Аннотация: Оказывается, чтобы стать попаданцем, вовсе не обязательно переноситься в параллельный мир: попасть, причем очень крепко, можно и не покидая Землю...
Песчинки
Кисть скользнула по палитре, впитывая порцию лазури, и вернулась на мольберт, чтобы продолжить свой волшебный танец на холсте. С вершины холма открывалась просто фантастическая панорама: два океана, Атлантический и Небесный, красивое белое здание на соседнем холмике и поле цветов в долине между ними. Для художника-пейзажиста это буйство красок и образов - настоящее раздолье, Кирилл, правда, не совсем пейзажист, и его фантазия привносит в будущую картину толику сказки. Белое здание превращается в замок, из-за облаков выглядывает низко висящая луна цвета морской волны.
Позади собралась небольшая группа зрителей: плотный мужчина в дорогом летнем костюме, стройная привлекательная женщина и вторая, чуть постарше и с четырнадцатилетней дочерью. Людям нравится смотреть, как работают художники, есть какая-то магия в процессе нанесения мазков на холст. Вот и эти зрители наблюдают уже минут двадцать. Молчат, только мать с дочкой вполголоса переговариваются по-немецки.
- Гретхен, пойдем, не будем мешать.
- Мам, ну мы же не мешаем!
- На обед опоздаем.
- Ну и что?! Я хочу досмотреть!
Кирилл наносит последние мазки, снабдив луну кольцами и подвесив над цветами небольшого птеродактиля. Поставил подпись, достал из сумки баллончик с лаком, принялся покрывать холст для лучшей сохранности полотна. Люди уходят - художники, музыканты, скульпторы - а их творения остаются на века.
- Маэстро, сколько стоит эта картина? - негромко спросил мужчина по-английски.
- Простите, она не продается.
Тот вздохнул и повернулся в сторону отеля. Женщина с дочкой двинулись было следом, но Кирилл окликнул их:
- Подождите секундочку.
Он аккуратно свернул картину в трубочку и положил в приготовленный тубус, затем протянул девочке:
- Держи. Подарок на память.
Та просияла и принялась благодарить, Кирилл тоже улыбнулся и напомнил, что в отеле вот-вот начнут подавать обед, а когда мать с дочкой ушли, принялся собирать вещи.
- Стало быть, рисуете для души? - спросила последняя зрительница.
Художник бросил на нее короткий взгляд. Высокая, спортивная, выглядит молодо и свежо, на двадцать пять, но глаза выдают возраст: за тридцать.
- Вроде того.
- А я уж было подумала, что вы один из очень модных художников, раз вам люкс по карману. Рисуете хорошо, не хуже профессионала.
Кирилл криво улыбнулся. Итак, она уже навела справки. Охотница на богатых мужей, видимо.
- Я и есть бывший профессионал, просто картины больше не продаю, а рисую, как вы верно заметили, просто для души. И совсем не модный, и совсем не богатый. Чтобы приехать сюда и поселиться в люксе, продал квартиру.
Женщина удивленно приподняла бровь:
- Надо же... А откуда вы?
- Из России.
- Там все такие беззаботные, как вы? Честно говоря, завидую людям, которые живут легко, одним днем, не задумываясь о будущем...
Кирилл печально покачал головой:
- Уж лучше не завидуйте. О будущем не думает только тот, у кого его больше нет.
- Простите, не поняла?
- Мне уже не нужна квартира, не нужны деньги. Люкс снят на месяц вперед, но мне и двух недель не протянуть, вот и весь секрет моей беззаботности. Так что я неважный кандидат, у меня ни денег - лишку от продажи квартиры я пожертвовал в детский дом - ни времени, из часов, отмеряющих мою жизнь, высыпаются последние песчинки.
Он достал из нагрудного кармана коробочку с таблетками, вытряхнул на ладонь две, затем, подумав, добавил третью. Скоро прогрессирующие дозы анальгетиков перестанут справляться с болью, а влачить существование, полное мук, смысла нет.
- И вы решили, так сказать, съездить к морю? - тихо спросила женщина.
Кирилл кивнул и отправил таблетки в рот.
