Рыжков Александр Сергеевич : другие произведения.

Ищейки Смерти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.19*125  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Немецкое издательство YAM Young Authors' Masterpieces Publishing выпустило книгой мою дилогию "Техномонстры". Она состоит из двух романов - "Заточённые души" и "Ищейки Смерти". Спешите купить прекрасный подарок для близких, увлекающихся фэнтези. Книга вышла ограниченным тиражом и на всех её не хватит, конечно же. Это особенное издание для тонких ценителей. Не упустите свой шанс! Заказать книжку можно здесь! Краткое описание: Три года, как Тризолус мёртв. Три года, как остатки его когда-то величественной армии бродят жалкими ржавеющими железяками по Главному Материку. Это конец Эпохи Техномонстров? Неужели даже отпетый негодяй Парфлай - ученик Тризолуса - способен обратиться к добру? А победившие его хозяина герои - погрязнуть в зле? И кто этот незнакомец, в подземных катакомбах создающий армию механических зверей? Древние тайны бывают убийственны? Самое время браться за дело Ищейкам Смерти...

Техномонстры [Рыжков Александр]

Немецкое издательство YAM Young Authors' Masterpieces Publishing выпустило книгой мою дилогию "Техномонстры". Она состоит из двух романов - "Заточённые души" и "Ищейки Смерти". Спешите купить прекрасный подарок для близких, увлекающихся фэнтези. Книга вышла ограниченным тиражом и на всех её не хватит, конечно же. Это особенное издание для тонких ценителей. Не упустите свой шанс!

  Заказать книжку можно здесь здесь!

Рыжков Александр. Ищейки Смерти

  
   Глава 1: Лунная бойня
  
   Линтус Безупречный тяжело вздохнул: уже начинало светать, а наёмники всё не появлялись. Благо, до зенитной фазы лун оставалось полтора десятка дней!
   А за окном всё не унималась разъярённая толпа. Охрана едва сдерживала её у главного входа.
   "О Великий Мастук, - принялся мысленно молиться Линтус, - помоги мне... Помоги всем нам! Пусть эти пресловутые любители наживы, головорезы и кровавые ищейки в одном лице оправдают хоть частицу тех слухов, которые о них ходят..."
   Возмущения толпы стихли. Повисла тишина сродни той, что обычно бывает на кладбищах в жаркий день. Нет, всё же не полная тишина - издали доносился едва различимый топот копыт. Он всё нарастал, смешиваясь с отвратительным скрипом плохо смазанных металлических колёс. Линтус с надеждой выглянул в окно и увидел, как подъехала карета, запряжённая тремя гнедыми и одним вороным. Управляла каретой (какая дикость!) рыжеволосая девушка в тёмно-синем плаще. Смолкшая толпа вмиг расчистила дорогу к входу. Двери кареты с визгом петель разверзли створчатую пасть и выплюнули на землю громадного люрта. Рассветное солнце поблескивало на его лысой голове и правом роге (вместо второго рога одиноко торчал обрубок). Вслед за ним вышел сгорбленный прим. Глядя на его тёмно-фиолетовую шерсть, Линтус сделал вывод, что прим не из здешних мест. Скорее всего - с Южного побережья. За примом следовал седой крот. А сразу за кротом - коренастый человек. Одетый, как и большинство бандитов средней руки, в кожаную броню. Тем временем девушка-кучер распрягла лошадей, поручила их кому-то из оторопелой толпы и тут же направилась следом за соратниками.
   Это они!
   Двери в кабинет Главы города отворились, и впустили долгожданных гостей.
   - От лица всего нашего скромного городка Гродиц, - торжественно начал Линтус Безупречный, - хочу поблагодарить вас за столь великую честь...
   Человек в кожаной броне резко поднял руку и скорчил мучительную мину, от чего остальные слова сухим комком застряли в горле Главы города.
   - Ближе к делу, толстяк, - грубо потребовал наёмник.
   Лицо Линтуса налилось кровью. Если бы кто-то другой позволил себе хотя бы половину подобной дерзости - последствия для наглеца были бы крайне плачевными... Но сейчас совсем другие обстоятельства. И, преодолевая невыносимые душевные терзания, пришлось смириться. Собрав растерянную на миг волю в крепкий кулак, Глава города заговорил вновь:
   - Это повторилось уже трижды... Каждый раз - в ночь зенитной фазы лун.
   - Кто-то видел убийцу? - спросила рыжеволосая.
   Линтус повернулся к ней. Его лицо было усталым и беспомощным.
   - Нет, никто не видел. Каждый, кто мог увидеть - мёртв... Эта проклятая тварь не оставляет в живых никого. Ни стариков, ни женщин, ни детей. Забирается в окна домов. Да что там забирается - проламывает их громадным телом, оставляя после себя лишь клоки жёсткой чёрной шерсти. И начинает есть... Не зная меры и жалости... От каждого убитого она отъедает немного... Гирен подери, в последний раз она вырезала два десятка душ!
   - Вы пытались давать отпор? - вновь заговорила девушка.
   Глава взорвался подобно пороху:
   - Я похож на человека, который при первом же случае обращается к наёмникам?! Репутация! Моя репутация как Главы города - безупречна! Все вопросы я решаю сам!
   - Да, и поэтому в прошлый раз вырезали два десятка душ... - ехидно вставил человек в кожаной броне.
   Глава города пропустил шпильку мимо ушей.
   - Мы устраивали облавы, ставили ловушки. Но ни одна ловушка не сработала. Ни один солдат из облавы не выжил... - налитое гневом лицо Линтуса вмиг приняло спокойное выражение. - Пятьсот золотых.
   Коренастый задумчиво почесал гладковыбритую щеку:
   - Интересно, откуда в меленьком и непримечательном городке такие богатства...
   В глазах Линтуса вспыхнул и тут же потух огонёк ярости затравленного зверя:
   - Это не должно вас касаться... Ваше дело - убивать по приказу заказчика. Наш город - ваш заказчик. Вы возьмётесь за дело?
   - Нам вначале нужно ошмотреть мешто пошледней бойни, - зашепелявил прим.
   - Моя охрана сопроводит вас.
   - Это единственное, на что они способны, - коренастый человек оглянулся на появившихся из ниоткуда люртов, - проводить к месту своей неудачи...
   Линтус ничего не ответил на очередную колкость. Его охранники тоже. Да и вряд ли, судя по их туповатым лицам, они могли ответить что-то связное.
   Наёмники отправились следом за люртами. Сквозь расступившуюся толпу, через массивы убогих, но убранных улочек, мимо уныло похожих друг на друга стрельчатых лачуг, вдоль в удивлёнии распахнутых округлых окон, вглубь выкупанной бедности, натёртых до блеска трещин в стенах, вылизанных, вымытых, вычищенных тряпок-одежд... В сердце маленького городка под названием Гродиц.
   Это место отличалось от остальных в городе - чувствовалось сразу. Было тихо. Невыносимо тихо. Мертвецки тихо... Цепь домов зияла ранами выбитых окон. Сопровождавшие люрты остановились. Один из них, должно быть старший, махнул рукой в сторону ближайшего дома, мол, дальше охранники идти не намерены, это уже не их забота.
   Первым к дому подошёл прим. Осмотрел выбитое окно и вытащил из трещины в раме застрявшую шерсть. Чёрная, упругая, длиной с кисть человека. Такая может принадлежать множеству свирепых существ: как простым, так и потусторонним. К приму подошли товарищи. Нет, внутрь они заходить не станут. Изувеченные тела жертв бойни давно уже убраны и преданны огню. А разглядывать засохшую кровь по всему помещению - занятие не из приятных. Гораздо проще положиться на чутьё своего товарища, которое ещё ни разу не подводило.
   Однорогий люрт сжал в могучем, испещрённом шрамами кулаке клок шерсти. Его глаза закрылись, но было видно, как под веками бегают тараканы зрачков. Его губы дрожали, вычерчивая силуэты немых слов. Так он простоял несколько минут.
   - Чёрный, - произнёс он.
   - Кто? - спросил прим.
   - Волк, - еле слышно ответил люрт.
   - Просто замечательно! - брызнул слюной коренастый в кожаной броне. - Нет ничего лучше, чем за волком охотиться!
   - Тартор, ты можешь хоть сейчас не быть желчным занудой? - осадила его рыжеволосая.
   - Главный, - выдохнул люрт и выпустил из рук шерстяной комок. Комок подхватило ветром и понесло, как перекати-поле, по безлюдной дороге.
   Коренастый мужчина только открыл рот, но его перебил прим, пристально глядящий на новый поднятый с разбитого подоконника клочок шерсти:
   - В дне пути на юго-вошток начинаетша Приожёрное Редколешье... - сообщил он, спрятав шерсть в один из набедренных карманов.
   - Не думаю, что там мы найдём убийцу, - сказал седой крот. - Волки любят чащи...
   - Я согласна с Морротом: Редколесье - обиталище зайцев и крысонов. Слопров - в крайнем случае. Там хватает и хищников. Но мелких - до чёрных волков им далековато...
   - Так что же будем делать? Дальше на месте топтаться? - спросил Тартор.
   - Нужно идти к Главе города, - сказал прим. - Предлагаю жа дело вжятьша. Кто против?
   Никто не ответил.
   Наёмники подошли к стоявшим всё это время в стороне люртам-охранникам и потребовали отвести обратно к Линтусу. Но стоило им двинуться с места, как из-за домов неподалёку вышла толпа людей. Впереди всех шёл Глава города.
   - Мы принимаем ваш заказ, - с вызовом сказала рыжеволосая, обводя толпу взглядом.
   - Я и не сомневался, - твёрдым, как калёная сталь, голосом ответил Линтус. - Вот здесь, - стоявший за ним люрт поднял над головой кожаный мешочек, - двести пятьдесят золотых. Вы все, - Глава обвёл взглядом толпу, - знаете, как тяжело они нам достались, - с этими словами люрт швырнул мешочек к ногам Тартора. - Если вы, Ищейки Смерти, избавите наш город от безжалостного убийцы, то получите ещё столько же!
   - Настоящие... - попробовав на зуб монету, одобрил Тартор.
   - У вас есть время до следующей зенитной фазы лун. Вы должны принести нам его голову! - приказывал Линтус Безупречный под одобрительный гул толпы. - И мы приколотим её к главным воротам! Чтобы никто больше не осмелился нападать на нас!
   Дальнейшие слова были не важны. Главное уже решено - Ищейки Смерти взялись за предложенное дело. А если так, то можно не сомневаться: рано или поздно, заказ будет исполнен...
  
   Главным стратегом в команде безоговорочно считался Тос. Хотя до лидера он не дотягивал - сказывалось каторжное прошлое на серебряных приисках Шахтной цепи. Семь лет туго передавленные металлическими оковами запястья и щиколотки, тянущие к земле цепи, обжигающий невыносимой болью кнут надзирателя и труд... чудовищный, хуже любой самой изощрённой пытки... труд. В сотнях метров от ближайшего выхода - глотая каменную пыль, смешанную со спёртым до головокружения воздухом, откалывать киркой кусочек за кусочком гранитные внутренности земного чрева... Те единицы, которые доживали до освобождения, были уже совсем не такими, какими попадали в шахты. Это были уставшие, измученные, подавленные существа - блеклые тени своих былых обличий. Обречённые доживать укороченный изувеченным здоровьем век в молчаливой, инертной злобе ко всему вокруг, включая самих же себя. Тос всегда был умным примом. Говорили, что до ареста он возглавлял какую-то шайку анархистов в своём родном городе Нортисп. Всё бы ничего, вздумай прим остаться простым местным смутьяном. Но, видимо, этого оказалось недостаточно столь умному и амбициозному мыслящему. Он замахнулся куда выше: решил изменить порядки в городе. Его идеи тотальной анархии мешал лишь один подводный камушек в лице городского сената. Тщательно всё обдумав, Тос, во главе своих вооружённых сподвижников, приблизился к зданию сената. Благодаря этому, увы, вся его последующая жизнь пошла под откос. Восстание подавили с такой же лёгкостью, как, к примеру, смазывают лечебным отваром зудящий прыщ. Большинство бунтовщиков были убиты, а остальных, вместе с Тосом, сослали, как это и полагается по Закону, на каторжные работы в Шахтной цепи.
   Но если Тос и был безразличным, отделённым от тела мозгом Ищеек Смерти (кстати, именно он придумал такое название), то Филика - играла роль тех нервных узлов и окончаний, соединяющих его со всеми остальными частями тела. Да, именно рыжеволосая красавица Филика была лидером в их команде. Но не из-за своих сводящих мужчин с ума внешних данных, а только лишь благодаря твёрдости характера и кристальной чистоте рассудка. И горе тому, кто посмел бы не выполнить её приказ!
   Выслеживать чёрного волка ещё никогда не приходилось, поэтому в команде витали противоречивые мнения. Тартор, в меру своего упрямства, не был согласен с большинством и тянул проводить поиски в Приозёрное Редколесье. Филика и Моррот были категорически против этого и предлагали остаться в городе и устроить засаду при следующей зенитной фазе лун. Но тут возникал очень большой риск: город не так уж мал, где делать засаду? Надеяться на помощь местных воинов - наивно и даже смертельно опасно. Но что же тогда? Ближайшее обиталище чёрных волков - Седой Лес. Но до него, как известно, четыре дня путешествия на карете... И даже если убийца укрывается там, то найти его среди бескрайних непролазных чащ будет просто невозможно. Лирк отмалчивался: видений больше не следовало, значит, предлагать что либо - смысла не имело. А из сложившихся мнений слишком сложно выбрать одно - все они далеки до идеальных. А вот Тос, который сам вначале подал идею про Приозёрное редколесье, предложил начать прочёсывать местность вокруг города. Да, наивно надеяться найти следы - пусть и громадного зверя - на засохшей земле, постоянно осыпаемой песками благодаря крутому нраву здешних ветров. Но мизерный шанс наткнуться хоть на малейшую зацепку всё же есть!
   Ну вот, Тос опять спас положение. Филика, как это обычно бывало, приняла его мнение за своё и заставила остальных сделать то же самое.
   Решено: разбить лагерь близ северной окраины города; расписать график, выбрать для каждого направления поисков; преступить к выполнению своих новоприобретённых обязанностей.
   Лагерь, как и всегда, состоял из кареты, кожаного навеса и пасущихся рядом лошадей.
   В первое дежурство пошли Филика с Тосом - в юго-западном направлении, а Тартор и Лирк - в юго-восточном. Моррот остался охранять лагерь.
   Как и ожидалось, первый день поисков не дал абсолютно никаких результатов. Раздосадованные, но в то же время и заразившиеся азартом поисков, наёмники легли спать.
   Товарищи Тартора все как один спали без задних ног. Громогласный храп Лирка молотом выбивал сон из утомившейся за целый день головы. Мысленно выругав собрата всеми существующими и несуществующими ругательствами, Тартор скинул стёганое одеяло и направился к карете. Ветра не было. Воздух стоял холодный, но на редкость чистый. Очертания первой луны бледно просвечивали сквозь чёрные облака. Хилый рожок второй луны сквозь трещину в облаках забрызгивал платиновым светом угловатые ветви растущего повсюду пустынника. Звёзд практически не было видно. Порывшись в багажных сундуках, Тартор добыл кувшин с вином - верное средство от любой бессонницы.
   "Кружки - для слабаков!" - с этой непоколебимой, как гранитный монолит, мыслью он сделал несколько смачных глотков из горлышка. Но не успело вино сделать своё волшебное дело, как невдалеке послышался треск веток. Тартор обернулся на шум, и тут же его тело зажало ледяными тисками ужаса.
   Из кустов пустынника, небрежно перебирая лапами, вышел волк. Приглушённого лунного света едва хватало, чтобы выхватить из мрака его грозные очертания. Но сомнений быть не должно: это волк. Чёрный волк... Это не новость, что глаза волков блестят в темноте - они отражают свет. Так они могут хорошо видеть даже при свете немногочисленных звёзд. Но у этого волка они блестели не как у обычных зверей. В них витал зловещий красноватый оттенок. Оттенок, предвещающий собою смерть...
   Ближайшее оружие лежало в сундуке кареты. Тартор стоял как на ладони: одетый в спальные одежды, оцепеневший от страха, один...
   Работа хорошего, опытного наёмника заключается отнюдь не в постоянных рыцарских сражениях с заказанными для умерщвления мыслящими. Нет, нет и ещё раз нет! Это романтизированное мнение, бытующее у большинства жителей Главного Материка - более чем ошибочно. Наёмник - это профессионал, любым способом достигающий поставленной цели. И чем выше его профессионализм, тем больше этих способов в его арсенале. Зачем, к примеру, идти в лоб сумасшедшему люрту, размахивающему палицей? Почему бы не дождаться, пока люрт уснёт, а потом подлить яд в его флягу с чёрным вином? Так ведь гораздо-гораздо проще... А если заказанный - отшельник, живущий, к примеру, где-нибудь в оледенелых пещерах Горного Хребта Печали? Нужно быть готовым отправляться в длительное леденящее не только душу, но и тело путешествие. О том, что при этом нужно иметь с собой весь необходимый инвентарь - и заикаться не стоит... А если заказанный скрывается где-нибудь в богами забытых окрестностях, в которых говорить никогда не говорили на всеобще-принятом языке? Нужно, в таком случае, знать местные диалекты: чтобы расспросить, попросить, припугнуть... И многое, многое другое!
   Ищейки Смерти не были исключением. В их багажных ящиках лежало много вещей, способных облегчить столь трудную работу. Но одними вещами всё не кончалось. Филика, подбирая помощников, смотрела не только на их умение рубить головы и крушить кости (что немаловажно, нужно отметить), но и на их интеллектуальные способности. Склонность к обучению, анализу ситуаций и так далее. В общем, каждый в её отряде был способен на многие вещи. Владение языком волков - было одним из них. Поэтому Тартор, сбросив с себя потрескавшийся лёд первичного страха, начал узнавать в рычании и скулеже "ночного гостя" знакомые слова.
   - Приветствую тебя, ничтожное создание. Меня зовут Ворк. Я вожак своего сильного племени. А кто ты?
   - Тартор, охотник за головами, наёмник, - стараясь скрывать дрожь в голосе, представился человек.
   - Я чувствую твой страх, ничтожество... Но он... Не такой... Не тот, что нужен... Ты мне неинтересен... И твои соратники по стае - они такие же как ты. Ваш страх не такой сильный, как у других. От вас мало пользы...
   - Это ты убил тех несчастных жителей Гродица? - Тартор добился полной твёрдости голоса.
   - Когда луны вверху - я хочу есть... Сильно хочу...
   - Ты должен убраться из этого города прочь!
   - Нет. Вы - те, кому заплатил предводитель городских ничтожеств за мою шкуру. Но вы - мне неинтересны. Ваш страх - не будет вкусным... Я не хочу портить себе аппетит вами... Убирайтесь прочь! Не мешайте моему пиршеству!
   Волк замолчал. Его глаза злобно смотрели на Тартора. Его пасть скалилась. Слабый лунный свет падал на громадные желтоватые клыки. Сколько душ отправили эти клыки в потусторонний мир - было даже страшно подумать...
   Тартор стоял на месте. Смотрел убийце прямо в глаза. Что делать в сложившейся ситуации? Кинься наёмник к карете, закричи, пустись бежать - всё равно исход один. Смерть...
   Раздался невероятно громкий для столь тихой ночи выстрел. За ним последовал второй. Волк взвыл от дикой боли, свинцовым шариком вгрызшейся в его бедро. Филика подняла вторую пару пистолетов, но выстрелить так и не удалось: враг помчался прочь.
   - Ты цел? - подбежал к Тартору Тос.
   Тартор лишь миг глядел на него непонимающим взглядом, а затем сипло закричал:
   - Да не стой же ты, баклажан фиолетовый, в погоню! Это был убийца!
   Но в погоню так никто и не отправился. Вскоре помутнённый жаждой преследования рассудок прояснился, и Тартор осознал бессмысленность своего требования. Чёрные волки - непревзойдённые мастера ночной маскировки. Последствия погони в подавляющем числе случаев оказались бы крайне плачевными... Даже самый ленивый и бестолковый наёмник это знает. Придётся ждать утра.
   - Гиренов сын, он ведь был у нас в руках! - не унимался Тартор. - Пусти ты пулю в его тупую мохнатую башку!
   - Славь своих богов, в особенности любимую Сифу, что в этой темноте хоть раз попала! - грубо ответила Филика.
   - Так! Ты что-то имеешь против моей богини Сифы? - возмутился Тартор.
   - Да, я против покровительства воровства. В любом, даже безобидном проявлении, - призналась Филика.
   - Да ты, безбожница, вообще против любого покровительства! - выпалил Тартор.
   - Закрой свою разящую нечищеной драговой глоткой пасть! - продолжала любезничать Филика. - Богам до нас дела нет. Никогда не было и никогда не будет! Ты это хотел от меня услышать?! Всё зависит только от наших усилий. Абсолютно всё!
   - Мне тошно вас слушать, - заключил Моррот, после чего все замолкли. - Вы забываете, что нам ещё нужно выполнить контракт.
   - Волк большой. Волк злой. Волк мстить, - добавил Лирк.
   - Нужно выдвигаться на рашшвете, - сообщил Тос. - Теперь будет гораждо проще его найти. Как ты говоришь, его жовут? Ворк? Вожак чёрных волков? Я удивляюшь, как это он тебя ещё в живых оштавил.
   - Эта тварь сказала, что жрёт чужой страх. Наш страх ей не по вкусу... - вспомнил ужасающий разговор Тартор.
   - Упивается предсмертными мучениями, - с ненавистью прошипела Филика. - Как это похоже на чёрных волков... Всё, разговором здесь не поможешь. Завтра предстоит тяжёлый путь. Нужно набраться сил. Не стоило нам быть такими беспечными: с этого момента, каждую ночь двое будут на страже. Утром - смогут отоспаться в карете. Сегодня это будет, - она зло посмотрела на Тартора, - Тартор и...
   - Эй! Ты это специально? - возмутился коренастый.
   - Приказы не обсуждаются, забыл? - улыбка в первозданном злорадстве растеклась по красивому женскому лицу. - Так, Лирк, будешь вторым дежурным?
   - Я перехочу спать, - забасил люрт. - Филика говорит - я делаю.
   - Вот и отлично. До рассвета осталось не так уж и много.
   До утра всё прошло спокойно. Стоило солнцу лишь краешком показаться из-за пустынного горизонта, как Ищейки Смерти отправились в путь. Им повезло, что ночь выдалась безветренной. Начальное направление взять было не сложно: пятна засохшей на земле крови ещё не успели заместись песком. Волк бежал на северо-запад.
   К обеду кровавый след был утерян. Видимо, зверь сумел окончательно зализать рану. Судя по тому, сколько крови он потерял - передвигаться ему крайне тяжело. По идее, он давно должен был замертво свалиться ещё несколько часов назад. Крепкий попался. Но ненадолго его должно хватить. Даже у самых выносливых существ когда-то кончается запал. Сомнений нет - он где-то неподалёку. Еле плетётся, часто отдыхает, тяжело дышит. Он уже не жилец! Осталось только добраться до него и добить...
   Пустынная местность хороша для наёмника тем, что в ней практически негде спрятаться его жертве. Равнинная местность. Видимость - просто прекрасная. Волка здесь за километры видно. Да вот что-то пока нет его, волка. Ну как он мог, смертельно-раненный так далеко забежать?
   А первая луна, тем временем, насмешливо взошла на дорожку вдоль своих небесных владений. Разноцветные бутоны цветов-звёзд принялись раскрываться, награждая быстро-темнеющий небосвод прекрасным сиянием. Вторая луна сегодня запаздывала: редкое, но вполне закономерное явление. Лишь когда пустыню жадно поглотил чёрный шёлк ночи, она лениво появилась с северной стороны размытого мраком горизонта.
   Наёмники разбили лагерь. Сегодня на страже были Тос и возмутившийся до невозможного Тартор. Но, как говорится, в потустороннем мире за место в казане не спорят...
   Утром возник вопрос: в каком направлении идти дальше? Ведь Ворк вполне мог изменить свой путь. Тут можно было выдвинуть уйму теорий: и идти обратно, и стоять на месте, и на все четыре стороны пойти... Но одна вероятность казалась наиболее близкой к действительности: раненный волк мог пойти на запад - к реке Нали. Это ведь только у наёмников - полные бочки питьевой воды в карете. А что первым делом будет хотеться измученному пустынной жаждой и страшной раной зверю? Ближайший источник пресной воды - река Нали. Тут направление преследования само собой напрашивается.
   До заката день прошёл в пыльном, изнурительном пути. Жара стояла невыносимая - совсем не в пример прошлому дню. Взмыленные лошади едва перебирали ноги. На небе не было ни одной спасительной тучки, и, казалось, солнце беспрерывно лило на путников свой гнев. Песок заметало в щели кареты время от времени поднимающимся ветром. Салон нагрелся и превратился в невыносимую парилку. Внутри сидеть выдерживал только Тос. Да, после семи лет каторги он мог сносить и не такие испытания. У поводьев неизменно сидела полураздетая Филика. Она то и дело обливала себя водой. Остальные плелись рядом с каретой, делая отчаянные попытки попасть под крохотный огрызок тени.
   Ночное дежурство разделили между собой Моррот и... Тартор...
   Следующий день не предвещал ничего дурного, ровно как и ничего хорошего. Жара по сравнению со вчерашним днём ничуть не убавилась. В общем, пот заливал глаза, песок скрипел на зубах, в горле у каждого пересохло. Вода в бочках начала заканчиваться, поэтому расходовалась исключительно для попойки коней. Пришлось утолять жажду вином. Это хорошо, конечно, но вот на таком солнце... Сморенные ко сну наёмники были вынуждены забраться в парилку салона и предаться забвению хмельного сна.
   Хуже всего было Тартору. За всё это время ночных дежурств он практически не сомкнул глаз. Сушёная ножка голубого кита - гриба, способного надолго прогонять сон - помогала, но вызывала приступы депрессии. И с каждой новой ножкой (которых приходилось для нужного эффекта принимать всё больше) депрессия усиливалась. В карете было слишком жарко для того, чтобы хорошо поспать. Блаженными для Тартора стали те мгновенья, когда солнце начинало близиться к закату, и жара немного спадала. Тогда-то часик-полтора он мог поспать в карете в относительном спокойствии.
   С каждым километром местность начала меняться. Равнины перетекали в пологие подъёмы и склоны, растительность становилась всё гуще. Под ногами начинала шуршать пожелтелая от солнца трава. Всё больше деревьев встречалось на пути.
   Ближе к вечеру с верхней точки очередного подъёма через подзорную трубу не составляло труда разглядеть жизнетворную вену земли - реку Нали. Но было слишком далеко, чтобы рассмотреть крошечные точки существ, снующих возле её берегов.
   На этот раз ночью дежурила Филика. Стоит ли говорить, кого она выбрала в напарники?
   Некоторое время они сидели молча. Сидели у костра. Жертвуя своим сном, охраняли сон других. Прислушивались, вглядывались в бледно-освещённую лунами даль.
   - Я не могу понять тебя, - нарушил напряжённое молчание Тартор. - Что ты пытаешься доказать?
   Филика посмотрела на соратника. В дрожащем свете огня её лицо было прекрасней, чем когда либо. Такое нежное, беззащитное, молодое и чувственное. Казалось бы - лишённое печати любых забот и тяжб. Такое лицо легко могло принадлежать светской модели Сара, но отнюдь не профессиональному убийце...
   - Нет, ну скажи мне, зачем ты надо мной издеваешься? - продолжал "борьбу за справедливость" Тартор. - Зачем всё это надо? Показуха? Хочешь продемонстрировать власть надо мной, своё лидерство? Так ведь никто ж и не сомневается! Почему ты так ко мне относишься?
   На мгновение на лице Филики блеснула улыбка. Затем оно приняло такое серьёзное и задумчивое выражение, что лучшие мудрецы древности обзавидовались бы. И по-прежнему рыжеволосая ничего не ответила.
   - Я давно заметил твою антипатию ко мне... - добивался правды Тартор. - Очень непрофессионально. Личные чувства не должны мешать нашим делам...
   - Личные чувства? У нас с тобой не может быть личных чувств, - отрезала Филика.
   - И знаешь, я этому очень-очень рад! - рявкнул Тартор, поднялся и набросал дров в костёр.
   Танцующие языки пламени радостно поглотили дар и, в знак признательности, потянулись вверх ещё неистовей - словно хотели слизать с неба все звёзды... Зелёная ветка в костре зашипела пузырящимся соком.
   До самого утра наёмники больше не разговаривали.
   Нет, это не обман зрения: по брюхо в реке стоял волк и жадно лакал воду. Его прилипшая к бокам чёрная шерсть лоснилась на солнце. Моррот опустил подзорную трубу и доложил всем об увиденном.
   Филика приняла правильное решение. Лошади слишком устали, чтобы вести длительное преследование. Да и команде нужно передохнуть. До реки - с полчаса пути. До волка - часа два в лучшем случае. Ничего, никуда не денется. Пока он не знает, что преследователи его обнаружили - в рукаве есть козырный туз неожиданности. Нет смысла им сразу же расшвыриваться...
   Солнце не было уже таким грозным противником. В тени размашистых приречных деревьев как-то сразу забывалось о его жестокости.
   Лошади долго не выходили из воды. Наёмники решили не отставать от братьев своих меньших (хотя, как доказано великим учёным Винчида Леоном, лошади жили за много тысяч лет до появления первого мыслящего...). Искупавшись, они пополнили запасы воды в бочках.
   Время близилось к вечеру. Ворк свернулся калачом на берегу в тени громадного куста оранжевого трествольника. Кажется, волк решил отдохнуть перед дорогой. Лучшего случая для нападения и придумать нельзя.
   Филика приказала запрячь лошадей и ждать команды. А сама достала из оружейного ящика кремневое ружьё с прикреплённой к стволу подзорной трубой - её собственным изобретением. Засыпала порох и затолкала свинцовую пулю.
   Под укрытием высокой прибрежной травы она подползла на необходимое для удачного выстрела расстояние. Ближе - опасно. Волки очень хорошо умеют чувствовать угрозу.
   Дав упор на локоть, прижав приклад к плечу и щеке, Филика принялась прицеливаться. Она сделала глубокий вдох, медленно выдохнула, успокоив биение сердца, дала поправку на расстояние и лёгкий южный ветер. Ещё один вдох, выдох. Спокойствие, уверенность и твёрдость руки пришли следом. Указательный палец прижал курок - ещё один миллиметр и боёк сорвётся с места, приземлится на пороховой запал... Нет, ещё не время... Ветер начал меняться. Ещё один вдох. Немного задержать дыхание. Успокоится. Выдохнуть. Чуть левее и выше. Да! Отлично... Пот солёными реками лился по лицу, заливал глаза. Под ложечкой похолодело. Одежда на спине и подмышках промокла насквозь. Вдох... Палец дожал курок. Щёлкнул стопор бойка. Ствол яростно, с громким хлопком выплюнул пулю, и сразу же за ней закашлял облачками едкого белого дыма.
   Дым рассеялся. Филика посмотрела в подзорный прицел: волк так и лежал. Но в его голове, чуть ниже левого уха зияла дыра с куриное яйцо. Из раны вытекала багряная кровь с розовыми ошмётками мозгов...
   Чистая работа!
   Выстрел был сигналом. Остальные Ищейки Смерти подъехали на карете к командирше, подобрали её и отправились к телу поверженного врага.
   Пятьсот золотых за столь простую работу! Кажется, боги улыбаются им!
   Каждый счёл нужным подойти к мёртвому волку. Хотя достаточно было бы и одного Лирка. Главе Гродица нужна голова убийцы. Что ж, он её получит. Люрт достал из ножен двуручный меч и замахнулся. Со свистом рассекая воздух, лезвие вонзилось в лохматую шею, вгрызлось в позвонки. Лирк вытянул окровавленный меч и замахнулся вновь. Товарищи молча наблюдали за его действиями. Взмахи клинка были столь обыденными, непринуждёнными. Словно люрт рубил не голову мёртвого мыслящего, а обычные дрова для растопки.
   Тос пристально вглядывался в бока волка. Странно, на них не было раны прошлой пули. Ни запёкшейся крови на шерсти, ни струпа...
   - Тупые ничтожества! - зарычал выскочивший из-за куста оранжевого трествольника Ворк. - В ваших башках нет и капли моих мозгов!
   Вожак чёрных волков одним прыжком настиг вздыбившихся лошадей и, прежде чем наёмники вышли из оцепенения, перегрыз глотки каждой. В несколько прыжков Ворк скрылся в тех же кустах, из которых мгновением ранее появился.
   - Гиренов сын! - выпалил Тартор.
   - Подлый убийца, тварь! - склонившись над трупами лошадей, проклинал Моррот. - Ни одна не выжила.
   Лирк побежал следом за волком. Но вскоре вернулся:
   - Жратель страха далеко. Быстро бежит. Не догнать.
   - А ведь волк прав... - спокойно сказал Тос. - Он окажался дейштвительно умнее наш... Мы купилишь на его приманку как малолетние профаны...
   - Вот и говори после этого, что чёрные волки - тупее всех остальных мыслящих... - развела руками Филика.
   - Что с телегой-то делать будем? - вопрошал Моррот.
   - Выкинем её к гиреновой бабушке! - предложил Тартор. - Возьмём с собой самое необходимое, а её здесь и оставим.
   - Ты меня просто поражаешь своей беспечностью, - фыркнула Филика. - Ты не забыл, сколько она стоит? Да и всё необходимое мы на своих горбах далеко не дотащим.
   - Так ты это... Нас в лошадей превратить решила? Опять?.. - удивился Тартор.
   - Филика правильно говорит, - рассудил Тос. - Ничего у наш не отвалитша. Глядишь, по дороге караванщиков вштретим - у них и тяговых животных раждобудем.
   - Когда это всё закончится, первым делом - в Сар! Покупать паровую повозку! А то мне это уже порядком надоело! - потребовал Тартор.
   - А управлять ей кто будет? Ты? - осадила его Филика. - Ты с нашей управиться-то как следует не можешь...
   - Надо будет - научимся, - не сдавался Тартор. - Не я, так ты или Моррот, или Тос...
   - Или я, - дополнил Лирк.
   - Да, или Лирк... - совсем уж неуверенно согласился Тартор.
   - Хорошо мечтать, конечно, но давайте на землю спустимся, - повернула разговор в нужное русло Филика. - Лирк, ты видел, куда побежал убийца?
   - По реке. Север, - доложился люрт.
   - Не вижу больше причин терять время! - подвела итоги командирша. - В путь!
   Голову убитого по ошибке чёрного волка всё же взяли с собой. Так, на всякий случай. Хороший наёмник всегда отличается запасливостью.
   Путь был не из приятнейших. Да, тени деревьев здорово спасали от зноя, речной воздух обдавал свежестью. Но... Филика шла рядом. Ей было не так плохо, как остальным. Где же это видано, чтобы женщин в лошадиные узды заправляли? К тому же и места было только на четверых...
   Ворк был виден в подзорную трубу. Словно угадывая, что за ним следят, он начинал непристойно махать хвостом и скалиться. Но каждый раз, как Филика пыталась подкрасться на расстояние выстрела - отбегал. Он над всеми просто издевался! Как бы эта самоуверенность не сказалась потом...
   Преследование продлилось три дня. Убийца невиновных граждан городка Гродиц оставался в поле зрения подзорной трубы до первых серебряных крон могучих деревьев Седого Леса.
   Дело становилось всё сложнее.
   Карету пришлось оставить на подходе к лесу. Дальше - при всём желании не протащить.
   Шли налегке, держа оружие наготове. Лишь один Моррот тащил за спиной походную сумку.
   Взять след было несложно. Продавленный лапами хворост, поломанные ветки, клочки чёрной шерсти на сучьях. Казалось, что волк совсем и не хотел скрываться. Просто шёл по своим делам, плюя на подсевших ему на хвост наёмников.
   Чем дальше, тем сложнее пробираться сквозь размашистые ветви, коренья и нагло раскинувшиеся повсюду сети плющей.
   Тартор без умолку вносил смуту в ряды. Нужно поворачивать назад! В лесу мы все - как на блюдечке с кровавой каёмочкой! Волк сюда всех специально заманил! Это его стихия! Тут-то он со всеми и расправится! С паникёрскими возгласами никто спорить не стал. Да и зачем спорить, если в этих словах - правда? Просто нет другого выбора. Время поджимает. Заказ должен быть выполнен. Любой ценой. Поверни наёмники назад - шансов поймать убийцу не останется.
   Солнце всё ниже спускалось по ступенькам небосвода. Вскоре его кровавый закатный свет едва-едва пробивался сквозь нагромождения ветвей. Клики диких зверей, лесные шорохи и скрипы зазвучали отчётливей. Свирепей...
   Моррот развёл костёр. Ищейки Смерти расселись вокруг. Несмотря на долгий путь, есть никому не хотелось. По крайней мере, никто не доставал своих запасов. Назревал серьёзный разговор - не до еды было.
   Тартор не упустил возможности заговорить первым:
   - И что дальше делать-то будем? - спросил он с сардонической ухмылкой.
   - Думаю, нужно переночевать здесь, - предложила Филика.
   - Как же ты не понимаешь?! - завёл приевшуюся песню Тартор. - Если мы разобьём здесь лагерь, то к утру от нас останутся только обглоданные кости! Седой Лес не прощает малодушия!
   - Я не хочу дохнуть что муха, - задумчиво почесал рог Лирк. - Но я хочу здесь. Здесь - безопасно.
   - Седой Лес, конечно, не место для праздных прогулок, - принялся рассуждать Моррот. - Оставшись на месте, мы окажемся отличной подсадной уткой. Но, продолжая пробираться сквозь чащу мы себя не обезопасим. А надумай повернуть назад, в лучшем случае выйдем из леса только часов через пять. За это время встревоженные звери здорово полакомятся нашей плотью. И не обязательно это будут волки. Тут хищников хватает.
   - Если до этого момента, на нас здесь не напали, - заговорила Филика, - то вряд ли нападут за всю ночь. Переждать до утра тут - единственно правильный выбор.
   - И будем как сыр в испорченной крысоноловке! - забрызгал слюной Таротр. - Крысоны придут и сожрут, а она не сработает!
   - Сделаем так, как сказала я, - на удивление спокойно отчеканила Филика. - Если кто хочет спать - пусть скажет. Но я бы никому этого не советовала. Сушёных ножек голубого кита хватит на всех.
   Никто не стал спорить с лидером. Разжевав горькие сушёные палочки, каждый молча сидел у костра, держа оружие наготове. Готовый в любой момент принять бой.
   Солнце полностью исчезло, сквозь ветви леса начали проглядывать драгоценные камни звёзд. Первая луна стремительно приближалась к своему зениту. Вторая только появилась. Тос подкинул в костёр дров. Его тёмно-фиолетовая шерсть в свете огня казалась чёрной.
   Отпив вина из общей фляги, Лирк заговорил:
   - Убийца придёт. Я вижу его.
   Филика испуганно вскочила, выхватив оба пистолета. Осмотрелась и, не заметив опасности, села.
   - Лирк, гиренов сын! - вздохнув с облегчением, заговорила она. - Я же вся на нервах от этого треклятого гриба и пятиклятого леса!
   Становилось не на шутку холодно. А все тёплые вещи лежали там, где им и следовало лежать - в сундуках кареты.
   Моррот принялся рыть яму: передними когтистыми руками он разрывал твёрдую, пронизанную сетью корней землю, задними - выгребал наружу добытую сыпучую массу.
   - Роешь нам могилу, о доблестный крот? - зло рассмеялся Тартор.
   Моррот выпрямился, вытер песок с покрытого короткой щетиной лица и злобно уставился на коренастого.
   - Что-то ты сегодня не в настроении, - заговорил он. - Ворку это только на руку!
   - Друзья, а не подумали ли вы, что здесь что-то не так? - глаза Тартора сверкали дурманом гриба. Слишком много он их съел за последнее время... - Убийца-волк пускается в бегство. Мы идём по его следу. И приходим... Сюда... В чащу Седого Леса...
   - Тартор, ты это нам уже щегодня говорил... - попытался утихомирить слетевшего с катушек товарища Тос.
   - Это всё - ловушка Ворка, - нервно замахал руками Тартор. - Он заманил нас сюда, в свою стихию! Здесь-то он с нами и расправится. Во сне! Мы ведь не выдержим и заснём! Он вырежет нас как незрячих щенков!
   - Да заткнись ты, - потребовала Филика.
   Тос прыгнул на помешавшегося Тартора, обхватил его тремя руками, как клещами, ладонью четвёртой он закрыл его рот. После этого воцарились несколько минут полного молчания. Не было даже привычных лесных шорохов.
   Раздался громкий треск хвороста. Все как один обернулись и ужаснулись: неподалёку от них сидел со скучающим видом Ворк. Выждав театральную паузу, волк, ехидно скалясь, зарычал.
   - Я смотрел за вами давно... Вы - смешные ничтожества... Вы - живы, ведь я хочу поиграть... Я люблю играть кровавые игры... Вы - мои игрушки...
   - Ты - подлый, безжалостный убийца! - закричал Моррот. - От твоих рук умерли десятки невиновных мыслящих! Нам заплатили за твою смерть. И мы выполним свой заказ!
   - Невиновных? Кто это сказал? - оскалился волк. - Чем вы лучше меня? Вы убиваете за деньги. Жалкие, никому не нужные камушки, металлические кругляшки и бумажки... Я делаю то же самое. Но моя награда - сладкий страх жертв...
   - Паршивый, лживый, блохастый уродец! - взбесилась Филика. - Мы убиваем только тех, кто причинил вред другим!
   - Я знаю вас насквозь, - рассмеялся, словно гиена, Ворк. - Вы убиваете тех, кто причинил вред тому, у кого больше металлических кругляшек. И заплати вам ваша жертва больше - вы с радостью убьёте его врага. Но ничего... Мне не вкусен ваш страх. Бегите домой сейчас! Один из вас - будет живой...
   Лирк выхватил из-за спины двуручный меч и, издав боевой клич, помчался на волка.
   Ворк прыгнул в темноту.
   Опять исчез...
   Вдруг отовсюду начал раздаваться зловещий рык волков. Из мрака заблестели десятки пар злобных глаз.
   Тартор вырвался из рук ослабившего захват Тоса:
   - Я ведь говорил, что это ловушка! Говорил! Никто меня не хотел слушать!
   - Жаткнись, - отвесил ему отрезвляющую оплеуху Тос.
   Моррот молниеносно подпалил от костра торчавшие из походной сумки факелы.
   - Бежим! - только и выкрикнул он, на ходу раздавая каждому по факелу.
   Ветви царапали лицо, раздирали одежду, бежать было трудно, ноги то и дело спотыкались об коряги. В темноте лесной ночи за наёмниками гналась злобная стая чёрных волков.
   Первым настигли Лирка... Он яростно размахивал широким лезвием меча, отгоняя волков. Факел упал на землю: света едва хватало вырывать из ночи чёрные силуэты врагов. Меч яростно разрезал воздух в миллиметрах от ловко уклонявшихся волков. Один раз удалось полоснуть мохнатый волчий круп. Но мгновением позже подкравшийся зверь подхватил зубами факел и выкинул его в сторону. Окутанный мраком лесной ночи, Лирк отчаянно размахивал двуручным мечом - своей единственной соломинкой к спасению. Но что может поделать воин - пусть тысячу раз искусный - в кромешной тьме против стаи чёрных волков?
   Наёмники, насколько хватало сил, мчались по лесу: им некогда было оборачиваться. О случившейся с товарищем беде они узнали, когда было уже слишком поздно...
   Лес наполнился отчаянным, диким, полным боли, страдания и мучений криком живьём раздираемого на части люрта...
   А потом крик смолк. Но его эхо ещё долго носилось по пропитанному хвоей, плесенью и запахом мокрого зверья воздуху Седого Леса.
   Тартор бежал рядом с Филикой. Когда она зацепилась за выступы корней и впечаталась лицом в засыпанную опавшими колючками землю - он был рядом, чтобы помочь. Волчья пасть уже была готова сомкнуться на голове девушки, но наконечник эспонтона вонзился прямо в глаз зверя. Тартор тут же вырвал оружие из раны. Волк дико взревел. Но не от боли: от предвкушения сладкой мести...
   Филика лежала на земле, отчаянно пытаясь вытянуть ногу из хитросплетений корней и в то же время - стреляя из пистолетов по окружившим волкам. Тартор стоял рядом. Крепко сжимая рукоять эспонтона, то и дело, совершая безуспешные выпады в сторону ловких волков. Факел Филики погас. Факел Тартора лежал на земле: сырой хворост и иголки дымились под ним. Наёмники - словно загнанные звери; из преследователей они превратились в жертв...
   Но где остальные? Где Тос? Где Моррот? Почему они не идут на помощь? Или, быть может, их уже нет в живых? Нет, пусть живут. Пусть живут, какой бы трусливой ценой не была дана им та жизнь!
   Противный чавкающий звук. Шерсть взвывшего волка задымилась, зашипела. Звуки повторялись всё чаще. В слабом свете гаснущего факела Филика разглядела чудовищную морду трехрогого зверя. И нарост. Под мордой выпирал отвратительный нарост. Из него с тем противным звуком выплёвывались струи смертоносной кислоты. Дигры! Вечные лесные враги встретились под колпаком ночи! Гигантские кошачьи налетели на чёрных волков. Начался очередной бой их вечного противостояния. И в этом бою никому не было дела до каких-то жалких, в страхе прижавшихся к земле людишек...
   Подхватив догорающий факел, Филика и Тартор помчались прочь. Через некоторое время за их спинами начало разрастаться красное зарево. Оброненный Лирком факел подпалил Седой Лес. Таков его посмертный подарок убийцам. Нехотя, лениво, смертоносно - пожар ширился по сырым просторам леса. Наёмникам повезло - ветер дул им навстречу...
  
   Сырость Седого Леса - не лучший соратник огня. Пожары тут случаются крайне редко. И, как правило, ненадолго. Этот пожар не был исключением. К утру, он потух, оставив после себя обугленные трупы обитателей леса и наполнив воздух невыносимым запахом гари.
   Измученные Филика и Тартор подходили к опушке, на которой оставили карету. Карета стояла там же, где и должна была.
   А рядом с ней нервно переминались с ноги на ногу Моррот и Тос.
  
   Глава 2: Все дороги ведут в Сар
  
   - Эта дрянь станет отличным украшением наших ворот! - с нескрываемой злобой сообщил Линтус Безупречный.
   Несколько пар рук из толпы выхватили голову и поволокли к воротам. Жители плевали, пинали, выдирали из неё клоки чёрной шерсти. Кровь и мозги давно засохли; из дыры в черепе разило гнилой трупной вонью. Пробивая гвоздями шкуру и череп, голову приколотили к главным воротам городка Гродиц.
   Голова ошибочно убитого волка была обречена служить напоминанием о страшных злодеяниях своего предводителя...
   - Мы дадим вам новых лошадей. И, разумеется, оставшуюся сумму платы. Но... - Линтус выдержал полагающуюся в таких случаях паузу, - только завтра. Сегодня ночью как раз зенитная фаза лун. Посмотрим, тот ли это убийца... И ещё одно, - он понизил голос, - мне очень жаль вашего погибшего товарища...
   Глава города предложил наёмникам переночевать в его летнем домике, но предложение было отвергнуто. Незачем привыкать к забытой роскоши мягких кроватей и чистых простыней. Это может помешать профессии...
   Моррот и Тос легко отделались. Хочешь, не хочешь, а обвинить их в предательстве не поднимался язык. Они были далеко и не видели, как упала Филика - вот их оправдание. Точно так же оправдывали себя все четверо за смерть Лирка. Никто не слышал. Никто не знал. Никто не подозревал... В ту позорную ночь каждый превратился в трусливое животное. В тупую, бездушную тварь, озадаченную лишь одним: спасением своей никчёмной шкуры. И ещё неизвестно, да и никогда известно не будет, вступился бы Тартор за Филику, не помешайся он рассудком от переедания голубого гриба...
   "Кодекс наёмников за головами стоит на трёх незыблемых веками постулатах:
   - Неуверен, что выполнишь заказ - не берись;
   - Если взялся - выполняй любой ценой;
   - Не оглядывайся, не жалей, не вспоминай..."
   Лирк был частью команды. Он был её жизненно-важным органом. И без него уже не будет того коллектива, тех Ищеек Смерти, наводящих неописуемый ужас на всех, кому "посчастливилось" волей богатого заказчика стать их врагами...
   Было трудно не оглядываться, было больно не жалеть, было невозможно не вспоминать. Но жизнь не стоит на месте. Жизнь течёт своим неумолимым ручьём из колодца прошлого в пропасть будущего. Несёт на плоту суетливых существ. Одни существа тонут в его беспощадных водах, другие тут же приходят на их место. Одни помогают тонуть, другие тянут за собой на дно. А те, кто ещё на плоту, кого ещё не коснулась холодная, цепкая рука утопающего - они, затаив дыхание, вожделенно глядят в пропасть. Загипнотизированные её чудовищным величием, смертоносной красотой. Не замечая тех, кто уже утонул, не помогая тем, кто пытается выбраться наружу. Для них существует только тот клочок плота, на котором они стоят. И пропасть будущего. Столь размытого лучами радужной дымки, но, в то же время, столь ясного и пугающего вблизи...
   В карете спал Тартор. Его дела были куда хуже, чем ожидалось. Здравый рассудок возвращался к нему подобно наплывающим на берег волнам: прояснялся на какое-то время, но потом опять заволакивался туманом помешательства. Добиться от него выполнения приказаний в моменты слабоумия - задача непосильная даже для гранитной характером Филики. Практически весь путь от Седого Леса к Гродицу Тартор провёл в постели. Даже жара не мешала ему целыми днями спать. Иногда он просыпался, выбегал из кареты, запряжённой в его соратников, и начинал бегать кругом, срывая ветки пустынников, роя землю, жуя пойманных жуков и кузнечиков...
   Нет никаких гарантий, что Ворк мёртв. А раз нет, то жителям города по-прежнему угрожает смертельная опасность. Да Гирен с ними, с жителями! Это дело чести наёмника...
   Тартора приковали наручниками к сиденью кареты. Он особо и не вырывался. Всю ночь проспал как убитый, словно и не был заточён в стенах салона.
   Город разделили на три равные территории. Моррот дежурил в юго-западной части. Тос - в юго-восточной. Филике достался северный клочок города. В одиночку справиться с чудовищным убийцей - шанс один из сотни, если не тысячи. Что ж, другого выхода нет.
   Филика стояла в тени переулка. Наблюдала. Всё тихо. Изредка мелькали в свете масляных фонарей уставшие лица прохожих. Скучные улицы: ни орущих песни хмельных компаний, ни выясняющих между собой отношения бродяг, ни торгующих собой проституток. Этот простой, спокойный, маленький городок обошла стороной волна суетливой жизни. Тут было тихо, словно в стоячем водоёме. И этот водоём, как показалось Филике, начинал подванивать...
   Всю дорогу от Седого Леса и до теперешнего момента было полно времени - думать... Мысли... Тяжёлые, мрачные, безысходные и болезненные. Разве от них можно убежать? Куда бы ты ни направлялась, где бы ты ни пыталась спрятаться, чем бы ни пыталась заесть, запить, залить - они всегда будут преследовать тебя. Кто-то назвал это совестью... Что ж... У одного предмета могут быть сотни названий - от этого суть не изменится. Филика потеряла лучшего члена команды. Лирк обладал даром прорываться сквозь оболочку тела, выпускать свою душу в путешествие по неизведанному пространству, которое служит перегородкой между Нашим и Потусторонним миром. И кружа в мутной неизвестности, он иногда натыкался на образы прошедшего, а иногда - предстоящего. Порой, без того или иного образа выполнить задание было просто невозможно. Как же теперь обойтись без такой помощи? А нанять к себе в команду нового "прорицателя" - невыполнимая задача. На всех необъятных землях Главного Материка их можно перечесть по пальцам. Окружённые вниманием и деньгами просителей, они вряд ли захотят пачкать руки тяжёлой и кровавой работой наёмника. Истинное чудо, что Лирк тогда без раздумий принял предложение... А вот что касается Тартора... Немного времени прошло, пыл остыл... Ведь его помешательство - чистой воды вина Филики... Она не должна была давать власть своей неприязни к нему. Да, он позволяет себе больше, чем это положено... Но, Гирен всё подери, он ведь спас Филику от страшной смерти! Если бы не он, её голова лопнула бы под зубами волчьей челюсти подобно переспевшему овощу! Хватит. Все мысли о враге... Ворк! Подлый убийца! Нужно ещё раз проверить пистолеты.
   Луны вошли в зенитную фазу: первая заслонила собой более крупное тело сестры по небу. Казалось, что ночные светила слились в невероятном любовном действе. Превратились в единое целое. И это хитросплетение источало невероятно яркий для ночи свет, жадно застилая собой звёзды. Если и должен был появиться Ворк на улочках городка, то именно сейчас.
   Но ночь дожила свои последние часы, а волк так и не объявился. Значит, подох в битве с диграми. Или сгорел живьём в пожаре. А может, вначале был смертельно ранен, а потом и сгорел. Да, так было бы лучше всего... Кто из Ищеек Смерти не мечтал о таком?
   Линтус сдержал слово. Ближе к обеду он, в сопровождении всё тех же туповатых люртов, прибыл к карете. Несколько охранников вели за уздцы четырёх гнедых лошадей. Холодно поприветствовав наёмников, Глава вручил мешочек с золотыми монетами и, не попрощавшись, пошёл обратно в город. В ворота, к которым была приколочена разлагающаяся голова чёрного волка. Люрты отдали уздцы Филике и последовали за хозяином. Жители города не вышли поблагодарить своих спасителей. Не привыкать... Такова уж плата: ты не герой, ты - наёмник. А раз так, то мы тебя используем. Ты будешь рисковать своей жизнью за наши деньги. И не обижайся, когда мы не наденем на твою голову лавровый венок и даже не скажем спасибо. Ничего личного, ведь это всего лишь деловой контракт. Ты выполнил - ты больше не нужен. А если вдруг чего... Мы опять позовём. И ты придёшь... Ведь тебе так нужны наши деньги...
  
   Тартор проснулся в карете. Топот подков о землю и тряска в салоне. Во рту был неприятный тёрпкий привкус.
   - Я что, опять жуков жрал?! спросил Тартор. Не получив ответа, он высунулся в распахнутое настежь окно. Тос шёл рядом. Его лицо было задумчивей прежнего (хотя куда уже задумчивей?). Увидев Тартора, крот опасливо вгляделся в его глаза:
   - Как ты, Тар?
   - Вполне нормально как для слетевшего с катушек маньяка, - Тартор попытался улыбнуться, но вышло весьма жалкое зрелище.
   - Меня вдохновляет твой энтужиажм... - Тос тяжело вздохнул.
   - Куда мы направляемся? - решил сменить разговор Тартор.
   - В Шар.
   - Есть какой-то заказ?
   - Нет.
   - Будем отдыхать?
   - И да, и нет... - немного помолчав, Тос добавил. - Филика предложила нам прекратить... Ну, ты понимаешь...
   - Разбежаться? - от удивления Тартор чуть не вывалился в окно, в самый последний момент удержался.
   - Что-то вроде... - лицо Тоса помрачнело. - Она поровну ражделила жолото и раждала нам. Твоя доля лежит у неё, - немного помолчав, вспоминая, он вдруг выкрикнул: - Швятой Шпайкниф, на этот раж она была шерьёжна как никогда! Думаю, мы дейштвительно ражойдёмша...
   - А зачем тогда ехать в Сар? - переполненным безразличия голосом спросил Тартор.
   - Мы едем туда иж-жа тебя... - Тос сгорбился и развёл руками, будто невольно извинялся перед собеседником.
   - В дурку упрятать хотите? - всё так же безразлично спросил Тартор.
   - Друг... - Тос сгорбился ещё сильнее, стараясь не смотреть в глаза коренастого. - Ты ведь жнаешь, что там лучшие доктора... И отношение к больным...
   - А мои деньги?
   В поле зрения Тартора появилась Филика. Значит, каретой управлял Моррот.
   - Твои деньги будут в безопасности. У меня, то есть. Как ты понял, "мы" решили прекратить наши общие дела... - Филика поравнялась с Тосом. - Но это не значит, что мы тут же спихнём тебя в заботливые руки докторов и медсестёр Сара. Мы будем рядом, чтобы следить за твоим выздоровлением. Месяц-другой. Не думаю, что это займёт больше времени. Но если займёт... Надеюсь, ты простишь нам...
   - Волшебные апельсины! - выкрикнул Тартор. Его лицо приняло придурковатый оттенок. - Кленовые мальчики!
   Тартор выпрыгнул из окна и, радостно выкрикивая бессмысленные фразы, побежал за подвернувшейся на пути ящерицей...
  
   Наёмники бывали в Саре много раз. И каждый раз поражались его бешеному ритму. Чтобы свыкнуться - нужно хорошенько повариться в его соку несколько лет. Сравнить Сар с муравейником? Нет... Даже исполинские башни обиталищ муравьёв тара лишены той неистовой суеты, присущей бывшей столице Сарбонии. Всегда поражающий спешностью, заумностью громадных механизированных сооружений, печатью насмешливого пренебрежения на лицах горожан и, конечно же, воздушными вагонами - Сар всегда тепло встречал гостей холодом металлических ворот...
   Первым делом - нужно поселиться. Для этих целей лучшего места, чем Северный район просто не найти. Небольшая (по меркам Сара) гостиница в пятнадцать этажей. "Незабываемая Радость" - было её название. Средний класс: гобелены на стенах в коридорах, густые ковры, мраморные лестницы, пневматический подвод воды к умывальникам и душевым, туалет в каждом номере, электрические светильники, набитые перьями матрасы, всегда чистое бельё, пять отдельных столовых... Это при том, что многие жители окрестных городов про электричество знают лишь понаслышке и всю жизнь моются в бочках с подогретой на костре водой...
   Да, после тяжёлых трудовых наёмнических дней и ночей - эта гостиница сущий райский уголок. И тут уже не поговоришь о потере формы и вреде делу - ведь Ищейки Смерти, с лёгкой руки Филики, распались. И сейчас они лишь друзья, вольные идти и делать всё, что заблагорассудится. Только сострадание к Тартору и держит их вместе.
   Все как один фальшиво сверкающие отточенной до отвращения улыбкой работники отеля были готовы исполнить любую прихоть. Вне зависимости от рас, на них была одна и та же одежда: на мужчинах - красные штаны, тёмно-зелёный кафтан и чёрный причудливый головной убор; на женщинах было то же самое, но вместо штанов - строгая чёрная юбка.
   Карету пригнали на крытую стоянку. Лошадей отвели в конюшни.
   Огромный гостиный зал был полон мыслящих: одетые в пёстрые платья, серые костюмы и простые сельские наряды, они противоречили друг другу и в то же время сливались в единый живой механизм.
   Жёлтокожий драг с уродливым шрамом поперёк стеклянного глаза отвёл наёмников к их номерам. Широкие мраморные ступени лестницы. Двенадцатый этаж. Три расположенных вряд двери - три заказанных номера.
   - Господа и леди хотят, чтобы им показали номера? - слащавым голосом спросил драг и оскалил кривые жёлтые зубы в нелепой улыбке.
   - Нет, мы сами разберёмся, - лишила дополнительного заработка гостиничного Филика. - На этом всё, больше в твоих услугах мы не нуждаемся, - с этими словами она протянула одноглазому помятую копревую бумажку.
   Драг умело скрыл свой разочарованный взгляд вежливым поклоном и удалился.
   - Ну и уродов они здесь держат, - не выдержала Филика. - Вы видели его отвратительный шрам?
   - Да, его кто-то здорово полоснул... - согласился Моррот.
   - Оштавили бы вы бедолагу в покое, - вступился Тос. - Ему и беж ваш плохо...
   - Ну что, будете заходить в свои царские покои? - зло спросил Тартор. - Или вначале меня в дурдом упрячете?
   - Моррот, Тос, - озадаченно заговорила Филика, - это моя проблема. Дорога была трудной... Я сама его отведу...
   - Как благородно! - вставил Тартор.
   - Чего выдумываешь? - удивился Тос. - Мы ведь вщегда были командой. Я не так уж и уштал, чтобы отщиживать швой мохнатый жад в этих, как их нажвал Тартор, "царшких покоях".
   - Я согласен, - кивнул Моррот.
   - Нет, друзья, не надо, - голос Филики звучал устало и виновато, - Я сама... Незачем нам всем... Это моя вина... Считайте, мой последний приказ...
   - Как знаешь, - повёл плечами Моррот, повернул ключ и толкнул дверь. Тос молча вошёл следом.
   - Ну что, Тар, - попыталась улыбнуться Филика, - вот мы и вдвоём остались... Нужно немного отдохнуть перед дорогой. Ты не против?
   - Мне всё равно.
   Номер был из дешёвых: широкая кровать, резная мебель, зеркало на полстены в ванной комнате...
   Филика закрыла за собой дверь, ключ оставила в замке.
   - Тут у них душ есть, - мрачно сообщил Тартор после осмотра ванной комнаты. - Гирен разодри этих зажравшихся сарских богачей, я уже и забыл, что это такое!
   - Хочешь принять? - видимо, Филике стало жарко, и она скинула с себя плащ. Чёрные до колен сапоги, тёмно-красная юбка и всё та же сорочка: бежевая, мокрая в подмышках, с рюшем в рукавах и воротнике. Тартор видел эту сорочку неисчислимое количество раз. Раньше она не вызывала никакого интереса. Но не сейчас. Вернее, интерес вызывало то, что находилось под ней... Тартор жадно разглядывал эту сорочку. Верхние пуговицы были расстёгнуты, обнажая краешек смуглой, лоснящейся в капельках пота кожи. Сквозь тонкую облегающую упругие груди ткань виднелись тёмные бугорки сосков. Тартор сглотнул слюну и отвернулся. Внизу живота что-то приятно грело. Неужели он смотрит на Филику как на женщину? Она ведь боевой соратник, командир, наёмник... Но не объект страсти...
   Тартор принял душ. Холодные капли воды остужали тело снаружи. Но внутри всё горело... Как это ему ещё удаётся оставаться в здравом сознании?
   Замотанный в махровое полотенце, он вышел из ванной и развалился на кровати.
   - Хорошо вам тут житься будет, - сказал он, утопая в подушках.
   Филика не ответила. Мало того, она не постеснялась и сбросила с себя одежду. Смутившийся Тартор попытался не пялиться на её стройные формы. Попытка оказалась тщетной... Не обращая внимания на влажные взгляды, девушка направилась в ванную комнату. Доносившийся сквозь зазор незакрытой двери шум душевых капель чем-то напоминал шум дождя. Нет, скорее не дождя, а небольшого водопада.
   Когда Филика вышла из душа, Тартор сидел в резном кресле и пил чёрное вино из фляги.
   - Тар, как ты себя чувствуешь? - осторожно спросила она.
   - Хочешь знать, не поехала ли у меня вновь крыша? - переспросил Тартор и сделал смачный глоток из фляги. Даже не скривился.
   - Говоришь связно... - заключила Филика и, шлёпая босыми стопами по дощатому полу, направилась к собеседнику. В отличие от него, она не сочла нужным прятать тело под полотенцем...
   - Я сам удивляюсь, что слова связываю, - сообщил Тартор, закручивая крышечку на фляге. - Но мне кажется: опять помешался. У меня сейчас прекрасное видение: ты абсолютно голая стоишь напротив меня... Такое может привидится только от слабоумия.
   - Я тебе не нравлюсь? - капризным голосом спросила Филика.
   - Смеёшься? - Тартор дрожащей рукой поднёс горлышко фляги к губам и невнятно выругался: забыл, что мгновением ранее закрутил на ней крышечку.
   - Тогда обними меня, пока ещё не потерял рассудок, - голос звучал мягко, но в нём легко читались нотки напряжённости.
   Тартор не посмел ослушаться...
  
   - Слушай, а может быть я уже и не болен? - спросил не так спутницу, как самого себя Тартор.
   - Это мы вскоре и узнаем, - отрезала Филика. От той нежной и страстной девушки не осталось и следа.
   - Я не понимаю, зачем нам это? - не унимался Тартор, подняв руку, запястье которой сжимал металлический обруч наручников. Второй обруч опоясывал запястье Филики.
   - Чтоб не сбежал куда ненароком, - ответила девушка и дёрнула цепь.
   - Вот так всегда, - весело заговорил Тартор, - только сблизишься с женщиной, так она на тебя тут же оковы набросит...
   В ответ Филика дёрнула цепь ещё сильнее, от чего её "пленник" непристойно выругался. В бесформенной массе прохожих то и дело мелькали заинтересованные лица. Но этот интерес гас так же быстро, как и возникал: тонул в стремительном потоке спешки. Никому в Саре не было дела до других. Пассивный интерес, мимолётное любопытство - всё, на что были способны очерствевшие, эгоистичные и зазнавшиеся горожане Сара. По крайней мере, такое впечатление они навевали практически на каждого приезжего.
   На стенах зданий и рекламных столбах висело много объявлений. Выполненных как красочно и с фантазией, так сухо и информативно. Но среди всего многообразия отчётливо выделялся один плакат, пришедшийся Тартору по душе, а от того и хорошо запомнившийся. Красавица с кроваво-красными волосами и диадемой из драгоценных камней бесстыдно смотрела прямо на прохожих. Пальчиком одной руки она прижималась к выкрашенным рубинового цвета губам, мол, никому не скажу, милый, а во второй держала рукоять инкрустированной рубинами плети. Хвост непомерно длинной плети стекал на пол и тут же устремлялся вверх, бесцеремонно обкручивая горло стоящей на коленях и распутно глядящей, опять же, на прохожих, девушки, голой по грудь (очень даже аппетитную и подтянутую грудь, как отметил наблюдательный Тартор). На кровавоволосой красавице было ослепительно белое платье с высоким срезом, обнажающим стройные ноги выше колен и лихим декольте, совсем не скрывающем, лучше сказать - выпячивающим сочную грудь (уж слишком аппетитную грудь, как отметил про себя наблюдательный Тартор). Невыносимо жаль, что полному обзору на грудь шикарной красавицы мешала рука, занесенная для призывающего к молчанию жеста. Обе девушки были босы, чего, как явствовало из их вызывающих взглядов, совсем не стеснялись. Внизу плаката краснела надпись стилизованными под старину буквами: "Кира - Красный Цветок Пустыни! Вместе с любимыми девочками..." Дальше шла дата, время и место действия.
   "Жаль, - мысленно расстроился Тартор, - это будет завтра. Меня уже упрячут в дурку..."
   Тартор был просто в восторге от плаката. А вот Филика - напротив. Каждый раз, когда её спутник застаивался у очередного объявления, она бесцеремонно толкала его в бок и тянула за цепь прочь. А сама при виде двух нарисованных красоток делала такой надменный вид, что сама Госпожа Надменность должна была рыдать от своей простоты. Хотя Тартору на миг показалось, что он уловил в этом виде что-то похожее на зависть...
   Ближайшая станция воздушных вагонов располагалась в нескольких кварталах на север от "Незабываемой Радости". В причудливом пирамидальном сооружении из металла и бетона рубленым отростком выдавалась вперёд посадочная платформа. Механические подъёмники не работали, поэтому пришлось подниматься вверх по лестнице. Что тренированному наёмнику тысяча-другая крутых ступенек в тесной до неприличия компании вечно-спешащих куда-то мыслящих? Так, развлекательная прогулка...
   У входа на платформу стоял прим в фиолетовом комбинезоне. За его спиной несли вахту двое люртов и один темнокожий человек. Все трое были одеты в кожаную броню, и у каждого на поясе висело по дубинке.
   Любезно улыбающийся прим в фиолетовом комбинезоне принял от Филики плату за вход в тридцать копрей. Страшная обдираловка, конечно, но те трое вышибал за спиной прима одним своим видом отбивали желание спорить о цене. И правильно...
   Нанизанный на стальные рельсовые прутья вагон, скрипя и лязгая металлом, остановился на платформе.
   - Нет, нет, нет и раз пятьсот ещё нет! - протестовал Тартор, умоляюще глядя в полные решимости глаза Филики. - В этот железный гроб я ни за что в жизни не полезу! Давай наймём карету или ещё чего... Да пешком хоть пойдём - я согласен и на такое. Лишь бы не в этом механическом гиреновом отродье! Помутней у меня сейчас рассудок - всё равно не сяду.
   - Тар, не будь ты таким трусом! - разозлилась Филика и потянула за цепь наручников. Но Тартор упёрся ногами и не сдвинулся с места. - Да что с тобой такое? У нас нет времени на другой транспорт. Смотри, сколько мыслящих из него выходят. И никто из них не побоялся прокатиться. А ты...
   - Да мне плевать, - Тартор и вправду плюнул на пол, - если у них не хватает мозгов в головах - это их личные проблемы! Я хоть и слабоумный временами, но опасность всегда брюхом учую!
   Филика открыла рот, чтобы что-то ответить, но тут же со всей силы дёрнула цепь. Потерявший на миг бдительность Тартор сделал несколько шагов - этого было вполне достаточно, чтобы попасть в струю спешащих к вагону мыслящих. Не успев сообразить, что произошло, Тартор оказался внутри вагона, зажатый между пухлым примом и старой как жизнь женщиной-драгом с неприятным запахом гнили и мяты изо рта. Рядом стояла Филика: несмотря на ужасную давку, её лицо излучало радость и торжество...
   Привратники захлопнули двери. Гремя и свистя паровыми моторами, вагон тронулся с места.
  
   Прославленная на весь Главный Материк лечебница для душевнобольных под оптимистичным названием "Пристанище Заблудших" находилась в Южном районе Сара. Примерно час путешествия в вагоне. За этот час случилось именно то, чего Филика всей душой желала не случиться. Тартор помешался рассудком. Благо, удалось намотать цепь наручников на поручень. Что, как и следовало ожидать, совершенно не спасало никого от бессвязных, порой даже пугающих фраз, вылетавших из рта помешавшегося. Но была и выгода из столь неловкой ситуации: ошарашенные пассажиры попятились прочь. Теснота больше не доставляла неудобства...
   Вагон прибыл на нужную платформу. С огромным трудом Филика вытащила брыкающегося Тартора из салона. Дорога до больницы оказалась сущим испытанием нервов на прочность. Тартор постоянно тянул в другую сторону, выкрикивал бесящие нелепостью фразы, иногда прижимался к Филике и начинал теребить её волосы. И эта придурковатая улыбка! Как же она выводила из равновесия!
   Но труд Филики был вознаграждён: за очередным поворотом взгляду предстало большое куполообразное здание с узорными решётками на окнах. На широкой доске над розовыми воротами краснела надпись "Пристанище Заблудших".
   Радостно прыгающего вокруг измотанной Филики Тартора вмиг скрутили двое одетых в розовые халаты драга. Будь Тар в здравом уме - эти драги лежали бы на полу, захлёбываясь собственной кровью. Но сейчас он не оказывал особого сопротивления. Наручники наконец-то можно было снять. Филика много раз представляла, как тяжело ей будет в этот момент. Душевные стенания не давали ей покоя долгое время. Являлись причиной её бессонницы и плохого настроения. Но сейчас, глядя на волочащиеся по земле ноги подхваченного санитарами Тартора, она испытала облегчение...
  
   - Так, значит, передозировка психотропным веществом... - лохматое лицо доктора было грубым - из тех, что вселяют твёрдую веру в компетентность своих обладателей. - Вполне распространённый случай умопомешательства... Сушёная ножка голубого кита...
   - Вначале его помешательство было не сильным, - Филика заёрзала в кресле. - Мы даже не думали, что он помешался. Так, просто начал паниковать. С каждым может случиться. Мало ли чего бессонница и гриб с мыслящим сделать могут. Думали, само пройдёт... Но уже на следующий день его речи и поступки потеряли какой либо смысл...
   - Будете чаю? - перебил доктор.
   - Нет, - раздражённо отрезала Филика. - Я не люблю чай!
   - Вина? - доктор оказался догадливым.
   - От вина не откажусь. Я устала...
   Доктор поднялся из-за стола и направился к деревянному шкафу в конце кабинета. Это был высокий и худощавый прим; из-под рукавов и воротника его светло-фиолетового халата торчала чёрная с редкой сединой шерсть. Волосы на голове были зачёсаны в тщетной попытке скрыть плешь на макушке. В ушах золотом сверкали серьги в форме поедавших свои хвосты змей - символом Геллизы, богини хладнокровных.
   - Лучший урожай Фермерских Угодий за последнее десятилетие, восемь лет выдержки, - нижними руками доктор держал изящные бокалы, верхними - откупоривал бутылку.
   - Э-э-э... Ты каждого посетителя таким угощаешь? - удивилась Филика, приняв бокал из волосатых рук доктора.
   - Только самых очаровательных, - сухо ответил прим. - Меня, кстати, зовут Лакто.
   - Филика, - представилась девушка, чокнулась и залпом осушила бокал. - Слабоватый напиток... - сделала она вывод.
   - Вы и ваш помешавшийся друг - наёмники? - спросил Лакто, вновь наполнив бокал собеседницы. Сам он смаковал вино медленными глотками истинного ценителя.
   - Неужели так видно? - спросила Филика, одним глотком отпив половину бокала.
   - Ну, не так, чтобы сильно видно... - косясь на проглядывающие сквозь плащ округлые очертания рукоятей пистолетов. - Я просто догадливый.
   - Ищейки Смерти. Когда-нибудь слышал о таком названии?
   Глаза прима настороженно сощурились. И если не шерсть, можно было бы увидеть, как розоватая кожа его лица вмиг побелела.
   - Когда мой товарищ поправится? - грубо спросила Филика.
   - Я его ещё не обследовал, - напускным спокойным голосом ответил доктор, делая всё такие же гурманские глотки из бокала, хотя рука, держащая бокал, еле-еле тряслась от волнения. Уж слишком именитые у доктора гости сегодня. И их имена облачены в ореол отнюдь не белой славы... - Практика показывает, что приблизительно пятьдесят процентов умопомешанных в результате интоксикации наркотическими веществами склонны к выздоровлению путём курса разработанного мной "реабилитационного лечения". Процесс выздоровления длится в зависимости от метаболизма пациента. В среднем - от двух до четырёх недель. Оставшаяся группа пациентов, увы, не поддаётся никакому лечению...
   - И ты надеешься, что я хоть что-то пойму? - со скучающим видом спросила Филика.
   - Нет, не надеюсь, - глаза доктора торжествующе заблестели. Да, наёмница не его территории и этим можно воспользоваться. По крайней мере, взять себя в руки и перестать её бояться. В конце концов, она пришла сюда не заказ выполнять... Да, доктору бы хотелось в это верить. - Если просто: один к двум шанса на выздоровление. Если ваш друг не вылечится за месяц, то, увы, не вылечится никогда...
   - Теперь слушай меня, шерстяная морда, - Филика поднялась и нависла над доктором: так близко, что было слышно запах его смазанного дорогим вином и ещё более дорогим табаком дыхания. - Если ты не вылечишь Тартора за три недели, я лично выпорю тебе кишки...
   Вопреки всем ожиданиям, Лакто остался невозмутим. По крайней мере - снаружи. Каких усилий ему это стоило - оставалось только гадать. Доктор слегка приподнялся с кресла, от чего они с Филикой столкнулись лбами.
   - Слушай меня, наёмница, я в этой жизни повидал многое... - доктор говорил спокойно, тщательно выговаривая каждое слово. - Гораздо больше, чем может представить твоя миленькая головушка. Плевал я на твои угрозы. Мне не страшна смерть. В стенах этой клиники я слишком часто с ней виделся... Если ты и дальше будешь разговаривать со мной в подобном тоне - никто здесь и пальцем не шелохнёт ради выздоровления твоего любовника.
   Некоторое время они молча испепеляли друг друга взглядами. Шерсть на лице Лакто взмокла от напряжения и липла к щекам. Филика часто дышала. Её левый глаз предательски подёргивался.
   - Он мне не любовник, - прорвала пелену тишины Филика. - Налей лучше ещё вина.
   Лакто налил ей и себе. Они выпили залпом.
   - Будем считать, что этого разговора между нами не было, - сказал доктор.
   - Будем... - вздохнула Филика.
   - Ваше поведение оправдывается личностными мотивами, факторами усталости и резкой смены обстановки. Всё оно в сумме, помноженное на вспыльчивость характера...
   - Ладно, я уже поняла, что ты очень умный, - подняла руки в знак принятия поражения Филика. - Признаю, что была неправа.
   - Плата за курс лечения высока. Пятьдесят золотых. Для вас я готов сделать исключение и сбросить пару-тройку монет.
   Филика лишь молча бросила на стол кожаный мешочек.
   - Здесь шестьдесят золотых. Если вылечишь - сдача твоя...
   - Я и весь персонал нашей клиники сделаем всё возможное, - сухо ответил Лакто, пряча мешочек в ящичке стола.
   - Очень на это надеюсь, - с этими словами Филика вышла из его кабинета.
   Из невидимой двери в стене вышел толстый человек в голубом халате.
   - Ну, Кропус, что скажешь? - обратился Лакто к человеку.
   - Что скажу? Думаю, этой даме не мешало бы у нас полечиться...
   - Нет, просто она темпераментная, - встал на защиту доктор, - напоминает мою восьмую жену. Та тоже всё время грозилась кишки мне выпустить...
   - Кажется, эта посетительница - первая, удержавшаяся не спросить про твои серьги, - сказал Кропус и допил остатки вина из горлышка.
   - Когда же ты научишься пить хорошее вино? - возмутился Лакто.
  
   Моррот не побрезговал возможностью пошвыряться деньгами. Сто двадцать пять золотых за заказ Гродица и ещё двадцать - остатки с прошлых дел. Месяц проживания в гостинице стоил восемнадцать золотых. Оставалась баснословная сумма. Слишком долго крот отказывал себе в удовольствии. Слишком много лишений, тяжб и опасности. Самое время расслабиться по полной! Таверны, бордели, вино и эль! Как же можно было жить так долго без всего этого?
   Тос был более сдержан. Нет, несколько раз они с Морротом выдвигались на похождения... Но в основном, прим проводил время в своём номере или в городской библиотеке. Чтение нужной литературы всегда помогало ему оттачивать мастерство хладнокровного наёмника.
   Филика за всё время ни разу не напивалась. Тос с Морротом шутили, что начали забывать, как выглядит их бывшая командирша. Они практически не встречались с ней в гостинице, а за её пределами - так подавно. Но забыть как выглядит Филика для проработавших с ней уже пять лет - задача непосильная, а от того и вызывающая смех. Если девушка и бывала в каких-нибудь увеселительных заведениях, то никто из друзей об этом не знал. Зато было ясно, что она частенько навещает лечебницу душевнобольных...
  
   Тартор сидел на кушетке. Абсолютно голый. Знобило. Хоть бы трусы оставили, изверги... Стены были обиты мягким светло-фиолетовым материалом. Каким именно, Тартор не знал. Зато он знал, что в кажущейся целостности стен обязательно есть прореха - засекреченная дверь. Ведь как-то же он сюда попал, Гирен раздери всё и всех! И где еда?! В желудке пусто как в голове крысона! Они ведь должны кормить своих пациентов. Должны?..
   Комната пугала своей тесной пустотой. Но больше всего она пугала освещением: выпуклый светильник щедро разбрасывал лучи электрического света. Неживой, неудобный свет. От такого мурашки сразу по коже. А если целыми днями под ним...
   Внизу стены заскрипело. Тартор с замиранием в сердце наблюдал, как небольшой прямоугольник стены медленно въезжал вглубь. Образовался проём - слишком маленький, чтобы пролезть человеку. Может быть, в него просунут поднос с едой? Да, было бы здорово...
   Но из проёма не выезжал поднос. Вместо этого, выползло что-то бесформенное, полное длинных тёмно-красных колючек. Тартор насторожился. Существо заметило его, вздыбило иголки и отвратительно зашипело. Наёмник огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь оружия. Напрасно. Единственная мебель - приколоченная к полу кушетка без простыней и подушки.
   Раздался хлопок. Тартор не сразу понял, что произошло. А когда понял, ужаснулся: из его бедра торчала красная иголка существа. Притуплённая боль плавно растекалась по телу. И было в этой боли что-то сладостное, сверхъестественное. Ощущение неземной лёгкости и свободы. В ушах начинало звенеть, но следующий хлопок ещё можно было расслышать. Игла угодила в живот. Боли Тартор совсем не почувствовал. В глазах начинало мутнеть. Новые иглы безжалостно впивались в тело. Тартор испытал жгучую ненависть к существу. Он хотел задушить его, растоптать, изорвать на мелкие частички. Но ноги предательски подкосились, и он упал на мягкий пол.
   Тартор очнулся. Над головой всё тем же мёртвым светом горела электрическая лампа. Тело ломило ужасно. Из кожи торчали иглы с засохшими кровоподтёками. Выдёргивать их было сплошным мучением. Всё горело внутри. Тартор насчитал двадцать три иглы... А потом его начало рвать. Но рвать было нечем... Тягучая желудочная слизь текла по лицу. Упав без сил на кушетку, Тартор пролежал долго. Может, несколько часов, может и дней... В комнате не было ни часов, ни солнечного света, чтобы вести отчёт времени...
   В углу лежало ведро с мутной водой. Привкус отдавал чем-то металлическим. Но этого препятствовало смочить пересохшее горло. Вдоволь напившись, Тартор принялся осматривать комнату в поисках еды. Ничего. Тогда он начал ковырять пальцами в равномерных стенных зазорах между пластинами мягкого материала. Авось проковыряет себе выход из этой сумасшедшей комнаты? Но и тут он потерпел неудачу.
   А потом он потерял рассудок...
   Очнулся Тартор от ноющей боли в боку. С трудом разлепил веки. Его рука, минуя иголки, сдавливала тонкую, мягкую на прикосновение шею существа. Иголки мёртвого зверька впивались в бок. Ещё несколько иголок торчало из левой икры и щёк.
   Каким бы не было отвращение, но голод был сильнее... Тартор выдрал иголки из тельца. Тонкая, розоватая тушка с нежной, сморщенной кожей. Тушка была горьковата на вкус. Неприятна. Хрящи хрустели на зубах, кровь заливала рот. Но это была еда...
   Некоторое время всё спокойно. Тартор даже успел хорошо выспаться. Ранки от иголок заживали быстро. Уродливый птенец голода ещё не начал проклёвываться.
   Стена опять зашевелилась. Но на этот раз в четырёх разных местах. Значит, задача усложнилась... Тартор приготовился к бою: стал возле одного образовывающегося проёма. Высунувшего острую мордочку зверька удалось задушить сразу. Трое остальных не заставили себя ждать и обрушили на Тартора дождь иголок. Прежде чем наёмник потерял сознание, удалось задушить ещё одно создание. Какая удача! На обед целых две тушки отвратительного зверька!
   Остальное пребывание в комнате с мягкими стенами мало чем отличалось от уже пережитого. Ведро полное воды появлялось, когда Тартор терял сознание. С едой тоже особых проблем не было - главное, успеть изловить существо. А боль от ядовитых иголок? Что ж, ко всему привыкаешь...
   Однажды Тартор проснулся от мысли, формировавшейся в нём уже долгое время и, наконец, ставшей понятной. Он уже долгое время не лишался рассудка! Но не успел он толком обрадоваться, как стена вновь заскрипела: на этот раз зашевелился больший кусок - как раз в рост человека. В образовавшемся проёме стоял прим в светло-фиолетовом халате. От комнаты его отделяли стальные прутья решётки.
   - Это ты травил на меня ту дрянь! - закричал Тартор и кинулся к проёму. Но прим стоял от решётки на безопасном расстоянии: никак не достать.
   - Не стоит, за вас уже поблагодарили, - сухо ответил прим. - Игольчатый борк, которого вы соизволили назвать дрянью, был ключом к вашему выздоровлению.
   - Ты - тварь! - только и выкрикнул Тартор и заколотил по стальным прутьям, в кровь разбивая руки и ноги.
   - Вас уже ждут в приёмной, - так же безучастно сообщил Лакто. - Когда ваш пыл немного поубавится, можете быть свободны.
   Прим развернулся и медленной, уверенной походкой зашагал прочь. Тартор тяжело дышал, со всей только возможной ненавистью глядя вслед.
  
