Светлана гуляла с собакой с удовольствием. Завтра у неё наконец-то будет методический день! Во всей школе не отыщется настолько наглого человека, который осмелился бы вновь лишить её выходного. На той неделе она объявила Екатерине Ильиничне, что в последний раз выходит на замену, причём объявила так твёрдо, что заместитель директора по расписанию сразу согласилась.
- Хорошо, Светик. Я тебя понимаю. На следующей неделе я дам тебе отдохнуть.
И вот эта неделя настала, и завтра она отдыхает.
Хотелось ещё пройтись, но пора было отвести Дика домой и отправляться в школу.
- Пойдём, крокодильчик, - сказала она.
Пёсик услышал новое слово, и оно ему очень понравилось. Он на всех четырёх лапах запрыгал вокруг хозяйки, выражая свою радость.
- Крокодильчик? - спросила Света. - Ты у нас, оказывается, крокодильчик?
Собака была в восторге.
- Хоть ты и крокодильчик, но всё равно пойдём домой.
Дик завилял хвостом и, пританцовывая, двинулся вперёд, но, проходя мимо остановки автобуса, вдруг остолбенел: какая-то девушка с очень большим аппетитом, ни на кого не обращая внимания, ела чебурек. У пёсика слюнки потекли от одного только запаха. Он сейчас же припомнил почти безотказный приём, которым пользовался в бездомное детство, встал на задние лапы и принялся плясать перед обладательницей замечательной еды. Светлана чуть со стыда не сгорела и принялась тащить упиравшуюся собаку прочь.
- Да я ему дам, - предлагала умилённая девушка.
- Не надо. Он сыт. Мы никак не можем отучить его выклянчивать еду.
Она спохватилась, что по старой привычке сказала "мы", хоть жила одна.
- Безобразие! - внушала она Дику, когда они поднимались в лифте. - Как будто тебя, бедного, дома не кормят! Побираться вздумал!
Она попрощалась с питомцами, привычным глазом окинула коридор, проверяя, не осталось ли на вешалке пальто или куртки, которые Дик от тоски и досады может изгрызть, и заперла дверь.
Не успела она сделать нескольких шагов, как из своей квартиры вышла Курулёва с детьми.
- Здравствуйте, - поздоровались обе женщины одновременно.
Мальчик поприветствовал соседку с небольшим опозданием.
Улыбка Раисы Павловны стала ещё более неестественной, чем обычно. Она замешкалась, словно хотела обратиться к Свете, но не решалась.
- Вы в школу, Светлана Николаевна? - спросила она.
- Да.
- Вы не возражаете, если мои дети пойдут с вами? Я сама собралась их отвести, но у меня так болит голова, что нет никаких сил терпеть. Наверное, поднялось давление.
- Разумеется. Пусть идут со мной.
- Не беспокойтесь, они вам не помешают. Главное, чтобы они вышли с вами из подъезда, а дальше Катя сама доведёт Костю. Здесь постоянно бывают чужие люди, и я очень боюсь за детей. Внизу перед лифтом квартир нет, заступиться некому.
- Не волнуйтесь, они выйдут со мной. А вы ложитесь и выздоравливайте.
Курулёва благодарно оскалила зубы и вернулась домой, а Светлана с удивлением подумала, что это, вроде, самая обычная женщина, и её беспокойство о детях очень понятно, и просьба у неё естественная, и высказана эта просьба очень по-человечески, но почему-то отношения с ней не перестают быть натянутыми и какими-то настороженными.
- Дети, пошли, - кивнула она Кате и Косте.
Она хотела сказать: "Крошки, за мной", - но подумала, что современные дети могут не узнать знаменитой фразы.
- Костя, ты ведь уже в пятом классе?
- Да.
- Нравится, или скучаешь по младшей школе?
Лифт был занят. Слышались голоса, словно кто-то всё не мог распрощаться с остающимися и начать спуск.
- Занимают лифт, словно они живут здесь одни! - сердито сказал мальчик. - Купили бы частный дом, тогда бы и сидели в лифте.
- Костя, тише! - шикнула на него девочка.
Светлане тоже не понравилось замечание мальчика, хоть оно и было справедливо. Слишком уж мал был ребёнок, чтобы так по-взрослому возмущаться.
- Но это же безобразие! - бушевал Костя.
Послышались шаги, и к лифту подошёл мужчина. Света сразу же поняла, что это тот самый "красавчик", о котором говорила Алевтина Ивановна. Увы, к сожалению, человек, ненавидящий собак и детей, внешне гораздо больше подходил к определению "красавчик", чем милый, но старый Владимир Михайлович. Значит, жить здесь останется этот субъект. Не везёт. И вид-то у него какой-то неприступный, неприветливый. Она невольно обратила внимание на его подтянутую фигуру и волевое лицо, но не позволила себе отнести это к разряду достоинств. "Красавчик! - почти с ненавистью подумала она. - Лучше бы оказался уродом, но любил животных. Хорошо, что я сейчас еду с детьми, а не с Диком".
Они поздоровались, и Рыбаков думал было спуститься по лестнице, но лифт остановился на их этаже и почему-то он вошёл в него вместе со всеми.
"Значит, вот кто так яростно орёт на своих детей, - подумал он. - Симпатичная, и по ней не скажешь, что она любит кричать. Дети кажутся спокойными, но, наверное, делают что-то такое, от чего мать беснуется. Если не жить с ними рядом, решишь, что это очень тихое, спокойное и вполне благополучное семейство. Конечно, женщине одной трудно справляться с двумя детьми да ещё работать в школе. Алевтина Ивановна говорила, что она имеет дело с малышами, но всё равно требуются нервы. Теперь это называется стрессоустойчивостью. Интересно, где та грань, которая разделяет понятия равнодушия и устойчивости к потрясениям, которые создаются людьми? Соседка напротив уж точно не стрессоустойчива и не равнодушна, правда, какого рода это неравнодушие, сказать трудно. А эта дама оставляет приятное впечатление".
- Прежде было намного лучше... - вернулся Костя к вопросу соседки.
Рыбаков хотел бы узнать, где и почему мальчику было лучше, но надо было выходить из лифта. Не красться же следом за этой семьёй, словно он вражеский агент, выведывающий важные государственные тайны. А если бы лифт спускался медленнее, а то и вовсе застрял и Костя при нём успел досказать то, что намеревался, то Анатолий был бы выведен из заблуждения.
- Знаете, как наша прежняя учительница хорошо ко мне относилась! Она дружила с моей мамой. А мама всегда ей помогала и защищала, если кто-то начинал на неё что-то наговаривать. А меня она очень любила. Я был первым учеником в классе. Самым главным. А сейчас меня почему-то почти не замечают.
- Как тебя могут не замечать? - возразила Катя. - Разве тебя не вызывают к доске?
- Вызывают. А потом я сажусь на место, и про меня забывают. Начинают вызывать других. А может, я хочу ещё раз постоять у доски? Ты у Лидии Петровны не училась, и не знаешь, какая она хорошая. Вот бы она учила нас по всем предметам, как прежде!
- Костя, ты ведь не один в классе. Остальных детей тоже надо спросить, - объяснила Светлана. - Вас много, поэтому невозможно уделять всё время именно тебе.
- А Лидия Петровна уделяла, - упрямился мальчик. - То есть, я не хочу, чтобы меня всё время вызывали к доске. Зачем мне идти к доске, если я что-то не выучил или забыл? Но если я могу ответить и поднимаю руку, то меня должны вызвать. И вообще, раньше было так хорошо...
Он не мог объяснить словами, почему ему не правится пятый класс, где нет его старой учительницы, но Света его прекрасно поняла. Курулёва недаром сидит на педсоветах рядом с Савельевой, которая учила Костю. Она была её правой рукой, первой помощницей и, как выяснилось, защитницей. Благодаря этому, как часто бывает, её ребёнок был на особом положении. Как же такое особое положение портит детей! Гордые родители, подчинившие себе учителя, не понимают, что дети не способны разобраться, почему их выделяют среди одноклассников, почему к ним так снисходительны и выполняют их прихоти, а поэтому начинают считать себя чем-то исключительным, особенным, а некоторые доходят до того, что принимаются указывать учителю, что тому надо делать. Но если учитель меняется и появляется другой, не впавший в зависимость от родителей, то для ребёнка наступает тяжёлая пора. Он теряется, недоумевает, почему его опустили до общего уровня, часто ненавидит нового учителя или новых учителей, считая их виновниками своего падения с высот. Вот и Костя не может опомниться, что потерял своё привилегированное положение в классе.
Рыбаков не слышал продолжения разговора, поэтому оставался в убеждении, что видел Курулёву. Он вышел из дома так рано в намерении перевезти свои вещи на новую квартиру и до конца отпуска больше о ней не думать. Приятно заиметь собственное жильё, где нет посторонних людей, которым мешаешь и о которых постоянно приходится помнить, но очень уж это жильё далеко от Владимира Михайловича. Дали бы им квартиры в одном доме! Тогда бы всё осталось как прежде, с той лишь разницей, что вечером он бы возвращался от дяди Володи домой не со стеснённым сердцем, зная, что поймает сердитый взгляд соседки, а совершенно спокойно. Почему близких людей надо расселять по разным районам? Ему придётся уехать так далеко, что у него совсем нет настроения заниматься своим домом. Когда он обставлял квартиру Полетаева, он настолько явно чувствовал рядом присутствие Тамары, её помощь, слышал её советы, что сейчас ему кажется, будто она осталась там, у Владимира Михайловича, и ей нет никакого дела до собственной квартиры. Тамара! Где ты сейчас? Счастлива ли?
У каждого свои заботы, и Светлане не было никакого дела до того, куда и зачем отправился Рыбаков и что он при этом думал и чувствовал. Она дошла с детьми до школы, и там они расстались. Катя повела Костю в детскую раздевалку, а Света взяла у охранника ключ и расписалась в журнале.
- Светлана Николаевна, задержитесь, пожалуйста, - остановила её завуч. - Ко мне приходила мать вашего надомника из 8б класса Пономарёва и просила выделить дополнительный час на математику.
На всякий случай Света не стала говорить о том, что заранее знала об этом её намерении и дала своё согласие. С Землянской лучше обходиться без лишних объяснений.
- Очень хорошо, Алла Витальевна, - ответила она. - Надомникам всегда давали на математику три часа: два - на алгебру, один - на геометрию.
- Когда вам поставить этот лишний час? Вы хотите проводить сразу три часа или разбить их?
Вопрос требовал размышлений. Если проводить три часа сразу, то зато больше на неделе не надо будет думать о том, чтобы идти домой к Шурику. Но каково будет проводить эти три часа после всех уроков в школе! А если ей там вновь станет плохо? Она еле выдержала два часа, а третий её просто убил бы. Да и Шурик не сможет воспринимать новый материал по математике три часа подряд, ведь надо будет давать уже не по одной-двум темам по алгебре, а по две-три, не говоря уж о геометрии, где темы трудно сосчитать.
- Лучше разбить эти часы на два раза, - решила она. - Это будет эффективнее. Шурику не осилить всё за один присест.
- Хорошо, - согласилась завуч. - Я так и думала, что вы захотите разбить часы. Я посмотрела, что в пятницу у вас пять уроков и надомник. На седьмом уроке к Пономарёву никто не приходит. Поставить этот урок вам?
- Да, будет очень удобно. Спасибо, - поблагодарила Светлана.
У неё на душе стало радостно от такой предупредительности Землянской. Всё-таки очень приятно, когда считаются с удобством учителей.
- И учтите, что с этой недели надо будет заниматься с Петровой из 7а и Хусейновыми из 11в. Я ещё раз поработала с расписанием надомников, так что Рахима будет приходить в среду не на восьмом уроке, а в ваше "окно". Остальные уроки остались прежними.
- И её брат тоже? - спросила Света.
- Нет, у них разное расписание. Разве вы не видели?
- Пока нет. Но, Алла Витальевна, вы же говорили, что они будут приходить вместе. Я потому и согласилась их взять.
- Светлана Николаевна, это разные дети, и ходить они будут каждый в своё время. Почему они должны сидеть у вас вдвоём?
"Что же она постоянно врёт? - не рассердилась, а лишь удивилась Света. - Сначала обещает одно, притом сама, по собственному почину, а потом, когда учитель соглашается, говорит противоположное. И, главное, с таким безмятежным недоумением, словно не помнит своих слов".
- Понятно, - сказала она и пошла наверх.
- Светлана Николаевна, что это вы так таинственно улыбаетесь? - обратилась к ней учительница химии.
Света только сейчас осознала, что от уловок Землянской ей стало смешно.
- От восхищения, Оксана Петровна, - пояснила она.
- Чем же это с утра в понедельник можно восхищаться? - спросила учительница.
- Это кто и чем восхищается? - спросила появившаяся Серёгина.
- Светлана Николаевна. А чем, не знаю.
- Рассказывайте, Светлана Николаевна, - потребовала Серёгина. - Мне тоже хочется чем-нибудь восхититься, а то настроение жуткое. Иду в эту школу, как в помойку.
- Привет, калеки, - присоединилась к ним англичанка.
Слово "коллеги" в устной речи легко переделывается в "калеки", и этим многие пользовались.
- Говорят, что даже осёл два раза не падает в одну и ту же яму, не спотыкается или не делает что-то в этом роде, - начала объяснять Светлана. - Хотя неизвестно, почему "даже осёл", ведь это упрямое, но умное животное. А ещё выдумали, что только дурак дважды наступает на одни и те же грабли. А я, видно, дурее всех дураков на свете. Меня уже второй раз провела Землянская. Первый - с кабинетом, второй - с надомниками. Но она, когда лжёт, говорит так убедительно, смотрит такими ясными, честными глазами, что я наверняка попадусь и в третий, и в четвёртый раз.
- А что с надомниками? - насторожилась Серёгина. - Что-то с Понамарёвым? Мне не даёт покоя камера наблюдения. Вы это не должны так оставлять. - Её голос стал строгим, назидательным, появились особые ударения на отдельных словах. - Вам всем, кто с ним работает, надо вместе идти к директору и... просто поставить ультиматум: пусть уберут эту камеру и расчистят квартиру, а иначе никто к нему ходить не будет. Трём учителям стало плохо в их квартире! До чего дошло! Такого терпеть нельзя. Учитель должен работать в нормальных условиях и у него есть свои права, которые надо отстаивать. Вы напрасно терпите. А вдруг вы там умрёте? Вот Карасёва уже ходила к Землянской.
- А что ответила та? - заинтересовалась Света.
- Сказала, что мы обязаны к нему ходить, если так хочет мать.
- Значит, подавать ультиматум бесполезно, - сделала вывод Светлана. - Но я не о Понамарёве говорю, а об этих брате с сестрой из одиннадцатого.
- А с ними что такое? Вам не надо было соглашаться их брать. Мало ли у кого с кем плохие отношения! Им не дружить надо с Семаковой, а брать у неё знания. И что с ними на этот раз?
- Когда мне навязывали этих Хусейновых, Землянская сказала, что раз они из одного класса и у них одна программа, то ходить они будут вместе, так что я буду заниматься сразу с двумя, но на час больше. То есть и у них получится не три часа математики, а четыре, и я буду сидеть не шесть часов, а только четыре. Обоюдная выгода. Причём, мне это и в голову не приходило, она сама это предложила. Я, конечно, согласилась. Меня всё равно заставили бы их взять, но на таких условиях грех не согласиться. А сейчас Землянская смотрит на меня прежними чистыми глазами и удивлённо так говорит, что это разные дети, поэтому они будут ходить каждый по своему расписанию.
- Она врёт на каждом шагу, - сказала англичанка. - Наобещает с три короба, а когда добьётся своего, сразу будто бы обо всём забывает.
- Мне тоже пообещали, что они будут ходить вдвоём, - сообщила учительница химии. - Не знаю, на самом ли деле Землянская хотела так сделать или нет. - Мне-то ей врать, вроде, незачем, я же веду в их классе, поэтому не могу от них отказаться. Ведь и дети могут сказать своё слово. Они хоть и брат с сестрой, но могут не захотеть заниматься вместе. Не все братья с сёстрами дружат. Ещё какие между ними бывают отношения! А ещё эти Хусейновы с хитринкой. Могут решить, что страдают их интересы. Как это с ними вдруг занимаются не индивидуально, а в группе, пусть эта группа всего из двух человек.
- Но ведь им так выгоднее, - возразила Светлана. - У них получается лишний час.
- Это ещё надо суметь понять, - вмешалась Серёгина. - Кстати, их родители тоже могли возражать.
У Светы стало легче на сердце, когда она подумала, что Землянская, возможно, искренне хотеть сделать то, что предлагала. В глубине души она прекрасно понимала, что эта женщина могла обмануть, но приятнее было оправдывать слова Чацкого: "Я сам обманываться рад".
- Но верить ей нельзя, - вновь напомнила учительница английского языка. - Даже Красовский от неё пострадал. Она ему что-то пообещала... Не знаю точно, что у них там вышло, но что-то нехорошее. Словом, как дошло до дела, она состроила удивлённый вид. А он после этого несколько дней не мог опомниться.
- О! Надула Красовского! - засмеялась Светлана. - Это прямо чудо! Я начинаю ею просто восторгаться! Какая ловкая женщина!
- Восторгаться, что обманула Красовского? - переспросила учительница химии. - Поосторожнее в выражениях, Светлана Николаевна, а то вас не так поймут.