На самом деле, идею эту ему подкинули, он пребывал в слишком угнетенном состоянии, чтобы придумывать хорошие идеи. Позвонил телефон, неожиданно оказалось, что звонит участковый.
- Видите ли, Кирилл Аристархович, - запинаясь, пояснил лейтенант, - в городе появился, и давно, серийный убийца, охотящийся на... на... так сказать, людей с таким же состоянием, как у вас...
Было заметно, что участковому, можно сказать, желторотому пацану, трудно. Говорить с умирающим - всегда трудно, Кирилл решил облегчить ему задачу.
- Ну и что? Какой смысл убивать того, кому и так жить осталось всего ничего?
Участковый вздохнул:
- Ребята убойного отдела работают, но пока безрезультатно. Вы в группе риска: одинокий человек с... с неблагоприятным диагнозом. Уже убито, с одним и тем же почерком, четырнадцать человек за последний год. Вам бы уехать, если есть возможность...
Кирилл мрачно хмыкнул:
- Спасибо, что предупредили, только чего мне уезжать-то? Чего бояться в моем состоянии? Может статься, я вам облегчу поимку ублюдка, если на меня напорется. Терять мне нечего: врачи дают от силы два месяца.
Участковый вздохнул снова.
- Видите ли, тут такие дела. Все убитые найдены в своих квартирах. Никакого грабежа, ничего не пропало, следов борьбы нет. Мы стопроцентно имеем дело с психопатом. Если бы некоторые потенциальные жертвы уехали - нам было бы проще, простите за прямоту, ловить на живца, охраняя тех, кто уехать не может. Людей катастрофическая нехватка, больных ведь много.
- Хм... А как их всех убили?
- Отравили. Яд все потерпевшие приняли сами.
- Так может, это и не психопат вовсе, и даже не убийца. Люди с раком в терминальной стадии страдают от невыносимой боли, а наше сраное правительство позаботилось, чтобы в аптеке нельзя было купить сильные наркотики, положив болт, красный и толстый, на больных, которым обычные анальгетики уже не помогают. И потому человек, который приносит людям яд для избавления от мук - не убийца, а благодетель.
- Избавление от мук, говорите? - мрачно произнес участковый. - Так вот, все потерпевшие скончались в неописуемых страданиях. Откушенные языки, рвота кровью, кровоизлияния в мозг, в глаза, судороги невероятной силы. У большинства - разрывы мышц и сухожилий. Один в агонии умудрился себе череп всмятку о стену разбить. Другой, уцепившись в батарею, ее оторвал от стены, сломав трубы... Третий откусил себе два пальца... И эксперты понятия не имеют, что за яд способен вызвать такое. Так что, Кирилл Аристархович, вы бы подумали насчет куда-то уехать. Я читал, в Голландии эвтаназия легализована... Блин, простите, что я это говорю...
- Да все нормально, лейтенант... Идея ничего так...
И вот Кирилл живет в люксе с видом на океан.
Собеседница вздохнула.
- Да уж, мои проблемы против ваших - ничто. Я не охотница за богатыми ухажерами, как вы, возможно, подумали. Замужем, муж миллионер, счастлива в браке... Одна беда: муж бесплоден, а детей нам очень хочется. Я на вас глаз положила, как увидала в ресторане отеля. Вы с моим мужем одного роста, одинаковые цвета волос, глаз, кожи, одинаковая комплекция, одинаково плавно двигаетесь, у вас такие же аристократичные черты лица, глубоко посаженные глаза, высокий лоб...
- Понимаю, - кивнул Кирилл, - но номер может и не прокатить. Про анализ ДНК слыхали? Ваш муж легко сможет установить, что ребенок не его, если заподозрит.
- Если заподозрит - я и без анализа признаюсь. Проблем не будет, муж и так подумывает об усыновлении. В общем... простите, как вас зовут?
- Кирилл.
- А я Агнешка. В общем, я подумала, если бы ребенок был еще и с талантом к рисованию, как у вас, было бы вообще превосходно... Как вы на это смотрите?
