Аннотация: путешествие в Италию из цикла рассказов Мы и заграница
Итальянские зарисовки
Криминская Зоя
Основные действующие лица
Мы с мужем, муж работает в институте, я на пенсии.
Наша дочь Катерина, замужем, мать троих дочерей, в настоящее время не работает.
Ее муж и наш зять Валера, предприниматель, основной спонсор поездки.
Настя, Соня, Аришка - их дочери, 14, 8, и 1,4 года, соответственно.
На эпизодических ролях служащие аэропорта, пассажиры лайнеров, официанты в ресторанах, таможенники, встречные на улицах.
* * *
Предыстория
Семья дочери решила выбраться этим летом на море.
Море манило девочек. Они слышали шелест волн, запах соленой воды, вспоминали чудесную истому во всем теле, когда, накупавшись, растягиваешься на берегу под палящими лучами знойного южного солнца.
Катя колебалась. Малышке не было и двух лет, а теория выращивания детей средней полосы гласит, что юг до трех лет нежелателен.
-Аришке тоже хочется покупаться. Ей понравится, я уверена,- убеждала маму Соня.
Папа Валера поддержал старших дочерей, и мама сдалась.
Ближайшие южные моря Черное и Средиземное, всего-то два, но мест для отдыха на них видимо-невидимо.
Катя предлагала посетить Кипр или Грецию, цены там были умеренные, но девочки и муж хотели в Италию.
-Ты, мамочка, уже была в Италии, а мы нет,- отстаивали свою позицию дочери.
-Пять лет учишь итальянский язык, ездила во Флоренцию якобы совершенствоваться в итальянском, вот я и посмотрю, как ты его выучила,- поддержал дочерей Валера.
И Италия была выбрана большинством голосов.
В квартире появились книжки об итальянских достопримечательностях, а Катя стала названивать в турагенства и обсуждать возможные варианты поселения.
Так возник дом на берегу Тирренского моря в приморском городке Террачина.
Дом был рассчитан на шестерых, а их было пятеро. Я, как хищник в засаде ждала, чем закончатся Катины поиски, и сейчас у меня появилась надежда, что можно будет приехать на халяву на несколько дней к дочери и тоже хоть одним глазком посмотреть на Италию.
Ирина, агент турагенства, организовавшая съем дома, узнала, что хозяева не возражают, если в их доме поселится на несколько дней еще парочка человек.
И мы договорились, что прилетим в Рим через неделю после Кати с семьей.
* * *
Пути-дороги в солнечный рай
-Итальянское посольство,- сказала дочь Катя с видом опытного, уже натерпевшегося человека,ќ- очень стабильно в своей непредсказуемости: никогда не знаешь, какие документы для визы они потребуют через неделю.
Фраза эта прозвучала, когда Алешке, понадобилась еще одна справка с работы: уже не из отдела кадров, где было указано, что работает, получает, и имеет отпуск на то время, на которое просит визу, а из бухгалтерии.
- Ну, понятно же, что не может он кормить тебя и еще развозить по Европе на те шесть тысяч рублей оклада, которые указаны у него в справке.
-Это еще понятно,- согласилась я,- но зачем им копия с внутреннего паспорта, если у них есть наши заграничные?
-А прописка?ќ И вообще мама, ну что ты в первый раз выезжаешь?
Все это мытарства с документами я вспоминала сейчас, в жуткую полуденную жару Италии, сидя на своей зеленой дорожной сумке одна одинешенька, без копейки денег и без документов. Рядом со мной стоял наш набитый непонятно чем черный чемодан и зеленая сумка. Все это, я, чемодан, и сумка находились на шестом этаже здания, рядом с римским аэропортом.
Где-то гудели самолеты, а здесь было относительно тихо, и совершенно пустая и ровная асфальтовая поверхность крыши несла на себе только пять автомобилей, и ни один из них не имел номера, помеченного на бирке ключей от машины, виданной Алешке в бюро проката, или как оно там по-итальянски называется.
Когда мы выяснили, что все машины нам не подходят, я не только не расстроилась, а была даже удовлетворена: я ни одной минуты не надеялась, что все будет в порядке, и все время ждала какой-нибудь неурядицы. Утвердилась я в мысли, что мы делаем что-то не то, когда лифт отказался везти нас на последний, шестой этаж, и Алешка, чтобы добраться, просто заклинил кнопку и держал ее, пока мы не добрались.
Те трудности при подъеме, которые встали на нашем пути и с которыми мой муж успешно справился, указывали на то, что мы едем не туда. Не на каждом шагу в Италии встречаются инженеры-физики по образованию, а еще корнями с Урала, которые могут проявить такое завидное упорство и смекалку во время подъема на лифте, а значит, мы едем туда, куда никто не ездит, и, вероятно, не найдем там того, что нам надо.
Вообще, первая встреча с Италией вовсе не походила на встречу с древним Римом, или с эпохой Возрождения и фрески Рафаэля не мелькали перед глазами, когда мы целый час обивались в аэропорту, дожидаясь, когда нам выдадут багаж.
После двадцатиминутного напряженного вглядывания в транспортер, который должен был везти багаж с нашего рейса, и на котором крутилась тройка чемоданов, табло виновато замигало и сменило номер рейса.
Мы расслабились.
-А у тебя евро есть?- спросила я мужа.
-Нет, я забыл поменять.
-А как же мы без копейки?
Я взяла у мужа двадцать долларов и направилась к будке со знакомой надписью "change".
Курс указывался один и три, но когда я подала двадцать долларов, мне выдали только десять!
Я запротестовала всеми силами своего английского!
Вай оунли тен? Е курс из ван фри. Вай оунли тен?
Толстый итальянец-кассир совершенно не смотрелся, как пойманный с поличным. Он тыкал пальцем в чек, который был у меня в руках, и утверждал, что там все написано.
Очки мои были сданы в багаж, увидеть я ничего не могла; я в сердцах по-русски сказала итальянцу, что это настоящий грабеж среди бела дня, и удалилась с десятью евро жаловаться мужу. Подлец-итальянец, с моей точки зрения, должен был быть мне премного благодарен, что я в такой ситуации так мягко его обругала.
Мужа я нашла на том же самом месте, где мы расстались, что само по себе было так невероятно, что радость от встречи заслонила огорчение от грабительского обмена.
Радовалась я недолго.
Верный своим привычкам, Алексей потерялся в следующие полчаса, так как в городе Алексей исчезает также быстро, как между елками в нашем Подмосковном лесу.
Вот только что мелькал тут, - и уже нет. И испарился он, конечно, в тот момент, когда я, проявив свой максимум английских знаний, выяснила, что наш багаж уже фифтин минитс подают, просто не на том транспортере, возле которого мы стоим.
Сердито фыркнув, я подумала, что не стоило лететь за бешенные деньги из Москвы в Рим, чтобы попасть в такую неразбериху, какой хватает и в Москве.
Я оглянулась, надеясь увидеть мужа, который был за моей спиной, чтобы сообщить ему радостную весть о возможности получить, наконец, багаж.
Но за те две минуты, что я говорила со служащим, муж бесследно исчез. Исчезли из поля моего зрения и все примелькавшиеся за три часа перелета лица московских пассажиров.
Я стояла в толпе в своей шляпе с полями, одинокая на огромном пространстве аэропорта, забитого народом.
И я поступила так, как поступаю в таких случаях, когда Алексей удирает от меня в лесу.
Я закричала во всю силу своих легких:
-Лешаааа!
Звук ааа жалобно звенел, но никакого отзвука не последовало.
-Лешаааа, - еще раз попробовала я, но мой одинокий слабый голос тонул в гаме людей и шуме кондиционера, рокоте моторов отлетающих и приземляющихся самолетов и угасал на расстоянии не более двух метров от меня.
Я замолкла, продолжая глазами выискивать мужа среди снующей толпы.
-Ну что, идем, что ли?!- раздалось под ухом. Я обернулась и увидела Алексея с нашим багажом в руках.
Потом мы долго и нудно тащились по коридорам-переходам с движущимися лентами транспортеров, на которых по-итальянски советовали что-то не делать, но что именно, было непонятно, и мы поступали, как нам было удобно, и ставили багаж на транспортер.
На каждом перекрестке мы вертели головой, выискивая названия агентства по аренде автомобилей. Мы выискали из всех надписей ту, что больше всего походила на название фирмы, названной нам в Москве, и теперь стремились к ней. На шестом пролете мы выползли на перекресток и обнаружили, что фирма исчезла.
Мы тщательно прочитали все три вывески, которые висели над нашими головами, но, увы.
-Как же так, - возопил Алешка, - этого не может быть,- и мы минуты две стояли в ступоре, не понимая, что нам теперь делать, и какой Иван Сусанин издевается над бедными туристами. Наконец, я додумалась оглянуться назад и увидела, что бюро находится там, откуда мы приехали.
Видимо, мы его пропустили, и пришлось в седьмой раз затаскивать чемоданы на транспортер и ехать обратно.
Леша оформлял документы, а я тихо дремала, стоя у чемодана в довольно большом, набитом народом холле, в котором и располагалось пресловутое бюро. Периодически я открывала глаза, глядела на мужа, который оживленно беседовал со служащей, и думала:
-Алешка хорошо знает английский,- и снова дремала.
Вот зря я так думала. Сглазила, он чего-то не понял, завез меня туда, куда и лифт ехать не хотел, и теперь бросил одну со шмотками, а сам пошел разбираться.
И через полчаса, когда я уже подошла к лифту, чтобы проверить, не застрял ли там мой любимый муж, Алексей въехал на площадку на большой блестящей голубой машине, которая оказалась местным фиатом.
И мы отправились в дальнейший путь сначала в сторону Рима и далее, без всяких проволочек, следуя указателям "Napoli", мы выехали на автостраду и устремились на юг.
Катя подробно рассказала Алешке, как добираться, и мы знали, что Латина на полпути, а вскоре появился указатель на Террачину, и спустя полтора часа затрещал телефон, это Катерина выясняла, где же мы находимся.