- Я ему сочувствую, - спохватилась Света. - Очень сочувствую. Не знаю, в чём его обманули, но по себе знаю, как это неприятно. Но если уж обмишурили его, то мне жаловаться не на что.
- Здесь происходит что-то странное, - сообщила Серёгина. - Чувствую, что добром не кончится. Шестым чувством это чувствую. Школа словно загнивает. Всю жизнь здесь проработала, больше сорока лет, всякое бывало, но такого ещё не было. Я возненавидела свою работу. Прихожу, как на каторгу. И ещё постоянно слышу то, что кого-то из учителей обманули, как Светлану Николаевну, то, что кого-то вызывали к директору и там за что-то ругали. К Прониной постоянно цепляются, а на Екатерину Ильиничну просто орут, словно она нашкодившая девчонка. Она говорит, что уже подыскивает другую школу.
- Мы постепенно становимся рабами, - добавила учительница химии. - А ещё почему-то зашевелились воспитатели в началке и даже завхоз. Не хватает ещё, чтобы нам стала выговаривать буфетчица.
- Калеки, что-то вы очень уж мрачно смотрите на жизнь, - вмешалась англичанка.
Светлана помнила, как ликовали учителя иностранного языка, когда им вдруг сделали зарплату вдвое больше, чем остальным, и как они испугались, когда поползли слухи, что введут обязательный экзамен по их предмету. Они не только стали мрачно смотреть на жизнь, но и принялись раздумывать, куда идти работать, если придётся покинуть школу. Потом от обязательного экзамена по иностранному языку благоразумно отказались, зарплату снизили, сделав её не в два раза больше, чем остальным учителям, а в полтора, и англичанки успокоились. Но напомнить об этом Света бы не решилась.
- У вас нет экзамена, вот и радуйтесь, - отрезала более прямолинейная учительница химии. - А представьте, что ваши одиннадцатые классы в полном составе пойдут сдавать экзамен по английскому языку.
- В пятницу завхоз на меня буквально налетела, - пожаловалась учительница химии. - С криком набросилась. "Что за безобразие! - кричит. - Директор полдня не могла до вас дозвониться!" А я нарочно спокойно ей отвечаю: "Чтобы мне можно было дозвониться, надо предварительно поставить мне в кабинет телефон".
Все засмеялись.
- У меня телефон испортился. Мне его сняли, чтобы заменить, а новый не принесли, - пояснила учительница химии. - Но почему надо так кричать? И это не в первый раз. Она словно сошла с ума. Стала грубой, вечно недовольной. К ней даже за мелом не хочется идти.
- А всё потому, что она уже давно не завхоз, а заместитель директора по хозяйственной части, а вы всё ещё по старинке называете её завхозом, - пошутила Серёгина.
- Чтобы не нарываться на неприятности, я поступаю проще, - сказала Светлана. - В конце августа, ещё до начала занятий, иду к ней с пакетом и доверху наполняю его мелом. Этого хватает на четверть, а иногда и дольше. Если она начинает спрашивать, зачем столько мела, я объясняю, что мы много пишем. Математика - это работа на доске. Она и успокаивается. Только надо выбирать удобный момент, когда у неё нормальное настроение.
- Ещё ловить подходящий момент! - возмутилась Серёгина. - Следить за её настроением!
- А иначе она не даст полный мешок мела, - объяснила Света. - А что опять с началкой?
- У них же идёт война, - ответила учительница химии. - Вот воспитатели и разделились. Одна выступает на стороне Савельевой, а другая - на противоположной, то есть на стороне Карповой. Курулёва во всём поддерживает Савельеву, разругалась со всеми остальными, лезет во все щели. В пятницу у них опять стоял крик. А наша администрация ни во что не вмешивается, не прекращает это безобразие, не одёрнет кого следует.
- Курулёва теперь успокоилась насчёт нового соседа и всё внимание перенесла на школу, - сообщила англичанка, которая была ближе к месту военных действий, потому что преподавала и в начальных классах.
- Успокоилась? - встрепенулась Светлана. - Что это она вдруг успокоилась?
- Сосед поговорил с ней приветливо, расхвалил её детей, вот она и успокоилась.
- Рано успокоилась, - с сожалением сказала Света. - Это с ней, наверное, поговорил старик, а он и к животным хорошо относится, не только к детям. А есть ещё и второй, более молодой. Вот его надо опасаться. У нас на этаже живёт старушка, которая знает всё и обо всех. Она говорит, что здесь останется жить молодой, "красавчик", как она выразилась.
- Красивый? - сразу заинтересовались женщины.
- Я его сегодня увидела в первый раз. Ничего, внешне довольно привлекателен. Но у соседа важна не внешность, а важен характер. Я сама слышала, как однажды он заорал своему другу: "Да чёрт с ней, с этой собачкой!" Это он про моего Дика так выразился. Каково?!
- Пусть Курулёва до времени ничего не знает, - решила англичанка. - А то опять будет бушевать.
- Девочки, как хорошо приходить рано! - воскликнула учительница химии. - Хоть есть время поговорить, убедиться, что школа полна народу, а то сижу в своём крыле на четвёртом этаже и вижу только двух коллег, и то редко.
- А теперь пора расходиться по местам, - докончила Серёгина. - До начала ещё двадцать минут, но мне надо приготовить кое-какие материалы.
Первый урок Светланы был в седьмом классе. Не лучшее начало дня. Вновь и вновь она билась с этими детьми, но толку не было. Да ещё её огорчила девочка, которая сидела за последней партой и так усердно решала примеры. Свету всегда удивляло, что у доски она делала много ошибок, но приписывала это волнению и растерянности, которые внешне не проявлялись, но могли оказывать своё действие, мешая соображать. Она помнила, что в её годы учения многие дети опасались выходить к доске, терялись, когда им задавали дополнительные вопросы. Нынешние дети учителей не боятся, к доске выходят без дрожи и иногда сами рвутся отвечать у доски, неважно, знают что-нибудь или нет. Но ведь и среди современных, раскрепощённых до развязности детей бывают исключения.
А сегодня выяснилось, что старательная ученица, на которую возлагалось столько надежд, попросту списывала готовые решения с мобильного телефона или айфона (в таких тонкостях Света не разбиралась). Сидя на месте, девочка могла делать это с комфортом, а у доски, как ни приспособилась списывать незаметно, на этот раз всё-таки попалась.
- Зачем же ты это делаешь? - удивлялась учительница. - Я ещё могла бы понять, если бы сейчас была контрольная или самостоятельная. Или если бы тебе захотелось блеснуть знаниями у доски, получить хорошую оценку. Это нехорошо, но понять можно. Но сидеть на месте и тупо списывать чужое решение! Это же попросту скучно. Получается, что, пока мы разбираем каждый пример, повторяем правила (Светлана смело могла бы сказать, что они не повторяют, а ежедневно заново проходят одни и те же правила), ты пропускаешь все объяснения и теряешь время на бессмысленное переписывание.
Девочка криво улыбалась и молчала.
- Ты ведь умная и могла бы всё решать сама, если бы занималась, - поощряла её Света. - Садись и начинай работать. Я не буду ставить тебе двойку, но в следующий раз пощады не жди. Дети, как противно наблюдать, когда вы хитрите, обманываете. Всё равно правда рано или поздно всплывает, и тогда, наверное, вам бывает очень стыдно. Разве не так? И обманываете вы не учителей, а сами себя, ведь вы остаётесь неучами. А незаконно полученная оценка счастья не принесёт, поверьте.
Девочка прошла на своё место под приглушённое хихиканье. Речь Светланы Николаевны детям понравилась, но обманывать учителей для учеников - дело привычное и неизбежное.
- Неудачница! - расслышала Светлана чью-то реплику в адрес попавшейся одноклассницы.
- Отвали! - тихо ответила та.
Когда Света вновь встретила Серёгину, она рассказала об уловках девочки.
- Да, она это делает, - согласилась коллега, - так что будьте осторожны. И её подруга тоже. Притом они так незаметно это проделывают, что поймать их очень трудно. Вы их зажмите в кулак, Светлана Николаевна. Не давайте им поблажек, а то они у вас распустятся. Знаете, как они у меня пахали?! Свои троечки потом и кровью зарабатывали. Выучивали всё, что я задавала.
"Охота так лгать? - удивлялась Светлана. - Понятно, что хочется себя обелить, раз сбросила двоечный класс на другого. Но не до такой же степени. Сказала бы честно, что дети не поддаются обучению. Я не директор, не завуч, не проверочная комиссия. Передо мной-то зачем притворяться? Я ведь уже давно определила, кто что знает. Если бы они так "пахали" и оправдывали свои тройки, то хоть что-то в их головах удержалось бы".
- Светик, хорошо, что я тебя поймала! - подошла к ним заместитель директора по расписанию. - Выйди завтра на замену. Семакову никак не выпишут.
Это было уже слишком.
- Извините, Екатерина Ильинична, не могу, - отказалась Светлана. - Я не в состоянии терять выходной каждую неделю. Вызовите кого-нибудь ещё. Кстати, вы обещали переставить мне кабинеты.
- Переставлю, не волнуйся. Просто руки всё не доходят. Но как выдастся свободная минутка, всё сделаю. Ты же меня знаешь. Так выйдешь?
- Не могу. Устала. Правда, устала. И дома накопилось очень много дел.
- Землянская с меня голову снимет! Она требует, чтобы по возможности замены проводили учителя того же предмета, что и заболевший учитель.
- Да, - согласилась Серёгина, принимая официальный вид. - Так положено делать.
"Сама же мне говорила, что я имею право отказаться выйти на замену в методический день", - подумала Светлана.
- Но не каждую же неделю. Я выходила на замену две недели подряд, а на этот раз не могу. Извините, Екатерина Ильинична, но не могу. И вообще, мне надо спешить за ключом. Я целыми днями только и бегаю на первый этаж и обратно, чтобы сдавать и получать ключи.
"И не я одна", - хотелось ей добавить.
Ключ она получила сразу, но на лестнице встретилась с Красовским. Сначала он очень холодно на неё взглянул и, не здороваясь, вознамерился было пройти мимо, но всё-таки остановился.
- Свет, что это ты про меня сказала? Обрадовалась, что меня обманула Землянская?
Красовский был злопамятен, и поссориться с ним было очень легко, но Ермакову он знал достаточно хорошо, чтобы слепо поверить тому, что о ней рассказали. Он благоволил к ней, настолько благоволил, что однажды даже сказал детям её класса, когда вёл у них урок, что их классный руководитель - самый порядочный человек в школе. Дети, разумеется, возгордились и тут же доложили ей, какого мнения о ней Красовский. Светлана не считала себя заслуживающей столь лестного отзыва, но с тех пор стала более снисходительна к его недостаткам. Однако то обстоятельство, что она ему нравилась, не помешало бы ему подвести её, если бы это оказалось выгодно. А тех коллег, которые перед ним выслуживались, он тоже хорошо знал и понимал, что любой разговор можно исказить до неузнаваемости.
Светлана поняла, что кто-то на неё донёс. Это необязательно была учительница химии, английского языка или Серёгина. Их беседу мог услышать кто-то со стороны. Неприятно, однако такое часто случается в школе, и не только в школе.
- Что вы такое говорите, Алексей Геннадьевич! Это меня Землянская опять обманула, а может, сама тоже обманулась.
- Такие, как она, не обманываются, а обманывают других, - наставительно проговорил Красовский.
- С кабинетом обманула, а теперь ещё и с надомниками обманула. Обещала одно, а сегодня сказала совсем другое. Но я услышала, что и вы от неё пострадали, правда, не знаю, в чём дело, поэтому утешилась. Если уж она сумела провести вас, такого опытного человека, то мне жаловаться не на что.
Красовский был польщён.
- Это верно, тебе остаётся только утешиться, - согласился он. - Это же надо, какую стерву к нам занесло! Наша прежняя была дурой, но не подлой, и с ней можно было разговаривать по-человечески, а эта подлая, хитрая, изворотливая, как гадюка.
Светлана подумала, что почему-то животным всегда приписываются качества, им не присущие. Сама она сказала "даже осёл", а Алексей Геннадьевич сравнил Землянскую с подлой, хитрой и изворотливой гадюкой, хотя эта змея старается избегать контакта с людьми и кусает только при особых обстоятельствах. Орла и льва почему-то наделили благородством, а тигра и коршуна этой добродетели лишили...
- А ты, Светик, ни на что не обращай внимания. Подумаешь, с кабинетом и надомниками накололи. Я пострадал гораздо сильнее. Мне это ещё долго расхлёбывать, и ещё неизвестно, расхлебаю ли.
"Какое счастье, что он решил всё выяснить! - радовалась Светлана, продолжив путь. - Вот так из-за недоразумения и начинается вражда. А мне надо быть сдержаннее на язык".
Сегодня у Карасёвой был методический день, и в её кабинете занимались другие учителя.
"Почему надо заставлять людей скакать по школе? - удивлялась Света, поздоровавшись с учительницей биологии, которая отпирала дверь. - У меня здесь будет четвёртый урок, а ей придётся переходить куда-то ещё. Наверное, только учительницу рисования на весь день сажают в один кабинет, да и то лишь потому, что, во-первых, у неё слишком "грязный" предмет, и, во-вторых, она приходит раз в неделю.
Светлана отперла дверь и сразу же принялась мыть доску. Некоторые учителя оставляли после себя полный порядок, некоторые не считали нужным это делать, а порой бывало, что не оставалось времени, чтобы стереть записи, особенно когда проводилась контрольная работа.
Вошла завуч.
- Светлана Николаевна, вам уже сказали, что завтра вы выходите в школу? - спросила она.
- Я не могу. У меня уже две недели только один выходной. На этот раз пусть выйдет кто-нибудь другой.
- А у нас у всех только один выходной, - спокойно объяснила Землянская. - Воскресенье. Второй день не выходной, а методический. Он считается рабочим днём, хоть и не оплачивается. Наша зарплата рассчитывается, исходя из количества данных уроков, но методический день, в который вы не даёте уроки, всё равно считается рабочим. Поэтому завтра вы должны быть на замене. Эти часы вам оплатят.
Она не стала задерживаться и покинула кабинет до того, как учительница успела возразить.
"До чего же противно стало работать! - думала Светлана, заставляя себя подавить естественные чувства: раздражение, гнев, досаду. - Приказала, и всё тут. Что-то я не заметила, чтобы Серёгину заставляли выходить в методический день. Один раз она, правда, вышла, но больше не стала выходить. Сказала, что учителей не имеют права каждую неделю лишать методического дня. Счастливая Аня, что давно бросила работу. Может, и мне сдавать квартиру? Но куда деваться с Диком и Базилем зимой? Построить на даче тёплый дом? Сколько суеты и хлопот, не говоря уж о деньгах!"
Однако мысли о даче её не оставляли, и это были даже не мысли, а, скорее, видения. Весь следующий урок, у восьмого класса, она провела как бы на фоне восхитительной свободы на природе, на свежем воздухе, в новом доме. Картины были настолько яркими, что ей показалось, что она уже отдохнула.
- А мне понравился этот способ, - сообщил Максим Степашин, когда урок закончился. - Он легче прежнего.
- Да, намного легче, - согласилась Алла.
Тихая Катя Курулёва только кивнула.
- Прежний способ требовал кое-какой логики, а здесь достаточно понять, как это делается, и уже не задумываешься над решением, - объяснила учительница.
- Сразу бы и дали этот способ, - посетовал Игорь. - А то мучили нас, бедных.
- Математика служит, прежде всего, для того, чтобы учить думать, - сказала Светлана. - Не так много людей, которым она необходима для дальнейшей работы, однако те, кто дружил с ней в школе, быстрее и легче осваивают любое дело. У них особо настроено мышление. Они умеют сразу увидеть главное, разобраться, как лучше действовать, придумывают для себя собственные способы выполнения работы, этакие маленькие хитрости. Но для того, чтобы этого достигнуть, надо тренировать мозг, а тренирует его именно математика. Поэтому не ленитесь и не думайте, что это ненужный для вас предмет, раз вы хотите быть какими-нибудь менеджерами, стоматологами или кем-то ещё.
На следующем уроке у неё была замена, поэтому она не так спешила и могла пару минут поговорить с детьми, но задерживаться надолго было нельзя, ведь надо сдать ключ.
- Светик, наконец-то мы встретились! - воскликнул Жигадло, когда она поднималась по лестнице. - Ты неуловима.
- Ещё как уловима! Меня поймали и заставляют вновь выйти на замену в мой методический день.
- Утешься тем, что ты лишний раз увидишь меня. Времени нет, мне надо ещё забежать подписать документы, а то я бы такой анекдот рассказал...
- С документами лучше не задерживаться, - поспешила его отослать Света.
От перемены осталось ещё минут восемь, и она зашла в свой бывший кабинет, чтобы оставить лишние учебники. Молоденькую учительницу русского языка и литературы она почти не видела, а сейчас обратила внимание на то, что Терёшина как будто грустна и уже не светится прежним счастьем.
- Ольга Михайловна, у вас всё в порядке? - спросила она.
Девушка замялась.
- Не совсем. Не знаю, что и делать. У меня вышло недоразумение с женщиной из родительского комитета, и теперь она настраивает против меня родителей.
Светлана вспомнила прошлое родительское собрание.
- Это не та женщина, которая захотела вам помогать?
