"А и то правда, - подумал кот Бенедикт, выходя утром из своей избы во двор. - всё эти жирные зайцы... - сам зажирел совсем! Надо бы на мышей перейти - всё ж таки диетический продукт! Только трудно их теперь стало ловить? После Взрыва совсем пропали мыши. Сколько ни смахиваю со стола крошек на пол, не появляются они, миленькие. Хорошо, хоть в Городе в столовке можно мышатинкой полакомиться. Но тоже не всегда. Псы-поставщики на охоту за ними по лесам мотаются. Ну да, лапы-то у них покрепче кошачьих будут!"
Бенедикт вскинул свое лазерное ружье и сшиб с дерева самого маленького тощенького зайчишку. Поднял, взвесил на лапах: "Ого - маленький! Килограмма три будет. А ничего, жир выварю - сойдет!"
Занес он зайца в свои апартаменты, что располагались сразу на первом этаже слева, бросил в холодильник и снова вышел во двор. Там на детской площадке надсадно скрипели качели. Это развлекалась котяра Кися, соседка Бенедикта по подъезду.
- Ну что ты тут маешься, душу рвешь этим скрыпом! - возмутился Бенедикт.
- А ты бы взял, да заячьим жирком тут шарниры и смазал. Мужик ты, али нет? Не, не - не мужик! Каждое утро мимо бабы проходишь, и хоть бы что у тебя шевельнулось. А я уж извелась вся, по твоим ласкам тоскуючи. Даже правое сердце уже ныть стало.
- Некогда мне, Кися, глупостями заниматься! На работу пора.
А у самого на душе кошки заскреблись, и уши под шерстью покраснели: "Оно ведь и верно, что у меня давно не шевелится. Кися всё ждет, да мне предложить ей нечего. Вот и маемся оба, по прежней жизни тоскуючи. Пропали наши хозяева. А где они теперь, человеки-то? Есть, конечно, только далеко где-то, за Зоной!".
Буки
Бенедикт-то и сам на работу шел по человечьи - на задних лапах, а на передних у него уже давно пальцы повырастали, когтистые, правда. Да ничего, когти ему не мешают. Когда надо, он их и подстригает. Ну и рост у него хороший вымахал, не ниже теперь любого перерожденца! Такое вот у него Последствие... У других еще и не то происходит. Вон у Киси второе сердце выросло, справа. Так она теперь считает, что стала любвеобильной. А когда она была не любвеобильной, Бенедикт что-то не помнит. Тут по двору всегда ее котят много бегало. Но потом произошел Взрыв, а за ним - Неестественный Отбор. Остались только сильные, но с Последствием.
Веди
Вышел Бенедикт со двора на улицу, и сразу - вот он, ИВАН ИВАНОВИЧ, слава ему! Но не весь, а только одна его нога. Еще неделю назад на перекрестке была, а теперь уже возле Бенедиктовой трехэтажки. А ног-то этих у него - тьма! И все по Городу идут в разные стороны. И ноги у него - не ноги, а не то корни, не то осьминожьи щупальца с присосками.
"Во шагает наш Благодетель! - подумал Бенедикт. - За ним не угонишься. Всё видит, всё знает и всё ищет, ищет чего-то. Видно, хочет Иван Иванович через городские стены перешагнуть и до краев Зоны дойти. Посмотреть, что там дальше делается. А что делается? Живут же где-то люди! А мы - в Зоне...".
Глаголь
"Городок наш - ничего, - мурлыкал себе под нос Бенедикт, - населенье каково: незамужние котяры составляют большинство... А что коты? Одних еще хозяева кастрировали, у других - последствие после Взрыва: срамные уды не работают. Вот как у меня... Но я надежды не теряю. Эх, мышатинки бы мне хорошей, прежней, да побольше! Мышатинка бы мне помогла. Уж тогда Кися на меня бы не нарадовалась..."
Так горестно размышляя о своих проблемах, Бенедикт и шел себе вдоль ноги Ивана Ивановича, пока не вышел на Главную площадь. А там в центре ее возвышалось огромное кудрявое дерево, наподобие дуба. Это и был Иван Иванович, слава ему и многих веков жизни!
А до Взрыва имел Иван Иванович вполне человечий облик и служил сантехником в городском ЖКО. Но весь Город знал его больше как знатного выпивоху и зубоскала. И любил он насмехаться над академиками, профессорами, доцентами, которых было полным-полно в Городе, именовавшемся тогда Академгородком N13-13. Не раз говорил он во хмелю: "Ох, доиграетесь вы тут с вашими открытиями! И себя и нас всех погубите!" Вот и накаркал...
После Взрыва всё осталось на месте: и жилые дома, и производственные здания, и техника всякая; даже животные, и домашние и лесные, остались невредимы. Только человеки да мыши испарились. Осталось, правда, и тех и других понемногу, но только с последствиями.
В тот день Иван Иванович выпил крепко и улегся отдохнуть на клумбе, что была на Главной площади. А ночью проснулся, уже после Взрыва, которого он даже не почувствовал, и понять не может, что с ним произошло: ноги-то его сильно вытянулись и будто в клумбу вросли. Забылся Иван Иванович с перепугу снова тяжелым сном. Думал, проснется утром как ни в чем не бывало. Да не тут-то было! - вросли его ноги в землю намертво! А по всему городу собаки воют, лают, и коты своим истошным мяуканьем с ними перекликаются. Людей на площади - ни души, никто не спешит на работу. Жутко стало Ивану Ивановичу, забился он на своей клумбе, а встать не может. Заплакал горючими слезами, долго плакал, уронив голову между колен, потом поднял ее к небу, да и закричал не своим голосом:
Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
И снова безутешно заплакал. Что-то он бормотал сквозь слезы, похоже - ругал академиков, да так крепко ругал, что уже и человеки стали собираться вокруг клумбы послушать вросшего Ивана Ивановича. Только это были уже совсем другие человеки... Одного Иван Иванович узнал все-таки и закричал ему:
- Эй, профессор! Ну да, вот ты, ты! Объясни мне, почему я врос в эту клумбу? Ты ж такой умный!
Профессор в ответ залепетал обиженно:
- Я профессор? Ты чего обзываешься? Сам же сказал, что я умный! Корни пустил, ну так и сиди тут! Дуб стоеросовый!
Все зеваки вокруг клумбы нехорошо как-то заржали. Обиделся Иван Иванович и не стал больше ни у кого что-либо спрашивать, а призадумался: что дальше-то будет, чего ждать, что самому делать?..
Добро
"Дубу добрые дела делать надо! - еще тогда решил Иван Иванович, безотлучно пребывая на клумбе. - Руководить буду всеми этими котами, псами и перерожденцами".
И стал он быстро расти, да так, что вскоре в самом деле превратился в могучий Дуб. От прежнего вида Ивана Ивановича и следа не осталось. Но зато Дуб этот был говорящим и стал высказывать такие мысли, что все коты и псы удивлялись его мудрости. Только перерожденцы тупо хлопали глазами, слушая его и ничего не понимая.
Есть
"Если бы мне раньше кто-то сказал, что я могу стать кото-человеком, то я бы озверел и искусал того насмешника. А вот поди ж ты - произошло такое чудо! Я - почти человек! Читать и писать научился. Почерк красивый. Иван Иванович назначил меня главным переписчиком всемирной поэзии. У меня свой офис, два десятка котов целыми днями усердно скрипят гусиными перьями. Так приказал Иван Иванович: поэзию - только гусиными перьями.
У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью кот ученый
Всё ходит по цепи кругом;
Идет направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит...
Да, я тоже теперь и песни петь и сказки рассказывать - мастак. Только вот не очень-то ученый... Да все мы, коты, народ малограмотный! Разве ж мы можем разобраться в научной литературе например, которой у нас тут полно, и переписывать ее не надо! Да и вообще, что мы о Жизни знаем? Иван Иванович учит, что нам прежде надо стать человеками, то есть людьми. А поэзия для этого - первейшее дело".
Живёте
- Живите и не тужите! - бодро приветствовал Бенедикт своих сотрудников, войдя в офис.