-После моста направо,- объясняла нам дочь,- там будет указатель вилла "Виола".
Мы проехали мост, повернули направо, уперлись в тупик, вернулись на автостраду, и в следующий раз свернули уже под надписью вилла Виола, и вот на углу нас встречают: Катеринка с Аринкой в коляске, улыбающиеся, искренне обрадованные, Соня с Настеной, и Валера в шортах поблескивал очками за ними.
Странно, но все же добрались, по чужой стране, на непривычной машине.
* * *
Место действия
Мы занимали четверть дома, двухэтажную квартиру с тремя спальными комнатами и санузлом наверху и с гостиной и кухней внизу. Каждая территория была ограждена зелеными насаждениями, кустами высотой около двух метров, с глянцевитыми темно-зелеными листьями.
Мы с Алешкой расположились на диване на первом этаже.
Возле дверей в кухню стоял большой красивый стол, вдоль стены стол-шкаф с выдвижными ящиками вверху и дверцами в нижней части.
Торец лестницы был украшен фаянсовыми декоративными тарелками.
На стенках висели незатейливые картинки.
Из гостиной было три двери: на кухню и две наружу: одна стеклянная, вторая массивная деревянная. Кухня было проходной, из нее тоже была дверь наружу.
Сама планировка говорила о том, что это дом для юга, и тепло тут не берегли.
Можно себе представить в России жилище с тремя выходами на зимний мороз?
В зале был камин, а вот наверху никаких приспособлений для обогрева я не заметила.
На улицу, в узкий проезд, вела небольшая калитка. Ближнее пространство около дома, патио, было выложено плиткой, и часть его находилось в тени довольно обширного навеса.
Общая площадь участка была не больше трех соток, а то и меньше.
Газон совсем засох, так как гости не знали, как включать насос в колодце.
Напротив кухни стояли два дерева: лимонное и фиговое, а за фиговым деревом прятался уличный душ. Никаких веревок для сушки белья на территории не было.
Помывшись, мы развешивали купальники на ветки фигового дерева. А когда Соня попросила лимон к чаю, я пошла и срезала лимон с дерева.
Участок представлял собой клин с обрезанным острым концом, с торца клина бамбуковые ворота, всегда закрытые, вели на площадь, разлинованную для стоянки автомобилей.
За площадью находилась пиццерия, скрывающаяся за живой изгородью. Места для еды располагались под тентом. Стен не было.
За пиццерией были пляж и море, проход туда был справа. Дорожка, выложенная прямо на песке, вела к зонтикам на берегу. Такие зонтики с лежаками группами стояли вдоль моря. Между ними находились небольшие пространства дикого пляжа.
Зонтик стоил в магазине пятьдесят евро, а съем зонтика на день стоил 16.
Зонт окупался за три дня!
Но он был тяжелый, и надо было с ним таскаться взад вперед. Море было совсем рядом, и мы не пользовались зонтиками, купались и прямо в плавках шли домой, принимали душ и располагались в тени навеса, на патио.
* * *
День первый. Элегия. Гора Цирцеи.
Италия это миф. Мечта из солнца, великолепия храмов, полотен старых мастеров, величественных развалин древних цивилизаций.
И все это на фоне сказочных декораций обрывистых скалистых гор и синего теплого моря, вечной зелени пиний, и кажущееся таким же вечным буйное цветение кустов олеандров.
Сейчас, когда я пишу эти строки, за окном осень нашей нежной, не утомительной, полезной для здоровья средней полосы.
Тусклый свет, нетопленые квартиры, унылая пелена туч закрыла небо. И даже деревья стоят какие-то буро-зеленые, не радуют глаз, не пламенеют пожаром желтых, красных, оранжевых листьев. Текущие унылой чередой короткие дни, длинные вечера, предстоящая темень ноября. И нельзя поверить в существование солнца, юга, теплого моря, изнурительной жары.
Босые ноги оставляют отпечатки на мокром песке, набегающие волны смывают, выравнивают их, и, оглянувшись назад, видишь вновь гладкий берег и пузырьки пены ушедшей волны.
И так было всегда, и тысячу, и две тысячи, и три тысячи лет назад. С незапамятных времен поселились в этих благодатных местах люди, и с тех пор волны смывают их следы на песке.
Смыли они и наши следы, и ничего бы не осталось в этих местах на память о нашем невероятном здесь присутствии, если бы Соня не написала на ограде неизвестной могилы свое имя. Внутри этой ограды высился каменный крест, а сама она была покрыта многочисленными надписями: это были имена людей, желающих увековечить свое пребывание здесь.
Древнюю могилу с крестом девочки отыскали на вершине знаменитой горы, на которой Цирцея превратила незадачливых путников Одиссея в свиней.
Гора эта была нашим первым посещением достопримечательностей Итальянской земли. На нее мы въехали по крутому серпантину, насчитывающему около восьми крутых виражей, остановились в тени на оборудованной стоянке для машин.
Вокруг стоянки клубились заросли низкорослых деревьев, густые и однообразные. Моря видно не было.
Наша четверка туристов, Соня, Настя, Алексей и я, вышли из машины, и девочки, которые здесь уже бывали с родителями, решительно двинулись в путь. Через несколько метров открылся великолепный вид на море. На горизонте маячили три маленьких каменистых острова. Издали они казались просто грудой камней.
-Это циклоп бросал камни в уплывающего Одиссея,- объяснила мне Настя.
От нагромождения камней необозримая водная гладь простиралась до ближайшего мыса. Страшен был великан, запросто швыряющий такие булыжники.
Синева моря в просвете осталась позади, мы окунулись в густые заросли. Асфальт закончился, под ногами была неровная каменистая дорога. Легко верилось, что возраст этой дороги насчитывает тысячелетия. Идти было трудно, мои ноги скользили по камням. Дети и Алексей передвигались быстро и вскоре исчезли за очередным поворотом. Я осталась одна.
Кругом было тихо, только чуть шумел ветер в ветвях деревьев.
Наверное, это оливковые рощи, подумалось мне. Я оглядела ветки, но плодов не увидела.
Булыжники под ногами, тишина, высота, все это навевало мысли о вечности.
Приключения Одиссея были так невероятны, сказочные чудовища, с которыми встречался герой, так очевидно придуманы, что и сам герой, как мне казалось до сих пор, само собой и не существовал.
Но в Италии, ковыляя по вполне реальной местности, где все эти приключения якобы имели место, я начинала верить не только в существование Одиссея, но и в надменную Цирцею, превращавшую взглядом мужчин в свиней.
Да и не так уж невозможно превратить в свиней мужчин, которые долго плыли по морям, месяцами не видели женщин. В каждой сказке есть доля правды.
Мне надоело скользить ногами по камням. Дорога петляла, шла то вверх, то вниз, в глубокой тени не было солнца, но было душно, и я села на большой булыжник, решив дождаться своих путешественников, которые должны были дойти до обрыва, и подняться обратно.
Стоило мне присесть, как наступило безмолвие высоты. Море и город были далеко внизу, и их шум сюда не доносился. Утихло и шуршание камней, шорох моих собственных шагов, такие реальные, такое успокаивающие. Было тихо, душно и слегка жутко. Казалось, сейчас раздадутся шаги, появится из-за деревьев статная женская фигура, Цирцея посмотрит на меня ,и я сожмусь в комок под презрительным взглядом молодой сказочной красавицы...
Я задумалась о том, как буду объяснять Цирцее свое здесь возмутительное и недопустимое присутствие.
Ничего вразумительного не приходило в голову. Но тут я с облегчением услышала шаги и звонкие девичьи голоса.
Это перекликались возвращавшиеся Соня с Настей. Вскоре донесся и глуховатый голос Алексея.
Дорога, по которой они ушли вниз, не вела к подножию горы у самого моря, доходила до крутого обрыва метрах в двухстах от того камня, на котором я сидела, и заканчивалась.
На обратном пути мы с Соней считали повороты. Расхождение в нашем счете было невелико, всего один поворот.
Соника считала правильно, а я ошиблась, но во время признала свою ошибку.( Посмела бы я ее не признать!)
В городке у подножия горы я села рисовать, а муж с внучками пошли искать мороженое, и продавщица мороженого оказалась русской. Это было приятно, но смазывало необычность нашего здесь пребывания.
* * *
Тирренское море
Тиренское море оказалось мелким возле берега. Бредешь, бредешь по щиколотку, потом по колено, потом еще по колено, наконец, вода поднялась до горла. Оглянешься на назад, пляж в золотой дымке вырисовывается так далеко, что плыть в открытое море в глубину кажется безумием самоубийства, поэтому поворачиваешь к берегу и плывешь обратно, сухопутное существо к твердой суше.
Не успеешь проплыть десять метров, как колени упираются в песок.
Приплыл.
Впрочем, никто из итальянцев и не плавает. Каждое утро далеко в море виднелось только три головы: это были Валера, Алексей, Катя и во время вечернего купания дополнительно к ним мелькала среди волн голова Насти.
Наплававшись, вся наша многочисленная семья уходила с солнца домой. А итальянцы оставались на берегу в тени зонтиков. Они просто жили там, под зонтиками: спали, ели, читали, в то время как их дети не вылезали из моря, булькались в воде
Не слышала я никаких пронзительных криков, как на Батумском берегу:
-Саша, осторожней, не ходи далеко в воду, там уже глубоко.
И действительно, было глубоко. На расстоянии пяти метров на Батумском огромном пляже уже взрослому с головой, а у ребенка оставался каких-то полтора метра возле берега.
А это мелкое море было море для детей. Ласковое теплое, песчаное.
Валера брал младшенькую за ручонки, заходил в воду, и полоскал там дочь на волнах, слегка приподнимая, когда накатывало, и опуская вниз, когда волна отступала. На маленьком шкодливом личике внучки цепенела улыбка, четыре зуба умильно белели под приподнятой нижней губой.