- Да, она. Как-то так странно получилось. Она заказала экскурсию в Суздаль, не договорившись со мной. Это была какая-то очень выгодная по деньгам экскурсия, но срочная. А она сказала мне в самый последний момент. Но ведь надо получить разрешение на такую поездку. Просто так детей не повезёшь. И о сопровождающих надо договориться. Времени уже не оставалось, и я сказала, что не могу везти детей. Я же ей всё подробно объяснила! А она обиделась и стала на меня жаловаться. Теперь она меня ненавидит, делает всякие гадости. Даже некоторые дети стали относиться ко мне по-другому. Не знаю, что делать. Директор недовольна, завуч - тоже.
"Пронина была права, когда подчеркнула: "ЕСЛИ будет помогать", - вспомнила Светлана. - До чего я не люблю таких общественниц! Они, конечно, помогают, но вреда от них иногда бывает гораздо больше, чем пользы. Они ведь в большинстве своём не просто так суетятся, а при этом пытаются подчинить себе классного руководителя".
- И дети плохо написали диагностическую работу, - говорила Терёшина. - Но ведь не я их учила. Я с ними всего второй месяц.
- Вы бы так и сказали, - посоветовала Света.
- Я сказала, а мне...
У неё задрожали губы, и она отвернулась. Светлана её не торопила.
- Сказали, что я сама оценила подготовку класса, как очень хорошую.
- То есть?
- Что я ставлю детям пятёрки и четвёрки. Что входной контроль они у меня написали прекрасно. А какое там "прекрасно", если мы переписывали эту работу пять раз? Я же просто хотела поощрить детей, чтобы они поверили в свои силы, чтобы им понравилось получать хорошие оценки, чтобы они стали стараться.
- Это вы делали зря. Зная, что можно получить пятёрки, ничего не делая, у вас даже умные дети перестанут учиться. И вообще, когда берёшь чужой класс, нельзя слишком завышать оценки. Конечно, за сплошные двойки вас бы тоже ругали, а с прежней учительницей вы бы могли из-за этого рассориться, но пятёрками вы навредили сами себе.
Она не стала говорить, что многие учителя, беря новый класс, сначала ставят тройки и двойки, чтобы показать, какой это был плохой класс, а потом уже переходят к четвёркам и даже пятёркам. Вот, мол, как они постарались его исправить! Это был обман, но их нельзя было в этом винить, потому что делать это заставляют нынешние правила. Если от учителя требуют, чтобы каждую четверть средняя оценка класса по его предмету была выше, чем предыдущая (а иначе он никуда не годный учитель), то бедняга вынужден ставить всё больше вымышленных хороших оценок. Хотя, если рассуждать здраво, то при таких нелепых требованиях к какому-то моменту все дети поголовно должны получать только пятёрки и на этом процесс совершенствования класса вынужден будет прекратиться. Хорошо, что учителя догадались каждый год начинать этот цикл заново, сначала чуть снижая показатели, потому что, мол, летом дети многое подзабыли, а уже потом повышая.
- Почему же мне никто этого не сказал?! - с тоской воскликнула девушка.
- Вам бы многие сказали, но ведь никто не знал, что вас нужно предупредить, - оправдывала Светлана себя и коллег.
"Как их учат в институте?" - удивилась она.
- Сейчас вам очень трудно, но соберите всё своё мужество и перетерпите. Может быть, всё уладится.
Терёшина только покачала головой.
Светлана провела замену и, обнаружив, что учительская открыта, поискала журнал какого-нибудь класса, где вела молодая учительница. Журнал седьмого "А" оказался на месте. Кого-кого, а этих детей она знала прекрасно, поэтому только вздохнула, увидев у них четвёрки, пятёрки и редкие тройки.
- Привет, Светик, - заглянула в учительскую старая учительница русского языка Сидорова.
- Здравствуйте, Ирина Сергеевна. Я узнала, что у Терёшиной проблемы.
- Ей не надо было идти в школу. Устроилась бы в детский сад, возилась бы с малышами. А школа не для её характера.
- Мне она очень нравится, - призналась Светлана. - Милая, деликатная.
- Может, она и приятный человек, но как учитель не годится. Я так и сказала директору и завучу, когда меня об этом спросили.
Это заявление словно скребком прошло по сердцу Светы. Сидорова всегда так опекала молодых учителей своего предмета, что казалась ей добрее. В её словах была большая доля истины (хотя лучше бы не ставить вот так сразу на человеке крест), но очень уж холодно и бездушно они прозвучали. Ни сожаления, ни сочувствия.
- Побегу, Ирина Сергеевна, - заторопилась её покинуть Светлана. - Надо взять ключ.
- А как тускло прошёл День учителя, - сказала Сидорова вдогонку.
Света остановилась.
- Да, словно его и не было, - согласилась она. - Только подарки.
- Да какую ерунду подарили! Сначала директор и вовсе хотела запретить принимать подарки. Что запрещать? Ежедневники учителя? Почти каждый класс дарил эти ежедневники.
Светлана уже от многих слышала сетования на скудость подарков. Но, во-первых, дарёному коню в зубы не смотрят, во-вторых, скромные подарки на День учителя ещё не означают столь же скромные подарки к Новому году, а в-третьих, у каждого педагога квартира и без того превращена в хранилище всякой ерунды, поэтому можно было бы и порадоваться тому, что не появились новые, чаще всего ненужные, вещи.
- Всё-таки приятно, когда приносишь домой полные сумки, - продолжала Сидорова. - Пусть мелочи, всякая копеечная ерунда, но создаётся праздничное настроение. И жаль, что дети уже не дают в этот день уроки и не собирают 11"у", учительский, класс.
- Да, - согласилась Света. - Иногда на таких уроках было скучно, но всё равно приятно, и создавалось ощущение настоящего праздника. А теперь День учителя проходит, как обычный школьный день. А знаете, какую замечательную открытку мне подарила девочка из восьмого класса?
- Катя Курулёва? - предположила Сидорова. - Вы ведь соседи.
- Нет, не она. Полина... Забыла фамилию. У меня то имена выскакивают из памяти, то фамилии. Маленькая открытка в форме сердечка, на ней три собаки...
- А надо было бы собаку и кота, - заметила Сидорова.
- Не всегда попадается то, что нужно. Напечатано на открытке: "С любовью". Она открывается... И знаете, что Полина мне написала? "Желаю Вам здоровья и удачи! С любовью буду я решать примеры и задачи!"
О том, что Полина написала "премеры", она умолчала.
- Хорошо, - одобрила Сидорова. - А что она приложила к открытке?
- Это же День учителя, а не общенародный праздник, - попыталась Света оправдать девочку.
При таких разговорах она нередко чувствовала неловкость, потому что как-то так получалось, что дети и родители одаривают её меньше, чем ту же Сидорову. А почему они будут её одаривать сверх положенного, если она не ставит за такие подношения неправедные оценки, а когда была классным руководителем, то не упрашивала других учителей быть снисходительней к некоторым детям? Мало кто из родителей делает дорогие личные подарки, не лелея надежды, что их сыну или дочери теперь будут делать поблажки.
Светлана получила ещё одну необычную открытку, которую отнесла домой, никому не показав. И Сидоровой знать о ней тоже не следовало. Это была самодельная открытка, для которой её создательница вырвала лист из альбома для рисования, согнула пополам и ножницами неровно закруглила углы. На лицевой стороне было цветными карандашами криво написано:
"с днём
учитит
еля!"
Внизу надписи красовался цветочек, который мог изобразить разве что пятилетний ребёнок. Зато для разворота был выбран чёрно-белый стиль, а точнее, серо-белый без всяких украшений, то есть фон был белым, а текст - серым. Здесь автор ограничился надписью, выведенный карандашом крупными неровными буквами над карандашными же линиями:
"Лучшей друг - учительнаш
Это твердо знаем
Всем при всем учителям
Мы добра жилаем
Светлане Никалаевне
От Альбине Петровой".
Как раз к этой открытке и был приложен подарок - самодельное полотенце. Оно прекрасно сочеталось с открыткой, потому что представляло собой грубо обмётанный вручную кусок белой простынной ткани.
В прежние времена Светлана с гордостью показала бы подарок некоторым учителям, потому что он был сделан от чистого сердца и слабоумная девочка из 7"а" долго над ним трудилась. Мама Светы всегда говорила, что такие подарки ценнее самых дорогостоящих покупных. Но жизнь поменялась, и Светлана опасалась, что теперь мало кто поймёт, почему она не выбросила несуразную открытку, а отнесла домой.
- Мне тоже очень хорошо написали, - сообщила Сидорова, оценив первую открытку и не подозревая о второй. - Просто замечательно! Искренне, от души. Когда я прочитала, у меня слёзы на глазах выступили.
В подобных случаях лучший способ завоевать неприязнь человека - это попросить его показать подарок. Впрочем, Ирину Сергеевну дети любили, поэтому её слова могли оказаться правдой.
- Так что не будем думать о подарках, а сосредоточимся на открытках, - закончила Светлана.
Обе рассмеялись.
- Но не забудьте, что нам выдадут крупную премию, - напомнила Сидорова. - И по секрету вам скажу, что скоро будет и вторая крупная премия.
- Про первую я знаю. А за что вторая?
- Юбилей школы. Пятьдесят пять лет.
"Что-то я сегодня расслабилась, - укоряла себя Света, сбегая по лестнице. - Как утро началось с разговоров, так они и продолжаются, только с разными людьми. В итоге, задержалась с Сидоровой и теперь несусь, как угорелая, чтобы успеть приготовиться к началу урока. Не жизнь, а сплошные гонки".
Она похвалила себя за то, что неосознанно заменила "мытарства" на "гонки". В этом уже был сдвиг в более оптимистичную сторону. Про вторую премию она предпочитала не думать, раз и навсегда выработав для себя правило никогда заранее не радоваться посулам, чтобы не огорчаться, если обещанного не дадут.
После урока в кабинете Карасёвой (который был хорош во всём кроме доски, слишком маленькой для решения длинных примеров и задач по математике), она чуть замешкалась, пытаясь получше уложить в сумку очередную пачку тетрадей для проверки, а когда закончила и принялась запирать дверь, к ней подошла учительница биологии, та самая, которая занималась в этом кабинете на прошлом уроке.
- Светлана Николаевна, не уносите ключ. У меня здесь урок.
- Так вы же здесь уже были, - удивилась Света.
- А теперь вновь здесь. Не всё же время осваивать новые места, - бодро ответила учительница.
- У вас замена или урок по расписанию?
- Урок по расписанию. Всё, как полагается.
Светлана почувствовала, что тупеет.
- Выходит, на этом уроке вы должны были уходить из кабинета, чтобы уступить его мне, а потом опять возвращаться? Почему нельзя было оставить вас на месте? Если бы я была хозяйка кабинета, то было бы понятно, что я даю уроки у себя, но я такая же перелётная птица, как и вы. Неужели мне не могли поставить тот кабинет, где сейчас были вы, а вас оставить здесь?
- Светлана Николаевна, неужели вы ещё способны чему-то удивляться? - спросила учительница биологии, и на этот раз в её голосе прозвучала усталость. - Я с этим даже не хочу подходить к Екатерине Ильиничне. Как-нибудь переживу.
- Чтобы не устраивать такую кутерьму, давайте сами подправим расписание, - предложила Света. - Негласно. Между собой. На следующей неделе не уходите отсюда, а я позанимаюсь в другом кабинете.
- Это было бы прекрасно, - оживилась учительница.
Они переправили в своих записях номера кабинетов и расстались, довольные друг другом. Учительница биологии обрадовалась, что ей три урока подряд не придётся скакать по кабинетам, а Светлане было приятно, что она доставила удовольствие коллеге.
В этот день после всех уроков Светы к ней должна была впервые придти надомница из одиннадцатого класса. Жаль, что брат и сестра не будут посещать занятия вместе, но тут уж ничего не поделаешь. Вообще-то в её "окно" к ней должна была придти та самая Альбина Петрова, которая сама сделала открытку, но девочка упорно посещала все занятия вместе со своим классом и панически боялась заниматься индивидуально. Учителя не старались вылавливать её и тащить к себе насильно, но завуч придерживалась иного мнения.
- Представляете, Светлана Николаевна, Землянская сделала мне выговор за то, что я не занималась с Петровой, - сказала Сергеева, учительница географии и классный руководитель седьмого "а" класса. А что толку заниматься с ней отдельно, если она не умеет даже читать. Но раз такие строгости, то теперь буду с ней сидеть.
- Перевели бы её в специальную школу, - ответила Светлана. - Там разработаны программы для таких, как она. Она хоть чему-нибудь бы научилась. Самой девочке было бы лучше. А здесь мы вынуждены делать вид, что она знает материал на тройку.
- В такую школу трудно пробиться, их же почти не осталось. И родители не хотят портить ей жизнь. Кое-как её будут переводить из класса в класс, а потом она сдаст два экзамена в традиционной форме, как разрешено надомникам.
- Или мы за неё сдадим, - уточнила Света.
- А как же иначе? - согласилась Сергеева. - И будет считаться, что она окончила общеобразовательную школу. Найдут ей какую-нибудь работу, где не требуется ум, а потом она выйдёт замуж, заимеет детей. А её уже сейчас тянет к мальчикам, причём очень сильно тянет. И будет считаться, что это полноценная семья, только почему-то с очередными неполноценными детьми.
- Неплохо было бы при заключении брака ввести предоставление результатов медицинского обследования, - подала идею Светлана. - Чтобы будущий муж знал о качестве будущего потомства.
- Нужные результаты купят, - возразила Марина Александровна. - А для нас главное, что её перевели на надомное обучение и можно не допускать её на диагностические работы. Хотя лучше от этого не будет. Это такой класс, что я скоро от него повешусь. Класс коррекции, а мы отвечаем за него, как за обычный класс.
- Они ничего не запоминают, - согласилась Света.
- И мы бессильны что-то сделать. Это уже патология. Но я хотела предупредить вас о Петровой. Хватайте её, сажайте рядом и давайте какое-нибудь задание, а то Алла Витальевна и на вас налетит. Я сейчас обхожу учителей и всех об этом предупреждаю.
- У меня Петрова должна была заниматься на третьем уроке, - призналась Светлана. - А я проводила замену.
- А заплатят вам за эту замену? - спросила Марина Александровна. - У вас этот час занят, и никаких замен вам ставить не должны.
- Не знаю, заплатят или нет, но теперь я буду отказываться от замен, ведь у меня все "окна" заняты надомниками.
- И отказывайтесь! Непременно отказывайтесь, а не то сами же и пострадаете. А если Землянская спросит, почему вы не занимались с Петровой, не оправдывайтесь, а так и скажите, что вам поставили замену.
- Спасибо. Так и скажу.
Светлана не то что волновалась перед первым уроком с надомницей из одиннадцатого класса, но ей было несколько не по себе, ведь, по словам Землянской, брат и сестра Хусейновы не захотели заниматься со своей учительницей математики. У них, якобы, с ней конфликт. Какой конфликт? Почему? Может, эти дети точно так же откажутся заниматься и с новой учительницей, а Свете лишние неприятности ни к чему.
Рахима Хусейнова пришла без опоздания, была очень вежлива и приветлива, улыбалась немного застенчивой улыбкой, но держалась свободно. У неё оказались довольно большие пробелы в знаниях, но сами знания, то есть основа учения, были, а усердие, с каким она решала примеры, вселяло надежду, что к экзамену пробелы исчезнут. Светлана давно уже не занималась с надомниками с таким наслаждением, как с этой девочкой. Чувствовалось, что и Рахима довольна.
Если бы завтра не надо было выходить на работу, Светлана посидела бы в школе ещё урок (благо, кабинет никому не требовался), чтобы проверить часть тетрадей и не тащить их домой, но раз она выходит на замены, то не будет задерживаться. Она собрала вещи, захватила пальто из своего бывшего кабинета и направилась к выходу.
- Ну и как вам девочка из одиннадцатого класса? - спросила шедшая навстречу Землянская.
- Мне было приятно с ней заниматься. Очень деловая, не теряла ни единой минуты, сосредоточенно решала всё, что я давала. Есть темы, которые она забыла, а есть такие, которые она вообще не знает, но если она и дальше будет так стараться, то мы всё наверстаем.
- Она часто болела и пропустила много уроков, - объяснила завуч. - Но она умненькая. А приходила к вам Петрова из седьмого класса?
Светлана в точности выполнила указания классного руководителя седьмого "а".
- Она должна была придти ко мне сегодня, но мне поставили замену, - повторила она слова Марины Александровны и добавила от себя. - Хорошо бы не ставили замены в те часы, когда у учителя занятия с надомниками. Счастье, что Петрова ходит со своим классом и не спешит заниматься отдельно. А что бы я делала, если бы, к примеру, Рахима должна была придти вместо неё? Этой девочке не дашь задание. С ней надо работать.
- Я поговорю с Екатериной Ильиничной, - пообещала Землянская обычным деловым тоном. - С надомниками учитель занимается по отдельному расписанию, ему оплачивают эти часы, и ставить ему в это время замену нельзя. Как ему оплатить замену, если ему уже платят за надомника?
Светлана поняла так, что замену ей не оплатят. Тогда она бы предпочла позаниматься с девочкой, чем с целым классом.