- И вам того же, Бенедикт Карпович! - бойко отозвались сотрудники, на миг поднимая головы от работы.
Тут вместе сидели и коты, и котяры, и кошечки. Все такие чистенькие, приглаженные, умненькие. Ну, понятно: стихи переписывают, а поэзия обязывает и облагораживает. Бенедикт подошел к своему столу, сел и залюбовался лежащим перед ним плотным листком бумаги цвета прозрачной утреней зари. На листке были стихи, красиво переписанные Маней, Кисиной дочкой. Хорошая кошечка! А вот с ее мамой у Бенедикта - напряг...
Он стал читать, и чтение сие его захватило. Но боже мой, сколько здесь непонятного!
ПРОРОК
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился...
"Ну, шестикрылый серафим - это понятно, - думал Бенедикт. - В нашем мрачном лесу еще и не такое может явиться. Но мрачная пустыня... Я видел при хозяевах пустыню по телевизору - там всегда было светло. Кроме ночи, конечно. А вот тут я бы переделал по-нашему: И гад лесных ночной поход!.. У нас там их теперь полно. Последствия! Ой, не знаю, не знаю, будет ли жало змеи мудрее нашего лукавого языка! А дальше - еще страшнее:
И он мне грудь рассек мечом...
Не то палач, не то хирург этот серафим... Угль, пылающий огнем, вместо сердца - жуть! Но угль захлебнется в крови, и слава богу... Однако ж далее так сильно, что аж мороз по коже:
"Восстань, пророк, и виждь и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей".
- Вот-вот, дорогой, исполнись волею моей, - услышал Бенедикт у себя в ушах, будто через наушники, голос Ивана Ивановича. - Тут такое дело... На краю Города появились какие-то людишки. На вездеходе приперлись и застряли.
- Чеченцы, что ли? - спросил Бенедикт встревоженно.
- Да нет, какие там чеченцы! Что им тут у нас делать? Вроде наши, из прежних. Так вот я поручаю тебе с ними встретиться и узнать, что им надо в наших краях.
Распоряжения Ивана Ивановича не обсуждаются. Бенедикт встал, улыбнулся своим подчиненным:
- Ну, милые! Я ухожу по заданию нашего Вождя и Учителя, слава ему.
- Слава ему! - ответили в один голос все сотрудники.
- А вы тут трудитесь, не покладая лап... то есть рук, конечно.
- Будет всё записано в лучшем виде! - загалдели коты, котяры и кошечки.
На площади Бенедикта уже поджидал перерожденец Пахом на электроцикле с коляской. Поехали. Направление определили по запаху бензина, которого в Городе уже давным-давно не водилось. По дороге Бенедикт заглянул в свой дом, чтобы прихватить с собой лазерное ружьё - мало ли что!
Зело
Застрял вездеход в лесу на болотистом берегу ручья. Четверо пришельцев, среди них две женщины, отчаянно матерились, пытаясь вырвать машину из болотного плена. Но беззвучно подкативший электроцикл заметили сразу и ошалело уставились на Бенедикта. А он, выпрыгнув из коляски, стал безбоязненно приближаться к пришельцам, впрочем, держа свое оружие наготове.
- Господа! Разве вы не знаете, что здесь Запретная Зона, Заповедник Последствий Взрыва? - спросил он сурово.
На лицах гостей отразилась еще большая растерянность.
- Ну да, да! Я говорящий кот. Не приходилось слышать? А в сказках? У лукоморья дуб зеленый... Кот в сапогах! Кот Матроскин. То-то же! Ну так что мне с вами делать?
- Да мы... собственно... заблудились... - неуверенно заговорила полная черноволосая женщина, а худенькая блондинка спряталась у нее за спиной. - Мы и не знали, что тут какой-то заповедник...
- Ну, это вы, пожалуй, врете! Всё вы знаете. Только соваться сюда боитесь - а вдруг тут зараза какая! А мы вот живем - и ничего.
Обе женщины оживились:
- Ну так это ж прекрасно! Нам бы с вами познакомиться, узнать, что тут у вас и как...
- Ишь чего захотели! - смягчился Бенедикт. - Да мы вот и сами боимся, когда к нам суются. Еще занесете свое что-либо... Ну да ладно, беру на себя ответственность. Пойдемте. Вы двое. Мужики пусть пока остаются.
По лицам мужиков пронеслась новая волна беспокойства. Бенедикт рассмеялся:
- Да не бойтесь вы! Мы тут не кусаемся. Пахом! Мчись в Город, собери команду - надо помочь гостям вытащить ихний драндулет.
Пахом тотчас умчался на электроцикле. А женщины, переглянувшись со своими спутниками, не очень доверчиво приблизились к Бенедикту.
- Что, не приходилось вживую общаться с говорящими котами? - Иронично спросил Бенедикт. - А у нас тут все коты такие как я. Да и собаки тоже.
- Тоже на задних лапках ходят? - нервно хихикнув, спросила блондинка.
- Да. Только не с той целью, как раньше перед своими хозяевами. Мы теперь тут сами хозяева! А перерожденцы нам служат. Один только Иван Иванович, слава ему, переродился в настоящее чудо. Ему мы подчиняемся.
- А нам можно с ним познакомиться? - крайне заинтересованно спросила брюнетка.
- Конечно! в первую очередь. Ну так что, идем?
Иже
- Идемте! - решительно согласилась брюнетка.
И только они отошли от вездехода, как с соседнего куста, усеянного дрожащими зелеными шариками, понесся густой матерный писк. Обе гостьи шарахнулись от куста в сторону. Бенедикт расхохотался, а потом пояснил:
- А, это наши лесные наглецы, орехи такие! Не съедобные. Они только и умеют, что дразниться, как попугаи. Вы тут матерились, вот они и перехватили.
- Татьяна Ильинична! Мне как-то не по себе! - пролепетала блондинка. - говорящие коты и собаки, орехи матерно ругаются... А что же дальше-то будет? Может, не пойдем?
- Нет, Дунечка, пойдем! Раз сказали Аз, то скажем и Буки. А там, глядишь, и до конца алфавита благополучно доберемся.
- Вот это правильно! - одобрил Бенедикт. - Не так страшен кот Бегемот, как нам его малюют. Но я и не Бегемот - меня Бенедиктом звать, а как вас величать, я уже услышал.
- Очень приятно, Бенедикт... как вас по батюшке? - улыбнулась Татьяна Ильинична.
- Батюшка мой был породистый хозяйский кот по кличке Карп. Ну, пойдем дальше.
Однако не прошли они и десятка шагов, как приключилась новая встряска для дам: в густой траве что-то шевельнулось, и Бенедикт, в миг изогнувшись дугой, выбросив вперед передние лапы (руки!), метнулся в траву. Раздался отчаянный писк, потом хруст и чавканье, после чего кот поднялся, виновато облизывая и вытирая лапами окровавленный рот.
- Ах, ёшкин кот! Ничего не мог с собой поделать - сработал древний кошачий инстинкт. Тем более, что с мышами у нас теперь трудно, а организм по-прежнему требует. Простите меня.
Обе дамы слушали его, борясь с одолевавшей тошнотой и отвращением. Потом Татьяна Ильинична сказала, смущенно улыбаясь:
- Вы нас тоже простите... Ведь всё так неожиданно...
- Да-да, конечно! Уверяю вас, больше ничего подобного со мной не случится! - продолжил Бенедикт. - А вообще в вашей жизни как вы относитесь к котам?
Татьяна Ильинична просияла:
- О, у меня дома живет любимый кот Василий. Тоже красавец! Черно-белый, как и вы. Только поменьше.
Бенедикт даже замурлыкал от удовольствия.
- Спасибо.
От этой шубки черно-белой
Исходит тонкий аромат;
Ее коснувшись, вечер целый
Я благовонием объят.
- О, да вы еще и стихи знаете?! - поразились обе гостьи.
- Конечно! Поэзии нас обучает Иван Иванович.
- Какой же, однако, молодец этот ваш Иван Иванович!
- Да, он мудрый! Считает, что только через поэзию мы сможем стать настоящими человеками.