Прополоскавшись, самые маленькие аборигены выползали на берег и строили замки из песка. А разбойница Аришка, спасшись от отца, с завидным упорством пыталась эти замки разрушить. Однажды так обидела четырехлетнего малыша, черноглазого хорошенького итальянца, что он совсем было собрался уронить слезу, но мама его устыдила.
Пожилые люди совершали моцион вдоль берега: от пляжа центральной части Теречины до мола было больше двух км.
Вода была прозрачной, но море неспокойным. Все время небольшая волна.
Часто по утрам с моря тянул сильный ветер, слышался шум прибоя, и казалось, что там буря.
Я представляла огромные трехметровые волны, красный флаг, полощущийся на ветру и видный далеко с бульвара- еще до того, как подойдешь к воде, проникаешься грозным предупреждением: купаться запрещено, опасно для жизни.
А здесь флаг всегда был красным, и что это могло значить, непонятно.
Как-то раз было все же приличное волнение, и я легла на берег, в надежде, что набегающая волна меня подхватит и отнесет к берегу.
Но волне хватало сил только на то, чтобы уложить меня продольно берегу. Выдохнувшись, она отступила, и на прощание насыпала мне за пазуху мелкого противного песку.
В спокойную погоду на песке пестрели ракушки: мелкие, голубовато-бежевые и яркие, большие, оранжево-коричневые. Многие из них были с маленькими дырочками. Катя с Соней собирали ракушки с дырочками и нанизывали из них ожерелья и браслеты. А я собирала все подряд, чтобы раскидать их на берегу декоративного прудика, который я собиралась выкопать на своем дачном участке.
Каждый вечер Соня внимательно просматривала мой улов и выбирала те ракушки, которые, по ее мнению, годились для изготовления украшений.
* * *
Кошки
Ничего не оставляй,- строго сказала мне дочь в первый же вечер. Собирайте вещи, полотенца с шезлонгов. Сами шезлонги переворачивайте.
-Воруют?- удивилась я.- Залезают ночью?
-Залезают,- подтвердила Катя. -Люди не знаю, а вот кошек здесь пруд пруди. Так и шастают, наглые, крикливые.
В первую же ночь раздался резкий стук чего-то опрокинутого и визг пострадавшего кота.
Клеенку на столе утром пришлось шпарить кипятком, смывая возможные следы кошек, а в последующие дни мы просто ее снимали.
Кошек я разглядела на другой день и пришла к выводу, что существует некая порода разномастных кошек, проживающих только на юге. Батуми и Рим находятся на одной и той же широте и кошки в этих городах одинаковые: тощие-претощие. Истощенный облик кошек наводил на мысли, что такие существа должны еле передвигаться, но это был камуфляж: кошки были предприимчивы, пакостливы и горласты.
Местные женщины выносили еду этим кошкам, складывали на бумажках возле бордюров.
Кошки кидались к этой еде, каждый хватал, что успевал, но потасовок не было. Я прониклась уважением к коммуникабельности и терпимости кошек: собаки в такой ситуации грызлись в полном смысле слова. Попробуй какая-нибудь шавка утащить кость у большого пса. Ей не поздоровится.
Я нарисовала велосипедистов, едущих мимо нашей калитки, и кошек, кормящихся напротив.
* * *
Террачина.
В Террачине и ее окрестностях было много достопримечательностей: храм Юпитера, исторический центр и археологический музей, расположенный рядом с развалившейся виллой Тиберия и сохранившимся гротом, которым когда удивлял своих гостей Тиберий.
Катерина с Настей собрались в Террачину за покупками, им что-то было остро необходимо, а мы с Алешкой осматривать музеи. Соня осталась дома с папой и Аришкой.
По дороге Катя подробно рассказала, что нам следует посетить и как удобнее туда проехать. Мы высадили дочь с внучкой в центре города, а сами продолжили путь, и несмотря на подробные Катины указания, благополучно не нашли археологический музей.
Указатель музея был какой-то невыразительный, я не заметила его, и мы проскочили мимо.
Развернуться было невозможно. Дорога была разделена двумя ярко белыми сплошными линиями, навстречу и за нами шли на большой скорости грузовики и фуры, и пришлось нам с Алешкой ехать туда, куда ведет дорога.
Дорога шла вдоль моря, потом нырнула в короткий тоннель, выбралась на простор.
Справа синело море, слева отвесно возвышались скалы. Разворота все не было, и мы нырнули во второй тоннель, снова выскочили на слепящий глаза солнечный свет, и через сто метров третий тоннель, длинный, с окнами в сторону моря.
Только после третьего тоннеля мы смогли развернуться и помчались обратно. Живописные виды вокруг уменьшали нашу досаду за пропущенный музей.
-Катя ни о каких тоннелях не говорила, - сказал Алексей. -Значит музей при выезде из последнего, третьего тоннеля, перед городом.
Мы остановили машину возле мусорных баков, перешли дорогу.
За дорогой стоял высокий забор с железной сеткой. Забор заканчивался и шел спуск к морю.
Предполагая, что грот где-то внизу, мы начали спускаться, а потом увидели молодую черноглазую итальянку с такой же темноволосой и черноглазой девочкой и попытались выяснить у нее, как нам попасть в музей Тиберия.
Она-то нас поняла, слово музей международное, но ее попытки жестами объясниться с нами оказались неудачными.
Посмотрев внимательно на наши непонимающие физиономии, она решительно пошла с нами обратно, вышла на дорогу и указала на проход в заборе.
Мы усердно покивали головами в знак нашей признательности, а Алешка повздыхал, что мы заставили женщину тащиться по такому солнцепеку по нашим делам, но, как позднее объяснила нам Катя, итальянцам не свойственно бросать гостей на произвол судьбы.
В музее на витринах под стеклом и за стеклом лежали всяческие обломки, на которые всегда интересно поглазеть, но вспомнить потом, что именно ты видел, для простых смертных, не археологов, невозможно.
Впечатлила меня только нога Полифема, одноглазого циклопа, с которым боролся Одиссей, и который накидал кучи камней на горизонте. Ступня была с мою голень.
Рядом со ступней стояла скульптурная группа, изображающая спящего циклопа Полифема, опоенного Одиссеем.
Циклоп полулежал, бессильно опустив руки, его единственный глаз во лбу был закрыт. А коварные Одиссей со спутниками осторожно подкрадывались к нему. В руках одного было копье, острие которого было направлено в закрытый глаз Полифема.
Казалось, еще секунда, и великан закричит от боли, вскочит, и начнет крушить все вокруг.
Эта скульптурная композиция была воссоздана по обломкам и ступне уже в наше время, и была она в три раза меньше древней.
Соседний угол музея занимала скульптура Цирцеи со свинюшками перед ней.
Настя позднее рассказала нам, что отец дразнил их всякий раз, когда они ели свинину в Италии:
-Это все потомки тех путешественников, которых Цирцея превращала в свинок.
Музей был небольшой, мы охладились кондиционером и спустились к вилле Тиберия, расположенной у моря.
Развалины соответствовали названию, от построек остался один фундамент, и почему-то это напомнило мне развалины Брестской крепости. Побродив между ними, мы направились к гроту: большую, уходящую в скалу пещеру природного происхождения, внутри которой был бассейн с рыбами. Бассейн выглядел рукотворным. Вода в нем была темно-зеленая, сквозь воду просвечивали красные и оранжевые рыбы. С потолка грота свисали сталактиты. После уличной жары от свод пещеры и воды веяло приятной прохладой.
В общем, этот Тиберий ухватил местную достопримечательность в частное владение, и потом хвастал ею перед друзьями.
На обратном пути мы честно поехали по улице Виале Европа, на которой условились подхватить Настю и Катерину, но тщетно я вглядывалась в прохожих. Дочки с внучкой мы так и не увидели. Они добрались сами, пришли через час после нас. Купили Насте пляжные шлепки, с красивыми цветочками, украшающие открытые пальцы ног.
* * *
Храм Юпитера.
Террачина примостилась у подножия горы, на которой с незапамятных времен возвышался храм Юпитера. Храм, не в пример особняку Тиберия, лучше сохранился, и от этого являл собой более интересное зрелище: Там были стены, комнаты, коридоры с арками, в которых можно было бродить. Храм великого громовержца строился на тысячелетия, и пару тысчонок лет, с до христовых времен, он вполне вероятно, простоял. Выщербленные ветрами стены его не обрушились, не сравнялись с землей. Он величественно возвышался на горе, этот памятник всемогущему богу языческой эпохи.
Две тысячи лет назад люди поклонялись могущественному Юпитеру и верили в его существование, так же как в существование других, многочисленных богов не меньше, чем теперешние поколения людей верят в своих моно богов.
Возле этого храма на горе, у подножия которой далеко внизу пенилось море, было о чем поразмыслить.
От входа в храм вниз на долину открывался обширный вид. Две горы выходили к берегу моря: одна гора Цирцеи, которая сейчас маячила перед нами, а вторая, пониже, гора Юпитера, на которой мы находились. Между ними была просторная равнина, побережье которой было занято Терачиной.
Домики густо лепились к морю, а потом разрежаясь, уходили в сторону и скрывались за горой, расположенной левее.
Я присела и набросала это вид, а девочки с Алешкой ушли дальше. Вскоре и я пошла за ними и нашла их на другой стороне горы, у обрыва. Они сидели в тени стен на огромных камнях и болтали. Обрыв с этой стороны был огражден не сеткой, а обыкновенной городьбой. Я и здесь кинулась рисовать.
Возвращаться мы не стали, вышли к месту парковки другой дорогой, фактически обойдя храм кругом.
Спуск вниз был не таким впечатляющим. Поворотов здесь было меньше, гора была ниже, чем гора Цирцеи, машина плавно скатилась вниз.
В городе мы купили пять дынь. Дыни и арбузы продавались прямо на улице, причем один небольшой арбуз стоил столько же, сколько пять дынь: три евро.
После покупки дынь мы поколесили по Террачине.