- Не записывайте эту замену в журнал, - предупредила Землянская словно в ответ на её мысли. - И в электронном журнале тоже не отмечайте. Я сама разберусь, куда её поставить, а вы укажите её в "Критериях оценки эффективности работы учителя". Вам всем скоро выдадут бланки. По ним будут начисляться стимулирующие выплаты. Надо будет ещё раз сказать на собрании, чтобы учителя отмечали у себя все мероприятия, все консультации, все свои достижения, а то потом начнут гадать: "А что же я в этой четверти сделал?" Светлана Николаевна, я утрясу вопрос о том, чтобы не ставили замены в те часы, когда учителя занимаются с надомниками, а вы не забывайте про Петрову.
- Разумеется, Алла Витальевна, - согласилась Светлана.
"Обошлось без выговора, - с облегчением подумала она. - Ведь умеет же Землянская нормально разговаривать. А иногда создаётся ощущение, словно она меня ненавидит. Но вообще она женщина себе на уме, и с ней надо быть настороже. Зато очень энергичная и деловая. Как она всё успевает?"
Светлана шла домой и думала о многих вещах одновременно: о завуче, коллегах, неведомом доносчике, который "настучал" на неё Красовскому, о молодой учительнице русского языка и неожиданной бездушности опекавшей её Сидоровой. О детях она тоже думала, но их было слишком много, чтобы выделять каждого. В памяти вставали отдельные лица и фрагменты общения с кем-то из учеников. К сожалению, образы воспитанных или старательных детей, с которыми приятно работать и которые не доставляют забот, затмевались более сильными, бьющими по нервам впечатлениями от контактов с хамоватыми двоечниками. Но о ком она совсем не думала, так это о Полетаеве, и не подозревала, что именно она занимает сейчас его мысли.
Старику с утра было грустно, потому что его Толя решил перевезти наконец-то вещи в свою новую квартиру, а это было очень основательным напоминанием о том, что скоро не только вещи, но и их владелец отправится на новое место жительства. Владимир Михайлович предложил ему помочь, а потом они бы вместе заказали что-нибудь из обстановки, но Рыбакову не захотелось заниматься последним, для первого помощь ему не требовалось, а легковое такси не вместило бы их обоих вместе с вещами.
Полетаев закрыл за ним дверь и в надежде отвлечься выучил свой первый урок, выбрав немецкий язык, потом оделся и всё ещё в унынии пошёл на прогулку. На обратном пути он намеревался зайти в магазин. Вроде, у него имелось достаточно продуктов, чтобы приготовить хороший обед, но у него возникло и с каждым шагом крепло убеждение, что он обязательно купит нечто такое, что способно порадовать его мальчика.
Не успел он пройти половину намеченного пути, как повстречал соседа-врача. Георгий Васильевич заметил его первый.
- Здравствуйте, Владимир Михайлович, - начал он с очевидным намерением продолжить.
- Доброе... Здравствуйте, - ответил старик, вспомнив, что приветствие "доброе утро" этот человек не считает соответствующим истине.
"Что он от меня хочет? - тревожился он. - Неужели опять пристанет с заявлением. Я ведь ему уже объяснил, что слишком мало здесь живу".
- Мне очень неловко за нашу прошлую встречу, - заговорил врач. - Вы уж извините, что я тогда на вас налетел. Вы сказали совершенно справедливо, что только что здесь поселились и ещё никого не знаете. Понимаете, на работе бедлам... Вы же знаете, какие преобразования происходят в медицине. Того и гляди, вообще всех врачей уволят. А ещё жена позвонила, стала жаловаться на шум. Лёшка устраивает пьянки, Курулёва орёт на своих детей, за другой стеной скандалят соседи с того подъезда, чеченцы эти со своей музыкой и громкими разговорами, чужие люди снуют туда-сюда. Вот нервы и не выдержали.
- Я вам очень сочувствую и хорошо вас понимаю, - ответил Полетаев.
Георгий Васильевич сразу перестал казаться ему неприятным, а превратился в обычного издёрганного человека, замученного трудностями на работе и не имеющего покоя дома.
- Спасибо за сочувствие, но понять меня вы не можете, потому что не испытываете всех радостей, которыми наслаждаемся мы с Леной. У вас только Курулёва и Лёшка со своей шпаной. Ровно половина того, в чём живём мы. Так что ещё раз извините меня, а если я опять сорвусь, то постарайтесь на меня не сердиться.
Они расстались.
"AsМ es la vida", - по-испански, поэтому немного витиевато, выразил Полетаев мысль, которую обычный русский человек выскажет в трёх незамысловатых словах "се ля ви".
Он пожалел соседа-врача, но и был очень доволен, не тем, разумеется, что несчастный человек так страдает, а тем, что тот поговорил с ним, объяснился и теперь можно не думать о нём плохо.
Однако это был ещё не конец. Когда он, заглянув в "Пятёрочку" и не вдохновившись появлением каких-нибудь новых продуктов, вернулся домой, не прошло и двух минут, как в квартиру позвонили.
"Алевтина Ивановна или Сабина", - решил он, но ошибся, потому что, к его безмерному удивлению, за дверью стояла вчерашняя блондинка, жена Георгия Васильевича.
- Доброе утро, Владимир Михайлович, - поздоровалась она. - Я была у себя в коридоре, услышала лай Дика, выглянула и увидела, что это пришли вы.
- Доброе утро. Пожалуйста, входите, - пригласил старик. - Елена...
- Просто Елена. Не надо отчества, - сказала блондинка.
Кажется, вначале она намеревалась изложить своё дело, не переступая порога, но после предложения войти не смогла удержать любопытства и прошла внутрь.
- Как вы быстро устроились! - удивилась она.
- Что вы?! У нас ещё очень многое не разложено по местам.
- Я думала, что у вас вся квартира заставлена коробками, пакетами разными, повернуться негде, а здесь всё так аккуратно. Даже то, что ещё не распаковано, стоит в сторонке и вид не портит. А мы с Жорой такие медлительные, что так бы и прыгали через вещи месяца два или три. Когда мы сделали ремонт, то я уж думала, что наведу окончательный порядок как раз к тому времени, когда надо будет начинать новый ремонт. Хорошо ещё, что мы многое выбросили... Какая красивая мебель!
- Главное, удобная, - сказал Полетаев. - А уж на письменный стол я не нарадуюсь...
Он осёкся, потому что этот предмет мебели был до неприличия завален книгами и бумагами, да ещё, как назло, на видном месте лежали учебники немецкого языка и математики. Сам-то он понимал пользу, которую ему приносили его занятия, но не всем это объяснишь. Некоторые люди не только не поймут, почему человек в таком почтенном возрасте учит два ненужных ему иностранных языка и решает задачи по физике и математике, но ещё и начнут за глаза осуждать его или высмеивать.
Блондинка обратила внимание не только на эти учебники, но и на огромных размеров англо-русский словарь, а также на многое другое, но решила, что всё это связано с работой соседа.
- Алевтина Ивановна говорит, что вы и ваш... Родственник?
- Не совсем родственник. Это сын моих близких друзей, - ответил старик.
- Она говорит, что вы историки, археологи. Наверное, вы сами переводите свои работы на другие языки?
- Ну... да, - согласился Полетаев, хотя очень редко переводил что-то своё на английский, да и то это были всего лишь статьи. - Мне больше приходится читать работы на... других языках.
- Очень красивая стенка.
Соседке так явственно хотелось заглянуть и в другую комнату, что Владимир Михайлович провёл её туда.
- Это не моя заслуга, - объявил он в ответ на её одобрительные восклицания. - Всё это выбирал Анатолий. Он же всё и расставил. Я явился на готовенькое. Если бы не он...
Полетаев удержался от описания своего прежнего холодильника, продавленного дивана и прочей рухляди.
- Если бы не Анатолий, я бы приехал сюда со своим старьём, - менее откровенно докончил он. - У меня спартанские вкусы.
"А ведь и Толя умерен во всём, - подумал он. - Мы с ним оба спартанцы".
- По вашей квартире не скажешь, что у вас такие уж спартанские вкусы, - засмеялась Елена. - По-моему, вы любите удобные и красивые вещи. Вот мы с Жорой решили избавиться от всего лишнего. Наша квартира - прямая противоположность вашей. У вас здесь всё под старину, много разных интересных вещиц, а у нас, можно сказать, модерн. Всё белое или совсем светлое, никаких украшений, безделушек, ковров. Для нас теперь важно, чтобы было много воздуха, чисто и удобно делать уборку.
Она обвела глазами квартиру соседа и в глубине души пожалела, что они с мужем не оставили кое-каких вещей, ненужных, но делающих дом уютным.
- Сколько же у вас книг! - отметила она, обведя взглядом книжные шкафы, аккуратные стопки на полу и внушительную гору книг у стены, которую Анатолий предназначил для выброса и которая терзала сердце Владимира Михайловича.
- Порядочно, - согласился Полетаев.
- А мы всё выбросили. Зачем держать в доме книги, если придумали электронную книгу? Они же занимают место, отнимают в квартире воздух. Если понадобится что-то прочитать, то всегда можно найти нужную книгу в электронном виде.
"Если понадобится что-то прочитать", - с грустью повторил Владимир Михайлович.
- У вас, как у старинных писателей или мыслителей: удобные кресла, большой письменный стол, книги, рукописи. Хорошо!
- Старинные здесь только книжные шкафы, - возразил Полетаев. - Остальное всего лишь под старину. А есть ещё древняя кухонная полка. Хотите на неё посмотреть?
Они прошли в кладовку.
- Какая странная! - удивилась Елена. - Это что? Дерево? Настоящее дерево? А я уже так привыкла к пластику, что натуральные материалы кажутся чем-то допотопным.
Старик понял так, что полка ей не понравилась, и решил больше никому её не показывать.
- Удобная вещь - кладовка! - с долей зависти проговорила Елена. - Почему-то в нашей квартире её нет. И у Светы нет, и у Ани. Не помню, если ли у Сабины...
Полетаев мысленно встрепенулся, услышав имя женщины, в которую был влюблён Валерий.
- Света... Это моя соседка напротив? - будто бы засомневался он.
- Да. У неё точно нет кладовки.
- Я ещё мало с кем познакомился. Светлану Николаевну видел только мельком, мы и двух слов друг другу не сказали. Вроде, женщина тихая и спокойная. Я, знаете ли, очень не люблю шум.
Елена невольно засмеялась. Полетаев сообразил, что сказал глупость, и попытался исправить положение.
- Собака мне совсем не мешает. Я не люблю орущий телевизор, громкую музыку, особенно ударник. Иногда даже хорошая негромкая музыка мешает, когда хочется посидеть в тишине. А Светлана Николаевна, вроде, ничего такого не включает. По крайней мере, я не слышу.
- Нет, в этом отношении вам не о чем беспокоиться. У неё только Дик заменяет громкоговоритель.
Старик хотел было ловко развить затронутую тему, чтобы выяснить, как относится гостья к Светлане Николаевне, и составить о ней более ясное впечатление, но, к несчастью, он затронул заодно и тему о шуме, поэтому Елена вспомнила о том, зачем сюда пришла.
- Владимир Михайлович, я к вам по делу.
- Я вас слушаю, - отозвался Полетаев, внутренне насторожившись, потому что не мог понять, что за дело может быть к нему у этой фактически незнакомой женщины. - Не хотите чаю?
- Нет, спасибо. Я хотела объяснить... Вчера произошла неприятная сцена. Мой муж был рассержен и несдержан...
- Не думайте об этом, - прервал её старик. - Я встретил Георгия Васильевича где-то полчаса назад. Он совершенно напрасно извинялся. Ничего плохого он мне не сказал.
Елена сразу расслабилась.
- А он, когда остыл, стал переживать, что был с вами груб. Мне его так жалко! У него сменная работа, и часто бывают ночные дежурства. Ему бы отдохнуть, но у нас ни днём, ни ночью не бывает тихо. То Лёшка устраивает кутежи, то Курулёва со своими воплями и стуками, то соседи с того подъезда ссорятся или врубают ударник, то чеченцы о чём-то кудахчут на своём языке или включают музыку. Она меня уже бесит, эта их музыка! Я русский человек, живу в своей собственной стране и не хочу с утра до вечера слушать чужую речь и чужую музыку!
Она спохватилась, что, начав разговор о муже, принялась изливать новому соседу личные горести.
- Извините, Владимир Михайлович, я не хотела говорить эмоционально. Но если вы когда-нибудь узнаете, что меня отправили в сумасшедший дом, то не удивляйтесь. А раз Жора уже извинился перед вами, то мне, наверное, делать это за него не надо.
- Не беспокойтесь, - повторил Полетаев и, чтобы закончить этот разговор, спросил. - А не хотите взглянуть на нашу кухню?
Он поймал себя на том, что уже второй раз говорит "наша", словно Толя не гостит у него, а живёт постоянно.
- Конечно, хочу, - оживилась Елена.
Она с удовольствием осмотрелась.
- Очень красиво, - одобрила она вкус Анатолия.
- Может, всё-таки чаю? Или кофе?
- Спасибо, Владимир Михайлович, но мне пора. У меня тоже сменная работа, хотя и без ночных дежурств. Мне было очень приятно поговорить с вами, а квартира у вас просто чудесная. Заходите как-нибудь к нам, и я вам покажу, что такое спартанская жизнь.
Полетаев проводил её до двери, немного поговорил с Диком и подумал, что ничего нового о его хозяйке так и не узнал. А ведь Валера на него надеется. Что ответить, если мальчик позвонит и спросит, как продвигается его дело? Наверное, придётся подстроить нечаянную встречу, чтобы хоть с чего-то начать более близкое знакомство с этой дамой.
Весь день он отвлекался от своих дел, прислушиваясь. Дик в основном помалкивал, но когда начинал лаять, старик бросался к входной двери, убеждался, что тревога напрасна, и возвращался на место.
"Надо же! - удивлялся он. - Псинка ведь не без повода лает, а докладывает, что кто-то появился в общем коридоре. Это было бы удобно, если бы он заодно объяснял, кто именно пришёл или ушёл, чтобы я зря не беспокоился".
Владимир Михайлович не ожидал, что его желание не так уж неисполнимо. Прежде он не обращал внимания на лай собаки. Раз лает, значит есть причина. Проявит свою бдительность и замолчит. А сейчас у него был повод прислушиваться к этому лаю, и постепенно он начал понимать, что эти звуки не так однообразны, как принято думать. У него был хороший музыкальный слух, поэтому он улавливал различные оттенки в собачьем лае. Алевтина Ивановна несколько раз покидала свою квартиру и возвращалась в неё, и в голосе Дика проскальзывали дружелюбные нотки. Видно, старушка хорошо относилась к питомцу Светланы Николаевны. Когда открылась соседняя дверь, собака залаяла более сдержанно. Полетаев заинтересованно ждал, кто же пройдёт перед глазком: Сабина или Степан. Прошла Сабина, постукивая металлическими набойками на высоких каблуках.
Увлёкшийся Полетаев ждал, когда же Дик снова оповестит его о чьём-нибудь появлении, но пёс долго молчал. Потом раздался такой грозный лай, что старик даже приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Он увидел лишь спину мужчины и по тому, что тот вошёл в квартиру чеченцев, понял, что это их очередной гость. Дик замолчал, а потом вопросительно тявкнул.
- Это я, дружок, - подтвердил Владимир Михайлович. - Молодец. Хорошо несёшь службу.
"Реакция на чужого, - подумал он. - Показывает, что здесь есть сторож и с ним шутки плохи".
Потом пёсик залаял оживлённо, почти весело.
"А это на кого?" - заинтересовался Полетаев.
- Тише, Дик! Какой же ты шумный! - раздался незнакомый женский голос, нежный без приторности и искусственности, а потому очень приятный. - Бери пример с Базиля.
Собака замолчала, не то убеждённая, не то утомлённая таким избитым наставлением.
"В этом конце только три квартиры, - подумал Полетаев. - Наверное, это женщина-инвалид, про которую говорила Сабина".
Аня всего лишь выносила мусор, поэтому пёсик очень скоро оповестил Владимира Михайловича о том, что она вернулась. На время он замолчал, а потом словно опомнился и торопливо взлаял где-то в глубине квартиры, но вскоре вновь оказался возле двери, и его лай стал более спокойным.
Чем Дик занимался, Полетаев, конечно, не знал, но мог бы попробовать догадаться, если бы вышел за дверь и услышал, как в квартире напротив раздаётся цоканье когтей, лёгкий топот и порой негромкое досадное тявканье, которое вырывалось у собачки, когда кот пользовался своим преимуществом в игре в догонялки и с разбегу вспрыгивал на высокие предметы мебели. Именно поэтому заигравшийся Дик с запозданием оповестил Базиля, самого себя и всех желающих слушать, что общий коридор вновь не пустует.
"По-моему, Дик лает на Сабину", - сам себе сказал Полетаев и подошёл к глазку.
Он не ошибся: простучали каблучки, и мимо прошла эта эффектная женщина, бросив взгляд, как ему показалось, прямо на него.
"Она не может видеть, что я смотрю в глазок", - успокоил себя почувствовавший неловкость старик.
Через полчаса Дик снова залаял, негромко и вполне миролюбиво.
- Говорю тебе, что не задержусь, - раздался голос Степана. - Завтра вечером или послезавтра утром обязательно вернусь. Всё! Пока!.. Привет, собачка!
