Mayra : другие произведения.

Бастард

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мне нравится, как он каждый раз входит в мой кабинет - как будто впервые. Оглядывается на пороге, первым делом неизменно устремляя глаза на стену возле стеллажа: там у меня висит карта, каких ни у кого больше нет - старинная, шестнадцатого века: мой знакомый художник Серёга Волков скопировал её из атласа по истории пиратства специально для меня, да так умело, что не сразу отличишь от настоящей...
  Мне нравится, как он каждый раз входит в мой кабинет - как будто впервые. Оглядывается на пороге, первым делом неизменно устремляя глаза на стену возле стеллажа: там у меня висит карта, каких ни у кого больше нет - старинная, шестнадцатого века: мой знакомый художник Серёга Волков скопировал её из атласа по истории пиратства специально для меня, да так умело, что не сразу отличишь от настоящей. Потом его взгляд скользит по многочисленным полкам, по корешкам книг, по знакомым для меня с детства названиям вроде "Одиссеи капитана Блада", "Острова сокровищ", "Скарамуша", "Флибустьерского моря", ещё дореволюционного "Задачника по морской навигации"... В конце концов наши глаза встречаются, и на его лице расцветает улыбка.
  - Привет, па!
  - Привет, привет. Ну, что - попутешествуем?
  - Ты уже освободился? - он мгновенно пристраивается на полинялом подлокотнике моего рабочего кресла перед компьютером. - Много сегодня написал?
  - О-о-о! - я загадочно подмигиваю, наслаждаясь его интересом. - Целую главу!
  - Ух ты! Расскажи! Или лучше почитай! - его глаза не умеют лгать. Я вижу в них знакомый огонёк азарта, и моё собственное сердце начинает биться быстрее в предвкушении того, как сейчас мы вместе пустимся на паруснике по волнам, как будем ловко уходить от вражеских фрегатов, петлять по каньонам неизведанной земли в поисках приключений и сокровищ, отстреливаться от индейцев, охраняющих святилища в древних пещерах, где стоят языческие идолы из чистого золота...
  В этом ярком и загадочном мире он всегда со мной. Мы дышим одним солёным воздухом путешествий. Нам одинаково тесно в городской квартире, душа жаждет открытых морских пространств, и никакие яства не могут заменить глотка доброго рома на шаткой палубе под усыпанным спелыми звёздами южным небом... Впрочем, насчёт рома я, наверное, всё-таки погорячился: для двенадцатилетнего пацана это рискованное удовольствие. В остальном же всё так и есть: он действительно очень похож на меня.
  - Ну, слушай! - я щёлкаю мышкой, снова открываю заветную папку и читаю вслух, чувствуя у себя на виске его дыхание и зная, что он тоже вслед за мной пробегает глазами строчки на экране.
  - "Капитан, этот берег прозвали Чёрным не из-за цвета скал, - покачал головой лоцман. - И не потому, что в ближних лесах живут дикие племена с угольной, как адская тьма, кожей. Возьмите подзорную трубу и взгляните на те буруны впереди. Тогда вы сами назовёте мне истинную причину... "
  - Там рифы! - взволнованно срываясь, шелестит голос у меня над ухом. - "Чёрный" - это потому, что смерть! Здесь разбиваются корабли!
  - "- Всё верно! - со вздохом согласился я, отнимая трубу от глаз. - Наш юнга, безусловно, прав. - У Родерика ясная голова, - усмехнулся Бейзи и добавил негромко, так, чтобы услышал только я. - Даром что бастард..."
  - Бастард - это кто?
  Гм... Кажется, в его возрасте я уже знал такие вещи. Не помню, чтобы кто-то из родителей объяснял мне значение этого слова.
  - Как тебе сказать... Это мальчик, у которого отец - знатного рода, а мать - женщина не слишком высокого происхождения. То есть он не имеет прав на отцовское наследство и титул. Примерно так.
  - А почему ты не сделал меня своим настоящим сыном? - ревниво спрашивает мой слушатель.
  - Э-э-э... Не торопи события. Родерик, конечно же, мой настоящий сын. В смысле, настоящий сын капитана Блога. Просто я... то есть он, Блог, - вечный бродяга, бегущий от семейных обязательств. Ему милее свобода, палуба и морские сражения, чем красавица жена, дети-аристократы и управление родовым поместьем. Но в конце, я думаю, для капитана настанет время остепениться, и вот тогда...
  Я ещё сам не до конца знаю, что же будет тогда. Полромана пока не написано, полпути не пройдено. Я просто-напросто не готов сейчас к подобному разговору. К счастью, внимание моего собеседника уже снова переметнулось к увлекательным событиям вокруг наших героев.