   Глава 3: Вне закона
  
   - Нет, давай уж теперь пешком пойдём! - потребовал Тартор.
   - Без извозчика даже? - удивилась Филика. - Ты выглядишь не очень...
   - Я хочу размять ноги, - сквозь зубы процедил Тартор.
   - Как знаешь, - согласно кивнула Филика.
   Они вышли из больницы. Вечерело. Улицы на удивление малолюдны благодаря рабочей перевозке: граждане спешили домой с работ, утрамбовавшись, что селёдка в банке, в воздушные вагоны. И это радовало. Лёгкий ветер постоянно менял направление, принося с собой то запахи цветов, то мокрой кожи, а иногда и палёной резины. Сар был многолик. Среди леса причудливых жилых зданий возвышались громады заводов, фабрик, мануфактур... Здания были любых размеров и форм. Словно химерическая смесь разношёрстных фантазий выжившего из ума архитектора. Сар пугал своей контрастностью. Но было в этом что-то очаровывающее. Что-то, что держит тебя. Что-то, что, после проклятий и негодований, заставляет вернуться. Что-то необыкновенное...
   Вскоре безжизненным электрическим светом зажглись фонари вдоль тротуаров. По спине Тартора пробежал холодок. Он встряхнул головой, в надежде сбросить наползавшие образы пребывания в комнате со светло-фиолетовыми стенами. Помогло.
   - Лакто, главенствующий клиникой, сказал, что твой помутившийся рассудок удалось прояснить, - решила прекратить затянувшееся молчание Филика.
   - Я этому ублюдку премного благодарен... - выдохнул Тартор, невольно почесав многочисленные струпья от иголок борка на боку.
   - Как так можно говорить? Он ведь спас тебя! - поразилась Филика.
   - Действительно, давай не будем об этом говорить, - Тартор хотел забыть. Всё забыть. Чтобы никогда, никогда, никогда не вспоминать тот ужас.
   - Тебе не понравилось лечение? - спросила Филика.
   - Я ведь попросил не говорить об этом, - еле сдержал себя в руках Тартор. - Я серьёзно. Не будем...
   И опять молчание. На этот раз оно продлилось около часа. Пока наёмники не прошли ворота в Сады Осевого района. К внутренней стороне ворот был приклеен, с подрисованными карандашом непристойными деталями и частями мужских тел, плакат с двумя красавицами: "Кира - Красный Цветок Пустыни! Вместе с любимыми девочками...". Дорожки и некоторые растения освещались фонарями. Приятно пахло зеленью и цветом.
   - Этот город злит меня, - поделилась переживаниями Филика, то и дело косясь на подстриженный в форме скалящегося волка куст оранжевого трествольника, изнутри освещённый электричеством. - Как живой, зараза.
   - Кто, куст или город? - спросил Тартор.
   - Да и то, и другое! - ответила Филика. - Я не понимаю. Слишком много в нём всего. И заводы, и сады, и гостиницы... Всё такое разное, не клеящееся одно с другим...
   - А меня уже ничего не злит, дорогая, - сказал Тартор и прикоснулся к руке собеседницы.
   Филика убрала руку...
   - Смотри, - сменила разговор девушка, ткнув пальцем на растение, бугристый ствол которого был усеян зелёными шарообразными то ли листьями, то ли плодами.
   - Прибрежник толстолистый, - принялся читать подсвеченную лампой табличку Тартор, - естественный ареал обитания - земли Южного Побережья и Полуостров Драгов. Растение может достигать четырёх метров в высоту и полторы метров в ширину...
   - Как скучно... - зевнула Филика. Вопреки полагающейся каждой женщине впечатлительности, она была безразлична к красотам природы. Да и ко многим другим вещам тоже... Она была черства. Выше положенного. И все переживания по поводу болезни Тартора - были лишь временным помешательством. Тщательно выстраиваемая годами плотина от окружающего мира дала течь. Что-то внутри пустило трещину. Но ничего, Филика всё вмиг отстроит. Сделает лучше, крепче, надёжней!
   - Как там поживают Тос и Моррот? - спросил Тартор.
   - Они пошли сорить деньгами по тавернам и борделям, - без намёка на осуждение сообщила Филика. - Так что сможешь заночевать в любом из их номеров...
   - Они не знают, что меня выпустили из дурдома? - спросил Тартор, нюхая чашеобразный цветок, сорванный с приземистого с оранжевыми листьями дерева.
   - Нет. Когда бы они узнали?
   - А зачем мне ночевать у них? - Тартор нежно погладил волосы Филики и вплёл в них цветок. - Мне понравилась твоя постель...
   Филика тяжело вздохнула и отвела взгляд.
   - Твоё лечение стоило шестьдесят монет, - холодным голосом сообщила она. - Я заплатила половину сама, половину - из твоей доли.
   - Да плевать на деньги! Почему ты какая-то... ну... - дрожь волнения сопровождала каждое слово парня, - прямо как раньше... Это чувствуется... Что случилось?
   Филика опять отмолчалась, она долго разглядывала свои ногти, потом выплела из волос цветок и кинула его на землю.
   - Я думал... Я надеялся... - затараторил Тартор. - Я хотел... Тогда ведь... Ну, разве ты забыла, как нам было хорошо?
   - Тар, это была ошибка, - безжалостно чеканя каждое слово, заговорила Филика. - Одна большая, глупая, ненужная ошибка. Которую мы больше никогда не повторим. Ты, надеюсь, понимаешь меня?
   - Простите, я не из этих мест, - обратился встречный драг в тёмных мешковатых одеждах, с цилиндром на голове. - Не могли бы вы подсказать дорогу к Северному району?
   - Тупорылый идиот! - словно порох взорвался Тартор и пнул бедолагу. Да так пнул, что тот прокатился спиной по земле метра с три. Начал стонать от боли - значит, выжил...
   На шум прибежали охранники правопорядка, волей несчастливого случая, патрулировавших совсем неподалёку. Их было четверо, и с ними был боброс - зверь, вымуштрованный набрасываться по команде. Они напали так стремительно, что речи о бегстве быть не могло. И о том, чтобы сдаться, тоже...
   Тартор присел, и чешуйчатое тело прыгнувшего боброса, мелькнув жёлтым брюхом, пролетело в сантиметре над его головой. Охранник целился металлической дубинкой в ключицу, но Тартор в считанные мгновения увернулся, выхватил дубинку, переломав при этом врагу несколько пальцев, и саданул ей по затылку. Издав глухой стон, охранник распластался по земле. Боброс решил не растрачиваться понапрасну и напал на непричастно стоявшую поблизости Филику. Вот этого ему делать не надо было... Какой бы чёрствой командирша не была, а к животным относилась более-менее нормально. В большинстве случаев - лучше, чем ко многим мыслящим... Поэтому удар был не смертельным. Острый носок сапога вошёл аккурат в центр пятакообразного носа. Боевой боброс повалился на бок, жалобно скуля и хрюкая. И нельзя было отличить: где на его зелёной коже красные пятна раскраски, а где - пятна крови. Второго охранника Тартор уложил тычком дубинки в кадык. Третий - долговязый люрт - оказался крепче любого из своих товарищей. Он поймал руку с дубинкой за запястье и мощным рывком выкрутил её за спину нарушителя порядка. Дубинка с приглушённым стуком упала на землю. Тартор отпихнул ногой подбиравшегося для атаки четвёртого охранника, потом со всей силы топнул тяжёлым каблуком по носку люрта, от чего тот взвыл, но не отпустил: наоборот, второй рукой зажал шею врага и принялся душить. Лапы люрта были подобны тискам: не разжимаясь, сдавливали всё сильнее. В глазах у Тартора начало темнеть, в висках застучало, а Филика, тем временем, стояла рядом без малейшего желания помочь. Кажется, ей доставляло удовольствие наблюдать за мучениями друга. Но это так только казалось. Если бы девушка хоть на секунду усомнилась, что он не сможет выбраться - тут же заступилась бы. Тартор колотил каблуками о стопы люрта. Можно было только позавидовать выдержке и терпению охранника, ведь он не ослаблял захват. Это начинало надоедать. В голове зазвенело, а это признак, что вскоре сознание покинет её. В очередной раз, отпихнув подбирающегося охранника, Тартор извернулся и свободной от лап люрта рукой заехал тому промеж ног. Захват ослаб и Тартор выскользнул из него. Сделал пару жадных глотков воздуха, отпихнул назойливого охранника и с разворота въехал люрту в солнечное сплетение. Гигант захрипел и повалился на землю, корчась в невыносимых муках. Назойливый четвёртый охранник стоял напротив. Перепугано поглядел на Тартора, потом на вырубленных им соратников, кинул дубинку и побежал прочь.
   - Ты без этого не можешь? - саркастично осматривая место битвы, спросила Филика.
   - Я... - Тартор часто дышал. - Да ну их... всех...
   - Чего ты с люртом панькался? - спросила Филика.
   - С этой психушкой, чтоб её, всю форму растерял, - Тартор в сердцах харкнул.
   - Теперь нам в этом городе делать нечего, - спокойно сказала Филика, склонившись над телом боброса. Зверь жадно глотал воздух, тихо поскуливал.
   - Опять нас в розыск объявят! - Тартор улыбнулся. Он всегда любил излишнее внимание...
   - Ты это специально! - зло сказала Филика.
   Больше времени для разговоров не оставалось. Нужно выбираться из города, пока ещё есть такая возможность. По дороге они заскочили в почтовый дворик, так кстати оказавшийся неподалёку, и на скорую руку написали послание для Моррота и Тоса. За дополнительную плату, посыльный тут же отправился выполнять заказ.
   Охранники на выходе из города и не подозревали, что мимо них прошли опасные преступники. И не странно, ведь их только-только объявили в розыск: портреты ещё не успели развезти по всем постам. Две сотни золотых за голову каждого! Охранник, которого Тартор вывел из строя толчком дубинки в кадык - захлебнулся в собственной крови...
  
   Тос утомился пить. Выпивка выбивала его из колеи. Зачастую приводила к нежелательным последствиям: дракам, порочным связям с представителями других рас, излишней болтливости, тяге к наркотикам, похмелью, дрожи во всех четырёх руках, многосуточным головным болям и тому подобным гадостям. Но самое страшное: выпивка делала слабее, отбивала желание заниматься самосовершенствованием! О каком чтении книг, спрашивается, о каком глубокомысленном самоанализе может идти речь, когда в голове безустанно поёт хор алкогольных мальчиков?! И в то же время... выпивка была... необходима в некоторых случаях... Главное, не спутать подобный случай с мимолётным желанием залиться. А порой сие очень и очень сложно...
   На этот раз они с Морротом переборщили. Нет, Моррот и без Тоса во всех тавернах и борделях Сара успел шороху наделать! Но сейчас он переплюнул даже самого себя...
   Про маслянистые грибы, семена колючника или пыльцу северного вьюна можно умолчать... Подобного наркотического добра было предостаточно, но это не самое страшное, что двум наёмникам довелось отведать в тот вечер...
   Из подпольного притона, расположенного в подвале башмачного магазина, они вышли уже очень хорошо "поддатые". Улицы горели радужными цветами, лица прохожих странно вытягивались, надувались, иногда даже лопались, извергая фонтаны прекрасных цветов. Всё вокруг сливалось, смешивалось, расплёскивалось и гудело приятными звуками. Тос держался за руку Моррота. Вернее, не Моррота, а сказочного двуногого слопра, изрыгивающего радуги. Его глаза были полны любви. Его движения пестрили грацией и красотой. А вокруг порхали счастливые лица. Их крылья были короткими, разноцветными, перьевыми и росли прямо из ушей. Такое умиротворение, гармония и восторг источали эти лица, что хотелось рыдать от радости. И слёзы хлынули водопадом. Лица кружили ближе, быстрее. Хохотали, пока всё не слилось в единую слепящую точку.
   Широкая комната со шкурами медведей на стенах наполнялась чудовищным запахом перегара и не менее чудовищным запахом потной плоти. Тос очнулся на полу в окружении десятков голых тел. На нём самом одежды тоже не наблюдалось. Это были представители множества рас. И не только женщины... От одной только мысли о том, что могло произойти этой ночью, Тосу стало не по себе. Моральные каноны разных представителей расы примов могут очень сильно разниться. Так, к примеру, диаспора картских примов категорически не приемлет поклонение любому из богов, а примы, жители Бастона, напротив, почитают чуть ли не каждое известное божество. Но в одном они сходятся: в полном осуждении половых отношений с представителями других рас. Тос прошёл за свою жизнь немало. Ему приходилось предавать друзей, убивать невиновных, грабить бедных... Но сейчас он ненавидел себя больше, чем когда либо прежде!
   Проснулась до отвращения некрасивая люртша и многозначительно подмигнула. Тоса словно из ледяного ведра облило. Он чудом нарыл под чьими-то волосатыми ногами свою мятую донельзя одежду. Отыскав среди извращённых сонных тел Моррота, накинув на него первую попавшуюся набедренную тряпку, он поволок товарища к выходу.
   Чем дальше от злачной комнаты, тем легче дышалось. Жесточайшее похмелье помогало. Оно создавало впечатление нереальности. Словно это всё сон. Насмешливый, дурно пахнущий сон. Коридоры, лестницы, лукаво скалящаяся драгша у выхода... Снаружи это здание ничем не выделялось среди других. Непосвящённый бы принял его за простой склад или что-то в этом роде. А что творилось внутри... Нет, Тос не хотел этого вспоминать!
   Стояла утренняя прохлада. Улицы уже пестрели яркими одеждами вечно мечущихся по своим никчёмным делишкnbsp; - Теперь слушай меня, шерстяная морда, - Филика поднялась и нависла над доктором: так близко, что было слышно запах его смазанного дорогим вином и ещё более дорогим табаком дыхания. - Если ты не вылечишь Тартора за три недели, я лично выпорю тебе кишки...
ам мыслящих. Город жил обычной жизнью. Никто из прохожих даже не подозревал о ночных похождениях помятых крота и прима. Даже отсутствие на Морроте одежды (кроме разве что набедренной повязки) не вызывало ни у кого интереса.
   Вскоре Моррот пришёл в себя. Как выяснилось, он наотрез ничего не помнил. Все возможные события до выхода из порочного здания канули в лету глубин его подсознания. Или очень хорошо притворялся, или и вправду... В любом случае, Тос не стал омрачать и без того невесёлое положение вещей и сообщил, что ему память точно так же отшибло. Словно волшебство какое-то! Странно, правда, что крот о своём мешочке с золотом не заикался. Там денег оставалось не так много, но всё же...
   У двери номера Тоса дежурил человеческий парень в белом форменном костюме с нашитой на грудной карман эмблемой парящего в облаках пеликана, который держал в клюве свёртки папирусов. Глаза парня были покрасневшими, лицо - уставшим. Словно он не спал всю ночь.
   - Вы, случайно, не Тос? - полуживым голосом спросил парень.
   - Чего тебе, шопляк? - буркнул прим.
   - А вы, значит, Моррот, верно? - пропустил мимо ушей незаслуженную грубость посыльный.
   - Он самый, - выдохнул крот.
   - Вам письмо, - парень вручил Морроту сложенный вчетверо жёлтый лист. - Распишитесь здесь, - он протянул бланк, прикреплённый к деревянной табличке кнопками. Моррот прорезал в положенном месте крестик когтем. Посыльный удивлённо посмотрел на него, но ничего не сказал.
   - Чего штоишь? - зло посмотрел Тартор.
   - Понимаете... - замялся парень, - я тут всю ночь стоял... Если бы немного чаевых...
   Услыхав о чаевых, Моррот разразился такими проклятиями в адрес бедолаги-парня, что тот исчез с глаз быстрее, чем это, в принципе, возможно по законам природы. И, сказать начистоту, очень был счастлив этому.
   Записка не была многословной: "Любимые Тосик и Моррик, мы празднуем медовый месяц. Нам нужен экипаж и несколько бочек вина. Ждём вас у Главных ворот Сара. Любяще, Т. и Ф."
   Судя из записки, дела были хуже некуда. Чем мягче обращение, тем серьёзнее передряга. Один лишь "Тосик" уже означал крайнюю степень внимания. Медовый месяц - условный знак Ищеек Смерти о статусе "вне закона". С экипажем и вином - всё предельно ясно. Загрузить сундуки кареты провизией и отправиться в путь. Ну, и Главные ворота означали абсолютно противоположное. Встреча должна произойти близ второстепенного входа в город. Того, что находится в Южном районе. Хотя, была и радостная новость. Судя по всему, Тартор вышел из клиники. Хотелось бы верить, что ему там помогли...
   Как бы ни болела голова с похмелья, а выбора другого не оставалось: нужно второпях прощаться с Саром.
  
   Глава 4: Сделать правильный выбор
  
   Сар оставался в дне пути на северо-восток. Погони не последовало, и это не могло не радовать. Небо было на редкость звёздным: среди мириад разноцветных камней, теснились платиновые пятаки лун.
   Ночь выдалась холодной, но меховые одежды, вино и костёр заставляли забыть об этом.
   - Ну, и что дальше? - ехидным голосом спросил Тартор, поджаривая на палочке земляную жабу.
   - Как что? Каждый разойдётся куда глаза глядят, - неуверенно ответила Филика. За это время она сотню раз мысленно возвращалась к своему решению. И не всегда она его поддерживала...
   - Мы, конечно, можем так поступить, - заговорил Моррот. - Но, не знаю как там у вас, а у меня денег не осталось... А наёмники одиночки нынче не в моде...
   - Деньги это одно, - начал речь Тос. - Немаловажное, конечно. Но наш отряд. Да Гирен вщё подри, мы ведь Ищейки Шмерти! Пушть и беж Лирка... Но вщё равно -Ищейки Шмерти! Вмеште - наш боятша, уважают и обходят штороной те, кто мечтает жашадить каждому иж наш в шпину кинжал! Только мы ражойдёмша, как у них появитша такая вожможношть!
   - Вот мудрость-то какая в словах примовых! - ехидней некуда вякнул Тартор сквозь набитый жабьим мясом рот.
   - Как ты эту дрянь жрать можешь? - не выдержал Моррот, с отвращением глядя, как Тартор ненасытно откусывает и пережёвывает жабье мясо.
   - Ты бы отмахнул свою брезгливость и попробовал! Очень даже вкусно! - Тартор поднёс жабу к лицу Моррота, от чего тот скривился ещё больше и оттолкнул угощение. - Ну да, лучше твои горькие коренья и ягоды поглощать... - буркнул Тартор и продолжил трапезу.
   - Тос, как всегда прав, - заговорила Филика. - Моё решение было поспешно, необдуманно...
   - Конечно же, чего ещё можно ожидать от женщины? - Тартор весь просто светился радостью.
   - Узнаю старого доброго язвительного Тара, - похлопал его по плечу Моррот.
   - Лучше бы ты в той клинике остался! - не выдержала Филика.
   - Лучше бы ты ноги научилась вместе держать! - уж слишком подло ответил Тартор.
   Глаза Филики наполнились гневом. Ещё чуть-чуть, и она выхватит свой пистолет и продырявит его тупую, вечно выбритую морду!
   - Филика, о чём он говорит? - приподнялся с места Моррот.
   - Что жа шутки? - добавил Тос.
   - Это дело каждого! - еле сдерживаясь от крика, ответила Филика. - Вас никто не спрашивал, сколько проституток вы оттягали в Саре!
   - Да, но... - потупил взгляд Моррот.
   - Вот и заткнитесь! - таки перешла на крик Филика. - Я ваш командир! Поэтому заткнитесь! И идите все спать, Спайкниф всех вас сожги!
   - Значит, ты ещё и в богов веришь, - упивался её полным разгромом Тартор.
   - Паршивая сволочь! - не выдержала Филика и налетела на него. И, прежде чем их успели разнять, хорошенько намяла Тартору бока и лицо.
   - Нет, всё-таки в клинику нужно было не меня, а тебя упрятать, - слизывая кровь с улыбающихся губ, сказал Таротр. - Колючие красные уродцы тебя бы на место в момент поставили!
   - Дежуришь ночью! - Филика брыкалась в железном захвате Тоса. - И следующей! Всю неделю дежуришь! Всё время дежуришь! Ненавижу тебя!
   - С превеликим удовольствием, о наш великий истерический лидер, - ухмыльнулся Тартор.
   Что ж, можно радоваться - у Ищеек Смерти опять всё по-прежнему...
   Но, как ни странно, угрозы Филики не приняли столь широкий размах, как это бывало раньше. Одной сверхурочной ночи дежурства было вполне достаточно. Как она говорила: ей на Тартора наплевать как на человека, но его боевые качества "пока ещё" нужны команде, а лечение его и так донельзя больного ума слишком дорого обходится и занимает недопустимо много времени.
   План дальнейших действий прост: не топтаться на месте. Решено держать путь к Западным Землям. В таких местах всегда работёнка найдётся. Не слишком сложная, зачастую невысоко оплачиваемая. Но это именно то, что надо для поддержания команды в форме.
   С Тартором Филика старалась не разговаривать, а если и обращалась с приказанием или просьбой, то только через товарищей.
   Фермерские Угодья начинались сразу за мостом через реку Западный Бур. Хороший, широкий каменный мост. Не в пример тому, что несколько лет назад был уничтожен механическими солдатами легендарного злодея Тризолуса Первого...
   Лагерь разбили в сотне метров от ближайших поселений. Над каретой подняли кроваво-красный флаг, посредине которого золотилась эмблема денежного мешочка с рисунком на нём: красная шпага входила в левую глазницу и выходила из низа белого черепа. Этот флаг во все времена означал только одно: наёмники готовы принять задание.
   Первого клиента пришлось ждать целых три дня. Им оказался сухой старик с длинными седыми волосами и клокастой бородой. Его просьба имела бытовой характер: старший сын отказался подчиняться отцовской воле и силой завладел половиной всех родовых имений. Остальных пятерых сыновей головорезы старшего не подпускают к землям. Им приходится тесниться в оставшемся фамильном доме и владеть всего лишь семью виноградниками, в то время, как старший сын один имеет доход с целых пяти виноградников и одного яблочного поля! Но самое страшное, из-за всех этих междоусобиц дети совсем позабыли о старике-отце. Будто бы его и нет вовсе. Его слова уже который год никто не воспринимает всерьёз. Из громадной спальни, заслуженной годами тяжкого труда, отца выселили в подсобный садовый домик, в котором, между прочим, зимой замерзает вода в стакане, а летом - она оттуда выпаривается. Старик, которого, кстати, зовут Сарток (именно тот, из славного рода Виноградарей), хочет лишь одного: проучить своих неразумных, неблагодарных сыновей. Для этого он и пришёл к наёмникам. Он считает, лучшего выхода, как убить всех своих детей, просто нет. Они не заслуживают жизни, если способны так обращаться с любящим отцом на старости лет. Отцом, который вырастил их, воспитал любовь к труду и винограду! За всё это он согласен отдать все деньги, закопанные им несколько десятков лет назад на случай чёрного дня. Сей чёрный день настал. Сотня золотых!
   Ищейки Смерти для виду посовещались, хотя с самого начала было ясно, как они ответят старику. Он просит слишком многого. Его сыновья заслужат смерти лишь в том случае, если будут убийцами. Кровь за кровь, как говорится... Пусть какими бы не были их злодеяния, смертная казнь - слишком жестокое наказание. Да и что это, вообще, за отец, который жаждет смерти всех сыновей? Разве он не умеет прощать? Скорее всего, старик просто выжил из ума.
   Легко, конечно, рассуждать, когда сам далёк от такой ситуации...
   Но, разумеется, главный фактор - плата. Сотня золотых за шесть убийств: слишком и слишком мало...
   Старику пришлось отказать. Расстроенный, разбитый, подавленный, он поплёлся домой. В подсобную лачугу. Где раньше держали использованные инструменты.
   Сарток приходил утром. А ближе к обеду пришёл ещё один человек. Крупный, весь сбитый, крепкий на вид, розовощёкий, смолянистые волосы до плеч, широкая грудь и громадные мозолистые руки. Видно, ему не был чужд труд на свежем воздухе. Это оказался Киллип (именно тот, из славного рода Виноградарей), старший сын седобородого старика.
   История Киллипа значительно отличалась от истории, поведанной его отцом. Традиции их семьи уходили корнями на сотни лет в прошлое. Всегда владелец был только один. И, не смотря на то, сколько у него детей - наследник тоже один! Старший. Сын или дочь. Да, пол особой роли не играет, в отличие от варварских обычаев некоторых других семей. Но это всё условно, по большому счёту. Наследник - наследует лишь ответственность за семью. Доход с фермы распределяется поровну среди каждого члена семьи. Ну, это не распространяется на одиночек, решивших покинуть семейное дело и пуститься в вольное плавание. Так уж вышло, что Сарток перестал справляться со своими обязанностями. Поэтому старший сын, как этого и требуют обычаи, занял его место... Но, почему-то остальных сыновей подобное не устраивало. Вернее, больше всего это не устраивало Фиркока, самого младшего сына. Он никогда не любил земледелия и всегда мечтал поделить все их земли, продать свой участок и уехать в Карт учиться каллиграфическому искусству. Каким-то нечеловеческим образом ему удалось переметнуть на свою сторону братьев. У Киллипа просто не осталось выбора, как не допустить развала семейного дела. Силой отобрав у неразумных братьев половину имений, он продолжает традиции Виноградарей. Захоти, он мог бы отобрать всё, но как же тогда жить братьям? Решение далось тяжело, но всё же, он решил оставить им большую часть. Пусть с ней что хотят, то и делают. Пока не продали, хоть это радует. В общем, Киллип слышал, что каждый наёмник обладает "большим даром убеждения". Его просьба не заключается в кровопускании братьев. Нет! Всё, что требуется: заставить Фиркока пересмотреть свои взгляды и перестать перечить многовековым традициям семьи. Измени он свою позицию, остальные братья последуют его примеру как послушные барашки. Киллип уверен в этом. А если не получится убедить: что ж, будущее всей семьи дороже прихоти одной паршивой овцы... Ну, и вознаграждение будет великодушно: в сотню, нет, в сто двадцать копрей!
   Вот это уже другой разговор. Тут и советоваться не пришлось. Филика многозначительно намекнула, что Ищейки "подумают" над предложением. О их решении фермер обязательно узнает...
   А уже ближе к вечеру пришла и третья сторона конфликта. Бледнокожий, худощавый, рыжеволосый парень лет двадцати на вид. Он был больше похож на какого-нибудь сарского клерка среднего звена, нежели на владельца виноградных полей. Его белое лицо казалось болезненным. Скорее всего, так оно и было.
   Фиркок был не так многословен, как его старшие родственники. Весьма убедительно, всхлипывая и постоянно сморкаясь в шёлковый платок, он поведал о коварстве братьев. О том, что они все хотят отправить его в Карт учиться каллиграфии, а то и вообще утопить в колодце. А он всего лишь хочет продолжить дело любимого отца, зверски убитого прошлой весной старшим братом. Все его братья злые, бессердечные люди. Они, безусловно, заслуживают только смерти... По четыре сотни копрей за смерть каждого, плюс три сотни за смерть сумасшедшего старика, что живёт у них в подсобке и порочит светлую память, называя себя их умершим отцом.
   Да, денег у него поменьше, чем у остальных. Как наивна молодость! За смерть шестерых он предлагает всего девяносто два золотых...
   Филика кивнула Тосу. Тот в ту же секунду накинулся на просителя, сильно встряхнул и прижал его к земле всеми четырьмя руками.
   - Шлушай меня, шошунок, - зашипел Тос, брызгая слюной, - когда ты, папенькин шыночек, шрал в шёлковые пелёнки, кривилща жа штолом от ижобилия кушаний и бежжаботно бегал по прошторам родовых имений, я подыхал ш голоду, глотал отравленную пыль на шеребряных приишках Шахтной цепи и не видел ничего, кроме швоих оков, шахт и уженькой камеры, в которой приходилошь делить кровать ш дешятком таких же ижмученных каторжников!
   Парень лежал тихо. Его рот был приоткрыт, губы подрагивали, глаза были полны такого страха, который бывает только у обречённых перед смертной казнью.
   - Не поделили они виноградники! - шипел Тос. - Да я тебе ш огромной радоштью шею шверну, богатенький шошуночек! Прямо щейчас, - прим потянул руку к шее парня, но тут же отдёрнул, скривившись от резкого запаха. - Ты што, обделалща? Вот же шошунок! Вот шошунок!
   - Кажется, с него хватит, - предположил Моррот.
   - Да, Тос, а то сейчас от страху его душа в потусторонний мир улетит, - согласилась Филика.
   Тос поднялся, подняв за собой и парня, на макушке которого появилась густая седина. С ненавистью посмотрев в остекленевшие от страха глаза, прим метнул Фиркока через бедро. С глухим, хрустящим суставами стуком, парень рухнул на землю.
   Товарищи удивлённо посмотрел на Тоса.
   - Ты чего это? - спросил Тартор, - Так ведь и убить можно...
   - Жаль, что дышит, - зло ответил Тос и скрылся в карете, сильно хлопнув за собой дверцей.
   Следовало сказать парню что-то поучительное, подводящее к тому, чтобы он оставил все свои глупые затеи и не мешал семейному делу ради своего же блага. Но говорить никому не хотелось...
   Фиркок лежал на земле. Тяжело дышал, но не произносил и слова о нужде в помощи. Наёмники легли спать. Наутро парня уже не было. Дежурящий этой ночью Тартор сказал, что тот поднялся часа через два, как все легли, и поплелся, прихрамывая туда, откуда пришёл.
   Так ли это было, или просто Тартор не захотел всем омрачать итак плохое настроение и закопал бездыханное тело где-нибудь неподалёку - останется загадкой. Да, загадкой. Вот только не для Тартора...
   В любом случае, к вечеру пришёл окрылённый Киллип и заплатил наёмникам за блестящую работу сто двадцать золотых.
  
   Глава 5: Красота убивает
  
   Работы хватало. Но не той, которой хотелось бы...
   У провинциалов и проблемы - провинциальные. В основном, бытовые. Семейные ссоры: кто-то кому-то недодал, кто-то у кого-то отобрал, кто-то отбил у кого-то жену, кто-то слишком долго сидит в кресле Старосты и в том же духе.
   Ищеек Смерти роль усмирителей корыстолюбивых амбиций никогда не прельщала. Иногда приходилось играть и её, но только в тех случаях, когда, по мнению команды, другого выбора не оставалось. Дело с Виноградарями было как раз одним из таких случаев. Сар хорошо прохудил кошельки, и их вновь нужно было наполнить. Конечно, большинство других, менее разборчивых наёмников всегда были и будут рады в чужих отношениях копаться. Главное, чтобы платили. Но, как не переставала твердить Филика, это низко и нужной репутации охотникам за головами не добавляет.
   В общем, от подавляющего большинства заказов приходилось отказываться. Согласились только на два.
   В первом случае, муж насиловал остывшую к нему жену. И так, хорошенько насиловал, от души. С жестокими избиениями. Они жили не сильно богато, поэтому у женщины не оказалось больше семнадцати золотых монет. Филика прониклась сочувствием к ней и в тот же день, не смотря на столь мизерную плату, продырявила череп насильника свинцовой пулей.
   Второй случай сулил денег куда-а-а больше. Просить пришёл человек с грустными, полными немой боли глазами. Он представлял множество семей. Все эти семьи принадлежали разным сословиям: от самых низов, до богачей. Но их объединяло одно: смерть сына. У некоторых, даже нескольких сыновей. Всё было предельно просто: в семействе Удочников, что живут в центре Рыболовных Угодий, девятнадцать лет назад родилась девочка. Её назвали Илина, что в переводе с древнего западного наречия означает "красавица". И, так уж совпало, что с самого рождения девочка отличалась невообразимой красотой и нежностью. Она росла, хорошея с каждым годом. Не секрет, что сейчас ей во всех Западных Землях по красоте равных не сыщешь. Стройная, высокая, с русыми косами до самых... колен, лицо - словно написанное величайшими из художников - всегда светится очарованием, нежностью и беззащитностью (что в доли секунд очаровывает любого, даже самого чёрствого мужчину) и, разумеется, глаза, столь глубокие и бесконечные как небо... Но вот за всей этой наружной маской красоты скрывается чёрствое, подлое и корыстолюбивое создание. Сколько в дуэлях за неё молодых парней погибло! А она от этого только удовольствие получает. День прожит зря, если ради её красоты не погиб какой-нибудь влюбчивый юноша, чтоб её, нерадивую, Сифа в потусторонний мир утащила! Но нет. Родители погибших сыновей не хотят её смерти. Это было бы слишком просто. Нужно лишить её самого главного, после чего смерть - будет казаться детской шалостью. Нужно отнять у неё красоту...
   Разумеется, это будет непросто. Вокруг девушки постоянно крутятся толпы ополоумевших влюблённых. Ради неё они готовы удавить любого, даже самих себя. Чем, собственно, периодически и занимаются.
   В этом непростом деле затронуты интересы очень многих граждан. И некоторые из них - уважаемые, богатые люди. За выполнение заказа они готовы хорошо заплатить. Очень хорошо... Тысяча золотых монет! Ну, или двадцать пять тысяч копрей. В каком денежном виде наёмникам только будет угодно. Но всё должно быть выполнено на самом высшем уровне!
   Вначале Филика сделала вид, что она, а следовательно, и весь отряд - не заинтересованы. Мол, дело не такое уж и важное, пусть парни убивают себя дальше, если дураки такие... Но, только лишь из уважения к родительской скорби и жажды отмщения, её отряд готов помочь. Просящий человек обречённо глядел на командиршу наёмников. Он пережил смерть и перерождение: потерял всякую надежду, а после - обрёл твёрдую уверенность. Тартору было смешно глядеть на этот маскарад. Ведь Филика, когда говорила про отказ, не глядела на собеседника, а разглядывала свои ногти. Такая, казалось бы, мелочь, а выдаёт её с потрохами. Ведь он уже давно заметил, что командирша делает это только тогда, когда пытается соврать...
   Не теряя более времени на разговоры, Ищейки Смерти отправились к Рыболовным Угодьям. Три дня пути, и они были уже на месте. Ничего необычного за это время не произошло, если не считать одного случая, вырывающегося из рамок обыденного. На второй день пути в небе пролетело что-то громадное, блестящее металлом на солнце. Должно быть, какая-нибудь выжившая механическая тварюка Тризолуса. Но раз пролетела мимо, не проявила к наёмникам интереса, то и Гирен с ней.
   Для простых, непосвящённых во все сложные подробности мыслящих (Ищейки Смерти относились к их числу), война трёхлетней давности казалась, по меньшей мере, странной. Нет, каждый, конечно же, знал имя истинного виновника кровавых расправ над Новым Буром, Тимпанусом и Стальней. Тризолус Первый, тогдашний Верховный Маг королевства Техмаг. Чудовище в обличие человека или что-то вроде этого. Его передвижная крепость Форт Террора и полчища техномонстров сеяли ужас по всем необъятным просторам Объединённого Королевства Сарбонии и Западной Картурии. Но что приводило в крайнее замешательство, так это почему столь блистательно начатые военные действия так плачевно закончились? Армия техномонстров, почему-то совершила нападение на Форт Террора. После ожесточённого боя остались лишь исполинские груды металла. Ничто не уцелело. Принято считать, что тогда погиб и Тризолус, находившийся в технокрепости. Так это, или нет - для большинства интересующихся навсегда останется тайной. Но, по крайней мере, у Техмага сейчас другой правитель. Сикрофус Двадцать Восьмой - мудрый маг, на чьи плечи пала тяжёлая участь выплаты репараций пострадавшим городам. Нужно отдать должное, с этой обязанностью новоявленный Верховный Маг справлялся отлично.
   От былой мощи армии Тризолуса осталось лишь бледное напоминание - волей случая не принявшие участие в финальной битве техномонстры. Они разбрелись без цели по землям Материка. Их и по сей день можно встретить на своём пути. Они агрессивны, поэтому умные путешественники обходят механизмы стороной. Встречаются, конечно, и отважные глупцы, жаждущие дать бой паровой гадине. Но, хоть механизмы с душами злобных зверей внутри аметистовых кристаллов и поржавели изрядно, а угрозу жизни таких смельчаков могут представить нешуточную...
   Оставив всех в лагере, разбитом близ поселений, Филика вышла на разведку. Долго искать заказанную девицу не пришлось. Илину не заметить - просто невозможно. Неисчислимая свита ухажёров роилась возле неё, словно пчёлы над медовыми сотами. Где бы она ни прошла - везде была в центре внимания. И да, человек с грустными глазами не соврал: девушка действительно прекрасна! Губить такую красоту - просто немыслимое преступление. Но тысяча золотых монет...
   То, что Филика выяснила, следуя по пятам девушки - прячась за стенами домов, спинами прохожих и столбами улиц - не могло не удивлять. Сопровождавшие красавицу мужчины источали такую раболепную покорность, что становилось не то, что отвратительно, а даже жутко. Они были заслеплены красотой до такой степени, что превратились в покорные безмозглые марионетки. Ими вертели, откровенно пренебрегали, заставляли выполнять любую прихоть, любой мельчайший каприз. Из них выкачивали все деньги, все силы, все остатки притаившегося где-то на дне подсознания достоинства. А они всё не сводили преданных глаз с объекта вожделения. Они из шкуры лезли вон, чуть ли не в буквальном смысле. И с таким фанатизмом это делали, что просто мурашки по коже начинали бегать. Да, нельзя умолчать о том, что Филике в некоторые моменты даже становилось завидно... Столько мужчин. Столько возможностей! Но эта зависть быстро проходила. Если парень ради того, чтобы открыть перед тобой дверцу, должен натолочь морду десятку-другому соперников - это уж совсем ненормально...
   План был прост: подобраться к девушке и подсыпать ей в бокал порошок из отборных поганок. Главное, не переборщить с дозировкой. Ведь в большом количестве - порошок смертоносен. А вот в достаточном - вызывает жуткую болезнь кожи. Всё тело покрывается красными волдырями и язвами, которые, увы, ничем и никогда не вылечить.
   Лучшей кандидатуры на выполнение задуманного коварства кроме Тартора найти было невозможно. Он отлично сойдёт за очередного кавалера Илины. Никто и не заподозрит неладное. А когда заподозрят - наёмники будут уже далеко, занятые пересчётом тысячи золотых монет....
   Любимый эспонтон Тартор оставил в карете. Припрятанный в голенище сапога нож на любые случаи жизни - вот и всё оружие. Ещё одно издевательство над моральными принципами Тартора: ему пришлось променять излюбленную кожаную бронированную одежду на парадный костюм, который добрая, запасливая Филика приобрела несколько лет назад специально для него. Они тогда находились в Лормиране, выполняли задание одного богача, нагло преданного деловым партнёром. Тартор сильно вывел командиршу из себя. Она до такой степени утомилась от споров, что, треснув по столу кулаком, ушла бродить по улицам города. Вернулась Филика ближе к вечеру с торжествующей улыбкой на уставшем лице, в руках она держала модный тёмно-синий костюм в белую тонкую полоску. Протянула обновку обескураженному Тартору. Он хотел поблагодарить, но не знал как - так долго этого не делал, что просто забыл. А тем временем Филика сладким голосом говорила, что Тар - незаменимый член их команды, что его боевые умения заставят позавидовать любого вояку и в спорах - Тартору нет равных... Но, поскольку работа наёмника всегда полна опасностей, то от преждевременного путешествия в потусторонний мир никто не застрахован. И, случись чего неладное с Тартором, Филика бы не хотела закапывать столь важного члена в рванье, которое он обычно носит. Этот костюм станет замечательным одеянием для последнего пути. Тар ведь заслуживает особых почестей?.. Тогда Тартор откинул костюм и, провожаемый ликующим взглядом оппонентки по спорам, отправился в карету заливать унизительный разгром чёрным вином, чёрным элем и всем остальным чёрным, что только имело спиртовой градус.
   Филика отряхнула костюм от пыли и спрятала в сундук. Там он и пролежал до сегодняшнего дня. Для этих провинциальных мест костюм вполне сойдёт за очень модный (а не безнадёжно устаревший, как это было на самом деле). Вот и замечательно! И, отпирайся, не отпирайся Тартор, а надеть злосчастный костюм таки пришлось.
   Записаться в штат ухажёров Илины оказалось куда проще, чем предполагалось. Вертящимся вокруг неё мужчинам друг до друга, как это ни странно, тогда дела не было. Тартор влился в безропотно снующую за девушкой толпу мужчин с той же лёгкостью, как река Морская впадает в море Покоя. Это произошло на базарной площади. Несколько поклонников выбирали любимой меха. Многие другие были заняты сочинительством и декламацией прескверных любовных стихов. Причём, декламировали они одновременно, стараясь друг друга перекричать. Понять что-либо в этой бешеной какофонии любовной экзальтации - задача воистину затруднительная. Один рыжебородый мужчина в дорогущем смокинге, видимо, самый счастливый, держал над головой возлюбленной большой зонт на длинной деревянной ручке. Мужчину ничуть не смущало, что солнце, от которого должен был спасать этот зонт, прятали косматые белые тучи. Он с залитым потом от усердия лицом выполнял свою ответственейшую обязанность. Его лицо светилось детской радостью. Остальные мужчины просто стояли, ничего особо не делая, полными преданности и любви глазами заглядывая в рот Илине.
   "А девушка вполне даже ничего..."
   Снующая возле Илины толпа влюблённых состояла из представителей многих рас. Людей больше всего, несколько молчаливых люртов, с пяток драгов, парочка кротов, немного примов (вопреки своим строгим верованиям) и, неизвестно на что рассчитывающий карл с выпачканной на груди и подбородке чем-то коричневым шерстью. Но был среди них ещё один мыслящий. Стрек. Прозрачные с желтизной крылья, хитиновое тело, покрытое серыми волосками, мелкими шипами и уродливыми наростами, что бывают у представителей его расы от укусов змей. Тартор сразу обратил на него внимание. Но не потому, что стрека трудно встретить в этих местах, а потому, что тот совсем не был похож на остальных. И не видом, а поведением. Его движения были лишены той бездумной увлечённости, присущей остальным. Стреки - сложная раса в плане выдачи эмоций. Трудно понять, радуется он или зло желает тебе скоропостижной кончины. Их глаза не шевелятся, их лица абсолютно лишены мимики. Даже нижняя часть лица, столь похожая на человеческую, неспособна и на жалкое подобие улыбки. Когда стрек говорит - его рот слегка приоткрывается, откуда выплёскиваются бесцветные клекочущие слова. Конечно, сами стреки отлично различают эмоции собратьев: по смене неуловимых ухом других рас интонаций в голосе, по подёргиванию жвал и головных усиков. Но для человека, прима, люрта или драга подмечать подобные детали - задача воистину непосильная.
   Этот стрек настораживал больше всего. Вопреки канонам своей расы, отвергающим любую одежду и украшения, на его тонкой шее висело два аметистовых камня: один, на серебряной цепочке - небрежно вытесанный силуэт прима; второй, на золотой цепочке - детализированный бюст бородатого человека с лысиной. Эти светло-фиолетовые камни воистину несуразно смотрелись на его сером грудном панцире. Но что-то Тартор слишком много уделяет ему внимание. Есть лишь одна цель - Илина.
   "Да она ведь красавица!"
   Тартор всегда был разборчив в женщинах, делая упор в предпочтении на степень наслаждения. Чем женщина красивее, тем, соответственно, выше окажется и наслаждение, если она лишена некой брезгливости и как минимум на "хорошо" знает предмет "основы секса". Нет, если выбирать между неопытной красавицей и невероятно опытной "не очень и красавицей" - для коротко-временной связи Тартор, конечно же, выберет вторую. Но где сейчас ты найдёшь неопытную девицу? Время такое. Конкуренция... Поэтому для разборчивого наёмника обязательно наличие: пышных грудей, милого личика, длинных, желательно рыжих, на худой конец - каштановых волос, чувственный, слегка округлый животик, тонкая талия, изящным изгибом переходящая в крутые бёдра, ну, стройные, длинные и аппетитные ножки, разумеется, и две небольшие впадинки на пояснице, да, без впадинок - никуда... Правда, когда Тартор изрядно выпивал, его требования к женщинам значительно уменьшались. До того уменьшались, что наутро самому смешно (если не страшно) становилось. Но, хмель выходил из головы, впуская в неё всё те же жёсткие рамки. Илина не то, что соответствовала всем представлениям об идеале красоты - она была его воплощением. Да, ради такой женщины Тартор не прочь пару-тройку шей свернуть. Так, не туда мысли пошли. Работа. Двести пятьдесят золотых на товарища. Будет жалко такую красоту губить, но... А почему, собственно, сыпать порошок из отборных поганок должен Тартор? Все остальные, значит, в лагере себе отсиживаются, а ты за них всю грязную работёнку делай! За что им тогда столько денег с заказа? Ведь, в сущности, всё сделает Тартор! Ну ладно, что-то опять не туда мысли пошли. Они ведь команда. Каждый выполняет то, что нужно для общего дела и только тогда, когда от него требуется. Не стоит об этом забывать.
   С базарной площади они плавно переместились в таверну с пугающим любого нормального мужчину названием "Дамский каприз". Пустующий зал вмиг заполнился до отказа. Мест, как ни странно, хватило на всех. Самые счастливые уселись подле любимой. На этот раз повезло двум усатым мужчинам и стреку. Тартору досталось разделить пыльный столик невдалеке от входа в уборную с примом, молчаливым люртом и придурковато улыбающимся карлом.
   Если бы Тартору удалось занять место стрека или одного из тех усатых...
   Стрек всё время сидел молча. Да не то, что молча, а вообще - как статуя сидел. Практически не шелохнулся. Впялился сетчатыми глазами в одну точку (или одновременно в несколько, как это они умеют) и всё. Глупец! Возле него усатые мужчины что-то безустанно рассказывали смеющейся в ответ красавице, поочерёдно целовали ей ручку и кормили с ложечки сладкими кушаньями. Вот же везёт этим проходимцам! Зависть жгучими ручьями разносилась по венам. Тартор представил, как целует бархатную ручку девушки. Представил и погрустнел, что недостоин этого.
   Тем временем, с места поднялся коренастый люрт с бледным лицом и медленно направился к столику любимой. Было в его походке нечто очень знакомое Тартору. Холодная напряжённость, выверенная скованность и чёткость каждого движения. Не бывать Тару наёмным убийцей, если люрт не готовится к драке!
   Без лишних разговоров, великан схватил одного из насторожившихся усатых мужчин и швырнул в сторону. Томящееся личико Илины приняло увлечённое выражение. Мужчина повалил ближайший столик, вместе со всей посудой, едой и не успевшим отскочить драгом. Бледнолицый люрт занял место отброшенного. Кровь ещё отбивала молотом в висках: плохо слушающейся рукой он поднял со стола ложечку, с пригоршней зачерпнул из розетки вишнёвое кушанье и поднёс к губам возлюбленной. Девушка слизнула немного угощения, случайно уронив капельку на открытый декольте верх груди. Стрек так и сидел, не шевелясь. Усатый мужчина испуганно завертел головой. Илина кивнула люрту, и он припал к её груди, нежно слизывая растекающееся пятнышко.
   Тартора всего перекрутило внутри: красавица позволяет этому хвостатому уроду обнимать себя! Да он ведь наполовину зверь. Слабоумный рогатый недочеловек! Ему бы гнить на рудниках Шахтной Цепи!
   Но счастливые мычания люрта вскоре сменились воплями боли и отчаяния. Отброшенный им ранее усач не был из тех людей, кто так просто расстаётся со своим местом "под солнцем". Он подобрал с пола отбитое горлышко графина и вонзил его люрту в затылок. Великан ревел как смертельно раненный красный медведь. Разметая попадавшиеся на пути столики, стулья и зазевавшихся ухажёров, он мчался на ранившего его человека. Усатый мужчина оказался не так ловок и быстр, чтобы избежать расправы. Мощные ручища впились в его горло, сразу же сломав несколько позвонков. Люрт всё сжимал мёртвую шею. Изо рта и затылка гиганта текла кровь. А вместе с ней, вытекали и последние силы... Вскоре бледнолицый люрт упал замертво, похоронив под могучим телом своего убийцу.
   Илина так внимательно следила за расправой. Так блестели её глубокие как Вечный Океан глазки. В такой радостной, милой улыбке расплывались пухленькие губки.
   "Она ведь богиня! Богиня, богиня, богиня..."
   Таверну "Дамский каприз" пришлось покинуть. С пополнением: трое подавальщиков-примов примкнули к рядам влюбчивой толпы мужчин. Три новых минус два убивших друг друга старых равняется плюс одному...
   Начинало темнеть. Неудивительно, что Илина из рода Удочников захотела отправиться к себе домой. Жила она с недавних пор не в родительских имениях (которые, сказать по правде, были тесны для столь широкой души девушки): покровители совершенно недавно подарили ей дом, выкупленный у вдовы зажиточного торговца.
   - Сейчас опять начнётся, - шепнул Тартору прим с розовым моноклем в левой глазнице.
   Илина стояла на крыльце. Её нежные глазки блуждали по затаившейся в ожидании толпе.
   - Ну... Сегодня это будешь ты, - божественным голосом произнесла девушка и показала хрупким пальчиком на высокого рыжебородого человека в дорогущем смокинге, чьё грубое лицо вмиг засияло невероятным блаженством. - Да, ещё ты... - она показала на двурукого прима. - Ну, и ты, новенький, - её выбор пал и на Тартора.
   Остальные разошлись, образовав живой круг. С крыльца своего дома Илине открывался прекрасный вид на всё, что должно было происходить внутри этого зловещего круга. Она с нетерпением ждала развязки...
   Тартор всё понял. И успел опередить рыжебородого, потянувшегося за пистолетом у себя под пиджаком. Удар был негромкий, хлюпающий. Из глаз мужчины брызнули слёзы, из перебитого носа хлыстала кровь, заливая ему подбородок и шею. Тартор занёс кулак для второго удара, но тут же остановился. Промычав что-то невнятное, рыжебородый отбросил пистолет на пол и побежал прочь, растворившись в толпе. С него хватит травм на сегодня. Сильный, подлый удар в висок. В голове Тартора зазвенело, в глазах брызнули кровавые искры. Ноги подкосились, но он успел обернуть это в свою пользу и провёл подсечку. Двурукий прим подпрыгнул, и нога Тартора пролетела мимо цели. Тартор лежал на земле. Такой беззащитный, такой доступный - бери и забивай до смерти. Но прим оказался опытным бойцом, способным трезво оценивать силы соперника. Видимо, потеря двух рук научила его многому... Подхватив с пола пистолет, он выстрелил во вскочившего на ноги и тут же ставшего боком противника. Свинцовый шар пули вскользь задел край плеча и спины Тартора и вгрызся в живот оказавшегося на его пути человека из толпы. (Как бы иронично это ни звучало, но человеком оказался именно рыжебородый владелец пистолета. Спасти его, кстати, удалось. Пусть весь немногочисленный остаток своей жизни ему придётся есть жидкую пищу. И что? Главное - жив остался...) Тартор пошёл в наступление. Благо, он почти сразу смог выбить из рук врага пистолет с тяжёлым металлическим яблоком в конце рукояти, которым прим размахивал как булавой, держась за дуло. Враг с присущей его роду ловкостью уклонялся, блокировал и контратаковал. И, нужно заметить, его удары не отличались благородностью: он целился в раны, оставленные пулей, пытался выколоть глаз, про попытки ударов в пах и говорить не хочется. После очередной успешной контратаки, прим пошёл в решительное наступление. Несколько раз его твёрдые как гранит кулаки настигали лицо Тартора. Пяткой - прямо в солнечное сплетение. Тартор отшатнулся, жадно глотая воздух. Перед ним стоял настоящий боец. Заслуживающий уважения. И мучительной смерти... Прим подался вперёд, готовя сопернику серию новых ударов. Тартор сработал на опережение. Кулаком прямо в подбородок. Очень удачный удар: был слышен отвратительный хруст челюсти. Прим рухнул на землю, словно мешок с дерьмом. В отличие от рыжебородого, ему придётся есть каши лишь полгода...
   Вытерев рукавом с лица кровь от рассечённой брови, Тартор направился к возлюбленной. Илина смотрела на него глазами, переполненными восхищения.
   Остальным ухажёрам - отбой. Сегодня ночь принадлежит Тартору!
   В рукав пиджака был вшит крохотный мешочек с порошком из отборных поганок. Всего и нужно - потянуть за верёвочку, подсыпав отраву в бокал с шипучим вином девушки. Тартору бы не составило особого труда проделать это. Но он напрочь забыл про своё задание. Он вообще обо всём забыл. Мысли послушными рабами пластовались перед обелиском с вычерченным кровью именем: Илина!
   Она повелевала им как хотела. Она приказывала ему делать унизительные для любого мужчины вещи. Она давала себя обнимать и в то же время лупила его плетью. Она плевала на его лицо и жарко целовала. Она пила шипучее вино и угощала его. Она отбирала вино и заставляла рыдать как младенца. Ей нравились его унижения. Ему нравилось её нагое тело...
   Всё внутри Тартора разъедалось червями ревности. Илина должна принадлежать только ему! Всегда! Никто не смеет прикасаться к её божественному телу! Никто! Но к нему прикасались... до встречи с Тартором прикасались... Нет! Она не могла позволить этим уродам (тут же в голове пронёсся образ бледнолицего люрта, целующего её грудь)... От этих мыслей хотелось выть - так тяжело было бремя слепой ревности.
   На её запястье поблёскивал золотой браслет в форме змеи, поедавшей свой хвост, с рубиновым и изумрудным камешками вместо глаз. Кроме этой вещи на девушке ничего не было.
   Тартор обнимал свою любовь, ласкал - она позволила ему это делать. Но ревность просто разрывала его, не давала покоя.
   - Откуда у тебя этот браслет? - осмелился спросить он.
   - Не твоё дело, послушный раб, продолжай... - сладко вздохнула Илина.
   - Это подарил мой соперник? - внутри сделалось невыносимо больно.
   - Да, - ответила девушка, - не останавливайся, мне так хорошо...
   - Сними его, - взмолился Тартор. - Сними его, моя любимая. Сними, я прошу тебя. Мне очень больно... Сними!
   - Ух, тебе придётся здорово заслужить это.
   И Тартор заслужил...
   Илина сняла браслет и положила на столик подле камина.
   А после, уставшие и довольные, они повалились на кровать. Илина тут же уснула. А Тартор не смог. Ему не давало спать странное чувство, будто что-то вдруг отпустило. Словно с плеч упал невидимый ранее груз. И стало так невероятно свободно. И мысли. Подобно стае спугнутых рыб, они заметались по голове. Ими больше не повелевал тот обелиск, мгновениями ранее державший в таком строжайшем подчинении.
   Девушка, лежащая рядом, оказалась просто девушкой. Да, красивой. Но видал Тартор за свою жизнь девиц и пошикарнее! Как это он мог так слепо подчиняться её воле? Это до дикости смешно. Чтобы Тар, старина несмеймнеприказыватьженщина Тар, оказался под каблуком...
   Браслет! - пушечным ядром пронеслось в голове.
   Тартор поднялся с постели, собрал разбросанные по всей комнате вещи, оделся и подошёл к столу. Огонь камина плясал в драгоценных глазах золотой змеи. Не раздумывая и секунды, он спрятал браслет в карман. На столике стоял бокал с недопитым шипучим вином. Чётким движением, словно всю жизнь только этим и занимался, наёмник насыпал в бокал ядовитый порошок. Вино смертоносно зашипело.
   Тартор подошёл к постели и нежно притронулся к плечу Илины. Она разлепила веки и потянулась, сладко улыбаясь. Заспанная девушка, вполне симпатичная, но не сказать, чтобы богиня... Она приподнялась, взяла бокал и поднесла его к губам. Нет! Тартор выбил бокал, не дав сделать и глотка. Хрусталь звонко разбился, окропив паркет шипучей отравой.
   - Что же ты делаешь, мой милый раб? - удивилась девушка.
   - Спасибо потом скажешь, - ответил Тартор, молниеносно выхватил нож из голенища сапога и полоснул острым, как клык дигра, лезвием по нежной женской щеке.
   Шрам останется довольно-таки уродливый.
   Задание выполнено.
  
   Глава 6: Падшие герои, благородные злодеи
  
   Тысяча золотых. Разве что-то может согреть душу сильнее, чем тысяча золотых? Тугой, тяжёлый мешок с золотыми монетами. Кто сказал, что от денег все беды? Как такое может быть, когда с ними так легко и приятно? А лишь они начинают кончаться - тут и раздражённость повышается, и настроение подавленное... И необязательно их где-то тратить. Мастук упаси! Само наличие мешочка с золотом в тайнике - верный залог хорошего расположения духа.
   После недолгого совещания, было решено отправиться на север, в город Малый. Подальше от Фермерских и Рыболовных Угодий. Прочь от житейских проблем провинциалов! Шороху Ищейки Смерти наделали предостаточно: подкрепляющие репутацию слухи будут ещё долго будоражить умы тамошних жителей. Как обычно, большинство слухов окажутся лживыми, переполненными крови и насилия. Ну что ж, репутация наёмников от этого всегда только выигрывала.
   Лучшего пути, чем вдоль реки Изогнутая, придумать невозможно. В аграрном городишке Пашни, стоявшем по обе стороны реки, пополнили запасы. Дальше предстояла скучная, но и успокаивающая своей скучностью дорога.
   Тартор, между прочим, не удержался от соблазна: когда вернулся с задания, на запястье блестел золотом браслет в форме поедавшей хвост змеи. Хотел проверить его магическую силу на собратьях, в частности на Филике.
   Командирша тогда расчёсывала гриву лошади. Зачем это делать, спрашивается? Причёсанная или нет, лошадь одинаково тянуть повозку будет. Лишняя трата драгоценного времени. Лучше бы совершенствовала боевые навыки. Тартор тогда всё что на душе было - всё выложил в доступной ему манере. Думал, Филика проглотит оскорбление. Думал, в ноги упадёт, изнемогая от избытка чувств. Думал, главным его сделает...
   Но думать - удел для других, отнюдь не для Тартора. Он это понял, когда лопатой соскребал лошадиный навоз с земли. Ради такого зрелища даже Тос и Моррот из кареты вылезли.
   В общем, не так просто из магических вещей выгоду извлекать...
   Когда страсти улеглись и Тартор рассказал, в чём заключался секрет девушки, Филика попросила браслет себе (Тар не смог отказать, ведь это впервые за последние дни, когда командирша заговорила с ним нормально, без посредников и ругани). Долго рассматривала вещицу, пытаясь вспомнить, где же раньше видела подобное. Не вспомнила и спрятала опасную вещицу в карете, подальше от пытливых глаз товарищей. Выкидывать или ломать - рука не поднялась. А одевать... Нет, лучше без экспериментов.
   На второй день пути случилось непредвиденное.
   Обеденный привал. Тос сидел на крыше кареты и молчаливо глядел на бесконечность неба. Таился за ним такой грешок. Если раньше, до заточения на серебряных приисках, знакомые всегда отмечали его болтливость, отменное чувство юмора и утончённость манер. То после заточения - Тос сделался молчаливым, задумчивым, иногда даже злым. Он мог часами, если не сутками сидеть, уставившись в небо или воду, давая путь грустным мыслям об испорченной жизни. И он очень раздражался, когда что-то или, не приведи Мастук, кто-то нарушал ход размышлений. Поэтому тёмное пятнышко вдалеке, растущее, обретающее очертания парящего стрека он воспринял с неприязнью.
   Стрек приземлился возле Тоса и попытался представиться, но раздражённый прим тут же повалил непрошенного гостя. Они боролись, пока не повалились с крыши кареты. На шум прибежали остальные.
   - Пошмотрите, что жа фрукт к нам пожаловал! - заговорил запыхавшийся Тос, держа в неразрывных захватах незваного гостя.
   - Погоди, - Тартор поднял с земли золотую цепочку с аметистовым бюстом мужчины, должно быть оброненную во время падения. Непонятно почему, но от прикосновения к камню, Тартора бросило в ледяной пот. - Я его знаю. Один из подкаблучников Илины.
   Тос расцепил пальцы. Стрек поднялся, "случайно" облокотившись на рявкнувшего от неожиданной боли прима. Быстро осмотрел крылья на наличие заломов, не обнаружил таковых и выхватил из рук Тартора медальон.
   - Чего тебе здесь нужно? - не стала церемониться Филика.
   - Я прилетел по делу, - высоким клекотом сообщил стрек. - Смотрю, к работодателям у вас особый подход... - сказал и покосился на потирающего царапины Тоса. - Надеюсь, моё колючее тело не доставило вам неудобств...
   - Да иди ты к Гирену в жопу! - окрысонился прим.
   - Хочу поблагодарить вас за спасение, - стрек подошёл к Тартору и горячо затряс его руку. - Не лиши вы стерву чар, я бы рано или поздно погиб в очередной драке за её покровительство.
   - Её чар? - настороженно спросил Тартор.
   - Ну да, её чар. Чар красоты, - без намёка на эмоции заклекотал стрек. - Это ведь ваша рука оставила на её щеке глубокую рану.
   - Кто тебе такое сказал? - возмутился Моррот. - Мы знать не знаем ничего об этом.
   - Боюсь, что у меня совершенно другие сведения, - не сдавался стрек. - Каждый об этом знает из слухов и сплетен. А я, к тому же, своими глазами видел.
   - Что ты видел? - разозлился Тартор.
   - Я видел, как вы зашли к ней в дом на ночь, - сказал стрек. - А наутро её нашли связанную, с забитым тряпкой ртом и глубокой раной на левой щеке. Рана, кстати, была хорошо обработана и не кровоточила...
   - Поблагодарить Тартора - это всё, что ты от нас хотел? - спросила Филика.
   - Ох, где же мои манеры? Меня зовут Парфлай. Я не из этих мест. С городка Ижкир, что располагается в крайней западной части королевства Техмаг. Должно быть, вы не слыхали о таком...
   - Сердце древесной промышленности Техмага. Вырубка леса, переработка, заготовка древесины, изготовление мебели, каркаса для карет, рукоятей для орудий труда и войны, ну и тому подобная дребедень, - блеснул эрудицией Моррот.
   - Я могу только похвалить ваши познания, - сказал Парфлай. - Так вот, я - владелец крупного лесоперерабатывающего завода. Должно быть, вы понимаете, что за этим стоит?
   - Долговая яма? - предположил Моррот.
   - Взбунтовавшийся заместитель? - загадала Филика.
   - Высокие налоги шишки из Магаррана требуют? - вставил Тартор.
   - Бандиты обещают крылья выдрать жа неуплату дани? - с надеждой спросил Тос.
   - Деньги, - всё тем же бесцветным голосом отрезал предположения стрек. - За моей спиной большие деньги. Очень большие. И я готов поделиться с вами...
   - Дай договорю: и ты ими поделишься за выполнение невероятно опасного задания, - перебила Филика.
   - Абсолютно верно. Вам придётся убить очень опасных преступников.
   Из-за холма в километре от них выросло нечто угловатое, извергающее пар из трубы.
   - А вот и мои слуги, - махнул в сторону холма Парфлай. - Новейшая модель паровой повозки. Очень удобная и практичная, скажу по секрету. Не в пример её допотопным предшественницам. Я к вам так спешил, что не выдержал и полетел сам. Не стал дожидаться её прибытия.
   - Кто заказанные и что они сделали, чтобы заслужить смерть? - холодно спросила Филика.
   - Это великие люди... - стрек помолчал. - Вернее, были такими... Вы ведь слышали о героях, остановивших армию Тризолуса?
   - Отовсюду разное говорят... - задумчиво почесал за ухом Тартор. - Есть и про героев молва, но смутная очень, маловероятная...
   - Так знайте, механические порождения злого гения Тризолуса Первого были остановлены группой доблестных мыслящих. Только благодаря их смелости, отваге и самоотверженности мы можем наслаждаться свободной жизнью. Вы знаете, что хотел сделать этот детоубийца с покорёнными мыслящими? Он хотел всех убить. Абсолютно всех. Чтобы заточить их души и волю в хлипких телах механизмов...
   - Стоп-стоп-стоп, - перебил Моррот, - откуда такие глубокие познания?
   - Как откуда? - развёл руками стрек. - Каждый житель Техмага знает об этом. Я удивляюсь, как это большинство жителей Объединённого Королевства могут оставаться такими невеждами. Их души весели на волоске от самой, что только бывает ужасной участи, а они даже своих спасителей не знают.
   - Так, давай без оскорблений, - предложила Филика.
   - И вообще, чего ты от наш хочешь, нащекомое, - зашипел Тос. - Ешли они такие хорошие, жачем их уничтожать?
   - Увы, другого выхода просто нет, - ответил Парфлай. - Даже самые лучшие из нас способны пасть. Начну с самого начала. Без малого три года назад отважная группа воинов совершила дерзкий, немыслимый штурм Форта Террора. И пусть они атаковали с воздуха...
   - С воздуха? Они все стреками были, что ли? - перебил Тартор.
   - Нет. Построили летательные аппараты из болотных грибов... - ответил Парфлай и после значительной паузы продолжил: - Их шансы на успех были настолько ничтожны, а противостоящая армия - настолько сильна, что, должно быть, Тризолус попросту не воспринял их как серьёзную угрозу. Или просто не рассчитывал, что кому-то взбредёт в голову построить аппараты по сомнительным чертежам Винчида Леона. В любом случае, они добились своего. Пусть и с потерями... Их трофеем стала Смертоптица - крылатый техномагический исполин, переносящий хозяев в своём чреве, - стрек осмотрел слушателей: - Вы просто не могли про металлическую птицу не слышать.
   - Недавно даже видели, в облаках летала, крылышками махала, - сообщил Моррот.
   - Слава Летуну, хоть какие-то знания в этом невежественном лесу... - похвалил Парфлай.
   - Так, глубокоуважаемый, ещё что-то подобное, и мы тебя пинками под рогатый зад вышвырнем! - не удержалась Филика, разглядывая свои ногти на руках.
   - Этот трофей и стал причиной гибели светлых принципов, - пропустил её слова мимо ушных дырок стрек. - С ним пришло сильно много власти... Смертоптица - вторая по мощи после Форта Террора. Три года герои погрязали в её сети. Путешествовали по миру: изучали Выжженные Земли и Пустой Материк. Первое время, даже помогали нуждающимся: спасли Тикус от набега кровожадных воинов Повелителя Леса, выявили и обезвредили причину плохих урожаев в Диде, убили потустороннее чудовище, засевшее в подземельях Бирры, утолявшее свой дикий голод обитателями города, помогли сбросить диктатуру "Фиолетовых Мундиров" в славном городе Тампе...
   - Подумаешь, герои... - ревностно перебил Тартор. - Мы до тех городов просто не добрались ещё.
   - Я не сомневаюсь в этом, - всё тем же монотонным клекотом ответил стрек. - В общем, со временем их стремление помогать мыслящим наткнулось на немую неблагодарность. На ужасающее безразличие. Думаю, вам оно знакомо... Забыть, что когда-то было не так хорошо, как сейчас - самое простое дело. А забыв о злых днях, забываются и герои, которые помогли их пережить... Вы ведь понимаете. Да, по глазам вижу, что понимаете...
   - Давай уже к сути подводи, - потребовал Тартор.
   Паровая карета, если можно было так назвать массивное металлическое сооружение на восьми колёсах, остановилась в нескольких метрах от них. Лошади нервно забили копытами по земле. В смотровых окнах виднелось два бесстрастных лица примов.
   - Знаете, кто спалил дотла Диду? - поинтересовался Парфлай.
   - Да иди ты, - не поверил Моррот.
   - Недавно герои залетели туда пополнить запасы, - продолжал стрек. - Предприимчивые купцы потребовали с них чрезмерную плату. Это оказалось последней каплей...
   - Нет, не понять мне, откуда ты это всё знаешь? - хлопнул себя по бедру Тартор.
   - И какое тебе дело до жителей Диды и вообще до всего этого? - добавил недоверия Тос.
   - И что вообще это всё значит? - сказал, чтобы не молчать, Моррот.
   - Я знаю многое, - ответил Парфлай, медленно сменяя взгляд сетчатых глаз от собеседника к собеседнику. - И мне это так не безразлично потому... Понимаете, я раньше был... - он долго молчал, вспоминая, - я раньше был... Слугой Тризолуса... Капитаном Форта Террора...
   Возникшее напряжённое молчание прорвал Тартор, потянувшись за эспонтоном:
   - Так давай мы тебя сейчас убьём!
   Из кареты стрека тут же выскочило шесть вооружённых до зубов примов.
   - Тар, не будь умалишённым, - осадила его Филика.
   - А я и есть умалишённый, если не помнишь, - не заставил ждать ответа Тартор, но оружие отставил. Охранники стрека не казались слишком грозными противниками - с ними, при необходимости, и врукопашную справиться можно.
   - Да, я ожидал что-то подобное, - это показалось, или в голосе Парфлая действительно можно было уловить что-то похожее на грусть? Он щёлкнул пальцем и его примы скрылись в карете. - Когда кто-то узнаёт о моём прошлом... Нет, не хочу вспоминать... Понимаете, я был слеп. Я был беспомощен и глуп. Он приютил меня. Он помог мне. А взамен я служил ему как верный цепной боброс. И, как это не печально, успел наделать очень много глупостей до того, как понял... - Парфлай сутулился, его крылья повисли на спине, словно завядшие листья. - Тяжело... Я улетел прочь. Я бежал от его власти. И всё это время. Всё это ужасное, полное душевных мучений время я провёл в попытке загладить свои злодеяния. Я раздавал деньги бедным, выполнял просьбы нуждающихся, защищал от обидчиков слабых...
   - Я сейчас расплачусь, - не выдержал желчный Тартор.
   -Да заткнись ты уже, помойная яма! - топнула ногой Филика и попросила гостя продолжать.
   - Только помогая другим, я чувствую себя сбой, - вновь заговорил Парфлай. - Не тем чудовищем, в которое меня превратил Тризолус, а простым, добрым и открытым парнем. Кем когда-то был...
   - Ну, а от наш ты тогда чего хочешь? - всё выпытывал Тос, чьи царапины по телу невыносимо зудели. - Вожми и убей шам швоих героев. Вон, у тебя целая когорта преданных молокошошов.
   - Будь всё так просто, я к вам бы не обратился, - заговорил стрек. - Падшие герои - великие воины, равных которым нет. Трое из них обладают сильнейшим магическим существом в крови. Ещё у одного - могучее волшебное оружие. Остальные - искусные бойцы. Вам ни за что с ними не справиться...
   - Во-первых, насчёт справиться - вопрос спорный, - встрял Тартор. - Во-вторых, если всё так плохо, каким чудом мы выполним заказ?
   - Выполните. Я всё продумал, - сказал стрек и два раза щёлкнул пальцами. С левого бока паровой повозки распахнулась широкая дверь. И распахнулась не так, как это принято, а вверх. Примы принялись выгружать из салона тяжёлые мешки. А с ними - какую-то цилиндрическую вещицу из чёрного матового металла. Эта вещь была высотой не больше полуметра.
   Парфлай похлопал по мешку:
   - В каждом таком - тысяча золотых монет. Можете проверить. Всего десять мешков. Это задаток. Столько же вы получите после выполнения задания.
   Ищейки Смерти стояли как были, старались не показывать свои эмоции. Жаль, что каждого выдавала пелена, золотой пылью застелившая глаза...
   - А теперь о выполнении, - перешёл к делу Парфлай. - Эта железяка, на которую вы с таким недоверием смотрите - сильнейшее взрывное устройство. Я разработал его специально для этого случая. Всё, что вам нужно сделать - установить бомбу на борту Смертоптицы. Чтобы похоронить под её обломками заказанных. Желательно всех. Обязательно: Дрима и Бирюка. Они оба дали приют в своей крови могущественным магическим существам. Один - человек, другой - волк.
   - Волки могут быть магами? - не поверил ушам Тартор. - Нет, я знаю, что некоторые падшие представители их расы способны заводить дружбу с другими мыслящими. Но чтобы магами становились...
   - Как же всё-таки вы, молодой человек, мало знаете, - сообщил известную всем истину Парфлай. - Так вот, ваша команда зарекомендовала себя безупречными специалистами подобных дел. Говорить мне ещё что-либо - бессмысленно, - стрек опять выдержал свою коронную паузу. - Насколько я понял, задание вы приняли.
   - Нам нужно немного посовещаться, - ответила Филика, жадно пялясь на мешки с золотом.
   Парфлай понимающе кивнул.
   Ищейки Смерти зашли за свою карету, склонили головы поближе друг к другу и принялись совещаться.
   - Славься великий Моол, - громким шёпотом заговорил Моррот, - дорогостоящие заказы нам просто на голову падают. Да после такого куша нам на три беззаботные жизни хватит!
   - Мне он не нравится, - сказал Тартор. - Мне стреки вообще не нравятся. Они чересчур скрытные, чтобы им доверять.
   - Он шлишком колючий, - двусмысленно добавил Тос, не переставая чесать зудящие царапины.
   - А я ему верю, - сказала Филика. - Пусть его лицо и голос - лишены эмоций, но видно, что он страдает за это дело сердцем. Или сердцами, не знаю, сколько их там у него.
   - Да, и сказочно богат при этом, - напомнил Моррот, в чьих глазах ещё стояла золотая пыль.
   - И к тому же... - добавила Филика задумчивым голосом. - Они спалили Диду... Пусть я и ненавижу своё детство, но всё же...
   - По пять тысяч на каждого... - мечтательно проигнорировал её Тартор. - Я бы смог себе построить большой каменный дом где-нибудь у реки, засадить несколько полей виноградом, завести прислугу и нескольких красавиц-жён...
   - Ух, каким ты романтичным иногда бываешь, - съязвила Филика. - Мне особенно про жён нравится.
   - Думал, тебя к ним взять, но теперь не хочу, - наигранно обиженно отразил шпильку Тартор.
   - Всё, моя жизнь потеряла всякий смысл! - не заставила ждать с ответом Филика.
   - Он, как вщякий штрек - личношть неприятная, - заговорил Тос. - Но мне кажетша, его шлова правдивы. А цена - более чем окупает ришк. Вы вшпомните, как мы жа пятьшот жолотых щебя в Щедом Лешу подштавили... Уж ешли жижнь швою ложить, как бедняга Лирк, так хоть жа шоштояние целое...
   Вспомнив о погибшем товарище, они помолчали в знак его доброй памяти.
   На этом совещание закончилось.
   Парфлай стоял на том же месте, где и раньше. Казалось, что за это время он ни разу не шелохнул и усиком.
   - Мы согласны, - обрадовала его Филика. - Если вы не против, хотелось бы проверить...
   - Да, пожалуйста, - согласился Парфалй.
   Тос подошёл к первому выбранному им мешку и развязал узел. Золотые монеты. Настоящие. Пьянящие. Манящие. Звенящие... Драгоценное сырьё, из которого умный способен создать своё благополучие...
   - Теперь слушайте и запоминайте. Хорошо запоминайте. И вглядитесь в их лица, - Парфлай щёлкнул пальцами и его шестёрка прим раздал наёмникам листы с портретами и записями карандашом на обратной стороне: как зовут, насколько опасен, каким оружием владеет в совершенстве и так далее. - Их всего восемь, - продолжал стрек. - Дрим - их предводитель, могущественный маг. В бою опасней его, поверьте мне, вам из мыслящих никого ещё не доводилось встречать. Джина, Ночная Бабочка, - бывшая воровка, теперешняя подстилка Дрима. Хорошо владеет кинжалами и метательным оружием. Опасна, но с ней вы, думаю, легко справитесь. Брок - могучий люрт, чья и без того непомерная сила подкрепляется магическим перначом из самой Стальни. С ним проблемы в бою серьёзные возникнуть могут. Тона - люртша, жена Брока. Любит двуручные мечи. Её вы убрали бы с закрытыми глазами. Бирюк - волк-маг. С ним связываться вообще не стоит. Лароус - сын Тризолуса, предавший отца и переметнувшийся к врагу. Он тоже маг. Но не совсем, чтобы человек... В общем, это не сам сын, а его душа. Заточённая в тело магомеханической машины. Кстати, он сыграл не последнюю роль в столь низменном падении из героев в разбойников. Что тут скажешь, яблоко от яблони... Кич - прим, лишённый в одном из боёв руки. Но это ни в коем случае не сказалось на его боевых качествах. Он непревзойдённый стрелок. Лучше не попадаться на линию огня его многозарядного мушкета... И Камоорн - щуп. Как и все щупы, искусен с гарпуном, копьём, сеткой и тому подобными глупостями. Вам он на один зубок.
   - Да-а-а, не воодушевляет список, - сделал вывод Тартор.
   - Я уверен, что вашего мастерства хватит выполнить задание, - подбодрил Парфлай.
   - Есть какие-то предположения, откуда начинать поиски? - спросила Филика.
   - Совсем недавно они залетали в Пашни, - сообщил стрек. - Там живут отец с мачехой Дрима. Адрес их дома записан на обратной стороне одного из листов. Это всё, чем я могу помочь.
   - А как мы получим вторую часть платы за заказ? - задал всё это время терзающий вопрос Моррот.
   - Даю слово: выполните задание - и я отыщу вас в тот же день, - сказал Парфлай. Его сетчатые глаза бликовали появившимся из-за туч солнцем.
  
   Глава 7: Пашни
  
   Говорят, что золота, как и вина, слишком много никогда не бывает. Что ж, эти умники ничего не смыслят в жизни...
   Десять мешков - это уже не шутки! Они тяжёлые и занимают место. Драгоценное место... Пришлось выбросить часть инвентаря. В основном это были тёплые вещи и тяжёлое снаряжение для суровых путешествий в горах. И не просто выбросить, а привести в негодность перед этим: чтобы случайный прохожий не нажился. Такова уж традиция Ищеек Смерти: или твоё, или ничьё... Но даже после этого решения лошади еле тянули. Другого выхода не осталось: надо выбросить две (последние!) бочки с вином. Когда Филика отдавала этот приказ, а Тос дрожащей рукой его выполнял, у Тартора и Моррота на глаза накатили слёзы... Из продырявленных бочек на засохшую землю вытекала прекрасная жидкость временного лишения всех проблем. Каждый напоследок - даже Филика - отпили из бочек столько, сколько только могло влезть. А запасливый Моррот даже наполнил все доступные фляги и подцепил на себя. Мол, на своём горбу нести буду, в карету ногой не ступлю и в мороз и в стужу, но добру пропасть не дам!
   Прощание с вином оказалось слишком тяжким для здоровья. Непоколебимая Филика, отчаянно борющаяся с непослушными поводьями в ещё более непослушных руках, приказала сделать "небольшой привал". Её приказ услышал только Моррот, зигзагами плетущийся возле кареты. Тос с Тартором давно уже спали в обнимку на полу салона и всю грандиозную мудрость приказа командирши оценить не смогли...
   "Небольшой привал" продлился до позднего утра. Филика проснулась от невыносимой жажды. Как она сидела тогда за кучерским креслом - так и заснула, зарывшись в груду шкур. Просохшее, как пустынный колодец, горло, монотонный, болезненный звон в голове, клятва самому себе никогда больше не пить - в общем, всё как обычно.
   Тартор так и храпел на полу салона. Тос жадно лакал воду из бочки для попойки коней. А где же Моррот? Бедняга, расставание с вином сильно подорвало его душевные силы...
   Крота нашли в сотне метров на запад. В выкопанной им же норе. Найти не было так сложно: выдавали пустые фляги, разбросанные по пути. На дне сверху заваленной ветками ямы свернувшись зародышем спал Моррот. Разбудить его так и не удалось. Бесцеремонно разбуженному ранее Тартору и возмущённому Тосу пришлось волочить крота на себе. Его расслабленное тело было тяжёлым и мягким, как шерстяной мешок с козьим помётом. Запах, конечно, отличался, но ненамного: приоткрытый рот и ноздри с каждым выдохом извергали чудовищную смесь винного перегара и тошнотворно-кислого запаха переваренных кореньев.
   Моррот весь последующий день пролежал в карете. К вечеру проснулся и с ужасом в сердце обнаружил, что фляг с вином нет. Вернее, они есть, но пусты! Лежат в сундуке, где им и место. Как выяснилось, Филика вылила оставшуюся флягу на землю...
   В ворота Пашней Ищейки Смерти въехали уже полностью протрезвевшие. Полные сил, решимости и жгучего желания сдвинуть дело с начальной точки. До вечера оставалось несколько часов. Белые облака густой ватой заволокли солнце, земля была влажной, пахло последождевой свежестью и рогатым скотом. Городок показался наёмникам уютным, спокойным, тихим местом. Как раз таким, где можно провести заслуженную старость, воспитывая внуков в стенах уютного домика у подножья речки...
   Филика и Тартор отправились в имения Плуверов. Тосу и Морроту предстояло решить проблему с перегрузкой кареты. Удивительно, как это ещё лошади не издохли от такого напряжения.
   Долго дом искать не пришлось. Первый встречный драг указал правильный путь. Кто же в городке не знает, где живут Плуверы?
   Каменный забор, незапертые ворота. По двору носятся, хлопая крыльями и крича, куры, гуси и утки. Цепной боброс возле ворот на пару с цепным псом из будки возле коровьих стойл разразились самозабвенным лаем.
   Парадная дверь трёхэтажного кирпичного дома беззвучно отворилась. На пороге стояла белокурая женщина лет двадцати-двадцати пяти. Очень даже неплоха собой, как отметил про себя Тартор, хоть блондинок не сильно жаловал. Должно быть, сестра заказанного.
   - Я чем-то могу вам помочь? - голос девушки звучал мягко, но и властно одновременно.
   Боброс и барбос залаяли ещё самозабвеннее.
   - Да, мы ищем Дрима Плувера, - перекрикивая лай, сообщила Филика.
   - Тара, Бис, а ну замолчите! - топнула ножкой девушка. Цепные животные беспрекословно выполнили приказание хозяйки. - Прошу простить, если вдруг забыла... - не сходя с порога, белокурая прищурилась в попытке лучше разглядеть непрошенных гостей. - Мы знакомы?
   - Нет, мы не знакомы, - грубо отрезал Тартор. - Но мы знакомы с Дримом Плувером. И нам бы очень, - на слово "очень" он сделал особый акцент, - хочется с ним увидится.
   - Странно, а я-то думала, что знаю всех близких знакомых мужа... - растерянно сказала девушка.
   "Мужа! Интересно, Джина знает?.." - проскользнула одна и та же мысль у наёмников.
   - Ах, простите, совсем забыла представиться: меня зовут Нирма, - отрекомендовалась белокурая красавица.
   - Филика, а это Тартор, - ответила на любезность командирша. - Мы пересекались с вашим мужем раньше. Деловые отношения, вы ведь понимаете...
   - Ах да, как же не понять, - улыбнулась, чтобы скрыть непонимание, девушка. - Не знаю, право, сможет ли муж вас сейчас принять. Мы последние годы очень популярны в округе... Вот, пришлось даже боброса завести, к дверям приставить. Ну раз уж вас он пустил... Хотя муж всё равно занят. С тех пор как он купил ту молочную хокору, ему не до посетителей, - немного помолчав, девушка капризно добавила, - и не до жены...
   - Так он где-то здесь? - глаза Филики предательски блеснули.
   Тартор невольно пощупал рукав своего чёрного камзола: в него вшита отравленная игла. Стоит только умело прикоснуться к жертве - и яд полосатой гадюки сделает своё дело...
   Ха, опытный маг! Да и не таких в потусторонний мир отправляли!
   - Простите, Нирма, а вы не могли бы нас отвести к своему мужу? - как можно небрежней спросил Тартор и растянул губы в самой что только бывает дружелюбной улыбке. Тонкие в тёмно-синей помаде губы Филики сделали то же самое, обнажив ровные крупные зубы с золотыми протезами верхних клыков.
   - Ну, даже не знаю... - замялась красавица, в то время как её глаза жадно разглядывали широкие плечи Тартора.
   - Это очень важно, - отточено взволнованно сообщила Филика. - У нас к вашему мужу дело, которое не терпит отлагательств.
   - Какое дело? А в общем, никогда мне не было дела до его дел, - махнула рукой Нирма и спустилась с крыльца. - Идёмте за мной. В питомник.
   Идти пришлось через весь двор, мимо будки настороженного пса, по узенькой тропинке в обильно засаженном овощами огороде. К небольшому свежевыкрашенному деревянному строению. Тартор еле сдерживал себя, чтобы не пинать вертящихся под ногами курей и уток. Нирма шла молча. Её унылый взгляд то и дело скользил по двору мечты любого фермера. Нет, не для выращивания картошки и дойки коров она рождена, сразу видно.
   Деревянное строение оказалось питомником. От него пахло свежей краской. И, судя по состоянию сбитых вместе досок, оно было построено совсем недавно, на скорую руку.
   - Он очень не любит, когда его беспокоят, - прошептала Нирма и едва слышно постучала в дверь.
   - Убирайся прочь! - раздался громогласный раздражённый голос. - Я занят! Я же говорил, что занят!
   - Дорогой, к тебе тут пришли по делу, - белокурая говорила в щёль между дверью и косяком.
   - Отправь их к гиреновой прабабушке! - раздался взрыв праведного гнева. - Пошли все прочь! Прочь! Я занят!
   К злобным крикам примешивался странный скулёж.
   - Ну, сами видите, - виновато развела руками Нирма.
   Скулёж усилился.
   - Не знаете, надолго ли? - с надеждой спросила Филика.
   - Муж последнее время только в этом проклятом сарае и сидит! - Нирма это сказала достаточно громко: так, чтобы её услышали за дверью.
   Скулёж перерос в отчаянный звериный вопль.
   - Нирма, кто там ещё есть, а ну бегом ко мне! - заглушил вопль твёрдый, как гранитный камень, голос.
   Жена не смела ослушаться. Наёмники, само собой разумеется, тоже.
   Вначале было сложно сориентироваться: плохо освещаемое крохотным окошком в потолке помещение, застеленный соломой пол, широкоплечий седой мужчина, склонившийся над чем-то бурым, бугристым и уродливым. И тошнотворный от непривычки запах: сладковатый, похожий на смешанный запах прогнивших яблок и слив.
   Озадаченное, напряжённое, покрытое испариной лицо мужчины устремилось к вошедшим:
   - Чего стоите, лодыри?! Ты! - он ткнул пальцем в сторону Тартора, - иди сюда, хватай её щупальца, хорошо хватай, чтобы не вырывались! Бабьё, бегом за кипятком! И нож! Нож мой захватите!
   Тартор отчаянно боролся со скользкими щупальцами хокоры. Женщины побежали в дом: ставить на огонь вёдра с водой. Ненадолго Нирма оставила Филику у плиты и сбегала в кабинет мужа. Вернулась с боевым ножом и банкой спирта. Вода вскипела. Коромысло было только одно, а вёдер - ровно два. Жена фермера виновато призналась, что не в состоянии поднимать тяжести из-за болезни. Какой болезни, она не уточнила. Филика грязно выругалась, водрузила коромысло с двумя раскалёнными, извергающими пар вёдрами на плечи и направилась к питомнику. По дороге на неё накинулся с диким лаем пёс. Цепь удержала его в нескольких сантиметрах от жертвы. Не расплескав и капли, Филика врезала острым сапогом агрессору прямо в бок. Привыкший не получать отпор за свою грозность, комок шерсти поджал хвост и, жалобно скуля, спрятался в будке.
   Зрелище было, мягко сказать, не для слабонервных. Тартор навалился телом на все двадцать ходовых щупалец и два ротовых в придачу. Молочная хокора - бугристое бесформенное животное размером с большую собаку - беззубым слизистым ртом пыталась "укусить" обидчика за лицо. Весёлый, лишённый брезгливости мыслящий счёл бы эту ситуацию весьма забавной: мужчина обнимает животное, а то его в ответ страстно целует, покрывая зеленоватыми слюнями... Но не до смеха было. Дрим Плувер Старший прижимался руками к спине животного. Бугристая бурая спина пульсировала.
   - Началось! - только и успел выкрикнуть седоволосый мужчина.
   Спина хокоры разошлась в стороны и из неё полезли розовые бесформенные комки.
   - Нож! - приказал Плувер.
   Нирма дрожащей рукой передала ему сполоснутый спиртом боевой нож.
   Её муж с точностью и хладнокровием хирурга-мясника перерезал первую пуповину.
   - Держи, - он протянул бесформенный комок еле сдерживающей рвотные позывы жене. - Ты знаешь, что нужно делать.
   Да, она знала, что нужно делать. Находясь в предобморочном состоянии, она всё же нашла силы бросить детёныша в ведро с горячей водой. На большее Нирмы не хватило - она повалилась на сено без сознания.
   Дальше всё пошло по накатанной: Тартор держал хокору-роженицу; Дрим Старший резал пуповину; Филика кидала детёнышей в кипяток; Нирма тихонечко лежала на сене, претворяясь бессильной.
   Молочная хокора перестала реветь. Восемь бесформенных комочков плескались в вёдрах. Два последних оставались без движения.
   - Можешь её отпускать, - с облегчением выдохнул седоволосый и вытер взмокшее лицо платком.
   Тартор был счастлив выполнить поручение. Он отпустил щупальца, поднялся на дрожащих от напряжения ногах и первым делом пощупал рукав камзола. Всё в порядке. Да, только истинный профессионал сможет, борясь с буйным животным, сохранить иглу в положенном месте...
   - На воле они живут только на территории Заброшенных Островов. Только там ещё сохранились кипящие подземные озёра, - Дрим кивнул на вёдра. - В этих озёрах они и рожают. Вы бы утёрлись, - он протянул покрытому зеленоватой слизью Тартору свой платок.
   - Спасибо, но мне это мало поможет, - Тартор, насколько это было возможно, вытер лицо. Тяжёлый от слизи платок камнем упал в сено.
   - Жаль, двое не выжило, - досадовал Плувер.
   - На кой слизень её держать надо было? - ругнулся Тартор, с досадой поглаживая липкие волосы.
   - Она впервые рожает, - кивнул Плувер на тихо поглощающую свою пуповину хокору, - могла сожрать детёнышей.
   - Какая мерзость! - сообщила "пришедшая в себя после обморока" Нирма и выбежала во двор.
   - Да, - сказал хозяин имения, пренебрежительно смотря на распахнутую дверь, - теперь можно и выйти. Самое сложное - позади.
   По дороге Дрим Старший выловил из ведра мёртвых новорожденных.
   Солнце клонилось к земле, в предсмертной агонии выливая ржаво-красную кровь на облака, тщетно пытающиеся удержать светило на месте.
   Нирма ушла в дом. Во дворе, под покровом могучих ветвей яблони стояли Дрим, Тартор и Филика. Молча разглядывали друг друга.
   - Я как-то пил молоко этой штуковины, - признался Тартор. - Бьёт в голову моментально. Крепче любого чёрного вина. А как оно получается? Я сосков не видел...
   - Хокоры кормят своих детёнышей, отрыгивая полупереваренную пищу, - поделился знаниями Дрим, тщательно всматриваясь в глаза собеседника.
   - Гиреновы экскременты! Неужели я пил блевотину той отвратительной твари?! - расстроился Тартор.
   - Какая разница, откуда напиток? - удивился Плувер. - Ты ведь сам сказал, что крепче любого вина. Если так посмотреть, то тебе это должно быть безразлично. Ведь сцеживать "молоко" придётся мне...
   - За эти труды и платят немало... - вмешалась Филика.
   - Это да, не стану спорить, - хищно улыбнулся фермер, - во все времена, всеми народами, кроме придурковатых стреков, разумеется, - молоко хокоры высоко ценилось... Кстати, мы ведь с вами не знакомы?
   - Увы, - вздохнула командирша. - Меня зовут Филика, его - Тартор. Понимаете, произошла ошибка: мы пришли к вашему сыну...
   - Да чтоб его! - весело рассмеялся Дрим Плувер Старший. - Слава сына-стервеца не оставляет отца в покое ни на минуту! Он ведь у меня великий маг... - чем-то вроде отцовской гордости, смешанной с лёгким пренебрежением и, возможно даже, завистью отдавали его слова. - Куда не выйду в городке - никто проходу не даёт. Каждому от Дрима Младшего что-то надо. Разве так трудно им в головы свои деревянные вбить, что отец за сына - не ответчик?! Он недавно, кстати, прилетал со своими друзьями - так наше имение со всех сторон окружили просители. Через заборы лезли, в окна стучались... В общем, лучше бы он и не прилетал. Или хотя бы тайно пришёл. А то ручкой помахал, улетел на своей железной фиговине, а от меня попрошайки ни на шаг не отходят. Работать не дают, честное слово, - он ненадолго задумался, - хотя, иногда и помогают. Как вы, к примеру.
   - У вас была открыта входная дверь... - не выдержала Филика.
   - Ах, дверь... - свёл густые седые брови отец героя. - Сын улетел и в дом уже не ломятся. Зато на улице... Без скрывающей лицо накидки не пройдёшь и одной улицы! А дверь мы никогда не запирали. Раньше пёс стерёг, а сейчас пришлось боброса купить! Дорогой, зараза... Кто же в здравом уме мимо него пройдёт? Бояться бобросов - у каждого мыслящего в крови! Тара только своих пускает.
   - Так мы, значит, свои? - спросил Тартор.
   - Выходит, да, - кивнул Плувер. - Как видите, сына моего здесь нет. Увы, никак помочь вам не могу. И, кстати, благодарю за помощь в питомнике.
   - Нам просто необходимо увидится с вашим сыном, - безысходно заламывал руки Тартор.
   - Вы не знаете, куда он отправился? - добавила Филика.
   - Как же не знать? - чуть ли не обиделся отец. - К Заколдованным Горам полетел со своими сомнительными дружками, - он приблизился к собеседникам, зачем-то оглянулся по сторонам и продолжил шёпотом: - мне особенно тот металлический человек не нравится. От него у меня всегда мурашки по коже бегают... И девку себе выбрал препаршивую: ей бы рожать, а она всё приключения на свои чресла ищет.
   - К Заколдованным Горам, значит, - бесцветным голосом повторила Филика. Эх, знал бы Дрим Старший, что у неё в тот момент в душе творилось...
   - Огромное вам спасибо, - поблагодарил Тартор и горячо пожал руку собеседнику.
   - Да не за что, собственно, - ответил фермер, вытирая слизь с пожатой руки о штанину. - Заходите, если что...
   - Непременно зайдём, - в один голос отозвались наёмники, учтиво поклонились и зашагали прочь.
  