Джекпот. Кирилл уже не думал о курортных романах, спешил написать столько картин, сколько успеет, но тут под занавес судьба ему, видимо, улыбается. Агнешка предлагает не просто банальный пересып, а нечто гораздо большее. Возможность перед смертью продолжить род, оставив после себя потомка... только умирающий способен по-настоящему оценить это.
- Что ж, вам очень повезло, Агнешка, - улыбнулся Кирилл, - вы не только нашли одаренного подходящего отца, но еще и получите гарантию, что я не появлюсь внезапно годы спустя и не стану шантажировать вас, угрожая все рассказать мужу и ребенку.
Агнешка без тени улыбки посмотрела на него и серьезно ответила:
- А еще у вас великолепное самообладание.
Они не стали терять время на обед и прочие глупости, сразу вернулись в отель и поднялись на лифте в люкс. Кирилл вынул из бара бутылку шампанского и заметил:
- Не думал, что буду это пить, к текиле присматривался. Но по такому случаю...
- Отличная мысль, но только если совсем немного, - игриво стрельнула глазами Агнешка.
Художник принес пару бокалов, откупорил бутылку и плеснул в них на донышко. К этому моменту женщина успела стащить блузку, оставшись только в белье, не скрывавшем великолепное упругое тело.
- Что ж, выпьем за то, чтобы ребенок пошел весь в меня и унаследовал все мои лучшие качества, - ухмыльнулся он.
Кирилл в предвкушении скользнул взглядом по ее фигуре и осушил свой.
И в следующую секунду его скрутил спазм чудовищной боли.
Бокал в руке просто лопнул, мышцы свернулись в узлы, в голове пульсирующая звенящая боль, кожа словно вспыхнула огнем. Кирилл потерял контроль над собственным телом и рухнул на пол, ломая столик, шампанское полилось из упавшей бутылки. В глазах круги и вспыхивающие звезды, челюсти свело, конечности извиваются, словно сами по себе. Он скользил, падал, ударяясь о стены черного, бездонного колодца, мир вокруг него вертелся и угасал.
Сквозь волну адской боли пришла мысль о том, что психопатка все же добралась до него, даже в Нидерландах. Зачем? Насколько надо быть шизанутым, чтобы отбирать у несчастных последние песчинки времени? Кирилл, погружаясь в черноту небытия, отрешенно подумал, что узнать этого ему уже не удастся.
***
Он открыл глаза. Перед глазами - необъятный снежный простор, освещенный странным красным светом. Ад? На рай точно не похоже. Что ж, раз после смерти все-таки еще что-то есть - вероятно, будут и ответы на вопросы. Страшный Суд? Не исключено. Если так - ну, Кириллу нечего бояться, все, что может поставить ему в вину судья - что был неверующим. Все остальное - не убий, не укради, не клевещи и так далее - Кирилл Данков не нарушал. Не оттого, что так на обороте библии написано, просто так папа с мамой воспитали.
Что ж, суд там или не суд, но надо встать и куда-то идти. Однако попытка пошевелиться обернулась невыносимой болью во всем теле, и Кирилл, сжав зубы, чтобы не закричать, понял, что он все еще среди живых, а странная равнина - не что иное, как потолок, освещенный закатом. Если так - то у него осталось незаконченное дело. Каким-то образом психопатка просчиталась, и жертва все еще жива.
- Лучше не шевелиться некоторое время, - раздался над ухом спокойный мужской голос, говорящий по-русски, - боль со временем пройдет.
Кирилл скосил глаза. В кресле у кровати сидел высокий благообразный мужчина лет пятидесяти на вид, с седыми бородкой и аккуратно подстриженной шевелюрой.
- Если ты про Агнешку, то она не убийца, - спокойно возразил седой, - технически, вещество, от которого умерли предыдущие несчастные, положила им в питье она, но это было сделано по моей воле, и ответственность за это - только моя.
Просто превосходно, убийц двое. Что делать? Да ничего, Кирилл совершенно беспомощен, даже громко крикнуть не в состоянии. Надо тянуть время, собраться с силами, и когда маньяк окажется на расстоянии рукопашной атаки... Оружия нет, но для того, чтобы основанием ладони вбить носовой хрящ противника в мозг, не надо ни ума, ни особых тренировок. Главное - знать, куда и как бить, и сделать это достаточно быстро, чтобы маньяк не смог уклониться. Попытка будет только одна.