  - Давай, читай дальше! - он начинает ёрзать от нетерпения. - Им всё-таки удалось пристать к острову? Они нашли вторую половинку карты? А тот матрос, которого они высадили на берег в прошлой главе, ещё появится?
  Я смеюсь и ерошу ему волосы, которые и без того приподнимаются на макушке птичьим хохолком:
  - Ну, знаешь, дружок! Если я всё тебе сразу выложу, мне будет скучно писать! Потерпи, скоро многое прояснится. Тебе правда интересно?
  - Ещё бы! - он изумлённо смотрит на меня, как будто и не представлял, что может быть иначе. - Ведь это про нас с тобой! Правда?
  - Ещё бы! - отвечаю я в тон, и теперь мы хохочем на пару.
  Смех смехом, но все свои романы я действительно написал про нас с ним. Точнее - для него. А иначе зачем мне было их вообще писать?
  
  Даже из кабинета слышно, как хлопает входная дверь. В прихожей всегда долго возятся и сопят, независимо от времени года. Потом шаги быстро шлёпают на кухню и слышится очень громкий голос, отдающийся звоном по всей квартире:
  - Ма! Я есть хочу! Что у нас сегодня на обед?
  - Зелёные щи. Салат. Котлеты с картофельным пюре. Не кричи на весь дом - отец работает. Сколько раз тебе говорить?
  - Угу... Ты мне только второе положи, ладно? Меня Димка с Андрюхой ждут во дворе!
  - Подождут. Вымой руки.
  - Ну, ма-а-ам...
  - Как следует, с мылом. И не включай кран на полную мощность - весь пол забрызгаешь.
  - Да не забрызгаю я! - возмущённый вопль слышится уже из ванной, усиленный эхом. А ведь просили не кричать...
  Ещё некоторое время я пытаюсь сосредоточиться на том месте сюжета, где меня застало появление отпрыска. Куда там! Всё равно как если бы мой домик унёс торнадо - только не из голых степей Канзаса в волшебную страну, а наоборот - из цветущих дебрей Южной Америки в скудную пустыню реальности. Всё-таки Лёшка один стоит десятка катастроф. Стоит ему появиться, и сразу чувствуешь себя беспомощной жертвой в эпицентре стихийного бедствия. Впрочем, с кухни уже несутся звон посуды и аппетиные запахи, а значит, всё равно пришлось бы отрываться от яств духовных ради пищи телесной. Это будет, конечно, не анаконда в банановых листьях, а всего лишь рубленая говядина в панировочных сухарях. Ни рома, ни малаги тоже никто не предложит. Ну, да ладно, что уж теперь...
  Отодвигаюсь от стола с компьютером и неторопливо бреду к двери. Пол покачивается под ногами, как будто я ещё на палубе своего корвета. Пронзительные вопли ребятни во дворе вполне сошли бы за крики чаек, а вот автомобильная сирена - совершенно ни в какие ворота. Я иной раз удивляюсь тому, как воображение, несмотря ни на что, вырывает меня из цепких лап этого назойливого мира и перебрасывает через невидимую границу, за которой абсолютно всё иначе: небо - выше, звёзды - крупнее, ароматы - дурманнее, события - масштабнее и динамичнее... Словом, идёт смачная и насыщенная, самая настоящая мужская жизнь. Здесь же мои героические деяния сводятся к починке кранов, прибиванию плинтусов, перебранкам с редакторами и выколачиванию гонораров из издателей. Не то чтобы мне не хватало впечатлений. Просто эти впечатления большей частью унылы и однообразны. Хотя пиво бывает хорошее, и ещё кое-какие мелочи иногда радуют, вроде выхода очередной моей книги...
  В дверях ванной я сталкиваюсь с ним.
  - Привет!
  - Угу. Привет.
  Он едва поднимает голову, здороваясь, и деловито проскальзывает мимо меня на кухню. Слышно, как громыхает по полу табуретка, когда он придвигает её к столу, не щадя японского линолеума.
  - Ну не хочу я супу! Сказал же: не наливай!
  Я специально включаю кран до отказа, чтобы не слышать этих громких разбирательств. Вода брызгает на лоскутный коврик. Узор коврика напоминает марокканский, я давно заметил. Капли сливаются в бесформенные влажные пятна, и грубая ткань делается похожей на мрамор мавританских дворцов... Чего только не придёт в голову, если тебя так резко и внезапно выдёрнули оттуда!