   Заколдованные Горы! Туда без нужного снаряжения сунуться - самоубийство. Да и со снаряжением - тоже самоубийство. И как раз всё необходимое было выкинуто на днях в угоду тяжести золота! Вот ведь как! Но самое ужасное, где в этом аграрном городишке найти новое? Ближайший сравнительно крупный город - Бастон. До него дней пять пути. Ещё и обратный путь... За это время владельцы Смертоптицы весь Материк облететь смогут.
   Тос с Морротом выполнили, насколько это было возможно, свои обязательства: у кочующего торговца удалось купить две пары великолепных лошадей и карету. Карета была далеко не первой свежести, но тщательный осмотр наёмников прошла. Потускневшая зелёная краска, покрытые лёгкой ржавчиной заклёпки снаружи и надёжный каркас, крепкие рессоры - внутри. Размерами салона и багажных отделений новая карета уступала старой, но ненамного. Часть груза переместили в неё, закупили провизию, сено, наполнили бочки пресной водой. Да, про несколько новых бочек вина тоже не забыли...
   Сейчас как можно быстрее нужно решать - куда держать путь. Любое промедление грозит огромными осложнениями, если вообще не полнейшим крахом задания. Тартор, как это ни странно, поддержал предложение Филики отправиться в Бастон. Как известно, заказанные - любители исследовать. А в Заколодованнх Горах исследователю и жизни мало будет всё выяснить. Так что со временем, скорее всего, проблем не возникнет. Моррот отмалчивался. Тос тоже спорить не начинал. Вначале. Давал выговориться. Когда Тартор выдохся описывать все преимущества своего плана, прим спокойным, размеренным шепелявым голосом сообщил, что план-то хорош, конечно, но есть ли в нём смысл? Ещё не факт, что в Бастоне можно будет приобрести горное снаряжение. Да, на север от города находятся Западные Возвышенности и особо храбрые горожане не упускают возможности проводить там время. Но потребуются ли для покорения в большинстве своём отлогих подъёмов, скажем, ботинки с металлическими шипами, оттяжки, восьмёрки, жумары, шлямбуры, закладки, ледорубы и скальные молотки? Ответ напрашивается сам собой... Ближайшее место, где можно приобрести достойное снаряжение - Сар. В меру недавних приключений в Садах Осевого района наёмникам там появляться крайне не рекомендуется... Конечно, они допустили непростительную ошибку, выкинув столь ценное снаряжение и тёплые вещи. Что тут скажешь, были ослеплены невероятным количеством золота, свалившимся на их головы. Это не оправдывает, но и не отягощает вины: что сделано, то уже сделано. Жалеть о решении глупо. Главное, после одной дурной ошибки не допустить ещё одну, по глупости превосходящую прошлую в десятки раз. В Пашнях вполне можно купить тёплые одежды, кирки, металлические колья и крепкие верёвки. Жалкая пародия, ну и что? Зато десять дней не будет потеряно. Тартор тут возразил, что скалолазу от природы Тосу, конечно, легко рассуждать. А что делать остальным без профессионального снаряжения, в особенности Морроту? Тут уж Моррот нарушил своё затянувшееся молчание и заверил, что по горам прекрасно способен лазить без любого снаряжения. Для этого у него есть прекрасные когти. А Тартору пора бы перестать вводить смуту, пытаясь приписывать каждому свой страх высоты. Стиснув зубы, Тартор промолчал в ответ.
   Как это и полагалось, последнее слово было за Филикой. Она не стала медлить с решением: ворчливого Тартора и мудрого Тоса отправила за покупкой "жалкой пародии" снаряжения; а сама осталась вместе с Морротом осматривать новых лошадей и карету.
  
   Глава 8: "Книга Божественных Величий". Произвольное
  
   Близился сезон дождей. Свинцовые тучи жадно паслись на небесных просторах. Прохладный ветер залетал в распахнутые оконца карет. Пахло сырым цветом пустынника.
   Моррот управлял лошадьми, запряжёнными в новую карету. Тартор сидел внутри. Салон монотонно покачивало, это успокаивало... Впереди ехала карета с Филикой и Тосом.
   В голову Тартора лезли приевшиеся мысли о командирше. Она чёрствая, жестокая и опасная женщина. Тогда, в Саре, она отдалась ему... Не так, чтобы самый лучший раз в жизни, но всё же... Что-то в этом было. Недопустимая для наёмника слабость: как для него, так и для неё! Теперь, вместо того, чтобы думать об успехе общего дела, голова Тартора забита Гирен знает чем. Эти женщины! С ними столько проблем. Столько...
   В жизни ему доводилось любить только один раз. Он бы с улыбкой вспоминал о тех беззаботных днях наивного детства, если бы оно было таковым. Таким, каким бывает у большинства мыслящих. Но только не у сына религиозного служителя.
   С рождения и до раннего юношества Тартор жил в Бастоне. Жил в скромном домишке в окружении любящей матери и строгого, педантичного и честолюбивого отца. Братьев и сестёр не было, но задуматься о том, хорошо это или плохо, с ранних лет Тартору не хватало времени. Отец хотел вырастить достойную копию себе любимому. И, будучи высокопоставленным жрецом Храма Почитания Всех Божеств, очень успешно воплощал эти замыслы в жизнь. Нельзя сказать, что сын так уж противился отцовской воле. Да, иногда было скучно слушать длинные проповеди; до жуткого тошно запоминать имена и деяния всех неисчислимых божеств, как хорошо известных каждому мыслящему, так и практически забытых; порой было невыносимо тяжело усидеть в стенах храма за чтением религиозных книг, когда по улице бегали сверстники, веселились, играли, радостно галдели. Но, в общем, старания и настойчивость отца не прошли даром: сын свято верил в необходимость занятий. Из Тартора рос замечательный жрец - надежда и оплот будущего поколения.
   Из мальчика Тартор постепенно превратился в юношу. Начитанного, уверенного, убеждённого и праведного. Сверстники уважали, даже боялись, что он может наслать на них гнев богов. А где есть уважение и страх, там есть и одиночество... Но оно не тяготило юношу. Наоборот, придавало веру в свою уникальность, непревзойдённость и невероятно большое значение в этом мире, в отличие от простых грешных. Не было в Бастоне ни одного жреца, который бы не завидовал отцу Тартора. Даже сам Верховный Жрец после одной из служб подошёл к Тартору, грузной рукой похлопал по хрупкому плечу парня и сказал, что за будущее прихожан он не переживает: Верховному подрастает достойная замена... В тот день отец Тартора впервые прослезился при сыне.
   А потом всё пошло бобросу под чешуйчатый хвост. В городе остановился с караваном известный торговец шёлком. Так уж вышло, что с ним была и его дочь: прекрасная рыжеволосая девочка с карими глазами и подёрнутыми чёрными бровями. Ну, не то, чтобы она была совсем уж девочкой. Но и не женщиной... В общем, как бы там ни было, Тартор, случайно столкнувшись с ней на базарной площади, потерял дар речи. И всё, что он до этого знал, показалось таким бесполезным, таким чуждым по сравнению с очарованием её прекрасных глаз! Это было словно удар обухом по темени. Он стоял, растерянно глядел на неё и мямлил что-то глупое, несуразное себе под нос. Девушка звонко рассмеялась ему в ответ и наградила за неописуемые старания ослепительной улыбкой. И всё. Потом её позвал отец, и она не стала перечить воле родителя. Тартор смотрел ей в след. Тёплые, неведомые доселе чувства приятно грели одинокую, как это он уже понял, душу парня. Расстроенный своим открытием, он поплёлся домой.
   Всё бы прошло безнаказанно... Тартор бы со временем забыл о той встрече и ещё прилежней ударился в религиозные учения, если бы не одно обстоятельство. Тогда, на базарной площади, Верховный Жрец стал невольным свидетелем порочной встречи. А отец девушки был известен не только состоянием, сколоченным на торговле шёлком. Он ещё был и убеждённым неверующим, публично демонстрирующим свою неприязнь к любому божеству. Будь юный Тартор замечен в плотских утехах на жертвенном камне в храме с проституткой, пусть даже иной расы, наказание было бы не столь суровым. Ведь бастонские проститутки, как известно, поголовно верующие...
   Строжайший выговор отцу; исключение Тартора из претендентов в жрецы Храма Почитания Всех Божеств!
   Приговор был вынесен. Тартор взглянул в подавленные горем глаза отца. Взглянул и понял, что больше никогда не осмелится посмотреть в них. Той же ночью юноша бежал из дома. И никогда он больше не видел любимых родителей...
   Он не знал, куда ему идти. Мысли просить у торговца шёлком покровительства он рубил на корню. В городе находиться было невыносимо больно. Бежать. Как можно дальше мчаться прочь от своего позора!
   Шайка воров наткнулась на изнеможённого, измученного голодом и жаждой парня в окрестностях Бастона. Взять с него им было нечего. Они так и хотели бросить его умирать, если бы один из бандитов не узнал в нём бывшего служителя храма. Всем известно, что каждый вор просто мечтает о покровительстве богов, в особенности Сифы и Гирена. Каждой большой шайке жрец просто необходим! Так Тартор получил своё твёрдое место в "новой семье". Ему повезло, должность долгое время пустовала: прошлому жрецу вспорол живот дикий кабан в результате неудачной охоты.
   А дальше - всё как полагается. Плохое окружение, выпивка, азартные игры, продажные женщины...
   Судьба играет над нами странные шутки. Праведный, религиозный, добрый и честный парень волей нелепого случая превратился в безжалостного, хладнокровного наёмного убийцу.
   Единственное, что связывало теперешнего Тартора с тем добропорядочным и наивным юношей - Книга Божественных Величий. Эту книгу он захватил с собой из дома, когда бежал в мир похоти, зла и насилия. Она всегда была рядом с ним. Лежала в неприкосновенном багажном сундуке вместе с его золотыми монетами. Выученная наизусть в детстве, она, всё же, успокаивала: стоило открыть пожелтевшие страницы.
   Вот и сейчас Тартор взял книгу с потрескавшейся кожаной обложкой в руки, открыл на произвольной странице и принялся читать, сверяясь с памятью.
   Да, ничего он не забыл.
  
   ...Великий из великих богов Мастук всегда отличался крутым нравом. Он не терпел пререканий, он тяжко карал за неповиновение, он жестоко обходился с лгунами и льстецами. Он был королём в Потустороннем Королевстве. Он есть король в Потустороннем Королевстве. Он вечно будет королём в Потустороннем Королевстве. Некоторые древние манускрипты и наскальные руны противоречат общепринятым истинам. Они вещают о том, будто Потустороннее Королевство распалось несколько тысяч лет назад на княжества в результате междоусобных войн богов. Что, якобы, Моол первым отказался платить дань и объявил о выходе своего Подземного Княжества из-под крыла Королевства. Эти вещания до сих пор вызывают споры великих жрецов, но за собой не таят ничего. В Главном Сказании нет ни слова о распаде Королевства...
   ...Мастук - покровитель всего и всех. Нет чётких ограничений, нет жёстких рамок. Уверовавший в Его могущество обретёт спокойствие, счастье и процветание. Представители всех рас почитают Его. Хотя, большинство почитателей - люди.
   Кроты, жители подземных городов, отдают предпочтение Моолу.
   Драги слепо верят в силу великой Геллизы, которая, как следует из некоторых сказаний, чтобы насолить бывшему мужу Мастуку, создала свою собственную расу драгов из варанов.
   Большинство щупов слепо поклоняются Водрусе, предстающей в нашем мире в двух ипостасях: голубой акулы и прекрасного дельфина (в зависимости от настроения богини).
   Стреки выбрали объектом почитания Летуна, бога воздуха.
   Как это ни странно, множество примов поклоняются Спайкнифу, богу, чей гнев привёл к практически полному уничтожению их древней расы.
   Гирен, жестокий бог крови, внушает ужас и страх любому мыслящему, вне зависимости от расы. Мыслящие часто употребляют его имя в качестве ругательства или объекта запугивания детей. И не зря, ведь Гирен обожает поедать новорожденных детёнышей, в особенности - люртов. Во все времена уважающие силу, люрты приносят богу своих детёнышей в жертву. Их преклонение перед Гиреном основано на страхе и ненависти. Как известно, Гирен имеет три ипостаси: кровавая гиена, кровавая овца и кровавый мотылёк (в зависимости от настроения бога).
   Принято, что гордая раса волков считает низостью преклоняться перед каким-либо божеством. Хотя некоторые из их представителей (в особенности чёрные волки) были замечены в ритуалах жертвоприношения Гирену.
   Но выбор преклонения перед божеством - личное дело каждого мыслящего. Распространены случаи поклонения нескольким богам. Отдельно можно выделить последователей Храма Почитания Всех Божеств: эти, безусловно лучшие представители всех рас мыслящих, отдают жизнь на алтарь служения каждого из божеств. В особенности - забытых массами. Ведь каждому хорошо известно: если боги не будут получать из нашего мира уважение, преклонение, страх и благоговение, то их гнев может обрушиться на смертных с ужасающей мощью. Последователи Храма являются теми безоговорочными защитниками и спасителями, от чьих действий зависит судьба неподозревающих ни о чём мыслящих...
  
   ...Легенда о жадности
   Крупный богач и землевладелец Тирафор никогда ни с кем не любил делиться. Его крепостные получали только необходимое для поддержания скудного существования. Его слуги ходили по шикарному имению в рванье. Его дети носили недоношенную одежду старших братьев и сестёр, играли игрушками прадеда, и каждый день были обязаны выказывать раболепную любовь к отцу: улыбаться, сочинять благодарственные стихи и петь хвалебные песни. В противном случае, их ждала серьёзная порка. Жене повезло чуть больше: раз в год Тирафор покупал ей новое платье, чулки и туфли. И покупал сам: иногда неделями ходил по базару, торгуясь за каждый копрь. Всегда добивался, чтобы цена была сброшена до невиданно смехотворных низин. Дошло до того, что каждого торговца в округе передёргивало, стоило хотя бы краем уха услышать имя землевладельца.
   Поклонялся ли Тирафор какому-то божеству? Конечно же, да! Сифа, богиня воровства - была его тайной страстью. Никто из близких не знал об этом. А что тогда говорить о незнакомцах? Все думали о чёрствости и скупости богача. Никто не хотел рассмотреть в Тирафоре религиозного праведника, свято выполняющего волю богини. Но ему, по большому счёту, на мнения остальных было наплевать.
   Отбирая заработанное у своих подчинённых, выторговывая всё возможное, недодавая близким - он воровал...
   Его закрытый железной дверью подвал ломился от богатств. Шёлк, золото, серебро, драгоценные камни, прекрасное оружие великих мастеров - чего там только не было! Порой, Тирафор днями напролёт сидел в своём подвале. Упивался богатством, заряжался ещё большей жаждой к воровству, к обогащению. Пропитывался приторным ядом жадности. Как можно спокойно спать, когда другие подвалы его замка не завалены драгоценностями? Заходя в отличном настроении, Тирафор зачастую выходил из сокровищницы мрачный, подавленный тем, что всех богатств мира ему не заполучить. В такие дни домашние в страхе безвылазно сидели по комнатам. Озлоблённому отцу семейства на глаза попасться - страшнее и не придумаешь мучения.
   Однажды ночью Тирафор проснулся от кошмара. Ему приснился чудовищный слопр с кровавыми глазами, раздирающий тушу полуразложившегося дигра. Странно, ведь слопры травоядны...
   Но дурным сном всё не ограничилось. Как и обычно, Тирафор отправился в свой подвал с сокровищами. Но что он обнаружил? О боги, чудовищная сеть замков на железной двери была мастерски вскрыта, все смертельные ловушки были выявлены и обезврежены, а сокровища... украдены!
   В мире существовала только одна мыслящая, способная на такую дерзость: легендарная воровка Сикроза - молодая примша, заслужившая себе громкую славу непревзойдённой взломщицы и рискованной авантюристки. Стальное Пёрышко - так прозвали её братья по ремеслу за достойные уважения крепость характера и бесшумность движений. В ту ночь ей не сиделось в таверне за кружкой чёрного эля. И, развлечения ради, она проникла в сокровищницу Тирафора. Как к себе домой зашла, взяла рубиновое колье и с десяток бриллиантов. Разумеется, вышла она из тщательно охраняемого дома (охранники - единственные получали достойную плату за службу) так же просто и незаметно, как вошла.
   Крупный богач-землевладелец был убит горем. Столь трепетно собранные в знак служения Сифе сокровища были осквернены почитательницей той же богини!
   Тирафор потерял аппетит, безжалостно бил слуг, детей и жену, без меры пил вино и сливовую настойку. И молился. Всё время молился Сифе, выпрашивая расправы над Сикрозой, задабривая богиню постоянно растущими оброками крепостных.
   История отношений простых смертных и божеств скупа на случаи прямого вмешательства по просьбе смертных. Случай с Тирафором - один из немногих...
   Однажды Сифа явилась ему во сне с требованием мгновенно прибыть к подножью скалы, что находилось в нескольких часах верховой езды от города. Тирафор не посмел ослушаться: оседлал своего лучшего скакуна и отправился в путь.
   Луны щедро заливали жидкой платиной света просторы. В воздухе зависла нездоровая тишина: ни шелеста ветра, ни крика птицы. В этой тишине топот копыт скакуна отбивался тревожной дробью в сердце. Вдоль дороги возвышались сосны. Их безжалостное безмолвие, непоколебимость и монолитность действовали удручающе. Зловеще сверкая глазами, ночные звери уходили с пути. Пробирающее насквозь ледяным страхом предчувствие чего-то неотвратимого, скверного и ужасного не отпускало Тирафора ни на секунду.
   У скалы стояла Сикроза. Рубиновое колье на ней отражало мягкий свет лун. Не трудно догадаться, кому это колье принадлежало раньше...
   Тирафор спешился невдалеке от воровки. Совсем близко приближаться он побоялся - впопыхах забыл взять оружие. Хотя, победить в схватке опытную грабительницу у грузного землевладельца шансов в любом случае не было. Они какое-то время стояли, глядя друг на друга. Не нужно быть великим знатоком мимики примов, чтобы разглядеть презрение и насмешку во взгляде Сикрозы. Как бы ни пытался Тирафор, а свой страх и мучительное ожидание скоропостижной кончины ему скрыть не удалось.
   Вскоре воровке надоело упиваться ничтожеством своего соперника и она, махнув правыми руками и звонко рассмеявшись, зашагала прочь. Но не прошла она и нескольких шагов, как из-под земли вырвалась потусторонняя змарва, пустила в ход чудовищные пиловидные зубы и утащила останки Сикрозы в нору.
   Через некоторое время Тирафору удалось заставить своё оцепеневшее тело шевелиться. Невероятных усилий ему стоило взобраться на скакуна. Дальше - было проще. Верный конь сам мчал хозяина домой. В безопасное место...
   Почему Сифа натравила змарву на свою любимицу? Тирафор прискакал на самом дорогом во всей округе скакуне; обшитая парчой с золотыми вставками сбруя... Сикрозе следовало убить тучного землевладельца и присвоить их себе. А она махнула на всё руками, подписав себе смертный приговор.
   Сифа была оскорблена поступком Стального Пёрышка. А боги обид не прощают...
   Если ты вор - то никогда не должен забывать об этом!
  
   Глава 9: Новые друзья...
  
   Фермерские Угодья остались позади каменного моста через реку Западный Бур. На пути к Заколдованным Горам стоял Кривой Лес. Хоть разбрасываться лишним временем Ищейки Смерти и не имели возможности, но споров о преодолении леса не возникло. Пошли в обход по южной стороне. В ужасную чащу, таящую на каждом метре пути смерть, сунуться может решиться только отчаянный безумец...
   Мрачные деревья леса, затаившиеся по левую руку путешественников, действовали удручающе, от них веяло ледяным ветром страха. Ходили страшные легенды об этих местах. Бесследные пропажи караванов, безумные дикие звери, потусторонние монстры, кровожадные ожившие мертвецы убитых в лесу мыслящих - далеко не полный список пророченных сюрпризов. Прагматичным наёмникам в ходячих мертвецов верилось с большим трудом, но и без них, мертвецов, опасностей хватало.
   Первая ночь подле окраины леса прошла спокойно. Настрой у наёмников был боевой. Полученное золото приятно грело, обещанное - разжигало желание выполнить заказ как можно скорее. Костёр на ночь потушили, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание диких зверей. Ночное дежурство не случайно выпало Морроту. Кому как не кротам, обитателям подземных городов, хорошо ориентироваться в полумраке ночи?
   Свежесть рассветного воздуха приятно щекотала ноздри. Каждый вдох приносил с собой оптимизм и веру в собственные силы. Из леса доносились редкие крики хищных птиц; солнце начинало оживать после ночной смерти. В такие мгновения Моррот ощущал себя действительно счастливым. Трудно сказать почему. Ощущал и всё.
   Из кареты высунулась заспанная физиономия Тартора. Сухо поздоровавшись с товарищем, он нетерпеливо устремился к ближайшим кустам. Не трудно догадаться с какой целью...
   Вернулся Тартор в хорошем расположении духа.
   - Будешь? - спросил он, набивая длинную курительную трубку табаком.
   - Натощак не люблю, - сморщил щетинистый нос Моррот. - И тебе очень не рекомендую. Тебе силы ещё понадобятся.
   - Да надоело мне себя ограничивать, - Тартор поднёс зажжённую спичку к трубке и смачно затянулся. - Всю жизнь так... Мы ведь теперь богачи! Задание выполним и на заслуженный отдых!
   - Отдых... - Моррот задумчиво проследил за табачным облачком, плавно растворившемся в воздухе.
   - Ну да, отдых, - выдохнул очередную порцию дыма Тартор. - Для чего ведь мы работаем? Чтобы обеспечить себе старость, безбедное существование и всё такое. С этим заказом это пришло. Смысл работать дальше?
   - Действительно, смысл работать... - всё не выходил из задумчивости Моррот.
   - Так, мне кажется, ты надо мной насмехаешься, - набычился Тартор.
   - Насмехаюсь... - так же туманно ответил крот.
   Тартор в сердцах харкнул на землю и жадно затянулся.
   - Ты извини, Тар, я всю ночь не спал, - пояснил Моррот.
   - Да понятно... Но что, разве ты со мной не согласен?
   - Как тебе сказать? - крот почесал кончик носа. - Мне нравится своя работа. В странствиях я счастлив. Даже не задумывался никогда, что бы со мной было, осядь я где-нибудь надолго.
   - И убивать тебе тоже нравится? Мне, допустим, эта часть работы больше всего не нравится.
   Моррот не ответил, ушёл в себя с мыслями.
   - Ладно, не буду тебе больше мозги компостировать, - сообщил Тартор и отошёл к лошадям. К тому времени, как он в их благородном обществе докурил трубку, проснулись Филика и Тос.
   Позавтракали хлебом и вяленой курицей. Моррот пошёл спать в карету. Запрягли лошадей. Все восемь колёс со скрипом сдвинулись с места.
   В путь.
   Второй день пути вдоль Кривого Леса был более щедр на события. Ближе к обеду, приблизительно в сотне метров от головной кареты, из чащи выбежало стадо диких кабанов. Чудовищная живая масса парнокопытных неслась неумолимой волной, ровняя с землёй всё на своём пути. Страшно даже подумать, что бы произошло, вздумай они повернуть в сторону наёмников. Следом за кабанами из леса выбежал виновник переполоха - зелено-шёрстный дигр. Натужные движения, невысокая скорость, тонкая, недалёкая кислотная струя - старый, уставший зверь. Странно, что кабаны не почуяли в нём дряхление. Иначе, с лёгкостью растоптали бы его. Но ещё странней, как это зверь смог дожить до старости. Зачастую воинственный гонор дигров служит причиной их смерти что называется "в самом рассвете сил". Стадо отдалялось. Утомлённый годами дигр бежал всё медленней. Если бы не отставший от собратьев детёныш - остаться хищнику голодным.
   Старый дигр раздирал добычу, поглощал молодую, неокрепшую плоть. Филика уже прицелилась в его сердце, когда Тос остановил. Незачем тратить пулю на старое животное. Сегодня ему повезло, но завтра этого не произойдёт. Голодная смерть - вот что ожидает в старости каждого хищника, наводящего на всех неописуемый ужас...
   Погода сопутствовала. Несмотря на хмурые серые тучи, грозно витающие в небе, дождя который день не было.
   Ночью опять дежурил Моррот. Такова уж судьба кротов в любой компании путешественников - беречь сон остальных, когда нельзя оставлять костёр на ночь.
   Доносившиеся из леса шорохи Моррот воспринимал мужественно, списывая их на ветер и мелких обитателей. Но пришёл момент, когда списывать уже не получалось: треск веток, копошение в опавших иголках и траве, едва различимый скулёж.
   Чувство страха присуще каждому мыслящему: как запуганному страшными сказками ребёнку, так и видавшему виды наёмнику-головорезу. Другое дело, насколько каждый способен с этим одинаковым по своей природе чувством справляться.
   Преодолевая естественное желание остаться у карет, Моррот пошёл на шорох. Следовало бы разбудить товарищей, но он как-то об этом не подумал. Сердце колотило по ушам взбесившимся часовым механизмом, руки и ноги мелко тряслись в ожидании схватки. Из земли принялись выползать мертвецы. Их полуразложившиеся тела разили гнилью и смертью, в просветах между мясом в лунном свете белели кости. Пустые глазницы горели изнутри чудовищным красным пламенем. В полураскрытых ртах копошились трупные черви. Изъеденная язвами мёртвая рука потянулась к кроту. Скованный безудержным страхом, Моррот зажмурился, бурча под нос молитвы Моолу. Ледяной холод обжог шею, но крот не переставал молиться.
   "О Великий Моол, царь подземных владений! Твоя сила безгранична! Твои деяния - неоспоримы! Твоя воля - священна! Ты - единственный, чей путь верен! Ты - единственный, чьей воле мы неудержимо следуем! Освети наш бренный путь! Помоги нам пройти его тяжбы! Порази врагов наших и упейся их ничтожеством! Воссияй над лесом незрячих чудесным светилом! Озари теплом спокойствия наши мечущиеся души! Да встрепенутся все неверные от имени твоего! Да преклонится пред твоим величием верный!"
   Моррот открыл глаза. Невдалеке суетились шакалы. Не трудно было догадаться, что они готовятся напасть на лошадей. Странно, как для любителей лёгкой добычи и падали. Но после случившегося уже ничего странным не кажется. Ледяной отпечаток руки ещё чувствовался на шее. Крот подобрал с пола здоровенную ветку и побежал распугивать падальщиков. Убил нескольких наиболее наглых и смелых псин - остальные разбежались.
   С первыми лучами рассвета случившееся ночью показалось Морроту дурным сном. Ну не могут мертвецы выползать из своих могил. Ведь известно, что двигаться всё живое заставляет душа внутри. А мертвец - это тело, давно лишённое таковой. И никакая известная магия не заставит его подняться из земли. Но шею сжимали ледяные пальцы. А точно сжимали? Моррот тогда был так напуган... Наверняка всё случившееся - игра подстёгнутого темнотой и страхом воображения. Те шакалы запросто могли показаться вырывающимися из земли трупами. Кроты хорошо видят в темноте, но не настолько хорошо, чтобы на фоне ночного леса чётко различать мелкие детали. А дальше - ход разбушевавшейся фантазии.
   Не надо было вспоминать о тех жутких историях про лес!
   Проснувшимся товарищам Моррот рассказал про шакалов. О своём "видении" он решил умолчать, чтобы не позориться. Мало ли чего о нём подумать могут. Перспектива попасть в четыре светло-фиолетовые стены "Пристанища Заблудших" не прельщала. Забравшись в салон тронувшейся с места кареты, он выпил залпом кувшин крепкого вина. После чего заснул, как убитый. Ему не приснился ни один сон. И это хорошо: ведь тогда присниться могло только нечто чудовищное, монструозное, химерическое...
   День прошёл без приключений. Ночь, как это ни странно, тоже.
   Поздним утром на лошадей попыталась напасть стая шакалов. Не тех ли, которых ранее разогнал Моррот? Филика продырявила пулей бок одного, остальные разбежались. Можно только догадываться какое голодное отчаяние подтолкнуло этих трусоватых созданий на подобный поступок.
   Жалким нападением падальщиков события дня и ограничились.
   Моррот в четвёртый раз провёл ночную смену. Ближе к утру из леса начал усиливаться шорох и скулёж. Опять! Шерсть по всему телу вздыбилась. Крот дрожащей рукой взялся за трикогтевик - вытесанная из дерева лапа с тремя короткими когтями, символ бога Моола. После той ночи "дурных видений", доселе не сильно религиозный Моррот сделал себе этот талисман, обвязал верёвкой и надел на шею. Зарёкся никогда не снимать.
   Нет, на этот раз ходящие мертвецы не вылезали из земли. Всё та же стая тощих до костей шакалов. Морроту даже стало их немного жаль. Но жалость - оружие слабых. Наёмник быстро поборол её в себе и задушил четырёх ближайших зверьков. Остальные, как и всегда, разбежались.
   Следующий день принёс душевное облегчение - гнетущие угрюмостью деревья леса вдоль левого края дороги кончились. Опасность, как это говорится в простонародье, скрыла своё уродливое лицо.
   Тучи так и прятали небо, лишь изредка расступаясь перед солнцем и тут же его пряча. Дождь всё не начинался.
   Во время обеденного привала Филика забралась на крышу кареты с мощной подзорной трубой в руке. Установила оптический прибор на треногу и принялась разглядывать округу. Из просветов между облаками вырывались стремительные пучки света, разрывали нависшую над землёй тень. Будь командирша романтичной, нашла бы подобную картину весьма живописной. Но в её сердце места романтике с ранних лет не было... На востоке в дымке виднелись смутные очертания стен - город Старый Рин. Видимо, там шёл сильный дождь. Юг ничем, кроме пустынной местности, не порадовал. Запад, само собой, изобиловал деревьями Кривого Леса. А вот на севере размыто виднелось нечто крайне интересное: крохотная тёмная точка на серой земле. Филика некоторое время наблюдала за точкой, пока та вдруг не поднялась в воздух и не скрылась в мрачно обступивших небо облаках.
   Смертоптица!
   Филика прикинула расстояние и тут же отметила место на карте. Привал пришлось досрочно прекратить. Толком не отдохнувших лошадей погнали что было силы. К гнездилищу исполинской механической птицы.
   Ночь пришла, как и всегда, не вовремя...
   Хочешь, не хочешь, а лагерь разбивать надо.
   Видимо, где-то там в небе облако наскочило на острый край звезды и треснуло... Пошёл дождь. Как некстати пошёл дождь. И не простой дождь, а ливень с градом! Зловеще засверкали кривые стебли молний. Взрывы грома сотрясали воздух.
   Филика и Тос побежали держать и, по возможности, успокаивать лошадей. Навес сорвало ветром, стукнув Тоса болтающимся на верёвке колом по голове. Благо, боковой стороной стукнув... Звон в ушах прошёл всего через полчаса.
   Моррот с Тартором схватили по два раздвижных металлических штыря. Рискуя жизнью, избиваемые градом, они отбежали с ними от карет и установили в четырёх разных местах, обхватив тем самым лагерь в неровный воображаемый квадрат. Спасительный квадрат... Только Моррот забил свой последний громоотвод в землю и отвёл от него руки - в глазах брызнул яркий белый свет. На некоторое время крот ослеп, но, слава Моолу, зрение постепенно вернулось. Тут никто не станет спорить, что временно ослепнуть гораздо лучше, чем изжариться от ужасающего электрического заряда. Не успей Моррот отвести руки - ударившая в громоотвод молния окутала бы его своими смертоносными объятьями.
   Ночью дождь с градом не прекращались. Тут уж не выспаться. Ничего, наёмникам не привыкать. Зато лошадей удалось успокоить. К тому же, от дождя и града неплохо помогали каучуковые плащи. Молнии то и дело били в громоотводы. Что ж за путешественник без громоотвода-другого в сундуке?
   Утро давно наступило. Тучи поредели, прекратился град, молнии сверкали только вдалеке. Теперь дождь походил лишь на бледную тень того ночного безумства. Притоптанная годами дорога полнилась лужами. Колёса карет, как это ни странно, почти не завязали, ведь дорога была хорошо посыпана гравием. Значит, новоизбранный мэр Сара сдержал своё предвыборное обещание... Копыта лошадей монотонно месили неглубокую грязь. Воздух был свежим и чистым.
   Какая удача! В нескольких сотнях метров от карет пасся дикий кабан. Филика без раздумий пустила в ход любимый мушкет с подзорным прицелом. Моррот в считанные минуты распотрошил тушу: разрезал живот, вынул внутренности, сцедил в кувшин кровь. Да, пускал он в ход не разделочный нож, а собственные когти...
   К обеду небо совсем прояснилось. Мерзкие моросящие капли прекратились следом. Самое время делать привал.
   Как было приятно Ищейкам Смерти после такого мокрого и сложного пути погреться у костра. Правда, огнище разжигать пришлось из запасённых на чёрный день углей. Найти сухие дрова было невозможно. Но запас для того и существует, чтобы его тратить в нужную минуту, ведь верно?
   Сочное кабанье мясо шипело на костре капающим в костёр жиром и кровью. Запах готовящегося кушанья дразнил голодные желудки наёмников. Неизвестно что сдерживало их накинуться на сырое мясо. Но сдерживало. Все терпеливо ждали приготовления.
   Грозный, плотный и жёсткий на вид кабан оказался очень мягким на вкус...
   В это было просто невозможно поверить, но не было ещё случаев, когда глаза подводили сразу четырёх мыслящих одновременно. К каретам приближалась стая шакалов. Хотя, стаей их свору из четырёх особей назвать - язык не поворачивался. Если раньше они казались просто слишком худыми, то сейчас они были похожи на ходячие скелеты, туго обтянутые мокрой шкурой. Оставалось только догадываться, сколько зверьков погибло под тяжестью неумолимого града, сколько слегло от метко запущенных небом молний. Ведь умирающая с голоду стая всё это время следовала за наёмниками!
   - Ублюдочные пушистые твари, - разозлилась Филика, отстранив ото рта смачный кусок кабанины. - Поесть спокойно не дают! Ничего, - зло улыбнулась она, - сейчас я их перестреляю.
   Моррот тяжело вздохнул. Тос развёл руками, мол, судьба у этих тварей такая: подыхать.
   - Филика, я думаю, этого не следует делать, - вступился за исхудалых назойливых зверьков Тартор.
   - Держишь марку занудного перечильщика? - сверкнула лукавым взглядом Филика.
   - Да какую, к гиреновой матери, марку? - набычился Тартор. - Разве ты считаешь, что они заслужили такой смерти?
   - Да, я непоколебимо так считаю, - ответила Филика и достала из-за пазухи кремнёвые пистолеты.
   - Постой, подожди, - заслонил собой линию огня Тартор. - Они ведь столько времени следуют за нами...
   - И что? - раздражённо спросила Филика.
   Шакалы остановились в шагах двадцати от наёмников. Выжидающе глядели, словно знали, что сейчас решается их судьба.
   - Как что? Ты не узнаёшь в них никого? - спросил Тартор.
   - Я узнаю в них назойливых дрянных зверушек, которым пора распрощаться с жизнью, - так же твердо, как и всегда, ответила Филика и поднялась с места, чтобы выбрать удачное место для стрельбы.
   - Ну, подумай, - не отходил от неё Тартор, - они ведь так стремятся к своей цели. Мы их и били, и погода их уничтожала, а они всё идут...
   - К чему ты клонишь? - не так твёрдо спросила Филика; её поднятая для выстрела рука опустилась.
   - Чем эти шакалы отличаются от нас с тобой? - бегло заговорил Тарот. - В их зверином мире они такие же работяги, как и мы в нашем. Готовые ради куска добычи на всё...
   - А ведь старина Тар прав, - выдавил из себя Моррот.
   - Вшпомнить только беднягу Лирка... - добавил Тос.
   - Да ну вас всех! - отрезала Филика, занесла руку и выстрелила.
   Капитанша всегда била метко. Пуля с брызгами легла в лужу под лапами одного из шакалов. Ни один падальщик даже не шелохнулся.
   - Чтоб вы все прокляты были! - крикнула на зверьков Филика.
   - Вот видишь, - сказал Тартор и схватил за ногу оставшуюся тушу кабана, - они, как и мы, не страшатся опасностей, - запыхавшись, он бормотал, волоча тушу к навострившим уши зверькам.
   - Да ты просто слабак... - неуверенно сказала Филика.
   - Если протянуть руку умирающему коллеге - проявить слабость, то да, я слабак, - отрезал Тартор и отошёл от туши.
   Шакалы дико накинулись на угощение. Их ослабевшие от многонедельного голода пасти едва ли могли отрывать куски мяса. Зверьки не рычали друг на друга, как это обычно бывает, ведь они вместе прошли этот тяжёлый путь и выжили. Среди них нет вожаков - после всего пережитого они стали равны.
   - Прекрасно, теперь нам опять вяленой курицей давиться! - занесла руки в позе великомученицы Филика.
   - Ничего, нового кабана подштрелишь, - утешал Тос.
   - И ты туда же, - устало вздохнула командирша.
   На этом общение с четырьмя шакалами не закончилось. Наевшись до натянутого, как барабан, выпирающего брюха, что весьма несуразно смотрелось на фоне исхудалого тела, псовые нерешительно, поджав к земле хвосты, а к голове - уши, подползли к греющемуся у костра Тартору. Филика еле сдержала себя, чтобы не потянуться за пистолетом, когда их увидела.
   Пушистые существа опасливо полизали руки и ботинки спасителя, потом, довольные, что их не прогнали, легли у его ног.
   - Ну вот, теперь они от нас никогда не отстанут! - обречённо вздохнула Филика.
   - Вот и замечательно! - сказал Тартор, гладящий самого пушистого шакала, лицо наёмника сияло невероятной радостью. - У меня в детстве был замечательный пёс. Дворняга, конечно, но двор нам охранял отменно. Брехал, правда, много...
   - Чего это тебя на сентиментальности прорвало? - спросил Моррот.
   - Да, извините, я... - лицо Тартора сделалось как всегда строгим и сосредоточенным. - Тупые воспоминания накатили...
   Строжайший выговор отцу, исключение Тартора из претендентов в жрецы...
   - Всё, нужно кончать с нашей грязной работой! - сказал Тартор. - Вот взорвём мы тех сумасшедших на механической птице и всё! Не буду больше. Надоело! Вечно я куда-то бегу, вечно чего-то ищу... - после долгих размышлений он добавил: - Домик на берегу речки отстрою. А этих засранцев пушистых к себе возьму, пусть двор охраняют!
   Поглаживаемый шакал радостно тявкнул.
   Никто с Тартором спорить не стал. Оно ведь и так ясно, что добившийся грязным путём богатства мыслящий руки себе пачкать больше не захочет...
   Огонь отлично просушил одежду.
   Коней запрягли и отправились в путь. До отмеченного Филикой места на карте оставалось ещё совсем немного.
   Начинало темнеть, когда это место было теоретически достигнуто. Но не следует забывать об обязательной погрешности при расчёте расстояния по оптическим приборам. Поиски зацепок придётся проводить довольно долгое время. И не факт, что таковые найдутся. И это очень беспокоило каждого члена Ищеек Смерти. Вполне вероятно, что заказанные уже давно покинули Заколдованные Горы.
   Искать что-то под покровом ночи - дело жутко неблагодарное. Поэтому распыляться и не стали. Решили дождаться утра.
   Только солнце принялось разгонять мрак - Ищейки Смерти разбрелись в разные стороны. Филика на север, Моррот на запад, Тос на юг, а Тартор и шастающие за ним по пятам шакалы на восток.
   Вернулись к сумеркам. Тос вообще с пустыми руками. Филика тоже с пустыми руками, но с жуткими воспоминаниями. Ближе к обеду на её пути встретилось место кровопролитного боя. Тела погибших никто и не думал закапывать - так их и оставили гнить на солнце. Судя по запёкшейся крови и начинавшим подванивать телам, бой произошёл либо ночью, либо ранним утром. Филика решила не вмешиваться и прошла место сечи стороной... Тартор вернулся с обглоданными костями и золой от костра. То есть, ни с чем... А Моррот повстречал по дороге измученного прима, который заверил, что знает, куда отправились "эти сучьи ублюдки на Смертоптице". Но расскажет об этом только после того, как его накормят и напоят вином. Разумеется, Моррот привёл случайного встречного в лагерь.
   Моррот с новоявленным знакомым пришли позже всех. Тартор уже распалил костёр и сидел возле него, похлёбывая вино из фляги. Филика расчёсывала лошадей. Тос стоял над Тартором, глядел в костёр и время от времени брал у товарища флягу, чтоб сделать смачный глоток чёрного вина. Сытые шакалы нагловато крутились возле хозяина, дожидаясь момента, когда он расслабиться, чтобы лизнуть в лицо.
   Разумеется, увидев с Морротом неизвестного, все побросали занятия и обратили к нему пытливые взгляды. Даже шакалы - и те навострили уши!
   - Эти чудовища отняли у меня всё! - тут же принялся жаловаться незнакомец. Это был коренастый прим, одетый в подранные лохмотья, что раньше вполне могли являться дорогой одеждой. Его лицо было простым, открытым, располагающим к себе. - Простите, пожалуйста, за бестактность, но Моррот говорил, что у вас есть еда... Я несколько дней ничего не ел...
   Тос молча отправился к карете, вытянул из сундуков вяленое мясо, вернулся и протянул снедь незнакомцу. А голодный с дороги Моррот пусть сам себе достаёт всё, что соответствует его гастрономическим предпочтениям.
   - Они спустились с небес на чудовищной металлической птице, - сквозь набитый вяленой курицей рот говорил прим. - Они принесли моим товарищам смерть, - сказал и запил еду вином из фляги, предоставленной Тартором.
   - Убили товарищей? - возмутился Тартор.
   - Всех до одного... - глаза прима увлажнилось, - Тикр, Прако, Витофар... бедняжки мои, где же вы сейчас! - он разрыдался.
   - Ладно, друг, не убивайша так, - Тос похлопал бедолагу по плечу. - Им уже не помочь...
   - Они все мертвы! Все! - с горя выл прим, не забывая при этом отправлять в рот очередную порцию вяленой курицы. - Дюжина великих воинов и преданных товарищей! Эти порождения Гирена, не моргнув и глазом, отправили моих мальчиков в могилу!
   - Погоди, я сегодня видела тела дюжины мыслящих, - перебила его Филика. - Это, случаем, не твои собратья?
   - Ах, бедняги! Бедняги! Бедняжечки мои! - горевал прим, заливаясь вином.
   - Там рядом стояли разбитые клетки... - насторожилась командирша. - Вы, случаем, не ра...
   - Нет! - перебил её прим. - Как можно такому произойти?! Мы никого себе не трогали. Охотились на редких существ для зоопарка Карта. Нам сказали, что в этих местах недавно видели треглавую гориллу! И тут из неоткуда появились они... Эти служители смерти и зла! Эти убийцы!
   - Значит, нет, - с облегчением выдохнула Филика.
   - Они чудовища! - продолжал прим. - Они страшней любого потустороннего монстра!
   - Брат, ушпокойша, не надо так... - утешал Тос.
   - Я постараюсь, - вытирая слёзы, пообещал коренастый прим.
   Некоторое время воцарилась тишина, прерываемая жадным чавканьем.
   - Ты говорил, что знаешь, где они, - нарушила молчание Филика.
   - Эти подлые твари думали, что я мёртв. Стояли над убитыми, смеялись и говорили, что собираются вернуться в Заколдованные Горы, - прим опять разрыдался.
   - Значит, опять Горы... - потёрла руки Филика.
   - Доблестный Моррот говорил, что вы собираетесь убить их... - заплаканные глаза прима кровожадно блеснули. - Я хочу пойти с вами. Я хочу отомстить этим ублюдкам. Хочу выпотрошить их кишки голыми руками...
   - Мы не милосердная организация, - отрезал Тартор.
   - Мне всё равно, - сказал Моррот.
   - Не знаю даже, - задумалась Филика, - как ты думаешь, Тос?
   - Не вижу в этом никаких проблем, - сказал Тос и дружески потряс плечо собрата по расе. - Ты на вид парень крепкий. Думаю, ш тебя толк выйти должен.
   - Я готов на всё, лишь бы отомстить за своих падших товарищей, - холодно сказал прим.
   - Вот и прекрасно, - заключила Филика. - Тебя как, кстати, звать-то?
   - Красп.
  
   Глава 10: Пора Великой Нетерпимости
  
   Армия Нового Бура продвигалась на восток. Тесня, круша, гоня полчища стреков. Это было нелёгкое испытание для любого солдата. Тревожные ночи, изматывающие до невыносимости дни, кровь и боль соратников, братьев, отцов. Отчаявшийся противник прибегал к самым подлым и коварным методам: устанавливал пехотные капканы, запускал в ночные лагери убийц-смертников, в качестве отвлекающих манёвров выпускал на передовую беспомощные отряды детей, насылал с помощью магов тяжкие хвори и заразы. Но каменную кротовую мощь остановить невозможно. Медленно оттесняя каждый метр, они продвигались вперёд, словно прокапывали тоннель в гранитной скале военной машины стреков.
   От боя к бою лилась кровь. Ручьями, стремительными потоками, водопадами. Металлические панцири кротовьей брони, ещё недавно так ярко блестевшие на солнце, темнели, тускнели, покрывались ржавчиной и засохшей кровью. Трофейные скальпы поверженных стреков мёртвыми грудами переполняли повозки. Идущая на восток армия оставляла за собой могилы собратьев. И изувеченные, опозоренные тела врагов...
   Командовал армией Нового Бура легендарный Кирфаор. Стратег, воин, Главный Жрец Моола, великий маг и Глава города в одном лице. Солдаты шли за ним слепо: сражались, подставляли тела под стрелы и копья, убивали, превозмогали ночной холод, дневную жару, боль, голод и скорбь.
   Война с Митарой, крупнейшим городом стреков, назревала десятки лет. Разногласия межу почитателями разных богов, обыденные и в подавляющем большинстве - безобидные, приняли чудовищный размах. Трудно сказать, кто начал первым. Да и бывают ли в подобных конфликтах первые?..
   Некоторые историки делают точкой отчёта Поры Великой Нетерпимости закрытую встречу жрецов в картском Храме Почитания Всех Божеств. До сегодняшнего дня неизвестно, что произошло на той встрече. Но известно, что после неё, прямо у порога Храма жрецы Нового Бура и жрецы Митары затеяли драку. Хотя некоторые историки отмечают, что подобные инциденты происходили и ранее.
   В любом случае, мордобоем жрецов дело не ограничилось. Как в городе кротов, так и в городе стреков - велась широкая пропаганда нетерпимости и антагонизма. Все торговые и политические соглашения между двумя городами были разорваны. Этот шаг привёл к экономическому кризису Нового Бура так как, в отличие от Митары, которая легко нашла поддержку у Столицы, новые связи быстро наладить не удалось. Волна протестов горожан росла. Но она была направлена не на правительство, которое, по большому счёту, было виновато, а на жителей Митары. Ненависть обедневших кротов к стрекам не имела границ.
   Развязка накипевших отношений пришла неожиданно. На первый караван нового торгового пути между Новым Буром и Камбалироном было совершено дерзкое нападение. Все товары, жизненно необходимые для возрождения экономики кротовьего города, были разграблены. Практически все караванщики и охранники - убиты. Те единицы, которым посчастливилось выжить, рассказывали, что среди нападавших разбойников был стрек. Никто не стал разбираться: был ли тот стрек тайным агентом Митары или простым разбойником-оборванцем. В тот же день Городской Совет проголосовал за объявление войны "зажравшимся сволочам Митары". Глава города тут же поддержал решение Совета.
   Мобилизованные Войска Нового Бура под предводительством самого Кирфаора отправились в бой.
   То ли разведка была на высоте, то ли всё было ясно заранее - Митара направила войска навстречу агрессору.
   Дикая бойня. Битва за битвой.
   Один из самых ожесточённых боёв случился у южных берегов Проклятой Воронки. Кротовья армия подбиралась всё ближе к городу неприятеля. Стратеги Митары предприняли отчаянную попытку переломить ход событий. На кротовьи ряды обрушилась вся военная мощь стреков. Нападение было совершено в зените безжалостного летнего солнца. Хорошо ориентирующиеся в полумраке кроты всегда плохо переносят яркий свет. Со всех сторон налетали полчища воздушных лучников и копейщиков. С воздуха крылатые солдаты обрушивали на пеших врагов снаряды из взрывного порошка, бросали кислотные бомбы. Стаи дрессированных боевых бобросов выполняли кровожадные приказания стреков. Но с ярким светом жители подземного города давно научились бороться: на голове каждого блестел металлом шлем с пластинами из тёмного стекла в прорези для глаз. От шквала болтов кротовьих арбалетов невозможно скрыться летающим бойцам. И общеизвестный факт, что солдаты Нового Бура прекрасно подготовлены к рукопашной борьбе с любым зверем.
   Дикие крики боли и страдания. Оторванные конечности, опаленные кислотой тела, пробитые панцири. Густые реки белой крови стреков дико смешивались с реками фиолетовой крови кротов. Смерть ликовала повсюду...
   Остатки армии Митары бежали. Значительно поредевшие ряды кротов пустились в погоню. Опьянённые хоть и тяжёлой, но победой, они без промедлений были готовы вступить в новый бой.
   Марш-бросок продлился до глубокой ночи. Только когда измученные солдаты буквально валились с ног, Кирфаор приказал разбить лагерь. Ночь и предшествующий ей день были на удивление спокойны. Моральный дух бойцов парил в невиданных высотах.
   Молодой солдат вышел из палатки. Потянулся. Поздоровался с проснувшимися соратниками. Ранний утренний воздух ещё не успел прогреться. Где-то впереди манила золотистым платком слава воина-победителя. До Митары оставалась всего неделя пути. Ещё какая-то неделя и подлый враг будет повержен. И тогда Новый Бур сможет вздохнуть спокойно. Вновь наберёт былую славу. Сбросит с себя оковы нищеты. И воспарит над всеми городами, как ещё никогда! Каждый глоток свежего воздуха словно подпитывал эти мысли, приносил оптимизм и веру в свои, а значит, и в общие силы.
   На завтрак была, как и всегда, печёная в золе картошка. Моррот предпочитал есть картошку сырой и не проходило и одного принятия пищи, когда он не выклянчивал её у поваров. Но на этот раз, интереса ради, он решил изменить своим традициям. И почему подавляющему большинству кротов нравится именно печёная еда? Обугленная шкурка и обжигающая язык мякоть - ни в какое сравнение с хрустящим на зубах сочным корнеплодом.
   - Говорят, стреки готовят нам "большой сюрприз" в Митаре, - сквозь набитый картошкой рот сказал солдат с ужасными шрамами от кислоты на лице и правой руке.
   - Ещё б им, крылозадым, не готовить, - добавил его сосед.
   - Чего им-то ещё готовить? - встрял третий солдат и залпом осушил полный бокал чёрного эля. - Уж все их уловки виданы!
   - Да, точно говоришь, - переменил мнение второй. - Они, мухи навозные, себя ужо показали во всей смердящей красе. Хватит с нас.
   - Кретины! - хлопнул себя в грудь опаленный кислотой. - В любой войне козырный туз - для битвы решающей!
   - И то верно, - вновь переметнулся его сосед.
   - Реша-а-ающей! - передразнил третий. - А кто тебе сказал-то, что она будет в Митаре? Вдруг, она уже была? Не задумывался, что ли?
   Морроту стало неинтересно слушать, и он отправился в спальную палатку. До начала длительного, изматывающего марш-броска оставалось меньше получаса. Провести это драгоценное время, слушая пустую болтовню вояк - преступление против себя самого.
   В палатке никого не было, и это радовало. Моррот улёгся на засаленный тряпичный настил. Закрыл глаза. Попытался хоть на время избавиться от любых мыслей. Вымести метлой беззаботности из засоренной избы мозга все заботы и тяжбы. И, на какую-то долю секунды, ему это удалось. Такая чистая, пустая и лёгкая свобода. Тебе не нужно идти на смерть и несправедливо выживать, не нужно оплакивать погибших, не нужно выпускать кишки врагу...
   Тира!
   Шорох парусинных дверей вмиг всё испортил: заставил Моррота раскрыть глаза и обернуться. В палатку вошла Тира.
   - Думал от меня здесь спрятаться? - спросила девушка и бесцеремонно легла рядом.
   - От тебя спрячешься... - буркнул Моррот.
   - С тех пор, как убили твоего брата, ты сам не свой, - просто и в лоб сказала Тира.
   - Да, Спайкниф всех изрежь, я сам не свой! - вспылил Моррот, вскочив на ноги.
   - Морри, ты чего? - в оранжевых зрачках кротихи блеснула растерянность. - Его ведь проткнуло копьё врага, - она поднялась и положила руку на плечо собеседника. - Великая героическая смерть: Могучий Моол доволен Фирротом. Мне непонятна твоя печаль...
   - Мне самому непонятна, - окрысонился Моррот и стряхнул руку Тиры, - ясно тебе, самка? Чего ты ходишь за мной попятам?
   - Я... - слёзы заблестели в красивых выпуклых глазах Тиры.
   - Всё ты и можешь, что морочить мне голову! - продолжал Моррот. - Куда ни пойду, вечно ты тут как тут. Сколько раз ты подставляла меня в бою? Сколько раз ты бы уже кормила червей своим телом, не поспей я вовремя? Это, - крот выпятил грудь с едва зарубцевавшимся шрамом, отвратительной багровой змеёй выевший густые короткие волосы, - помнишь? Лучше бы тогда не закрывал твою ветреную голову. Может тогда в ней хоть что-то зашевелилось бы!
   Тира стояла молча, опустив голову, хлюпая носом, изредка вытирая слёзы тыльной стороной когтистой ладони.
   - Да, в следующий раз я хорошенько подумаю, прежде чем идти тебе на помощь, - уже спокойно сказал Моррот. - И вообще, может, ты хоть сейчас расскажешь, зачем меня преследуешь? Поначалу это всё было забавно, но сейчас... Очень утомляет, поверь мне.
   Тира подняла заплаканные глаза на Моррота.
   - Ну, почему? - прищурился тот.
   - Почему? - спросила она и, казалось остановившиеся, слёзы вновь брызнули из глаз. - Да... потому... я... люблю тебя, бессердечный ты сын змеи! - еле выдавила сквозь нарастающие потоки слёз кротиха и побежала прочь из палатки.
   Моррот хотел побежать следом, но что-то внутри остановило его. Тира... Не сказать, что непревзойдённая красавица. Средние и не отталкивающие, и, в то же время, не манящие черты лица. Простая, округлая фигура. Ничего особенного. Ну, разве что приятные, можно даже сказать, красивые глаза цвета предзакатного солнца. И, чего уж не замечать, широкие мускулистые руки: такие бугристые и жилистые. Прямо как нравится Морроту. Ну и что? Таких "красавиц" у него полон Новый Бур остался. И каждая признавалась в любви. Каждая, затаив дыхание, дожидается его возвращения. И, разумеется, каждая просто мечтает завести от него детей. У некоторых это уже, кстати, получилось... А о том, чтобы создать семью - ночами и днями грезят.
   Странно. Моррот всегда удивлялся несправедливости и нерациональности женщин. На некоторых самцов, таких как он, к примеру, они буквально охотятся. Бегают стаями, выцарапывают друг дружке глаза... Но почему-то неоправданно холодны к остальным, которые, по большому счёту, ничем не отличаются от тех "избранных": две руки, две ноги, одна голова, один обрубок хвоста... Так ведь нет! Вместо того, чтобы осчастливить других, а главное - самим быть счастливицами, женщины буквально отравляют жизнь соперничеством, склоками, завистью и изменами!
   Но в Тире что-то есть. Непременно что-то есть! Она не похожа на остальных самок. Вернее, не так сильно похожа... И дело тут не в том, что она служит в регулярной армии. С этим предрассудков как, к примеру, у примов или драгов, нет. Если на то уж пошло, армия на четверть состоит из самок. Да, их практически никогда не назначают на высокие должности, требующие стальных нервов и молниеносных решений. Ну и что? Самка-пехотинец в бою ни доблестью, ни силой, ни духом не отличается от самца!
   Марш-бросок, как и всегда, продлился до полнейшего истощения бойцов. За это время двое солдат погибли в металлических челюстях противопехотных капканов. Магические хвори и заразы успешно удавалось отбивать силами собственных волшебников.
   Глухой ночью Моррот проснулся от громких возгласов. Выбежал из палатки.
   Поймали вражеского убийцу-смертника. Стрек лежал у костра, залитый собственной белой кровью. Его крылья, ноги и руки были переломлены, панцирь весь в трещинах. Он хрипло глотал воздух. Так тяжело ему это давалось, что каждый вздох казался последним. Но нет: жажда жизни присуща каждому. Даже смертнику...
   Кроты толпились возле него кругом. Никто больше не избивал: ещё один удар, и стрек точно подохнет. Все ждали Главу.
   Толпа расступилась в благоговении: к стреку твёрдым шагом приближался неимоверно широкоплечий, высокий крот с гладковыбритым до розовой кожи лицом и головой. Кирфаор был одет в лёгкий доспех лучших мастеров Стальни, за его спиной бугрился на ветру чёрный плащ с гербом Нового Бура: воткнутыми в землю мечом и трикогтевиком. За ним следовала свита генералов и боевых магов.
   - Скольких эта тварь успела? - голос Главы города был прост, спокоен, но ужасающая печать ненависти таилась в нём.
   - Ваше могущество, четверых перерезал во сне, мерзота, - донеслось из толпы.
   - Четверых наших доблестных бойцов за этого недоноска... - Кирфаор подошёл к истекающему кровью стреку. Дрожащее пламя костра десятками мелких огоньков отражалось в сетчатых глазах убийцы. Стрек лежал неподвижно, всё так же тяжёло дышал, воздух с булькающим свистом выдувался из пробитого лёгкого.
   - Жаль, что эти безбожные твари не показывают свой страх, - горько вздохнул Глава и в ту же секунду его когти вонзились в шею недрогнувшего убийцы.
   Кирфаор поднял за жвало отчленённую голову, умелыми движениями снял скальп. Остатки головы бросил в ещё извивающееся в конвульсиях безглавое тело.
   - Во имя Моола! - прокричал Глава, подняв скальп над своей головой. И его голос был подобен зовущим в бой трубам.
   - Во имя Моола! - вторили все оглушающим хором, сев на колени, в ожидании молитвы.
   - О Великий Моол, царь подземных владений! Твоя сила безгранична! Твои деяния - неоспоримы! ... - молился Кирфаор. Толпа шёпотом повторяла за ним.
   Странно, но уже в который раз во время молитвы Моррот ощутил невероятную лёгкость, беззаботность, свободу. Прямо как тогда, в палатке, с закрытыми глазами... До того, как Тира всё испортила.
   - ... Да встрепенутся все неверные от имени твоего! Да преклонится пред твоим величием верный! - закончил Кирафор, бросил тёплый скальп на ближайшую повозку с трофеями и отправился в покои. Свита генералов и магов последовала за ним.
   Не было в армии Нового Бура ни одного солдата, который бы не знал этой молитвы наизусть!
   Следующий марш-бросок был прерван внезапным нападением вражеских отрядов. Несколько десятков стреков и дюжина боевых бобросов. Они хотели застать последний эшелон кротов врасплох. Не получилось. Неприятель сражался отважно, до последней капли крови. Моррот не сумел сдержать обещание и поспешил на помощь окружённой бобросами Тире. Болты его арбалета безжалостно настигали двух чешуйчатых зверей, а, когда подбежал ближе, в ход пустил когти. Но благодарить девушке за спасение некогда: битва со стреками была в самом разгаре.
   Нападение совершено от беспросветного отчаяния - каждый понимал это. Возможно, отряд неприятеля совершил его наперекор воле главного командования. Это не метод военных мужей Митары - так неорганизованно и такими мизерными силами нападать.
   Кроты с минимальными потерями перебили всех нападающих.
   Но если бы всё ограничивалось одним боем. Противопехотные капканы здорово помотали нервы сапёрам. Это задерживало продвижение. Но, слава Моолу, на этот раз обошлось без жертв. С участившимися заклинаниями магических болезней тоже удалось справиться.
   Ночью, как и всегда, разбили лагерь.
   После молчаливого ужина, уставшие солдаты разбрелись по палаткам.
   Когтистая четверня нежно ухватила Моррота за руку. Он раздражённо обернулся:
   - Что такое? Я хочу спать.
   - Морри, я... - замялась Тира. - Я... просто хотела сказать...
   - Ну, чего там ещё? - буркнул крот.
   - Спасибо тебе... Сегодня в бою... Ты говорил, что не поможешь, а помог...
   Моррот посмотрел ей в глаза, приоткрыл рот, но слова грудой камней застряли в горле. Выпуклые глаза Тиры отражали звёзды. Тепло её руки приятно грело. Даже не грело - обжигало.
   "Да ну это всё!" - подумал Моррот и страстно поцеловал Тиру.
   Этим поцелуем он поджог фитиль, который быстро догорев, взорвал бомбу страсти.
   "Может быть, хоть сейчас она успокоится?" - подумал Моррот, оттряхивая с себя песок и листья.
   - Я люблю тебя, - прошептала всё ещё лежащая на земле Тира.
   - И я тебя... - вдруг озвучил свои мысли Моррот, смутился и быстрым шагом устремился в палатку.
   Чем ближе кротовья армия приближалась к Митаре, тем отчаянней держалась оборона. Противопехотные капканы встречались чуть ли не на каждые пять шагов. Потоки магических проклятий лавинами обрушивались на солдат. И не всегда волшебники успевали их отбивать... Ночами на лагерь совершалось по несколько нападений убийц-смертников, иногда даже целыми отрядами. Неприятель из отдалённых укрытий вёл снайперский огонь по марширующему войску.
   Но подлая партизанская тактика не приносила нужных результатов.
   Непоколебимый каменный исполин-крот, невзирая на все тяжбы, прорыл тоннель к окраинам Митары...
   Город встретил гостей недружелюбной каменной стеной и широким рвом вокруг неё. Из воды рва в подзорную трубу виднелись хищно мечущиеся перепончатые плавники. Акульи выродки - метровые речные чёрные рыбы с четверным набором пиловидных зубов. Получили своё название за схожесть характера с морскими акулами. Прожорливы, злы и неимоверно опасны. Ни один мыслящий, даже помешавшийся рассудком, не захотел бы оказаться в воде в их компании.
   Ждать было бесполезно. Тактика боя (нужно отметить, очень эффективная) Кирфаора заключалась в нападении. Без промедлений, задержек и отсрочек. Не дать врагу прийти в себя, собрать новые силы. Уничтожить сразу, разгромить, вырезать на корню, не дав взойти новым побегам.
   На рассвете кротовье войско выстроилось вдоль линии нападения. Красное солнце заливало панцири доспехов предстоящей кровью сражения. Ни крошечного дуновения ветра. Молчаливая земля под ногами, казалось, застыла в болезненном ожидании смерти. Над городом кружила стая чёрных птиц. Они радостно кричали, предвкушая сытный трупный пир...
   - Огонь! - махнул рукой Кирфаор.
   Рассветная тишина разорвалась на части чудовищным грохотом канонады мортир. Смертоносный, рушащий всё град взрывных ядер обрушился на Митару. Стены крошились, раскалывались замки, дома, трескались причудливые купола храмов... Город полыхал огнём.
   Пальба из мортир продолжалась до последнего ядра.
   На вбитых в землю лафетах остывали дымящиеся стволы. Они выполнили своё предназначение.
   Над когда-то непоколебимой, неприступной Митарой поднимался зловещий столб чёрного дыма. В небе замелькали фиолетовые точки - выжившие после обстрела, до последнего не верившие в происходящее, гражданские покидали город. И чем дальше они улетали, чем выше поднимался дым - тем обречённей становился город...
   - Впер-р-рёд! - дико завопил Кирфаор. - Во имя Моола!
   Босые когтистые ноги топтали землю. Звеня доспехами, выкрикивая имя своего бога, армия Нового Бура мчалась на штурм.
   Раздались первые выстрелы вражеских бомбард. Уступая зоной дальности мортирам кротов, они ни чем не уступали смертоносностью. Рвущиеся ядра косили шрапнелью целые отряды. Зарытые противопехотные капканы уносили в потусторонний мир всех, кого только могли.
   Но доблестные солдаты не останавливались, слепо мчались за ведущим их в бой Кирфаором.
   Вышедшее из зоны обстрела бомбард, войско приближалось к стенам Митары. На шквальный огонь лучников, кроты ответили прицельным арбалетным. Сражённые болтами стреки падали со стен. В воду - на радость акульим выродкам. Раненные, убитые кроты застилали землю.
   На стены забрасывали верёвки с крюками, лестницы. Солдаты Нового Бура взбирались вверх. Кислотные бомбы, вылитые чаны раскалённой смолы, стрелы, парящие в воздухе, безжалостно атакующие стреки... Не будь кроты так упрямы от природы, никогда бы им не взять те стены.
   Группа воинов пробилась к держащему ворота механизму, срубила цепи. Безумно скрипя от беспомощности, звеня разорванными цепями, деревянная туша ворот поверженным трупом повалилась поверх рва, образовав мост в город.
   - Дверь поддалась! - бешено завопили кроты и устремились через возникший проход вглубь города.
   Уцелевшие здания дико перемешивались с разрушенными и пылающими руинами. Когда-то полные деловитых прохожих, улицы были перерыты траншеями, завалены баррикадами и... телами... обгоревшими, разодранными, изувеченными, застывшими в немом крике беспомощности...
   Стреки дрались как бешеные дигры: ни шага назад, только смерть или победа.
   Первыми встретили кротов боевые бобросы. Бесстрашные преданные животные, один за другим, они умирали за идеалы хозяев...
   Чудовищно кровопролитный бой длился до вечера. Ни один защитник Митары не выжил...
   Город повержен. Победа за Новым Буром. Но вместо радости - кротов ожидала глубокая скорбь.
   Над бездыханным телом Кирфаора, склонив голову в великой печали, стояли выжившие в битве воины. Среди них были Моррот и Тира.
   Война выиграна, но без Главы сама суть этой войны терялась, блекла, уходила в небытиё...
   Победители вернулись домой побеждёнными.
   Начались дни до безобразия размеренной мирной жизни. Гром канонад и предсмертных криков постепенно стихал в головах солдат. Прежние заботы о доме, семье и близких медленно, но бесповоротно заменяли их место.
   Моррот всерьёз задумался о дальнейшей жизни. Роль вечно одинокого любимца женщин его больше не прельщала. И он, недолго думая, предложил Тире создать семью. Не трудно догадаться, что влюблённая в него по ушные отверстия девушка ответила взаимностью.
   И всё бы ничего: завели бы детей, отстроили большой дом... Вот только новый Глава города Сприфанот возобновил былые дружеские отношение с поверженной Митарой!
   Как-то вернувшись после шахтных работ, Моррот обнаружил самое ужасное, что только могло произойти в его жизни. Тира лежала на постели. На первый взгляд спала, но на самом деле - мертва. Отравила себя ядом полосатой гадюки... На полу рядом с ней лежала записка:
   "Прости меня, мой дорогой Морри, но я никак не могу простить поступка нашего нового Главы!"
   Моррот тогда и выгорел весь внутри. От него осталась лишь внешняя оболочка - говорящая, иногда даже улыбающаяся, принимающая решения... Но внутри не осталось ровным счётом ничего. Пустота. Невыносимая яма непрекращающейся ни на миг душевной агонии. И все попытки залить эту чудовищную яму вином, застелить пеленой развратных ночей с проститутками и былыми подругами - лишь углубляют её...
   Морроту стал ненавистен его дом, его город, его соратники, друзья и родственники. Ему стал ненавистен он сам. Крот ушёл из Нового Бура. И с тех пор он никогда не оглядывался. Никогда не хотел вернуться.
  
   Моррот проснулся в холодном поту. Уже больше сотни лет прошло, а события тех злополучных дней всё всплывают у него в кошмарах.
  
   Глава 11: План
  
   Гряда заснеженных верхушек Заколдованных Гор вырастала над горизонтом. Бока бурых перистых туч заливались жёлтым маслом обеденного солнца. Копыта и колёса равняли с землёй высокую траву. Шакалы утопали в густой растительности, но всё так же преданно следовали за повозкой, которой правил их хозяин.
   Тартор не спускал глаз с нового попутчика - Краспа. Где это видано, чтобы так просто взять его с собой? Они ведь опытные наёмники, Гирен всё подери! Да что там опытные - одни из самых лучших, если не самые во всём Главном Материке. Мало ли кем незнакомец оказаться может. Вдруг, шпион подкидной, наседка? А если и не шпион, то ворюга какой-нибудь. Ночью взломает сундуки с золотом - и поминай, как звали. Хотя, это очень и очень маловероятно: обойти смертельные ловушки Тоса пока ещё никому не удавалось... Но, всё равно, не нравится новый попутчик Тартору и всё тут! Его располагающее к себе лицо, пламенные, полные горечи и боли речи не действуют на Таротра. Ну и что? Всё равно, последнее решение за импульсивной капитаншей...
   Филика сидела на крыше, разглядывая окраины в подзорную трубу. Искрящиеся на солнце снежные гребни, лоснящиеся дождевыми каплями трава и деревья, навалы камней, небольшое озерцо с ивами, печально склонившими к нему ветви, пьющий воду благородный техномонстр... Техномонстр!!!
   Да, именно магомеханическая тварь! Кажется, раньше эту модель называли "четыреног". Так вот почему эти чудища до сих пор живы: они постоянно обновляют запасы воды для паровых двигателей. Видимо, и дрова сами добывают, гады механоползучие.
   Словно услышав размышления Филики, четыреног отпрял от озерца и налёг передними ногами и туловищем на иву. Вылезшее с корнями дерево повалилось на землю. Растерзав ствол покрытыми заметной ржавчиной, но всё же острыми конечностями, техномонстр принялся "поедать" дрова открывшимся в брюхе отверстием.
   Нет, кареты в этих местах оставлять не безопасно. По крайней мере, до тех пор, пока поблизости шастает стальная смерть. Опыт прямого столкновения с техномонстрами у Ищеек Смерти имелся, но очень уж скудный. Обычно, удавалось избегать схваток, просто обходив механическое существо стороной. Только один раз довелось уничтожить кинувшегося на лошадей мечника. Как припоминала Филика, тогда механизм навеки успокоился, вкусив несколько свинцовых пуль из её пистолетов. Враки это всё, про ужасающую мощь и неуязвимость техномонстров - стрелять просто уметь нужно!
   Филика приказала остановить кареты, излишней безопасности ради, потребовала команду вооружиться, а сама достала излюбленное до трепета в сердце кремневое ружьё с подзорным прицелом.
   Громкий хлопок выстрела распугал птиц, так внимательно наблюдавших с ветвей деревьев за наёмниками. Техномонстр прекратил "древесную трапезу" и принялся суетливо крутиться по сторонам. Ещё один выстрел. Сталь на боковом панцире механизма брызнула искрами. Четыреног обнаружил нападавших и помчался вершить возмездие. Третий выстрел гулким эхом разнёсся по округе. Безжалостный свинец прогрыз металлическую обшивку насквозь. Создание маго-механического гения Тризолуса захромало на левые конечности. Но оно продолжало приближаться к обидчикам, целясь стволом из наспинной башни в Филику. Но откуда позабытому всеми механизму взять снаряды? Механизм приблизился на расстояние обычного выстрела. Не зря, оказывается, Филика приказала подчинённым вооружиться. Моррот всадил арбалетный болт прямо в башню. Остальные открыли пальбу из мушкетов.
   Тартор всё не сводил глаз с Краспа: а прим очень даже неплохо управлялся с оружием. Стойка, дыхание, спуск крючка - отточенные, поставленные. И в меткости ему не занимать. Может, он и вправду охотник...
   Свинец и сталь рвали механическое существо на части. Оно всё медленней перебирало лапами, брюхо начало тесаться о землю пока полностью не легло на неё. Словно у проткнутого булавкой паука, лапы четыренога судорожно задрожали. Можно было только догадываться, какие жалобные вопли издало бы существо, умей оно это делать.
   Жалко ли было наёмникам затравленную, уничтоженную их руками тварь? Конечно же нет! Оно ведь механическое, в нём нет и капли жизни, ведь верно?
   Вероятная опасность миновала. Можно продолжать путь.
   Спустя несколько часов, кареты прибыли к подножью горы. Невдалеке грядой мелких водопадов и порогов начинала свой гордый путь река Нали. Уже на подходе каждый наёмник ощутил какое-то странное чувство, похожее на перемешанные страх, неприязнь и восторг одновременно. Это нормально, ведь Заколдованные Горы получили своё название не просто так...
   Ох, и дурная молва ходила по всему Материку про эти места. Странные, леденящие кровь, непредсказуемые вещи происходили в них. И даже если отмести половину самых лихих россказней, как явно выдуманные, картина всё равно вырисовывалась очень и очень пугающая.
   Но такова уж роль наёмников: не отступать там, где обычный человек в страхе пятится обратно к тёплому домашнему очагу...
   - Прибыли, - фыркнул Тартор. - Что, горный человек, доволен отсутствием экипировки?
   - Вполне, - обнажил в ехидной ухмылке жёлтые зубы Тос, осматривая отлогие подъёмы и опасные каменистые склоны.
   - Тар, твой страх высоты службу нам хорошую не сослужит... - высунулся из-за рыжей гривы Моррот, привязывавший лошадей.
   - Да что вы ко мне прицепились? - повысил голос Тартор. - Нет у меня никакого страха высоты! Не было никогда! И не дождётесь!
   - Тогда чего ты шкулишь как голодный щенок хокоры? - поинтересовался Тос.
   - Никто не скулит! - продолжал скулить Тартор.
   - Скулишь, скулишь, - попали в унисон Филика и Моррот, вновь высунувшийся из-за лошадиной гривы.
   - Неужели никто больше не разделяет моих опасений? - Тартор с надеждой поглядел на соратников, даже на Краспа мельком глянул. Но поддержки в глазах не прочёл, насупился и пошёл точить клинок своего любимого эспонтона.
   - Ты, Тар, кстати, можешь не переживать, - заговорила Филика, и в голосе её читалось ликование.
   - Что, ты мне крылья пришьёшь? - попытался съязвить Тартор.
   - Нет, гораздо лучше, я тебя оставлю здесь, - блеснула золотыми клыками Филика. - Будешь за лошадьми следить, повозки охранять...
   - Ты чего это? - вмиг посерьёзнел Тартор и отложил клинок. - Я думал, этим наш новый попутчик займётся... Ну, или Моррот.
   - Ты ведь знаешь, Тарушка, думать - очень вредно, - добивала его Филика. - Я за тебя этот грех - думать - на себя взяла. Так что хочешь, не хочешь, а останешься ты у подножья гор. Будешь наш тыл стеречь. Заодно и лазить по крутым склонам не придётся. Не работа, а малина...
   - Слушай, капитанша, это ведь не дело! - подскочил к ней взволновавшийся Тартор. - Там ведь эти "герои" встретиться могут. Куда вы без меня? Чего это ты выдумала? Оставь этого Краспа, будь он неладен, - Тартор повернулся к обиженно поджавшему губы приму.- Уж извини, Красп, но сто лет ты нам в горах не нужен! Твоя жажда мести только к провалу приведёт! Тос, Моррот, разве вы не видите этого? - друзья виновато отвели взгляды.
   - Пошли отойдём подальше, - твёрдым, как сталь из погибшей Стальни, голосом приказала Филика, крепко сжав Тартору руку и потащив того в сторону. - Сейчас я тебе кой-чего расскажу...
   У Тартора ледяные жучки по телу заползали: сейчас-то ему капитанша устроит "сладкую жизнь".
   Они спрятались от любознательных глаз (а главное - ушей) соратников за навалом камней. Тартор зажмурился в ожидании смачной оплеухи, но вместо этого услышал спокойный, можно даже с натяжкой сказать - оправдывающийся голос Филики:
   - Тар, поверь мне, так будет лучше для нашего дела.
   - Как, ты не будешь меня наказывать? - опасливо приоткрыл глаз наёмник.
   - Слушай, мы с Тосом не посвящали тебя в наш план. Вы там втроём с Морротом и Краспом в карете. Не было подходящего момента... - глаза капитанши заговорщически блеснули. - Короче говоря, этого прима мы подобрали не от душевной щедрости. Ты сам прекрасно знаешь, что каждый шаг у нас выверен. Иначе не быть нам Ищейками Смерти! Он нам нужен как наживка. Понимаешь о чём я? Парфлай предупредил, что заказанных силой мы не возьмём. Ну и что с этого? Хитрости никто не отменял. У этого стрека, видимо, котелок только в одном направлении варится. Я ведь тоже не хотела прима с собой брать. Нужен он нам, как дигру второй хвост. Тос тогда сказал, что не против, а мне, незаметно от всех, подмигнул. А ты ведь знаешь, что это значит. Тос решениями не раскидывается. Если что-то сказал, значит - обдумал. Да так обдумал, что всем нам и не снилось. На месяцы и годы вперёд обдумал, - Филика мысленно ушла в себя.
   - Ну? - перебил полёт её восхищённой фантазии нетерпеливый Тартор.
   - Ну... - принялась собираться с мыслями командирша. - В общем, Красп для нас что-то вроде червячка на крючке. Его ненависть к нашему "объекту для умерщвления" можно использовать с корыстной целью. Сам посуди, что этот жалкий охотничешка сможет сделать Дриму или Бирюку? Верно - сдохнуть, не причинив и мизерного вреда!
   - Слушай, а мы не сильно громко разговариваем? - перебил её опасливо поглядывающий по сторонам Тартор. - Наш "червячок" может сейчас быть где-то неподалёку...
   - Исключено, - отмахнулась Филика, - Тос за всем проследит. Это ведь, в конце-концов, его идея... Так вот, про червячка... Как же правильно его использовать? Всего-то и нужно: вовремя спустить его с цепи, когда найдём заказанных. И тут главное - не промахнуться. Уничтожить его до того, как это успеет сделать кто-то из владельцев Смертоптицы. А дальше? Ты сам прекрасно догадываешься, что дальше. Предлог втереться в доверие - железный. Знакомимся, общаемся, можем даже попутешествовать немного вместе - всё по ситуации. Ну, а в конце...
   - В конце - домик на берегу речки, свои виноградники, дети, внуки... - размечтался Тартор.
   - Что-то вроде, - скривилась Филика.
  
   До заката оставалось не больше получаса. Наёмники не стали отходить от своих традиций и остались ночевать в лагере. На штурм волшебных горных просторов нужно идти выспавшимися, полными сил.
   Солнце ещё не успело вступить и временно победить в вечной борьбе с мраком, а Ищейки Смерти уже были полностью собраны, готовые отправляться в тяжёлое, полное невиданных опасностей путешествие.
   Для облегчения поисков, было решено разбиться на две группы: Моррот и Тос - в одной; Филика и Красп - в другой. Чтобы поддерживать друг с другом связь, пришлось вытаскивать коробочки со спящими фитасами - крупными крылатыми насекомыми, идеально подходящими для этой цели. К счастью, передохли не все: выживших существ для выполнения задания хватит. Фитасы абсолютно безвредны для любого мыслящего, к тому же, они известны своим вечно сонным состоянием. К их брюшку просто грех не привязать записку. Стоит хорошенько потрясти насекомое, и оно тут же возжелает убраться от вас куда подальше. Так уж природой создано, что фитасы при любой беде всегда возвращаются в место своего рождения. И этому удивительному свойству ещё несколько тысяч лет назад находчивые древние примы нашли применение. Вылупившиеся из куколок, к примеру, в обыкновенной деревянной коробке, они никогда не спутают её с другими, такими же: всегда прилетят к ней в случае опасности. Прекрасный воздушный гонец с запиской на брюшке незамедлительно прилетит к обладателю таковой коробки. Просто великолепно!
   Фитасы были вытянуты наёмниками из родных коробочек и распиханы по новым. Филика подписала коробочки: "Тартор", "Филика и Красп", "Моррот и Тос". Теперь, чтобы отправить какое-нибудь гневно-язвительное послание, скажем, Краспу, Тартор должен достать коробочку с нужной надписью, привязать записку к насекомому и как следует его потрясти. Дело сделано - фитаса спасается от живодёра Тартора, ища укрытие в родной обители, коя небрежно болтается на рюкзаке Краспа...
   Но вообще, Ищейки Смерти очень и очень редко обращались к услугам этих замечательных насекомых. Не доверяли, что ли? Трудно сказать.
   Походные мешки покачивались в такт ходьбе. Тартор глядел на идущих в предрассветную горную тишь соратников. Платиновые монеты лун освещали им дорогу.
   - Удачи вам, - полушёпотом произнёс он и отправился в палатку. Спать. А что же ещё ему оставалось делать?
  