- Тогда, может быть, поведаете мне, для чего понадобилось убивать людей, которым и так жить осталось всего ничего? - слабым голосом произнес художник.
Седой покачал головой:
- Я не считаю это убийством. Они приняли данный им препарат добровольно.
- Они не знали, как и я!
- Если б знали - ничего бы не изменилось. Кирилл Данков, если я предложу тебе лотерею, в которой один билет из тысячи подарит тебе жизнь, а остальные девятьсот девяносто девять убьют на месте и в муках - ты бы сыграл? Это был риторический вопрос, я знаю, что сыграл бы, мы оба это знаем. И те, которым повезло меньше, чем тебе, они тоже сыграли бы. Ведь лотерея предлагалась не всем подряд, а только людям, похожим на тебя.
- Что за бред? Мне уже никто не может помочь, этот счастливый билет - обман, лекарства от рака в терминальной стадии нет.
- Вот потому я решил давать кандидатам играть вслепую. Чтобы не объяснять каждому из них вещи, в которые трудно поверить. Спасение есть, но беда в том, что само, так сказать, лечение способны пережить только очень немногие. Может, один на тысячу, может, один на сто, может, один на миллион - я не знаю, ты первый выживший.
- О, так мои опухоли уже исчезли? - с сарказмом сказал Кирилл, - верится с трудом, потому что дышать по-прежнему трудно.
- А это было не лекарство. Я всего лишь искал таким образом того, кто способен пережить лечение. Итак, переходим к делу. Кирилл Данков, я предлагаю тебе заключить со мной контракт.
- Вот незадача, - прохрипел художник, - у меня нет ни гроша за душой, что оставалось после продажи квартиры - отдал в детский дом! Так что, гребаный жулик, иди вешай лапшу на уши кому-то еще, на мне не поживишься!
Седой остался совершенно невозмутим.
- Мне не нужны твои деньги, я сам могу дать их тебе в количестве, большем, чем ты когда-либо имел. То, что ты свои отдал на благотворительность - еще одна причина последовать за тобой сюда. Мое условие таково. Я спасу твою жизнь, но твои душа и тело будут принадлежать мне. До конца своих дней ты будешь моим слугой.
- Ох, мессир, простите меня, а без вил и рогов я вас и не признал! Но, помнится, раньше вы только душу требовали?
- Люди... Какие же вы... люди, - сокрушенно покачал головой седой, - ладно же, проведем маленькую демонстрацию возможностей. Каэлис, три стакана.
В комнату вошла Агнешка и, не глядя на Кирилла, поставила возле седого стол с тремя стаканами. Художник при этом заметил, что она несет довольно тяжелый даже для мужчины стол, совершенно не напрягаясь.
- Итак, смотри, человек. Три стакана. Два из них полны, один пуст. - Седой поставил стол возле кровати, чтобы Кириллу было лучше видно, и взял в руки полные стаканы.
Дальше произошло то, что заставило умирающего человека искренне изумиться. Старик влил два стакана в один пустой, не пролив ни капли. Вода из двух стаканов пропала, на столе стоял только один полный. Затем он взял полный и наполнил из него пустой, при этом стакан в его руке остался полным.
Кирилл с трудом сел на постели, взял в руку пустой стакан:
- Отличный фокус. Бис!
Седой снова слил два стакана в один, и художник почувствовал в руке непривычную для одного стакана тяжесть, словно в нем действительно уместилось четыреста граммов воды. Он принюхался, пригубил. Вода, обычная вода. Сделал глоток.
Стакан остался полным.
Кирилл недоверчиво хмыкнул и повертел емкость в руках. Стакан стаканом. Поднес ко рту, сделал несколько больших глотков, достаточных, чтобы осушить целый стакан.
Стакан остался почти полным, словно из него сделали всего глоток, а не полдюжины их.
- Охренеть... Вода ведь не сжимается!
