Рефрен: Geld ist wirklich vulgär / Деньги - это вульгарно, богат тот, кто независим от внешних стандартов, общество богатых больше не экслюзивно, потому что там теперь Krethi и Plethi***. Много пережитой истории, доходчиво. Привожу развернутые цепляющие цитаты для занятых читателей:
В чем прелесть денег, если ради них надо работать?
Джордж Бернард Шоу
Джордж Бернард Шоу
Парадокс счастья заключается в том, что порой оно таится под маской несчастья, так же как и несчастье иногда наряжается в пестрые одежды счастья. Конечно, не всегда это становится ясным так быстро, как в случае с Говаром из Иллинойса, который выиграл в лотерею 3,6 миллиона долларов, а через несколько дней скончался от инфаркта, поскольку не смог перенести нервного напряжения. Или у «лотерейного Лотара», историю которого не так давно наперебой рассказывали газеты. Безработный выиграл 3,9 миллиона марок, вместо обычного пива пить марочное, приобрел «ламборджини», и пошло-поехало: алкоголь, вечеринки, очаровательные красотки. А через пять лет «лотерейного Лотара» не стало. То, что мы склонны называть счастьем, часто оказывается его противоположностью. Об этом метко высказался Оскар Уайльд: «Если Господь хочет покарать людей, Он прислушивается к их молитвам».
Мало того, можно даже предугадать в неудаче будущий успех. Если бы Набоков не оказался бедным эмигрантом, то превратился бы в богатого коллекционера бабочек и второразрядного поэта.
По-настоящему беден не тот, кому не хватает каких-то вещей а тот, кто вечно стремится к совершенному здоровью, совершенной красоте, совершенному богатству.
Грубо говоря, к богатству ведут два пути. Первый путь: работать, чтобы удовлетворить свои потребности; страдать, мучиться и мечтать о недоступных вещах, наконец, обрести их и осознать, что не в них счастье. Путь второй: изменить свои потребности.
Тот, кто надеется стать по-настоящему богатым, должен набраться смелости и отвоевать хотя часть собственной независимости.
Мало того, можно даже предугадать в неудаче будущий успех. Если бы Набоков не оказался бедным эмигрантом, то превратился бы в богатого коллекционера бабочек и второразрядного поэта.
По-настоящему беден не тот, кому не хватает каких-то вещей а тот, кто вечно стремится к совершенному здоровью, совершенной красоте, совершенному богатству.
Грубо говоря, к богатству ведут два пути. Первый путь: работать, чтобы удовлетворить свои потребности; страдать, мучиться и мечтать о недоступных вещах, наконец, обрести их и осознать, что не в них счастье. Путь второй: изменить свои потребности.
Тот, кто надеется стать по-настоящему богатым, должен набраться смелости и отвоевать хотя часть собственной независимости.
Меня с детства учили что досуг — это святое. Во время него человек остается один на один с самим собой. Лишь в свободное время, в собственное удовольствие люди делают действительно великие вещи. Эйнштейн придумал теорию относительности, плавая в лодке по Капутскому озеру. Лампочку изобрел немецкий часовщик, мастер на все руки, а Интернет — два компьютерных фрика, соединившие свои ЭВМ ради прикола. В книге «История культуры Нового времени» Эгон Фридель пишет, что многими великими открытиями человечество обязано игре изобретательного ума, простому дилетантскому удовольствию (diletto).
К счастью, умение хорошо провести досуг и склонность к игре я впитал еще с молоком матери. Слишком часто за последнюю сотню лет мои предки ходили на охоту и играли в карты. Надо сказать, что в ФРГ восьмидесятых годов у обедневших дворян охота уже не считалась феодальным развлечением. Для моего отца охота состояла из подъема среди ночи, долгого пути до владений знакомого или родственника, сидения на морозе в кустах и, наконец, спустя три дня, когда он уже насквозь пропах еловыми шишками, возвращения домой с гордой улыбкой и подстреленной вороной, которая приносила не меньше счастья, чем какой-нибудь носорог. Второе место занимала карточная игра. Если где-нибудь встретятся четверо моих родственников — дяди, тети или кузены, — без карт не обойдется. Если же до четырех не хватает одного, тут уж никому не отвертеться — за стол садятся даже люди с физическими недостатками. Например, тетя Ойле, у которой из-за болезни почти не поднимались веки. Она играла с закрытыми глазами и изредка бросала короткий взгляд, чтобы оценить ситуацию.