  На кухне уже водворился мир. Какой ценой это достигнуто и кто вышел из схватки победителем, делается понятно, едва я переступаю порог: Лёшкино лицо над суповой миской - мрачнее тучи, ложка душераздирающе скребёт по фаянсовому дну. Я усаживаюсь напротив сына, испытывая почти сочувствие.
  - Как дела?
  В ответ - неразборчивое бурчание.
  - С кем вы там бегаете во дворе?
  - Ну, с Димкой... С Андреем... Костик обещал выйти... - он будто делает мне одолжение. В голосе ещё слышится обида на маму и на зелёные щи. - А что?
  - Ничего. Просто интересно. И во что играете?
  Он пожимает плечами. Начинает рассказывать неохотно, но, сам не замечая, быстро увлекается. Димка вынес велик и всех катал... Раскачивались на качелях почти до неба... Гонялись за девчонками, которые обзывались и брызгались водой из бутылки... Нашли за гаражами мёртвую собаку... Суп сиротливо стынет в его тарелке, и я ловлю недовольный взгляд жены.
  - Понятно. Ты ешь, ешь. Ещё котлета впереди. А я целую главу романа написал. Там корабль потерпел крушение, но команде удалось добраться до берега. Только ещё непонятно, хорошо это или плохо, потому что берег этот очень уж дикий и неприветливый...
  - Угу, - он задумчиво отправляет в рот ложку остывшего супа. - Пап, а если камеру у велика гвоздём проткнуть, весь воздух сразу выйдет?
  - Нет. Но довольно быстро.
  - А если туго-туго камеру накачать - что будет?
  - Скорее всего, она лопнет, когда встретит какое-нибудь препятствие. Рассказывать дальше?
  - Про что?
  - Ну, про потерпевших крушение... Про то, что с ними случилось на берегу...
  - Да нет, не надо. Меня ребята ждут. Мама, я только котлету съем, можно? И попить что-нибудь дай, а то жарко!
  Я выгребаю из кармана мелочь.
  - Держи. На минералку. Только одноразовые стаканы в киоске попросите.
  - Угу, спасибо! Мама, я больше есть не хочу. Правда-правда, уже наелся! Ну, что - я пошёл?
  Всё повторяется почти в точности, только в обратном порядке. Быстрые громкие шаги удаляются от кухни. Интенсивная возня в прихожей, как будто там надевает сандалии целая римская когорта. Хлопает дверь. В квартире повисает почти неестественная тишина.
  Моя жена садится за стол - там только что сидел Лёшка - и с сочувствием глядит на меня. Надо отдать ей должное, она честно пытается вникать в мои дела. По-своему.
  - Много сегодня написал?
  - Почти целую главу.
  - Молодец... И сколько ещё осталось?
  - Это только середина романа.
  - Но к сроку-то успеешь?
  - Куда же я денусь!
  - Это хорошо... Давай ещё котлету положу.
  
  Энтузиазм на сегодняшний день иссяк, и сидеть, уставившись в монитор, мне уже просто-напросто тошно. Заставка приветливо помаргивает, изображая водопад на какой-то небывалой экзотической реке, аранжированный по бокам перистыми пальмовыми листьями, яркими бабочками и стайками разноцветных попугаев. Иногда мне бывает достаточно посмотреть на эту картину всего несколько минут - и в голове проясняется, время замирает, я ныряю в иное пространство, где мне дышится намного легче и привольнее, чем здесь. А порой, вот как сейчас, в душе при взгляде на водопад рождается только глухое раздражение. Не стоит даже перечитывать то, что сегодня написано: в таком состоянии мне всё будет казаться тусклым, убогим, фальшивым...
  Беру сигареты и ухожу курить на балкон. День давно перевалил за середину, и хотя солнце ещё маячит высоко, ясно, что дальше жара пойдёт на убыль. На тёмной листве лежит сероватый налёт пыли - верный знак, что уже середина лета. В чистом, густо-голубом небе растерянно зависло одинокое облачко, похожее на перекрученный носовой платок. Пахнет нагретым асфальтом и травой, но гораздо сильнее - жареной картошкой из распахнутого окна соседской кухни.
  Я облокачиваюсь на поручень балкона и щёлкаю зажигалкой. Конечно, я закончу очередной роман в срок - куда же я денусь, если договор на него уже подписан? Это будет хороший роман, по крайней мере, не хуже предыдущих. Мы с Родериком славно потрудились, распутывая мрачноватые загадки южных морей... Но, чёрт побери, как это неуютно и грустно - на самом деле чувствовать себя графом, который в один прекрасный момент обнаруживает, что бастард, рождённый от мулатки-простолюдинки, ему ближе и родней по духу, чем законный наследник!