Настя искала колониальную лавку, в которой она с Катей в побывали в прошлый раз, когда мы высаживали их в центре города , а сами гостили у Тиберия. В этой замечательной лавке, в которой мне так и не удалось побывать, продавалось множество хитрых товаров из соседних стран, в том числе и африканских.
Настя чувствовала, что лавка где-то здесь, рядом. Центр был небольшой, и все было рядом, но попробуй найди!
Настя вылезла из машины, и попросив нас подождать ее немного, исчезла в ближайшем переулке.
Я достала пастель и нарисовала улочку, где мы стояли. Мотор был выключен, кондиционер тоже, и через двадцать минут стало невыносимо жарко в машине.
-Я пожалуй, выйду на Европиен, и потопаю пешком в сторону дома, -сказала я Алешке.- А то очень жарко. Вы на обратно пути меня подберете.
-Иди, посмотри на какой улице мы находимся, а то не встретимся, -сказал муж.
Я хотела ему втолковать, что название улочки, на которой стоит сейчас наш фиат, никак не может помешать ему проехать мимо меня, не заметив, но по выражению лица Алексея поняла, что спорить опасно, и если я буду спорить, то он точно проедет мимо, и я протопаю все пять километров до дому пешком.
Уже подходя к вывески, я сообразила, что я-то сейчас узнаю название улицы, на которой стоит машина, но Настя совершенно точно ее не знает, забыла посмотреть, и сейчас мечется по городку, не может нас найти. Только этим и можно объяснить, что она отсутствует уже полчаса.
Настя знала отсюда дорогу домой, могла дойти пешком, но мне совсем не улыбалось предстать перед взглядами дочери и зятя, потеряв посреди Италии их старшую дочь.
Я вздохнула, вернулась к машине, сообщила мужу название улицы, он тут же по карте проложил мне маршрут, с которого я сбилась на ближайшем же углу, вышла на нужную улицу на квартал ниже, чем мне было приказано, и потопала на север, по направлению к дому.
Я прошла километр, второй. Город закончился, начались отели и небольшие дома с палисадниками.
Прошло уже больше часа, как Настя ушла из машины, полчаса, как я путешествовала пешком.
Я останавливалась, оглядывалась, всматривалась в каждую серо-голубую машину сзади себя. Нет, это были не они.
И только когда до дому осталось не более полутора км, меня нагнали внучки и муж.
Как я и предполагала, Настя действительно не запомнила название улицы и не могла ее найти.
Алешка сидел в машине и наблюдал за проходящими. Наконец, он увидел, как Настя решительным шагом, взбивая коленками юбку в розовую пену, пересекла улочку на перекрестке, и скрылась за углом. На длинный гудок, который послал ей вслед дед, она не отреагировала.
-Ты сиди, -сказал дед младшей, вернее средней внучке,- а я попробую догнать эту сумасшедшую.
Алексей в три прыжка достиг угла и оглянулся. В последний момент боковым зрением увидел, как розовый подол мелькнул и скрылся за следующим углом. Пришлось Алексею побегать, прежде чем поймал Настю. А потом они тоже сбились с маршрута, так любовно проложенного Алексеем по карте, и он вернулся к началу улицы Виале Европа, так как не был уверен, а вдруг я одиноко стою на углу все это время.
Не знаю, что рассказали родителям дети, а мы помалкивали. У самих рыльце в пушку было. Позволили девчонке шляться одной по чужому городу.
Исторический центр.
Как я поняла, в Италии каждый городок имеет свой исторический центр, где стоят развалины со времен римлян, и сооружения более поздних периодов, но не моложе восьмисот лет. Все что еще не перевалило за восемьсот лет, еще не история, а сегодняшний день.
В день, когда мы собрались оглядеть центр, вся семья Военных решилась выбраться в город.
Вывозил нас Алешка частями: сначала вывез меня и старших девочек, а потом Катю, Валеру и Аришку.
Пока он ездил за второй партией, я пристроилась в тени и рисовала лестницу в гору, и часть красивого здания, в котором располагалась местная церковь. Здание это мало напоминало привычные соборы.
Девочки разглядывали витрины киоска, искали себе поживы.
Ко мне подошла женщина и стала просить милостыню. Жест был международный: протянутая рука и горестные интонации.
Я развела руками, объясняя ей, что у меня с собой нет никаких денег.
Черные глаза женщины светились недоверием. Она прямо таки настаивала на милостыне.
Проследив за ее взглядом, я увидела, что она смотрит на мой блестящий очечник, который можно было принять за кошелек.
Пришлось мне, чтобы избавиться от попрошайки, взять в руки очечник, положить туда очки, чтобы объяснить его назначение, а потом еще и потрясти вниз головой, чтобы показать, что там помещаются только очки, а денег никаких нет.
Женщина злобно сверкнула на меня глазами, и ушла с оскорбленным видом, как будто я обещала ей деньги, и не дала.
В этот момент подъехал Алешка, выгрузил зятя с дочерью и младшей внучкой, и мы разделились: Соня ушла с сестрой и родителями, а Настя осталась с нами. Мы пошли в гору по узкой улочке, выложенной камнями. Въезд машинам туда был запрещен, но мотоциклисты независимо урча, разъезжали, нарушая тишину и покой.
Мы вышли на старинную площадь, справа от ее возвышалась бывшая колонна, уже из привычного светло-бежевого камня, каким отличались все римские постройки.
Слева стояло красивое старинное здание в хорошем состоянии, особенно радующая взор в контрасте с обломками веков справа. Вся площадь было не более ста метров в поперечнике.
Я пристроилась на большом камне в тени порисовать, Настя осталась со мной, и тоже взялась за пастель, а Алешка отправился обозревать окрестности.
К нам с Настей подошел немолодой итальянец, посмотрел мой рисунок, похвалил, показав большой палец наверх, и пытался завязать разговор. Но, к сожалению, ни итальянский, ни французский я не понимала, а он не знал русского и английского.
Поэтому он подтвердил свой жест словом гут, поулыбался нам и удалился.
День был исключительный. В первый и последний раз за все время пребывания в Италии наблюдалось столь пристальное внимание ко мне со стороны коренных жителей.
Не успел итальянец удалиться, на меня наехали мотоциклисты, я своими коленями перегородила узкий проход между стенкой и лежащим посреди арки, ведущей к площади, огромным камнем.
Пришлось убираться с дороги.
Проголодавшись, мы спустились с горы и поехали в поисках ресторанчика. Нашли китайский ресторан и замечательно пообедали. За 4 евро мне принесли кусочки курицы, рис, и еще десерт.
Но Настя фыркала на свое мясо в кисло-сладком бамбуковом соусе, которое заказала:
- Так готовят, что никогда не поймешь, что именно тебе подали, курятина и говядина на один вкус.
На обратном пути мы встретили Катю, Валеру, Соню и спящую в коляске Аришку.
Алешка затормозил, гостеприимно открыл дверцу машины и Соня мгновенно запрыгнула на заднее сидение. Трудно пройти пять км восьмилетней девочке.
Взрослые же сказали, что дойдут. И дошли.
* * *
Рим
Бесконечная дорога и жара утомили нас. Время шло к часу, и хотя впереди был Ватикан, мы мечтали не о достопримечательностях Рима, а об обеде.
В моей памяти, когда я утром по дороге в Рим поскребла в ее закоулках, выползло на свет целых три Италии:
Образ древнего Рима, демократия и рабство, многобожие, Цезарь и Клеопатра, Нерон и Сенека, Спартак , бои гладиаторов, преследование христиан. Потом падение Рима и тишина на целое почти тысячелетие.
-И не было этого тысячелетия, не было его,- утверждал вчера вечером зять, сидя в шезлонге на патио.- Посмотрим на дома: до новой эры, а потом идет двенадцатый век. А где остальные? Ничего не строили, никак не жили? Такого не бывает
Глубина моих исторических знаний не позволяла спорить, но и поверить, что монах, который устанавливал даты, промахнулся на целое тысячелетие, и никто его не разоблачил, было трудно.
И разговор затих.
Вторая Италия, это возрождение, это то, ради чего художники едут в Италию. Полотна и скульптуры старых мастеров Микеланджело, Рафаэль, Тициан. Нежные лики мадонн, и прекрасные статуи из мрамора, великолепие и богатство знаменитых на весь мир храмов.
И еще существовала третья Италия, Италия фильмов, Италия Софи Лорен, Марчелло Мастраяни, Италия Феллини, нищая, голодная и вздорная.
И Рим был центром этой разноликой Италии, и хотелось хоть в прикидку, хоть одним глазком глянуть на него воочию.
Утром мы втроем, Алешка я и Настя, в качестве штурмана, выехали из Террачины в Рим. Полтора часа дороги, и вот мы уже в Риме, красивом городе с яркими терракотового и бежевого цвета домами, широкими улицами, зелеными бульварами посреди проспектов.
По указателям "Центр" мы добрались до какой-то древней стены, которая оказалась стесанной каменотесами склоном горы, (Капитолийского холма), припарковались, и по стали подниматься вверх.
Настя с картой шла позади всех, и пыталась понять, где же находимся.
Стена слева закончилась, здания справа отошли в сторону и мы вышли к такому знакомому со школьных лет, изображенному во всех учебниках истории Древнего Рима полуразрушенному полукруглому зданию: Колизею.
Народу на площади перед Колизееем было просто тьма-тьмущая, наверняка не меньше, чем в дни представлений две тысячи лет назад. Но длиннющая очередь за билетами для прохода во внутрь театра в те годы, возможно, и не было..
Мы втроем медленно обошли величественное здание, запрокинув наверх головы, потом сквозь арки я заглянула во внутрь, пытаясь разглядеть арену в центре.
Мне показалось, что я вижу край арены, знаменитой арены гладиаторских боев, арену, где выпускали на христиан диких зверей.