Потом Дик вновь залаял грозно, однако в его голосе Полетаев улавливал и другие нотки, он бы сказал, не столь категоричные. Казалось, пёсик то и дело меняет оттенки лая. Старик стал прислушиваться, стараясь уловить, кто идёт. Очевидно, грозное предупреждение адресовалось гостю с Кавказа.
В коридоре послышались голоса, переговаривающиеся на чужом языке. Хлопнули дверцы лифта, сразу же послышался шум шагов и заглох в дальнем конце коридора.
"Значит, так он разделяет хозяина и гостя, - понял Полетаев. - Для гостя приготовлено строгое назидание, чтобы сразу призвать его к порядку, а к присутствию хозяина Дик привык и всего лишь напоминает, что сторож не дремлет. Но не скажешь, что пёсик его любит. Скорее, терпит".
Потом лишь Алевтина Ивановна вынуждала Дика нарушать тишину, и, благодаря интонациям в голосе собаки, Владимиру Михайловичу не требовалось подходить к двери и прислушиваться, чтобы понять, что это именно она.
Когда Дик залаял на новый манер, старик с интересом подскочил к двери. Лай не был злым, сердитым или грозным. Он был какой-то холодный и немного отчуждённый, словно был направлен на человека знакомого, неопасного, но неприятного. К сожалению, Полетаев не сумел распознать шаги, а выглянуть не решился.
Но вот наступил момент, когда Дик залаял совсем по-другому, чем прежде. В его голосе появились радость и нетерпение. Даже не глядя в глазок, Полетаев понял, что означает этот лай.
"Пришла хозяйка, - размышлял он. - И что мне делать теперь? Не выскакивать же ей навстречу, словно чёртик из коробочки. Влюбился бы Валерка в Сабину, и я бы сейчас горя не знал. Они бы спокойно объяснились. Кто знает, может, у них бы что-нибудь и вышло. Так нет же! Понадобилось ему втюриться в даму с норовом".
Он с отвращением подумал о её жёстком характере. Если бы он сегодня работал, то, наверное, придумал бы предлог отложить на завтра первый шаг на пути к Валеркиному счастью, но день у него пропал впустую, поэтому было обидно не выполнить того, из-за чего он бездельничал.
"А ведь эта дама сейчас выведет Дика погулять, - подумал он. - Что, если встретиться с ней будто бы случайно на улице? Когда она будет возвращаться. Имею же я право сходить в магазин за хлебом".
Он подождал, пока хозяйка с собакой выйдут за дверь, и, едва они уехали на лифте, выскочил следом. Одного в осуществлении своего плана он не учёл, а точнее, одну: вездесущую Алевтину Ивановну. Славная старушка не только задержала Светлану с Диком, разъясняя своим приятельницам, какой отменный скандалист этот пёсик, но и на самого Полетаева набросилась так, словно он вернулся с Северного полюса.
- Владимир Михайлович, что же вы всё сидите дома, не выйдете погулять? Наверное, заняты научной работой?
Последнее она сказала в назидание подругам, чтобы напомнить им, какой необыкновенный человек поселился на их этаже.
Светлана вежливо поздоровалась со стариком и хотела было уйти, но задержалась, услышав очередной вопрос старухи.
- А не мешает вам наш скандалист? Вам надо сосредоточиться, а он всё время лает.
Света решила, что в её присутствии о Дике будет сказано меньше плохого, чем в её отсутствие, а возможно, Владимир Михайлович и вовсе постесняется говорить нежелательные вещи.
- Что вы?! Этот парень мне помогает. Благодаря нему, я знаю, кто и когда приходит и уходит. Прежде я не предполагал, что собачий лай бывает таким разным. Он на каждого человека реагирует по-другому. Мне не надо выглядывать за дверь, чтобы узнать, кто пришёл на наш этаж.
Алевтина Ивановна мельком подумала, что такая функция Дика была бы ей полезна, потому что, когда она бывает дома, ей самой приходится то и дело подскакивать к дверям на малейший шум.
Полетаев решил продолжить рассказ лестным для старушки образом, заодно надеясь, что это понравится и хозяйке собаки.
- Одних он любит, к другим относится сдержанно, но всякого привечает на особый манер, - сообщил он, чтобы создать интригу. - Мне, например, известно, Алевтина Ивановна, что с тех пор, как я начал прислушиваться к лаю Дика, а это примерно с десяти часов, вы уходили пять раз, а возвращались четыре раза.
- Разве? - удивилась старуха. - Сейчас... Я выбрасывала мусор, ходила в "Пятёрочку", а потом ещё раз туда ходила, потому что забыла купить молоко. Потом вышла сюда. Выходит, обманул вас наш Дик. Я выходила четыре раза, а возвращалась - три.
- Аля, а ведь ты бегала домой за журналом, - напомнила одна из старушек.
- Верно! Вот так Дик! Всё докладывает! - воскликнула Алевтина Ивановна.
Её беспокоило, каким видом лая докладывает о ней пёсик, ведь от этого у славного соседа может создаться о ней благоприятное или неблагоприятное мнение. Она и не предполагала, что эта красивая и добродушная на вид собачка может быть в этом отношении опасна.
- Он у вас умный, - похвалила старушка из другого подъезда. - А у наших соседей собака - совершеннейшая дура. Лает просто так, без всякой причины. И лай одинаковый, будь то свои или чужие.
"Прислушиваться надо внимательнее, - подумал Полетаев. - Я тоже сначала не различал оттенков лая".
Вот теперь настала пора выложить свой козырь.
- Вас, Алевтина Ивановна, Дик любит. Заслышав вас, он лает радостно. Зато он меня напугал, когда кто-то пришёл в гости к чеченцам. Так грозно взлаял, что сразу стало ясно: чужие.
Манёвр удался как нельзя лучше: старушка, во-первых, возгордилась от того, что пёсик её любит, а во-вторых, обрадовалась, что Дик разделяет её ненависть к чеченцам.
- Дик, какой ты хороший! - ласково обратилась она к собачке.
Услышав знакомое и очень приятное слово, пёсик завилял хвостом, немного потанцевал на месте от переизбытка радости, а потом с удивлением посмотрел на хозяйку, безмолвно спрашивая, когда же они пойдут гулять.
- Это верно, собаки лают по-разному, - подтвердила Светлана. - Далеко не все это замечают, даже не все владельцы собак. Жаль, Владимир Михайлович, что вы не слышали, как умела разговаривать моя прежняя собака. Она не только лаяла на все лады, от грубого баса до нежного тявканья, но ещё и говорила. Да какие длинные фразы! Однажды почтальонша принесла маме пенсию, услышала, что кто-то ворчливо заговорил, стала оглядываться и даже не поняла, что это собака. Потом попросила перевести её высказывание.
- И вы перевели? - спросил Полетаев.
- Конечно, нет. Это собаки выучиваются нашему языку, а мы даже не пытаемся понимать их речь. Хоть Чипа и умела говорить членораздельно, но мы её всё равно не понимали. Впрочем, тогда и без перевода было ясно, что она недовольна тем, что на неё не обращают внимания. Это особенно выражало смачное "тьфу" в конце каждой фразы. А сейчас извините меня, нам с Диком пора.
"Контакт состоялся, - подумал Полетаев. - Может, продолжить, когда она будет возвращаться с прогулки? Я как раз в это время приду из магазина. Надеюсь, что она не гуляет по два-три часа.
- И мне, пожалуй, пора, - подхватил старик. - В доме не осталось хлеба. Не Анатолия же мне посылать в магазин.
- Конечно, Владимир Михайлович! - согласилась Алевтина Ивановна. - Он, наверное, устанет после работы. Зато придёт, а дома всё для него приготовлено.
"Каков неженка! - с отвращением подумала Светлана. - Ещё и обхаживают его, словно он калека. Раз не может обойтись без хлеба, то сам бы за ним и сходил. А ведь Алевтина Ивановна сказала, что он вернётся домой. Значит, это его дом, а милый старик - всего лишь гость. Вот не повезло!"
Полетаев поторопился в "Пятёрочку", которая была ближе всего, наспех купил хлеб, схватив первый попавшийся, и выскочил на улицу. Чтобы поймать соседку не у подъезда, где несла караул Алевтина Ивановна, а раньше, он встал за углом, делая вид, что отдыхает от тяжёлой ноши. Ему пришлось подождать, и он забеспокоился было, не опоздал ли, но наконец завидел даму с собачкой и неспешно пошёл, словно бы только-только из магазина.
- Мы с вами, Светлана Николаевна, синхронно выходим из дома и возвращаемся, - отметил он удивительный факт.
- Да, так уж странно получилось, - согласилась Света.
- На улице ваш Дик смотрится ещё лучше, чем в помещении. Ярче. Хотя кажется меньше размером.
- Здесь освещение лучше. А если бы выглянуло солнце, то вы бы удивились, насколько бы он стал рыжим.
- Он у вас послушен, - сделал новый комплимент старик.
Светлана, боявшаяся, что Дик опозорит её, схватив какую-нибудь коробочку, стельку или другой подобный предмет, держала его на коротком поводке. Однажды пёсик обнаружил колготки, брошенные кем-то, у кого не хватило сил донести их до помойки, крепко зажал в зубах, и его никакими уговорами нельзя было убедить, что эта вещь в доме не нужна. Так он и дотащил их до квартиры, наступая на них, спотыкаясь об них, но уступив их помойному ведру лишь за сухарик. Если он проделает подобное при соседе, то Света умрёт от стыда. А ведь Владимир Михайлович наверняка ещё и рассказал бы про такую проделку своего гадостному Анатолию, и тот совсем бы возненавидел собаку. "Чёрт с ней, с этой собачкой!" - вспомнила она и решила ещё раз дать понять, что с ней лучше не связываться.
- А как он может быть непослушен? - спросила она, изображая удивление. - Я ведь знаю, как надо воспитывать собак и детей. Здесь требуется определённая жёсткость, иначе они сядут на голову.
Полетаеву такой ответ не мог понравиться, но, посмотрев на Дика внимательнее, он подумал, что в отношении этой собаки Светлана Николаевна, возможно, права. Несмотря на жёсткость характера хозяйки, взгляд у пёсика был прямой и ясный, даже с разбойничьим налётом, а не кроткий или испуганный. Дик так и рыскал глазами вокруг.
- Вы ведь работаете где-то поблизости? - задал он новый вопрос. - Мне так показалось.
- Да, вон там.
- Вы, наверное, постоянно встречаете знакомые лица. Вас это не утомляет?
- Когда-то утомляло. Я постоянно была в напряжении. Но постепенно привыкла.
- Вы знаете всех родителей своих детей?
- Что вы?! Конечно, нет. И это большое неудобство. Но сейчас, если со мной здороваются, я отвечаю, стараясь не обращать внимание, кто это. А иначе невозможно, потому что мало кого помнишь из родителей, а лицо, вроде, знакомо. Прежде после такой встречи я весь день думала о том, кто же это со мной поздоровался. Из какого это класса? А большинство родителей я вообще не узнаю, если встречу. В первое время я чувствовала страшную неловкость, когда меня спрашивали: "Как мой сын?" - а я понятия не имела, о ком идёт речь. Потом я приучила себя выяснять это, не стесняясь. У меня же больше сотни детей, притом они постоянно меняются, фактически, каждый год. Кто заканчивает школу, кто переходит в другую, кто выбирает профильный класс. И у каждого имеются родители, бабушки, дедушки, даже у некоторых есть гувернантки. А видишь их только раз в четверть на родительском собрании, если они его посещают. Сейчас у меня своего класса нет, поэтому можно не напрягаться и не стараться запоминать людей, которых, может быть, увидишь всего два раза в жизни.
- Больше сотни, - повторил Полетаев. - Я вас хорошо понимаю. Сам я иногда читаю лекции в университете, но это совсем не то, что обучение в школе. Вы должны разжёвывать всё по несколько раз, пока не вобьёте детям в головы, а от меня требуется лишь дать материал. И с родителями студентов я, к счастью, дела не имею.
- Но это у нас, математиков, и ещё у учителей русского языка сто - сто двадцать учеников, а у физиков учится по полшколы у каждого, ведь у них уроки лишь по два часа в неделю в каждом классе. Представляете, сколько детей у них?
Полетаев был доволен хотя бы разговором о школе, хоть он и не приближал его к достижению цели.
- А вас часто останавливают, чтобы поговорить о детях? Ведь это, наверное, отнимает много времени.
Светлана случайно бросила взгляд на пакет в руке старика, и в ней вспыхнуло прежнее раздражение против собаконенавистника. Хлеб ему, видите ли, понадобился! И квартира, как назло, его, а не этого приятного человека. Надо через Владимира Михайловича как-нибудь довести до сведения поганого Анатолия, что лучше придержать свой скверный характер при себе и не проявлять открыто нелюбовь к животным, потому что его соседка - не безропотная овечка, которая будет кротко воспринимать нападки на Дика.
- Бывает, что останавливают, - согласилась она и, скопировав свою коллегу Серёгину, назидательно заговорила. - Такие разговоры надо заканчивать как можно быстрее, иначе очень много времени тратится зря. Родителям кажется, что их ребёнок - единственный и что учителя только им и заняты. Но у любого учителя больше сотни таких вот "единственных" детей, и если каждый родитель будет останавливать меня на улице, то я ничего не успею сделать. Для разговоров с родителями существуют родительские собрания. Конечно, мы не можем не ответить человеку, который к нам обращается с конкретным вопросом, но в таких случаях надо быть решительной и останавливать родителей, если они собираются вести долгие разговоры. Надо уважать себя и своё время и, ответив по существу, поскорее прощаться.
Если бы Светлану услышал Жигадло, он бы захохотал, настолько верно она передала интонации голоса Серёгиной, когда та внушала коллегам, какому правилу поведения они должны следовать, а не ведающий об этом Полетаев был удручён.
"Какая противная женщина! - решил он. - То, что она говорит, справедливо, но дело в том, как она это говорит. Какая сухость, какой апломб! Бедный Валерик!"
Им удалось почти без задержки миновать Алевтину Ивановну с её подругами, и Полетаев хотел было поскорее расстаться с неприятной дамой и подняться по лестнице, но побоялся, что она поймёт его чувства и обидится. Он вошёл в лифт, желая племяннику своего друга поскорее разочароваться в предмете своей любви.
- А что у него с лапой? - спросил он, чтобы не молчать.
Светлана так часто отвечала на этот вопрос, что уже не могла бы сосчитать, кто и сколько раз его задавал.
- Мы его таким подобрали с улицы. Не здесь, не у нас, а далеко, за тем метро. Она у него была сломана и неправильно срослась. Какой он был трогательный! Маленький, с плоской щенячьей мордочкой, хромой, но очень весёлый. Правда, сначала он не мог спать.
- Почему? - удивился старик, а про себя подумал, что о питомце она говорит совсем другим тоном, естественным и милым.
- Он только задремлет, как просыпается с самыми настоящими рыданиями. Я у собак никогда такого не слышала. Видно, ему сильно доставалось, пока он бедствовал на улице. Днём все его ласкали, он свободно заходил в магазины. У него до сих пор сохранилась привычка тянуть меня к каждым дверям, похожим на вход в магазин. Там он встаёт на задние лапы и начинает выклянчивать еду. Просто позор! А ночи у него были жуткие. И он очень долго ненавидел дворников. Видимо, они были с ним очень жестоки, потому что вначале он не мог спокойно видеть их форму, рычал на них. Потом понял, что неуязвим для них, и успокоился. А может, решил, что ТЕ дворники остались ТАМ, а ЭТИ ему не страшны.
- Бедняга, - посочувствовал пёсику Полетаев.
Сейчас, когда Светлана говорила в собственной манере, она казалась ему гораздо симпатичнее.
- Зато, попав к нам, он прямо-таки упивался вниманием к себе. Наверное, его давно не брали на руки, потому что он был поражён, когда я его подняла в первую с ним встречу. После этого он посчитал нас с мамой своей собственностью и принялся отгонять от нас всех проходивших мимо людей. Сначала все возмущались, а узнав, что это не наша собака, принимались уговаривать нас взять его себе. Мы и взяли. До дома он добрался у меня на руках. И ему так понравилось новое ощущение, что он подстраивал ситуации, когда его обязаны брать на руки.
- Как это? - с интересом спросил старик.
- Например, когда все ложились спать. Тогда он нарочно разваливался не на своём месте, а в коридоре, где на него могли наступить. От меня требовалось поднять его и отнести на его матрасик.
- Хитрец! - засмеялся Полетаев. - Но ведь, наверное, тяжело.
- В то время он весил три килограмма. Это сейчас в нём килограммов десять. Но он ведь рос, поэтому так продолжалось до тех пор, пока он не подрос настолько, что как-то раз, когда я его укладывала спать, он меня перевесил и я тоже очутилась на его матрасике. Тогда он понял, что эту игру пора прекратить.
Владимир Михайлович смеялся, представляя эту сцену. Они уже некоторое время стояли в коридоре, но он не торопился уйти, чувствуя, что этот разговор полезен для его дела.
Светлана отперла дверь своей квартиры, Полетаев - своей, но, чтобы задержаться, он воспользовался подходящим предлогом, то есть Базилем, который выглянул в коридор. Кот ему очень нравился, но основной его целью было подружиться с хозяйкой и приблизить то время, когда, как просил Валерий, можно будет иногда приглашать её в гости. Последний пункт казался ему очень далёким и труднодостижимым, поэтому к нему надо было подобраться с осторожностью, чтобы излишней торопливостью не свести на нет все достижения.