Седой снисходительно усмехнулся:
- Пространство - забавная штука, если уметь им пользоваться. Я не Сатана, я существо из плоти и крови. Просто мои возможности больше твоих. Итак, каков твой ответ?
- И как я должен буду служить вам?
- Мне нужен... стражник.
- Забавно... Я не умею. Если вы узнали, что я был на войне - так вот, я только вертолет водил, раненых эвакуировал. И все.
- Этого достаточно. Главное, что ты вынес для себя с войны - понимание, что злейший враг человека - другой человек.
Кирилл раздумывал недолго. Правда ли, ложь ли - терять совершенно нечего. Если седой действительно способен вылечить его - превосходно, значит, надо получить это фантастическое лекарство, а дальше, как говорится, поживем - увидим, и самое главное слово тут - 'поживем', на что художник уже не рассчитывал, да и теперь не особо рассчитывает. Но если чудо случится - то 'прекрасное далеко', с которым Кирилл успел попрощаться, у него все же будет. Вот только почему-то все происходящее смахивает на бред, а не на чудо. Но - лады. Играть так играть.
- Что ж... Подыграю вам, терять-то нечего. Я согласен.
Седой вздохнул, доставая из кармана кожаный футляр, заметил:
- Просто статистика: подавляющее большинство людей, думающих, что терять нечего, сильно ошибается. Не исключено, что и ты тоже... время покажет.
Агнешка-Каэлис молча выставила на стол пару изящных бокальчиков и наполовину наполнила их водой. Из футляра появилась пара тонких ланцетов. Один из них седой протянул Кириллу.
- Ритуал состоит из, главным образом, обмена кровью, которая является одновременно вместилищем и плоти, и души, - пояснил он и сделал неглубокий прокол в мясистой части основания ладони, затем выдавил в свой бокальчик несколько капель.
Художник скептически хмыкнул, повертев в руках ланцет:
- Закрепление сделки кровью? Блин, что-то очень знакомое...
Седой кивнул:
- Еще бы. Зато теперь ты знаешь, кто дал начало сказкам о вампирах и договорах, подписанных кровью.
Кирилл вздохнул. Чем дальше, тем бредовей, однако ему по-прежнему терять нечего. Он проколол себе основание ладони, лишь немного поморщившись: эта боль, по сравнению с только что пережитой - сущая ерунда. Несколько капель упали в бокал.
Седой поменял сосуды местами, пододвинув Кириллу свой и взяв в руку его бокал:
- Пить необходимо одновременно.
- Как скажете, мессир, - не удержался от подколки художник.
Они почти синхронно поднесли бокалы к губам и залпом выпили содержимое.
- И все?
- Сим контракт между мной, Кархадом Михаэлисом, и тобой, Кириллом Паньшиным, заключен. - Седой достал из кармана платок, вытер им место пореза и протянул белую ткань с бурым пятном художнику.
Кирилл машинально вытер руку и внезапно обнаружил, что порез исчез, словно его и не существовало. Но и галлюцинацией это быть не могло, ибо крови иначе неоткуда было бы взяться... Бред, как и все происходящее.
- И что, это все? Я уже здоров?
- Еще нет. Наш контракт - начальный этап всей процедуры. Собирай вещи, сюда ты вряд ли скоро вернешься.
- Да ну нахрен.
- Не понял?
- Увы, мессир, я сыт по горло этой хренотенью. Вам двоим стоит свалить до того, как я позвоню в полицию. Если вы, конечно, не плод моего накачанного обезболивающим воображения.
- Что ж. Обычно я не поступаю столь грубо и неучтиво, но время поджимает... Иногда лучше на своей шкуре убедиться, чем услышать сто раз и все равно не поверить. Каэлис, окно.
Та выглянула через ближайшее окно, затем распахнула его настежь:
- Внизу никого.
Михаэлис поднялся с кресла, оттолкнул стол в сторону, шагнул к Кириллу, схватил его за воротник рубашки и ремень брюк и нацелил головой в окно. До того, как художник понял, что с ним собираются сделать, оконный проем уже несся ему навстречу.