- А собаки у вас тоже поэзию знают? - спросила Дуня. - У меня дома собачка Думка. Махонькая! - а умница такая!
- Да, Дунечка, и собаки тоже у нас любят поэзию. Но больше вот такую:
Довольно! -
зевать нечего:
переиначьте
конструкцию
рода человечьего!
Тот человек,
в котором
цистерной энергия - не стопкой,
который
сердце
заменит мотором,
который
заменит
легкие - топкой.
Ну, нашим человеко-псам энергии надо много - они деловой народец!
- Но и вы знаете их любимые стихи! - восхитилась Дуня.
- Да, знаю. Мы же, коты, поэзию всякую переписываем.
- Что значит - переписываете? - насторожилась Татьяна Ильинична.
- А то, что до Взрыва у нас тут, ну, у наших хозяев, стихов дома не водилось. Да и прозы тоже. Только научная литература. Хочет хозяин почитать, скажем, Толстого, - берет в библиотеке. Или по Интернету читает. А теперь компьютеры у нас не работают. Телевизоры, радио - тоже. И книги стали на вес золота. Вот Иван Иванович нам их и не дает.
- Так как же вы стихи можете переписывать? - удивились гостьи.
- С голоса Ивана Ивановича. Он теперь у нас. единственный мощный компьютер. Вот сидят у меня в офисе двадцать переписчиков, и он каждому, но одновременно со всеми, читает разные стихи. Да еще и другие дела делает. Такой вот он у нас многоголосый, многоречивый, многогранный. Вот придем к нему - сами и увидите и услышите.
И краткое
Ййехх! - просвистело что-то прямо у них перед носом. Женщины вздрогнули. Они шли обескураженные, озираясь по сторонам и поднимая головы вверх. В кронах деревьев суетились какие-то существа, нередко падали на землю и опрометью взбирались по стволам снова в кроны.
- Не бойтесь, - успокаивал Бенедикт. - Это птичка-невидимка прошмыгнула. Безвредная, только пугает. А это наши зайцы носятся. После Взрыва расплодились вместо белок. Они без хвостов, но зато с длинными ушами. Подстрелишь, так потом за уши носить удобно. Зайцы эти - важный продукт нашего мясного питания. Хотя имеется и другое мясо.
Вдруг в отдалении, в глубине леса что-то жалобно завыло, а потом страшно захохотало и умолкло.
- А это рысь, дикая кошка, наподобие прежней рыси, но покрупнее. Тоже перерожденка! Вот с нею встречаться - лучше не надо. Ну да их в лесу мало. Мы их отслеживаем и отстреливаем. Волки тоже есть. Наши собаки и с ними войну ведут.
Вскоре гостьи увидели высокую мрачную стену, сверху с густо накрученной колючей проволокой, и поросшую мхом. Над воротами в стене возвышалась четырехгранная крепостная башня. В проеме распахнутых ворот стоял пожилой охранник из перерожденцев в выгоревшем плаще и с ружьишком на плече.
- Да, милые, до Взрыва порядки у нас тут были суровые. Жутко охраняли академики страшные государственные секреты! Вот и доохранялись... Теперь у ворот охрана тоже имеется, но только от всякого лесного зверья.
Когда Бенедикт провел гостей через проходную, из глубины городской улицы донеслось нестройным горластым хором:
Эх, яблочко, куду ты котишься -
Рыси в пасть попадешь, не воротишься!
- А, это, видно, Пахом со своей командой на подмогу к вашим мужикам спешит! - смеясь, пояснил Бенедикт. - Перерожденцы наши народ работящий. Только что умишко прежнее потеряли...
- Ну да! А вы приобрели... - в мрачном сомнении добавила Татьяна Ильинична.
- В роде того! - не без гордости подтвердил Бенедикт.
Они пошли навстречу Пахомовой команде. А команда продолжала горланить частушки:
Ой, яблочко, да с боку синее -
Что-то стала ты, жена, агрессивная!
Дамы рассмеялись.
- Веселые ребята! - сказала Татьяна Ильинична, почти с восхищением глядя на подходившую компанию.
- Вот-вот! А что им? - подтвердил Бенедикт. - Сыты, одеты, обуты. У всех свои квартиры. Правда, не у всех есть жены... Взрыв, он так: у кого жену отнял, у кого - мужа, у кого - детей. А у многих - всю семью подчистую... Малая часть населения города осталась! Да всё домашнее зверьё, то есть мы. А ведь мы тоже перерожденцы, только совсем другие.
- Да уж, перерожденцы вы - что надо! - восторженно согласилась Дуня.
Подойдя к Бенедикту с пришельцами, перерожденцы оборвали пение и остановились. Учтиво раскланялись, приветствуя таких невиданных гостей, заверили их, что выволокут вездеход из трясины в лучшем виде, не извольте, мол, беспокоиться. В команде было человек десять. Впереди себя они толкали тележку, груженную необходимым инвентарем.
- Ох, не легкая это работа - из болота тащить бегемота! - рассмеялся Бенедикт и пожелал команде выполнить задание как можно быстрее. - А то ведь, чего доброго, совсем засосет машину!
И все двинулись дальше. Сразу же у себя за спиной гостьи услышали развеселую частушку:
Девки, скачте краковяк,
Не давайте надурняк,
А давайте по рублю -
Гармонь новую куплю!
Женщины расхохотались.
- Какой, Дуня, сочный и верный фольклор! - восхищенно сказала Татьяна Ильинична.
Теперь Бенедикт повел их в сторону своего дома. Иногда им встречались прямоходящие коты и собаки, с удивлением посматривавшие на двух неизвестных женщин, совсем не похожих на перерожденцев, в сопровождении всем им известного Бенедикта. Кто-то проходил молча, только кивнув Бенедикту, а кто-то останавливался и начинал расспрашивать. Бенедикт отвечал не охотно и спешил поскорее увести своих подопечных.
- Вот вы тут все, и коты и собаки, уже почти люди, - сказала Дуня, несколько смущаясь. - А почему же, извините, голыми ходите?
- А мы не голые. Мы пробовали надевать человечью одежду. Но, знаете, в ней нам жарко. Зимой в крепкие морозы - еще куда ни шло. Но летом... У нас же шерсть стала гуще, чем была до Взрыва! И от холода и от жары спасает. А перерожденцы не зашерстились, одеваются. Каждому свое, как говорится!
- Чудны дела твои, Господи!.. - вздохнула Татьяна Ильинична.
И десятеричное
Истеричный, явно кошачий вопль вдруг снова заставил двух женщин содрогнуться всем телом. А они как раз подходили к Бенедиктову дому. Бенедикта тоже всего передернуло. На его физиономии проявились смущение и злость. Но надо было как-то объясниться с гостьями.
- Не пугайтесь! Это моя соседка Кися призывает женихов. А их тут у нас мало осталось. - Он вздохнул. - Тоже, знаете ли, последствие Взрыва... Иван Иванович говорит, что мы будем жить долго-долго, но потомства не оставим. Вот Кися и тоскует...
- А у людей с этим как? - поинтересовалась Дуня.
- Да тоже никак. Мужиков к бабам, конечно, тянет. И наоборот. Ну, покувыркаются там кое-когда... А толку-то! Так что ни детей, ни зверят у нас тут нет и в помине.
- И в лесу звери тоже не плодятся? - спросила Татьяна Ильинична.
- Нет, там плодятся, да еще как! Ладно, идем дальше. Хотел вам сразу показать свою квартиру, да вот соседка испортила настроение. Потом покажу.
Теперь они шли вдоль ноги Ивана Ивановича, но Бенедикт не стал о ней говорить гостьям. Увидят самого Благодетеля и всё поймут. На Главной площади в этот час было пустынно, так как был в разгаре рабочий день. Обе женщины, увидев громадное дерево необычайной красоты, остановились потрясенные, уже предчувствуя, что это и есть Великий Иван Иванович. Раздался рокочущий, густой, но не оглушающий смешок, а за ним приятный голос-баритон произнес:
- Ой, вы гости-господа! Долго ль ездили? Куда? За Зоною житье ль не худо? И какое в свете чудо?