- Какой чудесный кот! - восхищённо проговорил он, не зная, что этой репликой появление Базиля встречают абсолютно все. - Он так важен, что, наверное, не даст себя погладить.
- Он не очень ласков, но не будет возражать, если вы его погладите, - сказала Светлана, стремясь представить своего разбойника в наиболее выгодном свете. - Да, Базиль?
Кот поднял к людям исполненную презрения морду. Полетаев сначала нерешительно, потом смелее погладил его по голове, почесал за ухом. Базиль не возражал и не спешил увернуться от этой ласки. Он уже привык к голосу соседа, частенько разговаривающему с Диком через закрытую дверь, признал в нём существо доброе и не был против, не теряя достоинства, познакомиться с ним поближе. Однако сейчас ему был интереснее не сосед, а четвероногий приятель, который воспользовался тем, что его завели в квартиру, бросили поводок и теперь на него никто не смотрит, тихо вышел в общий коридор и незаметно проскользнул в дверь напротив. Базиль тоже хотел бы проверить, нет ли там чего-нибудь интересного, но, находясь в центре внимания, не мог себе этого позволить. Теперь он ждал результатов разведки, производимой Диком. Их вкусы и мнение об "интересном" часто не совпадали, но свою голову благоразумный кот не мог приставить барахольщику Дику, а потому надеялся на удачу. К величайшему его неудовольствию и даже негодованию, пёсик, гордый собой и чрезвычайно счастливый, вышел из квартиры Полетаева, волоча за собой не кусок мяса, не батон колбасы или хотя бы буханку хлеба, а какую-то длинную клетчатую тряпку.
- Дик! - ужаснулась Света. - Как ты смел туда заходить?! Отдай сейчас же!
Она хотела отнять у собаки её добычу, но не тут-то было. Дик заворчал и прилёг на тряпку всем телом, да ещё растопырил лапы, чтобы увеличиться в размере.
- Подожди! - пригрозил Полетаев, от души смеясь. - Вот Анатолий Сергеевич тебе задаст! Это его любимая рубашка.
Светлана пришла в ужас. Этот противный Анатолий и без того терпеть не может животных, а тут ещё Дик такое натворил. Счастье, что его нет дома. А со стариком, кажется, можно договориться без скандала.
- Ради бога, извините, - оправдывалась она. - Это очень хорошая и послушная собака, просто он сегодня немного расстроен и не в себе. Дик, отдай!
Пришлось идти за сухариками. Только тогда Дик уступил свой трофей, да и то не сразу, а раздумывая минуты две, равноценен ли обмен, и то порываясь бежать за сухарями, то бросаясь обратно к рубашке и с рычанием обхватывая её лапами. Под конец он решил сделать проще, а именно дотащить её до сухарей, однако изнемогающий от смеха Полетаев наступил на неё, и Дик предпочёл сухари. Но и тут он не сдался, а торопливо их сжевал и хотел вновь завладеть рубашкой, но старик вовремя спрятал её за спину. Пёс, упорный в достижении задуманного, покрутился перед ним, оценивая обстановку, а потом подпрыгнул, ухитрился схватить рубашку за рукав и крепко зажал в зубах.
- Ух ты, какие глаза! - удивлялся Полетаев. - Упрямые. Не отдам, говорит, самому нужна. И как вы с ним справляетесь?
Светлана не решилась повторить, что держит животных в ежовых рукавицах.
Владимир Михайлович потянул рубашку к себе, а Дик с рычанием и урчанием - к себе. Он упирался всеми четырьмя лапами, тянул, дёргал. Света испугалась, что ткань порвётся, высыпала на пол две горсти сухарей, но пришедший в азарт Дик не сразу согласился на обмен. Наконец, косясь на соседа, он захрустел.
- Давайте, я выстираю, - предложила Света, не зная, куда деваться от смущения.
- Это я и сам могу сделать. Теперь это нетрудно, даже приятно. Заложил вещи в машину и включил. Вот раньше это дело было не таким лёгким. А Базиль - просто молодец. Ни во что не вмешивается, смотрит на происходящее с философским спокойствием.
Кот смерил его надменным взглядом и перевёл глаза на потолок, словно изнемогая от поднявшейся непонятно почему суеты. Он заслонял лапой украденный у Дика кусочек хлеба, недосушенного, а потому не ставшего ещё сухарём и вполне съедобного.
Светлане было не до него.
- Но может, всё-таки я сама выстираю?
Ей не столько хотелось выстирать рубашку, сколько проверить, нет ли на ней следов от зубов Дика.
- Нет-нет, даже не думайте об этом... Стоп! Не дам!
Владимир Михайлович поднял свёрнутую рубашку над головой, а пёсик попрыгал немного в напрасных попытках достать её, но, убедившись, что не сможет этого сделать, щёлкнул зубами на вредного старика, тявкнул и, мгновенно успокоившись и придя в хорошее настроение, весело запрыгал на четырёх лапах перед Светой.
- Ещё раз извините, - сказала его хозяйка. - Посмотрите, не остались ли дырки от зубов. Давайте, я куплю такую же.
- С ней всё в порядке, - заверил её старик. - Никаких повреждений.
- Сейчас же иди домой, невоспитанная собака! Базиль, за мной!
Но кот уже незаметно удалился и в спокойных условиях жевал добычу. Зато Дик сначала и ухом не повёл, но, увидев, что хозяйка вошла в квартиру, бросился следом, чтобы успеть первым завладеть тапочками.
"Какое счастье, что этого Анатолия не было дома! - думала Света. - Некоторые люди с ума сходят из-за своих вещей, а Дик украл его любимую рубашку. Красивая клетка. Только бы он её не порвал! Владимир Михайлович даже не рассмотрел её. А что, если там дырки? Анатолий начнёт её надевать и увидит. Тогда он обязательно спросит, что с ней произошло, а этот славный старик не преминет простодушно рассказать, как весело её трепала собака. Что тогда будет?!"
Полетаев тоже ушёл к себе и там принялся смеяться. Ему понравился и напористый Дик, и высокомерный Базиль, и совершенно естественный и очень милый испуг их хозяйки, когда её питомец терзал чужую вещь. Всё это не очень вязалось с утверждением Светланы Николаевны, что у неё жёсткий и непреклонный характер. Потом он вспомнил, каким противным тоном она говорила о родителях, пристающих к учителям с долгими разговорами о своих детях, и решил повременить с благоприятными выводами. Хорошо известно, что человек может быть добр к животным, особенно своим, но при этом ненавидеть людей.
Войдя в ванную, чтобы бросить рубашку в грязное бельё, откуда её выудил Дик, он обнаружил, что весь пол усеян вещами, предназначенными для стирки, причём в центре красовались его собственные трусы, настолько прочные, что он долгое время их донашивал и всё никак не решался выбросить. Какие чувства бы он испытал, если бы пёс оказался менее деликатным и вместо красивой рубашки принёс бы столь непривлекательную вещь. Представив это, Владимир Михайлович опустился на край ванны, изнемогая от хохота. Собака ему нравилась, а об её хозяйке он не мог сказать ничего определённого.
Когда вернулся Рыбаков, старик, после ужина и прочих разговоров, как бы между прочим спросил:
- Анатоль, ты ведь уже видел соседку, которая живёт напротив?
Рыбакову ясно припомнилось одержимое лицо грубо накрашенной женщины. Ему было сейчас так хорошо с Владимиром Михайловичем, что думать о такой особе не хотелось.
- Видел. А что?
- Я никак не могу её понять, - пожаловался Полетаев.
- А чего её понимать? Очень неприятная женщина. Симпатии она ни у кого не сможет вызвать. Правда, говорят, что любовь зла...
"Вот ты и влюбился в свою Тамару, - горько заключил старик. - До сих пор не опомнишься. Попалась бы тебе милая, приятная, добрая женщина. Не обязательно красивая, но чтоб была умная. С глупой тебе будет скучно".
- Стало быть, ты думаешь, что она неприятная? - переспросил он, огорчённый такой оценкой.
- Я с ней всего лишь поздоровался, и то сразу же захотелось куда-нибудь скрыться.
"Лучше бы ты от Тамары в своё время скрылся, - с досадой подумал Полетаев. - И как это у тебя сразу же возникло такое впечатление? Со мной Светлана Николаевна была достаточно приветлива. Не так, как Сабина, а довольно сдержанно, но всё-таки приветлива. Может, встретился с ней в неудачный момент, когда она устала или была чем-то расстроена? В школе трудно работать. Почему Валере понадобилось влюбиться именно в неё? Ведь знаком с сестрой своего будущего партнёра по бизнесу, с такой красавицей. Вот и выбрал бы её. И чем его приворожила дама с жёстким характером?"
Странное дело, почему-то он подумал о Сабине как о возможной невесте только сейчас, когда сетовал о выборе Валерия, но не тогда, когда мечтал о хорошей жене для Толи.
- Владимир Михайлович, вы видели ту женщину, которая кричит на своих детей? - спросил Рыбаков.
- Видел.
- Я её тоже сегодня увидел. Мы вместе спускались в лифте. Она была с детьми. По виду не скажешь, что она способна настолько распускаться.
Полетаев так не считал. По его мнению, у этой женщины были не в порядке нервы, и это выдавали полубезумные глаза и дёргающееся лицо. Но опять-таки, Толя мог встретить её в благоприятный момент, когда она была абсолютно спокойна и настроена благодушно. Бывает же такое состояние и у нервнобольных людей.
- Я её совсем не знаю, - дипломатично отговорился он. - Коля опять звонил с напоминанием, что пора бы ему приехать на новоселье.
- Он без вас скучает, - заметил Рыбаков. - Телефонные разговоры не заменяют личного общения. Давайте наметим день и пригласим его. Только надо договориться с Валеркой, чтобы он был в это время свободен.
"А уж Валерка-то будет счастлив лишний раз приехать, - рассуждал Полетаев. - Если бы... Нет, пригласить Светлану Николаевну не удастся. Пока ещё рано".
- Анатоль, - нерешительно приступил старик к неприятному сообщению, - ты не будешь очень расстраиваться, если твоя любимая рубашка в одном месте окажется очень аккуратно зашита?
- Синяя клетчатая? - спросил Рыбаков. - А что с ней случилось? Порвалась во время стирки?
- Не совсем. Я меня вышла такая история с соседом напротив...
- Может, с соседкой? - поправил его Анатолий. - Зачем ей понадобилось рвать мою рубашку? Она буйно-помешанная?
- С соседом. Именно с соседом. У нас напротив живут соседка и два соседа. Один сосед, Базиль, степенный и не позволит себе неблаговидных поступков, а второй, Дик, сущий разбойник. Ты послушай, как он меня чуть не опозорил...
Полетаев рассказал о происшествии, и Рыбаков смеялся искренне, но в своей сдержанной манере, поэтому старику показалось, что он не расположен веселиться.
- Дырка небольшая, и я её так зашил, что ничего не видно, - оправдывался он. - Ты уж не сердись.
- Я не сержусь, хотя лучше бы этот хулиган разодрал мою куртку, а не клетчатую рубашку. А вы, Владимир Михайлович, сходите в магазин и купите себе хорошее нижнее бельё, чтобы не стесняться, если в следующий раз ваш приятель выберет не мою рубашку.
Оба засмеялись, и теперь Полетаев понял, что Толю, действительно, позабавил этот случай.
Светлана не знала о том, что Дик разорвал рубашку собаконенавистника, но очень боялась, что так могло произойти. Эта мысль до того её угнетала, что она не стала устраивать себе полностью беззаботный вечер, как намеревалась вначале, а сначала проверила одну пачку тетрадей, чтобы отвлечься от неприятных дум. Она бы продолжила это дело, но заставила себя ограничиться только одной проверкой, поскольку на следующий день у неё были замены, она сидела в одном кабинете и у неё должно было оставаться время для проверки остальных работ. Она просмотрела электронную почту и обнаружила письмо из канадского издательства с предложением издать её книгу. Тут уж она забыла обо всех рубашках на свете и принялась изучать предложение. Радость быстро сменилась сомнением. Российские издательства, которым она когда-то пробовала предлагать свои романы, отвечали вежливым отказом или вовсе не отвечали, а тут вдруг ею заинтересовались за рубежом. С чего бы это?
Светлана не умела заводить и поддерживать нужные или полезные знакомства, поэтому обычно в трудных ситуациях терялась. До сих пор ей везло, и обязательно попадались люди, приходившие на помощь, обычно совершенно незнакомые. Сейчас ей было куда обратиться за советом, в то самое неустойчивое сообщество писателей, в котором она состояла. Чтобы не травмировать самолюбие товарищей по творчеству, она отправила письмо со своими сомнениями на личную почту одного из организаторов. Конкретными сведениями этот человек не располагал, но Света по крайней мере уверилась, что поступившее предложение - не обманка, договор не таит в себе никаких ловушек и этому издательству можно довериться. Вот только гонорара ей не причиталось, а деньги она станет получать лишь в том случае, если книгу будут покупать, и сумма выплат будет составлять определённое число процентов от продаж. Сама перспектива увидеть свою книгу не в электронном варианте, а в бумажном, подержать её в руках, полистать была настолько упоительной, что Светлана и не помышляла ни о каких деньгах. Она так воодушевилась, что даже не стала оттягивать работу с почти невостребованным сканером, заполнила нужные строчки в договоре, в электронном виде отослала его в издательство вместе с текстом романа и долго не могла успокоиться от радужных надежд и от ненавистной работы по возне с документами. До соседских ли тут рубашек!
На следующий день она шла на работу в том радужном, приподнятом и опасном состоянии, когда человек переполнен счастьем, не замечает ничего вокруг и способен попасть под машину. Ничего подобного со Светой не произошло, она благополучно добралась до школы и лишь перед входом опомнилась и заставила себя успокоиться. Обычно она удерживалась от преждевременных радости, надежд и упований, предпочитая давать им волю лишь после свершения ожидаемого события, чтобы потом, если событие не произойдёт, не сильно огорчаться. Но на этот раз её чувства вышли из-под контроля, и их с трудом удалось смирить. Рассказывать о своей удаче, пока она не воплотилась в жизнь, то есть в готовую книгу, было бы большой ошибкой, ведь дело могло сорваться, в последнюю минуту ей могли отказать. Как тогда объясняться с теми, с кем поделилась своей радостью?
"Школа - это моя работа, а сочинительство - моя жизнь, и не надо их смешивать, - сказала себе Светлана. - Сейчас я на работе".
Она взяла ключ у охранника и поднялась в кабинет Семаковой. Учительская, как и ожидалось, была заперта и подобраться к журналам, чтобы заполнить хоть один, не было возможности. Чтобы не терять время до начала урока даром, она начала проверять захваченные с собой тетради.
- Приветствую тебя, Светлана Николаевна, - объявила Карасёва, входя. - Опять на замене? Эксплуатируют тебя по полной?
Света не стала рассказывать о приказном тоне Землянской.
- Пришлось выйти снова. Что такое с Марией Витальевной? То говорили, что у неё чуть ли не инфаркт или инсульт, то, вроде, всё обошлось.
- Точно не знаю, но знаю точно, что она не в больнице. А как вы думаете поступить с Шуриком?
Светлана привыкла к своеобразной манере коллеги обращаться к ней то на "вы", то на "ты".
- А как мне с ним поступать? Посмотрю, что случится в следующий раз. Если мне опять станет плохо, то надо думать, что делать. Сейчас ещё рано об этом говорить.
- Я тянуть не стала, а прямо пришла к Землянской и отказалась ходить к нему домой. Я себя уважаю. Или пусть сам ко мне приходит, или пусть ему назначают другую учительницу. В конце концов, в школе не одна я веду историю. Конечно, не всякой матери захочется терять хорошего учителя, но тут уж пусть она выбирает, что ей больше хочется: такой специалист как я или чтобы сын сидел дома. Разумеется, она выбрала меня. Поэтому в субботу Шурик будет приходить ко мне на урок.
- Поздравляю вас.
- Но вряд ли кому-нибудь ещё удастся договориться, чтобы он приходил сюда.
- Вряд ли, - согласилась Светлана. - А мне вернули третий час на математику, поэтому я буду ходить к нему два раза в неделю.
- Вы сегодня не разговаривали с Терёшиной? - спросила Людмила Аркадьевна.
Света подумала, что у молодой учительницы русского языка продолжаются неприятности.
- Нет, - настороженно ответила она.
- А я сейчас встретила её в коридоре. Она ведь должна была вчера идти к Шурику, и меня интересовало, что она почувствовала.
- Что?
- Ей опять стало плохо, ей несколько раз пришлось нюхать нашатырный спирт, чтобы не потерять сознание. Но особенно плохо ей стало, когда по столу прямо к ней пополз таракан. Представляете? Мне не хватало только принести домой их тараканов.
- Значит, сумку нельзя ставить на пол, - решила Светлана. - Надо вешать на спинку стула. Да и туда могут заползти... Неприятное это дело.
- И ещё новость. В одиннадцатый "а" пришёл новый ученик. Поздравляю.
Света не понимала, каким образом Карасёвой первой становится всё известно. И ведь она не была вчера в школе. Появление нового ученика в выпускном классе было неприятной новостью.
- Какой он хоть? Что-нибудь знает?