   Глава 12: "Кожаные крылья"
  
   Есть выражение: "Так сложно, как искать золотую монетку на дне Западного Бура". Моррот всё время его вспоминал, стоило им с Тосом покинуть лагерь. Крот был свято убеждён, что даже такое нелёгкое дело, как вылавливание монетки со дна стремительной реки - вполне выполнимое. В отличие от предстоящих поисков... Горная гряда на десятки километров расползалась во все стороны. Тут и жизни целой не хватит всё изучить!
   Но размышления - размышлениями, а дело выполнять надо.
   Заливая кровью снежные верхушки, солнце обречённо поднималось в небо.
   Тос опытным взглядом скалолаза осмотрел округу и выбрал лучшее место для подъёма. Моррот не стал с ним спорить.
   По крутой каменистой насыпи пока удавалось передвигаться без дополнительных приспособлений. Ремни походных сумок всё больнее впивались в плечи. Чем выше, тем холоднее. Вскоре пришлось надеть тёплые куртки.
   Тос шёл впереди. Уверенно и сосредоточенно. Обвязанная вокруг него верёвка уходила за спину длинным отростком, обвивающим Моррота. Только верёвка натягивалась, Тос, не оборачиваясь, переставал идти, ждал не поспевавшего за ним товарища. Прим был сосредоточен на подъёме, всё остальное для него переставало существовать. Моррот бурчал под нос проклятия на всё, что только возможно: на щебечущих непонятно откуда птиц, на прозрачное небо, на ослепительные блики солнца, так не подходящие к чёрным тучам его плохого настроения, на холодную землю под ногами, на Тоса, бодро взбирающегося по сыпучему грунту, на тяжкую жизнь наёмника, на жизнь, как таковую... Здоровье крота уже совсем не то: отдышка, быстрая усталость, лень... Чтоб его, к Гирену! Нога соскользнула, посыпались камни - Моррот повалился и протесал брюхом метров пять, пока верёвка полностью не натянулась и не дёрнула Тоса, увлекая того за собой. Моррот пытался затормозить когтями, но каменистая почва предательски осыпалась. Наконец-то кроту удалось ухватиться за каменный уступ. Вот только катящийся кубарем, громко вопящий ругательства Тос налетел на него и они вместе продолжили "спуск", обдирая об камни всё, что только возможно, теряя на ходу экипировку и провизию из разодравшегося об острый камень походного рюкзака прима. Скорость тревожно нарастала, ухватиться было не за что. Очень и очень нехорошие обрывки мыслей закрадывались в головы наёмников...
   Этим "нехорошим мыслям" вполне суждено было свершиться, если бы не оказавшийся на пути валун. Вначале ногами, а потом и походной сумкой Моррот впечатался в него. Тосу смягчил удар крот. Если бы они при этом ещё и не стукнулись до божественных звёзд в глазах лбами - было бы вообще великолепно.
   - Ну ты и долбоё... - хотел сказать что-то ободряющее Тос и потерял сознание.
   Седой крот отключился следом.
   Усиливающийся к вечеру холод не дал долго отдыхать. Первым очнулся Тос. Всё тело ныло от боли, пальцы обжигало морозом. Кое-как поднявшись на подкашивающиеся ноги, он с ужасом обнаружил, что Моррот не дышит...
   Помер? Да не может такого быть! Столько пройти в своей жизни, чтобы подохнуть так бесславно? А ну вставай, увалень, хватит отдыхать!
   Тос принялся бить товарища по щекам.
   Удивлённые, уставшие, безразличные глаза старика, а совсем не волевого наёмника, открылись.
   - Ты это чего? - прошептал Моррот еле подвижными от холода губами.
   - Шукин ты шын! - обрадовался Тос. - А я думал...
   - Не моё ещё время, - более твёрдо ответил крот.
   - Ты можешь пошевелитьша? - спросил Тос.
   - Сейчас попробую, - Моррот попытался подняться, но ужасная боль жгучими вихрями пронеслась по телу, и он повалился на спину. - Ничего, сейчас, - крот попытался вновь подняться, но чудовищная боль прошлась по нему своими демоническими когтями ещё сильней.
   - Начинает темнеть, - словно не замечая критического состояния товарища, сказал Тос. - Мой походный мешок дал течь... Экипировка, оружие... Каким-то чудом иж него не выпал только пакет ш вяленой курятиной, - прим отстегнул ремни с плеч Моррота и внимательно осмотрел мешок. - Твой, вроде, целый. Правда, ш арбалетом швоим попрощатьша можешь... - Тос отстегнул от наружного крепления потрескавшийся приклад - всё, что осталось от арбалета. - Хорошо - кирка плотно упакована. Так бы торчала она у тебя иж шпины, можешь не шомневатьша!
   - У меня всё горит, - признался Моррот.
   - Придётша шпать в мешке одном, - сказал Тос, роясь в рюкзаке, - Гляди, целое, - он вытянул металлическую флягу с лечебным отваром. - Выпей, - поднёс откупоренное горлышко к губам крота. Моррот жадно вылакал всё до остатка.
   Где они были, там Тос и разложил палатку. Ну, палаткой это мизерное сооружение из кожи развёрнутого походного мешка и металлических палок назвать можно было весьма условно. Благо, удалось кое-как "заштопать" зияющую дыру в мешке с помощью вырезанных из него же тонких кожаных лоскутков. В вырезанные ножом дырки прим продел лоскутки и завязал. Не идеально, но всё же... К счастью, палки для палатки лежали в мешке Моррота.
   Вот с фитасами не повезло. Все коробочки с насекомыми находились в рюкзаке Тоса... Радовало, что их родная коробочка лежала у Моррота. Она, конечно же, растрескалась, но запах её обломков всё-таки должен привлекать крылатых гонцов.
   Перед сном наёмники подкрепились курятиной и вином. Крот чувствовал себя уже значительно лучше, но до идеального состояния - ещё далеко.
   Умудрившись завернуться в один спальный мешок, под укрытием хилых стен палатки, они провели ночь.
   Утро было морозным. Тос собрал покрывшуюся инеем палатку обратно в походный мешок. Шов на дыре казался достаточно крепким, поэтому рискнули часть вещей из рюкзака Моррота переложить в рюкзак Тоса.
   Позавтракали, как это водится, курятиной с несколькими глотками вина. Как всё-таки хорошо, что сообразили всю выпивку перелить в металлическую посуду!
   Тяжёлое покорение горы можно продолжать.
   - Жавидую я вам, кротам, - говорил Тос, принявшийся аккуратно взбираться по коварной каменистой почве. - Живёте дольше и выждоравливаете быштрее вщех, жашранцы.
   - Живём - да, - отвечал не в пример вчерашнему вечеру бодрый и полный сил, едва заметно прихрамывающий Моррот, - выздоравливаем - нет. Волки ещё быстрее.
   - Я этих хвоштатых мышлящими не щитаю... - фыркнул Тос и замолчал. Сосредоточился. Впереди сложный и опасный подъём.
   Склон становился круче, подниматься - всё сложнее. Вскоре одними ногами обойтись уже нельзя было: начиналась отвесная скала, вгрызавшаяся исполинскими стенами в молочную вату облаков.
   Тос начал восхождение. Тяжёлое, медленное, упорное и опасное. Моррот взбирался следом, но не секрет, что вся ответственность лежала на мускулистых плечах прима. Бывшего анархиста и каторжника, а сейчас - охотника за головами, наёмника.
   В узкие расщелины Тос забрасывал самодельные закладки - тонкие стальные тросы с петлёй с одной стороны и намертво привязанным металлическим наконечником в форме расширяющейся трапеции - с другой. Стальные тросы купить в Пашнях удалось без проблем. А вот с наконечником пришлось повозиться: обойдя (все три!) магазина и ничего не обнаружив, пришлось переплачивать занятому ковкой подков кузнецу. Раздобрившийся от приобретённого обилия золотых монет в карманах, мастер запряг всех своих подмастерьев и уже через два с лишним часа - заказ был готов. Вязать узлы на стальных, пусть и тонких, тросах - дело трудоёмкое и сложное. Тос лично взялся за него, ревностно никого близко не подпуская. Благо, времени путешествия до Заколдованных Гор было предостаточно, чтобы всё закончить.
   Закинув закладку, прим сильными рывками проверял её на прочность. И только после этого - пристёгивал к ней карабин верёвки. Взбирался по новообразованной ступени выше и принимался искать место для следующей. Морроту только и оставалось, что пристёгиваться к установленным закладкам, собирать использованные и подавать их Тосу.
   Было гиреновски холодно. Сильный ветер морозом обжигал лицо и шею, пробирался в отвороты тёплой одежды и чудовищным льдом обдавал взмокшее от пота тело. Чем выше, тем больше были покрыты скалы изморозью, а потом и тонким слоем льда. Подъём начал становиться критически опасным. Скользящие руки и ноги, соскакивающие с места закладки - словно кричали о неминуемом срыве...
   Солнце зашло, завесив небо покрывалом ярких красочных звёзд и двумя лунами: одной в форме тонкого рожка, другой - исхудавшего от смертельных хворей щенка хокоры. Морроту это случайно пришедшее на ум сравнение очень сильно не понравилось. Во-первых, ему никогда не нравились хокоры, в особенности их отвратительные щенки. Во-вторых, крысон с теми хокорами, ночного света не хватит для продолжения восхождения. А если и хватит, то сил-то уж точно на него не осталось!
   Словно прочитав мысли товарища, Тос прекратил подъём.
   - Что, дружище, влипли мы ш тобой? - подытожил он.
   Моррот промолчал в ответ. Он так устал от всего этого, что плевать хотел на подъём, на друга, на то, что висел на отвесной скале в нескольких километрах от ближайшей твёрдой поверхности под ногами. Ему хотелось просто поспать. Ну, или умереть, на крайний случай...
   - Ничего, не пропадём... - неуверенно сказал Тос. - Мои древние предки - так те вообще на деревьях вщю жижнь проводили. На вышоте... - от этого слова похолодело под лопаткой. - Тебе холодно?
   Крот опять промолчал. Его рука потянулась к карабину.
   - Эй, друг! - выкрикнул заметивший отчаянный жест товарища Тос. - Ты это мне брось! Шамоубийштво - для тюфяков вроде Линтуша Бежупречного...
   - Прости, Тос, но я не разделяю твоего оптимизма, - заговорил крот, отняв руку от карабина. - Если мы перестанем подниматься, а мы уже перестали, то спустя час-другой замёрзнем насмерть. Уж лучше я полетаю, чем постепенно в ледяную глыбу превращусь...
   - Ну ты и шлабоумный шын гиены, ха-ха! - почти ободряюще рассмеялся Тос. - У наш же ешть шпальный мешок. Щейчаш я вшё уштрою!
   Моррот тупо глядел на устанавливающего закладки Тоса. Действительно, чего это на крота нашло? Жёсткий приступ суицидальных мыслей. Давненько такого не было. Ой как давненько...
   Не так-то всё и плохо, если трезво посмотреть.
   Ночевать подвешенными к сомнительного качества самодельным закладкам, закутавшись с лицами в один спальнй мешок? Да пожалуйста! Зверски холодно? Вино легко справится с этой проблемой! Чудовищно неудобно? Ха! Закалённый наёмник умеет спать в седле мчащейся лошади, спать стоя с открытыми глазами и даже вниз головой за ноги подвешенный, тоже должен уметь спать, сил набираться! Ну, вниз головой - это уже слишком, допустим... Но вот горизонтально висеть и спать - всегда пожалуйста!
   Пусть и тяжёлая, ночь подошла к концу. И, не смотря ни на что, Моррот и Тос хоть и не выспались как следует, но сил на продолжение подъёма набрались предостаточно. Словно на пикнике каком-нибудь, они поели курятину и принялись за восхождение.
   Опасная тонкая ледяная корка нарастала. Вскоре превратившись в толстый наскальный лёд. Прекрасный, спасительный наскальный лёд!
   Критический участок миновал. Подъём значительно ускорился. Тос орудовал кирками. Моррот - когтями. Спрятанные перчатками руки горели от бурлящей крови. Горячий воздух, вырывавшийся из ноздрей и рта наёмников, превращался в ледяной пар. Усталость засыпала лавина желания добраться до вершины. К тому же, туман облаков не был таким густым, каким казался издали.
   Кто бы мог подумать, что прирождённый скалолаз Тос допустит ошибку? Конец пути размыто выплывал из тумана. Жажда покончить с этим богами проклятым подъёмом ослепила его. Прим ускорился. Забыв о безопасности... Очередной удар киркой в непроверенный лёд, резкое смещение веса на неё и... отколотый лёд... срыв... увлекаемый тяжестью натянувшейся верёвки, Моррот сорвался следом...
   - Хря, - вымолвил непонятное слово Тос в то время, как монстр силы тяготения вцепился безжалостными лапами в его спину и потянул на смерть. Многие мыслящие, пережившие близость гибели, утверждали, что в считанные секунды перед их глазами взбесившимся калейдоскопом мелькали события их прожитой жизни. Измены, предательства, обиды, радости, горести и давно ушедшие в небытие детские воспоминания... Тос за свою карьеру наёмника, да что кривить душой, и до неё тоже, успел побывать в неисчислимом количестве подобных ситуаций. И каждый раз, он испытывал совершенно другое чувство. Пустоту. Безжалостную, злую и холодную. Всё вокруг действительно замирало: время на какие-то доли секунд останавливалось. Но никаких образов, никаких воспоминаний - глухая пустота, в которой чудовищным барабаном отбивает собственный пульс. А может быть, это потому, что каждый раз тем или иным способом удавалось избежать смерти? И не пришёл ещё час воспоминаний? Как же не пришёл? Сейчас как раз и настал. Из непроглядного колодца памяти принялись всплывать яркие образы. Отец, за что-то избивающий мать на глазах малолетних двойняшек: сына и дочери; тяжёлая деревянная указка пахнущего мятой и гнилью учителя-драга, отбивающая пальцы не выучившего урок Тоса; умершие от чумы мать и сестра-двойняшка; расистское избиение в школьном дворе группы стреков; первые анархистские собрания в подвале колледжа; провальный штурм здания городского сената родного города Нортисп; разрывающие плоть плети надзирателей; постылая свобода: отчаяние, боль, нежелание жить; случайная встреча с обворожительной Филикой в хозяйственном магазине (нужно было купить мыла и верёвку...); тяжёлая, полная опасностей, но вдохнувшая в него новые силы жизнь наёмника...
   - Ну ты и долбоё... - перекривлял позавчерашнее ободрение Тоса Моррот и замолчал на полуслове, так как в лицо ударил сорвавшийся кусок льда. Кусок был небольшим, но удар всё равно оказался неприятным. Крепкие когти рук и ног Моррота намертво засели в обледеневшей скале. Ещё бы - жить захочешь...
   Просто не верилось, что сорвавшийся следом крот умудрился вновь зацепиться за лёд. И как зацепиться!
   - Шлышь, Мор, - перекрикивая своё дикое сердцебиение, заговорил Тос. - Кирку выронил... Одна ошталащь.
   - Смотри эту не потеряй, долбень, - посоветовал Моррот.
   Тос глубоко вздохнул. Прекрасный, свежий воздух жизни...
   Вверху взбирался Моррот. В сущности, вся надежда теперь была на него. Тос поднимался следом. С одной киркой это удавалось весьма жалко. Сапоги с вручную приделанными шипами - помощник ей весьма ненадёжный...
   Чуть ли не приведший к гибели, срыв значительно увеличил время подъёма. Но бесконечно этот ужас продолжаться не мог, хоть и казался наёмникам сотней вечностей.
   Запыхавшийся, уставший, измученный, обозлённый и в буквальном смысле выжатый как какой-нибудь восточный фрукт, нет, как сотня восточных фруктов, Моррот подтянулся, перевалился грудью, отполз подальше от обрыва, упёрся ногами в ледяную глыбу и вытянул к себе Тоса. Сказать, что это было проделано из последних физических сил - ничего не сказать. Последние силы покинули крота ещё до злополучного срыва. Он, да и Тос тоже, были ведомы лишь силой воли. Твёрдой и могучей силой воли, которой обязан обладать каждый наёмник...
   Вершина горы взята!
   Ха! И что теперь, Заколдованные? Не такие вы уж и страшные! Подумаешь, боязливые горожане, никогда за пределы своих жалких домишек не ступавшие, навыдумывали про вас небылиц! Самые обыкновенные себе горы. Да, опасные и непредсказуемые, как это и подобает горам. Но вот колдовства в вас - не больше, чем в дигре чешуи. Хотя, если дигру посчастливилось сожрать линяющего драга...
   Отдышавшись, набравшись сил, наёмники осмотрелись вокруг.
   Верхушка представляла собой отлогую заснеженную глыбу. Среди искрящейся на солнце снежной пустоты одиноким истуканом возвышалось узловатое обледеневшее дерево. Да, не густо...
   Зато открывался великолепный вид на величественные горы, сотнями скалистых, покрытых льдом титанических пальцев тянущиеся к небу. К сожалению, подзорная труба, вместе с остальным инвентарём, вывалилась из походного мешка Тоса. Но и без неё можно было разглядеть чёрную матовую точку на одной из верхушек гор.
   - Ты видишь, что и я? - потирая уставшие глаза, спросил у товарища Моррот.
   - Швятой Моол, это ведь Шмертоптица! - подтвердил Тос.
   - Вот и вознаграждение за труд тяжкий! - потёр начинающие замерзать руки крот. - И, как назло, нет ни одной фитасы, чтобы Филике рассказать...
   - Они, видимо, не защекли ещё... - сказал Тос и отпил вина из фляги. - Передохнём немного?
   - Разве что - немного... - согласился Моррот, доставая из рюкзака опостылевшую курятину.
   Послеобеденное солнце было благосклонно, ветер напрочь отсутствовал. Если не стоять всё время на месте - холода не чувствовалось. Наёмники подкрепились, набрались сил и принялись за сооружение "кожаных крыльев". Из сложенных тупым клином металлических палок и развёрнутых рюкзаков получился великолепный аппарат для скольжения по воздуху. Верёвки, до этого служившие страховкой при подъёме, двумя рядами параллельно идущих петель свисали с металлического каркаса - почти удобные места для путешественников. В идеале на этих петлях для смягчения впечатлений должны были лежать спальные мешки. Так как одного мешка не хватало, то и место одно было не застеленное. После недолгого спора, место с мешком досталось Морроту. Его старому телу нужно немного покоя... Также отдельные верёвки крепились к крыльям и служили жалким подобием направляющего механизма.
   Ждать было нечего. Солнце должно светить не меньше двух часов. За это время до цели долететь - плёвое дело. Пусть у наёмников и не велик опыт полётов...
   Тос нервно вздрогнул от горячего шершавого прикосновения к шее. Обернулся. Ничего необычного не предстало его взору: всё те же фиолетовые стены, пол и копошащийся оранжевыми змеями потолок лабиринта бесконечности. Ощущение времени исчезло. Да и было ли оно раньше? Было ли вообще раньше хоть что-то до этих незыблемых коридоров? В памяти бледным маячком мерцал ответ. Но всякий раз ускользал, стоило Тосу потянуть за ним руку.
   Мерзкое чувство стоящего за спиной врага липким гноем заливало душу. Но сколько бы Тос не оборачивался - всё та же пустота. Лишь стены - безмолвные надзиратели...
   Лабиринт успокаивал своей бесконечностью. Идёшь ты или стоишь на месте, всё равно исход один - забвение. Сладкое, лёгкое и приятное забвение. Совсем-совсем не страшное.
   По коридору прокатился злобный утробный рык, оборвав безмятежные мысли. Пол содрогнулся, словно на него повалилась каменная колонна, затем ещё раз и ещё... Свирепый рык зловещим эхом вздыбливал каждую волосинку на теле прима. Чудовищный обитатель лабиринта свинцовыми шагами приближался к посмевшему нарушить его одиночество.
   Тос помчался прочь. Прямиком по коридору, не сворачивая. Пол был ледово-гладким и от непривычки прим несколько раз упал. Потом более-менее пристрастился: бежать нужно короткими шагами, едва отрывая стопы от пола.
   Но как бы быстро не передвигался Тос, злостный рык и молотами отбивающиеся по полу шаги не смолкали. Что-то здесь не совпадало с реальностью. Но это не вызывало удивления, ведь в лабиринте бесконечности может происходить всё что угодно.
   Тупик. По сторонам только стены. Нужно бежать назад. Но там надвигающаяся смерть... Что было сил, Тос устремился назад. Коридор закручивался дугой, и приближающееся чудовище нельзя было увидеть. Зато всё явственнее чувствовался его жар и гнилостный запах. Шерсть на теле прима слипалась от пота. Страх ледяным ветром обжигал сердце, желудок и кишки. Казалось, ещё чуть-чуть и выглянет из-за скруглённой стены уродливая морда смертоносного зверя. Но нет, примыкающий справа коридор впустил Тоса в своё спасительное чрево.
   Злобный рёв чудовища оглушающей волной пронёсся по лабиринту. И затих. Прекратились и шаги. Но опытный наёмник Тос не сбавил шаг. Кому как не ему знать, что тишина таит в себе больше угрозы, чем самый громкий и пронзительный крик?
   Коридор рассыпался на пять одинаковых рукавов. Размышлять было некогда, и Тос устремился в четвёртый слева, ведь его любимым числом была четвёрка. То ли из-за того, что руки у него было четыре, то ли ещё по какой-либо более скрытой причине...
   Бледно-розовое тело, покрытое язвами и длинными бугристыми наростами, густыми пучками торчащими повсюду. Узкий кроваво-красный глаз, слезящийся ярко-жёлтой слизью. Толстые как стволы дуба отростки ног. Громадная разверзнутая пасть вглубь зоба покрытая рядами шиповидных зубов. Тос зажмурился. Не так от страха, как от безысходности. Воображение его порождало ужасные кровавые образы. Разрывающие плоть, крошащие кости зубы. Чудовищная боль. Звон предсмертных колоколов...
   Тос открыл глаза. Фиолетовые стены и оранжевые змеи на потолке. Чудовища нет, а он жив... Паршивый лабиринт играет свои подлые игры.
   Бежать. Бежать что есть сил. Бежать прочь.
   Мертвецкая тишина вмиг разодралась тяжёлым, медленно повторяющимся топотом и до костей пробирающим рёвом. Но лучше уж слышать угрозу, чем в любой момент ожидать её появления из глухой тишины.
   Коридор упёрся в стенку со сверкающей бронзой дверью. Ни ручки, ни кольца на двери не было. Прим дико заколотил по ней всеми четырьмя кулаками. Глухой стук - дверь была толстой, не проломить.
   А вот и лабиринтное уродище появилось из-за дальнего поворота. Точь-в-точь похожее на примерещившееся ранее. Короткие ножные отростки гулко сотрясали пол, ужасная пасть пенилась жёлтой слизью.
   "Вот и ты, смерть моя, - пронеслось в голове Тоса, - такая же уродливая, как и вся моя никчемная жизнь..."
   Нет, дверь не выбить разбитыми в кровь кулаками и ногами. Должен быть рычаг. Он просто обязан здесь быть! Ну не время ещё умирать. Не время, Гирен подери!
   Тос унял в себе дрожь и бегло оглянулся по сторонам. Ничего выделяющегося. Всё, как и прежде. Он подохнет здесь, как затравленный бобросом крысон! Подохнет! Нет, стоп! Эта тварь всё ближе. Медленно приближается - упивается его страхом. Ещё есть немного времени. Смотреть по сторонам, замечать каждую мелочь. Даже если ничего не получится - так хоть помереть с гордостью. Не паниковать! Ни в коем случае не отдаваться во власть трусливых мыслей! Бороться. Выстоять. Выжить.
   Толстый хвост оранжевой змеи свисал с потолка ниже, чем у остальных. Тос подпрыгнул и попытался ухватиться за него. Не вышло. Монстр ускорил шаги, побежал. Невероятно! Как эта громадная уродливая туша способна так быстро передвигаться? Тос повторил попытку: на этот раз ему удалось схватиться за хвост, выдрав толстую, ленивую змею из гнезда с собратьями. В тот же миг раздался громкий металлический скрежет: дверь начала медленно проваливаться в пол.
   Смертоносное дыхание чудовища жаром обдавало спину, гнилью пробиралось в ноздри. Тос вцепился руками во всё увеличивающийся проём над тонущей дверью, подтянулся и перевалился на другую сторону. По колючей траве и сорнякам он пополз прочь. Лабиринтный монстр дико завыл - дверной проём был слишком мал для его внушительных размеров.
   Только сейчас Тос заметил сильную боль в правых руках: сорванная с потолка змея кольцами обхватила их и медленно сдавливала, заглатывая верхнюю кисть. Не теряя ни секунды, Тос вцепился зубами в чешуйчатое тело и отгрыз удаву голову. Кольца ослабли и мёртвыми шлангами повалились на землю. Прим освободил кисть от головы, вытащив из ран хоть и не ядоносные, но острые клыки. Боль можно не замечать - для профессионального наёмника это не проблема. Вот о злобном уродливом лабиринтном монстре забывать никак нельзя было. Наверняка здесь есть специальный для него ход.
   Прим осмотрелся: широкое помещение с такими же, как и в коридоре, стенами и потолком. Вот только пол был земляным, густо заросшим колючими сорняками и травой. Если включить воображение и представить все затаившиеся в этих зарослях опасности... Так, хватит с Тоса воображения на сегодня. Спасению жизни оно никак не поможет.
   Прим несколько раз обошёл стены, но выхода так и не нашёл. Оглядел потолок, но свисающего хвоста не обнаружил. Мало того - впустившая его сюда дверь захлопнулась. Отгонять жуткие мысли о голодной смерти в этом ограниченном пространстве становилось всё сложней.
   В попытке развеять отчаяние, Тос принялся ходить вдоль помещения. Его сапоги с вручную приделанными шипами безжалостно топтали растительность. Диковинные насекомые и мелкие ящерицы разбегались прочь. Кто бы мог подумать, что этот жест безысходности принесёт плоды? Почва просела под ногами наемника, и он провалился под землю.
   Тишина... Темнота... Пустота...
   Тос распахнул глаза.
   - Живой, всё-таки, - подвёл черту Моррот. - Что, Гирен разодри, с тобой случилось?
   Тос растерянно поглядел по сторонам: лёд. Себя он обнаружил закутанным в спальный мешок.
   - Ну, так что это было? - допытывался Моррот. - Ты меня во время сна своей кровью всего перепачкал!
   Ещё растерянней чем прежде, Тос поглядел на перебинтованную кисть - как раз в том месте, где укусил удав. Тело саднило.
   - Это ты мне лучше шкажи... - сказал прим, стряхивая шкуру спального мешка.
   - Мы как раз закончили работу над "кожаными крыльями", как ты вдруг повалился мешком навоза на пол, - вспоминал Моррот. - Я как только тебя не пытался растормошить: и пощёчины, и щекотка, и снега за пазуху натолкал... Всё без толку! Думал, душа твоя уже в потусторонний мир на корм богам отправилась - трупом лежал. Но нет, дышал. Слабо, но дышал. Начало темнеть, а ты в себя всё не приходил. Вот я во льду нам нору и вырыл...
   - И что, это вщё время я тут был? А почему рука жабинтована? - допытывался Тос.
   - Ближе к утру у тебя из неё кровь хлынула. Смотри, как меня запачкал, - Моррот демонстративно показал большое бордовое пятно на куртке. - И раны у тебя на запястье были ну словно... словно...
   - Удав укущил? - подсказал Тос.
   - Да, именно так! - подхватил Моррот. - Я её тебе и замотал. А теперь объясни мне, что это всё значит!
   - Ешли бы я только жнал... - задумчиво ответил Тос. - Вщё-таки не жря эти горы жовутша Жаколдованными.
   Тос рассказал всё, что ему довелось пережить в лабиринте бесконечности. А почему бесконечности? Увы, прим не знал на это ответ.
   - Не завидую я тебе, дружище, - вновь подвёл черту Моррот. - Ты запросто мог в том лабиринте погибнуть.
   - Врагу бы не пожелал! - счастливый, что всё кончилось, соврал Тос.
   Моррот многозначительно улыбнулся и полез наружу. Захватив с собой спальный мешок, за ним следом направился Тос.
   Начинался рассвет. Даже потёртые жизнью наёмники не смогли избежать восхищения. Вырывающиеся из залитых солнечной кровью облаков верхушки гор, искрящиеся снегом и льдом. На фоне их могучей безмятежности, непоколебимой безмолвности - жизнь мыслящего казалась такой ничтожной и мелочной. Ненужной. Глупой. Пошлой. Сколько сотен поколений всех рас рождалось и гибло, воевало и любило, верило и обманывалось, а эти горы всё так же стояли. Так же молчаливо насмехались над жалкой суетой крохотных существ у их подножий. И эти существа всё бежали куда-то, потупив взгляды в землю. Ничего не видя кроме своих стоп. И лишь единицам удавалось поднять головы ввысь. Рассмотреть столь близкую, но в то же время - далёкую вечность...
   Завтрак ничем не отличался от обеда или ужина - немного вина и вяленая курятина. Густые облака скрывали тёмное пятно Смертоптицы. Но Тос с Морротом прекрасно помнили где видели её в последний раз.
   Все вещи упакованы, спальный мешок постелен. Наёмники заняли свои места в хлипком летательном аппарате, разогнались и сорвались с обрыва.
   Даже через шерсть шарфов, обмотанных вдоль голов с прорезями для глаз, быстрый холодный ветер умудрялся обжигать кожу. Дикое чувство страха смешивалось с ещё более диким восторгом. Моррот за свою жизнь успел совершить несколько полётов. Тос летел впервые.
   "Кожаные крылья" скользили по волнам воздушных потоков. Наёмники приближались к цели.
  
   Глава 13: Арахк
  
   Вожак поднялся на задние лапы, огляделся. Его верные воины щетинились сотнями серых, бурых, белых и чёрных шерстяных комков, щерились острыми резцами и нетерпеливо перебирали когтистыми лапами. Они рвались в бой.
   Вдалеке вновь возник магический огненный шар, переливающийся фиолетовым и синим цветом. Вожак издал резкий, пронзительный писк и побежал на зов волшебного пламени. Стая помчалась следом.
   Живая масса неслась по каменистым насыпям, траве, песку, пересекала ручьи, взбиралась на валуны, просачивалась в заросли кустарников.
   Пламя горело над двумя прямоходящими существами, жадно лижа их магическими языками огня. Вожак остановился и выпрямился. Стая в раболепном ожидании устремила на него красные точки глаз. Вожак оскалил резцы: двуногие всегда вызывали в нём ненависть. Они больше, сильнее и в их лапах иногда длинные стальные когти, их шкура порой покрыта твёрдой кожей или железной чешуёй, а ещё они умеют плевать в его верноподданных смертоносные палки и стальные шары. Когда ты вообще один или с тобой мало подчинённых - двуногих врагов нужно обходить стороной. Но сейчас за спиной целая армия.
   Вожак издал пронзительный писк и помчался на врагов магического пламени. Предвкушая солоноватый вкус крови в пастях, стая бежала за ним.
  
   - А вот это мне уже совсем-совсем не нравится, - сказала Филика, указывая на столпившуюся вдалеке армию крысонов.
   - Какие твари, - дрожь отвращения прошлась по телу Краспа, - я их терпеть не могу.
   - Думаю, обнажить оружие будет не лишним, - только Филика сказала это, как стая сорвалась с места.
   - Гиреновы отпрыски! - выкрикнул Красп и принялся нервно копаться в сумке.
   Филика выстрелила из ружья с подзорным прицелом. Пуля предназначалась самому крупному крысону с фиолетовой шерстью - явно вожаку, но застряла в теле случайно заслонившего его черношерстого крысона. Случайно - ведь не может тупое создание умышленно пожертвовать жизнь за предводителя!
   - Подохните, дряни! - завопил Красп и метнул в шерстяную массу комок взрывного порошка. Интересно, где он его раздобыл?
   Взрыв размёл десятки существ, оставив после себя кровавое месиво: оторванные головы, лапы, хвосты, торчащие из мохнатых тел изломанные кости...
   - Не пугаются, мрази! - совсем не женским голосом выкрикнула Филика, подожгла фитиль и метнула гранату в надвигающуюся живую лавину. Металлические осколки безжалостно сотворили несколько добрых дюжин мёртвых и умирающих крысонов.
   - Их слишком много! - запаниковал Красп и побежал прочь.
   - Сношатель болотных слизней! - выпалила немыслимое ругательство Филика, метнула ещё одну гранату и побежала следом за трусливым примом, по её словам - любителем обитателей болот...
   Погоня была чудовищной. Тяжёлые походные рюкзаки за спинами мешали бежать. Разъярённые крысоны тучами налетали на преследуемых, впивались острыми зубами и когтями в одежду, раздирали тело до крови. Красп первым сбросил с себя снаряжение, но это не помогло ему избежать ужасных укусов десятков, а то и сотен зверьков. Крепко сжимая рукояти четырёх кинжалов, он бежал, выпуская кишки облепившим его крысонам. Вскоре и Филика сбросила рюкзак. От взбесившихся существ она отбивалась кривой саблей.
   У подножья горы посреди двух валунов чернел вход в пещеру. Потерявший надежду, ополоумевший от боли Красп забежал в неё. Вряд ли он надеялся, что крысоны испугаются темноты и перестанут поедать его живьём. И всё же, ему казалось, что в пещере что-то защитит его, спасёт. Наивно, конечно... Но вот только грызущие его зверьки все как один разжали челюсти и с жалобным писком помчались вон из пещеры.
   - Сюда! Филика, Сюда беги! - вопил во всё горло Красп, и его крик спасительным эхом отбивался от стен пещеры.
   Облепленная мерзкими живыми комками Филика вбежала в пещеру. Как и в случае с Краспом, зверьки отпустили свою двуногую добычу и жалобно помчались прочь.
   У входа толпились крысоны. Злобно пищали, щерились, ползали по спинам и головам собратьев. Громадный крысон с тёмно-фиолетовой шерстью сильно выделялся из толпы подчинённых. Филика поднялась на колени. Её окровавленное тело обжигало сотнями мелких ран. Нестерпимая ненависть захлестнула командиршу. Она выхватила два чудом сохранившиеся за поясом кремнёвых пистолета и без раздумий выстрелила в вожака крысонов. Два мохнатых тела, заслонивших предводителя, намертво повалились на каменистую землю. Вожак издал чудовищный рык, достойный, пожалуй, дигра, но никак уж не крысона. И было в этом рыке что-то зловеще-ликующее...
   - Уродливые мрази! - закричала Филика, и слёзы смочили её исцарапанное и грязное лицо. - Чтоб вы все передохли! Чтоб вы подохли! Утопились в своей вонючей моче!
   Превозмогая боль в теле, Красп подполз к девушке и обхватил её руками в попытке успокоить. Филика вывернулась и локтем выбила ему два передних зуба.
   - Сыкливая обезьяна! Пожиратель собственных фекалий! - выместила на него злость командирша. - Чтоб ты сдох, - слабеющим голосом пожелала она и потеряла сознание.
   Склонившись над девушкой, Красп долго боролся с желанием задушить её. Несколько раз его руки касались тонкой шеи Филики, но тут же одёргивались. Капитанша нужна ему для мести. А убить её можно будет и потом. А лучше всего - пленить и продать Аксу Брутальному для потехи его сволочных подчинённых. Красп с тёплой улыбкой зажмурился, представив, как Филику раздерёт на мелкие кусочки какой-нибудь зверь на арене "Стадиона Правды". Затем разыгравшееся воображение работорговца принялось и за спутников командирши. Вот и захлёбывающийся кровью, медленно угасающий на глазах раззадоренной толпы Тартор ползёт по пыльной земле, оставляя своими обрубками ног жирные кровавые полосы, а довольный чёрный волк обгладывает длинную кость голени. Выпотрошенное когтями дигра тело Моррота грудой мяса валяется неподалёку. А Тос... Что ж, Тос, пожалуй, пусть живёт. Нескольких хороших ударов хлыстом на главной площади ему будет достаточно. Ведь примы должны быть солидарны друг к другу...
   Опытный Красп в погоне выбросил всё, кроме сумки. Как же её выкинуть, если в ней яды и лекарства хранятся? Правда, там ещё и взрывной порошок был, но он, увы, израсходован. Прим обработал свои многочисленные раны. Борясь с отвращением, он обработал раны Филики. Краспа чуть не стошнило, когда он расстегнул её сорочку и прикоснулся к порезу на омерзительно голой груди. Но что поделаешь, такова уж цена мести...
   Крысоны всё так же толпились у входа. Их отвратительный писк зловеще проносился вглубь пещеры.
   Глаза быстро привыкли к тусклому зеленоватому свечению. Напившись лечебного отвара, оживившийся Красп подошёл к скальной стене и принялся рассматривать причину свечения: тёплый на прикосновение, мягко светящийся зелёным самоцвет. Таких самоцветов было полно в пещере. Интереса ради, прим постучал по самоцвету рукоятью кинжала - тут же по камню пошли змейки трещин. Самоцвет медленно погас.
   Во избежание беды, Красп решил к светящимся камням больше не прикасаться.
   - Ты обработал мои раны? - тихим голосом спросила очнувшаяся Филика.
   - Там рядом с тобой фляга, - проигнорировал вопрос Красп. - В ней осталось немного...
   Филика жадно выпила лечебный отвар.
   - Слушай, извини меня... - почти виноватым голосом попросила командирша.
   - Забыл уже, - с досадой нащупав языком дырки от выбитых зубов, соврал Красп, за жизнь ни разу не забывший и косого взгляда в свою сторону.
   - Не знаю что это за пещера, но тут достаточно тепло, - поделилась наблюдением Филика.
   - И самоцветы путь освещают... - задумчиво ответил Красп.
   Капитанша поднялась на ноги. Тело ещё саднило, но невероятной лечебной силы мазь и отвар творили настоящие чудеса.
   - Ты где такие лекарства взял? - спросила Филика.
   - Да был у меня друг-маг один... - пустился в тяжёлые воспоминания Красп. - Он их делал, а потом и заклинания накладывал... Друг мой лучший... Эх, Витофар, драг ты наш ненаглядный, за что же тебя эти чудовища в потусторонний мир отправили?.. - голос был полон жалости, но и какой-то едва уловимой фальши, как показалось Филике. Хотя, чего она ожидала от убитого горем прима? Полноценного драматического спектакля? Порой в самых обычных и вызывающих удивление поступках и речах заключена великая скорбь...
   Всё равно, рано или поздно, капитанше придётся его убить... Жалости или симпатии тут не место.
   - Эти твари нас не выпустят, - покосившись на крысонов у входа, сказала Филика и подняла с земли выпачканную кровью и кишками саблю. - Из-за них мы лишились всего: и провизии, и снаряжения, и фитас!
   - Я желаю им мучительной смерти, - сердечно признался Красп.
   - А я как желаю! Жаль, это невозможно, - Филика спрятала за пояс разряженные пистолеты. - У тебя в сумке там пороха и пуль нет?
   - Увы, - виновато развёл руками прим.
   - Слушай, я тебя хоть не сильно?.. - спросила Филика, случайно наткнувшись взглядом на окровавленный зуб, лежащий на плоском как блин камне, словно на подносе совести.
   - Ты была не в себе. Я прекрасно понимаю... Давай не будем вспоминать, - улыбался Красп, а глаза горели подлостью и коварством. Жаль, что Филика не разглядела этого в зелёном полумраке самоцветов...
   - Ты готов идти? - спросила Филика.
   - А разве есть выбор? - вопросом ответил Красп и, для большей убедительности, вынул кинжалы из ножен.
   - Молись своему богу, чтобы эти клинки не пришлось использовать, - не оценила воинственный жест Филика. - Проклятые твари, вся одежда - в лоскутки. Хуже бродяги Трущоб Недостойных, чтоб их!..
   - Хоть живы остались. И на том спасибо... - не промолчал Красп. - Кстати, наше спасение - загадка.
   - А не всё ли равно? - подняла брови Филика и решительной походкой направилась вглубь пещеры. - Пошли, пока чего не случилось.
   - Тут ты права, - кивнул Красп и направился следом.
   Сказать, что проходы пещеры странные - ничего не сказать. Одинаковое расстояние между стенами, самоцветы, освещающие путь, подъём, закрученный идеальной спиралью. Нет, любительница хаотичного искусства Природа не могла сознательно породить эту пещеру. Тут без пронырливой руки мыслящего не обошлось. По большому счёту, эта пещера была чем-то вроде внутренней лестницы, ведущей ввысь горы. Вот только куда именно?
   Если построено мыслящим, то добра ждать наивно. Не зря ведь крысоны побоялись войти внутрь. Наверняка здесь полно смертоносных ловушек...
   Стоило Филике подумать о ловушках, как её нога задела неразличимую в полумраке нить. Мокрый треск, похожий на треск переломанной кости. Командирша бросилась на землю. Зря. Из дыры прямо перед её лицом выполз паук размером с добрый кулак люрта. Членистоногое встало на задние лапы, угрожающе замахав передними лапами прямо перед носом Филики. И без того всклокоченные волосы девушки встали дыбом. В груди заколотило, словно там появился ледяной элементаль. Дрожь ужаса прошлась по телу. Паук ощетинил капающие смертоносным ядом хелицеры для атаки.
   "Паучёчек, паучёк..." - всплыла в голове Филики строчка из детской песенки.
   Чвяк - сказало лезвие, пробив хитиновый панцирь членистоногого.
   Красп поднял кинжал и с наслаждением поглядел на предсмертные мучения паука. Да, сейчас это не грозный противник, а всего лишь пришпиленная букашка. Пусть и немаленьких размеров.
   - Лихо ты его, - похвалила Филика после того, как поднялась на ноги.
   - Будешь? - спросил Красп и протянул кинжал с дохлым членистоногим командирше.
   - Фу, убери эту дрянь, - скривилась от отвращения девушка.
   - Ну и оставайся голодной, - Красп вырвал хелицеры с ядовитыми железами и за раз откусил несколько мохнатых лапок.
   - Нужно быть аккуратнее, - стараясь не слышать смачный хруст паучьих конечностей на зубах прима, сказала Филика. - Впервые вижу такую ловушку...
   Прим ничего не ответил. Да и зачем трепаться, когда твой рот набит столь вкусной паучатиной?
   Они шли дальше. На этот раз намного медленнее, чем прежде - повсюду выискивая возможную опасность. Как ни странно, новых ловушек не следовало.
   Наёмница и её спутник поднимались всё выше. Самоцветы, как и прежде, сияли тусклым зелёным светом. Воздух был почти свежим - не в пример сырому и затхлому запаху подавляющего большинства пещер, в которых удалось побывать Филике. Тут просто обязана присутствовать система вентиляции. И как после этого не считать этот странный туннель не детищем рук мыслящего?
   "Кроты! Безусловно, его построили кроты!" - как электрическим разрядом ударила догадка Филику.
   - Паучёчек, паучёк, - ни с того ни с сего забубнила она себе под нос, - ты на веточке залёг...
   - Паутинку заплетаешь, - подхватил Красп, - мушек жадно поедаешь...
   - А что там дальше? - спросила Филика, тщательно замурованный склеп детских воспоминаний которой дал глубокую трещину.
   - Про комаров что-то, - почесал за ухом прим. - Всё время на этом месте сбивался, когда с друзьями по двору гасали, как угорелые. Детство, чтоб его...
   - Детство... - уж очень тяжело вздохнула Филика.
   - Д-Е-Т-С-Т-В-О, - прозвучал чудовищный, неживой и не мёртвый голос, отдающий чем-то металлическим до истерической дрожи в коленях.
   Наёмница и её спутник испуганно обернулись. То, что стояло за их спинами неподготовленного мыслящего одним своим страшным видом могло отправить в потусторонний мир. Обычное тело человека по пояс, голое, мужское... Но это не смущало. Смущало то, что выше: отвратительными наростами человеческая кожа переходила в бурый хитиновый панцирь, покрытый белёсыми волосками. Головогрудь сверкала тремя парами иссиня-чёрных глаз, щупальца жвала медленно покачивались. По бокам головогруди хитин такими же отвратительными буграми, что и на поясе, переходил в кожу человеческих рук.
   - А-а-а-а-а! - завопил слетевший с катушек Красп и ударил кинжалом в глаз ужасающего существа. Лезвие высекло искру и соскочило в сторону, будто глаз был вылит из металла.
   - Н-Е-Т, - перебирая щупальцами жвалами, чудовищным голосом сказало существо.
   Красп отступил на шаг и замер. Филика как стояла, так и осталась стоять: испуганный взгляд и подрагивающая рука на рукояти кривой сабли.
   - О-д-и-н-о-к-и-й, - отчеканило существо и ткнуло пальцем человеческой руки в головогрудь.
   Путешественники молчали.
   - О-д-и-н-з-д-е-с-ь-У-с-е-б-я-в-м-и-р-е-с-о-в-с-е-м-о-д-и-н-о-к-и-й-В-э-т-о-м-о-д-и-н-о-к-и-й-п-р-о-с-т-о.
   "Это ведь Арахк. Бог пауков. Ушедший отшельником в наш мир!" - вспомнила одну из легенд, поведанных Тартором Филика, и её бросило в ледяной пот.
   - Т-ы-п-о-д-у-м-а-л-а-м-о-ё-и-м-я, - сказало существо.
   - Сдохни, уродец! - завопил Красп, подхлёстнутый отвращением, страхом и ненавистью.
   Но прежде чем четыре лезвия кинжалов достигли своих целей, Арахк вытянул вперёд руку. Прим замер, будто каменная статуя. Бог пауков поднял руку вверх. Повинуясь невидимым нитям, тело Краспа взлетело в воздух. Пальцы разжались, кинжалы звякнули о камень.
   - О-Д-И-Н-О-К-И-Й, - повторился Арахк, - г-р-у-с-т-н-о-о-д-и-н-о-д-и-н-о-к-и-й, - его голос отдалённо можно было сравнить со стальным крюком, царапающим ржавое полотно.
   Филика полными ужаса и отчаяния глазами глядела на божество. Красп всё так же безмолвно висел в воздухе. Командирше показалось, или прим действительно не дышит?
   - И-д-ё-м, - приказал хозяин пещеры и направился вверх по винтовому туннелю. Пройдя мимо оцепеневшей, находящейся на волосинку от обморока Филики. И как направился - не перебирая человеческими ногами, а держа их неподвижно, на небольшом расстоянии от земли...
   От шока Филика не могла пошевелить и мизинцем. Она ощутила, как какая-то неведомая сила подтолкнула её в спину и понесла следом за Арахком. То же произошло и с парализованным Краспом.
   Туннель привёл в громадное помещение. Стены и потолок обросли тысячами самоцветов, мягким зелёным светом наполняющих пространство. Было сыро. Сквозняк промозглыми змейками проникал в дыры одежд. Пахло едва уловимой затхлостью вперемешку с чем-то резко-травяным, словно в погребе знахаря. Громадный металлический овальный стол посередине и металлические стулья с высокими спинками гордо скрашивали пустоту помещения. Хотя нет, помещение далеко не пустовало. Эта копошащаяся масса, которую Филика в полумраке ошибочно приняла за густой ковёр - пауки. Всех размеров и форм. От крохотных, размером с головку булавки, до, о ужас, громадных переростков, ни чем не меньше того отвратительного вожака крысонов! В пору было закричать от ужаса, замахать в панике руками, побежать истерически прочь. Вот только всё тело командирши сковывали невидимые магические клещи. Как она не силилась, даже моргнуть не удавалось.
   - М-о-и-г-о-с-т-и-к-р-а-с-и-в-ы-е-о-т-н-ы-н-е-л-о-х-м-о-т-ь-я-п-р-о-ч-ь, - всё тем же чудовищным голосом произнёсло божество. В подтверждение слов, изодранная одежда на Филике и Краспе сотнями лоскутков разлетелась прочь, оставив хозяев полностью нагими.
   "Сейчас изнасилует и убъёт! А потом ещё раз изнасилует..." - кровавыми буквами всплыли чудовищные мысли в голове Филики. Красп, казалось, был того же мнения.
   Но, словно желая прогнать дурные сомнения гостей, из копошащейся массы пауков выплыли два цельных одеяния и шелковистой кожей окутали наёмницу и её спутника. Странная тонкая чёрная ткань с белыми паутиньими узорами оказалась на удивление тёплой.
   Божество село во главе стола. Его гости были усажены невдалеке. Только после этого Филика и Красп ощутили, казалось навсегда утерянный, контроль над телом. Этот металл... Да ведь стол и стулья сделаны из настоящего золота! Пауки ползали повсюду: по полу, столу, стульям, ногам, туловищу, ушам, зарывались в волосы. Красп сидел спокойно, не шевелился. Казалось, что заползавшие в шерсть пауки совершенно не беспокоили его. Но это только так казалось... Филика, со всем только присущим её организму отвращением, принялась вытрушивать мелких членистоногих из волос.
   - Н-е-т, - коротко и ясно приказало божество и вздрогнувшая Филика замерла. Но не скованная невидимой магической силой, а своими нервами, вновь завязавшимися тугим узлом.
   - К-у-ш-а-т-ь-л-ю-б-я-т-г-о-с-т-и-г-о-с-т-и-у-г-о-щ-а-й-т-е-с-ь.
   Громадные зелёные пауки принесли на своих брюхах накрытые крышками подносы.
   - У-г-о-щ-а-й-т-е-с-ь-г-о-с-т-и, - отбивающим всякий аппетит голосом повторил Арахк и поднял свою крышку. В тусклом зеленоватом свете можно было ошибиться, но лежащее на подносе блюдо вполне могло в прошлой, более осознанной жизни оказаться головой и торчащим из неё скруглённым хребтом стрека...
   Красп недрогнувшей рукой снял крышку. В нос ударил приятный запах варёной баранины. Голод превозмог страх, и прим жадно набросился на угощение. Косившаяся на него Филика сглотнула слюнку и открыла крышку. Копошащиеся личинки муравьёв тара, обрубки человеческих пальцев и залитые кровью глаза, безмолвно глядящие на девушку. Командирша зажмурилась, героически борясь и побеждая подступившие к горлу рвотные позывы. Дрожь отвращения прошлась по телу, очень уж хорошо смотрящемуся в новой облегающей одежде. Филика открыла глаза. Ну и воображение у неё! Никакие это не личинки, а варёный рис, обрубки пальцев - обычные бастонские сардельки, а глаза... да вот что-то больше нет ничего, что могло бы окровавленные глаза напомнить... В любом случае, еда - именно та, о которой командирша мечтала уже долгое время. Особенно невероятно сочные бастонские сардельки.
   "Мушек жадно поедаешь, - просто не могло не всплыть в памяти Филики продолжение детской песенки, стоило глянуть на бога пауков, жадно высасывающего соки из хребта, - комаров и мошек разных: злых, кусачих и проказных..."
   - Я-л-ю-б-л-ю-о-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о-н-о-п-л-о-х-о-д-о-л-г-о-о-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о, - признался Арахк, после того, как покончил с трапезой.
   Громадные зелёные пауки притащили кувшины с красным вином и бокалы.
   - Но почему же одиночество? - на сытый, смоченный великолепным вином желудок, язык Филики развязался сам по себе. - Вон у вас сколько друзей, - она покосилась на живой ковёр из пауков. Зарывшиеся в волосы членистоногие ничем о себе не напоминали, а значит, и не мешали, если о них не вспоминать умышленно.
   Красп жадно поедал третью по счёту порцию телятины. Прыткие пауки-подносчики легко угадывали его желания.
   - О-н-и-э-т-о-я-я-э-т-о-о-н-и, - всё тем же чудовищным, но вполне уже сносным голосом ответило божество.
   В воздухе повисло молчание, наполненное мерным шуршанием десятков тысяч лапок пауков и смачным чавканьем Краспа.
   Страх как-то отходил на второй план. Было что-то незлое, вполне дружелюбное и даже гостеприимное в обстановке вокруг. Арахк не казался таким уж страшным монстром, которым предстал при знакомстве. Всего лишь одинокий бог, заточивший себя в стены замка, вытесанного в скале магическими силами (версию с кротами Филика отбросила).
   Набив кишки до отвала, Красп откинулся на спинку стула. Эх, сейчас бы закурить трубку с нортиспским табаком! Нет, быть того не могло: паук поднёс приму подкуренную трубку из дигрового рога. Ядрёный табачный дым распространялся по помещению с пугающей скоростью. Филика прокашлялась. Да, на такое способен только табак, выращенный в славном городе Нортиспе.
   - Г-о-с-т-и-р-а-з-в-л-е-к-а-й-т-е-г-о-с-т-и-г-о-в-о-р-и-т-е-и-с-т-о-р-и-и-и-л-и-в-ы-н-е-г-о-с-т-и-В-Ы-е-д-а-м-о-и-х-м-а-л-ь-ч-и-к-о-в, - чудовищный голос звучал ещё зловещей, чем когда-либо.
   Красп прокашлялся дымом. Ощутившая мгновенный холод под желудком Филика с трудом проглотила вино и отставила бокал.
   Напряжение нарастало подобно сорвавшейся с вершины горы лавине. Пауки-подносчики, столь услужливо обходившиеся с гостями, и множество других громадных пауков окружили, выпятив смертоносные хелицеры. Засевшие в волосах и шерсти мелкие пауки оживились, заползали.
   - Я-л-ю-б-л-ю-п-р-а-в-д-и-в-ы-е-и-с-т-о-р-и-и, - призналось божество.
   - Есть у меня... эмм... одна великолепная правдивая история! - Красп пытался вычесать назойливых паучков, за что они награждали его болезненными укусами. - Мне её рассказал... эмм... один странник в скотской таверне "Жирные желудки". В общем, один вольный работорговец в компании своих верных подчинённых занимался отловом товара для города Старый Рин... - изжаленный укусами, словно уколами сотен иголок, прим перестал вылавливать засевших в шерсти паршивцев. Паучки, в свою очередь, перестали кусаться и, мало того, успокоились, перестали копошиться, словно затаились, прислушиваясь к истории. Громадные пауки уже не топорщили хелицеры. Но положенный успех нужно было ещё закрепить, поэтому Красп продолжал, не собираясь останавливаться:
   - ... заяц бежал прямо на него. Труда не составило поймать. Но тут из-за дюны появился виновник погони - громадный запыхавшийся люрт. Работорговец напоил его сонным зельем и упрятал в клетке. Может быть, благодаря такому удачному началу, улов и оказался просто сказочным. Не без потерь, конечно... Но такова уж судьба торговцев мыслящим товаром. В общем, улов был продан для игрищ на "Стадионе Правды". Практически все рабы слегли на потеху кровожадных зрителей. Да вот только пойманный в самом начале люрт - уцелел. А, как это известно каждому, хоть раз побывавшему в Старом Рине: уцелевшему на арене даруется свобода. Работорговец тогда не придал значения освобождению люрта. И очень зря. Через три года люрт, вместе со своими могущественными сообщниками, отыскал работорговца... Месть была жестокой, кровопролитной и страшной...
   Красп замолчал. Сделал жадный глоток вина и ещё более жадную тягу из трубки. Едкий дым изо рта и ноздрей медленно растворился в воздухе.
   - Т-в-о-я-и-с-т-о-р-и-я-п-р-а-в-д-и-в-а-М-н-е-н-р-а-в-и-т-с-я-с-и-л-а-л-ю-р-т-а-я-х-о-ч-у-е-щ-ё-п-р-а-в-д-и-в-у-ю-и-с-т-о-р-и-ю-я-о-д-и-н-о-к-и-й, - всё тем же чудовищным голосом, но, как показалось его гостям, как-то мягче сказал Арахк.
   Пауки насторожились.
   - Эта история про влюблённую девочку, - заторопилась Филика. - Она была молода и наивна. Её тело было девственно, а помыслы - чисты. Она полюбила соседского мальчишку. Он был ещё тем сорванцом: вечно растрёпанные волосы, оторванная верхняя пуговица на засаленной рубашке, постоянно выпачканное лицо то сажей, то пылью, то ещё чем-нибудь. Ну, то, что в городке он задирой был главным - это и так понятно. Девчонки от него без ума были. Но их все вместе взятые чувства вряд ли могли сравниться с чувствами той рыжеволосой девочки. Она любила его. Больше чем отца пьяницу. Больше чем распутную мать. Больше чем брата, объявленного в розыск за убийство своей жены и детей... Тот драчливый неряха - для девочки был воплощением всего светлого и доброго. Всего того, чего ей так не хватало в жизни. Конечно, когда девочка выросла, то поняла, что мальчишка был совершенно не таким, каким она его видела. Он был заносчивым, горделивым, эгоистичным и жестоким. Но девочка в упор не хотела видеть в нём плохие стороны. Только и делала, что мечтала о нём, рыдала днями напролёт, когда видела его в компании других девчонок. А мальчишка всё не хотел замечать её страданий.
   Филика тяжело вздохнула:
   - И непонятно ещё, чем бы всё закончилось, если бы девочка не отправилась в один прекрасный день на поиски своего отца. Обычно его можно было найти пьяным где-то на берегу реки, что протекала близ южной окраины городка. Девочка отца тогда так и не нашла. Он нашёлся несколько дней спустя: еле держащегося на ногах, его привела к крыльцу дома пьянчуга-любовница. А тогда девочка нашла совершенно другое: то, что так сильно искала. Взаимную любовь. Мальчишка её грёз со скучающим видом ловил рыбу на самодельную удочку. Девочка отважилась и подошла к нему, осмотрелась по сторонам, никого не увидела и, борясь с предательским чувством стыда, поцеловала неряху в щёку. Вместо того, чтобы отстранится, он обнял девочку. А потом... В общем, это произошло как-то странно... Будто во сне... Не успев побыть девушкой, девочка стала женщиной...
   Тут лицо Филики налилось краской то ли гнева, то ли стыда, то ли вожделения. А может - всего сразу. Она продолжила после долгой паузы:
   - Мальчишка после случившегося вёл себя так, словно ничего не произошло... Всё так же игнорировал девочку... А она... Её сердце... Её сердце больше никогда не способно любить...
   Филика договорила, дрожащей от перенапряжения рукой потянулась к бокалу с вином, но тут же одёрнулась, словно от ядовитой змеи.
   - М-н-е-н-р-а-в-и-т-с-я-д-е-в-о-ч-к-а-х-о-т-ь-и-с-т-о-р-и-я-н-е-п-р-а-в-д-и-в-а-д-е-в-о-ч-к-а-с-п-о-с-о-б-н-а-л-ю-б-и-т-ь, - сказал бог пауков, от чего у Филики неприятно засосало под ложечкой.
   - М-н-е-х-о-ч-е-т-с-я-е-щ-ё-и-с-т-о-р-и-ю-х-о-р-о-ш-у-ю-п-р-а-в-д-и-в-у-ю, - сообщил Арахк.
   - Ах, тебе хочется историю? - вспылила Филика. - Историю? Мало я тебе душу свою наизнанку вывернула, мохнатый уродец? Да мне плевать, что ты способен натравить на нас свою свору членистоногих засранцев!
   - Филика, - Красп сжал её локоть.
   - А ты не вякай мне тут! - командирша выдернула руку из цепких мохнатых пальцев прима и перешла на крик: - Никто не смеет мне указывать! Никто не смеет копаться в моём нижнем белье!
   - М-н-е-о-д-и-н-о-к-о-з-д-е-с-ь, - невозмутимо призналось божество.
   - Ты разве не чувствуешь? - Филика резко повернулась к Краспу. - Этот гад проникает в наши мысли. И ему всё равно, что мы тут говорим. Он копается в наших воспоминаниях, словно бродяга в куче отбросов.
   - М-н-е-о-д-и-н-о-к-о-з-д-е-с-ь, - будто оправдываясь, повторился Арахк.
   Красп уже давно зажмурился. Шерсть на его спине и груди намокла от пота и болотной тиной липла к телу. Филика жадно дышала, нагло глядя во все шесть глаз божества. Хотя бы перед смертью держаться достойно...
   - В-с-е-г-о-о-д-н-у-и-с-т-о-р-и-ю-Ф-и-л-и-к-а-в-с-е-г-о-о-д-н-у, - голос Арахка звучал всё так же мерзко и страшно.
   - И что, великое божество за неслыханную дерзость не выпотрошит меня будто рыбину на базарной площади? - Филика в удивлении подняла брови и обнажила золотые клыки то ли в полуулыбке, то ли в оскале. Её пыл постепенно остывал, впуская за собой страх, отчаяние и стыд.
   - В-с-е-г-о-о-д-н-у, - будто ничего не произошло, попросил бог пауков.
   - Не понимаю я вашей логики, божества... - сказала Филика.
   Красп приоткрыл один глаз и опасливо огляделся. Арахк выжидающе смотрел на командиршу. Застывшие пауки, казалось, вторили своему богу.
   - У меня есть одна интереснейшая история, - решил сгладить ситуацию прим. - Как-то поздней весной...
   - Я-х-о-ч-у-Ф-и-л-и-к-у, - отрезал Арахк.
   - Ах, ты меня хочешь? - командиршу бросило в озноб от возникших в голове образов.
   Божество ничего не ответило.
   - Ну ладно уже, - странным образом ненависть Филики к Арахку сменилась чем-то вроде симпатии, - девочка выросла. Выросла чёрствой и бессердечной стервой. Когда настал час, она с радостью покинула родительский дом и пустилась странствовать. Почему она не осталась в родном городе? Можно придумать сотню отговорок. Но на самом деле всё было невероятно просто: тот мальчишка, который к тому времени превратился в крепкого и статного мужчину, покинул городишко. Девушка не знала куда он направился, да и не хотела знать, если честно. Но вот только без него родной край показался ей невыносимо скучным и тоскливым. И она, не долго думая, отправилась куда глаза глядят. Ох, чего ей пришлось повидать... В общем, и без этого чёрствое сердце девушки стало твёрже алмаза и чернее антрацита... Но... Совсем недавно эта девушка допустила ошибку... Её сердце словно вновь стало тёплым и способным любить... Но эта слабость прошла. Девушка больше никогда такого себе не позволит...
   - П-о-з-в-о-л-и-т, - сказал Арахк и опрокинул стол, будто тот был для него не тяжелее пушинки. Со звоном подносов, массивная золотая поверхность навечно накрыла сотни не успевших разбежаться пауков.
   Только сейчас Филика обнаружила, что её ноги приклеены к полу густой и невероятно прочной паутиной. С запозданием она начала понимать, что её самые страшные опасения начинают сбываться.
   Красп всё так же сидел рядом. Скованный невидимой силой. Неспособный пошевелить и веком. Застывшие глаза упирались взглядом в стену со светящимися самоцветами. Ему повезло, он не видел того, что происходило рядом. Вот только слышал...
   Арахк медленно приближался к кричащей, трепыхающейся, как пойманная зверька, Филике. Согнутая спина, медленно, совсем не по-человечески передвигающиеся человеческие ноги, возбуждённый до предела мужской половой член... В попытке освободиться Филика опрокинулась вместе со стулом, сильно ушибла бедро и локоть. Но это было ничем по сравнению с предстоящим...
   Ткань в подаренной божеством одежде сама разошлась в нужном месте. Филика взвыла от ужаса, боли, страха и... наслаждения...
   - М-н-е-о-ч-е-н-ь-о-д-и-н-о-к-о, - всё повторяло божество леденящим душу голосом. Его горячее, пахнущее кровью, дыхание обжигало лицо, хитиновое тело, словно наждачная бумага, тёрлось о тело.
   Пауки радостно копошились вокруг.
  
   Глава 14: Скука...
  
   Скука не стеснялась показывать своё уродливое лицо. Какое-то время Тартору удавалось прятать его за ширмой игр с шакалами. Чтение "Книги Божественных Величий" тоже помогало. Но от унылой морщинистой старухи спрятаться было не так просто, как хотелось бы. Скука покорно ждала, пока Тартор вымотается, устанет, и сразу же возвращалась. С ещё большей наглостью и упорством.
   Воздух был холодным, но безветренным. Тёплой одежды было предостаточно. Дров для отопительной печки в салоне хватало на несколько без насморочных месяцев. А если и случись чего - поблизости всегда есть деревья, уж очень хорошо годящиеся для растопки. Запасов еды, пусть и вяленой, хватало в изобилии. С вином и пресной водой проблем тоже никаких не предвиделось. Размеренная, унылая и неменяющаяся день ото дня жизнь. Как раз берег реки, пусть и неспокойной, рядом. Разве не о такой жизни Тартор мечтал в последнее время? Что ж, пора привыкать...
   Шакалы всё время бегали за Тартором, стараясь как можно больше раз потереться о хозяина мохнатыми тельцами и лизнуть в сапог. Такой слепой преданности не от каждой одомашненной псины ждёшь, а чтобы ещё и от диких обитателей леса - вообще что-то невообразимое.
   Тартор даже дал им имена: зверька с перебитым ухом он назвал Бон, с чепрачным окрасом - Мон, полосатая сучка получила кличку Мона, а самому крупному и мохнатому досталось гордое имя Тифуариус, в честь одного долговязого прима пьяницы, с которым Тартору приходилось пересекаться несколько раз по наёмническим делам.
   Ну, для самих шакалов эти имена были делом весьма условным... Стоило, к примеру, хозяину произнести странное слово "Тифуариус" и поманить, как зверьки всем скопом облепляли его, радостно поскуливали и подпрыгивали в попытке лизнуть в руку или в лицо, если совсем уж повезёт.
   Лошади паслись на берегу Нали, так что питья и еды у них было в достатке. Кому-кому, а им такой затянувшийся привал был в радость. После долгих и изнурительных дней путешествия - ленивое бездействие... лучше нельзя и придумать!
   Однажды после обеденного сна, который стал неотъемлемой частью нудного распорядка дня, Тартор вспомнил, что давно не практиковался в боевом мастерстве. Конечно, вскоре это мастерство ему сотню тысяч лет не нужно будет, но пока оно ещё нужно. Схватив любимый трофейный эспонтон, добытый в ожесточённом бою с группой доблестных караванщиков (ещё в те смутные юные годы службы жреца в бандитской шайке), Тартор вышел из кареты и направился на ближайшую поляну. Делать ничего не хотелось, и битые полчаса он просто разглядывал оружие: узорное широкое лезвие из стали мастеров Стальни, отдалённо напоминающее продолговатый лепесток клевера, теснённая платиной загадочная монограмма "ЛЕ", двухметровое древко с металлическим стержнем внутри и округлым металлическим набалдашником в конце. Такая вещица на чёрном рынке Старого Рина стоила бы не меньше полусотни золотых монет.
   В конце концов, Тартору надоело любоваться незаменимым орудием кровопролития, и он отложил его в сторону. Вначале разминка тела - самая нудная часть тренировок, но и самая необходимая. С каждым новым упражнением кровь растекалась по жилам всё быстрее. Стало жарко, и Тартор снял кафтан. Небольшая пробежка с преследующими и весело тявкающими шакалами, кувырки, растяжка, отжимания... Вроде бы тело готово. Эспонтон приятной тяжестью лежал в руках. Раскрутка перед грудью, поворот корпусом и выпад. Перепуганные шакалы отскочили кто куда. До конца тренировки приближаться к хозяину они больше не осмеливались. Занос за спину и боковой удар, занос, удар, занос, удар. Смена позиции, поворот корпусом, выпад. Тартор упёр оружие набалдашником в землю, резко выдохнул несколько раз в попытке восстановить сбитое дыхание, отёр рукавом пот с лица. Да, нужно поменьше на вино налегать - проклятая отдышка. Заложив эспонтон за спину, обхватив правой рукой древко, Тартор принялся отрабатывать технику "удлинённой руки" - одну из сложнейших боевых техник, которой, в своё время, он обучился в Храме Терпения, что и по сей день стоит на отшибе Посёлка Отшельников. "Порхай как бабочка, жаль как змея" - фундамент этой техники. Хоть Тартор всегда смутно себя представлял в виде мелкого крылатого насекомого или клыкастого чешуйчатого гада, но "удлинённой рукой" овладел в совершенстве. Плавные, направленные усыпить бдительность врага круговые движения наконечником, на первый взгляд неуклюжие, а на самом деле отточенные до автоматизма передвижения, молниеносная атака. Редкий противник способен устоять в таком бою.
   - Опять ты! - разозлился Тартор при виде уродливой зеленоволосой старухи.
   - Я, родненький, я, - подтвердила Скука и оголила беззубый рот в отвратительной улыбке.
   - Сдохни, тварь! - от всего сердца пожелал Тартор и нанёс боковой удар. Старуха с не старушечьей ловкостью присела, увернувшись от смертоносного клинка. Без лишних раздумий Тартор совершил колющее движение. И на этот раз старуха проворно уклонилась, словно была величайшим мастером рукопашных единоборств, а не стареющей развалиной.
   - Да чтоб тебя! - Тартор принялся щедро сыпать смертоносные удары. Не допуская ни одной ошибки, Скука уходила от них.
   - Гирен тебя раздери в щепки! - обрушил первое пришедшее на ум проклятье запыхавшийся Тартор, бросил эспонтон и в расстроенных чувствах сел на землю.
   Да что она себе возомнила, эта дрянная Скука? Думает, способна вот так просто приходить? Её сюда никто не звал!
   - Не горюнься, родненький, не горюнься, - зеленоволосая старуха дружески похлопала Тартора по плечу и села рядом. - А над ногами тебе нужно поработать.
   - Да какими там ногами?! - отчаянно рявкнул Тартор, с отвращением разглядывая глубокие борозды морщин на тусклом лице собеседницы.
   - Как какими, родненький? - подняла тонкие как волосинка брови Скука. - Твоими ногами, конечно же. Вес тела на носки больше переноси, а не топай пятками, как слопр в хобот раненный.
   - Пятками? - сокрушался Тартор. - Пятками топаю? Как слопр?
   - Да, родненький, ими самыми, - подтвердила старуха, изо рта которой пахло ветошью и крысоньим помётом.
   - Ах, ну да, пятками... - обречённо сказал Тартор и вздохнул так тяжело, что самый искусный актёр Картского Трагического Театра удушился бы от зависти.
   - Да ты не переживай, роднюсенький, это исправимо, - подбодрила старуха.
   - Ах, ну если ты так говоришь... - Тартору в этот момент было просто невыносимо одиноко и грустно.
   Скука со старческим треском в суставах поднялась, опёршись на плечо собеседника. Ковыляющей походкой прошлась до насторожившихся шакалов и ласково потрепала холку Бона:
   - Ух, ты мой хорошенький, ух, ты мой мохнатенький.
   Бон лёг на живот и тихо заскулил, как скулят псовые от невыносимой тоски...
   - Ты и до моих зверушек добралась? - Тартор вскочил с эспонтоном в руках и устремился в атаку, не забывая, при этом, перемещать вес тела больше на носки...
   Порхать как бабочка, жалить как змея! Отбросить все мешающие чувства: ненависть, злость, раздражение. Чистый сгусток боевой энергии. Оружие - продолжение тела. Обманное движение и выпад. Клинок вошёл аккурат между старушечьих глаз и с брызгами крови и мозгов вышел из затылка.
   - Ох! Ох! Ох! - застонала зеленоволосая старуха. - Что же ты наделал, родненький?
   Тартор спешно отступил. Всполошившиеся шакалы побежали прочь.
   - Больно-то как, родненький, - изнывающим голосом проговорила Скука, при этом безуспешно стараясь ладонью заткнуть кровотечение на затылке.
   - Так я это... - растерялся Тартор. - Думал, ты увернёшься...
   - Ах! Ох! О-о-о-х-х! - стонала зеленоволосая старуха.
   - Странно как-то... - Тартор почувствовал, как его бросило в пот, словно в прорубь. - Я ведь думал, что ты мне мерещишься...
   - А оказалось - нет? - залитый кровью рот скривился в отвратительной улыбке, - что ж ты, родненький, так со старшими?
   - Ты сама виновата! - рявкнул Тартор. - И вообще, почему это ты ещё не валяешься мёртвая, а мне вопросы всё задаёшь?
   - Не люблю Смерть... - многозначительно ответила Скука и прокашлялась кровью.
   - Это почему ещё? - удивился Тартор, вытирая наконечник эспонтона о траву.
   - Ясно почему, - ухмыльнулась старуха, - Смерть - конец, облегчение... А я не люблю этого. Мне, родненький, больше по душе томное ожидание встречи...
   - Ты ведь Скука, как-никак, - догадался Тартор.
   - Ох, родненький, ты меня здорово продырявил, - пожаловалась старуха. - Нельзя же так.
   - Ну всё, - лицо Тартора налилось краской гнева, - надоел мне твой скулёж. Ещё хоть слово...
   - Ох, родненький, ты меня здорово продырявил, - словно издеваясь, повторилась старуха. - Нельзя же так...
   - Сдохни! - вскипел Тартор и одним махом снёс старухе голову. Голова покатилась по земле, словно кочан кровавой капусты.
   - И это вся благодарность, - бурчала отсечённая голова. - Эх, молодёжь, молодёжь...
   Тартор молча глядел на безглавое тело, направившееся к бурчащей голове. Тело нащупало свою главную часть, подняло и вспыхнуло тёмно-зелёным, воняющим болотом, пламенем. Несколько мгновений, и на его месте осталась лишь пригоршня бурой золы.
   - Мона, ко мне! - позвал Тартор.
   На клич сбежались все шакалы кроме Тифуариуса, который опасливо обнюхивал останки Скуки. Как следует обнюхав и помочившись на них, самый мохнатый из четверых зверьков, радостно вывалив набок язык, побежал к хозяину.
   Тартор гладил вертящихся вокруг шакалов и думал о том, что постепенно сходит с ума. Возникший в голове образ игольчатого борка заставил наёмника содрогнуться от неприятных воспоминаний.
  
   Глава 15: "Книга Божественных Величий". Произвольное
  
   ...И сказал он: всё живое на земле должно дрожать пред его величием. И воздвиг он Вулкан Ненависти в знак воли своей. И обрушил он пылающую смерть на головы усомнившихся...
   ...Богиня морей Водруса очень редко покидает свои потусторонние владения. Единственная причина, по которой Она навещает мир смертных - любовь к гигантским жемчужинам. Такие жемчужины рождаются внутри раковин древних моллюсков - неимоверно редких исполинских подводных существ. Доказано, что жизненный цикл некоторых особей может длиться миллионы лет. Обернувшись злобной голубой акулой, Водруса рыщет по дну Вечного Океана в поисках любимого украшения. И никогда эти поиски не прекращаются до тех пор, пока гигантская жемчужина не будет найдена. Обитатели подводных глубин, которым не посчастливилось оказаться поблизости исполинской голубой акулы - гибнут от её свирепых челюстей. Но этим дань смертного мира перед богиней не исчерпывается. Отыскав древнего моллюска, акула разгрызает его раковину и добывает жемчужину, тем самым убивая благородное существо. От радости находки, Водруса оборачивается прекрасным дельфином. Но радость смешивается с чувством скорби по погибшему моллюску. Из громадных глаз дельфина текут моря солёных слёз, вытесняя воду из берегов, затапливая близлежащие поселения мыслящих. Именно из-за страха возвращения Водрусы, множество селений и городов, живущих морским промыслом, были перемещены на километр и более от водных границ...
   ...Призрев всех и всё в потустороннем мире, бог Арахк изгнал себя в мир смертных. Тысячи лет он странствовал по открывшимся ему землям в попытке разгадать их тайну. Боги способны почти на всё в бренном мире, но понять саму суть вещей Арахку так и не удалось. Пока не удалось. Мир смертных отличается скоротечностью, бурлящей изменчивостью, сменой циклов и поколений. Потусторонний мир вечен. Поэтому любознательному Арахку не составило труда его понять. Это и послужило причиной самоизгнания. Каково же было удивление бога, когда он понял, что ничтожный мир смертных намного сложнее и разнообразнее великого и бесконечного потустороннего мира. И это понимание распалило в нём невыносимую тоску. Покинув потусторонний мир в надежде развеять одиночество, Арахк только глубже погряз в нём.
   Но есть в смертном мире то, что пришлось Арахку по душе. Пауки. Членистоногие создания, напомнившие богу самого же себя. И даже не внешним сходством, а своим образом жизни. Каждый из них обречён до конца дней ткать паутину в надежде поймать добычу. Так и Арахк: он обрёк себя плести паутину вечного поиска, изредка вылавливая ею крупицы истинных знаний...
   ...Притча о взаимопонимании
   На сборе гильдии наёмных убийц возник религиозный спор между двумя и без того враждовавшими кланами. Глава, а, следовательно, и весь клан, поклонялись Гирену, богу крови. Другой клан приносил жертвоприношения богу оружия Спайкнифу. Спор, словно вспыхнувший хворост, охватил всех присутствующих на сборе и принял угрожающий масштабным кровопролитием оборот. Как почитатели Гирена, так и Спайкнифа
- настаивали на том, что их бог самый свирепый, сильный и жестокий. О том, чтобы прислушиваться к доводам друг друга - речи и быть не могло.
   Когда лёгкий мордобой принялся превращаться в жесточайшее избиение, когда вместо кулаков замелькали битые бутылки и клинки - тогда-то в спор вмешался Верховный Гильдии. Сам он был почитателем Мастука, поэтому роль беспристрастного судьи пришлась ему впору. Воззвав к порядку, он приказал завязавшим потасовку главам кланов выйти вперёд и держать ответ.
   Толпа разделилась на две сравнительно равные половины: почитателей Гирена и почитателей Спайкнифа. Даже приверженцы других богов приняли близкие им по духу стороны: кто из уважения, кто из страха, кто из лести...
   - Гирен - величайший бог, покровитель сильных и бич слабых! Изнеженному ювелиру-оружейнику и не снилось такое могущество! - не дождавшись разрешения, заговорил глава клана - худой, высокий, слегка сгорбленный мужчина с рыжей бородой и коротко-стриженными рыжими волосами.
   Толпа за его спиной зашепталась.
   - Как ты смеешь называть так величайшего Спайкнифа? - зашипел пожилой драг с шелушащейся от старости чешуёй - глава противостоящего в споре клана. - Твой гиено-бог только и способен, что беззащитных детёнышей люртов жрать!
   Из-за его спины понеслись одобрительные возгласы.
   - Детёныши слабы и беззащитны, - парировал высокий. - Гирен - бог силы и мощи. Пожирая беззащитность, он утверждает над ней власть. А на что способен твой бог? Сотни, если не тысячи лет он не появлялся в нашем мире. В то время как Гирен бродит по нашим землям чуть ли не каждый день!
   - На что способен мой бог? Вы слышали? - драг с сардоническим, насколько позволяла его мимика, выражением лица повернулся к зашептавшейся толпе за спиной. - На что способен Спайкниф? Да он в одиночку практически уничтожил всех древних примов! На что способен! Хе-хе, - глава гильдии наёмных убийц зло рассмеялся.
   - Вот тут и проявляется слабость твоего бога! - ликующим голосом заявил высокий и слегка сгорбленный. - Если бы Гирен взялся, то без пощады спалил бы всех примов. До единого.
   По обе стороны возникли громкие перешёптывания, в основном - примов. Драг раскрыл рот, чтобы возразить, но высокий не дал ему высказаться, продолжая говорить:
   - И это не просто слова! Вспомните старинную легенду о "треногих людях". Чем она кончается? Дикая гиена вошла в их дом и перегрызла глотку каждому.
   - При чём здесь эта легенда? - забрызгал слюной загнанный в угол драг. - К чему ты это всё говоришь? Что за бред?!
   - Это не бред! - прохрипел раскрасневшийся рыжебородый, прокашлялся, выпил воды из фляги и продолжил: - Эта легенда ничто иное, как запечатлённое истребление древней неизвестной нам расы мыслящих. И кем? - он ликующим и в то же время пренебрежительным взглядом обвёл своих противников по спору. - Спайкнифом? Хех! Вы прекрасно знаете, какой бог предстаёт в ипостаси гиены...
   - Это не доказательство его могущества! Это всего лишь байка! - всё не сдавался старый драг.
   - Да что ты такое мелишь, дряхлая ящерица?! - перешёл на крик рыжебородый. - Гирен одним пальцем вашего Спайкнифа за пояс запихнёт!
   - Ах ты ж навоз слопра! - не стал церемониться драг и обрушил на спорщика град свирепых ударов.
   - А ну прекратите это ребячество! - рявкнул Верховный Гильдии, от чего драг послушно выпустил шею рыжебородого из цепких рук. - Ваш спор с каждой минутой становится всё глупее и глупее! Посмотрите на себя. Нет, вы посмотрите хорошо друг на друга! Кого вы видите? Вы - в первую очередь наёмники. Хладнокровные убийцы, без колебаний выполняющие любой самый, что только бывает, грязный заказ. А во что вы превратились? В глупых религиозных фанатиков! - глаза Верховного Гильдии горели зловеще. - Вместо того, чтобы обсуждать наши общие дела, вы готовы перегрызть друг другу глотки из-за полнейшего пустяка. Разве так трудно понять, что для одних мыслящих Гирен - самый сильный и свирепый бог. А для других - Спайкниф. Третьи веруют лишь в могущество Сифы. И так далее... Ну так что теперь? Перегрызть глотки каждому, чьи верования отличаются от твоих? Друзья мои, - он обвёл внимательно слушающих наёмников добрым отцовским взглядом, - учитесь взаимопониманию! Смотрите, каждый из нас давно научился уживаться с другими расами. Так почему же мы не сможем научиться уживаться с почитателями других богов? Неужели это так сложно? Нет... Так может быть, мы отбросим эти глупые предрассудки? Какая разница, скольких мыслящих перебил наш бог, сколько гор он перевернул, сколько рек он повернул вспять? Главное ведь то, что лично для нас - он единственный и всемогущий!
   Мудрые слова сыграли свою примирительную роль: вот уже и рыжебородый хлопает старого драга по плечу, улыбается и что-то шепчет; вот уже и разделённая на две половины толпа наёмников начинает постепенно сливаться в одну... На отмеченных побоями лицах начинают мелькать вначале неуверенные, но потом и твёрдые улыбки. Дружеские перешёптывания, извинения, похлопывания по плечу и пожимания рук.
   - И к тому же, - подошёл к концу наставлений Верховный Гильдии, - этот спор настолько бессмысленный... Ведь даже и ребёнку должно быть ясно, что главный бог потустороннего мира - Мастук...
   Расслабленные мгновением ранее, а теперь - напряжённые лица наёмных убийц обернулись к взявшему на себя роль судьи Верховному. Продлилась долгая, мучительная минута молчания, прежде чем рыжебородый выкрикнул боевой клич, который, подхваченный многими другими, пронёсся по залу смертельным приговором почитателю Мастука.
   Верховного Гильдии безжалостно растерзали на мелкие кусочки, которые в последствии скормили диким собакам. Новым верховным был выбран рыжебородый. Он, несмотря на опасения многих наёмников, не стал сводить счёты с почитателями Спайкнифа, в частности со старым драгом. В конце концов, находить взаимопонимание обязан каждый толковый правитель...
   Почему убили прошлого Верховного Гильдии? Да, его слова были полны силы и правды. Они лучше любого силового решения примирили возникшую вражду кланов. Но вот вещавший эти слова, увы, сам не верил в них. Он всего лишь искусно умел выдавать свои эгоистические цели за несущие пользу окружающим вещи...
  