С коротким воплем Кирилл полетел вниз, навстречу покрытой мрамором крыше основного здания, служащей также и обзорно-прогулочной площадкой.
Удар был таким, словно его сбил тепловоз, разогнавшийся при помощи пары турбореактивных двигателей. Кирилл захрипел, судорожно пытаясь вдохнуть глоток воздуха переломанной грудной клеткой и измочаленными легкими, в глазах черные круги, в голове - стремительно перематывающиеся картины из его жизни. В этот момент угасающее сознание художника желало только одного: встать, каким-то чудом или дьявольщиной, вернуться в номер и проделать то же самое с гребаным старикашкой.
Кирилл мучительно закашлялся и попытался подвести под себя руки, руки неожиданно повиновались ему.
- Как самочувствие? - донесся сверху голос Михаэлиса.
- С... С... С...волочь... - одними губами выдавил из себя Кирилл, отжался от мраморной плиты и задрал голову вверх, отыскивая гада ненавидящим взглядом.
Наверху, в окне четвертого этажа пентхауза, показалась его седая голова, и художник внезапно осознал, что пролетел три этажа высотой по три метра каждый, хряпнулся плашмя на мраморные плиты с высоты девяти-десяти метров и после этого все еще в состоянии думать, дышать, хрипеть и даже привстать.
С огромным трудом, борясь с мучительной болью во всем теле, он поднялся, держась за ограду, на ноги, закашлялся, сплевывая на белый мрамор красные сгустки, вытер тыльной стороной ладони разбитый нос. Выжить, падая с десяти метров, реально. Выжить, упав плашмя - тоже теоретически возможно. Но вот на ноги встать после такого...
Кирилл медленно, но с каждым шагом все увереннее побрел к лестнице и поднялся на четвертый этаж в свой номер пентхауза. Михаэлис сидел в том же кресле, но теперь развернул его в сторону двери и встретил Кирилла добродушной снисходительной улыбкой.
- Впредь я рассчитываю на гораздо более серьезное, доверительное и уважительное отношение к своим словам и персоне, - сказал он, - а теперь собирай вещи.
***
Покидая отель, Кирилл подошел к дежурному и попросил проводить его к заведующему.
- Я ухожу и уже не вернусь. Спасибо за гостеприимство. Прошу вас сдать мой номер еще раз на все время, на которое я его оплатил, и все вырученные на этом деньги отправить в ближайший сиротский приют.
Заведующий немного помолчал. Он если и не знал, для чего художник приехал в Данию, то догадывался. Наконец кивнул:
- Я сделаю, как вы желаете, господин Кирилофф.
Кирилл уехал из отеля в черном неброском 'опеле', который вела Агнешка-Каэлис. Художник и Михаэлис разместились на заднем сидении.
Еще идя к машине, Кирилл обратил внимание, что седой, хоть и выглядел на пятьдесят, на самом деле высок, на полголовы выше отнюдь не низкорослого художника, крепок и легок в движении. Та непринужденность, с которой он поднял и выбросил в окно восьмидесятикилограммовую тушку Кирилла, тоже говорила сама за себя.
- Теперь вы скажете мне, кто вы такие?
Михаэлис, не поворачивая головы, задумчиво пробормотал:
- Сложный вопрос... точнее, сложен ответ. Для твоего восприятия. Что ж... Человек разумный - не единственный разумный вид в нашем мире. И не вершина эволюции. Мы - одни из тех, с кем вы делите нашу планету. В нашем языке нет для нас никакого самоназвания, и слово, которым мы называем себя, на русский можно перевести как 'люди'. Также наш язык не имеет никакого особенного слова для обозначения вас, обычных хомо сапиенсов, потому по общепринятому обычаю, когда речь в разговоре так или иначе затрагивает вас, мы называем вас людьми, а себя - высокородными. В разговоре между собой мы людьми называем себя. Соответственно этому правилу, те немногие люди, которым известно о нашем существовании, называют нас, за глаза или при прямом обращении, высокородными. Посему я для тебя - высокородный Кархад Михаэлис, Каэлис - высокородная Каэлис и так далее. Пока все понятно?