Во все стороны от Колизея, так что глаза разбегались, высились величественные Римские руины, и мы гуляли по площади, растеряные, не зная, куда идти, всюду казалось интересно. замелькали изумительно похожие на свои изображения в учебниках истории Древнего Рима колонны здания сената. Мы постояли перед ними, размышляя о правах человека и демократии, повернули и полюбовались на триумфальную арку в честь какой-то очередной Римской победы. Я удивилась, как эта арка похожа на нашу триумфальную арку на Кутузовском проспекте, только поменьше, ну да и людей в той битве, что принесла победу Риму, наверное, укокошили наверняка не столько, сколько в войну с Наполеоном.
И теперь мы уже час топали вдоль Тибра в сторону Ватикана, подумайте, как это звучит: мы шли по набережной Тибра в тени высоких платанов. Весь это час через каждые двести метров можно было любоваться на перекинутые через Тибр мосты. Из всех виденных мною рек Тибр больше всего напомнил Куру, только спокойнее; неширокие мосты через реку опирались на старинные арки. Нигде не было никаких железобетонных свай, и казалось, хотя, возможно это была лишь видимость, что эти мосты стоят так со времен Нерона. Вода в реке была цвета охры, а тени от мостов зелено-голубые.
Шли мы по тени, но пить и одновременно есть хотелось все больше. Злачных мест не виднелось. Мы прошли км, другой, и наконец, увидели небольшую пиццерию, куда и вошли.
Алешка и Катя заказали спагетти, а я стейк. Еще мы взяли бутылку минеральной воды и бутылку кока-колы. Мой стейк стоил столько же, сколько их спагетти вместе.
До еды принесли корзинку с местным восхитительным хлебом. Твердая темная корочка скрывала воздушную пропеченную мякоть.
Голодные, мы жевали этот хлеб. Корка была жесткой, я чуть надавила, и раздался хруст: нижняя челюсть треснула.
На секунду я застряла с открытым ртом, оглядываясь, заметил ли кто-нибудь мою трагедию
Никто не заметил. Людей было мало, большинство столиков пустые.
Я взяла салфетку, выплюнула обломки пластмассы в нее, завернула и спрятала в сумочку, решив, что на родине мне ее склеят.
Стейк оказался довольно жирным, и жевать мне его было особо не чем, от того момента, как я его заказала, до того, как принесли, количество зубов у меня уменьшилось по крайней мере, на треть.
Столик напротив нас занял молодой итальянец, который, видимо, был здесь завсегдатаем.
Ему принесли тарелку супа, он стремительно ее поглощал, ухитрясь при этом не только непрерывно говорить, но и махать руками.
Официант внимательно его слушал, и сочувственно поддакивал, а клиент ел, говорил и махал руками.
Слопал огромную порцию супа, и ему принесли непомерную кучу макарон.
За то время, пока Настя с Алешкой справились со своими макаронами, он успел съесть два блюда и при этом непрерывно с жаром говорил! И махал руками неустанно! Жаль, что мы не понимали, о чем шла речь. Катерины с нами не было.
После обеда мы с новыми силами, несмотря на жару, продолжили путь вперед.
Купол храма плыл в синем раскаленном небе. Небо было совсем белесое, выцветшее от солнца, храм светлый, и купол его воздушно вливался в небо, составлял с ним единое целое, и первое впечатление было такое, что это сооружение парит в воздухе.
Солнце отражалось от асфальта и безжалостно слепило глаза.
-Какой красавец, - я замерла в восхищении. - Как зовет к себе. Но это немыслимо, дойти до него по такой жаре.
И мы повернули к внушительному темному сооружению с круглыми зубчатыми башнями и зеленой медной крылатой фигурой в центре крыши.
Это оказался храм ангела, и сейчас там был археологический музей, а плавающее в небе светлый купол с колоннадой был собор святого Петра и вход в Ватикан, цель нашей долгой пешей прогулки.
Все это мы поняли, рассматривая карту, и тяжко вздохнув, направились к собору, выбрав для перехода левую сторону улицы, на которой была тень.
Торжественность предстоящей нам встречи с Ватиканом не помешала Настя мечтать о мороженом. Но она не купила его в киоске возле храма ангеле.
Ее остановила цена: мороженое было втридорога, и это не преувеличение, оно стоило шесть евро. Маленькое такое мороженое, не более 150 грамм.
Видимо, зрелище археологических чудес вызывало аппетит на мороженое не только у нашей Насти, это было поголовное свойство туристов.
-Везде полтора, ну два евро,- недовольно сказала Настена, отойдя от вагончика, в котором торговали сладостями. -И выбора нет.
-Ну, купим дальше. Отойдем на пятьдесят метров, и цена, я тебя уверяю, упадет.
И правда, Настя приобрела мороженое за 2 евро по пути в храм святого Петра и сейчас поглощала его со счастливым видом.. Мы сидели в тени, на выступе колонны. Вся площадь по обеим сторонам перед храмом была в колоннах, и казалось, что их видимо-невидимо, не перечесть, и между колоннами болтались на длинных цепях кованные небольшие люстры. И казалось мне, что только такие люстры можно повесить здесь, между этими колоннами.
Когда мы подошли с левой стороны к собору, оказалось, что здесь одностороннее движение, и мы стоим на выходе, а вход с правой солнечной стороны.
И так далеко показалось мне тащиться по жаре через всю раскаленную южным солнцем площадь, что, когда охранник отвернулся, я спокойно пошла навстречу движению за чугунную перегородку.
Но муж и внучка не последовали за мной, а, возмущенно покачав головой, повернули в обход по площади, и мне ничего не оставалось, как пойти за ними.
Все это отступило, ушло в не существование, забылось, как только мы вошли в храм.
Те, кто строили эту громаду, должны были не ударить в грязь лицом перед строителями древнего мира. И вот архитекторы, вскормленные на видах грандиозных сооружений прошлого, выросшие на Итальянской земле и под Итальянским небом создали этот парящее в небе сооружение необычайное красоты, еще более впечатляющее изнутри.
Потом я смотрела на фотографии и удивилась, до какой степени фотография не передает того чувства торжества человека и бога, которое возникает при виде собора.
И впечатление от внутренности собора никакими словами не передашь.
Когда стоишь, запрокинув голову и глядишь вверх на колонны стены, на роспись уплывшего ввысь купола, тогда только и можешь почувствовать все величие этого огромного божьего дворца.
Вдоль стен собора стояли каменные изображения Римских пап. Целая вереница. Один из них наклонил голову и протянул руку вниз, как будто пытался предостеречь от чего-то идущую мимо него разноликую и разноязычную толпу туристов. Знал что-то, чего не знали мы все, идущие мимо, хотел рассказать, но тщетно.
После Собора святого Петра не было сил идти куда бы то не было. Мы решили вернуться к Колизею и оставленной машине на метро.
Доплелись до метро, спустились вниз, и оказалось, что как в Праге, здесь две линии, и чтобы вернуться к Колизею, откуда мы пришли пешком, нам надо было проехать семь остановок в одну сторону до пересадки, там пересесть на нужную линию и поехать в другую еще столько же.
Под землей было невыносимо душно, кружилась голова, и я поняла, что мне не вынести такого путешествия.
Я вышла на улицу, села на ступени, ведущие в метро, и предоставила своим спутникам выяснять по-английски, как им добраться до Колизея.
Все говорили приблизительно одно и тоже: семь остановок в одну сторону, потом еще столько же.
-Послушайте, -сказала я, -мы не могли пройти двенадцать остановок метро. Максимум, мы прошли три, не больше. Получается, мы будем колесить под землей, делать круги в жуткой духоте.
Мы попытались найти остановку автобуса, выискав по карте, какой автобус туда идет.
Остановки не было.
Спасательная мысль пришла не мне, а Настене:
-А давайте поедем на такси.
Такси, запылало у меня в размягченном от жары мозгу. Такси. Существует же и такой вид транспорта!
-Такси во всех путеводителях советуют брать только на стоянках, -тоном опытного, не раз разутого и раздетого мошенниками туриста, сказал Алешка.
-Ну, деда, я видела остановку, когда мы шли сюда, она тут недалеко, за углом.
И мы вновь проехались по той части города Рима, по которой прошлись пешком, и даже больше: увидели фасад тех зданий, которые мы огибали с тыльной стороны теперь открылся нам с лицевой.
И все удовольствие вновь увидеть развалины обошлось нам в восемь евро. А что, в Москве вас по центру дешевле провезут?
* * *
Неаполь
Валера был вооружен картой Неаполя, которую он изучал накануне, так что нам оставалось только успевать читать названия улиц, чтобы понимать правильно ли мы движемся. Но и это было нелегко, так как названий то совсем не было, то они были неразборчивы, то относились к перпендикулярным улицам.
Неаполь ну нисколько не напоминал Нью-Йорк с его строго разлинованными стрит и авеню. Здесь улочки крутились, как хотели, вели в тупики, залезали в гору, неожиданно разветвлялись, или на очередном витке легкомысленно меняли название.
Но штурман был спокоен и уверен в себе: наверх, в гору, над морем, и мы попадем в облюбованный нами музей.
Справа синели две конусообразные горы. Одна из них была Везувий или это было два ее пика?
Спросить было не у кого, да и все равно невозможно было поверить, что это тот самый Везувий, о коварном нраве которого знаешь с детских лет.
Но вот уже и музей. Тот самый музей, посетить который мне советовала Нина Макшанова, моя приятельница из Америки, которую уже оттуда посетила Италию.
Валера тоже мечтал его посмотреть.
Когда позавчера они всей семьей, не считая Аришки, ездили на экскурсию в Неаполь, то музей не осматривали, туда не было экскурсий. Им показали дворцы на набережной, раскопки Помпеи, а вот начинку этих развалин, то, что нашли под пепелищем, свезли сюда, в национальный музей. И еще много чего сюда навезли, и мы три часа бродили по залам, глазели на картины и огромные статуи, и бюсты великих людей, и на огромного Геракла, и на сосредоточенные лица трех юношей, привязывающих красивую женщину к копытам быка, и на Артемиду, и на Афину, и множество Афродит, и красавицу, всю в цветах Флору.