   Глава 16: Нежданная Встреча
  
   - Будь ты проклят швоим любимым Моолом! - вопил Тос на пустившего "кожаные крылья" в затяжной поворот Моррота. - Меня щейчаш вывернет наижнанку!
   - Чего?! - попытался перекричать завывающий в ушах ветер Моррот. - Я не слышу! Что ты хочешь?
   - Чтобы ты покрылша яжвами и плещенью! - в сердцах пожелал Тос. - Кто тебя летать учил? Выживший иж ума бежкрылый штрек?
   - Не вижу никаких "штреков" впереди, - ответил Моррот и потянул за верёвку, отчего левое крыло опустилось ниже: поворот стал ещё резче и стремительнее.
   - Клянушь детьми, которых у меня никогда не было, когда мы прижемлимщя, я тебе такое ушт... - Тос недоговорил: их хлипкую летательную конструкцию тряхнуло, от чего страх проглотил все нарождавшиеся в голове прима проклятья.
   Густой молочный туман облаков постепенно рассеивался. Тёмное пятно Смертоптицы начало обретать очертания: продолговатый корпус, похожий на панцирь навозного жука, широкие, судя по всему - сложенные вдвое крылья и клинообразный перед, уж очень сильно похожий на клюв хищной птицы.
   Чем ближе к дивному механизму, тем тревожнее становилось Морроту. Заказанные опасные мыслящие. Даже слишком опасные - небольшой группой вырезать целую Диду... Если только представить, что они способны сделать с двумя подвернувшимися под руку наёмниками! Нет, лучше не представлять... Дела - хуже некуда. Задуманный Филикой план вышел из-под контроля: потеряны фитасы, с помощью которых нужно согласовывать действия. Теперь ей самой придётся убивать Краспа и разыгрывать искусный спектакль перед заказанными. А что остаётся делать Морроту и Тосу? Без весомой легенды лететь в логово ужасных убийц! Вряд ли заказанные настолько глупы, чтобы поверить в "случайно пролетавших мимо любителей горных полётов"...
   Моррот выровнял "кожаные крылья". Долгое время полёт проходил плавно, что неимоверно радовало Тоса.
   Яркий розовый свет вспыхнул и тут же погас, на несколько секунд ослепив наёмников. Но эта досадная мелочь не способна навредить. Заколдованные Горы опять потешаются магией? Благо, хоть не лабиринт бесконечности...
   Некоторое время спустя Моррот разглядел на земле две крохотные фигурки мыслящих. До Смертоптицы оставалось не так уж и много - вполне хватило бы часа два-три пешего пути. Интерес и желание отсрочить встречу с кровожадными заказанными взяли своё:
   - Спустимся к ним?! - попытался докричаться до товарища Моррот.
   - Вщё что угодно, лишь бы твёрдую жемлю ощутить! - ответ Тоса был предсказуем.
   Моррот пошёл на снижение. Да, летать он худо-бедно умел, вот только с посадкой как-то не клеилось... Задубевшие от постоянного напряжения и холода члены отказались слушаться в необходимый момент и "кожаные крылья" спикировали в громадный куст оранжевого трествольника. Куст, кстати, спас наёмникам жизнь, хоть и хорошенько исцарапал.
   - Вот это ты кушок гниющей мертвечины! - проклинал Тос, продираясь сквозь заросли оранжеволистных ветвей. - Ты наш чуть не отправил в потушторонний мир, гиренов ты пришпешник! Чтоб твои обглоданные волками оштанки желтели на рашкалённом пуштынном шолнце! Чтоб... - здравый рассудок вернулся к приму, - Мор, ты жив?
   В ответ тишина.
   Тосу было уже не до проклятий. Он полез обратно в кусты, отыскал тело Моррота и вытащил его наружу.
   К счастью, крот дышал, хоть и еле-еле. Он отключился: не от ушибов, а от перенапряжения. Уж слишком тяжёлое это дело - управлять наспех сколоченными "кожаными крыльями".
   Несколько смачных оплеух привели Моррота в сознание. Только после этого наёмники рассмотрели тех мыслящих, ради которых спустились с небес.
   Филика сидела на земле, подобрав колени к груди. На ней была странная одежда: чёрная с белыми узорами, похожими на узоры паучьих сетей, облегающая ткань и никаких намёков на пуговицы, застёжки, карманы и тому подобную шалость, без которой трудно представить современные одеяния. В руке Филика сжимала окровавленный булыжник. Её лишённое какой-либо печати эмоций лицо было белее мела. Её глаза смотрели в одну точку. Её уста едва шевелились, всё повторяя глухое: "нет, нет, нет". Рядом лежал Красп. Вернее то, что осталось от Краспа: тело, завёрнутое в такую же причудливую одежду, что и командирша, и размозжённая в месиво мозгов, крови и костей голова.
   Моррот остался на месте. Тос подошёл к командирше и осторожно прикоснулся к её плечу. Филика вздрогнула и обратила к нему непонимающий, испуганный и подавленный взгляд.
   - Филочка, девочка, положи камушек... - как можно ласковей попросил Тос.
   Филика вновь вздрогнула, будто вспомнила что-то ну уж слишком плохое, и тем же отрешённым взглядом покосилась на окровавленный камень в своей руке, потом на тело Краспа, потом вновь на камень...
   - Прекрасная погода, - совсем тихо сказала она.
   - Да, Филочка, прошто отличная погода, - согласился Тос, - только положи камушек...
   - Я никого не люблю! - вскрикнула Филика. Её пальцы разжались, и окровавленный камень покатился, упёрся в начинающий коченеть локоть Краспа.
   - Что здесь, да пощадит нас Моол, произошло? - это Моррот подошёл.
   - Я никого не люблю! Прекрасная погода! - выкрикнула Филика и разрыдалась, пряча лицо исцарапанными, запачканными запёкшейся кровью ладонями.
   - Дружище, давай не будем её какое-то время трогать, - предложил Тос.
   Моррот молча кивнул, с чем-то вроде досады и сочувствия рассматривая мёртвое тело прима.
   Невыносимо хотелось есть. Ещё невыносимей - пить. Не было ни того, ни другого. Моррот остался приглядывать за командиршей, а Тос - отправился на поиски съестного. Хотя, надежд он особо не питал: там, где растёт оранжевый трествольник - места съедобным плодам и кореньям совсем не остаётся. Трествольник, будь он оранжевый, красный или белый - самый настоящий безжалостный монстр растительного мира. И пусть поверхностный безобидный, даже милый глазу вид не вводит никого в заблуждение. Его корневая система не такая сильная и размашистая, как у пустынника. Но это не мешает ей выпускать в почву ядовитые выделения, отравляющие существование практически любому съедобному растению. И даже если вблизи трествольника какое-нибудь плодовое деревце или полный ягод куст каким-то чудом не засохли - не стоит обманываться. Плоды и ягоды с них будут последним, что отведает неосторожный голодный путник. От корневого яда трествольника ещё никто не смог найти противоядие! Нет, были, конечно, случаи, когда мыслящие выживали - но только потому, что съеденные ими "щедрые дары природы" ещё не успели как следует напитаться ядом.
   Филика пришла в себя гораздо раньше, чем ожидалось. Она поднялась с места и твёрдым голосом заявила, что всё будет хорошо. Командирша была молчалива, на вопрос Моррота, что же с ней, Гирен подери, произошло, отвечать наотрез отказывалась. Но зато её глаза, а значит и разум, были ясны. А это - самое главное.
   Наёмники и не подозревали, что всё это время за ними наблюдала пара налитых кровью и лютой ненавистью глаз...
   После тяжёлого перелёта впору было расслабиться, набраться сил. Но как тут расслабишься и отдохнёшь, когда в желудке хоть шаром покати? Возвращение Тоса только всё усугубило: поиски увенчались полнейшим крахом. Не то, чтобы пожевать чего нашёл, так и воды не раздобыл. А ведь страшнее голода - только жажда...
   Он появился действительно тихо: искусный хищник, подкарауливший добычу. Налетел, будто нежданный смерч, и одним махом хвоста повалил Филику и Моррота, о чём-то беседовавших друг с другом. Тос толком ничего не успел сообразить, когда зверь со всего маху сбил его наземь твердым, как камень, лбом массивной головы.
   - Конец вам, ничтожества, - прорычал волчьим языком напавший и разразился душераздирающим гиеновым хохотом.
   Это было последнее, что слышал Тос, прежде чем потерять сознание.
   Очнулся он от ужасающей боли в ногах - они были придавлены валуном. Филика и Моррот лежали рядом, точно так же скованные. Подобным образом заточать пленных любят волки. В особенности - чёрные...
   Ворка было очень трудно узнать: его шерсть полнилась проплешинами с уродливыми, плохо зажившими ранами от ожогов. Но никто бы не спутал его чудовищный, полный жажды живой плоти взгляд.
   - Наконец-то вы все очнулись, ничтожества, - заговорил вожак чёрных волков.
   - Мразь! Тварь! Гад! - завопила бьющаяся в бессмысленных попытках вырваться Филика, наконец-то понявшая, что же с ней произошло.
   - Ох, как мне приятно слышать слова твоего страха, - сладостно проскулил Ворк. - Ещё немного. Ещё совсем немного, и твой страх станет вкусным. Таким, что мне по душе.
   - Филика, прекрати паниковать! - рявкнул Моррот. - Не бойся его! Не дай этому ошпаренному псу насладиться твоим страхом!
   - Что, мудрый старый крот решил всех спасти? - ехидно протявкал Ворк. - Не получится, гнойное подземное ничтожество. Не получится!
   Волк подпрыгнул к Морроту и разверз смертоносную пасть прямо перед его головой, обдавая из неё вонью застрявшего в зубах мяса. Мгновение спустя голова крота была внутри пасти. Моррот ощутил больное прикосновение слюнявых клыков, острых и крепких как лучшие клинки из павшей под натиском армии Тризолуса Стальни. Крот и не думал пугаться: смерть его не страшила. Наоборот, последнее мысли о встречи с ней всё больше прельщали. Слишком сильно устал он за свою жизнь. Но, умереть нужно достойно! Если и суждено великим Моолом принять смерть от зубов этого ненасытного монстра - пусть так тому и быть. Пусть этот гад подавится сухостью и храбростью угощения. Ни капли страха он не получит! Ни крохи испуга!
   - Ничего, ничего, ничего, - зарычал Ворк, отнимая пасть от головы Моррота, - ты у меня ещё испугаешься. Да так испугаешься, что все те ничтожные жителишки Гродица покажутся мне великими смельчаками. Вы так просто у меня не умрёте. За то, что вы сделали с моим лесом и моими подданными - вы получите заслуженное наказание. Ой какое заслуженное. Все без исключения.
   - Это вы, дряни, убили Лирка! - завопил Тос. - Паршивые комки блох и клещей!
   - Ох, того однорогого люрта? - весело проскулил Ворк. - Скажу по правде, я хорошенько упился его страхом. Такой грозный на вид, и такой трусливый на вкус. Признаюсь, он был довольно неплохой закуской.
   - Жамолчи! - приказал Тос.
   - Мне указывают замолчать? - ехидно проскулил вожак чёрных волков и чудовищно рассмеялся, как гиена. - Кто мне указывает? Лохматое шестилапое ничтожество? Ко всем недостаткам которого можно добавить ещё и обречение своих товарищей, таких же ничтожеств, на мучительную и страшную смерть?
   - Что ты нещёшь? - захлёстываемый ненавистью, прошипел Тос.
   - Выследить вас было проще простого, - упивался Ворк. - В суматохе пожара ваши запахи, ничтожества, смешались с горелыми ветвями, листвой и мхом. Многие из моей стаи погибли в костре. Те, кто выжили - разбежались кто куда. Они больше не хотели слушать меня... - в жестоких глазах зверя на мгновение блеснуло что-то вроде сожаления и печали. - Я уж совсем отчаялся. Думал, никогда не поквитаюсь с вами. Да вот вдруг учуял свой собственный запах. Совсем слабый. Я решил пойти по следу. И мои старания не прошли даром. Теперь вы - мои пленники, которым уготована страшная участь. И всё благодаря этому сгорбленному фиолетовому приму. Это ничтожество, на счастье мне, но на несчастье вам, носило в набедренном кармане клок моей шерсти. Почему он это делал - мне всё равно. Зато теперь я могу поквитаться с вами.
   Тос похолодел от страха и осознания своей глупости. Действительно, расследуя места убийств в Гродице, прим положил найденный клочок шерсти себе в карман. А потом неожиданные события сменяли друг друга, словно картинки кошмарного калейдоскопа. Куда там дело до какого-то комочка шерсти? А после - и вовсе забылось. До сегодняшнего злополучного дня...
   - Значит, ты лишился своей стаи, говоришь... - ухмыльнулся Моррот.
   - Ненадолго, тупые ничтожества, совсем ненадолго, - зарычал Ворк. - Они вновь придут, когда на моей шее будет красоваться ожерелье из ваших тупых голов.
   - Ну, так чего ты медлишь? - каким только возможно спокойным голосом спросила Филика и обнажила золотые клыки в презрительной улыбке. - Или ты решил нас до смерти заболтать?
   - И вправду, - согласился Ворк, подскочил к Тосу и укусил его за плечо. Прим взвыл от боли. Клык прошёл плечо насквозь, задев кость. Волк упоительно дёргал головой, расковыривая рану.
   Вопли Тоса пугали обречённостью. Нет, сегодня умирать он совершенно не хотел. Да к тому же эта боль. Эта ужасная, невыносимая, растекающаяся по телу кислотными струями боль...
   - О да, мне нравится, - Ворк оторвался от раны. - Твой страх не самый вкусный, но ничего, вскоре будет лучше, - он продолжил пытку.
   - Отпусти его! Отпусти его! Отпусти! - всё повторяла Филика.
   - Отпусти его, - прорычал кто-то за спиной.
   Ворк навострил уши и повернулся на рык. Тут же его морда приняла боевой оскал:
   - Проваливай отсюда, нечёрный, это не твоё дело.
   - Я не позволю тебе издеваться над ними, - грозно прорычал скалящийся в ответ волк с пепельной шерстью и загнутым набок хвостом.
   - Вы, нечёрные, - одиночки. Вам не понять, что такое лишиться стаи, - скалился Ворк. - Уходи прочь. Или я убью и тебя.
   - Уходи ты, оставь их, - отвечал пепельно-шёрстный незнакомец. - Я не люблю лишать жизни мыслящих. Даже подлых и мерзких чёрных волков.
   Ворк ответил ему боевым кличем и напал. Два волка сцепились в ужасающем танце смерти. Мелькали клыки. Хвосты, точно плети, хлыстали. Массивные лапы впивались короткими но острыми когтями в тела соперников. В таком танце стоит кому-то ошибиться - и путешествие в потусторонний мир обеспечено.
   И волк с пепельной шерстью ошибся... Ворк выкрутился из его захвата за холку, лишившись при этом доброго куска шкуры, и в то же мгновение вцепился врагу в горло. Хватило нескольких секунд, чтобы сделать своё кровожадное дело.
   Защитник наёмников лежал на боку. Жадно глотал воздух. Шерсть на его шее заливалась кровью из чудовищной раны.
   - Ты - не ничтожества, за которых решил отдать жизнь, - проскулил запыхавшийся Ворк. Его тело покрывали раны и ушибы, но все они были не смертельными. - Мне даже жаль тебя.
   Умирающий волк попытался прорычать что-то в ответ, но вышел только булькаюnbsp;щий хрип.
   - Чего ты пялишься, ничтожный землекоп? - рявкнул Ворк на Моррота и хлыстнул его по лицу хвостом. Широкий и длинный нос крота переломился в нескольких местах, из ноздрей хлынула кровь. Моррот взглядом полным ненависти и отсутствия страха поглядел на мучителя.
   - Ничего, ты у меня ещё забоишься, - пообещал чёрный волк. - Забоишься. Накормишь меня сладостным страхом.
   Ворк подскочил к Тосу и принялся вновь раздирать рану.
   - Я же сказал тебе оставить его в покое, - раздался рык за спиной.
   Ворк вздрогнул и резко обернулся. Не может быть: оставленный умирать волк стоял на лапах и скалился.
   - На этот раз я отгрызу тебе голову, - пообещал Ворк и приготовился к прыжку.
   Но обещанию не суждено было сбыться. Из пасти пепельно-шёрстного волка вырвалась толстая змея молнии, вмиг окутавшая электрическими объятьями чёрного волка.
   Ворк взвыл от боли и помчался прочь. К спасению. Оставляя после себя отвратительный смрад палёной шерсти. Но этот смрад вскоре растворился в прохладном послеобеденном воздухе.
   В памяти наёмников всплыл только один волк, разделивший кровь с жидким магическим существом. И этот волк был одним из заказанных. Бирюк!
   Бирюк откатил валуны. К счастью, ноги у наёмников остались невредимыми, если не считать ссадин и гематом. Мягкая земля с травой помогли обойтись без переломов.
   - Спасибо тебе... - еле выдавил Моррот, держащийся за расквашенный нос.
   Бирюк не ответил, обвёл спасённых пристальным волчьим взглядом. Затем сорвал зубами с задней лапы кожаную перевязь с мешочком, непонятно как удержавшуюся во время боя, и бросил командирше.
   Филика обнаружила в мешочке лечебную мазь, поднялась и тут же упала: затёкшие ноги не смогли её удержать. Тос держался за рану, мужественно стараясь не показывать, что ему невыносимо больно. Командирша со второй попытки поднялась и подошла к приму. Смазала рану мазью, а потом перевязала шарфом, которым ещё недавно Тос безуспешно укрывал лицо от пронизывающего холодного ветра в полёте. После пришёл черёд фыркающего Моррота. Несмотря на его сопротивление, Филике всё-таки удалось добраться до носа: резким и умелым движением пальцев выровнять его, а потом как следует обработать лечебной мазью. Стоит ли говорить, что крот дико взвыл от боли при этом?
   - Скоро чёрный вернётся, может быть, даже с помощью. Нужно идти, - сказал волк. - Сможете?
   - Куда денемщя? - сквозь зубы процедил Тос.
   - Спасибо тебе доблестный... - нацепила притворную улыбку Филика, но Бирюк оборвал её:
   - Здесь неподалёку труп прима. На нём такая же странная одежда, что и на тебе.
   - Да, ты прав, - Филика поёжилась, ведя внутри титанический бой с наплывающими обрывками ужасающих воспоминаний. - Это я убила его.
   - Ты убила? - переспросил навостривший пепельные уши волк.
   - Да. Я убила, - Филика пытливо посмотрела в глаза хвостатого собеседника. - Ты ведь знал его? Краспа? Пусть на теле и не рассмотреть лица, но вам, волкам, этого и ненужно, чтобы узнать.
   - Самки людей - самые коварные и лживые существа во всём Главном Материке, - ответил Бирюк. - Я чувствую, как ты втягиваешь меня в какую-то хитрую игру, которыми вы так хорошо владеете... Но мне всё равно интересно. Я отвечу: да, я знал его.
   - Раз ты знал его, - продолжала Филика, - значит, ты знал и то, что он хотел убить тебя и всех твоих друзей. Ведь верно, Бирюк?
   - Теперь ты совсем меня удивила, - говорил с ещё большим интересом глядящий на командиршу волк, - мало того, что ты знаешь моего врага, так ты ещё знаешь и моё имя.
   - Ну как же не знать имена тех, кто путешествует по миру на Стальной Птице?
   - Вот как? - склонил набок голову Бирюк. - И, может, ты что-то слышала о нас ещё, кроме имён?
   - Да разные слухи болтливые языки по Материку разносят... - отмахнулась Филика. - Всему верить - быть глупцом...
   - Ты права, - согласился Бирюк. - Идёмте за мной.
   Ноги ныли, раны обжигали болью. Но боль можно и не замечать. А усталость? С ней способен справится любой наёмник-середняк. Что уж говорить о таких элитных головорезах как Филика, Моррот и Тос?
   Путь до лагеря "падших героев" оказался длиннее, чем рассчитывали Моррот и Тос, когда пустили на посадку "кожаные крылья". Давно стемнело, и вторая луна вовсю сияла обломком платиновой монеты на испещренной самоцветами звёзд пелене неба. Первая луна тонула в мрачных громадах ночных облаков. Накрапывал мерзкий холодный дождь.
   В полумраке ночи проглядывались огни. "Вот и вы, наши заветные денежки..." - подумала Филика. Но эта мысль не согрела её. Наоборот, противным холодком обдала всё внутри. О чём подумали Моррот и Тос - знают лишь они сами. Но мысли их были далеко не приятными...
  
   Глава 17: Дети Носолома
  
   После в прямом смысле победы над Скукой, Тартор помрачнел. Сделался злее и подозрительнее. Каждый шорох, каждое дуновение ветра, каждый крик птицы - заставляли его содрогаться. Он не верил, что Скука ушла насовсем. Это магическое наваждение - или чем оно там вообще было - клинком не остановить. Посему наёмник ожидал его триумфального возвращения. И это ожидание выедало духовные силы, делало нервным и нетерпеливым. Уж лучше зевать от скуки, чем содрогаться от подозрительности...
   Погружаясь в чтение "Книги Божественных Величий", Тартор каждый раз боялся оторваться. И не потому, что было уж так интересно. По большому счёту, книгу он знал практически наизусть. Причина крылась в другом: наёмник боялся вновь увидеть блеклое морщинистое лицо. Но утомлённый до предела, он откладывал книгу. А Скука всё не появлялась. От этого напряжение росло ещё больше.
   К тому же, большинство времени свинцовые дождевые тучи кутали небо. От мрачной погоды на душе становилось ещё хуже.
   А шакалы беззаботно резвились, словно и не помнили всех тех прошлых визитов унылой старухи. А ведь приходила она часто. И всегда неожиданно. Впрочем, уходила она так же неожиданно. Разве что в последний раз Тартор поторопил её уход, снеся эспонтоном голову.
   "А вот и я, родненький!" - время от времени проносился в голове наёмника голос Скуки. То ли воображение разыгрывалось, то ли старуха потешалась. В любом случае, когда это происходило - дрожь проползала по телу тысячами ледяных гусениц.
   И непонятно ещё, чем бы всё это дело закончилось, если бы из мучительного ожидания Тартора не вырвал лай шакалов, а затем и жалобный визг. Именно благодаря мохнатым четвероногим - наёмник смог сохранить свою жизнь...
   К лагерю приближались незваные гости.
   В чём был - босой, в штанах и сорочке - Тартор выбежал из кареты, автоматически захватив с настенных крючков эспонтон. Стоило ему лишь высунуться, как рой смертоносно свистящих стрел и болтов забарабанил по карете, жадно впиваясь в лакированное дерево. Да, вот так просто высунуться - тупее ошибки наёмник допустить и не может. Лишь только волей покровительствующих богов ему удалось избежать прямого попадания. А ведь несколько стрел задели сорочку, каким-то невероятным чудом лишь царапнув тело! Повалившись наземь, Тартор заполз под карету. Нескольких секунд ему хватило оценить серьёзность ситуации: на земле лежал сражённый десятком стрел шакал (кто именно, разглядеть было невозможно), дюжина лучников и двое арбалетчиков приближались, не жалея стрел обстреливали место укрытия; за ними шли с полдюжины мечников и столько же копейщиков. Хватило лишь беглого взгляда на их серые облегчённые латы с теснённым красным гербом на груди определить: это отряд Наёмников Севера.
   Пусть из-за расстояния герб на грудях надвигавшихся бойцов разглядеть было трудно, но Тартор и так знал, как тот выглядит: сжимающий стрелу кулак. Как же не знать герб твоих заклятых конкурентов? Если уж на чистоту, то до того, как Филика сколотила Ищеек Смерти, лучшими наёмниками во всём Главном Материке по праву считался отряд Сификура Пятого, который дал им гордое название "Наёмники Севера". Отрядов у Сификура было много - по большому счёту, это была гильдия наёмников, объединённая одним гербом и одним предводителем. Разумеется, все заказы, а, следовательно, и их оплата, проходили через Сификура. Попасть в гильдию было совсем уж непросто. Филика задумалась о создании своей собственной банды отчасти из-за того, что не прошла отбор в неё... Будущая командирша решила сделать ставку не на внушающие страх силу и количество, как это было у Наёмников Севера, а на ловкость, интеллект и сравнительно низкие цены за услуги. И она не прогадала! Благодаря её небольшому отряду из пяти мыслящих (тогда Лирк ещё не успел погибнуть в Седом Лесу) громадная организация Сификура понёсла потерю славы. Нет, конечно же, заказов хватало, и всегда будет хватать на всех. Но, подобно пожару в сухом лесу, распространившиеся слухи о Ищейках Смерти, выполнявших задания быстро, качественно и недорого, сделали своё дело. Практически каждый потенциальный заказывающий в первую очередь намеревался обратиться к отряду Филики. И, только если не получалось, искал помощи у Наёмников Севера или у других наёмников, коих по всему материку - как собак нерезаных.
   Сификур и его подчинённые до последнего старались не замечать новообразованное подразделение наёмников. Всё отшучивались и смеялись над "тупыми дилетантами". Где же это видано, чтобы во главе отряда наёмников стояла женщина? Наёмники Севера первые отказы постоянных работодателей восприняли несерьёзно, списав всё на прихоть судьбы. А тем временем Филика и её отряд набирали обороты... А когда наконец-то Наёмники Севера восприняли конкурентов всерьёз, было уже поздно: молва об Ищейках Смерти ходила по всему Материку. Но что громадной махине мелкая кучка выскочек? Так, просто назойливая муха - ничего больше.
   Стоит несколько слов сказать о предводителе Наёмников Севера. Более сотни лет назад, профессор магического искусства ковки и оружейного дела Сификур Пятый утомился от обыденности жизни в Стальне (тогда никто и не подозревал, что город падёт от наплыва армии ещё не родившегося Верховного Мага Тризолуса). Он выбрал себе весьма странное занятие, как для профессора. Обладая значительным капиталом, собранным за годы проживания в городе, расположенном в жерле потухшего вулкана, он собрал под одной крышей лучших на его взгляд наёмников, упорядочил их работу и чётко расписал обязанности. Но самое главное - вооружил их оружием, выкованном в Стальне. Нанял мыслящих, представляющих его в большинстве городов Материка. Представители имели право принимать заказы. Но окончательное слово всегда было за Сификуром. Большие расстояния для общения между главой и подчинёнными преградой не были: почтовые фитасы всегда доставляли послания в срок. Заказы принимались в основном на убийство мыслящего или группы мыслящих. Реже - на подавление бунтарских мыслей путём физического наказания (без смертельного исхода). Иногда Наёмники Севера привлекались в помощь армий воюющих городов. Множество раз их нанимали для тихого устранения "невыгодных" политиков. Нужно отметить, что в подавляющем большинстве случаев наёмники справлялись с заданиями. Сам Сификур в исполнении заказов непосредственное участие принимал весьма редко. Но если принимал, то только в кровавых, обрекая заказанных на мучительную смерть от укусов роя магических ос или пауков. Его боевая магия подчинения и создания насекомых наиболее сильна.
   Но до поры до времени Ищейкам Смерти удавалось сохранять с Наёмниками Севера если не дружеские отношения, то хотя бы - нейтралитет. С какого это слизня им взбрело в голову напасть? Времени размышлять у Тартора не было, но и без этого из памяти выплыли сравнительно недавние события в Саре. Тартор тогда насмерть зашиб охранника... Как узнали Моррот и Тос, покидавшие город, за головы Филики и Тартора власти Сара назначили по двести золотых. Вот тебе и прекрасный повод поквитаться с "мелкой кучкой выскочек"!
   А тем временем бойцы всё приближались...
   Да, ситуация не из лучших: до ближайшего укрытия за скалами метров двести. А до реки - так вообще в два раза больше. Бежать - верное самоубийство. Пусть, линии обстрела мешали кареты, но лишь на первых десяти-двадцати метрах. Дальше - поминай, как звали...
   "Вот тебе и домик на берегу речки и размеренная старость, - панически подумалось Тартору. - Сейчас ближе подойдут и обстреляют как загнанного пса, а то и вовсе - затыкают копьями, как неблагородную скотину..."
   Но если уж и подыхать, то с собой кого-нибудь забрать! Тартор прополз несколько метров и... провалился под землю!
   Благодарить судьбу было некогда: нужно ползти прочь. И как можно быстрее! В норе оказалось вполне просторно для человека, стоял сухой гнилой запах, со стенок торчали коренья, ползали слизни и червяки. Держа впереди клинок эспонтона, Тартор полз прочь от подбирающихся к карете наёмников. Из-за движимого им страха, он даже не задумывался о том, кому могла принадлежать эта нора...
  
   А тем временем Наёмники Севера обнаружили исчезновение заказанного. Откатили карету и наткнулись на нору. Но в неё никто лезть не захотел: мало ли какое потустороннее чудовище способно её вырыть. Решили просто засыпать, что и сделали. Пусть лучше Тартор там заживо сгниёт, если повезёт не встретиться с обитателем...
   Командир отряда Вик Носолом - жилистый и высокий прим с уродливым шрамом от уха до уха вдоль перебитого набок носа - был доволен своими бойцами. Они осмотрели кареты и близлежащие места возможных укрытий, но никого не обнаружили. Вот и замечательно! Теперь все пожитки Ищеек Смерти принадлежат его отряду. То есть - ему.
   В салоне раздался обречённый вопль.
   - Носолом, - позвал высунувшийся из кареты лучник-драг, - здесь на сундуках ловушки!
   - Неужели? - рявкнул командир. - А ты чего ожидал? Что конкуренты нам свои сокровища просто так отдадут?
   - Эмм... - замялся лучник.
   - Ну, кто на этот раз? - сдвинул толстые коричневые брови на чёрной шерсти лица Носолом.
   - Тифук, мечник... - выдохнул драг.
   - А-ну пошёл с прохода! - громом разразился командир и швырнул наземь так неудачно ставшего на входе в карету лучника.
   В салоне витал густой дух крови и потрохов. Рядом с сундуком лежал изувеченный драг. Его руки по локоть больше напоминали изорванные бобросами тряпки, а не руки, а из широкой дыры вдоль грудного доспеха выглядывали кишки. Он был ещё жив, но с каждой секундой его душа всё ближе подбиралась к створкам ворот потустороннего мира. Из сундука торчали окровавленные лезвия.
   В окна и дверной проход кареты уставились пытливые глаза. Наёмники отлично знали нравы командира и понимали, что внутрь заходить не следует...
   - Что же ты так, Тифук? - раздражённо спросил Носолом, тщетно укрывая от вони нос рукавом сорочки.
   Тифук прохрипел что-то невнятное в ответ.
   - Ты думал, так просто сундучок откроется? - допытывался командир. - Раз, и всё?
   - Боль... - с невероятным трудом смог выдавить из себя смертельно-раненный мечник.
   - Тебе больно, друг мой? - с издёвкой спросил Вик Носолом.
   - Помоги... - вновь выдавил внятное слово Тифук.
   - Если бы мог, всё равно не помог! - нараспев ответил командир.
   Умирающий драг прокашлялся кровью.
   - А знаешь ли ты, тупой ублюдок, - совершенно спокойным, ровным голосом говорил Носолом, - что нам несказанно повезло?
   - Боль... Помоги мне... - молил раненный.
   - Не перебивай, шваль! - рявкнул Вик и пнул драга в изувеченную руку.
   - А-а-а-х-х-х... - обречённо выдохнул Тифук: у него не оставалось сил даже вскрикнуть от новым потоком нахлынувшей боли.
   - Так вот, - вновь спокойно и сдержанно заговорил Носолом, - нам повезло, что ловушкой здесь были эти лезвия. А представляешь, уважаемый Тифук, что бы случилось, будь вместо них добротный заряд чёрного пороха или ещё чего-нибудь взрывного? А мы тут все рядом стоим...
   Тифук виновато опустил окровавленные глаза.
   - Вижу, что понимаешь... - тоном простившего блудное дитя отца сказал Носолом. - Да не съедят твою душу боги.
   Носолом молниеносно выхватил из ножен искривлённый меч и одним махом снёс голову Тифуку. Вытер лезвие о висевший на крючке камзол Тартора и вышел из кареты. Подглядывающие наёмники разбежались от кареты, как спугнутая стая рыбёшек.
   - Тилип, - позвал капитан своего главного помощника.
   Здоровенный человек с лысой, как кость, черепушкой и толстой, словно ствол дуба, шеей подошёл к Носолому.
   - Распорядись, чтобы убрали в карете, пригнали лошадей и взломали ловушки, - потребовал командир.
   Тилип молча кивнул, а потом разразился на подчинённых грозным басом, сравнимым, разве, с взрывом осадочного ядра:
   - Вы слышали командира, мелюзга бесхребетная! Выполнять! Сирог и Тафа - за вами взлом!
   Наёмники поспешно выполнили приказания, первым делом закопав тело товарища близ реки Нали. Ещё бы: попробуй, возрази командиру и его помощнику, на чьих кровавых руках, по меньшей мере, смерти трёхсот мыслящих. У каждого...
   Смертельные ловушки Тоса хорошенько заставили попотеть Сирога и Тафу. Хитрость крота-каторжника заключалась в том, что ловушки представляли собой сложнейшую цепь сообщающихся механизмов. Другими словами, даже если сработала одна ловушка, вздумай взломщик прикоснуться к сундуку, от которой она сработала, и непременно среагирует вторая. Открывать сундуки можно лишь в том случае, когда всё обезврежено до последней крохотной пружинки.
   Сирогу и Тафе удалось доказать свою славу непревзойдённых мастеров взлома и уже ближе к вечеру все ловушки были устранены. Сундуки вскрыли и тут же позвали командира.
   Золото...
   - Будь прокляты ваши дети, - похлопал Носолом по плечам Сирога и Тафу, - тут тысяч семь-десять золотых будет...
   Даже страшно предположить, какая дикая пелена золотой пыли застелила глаза собравшихся в салоне и глядящих в окна и проходы наёмников.
   - Носолом, это мы взломали ловушки! - забрызгал слюной Сирог (он всегда говорил за себя и за жену). - Нам нужна награда! Этот сундук - наш! - Сирог любовно обхватил сундук и завертел головой, злобно скалясь и по-вараньему шипя на стоявших рядом наёмников.
   - А чем мы хуже этих недоделанных драгов-взломщиков? - зашептались, а то и громко заговорили наёмники.
   Ещё чуть-чуть, и ослеплённые жаждой золота, все перегрызут друг другу глотки...
   - Вон отсюда! - рявкнул Носолом.
   - Пошли прочь, насекомые! - подхватил Тилип и пнул ближайшего лучника. Помощник командира сразу сообразил, что за помощь в подавлении несостоявшегося бунта получит хороший пай.
   Наёмники нехотя, словно огрызающиеся псы, попятились из кареты. Тилип отогнал бойцов от окон и проходов. Нечего смотреть на то, что должно произойти... В салоне остался лишь Носолом и приникший к сундуку Сирог. Перепуганная поступком мужа, Тафа выбежала из кареты одной из первых.
   - Ну, дружище, что мне с тобой сделать? - отцовским голосом спросил Носолом.
   - Моё сокровище! Моё золото! Моё! - завопил невменяемый Сирог.
   - Увы, это не так... - развёл руками Вик и почесал шрам, уродливым багряным червём выевший шерсть на лице.
   - Почему?! Золото! Оно моё! Носолом, я ведь заслужил его! Я рисковал жизнью! И теперь я заслужил награду! Всего один сундучок! Всего один маленький, полный золотишка сундучочек! - не унимался Сирог, принявшийся в перерывах между репликами целовать монеты с изображением древнего короля Сарбонии.
   - Ну что же мне с тобой сделать? - это может показаться странным, но мысли командира в тот момент действительно были о дальнейшей судьбе своего наёмника. Над Виком Носоломом золото не имело такой могучей силы, как над подавляющим большинством других мыслящих. Для него золото - лишь одно из средств достижения цели. Да, мощнейшее средство, но не более того. А вот возникшую на горизонте замыслов ещё несколько лет назад цель нельзя решить без этого золота. Сейчас, как никогда, Носолом был близок к ней...
   Тем временем Тилип заставил Тафу осмотреть сундуки второй кареты. Карета выглядела значительно дешевле, чем первая. Словно в подтверждение этому, на сундуках в салоне стояли слабые ловушки. Их ещё называют "сундуковые крысоноловки" и обезвредить их способен даже десятилетний ребёнок. Правда, ребёнок должен быть довольно смышлёным...
   К сожалению наёмников, в сундуках оказалась только одежда, кое-какое снаряжение и вяленая курятина.
   Из главной кареты вышел Носолом. Его суровое лицо выглядело довольным. Следом вышел Сирог со стыдливо опущенным лицом.
   - Подойдите сюда, дети мои, - обратился к отряду Носолом, как ещё никогда не обращался.
   Наёмники стали возле него полукругом. Золотая пыль слегка рассеялась в глазах. Они пытливо глядели на командира. "Почему Сирог до сих пор жив?" - читалось в их взглядах.
   - Дети мои, я давно хотел... - Носолом запнулся, с отцовской любовью поглядел на Сирога, потом на остальных наёмников. - Понимаете... Моя мечта... Сификур Пятый обрезает нам крылья! Мы постоянно должны глядеть на него с открытым ртом, как на бога какого-нибудь, и выжидать, когда он кинет нам очередную вшивую косточку заказа...
   Наёмники, затаив дыхание, вслушивались в каждое слово капитана:
   - И всё идёт через него. Всё! Мы рискуем шкурами, а дигровую долю заработанных денег отдаём этому обленившемуся дряхлому кроту-магу! Да он ведь только и делает, что сидит в одном из своих замков и предаётся межрасовым оргиям. А мы за него тут задницу рвём!
   - Верно говорит наш Носолом! - рявкнул сообразительный Тилип: вздумай он выступить против - не видать золота как своих ушей.
   - Верно! Верно! - подхватили наёмники.
   - Но что мы можем сделать против Сификура? - осмелилась спросить Тафа, не спускавшая пристального взгляда с понурившегося мужа.
   - Ты правильно спросила, дочь моя, - улыбнулся (о дикость!) Носолом. - Для этого мы используем золото Ищеек Смерти.
   - Почему ты зовёшь нас своими детьми? - спросил кто-то из наёмников, спрятавшийся за спинами товарищей.
   - Я как раз собирался сказать, - потёр все четыре ладони Носолом. - Я отрекаюсь от Наёмников Севера! С этими деньгами я создам свою гильдию. И она будет называться - Дети Носолома!
   - Ура Носолому! - заорал Тилип.
   Обескураженные наёмники промолчали: слишком о многом нужно ещё подумать...
   - Как погляжу, у меня есть доброволец. Тилип, подойди сюда, - приказал командир. - Отныне ты будешь моим первым генералом.
   Тилип сдержанно поклонился, хотя внутри у него дико бурлил котёл ликования.
   - Моим вторым генералом будет Сирог, - сообщил Носолом.
   Сирог поднял лицо. Наёмники ужаснулись: с его щёк была содрана кожа...
   - Я недостоин, - сквозь боль изъедаемых мухами ран произнёс Сирог.
   - Сын мой, ты искупил свою вину, - ответил Вик. - А поэтому ты достоин этого высочайшего титула. Я всегда готов простить заблудшее дитя. Лишь бы оно само хотело этого.
   - Я не подведу тебя, отец... - ответил Сирог и разрыдался.
   - Не надо, успокойся, сынок, прекрати, - обняв, утешал его командир.
   Нет, ни один молчаливо наблюдавший эту сцену наёмник не смог избежать трепета и страха. Против стальной воли Вика Носолома никто не захотел идти. Уж лучше плюнуть в лицо развратному старикану кроту-магу...
   Стоило им только выказать одобрение планов командира, как каждый был удостоен генеральского звания.
   Теперь в интересах всех - нанять новых бойцов и слепо выполнять волю Вика Носолома, предводителя Детей Носолома...
  
   Тартор полз по норе. Чем дальше, тем глубже, темнее и страшнее. Он знал, что пути назад нет - шум засыпавшей вход земли долго ещё гудел в голове. Тартор как только мог, отгонял от себя подступающую панику. Ведь, по большому счёту, его похоронили заживо...
   Ни в коем случае не останавливаться. Ни при каких обстоятельствах не сбавлять скорость. Пробираться на ощупь. Вперёд. Только вперёд. Дышать становилось тяжелее. От гнилостного запаха резало глаза. Гирен всё изорви, это конец! Остаться под землёй. На корм червям... Тесно! До чего же тесно: Тартору невыносимо захотелось выпрямиться, но спина упёрлась в землю. Как это всё-таки ужасно! Ему захотелось кричать. Надрывно, без остановок. Нет! Он что, малолетний молокосос? Он - наёмник! Нужно закрыть свою пасть, заткнуть дыру страха валунами смелости. Ползи. Ползи вперёд и ни о чём таком больше не думать. Это нора. Нора какого-нибудь громадного зверя. О великие боги, если этот зверь рыщет где-то неподалёку? Он проглотит Тартора за секунду. И его желудочный сок будет долго и мучительно разъедать ещё живого наёмника... Прекратить эту панику! Ползти вперёд и всё. Если это подземное обиталище зверя, то должны быть и ведущие на поверхность ходы. Если повезёт... Нет, обязательно повезёт и Тартор наткнётся на один из них до того, как повстречается с хозяином норы. А паника может всё испортить. Наверняка это подземное чудище способно чуять страх потенциальной жертвы. Так что необходимо собраться. Вот так, хорошо. Продолжать движение. Ни в коем случае не останавливаться.
   Вдалеке мрак рассеивался едва различимым светом. Значит, всё-таки есть выход! Живительный свет с поверхностного мира упрямо проникал в подземные щели. Это придало Тартору новых душевных сил. И чем ближе он подползал, тем ярче становилось. Манящее светлое пятно вскоре обрело формы. У Тартора волосы встали дыбом, всё в нём сжалось, похолодело. В широком столбе света, падающем с выхода, неторопливо клубилась пыль. А за пылью... уродливая лоснящаяся голова змарвы!
   Вот тебе и хозяин норы! Знакомься, Тартор...
   Ползти назад было бессмысленно - змарва в считанные мгновения настигнет. Тартор зажмурился, уткнулся лицом в землю, раздавив щекой так некстати оказавшегося на пути слизняка. Невыносимо хотелось жить. Как никогда ещё хотелось. До брызнувших из-под закрытых век слёз хотелось. Дышать. Есть. Пить вино. Спать. Спать с женщинами. Настигать заказанных. Жить. Просто жить...
   Нет боли. Разве такое бывает? Потусторонний мир холодный и тёмный, как нора. Разве что где-то впереди маячит свет. Дразнит своей недосягаемостью. Смерть не так уж и страшна. И чем она хуже жизни? Той смертной жизни, в которой всё идёт по бессмысленным законам. Неописуемым, непостижимым, но, в то же время, таким простым и обыденным. Не обманул ты - обманут тебя. Не украл ты - украдут за тебя. Не убил ты - убьют тебя. И к тому же, жизнь скоротечна. Она имеет болезненное начало и не менее болезненный конец. А смерть спокойна... Смерть вечна...
   Тартор открыл глаза. Морда змарвы находилась там же, где и была. Нет, потустороннее чудище не проглотило его живьём. Страх постепенно рассеялся, и наёмник смог нормально приглядеться к зверю. Свет падал на скользкую голову. И... кое-где проходил её насквозь...
   Это была не змарва. Вернее, не целиком. Это была её шкура. Видимо, она сбросила её здесь и уползла куда подальше. Тартор подобрался к шкуре и убедился в правильности догадок. Для пущей верности потыкал шкуру эспонтоном. Даже отработавшая, побитая временем шкура была тверда, как алмаз, и не поддавалась острому, как волчий клык, лезвию, выкованному в самой Стальне!
   Искушать судьбу было незачем: Тартор бросил попытки проткнуть шкуру и выполз на поверхность.
   Ох, этот прекрасный воздух, ослепительный свет и щекочущий лицо ветер! Так свежо и свободно после затхлой тесноты норы! Жить! Как всё-таки приятно жить!
   Но радоваться особо нечему: Наёмники Севера захватили кареты. А вместе с ними - всё золото, что заплатил Парфлай за заказ, остатки золота за прошлые заказы, лошадей, провизию, одежду, оружие... Мало того, они убили минимум одного любимца Тартора. Бедный шакалёнок... Злости на них не хватало! Ведь, по большому счёту, ничего нельзя было сделать. Пришли незвано, негаданно и всё отобрали. Спасибо сказать нужно, что живым уйти удалось. Остаётся только тешиться надеждой, что ловушки Тоса отправят в потусторонний мир как можно больше врагов, столь нагло и бескомпромиссно напавших на лагерь.
   Тартор осмотрелся вокруг: заросшие желтеющими кустарниками холмы, выцветшая трава и опавшая листва повсюду. Скорее всего, нора вела в восточном направлении. Значит, нужно идти в сторону заходящего солнца - на запад. Обратно к повозкам. Присмотреться из укрытия к захватившим их наёмникам. А потом... кто знает, может, вырезать их ночью, во сне? Было бы замечательно! Но это всё пока мечты. Нужно вначале обнаружить кареты. А после - действовать по ситуации.
   Пусть нора и была средоточием страхов и истерических мыслей, но в ней присутствовало и кое-что хорошее. Прохладная свежесть ветра поначалу и была в радость, но вскоре она стала громадной проблемой. Ведь Тартор бос, одет в лёгкие штаны и сорочку! Пальцы на ногах покраснели от холода, ветер с лёгкостью пробирался сквозь неплотную тонкую ткань и остужал и без того охлаждённое тело. Но мало того, солнце всё ниже клонилось к горизонту. И чем меньше света становилось, тем делалось студенее и тоскливей. Не хватало ещё после так тяжело давшегося спасения замёрзнуть насмерть... А в норе, что ни говори, было тепло! Но вернуться обратно в неё у Тартора даже намёка на желание не возникало.
   Вот уж и совсем потемнело. Небо сделалось чёрным и мрачным: лишь в небольшом просвете дождевых туч одиноко светила изумрудная звёздочка - скорее всего, из Созвездия Крысона. Но так это или нет - трудно сказать. Тартор никогда не был силён в астрономии.
   С собой ни огнива, ни спичек, чтобы развести костёр. А попробуй разжечь отсыревшие от промозглой погоды дрова палкой - ничего не добьёшься, только мозоли да волдыри на руках натрёшь. Оставалось только идти вперёд. Не останавливаясь, чтобы хоть как-то согреться по дороге.
   Древко эспонтона сжимали задубевшие пальцы. Хватило бы сил добраться до карет. И под покровом ночи совершить возмездие. Перерезать всех, как слепых щенков. Утопить в крови!
   Мрачные мысли Тартора оборвали сверкнувшие вдалеке жилки молний, и следующие за ними раскаты грома. А потом и дождь заморосил, вскоре превратившись в ледяной ливень. Земля вмиг намокла и скользила под ногами. Мокрая одежда липла к телу. Усилившийся ветер радости не добавлял. От холода зуб на зуб не попадал. Хотелось плюнуть на всё, лечь на грязь и заснуть. Прекрасным, сказочным сном смерти...
   Нет уж! И не такие тяжбы приходилось выдерживать! К тому же, мысли о сладостной мести способны творить чудеса: греть в самую холодную минуту, добавлять силы в моменты бессилия, придавать оптимизма в мгновения отчаяния.
   Дорога то круто забирала на холм, то так же круто шла на склон. Тартор то и дело - поскальзывался, иногда падал, вымазываясь в холодной грязи, поднимался и упрямо продолжал путь. Идти практически в кромешной тьме, мокрым, голодным и продрогшим до костей - занятие, мягко сказать, неблагодарное. Даже трудно представить испытанный Тартором восторг в тот миг, когда, поднявшись на очередной холм, он увидел красную точку пламени вдалеке. Сомнений быть не могnbsp; Тартор открыл глаза. Морда змарвы находилась там же, где и была. Нет, потустороннее чудище не проглотило его живьём. Страх постепенно рассеялся, и наёмник смог нормально приглядеться к зверю. Свет падал на скользкую голову. И... кое-где проходил её насквозь...
ло - костёр разведён возле украденных карет.
   Лишившийся было всякой надежды, Тартор припустил к костру. Под покровом кромешной ночи и шумом дождя, он мог позволить себе подобную роскошь. Кровь внутри бурлила от жажды поквитаться с подлыми конкурентами. Лишь приблизившись достаточно для того, чтобы быть замеченным караульным, он сбавил шаг, а потом и лёг на землю, медленно и бесшумно продолжая путь ползком.
   Ливень, казалось, разразился с ещё большей силой.
   Спиной к Тартору, у костра сидел наёмник. Уронив голову на грудь - спал, что ли? Всего один караульный? Что, остальные, набив карманы золотом Ищеек Смерти, решили, мол, не их это барское дело? Вот и славненько, ребятки, вот и славненько...
   Тартору, благодаря ударившей в голову крови, было совсем не холодно. В ушах звенели колокола ненависти и люти. Он подполз к караульному и молниеносно выбросил клинок эспонтона в спину врага. Чуть левее от позвоночника, туда, где сердце. Но обязательно ещё при этом задеть лёгкое. Чтобы воздух вышел из него и сражённый караульный не смог позвать на помощь. Удар был точен: крика не последовало.
   Зато мгновением позже Тартор обнаружил себя подвешенным над землёй. Он лежал, нужно отметить: весьма в неудобной позе, в сомкнувшейся над ним и подскочившей в воздух сетке. Верёвки больно впивались в тело. От неожиданности Тартор даже выпустил из рук древко оружия, так и оставшегося торчать из спины искусно сделанной куклы-приманки.
   Жажда мести сделала его неосторожным. А за неосторожность наёмникам приходится очень дорого платить.
   - Гиреновы отродья, жалкие насекомые! - радовался Тилип. - Не зря ведь мы этих кретинов дилетантами звали! Ну не зря же! - упивался успехом первый генерал, пританцовывая (что с ним бывало уж очень редко) возле пойманного врага.
   - Подлый ворюга! - взревел Тартор. - Спусти меня наземь!
   Тем временем вокруг пойманного Тартора кругом собралась толпа.
   Из кареты вышел и Вик Носолом. Света костра вполне хватало, чтобы Тартор различил на капитане свой праздничный тёмно-синий костюм в белую тонкую полоску, надорванный пулей и испачканный запёкшейся кровью в плече и спине. Для второй пары рук прима в пиджаке были проделаны грубые прорези. Но самое удивительное, на левой нижней руке красовался золотой браслет в форме поедавшей свой хвост змеи. Именно тот, с рубином и изумрудом вместо глаз, что Тартор отобрал в Рыболовных Угодьях у стервозной девушки Илины из семейства Удочников.
   Носолом вытащил эспонтон из куклы-приманки, придирчиво осмотрел клинок и заговорил:
   - Хороший, Тартор, очень хороший. Сталью и выделкой ничем не уступает нашим.
   Тартор заметил странную деталь: наёмники смотрели на командира чуть ли не со слепым детским восхищением. Надо же...
   - Ты грязный сын гориллы, Носолом! Спусти меня вниз немедленно! - потребовал Тартор, и тут же ему стало совестно: ни за что, ни про что назвал старину Вика сыном гориллы...
   - Смотрю, ты и имя моё знаешь... - Вик совсем не удивился этому.
   - Я имена врагов кровных всегда знаю, - ответил Тартор.
   - Ну что, отец, можно я его удушу голыми руками, пожалуйста? - поинтересовался Тилип.
   - О нет, сын мой, - отвечал ему Носолом уж слишком покровительственным тоном, - не забывай, что нам нужно укреплять гильдию. За него, - он больно ткнул пальцем в спину Тартора, - обещано в Саре двести золотых. А сейчас дорога каждая копейка. Пусть обретённое богатство не кружит тебе голову: для наших целей понадобится куда больше золота.
   - Но ведь обещано как за живого, так и за мёртвого, - не отступался Тилип.
   - Это верно, - согласился Носолом. - Но не забывайте, что именно благодаря Ищейкам Смерти, вернее их богатствам, мы стали на истинный путь. Путь Детей Носолома. Было бы не совсем вежливо с нашей стороны лишать Тартора жизни. Он больше не враг нам. Мы теперь не подчиняемся паршивцу Сификуру. Но, раз уж Тартор - враг Сара... Хороший повод заявить о нашей гильдии. Пусть там и решают, жить этой ищейке или умирать. К тому же, обосновать главный командный пункт я хочу именно в Саре.
   - Ты воистину мудр и расчётлив, отец, - отступился Тилип. - В моей голове и тысячной доли твоего ума не отыщется.
   - Закуйте его в кандалы, - приказал Носолом.
   Несколько твёрдых и сильных рук ухватили Тартора. Сетку срезали, и он повалился наземь. Пытался сопротивляться, но наёмников было больше и их руки обладали истинной железной хваткой. Не успел Тар опомниться, как на руках и ногах у него сомкнулись тяжёлые железные браслеты.
   - Только попробуй сопротивляться, ищейка, - зло зашипел на ухо Тартору краснокожий драг и приставил к горлу лезвие сабли. - Я с радостью вскрою твоё горло и выпью всю кровь. А потом съем твоё сердце и мозги. Чтобы быть таким же умным и смелым. Так что давай, дёрнись...
   Словами Тартора запугать было практически невозможно. Да вот только он сразу понял, что драг действительно не против отведать свежей крови. Есть на Полуострове Драгов одно племя диких и кровожадных драгов. Сомнений мало, угрожавший наёмник - выходец как раз этого племени.
   Со своим братом наёмником шутки плохи. Вздумай учудить какую-нибудь глупость - изрубят на мелкие куски и глазом не моргнут. Что ж, будет Тартору наука - в следующий раз (если он будет, разумеется) так слепо гневу не следовать.
   Как ни странно, с заключённым Дети Носолома обходились вполне пристойно. Разрешили обогреться у костра, выделили тёплую одежду (которая раньше и так Тартору принадлежала), накормили, даже вина немного дали.
   Они, видимо, действительно умом тронулись, думалось Тартору, отхлёбывая вино из бурдюка. Они бы ему ещё девственницу на ночь предложили или ещё чего-нибудь жизнеутверждающего. Разве настоящие наёмники так с заключёнными себя ведут? Привязали бы Тартора к дереву цепями и оставили на ночь. Если б до утра выжил - хорошо. Подох - не велика потеря. Из еды - кость обглоданную кинуть. Ищейки Смерти так бы и поступили. Да и поступали уже многократно... А про то, чтобы вином поить - так это уж совсем дикость! Вик Носолом - просто прекрасный мыслящий! Такой мудрый, смелый и рассудительный. Как бы Тартору хотелось, чтобы у него был такой отец, а не тот религиозный фанатик...
   Ночь прошла под навесом, у костра. Было совсем не холодно. К тому же, словно сговорившись, ближе к утру ветер и дождь прекратились. Облака разошлись, и можно было увидеть прекрасные самоцветы звёзд, своим холодным мерцанием столь сильно греющие душу.
   Наёмники пустились в путь на рассвете. Большинство оседлали лошадей и верблюдов. Носолом обосновался в главной карете, за поводья которой уселся Тилип. Другой каретой правил низкий худощавый крот. Тартора держали в салоне второй кареты. К нему был приставлен краснокожий драг, столь жаждущий испить свежей крови. Но самое странное - мысли о побеге даже не посещали голову Тартора. Он с непривычной для него лёгкостью смирился с произошедшим. Мало того, наёмник даже был немного счастлив попасть в плен столь великого мыслящего, как Носолом.
   Шли в Сар вдоль берега реки Нали. К обеду небо затянуло тучами, и пошёл дождь. Не такой сильный, как днём ранее, но всё равно неприятный. На такую погоду поверх облегчённых лат наёмники всегда надевали плащи с капюшонами. О том, чтобы когда-либо снять латы во время путешествия - в отрядах Наёмников Севера речи никогда не могло быть. Пусть это замедляет, пусть мешает, но боец всегда должен быть готов к любой неожиданной атаке. Дети Носолома не стали отходить от этого принципа. Зачем отбрасывать полезные обычаи?
   Путь продлился три дня и ничем интересным не отличился. Дождь то переставал, то вновь начинался. Никто не нападал: ни звери, ни разбойники, ни поржавевшие техномонстры. Разбивали лагерь с заходом солнца, отправлялись в путь на рассвете. Спокойный, размеренный переход. Нужно отдать должное распоряжению Носолома: к Тартору относились почти как к своему: кормили, поили вином и совсем не издевались.
   В Сар вошли через Южные ворота. После недолгого разговора с охранниками, Тартора вывели из кареты. Под конвоем краснокожего драга и нескольких сарских блюстителей правопорядка его отвели в тюрьму. Уж очень мрачными показались её серые стены, из дыр отколотой штукатурки которых проглядывали каменные блоки. И это только снаружи! Что ждало внутри - об этом было просто страшно подумать.
   На входе стоял высокий толстый человек в кожаном плаще до пят. Ростом он совсем чуть-чуть недотягивал до среднего люрта. Его сморщенная в затылке голова была начисто выбрита и жирно блестела на солнце. Левое ухо обломлено. Круглые щёки и подбородок, как и голова, были выбриты наголо. Под носом начинали свой путь густые рыжие усы, трупами толстых змей обходящие стороной пухлые губы, спадавшие на грудь и кончающиеся только у верха выпиравшего живота. На воротниках толстяка блестели два серебряных значка в форме схлестнувшихся мечей - высший символ сарской исполнительной власти.
   - Старина Тар, тебя вышел повстречать никто иной, как сам Глава городской охраны, - сочувствующе похлопал по плечу узника конвоир-драг.
   Толстяк-великан в кожаном плаще (макушка Тартора едва равнялась с его грудью) молча вынул из необъятного кармана мешочек с золотыми монетами и протянул краснокожему драгу.
   - Наёмники Севера - вчерашний день, - сказал ему драг. - Мы теперь - Дети Носолома. Обращайтесь по любому вопросу, в любое время.
   Глава городской охраны едва заметно кивнул и лениво пожал драгу руку. Не сказав при этом ни слова. И всё это время - не спуская с Тартора жгучих ненавистью тёмных углей глаз.
   - Ну всё, Тар, прощай, - вновь похлопал по плечу краснокожий драг, - не судьба мне попить твоей крови и отведать мозгов... Ну и ладно!
   С этими словами "дитё" Носолома откланялось и поспешно зашагало прочь.
   - Мы тебя здесь сгноим, мразь, - злобным, страшным голосом сказал великан и ткнул Тартора кулаком в живот. Удар был настолько сильным, что наёмник согнулся пополам и закашлялся, отплёвываясь кровью.
   - Отведите его в "смертельную камеру", - приказал толстяк и уж слишком ловкой и быстрой для его веса и роста походкой зашагал прочь.
   - Не завидую я тебе, ублюдок, - "подбодрил" конвоир, - вы со своей тупорылой подругой в Садах Осевого убили его сына...
   В глазах Тартора потемнело, кожу стянуло ледяными тисками, а ноги подкосились от невыносимого, обессиливающего страха.
  
   Глава 18: Властелин подземелья
  
   В лагере горели костры, в свете которых Смертоптица казалась исполинским потусторонним монстром, застывшим в ожидании то ли битвы, то ли сытного обеда. И это не могло не внушать трепет.
   Они все были там! Заказанные...
   - Где ты раздобыла такую странную одежду? - вместо приветствия спросила бледнокожая черноволосая и черноглазая женщина, ревностно разглядывая стройную фигуру приведённой Бирюком командирши.
   - Приветствую тебя, Ночная Бабочка, - холодно ответила Филика. Было неописуемо страшно оказаться в логове этих безжалостных убийц. Но держаться нужно уверено: ни на секунду не дать усомниться в себе. Играть задуманную роль, как тяжело бы это ни давалось. - Не твоё дело, где я взяла эту одежду. Но мало того, нет времени на глупые расспросы: ты видишь, у нас здесь раненные...
   - Спишу твою грубость на пережитое. Но мы ещё поговорим с тобой и выясним, откуда ты знаешь имя моего прошлого... - фыркнула Джина и демонстративно зашагала прочь.
   - Вы - устали. Вы - отдыхайте, - люртша с вплетёнными в смолянистые короткие косы и кисточку хвоста цветами выглядела вполне дружелюбно. - Мы скоро кушаем.
   - Спасибо тебе, Тона, - поблагодарила Филика.
   Люртша, кажется, не удивилась, услышав своё имя от незнакомки.
   Остальные "падшие герои" не удостоили вновь прибывших вниманием. Они сидели у костров небольшими группами и о чём-то разговаривали. То ли из-за бликов огней, то ли сами по себе - их лица были задумчивыми и обременёнными.
   Тона оставила гостей у пустовавшего на отшибе лагеря костра и скрылась в разверзнутом металлическими створками чреве Смертоптицы. Казалось, всем до вновь прибывших дела было не больше, чем горилле из Великого Леса - до популярной книги Закрамбо Тифилимбуса "Про градостроительство и туннелекопание". Даже Бирюк куда-то запропастился.
   Вернулась Тона с горой одеял из медвежьих шкур в охапке и лечебными зельями за поясом. Сгрузив всё рядом с гревшимся у костра Тосом, она вновь исчезла. Вскоре опять появилась с полудюжиной тушек зайцев и большим бурдюком.
   Тос самолично обработал своё плечо и как следует приложился к бутылочке целительного отвара. Моррот тоже не стал пренебрегать и смазал вспухший нос, а после - вылакал целых две бутылочки. Пусть вкус у зелья и отвратительный, но здоровье всё равно важнее.
   - Вы - готовить сами. Он сказал. Вы - отдыхаете, берётесь сил. Я - ухожу, - сказала люртша и тут же выполнила обещание - зашагала прочь, к костру, за которым сидели громадный люрт и примкнувший пепельно-шерстный волк Бирюк.
   Дрожь едва можно было сдерживать: тот люрт - никто иной, как Брок. Рядом с ним тускло поблескивал в свете костра двуручный пернач. Филика попыталась отогнать нахлынувшие образы того, что способно сотворить это магическое оружие с врагом, пусть хоть и искусным наёмником.
   - Ты бы укрылась - холод собачий, - порекомендовал Моррот, во всю кутаясь в шкуры.
   - Что? Ах да, холод... - вынырнула из озера размышлений Филика.
   - И что это, Гирен ижорви, у тебя ш головой? - поинтересовался Тос, голод которого превозмог боль: он принялся нанизывать тушки кроликов на палки и ставить их на костёр.
   - С головой? - Филика ощупала макушку: подаренный Арахком костюм незаметно окутал её голову плотным капюшоном. Хоть уши и скрывала материя - слышимость не ухудшилась. Наоборот, стала даже отчётливей, если такое возможно. Командирша вяло попыталась снять капюшон. Но, как она и предположила, ничего не получилось. Тонкая одежда окутывала тело второй кожей. Мягкой и удобной. Да, и очень тёплой, когда это было нужно. Ведь, не смотря на холод, Филика чувствовала себя превосходно.
   - Твоё одеяние меня пугает... - высказался Моррот.
   - Заткнись, тупой крот! - разозлилась Филика. Дальше она понизила голос, чтобы хозяева лагеря не смогли расслышать: - И ты, Тос, тоже помалкивай. Никогда больше не спрашивайте. Ни про Краспа, ни про Ара... вообще ничего не спрашивайте, тупцы. Одежды это в первую очередь касается.
   Моррот с нескрываемым отвращением принялся за недожаренного зайца. Когда нет другого выбора, кроты едят и плоть животных. Но предпочитают в подавляющем большинстве случаев пищу вегетарианскую. Тос был в более хорошем расположении духа и уплетал своего зайца за обе щеки. Филика тоже проголодалась не на шутку, но ела нехотя. Зато пила (а в бурдюке было чёрное вино) за троих.
   Наёмники для вида вели разговор обо всём и ни о чём, а на самом деле: присматривались к сидящим у соседних костров.
   Бирюк, Брок и Тона сидели ближе всех. Волк ничего не ел, а только изредка поскуливал (не до конца затянувшаяся на шее рана от зубов Ворка давала о себе знать). Брок могучими ручищами разрывал кроликов и делился мясом с женой. Запивали еду они из такого же бурдюка, который Тона принесла наёмникам.
   У костра, что был чуть дальше, сидел горбящийся щуп и металлическое чудовище, очертаниями похожее на громадного человека. Вопросов возникнуть не могло: то сидели Камоорн и Лароус. Камоорн ел что-то, отдалённо напоминающее рыбу. А вот Лароус, магомеханический сын Тризолуса, отправлял себе в раскрытую грудь антрацит. Да, именно антрацит, что же ещё может лежать в сером мешке с краснеющей в свете костра надписью "антрацит"?
   Разглядеть сидящих у самого дальнего костра было трудно: угадывались две невзрачные фигуры людей и одного прима. Не иначе как к Дриму с его любовницей Джиной присоединился на трапезу Кич.
   От мысли о том, что одна из невзрачных фигур - никто иной, как сам Дрим Плувер Младший, Филику бросило в ледяной пот. Словно прочитав её мысли, Моррот негромко фыркнул и выплюнул в костёр хрящ зайца.
   Вино быстро вскружило голову. Набитый едой желудок ещё больше расслаблял. Вообще-то, настоящий наёмник в сложившейся ситуации должен был вести себя куда более осмотрительнее. Во-первых, вино и еда могли быть запросто отравлены: если не смертельным ядом, то уж точно - подрывающим силы или развязывающим язык. Во-вторых, даже если заказанные свято верят в благие намерения незваных гостей, то расслабляться отнюдь не стоит. Вино рассеивает внимание, полный желудок притупляет чувства. По большому счёту, сытая и хмельная трапеза - потерянное время. Время, которое вполне можно было использовать более толково: наблюдать, подслушивать, обдумывать план дальнейших действий.
   Словно почуяв более чем благоприятную почву для разговора, к костру наёмников подсел трирукий прим. Когда он заговорил, Филика даже вздрогнула - так тихо и незамечено он подкрался.
   - Я знаю, кто вы такие, - с ходу ошарашил Кич.
   Моррот и Тос удивлённо поглядели на Филику, затем на собеседника. Оба молчали.
   - Неужели? - поинтересовалась вмиг отрезвевшая командирша, словно её окатили холодной водой из ведра.
   - Да, знаю, - Кич обвёл собеседников торжествующим взглядом, - вы - Ищейки Смерти. По крайней мере, большая их часть.
   - Вот как? - Филика, насколько хватило актёрского мастерства, скрыла дикое удивление. Лицо её ровным счётом не выказывало каких-либо эмоций, но внутри велась сильнейшая борьба. Их рассекретили. Значит, причина визита наёмников заказанным ясна, как весеннее утро на берегу мёртвого озера. Кто же это проболтался? Конечно же, Парфлай или один из его прихвостней-примов! Больше никто не мог знать об этом заказе! Зачем же тогда весь этот цирк? Зачем было спасать, лечить и кормить? Перевербовать? Уж очень маловероятно... Тогда, может, упиться реакцией наёмников, пойманных, словно застрявший в узком ущелье слопр? А потом - хладнокровно и болезненно убить. Вполне возможно...
   - Осмелюсь предположить, что моё имя вам тоже известно, - улыбнулся прим и почесал культю.
   - Ты осмелился правильно, нам известно твоё имя. Ровно как имена всех твоих соратников, - поверхностно холодно ответила Филика.
   - Значит, в представлении друг перед другом мы не нуждаемся, - заключил Кич и мрачно ухмыльнулся.
   - Верно говоришь, - согласилась Филика.
   Часто задышавший Тос открыл было рот, но язык окаменел, стоило только поймать суровый взгляд командирши.
   - Дрим послал меня поговорить с вами, - перешёл к делу Кич и хорошенько отхлебнул из бурдюка, выдернутого из рук Моррота.
   - А что, твой хозяин считает низостью самому заговорить с нами? - фыркнула Филика. Выпитое вино придало её словам уверенности, а душе - наглости.
   - Начнём с того, что он мне не хозяин... - Кич обречённо вздохнул, - да я и не надеялся, собственно, на приятный разговор. Ваша репутация бежит впереди вас. Было бы наивно ждать от "безжалостных головорезов" тактичности в разговоре...
   - И правильно, - сердце Филики постепенно переставало бешено стучаться, дыхание становилось всё ровнее, - мы не любим болтунов. Разговор должен вестись с первого слова - по сути дела.
   - По сути... - задумчиво произнёс Кич. - Значит, по сути, нам наплевать на то, как и почему вы оказались здесь, в Заколдованных Горах и какие у вас там счёты с Ворком. Это волнует нас меньше всего. А вот что нас действительно волнует, так это то, что недавно мы отыскали-таки логово Альчирона Третьего. И, так уж вышло, завтра на рассвете мы выступим против него боем. Но вышло ещё и так, что на нашем пути попались вы, профессиональные наёмники. Бой предстоит нелёгкий, и помощь воинов такого класса нам очень даже не помешала бы.
   - Так, я услышал то же, что и все? - встрял в разговор Моррот, чей голос из-за распухшего носа звучал гнусаво. - Ты предлагаешь нам завтра вместе с вами двинуть боем в логово какого-то там Альчи... как там его...
   - Совершенно верно, - глаза Кича зловеще блеснули в свете костра, - нам предстоит серьёзное сражение.
   - А ш чего ты решил, брат-прим, что мы шоглащимщя на это предложение? - поинтересовался оторвавшийся от жареной тушки зайца Тос и тут же продолжил былое занятие.
   - Слухи ходят о вас разные, - заговорил Кич и обвёл собеседников пронзающим взглядом. - Вы жестоки, сильны, хитры и всегда идёте до конца поставленной цели.
   - Это про нас, - улыбнулась польщённая Филика.
   - А ещё вы, - Кич перевёл дух, - не пренебрегаете такими понятиями, как "честь" и "справедливость". Для наёмников это уж слишком редкое свойство... Если это правда, то с нами вы пойдёте без лишних разговоров. Ведь, по большому счёту, если бы не Бирюк, вас и в живых-то не было...
   "И кто говорит о "чести" и "справедливости"? Бездушный палач, спаливший дотла Диду?" - подумала Филика и ухмыльнулась.
   - А вдруг мы откажемся? - прогнусавил Моррот.
   - Тогда у нас не окажется другого выхода, - Кич сделал театральную паузу, - мы заплатим вам за услуги. Вы ведь наёмники, как-никак...
   - Мы поможем вам! И ваши деньги нам ни к чему, - Филика удивилась твёрдости своего голоса, на который обернулись не только собеседники, но и сидящие за другими кострами "заказанные".
   Тут вмешался Моррот:
   - Не нам, конечно, перечить твоей воле, командирша, но, не зная сути дела, ты даёшь согласие... Откуда ты знаешь, вдруг нам суждено умереть в покоях этого Альчи... чтоб его, нерадивого, сожрала стая диких бобросов.
   - То, что здесь без прихотливой дамы Судьбы не обошлось - понятное дело, - заговорил Кич. - Неспроста она вас в эти дебри забросила, ох неспроста, - у наёмников, всех как у одного, похолодело внутри, - и неспроста мы с вами встретились. Было бы глупо толковать эту встречу, как вашу погибель. Наоборот, Судьба свела нас, по мнению Дрима и многих остальных, как раз для того, чтобы избежать сильных потерь. Имея по нашу сторону таких союзников как вы - с Альчироном Третьим и его армией будет гораздо проще разобраться.
   - Ах, - вскинул руки к ночному небу Моррот, - у этого Альчи... чтоб его изодрали шакалы, ещё и армия есть?
   - А как же... - буркнул Кич.
   - Я не верю и никогда не верила ни в Судьбу, ни в кого-либо из божеств... - Филика осеклась, явно прокручивая в голове что-то уж очень неприятное. - Нет, конечно же, они есть... Но дела им до нас, простых смертных, не больше, чем нам, к примеру, дела до, - она защёлкала пальцем и завертела головой, словно искала на земле оброненную вещь. - О! До муравьёв! - командирша подняла с пола толстопузого с ноготь муравья. Насекомое отчаянно завертелось в попытке вырваться и по возможности укусить мучительницу. - Вот видите, ползал себе и ползал. Стоило мне его поднять - как тут же засуетился. Мне он - маленькая букашка, которую я в любой момент могу раздавить пальцами. А я для него? Страшное возмездие с небес, пришедшее мстить за его грехи и ошибки, ну и в таком же духе. А мне, если честно, до этой козявки дела нет, - она отбросила муравья в сторону, - вот он сейчас побежит к себе в муравейник и начнёт собратьям трепаться, что божество его "помазало", сделало избранным. Но ведь мне было с самого начала наплевать на этого муравья, верно? И сейчас наплевать тоже. Я просто подняла его с пола, чтобы показать вам его беспомощность. А теперь представьте, какой бы переполох произошёл в муравейнике, вступи я в него ногой. Совершенно случайно прогуливаясь - раз, и наступила. Я бы даже не заметила, пошла бы себе дальше. А мелким обитателям муравейника - это целое стихийное бедствие...
   - В твоих словах, Филика, конечно же, есть здравый корень, - заговорил Кич. - Но есть ведь мыслящие, которым, в отличие от тебя, муравьи не безразличны. Есть, к примеру, малолетние садисты, которым нравится палить насекомых заживо солнечным светом сквозь увеличительное стекло. Но есть и такие, кто, увидев этих садистов, друт им уши...
   - Да, вот только это относится к мыслящим! - завелась Филика. - Только к мыслящим и ни к кому больше. Обитатели потустороннего мира чхали на нас... - глаза командирши заметно увлажнились, но она и не собиралась останавливаться. - Они плюют на наши проблемы. На все наши мольбы и надежды. Если мыслящие и замечают изредка муравейники, то боги нас в упор не видят. До тех пор, пока наши души не улетят в их мир. И то, после этого относятся к ним не больше, чем к закуске...
   - Я не стану с тобой спорить, - развёл руками Кич. - Спорщик из меня, в последнее время, совсем никудышный. Пусть конечное слово за тобой, но моё отношение к богам и иным потусторонним силам останется прежним. И никогда не изменится.
   - Эх, был бы ждешь Тартор, он бы пошпорил, - то ли с облегчением, то ли с досадой вздохнул Тос.
   - И вправду, мы совсем про Тартора забыли, - подхватил Моррот. - Интересно, как он там, у подножья гор?
   - Отшыпаетщя, ленитщя, но точно не по горам лажает и на "кожаных крыльях" летает, - предположил Тос и тут же виновато поглядел на командиршу: не ляпнул вдруг чего лишнего?
   Лицо Филики не исказилось в гневе. Тос облегчённо выдохнул.
   - Кич, у нас есть ещё один боец, но он у подножья гор охраняет кареты, - заговорила Филика. От её былой взвинченности не осталось и следа. - Думаю, ваша Смертоптица вполне способна до рассвета слетать туда и обратно...
   "Вот тут мы с вами и разберёмся, - скрывался за словами командирши настоящий смысл, - прилетите к каретам, а там изготовленная Парфлаем бомба... Мы её незаметно вам в салон забросим, а сами скажем, что передумали и помогать не будем. Они взлетят, расстроенные, но гордые, а тут-то в небе фейерверк и вспыхнет... Вот ведь как легко всё! Контракт выполнен! Вторая половина несметного богатства в наших руках!"
   - Увы, это невозможно, - вмиг развеял приятные мысли Кич. - Смертоптица не сдвинется с места, пока враг не будет повержен!
   - Ну и новость! - хлопнул себя по бедру Моррот.
   Тос жадно припал к бурдюку.
   - Вот! А я думаю, что это меня так гложет... Почему мы вообще вам нужны? - спросила Филика. - У вас ведь есть столь мощное... эмм... что оно там, животное или машина?
   - Смертоптица - ручной техномонстр, доставшийся нам как трофей в чудовищной и кровопролитной битве, - ответил Кич. - Увы, воспользоваться её мощью против Альчирона мы не можем. Мы, если начистоту, попали в его западню...
   - Хм... - неслаженно хмыкнули наёмники.
   - Думаю, мне давно бы уже следовало рассказать, против какого врага вы согласились выступить, - хлопнул себя по лбу Кич. - А то мы так до утра без дела толковать будем.
   - Валяй, - чуть кивнула Филика.
   И Кич вальнул:
   - Мы не удивляемся тому, что вы знаете наши имена и даже название трофейного техномонстра. Ещё бы: хороший наёмник должен знать очень и очень многое. В нашу очередь, не слышать про вас - тоже было бы большой глупостью. Хотя, спрашивается, кто в центральной и западной части Главного Материка не слышал про Ищеек Смерти? Да, ваша слава действительно впечатляет. Маленький отряд из пяти мыслящих, давший хорошую оплеуху многотысячной гильдии Наёмников Севера.
   - Уже четырёх, - гнусавый голос Моррота звучал как никогда жалостливо, - бедняга Лирк...
   - Простите, я не знал, - извинился Кич и после короткой паузы продолжил: - Раз вы слышали наши имена, значит, вы просто не могли не слышать о наших деяниях. По крайней мере, об одном. Около трёх лет назад на земли Объединённого Королевства Сарбонии и Западной Картурии легла тень ужасной напасти: техномагической армии Верховного Мага королевства Техмаг Тризолуса Первого. В общем, жертвами его полчищ стали города Новый Бур, ныне почти отстроившийся за репарации из Техмага, Тимпанус, новые власти которого только недавно принялись за восстановление города и Стальня, лежащая и по сей день в руинах.
   Сикрофус Двадцать Восьмой - новый Верховный Маг Техмага - куда лучший, а главное - не воинственный правитель. Он мудр, его голова полна незаменимых знаний, а магическое существо в его крови мощно и многогранно. Выбранный им путь - применять свои знания во благо. Но не таков уж был его предшественник Тризолус, чьё чёрное, как антрацит, сердце жаждало лишь власти и подчинения своей воле любого ослушавшегося. Без ложной скромности скажу, что нам удалось перебить все его планы. Ну, почти все... Нам удалось убить Тризолуса, а вместе с ним - его самое страшное изобретение Форт Террора и дигровую долю армии техномонстров. На Смертоптице, которую нам удалось заполучить, находилась одна из главенствующих рубок управления армией. Её-то мы и использовали, чтобы натравить этих мерзостных магомеханических отродий друг на друга. Но всем техномонстрам не суждено было подохнуть в тот день. Благо, они хоть успели разорвать Форт Террора на части. Кто-то отдал приказ из перебивающей все иные приказы рубки, расположенной в столичном замке Тризолуса и остатки магомеханической армии, что те тараканы, разбежались по всему Главному Материку. Мало того, зачуяв Смертоптицу (а её магические волны механические паршивцы чуют за несколько километров), они прячутся. Но самое обидное, что приказания из нашей рубки они попросту игнорируют. Вы даже и представить себе не можете, в каких местах нам их приходилось обнаруживать...
   В общем, мы уже три года летаем по свету и отлавливаем удирающих от нас техномонстров. Это, конечно, трудная и нудная в большинстве случаев работа, но ведь должен её кто-то делать? А раз взялись противостоять Тризолусу, то тут уж сами боги велели нам расхлёбывать его наследие.
   Так вот, кто-то отдал приказание из замка. Нас это крайне заинтересовало: отдышавшись и набравшись сил, мы направились прямиком в Магарран, столицу Техмага. Там нас встретили со всеми геройскими почестями и тому подобной чепухой. А мы-то думали, что боем пробиваться придётся. В общем, виной радушному приёму - Сикрофус Двадцать Восьмой, который уже тогда был выбран Верховным Магом. Как они так быстро пронюхали о смерти прошлого Верховного и, главное, нашем в этом участии - ума не приложу. Хотя, удивляться не приходится - они ведь там, в Совете своём, маги одни... Есть подозрения (вполне даже обоснованные), что Сикрофус ещё до нашего вмешательства в планы Тризолуса готовил переворот. Так это или нет, а встретили нас как героев. Верховный Маг не отходил от нас ни на шаг, всё нахваливая "великий подвиг для всего Главного Материка". По первой же просьбе, он отвёл нас в рабочий зал Тризолуса, к рубке управления. Рубка была уничтожена (кем, неизвестно), и толку от неё было не больше, чем от зонта в ясный день.
   Установить, кто же причастен к перебившим наши приказаниям так и не удалось. Зато удалось узнать, что через день после гибели Тризолуса, из Совета исчез один маг. Как вы уже догадались, звали его Альчирон Третий. Кстати, исчез он не просто так, а прихватив с собой часть секретных чертежей устройства техномонстров. Этот факт нас совсем не обрадовал. Рано или поздно, мы ожидали, что он проявит себя. И, совсем недавно, так и случилось. Мы наткнулись на рыщущего у подножья Заколдованных Гор четыренога. Техномонстр, учуяв Смертоптицу, совсем не собирался прятаться, как это делали выжившие техночудища Тризолуса. Но мало того, разглядев в подзорную трубу, мы обнаружили, что он был абсолютно новым и немного отличался от тех четыреногов, с которыми нам доводилось сталкиваться. Его панцирь был более скруглённый, а лапы короче. Но сомнений быть не могло, магический механизм построен по принципу четыренога. С некоторыми изменениями. Уж хотелось бы, чтоб в худшую сторону... Так вот, мы не стали его уничтожать, а пустились в погоню: это оказалось совсем не сложно, так как четыреног попросту не обращал на нас внимания. Или делал вид, что не обращал... В любом случае, он привёл нас к развалинам древнего города, ограждённого гребнями скал. Механизм скрылся в скальной пещере. А мы, по простоте душевной, посадили Смертоптицу невдалеке, за горным перевалом.
   Вскоре мы поняли, что попались в самую простейшую западню: сев на землю, Смертоптица перестала реагировать на команды, словно погрузилась в непробудный сон. Тут гадать нечего, кто-то или что-то насылает на неё усыпляющие волны. В Заколдованных Горах хватает своих магических странностей. Может быть, в этом причина. Но уж слишком маловероятно, ведь в этих местах мы бывали достаточное количество раз, и ничего подобного не происходило. Скорее всего, это делается умышленно. А чтобы создать генератор подобных волн нужно, как минимум, обладать громадными знаниями об устройстве техномонстров. Чертежами, к примеру... В общем, мы сложили все "за" и "против" и пришли к выводу, что в ловушку нас поймал никто иной, как Альчирон. Пока что столкновений с его армией (а мы уверенны, что он уже успел создать достаточное количество техномонстров) не было. Но тучи сгущаются, в воздухе витает невидимая угроза, растущая с каждым днём пребывания здесь.
   Нам остаются два выбора: либо сидеть здесь, как подсадные утки, и ждать нападения, либо напасть самим, застав неприятеля врасплох. Ну, хотелось бы верить, что врасплох... Как вы уже поняли, мы выбрали второе и назначили выступление на завтрашнее утро. Придётся лезть в скальные туннели и вести бой с поджидающей там неведомой опасностью. К счастью, вы оказались неподалёку. А с такими могучими соратниками нам - море по колено!
   - Теперь вы понимаете на какой риск можете пойти, - Дрим Плувер Младший словно выплыл из темноты в свет костра. - Я слышал твоё решение, Филика, но оно было вынесено ещё до того, как вы обо всём узнали. Так что сейчас последнее слово за тобой.
   "Высокий, стройный, молодой, хоть и с печатью бед и тягот всех мыслящих Материка на лице. Совсем не страшный и злобный, каким рисовало взбушевавшееся воображение..." - намётанным женским глазом оценила Филика.
   - Я не привыкла менять своих решений, - отрезала командирша. - Вы спасли наши жизни. Достойная расплата за этот поступок - помочь вам побороть врага.
   - А твои спутники с тобой согласны? - не унимался Дрим.
   - Что ж, ваши лечебные желья и мажи творят чудеша - рана на плече уже почти не болит, - заговорил Тос. - Да и что, в шамом деле, мне эта рана? Левая верхняя рука плохо работает, ну и что? У меня ещё три в жапаще! Главное, её привяжать туго, чтобы оштальным дело делать не мешала! Я шоглащен ш командиршей. Но даже ешли бы и не был шоглащен, вщё равно подчинилщя бы её воле.
   - А ты? - Дрим вопросительно посмотрел на Моррота.
   - А что я? - прогнусавил крот. - У меня-то и раны особой нет - так, нос вспух немного. В бою это не помеха. К тому же, я наёмник подневольный. Что мне скажут, то и делаю. А если честно, то жизнью я вам обязан. А долги отдавать привык...
   - Рад, что вы с нами, - на лице Дрима появилась уставшая улыбка, - завтра мы дадим славный бой Альчирону и его техномонстрам. А теперь нужно поспать, набраться сил.
   Дрим зашагал к дальнему костру. Кич, пожелав всем спокойной ночи, отправился следом.
   Наёмникам ничего не оставалось, как завернуться в медвежьи шкуры (кроме Филики, которую и без них тепло грел подаренный богом пауков костюм) и предаться в объятья сладостного сна.
   "Нет, не похожи они на хладнокровных убийц, ни Кич, ни Дрим, ни рискнувший ради незнакомцев жизнью Бирюк. А Джина, так уж подавно непохожа! Ей больше к лицу роль торгашки вяленой рыбой на рынке Камбалирона" - подумала Филика и провалилась в крепкий младенческий сон.
  