- Мы объездили весь свет... - пересохшим от волнения голосом ответила Татьяна Ильинична. - За морем житье не худо... А что касается чудес, то ваше, пожалуй, все затмевает. Мы и в восхищении и в растерянности.
- Да, это вы верно сказали! У нас тут можно растеряться. Особенно глядя на меня. Но чудес в природе не счесть. Вот и я являюсь одним из них. Впрочем, не без стараний наших академиков. Ну да ладно! Лично я теперь на них не в обиде: был ничтожным сантехником-алкоголиком, а стал - вона! - таким мощным да мудрым Дубом!
- Иван Иванович! - пролепетала Дуня. - А вы что, из ствола этого дуба никогда не выходите?
- Нет, Дуняша, не выхожу! И рад бы выйти, да не получится: Дуб этот - я сам и есть! Но мои ноги все-таки бегут по Городу в разные стороны! Скоро выбегут за Зону. Что тогда будет, пока и сам не знаю.
- Надо надеяться на лучшее... - неуверенно произнесла Татьяна Ильинична.
- Буду надеяться, Таня! Потому и учу моих зверо-человеков стать настоящими людьми.
- С помощью поэзии?
- Да, именно так. Поэтическим глаголом надо жечь их сердца! Тогда что-нибудь и получится.
Татьяна Ильинична грустно усмехнулась:
- Столько веков уже существует поэзия, а...
- Не надо! - оборвал ее Иван Иванович. - То было в веках! Теперь совсем иная ситуация. Особенно у нас.
Среди громов, среди огней,
Среди кочующих страстей,
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с небес слетает к нам -
Небесная к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре -
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.
Бенедикт! Веди дорогих гостей в свой офис, покажи им там всё. А потом можешь сводить их к себе домой, и вообще куда им захочется. У нас теперь секретов нет. Да, и накорми хорошенько! Об их спутниках тоже позаботься. В общем, занимайся ими всеми. А у меня дел по горло.
- Ой, спасибо, спасибо вам, Иван Иванович! - растроганно кланяясь говорящему дереву, стали благодарить женщины.
- Желаю вам приятных впечатлений, сударыни!
Како
Как только Бенедикт ввел гостей в офис, все двадцать мохнатых переписчиков одновременно встали, поклонились и наперебой принялись душевно приветствовать вошедших, причем называя всех по имени и отчеству. У обеих дам на глазах от умиления выступили слезы.
Бенедикт улыбнулся:
- Ну ладно, ладно, хватит уже! Я вижу, наш добрый Иван Иванович, слава ему, уже просветил вас о нашем приходе, о том, что у нас такие небывалые гости. Садитесь, работайте. А я покажу нашим гостьям, на что вы способны.
Он положил на свой стол несколько стопок исписанных листков. Гостьи стали перебирать листки, удивляясь красоте почерков с завитушками в пушкинском стиле, богатству поэтических эпох и славных имен.
- Вот это да! - восхищенно выдохнула из себя Дуня. - И куда же вы потом всё эту роскошь сбываете?
- Шьем небольшие книжицы и раздаем гражданам нашей коммуны. Денег у нас не водится. Да и зачем они нам? У нас хозяйство натуральное.
- И что, все ваши граждане полюбили стихи, знают их наизусть? - усомнилась Дуня.
- Ну, не все, конечно. Но все читают и перечитывают. Так велел Иван Иванович, слава ему. Что-то же в мозгах полезное остается!
- А на что-нибудь другое книжицы гражданами не используются? - не без ехидства спросила Татьяна Ильинична.
- Нет, нет, что вы! Мы не можем обидеть нашего Вождя и Учителя! Да и бумага у нас становится на вес золота.
- Бенедикт Карпович, а вы сами стихов не пишете? - поинтересовалась Дуня.
- Нет, не пишу. Но иногда все-таки само собой что-либо рифмуется. Например, такое:
Звезда под названием Солнце
По ясному небу плыла,
Светила привычно в оконце
И в дальние дали звала.
Дуня восхищенно всплеснула руками:
- Здорово! Да вы поэт, Бенедикт Карпович!
- Ну... скажете тоже... - смутился он в ответ, но и замурлыкал от удовольствия по природной кошачьей привычке. Потом взглянул на часы. - О, уже обеденное время! Пойдемте. Поведу вас в столовую. Пора вам подкрепиться. Да и нам тоже.
Люди
Летнее полуденное солнышко светило ярко и жарко. На площади в тени развесистой кроны Ивана Ивановича на травке уже расположились отдыхающие. Тут были и коты, и собаки, и перерожденцы. И все внимали голосу Вождя и Учителя, который вещал:
...Люблю дымок спаленной жнивы,
В степи ночующий обоз
И на холме средь желтой нивы
Чету белеющих берез.
С отрадой многим незнакомой
Я вижу полное гумно,
Избу, покрытую соломой,
С резными ставнями окно...
Татьяна Ильинична расплакалась, слушая Учителя.
- Ах, Боже мой! Какой же действительно молодец этот ваш Иван Иванович!
- Ну! А я о чем говорю?
Столовая располагалась тут же на площади. Они вошли в большой зал, только наполовину заполненный посетителями. И люди и бывшие домашние звери сидели вперемешку за столиками на четверых. Ели не спеша, разговаривали между собой, кое где и горячо спорили. Между столами сновали официантки из перерожденцев с подносами, заставленными тарелками с едой. Из динамиков по залу разносилась негромкая музыка.
- О, да у вас тут как в ресторане! - восхитилась Дуня.
- А как же! Это и был до Взрыва ресторан, в который вход нам, четвероногим, был, конечно, закрыт. Столовой он стал называться по распоряжению Ивана Ивановича. Он говорит, что ресторан - это пережиток неравноправного прошлого.
Они сели за свободный столик, и к ним тотчас подошла официантка.
- Валюша! - начал Бенедикт ласково. - Принеси гостям самого лучшего, из того, что вы, женщины, больше всего любите. Ну а мне - сама знаешь. Только моего любимого не надо. Ты же понимаешь... - и он подмигнул ей украдкой.
Валюша понимающе хихикнула и отправилась выполнять заказ.
- Бенедикт Карпович! А что это вы так загадочно с ней перемигивались? - с напускной строгостью спросила Татьяна Ильинична. - Уж откройтесь, чего там!
- Да... видите ли... я же все-таки кот... А там, в лесу вы уже увидели, что я люблю...
- А, понятно! Значит, мышатинки вам не принесут? Ну и хорошо! А то нам действительно это было бы не вполне приятно. Однако что же мясное вы будете кушать?
- Да зайчатинку же! Она хороша, но жирновата, правда... А вам, я думаю, Валя принесет курятинку или гусятинку. Готовить они тут умеют!
Через несколько минут их стол был уже завален очень аппетитной едой: и мясной с овощными гарнирами, и свежей зеленью, и фруктами. От всего исходил бесподобный аромат. В центр стола Валентина водрузила графин с каким-то солнечно-розовым напитком.
- У вас что, и вино водится? - поинтересовалась Дуня.
- Нет, спиртное у нас под строжайшим запретом! Таков приказ бывшего алкоголика Ивана Ивановича. Правда, перерожденцы, бывает, гонят самогон... Но народная дружина с такими борется.
- А вообще, откуда у вас в глуши такое изобилие?
- Видите ли, Дуня! Этот Академгородок строился в расчете на полное автономное существование. Он еще и хороший агрогородок. Тут ведь и огромные теплицы были построены, и открытые огороды, и фермы для скота. После Взрыва всё это сохранилось. Так что мы тут не голодаем.
К концу их сытной трапезы у входа в столовую вдруг стало шумно. Они обернулись и увидели входившую веселую компанию: Пахома со своими друзьями и среди них двух мужчин, отличавшихся от остальных только непривычным облачением. Вся компания сразу заметила в глубине зала Бенедикта с дамами и направилась к ним.
- Докла...дываю, Бенедикт... Карпыч, - слегка спотыкающимся голосом сказал Пахом, - что машину мы... это... вытянули и помыли. И загнали на тер...риторию. Сторож будет ее караулить. Так что всё ... - хоккей!