Небольшую статую фавна, соблазняющего женщину, я осмотрела небрежно, но вот скульптурная группа: фавн, соблазняющий мальчика.
Совсем молодой мальчишка держит в руках гребешок, и рассматривает его. И такая неуверенность, такая гамма чувств на его гладеньком непорочном лице.
И рядом бьет копытом и вожделеет отвратительный , хвостатый, старый и хитрый, заглядывает в глаза и ждет.
А дальше шел зал за закрытыми дверями, для прохода туда нужно было специальное разрешение.
Через три часа мы устали, и ушли из музея.
И вслед за вооруженным картой Валерой мы отправились искать Собор святого Януария.
Невозможно было побывать в Неаполе и не посетить знаменитый после прославившего его фильма собор.
Внешний вид собора слегка напоминал готику, но как бы разбавленную, не утомительную готику.
Мы вошли в его прохладное нутро.
Сначала надо было бы осмотреть собор в Неаполе, а потом в Риме. Неаполитанский собор был меньше, уютнее, и не так поражал воображение. Основной цвет внутри собора был терракотово-бежевый, такой же, как в соборе святого Петра. Видимо на отделку шел один и тот же камень.
Мы побродили внутри церкви, посмотрели на статуи святых, полюбовались богатой отделкой, и выбрались на солнечный свет и жару. Драгоценности мы не увидели.
Возвращаться к машине мы решили окружным путем, чтобы погулять по Неаполю. Во время экскурсии Валера и Настя погуляли внизу, в испанском квартале, а здесь на горе, они не были.
-А ты когда-нибудь мечтала, Зоя, что будешь бродить по узким улочкам Неаполя?- спросил меня Алешка. Пот градом катился с моего лица, невыносимо хотелось пить и лечь куда-нибудь в тень. Остальные чувства отсутствовали.
Я облизала языком соленую от пота верхнюю губу и оглянулась, чтобы ответить мужу.
Прямо на меня шла итальянка. Ее мрачное лицо и сдвинутые брови выражали непоколебимое упорство.
Она была здесь, у себя дома, шла сейчас с сумкой по своим делам, и плевать хотела на всех остальных. А все остальные, в лице красивого молодого парня на блестящем мотоцикле, буквально упирался ей в спину колесом. Юноша с бесконечным терпением укрощал своего боевого коня, жалостливо тарахтевшего и не сигналящего, ибо хотя юноша и не видел непреклонного лица женщины, но он знал и по ее спине, что она не уступит ему дорогу и сигналить бесполезно.
А на пути женщины еще и я стояла, примотавшая неизвестно за чем иностранка из далекой России, о которой она и слыхом не слыхала, и уж точно не собиралась туда ко мне, а я приперлась такую даль, чтобы застрять, как кость в горло, на ее дороге, и именно в тот момент, когда она спешит и ей в спину упирается колесо мотоцикла молодого нахала.
Я все это читала на ее лице, а кое что придумывала, но никак не могла убраться с ее пути, некуда было деться: размазывая нас по стенке и царапая блестящим боком стену противостоящего дома по улице полз яркий, какой-то безумно красный Мерседес. И вынужденно вжимаясь в обветшалую стену дома, наша живописная троица, суровая итальянка, молодой рокер, и я, могла в отместку мечтать только об одном: чтобы эта распроклятая громадина застряла между стенами навсегда.
Мужа я увидела в просвете перпендикулярной ползущей в гору улочки. Он находился в безопасности от Мерседеса и наводил на меня фотоаппарат. Но сзади нетерпеливо тарахтели двое в касках на своих боевых машинах. Ширина этого переулка, круто спускавшегося к нам, не позволяла проехать по нему легковой машине. Он был предоставлена мотоциклистам, и они обрушивались по нему шумными тарахтящими стайками, застревая иногда на особо упрямых итальянских пешеходах и раскрывающим рты на местными достопримечательности растерянных туристах.
Хотелось есть, но пиццерии, к которым мы так рвались, все оказывались закрытыми. И мы решились зайти в уютное кафе.
Вся витрина была заставлена заманивающего вида пирожными,. И так трудно было бы выбрать, а уж когда хочешь кусок жареного мяса, а выбираешь пирожное, совсем невозможно.
Я взяла один круглый эклерчик, один такой же, но шоколадный, и крохотный кусочек бисквита, чем-то смазанного. Все три по весу еле тянули на наше одно пирожное.
После меня выбирала Настя, потом Валера, потом Алешка, потом за чай нужно было платить на другом прилавке.
Мы внесли приятную сумятицу в это пустующее кафе.
У Алешки крест накрест висели на груди два ремня. На одном болтался фотоаппарат, на другом сумка.
Когда Алешка выходил, старик-продавец жестами объяснил ему, чтобы тот опасался мотоциклистов, а то схватят его сумки и умчаться прочь.
При этом он очень забавно изображал тарахтение мотоцикла.
Подкрепившись, мы продолжили путь, оглядывая дома, статуи на улицах, встречные церкви.
Валера щелкнул икону с изображением мадонны на стене дома. Рядом на веревке, перекинутой через дорогу из одного окна в окно противоположного дома, полоскались на ветру цветастые трусы.
Я давно потеряла ориентацию, но Валера вел нас уверенно и вывел к припаркованной машине.
Мы пустились в обратный путь.
Мы проехали мимо Королевского дворца на набережной, пару раз, выбираясь оттуда, забрались в тупик, и вот наконец, улица, которая, как говорила карта Неаполя у Валеры на коленях, вела из города в сторону Рима.
Мы вздохнули с облегчением. Сейчас, на шоссе появятся указатели на Рим, и мы тихо и спокойно доедем по ним до нашей Террачины, которая расположена между Римом и Неаполем.
Добрались до перекрестка, Валера прочитал название улицы и закрыл карту свою карту.
-Все,- сказал он,- карта закончилась.
Вот тут-то и началось самое интересное.
Вперед был указатель на ближайший город, направо указатель гласил:
На автостаду.
-Давайте лучше выберемся на автостаду, чем колесить по городку,-предложил Валера.- На автостраде скорость больше.
Алешка с ним согласился. Наше авто свернули направо, надеясь через некоторое расстояние повернуть налево и направиться на север, в сторону Террачины и Рима. Мечты рисовали широкое шоссе, по сторонам горы...
Тем временем реальная дорогая стала односторонней, чуть приподнятой над землей, а вокруг стеной стояли высокие травянистые растения, похожие на кукурузу. Петляла шоссе так, что сверху, наверное, смотрелась запутанной веревкой. Не было никаких указателей, никаких машин и никакой возможности куда либо свернуть, только вперед, среди окружившей дорогу молчаливой высоченной травы, безразличной к волнениям проезжающих мимо людей.
Но вот дорога вильнула налево, я обрадовалась, да напрасно, это был обманный зигзаг, после которого шоссе пошло неумолимо направо, на юг, и вот уже просвет в кукурузе и мы выскакиваем на автостаду, по которой утром прибыли в Неаполь.
Наконец появился и указатель, строго направо и торжествующая надпись : "Napoli"
И мы въехали в Неаполь, Валера еще раз заплатил 65 центов за въезд молодой улыбающейся женщине в синей форме, машина остановилась на обочине, и мужчины принялись совещаться. Вновь была вытащена на свет карта Неаполя, так вероломна бросающая путешественников на произвол судьбы на краю города.
Мужчинам удалось проложить путь на ту улицу, с которой мы свернули не туда напрямик, минуя закутки центра и набережной, и мы без труда выбрались на нее через десять минут, решив ехать в сторону указателя на ближайший на побережье городок на север от Неаполя.
Указатель справа, и казалось что стрелка на недоступный городишко на этой развилке трех дорог глядит направо. Мы опять свернули направо и выехали ...
Что-то знакомое мелькнуло в расположении домов, в олеандрах посреди улицы.
-Мы здесь уже были, сейчас появится указатель на автостраду, и мы повернем к Неаполю,- мрачно сказал Валера.
-Интересно, на пятый раз женщина заметит, что мимо них ездит одна и та же машина?- бросила реплику иронично настроенная Анастасия.
-А какое их дело, - разъярился зять, как будто мы выходили на круг не во второй раз, а в предполагаемый Настей пятый.-Их дело получать свои шестьдесят пять центов и остальное их не касается
В газоне, разделяющем нашу часть дороги и еще существующую противоположную, мелькнул разрыв
-Разворачивайся,- вскрикнула я мужу.
-Надо было прямо,- возразил Алешка.- Здесь разворота нет.
-Но не ехать же обратно в Неаполь, - поддержал меня Валера
Алешка послушался зятя, нарушил, а возможно и не нарушил правила и повернул.
Уф, нам показалось, что мы выбрались. Но впереди была еще одна ловушка.
Через двадцать км начался город, который мы так хотели объехать, и мы решили не поворачивать вниз, к порту, как гласил указатель, а обогнуть его со стороны гор, повернули направо, и через две минуты уперлись в указатель: в Неаполь.
Указателей на Рим не было.
-Зато теперь я хорошо знаю, как неаполитанцы относятся к Риму!- в сердцах сказал Валера. -Они будут указывать все промежуточные маленькие городишки на пути к нему, но указатель на Рим был один раз, и больше его нет. Зато указателей на Неаполь пруд пруди. И незачем ездить в Рим, если существует Неаполь!
Наконец, мы выбрались на дорогу, ведущую на север. Когда мы утром ехали в Неаполь, встречная дорога была забита желающими выбраться из города и провести время возле моря на природе, на обратном пути толпа машин рвалась в Неаполь. Автомобилисты вели себя приличней, чем у нас на Дмитровке и не выезжали на свободную встречную полосу, но мотоциклисты!
Они нагло рвали нам навстречу, и не по одному, а целыми большими стаями, штук по пятнадцать, и мы видели две аварии на дороге, столкновения мотоциклов и автомобилей.