Знаменитый венгерский психолог Михали Шикжентмихали разработал понятие «flow», которым обозначается состояние полного погружения человека в какую-либо деятельность: время останавливается и человеку больше ничего не нужно.
Считается, что состояние «flow» положительно влияет на психику. Оно может возникать во время работы, но чаще всего появляется во время игры. Поэтому чем больше игрового начала мы привносим в работу, тем она нам приятней.
Несколько лет назад Фонд Михаила Горбачева собрал ведущих экономистов, политиков и предпринимателей мира в роскошном отеле в Сан-Франциско и предложил обсудить тему «Будущее трудоустройства».
Единогласное решение экспертов, среди которых были Маргарет Тэтчер, Джереми Рифкин и несколько нобелевских лауреатов, было таким: чтобы поддерживать мировую экономику в XXI веке, хватит двадцати процентов работоспособного населения. «Большее количество рабочей силы не потребуется».
Тогда же Джон Кейдж, топ-менеджер американской компьютерной компании «Сан Майкросистемс», во время публичных дебатов заявил: «Мы нанимаем только тех, кто нам нужен, сейчас это чаще всего талантливые индусы. Зачисление на работу производится с помощью компьютера, люди работают за компьютером, и же их увольняет. Мы оставляем себе только самых умных. Благодаря этому наш капиталооборот за лет вырос с нуля до шести миллиардов долларов».
Другой участник этих дебатов, Дэвид Паккард, один из основателей «Хьюлетт-Паккард», спросил Кейджа:
— Скажите, Джон, сколько незаменимых работников в вашей компании?
—Шесть. Может быть, восемь, без них нам пришлось бы худо. И для нас не имеет никакого значения, в какой стране они живут.
—А сколько всего работников сейчас в «Сан Системе»?
—Шестнадцать тысяч. И каждый из них—наш рационализаторский потенциал.
К счастью, умение хорошо провести досуг и склонность к игре я впитал еще с молоком матери. Слишком часто за последнюю сотню лет мои предки ходили на охоту и играли в карты. Надо сказать, что в ФРГ восьмидесятых годов у обедневших дворян охота уже не считалась феодальным развлечением. Для моего отца охота состояла из подъема среди ночи, долгого пути до владений знакомого или родственника, сидения на морозе в кустах и, наконец, спустя три дня, когда он уже насквозь пропах еловыми шишками, возвращения домой с гордой улыбкой и подстреленной вороной, которая приносила не меньше счастья, чем какой-нибудь носорог. Второе место занимала карточная игра. Если где-нибудь встретятся четверо моих родственников — дяди, тети или кузены, — без карт не обойдется. Если же до четырех не хватает одного, тут уж никому не отвертеться — за стол садятся даже люди с физическими недостатками. Например, тетя Ойле, у которой из-за болезни почти не поднимались веки. Она играла с закрытыми глазами и изредка бросала короткий взгляд, чтобы оценить ситуацию.
Знаменитый венгерский психолог Михали Шикжентмихали разработал понятие «flow», которым обозначается состояние полного погружения человека в какую-либо деятельность: время останавливается и человеку больше ничего не нужно.
Считается, что состояние «flow» положительно влияет на психику. Оно может возникать во время работы, но чаще всего появляется во время игры. Поэтому чем больше игрового начала мы привносим в работу, тем она нам приятней.
Несколько лет назад Фонд Михаила Горбачева собрал ведущих экономистов, политиков и предпринимателей мира в роскошном отеле в Сан-Франциско и предложил обсудить тему «Будущее трудоустройства».
