Потрясающий случай (fb2)

- Потрясающий случай [=Кошмарный случай] (пер. Галина Викторовна Винокурова) (Можете вы одолжить нам своего мужа?) 12K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Грэм Грин

Грэм Грин
Потрясающий случай

1

Утром в четверг на перемене между вторым и третьим уроком Джерома вызвали к директору школы. Неприятностей он не ждал, так как был в классе старостой — звание, которое владелец и директор довольно дорогой приготовительной школы присваивал надежным, проявившим себя с хорошей стороны мальчикам младших классов (староста потом становился стражником, и наконец перед отъездом из школы, как предполагалось в Марлборо или Регби, он становился рыцарем). Директор, мистер Уордсворт, сидел за столом с растерянным и удрученным видом. У Джерома, когда он вошел, появилось странное чувство, будто именно он стал причиной тревоги директора.

— Садись, Джером, — сказал мистер Уордсворт. — С тригонометрией все в порядке?

— Да, сэр.

— Мне звонили, Джером. Твоя тетя. Боюсь, у меня плохое известие для тебя.

— Да, сэр?

— С твоим отцом произошел несчастный случай.

— О.

Мистер Уордсворт посмотрел на него с некоторым удивлением. — Серьезный несчастный случай.

— Да, сэр?

Джером обожал (глагол абсолютно точный) своего отца. Как человек творит для себя Бога, так Джером сотворил своего отца — из неугомонного вдовствующего писателя он создал таинственного искателя приключений, путешествующего в отдаленных местах: Ницца, Бейрут, Майорка, даже Канарские острова. Позже, примерно в восемь лет, Джером решил, что его отец или контрабандист, или агент Британской секретной службы. Сейчас ему пришло в голову, что отец мог быть ранен автоматной очередью.

Мистер Уордсворт постукивал линейкой по столу. Казалось, он не знал, как продолжить разговор. Он сказал:

— Ты знаешь, что твой отец был в Неаполе?

— Да, сэр.

— Твоя тетя получила сегодня из госпиталя известие.

— О.

Мистер Уордсворт произнес в отчаянии:

— Это было уличное происшествие.

— Да, сэр? — Джерому показалось вполне возможным, что они назовут это именно уличным происшествием. Полиция, конечно, первой открыла огонь; отец не мог бы убить человека — только в случае крайней необходимости.

— Боюсь, что твой отец в самом деле очень серьезно пострадал.

— О.

— Дело в том, Джером, что он умер вчера. Совершенно без боли.

— Они выстрелили ему прямо в сердце?

— Подожди. Что ты сказал, Джером?

— Они выстрелили ему прямо в сердце?

— Никто не стрелял в него, Джером. На него упала свинья. — Необъяснимые конвульсии исказили лицо мистера Уордсворта; на мгновенье показалось, что он вот-вот засмеется. Он закрыл глаза, расслабил мышцы лица и заговорил очень быстро, как если бы требовалось рассказать эту историю как можно быстрее: «Твой отец шел по улице в Неаполе, когда на него упала свинья. Потрясающий случай. Очевидно, в бедных кварталах Неаполя на балконах держат свиней. Эта свинья находилась на пятом этаже. Она стала слишком жирной. Балкон рухнул. Свинья упала на твоего отца.»

Мистер Уордсворт быстро вышел из-за стола и встал у окна, повернувшись к Джерому спиной. Его слегка трясло от эмоций.

Джером спросил:

— Что случилось со свиньей?

2

Со стороны Джерома это не было черствостью (именно этим объяснил своим коллегам мистер Уордсворт реакцию Джерома, он даже поставил на обсуждение вопрос о соответствии Джерома званию старосты). Джером всего лишь пытался представить себе эту странную картину, чтобы разобраться в деталях. Не был Джером и мальчиком, способным заплакать; он был размышляющим мальчиком. В приготовительной школе ему и в голову не приходило, что обстоятельства гибели его отца комичны — просто это была еще одна тайна жизни. Лишь позже, в первом семестре закрытой частной школы, когда Джером рассказал эту историю своему лучшему другу, он понял, какой эффект она производит на слушателей. Естественно, после такого откровения его стали называть, совершенно незаслуженно — Свиньей.