Как только мы выехали из пределов провинции Кампанья, бывшего неаполитанского королевства и въехали в Лацио, шоссе расширилось, противоположное движение отделилось от нас бетонной стенкой, и всюду появились указатели: "Roma".
Можно было расслабиться.
* * *
Гаэта и Фонди
-Здесь недалеко есть еще интересные места. Называется разлом. Говорят, эти скалы разошлись в момент казни Христа, -рассказал нам после завтрака зять
И после обеда мы с Алешкой двинулись в этот городок, Гаэта. Мы уже проезжали его по дороге в Неаполь. Это было туда дальше, за туннелями, на берегу моря.
Никто из девочек не захотел с нами поехать, мы умчались вдвоем.
Места для стоянок во всех таких местах были оборудованы, и мы остановили машину, купили билет и направились к скале.
Разлом представлял собой грандиозную природную арку в скале. Между столбами далеко внизу плескалось море. Вниз вела изгибающаяся змеей лестница.
Спуститься ничего не стоило, но потом подниматься ...
Крутизна ступенек не вдохновляла.
Я расположилась рисовать на первой же площадке, а Алешка спустился вниз. Насчитал более ста ступеней. Дошел до самой воды, до тех мест, где скрывались много веков назад сарацины, державшие в страхе все окрестности своими набегами на близлежащие селения.
Алешка спустился и поднялся, я изобразила расщелину, и мы ушли.
Рядом со спуском в ращелину стояла местная церковь. Без купала, с двумя башенками по краям и входом между этими двумя башнями. Такой же формы церковь была и в Террачине. Мы зашли. Было тихо, прохладно и скромно. Просто побеленные стены, и лишь алтарь краснел бархатом и желтел позолотой.
За церковью начинался подъем в гору, отгороженный со стороны скалы стеной, а со стороны моря сетчатым забором.
Алешка решил подняться еще и туда, а я совсем разморилась от жары, и осталась ждать его в тени магазина у фонтанчика.
Ждать пришлось долго, я заскучала, забеспокоилась, куда девался муж. Ушел совершенно один, в чужие горы, ни бум-бум по-итальянски, и пропал.
Я отправилась на поиски.
Поднялась немного, но ноги не шли. Тогда я присела прямо на дорожке и нарисовала и ее, и стену и величественные горы вдали.
Эти же горы были видны при выходе из церкви. Оттуда открывался даже более просторный вид, чем сейчас у меня на картинке.
Не успела я закончить рисунок, как появился Алешка, и теперь уже ему пришлось меня ждать.
В Гаэте впервые я столкнулась с продажей сувениров прямо на улице. Италия в этом плане совсем не напоминала мне Испанию или Турцию, где была устремленная на туристов продажа всего, что мыслимо продать.
Здесь тоже были сувениры, но как кусались. Небольшая раковина стоила 10 евро.
Я затосковала, и купила два маленьких кувшинчика по два евро.
-Поедем обратно другой дорогой- сказал Алешка.- через горы.
Я согласилась легкомысленно быстро.
Мы оторвались от моря и поехали в сторону гор.
Вначале смирная милая гладкая дорога неожиданно легкомысленно запетляла. Мы поднимались все выше и выше. Справа была стена, слева обрыв, видимость только до поворота, а полорот в 50 метрах, и неизвестно, какой крутизны: хорошо, если на 90 градусов, а были и на все 180.
У Алешки на спидометре стрелка бежала к 100, и я струсила.
-Сбрось скорость, у меня голова кругом, ты же в первый раз едешь по этой горной дороге, не знаешь, что впереди.
-Ну и что? Вон сзади Audi прицепился и не отстает. Обогнать здесь он меня не может, и я не хочу ему дорогу загораживать, тащиться еле-еле.
-Наплевать на Audi. Может, он там самоубийца. Каждому дураку подражать жизни не хватит.
Но Алешка только смеялся, жал на газ и крутил руль.
Мне было не весело, но и отвлекать внимание водителя я не могла. Закрыла глаза и доверилась судьбе.( тут Алешка приписал: не судьбе, а мужу).
К моему счастью, мы проскочили серпантин, и спустились в долину между горами. Никаких указателей не было, солнце задумчиво спускалась за высокую гору, и в долине темнело. Мы ехали в неведомое.
Справа от дороги показалось серое высокое здание с зубчатыми стенами. Возможно, даже церковь, но купол с крестом видно не было, кругом стояли высокие деревья.
Алешка пошел выяснять дорогу, а я в третий раз за день набросала живописную разноцветную панораму гор.
Ехали мы правильно, и продолжили путь к тем горам, которые я нарисовала.
Издали они были хороши, разноцветны и привлекательны, но когда мы добрались до них, солнце уже спряталось за гору, в долине потемнело. Горы надвинулись на дорогу, обступили ее со всех сторон, молчаливые, высокие, угрожающие.
До этого пусть дорога была и опасной, но горы возвышались с одной стороны, а с другой то простор моря, то простор обрыва и долины, а сейчас с двух сторон темные сине-зеленые громады брали нас в плен, хотели напугать, не пропустить, чужаков, пришельцев с далеких холодных равнин, где всюду простор и глазу и ветру.
Но вот очередная петля дороги, и мы выезжаем в широкую долину, на которой расположен городок Фонди.
Мы не стали останавливаться, сказывалась усталость долгого жаркого дня, просто медленно проехали по его улицам.
Слева теснились обыкновенные двух-трехэтажные домики, слева мы увидели обязательный для итальянских городов исторический центр времен Римской империи, или то, что выдавалось за их.
На другой день Алешка повез Катю, Валеру и внучек по нашему маршруту в Гаэту и Фонди, а мы с Аришкой остались вдвоем.
-Эх, ну я прокачу зятя по горной дорожке с ветерком,- мечтал Алешка.
Но зятю и внучкам повезло больше чем мне. Вернувшись, Алешка рассказал, что когда они ехали по извилистой дороге из Гаэты в Фонди, перед ними ехал грузовик, и обогнать его не представлялось возможным. И пришлось им тащиться за ним со скоростью пятьдесят км в час.
А я провела прекрасный день с внучкой, а вот по городку Фонди не погуляла. И навряд ли еще придется погулять.
Прощальный вечер я предполагала провести в кругу семьи, дома. Наварила картошки, думала, пожарим мясо, сделаем салат.
Но Катя с Валерой по другому понимали лирику прощального вечера, и предложили пойти в рыбный ресторан.
-Я не люблю рестораны,- отказалась я.- Особенно за границей. Никогда не знаешь, что именно ты заказал, и будет ли съедобно то, что принесут.
-Это из-за того, что у вас отсутствует культура посещения ресторанов,- пояснил мне зять.
Я вынуждена была согласиться. Культура отсутствовала. Да и откуда у жены инженера и младшего научного сотрудника могла взяться культура посещения иностранных ресторанов? Да и своих тоже?
Сообщаю для забывших и несведущих: скромный поход в московский ресторан составлял половину месячного заработка молодого инженера.
В виду отсутствия культуры я осталась с Аришкой. Мы с ней проводили эту неугомонную пятерку до угла, и вернулись обратно. Вечерело, холодало, над дорогой висел густой одурманивающий запах олеандров.
Тридцатиградусная дневная жара здесь после захода солнца быстро сдавалась. Ночи для июля стояли удивительно прохладные, градусов восемнадцать.
Я уложила Аришку спать, поужинала картошкой с замечательными итальянскими копченостями, которые прикупил утром зять, и прилегла читать итальянские сказки.
Часа через три вернулись остальные домочадцы.
-Лучше было бы поесть картошки,- мрачно сказал Валера.
* * *
Подробнее о дорогах
Дороги в Италии вполне приличные. На мой взгляд, во всяком случае.
Этой весной, после того, как снег сошел, мы с Алешкой выезжали из родного Долгопрудного. Грязновато было, но сносно. Не скользили и нигде не застревали.
Проезжали мимо ворот, которые стояли на противоположной от нас стороне дороги. Ворота вели на какое-то предприятие. Серые такие, дощатые ворота, некрашеные, но и не разваливающиеся. А перед ними старый асфальт, местами уже невидный из-за налепленной на него глины. И лужа. Небольшая, скромная для России лужица, два максимум три квадратных метра.
К воротам свернул грузовик. Не Камаз, но и легковушка. Грузовик.
Как у него это получилась, я не заметила. Увидела только результат. Передними колесами он как-то проскочил, а правым задним попал таки в эту небольшую, приветливо голубевшую на дороге лужу.
И все. Колесо провалилось почти на половину, и грузовик застрял.
-У нас самые лучшие в мире колдобины,- сказала я, когда мы миновали этот злосчастный грузовик.
Но это так, к слову пришлось. К тому, что в Италии такой грузовик нам не попался.
А дорога из Рима на юг показалась мне сказочно прекрасной. Гор, которых я ожидала, правда не было, только вдали что-то синело, но вдоль дороги росли высокие грибообразные сосны-пинии, а под ними пестрели цветами кусты олеандров: белые, розовые, бордовые олеандры росли здесь вдоль дороги, как у нас березы или елки.
И указатели. В Лацио много указателей, не собьешься.
В первый же момент на шоссе меня поразили смарты: двухместные автомобили. Я уже давно, мучаясь в пробках в Москве, все изумлялась русской манере покупать как можно больший автомобиль и ездить в нем одному каждый день на работу, и стоять тоже каждодневно в пробках среди таких же гигантоманов. Тогда и я придумала такой двухместный автомобиль, у которого задняя часть отрезана. Только мотор и два сидения.
Какого было мое удивление, когда я приехала в Италию и увидела свою мысль воплотившейся в реальность.
И еще там было много деа-матиссов, маленьких автомобильчиков, какой был у Алешки в Москве.
Двухместный автомобиль промежуточное звено между автомобилем и мотоциклом. Но будучи такой же ширины, как и обычная легковая машина, смарт и ведет себя соответственно.