   Предрассветное зарево окутывало горы. Ночь лениво таяла под натиском вступавших в свои права солнечных лучей. Следом за темнотой, принялись таять звёзды: они растворялись в светлеющем небе, словно сахар в горячем чае. Истошно прокричала горная птица, явно приветствуя начало нового дня.
   Из наёмников, Тос проснулся первым. Чувствовал себя он вполне бодро, хотя рана в левом плече не переставала о себе напоминать пульсирующей болью. К нему тут же подошёл Кич. Хозяева Смертоптицы давно проснулись и, кажется, ждали пробуждения новых союзников. Все уже были одеты в облегчённые латы.
   - Как твоё плечо? - поинтересовался трирукий прим.
   - Да прекрашно, - отмахнулся Тос.
   - Ты, на всякий случай, обработай его ещё раз, да и настойки выпей, - Кич протянул ему две бутылочки. Тос не стал отказываться.
   Шум голосов тут же разбудил Моррота и Филику. Кажется, они проснулись в один и тот же миг.
   - Ваш завтрак в мешке, у кострища, - сказал наёмникам Кич. - Вяленая курятина.
   - Гирен изорви сотню младенцев, меня уже воротит от этой курятины! - протирая глаза после дурного сна, выругался Моррот. - Клянусь детьми Тоса, которых у него никогда не было и, скорее всего, никогда уже не будет, как выйду на заслуженный отдых - всех курей в округе вырежу!
   Кич поглядел на сварливого крота с сожалением, но говорить ничего не стал.
   - Давайте, ребятушки, времени в обрез, - заговорила Джина, всё не переставая коситься на Филику. - На все утренние дела вместе с завтраком у вас не больше двадцати минут. Так что поторапливайтесь.
   "На все утренние дела" у организованных наёмников ушло не больше пятнадцати минут. Шустрые, что тут скажешь...
   - Значит так, - голос Дрима звучал строго и сосредоточенно. Обращался он к наёмникам, - вы, скорее всего, уже сталкивались с техномонстрами - старыми, проржавевшими железяками. И, возможно даже, уничтожили минимум одного из них. Так вот, те рухляди не идут ни в какое сравнение с теми порождениями злого гения магии и технологии, с которыми нам доведётся сегодня столкнуться. Дело усложняется тем, что механизм, который заманил нас сюда, хоть и похож на начальную модель четыренога, но всё же имеет заметные отличия. А значит, есть вероятность того, что его уязвимые места будут расположены не там, где мы привыкли их находить. Но вам, Ищейкам Смерти, это и без разницы, собственно. Вот теперь растопырьте ушки и слушайте. Если перед вами возник техномонстр, и вы не знаете, где расположен его аметистовый кристалл - сердце, с заточённой душой свирепого животного - не впадайте в отчаяние, а наносите удар по глазным линзам. Надеюсь, что такое глазные линзы - объяснять не нужно? Вот и замечательно. Теперь вторая наружная болевая точка - выхлопная труба. Если её повредить так, что отработанный газ перестанет выходить из неё, паровой двигатель техномонстра быстро перегреется и взорвётся. Это тоже ясно? Ну, вроде бы главное вам сказал. А остальные точки уж сами находите, по ситуации. Ноги тонкие - рубить, дуло пушечной башни - выводить из строя... Справитесь?
   - А то! - ухмыльнулась Филика. - Было бы оружие...
   - Да и броня не помешала бы... - совсем невзначай подал голос Моррот. Как известно, кроту самая простая кольчуга милее клинка из Стальни. Острые когти на руках - для него лучшее оружие.
   - Этого добра у нас навалом! - обрадовала Джина. - За мной, в оружейную. Мы там для вас кое-что приготовили.
   Ищейки Смерти проследовали за Джиной в металлическое чрево спящей Смертоптицы. Осматриваться по сторонам времени не было, но Филика успела вскользь пройтись взглядом по рубке управления: широкие смотровые окна со всех сторон, рычаги, кнопки... Как раз самое лучшее место, чтобы подложить бомбу... Жаль, что слишком уж заметное...
   В оружейной наёмников поджидали облегчённые латы - слегка поношенные, но ещё в пригодном для боя состоянии. Это были запасные латы Джины, Кича и Дрима. С размером, правда, повезло не всем. Тосу латы пришлись впору. Филике тоже. А вот на низкорослого Моррота грудной панцирь Дрима был уж слишком громоздким. Пришлось отыскать старую кольчугу Джины. Кольчуга, по правде сказать, в рукавах была великовата, а в груди маловата, но в разумных пределах. Носить можно. С поножами проблем ни у кого не возникло. Шлемы сели на головы наёмников идеально. Выполненные из блестящего на солнце металла, спереди они золотились фигурой раскинувшего крылья орла: хвост защищал переносицу, в крыльях зияли прорези для глаз, голова орла была устремлена вверх, к небу. А ведь воспаривший ввысь золотой орёл издревле считался символом доблестного защитника страждущих и угнетённых...
   Оружия хватало в достатке. Каждому наёмнику Джина выдала по рожку, наполненному взрывным порошком. Филике достался кремнёвый мушкет, четыре пистолета и короткий меч - как раз то, что хотела. О пулях и порохе тоже не забыли. Тос выбрал своё любимое оружие - кистень с длинной цепью с бугристым металлическим шаром на конце. Так же он попросил два кинжала и тут же подцепил их на пояс. Моррот решил обойтись без оружия.
   Прибавивший в составе отряд был готов к бою.
   Солнце уже полностью вылезло из-за горизонта и весело расплёскивало свой живительный свет по снежным макушкам Заколдованных Гор.
   Дрим приказал отправляться в путь.
   На преодоление перевала ушло не больше двух часов. Техномонстры на пути не попадались. Шли парной колонной: во главе Дрим с Броком, за ними следом Камоорн с Кичем, потом Джина с Тоной, Филике выпало идти с Лароусом, Тос шёл с Морротом, замыкал колонну вывернувший назад уши Бирюк, то и дело настороженно оглядывающийся. Вскоре открылся удивительный вид: руины древнего города плескались в солнечном свете. Серые, потускневшие обломки когда-то величественного города словно ожили, заиграли солнечными красками. Будто бы и не были никогда руинами, а всего лишь плодом древней архитекторской мысли. Мысли, неподвластной пониманию современности. Но это только так казалось. Чем ближе путешественники подходили к руинам, тем отчётливей открывалось их истинное лицо. Навеянный расстоянием глянец обретал унылые формы: поросшие мхом и травой развалины причудливых зданий, навалы камней, проржавевшие металлические балки, растущие из трещин в разбитых каменных дорогах пышные кусты красных и белых трествольников...
   - А ведь вся вереница наших головокружительных приключений началась с путешествия в подобные руины! - ностальгически припомнил Кич.
   - Как бы она этими руинами и не закончилась... - буркнул Дрим.
   Камоорн, за всё время не перемолвился и словом с наёмниками. Будто бы ему язык отрезали. Суровый и не общительный, что ли? Только пялился на костюм филики и всё тут. Ну, Водруса ему судья...
   Идущий рядом с Филикой Лароус тоже был не многословен. Поначалу командирша боялась заводить разговор с громадным механическим человеком, но потом интерес победил здравый смысл и она заговорила:
   - Так ты... вы - истинный наследник престола королевства Техмаг?
   - Хорош наследничек, - мёртвым хрипом отозвался Лароус, его выпуклые глазные линзы и металлический панцирь поблёскивали на солнце, - груда металлолома, а не наследничек.
   - Ну, вы слишком к себе строги... - превозмогая отвращение к металлическому человеку, выдавила Филика.
   - Льстивая красавица, - донеслось из треугольного сетчатого разговорного отверстия, - был бы я сейчас во плоти, ох бы мы с тобой потолковали так потолковали. Я, знаешь ли, в своё время был завидным женихом.
   - Не сомневаюсь... - ухмыльнулась Филика.
   - И тебе не составило труда так просто предать отца? - вмешался в разговор идущий следом Моррот.
   - Кого, Тризолуса? - лишённый эмоций голос Лароуса, как показалось наёмникам, принял злостный оттенок. - Этого подлого детоубийцу? Этого одержимого умалишённого? Чудовищного кровопускателя и тирана, не ставящего жизни мыслящих и в копрь? Хах, нет, я не предал его. Я сделал то, что нужно было сделать, лишь бы остановить порождённое им безумие. Это он предал меня, лишив человеческого тела и заточив в эту громоздкую и бесполезную магомеханическую тюрьму.
   Моррот не нашёл что ответить.
   Дальше шли молча.
   За навалом камней блеснула на солнце стальная конечность четыренога.
   - Не стрелять! - приказал Дрим.
   Уничтожить выползшего из-за навала камней четыренога не составило бы труда. Но, было решено следить за его действиями и нападать лишь в том случае, если механизм проявит признаки агрессии. А четыреног и не собирался их проявлять. Будто бы не замечая незваных гостей, техномонстр с наваленными на спину брёвнами деловито шагал по своим делам. Теперь можно было лучше рассмотреть эту модель техномонстра: в отличие от прошлого, у него не было орудийной башни. Спина была гладкой, вогнутой - идеально приспособленная для штабелей брёвен. Из левой стороны спины торчали две тонкие шарнирные конечности, которыми магомеханизм "придерживал" брёвна. Под глазными линзами у механизма топорщились крупные серпоподобные металлические жвала. Этими жвалами он мог бы вполне перекусить мыслящего пополам, ну, или повалить дерево...
   Четыреног скрылся в широкой расселине посреди навала валунов. Расселина плавно перетекала в подземный туннель. Достаточно просторный: волку можно свободно развернуться. Тёмный в основании, туннель вдалеке зловеще горел приглушённым красным светом. Любому сразу понятно: добра от спуска под землю ждать наивно...
   - Ну что ж, братья и сёстры, - заговорил Дрим больше для порядка, чем для дельности: каждый и так знал, что нужно делать, - не зевать, быть в полной готовности. Сейчас мы спустимся вниз. Идём той же колонной. Вперёд смотрим с предельным вниманием. Здесь ограниченное пространство. Думаю, в бою у каждого хватит ума не задеть кого-либо из своих... И это... вероятность нападения со спины исключать ни в коем случае нельзя. Бирюк, ты уж следи там...
   Волк кивнул.
   Предвкушая тяжёлый бой, путешественники вошли в туннель.
   Своды туннеля были укреплены мощными балками, электрические светильники с истошным жужжанием извергали красноватый свет. Пахло сыростью и гарью.
   Шли медленно, осторожно. Опасаясь за каждым поворотом - а в туннеле их было неисчислимое множество - встретить засаду. Но опасения, к превеликому счастью, не подтверждались. Выходя на очередной перекрёсток или упираясь в многорукавные разветвления ничего кроме отсутствия неприятеля нельзя было встретить. И это нагнетало обстановку. Нервы натягивались, словно музыкальные струны: уж лучше бой, чем мучительное, неопределённое ожидание. К тому же, постоянно растущий гул, полный перестуков и лязга, душевного равновесия не добавлял.
   Дорогу выбирали наобум. У первых нескольких разветвлений Дрим задерживал всех в попытках прислушаться к плещущемуся в его крови магическому существу. Но то ли существо решило вздремнуть, то ли нарастающие гул и напряжённые нервы сказывались - какого-либо совета дождаться от существа не удавалось. Поэтому шли наугад. Ну, не забывая при этом создавать карту: наносить все ходы и повороты на бумагу. Картографом назначили Кича. С обязанностью прим справлялся отменно. Сразу видно - занятие ему не в новинку.
   У наёмников не было времени посовещаться по поводу заказа. Сделать это ночью в лагере - опасно. А с раннего утра и по сей час - уединиться возможности не представилось. Вот и не было в головах наёмников чёткого плана дальнейших действий. Разве только - продолжать претворяться дружелюбно настроенными к "падшим героям". И следовать повсюду, в какую бы беду те не затягивали.
   Мысли Филики пребывали в смятении. Если раньше она чётко представляла себе заказанных хладнокровными убийцами, безжалостными, бездушными и суровыми, то сейчас всё обстояло совершенно иначе. Да, на их лицах иногда можно прочесть жёсткость и силу. Но отнюдь не жестокость и злобу. Описание Парфлая не совсем совпало с действительностью. Этот стрек явно хотел внушить наёмникам своё видение. Но... Разве не каждый мыслящий так или иначе пытается навязать другому свой взгляд на вещи?
   Дида... О том, что поселение было выжжено не знал только лишённый зрения глухонемой. А вот кем... Ночью кто-то напал, а утром от домов и их обитателей остались одни угли. Ни одного очевидца не осталось. Были ли виноваты в этом победившие Тризолуса? Где доказательства? В принципе, Парфлай мог запросто оклеветать героев в своих корыстных целях. Он ведь сам признался, что в прошлом был помощником именно Тризолуса. И не какой-нибудь сошкой мелочной, а капитаном Форта Террора! Видите ли, изменился он, стал добрым. Да попробуй, в зрелом-то возрасте, сильно измениться! Даже стреки, пусть и странная раса, но не настолько, чтоб уж так отличаться от остальных. У мыслящих всех рас души похожи...
   Ну, допустим, каким-то чудом Парфлай и изменился. Допустим, его слова правдивы. Убивать, при чём подло, в спину (а заказанных можно было умертвить лишь таким способом, прямой схватки наёмники бы не выдержали) тех, кто рисковал своими жизнями ради сотен тысяч жизней мыслящих, которых не знали. И какова благодарность? Имена и поступки спасителей практически никто во всём Главном Материке не знает. У кого бы тут нервы выдержали? Очередной плевок в лицо, вот герои и выжгли неблагодарных жителей Диды. А что здесь такого, ведь, по большому счёту, эти жители погибли бы от смертоносных лап техномонстров Тризолуса. Что-то вроде расплаты по счетам...
   Имеют ли Ищейки Смерти право вершить возмездие над теми, кто просто совершил правосудие, пусть и кровавое? Ведь Филике как-то доводилось побывать в Диде. И жители в ней были мягко сказать далеко не лучшими представителями рас мыслящих. Алчные, жадные, брехливые и завистливые. А их торгаши чего только стоят... Хотя, смерть - уж слишком жестокое наказание.
   Двадцать тысяч! Перед глазами Филики посыпался град золотых монет. Какая мораль, когда на кону такие деньги? Всего один раз переступить через себя (в случае, если заказанных оклеветали) и всё. Больше не нужно мёрзнуть и гнуть спину в тяжёлых путешествиях, не нужно дырявить черепа мерзавцев. Когда у тебя есть деньги, за тебя работу должны делать другие. Наладить свою сеть наёмнических услуг, подобную гильдии Сификура Пятого. Взять в долю Тоса и Моррота. Да, если подумать, можно даже этого невыносимого кишкомота Тартора взять тоже. Они-то помогут во всём. Эх...
   А вообще, если армия Тризолуса была настолько могущественна, а Верховным Магом двигала только жажда разрушений и убийств, то злобная участь никого из Ищеек Смерти не миновала бы. Умерли бы в неравном бою с отрядами техномонстров...
   Ну да ладно, это всё не существенно. Нужно посоветоваться с остальными. Впереди судьбоносное решение, груз которого Филике совсем уж не хотелось взваливать только на свои плечи.
   Тос шёл рядом с Морротом. Впереди зловещим красным туннельным светом блестела металлическая спина Лароуса. Позади крался Бирюк. В размышления наёмника о заказе Парфлая диким, сметающим всё на пути вихрем ворвались воспоминания о прошлой жизни. Будучи молодым и глупым, Тос Виконт Симыргор, первенец и единственный сын Виконта Гропара Симыргора, известного землевладельца и сенатора города Нортисп, унаследовал огромное состояние. Так уж вышло, что родители Тоса погибли от рук "грабителей", направляясь домой после званого бала высших сословий. "Грабители" перерезали горла несчастной семейной паре, сбросили тела в водосточную канаву, распотрошили для виду салон кареты, словно искали припрятанные сокровища, и скрылись в неизвестность. Кстати, выражение "в неизвестность" очень хорошо подходит к данному случаю: Тос совсем скоро выследил убийц (благо, денег на подкуп информаторов и рвения было в достатке) и сделал с ними такое, что никто бы не смог опознать в изувеченных, исковерканных останках намёки на принадлежность какой-либо расе мыслящих...
   Через несколько дней на место Виконта в Сенате пришёл Кирпир Зелиус. Кирпир отслужил своё офицером в тайных городских войсках и, казалось, к зрелому возрасту вышел на заслуженную почётную должность. Пусть былой сенатор и оставил этот мир не по своей воле... В общем, под одной из многочисленных пыток убийца родителей Тоса сознался, что "ограбление" - было тщательно запланированным действием "по освобождению желаемой должности".
   До элитного шпиона в отставке Кирпира Зелиуса было гораздо сложнее добраться, чем до грубых и недальновидных исполнителей его замыслов. Кровавым путём вступившему в должность сенатора Кирпиру не составило труда предугадать желание Тоса отомстить за родителей. Усиленной охраны, день и ночь не сводившей глаз с хозяина было достаточно. Если заточить и пытать двух наёмных убийц, отсиживающихся в заброшенном доме на отшибе Нортиспа и явно не просыхающих от длительного запоя, у Тоса хватило хитрости, силы и смекалки, то против целых отрядов настороженных вооружённых бойцов шансы были ничтожны. Но желание отомстить не давало наследнику рода Симыргора покоя.
   Ещё в раннем детстве няньки и учителя отмечали буйный, противящийся любым правилам характер Тоса. И с возрастом эта тяга к анархизму росла непомерно. А будучи уже зрелым и самодостаточным примом, Тос не стеснялся публично показывать своё пренебрежение любым мыслимым и немыслимым устоям общества. И у него находились последователи. Дошло до того, что вокруг Тоса роилась целая шайка анархических единомышленников. Тос никогда не был против их компании и частенько закатывал пирушки в родовом имении. Как это ни странно, родители никогда не вмешивались во взгляды сына. Видимо, живущему всю жизнь по чужим законам и участвующему в создании новых, сенатору хотелось видеть брешь в приевшейся ему работе. И он видел её в лице своего чада. А мать попросту безмерно любила первенца и ещё с пелёнок спускала с рук любую шалость.
   После смерти родителей Тос не прекратил приёмы анархистов. Наоборот, зачастил с ними, призывая новых желающих. Но, в отличие от прошлых безобидных пьянок и оргий, на этот раз каждая встреча имела всё более политический уклон. Тос всё чаще высказывался против "зажравшихся и обнаглевших сенаторов, диктующих свои тупые взгляды свободным горожанам Нортиспа". Единственный выход избавиться от гнёта - пойти штурмом на здание Сената.
   Собственно, восстание Тос поднял лишь с той целью, чтобы добраться до Кирпира Зелиуса.
   Но у бывшего шпиона и убийцы славной семейной пары Симыргоров свои люди были повсюду. О надвигающемся штурме всё стало известно в тот же день, когда он был задуман. Подавить восстание оказалось смехотворно просто.
   Вначале Тоса хотели публично четвертовать, но благодушный "друг его отца" Кирпир попросил смягчить наказание "оступившемуся чаду столь величественных родителей" и сослать смутьяна на серебряные прииски Шахтной цепи. Судьи решили удовлетворить просьбу "друга семейства". Как по Тосу: уж лучше четвертование, чем подобная участь...
   Первое время каторги Тос видел перед глазами только лицо подлеца Кирпира Зелиуса. Жажда мести была сильна, как ещё никогда. Но... тяжёлый и мучительный труд постепенно выбили из Тоса всё: желание жить, желание мстить, желание желать...
   До сегодняшнего момента!
   Гирен изорви его и его детей! Тос вновь ощутил, казалось навсегда забытое, дикое желание скрутить шею Кирпира. Этот ублюдок испортил приму всю жизнь. Из плюющего на всех и вся богатого наследничка, эта тварь превратила Тоса в бывшего каторжника и наёмника. Сколько страданий и лишений пришлось перетерпеть из-за этого пожирателя бобросовых экскрементов!
   Бирюк спас их от Ворка. Вот в чём причина. Так уж вышло, что благодаря этому Тос вновь ощутил ценность жизни. Вернее, не только благодаря этому: тут виной целостное приключение в Заколдованных Горах. И подъём на скалу, и блуждание в лабиринте бесконечности, и полёт на "кожаных крыльях". Что ни говори, а Горы воздействуют на мыслящих, по глупости или по необходимости ступивших на их каменистую почву. И не всегда плохо. Тот же лабиринт. Уродливое чудище гналось за Тосом, хотело поглотить, изничтожить... Прим нашёл выход. Теперь-то Тос понял: это такая манера Заколдованных Гор общаться с гостями. Горы доносили послание. Нужно быть только полным остолопом, чтобы разгадать его только сейчас, а не раньше! Чудовище - олицетворение бездействия. Если будешь стоять на месте - оно поглотит тебя, уничтожит. Бесконечные коридоры лабиринта - ни что иное, как сотни занятий, которыми можно оттягивать встречу с бездействием. Но! Выход есть лишь один. Можно до скончания дней бродить по жизни, занимая себя всевозможными делами, не относящимися к истинным стремлениям. И только отыскав путь к стремлениям (а порой, чтобы понять каково твоё призвание, нужно пройти не один десяток километров извилистых коридоров лабиринта) можно найти выход. А ведь как часто этот спасительный выход находится прямо перед нашим носом...
   Поквитаться с убийцей родителей, восстановить родовую справедливость, отобрать у незаконных владельцев свои земли и продлить славный род Симыргоров - вот истинное призвание Тоса в этой жизни!
   Раз уж Тос обязан жизнью волку, то и вреда ни ему, ни его друзьям никогда не причинит. Но вначале нужно выплатить должок спасителю: уничтожить Альчирона с его механической армией. А потом Тос покинет Ищеек Смерти и отправится в Нортисп. Плевать на деньги! Есть вещи поважнее. Такие как месть, к примеру...
   Моррот шёл молча. Ему всё надоело. Ему было плевать на заказанных. Ему не хотелось принимать каких-либо решений. Сладостные суицидальные мысли всё чаще бороздили его голову.
   За очередным поворотом показалось выкрашенное красным светом тело четыренога. На спине механизм нёс навал брёвен. Возможно даже, это тот самый четыреног, который заманил всех в эти туннели.
   - Это не боевая модель, - предположил Дрим и его твёрдый голос эхом прошёлся по осклизлым стенам туннеля. - Рабочий или вроде того. Так, первыми в бой не вступать. Ясно? Не будем делать резких движений.
   - Я ненавижу механических ползунов, - воспротивился Брок. - Я хочу убивать их.
   Будто бы учуяв угрозу в мощном голосе люрта, четыреног скрылся за одним из поворотов.
   - Да, старина Брок прав, - поддержал Кич. - От техномагических паршивцев ждать добра - наивно. Как по мне, отстреливать их нужно.
   - А я согласна с Дримом, - вступила в спор Джина. - Незачем лезть в драку, когда её можно избежать. При чём, обратите внимание, пока что этот туннель был безопасным: ни ловушек, ни засад...
   - Ты ещё накаркай тут, - слова Камоорна выходили из его рта словно лопающиеся пузыри.
   - Я, а значит и мои подчинённые, считаю, что боевые действия предпринимать ещё рано, - не преминула высказаться Филика. - На подходе к Заколдованным Горам нам довелось уничтожить одного техномонстра. Насколько я поняла, он был старой модели - из выживших воинов Тризолуса. Так вот, агрессии к нам он и не собирался проявлять. Но мы посчитали нужным вывести его из строя, чтобы не было угрозы нападения на лагерь. На него мы потратили немало пороху. А могли бы и обойтись: теперь-то я уверена, что до нас ему дела не было. Если уж хотел бы напасть, то напал бы сразу. Думаю, главное нам держаться от магочудищ на нужной дистанции. Если подойдут на опасное расстояние, тогда уж и пальбу...
   - Здесь всё равно последнее слово за мной, - резко перебил Дрим. - Но все вы слышали наёмницу. Мой приказ: покуда техномонстр не приблизятся на расстояние нескольких прыжков - не атаковать.
   Возражать более никто не стал.
   Шли дальше. Красный свет туннеля уже не раздражал, как в самом начале. Запах гари усиливался до рези в глазах. И гул. С каждым шагом всё отчётливее и громче разбивающийся на страшную какофонию металлического и каменного лязга, перестукивания и треска.
   Очередной рукав привёл к широкому проходу, в котором спокойно могли бы разминуться два слопра не задев при этом стоящего у стены дигра. По проходу прошмыгнуло несколько четыреногов с наваленными на спины камнями. Брок еле сдержался, чтобы не запустить в одного из них ржавеющим или огненным заклинанием из пернача. Благо, вовремя остановился.
   И пусть дышать из-за витающей в красном свете пыли и сильнейшего запаха гари было трудно, всё равно проход своими размерами внушал спокойствие. После ограниченных пространством туннелей он казался спасительным оплотом, хоть и был, по большому счёту, их расширенным продолжением.
   Техномонстры на пути не попадались. Проходом шли не менее километра, пока не вышли к источнику зловещего гула.
   Громадное помещение. Нет, помещением чудовищных размеров подземную пустоту назвать сложно. Гудящие валами, цокающие шестернями, перестукивающиеся молоточками, шерстящие широкими лентами, плюющие паром диковинные рабочие механизмы, которых-то и в сарских мануфактурах не встретишь. Техномонстры повсюду. Словно в переполненном муравейнике, они ползали, грызли камни, копали землю, перетаскивали на спине материалы, копошились возле механизмов, тягали в жвалах брёвна и балки. Кроме похожих на четыреногов, удалось рассмотреть ещё два вида техномонстров: практически ничем не отличавшихся от стенобуров и отдалённо напоминавших секаторов - толстых бочкообразных магомеханизмов с двойным набором передних широких конечностей, явно предназначенных для копания. Стены подземного завода (а как же его ещё назвать?) отовсюду были переполнены входами в многочисленные туннели. На ряду с красными входами (туннелями, освещаемыми красными электрическими светильниками) было ещё множество жёлтых, фиолетовых, синих и один зелёный. Конечно же, цвета каждому туннелю давались с определённой целью, но с какой - путешественникам оставалось только гадать.
   - Вот бы по ним, да и тонной взрывного порошка! - зло сказал Кич, потирая культю.
   - И похоронить себя вместе с ними заживо, - осадила его Джина. - Расслабься, Кич, твоя ненависть к техномонстрам делу не поможет.
   - Можно подумать, будто бы ты их любишь, - окрысонился Кич.
   - Я... - начала было Джина, но тут же замолчала. В пяти метрах от неё из земли выполз техномонстр, чем-то напоминающий секатора.
   Первым нервы сдали у Брока. Люрт обрушил на механизм магический каменный вихрь. Побитый и измятый, техномонстр ещё был способен передвигаться. Залп из ружий: Кич и Филика решили помочь заточённой в аметистовый кристалл душе вернуться в потусторонний мир. Лароус окатил издыхающий магомеханизм доброй струёй кислоты. Бирюк внёс свой вклад жирной змеёй молнии. Дело завершил Дрим, расплавив остатки существа столбом огня.
   "Сейчас начнётся, будь оно всё проклято!" - пронеслась "утешительная" мысль в голове Филики.
   Шум уничтожения лжесекатора нагло вплёлся в деловитый гул завода. Техномонстры, все как один, прекратили занятия и уставились своими выпуклыми глазными линзами на готовящихся к жестокой битве мыслящих. Некоторое время в воздухе летало напряжение, отягощённое монотонным перестукиванием рабочих механизмов. Потом техномонстры взялись за прежние занятия. Дела до только что убивших их сородича мыслящих им было не больше, чем крысону до межрасовой поэзии.
   Не уничтожайте моих рабочих, - откуда-то сверху донёсся громоподобный голос. - Они не причинят вам вреда. Зайдите в зелёный коридор. Я жду вас в рабочем зале!
   - Вот тебе новость, - голос Лароуса как никогда был похож на шум высыпаемого мешка с зерном, а не на голос. - Ловушка чистой воды: заходите в зелёный туннель, там-то на вас камни и посыплются, земля под ногами разойдется, и пролетите вниз с километр, а в конце благодать - измазанные ядом пятиметровые шипы... ну и так далее.
   - Как для консервной банки, у тебя уж слишком буйное воображение, - не преминула высказаться Филика.
   - Да, тут ты права, - склонил крохотную по сравнению с телом металлическую голову Лароус, - достаточно одной только классической засады. И о чём я только думал? Шипы, камни...
   Не бойтесь, я не заинтересован в вашей смерти, - утешил голос сверху, злобным эхом пронёсшийся по пустотам завода, - можете спокойно заходить в зелёный коридор. Даю слово члена Совета Техмага.
   - Слушай, а не голос ли это Альчирона Третьего? - озвучила всеобщую догадку Джина.
   Ни я, Альчирон Третий, ни одно из моих созданий - не причиним вам вреда.
   - Ну вот, он развеял все мои страхи, - съехидничал Кич. - Как же, поверили мы ему. Сейчас!
   - Покуда ещё не нападали... - почесал покрытый колючей щетиной подбородок Дрим. - У вас есть лучшие предложения? Вы обратили внимание, что техномонстры приспособлены к работе, а не к бою? Да, при необходимости, они без проблем могут разорвать, раздавить, раскромсать попавшегося на пути мыслящего. Но этой необходимости у них пока не возникало. Мы только что уничтожили одного, а остальным и дела не было. Как по мне, нужно идти в тот "зелёный коридор". А если уж там и есть какая западня - так мы ведь не из простого теста сделаны? Отпор любым опасностям дадим. Главное, не расслабляться, всегда быть начеку. Вы со мной?
   "Мягковат он для командира" - подумалось Филике.
   Никто с Дримом спорить не стал. Идти в "зелёный коридор", значит - идти. Уж это лучше, чем бороться с кишащими повсюду техномонстрами.
   Вдоль подземного завода прямиком к зелёному входу тянулась извилистая дорога. По бокам возвышались диковинные рабочие механизмы. Техномонстры разбегались с пути. Дойти до "зелёного коридора" труда не составило.
   Винтовой коридор заметно забирал вверх. Ограниченное стенами и сводом пространство ни чем не отличалось от такового пройденных ранее туннелей. Разве что вместо красных электрических светильников жужжали зелёные. Подозрения не оправдались: ни засады, ни ловушек не было. Коридор привёл к широкой металлической двери, уж слишком гладкой, как показалось Тосу. Дверь треснула посередине и с грохотом разошлась в стороны.
   Путешественники вошли в просторное помещение, совсем не похожее на унылые, давящие на психику туннели и чудовищный подземный завод. Благодаря скрытой от любопытствующего взгляда воистину колоссальной системе вентиляции воздух был на удивление чистым и свежим. И, благодаря не худшей системе отопления, было тепло и сухо, не в пример сырости пройденных туннелей. Пол помещения был выложен разноцветным мрамором. Стены и потолок - собраны из серебряных плит с причудливыми, радующими глаз узорами. С потолка свисало невероятное множество электрических светильников, абсолютно молчаливо генерировавших свет, очень похожий на солнечный. Посреди помещения, на толстом шерстяном ковре стоял рабочий стол с непонятным полусобранным механизмом на нём. На многочисленных полках вдоль стен лежали инструменты: от обычных отвёрток до таких, чьё предназначение угадать непосвященному мыслящему было просто не под силу. В одной из стен находилась глубокая застеклённая прорезь. Эта громадная прорезь или лучше сказать - смотровое окно открывало целостный вид на подземный завод. Под прорезью находилась массивная панель, уж очень похожая (только гораздо усложнённая) на таковую в рубке управления Смертоптицы.
   Когда путешественники вошли, в смотровое окно пристально вглядывался ссутуленный драг. Одет хозяин подземелья был невзрачно: стёганный красный камзол, перевязанный чёрным кожаным поясом, чёрные широкие штаны и просторные мокасины из шкуры красного медведя. Кожа на лице драга была серой с белыми пятнами, сморщенная от старости, особенно в шее.
   Хозяин подземелья оторвался от окна и одарил гостей пронизывающим умным взглядом похожих на аметисты горизонтальных зрачков.
   - Я приветствую вас, добрые путники, в своих скромных владениях, - первым заговорил драг. - Что могло привести вас к скромняге Альчирону Третьему?
   - И ты ещё спрашиваешь? - удивилась Джина. - Ты украл чертежи техномонстров и решил продолжить начатое Тризолусом! Ты укрылся под землёй от пытливых глаз мыслящих, но от нас укрыться тебе не удалось. Ты...
   - Вижу, я имею дело не с простыми искателями приключений, - перебил Джину Альчирон. - Должно быть, вы пришли сюда с какой-то целью... - он пристально осмотрел нежданных гостей. - Да, в чём-то ты права, человеческая женщина, я действительно завладел чертежами Тризолуса. И да, я укрылся от любопытствующих глаз под руинами древнего города, затерянного в Заколдованных Горах. Но, прежде чем осуждать меня, посмотрите вокруг. Разве вам попался на пути хоть один агрессивный магомеханизм? Мои рабочие абсолютно безопасны. Вспомните, что вы сделали с одним из них, а остальные даже не обратили на вашу агрессию внимание. Я создавал своих деток без злых помыслов. И они работают на благо... Ну, допустим, моё благо... Но никто и не говорит, что я - сама добродетель. По крайней мере, от моих увлечений никто не страдает.
   - Да, сейчас твои техномонстры не нападали на нас, - заговорил Дрим, косясь на массивную панель под смотровым окном. - Но что помешает тебе завтра отдать приказ им выползти наружу и сеять смерть и разрушение?
   - Нет, это исключено категорически! - лицо старого драга приняло обиженное выражение. - Да как вам такое на ум прийти могло? Мои детки - безобидные создания. Кроме трудной, самоотверженной работы они ничего не умеют. В их кристаллах заточены души самых обычных мышей-землероек. А разве эти трусливые создания способны причинять вред мыслящим? Уж увольте! Даже если бы я приказал им напасть, то от испуга они бы ослушались.
   - Это уж ты, Альчирон, уволь, - заговорил Кич. Его глаза горели гневом. - Знаем мы сладкие речи бандитов и убийц: проходили неоднократно. Говорить-то ты можешь что угодно. А на самом деле, внутри твоих металлических слуг - души медведей, дигров и слопров! Где доказательства твоих слов? Ложь, ложь и ещё раз ложь!
   - Я оскорблён... - Альчирон склонил голову, словно пытаясь скрыть от гостей подступающие слёзы. - Вот тебе и благодарность на старости лет... - он принялся бубнить себе под нос, будто разговаривал сам с собой. - Хотя, действительно, какая благодарность? Ушёл от общества. Забился отшельником под землю. Три года как о члене Совета Альчироне Третьем ни слуху ни духу. А ведь раньше уважали его, преклоняли голову при его появлении. А стоило исчезнуть - тут же и записали в "злодеи"... Ох, помоги мне, великая Геллиза, выдержать эти унизительные испытания!
   - Мне жалко ящеричного старика, - призналась Тона.
   - Я - верю тоже, - поддержал жену простодушный Брок.
   - Ладно, нужно собраться, старик, не раскисать, - подбодрил себя Альчирон. - Простите, я уж очень давно не разговаривал с живыми мыслящими... Уже разучился. Ну ничего, быстро вспомню. Если вам так нужны доказательства, то они налицо. Во-первых, если бы мои рабочие обладали душами диких зверей, то напали бы на вас ещё в красных туннелях. Во-вторых, если бы я хотел вашей смерти, то уж наверняка не приглашал бы вас в свой кабинет. В-третьих, если бы я был коварным двуличным злодеем, то сейчас разъехались бы тайные двери в стенах и на вас напали бы самые ужасные из когда-либо созданных техномонстров!
   После этих слов воцарилась зловещая тишина. На душе у путешественников стало неспокойно. Того и гляди, разъедутся потайные двери...
   - Ну ладно, допустим, - заговорил Дрим. - Почему тогда наша Смертоптица не хочет взлетать?
   - Ваша Смертоптица? - вертикальные зрачки драга расширились в удивлении. - Единственная Сметроптица, о которой я знаю, принадлежала Тризолусу.
   - Ну и дела, - развёл всеми тремя руками Кич, - ты ещё скажи, что не знаешь, кто ей завладел после смерти Тризолуса.
   - Увы, я действительно ничего про это не знаю... вернее, не знал, - Альчирон задумчиво потёр виски. - Теперь-то знаю, благодаря вам, разумеется. До Совета дошло послание, что Тризолус мёртв. Следующих посланий я дожидаться не стал, а сбежал куда подальше. Не знаю как для других магов, но для меня находиться под властью того тирана было слишком болезненно. Уйти раньше, как некоторым другим, мне не хватило духу. Вот я и жил в вечном страхе пред зловещей тенью зла. А после его смерти понял, что в Совете, который поддерживал тиранию подавляющим большинством, меня ничто не держит. Вот я и очутился здесь...
   - Прямо-таки герой-мученик, - фыркнул Моррот.
   - Хорошо, с принадлежностью Смертоптицы ты, думаю, уяснил, - сказала Джина. - Невдалеке от твоего подземелья она сейчас сидит на земле и категорически отказывается взлетать. Скажешь, тут нет твоей вины?
   - Увы... - погрустнел драг. - Вина здесь моя полная. Хоть и неумышленная. Скорее всего, ваш летательный техномонстр попал под воздействие магических волн, которыми я управляю рабочими. Волны создавал я лично, их частоты отличаются от тех, которыми пользовался Тризолус. Видимо, они привели Смертоптицу в замешательство. Поэтому-то она и не хочет взлетать.
   - И что же ты собираешься делать по этому поводу? - с издёвкой спросил Кич.
   - Я попросту отключу волны на время, - Альчирон нажал несколько кнопок на пульте и дёрнул рычаг. - Вот, теперь всё в норме. Моим мальчикам пока не понадобятся новые указания. Так что сейчас Смертоптица взлетит при первом же вашем желании.
   - Частота другая, говоришь... - почесал перепончатой рукой лоснящуюся на свету электрических ламп голову Камоорн. - И ты с её помощью не можешь управлять остатками армии Тризолуса, верно?..
   - Абсолютно верно, - ответил Альчирон. - При всём веющем сумасшествием желании управлять его былой армией - это невозможно. Не говоря уже о том, что будь такая возможность реальной, я бы никогда в жизни ей не воспользовался.
   - Ну ладно, предположим, ты не продолжатель Тризолуса, - заговорил Дрим. - Скажи, зачем тебе тогда всё это? Зачем эти техномонстры и завод какой-то в придачу? Уж точно не забавы ради...
   - Ну... - замялся Альчирон. - Понимаете... У меня есть одна слабость... - чем дальше он говорил, тем ярче и алчней загорались его глаза. - Я люблю богатства. Любого рода: золото, серебро, платина, самоцветы всех мастей и ценностей... В общем, мои механические детишки - никто иные, как кладоискатели. Да, они ещё и строители, и управители заводом, есть даже лакеи, фермеры и скотоводы. У меня ведь и хозяйство небольшое есть... Надо же чем-то питаться? Все те рабочие механизмы, что вы видели на заводе, предназначены для различных целей: создание и ремонт магомеханизмов, обработка и добыча полезных ископаемых из сырца... Ну, вы уловили картину?
   - Так-так-так... - почесал голову Дрим. - И что же ты делаешь со всем этим богатством?
   - Как что? Как что я с ним делаю?! - завёлся старик. - Я им л-ю-б-у-ю-с-ь! - последнее слово драг произнёс с таким вожделением и самоотверженностью, что у путешественников по спине пробежал холодок.
   "Вот ведь урод!" - с отвращением подумала Филика.
   - И как ты можешь доказать нам свои слова? - спросил Дрим.
   Старый драг с опаской поглядел на собеседника и забубнил себе под нос:
   - Ах... Как же я сразу не догадался? Они ведь простые грабители... Пришли в покои старика, чтобы отобрать его богатства...
   - Мы никакие не грабители! - запротестовала Джина.
   - Ладно, у меня всё равно нет другого выбора, - вздохнул Альчирон Третий. - Мои детки способны добывать, но они не в состоянии защитить своего творца... - драг потянул за рычаг на панели. Тут же в стене медленно ушла под землю одна из серебряных плит.
   Путешественники приготовились к бою. Сомнений быть не могло, из отверстия должен выскочить какой-нибудь жуткий и свирепый техномонстр. Но ничего такого не произошло. Из образовавшегося прохода лилось разноцветное свечение.
   - Что же вы стоите, грабители? - удивился Альчирон и направился в проход. - Идите за мной.
   Громадная комната была полна сокровищ. Платиновые, золотые, серебряные слитки, рубины, бриллианты, изумруды, сапфиры, аметисты... чего только не было!
   - Гирен ижодри тебя, твоих детей и внуков, ешли они у тебя ешть, штарый драг! Да тут ведь богатштв хватит купить вешь Карт и половину Шара в придачу! - высказал вслух мысли многих вошедших Тос.
   - Бесполезная куча никчемных блестящих побрякушек, - прорычал Бирюк.
   - Я тоже думаю, - согласился Брок, за три года с лишним неплохо выучивший волчий язык.
   - Я лишь прошу, чтобы моя смерть была безболезненной... - горько вздохнул властелин подземелья.
   "Вот, мы и нашли свою награду! - подумала одурманенная богатством Филика. - Стоит только умертвить этого старикашку, и сокровища наши! Ну что ж, Дрим, ты командир. Тебе принимать и отвечать за это подлое решение. Вот сейчас и выяснится, каковы на прочность души всех этих "падших героев"! Сейчас-то и станет ясно, говорил Парфлай про них правду или бесстыдно лгал!"
   - Да что ты всё заладил, смерть и смерть? - Дрим встряхнул голову, словно струсил с неё толстый слой золотой пыли. - Мы пришли совершенно не за этим. У нас своих скромных богатств хватает... К тому же, мой отец, отец Кича, и приёмный родитель Брока - крупные землевладельцы пусть и небольшого городишки Пашни... В случае недостатка средств - они всегда рады помочь. - Дрим повернулся к соратникам: - Всё, друзья, нам здесь делать нечего. Мои подозрения не оправдались. Альчирон Третий - всего лишь безмерно любящий золото отшельник. Эти сокровища тому подтверждение.
   - Мне всё надоело... - сообщил Моррот. - Пойдёмте отсюда, а? Я хоть и крот, но находиться на свежем воздухе мне нравится больше, чем в здешних гнетущих лабиринтах подземелья.
   - Да, Моррот прав, - согласилась Джина. - До чужого добра нам дела никогда не было и быть не должно! Слушай, Альчирон, как бы нам наружу выбраться и побыстрее?
   - Так вы меня не убьёте? - не верил счастью старый драг-отшельник. - И не отберёте богатство?
   - Видимо, старость тормозит твоё понимание, - догадался Кич. - Мы уходим. Покажи кротчайший выход.
   - Ах да, выход... - засуетился Альчирон. - Там, перед входом в мой кабинет, есть тайная дверь... Сейчас, одну минутку, - драг подошёл к панели и дёрнул коротенький рычаг. Раздался приглушённый шум трущихся друг о друга валунов. - Прямиком в открывшийся туннель. Выйдете южнее на несколько километров от руин древнего города. Там по нагорью, минуя скалы и дубраву... заблудиться очень трудно, в общем.
   - Прощай, - кинул Дрим и устремился прочь из рабочего кабинета, в открывшийся туннель. Спутники, не сказав и слова старику драгу, последовали за командиром.
   "Ах вот ты какой на самом деле, Дрим Плувер Младший, - думала Филика. - И твои соратники тебя достойны. Вот же лживая стречья морда, этот Парфлай! Всё, я расторгаю с ним контракт!"
   Дрим шёл впереди всех. Разные мысли крутились в его голове. Но одна занимала места больше, чем остальные. Он корил себя за то, что забыл спросить: зачем в разных туннелях горит разный цвет электрических ламп?
   Чуть больше получаса блуждания извилистым туннелем, и путешественники вышли на поверхность. Как же всё-таки приятно светило заходящее солнце! Каким же всё-таки вкусным был свежий воздух! Как же всё-таки нежно трепал прохладный ветерок волосы!
  
   Двери за волком - последним из незваных гостей - захлопнулись. Вообще-то, гости были и не такими уж незваными. Техномонстр Альчирона специально заманил их в подземелье...
   Старик драг презрительно ухмыльнулся и включил сеанс маговолновой связи. Произнёс послание, превратившись в магические волны, понёсшееся к адресату:
   Убийцы нашего хозяина проглотили наживку, о последний из его учеников, единственный законный наследник его всемогущественной власти! Надеюсь, ты успел совершить задуманное. Пусть великие Спайкниф и Геллиза помогут сбыться твоим начинаниям!
  
   Глава 19: "Смертельная камера"
  
   Тартор лежал в луже собственной крови и думал о том, что в последнее время Сар к нему не очень-то и гостеприимно относится. Воспоминания о психлечебнице и комнате с мягкими светло-фиолетовыми стенами незажившей раной бередили сознание. И тут на тебе: заточение в "смертельной камере" сарской тюрьмы. И эта камера своё название получила не просто так...
   Дело тысячекратно усложнял Глава городской охраны Жраб Толстый, младшего сына которого Тартор имел неосторожность убить при стычке с охранниками в Садах Осевого. Жраб "спас" Тартора от грозившей виселицы за содеянное. Да вот только спас он лишь с одной целью: превратить жизнь наёмника в бесконечные чудовищные муки. Все подчинённые Жраба, а в особенности, его сыновья (которых было не меньше дюжины) - прониклись замыслом Главы охраны и делали всё возможное, чтобы Тартор, испытывая нечеловеческие страдания, оставался живым. Хотя жизнью это существование назвать при всей натяжке не отважился бы и последний бездомный бродяга Трущоб Недостойных. А всем прекрасно известно, в каких ужасных условиях живут эти бродяги...
   Боль стала привычным делом. Но если бы только одна боль... Хороший сон, тёплый кров и сытный обед - стало чем-то нереальным, недосягаемым, эфемерным. Порой Тартор даже сомневался в их существовании. В моменты таких сомнений было хуже всего: мир становился одним огромным чёрным пятном: беспросветным и безутешным. В таком мире не хотелось жить. Но, вздумай Тартор покончить с собой - ничего бы не вышло. За ним велось постоянное наблюдение. В узкую щель массивной дубовой двери постоянно глядела пара ненавидящих глаз.
   Когда сомнения проходили, мечты о доме близ реки, винограднике и спокойной, размеренной жизни согревали, как не сможет согреть ни один очаг. А очаг ох как не помешал бы: сырые осклизлые каменные стены "смертельной камеры" всегда были холодными и мрачными. Размером камера не баловала - три на три метра. Это невыносимо угнетало. Спал Тартор на пропитанном мочой, клещами, клопами и потом опилочном матраце. Больше мебели не было. Умывальника и туалета - тоже. Приходилось опорожняться в угол. Если бы этим издевательство заканчивалось. Когда днями не дают еду и питьё, то, хочешь, не хочешь - съешь содержимое угла...
   В стене, что напротив входа, одиноко зиял крохотный проём с металлическими решётками. И находился этот проём там совсем не для того, чтобы скрашивать пребывание заключённого. В этом проёме виднелись, хоть и совсем чуть-чуть, звёзды, солнце, луны, шелестящая от ветра трава и листья... Вид на столь близкую и в то же время недосягаемую свободу действовал удручающе. Ты заперт в каменном склепе, а за его стенами во всю кипит жизнь! Хотелось разорваться на части. Хотелось облаком пара просочиться сквозь решётки и улететь в небо. Хотелось рыдать, но сил на слёзы не оставалось.
   Если смотреть с внешней стороны, то проём в стене находился на уровне земли. Это, кстати, чувствовалось, когда лил проливной дождь: грязная вода затекала внутрь. Благо подобный дождь случился лишь один раз. Чтобы хоть как-то уберечься от непогоды, Тартор был вынужден заткнуть проём матрацем. Это помогло. Дождь прошёл - опасность затопления миновала. Вот только в сырой камере мокрый опилочный матрац высыхать совсем не хотел. А каждому известно, что спать в прохладном помещении, да ещё и на промокшем матраце - чревато тяжкими хворями, часто приводящими к гибели...
   По ту сторону двери щёлкнули засовы. В камеру вошёл Фирил - самый старший сын Жраба. Одет он был, как и всегда, в чёрный форменный костюм с тройными белыми полосами на штанинах. Если присмотреться, то на воротнике и рукавах можно было разглядеть тёмные пятна от засохшей крови (уж явно чужой). Его лысину успешно скрывало чёрное сомбреро с длинным красным пером экзотической птицы. Смуглое лицо с уродливым шрамом от носа до подбородка поперёк губ. Громадные руки, похожие на медвежьи лапы. Два метра ростом. Очень похожий на отца, пусть и худой. Это, конечно, по сравнению с толстяком Жрабом худой, а так - широкоплечая гора стальных мышц килограмм эдак на сто двадцать.
   - Фу, как же у тебя здесь воняет, - таковы были слова приветствия Фирила.
   Тартор не ответил. Он всё так же лежал в луже собственной крови, повернувшись к вошедшему опухшим лицом, которое больше было похоже на сплошной переливающийся синяк.
   - Была б моя воля, тебя бы давно четвертовали, - признался Фирил и подошёл вплотную к Тартору. - Но папаша решил иначе. И знаешь чего? Я начинаю понимать мудрость его решения! - он пнул наёмника в живот острым с железной набойкой носком сапога. - Убив тебя, мы бы лишились такого замечательного занятия: наслаждаться твоими страданиями! Это ведь так здорово! - Фирил пнул ещё раз: Тартор скрутился от невыносимой боли. - Так приятно выбивать из убийцы младшего братки жизнь. Но выбивать потихонечку, по крохотной капельке... И знаешь чего ещё? Боль болью, а вот твои унижения мне куда больше настроение поднимают... - с этими словами мучитель приспустил штаны и помочился на голову Тартора, целясь в окровавленное ухо.
   - Мразь, - собрав все остатки сил, выдавил из себя Тартор.
   - Ну, бывай здоровый, - заключил Фирил и зашагал к выходу, остановился в дверном проёме, хлопнув себя по лбу: - Ах, чуть не забыл. Это, так сказать, чтобы продлить твоё никчёмное существование, - он кинул в лицо наёмнику задубевшую, покрытую плесенью краюху хлеба. - Один охранник отобрал её у бродячих собак близ свалки. Приятного аппетита, уродец.
   Фирил вышел из камеры. За его спиной хлопнула дверь и щёлкнули засовы. Тартор жадно вцепился зубами в хлеб.
   Жраб Толстый и его подчинённые знали свою работу. От обычного избиения до изощрённой пытки - они были мастерами высшего класса. Правда, достигнутыми успехами Жраб не был доволен. Да, им удалось подвергнуть Тартора чудовищным мучениям. Но вот выпытать местоположение Филики всё никак не получалось. Бедняга Тар, по большому счёту, и не знал её точного расположения. Но подобные заверения только развязывали палачам руки...
   Саднило в боку, опухшее лицо от малейшего прикосновения разрывалось дикой болью, ноги и руки были покрыты холмиками ужасных гематом, каждый вздох отдавался пронизывающей болью в голове. Тартор откашлялся кровью и попытался подняться. Ноги подкашивались от слабости в коленях. С третьего раза удалось сравнительно твёрдо стать во весь рост. Боль... Она не была столь мучительной. Она была терпимой. Любая боль, какой бы ужасной она не была, - терпима. Унижения? Ну что ж, они не смертельны. Их можно перетерпеть, с каждым разом тая всё большую молчаливую злобу на мучителей. Умереть, облегчив тем самым страдания? Нет, не таков уж Тартор. Сам он кого угодно на тот свет отправить готов, но то, чтобы себя... нет, не может быть и речи!
   И что же тогда остаётся делать? Как что?! Бороться! Превозмогать трудности и страдания. Побеждать боль. Игнорировать оскорбления. Жить. Жить назло остальным. И надеяться...
   Сил побороть кого-либо из надсмотрщиков не было. Да и вряд ли мучители допустили бы подобный поворот событий. Зато душевные силы желания выжить и поквитаться - били безостановочным гейзером.
   Первые дни Тартор всей душой ненавидел мучителей. Проклинал их, сопротивлялся, бился и проигрывал. Но завидное постоянство, с которым проходили тортуры, не прошло стороной. Постепенно ненависть переросла если не в странное подобие любви, то уж точно в равнодушие. Ненависть наплывала на него непосредственно в моменты мучений. Но стоило истязателям прекратить - как прекращалась и ненависть.
   Всё чаще Тартор задумывался о своём поступке в Садах Осевого района. Попавшийся под горячую руку прохожий, прибежавшие тут же охранники... А будь Тартор сдержанней тогда, всё бы обошлось! Филика. Ох уж эта Филика! Разве её можно понять: то она впустила Тартора в себя, то бесповоротно захлопнула свою дверцу перед самым его носом. Конечно же, как тут не вспылить? И этот "нездешний драг" как раз подлез под залп взбудораженной люти. Дальше само собой: стычка с охранниками, перестарался, розыск. Тут и душевнобольному (коим Тартор некоторое время тоже являлся) ясно - вина лежит тяжёлым грузилом окоченевшего тела сына Жраба Толстого на плечах наёмника. Кто Тартор в глазах Главы сарской охраны и его подчинённых? Подлый убийца и мерзопакостный коротышка-ублюдок, вздумавший перечить местным силовым властям. А наказание? Что ж, если откинуть все личные предпочтения, Тартор несёт вполне заслуженное наказание. Слишком жестоко? А каково Жрабу и его сыновьям? Лишились младшего...
   Филика! Филика! Филика! - диким вихрем ненависти проносилось в мозгу Тартора.
   И действительно, во всём виновата только она! А кто же ещё? Ведь это её холод и чёрствость подтолкнули Тартора к необдуманным и импульсивным действиям. Разве нет? То она сама даёт тебе повод верить в близость чувств, то отметает даже малейшую возможность этого! Злость переполняет от её двуличности. Лживая бессердечная стерва! И вообще, это из-за её вины Тартор лишился рассудка! Заставляла каждую ночь дежурить! Как же тут без голубого кита обойтись? Это всё она! Она желает только зла! Притворная лицемерная Филика! Она с самого начала хотела изжить Тартора. Всё делала для этого. Чудовище! Как только Тартор мог быть столь слеп? Но ничего, ничего, теперь-то он всё понял. Теперь-то всё станет на свои места. Теперь её женские чары не оплетут его сетью лжи и обмана. Хватит с Тартора страданий!
   Если бы только удалось спасись, сбежать из "смертельной камеры"... Да, тогда-то Тартор Филике бы всё высказал...
   Слабость взяла своё: Тартор улёгся на матрац. Желудок сводило: сгрызенная заплесневелая краюха хлеба лишь напомнила о голоде, нежели его утолила. Больше всего на свете Тартор не любил жалость к самому себе. Ни со своей стороны, ни со стороны других. Он крепкий, жёсткий и толстокожий мужик: все страхи, переживания и скорби он таит глубоко-глубоко внутри души. Но сейчас, как никогда ещё, было одиноко и грустно. Тартор содрогнулся от подступивших было порывов жалости к самому себе и подавил их, мысленно грязно выругавшись. А потом заснул. Как младенец, зверски избитый отцом-алкоголиком.
   Бурлящее серое море, разбрызгивающее жёлтую пену. Страшные создания, выныривающие из его глубин, скалящие подобные острым утёсам зубы и исчезающие под неспокойной толщей солёной воды. Ядовитыми стрелами пронзающие сердце крики морских птиц, борющихся с мощными порывами ветра. Воздушное чудовище с непоколебимой мощью раздирает облака. Стремительным, сметающим исполином вырывается из морской пучины скала. Гигантским маяком возносится она над пустой бесконечностью водных просторов. Её крутые каменные уступы трескаются чудовищным громом. Валуны сыплются в воду, вздымая дикие брызги и жёлтую пену. Скала всё больше принимает очертания человеческого лица. Прямые волосы едва скрывающие маленькие, слегка оттопыренные уши, вздёрнутый нос, округлое лицо, высокий лоб... Филика! Филика!
   Тартор проснулся в ужасном расположении духа. Зашёлся тяжёлым болезненным кашлем, раздирающей болью отдавшимся в лёгких. Должно быть, пневмония назревает...
   Филика! Филика! Филика! - злобным вихрем ненависти пронеслось в его голове.
   Тишина крохотной камеры налилась сладостным уху заключённого скулежом.
   "Я опять схожу с ума... Кто бы мог сомневаться?" - досадливо подумалось Тартору.
   Скулёж не прекращался.
   "Бедняжки шакалята мои: что сейчас с ними? - горестно вздохнул Тартор. - Как минимум одного убили Дети Носолома... Ну, они тогда ещё были Наёмниками Севера... Какие подлые уроды! И что это на меня нашло, когда они в Сар везли? Должно быть, это браслет сработал. Надо же, на мне - так никак. А на этом гадостном мохнатом комке с вшами Вике Носоломе - так сразу!"
   Скулёж перерос в изнывающее тявканье.
   - Да что это вы всё не перестанете?! - превозмогая боль в лёгких рявкнул Тартор неизвестно кому, неизвестно зачем.
   Жалостливое тявканье усилилось.
   Тартор поглядел в проём в стене и не поверил глазам: между металлическими прутьями просовывали вострые мордочки трое шакалов.
   - Бон, Мон, Мона! - радостно вскрикнул Тартор и из глаз его брызнули слёзы.
   Да, это были его шакалы. Все трое. И это не продолжение сна, не видение измученного мозга. Это - явь! Зверьки преданно следовали за хозяином. В Саре они потеряли след: уж слишком много новых запахов и шумов, сбивающих с толку. Но, в конечном итоге, шакалы отыскали хозяина. Увы, самый крупный и мохнатый их представитель Тифуариус слёг смертью храбрых, сражённый стрелами луков Наёмников Севера. Остальные успели разбежаться. Но главное предназначение тогда они выполнили: предупредили хозяина о приближении врага.
   Упавшее было на нет настроение Тартора тут же подскочило. Он гладил радостно скулящих зверьков, сам плакал от радости встречи и оплакивал гибель Тифуариуса (до этого наёмник не знал, какой из шакалов погиб). Столько всего нужно было рассказать. Столько всего нужно было услышать. И плевать на то, что шакалы - не мыслящие и не способны связывать наши слова в образы, а их скулёж и лай - всего лишь примитивное выражение эмоций, не больше. Лучших собеседников у Тартора не было уж слишком давно. А сколько именно времени он пробыл в сарской тюрьме - трудно сказать. Время тянулось слишком болезненно, чтобы хотеть давать ему счёт.
   Позабылось всё: заточение, издевательства, страдания... То, что в дверную щель глядит пара злобно настроенных глаз...
   По ту сторону двери щёлкнули засовы, вернув Тартора к реальной сути вещей.
   - Бегите, зверьки, бегите отсюда! - рявкнул Тартор и, для убедительности, ослабевшей рукой хлопнул Мона по носу. Чувствовать угрозу - в крови у каждого шакала. Так что зверьки не заставили на себя повторно кричать и устремились прочь.
   За спиной Тартора уже стоял Жраб Толстый, ухмылялся:
   - Что, дружков себе нашёл?
   - Да пошёл ты! - вспылил Тартор и вмазал усатому толстяку кулаком в подбородок. Изнуряющие донельзя дни (а то и месяцы) пребывания в "смертельной камере" не остались незамеченными: удар был ничтожно слаб.
   - Ха-ха-ха! - в сердцах рассмеялся Жраб и харкнул полным зелёных соплей плевком наёмнику в лицо.
   - Сволочь! - признался Тартор и попытался ударить вновь, но толстяк перехватил руку, вывихнув тем самым наёмнику плечо и повалив того на землю.
   - Слабак и мелюзга, - сделал вывод Жраб. Скажи спасибо, что сейчас моя очередь "разговаривать" с тобой. Были бы тут Фирил или Сфарк - они бы с тобой так не панькались.
   Тартор ничего не ответил, лишь устремил полные ненависти и злобы глаза на мучителя.
   - А я ведь по особенному делу, - признался Жраб. - Мы поймали твою сообщницу!
   - Подселите эту мерзость ко мне? - поинтересовался Тартор.
   - Мерзость? - в удивлении поднял брови Глава городской охраны.
   - Ну да! Это ведь с её лёгкой руки на меня обрушиваются беды. Конечно же она - полнейшая мерзость! - признался Тартор.
   - И, даже не смотря на всё это, ты не выдавал нам её местоположения? - ещё больше удивился Жраб.
   - Да сколько уже можно? - Тартор уселся на матрац и резким рывком вправил себе плечо. - Ах-х-х! - скрипнул зубами наёмник, подождал пока утихнет боль и продолжил: - Я ведь говорил вам всем, что она бродит по Заколдованным Горам. Точного её расположения я не знаю.
   - Как скажешь... - махнул рукой Жраб. - Это уже не важно. Всё равно её тело у нас...
   - Она мертва? - пришла пора удивиться Тартору.
 &nbsnbsp; - Так-так-так... - почесал голову Дрим. - И что же ты делаешь со всем этим богатством?
p; - Да, сегодня днём нам принесли её тёло, - улыбнулся усатый толстяк. - Вернее, не принесли, а принёс. Заркий. Наёмник. Знаешь такого?
   - Так ей и надо, стерве подколодной! - рявкнул сквозь боль в лёгких Тартор, хоть на душе сделалось неприятно. - Молодёжи сейчас навалило... Не слыхал я ни про каких Заркиев-перезаркиев...
   - Вот как ты заговорил... - Жраб пронзил Тартора пристальным испытывающим взглядом. - Нет, ты слишком измотан, чтобы врать.
   - Я хочу есть, - признался Тартор.
   - Пожалуй, ты можешь заслужить на приличную порцию похлёбки, если опознаешь тело... - вкрадчиво сообщил Жраб.
   - Мне всё равно, - кинул наёмник и надсадно закашлял.
   - Принести труп! - рявкнул Глава городской охраны, и его приказание просочилось сквозь толстую дубовую дверь и глазное отверстие к подчинённым.
   Несколькими мгновениями спустя в и без того тесную камеру внесли замотанное в серый саван тело. Положили на матрац и развернули. Те охранники, что не поместились в камеру, стояли у входа.
   Судя по запаху и окоченению, женщина умерла дня два-три назад. Не нужно быть большим экспертом загробных дел, чтобы по перекошенному обречённой гримасой страха лицу определить: Филика умерла в ужасных мучениях...
   Да, но была ли эта женщина Филикой?
   Внешнее сходство было поражающим. Рыжие волосы, рост, фигура... Тартор склонился над телом и присмотрелся. Затем попытался раздвинуть окоченевшие губы.
   - Ты смотри, шеф, старина Тар позабавиться хочет, - весело сказал один из охранников-носильщиков трупа. - Заскучал он у нас тут...
   - У меня слишком ослабели руки, - не обращая на язвительные выпады внимания, сказал Тартор. - Кто-нибудь, раскройте ей рот.
   Воцарившееся молчание перебил Жраб, обратившись к веселившемуся чуть ранее охраннику:
   - Ты у нас самый разговорчивый, значит и самый небрезгливый. Открой ей рот.
   - А ну пошёл прочь, урод, - раздосадованный охранник пнул Тартора, словно собаку.
   - Тише ты, - осадил его Жраб. - Сегодня Тара мы не трогаем.
   - Я ему, куску ослиного навоза, завтра такое устрою... - бурчал себе под нос охранник-носильщик, крепкими пальцами ковыряясь во рту трупа женщины. - Вот, готово. Надеюсь, это стоило моей брезгливости...
   Тартор подошёл к телу и заглянул в раскрытый рот.
   - Нет, это не она, - заключил наёмник. - У этой все клыки целы. У Филики верхние клыки из золота: она никогда не говорила с нами об этом, но как-то я услышал её разговор во сне. Клыки ей вырвали работорговцы ещё в молодости. Вырвали, чтобы поубавить хищнические замашки. А потом изнасиловали и бросили в пустыне подыхать, что твою отпахавшую своё лошадь...
   - Лучше бы Филика в пустыне той и подохла, - пожелал разочарованный Жраб.
   - Наверное, ты прав, - выдавил из себя Тартор.
   Охранники и Жраб вышли из камеры, оставив наёмника наедине с лежащим на матраце трупом молодой женщины. Хлопнула дверь, чудовищным лязгом щёлкнули засовы.
   - Проследите, чтобы он сегодня не получил паёк, - нарочито громко, чтобы Тартор услышал, произнёс Жраб Толстый.
   - Но ты же обещал! - выдавил из себя жалкое подобие обречённого крика Тартор. - Ты обещал порцию похлёбки!
   Сквозь дверь донесся приглушённый язвительный хохот.
  
   Глава 20: "О развитии и становлении жизни"
  
   Путешественники покинули подземелье Альчирона Третьего на закате дня. Блуждание мрачными туннелями отняло много сил, по этой причине решили разбить лагерь. Всё равно до Смертоптицы в лучшем случае раньше полуночи не добраться.
   Костёр распалили нешуточный: широкое пламя било в полный кротовий рост. Доспехи были сняты и теперь мерно поблёскивали на дрожащем свете пламени. После долгого и изнурительного пути как порой хорошо сбросить килограммчик-другой обмундирования! Вздохнуть полной, неотягощённой металлическим панцирем грудью и расправить плечи, не ощущая на них и малейшего давления доспеха, пусть и облегчённого! Поужинали походным пайком из копчёного мяса, сухарей и бодрящего лиственного отвара.
   Ночь выдалась прохладной, но благодаря огнищу этого не чувствовалось. Дров хватало в достатке: невдалеке находилась дубрава, хворосту в которой было хоть отбавляй. Брок, Тос и Моррот натаскали его с гору, если не больше. Бирюк свернулся калачом близ костра и захрапел, изредка подрагивая ухом и задней лапой. Дрим умостился на его боку.
   "Странная парочка, - подумалось Филике. - Интересно, его девка не ревнует?"
   Словно услышав размышления командирши, рядом уселась Джина.
   - Что-то не спится мне... - заговорила она после длительного молчаливого обмена искрящими взглядами.
   - Ночь лунная, сон ворует - согласилась Филика и подбросила толстую узловатую ветку в костёр. Ветка была свежей, а посему зашипела и запузырилась соком.
   - А твои, вон, уже храпят вовсю, - Джина покосилась на храпящих вовсю Моррота и Тоса.
   - Утомились... - ответила Филика. - Твои тоже, как погляжу, кроме Брока.
   - Брок, если хочешь, можешь ложиться, мы с Филикой подежурим за тебя, - крикнула Джина сидящему по ту сторону костра люрту.
   - Я не так хочу спать, - забасил Брок. - Но силы надо завтра. Посплю. Разбудишь, когда надо?
   - Разбужу, обязательно разбужу! Как только спать захочу - разбужу, - согласилась Джина.
   Брок улёгся рядом с Тоной на настил из травы и листьев. Не прошло и нескольких минут, как подгорье огласилось его мощным храпом.
   Разговор не клеился. Вернее, протекал не в том русле, в котором хотели обе собеседницы. Они перечисляли видневшиеся сквозь редкие ночные тучи созвездия, говорили о погоде, о совершённом путешествии в подземелье, об Альчироне и его ненасытной тяге к драгоценностям, о различных соках деревьев, что используются для подкраски волос, о предпочтениях той или иной мази от морщин и маслах для гладкости кожи... Но вот к сути разговора, которая лежала под всей этой бесполезной болтовнёй, дойти всё никак не удавалось. Говорили одно, абсолютно ненужное, а на уме было у каждой совсем-совсем другое...
   Первой не выдержала Филика и изящно перевела разговор в задуманное русло:
   - В Сарских магазинах можно встретить чудные материи, пестрящие красотой узоров и красок. Их завозят из Диды. Правда, сейчас всё реже можно встретить их в продаже, да и то - по завышенным ценам...
   - И не мудрено. После того, как Дида сгорела... - согласилась Джина.
   - Сгорела? - Филика сделала годами отточенное удивлённое выражение лица.
   - Ну да, сгорела, - ответила Джина. - Разве ты не знаешь? Я думала, что Ищейки Смерти в курсе всех дел, происходящих на Материке.
   - Так-то оно так, - пожала плечами Филика, - но вот про Диду конкретно ничего не слышала.
   - Хм... - хмыкнула Бабочка, - ты ещё скажи, что, будучи профессиональной наёмницей, ничего не слышала про Парфлая, бывшего помощника, а ныне - продолжателя Тризолуса.
   - Не-а, - самым что только возможно безразличным образом отмахнулась Филика.
   - Ну ты даёшь! - лицо Джины украсила ветреная улыбка, хотя её глаза всё так же пристально вглядывались в собеседницу. - При Тризолусе он был капитаном Форта Террора... Хоть про Форт Террора ты слышала?
   - Да так, приходилось слышать кое-что... - полным женской хитрости голосом ответила командирша.
   - Ну так вот, смерть Тризолуса, увы, не означала полную гибель его начинаний, - заговорила Джина. - Этот наркоман-стрек решил продолжить... Ох, знала бы - убила его тогда, в покоях технокрепости! Но не до него было. На первом месте - бой его хозяину. Куда там морочить голову мелкими сошками? Хотя, сошкой Парфлай только показался. На самом-то деле он оказался куда проблематичнее, чем можно было предположить. С момента уничтожения Форта Террора вместе с большей частью армии техномонстров и до недавнего времени - от стрека не было ни слуху, ни духу. Мы занимались своими делами: истребляли попадавшихся на пути техномонстров, путешествовали, помогали нуждающимся... И думать не думали о том, что преподнесёт нам этот подлый стрек. А оказалось, что всё это время Парфлай готовил планы возмездия. Но какие именно планы, увы, для нас остаётся загадкой. Знаем мы только то, что он со своим войском (каким - остаётся только догадываться) спалил дотла Диду. Это злодеяние совершил он крайне блестяще: в городе камня на камне не осталось! Никто не уцелел...
   - Подожди, Джина, подожди, - замахала руками Филика. - Если камня на камне не оставили, чего это вдруг ты утверждаешь, что именно Парфлай всему виной? Откуда такие сведения? Птичка мимо пролетавшая нашептала?
   Лежащие рядом Моррот и Тос уже и не притворялись, что спят: они, затаив дыхание, вслушивались в разговор двух сильных и волевых женщин.
   - Ну... понимаешь... - растерялась было Бабочка, но потом собралась с мыслями и продолжила: - Ты можешь не верить. Но... В общем, мой мужчина, Дрим Плувер, он ведь маг. Вы прекрасно это знаете. Но маг он не простой. В его крови живёт могущественное потустороннее существо, ранее жившее в крови великого мага Алерадуса, кровного врага Тризолуса. Именно кровного, поскольку злобный Верховный Маг был его сыном... - Джина сделала театральную паузу, дав собеседнице переварить сказанное, и вновь продолжила: - Это существо способно видеть вещи, которых простому смертному видеть не положено. Но мало этого, оно делится своими видениями с мыслящим, в чьём теле проживает. Дрим видел, как уничтожали Диду, хоть и находился тогда в сотне километров от неё. Как он сам говорил, размытые образы сливались в чудовищное пламенное полотно, забрызганное кровью. На этом полотне, посреди дрожащих смертью языков огня чётко виднелся только один мыслящий. И этот мыслящий был не кто иной, как Парфлай!
   - Мда... - усомнилась Филика. - И этот стрек виновен лишь потому, что твой любовник увидел его в сомнительном сне?
   - Да-а-а, Филика, мало ты в этой жизни ещё знаешь, - явно разозлилась Джина. - Я не собираюсь тебя как-то переубеждать. Хочешь не брать на веру мои слова - дело твоё. Но запомни навсегда: видения Дрима правдивы. Они случаются очень редко. Но если случаются...
   - А вы чего уши развесили, дармоеды? - рявкнула на подслушивающих Моррота и Тоса Филика.
   - Нет, командирша, и в мыслях не было! - попытался скрыть смущение Моррот и перевернулся на бок, спиной к ней.
   Тос молчаливо последовал примеру товарища.
   - О чём мы с тобой говорили? - обратилась к Джине Филика.
   - Давай сменим тему? - Джине совсем не хотелось продолжать разговор.
   - У тебя есть выпить? - озвучила мимолётное желание командирша.
   - Слушай, ты читаешь мои мысли! - воодушевилась Бабочка, поднялась с места и подошла к спящим Бирюку и Дриму. Порылась в походной сумке и вернулась с бурдюком. - Думаю, любимый не обидится, - прыснула она и протянула бурдюк Филике.
   - Твоё здоровье, - пожелала командирша и отхлебнула. Лицо её скривилось, словно от ужасных мучений, но потом залилось краской, сделалось спокойным, умиротворённым. - Крепкое, зараза!
   - Плувер Младший последнее время по чёрному винцу ударяется, - объяснила Джина и приняла бурдюк из слегка охмелевших рук собеседницы. Сделала смачный глоток и почти не скривилась: - Я уже привыкать потихонечку начинаю...
   - Хорошо тебе, - вздохнула Филика. - Мне, вон, сразу в голову стукнуло.
   - Да это от усталости, - успокоила Джина. - День сегодня трудный выдался.
   - Ну что, за женскую дружбу? - спросила Филика, разглядывая ногти на руке, свободной от бурдюка.
   - За неё, родимую, - улыбнулась Джина, со времён неудачного замужества с Санто молчаливо ненавидящая всех женщин, в особенности красивых, способных привлечь внимание её мужчины...
   Вино неотвратимо делало своё дело: собеседницы хмелели. Разговоры опять пошли отвлечённые, но на этот раз более раскрепощённые. Тут и про количество соблазнённых мужчин, и про близкие отношения с другими расами и полами пошли расспросы и признания...
   Теперь претворялись спящими не только Моррот с Тосом. Кажется, все спящие у костра пробудились и навострили уши. Даже Бирюк перестал подёргивать ухом и настороженно поднял его. Щепетильные подробности хмельной беседы Джины и Филики (которые даже не силились говорить тихо) заинтересовали всех. Дрим - так тот после этого заснуть не мог от пробивающихся в голову распутных образов возлюбленной. Много вещей, о которых раньше даже не догадывался, ревностными иглами кололи его самолюбие. Но вместе с тем... любовные чувства и желания крепли, зажигались с новой силой.
   - У тебя очень красивое тело, - призналась Джина, задумавшая повернуть разговор уже в своё задуманное русло.
   - Да ладно, не правда это, - отмахнулась Филика, - обычное себе тело...
   - Нет, правда, - стояла на своём Джина. - И лицо. Такое смуглое, округлое... была бы я мужчиной - тут же влюбилась...
   - Что ты прибедняешься? - возразила Филика и отхлебнула из бурдюка. - Вина, кстати, на пару глотков хватит.
   - Чего это мне прибедняться? - удивилась Джина и допила вино.
   - Да как чего? - подняла брови командирша. - На себя-то посмотри! Тебе дорога - моделью прямиком в Карт. Изящные бёдра, тонкая талия... Правда, кожа у тебя бледная... Да и волосы крашеные... Ну, это мои предпочтения. А тамошние мужчины тебя бы боготворили!
   - Ох, знала бы ты, Филика, - вздохнула Бабочка. - Только бы ты знала... Я ведь в детстве такая же смуглая как и ты была! Не веришь? Хех... И волосы у меня чернее смоли были. Да-да, чернее смоли. Иссиня-чёрные были. А теперь-то я - седая. И кожа, Гирен разодри чего, бела как известь.
   - Потрясение какое или болезнь? - предположила Филика.
   - Первое, - грустно вздохнула Джина. - Упала в колодец, полный змей... Ну да ладно, не хочу вспоминать. Жаль, вино закончилось.
   - Сейчас, - сделала успокоительный жест руками Филика и принялась рыться в походной сумке Моррота: - Этот старый алкоголик просто не мог уйти из вашего лагеря, не стырив чего-нибудь спиртного.
   Претворявшийся спящим Моррот недовольно фыркнул, но "просыпаться" не стал.
   - Есть! - радостно вскрикнула Филика, понюхав откупоренную флягу. - Этот землеройный зараза вместо бодрящего лиственного отвара сюда пшеничной настойки налил.
   - Да, есть у нас бочонок, - подтвердила Джина. - Но он популярностью в нашем коллективе не пользуется: слишком крепкая и противная эта настойка. Так, лежит, на всякий случай...
   - Вот и подвернулся случай, - дружелюбно улыбнулась Филика, в дрожащем пламени костра блеснули её золотые клыки.
   Джина взяла флягу, понюхала горлышко, тут же скривилась:
   - Фу, ну и дрянь! От одного запаха охмелеть можно!
   - Я не против, - согласилась Филика, сделала небольшой глоток и прослезилась. - А что, пьётся легче, чем пахнет...
   - Дай попробую, - Джина повторила подвиг собеседницы. - Брр... нет... не буду больше...
   - Да, пусть алкаш-Моррот сам пьёт эту дрянь, - согласилась Филика и спрятала флягу в походной сумке.
   На некоторое время разговор опять пустился в вольное плавание. Но Джина, невзирая на ладно поющий в голове хор алкогольных мальчиков, решила довести дело до конца:
   - Ты говорила, что у подножья гор остался ещё один ваш соратник. Тартор, кажется. Он твой возлюбленный?
   - Кто, Тар? Ах-ха-ха! - Филика в сердцах рассмеялась. - Нет, дорогуша, я не способна любить. Тем более такого самовлюблённого женоненавистника, как Тартор, - странно, но когда Филика говорила об этом, перед глазами возник образ насильника Арахка: кожа словно вновь ощутила на себе его шершавый, как наждачная бумага, панцирь. Самое обидное, что этот образ никогда особо и не оставлял её, сотню раз в день напоминая о себе леденящими душу воспоминаниями. Леденящими? Вполне возможно, но вот только отчего леденящими: от страха или от непонятного проявления восхищения?
   - Интересный у тебя костюм. Где ты его взяла? - продолжила расспрос Джина, пробуя пальцами материал. - Такой тонкий и шелковистый... И за всё время ты ни разу его не снимала... Как тебе в нём не холодно?
   - Бабочка, я не хочу говорить о том, где его взяла. Честно. Прошу, не спрашивай меня больше об этом никогда, хорошо? - Филика умоляюще поглядела на Джину. И не было в её взгляде и капли лжи. Бабочка утвердительно кивнула. - Веришь, нет, но костюм греет в холод и охлаждает в жару. Он словно живой... А почему не снимаю: если честно, я не знаю как его снять, если это вообще возможно. Он словно дополнительная кожа.
   - Хм, - хмыкнула Джина. - А, прости за нескромность, в туалет как ты с ним ходишь?
   - Я не из робкого десятка, - ответила Филика. - Когда надо, костюм сам раскрывается в нужных местах...
   - А мыться-то как? - не унималась заинтригованная Джина.
   - Да пока возможности помыться и не предоставлялось, - пожала плечами Филика. - Даже боюсь представить, что будет. Но, как ни странно, я всё время, что костюм на мне, ни разу не ощутила себя грязной. Если уж на чистоту, по-дружески, то даже после туалета мне никак подтираться не надобно: костюм сам всё делает...
   - Хорош у тебя костюмчик, - одобрила Джина. - Тут без потустороннего не обойтись...
   - Это само собой, - вздохнула Филика, и яркий образ насиловавшего её бога пауков вновь вспыхнул в голове.
   - Слушай, Филика, а откуда ты знаешь моё воровское прозвище? - задала последний тревожащий вопрос Джина. - Бабочкой, да ещё и Ночной, меня не называли уже как три года.
   - Да так... - попыталась отмахнуться Филика.
   - Нет, но всё же? - настояла на своём Джина.
   Филика была пьяна, это располагало к беседе. В собеседнице она видела сильную, хорошо отхлебнувшую из горестной фляги жизни женщину. Хотелось быть открытой, хотелось говорить без оглядки и сожалений. Хотелось хоть раз за всё время карьеры наёмницы быть с кем-то до конца откровенным. Алкоголь здесь ни при чём. Будь Филика в десятеро пьянее, никогда бы не открыла правды любому другому собеседнику. Любому другому, но не Джине! А раз ей, то и всем её товарищам...
   - Костёр гаснет, - заметила Филика.
   - Да, сейчас подброшу дровишек, - согласилась Джина, подошла к навалу хвороста и принялась кидать его в костёр. Огонь разгорелся с новой силой.
   - У нас есть полное досье на каждого из вас, - призналась командирша и все "спящие" перестали претворяться: кто поднялся и сел, кто лёжа вопросительно глядел на неё.
   - Досье? Значит... - Джина выронила из рук хворост, её округлившиеся глаза вмиг протрезвели.
   - Да, дорогие мои, да! - откровенничала Филика, обведя "пробудившихся" вызывающим взглядом. - Вы все - заказаны!
   - Мне бы фляга твоего друга не помешала сейчас... - призналась Джина.
   Командирша понимающе кивнула и потянулось было к походной сумке, но Моррот сам протянул ей флягу.
   - Держи, - подала собеседнице выпивку Филика после того, как сама отхлебнула - для храбрости.
   - Да, друзья мои, да и ещё сотню раз - да! - продолжила начатое Филика. - За ваши головы и уничтожение Смертоптицы был назначен баснословный выкуп: двадцать тысяч золотых! Половину из которого, кстати, мы уже успели получить...
   Кич обалдело присвистнул.
   - И кому же это наши головы так дорого сдались? - поинтересовался Дрим, хотя догадка у него была только одна.
   - Как кому? - удивилась Филика. - Конечно же, Парфлаю! Это ведь вы, как я только что узнала из разговора с Джиной, убили его хозяина. Думаю, он решил с вами поквитаться за это нашими руками...
   - Зачем не напали? - рявкнул Брок, крепко сжимая рукоять пернача.
   - Брок, не нервничай, - осадил его Дрим, - Филика нам всё сейчас расскажет. Ведь правда, Филика?
   Командирша утвердительно кивнула.
   - И мы простодушно разделили кров и путешествие с мыслящими, которым заплатили за нашу смерть!.. - высказал возникшие мысли Кич и от них ему сделалось не по себе.
   - Увы, это так, брат-прим, - признался Тос. - Я не жнаю жачем командирша решила вам вщё рашшкажать. Но она женщина рашшудительная и не шпошобная на такие глупошти, ешли не жнает жаранее, чего хочет. Хочу добавить от щебя: я щегодня днём решил, что выхожу иж шоштава Шмертельных Ищеек. Думал, шкажать об этом командирше жавтра, но раж уж так получилошь... У меня ешть дело в родном городе Нортишпе, которое я прошто обяжан выполнить. Так что, Филика, при вщех тебе жаявляю: больше я не подчиняюшь твоей воле. Полагающующя мне долю я оштавляю тебе, но ешли решишь выделить иж неё мне хоть что-то - буду вешьма прижнателен. К вам вщем, щидящим у коштра, я ишпытываю только уважение. Никому, ни при каких обштоятельштвах я не причиню и малейшего вреда. Но при первой вожможношти я покину ваш отряд. Чешть моей щемьи уж шлишком долгое время была жапятнана. Больше я не могу ждать.
   Моррот смотрел на Тоса и поражался: прямо на глазах его товарищ претерпевал изменения. Вернее, эти изменения крот заметил ещё днём, когда они подходили к руинам древнего города, но тогда Моррот не обратил на это особого внимания. Взгляд прима - прежде равнодушный, уставший - с каждым словом всё сильнее полыхал буйным пламенем жизненной цели. Крот не мог не узнать подобный взгляд, ведь сам лишился его много-много лет назад. И сейчас он смотрел на Тоса с завистью и уважением. И один лишь этот упрямый взгляд преображал прима, делал величественней. Словно не наёмник в потёртой походной одежде был перед ним, а, как минимум, сенатор крупного города...
   - Правду сказать, ты меня удивил, Тос, - призналась Филика. - Очень сильно и горько удивил! От кого-кого, но от тебя я не ожидала... Но что я могу поделать? Выбор за тобой. Я не вправе отговаривать. А что касается твоей доли - она только твоя. Сам будешь с Парфлаем разбираться, когда он потребует её назад.
   - Потребует назад? - переспросила Джина.
   - Ну да! - выпалила Филика. - Разве трудно догадаться, что я решила отказаться от заказа?!
   Брок положил пернач на землю. Кич облегчённо выдохнул.
   - Хотелось бы тебе верить, - с надеждой посмотрела в её глаза Джина.
   - Хотелось бы... - повторил Дрим. - А что? Я верю! Вы ведь прекрасно знаете, что к беде моё потустороннее существо чутко. Просто быть не может, чтобы, будь слова Филики лживы, оно отмолчалось за всё это время. А ведь отмолчалось!
   - Значит, вы виделись с Парфлаем? - безжизненным голосом спросил подсевший к Филике Лароус. - Можешь поподробнее?
   О сне никто больше не думал. Все расселись вокруг наёмников и принялись расспрашивать. Только Бирюк не сдвинулся с места, всем видом демонстрируя, что ни до каких мелочных мух (так он любил называть Парфлая) ему дела нет. Демонстрировать-то демонстрировал, а вот не засыпал всё - навострив уши, слушал разговоры, не пропуская и слова мимо.
   Филике, Морроту и Тосу пришлось пересказывать встречу со злополучным стреком: о его появлении, о его лживых (в этом уже нет сомнений) речах, о его громадной самоходной повозке и прислужниках-примах, готовых в любой момент броситься на защиту хозяина...
   Разговор продлился до самого утра.
   Небо было затянуто тучами. Рассветные лучи окрашивали их кровавой краской. Даже несмотря на столь мрачное начало дня, у путешественников настроение было не то, чтобы хорошее, но и не то, чтобы плохое: среднее. За ночь о многом успели поговорить, многое успели выяснить, о многом успели договориться. Тос решил покинуть Ищеек Смерти - это его право. Но его решение никак не касается остальных участников отряда. Пусть их теперь только трое, они всё равно - Ищейки Смерти. Под предводительством Филики, разумеется.
   Дрим предложил наёмникам долгосрочный контракт: десять золотых в неделю плюс еду и кров; за помощь в убийстве Парфлая - пятьсот золотых. Конечно, деньги, по сравнению с золотыми мешками стрека - смехотворные... но большего они позволить, увы, не могут. Несмотря на столь крохотную плату, Филика с лёгкостью согласилась. Она бы и без денег жаждала всадить пулю в стречью голову: дав умышленно лживую информацию про заказанных, Парфлай добровольно записался в список врагов Ищеек Смерти. Но жилка наёмника дала о себе знать: раз за это можно ещё и денег заработать, почему бы и нет?
   Тос согласился остаться до тех пор, пока они вместе не доберутся до Тартора и карет. Там-то прим со всеми и распрощается, захватив с собой одну из карет с припасами и причитающейся ему долей золотых монет. На деньги он наймёт отряд головорезов и штурмом захватит власть в Нортиспе, не забыв при этом поглядеть какого всё-таки цвета кишки у Кирпира Зелиуса. Про свои планы, разумеется, Тос Виконт Симыргор, первенец и единственный сын предательски убитого Виконта Гропара Симыргора, известного землевладельца и сенатора города Нортисп, друзьям не рассказывал.
   Позавтракав и облачившись в броню (куда ж без неё, родимой?) путешественники отправились в путь. Шли, как и раньше, парной колонной. В голове колонны были Дрим и Брок. Следом шли: Лароус и Камоорн, Кич и Тос, Филика и Джина, Моррот и Тона. Замыкал колонну, как и раньше, Бирюк.
   Ветер дул северный, мерзкими капельками накрапывал холодный дождь, из дубравы доносилось зловещее карканье ворон. Размокшая каменистая земля скользила под ногами. Но хуже всего то, что путешественники ощущали на себе чей-то взгляд. И, увы, не добрый взгляд... О дурном предчувствии первым заговорил Моррот. Остальные подтвердили его подозрения - действительно, зловещий взгляд прячущегося где-то неподалёку то ли существа, то ли мыслящего чувствовал каждый. А Бирюк так вообще - утверждал, что слышал стрекотание крыльев, уж очень похожее на стречье.
   Приходилось идти в постоянном напряжении и ожидании беды. Но ничего, до Смертоптицы идти не так и далеко - потерпеть можно.
   К обеду дождь перестал, а из расширяющихся и вновь затягивающихся просветов в серых тучах ободряюще выглядывало солнце. Ветер стих и напоминал о себе лишь короткими прохладными порывами. Дубрава вместе со своим вороньим карканьем (вечером и ночью мерзкие пернатые не давали о себе знать) осталась позади. Но вот взгляд... Он не прекращался... Будто бы сами Горы следили за осмелившимися нарушить их покой храбрецами...
   Может быть, улучшение погоды и расслабило путешественников, в частности Кича. А может, тут не обошлось и без каких-либо других сил - Заколдованные Горы, знаете ли, заколдованы... Так или иначе, но Кич поскользнулся о мокрую траву и каким-то невероятным стечением обстоятельств вывернул себе правую ногу: навалился на неё всем весом тела, утяжелённым доспехами, самозарядным ружьём за спиной и прочей амуницией. И это Кич, прим! Как всем известно, примы - самая поворотливая, расторопная и ловкая раса. Скорее звёзды с неба падать начнут, чем находящийся при полном душевном и физическом здравии прим утратит способность ловко реагировать на происходящее.
   Сказать вывернул - ничего не сказать. Дикая боль победоносной поступью прошлась из ноги по всему телу. Стоит ли говорить, что травма сопровождалось омерзительным, холодящим душу хрустом? Надо ведь такая напасть: поножи, предназначенные защищать, наоборот, усилили травму! Крепёжные ремни на правой наголенной пластине почему-то были плохо застёгнуты: при падении Кича поножа соскользнула вниз и перекрутилась, верхним краем впившись в ногу. Нет, это нужно иметь уж очень несчастливую карму, чтобы так, на самом ровном месте, поломать себе ногу. А в том, что это перелом, да ещё и не шуточный - сомнений ни у кого быть не могло. В особенности у Кича, взвывшего от дикой боли, что затаврённый в бок слопр.
   - Приехали... - констатировал Дрим. - по моим прикидкам за той грядой холмов нас Смертоптица поджидает. И на тебе - такая глупость случилась!
   - Да замолчи ты уже, Плувер Младший, твои слова не излечат! - прорычал Кич, которому Тос уже успел обработать рану и накладывал шину на выровненную ногу из веток и ремней.
   - Здорово! - по-великомученицки вознёс руки к небу Моррот. - Просто здорово!
   - Предлагаю не сетовать на судьбу, а вынести из случившегося хоть каплю выгоды, - заговорила Джина. - Мне очень жаль Кича, действительно жаль. Но что тут уже поделаешь? Ему теперь только время поможет залечить травму. Наши разговоры уж точно никакой пользы не принесут. Не знаю как вы, но с этой Смертоптицей я отвыкла от длительных переходов. Отдохнуть бы не помешало...
   - Вот и привальчик сделаем, - согласился Лароус. - Мне-то он без надобности: главное - вовремя антрациту подкинуть в печечку и водички в паровой двигатель залить... Но остальным отдых очень даже не помешает.
   - Я устала тоже, - подтвердила Тона.
   - Мне всё равно. Хоть отдыхать и лучше, чем тащить на своём горбу раненного. Но сколько не отдыхай, а тащить всё равно придётся, - высказалась Филика.
   Кич нарычал на Тоса, слишком туго затянувшего ремень на шине. Тос виновато пожал плечами и пробурчал что-то себе под нос, приспустив ремень.
   - Почему придётся? - булькнул Камоорн. - Лично я - чувствую себя вполне пристойно. Вы можете здесь отдыхать, а я продолжу путь. На этой равнинной местности вполне хватит места, чтобы посадить Смертоптицу. Отдыхайте себе, набирайтесь сил: даже соскучиться не успеете, как в тёплом и уютном салоне окажетесь.
   - А что, вполне пристойная идея! - согласился Дрим и протянул щупу пирамидальный ключ от дверей Смертоптицы, надёжно захлопнутых от непрошенных гостей. - Я, пожалуй, останусь здесь - ноги в край обленились. Совсем отвык от дальних пеших прогулок... Если кто хочет, можете идти с Камоорном.
   - Я иду с другом, - вызвался добровольцем Брок.
   - Ещё желающие есть? - поинтересовался Дрим?
   Никто больше не вызвался добровольцем.
   - Гирен подери, кажись я поспешил: спиной чувствую неладное, - сказал Дрим. - Не знаю даже, идея-то хорошая, но следует ли нам расставаться? Не знаю как там у вас, но чувство следящих за нами злобных глаз не покидало меня с самого утра ни на секунду...
   - Да-да-да! - невзирая на боль, подтвердил Кич. - Этот взгляд меня и сглазил, вот почему я упал! Где же это видано, чтобы примы себе ноги на ровном месте ломали?!
   - Брок, не иди, - разволновалась Тона и обняла мужа. - Глаза смотрят. Глаза плохо хотят нам. Не иди. Не иди любовь. Не иди.
   - Даже я своей металлической задницей неладное чую, - подбросил пищи для размышлений Лароус.
   - Не иди, любовь, не иди, - Тона вцепилась в могучую руку Брока и даже не думала отпускать.
   - Камоорн, может ты это... передумаешь? - спросил Моррот. - А то у меня самого по спине холодок бегает.
   - Да, я начинаю жалеть о своём мимолётном решении, - признался Дрим. - Разделяться не надо. Сделаем здесь небольшой привал и дальше пойдём. Все вместе. Ничего страшного, понесём Кича, а то что-то обленились мы тут все.
   - Бирюк понести может, - предложил Кич, с надеждой глядя на волка.
   Бирюк ответил ему недовольным рычанием.
   - Тона не хочет. И я не хочу. Я останусь здесь, - пробасил Брок.
   - Да вы всё преувеличиваете, - отмахнулся Камоорн. - И глазом не моргнёте, как я всё сделаю.
   - Лучше бы ты всё-таки с нами остался, - предложил Дрим.
   - Дnbsp;а не выдумывайте вы проблем лишних! Сколько тут идти? Я пошёл, в общем, - отрезал Камоорн и решительно устремился в путь.
   - Камоорн! - воскликнул Дрим. - Не дури!
   Но щуп пропустил его слова мимо ушных отверстий и продолжил идти.
   "Слабоват Дрим в качестве командира, - в который раз отметила про себя Филика, - раз подчинённый так запросто решил ослушаться. Хотя... чем я лучше? Тос - так вообще отряд покинул..."
   Дрим хотел было пуститься следом за скрывшимся за каменистым холмом Камоорном, но его остановила Джина:
   - Пусть идёт. Сам захотел. Ты не в ответе за его поступок. Лучше присядь, отдохни. Вдруг он прав, и мы все тут только панику разводим?
   - Хотелось бы, чтоб только панику, - пожелал Дрим и сел на землю, рядом с Бабочкой. - Ладно, если хочет - пусть идёт. Не знаю как у него, но у меня ноги за эти два дня устали порядочно. К тому же мы всю ночь не спали. Отдых лишним не окажется.
   - Вот и я всем пригодился! - пошутил Кич, но его шутку по достоинству никто не оценил.
   Съестных припасов оставалось совсем немного: едва хватило заморить червячка. Потянулось долгое молчаливое ожидание. Разговаривать никому не хотелось. Взоры путешественников выжидающе устремлялись за гряду холмов. Снимать броню никто не стал. Как выяснилось позже, это было правильное решение...
   - Летит! - первым нарушил тишину Лароус. - А мы переживали!
   И вправду, из-за холмов медленно всплыло тёмное пятно. Чем выше оно поднималось, тем чётче вырисовывались его очертания в лучах обеденного солнца, прорывавшегося сквозь просветы между тучами. Исполинские металлические крылья, величественно скользящие по волнам воздушных потоков, клювообразная головная часть, пронзающая тучи, осмелившиеся преградить путь, продолговатый скруглённый панцирь и поджатые к нему шарнирные посадочные конечности - Смертоптица летела к хозяевам.
   - Не знаю... Чувство у меня такое... Словно кровь закипать начинает... - еле выдавил из себя побледневший, как известь, Дрим.
   Его слова - предвестники беды...
   Яркая вспышка ослепительного белого света. Донёсшийся следом чудовищный гром взрыва, страшным эхом отбившийся от близлежащих гор. Из панциря стремительно несущейся на скалу Смертоптицы рвались жадные языки пламени, следом тянулся шлейф густого чёрного дыма. Удар о скалу: вспыхнула ещё одна ослепительная вспышка. Дым и огонь! Летящие в пропасть осколки магомеханизма. Оглушительный гром ехидным вестником трагедии пронёсся по округе.
   Путешественники с диким ужасом наблюдали за случившимся.
   - Этого не может быть! Этого не может быть! Этого! Этого просто не может быть! Нет! Нет! Нет! Не может этого быть! - выкрикивал захлёстнутый горем Кич, давясь рвущимися из глаз водопадами слёз. - Не может! Не может! Нет! Камоорн! Нет! Не может быть! Нет! Я не верю! Просто не может!
   Брок испуганно поглядел на Тону, потом на полыхающие осколки Смертоптицы:
   - Я - должен быть там. Я - должен был мёртвый. Я - трус. Камоорн... - слёзы хлынули из суровых глаз люрта.
   Остальные стояли молча. В жутком оцепенении. У кого лились горькие слёзы, кто просто стоял, не в состоянии переварить случившееся: только что на их глазах погиб Камоорн...
   - Мерзостные ублюдки, убийцы моего мучителя и друга, наставника и истязателя, - неизвестно откуда раздался громкий высокий клекот стрека. - В Смертоптице должны были быть вы все, а не один жалкий и никчёмный щуп. Толку-то от него совсем не было.
   - Парфлай! - взревел Дрим, готовясь в ту же секунду обрушить столб смертоносного пламени на врага. Но куда обрушить? Стрека нигде не было видно. - Покажи свою стречью морду! Покажи, чтобы я голыми руками содрал с неё кожу и хитин!
   - Ишь чего захотел, - голос стрека, как и всегда, был лишён эмоций. Но сколько злорадства и подлости таилось в его словах! - Твоя магическая кровь сильна. Признаю - я тебе в прямом бою не конкурент. Потустороннее существо, жившее в отце моего учителя - одно из самых могучих, которые можно встретить во всём Главном Материке. Только сам Тризолус мог сравниться с ним. Ты, кстати, настолько же туп, как и наивен: имея такой потенциал, ты губишь его, не используешь на полную мощность. Думаешь, защищая тупорылых никчем, ты сделаешь миру лучше? Ха-ха-ха, - Парфлай рассмеялся сухим, пробирающимся в мозг костей смехом. - Слышал о научном трактате Чира Дорфина "О развитии и становлении жизни"? Приведу свою любимую цитату из него: "Жизнь - постоянная борьба. Виды, способные лучше приспосабливаться к изменениям в окружающей их среде, всегда вытесняли и будут продолжать вытеснять более слабые. Это неотвратимый закон, по которому существует всё живое с самой Точки Отсчёта".
   - Ты - трусливая муха! - забрызгал слюной ослеплённый яростью Брок. - Ты - мёртвая падаль! Я - изодру тебя!
   - Покажись! - крикнул Дрим. - Покажись, трусливый крылатый выродок! Только покажись...
   Остальные насторожились, отложили эмоции в долгий и тёмный ящик души, приготовились к бою. В том, что придётся сражаться - сомнений ни у кого не возникало.
   - Так вот, про трактат Дорфина... - продолжал речь Парфлай. - Спася никчемную сошку - будь то прим, человек, люрт и так далее - вы ей не помогаете. Наоборот, продлеваете её ненужное существование. Если ей не хватает сил постоять за себя - она рано или поздно подохнет. И вся ваша так называемая "доблесть" и "защита слабого" - лишь бобросу под хвост. Ненужные усилия.
   - Ну, так раз ты такой сильный, - с вызовом выкрикнула Филика, - почему не объявишься? Почему не сразишься с нами? Не вытеснишь нас на правах сильнейшего?
   - Ох, моя любимая наивная наёмница, ты всё не так поняла, - высокий клекот Парфлая звучал более чем зловеще. - Сила, безусловно, играет огромную роль. Но, когда её недостаточно - применяется хитрость. И, скажу по секрету, её у меня, в отличие от вас, в достатке.
   - Подлая летучая мерзость! - не выдержала Джина. - Болтливый таракан! Покажись или иди прочь! Сгинь! Сдохни!
   - Да, ты права, - согласился Парфлай. - Пора прекращать наш увлекательный разговор. Перед вашей смертью я полагаю, было бы досадно не рассказать вам о моей гениально составленной ловушке, в которую вы попали. Словно детей доверчивых, Ищеек Смерти наслал на вас, чтобы отвлечь от основного замысла. Разумеется, вы бы перебили их, но прихотливая Судьба распорядилась иначе... В любом случае, они выполнили своё мелочное предназначение - хоть и на мизерную долю, но ослабили вашу бдительность. Знакомства, разговоры, выяснения - всегда отвлекают. Кстати, не думайте, что всё так просто сложилось: три года я не свожу с вас глаз. О каждом вашем действии, о каждом передвижении - шпионы докладывают мне. Вернее, докладывали. Вскоре в этом отпадёт нужда.
   Так вот, всё время, что вы пребывали в Заколдованных Горах - я самолично следил за вами. Мало того, я обзавёлся надёжным союзником, который, кстати, очень сильно помог мне. Вы, думаю, догадались уже...
   - Альчирон... - обречённо прошептали многие.
   - Да, именно он, - злорадствовал Парфлай. - Я, кстати, не думал, что после встречи с вами он останется жив. Но, видимо, вы такие же доверчивые, как и ваши новые друзья Ищейки. Он заманил вас в подземелье. А я тем временем подложил в Смертоптицу добрый заряд взрывчатки собственного производства. Увы, даже у великих планов бывают свои непредсказуемости. Кто бы мог предвидеть, что ваш трирукий прим ногу поломает? Ну да ладно. Без Смертоптицы вы далеко не уйдёте.
   - Да где ты, подлая тварь?! - взвыл Кич, держа мушкет наготове.
   - О нет, боюсь, перед смертью вам так и не удастся повидаться со мной, - проклекотал последователь Тризолуса. - Среди вас есть хорошие стрелки. Зачем же искушать судьбу? В общем, пора, как говорится, и честь знать. Прощайте, недомерки, - повисло гнетущее молчание, нарушенное командой: - Взять их.
   Из пещерных отверстий близлежащих скал полезли техномонстры. Все три вида, которых путешественники днём ранее встретили в подземелье Альчирона Третьего: строители (созданные на основе четыреногов), копатели (за основу которых явно были взяты секаторы) и стенобуры. Кстати, с названиями путешественники угадали: именно так и назвал Альчирон свои детища.
   Бежать бессмысленно. Всё равно догонят. Нужно дать бой! Последний в жизни бой, если уж так суждено...
   - Огонь! - взвыл Дрим Плувер Тринадцатый и выпустил в надвигающуюся лавину техномонстров огненный столб. Волна магомеханизмов разошлась в стороны: кто не успел, остался лежать на земле расплавленной массой металла.
   - Смерть консервным банкам! - подхватила Филика и выстрелила из кремнёвого ружья. В копошащейся массе металла, магии и пара трудно было разглядеть - сразила ли пуля врага.
   Невзирая на суровые волчьи моральные устои, Бирюк подхватил Кича зубами и закинул его себе на спину. Вцепившись нижней рукой в шерсть волка, позабыв о боли в ноге, Кич вёл прицельную стрельбу из многозарядного карабина на целых семь патронов, который достался ему три года назад в ещё не познавшем на себе мощь Форта Террора городе Стальня.
   Стремительная смертоносная волна техномонстров приближались, ровняя на своём пути деревья и кустарники с землёй. Оставляя после себя природе лишь разруху и боль.
   Против такой чудовищной силы мушкеты и ружья были бесполезны. Техномонстры приближались слишком стремительно. Вскоре они вышли на расстояние броска. Путешественники принялись забрасывать их комками взрывного порошка: благо, этого добра у каждого хватало в достатке. Отлетавшие в стороны металлические конечности, раскалывающиеся панцири, лопающиеся на мелкие осколки глазные линзы, взрывающиеся паровые двигатели... Но волна была неумолима: на место поверженных, шагая по их частям и трупам, приходили новые. Им не было конца.
   Лароус щедро обливал подступавших врагов магическими кислотными струями: под их напором они замирали, плавились, распадались на части. Бирюк выбросил из пасти несколько молний, цепью прошедшихся и навсегда парализовавших десятки техномонстров. Брок выпустил из пернача ржавеющее заклятье: оказавшиеся в голубоватом облаке сотни вражеских механизмов навсегда прекратили жалкое существование, покрывшись ржавчиной и белёсым гноем. Не ещё одно заклятье пернач сможет выполнить не скоро... Дрим некоторое время стоял неподвижно: весь напряжённый, сгорбленный, словно проседал под невидимой ношей. И эта ноша клонила его всё ниже и ниже к земле. Прямо перед ним выполз копатель и уже занёс верхние массивные конечности для рокового удара, но тут Дрим выпрямился, словно сбросил со спины опостылевшую ношу. В то же мгновение огненная волна вырвалась из мага, сметя с пути угрожавшего копателя. Ширясь и множась, магическая волна поглотила в своём огненном чреве армию техномонстров, словно извергнутая из жерла вулкана лава поглотила снежную лавину.
   Дрим покачнулся, но Джина подхватила его и тут же поднесла к губам флягу с бодрящим напитком. Маг жадно выпил содержимое и через некоторое время уже был в состоянии держаться на ногах.
   - Это заклинание мне дорогого будет стоить... - прошептал он. - Я чувствую, как магическое существо во мне уснуло от потери стольких сил. Раньше такого не было, чтобы оно спало, а я - бодрствовал. Неизвестно когда оно проснётся, - Дрим огляделся: в округе не осталось ни одного живого (если так можно сказать о магомеханических существах, с заточённой в аметистовый кристалл душой вместо мозга и сердца) техномонстра. Лишь обугленные, оплавленные останки.
   - Что, мерзостный крылатый червяк, съел?! - выкрикнул сидящий на спине Бирюка Кич. - Мы и до тебя доберёмся, стрек недоделанный!
   - Ах-ха-ха-хо-хо-ха, - дикий сухой клекочущий смех моментально поверг всех в уныние. - Вы думали, это всё? Да эти строители для боя совсем не годятся. Неужели вы решили, что я надеялся убить вас с их помощью? - из-за холма взлетел Парфлай. Кич тут же прицелился и нажал спусковой курок, но патронов в мушкете не оказалось. - Что, патрошки кончились, трирукая обезьянка? Я ведь их наслал...
   Прогремел выстрел, поглотивший остальные слова стрека. Раненный пулей из кремнёвого пистолета Филики, Парфлай упал за холм, из-за которого взлетел мгновениями ранее.
   - Эту пулю я приберегла для тебя, навозная муха! - ликующе выкрикнула Филика.
   - Ох, не следовало мне взлетать, - бормотал Парфлай и его голос разносился по всей округе усилителем звука, лежащим неподалёку. - Слишком долго ждал этого момента... слишком много ждал... погорячился... но ничего, ничего, они у меня сейчас отведают истинного Парфлая. Сейчас отведаете, ублюдки, моих детишек. Как ведь хорошо, что здесь рабочие Альчирона наткнулись на захоронения древних воинов... Вы сейчас узнаете мощь моих новых магических заклинаний. Вы всё сейчас узнаете. Души можно заточать не только в аметисте. Я нашёл способ возвращать их туда, где они находятся первоначально в живых существах, в кости. Встаньте же, - повелел Парфлай, - заклинаю вас, взойдите из своих могил и уничтожьте этих тварей! Сотрите их с лица Материка! Ваши души - единственные души, к которым боятся притрагиваться боги!
   Чёрные облака сокрыли небо. Кровавые молнии забили в землю. Сеющие ужас раскаты грома многократно сотрясли горы. Из мест, в которые били молнии, прорываясь сквозь каменистую землю, выползали живые мертвецы. Да что там мертвецы: живые кости, светящиеся бледным кровавым пламенем! Скелеты когда-то живших на Главном Материке мыслящих. Настолько древних, что ни в одном сказании и не упоминалось об их существовании. Мощное заклинание, к которому Парфлай готовился очень долгое время и вложил в него все свои магические силы, навечно сцепило кости древних существ неразрывными хрящами и суставами. Скелеты были выше любого люрта в три раза: они ловко передвигались на трёх ногах с четырьмя изгибами, толстые пластины немногочисленных рёбер клином выдавались вперёд, руки было две, но левая была совсем небольшой, с двумя изгибами и трехпалой конечностью, а правая состояла из более толстых и длинных костей, сгибалась в трёх местах и заканчивалась пятью двухсуставчатыми пальцами. Громадный череп с острой макушкой, двумя короткими закрученными рогами по бокам, четырьмя пустеющими овальными глазницами, в глубине которых полыхал огонь древней боли и ненависти, и острые клыкастые зубы, пятерными рядами заполняющие широкую челюсть. В основном, исполинские скелеты древних были безоружны и голы (если такое слово уместно), но на некоторых встречались каменные пластины, явно служившие ранее доспехом, некоторые правой пятернёй сжимали крюкообразные каменные орудия, конечно же, предназначенные не для пахоты...
   Среди тысяч древних скелетов особенно выделялся один: крупнее остальных, он был облачён в полный комплект каменных доспехов, а его голову венчал шлем из черепа древнего рогатого животного.
   Восставшие из мёртвых не спешили выполнять приказания Парфлая. Они окружили скелета с черепом рогатого животного на черепе и принялись говорить на непонятном, странном, повергающем в замешательство и трепет языке, вырывавшемся из алеющих магическим пламенем глубин их разверзнутых пастей.
   - Я приказываю вам убить их, - потребовал Парфлай, взобравшийся на холм. Пуля Филики задела его правый бок: задела не серьёзно, но правое крыло парализовало, лишив стрека, хоть и на время, возможности летать.
   О том, чтобы открыть огонь по показавшемуся на линию выстрела Парфлаю что Кич, что Филика - даже думать не осмелились. Выстрел уж точно обратил бы на себя внимание древних чудовищ.
   Ожившие скелеты проигнорировали приказания стрека и продолжили совещаться.
   - Я ведь сказал, что приказываю убить их! - всё клекотал Парфлай.
   - Что за назойливая муха здесь разжужжалась? - понятным всем языком спросил скелет с черепом рогатого животного и посмотрел себе под ноги, возле которых стоял Парфлай. - За годы заточения в потустороннем мире я выучил этот никчёмный язык, но это не значит, что теперь буду слушать на нём приказания. Кто ты такой, чтобы отдавать команды самому Дихуфхуру, королю всех Южных Земель?
   - Я Парфлай, прямой продолжатель деяний Тризолуса Первого - великого завоевателя и творца, - представился стрек. - Я вернул вас из потустороннего мира затем, чтобы вы выполняли его начинания, прислуживая моей воле.
   - Тризолуса Первого, говоришь? - задумался Дихуфхур. - Виделся я с таким в потустороннем мире. Сильная душа. Такой бы, служа под моим началом, мог стать знатным генералом. Но, как мне помнится, кто-то востревожил его душу и вырвал её обратно в смертный мир. Не ты ли это был, назойливая муха?
   - Да, так же, как и ваши души, я вернул и его, - отвечал Парфлай. - Только ваши души я вернул в ваши кости, а его душу - заточил вот в этом аметистовом кристалле, - стрек показал подвешенный на шею аметистовый бюст учителя.
   - Зачем ты заточил душу своего хозяина? - вопросил Дихуфхур. - Почему не вернул ему тело?
   - Верни я ему тело - он вновь сделает меня помощником, - признался Парфлай. - А так - я сам себе командир. И волен выполнять его грандиозные планы по своему усмотрению.
   - То есть, ты предан его идеям, но его самого ты предал? - спросил Дихуфхур.
   - Да, так у нас принято... - подтвердил Парфлай. - А теперь кончай расспросы и иди, уничтожь вон тех мыслящих. Это они убили Тризолуса.
   - Наш прекрасный мир сейчас населяют ничтожные твари, способные предавать своих лидеров! Теперь я понимаю, почему жители потустороннего мира едят их души... Никто из них не достоин жизни! - громом разнёсся голос Дихуфхура. В ту же секунду он обрушил свою громадную костлявую ножищу на Парфлая, размазав того по каменистой земле, что таракана.
   Дихуфхур выкрикнул несколько отрывистых слов на чудовищном языке, и скелеты древних мыслящих все как один устремили взоры на Дрима и его команду. Некоторое время ничего не происходило, но затем исполинские скелеты ринулись в атаку. Вначале медленной, а потом всё ускоряющейся поступью они приближались к своим жертвам.
   - Бежать! - крикнул Дрим и помчался прочь. Все ринулись за ним.
   Сказывалась усталость путешествия и только что пережитого боя с техномонстрами Альчирона. Беглецы побросали походные сумки. Но это мало чем могло помочь... Самый быстрый из скелетов настиг путешественников. Магических сил ни у кого не оставалось. Кич, всё так же сидевший на спине Бирюка, давно успел перезарядить мушкет и расстрелял всю обойму в злобное наследие дикого прошлого. От пуль в черепе и рёбрах скелета остались внушительные дыры. Но это, кажется, только разозлило древнего воина.
   Скелет настиг Дрима, занёс правую руку и с дикой мощью обрушил её. Дрим в самый последний момент успел отскочить в сторону: массивный кулак по локоть ушёл под землю. Не долго мешкая, Плувер рубанул мечом по костяной ноге. Кость оказалась довольно прочной, но перед клинком из Стальни не устояла. Тем временем скелет вытянул руку из земли, вырвав за собой сыпучий столб камней и песка, и вновь занёс её для удара. Но Дрим срубил оставшиеся две ноги, и чудовище повалилось на землю. Нужно бежать - на подходе новые ископаемые твари.
   Дрим пустился вдогонку за не остановившимися товарищами: то ли они не видели, что враг настиг командира, то ли решили, что он и так справится (или с ним справятся)...
   Держась за шерсть волка, Кич обернулся назад и с ужасом увидел, как сражённый Дримом скелет вновь поднялся на обрезанные ноги. Ему трудно идти: то и дело он спотыкался, обрубки костей застревали в земле и чтобы извлечь их оттуда, нужно было прикладывать не малые усилия, но не трудно догадаться, что бой это чудовище вести было способно. Неужели этих тварей невозможно уничтожить?!!
   Потусторонние скелеты настигали!
   Смертоносная орда светящихся кровью оживших мертвецов...
   М-н-е-о-ч-е-н-ь-о-д-и-н-о-к-о, - сотряс Горы чудовищный, неживой и не мёртвый голос, отдающий чем-то металлическим до истерической дрожи в коленях, - Н-е-о-б-и-ж-а-й-т-е-м-о-и-х-г-о-с-т-е-й-о-н-и-у-м-е-ю-т-у-б-и-р-а-т-ь-о-д-и-н-о-ч-е-с-т-в-о-м-н-е-о-ч-е-н-ь-о-д-и-н-о-к-о.
   В тот же миг случилась вспышка, подобная зениту тысячи солнц. Продлилась она секунду, но в этой секунде была целая вечность.
   Вспышка прошла, оставив удивлённо озирающихся скелетов древних воинов наедине с самими собой. Преследуемые ими мыслящие исчезли.
  