  Я бросаю взгляд на балконную дверь. Он уже там - дорогой для меня фантом, материализация моего воображения, гибкая мальчишеская тень, на глазах обретающая плоть.
  - Привет, па!
  - Привет, Родерик! Что стряслось?
  - Ничего. Я просто хотел спросить - ты уже придумал, как всё было потом? Эти дикари, которые прятались в зарослях - они будут следить за капитаном или сразу нападут? Лучше бы им немного подождать: они же не знают, что за люди к ним попали... А ещё, пожалуйста, устрой так, чтобы Бейзи не убили, ладно? Он мне нравится, и потом, как же мы вернёмся домой без шкипера?
  Моё сердце смягчается, горечь отступает. Что бы я делал без этого пацанёнка, честное слово? О чём он там просит - о каких-то сущих пустяках? Конечно, Бейзи не умрёт, Бейзи - это святое! Мы с ним прошли уже пару романов, пройдём и ещё. А по поводу дикарей действительно нужно что-то придумать. Пусть, и правда, пока просто следуют за нами, присматриваясь, а заодно нагнетая напряжение, и ждут подходящего случая, чтобы кровожадно на нас наброситься... За компьютер я уже сегодня, конечно, не сяду, но кое-какие детали замысла для меня проясняются. Шкипер прав: у нашего юнги замечательно светлая голова. И не будь я капитан Блог, если в конце этой истории не признаю парня своим самым что ни на есть законным, "настоящим", сыном!
  
  Ещё некоторое время после его ухода я продолжаю улыбаться. Впрочем, улыбка постепенно становится грустной. Это только поначалу забавно примечать, что твои вымышленные герои понимают тебя лучше, чем окружающие живые люди. Потом от этого делается всё тяжелее - по мере того, как выясняется, что даже родным и близким ты интересен больше снаружи, чем изнутри. Нет, они, конечно, стараются что-то понять - ведь они тебя любят. Они искренне прилагают усилия, просто у них мало что выходит. В молодости моя жена, возможно, и видела во мне подобие капитана Блога, а сейчас я для неё просто муж-писатель, которому платят деньги за его работу. А для Лёшки я - отец-отшельник, проводящий большую часть дня в кабинете и лишь изредка уделяющий внимание внешнему миру. И что творится за прикрытой дверью, он понять не в силах да и не хочет, потому что до него доносятся только сухие щелчки клавиатуры, а не плеск волн, не шелест листьев в сельве и не звуки сражений... Так мы и живём в параллельных измерениях, и, не знаю, как моя семья, а я иногда тоскую, несмотря на всю прелесть своей приключенческой выдумки. Ведь даже Бог, создав мир, не мог быть полностью доволен, пока не сотворил того, с кем мог его разделить... Смелое сравнение, но я чувствую за ним какую-то долю истины. И вот - теперь у меня есть Родерик.
  Поглощённый этими размышлениями, я не слишком внимательно слежу за тем, что делается во дворе. Тем более, что ничего интересного там, внизу, и не происходит. На лавочке у подъезда судачат пенсионерки, выбравшиеся на солнышко в своих лучших пёстрых халатах. В палисаднике, среди цветущих пионов, обессиленно высунув языки, развалились собаки, довольные, что нашли тень. Сосед с третьего этажа развесил в сторонке ковры и ходит вдоль них, лениво постукивая палкой, - делает вид, что выбивает пыль. В песочнице возятся малыши, их матери сидят рядком на скамейке, вяло обмахиваясь глянцевыми журналами. В отдалении, на детской площадке, между погнутыми футбольными воротами с жалкими остатками сетки, носится за мячом ватага мальчишек Лёшкиного возраста. Ага, вон и сам Лёшка... Кто выигрывает и кто в чьей команде, в такой свалке, конечно, не разобрать.
  Почти вплотную к площадке подходит угол сквера, деревья перебрасывают ветки через невысокую ограду, и сейчас там тень, почти сумерки. Кто-то взрослый стоит в том месте, наблюдая за игрой, какая-то смутная, тёмная фигура. Мне вдруг становится неприятно и тревожно. Мальчишки носятся, а мужчина всё стоит и смотрит. Дел у него других нет, что ли? И почему он прячется в тени, как будто не хочет, чтобы его заметили из окон?