Мотоциклисты же совсем другое дело. В Италии их видимо-невидимо и чувствуют они себя королями на шоссе. Все время, пока едешь по дороге, слышишь их. Периодически шум усиливается и в окнах автомобиля с двух сторон одновременно, оглушая сидящих за стеклом, с ревом начинают проносится темные силуэты сидящих на мотоцикле людей. Становится жутко, так резко выныривают они сзади, огибают, выскакивают перед самым носом машины; трах-тарах, и уже первый скрылся за впереди идущей машиной, а за ним справа выскочил второй, и слева что-то мелькнуло, и все это на скорости 120 км в час.
К этому трудно привыкнуть. Все время ощущение опасности.
* * *
Хлеб насущный
Хлеб в Италии изумительно вкусный. В Москве, чего никак нельзя сказать о всей России, очень невкусный хлеб. Эти наши нарезные батоны такое уныние.
Свекровь моя всегда привозила с Урала кирпич белого хлеба, чтобы хоть на денек позже перейти на наш.
А в Италии Валера с Катей покупали разнообразнейшие хлеба, и батоны длинные, и круглые буханки, и какие-то лепешки, и все было вкусно и пропечено. Только беззубому в Италии приходится плохо: весь хлеб имеет жесткую корочку.
Много было вкусного сыра. А вот капусты на щи Алешка найти не смог.
Фрукты стоили 2. 5 евро за кг, а в Неаполе они были дешевле.
И очень дешевы были желтые персики: тридцать центов за кг.
В пиццерии днем подавали только спагетти, а пиццу после восьми вечера: жарко топить печи днем.
В результате мне так и не пришлось отведать пиццы как следует: так поздно на ночь я есть не могу. И я просто съела кусок от Сониной пиццы. Но Соня ее не доела даже и с моей, правда скромной помощью. Для восьмилетней девочки порция велика. А вот Настя и Алешка умяли каждый по целой пицце.
Дневные порции спагетти были с дарами моря: с мидиями, креветками.
Валера в первый раз заказал Алешке целую порцию только даров моря: выглядело это очень живописно, как куча разнообразных ракушек, но по выражению лица мужа, пока он их поглощал, мне подумалось, что он бы предпочел более традиционную еду: мясо с картошкой например.
А я ела спагетти с помидорами. Порция была огромная, но вкусно мне не было.
Вообще, из семьи Военных только Катя любит картошку, а остальные предпочитают макароны. И им в Италии питание в самый раз.
А я в следующий раз заказала картошку фри. Ну что со мной сделаешь, если макароны комом стоят в моем желудке, а, проглотив одну мидию, я впадаю в хандру?
* * *
Путь на Родину
Мы выехали пораньше. Помнили, что во время нашего путешествия в Рим перед самым Римом был затор, да и не знали, сколько будем блуждать, пока найдем нужную нам стоянку.
Дорога была почти привычной, ехали мы по ней в четвертый раз.
Не свернули к Риму, как неделю назад, а двинулись дальше, на аэропорт.
По указателям мы добрались до нужное места, увидели здание аэропорта, но секцию Б боялись пропустить, и Алешка притормозил, выяснил дорогу у женщины в форме.
Она махнула рукой вперед, по направлению нашего движения, и подсказала Алешке, на каком повороте свернуть. Мы послушно свернули, и вот уже знакомая дорога, заезжаем на второй, третий, четвертый этажи...
Будка диспетчера пустая, мы стоим, недоуменно оглядываемся, потом бежит женщина в синей форме диспетчера со стаканом кофе и извиняющейся улыбкой.
Эта извиняющая улыбка меня подкупила. На нашей Родине, если клиент пришел в момент поглощения пищи пусть даже посреди рабочего дня, все равно виноват: не дал передохнуть, приперся не вовремя.
Диспетчер бросает свой кофе, быстро обегает нашу машину, стучит по колесам, смотрит, заправлен ли бак, и вот мы уже расстались, поволокли свои вещи к аэропорту.
Тут, как ни странно, по указателям двигаться было трудно, из чего я тут же заключила, что автомобилистов в Италии уважают больше, чем пешеходов.
Мы стояли на перекрестке движущихся черных транспортирных дорог. Алешка вчитывался в надписи, а я вглядывалась в лица снующих мимо меня людей, угадывая, кто бы мог не только понять мой плохой английский и но и дать на нем вразумительный для меня ответ. Подкорка часто срабатывает лучше, чем сознание: пропустив человека четыре, я безошибочно обратилась к двум интеллигентным азиаткам.
Они подробно объяснили, что нам нужно туда и туда, а туда, куда мы нацелились, не надо.
Для того, чтобы понять на последней уже развилке, куда нам, в секции А или Б, мы начали искать Аэрофлот, рейс на Москву.
На Москву не нашли, нашли рейс Аэрофлота на Токио, и решили, что надо идти туда же, где рейс на Токио, Аэрофлот, видимо летает с одного и того же терминала.
Только в аэропорту я обратила на табло внимание на то, что номер рейса на Токио совпадает с номером в наших билетах.
Мы летели рейсом Рим, Москва, Токио. Прямо ось какая-то.
Я провела рукой по волосам. Чего-то мне не хватало.
Шляпы! Я забыла свою шляпу в сданной машине.
Шляпу я эту купила четыре года назад на Долгопрудненском рынке, взамен настоящей соломенной шляпе, купленной в Турции и истерзанной полуторагодовалой Соникой в Испании.
Купить купила, но надевать не надевала, не шла эта шляпа к потрепанным черным штанам и лопате, мои излюбленным атрибутам пребывания на даче.
Я только раз в ней сфотографировалась, а теперь вот погуляла в Италии, и все потеряла.
-До отлета еще больше часа, я обернусь за двадцать минут, а ты сдавай багаж,- Алешка не хотел расстаться с моей шляпой так просто. Он желал иметь жену в шляпе, а не простоволосую.
Я простроилась к хвосту большой группе японских школьников, присматриваясь к красивым не нашей привычной красотой личикам девочек. Багажа у детей было мало, очередь шла быстро, и я зарегистрировалась, сдала сумку и чемодан. Чемодан на транспортир мне помог поставить служащий, говорящий по-русски.
А тут и Алешка подошел со шляпой в руках.
Указатель выхода к самолетам висел над головой и имел две стрелки по бокам. Наше мнение, как всегда, разошлись. Я считала, что эти стрелки указывают на движение вперед, как и сказал мне служащий, и рукой дополнительно махнул, ту зе лефт, а наверх, ап, не говорил.
Но легче было подняться, чем переспорить моего упрямого мужа, что мы и сделали, и пока муж искал несуществующий Игзит, я спросила женщины в форме, но со шваброй, где здесь туалет, и она мне объяснила на приличном английском. Я поняла: весь персонал аэропорта владел двумя языками!
Обрыскав этаж и убедившись, что выхода к самолетам здесь нет, Алешка уже привычно пристал к служащим, и они отправили нас вниз, откуда мы только что поднялись.
Одна наша беспокойная и бестолковая парочка задавала работу обслуживающему персоналу аэропорта.
Наконец, в большой толпе жаждущих убраться из Рима мы проходили контроль багажа.
Меня пропустили, а Алешку затормозили, заставили открыть сумку, долго в ней рыли, ничего не нашли, отправили снова на просвечивание и только потом установили, что это такое, им не понравившиеся:
Наиф
Алешка минуту в ступоре смотрел на таможенника, потом со словами:
-Ах, да, нож,- начал копать в своей сумке уже сам, и выволок где-то из потайного кармашка немецкий раскладной нож, давнишний подарок зятя.
Нам предложили или сдать его в багаж, или выбросить. Таможенник выразительно указал на ящик со щелью, куда надо было бросить нож.
Наверное, мы бы так и поступили, но в свое время, когда нож был нам подарен, дочь наша не преминула предупредить, что нож немецкий, сталь очень хорошая, стоит он двадцать долларов и его не следует кидать где попало и тем более потерять.
И поэтому я закричала:
-Презент. Ит из презент, -стараясь оправдать нашу с мужем приверженность к холодному оружию.
-Давай сдадим в багаж мою сумочку, а в нее положим ножик.
Мы вынули мои лекарства из сумки, я набила их в карманы, а нож положили в сумочку.
Выбрались из толпы, вернулись к месту регистрации, и стали пытаться сдать мою сумку как дополнительный багаж.
-Это не есть багаж,- сказала приемщица. -Очень маленький. Зей вил лоуст ит.
Ее смешанный русско-английское отказ звучал непоколебимо. Все шло к тому, что придется нож выбрасывать.
-Попросите русских,- подсказал мне тот служащий, который помогал мне сдать мои шмотки в первый раз и просек ситуацию. -Они возьмут ваш нож в багаж.
Мы с Алешкой пару секунд не понимали, что он нам советует, а потом я подошла к очереди и возопила:
-Здесь русские есть?
Рейс Рим-Москва-Токио не отзывался.
- Да есть же здесь русские, никого что ли нет?- уже с отчаянием в голосе повторила я вопрос.
-Ну есть, куда им деться,- опасливо сознался молодой краснолицый мужчина с совершенно вылинявшими на солнце Италии волосами.
Мы объяснили нашу просьбу.
-Да пожалуйста, это сколь угодно, -мужчина неторопливо отстегнул чемодан ремни на чемодане, долго расстегивал какие-то молнии, сунул наш красивый ножик в кармашек.
-Все будет в целости и сохранности,- он засмеялся.- Да я сам бывал в такой переделке.
Я вспомнила, как меня в аэропорту Кеннеди нагрузили большой сумкой детского белья только зато, что я русская, и вздохнула. Я хорошо понимала, почему он не сразу сознался в своей национальной принадлежности.
Мало ли что нагрузят на тебя суетливые соотечественники. Перочинный ножик далеко не самый худший вариант.
Описала все это и думаю:
Может быть, нам уже поздно путешествовать?
Пора смирно сидеть дома, раскладывать пасьянсы и выгуливать собаку.