Единогласное решение экспертов, среди которых были Маргарет Тэтчер, Джереми Рифкин и несколько нобелевских лауреатов, было таким: чтобы поддерживать мировую экономику в XXI веке, хватит двадцати процентов работоспособного населения. «Большее количество рабочей силы не потребуется».
Тогда же Джон Кейдж, топ-менеджер американской компьютерной компании «Сан Майкросистемс», во время публичных дебатов заявил: «Мы нанимаем только тех, кто нам нужен, сейчас это чаще всего талантливые индусы. Зачисление на работу производится с помощью компьютера, люди работают за компьютером, и же их увольняет. Мы оставляем себе только самых умных. Благодаря этому наш капиталооборот за лет вырос с нуля до шести миллиардов долларов».
Другой участник этих дебатов, Дэвид Паккард, один из основателей «Хьюлетт-Паккард», спросил Кейджа:
— Скажите, Джон, сколько незаменимых работников в вашей компании?
—Шесть. Может быть, восемь, без них нам пришлось бы худо. И для нас не имеет никакого значения, в какой стране они живут.
—А сколько всего работников сейчас в «Сан Системе»?
—Шестнадцать тысяч. И каждый из них—наш рационализаторский потенциал.
Когда Томас Мор в 1516 году писал свою «Утопию», давшую имя целому жанру литературы, то мечтал, что настанет время, когда людям не придется работать. Сегодня эта утопия почти осуществилась. Но есть один маленький нюанс: если меньшинство населения обладает постоянным доходом, то лишь у этого меньшинства остаются деньги на покупку товаров и услуг. Ханна Арендт еще в 1958 году, задолго до того, как сегодняшнее положение дел стало предсказуемым, писала в своей книге «Vita Activa»: «В будущем нас ждет общество, в котором закончится работа, тот единственный вид деятельности, благодаря которому общество существует. Что может быть ужаснее?»
Поэтому настоятельно рекомендуется найти себя и получить признание в том, что не имеет никакого отношения к оплачиваемой работе.
Поэтому настоятельно рекомендуется найти себя и получить признание в том, что не имеет никакого отношения к оплачиваемой работе.
А вот со времен Античности и до Реформации работа, напротив, считалась помехой настоящей жизни. Смысл и цель работы заключались в получении свободного времени. Именно такой подход пригодился бы нам сегодня! Работа снова должна восприниматься как неизбежное зло, а не как целительное средство, даже если без нее у нас в кошельке будет меньше денег. Надо снова вспомнить о том, что на протяжении длительных периодов нашей истории работа отнюдь не была достойным занятием. Достойным считалось помогать людям, лечить их, учить и защищать. Работали из-за нужды или из-за скупости. Лишь после Реформации у работы появилась моральная составляющая. Лютер был одним из тех, кто допустил роковую ошибку, смешав для последующих поколений смысл слов «профессия» и «работа».
Долгое время люди пытались придумать новую трудовую этику, и в какой-то момент сами пали ее жертвами. Работа и «право на труд» (по Марксу и Энгельсу, одно из основных прав человека и с той поры неизменный пункт политических программ всех немецких партий) стали для жителей Центральной Европы ключевыми категориями мышления. В связи с этим очень жаль, что зять Карла Маркса, Поль Лафарг, вызвавший гнев тестя книгой «Право на лень» (1880), так и остался второстепенным творцом истории.
Долгое время люди пытались придумать новую трудовую этику, и в какой-то момент сами пали ее жертвами. Работа и «право на труд» (по Марксу и Энгельсу, одно из основных прав человека и с той поры неизменный пункт политических программ всех немецких партий) стали для жителей Центральной Европы ключевыми категориями мышления. В связи с этим очень жаль, что зять Карла Маркса, Поль Лафарг, вызвавший гнев тестя книгой «Право на лень» (1880), так и остался второстепенным творцом истории.
Сегодня комната кажется роскошной,
если она пуста.
Ханс Магнус Энценсбергер
если она пуста.
Ханс Магнус Энценсбергер
Англичане считают, что их слово «home» нельзя перевести ни на один язык в мире, и пекутся о доме как о маленьком королевстве, в котором они полновластные правители. Все англичане, с которыми мне доводилось встречаться, обладают ярко выраженной способностью видеть в своем доме и цитадель, и что-то вроде дворца.