   Глава 21: Прощальная трапеза
  
   Труп женщины, похожей на Филику, лежал у стены и заполнял камеру гнилостным, чуть сладковатым запахом смерти. Тартор стащил её с матраца сразу же, как ушли мучители. Обещанную еду так и не принесли. От голода сводило желудок. Спасительные мысли о каннибализме наёмник отгонял как только мог.
   Шакалы в этот день уже не появлялись.
   Запах был невыносимым: даже несмотря на то, что нос человека (в отличие от носа прима или крота) со временем способен привыкнуть к очень многому. Постоянно подкатывали рвотные позывы. Но рвать, увы, было нечем.
   В дверную щель не переставали глядеть упивающиеся страданиями Тартора глаза.
   Заключённый перевернул матрац на другую сторону и лёг. Уж сильно не хотелось лежать на той стороне, на которой лежало мёртвое тело. Да вообще, не хотелось находиться в одном помещении с трупом. Не хотелось - очень и очень мягко сказано... Лучше бы, разумеется, вообще подальше от "смертельной камеры" и от злополучного для Тартора Сара километров этак на сотню-другую.
   Тартор попытался заснуть, но дикий голод и нараставшая боль в голове не давали этому случиться. Мысли о каннибализме всё сильнее сверлили голову радужными оправданиями. Что, собственно, в этом плохого? Неужели лучше умереть страшной голодной смертью, чем переступить через мнимый барьер каких-то там моральных устоев? Да и Тартор, по большому счёту, наёмник. А наёмники, как это всем известно, многие моральные устои переступают. Так что же в этом сверхъестественного? Перед ним лежат десятки килограмм съедобного мяса и жира. Кости и внутренности... Кстати, из голенной кости выйдет отличная дубинка! Можно будет ей размозжить череп кому-нибудь из мучителей! Как ведь всё хорошо складывается: и еда, и оружие! Судьба прямо-таки балует Тартора!
   Наёмник было уже принялся вставать с матраца, но то ли из-за слабости в руках, то ли ещё из-за чего-то, он остался на месте.
   Да что же это такое? Что, всё-таки отличает мыслящего от зверя? Моральные устои? Да, в принципе, они есть и у многих животных. И, кстати, они им следуют куда чётче, чем многие из мыслящих. Дигры, к примеру, славятся своей свирепостью и жестокостью. Но между собой они выясняют отношения без применения зубов, когтей, ороговевших наконечников хвостов и кислотных желёз: часами, а то и днями, они теснят друг друга в танце борьбы. И при этом не проливают и капли крови соплеменника. А если вдруг кто-то и найдётся среди них, нарушивший это неписанное правило - нападут всем стадом и, разумеется, разорвут наглеца на мелкие кусочки. Даже слопры живут по правилам. Обычно они обитают целыми стаями в громадных пещерах. И, какой громадной не была бы стая, подчиняются все воле одной доминирующей самки!
   Тартор мысленно ухмыльнулся тому, что мучителям не удалось выбить из его головы знания про жизнь некоторых диких животных.
   Но что же получается? Жраб и его подчинённые хотят поломать Тартора? Заставить его вконец перешагнуть через свою стену морали? Да чего уж переступать, они хотят разбить её! Затравить Тартора, замучить. Им, подлым мерзостным тварям, мало его физических страданий. Они хотят перебить его душу! И им это окончательно удастся, если Тартор снизойдёт до каннибализма...
   Нет! Никогда! Ни за что! Уж лучше голодная смерть!
   Тартор долго ворочался. Мысли, боль, трупная вонь - не давали ему заснуть. Но, в конце концов, дикая усталость взяла верх - его измученное сознание провалилось в сладкие объятия сна.
   Филика, Филика, Филика! Даже во сне она не оставляет его в покое! Её вытесанный из скалы силуэт непоколебимым истуканом сидит в душе. Бередит, царапает, изводит сознание. Не даёт отвлечься. Заставляет нервничать, злиться.
   Радужные вспышки.
   Стало хорошо. Нет, не так, как становится хорошо отпетому пьянчуге в моменты сильнейшего алкогольного опьянения. Было хорошо по-другому... Было хорошо во всём: тело не болело, душа была спокойна, как Море Покоя в полный штиль, и в голове бушевало полное отсутствие плохих мыслей.
   Туман размытых очертаний начал рассеиваться. Вот и желанный дом. Да что там дом - целая маленькая крепость! За ним всё чётче вырисовывалась серебрящаяся на нежном солнце лента реки. Западнее от дома алели, зеленели, багровели спелыми налитыми соком гроздями виноградные лозы. Севернее раскинули размашистые ветви, полные листьев, бескрайние поля табака. Самого лучшего в округе табака - в этом не было и малейших сомнений! На террасе у дома резвились дети. Много детей: и мальчики, и девочки всех возрастов. Укрывшись от обеденного солнца в тени беседки, окружённый очаровательной компанией молодых жён, за детьми наблюдал счастливый отец семейства. Гладковыбритое лицо бороздили первые морщины, в волосах виднелась проседь, но Тартор был счастлив, как никогда в свои молодые годы. В его душе теплились нежные чувства, наивные и открытые, словно у ребёнка. Он любил устоявшуюся жизнь. Любил жён. Всех - даже Риру, самую молодую и строптивую. Она, Рира, была чуть старше старшего сына. К ней Тартор относился снисходительно, как к дочери... Любил детей. Любил негаснущее тепло созданного его трудами очага. Любил реку, в которой по утрам ловил рыбу. Обычно попадалась одна мелочь: на корм дворовым котам. Но Тартор любил сидеть на берегу, вдумчиво глядеть на поплавок, не тронутый, порой, часами. Свежий утренний воздух, медленно восходящее из ночного укрытия солнце, расплёскивающееся миллионами багряных бликов на подёрнутой рябью реку, успокаивающе шуршащие на лёгком ветру камыши и стрекот цикад... Что же может быть лучше этого отдыха?
   Столь яркая картина спокойной жизни, полной любви и заботы о ближних, начала блекнуть. Осыпаться, как высохшие листья с деревьев под сильным ветром. Поглощаться туманом. Тартор хотел остаться. Хотел скрыться внутри. Но чья-то сильная рука до крови вцепилась в его плечо и вырвала из засыпающего рая.
   Филика! Филика! Филика! Подлая, дрянная Филика! Её наглое лицо щерилось золотыми клыками. Мерзопакостная Филика не дала остаться в прекрасном, выстраданном трудом и любовью мире.
   Тартор открыл глаза. Трупная вонь разлагающейся женщины резко ударила в нос. Эта вонь сразу же вернула его к реальности. Страшной, гнусной, голодной, болезненной реальности заточения в "смертельной камере".
   - Чтоб вы все сгнили, твари! Я не буду её есть! Я лучше подохну голодной смертью! - на сколько хватило сил громко выкрикнул Тартор.
   - Будешь, ублюдок, будешь - никуда не денешься... - донёсся ехидный голос из глазного отверстия в дубовой двери.
   Долгое время Тартор лежал неподвижно. Сил, да и желания, подниматься не было. Всё равно в этой крохотной три на три метра камере некуда идти. Мрачные думы скопом гнойных червей закрадывались в голову.
   Пробиваясь сквозь вонь и обречённость, в камеру просочился жалобный скулёж.
   - Бон, Мон, Мона! - сквозь кровавый кашель воскликнул Тартор и лицо его смочили слёзы радости.
   Шакалы просовывали мордочки между решётками, в надежде прикоснуться к хозяину. В зубах Мона держала кусок недоеденной курицы. Должно быть, она нашла его в мусорном ящике - богатые жители Сара совсем уж зажрались и часто выбрасывают продукты недоеденными.
   Ох, каким же вкусным оказалось мясо вываленной в грязи курицы! Тартор жадно обглодал рёбрышки и оставшуюся ножку. Голод, так сильно раздиравший его желудок столько времени, принялся отступать. Измученный им Тартор разгрыз кости и высосал костный мозг.
   - Бон, Мон, Мона, мои вы прекрасные друзья! Я спас вас от голодной смерти, теперь вы - спасли меня, - не в силах сдерживать рыдания, шептал Тартор и гладил мордочки лижущих его руки, скулящих от счастья шакалов.
   - Вам не следует сюда приходить, - наставлял любимцев Тартор. - Они, злые мучители, могут схватить вас. Не нужно себя так подставлять. Конечно, ваше присутствие несказанно ободряет. Но... Сами должны понимать: если из-за меня с вами что-нибудь случится - я не прощу себе!
   Шакалы внимательно слушали, умными и преданными глазами глядя на хозяина. А когда он закончил, принялись виновато тявкать и лизать в лицо.
   - Ох-хо-хо! - донёсся сквозь дверь грубый смех Жраба. - Видал, Фирил, старина Тар обзавёлся помощниками!
   - Вот же мерзость! - завёлся Фирил. - А как же наше угощение? Как же наше вкусное угощение? Неужели ты, подлый убийца, гнушаешься отведать вкусной твоему чреву мертвечины? - эти слова предназначались Тартору.
   - Бегите, друзья, бегите прочь! - приказал Тартор.
   Но шакалы не сдвинулись с места. Их полные тревоги и участия глаза были устремлены на него. "Нет, хозяин, мы не хотим тебя оставлять здесь, мы знаем, как тебе плохо. Мы что-нибудь придумаем. Мы спасём тебя. А если нет - то умрём у твоих ног, хозяин. Но мы никогда тебя не бросим. Никогда" - словно говорили эти глаза.
   Щёлкнули засовы и дубовая дверь отворилась. В камеру вошли два здоровенных охранника-люрта. Своими рогами они царапали потолок.
   - Бегите! Бегите! - выкрикнул Тартор и напал на охранников. Но, люрты рукопашное ремесло знали на отлично. С ослабленным хворью, недоеданием, недосыпанием и постоянными избиениями наёмником справиться им труда не составило. Повалив на пол, один люрт прижал кованым сапогом его горло, а второй охранник подошёл к стене. Шакалы заходились истошным ненавистным лаем. Но люрты словно и не замечали зверьков. Охранник подобрал труп женщины и поволок к выходу. Отпустивший задыхавшегося Тартора люрт взял матрац и вынес из камеры. Мгновением позже он занёс новый, совсем не пропитанный мочой и кровью матрац, и ведро с мыльной водой и тряпку.
   - Ты - грязное животное. Мыться - быть не животным, - кинул он и вышел.
   Хлопнула дверь. Щёлкнули засовы. Ошарашенный Тартор остался наедине с ведром, тряпкой и своей прогрессирующей болезнью лёгких. В проём глядели шакалы и радостно тявкали.
   День выдался довольно тёплый. В камере было душно. Тартор осмотрел воду в ведре, понюхал, удостоверился, что это вода, а не что-нибудь ещё, и принялся обливаться. Сил в дрожащих руках поднять ведро не нашлось. Но ничего: зачёрпываешь ладонями воду и на себя, а потом обтираешься тряпкой.
   Вода просачивалась в щели между каменными плитами пола. Помывшись, Тартор вытер остатки воды выжатой тряпкой. Водные процедуры и тявканье питомцев придали ему сил. Мало того - в камере стало сравнительно чисто. Да и ведро можно использовать в качестве унитаза. Неужели дни унизительного опорожнения в угол позади? Просто замечательно!
   Жизнь налаживалась...
   Мучители били только один раз в день. Да и то, били больше для профилактики, чем для чудовищных страданий. Еду не давали, но в ней надобности и не возникало: шакалы приносили с помоек съестные отбросы. С питьём, как ни странно, проблем тоже не было: раз в три дня охранник наполнял лоханку сравнительно чистой водой. Но, самое ведь главное, для ведра, в которое опорожнялся, принесли крышку, чтобы вонь меньше разносилась по камере! Но это ещё не всё! Подумать только, стоило только ведру наполниться, как за ним приходили, заменяя новым! Нет, но разве может быть что-то лучше этого? Разве жизнь способна одарить мыслящего большим счастьем? Тартор в этом уж очень сомневался. Нет, как же ему всё-таки повезло!
   Омрачало одно: лёгкие болели всё больше. Кровавый кашель порой часами не останавливался. Болезненный озноб всё чаще разбивал тело. Когда становилось совсем уж плохо - в камеру входили охранники и поили горячим травяным отваром. На день-другой становилось лучше. Но потом всё повторялось вновь.
   Жраб и его жестокие дети могли неделями не заходить в "смертельную камеру". Тартор всё больше убеждался в своём везении. Любимцы шакалы с утра и до вечера скрашивали его жизнь. К вечеру они разбегались на поиски пропитания. А ранним утром возвращались и будили своим нетерпеливым, полным любви и преданности тявканьем.
   Тартору даже начинало становиться стыдно, что так сильно ненавидел Филику. Да, она подлая, мерзкая и противная женщина, погубившая его жизнь. И что теперь? Стык потустороннего и смертного мира не на ней сходится. Слишком уж много чести этой дуре. Хоть и такой приятной в постели дуре... Гирен бы её подрал, столько противоречивых чувств к ней: от слепой любви до дикой ненависти! Нет, нужно что-то делать с собой. Да вот только что? Скорее всего, найти ответ на этот вопрос никогда не удастся...
   Еды хватало. Шакалы исправно приносили объедки: голодные дни постепенно становились воспоминанием, страшным сном, который так радостно забыть и стараться больше не вспоминать. А вместе с умеренной сытостью к Тартору принялось возвращаться здоровье. Его тело перестало походить на обтянутый кожей скелет и уверенно начало восстанавливать былую форму. Побои медленно сходили, ведь избиения вторую неделю как прекратились. Наёмник уже уверенно мог стоять на ногах, не боясь рухнуть от бессилия, а руки перестали дрожать. В мышцах начинала оживать былая сила. Да что там сила - кровавый кашель досаждал не так часто, как раньше. Крепкий и сильный от рождения организм Тартора начал брать верх над, казалось уже одолевшей его, хворью.
   Возвращалась сила, а вместе с ней возвращалось желание совершить побег. В голове Тартора начали появляться дерзкие планы. Да, Жраб, его сыновья и подчинённые - крепкие ребята, спору нет, но Тартор ведь и сам не из простого замеса. Конечно, их сила - в количестве. С толпой справиться будет невозможно. Но если удастся захватить Жраба и, под угрозой его смерти, выйти наружу... А если злость возьмёт верх над Тартором и он прикончит Главу городской охраны, то не беда - всегда есть его сыновья! А как ещё можно выбраться из камеры? Распилить толстенные металлические решётки в стенном проёме? Чем? Шатающимися зубами? Да даже если бы и было чем - в глазное отверстие постоянно кто-то наблюдает. Даже по ночам. Подкоп? В каменных плитах? Нет, выбраться из "смертельной камеры" можно только боем.
   Вёдра с питьевой водой заносить в камеру перестали. Вместо этого в стенной проём подвели трубу с вентилем. О благо, повернув вентиль, из трубы начинала литься настоящая вода! Да, рыжеватая от ржавчины, ну и что? Ведь, несмотря на металлический привкус, её можно и пить, ей можно и мыться! Если бы не постоянный ненавистный взгляд из дверного глазка, ощущаемый даже спиной, можно было бы решить, что о Тарторе забыли. Никто не заходил. Никто не бил. Никто не оскорблял. Никто не унижал.
   Но интуиция матёрого наёмника не давала Тартору расслабиться. Он чувствовал во внезапном улучшении жизни подвох. Злостный, ужасный, полный следующей за ним боли и страдания подвох.
   Как оказалось, интуиция не подвела его...
   Как-то Тартор проснулся от тревожного ощущения: словно незаметно что-то вырвали у него прямо из под носа, безболезненно оторвали кусок вместе с мясом... Но что не так? Спросонья сказать трудно. Стены, пол, матрац, вентиль - всё, как и прежде. В камеру не заносили мёртвых тел похожих на Филику женщин, над головой не стоял скалящийся в предвкушении кровопролития палач с боевым топором, не ухмылялась толпа здоровенных детин, жаждущих почесать кулаки... Тогда в чём проблема? Скулёж и тявканье! Как же без них одиноко в камере! Вот уже сколько времени шакалы с утра пораньше будили хозяина. Но сейчас их вострые мордочки не торчат между стальными прутьями...
   Ну ничего, мало ли что могло случиться? Вдруг, они всё ещё ищут отбросы? Или заплутали. Да нет, эти сорванцы способны находить след там, где его не найдёт и волк. А всем на Главном Материке прекрасно известно, насколько искусны в этом деле волки! Решили махнуть пушистыми хвостами на хозяина и податься прочь? Обратно в Кривой Лес? А что, вполне себе вариант, хоть очень и очень маловероятный. А ещё что может быть? Да всё что угодно! И, увы, не самое лучшее...
   Тартор, как только мог, отгонял мрачные мысли. Но они и не думали покидать его голову. Целый день он просидел под проёмом, дожидаясь четыреногих друзей. Уродливый птенец голода, казалось бы, замурованный обратно в скорлупу, принялся проклёвываться вновь.
   Шакалы не появлялись.
   Наступила ночь. Такая же тёмная, холодная и беспристрастная, как всегда. Вот только длилась она дольше обычного - Тартор не спал. Вслушивался в тишину с надеждой уловить милые уху шорохи шакальих лап. Девственную плеву тишины разрывали скрипы дверных петель, топот сапог охранников, вой на луны цепных бобросов и собак, вскрикивания ночных птиц. Но не было среди них преданного скулежа и тявканья...
   Утром Тартор почувствовал, как болезнь начинает набирать новую, утраченную было, силу. Мучительный кровавый кашель раздирал лёгкие, а нарастающий голод - желудок. Переживания косили Тартора, как техномонстр жнец косит головы попавшихся под его чудовищные лезвия мыслящих. С каждой минутой наёмнику становилось всё неспокойней на душе. И это беспокойство ослабляло организм, делало уязвимым для болячки.
   День прошёл в страданиях: как в душевных, так и физических.
   А шакалы всё не появлялись...
   Время тянулось со скоростью Исполинских Жернов, что можно встретить в Бастоне: зерно в них свозят со всех Западных Земель, в движение их приводят сотни тяговых слопров; в день они совершают лишь несколько полных вращений, но количество и качество помола впечатляет весь Материк.
   К завершению четвёртого дня мучительного незнания, засовы щёлкнули, и в камеру опасливо вошёл охранник. Тартор ещё никогда его не видел: это был седой прим с глубоким, участливым взглядом. В нижних руках он держал большую кастрюлю. Из-под закрытой крышки доносился слабый запах дурманящей разум еды.
   - Пришёл почесать об моё лицо сапоги? - окрысонился Тартор.
   - Что вы, господин, совсем нет, - прислужливым, лишённым воли голосом ответствовал прим. - Я пришёл оказать вам посильную помощь.
   - С чего это вдруг? - голос Тартора звучал измученно и обречённо. - Вы долгое время выбивали из меня душу. Потом просто забыли, как мне кажется. А теперь что, помогать уже надумали?
   - Нет, господин, совсем не собираются помогать... - прим осёкся. - Вернее, они не собираются... Понимаете, я, хоть и работаю на Жраба Толстого, не во всём с ним согласен. Уж вы-то, господин, должны меня поддержать: методы Жраба слишком жестоки.
   - Ещё бы, - поддакнул Тартор, прокручивая в голове все избиения, унижения и моры голодом.
   - Я раскрою вам тайну: сейчас идёт последняя ступень ваших истязаний, - принялся откровенничать прим, переминаясь с ноги на ногу и заламывая свободные от кастрюли руки. - Вас хотят заморить на смерть голодом. Не смотрите на меня, как на идиота, господин. Конечно же, вы это поняли и без меня... Простите. В общем, мне положено следить за вами. Жраб и его сыновья утратили к вам интерес. Они заняты сейчас другими делами: завезли новую партию осуждённых к смерти. А ведь перед казнью над каждым нужно "как следует поработать"...
   - То-то я смотрю, они меня перестали избивать, - ухмыльнулся Тартор. - У них попросту завелись новые жертвы.
   - Да-да-да, - подтвердил прим, - именно поэтому. Так вот, меня назначили следить за вами, господин. Что я, с гордостью признаюсь, и делал. Они перестали за вами следить, поэтому я позволил себе недопустимое своеволие - подвёл вам трубу с водой. Мне просто больно было смотреть на то, во что они вас пытались превратить. Ну не так разве?
   - За это - тебе от меня огромная благодарность, - голос Тартора звучал тихо, устало, но глаза горели уважением. - Ты даже не представляешь, как мне этого здесь не хватало.
   - Что ж не представлять - представляю, - ответил прим, и глаза его наполнились грустью и болью. - Я ведь всё это время следил за вами, господин. Какие муки вам пришлось перенести... Нет, господин, ни один мыслящий, какие бы злодеяния он не совершил в прошлом, не заслуживает такого!
   - Тише ты, не боишься, что услышит кто? - спросил Тартор и тут же зашёлся чудовищным кашлем.
   - Нет, господин, это исключено, - дождавшись, пока собеседник прокашляется, ответствовал прим, - все сейчас на показных казнях. Я не удивлюсь, что во всей тюрьме остались только мы с вами - заключённых на такие мероприятия выводят, чтобы смотрели, какая участь их ждёт...
   - Чудненько... - Тартор почесал заросшую косматой бородой щеку. - А меня чего не выводят? Я бы прошёлся, воздушком подышал... Мне в этих четырёх стенах ох как несладко.
   - К вам, господин, у Жраба отношение особое... - подтвердил и так понятную истину прим.
   - Слушай, - Тартор прокашлялся и продолжил, - а у тебя там, в кастрюле, не еда, случаем? Я, признаюсь, на самом деле начинаю умирать с голоду. И непонятно, что добьёт меня быстрее: пневмония или отсутствие съестного.
   - Ах да, господин, мы тут с вами так заболтались, что я и забыл, зачем пришёл, - спохватился седой прим. - Долгое время в моей помощи вы не нуждались - еду приносили ваши четвероногие друзья, да пусть Мастук бережёт их мохнатые шкурки, куда бы они не направились.
   - Направились? - переспросил Тартор.
   - Да, - сказал прим, - дня четыре назад я охранял Южные Ворота и видел, как маленькая стайка из трёх шакалов выбежала и направилась в сторону Кривого Леса. С тех пор я не видел, чтобы они просовывали свои мордочки в "смертельную камеру". Видимо, их звериная сущность превзошла преданность и любовь к вам. Мне очень жаль...
   - И мне... - на глаза Тартора выступили слёзы. - Но этого следовало ожидать...
   - В общем, четыре дня я не мог подступиться к вам, но сегодня, как я уже говорил, день показательных казней, поэтому я с лёгкостью пронёс вам еду, - сказал прим, подошёл к сидящему у стены наёмнику и верхней рукой поднял крышку. Запахло остывшим жареным мясом. - Моя жена отличная хозяйка! Не удивлюсь, если её мясные лепёшки из верблюжатины - лучшие во всём Саре! Угощайтесь, - прим поставил кастрюлю перед заключённым.
   Тартор с жадностью дигра набросился на еду. Мясные лепёшки были суховатые и холодные. Но до чего же вкусные, после четырёх дней голода! Почувствовав первые приступы режущей боли в желудке, он перестал есть. Отвыкшему от еды желудку нужно время, чтобы переварить - каждый наёмник об этом знает.
   - Спасибо тебе, друг, - со слезами радости на глазах, поблагодарил Тартор. - Ты спас мне жизнь.
   - Не стоит благодарности, - отмахнулся прим и направился к выходу.
   - Друг, ты хоть скажи своё имя, - окликнул его Тартор.
   - В этом нет необходимости, - отрезал прим и закрыл дверь.
   Щёлкнули засовы.
   Еды хватило на три сытых дня. Переживания об участи шакалов сменилось грустью. Но лучше уж грусть, чем неведение! В конце концов, они из леса пришли, и в лес должны были вернуться: рано или поздно. Было бы наивно ожидать от них другого.
   Тяжесть переживаний спала с плеч, но кашель не прекращался. Озноб, недомогание, вялость - были его верными друзьями.
   Когда последняя мясная лепёшка была съедена, за дверью раздался дикий, безудержный, злой и насмешливый хохот.
   - Ну что, подкрепился? - даже приглушённый дверью, голос Жраба нельзя было ни с чем спутать.
   - Пошёл к гиреновой бабушке, - прохрипел Тартор и закашлялся. Было такое ощущение, что его лёгкие кто-то измазал кровавым мазутом - до того там всё было плохо.
   - Верблюжатинкой, думаешь, питался? - ликовал Жраб. - Да я бы на твои гнилые кишки и крысонового мяса пожалел! Не то, что деликатесное верблюжье! Знаешь, кто это был? Твои маленькие четыреногие друзья! Мы изловили всех троих и пустили тебе на лепёшки! А шкуры спалили в печах! Ах-ха-ха! - смех чудовищной чертой подвёл всё вышесказанное.
   - Бон, Мон, Мона! - взревел вскочивший на подкашивающиеся от болезни ноги Тартор. Его вырвало. - Бедняжки мои! Мои хорошенькие! Мои славненькие! Я знал, что вы останетесь со мной до последнего... Бедняжечки, бедняжечки... - Тартор подошёл к двери и заколотил по ней обессиленными кулаками. - Ты убийца, мерзость, дрянь, сволочь! Ползучий гад! Я презираю тебя! Я удушу тебя, подлая сука!
   - Убийца? - продолжал ликовать Жраб. - А не ты ли убил моего сына, слизняк? Страдай, мразь, страдай! Да так страдай, как никто в этом мире ещё не страдал!
   - Филика! - заорал Тартор: в его слезящихся глазах кровавым огнём блестела безумная ненависть. - Это всё ты виновата, Филика!
   Тартор бессильно упал в лужу блевотины. Из его рта текла кровь. Болезнь взяла верх: жизнь медленно покидала его.
   - Эн нет, дружочек, нет уж, я не подарю тебе лёгкого выхода, - пообещал Жраб. - А ну, отнесите этот мешок ослиного навоза в лазарет. Пусть его вылечат от пневмонии. А потом... Всё с самого начала...
   Щёлкнули засовы.
  
   Глава 22: Лесное гостеприимство
  
   Чёрная гладь, изнизанная белой паутиной. Пятна засохшей и свежей крови. Бьющиеся в многострадальной агонии души мыслящих. Их безмолвные крики. Бесплотная боль. Неосязаемые страдания. Бесконечная мгновенность. Кровавые блики. Багряные молнии. Леденящий жар. Палящий холод. Живая смерть...
   Филика очнулась от нестерпимого зуда в пальцах. С брезгливостью струсила с них толстую волосатую гусеницу и осмотрелась вокруг. Деревья любых размеров и форм: начиная от приземистых, хлипких на вид, с белёсой тонкой корой, густой кроной из мелких фиолетовых листьев, и заканчивая толстоствольными великанами с бугристой чёрной корой, поросшей в некоторых местах голубоватым мхом, размашистыми гигантскими иглистыми ветвями и торчащими из земли узловатыми корнями. Заросли всевозможных растений, увенчанных причудливыми цветками, громадными чашеобразными или тонкими и пикообразными листами, обвитые плющом, облепленные насекомыми, о которых не узнать даже из трактата "Про роющих, ползающих и летающих гадов"... Яркие лучи Светила, пробиваясь сквозь толщь листьев, ветвей и стволов, доходили до земли лишь изуродованными зелёно-жёлтыми лучиками.
   Лес подавлял всем: тусклым, гнетущим светом, нависающей теснотой зарослей, непрерывным стрекотом насекомых, криками диковинных птиц с причудливыми клювами и броскими разноцветными перьями, гомоном всевозможных зверей.
   Будь на месте Филики какой-нибудь картский учёный муж, посвятивший жизнь биологии - тут же позабыл бы обо всём и принялся изучать местную флору и фауну. Безустанно начал бы срывать отовсюду листву, обдирать кору, выкапывать коренья, делать эскизы птиц, собирать коконы и отлавливать насекомых... и всё на диком научном энтузиазме - ни разу не вспомнив о чудовищной усталости, вероятной обречённости и зверском голоде. Но не такова уж чёрствая командирша отряда Ищеек Смерти! Ей было абсолютно наплевать на то, что ползавшая ранее по её руке гусеница - неописанный в научных трактатах представитель (или близкий родственник - это решится после долгого спора учёных мужей на Всематериковом Картском научном съезде, проводимом каждый год в первых числах после Сезона Дождей) семейства "ползуволосатиус". И тот факт, что шершавые листья плюща, имеющие форму шестигранника, отличаются от любых ныне описанных - наёмницу волновал не больше, чем способен взволновать поросший мхом валун попавшего в кольца удава зазевавшегося павиана...
   Что на самом деле волновало Филику, так это три вытекающие друг из друга вопроса. Как она сюда попала? Что делать дальше? И что это, чтоб его, вообще за место такое?
   Ну, на первый вопрос вполне можно дать ответ: без вмешательства Арахка здесь не обошлось. Это ведь его мерзостный голос раздался, когда чудовищные скелеты Древних Времён уже настигали убегающих путешественников.
   А ведь, по большому счёту, бог пауков - этот ужасный и подлый насильник - их спас!..
   Второй вопрос... А что в нём, собственно, сложного? Филика что, девица какая-нибудь светская Сарская, всю жизнь на балах и оргиях проведшая, ни в чём больше толк не знающая? Нужно выжить, выбраться из леса! А как - это уж не проблема для опытной наёмницы. Сведущему в делах выживания мыслящему в лесу всегда еда, питьё и кров найдутся! И наряду с выживанием (а есть хотелось так, словно дня три во рту и маковой росинки не было) нужно отыскать друзей.
   Мысли о том, что скудоумный Арахк решил спасти лишь её одну, Филика всячески рубила на корню.
   Что это за место - гадать не приходилось. На Главном Материке экзотических лесов хватает в изобилии. Но с такими внушающими трепет размерами и громадным разнообразием растительности только один - Великий Лес. Начиная свою воистину величественную поступь у северных берегов Вечного Океана, западным краем огибая Вечные Болота, переступая деревьями громадные по площади низины Горного Хребта Печали, он тянется на юго-восток прямо до северо-западных берегов Моря Покоя. Так что сказать, где именно находится Филика - просто невозможно, ибо находиться она могла практически в любой точке Великого Леса. Есть, правда, ещё один лес, упрямо отрастающий каждый раз после гибельного извержения Вулкана Ненависти и покрывающий практически всю часть Пустого Материка - как гласят сказания, очень даже экзотический. Но о том, чтобы очутиться на другом материке - Филике даже в кошмарах никогда не снилось!
   Осмотрев себя, наёмница крайне удивилась: на ней не было облегчённых лат. Да что там лат, вообще ничего не было: ни оружия, ни припасов! Лишь насильно подаренный Арахком чёрный костюм с белыми паутинистыми узорами второй кожей обвивал её стройное тело.
   В желудке сосало так, словно там ничего не было минимум полнедели. Ничего, вон те жирные лимонно-жёлтые личинки с коричневыми головами - просто замечательный источник белков и витаминов! Филика сняла с буро-зелёного ствола широколистного дерева извивающуюся личинку. Мгновение поколебавшись, она отправила насекомое в рот, откусив несъедобную голову, в отчаянной борьбе за жизнь челюстью вцепившуюся в указательный палец. Толстенькие короткие лапки царапали язык, сочное тельце лопнуло под зубами, залив рот отвратительной жижей, вкусом похожей на уж слишком перебродившую настойку из коры деревьев. Филика многострадально скривилась, но проглотила. Дальше было проще. В таком деле самое сложное - сделать первый глоток...
   Наевшись личинок, командирша принялась продумывать дальнейшие действия. Первым делом, нужно орудие. Голыми руками через заросли не пробраться. Долго думать из чего бы его сделать не пришлось - невдалеке росло не имеющее название (в принципе, как и большинство в этом лесу) дерево. Дерево было размашистым и кустистым. Но не его пышные формы и причудливый алый цвет листвы привлекли наёмницу. Округлые у оснований, длинные ветви дерева утончались, становились плоскими и острыми, словно сабли. Должно быть, таким образом дерево охраняет свой толстый ствол от крупных животных. Зачем крупным животным ствол этого дерева? Эх, был бы там картский учёный муж или, на худой конец, учёная дева - не сошли бы с места, пока не выяснили... А вот Филику это не интересовало. "Природа щедро умеет одарять. Главное, суметь разглядеть её дары. А разглядев, нужно их выдирать с корнем, а не расходовать на ненужные поиски истины, которой итак не существует!" - таковы взгляды командирши.
   Опасения Филики не оправдались: острые ветки оказались крепкими и твёрдыми, словно были выкованы из диковинного древесного металла. Но в этом-то и была загвоздка. Их невозможно было сломить. Что только командирша ни делала: и колотила по ним кулаками, ногами, камнями, и прыгала, и тянула, и ругалась последними словами, от которых у многих мыслящих бы уши завяли... А твёрдые ветви так же непоколебимо держались на толстом стволе, пусть и с потрёпанной от потуг интервентки листвой.
   Махнув уставшей рукой, Филика уселась на густой мох в надежде перевести дух. Приятный на ощупь бархатистый мох был покрыт росой. Так и хотелось растянуться на нём и заснуть. Вот только проснулась бы она?..
   После небольшого перерыва, мысли командирши прояснились. Дикое желание сломить острую, как сабля, ветку вытиснилось твёрдым осознанием невозможности этого. А что делать, когда ты упираешься в тупик, и у тебя нет с собой рожка с взрывным порошком, чтобы подорвать стену? Можно, конечно, ничего не делать... Но это уж слишком трусливый путь. Нужно поворачивать и с новыми силами браться за другой путь. Вот и всё. Ничего сверхъестественного!
   Да, сломить желанную ветку невозможно. Но это ведь не мешает Филике использовать её для других целей? Для изготовления того же оружия, к примеру. Сломив с соседнего дерева две довольно крепкие ветки, командирша обточила их об острые ветки пышного дерева с алой листвой. Из длинной ветви она сделала копьё, из короткой - подобие мачете.
   К тому моменту, как оружия были сделаны, начало темнеть. И без того тусклый свет мерк стремительно и бесповоротно. Идти куда-либо - бессмысленно. Разводить костёр (это если удастся) - ещё бессмысленней. Неизвестно, какое лесное зверьё обитает поблизости, но точно известно, что костёр его внимание к себе обязательно привлечёт. Благоразумней всего взобраться на то громадное дерево с торчащими из земли мощными узловатыми корнями. По грубой неровной коре забираться, что по лестнице - только и успевай пальцы и стопы в широкие выемки вставлять. Громадная ветка, на которую взобралась Филика, уместила бы на себе целого, пусть и исхудавшего от тяжких хворей, слопра. Что уж говорить о молодой, не обременённой и граммом лишнего веса, женщине?
   Ночь прошла спокойно. Прохлада и ветер не причиняли и малейшего неудобства - обволокший голову и лицо, оставив прорези для рта и носа, костюм грел, защищал, приглушал тревожные звуки леса.
   Филику разбудила лёгкая царапающая боль по всему телу, словно её костюм порос изнутри тысячами мелких коготков. Тусклый свет уже пробивался сквозь непролазную густоту леса. Командирша открыла глаза и ужаснулась: к её лицу опасливо принюхивалась лохматая тварь. В узких глазных щелях багровели овалы зрачков, морду покрывал густой белый вьющийся мех, под толстым бурым носом топорщились длинные пучки чёрных усов, раскрытая пасть обнажала длинные, с жёлтым налётом, резцы, явно способные за раз перекусить кость. Из пасти на Филику пахнуло кисловато-солёным духом. Переносимым, но уж очень неприятным. Наёмница испуганно дёрнулась, от чего тварь испугалась ещё больше, издала истошный вопль и прыжками в два счёта скрылась в гуще леса.
   - Чтоб Гирен выел тебя и всё твоё потомство! - кинула вслед твари Филика с перепугу позабыв, что не признаёт богов.
   Тварь ничего не ответила.
   Завтрак был не богат разнообразием блюд: лимонно-жёлтые личинки в изобилии ползали по стволам деревьев. На сей раз их вкус казался не таким уж и отвратительным. Когда речь идёт о выживании - места брезгливости не должно оставаться. Выбрав лиану потолще и позеленее, Филика срубила её деревянным мачете и напилась вытекавшей из обрубка жидкости. Сок лианы был горьковат, но вполне пригоден для утоления жажды.
   Подкрепившись, командирша поразмыслила над направлением своего грядущего пути. Разумеется, оставаться на месте - самоубийство. Идти нужно, но куда? Выгодного направления нет, так как кругом одинаково пышные заросли. Все четыре стороны развели свои бесплотные руки, таящие внутри неизведанные опасности, и жаждут обнять ими заблудшую путницу.
   Филика была готова ко многим ударам судьбы, но к такому - нет. Да, она прочла много книг, общалась со многими мыслящими, выбравшимися живыми из безвыходных ловушек дикой природы. Но вот чтобы самой оказаться на их месте... Филика ведь никогда ещё не оставалась с лесом один на один. Всегда был кто-то, кто мог помочь, подсказать, подстраховать. Были оружия, были припасы, был кремень или спички, чтобы развести костёр. А сейчас: одна, с деревянными подобиями копья и мачете, без нормальной еды и поддержки...
   Нет, командирша из любой ситуации найдёт выход! Никакой паники и отчаяния! Только оптимизм и твёрдое желание выжить! Все мысли о хорошем, светлом, добром. Да, вот только в жизни Филики в последнее время что-то не клеилось. Ни капельки хорошего, ни лучинки светлого, ни песчинки доброго... Рыдать?
   - Замолчи, глупая паникёрша! Заткни свою тупую пасть! - сорвалась на крик Филика, и пёстрые птицы в испуге устремились прочь с ветвей ближайших деревьев.
   Полегчало...
   Можно было идти в любом направлении. При сложившихся обстоятельствах, это не имело какого-либо значения. Тут можно положиться лишь на удачу: какой путь приведёт к логову дигра, а какой - выведет из леса. Разумеется, тропок, способных облегчить решение, обнаружить не удавалось. Что ж, ясно только одно: если выбрать путь, то идти только в его направлении. Любое отклонение может свести всё на нет. Целый день идти и вернуться на место, с которого всё началось - разве может быть что-то хуже?
   В этой практически непролазной глуши трудно ориентироваться в направлении. Компаса нет, а неизвестным растениям доверять нельзя. Они обманчивы. У одних листва смотрит в одну сторону, у других - в другую, а у третьих - во все сразу. Ориентироваться можно только по солнцу. Которого, увы, не видно. Хотя, это не совсем так. Если присмотреться, то сквозь толщь сомкнувшихся над головой ветвей и листьев можно разглядеть более светлое пятно, нежели остальные. Это, по логике вещей, солнце. Вот и славно. Значит, восток в его направлении. А запад - в противоположном. Север и юг, исходя из этого, найти проблем даже ребёнку не составит.
   Так куда же, всё-таки, идти?
   Филика хлопнула себя по лбу ладонью. Ну конечно же! Как она раньше об этом не подумала? Ну да, неопытность сказалась. Хорошо, что путь до этого не начала! Так бы столько времени потеряла!
   Всего-то и нужно - залезть на высокое дерево и оглядеться вокруг. Как раз то, на котором наёмница провела ночь, подойдёт замечательно. Да, Филика не примша какая-нибудь, чтобы по деревьям высоко лазить, но выхода другого нет.
   Командирша никогда особо не боялась высоты, поэтому подъём оказался не таким уж и сложным. Правда, не без усилий всё прошло. Чем выше, тем сложнее находить выемки в коре. Несколько раз ей приходилось делать небольшие привалы на ветках, чтобы дать рукам отдохнуть. Большинство деревьев леса были высокими, но Филика выбрала самое правильное - оно оказалось выше остальных поблизости.
   Наверху было свободно. Прохладный ветер щекотал лицо, яркое солнце радовало глаз. Но главное - никаких деревьев и кустарников, нависающих над тобой безмолвными стражами. Исполинский разноцветный ковёр из верхушек деревьев стелился повсюду. На западе он тонул в голубом горизонте водной глади. На севере он упирался в острую гряду чёрных скал. Крохотных издали, похожих на окаменелые зубы древнего неведомого существа, сложившего свои кости в том месте миллионы лет назад... Стоило только догадываться, насколько высоки эти скалы. На юге лес не имел видимых границ. А на востоке... лес упирался в скалу, пугающую и зачаровывающую своим чудовищным размером и неправильностью форм! Казалось, что эта скала была олицетворением вечности. Не сгнивающим посланием из Точки Времён. А может, она и была этой Точкой? Да нет, что за романтически глупости Филике в голову лезут. Это ни какая не Точка Времён, да и не совсем скала... Это вулкан... Вулкан Ненависти!
   Командирша слезла с дерева полная замешательства и разочарования. Где-где, а в лесу Пустого Материка ей оказаться уж совсем не хотелось. В голове не укладывалось. Подлый, злой, мерзкий Арахк! Мало того, что лишил Филику остатков чести, так ещё и поглумиться решил. Забросил на верную погибель в сердце необитаемого леса. Но зачем? Разве не проще было оставить её на растерзание ожившим скелетам древности? Нет, видимо, ему это доставило бы меньшее удовольствие. Уж лучше его жертва умрёт от изнеможения. Или от какой-нибудь чудовищной лесной болезни. Ну, от лап и клыков диких зверей тоже никто не застрахован. А почему тогда он подарил ей костюм, столь полезный и незаменимый?
   Боги. Мыслящим неподвластно уловить ход их величественных мыслей...
   Так или иначе, если Арахк дожидается гибели Филики, то ему придётся подождать ещё какое-то время! Наёмница не собирается доставлять богу пауков такое удовольствие! Она будет бороться. До последнего. Назло ему.
   Теперь-то с выбором направления проблем не возникало. Нужно идти на восток. К берегу Вечного Океана. А дальше? Дальше будет видно...
   Филика отправилась в путь. Умело орудуя деревянным мачете, она прокладывала себе дорогу сквозь густые заросли диковинных растений. Нетронутый доселе рукой мыслящего лес застонал криками птиц и воем зверья.
   Злость к Арахку двигала рукой наёмницы. Рубя широкую толстую листву, торчащие из земли корни, полные густого зловонного сока стволы, она представляла, что рубит его отвратительный панцирь, человеческие руки и ноги. Это помогало идти, добавляло сил. Жажда насолить богу пауков переполняла Филику упрямством и упорством. Тяжёлыми, полными труда и усталости шагами, она продвигалась вперёд.
   Казалось, заросли никогда не кончатся. К счастью, это было не так. Ближе к обеду лесная гуща стала редеть. Утомлённая рука могла немного передохнуть, но останавливаться для привала Филика не собиралась. Покуда ноги способны нести, она будет продвигаться вперёд.
   Вскоре лес поредел. Солнце ослепительными бликами протискивалось в просветы между листвой и ветвями. Рубить листву уже не возникало необходимости, но глядеть под ноги, взвешивая каждый шаг, всё равно приходилось. Можно запросто споткнуться об корень и напороться на сук.
   Истошный вопль. Филика обернулась. Цепляясь всеми шестью крючковатыми лапами за шероховатую кору, по толстому зелёному стволу ползла тварь. Да, она была точь-в-точь похожа на ту, с которой наёмница имела неприятность познакомиться утром. А может, это она и была? Раздался ещё один истошный вопль, но на этот раз откуда-то по левую руку. Командирша повернулась и замерла: на дереве - один повисши на толстой ветке, второй ползя по коре - виднелись покрытые густой белой шерстью твари. Ещё два истошных донельзя вопля. Уже по правую руку. Ползя по лианам, прыгая с ветки на ветку, карабкаясь по стволам, к Филике приближались твари.
   "Сейчас посмотрим, какого цвета у них потроха" - воинственной молнией пронеслась мысль в голове командирши, и она покрепче сжала деревянное копьё, выставив остриё перед собой.
   Филика насчитала около дюжины тварей, расположившихся на деревьях неподалёку. Их глаза сверкали на солнцеnbsp;. Их пасти периодически издавали истошные вопли. И всё. Никаких агрессивных действий они не принимали. Просто пытливо глазели на непрошенную гостью леса.
   - Тупые твари, чего уставились?! - рявкнула Филика и сделала угрожающий выпад копьём.
   Несколько тварей опасливо подскочили, а кто и вовсе трусливо спрятался за стволом. Остальные, видимо самые матёрые, не шелохнулись.
   - Ну что, боитесь меня, комки шерсти?! - наседала командирша, страх скорой и мучительной смерти которой сменился напускной храбростью. - А ну пошли отсюда прочь! - она повторила выпад.
   На этот раз даже самые боязливые не отреагировали. Все твари остались на своих местах, будто приросли к ним.
   Немного поразмыслив и поостыв, Филика решила не искушать судьбу. Мало ли чего этим гадам в головы их уродливые прийти может. Сейчас не нападают - и хорошо. А будет командирша сама нарываться - так и полезут в драку. И нетрудно догадаться, кто из неё выйдет победителем...
   Филика продолжила путь. Правда, твари продолжили путь вместе с ней. Издавая отвратительные крики, они прыгали с дерева на дерево. Разумеется, не забывая при этом держаться на безопасном расстоянии от объекта преследования.
   Вначале командиршу раздражали и пугали преследующие звери. Она всё время косилась на них и еле совладала с собой, чтобы не впасть в истерику. Но уже ближе к вечеру, ей было абсолютно на них наплевать. Прыгали себе за ней и прыгали, точно обезьянки уродливые. Ну и что? Раз не нападают, то и славно.
   Близился закат. Лес не становился гуще, и это очень радовало. Ноги просто подкашивались от усталости. Желудок ныл от голода. Филика остановилась, и, совершенно неожиданно, её стошнило. Рвоты было совсем мало: желудочный сок и сок лиан, которым командирша утоляла жажду во время пути. Кисло-горький комок ещё долго раздирал горло.
   Придя в себя, Филика отправилась на поиски пищи. Вкус рвоты стоял во рту, притупляя голод, но командирша прекрасно знала, что ей нужно пополнить потраченные силы. Иначе завтра она далеко не уйдёт.
   В голову закрадывалась леденящая всё внутри догадка о причине рвоты. Но командирша отчаянно гнала её прочь.
   Личинок и гусениц, как это ни странно, отыскать не удалось. В таком-то лесу! Попалось под взор несколько пауков и таракан, но их Филике употреблять в пищу как-то не хотелось... Благо, на одном невысоком дереве ей удалось разглядеть сливающиеся цветом с фиолетовыми листьями продолговатые плоды. Опасения отмёл в сторону с новой дикой силой заявивший о себе голод. Командирша сорвала плод и разжевала вместе с треснувшей под зубами косточкой. Мякоть плода была кисло-сладкой. А вот от раскушенной косточки пришлось отплёвываться - уж слишком горькая. Второй плод Филика съела с большей осторожностью, выплюнув косточку. Дальше дело пошло само собой.
   Набив желудок до отвала, Филика сытым взглядом осмотрелась вокруг. Увы, подходящего для ночлега дерева найти не удалось. А тем временем солнце больше чем наполовину погрязло в зыбучих песках горизонта. Ничего не поделаешь, придётся спать на земле.
   Костёр Филика решила не разводить. Мало ли какие звери в лесу водиться могут. Бывают такие, которые боятся огня, а бывают и такие, которые на него бегут, затаптывая громадными лапищами всё на своём пути. К тому же, в нём нет необходимости: костюм замечательно греет ночью, да и мяса пойманного зверя нет, чтобы пожарить. Вспомнив о недосягаемом мясе пойманного зверя, Филика покосилась на тварей, следящих за ней с деревьев. Нет, слишком рискованно нападать на во-он ту, что держится дальше от стаи. Хотя... соблазн велик... Нет! Мало ли какое у неё мясо может оказаться? Стоит оно того, чтобы подвергнуть себя вероятности нападения дюжины шестиногих уродцев? Сейчас они спокойны, но кто знает, чем всё повернётся, вздумай Филика напасть на одну из них, пусть и держащуюся в стороне от других. В конце концов те фиолетовые плоды очень даже недурны собой. Да, мясо ими не заменить, но риск голодной смерти они очень даже неплохо сводят на нет.
   Филика нарвала мха, постелила на землю и улеглась. Она была настолько уставшей, что тут же провалилась в сон. Все переживания о близости стаи странных зверей и нападении какого-нибудь проходящего мимо хищника растворились в глубоком и спокойном сне.
   Наступило утро.
   Проснулась она, как и в прошлый раз, от слабой скребущейся боли по телу. Открыла глаза. Был ли испуг, когда Филика обнаружила себя в окружении дюжины тварей? Конечно же был! Но не сильный, граничащий с крайним удивлением. Первая мысль командирши: проткнуть копьём первую попавшую под удар зверюгу. Но эту полезную идею пришлось отбросить. Существа сидели мирно. Некоторые из них дремали. Их морды выражали тупой интерес, но уж точно не агрессию.
   Упёршись локтями в мшаный настил, Филика приподнялась. Некоторые лохматые твари отпрыгнули, но не далеко. Остальные (в основном спящие) остались на месте.
   - И чего вы от меня хотите? - спросила Филика.
   - Мы хотим твоей крови! - веющим холодом смерти голосом прорычали твари и напали.
   Острые резцы крошили кости, когтистые лапы раздирали плоть. Они не успокоились, пока от командирши не осталась лужа кровавого месива...
   Филика вскочила с примятого её телом мшистого ложа. Рассветные лучи только-только принялись пронзать лесную тьму. Капельки росы на листве блестели в их свете. Воздух был свеж и чист, полнился дурманящими ароматами экзотического леса.
   - Так это был лишь больной сон! - обрадовалась Филика и весело расхохоталась, сбрасывая смехом остатки оцепенения после кошмара.
   - А вы! - командирша обвела взглядом сидящих на деревьях тварей. - Вы... Раз уж такие шерстяные и шестирукие, будете отныне шестошерсты!
   Зверюги недовольно завыли, словно они поняли слова женщины и отказываются называться "шестошерстами".
   Филика мысленно ухмыльнулась своей сообразительности и отправилась к плодовому дереву. Наелась от пуза. Смастерила из трёх широких листов размашистого растения и тонкой лианы подобие сумки. Наполнила "сумку" плодами и отправилась в путь. Шестошерсты увязались следом.
   Вскоре командирша вышла на протоптанную копытами неведомого зверя тропу, которая вывела к реке. Мутно-песочный цвет воды стремительно мчал попавшие в него листья и ветви. Не нужно быть гением, чтобы догадаться не лезть в воду. С таким течением даже щуп вряд ли справится. Чего уж говорить в таком случае о наёмнице, с детских лет не любившей плавать? На первый взгляд до того берега было метров двести-триста. Река, словно жирная извилистая змея, разрезала лес на две части. Вдоль песчаного берега росли мелкие кустарники и трава. Лучшей дороги и не придумаешь! Уж знамо лучше, чем петлять между раскидистыми деревьями в поисках лучшей дороги.
   Сомнений быть не должно: река втекает в Вечный Океан. Лучшего подарка богов Филика и не могла ожидать. Хотя нет, боги здесь не при чём. Им всегда плевать на мыслящих, которых они считают лишь мелким ничтожным скопом насекомых... Филика добилась всего сама! Отчаянно боролась с зарослями, шла, невзирая на голод и усталость. И теперь это её вознаграждение! Теперь-то изнуряющее путешествие обернётся лишь увеселительной прогулкой вдоль реки. Просто замечательно! И, к тому же, не придётся больше пить тёрпкий сок лиан! Командирша попробовала воду из реки и осталась очень довольна.
   Долгое время воодушевление Филики держалось на высшей отметке. Подумать только, встреча с простой рекой - стремительным символом жизни - принесла ей столько радости и счастья. Даже золотые мешки покойного нынче Парфлая не сотворили и десятой части того восторга, который испытывала командирша, беспрепятственно идя по твёрдому песчаному берегу.
   Но мало того, на пути встретилась крупная игуана, мирно себе дремавшая на камне, купаясь в солнечных лучах. Недолго раздумывая, Филика метнула в неё копьё. Хоть командирша и предпочитала больше мушкеты с пистолетами, но и с метательным оружием прекрасно управлялась. Копьё послушно вонзилось в шею не успевшей ничего понять ящерицы. Вот и мясной обед нашёлся!
   На радостях, командирша тут же сделала перерыв и развела костёр. Правда, пришлось изрядно натереть мозолей палкой, пока от трения занялись сухие листья. Но на что только не пойдёшь ради горячей еды?..
   Деревянный мачете сильно иступился. Удивительно, как это он вообще ещё оставался целым. Толстый мясистый хвост игуаны пришлось отрезать найденной на берегу острой и крепкой ракушкой. Естественная защита игуаны, не спасшая от копья, запоздало пыталась отомстить убийце хозяйки: Филика исколола все руки о покрывавшие спину и хвост игуаны шипы. Но голод и жажда мяса тупили боль, словно вода - острые камни. Слишком много проблем доставил хребет - его ракушка при всём желании не взяла бы. Поскольку поблизости других острых предметов не наблюдалось, Филика принялась дробить хребет булыжником. Это весьма неприятное и кропотливое занятие дало свои плоды, пусть и отняло прилично времени и сил. Но результат стоил того.
   Хвост Филика бросила в дрожащее на ветру пламя костра. Шкура защитит мясо от обугливания. Вспоров ракушкой игуане брюхо, командирша достала только печень и сердце. Остальное выбросила. От худеньких костлявых лапок и ещё более костлявых рёбер толку мало. Можно было ещё выскрести крохотные мозги из черепа, но что-то Филике было не до этого...
   Насаженная на ветку печень быстро приготовилась на огне. Она была суховата, конечно, но всё равно показалась командирше вершиной гурманского наслаждения. Разве что соли не хватало! Маленькое сердце приготовилось ещё быстрее. Оно было упругим, с корочкой. Жаль, что только на один зубок... Подоспел хвост. Вытащив его из костра и подождав, пока остынет, Филика принялась жадно есть мясо, распарывая мешающую трапезе обуглившуюся кожу. После вынужденной фруктово-личиночной диеты, жёсткое и сухое мясо казалось неимоверно вкусным.
   На десерт у командирши были продолговатые плоды, набранные в лесу. Просто прекрасное завершение трапезы! Воистину королевской в этих недоброжелательных условиях.
   Прекрасное чувство сытости теплом растекалось из полного желудка по всему телу. Осоловевшая Филика всерьёз задумалась о том, чтобы немного поспать. Что здесь, собственно, плохого? Зачем вскакивать и плестись дальше, когда, по большому счёту, спешить некуда? Дорога одна - вдоль реки. Да и вообще, зачем, спрашивается, идти к Океану? Чего командирша хочет добиться? Вплавь до Главного Материка добраться? Смешно... Да и тут, собственно, неплохо. Можно построить хижину у реки, соорудить из тонких лиан сети и ловить рыбу, заниматься охотой и собирательством. Да, это "немного" отличается от устоявшихся взглядов на жизнь Филики, но раз уж нет другого выбора...
   Филика бы ещё долго размышляла, постепенно проваливаясь в сон, если бы не случившееся происшествие. Один из продолжавших идти следом шестошерстов (многие звери повернули назад) подошёл к реке, припал мордой и принялся жадно пить. Не успел мохнатый зверь и пикнуть, как из реки вырвалось нечто громадное, бугристое, клыкастое и затащило его под воду.
   Наползавший сон как рукой сняло. Филика подскочила, что ужаленная, и отправилась в путь, держась от воды на почтенном расстоянии.
   Перед глазами маячил расплывчатый образ водного чудовища. Всё произошло слишком быстро, чтобы хорошо разглядеть его отвратительные очертания. Но и этого вполне хватало, чтобы задуматься о хлипкости жизни. Вот он, шестошерст, ничего худого не замышляя, склонился водички попить. И что же дальше? Нет его, шестошерста, больше... Был и нет... Прыгал себе по деревьям, жрал листву и плоды, дурачился с себе-подобными. В его покрытом белым мехом теле гнездилась душа. И вмиг всего это не стало. Бьющее жизненным ключом тело превратилось в бесполезный мешок костей и мяса. Ну, не таким уж бесполезным - речному монстру на обед в самый раз...
   Как всё-таки хрупок смертный мир...
   Филика в сердцах плюнула на землю и выругалась на себя за подобные мысли. Нет, ну где же это видано, чтобы наёмная убийца пришла в уныние из-за смерти какого-то зверя? При чём, очень даже некрасивого - с шестью лапами! Самой как дух из мыслящих выбивать - так всё в порядке! Ни совесть не мучает, ни размышления грустные в голову не лезут. Ну, не всегда так, разумеется, но в подавляющем количестве случаев. Работа у Филики такая - не задумываться о вечных проблемах, а убивать и не страшиться, видя смерть!
   Резкие перепады настроения у командирши и раньше бывали. И, кажется, тогда её тоже расстраивали мысли о невечной жизни. После жестокого изнасилования работорговцами она, на свою беду, забеременела. Брошенная одна, измученная и обессиленная Филика умирала в пустыне. Ей повезло, что мимо проезжал караван с вяленой рыбой из Камбалирона в Сар. Караванщики подобрали её и откачали. Можно сказать, они втянули обратно её покидавшую тело душу. С Филикой они распрощались уже в Саре. Именно там она и узнала, что беременна.
   После долгой борьбы с самой собой, командирша решила оставить ребёнка. Да, в те дни её настроение скакало похлеще раненной в бедро антилопы. Прямо как сейчас...
   Но ребёнку не суждено было родиться. В жутких муках случился выкидыш. С тех пор лоно Филики стало бесплодно.
   Воспоминания о тех ужасных днях часто всплывают в её кошмарах.
   - Нет, не может этого быть, - ужаснулась от мысли о беременности Филика. - Не может, просто не может!
   Она оглянулась на треск ветки. Потерявшие интерес (и товарища) шестошерсты больше не преследовали. Откуда тогда треск, спрашивается? Зверей, способных его издать в поле зрения не оказалось. А ведь в этом лесу кто только водиться не может! Дигры, гориллы, слопры, медведи всех видов и размеров - запросто. Это не говоря уже о неизвестных особях, многие из которых вполне могут оказаться свирепей и сильней любого известного зверя. Одно речное чудище чего только стоит!
   Нужно торопиться! Идти вперёд, невзирая на усталость.
   Филика шла, замкнувшись в свои мрачные мысли. Спиной она чувствовала угрозу, словно за ней крался невидимый смертоносный враг. Но сколько не поворачивайся - никого нет. Нервы что-то сдавать начинают. Так и до сумасшествия недалеко...
   Усилился ветер, вздымая опавшую листву и сыпля прибрежный песок в лицо Филики. Начало темнеть. Странно, до вечера, по идее, ещё времени предостаточно. Командирша подняла голову: небо затягивали бугристые громады свинцовых туч. Она могла поклясться, что полчаса назад на небе не было и единого облачка. Воистину странное место этот Пустой Материк.
   Так же неожиданно, как и возникшие из неоткуда тучи, сверкнула молния и подожгла высохшее дерево в сотне метрах от Филики. Чудовищный гром острой болью ударил в уши и сотряс тело. Не заставив себя долго ждать, на лес обрушился ливень.
   Сверкнула новая молния. В её свете из тени деревьев выплыло что-то ужасное. Это был чудовищный зверь, казалось, посланный из потустороннего мира сеять зло и смерть везде, где только ступят его тройные копыта. Громадная гора бугристых мышц и извивающихся щупальцеподобных конечностей. Плоская голова с тупорылой пастью, полной широких резцов. Из головы торчали четыре закрученных спиралью с длинным острым концом рога, словно зубья причудливой короны. Его мешковатое брюхо было полно розовых извилистых отростков. Блеснувшие в зловещем свету молнии все четыре глаза были устремлены на Филику.
   Дикий животный страх сам пустил её ноги в бег.
   "Бежать! Бежать вперёд! Бежать к спасению!- крутилось в голове наёмницы. - Прочь из этого проклятого леса. Прочь!"
   Сверкнула очередная молния, словно факел, подпалив очередное дерево. Огонь шипел от дождя. К ливню примешался град.
   Филика бежала, в беспамятстве выбросив мешающие деревянное копьё и мачете. Сделанная на скорую руку сумка из лиан и широких листьев разошлась: хранящиеся в ней плоды все до одного попадали на землю. Благо, костюм окутал командиршу, словно кокон, оставив лишь прорези для глаз, носа и рта. Капли дождя скатывались с гладкой ткани, не проникая внутрь. Размером с перепелиное яйцо град отскакивал, доставляя хозяйке чудокостюма неудобств не больше, чем надоедливая мошкара в жаркий день.
   Блистали толстые извилистые черви молний. Оглушающим рёвом проносился гром. Град бил растения.
   Бежать становилось всё сложнее. Дыхание сбилось, ноги завязали в мокром песке, нарастала усталость. Но о том, чтобы остановиться, не могло быть и речи. Несмотря на сильный дождь, лес занимался пожаром. Вонь палёных листьев и коры била в нос. Просто невероятное везение: ветер был юго-восточным. Мчащаяся на запад Филика молила Судьбу, Удачу и даже ненавистных ей богов, чтобы ветер не менял направления. Покуда её мольбы не проходили даром, но всякое случиться могло. В этой капризной местности ветер запросто мог повернуть на запад, вынудив командиршу прыгнуть в воду. И если она тут же не погибнет от зубов речного чудовища, то уж точно захлебнётся, уносимая стремительным и неумолимым течением.
   Силы были не то, что на исходе - их практически не было. Всё, что правило Филикой, это звериный страх смерти. Без него измученные ноги просто остановились бы. Возможно, эта остановка оказалась бы роковой...
   Хоть командирша ещё долгое время не верила, бежать ей помогал костюм. Он словно передвигал ноги, вытягивал стопы из песка и держал тело ровно, когда этого не могла сделать Филика.
   Только вперёд. Не оборачиваться, не смотреть назад. В голове кровавым комком маячил образ вырванного молнией из тени деревьев зверя. Воображение так и рисовало его, бегущим следом за командиршей. Вот он догоняет её, словно питон обкручивает щупальцеподобными лапами, раскрывает пасть, разящую гнилью застрявшего меж громадных зубов мяса его жертв...
   Страх преследования не покидал Филику, злостной пиявкой присосавшись к мозгу. Но обернуться она не осмеливалась. Бежала. Повернувшись, она может сбиться, упасть, потратив драгоценные секунды, которые будут стоить жизни. А если уж чудовище гонится за ней, то ничто не спасёт...
   Деревья, кустарники, трава, земля, река, диковинные звери и птицы, бегущие от пожара - сбивчиво мелькали перед глазами. Стук сердца отбивался в висках барабанной дробью. Жадных глотков воздуха катастрофически не хватало.
   Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать! Бежать!
   В глазах начало мутнеть. Всё сливалось, расплывалось, темнело. Последние шаги Филика делала, ничего не видя перед собой. А потом без сил упала на песок. Сладкий, тёплый, ватный флёр беспамятства окутал её своими бестелесными объятьями.
   Невозможно сказать, сколько времени командирша пролежала без сознания. Может, всего несколько минут. А может, несколько дней. Но с точностью сказать можно, что разбудил Филику оклик склонившейся над ней Джины.
   Шум бьющихся о берег океанических волн приятно радовал слух.
  