- Мне по-прежнему непонятно, кто вы такие по своей сути и откуда взялись.
- Еще один сложный вопрос... Мы не знаем, откуда мы взялись и откуда взялись вы. Все, что нам известно - что мы появились на Земле раньше вас. Откуда - вопрос открытый.
Кирилл хмыкнул:
- Ну, положим, мы произошли от обезьян. А вы?
- Я не уверен, что вы произошли от обезьян. Нам доподлинно известно, что мы, высокородные, существуем не менее девяти тысяч поколений. Нам доподлинно известно, что вы поклонялись нам примерно семь тысяч поколений назад. При том, что наша продолжительность жизни - полторы-две тысячи лет в среднем, ваша теория о том, что гоминидам три-четыре миллиона лет, а вам, хомо сапиенсам, как виду всего сорок тысяч лет, разбивается о факт, что твои предки поклонялись моим семь-десять миллионов лет назад.
- Ну ни фига ж себе! Тысяча лет?!! Что-то не верится!
- Я был в Риме, когда его грабили вандалы Гейзериха в четыреста пятьдесят пятом. Хочешь - верь, хочешь - нет. Но, просто к слову, у высокородных, в отличие от вас, нет обыкновения лгать.
Кирилл только покачал головой. В такое поверить трудно - но за последний час и так произошло слишком много совершенно выходящих за рамки реальности событий.
- Так значит, вы выдавали себя за богов?
- Мы не выдавали - люди нас за них приняли. А в нашем языке даже такого слова не было.
- А почему вы скрываетесь среди нас? Почему мы до сих пор не знаем, что не одни?
- Потому что в силу ряда причин со временем мы принимали все меньшее участие в вашей судьбе. Вы поклонялись нам, потому что мы могли одолеть хищника-людоеда, остановить мор или спасти от засухи. Но время шло, вы учились компенсировать собственную немощь оружием, хилость - целебными травами, учились противостоять засухе орошением и так далее. Чем дальше, тем меньше вы в нас нуждались. И в противовес этому, чем дальше, тем чаще наши благие намерения оборачивались для вас трагедиями. Наше долголетие вынуждало вас искать способы жить столько же, вроде купания в крови девственниц. Наши попытки поделиться силой порождали монстров. Ваши попытки снискать наше расположение выливались в чудовищные злодеяния вроде человеческих жертвоприношений. И потому относительно недавно был введен запрет на любые взаимодействия с вами. Мы исчезли, оставив вас самих на себя. Но, к сожалению, некоторые семена, оброненные нами, упали на неблагодатную почву и проросли такими чудовищными ростками, что мы и по сей день не в состоянии исправить сотворенное. И это - причина, по который мне нужен ты. Еще одна попытка все исправить.
- А точнее?
- Узнаешь в свое время. Мы приехали.
Автомобиль влетел в тоннель и метров через сто остановился: путь преграждал добрый десяток разных машин. У стены - длинные ряды канистр с бензином. Кирилл озадаченно почесал затылок: он ехал к отелю этим же путем, и раньше тоннель был вполне обычным, без затора.
Каэлис выбралась из машины, повесив ключ прямо на руль.
- Дальше пешком.
- Кто оставил тут все эти машины? Несколько дней назад их не было.
- Они были тут и несколько дней назад, и несколько лет назад. Мы уже не в том тоннеле, в который въехали.
Художник обернулся. Позади - далекий свет в конце тоннеля.
- Не смотри туда. Там уже нет выхода. Идя туда на свет, ты никогда никуда не придешь. Дальше наш путь - только вперед.
Втроем они миновали скопление машин и вскоре вышли из тоннеля. Кирилл вдохнул прохладный морской бриз, прилетавший откуда-то издалека. Вокруг - высоченные деревья, и трава по колено, в вышине поют птицы.
И - ни следа шоссе. Вход в тоннель с этой стороны оказался обычной пещерой.
- Где мы?! Это что, другое измерение?
- Да нет. Это Земля. Мы находимся посреди Атлантического океана.
- Фигасе!
- Угу. Не думал, что скажу это когда-нибудь человеку - но добро пожаловать на Авалон.