Дома рядовой застройки, некогда возведенные в пригородах Лондона, а сегодня поглощенные окрестными городами, первоначально (большинство в XIX веке) задумывались как небольшие усадьбы. Владельцы земли и фабрик строили для своих рабочих жилища, состоявшие из совершенно одинаковых модулей и до известной степени копировавшие господское имение. За каждым домом был крошечный парк (полоска зелени). Гостиная — люди больше не собирались у кухонной печи — называлась «drawing room», потому что туда после трудового дня удалялись рабочие (от глагола «to withdraw»). Здесь, как и в аристократическом доме, был камин. Такие поселения создавались, чтобы вывести рабочих из мрачных подвалов и хозяйственных построек.
Поднять уровень честолюбия, привить вкус и улучшить жизненные условия народа — часть викторианской идеологии. Сегодня, сотню лет спустя, многие могут устроить жизнь в отдельной квартире на таком уровне, который тогда был доступен лишь самым высоким общественным слоям. В нынешнее время вполне можно относиться к своему жилищу как к дворцу. А если трудно увидеть в квартире дворец, то уж точно можно воспринимать ее как просторный номер в гостинице. Самая маленькая квартира больше номера люкс в
шикарном современном отеле. Если вы печалитесь из-за того, что живете в двухкомнатной квартире, представьте, будто перед вами номер люкс с дополнительной кухней в одном из тех редких отелей, которые еще не стали жертвой глобальной стандартизации. Пусть ваша ванная станет спа-салоном. Все получится! В романе Жориса Карла Гюисманса «Наоборот» (1884), который упоминается в уайльдовском «Портрете Дориана Грея» как загадочная «желтая книга», великолепно описано, каким образом с помощью воображения можно почувствовать себя в ванной не хуже, чем в Тихом океане: «А если при этом подсолить себе воду, добавив в нее по рецепту из медицинского справочника хлористый магний, хлористый кальций и сульфат натрия; если достать из плотно закрывающейся коробки моток веревок или бечевки, специально купленный в магазине, где торгуют канатами и вес от прилавка до складских помещений насквозь пропиитано запахом гавани и прибоя; и если вдохнуть этот запах моря...»
Уют подразумевает мягкую мебель, элегантность — стоящие вдоль стены стулья. Уют раскатывает ковры, а элегантность оставляет пол непокрытым даже если это не паркет, а простой ламинат. Уют собирает вещи, элегантность выбрасывает. Уют любит маленькое пространство, элегантность — пустоту.
Один из главных врагов вкуса — боязнь холода и сквозняка. Люди стараются заставить все углы, застелить все полы коврами, использовать каждый сантиметр.
Один из главных врагов вкуса — боязнь холода и сквозняка. Люди стараются заставить все углы, застелить все полы коврами, использовать каждый сантиметр.
Но самый главный враг вкуса, безусловно, деньги. Это легко продемонстрировать на примере моего рода.
Постепенное обеднение из века в век оказало нам неоценимую услугу. Раньше в замках каждое новое поколе ние устраивало все по-своему. Прекраснейшие фрески были закрашены, изумительные рентгеновские столики (деревянные столики, сделанные в мастерской Абрахама и Давида Рентгенов в Нойвиде) выброшены ради чванливого ампира, а фантастическую мебель эпохи барокко сменил какой-то исторический хлам. Старая мебель полюбилась богатым совсем не так давно. Еще сто лет назад они при любой возможности стремились избавиться от «старья».
К счастью, в эпоху общего падения художественного вкуса у моих предков не осталось денег, чтобы еще раз поменять обстановку. Пришлось оставить и использовать мебель начала XVIII века. Финансовые кризисы не идут на благо культуре. Знаменитая мюнхенская церковь Фрауэнкирхе сохранила свои купола лишь потому, что в XVI веке у города не нашлось денег, чтобы заменить их остроконечными башнями. Так что
своим символом сегодняшний Мюнхен обязан тогдашней нищете.