Бенедикт усмехнулся, виновато глянув на женщин:
- Вижу, что всё хоккей! А поднабраться как успели?
- Ну... так это ж... такие гости! Они нас угостили... И у нас с собой было... Вот посидели... на травке... отдохнули. Такая встреча!
Остальные молча слушали, добродушно улыбаясь.
- Ну ладно! - вздохнул Бенедикт. - Замнем для ясности! Садитесь и закусите хорошенько.
Мыслите
- Мы куда теперь направимся? - спросила Татьяна Ильинична, когда Бенедикт вывел из столовой всех четверых гостей. - К вам? Или сначала пройдемся по всему городу. Он, как я понимаю, не так уж велик.
- Да, не велик! Но мал золотник да дорог. Давайте по нему погуляем. Только сначала подойдем к Ивану Ивановичу.
- А, наши дорогие гости! - пророкотал Дуб, когда они к нему приблизились. - Знаю, знаю, мои ребята благополучно вытащили ваш вездеход из хляби болотной. А потом вы это дело с ними отметили. Уповая на мое темное алкогольное прошлое, я прощаю им употребление зеленого зелья. А вас хочу поблагодарить за посещение. Знаю, что вы у нас не задержитесь. Да это, видно, и правильно. Кто знает, как будет воздействовать на вас наше таинственное Поле! Так что вам лучше поберечься. А пока походите тут у нас, присмотритесь, поинтересуйтесь. Я распоряжусь, чтобы на охраняемые объекты вас тоже пропускали.
Гости поблагодарили Ивана Ивановича и отправились в сопровождении Бенедикта осматривать бывший Академгородок N13-13
Нашъ
- Наш Иван Иванович Дуб, слава ему, стоит в самом центре Города, - начал Бенедикт как заправский экскурсовод. - Обратите внимание, как подчеркнуто радиально разбегаются от него восемь улиц. По ним идут, как вы видите, мощные корни Ивана Ивановича, которые мы называем его ногами. Вся площадь Города представляет собой идеальный круг, ограниченный высокой стеной с восьмью сторожевыми башнями. Вокруг Главной площади располагались до Взрыва и располагаются сейчас официальные и культурные учреждения. Далее идет кольцо жилых домов, за ними - садовое кольцо, еще дальше - производственные сооружения. И, наконец, у самой стены раскинулись огороды, теплицы, гаражи, склады и фермы. Жилые дома у нас и мало- и многоквартирные. Многоквартирные по большей части теперь пустуют. В них обитаемы только те квартиры, в которых из жильцов после Взрыва кто-нибудь остался в живых: или человек, или домашнее животное. Взрыв у нас тут ничего не разрушил. Дома, видите, стоят как ни в чем не бывало. Но улицы, дворы, крыши зарастают довольно быстро. А о заброшенных научных лабораториях и говорить нечего. Нет у нас тут больше ученых! Перерожденцы, бывшие ученые, могут теперь работать только по обслуживанию автоматической (практически вечной) электростанции, городских электросетей, водопроводной системы, складского хозяйства, по мелочам в мастерских да на огородах. Но и это хорошо. У нас теперь ухожено только то, что дает возможность жить здесь переродившимся людям и домашним животным. Как говорит Иван Иванович, ведем патриархальный образ жизни.
Бенедикт повел гостей по одной из радиальных улиц, периодически заводя их во дворы, чтобы показать что-либо примечательное. Дворы и дворики в окружении зелени были чисты и уютны. Но в них было так же безлюдно, как и на улице. Редко встречались прохожие, нигде не слышалось детских голосов. Только в кольце садов и в огородах заметно было оживление - там рука об руку работали и люди и бывшие домашние звери. Завидев гостей, труженики разгибали спины и шумно их приветствовали. Весь город уже знал о появлении нежданных-негаданных туристов.
Доведя гостей до стены с башней и запертыми воротами, Бенедикт остановился и сказал:
- Налево пойдешь - скоро ваш вездеход найдешь, направо пойдешь - в электростанцию упрешься. Время еще не позднее - что выберем?
- Ну, нам бы хотелось побывать на почти вечной электростанции! Узнать, на чем и как она работает. Да и другие технические объекты посетить, - высказались оба гостя.
А гостьи пожали плечами:
- А нам это и не очень интересно. Мы бы лучше у Бенедикта Карповича погостили, посмотрели, как живет такой славный переписчик поэзии.
- Ну что ж, тогда так! - сказал кот Бенедикт самодовольно помурлыкав. - Вы, мужики, идете направо, а мы налево. На электростанцию вас пропустят и все покажут. И на других объектах - тоже. Обратную дорогу покажут. Да тут у нас особенно не заблудишься! А я поведу дам к себе домой. Потом и вы ко мне приходите. Я так понимаю, что вам всем придется у меня переночевать - места хватит. Не уедете же вы на ночь глядя!
Гости благодарно и утвердительно покачали головами.
Онъ
Они действительно уже подумывали о ночлеге. Но и задерживаться в этом странном Городе немного побаивались. Нет, не добрейших перерожденцев и зверо-человеков опасались они! Тревожно было от мысли, что и на них эта загадочная среда может оказать какое-либо недоброе воздействие. Ведь не забыл же об этом сказать и сам Дуб Иван Иванович...
Однако отступать было поздно. Миниатюрные диктофоны исправно записывали все разговоры. Фотоаппараты в руках разогрелись от заглатывания бесчисленных снимков. Сверхсенсационный материал копится и в головах гостей! Как же можно было не побыть здесь хотя бы до утра?! И они забыли сегодня о всяких своих опасениях.
Покой
- По какой улице пойдем? - спросил Бенедикт дам. - По той же к центру? Или по Окружной, вдоль стены?
- По той, что короче к вашему дому, - устало произнесла Татьяна Ильинична.
- Понятно! Тогда - по Окружной. Тут по дороге будет продуктовый склад - наберем свежей провизии на ужин. А то у меня дома один необработанный заяц в холодильнике.
До склада оказалось совсем близко. Там чрезвычайно обходительные работники и работницы быстро обслужили гостей, снабдив их и колбасой, и яйцами, и сыром, и молоком, и набором всевозможных овощей и фруктов. Всё это было уложено в удобную деревянную тележку, которую Бенедикт по пути домой и толкал впереди себя.
Подходя к своему дому, Бенедикт переживал, как бы Кися снова не испортила ему настроение. Но к его счастью ее во дворе не оказалось. Он потихоньку закатил тележку на лестничную площадку и, волнуясь, распахнул дверь своей квартиры. Волновался он потому, что впервые в жизни впускал к себе настоящих людей, да к тому же еще и женщин. Сердце его билось учащенно и тяжело дышалось. Гостьи это заметили.
- О, Бенедикт Карпович! - воскликнула Татьяна Ильинична. - Да на вас лица нет! Ну точно как у моего кота Василия, когда провинится!
Бенедикт грустно усмехнулся:
- Ну да, конечно: кот Васька плут! Кот Васька вор!.. Простите меня... Тут столько всего сразу нахлынуло!.. Десять лет уже прошло со дня Взрыва! А в памяти все так свежо, будто катастрофа произошла только вчера. Вот посмотрите, в квартире моих хозяев всё остается нетронутым, как в музее. Я уборку делаю, пыль протираю. Будто хозяева вот-вот должны вернуться. А я, как вы говорите, будто и сам виноват, что у нас тут произошло такое... Проснулся я под утро от жуткого кошачьего и собачьего воя за окнами. Затрясся весь, рванулся вот с этого дивана в спальню хозяев, смотрю - а их нет в постели! Я - в детскую, а и детей нет! Только одежонки их ночные лежат так, будто это они сами... Ну тут и я взвыл что было мочи... Что я мог понимать тогда? Да ничего! Но предчувствие, что случилась огромная беда, сразу одолело меня. Помчался к выходной двери, а она закрыта на ночь... мне никак не открыть! Но открыты были почти все окна. Я и сиганул во двор. Хорошо, что первый этаж. Правда, и с последних этажей и кошки и собаки выпрыгивали... Кое-кто и покалечился... А во дворе уже целый кошачье-собачий митинг происходит. Все вопят, а что делать не знают. Повыходило немного и людей, из тех, что не испарились. И как им только повезло?.. Да и нам тоже? Стоят растерянные, тоже ничего не понимают. На нас смотрят, как мы воем, и сами завыли.