- Судя по его личному делу, он хорошист. Но учился он сначала в каком-то посёлке у себя на родине, а потом год в сельской школе под Москвой. Не знаю, можно ли доверять этим оценкам. Посмотрим, что он из себя представляет, раз нам нельзя отказаться принять его в нашу школу. Его зовут... Беслан. Что Беслан я запомнила, а фамилию тут же забыла. Сначала его хотели отдать в лицейский класс. А как его принимать сразу в одиннадцатый лицейский? Красовский долго объяснял родителям, что мальчик не сможет там учиться, потому что там углублённая программа по отдельным предметам. Сначала родители настаивали, и тогда он пригласил других учителей, ведущих в лицейских одиннадцатых классах, а те после долгих разговоров предложили устроить экзамен. Тут уж родители уступили. Так что с прибавлением вас.
- Спасибо, - удручённо поблагодарила Света. - Только бы он не примкнул к группе Алаева-Григоряна.
- Вот тогда повеселимся! - согласилась Карасёва.
Тут дверь открылась, и в кабинет вошла его хозяйка.
- Ой, а что это вы здесь делаете? - удивилась Семакова. - Здравствуйте.
- Мария Витальевна, разве вы выздоровели? - ещё больше удивилась Светлана. - А нас тут пугали, что у вас чуть ли не инфаркт.
- Не дождутся такого, - жизнерадостно объявила Семакова. - Скорее это я доведу их до инфаркта, чем они - меня. У меня была очень сильная простуда. Долго не проходило горло. Но вчера меня выписали, и я вновь на своём посту. А до Землянской мне нет дела. Пусть себе говорит, что хочет. Мала ещё читать мне нравоучения. У меня такой опыт работы, который ей вовек не приобрести. Она ещё вздумала меня учить!
- А почему же меня не предупредили, что сегодня вы выходите? - не понимала Света.
- Я была у врача вечером. Вас, наверное, уже не было в школе. Я позвонила Екатерине Ильиничне домой.
- Что же она мне не позвонила и не предупредила, что выход на замену отменяется?
Дверь снова отворилась, и заглянула завуч.
- Вы уже здесь? - спросила она, окинув взглядом присутствующих. - Очень хорошо.
- Алла Витальевна, почему меня не предупредили, что не надо выходить на замену? - обратилась к ней возмущённая Света.
- Не знаю, почему вас не предупредили, - совершенно спокойно ответила та. - Этот вопрос не ко мне. Заменами у нас занимается Екатерина Ильинична. Подойдите к ней и спросите.
"А стоит ли к ней подходить? - подумала Светлана. - Ясно, что она мне ответит. Что совсем замоталась, что света белого не видит, что у неё всё вылетело из головы, и чтобы я не обижалась".
Землянская ушла, как всегда энергичная и бодрая.
- А раз так, то я пойду домой, - решила Света. - А то вдруг окажется ещё какая-нибудь замена.
- Да тебе, Светлана Николаевна, и огорчаться незачем. Ты ведь живёшь рядом.
- Во-первых, я могла бы подольше поспать... - начала Света.
- Это верно. Я чувствую, что совсем не высыпаюсь, - согласилась Карасёва.
- А я за время болезни отоспалась! - похвасталась Семакова. - Никогда столько не спала.
Света решила не доходить до "во-вторых", попрощалась и ушла.
В вестибюле возле охранника сидел Славин.
- Уже закончили работу, Светлана Николаевна? - спросил он.
- Даже не начинала. Представляете, меня заставили в третий раз выйти на замену в мой методический день, а Семакову, оказывается, выписали. И меня даже не предупредили, что не надо приходить.
- Вас это до сих пор удивляет? - спросил Пётр Алексеевич. - А вот меня уже ничто не удивляет. Знаете, как вчера бушевала Дама?
- Нет. А из-за чего она бушевала?
- Я ведь уже не веду ОБЖ, а всего лишь заместитель директора по технике безопасности.
- Я знаю, - согласилась Света.
- Но мне определили не полную ставку, а половину. То есть я работаю здесь на полставки.
- Но вы же в школе с утра до позднего вечера.
- Меня просят то одно, то другое, вот я и задерживаюсь. А Дама, - тут он понизил голос, - на меня вчера с утра накричала. Что-то я не сделал. Притом, когда я разобрался, то оказалось, что это не моя работа, а Синицыной. Правда, было уже поздно, потому что я эти бумаги уже составил. Но я рассердился и решил уйти в положенное мне время. Я же на полставки, значит, должен работать полдня.
- Конечно.
- А Даме понадобилось что-то мне поручить. Я ей спокойно отвечаю, что моё время вышло и я иду домой. Завтра сделаю. Как она разозлилась! Как же она орала! А вы ещё удивляетесь, почему вас не предупредили, что не надо идти на работу. Не беспокойтесь: когда им будет нужно, чтобы вы вышли на работу, они не забудут позвонить.
Охранник засмеялся и сообщил:
- Между прочим, я тоже не должен заниматься выдачей ключей, следить, чтобы расписывались в журналах. Я всё это делаю по доброй воле и в любую минуту могу отказаться. Пусть попробуют на меня прикрикнуть - пожалеют.
"А ведь можно умереть со скуки, если вот так целыми днями высиживать в вестибюле без всякого дела, - подумала Светлана. - Недаром ещё ни один охранник не отказался выдавать ключи и журналы. Хоть какое-то развлечение".
Она вышла из школы. Зайти бы в магазин, но ещё слишком рано. Кроме "Седьмого континента", все магазины закрыты. Придётся идти прямо домой.
"А ведь издадут мою книгу!" - вспомнила она, и ей показалось, что от неё сразу отступили все неприятности.
Света шла к дому, а Полетаев в то же самое время шёл от дома, выйдя на ежедневную прогулку. Он увидел её издали и не знал, то ли ему свернуть в сторону, чтобы не встретиться с неприятной женщиной, то ли выполнить взятое обязательство и лишний раз поговорить с ней, чтобы ещё чуть-чуть продвинуть дело Валеры. Победил долг, и он продолжил путь. Однако заговорить с соседкой он не смог, потому что её остановила какая-то женщина и принялась что-то ей говорить. Вмешиваться было неудобно, но он уже настолько приблизился к предмету своих забот и огорчений, что теперь было уже невозможно избежать встречи. Однако Светлана Николаевна оказалась так занята разговором, что совершенно его не замечала. Подумав, старик ограничился полупоклоном, прошёл мимо, но остановился, привлечённый темой беседы. Он никогда не подслушивал чужие разговоры, его никогда и не тянуло подслушивать, а сейчас он встал так, чтобы не бросаться в глаза, сделал вид, что рассматривает содержимое газетного киоска, и, нарушая все правила приличия, обратился в слух.
- ... его ведь даже невозможно заставить записывать то, что мы решаем, - говорила Светлана Николаевна. - Если я стою рядом, то он начинает крутить в руках ручку, но не притрагивается к тетради. "Стёпа, ты собираешься писать?" - "Конечно, Светлана Николаевна! Я уже пишу". Но на этом дело и заканчивается. Он "уже пишет", но записи так и не появляются. И сколько не стой рядом с ним, он так и будет повторять, что "уже пишет".
- В кого он такой? - удивлялась женщина, произнося слова правильно, но с акцентом. - Старшая дочь учится прекрасно. Младший сын в этом году пошёл в первый класс, и ему очень нравится. Он с удовольствием рассказывает, как там интересно.
- Он в нашей школе? - спросила учительница.
- Нет, мы его отдали в английскую школу. Там и дочь учится. Стёпу мы сюда перевели, потому что хотели сделать его врачом... Ладно, скажу честно: у него там появились очень нехорошие друзья. Мы хотели, чтобы он с ними не учился вместе. А он ни там не учился, ни здесь не учится.
- А с друзьями перестал встречаться?
- Перестал. Если встретятся на улице, поздороваются и идут каждый к себе.
- Следите за ним, заставляйте делать домашние задания. Сажайте рядом с собой, если по-другому не получается. А что ещё можно сделать?
- Он и рядом со мной ничего не делает. Я не работаю, поэтому могу следить, что он делает. Но он же у меня не один. У меня трое детей. Я не могу всё время заниматься только им. Вы говорите, что вам он отвечает: "Уже пишу". Вот и мне он так отвечает. И ещё говорит, что им ничего не задают.
- Только по математике?
- Нет, не только. Ему по всем предметам ничего не задают. "Стёпа, где у тебя тетрадь по русскому языку?" - "А нам сегодня ничего не задали". И в дневник он ничего не записывает. Я пробовала смотреть домашние задания в электронном журнале, но они там появляются слишком поздно. А когда они там есть, то Стёпа говорит, что в классе проходят совсем не то. Не знаю, как разобраться.
Полетаев видел, что Светлане Николаевне неловко говорить на эту тему. Видно, она могла бы объяснить, почему происходит путаница, на которую жаловалась мать Стёпы, но ей мешало какое-то соображение. Может, дело в так называемой профессиональной этике? Или не всем родителям можно это объяснить. Владимир Михайлович был связан со школой не только в собственное детство, когда многое кажется совсем не таким, каким оно было на самом деле, а ещё и в детство Толи и помнил, какие странные претензии предъявляли некоторые родители на родительских собраниях. Разве таким людям можно объяснять всё начистоту? Не так поймут, переврут, да ещё в таком вот перевёрнутом виде разнесут по знакомым.
- Вот я и хочу попросить вас в конце каждого урока записывать моему Стёпе домашнее задание в дневник.
Полетаев замер. Такого он не ожидал.
Светлана вспомнила, как возмущалась Серёгина, когда однажды она рассказала ей о подобной просьбе, а с такими просьбами к Свете обращались каждый год по несколько родителей. "Вы должны уметь останавливать таких родителей! - внушала Мария Александровна. - Так и отвечайте, что у вас в классе двадцать девять, а то и больше человек, и вы не можете каждому записывать домашнее задание в дневник". Света никогда не решалась применить эту фразу. Она прекрасно понимала стоящую сейчас перед ней женщину, у которой было трое детей, которая была сосредоточена только на них и не представляла, что учитель разрывается между тремя десятками таких вот Стёп. Но каждый раз, когда приходилось отказывать, Света чувствовала ужасную неловкость.
- Вы меня извините, - сказала она. - Я бы с радостью, но я попросту забуду это сделать. Во время урока приходится за стольким следить, о стольких вещах думать, что всё остальное просто вылетает из головы. Я вспомню, что Стёпе надо записать домашнее задание только в конце дня, когда кончатся уроки. Когда у меня было классное руководство, я советовала родителям, чьи дети не записывают домашнее задание, поговорить с несколькими ответственными девочками и попросить у них номера телефонов, чтобы по очереди им звонить. Только обязательно по очереди, потому что ежедневные звонки одному человеку - это слишком утомительно и может надоесть. А на таких условиях никто никогда не отказывал. Для меня этот класс новый, поэтому я не знаю, каких детей вам порекомендовать. Вы знаете их лучше.
- Я их совсем не знаю, - сказала мать Стёпы, не очень довольная таким советом.
- Подойдите к классному руководителю, объясните, что вы хотите. Она очень хорошая женщина и обязательно вам поможет. Но просите о помощи не одну девочку, а трёх-четырёх.
Свете показалось, что женщина собирается продолжить упрашивать её записывать Стёпе домашние задания или, что ещё хуже, попросит разрешения звонить самой Светлане, поэтому сделала вид, что торопится.
- Ох, извините, я должна бежать, а иначе опоздаю. До свидания.
Полетаев рассмотрел досаду на лице матери ленивого мальчика, но ему была интересна Светлана Николаевна, а не эта женщина. Он ускорил шаг, чтобы догнать соседку. Теперь он не чувствовал скованности.
- Светлана Николаевна? Здравствуйте, - начал он разговор. - Вы в школу или из школы?
- Здравствуйте, - ответила Света. - Из школы. Закончила уроки, ещё не начав их.
- Как это понимать?
- Я должна была в свой выходной выйти на замену вместо больной учительницы, но оказалось, что её вчера вечером выписали, поэтому я не нужна. А куда так рано идёте вы? Читать лекции?
- Нет, я ходил гулять. Я уже в таком возрасте, что нужно думать о здоровье. Для таких, как я, часовая прогулка - лучшая гимнастика.
- Какой вы молодец. А когда я выйду на пенсию, я, наверное, так и засяду дома. Я ужасно ленива.
- Это вы сейчас так говорите, потому что вам некогда лениться. А как появится много свободного времени, то задумаетесь, как его лучше использовать. Но обязательно каждый день ходите пешком. Я и своему Анатолию заранее это внушаю. Я ведь не знаю, доживу ли до этого времени.
- Будем надеяться, что доживёте, - сказала Светлана, подумав, что в таких случаях не знаешь, как лучше ответить.
- Светлана Николаевна, вы уж меня извините, - начал Полетаев, - но я проходил мимо, когда вы разговаривали с матерью вашего ученика, и кое-что услышал.
Было бы очень трудно объяснить, каким образом он столько услышал, всего лишь проходя мимо, но Света не думала об этом и не пыталась его об этом спрашивать. Она испытывала стыд из-за того, что сосед может подумать о ней плохо.
- Понимаете, в каждом классе не меньше двух-трёх человек не записывают домашние задания, а дома говорят, что им ничего не задавали. Ко мне обращаются некоторые родители с просьбой подходить к их детям и записывать домашние задания им в дневники. Не скажешь, что таких родителей много, но встречаются. Эта женщина просила меня о том же. Я рада ей помочь, но не могу. На уроке времени нет, и думаешь совсем не об этом, а после урока такая суета, что всё вылетает из головы. Столько всего надо успеть! Если ей пообещать, то придётся вылавливать Стёпу, чтобы записать ему домашнее задание, а это трудно сделать, потому что надо ещё выяснить, где он может находиться. Но у меня в это время другие классы, и надо заниматься другими детьми. А то и вовсе вспомнишь о том, что не записала ему домашнее задание, когда уроки уже закончатся. Что тогда делать? Звонить этой женщине? Мне надо проверять тетради, а не разговаривать по телефону... Владимир Михайлович, я сказала что-то смешное?
- Сказали, - согласился Полетаев. - Но не сейчас, а вчера. Вчера вы прочитали небольшую лекцию о том, как бережно учителя должны относиться к своему времени и как надо разговаривать с родителями, чтобы они это время не занимали, но сегодня...
- Не только сегодня, - призналась Светлана и тоже засмеялась. - Вчера я говорила очень правильные вещи. В этом вы не сомневайтесь. Но что делать, если я не могу оборвать человека на полуслове? Я и то прекратила разговор раньше, чем обычно.
- А говорили, что у вас жёсткий характер, - напомнил старик.
- Одно другому не мешает. Можно иметь очень жёсткий характер, но не уметь побудить родителя уйти вовремя. Раз уж вы вспомнили о вчерашнем дне, то скажите, рубашка осталась цела или Дик её всё-таки порвал?
- Цела. Это такая крепкая ткань, что её и лев не разорвёт, не то что ваш Дик. Об этом вы не беспокойтесь.
Они дошли до подъезда. Их никто не остановил. Старушки ещё не собрались на обычном месте, а Алевтина Ивановна, наверное, ещё спала или только что встала. Полетаеву и хотелось бы продолжить разговор, и в то же время он боялся, что покажется навязчивым. Сегодня он итак уже достиг того, о чём даже не мечтал, а всё благодаря случайной встрече и подслушанному разговору. Неприятная женщина оказалась приятной, жёсткий характер - прикрытием, за которым пряталась нерешительность и застенчивость. Разумеется, в каждом человеке собрано и хорошее и плохое, но старик теперь знал, что может без опаски обратиться к Светлане Николаевне. Жалеть Валеру из-за его выбора он уже не будет, а при следующем его посещении или в разговоре по телефону он сможет похвастаться достигнутым успехом.
- Я проводил вас до дома, - сказал он своей спутнице, - а теперь пойду на свою часовую прогулку.
Владимир Михайлович ушёл в отличнейшем расположении духа, а Света поднялась на свой этаж. Она тоже была довольна. Во-первых, рубашка уцелела, во-вторых, о противном Анатолии не было сказано ни слова и есть надежда, что этот человек не знает о том, что одна из ненавистных ему собак трепала его вещь, и, в-третьих, у приятного соседа, услышавшего её разговор с матерью Стёпы, не осталось впечатления, что она из вредности отказалась записывать мальчику домашние задания.
- Дорогие мои, это я, - сказала она растерявшимся от радости питомцам. - Сегодня я весь день дома.
Сначала кот и собака отнеслись к этому сообщению настороженно, но увидев, что хозяйка сняла пальто и ботики, наконец-то поверили своему счастью и выразили его весьма бурно.
- Раз вы такие хорошие, то выпьем кофе, - решила Светлана. - Я пью кофе с помадкой... Какая раньше была помадка! Если бы вы знали, какую вкусную помадку покупала нам с братом бабушка в магазине при гостинице "Украина", вы бы отвернулись от вот этой. Но раз вы не застали вкусные времена, то получайте то, что доступно. Держи, Дик. Базиль, неужели ты тоже будешь есть? Котам не пристало питаться помадками. Ты позоришь своё кошачье племя. Ну, если уж так хочешь, то ешь.
Базиль был самодостаточным котом и не интересовался чужим мнением о своей особе, поэтому делал то, что хотел, а не то, что полагалось ему по происхождению. Он сжевал сладкую помадку, не поморщившись. При этом он громко урчал, чтобы отпугнуть Дика, если тому вздумается присвоить её себе, а пёс делал такие попытки, вставая на задние лапы, упираясь на стол и подпрыгивая. Вспрыгнуть на стол собака не решалась из-за присутствия хозяйки.