Грубо говоря, чем больше денег, тем меньше вкуса.
Постепенное обеднение из века в век оказало нам неоценимую услугу. Раньше в замках каждое новое поколе ние устраивало все по-своему. Прекраснейшие фрески были закрашены, изумительные рентгеновские столики (деревянные столики, сделанные в мастерской Абрахама и Давида Рентгенов в Нойвиде) выброшены ради чванливого ампира, а фантастическую мебель эпохи барокко сменил какой-то исторический хлам. Старая мебель полюбилась богатым совсем не так давно. Еще сто лет назад они при любой возможности стремились избавиться от «старья».
К счастью, в эпоху общего падения художественного вкуса у моих предков не осталось денег, чтобы еще раз поменять обстановку. Пришлось оставить и использовать мебель начала XVIII века. Финансовые кризисы не идут на благо культуре. Знаменитая мюнхенская церковь Фрауэнкирхе сохранила свои купола лишь потому, что в XVI веке у города не нашлось денег, чтобы заменить их остроконечными башнями. Так что
своим символом сегодняшний Мюнхен обязан тогдашней нищете.
Грубо говоря, чем больше денег, тем меньше вкуса.
Про еду.
Еще существуют люди, которые полагают, будто их примут за представителей богемы, если они обмолвятся, что у них в холодильнике нет ничего, кроме бутылки шампанского и пленки «Кодак» (или лака для ногтей). Хотя подобные откровения давно не в моде. Во-первых, шампанское — это второсортный продукт, при его изготовлении используют виноград, непригодный для вина. А во-вторых, если разобраться, нет ничего вульгарнее, чем привычка пойти куда-нибудь хорошо поесть.
В таких городах, как Лондон, Париж и Вена, люди не стесняются приглашать друг друга к себе домой, вне зависимости от размеров квартиры. Не имеет значения, живет человек: в Кенсингтонском дворце, в доме рядовой застройки на Лэвендер-Хилл или снимает помещение в казармах. Можно пригласить друзей без особого повода, даже если дома нет ничего, кроме спагетти. Тот кто постоянно сидит в ресторанах, признает себя неудачником. Походы в ресторан были модными лишь в непродолжительную, но оттого не менее ужасную эпоху леди Дианы. Она сама подала плохой пример, так как часто бывала в «Сан-Лоренцо» на Бошам-Плейс (площади, которую англичане, проявляя изрядную глупость, упорно называют Байчем-Плейс), желая покрасоваться перед журналистами, а многие лондонцы слепо ей подражали. Но со временем все вернулось на свои места. Люди снова приглашают друг друга к себе, что не только элегантней, но и удобней.
Неудобства случаются, лишь когда ходишь в гости к нуворишам. Убранство стола у новоиспеченных богачей всегда такое, будто над ним поработал подсевший на экстази флорист. Гипс, песок, какие-то деревяшки, разрозненные цветы — все это вмонтировано в гигантские ящики и, если вы находитесь в Дюссельдорфе или мюнхенском районе Богенхаузен, опрыскано искусственной позолотой. Отдельные частицы этих скульптурных
групп нередко добираются до огуречного супа-пюре с кориандром и пиниевыми орешками — блюдо, которого, к счастью, нельзя отведать, потому что предназначенные для него ложки спроектированы Филипом Штарком и ими можно только любоваться. Перед гостем выстраивают целый ряд риделевских бокалов, куда наливается дорогое по цене, но дешевое на вкус вино, его можно выпить, подняв бокал и обменявшись многозначительным лядом с хозяином. Обычно рядом с тарелкой лежит карточка с вашим собственным
неправильно, но каллиграфическим почерком написанным именем. А ваши ушам предлагают прослушать бессмысленную болтовню о том, сколько хлопот доставляет дача в Фуэртевентупе.