О-о-о! а потом, когда люди сообразили, что пришла страшная беда, что им жить-то и самим, может, день-два осталось, то началось великое пьянство. Вмиг размели всё спиртное в магазинах, в аптеках, в своих научных лабораториях - и пошла пьяная гульня. А вросший ногами в клумбу алкоголик Иван Иванович клял всех почем зря, ругался на всю площадь матом, призывал, чтобы образумились. Ему выпить поднесут - он не берет, плюется. И еще тогда стихи начал читать! Молился за нас:
Отец всех нас, Отец Небесный!
Пусть имя вечное Твое
Святится нашими сердцами;
Да придет Царствие Твое,
Твоя да будет воля с нами,
Как в небесах, так на земли.
Во как переменился человек!
Да и мы все вскоре начали меняться: люди, коты, собаки. Я сам уже через неделю почувствовал, что в рост пошел. Под своими дверями человечьим басом мяукать стал. По привычке, чтоб впустили. Сосед-человек со второго этажа, спасибо ему, когда протрезвел, все квартиры, где коты да собаки без хозяев остались, догадался пооткрывать, чтоб нам домой легче входить было. Но повырастали мы до человечьего роста быстро: уже через полгода ходили на двух ногах, и передние лапы стали руками. А к году я уже прилично лопотал по-человечьи.
К двум годам Иван Иванович тоже преобразился на своей клумбе, стал крепеньким дубком. И принялся настойчиво брать власть над нами в свои руки. И мы все ему подчинялись, потому что чувствовали его мудрость. Это по его распоряжению у нас открылась школа для бывших котов и собак. Мы в ней быстро освоили грамоту, научились красиво писать. Вот тогда-то Иван Иванович, слава ему, и порешил обучать нас Великой Поэзии. Такая вот у нас история, дорогие гостьюшки!
Рцы
- Радость и грусть - постоянные спутники моей нынешней жизни. На работе я радуюсь новым стихам, а дома грущу по своим хозяевам. Они любили меня, и я их тоже. Посмотрите, какой замечательный фотопортрет они сделали с меня, совсем еще юного красавца!
- Да, портрет превосходный, Бенедикт Карпович! - восхитилась Татьяна Ильинична, подходя к стене, увешанной цветными снимками в рамочках. - И ваши хозяева выглядят не хуже. Детки такие изумительные! И все исчезли... Испарились, как вы говорите... Страшно... Даже не верится!
- Вот-вот, Таня! Мне самому до сих пор не верится. Кстати, мои дорогие! Зовите меня просто Беней. Такая у меня была кличка. Так что вы, пожалуйста, без церемоний с бывшим котом!
Обе дамы грустно улыбнулись и согласно кивнули головами. Они с большим интересом обошли всю трехкомнатную квартиру, удивляясь безукоризненному порядку, если не считать не слишком застарелого слоя пыли на всех предметах. Ну да это уж дело обычное! Обратили внимание на обилие электронной техники, которая - увы! - не работала... Но особое внимание они уделили большому книжному шкафу. В нем действительно стояла в основном научно-техническая литература. Но было немало и художественной.
- О, дорогой Бенедикт... извини - просто Беня, а ты нас слегка вводил в заблуждение, сказав, что в городке в квартирах начисто отсутствовала поэзия! - укоризненно заявила Татьяна Ильинична. - У твоих хозяев мы видим и Пушкина, и Лермонтова, и Некрасова. А из прозы - Толстой, Чехов, Булгаков. Всех и не назовешь!
Бенедикт несколько смутился, а потом сказал с гордостью:
- Это всё моей хозяйки! Она преподавала в школе русский язык и литературу. Таких у нас тут было немного.
- И ты все эти книги перечитал? - спросила Дуня.
- Да, разумеется! - подтвердил Бенедикт. - Пробовал читать и научную... Но там - темный лес. А что, мы коты в нашей школе одной только грамоте и обучались! Ну да еще арифметике...
- Татьяна Ильинична! Смотрите, а вот и Шарль Бодлер! - обрадовалась Дуня, затем тяжко вздохнула. - Какая жалость, Беня, что все твои хозяева исчезли!
Татьяна Ильинична на нее мрачно посмотрела:
- Да? жалость? А что бы эта семья сейчас собой представляла?
- Ой, верно! Видно, один бы Беня и читал все эти книги...
- Жуткая история... Талантливые люди - и вот такой финал... Правду говорят, что чем острее ум, тем он ближе к абсолютной тупости - кольцо замыкается.
Помрачнел и Бенедикт. Тоже вздохнул глубоко:
- Ладно, мои дорогие, не будем больше о грустном. Скоро уже и мужики придут. Надо бы ужин соорудить. Продукты мы купили. И на кухне все имеется: и электроплита, и холодильник, и водопровод. Только микроволновка не работает. Так что? на кухню?
- Конечно, конечно, Беня! Но мы тебя от этого занятия освобождаем - сами займемся.
- Да я с превеликим удовольствием! Готов по такому случаю хоть под столом есть то, что вы мне дадите. Эх, где моя беззаботная счастливая молодость! Так бы хотелось, чтобы меня, как прежде, ласкали, а я бы благодарно мурлыкал!
Бенедикт сладко потянулся, сидя на диване, забросив руки-лапы за голову и вытянув ноги. Ну всё совсем по-человечьи!
- Мой котик, подойди, ложись ко мне на грудь,
Но когти убери сначала.
Хочу в глазах твоих красивых потонуть -
В агатах с отблеском металла.
Хорошо!
- Беня! Ты что, всего Бодлера наизусть выучил?
- Нет, Дуня, только стихи про котов. А вообще, чего мне их учить? Прочитал пару раз - и запомнил. Память у меня хорошая!
На кухню они пошли все-таки втроем. Бенедикт показал, где у него что лежит, и сам принялся чистить картошку.
- Я конечно, мало что дома готовлю, только завтракаю, - говорил он.- Всё больше в столовой питаюсь. Потому у меня тут и порядок. А хозяева мои домашнюю еду любили. Ну и меня конечно вкуснятинкой баловали. Так что мне будет очень приятно поесть того, что вы приготовите.
Слово
"Сердце мое! Не тылдыхай так громко! - успокаивал себя Бенедикт. - А то услышат гости - напугаются: чего это он? А чего я? Прежней жизни хочу, вот чего!"
Они сидели в гостиной впятером за богато накрытым столом, будто на какой-либо праздник в семье Бенедиктовых хозяев. И такая тоска жгла его сердце! Хотелось одновременно быть и прежним котом и нынешним. А гости с аппетитом ели и даже немного выпивали, горячо обсуждая все события этого немыслимого дня.
- Да, Беня, ваш Иван Иванович - голова! Хотя и головы у него не видно. А всё кажется, что он целиком спрятался в стволе этого дуба. Может, у него к стволу подземный ход есть? - говорил один из мужиков, по имени Егор.
- Ну да, спрашивали мы его! - вступал в разговор другой мужик, Федор. - А он смеется: "А с чего б мне, говорит, надо было прятаться? Я эту кашу не заваривал. Вины моей никакой нет. Это всё профессора да академики, будь они не ладны, натворили. Вон, теперь, кто остался, простыми работягами вкалывают. И то ладно - жить-то надо!"
- Ну а на счет Поля вы у него уточнили? - озабоченно спросила Татьяна Ильинична.
- Да нет тут никакого Поля, Таня! - успокоил ее Егор. - Ни один наш сверхчувствительный прибор ничего не показывает: ни радиации, ни электромагнитных волн, ни чего-либо другого. Таинственное что-нибудь? Да, это возможно! Но ведь и мы там, за Зоной живем в таинственном мире. Столько всего еще неопознанного и не разгаданного!
- Ну так вот именно... Может, приборы потому ничего и не показывают, что на них воздействует Поле?