"А ведь Бешеный будет мечтать пить кофе в хорошей компании после того, как увидит, как уютно сидят вместе капитан и старик, - пришло Светлане в голову... - Надо включить это в роман. Прямо сейчас, а то впечатление померкнет. А потом, когда он станет владельцем своего судёнышка, он воплотит эту мечту в жизнь. Но это будет уже в другой книге... Как жаль, что я не проверила все тетради вчера! Но, с другой стороны, вчера я была занята договором".
- Представляете, друзья, мою книгу напечатают! - обратилась она к питомцам.
Светлана сначала поработала над той главой, где её герой застал мирное кофепитие, а потом открыла электронную почту. Пока ничего интересного там не было. Зато в их литературном сообществе началось неожиданное оживление. Оказывается, одной из их писательниц поступило такое же предложение, как ей, но, в отличие от Светы, она не подозревала в нём какой-то ловушки и с гордостью оповещала о своём успехе. А по Скайпу Светлане пришло сообщение, что канадское издательство почтило своим вниманием ещё человек пять. Ей понравилось, что эти писатели оказались скромными и не стали хвастаться во всеуслышание. Но это известие заставило её задуматься. Российские издательства отказывались печатать книги неопробованных авторов, а канадское - зазывает их к себе. Приятно, что Свету включили в список избранных, книги которых хотят напечатать, но если только в их сообществе таких избранных человек семь, то сколько же их наберётся вкупе?
Лишь на следующий день она стала понемногу постигать новый вид книжного бизнеса. Ей пришёл ответ из издательства с макетом обложки её книги, кое-какими данными и установленной ценой за каждый экземпляр. В пересчёте на рубли по тогдашнему курсу сумма оказалась громадной. Едва ли кто захочет заплатить семьсот рублей за книжку в двести сорок страниц в мягком переплёте, которую нигде не рекламируют и текст которой можно бесплатно скачать в любой электронной библиотеке. Светлана решила, что издательство рассчитывает, что авторы сами будут заказывать и покупать у них книги. Хорошо было лишь то, что роману давался ISBN. Началась активная переписка по Скайпу с "избранными". К подобному же мнению пришли почти все.
Теперь перед Светой встала проблема, заказать ей парочку экземпляров своей книги или не стоит. Она посоветовалась с Аней, попросив её держать всё в секрете.
- Да ты что! - воскликнула та. - Это же твоя первая напечатанная книга! Конечно, закажи! Это же так интересно! Я вообще ничего не читаю, но какой-то твой рассказ прочитала и даже оставила отзыв. Обязательно закажи. Цена, конечно, жуткая... Я, наверное, не решилась бы выложить столько денег.
Светлана заказала четыре экземпляра. Деньги нужно было переслать переводом, а за перевод тоже платить, поэтому её четыре экземпляра обошлись ей почти в тысячу рублей каждый. Но когда книгу печатают впервые, то можно пойти на многие жертвы.
Однако хоть писательская деятельность составляла большую часть её жизни, была ещё деятельность учительская. Когда она в среду пришла в школу, именно эта сторона её жизни затмила всё остальное. Светлану беспокоило появление нового ученика в выпускном классе. С какими знаниями он окажется? Сумеет ли сдать ЕГЭ? Даже если он перешёл бы в их школу во втором полугодии или в четвёртой четверти, всё равно за его двойку на экзамене будут отвечать не его прежние учителя, а тот учитель, к которому он пришёл.
Когда Свете повстречался Красовский, она не удержалась от вопроса:
- Алексей Геннадьевич, что у вас за новый ученик? Почему он поменял школу в выпускном классе?
- Родители говорят, что они переехали в Москву, а в прежнюю школу было бы слишком далеко ездить. Но он и в той школе учился чуть больше года. Не знаю, что за жук такой. Он попал как раз к самостоятельной по химии. Ничего не написал. Может, они ещё не проходили эту тему, а может, они прошли мимо неё. Он же только вчера пришёл, поэтому ничего определённого сказать нельзя. А они ещё хотели определить его в лицейский класс! Надеюсь, что он не выберет ЕГЭ по химии.
Красовскому было хорошо на это надеяться, а экзамен по математике обязаны сдавать все дети без исключения. Поэтому, когда начался урок в любимом одиннадцатом "а" классе, Светлана с особым интересом посмотрела на нового ученика. Он был невысок ростом, с тёмными волосами, достаточно миловидным лицом. А ещё он был очень вежлив, она бы сказала, преувеличенно вежлив, что её сразу насторожило. Она давно убедилась, что всё неестественное прячет за собой свою противоположность. Она терпеть не могла слащавую приветливость, делано-приятные или чересчур сладкие голоса. В самом деле, каким же должен быть у человека естественный голос, если его требуется скрывать? Вот и чрезмерная вежливость нового ученика ей не понравилась. Как-то она вычитала у Конана Дойля замечание Шерлока Холмса о жестоком преступнике, за которым он охотился, что он, как истинный южанин, умеет быть чрезвычайно любезным. Света имела дело не с преступниками, а с детьми, никто из которых, как она надеялась, не станет в будущем преступником, но разделяла мнение великого детектива о южанах. Каждая национальность имеет свои особенности, и она предпочитала русскую прямоту отдельных грубиянов, а не показную учтивость, которая в любую минуту может обернуться вспышкой злости.
- Беслан Макаов, - прочитала она.
- Это я, - откликнулся мальчик. У него был сильный акцент.
- По каким учебникам ты занимался в прежней школе?
Светлане пришлось показать обложки учебников по алгебре и геометрии, и, к её радости, выяснилось, что именно по ним учился мальчик. Значит, программа была той же самой.
Она не стала в первый же день вызывать к доске нового ученика. Надо дать ему время освоиться, привыкнуть к новому учителю, к новым требованиям. Но от математического диктанта она его не освободила.
- Вы в своей школе писали математические диктанты? - спросила она.
- А такие бывают? - недоумевал мальчик. - Это же не русский язык.
Светлана объяснила ему, что надо делать на математическом диктанте.
- И не отвлекаться! - предупредила она. - Я диктую только один раз. Если прозеваешь, не переспрашивай, а жди следующего примера. Сейчас пиши на листочке, а потом принесёшь тетради для самостоятельных и контрольных работ по алгебре и геометрии.
Дети давно привыкли к диктовке, а Беслану пришлось нелегко. Он не мог понять, что, раз задания не записаны на доске, нельзя отвлекаться и пропускать диктовку примера из своего варианта. Светлана считала математические диктанты очень полезными, потому что они учили собранности и не давали расслабляться, и приучала к ним детей с самого начала. Те, кто учился у неё с пятого класса, быстро привыкали к ним и не просили повторить уже продиктованный пример. Зато те, кто переходил к ней из другой школы, от учителя, который не увлекался диктантами, сначала терялись.
- Почему ты не пишешь? - спрашивала Светлана нового ученика. - Я диктую твой вариант.
Но почему-то Беслан не бросался записывать, а сидел, озираясь на усердно строчащих детей, и чего-то ждал.
- Второй вариант. Задание пятое... - диктовала учительница.
- А вы повторите первый вариант, - потребовал мальчик.
- Записывать надо было! Тебя же предупреждали! - зашикали на него. - Не мешай!
- А вы должны повторить, - заявил Алаев.
- Учитель обязан... - начал Григорян, но умолк, увидев кулак Кошкина.
Беслан демонстративно отодвинул от себя тетрадь, показывая, что не собирается писать, пока не выполнят его просьбу.
- Получишь двойку, - пригрозила Светлана. - Пиши следующий пример, а этот пропусти.
- Я так не привык.
Уступать было нельзя, потому что было ясно, что мальчик решил подкорректировать порядки, бытовавшие в этом классе.
- Привыкай! - сказала Оксана, не поднимая глаз от тетради.
Светлана продолжала диктовать. Беслан отодвинул от себя листок и сложил на груди руки.
- Первый вариант положил ручки и сдаёт тетради, - сказала Светлана, учитывая, что дети, пишущие второй вариант, позднее получили задание. - Теперь второй вариант... Никаких поблажек! Считаю до трёх. Раз... Два... Вот так-то лучше.
Свете хотелось поговорить с новым учеником после урока, только требовалось так подобрать слова, чтобы сделать это побыстрее, ведь надо было успеть сдать один ключ, получить другой и в новом кабинете приготовить доску к следующему уроку.
- Беслан, задержись, пожалуйста, - велела она.
Мальчик и сам хотел задержаться.
- Вы неправильно делаете, - начал он. - Ни в одной школе этого не делают. Какой-то математический диктант! Я о таком даже не слышал.
- Беслан, ты уже взрослый человек, заканчиваешь школу. И мне кажется, что ты умный человек, - сказала Света.
Мальчик, против воли, расслабился.
- Ты ведь понимаешь, что в каждой школе свои порядки. Даже стиль одежды разный. Ты это заметил?
- Да. У нас можно было ходить в джинсах.
- А у нас нельзя. И каждый учитель работает по-своему. Даже в одной школе все учителя работают по-разному. Ваша прежняя учительница не давала математические диктанты, но это не означает, что их не должны давать все. Ты заметил, что никто из детей не возмущается, если я отказываюсь повторить? Потому что они уже давно привыкли, что слушать надо внимательно и нельзя отвлекаться. Есть поговорка: в чужой монастырь со своим уставом не ходят...
- Что?
- Это означает, что если человек приходит в общество, где существуют свои правила, он должен им подчиниться и не имеет права навязывать собственные условия. Ты пришёл в новый коллектив. Это очень сильный класс. Присматривайся, как ведут себя дети, не противопоставляй себя им. Привыкай к новым порядкам. Чем быстрее ты их усвоишь, тем тебе будет легче. Почему ты перестал писать диктант? Бросил ручку, развалился на спинке стула, как на диване... Если пропустил пример, дорешай или проверь предыдущий, а потом пиши следующий. Так делают все. Я очень редко повторяю примеры, только если они трудные и легко что-то упустить. А сегодняшние были короткие. Диктанты учат внимательности и собранности. Это полезный вид проверки знаний. На первый раз я не поставлю тебе оценки, но только на первый раз. Надеюсь, что на следующем диктанте ты будешь старательнее всех и напишешь на пятёрку.
- Постараюсь, - согласился мальчик.
- Какая оценка была у тебя по алгебре в прошлом году?
- Четвёрка. Я хотел пятёрку, но не получилось.
- А по геометрии?
- Тоже четвёрка.
- Видишь, какой ты молодец. Старайся и в этой школе учиться не хуже.
Света попрощалась с Бесланом и заперла кабинет.
- Светлана Николаевна, - обратилась к ней Маша Коренная.
Света сочувствовала этой девочке, на долю которой выпало в таком юном возрасте ухаживать за умирающей матерью и полубольной тёткой. Теперь у неё осталась только тётка. Но на ЕГЭ рассматривают безымянные работы, а не причины, по которым девочка пропустила материал двух классов.
- Маша, я очень спешу, - сказала Светлана. - Что ты хотела?
- Я теперь занимаюсь с репетитором, - похвасталась девочка. - Уже месяц. Он не просто учитель, а университетский преподаватель.
- Это очень хорошо, - ответила Света, потому что ничего другого ответить не могла.
Она не любила, когда дети брали репетитора из институтских преподавателей, потому что обычно те не разжёвывали материал, как школьные учителя, а попросту решали примеры вместе, а чаще вместо ребёнка.
- Я хочу показать вам вот это. Смотрите, как красиво. И это ещё не всё. Семён Борисович сказал, что мы будем строить графики, где... ну, вот такие, где и игрек по модулю, и икс, и ещё модули в середине.
Светлана перелистала аккуратный альбом с листами из миллиметровки, где, действительно, очень красиво были расчерчены сложные графики, которые проходят только в математической школе. Ясно было, что сама девочка начертить их не могла.
- Маша, ты хочешь сказать, что весь месяц вы занимались этими графиками?
- Да. Семён Борисович удивлялся, почему меня им не научили.
- А этот Семён Борисович знает, что такое ЕГЭ и какие задания даются на экзамене? Он вообще-то держал в руках хоть один сборник с типовыми заданиями?
Девочка растерялась.
- Видишь ли, такие графики не проходят в обычной школе. Это материал математической школы. А на экзамене графиков вообще не будет. Я сама люблю строить графики. Это очень красиво, и чем они сложнее, тем приятнее их чертить. И тебя это занятие тоже увлекло. Но оставь его до лучших времён. Окончишь школу и рисуй их для души. А сейчас тебе надо ускоренными темпами готовиться к ЕГЭ. Ты очень много пропустила, а остальное забыла. Тебе надо повторять школьную программу, начиная с... как минимум с шестого класса. Ты же всё забыла. Я советую тебе взять не институтского преподавателя, потому что он не знает школьной программы и не умеет объяснять так, как объясняют в школе, а школьного учителя или хотя бы студента педагогического института. Только учти, что на занятиях тебе должны сначала объяснить тему, а потом не решать с тобой вместе, а заставлять решать тебя саму. Именно ты должна решать, а не репетитор. Он должен только помогать тебе, если потребуется, или указывать на ошибки. Если он сам будет за тебя решать, то прощайся с ним и не трать на него ни денег, ни времени. Хороший репетитор должен добиться, чтобы ты сама научилась решать хотя бы самые лёгкие примеры. Тебе нужно сдать ЕГЭ, получить хотя бы тройку.
Маша слушала растерянно.
- Значит, вот этого на экзамене не будет? - спросила она.
- Не будет. Вы же покупали сборники. Перелистай их. Есть там графики?
- Зачем же он со мной этим занимался?
- Не знаю, зачем. Может, ему самому нравится чертить графики. Ясно одно: он не имеет представления, чему учат в школе, и не сможет подготовить тебя к экзамену.
- Хорошо, что вы предупредили. Я скажу тёте.
У Светланы в голове забрезжила догадка.
- Маша, твоя тётя не была на родительском собрании. А перед собранием она подходила к директору?
Маша смутилась.
- Да. Семён Борисович так возмущался, что меня не научили чертить графики...
- Всё понятно. Но сейчас я должна бежать. Ещё раз даю тебе совет: никаких преподавателей или профессоров. Только школьный учитель или студент педвуза. И решать примеры должна ты, а не они.
Времени от перемены не осталось. Светлана только успела сдать ключ и взять другой, как прозвенел звонок. На второй этаж она неслась с неподобающей учителю скоростью, боясь только одного: что по пути ей встретится Землянская. Но всё обошлось, и урок в седьмом классе она начала всего с минутным опозданием.
На следующей перемене Светлана подошла к Серегиной.
- Мария Александровна, вы помните, как перед родительскими собраниями вас вызвали Дама и Землянская и говорили насчёт графиков, интегралов и теории вероятностей?
- Помню. Какие графики? Зачем они на ЕГЭ?
- Тайна графиков раскрыта. Всё оказалось очень просто.
И Света рассказала про репетитора, который не знал, что же проходят в школе.
- И ведь родителям не вдолбишь, что не надо увлекаться академиками! - с возмущением сказала Серёгина. - Они считают, что чем выше звание у репетитора, тем лучше их ребёнка приготовят к экзамену. А эти профессора не умеют учить. Они привыкли читать лекции, а не объяснять. Ведь мы, школьные учителя, похожи на попугаев: каждый урок повторяем одно и то же по несколько раз. Разве профессор будет это делать?
- Но почему Дама не сказала, кто к ней приходил с жалобой? Мы бы сразу во всём разобрались. Может, тогда и девочке не пришлось бы тратить месяц на совершенно не нужные ей графики.
- Директор здесь ни при чём. Здесь командует Землянская, - возразила Серёгина.
- А ей-то зачем такая скрытность?
- Не понимаю. Но мне всё это очень не нравится.
Идя по коридору в следующий кабинет, Светлана встретила саму Землянскую. Сначала она задумалась, рассказывать ей об открытии или нет, но решила, что будет лучше рассказать.
- Алла Витальевна, я сегодня случайно выяснила, кто приходил к вам и Зинаиде Фёдоровне с жалобой на то, что я не даю графики.
Завуч, по-видимому, тоже была охвачена сомнениями, выслушать учительницу или нет, но причин для отказа у неё не оказалось, поэтому она остановилась и выжидательно на неё посмотрела. Светлана рассказала о девочке, её семейном несчастье, о репетиторе, и, как следствие, о тёте, которая поверила этому репетитору.
- Так что, к счастью, всё выяснилось, - закончила Света. - Жаль, что Маша потеряла целый месяц зря. О деньгах уже не говорю.
- Возможно, - согласилась Землянская. - Но заметьте, что уже два родителя приходили на вас жаловаться. Эта женщина и та, которая была недовольна, что вы не готовите детей к ЕГЭ.
- Не готовлю к ЕГЭ? - не поняла Света. - Вы имеете в виду мать Веры Смирновой? Так ведь она хотела, чтобы я дала её дочери материал математической школы. Разве это возможно?
- Конечно, невозможно, - согласилась завуч. - С этим я не спорю. Но две жалобы - это слишком много. Постарайтесь работать так, чтобы на вас больше не жаловались.
"Не понимаю, - подумала Светлана, повторяя слова Серёгиной. - И мне тоже всё это очень не нравится".