Неудобства случаются, лишь когда ходишь в гости к нуворишам. Убранство стола у новоиспеченных богачей всегда такое, будто над ним поработал подсевший на экстази флорист. Гипс, песок, какие-то деревяшки, разрозненные цветы — все это вмонтировано в гигантские ящики и, если вы находитесь в Дюссельдорфе или мюнхенском районе Богенхаузен, опрыскано искусственной позолотой. Отдельные частицы этих скульптурных
групп нередко добираются до огуречного супа-пюре с кориандром и пиниевыми орешками — блюдо, которого, к счастью, нельзя отведать, потому что предназначенные для него ложки спроектированы Филипом Штарком и ими можно только любоваться. Перед гостем выстраивают целый ряд риделевских бокалов, куда наливается дорогое по цене, но дешевое на вкус вино, его можно выпить, подняв бокал и обменявшись многозначительным лядом с хозяином. Обычно рядом с тарелкой лежит карточка с вашим собственным
неправильно, но каллиграфическим почерком написанным именем. А ваши ушам предлагают прослушать бессмысленную болтовню о том, сколько хлопот доставляет дача в Фуэртевентупе.
На званый ужин обычно приглашают не больше семи гостей, чтобы можно было вести общий разговор, не разбивающийся на диалоги соседей. Треснутая тарелка никого не смутит, и если у супницы не отыщется второй ручки — всех это только порадует. Столовые приборы вполне могут быть собраны из вилок «Люфтганзы», ножей МВФ и в крайнем случае серебряных ложек.
Главное, не обращать особенного внимания на еду. Плохи хозяева, которые беспрестанно бегают между кухней и столом и просят прошения за то, что птица подгорела и соус не удался. Чем меньше заботятся о еде, тем лучше получается вечер.
Главное, не обращать особенного внимания на еду. Плохи хозяева, которые беспрестанно бегают между кухней и столом и просят прошения за то, что птица подгорела и соус не удался. Чем меньше заботятся о еде, тем лучше получается вечер.
__________
*Кризис аутентичности лежит в основе движения Дауншифтинг (от англ. downshifting – переход с высокооплачиваемой, но связанной с чрезмерным стрессом, нагрузками и отнимающей все свободное время работы на более спокойную, хотя и низкооплачиваемую по сравнению с прежней). "Еще в 50–60-х гг. некоторые американские ученые и политики, в частности, Артур Шлезингер-младший (Arthur Schlesinger), советник президента Кеннеди, всерьез предрекали наступление «эры праздности». Основываясь на том, что зарплаты растут, они предполагали, что в будущем для поддержания уровня жизни потребуется гораздо меньше усилий, рабочая неделя сократится почти в два раза, а на пенсию будут выходить в возрасте сорока". Дауншифтинг - это спуск по лестнице чужих желаний и целей, отказ от статусности и бездумного потребительства. Entschleunigung так звучит по-немецки новопридуманный антоним классическому Beschleunigung/ускорение.
** немецкий граф Александр фон Шёнбург, женат на Ирине, принцессе Гессенской. В аннотации сказано, что граф «знает, о чем пишет, так как его род постепенно беднел на протяжении пяти веков». Немцы делают еще прим. о родственных связях, мол, если тетя жены - английская королева...: Alexander von Schönburg ist Bruder der schwerreichen Gloria von Thurn und Taxis sowie der millionenschweren Maja Flick. Und außerdem ist die Queen, die Tante seiner Ehefrau.
*** Бедность входит в моду, становится стилем жизни, уже появилось название «nouveau pauvres chic». Немцы очарованы новой тенденцией, книга в десятке бестселлеров в Германии. То, что считалось не вполне приличным, сегодня считается модным, стильным и практичным. Начала ее вроде Анна Винтур, шеф-редактор американского «Вога», когда одобрила коллекцию Лагерфельда для недорогих магазинов H&M, потом звезды Голливуда стали расхаживать в винтажном виде и модным критикам пришлось придумать название «богемный шик», а сестры Ольсен из списка самых дурновкусных звезд перебрались в список самых стильных.
**** Krethi и Plethi - так называли телохранителей-наемников библейского царя Давида, критян и филистимлян. С ними считались, однако, считали плебсом, с которым "за один стол не садятся", что и вошло в поговорку.