К сожалению, тетка Джерома не обладала чувством юмора. На фортепьяно стояла увеличенная фотография отца: крупный печальный мужчина в черном не по сезону костюме с зонтиком для защиты от солнца позировал на Капри на фоне Фараглионских гор. К шестнадцати годам Джером уже понял, что на портрете изображен скорее автор вещей «Солнечный свет и Тень» и «Прогулки на Балеарских островах», чем агент Секретной службы. Тем не менее он чтил память о своем отце: он все еще хранил альбом с почтовыми открытками (марки были уже давным давно отклеены для другой коллекции) и ему было больно, когда тетка заводила с посторонними разговор о смерти отца.

«Потрясающий случай», — начинала она, и слушатель подготавливал лицо для выражения заинтересованности и соболезнования. Обе реакции были, конечно, фальшивыми, но Джерому мучительно было наблюдать, как неожиданно в середине бессвязного рассказа интерес становился подлинным. «Я не могу представить себе, как подобные вещи могут быть разрешены в цивилизованной стране, — продолжала его тетка. — Полагаю, Италия считается цивилизованной страной. Конечно, за границей готовишься к любым неожиданностям, а мой брат был большим путешественником. Он всегда имел при себе фильтр для воды. Знаете, это значительно дешевле, чем покупать все эти бутылки с минеральной водой. Брат всегда говорил, что фильтр оплачивает ему вино к обеду. Уже отсюда вы можете понять, каким осторожным человеком был мой брат. Но кто мог предвидеть, что на Виа Дотторе Мануэле Панучи, когда он шел в Гидрографический музей, на него упадет свинья?» Именно в этот момент интерес становился подлинным.

Отец Джерома не был выдающимся писателем. Но, по-видимому, после смерти писателя всегда наступает момент, когда кто-нибудь решает, что стоит написать письмо в «Таймс литерери саплемент» с сообщением о подготовке его биографии и о желании ознакомиться с любыми письмами, документами или выслушать любые истории от друзей умершего. Бóльшая часть биографий, конечно, так никогда и не появляется (интересно, не является ли все это тайной формой шантажа и не старается ли потенциальный автор биографии или диссертации найти таким образом средства, чтобы закончить свое образование в Канзасе или Ноттингеме). Но Джером, будучи дипломированным бухгалтером, был далек от литературного мира. Он не понимал, что угроза была на самом деле ничтожно мала и что опасный для кого-нибудь период, связанный с тайной его отца, давно прошел. Чтобы до минимума сократить элемент комизма, он иногда мысленно репетировал возможные способы объяснения гибели отца — совсем отказаться сообщить информацию было бы неверно, так как в этом случае биограф несомненно посетил бы его тетку, дожившую до преклонного возраста без каких-либо признаков слабости.

Джерому казалось, что существуют два возможных варианта. Первый подводил к несчастному случаю постепенно: слушатель был так хорошо подготовлен к моменту описания несчастья, что сама смерть наступала в действительности как разрядка напряжения. Главным препятствием для смеха в таком изложении всегда была неожиданность. Репетируя этот вариант, Джером приступал к рассказу довольно обычно.

«Вы знаете Неаполь и эти высокие жилые здания? Кто-то рассказывал мне однажды, что неаполитанцы всегда чувствуют себя в Нью-Йорке как дома, точно так же, как человек из Турина чувствует себя как дома в Лондоне потому, что река в обоих городах течет почти в том же направлении. Так о чем я? А, да... Неаполь, конечно... Вы не поверите, что держат на балконах этих жилых небоскребов в бедных кварталах — не белье, не постельные принадлежности, но, представьте себе, домашних животных, цыплят или даже свиней. Свиньи, конечно, от неподвижности быстро набирают вес». Он представлял себе, как к этому моменту потускнеют глаза его слушателя. «Я понятия не имею (а вы?), какой тяжести могут быть свиньи, но все эти старые здания несомненно нуждаются в ремонте. Под одной из таких свиней на пятом этаже рухнул балкон. Падая, она ударилась о балкон на третьем этаже и рикошетом отскочила на улицу. Мой отец шел в Гидрографический музей, когда на него упала свинья. Упав с такой высоты и под таким углом, она сломала ему шею». Это была поистине мастерская попытка превратить интересный сам по себе факт в обыденный.