   Глава 23: Побег
  
   Лазарет. Серые засаленные простыни, несколько десятков лет назад, возможно, бывшие белоснежными. Электрический светильник, подрезанным яблоком свисавший с закопченного потолка. Тошнотворный запах лекарств и трав. Облупившаяся краска на дощатых полу и стенах: то ли бледно-коричневая, то ли выцветшая красная.
   Тартора поместили в комнату "повышенной заразности", как называли её все, кому не лень. В небольшом помещении с одним единственным окном (с наружной стороны защищённом от побега толстой стальной решёткой) стояло вряд пять низких металлических коек с набитыми соломой матрацами. Тартор лежал на ближайшей к окну койке, остальные были пусты.
   Конечно, после "смертельной камеры" новая обитель должна была показаться Тартору царским чертогом. Но из-за выедающей лёгкие пневмонии наёмник не мог по достоинству оценить смену обстановки. Долгое время он вообще не понимал, что происходит. Мелькали и вонзались в его тело иглы, ставились пищевые клизмы, какие-то мыслящие в голубых и малиновых халатах с повязками на лице...
   Болезнь прогрессировала.
   Тартор умирал.
   Физическая Боль? Она превратилась в постоянство. Она была нестрашна, поскольку какова жизнь без неё, Тартор попросту забыл. В перерывах между сладким забвением сна, вспоминались верные шакалы. То, во что превратил их Жраб со своими прихвостнями было настолько ужасно, что без слёз об этом невозможно было и думать. Но ничего, вскоре Тартор присоединится к своим любимцам, и всё будет замечательно...
   Но у врача - худощавого красно-зелёного драга с фиолетовыми глазами - были совсем другие мысли на этот счёт. Не зная устали, он боролся с болезнью Тартора, не давая держащейся на волосинке душе сорваться в бездну потустороннего мира. День за днём он и его помощники носились над наёмником, словно тот был высокопоставленным политическим деятелем, которого высший свет просто не мог позволить себе потерять. Да что там деятелем, многие врачи бы давно рукой махнули даже будь он таковым - до того болезнь была запущена. И в первые дни она прогрессировала с чудовищной силой! Обоесторонняя пневмония в последней стадии. В девятистах девяносто девяти случаях из тысячи исход болезни был бы смертельным. Благодаря мастерству и упорству врача, Тартор стал тем единственным счастливчиком.
   Лекарства и уход медленно и мучительно, но побеждали в борьбе за жизнь. Смертоносный отёк лёгких вначале остановился, а затем начал спадать. Разумеется, для полного излечения нужно было время. Очень много времени. Но главная битва была выиграна.
   Палату запирали на ключ. Первое время это не играло и малейшего значения. Но со временем силы начали возвращаться к Тартору с завидной скоростью. Ранее не способный от бессилия подняться с койки, он с каждым днём всё крепче держался на ногах. Правда, болезнь не собиралась уступать так быстро: сил едва хватало пройтись до крайней стены и обратно.
   Душа Тартора была полна лютой ненависти. Филика! Она получит своё! Она за всё заплатит! Но потом. Не сейчас. Нужно приберечь злость для другого. Жраб Толстый... По нелепой случайности Тартор убил его сына. Это весьма досадное упущение... Но! Во-первых, у Жраба детей с дюжину, так что он особо и не обеднел. А во-вторых, Гирен испотроши его заплывшее жиром брюхо, так ведь нельзя издеваться над мыслящими! Просто нельзя! Те мучения, которые пришлось пройти Тартору, с лихвой окупили его поступок. Но мало того, интуиция наёмника подсказывала, что они - лишь начало...
   Вот только бы вновь стали крепки руки, он с радостью вопьётся в шею Жраба! И никто не сможет остановить.
   Кроме врачей и персонала, в палату никто больше не входил. Ни один громила Главы сарской охраны за всё время не объявлялся. Видимо, не хотели подцепить заразу. Им ведь Тартор нужен здоровым. Чтобы опять начать выбивать из него дух!
   Когда сознание более-менее прояснилось, Тартор начал присматриваться к доктору-драгу. Средних лет. Сухие, длинные пальцы хирурга (или музыканта), узкий разрез глаз и яркая кожа - свойственные восточным драгам, бурое пигментное пятно на половину левой щеки. Висевший на костлявом красно-зелёном теле, будто на вешалке, голубой халат смотрелся как-то неестественно, несуразно. Но больше всего внимание привлекали глаза. Словно два аметистовых кристалла, они притягивали к себе своим холодным мерцанием. Так же просты, как и загадочны, они пронзали насквозь, подобно копью. Они были полны молчаливого интеллекта, недосказанной мудрости, накопившейся скорби. Оставалось только гадать, сколько преждевременных смертей повидали эти глаза...
   Тартор (как в принципе и большинство людей в его родном Бастоне) всегда опасливо относился к расе драгов. Несомненное сходство с предками варанами играло в этом не последнюю роль. Хладнокровные, чешуйчатые, с короткими хвостами и вечным, не до конца перебитым мятой, тошнотворным запахом гнили из зубастой пасти. Неприязнь людей к драгам пускает корни ещё к тем временам, когда богиня Геллиза, с целью насолить бывшему мужу Мастуку, породила из яиц варанов новую расу мыслящих. Вылупившиеся существа были способны мыслить, но звериное начало их родителей ещё не успело скрыться за завесой здравого разума. Обладая силой, интеллектом и звериной злостью, они совершали нападения на близлежащие поселения людей. Чем старше становилась раса драгов, тем глубже хоронилась их звериная суть. Разумеется, страх, посеянный их свирепыми набегами, ещё долго блуждал по людской крови, перетекая из поколения в поколение. С веками, он превратился в прирождённую неприязнь. Многие люди научились её не замечать, многие - нет.
   Но как бы Тартор ни относился раньше к драгам, сейчас ничего кроме уважения он не испытывал. Раса достойна глубочайшего почтения, если хоть один её представитель способен на такие чудеса врачевания, которые продемонстрировал доктор драг с пигментным пятном на лице. Наёмник прекрасно осознавал, что обязан ему жизнью.
   Досадно было то, что доктор ни при каких обстоятельствах не заговаривал с Тартором. Он молча входил в палату, молча делал свои врачевательные дела и молча выходил, запирая за собой дверь на колюч. И, нужно отметить, его лицо никогда не скрывала повязка, словно он не боялся подхватить смертельную заразу от своего пациента!
   Лишь появились силы, Тартор начал заговаривать с доктором. Благодарил его, спрашивал всё, что попадало на ум, рассказывал о своих приключениях, о подлой Филике и неумолимом Жрабе. Драг, безучастно слушая, осматривал его, проверял термометр, осматривал капельницы. При этом ни разу не бросив в ответ и полуслова.
   В молчаливом докторе Тартор видел единственного друга в своей нелёгкой, многострадальной жизни. Мысли о том, что доктор просто брезгует заговорить с заключённым, он отметал как крайне вредоносные. Нет уж! Старина драг просто стесняется. Или не может говорить. Хотя нет, недавно Тартор слышал, как доктор приказал медсестре примше принести горчичников. Его сухой гортанный голос показался наёмнику самым прекрасным и родным. Ну ничего, доктор просто не любит лишних разговоров. А вот Тартору есть что сказать! И он будет это делать до тех пор, пока за ним не придут эти подлые и злобные прихвостни Жраба, чтобы вновь засадить в "смертельную камеру" и по новой предать пыткам и унижениям.
   Кроме врача, к Тартору каждый день заходили медсёстры. Делали уколы, меняли капельницы, заменяли утки и так далее. Вот они-то не были скупы на разговоры. Правда, все их речи пламенели негодованием и ненавистью к "подлому убийце". Сколько же вёдер словесных помоев за день они могли вылить на голову бедняги Тартора - даже страшно представить. Должно быть, им и в голову не могло прийти, что "подлый убийца", с каждым днём чувствующий себя всё лучше, попросту может свернуть их шеи, что охотник недобитой дробью куропаткам. Несмотря на слепую ненависть к пациенту, работу медсёстры выполняли качественно и умело. Только это и сдерживало Тартора...
  
   Был ясный солнечный день: из окна лился поток света, в котором тучно плескались пылинки. Ложившийся на стену ярким четырёхугольником с полосами тени от решёток свет медленно сползал к койке Тартора. Странно, к этому времени должны были сделать уже несколько уколов. Но медсестра всё не появлялась. Может, поменяли лечение? Или попросту забыли. Да, вполне возможно, что банально позабыли о бедолаге Тарторе. Должно быть, сегодня дежурство самой злостной тартороненавистницы - пожилой кротихи с дряблым, поеденным язвами носом. Она давно обещалась "поквитаться с дрянным убийцей". Видимо, для неё час свода счётов настал.
   Тартор особо и не расстроился. Чувствовал он себя нормально. До полного выздоровления, конечно, как до луны, пусть и ближней... Но по сравнению с тем что было - муравей и слопр!
   Тем временем, прямоугольник света прополз по койкам и, уменьшаясь, приближался к окну. Гирен с теми лекарствами: дико хотелось есть! Тартор нервно прохаживался по палате, то и дело дёргая ручку запертой двери и колотя по толстому дереву кулаками. Никто не отзывался.
   Жраб приказал возобновить пытки? Это как раз в его стиле...
   Но, как выяснилось, ни Жраб, ни один из его сыновей руку к этому не приложили.
   Где-то снаружи раздался пушечный гром. Вначале слабый - стреляли далеко - а потом нарастающий, учащающийся, превращающийся в зловещую песнь канонады.
   Донеслись крики, обречённые вопли и грохот рушащихся зданий.
   - Приехали... - выдохнул Тартор. - Неужто и до неприступного Сара докатилась смертоносная мясорубка?
   Тартор ухмыльнулся, представив нелепость своих слов: громадная мясорубка, что он как-то видывал на скотобойне города Скот, катилась по улицам Сара, сминая, круша громады зданий и перемалывая попадавшихся под исполинские лезвия дико визжащих, точно загнанные на убой свиньи, горожан...
   Но наобум выбранное слово "мясорубка" очень удачно подходило под описание происходящего.
   Тартор выглянул в зарешёченное окно. Всё тот же унылый вид на пыльный тюремный двор и заросшие красным плющом стены. Ничего необычного. А грохот бойни всё нарастал, сея зёрна страха в сердце. На какой-то миг над забором возвысилось что-то чудовищное, костлявое, холодно мерцающее кровавым светом. Возвысилось и скрылось, что наваждение. Но Тартор готов поклясться: тот острый череп странного существа и трёхсуставчатая конечность были настоящими. Ледяные пальцы страха и отчаяния стиснули сердце. Как бы в подтверждение действенности происходящего, выкрикивая что-то воинственно-обречённое, по тюремному двору пробежали копьеносцы. Они скрылись из поля зрения наёмника. Не прошло и нескольких секунд, как раздались предсмертные вопли. Тартор бы голову дал на отсечение, что вопили только что пробежавшие воины.
   Ну что ж, думалось Тартору, всё это, конечно, плохо... Но так этим уродам и надо! Несомненно, на город обрушилась дикая, неудержимая, неведомая смертоносная сила. С ней не совладать простым мыслящим. Да, Тартору, скорее всего, жить осталось не так уж и долго: если сила сметает всё на своём пути (а по крикам, стонам и грохоту рушащихся зданий в этом не было сомнений) то наивно полагать, что громадные блоки тюрьмы, прекрасно заметные издалека, останутся невредимыми. А ведь отвечать за защиту города должен никто иной, как старина Жраб Толстый! Вот и на тебя, мешок злостного жира, управа нашлась! От этих мыслей все страхи и переживания на некоторое время вымыло тёплой волной предвкушения мести, пусть и сотворённой чужими руками или что там у этих монстров вместо рук...
   Вихрь мыслей и эмоций постепенно утихомирился и Тартор вспомнил о своей собственной шкуре. Когда совсем недавно тебя вытащили из смертоносных клещей пневмонии, тут же умирать не очень-то и хотелось. Он отошёл от окна, снял с койки одеяло и постелил в углу, подальше от поля зрения из окна. Сел, упёршись подбородком на колени, и принялся жать. Чего ждать? Ну, точно уж не старухи Скуки, которой он снёс дряблую голову у подножья Заколдованных Гор!
   Долго ждать не пришлось. Стоило стихнуть воплям "мясорубки" близ тюрьмы, как раздался чудовищной силы глухой лязг. Громадный металлический купол, когда-то служивший крышей соседнего Храма Мастуку, пробил стену у противоположного от Тартора угла, обсыпав наёмника добрым слоем кирпичного крошева. Отряхнувшись и хорошенько прокашлявшись (не стоит забывать, что болезнь до конца вылечена не была), Тартор подошёл к образовавшейся дыре в стене, в которую пролезть мог даже волк, пусть и рахитичный.
   Выглянув во двор, Тартор не обнаружил как охраны, так и неведомых ходящих скелетов. Не долго раздумывая, он пустился в бег.
   Если есть стена, то должны быть и ворота в ней. К ним-то и направлялся наёмник, позабыв обо всём, вдыхая, пусть и пронизанный гарью и смертью, но воздух свободы! Гром битвы раздавался за спиной. Казалось, что он отдалялся. Если слух не изменял, то сложившаяся ситуация просто была послана богами для побега!
   Все мыслящие, попадавшиеся на глаза наёмнику были мертвы.
   По дороге Тартору попадались изувеченные трупы солдат: оторванные ноги и головы, расплющенные тела, вывалившиеся из разорванных животов внутренности... Не время думать об уважении к мёртвым: у обезглавленного человека наёмник снял кожаный грудной доспех и пояс с мечом в ножнах, у прима с оторванными руками стянул кожаные поножи, сапоги и сумку с зельями, подобрал копьё, освободив от сжимающей древко оторванной кисти. С точностью сказать нельзя, уж слишком были изуродованы тела, но, кажется, Тартор узнал среди трупов несколько сыновей Жраба...
   Бежав к спасению, Тартор уж совсем не ожидал наткнуться на тех, на кого наткнулся. У стены холодным металлическим блеском сверкала низкая клетка. Но не сама клетка до слёз обрадовала наёмника: в её тесноте были заточены три шакала! Да, именно его три шакала: Бон, Мона и Мон! Завидев хозяина, донельзя исхудавшие зверьки зашлись таким радостным лаем, что даже самый чёрствый на всём Главном Материке мыслящий, увидев эту картину, не удержался бы от слёз. Вложив всю накопившую злость за время страданий, Тартор мечом снёс замок на клетке.
   Радости как шакалов, так и их хозяина не было конца! Неистово скуля, зверьки прыгали на рыдающего от счастья Тартора и лизали в гладящие их руки. На какое-то мгновение наёмник забыл всё. Не было ни заточения в "смертельной камере", ни чуть было не выевшей из него жизнь пневмонии, ни подлой предательницы Филики, пустившей его жизнь под откос... Был только миг неземной радости и счастья! Были его друзья! Они были! Мстительный Жраб врал: мясные лепёшки оказались из любого другого мяса, но точно не из шакальего! Тартору даже на ум не могло прийти, зачем Жраб оставил шакалов в живых. Да и не хотелось гадать. Главное, они сейчас здесь, и с ним. Пусть их глаза в полу-безумии от голода, а их тельца похожи на обтянутые кожей скелеты - всё равно они живы! И никто теперь не отнимет их у него. Тартор лучше сложит голову, чем даст своих любимых зверьков опять в обиду...
   Гром возобновившейся канонады вернул к ужасающей действительности. Нужно бежать и как можно быстрее. К спасению.
   Но изголодавшиеся шакалы были другого мнения. Они следовали за хозяином недолго: остановились у первого попавшегося на пути тела и принялись есть...
   Отвращение и жалость переполняли Тартора. Он хотел было накричать на жадно раздиравших дражью плоть зверьков, но передумал. Присмотрелся и замер от чудовищной грусти: это был труп врача. Того самого, который не пустил в потусторонний мир душу Тартора...
   Наёмник не сдвинулся с места, дожидаясь, пока шакалы набьют утробы.
   Довольные и сытые Мона, Мон и Бон бежали чуть позади хозяина. Их глаза светились преданностью и счастьем.
   Добегать до ворот так и не пришлось: в стене зияла громадная дыра. Пробежав через неё, оказавшись по ту сторону тюремных владений, Тартор испытал такое дикое чувство облегчения, какое ощущает не каждая бабочка, вылезшая из кокона и впервые воспарившая в небо.
   Город был в огне. К небу поднимались зловещие столбы чёрного дыма.
   Расслабляться рано. Путь к Южным Воротам Тартор худо-бедно представлял себе. Но это не значит, что на пути ему никто не встретится. Так оно и случилось. Прямо у поваленных ворот топтался чудовищный скелет древнего существа. Глядя на его разительно отличающееся от всех известных наёмнику строение костей и черепа, можно только с ужасом предположить, каким же уродливым и страшным было это огромное существо при жизни. При жизни! Гирен всё раздери! Какого рожна эти светящиеся кровью треногие скелеты вообще ходят?!
   Словно поймав струю перепуганных мыслей Тартора, древний скелет обернулся и устремил на наёмника полный злобы и ненависти взгляд сквозь четыре пустые глазницы. От этого взгляда душа Тартора (да, именно душа!) замерла в мёртвенном бездействии и испуге. Словно загипнотизированный взглядом питона крысон, Тартор глядел на приближающуюся погибель. Он не был в состоянии пошевелить и пальцем. Обмочившиеся от страха шакалы, дрожали точно так же как и хозяин, не смея отвести глаз от скелета чудовищного прошлого Материка.
   Громкий хлопок выстрела. Ядро прошило толстое ребро существа навылет. Оцепенение тут же спало. Тартор смог разглядеть двух бойцов: один, тот что люрт, держал в руках мортиру; второй - заталкивал в её ствол новое ядро. Странно, но у одного из них было до боли знакомое лицо. Тартора словно крапивой по лицу хлестнуло: так ведь это один из "детей" Вика Носолома!
   Издавший чудовищный вопль скелет двинулся на стрелявших.
   Воспользовавшись ситуацией, Тартор выбежал через ворота. Страх нёс его прочь из проклятого Сара. Как можно дальше. К эфемерному спасению...
   Наёмник выбился из сил, отмахав добрые пять километров. При его подорванном здоровье и постоянном недоедании: это расстояние можно было считать спортивным подвигом.
   "А я ведь так и не узнал, как звали того доктора драга..." - промелькнула щемящая мысль в голове Тартора перед тем, как он провалился в долгий и глубокий сон. Без снов.
  
   Глава 24: Могущество Природы...
  
   - Ты чего это на меня так смотришь? - первое, что пришло спросонья на ум Филике.
   - Да так... - смутилась Джина. - Думала, что никогда больше не увижу твою рыжую башку.
   - Должно быть, уже обрадовалась... - сострила Филика и приподнялась на локтях. - Мы в потустороннем мире, да?
   - Не знаю, нет, наверное... - пожала плечами Бабочка. - Если потусторонний мир точь-в-точь похож на Пустой Материк, то возможно...
   Филика поглядела на клубы чёрного дыма, возносящиеся к кровавому зареву над лесом. На фоне зловещей каменной громады Вулкана ненависти это выглядело ужасающе.
   - Кажись, пожар ещё длится, - она потянула носом: - Воняет паленым.
   - Уже только тлеет, догорает, - сказала Джина. - Ты не видела ещё, какой он был во время грозы: языки пламени лизали дождевые тучи! - Джина сама удивилась поэтичности своего высказывания.
   - Это я-то не видела? - завелась Филика. - А, по-твоему, откуда я спасалась бегством? Из него, родимого, из леса! Ты эти языки пожара со стороны видела, а они мне пятки и спину лизали! И уроды! Как много в том лесу уродливых и страшных созданий! Как же я их ненавижу! Надеюсь, костёр здорово прожарил их мерзостные морды!
   - Ух... - виновато вздохнула Джина.
   - Я в том лесу чуть заживо не сгорела, - не унималась командирша. - Не говоря уже о том, что тот уродливый зверь, - перед глазами выплыла пережитая чудовищная картина: вырванное блеском молнии из тени деревьев чудовище с тупорылой пастью и полным отростков мешковатым брюхом, четырьмя зловещими огнями глаз смотрящая на неё, - мог запросто изодрать меня на мелкие клочки!
   - Ладно, ладно, успокойся, - Джина сделала примирительный жест руками. - Ляпнула я, не подумав. Ты уж прости, если задела твои нежные чувства и всё такое... Но может мы делом займёмся? Ты как, способна ходить?
   Филика молча поднялась на ноги, прошлась, присела несколько раз:
   - Да вроде бы нормально себя чувствую. Усталости почти нет. Руки и ноги работают нормально. В голове, правда, лёгкий звон - так ведь он у меня частенько...
   - Вот и чудно! - подытожила Джина. - Будем тогда ловить рыбу.
   - Рыбу? - выпучила глаза Филика. - Какую ещё рыбу?
   - Обычную такую рыбёшку, что плавает, у неё ещё плавники есть и чешуя... - ухмыльнулась Джина.
   Филика в ответ посмотрела таким пронизывающим взглядом, что лукавая улыбка Джины тут же сошла на нет.
   - Тут мелководье, - Джина неопределённо махнула в сторону океана. - Вода, правда, холоднючая, зараза... Зато рыбы, крабов, креветок и прочей живности предостаточно. Нужно только приложить немного усилий!
   После этих слов Филика обратила-таки внимание на внешний вид Джины: Бабочка была босая, с подкатанными выше колен штанинами, в сорочке с оборванными рукавами и замотанной тряпкой головой. Невдалеке из песка торчало деревянное копьё, а под ним две тряпки, подозрительно похожие на рукава сорочки. Под тряпками что-то шевелилось. В животе сильно засосало, и командирша поняла, что невыносимо хочет есть.
   - Ты здесь одна? - последовал логически вытекающий вопрос Филики.
   - Нет, мы очутились на берегу, во-он за теми скалами, - Джина показала на гряду невысоких остроконечных скал в южной стороне берега, громадным слизнем (так, по крайней мере, показалось Филике) выползавших из леса и каскадами спадающих до вод Вечного Океана. - Все вместе. Ну, без тебя только. Думали, ты погибла...
   - Рада вас разочаровать! - фыркнула Филика.
   - А я как рада быть разочарованной! - повеселела Джина и (какая дикость!) крепко обняла Филику, поцеловав в щёку и губы.
   - Ты чего это? - смутилась Филика и выскользнула из дружеских объятий.
   - Ох, ты уж прости меня, дурочку, - спохватилась Джина. - Просто... Просто рада тебя видеть и всё!
   - А я просто умираю с голоду, - призналась Филика.
   - Так чего ж ты молчала? - засуетилась Джина. - Я как раз немного наловила.
   Бабочка принялась копаться в связанном с одной стороны рукаве - неким подражанием сумки для добычи. Внутри "сумки" что-то дико забилось. Немного усилий, и в руке оказалась рыбина, искрящаяся зеленоватой чешуёй на солнце. Несмотря на сквозную рану от копья, она была жива, жадно глотала широким ртом воздух и время от времени пыталась выбиться из рук.
   - Держи, её можно есть сырой, - Джина протянула рыбину командирше. - В таких рыбах паразитов и всякой другой заразы почти не встречается...
   Какие паразиты, какие заразы?! Нету до них дела разрывающемуся от голода желудку! Филика хищно вонзила золотые клыки в зеленоватый бок бьющейся в неравной борьбе со смертью рыбы. Жадно жуя и глотая вкусную мякоть вместе с твёрдыми и острыми чешуйками, командирша чувствовала, как её тело наполняется силой.
   - Ты бы хоть чешую почистила... - скривилась Джина.
   Филика ничего не ответила. Она была слишком занята трапезой.
   Спустя некоторое время, обе девушки ходили по колено в мелководье и собирали "дары океана" острыми деревянными копьями (Джина обтесала ножом ещё одну палку).
   Как этого и следовало ожидать, уже давно затянувшийся на стопах наподобие удобных мокасин с твёрдой непробиваемой подошвой, костюм Филики не промокал. Командирше стало грустно от мысли, что всю жизнь будет вынуждена носить на себе эту вторую кожу. Да, она защищает от дождей и градов, от холода и палящего солнца, влаги и огня, каким-то непонятным образом моет тело... Но иногда ведь так хочется ощутить на коже прохладное дуновение ветерка, окунуться в бодрящий холод лазурной воды океана, ощутить на губах его соль...
   Словно услышав грустные мысли хозяйки и сжалившись над ней, костюм треснул в стопах, спине, груди, рукавах и шелковистыми лоскутками пополз к поясу. Холодная вода приятно обожгла ноги, зенитное солнце ласкало бархатистую кожу. Образовалось что-то вроде набедренной повязки. Кроме этой повязки на Филике больше ничего не было.
   - Ты их чем-то мажешь, чтобы такими упругими были? - завистливо разглядывая подругу, не удержалась от вопроса Джина.
   - Их? - Филика невольно прикоснулась к грудям. - Да я забыла, когда в последний раз в руках гребень держала! А про них - так вообще запамятовала, что есть они, дыньки мои спеленькие. Кстати... и вправду, неплохо...
   - Мужиков, наверное, роями возле тебя, - заключила Бабочка, позабыв о ловле рыбы и обжигающе холодной воде.
   - Мужиков? - Филика со всей силы ткнула копьём в воду. - Да ну их, кобелей этих! Держи вот лучше, - она протянула Бабочке древко с бьющейся на острие камбалой, - хочу окунуться.
   - В такой-то холод? - задала риторический вопрос Джина, запихивая в сумку из рукава плоскую рыбину.
   Филика плюхнулась в солёную океаническую воду. Нагретое горячими лучами солнца стройное тело обожгло мокрым холодом. И до чего же был приятен этот контраст! Командирша проплыла под водой несколько метров, вынырнула. Из стягивающей кожу прохлады ворвалась в жаркое царство палящего солнца. Лёгкий ветер прохладно обдувал лоснящееся солёными каплями тело. И если бы полный йода воздух не отдавал гарью тлеющего пожара - было бы вообще прекрасно!
   Замлевшую от наслаждения Филику на землю вернула Джина:
   - Накупалась? Нужно рыбу ловить - остальные есть хотят.
   - Как это мило: столько мужланов, а за едой послали одну тебя, - фыркнула Филика, приняв из руки Бабочки копьё. - Почему я не удивляюсь?
   - Откуда такая ненависть к мужчинам? - спросила Джина, не забывая держать копьё на взводе и высматривать добычу. - Даже я к ним уже не так плохо отношусь: что ни говори, а среди скопища моральных уродов порой и порядочные мужчины попадаются. Тот же Дрим! Да вообще, все из нашего отряда - замечательные представители своего пола. Разве что Кич немного с приветом... А твои спутники, кажись, тоже неплохи...
   - Мои-то? - ухмыльнулась Филика, блеснув на солнце золотом клыков. - Они для меня - бесполые. Так, надёжные соратники, подчинённые. Были, по крайней мере... Тос, вон, вышел из подчинения. О Тарторе ни слуху, ни духу. Наверное, погиб от лапищ тех дрянных скелетов, если ума не хватило ноги унести - он ведь так и остался ждать нас у подножья Заколдованных Гор... Моррот. Старина крот... Что мы с ним вдвоём сделать сможем? - командирша тяжело вздохнула. - Эх, конец славному отряду Ищеек Смерти...
   - Вот как... - рассеяно ответила Джина и резко опустила копьё. - Попался, засранец!
   На конце заострённой палки дико извивал щупальцами небольшой осьминог.
   - Как ты его разглядела? - удивилась Филика. - Я там ничего и не видела!
   - Эти гады хитрючие, - возбуждённо сверкая глазами, объясняла Джина, - зарываются в песок, заразы, что и не видно их почти. Но от моего глаза ничто не уйдёт! Кстати, что ты там говорила до этого, я прослушала?
   - Да ладно, забудь, - погрустнела и тут же ободрилась Филика. - Лучше расскажи, чего это тебе Кич не по душе пришёлся?
   - Вот не знаю, хоть убей! - Джина перевела взгляд с собеседницы на обречённо извивающегося на острие копья осьминога и торжествующе поглядела на Филику. - Вроде бы он нормальный себе парень... Но что-то в нём есть такое, такое, - она защёлкала пальцем, - даже не знаю как сказать... В общем, он мне просто не нравится. Может быть, даже физически. Хотя за несколько лет знакомства Кич сотню раз выручал меня. Но всё же... Не знаю даже...
   - Видимо, ты просто примов не перевариваешь, - решила Филика. - Ничего, это не страшно. Я, к примеру, драгов недолюбливаю.
   - Да кто ж этих вараноголовых долюбливает? - спросила Джина, деловито снимая издохшего осьминога и ложа его в "сумку".
   - А вот мне ваш Кич вполне нормальным кажется, - призналась Филика и подняла со дна большую, блестящую перламутром раковину. - Мне больше этот железный не нравится.
   - Лароус? - совсем не удивилась Джина. - Да, он выглядит, мягко сказать, странно...
   - Очень уж мягко сказать, - поправила Филика и выбросила раковину обратно в воду. - Механическая глыба металла. У меня от него мурашки по коже. А шуточки его...
   - Да, он любит вспоминать свои былые дни, - не смогла скрыть улыбки Бабочка. - Не забывай, что раньше он был уж очень завидным женихом. Женщины по нему кипятком писали.
   - Типичный мужлан! - рявкнула Филика.
   - Да как сказать... Мы с ним об этом частенько говорили, - стала в защиту Лароуса Джина, - и что тебе скажу: не такой уж он и мужлан. У него было много женщин и, зачастую, сразу. Но с каждой он обходился до того бережно и трепетно... Каждая его любовница просто тонула в роскоши и внимании. И к каждой женщине он находил свой подход, каждую ублажал и учитывал все её предпочтения, - вдруг лицо Джины исказилось от гнева: - Не то, что тот кретин Санто!
   - Хм... - хмыкнула Филика. - Смотри, какая креветка здоровая ползёт!
   Джина тут же проткнула копьём ползущее тёмно-зелёное существо с клешнями:
   - Не, эт не креветка - омар.
   - А знаешь, - начала было Филика, но тут же пришлось закончить: её вырвало. Кусочки не переваренной рыбы и чешуи плавали на взбаламученной водной ряби.
   - Что с тобой? - взволновалась Джина.
   - Ничего, всё нормально! - огрызнулась Филика. Её покрасневшее лицо заливали две полосы слёз.
   - А ну пошли на берег, дорогая, - Джина взяла командиршу под локоть, но та нервно вырвалась, выронив копьё в воду. Оно так и осталось там плавать.
   - Всё нормально я тебе говорю, дура тупая, любительница металлических идиотов, слабоумная! - разразилась оскорблениями рыдающая Филика.
   - Нет уж, родная, пошли на берег, в тень, - не отступила Джина и крепко схватила Филику за запястье. Лицо командирши было раздражённым и злым, словно у непослушного ребёнка, получившего оплеуху за плохое поведение. Вяло сопротивляясь, но крепко, что матрос дальнего плаванья, ругаясь, она шла следом за тянущей к берегу Джиной.
   Бабочка усадила Филику в тени широколистного дерева. Дождалась пока та успокоится и вытрет слёзы.
   - Отец, я так полагаю, четвёртый член Ищеек, как его... Тартор? - поразила своей догадливостью Бабочка.
   - Тартор? Этот мешок желчи? Если бы он. Ох-хо, если бы это был он а не... - Филика вновь разрыдалась, да так горько, что Джина сама не смогла удержать слёз.
   - Так, подружка, успокойся, перестань, - утешала, вытирая свои и её слёзы Бабочка. - Ничего страшного ведь не случилось. Ты беременна. И даже если отец самый последний негодяй на Материке - тебе-то какое дело? Ты родишь прекрасного, здорового ребёнка и воспитаешь его как сама того захочешь. Это ведь замечательно. Мы с Дримом уже третий год не можем зачать ребёнка...
   - Да, а если отец... - Филика осеклась. Набедренная повязка вновь расползлась по телу лоскутками, вновь превратившись в костюм, больше похожий на слой второй кожи. - Нет, я не выдержу этого! Я так и знала! Гирен бы изодрал моё лоно! - она вновь горько разрыдалась.
   - Ну перестань, перестань, глупенькая, перестань, - шептала на ухо и гладила волосы подруги Джина.
   - Нет, не выдержу, нет, - повторяла Филика. Её лихорадило.
   - Я была бесплодна... - заговорила, чуть успокоившись, командирша. - Я ведь не могла забеременеть... Как такое могло произойти? Как?!
   - На всё воля богов, - пожала плечами Джина.
   - Богов! - что бочка пороху взорвалась Филика. - Воля богов! Да будь они все прокляты!
   - Да тише ты! - осадила её Джина. - Нельзя так говорить...
   - Нельзя говорить? - в заплаканных глазах Филики сверкнули молнии ярости. - А хочешь знать, чьё семя дало росток во мне? Хочешь? Это он подарил мне этот живой костюм, а взамен - изнасиловал! Это был Арахк, бог пауков! Это его ребёнка я буду носить у себя под сердцем!
   Джина испуганно посмотрела на Филику. Потом села рядом с ней, обхватив поджатые к груди колени. Долгое время они просто молчали, глядя на мириады солнечных бликов на рябящейся от ветра океанической шири.
   Слёзы высохли. Душевных сил на новые просто не оставалось. Ледяной комок обречённости намертво засел в сердце Филики. Молчание нарушил тихий, нерешительный голос Джины:
   - Наши ждут еды...
   - Что? - оторвалась от мрачных раздумий Филика. - Ах, еды... Да, нужно ещё ловить...
   - Нет, этого вполне достаточно, чтобы скрасить наш вегетарианский рацион, - отмахнулась Джина. - Рядом с лагерем растут кусты спелой ежевики, кокосовые пальмы и фиолетовые деревья с продолговатыми плодами - вполне даже съедобными. Тона недавно насобирала их целую кучу.
   - Должно быть, это те самые плоды, что я ела в лесу, - кивнула Филика и, как успокоившийся ребёнок после истерики, утёрла рукой нос. - Вполне съедобны.
   - Ты как себя чувствуешь? Идти сможешь? - спросила Джина.
   - Чувствую... словно душу кто-то пропустил через кровавые жернова разбитых надежд, - Филика сама не ожидала от себя такого красочного сравнения. - А так - вполне даже нормально. Идти могу, безусловно.
   - Вот и славно, - выдохнула Джина.
   Они отправились в путь. Джина впереди, показывая дорогу; Филика за ней: понурившись, еле-еле перебирая ногами. Тянущиеся из глубокого леса до воды скалы пришлось обходить по океаническому мелководью. По дороге Бабочка ловко насадила на остриё палки зелено-чешуйчатую рыбину.
   Обогнув гряду скал, девушки вышли на песчаный пляж, полный выброшенных к берегу ракушек и причудливых раковин. Вдалеке виднелись навесы из широких листьев и суетящиеся вокруг мыслящие. Пепельно-шёрстный волк вглядывался в сторону подходящих.
   - Говоришь, лагерь здесь разбили? - спросила Филика.
   - Ну да, а что ещё делать было? - глаза Джины загорелись. - Очутились на Пустом Материке без какой-либо надежды вернуться назад. Отдышались, оплакали Камоорна и, ты уж извини, тебя тоже оплакали...
   - Не обижаюсь, - отмахнулась Филика. - Я и сама не надеялась, что с вами увижусь. Ну, и дальше что?
   - А дальше-то что делать? - глаза Джины сверкнули хищным блеском. - Смертоптица разрушена, из земли вырвались скелеты древних чудовищ. Что сейчас они творят на Главном Материке - страшно даже представить. Но каким бы не было удручающим положение, руки опускать нельзя! Тебе-то и без меня это известно: вон, из леса горящего вырвалась. Небось, хлебнула ты там лиха... Ну а мы? Не сооружать ведь хлипкий плотик и отправляться на верную погибель в коварных течениях Вечного Океана? И уж точно не в лес идти, с чудовищными зверушками, о которых ты недавно говорила, знакомиться. А ещё хуже - панике поддаться и умереть от какой-нибудь глупости вроде ночного холода или укуса ядовитого насекомого. Хотя от скорпионов и пауков никто не застрахован... Что оставалось делать, чтобы выжить? Бороться! Вот мы и взялись за постройку лагеря. Первую ночь пришлось провести под открытым небом - ничего толкового построить не удалось. Солнце закатывалось, все были уставшие и измученные: работа не спорилась. После того, как первый шалаш, не простояв и десяти минут, распался, решили отложить всё до утра. Благо, хоть съедобных плодов в достатке оказалось. Правда, с пресной водой проблемы были, пока ручеек не нашли в лесу. Теперь за ней по очереди ходим и в скорлупы кокосов набираем...
   Рассказывая всё это, Джина и не заметила, как перед ними появился Бирюк. Выглядел он измученным и уставшим. Излизанная шерсть клочками торчала в разные стороны. Он сдержанно поприветствовал Филику и сообщил, что ни на миг не сомневался в её безопасности. По его уверенному рыку и тявканью было ясно: такая хитрая человеческая женщина как командирша нигде не пропадёт!
   Остальные приветствовали Филику не скрывая радости. Лароус бесцветным голосом произносил такие пламенные речи, которым позавидовали бы многие картские поэты. Кич всё лез обниматься. Тона радостно махала хвостом, не в силах скрыть счастливой улыбки. Брок был сдержанней своей жены, но глаза его сияли. Моррот весь аж выпрямился, приосанился, словно помолодел. Тос первым после Бирюка подбежал к командирше: обнял всеми четырьмя руками и расцеловал, после чего смутился и виновато потупил взгляд. Он и Кич выглядели, как и Бирюк, вымотанными и взъерошенными. Последним приветствовал Дрим: он вылез из недостроенного навеса обильно притрушенный деревянной стружкой и пылью.
   - Очень рад тебя видеть, - заговорил он, струшивая стружку. - Хоть магическое существо мне и говорило, что ты в безопасности, всё равно лучше убедиться в этом собственными глазами.
   Филика кивнула. Её лицо было белее извести. Ноги подкашивались от усталости.
   - Так, насмотрелись? Теперь возвращайтесь к работе! - рявкнула подхватившая её за локоть Джина. - Не видите, что Филика устала? Ей пришлось пройти тяжёлый путь. Всё это время она блуждала по лесу: не зная отдыха и хорошего сна. И во время пожара она тоже была там... А вы в это время отлёживались на безопасном бережке! Оставьте девушку в покое! Пусть отдохнёт.
   С Бабочкой спорить никто не стал. Мужчины, кроме Тоса, вернулись к постройке домиков: к уже сооружённым навесам они пристраивали срубленные стволы деревьев - чем не стены? Тона с Тосом отправилась собирать кокосы. Прим с лёгкостью забирался на верхушки пальм и сбрасывал спелые плоды на песок. Люртша без промедлений их подбирала.
   Джина уложила Филику на навал мягкого мха в тени навеса, ещё незатронутого превращением в домик. От еды командирша отказалась. Её бил озноб. Бабочка побежала к ручью набрать холодной воды для компресса. Вернулась - Филика уже спала. Будить её Джина не стала.
  
   Шесть отвратительных шарообразных глаз отражали шесть образов Филики, окаймлённых светом вздрагивающих на ветру факелов. Волосинки на хитиновом панцире жирно блестели. Человеческие руки поглаживали паучье брюхо. Между голых ног то поднимался, то спадал громадный половой орган.
   - Я люблю тебя, моя прекрасная, моя ненаглядная, - сладким вкрадчивым голосом заговорил Арахк.
   Все шесть лиц в отражении его глаз приняли гневные черты.
   - Не надо злиться, моя дорогая, не следует этого делать, - жвала Арахка виновато дрожали, - ты думаешь, я хотел обидеть тебя, но это совсем не так. Я уже люблю тебя, понимаешь? Люблю...
   Гнев всё держался на лицах девушки. Но на долю секунды в их глазах проблеснуло сомнение.
   - Должно быть, ты всё гадаешь: чего это я говорю с тобой так... красиво? Да, в вашем бренном мире я говорю голосом, от которого твоё сердце замирает в страхе, а волоски на коже становятся дыбом. Но ведь мы сейчас в мире снов. Понимаешь, он совсем отличается от вашего. И поверь уж мне, он сильно отличается от потустороннего. Ты ведь успела посмотреть на мой мир. Все твои спутники успели тоже, когда провалились в его дыру и вынырнули здесь, в безопасности. Этого нельзя было делать, но мне наплевать на какие-то запреты Мастука или Геллизы. Я никому не подчиняюсь. Я сам себе король.
   Я говорю с тобой так, как тебе приятно бы было слышать. И речи мои услащены лишь для того, чтобы ты не боялась меня слушать, моя прекрасная, моя дорогая...
   Лица с ещё большей силой залила багровая краска ненависти и злости.
   - Да нет же, тебе трудно понять. Я не лгу тебе. Но говорю не своими речами. Разве так трудно? Ах да, я и забыл, что ты пока ещё смертная...
   Злость вмиг прошла. Лица вопросительно глядели.
   - Мы в мире снов. В нём все равны: и боги и смертные. Ведь могуществу сна подвластен каждый. А я уже люблю тебя... Ваш мир слишком сложен, чтобы его понять. В его ветхой бренности, хлипкой, разрушаемой, умирающей и в то же время вечной жизни таится непостижимая мною загадка. И благодаря тебе я приблизился к её решению как ещё никогда. Я заставил себя полюбить тебя. И эта любовь - ключ!
   Лица вновь исказились в гневе. Их хозяйка топнула шестью правыми ногами.
   - Тебе просто трудно понять бога. Я прощаю тебе это. Ведь я уже люблю тебя. Я вижу, как в твоей голове ползают одни и те же паучки вопросов. Поверь мне, это было неизбежно. Я специально дал твоему спутнику - моему замечательному гостю - испорченную паучью кожу. И ты легко отправила его душу в мой мир - ты прошла первое испытание. Но одного испытания мало. Поэтому я помог ничтожному смертному, которого вы звали Парфлай, совершить заклинание. Без моей силы он бы не смог вернуть несъедобные души в остатки их высохших тел. Но с этим заданием ты не справилась, поэтому я отправил тебя сюда. В помощь я сохранил твоих спутников. Новое испытание ты пока не прошла до конца. Но начало хорошее. Ты ведь должна доказать своё право быть со мной. Хочешь ты или нет, - здесь и без того потерявший всю приторную сладость голос Арахка повысился и прозвучал грозно и страшно, - ты полюбишь и меня! Твоё лоно взрастит моего сына: порочно зачатый Миром Вечности с Миром Бренности! Он будет разгадкой!
   Глаза отражали все шесть спин бегущей прочь Филики. Но убежать далеко не получилось: повсюду были стены, сотканные из паутины.
   - Ты бежишь от меня? Или от себя? От своего предназначения? Ха-ха-ха! - громовой голос бога пауков рвал душу на мелкие ошмётки. - Никуда тебе не деться. Эти стены создал не я. Их воздвигла ты сама! Мне не нужно ничего делать: твои страхи делают всё за меня...
  
   Филика закричала. Дежурившая у лежанки Джина обняла её:
   - Успокойся, всё хорошо, не забивай себе голову "им", не надо. Он, пусть и бог, но этого недостоин...
   Сутки напролёт Филика пролежала в беспамятстве. Её рвало, лихорадило. О том, что творилось в её истерзанной душе, не подозревал никто. Разве что Джина...
   Ночь наступала мгновенно, настигая врасплох не успевших к ней приготовиться. Но не так-то просто природе застать врасплох опытных путешественников под предводительством Дрима Плувера Младшего! Развели костёр. Большинство домиков были готовы. Соорудить лежанку из листьев и мха - дело десяти минут. Ночью вполне тепло, так что переживать по поводу тёплых одежд не приходилось. И если бы не прожорливые москиты, не боящиеся дыма от костра, - вообще прекрасно бы всё было.
   Но не одни москиты являлись кусачей проблемой. От свирепых укусов невыносимо страдали Бирюк, Тос и Кич. Местные блохи, вши и клещи не преминули забраться в их густую шерсть. Днём Тос и Кич то и дело отрывались от дел и вычёсывали друг друга, что те обезьяны. Бирюк к себе никого не подпускал: сам выгрызал кровососущих насекомых. Но что потуги примов, что отчаянные попытки волка - всё без толку. Они даже все втроём пытались утопить паразитов в ледяной воде Вечного Океана. Но только сами намёрзлись и без особых результатов поплелись на берег. Если какие твари и утонули, то на их место с ещё большим остервенением пришли новые. Ночью дела обстояли куда хуже. Уснуть практически не удавалось. У всех троих от укусов тела дико зудели. Если и выпадала возможность провалиться в сон, то только очень тревожный и короткий. И когда такое происходило, то сновидения находили до того отвратительные и мерзостные, что хотелось и вовсе не засыпать. Пробуждался каждый, разумеется, в ужасном настроении.
   Остальных, как это ни странно, нашествие блох, вшей и клещей обошло стороной. Хотя короткая шерсть Моррота или волосы на голове (и в других частях тела) любого - просто идеально бы подошли для подлых кровососательных делишек.
   Четыре дня Филика пролежала в бреду. Всё это время над ней дежурила Джина: ставила компрессы, поила водой, отварами лечебных трав и растёртой кашицей мякоти плодов. Благодаря её самоотверженной заботе, к пятому утру командирша смогла подняться на ноги. И ещё как: тут же пустилась помогать Тоне собирать кокосы и ежевику, игнорируя все запреты Ночной Бабочки.
   Филика чувствовала сильную слабость, но о том, чтобы полежать ещё хоть сколько-нибудь - она даже не хотела и слышать. Уж належалась предостаточно! И чем больше она работала, тем чётче ощущала, что болезнь покидает её. Подорванная сила воли вновь начала возвращаться. А вместе с ней, возвращалось и здоровье.
   Вконец утомившись от труда, Филика решила отдохнуть на берегу, в тени пальмы. Стоял обеденный зной и лагерь был пустынным: большинство прятались от палящего солнца в домиках. На противоположной от берега стороне лагеря виднелся Бирюк: он лежал в тени папоротников и неистово выгрызал кровопийц.
   Обидевшаяся на "глупую, непослушную и неблагодарную" Филику, Бабочка делала вид, что разглядывает перламутр громадной ракушки. А на самом же деле, только и косилась на командиршу. Они случайно встретились взглядами, и трудно сказать, чего было больше в глазах Джины: обиды или радости за начало выздоровления подруги. Некоторое время они напряжённо глядели друг на друга. Филика улыбнулась. Джина улыбнулась ей в ответ. И тут же забылись все обиды. Сейчас они казались такими глупыми и надуманными, что Бабочке даже стало смешно.
   Взявшись за руки, девушки отправились на берег, в тень громадной пальмы с волокнистой тёмно-зелёной корой и жёлтыми листьями. Болтать и любоваться бликами солнца на пенящихся волнах океанического прибоя.
   Джина говорила без устали: столько всего произошло, пока Филика находилась в беспамятстве! Были достроены домики, но это и так видно. Из тонких лиан сплели сеть и улов рыбы возрос многократно. Мало того, Брок успел переругаться с Тоной: она, видите ли, взялась вычёсывать вшей из шерсти Кича! Люрт был вне себя от ревности! Как ведь всё-таки глупо это со стороны смотрелось: бедняге Кичу пришлось вскарабкаться на самое высокое дерево и провести там с добрую половину дня. Ослепший от глупых домыслов Брок караулил его внизу. Пришлось усмирять всей толпой. А попробуй-ка, усмири хвостато-рогатого великана почти в два с половиной метра ростом! Оружие тут не применишь. Ох он вырывался, ох брыкался и бодался... Раз десять его усмиряли и столько же раз он выкручивался и бежал к дереву, на котором сидел бедолага Кич. Ну не жертва ли необоснованной ревности? К вечеру пыл Брока остыл, и великан позволил себя скрутить окончательно, пообещав загнанному Кичу, что не тронет и "хвостом". Весьма странное обещание, как на взгляд Джины. Но действенное - Брок больше не нападал на Кича. Зато с Тоной он долгое время не разговаривал. А если и ронял словечко, то уж такое кислое, что зубы у всех сводило! Вот только вчера они вроде бы и помирились. Да так, без лишних разговоров (что и немудрено для люртов). Брок проснулся посреди ночи и пошёл в их домик, где в одиночестве спала Тона. Джина тогда как раз не могла заснуть... В общем, так они и помирились - по первой мужской прихоти. Была бы Джина на месте Тоны - ни за что не простила так быстро! Филика согласилась полностью.
   Кроме этого, случилось ещё много интересного. Бирюк, к примеру, принёс из леса тушу странного шестилапого зверя с белой шерстью. Его мясо было жестковатым и жилистым, но вполне даже съедобным. Шкуру Дрим постелил на пол в их домике. Шестишерст? А что, вполне даже хорошее название дала командирша зверю! Джине нравится!
   Два дня назад Лароус чуть не взлетел на воздух. Да, именно так! Он откопал в слое земли и опавших листьев леса кусок застывшей лавы. Не стоит забывать о Вулкане Ненависти, который периодически ровняет весь этот лес с землёй - заливая лавой и засыпая чудовищным градом раскалённого пепла. Так вот, ему, шестерёнчатая его башка, захотелось "попробовать этот вулкан на вкус". Он забросил найденный кусок в свою грудную печку. Прежде чем мы успели что-то сообразить, произошёл взрыв. Благо, ему хватило-таки мозгов или чем он там думает не закрывать крышку печки: основная сила взрыва вышла из отверстия. Закрой он её - последствия бы оказались уж слишком плачевными. А так - только закоптил себя хорошенько, что потом целый день отчищался.
   С подчинённым Филики Морротом, кстати, тоже случился казус. На следующее утро, как нашлась командирша, он ушёл в лес на охоту. Целый день все были заняты усмирением разбушевавшейся ревности Брока. Куда там о чём-то другом думать? К вечеру Брок утихомирился и все спохватились: крот не вернулся в лагерь. Но паниковать не стали: предположили, что он просто зашёл далеко и решил переночевать в лесу. Да даже если бы и запаниковали, всё равно ночью в неизученный лес идти на поиски - занятие гиблое. Разве только Бирюку под силу. Но измотанный бессонными ночами и укусами паразитов волк стал слишком озлоблённый и нервный. Даже Дрим не решился к нему подходить с просьбой. Утром тревога усилилась: крота всё не было. Тут уж выбора другого не осталось: хочешь, не хочешь, а идти на поиски надо. Охранять лагерь остались Кич и Тос. Да и толку бы от них было мало: измученные, не выспавшиеся, злые... Правда, Бирюк пошёл с нами. И от него как раз польза была самая большая. Запихнув всю ненависть к паразитам на теле в сундук силы воли, волк взял след. Всем остальным только и оставалось, что следовать за ним.
   Уже к обеду Моррот нашёлся: заточённый в кольца здоровенного питона с кроваво-красными пятнами на жёлто-зелёной чешуе. Одна рука крота была скрыта в объятьях змеи полностью. Вторая - по локоть. Когти свободной руки вонзались в закрытую челюсть питона: змея была жива, но раскрыть пасть и проглотить добычу она не могла. Что Моррот, что удав - были обречены на мучительную смерть. Сдавленный кольцами крот ухитрялся дышать, хоть и еле-еле. Ему повезло: в таких случаях это большая редкость. В любом случае, он уже умирал от истощения и недостатка воздуха. Ещё бы - пробыть в смертельных объятьях десятиметрового питона почти сутки!
   Бирюк откусил голову удаву. Остальные помогли обессиленному Морроту выбраться из ослабших колец. Назад в лагерь пришлось его нести. Волк остался: вкусив крови питона, он не смог удержаться от соблазна съесть остальное тело...
   Всё, что нужно было неудачливому охотнику Морроту - как следует отлежаться и поесть. На следующий день он уже во всю расхаживал по лагерю и хватался за любую попадавшуюся под руку работу. Вспоминал он про схватку с питоном с юмором, мол, старина Моррот не так уж прост: у всякого гада в горле комом станет!
   А ещё Тос...
   Джина не успела договорить. Её прервал чудовищной силы гром. Сказать чудовищной силы - ничего не сказать. Нет такого слова, которое бы в полной мере смогло передать тот раздирающий, оглушающий, вселяющий животный страх и трепет грохот. Даже от разрыва горы взрывного порошка шириной в Сар и высотой в самое его высокое здание - гром бы был в сотню раз слабее. От этого страшного шума осыпались листья, ветви. Прошлась волна землетрясения, валя деревья, порушив почти все домики в лагере. Из навала развалин выкарабкались перепуганные обитатели. Благо, удалось обойтись только царапинами и ссадинами.
   Ещё сильнее сотряслась земля. Повалились оставшиеся домики. Лес наполнился испуганными криками всполошённых животных. Из жерла каменной громады Вулкана Ненависти вырывались клубы чёрного как сама смерть дыма. Они поднимались всё выше: похожие на исполинский чёрный гриб, они растекалось вверху бугристым округлым облаком. И это облако, эта "шляпка гриба" медленно разрасталась, накрывая Пустой Материк мраком тени обречённости.
   Это зрелище ледяными тисками страха давило сердце. Всё сильнее сходились эти тиски: всё глубже вдавливая в него ощущение неминуемой гибели. Но... в нём было что-то завораживающее...
   Из забытья вырвал повторный гром. Ещё сильнее предыдущего, если такое вообще возможно. На этот раз он сопровождался подземными толчками силы намного свирепей и разрушительней предыдущих. Деревья валились, как соломинки, земля разверзалась трещинами. Вулкан ненависти отхаркивался кровью - вырывающейся из подземных недр и стремительно растекающейся по его каменным стенам лавой. Жерло выплёвывало куски раскалённых валунов: со стороны кажущихся крохотными песчинками, а на самом деле - не меньшие взрослого слопра.
   - В воду! Все в воду! - закричал кто-то из своих. Голос был настолько искажён страхом и отчаянием, что узнать его было невозможно.
   Вспыхнула крохотная искра надежды. Все бросились в холодную воду Вечного Океана. Но глубоко внутри каждый понимал - это не спасение. Это лишь крохотная отсрочка смерти...
   Тос никогда не умел плавать. Воды-то он не боялся, но держаться на ней не мог. Благо, его инстинкт самосохранения сработал блестяще: мчась к воде, он, не задумываясь, подхватил обломок доски, когда-то служившей стеной домика.
   Лес воспылал губительным пламенем. Клубы дыма окутывали небо над материком зловещим ознаменованием кончины жизни. Безжалостная лава прожигала себе тропы к водам океана. Вонь серы всё сильнее отравляла воздух. Раскалённые валуны всеразрушающим градом обрушивались на всё живое.
   Выбегавшие из леса перепуганные звери бросались в воду.
   "Природа! Ты умеешь создавать прекрасное. Но ты жестока. Как же ты бываешь жестока сама с собой..." - думала плывущая Филика, глотая соль воды и слёз.
   Никто не остался на берегу. Все плыли рядом друг с другом: Дрим, Джина, держащийся за обломок доски Тос, Бирюк, Брок, Тона, Филика, Кич и Моррот. Спасавшиеся бегством диковинные звери плыли невдалеке. А где же Лароус? Дрим ясно видел, как он заходил в воду. Но... Металлический человек не способен плыть: его тело слишком тяжело. Ох, бедный, бедный Лароус! Должно быть, вода затекла в него через выхлопную трубу, навеки потушив его печь...
   Стремительный поток лавы пробрался к берегу и с шипением влился в океан. Лава застывала, но на её место натекало ещё больше новой. Поток был неумолим. Клубы пара вздымались к небу. Вода стремительно нагревалась.
   - Свариться заживо! Как угодно представлял свою смерть, но точно уж не так! - истерически ухмыльнулся Моррот.
   Они плыли дальше. Всякие надежды спастись гасли с каждой секундой. И тогда, когда надежд не оставалось - произошло настоящее чудо!
   Плывшего рядом с Филикой шестишерста поглотил вынырнувший из воды пузырь. И ещё одного зверя, плывущего впереди, поглотил такой же - прозрачной оболочкой обволок существо и затянул под воду.
   Дальше всё происходило словно в странном сне: всех животных и мыслящих один за другим поглотили громадные пузыри и потянули на дно.
   Внутри пузырей было сухо. Хлипкие на вид, стенки оказались крепче металла. Но самое главное - в них был воздух!
   Дриму тут же вспомнилось путешествие в похожем пузыре в город щупов Подводье. А следом за ним пронеслась отчаянная мысль: "Эх, Камоорн, ты больше не с нами..."
  
   Глава 25: Падение Сара
  
   Жаркое из крольчатины готовилось на медленном огне. Повариха сделала пробу ложкой, причмокнула, подсолила и накрыла крышкой. В кухне стоял густой запах жира, мяса и тушёных овощей.
   Вбежала запыхавшаяся служанка. Розовая шерсть на её лице была взмокшая, белёсые глаза переполнены забот. Схватив со стола кастрюлю с грибным супом, она так же быстро исчезла за дверью, как и вошла.
   - Скоро там жаркое? - рявкнул Жраб на наливающую в его тарелку грибной суп служанку.
   - Ещё недолго, господин, - пропищала в ответ коротышка служанка. Чтобы обслуживать хозяев, ей приходилось взбираться на шаткий табурет. На другой не разрешали условия найма. Случалось, она падала с него вместе с посудой всем на потеху. Как-то раз, после очередного падения, Ли (так звали служанку) обварила куриным супом себе живот и часть спины. Только недавно в тех местах вновь начала расти шерсть. Сейчас карлша держалась уверенно: табурет скрипел, пошатывался, но не падал. И если хозяева сами не подобьют его (что тоже бывало) - день обещает выдаться совсем безболезненным, а от того и счастливым.
   - Тогда пошла вон отсюда! И без жаркого свою лохматую морду сюда не показывай! - пробасил Жраб Толстый, и его сыновья радостно заржали, сопровождая попятившуюся служанку злорадными взглядами.
   - Отец, почему бы нам не завести новую, чтобы человеческой породы, или примской, на худой конец? - вопрошал Фирил, блестя лысиной на свету утреннего солнца, густо пробивающегося из широких окон. Чёрное сомбреро с длинным красным пером гордо лежало на соседнем стуле. - Эта Ли мне порядком надоела: наловчилась она с тяжёлой посудой на табурете стоять - сам не поможешь, ни за что не упадёт. Что от неё за прок сейчас, спрашивается?
   - Эх, слышала бы тебя сейчас покойная мать, - вздохнул оторвавшийся от супа Жраб. Воцарилось недолгое молчание, прерванное дикими раскатами смеха. Смеялись все, кроме Жраба и Фирила.
   - Ну ты даёшь, папаня, - утирая слезу, произнёс Сфарк - средний сын. - Да и ты, бастард, всех потешил.
   - Заткни свою пасть, молокосос, - рявкнул Фирил, его глаза злобно блеснули.
   - Уж заткни пасть сразу и всё такое... - пробурчал себе под нос Сфарк и принялся вылавливать ложкой кусочки грибов из тарелки.
   - Дети мои, когда вы ссоритесь, у меня опускаются руки для вас что-либо делать, - причитал Жраб. - Фирил - ваш старший брат. После меня - главный он. То, что его незаконно родила моя любимая служанка ничего не значит. Ох, бедная Мирра, не завянь ты после родов, я бы взял тебя в официальный гарем...
   Повисла гнетущая тишина. Фирил буравил взглядом Сфарка. Сфарк всё боялся поднять глаза. Жраб осуждающе глядел на сыновей.
   Отворилась дверь с кухни. В столовую вошла Ли: крохотными ручонками она еле-еле держала громадную по сравнению с ней кастрюлю с жарким. Ловко перебирая короткими ножками, она направилась к главе стола. Помещение наполнилось приятным запахом отлично прожаренной крольчатины.
   Но отведать прекрасное по всем меркам жаркое никому из семейства Толстых в тот день так и не удалось. Некоторым из них это не удастся больше никогда...
   В столовой распахнулась дверь со стороны гостиного зала. Вбежал облачённый в кожаную броню запыхавшийся охранник:
   - Беда... Жраб... - сбивчиво доложил он. - Громадные скелеты... К городу... Горят смертью...
  
   Глава городской охраны Жраб Толстый с высоты дозорной башни нервно следил через подзорные окуляры за надвигающейся на Сар ожившей смертью. Да, именно "ожившей смертью"! Как же ещё можно назвать передвигающиеся, словно живые, кости забытых в тысячелетиях древних существ? Это было ужасающее зрелище: будто дикая лавина засохшей крови, громадные чудовища приближались к городу. На своём пути они сметали всё. Попадавшиеся под их неудержимую мощь караваны и путешественники были растерзаны с невероятной, не умещающейся в голове жестокостью. Надвигались чудовища с юго-востока, вдоль левого берега реки Нали - как раз по загруженному торговому тракту между Саром и Камбалироном. Странно, но, изрывая мыслящих, срывая с них кожу и отрывая конечности, кроша в щепки кареты и телеги, громадные скелеты оставляли в живых лошадей, быков и верблюдов. Словно необузданные бичи возмездия, они обрушивали весь свой гнев и ненависть только на подворачивавшихся под удар мыслящих.
   - Да поможет нам великий Мастук и прекрасный Спайкниф, - прошептал Жраб. Его трясло от страха, холодный пот градом заливал глаза. А всем подчинённым хорошо известно, что бесстрашнее Главы охраны вряд ли кого можно встретить... - Мэр со своей семьёй и приближёнными уже давно схоронились в катакомбах, словно трусливые крысоны, - заговорил он твёрдеющим голосом. - Город полностью в нашей власти. Мы вправе делать всё, лишь бы защитить его. Фирил, ты говорил, что этот худощавый прим - Носолом - сейчас на высоте?
   - Да, отец, - отвечал ему Фирил, променявший чёрный форменный костюм на стальные латы. Но на голове бастарда вместо шлема всё так же прятало лысину широкое сомбреро с длинным красным пером экзотической птицы. - Его гильдия наёмников - Дети Носолома - за незначительное время добилась просто невероятных успехов. Их ряды каждый день пополняются опытными бойцами. Сификур Пятый понёс невосполнимые потери: подавляющее большинство его Наёмников Севера вслед за отрядом самого Носолома вступило в гильдию. Насколько мне известно, они разбили штаб в районе Портовый. Скупили дома и склады практически всего района...
   - Нутром чую: битвы нам никак не избежать, - прервал сына Жраб. - И, возможно, последней битвы для всего Сара. Было бы глупо не воспользоваться помощью столь сильного союзника. Фирил, я поручаю тебе заключить с Детьми Носолома долгосрочный контракт по защите города. Поскольку мэр трусливо прячется под землёй, мы сейчас владеем казной. Так что соглашайся на любую цену...
   - Да, отец, - склонил голову Фирил. - Я выполню твоё поручение.
   Не тратя больше времени на бесполезные разговоры, Фирил со свитой преданных телохранителей спустились по винтовой лестнице дозорной башни, сели в самоходную карету и отправились в Портовый район, прямиком к Носолому.
   В городе царила паника. Приближение армии неведомых чудовищ всполошило горожан. Уже многие десятки веков Сар не видывал такой беды: лишь в первых годах с Нового Начала Времени его стены сотрясли и обрушили стенобитные оружия войск Западной Картурии. С того времени и по сей день, масштабных нападений на город не совершалось: лишь мелкие набеги грабителей и работорговцев, с которыми без особых усилий справлялась охрана. Привыкшие ощущать себя в безопасности за неприступными стенами, горожане сполна вкусили горький плод дикого звериного страха. Многие, позабыв обо всём, ведомые животными инстинктами, попрятались в катакомбы и канализационные туннели. Другие, совладавшие с собой, наскоро собирали дрожащими руками ценные пожитки. Некоторые мыслящие не выдерживали напора чудовищного страха и кончали жизнь самоубийством. Паникой не преминули воспользоваться мародёры: били витрины, залазили в опустевшие дома, обыскивали тела самоубийц и погибших в давке. На улицах царил хаос: давка, драки, раздражённые возгласы и обречённые крики, плачь детей и женщин, причитания безумцев, заверявших о начале конца света...
   Дороги были переполнены повозками и каретами: как паровыми, так и гужевыми. Но пробираться к цели Фирилу не составляло особого труда. Его паровая повозка была предназначена для подобных случаев: массивная, мощная, на цельнометаллических колёсах, с клинообразным передом - она без проблем разбрасывала в стороны попадавшиеся на пути повозки и мыслящих. Даже если и приходилось кого-то раздавить по дороге - не велика расплата за хлипкий шанс спасти город!
   Раздались первые выстрелы башенных орудий. Плохи дела - чудовищная армия, как это и предполагалось, не свернула с пути. Воображение Фирила Толстого нарисовало ну до того пугающую картину уничтожения Сара, что он тут же встряхнул головой, в надежде её развеять, и дёрнул рычаг скорости до упора. Тут же на смотровое стекло брызнула темно-красная струя крови - переехали примшу с ребёнком. Ну и ладно...
   К штабному зданию Детей Носолома в районе Портовый паровая повозка Фирила прибыла в разгар канонады. Перемешивающийся с взрывами грохот осыпающихся стен ничего хорошего не сулил...
   Охранявшие вход два здоровенных люрта в кожаной броне без промедлений отворили ворота. Посланцев Жраба здесь ждали.
   Из большого стрельчатого окна широкого обитого ореховыми досками зала падал свет на троны, словно морские скалы, пробивающиеся из центра пола. На каждой стене висели багровые знамёна с окаймлённым золотистым орнаментом белым профилем Носолома. На массивном резном троне восседал высокий худосочный прим с отвратительным шрамом от уха до уха вдоль перебитого набок носа. Одет Вик был в шикарное шёлковое платье, его голову увенчивала разноцветная тиара с самоцветами. Фирилу бросился в глаза блеснувший золотом на левой нижней руке Носолома браслет в форме поедавшей хвост змеи. Справа, на троне поменьше и попроще восседал здоровенный детина с лысой, как кость, головой и поросячьей шеей. Одет детина был в кожаные штаны, поддерживаемые кожаными подтяжками, впивающимися в крупный, слегка обрюзгший голый торс. Смотрел детина прямо на Фирила, и смотрел с холодностью маньяка-потрошителя. От этого взгляда у бастарда по коже забегали мурашки. Слева на самом маленьком и простом троне ёрзал драг. Ничем не примечательный, если не брать в расчёт чудовищные шрамы на его щеках. Такое впечатление, что с щёк попросту содрали кожу...
   - Мы ждали тебя, бастард Фирил, самый старший и самый мудрый сын Жраба, - заговорил Носолом. В его грубом голосе, как бы странно это не казалось, неуловимым ручейком плескались нежность и красота. - Твой отец мудр и не послал бы на столь важные для Сара и всех его жителей переговоры другого. Говори.
   - Я не привык вести длинные и учтивые речи, - ответствовал Фирил, - нам нужна помощь и нужна прямо сейчас. Все возможные силы, что вы способны предоставить.
   - Вы получите помощь, - кивнул Вик. - Но цена будет велика. Очень велика. Сможете ли вы ручаться, что в состоянии гарантировать мне оплату?
   - Сейчас мы можем гарантировать всё, что угодно! - пылко подхватил Фирил. - Мэр прячется в катакомбах: правление Саром по закону перешло к нам.
   - Что ж... - задумчиво сказал Носолом, после чего повисло гнетущее молчание.
   Гром пушек, обречённые крики, плачь, грохот обрушивающихся зданий и падающих с рельс воздушных вагонов - проходили мимо ушей Фирила. Он не слышал ничего, кроме своего часто бьющегося сердца. Он преданно глядел на Вика Носолома. Душу щемило осознанье страшной истины: "как ведь жаль, что отец Фирила - Жраб, а не Вик..."
   - Мне нужны ключи от сарской ратуши, - просто и прямо перебил молчание Носолом.
   - Ключи от ратуши? Ты хочешь управлять городом? - Фирил колебался недолго: лишь на некоторую долю секунды в голове промелькнуло сомнение. Но оно тут же потонуло в бурных волнах сыновней любви и преданности. - Да, отец, мы выполним твою просьбу. Я прямо сейчас могу отвезти тебя туда.
   - Да, пожалуй, это будет неплохо, - согласился Носолом. - Полагаю, нападение совершено со стороны Бедного района, на Трущобы Недостойных?
   - Да, отец, - кивнул Фирил.
   - Их нам уже не спасти... - вздохнул Вик. - Может, это и к лучшему... Скажи Фирил, у вас ещё остались нетронутые оружейные склады?
   Бастард прищурился, вспоминая:
   - Насколько мне известно, резервный склад, расположенный в районе Северный, ещё не использовался. Но за это время многое могло измениться.
   Как бы в подтверждение слов Фирила раздался оглушительный взрыв. Из стрельчатого окна вылетели стёкла. Сразу же за взрывом последовал чудовищный вопль.
   - Сирог, мой сын, - Вик повернулся к вздрогнувшему драгу с ужасными шрамами на щеках, - тебе вверяются все вспомогательные силы. Тяжёлого вооружения на вас не хватит. Твоя задача пробраться к вспомогательному складу. После - слиться с остальными силами и вести бой. И помни, не трать бойцов попусту: кончился порох - прячьтесь в катакомбы.
   - Да, отец, - низко поклонился драг с уродливыми шрамами на щеках и направился к выходу.
   - Фирил, - обратился Носолом, - отдай моему второму генералу жетон помощника Главы городской охраны. Чтобы он мог беспрепятственно проникнуть на склад.
   Бастард протянул свой жетон - право обладать которым пришлось добывать потом и кровью - Сирогу. Рука Фирила дрожала, словно протестуя воле хозяина. Но слепая любовь к Вику не терпела неповиновений. Серебряный жетон с выгравированным символом высшей сарской исполнительной власти - схлестнувшиеся мечи - холодной металлической тяжестью лёг в дражью ладонь. И тяжесть была не так от металла, как от той власти, которая сосредотачивалась в нём. Скрыв жетон во внутреннем кармане камзола, драг вышел из зала.
   - Тилип, - позвал Вик Носолом лысого здоровяка, - тебе выпадает несладкая участь. Ты возглавишь основные силы. Они уже собраны и ждут твоих приказаний. Без промедлений ты бросишь их в жерло смертельного боя. И да помогут тебе Гирен и Спайкниф!
   - --- Я не подведу тебя, отец, - ответствовал первый генерал, поклонился и гордой походкой вышел из зала - на погибель...
   - А мы с тобой, Фирил, отправимся прямиком в ратушу, - заключил Носолом. - Тигур, собери моих телохранителей!
   Скрывающийся всё это время за одним из знамён красный драг вышел на свет, льющийся из разбитого окна:
   - Мирако, Фриц, Тифон, Мирта и Глимбар! - рявкнул он.
   Из-за знамён вышла примша, два прима, драгша и люрт. Все, кроме люрта, были облачены в латы, блестящие сталью - не иной, как из павшего города Стальня. На их поясах ослепительно блестели искривлённые клинки. Люрт был облачён в кольчугу и наплечник. За спиной его висел двуручный меч. Стоит ли говорить о том, что его обмундирование так же было выковано в Стальне?
   - Идём, нельзя больше терять и секунды! - Носолом вскочил с трона и направился к выходу. Все устремились за ним.
  
   Город погибал.
   Сарские войска вели кровопролитную битву. Рухнули неприступные стены: оставшиеся силы пришлось перебросить через реку Нали, бросив район Бедный на растерзание лютым скелетам древних исполинов. Перебросить через реку - сказано очень громко. Солдаты спасались бегством. Бросали мушкеты, пушки, мортиры и прыгали в воду. Многим не суждено было переплыть на другой берег... Лишь некоторым храбрецам хватило духу переправить через мост несколько пушек и мортир вместе с порохом и ядрами.
   Ожившие скелеты древних неведомых мыслящих внушали ужас и страх. Но они не были неуязвимы. Шрапнель и ядра крошили их кости. Лишённые большинства конечностей, исполины валились наземь: раздаваясь дикими воплями, захлёбываясь беспомощной ненавистью и злостью, они лежали на земле, не способные больше причинить никому увечья.
   Изничтожив каждого попавшегося на глаза мыслящего, поравняв все дома Бедного района с землёй, армия скелетов перешла реку вброд. С лёгкостью давя сарских солдат, будто клопов, они продвигались к Осевому району. Решив, что сопротивление сломлено, Дихуфхур распустил солдат сеять смерть и страдания.
   "Разбредясь по бетонным лабиринтам домов громадного города недостойных существования мыслящих, даже по одиночке любой из его бойцов способен справиться с жалкими остатками перепуганных тараканов, не заслуживающих именоваться солдатами" - так думал Дихуфхур, грозный и свирепый вожак восставших из потустороннего мира душ древних. Это его и погубило...
   Каким бы скудоумным тугодумом не казался Тилип на первый взгляд, а стратегом он выдался отменным. Вспомнить только его быстроту мысли, с которой он просчитал выгоду и поддержал Носолома. Теперь он его первый генерал... Сейчас же, быстрый мозг Тилипа сообразил, что прямого боя с врагом его войскам не выдержать. Да и как выдержать, когда численность наёмников не превышала пяти сотен? В то время как армия скелетов насчитывала тысячи...
   Партизанские вылазки, ловушки из взрывного порошка и динамита, засады, снайперские обстрелы из окон и крыш зданий - столкнуться с таким серьёзным сопротивлением исполинские скелеты не были готовы. Подобно отбитым от стаи собакам, их истребляли одного за другим. Но самый опасный зверь - загнанный зверь. Светящиеся бледным кровавым пламенем треногие чудовища сражались до последнего. И не видывали улицы Сара ещё такой дикой и безудержной мощи. Скелеты крошили всё на своём пути: равняли с землёй невысокие здания, били стены зданий повыше, обдирали рельсы воздушных вагонов (иногда вместе с вагонами), ломали столбы уличных электрических светильников, выдирали с корнями деревья, растущие вдоль тротуаров и дорог, давили не успевших скрыться горожан, били громадные стёкла зданий-небоскрёбов, ломали в щепки брошенные на дорогах повозки.
   Ядра и взрывы, крики и смерть.
   Наёмникам тоже пришлось несладко: если враг их обнаруживал, то спастись было практически невозможно... Но хоть одно радовало: к их рядам примкнули выжившие сарские солдаты. Окрылённые нежданным успехом отрядов Тилипа, солдаты бесстрашно вступали в бой в надежде вернуть посрамлённую их трусливым бегством славу регулярным войскам Сара.
   Кости поверженных чудовищ ужасающим кровавым ковром стелились по улицам города. Никогда заточённым в них душам не познать покоя...
   Людей у Тилипа становилось всё меньше. Скелетов оставалось не больше сотни, но и они могли запросто сравнять весь город с землёй.
   Тартор к этому времени бежал из "смертельной камеры" и находился без сознания за стенами города. Вик Носолом уже примерил кресло мэра: оно пришлось ему по нраву... Фирил, подчиняясь его воле, спустился со своим отрядом в катакомбы и вырезал семью трусливого мэра - всю до единой.
   А решающий бой ещё предстоял...
   Дихуфхур - самый крупный, облачённый в каменные доспехи, со шлемом из черепа древнего рогатого зверя на черепе - с запозданием, но сменил тактику. Он созвал все оставшиеся войска. Слаженными отрядами они выступили против прячущихся "во всех щелях, словно крысоны" врагов. Когда из отряда убивали кого-то, другие быстро выясняли откуда ведётся огонь и обрушивали на защитников Сара всю накопившуюся за тысячелетия лють.
   Полыхающие древней болью и ненавистью четыре пустые глазницы Дихуфхура узрели в окно небоскрёба промелькнувшую тень. Издав ужасающий вопль, он взобрался по широким карнизам к окну и, разбив окно, протянул длинную трёхсуставчатую руку. Он знал, кого хватать первым. У Тилипа не было и шансов: в леденящей смертью хватке костлявых пальцев, его череп треснул, словно переспевшая тыква.
   Так погиб Тилип - сын человеческой проститутки и изнасиловавшей её люрта - спаситель города Сар...
   К тому времени подоспели наёмники под предводительством Сирога. Резервный склад в районе Северный, как и предположил Фирил, был нетронут. Вооружившись, вспомогательные силы пришли на помощь. Успей они на несколько минут раньше - Тилип бы остался жив.
   Мощный залп из ручных мортир, и Дихуфхур пал грудой вечно-живущих костей. Потерявшие предводителя ряды врагов замешкались - это сыграло на руку. Сбившиеся в кучу, окружённые громадами зданий, они падали один за другим под градом смертоносных ядер. Не успел кто-то из них прийти в себя, как всё было кончено.
   Победа!
  
   Сар был спасён. Скелеты древних мыслящих повержены все до единого. Но какой ценой? Канонада смертоносной битвы стала победоносным маршем восхождения на мэрское кресло Вика Носолома. Тирана. Деспота. Жестокого и неумолимого.
   Сар был спасён. Но он был разрушен почти до основания. На его костях взойдёт другой город. Нет, не тот Сар, которым его столетиями привыкли видеть мыслящие - пристанищем бессердечных снобов, коррупционеров, дорогих проституток и извращённых богачей. Это будет город, закованный в кандалы диктатуры и культа личности. Отстроятся новые здания. Порой даже лучшие, чем прежде. И мысли. Мысли горожан тоже отстроятся. Носолом сам укажет чертежи...
   Сар был спасён.
   Был ли?
  
   Глава 26: Двойной Эпилог
  
   Это были океанические щупы! Вот, кто возрождает жизнь на Пустом Материке после извержения Вулкана Ненависти! Они-то и спасли нас!
   Щупы подобрали и утонувшего Лароуса: бедняга, его котёл залило водой. Мы думали, он погиб, но не таков уж старина Лароус - магомеханический сын павшего от моей руки Тризолуса! Хорошо высушив, мы растопили его печь. Не прошло и пяти минут, как механические члены зашевелились, а из треугольной сетки под чёрными глазными линзами донеслась отборная ругань - наш друг был снова в строю!
   Своим спасением мы обязаны щупам Вечного Океана, но это не означает, что к ним я испытываю только чувство благодарности. Замешательство и, пожалуй даже, страх полощутся в моей душе извилистыми ручьями. И дело тут не в причудливых формах голов и ядовитой красно-жёлтой раскраске скользкой кожи. И уж совсем не в том, что они не говорят на всеобще-принятом языке - откуда ж им его знать? Дело в другом. В их полнейшем отсутствии интереса к нам. В толк этого я взять не могу.
   Они не пытались идти на контакт: вели себя так, словно мы были одними из тех спасённых животных. В подводных пузырях щупы доставили нас к себе в город. Похожий на Подводье, он, в то же время, разительно от него отличался. Меня удивила кристальная прозрачность воды: даже на такой глубине, солнечные лучи пробивались до самого дна. Видимо, ветер сменился и раздул клубы вываленного из жерла Вулкана дыма и пепла, освободив путь заточённому солнцу. По соседству с кучно громоздящимися воздушными куполами с обильной растительностью под ними, словно грибы, заполонили морское дно причудливые округлые здания. Здания были в основном перламутрового цвета, но встречались и аквамариновые, ещё реже - тёмно-зелёные. Что меня удивило - не было труб, черпающих воздух с поверхности океана. Откуда брался воздух в куполах - для меня до сих пор остаётся загадкой. Кич тут же поделился своими догадками, мол, у них трубы зарыты под землю и тянутся до берега. Правда, на мой вопрос, что же щупы будут делать, когда лава в те прибрежные трубы затечёт, Кич не нашёлся с ответом, насупился и обозвал меня "зазнавшимся ботаником".
   Всех спасённых зверей разместили под куполами. В голове до сих пор не укладывается: полноценные джунгли, растущие на дне Вечного Океана...
   Щупы нас доставили под небольшой купол и покинули. Всё это время я пытался заговорить с ними, обратить на себя внимание, но они даже не реагировали, переговариваясь друг с другом непонятным булькающим языком, очень уж отличным даже от языка обитателей Озера Водных. Их странные слова с поразительной звонкостью проходя через воду и стенку пузыря неприятными слуховыми иглами вонзались в мои уши. Когда щупы уплывали, я случайно встретился взглядом с одним из них: от его пронизывающих голубых выпуклых шаров глаз меня бросило в холодный пот. В голове на короткий миг промелькнул образ родного дома в Пашнях, отца и мачехи, из-за которой я его покинул... Паршивое ощущение вызвал у меня этот проклятущий щуп. Меня напугала та лёгкость и простота, с которой он пролез в мою голову. Я оказался перед ним, будто пришпиленный булавкой жучок перед коллекционером. Он мог копаться в моих мыслях, словно бродяга в помойном ведре, и я ничего не мог поделать с этим... Но потом он отвернулся и уплыл. А я остался глядеть ему вслед, снедаемый чувством стыда и гнева.
   Вскоре я пришёл в себя.
   Не сказать, что под куполом было просторно, но и не так уж, чтобы тесно. На полу лежал уголь, щепки и кремень - как раз для растопки котла Лароуса. После того, как тот перепончатый паршивец влез мне в мозг, я ничему не удивляюсь. Рядом с углём лежали припасы: кокосовые орехи, мёд, пресная вода, вяленая рыба.
   Только мы взялись высушивать Лароуса, как купол тронулся с места. С каждой секундой он набирал скорость. Всё быстрее мелькающие по сторонам рыбы, моллюски, дельфины, кальмары, осьминоги, медузы и сотни других созданий, формами и размерами не подходящие ни под какое описание известных мне существ, водоросли, кораллы и подводные деревья - слились в одну разноцветную массу.
   С невероятной скоростью, нас несло к берегам Главного Материка.
   Возвращая Лароуса в строй, мы и не подумали, что в крохотном куполе это может привести к плачевным последствиям. Только его котёл заработал, как купол начал заполняться выхлопными газами. Мучительная смерть от удушья - не очень-то и радужная перспектива ожидала нас. Лароус сразу всё сообразил и сам потушил себя. Увы, другого выбора не было.
   Я не знаю как, но загазованный воздух постепенно очистился. Дышать вновь стало свободно. И откуда вообще он брался в нашем подводном судне-куполе? Если и можно было незаметно от моего пытливого взгляда подвести трубы к тем куполам-заповедникам, то здесь все мои догадки беспросветно буксовали. Магия? Очень даже возможно...
   Сколько времени продлилось наше путешествие? Если б я знал! Все наручные и карманные часы, которые были у нас - остановились, когда всех каким-то непонятным чудом перенесло с Главного на Пустой Материк. Что ж, эту плату я готов понести за спасение от чудовищных лапищ оживших скелетов древности...
   Запасы еды не начали даже подходить к концу, как купол выбросило на берег. Сомнений не оставалось: это берег Главного Материка. Не успели мы и опомниться, как купол растаял, точь-в-точь как лёд на палящем солнце, превратился в бесформенную жижу, просочившуюся в песок, оставив после себя лишь громадное жирное пятно.
   Без каких-либо проблем мы разожгли котёл Лароуса, собрали остатки провизии и отправились в путь. На северо-запад. Уже на второй день мы подошли к стенам нашей столицы. Карт весьма дружелюбно встретил нас: многие жители узнали наши лица, некоторые предложили кров, одежду и еду. Мы не стали отказываться, но и задерживаться тоже не стали. Чуть меньше двух лет назад мы вызволили дочь мэра Карта, решившую познать сладость приключений, из плена кочевых разбойников. Что они с ней там делали - даже страшно подумать... В любом случае, мэр не забыл наш поступок и лично навестил нас: снабдил паровой повозкой, провизией и оружием.
   Да, в Карте мы узнали о страшном нападении на Сар древних чудовищ-скелетов. И об их полном уничтожении. И весьма противоречивые слухи о новом мэре практически разрушенного города.
   Что ж, работу за нас сделали войска Сара и бойцы Носолома. Ну и славно...
   Тос хотел было с нами в Карте и распрощаться, но мы выпытали его планы: он хотел поквитаться с убийцей своих родителей Кирпиром Зелиусом, занявшим этим подлым путём место в Сенате, принадлежавшее Виконту Гропару Симыргору - отцу Тоса. Вообще-то, не в наших правилах помогать вершить политические перевороты... Но слова Тоса были искренни, переполнены душевной боли и страданий. К тому же, он всё это время был с нами - делил горести и радости - теперь он один из нас. А раз так, то оставлять его на верную погибель мы не в праве.
   Странно, но Филика распрощалась с нами прямо перед отбытием из Карта. Она сказала, что у неё есть неотложные дела, разбираться с которыми ей придётся самой. Дольше всего командирша прощалась с Джиной. А ведь из них вышли бы хорошие подруги... Или жёны? Нет, нечего тут слюни пускать, хватит мне и одной любимой...
   В общем, мы распрощались. Филика пошла своей дорогой - никому не известной. Ну, может быть, Джине и известной, но нам не суждено об этом узнать. Если уж поклянётся хранить тайну, поверьте мне, Бабочка сохранит её до конца своих дней. А мы все пошли с Тосом в его родной Нортисп.
   Пройти охрану не составило труда - они попросту разбежались, увидев нас. Ну, пришлось мне, Бирюку и Броку немного фокусов магических показать для этого... В громадном кабинете мы застали дрожащего от страха седошерстого старика прима. Увидев налитые кровью возмездия глаза Тоса, Зелиус попросту испустил дух от страха.
   Как это ни странно, разбирательств не было: в Тосе сразу признали единственного продолжателя славного рода Симыргоров. Да и переворотом это назвать нельзя, ведь душа убийцы его родителей сама отправилась в потусторонний мир. Перед законом Нортиспа мы были чисты. А посему - делать в нём нам было больше нечего.
   Моррот остался в Нортиспе в качестве советника Тоса, а мы направились в Пашни - погостить у моих родителей, родителей Брока и Кича. В конце концов, нужно же и героям когда-то отдыхать?
   Мы как раз были на подходе к Пашням, когда в купленный ещё в Карте ящичек для посланий прилетела фитаса с весточкой от Тоса. В ней сообщалось, что Тос занял место в Сенате, освободившееся после старческой кончины Кирпира Зелиуса. Справедливость восторжествовала - сын продолжил дело отца. А самое главное, намеревается продлить славный род Симыргоров - Тос уже успел завести себе гарем. И прим непрозрачно намекает в письме, что некоторые его крайне инициативные наложницы уже "оказались в положении"... Завидую я ему белой завистью, если честно. Я ведь после Торжества Беззаботности в Линтирфе, которое случилось три года назад, как ни пытаюсь, не могу стать отцом... Ох, если бы я только знал - никогда бы не заговорил с Нуо Бао...
   Но радостные вести в письме омрачались печальными. Спустя четыре дня, как мы покинули Нортисп, Моррот покончил с собой, объевшись маслянистых грибов. Если честно, я чувствовал, что нечто подобное произойдёт - в глазах крота всегда читалась пустота. Такая пустота, которую уже ничем не заполнить.
   Жаль мне его...
   А что мы будем делать сейчас? Как что! Мы отдышимся, наберёмся сил в Пашнях. И продолжим то, что у нас получается лучше всего - искать приключения на свои пятые точки. Ведь в катакомбах с разноцветными тоннелями ещё преспокойно здравствует Альчирон Третий и штампует себе новую армию техномонстров...
  
   Дрим Плувер Младший Тринадцатый, маг, искатель приключений, защитник нуждающихся, бич возмездия всех, кто впустил в сердце зло...
  
  
   Войдя в Карт я поняла - уйти от судьбы невозможно, какой бы горькой она не оказалась...
   Я распрощалась со всеми. Джина, как же мне будет не хватать твоей дружеской поддержки...
   Ждать было нечего: купив за деньги картского мэра верблюда и провизию, я отправилась в Заколдованные Горы. К НЕМУ.
   Это ужасно, но по дороге к ЕГО замку, мне встретился Тартор. Он стоял там, будто бы поджидал меня. Так оно и вышло. Глаза его блестели бешенством и злобой. Не сказав и слова, он набросился на меня с занесённым мечом. За ним следом бежали его шакалы. Зверьков было трое. Четвёртый, видимо, или погиб, или убежал обратно в Кривой Лес.
   Я обрадовалась. Ох, как я тогда хотела, чтобы его клинок пронзил моё сердце! Тогда бы мне не пришлось отдаваться в чудовищные объятья неумолимой судьбы. Но ОН всё знал! ОН нарочно облачил меня в эту паучью шкуру!
   Лезвие меча Тартора коснулось ткани костюма, и тут же искривилось, извернулось и по самую рукоять вошло ему в живот.
   Тартор умирал у меня на руках: медленно и мучительно. Шакалы перепугано лаяли. Слёзы давили меня. От горя мне хотелось умереть. Но я знала, что ОН этого не допустит...
   Положив бездыханное тело Тартора на землю, я направилась к ЕГО замку. Шакалы остались рядом с хозяином. Подавленные горем, не сдвинувшись от тела и на шаг, они вскоре умерли от невыносимой скорби: один за другим...
   - Ты этого хотел, подлый урод? Ты этого хотел, тварь? Мразь! - кричала я на НЕГО и понимала, что моя ненависть к НЕМУ уж очень похожа на любовь...
   - В-о-т-и-т-ы-л-ю-б-и-м-а-я-д-о-р-о-г-а-я-с-а-м-к-а-р-о-д-я-щ-а-я-м-о-е-г-о-с-м-е-р-т-н-о-г-о-с-ы-н-а, - донёсся в ответ чудовищный голос.
  
   Филика. Просто Филика - все мои остальные имена давно забыты. Предательница, бренная жена Арахка, обречённая на бессмертие, убийца своей любви...
  
  
  

Рыжков Александр

15 августа 2008 - 13 Февраля 2009 год

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   nbsp;Лезвие меча Тартора коснулось ткани костюма, и тут же и
Оценка: 3.19*125  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"