- Не бери до головы, Ильинична! Некий Взрыв сотворил тут свое черное дело и растворился в пространстве. Теперь он уже никаких последствий не дает. Так что мы будем живы и здоровы. За что сейчас еще разок и выпьем. Отличную самогоночку делают здешние умельцы! Беня, а ты - никак?
Бенедикт смущенно вздохнул:
- Никак... Что-то мне не идет это зелье.
- А как насчет валерьяночки? - сказал Федор и весело подмигнул Егору.
- А насчет валерьянки - тем более... - ответил бывший кот и почувствовал, как у него под шерстью выступила испарина.
- Да ладно вам, ребята, смущать нашего доброго хозяина! - заступилась Татьяна Ильинична. - Лучше бы вот починили ему радио. Мало того, что они тут живут в такой глуши, так даже ничего не знают об остальном мире! Кстати, и мой карманный приемник замолчал еще утром.
Последние слова Татьяны Ильиничны заставили Егора и Федора переглянуться и посерьезнеть.
- Постой, Федя, а нам же утром не удалось по рации связаться с базой!
- Ну да! Рация наша тоже молчала как рыба. А тут появился Бенедикт! И мы мгновенно ошалели от такого явления. Куда уж там нам было до рации! А дело-то серьезное, Егор... Значит, некое Поле все-таки существует! И ремонтировать Бенино радио не имеет смысла, не говоря уже о компьютере и телевизоре. Один только древний проигрыватель не вышел из строя - виниловые пластинки слушать можно.
- А как же мое радио? - испуганно поинтересовалась Татьяна Ильинична. - Да и вообще...
- Не тревожься, Таня! Я повторяю: Взрыв сделал свое дело - и всё! Мы будем здоровы. В этом я уверен. А твое радио, как и наша рация, заговорят, когда мы выедем из Зоны.
Твердо
- Твой этот Дуб Иван Иванович большой хитрец, между прочим! - обнимая за плечи Бенедикта, говорил подвыпивший Егор. - Он знает гораздо больше, чем вы все тут о нем думаете. Но он боится, что если вы будете знать все то, что он от вас скрывает, то можете разбежаться из Зоны. И тогда он останется один-одинешенек в этом Заповеднике Взрыва. Но он же мыслящий дуб и засохнет тут в одиночестве от тоски. Поэтому он и придумал, что жизни за Зоной для вас, перерожденцев, нет. Только Поле, говорит он, и дает вам жизнь. Оно ваш воздух. Вот в чем всё дело!
Еще больше погрустнел Бенедикт.
- Ну и правильно говорит Иван Иванович! Что нам в вашем мире делать? Вот мне, например? В цирке ученым котом работать? Стихи читать? Нет, уж лучше я тут буду жить! Хотя, конечно, повидать мир хотелось бы... Я ведь начитанный... Интересно... Когда хозяева телевизор смотрели, и я смотрел. Особенно меня потрясало море. Хотелось очутиться на морском берегу среди чудных скал... А потом - Взрыв! Чтение Пушкина! И мне снова захотелось побывать на море:
В леса, в пустыни молчаливы
Перенесу, тобою полн,
Твои скалы, твои заливы,
И блеск, и тень, и говор волн.
- Ну, ты молоток, Бенедикт! - восхитились мужики. - Тебе уже самому пора писать стихи! Не пробовал? Что тебе море! У тебя тут вон сколько своих родных тем!
- Да пишет он, пишет! Мы с Татьяной Ильиничной слышали. Беня, как там у тебя про солнце и дальние дали?
Бенедикт улыбнулся:
- И пошли мы к солнцу, а в руках держали
Старые ботинки и новые сандали...
Дуня рассмеялась:
- Нет, ты не хитри - это не твои стихи, я знаю! Ты что-нибудь свое покажи.
Смущенно поразмыслив немного, Бенедикт решился:
- Ну... скажем... такое...
Я встретил как-то рысь в лесу.
Во всей красе она предстала.
Я оценил ее красу,
Но дыбом шерсть на мне привстала.
Свирепой этой кошке "Брысь!"
Я крикнул, сколько мочи было.
И что же? - убежала рысь!
И в дебрях жалобно завыла.
- Класс! - похвалила Дуня, а Татьяна Ильинична удивленно подняла брови и покачала головой.
Мужики тоже не остались равнодушными:
- Да ты мастер, Бенедикт! И герой! Надо же, одним окриком с рысью справился.
А герой совсем смутился:
- Милые вы мои! Да это же только стихи... Не встречался я один на один с рысью! И слава богу!
Укъ
Укладывались спать они поздно: всё донимали Бенедикта расспросами, строили всякие предположения на счет дальнейшей судьбы бывшего Академгородка N13-13 и его обитателей. Да что же о дальнейшей судьбе? Она резко изменится, если нахлынут сюда орды исследователей и туристов. А в лучшую ли сторону? Трудно сказать. Академикам здесь эксперимент явно не удался. Так стоит ли проводить и дальше опыты над уникальными разумными существами, сформировавшимися тут после загадочного Взрыва?
Вопросы были мучительны, и они не давали им уснуть более чем до полуночи. А бывший кот вообще не ложился. Он бесшумно, мягко, как и полагается коту, бродил по квартире, заглядывая в лица спящих и воображая, что охраняет спокойный сон своих дорогих гостей. Под утро из лесу вдруг негромко донесся протяжный вой, за которым последовал глухой хохот. Ну конечно! - это могла быть только рысь. Значит, она снова посмела подобраться к самой стене Города. Да, снова! Была все-таки у Бенедикта встреча с нею. Но тогда он не отогнал ее выкриком "Брысь!", а выстрелил из охотничьего ружья. И промахнулся... Гостям же ему в этом было просто стыдно признаться.
Фертъ
- Фу-ты ну-ты! - пробормотал Федор, открыв глаза и увидев перед собой Бенедикта. - Так ведь и испугаться можно спросонья. Ты чего не спишь? А, ну да, утро уже! Вставать пора.
Федор вскочил с дивана, разбудил Егора, подошел к спальне и постучал в дверь:
- Красавицы! Подъем! Пора!
Все сразу встали, привели себя в порядок, позавтракали вместе с Бенедиктом и были готовы идти к своему вездеходу. Бенедикт аккуратно уложил в тележку то, что они не съели: и колбасу, и сыр, и фрукты, и большую бутыль с квасом.
- Это вам на дорогу, - сказал он тихо. - Мало ли чего там еще...
- А что ты такой грустный? Бенедикт! - спросил Егор. - Жалко с нами расставаться? Так мы еще как-нибудь вернемся! Не горюй. Еще надоедим тебе. И всем вам.
Татьяна Ильинична вздохнула:
- Да уж... И не знаю, что потом тут вообще получится. Исторический опыт вторжений в иные цивилизации...
- Да ладно тебе, Таня! - остановил ее Егор - Не будем пугать ни нашего нового друга, ни нас самих. В конце концов, ну должно же когда-нибудь хватить человеку разума не творить другому гадостей! Я верю, на этот раз всё будет хорошо. Правда, Беня?
Бенедикт по-кошачьи мягко улыбнулся и кивнул головой:
- Правда!
- Ну так по коням? - вопросительно скомандовал Егор.
- По коням! - согласились все.
Херъ
Худо было на душе у Бенедикта. Приезд гостей из необъятного мира будто открыл для него этот мир. И бывший кот задумался: а в чем же теперь смысл его жизни? Верно, что сомневаются гости: что будет, когда нагрянут сюда люди? Что еще в Зоне образуется?
Хмуро, неразговорчиво шел он к выходу из Города. А гости, казалось ему, и забыли о нем, обсуждая маршрут предстоящей нелегкой поездки по лесным дебрям. Когда они уже подходили к вездеходу, стоявшему перед закрытыми решетчатыми воротами, раздался громкий омерзительный хохот рыси. Все вздрогнули от неожиданности, кроме Бенедикта, который давно почувствовал, что зверь притаился где-то за стеной. Но по всему телу бывшего кота пробежали колючие мурашки, шерсть приподнялась, и теперь в ней потрескивали электрические вспышки. Бенедикт подошел к насмерть перепуганному охраннику.
- Ты стрелял в нее ночью?