Другая версия, которую репетировал Джером, отличалась краткостью изложения.

— Моего отца убила свинья.

— В самом деле? В Индии?

— Нет, в Италии.

— Как интересно. Я и не знал, что в Италии существует охота на кабанов. Ваш отец увлекался поло?

Спустя некоторое время, не слишком рано, но и не слишком поздно, Джером, будто изучив как дипломированный бухгалтер статистику браков и выведя среднюю величину, обручился с девушкой двадцати пяти лет с приятным свежим личиком. Отец ее был врачом в Пиннере. Ее звали Салли, любимым писателем ее был Хью Уолпол. Она полюбила младенцев с тех самых пор, как в возрасте пяти лет ей подарили куклу, которая могла закрывать глаза и делать пи-пи. Их отношения с Джеромом можно было охарактеризовать скорее чувством удовлетворения, а не волнения, как и подобает роману дипломированного бухгалтера; роман не имел бы места, если бы он вступил в противоречие с цифрами.

Одна мысль, однако, беспокоила Джерома. Теперь, когда через год он сам мог стать отцом, его любовь к умершему человеку усилилась; он понимал, какие чувства заключались в почтовых открытках. Он испытывал неодолимую потребность защитить свои воспоминания и опасался, выдержит ли его спокойная любовь, если Салли окажется настолько бесчувственной, что засмеется, когда услышит историю смерти его отца. Она неизбежно услышит об этом, когда Джером привезет ее к тетке на обед. Несколько раз он сам пытался ей рассказать, так как она, естественно, хотела знать обо всем, что его касалось.

— Ты был очень маленький, когда умер твой отец?

— Мне было только девять лет.

— Бедняжка, — сказала она.

— Я был в школе. Мне сообщили об этом.

— Тебе было очень тяжело?

— Я не помню.

— Ты никогда не рассказывал мне, как это произошло.

— Это было совершенно неожиданно. Уличное происшествие.

— Никогда не езди быстро, хорошо, Джемми? (Она стала называть его «Джемми».)

Второй вариант — охоту на кабанов — было слишком поздно использовать.

Они собирались тихо расписаться в бюро регистрации браков, а медовый месяц провести в Торке. Он откладывал визит к тетке до тех пор, пока не осталась всего лишь неделя до свадьбы; наконец тот вечер наступил, а он все не мог признаться себе, было ли это опасение за память об отце или за сохранность своей собственной любви.

Все произошло слишком быстро.

— Это и есть отец Джемми? — спросила Салли, взяв в руки портрет мужчины с зонтиком.

— Да, дорогая. Как вы догадались?

— У него глаза Джемми и лоб, не правда ли?

— Джером давал вам его книги?

— Нет.

— Я подарю вам полное собрание его сочинений на свадьбу. Он писал так трогательно о путешествиях. Самая моя любимая — это «Глухие уголки и трещины». У него могло быть большое будущее. Всему помешал этот потрясающий случай.

— Да?

Джерому хотелось выйти из комнаты и не видеть, как любимое лицо исказит непреодолимый смех.

— Я получила столько писем от читателей после того, как на него упала свинья. — Тетка никогда прежде не действовала так внезапно.

И тогда произошло чудо. Салли не засмеялась. Она выслушала эту историю, широко раскрыв от ужаса глаза; затем она произнесла:

— Как ужасно! Это наводит на размышления, правда? Такой случай. Среди ясного неба.

Сердце Джерома задрожало от радости. Словно она навсегда унесла его страхи. Возвращаясь в такси домой, он целовал ее с бóльшим, чем когда-либо, чувством; она возвращала поцелуи. Перед бледно-голубыми глазами Салли стояли младенцы, младенцы, которые хлопали глазами и делали пи-пи.

— Через неделю, — произнес Джером, и она стиснула его руку. — О чем задумалась, дорогая моя?

— Интересно, — спросила Салли, — что случилось с бедной свиньей?

— Скорее всего они приготовили из нее обед, — ответил Джером весело и снова поцеловал свое дорогое дитя.