  Я снова, уже внимательнее, осматриваю двор. Оказывается, этот умелец встал так, что ни мамашам, чьи дети играют в песок, ни пенсионеркам на лавочке, ни даже соседу, хлопателю ковров, его не разглядеть. Я сам вижу его только потому, что гляжу сверху, с балкона четвёртого этажа, да и то приметил не сразу. Человек стоит уже долго и, кажется, придирчиво выбирает среди ребят, увлечённых футбольным матчем... Кого? Зачем? Я вдруг обнаруживаю, что моё тело напряжено, как для броска, но пока не решаюсь двинуться с места. Ещё есть шанс, что это просто прохожий, решивший передохнуть в тени деревьев и засмотревшийся на детскую игру. Просто прохожий, ничего криминального...
  Игра на минуту приостанавливается. От кучки футболистов отделяется фигурка и бежит к мужчине, прячущемуся в сумерках. Видимо, он - всё-таки чей-то родственник... И тут я осознаю, что эта фигурка - Лёшка.
  Это последняя капля. Это сигнал. Стоптанные старенькие кроссовки сами прыгают мне на ноги. Очень длинная лестница, слишком длинная. Бабушки что-то кричат вслед - кажется, здороваются, а я не отвечаю. Этого гада действительно отсюда не видно. Что ему надо? Мой бывший однокашник Вадим Сивакин, - теперь милицейский следователь, - как-то рассказывал о таких. Всем им нужно одно. Наверное, не в первый раз выходит на охоту за детьми, ублюдок. Ох, и вломлю же я ему! Надо бы крикнуть соседу, чтобы вызывал милицию, но долго объяснять, а времени в обрез.
  Мальчишки на площадке продолжают игру, они в азарте, что им один-единственный Лёшка... Отряд не заметил потери бойца.
  Я приближаюсь к ограде. Тёмная фигура всё ещё там и даже не пытается убегать. Лёшки рядом не видать. Это меня озадачивает, и я перехожу на шаг. До незнакомца остаётся совсем немного, и тут выясняется ещё одна странность. С каждым моим шагом фигура делается туманее, неопределённее, как будто на глазах расплывается... Может, нужно остановиться, но злость и любопытство толкают меня вперёд. И я не останавливаюсь, хотя от удивления чуть притормаживаю. Это невозможно, просто вопиюще нереально, но... У ограды никого нет.
  Я останавливаюсь и несколько мгновений тупо смотрю перед собой. Он только что был здесь, я же видел! Не спешил скрыться, не перелезал через ограду. Был - а теперь как сквозь землю провалился. И где Лёшка? Где мой сын, чёрт побери?! Уж он-то не мог раствориться! Или мог? Опомнившись, я быстро и цепко оглядываюсь. Бред, боже мой, какой бред! Что вообще происходит?
  В гурьбе футболистов мелькают знакомые соломенная голова и коричневая футболка. У меня мгновенно пропадают всякие силы, моральные и физические. Сердце долбит в рёбра, как поршень; по спине, по бокам из подмышек стекают неприятные струйки. Дыхания не хватает. Я прислоняюсь спиной к ограде, как до этого делал тот, другой, и смотрю на ребят. Смотрю на сына, как ни в чём ни бывало лупящего ногой по мячу. В голове пусто и звонко - ни мыслей, ни догадок.
  Лёшка замечает меня и кивает на бегу. Лицо у него при этом какое-то странное. Его как будто нисколько не удивляет, что на месте недавнего незнакомца теперь оказался я.
  Мне едва достаёт терпения дождаться, пока очередная атака на ворота заканчивается и в игре наступает перерыв.
  - Алексей! Иди-ка сюда на минутку!
  Он замирает, словно налетев на невидимую стену. На его лице вдруг отражается такое изумление, как будто он никогда прежде не слышал моего голоса. Как будто я вообще не должен был заговорить... У меня сжимается сердце, а где-то на дальних задворках сознания начинает робко брезжить разгадка...
  Он подходит осторожно, словно не веря.
  - Папа? Ты... ты что здесь делаешь?
  На его лице ясно читается: "Это правда ты?" И тогда я всё понимаю до конца.
  Да, это я. Живой человек, а не придуманный тобой идеальный призрак. Может, не самый лучший из отцов, но ведь другого-то всё равно нет и не будет, сколько ни фантазируй. Никакая выдумка не сможет защитить тебя так, как могу это сделать я. И потом, разве я сам бросился бы вот так спасать не настоящего ребёнка, а вымысел, даже самый прекрасный, даже самый правдоподобный?
  - Да вот... - я проглатываю застрявший в горле комок. - Захотелось посмотреть, как ты в футбол гоняешь. И тогда он улыбается мне, мой самый настоящий, живой сын - так открыто и счастливо, как никогда не сумел бы улыбнуться Родерик.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"