- Я! Да тёмна ж было! Иде ж в яе попасть?
- Ладно, открывай ворота...
- Дак, ета ж...
- Открывай, открывай! И не смей стрелять в нее.
Вид у Бенедикта был весьма решительный. Когда ворота распахнулись, он встал посредине проема, принял позу разъяренного кота и злобно зашипел. Тотчас из-за кустов она и появилась! Изогнув дугой спину и тоже шипя, рысь надвигалась на Бенедикта. Ее рыжая пятнистая шерсть на утреннем солнце отливала золотом. Кисточки на ушах нервно подергивались. Вот уже между ними оставалось совсем немного! И тогда Бенедикт, глубоко и шумно вдохнув воздух, громовым басом выкрикнул: "БРЫСЬ!!!" Рысь взвилась, будто ужаленная пулей, и вмиг исчезла в глубине леса.
Всю эту сцену гости наблюдали, стоя чуть поодаль с широко раскрытыми ртами, не столько от страха, сколько от удивления и какого-то непостижимого восторга. Всё уже закончилось, а они все стояли и стояли молча, но прислушиваясь к лесу: не раздастся ли там жалобный вопль напуганного зверя? Нет, не раздался! Видно, глубоко была уязвлена дикая кошка и теперь тоже молча переваривала случившееся.
Ща
- Щас, щас, щас! - первым оживился дед-охранник и побежал в свою коморку. Вернулся быстро оттуда с кружкой. - На, попей, милый, кваску холодненького, враз в сябе прийдешь!
Бенедикт взял кружку и большими глотками выпил квас. Потом обернулся к гостям, развел руками:
- Сам удивляюсь, как это у меня так получилось!
- Да ладно, не скромничай, Бенедикт! - сказал Егор, подходя к нему, обнимая и крепко тиская. - Видно же, что ты готовился к такой встрече. Не зря же и стихи соответствующие написал.
Татьяна Ильинична растроганно пожала приятно лохматую руку Бенедикта:
- Беня, мы так испугались за тебя! Да, красивый она зверь, но и страшный.
Дуня, смущенно смеясь, прижалась на миг к Бенедикту:
- Ой, а я чуть не уписалась от страха! Какой же ты молодец, Беня!
Цы
- Цытте! - вдруг приказал дедок, подняв голову и указательный палец. Все замолкли и насторожились. Откуда-то издалека, из глубины леса доносилось едва слышимое жалобное мяуканье.
- Во! Далёка убегла, - удовлетворенно отметил дед. - Тяперя довго сюды не подыйде!
Гости переложили из тележки в багажник вездехода съестные припасы, предоставленные Бенедиктом.
- Ну, спасибо тебе за всё, Бенедикт Карпович, - проникновенно сказал Егор. - И не думали мы и не гадали, что встретим в этой глуши такую потрясающую цивилизацию! Это, брат, как на другой планете. Передай нашу огромную благодарность Дубу Ивану Ивановичу. Конечно, мы хотим побывать у вас снова. Вот только сомневаемся, надо ли вам это! Не принесем ли мы вам новое горе?
Бенедикт слушал его опустив голову. Его тоже мучили сомнения, но и расставаться с гостями не хотелось.
- Ладно уж, чего уж... - произнес он глухо. - Чему быть - того не миновать...
У обеих женщин по щекам потекли слезы.
- Да мало, мало мы у вас погостили! - всхлипывая, сказала Дуня. - Ну, хотя бы денька три тут пожили... Всё бы узнали поподробнее, с людьми перезнакомились...
- Конечно, нам и так есть чего порассказать на базе, - добавила Татьяна Ильинична. - Но вот осталась какая-то неудовлетворенность.
- Так, бабаньки! - возвысил голос командир Егор. - Так, может, задержимся? Надо только связаться с базой. А то ведь переживают там за нас! - Он забрался в вездеход и снял трубку рации. Но в трубке не услышал даже шипения. - Ах да, я и забыл, тут же Поле! Придется покидать Зону.
Бенедикт тяжко вздохнул и развел руками.
- Ну, всё! - снова твердо произнес Егор. - Прощаемся с нашим другом Бенедиктом Карповичем - и в путь!
- Постойте! - спохватилась Татьяна Ильинична. - Надо же сфотографироваться на память!
Червь
- Черт возьми! - вскричала она крайне расстроенно. - Мой фотоаппарат
пуст! А еще вчера перед сном я просматривала отснятый материал - всё было на месте. Дунечка! Посмотри, что в твоем!
Дуня нервно выхватила свой фотоаппарат из сумки, нажала кнопку воспроизведения и жалобно пропищала:
- Ой, у меня, кажется, тоже пусто!..
- Всё ясно! - надрывно выдохнула из себя Татьяна Ильинична.- Значит, опять это Полюшко-Поле?! Что же делать? Значит, и на память бесполезно фотографироваться! Какая жалость! Надо было брать с собой старый пленочный фотик...
Все остальные тоже расстроились.
Но дед-сторож сказал рассудительно:
- А можа на етый раз штось у ём и останицца!
Слова старика вдохновили. И они несколько раз в разных постановочных вариантах, включая деда, перефотографировались. А потом тепло и трогательно пообнимались с Бенедиктом и сторожем, заняли свои места в вездеходе и тронулись в путь. Дуня успела обернуться и увидеть кота-поэта, стоявшего рядом с прощально машущим стариком.
- Мы еще вернемся! Ждите! - крикнула она, промокая глаза платочком. - Ах, в каком потерянном состоянии оставляем мы этого славного котика!
Ша
Шум в трубке рации возник только в километрах пятидесяти от Города. И еще через несколько километров Егор поговорил с базой.
- Вы куда пропали, черти? - обрадованно возмущался начальник экспедиции. - Я уже посылал вертолет на поиски!
- Да тут, понимаете, заблудились мы маленько... Дебри страшные! В болоте увязли... Пока выкарабкались - уже и ночь. Пришлось ждать до утра, чтобы опять где-либо не увязнуть.
- А связаться со мной нельзя было?
- Так ведь рация там не работала! Видно, аномалия какая-то...
- Хм... Аномалия!.. А больше ничего вы там не заметили необычного?
- Да вроде ничего!
- На большую круглую поляну в дебрях не заезжали?
- Не встречали никакой поляны!..
- Ну ладно! Возвращайтесь скорее! Будем решать, что дальше делать.
Егор положил трубку, усмехнулся и покачал головой:
- Надо же, как запросто я наврал начальнику!
- И правильно сделал! - одобрила Татьяна Ильинична. - Все равно бы он сразу не поверил. Приедем - поговорим серьезно, по секрету... Господи, у меня и последние кадры исчезли! И диктофон, кстати, тоже пуст.
- Ой, и мой тоже! - повозившись со своем диктофоном, заявила Дуня. - Так что же это такое получается? У нас никаких документов? Только наши головы?
- Ага! И еще пустая круглая поляна... - задумчиво почесывая затылок, сказал Егор. - Надо же, вертолетчики ничего не увидели на поляне. Выходит, таинственное Поле надежно маскирует Город. Да и мы и не видели и не слышали вертолета. Вот тоже чудеса! Всё шито-крыто. Что представим начальству кроме наших голов? А может, пока доедем, и в головах всё сотрется?
- Надо нам, по крайней мере, не сожрать до приезда продукты, которыми снабдил нас Бенедикт! - мрачно усмехнулась Татьяна Ильинична. - Только они и станут вещественным доказательством правдивости наших слов.
- А и правда, - обернулся к ним Федор. - Почему мы у Бенедикта ничего не попросили на память? Ну хотя бы одну самодельную книжицу стихов!
- Точно! - Дунины глаза стали вдвое больше. - Да он бы всех нас одарил такими книжицами! Может, вернемся?
- Поздно! Теперь дорога только на базу, - повелел Егор как руководитель группы.
Еръ, Еры, Ерь, Ять, Фита, Ижица
Твердо порешив потом вернуться в Город, все четверо немного успокоились и уверенно помчались к начальнику на доклад. Теперь все молчали. Только Дуня, удовлетворенно вздохнув, сказала: