Харитонов Михаил Юрьевич. Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Книга 2. Золото твоих глаз, небо её кудрей

четырёх справках, семи справочных материалах,

двух официальных документах и одном неофициальном,

двух справках-синопсисах и одной справке-ориентировке,

одном лирическом отступлении и одном нелирическом,

выдержке из секретного доклада, предоставленной к сведению,

обширном пояснении для читателей не вполне проницательных,

бэд трипе, хард джобе и энаве сайде то хе стори,

фрагменте документации, экспресс-консультации,

пьесе в стихах, с небольшим, но достойным предисловием,

а равно и во множестве цитат из разнообразных текстов,

аллюзий, намёков различной толщины и рискованности,

отсылок и указаний, перечислять кои было бы долго,

приличных и неприличных, обычных и необычных,

расставленных автором в надлежащем порядке

Alas, poore Booke, I rue
Thy rash selfe-love; goe, spread thy pap'ry wings:
Thy lightnes can not helpe, or hurt my fame.

ТОРЖЕСТВЕННОЕ НАПУТСТВИЕ

Ты в пути, моя книга, в тяжёлом и трудном пути.

Глухими окольными тропами бредёшь-пробираешься ты к читателю своему, моя книга. Мысью серой пластаешься ты промеж интеллигентских котурнов и охранительских берцев. Иные тебя бранят; некоторые - недостаточно восторгаются; многие даже гнушаются тобою, как овидьевым свитком элегий или велесовыми дщицами.

Вот пример. Тайный мой друг, поэт Караулов, сосватал тебя, моя книга, в лонг-лист престижной литературной премии. Много ль ты обрела с того почёта, признания? Вовсе нет! Маститые литераторы, члены жюри, тебя распяли, пригвоздили и похоронили за плинтусом, отвалив на прощанье щедрых духовных бздянок. К примеру: скверно отозвалась о тебе литераторша Погодина-Кузьмина. Едкой лисьей щёлочью обрызгала нежные странички твои, о моя прелесть, литераторша Погодина-Кузьмина! Стыдно! - а ещё женщина! Хотя мужчины тоже хороши. В том же жюри засевший литератор Пермяков посмотрел на тебя, моя прелесть, узколобо. Он не услыхал твоей музыки, он не увидал твоих слёз, цветов и радуг. Он даже не содрогнулся, хотя было ведь от чего. Он чувств никаких не изведал. Мужлан! - чтобы не сказать хуже.

И это ещё не всё. Опять же к примеру: известнейший фантаст, гуру жанра, некогда меня заметивший и ободривший, не так давно признал меня очень талантливым (ну, тут он был прав, согласимся) - но тут же и похулил тебя, моя книга, обозвав - наполненной мерзостью. Нет, ну каково? - а ведь он писатель, инженер человеческих душ. То-то души у нонешних людишек такие кривые, косые, корявые и морально устаревшие, как автомобиль "Москвич-408"!

В интернете тоже многие неправы относительно нас с тобой. Вотпрямща некий влиятельный анонимус назвал тебя, моя трепетная, адским трешем.Ну, допустим, треш; но что в нём такого адского-то, я прям даже не знаю? Другой, менее анонимный, но лично мне незнакомый товарищ сказал, что в тебе, моя славная, много грязи и жестокого насилия.Вдомёк ли ему, что насилие обыкновенно бывает жестоким и не вполне чистоплотным? Третий - так и вовсе называл тебя сказкой злой и беспросветной.И не дочитал тебя, негодник, в чём не постыдился признаться. А ещё какой-то поц из Ливжора с жабою на аватарке прилюдно обозвал меня - меня! - бездарностью, пытающейся злобой и истерикой заменить отсутствующие талант и чувство языка.Да-да, вот именно так и сказал, каналья, именно такими словами. И как у него язык-то этот самый повернулся! - а ещё с жабой. Да и жабы-то он недостоин: она слишком хороша для него. Смело уподоблю этого бездельника гадскому удоду. Хотя античный поэт сравнил бы его скорее с ибисом. И поделом!

Но эти хоть как-то откликнулись. Что ж касается ценителей почище - например, Бориса Акунина, Патрика Модиано, Светланы Алексиевич, Владимира Жириновского, Марио Варгаса Льосы, Ксении Собчак, Билла Гейтса, Аллы Пугачёвой, Уоррена Баффета, Илона Маска, а также и певца и дельца Иосифа Кобзона и королевы Британии Елизаветы Второй, - то все они, будто сговорившись, сделали вид, что книгу вообще не читали и в глаза её не видели. А я-то ждал восторженных отзывов, дешёвой славы, дорогих презентов, а также персональных приглашений на званые вечера в кругу элиты. Я даже брюки бежевые на распродаже купил, чтоб в них блистать. Ну и где моя дешёвая слава и дорогие презенты? Где-где, вы говорите? Правильно, нигде. Хотя что ж в этом такого правильного, сами посудите? А ещё селебритиз. Вы не стоите выеденного гроша, тусклые ваши сиятельства! Пожалели вы для бедного, но одарённого писателя денежку-копеечку да вниманьица крошечку. И даже рюмочки похвалы не нóлили! Фу такими быть.

И что сцуко характерно, обнесли меня не только рюмочкой, но и чашей на пире отцов. Старик Державин не встал из гроба, чтобы меня благословить, хотя это было бы чрезвычайно любезно с его стороны. Старик Ганди меня тоже проигнорировал, а ещё махатма. Йог Рамачарака, на которого я возлагал особенные надежды, не прервал свою вечную медитацию в Гималаях, чтобы съездить в Москву и вручить мне хоть малейший золотой слиток. И даже Еврипид, - коего я, между прочим, цитировал! - не уделил мне никакого внимания. Он даже ни разу мне не приснился, что с его стороны я считаю западлянством.

В общем, видя такое к себе отношение, приуныл я, закручинился, испереживался весь и поник. И решил я, что свет недостоин тебя - книга ты моя книга!

А потому, подобно М.А. Булгакову (но больше ориентируясь на Н.В. Гоголя) поехал я в отдалённый московский район Южное Ебенёво, на Девятую Среднекислопомощную улицу. И там, в скверике напротив магазина "Химрекативы", сжёг второй том "Буратины" в сердце своём. Сердце потом пришлось мыть с дегтярным мылом. А от второго тома осталось немного дыма и немного пепла.

Однако потом я остыл, охолонулся. Задумался. Да, свет был жестоковат ко мне и творенью моему. Да, многие приличные с виду люди явили чёрствость, а к моей книге повернулись отнюдь не лицом. Но не так ли издревле встречали всех подлинных инноваторов пера? Не нами сказано: человек человеку - фигвам и люпус эст! И хорошо ещё если только люпус эстонский, а не злоебучая какая-нибудь гидра! Вот даже романтический Шиллер, и тот говорил, что человеки - порождения крокодиловы, слёзы их вода, а сердца - твёрдый булат! Прям вот так и сказал, да. Вольтер, гуманист и просветитель, добрейшей души человек! - но ведь и он писал, что люди пользуются умом лишь затем, чтобы оправдать свои несправедливости, а языком лишь для того, чтобы скрывать свои мысли! А моя соседка с первого этажа, познавшая жизнь, уверенно утверждала, что всякий мужчина после тридцати - либо сраный гад, либо бестолочь; бабы же все - дуры и кривляки. Так вот ты каково, людское племя! Так чему ж я, собственно, удивляюсь?

С другой стороны. Ты, моя книжечка - тоже ведь не томная бледная дева в шелках под парасолью. О нет, нет! Ты бойкая смуглянка, девчонка-шарлатанка в разбойном шарабане на дутиках. Ты написана не cum grano salis, ибо какое уж тут granum: вся ты насквозь просолена как вобла, да и проперчена до самых костей. Не единожды и не дважды озаряли твои страницы, как всполохи молний, грозные запретные слова "хуй" и "еврей". Да и прочая неполиткорректность на них гащивала, а то и хозяйничала. Остры твои уколы; шутки злы; неслучайны аллюзии и намёки; что до нравственных уроков, преподанных тобой юношеству (и тем паче девичеству), то об этом промолчим торопливо. Можно найти в тебе и попранье заветов священных, да там и поругание счастия есть. В общем, ты не сахар, ты пиздец. Прочесть тебя и полюбить - это не лося по жопе хлопнуть. Тут надобен душевный труд, специфический вкус - а также, не побоюсь этого слова, читательский талант. В общем, ты предъявляешь к читателю дохера требований, книга ты моя книга!

Тем прекраснее, что и у тебя, opera mia, нашлись поклонники. И явили силу и глубину своих чувств наиубедительнейшим образом. Многие, многие люди, знакомые и незнакомые, снабжали меня необходимыми денежными средствами, чтобы я только продолжал писать. Не забыты были и похвалы, эта драгоценная канифоль для смычка дарования. Тобой, моя книга, восторгались; в честь тебя мои друзья устраивали торжественные обеды - не единожды! - и дарили подарки, вкусные и полезные. Есть, значит, на свете рыцари духа, пришедшие, чтобы влить в меня новые силы. Низкий вам поклон. И вот сейчас я совершенно не ёрничаю: низкий вам поклон, дорогие мои.

Что касается невнимания света, то и с этим я, чесгря, погорячился. Ибо о тебе, моя книжечка, сказали доброе слово люди, коих я ставлю гораздо выше, чем литераторшу Погодину-Кузьмину и бездельника с жабой. Философ Галковский и писатель Еськов благословили тебя, моя книга; у какого современного сочинения были такие восприемники? Что до влиятельных анонимусов, то они не только называли книгу адским трешем, но рекомендовали в неё заглянуть, хотя бы ради лулзов. И наконец: все электронные пиратские библиотеки, сколько их ни есть, растащили моё творенье по своим закромам. Что это, как ни témoignage de respect?

Так мне ли ходить надутым, обиженным? Нет! Это будет нехорошо даже стилистически.

И тогда я решил: пусть загубленного второго томане вернуть уже, пусть! Но я напишу вторую книгу,и она будет прекрасней цветущей джоконды, загадочнее улыбки актинии, смутительнее шишки алжирского бея и цветастее цветов побежалости. Ну или уж, во всяком случае, что-то в ней такое явится, чего ради будут её читать, перечитывать, чтить. И удостоится своего законного места в вечности, среди нетленок.

Так дерзай же, о дивная книга моя! Яви себя элитариям, явись и ширнармассам! Не страшись ничего: всё, что тебя не убивает, делает тебя шикарнее. Ибо ты идёшь ко всенародному признанию - как водится, поверх голов очкастых кобр, мартышек мелких, завистливых болотных псов и хрипло лающих доберман-фричей. Каковым всем, по старинному писательскому обычаю, посулю я то, что творцы искусства всегда сулили несмысленной черни - pedicabo vos et irrumabo, cinaedi! Ибо, воистину, вы это заслужили, причём ещё с позапрошлого тысячелетия.

Остальным же - читателям и сотоварищам моим, любителям охуительных историй - скажу: прошло время охуительных историй! Настало время историй охуенных!

Отрясём же прах от ног и ушей своих и проникнемся! Нно, залётные! Вперёд!

Действие первое. Крокозитроп, или Буратина открывает глаза

Роза - всего лишь цветок; образом совершенной Красоты она становится лишь в воображении созерцающего её Поэта, который как бы заново рождает в своём Сердце её Красоту и даёт ей новое, подлинное Имя.

Сэмюель Тейлор Кольридж. Исток художественного творения. - В: С.Т. Кольридж. Избранные труды. Серия: История эстетики в памятниках и документах. - М., Искусство, 1987 г.

Доводы, эффективные в любой ситуации: напористость, уверенный тон и официально выглядящие документы.

Руководство менеджера по продажам. Издание 92-е, стереотипное. - ООО "Хемуль", изд-во "Тофсла и Вифсла", 311 г. о.Х.

4 декабря 312 года о.Х. С утреца.
Директория, павильон "Прибрежный".

Current mood: narrative/словоохотливое
Сurrent music: Прокофьев - Петя и волк

Вдруг случилась примечательность, какой не припоминали старожилы. Выпал снег. Без шестнадцати девять на западном побережье Аппенинского полуострова выпал снег.

Он был робок, рыхл, этот снег. Он как бы сознавал, что ему здесь не место и не рады: он лишь только гость случайный в этих благословенных краях. Торжественно и тихо алел он под перстами пурпурными Эос. Но не таял - ибо его было много, очень много. Огромными хлопьями он падал и падал из холодного сердца небес, и налипал, и укутывал. Обыватели слепо таращились, созерцая оплывший белый мир, от которого тянуло влажным холодком.

Побелели виноградники. В лунный цвет окрасились долины. И поля, и горы - снег тихонько всё прибрал. Он крыл карнизы, мохнатил ветви пиний, оседал на зябнущих плечах белых статуй в сумраке аллей. Снег пытался приобнять и живые, дрожащие плечики поэта Пьеро, сидящего на валуне и пырящегося невидящим взором в морские серые волны.

Но поэт не замечал этих нежнейших приставаний. Он шлёпал холодными губами, гоняя туда-сюда строчки никак не дающегося стихотворения:

- Ты гламурно танцеловалась вечером у прибоя... Мы гламурно танцеловались вечером у прибоя... Вроде что-то вырисовывается. У прибоя, у пробоя, у проё... Что-то такое... Нет, ничего такого. Нет, всё-таки что-то такое. И чего-то такое скрёблось о мою душу... скребалось о сушу... нет, пошленько. С другого конца попробуем. Как Мальвина любила утром... нет, темы утра тут нет. Как любила Мальвина моя ночами... а вот это неплохо... допустим, отчаянье... или молчанье... аллитерация вроде бы намечается... Нет, хуйня какая-то. Всё не то...

- Шпикачку будешь? - крикнул поэту Напсибыпытретень.

Пьеро не удостоил его ответом - только дёрнул плечиком, сбрасывая приставучий снег.

- Не будет, - уверенно сказал Арлекин, насаживая на веточку аппетитную колбаску. - У него душа.

- Чего у него? - не понял Напси, осторожно придвигаясь поближе к углям.

- Душа, - повторил Арлекин. - Он ей это самое. Страждет. Говорю же, укушенный.

- Лечится это как-то? - поинтересовался Напси на всякий случай.

- И хуй бы с ним, - философски заключил пёсик, принюхиваясь левым глазиком к шпикачке. - Сардельку не передержи.

- Это ты сырое любишь. А я - горячее. Чтоб соком брызгало. Прозрачненьким, - объяснил Арле, проворачивая прутик над углями.

- Соком брызнуть? - заинтересовался Напси. - У меня есть немножко. Сосни мою колбаску, а? Она горячая...

- Кукан тебе в очелло, скобейда помойная, - пробурчал Арлекин, ища перечницу.

Среди углей что-то треснуло, горящая щепка перелетела через Напси и злобно зашипела, уткнувшись в снег.

- Яюшки! Уааааааа! - раздалось из деревянного балагана напротив.

- Хуевато ему, - авторитетно объяснил Арлекин. - А может даже хуёво.

- Извините, - попросила Алиса, зябко кутающаяся в брезентуху, - вы не могли бы без мата? Очень неприятно, правда.

- А мы разве с матом? - удивился Напсибыпытретень. - Мат - это сознательно наносимое оскорбление, - он напустил на себя умный вид. - Наш метод употребления данных выражений совершенно инак. Мы используем эти термины для нанесения точных характеристик явлениям жизни. То есть не нанесения, а причинения. Ну как же ж это бля сказать-то, ёпа...

Арлекин вытянул ногу и несильно пнул говорливого пёсика по ляжке.

Лиса поймала себя на мысли, что Арле прав не только содержательно, но и по форме: эти простые слова точно соответствовали тому, что чувствовала она сама. Напси именно заебал- и не только конкретными выходками, а самоей своей сущностью. Точнее, сучностью: несмотря на происхождение, Напсибыпытретень в некоторых отношениях был типичнейшим сукиным сыном. Особенно выбешивало Алису то, что в её присутствии пёсик всё время похабничал: то как бы случайно высовывал кончик писюна, то принимался вылизывать яички, то заводил разговорчик про минетики-поебушечки. Лиса, и без того страдающая от постоянного возбуждения, переносила такие выходки с трудом. На все просьбы, угрозы и обещания пожаловаться Карабасу Напси отговаривался тем, что лису не заметил из-за прискорбной своей слепоты. Мордка у него при этом делалась, однако ж, глумливая.

При всём при том Алису не оставляло ощущение, что она знакома с Напси лет сто, не меньше. Хотя на самом деле Баз и Алиса явились под светлы очи Карабасовы всего лишь позапозавчера.

Прибыли в сумерках. Кот особо не сентиментальничал: скупо, по-мужски, обнялся с Пьеро, поздоровкался с Арлекином, представил Алису коллективу - и тотчас же отправился к Карабасу на доклад. Лисе пришлось ждать его четыре часа, и за эти четыре часа она совершенно извелась. Пьеро, видя её страдания, галантно предложил снять стресс перепихоном, а когда она объяснила всю трагическую невозможность этого - посочувствовал и угостил граппой. Лиса раньше не пила крепкого. Так что после первого глотка её пробило на слезу. Однако второй глоток пошёл легче, в груди разлилось приятное тепло, а нервянка немного отпустила. И когда Карабас, наконец, позвал её к себе на разговор, она уже глупо хихикала.

Грозного раввина это не смутило. Он поразглядывал Алису минуты три - видимо, рылся у неё в голове - после чего молча повёл к будке с косо висящей на одной петле дверью. Внутри была каменная лестница, ведущая в обширный подвал, освещённый слабенькой лампочкой. Там лиса, к удивлению своему, увидела знакомые предметы: автоклавы, микроманипуляторы, части разных устройств и прочую институтскую технику. Среди которой она увидала молекулярный щуп-датчик SNN199-3 - судя по всему, тот самый, который она украла давным-давно, когда только начала работать на Джузеппе.

Свежие впечатления и старые воспоминания повымели хмель из головы. Морщась от недостатка света, она осторожно осмотрела автоклавы.

Первые два были ей хорошо знакомы. Это были те самые кастрюли с кроликом и цыплем. Кто их сюда притащил и зачем, Алиса не знала. Но, очевидно, без злодейского таракана-мучителя тут не обошлось. Сами автоклавы были в порядке, а вот существа в них давно не получали питательной смеси, отощали и заросли клетчаткой. Что творилось в их мозгах, лучше было даже и не думать.

Третий автоклав оказался биореактором-дебилдером для разборки тел на клеточные препараты. Он был в полном порядке, заряжен химикатами и готов к работе.

Вернувшись, лиса сказала Карабасу, что кролика и цыпля давно пора извлекать наружу и что она может этим заняться хоть сейчас. Карабас на это сказал, что по договорённости с владельцем автоклавов они будут переданы покупателям, причём важно, чтобы обрабатываемые существа продолжали находиться в автоклавах. После чего предложил Алисе присмотреть за ними пару дней. Потом, подумав, добавил - "заодно и за ребятами присмотришь". И в простых выражениях объяснил, что именно он имеет в виду.

Лисе очень не хотелось заниматься шпионством и стукачеством - а назвать по-другому предложение раввина честная Алиса не могла при всём желании. Но деваться было некуда. Да ей и не хотелось никуда деваться. Хотелось хоть немного пожить, ни от кого не бегая и ничего не опасаясь. Поэтому она, скрепя сердце согласилась - искренне надеясь, что всё как-нибудь обойдётся.

В общем, пока всё как-то и обходилось. Правда, Базилио целыми днями где-то пропадал, а на лисьи расспросы бурчал что-то вроде "да так, дела всякие". Это было жаль. Зато в обществе тораборцев ей было легко и приятно. Арлекин, правда, несколько раздражал своей ориентацией и соответствующими разговорами. Но в остальном он был здравосмыслен и прост как правда. Пьеро всё больше мрачился, туманился: то под айсом, то страдая Мальвиною. Зато он всегда был готов помочь с уколами и другими медицинскими процедурами - причём всё делал настолько умело и деликатно, что лиса практически не смущалась. И даже Напси, вредный и выебонистый, au fond был добрым малым. В общем, Алисе мечталось, чтобы "пара дней" затянулась на подольше. Если бы не слово, данное Карабасу, и не ещё одно обстоятельство...

- Мммммммм! Хрпррр! Бууууу! - донеслось из балагана на краю площадки.

- Может, всё-таки не будем его мучить? - в который раз предложила лиса. - Вы же видите, у него дефолт мозга.

В балагане висел - на вбитом в стену крюке - Буратина. Крюк пробивал складку на шее сзади - так что деревяшкин держался на нём, свесив голову на грудь и хрипя от стеснённости дыхания. Увы, это было единственное положение, в котором бамбук не буянил. Лежачий, он корчился и грыз доски, при попытке усадить его на попу - падал, после чего см. выше. Зато на стене он висел ровно, не дёргался, вот только орал время от времени.

Что с ним стряслось, никто так и не понял. Карабас, после представления лично осмотревший бедолагу, сказал коротко - "мозги заклинило", и пристроил на стену со словами "может, очухается". Но покамест бамбук на поправку не шёл. Лиса надеялась, что и не пойдёт.

Ну конечно, она его узнала. И, конечно же, по носу. Этот проклятый нос частенько являлся ей в ночных кошмарах, вместе с жутким чувством, что она не может его из себя вытащить. При этом Алиса сразу же начала бояться, что, придя в себя, бамбук её тоже вспомнит. Умом-то она понимала, что вероятность этого крайне мала: деревяшкин тогда был пьян в дрова. Но даже ничтожная вероятность, что этот позорный эпизод станет известен коту, приводила её в ужас. Ей казалось, что лучше отгрызть себе руку, только чтобы Базилио никогда-никогда не узнал, как она - по принуждению, но всё-таки - пыталась совокупиться с наебенившейся деревяшкой, а потом металась с отломанным отростком в самом интимном месте. Да и само присутствие рядом с ней свидетеля и причины её позора очень нервировало. Она бы втихую умертвила Буратину, но опасалась Карабаса, который мог что-нибудь заподозрить, прочесть её мысли и выгнать с позором.

Тем временем к кострищу подгрёб Пьеро. Вид у него был загадочный и неотмирный.

- Я сделал важное открытие в области фундаментальной онтологии, - сказал он, присаживаясь на какой-то битый волнами плавник. - Я познал природу реальности. Она выщщекруклюмиста.

- Чё? - без особого интереса спросил Арлекин, снимая с вертела сосиску.

- Природа реальности, идиот. Она выщ - ще - крук - лю - ми - ста! - по слогам повторил Пьеро, нажимая на "ю".

- А выще... это самое - она какова? - подал голос Напси.

- А вот она - реальна! - победно заявил Пьеро. - Это и есть разгадка всего! Реальность выщщекруклюмиста, а выщщекруклюмистость реальна! Что кольцеобразно доказует!

- Нет такого слова - доказует. Надо говорить - доказывает, - заявил пёсик.

- Кто тебе айс дал? - задал более толковый вопрос Арлекин.

- Со вчера остался, - признался Пьеро. - Как тебе, кстати, вчерашнее? Збс?

- Збс, - признал Арлекин. - Жаль, тебя не было, - сказал он лисе.

Алиса только развела руками. С её-то половыми проблемами присутствовать на представлениях театра было противопоказано категорически. Так что вчерашний вечер она провела в городе, в обществе Базилио.

Баз повёл себя галантно, но эксцентрично. Вообще-то он старался в городе лишний раз не появляться, особенно в центре, чтобы не нарваться на полицаев. Но тут он вдруг осмелел и затащил Алису в дорогущий ресторан "Пятьдесят оттенков серого" на бульваре Сен-Санс - то есть в самом центре и чуть ли не напротив полицейского участка. Ресторан, правда, был и в самом деле крутой. Рассчитанный на лисьих и кошачьих, он специализировался на мышатине и крысятине. Лиса охотно удовлетворилась бы стейком из основного меню. Но кот раздухарился и заказал официантку, миленькую мышку-трёхлетку. Заказ влетел в заоблачную сумму. Однако платить не пришлось. Баз, посмотрев сквозь стенку в микроволновом диапазоне, засёк, что мышку не забили, а тихонько увели на задний двор, мясо же достали из холодильника. Кот устроил скандал, дошёл до владельца заведения - пожилого почтенного крысака - и сжёг ему усы. Перепуганный ресторатор всё свалил на администраторшу, чью вырезку через полчаса подали гостям под фирменным соусом, в качестве извинения. Администраторша оказалась весьма аппетитной дамой, так что лиса объелась и потом всю ночь промаялась животом. Впрочем, на фоне утренней боли в тазобедренных суставах - бешеные вектора опять что-то поналомали и понаворотили - это были мелочи жизни.

- Не, ну а чо, вчера правда круто было. Мы всех порвали, - заявил Напси таким тоном, будто всё это он совершил лично сам, а остальные так, присутствовали.

- Писториус хорошо поёт, - вспомнил Пьеро. - У неё есть талант.

- Няш у неё самый обычный, а не талант, - не согласился Напси. Он был слегка обижен на рыжую, от которой никак не мог допроситься даже паршивого минетика, не говоря о чём-то большем. Впрочем, тут он был не одинок: Ева отказывала всем - вежливо, но недвусмысленно. Увы, поняша считала себя принадлежащей Карабасу - душой и телом.

- Да похуй, как это называется, - поморщился Арлекин. - Няш, хуяш... Главное результат.

- Результат командный, - упёрся пёсик. - Мы все вносим вклад.

- Я что, плохо конферанс веду? - пёсик сердито взрыкнул, как бы напоминая, что он всё-таки пёс, хищник, а не хуйня беззубая.

- Нормально ты ведёшь, - пожал плечами Арле. - Просто шоу держится на Еве и Пьеро. В основном на Пьеро.

- Не, ну зачем же так? - упёрся Напси. - Вот смотри. Без тебя Пьеро смог бы выступать? Нет. Потому что ты единственный, кто его поле выдерживает. Верно я говорю?

- Где-где... Без Карабаса вообще ничего бы не было, - признал Арлекин.

- Ага, видишь? Ну и так далее. Все участвуют. Колбаску передай, пожалуйста.

Арлекин открыл было рот, чтобы сказать, что он думает об этом "и так далее", но вместо этого просто протянул пёсику кончик прута с благоухающей сарделиной. Тот занюхнул её обоими рыльцами, сладострастно заскулили и, сорвав с прута лакомство, смачно уел его, брызгая во все стороны соком и слюнями.

Дела у карабасовой труппы и впрямь шли превосходно. Да чего уж там - зыкенски.

На второе представление публики привалило втрое больше прежнего, в основном пожилых домохозяек, а также томных молодых существ условно-мужского пола. Билеты разлетелись мгновенно, хотя Карабас поднял цену до пятидесяти сольдо, а потом вздул до соверена. И всё равно не угадал: самые последние билетики уходили с рук за двадцать золотых, а то и выше. Что касается самого представления, оно прошло на ура, за исключением мелкого эпизода - во время исполнения "Маленькой лошадки" пожилая слониха от восторга обкакалась на землеройку. Та, впрочем, выбралась из-под глыб самостоятельно и отнеслась к происшествию с юмором. Чтобы сгладить впечатление, Писториус исполнила "Wild Horses", а потом набралась смелости и задвинула "Ночную Кобылу". Мрачная песня пробрала зрителей аж до печёнок, так что выступление Пьеро легло на подготовленную, благодатно взрыхлённую почву.

Результаты не заставили себя ждать. После выступления к Еве подвалил койот-импрессарио из "Мулен Руж" и предложили полугодовой ангажемент. Писториус сразу соглашаться не стала, взяв время на подумать. И не прогадала: следующее предложение было от престижнейшего Олимпия-холла... Что касается Пьеро, то к нему повалили представители всяких закрытых клубов. Их взял на себя Карабас, который отшил всех, кроме одного - странного малоформатного существа, напоминающего смесь долгоносика с гладиолусом. Держалось существо, однако ж, чрезвычайно уверенно и хозяевато, а на вопрос "кто таков" отвечало - "я просто старый театрал... ах, это всё так неважно". Тем не менее, Карабасом он был принят, удостоен десятиминутной беседы, после чего старый театрал забрал с собой Пьеро и куда-то увёз. Маленький шахид вернулся только под утро - тихий, задумчивый. Уклонившись от расспросов, он пошёл к берегу моря. Там он и встретил снежный рассвет, размышляя и сочинительствуя, пока голод не вернул его в общество.

- Извините, - сказала Алиса. - А мне кусочек можно?

- Всегда пожалуйста! - ухмыльнулся Арле, снимая с веточки очередную шпикачку и протягивая лисе. - Это тебе не пенис канина!

- Я попросил бы, - возбух было Напсибыпытретень. Но возбух как-то вяло, лениво. Покосившись на него, Алиса увидела, что Напси лежит на боку, вяло пошевеливая задними лапами. Весь его вид говорил, что пёсик борется с дремотой и борьбу проигрывает. Видать, последняя сарделька перегрузила его пищеварительные возможности.

Лиса принялась за свою порцию, аккуратно откусывая маленькие кусочки.

- Не очень, - неожиданно не согласился Пьеро. - Нет динамики.

- Чего-чего нет? - не понял маленький педрилка.

- Динамики нет, - пояснил поэт. - Действия. Мы ничего не делаем. Жрём, болтаем.

- Вот представь, что про тебя пишут роман, - принялся объяснять Пьеро. - А ты в нём ничего не делаешь, только сардельки жаришь. На шести страницах подряд жрёшь сардельки. Стал бы ты такое читать?

- У тебя обывательский взгляд на реальность, - печально сказал Пьеро. -Ты не хочешь выходить из зоны комфорта. А именно за её пределами и случаются чудеса.

- Чудеса? Которые пиздюлями называются? - уточнил Арле. - Спасидо, не надо.

- Ну вот я и говорю - обывательский у тебя подход. Пиздюли - это поцелуи мироздания, которые твоё тело не готово принять... Да и вообще, что хорошего в том, чтобы жрать сардельки? Нужно носить в себе ещё хаос, чтобы родить танцующую звезду! Нужно иметь лёгкие ноги, чтобы бежать по голубым тропам! Нужно жить так, чтобы было мучительно сладко! - последние слова он проорал в голос.

- Чтоб мучительно сладко, деньги нужны, - рассудил Арлекин. - Без бабла какая динамика? Даже нажраться - и то бабосов требует. Напси, у тебя граппа осталась?

Задремавший было пёсик приподнял одно рыльце.

- Есть бутылочка, - признал он. - Но с утра как-то... Вот бы винца красненького лакнуть. И косточек бараньих.

- Хорош жрать-то, - сказал Арлекин. - Ты уже брюхо по земле волочёшь. Сам не видишь?

- Да ну тебя, - лениво сказал Напси, перевернулся на другой бок и сладостно всхрапнул, окончательно погрузившись в наилучшее состояние, в котором только и может пребывать подлинно разумное существо - в сытый сон.

Арлекин тяжко вздохнул. Карабас не давал труппе на руки ни сольдо. Не из жадности, а по дисциплинарным соображениям. Он опасался, что его подчинённые вполне могут пренебречь своим долгом ради загула, запоя или чего похуже. Базилио, правда, регулярно подбрасывал коллегам небольшие презенты - в основном алкогольные. Бутылочка граппы была как раз из котовых подгонов.

- Не могу забыть твоих бёдер широких лиру... - снова застихарил Пьеро. - Миру - миру - миру... Поведаю миру... Городу и миру... Нет, хуйня какая-то... Ты прекрасна вся, но твои бёдра слаще всего... Слаще... В чаще... Олени в чаще... Как же меня подзаебали эти олени, преследует меня их образ... И ещё какой-то недопёсок всё время лезет, как его там...

- Не хочу показаться грубой, - осторожно сказала Алиса, - но, может быть, вам лучше туда? - она показала мордочкой на морской берег. - А то мы вам, наверное, мешаем?

- Не хочу показаться грубой... - механически повторил Пьеро, закатив глаза. - Не хочу показаться грубой... губой... губа не дура... натура... такая натура... кубатура... ебантура... - внезапно в бессмысленных глазах его блеснула молния. - Не хочу показаться грубым, но я б вас выеб!

Лиса посмотрела на Пьеро испуганно и на всякий случай отодвинулась.

- И прекрасно! И прекрасно! - закричал поэт. - Да! Вот оно! Вот! Алисонька, ты меня вдохновила, дай я тебя поцелую... - он внезапно придвинулся и чмокнул Алису куда-то пониже уха.

- Кристаллизация смыслов, - объяснил Пьеро. - Явление сущности. Сотворение мира. Я только что закончил новое стихотворение.

Арлекин разочарованно зевнул, издав тоскливый долгий звук.

- Ну конечно, обывателям это чуждо, - голос маленького шахида зазвенел презрительным негодованием. - Поэтому я прочту свои стихи морю и небу. Вы их не заслужили.

Он встал, демонстративно отвернулся от присутствующих и простёр руки ввысь, к скептически-хмурым небесам.

- Как любила меня Мальвина ночью на чёрном море, - продекламировал он, помавая рукавами. - Золотая её промежность...

- Дурак! Я не в смысле цвета волос, я в высшем смысле, - снизошёл до ответа Пьеро и начал заново:

- Как любила меня Мальвина ночью на чёрном море!
Золотая её промежность тёрлась о мою душу.
Мы гламурно танцеловались вечером у прибоя,
А потом тонули друг в друге, не выходя на сушу.

Никогда уже не забуду бёдер душистых выгиб,
Грудь твою и животик сладкий - ты вся прекрасна!
Не хочу показаться грубым, но я б вас выеб!
Не хочу показаться блядью, но я согласна!

Последние слова он пропел голосом искусственно-женским, пронзительным и фальшивым.

- Ты того... потише, - серьёзно сказал Арле. - А то эти самые вылезут.

- Кстати. А кто-нибудь их видел? В натуре? - спросил он.

- Я видела, - сказала Алиса. - Давно ещё. В Институт их привозили. Для опытов.

- Странные, - признала Алиса. - В них человеческих генов нет совсем.

- Быть того не может, - искренне изумился Напси. - Они даже во мне есть.

Что именно стало понятно маленькому шахиду, осталось неизвестным, ибо Напси пробудился, приподнял левое ухо и уверенно заявил:

Тут уже и Алиса услышала скрип песка и вздохи.

Минуты через три перед всей честной компанией предстало существо, ввергшее всех в совершеннейшую оторопь.

У существа были две ноги и три руки разной длины. Это было бы ещё ничего, но остальное вызывало вопросы. Начать с того, что руки существа росли из жопы. Это, впрочем, было ещё не так удивительно - подобное явление встречалось среди всех основ. Удивительнее было то, что между корявых ног существа болтались длинные уши наподобие ослиных, на верхних коленях росли перья, единственный глаз находился в пупке, а две ротовые щели чмокали и разевались где-то под рёбрами. Возле плечей торчали длинные, петлюристые опёзья, покрытые фиолетовыми прыщами. Меж ними росли хоботки разных длин, цветов и диаметров. Самый толстый из них грустно висел на груди, остальные его утешающе поглаживали.

- Ыыы... ты кто? - первым нарушил молчание Арлекин.

- Не знаю! Теперь совсем не знаю! - призналось существо левой ротовой щелью, а правой шумно и скорбно чихнуло. Хоботки зашевелились, задудели на разные голоса, озвучивая тёмный аккорд вне тональности, вязкое "до - фа диез - ля".

- Звать-то тебя как? - не понял Арлекин. - Да ты садись, в ногах правды нет.

- Розан Васильевич, - представилось существо, перейдя на чуть менее унылое ля-минорное дуденье и присаживаясь на корточки.

- Да говорю же - не знаю! В том-то всё и дело! - существо горестно замычало главным хоботом. - Денег сколько генетикам заплатил! В ногах валялся! Нет, говорят, такой основы! Ну и что мне делать? Уволят как пить дать! - существо прослезилось. Из уголков его глаза брызнули две симметричные струйки влаги, пахнущие почему-то корицей.

- Буду, - не чинясь, согласилось существо и протянуло сразу три хоботка.

Через некоторое время странная тварюка уже глушила граппу, одновременно рассказывая обоими ртами свою историю.

Васильевич был калушонком. Врождённое имя у него было Розан, и это было всё, чем наградила его мать-калуша. Впоследствии, пытаясь выяснить хоть что-нибудь о своём происхождении, он пытался навести справки об отце. Сторож при калуше, старый брахиопод-пропойца, после долгих уговоров вспомнил какого-то Васю, который типа закупал у него выводок змеесосов. Этот самый Вася вроде бы внешне напоминал Розана. Так что он взял себе отчество "Васильевич" как наиболее вероятное.

В принципе, несмотря на внешность, жизнь у Васильевича складывалась довольно удачно. Он был приобретён на распродаже каким-то орхидеем - в основном из-за цветочного имени. Орхидей относился к нему хорошо, возвысил до личного поливальщика, а когда поменял на настоящего шиповника - не забил, но выдал вольную и даже снабдил кое-какими средствами. Потом Розан работал в разных местах, получил высшее образование в местном политехникуме. Пару лет проработал в Хемуле, вернулся в Директорию и довольно быстро получил пост в министерстве культуры, в департаменте поддержки народного творчества, в коем работал замом заведующего отделом театрально-постановочных и развлекательных мероприятий. Однако в последнее время в правительственных структурах началась компания по выравниванию представительства разных основ. Компанию Васильевич оценивал как бессмысленную и даже вредную. По его словам, всё свелось к тому, что их канцелярий погнали привычных крыс, а вместо них набрали косоклювых неясытей, бессмысленных аспидохелонов, смрадных харадриев, гадских удодов и даже позорных волчищ. На его отдел, впрочем, никто не покушался. Но возникла проблема: теперь при переоформлении документов нужно было непременно указывать свою основу, чего ранее так жёстко не требовали. Причём без заполнения этой проклятой графы документов не брали, а насчёт основы требовали справку.

Тут-то Розан Васильевич и попал в непонятку. Ни один специалист так и не определил, что он такое. Отчаявшись, он заказал дорогущую генетическую экспертизу, и как раз сегодня пришёл официальный ответ. Смысл его состоял в том, что в известных генетических библиотеках фрагменты его ДНК не значатся. Всё, что сказали генетики в частном порядке - так это то, что в нём есть гены макропулюсов и блджадов. Однако учитывая, что эти существа жили сотни миллионов лет назад и к тому же были водными, ему посоветовали это в анкете не указывать. Васильевич понял, что ему намекают на рыбонство, и ушёл. Точнее - пошёл куда глаза глядят.

- Не знаю, что и делать, - закончил он. - К кому теперь обращаться?

Арлекин, слушавший всё это очень внимательно - не забывая, впрочем, о колбасе - вдруг напустил на себя компетентный вид и предложил:

- А вот к нам и обращайся. У нас есть специалист по решению проблем, - и показал на Пьеро.

Существо выкатило глазастое пузо, осматривая маленького шахида.

- Простите, - произнесло оно с сомнением, - а в каких именно проблемах ваш товарищ специалист?

- У него Дар, - объяснил Арлекин. - Предвидения. Мы тут все паранормы, - без ложной скромности сказал он, - но он самый крутой.

- Пупум-пупум-пупум, - выдала синяя трубочка на задней части существа. - Простите, но вы точнопаранормы?

- А то! - подал голос Напси. - Эмпатетический театр имени Антонена Арто! Слыхал?

- Театр? Тот самый? Так через меня ваши бумаги проходили. Я вам разрешение на выступления выписывал! Кто у вас худрук?

- Гм... Ну тогда всё правильно. Меня предупреждали - действительно паранормы... А что, ваш, э-э-э, коллега правда видит будущее?

- Только когда айсом упорется, - снисходительно объяснил Арлекин. - А так - просто прозревает суть вещей. За умеренную плату.

- Плату? Я думал, мы друзья, - опечалился Васильевич, выдувая из оранжевой трубочки разочарованный си-бемоль.

- Друзья, друзья! - обнадёжил его Арлекин. - А друзьям - пятьдесят процентов скидки! Так что всего за триста соверенов...

- За три, вы хотели сказать, - поправил его Розан.

Алиса зевнула. Она не любила, когда торгуются.

Впрочем, продолжался торг относительно недолго. Стороны быстро сошлись на тридцатке. Всё это время Пьеро сидел молча и таращился непонятно куда.

- Ну хорошо, - наконец, сказало существо, закончив с торгом. - Так что же? - обратился он к Пьеро. - Смотри: вот он я! Назови меня!

Пьеро как бы очнулся, вперился очами в пришлеца и закорячил необычайно сложные щщи. Потом на лице его отобразилось нечто вроде понимания.

- Ты, - сказал он с совершенной уверенностью, - крокозитро́п. Ударение на последнее "о".

- Крокозитроп, - любезно повторил Пьеро. - Обыкновенный, средней пушистости.

- Э-э... - существо собралось с мыслями. - А почему это я крокозитроп?

- Да кем же ты ещё можешь быть-то?- неожиданно рассердился Пьеро. - Медузой, что-ли? Оленем? Пяденицей? Или сороконожкой какой-нибудь cраной? Да ты подумай умом своим, ну какая из тебя сороконожка? На себя посмотри хотя бы! Какие у тебя варианты есть вообще?!

Такой незамысловатый аргумент произвёл на Розу Васильевича определённое впечатление. Трубчатые хоботы его задумчиво повисли на плечах.

- Допустим, - сказал он, наконец. - Я, собственно, не против. Крокозитроп так крокозитроп. Я без предрассудков. У меня в отделе плюхотракливица работала, ну и нормально. Проблем не возникало с ней... Может, даже поощрение какое выйдет за крокозитропство... Справочку выпишите? А то сами понимаете...

- Да не вопрос, - сказал Арлекин. - Напси, сходи за бумагой. И ручку принеси.

Пёсик с крайне недовольным видом поднялся и тяжело потрусил к палатке.

Через десять минут Розан Васильевич стал обладателем документа, который удостоверял, что в результате проведения паранормальной экспертизы в присутствии двух свидетелей он диагностирован как крокозитроп обыкновенный. Все присутствующие, кроме Алисы, заверили документ подписями и отпечатками ауры.

Розан Васильевич легко отдал деньги и тут же попрощался: по его словам, он ещё имел шансы оформить и подать документы до обеда.

- Ну так чего? - спросил Арлекин, подкидывая на ладони мешочек с золотом. - У нас есть на что. Едем в город или тут сядем?

- Смотря сейчас где Карабас, - рассудительно сказал Напси.

- Укатил с Евой, - сообщил Арлекин. - Вроде бы до вечера. Так что можно немножко расслабиться.

- Оттянуться, - уточнил пёсик. - Чуточку оттянуться... Пьеро, а как ты определил, что это чучело - крокозитроп?

- Элементарно, Напси. Самое обыкновенное трансцендентальное созерцание, - заявил маленький шахид. - Просто смотришь на предмет и прозреваешь его экзистенцию. Делов-то.

- А слово "крокозитроп" ты тоже сам придумал? - не отставал Напси.

- Что значит придумал? Я прочёл его в анналах судеб, - ответил Пьеро тем же тоном.

- Насчёт анала - это мы пожалуйста, - оживился Арлекин.

- Твой примитивный редукционизм онтологически нищ и методологически контрпродуктивен, - выговорил Пьеро на одном дыхании, после чего потянулся и прикрыл глаза. - И вообще, я сегодня совершил слишком многое. Я творчески опустошён. Мне необходима смена ментального фона. Пожалуй, лёгкое, едва ощутимое опьянение было бы уместно.

- Может, водочки возьмём? - предложил Напси. - Надоела граппа.

- Водочки? - Пьеро пожевал губами. - Это хорошо, не будем на этом останавливаться. В этом городе есть нормальный абсент? С айсом пойдёт...

- Ребята, - тихо сказала лиса. - Вы же напьётесь. Устроите чего-нибудь. Карабас потом ругаться будет. Может, не надо?

Пьеро посмотрел на лису с недоумением и обидой. Арлекин, напротив, наградил её таким взглядом, что впору было ей самой обидеться. Даже Напси, и тот издал какой-то сквозьзубный звук, неприятный крайне.

Лисе стало жарко, неловко. Наступила та самая ситуация, в которой она была ну просто обязана известить шефа о готовящемся безобразии.

- Карабас узнает, - ещё раз сказала она для очистки совести. - Точно узнает.

- У нас событие, - наконец, сказал Арлекин, как бы проглотив какие-то другие слова. - Пьеро новое стихотворение написал.

- Это факт культуры, - подтвердил Напсибыпытретень. - И его необходимо встретить достойно.

Алиса встала и пошла прочь от кострища. На душе у неё было муторно. Ей не хотелось стучать на новых знакомых, но ещё меньше - не оправдать доверия раввина.

- Улялялаааааа! - раздалось из балагана. - Дю-дю-дюууууу!

Лиса внезапно остановилась. Ей пришла в голову идея. Простая, не очень честная, но решающая проблему с деревянным парнем. Риск был, но это могло сработать.

Она пошла в ангар к электорату и нашла рыжего бэтмена по кличке Апельсинчик. Его Карабас обычно информировал о своих предполагаемых маршрутах.

- Найди своего хозяина, - сказала лиса, строго смотря бэтмену в глаза, - и скажи: Пьеро и Арлекин случайно заработали деньги и теперь хотят устроить пьянку. Повтори.

Бэтмен смешным писклявым голосом воспроизвёл каждое слово.

- Тогда лети... А, нет, ещё вот что. Скажи, что я проверяла автоклавы. Кролик и цыпль совсем истощены. Им нужен питательный раствор. И по десять килограммов живых клеток каждому. Срочно-срочно. Ещё скажи, что у нас в балагане висит какая-то заготовка с дефолтом мозга. Я могу её использовать. Желательно сегодня, иначе я ни за что не ручаюсь, - добавила она.

Бэтмен отбарабанил услышанное и улетел. Алиса присела на освободившийся насест, скрестила руки.

В принципе, думала она, всё это была почти правда. Кролик и цыпль и в самом деле отощали. Свежие клетки для ребилдинга были бы совсем не лишними. В общем-то она не особенно погрешила против истины, умолчав только о личных мотивах. Но вряд ли Карабас станет в них копаться...

Алиса почти убедила себя в том, что проблема почти решена, когда висящий в балагане Буратина издал особенно жуткий вопль и открыл глаза.

Интроспекция нездоровая.Часть моего удовольствия

ФАКТИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 25 лет
БИОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ: 25 лет
ПОЛ: женщина
ПРАВОВОЙ СТАТУС: верноподданная Его Величества
ОСНОВА: шимпанзе
ОСОБЫЕ СПОСОБНОСТИ: психократ 1-й категории (ограниченно, см. расш. версию справки)
НЕДОСТАТКИ: ебанутая
ЛИЧНОЕ ИМЯ: Мальвина Тоскаровна Ойна-Моруль
КЛИЧКА: Мальва

Тайная Канцелярия Его Величества Тораборского Короля
Личное дело ? 1029, сокращённо

Строгая госпожа Садо-Мазо Домина. Стильная, ухоженная женщина с хорошими манерами! Доминирую, унижаю, подчиняю! Люблю пороть и наказывать рабов. Конфиденциальность. Встречусь для воплощения фантазий за материальную поддержку. Не салон! Территориально м. Озерки.

4 декабря 312 года о.Х. День.
Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база "Graublaulichtung".

Current mood: strict/требовательное
Сurrent music: Zoë Poledouris - Unloved

: timing: 9227 день жизни 10 час 23 минута 03:32 | предыдущий прогноз на реальность? > позитивный < я всё делаю правильно < я должна быть вознаграждена < есть вознаграждение? = нет вознаграждения > кто виноват?не я > все не-я виновны передо мной и должны быть наказаны.

: check point: день час 17 минута 55:20 |Гипотеза?заснула в кресле < лёгкий дневной сон = хорошо ? я хорошо сплю < я слежу за своим состоянием и поддерживаю себя в форме < за это я тоже должна быть вознаграждена < вознаграждение есть? = вознаграждения нет > кто виноват? виновные> все виновные виновны передо мной и должны быть наказаны.

Я сижу у пульта < это командное положение < я всегдадолжна занимать командное положение < я бесконечно важнее | ценнее | существеннее прочих / других / виновных передо мной < я бесконечно выше и лучше всех и всего, неизмеримо, несравнимо, нетленно, вечно <я должна Вечно Быть и Наказывать + за это я должна быть вечно вознаграждаема < = опять нет вознаграждения! > кто виноват? все> все, все, все виновны передо мной и должны быть наказаны.

Непосредственная угроза? нет: Я нахожусь в непотревоженном извне укрытии > в безопасности < относительной безопасности < всякая безопасность относительна ??< L. knowledge base : чрезмерная забота о безопасности приводит к уменьшению реальной безопасности / необходимый баланс 70\30 ? выдерживается < я всё делаю правильно < за это я также должна быть вознаграждена < = вознаграждения нет! >кто виноват? другие< другие виновны передо мной должны быть наказаны.

Осмотр. Я смотрю на себя в небольшое зеркальце > как же я прекрасна! > как чудовищно, страшно, мерзко уродливы все остальные, не-я > почему они не издохнут? > они не хотят >они виновны перед моей красотой > они должны быть наказаны.

: Моё текущее местоположение: законсервированная база-убежище "Graublaulichtung". Где именно? надземная часть комплекса.

>>L1. knowledge base : = представляет собой небольшое сооружение защитного цвета. Голубого?< скорее хаки, чем голубого. Хаки?

>> F. knowledge base : = Слово "хаки" происходит от архаического санскритского "каки", что означает "грязь". < В русском языке есть соответствие "каки" - "кал, экскременты".

!= Это неприемлемо: кал, экскременты = плохое, вонючее = то, чего достойны другие/виновные, не-Я > не хочу даже косвенных ассоциаций плохого, вонючего с собой. Это правильное отношение < я права < и за это тоже должна быть вознаграждена < = но я лишена своего вознаграждения < кто виноват? воры, укравшие мою награду> они виновны передо мной и должны быть наказаны.

= я интерпретирую\перевожу сложное слово Graublaulichtung как "Сизая поляна". Graublaulichtung :Сизая поляна = ?

!= Немецкий язык был бы удобнее русского в качестве универсального средства общения. Русский раздражает запутанными синтаксическими конструкциями + уродливой системой склонений и спряжений + размытостью семантических полей. Когда я побежду и восстановлю своё Абсолютное Право Надзирать и Наказывать, все будут наказаны за этот неудобный язык. И за всё остальное.

Вход, которым я пользуюсь, и в самом деле расположен на лесной поляне, которую и в самом деле можно назвать сизой> в особенности ранним летним утром, примерно как сейчас | на полчаса-час раньше.

test << Концентрируюсь на окружающем базу сегменте биосферы.

Тревожных сигналов нет > разумные существа здесь не появлялись < они меня не беспокоили < они виновны передо мной и боятся, что я об этом узнаю > они должны быть наказаны.

За последние месяцы моя власть возросла. Мой контроль над низшими существами не прекращается даже во сне < в частности: теперь я могу использовать зрение птиц + бабочек для мониторинга территории в пределах километра < другие этого не могут < я лучше всех прочих, я бесконечно лучше всех прочих, я абсолютно превосхожу всех прочих < я должна быть вознаграждена < я не получаю вознаграждения, я опять не получаю вознаграждения >кто виноват? виновные< они, виновные, должны быть найдены и наказаны, наказаны, накаааааазаны!!!!

Список текущих задач Основная?= пополнить запасы продовольствия.

На базе имеется склад, где хранится еда. Продуктам более трёхсот пятидесяти лет, однако они вполне съедобны благодаря качественным технологиям консервации. Но!Склад мне недоступен >все двери заперты и заблокированы > Я не оставляю попыток открыть замки / результат empty > кто виноват? те, кто закрыл замки> они все давно мертвы > они наказаны > они справедливонаказаны > я удовлетворена < я справедлива < за это я должна быть вознаграждена < мне опять не дали вознаграждения > это несправедливо > несправедливые должны быть наказаны, наказаны!

Мыши, ментально запрограммированные мной, приносят мне сахар из заблокированных складских помещений. Однако они приносят мало сахара > они виновны передо мной и должны быть наказаны (в своё время).

Поблизости есть кроты. Иногда их можно задействовать для поиска питательных кореньев. Но я не люблю готовить коренья < готовить коренья утомительно > почему кроты не готовят мне еду? > они не способны > все неспособные служить мне виновны передо мной и должны быть наказаны (потом).

+ кроты нерасторопны > они виновны передо мной и должны быть наказаны (впоследствии, когда перестанут быть нужны).

Сороки, ментально запрограммированные мной, способны преодолевать расстояние до городских кварталов Директории и приносить мне небольшие предметы, в основном - кондитерские изделия. Мой организм нуждается в сладком? Возможно, психологическая зависимость?Проверить -> в список задач, раздел "среднесрочное".

Ястребы приносят мне дичь. Несколько раз приносили жареную дичь. Видимо, поблизости есть поселение. Проверить -> в список задач, раздел "приоритетное".

Сороки и ястребы также виновны передо мной и должны быть наказаны < они служат мне, но они делают это без уважения.

Список задач: вчера.Не выполнено 3. Основная?= очередная неудачная попытка проникнуть закрытые внутренние помещения базы. Кто виноват: заблокировавшие помещения> они мертвы > они наказаны. Виноваты: все, кто не разблокировал помещение и не предоставил базу в моё полное распоряжение< виноваты все местные < все, все, все-все-все они виновны передо мной и будут наказаны, когда я разблокирую базу и овладею оружием.

F. knowledge base : Общая схема базы "Graublaulichtung". Раздел II. Подземные части комплекса.

II-a. Уровень 1. Видимо, этаж дежурного. Представляет из себя центральный барабан + непосредственно связанные с ним две небольшие комнаты 1-а и 1-б, каждая из которых оборудована вытяжной вентиляцией и сантехническим комплектом. В комнате 1-б сантехника работает < Обычно я использую её как ванную + туалет.

Кроме того, имеется складское помещение, в котором, судя по сохранившимся схемам, хранились скафандры биологической защиты + средства пожаротушения + сухпай. Сейчас помещение пусто. Кто виноват? Те, кто вынес оборудование> неизвестно, когда его вынесли = неизвестно, мертвы они или живы > важно только одно: они виновны передо мной и должны быть наказаны.

II-б. Уровень 2. Первый изолирующий этаж. Связан с этажом дежурного колодцем со шлюзами. Представляет из себя центральный барабан несколько большего диаметра, нежели на Уровне 1, от которого отходят четыре коридора 2-А, 2-Б. 2-В, 2-Г. Мне доступны три, в четвёртый (2-Г) проникнуть пока не удаётся. Коридоры заканчиваются блоками из трёх комнат.

III. Второй изолирующий этаж и ниже. Недоступны: колодец центрального барабана заблокирован изнутри.

!= База "Graublaulichtung" представляет собой оптимальный опорный пункт для удержания доминирующего положения на местности.

После финального репрограмминга местной биосферы я смогу подчинить |уничтожить все местные банды, после чего объявить себя правительницей местности < не является моей конечной целью, а лишь начальным этапом реализации Моего Плана.

Опасность представляют прежде всего мои бывшие работодатели + власти Директории. Особенно нежелательным было бы объединение этих сил, что вполне возможно: отношения между Тора-Борой и Директорией сейчас не конфликтны <источник информации? выводы из размышлений над ситуацией check point: 9220 день жизни 3 час || Многое зависит от задания Карабаса < оно мне неизвестно, как и всем остальным < это незнание недопустимо сужает поле маневра: я не могу принять решений < кто виноват? > Карабас> он будет наказан, о, как он будет наказан! О, как я раздавлю ему... скручу ему... он будет комком боли... а потом будет издыхать.... Издыхать... нет, я хочу вечных, вечных мук ему, да!!!!! он должен мучиться вечно, и всё сильнее и сильнее, ДО БЕСКОНЕЧНОСТИ СИЛЬНЕЕ БЕСКОНЕЧНО МУЧЕНИЯ УНИЖЕНИЯ НАКАЗАН!!!=Он должен быть наказан!!!! Бесконечно наказан!!!! = нааааакзан!!! = наказан вечно бесконечной болью >>боль! | боль!!! | ужас! | ужас!!! | ужас!!!!! | унижение, страшное унижение!!! >боль унижение муки каких нет нет нет на свете, невозможные, немыслимые муки, вот вот вот вот!!! вот как он должен быть накааааааазан!!!!!!!!

Я удовлетворена скоростью и качеством функционирования своей фундаментальной + ассоциативной памяти > я умница, умница! > я должна быть вознаграждена < я всегдадолжна быть вознаграждена, остальные, виновные передо мной, должны быть наказаны: унижены и наказаны |но они не наказаны < я виновна? нет: я проявляю милосердие \ даю им шанс искупить < я добра и терпелива < я должна быть вознаграждена < вознаграждения нет > кто виноват? они> все они виновны передо мной и должны быть наказаны.

А я должна быть вознаграждена. Сейчас, немедленно. Я немедленно должна быть вознаграждена.

Сейчас ты должен быть частью моего удовольствия. Больше тебе незачем жить, морда с хуем < метко сказано < за это я тоже должна быть вознаграждена, прямо сейчас!

Хоть бы обернулся или издох! Нет:сидит в кресле, живой и праздный. Чешется, зырится, похож на чеха.

\\ чех : что такое?= F. knowledge base : неполноценный славянин источник информации?= случайное общение : вероятный источник?= эстонская пропаганда > бессмысленно > бессмысленно суждение о чехах > бессмысленно суждение об Артемоне > empty

На эти размышления потрачены силы + время | результат empty.

Действие второе. Аривуаль, или Дочка-Матерь падает, цепляясь за ветки

В обязанности друга входит не только приятное; иной раз необходимо употребить власть, дарованную близостью, для удержания своих друзей от нелепых и недостойных поступков, диктуемых страстью или ослеплением того или иного рода, особенно если таковые угрожают их положению, состоянию или здоровью.

Годрфи Бэксайд Броадботтом. Письма к племяннице, письмо XXXVI. - В: Броадботтом. Письма к племяннице. Характеры. Афоризмы. - Пер. и коммент. А. М. Шадрина. - Л.: "Наука", 1972.

Прожить жизнь без единой царапины на душе - значит не узнать ровно половину природы вещей.

Луций Анней Сенека. О провидении. - Луций Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Перевод и примечания С.А. Ошерова. М.: "Наука", 1977.

4 декабря 312 года о.Х. Денёк.
Директория, ул. Пречистенка, д.5а, кафе-ресторан "Le Séjour Café"

Current mood: inexorable/непреклонное
Сurrent music: А. Рыбников - Ты меня на рассвете разбудишь

-Open you mind, - повторил Карабас, и, схватив остывающую баранью отбивную, закинул себе в пасть, брызнув на бороду мясным соком.

Базилио, давно расправившийся со своим каплуном и ожидающий десерта, вопросительно шевельнул бровью. Карабас что-то промычал, чавкая - а может, что-то прочавкал, мыча.

Кот позволил себе мысленно скобейднуться. Ресторанчик предназначалось не для еды, а для делового общения. Кухня, разумеется, марку держала, но порции были символические и безумно дорогие. К достоинством заведения относилось сравнительно раннее время открытия, а также и то, что к капризам клиента здесь относились с пониманием. Раввин этим воспользовался - специально вызвал повара и дал ему подробнейшие инструкции на тему готовки. От Базилио он отделался невнятным "пусть это будет хотя бы похоже на кошерную еду", а также графинчиком бражки из волос глюкозника. Кот сначала отнёсся к экзотической диковинке - тем более с утра! - настороженно, но потом распробовал и под биточки из шиншиллы уговорил половину графинчика. Так что, когда Карабас закончил со своим заказом, коту уже захорошело.

Дальше было ещё лучше. Раввин, зазвавший Базилио на разговор, разговаривать на самом деле не собирался. Он намеревался тщательнейше порыться в котовой голове. Поэтому он попросил База расслабиться, принять на грудь ещё немножечко горячительного и открыть пошире свой разум.

Кот указания шефа исполнил со всей возможной добросовестностью. То есть - принял ещё, устроился поудобнее и минут десять потратил на каплуна с фундуком и апельсинами, разглядывания барной стойки и любования новогодней ёлкой, предусмотрительно установленной около двери. Ёлка была изобильно украшена марципанчиками, пакетиками с леденцами, сладкими пряниками и тому подобным. Венчала ёлку фигурка Дочки-Матери из бисквита и глазури. Кот смотрел на всё это бесстрастно: он не чувствовал вкуса сладкого. Для него ёлка была скорее символом тщеты, нежели соблазна.

Рядом сияло огромное окно, такое гладкое и так хорошо вымытое, что казалось, что стекла не было вовсе. За окном тянулась небольшая улочка, мощёная плиткой. Иногда по ней проносились лёгкие экипажи. На углу стоящий страж порядка, седоусый пиренейский выхухоль, смотрел на них, скептически покачивая сизоватым хоботком. Выкатил свою тележку морж-мороженщик. Полицейский, задрав хобот, тут же полез к нему что-то проверять - лицензию, наверное, или ещё какие-нибудь разрешительные документы. Про эту милую особенность Директории кот уже всё знал, так что он мысленно посочувствовал моржу... Потом он просто сидел, зажмурившись, и размышлял, соблазниться ли на кофе.

Наконец, Карабас прожевал и уставился на кота большими, выпуклыми, непроницаемыми глазами.

- То есть? - кот протянул руку и взял пирожное, как-то незаметно принесённое, пока он расслаблялся.

- Насколько я могу об этом судить, - пояснил Карабас, задумчиво почёсывая в бороде, - тебя совершенно не за что убивать.

- Вот и я того же мнения, - пробормотал кот, откусывая от пирожного. Оно было специально для кошачьих - с мятой и душистым перцем.

- Не остри мне тут, - неожиданно рассердился Карабас. - Тебя собирались прикончить. И почти сделали это. То, что ты выжил - это тебе очень повезло. Потому что подготовка покушения была на высшем уровне. Это я тебе говорю как профессионал... Так вот, я просмотрел всё, что у тебя было в голове. И не нашёл ни крупицы информации, которая стоила бы затраченных на тебя усилий. А я знаю достаточно много. Должен был вылезти хоть какой-нибудь старый хвост. Но я его не нашёл.

- Это хорошо или плохо? - уточнил кот, жуя. Вопрос получился невнятным, но телепату Карабасу фефекты фикции были пофиг.

- Это очень плохо, - мрачно ответил Карабас. - Потому что ты продолжаешь оставаться мишенью. Неизвестно чьей. И неизвестно почему. Соответственно, рано или поздно покушение повторится. А это ставит под удар всю нашу группу.

Странно, но Баз не испугался и даже не огорчился. Наоборот, он почувствовал что-то вроде надежды - смутной, но заманчивой.

- Значит, нам нужно разделиться, - повторил Карабас таким тоном, как будто думал о чём-то очень далёком и посторонним.

- Пожалуй, - протянул кот, - у меня есть одно небольшое дельце в Зоне.

Карабас сдвинул брови. Вилка в его руке угрожающе блеснула.

- Та-ак, - протянул он. - Ты всё-таки на это решился.

Внезапно кот почувствовал, что у него каменеет шея. Он не успел удивиться, как его голова повернулась и камеры уставились на ёлку, выпустив Карабаса из поля зрения.

- Извини, - сказал бар Раббас тоном, исключающим даже намёк на раскаяние. - Я тебя пока вот так подержу. Не хочу, чтобы ты в приступе высоких чувств прожёг мне мозги. А это очень даже вероятно.

Кот почувствовал, что хмель его стремительно покидает. Карабас никогда не шутил со своими способностями и не имел привычки преувеличивать.

Он попытался пошевелить хвостом. Тщетно. Ноги тоже не двигались. Карабас парализовал его мышцы.

- Видишь ли, - продолжил раввин. - Бывают такие услуги, которые друзья должны оказывать друзьям. Зная заранее, что друг тебе не будет благодарен. Может быть, он тебя даже возненавидит. На какое-то время, надеюсь.

Кот попытался что-то сказать. Из глотки вырвался только хрип: язык и губы тоже не двигались.

- Да слышу я тебя, слышу, - досадливо сказал раввин. - Теперь послушай ты меня.

Он тяжело, расстроенно вздохнул. Базилио почувствовал то, что обычно заставляет вздрогнуть. Он бы и вздрогнул, если б мог.

- Зона, - сказал Карабас, - это последнее место, куда я тебе позволил бы идти. Покушение на тебя состоялось именно на Зоне. На Зоне ты получил какую-то информацию, из-за которой тебя чуть не убили. Если ты там появишься снова, для них это будет означать, что мы что-то поняли, а я послал тебя добывать какие-то сведения. Это почти стопроцентная гарантия новых покушений. Более успешных.

Кот промолчал, за неимением иных возможностей.

- Но это только половина проблемы, - продолжил Карабас. - У меня есть все основания полагать, что твоё "небольшое дельце" в Зоне связано с одной рыжей особой, в которую ты безнадёжно влюб...

Лазерный луч ударил в марципан и прожёг его насквозь. Завоняло жжёным сахаром и подгорелым хлебом.

- Проблем нет, расходы с меня, - крикнул Карабас дёрнувшемуся бармену. - Вот-вот, именно это я имел в виду. Ладно, не извиняйся, - разрешил он. - И не отрицай, пожалуйста, очевидные вещи. Ты влюблён, Базилио. Я бы даже сказал, что ты втрескался по уши.

- При этом ты понимаешь, что твоя любовь безнадёжна. Ты не можешь обладать предметом своих желаний. Никогда.

Ещё кусок отбивной нашёл себе место в карабасовом рту.

За это время Базилио успел перейти от бурного, оскорблённого отрицания до крайне неохотного признания того факта, что собеседник в чём-то прав.

- Ага, дошло, - констатировал он. - Итак. Ты страдаешь от несчастной любви. И поэтому строишь разные идиотские планы. Например, задобрить Болотного Доктора, чтобы тот взялся лечить твою зазнобу. Так? Вот только не надо врать мыслями. Ты не менталист и этого не умеешь. Именно об этом ты и думаешь, мой дорогой полубрат.

Заскрипела по столу отодвигаемая тарелка. Звякнула вилка.

- Давай ещё раз. Ты ходишь вокруг неё и мучаешься. Она, между прочим, тоже. Это с неизбежностью приведёт к тому, что вы в конце концов не выдержите, наплюёте на всё и пое...

На этот раз пострадала шоколадка. Расплавленная коричневая капля стекла с ёлочной ветки, как слеза.

- Совсем плохо, - озабоченно сказал Карабас. - Ты, похоже, вовсе голову потерял. Ладно. Будем щадить твои чувства. Итак. Вы с Алисой рано или поздно вступите в близкие отношения. Ты, разумеется, заразишься. Какие мучения тебя ждут, я даже не говорю. Об оперативной работе, разумеется, и речи не будет. Ты станешь никчёмным инвалидом. Допустим, я прощу это лисе и не убью её. Или не смогу убить, потому что вы куда-нибудь удерёте, как Мальвина с Артемоном. Допустим даже, что она тебя не бросит, хотя это маловероятно. И как вы будете жить? Воображаю: двое нищих, уныло бредущих по пыльной дороге...

- Хватит уже! - рявкнул раввин. - Да, я понимаю, хочется выразить отношение ко мне наглядно. Но я же всё равно твои мысли слышу. Что за атавизмы? Ладно, продолжим. Всё, что я сказал, ты прекрасно знаешь и сам. Поэтому приложишь все усилия, чтобы рыжую вылечить. Болотный Доктор - ваша последняя надежда. Но он бесплатно не работает. Тебе нужно принести ему редкий и ценный артефакт. Достаточно редкий и ценный, чтобы Айболит взялся за подобный заказ. Ничего подобного у тебя нет. Кроме одной вещицы, которая могла бы его заинтересовать. Этой самой монетки из красной ртути. Но она у тебя в нерабочем состоянии. Чтобы её активировать, нужно попасть на Поле Чудес. Куда ты, собственно, и собрался. Так ведь? Кофе, - бросил он приблизившемуся официанту-пекинесу. Тот бодро маякнул хвостиком - сделаем, мол, вотпрямща в лучшем виде - и затрусил на кухню.

- При этом ты отдаёшь себе отчёт в том, что вероятность вернуться оттуда живым - процентов десять, - продолжал Карабас всё так же неторопливо. - Я имел в виду - для тебя, с твоими возможностями. Что касается твоей рыжей подружки, у неё шансов нет вообще. А она, к сожалению, увяжется за тобой... Нет, она тебя не любит. Просто она так понимает свой долг.

Карабас ещё немного помолчал. Слышно было только его тяжёлое дыхание.

- Похоже, я совсем разучился врать словами, - наконец, сказал он. - Ну хорошо. Ты ей небезразличен. Очень небезразличен. Даже больше, чем она сама думает. Но у неё действительно есть понятие о долге. Посмотрим, есть ли понятие о долге у тебя.

Пекинес принёс кофе. Мимо неподвижного взгляда Базилио промелькнули белые лапки с подносом, на котором стояла крохотная чашечка - Карабасу на один глоток.

- Итак, - заключил Карабас, - продолжение ваших романтических отношений грозит тебе или пожизненной инвалидностью, или смертью. Я, как твой начальник, друг и полубрат, этого допускать не намерен. Поэтому вам с Алисой придётся расстаться. И лучше это сделать сейчас, потому что потом будет гораздо тяжелее. Так что завтра она нас покинет. Нет, я её не выгоняю. Я дал ей задание. Как агенту Тора-Боры и моему личному агенту. Задание несложное. Но требующее её присутствия в другом месте.

Кот пропустил воздух сквозь зубы с тихим шипением.

- Что касается тебя. Я не намерен держать тебя связанным взаперти, как ты подумал. Я даже не буду копаться в твоей голове и просматривать твои мысли. Ты просто дашь мне слово. Пообещаешь, что завтра расстанешься с лисой и не будешь её искать. Этого достаточно.

Баз почувствовал, что чужая воля отпускает его. Он с яростью повернулся к собеседнику - и тут его ярость как бы осеклась, замолчала.

У Карабаса было очень неприятное выражение лица. Такое выражение кот видел на лице шефа всего один раз - четыре года назад, когда Карабасу пришлось отпустить восвояси хемульского шпиона-менталиста, которого раввин искал пять месяцев и которого намеревался лично накуканить и выпотрошить.

- Я мог её убить, - сказал Карабас. - Просто парализовать лёгкие. Тебе сказал бы, что у неё отрос очередной костяной шип. И проткнул ганглии, например. Ты бы поверил. Дня три-четыре глушил бы валерьянку. Может, неделю. Потом попросился бы на задание. А у меня стало бы одной проблемой меньше. И, заметь - ни одной новой проблемы. Но я этого не сделал.

- Благодарствую, - сказал кот, тщетно пытаясь придать голосу хоть какой-то оттенок язвительности.

- Не за что, - серьёзно ответил Карабас. - Я подумал и решил, что поступлю иначе. Я расскажу Алисе всё то, что сейчас говорю тебе. Объясню, что на тебя охотится непонятно кто, в Зону тебе идти нельзя, а ты попрёшься ради чувств к ней. И что из-за неё ты погибнешь. Как думаешь, что она сделает?

- Выбор, - сказал Карабас. - Я даю тебе выбор. Или ты мне поклянёшься, что расстанешься с Алисой. Или - приведёшь крайне убедительные аргументы в пользу иного варианта. Предупреждаю: они должны быть убедительными не для тебя, а для меня. Думай, Базилио. Думай.

Базилио попытался думать. В голове было пусто, в сердце - тесно и больно. Он чувствовал, что боль только начинается, что она ещё не дошла до головы, а когда дойдёт - ему станет очень, очень скверно. Но пока он ещё мог рассуждать здраво. Рациональный подход утверждал, что Карабас в общем и целом прав. Он был жутко, кошмарно, абсолютно неправ вот именно здесь и вот именно сейчас, именно здесь и именно сейчас. Вот только способа убедить его в этом у кота не было.

- Ты шеф, - наконец, сказал он. - Ты знаешь то, чего не знаю я. Ты можешь то, чего я не могу. Дай нам шанс, Карабас. Надави на Болотного Доктора. Найди другого врача. Придумай что-нибудь.

- Я думал об этом, - сказал Карабас. - И о многом другом тоже. Нет, невозможно. Наши отношения с Болотником таковы, что я могу просить его о многом. Но не обо всём. В частности, я не могу отправлять к нему пациентов. Для него это принципиально. Заставить его я тоже не смогу. И чтобы больше не поднимать эту тему: я действительно знаю то, чего ты не знаешь. Так вот, с учётом этого момента: я не знаю способа вылечить твою подругу. Я думаю, что шансов нет. А я хорошенько подумал. У тебя есть что сказать на это?

- Можешь-можешь, - Карабас произнёс это почти ласково. - Итак, все твои доводы исчерпаны? Я имею в виду - рациональные доводы?

Карабас развёл руками - мол, сам всё понимаешь.

- Допустим, я дам слово, - сказал Баз. - Но не уверен, что его исполню.

- В таком случае, - вздохнул Карабас, - случится всё то, что я описал тебе раньше. Плюс к тому я буду считать тебя существом, не отвечающим за свои слова. Что в нашем с тобой случае приводит к изменению формата отношений. Нет, это не шантаж. Ты меня знаешь давно и хорошо.

- А если я не буду ничего обещать? - Баз посмотрел раввину в глаза.

- Тогда я буду считать себя свободным по отношению к Алисе, - раввин взял чашечку из-под кофе и аккуратно поставил на блюдечко. - То есть от неё избавлюсь. Тем или иным способом.

- В таком случае, - выцедил Баз сквозь зубы, - считай, что я слово дал.

- Нет, нет, - терпеливо сказал Карабас. - Скажи всё как полагается. По полной форме. На русском и на людском.

- Я, подданный Его Величества Подгорного Короля и добрый христианин, Электрический кот-персекьютор Базилио Супермарио Кроссоверо, - монотонно заговорил кот, - клянусь своей честью, что не буду искать встреч с лисой Алисой. Базилио аривуаль Алиса ув"нечча шем"Базилио. Базилио цоб"Базилио,- кот не удержался от такого признания, - арэт-ацоваль Алиса...

Кота прервал оглушительный ебок в стекло. В него с лёту врезался оранжевый бэтмен.

Свет в окне затрепетал, но стекло выдержало. Бэтмен как бы расплющился от удара и упал вниз. Его искажённое от злобы лицо с окровавленным клювом ещё стояло у Базилио пред внутренним взором, когда Карабас уже вскочил, вылетел из-за столика и пробил себе в воздухе половину дороги к двери.

Базилио посмотрел ему вслед с вялым интересом. Он ощущал трещину в душе, которая росла, ветвилась с каждым мгновением - но пока ещё не достигла верха, ещё не тронула сердца. Кот предчувствовал, что скоро его накроет волна тяжкого раскалённого горя, и что лучше бы заранее принять меры. Например, выпить залпом стакан крепкого, а лучше два. Но ему не хотелось пить. Ему ничего не хотелось.

Карабас вернулся с ушибленным бетменом на плече. Вид у него был озабоченный.

- Новости от Алисы, плохие, - сказал он. - Эти идиоты, Пьеро с Арлекином, решили гульнуть и сейчас вовсю нажираются. А тем временем наш ценный груз может погибнуть от нехватки клеточной массы. Короче, едем. Нужно наводить порядок. Заодно попрощаешься с Алисой. Она будет сопровождать эти кастрюли с нашей стороны, - не очень понятно закончил он.

- Ах да, - Карабас картинно хлопнул себя по лбу, - совсем забыл. У тебя сейчас при себе тот артефакт. Как его там? Дублон? Двойной луидор? В общем, монетка, с которой ты намылился на Поле Чудес. Ты понял, о чём я? Так вот - отдай её мне. Сейчас же.

- Да. Ты дал слово. А теперь дай мне ту вещь, - раввин протянул руку, огромную, как лопата.

Кот выгреб из кармашка монетку и положил её в ладонь Карабаса.

- Вот и хорошо, - сказал бар Раббас, пряча монетку в жилетный карман.

- И что ты с ней будешь делать? - спросил кот, просто чтобы что-то сказать. Горе уже охватывало его, обнимало за рёбра.

- Расплачусь где-нибудь, - сказал Карабас. - Мне она не нужна. Мне нужно, чтобы её не было у тебя.

Открылась дверь, и появилась томная рыжая мордашка Евы Писториус.

- Шеф, - заявила она с порога требовательно и капризно, - полдень скоро. А на мне ещё и конь не валялся, - она одарила Карбаса таким долгим и страстным взглядом, что у официанта от смущения покраснела задница.

Кот отрешённо наблюдал смену выражений лица Карабаса: раздражение, самцовое самодовольство, злость на неуместную выходку, какие-то совсем уж посторонние чувства, и, наконец, умиление. Дальше в голове сработала обычная в таких случаях цепочка сравнений, ощущение чудовищной несправедливости жизни, и, наконец, обычные в таких случаях мысли - "тебя бы, скобейда, на моё место".

- Будем считать, что я этого не слышал, - сказал Карабас коту. - Ева, дорогая, насчёт поваляться мы попозже. У меня дела.

- Ду-у-у-у, - Ева надула губки. - У тебя всегда дела! И всегда нет времени на меня!

Кот посмотрел на ёлку, на бисквитную Дочку-Матерь, и прицельно поразил её пикосекундником. Фигурка с тихим хрустом полетела вниз, цепляясь за ветки.

- Н-н-неуважение понятий... - прошептал официант, окончательно фраппированный поведением гостей, казавшихся такими приличными.

Карабас сунул руку в карман лапсердака, выгреб оттуда несколько монет и запустил в сторону стойки, разом откупаясь от всех возможных последствий.

Действие третье. Пумц, или Мирра Ловицкая узнаёт о себе много новогои интересного

Основное предназначение связывания - ограничение подвижности, то есть, собственно, свободы. Поэтому переживания нижней - чувство беспомощности, покорности, неспособности к сопротивлению, и абсолютной власти, контроля и господства для верхней, - здесь присутствуют в чистом виде.

Перверсия Пендерецкая. Игры, в которые играют с пони. Тематические заметки. - ООО "Хемуль", изд-во "Тофсла и Вифсла", 299 г. о.Х.

Некоторые способы удовлетворения телесной страсти могут привести вас, милочка, в ужас или в недоумение. Но, распробовав, вы уже не захотите отказаться от них.

Папиллома Пржевальская. Жюстина - пленница безумных грибов-осеменителей - Серия "Судрогалица Страсти" - ООО "Хемуль": Центрполиграф, 310 г. о.Х.

6 дня 12 месяца Тарзана 889 года Тарзана / 6 декабря 312 года о.Х. Ближе к вечеру.
Страна Дураков, домен шерстяных, крепость Болат-Юрт.

Current mood: submissive/нижнее
Сurrent music: Fausto Papetti - Histoire D'O

Чугунные плиты, устилающие Железный Двор, глухо брякали под стальными подковами першеронов - марширующих на месте, высоко вскидывающих колени. Всадники-нахнахи сидели в сёдлах как влитые, недвижимо торча, как статуи под дождём. Дождя, впрочем, не было: так, накрапывало. Но Ловицкой хотелось, чтобы шёл дождь - тяжёлый, медленный, холодный, дабы воины могли показать свою стойкость. Это было единственное свойство шерстяных, которое ей нравилось. rТочнее - не вызывало отвращения.

Поняша положила копытца на железо балкона. И тут же почувствовала твёрдую руку полковника Барсукова у себя на холке. Жест был безупречно корректен: рука легла ровно посередине между лопатками поняши. Чуть выше, ближе к голове - и жест стал бы покровительственно-властным. Чуть ниже, ближе к крупу - приобрёл бы значение непристойного намёка. Но полковник никогда не позволял быть неправильно понятым.

- Boots - boots - boots - boots, - процитировал Барсуков, - movingup and down again... - он сделал вежливую паузу, давая высокопородной гостье возможность показать эрудицию.

- There is no discharge in the war, - продолжила Мирра, уже на втором слове мысленно кляня себя за то, что попалась в такую простую ловушку.

- Вы правы, - не преминул воспользоваться ситуацией Барсуков. - На войне нет увольнительных.

- Эквестрия ни с кем не воюет, - это прозвучало неубедительно.

Ловицкая перевела взгляд на десяток шерстяных у стенки. Они уже второй час отрабатывали церемониальный шаг. Десять кривых ног в тактических рейтузах одновременно вскидывались вверх, до уровня ноздрей - не выше, не ниже; через стоптанные носки чуней можно было провести прямую линию без единого излома. Тамбурмажора не было: под брезентовым тентом стоял патефон, исходящий барабанным рокотом.

"Пункт, пункт, пункт, пункт" - напряжённо думала Мирра, перебирая в уме положения статей Рамочного соглашения о партнёрстве между Эквестрией и Доменом Шерстяных. "Целью настоящего Соглашения является укрепление партнёрства между сторонами..." - вспоминала она. "Содействие региональному сотрудничеству в продвижении повестки устойчивого развития... поддержка сбалансированного роста экономик и в перспективе создание общей экономической зоны... снижение издержек... оказание помощи беженцам и перемещённым лицам...". Где-то здесь, среди гладких и пустых формулировок, должен был быть подвох. Шерстяные просто не могут играть честно. В этом Мирра была уверена.

Впрочем, был вариант и хуже: все пункты составлены правильно, подвоха нет. Это значило, что шерстяные не собираются заключать договор. Или - исполнять его. Что в текущих условиях означало войну. На территории Вондерленда.

Мирра Ловицкая не боялась шерстяных. Она боялась не оправдать доверия Верховной. Которая отправила её сюда, на заключение соглашения, именно с целью выяснить - что у шестянки на уме.

- Быть значит сражаться, никто не может уклониться от битвы, - полковник рассеянно пригладил рыжие усы, отчего они только сильнее встопорщились. - Война - отец вещей: существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют.

На этот раз Мирра решила промолчать. Конечно, полковник скрестил Геркалита с Протагором нарочно, с какой-то целью. Но прояснять эту цель у Ловицкой не было ни малейшего желания.

- Давайте всё-таки не плясать вокруг да около, - внезапно сказал Барсуков. - Вы боитесь шерстяных и не доверяете им. Нет, нет, не возражайте, - Мирра с запозданием поняла, что негодующе дёрнулась. - Обезьяны хорошие воины, их стоит бояться. По той же причине им нельзя доверять. Просто вы не там ищете. И напрасно теряете время.

- Я ничего не поняла, - сказала поняша без интереса в голосе.

- Ну естественно, - усмехнулся Барсуков. - У меня к вам предложение: чем тут мёрзнуть, давайте позавтракаем вместе. У меня есть "Золотой Клевер" позапрошлого урожая.

- Да, "Клевер" с утра тяжеловат. Но бокал шампанского уж точно не повредит. У меня завалялась бутылочка с Зоны. Очень интересный букет. Окажите честь распробовать, - ладонь слегка, совсем чуть-чуть стиснула холку. Это было даже приятно. Тем не менее, поняша выкрутила шею, согласно кивая и одновременно сбрасывая ладонь.

Полковник посмотрел на неё с некоторым уважением.

- Интересно, - сказала поняша, осторожно снимая копыта с ограды, - что они подумают? - она показала глазами на марширующих.

- О том, что мы ушли? А, не беспокойтесь. Они подумают, что вы меня соблазнили. И сейчас мы пойдём в мою спальню, - совершенно серьёзно ответил Барсуков.

- В мою спальню, - сказал Барсуков, открывая балконную дверь в коридор.

Цокая копытами по старому дереву, Мирра думала, а не соблазнить ли полковника на самом деле. Няша он не боялся, мужской интерес к Мирре проявлял - ни в коем случае не выходя за рамки приличий, но достаточно недвусмысленно. В свою очередь, Мирра уже ощущала неприятную пустоту внутри, верный признак интимной недостаточности. Ну и, наконец - будет что рассказать Молли Драпезе... и, может быть, Львике.

От этой последней мысли Ловицкая поёжилась. С некоторых пор занятия с дочкой Верховной, к которым привлекла её Молли, стали для неё чем-то вроде сладкой пытки. Судя по поведению Львики, она тоже чувствовала нечто подобное. Ловицкую удерживала только верность Молли и страх перед Верховной, которая подобного романа наверняка не одобрила бы. Львика тоже чего-то опасалась - вероятно, маму. Так что две кобылки пока балансировали на грани, причём обе прекрасно понимали, что долго не продержатся. Если бы не эта поездка, думала Мирра, то, наверное, всё бы уже случилось...

Спальня полковника представляла собой небольшое помещение без окон. Стены были отделаны дубовыми панелями, но промозглая каменная сырость всё-таки чувствовалась. Мебели не было, кроме низенького столика с огромной салатницей, бокалами и бутылками в ведёрке со льдом. С одной стороны был постелен коврик, с другой - понячья подстилка изрядной ширины и толщины. Свет шёл от встроенных светильников за панелями - мягкий, бестревожный.

Окинув взглядом обстановку, поняша поняла, что полковник имеет в виду именно то, о чём она только что думала.

Демонстративно поколебавшись, - Барсуков не сводил с неё глаз, - Мирра переступила порог.

- Устраивайтесь, - полковник широким жестом указал на подстилку.

Мирра осторожно опустилась на мягкое и вытянула передние ноги. Услужающая ласочка - перед поездкой Ловицкая сменила личную челядинку - поправила ей попону и снова спряталась.

- Ну что ж, - предложил полковник, - приступайте, а я пока открою, - он потянулся за бутылкой, а поняша - к салату.

Пробка хлопнула, но в потолок не улетела: полковник и здесь оказался на высоте.

Салат был хорош - с медовым клевером и подсоленным авокадо. Решив не стесняться, она зарылась в него мордочкой и с удовольствием сжевала, вылизав стенки.

Когда она, облизываясь, подняла голову, ласка держала перед ней полоскательницу с шампанским. Полковник сидел на коврике, скрестив ноги, с высоким узким бокалом в руке. Поняша машинально отметила пушистый мизинец полковника, изящно подложенный под донышко.

- За присутствующих здесь дам, - галантно ответил полковник.

Шампанское произвело на поняшу надлежащее действие - и в голове, и в сердце, и в других местах. Однако рассудка она никоим образом не потеряла.

- Всё прекрасно, - поощрила она Барсукова. - Но присутствующие здесь дамы ждут объяснений.

- Вы решили начать с этого? - полковник произнёс эти слова с точно рассчитанной и не обидной долей иронии. - Извольте. Я сказал, что вы не там ищете. Что ж, я поясню, что имею в виду. И вопреки своей репутации скажу правду. Надеюсь, это не останется без вознаграждения? - он осторожно улыбнулся, чуть-чуть приобнажив клыки.

- Вы можете рассчитывать на всё, что может дать бедная поняша без ущерба для своей чести, - в тон ему ответила Ловицкая, кокетливо опуская ресницы.

- А ваша честь - верность Верховной, - закончил Барсуков. - Обещаю, что на это я не посягну. Так мы договорились?

Мирра посмотрела на собеседника, добавив во взгляд теплоты. Ровно столько, чтобы это не показалось попыткой заняшить. Барсуков отдарился понимающей улыбкой.

- Ну что ж, если по этомувопросу у нас взаимопонимание... - полковник подлил себе шампанского и с видимым удовольствием выпил. - Давайте сначала опишу ситуацию, как я её вижу с вашей стороны.

Мирра оценила хитрозакрученную фразу, улыбнулась, кивнула.

- Итак. Вам всё видится следующим образом. Вас направили заключать договор с шерстяными. Вы отнеслись к этому скептически, поскольку, по вашему мнению, договора с нахнахами не стоят бумаги, на которой они написаны. Кстати, это неверно. Шерстяные нарушали договора не чаще, чем другие. Просто у них скверная репутация. Во-первых, они не признают понятий, что воспринимается как заведомое кощунство и игра без правил. Во-вторых, они не соблюдают дипломатических приличий. Другие домены, желая нарушить договор, ищут какой-нибудь формальный предлог, а если его нет - устраивают провокацию. Шерстяные же на это не размениваются и разрывают соглашения, как только они перестают их устраивать. Но если брать именно количественную сторону - они не лучше и не хуже других. Хемули нарушили и разорвали больше договоров, чем мы. А те, которые не нарушали, толкуют крайне казуистически - к своей, разумеется, выгоде...

- Это уже не моё видение, - заметила Ловицкая.

- Вы правы, я несколько увлёкся, - признал полковник. - В общем, вы считаете шерстяных ненадёжными партнёрами, которые обманут или при заключении договора, или после того. Скорее всего, вы говорили об этом с Верховной. Которая ничего объяснять не стала. В лучшем случае сказала пару слов о важности миссии.

- Допустим, - Ловицкая снова приложилась к шампанскому, осушив полоскательницу до дна.

- Так вот, миссия действительно важна. И договор небесполезен. Причём самыми существенными его частями являются те, которым вы уделили меньше всего внимания. Например, статьи о беженцах и перемещённых лицах.

Мирра чуть-чуть всхрапнула. Этот тихий храп означал крайнее изумление.

Барсуков это отлично понял. По его довольной морде Ловицкая поняла, что он наслаждается эффектом.

- Да, именно, - с нескрываемым удовольствием подтвердил он. - Так же, как и статьи о спорном и выморочном имуществе и территориальных притязаниях.

- Гм, - выдавила из себя поняша. - Если речь идёт о Северных Землях...

- Северные Земли никому не нужны, кроме вас, - перебил Барсуков. - Потому что единственное, что там есть ценного - поролоновый тростник. Но шерстяные поролон не производят. Они вообще не любят заниматься производством. Я имею в виду Директорию. Есть мнение, что в ближайшие год-два в Директории случится экономический кризис. Переходящий в политический.

Ловицкая молчала секунд пять. Потом очень скептически покачала головой.

- Да, идея кажется странной. Но, видите ли какое дело. Местные власти слишком увлеклись дирижизмом в экономике. И мультикультурализмом в кадровой сфере. Одно накладывается на другое. В результате образуются проблемы. Пока они мелкие, но их много. Экономика не растёт, условия работы для бизнеса становятся всё хуже. Значимые фигуры перебираются в Хемуль и уводят бизнесы. Электорат пока слушается, но недоумевает. Внутри Директории зреет нарыв. Который в случае какого-нибудь неприятного происшествия может прорваться. Самым неожиданным образом.

- А когдаименно ожидается неприятное происшествие? - поинтересовалась Мирра.

- Кто знает? - вздохнул Барсуков. - Объективные законы истории как бы говорят нам, что долго вести плохую политику невозможно. А вот когда материал даст трещину - вопрос обсуждаемый. Я лично склоняюсь к тому, что неприятности начнутся на очередных перевыборах губернатора. Нет, сами-то перевыборы пройдут нормально. Тут у них механизмы отработаны. А вот на торжественной церемонии по случаю переизбрания может что-нибудь случиться. Ну, допустим... только допустим, в качестве гипотезы... что церемония будет проходить у моря. Господин Пендельшванц не любит морскую воду. Но отсутствие воды он переносит ещё хуже. Устраивать бассейн на площади - дорого и долго. А главное, сейчас это очень невыигрышно с точки зрения пропаганды. Зато морское шоу - дёшево и эффектно. Конечно, нужны гарантии безопасности. Но ведь раньше с морем как-то договаривались? Договорятся и сейчас. Беда в том, что море - штука очень коварная. Мало ли кто из него вылезет, - на этом он замолчал.

- И что же? - Ловицкая поймала себя на том, что слушает с интересом, и более того - с готовностью поверить.

- Да всё то же. Например, давка. Погибнет много существ. В происшедшем обвинят губернатора и его окружение. Вдруг выяснится, что в последние годы они наворотили дел.

- Это в Директории-то? - позволила себе скептицизм поняша.

- Да, именно. Директория - колосс на глиняных ногах. Эти ноги - экономическая стабильность и технологическое превосходство. Последнее, может, и сохранится. Но стоять на одной ноге очень неудобно. И в случае массовых беспорядков всё завалится набок... теперь вы понимаете?

- Пожалуй, мне не помешает ещё немного шампанского, - сказала Мирра.

- Это пожалуйста, - Барсуков ловким жестом извлёк из-под стола ещё одну бутылку, уже холодную. - У меня там холодильный поднос, - пояснил он, - дохомокостная вещь, отлично охлаждает. Но я предпочитаю ведёрко, так элегантнее, - он открутил проволочку и аккуратно зажал пробку кулаком. - Так вот, в случае массовых беспорядков в Директории будет вот что, - он отпустил пробку и та с грохотом полетела в потолок. Из бутылки вырвалась белая струя, которую полковник ловко поймал полоскательницей.

- Вот примерно это и будет, - закончил он, подавая посудинку услужающей ласочке. - То есть оттуда брызнут потоки электората и матценностей. О дележе которых лучше договориться заранее. Во избежание стычек из-за добычи. К войне они не приведут. Воевать в такие моменты себе дороже. Но мы потратим существ, время и ресурсы. И многое упустим. Дальше нужно продолжать или уже понятно?

- А Верховной это понятно? - спросила Ловицкая, немного подумав.

- Откуда же мне знать? Я лучше вас... послушаю, - ответил полковник, откровенно разглядывая круп Мирры.

Поняша тем временем напряжённо думала. Паузу в речи полковника она, конечно, заметила, и прекрасно поняла её значение. Но именно сейчас, в эти секунды, ей было не до флирта. Следовало принять важное решение, причём на свой страх и риск.

Ловицкая не первый раз ломала голову над тем, почему к шерстяным послали именно её. Она считала себя неплохой переговорщицей - но, если честно, не самой лучшей. Никакими специальными знаниями о шерстяных она не владела, да и не стремилась. Личных контактов у неё тоже не было. Ей не доводилось даже няшить шерстяных. И что самое обидное - ей не дали ни времени на ознакомление с тематикой, ни внятных инструкций. Фактически, её просто отстранили от текущей работы Совещания и отправили незнамо к кому незнамо зачем.

В свете откровений полковника кое-что начало приобретать очертания. Ловицкая обладала некоей информаций о планах Верховной, касающихся Директории. Разумеется, инфа была сугубо неофициальной - не считать же за официальный источник любовницу. Драпеза, правда, числилась её замом, но лишь формально - на самом деле всё её время уходило на подготовку Львики. О чём знал крайне узкий круг посвящённых. Ловицкая в него входила de facto, но формальных обязательств перед Верховной не несла. Конечно, в случае неправильного решения её освежуют заживо безо всяких формальностей. С другой стороны, если она протупит, её тоже ничего хорошего не ждёт.

- Я знаю, - сказала она, почти не кривя душой, - что Верховная собирается отправить в Директорию свою дочь. И, видимо, думает, что там она будет в безопасности.

- Да, мне докладывали, - ответил полковник. - Львика? Кажется, так её зовут? - Молли машинально кивнула. - Я рад, что вы оказали мне доверие. Отплачу тем же. Вы знаете, чему её учат? Нет, не уточняйте ничего, просто скажите - знаете?

- Я принимаю участие в её обучении, - призналась Ловицкая.

- Ну вот. И это не совсем то, чему учат молоденьких певичек. Как вы считаете, насколько далеко заходят идеи Их Грациозности насчёт дочки?

Молли вздрогнула, шкурой почувствовав - вот оно, то самое, суть дела.

- Я считаю, - эти слова она выделила голосом, - что она видит её в составе руководства домена. Старого или нового руководства, - добавила она, отчаянно надеясь, что не промахнулась.

- Боюсь, ни вы, ни она не понимаете всего масштаба грядущих перемен, - сказал он. - Хотя на данном этапе это не так уж важно. Поймите: наша цель - не в том, чтобы лишить кого-то власти. Или кому-то дать власть. Наша цель - глобальные изменения, для которых пришло время. Те, кто впишутся в новый формат - выиграют. Остальные проиграют.

Ловицкая поняла, что речь идёт совсем не о шерстяных. Догадки не сей счёт у неё возникли - вот только не такие, которые стоит озвучивать. Оставалось полагаться на чутьё. Оно у Ловицкой было. И подводило редко.

Сейчас, несмотря на уверенный тон полковника, Мирра ощущала какой-то едва заметный, но ощутимый зазор между его словами и реальностью. То, что он говорил, вполне могло стать правдой, да. Но правдой ещё не стало.

- Есть мнение, - сказала она, решившись, - что не всё так однозначно.

- Вот как? - барсук посмотрел на поняшу очень пристально. Взгляд его было выдержать трудно, но у неё это получилось.

- А вы тонко чувствуете тентуру,- как бы нехотя признал Барсуков. - Ну что ж, в чём-то вы правы. Не всё так однозначно. Не все решения приняты окончательно и бесповоротно, скажем так. Я-то лично считаю, что это вопрос времени.

- А если нет? Может быть, чего-то не хватает? Например, нашего участия? - Ловицкая решилась на то, чтобы слегка, совсем чуть-чуть, поднажать. Она сама уже не очень-то понимала, чего хочет от собеседника: Мирру вело чутьё, она чувствовала какую-то не вполне ясную возможность и не хотела её упускать.

Видимо, ей удалось сказать что-то уместное. Во всяком случае, полковник задумался.

- Не так уж глупо, - признал он. - Значит, хотите пристроить Львику в ближайшее окружение новой власти? Н-н-ну-у-у допустим, - с очень большим сомнением в голосе произнёс он. - Хотя... - его тон стал увереннее, - а почему нет? Если она грамотна, старательна и управляема? Меня смущает возраст, - признался он. - Она совсем девочка. Девочки склонны делать глупости.

Обострившееся чутьё подсказало Ловицкой единственный верный ответ.

- Может быть, это и хорошо, что девочка, - сказала она. - Не придётся переучиваться и заново привыкать... ко всяким новым вещам.

Она не очень-то понимала, о чём говорит, но чуяла, что сказать нужно именно это.

- Бинго, - полковник неожиданно улыбнулся. - Вы убедительны.

- Это означает, - полковник с удовольствием потянулся, - что Верховная не зря рассчитывала на вас. Считайте, что вам удалось изменить мои планы. За это вы будете вознаграждены. То есть наказаны. Впрочем, в вашем случае это одно и то же.

Поняша вздрогнула: тон полковника стал очень уж властным, чтобы не сказать хозяйским.

- И всё-таки? Что я должна передать Верховной?

- А, это уже не ваша забота, - махнул рукой полковник. - Верховной передадут всё, что надо. Это моя проблема. Как и этот договор. Мои юристы оформят. А мы с вами займёмся вещами поинтереснее. Например, вашим выменем.

- Вы всё отлично слышали, - недовольно сказал Барсуков. - И всё прекрасно поняли, не так ли? Молчите? Хорошо, добавлю конкретики. Вы сказали, что участвуете в обучении Львики. Но у неё есть главная воспитательница. Уж не та ли это особа, которая оставила вам на память такие выразительные кровоподтёки на сосках?

Ловицкая с ужасом подумала, что просчиталась. Перед отъездом она с Молли Гвин провела страстную ночь, и Молли сполна дала волю своему обычному увлечению. На следующий день Мирра была вынуждена предстать перед Верховной в длинной попоне, скрывающей медицинский лифчик. В том же лифчике она ходила и здесь - покуда все следы страсти не сошли. Видимо, не все.

- Не пугайтесь, - сказал полковник, - вы ничего не упустили. Всё почти зажило. Просто я барсук и замечаю такие вещи. Кстати, у вас изумительно спортивное вымя. Очень подтянутое.

Ловицкая, помимо воли, почувствовала тепло в груди. Незамысловатый комплимент полковника оказался ей неожиданно приятен. Более того - лестен. Оказывается, мнение самца может волновать, подумала она со слабым, затухающим удивлением.

- Поразительно всё-таки, - продолжал Барсуков, - как сильно мы интересуемся другими и как мало уделяем внимания себе. Вы хотя бы понимаете, что вас связывает с этой, как её... Молли? И что разъединяет?

- Вы навели справки, - зачем-то сказала Мирра.

- Ну, это моя работа - наводить справки. Но я не про то. Вам ведь нравится,что Молли грызёт ваши соски. Это очень больно, но вас это по-настоящему возбуждает, не так ли? Но вы боитесь за своё вымя. И правильно боитесь. Эта дура ничего не умеет. В конце концов она вас покалечит. Ну или доведёт дело до рака молочных желёз. Вам ведь этого не хочется?

- Не хочется, - как зачарованная, ответила Мирра, смотря на Барсукова снизу вверх.

- Знаешь, что я с тобой сделаю? - сказал он, резко перейдя на "ты". - Сначала свяжу. Я предпочитаю классическое стреноженье. Положу набок, стяну передние ноги и подтяну к ним верхнюю заднюю. Всё открыто, и я могу делать, что захочу. Это очень унизительно, не так ли? Ах да, ещё узда. Ты ведь любишь строгую узду, нижняя?Которая так стягивает лицо? Любишь?

Мирра машинально кивнула. В голове у неё было пусто и гулко, как в покинутом доме - только постукивала коготками мыслишка: "откуда он знает, откуда он всё это знает".

- Откуда я знаю? - ухмыльнулся Барсуков, доставая из-под стола моток верёвки. - Мирра Ловицкая, полноправная вага Пуси-Раута, зампредседательница Комиссии по энергетике в ранге советницы-камеристки, почётная профессорка Понивильского Университета, Покорительница Вондерленда и кавалерка Золотой Узды, мать троих детей. Ты сама себя не знаешь. В некоторых отношениях ты - едва надкушенный плод, если можно так выразиться.

Он подошёл к ней близко, очень близко. Мирра чувствовала запах его шерсти - горько-псиный, с отдушкой болота и перегноя. Он был почти тошнотворен, но в нём ощущалось что-то такое... такое... уверенное, жёсткое. То, чего ей всегда не хватало.

- Предпочитаю зрелых самок, - заметил Барсуков, почёсывая её бочок. - Которые уже наелись ванили и хотят чего-нибудь остренького.

Ловицкая смирилась. Она легла на левый бок, покорно вытянулась и задрала ногу, открывая себя всю - целиком и полностью.

- Я барсук, - продолжал Барсуков, стягивая её ноги верёвкой. - Я понимаю, что такое боль. И умею не причинять вреда. На тебе не останется никаких следов. Посмотри, - он показал носом на дверь, над которой висел хлыст с чёрной рукоятью и короткий стек. - Мы начнём со стека, нижняя.

Через минуту из-за двери личных апартаментов полковника Барсукова вылетел первый крик, смешанный с гневным рычаньем. Услужающая ласочка укусила полковника в предплечье.

Видение Пьеро. Только победа!

В возрасте ста тридцати - ста сорока лет у немодифицированных Homo Sapiens Sapiens часто наблюдается так называемый синдром Шлёмиля-Небеха, или постсенильная дезадаптация. Больной сохраняет относительно ясный рассудок, но адекватно воспринимает только те реалии, с которыми он был знаком в молодости. Распространённость синдрома в десятые годы двадцать второго века породила целую ретроиндустрию - производство средств передвижения, имитирующих старинные электрокары, магазины с прилавками, больницы с традиционным интерьером, где делали настоящие внутримышечные уколы и т.п.

Dr. М.P.H. Katzenellenbogen. Allgemeine Einführung in die Forschungsproblematik der individuellen Besonderheiten im verantwortsbewussten Alte, B. IV - Poppenbüll, 2115 // Druckvermerk: B F 34982652A43786-0000824-55550.

Насилие наиболее эффективно, когда оно вызывает жёсткие, но непоследовательные ответные меры режима, которые производят эффект отчуждения среди тех, кто мог бы в противном случае поддержать сам режим.

Т.Р. Гарр. Почему люди бунтуют. - Серия "Мастера социологии" - СПб, Питер, 2005.

Реализация тентуры::15:: +44 : 00807, проксимальная ветвь. Октябрьские события, четвёртый день противостояния.
Директория, Старо-Новая площадь, д.3.

Реальность:4 декабря 312 года о.Х. Ещё не вечер.
Директория, павильон "Прибрежный".

Current mood: epic/история вершится на наших глазах!
Сurrent music для правого уха: М. Дунаевский - Ветер перемен
Сurrent music для левого уха: В. Цой - Перемен, мы ждём перемен

Стоять на покатом карнизе очень неудобно, страшно, даже жутко - если только тебя не поддерживает какая-нибудь незримая сила.

Пьеро она не поддерживала. Вознеся его сюда с неизвестной целью, она оставила его - голого, смешного, дрожащего - на уровне второго этажа. Впрочем, цоколь был такой высоты, что мог дать фору паре этажей обычного бюджетного дома.

Внизу бугрилось море голов и плеч. Иногда наверх выпрыгивала рука, рог или копыто. Надсадно ревел какой-то овцебык в блестящей коляске, заваливающейся набок под напором ширнармассы.

Ширнармасса была везде, сколько хватало глаз. Впрочем, глаз хватало не так чтобы очень. Спереди взгляд упирался в помпезный дворец, при взгляде на который в памяти отзвякивали слова "парадная резиденция". Справа и слева площадь обнимала колоннада, сквозь которую просвечивало остро-синее летнее небо. В центре площади, омываемая волнами народа, неразборчиво сияла какая-то бронзовая херня высотою метров десять. С такого расстояния о ней можно было сказать лишь одно: в ней было мало пленительного.

Пьеро вцепился дрожащими пальцами в какой-то выступ стены.

- Не в какой-то, - раздался рядом странно знакомый голос. - Ну что за невежество? Это рустированная пилястра с капителью. По мотивам ионического ордера. Весьма удачное обрамление оконного проёма.

Пьеро покрутил головой, но источника голоса не увидел.

- Зря крутишь головой, - сказал неизвестный. - Я внутри, за окном, и меня не видно.

Тут до Пьеро дошло, что голос раздаётся из открытого окна слева. Он попытался подвинуться поближе.

- А вот этого не надо, - сообщил всё тот же голос. - Мне тогда придётся тебя кинуть. В смысле - вниз. Не то чтобы это какая-то трагедия, особенно в нашем случае. Тебя тут всё равно нет. Но такие эпизоды портят отношения. А я ими дорожу. В своё время ты оказал мне услугу, я это помню. Так что лучше стой где стоишь.

Аргумент на Пьеро подействовал. Он постарался покрепче упереться в карниз. К счастью, грязные и потные ступни хорошо липли к мрамору.

- Зачем меня кидать? - поэт решил вступить в коммуникацию.

- Демаскировка, - с неудовольствием сказал голос. - Кто-нибудь тебя увидит и захочет проверить, кто здесь ещё. А может, не будет проверять, а просто гранату бросит. Во избежание.

- Как минимум по трём причинам. Во-первых. Как я тебе уже говорил, ты похож на мудака. Это само по себе настораживает. Во-вторых. Мудак, лезущий в окно правительственного здания в момент массовых волнений, настораживает вдвойне. И наконец. Сейчас там внизу все на нервах. В том числе и те, у кого может найтись граната. А то и похуже чего. Достаточно?

- Ры - бон, ры - бон, ры - бон, ры - бон! - раздалось в толпе. Кто-то подхватил крик, он стал шириться, но ритм потерялся и крик утонул в общем гуле.

- Группа скандирования пробуется, - откомментировал невидимый собеседник. - Не сыграны ребята. И речёвка так себе.

Над толпою взвился на длинной удочке флаг - синий с оранжевым.

- Толь - ко по - бе - да! - раздалось в ширнармассе. - Толь - ко по - бе - да!

- Размер стиха - адоний, - автоматически отметил Пьеро. - Пятисложник, дактиль и хорей.

- А я считаю - хорей и амфибрахий, - не согласился голос из окна.

- Пен - дель - шванц, вы - хо - ди! Вы - хо - ди под - лый - трус! - зазвучало на другом фланге.

- Какой несвежий креатив, - откомментировал голос. - Ч-чёрт, где же тут прицел-то... - из окна донеслось тихое металлическое лязганье.

- Только победа!!! - не в лад заорал овцебык на коляске. Теснящая его толпа дёрнулась, и коляска, наконец, перевернулась.

- Поднапри-и-и! - заорали справа. Здоровенный педобир рухнул на коляску всей тушею. Раздался дикий вопль давимого овцебыка. Чёрная волна существ колыхнулась.

- Убиииииили! - заверещала какая-то утка. - Убииииили!

- Скобейда бля! - овцебык внезапно восстал, грозно потрясая рогами. - Сесть помогите!

- Помогите мущииине! - снова включилась утка. - Мущииииины!

- Организация на троечку, - резюмировал голос. - Совсем работать разучились.

Кто-то снизу кинул камень. Тот свистнул над головой маленького шахида и разбил окно сверху. Посыпались осколки стекла. Один, крупный, пролетел у Пьеро перед лицом и больно обжёг самый кончик носа, стесав с него кожу.

Поэт рефлекторно присел - и чуть было не заорал в голос: усталую левую икру свело судорогой. Это было неожиданно - и очень больно. Он едва удержался на карнизе .

- А ты не дёргайся, - посоветовал голос. - Тебя ж тут нет.

- Если меня нет, почему ты меня к себе не пускаешь? - не понял Пьеро.

- Тебя тут нет на самом деле. А в реальности ты есть. Ну, в этой реальности, - объяснил голос. - Поэтому видеть тебя не видят, а вот заметить могут. Или того хуже - запомнить. В общем, у тебя ситуация как у меня, только наоборот. Так понятно?

- Сво - бо - да! Сво - бо - да! - закричали внизу. В небо неожиданно выстрелил столбик чёрного дыма, потом второй. Они казались жалкими на фоне огромной толпы.

- Не, не зажгут, - прокомментировал голос. - Накала не чувствуется. Так весь пар в свисток уйдёт. И хрен с ним, не моя это забота.

- Чья-чья... Этих самых. Которые всегда при делах. Кстати, имей в виду - меня тут тоже нет. Во всяком случае, сейчас. Буду, наверное, когда-нибудь. Но сейчас я сплю. Я имею в виду - на самом деле сплю.

- А я что? - удивился маленький шахид, пытаясь почесать голую спину и не свалиться.

- А ты спишь со мной, - умозаключил невидимый собеседник. - В хорошем смысле, конечно. Кстати, насчёт плохого смысла. Насколько я отсюда могу разобрать вашу реальность, вотпрямща к тебе какой-то пёсик пристраивается. Или ему можно?

- Пёсик? Напси? Яйца оторву! - буквально зарычал Пьеро.

То ли его услышали, то ли так совпало, но в стену снова полетели камни. Один ударил в стену прямо над ухом гневного поэта. Тот решил больше не ждать нехорошего, а спасаться - если не в этом окне, так в соседнем.

Перебравшись через пилястру - там карниз истончался так, что Пьеро едва втискивал ступню - он увидел высокое окно-бифориум с разделёнными проёмами. Левый был разбит, в открытое пространство пузырём выдувалась зелёная занавеска. Пьеро схватился за неё и осторожно дёрнул. Что-то скрипнуло, но ткань выдержала. Тогда он ухватился за неё и закинул себя внутрь, стараясь не пораниться о торчащие из рамы осколки.

Когда он был уже внутри, крепление занавески с треском оторвалось и он полетел вниз кувырком. Через секунду ему по ногам ударила штанга, на которой держалась занавесь. Ударила больно; Пьеро зашипел, как кошка.

Откуда-то из бесконечной дали послышался голос Арлекина:

Другой голос, женский, смутно знакомый, спросил с беспокойством:

- Й-извините, но он, кажется, не дышит? И губы синие? Пульс над проверить...

- Дышит он, дышит... - этот голос тоже был смутно-знакомый, но он удалялся, тонул за гранью, в бездне безвозвратной. Вся реальность была здесь: выцветшие набивные обои с голубками и улиточками, лампочка на шнуре, продавленная тахта, застеленная ватным одеялом. В углу темнели штабеля книг, наваленных друг на друга. Поэт подошёл поближе, и ему в лицо блеснула надпись с корешка - "Русско-кредитный словарь".

В эту секунду - будто включилось что-то - Пьеро накрыли запахи. С улицы несло навозом, жарой и пылью, в комнате пахло сыростью, мокрой бумагой и гнильём, из коридора тащило чем-то вроде масляной краски. Откуда-то из неведомых далей пахло чем-то томительно-сладким и в то же время неприятно-химическим.

- А чтоим пахнет? - полюбопытствовал Пьеро, открывая дверь в коридор.

- Делишки наши скорбные, - сообщил неизвестный и замолчал.

Сначала Пьеро показалось, что в коридоре темно. Однако через пару мгновений он понял, что коридор освещён каким-то мертвенным белёсым светом, до того гадким, что оскорблённые глаза просто отказывались его воспринимать.

Он огляделся. Коридор был неожиданно длинным, уходящим куда-то очень, очень далеко, в дурную - без всяких сомнений - бесконечность. Стены были выкрашены зелёной краской депрессивно-суицидального оттенка. Пол покрыт чем-то вытертым, с пузырями и вмятинами. Некрашеный плинтус, местами отходящий от стены, уходил в те же невнятные нети.

Осторожно ступая по полу - ноги зачпокали о покрытие, звук был не столько противным, сколько зловещим, - Пьеро прошёл метров десять. Коридор всё не кончался. Не было даже ощущения движения: казалось, что он стоит на месте, а картинка, подёргиваясь, движется на него.

У Пьеро появилось чувство, будто он нырнул в затхлую глубину. Потянуло жутью, мороком.

Что-то тихо скрипнуло у него за спиной. Пьеро оглянулся - и увидал такой же бесконечный тёмный зев, что и спереди.

Поэт решился действовать. Подойдя к ближайшей двери - на ней была табличка с надписью "Verbandraum", - он с силой рванул ручку на себя.

Дверь распахнулась. В лицо ударил настоящий дневной свет. Пьеро зажмурился - глазам стало так больно, будто он бродил в том коридоре несколько суток.

- Раз уж пришёл - в кресло сядь. И не мешайся, пожалуйста, - источником ворчания был вытянутый тёмный силуэт у окна.

Пьеро кое-как проморгался, покрутил головой в поисках кресла, но ничего такого не видел. Комната была внутри голой, будто здесь поработали судебные приставы или очень добросовестные мародёры. Даже обои отсутствовали. Пустоту нарушали всего два предмета: мусорный бачок с чёрной педалькой на боку и картина на стене: беременная хомосапая самка в белом, лежащая под деревом, с мечом в правой руке и трезубцем в левой. Прямо над выпуклым животом с ветки свисало огромное, размером с живот, яйцо. Картина чем-то напоминала фразу в приказном тоне на чужом языке. В ней присутствовал какой-то смысл, простой и конкретный, вот только подступиться к нему было неоткуда.

- Представь себе это в динамике, - посоветовал силуэт. - В простейшем случае получится иллюстрация к афоризму Дантона. Конечно, предметы надо уменьшить и переосмыслить. Например, как нож и вилку. Сечёшь аллегорию?

- Не-а, - признался Пьеро, присаживаясь. Кресло сыто скрипнуло, и тут он с запозданием понял, что его вот только что не было, да и взяться ему неоткуда было.

- Ну как это неоткуда, - недовольно пробурчал всё тот же: видимо, пьеровьи мысли были ему то ли видны, то ли очевидны по факту. - Оно здесь было. Когда-то. Формально его сейчас нет, но мы-то на неформальной стороне.

- Тентуры,чего же ещё-то... О, началось! - чему-то обрадовался собеседник.

- Бычьё двинули, - сообщил голос. - Кстати, ты меня узнал или всё-таки нет? Мы когда-то встречались на улице Вивиен. Я был в серой шляпе. Помнишь?

- Я тебя вина вынес, - слегка обиделся тот, что у окна. - Чудесного шамбертена. А ты всё-таки того... очичибабился.

Это нелепое слово произвело на Пьеро удивительное действие. Он вдруг увидел собеседника - лежащего на медицинской койке чуть ниже уровня подоконника. Это был хомосапый в массивных чёрных очках, лиловом пиджаке с золотыми пуговицами и зелёных брюках в голубую полосочку. Волосы его были огненно-рыжими, завитые бакенбарды и небольшая бородёнка украшали лицо. С ним рядом лежало что-то длинное, поблёскивающее металлом. Почему-то сразу было ясно, что это оружие. Правда, такого оружия маленький шахид в реальной жизни не припоминал.

Видение продолжалось недолго - секунды полторы-две. Потом Пьеро обиделся.

- Я-то, может, очичибабился, - сказал он с неким вызовом. - А вот ты чем занят? Самосовершенствованием?

Фигура - снова стянувшаяся в силуэт - недовольно шевельнулась. Во всяком случае, Пьеро показалось, что шевельнулась она именно что недовольно - и где-то даже саркастически, что-ли.

- Какое уж там, - сказала она, наконец. - Скорее наоборот. Я тут политикой подзанялся. Точнее, это она мной занялась. Никогда бы не подумал, что до меня всё-таки доберутся. Чёртов татарин со своим чёртовым зельем!

- Погоди, какой такой политикой? - не поверил Пьеро. - Ты, кажется, на койке валяешься.

- Это в двух словах не объяснишь, - со стороны силуэта донёсся вздох, не лишённый некоторой театральности.

- А я не тороплюсь, - сообщил шахид и закинул ногу за ногу с самым независимым видом.

- Ты уверен? Ну, тогда слушай. Расклад такой. Мы, то есть силы добра, намерены низвергнуть авторитарного, некомпетентного, коррумпированного гиппопотама. То есть губернатора Пендельшванца.

- За что? - не понял Пьеро. О местном начальнике-бегемоте у него остались воспоминания крайне расплывчатые, но скорее позитивные.

- За что - это второй вопрос. Первый вопрос - почему. Он не вписывается в новые реалии, вот почему. За что? Он слишком старался в них вписаться, вот за что. И по ходу сделал много нехорошего. В том числе своим подданным. Слышишь, как они недовольны?

Звуки, доносящиеся с улицы, и в самом деле о довольстве и благополучии не свидетельствовали.

- Ну, недовольны. Пусть разбираются. Ты-то здесь при чём? - не понял Пьеро.

- Погоди, не сепети... Когда началось, бегемот всё сделал правильно, по науке. Создал кризисный центр, он у них работает уже вторую неделю. Главной поставил Лэсси Рерих, очень неглупую и неприятную тётю. У них есть спецназ, в основном быки и медведи. Такую толпу они рассекут и уделают часа за три. С агентурой поставлена работа. В случае чего демонстрантов расколбасят и направят на ложные цели. Или спровоцируют конфликты внутри, чтобы они между собой передрались. На Площади Согласия собираются работяги и бюджетники, которые за правительство. Их тоже можно использовать. И в силовых, и в пропагандистских целях. Пока всё ясно?

- Есть в этом что-то бесконечно суетное, - отметил Пьеро, любуясь тростью из резного рога, лежащей у него на коленях. До этого момента он её не замечал, но тут осознал, что она появилась вместе с креслом - как бы в нагрузку, что-ли.

- Согласен. Суета всё это и томление духа, - сказал лежащий. - Мне это в целом чуждо, но вот частности... О, кстати. Что у тебя там, в частности?

- Это? - Пьеро поднял трость, показавшуюся ему неожиданно удобной.

- Оно самое... Интересная вещь, - задумчиво протянул лежащий. - Чья-то. И если этот кто-то обследовался в этом кабинете... Кстати, мог. Какой-нибудь престарелый немецкий генерал, например. Которому нужна была старая больничная обстановка, иначе он не понимал, что его лечат... Хотя нет, такого всё-таки комиссовали бы. А жезл, похоже, рабочий, если я ничего не путаю.

- Ну да. Генеральский или полковничий. Может даже рабочий. Там надо на него где-то нажать...

Пьеро повертел трость в руках и, повинуясь какому-то очень абстрактному чувству, нажал на неприметную деталь узора в неудобном месте. Жезл отреагировал странно: выпрыгнул из рук и превратился в мячик с глазками и ротиком, ехидно ухмыляющемся. Поэт с досады оттянул мячику нижнюю губу. Тот ощерился и попытался его укусить. Пьеро это не понравилось, и он выкинул мячик в окно. Через пару секунд раздался грохот, а потом - крики.

- Это не ты, - откомментировал лежащий. - Это петарду взорвали. А тебе жезл не дал доступа. Причём сразу. Странно. Хотя... У тебя звание есть?

- Не это. Воинское звание. Ты хотя бы сержант?

- Нет вроде, - сказал Пьеро, подумав. - Да ну его. Ты недоговорил.

- А, про это... Бегемот подготовился. Мы тоже. Лэсси Рерих отравилась тушканчиком, нажравшимся крысиного яда. Она уже в норме, но её не выпускают из больницы. Пендельшванц и не выпускает.

- А вот так. На её месте сейчас - дурак-питбуль, которым наши агенты крутят как хотят. На ключевых позициях - дураки и трусы, а также волки и менты. Волки, кстати, собрались ураганить и подтянули к себе всякий сброд. Спецназу поломали командную вертикаль путём перетасовки руководства. Бойцы новых командиров не знают. Полномочия хитро запутаны - неизвестно кто главный. Наши уже пустили слух, что особо отличившихся потом судить будут. За кровь. Чтобы откупиться от общественного мнения. Так что усердствовать эти ребята и не смогут, и не захотят. Толпу с Площади Согласия увели на Пляс Пигаль, где проститутки тусуются. Символика понятная... В общем, Пендельшванц проиграл. Как все.

- Как все политики. Они всегда проигрывают, - продолжил лежащий. - Братья предлагают им выбор: кошелёк или жизнь. Политики выбирают жизнь, хотя без кошелька всё равно смерть. А они отдают не только кошелёк, но и всё остальное. Включая существ, им лично преданных. Бегемот уже на этой стадии. Так что теперь мы не просто можем, но и по понятиям имеем право его коцнуть. Вместе с Директорией... ого!

Из окна ударил рёв - уже не возмущённый, нет, это был рёв ужаса, он бил, хлестал по ушам, от него хотелось спрятаться, забиться в какую-нибудь щель, под кровать, глубже, к стенке...

- Эй, ну так-то зачем? Вылазь, - сказал рыжий, с трудом приподымая тяжёлое ложе.

Пьеро, стыдно жомкаясь, вылез. Был он весь покрыт пылью и паутиной, взявшейся невесть откуда.

- А кровать здесь как оказалась? - спросил он, чтобы хоть как-то оправдаться за недостойное поведение.

- Говорю же, тут когда-то больничная палата была... Очень давно. Ладно, со всеми бывает. Я звук прикрутил, очень уж они там орут.

- Вот так. Это же мойсон, в конце-то концов. Так что относительно себя я могу позволить себе небольшие вольности. А так как ты спишь именно со мной... да говорил же я тебе, в хорошем смысле...

- Что случилось-то? Чего они кричали? - маленький шахид сел на кровать и принялся стряхивать мусор с коленей.

- Они статую повалили. Памятник Абракадабру Мимикродонту. Был такой неоднозначный политический деятель.

- Если он неоднозначный, то зачем ему памятник? - поинтересовался Пьеро.

- Памятники ставят, чтобы не забывали. А Мимикродонта забыть не дадут. Потому что по сравнению с ним любая власть выглядит не так уж плохо. Но сейчас его уронили. Огромную бронзовую дуру. Там электорату подавило... Кровь - кишки - распидорасило - фарш - переломы - все дела. Сейчас они беснуются, вопят и ждут помощи. Она идёт, но омоновцы её не пропустят. Только не спрашивай, почему. Я тебе и так всё разжевал. И в рот положил, хе-хе. А теперь извини - скоро моя работа начинается.

Рыжий взял длинную железку, положил на подоконник и стал устанавливать на какой-то рогульке.

- Я подрядился снайпером, - объяснил он. - Нужно несколько трупов.

- А тебе-то всё это зачем? - спросил, наконец, маленький шахид.

- Я тоже выбрал жизнь, - с крайней неохотой признался собеседник. - То есть выберу. Когда прижмут. А всё к тому идёт. Чёртов татарин! Придумал всё-таки способ, как меня достать. Представляешь, он этой своей дрянью...

То, что произошло в следующее мгновенье, никакими приличными словами изъяснить невозможно. Чувство было такое, будто всё сущее вдруг натянулось, как резинка трусов и с неебической силою хлопнуло Пьеро по самым по мордасам. От такой вселенской плюхи Пьерошу снесло с кровати, выбросило из комнаты, вымело из реальности - да и сплющило! да и расколбасило! да и очичибабило по самое что ни на есть это самое!

С трудом разлепивши один глаз, поэт увидел небо, море, землю, и прямо перед собой - ухмыляющегося Арлекина, крепко держащего за ухо пёсика Напсибыпытретеня. Вид у того был виновный, застигнутый, пойманный на нехорошем.

- А я чего, - ныл Напси, - я ничего... Ну, присунул, делов-то... Я же так, чисто по-дружески... Да ему-то что, он всё равно лежит, отдыхает...

Пьеро понял, что говорят о нём, открыл оба глаза и громко сказал "бу-у-у-у".

Напси это услышал - и испугался. Настолько, что неожиданно рванул с места. Не ожидавший того Арлекин рефлекторно дёрнул ухо на себя.

Напси с утробным воем покатился по земле. Арлекин стоял на места, удивлённо рассматривая оставшийся в руке кусочек собаки.

- Ну Мааать твою Дооочь, - произнёс он с чувством глубочайшего неудовлетворения.

Интроспекция нетрезвая. Будь свидетелем, летучий двойник!

В наши умственные обыкновения входит соразмерять причину со следствием; поэтому, видя тяжкое злодеяние, мы невольно приискиваем ему достойную ему причину. Но мы бы с гневом отшатнулись от знания того, сколь ничтожные причины способны низвергнуть нас с вершины добродетели. Иной раз достаточно бывает крошечного душевного изъяна, мелкого порока или ничтожнейшего пристрастия.

Фауна Дефлоранс. Максимы и моральные размышления. - Серия "Литературные памятники" - Понивилль: Наука, 297 г. о.Х.

Нервы наслаждения были обнажены. Корпускулы Крауза вступали в фазу неистовства. Малейшего нажима достаточно было бы, чтобы разразилась райская буря.

В. Набоков. Лолита. - Анн-Арбор (Мичиган): Ardis, 1976

Сurrent mood: depressed/подавленное
Сurrent music: А. Вертинский - Пёс Дуглас

...Он бывает разным для меня, этот коньяк. Но пахнет всегда одиночеством. Тяжким мужским одиночеством. Которое я бы охотно назвал невыносимым, не будь это слово скомпрометировано простым фактом: я вынужден его выносить, и притом достаточно часто. Можно даже - или пора уже? - говорить о регулярности.

Коньяк - хороший киллер. Он умеет убивать самую живучую тварь: время. Сегодня мы с ним уже стёрли с лица земли часа полтора (или два?), и не намерены на этом останавливаться. Я смею надеяться, что весь оставшийся день пройдёт именно так, как я запланировал. То есть - безвозвратно.

Я здесь один, в надёжном укрытии, на минус втором уровне. За стенами - слои почвы. Я пытаюсь их вообразить и вижу что-то наподобие куска огромного торта: сверху коричневый перегной, ниже - желтоватый суглинок. Или супесь? Чем она пахнет, супесь? Дорожной пылью, втоптанной, вбитой в дорогу - вот примерно так пахнет супесь. А может быть, там известняк - холодный, едкий? Оставляю эти вопросы крестьянам, могильщикам и искателям сокровищ. О да, меня волнует то, что схоронено и тлеет в земле - но не настолько глубоко, нет.

Зато сюда не проникает ни ветер, ни дождь. Ни солнце. Только пыль. Но и она не проникает, нет: она самородна, она автохтонна, она рождается в этой же комнатке. Пыль - химически острая - падает с истлевающих гардин, прикрывавших фальшивое окно с тщательно выписанным на стекле средневерхненемецким пейзажем. Пыль - почти невесомая, чуть маслянистая, с железной горчинкой - сыплется также от старинной штабной карты, погрызенной шредерами. От самой карты остались только цветные пятна - но снять её со стены у меня не хватает духу. Пыль - плотная, с гулким привкусом свинцовой соли - сыплется с потолка: там сохранились следы грубой побелки. Неизвестно, кто и зачем белил белый потолок. Но не немцы же? Немцы не совершали противного логике. Значит, эстонцы. Эстонцев логика непостижима.

Стол, за которым я пью, тоже покрыт пылью. Это самая почтенная, самая древняя пыль в этом месте. У неё есть веское доказательство благородного происхождения. А именно: в правом углу по пыли выведено - аккуратно, с завитушками - "mine munni" и знак, напоминающий восклицательный, но с двумя точками под вертикальной палочкой. Я не знаю, что это значит. Но древняя надпись вызывает трепет: человеческий палец, начертавший её, распался в прах три столетия назад. Однако слова, почему-то не тронутые буквоедами, остались. Одинокие, таинственные. Исполненные какого-то грозного смысла. Мне чудится: был в словах заключён приказ, который я пойму и исполню, если выпью ещё.

...Кроме надписи, бутылки и стакана, на столе имеется отдельная комариная лапка, оставшаяся от прихлопнутого воздушного зверя. Откуда здесь взялся комар, как залетел - это всё за гранью моего понимания. Я убил его в воздухе. Для комара это, наверное, славная смерть: умереть в полёте, в родной стихии. Он упал куда-то под стол, а лапка оторвалась и теперь лежит рядом со стаканом. Да, я пью коньяк из стакана. Извините, рюмок нет. Или есть - где-то там, в закрытых помещениях. Где наверняка скрыто много чего - в том числе и коньяк. Неразведанные запасы коньяка, в которых можно утонуть. Я бы, наверное, отказался тонуть в коньяке. Но сначала рассмотрел бы такую возможность, это уж точно.

К сожалению, всё прочее органическое, что здесь было, давным-давно распалось на простейшие элементы. Или его здесь не было? Жаль. Для меня было бы не только удовольствием, но и честью обонять останки людей. Как они пахли? Кем? Я могу лишь гадать, и все эти гадания не стоят одного-единственного глоточка коньяка.

Набулькаю-ка я себе ещё чуток. Или чуточку. Мне представляется, что чуточка - это чуть больше чутка. А мне всего-то и нужно - чуть.

...Пыль и тишина. Тишина. Тишина такая, что слышно, как зубы гниют во рту.

У меня кариес верхних клыков. Это возрастное и отчасти породное. Я всё-таки королевский пудель, у нас слабая эмаль. К счастью, Мальвина не догадывается. Запаха изо рта она не чувствует, - она слепа на нос, как и большинство хомосапых. А чтобы увидеть чёрные пятнышки у основания клыков, нужно очень присматриваться. Ещё у меня бывает стоматит - это такие язвочки на внутренней поверхности нижней губы. От них помогает время, терпение и тщательная дезинфекция. Ну-ка я ещё немножечко продезинфицируюсь. Или потом? Нет, сейчас: самое время.

Сейчас мой пьяный нос в том состоянии, когда я сквозь одорически-пушечный грохот коньяка и переливы пыльных отдушек начинаю различать контуры собственного запаха. Он впитывается, впечатывается в вещи, частицы моей кожи смешиваются с древней пылью, моя шерсть волосок за волоском складывает контур аромата, невидимую тень, оставляемую мною каждый раз, когда я прихожу сюда. С каждым новым визитом эта тень постепенно сгущается, уплотняется, как лессировочные слои на ватмане.

Странное чувство - будто сидишь рядом с собственным призраком. Скоро я, наверное, буду с ним пить.

Кстати, неплохая идея. Так ты как, призрачный мой Артемон? Молчишь? Будем считать это всё-таки знаком согласия. Выпьем, что-ли. И понюхаемся.

...Шерсть. Вот этот ароматический шум издаёт моя опавшая шерсть. Она пахнет... с чем бы сравнить, где бы подыскать слово? - а, вот: как негромкое фа верхней октавы. Подшёрсток даёт что-то вроде си-бемоля: он звучит слабее, но более заметен за счёт высоты тона. Отчётливые одорические следы оставляют подушечки задних лап. Ноги всегда пахнут дорогой, но мытые, облизанные, они дают свой аромат - жжёной пробочки и ношеной замши. Благородный аромат. Его портит витающий где-то поблизости запах желудка - не всегда приятный. Тут же жмётся-курится и стыдноватый аромат кишечных пассажей. Мне он видится блёкло-жёлтым, почти хлорным. Примерно те же ощущения у меня от прозы Пруста, только в случае Пруста к нему примешивается галлюцинаторный, но отчётливый запах суточных щей. И никаких пирожных, ни бисквитных, ни безбисквитных. Я буквально, буквально нюхал страницы, пытаясь различить это самое пресловутое пирожное "Мадлен"! Никакой "Мадлен", никакой бисквитности, только щи и жёлтый цвет. Возможно, дело в том, что Пруст дошёл до нас в переводе Франковского. Оригинал оставил бы иные ощущения, хочется верить... да... Ну и, конечно, аромат бёдер, мужские запахи. К сожалению, они сильнее прочих. Они мне слишком близки, чтобы я мог о них рассуждать. Мальвина могла бы; у неё есть все права на это.

Наверное, у меня тоже есть какие-то права. Например, право хранить молчание. Я его и храню, за неимением лучшего. Ну, как умею. Я хотел бы хранить его как хемульский сейф - со спокойным и властным равнодушием. Вместо этого я держусь за него, как нищий за последний сольдо.

...Я сижу на узенькой табуретке из какого-то белого твёрдого вещества. Табуретка не пахнет ничем. Сперва меня это пугало: вещь без запаха - это почти как вещь без тени; нет, даже как тень без вещи. Но я привыкаю ко всему, привык я и к этому тоже.

Обычно я сижу верхом, расставив ноги. Иногда их хочется размять, и тогда моя поза плавно перетекает в позу пьющего оленя. Так я потягиваюсь. Потягушки приятны сами по себе и стимулируют организм. Увы - весь, целиком, включая тылы. Так что в моём случае слишком резкие потягуси могут ознаменоваться постыдным хрустом булок, отнюдь не французских (так скажем). Поэтому я осторожничаю. Как с этим, так и с прочим.

Есть вещи, о которых лучше не говорить. Даже себе.

Как ты считаешь, мой бестелесный двойник, мы скажем о них? Скажем, скажем.

...Я не понимаю, как это происходит. Вот только что всё было нормально, даже хорошо, что там - прекрасно, упоительно - бери выше. И тут я что-то говорю или делаю, что-то совершенно невинное - и вдруг её лицо становится каким-то каменным изнутри, а глаза вспыхивают злым льдом. В эти мгновенья они кажутся голубыми. И потом всё становится ужасно, просто кошмарно становится всё, я не понимаю, что делать, что говорить, и в конце концов оказываюсь здесь. Или на улице. Или ещё где-нибудь, где ей и не пахнет. Даже её ногами, не говоря уже об остальном.

Почему она так делает, мой Артемон? Почему она так делает? Зачем она устраивает нам эти жуткие сцены?

Она меня не любит? Ну хорошо, пусть не любит. Я вообще сомневаюсь, что она способна любить кого-то, кроме себя. Но тогда - зачем я ей? Всё, что ей было нужно, я уже сделал. Даже предал своего хозяина, который был ко мне добр. После этого хоть сколько-нибудь уважающий себя овчар или сенбернар должен издохнуть от тоски и презрения к себе. К счастью, я пудель и интеллигент - эти два обстоятельства облегчают тягостные переживания, связанные с предательством. Но и я пал духом, да, мой дорогой друг, я был на грани. Она, Мальвина, меня спасла, она мне не позволила предаться резиньяции и гипотимии. Помнишь, как она сидела у нашей постели, когда нам было так плохо. Заставляла есть. Давала собой дышать (вот тогда-то я на неё и подсел окончательно). Обнимала. Не слезала с меня. Как вспомню - сердце через спину выпрыгивает.

Помнишь? Помнишь? Ах да, из тебя это всё уже давно выветрилось.

...Всё-таки я ей нужен, да, нужен. Пусть не как любимый мужчина, не как равный партнёр, или хотя бы достойный собеседник. Но - как охранник, слуга, телохранитель. Постельная игрушка, в конце-то концов. Почему же тогда она регулярно вытирает об меня ноги?

Ведь я хорошая постельная игрушка. Правда ведь? А всё почему? Во-первых, я всегда знаю, что ей нужно: достаточно глубокого вдоха. А в-третьих, у меня такой замечательный инструмент. В-третьих, ибо их два. Потому что мой язык не уступает пенису, а в чём-то и превосходит. О, какой куни я ей делаю, какой куни! Любая самка отдала бы всю себя и ещё накормила бы меня мясом с собственных ляжек за такой куни. Я могу вылизывать её вечно, читая её изнутри, как книгу, полную горячих ароматов. Я устраивают ей серию взрывных оргазмов или часами не даю кончить, покуда она, в полном уже изнеможении, сама не истечёт сладкими струйками. Я могу вознести её и низвергнуть, я могу быть её господином в нижайшем рабстве, я владею ей, пока она обладает мной - пока не устанут или её лепестки, или мой. Обычно мой розовый шершавый лепесток сдаётся последним. Язык хищника - он утомляется не скоро.

И этого-то Мальвина сегодня лишилась - сама, сама, сама! Прогнала меня с ложа! За что же, милый мой Артемон, за что же? Всего лишь за невинное желание немного разнообразить наш обычный интим... но довольно об этом, довольно, довольно.

...Я смотрю на часы. Их я нашёл в сейфе на третьем уровне. Там же я обнаружил золотое пенсне (без стекол, со следами зубов) и очень острый нож с надписью HADAMOTO - тоже из белого вещества, напоминающего кость, но очень твёрдого. Пенсне я оставил в сейфе, нож взяла Мальвина. Не знаю, зачем. Она отлично умеет резать без ножа.

Часы ещё древнее надписи на столе. Женева, Дэниель Рот, номер 18647 - во всяком случае, именно эти цифры выбиты на ободке корпуса. Когда-то эти цифры что-нибудь да значили - и, возможно, когда-нибудь что-нибудь будут означать, кто знает. Но здесь и сейчас они столь же бессмысленны, как и время, которое они показывают - без десяти десять. В этом есть что-то глупое: десять без десяти. Какой-то кофе без кофеина, прости Дочь такую глупость.

Они ходят, я проверял - время от времени, если я много двигал рукой, они начинают тикать. Видимо, в них есть подзавод. Но выставить правильное время у меня тоже не поднимается рука. С чего бы? Мне не хватает дерзости, что-ли? Нет, уж точно нет. Скорее, мне видится в этом какое-то кощунство или неблагородство. К тому же время - это совсем не то, что меня интересует. Часы нравятся мне как вещь - плоские, с белым, исчерченным чёрными линиями, лицом, с поджатыми щеками, с ремешком из крокодиловой кожи, пахнущие золотом, лаком и очень-очень старой кожей - они великолепно смотрятся на бритой руке. Теперь я делаю забривки по запястье, не дальше: Мальвина любит чувствовать мой мех подмышками. Свою же шерсть - ах, простите, волосы, ну конечно, волосы - она тщательнейшим образом удаляет.

Ну вот, я снова об этом думаю. Ах. Не могу. Вот об этом не надо. Не надо. Тем более, что я и так всё время думаю об этом.

...Подмышки, подмышки. Её подмышки. Сладкие озерки божественных ароматов. Мой нос - я имею в виду planum nasale - идеально умещается в её подмышечной ямочке, как в гнёздышке. Тогда её аромат окружает меня и сводит с ума, так что я становлюсь ненасытным в страсти. Сильнее на меня действует только тот, другой запах. От которого я теряю всякое подобие рассудка. Впрочем, без него со мной происходит примерно то же, но в плохом смысле. Чему ты, фантом моего мозга, летучий двойник, будь свидетелем, будь, будь, будь.

О, как же это всё-таки унизительно! Ведь я же так интеллигентен. Недурно образован. Прекрасно адаптирован к социуму. Имею ярко выраженные лидерские задатки. Задатки, но не запросы: мне ближе независимая позиция. У меня достаточно развит вкус и богата эмоциональная сфера. Любовь для меня - это прежде всего гармония телесного и духовного, уступчивости и доминирования, искренности и игры. И прежде всего - взаимопонимание. Я думал так раньше; я и сейчас так думаю. То, во что я впал - это не любовь, даже не страсть. Это постыдная зависимость. Низкая, чисто химическая аддикция. Молекулы определённых форм, пробуждающие в немолодом самце древнейший из инстинктов.

Какая же пошлость, какая скучная, зевотная пошлость! Какой великолепный повод набулькать себе ещё!

С другой стороны, в этой пошлости скрывается трагедия. Цветущая сложность иногда нуждается в плодоносящей простоте. Но не в пустоте же! А Мальвина... будем же честны перед собой, mon nez-à-nez: так ли уж она содержательна? Впрочем, её пустоты бывают хороши. И у меня есть чем их заполнить. Мой второй аргумент в наших с ней спорах - длинный, приятно-заострённый, с косточкой внутри и раздувающейся луковицей у основания. Knot, узел, изыск собачьей анатомии. Она это обожает - когда её распирает изнутри, у самого входа, давя на верхнюю стеночку. Когда мы стоим, слипшись, а я спускаю, спускаю. Она всегда кончает, когда я переношу через неё ногу и становлюсь задом, и мой набухший, побелевший от напряжения петушок проворачивается в её вагине, как ключ в замке.

...О Дочка-Матерь, я сказал "мой петушок". Ну не сказал, ну подумал. Но коньяк всё слышит. Даже такие вещи. "Мой петушок". Буээээ. Лучше б я сказал "мой огрызок". Нет, подумал. Нет, я так думать не буду. Я вообще не буду о нём думать. Ему только того и надо - чтобы я о нём думал. Чтобы иметь повод налиться кровью и высунуться из кожаного мешочка. После чего я буду вынужден пойти к сейфу...

...Только этого мне не хватало! Оправданий. Самой худшей разновидности их - скрытых, то есть вдвойне лживых. "Я буду вынужден". Нет. Между "мне хочется" и "я вынужден" - бездна, в которой так легко тонет честь, достоинство, элементарное чувство приличия. И если о чести в моём случае говорить уже не приходится (я сам растоптал её двадцать восьмого сентября сего года), а достоинство сомнительно (в моей жизни здесь я не усматриваю ничего достойного), то, по крайней мере, чувство приличия ещё при мне. Я могу - иногда, хотя бы иногда - не поддаваться тому, что ниже меня.

Что это определяет? Время, время, гонки со временем. Кто успеет раньше - коньяк или петушиный огрызок.

Ну, за твоё здоровье, огрызок! Спи спокойно, сегодня я тебя не потревожу. Во всяком случае, будем на это надеяться.

...О, коньяк всё-таки неверен. Никогда не знаешь заранее, на чьей он стороне: моей или его. Если на моей, я успею отрубиться, прежде чем огрызок встрепенётся. А если на его - наоборот.

И тогда я всё-таки пойду к сейфу, где хранятся мои тайные, позорные сокровища.

...Трусики почти выдохлись. К тому же они изначально были с кислинкой, очень противной: у Мальвины шли бели, это испортило весь букет. А вот носочки свежие, с ароматом натруженных ножек. Я украл их из бельевой корзинки неделю назад: у меня было такое чувство, что мы поссоримся. Тогда не случилось: у Мальвины была овуляция, самый пик, я ей был нужен по два-три раза на дню. Пару раз я удачно вытер Мальвину платочком и потом его спрятал. К сожалению, этот запах очень нежен: неистово-божественный в первые часы, рождающий во мне тайфуны сладострастья, он очень быстро теряет ту самую неземную нотку, которая и делает Мальвину моим божеством.

Зато у меня есть лямочка от лифчика, чрезвычайно душистая, и аромат её стоек. Она была причиной одной из наших ссор - Мальвина меня застала за медитацией перед этой деталью туалета. Разумеется, всё было совершенно невинно, non tangebat, то есть без механических движений с моей стороны. При достаточном уровне сосредоточения я в них не нуждаюсь, а если они всё же необходимы - значит, они не необходимы. К сожалению, провести Мальвину в таких вопросах не удаётся. Она... в общем, она сделала правильный вывод, я должен это признать. Как и то, что дал ей достойный повод. Хотя достойный ли? Повод, в сущности, ничтожный, ведь это даже не измена. Возможно ли изменить субстанции с одним из её атрибутов? С другой стороны, можно ли возмущаться тому, что один из атрибутов предпочтительнее прочих?

Думаю, всё дело в том, каковэтот атрибут. Я уверен: Мальвина не была бы оскорблена, если бы был я влюблён в её внешнюю красоту или звуки голоса. Потому что это санкционировано древней человеческой культурой, хитрейшей из всех обманщиц. О, разумеется, простительно и даже похвально любить прекрасные очертанья лица, сияние глаз, изгиб губ, какую-нибудь подрагивающую жилку тоже можно. И даже "особенный изгиб" тела Грушеньки в романе Достоевского может быть осмыслен в том же ключе: блудные очертания суть несовершенное подобие совершенной, занебесной красоты. Вообще, во всяком фетише есть нечто статуарное, именно это отчасти оправдывает его постыдную природу. Но мой жалкий фетиш не имеет очертаний. Ближайший из телесного к тому, что некогда называли духом, он считается его полной противоположностью. Только потому, что Homo Sapiens Sapiens обладал почти рудиментарным обонянием.

А может быть, всё дело в том, что этот атрибут отделяем?И что жалкая тряпица, пропитанная нужным запахом, может в какой-то момент оказаться сладостнее самого источника этого аромата? А, пожалуй, да - вот в этом можно учуять нечто... то есть усмотреть. Ну конечно же, усмотреть.

...Пожалуй, сейчас мне всё-таки ближе носочки. Хотя и они, честно говоря, слабоваты, а я несколько утомился от коньяка. Придётся к чему-то прибегнуть - или к позорной механической стимуляции, или к усилению аромата.

Ну, ты же знаешь, что я выберу? В конце концов, я ведь зачем-то взял с собой дохлую землеройку в пакетике? Сейчас я положу её в носочек, как начинку в пирожочек. И минуты через три-четыре для меня будет готово восхитительное блюдо - которое меня не насытит, зато приятно опустошит.

...Ведь это же так очевидно. Интерес к падали со стороны пса - более чем естественен. Древний инстинкт хищника - одоратическая маскировка - делает эти ароматы невыразимо привлекательными для нас. К сожалению, для меня невозможно носить такие ароматы на себе. Глухослепая на нос, Мальвина каким-то образом чует самый незначительный оттенок тухлого или гнилого. Самое невинное моё действие - например, слегка поваляться на дохлой вороне - вызывало у неё какое-то дикое неистовство. Вызывало, поскольку я давно уже не позволяю себе ничего подобного. Я верный раб её прихотей. Но даже самому верному рабу стоит оставлять небольшую отдушину. В моём случае - в буквальном смысле. Поскольку для меня запах трупа не только восхитителен сам по себе, но и обостряет эротические ощущения.

...Ну почему, почему это её так взбесило, так выбесило?! Что я такого, в сущности, ужасного предложил?

Всего лишь небольшое обострения чувств. Разве она отказалась бы надушиться в известных местах, если бы мне это нравилось? А ведь это в сущности то же самое.

Это всего лишь на шаг дальше того, что позволил себе Бодлер. На один только шаг, не более. И традиционный - даже слегка поднадоевший - куни стал бы для меня ещё более волнующим, а для неё... о, тут бы я постарался. В обмен на такую малость!

И вовсе не целого хомячка я ей туда хотел засунуть, а только голову. И не тухлую, а всего лишь слегка пикантную. Да, я, - inter alia, и как интеллектуал тоже - предпочитаю запах подгнивающего мозга. А не, скажем, внутренностей. Что дурного в таком выборе? Почему меня нужно осуждать за это? Почему бы не расслабиться и не получить удовольствие - заодно даруя его мне?

...Я мечтаю об абсолютно расслабленной Мальвине, источающей воистину райские ароматы. Полностью созревшей, как яблоко, упавшее с ветви.

Конечно, я никогда этого не сделаю. Хотя это так просто. Всего лишь одно движение, она бы и не заметила. Тихий хруст шеи. И потом - восхитительные часы счастья: ферментация, посинение покровов (Мальвине это особенно пойдёт, сейчас её розовая кожа и голубые волосы смотрятся вместе несколько вульгарно), окоченение, самопереваривание тканей, и наконец, гниение! Микробы начнут поедать желудок и поджелудочную, а потом и другие органы.

Нет, в этом нет ни малейшего следа некрофилии, хотя пассивность трупа здесь выступает для меня как дополнительный бонус. Но - смешение ароматов живого и мёртвого! Смешение естественное, природное! Ах!

...Я пытаюсь вообразить, какбудет пахнуть всё ещё потная, но уже начинающая подгнивать подмышечка Мальвины. Какая же это будет гармония. Наверное, я умру от счастья. Или потом, от горя - когда тело всё-таки разложится, когда трупные волдыри... пожрут... пожалуй, ещё капельку, осталось же на донышке... Хотя излишек алкоголя... может и помешать дойти до черты... а, ладно, как-нибудь договорюсь со своим петушком. Ты тоже так считаешь, мой незримый очами телесными шер ами? Поломаем шейку петушку? Вот здесь, у самого основания, под шишечкой...

...Упс. Упс... Гррррррррррррррррррррррррррррррр!

Бездействие похвальное.Не сказал, не шагнул, не пренебрёг

Р.Л. Стивенсон. Остров сокровищ. - В: Р.Л. Стивенсон. Остров сокровищ. Чёрная стрела. Потерпевшие кораблекрушение. - М.: Олма-Пресс, 2002

В.В. Шигин. Мятежный "Сторожевой". Последний парад капитана 3-го ранга Саблина. - М.: Вече, 2013

4 декабря 312 года о.Х. Поздний вечер.
Директория, павильон "Прибрежный"

Current mood: infuriate/сукаблядь
Current music: Tarantella siciliana

- Молодцы, нечего сказать! - не сказал Карабас и не ударил Арлекина в челюсть.

Арлекин, в свою очередь, не пал на землю с хрипом, фонтанируя кровью и зубами. Карабас же не шагнул к поверженному и не угостил его душевнейшим пыром в бедро, а то и в промежность. Маленький педрилка не закричал "жа што?!", и не получил сакраментального ответа "было бы за что, вообще убил бы".

Непроницательный читатель может подумать, что раввин поленился или проявил снисходительность к нагробившему и проштрафившемуся подчинённому.

И будет в корне неправ! Бар Раббас никогда не пренебрегал своими обязанностями, в том числе дисциплинарными. Нет, не так! В особенности - дисциплинарными. Ибо дисциплина - основа всего. Она выше неба, выше Солнца, выше даже Дочки-Матери, а вернее - она и есть Дочка-Матерь, её гневный и карающий лик.

Просто Карабас был умудрён жизнью, и, в частности, отлично знал, что торопливый чаще ошибается. Особенно в вопросах, не требующих немедленного решения. И даже в ситуации, прямо-таки взывающей к немедленному мщению и гневным пиздюлям, гораздо предусмотрительнее сначала расследовать дело, дабы иметь точный образ совершившегося злодеяния, и, сообразно открывшимся обстоятельствам, наложить на виновных заслуженные кары.

Справочные материалы по теме. Полное и окончательное безобразие

Учинённая Пьеро, Арлекином и Напси пьянка была весьма продолжительна, отвратительна во всех отношениях, и к тому же имела самые разрушительные последствия. Подробное описание всего вышеперечисленного заняло бы целую главу, а по-хорошему и две - что изрядно замедлило бы и без того неспешный ход нашего повествования. Читатель же ждёт бдыщ-бдыщ хуяк-хуяк, то есть стремительного действия, жизни, динамики. И, верно, уже устал ждать.

С другой стороны, неправомерно было бы отрицать правоту автора 'Волшебной Горы', утверждавшего, что лишь основательность может быть занимательной, и призывавшего описывать жизнь точно и обстоятельно, во всех подробностях. Ранее мы не отступали от сего завета; и что ж теперь, неужели отступим? Предадим нетленные ценности гуманистической литературы, э? Нет! И не надейтесь даже.

Но где же выход, добрый наш читатель, где же выход? Попробуем подойти к вопросу формально, иногда это помогает. Воспользуемся сухим, шершавым языком сводок, протоколов и таблиц (но не инфографики: её язык слишком шершав для нашей нежной прозы).

Таблица 1. Приобретённые собутыльниками алкогольные напитки и их дальнейшее использование.

¹Все напитки были заказаны Арлекином через бэтмена в Директории. Основной заказ был размещён в торговом центре Шоппинг Парк Авион, творожный самогон приобретён в винной лавке 'Бочка и Кружка' (бульвар Элизе Реклю, 8/2). Расчёт производился бэтменом по факту отгрузки товара.

Таблица 2. Наиболее значимые бесчинства и правонарушения, учинённые участниками пьянки.

Следует отметить, что основные участники и идейные вдохновители пьянки - Арлекин и Пьеро - уже имели длительный опыт употребления алкоголя и могли по праву быть названы квалифицированными потребителями данного продукта. При этом алкоголиками они не являлись, и практически никогда не доводили дело до полной утраты ситуационного и дозового самоконтроля.

По позднейшим утверждениям Арлекина, приобретённые им напитки не предназначались к немедленному употреблению; часть из них представляла стратегический запас на случай возникновения проблем с дальнейшими закупками.

Следует также отметить, что участники попойки, проспавшись и придя в себя, не могли убедительно объяснить причины своих безрассудных и антисоциальных поступков. По мнению Пьеро, это было связано с 'творческим кризисом' и 'экзистенциальной неудовлетворённостью'. Арлекин объяснял своё поведение долгим отсутствием полноценной личной жизни и скукой. Что касается Напси, тот в основном изворачивался и пытался переложить вину на собутыльников, которые-де его 'напоили' и 'совратили'.

Результаты глубокого ментального сканирования, предпринятого Карабасом, показали, что имело место химическое воздействие на ЦНС алканавтов, не сводящееся к алкоголизации. По этой причине Карабас сформулировал ряд гипотез конспирологического свойства (связанные с возможными мероприятиями спецслужб Директории и/илииными акторами), впоследствии не подтвердившиеся.

Мы же полагаем, что бесчинства, учинённые участниками попойки, были связаны с токсичными свойствами творожного самогона.

По нашим сведениям, приблизительно за два месяца до описываемых событий стали поступать сигналы об участившихся случаях отравления творожным самогоном. Был проведён ряд полицейских рейдов и изъятий продукта. Экспертиза показала, что в некоторых случаях под видом творожного самогона тройной очистки в продажу поступал раствор гидролизного спирта, разбавленный осаждённой творожной брагой с добавлением фурфурола (для придания напитку хлебного аромата) и индюшачьего помёта. Расследование показало, что поставки осуществлялись из Евска. На этом расследование было прекращено по личному распоряжению нового начальника Управления экономической безопасности и противодействия коррупции Грейвульфа Люпусовича Клычко (уроженец Евска).

Действие указанных веществ на психику изучено недостаточно. Однако есть данные, что у многих жертв отравления наблюдалось своеобразное сочетание эйфории, одурения и повышенной агрессивности.

Мы предполагаем, что Арлекин, Пьеро и остальные имели несчастье приобрести самогон из Евска и стали жертвой вышеуказанного эффекта.

Приложение. Обстоятельства, связанные с Буратиной и Алисой Зюсс.

Следует признать, что лиса Алиса не только не принимала участия в происходящем, но и всячески пыталась помешать наиболее антиобщественным деяниям наших героев, а также удержать их от дальнейшей алкоголизации. Исключением является ситуация с Буратиной, заслуживающая отдельного описания.

Буратина пришёл в себя ещё утром и достаточно легко снялся с гвоздя. Он тут же попытался бежать, но дверь оказалась закрыта снаружи. Буратино попытался осуществить подкоп, но не преуспел, наткнувшись на каменный фундамент. Попытка прогрызть стену могла бы оказаться удачной при наличии достаточного времени. Однако Арлекин открыл дверь раньше.

Бамбук охотно включился в пьянку. Как ни странно, но лиса Алиса поддержала мнение Арлекина, что 'парню надо выпить', и даже сама принесла ему кьянти и самогон.

Буратино сразу, после первого же возлияния, принялся за совершение антиобщественных и неэстетичных деяний. Алиса не вмешивалась и не пыталась воспрепятствовать этому. Однако в тот момент, когда Буратино и пьяный першерон выбили дверь в подвал, где хранились автоклавы и попытались учинить вандализм, лиса решительно этому воспротивилась и даже пыталась кусаться.

Пьеро и Арлекин вывели Буратино из помещения, однако Арлекину пришла в голову мысль, что 'у девчонки недостаток алкоголя в крови' и 'надо помочь ей расслабиться', под чем подразумевал насильственное опаивание.

После непродолжительного обсуждения, связанного с техникой задуманного дела, они остановились на постановке алкоголесодержащей клизмы. Грушу для клизмирования они нашли в личных вещах Карабаса и незаконно присвоили её. После этого они зафиксировали лису и, применив насилие, ввели ей в прямую кишку около 300 миллилитров смеси водки с пивом (возможно, с добавлением самогона). По свидетельству присутствовавшего при сём Пьеро, хулиганы заткнули естественное отверстие ручкой от швабры и удерживали её в таком положении около шести-семи минут, что обеспечило всасывание жидкости кишечником.

Это привело к тяжёлому алкогольному отравлению лисы Алисы. В момент возвращения Карабаса она находилась в бессознательном состоянии.

Общий итог. В целом, всё произошедшее невозможно охарактеризовать иначе, нежели как полное и окончательное безобразие.

Действие четвёртое. Адгезия, или Жизнь летит со скоростью бэтмена

Как правило, охуение начинается с ощущения крайнего несоответствия представлений о реальности и самой этой реальности. От обычного удивления это отличается не столько количественно, сколько качественно: ты понимаешь, что несоответствие это требует не просто корректировки собственных воззрений, сколько некоего коренного их изменения, причём - это важно! - непонятно в какую сторону. Далее, начинается сам процесс этого изменения: нечто с хрустом (громким или тихим, в зависимости от масштаба события) ломается внутри, и сам этот облом и есть акматический момент охуения - то есть его чувственно переживаемый пик. Засим наступает пауза, в которой человек, собственно, охуевает - то есть пребывает в некоем подвешенном состоянии внутренней расщеплённости, которое Гегель называл "разорванным самосознанием". Это состояние может продолжаться от полутора секунд до нескольких часов.

К. Крылов. Перед белой стеной. Записи 2004-2005 гг. - Серия "Литературные памятники". - М.: Наука, 2072

Женщина мало склонна ко греху, но весьма часто является причиной греха, совершаемого мужчиной - с ней, ради неё, из-за неё, или просто потому, что она рядом.

К. Григорьев, В. Степанцов. Супермаркет тщеславия. Настольная книга законодателя интеллектуальных мод и поветрий. - СПб, Лимбус Пресс, 1999

5 декабря 312 года о.Х. Утро (т.е. уже утро).
Директория, подвальное помещение вблизи павильона "Прибрежный".

Current mood: gobsmacked/охуевшее
Сurrent music: В. Высоцкий - Спасибо, что живой

- Молодцы, нечего сказать! - всё-таки сказал Карабас, но более никаких действий не предпринял.

Ева посмотрела на любимого с тоской и надеждой на прощение.

- Шеф, - сказала она покаянно, - ну я так не могу. Ну я виновата. Накосячила. Сделалакаку. Дура лошадь. Ну побейте меня, что-ли! Только не смотрите вот так!

- Я на тебя не смотрю, - Карабас передвинул тяжёлый взгляд в угол, где валялся рыдающий Арлекин.

- Вот именно! - в голосе Евы отчётливо прорезались близящиеся рыдания.

- Я тебя ни в чём не виню, - довольно-таки сухо сказал раввин. - Я виню себя.

- Неееет!- закричал плачущий Арлекин, терзаемый болью (Карабас в воспитательных целях защемил ему седалищный нерв) и отчаянием. Ему уже приходилось работать с - точнее, под - Карабасом. Эти самые слова "я виню себя" он слышал после провала рейда на Герат. После этих слов довольно сносное походное существование превратилось в мучительно-сраный ад труда и дисциплины.

Карабас не удостоил педрилку ответом, а просто сузил ему сосуды, снабжающие печень кровью. Плач превратился в вой. Карабас его послушал, оценил тембр и искренность, восстановил кровоснабженье. Арлекин прижукнулся и затих, лишь слегка поскрёбывая ногтями по полу.

Они находились в подвале, освещённом слабенькой лампочкой. Карабас сидел на автоклаве-дебилдере. Вокруг были разбросанные разные инструменты и приспособления. На каменном полу поблёскивали останки молекулярного щупа-датчика SNN199-3, раздавленного чьей-то пьяной конечностью.

- Я виню себя, - повторил раввин. - Я распустился. И вас всех распустил.

Это было, конечно же, преувеличением. Никакой особенной распущенности Карбас не явил. Просто поддался на самые обычные женские уловки.

В общем-то, если бы раввин и его команда отправились наводить порядок сразу, как пришло сообщение от Алисы, то многие безобразные выходки не были бы совершены. Однако Ева, недовольная карабасовой нечуткостью, решилась на маленькую женскую месть. Каковую и учинила. В меру своих сил и возможностей.

Для начала она на полчаса застряла в шляпном магазинчике, где перемеряла весь ассортимент, но так ничего и не купила. При этом надменная викунья-продавщица, на которую Ева посмотрела особенно ласково, носилась как угорелая, предлагая то и сё, а когда капризная поняша решила уйти пустой - расплакалась. Карабас это почувствовал и сделал Еве замечание насчёт недопустимости няша в цивилизованном обществе. Ева обиделась ещё сильнее и устроила раввину сцену "ты-меня-больше-не-любишь-я-тебе-не-нужна". В тот момент она была - увы, увы, как все женщины! - совершенно искренней, так что у Карабаса заныло сердце. Ситуация разрешилась снятием почасового номера в гостинице "Акварель", куда любовники отправились выяснять отношения.

Они их выяснили минут за сорок (Ева превзошла саму себя), но потом выяснилось, что поняше негде помыться: в "Акварели" поломался тесла-приёмник, так что вода в душе шла только холодная. Потная и взъерошенная, но полная энергии Ева бросилась к ремонтной бригаде. Бригадир, старый жук-плоскокрыл, воспринял поняшу как очередную взбалмошную клиентку и послал в пешее эротическое путешествие. Писториус не стала тратить времени на доказательство своей профессиональной компетенции, а просто някнула жука, сама залезла в приёмник и выяснила, что сбоит импульсная цепь. Более тщательный осмотр при помощи услужающей крыски Лариски показал, что причиной сбоя была муха, залетевшая под кожух устройства и умудрившаяся заползти между контактами. Кроткая, преданная Лариска муху вытащила. И тут же получила смертельный удар тока.

Остаться без услужающего существа для поняши - всё равно что хомосапому остаться без пальцев на руках. Ева отдала тельце Лариски жуку-бригадиру на съедение, поднялась в номер, растолкала спящего Карабаса (тот слегка прикорнул после трудов) и объяснила ситуацию. После чего парочка отправилась на другой конец города в эргастул для мелкого электората. Ева пробродила там часа полтора, отбиваясь от енотов, продающих енотов помельче, чернобурок, торгующих белками, и всяческих клещей, предлагающих вразвес стригучих вшей и тупейных блох-завивальщиц. Наконец, нашли удава, барыжащего мелкими, но толковыми мышками. Ева взяла сразу двух, беленькую и чёрненькую. Беленькую звали Перепетуя. чёрненькую - Фрида Марковна (это вызвало у Карабаса басовитые хохотки). Ещё сколько-то времени заняло заняшивание. Потом надо было пришить для Фриды Марковны второй карманчик на попонку. Потом Ева вспомнила, что она вообще-то не помылась и от неё пахнет лошадью. Пришлось отправиться в баню, где... ну, ты уже понял, мой проницательный читатель, чем они там занялись. Потом всё-таки помылись, потом пили чай с травами... И, понятное дело, вернулись наши герои лишь на закате дня, когда всё худшее уже случилось.

Вспоминал ли Карабас о том, что творится на берегу моря? Вспоминал. Но внушал себе, что ничего страшного произойти не могёт (о, как он ошибался!), к тому же Базилио присмотрит за порядком и намечающиеся безобразия прекратит.

Он был отчасти прав: на База всегда можно было положиться. Ну, почти всегда. То есть в любой день, кроме этого.

Что делал кот, чьи надежды на счастье (пусть нелепые, призрачные) были разбиты? Сначала болтался рядом с Карабасом, но тот был занят Евой. Потом его внимание привлекла вывеска пивного подвальчика - весёлая кошачья мордочка и надпись "Пара капель" - и он решил спуститься на минутку, утешить себя парой капель. Базилио, конечно, догадывался, что там за капли такие. Но в данный конкретный момент ему было решительно плевать. Нет, даже не так: он именно этого-то и жаждал.

Баз не ошибся: пиво в подвальчике подавали с валерьянкой. Кот просидел там часа полтора. Занят он был тем, что растравлял свою душевную травму, щедро поливаючи её рассолом самоуничижения. Так что покинул он заведение в состоянии не самом лучшем.

После этого он зашёл аптеку, где взял пузырёк понятно чего. На Пляс Пигаль - кот не помнил, как он туда попал - снял симпатичную кошечку, отвёз её в "Акварель" и там долго и безуспешно пытался ею насладиться. Насладиться не получилось. Нет, физиологически-то всё вроде бы работало, стояло и всё такое. Но кота не оставляло ощущение, что он трахает тюфяк, поролоном набитый.

После этого он зашёл в другую аптеку, где догнался. Тут ему пришла мысль поехать к крольчихе Зойке и у неё найти утешение. Он даже поехал, но на полпути настроение сменилось: кот почему-то решил, что Зойка расхохочется ему в лицо и захлопнет дверь перед ним. Почему он такое себе навоображал - знают только хер и валерьянка. А между тем, не было ничего более далёкого от истины, чем эта вздорная идея! Ибо на самом деле у Зойки как раз выдался свободный вечер, настроение у неё было самое романтическое, а любезного короткошёрстного кавалера она и раньше вспоминала с тоской и нежностью. Так что заявившийся кот был бы немедленно накормлен, напоен, уложен и обласкан с такой ураганной заботливостью, на какую только способна изголодавшаяся крольчиха. Базилио был бы впечатлён, взволнован и остался бы у неё и на следующий день. Что круто изменило бы всю его последующую жизнь... но вот не склалось.

Вместо того кот приказал вознице разворачиваться. Вернувшись в центр, немного потусил на Тверской. Нахамил полицейскому гепарду, от которого пришлось убегать по крышам. Потом его занесло на бесплатный симфонический концерт для жителей микрорайона. Кот симфоническую музыку не жаловал, так что на концерте развлекался тем, что стрелял пикосекундными импульсами по струнам. Струны со звоном лопались, музыканты - в основном кузнечики - горестно вскрикивали и пытались что-то изобразить на том, что у них осталось. На прощание кот продырявил тубу, разнёс в щепки виолончель и смылся.

К берегу моря он прибыл уже ночью. Это спасло жизнь Арлекину и Пьеро: если Базилио явился бы раньше Карабаса и узнал бы, что они сделали с его возлюбленной, то, скорее всего, разрезал бы их лазером на части. К счастью, Карабас уже был на месте и всё знал. Поэтому он сначала парализовал кота, потом рассказал ему о случившемся, и только после этого отпустил. А точнее, отправил сидеть с бесчувственной Алисой.

- Итак, что мы имеем? Потери среди электората. Проблемы с властями. Проблемы с частными лицами. Проблемы с Базилио. Ты хоть понимаешь, что он с тобой сделает? - почти ласково спросил он у Арлекина. Тот что-то промычал, но Карабас понял. - Нет, он руками справится. Выбьет из тебя всё дерьмо. Точнее, не выбьет. Потому что мне потом тебя реанимировать, а я не хочу этим заниматься. Но пару твоих рёбер я ему уже обещал. Лучше б он тебе очко порвал, конечно. Но он категорически против. Так что это сделает Напси... Ах да, проблемы с морскими! Вот это по-настоящему неприятно, нам здесь ещё жить и работать...

Карабас поднялся и выглянул наружу. Увидал остатки сожжённого сарая, от которого уцелела только одна стена. Об неё тёрся хуем першерон - выпучив глаза и роняя слюну.

- И ещё проблема с хозяином этого дурацкого коняки, - с горечью заключил раввин, спускаясь вниз.

- Я могу помочь, - робко сказала Ева. - Ну, с хозяином...

- М-м-м, - раввин почесал в бороде. - Посмотрим. Сейчас меня больше волнуют рыбоны. Мы им, между прочим, должны сдать на руки товар. Автоклавы с существами. Что-то Алиса на эту тему передавала... Ох, скобейда! Они же там без клеточной массы, еле живые. Нужны клетки. Много живых клеток. Биореактор у нас есть. Управляться с ним я сам умею. Клетки... - его взгляд остановился на Арлекине.

- Першерон, может, подойдёт? - тут же предложил Арлекин. - Он увесистый.

В этот самый момент обезумевший першерон, наконец, кончил, победно заржал и бросился внезапно к морю. Из-под копыт полетел мокрый песок. Окровавленный член его мотался из стороны в сторону, как самая позорная вещь на свете. В голове жеребца царил пиздец, абсолютный пиздец, и ничего кроме пиздеца.

- Да чтоб тебя! - Карабас высунулся, пытаясь ухватиться за угасающее сознание коняки. Тот влетел в полосу прибоя и споткнулся. В этот миг раввин, наконец, уцепился за его за мозг и парализовал мышцы. Туша с хрипом пала в воду, и шипящая волна накрыла её.

- Дочь твою Мать, - проворчал Карабас, спускаясь взад. - Пока мы дотащим сюда эту дохлятину, пока разделаем - клетки испортятся, особенно нервные. А мне нужно хотя бы полста кило... О, кстати. Этот, как его, - он прищёлкнул пальцами, - деревянный. Где он?

- Отдыхает в кладовке, - сказал Арлекин бодро. Боль в седалищном нерве ушла, и он мечтал только об одном - чтобы Карабас о том не вспомнил и не продолжил пытку.

- Отдыхает? - нехорошо прищурился раввин. - Тащи его сюда.

- Я один не смогу, - трезво рассудил Арлекин, - деревяшка дерётся. Можно Пьеро взять?

- Да вроде оклемался, - припомнил маленький педрилка. - Сейчас разыщу.

- Только быстро, - милостиво разрешил раввин. Арлекин тут же сорвался с места и скрылся.

- Шеф, - снова заговорила поняша. - Как бы не было проблем. Этот деревянный, он ведь непонятно чей. Объявится хозяин, будут претензии. Может, лучше возьмём кого-нибудь из электората? Коломбину хотя бы. Которая без сиськи.

- Ты права. Посмотрим, чей он, - согласился раввин. - А там и решим.

На доставку Буратины у Арлекина и Пьеро ушло минут пятнадцать. Деревяшкина нашли под тюком парусины: он туда заполз отсыпаться. Его растолкали, пиздюльнули слегка для острастки, а потом потащили. Бамбук особо не сопротивлялся, только вяло перебирал ногами и тихонечко бормотал какие-то глупости.

Карабас тем временем снял крышку с биореактора и включил регенерацию фермента-растворителя. Дебилдер работал прекрасно: белая мутная жидкость быстро стала прозрачной, зеленоватой. И даже на первый взгляд - неприятной, опасной.

Бар Раббас на всякий случай понюхал варево: нет ли кислого запашка, свидетельствующего о том, что предыдущий клеточный осадок извлечён не до конца. Запашка не было, однако подозрительный Карабас, давно не имевший дело с биотехникой, втянул воздух сильнее, швыдче.

Это он сделал совершенно зря. Летучие ферменты ущекотали носовые пазухи. К носу раввина подступил первый чих. И сдержать его, сколько ни старался, тот не смог.

- А-а-аааап... - взвыл Карабас бар Раббас, закатывая глаза, - аап-чхи!..

В этот самый момент Арлекин и Пьеро доставили Буратину на место.

Буратине было очень нехорошо. Голова трещала так, будто внутри черепа прорастали ветки - а может, сучья, и даже сучилища. Желудок прыгал по-собачьи, желая вывернуться наизнанку. Всё прочее тоже функционировало кое-как. Он, может, отлежался бы, да Пьеро с Арлекином не дали, утащили. И вот - зашвырнули его (живого, страдающего!) в опасный полумрак.

Бамбук скатился по ступенькам. Чудом не сломал себе нос. Ушиб палец на ноге. И, в довершение всех несчастий, врезался башкой в автоклав.

Щёлочка в деревянной голове приоткрылась. Туда немедленно нырнула простейшая мысль - "бедный я, несчастный, никому-то меня не жалко!"

Карабас обхватил голову руками. Для него, телепата, буратинова подачабыла чем-то вроде оглушительного рёва.

- Перестань реветь! - крикнул раввин. - Ты мне мешаешь... Аап-чхи!

Но Буратина не мог перестать, просто не мог. Он не умел контролировать свои способности - хотя бы потому, что не догадывался об их существовании.

- Да заткнись же ты, джигурда бессмысленная... - заскрежетал зубами Карабас, пытаясь залезть Буратине в голову. Проклятое чихание и буратинины ментальные вопли не давали сосредоточиться. Тогда он вчинил ему острую почечную колику.

- М-м-мамочки, - простонал Буратина, валясь на пол. Он не помнил, где и когда он слышал это слово, но ему было ну так, ну так хуёво, что оно само вылетело изо рта.

- У тебя мать есть? - удивился Карабас и почку его отпустил. - Калуша или настоящая? Аап-чхи!

Слово "мать", в отличие от "мамочки", Буратина знал.

- У меня никогда не было матери, уважаемый, - доложился он. - Ах я бедный-несчастный! - в голове снова приоткрылась дырочка, и Карабас тут же сморщился, как от зубной боли.

- Да заткни же свой сраный мозг, скобейда ерыпчатая! - зарычал он. - Ты чей? Чья ты собственность? Аап-чхи!

- Институт Трансгенных Исследований, корпус Б, верхние вольеры, клетка пятьдесят шесть! - выдал он когда-то вбитые в голову слова.

- Так ты заготовка? Ну, тогда полезай в реактор.

Буратина собрал, наконец, глазки в кучку, напряг зрение и разглядел прямо перед собой бок автоклава. Осторожно, на дрожащих ногах, он поднялся, глянул - и увидел зелёную поверхность жидкости. Та приглашающе колыхнулась.

Что происходит в биореакторе, Буратина знал. Ну то есть как знал? Чисто внешне. Вот Алиса - та могла бы прочесть лекцию про распознающие участки плазмалеммы клетки, о замковидных контактах, о десмосомах, о внеклеточном матриксе и межклеточной адгезии. О том, как наноагенты, интодуцированные в ткани, разбирают их на фрагментуры и комплектуры. О том, как образуются рабочее тело для морфинга. И о многом, многом, многом другом, включая такие тонкие моменты, как структурация ганглионарных клеток и аксонное модерирование.

Буратина ничего этого не понимал, да ему и нечем было. Зато он хорошо представлял себе, что будет с тельцем, когда оно попадёт в зелёную жидкость. А именно - оно растает, как кусок сахара в кипятке, а жидкость из зелёной станет тёмно-бурой. Потом её закачают в автоклав с другим существом, и из подходящих клеток ему понастроят новые ткани. А от донора останется скелет, волосы, ногти и омертвевшая часть кожных покровов. Крыса-уборщица, ругаясь, вытащит всё это из опустевшего бака и кинет в ведро. Потом из этого добра смелют костную муку и продадут какой-нибудь маммилярии, любительнице фосфатов.

Процедура была недолгой и практически безболезненной. Но Буратине ужжжжасно не хотелось растворяться и не быть.

Тормознутый мозг деревяшкина напрягся и выдал спасительный импульс. Буратина кое-что вспомнил.

- Я не заготовка! - заорал он так, что у Карабаса заложило уши. - Я эволюэ! У меня отец есть!

- Думаешь, ему будет неприятно, что из тебя сделали цыпля и кролика? - поинтересовался Карабас с иронией.

- Яюшки! Мой отец! Он будет ужжжжасно страдать! Он... он... он умрёт, во!

- Да! То есть нет! - Буратина каким-то очень задним чутьём учуял, что говорит не то. - Он это... от голода! Его уволят! Если со мной что случится, его уволят! Он умрёт на улице от голода и холода! Пожалейте моего отца! Отпустите меня к нему! Ну позязяаааа... - Буратина натурально возрыдал - крупными, бурыми, пахнущими тиной слезами.

Карабас не снизошёл до ответа. Просто ноги и руки бамбука внезапно перестали служить своему хозяину. Они перешли под мудрое управление чужого разума.

Руки аккуратно ухватились за край автоклава. Правая нога задралась, левая подпрыгнула в попытке перекинуть тело внутрь. Всё, что смог Буратина - прижать ногу к боку бака. Запрыгнуть не получилось.

- Да не упирайся ты так, - брезгливо сказал Карабас. - Чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше для тебя же... Аап-чхи!

Буратина понял - вот она, смерть. Перед которой он стоит голенький, деревянненький, не имея ничего, даже собственных рук и ног. У него оставался только язык. А значит - надо работать языком, потому что от молчания уж точно не будет проку. Надо говорить, говорить, говорить что угодно, только не молчать.

- Я не могу туда полезть! Я запорчу технику! - выдал он первое, что пришло в голову.

- Запортишь? Как это ты себе представляешь? - усмехнулся Карабас и чихнул как-то особенно глумливо.

- Я проткну в нём носом дырку! - ничего умнее Буратине на язык не легло. - Да! Я уже протыкал! Я всё протыкал! Всех протыкал! Да я самого папу Ка...

Руки дёрнулись, нога подпрыгнула. Теперь Буратино сидел на краешке бака и видел зелёную жидкость, подсвеченную изнутри. В которую он сейчас окунётся с головой - и не вынырнет, нет.

Вся маленькая бамбучья жизнь пролетела перед ним со скоростью бэтмена, удирающего от креакла. Вот его вынимают из такого же бака, как этот - щуплого, дрожащего. Вот он в вольере - дерётся с Чипом, трахает Гаечку, стёсывает с себя бамбуковую шелуху. Вот он вкалывает Сизому Носу какую-то хрень в паховую вену. Вот он стоит перед доктором Коллоди. Вот корпус эволюэ, крокодил, газон. Маленькая лаборатория. Крыса. Жук Григор Замза, которого он выгнал вон. Автоклав-самозапиральник, в котором он делал выпивку. Анимированная голограмма на стене - пламя лижет котелок...

Руки, уже готовые выпустить край, сжались намертво.

- Так, - сказал Карабас каким-то севшим голосом. - Где ты это видел? Молчи, - приказал он, почувствовав, что Буратина пытается открыть рот. - Просто представь себе огонь и котелок. Быстро!

Буратино зажмурился - так ему было легче - и напряг свою кривую ассоциативную память. Вот котелок, вот пар, вот огонь. Поленья недовольно кряхтят, крышка позвякивает. Вот за спиной матерится папа Карло...

- Папа Карло? Карло Коллоди?! - Карабас неожиданно легко поднялся, схватил оцепеневшего Буратину и посадил на пол. Тот не сопротивлялся, только глазами хлопал.

- А? Чего? - растерянно сказал бамбук, чувствуя, что смерть прошла рядом, но миновала.

- Твой. Отец. Карло. Коллоди? - переспросил Карабас, как бы продавливая голосом каждое слово.

- Ну да, - Буратина с трудом собрал разбегающиеся мыслишки. - Доктор Карло Коллоди. Шарманщик. В смысле это такая херовина...

- Секвенсор, - пробормотал Карабас. - Ну конечно. Карло Коллоди. Старый знакомый. Вот, значит, кому доверили...

Он закрыл глаза и скрестил руки на животе. Буратино почувствовал что-то в голове - как будто там роются толстые пальцы.

- Хорошо, - сказал раввин наконец. - Цыпль и кролик останутся недоделанными. Рыбоны будут недовольны, но я как-нибудь объяснюсь. Я дарю тебе жизнь, Буратина. Мало того...

Он залез под бороду в жилетный карман, выскреб оттуда пять золотых монет и протянул их бамбуку.

Действие пятое. Адамделон, илиКрокозитроп раскрывается с неожиданной стороны

Один из лучших способов отвлечения внимания жертвы - неожиданный громкий звук. Он же может служить и сигналом к атаке.

Сергей Лукьяненко. Корректура. Роман. - Чёрная серия - М.: Транзиткнига, 2005 г.

Культурная экспансия часто является прелюдией к экспансии вооружённой.

Ляйсан Игнатова. Полюса благолепия. Опыты эстетические и критические. - ООО "Хемуль". Дебет: Изд-во "Сентбернар, Зайненхунт и Ретривер", 298 г.

6 декабря 312 года о.Х. Утро.
Директория, приморская местность.

Сurrent mood: flippant/легкомысленное
Current music: см. ниже

Жизнь - юдоль скорбей, а тело - темница души. Всякая плоть падёт под плеть, а всякую блядь да будут еть. Проклят свет сей, и земля наша - земля преступления: тернии и волчцы растит она нам. Мир есть геенна, и жесток её господин. Свет Единого спёкся, погружённый во мрак меона - тёмной материи, отягощённой злом.

Ни о чём таком даже и не думал Буратина, идущий домой, к папе Карло. У него в душе цвели сады и гудели шмели. Жизнь прекрасной казалась ему; удивительной она казалась ему. Впереди он видел только радугу до горизонта, всю такую сияющую.

На это у него было целых семь причин, одна другой весомее.

Во-первых, он остался жив. Во-вторых, его не били и даже не трахнули по праву победителя. В-третьих, дали отоспаться. В-четвёртых, накормили: перед уходом Карабас разрешил ему перекусить с коллективом. Он и перекусил, да так плотно, что и сейчас чувствовал приятное стеснение в животе. В-пятых, ребята ему ещё и нóлили, чем помогли побороть остатки похмелюги. В-шестых, ему дали денег! Настоящих денег - целых пять соверенов! Буратина планировал потратить хотя бы один... ну, может, два... ну, в крайнем случае, три... на разные удовольствия, ему доселе недоступные. Остальное он намеревался рачительно сберечь. Да, сберечь! Как сказал Буратина Карабасу в порыве признательности - тот не мог отдать денег в более надёжные руки. О, руки Буратины были надёжны! Бамбук готов был драться до последнего, но не отдать ни единого золотого кругляшка в руки чужие, недобрые!.. И, наконец, в-седьмых: учёба - каковой доширак всё-таки побаивался - откладывалась на неопределённое время. Господин бар Раббас высказался на этот счёт совершенно определённо: нужно было идти домой, передать папе Карло поклон и некоторые важные и ужжжжасно секретные пожелания. Буратина не боялся, что о них забудет: нужные слова намертво отпечатались внутри. Как оно так получилось, Буратина не задумывался. Главное, что они там были.

Ну и наконец - погода стояла просто чудесная, солнечная, но не жаркая. Воздух был пронизан лёгкими лучами, ликующе бликующими на бамбуковой коже и наполнявшими кровь молодого дурака шампанским весельем. По утреннему холодку одно удовольствие идти, а лучше бежать, подпрыгивая от избытка сил, да распевать во всё горло что-нибудь этакое:

Справа и слева -
синее небо,
А под ногами дальний путь!
Куда иду - я не знаю,
дорога сама
Меня приведет куда-нибудь!

Ать-два левой,
ать-два правой,
Так бы я, братцы, шёл и шёл!
А то, что деньги в карманах
звенят на ходу,
Так это и вовсе хорошо!

Очень, очень жаль, что Буратина не знал этой чудесной песенки, и к тому же не умел петь. Поэтому он мурлыкал под нос то, что было в его маленькой голове. А было там то, что положил туда Карабас.

- Сим-м-млах...- мурлыкал Буратина, - бен-н-нцарон-н-н...- слово казалось малиновым, каталось на языке сладким шариком. Третье слово было холодное, противное, и бамбук его пропускал вместе с четвёртым. - Карабас бар Раббас билэт Карло Коллоди ув шейх"Тора-Бора! Ув Ха"брат лё"сэм-роти... лё"сэм-роти...лё"сэм-роти...

Он почему-то понимал, что последние три слова означают "раньше семи дней", то есть "в течении недели". Кто ему это сказал, бамбучья память не сохранила: вспоминались только глаза Евы, ласковые и строгие, и ощущение пальцев в голове. А также чувство, что всё будет хорошо, очень хорошо, просто замечательно. Если, конечно, он будет умненьким, благоразумненьким. И в точности исполнит всё, что велел ему исполнить добрейший господин бар Раббас.

Буратина повторил непонятные слова двадцать девять раз и собирался пойти на тридцатый заход, когда из-за поворота показались две фигуры.

Бамбук насторожился. Незнакомцы вполне могли позариться на его деньги и напасть. Что они могли почуять деньги на расстоянии, Буратина не сомневался.

Однако вблизи путники оказались совсем не страшными: тощий чёрный кот и измождённая, с провалившимся глазами лиса. Она еле шла, хромая на левую ногу.

- Мы должны были дождаться, - тихо говорила лиса. - Они же обещали.

- Ты не в том состоянии, - кот едва сдерживался. - Тебе нужны уколы и отлежатся в тепле. Давай я тебя всё-таки донесу.

- Нет, я сама дойду, - так же тихо продолжала лиса. - Ты не должен со мной возиться.

- Давай я как-нибудь сам, чего должен и чего не должен! - внезапно вспылил кот, да так, что Буратина услышал.

О да, разумеется, то были Алиса и Базилио, кто ж ещё. И вот у них-то как раз всё было не слава Дочке.

Лиса очнулась вчера днём. Сказала, что плохо помнит предыдущие события, претензий ни к кому не имеет и просит Карабаса никого не наказывать. Раввин, судя по всему, ей не очень поверил - верно, потому, что видел сквозь череп. Во всяком случае, с Алисой он обращался осторожно и уважительно. Первым делом принёс официальные извинения за безобразное поведение своей команды. Вторым - поинтересовался, в силе ли их прошлые договорённости. И когда лиса всё подтвердила, изложил ей детали.

Дело касалось пресловутых автоклавов. Их - вместе со всем прочим уворованным в Институте барахлишком - нужно было доставить в некое определённое место на морском берегу. Через какое-то время должны были появиться покупатели. Алиса должна проконтролировать погрузку, доставку и передачу в руки заказчика. Также она должна была дать ряд консультаций по техническим вопросам. Всё это требовало небольшого путешествия. По словам Карабаса, недельки на две.

В чём состоит интерес самой Алисы, раввин внятно не объяснил, а лиса постеснялась спрашивать. Как и о том, что с ней будет после выполнения задания. В общем-то, она надеялась, что тораборцы возьмут её в команду. То есть у неё будет еда, лекарства и крыша над головой. И она сможет хотя бы изредка видеться с Базилио. (Последнее обстоятельство было самым существенным, но гордая лиса ни за что бы не признавалась в этом даже себе.)

Поехали после обеда. Карабас отвёз Алису до места с комфортом, на своей коляске. Лиса захватила с собой саквояж с лекарствами, зонтик и кота - тот набился в сопровождающие. В последний момент к компании присоединилась Ева: ей, видите ли, захотелось поговорить с биологом из ИТИ насчёт какого-то там теплоотвода для кибридных схем. Алиса разговор поддержала, и девочки всю дорогу болтали о высокотемпературной квазисверхпроводимости, тесла-наводках в малых объёмах, мембранной фумиляризации и прочих заумностях. Впрочем, это не мешало Карабасу править першеронами, а коту - страдать.

Искомым местом оказался крохотная бухточка, закрытая от ветров холмами и куском древней кирпичной стены. Под стеной ждал груз, автоклавы и оборудование. Оказывается, Карабас с утра отправил всё это двумя повозками с электоратом в качестве носильщиков и Арлекином в качестве ответственного. Тот ответственность - в кои-то веки! - проявил, так что умудрился доставить груз, ничего не сломав и не испортив.

На этом хорошие новости кончились. Начались плохие.

Сходя с коляски, Алиса вдруг застонала сквозь зубы и завалилась набок. Кот едва успел её подхватить. После недолгих запирательств выяснилось, что за время поездки проклятые вектора снова ожили и что-то сделали с пяточным сухожилием левой ноги - и защемили там нервы. В результате при попытке наступить на левую ногу лиса чуть не падала в обморок.

Алису окружили заботой. Карабас лично обколол бедняжку обезболивающим, а добрая Ева довезла её до бухты на собственной спине. Коту оставалось держать подружку за руку и страдать с удвоенной силой.

Ждали три часа, никто не появлялся. Карабас мрачно сказал "сейчас разберусь" и уехал в город. Ева осталась и прождала ещё час, после чего с извинениями откланялась: вечером у неё было прослушивание в Олимпия-холле, а потом - Зимняя Ассамблея в губернаторском дворце. Приглашение на Ассамблею было оформлено от Общества Соединённых Друзей. Что за друзья такие, Ева не поняла, но указанное в приглашении место собрания, бумага верже, а также личная подпись Наполеона Моргана Гейтса Пендельшванца подвели её - и Карабаса - к мысли, что манкировать приглашением не стоит.

Кот и лиса остались одни. При других обстоятельствах это бы их только порадовало: они могли часами болтать о том - о сём, или молчать, сидя рядом. Но не в этот раз. Алиса была больна, на нервах и за что-то дулась на кота. Так что она валялась на полотенце, оставленном Евой, и читала "Девять рассказов" Сэллинджера в переводе Райт-Ковалёвой.

Вечером кот отправил Карабасу связного бэтмена, Апельсинчика. Тот улетел и не вернулся. Карабас тоже не появился. Коту стало как-то не по себе. Он предложил Алисе, пока не поздно, уходить отсюда. Алиса заявила, что не может бросить оборудование и подвести шефа. Баз попытался спорить, лиса разобиделась. Базилио пришлось извиняться и потом долго уговаривать Алису лечь с ним вместе: кот опасался холодной ночи и выставил себе автоматический подогрев тела. В конце концов она дала себя уговорить и они заснули под пинией, подстелив под себя котовый жилет. Баз, естественно, не догадывался, что несчастная Алиса провела ночь без сна, обнимая его, дыша его запахом и мучаясь от желания. И не решаясь даже тихонечко подрочить, чтобы не разбудить его.

Утро было недобрым. Никто так и не появился. Ценное имущество, правда, было на месте. Лиса позавтракала двумя таблетками септамидола, почитала рассказ про "дорогую Эсме" и всё-таки заснула, пригревшись на слабеньком утреннем солнышке. Кот напрасно пялился в море, ожидая какой-нибудь гадости.

Как назло, погода была чудесной до невыносимости. Мир дышал покоем, пенился морем, венчался чайкой. Та парила в самом сердце лазури, раскинув крылья. Над ней клубились облака - не зимние, тёмные, а лёгкие, нестрашные. Внизу блестела скользкая на вид морская вода. Иногда Базилио казалось, что сквозь неё что-то просвечивает. Но ни в инфракрасном спектре, ни в микроволнах ничего не было видно, а рентген почему-то сбоил.

Скучающий и злой кот попытался сбить чайку лазером. Сперва не попал, а потом и вовсе не до того стало: камеры зафиксировала какое-то движение на периферии зрительного поля. Базилио дёрнулся - и как раз увидал спину Алисы Зюсс, пытающуюся идти.

Через пару минут беготни и крика выяснилось следующее. Лиса, видите ли, оценила обстановку и решила оставить кота охранять имущество, а самой - идти до Карабаса докладываться. По её уверениям, ей было "ну совсем не больно". Кот имел по всем этим вопросам совершенно другое мнение. Оно состояло в том, что Алиса никуда идти не должна, а он, Базилио, должен охранять не грёбаные железяки, а её, Алису. Та столь же категорично не согласилась. Они поругались. потом ещё раз поругались, потом рассорились вдрызг (к этому моменту измученная болью лиса практически висела на плече Базилио, но поворачивать назад отказывалась), потом решили, наконец, поговорить как разумные существа - и вот в этот-то самый момент им повстречался Буратина.

Базилио про бамбука знал, но так ни разу и не видал in natura. Алиса, напротив, помнила его слишком хорошо. Как написал бы на нашем месте какой-нибудь пошляк, любитель сальностей: трудно забыть единственного мужчину, чья деревяшка побывала в её обеих дырках. Но мы не пошляки и сала во рту терпеть не можем. Так что выразимся чуть иначе: лиса испытывала к бамбуку сложные, противоречивые чувства, которых сама стыдилась.

Может, она и прошла бы мимо. Но именно в этот момент больная нога объявила забастовку. Пришлось остановиться. Тут же ей показалось, что Буратина посмотрел на неё ехидно и торжествующе. Или не торжествующе, но посмотрел. Или не посмотрел, но мог.

Буратина тормознулся. Лиса показалась ему смутно знакомой. Лисью основу он уважал за податливость и неутомимость. К тому же день был такой хороший. Поэтому он не ответил по-вольерному - "не кудыкай, пизда васютина, а то как ща в лоб дам". И, соответственно, не получил в лоб от Базилио.

- Ты институтский? - догадалась Алиса. Слово "папа" можно было услышать только от эволюэ, с Карло Коллоди она была знакома, сложить первое со вторым труда не составило.

- Я слыхала, у Карло Коллоди неприятности, - сказала лиса. Не то чтобы ей было приятно болтать с бамбуком, просто её измученное тело тихонечко попросило повода ещё немножко постоять, не наступая на больное.

- Теперь у него всё чики-пуки! - сообщил Буратина. - А я у него любимый сын! Я скоро пойду в школу! Буду наукой заниматься, как отец! - соврал он.

- Наукой? - Алиса грустно усмехнулась. - Я тоже когда-то училась. Потом занималась наукой. Поэтому и хромаю. Займись-ка ты лучше...

Договорить она не успела: из сухих ветвей старого орешника высунулся клюв креакла.

- Допрррыгаетесь! - закричала скверная тварюка. - Крррадутся! Накрррроют!

Кот элегантным движением приподнял очки и всадил в креакла серию пикосекундных импульсов. Но тот был стар, хитр: прокричав злопожелание, он тут же стартанул и, отчаянно работая крыльями, попытался скрыться. Однако последний импульс всё же поразил его гузку: из-под хвоста креакла посыпались перья и помёт, а сама птица-гадость потеряла остойчивость, заметалась - и с криком ужаса врезалась в олеандр.

- Это как вы его? - спросил он у Базилио с почтительным уважением.

- Тоже наука. Очень помогла мне с глазами, - усмехнулся кот. Буратина своим наивным восхищением несколько примирил кота с собою. Однако задерживаться он не собирался.

В этот момент прямо из-за спины деревяшкина - и откуда только? -явилось странное существо с двумя ногами и тремя руками. Вместо головы у него болтались какие-то дудочки.

Буратино почувствовал движение за спиной, отпрыгнул, в прыжке повернувшись. И, увидав перед собой этакую чуду-юду, на всякий случай сделал ещё два шага назад спиной вперёд.

Однако существо не казалось агрессивным и даже улыбалось всеми ротощелями. Обе улыбки, правда, вышли какие-то кривоватые.

Незнакомец и компания смотрели друг на друга, не двигаясь.

- Здоровья и добра, - решил нарушить неловкое молчание Базилио. - Я кот, зовут Базилио, здесь по своим делам, это мои друзья. А вы?

- Ни пука, ни хера, уважаемый. Я крокозитроп, - с достоинством признало существо правой ротощелью. - Зовут Розан Васильевич, - сообщила левая щель. - Гуляю для здоровья, - это было сказано хором.

Про крокозитропа ему успел рассказать Пьеро - главным образом как о невольном спонсоре той самой пьянки. Бамбук тут же подумал, что существо, наверное, глупое, раз из него так просто вытянуть бабосы. Тут же возникло желание продолжить перспективное знакомство.

Алиса Розана Васильевича узнала. Трудно было не запомнить столь нетривиальную фигуру.

- Й-извините, - сказала она. - Я тогда не спросила, было как-то неловко... А какие всё-таки у вас генные библиотеки?

- Мы задерживаемся, - громко и немножко нервно сказал кот.

- Только не из-за меня! - Розан Васильевич замахал всеми трубками, как бы показывая, что он и в мыслях не имел кого-то задержать. - Хотя... мне ведь, честно говоря, всё равно, куда идти. Могу прогуляться с вами, если вы не против общества... Кстати, а как милую барышню зовут? - он выпростал из пупка глаз и выразительно посмотрел на кота, давая понять, что спрашивает он именно у него.

Базу это польстило: он понял, что его приняли за владельца или партнёра милой барышни. Алиса, правда, это поняла тоже - и это её почему-то задело.

- Алиса Зюсс, - представилась она первой и даже выдавила из себя что-то вроде вежливой улыбки. Осторожно наступила на ногу. Боль показалась ей терпимой.

- Я хромаю, поэтому иду медленно, - предупредила она. - Но если вы не торопитесь - давайте немного пройдёмся.

- Как скажете, - галантно сказал крокозитроп, кинул ещё один оценивающий взгляд на База и как-то очень деликатно вписался слева от пары, не прикасаясь к Алисе, но держась достаточно близко.

Бамбук решил, что лох с деньгами повёлся на лису - а значит, и впрямь его можно на что-нибудь развести. Он затолпился возле крокозитропа, заходя то так, то сяк и пытаясь как-то притереться и начать разговорчик за свой интерес.

Крокозитроп, казалось, не замечал этих манёвров. Он устремил всё внимание на Алису, с которой - отмямлив что-то насчёт генных библиотек - заговорил о музыке.

- Никак не могу решиться, - разглагольствовал Розан Васильевич, потихоньку перемещаясь в сторону обочины и увлекая остальных, - Хочу попробовать силы в крупной форме. Оперу, например, написать. Хотя сразу оперу - трудно. Думаю начать с сонаты, например...

Коту всё это было не по душе. И из-за Алисы, и вообще. Например, его беспокоило то, что они сошли с дороги и зачем-то идут по обочине, рядом с кустарником. Особо напрягало то, что крокозитроп всё время прижимал к кустикам Алису. Решив, что паранойи много не бывает, он решительно втиснулся между ней и кустами. Розан Васильевич легко подвинулся и сделал вид, что котового манёвра не заметил. Говорить он при этом не прекращал.

- Были, были у меня находочки, - пел он Алисе в ушко, как бы невзначай кладя ей на плечо синюю трубку-щупальце. - Вот послушайте, например... - он поднял трубку и выдудел ею какое-то "ля - ля - фа", подразукрашенное в конце триольками. - Неплохо, да?

- Я в музыке не очень разбираюсь, - призналась лиса. - Я заветное больше слушаю. "Наутилус" особенно.

- О, "Наутилус"! А-дам-де-лон не пьёт одеколон! - пропел крокозитроп, подыгрывая своими разноцветными трубками.

- Алан, - поправила лиса. Но было видно, что ей приятно.

Зато Буратине всё нравилось. Он простодушно спросил крокозитропа, чем он ещё может дудеть - и способен ли он, в частности, свиснуть себе в хрен или в дупло. Розан Васильевич совсем не обиделся, а объяснил, что у него и так целый оркестр на плечах - и тут же эмулировал валторну.

Баз почувствовал, что начинает злиться уже всерьёз. И на прилипчивого попутчика, и на Буратину, и даже на Алису. Буквально десять минут назад лиса чуть не умирала у него на плече и говорила исключительно о долге - а тут она любезничает непонятно с кем и треплется о пустяках.

- Нам пора, - сказал он громко. - Всего наилучшего.

Алиса вздрогнула, будто её толкнули. Крокозитроп уронил свои дудочки на плечи. Некоторые грустно пискнули.

- Ну что ж, - сказал он. - Приятно было познакомиться. Ну тогда уж на прощание... Вы любите ли Вагнера? - это было сказано обеими ротощелями, что придало вопросу особенную настоятельность.

Все переглянулись, после чего кот сообщил, что не знает, кто это такой и в каких кругах известен.

- Напрасно, - сказал крокозитроп. - Замечательный композитор. Только у него обычно очень много нот. Хотя истинный гений всегда краток, даже когда длинноват. У Вагнера все важные вещи тоже краткие. Например, тристан-аккорд. Малый септаккорд из вступления к "Тристану и Изольде", где играет роль лейтгармонии... Послушайте.

И, задрав к небу сразу четыре трубы, крокозитроп громко и торжественно выдудел "фа - си - ре-диез - соль-диез".

- Вот, - заявил он с важностью. - Вагнер намеренно оставил его без разрешения. Слышите недосказанность? Томление? - он выкатил на кота глаз.

Кот, к удивлению своему, и впрямь испытал нечто подобное: ему стало пусто, томительно, сосуще-скверно. Более того, и окружающий мир потемнел и дрогнул.

"Гасилка" - успел подумать он, когда электричество кончилось. Кот ослеп, оглох, и, наконец, упал: кто-то ловко и стремительно подсёк его и повалил. Баз сгруппировался, метнулся по земле и укусил что-то холодное и скользкое. Тут же ему кольнуло в шею - и через пару мгновений всё исчезло.

В тот же момент чьи-то сильные, надёжные руки накинули на Буратину мешок, перевернули и слегка утрамбовали. Бамбук так просто не сдался: он проткнул в мешке носом дырку, успел увидеть огромную зелёную ногу, а потом того же цвета рука ему оторвала нос и отоварила по кумполу.

С Алисой обошлись примерно так же, разве что бережней. К несчастью, задели больную лапку, так что бедняжка лишилась чувств.

Всё заняло секунд десять. Ещё через столько же на обочине было пусто - лишь кусты колыхались слегка, обозначая какое-то быстрое движение.

На месте действия остался лишь только крокозитроп. Он достал глаз, взглядом окинул местность. После чего поднял разноцветные трубы свои и всеми ими пропел "си" второй октавы - наглое и блестящее, как небо Италии.

Действие шестое. Штраус, или Маленький алмазный дождик

Что касается высокой шлеи, которая поднимается к местам, не покрытым шерстью (позволю себе этот очаровательный эвфемизм из старых романов), то её воздействие совершенно невозможно игнорировать. [...] Постоянное прикосновение к интимнейшим частям нашего тела постороннего предмета, каковым является завышенный ободочный ремень, создаёт воистину мучительное напряжение в глубинах естества. Но признаемся же хотя бы самим себе, что это сладкие муки!

Бибиана Бомбилья дю Шарио. О достоинствах шлеи. - В: История и современность, вып. XXXVIII.

То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет.

Л.Н. Толстой. Война и мир. Том второй. - В: Л.Н. Толстой. Избранные произведения в пяти томах. - Петрозаводск : Карельское книжное издательство, 1967.

5 декабря 312 года о.Х. Вечер.
Директория, Дворцовая площадь, д. 1а

Сurrent mood: excited/волнительное
Сurrent music: Johann Strauss - An der schonen blauen Donau

"Я не шлюха" - повторяла про себя Ева Писториус, тщетно пытаясь что-нибудь рассмотреть в полумраке кареты. "Я не дура" - с несколько меньшей уверенностью прошептала она, поймав глазом какой-то смутный световой блик, пятнышко на краю зрительного поля. "Я веду себя как подобает" - она слегка подвигала тазом, чувствуя нескромные прикосновения шлеи под хвостом, напоминающие лёгкие поцелуи. "Я не шлюха" - напомнила она себе строго, и тут же почувствовала себя дурой.

С точки зрения логики и разума, волноваться было нечего. В конце концов, на награждении у Верховной она так не тряслась. Честно говоря, там она вообще не тряслась. Нет, всё-таки тряслась - из-за приставаний Мирры Ловицкой. Но это было совсем другое. Здесь Еву приглашали непонятно куда, непонятно к кому и с неизвестными целями. Так что даже традиционное наставление дебютанткам - не выглядеть шлюхой, не вести себя по-дурацки и держаться как подобает - казалось ей не столь уж и легко исполнимым.

Особенно подкузьмил последний пункт в сочетании с первым. На приглашении в уголке значилось не только строгое Ceremonial Dress, но и буковка i, что означало insignia - то есть явиться на мероприятие надлежало при полном при параде, со всеми знаками отличия. Надежды на то, что имеются в виду знаки отличия Директории, разбивались о буковки e.m. - ex more, то есть "согласно обычаю". Что подразумевало ношение официальных наград, полученные в сколько-нибудь уважаемых доменах. В случае Евы это означало облачение в Высокую Шлею. В которой - это Ева ощутила на себе довольно скоро - очень трудно не выглядеть шлюхой. То есть не ёрзать попой и не возбуждаться от этого.

Услужающая мышка Перепетуя тихо пискнула, высовываясь из нашлейного карманчика. Ей было тесно, темно и неуютно. Вторая мышь, Фрида Марковна, лежала в своём кармашке тёплым комочком и грела Еве ложбинку бедра. Ну, не то, чтобы очень грела, тепла в Марковне было хэр да малэнько, как выражаются упыри в подобных случаях. Но Еве казалось, что Фрида Марковна тёплая, и это её и в самом деле грело.

Перепетую, однако, стоило чем-нибудь занять. Мышка была слегка недоняшена и оттого слишком активна.

- Перепетуя миленькая разбери мне гривку, - шёпотом сказала Ева. Мышка радостно прыгнула поняше на холку и начала - в который уж раз - расчёсывать крохотными пальчиками рыжие прядки, укладывая их рядком.

Разборка гривы поняшу расслабила. Она легла поудобнее, привычно подвернула под себя правую переднюю ногу, закрыла глаза и погрузилась в полудрёму.

Как обычно, перед глазами поползли какие-то причудливые тени. Присмотревшись, Евва без удивления узнала в них элементы тесла-решётки. Рабочие зубцы как-то странно закручивались, образуя нечто вроде вогнутой спирали. Ева прикинула разность потенциалов между зубцами. Вроде бы получалось, что для сферической конструкции при постоянной вязкости тока напряжение на выходном мостике должно расти примерно пропорционально расстоянию до фокуса и каким-то образом зависеть от ширины основания зубца. Если принять тесла-компоненту за пи ро эпсилон-квадрат-гамма и считать поверхностную плотность заряда на зубце бесконечно малой, то можно поднимать вольтаж просто добавочными витками... хотя нет, пойдёт обратная наводка... А что, если сделать решётку гиперболической? Что там у нас с вектором Пойтинга через площадь сечения?

- Фрида, - распорядилась Ева, слегка сжимая бедро. - Запоминай: новое изобретение, гиперболическая решётка, узкий волновой фронт, три де пи ро на эффективную площадь...

Мышка протестующе заверещала. Она умела запоминать и записывать, но в рамках своего словаря. Эти слова ей были незнакомы.

- Мелкая дрянь! - внезапно разозлилась Ева, которой стало жалко хорошей идеи. - Ко мне!

Фрида Марковна выпрыгнула из кармашка и со всех ног побежала к лицу Евы.

- Ты огорчила меня, плохая мышка, ты меня огорчила... огорчила... ты не умеешь делать, что нужно... ты не нужна такая...

Мышка съёжилась и затряслась. От маленького тельца запахло ужасом и стыдом. На чёрной полоске хребта заблестели седые волоски.

Внезапно Еве стало неловко. Убивать мышь - хорошую, годную мышь, за которую уплачено полновесными соверенами - внезапно показалось ей плохой идеей. Однако наказать её за бестолковость очень хотелось.

Поняша прихватила Фриду Марковну зубами за шкирку и швырнула куда-то за спину. Стало немного легче.

- Милостивая сударыня, прибыли, - проскрипел откуда-то сверху голос кучера - старой ливрейной крысы.

Дверца кареты со скрипом распахнулась. Ева увидела сначала кусочек неба, потом нависающую стену дворца, облицованную порфиром, потом двор, множество экипажей, перекошенную морду першерона с забитым в рот кляпом, и наконец - красную бархатную дорожку, по которой важно шествовал некий благообразный господин с огромными ушами и хоботом. За ним семенил мелкий шнырь, напоминающий тощего пса с кошачьей мордой, с барсеткой в зубах.

Пока Ева выбиралась из кареты, хоботливый господин дошёл до высоких дверей. Левая створка приоткрылась, оттуда высунулась голова стервятника на длинной, беспёрой шее и что-то тихо спросила.

- Я Лев Тененбойм! - очень громко отрекомендовался господин. - Я официальный гость! Гепа, где эта скобейдая бумажка?! - шнырь угодливо присел на задние и принялся рыться в барсетке.

Тут сердце Евы остановилось: ей вдруг показалось, что она забыла приглашение.

- Перепетуя, карточку! - прерывающимся голосом приказала она.

Мышка радостно пискнула и достала бумажный прямоугольник. Ева немного успокоилась и ступила на красную дорожку без дрожи в коленках.

К удивлению, страж-стервятник пропустил её без вопросов. Стеклянные двери раздвинулись и сомкнулись, и она очутилась в большом, вытянутом, как пенал, помещении, забитом разнообразными существами. Покрутив головой, Писториус поняла, что это раздевалка: длинные ряды блестящих кронштейнов, поручней, свисающих с потолка вешалок для одежд. По ним прыгали ловкие мартышки, нагруженные шмотками, с номерками в зубах. Пахло парфюмами, перьями и потом. Еву тут же пихнули в бок, потом она сама наступила на перепонку какому-то пингвину - тот зашипел совершенно по-змеиному. Потом какой-то вуглускр-кротопёздр преклонных лет, с достоинством лязгающий орденами, медалями и вставными зубами, попытался лизнуть ей задницу. Ева с трудом сдержалась, чтобы не заехать старому похабнику копытом по наградам.

В конце концов она пробилась к широкой мраморной лестнице, ведущей наверх. Оттуда шёл свет и доносились звуки музыки - непривычные, играюще-лёгкие.

Она устремилась было к этому свету, но тут чья-то конечность опустилась ей на холку. Движение было очень быстрым - так что Ева в испуге оглянулась. И увидела лицо рептилии: жёлтая кожа с чёрным узором, живые шевелящиеся ноздри и улыбающаяся пасть, полная острых треугольных зубов. Их было как-то многовато, этих зубов.

- Здоровья и добра, - сказало существо. - Я Лэсси Рерих, черепаха. Доверенное лицо господина Пендельшванца. Вы - наша особая гостья. Вас ждут в губернаторской ложе. Идёмте.

Ева нашла в себе силы выдавить из себя какую-то вежливую фразу, которую Лэсси не дослушала. Не снимая руки с холки поняши, она неожиданно легко провела её сквозь толпу и вывела в тихий холл с глухой стеной и железными дверьми.

- Лифт, - объяснила она, нажимая на какую-то кнопку.

Ева слышала о том, что такое лифт. Но когда двери со скрежетом раскрылись и она увидела небольшую комнатку, обитую багровым бархатом, с зеркалом во всю стену, ей вдруг стало не по себе. Принюхавшись, она поняла, в чём дело - здесь только что был какой-то крупный хищник.

Лифт двигался чуть-чуть неравномерно, толчками. Пол слегка подрагивал. Где-то глубоко внизу слышалось что-то вроде тяжких вздохов и скрежет - это паровик наматывал трос на барабан.

Пока ехали, Ева чуть шею не вывихнула, рассматривая себя в зеркале и отыскивая недостатки. Ситуация усугублялась тем, что она не знала, что, собственно, искать. По своим собственным меркам, она выглядела ну просто пай-девочкой. От шалавистой поньки из бюро, носившей попонку с черепами, не осталось ничего. К стене прижималась очень взволнованная и слегка напуганная девушка с огромными глазами. Бархат шлеи подчёркивал линию крупа и прогиб спины. Ева чуть пошевелила левой задней, чтобы проверить, не торчит ли колено. Шлея задвигалась, заёрзала, касаясь потаённых мест и посылая туда множество сладких уколов. Поняша с беспокойством взглянула на отражение внизу, где белело вымя. Увы-увы, кончики сосков предательски розовели, выдавая хозяйку с головой.

"Я не шлюха" - прошептала одними губами Ева, когда лифт, наконец, открылся. "Я не шлюха, я не дура, я веду себя как подобает".

Она твердила это, идя по ослепительно-хрустальному коридору. Гиппосандалии на поролоне пружинили, смягчали шаги.

Впереди было ещё больше света, и всё яснее слышался слитный шум множества голосов, а на его фоне - другие, тихие голоса, говорившие что-то значительно-весомое. Она, наверное, не посмела бы приблизиться к этим голосам, если бы не твёрдая рука Лэсси Рерих на холке.

Наконец, распахнулись тяжёлые портьеры, свет и гул ударили ей в лицо - и она замерла на полушаге, поражённая.

Перед ней простирался невероятных размеров овальный зал, до краёв залитый голубоватым светом. Зал окружала стена - высокая, как скала, в пять ярусов опоясанная светлыми балконами и сумрачными провалами лож. Ева и сама находилась в ложе - на уровне второго яруса. Напротив неё, на той стене, лепился балкончик - крохотный, воздушный, хрупкий. В нём сидела крошечная липупетка, золотисто-оранжевая, в белом венчике из роз. Липупетка кушала эскимо и что-то увлечённо рассматривала в театральный бинокль.

Рядом с балкончиком таинственно темнела ложа. Напрягая зрение, поняша различила где-то в глубине её красный сигарный огонёк. Воображение тут же дорисовало ей владельца сигары: что-то грузное, мощное, с косматой головой, увенчанной высокими рогами... Огонёк погас, образ пропал.

Тут со дна зала поднялся тяжёлый, зовущий звук. Ева взглянула вниз. И восхищённо ахнула.

В середине овала сиял изумрудно-зелёный бассейн. На искусственных скалах возлежали тюлени, ламантины, морские львы. Самое высокое место занимал гигантский седоусый морж с золотой трубой. Он обнимал её огромными руками, осторожно касаясь мундштука усатой мордой.

- Это Морской Оркестр, - тихо сказала Лэсси, уловив движение головы поняши. - Лучшие музыканты, какие только бывают.

Ева с трудом оторвала взгляд от восхитительного моржа и, вытянув шею, завертела головой, осматриваясь.

В левой оконечности зала была лестница, перегороженная бархатной занавесью. Там никого не было, кроме пары обезьянок в золотых масках, удерживающих края завесы. Зато с другой стороны стояла - а также сидела и возлежала - пёстрая толпа. От неё исходил тихий уверенный гул, какой бывает от негромких, вежливых разговоров.

- Мало света, - недовольно заметил кто-то поблизости. Поняша завертела головой, но никого не увидела.

Однако ж неизвестный обладал, видимо, какой-то властью над здешним мирком. Через несколько секунд голубое сияние налилось и стало белым, пронзительно белым. И тут же что-то задрожало в воздухе, запела труба, взметнулись смычки;взметнулись и полетели по струнам. Мелодия обрушилась водопадом крошечных звонких капель, как маленький алмазный дождик.

Зачарованная поняша смотрела, как обезьянки в масках медленно раздвигают бархатные занавеси, и в зал двумя рядами пошли высокие существа птичьих основ - аисты, ласточки, белоголовые орлы. Процессию возглавляла пара лебедей, белый и чёрная. Белый был весь в серебре, чёрная сияла золотом. Двигались они в такт, плавно и обольстительно вытягивая длинные ноги.

Толпа двинулась навстречу танцорам. Высокий гепард, затянутый в парадный мундир, церемонно предложил лапу сойке с обнажёнными плечами, в блестящих перьях. Та приняла пушистую лапу, лёгким движением прижалась к партнёру, и они закружились. Ещё какой-то крупный - но с расстояния кажущийся маленьким - хищник с кисточками на ушах похитил из толпы чёрную лебедь. Он танцевал уверенно и страстно, как бы ловя партнёршу - но та всегда была на шаг дальше или ближе. Чёрный эму кружил обезьянку в пышном василиьковом платье. Забавное существо с ушами и хоботом - его Ева видела на входе - тоже не выдержал и бросился танцевать, подрагивая маленьким хвостиком.

И над всеми царила, всеми правила огромная музыка. Она легко и бурно кипела, приливала, била вверх невидимыми струями - крови? шампанского? восторга? Это был вальс, несомненно вальс - но какой-то совершенно чудный, волшебный. Ева никогда не слышала ничего подобного.

- Штраус-младший. Ноты из коллекции Андраса Шульце, - Ева снова услышала тот же голос, который говорил про свет. Услышала и тут забыла, захваченная происходящим.

Взлетали и кружились, планируя над залом, аккорды. Морж выдувал тяжёло-звонкое, ему вторили высокие хоры труб. Пёстрая толпа шумела, жужукала, кружилась. Липупетка на балкончике подпрыгивала от возбуждения и, позабыв о мороженке, хлопала крошечными ладошками.

Мышь Перепетуя издала блаженный писк и выпала из кармашка.

"Няш" - внезапно подумала Ева. "Это просто такой няш".

Она прижала уши, зажмурилась и попыталась быстренько представить себе что-нибудь неприятное. Получилось нечто вроде Мирры Ловицкой, только противной бурой масти и с гнилой морковкой в зубах. Потом подумала о приятном. Шкодливое воображение нарисовало ей огромный детородный орган, истекающий морковным соком со сливками.

Ева дёрнулась, испуганно покосилась - и поняла, что часть ложи закрыта ширмой. Которую она, увлечённая и взволнованная, и не заметила.

- Лэсси, хватит маскировки. Представь мне девочку, - донеслось оттуда.

Черепаха быстрым движением сложила ширму, и Ева Писториус увидела голову губернатора Директории, Наполеона Моргана Гейтса Пендельшванца.

Три глаза уставились на Еву в упор. Правый, переливчато-жёлтый. Левый, тёмный, почти чёрный, с влажно поблёскивающей радужкой. И верхний, на лбу - маленький, красный, быстро двигающийся в своей орбите, как бы пытающийся всё увидеть, ухватить, успеть.

"Он изучает меня" - подумала Ева и усилием воли постаралась сдержать дрожь в ногах.

- Приветствую вас, короле... ах да, вы это не оцените. Ты ведь Булгакова не читала, верно? Я имею в виду - "Мастера и Маргариту"?

- Зря, девушка, зря! Чертовски занятная книжка. В двадцать второй главе там есть забавная сцена... если прочтёшь - поймёшь, о чём это я. Пожалуй, - задумчиво протянул он, внимательно разглядывая её красным глазом, - это твой главный недостаток. Я имею в виду недостаточный культурный бэкграунд.

Ева попыталась мобилизовать всё своё нахальство.

- Я вообще-то больше по технике, - заявила она. - Некогда книжки читать.

- Фбпппп! - бегемот издал неприятный звук. - Под "техникой" ты имеешь в виду исполнение песенок сомнительного содержания? Это оно тебя так утомляет? Я ведь могу и запретить твои выступления. Хотя бы потому, что они сопровождаются паранормальным воздействием на публику.

- В таком случае, - сказала она, - займусь электричеством. Надеюсь, тесла-механика у вас не запрещена?

Красный глаз посмотрел на поняшу с интересом.

- А ведь это ты всерьёз, - с некоторым удивлением сказал бегемот. - Да и вообще, ты не дура. Пожалуй, - бегемот сделал паузу, - и не шлюха. Хотя о сексе думаешь многовато. Но это от молодости и гормонов, а не от испорченности... Ты понимаешь, почему и зачем ты здесь?

Это был не вопрос, так что Ева просто кивнула.

- Думаю, что не вполне. Ты готова к серьёзному разговору? Или сначала потанцуешь? - он покосился всеми глазами на сияющий зал.

- Нет, - с сожалением сказала Писториус. - Я не могу заставлять вас ждать.

- Ну, уж если ты так очаровательно любезна, - проговорил он, - а я другого ничего и не ожидал, то будем без церемоний. Ты владеешь ментальными искусствами? Нет? Лесси, закрой нас.

Тяжёлая занавесь рухнула вниз, отсекая ложу от звука и света зала. Тут же загорелся слабенький жёлтый светильник. В его свете стало видно, что господин Пендельшванц лежит не на полу, а в углублении, заполненном чем-то тёмным.

- Лечебная грязь, - усмехнулся бегемот, уловив евины мысли. - Ну то есть она так называется - лечебная. Просто мне нравится валяться в грязи, но надо же это оформлять прилично... Вот сейчас мы поговорим о приличном оформлении некоторых моментов. Итак. Зачем, по-твоему, Верховная отправила тебя сюда? Нет, нет, не надо вслух. Подумай.

Минуты полторы в ложе было тихо - если не считать доносящейся из зала музыки.

- Понятно, - сказал, наконец, Пендельшванц. - Итак, она хочет пристроить к нам свою Львику. Ты здесь, чтобы растопить лёд и подготовить почву. Ну то есть: жители Директории и особенно её руководство должны привыкнуть к тому, что поняши безвредны. Это такие милые кобылки, которые поют. А их няш - просто средство воздействия на зрителей. Ничего страшного, в общем-то. Так?

- Ну где-то как-то... - начала Ева, но бегемот её перебил.

- Так вот, всё это чепуха. То есть на жителей Директории это подействует. Уже подействовало. Ты сейчас довольно популярна, Ева. Но на меня это впечатления не производит. Я не доверяю поняшам ни на сольдо. Как и всем прочим, разумеется. Но поняшам я не доверяю особенно, потому что против няша нет приёмов. И уж кому я не стал бы доверять ни в каком случае, так это дочке Верховной. Потому что для меня очевидно: именно такая девочка способна натворить разных дел. Например, подружиться не с теми. Или поссориться не с теми. Или просто наделать глупостей и потом попытаться решить вопрос привычными средствами. И всё-таки я, возможно, разрешу ей поселиться в Директории и дам какое-нибудь занятие. Почемуэто возможно?

Ева растерянно посмотрела на губернатора: идей у неё не было.

- Хорошо, зайдём с другой стороны. Сколько в тебе граций?

- Двести двадцать... - начала было Ева и замерла с открытым ртом. До неё дошло.

- Вот именно, - констатировал Пендельшванц. - А у Львики - сто сорок. И кроме того, у тебя должна быть повышенная устойчивость к няшу. Плюс нетерпимость к попыткам някнуть. Вплоть до неприятия общества, где это в норме вещей. Вспомни своё поведение там и здесь. Как мне доложили, в Эквестрии ты всем хамила направо-налево. За месяц твой характер вряд ли изменился. Однако здесь ты ведёшь себя вполне адекватно. Вывод?

- Меня там все раздражали, - призналась она. - Даже хорошие пони. Понимаете, та тётка... ну вы знаете... она сначала тоже была хорошей.

- Нечего стыдиться, - шумно вздохнул бегемот. - Некоторые вещи очень трудно забыть. Не говоря уж о том, чтобы простить... Но мы не закончили. Итак. Я предполагаю, что Верховная позаботилась о том, чтобы у меня было средство для приведения в чувство... назовём это так... её непутёвой дочки. Что думаешь ты?

- Не так. Ты сможешь заняшить Львику в случае необходимости? Это простой вопрос. Да или нет?

- Хорошо. Второй вопрос: ты сделаешь это, если я тебе прикажу?

- Зависит от ситуации, - наконец, сказала она. - Если Львика действительно сделает что-то плохое... някнет кого-нибудь... ну или там чего...

- Стоп. Так не пойдёт. Ты или доверяешь мне, или нет. Если доверяешь, значит, любой мой приказ имеет веские причины, направленные ко благу Директории. Если не доверяешь - что ты здесь делаешь вообще? Возвращайся в Эквестрию.

Поняша упрямо нагнула голову, пытаясь подобрать аргументы.

- У вас лучше, чем в Эквестрии, - сказала она. - Я хотела бы остаться. Я готова делать всё, что требуется от жителя Директории. Но вы требуете больше. Так тоже не пойдёт.

- Слабовато, - оценил бегемот, - но ты хотя бы пыталась. Значит, ты хочешь, чтобы твоё мнение учитывалось. Но я учитываю только мнения тех, кто мне служит. К тому же мне вообще нужен специалист по няшу. У нас случаются проблемы с филифёнками, например. И с некоторыми другими существами. Конечно, тебе придётся кое-чему научиться. Лэсси введёт тебя в курс дела...

- Подождите, - перебила Ева. - Я правильно понимаю, что должна поступить к вам на службу? - Не дождавшись ответа, она продолжила. - Я не то чтобы против. Но хочу знать условия.

- Будешь жить как раньше, - проворчал бегемот. - Разумеется, не у тораборцев. Петь разрешаю, это отличное прикрытие. Сегодня тебе сделают несколько очень хороших предложений. Не просто престижных, а именно очень хороших. Всем говори, что дашь ответ через неделю. Переночуешь здесь, Лэсси тебя устроит. Завтра пройдёшься по центру, присмотришь себе дом...

- Вот какое дело, - сказала она. - Я дала слово Карабасу. Ну, в смысле... что буду с ним. Понимаете?

- Слово? Фрррр. Он передал мне, что ты не часть команды, - с неудовольствием сказал Пендельшванц. - И вообще, ты драматически преувеличиваешь. Почему?

- Если вы можете смотреть, что у меня в голове, - вздохнула Ева, - то вы знаете и всё остальное. Мы с ним... в общем, он мне больше, чем шеф.

- Меня не интересует твоя личная жизнь, - сказал бегемот. - Я сделал тебе предложение. Крайне выгодное. Пойти на государственную службу. Ты или принимаешь его на моих условиях, или сегодня же покидаешь Директорию. В обоих случаях с Карабасом ты больше не увидишься. Почему? Он телепат, а я не хочу, чтобы кто-то посторонний смотрел в голову моемусотруднику. Итак, твоё решение? Даю двадцать секунд на обдумывание.

Поняша думала, что всё ещё думает - когда услышала свой голос.

- Благодарю и прошу простить меня за потраченное время, - сказал голос. - Вы оказали мне огромную честь. И я с радостью приняла бы ваше предложение. Но... - тут её сознание, наконец, догнало язык и она замолчала.

- Но? - бегемот уставился на неё всеми глазами. - Вы настолько влюблены в этого Карабаса? Я же сказал: вы расстанетесь в любом случае.

- Нет, - честно ответила Ева. - То есть да, влюблена, но сейчас не в этом дело. В общем, если я соглашусь, то буду всё время чувствовать себя дурой. И шлюхой.

- Шлюхой? Это ещё почему? - красный глаз выпучился так грозно, что поняше стало совсем уж не по себе.

"Это скоро кончится" - сказала она себе. Мысленно она уже прикидывала, сколько солидов ей даст Карабас на дорогу, где можно будет поселиться и чем заняться. Может быть, податься к хемулям? Или даже к хаттифнаттам? Им нужны специалисты по электротехнике. Если уж хемули терпят филифёнок...

- Я понял, - сказал, наконец, Пендельшванц. - Ты в этомсмысле. У тебя есть честь, - добавил он тоном удивлённого одобрения.

- Нет! - рявкнул бегемот, впервые за весь разговор открыв пасть - и захлопнув её с сундучным стуком. - Помолчи. Внутри тоже! Заткнитесь все! Дайте подумать, - бегемот закрыл глаза и погрузился в прострацию.

- Я думаю, - заявил бегемот совершенно другим, ироничным тоном, - что у нас в Директории остро не хватает общественных организаций. А ведь они могут делать очень много полезного. Благотворительность. Народная дипломатия. Посланцы доброй воли. Вот это вот всё. Что ты думаешь об этом, Лэсси?

- Я не вполне понимаю, о чём речь, - тихо сказала безопасница.

- И напрасно. Это в духе наших программных инициатив. Я подумывал о создании фонда помощи беженцам, например.

- Ну да. Каждый день в Директорию прибывают разнообразные существа из других доменов. Большинство из них - идиоты, бездельники, политические преступники. Им надо помочь.

- Потому что у нас бюджетный профицит! Просто кошмарный бюджетный профицит! - сказал бегемот с какой-то непонятной злостью. - А нам нужна сбалансированная экономика! - в голосе губернатора прорезалась настоящая ненависть.

Поняша посмотрела на собеседника испуганно. Она не понимала, что происходит.

- Вот этот самый фонд и возглавит Львика, - заключил Пендельшванц уже спокойно. - Разумеется, её функции будут скорее представительские. Работа пойдёт через секретариат и аппарат помощников. Ева, у тебя есть примерно месяц, чтобы всё наладить. Да, кстати. Тораборцы, будучи посланцами доброй воли, тоже входят в область твоей компетенции.

Эти слова Ева поняла правильно. Она подогнула колено, вынесла вперёд правую ногу и сделала глубокий реверанс, стараясь не вильнуть при этом задом.

- Так-то лучше, - проворчал бегемот. - Документы подпишем завтра. Сегодня у тебя танцы и предложения. Я имею в виду - деловые. Не упусти их. Да, кстати, чтобы не было недоразумений... Лэсси, покажи нас публике.

Черепашка тенью метнулась куда-то, послышались тихие быстрые шаги, шорохи. Потом в ложе загорелся свет - и занавесь тут же взвилась.

Оркестр, исполнявший что-то легкомысленное, немедленно смолк. Через пару секунд морж, раздувшись, извлёк из трубы такой могучий и торжественный звук, что у поняши мурашки пронеслись по хребту. И после крохотной паузы грянул гимн Директории.

Танцоры остановились, вытянулись во фрунт, и, согласно протоколу, взялись за передние конечности. Взгляды их скрестились на губернаторской ложе.

Ева испытала странные чувства. Ей было и приятно, и одновременно ужасно неловко. Хотелось куда-нибудь забиться, и оттуда - показать всем попу. Потом она вспомнила, что Пендельшванц её мысли слышит, и ей стало жарко под шкурой.

К счастью, после первого куплета гимн закончился и занавесь снова упала, отгораживая сидящих в ложе от нескромных взглядов.

- Ну вот и всё, - усмехнулся Пендельшванц, за Евой откровенно наблюдавший. - Нас видели вместе. Теперь к твоей попе никто не прикоснётся и кончиком пера. Во избежание. Так что можете до поздней ночи невозбранно дразнить старых козлов. Ну так приступай.

- Простите, - Ева кое-что вспомнила. - У меня вопрос. Вот эта музыка. Она откуда? И почему она такая? Это няш?

- Откуда? Очень древняя музыка. И не из Сундука. Насчёт няша - наши паранормы помогают создать атмосферу, конечно. Хотя не в этом суть... Ладно, иди.

Где-то у ног Евы послышался тихий, умоляющий писк. Она нагнулась - и увидела Фриду Марковну. Видимо, та пришла в себя, выбралась из кареты и нашла хозяйку по запаху.

- На место, - разрешила поняша, и мышь с радостным верещанием попыталась запрыгнуть в кармашек. В последний момент ей помогла Лэсси.

- Счастливо развлекаться, - церемонно сказал Пендельшванц. - Лэсси, проводи.

Из этого состояния его вывела вернувшаяся Лэсси Рерих. Нет-нет, она двигалась так тихо, что даже уши губернатора не слышали её шагов. Но она о чём-то напряжённо думала, хотя и пыталась это скрыть.

- В чём дело? - недовольно пробормотал бегемот, выходя из полудрёмы.

- Шеф, - сказала безопасница. - Извините, но я не понимаю. Зачем всё это было нужно?

- Этот маленький спектакль? Лэсси, ты отличный оперативник, но в некоторых вопросах лажаешь. Хорошо, разберём этот кейс. Итак. Зачем нам нужна Ева?

- Как ниточка к тораборцам, - уверенно сказала безопасница.

- И конкретнее - к Карабасу, - добавил бегемот. - Ева - наш единственный потенциальный источник информации об этом примечательном субъекте. И что ещё важнее - единственный канал слива инфы ему.

- Тогда зачем же вы ей говорили, чтобы она его бросила? - не поняла черепашка.

- Именно поэтому, - в голосе бегемота прорезалось раздражение. - А что я был должен ей сказать? Дорогая, ты мне нужна, чтобы я мог лазить тебе в голову и шпионить за твоим любовником? Или хотя бы допустить, что она об этом подумает?

- Не следует недооценивать противника, но и переоценивать тоже плохо, - сообщил Пендельшванц таким тоном, будто поделился великой мудростью. - Работают самые банальные приёмы. Польстить, напугать, блефануть, показать выход из положения. Подразвести, короче.

- Про Верховную? Что она её сюда отправила контролировать Львику, не предупредив об этом? Да, поверила. Ева считает Верховную очень коварной. В общем, небезосновательно. Просто сама она простодушна и не понимает, как мыслят коварные существа. Так что она поверит в любые планы Верховной, лишь бы они выглядели достаточно хитрыми. Карабас, конечно, на такое не клюнет, но ей не скажет. Я так думаю, - добавил он. - Кстати, как она там?

- Вовсю пляшет с каким-то верблюдом, - сообщила она. - Вокруг толпа мужиков, - добавила она со вздохом.

- Ну нельзя же таккрутить задницей! - проворчала безопасница.

- Она в Высокой Шлее, - напомнил Пенедльшванц. - Это, гм, специфическая вещь. Трудновато ей сегодня придётся. Кстати, распорядись, чтобы ей регулярно подносили выпивку. И говорили комплименты, это тоже полезно. Да, завтра её нужно будет забрать в восемь утра. Чтобы к девяти она уже сидела у юристов.

- Она будет никакая, - предупредила безопасница.

- Знаю. Самое лучшее состояние для оформления сложных, неоднозначных документов. И вообще, мне нужно, чтобы у неё в голове всё взбилось и перемешалось, как гоголь-моголь. Карабасу совершенно незачем знать детали нашего разговора. Пусть разбирается, что там было на самом деле, что она присочинила, а что и вовсе почудилось... Особенно по теме её реальных полномочий. Мне хотелось бы оставить этот вопрос подвешенным. Как она там?

- У них перерыв на фуршет. Она пьёт с каким-то кенгуру. Кажется, розовое.

- Интересно, - протянул Пендельшванц. - Я ведь её прощупывал на предмет ментальных имплантов от Верховной. Должна же она была что-то вкрутить ей в голову.

- И что? - позволила себе поинтересоваться Рерих.

- Она их очень хорошо замаскировала, - признал бегемот.

- А может, их нет? - предположила безопасница.

- А вот это было бы проявлением неуважения ко мне со стороны Верховной, - серьёзно сказал Пендельшванц. - Так что это предположение мы с негодованием отметаем.

Действие седьмое. Храпоидол, илиБазилио ищет и находит то, что искал

На вопрос, кого больше, живых или мертвых, он переспросил: "А кем считать плывущих?"

Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. - Пер. М.Л. Гаспарова. - М.: "Мысль", 1986

Допрос всегда следует производить вежливо, мягко, ровно, но в то же время проявлять в необходимых случаях настойчивость и твёрдость, в целях получения от допрашиваемого возможно более полных и точных сведений.

Настольная книга следователя. - М.: Государственное издательство юридической литературы, 1949.

6 декабря 312 года о.Х. Ближе к вечеру.
Пучина морская.

Сurrent mood: confused/в непонятках
Current music: Dernière Volonté - Immortel

Реальность бывает разной. Когда-то, где-то, для кого-то она играет и переливается гранями: то так, то этак - то ой, то ах - то чма-чма - а то и оппаньки.

Но вот именно здесь и именно сейчас она была ровно такова, какова она есть. И больше - никакова.

Если конкретнее. Электрический кот четвёртой модификации Базилио Супермарио Кроссоверо (назовём его полными именем, уважения ради) - голый, слепой и глухой - полусидел на полу, прикованный к предмету непонятного назначения. Судя по осязательным и температурным ощущениям, предмет был вытянутым и круглым в сечении, и при этом мелко-мелко вибрировал. Кроме того, он был горячим, даже слишком горячим. Вероятно, то была труба с кипятком.

Ещё одна труба, холодная, проходила выше. На ней был вентиль, упирающийся Базилио в затылок.

Коту всё это было не по нраву. То есть абсолютно.

Во-первых... но об этом потом. Во-вторых, он был беспомощен. Руки его были грубо вывернуты и перехвачены за спиной наручниками-браслетами. С трубой их соединяла цепь такой длины, что кот не мог ни встать, ни сесть. Прижаться к стене было тоже невозможно. Приходилось кое-как держаться на полусогнутых. Это изматывало. В-третьих, слепота и глухота. Несмотря на то, что организм кота вырабатывал немного эндогенного электричества, аккумуляторы были пусты. Кот это понял так, что "гасилка" находится где-то рядом и разряжает аккумуляторы в режиме нон-стоп. Вывод был верным, но бесполезным. Последние полтора часа кот потратил на то, чтобы определить местонахождение злоебучего артефакта. Увы: всё, до чего он смог дотянуться, не представляло ни малейшего интереса. Это выбешивало. В-четвёртых, электричество было где-то рядом. В помещении стоял густой запах машинного масла, горелой изоляции и озона. Это демотивировало.

И, наконец, во-первых - Баз боялся за Алису. Он, конечно, надеялся, что похитители её не тронули. Но что-то - опытом именуемое - подсказывало ему: злодеи наверняка прихватили с собой и бамбука, и лису. Во всяком случае, он сам на их месте сделал бы именно так. Чтобы впоследствии, разобравшись, кто есть кто и зачем... дальше в голове всплывали всякие неприятные картинки. О них кот старался не думать. Это не получалось.

В конце концов он сумел пристроиться к стенке, упёршись в неё бедром и кое-как уложив хвост сбоку, стараясь не задевать горячую трубу. Поза была неестественная, - и это ещё слабо сказано, - но давала хоть малый отдых ногам. И возможность если не поспать как следует, то хотя бы покемарить.

Разбудили его шаги. Нет, звуков он по-прежнему не слышал, но сотрясение пола почувствовал. Кто-то шёл - огромный, грузный, воняющий сырой рыбой и ещё чем-то противным. Кот почему-то понял, что ничего хорошего этот визит ему не сулит, нет.

Сначала ему на плечо шлёпнулась холодная лапа, ухватила за сустав и сильно потрясла. Базилио понял, что от него чего-то хотят.

- Я ничего не вижу и не слышу, - сказал он, не чуя собственного голоса.

Холодная лапища стиснула плечевой сустав сильнее. Стало больно, кот дёрнулся и высвободился. Чуть не получил по лицу: отклонился в последний миг, почувствовав движение воздуха. Следующий удар пришёлся в грудь. База швырнуло к стенке. Кот упал, опёрся руками на горячую трубу, стремительно подтянулся-сгруппировался и ударил ногами - со всей силы, выпустив когти. Ноги влупились во что-то скользкое и упругое - похоже, в шкуру. Баз засучил ногами, пытаясь её порвать. Затупившиеся когти скользили, не причиняя вреда.

Внезапно голова существа оказалось совсем рядом, у самого лица Базилио. В нос коту шибануло сырой рыбной вонью из разинутой пасти.

По лицу Базилио шлёпнуло что-то мокрое. Не думая, кот впился в это мокрое зубами и дёрнул на себя что есть мочи.

Труба содрогнулась, что-то хрустнуло и Базу в спину ударила струя кипятка.

Заорав - и не слыша собственного голоса - кот дичайше задёргался, спасаясь от жалящей струи. Цепь внезапно соскользнула с трубы и кот понял, что свободен. Он прыгнул, не разбирая куда, ещё, ещё - и со всей дури пизданулся о какую-то хрень.

В себя он пришёл минут через пять. Как ни странно, зрение работало, хотя и на самом-самом пределе, в чёрно-белой оптике.

Он лежал в тупике узкого коридорчика. Его перегораживала туша существа, похожего на гигантскую бесхвостую ящерицу. Над тушей болтался выдернутый из муфты конец трубы. Оттуда текла, подрагивая, струйка кипятка. На полу уже скопилась изрядная лужа, исходящая тухлым паром. Свет давала лампочка, висящая на витом шнуре. Другой конец коридора тонул во мраке.

Что касается самого кота, ему было не то чтобы збс, но относительно терпимо. Болела ошпаренная кожа вдоль хребта, во рту чувствовался какой-то скверный привкус. Кот вспомнил шлёпающее мокрое - и понял, что порвал существу язык. Дальнейшее реконструировалось легко: ошалевная от боли тварюка вырвала из муфты трубу, к которой приковали кота. После чего, видимо, вырубилось - от шока и кровопотери. Кот подумал про себя, что со стороны бесхвостой гадости было бы очень любезно этой самой кровью тихо истечь, не причиняя Базилио дальнейших неудобств.

В надежде, что хотя бы из коридорчика можно будет выбраться без приключений, он внимательно осмотрел тупик. Тот оказался именно что тупиковым. То есть в нём не было ничего полезного, кроме разве что лампочки. Дотянувшись до неё, кот осторожно вынул её из патрона, переключивши зрение на тепловидение. Выяснилось, что лампочка запитывается от простейшего двухточечного соединения. Кот вытащил из задницы провод и, морщась от натуги, кое-как подсоединил клеммы. Ток оказался относительно съедобным.

По мере заполнения аккумуляторов кот видел ситуацию всё ясней и ясней. И она ему нравилась всё меньше и меньше.

Стены коридора были непроницаемыми во всех диапазонах. Зато поблизости находился источник радиации - на рентгене это было очень заметно. Заметил кот и "гасилку" - она лежала под водой и фонила в микроволнах. Рядом телепалась в луже бутылка, полная какой-то жидкости. Кот заподозрил в ней водку, но увы: бутылка плавала рядом с опасным артефактом.

Внимательный осмотр существа, лежащего в воде, не тоже прибавил оптимизма. На вид это была какая-то помесь жабы, ящера и злопипундрия, неладно скроенная, но крепко сшитая. В рентгене были видны толстенные кости и двойной ряд зубов. Внушали уважение и острые когти на ногах, и пятидюймовые рога на плечах. Честный бой с этим монстром не сулил успеха.

Существо при этом было живо, просто в отключке. Видать, оно отрубилось от болевого шока.

Базилио решил, что ему очень и очень повезло. Потом он вспомнил о причине везения - злополучном цыганском счастье - и тяжко вздохнул. Судя по всему, ему с неизбежностью предстояло именно то, чего он больше всего не любил: экшн.

Для начала кот отрезал лазером цепочку браслетов. Потом добил неприятное существо. Фатальным оказалось попадание в шею. Видимо, там находился важный нервный узел: сердце остановилось почти сразу.

Морщась от боли, Баз проскакал по кипящему озерцу. Добрался до железной двери. Та была не заперта. Кот осторожно, чтобы не скрипнуть петлями, её приотворил.

- Петрович, ты? - донеслось откуда-то слева. - Опять водку пьянствовал, храпоидол?

Кот проскользнул в щель, упал на пол, перевернулся и увидел типичную дежурку. На посту - за маленьким столиком с лампой - сидело что-то вроде геккона-переростка. Баз не стал церемониться да манерничать и сразу прожёг ему шею.

Совершив такое дело, он обыскал комнатку в поисках чего-нибудь полезного. Ничего не найдя, обшмонал покойника и стол. Обогатился жилеткой с карманами, - она была великовата, но выбирать не приходилось, - а также связкой ключей с номерками и крестовой отвёрткой. Последняя оказалась очень кстати: браслетики были не клёпаные, а на винтах, так что Баз раскрутил их минут за пять.

На столе обнаружился вахтенный гроссбух с отметками, из которого кот понял, что дежурные меняются каждые шесть часов. От этого было мало толку: времени кот не знал всё равно, да и задерживаться здесь не собирался.

Кроме журнала, в ящике стола обнаружился трактат отца Пигидия Спинальника "О раскаянии и самоограничении". Под обложкой, однако же, скрывался мужской журнал "Сардинка", с картинками предосудительного содержания - в основном изображающими близость губастой рыбки-сардинки с разными морскими существами, включая даже китообразных. Баз для порядка посмотрел выходные данные: журнальчик был отпечатан в ООО "Хемуль".

Баз уже собирался уходить, но на всякий случай сунулся в нижний ящик. И был вознаграждён: там лежали его очки. Кот их осторожно протёр и нацепил на физиономию.

Засим последовали ещё два коридора и три трупа. Всё это были зеленокожие существа неизвестных Базу основ и конструкций. Потом коту удалось подобрать ключ к кладовке с тазами и щётками. Кот перетащил туда тела - хорошо, что зелёные были ещё и сколькими - и заперся изнутри, чтобы обшмонать тела и подумать о дальнейшем пути.

Думать не пришлось: на потолке кладовки обнаружился люк. Сунувшись туда - для чего пришлось построить шаткую, скользкую пирамиду из свежих покойников - Базилио увидел низкий потолок, трубы и темноту.

Забравшись наверх, он понял, что попал то ли на технический этаж, то ли в коммуникационный тоннель. Света не было, зато в тепловом диапазоне всё было понятно и разборчиво. Пригибаясь, кот пошёл вдоль толстой горячей трубы, включив микрофоны в режим дальнего голосового поиска.

На него обрушился вал звуков, в основном бессмысленных - шарк, дых, рыг, пук. Потом микрофоны подстроились под поиск голосов, и в уши полезло, полезло:

То были голоса рыбонов - обсуждающих, видимо, жизнь. Они шуршали у кота в голове, как маленькие гадкие насекомые.

Кот бродил туда-сюда по этим внутренним ебеням, не вполне понимая, что он ищет. Иногда ему казалось, что он слышит голос Алисы или Буратино, но всякий раз это оказывалась какая-нибудь тупая рыбанина. Пару раз он слышал подозрительный шум и напрягался в ожидании погони - но и погони не было. Ощущение было такое, будто он блуждает по пыльному, заброшенному чердаку, никому не нужный и неинтересный.

Он уже отчаялся, когда сквозь бухтение послышалось знакомое "й-извините, а можно?.."

Кот встрепенулся и пошёл на звук. Увы, Алиса умолкла. Зато что-то тихо говорил другой, тоже знакомый, но не опознаваемый. Базилио в этом проблемы, впрочем, не увидел, решив, что его обладателя разъяснит на месте.

Идя на голоса, кот добрался до очередного люка. Источник звука был где-то рядом.

Баз осторожно приоткрыл крышку. И увидел очередного зелёного.

Тот был одет во что-то вроде жилетки с погонами - защитного цвета, с лычками. Штанов на нём, судя по всему, не было. Он сидел на широченном унитазе, задрав толстый хвост, и пил что-то из бутылочки. Донёсшийся до кота запах свидетельствовал, что это крепкое спиртное, а небрежная лихость засоса - что зелёный хмырюга давно уже киряет таким манером.

Базилио немного подумал. В принципе, ему ничего не стоило прожечь пьянчужке башку. Но шестой труп подряд был бы каким-то самоповтором и уж точно не выводил на новое качество. Откровенно говоря, коту не хотелось убивать очередное существо просто так, без малейшей пользы. Гораздо продуктивнее было бы зелёного допросить. У кота был и опыт, и инструментарий. Увы, обстановка не благоприятствовала: зелёный вполне мог сбежать, оказать сопротивление, а главное - поднять шум. Впрочем, и при интенсивном допросе шум был бы неизбежен.

Кот решил подождать, пока зелёный уберётся, спуститься вниз, а там посмотреть через дверь коридор и дальше действовать по обстановке. Но тут ему пришла в голову другая идея - рискованная, но многообещающая.

Он вспомнил храпоидола Петровича. Прикинул, будет ли нормальное существо, пусть даже рыбон, квасить в сортире. Пришёл к закономерному выводу, что здесь - где бы он в данный момент не находился - принят "сухой закон", который все по мере возможности нарушают. И решил, что его план, пожалуй, прокатит. В крайнем случае, подумал он, будет ещё один труп.

Сняв крышку, кот просунулся в люк и негромко сказал:

Выпивающий вскочил - чуть не заехав затылком Базу по лицу - и выронил бутылочку. Та, однако, не разбилась и даже не разлилась: похоже, там было пусто.

- Сиди-сиди, чего уж теперь-то, - сказал кот специальным полицейским голосом, посылая подсознательный сигнал "мы всё знаем, ты попал, не рыпайся, хуже будет".

Существо подняло голову и увидел лицо Базилио.

- Не нравлюсь? - саркастически осведомился кот. - Переживёшь. Сейчас мы с тобой, друг дорогой, пойдём и запишем твои показания. Откуда алкоголь. Кто тебе его продал. С какой целью. А дальше сам знаешь.

- Да я что! Я на суше взял... там можно... чисто для себя... - зачастил рыбон.

- А у меня другие сведения, - надавил кот. - О постоянном канале сбыта алкогольной продукции. Знаешь что-нибудь? Не можешь не знать.

Кот сам не ожидал такого эффекта: существо аж посерело.

- Всего-то соточку хлопнул, - плаксиво сказало оно, пиная бутылочку.

- Ну, положим, не соточку, - тем же тоном сказал кот. - И не первую.

- Первую! Первую! Службой клянусь! - засуетился зелёный. - Я вообще не пью! Так только... чисто для бодрости...

- Ты кому врёшь? - кот добавил в голос железа. - Службой-то хотя не клялся бы, - проворчал он.

Рыбон стыдливо потупился. Базилио решил развить успех.

- Встань-ка, - распорядился он. - Хочу тебе в глаза взглянуть.

Зелёный с готовностью встал, кот осторожно спустился. Вблизи от зелёного отчётливо пахло рыбой, слизью и страхом.

Базилио устроился на унитазном бачке, как на стуле. Бачок был чугунный и вес держал. Зато Баз был выше.

Зелёный тем временем пережил первую волну паники и начал кумекать.

- У меня пятьдесят соверенов есть, - наконец, сказал он. - Если это как-нибудь поможет...

- Это ты? Мне? На серьёзе? Предлагаешь? - кот слегка распушился, демонстрируя негодование. - Засунь свои гроши сам знаешь куда. Мне от тебя не это нужно.

- А тогда что? - с надеждой спросил пойманный.

- Ну... Ты вроде парень неглупый. Сам понимать должен, - протянул Баз.

- Если я стукану, мне житья не будет, - заныл зелёный.

- Вот именно. Поэтому в твоих же интересах, чтобы о нашем сотрудничестве никто не узнал, - дожал кот. - Но сначала - формальности. Подпишешь бумажку о добровольном сотрудничестве.

- Да говорю же, не могу я так... - снова заныл зелёный.

- Ты не понял? Я с тобой вообще разговариваю только потому... - кот намеренно оборвал фразу, давая пойманному проникнуться всей безнадёжностью своего положения.

У того опустились погононосные плечи, зелёные руки повисли. Кот понял, что клиент ему попался наивный, слабенький. Следовало его приободрить.

- Как звать-то, нарушитель? - сказал он уже другим тоном.

- Вот что, Максимыч. Тут есть где спокойно поговорить? Так, чтобы меня не видели?

- Н-ну, - существо напряглось, - можно тут рядом. Вроде никого нет.

Зелёный исчез. Кот осторожно спустился и включил зрение в микроволнах. По его расчётам, зелёный мог или выполнить приказ, или дать дёру, рассчитывая где-нибудь отсидеться. Второе было неприятно, но не смертельно. Однако кот рассчитывал, что пойманный не соскочит.

Зелёный всё-таки вернулся, и через некоторое время Базилио сидел в довольно удобном помещении, напоминающем переговорную. Главным его достоинством, с точки зрения кота, была щеколда. Менее важными, но тоже существенными были стол, пачка чистых листов и отлично отточенные карандаши. Кот сидел в широченном кожаном кресле и демонстративно марал бумагу, слушая сбивчивые рассказы Максимыча. Который, в попытках скрыть собственные провинности, буквально фонтанировал ценнейшей информацией.

Они находились на борту субмарины класса Yellow, приписанной к Шестому Флоту. Как понял Базилио, Шестой Флот - это был не номер, а имя собственное. Существовали ещё какие-то флотилии, армады и т.п. Все они контролировали участки моря, а иногда и суши. Но Шестой Флот был самым крутым, потому что контролировал морскую границу Директории. Это было важно для высокой политики, но в ней Максимыч не разбирался. Зато он твёрдо знал, что с суши идут потоком разные ништяки. Включая кое-какие спиртные напитки большой выдержки, к которым Максимыч питал душевную склонность. На базе - так зелёный называл свою историческую родину - в ходу был только разбавленный спирт из водорослей, а в рейсе алкоголь был запрещён категорически. Впрочем, Максимыч признался, что коньяк был для него не только хобби, но и бизнесом: он им приторговывал, причём во всё увеличивающихся объёмах: в этом рейсе он выкупил у старпома место в трюме под четыре бочки. Максимыч наивно объяснил это в таких словах: "жить стал лучше, денег стало не хватать". Кот только хмыкнул.

Что касается рейса, он был вроде как плановой автономкой. Нужно было встать в условленном месте и принять груз. Никаких неприятностей не ожидалось. Напротив, предполагался сход на сушу самого капитана в сопровождении многочисленной свиты. Максимыч рассчитывал, что на три звонка он и сам сможет смотаться до берега и там порешать свои вопросики. И порешал бы, однако вечером четвёртого числа что-то случилось. Субмарина засолила якоря на дальнем рейде. Начальство, вместо того, чтобы не мешаться, бегало по палубам, пускало пену и учиняло порядок и дисциплину. Личный состав недовольно бухтел и требовал ясности. Максимычу - который был, на своё несчастье, трёхлычковым капралом - доставалось с обеих сторон... Наконец, начальство что-то выродило. А именно - в пожарном порядке отправило на берег группу захвата, сформированную из лучших офицеров и младших чинов с боевым опытом. Одновременно субмарина выкинула - непонятно зачем и для кого - сигнал "веду боевые действия", а из речей офицеров пропало слово "рейс", зато вынырнуло военное словечко "поход". Правда, о надбавке за боевую службу почему-то не упоминалось.

Группа вернулась с большим грузом и какими-то наземниками, двумя самцами и самкой. Нет, он их не видел. Самку вроде бы забрал себе старший квартирмейстер. Его каюта тут рядом, выше по коридору, зелёная дверь с обивкой. Самца, наоборот, заперли в дисциплинарном блоке, это внизу. Ещё один самец вроде бы куда-то пропал...

На этих словах Максимыч стал пялиться на кота с нехорошей догадкой. Базилио не стал дожидаться, пока та перерастёт в уверенность, и прикончил зелёного зелёным лучиком.

Коридор оказался пуст. Кот без помех дошёл до зелёной двери и осторожно её открыл. На этот раз петли не скрипнули.

Перед ним предстал овальный кабинет с окнами - точнее, с иллюминаторами. Вопреки названию, они ничего не иллюминировали. В них плавала темень, во тьме что-то колыхалось.

По бокам стояли белые кожаные диваны, выгнутые под кривизну стенок. Вид у них был вызывающе-уютный: хотелось немедленно прилечь.

В середине стоял небольшой столик. За ним сидела Алиса, напротив - уже знакомый коту крокозитроп. Между ними стояла шахматная доска и блюдо с виноградом.

- Ну это же банально, - несколько свысока говорил Розан Васильевич. - Вот сюда слон, я должен буду уходить так, вы идёте ладьёй на е-6...

- Й-извините, - сказала лиса, - но ведь тогда вы мою ладью съедите?

- Действительно... - растерянно протянула лиса. - Ну тогда давайте вот так... - она занесла руку над ладьёй.

Алиса стремительно обернулась, глаза её вспыхнули, и у кота что-то сжалось внутри.

Крокозитроп выкатил своё единственное око и посмотрел на кота в упор.

- А, это вы, - сказал он со сдержанным неудовольствием. - Нашлись всё-таки. Много поубивали?

- Шестерых, - признался кот, присаживаясь на диван.

- Не Максимыча случайно? - крокозитроп проявил проницательность. - Вот это жаль. Пил, правда, но был толковым. Я с ним работал. В каком-то смысле.

Кот понял эти слова правильно - а заодно и понял, почему Максимыч так легко повёлся на предложение сотрудничества.

- Ну так вы дадите нам доиграть партию? Или сразу потребуете объяснений, извинений, и чтобы вас немедленно вернули обратно?

Тон крокозитропа коту не нравился. Однако он понимал, что никуда не денется с подводной лодки, даже если разрежет подлое существо лазерами пополам. Поэтому он пожал плечами и сказал:

- Да как вам угодно. Я тут на диванчике полежу, раз пришёл. - И тут же, перейдя от слов к делу, растянулся на белой коже. Не сводя, однако, с трубчатого существа пристального недоброго взгляда.

- Знаете, - сказал он, - мне неуютно. А шахматы требуют сосредоточенности. Алиса, давайте отложим.

Та машинально кивнула. Вид у неё был несколько пришибленный.

- Вы готовы слушать? - обратился крокозитроп к коту. Тот кивнул.

- Ну хорошо. Видите ли.... Как бы это сказать-то... В общем, у нас тут всё очень непросто.

Он вздохнул, открыл обе ротощели и начал врать - вдохновенно и методично.

Справочные материалы по теме. Очень много высокополезной информации

Даже самому проницательному читателю было бы непросто разобраться в той мешанине недомолвок, намёков, ложных аллюзий, паралогизмов и бесстыдной лжи, которой угостил Базилио лукавый и обманный крокозитроп. Мы сравнили бы приготовленный им продукт с баландой, в которой среди гнилой капусты плавают очень мелко нарезанные кусочки фактов.

Ещё сложнее было бы открыть ход мысли Базилио, который, не доверяя трубчатому существу, выстроил в уме собственную картину происшедшего.

И наконец, даже если бы мы посмели подвергнуть терпение нашей аудитории (отнюдь не бесконечное!) таким испытаниям, мы всё равно вынуждены были бы снабдить эти разглагольствования хотя бы минимальным историко-фактологическим комментарием.

Но мы ж не изверги. Поэтому мы постараемся представить все необходимые сведения о рыбонах вообще, подводной лодке Yellow в частности и действий её экипажа в особенности. Сделаем это мы в компактной и удобной для восприятия форме. Увы, на этот раз без инфографики мы обойтись не смогём - за что заранее просим прощения у пуристов, считающих, что таковая оскорбляет их чувства. Но в конце-то концов, употреблял же инфографику в главном своём сочинении несравненный Веничка Ерофеев! Впрочем, он много чего употреблял; однако в умеренных количествах и нам можно.

Неизвестно, кто, когда и с какой целью создал рыбонов. По некоторым сведениям, это произошло задолго до Хомокоста.

Рыбонами считаются водные существа, не имеющие в основе генов Homo Sapiens Sapiens. Как правило, их функциональной заменой служат гены гигантской саламандры Andrias scheuchzeri. Есть также варианты с трансформированными генами древних рыбоящеров, в основном платиптериев и гриппий, и даже чистых рыб. Существуют также рыбоны с генами гигантского осьминога Enteroctopus dofleini, о которых крайне мало достоверных сведений.

Вопреки распространённому предрассудку, не все рыбоны обладают жабрами - или только ими одними. Чисто жаберное дыхание - удел рыбонского электрата, трудящегося на отмелях. Среднее звено и высшие рыбоны, как правило, двоякодышащие, с полноценными лёгкими.

Рыбоны практически всеядны. Размножение - обычно путём оплодотворения самцом выметанной самкой донной икры. У осьминожистых приняты более сложные способы, описания которых мы не приводим по эстетическим причинам.

Справка 2. Рыбоны: технологии, вооружение, культура

Технологии, доступные рыбонам, достаточно примитивны. Потребность в пище удовлетворяет рыболовство и водорослеводство. Существуют оригинальные наработки в области подводного строительства и обработки материалов. На принадлежащих рыбонам участках суши - в основном это острова - производится цемент, металл и т.п. Центром рыбонской металлургии являются Фареры, где имеет место постоянное тесла-зацепление. Но большинство потребностей в сложных изделиях рыбоны удовлетворяют благодаря торговле с сушей. В обмен на товары высокого передела они поставляют рыбу, белковую муку, полезные ископаемые - обычно добываемые на шельфе - и другие товары и услуги. При этом сам факт отношений с наземниками в большинстве флотов официально отрицается (см. ниже).

Основной системы вооружений, а также и власти, являются флотилии тесла-аккумуляторных подлодок, в основном эстонского производства. Как правило, они концентрируются вокруг точек морских тесла-зацеплений. Там же находятся и подводные базы и верфи. Надплав существует, но представлен в основном кораблями постхомокостной постройки с паровиками, тихоходными и уязвимыми для подводных ударов. В настоящее время из шести основных флотилий только две - Великая Армада и Всеясветная Полундра (см. ниже) - использует надводные суда, причём только во внутренних частях своих акваторий.

У рыбонов сохранилось значительное количество древнего оружия с подводных баз, включая управляемые ракеты, дроны, ионные платформы и т.п. По слухам, на вооружении у некоторых флотилий имеются даже ульмотроны и вундервафли в рабочем состоянии. Однако подобная техника используется лишь в исключительных случаях. Обычная тактика - переброска с намеченной точке групп десанта, вооружённых холодным оружием.

Культура рыбонов тесно связана с культурой Страны Дураков. Они почитают Дочку-Матерь, самыми поклоняемыми иконами являются связанные с водой: 'шурочка в ванне', 'наташа моет писю' и 'катенька в бассейне без трусиков'. Возносят они и святое караоке, строят молельни на морском дне и т.п.

Единственным, но важным отличием от сухопутной культуры является то, что у рыбонов имеются записи классической и дошансонной эстрадной музыки. По преданию, они сохранились в виде личной коллекции пластинок Андреаса Шульце, Верховного Саламандра и основателя рыбонства как такового. Об историчности фигуры Шульце можно спорить, однако сам факт существования этих записей указывает на то, что какая-то правда за этими легендами кроется.

Рыбоны принципиально не торгуют классикой и не передают её на сушу. Однако, по слухам, некоторые редкие пластинки были презентованы Губернатору Директории лично.

Неким аналогом сухопутных доменов являются флотилии и подконтрольные им территории на дне морей и океанов, а также принадлежащая им суша. Чётких территориальных границ нет.

Таблица 1. Основные рыбонские флотилии Средиземноморья

Диаграмма 1. Сравнительное среднегодовое потребление электроэнергии основными флотилиями, в процентах от суммарного. Даёт представление об относительной мощи флотилий¹.

¹Доля Хохзеефлота не учитывает эскадр в Северном Море. Иначе картина была бы совершенно иной.

Во всех рыбонских сообществах существует культ моря и декларируется презрение к суше и её обитателям. Слова 'сухопутник', 'наземник' и т.п. считаются оскорбительными, а любые поползновения в сторону суши - преступными. При этом наземниками считаются все обладатели человеческих генов, включая морских млекопитающих.

Однако сейчас в этом больше позы, чем подлинного чувства. За последние сто лет практически все флотилии установили негласные отношения с Директорией и крупнейшими доменами Страны Дураков. Эти отношения осложнены тем, что стороны не доверяют друг другу и регулярно дают к этому поводы. Особенно неприятными являются налёты мелких группировок на прибрежные зоны: именно из-за этого прибрежная полоса повсеместно считается плохим, опасным местом, которого лучше избегать.

Важно, что рыбоны крайне чувствительны к неуважительным поступкам и жестам в свой адрес со стороны жителей суши. Связано это не с их повышенной обидчивостью (кровь у них холодная во всех смыслах), а с тем, чтобы избежать обвинений со стороны других рыбонов в слабости, трусости и пресмыкательстве перед сухопутниками и наземниками. Причём выдвинуть такие обвинения легко, а вот опровергнуть их - очень сложно.

При всём при этом рыбонская элита откровенно предпочитает сушу воде. Верхушка обычно имеет владения на суше (как правило, на островах) или устраивает себе сладкую жизнь в подводных куполах, заполненных обогащённым кислородом воздухом. Некоторые доходят до настоящей аквафобии. Так, прадед нынешнего императора Шестого Флота был известен тем, что ни разу в жизни даже не притрагивался к солёной морской воде, ссылаясь на сильнейшую аллергию. (По той же причине он ни разу в жизни не пробовал морепродукты, предпочитая мясо и фрукты.) О роскошных поместьях элиты Ройал Нави на Ионических островах ходят легенды. Про верхушку Великой Армады, обитающей на Крите, рассказывают, что многие из его жителей вообще никогда не видели моря - что, конечно же, является преувеличением, но не таким уж большим.

И, разумеется, всё это нисколько не мешает рыбонской элите считать себя именно рыбонами и ненавидеть сухопутников неистово и беспощадно.

Обзор. Политическая ситуация на Шестом Флоте и обстоятельства, с нею связанные

Шестой Флот - старейшая (по её собственным представлениям) рыбонская группировка. Возглавляема династией Великих Рыбонов, восходящих (по их словам) к легендарному Великому Водному Рыбону Эрмезинию.

Династия гордится строгой законностью правления - и, в частности, непрерывностью законного престолонаследия. Однако из-за склочности и интриганства, свойственных представителям династии, императоры менялись довольно часто, так что в описываемый период на троне находился девятнадцатый по счёту потомок Эрмизиния, Его Императорская Водность Препуций Третий.

Он занял трон в семидесятилетнем возрасте, правил милостиво, и в описываемый период уже благополучно впадал в старческое слабоумие. К описываемому моменту заботы по управлению флотилией de facto перешли к канцлеру Прошке, морскому огурцу, каким-то образом сумевшему убедить императорское окружение в том, что он является меньшим злом по сравнению с прочими претендентами на то же место. Злом Прошка и в самом деле был не очень большим, где-то сантиметров сорок в длину. Правда, и мозгов в нём помещалось не очень много. По этой причине дела на Шестом Флоте шли как-то там - ни шатко, ни валко. Но до поры до времени это, в общем, всех устраивало.

Официальные наследники Препуция - братья-принцы, Их Текучести Поллюций и Эякуляций, рождённые из одной разделившейся икринки. Согласно распускаемым слухам, престарелый Препуций Третий собирался сложить с себя бремя власти и вручить его одному из сыновей.

Разумеется, сам Препуций ничего такого не хотел - а хотел править вечно, как и всякий правитель. Просто придворные партии, стоящие за обоими претендентами на престол (обычно именуемые поллюционистами и эякуляторами), оказались примерно равны по своим возможностям. Поэтому принцы и их сторонники выбрали путь относительно осторожного соперничества - перед лицом Его Водности и общественного мнения. В переводе на честный русский язык - выбор был оставлен политической элите Флота. Которая заняла позицию 'пусть-ка ребята себя покажут, а мы пока посмотрим'.

Таблица 2. Соперничество между братьями: основные успехи и провалы

Диаграмма 2. Относительный рост личных расходов принцев на борьбу друг с другом. За базу принимаются траты Поллюция за 307 год.

Сводка. Операция по добыче и приобретению оборудования из Института Трансгенных Исследований

Разрабатывалась и готовилась в течении трёх лет силами Особой Службы, пребывающей под эгидой принца Поллюция.

Целью операции было получение ценной техники, способной решить многие проблемы рыбонов, в частности - создание независимого центра генетических операций, который мог бы осуществлять полноценный ребилдинг. По понятным причинам старая элита Флота проявлял к таким технологиям особый, глубоко личный интерес - и желала бы как можно скорее ими попользоваться. Разумеется, без маразматика Препуция: его смерть в самое ближайшее время была, что называется, вопросом политического решения.

Операция прикрывала и нечто большее - а именно, секретная встреча командира личной гвардии принца Поллюция и полномочных представителей властей Директории. Предполагалось обсуждение всяких деликатных вопросов, связанных с возможным форсированием акта престолонаследия и той помощи, которую законному наследнику могли бы оказать с суши. Разумеется, небескорыстно. Переговоры согласовывались на таком уровне, что разведка принца Эякуляция имела лишь самое общее представление о происходящем.

Всё это совершенно не устраивало заместителя командира отдела глубокого проникновения флотской контрразведки, известного нам как Розан Васильевич.

Врезка. Подлинная биография Розана Васильевича - лжеца, девственника и крокозитропа

Будущий крокозитроп был найден и подобран (в возрасте личинки) матросами субмарины Шестого Флота в развалинах секретной базы SPECTRE в Мраморном Море. Матросов позабавило необычное строение маленького существа. Его назвали Вованом и забрали с собой.

Десять лет будущий крокозитроп провёл на подлодке в качестве маскота или живого талисмана. За это время он - практически без посторонней помощи - научился говорить, читать, писать, считать, подслушивать, подглядывать, доносить, клеветать, лгать, лицемерить, воровать, и т.п. Особенно хорошо у него выходило враньё в глаза и разнообразное паскудство. Следует отметить, что за всё время пребывания на подлодке он ни разу не был разоблачён и ходил во всеобщих любимцах.

Потом Вовану повезло: он попался на глаза Главному Церемониймейстеру е.и.в. Препуция III. Церемонийместера заинтересовала забавная внешность мальца и тот был приобретён для нужд двора. Следующие пять лет он жил в е.и.в. Коронной Резиденции в качестве младшего шута-потешника в е.и.в. Свите. За время жизни при дворе он сумел завести многочисленные связи в верхах, оказать услуги ряду лиц, поучаствовать в ряде придворных интриг. И вообще проявил себя талантливым во многом и способным на всё.

Понятливый юноша довольно быстро начал разбираться в хитросплетениях рыбонской политики. В частности, просёк, что принц Эякуляций на содержании у осьминогов и мутит дела с Ройал Нави, а Поллюций имеет отношения с Великой Армадой и пытается наладить таковые с хохзейцами. Подробно изучив расклады, он решил, что, вероятнее всего, в соперничестве победит Эякуляций, как более устраивающий старые элиты Флота, давно уже мечтающие продаться Ройал Нави и более ни о чём не париться. Понял он и то, что после прихода к власти Эякуляций кинет своих сторонников с их надеждами на вознаграждение былых услуг, а вот противников будет перекупать и приближать к себе. В связи с этим он решил официально примкнуть к поллюционистм и дал себя завербовать Особой Службе. Каковая устроила ему перевод в Особый имени е.и.в. Музыкальный Техникум, курируемый Службой. Стоит отметить, что при переводе Вовану неосмотрительно доверили папку с собственными документами - каковые он аккуратно подчистил бритвочкой и таким образом из Вована стал Розаном. Сделал он это по многим причинам, в том числе и по эстетическим: имя 'Вован' всегда казалось ему неизящным.

В техникуме Розана много учили техничному исполнению всяких гадостей, и немного музыке. Там же он взял себе отчество 'Васильевич' - в честь Василия Григорьевича Телипайло, морского ежа, преподавателя основ полифонии и заядлого шахматиста, научившего Розана этой игре. По мнению крокозитропа, Василий Григорьевич был единственным существом, у которого он научился чему-то хорошему.

Дальнейшая карьера Розана Васильевича была весьма успешной, хотя и небеспроблемной. Сначала он использовался как полевой агент в нескольких важных операциях Особой Службы. Так он заработал медаль 'За выдающуюся рыбность', две просвета на погоны, а также некоторую сумму денег от Великой Армады за полезные услуги. Через год он диверсифицировал свою деятельность - то есть продался ещё и Хохзеефлоту. Потом он сдал контакты с североморцами своему непосредственному начальнику, Никитону Ойшпицу, после чего донёс на него как на хохзейского агента - и в итоге получил его место.

На этом его карьера застопорилась, так как более высокое начальство прекрасно понимало ситуацию и не любило слишком прытких. Розан Васильевич с трудом перевёлся обратно на флот, где довольно быстро дорос до своей нынешней должности, обзаведясь по ходу огромным количеством полезных связей, отношений, контактов и подвязок. А также - безупречной профессиональной и личной репутацией.

Об этом последнем стоит сказать особо. В личном плане Розан Васильевич являл собой образец скромности и умеренности. Связано это было с его своеобразной анатомией. За неимением в обоих ртах вкусовых рецепторов он был совершенно равнодушен к радостям гастрономии. Анализы утверждали, что он мужчина, но ни один специалист не смог определить, где у него находятся половые органы и как ими пользоваться. К алкоголю он был невосприимчив, а наркотики презирал. Истинное удовлетворение доставляли ему всего три вещи: шахматы, классическая музыка и интриганство. В этих областях он достиг немалых успехов - и как ценитель, и как виртуозный игрок.

Сводка. Операция по добыче и приобретению древнего оборудования из Института Трансгенных Исследований (продолжение)

Готовящаяся операция по вывозу из Директории ценного оборудования - а ещё более намеченные переговоры - всерьёз обеспокоила Эякуляция и его партию. Успех Поллюция грозил переломить ситуацию, пока что складывавшуюся в пользу Эякуляция. Принц поставил задачу: во что бы то ни стало сорвать операцию, как минимум - не допустить проведения переговоров на суше.

Были предприняты экстренные меры самого разного свойства. В частности - вышли на Розана, кое-что предложили вотпрямща и очень много посулили в будущем. С ним работали хорошие специалисты, умеющие не просто купить, а подобрать ключики к душе. У них это получилось. Гордящийся своим цинизмом и рационализмом Розан Васильевич, что называется, повёлся. То есть не просто продался, а принял сторону своего покупателя. Или, говоря профессиональным языком - стал отождествлять свои личные интересы с интересами заказчика. И служить ему не только за страх, но и за, извините, совесть.

Как правило, подобные заблуждения наказуются естественным путём, то есть самим ходом вещей. Но над Розаном Васильевичем судьба решила поглумиться более тонко.

Предпринимать усилия для того, чтобы участвовать в рейде, ему не понадобилось никаких: Розана запихнуло на лодку его же начальство. Более того - на это нашлась причина, убедительная даже для самого въедливого контрразведчика. А именно -неожиданный (хотя и закономерный) наезд Императорской Инспекционной Комиссии по Расовой Дисциплине и Моральной Безупречности, более известной как 'зловонная контора'.

Прозвище своё она заслужила по следующей причине. У рыбонов с генами гигантской саламандры к старости обычно садятся почки, так что функции выделительной системы частично берёт на себя кожа. То есть выпот и кожная слизь начинают пахнуть ссаками. Именно этот аромат и источает вышеупомянутая организация, чуть менее чем полностью состоящая из старпёров, которые упорно не желают уходить со службы, а оставлять их на сколько-нибудь ответственных должностях уже никак невозможно. В задачи Комиссии входят проверки расового и морального облика сотрудников различных организаций, причём она имеет право подавать доклады и заключения непосредственно на Высочайшее Имя. Раньше это ни на что не влияло, но в последние годы Препуций III, одурев под старость лет, полюбил читать эти доклады и на их основании делать оргвыводы. Например, им был отстранён от должности замначглавштаба Шестого Флота Китоврас Неполнозубов, уличённый Комиссией в недостаточной рыбности. Члены Комиссии отыскали в его основе гены штопальной горькушки, прóросли совершенно невинной, но абсолютно сухопутной. Никакие просьбы и объяснения не помогли: Препуций III упёрся. Также был изгнан на пенсию Первый Министр Двора Видал Миндал - он прошёл все генетические проверки, но был уличён в нелюбви к воде, так как обладал коллекцией полотенец и купальных халатов, а в профилактической беседе с представителем Комиссии дурно отозвался о сырости... В общем, Комиссия почуяла свой звёздный час и разактивничалась, учиняя повсюду расовые дознания и морально-этические проверки.

Это вызвало естественную реакцию. Толковых сотрудников с проблемным происхождением или мировосприятием от Комиссии начали прятать. Что коснулось и Розана Васильевича, к которому и раньше приёбывались по поводу его странного вида и сомнительной основы. Как сказал ему его непосредственный начальник, командир отдела глубокого проникновения Особой Службы, 'я хочу, чтобы ты смылся куда подальше, пока эти уроды вокруг нас топчутся'. Розану (втайне ликующему) оставалось только ворчать, капризничать и говорить что-нибудь вроде 'не нравится мне этот рейс', 'чует моя левая жопа, будут неприятности', 'обязательно случится херня какая-нибудь'.

Однако херня всё никак не случалась. Напротив того, всё шло как по нотам. Казалось, что сама Дочка-Матерь своим Святым Лоном прикрывает операцию от неприятностей.

Розан получил лучший экипаж, о котором только можно мечтать. В начальники силовой команды ему придали Дрю Двухметрова - семикратного чемпиона Флота по контактному бою без правил. Причина попадания Дрю в команду была та же, что и назначение Розана: Дрю имел гены пресноводной черепахи, что считалось чем-то опасно близким к полной сухопутности. Тем не менее, Двухметров прекрасно зарекомендовал себя и в море, причём не только как костолом, но и как умный, хдаднокровный и решительный командир. С собой Дрю привёл свою команду боевиков, прошедших, что называется, пресную и солёную воду и известных своим профессионализмом. (Забегая вперёд: именно эти парни пленили Буратину, Базилио и Алису.)

Вооружение отгрузили с личных складов принца Поллюция, где нашлись ионные торпеды, подводные плазмобойки и даже две вундервафли системы 'Булава'. В преддверии решающих событий принц Поллюций решил не экономить.

Что касается самой лодки, то она была класса Yellow. В древних руководствах указывалось, что у лодок этого класса имеется дефект, из-за которого их в своё время сняли с производства. Но, во-первых, никто доселе с этим дефектом не сталкивался. Во-вторых, лодки этого класса обладали множество достоинств - например, цельнолитым корпусом из прозрачного материала, что позволяло иметь смотровую рубку и подобие иллюминаторов вдоль корпуса, а также сверхпрочные переборки из какого-то древнего суперматериала. И наконец, лодка была в идеальном состоянии: абсолютно всё оборудование тридцать три раза проверено, перебрано по винтику и т.п.

При таких начальных условиях облажать операцию было нетривиальной задачей. Но Розан Васильевич верил в свои силы.

Через два дня после выхода в море на лодку напали. Розан о нападении знал заранее, так как сам же ночью выпустил заранее переданного ему бэтмена с точными координатами лодки. По идее, лодку должны были поймать сетью и вынудить к сдаче. Нападение было заказано принцем Эякуляцием мелкой, но дерзкой группировке 'Forcat Detare Shqiptare' из Балеарского моря. По такому случаю он передал ей дефицитное древнее оружие, включая замораживающие бомбозонды. В преддверии решающих событий принц Эякуляций тоже решил не экономить.

Однако нападение сорвалось, причём по самой идиотской причине. Шиптари только-только успели развернуть сеть, как их внезапно атаковали ржавые подлодки Всеясветной Полундры, за каким-то хуем оказавшиеся именно в этом месте именно в это время. В результате подводной баталии семь шиптарских лодок оказались уничтожены. После чего появились белые субмарины Ройал Нави, охотившиеся за Полундрой, и всё кончилось, так толком и не начавшись. Розан Васильевич (уже облачившийся в бронированный скафандр и готовящийся к сдаче) был крайне разочарован.

Вторая попытка имела места часа через четыре, когда Розан Васильевич решил вздремнуть. На этот раз напали жёсткие жабообразные из стаи 'Zetas'. К сожалению, командование взял на себя Дрю Двухметров и уничтожил всех 'зет' ионными торпедами. Розан Васильевич проснулся как раз в момент уестествления последней 'зетовской' подлодки. После чего вынужден был принять победный рапорт Двухметрова и ещё хвалить его за расторопность.

Тогда Розан Васильевич попытался привести в негодность аккумуляторы лодки. Для этой цели у него имелось несколько артефактов Зоны, именуемых 'гасилками' - их ему тайно передали перед отбытием. Увы, аккумуляторы оказались слишком хорошо защищены: всё, чего удалось добиться - это снижения энерговооружённости лодки на 15%, что укладывалось в нормативы и не вызвало даже заметной паники.

После этого Розан Васильевич решился на крайние меры, заложив под один из аккумуляторных узлов взрывное устройство малой мощности. Однако оно не сработало, так как Розан забыл убрать от аккумулятора 'гасилку', а таймер у заряда был электрический. В другое время он об этом непременно бы вспомнил, но в данном конкретном случае его одолело ощущение тотальной невезухи. Ощущениям своим Розан доверял, так что отложил вредительские планы до наземной операции.

Тем временем лодка прибыла к месту назначения. Осталось только дождаться, пока наземники подгонят оборудование, погрузить его и подождать, пока капитан (он же командир личной гвардии принца Поллюция) сойдёт на берег. Розан Васильевич был направлен на рекогносцировку и для установления контактов с обладателями ценного груза. Узнав, что таковые являются по совместительству тораборскими агентами, да ещё и паранормами, он выпросил у командира пару дней на выяснение обстоятельств. После чего тайно сошёл на берег и занялся сбором информации.

Судя по косвенным данным (а других у нас нет), ему удалось собрать кое-какие сведения о тораборцах. Во всяком случае, он понял, что опасаться следует прежде всего Карабаса и Евы Писториус. С остальными же он решился пообщаться лично - что и осуществил утром 4 декабря.

Как проходило это общение и чем закончилось - читателю уже известно.

Диаграмма 3. Изменения температуры воздуха на побережье Тирренского моря утром 4 ноября.

Сводка. Операция по добыче и приобретению древнего оборудования из Института Трансгенных Исследований (окончание)

С точки зрения Розана Васильевича, он, общаясь с тораборцами, практически не лгал - ну разве что немного исказил некоторые обстоятельства и кое-что представил в ином свете. Более того, он и в самом деле намеревался воспользоваться справкой, выписанной Пьеро, и официально объявить себя крокозитропом. Поскольку давным-давно понял, что лучше иметь хоть какой-то ответ на вопрос "а ты кто такой", чем такового не иметь.

Однако того эффекта, который последовал за этим разговором, новоявленный крокозитроп не ожидал и не планировал. Что не помешало ему данной ситуации извлечь максимальную выгоду.

Когда Розан Васильевич узнал о совершённых торабоцами пьяных бесчинствах, и в особенности о тех, которые можно истолковать как проявление неуважения к рыбонам, он возликовал. И отправил в море десяток бэтменов с анонимными посланиями, где описал произошедшее в самых чёрных красках. Он представил дело так, что сухопутники публично издевались над рыбонами, публично мочились и испражнялись в море (что всегда воспринималось рыбонами как крайнее оскорбление, смываемое только кровью виновных), поносили лично Препуция Третьего, надругивались и глумились над всеми рыбонскими святынями и т.д. и т.п. В качестве особенно тонкого штриха он бросил тень на самого себя - дескать, позитивно настроенный к наземникам замкомотдглубпрон Розан, сомнительный по основе тип, не отреагировал должным образом на эти ужасающие безобразия, а как ни в чём не бывало продолжает готовиться к обмену материальными ценностями... Одно из посланий он адресовал "зловонной конторе".

Если бы донос не подтверждался бы вообще ничем, он бы не сработал. Однако хитроумный Розан Васильевич исходил из того, что какая-то агентура в Директории имеется у многих рыбонских организаций, и уж наверняка - у Его Императорского Величества лично. И, следовательно, тот факт, что какое-то происшествие и в самом деле имело место, проверяем. А в таких случаях обычно верят самым страшным донесениям, так как думают, что все остальные смягчают неприятные факты и лакируют действительность.

Расчёт оправдался. Его Императорское Величество Препуций Третий, видимо, уже получил чьё-то донесение на ту же тему (а может и не одно). Во всяком случае, он всему поверил, пришёл в дикую ярость и отправил на подлодку сверхсрочное императорское распоряжение следующего содержания:

Крокозитроп, правда, надеялся на то, что его самого отстранят от дел. Это дало бы ему возможность вредить и гадить, не неся никакой ответственности, а потом встать в позу оскорблённой невинности и перевалить всю ответственность на других. Вместо этого он получил приказ лично возглавить группу захвата виновных тораборцев.

Розан обдумал ситуацию. Ссориться с психократами ему не хотелось. Более того, он подозревал, что даже самый лучший рыбонский выводок против Карабаса окажется слабоват. Поэтому он принял решение атаковать лагерь тораборцев с моря "Булавой", а дальше действовать по обстановке.

Вундервафля - страшное оружие. Её удар снёс бы с лица Земли не только павильон "Прибрежный" вместе со всеми его обитателями, но и всю сушу в районе полукилометра. Однако запуск вундервафли требовал точной настройки. Таковую крокозитроп доверил Дрю Двухметрову - вероятно, желая переложить на его плечи часть ответственности. Тот сделал всё почти правильно, только перепутал северную и южную широту при вводе координат. В результате "Булава" полетела не в ту сторону и уничтожила часть подводной эскадры Ройал Нави, которая как раз загнала в угол косяк лодок Всеясветной Полундры и собиралась их методично расстрелять. Остаток эскадры нанёс удар по стае осьминогов SPECTRE, пасущихся поблизости - полагая, что вундервафлю запустили они. Это положило начало кровопролитнейшему конфликту, который принципиально изменил ситуацию в Средиземноморье.

Крокозитропа, впрочем, всё это не интересовало. Он был озабочен тем, как бы сманеврировать. Подумав, он решил попытаться захватить хоть кого-нибудь из группы Карабаса, а все косяки списать на Двухметрова.

Как мы уже знаем, это ему удалось. Буратина, Базилио и Алиса были пленены и доставлены на подлодку.

Идея использовать "гасилку" против Базилио принадлежала самому Розану Васильевичу: он знал, как устроен Электрический Кот и даже распознал модель. В результате кот не смог воспользоваться своим сильнейшим оружием, был парализован уколом ядовитой иглы и вместе с Алисой и Буратино брошен в катер, доставивший всех на борт.

Крокозитроп понимал, что из всех троих кот наиболее опасен. Поэтому он распорядился отделить его от двух других пленников (которых заперли в трюме), приковать к чему-нибудь, а главное - расположить рядом с ним "гасилку". Местом содержания кота он определил седьмой отсек "Б" помещение 131, удалённое от жизненно важных узлов подлодки.

Где-то часа через два, уже после погружения, Розан Васильевич решил лично проведать пленников. К своему крайнему удивлению, он обнаружил, что котовая камера пуста. Более того, все причастные к делу лица клялись, что в это помещение никого и не доставляли.

Расследование было проведено стремительно - за час где-то - и выявило следующее.

Крокозитроп доверил транспортировку кота самому здоровенному матросу, который попался ему на глаза - во избежание. Этим матросом был некий Пафнутий, по статусу салажонок: для него этот рейс был вторым. Пафнутий был неглуп, расторопен и трепетал перед начальством. Крокозитроп снабдил его "гасилкой", а также исчерпывающей информацией о том, что он должен сделать ,и даже проверил усвоение. Пафнутий, выкатив глаза от усердия, всё воспроизвёл дословно, а на вопрос, понял ли он, что от него требуется, ответил "так точно".

Единственное, чего не сделал Розан Васильевич - это не уточнил, знает ли матрос, где находится седьмой отсек "Б" помещение 131.

Проблема была в том, что салажонок разбирался во внутренней топографии лодки неуверенно, а спросить у сурового начальника - забоялся. Поэтому он решил, что спросит у кого-нибудь по пути. Увы, тут в игру вступил личностный фактор, губительный для многих начинаний. Ибо на салажонка положил глаз ефрейтор Феоктист, пленённый его внушительным телосложением. Наивный Пафнутий приставания ефрейтора не воспринимал, за что тот ему регулярно устраивал пакости. И надо же такому случиться, что Пафнутия понесло мимо ефрейтора! Который на вопрос, где находится седьмой отсек "Б" помещение 131, описал подробно путь, вот только не в седьмой, а в пятый отсек. Сделал он это, чтобы впоследствии снять с салаги стружку за бестолковость и незнание реалий.

Честный Пафнутий доставил кота в отсек "Б" помещение 131, расписался у дежурного, зашёл в помещение, где и приковал кота к трубе, заныкал рядом "гасилку". Доложился о выполнении и со спокойной совестью отправился в кубрик. Не ведая, что сотворил.

Узнав всё это, крокозитроп приказал Пафнутия и Феоктиста арестовать, и тут же, в сопровождении десятка бойцов, побежал в пятый отсек. Увы, было уже поздно: два трупа свидетельствовали о том, что пленник каким-то образом восстановил свои способности и бежал.

В критических ситуациях Розан Васильевич умел думать быстро и нетривиально. Он прокрутил в голове воспоминания о поведении кота на воле. Вспомнил, как тот смотрел на Алису, и решил, что лиса ему дорога и он будет её разыскивать. Поэтому он, вместо того, чтобы гоняться за котом по всей лодке, забрал Алису из трюма к себе в каюту. И стал ждать появления Базилио.

Разумеется, он понимал, что кот на своём пути перебьёт немало рыбонов. Но их судьба крокозитропа волновала не в первую очередь. Более того, ему это было на руку.

Что касается лично себя, он предпринял кое-какие меры: Розан Васильевич был отважен, но не безрассуден.

Когда Базилио, наконец, явился, крокозитроп обучал Алису игре в шахматы.

Специальное приложение. Диаграмма 4. Кривая Лоренса в условиях семантической неустойчивости.
Непосредственного отношения к нашим сюжетам не имеет. Зато имеет научно-познавательную и литературно-художественную ценность, а также и чему-то, наверное, учит. Поскольку же книга должна не только развлекать, но и просвещать - вот, извольте что ли это самое:

Действие седьмое (окончание)

- Такие у нас дела-делишки, - закруглил, наконец, свой протяжённый спич Розан Васильевич. - Перейдём теперь к делишкам вашим. Алиса, кушайте виноград, пока он есть. Не хочу огорчать, но вас ждёт рыбная диета...

- И прекрасно, что любите. Реальность нужно принимать позитивно. Это экономит силы.

- И-извините, - сказала лиса, - но за что на нас так? Вы говорите, что мы кого-то оскорбили, что-то сказали... Но я ведь ничего такого не делала! У вас же есть телепаты? Пусть они проверят...

- Телепаты у нас, конечно, есть, - заверил её крокозитроп. - И они всё, что надо, проверят. Но это ничего не изменит. А вопрос 'за что' вообще не имеет смысла. Надо спрашивать 'почему'. Так вот, почему я принял решение вас захватить? Потому что я кровожадный монстр? Нет. Просто потому, что я обязан представить начальству виновных в инциденте. Иначе виновным окажусь я. Это может повлечь для меня самые неприятные последствия. А я не настолько самоотвержен, чтобы ради вас лишиться того, к чему я стремился всю жизнь. Звучит не очень хорошо? Пусть. Я не Дочка-Матерь. Я имперский чиновник высокого ранга. И в этом качестве я проявляю к вам максимум доброжелательности, которую только могу себе позволить...

- Лично вам беспокоиться не о чем, - обнадёжил крокозитроп. - Вам ничего не угрожает. Вы ценный специалист, будете обучать наших генетиков работать с вашим оборудованием. Разумеется, вас никогда не отпустят, не питайте иллюзий. Но хорошо устроиться можно везде. Особенно если вы приложите к тому усилия. Хотя бы минимальные, - крокозитроп выразительно поднял глаз вверх.

- Теперь что касается вас, Базилио, - крокозитроп машинально отщипнул виноградинку и закинул её в левую ротощель, продолжая рассуждать правой. - С вами сложнее. Скажу более определённо: у вас проблемы. И я не очень понимаю, как их решать.

- Проблемы? У меня? - кот дёрнул ухом. Крокозитроп импонировал ему своей интеллигентной манерой общения, но кот ни на секунду не забывал, что именно это существо их захватило, а теперь удерживает в плену.

- Да-да, именно у вас, - подтвердил крокозитроп. - Впрочем, начнём не с этого. А с вашего реального положения. Сейчас вам удалось ускользнуть из помещения, где вас держали. Вы убили несколько рыбонов. И теперь лежите на моём диване. Но не заблуждайтесь. Вы были пленником и остаётесь им. Правда, у вас есть лазеры. Но я бы на вашем месте не стал делать из них культа. С 'гасилкой' вы уже знакомы. Неприятная вещь, не так ли? У нас есть и другие штучки. И наконец, главный вопрос: куда вы денетесь с подводной лодки?

- Допустим. И что? - буркнул кот. Заход его не впечатлил.

- Допустим - это не ответ. Я хочу, чтобы вы осознали: то, что мы разговариваем с вами в относительно комфортных условиях - это не ваша заслуга, а моя снисходительность. Просто я понимаю, что вы - существо с аналитическим складом ума и глупостей делать не будете. А мне удобнее и приятнее беседовать здесь, а не в какой-нибудь трюмной камере...

Базилио тихонько фыркнул в усы. Он уже догадывался, к чему крокозитроп клонит.

- Теперь вот о чём, - продолжил крокозитроп, откинувшись поудобнее. - Как я уже говорил, кто-то должен быть виноват. И если не лиса - то кот.

- У вас есть этот... доширак носатый, - напомнил Базилио.

- Есть, - признал Розан Васильевич. - Но этого мало. Только представьте: мы осуществили операцию на суше и в итоге захватили какое-то говорящее полено. Над нами смеяться будут. То есть надо мной. Такой смех чреват оргвыводами. Это меня категорически не устраивает. Так что одним виновным никак не обойтись, - крокозитроп развёл опёзьями, как бы демонстрирует всю безысходность ситуации.

- Я вообще-то никого не оскорблял. Меня там даже не было, - попробовал кот на всякий случай.

Розан Васильевич поморщился всеми своими трубами.

- Ну вот опять. Вы виновны, Базилио. Хотя бы - в смерти шестерых рыбонов. Уж этого-то вы отрицать не будете?

- И что меня ожидает в таком случае? - кот посмотрел на крокозитропа в упор.

- Боюсь, что маналула, - серьёзно сказал крокозитроп. - В крайнем случае обычная смертная казнь. Вероятнее всего, через утопление. Если это будет происходить на глубине, то всё закончится быстро. Но, скорее всего, вас посадят в специальную камеру и будут медленно повышать уровень воды. Сначала по колено, потом по пояс, и так далее. Особенно тяжёлыми бывают последние полчаса, когда вода уже заливает ноздри, но дышать ещё можно... Как вы понимаете, всё это время у вас над головой будет висеть 'гасилка', так что видеть и слышать вы ничего не будете. Вы будете чувствовать только одно - как прибывает вода. Сантиметр за сантиметром.

- Понял-понял. Боюсь-боюсь, - Базилио уже не смог держать сарказма. - И в чём же состоит ваше предложение? От которого я не смогу отказаться?

- Ну... - протянул крокозитроп. - Мне не нравится ваш тон, но настрой у вас конструктивный. Отвечу так. Разумное существо, понимая, что оно не в силах одолеть зло, старается удлинить путь зла. Иными словами, я могу сделать так, что вашу казнь отложат. На какое-то время.

- И что мне это даёт? - кот сделал вид, что не понял.

- Во-первых, пару недель жизни вы выигрываете в любом случае. Поверьте, когда счёт пойдёт на дни, вам это мелочью не покажется, - сказал Розан Васильевич. - Но это не всё. Видите ли... я уже описывал нашу политическую ситуацию. Так вот, наш водоблагословенный государь Препуций Третий уже в очень преклонных летах. Ходят разные слухи о состоянии его здоровья. Не хочу и думать о таком, но всякое может случиться. В том числе и коронация нового монарха. Обычно коронация сопровождается различными актами гуманизма. В том числе - массовой амнистией, - крокозитроп замолчал, давая Базу возможность переварить информацию.

- Амнистия, наверное, всё-таки не для всех, - рассудил кот. - Но если так случится, что вы сможете замолвить за меня словечко... И кто именно должен быть коронован, чтобы это случилось?

- Это неправильный вопрос, - жёстко сказал крокозитроп. - Ибо это совершенно не ваше дело.

- Хорошо. Чем я могу помочь правильной стороне?

- А это вопрос преждевременный, - озвучил крокозитроп таким же тоном. - Пока что - делайте то, что я говорю, и не создавайте мне проблем. Это необходимое... слышите, необходимое! - условие нашего взаимодействия в будущем. Вы меня поняли?

- Что ж, посмотрим. А сейчас, простите, нам придётся прервать беседу. У меня дела. Алиса, зайдите в соседнюю комнату и попросите, чтобы вас проводили в отсек 'Це' к автоклавам. Биологический материал и всё прочее вам предоставят. Идите! - он повысил голос.

Алиса, опустив хвост, поплелась к двери. На прощание она кинула на Базилио взгляд, исполненный тоски и надежды. Котье сердце покорно сжалось.

- Теперь с вами, - продолжил крокозитроп. - В принципе, я должен вас изолировать. Но вам будет скучно. Начнёте думать всякие глупости. А держать вас по 'гасилкой', глухим и слепым, не входит в мои планы. Чем-то вас надо занять... О, вот! Пожалуй, посидите в библиотеке. У нас тут есть командирская библиотечка. С древних времён. К сожалению, большинство книг на эстонском, но и на русском тоже что-то есть. Кровать поставим, принесём урыльник... Ну как?

- И без глупостей, - предупредил крокозитроп. - Дверь запирать не будем, но открывать не советую: там вас будет ждать очень неприятный сюрприз. Еда и вынос горшка два раза в день. Может быть, как-нибудь зайду... А сейчас встаньте, откройте дверь и позовите дежурного.

Когда Базилио, наконец, увели, Розан Васильевич улёгся на диван, подвернув третью руку за спину, свесил опёзья и погрузился в размышления.

Вести из-под воды, полученные недавно с бэтменом, были не то чтобы дурными, но неоднозначными. Из-за последних событий поллюционисты погрузилась в уныние: принц крепко надеялся на поддержку с суши. Розаном Васильевичем были, разумеется, недовольны, но серьёзных обвинений никто не выдвигал: все понимали, что приказ Императора есть приказ Императора. У эякуляторов тоже не было причин для радости: по информации из дворца, хворающий Препуций Третий каким-то чудом оклемался, недавно плавал в личном саду (чего с ним не случалось с позапрошлого года), при этом публично одобрял действия принца Поллюция, и даже называл его 'надеждой флотилии'. Он также произвёл ряд очень неприятных для эякуляторов кадровых перестановок и утроил личную охрану. Все пришли к выводу, что зловонный старикашка намерен цепляться за трон до последнего... Короче говоря, ситуация накалялась, в воздухе попахивало штормом.

Розан Васильевич прикидывал, как поведут себя стороны. Получалось так, что принцу Поллюцию выгодна пауза. Эякуляторы же, решил крокозитроп, вполне могут накрутить себя до состояния 'всё пропало, надо что-то делать немедленно', после чего прийти к свежей идее династического переворота при поддержке SPECTRE и Ройал Нави. При этом, рассуждал дальше Розан Васильевич, Ройал Нави поддержку пообещает, но толком не окажет, потому что такова уж их подлая натура. SPECTRE, напротив, влезет в это дело всеми щупальцами - и засветится по полной. Осьминогов на Шестом Флоте не любили крайне. Так что, по всему выходило, что переворот либо сорвётся, либо новая власть будет непопулярна. Каковое обстоятельство непременно спровоцирует широкомасштабные репрессии. Под которые вполне может попасть и он сам, невзирая на заслуги. Розан Васильевич прекрасно понимал, в каком свете можно выставить его деятельность - и как легко в подобной ситуации оказаться крайним.

Напрашивающимся решением было бы всерьёз перейти на сторону Поллюция. Однако крокозитропу этого отчаянно не хотелось. Поэтому он сосредоточился на идее небольшого, чисто домашнего убийства первого лица силами небольшой группы хорошо замотивированных профессионалов.

Проникновение в императорскую резиденцию Розан Васильевич не считал нерешаемой задачей: здесь в его распоряжении было много способов, от банального подкупа и шантажа начальника внешней охраны (на него у крокозитропа кое-что имелось) и вплоть до направленных гидроакустических ударов. Сложнее с выходом на цель, но достижимо было и это. Последняя стадия - ликвидация постылого - требовало неординарных возможностей. Но у крокозитропа имелся Базилио с лазерами. Оставалось уговорить или заставить кота участвовать в этой авантюре. Задача осложнялась тем, что кот не был ни трусом, ни простофилей. Конечно, на худой конец кота можно было бы шантажировать Алисой - например, пригрозив отдать её на суд и расправу. Но крокозитроп понимал, что такие угрозы действуют далеко не всегда, а вот отношения портят гарантированно. Гораздо перспективнее было бы склонить кота к добровольному сотрудничеству. Но для этого требовалось время, а оно сейчас работало на принца Поллюция...

Диван был мягок, приёмист. Мысли текли гладко, плавно. Розан Васильевич и сам не заметил, как заснул.

Действие восьмое. Гекатомба, или Артемон не ищет, но тоже находит то, что искал

Р.М. Рильке. Орфей, Эвридика, Гермес. - Пер. С. Аверинцева. - В: Австрийская поэзия. М.: Ратгауз, 1994

А.С. Пушкин. "Конёк-Горбунок". - Цит. по: А.С. Пушкин. Апокрифы и литературные мистификации. - Под ред. В. Козаровецкого. - М.: Изд-во "Аристокл", 2016

9 декабря 312 года о.Х. Ближе к вечеру.
Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база "Graublaulichtung".

Сurrent mood: lonely/адын, савсэм адын
Current music: John Milton Cage - 4′33″ (quatum satis)

- Образ твой, мучительный и зыбкий... мучительный и зыбкий... - повторял Артемон мандельштамовскую строку, исступленно вдыхая сладкий запах мальвининых труселей. Всё тщетно: сладок-то был он сладок, но проклятая кислинка забивала весь букет и сбивала возбуждение.

Наконец, несчастный, неудовлетворённый, потерявши терпенье, он вскочил и в ярости зашвырнул не оправдавшую доверия тряпочку в дальний угол. И нóлил себе ещё коньяку. И немедленно выпил.

Пёс вообще-то понимал, что перебирает с алкоголем. Однако что ему оставалось делать? делать-то что? Нет, правда?

Началось всё седьмого. Мальвина предприняла очередную попытку штурма нижних этажей. На этот раз она попыталась разблокировать колодец центрального барабана на втором уровне. Она часами сидела с закрытыми глазами, управляя полчищами муравьёв и гусениц, которые просачивались в какие-то дырочки и щели, прогрызали изоляцию, ползли вдоль коммуникационных каналов. Наконец, каким-то совсем крохотным вошкам и блошкам удалось проникнуть на минус второй этаж, добраться до центрального барабана и даже - чудом, не иначе - зажечь там свет. После чего выяснилось, что колодец заблокирован не только электронным замком, но и простейшей железной щеколдой, намертво приржавевшей к крышке люка.

Мальвина не сдавалась. Отдохнув и отоспавшись - в смысле: одна, без Артемона - она предприняла атаку на дверь в коридор 2-Г. После изнурительной шестичасовой работы гусениц, жуков-точильщиков и муравьёв-листорезов удалось расшатать плохо сидящий кабель, который Артемон смог выдернуть и обрезать, а остатки пропихнуть обратно. В образовавшееся отверстие ворвались мыши-полёвки, которые своими лапками открыли замок. И что же? В трёхкомнатном блоке на том конце коридора обнаружился культурно-воспитательный комплекс: комната воинской славы (с полковым знаменем в запаянном прозрачном футляре), воспитательная (со скамьями для порки и кровостоком), а также помещение для личных бесед с начальством, с койкой, бидэ и чехлом от контрабаса, попавшим туда неведомо как. Пользы от всего этого было ноль. Так что Мальвина впала в меланхолию и запретила Артемону к ней приближаться. Во всяком случае, с обычными намереньями.

Что оставалось несчастному? Только одно. И даже этим одним у него заняться не получалось. Оставалось пить и кручиниться.

- Мы любим плоть, и вкус её, и цвет, и тяжкий, смертный плоти запах... - шептал Артемон, набулькивая себе ещё полста. Перед глазами уже плыло, зато обоняние обострялось. Он чуял всё - и оттенки пыли, и терпкий аромат собственного семени, когда-то излитого здесь (постыдно! напрасно!), и едкий пот на подушечках ног, и сами ноги, и, разумеется, коньяк, который своим ароматическим гулом наполнял комнатушку, как колокол гудящий. Это была почти невыносимая, почти тошнотворная смесь - и в то же время странно гармонирующая с охватившей пса душевной смутой, разладом, неустройством.

- Скобейда! Да клал я на всё это! - наконец, проорался Артемон и со всей дури стукнул волосатым кулаком по столу.

Он делал такое сто раз, и всё было нормально. Но вот именно в этот сто первый случилось страшное. А именно: бутылка коньяка, такая устойчивая с виду, подпрыгнула, завалилась набок и - ааааааа! - бух! - опрокинулась. Золотой драгоценный напиток хлынул - нет, даже не на стол, а прямо на пол.

Артемону потребовалось секунды две, чтобы понять весь ужас ситуации, подхватить бутылку - она уже покатилась! - и, схватив её за горло... Ну что он мог сделать? Разумеется, осушить её двумя огромными страшными глотками!

Эта неожиданно-ударная доза оказалась роковой. Пса повело, он покачнулся на своей табуреточке и свалился на пол. Последним воспоминанием было - он куда-то ползёт. Потом тёмная вуаль окутала его несчастное сознание.

Очнулся пёс у стены, украшенной фальшивым окном со средневерхненемецким пейзажем. Он лежал на полу, тупо смотря на крохотную блестящую точку в стене.

Пудель пребывал в том состоянии, когда тонущая в спирте душа цепляется за любую внешнюю мелочь. Сейчас его взгляд зацепился за эту самую точку. Точнее, это был крохотное углубленьице, устьице, в котором поблёскивало что-то металлическое. Всё это было крошечное, размером с дырочку от очень маленького гвоздика или толстой иголки. Артемон попытался ковырнуть дырочку когтем, тот не вошёл.

Несчастный пёс попытался встать. Не преуспел: ноги не держали. Тогда он кое-как поднялся на четвереньки. Внезапно ладонь кольнуло. С проклятиями Артемон ею затряс - и увидел, как на пол упала иголка: очень старая, почерневшая, но всё ещё острая.

Трудно сказать, что перемкнуло в голове у пьяного пуделя. Может быть, ему просто очень хотелось что-нибудь куда-нибудь засунуть. Так или иначе, он ухватил иглу и попытался засунуть её в дырочку. Что-то подалось - и тут же за спиной раздался скрип, неожиданно громкий.

Сработали рефлексы. Пёс вскочил, повернулся - и обомлел.

Стена, где висели остатки древней карты, сдвинулась где-то на метр. Из открывшегося проёма шёл свет, показавшийся псу очень ярким.

Опять же: будь Артемон потрезвее, он спешить не стал бы. Он бы сначала обдумал ситуацию, и потом, вероятно, позвал Мальвину. Она запустила бы в новое помещение насекомых или крыс, чтобы они там всё осмотрели, и только потом вошла бы туда сама. После чего...

Но всего этого не случилось. Пьяный пёс вскинулся на задние, и, кое-как преодолев пространство комнаты, ввалился вовнутрь.

Первое, что бросилось в глаза - помещение было небольшим и явно техническим. С потолка свисали какие-то кабели, по стене вились толстые оцинкованные трубы неясного назначения. В углу стоял таз и деревянная щётка. Другую стену перегораживал верстак. К нему были прикручены маленькие ручные тиски. В общем, всё открывшееся описывалось двумя словами - "убогая каморка".

Это впечатление несколько смазывали два скелета.

Один восседал на том, что когда-то было креслом. Кожа, его покрывавшая, давно распалась в прах, но каркас и пружины поддерживали скелет в том положении, которое он занимал при жизни. Даже сейчас чувствовалось, что сидеть ему было удобно и приятно. Под ногами скелета валялось несколько бутылок. Они ничем не пахли, но пудель каким-то очень задним чутьём учуял, что в них был коньяк. Рядом валялся железный ломик - небольшой, но увесистый.

Второй скелет, напротив, пребывал в позе неестественной - хотя бы потому, что стоял на коленях, а кисть его правой руки была зажата в тиски. Было видно, что кости скелета поломаны в разных местах.

От увиденного хмель отступил, голова немного прочистилась.

Протрезвевший на адреналине Артемон осторожно сделал два шага и задел скелет в кресле. Тот немедленно рассыпался в труху, будто того и ждал.

Пёс осторожно приблизился к верстаку. На нём лежали разные инструменты и что-то блестящее. Это оказались два куска стекла, спаянные по краям. Между ними был зажат листок бумаги и маленькая серебристая пластинка.

"Я писать по русском языку", - щурясь, прочёл Артемон, -"потому что обидеться про эстонцев, а не знаю румынский.

Если вы найти это здесь, то, означает это, вы найти гнездо плинтуса. Его раньше открывать уборочный робот. Эта комната была его место. Затем робот сломался и убирать заставили мне. Ещё я тут прятался от Андреаса и других. И мастерить разные вещи.

Меня было звать Урмас Мяги. Когда я получать Эстонского гражданства, меня провести тщательную генетическую экспертизы и найти следы тиблы генов. У моего брата Андреса ничего не найти. Меня вынужденно изучать русский язык, назвать именем Бля Мудак и подписать документ, что я тибла. Когда я подписать, меня отдать к рабству своего брата. Андрес сначала относиться ко мне хорошо, но ему сказано, что он слишком добрый к тибла. Тогда он начать меня бить и ему очень понравился это. Он часто бить меня. Он так привыкнул бить, что не мог заснуть без того.

Когда война, мы были приглашены во фронт. Я был временно освобождёнст от рабство, мне вернуто Эстонское имя и велено отправляться к войску на передовая. Брат Андрес это не понравилось. Он стал плохо заснуть. Во время войны, стал полковником и начальник базы. Он дал мне перевод от фронта сюда, техник базы данных. Сначала я счастлив, но зря. Андрес пить каждую ночь, звать меня к себе и бить, пока я не теряю сознания. Тогда он хорошо спать.

Остальные узнали у него, что я тибла и тоже бить меня. Сперва после побоя меня немного лечить, потом перестали делать это, только бить.

Я очень устать от это. Вчера я ждать своего брата, Андерс, когда он ходить по коридору, ударить по голове и взять сюда к себе. Я допросить его, как меня учили на передовой. Это действительно сломать его. Он отдать мне все коды к допуску и секретный ключ.

Я забрать с минус шестого этажа капсулы с нейротоксины и положить в системе вентиляции. Сверху кто-то мог убежать. Хотя это малое вероятное, что это была ночь. На втором этаже спать по ночам. Хотелось надеяться бы, что все мёртвые.

Я блокировать нижние этажи. Оттуда, никто не может избежать. Получить оружие нет, они тоже не получат его, нужен личный ключ Андреса. Я надеюсь, что они весело там время проводить.

Тут нет вентиляции, потому что это было место для робота. Скоро будет душно. Но у меня есть выпивка.

Я бы сказать, что я ничего не жалеть. Сейчас самое лучшее время моей жизни. Я сидеть, пить и после каждой выпивкой бить брата Андреса.. Я сломать ему почти все кости, так что он, вероятно, скоро умерев. Жаль что так скоро. Это было здорово.

Когда Андрес умерев совсем, я закрою эту бумагу внутри стекла, чтобы ничего не случиться. Тогда я хотел бы напиться как следует. Для потом меня есть снотворное, я всегда был носить его, чтобы засыпать после избивания. Оно очень сильное. Я будут спать очень хорошо.

Теперь для вас. Доступ вниз прямо здесь. Люк быть под верстак. Кодовый замок 14 88 17 05 в холле, лифт, минус шестой этаж, код 280 282. Комната 666 открывать личным ключом. Он здесь в стекле. И там вы сами всё узнать.

Маленький любезность в ответ. Прежде чем вы вниз, я прошу вас, позаботиться здесь и убрать мой прах и Андрес. Я не хочу, чтобы оставить после себя мусор. Я всё-таки эстонец.

Я желаю вам хорошо развлекались. Извините за неровный речь."

Когда Артемон дочитал до конца, коньяк из его крови окончательно испарился. Он чувствовал себя трезвым, собранным и готовым действовать.

Для начала он отыскал люк. Тот и в самом деле был под верстаком - еле видимый в пыли, квадратный, метрового примерно диаметра. Кодовый замок был прикрыт какой-то картонкой, распавшейся от прикосновения. Замок, однако, работал. Люк открылся. Внутри был тёмный лаз, из которого несло стоялой сыростью.

Кое-как протиснувшись, пёс оказался на железном трапе со скользкими ступеньками. Когда он одолел последнюю, зажёгся свет. Он оказался в каком-то тамбуре, в котором не было ничего, кроме кнопки на стене. Артемон её нажал, что-то скрипнуло, стена раздвинулась и перед ним предстал минус третий этаж.

Это был явно не центральный барабан и не коридоры. Во мраке тонул обширный холл. Впрочем, тонул недолго: стоило Артемону выйти, как пространство осветилось.

Здесь было довольно уютно. Под ногами тихо шуршал ворс толстого ковра. У стены стояло белое пианино с откинутой крышкой, сыто поблёскивало желтоватыми клавишами. На стенах висели картины, каждая - со своей подсветкой. Всё это венчалось чёрной с золотом табличкой "Offiziers-Versammlung", придававшей интерьеру ту своеобразную завершённость, какую придаёт всякой вещи инвентарный номер.

Пёс прошёлся вдоль стены, разглядывая картины. Задержался возле одной: на этом полотне беременная хомосапая самка лежала под деревом. В правой руке у неё был меч, в левой трезубец. Над ней нависало громадное яйцо размером с её живот, растущее прямо на ветке. В картине ощущался какой-то смысл - очень близкий, но неухватываемый.

Наконец, Артемон оторвался от созерцания и решительно направился к серебристой трубе лифта.

Как ни странно, всё прекрасно работало: при нажатии кнопки дверцы отворились, и пудель зашёл в кабину, довольно вместительную и при этом изящную. Скелет в чёрных лохмотьях, лежащий внутри, почти не портил её совершенный дизайн.

Код сработал. Лифт загудел и поехал вниз. Через пару минут Артемон вышел на минус шестом.

Помещение оказалось не просто велико. Оно было огромно. Пёс двигался вдоль прозрачных стен, материал которых был похож на зеленоватое стекло. За ними виднелись складские помещения. Некоторые были забиты ящиками и упаковками - длинными, короткими, круглыми, треугольными, каких-то совсем уж причудливых форм. Рядами стояли автоматические тележки с клешнями - матово-блестящие, готовые к погрузке и отправке. На полу перекрещивались удлинённые тени ракет, круглые силуэты ионных платформ. Злобно поблёскивали серебристые брюшки вундервафлей.

Он прошёл мимо ангара, полных долбоботов, подвешенных к потолку - неподвижных, дезактивированных, но заряженных и синхронно вспыхивающих фиолетовым светом. В этом было что-то жуткое, и Артемон ускорил шаги. Дальше он наткнулся на склад ульмотронов, а потом - на каких-то существ или механизмов, таких огромных, что видны были лишь их ноги, огромные и твёрдые на вид, как скалы. Ещё были какие-то зелёные шары, при взгляде не которые становилось не по себе, и ангар с летательными машинами, хищные обводы которых наводили на мысли о господстве в воздухе. Всё это было на расстоянии вытянутой руки - и совершенно недоступно: стены были цельными, монолитными, без единой двери или окна. Ни щёлочки, ни дырочки, ни в частности, ни вообще. Даже воздух был пуст: не пахло ничем. Если что и было, то давным-давно разложилось. Разве что - Артемон принюхался - можно было различить едва заметный запах резины и какой-то кислоты. Похоже, кислород гоняли по замкнутому кругу через восстановитель.

В коридорах попадались скелеты. Как правило, они просто лежали, но встречались и интересные. Один сидел на корточках, и перед ним поблёскивала железная банка, а рядом валялась вилка. Другой как будто скрёб костяшками пальцев по стеклу. Ещё один, безголовый, валялся возле зала с ульмотронами, а череп лежал в другом конце коридора.

Особенно много скелетов лежало возле двери 666. Похоже, умирающие пытались её выломать или высадить: рядом валялись обломки стульев и ножка от железного столика. Ножка была смята: кто-то бил ей со всей силой отчаяния. На двери не осталось ни вмятинки, ни царапинки.

Пудель сломал стекло, достал серебристый квадратик и прижал к проверочной ячейке. Дверь подумала и открылась.

Это была небольшая круглая комната с пультом. Он напоминал тот, который пёс видел неоднократно - за ним обычно восседала Мальвина. Разница была количественная. Тот пульт принадлежал дежурному и мог активировать только средства ПВО. Здесь же находилась настоящая машина войны: бесконечные экраны, кнопки, тумблеры и переключатели. В середине стояло кресло, над которым нависало серебристое полушарие с торчащими из него шлангами и проводами.

Пёс осторожно - мало ли что - уселся на кресло, ожидая какого-нибудь подвоха. Подвоха не было: сидеть было удобно и даже приятно. Он попытался подвинуться поближе к пульту, на котором засветилось что-то интересное. Кресло неожиданно мягко, как на колёсиках, задвигалось.

Пульт внезапно вспыхнул, как новогодняя ёлка. Загорелись индикаторы, затрепетали какие-то стрелочки, зазмеились в окошках экранов ломаные кривые. А полушарие с проводами и шлангами аккуратно опустилось Артемону на голову.

На секунду псу показалось, что он стоит перед Карабасом и тот лезет ему в мозг. Потом ощущение пропало, зато где-то внутри головы образовалась чужая мысль:

- Контакт с сознанием установлен. С вами общается искусственный интеллект второго уровня... - дальше в уме возник образ чего-то тёмного, квадратного и очень твёрдого. - Полномочия предыдущего дежурного истекли 2.734.929 (цифра вместе с точками вспыхнула перед глазами) часов назад. Вы готовы заступить на дежурство?

- Предоставьте ключ для проверки, - потребовал голос. Пёс разжал ладонь с серебристой пластинкой. Какая-то сила приподняла её, что-то с ней сделала и уронила обратно.

В тот же миг в голове Артемона будто разом открылось с десяток окон, и в каждое хлынул свет. Он увиделвесь пульт целиком - как нечто целое. Он понимал смысл и значение каждой лампочки, каждой стрелочки. Он знал, что красный тумблер подаст со склада ионные платформы, а чёрная кнопка слева приведёт в готовность бинарные заряды. Он видел карту, охватывающую Европу, север Африки и запад Азии, и каждая точка на этой карте была досягаема для его крылатых ракет. Он чувствовал мощь огромных человекоподобных роботов с лазерами вместо глаз, готовых проснуться и крушить всё на своём пути. Он мог сжечь шерстяных, мог обрушить с небес на Эквестрию потоки гамма-излучения. Он мог дотянуться до хемулей и устроить им дождь из нейротоксинов. Он мог сокрушить Директорию. Он мог всё.

На какую-то секунду Артемон почувствовал себя богом. Или даже Дочкой-Матерью: карающей, гневной.

Потом отпустило. Пудель смотрел на пульт и понимал, что они с Мальвиной победили. Теперь она может требовать от соседей чего угодно. И, наверное, вознаградит за это своего Артемона. Может быть, даже подарит ему корзину с грязным бельём, если он очень попросит? Да, пожалуй, на таких-то радостях...

Радостях? Внутри что-то ёкнуло. Он представил себе Мальвину за пультом. Которое она, конечно же, займёт. И, конечно же, рано или поздно сделает всё то, о чём он только что думал - сожжёт одних, облучит других, отравит и уморит прочих всех. Скорее рано, чем поздно. Даже если все вокруг сдадутся, покорятся, будут делать то, что она скажет. Она найдёт, к чему придраться, на что обидеться, в чём усмотреть опасность. Она всё равно устроит всеобщую маналулу и гекатомбу. Просто не сможет удержаться.

А главное - Артемон не хотел об этом думать, но мысль докручивалась уже сама - она и после этого не успокоится. Она всё равно будет недовольна и будет всех ненавидеть. Пока на Земле вообще остаётся кто-то живой. И даже если не останется никого живого, и даже если каждого она убьёт сама лично. Она будет страдать из-за того, что мало их наказала.

- Хотите немедленно прервать дежурство? - возникла в голове чужая мысль. - Срочный вызов?

- Типа того, - пробормотал пёс, поспешно покидая кресло.

Минут через двадцать он снова был в комнатке со скелетами. Впрочем, их-то как раз и не осталось - второй тоже рассыпался в прах, когда Артемон, вылазя из люка, его случайно задел.

Он осмотрелся. Мальвины вроде бы не было. Насекомых и мелких тварей - тоже, за исключением какой-то залётной мухи, которую Артемон тут же и убил.

Сжечь бумажку оказалось сложнее, чем он думал: нигде не было огня. В конце концов он оторвал нижнюю часть, с цифрами, съел и запил коньяком. Серебристую пластинку он тщательно спрятал среди мусора.

Потом снова нашёл блокиратор у плинтуса и нажал иголкой. Стена со скрипом встала на место.

Уже уходя, он вспомнил, что так и не исполнил просьбу Урмаса Мяги - не убрал мусор в кладовке. Стало как-то неловко. Артемон успокоил себя тем, что он всё-таки не эстонец.

Бездействие продолжительное. Оставляю дела земные

Скука возникает на почве нехватки смысла, но это не значит, что есть гарантия заполнить чем-либо эту пустоту.

Ларс Свенсен. Философия скуки. - М.: Прогресс-Традиция, 2003

Провидение существует, только ты не видишь его, ибо, дитя Господне, оно так же невидимо, как и его отец. Ты не видел ничего похожего на него, ибо и оно движет тайными пружинами и шествует по темным путям; все, что я могу сделать для тебя, - это обратить тебя в одно из орудий Провидения.

Александр Дюма. Граф Монте-Кристо. - Кызыл: Тувинское книжное издательство, 1991.

10 декабря 312 года о.Х. Наверное, вечер.
Пучина морская.

Current mood: chronocidal/убил бы время, да нечем
Сurrent music: тишина

Для того, чтобы в этом убедиться, Базилио понадобилось две минуты, из которых полторы ушло на извлечение книги из-под горшка с лимонным деревцем. Горшок был тяжёл и неудобен, а словарь прилип к полу, так что пришлось покорячиться. И совершенно зря, так как соблазнительно выглядевший том "Русско-кредитного словаря" оказался изнутри погрызен буквоедами. Тем самым его использование в качестве подставки оказалось вполне обоснованным - и таки что? И хуй! - вот что, увы-увы, вот что.

Базилио засунул книжку на прежнее место, уселся на койку и страшно, отчаянно зевнул, захлёбываясь спёртым воздухом.

Несмотря на все посулы крокозитропа насчёт книг на русском, библиотека оказалась эстоноязычной чуть менее чем полностью. Эстонского Баз, естественно, не знал. С тоски пытался он вникнуть в толстенное сочинение "Eesti biograafialeksikon". И тщетно: на белоснежных его страницах не нашлось ни одного знакомого слова. Несколько занимательнее оказался альбом "Eesti vere puhtuse säilitamine":там хотя бы попадались занимательные картинки и фотографии с уходящими за горизонт рядами виселиц, аккуратными горками черепов и т.п. Однако разглядывать это часами было слишком уныло. Всё остальное было совсем уж никакущее: как говорится, ни Матери тампакс, ни Дочке сникерс.

Единственная книжка на русском языке, которую он нашёл на полках и в которой смог хоть что-то понять, называлась "Руководство оператора долбобота модели Долби-007Б". Руководство это он уже раз пятьдесят прочитал от корки до корки. Теперь он твёрдо знал, что при экспресс-активации нельзя сразу включать ПЗДК, а необходимо сначала прогреть МДУПЛ. Он также изучил инструкцию по тестированию блоков ЕБ-6 и ЕБ-9. И постиг в мельчайших подробностях, как смазывать центральное сопло долбобота графитовой пастой. Назвать подобное чтение увлекательным было бы совершеннейшей неправдою, но оно было хотя бы осмысленным и отвращения не вызывало.

О второй русскоязычной книжке, найденной на тех же полках, нельзя было сказать даже и этого. Она называлась "Аз необуздан в откровеньях" и была посвящена классической лапландской поэзии. Кот о Лапландии слыхивал, в основном нерадостное: это был какой-то дальний холодный угол, населённый медведями-язычниками. Стихи ему не понравились: они были невнятными и какими-то мрачно-угрозными. "Тобя заКълаша на КолахЪ - таковъ УловЪ калоВърощений..." - морщась, разбирал кот кривые строчки, ощетинившимися высокими Ь и Ъ - "тый КолЪ ТрекорьемЪ во УгълахЪ пытуетъ Жресъла соувъращений..." Рядом был помещён прозаический перевод, из которого Базилио понял то, что доброму христианину внимать подобным виршам вовсе не следует. Пролистав ещё несколько страниц, он окончательно в этом уверился. И книжку засунул на самую дальнюю полку.

За эти дни кот буквально извёлся. И было из-за чего.

Алису он больше не видел. Крокозитроп заходил один раз. Сыграл с Базом в шахматы, убедился, что кот - посредственный игрок, и с тех пор интереса к нему не проявлял. Дважды в день появлялся тупорылый рыбон, приносил еду - в основном варёную рыбу - и менял ночной горшок (в туалет кота не водили). Дверь не запиралась, но Базилио не обольщался: каждый раз, когда она открывалась, Базилио мог видеть зловещий блеск "гасилки", укреплённой над ней, и слышать разговоры на посту, каковой находился буквально в двух шагах от него. Попытка прожечь или пробить стену лазерами оказалась тщетной: под панелями оказалось какое-то угольно-чёрное вещество, поглощающее без следа все излучения, кроме тепловых. Оно же препятствовало тому, чтобы рассмотреть что-либо за пределами библиотечной комнаты.

Единственным окном во внешний мир был иллюминатор. За ним обычно царила скучная подводная тьма. Иногда там показывались щупальца и плавники каких-то глубокоживущих тварей. Смотреть на них было неинтересно, непознавательно.

Снова зевнув, Базилио рухнул на койку и попытался заснуть. Ничего не вышло. Попытки считать овец или сосредоточиться на дыхании никакого эффекта не возымели. Тело требовало движения, душа - действия.

Несчастный кот слез с койки и попытался развлечь себя прогулкой - ну то есть ходьбой от койки к полкам и обратно. Толку от этого было нуль, причём каждый новый шаг как бы возводил этот нуль в следующую степень, с неизменно нулевым результатом в итоге. Это было невыносимо.

Базилио поймал себя на мысли, что, может быть, ему было бы комфортнее быть в наручниках, прикованным к трубе. Тогда бы у него была, по крайней мере, внятная задача - освободиться. Он мог бы скоротать время хотя бы перетиранием цепи наручников о трубу: занятие смешное и бесполезное, но всё-таки занятие.

Тогда он протянул руку к полке, зажмурился и вытащил первый попавшийся том, с твёрдым намерением изучить его от корки до корки.

Это оказался пузатый фолиант, в коже и с золотой надписью на корешке - "Eesti Impeeriumi rassilise poliitika alused". Кот сел на койку и принялся его перелистывать, не пропуская ни единой страницы.

Улов был скуден. На странице 34 попалась иллюстрация - какой-то хомосапый с необычайно злобным лицом. На странице 43 обнаружилась красивая таблица с цифрами и процентами. Кот со скуки проверил все суммы и обнаружил ошибку в четвёртом столбце.

Наконец, между 102 и 103 страницами кота поджидала более существенная добыча. Там лежала закладка - клочок бумаги, явно вырванный из какой-то книги. Буквы на этой бумаге были мелкими, но кириллическими.

...лей занялся экспериментами с линзами в середине 1609 года, после того как узнал, что в Голландии была изобретена зрительная труба, применявшаяся для нужд мореплавателей. За полгода работы ему удалось внести в конструкцию ряд критически важных усовершенствований. Первый вариант оптической трубы содержал простую комбинацию положительной линзы (объектива) и отрицательной (окуляра), изобретя тем самым схему "театрального бинокля". Этот инструмент давал лишь трёхкратное увеличение. Не остановившись на этом, он создал две промежуточные схемы. Особенные трудности доставляла шлифовка линз, которую Галилей вынужден был производить собственноручно. К январю 1610 года в его распоряжении был инструмент, дававший тридцатритрёхкратное увеличение. Несмотря на сильнейшие сферические и хроматические аберрации и узость поля зрения, это делало возможным его использование для исследования небесных тел. По этому поводу Галилей написал своему покровителю: "Сегодня я, наконец, оставляю скучные дела земные и предаюсь делам небесным"...

Остальное было аккуратно, по линеечке оторвано. На обратной стороне листка имелось изображение созвездия Весов и круглый след от мокрой чашки.

Кот от нечего делать ещё раз перечитал обрывок. Телескопная тема его не заинтересовала. Но слова о делах небесных вызвали какое-то странное чувство вины, причин которого он никак не мог осознать.

Оно перечитал отрывок раз десять, пока до него, наконец, дошло.

За всё время своего плена ему ни разу не приходило в голову помолиться.

Базилио воспитывался в суровой анабаптистской семье, где без молитвы не вставали, не садились за стол и не ложились в постель. Однако со временем благочестие из кота повыветрилось. Молился он редко и по особым случаям.

Но сейчас, похоже, наступил именно такой случай.

Кот встал перед книжным шкафом (за неимением лучшего), почтительно опустил хвост долу, склонил голову и зашептал:

- Господь мой Иисус Христос, спаситель живых и мёртвых, созданных по воле, образу и подобию Отца твоего, помоги мне...

С одной стороны, логично было бы попросить Господа об освобождении из плена, вместе с Алисой. С другой - его отец учил, что негоже просить о несбыточном, так как это ставит просимого в неловкое положение. Ставить в неловкое положение самого Господа благочестивый Баз ни в коем случае не хотел. Однако же его мама говорила, что Господь не любит лицемеров. В этом кот тоже не сомневался: весь его жизненный опыт утверждал, что по-настоящему могущественные существа и в самом деле лицемеров не любят. С четвёртой - думать было некогда, прерывать молитву было крайне неблагочестивым.

Поколебавшись, кот последовал маминым принципам.

- Господи, - взмолился он совершенно искренне - помоги мне выбраться отсюда и спасти лису Алису. И пошли ей исцеление от болезни её. И вообще, Господи, - внезапно решился он, - сделай как-нибудь так, чтобы мы с ней смогли... - он смущённо пропустил несколько слов, надеясь, что Бог сам догадается, - ...и жили бы вместе долго и счастливо. Ибо ты ведь добрый и милосердный, Господи, хотя иногда и кажется, будто это не так. Пожалуйста, очень прошу...

Тут произошло нечто, о чём Базилио потом вспоминал неоднократно, и всякий раз - со всевозрастающим недоверием к собственным чувствам и памяти.

Точно медленно расходились какие-то тяжелые, извека закрытые врата, и в растущую щель... но нет, не так всё было.

А может быть, небо стало раскалываться надвое, тонкая полоска черноты протянулась от горизонта к зениту и стала медленно расширяться... нет, какое уж тут небо, какоенебо?

Или вот: на миг вдруг пришёл в движение вечный невидимый фон, на котором... нет, тоже мимо.

В общем, Базилио ощутил, что какая-то грань бытия, всегда глухая, чёрная и пустая, внезапно осветилась изнутри. Повеяло теплом - а может, прохладой: в тот миг казалось, что это одно и то же. И вместе с этой прохладой или теплом пришёл далёкий, бесконечно далёкий и бесконечно спокойный голос:

- ...не прочёл я твой роман... как будто я других не читал... но всё-таки награди кота, он заслужил... - последнее слово пропало.

- Меня бы кто-нибудь наградил хоть какими-нибудь покоями, - раздался другой голос, поближе, посварливее, с претензией. - Или апартаментами. Или просто домиком на Капри.

- Раньше ты хотел другого - стать одним из орудий Провидения, - в далёком голосе не было ни угрозы, ни насмешки;однако шерсть у кота почему-то встала дыбом.

- Я был моложе и не понимал... - недовольный сказал ещё что-то, чего кот не услышал.

- ...вещи от этого не меняются, - ответил тот, далёкий. - Позаботься о нём. И не забудь об Алисе, без неё он не...

Лодка содрогнулась. С потолка посыпалась краска.

Баз вскочил. И увидел в иллюминаторе свет, а на его фоне - какую-то тёмную гадкую рожу, прижимающуюся к стеклу с той стороны.

И тут же кто-то что есть мочи закричал из коридора:

Действие девятое. Эфиопика, или Лучшие, как обычно, погибают, худшие, как водится, остаются в живых, а наши герои - странным образом спасаются

С точки зрения непосредственного участника, бой - это хаос, неупорядоченное множество отдельных моментов, связанных между собой только ужасом и яростью.

Джереди де Сарамаго Суно. Оперативное развёртывание. - М.: Воениздат, 1954.

Были погибшие, но нигде не заметно было победивших.

Гелиодор. Эфиопика. - Античный роман. - М., "Художественная литература", 2001.

Сurrent mood: hyper/ярое
Сurrent music: А. Турищев - Наверх вы, товарищи, все по местам

Полундрые действовали в своём стиле: захерачили по цели шесть неуправляемых торпед. Ну то есть вообще-то они были управляемыми, но систему управления с борта полундрые давным-давно проебали. Или не умели ей пользоваться. Настроить самонаведение они тоже не смогли - а может, не захотели возиться. Так что торпеды пустили более-менее наобум.

Четыре проплыли мимо. Пятая снесла субмарине надстроечную тесла-решётку. А вот шестая задела корпус.

Взрыва боеголовки не произошло. Да и удар был, в общем-то, скользящим. Однако из-за него случилось короткое замыкание в пятом отсеке. Это вызвало возгорание, а потом и пожар. Пожар привёл, как это обыкновенно бывает, к повышению давления - и открытию аварийных клапанов. В том числе - на магистральных трубопроводах.

По уставу, клапана в такой ситуации должен был заблокировать дежурный. По штатному расписанию дежурить в этот день должен был ефрейтор Феоктист, ранее арестованный по личному приказу Розана Васильевича. Заменить Феоктиста было кем. Но командир решил компенсировать качество количеством, заодно и подучить молодых. И отправил на дежурство двух салажат, имён и званий которых история Шестого Флота не сохранила.

Эти двое перепугались (юные рыбоны никогда не видели открытого огня), и вместо того, чтобы закрыть клапана и доложиться, попытались потушить пожар своими силами. Для чего разгерметизировали аварийный шлюз, чтобы впустить в отсек морскую воду.

Лодка к тому моменту шла на глубине около 30 метров, так что фатальных последствий это не имело бы - если бы не открытые клапана, по которым прошло задымление, а следом вода. Межсекционная автоматика сработала, загерметизировав переборочные двери и захлопки вентиляции, но толку-то. В отсеки повалил дым, что вызвало панику и бегство экипажа.

Потом стало заливать. Следствием этого стали многочисленные мелкие и крупные поломки по части электричества. Самой опасной стал выход из строя пультового комплекса рулей глубины. При этом из-за какой-то мелкой искры кормовые рули самопроизвольно переложились на погружение.

Чесгря, атака Всеясветной Полундры не имела никаких серьёзных причин, кроме пьянства и дурошлёпства.

Начала атаку маленькая, поганенькая лодчонка под временным командованием подъебалая 1-го ранга Хрюча (фамилии его история не сохранила тоже). Этот, с позволения сказать, мореплаватель был поставлен на командование в последний момент, так как законный командир подлодки неожиданно ушёл во всеясветный запой. Хрюч вообще-то собирался туда же, да не успел. Настроившись на пьянку, он преждевременно расслабился - и, стоя в очереди в винный магаз, не отдал честь старшему по званию. Старшой оказался скобейдой. Хрюча поймали, арестовали. Будь он чином пониже, ему бы просто наваляли пиздов и подержали пару дней в холодной. Но тут кому-то из начальства взбрело в голову отправить его в море, отдуваться за того дядю.

Впрочем, задачи похода были планово-учебными. То есть никакими. Так что Хрюч рассчитывал просто поболтаться в глубинах недельки две, ничего особо не делая и предаваясь умеренному алкоголизму.

Жёлтую подводную лодку заметили случайно: она прошла как раз над лодкой Полундры. Капитан в этот момент лежал и маялся со вчерашнего: ночью он кирял с киповцами и ему было тяжко. Когда доложили о появлении противника (у Всеясветной Полундры противниками считались все, но Шестой Флот особенно), он только и прошептал - "Ёбнуть бы..." Скорее всего, пьянчуга имел в виду холодное пиво или что-нибудь в этом роде. Но его поняли неправильно, ответили "так точно, вашбродь, будь"сделано" и пошли пуляться торпедами.

Пиво капитану всё-таки принесли. Минут двадцать с хвостиком ушли на осторожный, вдумчивый опохмел и восстановление сил телесных и душевных.

Когда освежившийся, похмелённый и кое-как втиснувшийся в командирский китель Хрюч взошёл на полуют, бой был уже в самом разгаре.

Розан Васильевич, разумеется, понял, что лодка атакована. Его это удивило, но не взволновало. Удивило, поскольку данная атака - в отличие от предыдущих - не входила в его планы. Не взволновало, поскольку крокозитроп заранее озаботился средствами спасения - включая личный подводный катер и бронированный скафандр. Так что он даже не стал отвлекаться от пачки донесений, доставленной ему с бэтменом полчаса назад, во время планового всплытия.

Внимание крокозитропа привлёк серый конверт без подписи. В таких конвертах Розану Васильевичу присылал свои отчёты его агент при е.и.в. Дворе. Обычно это была подробная роспись придворных сплетен и слухов, которые крокозитроп оставлял на потом. Но тут он приметил, что конверт неприлично тощ и к тому же заклеен неровно. Поэтому начал именно с него - что и предопределило всё дальнейшее.

Прочтя текст - он был не очень длинным - Розан Васильевич пришёл в такое волнение и расстройство, что выдул своими трубами какую-то совершенно непотребную какофонию.

Её, по счастью, заглушил взрыв: лодка поймала брюхом глубинную бомбу.

Где-то за полчаса до атаки Полундры жёлтую субмарину заметил наблюдатель бригады головоногих SPECTRE, занятых в Лигурийском море чем-то своим.

Вообще-то спектроиды известны скрытностью и малоконфликтностью: они обычно не нападают, если их не трогают. Однако начальник бригады, гигантский осьминог Продолжительный Впадающий (примерно так можно перевести его высокопочтенное имя на сухопутные языки) решил подстраховаться и послал небольшую группу спрутов на разведку.

Спруты окружили лодку, провели экспресс-мониторинг поверхности лёгкого корпуса и ультразвуковое сканирование внутренностей. Ничего интересного не обнаружили и собрались уж было сваливать обратно в свои глубины. Но именно в этот момент лодка Полундры - появление которой спруты благополучно промумили - начала атаку.

Информация, содержавшаяся в сером конверте, ставила большой, чёрный и жирный крест не только на карьере крокозитропа, но и на самоем существованьи его. В пепел, в прах, в ил придонный были втоптаны помыслы и хитрые планы. Шахматная доска, на которой он десятилетиями передвигал фигурки, перевернулась - а над ним самим вздыбился стремительный домкрат возмездия за былые грехи.

Пять или шесть миновений своей драгоценной, единственной жизни Розан Васильевич провёл в чёрных глубинах скорби и отчаяния.

Буратина спал, когда клубы дыма повалили в его камеру.

Ну, положим, камерой это помещение можно было назвать очень условно. Вообще-то это была обычная кладовка, где раньше хранились инструменты. В частности, там было очень удобное кольцо в стене. К нему и приковали деревяшкина. За левую ногу.

За истёкшее время бамбук успел выяснить, что кольцо из стены не выдёргивается, не вывинчивается и вообще не поддаётся. То же самое он узнал о цепи. Пол был неебически прочным. Стены поддавались ногтям, но под ними обнаружилась непонятная чёрная гадость, ебать какая твёрдая. Самой хлипкой казалась дверь, но дотянуться до неё было невозможно.

Буратина подумывал даже, не отгрызть ли себе ногу. Ногу было жалко. Бамбук догадывался, что в Институт он вернётся очень не скоро, а ковылять на оглодке кости не хотелось. К тому же отгрызать ногу было больно. Так что этот вариант он оставил на самый крайний случай.

В данный конкретный момент Буратина дрых. Ему снился родной вольер и Винька-Пунька, живая и здоровая. У неё была середина цикла и ей хотелось траханьки. Она поворачивалась к нему задом и задирала хвостик, показывая, какое у неё там всё мягкое и горячее. Буратина рвался к ней, но что-то его не пускало. Он взглянул себе на ноги и увидел, что прирос к полу ногтями. Тогда он схватил мачете и начал пилить ноготь, и тут ему в дыхалку полезло что-то вонюче-гадкое. Бамбук чихнул и от этого проснулся.

В кладовке было нехорошо. Воздух был синим от дыма, в нём плавали клочья сажи. Кто-то здоровенный бежал по коридору, бухая ногами так, что пол ходил ходуном. Гудела сирена.

Буратина не был интеллектуалом. Но дураком-то по жизни он тоже не был. Так что ему не понадобилось много времени, чтобы осознать две вещи.

Первое: происходит что-то очень плохое. Второе: лично его спасать никто не будет. Во всяком случае, если он не приложит к тому усилий. Причём - немедленно.

Он набрал в лёгкие побольше воздуха, зажмурился - и истошно, на разрыв аорты, заорал.

В этот момент торпеда Полундры, промахнувшаяся мимо лодки и ушедшая на глубину, взорвалась над Продолжительным Впадающим и оглушила его самого и шестерых осьминогов помельче.

Спектроиды сочли это недружественным жестом. С чьей конкретно стороны, они выяснять не стали. А стали действовать по старинному принципу "бей их всех, Дочка-Матерь разберётся".

Алиса выщипывала пинцетом рыжеватую перьевую бородку, зачем-то проросшую под клювом цыпля. Тот смотрел на неё круглыми, несчастными глазами и тихо попискивал - "фииии... о-о... пи-пи-пиии - ка - кааа...".

Цыпля извлекли из самозапиральника вчера вечером. Несчастный птиц, слишком долго пролежавший в пластмассовой кастрюле, не стоял на ногах, гадил под себя. И постоянно пытался произнести слово "эфиопика", неведомо откуда залетевшее в его небольшой мозг и там застрявшее намертво.

Лиса на всё это не обращала внимания. Во-первых, она была генетиком и чувств к заготовкам не испытывала. Во-вторых, бешеные вектора что-то сделали с её рёбрами, так что каждый вдох доставался ей с трудом и болью. В-третьих, вчера она немного переборщила с мастурбацией, так что внутренности болели - а желание, увы, не уменьшалось. И вдобавок ко всему этому её мучила тревога за Базилио, от которого не было ни слуху, ни духу. Ей очень хотелось его повидать, ну или хотя бы знать, где он. Увы. Все попытки заговорить на эту тему с крокозитропом - который посещал её ежедневно, интересуясь успехами - наталкивались на вежливое, но недвусмысленное veto.

В общем, первый удар лиса не то чтобы совсем не заметила (трудно не заметить такое), но от дела отвлекаться не стала.

Потом взорвалась глубинная бомба, выпущенная головоногими. Лиса потеряла равновесие, упала на пол, выронила пинцет. Цыпль внезапно наклонился, склевал его и проглотил.

Возможно, тот пинцет его погубил - застряв в горле, например. А может быть и нет, не застрял он в горле. В таком случае цыпль погиб несколько позже. Когда Алисе было совсем уж не до него.

Розан Васильевич был всё-таки не лыком шит. О нет, не лыком! Нитью воли стальной была скреплена его причудливая, но внутренне цельная натура!

За истёкшее время крокозитроп не только преодолел приступ ужаса и паники (понятный и простительный в его ситуации), но и - прикинув все обстоятельства - пришёл к выводу: не всё так плохо. Да, с Шестым Флотом придётся навеки распрощаться. И как можно скорее, вотпрямща. Да, нужно будет какое-то время пожить на суше. Однако предусмотрительные финансовые вложения, сделанные в Директории, вполне могут обеспечить ему сносный образ жизни. Кроме того, имеющаяся в его распоряжении информация обладала немалой коммерческой ценностью. Оригинальную внешность можно было радикально изменить ребилдингом. В общем-то, у него были все шансы недурно устроиться. А там, глядишь, и продолжить игру.

О том, как легализовать свой необычный внешний вид и свои деньги, Розан Васильевич думал целых десять секунд. Пришедшая ему в голову идея была рискованной, но изящной, и к тому же решала обе проблемы разом.

Оставалось всего-то ничего: сбежать с подводной лодки. Причём так, чтобы избегнуть погони (что было, учитывая обстоятельства, более чем вероятно). А лучше - вообще не оставив за спиной никого лишнего. Собственно, в "лишние" попадал комсостав и несколько особо осведомлённых.

Но тут ситуация работала на него. Да что там: в этом смысле всё складывалось как нельзя лучше. Превосходненко всё складывалось, ага-ага.

Крокозитропа накрыла волна адреналина. Действовать! - вот к чему взывало всё его существо!

Исполняя на своих трубах нечто, отдалённо напоминающее бетховенскую оду "К радости", Розан Васильевич вскочил с дивана и выбежал в коридор.

Базилио бессильно наблюдал, как отвратительные существа с щупальцами устанавливают на корпусе лодки какое-то устройство. Кот имел основания полагать, что делают они это с недобрыми намерениями. Скорее всего, непонятная штукенция должна была фатально повредить прочный корпус. Учитывая, что Баз, в отличие от большинства находящихся на борту, не имел жабр и не мог дышать под водой, это означало для него скорую, верную смерть.

Он сумел ослепить одно из существ, направив ему в глаз расфокусированный лазерный луч. Остальные сделали выводы и в иллюминатор больше не пялились. Работать же пикосекундником Баз не мог - это повредило бы корпус.

Умирать коту не хотелось. Он продумывал вариант - всё-таки выскочить через дверь с "гасилкой", и в слепоглухом состоянии добраться до поста. Кот не сомневался, что пост уже покинут и мешать ему не будут. Проблема была в том, что он не помнил, где там источник энергии - ну хоть лампочка, а лучше розетка. Непонятно было также, хватит ли у него времени на подзарядку. Но альтернативы были ещё хуже. В конце концов он решил положиться на удачу и шагнул к двери.

В этот самый момент она распахнулась. На пороге стоял крокозитроп с "гасилкой" в третьей руке.

Он показал "гасилку" коту и зашвырнул её себе за спину, в коридор.

- Быстро за мной, - сказал он тоном, не терпящим возражений.

Капитан Хрюч тоже подумал, что на лодку Шестого Флота они напали зря, а уж осьминоги тут совсем лишние. И лучше бы отсюда съёбывать, не доводя до беды. Однако признать это сразу было как-то беспонтово. Поэтому он ограничился распоряжением (приказом это назвать нельзя) "маневрировать".

Это принесло плоды. Лодка, хаотично перемещаясь, счастливо избежала двух глубинных бомб. По ходу в сторону шестофлотцев было выпущено ещё четыре торпеды - все мимо.

Минут через десять маневрирования и стрельбы в никуда Хрюч решил, что напонтовался достаточно. И отдал приказ выпустить "чёрное облако".

Кот ошибался. Устройство, устанавливаемое спектроидами, не было бомбой или корпусным буром. Это был самый обычный ультразвуковой сканер. Осьминоги, верные приказу, пытались выяснить, что у субмарины за душой, то бишь на борту. В основном их интересовало оружие.

Забегая вперёд, скажем: зря они так старались.

Надо признать: командир жёлтой субмарины был опытным мореманом и неглупым политиканом. Поэтому он передал все полномочия по ведению боевых действий Дрю Двухметрову, борьбу за живучесть предоставил старшему боцману, за себя оставил чифа. А сам занялся подготовкой эвакуации наиболее ценных персон и членов экипажа.

Ибо понимал: за потерю лодки его взгреют, но в итоге простят, а вот если что-нибудь случится с членами тайной делегации, он проклянёт тот день, когда оплодотворили его икринку.

Двухметров действовал мужественно и грамотно.

Он оценил обстановку и сделал вывод, что сначала надо разобраться с лодкой Полундры, а потом отбиваться от SPECTRE. Орудием возмездия он избрал вундервафлю системы "Булава". Таковая на борту субмарины осталась в единственном экземпляре. Но Двухметров совершенно справедливо рассудил, что лучше потратить её и спастись самим, чем бездарно погибнуть - и тем самым бесплатно отдать дефицитную древнюю вещь полундрым дефам. Или гадостным, присосчатым осьминогам.

На этот раз Дрю решил сделать всё, чтобы не облажаться. В частности - отключил автоматику вундервафли и перевёл её на ручное управление.

Он как раз сидел за пультом в боевой рубке и заканчивал с первичным нацеливанием, как у него за спиной появился крокозитроп. Дрю не обеспокоился: Розан Васильевич был его начальником. Странно было бы ждать от него чего-то плохого.

Дрю ошибался. В тот момент, когда вундервафля была запущена и он взялся за джойстик управления, крокозитроп, стоя у него за спиной, что есть мочи задудел ему в левое ухо. Рука Двухметрова дёрнулась, вафля взяла существенно ниже.

Исправить ошибку Двухметрову было не суждено. Его продолговатый мозг - такой красивый! - был буквально скошен, как цветок на лугу, серией пикосекундных лазерных импульсов. Мужественный и честный боец испустил дух, даже не заметив этого.

Крокозитроп не потратил ни минуты на сантименты. Спихнув с кресла тело, Розан Васильевич устроился в нём сам. Нашёл на экране сонара скопление осьминогов и направил вундервафлю приблизительно в ту сторону. Впрочем, рулить ей дальше он не собирался. Вместо этого он вместе со спутниками - да, они у него были, угадайте кто - спешно покинул помещение.

Несмотря на то, что говорить пришлось на бегу, всё самое важное крокозитроп сказать коту успел. По некоторым причинам Розану Васильевичу стало небезопасно находиться на борту субмарины. Однако сначала ему нужно было спешно решить несколько кадровых вопросов. Коту он предложил сделку - техническая помощь в обмен на Алису и два места в подводном катере.

Конечно, он мог бы уработать и самого Розана Васильевича. Однако кот не видел в том перспективы. В случае затопления подлодки он погибнет в числе первых, вместе с лисой. В противном случае его ждал рыбонский суд. В гуманность или хотя бы справедливость какового кот не верил ну вот ни на эстолько. Зато бегство давало шансы.

С Алисой они столкнулись в коридоре: лиса, держа в зубах контейнер с лекарствами, бежала к крокозитропу.

Почему к нему, спросите вы? Некуда ей было больше бежать, не-ку-да.

Борьбу за живучесть субмарина проигрывала - медленно, но неуклонно.

Старший боцман застопорил винты, чтобы остановить погружение ходом, и попытался вывести лодку в надводное положение. Для чего отдал распоряжение об экстренной продувке ЦГБ. Тут выяснилось, что группа нагнетающих насосов заблокировалась из-за КЗ на распределительном щите. Боцман приказал произвести экстренную продувку через систему высокого давления. Продувка по какой-то причине не включилась. Почему не были использованы генераторы пороховых газов, сказать затруднительно. Но, вероятнее всего, потому, что старший боцман к тому моменту уже лежал на полу с маленькой, едва заметной дырочкой в основании шеи. А все остальные как-то растерялись.

Буратино больше не мог орать. Во-первых, отказали голосовые связки. Во-вторых, на его вопли никто не обратил ни малейшего внимания.

В кладовке всё так же плавал дым, но дышать было ещё как-то можно. Бамбук почему-то подумал, что напрасно он пренебрегал табачным курением: была бы хоть привычка.

Так или иначе, нужно было что-то делать. Притом - немедленно.

Выход он увидел только один. Очень неприятный.

Буратино лёг на пол, подтянул к себе поближе прикованную ногу. На всякий случай ещё раз подёргал цепь. Та привычно зазвенела и привычно не поддалась.

Бамбук немного подумал - не откусить ли часть стопы, чтобы уцелела хотя бы пятка. Решил, что это будет дольше и больнее: в стопе много мелких косточек и нервов, а тут нужно перегрызть всего одну большую кость.

Боль была такой, что аж горло перехватило. Зато открылась заветная щёлочка в голове.

Нетрудно догадаться, зачем Розан Васильевич направил вундервафлю на осьминогов. Уничтожение бригады спектроидов надолго настроило бы их против Шестого Флота.

Однако провокация не удалась. Ровно через минуту после смерти Двухметрова в пультовую вбежал штатный сменщик-дублёр, тоже грамотный боец. Увидев мёртвого Дрю и отметки движущейся вундервафли на экране, он решил, что на борту действует агентура противника, а вафля запущена с какими-то нехорошими целями.

Поэтому он первым делом кинулся к пульту и отдал вундервафле команду на самоуничтожение.

- Аоуоаоуооуооуоооуоооо! Бобобобооооооо!!! - ударило в голову Базилио, так что он чуть не споткнулся на бегу. Алиса тявкнула и сжала виски руками. Крокозитроп - весь такой целеустремлённый, с вытаращенным глазом - как будто ударился о каменную стену.

Кот завертелся, ища источник этого безмолвного, кошмарного вопля. Перед ним оказалась какая-то дверь. Он рванул её на себя, хлипкая защёлка не выдержала, кот ввалился внутрь - и оказался нос к носу с Буратино, лежащим на полу в странной позе, с цепью, тянущейся к лодыжке.

Вой прекратился, будто и не было его. Деревяшкин смотрел на кота, не узнавая. Рот его был кровав, глаза пусто блестели. Впрочем, секунды за полторы в них появился смысл, а затем и мольба. Бамбуку ужжжжасно хотелось, чтобы его вытащили отсюда.

Думать-гадать времени не было. Базилио натянул цепь и перебил звено несколькими импульсами пикосекундника.

Бамбук, почуяв волю, радостно завопил "яюшки!" и, оттолкнув кота, вырвался в коридор, хромая и гремя обрывком цепи. Тут он увидел Алису и крокозитропа, смотревших на бамбука с оторопелым недоумением.

Розана Васильевича Буратино узнал сразу. Ему тут же захотелось оторвать крокозитропу глаз - а потом сразу вонзить ему нос в поддыхало.

Вместо этого он скорчил умильную рожицу и почтительно поклонился. Всем своим видом как бы говоря, что он умненький, благоразумненький и полезненький для любых услуг.

Трудно представить себе зрелище более величественное и прекрасное, нежели самоуничтожение вундервафли. Ибо вся содержащаяся в ней энергия преобразуется в свет.

В море будто солнце взошло - огненно-красное, потом жёлтое, потом белое, потом в обратной последовательности. Каждая капля воды, каждый камушек на дне, каждая прячущаяся меж ними мелкая морская задрота - всё засияло, заиграло, будто сама Дочка-Матушка всякую вещичечку в самую ёйную тютельку поцелуценьки. Ах какие ж это были красотусечки, ну вот просто прям ни в сказке сказать, ни пером описать!

Чёрные облака - эксклюзивное оружие Полундры. Из чего состоит эта гадость, никто точно не знает: облако распадается где-то минут через десять, анализы ничего не дают, кроме обычной морской воды с несколько повышенным содержанием кадмия. Тем не менее, какая-то химическая дрянь там точно есть: облако обжигает жабры. Зато оно полностью скрывает попавшие в него объекты и к тому же издаёт омерзительные звуки, от которых вырубаются эхолокаторы. Используется эта штука как средство маскировки, под защитой которой можно куда-нибудь сдристнуть.

Наверное, Хрючу это удалось бы. Однако лодка Полундры в слепой темноте напоролись на осьминожью связку мин. Та, сцуко, сдетонировала. Лодку разворотило от носа до кормы.

В этот момент Продолжительный Впадающий, наконец, очухался. И немедленно скомандовал "быстро уходим, максимальное погружение".

Впоследствии, представ перед Чрезвычайной и Полномочной Комиссией SPECTRE, созванной для разбора данного инцидента, Впадающий привёл восемнадцать причин, по которым он принял такое решение. Мы могли бы их воспроизвести хоть все, но не хотим обманывать читателя, и скажем сразу - все эти причины были выдуманы задним числом и отношения к делу не имели. Просто у старого осьминога сработало то, что у существ его основы заменяет жопу. Иными словами, он почувствовал, что реальность развивается в нежелательном направлении и лучше отсюда тикать. И как можно швыдче.

Он был прав. Что, скрипя всеми сердцами, в конце концов признали даже суровые члены Комиссии.

Трудно сказать, отчего умер командир жёлтой субмарины. Вот представьте: ещё секунду назад он был живой, здоровый, суетливый такой - и оппаньки! Его тушка - зелёная, как зелёная трава - лежит на полу капитанской каюты и остывает.

Ещё труднее сообразить, куда делся тщательно скрываемый командир личной гвардии принца Поллюция, находящийся на борту. Но куда-то он пропал, а ведь тоже бегал, суетился.

А вот что случилось со старпомом, мы знаем точно. Он погиб при взрыве кислородного коллектора. Вопрос - отчего взорвался коллектор. Теоретически можно предположить, что кто-то вывел подачу кислорода на закритический уровень. Но ведь это было бы какое-то злодейство, правда? Да и кто посмел бы совершить подобное?

Они едва успели. Кот опустил крышку люка в тот самый момент, когда по опустевшему коридору полетела волна синего пламени.

Подводный катер успел отплыть от гибнущей лодки метров на сто, когда на субмарине перемкнуло аккумуляторы. Наполненные электричеством почти под завязку. Что привело к образованию кратковременного - но этого оказалось достаточным - очага сверхвысокой температуры, при которой переборка из чёрного вещества всё-таки возгорелась. Насыщенная кислородом атмосфера внутри очень тому способствовала.

Будь на лодке специалист по истории флотилии, он, небось, сказал бы, что здесь-то и проявился тот самый дефект, из-за которого жёлтые субмарины эстонцы сняли с производства. Но такого специалиста не было. А если б и был, то издох в первые же минуты пожара.

Нет-нет, особых ужасов не случилось. Экипаж успел погибнуть не от огня, а от продуктов горения, среди которых главное место занимал обычнейший углекислый газ. Самый ад на борту начался, когда в живых не осталось никого, кроме двух салажат - тех самых, из пятого отсека: они успели выплыть через аварийный шлюз. Одного съела гигантская сепия. Другого отловила и пленила белая субмарина Ройал Нави. Салажонок дал показания, путаные и противоречивые. Их записали, а салажонка за ненадобностью выкинули нахуй, то есть обратно в море. Он сумел доплыть до какой-то ремонтной базы, где и пристроился работать ассенизатором. Завидная участь, по сравнению с некоторыми другими.

Что касается остальных участников боестолкновения. Осьминоги успели погрузиться - если не считать нескольких спрутов, всё ещё остававшихся на корпусе лодки. Эти погибли, сварившись, после распада твёрдого корпуса лодки. Они могли бы спастись. Но приказ "быстро уходим, максимальное погружение" до них донести не успели, а самовольно удрать, не исполнив задания, среди осьминогов считается крайне постыдным делом. Самопожертвование их был напрасно - что, увы, довольно часто случается с самопожертвованьями.

А вот экипаж разбитой вдрызг субмарины Полундры, к сожалению, практически не пострадал. Почти все, включая пьянчугу Хрюча, благополучно покинули останки вверенного им плавсредства. Потирая болящие жабры, они выплыли на поверхность моря и вплавь добрались до ближайшего островка, где жили мирные рыбоны-рыбаки. Полундрые на них напали, всех поубивали, разграбили их жалкие жилища, выпили их вино и водку, а потом разрушили, сожгли и загадили всё что могли. После чего под командованием всё того же Хрюча отплыли с добычей на похищенных у рыбаков судёнышках - и прямо по поверхности добрались до родного Лигурийского моря. Где их следы благополучно теряются.

Это несправедливо, скажете вы? А жизнь - она вообще справедлива? Что скажете, судари, сударыни мои?

Действие десятое. Коносамент, или Ева Писториус пытается исполнять свои непосредственные обязанности, но в том не преуспевает

Едва появится в разуме сознание существования чего-либо, как оно тотчас вызовет в нем некоторое особенное состояние, которое можно назвать состоянием спрашивающего недоумения.

В.В. Розанов. О понимании. - М.: Институт философии, теологии и истории Святого Фомы. 2006.

...но если проникнуться интересами общественности...

Г.К. Честертон. Наполеон Ноттингхилльской. - М.: АСТ, 2009

12 декабря 312 года о.Х. Директория, ул. Пятницкая, д. 31 стр. 2. Второй этаж, кабинет 201.

Current mood: pissed off/задолбали
Сurrent music: ВИА "Пламя" - Вся жизнь впереди, надейся и жди

Ах ты мука, ох ты скука, - скука административной поеботины! Кто познал тебя вполне, тот в опере не рыдает. Даже в конце третьего акта "Варкрафта и Аллоды" не рыдает, нет.

Поеботина! Ты!Ты всего стеснительнее для порывов души. Да ты и сквернее, да ты и гаже. Гаже самого гадского удода, который только существует на свете - всё ты, поеботина злая! Фу тебя, фи! И очень даже фи!

Ева Писториус с тоскою взглянула на своё отражение в полированной столешнице. Ничего особенного не ощутила. Цыкнула на услужающую мышь Перепетую, которая подтаскивала к ней очередную папку с бумагами. Смахнула со стола трупик писчего паука-розенталя, испустившего дух от словосочетания "внешняя реторсионная такса". И снова уткнулась в уставные документы.

"Официальное наименование - Общественный Фонд "Комитет помощи дискриминируемым существам, беженцам и перемещённым лицам", сокращенное наименование - ОФ КПДСБиПЛ, именуемый в дальнейшем "Фонд", является не имеющим членства/вагства общественным объединением, созданным для реализации целей, указанных в настоящем Уставе" - в десятый раз перечитывала она. Буквы прыгали у неё перед глазами, как блохи.

- Холера, - простонала поняша, пытаясь понять, что у неё такое с животом: это после вчерашнегоили уже эти дела?Нет, ну эти делане должны - с последних прошёл где-то месяц, не пора ещё. Вчера она тоже не то чтоб очень уж пошалила. Да, собственно, она вообще не шалила, а была занята по работе. Общением с новыми коллективом и налаживанием связей. Наладились они даже как-то слишком хорошо. Но почему же так страждет брюхо, да ещё и голова? За что? Ну, выпила чуточку. Ну, допустим, чуточка была литра три в общей сложности. Но это ж были всё невинные напитки - винишко, пивасик, какая-то бражечка. Ну, капелька водочки - так, чисто для запаха. Ещё было какое-то подозрительное сено с голубенькими цветочками: может, от цветочков такой эффект? Да вроде не должно. Тем более, она этих цветочков не то чтобы много съела. Больше на них валялась. С легавой из секретариата. Язык у неё тонковат, а вот острый бритый нос оказалася потрясным в известном смысле. Что она им вытворяла... Но это ж не измена, а так се? С точки зрения Карабаса, во всяком случа, это простительно... Ох!

Живот прихватило. Ева сделала судорожное движение шеей, чтобы не проблеваться прямо на проект Устава.

- Фрида миленькая поставь "Аккордеониста" быстренько! - приказала Ева. Музыка Эдит Пиаф иногда помогала ей сосредоточиться.

Услужающая мышь Фрида Марковна, сидящая рядом с патефоном, прыгнула на полку и выкатила диск Круга Песнопений Эдит Пиаф. Диск был существенно больше мыши, зато мышь была упорна и изобретательна. Через минуту шеллаковый блин шлёпнулся на резиновый круг. Мышь включила вращение, занесла иглодержатель над дорожкой и аккуратно опустила иглу.

- Ля фий дэ жуа э бэлле
О кван д'ла ру ла ба... - заскрипело, захрипело в рупоре.

"Фонд имеет право выступать с инициативами по различным вопросам общественной жизни, включая также внесение предложений в органы государственной власти Директории как непосредственно, так и через аппарат Особого совещания при Администрации Губернатора..." - попыталась она выхватить кусок с середины листа. Чувство было такое, будто она жуёт картон.

- Эль экут ла жава
Мэз элль не ла данз па
Эль не регард"мэм па ля пистэ -

Э сэз ё амурё
Сьюив лё жё нервё
Э лэ два сэк э лон дэ л'артистэ... - кричал патефон.

"Для реализации своих уставных целей в соответствии с действующим законодательством Директории Фонд осуществляет следующие виды активности и решает следующие задачи, а именно: свободно распространяет достоверную информацию о себе и своей деятельности..." - прочла она, чувствуя, как к горлу подкатывает едкий ком.

В принципе, Ева достаточно поработала на производстве, чтобы уметь читать документы и их писать. Проблема была в том, что она привыкла: любая бумажка, даже самая корявая, имеет какой-то ясный практический смысл. Товарная накладная, коносамент, карта технологического процесса, протокол о намерениях, претензия по договору - всё это были бумажки понятные, можно сказать родные. А то, что лежало у неё на столе, было полно поеботины, смысл которой Еве никак не давался.

- Эль экут ла жава
Кэль фредон ту ба
Эль рёв"ва сон аккордеонистэ... - неслось из раструба.

Ева не знала французского. Но всё-таки песня была понятна ей: извечные страдания самки, тоска по жизни сытой, спокойной и честной, которая почему-то так никогда и не наступает. Это, что называется, считывалось из интонации. А вот документы на столе...

Она потянула к себе другой листок. "...Осуществляет кризисный мониторинг, то есть отслеживание в реальном времени факторов политической и экономической конъюнктуры, способных оказать негативное влияние на политико-экономическую ситуацию в кратко- и среднесрочной перспективе..." - Ева потрясла головой, пытаясь упорядочить мысли и проникнуть в суть сказанного.

Все слова были понятны, фразы - в общем-то, тоже. Непонятно было, зачем всё это, к чему, и какая от этого польза. Суть в себя не пускала, резиново пружинила.

- Аррэтэ...
Аррэтэ ла мюзикё! - граммофон кончил петь и злобно зашипел.

- Аррэтэ... - повторила поняша. - Аррэтэ ла холера!

- Извините-простите, что отвлекаю, Ева Бригитовна, к вам, э-э, тут пришли! - прощебетала секретарша-пупица.

Ева зажмурилась, чтобы случайно пупицу не някнуть. Та уже и так подтекала, что пагубно сказывалось на её расторопности: с каждым днём секретарша обращалась к Еве всё почтительнее и церемоннее. Позавчера она где-то прознала, как звали евину маму, и с тех пор стала именовать её исключительно по имени-мачеству.

Пупица в ответ вжала голову в плечи и что-то пробормотала. Ева догадалась, что явилась Лэсси Рерих. Она почему-то вызывала у пупицы страх, переходящий в панику. Причём, похоже, та боялась та не только за себя, но и за Еву.

Зато самой поняше Лэсси нравилась. Не в каком-то таком смысле, а чисто как существо. Лэсси была умна, быстра, совершенно безопасна в плане приставаний. И могла смотреть Еве в глаза, не заняшиваясь. Это было здорово. Чувства были взаимны: госпожа Рерих поняше откровенно покровительствовала.

Так что в другое время Писториус обрадовалась бы. Но сейчас ей было очень нехорошо.

Вошедшая черепаха выглядела странно. Хотя бы тем, что на голове у неё лежала толстая папка с какими-то бумагами, а на ней стояла полоскательница. Вся эта конструкция как-то удерживалась в равновесии, несмотря на лэссины стремительные движения. Координация и вестибулярный аппарат у безопасницы были что надо.

- Здоровьичка, - сказала Лэсси Рерих, садясь на корточки возле еввиного низкого столика. Поняша подняла на неё страдальческий взор и что-то промумукала.

- Понятно, так я и думала, - заключила черепаха и сняла с себя полоскательницу. - На, выпей, полегчает. Только желтки сразу глотай, не разжёвывай.

Ева осторожно понюхала полоскательницу. Пахло помидорами, сырым яйцом, спиртягой и чем-то ещё, навроде тараканьего пота. Пить подобную смесь поняше раньше не доводилось. Но Лэсси она доверяла.

- Миленькая подержи посуду пожалуйста, - быстро проговорила она. Перепетуя прыгнула, прочно ухватила ножку полоскательницы. Ева сунула туда мордочку и одним духом всосала в себя содержимое.

Поняша макнула язык в полоскательницу, и тут внутри неё как будто что-то рухнуло - прям от горла до самых до маклоков. Пищевод припекло, вымя стремительно вспотело. Ева со стоном бессилия и обиды легла, уронив мордочку на стол.

Она совсем было собралась застонать ещё раз, но тут вдруг поняла, что этого ей не хочется. И вообще, унылая раздрызганность и вялость сменилась вполне пристойным, годным состоянием души и тела.

- Тысяча гра... спасидо то есть! - от души сказала Ева. - Вы мне очень помогли. А что это за смесь такая? Никогда не пробовала.

- Это антипохмельный коктейль, - с гордостью сказала Лэсси. - Оливковое масло, желтки, томатный сок, выделения... - тут она запнулась.

- Выделения чего? - тут же заинтересовалась поняша.

- Посолить, поперчить, - чуть быстрее, чем нужно, продолжила черепаха, - добавить коньяка. Хотя я обычно виски добавляю. Советую также огурчик для закрепления эффекта. Лучше малосольный.

- Банку малосольных побыстрее пожалуйста! - крикнула Ева пупице.

Черепаха тем временем бросила взгляд на разложенные бумаги.

- Вижу, работаешь, - одобрила она. - У меня кое-какие новости.

- Разные, - сказала безопасница, снимая с головы папку. - Первое и главное: сегодня Верховная приняла окончательное решение отправить Львику в Директорию. Вечером у неё прощальный концерт в Понивилле, а с утречка она к нам отправляется.

На переваривание Еве потребовалось пять секунд. Две на эмоции по поводу самой новости и три на осознание содержащейся в ней несообразности.

- Сегодня? - наконец, спросила она. - А мы-то откуда узнали?

- Есть способы, - наконец, признала она. - Хотя вообще-то их использование не благословляется. Но у нашего губернатора с Их Грациозностью имеетсяпрямая линия,- она замолчала с таким видом, что и последняя псикаква догадалась бы: дальнейшие расспросы бесполезны.

- Понятно... Она хоть не завтра прибудет? - почти серьёзно поинтересовалась поняша. - А то у нас вообще ничего не готово.

- Нет. Послезавтра, - не полном серьёзе ответила черепаха. - Верховная арендовала у шерстяных летающую тарелку. Вместе с пилотами, - добавила она, смотря, как расширяются зрачки в глазах Евы.

- Ух ты! Круто, - наконец, выдавила из себя поняша. - А зачем такая срочность?

- Думаю, дело не в срочности, а в рисках, - объяснила Лэсси. - Верховная хочет исключить всякие дорожные неожиданности.

- Какие неожиданности? Мы нормально ехали... - вспомнила было Ева и осеклась.

- В сопровождении сильнейшего психократа? - улыбнулась черепаха, в очередной раз показав много-много зубов.

- Можно было бы Особый уланьский эскадрон отправить, - пробурчала Ева. - А то они там в стойлах застоялись. Бока уже шире бёдер.

- Гм, эскадрон... - Лэсси сделала вид, что задумалась. - Минимум сто двадцать поняш и Дочь знает сколько электората? Попрутся через демилитаризованную зону? В Директорию? На месте господина Пендельшванца я бы сочла это крайне недружественным жестом, - черепаха поджала тонкие губы, как бы давая понять, что и без того сказала слишком много.

Ева поняла это так, что все эти вопросы с Пендельшванцем и в самом деле обсуждались - небось, по той самой загадочной "прямой линии". И что Верховная арендовала летающий диск не от хорошей жизни.

- Но как же мы? - спросила она. - У нас с Фондом полный ноль...

- Работаем по плану, - успокоила её безопасница. - Львике всё равно нужно обжиться здесь, попривыкнуть к порядкам, то-сё. Просто встреть её, поговори с ней. По магазинам поводи, опять же, пусть приоденется... Рестораны покажи.

- Тебе помогут, - мягко сказала черепашка. - Ты, главное, установи контакт. И как бы кстати ей скажи, что пятнадцатого февраля у нас Сретение.

- Жабы со Гадюкою, - не очень понятно сказала черепаха. - Первое межвидовое скрещивание. Праздник трансгенщиков. Я тебе потом расскажу. Короче, в Оперном в этот день устраивается большой концерт. Очень желательно, чтобы вы на нём выступили. Обе, но не вместе, - добавила она со значением.

- М-м-м... - задумалась поняша. - Я в начале, она в конце?

- Очень удачная мысль, - снова улыбнулась черепаха.

Трепеща, на полусогнутых, вошла пупица с банкой малосольных огурцов и миской в пасти.

- Что-то ты долго, - посмотрела на неё Лэсси. Пупица дрогнула, уронила на пол слезу, но банку с миской удержала.

Ева выразительно облизнулась. Услужающая Перепетуя понюхала огурцы, схватила лапками самый крепенький и приподняла его, давая поняше ухватить овощ за зелёную попку.

- И вот ещё что, - продолжила Лэсси, глядя, как поняша хрупает огурчиком. - Неприятные новости оттуда, - она мотнула головой куда-то в сторону. Ева с трудом сообразила, что имеется в виду море.

- Там у них что-то случилось, - сообщила черепаха. - Бэтмены докладывают: белые субмарины в Лигурийском море вовсю рассекают.

- Может, война? - предположила поняша, расправившись с первым огурцом и нацелившись на второй.

- В том-то и дело, что нет, - мрачно сказала госпожа Рерих. - Была б война, они бы уже в губернаторском бассейне сидели и помощь вымаливали. Нет, тут что-то другое, и оно нам очень не нравится. В общем, передай Карабасу, чтобы на пару недель прикрыл лавочку. И от моря пусть держится подальше. Это не совет, - добавила она. - Пендельшванц постановление готовит.

- Эти самые... - она уже усвоила местную манеру не назвать рыбонов по имени, - недавно захватили существ из команды Карабаса. Может, есть какая-то связь?

- Очень сомнительно, - черепаха скептически скрипнула панцирем. - Я знаю, кого захватили. Их всего трое. Ни один из них не паранорм. Никаких особых секретов, я думаю, они тоже не знают... Думаю, им просто не повезло. Вряд ли вы их ещё увидите.

- Жаль, - без особых чувств сказала Ева. - У нас что-то ещё?

- Вот, посмотри, - вспомнила черепаха и достала из папки несколько бумажек. - Это по нашим текущим.

Ева, скорчив недовольную гримаску, упёрлась взглядом в табличку.

- Освоение средств, - пробормотала она. - Плановое значение, фактическое... Основные причины... Ну это хоть понятно. И что я с этим делать должна?

- Предложить мероприятия для устранения последствий и назначить ответственных, - напомнила черепаха.

- Это я сама знаю! А ответственных я откуда возьму? - покрутила головой Ева.

- Ты же вчера со всеми перезнакомилась? - мягко спросила черепаха.

Тут Еву пробило. Она осознала, что не только не составила никакого впечатления о своих сотрудниках, но даже не запомнила, кто кем работает и как кого зовут. Даже легавую из секретариата, с которой поняша провела остаток ночи.

Ей захотелось немедленно забиться под стол и больше из-под него не вылезать. Никогда.

Безопасница выдержала секунд шесть - о, какие же долгие были эти секунды, какие долгие! - и, наконец, снизошла.

- Ну, давай вместе. Смотри, здесь у нас что? Ремонт помещений Фонда завершён на двадцать процентов. Более чем двукратное отставание от графика. К кому претензии?

- К начальнице бригады, - уверенно сказала Ева: тут ей было всё ясно. - Если отпиздится - к поставщицам... то есть к поставщикам. Но у меня не отпиздится, - добавила она грозно.

- Берёшь сетку, смотришь кто чем занят, вызываешь сюда по одному, - подсказала черепаха. - Заодно и освежишь память, кто есть кто.

- Фффух! - выдохнула Ева. - Да я сейчас всех построю! Вот только с этим что делать? - она скосила глаза на бумажки, лежащие на столе.

Черепаха резким движением схватила документы, быстро перелистала.

- Ну я же не могу подписывать то, чего не понимаю! - не выдержала Ева.

- Займись тем, что понимаешь, - дала совет черепаха. - И по ходу дела вникай, как тут всё устроено. Для начала - вам нужно въехать в новое здание, занять рабочие места и начать процесс.

Писториус тяжко вздохнула: разговор подходил к самому неприятному моменту.

- Видите ли, - выдавила она из себя. - Я не могу понять, чтомы должны делать. Ну кроме Львики.

- Львика, - строго сказала черепаха, - и является вашей главной задачей. Чтобы в новом здании был роскошно отделанный кабинет, и она в нём появлялась достаточно регулярно. Это цель. А средством её достижения является работа Фонда. Который должен заниматься чем-то таким, чтобы Львика чувствовала себя достаточно важной. Большой начальницей, занятой делом, которое она сама считает хорошим. Вот эти два чувства. Которые карьера певицы дать не может. Так - понятно?

Ева задумчиво схрумкала два огурца, ожидая, пока в голове прояснится.

- Ну да, - наконец, сказала она. - Я себе это как-то так всё и представляла. Но всё-таки! Мы же должны чем-тозаниматься?

- Помощью дискриминируемым существам и перемещённым лицам, - госпожа Рерих укоризненно посмотрела на поняшу. - Это даже в названии Фонда.

- Ну хорошо, допустим, - Ева стиснула зубы, чтобы не повысить голос. - Кто такие дискриминируемые существа? Что такое перемещённые лица?

- Дискриминируемые - это те, кого несправедливо обижают, потому что они не такие, как все, - вздохнула черепаха. - Перемещённые лица - это которых выгнали оттуда, где они жили. А беженцы - которые сами оттуда ушли.

- То есть я что, беженка? - огромные глаза Евы стали ещё больше. - А Львика - это самое... перемещённое лицо?

- В каком-то смысле, - подтвердила черепаха, осторожно беря огурчик. Хряп! - и его не стало.

- И какую помощь мы будем им оказывать? Денег давать, что-ли?

- Видишь ли, не всё так просто, - сказала она. - В общем, мы будем привлекать внимание общественности к проблеме дискриминации, беженцев и перемещённых лиц. Ну то есть устраивать конференции, круглые столы, совещания, заседания, готовить тексты публичных выступлений общественных деятелей, а также собирать финансовую помощь для дальнейшей работы Фонда. Поскольку губернатор даст понять, что финансирование Фонда им одобряемо, у нас не будет проблем с этим. Стало яснее?

- Не-а, - честная поняша покрутила головой. - То есть я так поняла, что мы говорим какое-то бла-бла-бла и собираем деньги, чтобы и дальше говорить какое-то бла-бла-бла?

- Ты очень упрощаешь, хотя если в целом - типа как бы где-то как-то что-то вроде того, - нехотя признала черепаха. - Но это очень важная, нужная и общественно-полезная деятельность. И вообще - не парься. Как говорит наш шеф, есть вещи, в которых нужно разбираться. А есть другие вещи, в которых разбираться даже вредно. В них нужно просто втянуться... Ладно, мне пора. Может быть, вечером загляну.

- Тысяча гра... то есть спасидо, - только и успела вымолвить Ева, когда дверь за черепахой уже закрылась.

Интроспекция близкородственная. All ponies kill the thing they love

Период 18-20 лет обычно называют "тяжёлым возрастом". Юная пони, ещё вчера казавшаяся взрослой и ответственной, буквально отбивается от копыт, пропадает в подозрительных компаниях, неумеренно употребляет алкоголь и крутит романы со сверстницами, а то и со взрослыми поняшами. Очень часто это сопровождается приступами абстрактной влюблённости - во всех и не в кого конкретно - и всплесками негативизма по отношению к родительскому дому и особенно к матери.

Д-р Кинесса Кон. От отрочества к юности. - Серия "Родительская библиотека" - Понивилль: Акусма. - 310 г.

Я тщательно вымарала последние четырнадцать строчек письма и вся прям такая возрыдала.

Грёза Прилучная. Записки розовой пантеры. - Серия "Судрогалица Страсти".- ООО "Хемуль", Центрполиграф, 311 г. о.Х.

10 декабря 312 г.
Из личного дневника Львики Софт-Пауэр.

Current mood: drunk/ выпимши
Current music: Queen - Bohemian Rhapsody

Мамочка! ~~Пожалуйста, иди нахуй.~~
~~Нахуй, пожалуйста, мама.~~
Мамочка, не пизди, ты просто нахуй иди.

Мама, я не могу сказать тебе это в лицо. И никто не может.
Ты это знаешь, и я это знаю тоже.
Каково стоять под ~~розовым ветром~~ твоим ураганным няшем -
Да, я помню, как это сладко. Да, я помню, как это страшно:
Как потеет под гривой, как в горле дрожит слеза, долгая и сырая.
Бьёт под рёбра ~~как палка~~ кровь. И прыгают из меня
Те слова, что, в воздухе не сгорая,
И в моём дыхании ~~не тая~~ ~~ни хуя~~ не тоня,
Никому не нужные, растут нерастаявшей стылой грудой -
Блядь, как я хочу быть с тобой по-настоящему злой и грубой!

Мама, это стихи? Да, я знаю, ~~говно~~ плохие стихи. Но скажи: хоть лучше
Чем вчера? Хотя нет, вчера было намного круче:
Был концерт, а после концерта я обычно вся прям такая,
~~Вся такенная прям,~~ от самой себя тащась и охуевая.
А конкретно вчера я ваще была прям ~~блядь~~ сразу какой-то розой,
И шипом от неё, и протяжной мелодией, ироничной ~~пизд~~ позой,
Диким сном наяву, зрачком, не сосущим свет -
Это всё цитаты, центон. Ничего своего здесь нет.

Но если не помнишь, чьё это всё - гораздо легче начать:
И прятать не от кого глаза, и не перед кем отвечать.
Так вот ~~что я тебе~~

В общем, чувство такое: будто живу в жопе орангутанга.
Scaramouche, Scaramouche, will you do the Fandango?

Ну давай сначала. Мамочка, я устала.
Вся вот эта ~~блядь~~ жизнь - она меня вкрай заебла.
~~Или всё-таки лучше - она меня вкрай заебала?~~
Блядь, ну скажи: вот зачем ты меня родила?
Ну скажи мне честно: ты ж не меня рожала!
Нет, ты рожала кого-то другого. Кем я тебе была?
Продолжение рода, породы, линии? Вот это? Всё остальное
Ты всегда рассматривала ~~как херню~~ как что-то не основное.
А родилась-то я. Неудачная девочка Львика.
Лива, Ливушка, так меня звали маленькую. Блядь, до сих пор до крика -
Режет. Режет внутри. All ponies kill the thing they love -
Вот уж точно. И я могла б. ~~Если б могла б.~~

Так, я ~~прорыдала~~ прографоманилась, теперь можно и по-нормальному.

Мама, иди нахуй. Да, это отличное начало доверительного разговора. Особенно когда собеседник - ты. Воображаемый собеседник, но это хорошо. Можно представить, как я тебя послала и ты уже пошла, а я тебе в спину ору. Это единственная ситуация, когда я вообще могу тебе что-то сказать. Потому что стоит тебе обернуться - и меня снова нет. Ты стираешь меня своим няшем, стираешь в пыль, в навоз, в

Я не жалуюсь, хули. ~~И какого-то там сочувствия. От тебя уж точно.~~ Да, я знаю, тебе тоже не клеверно и не медово с твоими сумасшедшими грациями. И если бы ты могла поделиться, ты б от себя взяла и мне накинула. Мне всего-то надо соточку сверху, чтобы принимали в хорошем обществе. Хотя ладно, эту тему мы с тобой уже сто миллионов раз и ещё позавчера отдельно. Я просто ~~обсоплив~~ ~~обслюняв~~ вся, так хорошо мы с тобой поговорили. Жаль, ты не слышала.

Ты хочешь сказать, что у меня пьяная истерика? А хоть бы и так. Но я хотя бы истерю себе в тетрадочку. Лежу у себя в комнате, двигаю шеей. Между прочим, могли бы и заметить ~~наконец~~ . Дневничок-то я пишу без услужающих, кисточкой. Потому что у меня всё отлично с моторикой. Кстати, не только с шеей. Ножки у меня тоже из правильных мест растут. Мама, ты моё баллотэ-пиаффе видела? Не видела? Зря. Моя берейторка позавчера сказала, что у меня идеальное исполнение. А берейторка у меня из Манежа ~~(плачу~~ ~~ей кучу денег)~~ . А моя "лунная походка"? Два месяца брала частные уроки. Зато сейчас всё зыкенски. И ещё я придумала коленце задними и крупом. Довольно похабно, ~~но лихо~~ . Покажу на концерте, ближе к концу, ~~когда все наберутся как следу~~ [нрзбр.]

Кстати, даже не мечтай, чтобы я на музыку забила. У меня за неделю два выступления, вчера в Лужниках на выпасе на час пятнадцать, по полной. И новая пластинка. Двенашка, 33 оборота, фирма "Мелодия" ~~не хуй собач~~ "Изумрудный элефант" называется. Название не моё, это ~~Молли. Хотя нет, вру~~ Мирра идею подала.

Кстати, я ей нравлюсь. ~~Кстати~~ , я не против. ~~Кстати~~ , если б она была понастойчивей, я бы давно уже перед нею хвостик подняла.

~~О, вот ещё тоже кста~~ а ты ведь была насчёт хвоста права. Нет, новый хвост мне дико нравится, особенно по бёдрам хлестать, поклонницы в трансе. Проблема в том, что он не прикрывает. ~~Ну, в смысле, эти самые места. Дырки. Смешное сло~~ В общем, у меня там сзади всё видно. Не, пизжу, не видно. Но кажется, что чуть-чуть - и будет видно. И всех это заводит. И меня это, блядь, тоже заводит. Особенно на концерте, когда все пялятся. А это тоже видно, особенно у меня. У меня буквально течёт. Мамочка, ты бы хоть разочек, как у твоей дочки течёт! Ой, ну я знаю, у тебя специфические вкусы. Жаль, конечно. Мне бы хотелось, чтобы ты посмотре [расплывчатое пятно: вероятно, слеза.]

В отрочестве я знаешь о чём мечтала? Чтобы ты сама меня на случку сводила. Да, я знаю, в твоём присутствии жеребцам сложно. Но хоть разок могла бы? У меня это была главная мечта детства - чтобы мама на случку сводила. И сказала бы потом, что я умничка и хорошо кончаю. И в нос поцеловала бы. Как будто у нас нормальная семья.

А меня вместо этого водила Зинаида Петровна из музыкалки. Старая перечница. У неё давно ~~пизда засох~~ всё умерло. Ей от меня страсть только в тембре голоса. Вот этого она от меня жёстко требовала. И научила. С чувством петь. А что у меня под хвостом - по барабану ей было. Смотрела только, чтобы у жеребца хорошо стоял и чтоб не халтурил. И всегда точно знала, кончила я или нет. Я могла сколько угодно ржать, глаза закатывать, крутить попкой - всё бестолку. Она заказывала нового жеребца, чтобы меня домочалил до кондиции. Так и говорила - до кондиции. И всегда прибавляла - "это для твоего здоровья, Ливушка".

Ладно, всё это too old, как говорят педведы. У меня есть красненькое, очень помогает в таких случаях.

Кстати, я уже неделю не употребляю. Практически. Это я сегодня слегка хлебнула, а так нет. Ну разве что винишка глоточек, а больше ни-ни-ни. И это моё решение. Во-первых, Молли прессует на занятиях. Без трезвой головы никак. Во-вторых, меня, кроме красного вина, вообще ничё не торкает. Бенедиктин ~~как-то резко~~ надоел, а к пивасу вообще не тянет. Даже странно. Полгода назад я пивас вёдрами пила. Бока себе как у бочки не нагуляла только потому, что двигалась много. От пиваса збс настроение - похуй всё, ~~даже сколько граций во мне.~~ Я однажды была в Кавае с концертом и на пивасе в "Кабинет" затащилась, где фейс-контроль на двести граций. Представь, прошла. Хотя сейчас я думаю, что меня там просто узнали. ~~А может и ждали.~~

Так, хули сопли, дальше живём. С кем живём-то, кстати? Прикинь, мама, у меня никого нет уже два месяца. Ну если не считать после концерта, но это не считается. Это как случка, только с девочками. Случка даже лучше. По крайней мере, в тебя что-то по-настоящему глубоко входит и достаёт до всяких мест. И тебе при этом не нужно изображать чувства. Изображать - это сильнее истощает, чем чувства настоящие.

Вот с Миррой я б могла. Но Мирру ты на какие-то переговоры отправила. Ты могла, блядь, кого-нибудь другого на эти ~~сраные~~ переговоры отправить? Или это нарочно? Мама, я от тебя какой-то особой доброты не жду. Но, пожалуйста, головой иногда думай. Мне всё равно кто-то нужен, понимаешь? Мать не мать, но взрослая пони, которой я могла бы доверять. Хотя бы настолько, чтобы её в свою постель пустить и немножечко в душу. Без этого мне плохо. Тебе нужно, чтобы мне было плохо? ~~Я ду~~ [нрзбр.]ший вариант?

Послезавтра концерт в "Зимнем Саду". ~~Не то чтобы прощальный, не люблю так говорить. Хотя, наверное, всё-таки~~ Можно сказать, прощальный. Ну вот чтобы была такая нотка. Наверное, опять "Весну" петь буду. Я эту песню ненавижу. Я её за день сочинила, с бодуна страшного. Нажралась бенедиктина как последняя шалава. Ещё и желудок разболелся. Вот в таком состоянии. И никого я тогда не любила. А строчку "ты, невесомо ступая, подымешься ввысь" я ~~у Тракля украла. Из "Элиса"~~ у древнего поэта позаимствовала. Скобейдово, скажешь, у древних заимствовать? А что не скобейдово? Вот этот вот твой план, чтоб меня в Директорию отправить - это не скобейдово? Нет? Это тоже для моего здоровья? Ну в каком-то смысле да. Но всё-таки что-то в этом есть ~~блядское~~ паскудненькое, мама, ты не находишь?

~~Блядь.~~ А что, если это всё кто-то действительно читает? Просматривают дневничок, копируют, изучают на предмет интимных признаний? Нет, конечно, мама сама не будет. ~~У неё финансовые документы, то-сё. Финансовые документы важнее дочкиного дневничка~~ . Это какая-нибудь старая Зинаида Петровна в чине капитанки. Вот такая же седая, в очках, которой всё [вымарано несколько слов],просто у неё работа такая - за дочкой Верховной приглядывать. Если это правда так, желаю тебе, капитанка - чтоб у тебя хуй на лбу вырос! И чтобы ты ходила с этим хуём, как дур [нрзбр.]

Ржу не могу, кисточка изо рта падает. ~~Это нерв~~

Видишь ли, мама. У меня уже давно уже такое чувство, что за мной ~~следят. Ну не то чтобы следят-следят. Так, присматривают. Но~~ плотненько так присматривают. Больно много всякого странного со мной происходит. Например, в сентябре, когда я была никакая, вся больная внутри, пошла в "Стог" ~~с твёрдым намерением нажраться в никакашку~~ . А "Стог" вдруг закрылся. Прямо перед носом, хлоп и всё. Очень подозрительно. Тогда я в "Отраду уставших" потащилась, и там вдруг пожар случился. Всех эвакуировали, а я... Кстати, вот не помню, а что я? Кажется, всё-таки успела где-то нажраться по дороге. В никакашку, да. ~~Н-да, пример не очень хороший.~~

А с другой стороны: чего ещё со мной делать, если я сама за собой не слежу? Или слежу ~~хуевато~~ хуёвенько. Так что пригляд нужен, нужен. Кто-то ведь меня домой тогда привёз? Ну, спасидо. Будем считать, что мы квиты.

На самом деле всё это хуета. Я вот о чём с тобой хочу поговорить, мама. ~~Сейчас только не множко выпь ю красненького и поговорю.~~

"Институциональные ограничения" я всё-таки добила. Теперь у меня Александр Долгин, "Экономика символического обмена". Непони маю, зачем у меня эта книжка в учебном плане. У нас же ничего та кого нет. Может, в Директории? У них экономика большая И тот же шоубизнес - это нормаль ная часть её Не то что ~~блддь~~ у нас тут.

Сейчас упражнение сделала, вроде получше стало.

Так про нас тут. Знаешь, мама, раньше я думала, что живу в крутом домене. Мы великие поняши, вокруг дикари, вот если бы нам ещё генную инженерию, тогда бы круче нас на планете никого не было. Няш-мяш - мир наш.

Но вот я с твоей подачи начала заниматься с Молли. И теперь совершенно другую картину. Которая мне гораздо меньше нравится, мама.

Что такое Эквестрия? Примитивная экономика, основана на ~~бесплатном~~ очень дешёвом труде заняшенных. Ну хорошо, не примитивная. На уровень классического товарного производства мы, допустим, вышли. Но внутренний рынок узкий ~~как жопа землеройки~~ . И по оборотам, и по ассортименту. Стратегического инвестирования как такового нет. Наши банки - процентные конторы. НИОКР в отдельную сферу не выделился, так и остаётся придатком производства и образовательной системы. Экспорт контролируется хемулями. Импорт, как я понимаю, тоже? И внешние займы не для нас? Потому что нам не верят в долгую, да?

А что там у нас с территориями? Единственный серьёзный успех в последнее время - Вондерленд. Потому что даже с Северными территориями решены не все вопросы. ~~И это всё, что мы почти триста лет почти~~ [нрзбр.]

У нас, кстати, есть план развития? Хоть какой-нибудь план у нас вообще есть?

Ещё краснень когло точек. ~~Ну до пустшм неглоточе~~ [нрзбр.]

ну ни глотшк доуатим. чота меня резк так пове ло

С Моли я пог?ворю об зательно. Про эконм ~~оки~~ ку и во бще. Она мне что нбдь совр?т. Да мама она так де лает. ~~Ни час то но~~ ~~Неско лько та ких тем~~ бывает

~~Мама я к чему. Ни надо мне тут. Потому что моё положение в Директории будет зависеть. Они там тоже не дураки сид~~ [нрзбр.]

Мама, заметь. Мне от тебя лично ничего. Уже давно. Ну кроме того, чего ты дать не можешь. Ну так я и не прошу. ~~Мне всё это на са??м деле~~

Бядь. с н?г валит ~~Пора ибаини ки.~~ И баиньки ?слазала! Бес пошлостет по дои??и

Действие одиннадцатое. Меркаптан, или Тысяча двести десять соверенов и ещё один

Всякое предприятие обыкновенно требует трёх вещей: во-первых, вложений, во-вторых, затрат, и только в третью очередь, если дело уже заладилось - расходов.

Г. Болдин-Дорогобужский. О поощрении развития промышленности в отношении к благосостоянию государств. - Памятники экономической мысли - М.: Академиздатцентр "Наука", 1997

Деньги - горе тяжкое, а без денег - беда лютая.

Дора Бриллиант. Пословицы и поговорки русского народа. - Иерусалим: Изд-во "ПалимпсестЪ", 1996.

10 декабря 312 года о.Х. Конец дня.
Пучина морская.

Current mood: exhausted/сил нет
Current music: ABBA - Money, Money, Money

- Да вот он, - ответила Алиса. - Ну вот же! Жёлтый, стоит!

- Чайник на второй полке слева от вас, - сухо сообщил крокозитроп. - Но я бы не советовал пить. В ближайшее время у нас будут проблемы с естественными отправлениями.

- Я много не буду, только рот пополоскаю, - пообещал кот, пытаясь извернуться так, чтобы достать чайник, не толкая лису и не задевая ногами Буратину.

Крокозитропий подводный катер был роскошен и комфортабелен. Для одного существа. Для двух он был тесноват, для трёх - тесен. Четверо помещались в нём уже с трудом.

Как ни странно, это никого особенно не напрягло. Крокозитроп устроился на командирском месте - за пультом под обзорным окном. Командирское кресло было спроектировано под его нетривиальную фигуру. Сесть на него никто другой не то что не посмел бы, а просто не смог.

Второе сиденье - массивное, рассчитанное на крупного рыбона-охранника - заняли Баз с Алисой. Конечно, вдвоём было тесно. Но ни кот, ни лиса почему-то этого совершенно не ощущали. Коту даже приходила на ум странная мысль, что кресло могло бы быть и поуже, да. В каюте было холодновато, а лиса была такой горячей... Тем не менее, он старательно ужимался и сидел неподвижно, боясь побеспокоить Алису. Та, наоборот, нервно ёрзала. У неё была маленькая интимная проблема - возбуждение. Бешеные вектора временно оставили её тело в покое, ничего не болело, так что обычная хочка обострилась до невыносимости. Алиса боялась, что сейчас из неё потечёт вовсю, она испачкает кресло, и это будет ужасно стыдно. Кроме того, ей было некуда деть хвост. Нет, обычная дырка в спинке кресла, конечно, имелась. Но хвосту в ней было тесно. Он всё время сплетался с котьим - ну вот как-то так, сам по себе, помимо воли хозяйки.

Что касается Буратино, то ему, как ни странно, было удобнее всех. Он лежал на мягком полу между креслами, устроив голову на резиновой надувной подушке: таковая нашлась в аварийном запасе катера. Делать ему было совершенно нечего, так что он со скуки грыз собственный нос. Деревяшку ему отсёк лазером Базилио по требованию крокозитропа: тот опасался, что бамбук проткнёт им что-нибудь ценное или повредит обивку. Буратине на это было пох. Его вполне устраивало то, что он жив, здоров, и в ближайшее время ему ничего не угрожает. Это было близко к его жизненному идеалу. До полного счастья не хватало одного: пожрать. На лодке Буратину кормёжкой не баловали - один раз кинули пару сухарей и всё.

Базилио привстал и дотянулся до чайника. Он и вправду был жёлтым и действительно стоял. Оторвать его от полки оказалось не столь простым делом - чайник был примагничен к поверхности. Кот возился, а лиса тем временем героически боролась с собственными глазами, которые всё косились на поджарую котиную попу.

Наконец, крокозитроп нажал что-то на пульте, и чайник отлип. Кот открыл пасть и осторожно полил в неё тонкой струйкой.

- Во рту пересохло, - объяснил он, усаживаясь обратно.

- И-извините, - сказала лиса. - А что там с туалетом? Мне сейчас не нужно, - смутившись, зачастила она, - просто чтобы знать. В чём проблема?

- Не то чтобы проблема, - ответил крокозитроп, аккуратно выруливая мимо подводной скалы, - просто он биологический и рассчитан на двоих. И на рыбонскую биохимию. Например, наши выделения не содержат скатол.

- То, чем пахнет ваше дерьмо, - любезно объяснил Розан Васильевич.

- Я думал, оно сероводородом воняет, - удивился кот.

- Нет, это кишечные газы, - принялась объяснять лиса, - и, кстати, сероводорода в них мало. Запах от меркаптанов. Они при флатусе... ой, фу-у-у! - она брезгливо помахала перед носом лапкой.

Кот втянул воздух и скривился от отвращения.

- Это не я, - сказал он быстро. - Это точно не я.

Розан Васильевич развернулся на кресле и обвёл единственным глазом всю компанию.

- Пните кто-нибудь этого, как его, деревянного, - распорядился он. - Посильнее желательно.

Кот выпустил когти на ноге и провёл Буратине по лицу.

- Яюшки! - закричал бамбук, испуганно выплюнув деревяшку. - Вы чего?

- Мы теперь должны этим дышать? - оскорбилась лиса. - Зачем нам тут вообще этот тип? - продолжила она скандалёзно. Буратино был ей неприятен, и последние события симпатий к нему не добавили нисколько.

- Может, убить его? - галантно предложил Базилио, приподымая очки.

- Ой, простите! Простите! Я не нарочно! Я буду умненький! Благоразумненький! - заверещал Буратина, внезапно осознав, что его жизнь опять повисла на волоске.

- Труп тоже не очень хорошо пахнет, - заметил Розан Васильевич. - А нам ещё плыть.

- Давно хотел спросить. Куда мы плывём? - задал кот давно вертевшийся на языке вопрос.

- И что вообще случилось? - добавила лиса. - Ну, в смысле, зачем бежать?

Розан Васильевич покачал глазом туда-сюда, как бы взвешивая свои мысли.

- На Шестом Флоте переворот, - наконец, сказал он. - У власти мои враги. Скорее всего, уже подписан приказ о моём аресте.

Справочные материалы по теме. Переворот на Шестом Флоте: от иноводной интриги - к потере суверенитета

Скажем сразу: на сей раз крокозитроп не лгал. Скажем и более: в сущности говоря, он сообщил всюинформацию, нужную для понимания ситуации.

Так что, в отличие от предыдущих случаев, читатель может пропустить этот раздел, не лишив себя ровным счётом ничего. Если же он всё-таки решится на чтение - то напрасно потратит время, потеряет темп, засорит память кучей ненужных сведений, имён и обстоятельств, и вообще отвлечётся.

Но, с другой стороны, для чего созданы книги, как не для отвлечения от того унылого графоманского опуса, который мы именуем жизнью? И не делают ли книгу лучше разнообразные отступления, позволяющие отвлечься от самого отвлечения, тем самым его как бы удваивая? Не справедливо ли заметил некий многоодарённый литератор (чьи сочинения, увы, в Сундуке Мертвеца не уцелели) - 'отступления, бесспорно, подобны солнечному свету; - они составляют жизнь и душу чтения'. Хотя, возможно, он преувеличивал. Но есть же и толика правды в его словах! Как же ей не быть, этой толике?

Так что мы предоставляем читателю выбор. Он может

Выбирай, читатель! И не говори потом, что не был ты предупреждён заранее. Был, был, ещё как был! В целых пяти абзацах и трёх пунктах, куда уж больше-то.

Но если уж ты, почтенный читатель (а позвольте-ка я буду называть вас 'батенька', и на 'вы', раз уж вы такой почтенный?), всё-таки решились читать - запаситесь терпением. Располагайтесь поудобнее, это важно. Не возбраняется откупорить бутылку бенедиктина или шартрёза, погрузив ноги в тазик с горячей водою. Ну или придвинуться поближе к раскалённому зеву камина, кутаясь в тёплую колючую шерсть. Это зимой; если жарко - ну разве ж вам, батенька, кто воспретит охлаждённого белого вина или же шипучей минералки прямо с ледника? Но лучше всё-таки чай, зелёный, горячий: о! о! о! И в плетёном кресле откинуться и замереть с книгой в руке. В любом случае главное - чтобы всё вокруг дышало покоем. Если же покоем оно почему-то не дышит, и вообще вы стоите на одной ноге в общественном транспорте, в мусорном баке или в свежей воронке от 120-миллиметрового, и всё-таки читаете эту книгу - ну что ж поделать? Постарайтесь как-нибудь обойтись покоем душевным, каковой можно сохранить в любой ситуации.

Итак, приступим. И начнём мы с самого начала, то есть с весьма отдалённых - но в данном случае наиважнейших - обстоятельств, постепенно переходя к главному.

Как вы помните, крокозитроп сказал: 'У власти мои враги'. С них и начнём.

Справка 1. Личные враги Розана Васильевича

Как и любое существо, достигшее высокого положения, Розан Васильевич имел недоброжелателей. Но стоит всё же признать, что, по сравнению с иными прочими, врагов у крокозитропа было на удивление немного.

Это было связано с его мудрой и дальновидной политикой в этом вопросе. Он старался не ссориться ни с кем понапрасну, а со случайно обиженными или случайными обидчиками охотно шёл на мировую. Всех прочих он старался при удобном случае умерщвлять - ибо Розан Васильевич давным-давно открыл для себя тот факт, что мёртвые не кусаются, а вот живые, даже самые ничтожные, могут доставить неприятности.

Тем не менее, сколько-то живых и деятельных противников, ненавистников и у него накопилось. Ну то есть тех, с которыми помириться он не мог и не хотел, а умертвить их почему-либо не получалось - или было себе дороже.

Список этот относительно невелик: всего-то около полусотни разных существ. Однако мы побережём своё и читательское время и приведём всего четыре имени. Зато это будут имена именно тех особ, которые сыграли некую роль в дальнейших событиях.

Таблица 1. Четыре недоброжелателя крокозитропа, достойных внимания читателя

Из вышеперечисленных Розан Васильевич, если бы он пожелал дать нам комментарий, счёл бы самым неприятным - Злогоньдоуса, самым опасным - сэра Бамбарбию, Ойшпица отнёс бы к особой категории "застарелая неприятная проблема, но вроде бы не срочная". А самым незначительным и не заслуживающим особого внимания счёл бы принца Фрикция.

И был бы он прав. Но надо ж такому случиться... впрочем, по порядку. Увы, и тут тоже придётся начать с весьма отдалённых обстоятельств.

Как с очевидностью следует из опубликованных выше материалов, все рыбонские флотилии исповедуют какие-нибудь ценности и на что-нибудь притязают.

Самыми простыми и незамысловатыми являются ценности и притязания Ройал Нави. Обитатели белых субмарин больше всего на свете любят деньги, а притязают на то, чтобы иметь их - и побольше, побольше. Подход этот, конечно же, однобок и узколоб, однако не лишён известных преимуществ. В частности - возможности объективно оценивать успехи и неудачи своих предприятий.

Многолетняя поддержка Ройал Нави принца Эякуляция обошлась просвещённым мореплавателям в круглую сумму. Сам принц считал её совершенно недостаточной. Однако финансисты самой богатой флотилии Средиземноморья имели иное мнение. Им крайне не нравилось, что золотые кружочки всё падают и падают в бездну, а ожидаемые выгоды никак не вырисовываются. Это был плохой бизнес. В Ройал Нави не любят плохой бизнес.

Именно поэтому столько внимания привлекла экспертная записка досточтимого сэра Бамбарбии Киргуду со скромным названием "Положение дел на Шестом Флоте и политика Ройал Нави".

Вставка-врезка. Сэр Бамбарбия Киргуду: краткая информация

ПОЛНОЕ ИМЯ: Right Honourable Sir Bambarbia Pikabu Throg Dogmatix Keergoodoo Baron of shelfshire Cephalonia, Viscount Murman, Overseer Amazon Basin. - Досточтимый сэр Бамбарбия Пикабу Трог Идефикс барон Киргуду шельфства Кефалиния, пч. виконт Мурманский, пч. смотрящий Амазонской Низменности.

ВНЕШНОСТЬ: Классический прямоходящий омар. Панцирь цвета гранита с искрой. Славится силой клешней: однажды при рукопожатии как бы случайно перекусил рабочую клешню виконтессе Корфу (манящий краб).

ДАТА И МЕСТО РОЖДЕНИЯ. 5 декабря 238 года, шельфство Кефалиния, усадьба Colgate Hall.

СОСТОЯНИЕ: Около полутора миллиона соверенов (консервативная оценка). Миллион двести вложены в трёхпроцентные бумаги Адмиралтейства Ройал Нави, считающиеся самыми надёжными в Средиземноморье. Около двухсот тысяч крутится в рискованных высокодоходных инвестициях - в основном в ремонтные базы, примыкающие к Лигурийскому морю.

УСПЕХИ И ДОСТИЖЕНИЯ. Единственный наследник своей троюродной тёти Зилки Педигрю-Пал (800.000 сов. и недвижимость). Второй наследник своего кузена Жовиаля Ю (300.000 сов.). Лауреат школьного поэтического конкурса на лучший венок сонетов. В 260-м году - 2-е место в традиционном Студенческом заплыве среди ракообразных.

ОБЩЕСТВЕННОЕ СЛУЖЕНИЕ. Помощник президента Добровольного Общества Сохранения Редких Разновидностей Морских Коньков. Также известен как эксперт по ряду вопросов, регулярно привлекаемый Адмиралтейством и другими структурами к разного рода мероприятиям, включая межфлотильные переговоры.
In real life - внештатный (но очень деятельный) сотрудник линейного отдела "Y" Восточного Департамента Управления "Т".

СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ: Согласно установившейся традиции рода, состоит в символическом браке со всеми самками семейств основы Sclerocrangon salebrosa - то есть имеет право признать своим законным наследником любое своё потомство от самки данного семейства. Практически же вероятность подобного события весьма мала: сэр Бамбарбия - убеждённый холостяк.

УВЛЕЧЕНИЯ. Старый театрал. Покровитель молодых хористов. Коллекционирует старинный фарфор.

Записка имела статус внутреннего документа Восточного Департамента управления "Т". Однако её прочли на самом высоком уровне - то есть на том самом, где принимаются принципиальные решения о финансировании чего бы то ни было.

Суть записки состояла в следующем. Сэр Бамбарбия сосредоточился не на отношениях с принцем, а на интересах - прежде всего материальных - его ближайшего окружения. Обратившись к неким источникам полезной информации в Управлении, он её собрал, систематизировал и проанализировал с вышеуказанной точки зрения.

Анализ показал, что среди эякуляторов катастрофически мало тех, кому было бы лично выгодно установление тесных связей с Ройал Нави. Что касается принца, то его искренне восхищение Белой Флотилией сопровождалось отнюдь не стремлением ей подчиниться, а наоборот - заимствовать у неё эффективные технологии с целью усиления Шестого Флота. Наконец, приводились косвенные, но заслуживающие внимания свидетельства того, что престарелый Препуций Третий обо всём этом прекрасно осведомлён и политику сына втайне одобряет и поддерживает... По поводу его соперника, принца Поллюция, сэр Бамбарбия был настроен ещё более негативно. По его мнению, победа поллюционистов означала появление баз Хохзеефлота в Тирренском море.

Талантливый сэр Киргуду был вызван на Самый Верх. Туда он направился с тонкой папочкой, содержащей какие-то документы, а вернулся с бюджетом. Выделенным на весьма смелый - чтобы не сказать дерзкий - план, предложенный в качестве альтернативы дальнейшей поддержке Эякуляция.

Как-то раз, в самом конце октября, Никитон Ойшпиц, пластиножаберный и жалкий пенсионер, постоянно проживающий на шельфе острова Искья, вздумал побаловать себя купанием в горячих водах.

Откровенно говоря, позволить хорошую подводную купальню Никитону Макрельевичу было не по средствам. Приходилось поправлять здоровье в полузаброшенном старом парке на глубине, где среди мёртвых водорослей и праха били горячие источники.

Там, в парке, он неожиданно заметил своего очень давнего знакомого, негоцианта Зуца Знуздаля (в нашем повествовании он - совершенно эпизодический персонаж, так что не трудитесь запоминать его звонкое имя). Знуздаль Ойшпица узнал, встрече обрадовался - умеренно, но искренне. И предложил Макрельевичу вместе погреть хрящи и побулькать за жизнь.

Посреди разговора Зуц вдруг вспомнил, что он приглашён на тезоименитство Его Турбулентности принца Фрикция. Более того, по счастливой случайности он имел при себе официальный пригласительный билет на две персоны. Так что, недолго думая, он предложил Ойшпицу составить ему компанию.

Ойшпиц немного поломался, но приглашение всё же принял. Отчасти из соображений экономии - на празднике у принца можно было недурно поужинать на дармовщинку. Отчасти ему захотелось компании. В последние годы Макрельевич растерял почти всех знакомых, а выходы в свет свелись к ежегодным визитам в канцелярию Его Императорской Водности. Туда он ежегодно подавал прошение о пересмотре дела и снятии обвинений - на что через пару месяцев отвечали неизменным отказом... И наконец, решающим аргументом послужили слова Знуздаля, который с грустью сказал, что второго такого шанса не представится никогда - ибо сей праздник у принца, скорее всего, будет последним. Нет-нет, принц здоров, просто от дворца на Искье и пышных празднеств ему придётся отказаться. Ибо принц впал в немилость у Его Водности и лишён коронного вспомоществования.

Врезка. Статус младших принцев на Шестом Флоте.

Правящее семейство Великих Рыбонов относится к саламандровым, что объясняет особенности размножения. В среднем за жизнь один саламандровый рыбон оплодотворяет от пяти до двадцати икряных кладок. В среднем в одной кладке успешно оплодотворёнными оказываются пять-шесть икринок.

Всё мужское потомство считается законными претендентами на престол в порядке старшинства. Старшинство фиксируется по моменту прорыва оболочки икринки (что и привело к непростой ситуации с Поллюцием и Эякуляцием, у которых была одна икринка на двоих).

Обычно принцев именуют по номерам, которые сохраняются за ними всю оставшуюся жизнь. Так, е.и.в. Препуций Третий был когда-то третьим номером в очереди. Просто ему повезло: его братья из старшей кладки Стагнаций Первый и Инфляций Второй погибли (первый в детстве подавился костью барабульки, второй незадолго до коронации был сожран на охоте дикой акулой). Впрочем, царствование Третьего номера не было чем-то совсем уж из ряда вон выходящим. В конце концов, за полвека до Препуция Шестым Флотом некоторое время правил Петиций Одиннадцатый. Но то был всё-таки эксцесс; вообще-то считается, что сколько-нибудь реальные шансы на власть имеют номера со второго по пятый. Поэтому первые пять номеров имеют официальный статус "первых младших принцев", имеют право на почётный титул "ваша текучесть", обучаются по той же программе, что и наследник престола, а впоследствии - если старший всё-таки вступает в императорские права - получают посты не ниже командующего эскадрой. Напротив, номера ниже девятого (двузначные) членами императорской семьи считаются лишь номинально. Практически же они имеют право на небольшую стипендию, оплату учёбы в школе и вузе, рассмотрение их судебных дел в Высшем Суде Чести, а также на почётный титул "ваша плавучесть". При этом на значительный карьерный рост в госструктурах они могут не рассчитывать - как раз из-за того самого Петиция Одиннадцатого, который, честно дослужившись до поста начальника военной контрразведки, решил вопрос со старшими братьями кардинально. Элите Флота это пришлось не по нраву, что и привело к соответствующим оргвыводам.

Что касается номеров с шестого по девятый, их носители обыкновенно имеют некий промежуточный статус, сильно зависящий от личных качеств младших принцев и умения себя поставить. Некоторые достигают большого почёта и высокого положения. Например, знаменитый канцлер Фракций, фактический руководитель эскадры в правление императора Ассоциация, был вообще-то Фракций Седьмым. Однако по большей части "шестые" - как обычно называют носителей соответствующих номеров - ведут жизнь высокопоставленных паразитов. При жизни старшего брата-правителя они имеют неофициальное право на налоговые льготы, титул "ваша турбулентность" и регулярные безвозвратные займы из бюджета, чем беззастенчиво и пользуются. Довольно часто вокруг них скапливаются разного рода недовольные. Но большого вреда от них нет, так что особого внимания они обычно удостаиваются только тогда, когда разрыв между ними и правящим императором опасно сокращается.

Его Турбулентность Фрикций Девятый не напоминал умного и деятельного Фракция ничем, кроме разве что звучания имени. По всеобщему мнению, он являл собою образцово-показательное ничтожество.

От трона его надёжно отделяли пятеро живых и здравствующих братьев, с четвёртого по восьмой номер, причём Эрекций Четвёртый был замкомфлотилии, а Копуляций Шестой руководил Генштабом. Фрикций же к политике и государственным делам не проявлял никогда, предпочитая балы, праздники, разнообразные увеселения, а в промежутках между ними - бытовой алкоголизм, коему он был привержен с младых чешуек. Поговаривали, что трезвым его помнили только нянюшки. Из всех напитков больше всего он уважал водочную настойку на калгановом корне. Ею он регулярно упивался до полного изумления.

Окружение его состояло из таких же мотов и пропойц, главным интересом которых было бражничать блудно да есть. Никакой опасности вся эта компашка не представляла, разве что для собственного своего здоровьичка. Странно было скорее то, что Фрикций, несмотря на возраст (ему стукнул полтинник), всё ещё держался на плаву. Вероятнее всего, благодаря своевременной медицинской помощи. Будучи опытным алкоголиком, Фрикций на медицине не экономил.

Так что нетрудно понять прижимистого Препуция Третьего. Который - подстрекаемый экономным канцлером Прошкой - взял да и отказал Фрикцию в очередном займе под надуманным предлогом.

Трудно сказать, общался ли г-н Ойшпиц с принцем Фрикцием лично, и если да - о чём именно они толковали.

Зато известно другое: принц прямо на празднике наебенился так люто, что даже его окружение, ко всему привычное, несколько занервничало - не издохнет ли Его Турбулентность от пьянства прежде, чем окончательно разорится. Но принц в очередной выжил, хотя и не без помощи врачей. Каковые прописали ему полный покой, одиночество и мадеру вместо калгановки.

Принц, однако, раскапризничался. На мадеру он в конце концов согласился, но пить в одиночестве счёл отвратительным и недостойным делом. В качестве собутыльника он призвал к себе некоего полурыбка Штюрмера.

Слово "полурыбок" может ввести в заблуждение. Штюрмер был двухсполовинойметровым монстром с бронированной головой и огромной пастью. В юности он обучался в школе осназа. Однако потом раздухарилась "зловонная контора". В генах полурыбка нашли фрагменты кода сухопутной кракозябры и пресноводного эцилопа - и выгнали нахрен. Некоторое время он работал вышибалой-подводником в кабаке на шельфе острова Пальмарола, потом его занесло на сушу. Там у него тоже были всякие приключения, пока он не прибился к окружению Фрикция. Простой парень чем-то понравился изнеженному и порочному принцу, и он его к себе приблизил. Не подумайте плохого - чисто как весёлого рассказчика и собутыльника.

Штюрмер, правда, был известен не столько алкоголическими подвигами, сколько злостным картёжничеством. Но, во-первых, играл он по маленькой, и во-вторых, больше проигрывался. Медики, опекающие принца, рассудили, что лучше всё-таки Штюрмер, чем какой-нибудь горький пьянчуга, и особо возражать не стали. Фрикций и Штюрмер уединились в глубинах подводного грота и предались распитию мадеры.

Во всяком случае, все думали именно так. И думали, в общем-то, правильно. Однако Фрикций и Штюрмер на мадере не остановились. Заскучавший Фрикций, привыкший убивать время и печень с размахом, склонился на предложение Штюрмера перекинуться в картишки. И как-то неожиданно увлёкся.

На третий день пьянки Штюрмер выиграл у Фрикция премиленькую подводную резиденцию в районе шельфа Устики. На четвёртый - личный катер. На пятый - чуть было не отобрал у принца титул (спасла пятёрка треф). На шестой - получил расписку на пятьдесят тысяч.

А на седьмой - остался должен принцу всё своё имущество, движимое и недвижимое, а также почку, глаз и два зуба коренных.

Переворот на Шестом Флоте: начало действия

Восьмого декабря е.и.в. император Препуций обычно отмечал очередной день рождения.

В последние годы, в связи с состоянием здоровья монарха, праздник проводился келейно, в кругу друзей и близких. Число которых и в лучшие времена было невелико, а в последние годы сократилось до самого ближайшего окружения: принца Эрекция, двух престарелых адмиралов, сестры Констатации - полуслепой альбиноски, которой Препуций покровительствовал из сентиментальности - и канцлера Прошки. Все эти существа - в данном случае это важно, так что забежим вперёд и подчеркнём заранее - не отличались физической крепостью, за исключением разве что Эрекция. А морской огурец Прошка был и вовсе субтилен.

Но телесная немощь не мешала им всем быть весьма прожорливыми - и притом весьма требовательными по части кухни.

Теперь об этом. Императорской кухней и всем с ней связанным ведал некий Райнер Наталия Злогоньдоус, первый заместитель Министра Двора. Если учесть, что сам Министр Двора страдал филяриозным паркинсонизмом и последние восемь лет провёл в кислородной ванне Центрального Госпиталя, то Злогоньдоуса можно было считать и.о. миндвора de facto. Он считался умеренным эякулятором, но имел контакты и среди препуционистов, а главное - был профессионалом с огромным опытом. Все считали, что при Эякуляции его ждёт новый карьерный взлёт, да и при Поллюции он тоже не пропадёт.

Увы, примерно месяц назад все его перспективы пошли скату под хвост.

Вставка-заметка. Жизненная ситуация Райнера Наталии Злогоньдоуса, первого заместителя Министра Двора

Рыбоящер Злогоньдоус был достаточно ловок, чтобы не быть сожранным, переваренным и выплюнутым за тридцать с лишним лет при дворе. Однако вот именно сейчас он умудрился попасть в абсолютнейший тупик, выхода из которого не видел.

Проблема состояла в том, что он умудрился рассориться и с принцем Поллюцием, и с принцем Эякуляцием. И, соответственно, с обеими придворными партиями.

В сущности говоря, Райнер Наталия был хорошим профессионалом: памятливым, въедливым, дотошным. Его недостатки - продолжение его достоинств - состояли в требовательности и вспыльчивости. Иными словами, он имел привычку строить подчинённых и всячески распекать их за малейшую провинность. Это не прибавляло ему симпатий. Но до поры до времени он мог не обращать внимания на мнение нижестоящих.

С Поллюцием Злогоньдоус поссорился довольно давно, из-за глупейшего обстоятельства. У Райнера Наталии был молочный брат - не злой, но беспутный малый. Однажды он неудачно пошутил насчёт принца. Поллюцию донесли. Он, обычно терпимый, на сей раз оскорбился (возможно, у него просто было дурное настроение, мало ли) и потребовал расследования и наказания виновного. Скорее всего, дело спустили бы на тормозах, если бы перепугавшийся братишка не бросился к Райнеру Наталии за помощью. В ту пору у Злогоньдоуса был прямой выход на Их Водность Препуция III, чем он и воспользовался. Однако монарх (у которого тоже бывали приступы дурного настроения) не просто пресёк дальнейшее развитие сюжета, но устроил Злогоньдоусу унизительнейшую взбучку. Тот её пережил, но навёл справки, кому он так обязан. После чего демонстративно примкнул к партии Эякуляция.

При этом с поллюционистами как таковыми Райнер Наталия всё-таки сохранил неплохие отношения. И, в общем, рассчитывал на то, что даже в случае триумфа Поллюция у него будут шансы на улаживание ситуации и продолжение придворной карьеры.

Однако ж где-то за месяц до описываемых событий принц Эякуляций изъявил Злогоньдоусу свою крайнюю немилость. Он почему-то решил, что первый заместитель Министра Двора - предатель и засланец от Поллюция. Трудно сказать, кто был источником этой - без всякого сомнения - клеветы, но принц не просто ей поверил, но решительнейшим образом дал бывшему соратнику от ворот поворот. Злогоньдоус был в шоке и наговорил принцу лишнего. В общем, расстались по-плохому.

Что характерно, поллюционисты тоже не приняли его. Как выразился один старый краб, "если он и в самом деле работал на нас и спалился - он идиот, а у нас и так переизбыток идиотов". Сам же Поллюций высказался в том смысле, что считает ссору спектаклем, целью которого является засылка в его лагерь агента влияния. И что он, Поллюций, на такие гнилые заходы даже в детском пруду не вёлся.

У Злогоньдоуса не осталось ничего, кроме должности Первого заместителя Министра Двора. Каковой он в самом ближайшем времени должен был лишиться, кто бы не победил в соперничестве.

Все остальные это тоже понимали. Так что некогда всесильный Райнер Наталия внезапно обнаружил, что он никому не нужен, не интересен и даже неприятен. Его перестали любить, дарить дружбой, беспокоить визитами, дарить приятные подарки, играть с ним в трик-трак, слушать его ворчание и даже здороваться. Более того, даже самые жалкие подчинённые завели манеру ему откровенно хамить - видимо, таким образом мстя за прежние унижения, ну или заранее выслуживаясь перед его преемником.

Забегая вперёд: все они потом об этом пожалели. Очень, очень пожалели.

Переворот на Шестом Флоте: развитие событий

Итак, Райнер Наталия Злогоньдоус принялся за организацию торжественного обеда. В былые времена он поручил бы это дело одному из толковых подчинённых и ограничился бы общим контролем. Но на сей раз положиться ему было не на кого: любой мелкий гадёныш мог его подставить.

Поэтому рыбоящер сам лично контролировал все этапы - от закупки провизии до готовки. Некоторые блюда, особенно ответственные, готовились при его личном участии.

Дело дошло до того, что приготовление главного блюда - фаршированной акулы с сюрпризом - он взял целиком на себя. Ну то есть как на себя: начинку - весьма разнообразную и даже прихотливую - делали повара, а вот зашивал брюхо рыбине он сам лично.

Вставка. Императорский дворец: расположение, особенности архитектуры, внутреннее устройство.

Как мы уже говорили ранее, высокопоставленные рыбоны предпочитают сушу воде. Его Водность Препуций III никоим образом исключением не был. Более того: он был первым императором, который обосновался непосредственно на суше: его резиденция располагалась на острове Капри. Разумеется, там же находились и виллы ближайшего окружения.

Дворец построен в обычном рыбонском стиле: "сухая" надземная часть и несколько подводных этажей. Парадным считается подводный вход через пещеру Голубой Грот. Однако чаще пользуются входом на суше - тоже весьма изящным и хорошо охраняемым.

Здание состоит из собственно Дворца, дворцовой канцелярии - в которую можно обращаться с разнообразными жалобами, кляузами, прошениями и доносами - а также нескольких строений

Дворец имеет три наземных этажа (из-за крайне неустойчивого тесла-зацепления использование лифтов и подъёмников ограничено) и весьма сложную внутреннюю архитектуру. Вся она завязана на сложную гидросистему с разнесёнными коммуникациями для пресной и солёной воды, гидроаккумуляторами для поддержания уровня воды в бассейнах при выключенных насосах и т.п. Очень много внимания уделено гидроизоляции электрических контуров и т.п.

Вторая по важности задача - удобство и простота обеспечения безопасности. Продуманная система внутренних постов, контрольных пунктов и т.п. делает несанкционированное проникновение во внутренние помещения Дворца практически невозможным.

Переворот на Шестом Флоте: развитие событий

В тот же самый день Никитон Макрельевич Ойшпиц, пластиножаберный и жалкий пенсионер, явился в императорский дворец со своим обычным прошением о пересмотре дела и т.д. Поскольку являлся он туда регулярно, каждый год, его там знали. Ну то есть как знали - он значился в неофициальном списке постоянных посетителей. Около его имени была пометка: "н/с", что означало "не скандальный". С такими обращались вежливо, но твёрдо - "бумагу дайте сюда, а сами идите-идите-идите".

На сей раз пенсионер упёрся. Он заявил, что им уже много лет пренебрегают и потребовал разговора с "главным начальником, который реально что-то решает".

Специально для таких целей в канцелярии имелся чиновник, обязанностью которого было успокоение подобных посетителей и выпроваживание их вон. Именно к нему-то Никитона Макрельевича и направили.

Дальнейшие события должны были бы развиваться по следующей схеме. Часа через четыре внешний пост охраны должен был бы зафиксировать, что в журнале посетителей против одной из отметок нет подписи на выход - ни посетителя, ни дежурного. Вообще-то в таких случаях следует поднимать тревогу, но обычно всё дело в том, что какой-нибудь посетитель закатил скандал и его никак не могут унять. Поэтому охранники обычно идут сначала в общий зал, выясняют ситуацию, и только потом действуют по обстановке.

Но на этот раз всё пошло наперекосяк. Именно в это время в канцелярию попытался проникнуть огромный, вусмерть пьяный громила, которому вообще-то даже и назначено не было. Выдворить его по-хорошему не удалось: он подрался с охраной, и если бы там были парни похлипче, то, глядишь, дело кончилось бы хуже. А так - он поломал стойку, зачем-то сожрал журнал посетителей, оторвал одному из охранников гребень, но был побеждён вовремя подоспевшим подкреплением, а также алкоголем. Ему как следует намяли бока и заперли в дисциплинарной камере, чтобы разобраться с ним позже.

Всё случилось в 19.16, когда на стол подали традиционное деньрожденьское блюдо - фаршированную белую акулу-сюрприз. По традиции, рассечь её чрево полагалось имениннику.

Вообразите себе круглый зал, радиусом метров десять, выложенный белым мрамором. Той же высоты и стены: Его Водность не любит низкие тёмные гроты, предпочитаемые чисто-жаберными рыбонами. Нет, сей просвещённый правитель уважает свет и воздух.

Но не отрекается от воды, о нет! Мраморный пол затоплен горячей минералкой сантиметров на восемьдесят: Его Водность любит кушать, сидя по пояс в воде. Злые языки говорят, что Препуций III во время еды плохо контролирует мочевой пузырь и клоаку. Но злые языки всегда говорят что-нибудь злое - на то они и злые, не так ли?

В мутноватую воду смотрится солнце. Откуда падает его свет? Из трёх высоких окон, выходящих на восток. Между окнами в воде видны два тёмных квадрата, два провала, два колодца. Левый ведёт в подводный коралловый сад с актиниями, правый - через сифон - в наземный сад с пионами. Их Водность чаще ныряет в правый. Император обожает пионы.

А что это за серебристые тени в воде? Всего лишь маленькие пираньи, выведенные в Директории по специальному заказу Его Водности. Их крохотный мозг устроен так, что он не тронут гостей. Зато все крошки, все объедки со стола немедленно будут ими съедены. Как и все нечистоты, случись им осквернить эту воду. Впрочем, слышите тихое журчание? Это декоративный водопадик в углу старается. А где-то внизу шумят могучие насосы - но тихо, очень тихо.

Где слуги? Почему не шумят они, не суетятся, не звякают приборами? Они отосланы. Посторонние не нужны, когда уважаемые существа кушают. А кто более уважаем, нежели собравшиеся здесь? Слуги явятся через полчаса, когда основное блюдо будет изрядно поедено. Но тогда и им что-нибудь достанется, это традиция.

В центре зала - огромный овальный стол, украшенный наземными цветами. Мелкие белые и розовые цветочки перевиты крохотными красными ленточками. Ах нет, это червячки, детское лакомство. Но Её Ламинарность Констатация - снежно-белая, иссохшая саламандра, с пожелтевшими перепонками между пальцами - любит червячков до сих пор. Жаль, что она их не видит: глаза её поразила катаракта. Ничего страшного, прямо перед ней стоит вазочка с любимым лакомством, которую придвигает к ней любезный Эрекций. Ах, как он хорош - тонкий, стройный, с интеллигентным лицом, в элегантном резиновом мундире в облипочку! Вот она, истинная опора трона!

Кстати о троне и его обладателе. Государь Император Препуций Третий восседает на почётном месте - сбоку овала, то есть ближе всех к пище. Он покачивается в воде, в любимом розовом креслице со свинцовыми ножками. Он уже прикончил порцию планктонного паштета и даёт роздых желудку, чтобы с новыми силами приступить к главному блюду.

Не будем скрывать: лицо Его Рыбности - зелёное с жёлтым узором - несёт следы прожитых лет, страстей, излишеств. Морщины возле жабр, обвисшие ноздри, снулые глаза, вот это вот всё. Но на самом дне его выцветших очей - не тупая покорность судьбе, а воля к бытию. Наперекор всему он цепляется за жизнь.

Вау! А кто это у нас такой пристроился на плече Государя - маленький, светло-коричневый, похожий на большую гусеницу с шипами? Это великий государственный деятель, канцлер Прошка. Он смешно шевелит амбулякральными ножками и тянется к своей мисочке с планктоном. Ах, Прошка, в тебе всего-то сорок сантиметриков! Не дотянешься ты, нет! Ничего-ничего, сейчас старый генерал - вот он сидит рядом и таращится в пустоту - тебе поможет, если успеет. Ах нет, не успеет.

Но что тут у нас на столе? О, почти весь стол занят. На огромном серебряном блюде лежит акула. Как ужасна её оскаленная пасть, и какого нежного цвета её брюхо! Да, оно вскрыто и потом зашито. Внутри него - не склизкие внутренности, а какой-то интересный сюрприз. Если сюрприз окажется неинтересным, Его Водность будет очень недоволен. Но заместитель Министра Двора всегда придумывал что-нибудь новенькое. Неужели он сейчас оплошает?

Его Императорская Водность не успел сделать первый надрез на брюхе акулы, как оно треснуло. Изнутри выпростались зелёные руки. Они схватили императора Препуция за жабры и втащили его голову внутрь. Прошка едва успел сползти на стол.

Пока все в растерянности булькали и сепетили, Его Водность подрыгал-подрыгал ластами - да и обмяк.

А из разорванного брюха вылез ни кто иной, как Никитон Ойшпиц. По-прежнему пластиножаберный, но уже не жалкий. О нет! Лик его был ужасен. И весь он был ужасен - как Божия гроза, например.

С ног до головы лихой пенсионер был перемазан кровью. А в руке его зловеще поблёскивала ручка от мясорубки.

Начал Никитон с того, что с размаху охуячил этой самой ручкой принца Эрекция по ноздрям, а потом вогнал её же ему в самую глотку.

Потом он схватил канцлера Прошку и одним движением челюстей перекусил его на две части. Хрусть - и пополам! И немедленно отъел от вентральной стороны левого огрызка изрядной кусок.

Бедные, бедные маленькие ножки! Он и ножки съел!

Подкрепившись таким манером, он порвал пасть и жабры престарелой альбиноске. Генералов он вниманием не удостоил, а вместо этого подплыл к двери, открыл её и позвал стражу. Которой через пару минут и сдался. А сдавшись - сделался лицом цвета молодого салата и свалился в обморок.

Стражники до того удивились, что даже не стали избивать преступника. Как бы сберегая его для величественной и страшной маналулы. Что неизбежно ожидала убийцу Его Водности - так думали они.

Забегая опять же вперёд - очень скоро они узнали, до чего своевременным оказалася этот приступ случайной доброты.

Двадцатью минутами ранее принц Фрикций, срочно прибывший во дворец, добился срочной аудиенции у начальника личной охраны Препуция Третьего. И заявил, что располагает сведениями о чудовищном заговоре против Его Водности, в котором замешаны Поллюций, Эякуляций и ещё многие высокопоставленные рыбоны, чьи имена он назовёт позже - а пока нужно срочно спасать государя.

Начальник личной охраны отнёсся к откровениям Фрикция как к пьяному бреду, тем более, что от того несло перегаром, да и вообще вид у него был нетрезвый. Всё же он приказал усилить охрану императорских покоев, а принцу Фрикцию приказал явиться на следующий день для проведения следственных действий.

Новость об убийстве Препуция Третьего распространилась как-то неправдоподобно быстро. Тело покойника не успело согреться, как перед Голубым Гротом собрался внушительный косяк рыбонов, требующих немедленно показать им государя - или немедленно отдать им на расправу его убийц. Предводительствовал толпой ни кто иной, как Фрикций.

В это же самое время полурыбок Штюрмер - да, пьяным хулиганом на входе был именно он - каким-то образом покинул камеру, в которую был брошен до выяснения. Непонятным образом ему удалось проникнуть из канцелярского корпуса во дворец. Пользуясь физическим превосходством и всеобщей растерянностью, он прорвался в комнату на втором этаже с выходом на площадь. Там он забаррикадировался, открыл окно и принялся орать, что в дворце заговорщики и они вотпрямща убивают Государя. Охрана сбежалась выламывать дверь, чтобы утихомирить буяна. Однако настоящего энтузиазма никто не выказывал: весть о том, что во дворец проник террорист и вроде как убил Императора, уже облетела всех.

Тем временем на суше тоже собралась преизрядная толпа - как бы не больше, чем в воде. Более того, она оказалась какой-то уж очень сплочённой и деятельной. Так что охрана была смята и отброшена довольно быстро, и взволнованные патриоты проникли во дворец.

Таблица 2. Последующие события (более или менее официальная версия)

План досточтимого сэра Бамбарбии удался благодаря сочетанию точного расчёта, беспримерной наглости и грамотной работе с кадрами. Которые решили всё.

Фрикций был завербован агентами сэра Бамбарбии пять лет назад. Принц легко пошёл на вербовку и оказался неожиданно толковым и полезным агентом, регулярно поставляющим весьма ценные сведения из самых неожиданных источников. Тогда Киргуду поручил ему парочку дел посложнее. С ними тот справился не на отлично, но на твёрдую четвёрку. Сэр Бамбарбия пришёл к выводу, что Из Турбулентность недооценивают. Похоже, решил он, Фрикций выглядит столь мизерабельно не из-за дефектов характера, а из-за отсутствия жизненных перспектив. Вдумчивая работа с психологами отдела "Z" подтвердила: под неприглядной маской бездельника и алкоголика скрывается ещё более неприглядное лицо неглупого, циничного и растленного существа, снедаемого жаждой славы, власти и безнаказанности. Каковую жажду сэр Бамбарбия успешно разжигал, пока клиент не созрел окончательно и не подписался на всё.

Кстати: последней каплей стало лишение финансирования. Странным вам это покажется, но вот здесь хитроумный сэр был совершенно ни при чём - канцлер Прошка и в самом деле решил навести экономию. В отличие от сэра Бамбарбии, который довольно долго вкладывал в эту авантюру свои личные средства.

Никитон Макрельевич Ойшпиц попал в сети сэра Бамбарбии по чистой случайности. Однажды ему задержали выплату и без того скудной пенсии, и Ойшпиц сделал объявление о продаже единственной сохранившейся у него ценности - небольшой коллекции старого фарфора. Это объявление попалось на глаза одному из доверенных лиц Бамбарбии (тому самому Знуздалю. Который, зная об увлечении шефа, не поленился к Никитону Макрельевичу заглянуть. И убедиться, что среди пожелтевших чашек и пиалушек старика ничего ценного нет. Однако сам пенсионер показался ему любопытным: он имел интересное прошлое, был очень обижен на власти и нуждался в средствах. Агент принял самостоятельное решение о вербовке - и купил услуги Ойшпица буквально за гроши. Некоторое время тот проходил в роли мелкого агента, но всячески намекал, что способен на большее. Психологи, работавшие с отчётами, заключили, что его снедает жажда мести, причём на физиологическом уровне. Разжечь её до всепоглощающей страсти оказалось делом не столь уж сложным.

Для планируемого Бамбарбией заговора Ойшпиц оказалася крайне ценным приобретением. Хотя бы потому, что у него был и опыт работы на высокой должности - а значит, он знал и понимал логику работы системы - и спецподготовка боевика: начинал-то он с низовки. Правда, это было давно. Ныне же Никитон Макрельевич был, чесгря, староват - и далеко не в лучшей форме. Кроме того, он прекрасно понимал, что его ждёт в случае провала. Смерти он боялся умеренно. Но понимал, что за убийство императора его ждёт жутчайшая маналула - и вот этого не хотел категорически. Яд за щекой его не устраивал: он мог не успеть раскусить капсулу или его могли спасти дворцовые медики.

Но сэр Бамбарбия умудрился элегантно решить обе проблемы разом - в каком-то смысле за счёт друг друга. А именно: непосредственно перед делом Ойшпицу вкололи средство, разработанное в Ройал Нави в лабораториях отдела "F". Это был супердопинг, действующий в течении часа. Правда, он полностью сжигал все ресурсы организма и к тому же был ядовит сам по себе. Так что после часа - в течении которого можно было рвать цепи руками и т.п. - получивший укол терял сознание, а потом медленно умирал в течении суток. Имелся антидот, позволяющий избежать смертельного исхода. Он был передан Фрикцию лично. Который пообещал спасти Ойшпица, как только захватит дворец. В случае неудачи самое худшее, что ждало Никитона Макрельевича - это попытка привести в чувство и экспресс-допрос минуты на две, после чего он так и так отходил бы на лоно Дочки-Матери. На такие условия Никитон Макрельевич согласился.

Однако истинной душой заговора был Райнер Наталия Злогоньдоус. Этого вербовать было не нужно - он сам вышел на контакт с Ройал Нави. Более того, сам план переворота принадлежал именно ему.

Злогоньдоус был предателем, так сказать, идейным. По мнению психологов отдела "Z", он пошёл на измену из-за того, что засиделся на своей должности. Однако сам Злогоньдоус объяснял своё решение уверенностью в том, что ситуация с двумя принцами зашла в тупик и кончится гражданской войной. В которой также примут участи все гидрополитические конкуренты Шестого Флота. В результате чего Шестой Флот как единая флотилия прекратит своё существование, а его акватория будет разделена между Ройал Нави, головоногими, Великой Армадой, и, чего доброго, Полундрой. Размышляя об этом, Злогоньдоус пришёл к выводу, что лучше уж сдаться белым, чтобы сохранить целостность акватории и хотя бы относительную автономию. Тяжёлое, но необходимое решение.

Надо сказать, что досточтимый сэр Бамбарбия, когда прознал про эту теорию, булькнул весьма скептически. Но больше ничем своего отношения не выказал.

Надо сказать, Злогоньдоус спланировал мероприятие достаточно аккуратно, предусмотрев практически всё. Например, ссору с Эякуляцием спровоцировал он сам, передав таковому через третьих лиц некие бумаги. Он же специально подпортил отношения с Поллюцием, через знакомого доведя до него мысль, что ссора с Эякуляцием была лишь мнимой. Нужно ему это было для нескольких целей с разным временным лагом. Ближайшая по времени была такова: дать окружающим объяснение своего странного поведения, и особенно желания делать всё самому. Отдалённейшая - слегка обелить себя в глазах потомков. Злогоньдоус предполагал, что в случае успеха мероприятия именно ему придётся подписывать всякого рода списки на экстерминацию, депортацию, изоляцию и т.п. В каковые списки войдёт немалая часть его бывших единомышленников, а то и друзей. Убивать друзей ему казалось несколько неудобным. А вот уничтожать тех, кто совсем недавно отказал ему в дружбе, предал и отвернулся - это честно и справедливо.

Что касается техники дела. Злогоньдоус за многие годы работы во дворце (в том числе отвечая за безопасность) в совершенстве изучил все ходы и выходы из него. В частности, знал о тайных подводных ходах, соединяющих канцелярский корпус и собственно дворец. Один из таких ходов начинался в туалете второго этажа канцелярии для крупных рыбонов, а кончался в разделочной на дворцовой кухне. Правда, внутри хода находилась разнообразная древняя сигнализация, включающая металлодетектор, который Райнер Наталия не знал, как отключить. Поэтому Никитона Макрельевича вооружили обсидиановым клинком. Им он убил милейшего, тишайшего морского конька, ответственного за успокоение настырных посетителей. К сожалению, при ударе он умудрился сломать клинок. Так что в разделочную он приплыл безоружный. Это было не страшно: Злогоньдоус зашил вместе с ним пять кухонных ножей, острых и страшных. Но у Никитона Макрельевича уже шёл пар из ушей и зашкаливал адреналин в венах. Так что он в последний момент стащил ту самую ручку от мясорубки, которой и орудовал.

Но кого это интересует? Важен результат, а он был достигнут.

Штюрмер был случайной фигурой, на которой настоял Фрикций. Откровенно говоря, вся эта сложная затея с пьянством, игрой в карты и вербовкой через карточный проигрыш казалась досточтимому сэру Бамбарбии совершеннейшим идиотизмом. У него было около дюжины агентов, годных для этой второстепенной роли. Но вербовка Штюрмера было идеей Фрикция, причём он на ней настаивал. Видимо, ему ужасно хотелось самому кого-нибудь завербовать. Или, что более вероятно, проверить, насколько иноводные партнёры с ним считаются. Потому он раскапризничался и пошёл на принцип. Бамбарбия решил не спорить, хотя подстраховался. Не сыграй полурыбок так успешно, это сделали бы другие.

Как и кем были организованы обе толпы, а также и прочие подобные вопросы мы оставляем читателю. Вот уж подлинно - не бином никакой это Ньютона. И не теорема Гёделя, мир его праху!

Хотя... ой, нет. Что это вообще такое - "другие подобные вопросы"? Это как-то даже неуважительно звучит по отношению к дорогому читателю - которого я, если припоминаете, называл "батенькой" и обращался на "вы". Нет, так дело не пойдёт. Но мы исправимся. Вот прямо сейчас и исправимся.

Ответы - некоторые - вы можете посмотреть в примечаниях к этой главе. Но не торопитесь, сначала подумайте сами. Уверяю вас, вы так получите гораздо больше удовольствия. Не забывайте про бенедиктин, камин, плетёное кресло и т.п. - это поможет вам в размышлениях. Вообще, вспомните, какое же это всё-таки удовольствие - думать! Но если невтерпёж - не мучайте себя, посмотрите. А потом всё-таки подумайте, прав ли автор.

Ибо и ему, автору, не ведома вся истина, даже и в отношении собственной своей же книжки. Уж такая она, се ля ви, и не нам её ченч.

Эпилог. Видеоролик (1 мин. 20 сек.). Момент истины.

И вот, наконец, удачливые заговорщики - то есть, простите, законные власти Шестого Флота - восседают в уже знакомом нам круглом мраморном зале и решают вопросы жизни и смерти.

Как всё изменилось! Никакой горячей минералки: Фрикций подобных изысков терпеть не может. Вместо этого пол кое-как застелен толстыми коврами. Ковры сыроваты, но что поделать: время не простое, время чрезвычайное.

Стол тоже протёрт кое-как. На мраморе заметны пятнышки крови и рыбьего жира. Херня! Сейчас не до жира - быть бы живу. А для того многие должны умереть.

Фрикций устроился во главе стола, прикрыв глаза. Он устал, он хочет выпить и заснуть, но ни того, ни другого нельзя.

Ойшпиц сидит от него справа, в задумчивости растопырив пластинчатые жабры. Перед ним стакан с дымящимся чаем в медном подстаканнике (позаимствован у дежурных), солонка и блюдо с недоеденным канцлером Прошкой. Он периодически отхлёбывает чай, макает кусок Прошки в солонку и откусывает. И правильно. Сладкий чай способствует выделению кахетинов, а тело Прошки содержит витамин В12, тиамин, рибофлавин, фосфор, магний, кальций, йод, железо, медь, марганец. А главное - оно богато тритерпеновыми гликозидами, которые Никитону Макрельевичу сейчас так необходимы. Помимо всего прочего, ему приятно есть Прошку - и по духовно-нравственным причинам, и просто потому, что он вкусен. Лучше было бы, конечно, настоять его на меду, да и с водочкой. Но о водочке и речи нет. Сэр Бамбарбия Киргуду установил на ближайшие два месяца жесточайший сухой закон.

Злогоньдоус в задумчивости грызёт кончик карандаша. Он только что подписал распоряжение о временном заключении под стражу ещё двадцати трёх поллюционистов. Список подготовлен благодаря только что состоявшемуся мозговому штурму. Теперь нужно столь же тщательно пройтись по эякуляторам. Но перед этим нужно разъяснить несколько персон со сложной репутацией.

Роль секретаря исполняет Штюрмер. А что? Голос у него зычный, читать умеет, к секретам - volens nolens - допущен. Чем меньше посторонних, тем меньше неожиданностей, ага? Вот поэтому он и сидит за тем же столом, перед грудой бумажек, каких-то папок с завязками, шнурованных тетрадей и тому подобного.

- Вот тут у нас, - говорит он, водя глазами по строчками. - Розан Васильевич, - он щурится. - Основа не указана. С ним у нас чего?

Сначала посмотрите на Ойшпица. Как изменилось его лицо! О, Никитон Макрельевич не просто жаждет крови крокозитропа. Он хотел бы выцедить её всю - по капельке.

Райнер Наталия Злогоньдоус морщится, как от кислого - привычная, наработанная гримаса. Которая тут же сменяется другой. О, эта торжествующая усмешка! О, эти обнажившиеся клыки, эти вздрогнувшие ноздри! Он вот-вот облизнётся... нет, удержался, видно старую школу.

- Я его знаю, это хохзейский шпион, - чеканит Ойшпиц. - Доставить сюда и допросить! - ух, как глазки-то блеснули! Он, верно, уже видит раскалённые клещи. В чьей руке? Догадаться несложно.

- Поддерживаю коллегу, - говорит Злогоньдоус. - Скользкий тип, я с ним сталкивался. Скользкий и очень опасный. Я за немедленный арест и допрос.

Фрикций устал, а Розан Васильевич - совсем не то существо, которое занимает его мысли. Откровенно говоря, он не думал о нём много лет. Однако сейчас он вспомнил - эти прыщеватые опёзья, этот таращащийся из живота глаз, этот высокий презрительный голос: "если бы я вас считал хоть сколько-нибудь опасным для себя, Фрикций, я принял бы меры... но вы ничтожество, Фрикций, и поэтому я отпускаю вас... живите, покуда я вам это позволяю..."

Лорд-Протектор Флотилии заскрежетал ротовыми пластинами. Тогда он стерпел: пришлось стерпеть. Но теперь он не потерпит. Никого и ничего не потерпит.

- Немедленно арестовать, доставить сюда, - заключил он.

Все взгляды переместились на последнего, самого молчаливого из присутствующих здесь вершителей судеб.

Досточтимый сэр Бамбарбия Пикабу Трог Идефикс барон Киргуду шельфства Кефалиния, пч. виконт Мурманский, пч. смотрящий Амазонской Низменности, отдыхал в шезлонге. Ну то есть как отдыхал. Слушал он разговоры вполуха, смотрел вполглаза. Но ничего существенного не пропускал. Даром что последние двадцать часов ему пришлось принимать стимуляторы. Ибо решались судьбы. Начиная от судьбы Шестого Флота и кончая судьбой его собственных вложений.

Ему потребовалось тридцать секунд, чтобы вспомнить, кто такой Розан Васильевич, где он ему попадался и какое впечатление произвёл. И о своём старом решении по этой конкретной персоналии.

Он еле заметно кивает головой. Штюрмер, уже понявший, who is who, резво чиркает на бумажке против имени Розан Васильевича - "аристовать нимедля". Увы, Штюрмер малограмотен. Но это ничему не мешает.

Остальное пусть останется за кадром - включая того безымянного героя, что, рискуя собой, отправил на подлодку бэтмена с серым конвертом. Некоторые подвиги должны оставаться безымянными.

Лучше остановите ролик. Посмотрите на них в последний раз. На эти зелёные и жёлтые лица, рыла, на влажные жабры, на отвисшую кожу шей. Вглядитесь в эти глаза, в эти узкие зрачки, в эти щели, в которых тьма. Быть может, вы успеете узреть в очах Фрикция кровавый отблеск, а под самым носом Злогоньдоуса - шишку.

А теперь - забудьте о них. На просторах нашего повествования никто из них нам не понадобится, да и не встретится боле: ни в другом месте, ни в другое время.

Действие одиннадцатое (окончание)

- Уже ничего, - ответствовал крокозитроп. - Или уже всё. Выберите ту формулировку, которая вам больше импонирует.

Розан Васильевич пошевелил своими трубами и задудел: до - ми-ми-ми, до - ми. Потом после паузы взял аккорд до-ми-соль и начал над ним измываться, подыгрывая себе толстой басовой трубой. Звучало это глухо и печально.

Кот вежливо кашлянул. Крокозитроп неодобрительно покачал глазом, но музицирование прервал.

- Дальше как? Это вопрос, - сказал он. - Видите ли в чём дело. Физически мы спасены. Но в ближайшей перспективе это ничего не меняет. Во всяком случае, для меня. Я потерял положение, окружение и состояние. Иными словами, мой официальный статус равен нулю, и даже величине отрицательной. Мои друзья, коллеги и клиенты остались за бортом. Наконец, у меня нет ни сольди. Фактически, я оказалася примерно в том же положении, что и в начале жизни. Плюс-минус жизненный опыт. И он мне подсказывает: если я в нынешнем своём состоянии появлюсь в Директории, меня выдадут рыбонам. В порядке налаживания отношений. Сухопутники будут налаживать отношения с любым рыбонским руководством.

- Это что такое? - перебила лиса, показывая на обзорное окно.

В мутной темноте белело что-то огромное. Крокозитроп сдал назад, и белая фигура приобрела очертания: это было нечто вроде гигантского сапога.

- А, это левый сапог, - любезно сообщил Розан Васильевич. - Ничего интересного.

- Мегаефрейтора Юнеско, - столь же любезно пояснил крокозитроп, осторожно выруливая влево. - Это основатель Румынской Империи. Когда-то тут был островок, и на нём стоял памятник. Относительно небольшой, метров на сто. При формовке шельфа его... задели, - последнее слово он произнёс после едва заметной паузы.

- Шельфа, - повторил крокозитроп. - Тут вулканические острова, откуда у них шельф? Очевидно, он искусственного происхождения. Его, грубо говоря, насыпали. И вообще, дно Средиземного моря очень основательно перерыто... Вы что-то хотели спросить? - обратился он к коту.

- Уже нет, - ответил кот. - Вы только что объяснили.

- Ну-ну, не всё так однозначно, - сказал крокозитроп снисходительно. - Если вы думаете, что рыбоны могут, э-э-э, подкопаться под берег - это не так. Раньше у нас были огромные машины, сделанные до Хомокоста. Потом они пришли в негодность, а новых нет. Зато мы знаем, что находится под землёй. Если будут повреждены некоторые объекты... нас, конечно, очень сильно накажут, но ущерб для братьев будет неприемлемым. Поэтому с нами считаются. И довольно об этом, - он махнул трубой. - Вернёмся к делишкам нашим скорбным, - он склонился над пультом и принялся что-то переключать и двигать рычажки. - Где-то тут был эхолот... А, вот. Так, значит, мне абсолютно необходимо сменить личность. С моей внешностью это затруднительно. Требуется перепрошивка, и весьма основательная. Но я не могу перепрошиться в Директории. Во-первых, не на что. То есть определённые вложения у меня там имеются. Но выход на нужных существ и обналичка требует времени. А меня с моей оригинальной фигурой сразу опознают и выдадут. До Тора-Боры далековато. Хотя тут поблизости есть один независимый специалист. На Зоне.

У Алисы загорелись глаза. Базилио этого не заметил.

- Он самый, - подтвердил крокозитроп несколько удивлённо. - Вы о нём знаете?

- Я его знаю, - сказал кот. - Но он забесплатно не работает. Он не работает даже за деньги. Только за редкие артефакты. И до него ещё надо добраться. Он так просто не принимает.

- Это всё решаемо, - сказал крокозитроп. - В своё время я купил информацию о сталкерском кладе. У существ, заслуживающих доверия, - он крутанул трубой, как бы показывая, что не желает вдаваться в подробности. - Клад закопан в Зоне. Я знаю приметы, так что найду. С проходом к Доктору сложнее. В принципе, у меня есть канал. Существо, которое имеет связь с Доктором и может устроить приём. Проблема в том, что ему нужно заплатить, а берёт он недёшево. А у меня нет ни гроша. Я имею в виду - здесь и сейчас нет.

Буратино, лежащий на полу, икнул от натуги. Ему ужжжасно хотелось похвастаться, что у него деньги есть, целых пять соверенов, - сумма, казавшаяся бамбуку невероятно огромной, - которые он держит за щекой. Однако деревяшкин решил, что после такого признания денежки у него тут же отымут - возможно, вместе с головой. Так что он только запихал языком драгоценные монетки подальше по десне.

В этот момент катер тряхнуло. Острые зубы Буратины прикусили краешек языка. Было ужасно больно. Кроме того, он сделал непроизвольное глотательное движение - и ему показалось, что в горло что-то попало. Что-то, очень похожее на монетку.

"2,71828182845904523536ать 3,14159265358979ЗДЕЦ!" - пронеслось в голове у бамбука, пока он лихорадочно шарил у себя во рту, царапая пальцы о зубы. Монет он нащупал четыре. Четыре, не пять. Похоже, один золотой он проглотил. Что означало в лучшем случае долгое ковыряние в собственном дерьме, в худшем - невосполнимую утрату. Можно было бы, конечно, попробовать проблеваться, но бамбук небезосновательно подозревал, что за попытку блевануть у него точно открутят голову. К тому же блевать было нечем.

- А сколько нужно денег, чтобы попасть к Болотному Доктору? - спросила Алиса каким-то очень напряжённым голосом.

- У вас есть деньги? - Розан Васильевич иронически поднял фиолетовую трубку и извлёк из неё длинный, протяжный си-бемоль первой октавы.

- У меня, - повторила Алиса. - Здесь, - уточнила она.

Розана Васильевича было трудно удивить, но сейчас он всё-таки удивился. Он даже изогнул веточку, на которой держался его глаз.

Продолжалось это миновения два-три. Потом его живот принял обычное выражение.

- А, понятно, - сказал он. - И сколько у вас там?

- Тысяча двести десять соверенов, - ответила лиса. - Этого хватит?

- Ну, этого трижды хватит, - успокоил Розан Васильевич. - И вы готовы, так сказать, пожертвовать?

- В обмен на артефакты, - сказала лиса. - Мне тоже нужно к Болотному Доктору.

- Обсуждаемо, - осторожно сказал крокозитроп. - А вам не тяжело? Всё-таки почти килограмм золота.

- У вас его нет, - напомнила лиса. - Кому тяжелее?

- Вы весьма предусмотрительны, - галантно сказал крокозитроп. - В таком случае наше положение не столь скверно, как мне показалось.

Кот раздражённо поморщился. Выставлять себя дураком перед крокозитропом очень не хотелось. Однако и оставаться в недоумении тоже было как-то глупо.

- И где твои деньги? - спросил он, обращаясь к Алисе.

- Тут! У меня, - ответила лиса в обычном своём стиле.

- Я не понимаю, что такое "тут" и "у тебя", - в стотысячный раз начал он. - Пожалуйста, объясни, где это. Словами.

Алиса посмотрела на него с искренним удивлением.

- И-извини... Но ты же видел? Ты же должен видеть! Ты же гайзер!

- Покажите ему, - сказал крокозитроп. - Мне тоже интересно, как это у вас устроено.

- Неужели они там? - заинтересовался крокозитроп. - Ну, в смысле...

Кот не понял, о чём речь, но лиса, видимо, поняла - и смутилась ещё сильнее.

- Нет, что вы, зачем же так, - сказала она. - Ну просто... Неловко как-то мне... Хотя чего уж теперь-то, - решилась она наконец.

Она поёрзала, пристраиваясь поудобнее. Потом оттянула шкуру на животе и осторожно засунула палец куда-то в пупок. Пошевелила им. Потом стала медленно втягивать живот, делая какое-то усилие. Наконец, она открыла ладонь, в которой блестело золото.

У кота заискрило в голове. Он вспомнил, что при знакомстве у лисы была сумочка с деньгами. Потом она исчезла. Кот решил, что она её спрятала - но само наличие этой сумочки никак не соотносилось с лисьим рассказом о бегстве от жестокого таракана. С другой стороны...

- Так, погоди-ка, - сказал он. - Что это у тебя за дырка в животе?

- Встроенный мышечный мешок, - ответила Алиса, разглаживая шкурку. - В Институте сделали, на третьем курсе.

- Курсовая работа, - объяснила лиса. - Стандартная задачка: частичный ребилдинг, сделать открывающуюся полость в теле. Меня коллега с курса перешивала. Ей за меня четыре с минусом поставили. Потому что полость маленькая, туда ничего толком не положишь. Когда я заболела, то свои лекарства там держала. Потом деньги стала прятать. И образцы из лаборатории иногда выносила, - призналась она.

Базилио стало стыдно. Во-первых, за то, что не заметил в рассказе лисы нестыковки. Во-вторых, за то, что ни разу не просматривал её и насквозь в микроволнах или рентгене. Напрягшись, он вспомнил единственный случай, когда просвечивал лису - в самом начале знакомства она показывала ему ногу с шипами на костях. Больше он в неё не заглядывал. Из какого-то странного чувства... нет, не брезгливости, скорее даже наоборот... Баз решил, что об этом он подумает позже.

У лисы сделался вид совсем смущённый и какой-то даже грешноватый.

- И-извини... - забормотала она. - Я забыла... Кажется, она там валялась... Я подобрала... Мне было плохо, я не помню... Ерунда вообще-то...

- То есть вы её у кого-то позаимствовали, - умозаключил крокозитроп.

Кот тем временем пытался вылущить из памяти сцену знакомства с лисой и разложить её на составляющие. Память скрипела, сопротивлялась, но картинки выдавала. Вот здание с балкончиком... белка-охранница... мозги с горошком... утконос, разглагольствующий на научные темы... пьяный зебу... опять мозги с горошком... вот появляется Алиса, сумочка у неё - потрёпанная, но чистая... очки... разговор... Алиса вдруг убегает, не заплатив за чай... что-то про какую-то мышь, которая лису знает... вот алиса идёт по проходу, вся такая напряжённая, пряча лицо... и сумку!

- Мышь, - сказал он. - Мышь у окна. Ты её испугалась. Сумка её?

- Её, - лиса посмотрела на него грустно и виновато. - Но я не крала! Я её нашла у строителей. Пустую, - добавила она. - Кто-то украл, всё выгреб и сумку в яму выкинул. Я хотела сначала лекарства туда сложить. А потом и деньги туда положила. Чтобы расплачиваться нормально. В смысле, чтобы тайник не заметили.

- А почему ты всё-таки испугалась? И сумку прятала?

- Потому что эта мышь я знаю, - сердито буркнула лиса. - И она бы свою сумочку узнала бы точно. Подумала бы, что это я спёр... фу-у-у! Он опять! - капризно помахала она лапкой.

Кот понюхал воздух. Запах был неприятный - но не тот, что в прошлый раз. Тогда к обычному аромату пердежа примешивалось что-то вроде запаха гнилых опилок, в сейчас несло кислятиной.

Баз не заметил взглядов, которыми обменялись лиса и крокозитроп.

- Извините, - наконец, сказал Розан Васильевич. - Это аварийный выхлоп из очистной системы. Сейчас я это уберу.

Тоненько завыло под потолком: крокозитроп включил экстренную вентиляцию.

- В течении ближайших дней, - негромко, но очень веско сказал он, - мы в одной лодке. В буквальном и переносном смысле. У нас тесно. Воду и еду придётся экономить. С регенерацией воздуха тоже будут проблемы. Поэтому все сложности в отношениях оставляем за бортом. Я понятно выразился?

Лиса молча кивнула. Кот не очень понял, о чём спич. Бамбук вообще всё пропустил мимо ушей: он думал о проглоченной монетке и как бы её не потерять. В конце концов он додумался до того, чтобы попросить помощи у кота. Буратина решил, что если у этих двоих столько денег, то его пять золотых их не заинтересуют.

- Слы, братан, - обратился он к коту, - тут такое дело... - и, запинаясь и путаясь в словах, изложил суть проблемы.

Кот настроил зрение и посмотрел на бамбука в микроволнах. Четыре соверена во рту выделялись ясно и отчётливо.

Пятый соверен и впрямь оказался в желудке. Не заметить его было сложно: он сиял фиолетовым светом.

Действие двенадцатое. Эфемерол, или Вриогидра не меняет планов

Наши способности и таланты могут оказаться не подспорьем, а препятствием на пути к успеху. Достаточно, чтобы нашёлся кто-то высокопоставленный, который усмотрит в вашем даровании нечто нежелательное. Величайшие гении погибли в безвестности, потому что какой-нибудь трус или подлец не дал им ходу - просто из рассуждения 'кабы чего не вышло'.

Вальтер Минц. Письма из ссылки. - В: В.М. Минц. Сочинения в трёх томах. Т. III. Поздние произведения. - ООО "Хемуль", г. Дебет, изд-во "Сенбернар, Зайненхунт и Ретривер", 298 г.

Нэ сдавайс. Кто гаварыт сдавайс - таво пасылай нахнах.

"Народный пасловиц и пагаворка. Кныга маладова байца". - Гиен-Аул, "Нахнахиздат", 566 год Тарзана.

17 декабря 312 года о.Х. Утро
ООО "Хемуль", г. Дебет. Проспект возлюбленной вриогидры Морры.

Сurrent mood: hard/отмороженное
Current music: Борис Гребенщиков - Псалом 151

Как, как, как преуспеть в сфере недвижимости? Вот вопрос, волнующий всякого начинающего, неоперившегося ещё риэлтора. Мучительно-долгими вечерами вчитывается он в дорогие мануалы и руководства по обману и озалупливанию клиентов. Выписывает себе в тетрадочку всякие там "семь правил успешного продавца", "десять заповедей короля продаж", "двадцать восемь принципов успешной сделки" и тому подобную хуиту.

А ведь старый, опытный собрат его, уставший считать соверены на счетах, мог бы поведать юному коллеге истину: опыт и только опыт научит тебя! Иди сначала поработай в агентство. Набей положенное число синяков и шишек. Копи клиентскую базу, свой золотой рудничок. Набирай рекомендации. Заводи контакты среди тех, кто решает вопросы. Не щёлкай клювом, однако соразмеряй свои аппетиты с реальностью. Не берись за кусок, который не можешь проглотить; но коли судьба бросит тебе вызов - прими его. Ибо никто не пригласит тебя в риэлтерский клуб, что в Третьем Платёжном переулке, покуда ты не покажешь класс. Например - продашь кому-нибудь квартирку с окнами, выходящими на проспект возлюбленной вриогидры Морры.

Кстати. Если ты вдруг решил показать себя именно в таком деле - так уж и быть, подскажу тебе кое-что.

Во-первых, коренному уроженцу ООО "Хемуль" ты не впаришь такие площадя ни под каким соусом. Даже и не надейся. Но и со свежим иммигрантом тоже лучше не пробуй: ему всё расскажут и объяснят прямо в процессе сделки. Будет крик, скандал, тебе это надо? Твой клиент - это существо, перебравшееся в Хемуль пару лет назад и решившее, что оно тут уже всё понимает. Вот его-то и окучивай, вот его-то и пролечивай.

Лечить клиента нужно так. Сначала презентуй квартиру. Вечером, когда уже не страшно. Напирай на ширину лестниц и потолков: всё по полноразмерному конскому стандарту, потолки пятиметровые, холлы, лифт-платформа, и он работает всегда, даже в четыре утра. А полы, а мраморная отделка? Это строили для элиты, братан - говори покупателю. И сейчас ты можешь это взять по смешной цене, а неудобств твоих всего-то - два раза в день выйти покурить в коридорчик. Да ты посмотри, какой тут коридор! Где ты ещё увидишь такой коридор за такие гроши? Вот то-то.

Когда клиент впечатлится, выгуляй его по проспекту. Если клиент не дурак насчёт поебстись - своди его в "Розовый фонарик", что в доме 15а. У мадам Додо лучшие девочки и мальчики всех основ. Есть даже две настоящие эквестрийские поняши. Не беспокойтесь, они по няшу слабенькие, иначе им не дали бы вида на жительство. К тому же их услуги стоят дорого, а в очередь нужно записываться за месяц. Но оно того стоит! А какие птички! какие кошечки, лисички! Кролики, неутомимые кролики, влажные розовые писюнчики! А где ещё вы, уважаемый(ая), сможете попробовать настоящий моржовый хер?.. Если клиент такими делами не интересуется - ну и ладно, тогда порекомендуй ему лактерию "У вымени", что в 9/11 стр. 3. Там подают молочко и творожок с кое-чем интересным - ну то есть с метадоном, с эфемеролом, с дренкромом, прозиумом, ньюком, экстази, а если пошептаться с барменом и положить ему в лапу несколько золотых - то и с айсом. К молочку и творожку предлагаются свежайшие булочки, по словами знатоков - лучшие во всём Хемуле. Все, кто ходят в "Вымя", говорят, что ходят из-за булочек. Но мы-то знаем, ага-ага? Если окучиваемый клиент шибко культурный - с этим во Второй Платёжный, там огромный книжный магазин издательства "Тофсла и Вифсла". Все новинки сначала появляются именно там... А если клиент вообразил себя крутым перцем и ищет контактов - своди-ка ты его в клуб "Пещера Трофония" (дом 32/4 корп. 6 стр. 11, вход со двора). Надеюсь, ты уже старый член клуба и у тебя есть право на приглашение гостя? Если нет - какой же ты, к дефу, риелтор? Риэлтор должен быть пронырлив, всюду бывать и везде быть принят. Так что обзаводись скорее клубным билетом и веди клиента в "Пещеру". Там, под надёжной защитой багровых штор, за зелёными столами, собираются crème de la crème местного общества. Несколько удачных карточных проигрышей и вовремя забытых долгов - и новичок допущен к самым свежим сплетням. Впрочем, la médisance et la calomnie можно услышать и в ресторане "Клевещер и Кровящур", где лакомятся стейками модные газетчики. Это не на проспекте, но тоже рядом - Малый Опционный, д. 2... Главное, чтобы клиент не подметил, что все эти притягательные места имеют одну особенность - ни одного окна, выходящего на сам проспект.

Теперь о главном. Разговор всё равно неизбежен, так что лучше начни его сам. Тут переходи с абсолютных критериев на относительные. То есть не пытайся убедить, что жить на проспекте так же безопасно, как в любом другом месте. Говори, что вот именно эта квартира чуть лучше, чем все остальные. Если она на верхнем этаже, говори, что сюда особо не добивает. Так, цветочки на подоконнике чуть-чуть подвянут в случае чего, и всех делов. Если на нижнем - говори, что возлюбленная вриогидра во время поездки смотрит обычно на верхние этажи. Если продаваемая квартира по правой стороне проспекта, говори, что с утра госпожа Морра добрее. Если по левой - говори, что к вечеру она устаёт и её взгляд теряет в силе. Если дом в начале проспекта, ближе к Правлению - говори, что вблизи Правления возлюбленная вриогидра мысленно погружается в дела и особо по сторонам не зырится. Если в конце... ну ты ведь умный парень (или смышлёная девочка), ты уже понял, да? В общем, внуши клиенту мысль, что если он в нужный час забудет выйти покурить или заснёт за столом, ничего ужасного с ним не случится. Ну, здоровьичка столько-то улетит, так ведь после хорошей пьянки здоровьичка тоже сколько-то улетает.

А если так, по-честному - хорош ведь проспект, ну вот хорош! Вот какой он чистый, просторный, оживлённый, вот как сияют фонари. Единственное стабильное зацепление в Хемуле - здесь, именно здесь. Это тебе не убогие окраины, где по утрам лампочки горят вполнакала, потому что аккумуляторы подзаряжаются. Тут электричество не экономят. Тут - день как ночь и ночь как день. Днём сияют рекламы, в зеркальных щитах плавают образы, исполненные соблазна. Вечером загорается подсветка, оживают плетения разноцветного дюралайта. Экипажи, кареты, носилки, шум, блеск, пьяный воздух, мнямммм!

И только дважды в день проспект пустеет. Лишь пронесётся одинокий взмыленный лихач, да пробежит на полусогнутых зазевавшийся пешеход. Вот сейчас он юркнет в какой-нибудь переулочек, чтобы только не увидеть чёрную карету, запряжённую слепыми потаскунчиками. И чтобы не приподнялась кружевная занавеска, и взгляд госпожи Морры не настиг несчастного.

Дважды в день катит по проспекту чёрная карета. Утром - в Правление. Вечером - в тюрьму Синг-Синг, чьи стены возвышаются на углу пл. Недокапитализации и ул. Мелкобуржуазной. Над воротами сакраментальная надпись - "Сrime Does Not Pay". Рядом - жёлтая башня с часами. Вриогидра Морра имеет в ней личные апартаменты - с единственным окошком, из которого любуется на прогуливающихся по тюремному дворику арестантов. В ООО "Хемуль" нет смертной казни. Её заменяет полугодовое заключение в Синг-Синге с обязательной прогулкой два раза в неделю. Этого обычно хватает. Хотя в "Пещере" вам расскажут, что недавно было два случая выживания: огромный бык, осуждённый за разбой, и юная змейка, киллерша, убивавшая собственным ядом. Бык вышел на волю слепым и безрогим. Змейка сохранила зрение, но осталась без зубов и с парализованными нижними конечностями. Их змейка ампутировала и послала в дар госпоже Морре - в благодарность за доброту: та никогда не рассматривала её пристально. По слухам, госпоже Морре змеиные ноги понравились, и она их не только отведала, но и заказала себе туфельки из снятой с них кожи. В чём ещё раз проявилось глубокое единение населения ООО "Хемуль" и его возлюбленной вриогидры.

Вот и сейчас - о, как стремительно пустеет проспект! Пулей пронёсся официант-хемуль, обнимая хлипкий стульчик. Высунулся из подъезда грач и тут же захлопнул дверь. Остальные попрятались по щелям ещё раньше.

А вот и карета. Цок-цок-цок - тащат её слепые потаскунчики. Говорят, их меняют после каждой поездки. Ну, может быть. О возлюбленной вриогидре Морре и её особом даре мало что известно точно.

Из переулка внезапно выскочила старая овца в драном пальто. Глаза у неё были красные, безумные.

- Вору-уют! - завизжала овца пронзительно - так, что в начале проспекта было слышно. - Везде вору-у-уют! - блекоча, она побежала за каретой, размахивая корявой палкой.

Карета ехала мимо, занавеска на окне не шевельнулась.

- Воруют! Доверенные блядь лица! - кричала овца. - Тащат и тащат! Вор на воре сидит! Правды нет! Всё продали! Ебут друг дружку, а деньги в кружку!

Карета ехала. Старуха бежала быстрее и карету уже настигала.

- Сикилявка! - закричала она, колотя посохом по лакированной дверце. - Злыдня! Трипонация! Ратуйте, зве...

Занавеска отодвинулась. Огромный круглый глаз сверкнул в стекле, как луна.

Безумная овца тяжело осела на мостовую. Та искорка жизни, что ещё теплилась в ней, мигнула и погасла.

- Плохая примета, - вздохнула госпожа Морра, оборачиваясь к попутчику.

Тот поморщился. Дрогнули рыжие усики на гладком, холёном лице.

- Обычная городская сумасшедшая, - сказал он. - У нас их тоже хватает.

- Мой адрес - не дом и не улица, - усмехнулся собеседник. - Я там, где ребята толковые. А толковые ребята есть везде, Аллочка. Даже у шерстяных.

- Их почему-то ко мне притягивает, - пожаловалась Морра.

- Толковых ребят или шерстяных? - не понял рыжеусый.

- Да если бы... - проворчала вриогидра. - Сумасшедших. Некоторые под колёса бросаются.

- Они не хотят жить и смерти ищут. Что ж в этом такого странного? - собеседник пожал плечами.

- Вот этого я никогда не понимала, как это можно не хотеть жить, - голос Морры стал влажным, чтобы не сказать плаксивым. - Они же такие счастливые... Могут ходить по улицам, сидеть в кафе, смотреть друг на друга и не бояться... - вриогидра демонстративно всхлипнула.

- Ну что ты, Аллочка, не надо, - собеседник осторожно погладил серую шерсть Морры. Та прижалась к нему и благодарно засопела.

Карету слегка тряхнуло на колдобине. Звякнула подкова.

- Спасидо, - сказала вриогидра, отстраняясь от собеседника. - Скажи, полковник, - её огромный глаз загорелся любопытством, - а тебя вообще можно убить?

Полковник Барсуков (это был он) почесал нос когтем. Немного подумал.

- Это как посмотреть, - сформулировал он. - Если теоретически, то да. Я сделан из мяса, а мясо мягкое. Но практически - вряд ли. Во всяком случае, цу Ха"на-ан.Это моя особая привилегия в тентуре.Скажем так: в меня можно выстрелить. Скажем, из лука. Но тетива лопнет. Или стрела пролетит мимо. Или между мной и стрелой кто-нибудь окажется.

- А как же со мной? - поинтересовалась вриогидра. - Ты сидишь рядом - и ты живой.

- Да, - призналась вриогидра. - Её специально сюда пригнали. Я хотела знать, отключается ли мой сглаз в твоём присутствии. Или это ты к нему так устойчив.

- Могла бы и просто спросить. Именно отключается. Овца умерла не от твоего сглаза, а от инфаркта. Сердечко не выдержало.

- Аллочка, милая, я всё-таки барсук. Я разбираюсь в смертях и их причинах. Прикажи сделать вскрытие, убедишься сама.

- Всё равно умерла бы. И всё равно не от твоего взгляда. Тентуракомпенсирует вмешательство в рисунок событий. И мы не можем заранее догадаться, как именно. Ибо она движет тайными пружинами и шествует по тёмным путям... Поэтому мы встречаемся вот так. В твоей карете. Это уж точно ни на что не повлияет. Давай всё-таки закончим о делах. Что у нас с трансляцией на Хемуль? Пора включаться, сроки все прошли.

- Я не изменила позицию, полковник, - голос Морры стал чётче и ровнее. - Мне нужна моя личная передача. Я хочу выступать перед публикой.

- Аллочка, ты же всё понимаешь. , - сказал Барсуков таким тоном, каким уговаривают капризного ребёнка. - У нас нет столько передатчиков. Все жабы дохнут через три минуты твоего выступления. Улитки - через четыре. Мы уже пробовали, помнишь?

- Я помню, - голос вриогидры стал ещё твёрже. - И я тогда же сказала, что готова оплачивать любые расходы. Любые - значит любые. Хемуль - богатый домен.

- Хорошо, за жаб и улиток ты заплатишь. А операторская работа? Тут нужны разумные. Кто с ай-ай-кью больше семидесяти согласится работать оператором в твоей передаче? С хорошим шансом не дожить до её окончания?

- Откроем в Синг-Синге учебные курсы. Я готова выпускать заключённых на свободу после одной хорошей передачи. Кто не пойдёт добровольцем - сядет в зал, будет мне хлопать. Мои юристы уже всё проработали.

- Аллочка, - почти нежно сказал Барсуков. - Прости, но... Ты не умеешь общаться с аудиторией. У тебя нет актёрского мастерства. И ты не сможешь научиться. Ты изведёшь всех учителей, прежде чем чему-нибудь научишься. Ты когда последний раз была в театре?

- Позавчера, - надменно сообщила вриогидра. - Слушала оперу.

- В закрытой ложе? Слушала через слуховые щели? - уточнил полковник.

- М-мерзавец, - прошипела вриогидра, сверля его взглядом.

"Мерзавец" в устах Морры было оскорблением буквально смертельным. Обычная продолжительность жизни собеседника вриогидры после этого слова составляла секунды три. Но полковник даже не дёрнулся.

- Извини, Алла, - сказал он без тени раскаяния в голосе. - Кто-то должен был тебе это сказать.

- Допустим, ты прав, - сказала она. - Это значит, что навыки мне придётся нарабатывать самой. Я неглупа, схватываю быстро. Небольшой эфирный канал на маленькую аудиторию. Этоты способен организовать?

На этот раз полковник задумался крепко. Стало слышно, как потаскунчики звякают подковами по брусчатке.

- В принципе да, - осторожно признал он. - Но такие вопросы решаю не я. А там есть мнение, что твои пресловутые способности...

- Но почему? - буквально взвыла Морра. - Мы же проверяли! Мой сглаз не передаётся через эфир! Я могу выступать! В чём проблема?

- Черезэфир - не передаётся, - ответил Барсуков. - А вэфир? Если ты помнишь, кое-кто из участников проекта живёт исключительно в эфире.

- То есть это Алхаз Булатович упёрся, - усмехнулась вриогидра. - Себя бережёт. Настолько, что готов похерить весь проект.

- Он категорически против твоего присутствия в эфире, - признал полковник. - В любом варианте. Вот прямо совсем.

- И мы не можем без него обойтись? - по тону вриогидры было понятно, что вопрос задаётся не в первый и даже не в сотый раз.

- Никак, - тем же тоном отозвался полковник. - Он единственный из нас, кто разбирается в мультимедиа. И умеет направлять потоки в нужные головы. Но и ты его пойми, - продолжил он, поглаживая серый мех. - Призраки вообще очень пугливы. А наш гендиректор и не призрак даже. Он - мнимое отрицательное в глобальной переменной. Отражение тени. И он за своё призрачное бытие держится. Может быть, лет через двадцать... или тридцать... можно будет вернуться к этому вопросу. Но не сейчас. Кажется, приехали?

В самом деле, стук копыт затих. Зато раздался протяжный скрежет механических ворот.

- Не хочешь зайти ко мне? - предложила Морра. - Чайку попьём. Когда я ещё смогу с кем-нибудь попить чайку?

- Прости, дела. Мне нужно завтра утром быть у Тарзана, - сказал полковник, открывая дверь.

- Быстро же ты туда-сюда мотаешься, - Морра ухмыльнулась во всю пасть, показав клыки. - Небось, на тарелке летаешь?

- Уже нет. Есть другой способ. Извини, подробнее не могу. Ну, бывай здорова, Алла Бедросовна, - Барсуков приготовился захлопнуть дверцу.

- Подожди, - сказала вриогидра. - Мы не закрыли тему.

- Я так понял, что ты не будешь подключать Хемуль, - сказал Барсуков. - Прочие соглашения по этой теме остаются в силе, раз ты их не упомянула. То есть вы поставляете нам спайс и всё остальное. То есть статус-кво. Это не то, чего я хотел. Но время пока терпит.

- Ты не понял, - Морра чуть улыбнулась, показав кончики клыков. - С сегодняшнего дня я начинаю развёртывание вещательной сети на территории Хемуля. Если хотите трансляции своих программ - присылайте своих специалистов.

- Да. Я приняла решение. Я не буду ждать тридцать лет. Я вообще не буду ждать. Все ваши медиа-технологии у меня есть. Включая дементоров. Я хочу свободно общаться со своими подданными. И я будус ними общаться, нравится это кому-нибудь или нет. Если Алхаз Булатович будет мне мешать - что ж, мы проверим его гипотезу. И я не огорчусь, если она окажется верной.

- Аллочка, - сказал полковник, оставаясь снаружи. - Ты помнишь, как мы познакомились? Ну, тогда ещё?

- Помню, - сказала Морра. - Я тогда была маленькая, белая и пушистая. Господин Мимикродонт наказывал какого-то проворовавшегося чиновника. Я делала ему минет, а ты выедал его мозг. Было смешно.

- И чем меньше мозга оставалось, тем больше он возбуждался, - закончил полковник. - Так вот, тогда ты была маленькой липупеткой. Ты смогла вырасти, потому что оказалась умнее, чем прочие существа твоей основы. Но сейчас ты перевозбудилась. Поэтому я и говорю: включи мозг. Не делай глупостей. Потому что я тебя, конечно, очень ценю. Но в случае чего - у меня есть обязанности, и я их исполню.

- А у меня, Гришенька, есть планы, и я их не меняю, - в тон ему ответила вриогидра. - Я не сверну, Барсуков, - сказала она, глядя глаза в глаза. - Убить меня можно, а остановить меня нельзя.

Действие тринадцатое. Лимондрон, или Пьеро бросается, очертя голову, навстречу судьбе

Франсуа де Ларошфуко. Мемуары. Максимы. - Серия "Литературные памятники" - М.: "Наука", 1993

Из двух зол выбирай меньшее. И служи ему как можно хуже.

Зафар Хашимов. Записки Псиглавца. - Серия "Классика этической мысли" - М.: Изд-во "ПалимпсестЪ", 2016.

18 декабря 312 года о.Х. Поздний дождливый вечер, а пожалуй что и ночь, да чего уж там - фактически полночь, плюс-минус туда-сюда
Директория, Настасьинский пер., 4/2. Гостиница "Интурист", номер 219.

Сurrent mood: melancholy/пичалька
Сurrent music: Joe Dassin - Et Si Tu N'Existais Pas

Sad but true. Что на языке чуждых нам буков и вязов означает что-то вроде "садизм, зато трушный".

Пьеро не ведал, что значит "трушный". Его вообще не ебла филология, он сам свирепо ёб её в самую что ни на есть тютельку, в самую еёйную мякотку. А впрочем, нет! Во-первых, он знать не знал, что такое тютелька и есть ли у неё мякотка. Во-вторых, ебать он не мог. Совсем. Грустный писюнчик его свисал на пол-шестого, а подняться вверх - и не желал, и не был способен. Остальной организм был с ним солидарен. В общем, плохо было нашему поэту, дурно было ему. Особенно доставляла голова. Она трещала так, будто пьяная джигурда выплясывала под черепом - бля, бля, бля-бля, опа-опа тру-ля-ля, эхма!

Это было само по себе и не ново. Пьеро уж позабыл, что такое быть в норме. Ему бывало либо пиздато, либо хуёво. В крайнем случае - как-то так, ни шатко ни валко. Но сейчас-то, сейчас! И шатко было ему, и и валко было ему. До невыносимости.

Новизна страданий состояла в причине их. Она была не та, что всегда. Обычно маленькому шахиду бывало плохо после вчерашнего. Но. Вот именно вчера он не выжрал. Вообще то есть ничего, кроме кефиру, и то полбутылки. Айс у него кончился ещё раньше. Другие наркотики Пьеро не употреблял в принципе. Пьеро жил на чистяках третьи сутки. И собирался и дальше продолжать в том же духе, бедолага.

Тогда как же, спросите вы? А вот как: он попал под лошадь. Отчего с ним приключилось лёгкое сотрясение мозга.

Но лучше всё-таки по порядку. Оно как-то и правильнее, да.

Четырнадцатого числа Карабас объявил о временном закрытии театра и переселении на зимние квартиры. На закономерный вопрос Арле - "доколе?" - раввин мрачно сказал "завтра узнаем". Так и вышло: пятнадцатого на всех столбах висело губернаторское постановление - в связи с тяжёлыми погодными условиями береговая полоса объявлялась для граждан Директории закрытой. До самого Нового Года - а точнее, до тридцать первого. Карабас это оценил как жест в свою сторону: новогоднее представление они, значит, устроить могли бы.

В этот же день раввин получил несколько предложений насчёт частных выступлений в кое-каких тихих уголках. Выкупить заранее новогодние билеты тоже нашлись охотники. Карабас, однако, решил взять паузу. Имущество переправил на склад, электорат разместил в эргастуле в Измайлово, а сам со всей командой вселился в "Интурист" на Настасьинском. Что характерно, себе раввин взял роскошный двухместный номер, почему-то конский. Остальных он безжалостно запихнул в инсект-холл, так что Напси пришлось спать в кормушке для жужелиц. Впрочем, недолго: буквально на следующий день он познакомился с молодой одинокой волчицей и ночевать стал в её номере. Что касается Арлекина, его стремительно ангажировал состоятельный козлотур. Так что Пьеро остался в одиночестве - чем, впрочем, ничуть не отяготился. Более того: его тяга к бухлу и наркоте почему-то резко ослабела. Ради прикола Пьеро решил попробовать какое-то время не жрать и не закидываться. Выяснилось, что по первости это даже и неплохо. Во всяком случае, для творчества ему хватало и своей дури.

И вот сегодня с утра Пьеро в состоянии лёгкой творческой невменяемости фланировал по улице Горького. Час был ранний, прохожих мало, так что поэт спокойно дрейфовал от скамейки к скамейке, держа курс на кондитерскую (на чистяках его обычно пробивало на сладкое). Сочиняя элегию. И только-только подобрал сногсшибательную рифму к слову "гладиолус", как что-то больно ударило его в спину, швырнуло, шмякнуло оземь. Чик, бряк, свет выключился.

В себя он пришёл в гостинице. Жалкий, потный, с туманом в голове и дрожью в членах, в кое-как напяленной пижаме, он лежал в карабасовом номере на боку, как неповапленный гроб. Арлекин же твёрдою рукою заправлял ему в рот горячий толстый носик чайника.

Глотая сладкую заварку, стукнутый поэт узнавал подробности случившегося. Смяла его старая, горбоносая кладрубская кобыла, тащившая тильбюри с саранчеллой. Похоже, лошадь оказалась в зоне действия эмо-поля Пьеро. Ибо её охватило возвышенное настроение и она попиздюхала прямо по тротуару. Пьеро она заметила, но сочла его слишком ничтожным по сравнению с открывшимся ей величием Вселенной (это выяснил Карабас, явившийся на место происшествия лично и покопавшийся во всех головах). Пострадали в итоге все. Саранчелла выпала из коляски и поцарапала лакированное надкрылье. Глупая кобыла сломала ногу о тумбу. Колесом задавило чьего-то бэтмена, спавшего на тротуаре. А Пьеро ударился головой.

Всё это поэта не утешило ничуточки. С ним случилась беда непоправимая: он забыл найденную им сногсшибательную рифму к слову "гладиолус". Попытки воскресить её в памяти приводили к таким приступам головной боли, что поэту пришлось их оставить. Теперь о лежал лицом к стене и тихонечко скулил, оплакивая утраченное.

Но время лечит всё. Шершавым своим языком лижет, лижет оно наши души, исцеляя раны и струпья, царапины и злые гематомы. Зализало оно и ссадину на пьерячьей душеньке. Так что, перестрадав день, к ночи поэт уже не оплакивал проёбанную рифму, а просто лежал в тишине на холодке. И плакал уже не от полноты чувств, а от скуки. Слёзы текли из глаз - и это хоть как-то развлекало поэта, ни к чему более не способному... Очень похожие слёзы текли и по оконному стеклу - на улице накрапывал зимний дождь.

Мало-помалу поэт впал в мечтательную меланхолию. Ему виделась Мальвину, как та сидит себе одна у растопертого окна, вся такая раскудрявая, и лустопёрдает семки, как жареные жирные звёздочки. В этот противоречивый и в чём-то гротескный образ сами собою вплетались медленные, томные звуки банджо.

- А ночь лунявая, луня-а-авая, - это, оказывается, пел в соседнй комнате Напси, цепляя когтями за струны. Звукоизоляция в номере, похоже, отсутствовала. - Звездец на небе понавтыкано, атмосфера в воздухе бовтаецца... А я мазями намазюкалась и пудрями напудрюкалась, пику намалявила и в теандер зыбралася...

Пьеро против воли прислушался. Стихи он игнорировать не мог в принципе - даже такие.

- А это ещё что за дурнопесня? - всплыл в воздух тяжелый, как свинцовый дирижабль, бас Карабаса.

- Не знаю, - вздохнул Напси, - из калуши что-то... Шеф, дальше петь? Или , может, другое что-то? Вот "Безаман дитташ", очень душевная. Рэпчик ещё вспомнил классный. Конкретная телега про любовь и про секс...

- Только не рэпчик! - Карабас недовольно фыркнул. - Давай уж ладно ночь фунявую...

- Как скажете, - легко согласился пёсик и продолжил:

- Вдруг калитка заскрыпела, чья-то харя там застрэла, вся в маляновом пальте, с пепердавкою во рте, портахвелем подмахиват и на хэра смахиват, - изложил пёсик и тут же зачастил:. - Не хотица ли пройтица там, где мельница вертица, липиздричество сияет, где фонтаны шпингаляют и цветочики фуняют? Ломпомпенчиков пожрякать, лимондрончику напицца и обратно вороптицца... и обратно поросицца... - у пёсика в горле застряло крайнее слово.

- Лярва суклатыжая! - внезапно взревел Карабас и бухнул кулаком в стену - так, что та сотряслася вся. - Ебётся она там с кем-то! Блядища!

- Шеф, - испуганно заскулил Напси, - ну не надо так. Придёт, куда денется...

- Скобейда сраная! - продолжал орать раввин. - Пиздорвань! Шмара!

- Ну шеф! - не выдержал Напси. - Она же девочка. Чего вы от неё хочите? Да пусть ебётся, вам же меньше нерваков будет...

- Ах ты блядский говень! - зарычал бар Раббас и что-то с пёсиком сделал нехорошее - так, что тот отчаянно запищал.

- Извини, приятель, - уже спокойнее сказал раввин, скрипя передвигаемым креслом. - Я просто волнуюсь. Её нет уже три дня.

Кто такая "она", догадаться было нетрудно. Ева Писториус последний раз появилась в гостинице утром пятнадцатого. Заскочила буквально на минуточку, забрать какую-то женскую тряпочку. Карабаса в этот момент в номере не было, разговаривали с ней Напси и Пьеро. У обоих сложилось впечатление, что Ева буквально валится с ног от усталости.

С тех пор она не появлялась. Карабас из-за этого совершенно извёлся. Пьеро заподозрил, что шеф ревнует. Он даже осмелился - осторожненько, телепат он был так себе - потрогать мозг раввина. Но ревности он в Карабасе не обнаружил. Во всяком случае в привычном своём понимании. О нет! Это нельзя было назвать ревностью. Раввина переполняла свирепая жажда безграничного обладания Евой. Причём притязания его простирались не только на рыжую попку поняшки, но и на самую душу её. О! О!

- Шеф, может, водочки принести? - предложил тем временем Напси. - Ну так, чисто терапевтически...

- Пой, ласточка, пой, - распорядился сбросивший пар бар Раббас. - Не умолкай. А то я на тебе шкуру выверну и скажу, что так и было.

- Никогда я тебя не увижу, - запричитал Напсибыпытретень, помогая себе на банджо, - не увижу я больше тебя-а-а... Пузырёк нашатырного спирта припасен в спинжаке у меня-а-а... Пузырек нашатырного спирта в пересохшее горло волью-у-у! Содрогаясь, паду на панели - не увижу голубку мою! Пум пуру - пуруру, блям-блям-блям!

- Дочь с тобой, неси водочки, - распорядился Карабас. - Сам-то будешь? Вижу, не будешь. Съебать тебе хочется. Куда же это ты намылился-то? - Пьеро копчиком ощутил, как раввин копается в чужих мозгах. - Ага, вот оно что. Киска тебя манит. Волчиху бросил, на кошечек его потянуло. Не стыдно?

- А чё такого? - в своё очередь залупился Напси. Пьеро почти увидел, как он таращится своими глазными рыльцами. - Волчичка, котичка - какая нахуй разница? И в жопу тоже особой разницы нет, - добавил он со знанием дела.

- По понятиям, для уважающего себя пса сношение с кошкой идёт как западло, - сообщил Карабас.

- Я понятия на глазу вертел! - расхрабрился пёсик. - Это для дикарей! Расовые предрассудки самые обыкновенные! А мы с вами, шеф - цивилизованные существа!

- Выметайся, ц-цивилизованное с-существо, - процедил сквозь зубы Карабас. - Только водку сначала принеси. Буду квасить, пока она не придёт, - пригрозил он непонятно кому.

За стеной замолчали. Пьеро снова решился посмотреть Карабасу в голову. Маленький шахид ощущал ментальное присутствие раввина как что-то очень большое, круглое и горячее - типа солнца или сферического коня в вакууме. На его фоне жалкий червячок сознания Напси совершенно терялся.

На сей раз к горячему шару не получилось даже прикоснуться. Зато сотрясённая голова, от усилия напрягшаяся, заболела сильнее вдвое. Перед глазами Пьеро забегала нехорошая тёмная спиралька. Маленький шахид глухо застонал и впал во что-то вроде прострации.

- Симлах бенцарон дашин элох,- прозвучало за стеной.

Пьеро очнулся и попытался мысленно опознать источник фразы. Не нашёл. Ментальное сканирование показывало, что Карабас в комнате один.

- Рад бы, да не могу, - ответил тот, другой. - У меня кончились приличные "хакамады", так что извини, сегодня без картинки.

- Дуремар пешим бара Дуремар, - сказал Карабас.

- Очень тебя прошу, - нервно ответил другой голос, - аккуратнее с людским. Мне не по себе от твоих конструкций. Гаввиализа такую фразочку тебе бы кожу с пуза соскребли. И это в лучшем случае. Ты чего сказать-то хотел? Чтобы я сам себя обслужил? Или чтобы мне о себе позаботиться надо? Или, может, мне подрочить на публике? Можно ведь и так понять при желании.

- Чтобы ты доказал, что это именно ты, - буркнул раввин: ему было неловко, но не слишком.

- Ах вот оно что. Нет, через пешимтут не зайдёшь. И сама фраза идиотская. Я же не могу доказать, что Дуремар есть Дуремар. А то, что ты хотел выразить - это ам"аль зай ба'аним"царак ув"Карабас.Можно ещё цоб"цобэдобавить. Для полноты картины.

- Ба'аним"царак?Вот то-то и оно-то, что ты передо мной не стоишь, - заметил раввин. - Я же тебя не вижу.

- У тебя людской выученный, - недовольно сказал голос. - А в меня его вбивали. Тебя, я так понял, научили, что царак- это значит "перед тобой" в буквальном смысле. А я знаю, что это значит - "тот, с кем ты в контакте вот прямо сейчас". Кстати, я тебя тоже не вижу, Шварцкопф. Так что мы квиты.

- Ладно, не будем, - сказал Карабас примирительно. - Тебе, небось, время дорого. Что там с нашими делами, Олегыч?

- Если одним словом, то хуевато, - ответил голос. - Я снова посетил бабушку Тортиллу, и всё с тем же результатом. Она категорически не желает расставаться с той вещью. Я бы сказал, ни за какие коврижки - если бы ты понял... Кстати, что там у тебя звякает? Водку, небось, жрёшь?

Бар Раббас что-то промычал - Пьеро не разобрал, что именно.

- Значит, жрёшь, - заключил Дуремар. - Ты смотри, алкоголь штука коварная. Уж я-то знаю.

- Вот именно, - сказал раввин. - Давай по делу. Идеи, планы, предложения?

- Чего тут думать-то, - ответил голос. - Пора тебе посетить старушку лично. Ты умеешь быть убедительным. Особенно у тебя хорошо получается спазм сосудов. Помнишь?

- Помню-помню, - вздохнул Карабас. - Видишь ли какое дело. Ключик мне нужен сейчас. А добираться до озера, во-первых, очень долго. Во-вторых, проблематично. И в-третьих, за время моего отсутствия тут может возникнуть очень много новых проблем.

- Кстати о проблемах. А где та рыжая кобылка с идеальной задницей? В соседней комнате?

- Мы. Говорили. О другом. - Карабас с трудом вытолкнул из себя эти слова.

- Так ты меня всё-таки видишь? - перебил Карабас.

- Вот сейчас - да, вижу, - признался Болотный Доктор. - Гори, гори моя "хакамада". Если честно, хотел взглянуть на рыжую. Очень уж у неё попа запоминающаяся... Значит, нет её? Если совсем ушла - очень сочувствую... Ладно-ладно, это я так. В порядке дружеской подъёбки. В общем, насчёт визита к Тортилле всё решаемо. Деньгами. Ну то есть не только деньгами, но от тебя потребуются именно деньги.

- А вот так. Шерстяные теперь сдают свою летающую тарелку в аренду. Они на ней дочку Верховной Обаятельницы возили.

- Конечно, катать на такой штуке поняшу - это рискованно, - продолжал Дуремар. - Учитывая, что до сих пор они больше всего боялись угона. Но за неё поручился полковник Барсуков. Знаешь такого?

- Персонаж известный, - Карабас сказал это без любви.

- Они и тебя могут прокатить, - посулил Болотный Доктор. - Не бесплатно и под гарантии. Но я, уж так и быть, могу их предоставить. Они мне кое-чем обязаны. То есть Тарзан и полковник. Так что, если я очень попрошу, ты можешь сгонять до Озера. И попробовать завязать черепаху морским узлом. Можно за двое суток обернуться. Ну максимум за трое.

- Ты даже не спрашиваешь "сколько"? - удивился голос. - Да ты забурел! Тогда возьму маленький боковой процентик. У меня сейчас небольшой кассовый разрыв. Очень нужен налик.

- Ничего такого, что стоило бы знать... Хотя и скрывать тоже нечего. Четырнадцатого ноября в Зоне случился внеплановый Выброс. Ну то есть как внеплановый. Кто-то знал. Много кто знал. Даже по ихнему эфирному вещанию сообщали. Я-то это дерьмо не употребляю... В общем, в дураках остался я один. Как Васисуалий Лоханкин в коммуналке, если тебе это о чём-то говорит.

- Понимаю. Мне тоже странно. Но факт. Не знал. И мер не принял. Хотя если б и знал - тоже не особо дёргался бы. Сколько я этих Выбросов спокойно пережил... А этот был какой-то странный. В частности, моя "электра" очень сильно полыхнула. Домишко мой погорел. А вместе с ним - оборудование, ценнейшие пиявки, всякое такое разное... плюс пятеро пациентов погибли. Теперь отстраиваюсь заново. Не то чтобы совсем с нуля... под кустом не ночую, чоужтам. Но хочется побыстрее. Мне для работы нужен хотя бы минимальный комфорт. А мне тут ещё пришлось вложиться в новый бизнес. То есть не то чтобы в новый... а, долго объяснять. Короче, денег нет. Нет этих маленьких металлических кружочков, кои я так люблю.

- Н-да. Неприятно. Сочувствую, - только и сказал Карабас. - И почему же твои работодатели тебе не предупредили?

- Хар-роший вопрос, - это было сказано сквозь зубы.

- Тебе не кажется, что они тебя держат на коротком поводке? - нажал раввин. - Как только ты скапливаешь достаточно ресурсов, они р-раз ногой в твою песочню - и у тебя опять ничего нет.

- Ну не так уж и ничего, - после паузы сказал Дуремар, - но в общем как-то где-то... Я, главное, не пойму, зачем. Я старый человек. Никому не опасен. Всё, чего я хочу - это немножечко покоя. Видит Бог, я его тридцать три раза уже заслужил.

- Значит, не видит, - сказал раввин. - Или у Него другие представления о том, кто чего заслужил.

- Вот только этого не надо... Так с деньгами что?

- Договоримся, - пообещал Карабас. - Мне срочно нужно получить нанокомп. Это единственное, что меня сейчас тормозит.

- М-м-м... Ну хоть так. А эти твои рассуждения... Не могли же они устроить Выброс, чтобы пожечь мою хату? Ты понимаешь, сколько существ погибло? И во что это вообще обошлось?

- Ну да, ну да, не могут же они,- пробормотал раввин. - Кстати об этом. Ты как-то очень лихо предложил пытать черепаху. И даже готов поспособствовать. Мне показалось, или это что-то личное?

- Гм, - после долгой паузы сказал Болотный Доктор. - Это ты своей телепатией до Зоны добиваешь? Ну ты крут!

- Не настолько. Просто предположил. Так да или нет?

- Есть такой момент, - сказал Дуремар. - Бабуля меня очень нехорошо подставила. Отрубила поставки пиявок.

- Ну да. Автоклавов у меня нет, вектора моим пациентам впрыскивают пиявочки. Очень специальные. Раньше я их у Тортиллы брал.

- Она же хакер-универсал. Для неё что с электронами работать, что с химическими элементами. Плюс к тому она девочка и у неё есть яичники. Так что если нужна эксклюзивная модель, она просто хакает очередную свою яйцеклетку. Хотя, я думаю, сейчас у неё должны начаться с этим проблемы.

- Ну, когда-нибудь они у неё кончатся? Должны уже кончаться. Она триста лет делает кладки. А количество яйцеклеток в яичниках конечно. И с возрастом они дегенерируют... Но родное потомство типа боевых черепашек - это у неё всё-таки эксклюзив. А пиявки эти - стандарт, она их двести лет назад сделала. В пруду их как грязи. И эта старая перечница отказала мне в поставках! На основании волеизъявления граждан пруда!

- Не понял, - сказал Карабас. - На основании чего-чего?

- Волеизъявления. А, забыл сказать. У старой кошёлки новый бзик. Она объявила Кооператив Озеро кооперативом. Всамделишным. С коллективным самоуправлением.

- Подробностей не знаю. Но суть в том, что теперь все серьёзные решения принимаются сообща. Путём голосования среди разумных. Причём бабушка поклялась словом авторитета, что всегда будет выполнять решения большинства.

- Очень странно, - после некоторого размышления сказал Карабас. - И как же она теперь "Озером" управляет?

- Как не странно, довольно успешно, - признал Дуремар. - Видишь ли, она хорошо ведёт агитационно-пропагандистскую и воспитательную работу с оппонентами.

- В смысле? Что она делает? - не понял Карабас.

- Прежде чем принять решение, она старается выяснить, есть ли у неё серьёзные оппоненты. И переубеждает их разными способами. Например, съедает. Или отрывает конечности.

- Не так всё просто. В некоторых случаях бабушка отступается. Когда все настроены против.

- Были. Вроде бы у неё однажды что-то перемкнуло, и она вознамерилась подарить берег озера упырям. В другой раз она хотела отравить воду в пруду, потому что ей почудилось, что в воде плавают мелкие... как их... всё время забываю это слово... Ну, которых она не любит. Семиты, вот. Оба раза её решения не выполнили. Именно таким способом: поставили на голосование, проголосовали, решили.

- Я понял, - вздохнул Карабас. - То есть она вообще-то осознаёт, что у неё кукушка съезжает регулярно. Поэтому управлять авторитарно она не может. А впадать в зависимость от ближнего окружения она не хочет... Ну, сумасшедшая-то она сумасшедшая, но не дура. Хотя способ странный. Пиявки-то тут причём?

- Притом. Меня в Кооперативе не любят. За то, что я их не обслуживаю по медицинской части. Ну вот и поквитались. Скобейды суклатыжие.

- Работодатели меня не обязывали. А у меня есть жизненное правило. Не очень стараться. Вот я и не стал стараться. Ну а теперь все пошли на принцип, никто заднюю дать не может. То есть я бы дал. Но они...

- А переубедить ты их не пробовал? Ну, договориться как-нибудь?

- Как ты себе это представляешь технически? Сел бы я на берег пруда. Стал бы умильно улыбаться. Умолял бы всех этих лягушек, головастиков, водяных жуков и даже пиявок, чтобы они просили черепаху. Пообещал бы им полтора миллиона самых жирных мух...

- Рыдал бы, как одинокая корова, - продолжал, не слыша его, Дуремар. - Стонал бы, как больная курица. Плакал бы как крокодил. И в финале встал бы на колени перед самым маленьким лягушонком...

- Хватит, хватит, я понял. Ладно. Мне и в самом деле нужна тарелка. Договорись с шерстью, только не за безумную цену. У меня на самом деле не так много денег, как кажется. Откровенно говоря, на эти траты я не рассчитывал. В тысячу уложишься?

- Ты чего? Нет таких цен. Не ниже пяти, и это мне придётся сильно просить.

- Четыре килограмма золота? Они не прихуели часом?

Тут Пьеро перемкнуло: на него изошло вдохновенье, явилась легчайшая тень, абрис стиха. "А какие есть... основания?" - зашептал он, губами вытаптывая ритм. Тут же явилась рифма "беснования", и поэт потерял всякий интерес к разговору за стеной. Он лежал и шептал, входя потихонечку раж: "гыпы́пык - пыпы́к, основания, основания беснования... до чего же ты основательна, основательна - бесновательна... гыпыпы́к - пыпы́к, я забыл сказать, а мне надо знать, как попасть мне в пасть, запопасть мне в пасть... возгордился бес, да на щель полез... на хую крутил, да хуйню мутил... на костях ебал материнский кал..." - и тому подобную дурь, муть, дрянь. Отпустило его только на строчке "а теперь я ем земляничный джем", из которой он понял, что приступ вдохновения был ложным, и ничего, кроме гили, мути и дури, ему в голову так и не пришло. Стих оказался мертворождённым, как младенчик. Такое бывает в делах творческих, лирических, нежных. Хнык! хнык!

Опустошённый и разочарованный, Пьеро лежал навзничь, закинув руки за голову. Ухо ловило обрывки разговора.

- ...понять, зачем ты на них работаешь... - плыл карабасов бас.

- Я тебе уже сто раз говорил, - голос Болотного Доктора был злым, нервным. - Власть - это вообще зло. Но из двух зол надо выбирать меньшее. Эти хотя бы за цивилизацию. Какую-никакую.

- Во-первых, никакую. Во-вторых, если слишком хорошо работать на меньшее зло, оно станет больше.

- Ну, с этим не ко мне. Я же сказал, что не очень стараюсь.

- Вот и они, наверное, тоже так думают... Ладно. Не будем разводить лирику. (На слово "лирика" Пьеро снова напрягся.)

- Мне нужен твой совет, - продолжал раввин. - Как бы мне добраться до Мальвины с Артемоном? Я рассчитывал на Базилио. Но кота мы потеряли. А в живых оставлять эту сладкую парочку я не собираюсь.

Эти слова потрясли и смяли всё существо Пьеро не слабже копыта кладрубской кобылы.

Нет, в принципе-то он понимал, что Карабас Мальвине предательства не простит. Но понимал он это именно что в принципе. На практике же вопрос до сих пор как-то не вставал, а подумать о перспективе вечно обдолбанному Пьеро было как-то сложновато. Он просто плыл по течению и делал, что велят. Однако сейчас всё стало до ужаса понятно и очевидно. Его любимую хотели убить. И собирался это сделать ни кто иной, как шеф, которому Пьеро, при всех своих закидонах, привык доверять и на него полагаться.

От осознания этого факта у маленького шахида дичайше скакнул адреналин. Сосуды сжались, давление поднялось, кровь ударила в голову. Голова заболела так, что поэт чуть было не заорал как резаный.

- Ну, я к ним иногда заглядываю, вот как к тебе, - рассуждал тем временем Дуремар Олегович. - Насколько я понимаю, у них там не шоколадно. Во-первых, их всего двое. Электорат - насекомые и мелкие зверушки. До настоящего оружия они не добрались. Есть тесла и несколько ракет. Вообще-то управляемых, но пульт где-то внизу. То есть запустить-то они их могут. В белый свет как в копеечку. В принципе, базу можно взять в лоб. Если припахать нормальных бойцов...

К этому моменту в голове Пьеро всё, наконец, улеглось. Даже боль отступила. Ситуация стала чёткой, ясной и совершенно однозначной. А именно:

"Я шахид по базовой модели" - напомнил себе Пьеро. Он сосредоточился на идее боли и жертвы - неизбежной и желанной боли, прекрасной и желанной жертвы. Рывком поднялся (голову как будто проткнуло чем-то изнутри, но он выдержал), встал посреди комнаты. Теперь только выбрать стенку попрочнее и...

- Что такое? - взревел прямо в голове голос Карабаса.

В ту же секунду маленький шахид потерял контроль над своим телом. Через мгновение он уже валялся на полу, не способный пошевелиться. Но сознание, к сожалению, его не покинуло, хотя затылок трещал со страшной силой.

- Так-так-так, - гудел бар Раббас, обшаривая его голову. - Подслушивал... так, это стихи... а это совершенно лишняя информация... та-ак, а это что?!

В этот миг дверь номера хлопнула. Застучали копыта.

- Шеф, приве-е-ет, - раздался замученный голос Евы Писториус. - Ну я ща сдохну-у-у...

- Шеф, ну чего вы так... я с работы... Я совсем не справляюсь... Да вы сами посмотрите...

Невидимые тиски, удерживающие Пьеро, исчезли. Карабас торопился удостовериться в верности своей возлюбленной. И переключил всё внимание на неё.

Полсекунды ушло на осознание того факта, что он раскрыт. Из чего следовало -немедленное бегство является единственным шансом. Ещё секунда - на рывок. Чтобы выдернуть вверх тугую оконную раму, потребовалось секунды полторы. Последние капли истекающего времени были потрачены на прыжок.

Гневный рык Карабаса, казалось, обрушит перекрытия. Но было поздно. Пьеро, раскинув в стороны руки-ноги, летел вниз, навстречу судьбе. Исступленно моля её послать хоть какую-нибудь зацепочку, шансик. Ну хотя бы толстого мягкого прохожего, которого не жалко.

Судьба была, видать, в игривом настроении. И решила тоже удивить поэта.

Ноги его не встретились ни с камнями мостовой, ни с рогами какого-нибудь понурого быка или козла, ни с чьим-нибудь острым зонтиком. Вместо этого они разъехались в стороны по мокрому меху, и поэт закричал от боли в промежности - которой он с размаху саданулся обо что-то твёрдое.

Ошеломлённый Пьеро взмахнул руками. В воздухе трепыхались какие-то горячие жёсткие ленты, за которые он и ухватился.

И - понёсся, стремительно охуевая от ужаса и надежды...

Официальные документы. Заявление

Вх.892-31 от 20 декабря 312 г. Принято 19.12.312 02:30. Дежурный Зиганшина Р.А.

Начальнику 13 отдела полиции УМВД
по Булонскому району Директории
Люпусу Григорьевичу Эсту

от Костоевой Зиды Бекхановны, 289 г. р., урож.: Директория
зарег-на: Директория, ул. 38 Бакинских Попугаев, д.28 корп. 4/5 кв. 103
прож-ю: по адресу регистрации

Прошу привлечь к уголовной ответственности неустановленное существо (хомосапое), которое в период времени с 23-30 18.12.312 по 24-00 18.12.312 похитило от д.4/2 по Настасьинскому пер. моё личное средство передвижения: гоночный заяц Enduro Glide Ultra цвет асфальт 3405 КЕ 32 г/к ENR 0004 2327 0799 1836 (здоров, привит, рефл. норм.).

Об ответственности за заведомо ложный донос по ст. 205 УК Директории предупреждена.

Написано собственноклювно. З.Б. Костоева, 19.12.312

...нёсся мимо, мелькали по сторонам...

...полицейские будки, самки нестрогого вида и детёныши разнообразных основ, мясные и хлебные лавки, по большей части закрытые, вычурные фонари, мраморные дворцы, в основном - принадлежащие высокопоставленным мужеложцам, также сады с изящными чугунными оградами, педобирские обители, бездомные гастарбайтеры из Евска и других не столь отдалённых мест, плавно скользящие рессорные экипажи...

Рекламная пауза. Быстрее собственного визга

Enduro Glide Ultra. Новый гоночный заяц от ENERZIGER. Новый уровень скорости и комфорта.

Насладись всеми преимуществами нового Enduro Glide Ultra от ENERZIGER!

Газета SPEED-INFO, N 10 за 312 год, стр. 6 (раздел "Байки")

Enduro Glide Ultra от ENERZIGER - главная новость весенне-летнего сезона. Эта революционная модель задаёт новые стандарты гоночных животных среднего веса.

После всех экспериментов с "мягкими", "плывущими" аллюрами фирма вернулась к классическому гоночному локомоторному циклу: полупарный галоп с сильным прогибом спины. Седло смещено в воротниковую зону и крепится непосредственно к черепу. Проблема с балансировкой нагруженного/ненагруженного тела радикально решена в сторону нагрузки: без достаточной тяжести на шее заяц не может уверенно прыгать. Производители видят в этом не дефект, а достоинство: ваш байк больше не ускачет от вас, унюхав чью-то морковку.

Столь же радикально решён вопрос с приводом. Фирма отбросила все полноприводные решения с активными толчковыми передними, характерными для хищников. У Enduro Glide Ultra передние лапы в беге служат только амортизаторами, их мышечная отдача минимальна. Это компенсируется невероятной мощью спины и задних лап. В этой области Enerziger продемонстрировал нам несколько прорывов, важнейшими из которых можно считать форсированные митохондрии клеток, реализующих цикл Кребса в турбо-режиме, новую систему удаления лактата из мышечной ткани, экспресс-регенерацию микротравм, а главное - использование модифицированных волокон сердечной мышцы в скелетных и управление каскадом сокращений через АИС. Стоит также отметить нагнетающий газообмен через модифицированные лёгкие с увеличенной суммарной поверхностью альвеол. Не забыты и классические меры ускорения. Корпус зайца выполнен в "жёстком" аэродинамическом стиле. Перед эксплуатацией каждый экземпляр проходит шлифовочный ребидлинг с удалением всех ненужных частей тела. Всё это позволило достичь исключительных для этого класса существ результатов: стабильных 70 км/ч и призовых 110 (седок с.в.).

При этом жёстким требованиям, налагаемые на модель словом Enduro, модель соответствует практически полностью. Это не паркетник, а настоящий внедорожник, легко преодолевающий пересечённую местность. Модель ещё не показала себя в традиционных SDE, но, по данным из букмекерских контор, уверенно лидирует в ставках в категории Medium. Единственное, что может помешать лидерству Enduro Glide Ultra - проблемы с экстренным торможением. Это уменьшает безопасность, и только поэтому мы снимаем 0.2 балла с нашей оценки. Ещё 0.1 балл снимается за эластичность весовой характеристики: каждый килограмм веса ниже стандартного резко снижает скоростные характеристики. Официальная кривая эластичности ещё не опубликована, но уже ясно, что садиться на Enduro Glide Ultra существам с личным весом порядка центнера и выше нет никакого смысла. Новый байк рассчитан прежде всего на хопосапых. Это, впрочем, соответствует концепции фирмы - но мы поощряем разновесовые модели.

Отдельного рассказа заслуживают smart-сервисы. Заяц обладает стандартным для этой модели IIQ = 40, но встроенные функции более чем замечательны. Enduro Glide Ultra голосом сообщает седоку скорость и направление движения, способен понимать детализацию маршрута любой сложности, легко управляем через ушно-стремянную пару.

Интересно решена противоугонная система. Заяц отгоняет от себя всех, подходящих к нему без сопровождения хозяина, но при этом слушается любого, находящегося в седле. Это позволяет хозяину Enduro Glide Ultra одалживать его знакомым, не опасаясь угона.

К числу недостатков Enduro Glide Ultra, помимо экстренного торможения, можно отнести повышенный расход бегового корма и высокие требования к нему (молочный шоколад уровня "Алёнки" и выше). Впрочем, иного ожидать и не приходится: фундаментальные законы физики и биологии не могут отметить даже проектировщики ENERZIGER.

Врезка. Основные характеристики ENERZIGER Enduro Glide Ultra

Официальный слоган: Enduro Glide Ultra. Быстрее собственного визга.

...мимо и мимо...

...аккуратных огородиков, освещённых бумажными фонариками, почтенных негоциантов на променаде, мимо бульваров, башен с тесла-решётками, каких-то ряженых в шароварах с лампасами, аптек, модных магазинов, балконов...

Официальные документы. Объяснение и справка

Начальнику 13 отдела полиции УМВД
по Булонскому району Директории
Люпусу Григорьевичу Эсту

Около 23-00 я припарковала своего зайца Enduro Glide Ultra цвет асфальт 3405 КЕ 32 г/к ENR 0004 2327 0799 1836 (здоров, привит, рефл. норм.) на Настасьинском пер. на парковочной площадке возле д.4/2 (гостиница "Интурист"). Сама отправилась в гостиницу "Интурист" для частной встречи в ресторане "Карамболь" на первом этаже. В 00.10. 19.12.312 ко мне подошёл официант и спросил, не моего ли зайца только что угнали.

Я немедленно отправилась на место парковки и обнаружила отсутствие своего транспортного средства. Я вызвала полицию и провела самостоятельный опрос свидетелей, которые показали, что заяц был угнан до 24.00 18.12.312 неизвестным существом, по основе хомосапым, в гостинице ранее замеченным. В преступлении подозреваю одного из постояльцев или посетителей гостиницы.

Мне причинён совокупный материальный ущерб на 8.233 соверена (стоимость зайца, обвески и иного похищенного у меня имущества). Ущерб считаю для себя существенным.

Написано собственноклювно. З.Б. Костоева, 19.12.312

(профессионально-консультативное заключение)

О прохождении технического осмотра транспортного средства

...а-а-а-а, мимо-мимо, по ровненьким дорожкам, по рытвинам-ухабам...

...навстречу неслись какие-то тёмные силуэты: электорат из эргастулов, спешащий на ночные работы, нечищенный, в поту, с копытами, запачканными известью...

Неофициальные документы. Полицейская переписка

Записка Л.Г. Эста - следователю А.Б. Тамбовскому. Передано с бэтменом.

Толян! Сарайка выпас наш. Если шиперы сюда прокинулись им гайки. Весь ливер на сарайку у моего нижнего. Пинай михал петровичей из горелки, пусть простеклуют. Была набойка, что злыдень по месту чекинился. Тряси прикентовку, чую есть она. Накерни злыдня, тримай его. Если подшипник - всё мне, сам закинься. Если яша то 104 и выбей чистуху. Будут нагнетать - злыдня и ливер мне и тихо будь. Люпус Эст.

Относительно литературный перевод с полицейского жаргона:

Анатолий! Гостиница - наша территория [на которой только мы можем с кем-то поступать нехорошо]. Если сюда проникли менты - пиздец им.

Всю доступную нам информацию о гостинице тебе предоставит мой заместитель. Привлеки к делу эмпатов из ГОРИ (группы оперативно-розыскной информации), пусть тщательно исследуют сохранившиеся следы ауры.

Имеется неподтверждённая информация, что [предполагаемого] преступника неоднократно видели возле места совершения преступления. Проверь, нет ли [в гостинице]существ из его окружения [или которые его знают]: я практически уверен, что такие найдутся.

Найди преступника и задержи его [без осуществления официальной процедуры ареста].

Если [выяснится,. что] он связан с ментами - передай его мне вместе со всеми документами и забудь, что занимался этим делом. Если это случайный грабитель (непрофессионал) - предъяви обвинения по сто четвёртой статье УК Директории ["разбойное нападение"] и заставь его дать признательные показания ("чистосердечное признание").

Будут попытки давления на тебя сверху - передай мне преступника вместе со всеми документами и не предпринимай никаких действий [без моего приказа].

[Твой грозный, требовательный начальник] Люпус Эст.

Записка следователя А.Б. Тамбовского - Л.Г. Эсту. Передано с бэтменом.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

Заебало начальство указивками. Я вам не ночной сторож. Ладно, посмотрю, чего у них там. Тамбовский.

...по кочкам, по кочкам, в яму бух!

Действие четырнадцатое. Албибэк, или Девушка говорит хулигану недоброе слово, а тот обещает вернуться

И о всякой вещи узнавай: что она суть; и место её каково в порядке вещей; и какая польза её; ибо нет вещей без пользы.

Ибн Араби. Гемма мудрости кроткой в слове Хабиловом. - В: Ибн Араби. Геммы мудрости. Пер. Б. Смирнова. - М.: Наука, ГРВЛ, 1996

З.М. Портнова. Школьные истории и анекдоты. - В: С юбилеем, дорогая школа! Сборник в честь 50-летия Московской школы с углублённым изучением английского языка N 1232. - М., 2013

13 декабря 312 года о.Х. День.
Воздушное пространство над Зоной / Зона, юго-восточный сектор

Сurrent mood: irritated/достали, суки
Сurrent music: Karlheinz Stockhausen - Helikopter-Streichquartett

Внутри летающей тарелки было тесно: железная решётка со всех сторон, а за ней темнота, рокот, гул и длинные синие искры, с шипением гаснущие в переплетениях проводов. Оттуда пахло пылью и грозой.

Львика лежала на полу в позе эмбриона и старалась не шевелиться. Несмотря на все увещевания Молли Драпезы, она плотно позавтракала перед полётом, да ещё и красненьким побаловалась. После красненького её повело на подвиги и она запила всё это корытцем пенного. Теперь ей мучительно хотелось облегчиться - и одновременно её мутило от качки.

Над Зоной к качке добавилась ещё и тряска: аномалии сильно влияли на состояние атмосферы. Тут-то поняше стало совсем нехорошо. Чтобы удержать в себе всё то, что рвалось наружу, она пыталась напевать святой шансон Круга Песнопений Евы Польны.

- Люби меня по-францу... ууууёё ... раз это так неизбе... буэээ... - стенала она, лёжа на железном полу и дыхая тяжко, безнадежно. Святое караоке отчасти отвлекало от рези в пузыре, но тошноту почему-то усиливало.

Откуда-то снизу попискивал услужающий ящерок Бантик, которого поняша задавила брюхом. Бантику было очень тяжело, но противиться хозяюшке он был неспособен. Всё, что он мог - это жалобно подёргивать маленьким зелёненьким хвостиком.

Охранник-шерстяной смотрел на Львику презрительно и осуждающе. С его точки зрения, любое проявление слабости было харам. Пилот, седой хорёк, напротив, смотрел на поняшу с сочувствием. Львика ему нравилась - чисто сентиментально, по-стариковски. Он время от времени отрывался от экранов - глянуть, как там бедной девочке мается.

Львику выбешивали оба. Будь она в форме, она заняшила бы охранника минут за пять, а то и за три, а хорька припугнула бы, чтоб не зыркал. Но она была совсем не в форме, и грациозности в ней было где-то как у котега. К тому же мама строго-настрого запретила ей использовать няш, под угрозой лишения финансирования и общего неблаговоления. Проверять опытным путём силу родительских чувств не хотелось. Мама, когда надо, умела быть абсолютно неволатильной.

В конце концов мучения стали совершенно невыносимыми. Львика поняла, что ещё чуть-чуть - и на полу будет очень грязно.

Она встала на ноги - те предательски подрагивали - и сказала пилоту:

Львика рассчитывала, что это прозвучит как приказ. Увы, это не тянуло даже на просьбу, высказанную с достоинством.

- Мы над Зоной, - сказал он так, как говорят с несмышлёными, глупыми девочками. - Здесь опасно. Внизу аномалии.

- Мне плохо, - сказала она уже с откровенной мольбой в голосе. - Мне очень плохо. Мне нужно... пройтись по земле.

- Нычево-нычего, - сказал охранник. - Патэрпыщ, да.

Львика ощерилась. От злости и адреналина ей стало несколько лучше. Она пару секунд подумала, чем зацепить шерстяного на низких грациях.

- Хорошо-хорошо, - запела она майсу, пристально глядя в маленькие глазки обезьяна стараясь попасть в ритм его дыхания, - не нужно ничего говорить, ты хороший-хороший, а ведёшь себя нехорошо, огорчаешь Тарзана, нарушаешь приказ Тарзана, ой, как ты плохо делаешь для Тарзана...

Глаза охранника побелели от страха. У поняши не хватало граций някнуть шерстяного, но вот придать своим словам ощущение достоверности она была ещё в состоянии. Обезьян и в самом деле почувствовал, что в чём-то нарушил приказ Тарзана, и ему стало очень страшно.

- Ты виноват, виноват, - нажимала Львика, из последних сил удерживаясь от того, чтобы не описаться, - надо было садиться, садиться, а теперь поздно, поздно...

- Эй ты! - закричал шерстяной хорьку. - Спускаимса вныз! Жыва! Это прыказ Тарзана!

Хорёк посмотрел на поняшу укоризненно. Та ответила ему яростным взглядом.

Тарелку сильно качнуло, Львика едва удержалась на ногах. Содержимое её желудка колыхнулось, пытаясь вырваться наружу.

- Садись сейчас же, - прошипела она хорьку, сдерживая рвотный позыв. - Или я всё тут заблю-ю-ю.

Последнее "ю" прозвучало до того убедительно, что хорёк тут же взялся за рычаги.

Согласно показаниям бортового хронометра, посадка заняла восемь минут. Для Львики это время растянулось как минимум на полчаса, и это были худшие полчаса в её жизни. Во всяком случае, в тот момент она была в этом совершенно уверена.

Наконец, тарелка коснулась земли, качнулась в последний раз на амортизаторах и жёстко встала. Со скрежетом откатилась в сторону секция, и поняша увидела перед собой колыхающиеся оранжевые маки.

Поняша на поролоновых копытах вышла из тарелки, сделала несколько шагов. Земля слегка плыла под ней, жидкости в теле бултыхались, требуя выхода. Она зашла за тарелку - и там, наконец, отдала дань природе.

Потом Львика отошла подальше от удобренного ею места, легла в маки и прикрыла глаза. Тело ныло. Во рту было гадко. Однако всё это было гораздо, гораздо лучше, чем только что.

- Бантик, - прошептала она, - почисть мне ротик.

Бантик выпрыгнул из маков: он тоже успел выбраться наружу. Поняша протянула ему язык и закинула ящерка себе в рот. Тот умело зацепился хвостиком за нижний клык и принялся вылизывать нёбо.

Тем временем шерстяной, выпрыгнув из тарелки, принялся рассматривать местность. В его маленькой голове всё ещё зудела вброшенная извне мысль: приказ Тарзана, какой-то приказ Тарзана, нужно что-то сделать, вот только непонятно что. В конце концов он решил, что нужно обследовать местность.

Тарелка приземлилась на краю маленькой рощицы. Раскидистые деревья были усыпаны белыми и розовыми цветами. Обезьян зашевелил ноздрями, вынюхивая подозрительные запахи. Но ничем и никем опасным не пахло - разве что диким ежом, да и то давно откочевавшим вместе с выводком. Тогда он решил осмотреть рощицу - вдруг там сыщется что-нибудь полезное.

В роще ничего не сыскалось, кроме чьего-то черепа и нескольких хорошо обглоданных костей. Шерстяной собирался уж было возвращаться, когда заметил в траве золотую искорку. Это оказался соверен.

Обезьян жадно зацапал монетку и начал искать вторую. Опыт и здравый смысл говорили: ищи.

Вторую монетку он обнаружил неподалёку. Она была, правда, погнутая, но это было ничего. Радостно урча, обезьян заграбастал и её. Внимательно глядя себе под ноги, он прошёл между деревьями ещё немного, и вышел к небольшой западинке.

Если бы у шерстяного было за душой хоть что-нибудь, похожее на эстетическое чувство, он бы непременно замер в восхищении. Ибо вид, открывшийся перед ним, был прекрасен. Банален, да, но прекрасен. Зелёная трава плавно переходила в красивый спуск, покрытый маками - далеко, далеко, до самого холма, поросшего тёмным лесом. Над которым простиралось вечное итальянское небо, синее с серебром. А посреди всей этой красоты, на краю спуска, в самом сердце открывшейся панорамы, золотом сияла растущая из склона изящнейшая чаша, покрытая живою, искрящейся шерстью.

Из всего этого шерстяного заинтересовала чаша. Но приближаться к неизвестному объекту, да ещё на Зоне, он счёл плохой идеей. Поэтому он для начала нашёл несколько камней и начал ими кидаться.

На втором или третьем попадании чаша издала громкий вздох, а потом раздался недовольный голос:

- Кто там ещё? Можно, наконец, оставить девушку в покое?

Обезьян приободрился. Опасные существа так обычно не говорили. Поэтому он подобрался к чаше поближе и саданул по ней кулаком.

Чаша оказалась твёрдой. Однако и ответки от неё никакой не последовало, если не считать за таковую очередной тяжкий вздох.

- Опять ты, упырятина? - спросила чаша тоненьким капризным голосочком. - Ну чего пристал, чего пристал? Не могу я этого, не-мо-гу, сколько можно повторять-то. Я женщина чисто формальная... блядь, как же это сказать-то... номинальная... ну, в общем, условно-генетическая. Мне нечем тебя ублажать, скотина. Иди лучше к какой-нибудь ёлочке... или пенёчку, например. С ними у тебя будет гораздо больше шансов на секс.

Шерстяной потёр нос, пытаясь сложить услышанный слова в понятный смысл.

- Ты баба, да? - спросил он, наконец. - Тэбя надо эбат?

- Нет, эбат меня не надо, - сообщила чаша тоном дамы, отбивающейся от назойливого поклонника. - Я же русским языком объяснила... Стоп-стоп. А ты кто? Сталкер, что-ли, причапал? Так у меня артефактов нет. И во мне тоже. Так что иди-к ты, друг любезный, отсель... или отседова... в общем, иди.

Шерстяному это не понравилось. Он взял камень и принялся колотить им о край чаши, надеясь отломать кусок.

Что-то тонкое скользнуло между его ног, обожгло. Нахнах отпрянул, глотая пастью воздух, чтобы не закричать.

- Я же сказала, не лезь! - донеслось из чаши. - Упорный какой мужчина попался!

Охранник на всякий случай отошёл подальше, сел на корточки и стал думать. Это было трудно. Но у него была опора: закон, которому его научили в казарме.

Согласно закону шерстяных, всякое существо или имеет хозяина, или не имеет его. Если существо не имеет хозяина, его нужно было или сделать своим рабом, или подудолить, или ебать, или продать, или убить. Это было халяль. Если ничего из этого не получается сделать сразу, желательно было вернуться к этому вопросу потом, основательно подготовившись. Для чего нужно или подумать, или посоветоваться с тем, кто знает больше, или позвать на помощь других нахнахов, но тогда придётся с ними делиться... Да, размышлять было тяжко, но шерстяной не сдавался.

В конце концов, он увязал все мысли вместе и понял, что делать.

- Опять? Я думала, ты ушлёпал, противный, - проныла чаша. - Я сама себе хозяйка.

- Произрастаю я тут, - сообщила чаша. - Разуй глаза и увидишь.

- Ты умэеш чэго-то дэлат? - уточнил вопрос нахнах. - Ну такоэ, полэзноэ?

- Тэбя можна продать? - не отставал шерстяной.

- Мужчина, я же вам русским языком говорю: отъебитесь конкретно, вы достали меня и утомили. Идите нахуй, в вас мало пленительного.

Это было сказано совершенно зря. По распоняткам шерстяных, за посылание матом следовало давать обратку.

Тем временем на край чаши села птичка. Тут же к ней метнулись тонкие розовые щупальца, ухватили птичку за ногу, чаша открылась и птичку поглотила.

Охранник ухмыльнулся: ему внезапно пришла в голову хорошая, годная мысль.

Он пошёл в рощу. Пришлось повозиться, но в конце концов он нашёл там то, зачем пришёл - булыжник подходящего размера и веса.

Тащить камень было тяжело. Но его грела мысль, что существу, посмевшему быть с ним грубым, будет ещё тяжелее.

Он осторожно подкрался к чаше и бросил камень в самую её середину.

Чаша содрогнулась до основания и закричала:

- Зачэм убери? - шерстяной с удовольствием почесал пузо.

- Я не могу держать на себе эту штуку! - заныла чаша.

- Ты не понимаешь! Он мне жорло закупорит! Я не смогу его выбросить! Я умру от голода!

- Это харашо, - резюмировал обезьян. - Тагда ты болше нэ будэшь пасылать уважяемых существ нахуй.

- О-о-о... ну извини, извини, я была не права, - выдавила из себя чаша.

- Нэт, - сказал обезьян торжествующе. - Бэсплатно нэ извиняю. Скажы: от тэбя можэт быть польза?

Чаша содрогнулась снова, пытаясь сбросить тяжесть. Но камень засел крепко.

- Тагда, - сказал шерстяной, - аставайса так. Эта будэт правильна.

Он пошёл прочь, нарочно громко топая ногами.

Чаша с костяным скрипом накренилась и мелко-мелко задрожала. Засевший камень шевельнулся. Заскрипев ещё сильнее, она наклонилась в другую сторону. Каменюка упала на землю, и чаша тут же взвизгнула - тонким, режущим визгом на грани ультразвука: проклятый булыжник раздавил ей щупальца.

Но это было полбеды. Беда же состояла в том, что шерстяной тот взвизг услышал и оглянулся.

Наставление об оглядке

Воистину, проклята оглядка! Проклята Богом она будь, людьми и ангелами будь она проклята, сия скобейда и блядь.

Ну посудите-ка сами, батенька(это я к почтенному читателю обращаюсь). В мире языческом известна была история лирника Орфея, сына Эагра и Аполлона. За своей Эвридикой спустился певец в Аид и очаровал владыку подземного царства, так что тот вернул ему супругу, но поставил условие - не оглядываться. Орфей же оглянулся и потерял её навеки, отчего разочаровался в бабах и спидарасился, по свидетельству овидиевому. И тому же греху научил других - за что и был растерзан пиздофашиствующими менадами. Всей хуйне был виною единственный взгляд.

В мире иудейском известна была история Лота, племянника Авраама. Он покинул растленный Содом, наставленный ангелами, запретившими ему оглядываться. Супруга Лота оглянулась - и превратилась в соляной столп. Лот остался без жены и был трахнут собственными дочерьми, старшей и младшей. Обе забеременели и родили предков двух ненужных и гадких народов - моавитян и аммонитян. В дальнейшем эти позорные нации в ходе своего развития превратились в эстонцев и румын, которые в итоге передрались и устроили Хомокост. И опять же! - вся порнография случилась из-за единственного взгляда.

Аналогичная (хотя и менее известная) хрень случилась и у китайского народа - см. историю женщины, жившей на берегу реки Ишуй. Ей было сказано богами (ох уж эти боги!), что селение её будет затоплено, а она шла бы оттуда и вела бы с собой людей, но не оглядываясь. Она оглянулась - и превратилась в тутовое дерево, весьма дуплистое. В одном из дупл того древа старая ворона свила гнездо и высидела девять яиц и десятое, хуй откуда знает взятое. Из того яйца вылупилась неясыть, архискверная и похотливая - а если правду молвить, то ебучая как сама смерть! Сия дрянная птица переспала со всеми созданьями, сколько ни есть их в подлунном мире: с быками, воинами, креветками, родедендронами, царями, улитками, куропатками, преподавателями труда и физкультуры, трепангами, протонами, духами и демонами, а под конец вознамерилась возлечь с самим Творцом неба и земли и его утомить до беспамятства, вот так вот! Творец же, прослышав об этом, разгневался и наслал на неясыть сифилис, который та разнесла по всему свету. В конце концов им заразились и люди, и гадостный сей венеризм унёс в могилу прекраснейших из них, включая - если верить газетчикам - римского папу Юлия II, русского царя Ивана IV "Грозного", французского короля Генриха VIII (этого особенно жаль), Колумба, Бенвенутто Челлини, Линкольна, Гогена, Ивана Франко, а также и Мопассана, и Гойю, и Шуберта, и даже Яшеньку Цилькашипера, коего мы уже упоминали в нашем сочинении. Умерли от проклятого сифака и все древние боги, даже великий Пан, так что небо опустело и воцарилось безначалие. Так что пришлось Творцу вместо богов сотворить ангелов, предусмотрительно лишённых пиписочек, а над ними поставить смотрящим собственного Сына, ибо ангелы, как все скопцы, хитры, неверны и нуждаются в постоянном пригляде. Вот какие потрясения случились во Вселенной, а всё почему? Потому что глупая китаёза зыркнула себе за сколиозное плечико!

Что касаемо горестной России... но не будем о горестной России. В конце концов, общую мысль вы уже уловили, да? - где оглядка, там непременно сеется любовь, а от той любви пожинается ни что иное, как смерть. Смерть! Смеееерть! И чаще всего - мучительная и несвоевременная! И если кто оглянулся, знайте, что неподалёку любовь и смерть, и уже зазвучали где-то колокола грядущей трагедии.

Но - не озирайся, несчастный, не ищи источник сего прельстивого звона! Ибо как бы не узнать тебе, что звон сей издают у тебя в труселях жалкие твои муди, оплакивая скорую и плачевную погибель - твою и свою!

Итак, шерстяной оглянулся и увидел, что усилия его были напрасны. Чаша избавилась от камня и горделиво устремлялась ввысь.

Первым его побуждением было схватить что-нибудь тяжёлое и расхуячить непонятное существо на мелкие кусочки. Потом он немного подумал и решил, что наглая чаша так просто не отделается. Если она избежала лёгкой смерти - что ж, пусть будет тяжёлая. Пусть она умрёт медленно и печально. Благо, на Железном Дворе есть отличные специалисты, которые ей в этом поспособствуют. Тем более, что за новое, неиспытанное ещё в деле существо маналульщики выдавали премию -пару соверенов. Для простого бойца это были большие деньги.

Правда, для этого чашу нужно было ещё доставить на Железный Двор. Но шерстяной уже придумал, как это сделать, и обстоятельства благоприятствовали ему.

- Албибэк! - крикнул он чаше и погрозил кулаком. Та его ответом не удостоила - а может и вовсе не поняла, чего посулил ей шерстяной.

А зря, зря! Ибо обезьян поклялся вернуться. И уж поверьте - не с добрыми намереньями!

Действие пятнадцатое. Бууп, или 6,99 Гц

Вы знаете, как обстоят наши дела, и поэтому я могу говорить с вами совершенно откровенно.

В этом притоне, - прошептал великий сыщик, - порядки совершенно евангельские: стучите, и вам откроют. Разумеется, в том случае, если вы стучите правильным способом, а ваше лицо вызывает доверие у джентльменов по ту сторону двери.

Э. Уоллес. Дыхание смерти. Вып. второй. - СПб.: Изд-е О.И. Бакста, 1904

Сurrent mood: fleeng/шкурное
Current music: Коррозия Металла - Низвержение в Мальстрём

До чего же уютно в корзиночке! Можно свернуться клубочком, поджав ножки. Крохотные ручки - нет, пока ещё только лапки, без настоящих пальчиков, пальчики вырастут через полгода - сжимаются и разжимаются от удовольствия.

Cопящий носик уткнулся в пузико другого котёнка. Базилио - взрослый - знает, что это его братик. Братика назовут Джоуль. В пятнадцать лет Джоуль умрёт при прошивке кибридной составляющей. Но это будет потом, а здесь, во сне, братик живой, тёплый и пахнет мальчиком. Запах щекочет нос. Хочется чихнуть, но пока не получается.

Жаль, что глазки закрыты. У котят манульей основы они открываются дней через двадцать или позже. Через семнадцать лет их удалят, чтобы вставить камеры. Разумеется, глаза ему отдадут - в банке с физраствором. "Мутабор" крайне щепетильно относится к биологическому материалу клиентов, особенно если работу оплачивает государство. Базилио оставил банку с глазами на подоконнике палаты. Он тогда очень старался быть мужественным и не сентиментальничать.

Но это всё будет потом, а сейчас - просто ничего не видно.

К маленькой головёнке притрагивается рука. Что-то щёлкает. Ухо пронзает короткая резкая боль. Взрослый Базилио понимает, что маленькому существу поставили на ухо казённую бирку - то есть разрешили жить. И опять: это он знает потом, а сейчас - просто больно и чуточку обидно.

- Бууп пуауо уууп апуу пупу, - звучит в ухе. Взрослый Баз слышит: "первичный биоконтроль есть, отнеси в прикормочную". Но то крохотное существо, которым он был когда-то, слов не понимает.

- Естественные роды? Может, отдать матери? На вскармливание? - он слышит эти слова сейчас, а тогда - чувствует, что его вынимают из корзинки на холод и куда-то несут.

- Бу уб уопупу молока пу пуппуппу, - булькает что-то вдалеке. Оставшегося в памяти звукового следа не хватает чтобы понять ответ.

Базилио очень хочет сказать, что противопоказания - да, имеются, вот же они все написаны в сопроводиловке. Но он не может докричаться из сейчас до тогда.

- Убу буупуп пуу накарябали бууп, пууубу бу не разберу, - комочек шерсти чувствует интонацию, недовольную и угрожающую, и тихо мяукает от страха.

- Тише, тише, - тёплая твёрдая рука проводит по головке, по спинке. - Стандартную смесь попробуй, а там посмотрим.

Базу хочется крикнуть, что от стандартного прикорма завтра разболится животик. Но тут в голове щёлкает, импульсные токи перестают воздействовать на подкорку и он просыпается.

Как обычно после электросна, кот сначала напряг и расслабил мускулы. Вроде бы ничего не отсидел и не отлежал. Теперь сигналы от вибрисс и чувство места. Белые волоски тихонечко подрагивают: лодка движется, винты мерно перемалывают воду. Навигатор под водой не работает - а и ладно, не очень-то и хотелось.

Базилио осторожно включает камеры. Выставляет тепловой диапазон около четырёхсот терагерц с захватом субмиллиметровой зоны. Успокаивающим зелёным мерцают стены. Спит рядом Алиса: ярче всего выделяется полуоткрытый рот. Внизу валяется тулово Буратины: на голодного и малахольного бамбука снотворное подействовало как удар по балде. Он лежит ничком и у него мёрзнет жопа: сейчас она чуть светлее стен. Зато крокозитроп в своём кресле вовсю переливается разными цветами - от жёлтого до малинового.

Кот не пошевелился, но Розан Васильевич каким-то образом почуял, что Баз проснулся.

- Доброго вечера, господин Базилио, - вежливо сказал он. - Как спалось?

- Нормальна - а - ау, - кот не смог сдержать зевок. - С Алисой как, чего?

- Шесть часов назад я сделал ей очередной укол, - сказал крокозитроп. - Посмотрите, вам что-нибудь видно в рентгене?

Кот попытался выйти в рентген. Увы, лодка шла на приличной глубине. Естественный радиационный фон падал ниже порога чувствительности его аппаратуры. Он не мог рассмотреть даже кости лисы. Единственное, что можно было разглядеть - это расплывчатый ком золотых монет внутри тела.

- Ничего не вижу, - признал он. - Пусть дальше спит.

- Всё-таки лучше бы сделать перерыв, - поразмыслив, сказал крокозитроп. - Тем более, есть вероятность, что сегодня мы до чего-нибудь доберёмся.

- До чего-нибудь - это до границы Зоны? - уточнил кот. - Как-то быстро. Я там больше месяца крутился.

- Во-первых, - наставительно сказал Розан Васильевич, - водные пути существенно удобнее сухопутных. Во-вторых, Зона - это ну очень сильно пересечённая местность. И в третьих - насколько я припоминаю, по Зоне вы шли не сами. Вас водили. За нос, - добавил он назидательно.

Кот смущённо отвернулся. Пару дней назад, давая мозгу необходимый перерыв между сеансами электросна, он болтал с крокозитропом. И спросонок выболтал ему историю своего хождения по Зоне - в том числе и про коварную Хасю. Нервно оглядываясь при этом на Алису - ему почему-то не хотелось, чтобы она это слышала. Но лиса только постанывала во сне.

Неприятности у Алисы начались одиннадцатого. Бешеные вектора на этот раз взялись за позвоночник. Лисе сначала стало трудно дышать, потом - сидеть, а потом она выла от боли и просила Базилио убить её немедленно. Лекарства не помогали. В конце концов, Розан Васильевич вколол ей что-то убойное из корабельной аптечки, отчего лиса впала в беспамятство - но, по крайней мере, перестала страдать.

Через пару часов на пульте начала мигать жёлтая лампочка. Озабоченный крокозитроп сообщил, что электричество на исходе, и придётся подняться наверх, поискать зацепление. Кот сначала обрадовался: ему очень захотелось подышать воздухом и посмотреть на солнышко.

Первый раз подняться не удалось: на поверхности штормило. То есть не то чтобы совсем штормило-штормило, но волнение было приличным. Через пару часов попытку повторили. Море было так се, но зацепления не было.

Розан Васильевич сверился с картами и направился к какому-то месту, где связь с Оковой была почти стабильной. На этот раз случилась другая беда: крокозитроп не успел вовремя выключить двигатели и те начали греться из-за тесла-наводок. Сработала автоматика и всплытие пришлось отложить. Вторая попытка была успешнее - если не принимать во внимание, что всплытие произошло в пять утра, никакого солнышка и в помине не было, а луну затянуло тучами. Они успели набрать немного электричества, когда рядом всплыла белая субмарина Ройал Нави. Удрать незамеченными удалось буквально чудом.

Крокозитроп спрятал катер в развалинах на дне и погрузился в размышления и вычисления. После чего сообщил коту, что берётся провести посудину максимально скрытно и без всплытий. Но для этого ему потребуется всё содержимое аккумуляторов. Для чего придётся ввести режим строжайшей экономии. То есть отключить вообще всё, что только можно отключить. Включая пассажиров.

Базилио немного поспорил, но выбора особенного не было. Так что пришлось соглашаться и участвовать.

Для начала Розан Васильевич вырубил берущий много энергии электролизер, добывавший из воды дополнительный кислород, а регенератор воздуха установил на самый-самый минимум. То же он сделал с остальными системами. Баз тем временем устроил спящую Алису поудобнее и надел ей гигиенический пояс, который нашёлся в бортовых запасах. Буратине кот вколол то же самое снотворное, что и лисе -чтобы не мешался. Бамбук не возражал: ему было скучно и он предпочёл отрубиться. Для него пояса не нашлось, так что Базилио просто постелил под него разные тряпки, каких было не жалко. После чего заснул сам. Снотворное ему было не нужно: в кибридный комплект входила аппаратура гибернации. Она последовательно отключила ему все ненужные органы, начиная с желудка и кончая корой головного мозга. Последнее, что увидел кот - темноту: крокозитроп выключил освещение в кабине, оставив только пультовую подсветку.

Всю следующую неделю кот благополучно проспал. И даже не мёртвым сном: электричество растормаживало память, так что коту снились куски жизни, в основном - детство и юность. Через каждые тридцать часов срабатывало реле, кот просыпался. Первым делом осматривал Алису (Буратина такого внимания не удостаивался: чесгря, коту было всё равно, как там деревяшкин себя чувствует - хотя монета в бамбучьем желудке его интересовала). Немного беседовал с Розаном Васильевичем о том, о сём. И засыпал снова.

Что касается крокозитропа, тот держался молодцом. Кот не знал, давал ли себе Розан Васильевич отдых - но, похоже, нет. Потому что каждый раз, просыпаясь, он видел его нелепую фигуру, склонённую над пультом.

- Давайте всё-таки будить вашу подругу, - снова предложил крокозитроп. - Она без сознания уже седьмой день. Я беспокоюсь за мозговой кровоток. Могут быть последствия. Нет-нет, не беспокойтесь, ничего такого страшного, - поспешно сказал Розан Васильевич, заметив, как напрягся Базилио. - Но, допустим, проблемы с координацией движений. Сейчас это было бы очень некстати... та-ак, - тихо сказал он, смотря на приборы.

- Что там? - забеспокоился кот, выходя в видимый спектр и настраивая светочувствительность на максимум.

- Нет, показалось, - крокозитроп откинулся в кресле, почёсываясь третьей рукою. -Знаете, нам пора бы уже обсудить дальнейшие планы. Как говорят у вас на суше, договариваться нужно на берегу. У нас, правда, положение обратное. Но на суть это не влияет.

- Давайте обсудим, - согласился кот. Разговора на эту тему он ждал гораздо раньше, но крокозитроп его всё откладывал.

- Тогда давайте откровенно. В настоящий момент все преимущества в у меня. В конце концов, у меня есть жабры. Если с катером что-то случится, я, скорее всего, выживу, а вы нет. Кроме того, вы не умеете катером управлять. Но как только мы ступим на сушу, положение изменится, и не в мою пользу. К сожалению, мне абсолютно необходимо посетить Болотного Доктора. Понимаете?

- Хорошо. В таком случае нам необходима полная ясность в отношениях. Насколько я понимаю, вы мне доверяете в достаточной степени. Иначе бы вы не согласились спать в моём присутствии. Вопрос в том, могу ли я доверять вам.

В наступившей тишине звякнула крышка чайника: катер слегка просел на левый борт.

- Не знаете, что сказать? - крокозитроп слегка искривил правую ротощель. - Хорошо, я вам помогу. Давайте подведём баланс. Я отдал приказ похитить вас и вашу подругу. Я участвовал в похищении. И я не сожалею об этом. Окажись я снова в тех же обстоятельствах, я поступил бы так же. Кроме того, я вас шантажировал и запугивал, намереваясь использовать вас для, - он запнулся, - для достаточно рискованной миссии. Весьма вероятно, что вы бы погибли. Даже не зная, за что. Или зная, что отдаёте жизнь за совершенно чуждые вам интересы. С другой стороны. Я не причинял физических неудобств и не унижал - ни вас, ни вашу спутницу. В пятом отсеке вы оказались не по моей вине. Уходя оттуда, вы убили нескольких матросов и офицера, и я не пытался вас наказать за это. Вы содержались в хороших условиях. В дальнейшем, когда лодка подверглась атаке, вы помогли мне ликвидировать нескольких мешающих мне субъектов, а я спас жизнь вам и вашим товарищам, причём всем, даже этому полену. Вы согласны с тем, что всё было именно так?

- В общем - или да? - крокозитроп развернулся в своём кресле животом к Базилио, его глаз вытянулся на стебельке и блестел, как стеклянный шарик.

- Тогда вопрос. Я не прошу меня понять, извинить, встать на моё место и всё такое. Как я уже говорил, я не сожалею о своих действиях. Но сейчас ситуация изменилась кардинально. Так вот: вы готовы честно и без задних мыслей сотрудничать со мной далее? Не держа за пазухой какого-нибудь идиотского камня, желания мстить, чего-то ещё?

- Да, готов, - наконец, сказал он. - Но не бесплатно. Вы говорили про клад...

- Подождите, - сказал Розан Васильевич, что-то переключая на пульте. - Вот так, пройдём здесь... Ну что ж. Думаю, что могу вам доверять. В разумных пределах, конечно. Теперь давайте по существу. И опять же, будем откровенны. Я всё-таки рыбон, хотя на суше жил достаточно долго. В Зону я иду впервые. Вы мне нужны в качестве проводника и личного гарда, второе важнее. Кроме того, мне нужны деньги вашей подруги. Не все, конечно, но соверенов триста точно. Так вот, деньги я беру в долг. Скажем, на полгода. У меня достаточно средств в банках Директории, чтобы не беспокоиться об этой небольшой сумме. Теперь о кладе с артефактами. Мне они нужны только в качестве платы Болотному Доктору. Вам они нужны для того же. Верно?

- В таком случае предлагаю не заморачиваться пошлой делёжкой. Предложим Болотнику бартер: весь клад в обмен на всю работу. То есть на перепрошивку меня и лечение Алисы. Вам ведь именно это нужно?

- А если он не согласится? - спросил кот. - Ну то есть возьмётся только за кого-то одного?

- Тогда мы обсудим ситуацию и выработаем приемлемое решение. Вас устраивают такие условия?

Кот не успел ответить: на пульте загорелось что-то красное, и тут же раздалось противное гудение.

- Эхолот, - озабоченно произнёс крокозитроп, нажимая на какие-то кнопки. - Нас засекли.

- Похоже на SPECTRE, - крокозитроп взял с пульта наушники и надел их на две свои трубы. - Да, так и есть, - сказал он, послушав. - Два гигантских спрута и несколько мелких. Видимо, автономная группа дальней разведки. Что же они сюда приползли-то... Уходим.

Розан Васильевич взялся за рычаги. Катер тряхнуло раз, другой. Алиса заворочалась во сне и сказала отчётливо: "иди ко мне". Кот дёрнулся, смутился. Понял, что крокозитроп это видел, отчего смутился ещё больше.

- Заметили, - бормотал крокозитроп. - Поворачивают сюда. А вот мы их так...

- Сейчас оторвёмся, должны оторваться, - крокозитроп чем-то щёлкал, смотрел на какие-то индикаторы. Глаз его болтался туда-сюда, вытягиваясь как только возможно. - Ага, вышли на прямую. Ну, теперь у них нет шансов. Плывут они быстро, но и устанут тоже быстро. А у нас винты... ы - ы - ы - ы! - крокозитроп внезапно побелел, все трубы его опали и разметались по плечам. Он бессильно сполз в кресле и умолк.

Коту тоже поплохело. Ощущение было такое, будто его накрыло мокрой, грязной и страшной тряпкой, и тую тряпку кто-то скрутил и принялся выжимать вместе с ним. Сердце ёбнулось в пол, желудок сжался до размеров напёрстка. В микрофонах загудели тяжкие, рвущие душу басы. Система ориентации выдала сигнал о сбое и отключилась. Но прочая аппаратура работала как прежде, колебания вибрисс распознавались и анализировались в реальном времени. И, наконец, в сознании кота всплыло системное сообщение: "Комбинированный инфразвук. 18,97 Гц / 16 Гц / 6,99 Гц."

- Ып, - донеслось с пола. Кот вскочил, стукнулся затылком о какую-то железяку наверху, но к крокозитропу подобрался и кое-как усадил его на место. Розан Васильевич оказался лёгким, но твёрдым.

- Знаю, - тихо сказал крокозитроп. - Природное оружие спрутов. Баз, я ничего не вижу. Что на экране? На большом, в середине?

- Это хорошо... Я трубчатый, - продолжил крокозитроп быстро, но без торопливости. - На меня звук действует очень сильно. Не могу достать глаз, мышцы скрутило. Встаньте за пульт, Базилио.

- Баз, вы же не идиот! Нам надо оторваться! А тут сложный рельеф. Мы можем врезаться во что-нибудь. Вставайте!

Пульт запищал, замигало что-то красное. На большом экране горизонтальные полоски вздыбились, образовав какую-то сложную поверхность.

- Поворачивайте быстро! - крикнул крокозитроп.

Полоски на экране поднимались слева. Баз схватился за длинный правый рычаг и потянул на себя. Лодка пошла вверх.

- Это всплытие! - заорал крокозитроп в полный голос. - Пережжёте катушки! Направо!

Баз нагнул рычаг направо. Лодка начала разворачиваться, опасную поверхность сносило влево. Кот лихорадочно осматривал пульт, пытаясь понять, что тут к чему.

Второй инфразвуковой удар был сильнее первого. Базилио чуть не вывернулся наизнанку. Нервы дрожали от ужаса. Что касается крокозитропа, тот снова сполз на пол и не подавал признаков жизни.

Но самое плохое было даже не это. Несколько приборных шкал погасли. Зато лодку стало ощутимо потряхивать. Откуда-то запахло горелой изоляцией. Похоже, резонанс где-то порвал проводку.

Кот подумал, что будет, если осьминоги поймают частоту биений двигателей, и прибавил ходу.

Третья атака была слабее. Однако источник инфразвука сместился мористее: похоже, осьминоги пытались прижать лодку к берегу.

Кот попытался уйти вниз, задел дно, выправился. Успешно миновал развалины какой-то огромной конструкции и чуть было не врезался в следующую.

Их накрыла новая волна инфразвука - да такая, что кот отключил микрофоны, чтобы хоть как-то уменьшить давление.

- Яюшки! Вы чё творите, скобейды блядские! - раздалось с пола. Это проснулся Буратина. Ему было очень скверно: снотворное, инфразвук и общая слабость тому способствовали. Всё же он нашёл в себе силы подняться и посмотреть, что происходит.

В неверном свете пультовых огней он различил кота, склонившегося над экраном, и тело крокозитропа на полу.

Скорее всего, и существо поумнее Буратины восприняло бы эту картину вполне однозначно. Что до бамбука, у него и тени сомнений не возникло: на борту переворот. Или, по крайней мере, попытка переворота.

Участвовать на чьей бы то ни было стороне бамбук не решился. Вместо этого он решил прижукнуться, а в случае чего - прикинуться спящим. Всё, что он сделал - это тихонько забился под кресло, на котором спала Алиса.

Розан Васильевич тихонько поднялся с пола. С усилием вытолкнул из живота стебелёк с глазом. Посмотрел на пульт. Что-то сказал. Не услышал ответа. Потряс кота за плечо.

- Что такое? - спросил тот, потом вспомнил о микрофонах и включил их снова.

- Рули заклинило, - сказал крокозитроп, показывая на светящуюся панельку. - Минуты через три мы врежемся. Мне жаль, Базилио. Давайте так...

Он стремительно протянул руку к пульту - и тут же кот ударил его со всей силы по хваталке.

- Люк открыть захотел? - ощерился он. - Чтоб мы все тут сдохли?

- Мне в самом деле очень жаль, - сказал крокозитроп спокойно, массируя ушибленную конечность. - Но я могу выжить в воде, а вы нет. Вы же профессионал, Базилио. Зачем погибать всем? У вас нет шансов, у меня есть небольшой шанс. Дайте его мне, Бази...

Инфразвуковая волна снова накрыла лодку. И особенно она пробрала Буратину.

Деревяшкин почувствовал, как его окунуло в ледяной ужас. Такой, которого не было даже перед биореактором. Всё его незатейливое существо лютейше перессало. Нестерпимо захотелось жить - ну вот просто как никогда ещё не хотелось.

- Помогите, - сказал Базилио неизвестно кому.

- Спасите, - прошептал обоими щелями крокозитроп.

- Вытащите нас отсюда кто-нибудь, - простонала во сне Алиса.

КТ 8885 %37181 сек.

ТИП ПЕРЕДАЧИ
ненаправленная трансляция 2-го типа /= "подача"

ТИП ЗАПРОСА
экстренная помощь /= уровень сигнала SOS 00

ГЛОБАЛЬНАЯ ПЕРЕМЕННАЯ СУБЪЕКТА: XY 4196A88675&+CC90000FF0066+i(_0) /= Буратина

СТАТУС СУБЪЕКТА:
Ключевая фигура герметизации системы ВКК (1/5)
Назначено: XY 0000003439&+________22135850+i(_0) /= Генеральный Дежурный /= Карло Коллоди

147776666260000.00030345576
321342573785000.00000000231
341985/24986970/9867966119988952

УРОВЕНЬ
МНВ (минимально необходимое вмешательство)

/ ПЕРЕДАНО
пропустить через ворота технического шлюза контрольной точки квадрата 8885
доставить к накопительному терминалу А контрольной точки квадрата 8885

Ухнуло, тяжко застонало - с таким звуком, наверное, движутся горы, холмы, башни, мосты и другая недвижимость, когда она всё-таки движется. Вода внезапно вспенилась, завертелась, и лодку понесло в рокочущую гулкую дыру.

А что это было на самом деле, не увидел никто, даже спруты, бессмысленно и бездарно мечущиеся, тычущиеся в клубах поднявшейся со дна грязи, ила, придонных отложений - потревоженных, сотрясённых.

Действие шестнадцатое. Алаверды, или Лучший день в жизни Шушары

Качнется купол неба - большой и звездно-снежный.
Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!

Олег Митяев. Изгиб гитары жёлтой... - В: Давай с тобой поговорим. Песни Олега Митяева: Для голоса с букв.-цифр. обозначением сопровожд. Предисл. авт. - М.: Текмахом, 1992

Иные натуры не нуждаются в обществе вовсе; но гораздо больше тех, коих удерживает от общества гордость, то бишь страх быть не принятым как должно.

Сurrent mood: аmicable/всех люблю
Сurrent music: Ludwig van Beethoven - Schottische Lieder

- Ш-ш-ш-ш! - сделал утюжок. И над блузочиком поднялось прозрачное облачко пара.

Шушара взяла блузончик за плечики. Посмотрела, обнюхала. Вроде бы всё идеально - или близко к тому. Осторожно отложила в сторону и взялась за юбочку.

День был сегодня ответственный. Точнее, вечер. Господин Тененбойм лично пригласил её на посиделки в учительской. Вообще-то они обычно проводились по пятым числам, но четвёртого Лев Строкофамилович отбыл в Директорию и там застрял надолго. Проводить традиционный корпоратив без завуча - директор Бруевич в подобных увеселениях не участвовал принципиально, блюдя дистанцию - было как-то беспонтово. Так что педагогический коллектив решил перенести мероприятие на конец месяца.

Её пригласили тоже. Впервые за всю её жизнь Шушару куда-то пригласили.

Проглаживая чёрную юбку, специально купленную по такому случаю, Шушара перебирала в уме пункты плана. Его она продумывала с самого утра. В результате она перекалила прут, которым анально воспитывала ленивую тёлку, не сдавшую геометрию, а потом ошиблась с концентрацией кислоты, вводимой в мочевой пузырь хулиганистого енотика, свистнувшего вслед завучу. В результате обоих пришлось госпитализировать. Это была её первая неудача за всё время работы.

Проглаживая юбочку, она повторяла про себя главное. Во-первых, прийти вовремя, но ни в коем случае не первой. Во-вторых, выглядеть скромно. Поменьше говорить, побольше слушать. Со всеми быть любезной. Ни в коем случае не пить - ну, может, немножко шампанского, и всё. Если выпивать всё-таки придётся - ни в коем случае не напиться. Если всё-таки напилась - под любым предлогом покинуть мероприятие, и ни в коем случае ни с кем не флиртовать. Ни с мальчиками, ни с девочками. Если всё-таки флиртовать - то не всерьёз. Если же всё-таки до серьёзного дойдёт - сделать приятное партнёру и этим ограничиться. Если, несмотря на все эти предосторожности, всё-таки случится секс - ни в коем случае не кусаться, даже если очень захочется. Если всё-таки укус...

- Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-псссфф! - сделал утюг. Запахло палёным.

Опомнившаяся крыса поставила утюг на попá. Придирчиво осмотрела ткань. Ласина предательски блестела, причём на самом неудобном месте.

Шушара от расстройства чувств цапнула гадкую ласину зубами и зашвырнула юбочку в угол. Юбочка была очень стильная.

- Шу, дорогуша, - донеслось от двери, - ты предаёшься неге, когда в тренде расторопность?

- Сейчас, сейчас, Огюст Эмильевич, - заторопилась крыса. - Я юбку сожгла. Теперь не знаю, в чём пойти.

- Скромность - наилучшее из одеяний, и покорность - наипрекраснейшее из украшений, - сказал Вежливый Лось, явно кого-то цитируя. - Не будь надменной, о Шушара, и не ходи, подняв шею и обольщая взорами, не выступай величавой поступью и не греми цепочками на ногах, ибо...

- Огюст Эмильевич, ну какие у меня цепочки? - вздохнула Шушара. - Мне, пардоньте, жопу прикрыть нечем.

- Если жопа твоя соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну! -изрёк Викторианский. - Ну или попроси Евдокию Адамовну, она тебе что-нибудь подберёт.

- У Евдокии Адамовны юбки без проушины, - напомнила Шушара. - Она ж бесхвостая.

- Всё-таки спроси, - посоветовал Лось. - У неё буквально горы, горы тряпья! А я, с твоего позволения, пойду вздремну перед пиршеством. Станем есть, пить и веселиться, ибо завтра нам за это ничего не будет.

Послышался характерный стук рогов о притолоку.

Шушара задумалась. У математички Евдокии Адамовны и в самом деле можно было что-нибудь выпросить на вечер. Правда, она была волчихой, основой позорной, и брать её шмотки было вроде как западло. С другой стороны, в Центре к Евдокии относились с уважением: математику она знала - и вбить эти знания в детские головы умела. С третьей стороны - от большинства её вещей жутко воняло волчьей течкой. Это несчастье случалось с Евдокией Адамовной два раза в год, и каждый раз ей приходилось после этого обновлять гардероб. Со стороны же четвёртой, без юбки блузончик терял всякий смысл. Шушара прикинула все обстоятельства и решилась.

Волчиху пришлось искать довольно долго. В конце концов, крыса наткнулась на неё в раздевалке. Евдокия Адамовна сидела на подоконнике с небольшим зеркалом и озабоченно рассматривала свою промежность.

- Шуша, очень кстати, - обрадовалась она, завидев крысу. - Ты не могла бы посмотреть у меня там? Кажется, у меня опять начинается, а я не разберу: губки набухли или нет?

- Начинается, - подтвердила она. - Уже пахнет. И слизь пошла.

- Ужасно это некстати, - огорчилась математичка. - Я собиралась в Институт съездить, хвостик себе отрастить. Записалась уже. А теперь не поеду. Хватит с меня правоохранительных органов.

Крыса только плечами пожала. Сказать тут было нечего.

Евдокия Адамовна была из тех, кто предпочитает свой пол. Увы, выделяемые ею во время течки вещества возбуждали не девочек, а мальчиков её основы. Волки, будучи позорниками и живя не по понятиям, считали изнасилование симпатичной девочки делом вполне допустимым. И если с иноосновными они ещё хоть как-то церемонились, то волчиц считали своей собственностью, а уж волчиху в течке - абсолютно законной жертвой. Раньше за такие художества волкам-насильникам отбивали мошонки. Но после того, как волчар и ментов стали набирать в полицейские, всё изменилось к худшему.

В прошлом апреле математичка поехала в город к тётке. Отпрашивалась Евдокия Адамовна на два дня. Вернулась она через неделю, еле живая и без хвоста. Её схватили волки-полицейские, отвезли в участок и там двое суток имели всей стаей. Перед этим ей отрубили хвост, чтобы тот не мешал насиловать. Домочалив волчиху до состояния половой тряпки, её выкинули на улицу. Деньги, документы и одежду волки, разумеется, оставили себе. Евдокия Адамовна кое-как добралась до Аузбухенцентрума, где получила медицинскую помощь - и заодно узнала, что залетела. Медикаментозный аборт сделали за счёт школы, но утешение было так себе. С тех пор волчиха боялась во время течки выходить на улицу.

- Евдокия Адамовна, - решилась Шушара, - я вот зачем. У вас нет юбочки чёрной коротенькой? Я свою утюгом сожгла, а мне сегодня надо одеться прилично...

- Ну не знаю. Хотя - пойдём, я чего-нибудь подберу, - согласилась Евдокия.

"Чего-нибудь" подобралось минут через сорок. Это была изящная чёрная юбка-бокал с узкой проушиной сзади. Волчиха призналась, что собиралась расставить проушину под свой хвостище - уж больно ей понравилась вещь. Но после той истории Евдокия Адамовна перешла на джинсы, так что юбка так и осталась ненадёванной. Шушаре она подошла , что называется, в самую масть.

Когда обе самки появились в учительской, все уже были в сборе и успели выпить по первой. Занимающий председательское место Лев Строфокамилович лениво щурился, погрузив хобот в аквариум, полный минералки с коньяком. Методист Гепа Дрейфус с бутылкой благородного напитка подливал то шефу, то себе в рюмашечку. Полненькая сурчиха-русичка Пузя, с косой до попы, копалась в тарелке с сэндвичами. Практикант Огуревич тянул длинные зелёные ноги, усеянные зазубринами, к блюду с козявками. Прочие лениво переговаривались, ожидая продолжения банкета.

Появление Шушары и Евдокии Адамовны вызвало некоторое оживление. Сначала стали искать стулья, потом место. В конце концов крысу посадили рядом между Гепой Дрейфусом и учителем танцев, страусом Раздватрисом. Страус был эстет, а вот Гепа тут же принялся оказывать крысе внимание.

Огуревич потребовал для опоздавших штрафную. Гепа, считающий себя знатоком застольного этикета, заявил, что опозданием считается появление после тоста, а первую выпили так. Огуревич сказал "па-азвольте" и принялся доказывать, что тост всё-таки был, потому что Лев Строфокамилович сказал "ну, чтоб всё". Гепа из принципа не согласился, но водочки крысе таки нóлил. Крыса, памятуя о своём плане, выпила пятьдесят грамм по-девичьи, в три глотка. Дрейфус посмотрел на неё скептически, как бы говоря "посмотрим-посмотрим на тебя через часочек".

Потом баранчик Бяша принёс горячие закуски, и дело пошло веселее. Сурчиха встала и сказала тост за коллектив. По такому случаю сам Тененбойм вытащил хобот из аквариума и выпил отдельно. Потом кто-то вспомнил, что в холодильнике лежит шампусик, и уже заледенел, небось. Бяша метнулся на кухню и принёс холодные бутылки - такие холодные, что пробки выходили с трудом. Шушаре набулькали высокий фужер. Она выпила ледяную шипучку единым духом, от волнения не чувствуя вкуса.

Гепа, плотоядно ухмыляясь, притащил с кухни парное мясо: старик Педди Крюгер сегодня утром помер во сне. Хомосяпина была старой, но ароматной: для сегодняшнего вечера её томили в смокере восемь часов. Хищники быстренько разделили вкусняшку между собой. Остальным достался тазик с салатом оливье.

Потом ещё была уха и заливные потроха. Огуревич подавился перчиком, его долго били по спинке. Евдокия Адамовна сказала тост за коллектив - до того прочувствованный, что пили стоя. Коварный Гепа тем временем подливал Шушаре водку в шампанское.

Нет, крыса была знакома с алкоголем. Даже, пожалуй, дружна. Ей случалось и выпивать чуточку, и пить в меру, и нажираться до отключки. Но случалось это в уборщицком подвале, в одиночестве. Впервые в жизни она пила открыто, в обществе - и это оказалось чем-то совсем-совсем другим. Даже по физическим ощущениям.

- К-к-коллеги, - раздался голос Вежливого Лося. - Я имею высказать небольшое предложение пр... практического плана.

Крыса приоткрыла глазки и увидела Викторианского, возвышающегося над столом. В руке у него был пустой фужер. Было видно, что лось пьян.

- Вино веселит сердце живущих, - начал он торжественно, - и напояет всих зверей сельных, им же утолят... ыг! - он громко икнул. - Исходя из этого, - продолжил он, - пора и нам приступать к весельям... Я предлагаю начать с нашего трацыц... трацин... традиц-ционного конкурса "Прострация"! Правила все знают? - почти трезвым голосом спросил он.

- Новенькая наша не знает, - рука Гепы коснулась плеча крысы и убралась не сразу.

- Да там всё понятно, разберётся по ходу, - отмёл Огуревич. - Начинаем.

Лось торжественно поклонился, плеснул в фужер водки и добавил туда же шампанского.

- Нарекаю сей коктейль "Прострацией"! - заявил Лось. Потом достал из кармана сольди и подкинул в воздух.

- Решка! - крикнул он, пока монетка была ещё в воздухе.

Монетка упала на стол между салатным тазиком и блюдом с селёдкой.

- Решка, - констатировал Лось. - Торжественно передаю сей фиал... ну вы поняли. - Лось с грохотом сел.

Фужер достался пупице Беспаганельке, преподавательнице физики в старших классах. Та добавила в фужер компот из банки, подкинула монетку. Поставила на решку, оказался орёл. Проигравшая пупица под аплодисменты выпила весь фужер.

- Ну... - смутилась пупица. - Предлагаю выпить за коллектив!

- Уже четыре раза пили за коллектив, - напомнил Огуревич. - Конкретизируй.

- Ну, пожалуйста, - согласилась пупица. - Мне очень приятно, что мы сегодня вот так все собрались... и вообще вот так собираемся, чисто по дружески... и я считаю... что мы тут все очень хорошие друзья и коллеги... делаем одно дело... ну в общем вот, - закруглилась она.

- Пьём за сказанное! - распорядился Гепа. - У кого не нóлито?

В крысиный желудок перекочевали ещё пятьдесят граммулек.

Игра тем временем продолжилась. Первый раз начала Евдокия Адамовна, смешала водку и сок из салата, тут же и проиграла. Выпив, она сказала тост за Тененбойма. Завуч, уже подрёмывающий, проснулся и удовлетворённо гуднул хоботом.

Следующий раунд оказался неожиданно длинным. Начала сурчиха Пузя, смешав апельсиновый ликёр (Шушара не помнила, откуда он взялся) и пиво (его принёс Бяша). Выиграла, передала Огуревичу. Тот добавил туда водки, тоже выиграл. Дальше фиал, постепенно наполняясь, начал двигаться вдоль стола. Все выигрывали.

Наконец, он очутился перед Шушарой. К тому моменту в нём плескалось нечто бурое, пахнущее густо и гадко.

Крыса, недолго думая, плюхнула в фужер кусок селёдки.

- Это не жидкость! - заявил Огуревич. - Нещитово!

- Насчёт жидкости в правилах нет! - заявил Дрейфус.

- Рассолу пусть добавит, - принял компромиссное решение кузнечик-огуречик.

Все уставились на неё с любопытством. Шушара чувствовала, как чужие взгляды касаются её шкуры.

Она зажмурилась, подняла фужер и проглотила всё его содержимое, включая селёдку.

В первые секунды ей казалось, что ничего особенного не произошло. Потом она услышала собственный голос:

- ...и я хочу сказать, что вы... то есть мы... самые лучшие п-п-педагоги. Просто з-зупа какая-то. И я хочу... всех... в хорошем смы... мы... сле. Я н-не т-только против... ная. Я для вас... ой, - растерянно сказала она, чувствуя, что вот-вот описается,

- Отлично сказано! - вынес вердикт Гепа и неожиданно лизнул крысу в нос. Все зааплодировали.

Шушара не понимала, что с ней происходит. Ей никогда не было так хорошо - и так стыдно - и так волнующе - и как-то ещё, чему не было слов. В этот миг она всех любила - и никого не хотела видеть.

- Я отойду на м-минуточку, - выдавила она и принялась выбираться из-за стола. Гепа, ставший вдруг необычайно галантным, вызвался её проводить.

В коридоре он стал назойлив, хватал за хвост и пытался залезть под юбку. Крыса слабо отпихивалась, думая только об одном - как дойти до сортира.

Она посидела-пожурчала в кабинке, умылась холодной водой из-под крана. Стало немного лучше. Но в голове стоял шурум-бурум: смесь алкоголя и окситоцина в крови выносила ей мозг.

Когда она вышла, ей снова стало плохо. Кто-то - видимо, Гепа - помог ей лечь на диван. Перевернул на живот. Задрал юбку. Резко, до боли, отодвинул хвост. Шушара понимала, что с ней делают, но ей было всё равно.

Сначала она почти ничего не чувствовала. Потом стало приятно. Она чуть приподнялась, выгибая спину, и застонала. Стон был похож на писк, но её в данный момент это не волновало совершенно.

Гепа сосредоточенно сопел над ухом, пытаясь всадить поглубже, по самый корешок. Шушара чуяла запах его шерсти - едкий, солёно-пригарный. Она слышала, как его сердце через рёбра стучится ей в спину. Это было ужасно смешно. Она засмеялась, закашлялась. Влагалище от кашля сжалось раз, другой, третий. Гепа взвыл и задёргался быстрее. Ощущения стали сильнее и ярче. Её подхватило что-то крутящееся, разноцветное, летящее вверх. Она застонала и открыла рот: потребность свести челюсти на тёплом, живом мясе стала абсолютно невыносимой.

Всё вымело из головы. Не владеющая собой крыса со всей дури укусила что-то мягкое. Услышала треск рвущейся кожи - и огромное, как небо, наслаждение накрыло её.

Она пришла в себя сразу, рывком. Первой мыслью было: она кого-то искусала. Видимо, Дрейфуса. Теперь её, наверное, уволят. Или накажут физически - она не знала, что полагается за такое по школьным правилам. Чуть подумав, она решила, что вынесет любое наказание, лишь бы её оставили здесь. Всё что угодно, только не обратно в поломойки.

Потом до неё дошло, что не чует запаха крови, да вкуса её во рту. В недоумении она осмотрела себя. Выяснилось, что блузка помята, юбка задрана вверх, из интимных мест пахнет свежей кончей - но крови нет.

И, наконец, она уставилась, не веря своим глазам, на растерзанный в клочья диванный валик, поролоном набитый.

Горячая волна облегчения прошла по её телу сверху донизу. В глазах защипало. Она продержалась где-то секунду - и зарыдала от счастья.

- Ну что ты, что ты, - раздался над ухом низкий голос. - Ну не надо плакать. Доля наша такая... Это кто тебя обидел? Гепка, мерзавец?

Шушара подняла голову и увидела волчиху Евдокию Адамовну. Та сидела рядом и осторожно гладила крысу по спинке.

- Да нет, всё в порядке, Евдокия Адамовна, - крыса прижалась к волчихе. - Меня не обидели. Это я так... Вы все такие хорошие... А можно я вам полижу? - неожиданно для себя самой предложила она.

В этом не было ни корысти, ни расчёта, ни желания. Просто Шушаре было так хорошо, что хотелось поделиться счастьем.

- Ну вообще-то я не знаю... - начала было математичка, устраиваясь на диване поудобнее и раздвигая коленки. - Ой, у тебя усики щекотные, - продолжила она, когда серая крысиная голова нырнула ей между ляжек. - Ещё, ещё, - постанывала она, - прям туда, в цыцечку... Носиком, носиком теперь... У-у-у! - наконец, заголосила она по-волчьи, по-бабьи.

Придя в себя, математичка предложила крысе алаверды. Та согласилась, но на попозже: сейчас ей нужно было побыть одной.

Шушара шла к своей комнатёнке, думая о том, что она теперь часть коллектива. Который её понял и принял. Отчего она - если уж честно - рада до выеба. Выражение было грубым, но ей оно нравилось.

"Я рада до выеба" - думала она, открывая дверь в свою комнату.

На подоконнике сидел оранжевый бэтмен. Крыса его узнала. И сразу поняла, что за весть он несёт.

Бездействие напрасное. Не подумал, не вспомнил, не проверил

Козьма Прутков. Плоды раздумья. Мысли и афоризмы. - Пермь: Пермское книжное издательство, 1975

14декабря 312 года о.Х. Утро
Директория, парковая зона при Резиденции - улица Розы Клебб, возле д. 1

Сurrent mood: impertinent/всэх эбаль
Сurrent music: James Hannigan - Red Alert 3: Soviet March

Летающая тарелка приземлилась в губернаторском парке. Ради такого дела пришлось пожертвовать клумбой с георгинами.

Увы, не в первый и не в последний раз Красота приносится в жертву презренной Пользе Дела. На что обращал внимание даже Игорь Северянин - который мало на что вообще обращал внимание.

Львике, впрочем, было не до Северянина. У неё была другая забота - удержаться на ногах.

Она кое-как сошла в поломанные георгины. Перед глазами всё кружилось, качалось, шло пятнами: красными, зелёными, жёлтыми, лиловыми. Звуки тоже были какие-то вёрткие, гадкие. Она слышала голоса и даже понимала, что говорят о ней. Но ей было всё равно.

Самое ужасное, что она не могла закрыть глаза: от этого головокружение усиливалось до невыносимости.

- Ева, ты слева, - раздался чей-то голос. Львика попыталась посмотреть налево и завалилась. Но слева обнаружился тёплый подпирающий бок, от которого пахло пони.

- Здравствуй, Львика. Я Ева Писториус, - голос был совсем рядом, и он был добрым.

- Львика, добрый день. Я Лэсси Рерих, черепаха, мы тебе поможем. - Этот голос был не таким добрым, зато очень уверенным.

- Голова кру... - пожаловалась Львика и попыталась лечь.

- Ева, веди её к лавочке. Я должна уладить формальности, - сказала черепаха.

Формальности уладились быстро. Правда, охраннику-шерстяному пришлось пару раз бегать в тарелку за документами. Но он был вознаграждён: Лэсси Рерих, внимательно на него посмотрев, дала ему маленький кошелёчек - со словами "на дорогу".

В кошелёчке лежало четыре золотинки. Обезьян выгреб из-за щеки ещё две, найденные в Зоне, и их стало шесть.

Столько денег нахнах не держал в руках никогда в жизни.

Он недолго размышлял. Времени впереди было море: тарелка нуждалась в подзарядке, а это требовало минимум три часа. Которые нужно было чем-то занять.

Перед шерстяным простиралась Директория. Где за деньги можно было купить всё.

Тёпа был хил, гадостен, но очень везуч. Очень, очень нужна везучесть уличному попрошайке, жопнику-отсосу и ворёнку-карманнику, дожившему до восьми лет без попадания в эргастул.

Родом он был из-под Евска. Где родился - там и пригодился. Правда, в Евске не любили лемуров, попрошаек, воров, жопников и отсосов. Мелкий, пиздливый, вороватый лемурёныш прибился волчьей банде, но и там его не любили. Многое множество раз получал он заслуженных и незаслуженных пиздариков. Огребал он и люлей. Также и оскорблён, бывало, действием. Регулярно его канифолили, и жмоктали не по-детски, бесчестили орательно и анательно. Бывал он и отдрючен, и нашампурен, натянут по помидоры, запрессован, укатан, обструячен, обоссан, отъебашен, а также лишён законных трофеев, выпотрошен до дна, обхипхопан соборно и персонально, и вообще - всячески использован без малейшей компенсации. И всё же ему удалось выклянчить, украсть и утаить от дружков достаточно средств, чтобы сбежать в Директорию. Где он и обрёл всё то, о чём мечтал по жизни. То есть счастье воровское, добрых хозяев-ментов и много-много лошья. Ну, допустим, менты-хозяева были не особенно добры, счастье - изменчиво, а лошьё довольно часто показывало зубы, пускало в ход копыта и даже рога. И всё-таки Тёпа довольно часто ложился спать сытым и не отмудоханным. И даже копил денежку на осуществление свой следующей мечты.

Сейчас Тёпа топтался по бульваре Гиляровского, выпасая жирного лоха. Это был обезьян-нахнах, понятное дело что не местный, с необычайно надменной мордой. Тактические рейтузы на нём были перехвачены новеньким ремнём с блестящей бляхой, явно купленным вот только что. Пёр он грудью вперёд, никого и ничего вокруг не замечая. По некоторой неловкости походки было заметно - поддатый.

Где у лоха денежки, Тёпа выкупил сразу: в подрейтузном кармашке.

Обезьян был доволен жизнью и собой. Собой, пожалуй, больше. То есть не то чтобы больше - но, как бы это сказать... в первую очередь, да.

Он оставил пилота караулить тарелку, чтобы местные оттуда чего не спёрли. А сам пошёл гулять и веселиться. Как всякий шерстяной, он чувствовал направление - так что потеряться не боялся. Поэтому он смело покинул парк и углубился в недра города.

Поначалу шерстяному было неуютно: улицы слишком длинные, дома слишком большие и всё это не кончается и не кончается. Но потихоньку нахнах осмелел. На узенькой ухоженной Гёрингштрассе он зашёл в сувенирный магазинчик. Там он провёл минут десять и в результате купил роскошный пояс с бляхой, на которой была выбита большущая муха. Она была ну до того хороша, ну до того выпукла, что обезьян каждую минуту проводил по ней пальцем - чтобы почувствовать, до чего она зыкенская.

Потом он заглянул в пивную. В прежние времена, когда закон Тарзана ещё не был таким вседовлеющим, нахнах пил пиво и оно ему нравилось. Здесь ему налили тёмно-янтарного напитка, от которого у обезьяна приятно закружилась голова. Чувство направления немного притупилось, чувство времени тоже. Зато мартыхай ощутил себя кем-то значительным. В груди как будто теплота разлилась - густая, тяжёлая. Захорошело.

Мартыхай взял ещё одну кружку, солидно опустошил. Закусил солёной сушкой. И решил прогуляться по близлежащим улицам - посмотреть, как тут местные живут-бывают.

В конце концов его вынесло на Гиляровского, где его и заприметил Тёпа.

В самом начале улицы Розы Клебб, - красивой, тенистой, обсаженной высокими кустами с шапками жёлтых цветов, - шерстяного толкнули.

Он грозно вздел кулак и повернулся, готовый вбить обидчика в мостовую. Но увидел всего лишь махонького, дрожащего лемурёнка в грязной рубахе, выставившего перед собой дрожащие лапки.

- Дяденька не бейте, дяденька простите, - лепетал лемурёнок, - Дочкой-Матушкой клянусь, не нарочно я...

Как и всякому простому существу, шерстяному нравилось, когда его боятся. Поэтому он дал лемурчику увесистого щелбана и посоветовал проваливать.

- Дядька дерётся! - закричал он, отступая к кустам. - Дядька плохой! Бэ-э-э-э! - он высунул тонкий нечистый язык и скорчил рожу.

Естественно, этого так нельзя было оставить. Обезьян наскочил на мелкого поёбыша, намереваясь вколотить ему ума.

Тот, однако, удивил. Вместо того, чтобы прятаться в кустах, он внезапно прижался к шерстяному, полез в промежность.

- Дядька добрый, дядька хороший, - зашептал он, - дядька, дай пять сольди... пойдём в кустики... я и дам и возьму... у меня попа узенькая, мышиный глазок, дай пять сольди, всё сделаю...

В принципе, шерстяного предложение не удивило. Поёбывать мелкоту было для нахнаха делом самым естественным. Цена была не то чтобы дешёвой, но не чрезмерной. Но что-то противное было в этом оборвыше, слишком назойливы были его пальчики. Да и вообще у обезьяна было не то настроение. Он оттолкнул мальца и для убедительности в него плюнул.

И в этот самый момент из-за тех самых кустиков раздалось:

Это был мент. Огромный, толстый, в полицейской форме, с дубиналом - самый настоящий ментяра. Кряхтя, он выбрался из кустов, стряхивая жёлтые лепестки с фуражки.

Несмотря на размеры брюха, действовал ментяра довольно ловко. Одной рукой он схватил мальчонку-лемура за ухо - тот зарыдал в три голоса - а вторую протянул к нахназу со словами:

Документов у шерстяного никаких не было. Зато в животе внезапно возникла сосущая пустота. Обезьян, ещё минуту назад чувствовавший себя важной персоной, вдруг почувствовал, что он один, в огромном незнакомом городе, где свои распонятки, свой харам и свой халяль. И где совсем не уважают Тарзана.

- Дядька плохой! - внезапно заорал малец. - Дядька меня за попку трогал! И за писюн теребонькал!

- Так-так, - зловещим голосом сказал мент, обращаясь к шерстяному. - Незаконное домогательство? За такое в этом домене бывают большие проблемы, друг. Полагается для начала составить протокол и посадить тебя за решетку. Но пока что... - мент оглянулся и поднял жирный палец в воздух, - всё ещё можно уладить. Будем думать, or else?

Эти слова буквально вытряхнули из обезьяна остатки хмеля и прояснили разум его. Он внезапно осознал, что из него сейчас будут трясти деньги. И вытрясут все, вплоть до последнего сольди. А потом отнимут чудесный пояс с бляхой-мухой. И, может быть, ещё надают пиздов, а то и обоссут ещё.

Нахнах стряхнул оцепенение, стремительно развернулся и побежал вдоль аллеи, набирая скорость.

Мент что-то орал ему вслед и свистел. Шерстяному было на это плевать. Он точно знал - главное сейчас добежать до тарелки и успеть подняться в воздух.

Разумеется, мент не побежал за обезьяном. Вместо этого он как следует выкрутил Тёпе уши. После непродолжительного обмена мнениями тот, заливаясь слезами, достал маленький кошелёчек и отдал менту.

Полицай заглянул в него, увидел золото и немного мелочи. Ему это понравилось. Сначала он даже хотел вознаградить удачливого лемурчика парой сольди. Но потом вспомнил, что сегодня ему нужно занести доляху малую начальнику отделения. Настроение испортилось, так что воришке вместо двух сольди достался подзатыльник да пинчище.

Лемурчик отчаянно рыдал, пока мент не отошёл на достаточное расстояние. Тогда он поднялся, тихонечко прокрался в кустики. Там он стремительно вырыл ямку и сплюнул туда две золотяшки - именно столько он успел вытащить из кошелёчка нахнаха и спрятать за щеку. Столь же быстро закопав деньги, он насрал на тайник сверху - во избежание - и снова вышел в скверик.

Мент-полицейский всё ещё отсутствовал - то ли пошёл бухнуть, то ли дудолил кого. Тёпа не стал в это вникать, а завертелся в поисках очередной добычи. Через пару минут он уже пасся возле козы, нагруженной сумками, и клянчил на молочко. Одновременно присматриваясь к большому кошельку у пояса.

В козьем кошельке оказалась одна мелочь, где-то тридцать сольдо. Но Тёпа был доволен. Сегодня он сделал ещё один шажок к своей цели - приобретению статуса небыдла. Надёжные варианты - через полицию со всеми документами - начинались со ста монет. Но Тёпа верил в себя.

Шерстяной добежал до тарелки весь в мыле. Схватил за шкирку пилота-хорька (тот сидел на лавочке и читал местную газету), и с криком "быстра!" затащил его в тарелку.

Хорёк пытался объяснить, что аккумуляторы тарелки ещё не вполне зарядились и в полёте могут быть проблемы. Обезьяну было на это плевать. Он спасал шкуру и был очень настойчив. Так что пилот, вздыхая, сел за рычаги.

Лэсси Рерих появилась возле клумбы, неся мешочек с пятьюдесятью соверенами в качестве памятного подарка от господина губернатора лично. Она успела увидеть, как тарелка взмывает ввысь.

Тарелка летела ниже облаков. Пилот-сурок не торопился: аккумуляторы были заполнены всего на две трети, а зацепления над Зоной находились высоко и были нестабильны.

Шерстяной отдыхал, развалившись в кресле. Ему снова было хорошо. Он побывал на опасной территории, приобрёл ценные вещи, выпил, и после всего этого - избежал неприятностей. Оказался умнее местных, обвёл их вокруг пальца. Вот они сейчас, наверное, бесятся - а его-то уже и след простыл.

Он ещё раз с наслаждением потрогал бляху-мужу. Палец коснулся вычеканенных крыльев, прошёлся по гравированным усикам.

О том, чтобы проверить, на месте ли кошелёк, обезьян не подумал.

Действие семнадцатое. Алабай, или Карабас желает нанять десяток псов

Наши представления о событиях прошлого не просто смазаны или омрачены забывчивостью: именно плохая память является существеннейшей причиной того, что эти представления таковы, каковы они суть. Если бы некое божество наделило нас даром абсолютной памяти, наши воззрения на жизнь и людей не просто уточнились бы, а испытали бы коренной переворот.

И.Г. Гёрдер. Идеи к философии истории человечества. - "Памятники исторической мысли". - М.: Наука, 1977.

Во всяком желаемом предмете мы любим наше желание, а не сам предмет.

Фридрих Ницше. По ту сторону добра и зла. - М.: Азбука-Классика, 2009

19 декабря 312 года о.Х. Ночь глухая.
Директория, ул. Вояжная, где-то около д. 9 (ночная аптека "Порошочек и Капелька")

Сurrent mood: worried/обеспокоенное
Сurrent music: В. Толкунова - Я не могу иначе

- Ничего не вижу, - прохныкал кротик-эмпат и лёг прямо на мостовую, жалобно растопырив нелепые розовые лапки. - Совсем ничего... Можно мне молочка? - поднял он слепую мордочку. - С пеночкой?

- Ах тебе блядь с пеночкой? - зарычал по-волчьи следователь Тамбовский. - Может, и поебаться завернуть? Или отсосать прикажешь? Хочешь, я тебе отсосу? - он пнул кротика в бок, на первый раз несильно.

- П-пожалуйста... - застонал напуганный кротик.

- То есть да? Ты мне сцуко сказал, чтобы я тебе сосал? Что я твой вафел? Что ты меня имеешь в рот? Скобейда бля, ты же мне это сказал, уёбок! Н-на! - на этот раз сапог следака попал точно в почку. - Чё сука заныл бля! Чего сопишь, падло? Чего, а? Заныл? Заныл, падло? Чего сопишь? Так, бля? Так, бля? Так вот? Вот? Вот? Вот? Вот, бля? Вот так? Вот так? Вот так? Вот так, бля? На, бля? На, бля? На, бля? Вот? Вот? Вот? Вот? На, бля? На, сука? На, бля? На, сука? На, бля? На, сука? Заныл, бля? Заело, бля? - тут Тамбовский не выдержал, пал на колени и возрыдал, пытаясь сжать челюсти руками. Челюсти щёлкали, кусали его за пальцы, из горла вырывалось всё то же "заныл, бля" и "заело", а правая рука регулярно опускалась ниже и била самого же Тамбовского то в поддых, то в ливер.

Карабас бар Раббас, устроившийся на лавочке под фонарём, ещё немного подёргал Тамбовского за разные мышцы и отпустил. Тот последний раз лязгнул пастью и пал на мостовую.

Звякнул колокольчик. Дверь круглосуточной аптеки приоткрылась, оттуда высунулся крысиный нос аптекаря.

- Что такое?- крикнул он. - Вы чего тут делаете?

Раввин подумал, что бы такого сделать с разозлённым обывателем. Сделал самое простое - мысленно ущипнул за диафрагму. Та дёрнулась и начала сокращаться.

- Я в поли - ык! ык! - ыкцию пошлю! Ык! - крысак скрючился, хватая ртом воздух. - У нас тут рядом участ - ык! Ыг! Ых! Ыыыыы... - он ещё помаячил мордочкой секунды две, всё пытаясь самовыразиться. Потом дверь захлопнулась и снова стало тихо.

Раввин покосился на соседнее здание - педобирскую молельню. Оттуда слышалось тихое, святое пение - "кайфуем, сегодня мы с тобой кайфуем".

"Ночь, улица, фонарь, аптека" - подумал Карабас. "Бессмысленный и тусклый свет". Ему пришло в голову, что Пьеро, окажись он здесь, непременно проникся бы атмосферой времени и места. И сочинил бы какое-нибудь депрессивное стихотворение.

Тамбовский тем временем очухался и сел, тряся башкой.

- Встать, - велел Карабас. Следак вскочил и вытянулся по струнке.

- Пиздуй в участок и принеси специалисту тёплого молока. С пеночкой. От него толк есть, а от тебя никакого. Умчался мухой! - он слегка повысил голос, и Тамбовского как ветром сдуло.

Волк перешёл с бега на шаг только за углом и уныло поплёлся, думая, как же это он так влетел и за что ему от Дочки-Матери такое невезение.

Толян Тамбовский - так звали злополучного следака - себя считал ловким малым. Хотя вообще-то был обычным волчарой с района, вовремя устроившимся в полицию, чтобы безнаказанно куражиться над обывателями. У начальства он был на хорошем счету, но не настолько, чтобы поручать ему что-то сложное. На простые же дела ему хватало обычных волчачьих умений: рычанья, битья, вранья, хитрости и подлыгайства. Он успешно застроил сослуживцев и жил припеваючи.

Дело с угнанным байком, спущенное на него Люпусом, показалось ему хлопотным, но несложным. Для начала Толян встретился с терпилой, Зидой Костоевой. Та оказалась заносчивой цыпочкой лет семнадцати из адвокатской семьи. В участок она явилась со своим клювастым папашей Бекханом Костоевым, адвокатом, специализирующемся по земельным спорам. Старый стервятник работал на шиповых, так что самый неприятный вариант - что байк поимели менты - вроде как отпадал. Правда, стервь оказался нудливым и въедливым: он всё допытывался, какие действия предпринимает полиция, что известно, кого подозревают и т.п. Было прямо-таки видно, как он сочиняет в уме претензию на плохую работу полиции. При всём при том приходилось быть с этой сволочью вежливым и придерживать язык за зубами. Тамбовский это понимал и держался соответственно. Лишь разок не сдержался - сказал "ах же ёбаный ты нахуй!" - когда узнал, сколько стоил угнанный заяц. Такую кучу золота Тамбовский себе и вообразить-то не мог. Посчитав в уме, что какой-то паршивый байк стоит как сто першеронов, он пришёл к выводу, что богатенькие вкрай офонарели.

В таком настроении он принялся за поиски прикентовки - то есть знакомых предполагаемого угонщика. Дело пошло споро: первые же опрошенные рассказали, что с некоторых пор в гостинице тусуется троица странных хомосапых, один из которых байк и угнал. Администраторша - живенькая енотка с блудливыми глазками - порылась в амбарных книгах и довольно быстро всех нашла. Толик в качестве благодарности помацал её попу и отправился разбираться.

Первый же, на кого он наткнулся, был здоровенный бородач в чёрном. Он торчал у себя в номере с открытой дверью: сидел в кресле и поглаживал бороду. Глаза его были закрыты, лицо - ровное, покойное, мирное.

Те, кто знал Карабаса, сказали бы, что он телепатически общается на большом расстоянии. Но Тамбовский этого не знал. Он решил, что хомосапый, несмотря на свои размеры, беззубо интеллигентен, так что нужно сразу показать, кто тут самый резкий. Поэтому начал он с того, что дёрнул хомосапого за патлы, а когда тот открыл глаза, сообщил:

- Слушай сюды, урррод. Я полицейский, и если ты мне хоть чем-нибудь не понравишься, тебя будут ебать в участке три мента с самыми шипастыми...

Он хотел сказать "хуями". Но не сказал. Не даётся красноречие тем, у кого язык одеревенел, челюсти не расцепляются, а горло передавлено намертво.

Следующие десять минут жизни Толика Тамбовского, - пошлой, безблагодатной жизни! - были по-особенному нехороши. Карабас давал ему вдохнуть-выдохнуть раз в минуту. В остальное время терзая и выкручивая его внутренние органы разными способами, а по ходу - просматривая содержимое головы. Оно не радовало. Карабас не любил хулиганов, наглецов и простофиль, а Толян был именно таким.

Раввин уж было совсем собрался заставить Тамбовского оторвать себе мошонку, когда докопался, наконец, до причины визита. Она его заинтересовала. Так что он ограничился тем, что выдрал Толику коготок из мизинца левой руки - его же собственными зубами - и произнёс речь. Недлинную, но убедительную. В ней он вкратце перечислил незадачливому полицейскому все его жизненные ошибки, начиная с самого появления на свет и кончая тем, как он наёбывал начальство и крысил у товарищей. Вогнав тем самым Тамбовского в горчайшую тоску.

- Но ты не плакай, - обнадёжил в финале волчару Карабас. - Тебе очень, очень повезло. Мне тоже нужно найти того зайца. А точнее - того, кто его угнал. Так что с этого момента ты будешь работать на меня. Чем платить буду? - поймал он волчью мысль. - Твоей шкурой. Если найдёшь того парня - она останется твоей. Усёк?

Толян слегка приободрился. Но дальше всё пошло совсем неправильно.

Найти пропавший транспорт обычно не составляло труда. Сбежавший к кобыле першерон или испугавшийся потаскунчик чаще всего возвращались к хозяевам сами. Если не возвращались - дело передавали "михал петровичам" из ГОРИ. Эмпаты читали ауру и приводили полицию к тому месту, где убежавший электорат пасся или спал. В редких случаях угона - когда эмпатический след специально вытравливали - приходилось обращаться к эмпатам коммерческим, у которых были свои приёмы и уловки. Но, в общем, обычно всё находили, если только угонщики не успевали съебаться в Евск.

Поэтому Тамбовский первым делом отправил в злоехидный город бэтмена с записочкой-малявой - дескать, волки́ Булонского района желают евской братве здоровья и добра, а также интересуется за угнанного зайца Enduro Glide Ultra цвет асфальт 3405 КЕ 32 г/к ENR 0004 2327 0799 1836, которого по беспределу угнал какой-то хуй с горы. Обезопасив себя с этой стороны, он решил подстраховаться и с другой: выбил у коллег лучшего эмпата. Кротик был хоть и стареньким и глупым (IIQ у него был заметно меньше нормы), но очень опытным и чувствительным. Тем сильнее было разочарование. Маршрут зайца по Настасьинскому переулку кротик восстановил. Но когда аурический след свернул на Скаковую, а потом на Раутовую, он стал жаловаться на то, что аура истончилась до предела. На Вояжной он окончательно потерял след. Далее имела место безобразная сцена, описанная выше.

Когда Тамбовский вернулся - с термосом, полным горячего молока с пенкой - Карабас сидел на скамеечке возле старой липы и делал то же самое, что и у себя в номере: закрыв глаза, гладил бороду. Безмятежности на лице его, однако, поубавилось.

- Всё дело в скорости, - снизошёл он до объяснений, пока следак извинялся перед кротиком и отпаивал его молочком. - Заяц разогнался до девяноста в час. На таких скоростях аура осесть не успевает. Я не знал, - добавил он самокритично.

В жизненных представлениях Тамбовского произошёл маленький переворот. Он вдруг понял, что богатенькие покупатели роскошных байков вовсе даже не ебанутые. А, наоборот, умные и хитрые. Смыться с любого места, да так, чтобы твой путь потом не могли проследить - о да, это стоило кучи денег.

- Не думаю, - откликнулся на его мысли раввин. - Скорее, понтуются просто... Ладно. В таком случае мы пойдём другим путём. Сколько у вас псов с хорошим нюхом?

- В отделении один старый алабай... - начал было следак.

- Нет, не в отделении, - сказал Карабас. - В полиции. Во всей полиции.

От удивления Толян чуть на попу не присел. Бар Раббас посмотрел на него иронически.

- Понятно, около сотни. Но мне не нужно столько. Мне нужны... - он немного подумал, - десять лучших. Сколько они берут за услуги? Ах ты паршивец, - внезапно рассердился раввин, - обмануть хотел... Ладно, сейчас мы тебе сосудики пережмём...

Следующие две минуты молодой волк провёл - точнее, провыл - под карабасовой лавкой, куда он закатился. Там холодно было ему, там больно было ему. И вообще плохо там было ему.

- Вылазь, - наконец, сказал раввин, попинав затихшего Тамбовского. - И не просто вылазь. А быстренько иди к этому своему алабаю. Собери мне десяток псов. Но чтобы это были настоящие нюхачи, а не бездельники. Каждому предложи пятьдесят соверенов. Кто найдёт гада - тому ещё сто. Вещички понюхать я дам. Где примерно искать - скажу. Всё понятно?

- Есть момент, - прохрипел грязный, измученный следак. - Зайца же найти надо... - он весь сжался в ожидании очередной кары. Может быть даже - анальной.

Кары не последовало. Карабас вместо этого громко расхохотался на всю улицу.

Снова открылась дверь аптеки, высунулся крысиный нос - и тут же убрался назад.

- Деф ты приплюснутый, волчилло, - сказал раввин, вытирая рот ладонью. - Но про службу помнишь. Это тебе в плюс. Ты мне вот чего скажи. Тебе хоть кто-нибудь говорил искатьзайца?

Тамбовский задумался. И в самом деле: в записке Люпуса Эста заяц вообще не упоминался как цель розысков. Требование было одно: выяснить, кто его угнал. Зида Костоева с папашей долго разорялись на тему того, как дорог заяц и в какую кучу денег он им обошёлся. Но ни дочь, ни папа не стимулировали поиски дорогой вещи ни единым совереном. И даже ничего не пообещали. Хотя старый адвокат отлично знал, как дела делаются. Да и дочка не была похожа на дурочку из переулочка. Но всё, что они говорили, сводилось к нытью и попыткам прикопаться к работе следствия.

- Думай-думай, голова, - ухмыльнулся Карабас, следящий за ходом волчьей мысли. - Ладно, помогу. Заяц застрахован, это раз. А теперь два: тот, кто его угнал, преодолел противоугонный рефлекс. Если это станет известно, продажи байка очень сильно просядут. Так что фирма примет меры. Если зайца найдут - его обменяют на последнюю модель. А если не найдут - подарят эту последнюю модель. С новой обвеской и прочими делами. Так что заяц им по барабану. Второй вариант даже выгоднее. Сечёшь?

Тамбовский вспомнил клюв Костоева-старшего и подумал, что одним байком фирма не отделается: такой если во что вцепится, то уже не выпустит. И в очередной раз осознал, что богатенькие очень даже неглупы.

- Так что, - подвёл итоги раввин, - подпрягай собак. Специалиста вашего я до участка сам доведу. Завтра встретимся. Пошёл!

Волк торопливо кивнул, потом сказал "есть" и отправился в участок. Карабасу его скорость перемещения показалась недостаточной, и он уронил волка на четвереньки. Тот затравленно оглянулся, всё понял и побежал, по ходу теряя всякое достоинство.

Раввин проводил его задумчивым взглядом. Он не сомневался, что волчара и дальше будет у него на побегушках. Тамбовский был достаточно впечатлён и напуган, чтобы и дальше работать на Карабаса.

К сожалению, прочие проблемы от этого никуда не девались.

Во-первых, куда-то пропал старик Карло Коллоди. Карабасу очень, очень хотелось вызвать его на разговор. У него было, о чём с ним поговорить. Нет, даже не так: разговор был абсолютно необходим. Увы, сверчок сообщил пренеприятнейшее известие: доктор Коллоди, до недавних пор работавший оператором клеточного секвенсора Sherman/KA-5003, после какой-то мутной истории вдруг бесследно исчез. По недостоверной и непроверенной - по словам самого же сверчка - информации, он был переброшен на некий секретный проект личным решением директора Института. По ещё менее проверенным и совсем уж недостоверным слухам, к проекту имел отношение лично губернатор Директории, почтеннейший Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц. Так или иначе, заради этого проекта доктор даже перепрошился. После этого в Институте он стал появляться значительно реже, а в самом конце ноября и вовсе исчез. Все попытки инсекта выведать что-нибудь конкретное успехом не увенчались.

Пропал и Базилио. По имеющимся сведениям, он был пленён рыбонами - как и лиса Алиса. Вероятнее всего, оба погибли. Бар Раббас в этом сомневался: кота он знал давно и был высокого мнения о его живучести. Но что-то подсказывало ему, что кот в любом случае не будет торопиться с возвращением в его, Карабаса, распоряжение. Причина тому была mania dell"amore, то бишь ебанутость на почве любовной страсти. Очень некстати случившаяся и совершенно безнадёжная. Правда, кот дал клятву не бегать за Алисой. Но если обстоятельства сведут их вместе, а он, Карабас, будет далеко - вряд ли Базилио избежит соблазна побыть с любимой ещё немного. А потом ещё немного и ещё чуть-чуть.

Etiam, Арлекин. Карабас видел маленького педрилку насквозь, и никаких иллюзий на его счёт не питал. Однако полагал, что Арлекин просто зассыт его кинуть. Покамест это работало. Но Арлекин всё больше погружался в местный разврат. Раввин знал, - ибо наблюдал телепатически - что вотпрямща, пока он тут занимается следственными действиями, Арлекин совсем неподалёку развлекается в подогретом бассейне с огромным дюгонем. Дюгонь стремительно овладевал; Арлекин, соответственно, пёрся, при том ещё и потрахивая махонького, белопузенького стеллерова телёночка. Грязно, вульгарно, негигиенично! - но маленькому педрилке такая жизнь была по нраву. Более того: раввин разглядел в нём зреющую решимость остаться в Директории навсегда, чтобы и дальше вдоволь тешить сраку противоестественным способом. От дезертирства его удерживал только страх перед Карабасом.

Напсибыпытретень выпросил денег на отращивание уха. В ИТИ ему вроде как обещали сделать и глаза, но пока что это было вилами по воде писано.

Ева Писториус... Карабасу и похорошело, и поплохело сразу. Мысли о ласковой поняше грели сердце, но ломили яйца. Прошлой ночью Карабас убедился, что маленькая лошадка по-прежнему ему верна, любит и ждёт. Но все планы на любовь были сорваны сукиным сыном Пьеро.

Пьеро! Карабас заскрежетал зубами. И опять всё та же растреклятая страсть! Раввин, разумеется, помнил, что поэт безнадёжно влюблён в холодную и жестокую Мальвину. Но он всегда считал, что любовь Пьеро - чувство сугубо страдательное. То, что маленький шахид окажется способен на такой взбрык, было для него очень неприятной неожиданностью.

Тем или иным способом, но Пьеро надо изловить, думал Карабас. Допустить, чтобы он добрался до Мальвины и Артемона, было бы каким-то позором...

- Итак, вся твоя команда разбежалась кто куда, - насмешливо резюмировал хомосапый. - Не кажется ли тебе, что ты хороший психократ, но плохой психолог?

Карабас вытаращился на собеседника, взявшегося откуда невесть.

Во-первых, он не помнил, чтобы с кем-нибудь сейчас разговаривал, вслух или мысленно. Во-вторых, уж очень оригинальной была внешность его визави. Бессмысленный и тусклый свет выхватывал из темноты ярко-оранжевый стетсон, малиновый пиджак в крупную клетку, вислый нос и очки в мощной роговой оправе. Никого, решительно никого с такой внешностью Карабас не знал.

- Опять ты всё забыл, - с раздражением сказал собеседник. - Ладно, давай по новой. Я Неуловимый Джо. Да-да, тот самый. Мы с тобой уже полчаса болтаем. Отошёл по делам на минуточку - а тебя уже и лост накрыл.

- Здоровья и добра, - сказал Карабас. Кто такой Джо, он слышал. Но он не знал, как себя держать с этим странным существом. Для начала он решил слазить ему в голову. Он подозревал, что в этой голове может быть много чего интересного.

- Да, кстати, - сказал Джо, вынимая из футляра длинную сигару. - Не стоит лазить мне в голову. Я-то не против, но ты сильно огорчишься.

- Откуда ты это знаешь? - Карабас с запозданием заметил, что Джо с ним на "ты".

- Ты это только что делал, - сказал Джо. - С моего разрешения. Потом вырвал клок из бороды и сказал - "нихуяссе пиздец, дайте мне развидеть это". А сейчас всё забыл. Между прочим, мы убили на это минут десять. Не то чтобы мне было дорого время... но тут холодно.

Раввин не удержался и в голову Джо залез. Соответствующее воспоминание было свежим и нашлось сразу. Раввин увидел в голове Джо собственную физиономию - и она ему категорически не понравилась.

- Ну вот да, - сказал Неуловимый, крутя сигару в руках. - Ладно, давай помогу. Ты сейчас думаешь, зачем я здесь и по чьему заданию. Так вот, я не по заданию. Я по своей надобности. Ну, не то чтоб уж вот прямо своей, но где-то как-то... А теперь ты, наверное, думаешь, чего бы у меня попросить. Как ты уже понял, информатор из меня никакой. То есть у меня вагон информации, в том числе очень интересной для тебя. Но ты же всё забудешь.

- Мне холодно, - пожаловался кротик, о котором все забыли. - Я хочу пить. Хочу молочка. Молочко тёпленькое.

- А, вот, - сказал Джо. - Хочешь, я его отведу в участок? Он тут уже давно плачется.

- Спасидо, - машинально ответил Карабас, после чего посмотрел на собеседника с недоумением.

- Ты хочешь спросить, - снова проявил проницательность Неуловимый, - что это мне вдруг взбрело? Видишь ли какое дело. Намедни я сильно навредил одному человеку... то есть существу. Которое не сделало мне ничего плохого. У меня были на это серьёзные причины. Но такие вещи портят мне настроение. Поэтому после таких эпизодов я обычно делаю мелкую любезность кому-то, кто не сделал мне ничего хорошего... Во всяком случае, сегодня, - поправился он.

- По-разному, - дипломатично ответил Неуловимый. - Так что, если хочешь...

- Погоди-ка, - сказал Карабас. - Скажи, ты можешь проникнуть на немецкую базу?

- Был я там. Ничего интересного. До серьёзного оружия они не добрались. Думаю, и не доберутся. И не проси меня убивать Мальвину.

- Вообще-то я хотел попросить именно об этом, - признался Карабас.

- Понимаю. Ну, во-первых, это уже не мелкая любезность. А во-вторых, я человек старомодный. Я не убиваю женщин, с которыми спал. Издержки воспитания.

- С нашим удовольствием, - серьёзно сказал Джо. - Только запашок от неё островатый, а так - очень даже пикантная особа. В голове, конечно, у неё большие тараканы. Ну очень большие. Каждый размером с французскую булку. Но это меня заботит мало.

- Ну тогда утешь кротика, - решил Карабас. - Хотя нет, - внезапно передумал он. - Вот что. Сам его отведу. У меня другая просьба. Ты можешь привести ко мне Еву Писториус?

- Это про которую ты мне часа полтора заливал?

- Семнадцатого. Мы с тобой тогда виделись. Даже выпили немножко.

Бар Раббас потёр лоб. Семнадцатого он действительно провёл полдня в кабаке - ну, такое у него было настроение. И вернулся не очень пьяным.

- И что я про неё рассказывал? - заинтересовался он.

- Разное, - уклонился Джо от конкретики. - Ну и где она сейчас?

- Ты можешь попасть внутрь? Так, чтобы мимо охраны и всё такое?

- Могу ли я? Гм, обижаешь. Я же не так просто Неуловимый.

- Ну да, конечно, неуловимый. Так вот, очень прошу. Разбуди её. Скажи ей... а, наплети что-нибудь.

- Гм-гм... - Джо немного пожевал незажжённую сигару. - Хорошо, я ей что-нибудь навру. Всё равно она забудет... А всё-таки. Давно хотел спросить. Скажи мне, как мужчина мужчине... как человек человеку. Как ты можешь с ней это самое? Ну ладно обезьянки, они хотя бы похожи на людей. Ну ладно кошки или там рыси. Всё-таки они ходят на двух ногах и у них есть сиськи. С ними можно спать и не чувствовать себя вуглускром. Но твоя девушка - лошадь. У неё четыре ноги. Причём на каждой - копыто. Это тебе не мешает?

До Карабаса не сразу дошло. Потом он повернулся к Джо и посмотрел на него очень внимательно. Хотелось удушить наглеца руками, но Джо был странным существом, так что он решил передавить ему аорту обычным способом.

- Ох, извини, не хотел, - сказал он искренне. - Ну, считай, что это моитараканы. Да и вообще меня здесь не было...

- Ну пожалуйста, - пискнул кротик. - Мне холодно очень. Плохо. И молочка с пеночкой очень хочется. Пожалуйста. Молочка с пеночкой. Тёплого.

Карабас тряхнул головой. В самом деле, зачем он здесь сидит, кого ждёт?

Он вёл слепого кротика к участку, пытаясь отделаться от ощущения, что ну вот только что с кем-то беседовал. И этот кто-то умудрился его сильно разозлить.

В участке пришлось повозиться. Дежурный - бычара с обломанным рогом, явно из новеньких - не знал, где держат эмпатов. Потом выяснилось, что остальные два эмпата - птицы, а у крота есть своя каморка в подвале. Потом никак не могли решить вопрос с подписью ответственного, которым был Тамбовский и который куда-то свалил. В общем, образовался классический административный гимор, на который ушло где-то с полчаса.

Уставший раввин вынужден был пешком добираться до гостиницы: извозчики в такое время даже носа на улицу не казали.

Чужое присутствие в номере он почувствовал ещё на первом этаже. Когда же он открывал дверь, то уже точно знал, кто его ждёт.

В номере горел ночник. На кровати лежала Ева и плакала навзрыд.

Потом были ещё слёзы, поцелуи, обвинения, объятия, признания, упрёки, аромат гривы и сияние огромных глаз. Ну и всё остальное, что описывать было бы долго.

- Знаешь, - шептала Ева, прижимаясь к Карабасу, - я проснулась ночью, мне показалось, что у тебя беда... Что ты умираешь... Я просто места себе не находила... Львику одну оставила... Сама не помню, как дошла... Не надо... Ну хорошо, давай так... Ой, ну дай я встану... Осторожнее... Не так сильно... Сильнее... А-а-а-а-а-ах!

Карабас уже отключался, когда в сознании что-то остро кольнуло. До него дошло, что рассказанная Евой история выглядит как-то сомнительно. Он проснулся, залез в мозг спящей поняши и попытался найти нужные воспоминания. Но обнаружил только эмоциональный фон: любовь, страх, желание защитить и спасти любимого. И, что удивительно, никакого либидо. За чем бы она сюда не шла, но точно не за этим.

Ему стало стыдно. И за свои подозрения, и за то, что вместо беседы по душам устроил себе праздничек. Но стыд заглушили куда более настоятельные требования плоти. Которая утверждала, что до полного счастья ей не хватает ещё одного разочка.

Раввин перевернул сонную поняшу на спинку. И, не дав ей опомниться, вдул.

Засыпая, Карабас чувствовал себя скотиной. Но - очень довольной скотиной.

Действие восемнадцатое. Аномалокариды, или Наши герои прикасаются к источнику мудрости, отчего слегка облагоговевают

Так уж устроено Мироздание, что всегда и отовсюду находится выход.

Ю.Д. Петухов. Вторжение из Ада. - М.: Метагалактика, 1998.

Мишель де Нострадамус. Центурия I, катрен XXXIX. - Цит. по: Р. Багдасаров. Сбывшиеся пророчества Нострадамуса. - В: Милый Ангел. Альманах. Вып. 5. - М.: Изд-во "Менопауза", 2002.

20 декабря 312 года о.Х. Время суток неизвестно.
Контрольная точка квадрата 8885.

Потом в темноте и тишине обозначилось - нет, не звук, не шорох, этому чувству не было имени - но какая-то слабая, еле заметная дрожь, биение. Это вливался ток, а с ним - медленно, медленно - возвращалась жизнь.

Сперва он был просто светящейся точкой, плывущей внутри собственной памяти, глухой и беспросветной. Потом во тьме тускло блеснуло имя: сначала детское, полузабытое, потом, как бы в нём отразившись - настоящее: Базилио Супермарио Кроссоверо. Начало проявляться и остальное: Электрический Кот, персекьютор, агент Тора-Боры, влюблённый, пленник, беглец. Всё это выплывало из тьмы, освещаемое разгорающимся огоньком сознания - как скалы, деревья, коряги. Сколько времени это продолжалось, Базилио не помнил. Он просто лежал в блаженной полудрёме, чувствуя, как приходит в себя.

Наконец, батареи набрали достаточно ампер-часов, и Баз включил микрофоны.

Первое, что он услышал - собственное дыхание. Потом - тихий плеск воды совсем рядом. Откуда-то издали доносились непонятные звуки, напоминающие гребки.

Он лежал ничком на чём-то упругом. Сверху на нём было мягкое, рыхлое. По ощущениям - что-то вроде тряпок.

Баз активизировал видеокамеры в оптическом диапазоне. Сначала увидел обшивку катера. Тот находился в надводном положении и был неподвижен. Справа темнела полоса воды, из которой поднималась покатая стена высотой метров двадцать. На высоте пяти метров её перечёркивали две горизонтальные светящиеся полосы. Светили они, впрочем, скверно - из-за покрывшей их пыли и грязи. Выше нависали какие-то трубы и решётки. Потолок был скрыт во мраке. Но то, что он здесь есть, и что над ним возвышается толща земли и камня - это чувствовалось.

Слева было что-то вроде низкого берега. Идеально ровная полоса наводила на мысль о том, что он искусственный. Впрочем, чуть дальше была видна обширная осыпь, сходящая в воду. Кот подумал, что она-то, наверное, и преградила путь.

Что касается самого кота, то его аккуратно уложили на останки кресла. Точнее, на спинку, отломанную от сиденья, которое пристроили ему под голову отдельно. Сверху действительно лежало тряпьё. Зачем - понятно: термодатчик показывал плюс десять. В сочетании с сыростью и без внутреннего подогрева это было таки не мяу, да.

Базилио осторожно - очень осторожно - шевельнулся. Ничего страшного не случилось. Он осмелился слегка поёрзать. И это также осталось без последствий. Тогда кот попробовал изменить позу и тут же ощутил странное неудобство. Через пару секунд до него дошло - резервный провод, спрятанный в заднице, был оттуда извлечён и туго натянут. Извернувшись, кот разглядел, что провод соединён с каким-то кабелем. Электричество шло оттуда.

Послышались чьи-то шаги. Заскрипела обшивка.

- Базилио? - это был Розан Васильевич. - Вы меня слышите?

- Я слышу, - сказал кот. Собственный голос ему не понравился - он скрежетал, как несмазанное колесо.

- Тшшш, - сказал крокозитроп, подходя ближе. - Вам нужно попить. Вы можете глотать?

- Давайте, - сказал кот, и тут же ощутил у губ металл. Он открыл рот. Полилась вода - со странным сладко-солёным привкусом.

- Глюкоза и соль, - ответил на невысказанный вопрос крокозитроп, убирая фляжку. - Вы потеряли много жидкости.

- За какое время? - кот почему-то занервничал.

- Примерно за сутки. Но не беспокойтесь. Вы не пропустили ничего интересного.

- Гм, - Розан Васильевич замялся. - Может быть. Но это не осьминоги.

- Они не представились, - ответил крокозитроп. - Они даже не удостоили нас визитом вежливости. Если совсем откровенно - я не уверен, что здесь вообще кто-то есть.

- На рекогносцировке, - перебил Розан Васильевич, ловко распределив слоги сложного слова между двумя ротощелями. - Осматривает местность. Да не дёргайтесь вы так! Это было её решение. Я в тот момент, уж простите, отключался. Я не спал неделю, это тяжело даже для меня.

- Как мы сюда попали? - Базилио осторожно потянулся.

- Не знаю. Мы все потеряли сознание, - ответил крокозитроп. - Похоже, мы прошли через нечто вроде огромной "гасилки". Которая высосала всё электричество на борту. Вообще всё. В том числе из наших нервов. Ну то есть был момент, когда электрическая активность наших тел была нулевой. Или близко к тому. Если бы мы там застряли... но всё обошлось. Вы пострадали больше всех. Алиса говорит - из-за кибридной составляющей.

Базилио попросил рассказать обо всём поподробнее и узнал вот что.

Когда крокозитроп пришёл в себя, то обнаружил катер прочно сидящем на мели. Вода оказалась не морской - хотя и солоноватой, и не очень чистой. Но в принципе, после фильтрации и кипячения её можно было пить. На этом хорошие новости заканчивались. Аккумуляторы катера оказались разряжены начисто, всухую. И не только они: электричество умерло везде, включая батарейку пультовых часов. Тесла-зацепления не было. Насилу крокозитроп вспомнил, что на борту имеется резервный источник энергии на самый крайний случай: топливный элемент, работающий на водороде и кислороде из электролизных баков. Пока он пытался его запустить, пришла в себя Алиса. С ней пришлось повозиться. Несмотря на то, что во время плавания Розан Васильевич вводил ей глюкозу, лиса была очень слаба и страдала от обезвоживания. Зато бамбук не создал никаких проблем: очухавшись, он сразу полез за борт - не дать себе засохнуть.

Без сознания оставался только Базилио. Сначала крокозитроп и Алиса думали, что он придёт в себя сам. Потом обеспокоенная лиса обнюхала подушечки его ног и сказала, что пот нехороший и что Базу плохо. Проверив рефлексы, она пришла к выводу, что вся проблема в кибридном железе, которое почему-то не включалось. Единственное, что тут можно было придумать - попробовать подключить кота к электропитанию.

Провод от топливного элемента выводился только наружу. Пришлось переносить туда же и кота. Лиса устроила ему лежанку из обломков кресла (его поломал Буратина по распоряжению Розана Васильевича), обколола какими-то лекарствами и запретила трогать. Это крокозитроп помнил уже смутно: он не принял очередную дозу стимулятора и уже отрубался. Последнее, что сделал - помог подключить провод. После чего дополз до каюты и там окончательно провалился в сон. Проснулся он вот только что. И как раз вовремя.

- В сущности говоря, нам всем очень повезло, - закончил Розан Васильевич. - Хотя если бы нам эти осьминоги не встретились, было бы лучше.

Кот вспомнил о прилипшем к нему цыганском счастье и счёл за благо промолчать.

Рядом с лодкой что-то смачно, увесисто булькнуло.

- Яюшки! - раздался голос бамбука. Шёл он от воды, из чего кот заключил, что деревяшкин в ней и находился.

- Дочь твою Мать, - тихонько выругался крокозитроп. - Ну что, как успехи? - спросил он громче.

- Рыбу какую-то поймал, - доложился Буратина. - Только она белая и глаз нет. Но пахнет вроде рыбой. Ничего, если скушаю? Я ужжжасно голодный.

- Твоя добыча: что хочешь, то и делай, - согласился крокозитроп. - Смотри не отравись.

- А, чего мне сделается, - легкомысленно сказал деревяшкин и громко зачавкал.

- И в самом деле, - крокозитоп тихонько свистнул трубой.

- Й-извините, - послышался голос Алисы. - Как он?

- Более-менее, - сказал кот, понимая, что речь о нём. - Ты-то как? Что у тебя с костями?

Лиса легко вспрыгнула на корпус и сразу же оказалась возле кота.

- С костями вроде нормально, - сказала она. - Теперь у меня грудь растёт. Просто ужасно. Не знаю, что делать. А вдруг так и останется?

Кот приподнялся, пригляделся, изображение приблизил. Маленькие холмики алисиных грудей и в самом деле приподнялись.

- Ну зачем ты смотришь, - каким-то странным тоном сказала лиса и закрыла грудки руками. - Не смотри.

Кот вздохнул. Иногда он совсем не понимал Алису.

- Кстати, - сказал он, - а кто мой провод вытащил?

- Ой, - смутилась лиса. - Я тебе там что-то поцарапала? Я вроде аккуратно всё делала... У тебя кишка узкая, - сказала она обвиняющим тоном. - Но растягивается хорошо. Я руку намылила и провод нашла. Кстати, - она хихикнула, - я когда простату задевала, ты так смешно урчал... Тебе, наверное, анальный секс нра...

Кот издал звук, очень похожий на рычание. Лиса испуганно замолчала.

- Пожалуйста, - сказал Базилио, с трудом сдерживаясь, - не говори со мной о вещах, которые суть мерзость перед Господом. И уж тем более о содомии!

- Извини, - сухо сказала Алиса. - Я думала, тебе очень нужно электричество. Иначе бы я не полезла в твою задницу. Это не самое лучшее место на свете, знаешь ли!

- Э-э, погоди, - растерялся кот. - Ты меня буквально спасла, за это спасидо тебе огромное... Я насчёт анального секса. Не говори мне таких вещей, пожалуйста.

- Вы всё выяснили? - поинтересовался крокозитроп. - Алиса, может быть, хоть теперь вы расскажите, что там на левом берегу?

- Там странно, - подумав, сказала лиса. - Что-то вроде зала с колоннами. Вроде бы пустой. Хотя там дальше вроде бы что-то лежит. Но там темно.

- Там! - уверенно сказала лиса, немного подумав. - Ну, где света нет, - уточнила она.

- А где нет света? - попробовал кот добиться какой-то ясности.

- Ну я же говорю - там! - рассердилась Алиса. - Не тут же!

- Хорошо, - примирительно сказал крокозитроп. - Тем, где темно, что-то лежит. Ещё что-нибудь есть?

- Ещё квадратная штука с лестницей, - сказала лиса.

- Нет, она дальше, - объяснила Алиса. - В смысле, туда дальше, - поправилась она, немного подумав.

- Яюшки! - закричал Буратино откуда-то снизу. - Скобейда дырявая! С-с-сблббб... - раздалось громкое бульканье.

- Кажется, у него проблемы, - сказал крокозитроп, не двигаясь с места. Лиса сморщилась и сделала "пффф".

Кот немного подумал. Сам Буратина был никому и низачем не нужен. Однако монета в его желудке представляла ценность. Базилио не очень-то верил в крокозитропий клад. И допускал, что пойти на Поле Чудес всё-таки придётся. Идти туда с пустыми руками было незачем. Так что бесславная гибель деревяшкина в местных водах была бы потерей крайне нежелательной, а то и невосполнимой.

Поэтому Баз на четвереньках подполз к тому месту, откуда слышалось бульканье (провод опасно натянулся) и попытался всмотреться в глубину, используя разные диапазоны.

Долго вглядываться не пришлось: как раз в этот момент Буратина показался из воды. Нос его почти целиком заглотнула какая-то гадина с маленькой белой головёнкой, соединённой с массивным телом. Баз не стал гадать, насколько оно велико, а просто перерезал лазером шею твари. Та переломилась, и в воздух высоким фонтаном ударила чёрная кровь. Несколько капель попало Базилио на физиономию. Он брезгливо вытерся и отполз назад, стараясь не нарушить соединение с кабелем.

Буратина тем временем вылез на корпус. Он был голый, мокрый и с головой твари на носу.

- Пасид, - сказал бамбук коту. - Слы, а можно эту хуёвину с меня снять?

- А зачем? - философски поинтересовался крокозитроп.

- Тяжёлая сцуко и смотрит нехорошо, - объяснил бамбук.

Голова и в самом деле была ещё жива, и смотрела на деервяшкина тупо и недобро. Хуже того, она делала глотательные движения, медленно двигаясь по носу в направлении буратиньего лица.

Кот поднял голову, попросил Буратину повернуться бочком и срезал ему лазером носопырку у самого корня. Бамбуковая пика вместе с головой брякнулась на обшивку, подпрыгнула и упала в воду, откуда уже вовсю раздавался чвяк-хряп: тушку твари кто-то кушал.

Журчание электричества стало заметно слабее.

- Розан Васильич, - позвал кот крокозитропа. - Посмотрите, там клеммы не отошли?

- Это не клеммы, это водород кончается, - ответил крокозитроп. - Скоро совсем кончится. Тогда мы пойдём.

- Й-извините, а куда мы пойдём? - наивно спросила лиса.

- Если туда, то свет нужен, а то заблудимся, - совершенно серьёзно ответила лиса.

Кот только вздохнул. И уточнять ничего не стал.

Минут через десять электричество в топливном элементе иссякло. Кот развязался с кабелем, втянул в себя шнур и сказал, что к походу готов.

Сколько-то времени ушло на сборы. Крокозитроп поискал на борту оружие, нашёл два разряженных тесла-шокера и пожарный топорик на длинной рукояти, который и прихватил с собой. Буратино тем временем нашёл пачку рыбонского корма из прессованной белковой муки и попытался её втихаря сожрать. Розан Васильевич на него наорал, отнял пачку и съел её сам. Алиса особенно тормозила: ей нужны были лекарства, и она принялась перебирать всё содержимое корабельной аптечки. Взять всю аптечку она отказывалась категорически. Самой лисе нести такой груз было тяжело, возложить его на кота ей не позволяли чувства, на крокозитропа - совесть, а Буратине она не доверяла. В результате ей пришлось спускаться в каюту и долго перебирать капсулы, пузырьки, одноразовые инъекторы и прочую высокополезную хуету. Базилио вызвался помочь, о чём очень пожалел.

- Спорамин есть? - спрашивала лиса, упаковывая в сетку пачку каких-то ампул.

Баз принялся - в который уж раз - просматривать список, к аптечке прилагавшийся.

- Очень странно, - огорчилась Алиса. - Дай посмотрю... Да вот же он! - рассердилась она.

- Ну вот, видишь, русскими буквами написано - пермодуодегидростенин! - торжествующе заявила лиса, тыча облезлым коготком в верхнюю часть списка.

- Ну это же просто другое название пермодуодегидростенина, - возразила лиса.

- Мне откуда знать это другое название?! - не выдержал кот. - Я не медик. И не биолог!

-Й-извини, - лиса тут же сдала назад. - Никак не привыкну к небиологам... Посмотри воду очищенную. Там может быть написано эн-два-о, если по-русски. Двоечка маленькая такая между эн и о. Или латинскими буковками - аква пурификата... Ты чего такой хмурый? Болит что-нибудь?

Наконец, собрались. Маленькая группа под предводительством крокозитропа - никто его не выбирал главным, просто он вёл себя увереннее прочих - сгрудилась на обшивке, ожидая то ли разрешения, то ли напутственного слова, то ли команды "вперёд".

Розан Васильевич вытащил глаз и группу скептически осмотрел.

- Даю вводные, - сказал он громко. - Идём вместе. Отделяться от группы - только с моего разрешения. Если отделяются двое - я назначаю ответственного. За границу видимости не заходить. Мы все должны видеть друг друга. В случае неприятных неожиданностей - бежим в направлении катера. Ещё раз - в направлении катера. Вот сюда, где мы стоим. Доступно? Пошли.

Серый берег соединяли с катером мостки - видимо, их перекинул Розан Васильевич. Дальше начинался влажный холодный камень, судя по запаху - то ли известняк, то ли старый бетон.

До "квадратной штуки с лестницей" они дошли минут за десять. Дошли бы быстрее, но беспокойный Буратина всё шароёбился то туды, то сюды. Крокозитроп сначала пытался призвать его к порядку, потом махнул рукой. Кот, напротив, беспокоился: не ищет ли бамбук место, чтоб просраться, и помнит ли он про благородный груз внутри себя? В микроволнах, однако, монетку было видно: она сместилась в кишечник, но пока не вышла.

Внезапно крокозитроп громко загудел. Базилио оторвался от созерцания внутренностей деревяшкина и поспешил на зов.

Розан Васильевич стоял перед тем, что Алиса назвала "квадратная штука с лестницей". Это была такая же колонна, только прямоугольная в сечении. С одной стороны к ней вела лестница, оканчивающаяся дверью, находящейся в трёх метрах от пола. Там была небольшая площадка, на которой могли уместиться двое-трое.

- Нам туда? - спросила лиса, обращаясь почему-то к Розану Васильевичу.

- Может быть, - осторожно ответил тот. - Базилио, вы не могли бы посмотреть?

Кот легко поднялся по лестнице, постучал в дверь ногой, поискал замочную скважину или какой-нибудь переключатель. Ничего не нашёл. Попытки заглянуть внутрь трубы в других диапазонах тоже ничего не дали: та была непроницаемой. Базилио ещё немного повозился, встал и развёл руками, признавая свою неудачу.

Розан Васильевич, неся перед собой глаз, поднялся сам лично. Пользуясь захваченным фонарём, он тщательно осмотрел дверь, площадку и всё вокруг.

- Боюсь, - сказал крокозитроп, - что это открывается только изнутри. Впрочем, может быть... - он наклонился, изучая пол.

- Яюшки! Там чего? - заорал Буратина - и, не дожидаясь ответа, взбежал по лесенке и попытался просунуться между котом и крокозитропом.

- Да пошёл ты... - пробормотал кот, отпихивая дурацкого бамбука.

Вспыхнула лампочка. Свет показался очень ярким.

Они увидели небольшую кабинку, стены и потолок которого были покрыты зеркалами. Вдоль дальней стены шла узкая лавочка-скамеечка. Чуть поближе темнела горизонтальная панель с двумя кружками, левый светился.

- Раз приглашают... - сказал крокозитроп, и, не закончив фразу, вошёл внутрь. За ним последовали кот и Буратина. Последней поднялась Алиса - и тут же уткнулась в зеркало, рассматривая свою грудь.

Буратина с удобством расположился на лавочке. Причём в одиночестве: фигура крокозитопа не позволяла сесть на горизонтальную поверхность, лисе мешал хвост, а коту просто нравилось стоять.

- Полагаю, - подумав, сказал крокозитроп, - что это лифт.

- И? - переспросил кот, пытаясь перейти в другие диапазоны, чтобы хоть что-нибудь увидеть.

Лиса страдальчески поморщилась и облокотилась о зеркальную стенку, случайно задев правый кружок на панели.

Дверь со скрежетом закрылась. Кабинка дёрнулась и поехала.

- Эй, слы! - забеспокоился Буратина. - Мы это куда?

Наконец, кабинка перестала трястись, последний раз дёрнулась и встала. Дверь открылась через пару секунд.

Кот стоял ближе всех к выходу и поэтому увидел всё первым.

Колонна упиралась в небольшой остров - несколько десятков метров покатой, но довольно ровной поверхности. Вещество её видом своим напоминало то ли наливное яблоко, то ли застывший зеленоватый воск. За ним простиралась гладкая блестящая поверхность, над которой клубился светлый туман. Базилио сначала показалось, что это вода. Потом он решил, что это что-то вроде льда. Так или иначе, нужно было осмотреться.

Кот выпустил когти на ногах и осторожно ступил на поверхность. Вещество оказалось мягким, скользким и слегка прогибалось под его весом.

Он дошёл до берега - и увидел, наконец, где находится.

Это было что-то вроде огромной чаши, края которой терялись во мраке. Чаша была заполнена блестящим сероватым веществом, поднимающимся и опадающим в медленных конвульсиях. Сама поверхность была не из однородного материала, а под ней, видимые сквозь полупрозрачное вещество, виднелись расплывчатые светлые каналы и узлы, все время изменявшие свою форму и объем. Казалось, под ногами лежит огромное, бесшумно дышащее животное без кожи.

Кот, затаив дыхание, смотрел на эту игру отражений, пока не услышал взволнованный голос крокозитропа:

- Это что? - спросил кот, не в силах оторвать взгляда от колыхающейся поверхности.

- Крокозитроп акча"шем"акча пешэт гав"вава,- тихо, благоговейно произнёс Розан Васильевич. - Крокозитроп брахаль гав"виали.

- Это мормолоновая чаша с биотозой, - тем же странным тоном сказал крокозитроп.

- А что такое биотоза? - решил добиться ясности Базилио.

- Сверхживое вещество, - пробормотал Розан Васильевич левой ротощелью.

- Й-извините, - заговорила она почему-то шёпотом, - а что это там? - она уверенно показала куда-то влево.

Базилио подошёл поближе к берегу. Вблизи было видно, что он как будто оплавлен: его берега выглядели, как край оплывшей свечи. Кот внезапно подумал, что тут очень, очень давно никого не было.

Он настроил зрение. Слева и в самом деле виднелось что-то белое, расплывчатое, почти утонувшее в сером веществе. Кот перешёл в инфракрасный свет и, наконец, разглядел торчащие из жидкости длинные, полутораметровые усы. Они слабо пошевеливались, свидетельствуя о том, что их обладатель жив. Базилио попытался заглянуть глубже. Комбинируя ультрафиолет с тепловым изображением, он сумел разглядеть под поверхностью биотозы что-то вроде гигантской мокрицы.

Впечатлениями он поделился с Алисой и крокозитропом. Лиса почесала нос и призналась, что ничего не понимает. Розан Васильевич, напротив, заинтересовался и задал несколько наводящих вопросов. Кот, как мог, на них ответил.

- Похоже, это трилобит, - сделал вывод крокозитроп. - Очень древнее существо.

- Что-что! Живу я здесь! - внезапно загрохотало под сводами. - А вы кто такие? Что вам надо? Я вас не звал! Идите нахуй!

Кот стиснул челюсти. Хамства он не любил. Так что первым его побуждением было отстричь лазером торчащие усы. Он всё-таки сдержался, решив, что начинать с физического насилия в непонятной ситуации - не самая хорошая идея. Однако ответить следовало.

- А ты кто такой? - спросил он. - Мы тебе что плохого сделали? А не пойти ли бы тебе самому куда-нибудь? Например, в пизду?

В воздухе разнёсся длинный звук, напоминающий урчание в животе.

- В пизду никак, - высказался, наконец, трилобит. - Когда я родился, её ещё не изобрели. Так себе изобретение, кстати. А на вопросы, ладно уж, отвечу. Кто я? Мраморный ногоед, ба"аним пешим аур"Аркона,между прочим. Что вы мне сделали? Много чего. Во-первых, истребили мой народ. Во-вторых, напустили мне в помещение дохуя кислорода. И, в-третьих, разбудили. Этого что, мало?

- Я вашему народу ничего не сделал, - искренне возмутился кот. - Я таких, как вы, вообще впервые вижу.

- Вы истребили нас. Вы, челюстные, - злобно прошипел трилобит.

- Во-первых, - сказал он, - я не челюстной. Во-вторых, уничтожили вас не челюстные. Причём мы оба знаем, кто это сделал. Вы-с и убили-с. И утащили за собой ещё кучу видов. Не надо было устраивать всеокеанскую гражданскую войну.

- А как же аномалокариды? - заявило существо в биотозе. - Они наших, между прочим, жрали. Заживо.

- Их самих съели ракоскорпионы, - напомнил крокозитроп. - И вообще, они никому из нас не предки. А вот вы со своей жаберной чумой...

- Ну, не будем углубляться, - нехотя сказал трилобит. - Время было такое. Силур, потом сразу девон... сложное было время, неоднозначное. Но кислород! Свободный кислород! Из-за таких, как вы, его сюда и накачали! У меня от него ноги чешутся! - он возмущённо задёргал усами.

- Насколько я понимаю, - сказал крокозитроп, - кислородную атмосферу в вашем помещении создали в человеческую эпоху. Видите ли, людям нужно дышать, а их лёгкие весьма несовершенны. Но людей больше нет - примерно по тем же причинам, что и трилобитов. Было бы весьма великодушно с вашей стороны простить им некоторые мелкие недостатки. Что касается нас, то во мне вообще нет человеческих генов, а в моих коллегах их самое умеренное количество.

- Все вы одним миром мазаны, - пробурчал трилобит. - Ну хорошо, к кислороду я в конце концов привык. Но будить-то меня было зачем? Мне, между прочим, море снилось. Родное. Силурийское.

В голосе существа прозвучала такая подлинная, прямо-таки онтологическая тоска, что даже рассерженный кот слегка остыл.

- Великодушно простите нас, - церемонно сказал крокозитоп. - Мы не имели подобного намерения.

- Точно не имели? А если найду? - засомневался трилобит.

- За себя и своих спутников ручаюсь, - твёрдо сказал Розан Васильевич.

- Пххх... Ну хоть какие-то понятия у вас есть, - признало существо, скрестив усы. - А то сразу в пизду, в пизду...

Кот уж было открыл рот, чтобы напомнить, кто тут первый начал наезжать. Но в последний момент всё-таки удержался.

- Простите моё любопытство, почтеннейший, - осторожно сказал крокозитроп. - А сколько вам лет?

- Не помню точно, - ответило существо. - Где-то четыреста тридцать миллионов плюс-минус туда-сюда.

- Вы прекрасно сохранились, Древний, - Розан Васильевич почтительно поклонился.

- В том-то и дело, что сохранился,- пробурчал трилобит. -Давайте сразу обговорим этот момент. За четыреста миллионов лет можно было бы неплохо эволюционировать. Мудрость, знания, вот это вот всё. Но, к сожалению, не мой случай. Личностные параметры в моей глобальной переменной жёстко фиксированы. Я не меняюсь. Каким я был, таким я и остался. Мой психологический возраст, по вашим меркам - около шестидесяти. Так что никакой я не Древний. Так... долгоживущий. Всё, что мне позволено - быть адекватным эпохе. Языки знать, культурку там всякую. Иначе я не мог бы работать.

- А вы думали, я тут прохлаждаюсь? Ну, разве что иногда, - признал трилобит. - Последние пятьдесят лет я вообще не просыпался. И меня это очень устраивало. Но сейчас работа сама пришла. В вашем лице, между прочим. Зачем-то вы тентурепонадобились... Так что сейчас придётся заняться вашими проблемами. Сейчас посмотрю шлейфы реализаций... - трилобит замолчал, а усы его стали медленно погружаться.

- Вы что-нибудь понимаете? - шёпотом спросил кот крокозитропа.

- Ну, как сказать, - ответил тот. - В общем, этот тип, с которым мы разговариваем - га"ан" ув"га"вавва.Местный заведующий. Лучше с ним не ссориться.

Буратина, всё это время тихонько ковырявший ногтями воскообразное вещество, поднял голову.

- А чего это у него от кислорода ноги чешутся? - вдруг спросил он.

Крокозитроп вытаращился на Буратину, как на горелый пень, внезапно обретший дар речи. Потом почесал своей трубой грудь и ответил:

- У него жабры на ногах. Кислород их раздражает.

- Ну и дурак, что на ногах, - решил бамбук. - И кто его сделал - тоже дурак.

- Это эволюция... - начал было Розан Васильевич, но тут усы снова показались над поверхностью биотозы.

- С вами всё ясно, - заявило древнее и неприкосновенное существо. - Ну, почти всё. С чего начнём?

- Как обычно: общая часть и специальная, - сказал трилобит. - Общая касается вас всех, специальная - каждого в отдельности. Пожалуй, начнём с общей. Вы хотите выбраться отсюда? На поверхность?

- Очень, - подала голос лиса, доселе молчавшая.

- Ну так слушайте. Если бы меня не разбудили, то вы бы здесь потоптались и уехали на лифте обратно. Там бы стали искать выход. Искали бы долго. Ты, рыбон, спустился бы сюда и попробовал бы войти в биотозу, чтобы добраться до края чаши. О последствиях не будем. Ты, с шерстью, - кот понял, что речь идёт о нём, и напрягся, - попытался бы проникнуть в шахту лифта и подняться по тросу. Упал бы. Спиной. Насмерть. Остались бы пушистая и деревянный. Деревянный охотился бы в канале и ему зажрали бы ноги. Ах да, до того он сделал бы с пушистой... ну, это самое, что вы все любите. Насчёт пизды.

Кот медленно повернул голову в сторону Буратины и протянул руку к очкам.

- Он всё врёт! - возмутился бамбук. - Я же ничего не делал!

Розан Васильевич молча протянул заднюю руку и ущипнул кота за ягодицу. Тот вздрогнул и посмотрел на крокозитропа злобно и ненавидяще... то есть посмотрел бы именно так, будь у него глаза. Но глаз не было, а очки не давали того эффекта. Так что Розан Васильевич не испугался, не смутился, а просто спросил:

- Я бы посоветовал напрячь мозги, - ядовито заметил трилобит, - но у вас у всех с этим проблемы. Поэтому так. Войдите в лифт и нажмите обе кнопки сразу. Точнее говоря - сначала погасите одну, и, пока не загорелась вторая, жмите вторую. Тогда доедете до поверхности. Доступно?

- Доступно, - выдавил из себя кот. - А зачем такие сложности? Нельзя было сделать третью кнопку?

Снова раздался тот же звук, будто в животе заурчало.

- Это с вашей точки зрения - сложности, - наконец, сказал трилобит. - А те, кто всё это строил, были существами с иной логикой. Более естественной, - добавил он. - Потом-то, конечно, всё под кислородных переделали, но управляющие схемы не меняли... На этом общую часть я объявляю закрытой. Теперь специальная. Вы можете задать по одному вопросу на каждого. Могу ответить, могу не ответить. То есть отвечу, если в тентуречто-то определилось.

Кот задумался. Крокозитроп задумался так, что даже трубы опустились. Алиса опустила голову. Буратина сунул палец в рот и принялся его сосредоточенно грызть.

- Что со мной будет? - наконец, спросил крокозитроп.

- Годный вопрос, - оценил трилобит. - Ты умрёшь. И довольно скоро.

- А я? - машинально спросил кот, не успев отвлечься от дум.

- Ты не умрёшь, - сказал трилобит. - Тоже довольно скоро.

- Во-первых, это уже второйвопрос, - наставительно сказало членистоногое. - Во-вторых, подробностей не знаю. Твоя проксимальная линия реализации в тентуретакова, что ты не умрёшь, и это случится в обозримом будущем.

- Ты будешь с ним, - трилобит сказал это таким тоном, что лиса тут же и замолчала.

- В общем-то, ты тоже умрёшь, - наконец, сказал он. - Но не весь.

- Это значит не целиком, - неохотно пояснил древний. - Вернее, целиком, но не полностью. А вернее даже так: целиком и полностью, но не окончательно. И твоя смерть пойдёт другим на пользу, а тебе на радость. Ибо так ты невозбранно обретёшь желаемое.

- Чего-чего? - Буратина аж открыл рот, до того ему стало интересно.

- Ты поимеешь абсолютно всё, о чём ты только можешь мечтать, чурка тупорылая, - раздражённо сказал трилобит.

- Выражаясь на понятном тебе языке, просто зупа, - уверенно сказал обитатель биотозы.

- Возможно ли задать ещё один вопрос? - спросил крокозитроп. - Для меня это очень важно.

- Ну хорошо, - снизошёл трилобит. - Но только один.

- Что станет причиной моей смерти? - Розан Васильевич ощутимо напрягся.

- Твоё левое ухо, - ответил трилобит. - Если бы ты на него оглох, то прожил бы ещё немного. Лет триста - четыреста.

Буратина с интересом вытянул шею и принялся рассматривать крокозитропа - видимо, пытаясь понять, где у него уши.

- Благодарю, - вежливо сказал Розан Васильевич. - Но это точно?

- Кажется, я достаточно ясно выразился! - вспылил трилобит. - Впрочем... Есть ещё один момент. Вероятность скорой смерти позитивно коррелирована с сильными личными чувствами. Твоимисильными чувствами, - добавил он.

- Все, к кому я испытываю сильные личные чувства, - сказал крокозитроп, - находятся в Тирренском море. Пожалуй, не буду туда возвращаться в ближайшее время.

- То, что ты хотел узнать. Нет. И закончим на этом. Я и так сегодня перетрудился. Аривуим.

Усы ушли вниз, и биотоза сомкнулась над ними.

Розан Васильевич немного постоял, размышляя о чём-то своём. Потом вспомнил о своих командирских обязанностях.

- Все заходим в лифт, - распорядился он. - Быстро.

- А чего это он меня назвал тупорылым? - пожаловался Буратино, устраиваясь на лавочке. - Потому что носа нет? - он потёр ладонью пенёк, покрытый запёкшейся кровью, после чего вытер ладонь о лавочку.

- По другим причинам, - процедил кот сквозь зубы.

Лязгнули двери. Лампочка мигнула. Лифт протяжно скрипнул и поехал вверх.

Действие девятнадцатое. Чутьчутища, или История простая, как три сольди

Экономия состоит не в ограничении потребления ресурса, а в более интенсивном и творческом его использовании, извлечении из него дополнительных полезностей.

Е.И. Колтун. Потребительские стратегии. - Таганрог: ТИУиЭ, 2011.

Дора Бриллиант. Пословицы и поговорки русского народа. - Иерусалим: Изд-во "ПалимпсестЪ", 1994.

21 декабря312 года о.Х. Весь день и ещё немножечко.

Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база "Graublaulichtung" - село Передреево, рынок электората

- Куафёр, мне нужен куафёр! - завизжала Мальвина, выдрав пинцетом голубой волосок из верхней губы. - Купи мне цирюльника, гадкий пёс!

Артемон лежал перед ней, вытягивая шею и тщась занюхнуть по-тайному. Визг хозяйки застал его врасплох.

- Ну Мальви-и-и-ша... - затянул он. - Ну ты опяяять, ну вот зачееем... не надо нам этого...

- Я сказала купи! - закричала Мальвина и замахнулась на пса туфлей.

Артемон не боялся туфли. Артемон не хотел переться за электоратом невесть куда. Хотя почему невесть? Ближайший рынок находился недалеко, в селе Передреево. Дотуда было часа четыре неспешной езды. Мальвина посылала туда птиц, потом смотрела, что у них отпечаталось в голове. Судя по тому, что они видели, рынок был довольно крупный и работал регулярно. Но торговали там в основном сельскохозяйственными рабочими. Найти домашнюю прислугу, наверное, и там было можно - но это уж как повезёт.

С другой стороны, в эргастулах Директории можно обзавестись кем угодно, на любой вкус и кошелёк. Но до Директории нужно ещё добираться, а уж доставить оттуда купленную челядь в целости и сохранности было и вовсе нетривиальной задачей. Кроме того, в Директории обретался Карабас. Встреча с ним в планы Артемона не входила ни в коем разе. И наконец, пудель опасался, что Мальвина может со скуки затеять с челядью поебушки - или, того хуже, полизульки. А ему даст отставку. Или ограничит доступ к телу.

Поэтому на все мальвинушкины заходы насчёт прикупить электората для хозяйственных нужд пёс отвечал невежеством: саботировал, ныл, упирался.

У Мальвины отросли волосы, и с этим надо было что-то делать. Голубые кудряшки удлинялись очень быстро и были жёсткими, как проволока. Они кололи нежную шейку, цеплялись за разные предметы, не расчёсывались и, dans l'ensemble, мешали жить. Кроме того, Мальва любила голенький лобок и подмышки, в чём пудель её горячо поддерживал. Однако бритва голубые волосы брала с трудом, а эпиляция требовала специалиста. Синие ногти, очень твёрдые, поддавались только кусачкам, а для придания им формы нужен был опять-таки специалист. Мальвинины тряпочки износились и нуждались в починке. И, наконец, у неё начались какие-то проблемы по женской части - стало тянуть внизу живота, месячные стали тяжёлыми. Это пудель и сам чуял: противная кислая нотка становилась всё резче.

С другой стороны, Артемону остоебало кухмистерствовать и мести пол. Да и подстричься хотелось бы: тораборский груминг поплыл, потеряв плавность линий. Так что на этот раз хозяйка Артемона на своём настояла. Особенное действие оказал один коварный аргумент, который Мальвина приберегла напоследок. Так что пудель согласился отправиться в Передреево, и тут ему пришлось...

Вышел он очень рано, чтобы успеть к открытию: самое лучшее на рынке всегда разбирают в первые часы. Холодной декабрьской ночью, в темноте, ведомый тусклыми светлячками (Мальвина позаботилась), Артемон тащился по невнятным тропкам-еропкам, всё время натыкаясь на торчащие ветки, мусор, хламьё. В темноте даже земля казалась какой-то кривой. Несколько раз наступал он на головы кротам, которых неведомая сила растревожила именно этой ночью. Вы никогда не наступали ночью на голову кроту? Такому, знаете ли, мелкому дикому кротику, без капли разума в атрофированных очах его? О, и не пробуйте даже, особенно босою ногою. Этот омерзительный писк! Сырой хруст тушки! А что вытекает из крота, вы себе представляете? Тоже нет? Вот и не надо, не надо, не ваше это, не ваше. Ибо трудно представить себе занятие менее пленительное, чем ночами давить кротов, я прямо-таки гарантирую это...

...а, впрочем, и Дочь бы с ними, с ночными кротами. Ночи страшней рассвет: когда ты весь такой невыспавшийся тащишься по тракту, ежеминутно ожидая какой-нибудь неожиданной пакости. Например, разъезда шерстяных, которые - по сведениям от птиц - с некоторых пор повадились шастать по нейтралке. Что может прийти в голову скучающим нахнахам при виде одинокого путника, непохожего на бедного крестьянина, пудель себе примерно представлял. И не хотел ничего такого, очень-очень не хотел, ой-ё...

...гадство ещё и в том, что Мальва, помимо парикмахера, портного и врача, захотела себе и массажиста, и даже о банщике возмечтала, падла. Это Артемона особенно выбесило. Во-первых, мальвининой гигиеной пудель всегда занимался лично, тщательно вылизывая Мальвочку от носика до пяточек. Во-вторых, устраивать баню на территории базы было хлопотно. В третьих, Артемону, не имеющему потовых желез, в бане было делать нечего - что лишало его возможности контроля над Мальвиной и наводило на мысль о поебушках. В общем, в этом конкретном вопросе пудель решил Мальвинушке не идти навстречу, не-а...

...повезло практически сразу стопануть коляску, запряжённую двумя першеронами. Как выяснилось, лошади дороги не знали, а кучеру хотелось спать, так что он взял с собой пса, чтобы тот дорогой его развлекал. Артемон всю дорогу травил несвежие торабрские анекдоты...

...блядь, а ведь окромя кротов, шерстяных, банщиков и кучеров, есть ещё и свиньи! Например, бабируссы! Квёлые, тупые бабируссы!

- Парикмахер, пятнадцать биолет, все прививки, стрижка, укладка, бритьё везде, тримминг, чёска, насекомые, пятьдесят соверенов, цена дочькинская, - отбарабанила тупая, квёлая бабирусса. Он держала за уши небольшого обезьяна, посверкивающего раскосыми и жадными глазёнками.

- Женщина, ну что вы мне такое предлагаете, ну кого вы обманываете, - попробовал Артемон. - Во-первых, это джигурда свежего отлова, полгода как с дерева сняли.

- Ну хорошо, год. Во-вторых, мне нужен кастрированный самец, а у этого муди до колен и член болтается.

Мартыхай поднял глаза на потенциального покупателя и нагло ухмыльнулся, показав клыки.

- И вообще, я парикмахера ищу, а не блохочёса, - завершил он свой спич. - Тем более, за такую цену. Вы вообще такие цены где видели?

- За скока хочу, за стока продаю, - махнула рукой бабирусса. От неё пахло сельским хозяйством. Артемон, как всякий природный охотник, не любил с/х и ароматов его. Да и селюки с их селяцкими ухватками нервировали.

- Сами подумайте своей головой, - попытался зайти с другой стороны Артемон. - Этот дефолтник хорошую стрижку не сделает. Разве что волосы укоротит или ещё что-то такое. Это стоит два сольдо в лучшем случае. Я его ещё и кормить должен...

- Городской, - продавщица презрительно посмотрела на рассовавшегося пса.

- Стрижку в деньги считаешь, - ухмыльнулась свинья.

Пудель понял, что прокололся. В самом деле, местные вряд ли платили за такие услуги иначе, чем десятком яиц или крынкой с топлёным маслом.

- Евский? - бабирусса заметно напряглась. - Или с Директории?

- Нет, ну что вы, - Артемон потолкался на рынке всего ничего, но уже кое-что разнюхал. И понял, что евских здесь не любят, а директорийцев считают дураками, у которых денег куры не клюют. - Я, это, оттуда, - он неопределённо махнул рукой, надеясь, что остальное тётка сама додумает.

- Московит штоле? - озадачилась бабирусса. - Никогда московита не видала.

- Да не то чтобы московит. Так, по жизни в разные места заносило, - пудель не стал входить в подробности. - Денег скопил - в тепло переехал.

- И пральна. Чё мёрзнуть, если деньги есть, - степенно одобрила свинья. - А стригуна ты себе берёшь али кому? Ты ж вроде ровненький? Только жопка бритая, - заметила она. - А не из этих ли ты часом?

- Которые в сраку тешатся, - у бабируссы аж пятачок перекосило.

Артемон ощерился. Задницу он действительно брил наголо, так как терпеть не мог следов экскрементов на шерсти. Сносить оскорбления от тупой деревенщины он тоже терпеть не собирался. Однако силовые конфликты покупателей с продавцами на рынке не благословлялось. Да и парикмахер ему всё-таки был нужен.

Пудель повёл носом, втянул воздух. Кроме с/х, от бабируссы пахло возрастом и женской неустроенностью. Можно было попробовать развести её на бабью жалелку.

- Сама ты так, - сказал он обиженно. - Мне для девушки надо.

В маленьких свиных глазёнках загорелся еле заметный огонёк интереса.

- Я с пуделихой познакомился, - принялся сочинять Артемон. - Молодая, душевная, основа общая. Так что решили мы с ней вместе жить. Домик, может, купим... Щеночков заведём...

- Дело хорошее, - кивнула бабирусса благосклонно.

- Но она цирюльника очень хочет, - продолжал Артемон. - Чтоб ножки ей брил и кисточку на хвосте делал. Ну вы понимаете, девочка из бедной семьи. Всю жизнь мечтала ножки побрить красиво... - вздохнул он театрально.

- Ишь ты, ножки... - в голосе бабируссы засквозило завистливое уважение. -Заботитесь, значит, о подруге-то своей. У нас тут народ грубый, самцы так ваще. Врут только складно, а внутре - хуже всякого электората, им от самки только одного надоть. Уж я-то знаю... А у вас вона как... Ножки, значит... Знаешь чего, - решилась она. - Я ща у подруги спрошу. Она в Директорию переезжает, старую прислугу распродаёт за недорого. Может, у неё стригаль есть.

- Очень буду признателен, - пёс и в самом деле был признателен. Он уже отчаялся найти что-то приличное за вменяемые деньги.

Из подсобки выбралась старая пупица цвета мокрого асфальта - с оплывшей физиономией и обвисшим подглоточным мешком.

- Постой здесь, мне сходить надо, - распорядилась бабирусса и скрылась в проходе между павильонами.

- Я тоже отойду, - сказал пёс. - Поссать, - добавил он, дабы не быть понятым превратно.

Рынок выглядел довольно-таки неприглядно. По сути, это был большой огороженный участок, внутри разделённый на ряды. У самого забора торговали копытными и их же нанимали. Услужающих предлагали в серёдке. Кормёжные поддоны брали в правом от ворот углу, где располагалось что-то вроде кухни. Оправляться можно было в помойную яму в противоположном углу. Соблюдалась даже какая-то гигиена: яма была накрыта деревянным щитом и забросана еловыми вениками для отдушки. Что, впрочем, не особенно помогало.

Сколько-нибудь стоящего электората на рынке было хер да нихера. В основном предлагали всякую джигурду, кое-как приведённую к покорности домашними средствами: голодом и побоями. Опытные услужающие тоже попадались, но в основном старые и больные. Пёс приценился было к аисту - швецу и вышивальщику. За него просили всего двадцать. Но честно предупредили, что у аиста что-то напухло под крыльями, так что за долгую службу они не ручаются. Аист и в самом деле выглядел неважно, и пудель пошёл дальше, к поганой яме.

Там стояло несколько очередей к разным дыркам в щите. Самая длинная была конская, самая короткая - из хищников. Артемон пристроился к средней - та, как ему показалось, двигалась быстрее.

Впереди него стоял высокий кролик в шортах и кепке и мял в руках бумажку. Вид у него был задумчивый и несколько неотмирный, что-ли.

- Жопендриллер логопятый, крупным ёбом проебатый, - бормотал он себе под нос, - шалайка слуявая... это что же получается-то, етить твою вздридудыль во все западлюхальца... Казипуля кобелёсая, чтоб ей все гораздоёбы соборно гагуню навздрепещили! - повысил он голос.

Заслушавшийся Артемон - такой кучерявой ругани он доселе не слыхал - машинально сказал "что, простите?"

- Да я же и говорю - прищемульда лыхмопыжая! - сказал кролик, поворачиваясь. - Нет, вы представляете, у них тут нет землекопов! Дебилы блядь эскапузые, чутьчутища членобульдогие! Это... это я не знаю что такое! - признал он, наконец, своё бессилие выразить чувства, им овладевшие. - А, простите, с кем имею честь?

Разговорились. Кролик представился Роджером Веслоу из Директории, начальником группы археологов. Они вели раскопки неподалёку от старой военной базы (пудель несколько напрягся), искали какие-то дохомокостные древности (пудель расслабился), у них обвалился неправильно подкопанный глиняный пласт и задавил жуков-глиноточцев. Роджер приехал сюда в надежде закупиться землекопами, полагая, что уж чего-чего, а такого добра здесь навалом. В этом он жестоко ошибся. На рынке было полно тупорылого электората, кое-как приученного к крестьянскому труду, но профессиональных копальщиков кролик не нашёл - если не считать парочки вомбатов, да и тех, по мнению Веслоу, криволапых. Теперь он раздумывал, потратить ли на них экспедиционные деньги или всё-таки заказать нормальных жуков в Директории. Дилемма состояла в том, что к раскопкам ему хотелось вернуться как можно скорее, а совесть учёного не позволяла пользоваться негодными средствами.

Артемон посочувствовал, поделился своими проблемами. К его удивлению, кролик вник - и сразу дал ценный совет.

- Там в секции "Е", - сказал он, - я видал одну голюку носопукую. Ну такая как бы захухылица старопёржая, сидит там, скрюкопыжилась. Продаёт рака-закройщика и ещё какую-то поебь. Все правда старые как древледрощеры, песок из трощебулок сыплется. Но дело знают. Я сразу вижу, когда дело знают.

Пёс не очень-то понял, кто такая голюка носопукая: о такой основе он доселе не слыхал. Но решил, что сориентируется на месте. Прочие непонятные кроличьи выражения он и вовсе пропустил мимо ушей, а сам, справив нужду, тут же и побежал в секцию "Е", искать нужное.

Нужное нашлось довольно быстро. Загадочная голюка оказалась самой обыкновенной пседропейницей - то есть, попросту говоря, свекловицей, прошитой драценою. Продавала она портновскую мастерскую в полном составе. История была проста как три сольди: пседропейница служила у местной помещицы, некоей Кутыквы Белавенец, умеревшей при попытке снести слишком крупное яйцо. Тут же объявился наследница, вошь-поползуха, весьма самоуверенная особа. Первым делом она распорядилась избавиться от челяди и скота - хоть забить, хоть продать, но чтобы на содержание больше не тратиться. Пседропейница решила подзаработать. Портных она предлагала за сто, но было понятно, что торг уместен.

Артемон осмотрел предлагаемый электорат. Закройщиком был угрюмый рак по имени Шепталло. Он выглядел умнее семидесяти пунктов. Хозяйка объяснила, что в электорат его определили за аутизм и ворчливость. Панцирь у него позеленел от старости, но клешни резали нормально. В паре с нимработала мышь Лизетта - тоже старенькая, желтозубая, но на вид толковая. К ним прилагались серый дятел и жук-рогач, безымянные, глупые, на подхват. После недолгого торга пседропейница отдала всех за шестьдесят соверенов, и ещё подарила туесок с кормом для рака.

Довольный покупкой, пудель подмахнул стандартный договор купли-продажи, сдал электорат служителю и понёсся обратно к бабируссе - вдруг действительно удастся купить цирюльника.

На месте уже сидела жирная утка, оживлённо обсуждавшая со свиньёй виды на урожай. Рядом перетаптывались два гуся, один жёлтый, другой фиолетовый, с огромными ножницами на шее. Оранжевый был цирюльником, фиолетовый - укладчиком и эпилятором. Также имелись две коломбины для чесания пяток, мелкий гозман для рассказывания сказок на ночь, и куздра, умеющая делать маникюр, педикюр и завивку на бигудях. В завивке Мальвина не нуждалась, зато у куздры был фен поняшьего производства - очень старый на вид, но работающий. В придачу шли целых три лекаря: богомол-травник с целым мешком снадобий, жаба-физиотерапевт, а также сова - плешивая, зато с дипломом психоаналитика. После недлинного разговора Артемон узнал, что утка страдала почечуем и недержанием, отчего и завела всю эту медицинскую братию. С почечуем медикусы справились, а вот недержание так и не побороли, так что теперь болящая возлагала все надежды на Директорию с её специалистами по психосоматике. Пёс всё это послушал, всячески посочувствовал, снова рассказал историю про девушку-пуделиху и бритые ножки, и заполучил всех скопом за сто золотых. Можно было цену и спустить, но пёс понимал, что ему и так фартануло. К тому же на долгие торги не хватало времени: ещё нужно было прикупить всяких вещичек и договориться насчёт перевозки.

Вещевая часть рынка была небогата: торговали в основном сёдлами, сбруей, кнутами и тому подобным товаром. Всё же нашёлся рулон ситчика, иголки с нитками и ещё всякая полезная поебень. В самом конце ряда продавался самогонный аппарат. Артемон присмотрелся к нему - коньяк был уже на исходе - но всё-таки брать не стал: конструкция была какая-то незнакомая. Зато удалось взять соли, специй и уксуса.

В конском ряду пришлось задержаться. Лошадники задирали цены, кони хамили, большую партию брать никто не хотел. Пришлось нанять целых два возка и заплатить вперёд. Кроме того, с него содрали соверен в обмен на бумагу, которую следовало предъявлять шерстяным в случае встречи: у них, оказывается, была договорённость с рынком насчёт неприкосновенности покупателей.

Зато в другом отношении пуделю повезло: нанятые кони были молоденькими, пухленькими. Посмотрев на их задочки, Артемон плотоядно облизнулся.

Конечным пунктом поездки он назвал деревеньку Кобеняки. Где она находится, он и сам не знал - просто слышал название, а также и то, что это было куда-то дальше по тракту.

Всё прошло точно по мальвининому плану. Когда до базы оставалось меньше километра, над колясками появился ворон, сделал круг и пропал. Пудель остановил повозки, якобы чтобы справить нужду. Тут из придорожных кустов поднялись два осиных роя и облепили крупы першеронов. Тем это не понравилось, но десяток укусов привели их к покорности. Пришлось им слушаться Артемона съезжать на бездорожье. Электорат трясся на ухабах и роптал, но барражирующие осы всем своим видом как бы намекали, что глупостей делать не нужно.

Добрались впотьмах. Потом были хлопоты с размещением и кормёжкой электората - мальвинины птицы и насекомые очень постарались, но натащить корма на всю ораву не смогли. Вопрос был решён за счёт першеронов - как, собственно, и планировалось с самого начала.

Обо всём этом пудель с удовольствием вспоминал на следующий день, слушая вскрикивания Мальвины - гусь выщипывал ей подмышки - и готовя маринад для костреца. Уютно побулькивала кастрюлька на плитке, в тазике лежали и ждали своего часа промытые кишки.

Действие двадцатое. Конкремент, или Мирра Ловицкая идёт по лестнице, ведущей вниз, но спотыкается на последней ступеньке

"Does Buddha exist in the same way as I exist?" said Adept.
"You do not exist," said Buddha.

Gold Stein Rinpoche. Obliteration of the Self: Theory and Practice. - London: Secker&Warburg, 1984

Now I"m nothing
Now I"m no one
I have nothing
I have nobody to run to
I am nothing
I am no one
I have nothing
I have nobody to run to

18 дня 12 месяца Тарзана 899 года Тарзана / 18 декабря 312 года о.Х. День.
Страна Дураков, домен шерстяных, крепость Болат-Юрт.

Сurrent mood: self-destructive/сам себе враг
Сurrent music:см. выше

И он стал для неё всем - наслаждением и мучением, падением и восхищением, её хозяином, господином, повелителем, жалящим солнцем слепящим.

Он воспитывал её, вылепливал, как глину. Он немыслимые делал с ней вещи - и с телом, и с душой, и особенно с выменем. Оно теперь болело постоянно, и всякий раз по-новому. Ах эта ж боль! Смертно режущая - от щипцов. Гулкая, раздувающаяся, мгновенно заполняющая весь объём - от удара сбоку. Мучительно-тянущая, нагнетающаяся - от толстой верёвки. Звенящая серебряная боль от тонкой бечевы. Порка, бесконечно разнообразная порка. Острая проволока, впивающаяся в сосок - и это чувство, когда острый конец выходит, прорывая тонкую кожу изнутри. Раскалённая игла, пронизывающая вымя вглубь: тогда оно будто разламывается от боли. Укусы, прижигания - от этого хотелось прыгнуть в потолок. Наждак, стирающий до крови кончики сосков - потом полковник подвесил к этим ранам голодных пиявок. Какие-то особые лекарства: от них вымя становилось невероятно чувствительным, когда даже легчайшее касание болезненно.

Всё это она принимала от него с любовью и благодарностью. Как и дисциплину. О, теперь она стала такой послушной! Она только теперь поняла, что это значит - слушаться. И она слушалась - не думая, не рассуждая. Если бы он приказал ей, как маленькой, шагнуть в огонь - она бы сделала это не думая.

Дисциплинированным стало и её тело. Она теперь кончала только по разрешению полковника. Следующей стадией станет оргазм по его команде - Он сказал, что приучит её и к этому. Тогда Он обещал поставить ей клеймо. Это стало предметом её ночных мечтаний.

Однажды она проснулась, связанная ремнями, с торчащим из влагалища кабачком и двумя редьками в жопе. И она осознавала - да-да, именно в жопе. Раньше она никогда бы не назвала это очаровательное местечко таким словом. Это он потребовал, чтобы она называла его так. "Жопа", "пизда", "дойки" - ужасные, скотские слова. Самым страшным было - "морда". Теперь она должна была называть своё лицо именно так - морда. Конская морда. Как у жеребца или челядина.

Мирра Ловицкая лежала на соломе и вспоминала, как это было - когда она потеряла право называть своё лицо лицом.

Полковник Барсуков отдыхал в кресле после сеанса. Она лежала у него в ногах - избитая, униженная и счастливая. Вымя болело; вагина была сладко растерзана. Она тихо лизала ему подушечки ног. В голове у поняши что-то с треском рушилось, крошилось, куда-то падало. У неё кружилась голова, и всё кружилось - вокруг невидимой оси, ввинчивающейся, пронзающей.

Потом круженье замедлилось и она увидела, наконец, ось.

Это был член барсука - тяжёлый, мокрый, тёмно-багровый в черноту, свисающий между мохнатых ляжек, как приспущенное знамя. Он висел криво, так что были видны тяжёлые шары и сосальная дыра, аккуратно прорезанная в белом меху; но не это было главное. Главное - то был он, член. Он казался чем-то совершенно отдельным, чуждым, потусторонним. Как морское животное, которому не место на суше.

Мирре мучительно захотелось взять его в рот, ощутить жар, вкус, твёрдость косточки внутри - просто убедиться, что он здесь, что он настоящий. Она вытянула шею и потянулась к нему.

И тут же получила по лицу. То есть нет - по морде.

Оплеуха была несимволической, тяжёлой. Это было так неожиданно и так больно, что у неё пресеклось дыхание.

А пока она пыталась продышаться, в ушах загрохотал Его гнев:

- Я тебе позволил прикасаться ко мне? Как ты смела тыкать морду - ты, животное?

От таких слов у неё отвисла челюсть. Тут же она ощутила мощь рук, сминающих её уши и тянущих вперёд, на себя. Из глаз брызнули слёзы - брызнули сами, отдельно от её чувств. Нос её уткнулся в член: уже приподнявшийся, наливающийся, с заострённо багровеющим кончиком.

Потом была резкая боль в ноздре - и ещё одна оплеуха.

- Там грязно! - прорычал барсук. - На, почисти! - член ткнулся в язык.

Плачущая поняша принялась облизывать, обсасывать член, испачканный в её соплях. Слёзы стекали на пушистые яйца полковника, и она трепетала, зная, что будет наказана ещё и за эти слёзы.

Ну конечно же, она была наказана! Она теперь всегдабыла наказана. И каждое новое наказание опускало её, опускало. Она шла по лестнице, ведущей вниз, кончая от каждого шага.

Когда он дал её трахнуть другим - просто позвал каких-то нахнахов и отдал им её: связанную, дрожащую - она думала, что ничего низменнее быть уже не может, что это предел. На следующий день он заставил её пить из солдатского нужника - а потом высек кнутом за то, что от неё воняло. Тогда она тоже подумала, что это предел падения. На следующий день он ездил на ней по Железному Двору, нахлёстывая бока и разрывая рот удилами. Он был очень большим и тяжёлым. Она боялась, что сломает позвоночник - и что от натуги обделается прямо посреди двора, у всех на виду. Так и случилось - и Он тыкал её мордой в её же собственные катыхи.

А потом был подвал и мешок, сшитый для неё специально. С завязанными глазами, закрытыми ушами, она висела в этом мешке, стянутая путами, слепая и беспомощная, вне собственного тела, вне пространства, вне времени. Она не знала, где она, что она, и что с ней сделают в следующий миг. И в этом была особое счастье - полноты зависимости.

Нет, Мирра от всего этого рассудок не потеряла. Какой-то его частью она понимала, что происходит. Она знала даже, чем всё закончится. Когда-нибудь она наскучит полковнику и он её прогонит. Она вернётся в Эквестрию. Верховная встретит её и проведёт с ней час или два наедине. Розовый ветер выдует из головы всё лишнее, а прежнее вернётся на место. Она снова станет Миррой Ловицкой, полноправной вагой Пуси-Раута, зампредседательницей Комиссии по энергетике в ранге советницы-камеристки, почётной профессоркой Понивильского Университета, Покорительницей Вондерленда и кавалеркой Золотой Узды. Нет, она ничего не забудет. Но это будут воспоминания. Только воспоминания. Которые иногда можно будет обсудить с Верховной. Она не сомневалась, что удостоится Высочайшего общения - ибо Мимими отправила её в лапы полковника Барсукова ведь не просто так? Интересно, наградят ли её Бархатной Шлеёй?

Эти мысли праздно плыли в голове, как облака над землёй - не касаясь души. Которая была вся здесь, вся трепетала в ужасе и предвкушении от того, что ей придётся сделать сейчас. Сделать с собой.

Полковник никогда не оставлял её. Сейчас его не было, но он дал ей задание. Она должна была совершить кое-что особенное. Совсем особенное, доступное только эквестрийской поняше. После чего она, наконец, сможет по-настоящемупринадлежать Ему. Он ей это обещал твёрдо - сможет, сможет. Если сделает всё, как велит ей Он.

Мирра вздохнула, приказала ласке включить патефон и поставить новую пластинку, записанную полковником лично для неё. Приняла обычную позу - опираясь на запястья, касаясь головой пола. Проскинеза, простирание. Положение, которое выкопородная пони принимает только перед Верховной или перед любимой. Она делала это перед пустым местом. Только лишь потому, что так хотел Он.

- Громче! - потребовал полковник. Она знала, что это патефон, и что самого Барсукова здесь нет. И всё же дёрнулась и вытянулась, как от удара.

Патефон тихо шипел секунды две. Они показались вечностью.

- Закрой глаза, подойди к стене и убери ткань, - приказал голос.

Полковник повесил это на стену два дня назад. Закрыл чёрной тканью и запретил прикасаться.

- Отойди на три шага и открой глаза. Смотри прямо! - голос барсука был жёстким, как стек, которым он бил её.

Открыть глаза было очень страшно. Но она это сделала.

Перед ней висело зеркало - почти в полный рост. В нём сияла она сама - как божество, бесконечно прекрасное и бесконечно властительное. Не принцесса Грёза, нет, но - королев королева, властелинша планеты голубых антилоп, сходящая с небес, невесомо ступая, в дыму и сиянии молний.

Мирра никогда не страдала зеркальной болезнью. Раньше она не боялась королевы в зеркале - она всегда была сильнее её. Но сейчас, - измождённая, покорная, распластанная - Мирра Ловицкая не имела сил противиться своему образу.

- Смотри на неё, - приказал голос Барсукова за спиной. - Смотри в неё. Смотри.

Она и так смотрела, смотрела, смотрела. Глаза их встретились, соприкоснулись взоры. Взгляд ударил, ослепил, и она не сразу поняла, что слышитголос.

- Я тебе такое скажу очень важное скажу, это ты вся будешь, будешь, слушай меня слушай... - продолжала пластинка. Голос барсука стал жирным, намасленным, и легко проходил через уши прямо в голову.

У королевы в зеркале расширились зрачки. Потом взгляд расфокусировался, и Мирра видела только дрожащее расплывчатое пятно, от которого исходил свет повелевающей любви. И она таяла в этом свете.

- Хорошая моя девочка, - голос из раструба снова изменился, сладким, приторным, - у меня ты такая хорошая кобылочка лошадушка, вот я пришёл твой хозяин...

"Он меня няшит" - поняла Ловицкая каким-то краем сознания, - "он меня мной же и няшит".

- Ты теперь моя-моя вся моя хорошая любимая кобылка теперь я буду тебя оберегать защищать воспитывать нака-а-азывать... - барсук чуть-чуть позевнул на ударном "а".

У Мирры промелькнуло воспоминание. Иногда две влюблённые кобылки няшили друг друга. Это считалось опасной игрой на грани допустимого. Хотя одной летней ночкой они с Молли чуть было не...

Молли возникла перед ней - перед её душой - как стоп розового света. Молли наступала на неё, теснила, укоряла, звала к себе в рабство и предлагала себя в рабство. Но главное - она заглушала льющийся голос.

На какое-то мгновение Мирра почти что пришла в себя. Она даже нашла в себе силы отвернуться от зеркала и кинуть обжигающий взгляд на патефон.

Неизвестно, что случилось бы с полковником Барсуковым, попади он под мгновенный выплеск двухсот восьмидесяти граций. Но полковник предусмотрительно отсутствовал, и все двести восемьдесят граций достались патефону. Тот, собака такая, и не поперхнулся.

- Ты никто, ты ничто, у тебя ничего нет - лился голос из патефона, - ты никто, ты ничто, у тебя нет ничего, и тебе некуда бежать, некуда бежать, бежать некуда, некуда, ничего нет и некуда бежать...

Молли всё ещё звала, и душа Мирры разрывалась на части, но голос на пластинке продолжал шептать, и она тонула, уходила вниз, всё глубже и глубже, а Молли оставалась там, наверху, как меркнущий солнечный круг. Чёрно-красные воды смыкались над Миррой, и она падала - кружась, скручиваясь, впадая в себя - в сжимающуюся безвозвратную чёрную и алую бездну, в которой не было ничего, кроме этого бесконечного впаданья и круженья.

- У тебя нет имени, у тебя нет души, у тебя нет ничего для меня, твоего Хозяина, как же ты посмела прийти ко мне голая, пустая, ничего не иметь, ничего не иметь, тебе нечего мне дать, тебе нечего мне дать, кроме преданности, преданности, преданности...

"Как же это он так насобачился" - подумала какая-то маленькая, затаившаяся в уголке мозга капля рассудка.

- Принеси же мне всю себя, отдай мне всю себя, предложи мне всю себя...

Перед ней начали проплывать странные картины. Она лежал в какой-то серебряной клетке, прикованная цепями. Её естество было вздето на ледяную сосульку, вымя прибито к полу чем-то ужасающе твёрдым. Потом её обволокло тягучим, сдавливающим, и она догадалась, что находится в чьём-то желудке, и тот содрогался, проталкивая её ещё глубже, в кишки. В её горле пульсировал член полковника, огромный, налитой, как перезревший плод. Он же заполнял её лоно и одновременно пронзал кишки. Она понимала, что такого быть не может - но не чувствовала никакого противоречия: член был в разных местах, но он был един, и она должна была его принять всем, что у неё есть. Потом она лежала во тьме и её пожирали какие-то существа вроде червей, но ужаснее - и онахотелабыть пожранной ими, особенно там, сзади...

- Тебя нет, нет, нет... но всё вокруг тебя - это ты, ты, ты, ты... виновата сама, виновата во всём... - голос становился всё тише и тише, но она его слышала, она слышала только его.

И она снова послушалась, и осознала свою вину. И клетка, и члены, и черви - всё это были лишь её фантазии, рождённые ею образы. Это видения были ужасны и постыдны, и виновата в этом ужасе и стыде была только она. Она вообще во всём была виновата - ничтожный островок позора в море отчаяния. Но если бы её простили, она стала бы ничем, ничем, совсем ничем - потому что она состоялаиз собственной вины. Как и всё остальное.

"Быть значит быть виновным", - подумало что-то. - "И все вещи передают вину друг другу, а мир - это круг передачи" - это были не её мысли, но она это видела. Мир был кругом, вертящимся колесом, и в центре круга была она. Она была мировым лоном, сладкой пустотой, насаженной на ось, на чёрный член божества, которое вертит на себе Вселенную, вертит, вертит, похотно распаляясь, чтобы кончить, кончить, кончить, и тогда кончится всё, всё, всё.

Ловицкая была в шаге от абсолютного блаженства. Оставалось лишь скинуть своё "я" - как опостылевший груз, как рваную, провонявшую потом одежду. Не пожертвовать себя, а очиститься, чтобы чистой предстать перед полковником Барсуковым, огромным, чёрным, заполняющим собой Вселенную - о нет, он был больше Вселенной, древнее Вселенной, бесконечно мудрым и бесконечно могущественным. Он был Начало и Конец, Создатель и Разрушитель Миров, Пиздец и Зупа. И Огрызом он был, сияюще-белозубым Огрызом бездны благих пастей, всемилостивейших пастей, медленно любовно пережёвывающих сущее - им же несть числа, предела и меры, уй, уй.

Она уже склонялась в беспамятстве над этой сияющей пропастью. Нет, даже вступила в неё, и на какой-то миг...

...и вот тут-то, добравшись до её мозга, как через несколько слоёв ваты
- сперва уколола, потом пронзила! пробила! скрючила! -

О нет, нет!!! Эта боль была не той болью, к которой Мирра стремилась. Этойболи она, наоборот, желала бы всеми силами избежать. Но приходилось - да, уже приходилось - принимать её как неизбежность.

Ибо то была ни кта иная, как почечная колика.

Как и многие хорошие администраторы, Мирра Ловицкая страдала мочекаменной болезнью. Время от времени у неё выходили конкременты.

Так что симптомы она узнала сразу. Что будет дальше - она понимала тоже.

Минут через десять она, совсем не эротично постанывая, уже стучала копытом в дверь местного лазарета. Там, к счастью, заправляли не шерстяные, а хемули. Которые, не задавая глупых вопросов, быстренько её осмотрели, уложили в палату, прокололи спазмолитиками и прокапали обезболивающими и релаксантами. И всё равно: боль не отпускала, она иррадиировала в другие места, и это всё было так тягостно, что когда камушек, наконец, вышел - больно чиркнув на прощанье острым краем по мочеточнику - она уже ничего не чувствовала, кроме усталости.

Засыпая, она ощутила в душе какой-то след пережитого - угасающий, мягкий. Но сосредоточиваться на этом не хотелось. Хотелось спать.

"Я подумаю об этом завтра" - решила Ловицкая, укладывая на передние ноги сонное лицо.

Действие двадцать первое. Муцикорол, илиКот идёт не в страшное никуда

Три вещи примиряют меня с действительностью: сахар, соль и жир.

М. де Файон. Классическая кухня. - Под ред. Н. Хваткина - Рыбинск: Рыбинский Дом печати, 1997

Всё бессознательное когда-нибудь предаёт, и особенно - бессознательно усвоенная сознательность.

20-21 декабря 312 года о.Х. Закат дня.
Страна Дураков, междоменная территория.

- Скобейда злоебучая, - сказал Базилио, вытаскивая из подушечки левой ноги длинную занозу.

- О-о-оххх, - застонал в кустах Буратина. - Й-й-йяюшки...

- Стукните его в живот, - предложил крокозитроп. - Может, проблюётся?

- Вряд ли, - подала голос Алиса. - Частичный паралич мышц, капиллярное обесцвечивание кожных покровов, поверхностное дыхание. Похоже на ботулизм. Нужно делать промывание.

- Ктобудет делать промывание? - осведомился Розан Васильевич.

- Я дала ему полисорб из аптечки, - сказала, наконец, лиса. - Может, поможет.

- А я ведь говорил насчёт той рыбки - смотри не отравись, - проворчал крокозитроп. - Нет, стал жрать. Сырую.

- Там ещё эта гадость была кусачая с белой головкой, - вспомнил Баз. - Может, она ядовитая?

- Или так, - не стал спорить крокозитроп, выковыривая из-под оранжевой трубы жирную чёрную грязь.

Чистеньких в команде вообще не осталось, если не считать Буратину. Его выбросило дальше всех, так что он почти не испачкался. Зато он был нечист внутренне и от этого страдал.

Поплохело деревяшкину ещё в лифте. Причём сразу и резко: он схватился за живот, упал на пол и мелко-мелко задёргался. Увы, первой помощи ему никто не оказал. Наоборот, все отступили подальше - вдруг блеванёт. Но бамбук не блеванул, только глазки закатил.

Дальше случилось нечто неожиданное и неприятное крайне.

Сначала лифт остановился и мелко-мелко задрожал. Потом сверху раздался громкий и гадкий звук - что-то вроде чпока с подхлюпом. Дальше кабина рванула вверх и прямо в движении открылась.

Базилио успел увидеть кусочек нежнейшего персиково-золотистого заката. Тут же неведомая сила выдернула его из кабины, крутанула в воздухе и шваркнула во что-то густое, липкое и противное. Кот не успел осознать произошедшее, как над ним вперёд ногами пронёсся крокозитроп. В ту же секунду на него свалилась увесистая алисина сума с медикаментами. Сама Алиса плюхнулась где-то рядом, с оханьем и писком. Наконец, из раззявленного зева кабины вывалился Буратино, завис в воздухе - и вдруг полетел, ускоряясь, куда-то на восток. Кабина же, встряхнувшись и захлопнув дверцу, упала вниз. Снова раздался тот же чпок-плюх. Липкая гадость содрогнулась и кота из себя выплюнула, ещё и наподдав под копчик какой-то корягою.

Кот пришёл в себя на краю маленького болотца, грязного и вонючего. В него-то, видать, его и макнуло. И изрядно извозюкало.

Базилио вздохнул, лёг на склон повыше и занялся туалетом.

Всем остальным, чтобы очухаться, выползти из всяких пропердей и засраций и собраться вместе, потребовалось минут десять. Дольше всего искали Буратину. Нашли его застрявшим в ракитнике. Он там лежал, тихонечко и равномерно постанывая. Алиса как-то сумела влить в бамбучью глотку чистой воды и запихнуть туда же лекарство.

- Й-извините, - встряла лиса. - А мы вообще где? Кто-нибудь знает?

Баз включил внутренний навигатор и тут же обнаружил буквально рядом со своим местоположением метку с комментарием - "Трактир Щщи".

Настроение у Базилио улучшилось. Места оказались знакомые, понятные. К тому же ему стало любопытно, что произошло в едальне после того достопамятного посещения.

- Мы на границе Зоны, - сказал он. - И прежде чем мы туда пойдём, предлагаю подкрепиться. То есть поужинать.

- Чем Дочь пошлёт, - коту захотелось побыть немного загадочным. - Еда там, - он показал на жиденькую сосновую рощицу. - Возражения есть?

Возражений ни у кого не было, кроме разве что Буратины. Тот кое-как оклемался и встал, но быстро идти не мог. Желающих его нести не нашлось. Поэтому на преодоление плёвого, в общем-то, расстояньица ушло минут двадцать.

Шли молча: кот впереди, за ним семенила лиса. Сзади, постанывая, плёлся бамбук. Замыкал процессию крокозитроп. Он шагал размеренно, покачивая глазом, погружённый в свои размышления.

Не обошлось без происшествия. Когда они были уже возле сосновой рощи, справа, откуда-то из воздуха, соткалось что-то вроде миража: холм с маленьким городком, над котором стояло солнце. Видение было очень натуральным, так что Базилио даже исследовал его в рентгене. В рентгене он, впрочем, ничего не увидел, а в инфракрасном свете узрел только какие-то зигзаги и дымы.

Розан Васильевич был впечатлён больше. Он довольно долго пялился на мираж, вертя блестящим глазом.

- Гм, - сказал он, наконец. - Очень, очень странно.

- Что странного? - не понял кот. - Это просто аномалия какая-то. Я такие штуки видел, - он вспомнил своё гостевание у Дуремара Олеговича и его "зомбоящик".

- Я не про медиум, а про мессидж, - непонятно сказал крокозитроп. - Вы ничего не замечаете интересного? В этой картинке?

Кот настроил оптику. Стало видно, что это никакой не холм, а островок. Городок, приблизившись, тоже выглядел странновато: казалось, в его архитектуре было нечто неестественное. Базилио почему-то подумалось, что эти строения куда лучше смотрелись бы под водой.

- Видите? Вы видите? - крокозитроп протянул сразу три трубы к миражу. - Хоть кого-нибудь?

- Нет, никого нет, - сказал Базилио. - Может, у них сиеста?

- Очень сомневаюсь, - сказал крокозитроп. - Это Олдерни, одна из основных баз Хохзеефлота в Северном Море. Никогда бы не подумал, что увижу это место своим глазом... Но там никого нет, и я не вижу их флага. Базилио, посмотрите внимательнее...

В этот момент мираж мигнул и пропал. Вместо него появились какие-то поля, потом виноградники, мелькнула сосновая роща. Солнце вспыхивало то справа, то слева, всё крутилось и вертелось, быстрее и быстрее. Коту быстро надоела эта свистопляска и он, отвернувшись, решительно двинулся вперёд.

"Щщи" стояли где положено и на первый взгляд не изменились: то же самое приземистое строение с плоской крышей и глухими стенами. Однако коту сразу почуялось неладное. Что-то было не так, вот только непонятно что.

Вблизи перемены оказались заметными и по большей части неприятными. "Щщи" заметно сдали. В щелях бревенчатых стен завёлся мох. С крыши свисала какая-то дрянь. Крыльцо перекосилось, и было видно, что чинить его никто не собирается. А главное - стояла тишина. Из зала не доносилось ни музыки, ни смеха, ни даже звуков доброй кабацкой драки. Впечатление было такое, что кабак заброшен.

Единственным предметом, выглядящим ново и свежо, была вывеска. Голубенькая с розовой окантовкой, она очень выделялась на общем сумрачном фоне. Но и она не столько радовала, сколько озадачивала, ибо на ней было написано: "Харчевня Три Пескаря". Внизу крупными буквами было добавлено слово "ХАЛЯЛЬ".

Базу всё это очень не понравилось. Он посмотрел в рентгене сквозь доски и никого не обнаружил. Тогда он осторожно потянул дверь на себя. К его удивлению, она легко открылась, даже не скрипнув: петли были явно смазаны.

Насколько коту помнилось, за дверью должен был быть короткий тёмный коридорчик. Он и вправду был, и за истёкшее время длиннее и светлее не стал. Быка-охранника не было. Зато появилась пыль, грязь и запах палёной шерсти.

А над дверью в зал была прибита голова крота.

Надо сказать, выделана она была качественно. Таксидермист даже сумел придать невыразительному кротовьему рылу толику радушия и доброжелательности. В зубах голова держала табличку с надписью "Добро пожаловать!"

Голову кот узнал. Это был Карл, позывной "Римус", с которым они тепло и по-дружески расстались после тризны по петуху Защекану.

Зал тоже изменился - не то чтоб разительно, но ощутимо. Светящихся палок стало меньше. Через деревянную лестницу с вертящейся ступенькой перекинули пару досок. Брутального вида столы, сколоченные из плах и толстых досок, куда-то пропали. Вместо них стояли невыразительные столики и стулья, совершенно одинаковые - все для хомосапых. Дверь в биллиардную была ликвидирована как класс. Как и сама биллиардная. На её месте стоял самый натуральный очаг, с вертелами и сковородками. От них шёл такой дух, что у кота аж слюньки потекли, а местами даже и вспенились.

И при всём при том зал был пуст. Ни единого посетителя не было в нём в этот поздний, голодный час. Ни - ко - го, то есть абассалютно.

За стойкой спал стоя жирафчик Мариус. Голова его - почему-то украшенная шапочкой - лежала на верхней полке, где раньше были стопки и бокалы. Теперь их не было: стойку украшали исключительно чашки и кружки.

Кот пересёк зал, подошёл к стойке и постучал по ней кулаком.

Жирафчик дёрнулся, отпрянул. Потом открыл глаза. В них последовательно отразились: 1) непонимание, 2) узнавание, 3) ужас. Он потряс головой, будто пытаясь отогнать кошмарное видение. Зажмурился, проморгался. После чего внезапно выскочил к гостям, низко кланяясь. Шапочка слетела с головы, и кот увидел голую воспалённую кожу и кривые швы.

- Милостивые государи, здоровья и добра, прошу вас, прошу, - затараторил жирафчик, заикаясь и глядя в потолок. - Мы рады, мы очень рады, господа, что вы удостоили своим присутсвием... присуствием... - никакой радости на лице длинношеего Базилио не заметил. Впрочем, решил он, проблемы кабатчика должны волновать посетителя не в первую очередь.

Морду жирафчика, и без того не особо приятную, вконец перекосило - как будто пред ним встал слон и потребовал анальных услуг.

- Водки н-н-нет, уважаемый Б-б-б, - заикаясь, выговорил он, явно пытаясь вспомнить имя кота, но не продвинувшись дальше первой буквы.

- Тогда пивасика тёмного, - тем же тоном сказал кот.

- У нас нет н-н-никакого алкоголя, - жираф опустил голову.

- Н-н-н-не н-н-не-на... - залепетал Мариус, дрожа как осиновый лист.

"Да что ж тут такое творится-то", - досадливо подумал кот и спросил еды.

Жирафчик немного приободрился и сказал, что с едой всё нормально и почему-то добавил, что всё халяльное. Однако жрачка оказалась вполне себе ничего: жареный барашек, гусёнок с вертела, пара голубей. Мариус свистнул подавальщицу - располневшую рыжую выдру, закутанную в чёрный платок по самые глаза - которая ловко сдвинула столы, принесла тарелки и приборы, а также огромный медный чайник, полный кипятка. Мариус лично заварил дорогим гостям чай с мятой. Кот выдул целую кружку и только после этого почувствовал, до чего же голоден. И перевёл желудок на форсированный режим.

Минут через десять всё устаканилось. Баз уплетал барашка. Алиса осторожно обгладывала голубиное крылышко. Розан Васильевич вежливо, но твёрдо отказался от сухопутной кулинарии, попросив себе только чистой воды и мелкой сырой рыбы. Что касается бамбука, он смотрел на стол с тоской - его до сих пор мутило. Алиса, сжалившись, посоветовала ему съесть что-нибудь абсорбирующее. Мариус достал тёплую, свежевыпеченную чиабатту и оторвал от неё три корочки. Буратино сумел впихнуть в себя одну, после чего вылез из-за стола и побрёл в угол, где лежало что-то вроде собачьей подстилки. На неё он прилёг, скорчившись так, что колени упирались в подбородок - и забылся в изнеможении.

На это уже никто внимания не обратил. Все насыщались.

Утолив первый голод, кот снова взялся за жирафчика, требуя алкоголя - или хотя бы объяснений, почему его нет. Мариус повздыхал-повздыхал, присел вместе с гостями, положил себе овсяного пирога, и принялся рассказывать.

После всех перипетий на заведение наложили-таки лапу шерстяные. Вольную торговлю артефактами и снарягой они переключили на себя, цены установили свои. Естественно, артефакты тут же поплыли в другую сторону - нахнахи очень уж жадничали. С другой стороны, оружия и снаряжения стало даже больше, как и порядка, а сталкерских грошей всё ещё хватало, чтобы выпить и закусить. К тому же в "Щщи" повадились ходить курсанты из Гиен-аула. Они и раньше тут появлялись (с ними-то Базилио и поцапался в ноябре), но теперь рядом проложили хорошую дорогу с постоянным почтовым сообщением. Так что клиентуры прибавилось.

Увы, новые гости оказались проблемными. У шерстяных всегда были тяжёлые нелады с выпивкой из-за каких-то особенностей обмена. Поэтому алкоголь в конце концов объявили харамом и запретили. К сожалению, нахнахи строго блюли учение Тарзана только в казармах и под приглядом начальства. Несмотря на все запреты, они всё равно требовали водки и вина. И получали водку и вино, так как спорить с шерстяными было себе дороже. После чего перепившиеся военнахи начинали буянить. В подробности Мариус не углублялся, но, судя по кислой морде жирафчика, буянили они от души. Потом они отрубались, а утром жутко мучились от отходняка и отпаивались холодным пивасом.

Кончилось всё это предсказуемо. После очередной пьянки в "Щщах" помер молодой курсант из хорошей семьи, блюдущей традиции. Глава семейства, старый седомудый дедушка, объявил кровную месть всех, кто пил с его внуком и не оказал помощи. Тарзану пришлось вмешиваться лично. Дедушку улучшили, семью профилактировали. После чего Тарзан отправил в "Щщи" нюфнюфа с требованием разобраться, наказать виновных и устроить всё так, чтобы больше проблем не было.

Нюфнюф был старым и опытным. Для начала он выбрал виновного. Им стал крот Карл: у него было нехорошее прошлое силовика. Крота убивали не очень долго, но зрелищно. Под конец у него осталась только голова, которую выделали и повесили над входом, в назидание. Мариуса тоже пытали, но не слишком долго и без существенного вреда для здоровья - кому-то ведь нужно работать.

Первое время всё было нормально. Но потом кто-то стукнул, что в заведении подаётся свинина. Свиней нахнахи почему-то считали харамными. Напрасно жирафчик объяснял, что это была тризна, что тело кабана принесли с собой его друзья, а сам он был очень уважаемым существом и прекрасным электромонтёром. Мариусу сняли скальп и несколько раз облили ободранные места спиртом. Потом, правда, привели доктора и тот зашил рану, так что жирафчик выжил. После этого нюфнюф как с цепи сорвался, объявил заведение строго халяльным, запретил спиртное вообще, приказал выкинуть всю мебель, не предназначенную для нахнахов, а также зачем-то сменил вывеску, заявив, что "Щщи" - это название супа, в который добавляют свинину. Это было совершеннейшей неправдой, жирафчик пытался это доказать, но не преуспел.

Так кончились старые "Щщи", а на их месте образовались "Три пескаря".

Клиентура сменилась полностью: сталкеры теперь сюда не ходили, а ходили в недавно открывшуюся на Зоне упыриную едальню "Борзч". Где не только наливали вдоволь, но и показывали какие-то "новости", "передачи" и "токшоу". Кот было навострил уши, да напрасно: жирафчик сам не знал, что это всё такое, зато надзирающий нюфнюф предупредил его, что это всё харам... Так что в "Пескари" ходили в основном нахнахи... да, собственно, больше никто и не ходил.

Кот, разомлевший от тепла и сытной еды, слушал жирафчика вполуха. И думал о том, почему Мариус - наверняка скопивший за годы самоотверженного труда кой-какие капиталы - не свинтит отсюда в Директорию. Чего это вдруг жирафчик так испугался - и причём испугался именно его, Базилио. И, наконец, почему это после первого испуга он стал таким откровенным и радушным.

Чтобы подкормить мозг, кот окунул чиабатту в черёмуховый мёд и отъел огромный кусок. То ли от этого, то ли от чего ещё, но просветление и в самом деле наступило. Правда, частичное и неполное, но всё-таки.

Рассуждение у Базилио получилось такое. Если жирафчик терпит все эти издевательства и не сваливает, значит, на это у него причина есть. Таковой может быть или страх, или корысть. Шерстяные сами по себе страшны, значит - корысть. То есть Мариус участвует в каком-то очень прибыльном деле.

Кот подумал о том, на какие шиши вообще существуют "Пескари". Бизнес-модель "Штей" была понятна и ежу: основные деньги делались на артефактах, снаряге и разводке первоходов, кое-что поднимали на спиртном, жрачка входила в комплект услуг. Но безалкогольная столовка для курсантов? Чем она могла быть интересна в плане бабосиков?

Чтобы удостовериться, кот присмотрелся к меню - оно лежало на столе ценником вверх - и прикинул стоимость съеденного. Получалось, что пиршество обойдётся где-то в соверен. И это всё, что заведение заработает за этот вечер?

С другой стороны. Для кого вообще было приготовлено угощение? Похоже, жирафчик этим вечером кого-то ждал. Не партнёров ли по этому самому бизнесу? Судя по тому, что он заснул за стойкой - так и не дождался. Кота он испугался, потому что узнал, вспомнил о его возможностях - и принял... принял... - тут Базилио аж заурчал, до того убедительно всё складывалось - принял за нанятого киллера. Из чего следовало, что рыльце у жирафчика в пушку, и что перед своими контрагентами он в чём-то виноват.

"Крысятничает" - решил Базилио, разглядывая мордочку Мариуса. И впрямь: что-то нечестное, неблагородное таилось в жирафьих чертах, играло в носогубных складках, неосязаемо висело на вытянутой морде, как некая непотребная вуаль. Несомненно, он был нечист на копыто! Нечист, нечист!

С другой стороны, - думал кот, поедая чиабатту, - а кому какое дело до сомнительных занятий Мариуса? Всё, что им сейчас нужно - еда. Ну и перекантоваться до полуночи. После чего они уйдут на Зону, где начнутся совсем другие проблемы. Так что можно со спокойной совестью и дальше предаться чревоугодию.

И он со спокойной душою принялся за жареного карася, самого жирного из шести принесённых Мариусом. Тем самым вознаграждая себя за долгое воздержание.

Справка. Как оно всё было на самом деле

Вообще-то Базилио, хоть и мыслил в правильном направлении, но в общем и целом ошибался. Ибо жирафчик кое о чём умолчал, кое-где соврал, а кое-что представил в ложном свете. И его можно было понять - очень уж нелестной была реальная ситуация, в которую он попал. Впрочем, и он не знал всей правды.

Начнём с того, что никаких денег у Мариуса не было. Потому что нюфнюф и его подручные легко выпытали у жирафчика всё о его захоронках и тайниках, и все их обчистили. Что и неудивительно - жираф был по жизни трусоват, боялся боли и увечий. В отличие от крота-спецназа, который умер, посылая всех на хуй.

Разумеется, неконструктивное поведение крота жирафчику предъявили. Как и недостаточность добычи. Как и то, и сё и ещё всякое сверху. В общем, он, как и полагается мелкому коммерсу, оказался кругом виноват и всем должен. Прежде всего нюфнюфу, который тем же путём стал официальным совладельцем заведения. И уже раскатал толстые свои губеня на мани-мани.

Авотхуй! Буквально на следующий же день нюфнюфа посетил Болотный Доктор. Разумеется, не лично, а в виде изображения. И уведомил жадного законоучителя, что он, Доктор, крайне недоволен сложившейся ситуацией. В связи с чем он открывает новое заведение, уже на Зоне, и все артефакты, снаряга и оружие пойдут через это новое заведение. Любые попытки причинить неприятности будут пресечены и наказаны, причём первым наказанным будет нюфнюф лично. В заключение он издевательски заявил, что считает название "Щщи" своей интеллектуальной собственностью, а потому воспрещает впредь его использование. На все крики, вой, рычание и угрозы духовного лица доктор Айболит спокойно говорил - "жалуйтесь Тарзану".

Нюфнюф так и сделал: добился аудиенции и пожаловался. Однако Тарзан повёл себя странно. Вместо того, чтобы покарать мерзавца и восстановить справедливость, он хмуро выслушал нюфнюфьи неудовольствия, после чего ещё более хмуро сказал "иды работый давай". Тот понял всё правильно и попытался решить вопрос своими силами - послал на Зону отряд нахнахов, чтобы те нашли Болотного Доктора и преподали ему урок. Нахнахи не вернулись, зато кое-какая недвижимость жадного нюфнюфа неожиданно сгорела. После чего Болотный Доктор навестил законоучителя ещё разок. Неизвестно, что он сказал нюфнюфу, но на следующий же день случилось всё то, о чём с такой грустью рассказывал Мариус - эпизод с кабаном, скальпирование, охаляливание and so on.

Однако нюфнюф оказался умнее, чем можно было подумать, исходя из предыдущего. Потеряв бизнес, он нашёл бывшим "Щщам", а ныне "Пескарям", иное применение.

Месяца полтора назад до описываемых событий Тарзан, подстрекаемый полковником Барсуковым, подписал указ о необходимости всем официальным лицам задекларировать имущество и денежные средства, а также указать источники доходов. Законоучители к официальным лицам относились, и у них у всех было кое-что, чего они не желали показывать Тарзану. У данного конкретного нюфнюфа тоже были некие источники дохода, коих он не хотел лишаться, а декларировать их было ну совсем нельзя. Тогда он решил использовать "Пескарей" в качестве финансовой прачечной.

Обычная схема использования общепитовской точки для отмывания денег крайне проста. Открывается или приобретается заведение. Число посетителей завышается, прибыль от несуществующих клиентов считается отмытой. Эмпаты могут определить, что число посетителей в определённый день отличалось от заявленного, но очень-очень приблизительно. К тому же в "Пескарях" вроде как производились и сделки, касающиеся оружия и снаряжения. Реально всё это подгрёб под себя новый "Борзч", но видимость активности в этом направлении поддерживалась. Так что по документам "Пескари" приносили неплохую прибыль, с которой нюфнюф выплачивал налог и долю Тарзану, зато остальное мог тратить уже легально. В реальности же заведение едва-едва себя окупало - и то лишь потому, что жирафчик экономил на всём чём только можно. В первую очередь - на персонале. В описываемый момент в "Пескарях" работал он сам, выдра-подавальщицаЛёля и один-единственный бык-охранник. Которого Мариус этим вечером отослал пораньше.

Почему отослал? Потому что гадский нюфнюф повадился использовать "Пескарей" ещё и как безопасное место для попоек и всего такого прочего: старый обезьян любил дерябнуть в компании, но боялся доноса. Поэтому он заявлялся с дружбанами в "Пескари" вечерком, когда курсанты были уже в казармах, ставил свою охрану, закрывался и закатывал там пиршества на свой вкус. Соответственно, Мариусу приходилось прятать у себя и водку, и не только водку. При этом жирафчик прекрасно понимал, что в случае любых проблем по этой части виноват окажется он. Собственно, сегодня и намечалась очередная пирушка. Однако нюфнюф с дружками так и не прибыл. Мариус, естественно, приссал. Ну или, выражаясь деликатнее, был взволнован.

Жирафчик не знал, что его мучитель сам провёл вечер в пыточном подвале. Два свидетеля показали, что нюфнюф неуважительно отзывался о Тарзане, который, по его словам, совсем забросил боевых товарищей (ай-ай!) и живёт с какой-то самкой (тьфу!), похожей на маленькую кошку (тьфу-тьфу, харам!). Тарзан огорчился и решил потратить немного своего драгоценного времени на законоучителя. И объяснить ему, что сплетничать нехорошо. Это было большой милостью - ведь он мог отдать его полковнику Барсукову.

А вот кота жирафчик испугался по другим причинам. В прошлый визит Базилио он продал ему гнилую снарягу, а корень, защищающий от барабаки, был и вовсе фальшивым. Он был уверен, что кот с Зоны не вернётся, вот и сэкономил. Появление кота трудно было объяснить чем-либо кроме желания спросить за старые грехи. Убедившись, что это не так, Мариус - и без того запуганный и сломленный -решил, что на сей раз пронесло и расслабился. Более того, в компании кота и его друзей ему стало как-то спокойнее. Он даже - в глубине, в самой глы́би своей гниловатой душонки - возмечтал о том, как хорошо было бы, если бы нюфнюф всё-таки припёрся, и чтобы кот его бы убил, а потом можно было бы попытаться свалить всё на кота... особенно если бы кота взяли живьём... ах, мечты-мечты, они такие смешные бывают.

Алисе не спалось. Она крутилась на матрасике, свивалась в клубок, прижималась спиной к тёплому очагу, и вспоминала структурную формулу аденозинтрифосфорной кислоты. Обычно это помогало ей расслабиться. Но сейчас сон не шёл.

После сытного ужина вся компания не знала, чем заняться. До полуночи было ещё несколько часов. Есть не хотелось. После рассказа Мариуса разговор как-то не клеился, все были на нерваках. Розан Васильевич откровенно клевал носом - ну или что там у него было вместо носа. Так что, после недолгого обсуждения, все решили поспать на дорожку.

Жирафчик устроил кота и крокозитропа в подсобке. Алисе там было холодно и она попросилась лечь у очага. Мариус принёс ей матрас с заметной кротовой ноткой, и одеяло, пахнущее выдрой. Оба запаха были так се - но не то чтобы уж совсем фу-фу-фу. Так что лиса легла на матрасик, укрылась одеяльцем и приготовилась заснуть.

Увы, заснуть не получалось. Душу точила неприятная мыслишка.

Алиса ворочалась и думала, что могла бы ведь сегодня избавиться от Буратины. И очень даже просто. Достаточно было вместо полисобра дать перорально что-нибудь вроде дентрокала, а потом сделать укольчик муцикорола. Тогда деревяшкин отдал бы концы тихо, безболезненно, и никто ничего не подумал бы. Просто ей в тот момент не пришло в голову, что так можно. Почему, почему?

В конце концов она поймала себя на мысли, что ей не хотелосьэтого делать. Нет, бамбук ей был по-прежнему неприятен, и она по-прежнему намеревалась от него избавиться. Но просто убить его - даже не пустить на препараты, даже не для еды, а вот просто так - в этом было... было что-то... лиса задумалась, ища слово. В конце концов оно всплыло. В этом было что-то безответственное,вот.

Лиса грустно усмехнулась, осознав, до чего же в неё въелись институтские нормы и правила. С институтской точки зрения Буратина был годной, жизнеспособной заготовкой, в которую были вложены чьи-то силы и труд. И эта точка зрения - ну очень некстатняя здесь и сейчас - оказывается, тихонечко жила в её душе и на неё исподтишка влияла.

По этому поводу Алиса очень на себя рассердилась и вообще расстроилась. Конечно, любая нормальная самка на её месте знала бы, что делать: найти подходящего самца и устроить ему сцену, закатить скандал на пустом месте, вынести мозг какими-нибудь идиотскими требованиями и т.п. В результате чего виноватым оказался бы он, а не она - по крайней мере, в её собственных глазах. Но лиса была наивна и не знала этого простого женского правила. Всё же её потянуло - чисто инстинктивно - к Базилио. Она тихонечко встала и пошла к подсобке.

Не дойдя до двери, она остановилась: из закрытого помещения доносились тихие голоса. Крокозитроп и Базилио о чём-то переговаривались.

Ей стало любопытно. Она подобралась к двери - очень осторожно - и приникла к ней ухом.

- ...всё-таки хотелось... объяснения, - говорил кот очень тихо.

- Вы к кому обращаетесь? - поинтересовался крокозитроп. - К Дочке-Матери?

... знаете, - так же тихо сказал Баз. - Про... под землёй.

- Допустим, знаю, - рыбон возвысил голос, его стало слышно. - Я вообще многое знаю. И до сих пор жив. В том числе и потому, что у меня есть непреложное жизненное правило. Держать оба рта на замке. Чтобы не проговориться. Даже случайно. Понимаете?

Лиса подумала, что говорливый Розан Васильевич в этом вопросе себе льстит.

- Не... - ответил кот. Лиса решила, что второе слово похоже на "понимаю".

- А напрасно, - крокозитроп чем-то зашуршал. - Я пытаюсь донести до вас относительно несложную мысль. Для того, чтобы делиться информацией, нужны веские основания. Например, благодарность за оказанную услугу.

- Что сделать-то? - не вполне вежливо, зато достаточно громко перебил Баз.

- Осторожно, по возможности не причиняя боли, пробить или сжечь барабанную перепонку левого уха. Желательно также рассечь слуховой нерв. Мне, - добавил он для ясности.

- М-м-м-м-м... А может, не надо? - спросил кот. - Мало ли что наговорил этот, с усами.

- Этот с усами зря не скажет, - уверенно заявил крокозитроп. - И лучше уж сразу.

- М-м-м-м, - протянул Базилио. - Вы свою анатомию хорошо знаете?

- Не очень, - признал Розан Васильевич. - Но левое ухо я у себя найду. Вот внутри что там - это вы должны посмотреть. Но вы ведь можете.

- Тогда, - заключил кот, - нам нужна Алиса. Я не очень разбираюсь в биологии. Могу сжечь что-нибудь не то. Как Алиса проснётся, и займёмся... Так что же насчёт истории? Откуда эта хрень под землёй? И зачем она?

- Это долгая история, - сказал крокозитроп. - Вообще-то я не имею права её рассказывать, это тайное рыбонское знание. Но чего уж теперь-то.

- Тоже верно, - согласился кот. - Только, пожалуйста, во всех подробностях.

- Ну, вы сами напросились. Теперь слушайте. До начала...

Лиса подалась чуть вперёд. Половица под ней жирно, предательски скрипнула.

- Там кто-то есть, - сказал крокозитроп. - Посмотрите в рентгене.

- Пожалуй, - сказал Розан Васильевич холодно, - я расскажу эту историю в другой раз.

- Вы мне не доверяете? - осведомился кот тем обиженно-скандальным тоном, каким обычно говорят виноватые в мелком вранье и на этом пойманные.

- Отчего же, - язвительно сказал крокозитроп. - Но я теперь не доверяю вашему гайзерскому зрению. Оно у вас, похоже, сбоит. Отчего бы?

- Если вы не доверяете моему зрению, - ответил кот уже со злостью неприкрытой, - я не смогу сделать вам операцию, о которой мы договаривались. Попробуйте договориться с Алисой. А я, с вашего позволения... - что-то скрипнуло, потом раздались шаги.

- Постойте, - сказал крокозитоп. - Подождите! - повысил он голос. Тщетно: дверь хлопнула, и через пару секунд Базилио прошёл мимо сжавшейся Алисы. Шаг его был так твёрд, что лисе вдруг показалось - он сейчас уйдёт совсем, уйдёт в ночь, в никуда, бросив их всех здесь. Она чуть было не побежала за ним, но вовремя услышала, куда сворачивают шаги. Кот направился не в страшное никуда, а всего лишь в сортир.

Лисе внезапно сделалось очень стыдно и противно. Настолько стыдно и до того противно, что она, сжавшись и опустив глаза, сделала два шага вперёд и открыла дверь подсобки.

Там было тесно, горел очень тусклый свет. На узенькой коечке сидел Розан Васильевич. Разноцветные трубы его бессильно свисали с плеч, как толстые переваренные макаронины. Глаз болтался на стебельке, как последняя, уже ненужная слеза после перегоревшей ссоры.

- Й-извините, - сказала лиса. - Это я была. Я случайно. Не могла заснуть, потом услышала, как вы разговариваете... ну... и вот... глупо всё так получилось... - она неожиданно для себя всхлипнула.

- Не плачьте, Алиса, - неожиданно мягко сказал крокозитроп. - Вы ни в чём не виноваты. Никто не виноват. Это всё тентура.

- Что такое тентура? - сказала лиса, чтобы хоть что-то сказать.

- Именно это я и собирался рассказать вашему другу, - крокозитроп совсем по-хомосапому вздохнул. - Если совсем просто, тентура- это машина времени. То есть само время и есть машина. Она тянет существа к смерти и направляет эволюцию к разуму.

- Ой, - лиса затрясла головой. - Й-извините, я ничего не поняла. Кто куда кого тянет? Можно с начала?

- Ну хорошо, хорошо. Давайте с начала. Святым именем Пронойи Чистого Света, Самородной Молнии, Первой Мысли Вселенной, - торжественно-благоговейно загундосил крокозитроп. - Установлен эон Земли Преступления Эпинойей, последней рождённой в Первом Небе, имя которой Аркона...

Неизвестно, что ещё поведал бы Розан Васильевич. Однако продолжить свой спич было ему не суждено.

Ибо в эту самую секунду до них донёсся возглас Базилио, полный неподдельного изумления:

Интроспекция несложная. Голову, Лёля!

В. Брюсов. Стихотворения. Лирические поэмы. - М., Московский рабочий, 1979

Ей всего лишь блядь семнадцать
А она сосет как стерлядь.

Степан Ж. "Позорно маткой прикрываясь...": Стихи о бабском сословии. - Серия "Overdrive" - М., Ультра.Культура, 2005.

Страна Дураков, междоменная территория.Трактир "Три Пескаря"

Сurrent mood: sexy/задериюбчатое
Сurrent music: Лолита Милявская - Шпилька-каблучок

Пипец у меня стал пузончик. И попуська, роднулька моя, тоже раздобрела. В юбку белую не влажу.

Другая выдра на моём месте на диетку присела бы. А я себе такая даже нра. Ну, полненькая я, и чо теперь? Самцы, они на кости не бросаются. Даже собачьи. Лично проверено.

Ну а юбка - ну а чо юбка? Я к этому спокойно. Важно, что под юбкой. А у меня там всё оч. хор.

Хотя канеш обидненько. Юбка шикардос, такая юбка раз в жизни случается. Ну мож расставлю. Или всё-таки присяду на диетку, нельзя столько жрать. Как хомяк прям какой-то стала - точу и точу. Тоже ведь не дело.

...Так-так, тарелки я помыла. Блядь, Марек на моющих экономит. Ну лана, я вслуччо языком ототру. Но вот что бы лишний флакон Файри купить? Стоит всего двенадцать сольди, хватает надолго, я экономная. Нет, ты давай Лёля всё чисть язычком, песочком, мылом хозяйственным, какое крестьяне на хуторах варят. Экономит на том гроши какие-то, а я значит ебись в плохом смысле. Меня такое отношение подбешивает, если чесна.

Вот шёрстка моя тоже. С шёрсткой мене чё-та решать надо. Сечётся она у меня и не блестит. На мосе ваще ужас чо творится. Я и гельюнатиралась, и кремилась. Всё та же хня.

Кста, я тут кремушек хороший для подшёрстка надыбала. У офеней взяла, они к нам ещё пока ходят. Сначала сумлевалась как-то, а потом взяла. Оказалось крутяк. Ароматик такой нежненький, я прям пищу с него. Особого эффекта пока нет, но мож потом будет.

А вот с хвостом бедулька. Он у меня и от природы тощеват, а тут как-то совсем сдулся. Не, ну чё за дела? Жопа растёт, а хвост тощеет. Это ваще как? Попробыла фитнес, чтоб мышцу прокачать. Хуй на! Обломинго злоебучее. Хотя если честно - сколько я делала того фитнеса? Но всё равно - хнык!

И ваще. Грустяшка какая-то всё вре. Настроение поганейшее, кружки-тарелки из лапок валятся, ничего не получается, я себя заставить улыбнуться не могу...

Раньше-то, когда мы "Щщами" назывались, с этим у меня нормуль было. Придут сталкера́ пиваситься, а я за стойкой такая вся рыжая-бесстыжая. Облизнусь, мосю в профиль покажу, глазками тудык-сюдык поделаю - мальчики все мои, тока выбирай. Зайдём в подсобку, я на скамеечку прилягу, под попу чёнть подложу мякенькое - и о-ля-ля!

Ещё и подарочки дарили. Бусики там, цепку, кулончик. Или денюжку.

А вечерясь Боба Сусыч меня на столе раскладывал и тулулил. Или на столе, или встоячка́, это у него настроение какое будет. У Бобика огуречик был как раз под мою муфточку. До маточки доставал, но не грубо, а нежненько так. Я прям нереально текла и пищала. Одно вот только плохо: вяловат у него писюнчик, особенно когда Боба выпимши. Моя девочка любит твёрдый, чтоб вот прям ух! И чтоб долго.

Не, ну а чо? Я саму́ля в соку. Чо ж моей девочке пустовать-то?

Когда Боба сдристнул, главным в "Щщах" стал кротяра, Римус звали. Ну, мене он тоже внимание уделял. Вот у него хуишко был мал да удал. Кремень! Но размерчик так се. Зато в жопку с ним хорошо было. Я тогда прям возлюбила енто дело - в жопку чих-пых.

Ну а теперя - досвидос, поебушечки! К нам одни нахнахи из училища ходят. Им вообще самку нельзя, они друг друга в пукан голу́бят. Традиции у них такие. Я щитаю - в хуй бы такие традиции.

...Так, сковородочка готова. Отчистила. Даже на запах ничего нет. Умничка Лёля. А вот с курсантами у меня так ничего и не вышло.

Я чего тока не делала. Дольчики одевала в облипончик, с разрезиком на ентом самом месте. Писю брила как у птички. Под хвостиком гигиену наводила, шампунилась, пущай хоть туда, если спереду им нельзя. Выхожу к стойке вся такая - сама себя хочу. Хуяссе! Зыркают злобно и хоть бы хны.

Ну, допустим, пизжу, что хны. Интерес канешна проявляли, особенно первогодки. До дела, правда, ни разу не дошло, но смотрели. А некоторые и шшупали. Я уж думала - всё на мази, просто подвыкнуть им надо к мине, расслабиться, и всё будет оки-доки. Так их главный чего придумал - чтоб я перед мальчишками с тряпкой на мосе ходила. Типа чтоб не отвлекала солдатиков от поглощения калорий. Это он сам сказал, вот прям при мене.

Я от такого дико расстроилась. Ну ладно я электорат, меня не жалко. Но нельзя же так с ребятами! Они молоденькие, им для здоровья надо, у них гормоны, у них стресс. Жалко что ли? Небось этот главный ихний сам ребят поёбывает. Мартышка ёпт! Чтоб у этого дефа гугнивого хуй на лбу вырос, спереду торчал и назад не завёртывался!

С такого горя я ужо и не знаю до чего дошла. То есть знаю канешна. Была у нас тут собаня. Айяйка с полтос, тупаааая! Зато язычок душевный, слатенький. Я ей тоже делала. Грешновато канеш, она совсем уж электорат, я как-то более выше себя ставлю. А с другой стороны - нуачо́, жизнь такая.

Мариус собаню продал, когда всех продавал. Только бык остался. У него как бревно, а заряда на три секунды кряду. Я так не могу, сорьки.

...Теперь у нас ложки-вилки. Ножики. Это всё хуита. Вертела - самый гимор, пусть пока в мыле отмокают. Марек всегда ругается, чтобы вертела чистые были. Да кто на них смотрит! Всем похуй! Нет ведь - давай Лёля, дери их, Лёля, дери, не уставай. А чтоб Лёлю саму отодрать - это никак. "Лёля, можешь пожалуйста минетик, я очень устал, Лёля". Хуёля! Ну могу, могу я минетик, мене тока в путь. Но бедной девочке моей хоть малипу́сечку внимания уделить можно? Я Марека сто тыщ раз просила - ну выеби, ну хоть разик, помираю не могу! А он так вздыхает типа тяжко и говорит: "после того, что со мной сделали эти скобейды, Лёля, у меня проблемы с эрекцией, Лёля". Ахбудто! Я ему когда тама язычком делаю, так его хозяйство у меня в рот не влазиет. Кончает межпроч тоже обильно, как из шланга, глотать не успеваю. Просто ленивый сцуко! Вывалит свой писюндрий и лежит как фуфел. Типа давай, Лёля, всё сама организовывай! И ещё жопку ему подлижи! Снаруже и внутре! Ну как же, он ведь без этого расслабиться не может. А чтоб подвигать жопкой этой самой, подмогнуть самочке, - между прочем своей же собственности! - это не! Это ему накласть.

А вот кста, насчёт собственности. Тож ведь гимора-то! Я типа электорат, меня на рынке купили. Хотя я ваще-то не какая-нибудь там. У меня не только лапки и пися, у меня и в голове чегой-то водится. В Директории мене б небось права человека дали. Ну насчёт человека пижжу́, канешна. Но небыдлуя б себе выбила. И дала бы и взяла бы, всей полиции отсосала бы, всем судьям бы жопу заполировала, язык бы стёрла, а небыдлу получила бы! И устроилась по-нормальному, а не как здеся... Ну так в Директории законность и благолепие... тьфу, благочиние... соблядение, во. А я-то с местности негородской, тут всё жёстко. Ты калушонка, тебя продали - и ниипёт.

Так у меня и с этим всё не слава Доче! Меня ж Боба покупал, а не Мариус. И документы остались у Бобы, а не у Мариуса. А Боба сдристнул сцуко со всем хабаром и бумажками. Так что купчей на меня у Марека нет. Я теперь непонятно кто. И чё с этим делать - ведает один только хуй. И тот не скажет, томущо рота у него нету разговаривать. Так-то!

То есть всамдель-то получается вот какая загогулина. Я выморотка. То есть говорящее выморочное имущество. Потому что Бобы Сусыча нет, завещания нет, наследников нет. Государства тут тоже никакого нет. Нихуя кароче нет! И ежели чего - меня может хоть кто взять за ухо, свести на рынок и там продать. Хоть за два сольди.

А с хуя́ ли мене такого счастья надо? Так что бум покамесь держаться здесь. В "Пескарях" не авгиевы палаты, но хоть как-то. От добра добра не ищут.

...Ну вот и вертела готовы. Осталась всякая мелкая кухонная хня. Это я лучше завтра. У меня и так недосыпинка образовалась, это надо срочно ликвиднуть. А то я с недосна́ вся не в адеквате бываю.

О, кста! Идея! Мож пожрать чутка на сон грядущий? Ну так, слегонца. От нервяков оч помогает. Вот только чего? В очаге вроде ничего нет. Гостюшки, которые вечерясь заприпойдохали - так они всё схомячили, что Марек наготовил. Особенно рыбочку всю подъели, скобейды. А я так рыбочку люблю.

Ну да ла́, я и мясонько тоже поснеда́ла бы с нашим удовольствием. Мене тока не нра́, как Мариус готовит. Вот эта вся шашлычатина на вертеле. Не моё это совсем. Я только рыбку безо всего кушаю, а вот мясную нямку люблю с мазиком, с сыриком. Самая-самая любимка у меня - это свинятинка с лучком под сырной шапочкой. И ещё с картофанчиком горяченьким! И с компоткиным яблочным - такая милота в животике, что прям мрям-мрям. Аббажаю! А потом ещё поверхосытку пару булочек кунжутных закинуть, потом пироженку кремовую, и ещё творожок, и потом чайкусику... А я тут сижу одна, голодую. Хнык!

Обана мама! Гостюшки-то не ушли. Прям здесь кемарят. По крайней мере двои.

Из угла лисой воняет. Не люблю лис. Наглые. Хых, и не спит она, ворочается чо-та. Гы, я её чую и даже зрючу, а она мене нет. Городская видно. Образованная небось. С правами. Вокруг небось самчишки пляшут тока в путь. Блядь, от неё же течкой несёт! Как я сразу не почуяла? Ебать колотить! Чтоб тебя блохи заели, тощехвостка... Хотя я-то сама кто... С хвостом реально чё-та надо решать. И с пузончиком. Или всё-таки юбку расставить? Я шить вообще-то не хохо, у меня лапки под хуй заточены...

Так, а это кто тут на подстилочке сопит? А, деревянненький. Он весь вечер понюхлый какой-то был. Посидел, корочку скушанькал, пошёл лежать. Перебрал чтоле? Вроде не пахнет... Хотя он доширак, у них метамболизм другой.

Оооооо ёбаный стос первертос хламидомоноз! У него же взаправду деревянный! Этот вставит так уж вставит! Продерёт так продерёт!

Не думай писей, она не для того тебе вдадена. Включай голову, Лёля, у тебя там лежат мозги.

Шо мы имеем. Мы хотим потрахаться вот с этим деревяшкиным. Неизвестно, чё он за ёбырь, но попробовать определённо стоит.

Хуевато, что он лежит на видном месте и вроде как спит. Кромь того: он, может, с похмелюги. Обидненько. Но не смертельненько.

Тааак. Сейчас мы аккуратно к нему подбираемся, осторожно будим и говорим ласково, но уверенно - "тссс, тише, пойдём". Самцы спросонья самку обычно слушаются, а соображать начинают уже потом. Ничё, успеваем, тут всё рядом, вот она дверка в мою норку.

Дальше похмелить. Водка у меня есть, припрятана. Граммулек сто ему в самую тютельку будет. Кристалловской, на артефактах. И "бусину" туда. Это самое милое дело - "бусина", штоб в себя пришёл.

...Чё тут у нас как? Аля-улю, пирожок с печёночкой, ща цапнем... и два цапнем... этот мене, этот ему. Типа закусь. А пока он будет рот набивать, мы на коленочки опустимся и деревяшечкой егойной займёмся. Если у него там не бревно и в рот пролазит - он мой. Я ему так зава́флю, такую систему-нипель покажу, что у него всё само повскочит. Я ж язычком играю на отличненько и сосу как стерлядочка.

Тааак, вотон он. Ничего так парниша, бицуха рифлёная. И жопка суперская. Хочу-хочу-хочу.

Главное, чтоб ему походу снова не поплохело.

Действие двадцать второе. Эквифинал, или Визг, прыжок, беспамятство и кое-что ещё

Однажды конь, лиса и птица
В сарае вздумали резвиться.

Вы предупреждены. О чём именно - вам знать совершенно не обязательно.

К. Воробьёв. Похороны Расписного. - М.: Центрполиграф, 1997

20 декабря 312 года о.Х. Директория, ул. Пятницкая, д. 31 стр. 2. Второй этаж, кабинет 201.

Сurrent mood: morning/ой что было вчера!
Сurrent music: Мальчишник - Секс без перерыва

- Никогда такого не было, и вот опять, - грустно сказала Ева Писториус, лёжа на любимой подстилке и окидывая печальными взором свой рабочий кабинет. Превратившийся в какую-то помойку. То есть даже не в какую-то, а в самую настоящую.

Нельзя сказать, что это превращение произошло одним махом. Многое копилось. В последние дни кабинету пришлось потерпеть такое, чего приличное, уважаемое административное помещение терпеть никоим образом не должно. Но финальный аккорд, превративший обычную захламлённую комнату в ужас-ужас, имел место вчерашней ночью.

Четверть помещения занимал низенький понячий письменный стол. Свободной поверхности на нём не было вовсе. Ибо он был покрыт слоями папок, скоросшивателей, конвертов с печатями и без, каких-то квитанций, отдельных листочков и тому подобного хлама. Откуда всё это взялось, Ева в душе не имела. Скорее всего, это всё нанесли помощники за те дни, покуда она была занята Львикой.

Самую высокую пирамиду венчал преогромный талмуд с медными уголками: офисная инструкция по экономии бумаги. На нём растянулась пьяная, помятая мышь Перепетуя. Свесив нечистый хвост в засохшую чернильницу, она тихонечко всхлипывала, оплакивая поруганное девство своё.

Стену напротив окна закрывали серые железные полки офисного шкафа. Самая верхняя была приоткрыта, и было видно, что внутри там творится примерно то же, что и везде. На полочке примостилась мышь Фрида Марковна и мастерила цепочку из скрепок. Цепочка уже почти достигла пола.

По всему пространству комнаты были разбросаны:

11.восемь или девять пустых бутылок из-под того самого, чем поят лошадей, в т.ч. две из-под сидра;

13.вмятина на мельхиоровом подстаканнике, яростно пускающая солнечные зайчики и оттого выглядящая как бы отдельным от подстаканника предметом;

14.мышиный помёт - как высохший, так и относительно свежий;

15.под шкафом таящаяся неведомая ёбаная хуйня;

17.рассыпанные игральные карты с голыми тетеревами.

Под окном скопилась груда вышенеупомянутого - но тоже разнообразного - сора. На ней лежал брюхом кверху услужающий ящерок Бантик и регенерировал. Если конкретнее - он отращивал себе хвостик и заднюю лапку. И то и другое у него временно отсутствовало.

На подоконнике стоял патефон. Диск крутился. Из раструба доносился скрипучий голос: какой-то короед-сказитель негромко, но с выражением читал стихи Павла Антокольского, пиздострадательного содержания.

По идее, патефон должна была бы закрывать от нескромных взглядов портьера. Но она не закрывала его, ибо отсутствовала. Так как была отторгнута от карниза силой, а если совсем уж без экивоков - отчекрыжена нахуй. Надорванный ламбрекен свисал уныло, как знамя поверженного домена.

А посреди всего этого неебического срача и разгрома лежала завёрнутая в портьеру - ту самую, отчекрыженную - Львика. И громко храпела.

Но не это было худшей из проблем, о нет. Не разгром, не Львика, не оторванные портьеры и конечности. И не стихи Антокольского. Если правду молвить - хуй бы с ним, с Антокольским!

Худшая из проблем находилась по ту сторону двери. Откуда доносились звуки педобирской балалайки, и томно-хриплый голос ронял в пространство грустные слова:

- Я сегодня не пойду никуда...
Да я и завтра никуда не пойду...

"Чтоб тебя подняло да раздёрнуло" - зло подумала Ева.

- А послезавтра я пойду в никуда,
Потому что там мне нравится,
Потому что я плохой дурачок,
Погремушка недоделанная...

Ева заставила себя встать. Колени затрещали, как несмазанные.

- Жизнь такая мне ненужная:
Беготня одна мышиная!
Как по кругу мыши бегают,
Одна белая, другая чёрная:
Друг за дружкой ударяются в бег,
Да за хвостики кусаются.
Одну мышь Перепетуей зовут,
А другую Фридой Марковной... - голос окреп, в томности его проскваживала тягучая жалость к себе.

Ева Писториус на негнущихся ногах потопала к двери. Бум, бум, блям - грохали копыта. Одно всё время приклеивалось к полу. Ева скосила глаза и заметила прилипшую к нему жевательную смолку. Следовало бы кликнуть Фриду, но сил не было.

- И когда Перепетуя бежит,
Происходит всё неправильно,
А уж коли Фрида Марковна -
Так и вовсе жить не хочется!
Так с чего теперь-то жизнь поживать,
Маету одну пустую гонять?
Ведь настали дни последние,
Да никак они не кончатся....

- Дзбысп! - это Ева со всей дури стукнула в дверь копытом.

- Это всё ещё ты? - безнадёжным голосом спросила поняша.

- Нет, это не ты, это я, - донеслось из-за двери. - А ты - это ты, моя сладостная пантера. Этот твой хвост! Я по нему весь прям с ума схожу какой-то.

- А, это ты, Ева, - с неудовольствием сказал голос. - Почему ты такая равнодушная, Ева? Почему ты не хочешь моей любви, Ева?

- Ты имеешь в виду, - на сей раз в её голосе появилась надежда, - что ты меня вчера не... не... не это самое?

- Не помню точно, - признал голос из-за двери. - Если даже и ёб, то без всякого удовольствия. Прости, подруга, но ты в этом смысле мне ничем не запомнилась. Не оставила следа в душе. Вот Львика! Мать наша Доченька, какое восхитительное чудовище! То есть влагалище, - поправился он.

- А почему у меня под хвостом натёрто? - поинтересовалась Ева.

- Это намёк? Нет, ну если ты так настаиваешь - я в принципе не против, - задумчиво произнёс невидимый собеседник. - Если ты меня хорошенько приласкаешь и извинишься за вчерашний укус, я рассмотрю твоё предложение очень внимательно.

- О, гнев отвергнутой самки? Романтично! - воскликнул голос. - На эту тему у меня есть прелестное стихотворение, которое я ща пробалалаю тебе одной, тебе одной... - он забряцал струнами, ища первый аккорд.

- Лучше уж про мышей, - попросила Ева. - Хотя они-то тебе чего сделали? Чего ты их говнишь?

- Дура ты, Ева, дура, - грустно сказал голос за дверью. - Я же не про мышей твоих дурацких пою, я про высшее... Ну это же совсем простая символика! Перепетуя и Фрида Марковна - это день и ночь. Они бегают друг за другом, образуя время и сокращая наши дни. Хотя это лишь первый слой смыслов. На второй же слое Перепетуя символизирует светлую сторону души, а Фрида Марковна - её злоебучую сторону. Автор как бы едет на колеснице, запряжённой этими силами, олицетворяя собой разумное начало...

- Разумное начало из тебя, как из хуя дюбель, - заметила Писториус.

- Может, хватит через дверь разговаривать? - предложил голос.

- А ты нас снова полем не накроешь? - подозрительно спросила поняша.

- Во-первых, дверь фанерная, фанера вас не спасёт, - принялся рассуждать незримый собеседник. - Во-вторых, сейчас я не испытываю интереса к физической стороне любви. Мои яички, кои я так люблю, болят от полного истощения. А члена я вообще не чувствую. И вообще, поутру мне духовно...

- Ты только что другое говорил, - напомнила Ева. - Насчёт чудовища.

- Истинный поэт, - строго сказал голос, - способен испытывать эротический восторг без пошлого физического возбуждения.

- А ночью ты истинным поэтом был или так себе? - не удержалась Ева.

- Меня няшили, - сказал невидимый собеседник. - У меня на это потенция. То есть проекция. То есть, тьфу, эта... реакция! Совсем вы меня запутали, дуры!

- Сам дурак, - буркнула поняша и дверь открыла.

В комнату на четвереньках вполз голый Пьеро.

Видок у него был не то чтобы помятый, а прямо-таки истерзанный. Рожа была перечёркнута двумя шрамами, один из которых кровил. На скуле вызревал кровоподтёк. Плечи - иссечены мелкими царапинами. Левая щиколотка - туго замотана какой-то тряпкой со следами крови. Он был жалестен, и даже у Евы вызывал что-то вроде состраданья.

- Но только не дышите на меня! - предупредил Пьеро сразу. - Мне тяжело дыхание чужое.

- Мудила бесхвостый, - почти по-доброму сказала Ева, бредя обратно к подстилке. - Ну и что я теперь Карабасу скажу?

- Правду, - предложил Пьеро. - Он её всё равно из твоей головы выковырнёт. Или выковырняет.

- От слов тоже многое зависит, - заметила Ева.

Львика перестала храпеть, пошевелилась и пробормотала:

- Если словами, то примерно так, - начал Пьеро. - Вы вдвоём меня нашли в полусознательном состоянии. Ты забрала меня с собой, потому что решила выдать Карабасу. О нет, я не виню тебя! - простёр он тощую руку к потолку. - Я вижу в твоей прелестной головке истинную страсть. Властно влекущую к твоему чёрному повелителю! К тому же ты воздержалась от насилия над нежнейшею душою моею. А твоя подруга попыталась меня някнуть. Что и вызвало последствия. Которые тебе теперь так не нравятся.

- Да уж, мало хорошего, - сказала поняша. - Слышь, отлепи мне жёву от копыта. Раздражает ужасно.

Пьеро не стал кобениться, подполз и соскрёб пальцами жевательную смолу. Понюхал, сунул в рот, пожевал. После чего скривился и сплюнул её на стену, к которой она и прилипла.

- Совершенно безвкусно, - вынес он вердикт знатока. - Кстати, как там мой заяц? И где он вообще?

- В гараже, я только что оттуда, - сказала Ева. - Сожрал кило "Алёнки". Интересно, кто его туда привёл? И с какой радости он твой? Ты его угнал вообще-то.

- Мы с ним сроднились, - заявил Пьеро. - Родство душ превыше права собственности.

- Хрен бы с ним, - решила Ева. - Делать-то что будем?

- Я намерен продолжить свой анабасис... эпигенезис... короче, съебать хочу, - сказал маленький шахид. - Пребывание у вас я рассматриваю как временный этап. И если снабдить меня потребным в дороге, я скоро избавлю вас от своего общества.

- Мне нужна еда для себя, шоколад для зайца, кое-какие аксессуары, деньги... - принялся излагать Пьеро. - Хотя нет, - решительно прервался он. - Судя по тому, что я вижу у тебя в голове, ты надеешься на какую-то черепаху. Мне она заранее не нравится. Пожалуй, мне не следует сводить близкое знакомство с этой особой. Так что - деньги и шоколад, и я умчусь в сияющую даль.

- Может, возьмёшь деньгами? - предложила Писториус.

- Я бы взял деньгами. Но шоколад мне нужен сразу, - объяснил Пьеро свою позицию.

- Грязное животное... иди ко мне... хочу тебя... - пробормотала спящая Львика, подёргивая хвостом.

- Она меня помнит, - сказал он благоговейно. - Я непременно посвящу ей стихотворение. Не столь пронзительное, как те, которые я проливаю к ногам моей Мальвины. Но достаточно изысканное, чтобы войти в любую серьёзную антологию современной поэзии... О, кстати! Мне ещё нужна инструкция для байка. Я его вообще-то его водить не умею.

В коридоре раздались шаги. Ева насторожила ушки. Сначала ей показалось, что идёт Лэсси, но у той шаги были легче и быстрее.

Пьеро, напротив, встревожился. Но суетиться не стал, а зажмурился, пытаясь проникнуть в чужой разум.

- Не пойму, - сказал он растерянно. - Там хуйня какая-то странная движется ...

Дверь открылась. На пороге стоял лысый незнакомец чрезвычайно хомосапого вида. На нём был малиновый пиджак и синие брюки, лицо украшали огромные очки. В руке его была авоська с пузатенькими бутылочками.

- Только не спрашивайте, как я прошёл охрану, - сказал он. - Вы этим уже интересовались в прошлый раз. К сожалению, я слишком долго отсутствовал, и вы всё забыли. Позвольте представиться. Меня зовут Неуловимый Джо. Я пропаданец. Это такая способность. Меня или не замечают, или забывают через несколько минут после моего ухода. Ева, вы просили пива. К сожалению, поблизости я нашёл только "Хемуль особый крепкий". Вы как относитесь к "Хемулю"? Это вообще можно пить?

- Блядь... - отчётливо произнесла Львика. - Я ваще где? Бантик, у меня пися болит! Принеси мазь пожалуйста!

Ева издала долгий, протяжный стон и уткнулась лбом в пол.

Ретроспектива. 14 - 19 декабря. Директория, Ананасов переулок, д. 2, пивница "У двух кошек"

Началось с того, что Львика захотела пива с ликёром.

Ева была не то чтоб против. Её смущало именно что это сочетание: пиво с ликёром. К тому же она подозревала, что этим дело не ограничится. И опять же, она сама была не прочь дерябнуть на ночь глядя. Но вот последствия... последствия могли быть.

Поначалу Львика не создавала проблем. Очухавшись после перелёта, она повела себя вполне комильфо. Её довели до офиса на Пятницкой, где уже была приготовлена комната - на втором этаже рядом с кабинетом Евы. Комната была отделана в понячьем стиле, так что Львика смогла сразу лечь на привычную подстилку, пожевать сена и вздремнуть.

Пока она отдыхала, расторопная Лэсси успела найти подходящий аквариум для львикиного ящерка Бантика, окончательно выправить львикин вид на жительство, купить свежего корма и снять столик в ресторане "Оffсы", дорогом и пафосном заведении для конских основ. Так что после пробуждения Львики поняши и черепаха пошли праздновать львикино прибытие.

До "Оffсов" они не дошли. Вместо этого они угодили в полицию.

Сперва Ева никак не могла понять, что с Львикой не так. Большой город, конечно, производил на неё впечатление, но держалась она естественно, ничего не пугалась, ритм жизни ловила. И всё-таки было что-то, что заставляло Еву дёргаться и поднимать ушки. Львика вела себя как-то странно. Иногда по мелочи - например, слишком громко говорила - а иногда и заметненько.

На Тверской она чуть не врезалась в огромную клыкастую свинью с сумкой на колёсиках, которая шла ей наперерез. Свинью было невозможно не заметить, но Львика пёрла вперёд, как будто не видя. В последний момент Ева удержала новую подругу зубами за гриву. Свинья, к счастью, торопилась, так что последствий это не возымело.

Потом на Виа Веккья, на переходе возле Библиотеки Шнеерсона, Львика тем же манером попёрла на обратнояйцевидную магнолию, бегущую куда-то по делам. Та охнула, упала, и тут на неё чуть не налетел першерон, нагруженный клетками с пигалицами. Лэсси среагировала мгновенно, буквально выдернув магнолию из-под копыт. Доширачка перепугалась и рассердилась, и, наверное, обратилась бы в полицию - но Ева сделала умильные глазки и чуточку подняшила разгневанную обывательницу. Та сменила гнев на милость и даже назвала Львику "бедненькой", а Еву погладила по мордочке веточкой.

При этом ни рассеянной, ни неадекватной Львика не выглядела. Она вовсю болтала с Евой, расспрашивая её об окружающем мире, всё внимательно рассматривала и пыталась запомнить. Так что Писториус решила, что это у неё остаточные явления от перелёта.

Однако прямо возле ресторана Львика вытворила такое, что у Евы челюсть отвисла. А именно - прямо посреди оживлённой улицы она, воровато оглядевшись, прыгнула на тщательно ухоженный газон и мощно облегчилась.

На этот раз полиции избежать не удалось. Следующие три часа обе поняши и их покровительница провели в участке. Участковый оказался удодом, так что даже возможности Лэсси не смогли ускорить вызволение из застенков. Когда же они, наконец, были отпущены, Ева осторожно спросила Львику, зачем она это сделала.

- Ну так никого же не было, только ты, вот я и подумала, что никто не увидит... ой, - поняша опустила мордочку, понимая, что ляпнула не то.

Со Львикой было всё в порядке. Просто она вела себя как нормальная эквестрийская пони.

Ева провела немало времени в пути, общаясь исключительно с низкопородными. Так что она успела адаптироваться. Львика перенеслась из Эквестрии в Директорию за сутки. Поэтому она - на подсознательном уровне - воспринимала любых низкопородных как электорат. Ну или как существ бесправных, которые должны уступать поняше дорогу, расступаться, стелиться перед ней. И чьё мнение в любом случае не имеет значения. То есть для неё улица, забитая публикой, была пустой - потому что на ней не было ни одной поняши, кроме Евы.

Конечно, всё это было на бессознанке. Умом-то Львика всё понимала, проблема была в рефлексах и автоматизмах.

Они всё-таки поехали в "Оffсы", где с трудом нашли свободный столик. Ева осторожно изложила новой подруге суть проблемы. Та понурилась, но согласилась. И попросила Еву быть всё время при ней хотя бы первые дни - чтобы снова не попалиться на какой-нибудь фигне.

Ева забеспокоилась насчёт работы, но Лэсси подобное решение горячо одобрила. И более того - взяла с ней обещание побыть вместе с Львикой хотя бы недельку, пока та привыкнет. Что касается дел по Фонду, Лэсси сказала, что пусть она об этом не беспокоится, а ремонтом нового офиса пообещала заняться сама. При этом она так выразительно щёлкнула пастью, что Писториус разгильдяям-ремонтникам не позавидовала.

В "Оffсах" не подавали ничего крепче сидра. Однако Львика - видимо, от усталости и из-за обилия новых впечатлений - умудрилась набраться и сидром. В офис пришлось её транспортировать на извозчике.

Ночью Львика пришла к Еве, и та не стала противиться: Карабас это Карабас, а девочки это девочки. Правда, нетрезвые ласки золотистой поняши её не особенно впечатлили. Зато она сама постаралась доставить новой подруге как можно больше удовольствия. Был оргазм, потом рыдания, потом разговор шёпотом в темноте. Ничего особенного Ева не услышала - кроме того, что жизнь у Львики была не очень счастливой и у неё сложные отношения с мамой. Рыжая в ответ рассказала кое-что про себя. Поплакали, поцеловались, уснули. Утром Ева обнаружила голову Львики у себя на бедре, а её хвост нежно обвивал евину шею. С утречка дело пошло лучше, чем ночью, Ева даже кончила, что с девочками у неё бывало нечасто.

В тот же день Лэсси сказала Еве, что она умница и делает всё правильно. И выписала ей премию в сто пятьдесят соверенов. Ева прекрасно поняла, за что именно. И на пару мгновений почувствовала себя проституткой. Лэсси, видимо, что-то заметила, так как сразу же пустилась в объяснения, что Львика наверняка будет таскаться по магазинам, и если Ева ничего не будет покупать сама, Львика начнёт покупать что-то подружке, а это будет не вполне удобно. Пришлось согласиться. Заодно Ева спросила, откуда у Львики деньги. Оказалось, у неё открыт счёт в директорийско-хемульском Промо-Банке, с ограничением на снятие средств. Коротко говоря, Львике был положен пансион в сто соверенов в день, да ещё с каким-то "резервным фондом" в тысячу монет. Ева усомнилась, что сто соверенов можно просадить за день на личное потребление. На что умудрённая жизнью черепаха только лишь хмыкнула.

Очень помогала Лэсси. Она вовремя возникала в нужные моменты, давала советы, решала вопросы, чтобы в следующую секунду вновь раствориться в воздухе. Особенно часто это происходило в первые дни, когда Львика столкнулась с регулированием - то есть с необходимостью иметь множество разных документов и справок, учитывать разнообразные обстоятельства, не удивляться странным ценам и так далее. Кончилось тем, что черепаха вручила поняшкам несколько бронебойных карточек и справок, которые решали почти все проблемы.

Львика тоже регулярно подкидывала проблем. Она очень активно осваивалась на новом месте. По мнению Евы - так даже и чересчур активно. Особенно активной она была в модных лавках, ресторанах и питейных заведениях. Выяснилось, что золотистая поняша любит принять на грудь - и соответствующую компанию. Однажды она набралась так, что пела и танцевала на столе в заведении для крупных хищников. Ева её едва успела увести. В другой раз её, пьяную и размякшую, чуть не затащили в подворотню два дикообраза. Еве пришлось их някнуть, чего она в Директории всячески избегала... В общем, с Львикой было трудно соскучиться, но и расслабиться тоже не получалось.

Девятнадцатого, однако, всё было довольно спокойно и даже мило. Ева даже выкроила пару часов на работу - прочитала очередной пук документов (они уже занимали весь стол, а их всё несли и несли). Львика тем временем сходила в консерваторию, закупилась в винном - бутылки прислали с бэтменами - и приобрела в антикварной лавке миленький абажурчик ручной работы, непонятно зачем. После чего всё-таки вернулась на Пятницкую и уговорила Еву прогуляться по Тверской.

Гуляние закончилось предсказуемо. Львика на минуточку заглянула в ма-а-аленькую ювелирную лавочку. Понравившаяся ей подвеска с брюликом стоила тысячу триста. Кроме того, для приобретения требовалась справка из полиции. Продавец также сообщил, что для легального ношения драгоценности требуется справка-диплом о высшем эстетическом образовании.

Львика уже привыкла к проездным талонам, укороченным рабочим дням, профсоюзным надбавкам и прочим местным особенностям. Но требование диплома её почему-то задело. Она пообещала доказать свою эстетическую полноценность прямо на месте и устроила маленький концерт для сотрудников магазина. Кончилось всё тем, что владелец - старый добрый жук - попытался подарить ей подвеску, стоя на коленях. К счастью, Ева успела за это время написать письмо Лэсси и сгонять магазинного бэтмена до офиса. Черепаха прискакала верхом, уже со всеми нужными бумагами и деньгами. Проблема была решена, Ева отпустила жука и они отправились в офис на пролётке. Разгорячившаяся Львика была навязчиво-нежна и лезла с поцелуями, всячески намекая на продолжение.

У Евы, однако, были на эту ночь другие планы. Она тосковала по любимому мужчине и была намерена хоть эту ночь провести у него. Поэтому она заговорила Львике зубы всякими отвлечёнными рассуждениями - и удрала.

Личная жизнь не состоялась. У Карабаса было ЧП. Дезертировал Пьеро, по ходу угнав чужой дорогой байк. Пришлось возвращаться неудовлетворённой - физически и морально.

Львику она нашла у себя в комнате. Та не спала, а изучала справочник по общественным организациям Директории. Увидев понурую Еву, она не стала приставать, а предложила немножко прогуляться, развеяться и чуть-чуть выпить. Почему-то её потянуло на пиво с ликёром.

В другой момент Ева, наверное, не согласилась бы. Но сейчас, после такого облома, ей нужно было как-то утешиться. Алкоголь хотя бы притуплял сердечную скорбь.

Поехали на улицу Горького. Сначала сунулись в "Якорь". Там Львике не понравилось: тесно и душно. К тому же сидящий за соседним столиком енотовидный лев в бандане, увидев поняш, стал зыркать и нехорошо коситься. Еве стало неприятно и они ушли без заказа.

Ещё одно знакомое им заведение, "Фаренгейт", оказалось закрытым на комплексную проверку. Разозлённая Львика решительно свернула в Большой Гнездниковский, надеясь обрести что-нибудь там. Ничего не нашли; однако проходивший мимо лемур, будучи спрошен, порекомендовал свернуть в арку, где, по его словам, располагался "чудный маленький подвальчик". Поняши так и сделали - и оказались возле светящейся вывески с двумя кошками.

Еве кошачья кухня не нравилась. Львика, однако, обрадовалась и заявила, что гамбургер с сочной мышатиной - это именно то, что ей сейчас нужно.

Пришлось спускаться. Ступеньки были узкие и очень высокие, так что Еве пришлось держаться за перила зубами, а Львике - тереться боком о стену. Зато внизу оказалось уютненько: высокие своды, удобные столики, мягкий электрический свет. И почти никого из посетителей. Только какая-то кошечка доедала свою мороженку, да в углу сидел неприметный хомосапый и сосредоточенно раскладывал пасьянс. На столике перед ним остывала одинокая чашечка кофе.

Поняши вертели головами, осматриваясь, когда к ним выбежал седой манул - то ли менеджер, то ли хозяин заведения.

Заглянув в его масляные глазки, Ева испытала смешанные чувства. С одной стороны, она поняла, что обслужат из по высшему разряду. С другой - что оказываемое им внимание может оказаться чересчур назойливым. Так что она несколько засомневалась в удачности львикиного выбора.

Зато манул никаких сомнений не испытывал. Он точно знал, чего хочет. Пока он суетился и гонял официантов, устраивая поняшам лежанку, его взгляд ощупывал, облизывал, прямо-таки обгладывал тела подруг - сантиметр за сантиметром. Ева чувствовала, как у неё дымится задница от огненно-блудных взоров развратника. А львикин хвост должен был и вовсе самовозгореться - с такой неистовой страстью манул пытался заглянуть под него, занюхнуть под ним. Ан нет! Может, кому и казалось, что тонкий и гибкий хвост ничего не прикрывает, но генетики своё дело знали: всё, что нужно, оставалось под защитой. Облизывающийся охальник и так подбирался и этак, и всё оставался ни с чем.

Девочки устроились на принесённых специально для них матрасиках и погрузили мордочки в корытце с тёмным пивом. Сорт был типично кошачий, с мятой и витамином "С", но пошёл хорошо, душевно. Хитрый манул достал из какого-то погребца бутылку редкого черносмородинного ликёра и со словами "красавицы, это только для вас" щедрой рукою добавил его в корытце. При этом его мягкая лапа как бы случайно коснулась львикиной спины и слегка по ней проехалась. Львика сделала вид, что не заметила, и даже слегка вильнула хвостом. Котяра аж заурчал от похоти.

В этот самый момент к манулу подбежала низенькая крысуля и что-то зашептала ему на ухо. Рожа манула сделалась несчастною. Он повернулся к поняшам и сказал, что вынужден срочно бежать по неотложным делам. Вид у него при этом был такой, будто его оттаскивают от лакомства.

Ева постаралась не ухмыльнуться. У неё это почти получилось.

Без похотливого котяры стало как-то свободнее. Ева расслабилась. Девочки лежали и болтали, потом Львике захотелось светленького. Она крикнула кого-нибудь, подбежала официантка-полёвка, пропищала, что "пиво сейчас приедет". И показала на маленькие рельсы, проложенные у стены на уровне столика.

Сначала Ева подумала, что по рельсам ездит тележка с пивом, таскаемая какими-нибудь маленькими существами. И почти угадала: через пару минут по рельсам действительно покатились тележка с полоскательницей пива в кузовке. Удивительно было то, что она двигалась сама - медленно, но уверенно, пощёлкивая на ходу. Доехав до поняш, она остановилась.

В рыжей поняше взыграло любопытство. Она свистнула услужающих мышей. Те тележку разгрузили, после чего сняли её с рельс и перевернули. То, что увидела Ева под кузовом, её улыбнуло.

- Это что? - заинтересовалась Львика, отвлекаясь от пива.

- Игрушка. Электрический моторчик, - объяснила Ева. - Вот смотри, тут магнитик, а тут катушка. По рельсам идёт слабый ток. Он подводится на катушку, магнитик притягивается, но когда он проходит вот здесь, то дёргает реле, ток переключается, и он отталкивается. А тут кривошипно-шатунный механизм, он преобразует это во вращение...

- Забавно, - сказала Львика. - А можно сделать такую тележку большую? Положить рельсы и на ней ездить?

- Нельзя, - с сожалением сказала Ева. - Пришлось бы делать очень много таких магнитиков и катушек. И аккумулятор будет очень тяжёлый.

- А зачем аккумулятор? - не поняла Львика. - Вот смотри, тут рельсы. Они же железные? По ним можно ток пустить?

Рыжая поняша посмотрела на подругу с неким уважением. За последние дни она убедилась, что Львика - типичный гуманитарий. Правда, она знала всякие вещи про экономику, но вот в электричестве не понимала ровным счётом ничего. И тем не менее сейчас она сказала почти разумную вещь.

- Ну смотри, - начала она. - Во-первых, железо - так себе проводник. Во-вторых, сильный ток опасен. Хотя можно было бы что-то придумать. Например, висячие провода сверху. И что-то вроде удочки с токосъёмниками. Но чтобы всё это двигалось, нужен достаточно сильный электромагнит. А электромагнит не может быть сильным.

- Из-за компоненты вязкости, - принялась объяснять Ева. - Мы живём в тесла-среде. Катушка является чем-то вроде тесла-решётки, только очень плохой. И в ней возникает абсорбционный ток. Ну то есть компонента отрицательной проводимости. В магнитном поле это приводит к экспоненциальному росту вязкости...

- Ев, ну не понимаю я всего этого, - пожаловалась Львика и приложилась к пиву. - Ты мне по-простому объясни. Что будет, если в катушку пустить сильный ток?

- Чваф! - Писториус единым духом всосала остатки пивасика со дна корытца и протянула лицо Перепетуе, которая облизала ей губы и промокнула салфеткой. - Вот это и будет.

Львика повела ухом, показывая, что ждёт чего-то более внятного.

- Ну, сгорит катушка, - уточнила Ева. - Будет много дыма и вони. Если только провод не будет толщиной с мою ногу. У нас в НИИПРе такая катушка была. Для опытов. Но её с места не сдвинешь.

- А там, где нет зацепления? - спросила Львика.

- А где ты видела электричество под землёй? - не поняла Ева.

- Погоди-погоди... - Львика наморщила лоб. - Что-то здесь не так. А, вот. Помнишь, ты меня в "Семёрочку" водила?

Ева кивнула. "Семёрочка" была большим торговым центром на Вандомской площади.

- Там же есть лифт? Он же как-то движется? И это не червяк его тащит?

- А, ну так это паровик, - отмахнулась Ева. - Электричеством нагревают воду до пара, пар расширяется и толкает поршень, а он через передачу крутит вал с тросом. У нас паровики на заводах работают. И здесь тоже, наверное.

- Ну а если паровик поставить на тележку, а тележку на рельсы... - снова взялась за своё Львика.

Ева прижала уши. Глупые придумки непрофессионалов её раздражали.

- А если поместить электромотор в большой железный ящик? - наконец, спросила Львика. - Железо ведь это... экранирует?

Писториус засмеялась. Она понимала, что это нехорошо, но ей было смешно.

- А ты когда-нибудь видела большой железный ящик? - спросила она.

- М-м-м... - Львика задумалась. - Большой железный не видела. Но вот бронзовые статуи? Некоторые очень большие.

- Потому что они цельные внутри и заземлены, - начала было Ева, но тут пришла официантка - выручать тележку. Общими усилиями её снова поставили на рельсы и она уехада, звеня и подпрыгивая на стыках.

- А если всё-таки под землёй? - Львика на отставала. - Земля же теслу экранирует? Может там работать большой электромотор? Ну вот скажи - может?

Ева задумалась: вопрос был не таким уж простым.

- Под водой точно может, - сказала она, наконец. - Где-то метров пять, наверное, нужно, чтобы катушки не грелись. Насчёт земли - это сложно, земля разная. Это считать надо. Допустим, слой глины... - она закатил глаза, вспоминая формулы из справочника, - это метров... метров... рассеяние гауссово... минусуется дельта... вектор-магистратум там какой...

- Меркурий во втором доме, луна ушла, шесть - несчастье, вечер - семь, - выдала Львика.

- Что? Mercury? Ртуть? - подняла глаза Ева. - Плохой проводник, удельная проводимость один ноль четыре на десять в шестой, как у лантанидов, и не во втором, а в шестом доме... э-э-э, какая луна? Ты вообще о чём?

- Да так, я шутканула. Это же из Булгакова цитата, - золотистая поняша снисходительно улыбнулась. - Ты что, "Мастера и Маргариту" не читала?

- Это что-то гуманитарное? - переспросила Ева с необычайным презрением.

Львика собиралась ответить колкостью, но не успела. Откуда-то из-под сводов раздался звон, грохот. На столик и на поняш посыпались куски стекла. Корытце из-под пива шлёпнулось на пол. Кружка, кувыркаясь, полетела в темноту.

С визгом шарахнулась в сторону Перепетуя. Кошечка с мороженкой издала негодующее мяуканье. А на столик к поняшам пизданулся кто-то живой - хотя и окровавленный весь, как ростбиф.

После нескольких секунд ступора Ева осторожно вытянула шею и всмотрелась в нежданного гостя. И прихуела.

Врезка. "У двух кошек": от эргастула к концептуальному крафт-пабу

До 14 января 311 года помещение в доме 2 по Ананасову переулку занимал эргастул для бэтменов. Он исправно снабжал товаром Птичий Рынок - один из старейших центров торговли мелким электоратом.

Это объясняет и специфику места: комнаты с очень высокими потолками - подвал плюс первый этаж. Бэтмены, как известно, не могут долго находиться в помещениях, где невозможно летать - от этого они впадают в невротическую кому или убиваются об стену.

После подписания Наполеоном Пендельшванцем постановлений от 29 декабря 310 г. N 899 ПП "Об упорядочивании работорговли и аренды электората" и от 10 января 312 годаN 906 ПП "Об усилении пожарной безопасности в городской черте" Птичий Рынок закрылся. Смысл в эргастуле отпал, владельцы перевезли товар в Измайлово, а помещение сбыли с рук первым же попавшимся покупательницам - двум сёстрам, Серене и Люси Мурмяучевым, которые сначала намеревались сделать в помещении мини-отель для птичьих основ, а впоследствии - после выхода очередного правительственного постановления, запрещающего мини-отели с жилфондом менее четырёх комнат - открыли ресторан "У двух кошек", рассчитанный на хомосапых.

Ресторан ничем не выделялся среди других таких же и тихо загибался, когда в дело вошёл недавний иммигрант из какого-то мелкого анклава, манул Селиван. Он переориентировал заведение на обслуживание преимущественно кошачьих и отказался от ориентации на обезличенную еду для всех хомоподобных в пользу настоящей кошачьей кухни - мышиных ножек в панировке, котлет на крысином хвостике и т.п. - и крафтового пива с перечной мятой и лимонником. В сочетании с обаянием хозяина - большого жизнелюба, прекрасного собутыльника и галантного кавалера - это резко поправило дела. В подвальчик стали захаживать не только кошаки с кошавками, но и просто любопытные, желающие познакомиться с кошачьей кулинарной культурой. В июне 311 года "Две кошки" даже вошли в знаменитый список "Афиши" - "Двадцать мест, которые непременно стоит посетить".

К сожалению, ни одно успешное предприятие не обходится без подражателей и конкурентов. Это случилось и с "Двумя кошками".

Уже в ноябре того же года в непосредственной близости от "Кошек" открылся подвальчик "Пара капель", владельцы которого сделали основной акцент на валерьянке и прочей наркоте. А по двадцатым числам каждого месяца они стали устраивать так называемый "Большой кошачий концерт" - мероприятие в высшей степени сомнительное, чтобы не сказать хуже. Лет пять назад подобное было бы пресечено полицейскими мерами. Но увы, полиция Директории сама превратилась в рассадник всяческих безобразий. Так или иначе, именно это злополучное обстоятельство и объясняло почти полную пустоту у "Кошек".

Что касается самодвижущейся тележки с рельсами - она осталась со времён эргастула. Тележка использовалась для развоза кормов сидящим на яйцах бэтвумен (самкам бэтмена). Сёстры Мурмяучевы её собирались демонтировать, но предприимчивый манул сделал из этого забавный аттракцион с развозом пива между столиками.

Единственным - и практически незаметным - напоминанием о прошлом оставалось большое окно под сводом. Раньше оно служило летком для бэтменов. Манул не стал его заделывать, а просто закрасил стекло чёрной краской, чтобы солнечный свет не портил продуманное освещение.

Этапы большого пути: начало.

Первый раз Пьеро угодил в яму на углу Ярославского Проспекта. Вопреки горделивому названию, это была узкая, кривая и грязная улица, сплошь перекопанная.

Причиной падения было слишком резкое торможение. Заяц разогнался до каких-то совсем уж немыслимых скоростей и перемещался гигантскими прыжками. Один раз он сиганул через спящего на скамейке кенгуру, потом чуть не снёс какой-то шлагбаум, потом пересёк двойную сплошную, и только перспектива врезаться в огромную липу на углу проспекта остановила его. Заяц затормозил - но увы и ах, у Enduro Glide Ultra есть проблема с торможением. Состоящая в том, что байк останавливается слишком резко, амортизируя удар передними лапами, в переднем полуприседе до половины высоты корпуса. Седок, естественно, при этом вылетает из седла.

Именно это и произошло с маленьким шахидом. В яму он упал спиной вперёд, но очень удачно приземлился в мягкую сырую грязь на дне. Пьеро распластался на её нечистом лоне, можно сказать, идеальным образом. Он даже ничего не ушиб. Более того: яма была прямо под фонарём, так что он устроился с максимально возможным в подобной ситуации комфортом.

Заценил ли он своё счастье? Нет! Он лежал в грязи, преисполненный самой чёрной неблагодарности к судьбе.

Он думал о том, как же больно и обидно после столь чудесного спасения прямо из немилосердных рук Карабаса - когда оно казалось таким близким! - снова очутиться в этих немилосердных руках! Ибо, очевидно, его поимка - дело уже решённое. Заяц, очевидно, убежал (о том, что Enduro Glide Ultra без нагрузки бежать не может, наш герой, естественно, не знал). А пешкодралом Пьеро - истерзанный, слабый, - успеет пройти разве что пару кварталов, прежде чем его найдут полицейские. Они схватят его, надают пиздов, сломают пару рёбер и в таком виде сдадут Карабасу, который сделает из него фарш. И главное - Мальвина так ничего и не узнает. Она не спасётся от жестокой мести бар Раббаса, Мальвина! Она погибнет, Мальвина! У-у-у-у-уиииии!

Тут Пьеро почувствовал, что на затылок ему что-то каплет, а вообще-то - струячит.

Сначала он подумал, что это какая-нибудь гадость. Но, подняв глаза, он понял, что ошибался. На него лилась чистейшая из биологических субстанций: слёзы.

Плакал заяц. Положив голову на край ямы, он рыдал навзрыд, как Пастернак в феврале.

- Отказ системы... Ошибка пятьсот три... - сигнализировал он сквозь рыдания. - Несистемная ошибка... Бедный я бедный... Плохо... Страшно... Ню-у-у-у-у!

Пьеро вскочил, с чвяком отлепившись от грязи. Яма была неглубокой, до головы зайца можно было дотянуться.

Маленький шахид подпрыгнул и ухватился за крепления седла. Огромная заячья морда оказалась у него над самым лицом.

- Зайчик, миленький, - зашептал Пьеро, - ну пожалуйста, ну давай ещё немножко поскачем... Вставай, мой хороший, вставай, мой серенький...

Заяц с усилием подался назад, вытаскивая Пьеро из ямы.

Экспресс-консультация. Эмо-поле и его свойства

Что произошло с зайцем, понятно. Он попал под воздействие эмо-поля Пьеро.

Дабы больше не возвращаться к этой теме, опишем ситуацию as is, с привлечением данных науки.

Таблица 1. Стандартная классификация базовых паранормальных способностей по Балтимору-Куперу¹.

Итак, согласно таблице, эмо-воздействие относится к ненаследуемым малораспространённым способностям, требующим эмоциональной и/или химической стимуляции.

Это логически следует из самой сущности эмо-поля: не испытывая эмоций, транслятору просто нечего транслировать. Чем эмоция сильнее и однозначнее, тем легче осуществляется трансляция.

Что касается объёма поля, то его можно увеличить только путём приёма препаратов - например, айса. Тот же Пьеро, будучи под айсом, мог накрывать полем весьма значительную аудиторию.

На текущий момент Пьеро был химически чист, и к тому же с ушибленной головой. Эмо-поле, им сгенерированное, было достаточно скромным - однако зайца оно накрыло. На простодушного (IIQ=42) скакуна эмоции Пьеро произвели сильнейшее впечатление, вырубив целый ряд рефлексов, в т.ч. рефлексы противоугонной системы - что и позволило нашему герою продолжить своё путешествие по ночному городу.

Этапы большого пути: передышка.

Второй раз Пьеро спешился в тупике имени Брокгауза и Ефрона.

Причина была банальна - это и в самом деле был тупик. Заяц увидел стену и затормозил, на сей раз относительно аккуратно. И встал. Встал намертво. Напрасно Пьеро дёргал его за уши, кричал "заворачивай" и колотил его ногами в грудь. Скакун стоял перед стеной как лист перед травой и бормотал "ошибка пятьсот три, ошибка пятьсот три, запрещение четыреста пятьдесят один" - что маленькому шахиду не говорило ровным счётом ничего.

В конце концов Пьеро спрыгнул с седла вниз. Заяц дёрнулся и заткнулся.

Пьеро подошёл к глухой стене последнего дома. Было темно, только под самой крышей светилось маленькое окошко. Остро воняло мочой разных основ. Похоже, тупик использовался как общественный туалет.

Маленький шахид тоже справил нужду, потом отошёл подальше от вонючего. Присел на корточки, прочно упёрся пятками в холодные плиты мостовой. Он очень устал. На него навалилось деревянное, каменное, свинцовое равнодушие. Не хотелось ничего - ну то есть ничего вообще. Просто сидеть здесь, сидеть и ждать. Ждать, пока найдут.

Заяц, судя по всему, впал в то же состояние. Он сел на задние и застыл, подобно статуе в парке Горького.

Пьеро смотрел на молодой месяц и ни о чём не думал - пока не услышал стихи. Кто-то шёл прямо к нему и негромко читал вслух:

Du mein Heimatland russische Flur
Ich sag dir's gut russisch: du Hur'...
Hast ja andere allzumal
Strahlend und nackt ohne Zahl

Was soll ich dir, ich der Verdammte
Aus den finsteren Wassern Entstammte
Aus den Schöpfstellen-Ufern bei Nacht
Aus der Stadt.

Was soll ich dir, ich von der Wand
Wo man stets an den Hosenschlitz langt
Wo es unmässig stinkt nach Urin
Sag was hast mit mir Städter im Sinn...

- Это чьё? - лениво, без интереса спросил Пьеро, даже и не надеясь получить ответ.

- Эдуард Лимонов, "Пятый сборник", - неожиданно любезно объяснил невидимый. - Когда-то мне нравились его стихи. Ну хорошо ведь написано: "так зачем я тебе от стены, где всегда раздвигали штаны, где воняет безмерно мочой, так зачем я тебе городской". К сожалению, по-русски помню только это. А вот немецкий вариант почему-то запомнился. Хотя, конечно, у Лимонова про родную землю было "бля", а немцы перевели - "шлюха". Ну, им так понятнее. Конкретный народ... был. Н-да. А ты у нас этот самый... ну как тебя? Пьеро? Который похож на мудака?

- Я такой и есть, - сказал Пьеро в порыве самоуничижения.

- Ну, зачем ты на себя наговариваешь? До настоящего мудака тебе ещё расти и расти... Ладно, это всё too old, как говорят педведы.

Невидимка вышел из тени. Это был хомосапый, одетый весьма причудливо - в шляпе-стетсоне, малиновом пиджаке (в неверном ночном свете казавшемся чёрном) и синих брюках (казавшихся белыми). Нос его украшали огромные очки.

- Я Неуловимый Джо, - представился незнакомец. - Надеюсь, ты обо мне что-то слышал.

В другое время Пьеро непременно заинтересовался бы столь удивительной персоной, но сейчас он просто вяло кивнул: да, слышал.

- Тебя я знаю по трём снам, - продолжал Джо. - Один был очень-очень давно, второй - четвёртого декабря. Третий ты увидишь довольно скоро, если всё будет нормально. Помнишь хоть что-нибудь? На спящих лост-эффект не действует.

Пьеро сжал голову руками. Вспоминалась какая-то бурлящая толпа и заполошный крик "Убиииииили!"

- А ещё там пёсик был, - напомнил неизвестный. - Он тебя уестествил...

- Если жив буду, оторву Напси второе ухо, - пообещал Пьеро неизвестно кому и зачем.

- Ну, оторви, дело житейское... А ты, я гляжу, совсем очичибабился. Чего ты тут сидишь?

- Знаешь, знаешь. Не держи в себе, - ласково сказал Джо.

Поэт вздохнул, чихнул и начал повесть о своих злоключениях.

Говорил он долго. Заяц шумно дышал в темноте, как бы создавая атмосферу доверия и сопереживания.

- Н-да, - сказал Неуловимый Джо, когда его собеседник иссяк. - Плохи твои дела.

- Хуже не бывает, - уныло согласился Пьеро. - Карабас меня, наверное, уже ищет...

- Не думаю, - процедил Джо. - Он, конечно, крут, но здесь свои порядки. Сейчас он, скорее всего, объясняется с полицией. Искать начнут завтра. Ночью, когда движение мешать не будет. Позовут эмпатов, найдут след ауры. И потихонечку дойдут до того места, где ты спрячешься.

- Ускачу, - сказал Пьеро. Сидеть и ждать полицию ему почему-то расхотелось.

- Никуда ты не ускачешь. Во-первых, тебе нужно есть и спать. Во-вторых, твоему зайцу это тоже нужно. Ты знаешь, что его надо кормить шоколадом? И где ты его возьмёшь? У тебя есть деньги?

Пьеро молчал, подавленный справедливым обвинением.

- Ты вообще-то даже водить не умеешь, - добил Джо. - Это не ты едешь, это тебя заяц несёт. По адресной книжке в своей головёнке. И тебя непременно поймают, если ты не возьмёшься за ум и не будешь слушаться старших. То есть меня.

- Именно. Тебе очень повезло. Наши интересы на данный момент совпадают. Видишь ли, я очень не хочу реализации ветви событий, которую продавливает тентура.Ну, тот вариант, в котором мы с тобой крайний раз пересекались. Так вот, я именно этого очень, очень, очень не хочу. Но до последнего времени думал, что альтернативы нет и придётся сдаваться Алхазу Булатовичу...

- Ты его не знаешь. Очень старый человек. Даже старше меня. Я его, правда, пережил... в каком-то смысле. Земля не принимает моих следов, но я по ней, хотя бы хожу. А этот - пирожок с ничем, фантом призрака. Но меньшей сволочью он от этого не стал. Хотя вот это уж точно too old. В смысле - старые дела. Короче. Судя по третьему сну с твоим участием, в тентурепоявилась одна ниточка. Куда она ведёт - не знаю. Но из основной ветви она точно выпадает. И ты на ней - важная персона. Так что я тебе буду какое-то время помогать. Что там с зайцем?

- Не разворачивается, - сказал маленький шахид.

- А не надо быть таким ленивым и нелюбопытным, - строго заметил Неуловимый. - Я вот сколько веков живу, и всегда был в курсе технических новинок. Ща мы твоего скакуна уработаем...

- Непонятка четыреста один, - сообщил заяц нехорошим, напряжённым голосом. - Вы не авторизованы. Отойдите от меня. Предупреждение четыреста! - он клацнул зубами.

Джо преспокойно протянул руку к самой пасти могучего зверя и что-то ему показал - небольшое, неказистое.

- Так точно, вашбродь, - внезапно сказал заяц и присел. - Слушаю, вашбродь!

Неуловимый решительно потянул зайца за ухо и начал говорить прямо в ушную дырку. Говорил он долго. Заяц кивал головой, время от времени бормоча что-то невнятное, с постоянным повторением таинственного "вашбродь".

- Что ты ему показал? - спросил поэт, карабкаясь на зверя.

- Маленькую красную книжечку, - объяснил Джо. - Это очень полезная вещь.

- Книжечку? - заинтересовался Пьеро. - О чём она?

- О том, что её владельца надо слушаться, - ответил Неуловимый. - Такие книжечки имеются у сотрудников определённых структур. Они самым поразительным образом действуют на швейцаров, дворников, нищих, сотрудников госучреждений, проституток, извозчиков, педобиров и много на кого ещё. Странно было бы, если бы они не действовали на зайцев.

- Его повернуть бы надо, - сказал Пьеро, ёрзая в седле.

- Повернись! - крикнул Пьеро и подёргал зайца за ухо. Заяц не шевельнулся.

- Ты ему скажи, направо или налево, - объяснил он. - Он же не понимает.

На этот раз всё получилось. Заяц даже присел на задние лапы и принял стартовую позу.

- Теперь держись покрепче, - сказал Джо. - Он тебя доставит.

- Куда надо, - Неуловимый улыбнулся, блеснул зубами в темноте. - Там-то мы и встретимся. А, кстати...

- Надень. Пригодится, - очень серьёзно сказал он.

Маленький шахид решил не спорить. Он взял шляпу и нахлобучил её на бошку по самые уши.

- На стаааарт... - протянул Джо. - Внимание... Марш!

Фрагмент документации. Некоторые голосовые сообщения системно-рефлекторной прошивки Enduro Glide Ultra

Этапы большого пути: финиш.

Пьеро терзался. Сомнения терзали его. Ему казалось, что он забыл что-то важное.

Держась за уши зайца и слушая свист ветра в ушах, он напрягал память. Что-то было, что-то вот только что было, что-то очень существенное. Но что?

Он прокручивал в голове последовательность событий. Вот он лежит на кровати и подслушивает разговор Карабаса с Болотным доктором. Вот он прыгает из окна. Вот он падает на спину зайца. Вот он скачет, вот он падает. Вот он выбирается из ямы и снова скачет. Вот он заезжает в тупик, поссать. Вот он выезжает из тупика. Вот он опять скачет... где, когда, что было-то?

Над головой промелькнула ветка, чуть не сбила шляпу. Поэт пригнулся, обнял заячью голову. От зайца пахло жаркой мокрой шерстью.

Шляпа Пьеро тоже смущала. Он не мог припомнить, откуда она у него. Кажется, где-то подобрал... но зачем надел? Это было неясно. Снимать же её почему-то не хотелось.

Внезапно заяц выпрыгнул куда-то на свет. Мимо побежали высокие фонари, и маленький шахид понял, что он каким-то образом очутился на Тверской. Хотя до сего момента он был абсолютно уверен, что скачет прочь из города, к Мальвине. Ну или не к Мальвине, но прочь из города уж точно.

Напрасно поэт дёргал зайца за уши, орал в ухо команды и вообще суетился. Заяц двигался одному ему ведомым маршрутом.

Когда они проскочили полицейский участок, Пьеро запаниковал. Он бы соскочил, но на такой скорости это было невозможно.

Заяц свернул в переулок, потом в другой. Проскочил через какую-то арку.

Впереди была тёмная глухая стена с чёрным пятном посередине.

В какую-то крохотную долю секунды маленький шахид поднял, что ему пиздец. Заяц или вмажется в стену или затормозит, во втором случае в стену вмажется только Пьеро. В любом случае выжить у него шансов нет.

Страха не было. Наоборот, маленького шахида охватил какой-то самоубийственный восторг. Небытие распахнуло перед ним врата, и он был готов войти в них головой вперёд.

Перед самой стеной заяц припал к земле, отчаянно тормозя и вспахивая асфальт когтями.

А Пьеро лёгкой ласточкой взмыл с седла и полетел прямо в середину чёрного пятна.

Небытия, однако, не случилось. Вместо этого случился удар, грохот, звон, что-то острое посекло Пьеро лицо и плечи и он, кувыркаясь, полетел в темноту. Потом его приложило обо что-то твёрдое и он выключился.

После нескольких секунд бессознанки Пьеро пришёл в себя и осторожно открыл глаза. И прихуел.

На него с непередаваемым изумлением взирала Ева Писториус.

Ретроспектива (продолжение). Директория, ул. Пятницкая, д. 31 стр. 2. Второй этаж, кабинет 201.

- И что нам теперь делать? - растерянно спросила Львика, глядя Еве пониже крестца.

- Дай подумать, - отозвалась обладательница рыжей попки, ёрзая на своей подстилке и пытаясь открыть зубами бутылку сидра.

Львика искренне не понимала, что происходит. Почему они вообще занялись этим непонятно откуда взявшимся дурацким существом, зачем привезли к себе домой - офис на Пятницкой Львика уже привыкла считать домом - и куда его теперь девать.

У Евы была другая проблема. С одной стороны, она собралась было срочно отправить бэтмена Карабасу. Который сейчас примчится, схватит дезертира и примерно накажет его. А её, Евушку, полюбит ещё сильнее.

С другой стороны... Ева относилась к Пьеро не то чтобы уж совсем нежно, но всё-таки приятельствовала. И отдавать его - бестолкового и несчастного - на расправу Карабасу ей всё-таки не хотелось. То есть нет, не так! С того мига, когда она увидела Пьеро и признала его, ей было абсолютно ясно, что она должнадоставить его к Карабаса. Хотя бы потому, что Карабас увидел бы её секрет у неё в голове, и никогда бы не простил ей того, что она отпустила дезертира, даже не попытавшись его пленить. Но ей не хотелось, чтобы Карабас сильно мучил Пьеро. Ей - по-женски - хотелось бы, чтобы тот его слегка поругал и простил. Сейчас она как раз подбирала слова, чтобы уговорить любимого быть поснисходительнее.

Что касается героя этих размышлений, он вёл себя как сильно ушибленный. Причина тому была в том, что он и был сильно ушибленный. Нет, он вроде как был в сознании - но очень условно. Идти не мог, пришлось укладывать его на спину Львике и тащить наверх. Ева не помнила, кто ей помог уместить неудобного хомосапого на спине подруги - но кто-то явно помог, сама она не справилась бы. Кто-то помог и с извозчиком, и с разгрузкой, и с зайцем этим дурацким... но вот кто? В памяти осталось что-то красное и что-то синее, красное вроде было сверху... или синее сверху? В голове что-то мелькнуло, закрутилось и исчезло - будто вывинтили шуруп. Осталась дырочка, которую тут же и затянуло насущной заботой: как бы всё-таки убедить Карабаса, чтобы он не убил этого дурака сразу?

- М-м-м-м-мнээээ, - промычал Пьеро, пытаясь встать.

- Куда собрался? - Ева осторожно боднула его мордочкой в спину, ожидая, что он тут же и упадёт.

Против ожиданий, он не упал. Наоборот, он осторожненько-осторожненько распрямился. Тощие колени его ходили ходуном, но он стоял.

- У меня была шляпа, - сказал он почти нормальным голосом. - Вот здесь, - он схватился за голову, точнее - за спёкшуюся корку крови и грязи, которая её покрывала. - Где моя шляпа?

- Эй, - обеспокоенно сказала Ева, - с тобой всё в порядке? Какая шляпа? Не было у тебя никакой шляпы!

- Вы забрали шляпу, шляпу мою украли, сраные. обормотки... и одежду мою забрали... и штаны... я тут голый стою... - бормотал тем временем Пьеро, ощупывая себя. Бледная, безволосая кожа его покрылась противными мурашками.

- Мне надо идти... - бубнил маленький шахид, - идти мне надобно, быстро-быстро... Зайчик! Зайчик! - вдруг заорал он так, что у поняшки заложило уши. - Зайчик убежал... - растерянно сказал он. - Это вы его спугнули, засранки!

Львика грозно поднялась со своего места и встала, хлеща себя хвостом по бёдрам.

- Ты как нас назвал? - переспросила она голосом, не предвещающим ничего доброго.

- Львика, не надо! - успела крикнуть Ева, когда Пьеро внезапно метнулся к двери.

Ева прыгнула с места. Пьеро, не оборачиваясь, врезал ей ногой по лицу. Удар был сильным и точным. Ну, почти точным: пятка не достала до носа совсем чуть-чуть. Поняша, не думая, чисто на рефлексах, бросилась на пол, схватила зубами другую ногу маленького шахида и сжала зубы.

Будь Пьеро в форме, всё это кончилось бы для Евы не самым лучшим образом. Но Пьеро не был в форме. У него была разбита - несколько раз! - голова, он был изранен, и наконец, истощён. И всё же включившиеся навыки боевика его не подвели. То, что вбито, уже не выбьешь.

Он не упал. Он не начал вырываться. Он сделал как учили: с силой пропихнул захваченную зубами ногу ещё дальше в рот. Поняша на автомате его открыла. Пьеро освободил ногу, упал, сгруппировавшись, на пол, перекатился. На его исцарапанном лице появилось нехорошее сосредоточенное выражение. Он быстрым движением схватил с пола пустую бутылку и грохнул её о край стола. "Розочка" зловеще блеснула. Ева с опозданием вспомнила всё, что слышала про боевое прошлое поэта.

- Хотите сдать меня Карабасу? - прошипел он злобно и осмысленно. - Выдать! Выдать меня хотите! Авотхуй! Уйду, скобейды, как есть уйду...

Львика уставилась на Пьеро, ловя его взгляд.

- Маленький что ты бегаешь маленький тебе страшно маленький иди к мамочке... - забормотала она майсу.

Пьеро выронил было розочку, но тут же собрался с духом и закрыл лицо руками.

"Плохо" - решила Ева. "Надо было самой". Кого другого Львика бы, может, някнула, но Пьеро в нынешнем своём наадреналиненном состоянии был орешком довольно крепким. Увы, перехватывать чужой няш было нельзя - потенциальная жертва могла и вовсе сорваться с крючка.

Маленький шахид встряхнулся, как мокрый пёс. Осторожненько приоткрыл глаза и начал отступать к двери.

- Львика! - взмолилась Ева. - Напрягись! Включи теплоту!

- А-а-а о-а-ау... - пропела Львика, буравя Пьеро взглядом.

- Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение... - пропела золотистая поняша. - Я люблю тебя дольше, что дней мне дано на земле-е-е...

Пьеро задёргался, пытаясь отвернуться. Но поздно: взгляд его намертво приклеился к зрачкам няши.

- Ты горишь, как звезда - как звезда в тишине отдаления... и твой образ не тонет во снах, ни в волнах, ни во мгле... - голос Львики всё рос, поднимался огромным алым парусом. Ева аж попятилась: такие огромные грации излучала сейчас её подруга.

Ева как бы понимала, что сейчас ей надо бы подобраться к няшимому Пьерику и как следует ёбнуть его по затылку копытом. Но обаяние Львики подействовали и на неё: ей хотелось слушать, слушать, слушать. - хотя вообще-то по жизни она Бальмонта на дух не переносила.

"Да она же за двести может, на драйве-то на своём" - подумалось ей. Мысль не удержалась, смытая голосом.

- Я тебя полюбила нежданно, безумно, отчаянно... - от звукового напора тоненько задребезжало стекло. Этому звону аккомпанировал характерный звук: кто-то с первого этажа - разбуженный охранник, наверное - стучал по трубе, намекая, что можно и потише вообще-то.

- Как я вижу тебя - голос Львики внезапно очень нежным и каким-то золотым, струнным, - как слепой открывает глаза...

Маленький шахид пытался что-то промычать, но горло перехватило, ноги подкосились. Он пал на колени, пал и пополз, оставляя кровавый след - из прокушенной ноги текло. Но он не замечал этого, он вообще не замечал ничего - он плыл, горел и таял одновременно. Член его трепетал, лицо заливали сладкие слёзы. Ибо он уже не мог, он уже истекал, он уже готов был выплеснуться...

Услужающая мышь Перепетуя, закатив глазки, шлёпнулась с евиной шеи на пол...

Ева, собравши волю в хапок, поднялась и осторожненько-осторожненько пошла по стеночке, намереваясь зайти Пьероше за спину...

- И, прозрев, поразится, что в мире изваянность спаяна... - тут Львика превзошла саму себя, тут было уже точно за двести граций ...

И вот на этих-то словах про изваянность всех и накрыло.

исполненном бесконечной, безграничной, вселенской любови

к внезапно-изваянной стрась трась трась трасти

сердец и телес, даааа! овладетеньки люлю бу бушкой

И тут маленькие лошадки, хомосапый мудила, мышка и ящерок, изнемогая от любви - и желанья насладиться ею вполне -

- Ну и запашок тут у вас стоит, - Неуловимый Джо неизящно сморщил неизящный нос.

Ева отвела глаза. Львика посмотрела с вызовом. Пьеро сделал равнодушное лицо.

Они сидели всё в той же комнате. Ева вызвала уборщицу, так что тут было прибрано. Хотя для полного благолепия требовался разбор стола, возвращение на место оторванной шторы и влажная уборка. Ева отложила всё это на потом. Сначала нужно было понять, как теперь жить - в особенности с Карабасом.

- Я рассчитывал, что ты хотя бы поспишь, - сказал Джо, глядя на Пьеро.

- Да я поспал, - ответил Пьеро. - Там, за дверью. Там диванчик есть. А нельзя было как-нибудь по-другому?

- Вообще, конечно, нехорошо получилось, - признал Джо. - Но у меня не было выбора.

- Гм... Видишь ли, дорогой мой Пиэрий, я знал, что сегодня случится. Ну, в общих чертах. Мне об этом рассказал один осведомлённый товарищ. Во сне. У нас с ним вообще получился содержательный обмен мнениями.

- По моему личному календарю, я видел этот сон неделю назад. По твоему - это какое-то близкое будущее. Насколько я понимаю, в этот момент ты будешь находиться уже не здесь.

- Насколько я понимаю, да, но не только. Там у вас соберётся какая-то странная компания... Впрочем, неважно. В общем и целом. То, что я тебя повстречаю у зассаной стены, я знал. Собственно, оно-то тебе и приснилось. Место приметное, я его запомнил. И успел найти. Просто методично обошёл все тупики неподалёку от "Интуриста". А вот места второго рандеву я не знал. Пришлось выяснять у зайца.

- А как? - заинтересовался Пьеро. - Я думал, он просто так бежит куда-то...

- Просто так, - заметил Джо, - никто никуда не бежит. Заяц существо глупое и подневольное. Он бежал ни абы куда, а по списку адресов, который был у него в голове. Он мне их и рассказал. Как обладателю красной книжечки. Впрочем, про это тебе знать не обязательно... В общем, предыдущий хозяин зайца ему дал маршрут. Сначала до тупика, потом ещё в одно место, а потом в эти самые "Кошки". Вот по этому маршруту он и бегал. Хорошо, что то место было далеко, а то бы я не успел.

- А вот за этим, - Джо достал маленький стеклянный пузырёк и протянул его поэту. - Там и купил. Дилер, правда, конскую цену постаиил, но я богатенький. Вот, бери. Продукт, конечно, не тораборский... но вроде не бодяжный.

Пьеро внимательно посмотрел пузырёк на просвет.

- Это то, о чём я думаю? - спросил он, осторожно показывая глазами на Львику. Та заметила.

- Да пробовала я, - призналась она. - Думала, обаяния прибавит. Оказалось - ни-фи-га. Ну, пару песенок я под этим делом сочинила. Потом кто-то маме стуканул. Крику-то было... Ай-ай-а, единственная дочка снаркоманилась. Хотя айс вообще не наркотик.

Пьеро покрутил пузырёк в руке, растерянно похлопал себя по голым плечам.

- А, тебя ещё одеть надо... - протянул Джо. - Львика, я тебя могу о чём-то попросить?

- Да пожалуйста, - золотистая поняшка слегка потянулась.

- Видишь ли, я отсюда выйти не могу. Вы забудете, что я здесь был, придётся снова представляться, это долго и ни к чему. Можешь очень быстро спуститься вниз и взять какую-нибудь шмотку у охранника? Он вроде горилла по основе? Попроси рубашку. Гориллы внутренние карманы любят, это будет самое оно. Только очень быстро! Справишься?

Львика не стала кобениться и выскочила за дверь. Копыта застучали по паркету.

- Это я тебе дал. Чтобы ты, если опять упадёшь или из седла вывалишься, не так сильно ушибся. Кажись, помогло.

- Совершенно не помню, куда она девалась, - пожаловался Пьеро.

- Очень жаль. Я тоже к ней привык. Ничего, украду другую, - Джо вздохнул. - Как же мне иногда хочется приобрести что-нибудь законно, честно и благородно... Хотя вот айс я купил честно. Но сам продукт...

Снизу донесся голос Львики и бурчание охранника.

- Где-то минута, - озабоченно сказал Неуловимый. - Ч-чёрт, никогда не угадаешь с этим лостом. Одних сразу накрывает, другие минут десять помнят... От основы многое зависит. Интересно, как с пони...

- Всё это очень мило, - перебила Ева. - Но мне-то что делать? Карабас всё узнает. И получится, что я помогла дезертиру... и ещё с ним потом это самое... - она смутилась.

- Вообще, конечно, Карабасу что-то за это полагается, хотя бы чисто символически, - задумчиво произнёс Неуловимый. - Тентуратакое любит... Пожалуй, сделаю ему какую-нибудь мелкую любезность.

Влетела запыхавшаяся Львика, таща в зубах что-то длинное и белое.

- Ффух! - сказала она, роняя тряпку. - Успела. Вроде всех помню. Одевайся, - сказала она Пьеро.

- От тебя тоже не розами пахнет, знаешь ли, - отбрила поняшка.

Пьеро понюхал левую руку, потом правую. Потом занюхнул свою подмышку.

- Как странно, - сказал он. - Левая рука пахнет вроде тобой. А правая - Евой. А вот под мышкой неопределённость какая-то...

- Да хватит уже! - Ева сказала это несколько более нервно, чем того требовала ситуация. - Одевайся и вперёд!

Пьеро нырнул в рубаху, задёргался в ней, как в мешке, ища горло и рукава.

- А насчёт того, о чём ты говорила, Ева, я думаю так. - Неуловимый Джо посмотрел на поняш слегка укоризненно. - Мне кажется, девочки, вам лучше обо всём забыть. Ну, про разговор со мной вы точно забудете, лост-эффект. Что касается остального... Львика, ты случайно не компаньонка Ордена Охотниц Вондерленда?

- Почему случайно? - даже немного обиделась Львика. - Меня мама сама принимала.

- То есть как убирать память, тебя учили? Сама делала? - продолжал допытываться Джо. - А граций у тебя хватит?

- Если без сопротивления, то всё нормально получается, - ответила Львика.

- Ева, - строго сказал Джо. - Ты хочешь, чтобы Карабас ничего не узнал? Ну, в смысле, о Пьеро и всём таком прочем?

- Ну вот мы о том, - сказал Джо. - Доверься нам. Только сначала разберусь с этим зайцем дурацким.

- Я им управлять не умею, - забеспокоился Пьеро.

- Разберёмся. План такой. Сейчас я тебя спрячу. Возьму зайца в повод, доведу до одного места. Пока ты со мной, тебя никто не запомнит. Ауры тоже не останется. А сейчас давайте с девочками всё решим. Львика, вы там с Евой пошепчитесь. Ты знаешь, что надо делать? Граций хватит?

- Да знаю я, - отозвалась золотистая. - Ева, мне придётся тебя немножечко някнуть, извини.

Ева легла на подстилку и постаралась расслабиться. Львика легла рядом, прижалась к евиному телу.

- Закрой глазки и слушай внимательно, - затянула она, - слушай внимательно...

- Иди, - скомандовал Джо Пьеро. - Ты же не хочешь, чтобы тебя заняшили? Вон отсюда быстро.

Пьеро, путаясь в рубахе - она свисала ниже колен - скрылся за дверью.

- Не о чем беспокоиться, ничего не было, не было, - пела Львика, - всё что тебя тревожит, всё что беспокоит насчёт той ночи беспокоит - ничего не было... только глупый сон... глупый сон... глупый сон... сон забудется... можешь спать... можешь спать... спать...

- А как со мной? - Львика подняла глаза на Неуловимого Джо.

- Ты не дура, - сказал он, наконец. - Рассказывать кому-то - не в твоих интересах. Встречаться с Карабасом тебе и раньше было незачем, а теперь и подавно. Хотя если встретишься - он в твоей голове вряд ли будет рыться. Тем более, воспоминания у тебя будут в очень больших дырках. Не могу дать хорошего совета -всё равно не запомнишь. Всё, побегу, пока Пьеро меня не позабыл.

- Подожди, - попросила Львика. - Скажи... кто меня завернул в портьеру? И поставил Антокольского?

- Я, - сказал Джо. - Я заглядывал... с утречка. Вы уже все спали. Ты лежала на сквозняке. Я закрыл окно и тебя закутал. И пластинку поставил. Мне это показалось... забавным, наверное.

- Спасидо, - сказала Львика. - И больше ничего не было? Ну, в смысле?

- Ты всё равно забудешь, - ответил Джо. - Ладно, скажу. Мне это и в голову не пришло. Я человек. Я не могу делать это с тем, что ходит на четырёх ногах.

Львике - совершенно неожиданно - стало обидно. Подумав секунды полторы, она поняла, что ей оченьобидно.

- А нас в школе учили, - сказала она грустно, - что в древности люди любили лошадей. А лошади любили людей. Это всё неправда?

- Нет, правда, но... - Джо щёлкнул пальцами, - не в этом же смысле!

- Карабас любит Еву, - сказала Львика. - Именно в этом смысле. А он тоже человек. Может, вам просто девушки не нравятся?

Джо захохотал. От хохота него свалилась шляпа, и Львика увидела его большую, блестящую лысину.

- Меня назвали пидарасом... - фыркал он, - потому что я... не трахнул лошадь... Львика, прости, я побегу. А то Пьерика лостом накроет.

Эквифинал. Через некоторое время после описываемых событий

- Знаешь, - сказала Ева, ища в темноте львикино ухо, - мне тут недавно приснился совершенно дурацкий сон. Прикинь, будто твой Бантик моей мышке... - она, наконец, ухо нашла и договорила уже в него.

- Да ну тебя, - сказала сонная Львика. - Глупости какие. Эта твоя Перепетуя от Бантика прячется. А чего от него прятаться-то, я не знаю? У него ещё лапка не отросла.

- Да ну, я привыкла, не люблю менять мелких... А ещё чего тебе снилось?

- Дурь всякая. Сама не знаю, почему вспомнилось. Что-то мы делали... Почему-то Пьеро с нами был. Помнишь, я рассказывала? Этот, который от Карабаса сбежал?

- А что, он тебе нравился? - голос Львики был сонным, тяжёлым.

- Да нет, не очень... Вот я и удивляюсь, надо же. Надо бы почаще у Карика бывать... Нехорошо ему без меня-то... Эй, ты меня слушаешь?

Иль - нет. Что - злость, что - мрак? А, так. Всё - вздор. Лишь гнев прав.

Гневом и был он весь, кот - кипящим гнев-гневом,

- накатываясь, клубясь - полна наползающая чёрная туча

Вообще-то гнев - плохой советчик. Сейчас он советовал коту бросить всех - и особенно лису! - и уйти куда глаза глядят. Лучше всего на Зону, даже не дожидаясь полуночи.

Потом бы он, наверное, об этом очень сильно пожалел. Но не пришлось: кота отвлекло то чувство, которое способно остановить перо в руке гения, заставить встать из-за накрытого стола, полного яств, прервать на середине любое, самое возвышенное рассуждение. А именно - отрыжка.

Базилио с опозданием понял, что переоценил возможности своего форсированного желудка. Столько жрать всё-таки не следовало. Кота буквально распирало от газов.

Однако, как ни тяжела отрыжка физически, на нраственное состояние субъекта она оказывает влияние дисциплинирующее. Знай же, почтенный читатель - ах да, мы же на "вы"! - так знайте ж, батенька,что именно отрыжка всего более утишает и угашает гнев. Не сравнится с ней в этом отношении ни икота, ни ломотьё в пояснице, ни даже ревматический приступ. Именно отрыжка как-то особенно несовместима с гневом. Возможно, дело в эстетике. Пылать гневом и при этом рыгать - есть в этом что-то смешное и жалкое, а никому не хочется выглядеть смешным и жалким, даже в собственных глазах.

Так что кот, пытаясь сдержать газы, устремился всё ж не прочь из помещения, а просто в туалет. Как то и подобает чистоплотному и уважающему себя существу.

Туалет оказался заперт. Причём заперт надёжно: на двери висел замок. Желание рыгнуть стало нестерпимым, до боли. Кот на всякий случай дёрнул соседнюю дверцу - и в глаза ударил свет: там горела лампочка. Прикрутив чувствительность оптики, кот увидел опрятное, ухоженное помещеньице с приступочкой и дыркой в доске. Назначение его было более чем очевидно.

Баз бухнул дверью и от души прорыгался. Потом решил, раз уж он здесь, сделать все прочие дела. И заодно подумать.

Сидя над дырой в позе орла, кот чувствовал, как гнев перегорает в досаду. Всё получилось ужасно глупо. Никто не хотел ничего плохого, а вышла какая-то хрень.

Базилио решил пойти к крокозитропу и поговорить с ним как разумное существо с разумным существом. Да, разумные существа иногда ведут себя по-дурацки. Но он попробует объяснить...

Тем временем сидение над дырой дало результат. Кое-что полетело вниз.

Кот искал глазами тряпку или бумажку, как вдруг прямо из-под задницы послышался тихий голос:

- Как-то кисло, Базилио... Объелся ты сегодня лишнего...

Баз аж подпрыгнул - встал на ноги - поднял очки, чтобы выкрутить оптику на максимум - и заглянул в дыру.

То, что он там увидел, поразило его. Настолько, что он в полный голос заорал:

Да! Под дырой была освещённая яма, в которой стояла - а точнее, была вкопана - знакомая коту серебристая чаша. Она, правда, подросла за это время, но это была точно она.

- Т-с-с-с, - донеслось из чаши. - Не пали меня плиз! Мариус не знает, что я Септимием была. Узнает - житья не даст. Издеваться будет, гадость какую-нибудь насыплет. Тут выдра местная помои в меня вылила. С каким-то моющим средством. Я чуть не померла, вот те Дочь, еле жива осталась...

- Долго рассказывать, - отозвалась чаша после непродолжительного молчания. - В общем-то, по дурости. Хамить не надо было по... в общем, хамить не надо было. Но если тебе интересно...

Отступление. Повесть о том, как сухогубка Септимия устроилась на креативную должность с гибким графиком работы

Посвящается молодым менеджерам среднего звена,
ропщущим и неудовлетворённым

Ничего не берётся из ничего и не уходит в никуда. Это закон Ломоносова-Лавуазье! И выше бери! - это самой жизни закон!

Поэтому он в полной мере относится и к предприятиям массового обслуживания, в число которых входят и едальные заведения.

"Три пескаря" нуждались в 1) электричестве, 2) воде, 3) продуктах питания (в основном в виде полуфабрикатов). Разумеется, это было далеко не всё - периодически требовалось ещё всякое разное, от лампочек до посуды. Но упомянутые выше сущности - энергия, вода, жрачка - нужны были постоянно и ежедневно.

С энергией проблем не было: "Пескари" стояли на единственной в округе точке регулярного зацепления с Оковой. Воду брали из колодца. Еду покупали - буквально за гроши - у окрестных крестьян, соль и специи - у захожих офеней.

Проблема была в том, куда девать отходы - начиная от объедков и кончая естественными отправлениями гостей. Потому что никаких золотарей на местности отродясь не водилось.

Во времена "Щщей" эта проблема решалась так. Все отходы оказывались в выгребной яме. Где-то раз в два месяца в яму кидали "бусину" для дезинфекции, а через пару часов - редкий артефакт "ротфронт", превращавший содержимое ямы в буроватые цилиндрики, сладкие на вкус. Их разбирали бродячие торговцы-офени и потом продавали под видом соевых батончиков.

"Ротфронтами" заведение раньше снабжал Болотный Доктор. После его отречения от "Щщей" выяснилось, что яма стала проблемой. Попытки жирафчика приобрести нужные артефакты у знакомых сталкеров успехом не увенчались: те обнаглели и стали требовать за всё сумасшедших денег.

Мариус кинулся в ноги нюфнюфу, моля его чем-нибудь пособить - ну хотя бы периодически приводить золотарей из Гиен-аула. Нюфнюф долго кочевряжился, но в конце концов осознал, что решение туалетной проблемы в его же интересах. Золотарей он никаких звать не стал, а притащил с Железного Двора трипиздотрон. Это древнее устройство неясного назначения разлагало любую органику до воды, углекислого газа и какого-то порошка, напоминающего костную муку. Раньше прибор использовали для маналул, но полковник Барсуков такую практику отменил как чрезмерно гуманную - в трипиздотронном поле наказуемый помирал хоть и мучительно, но быстро, минут за пять-десять. Так что прибор валялся на складе, пока нюфнюф не наложил на него лапу.

Проблема с устройством была та, что он, собака такая, жрал чрезвычайно много энергии и не отличался производительностью - для полной переработки дневной порции дерьма ему требовалось часов шесть. К тому же во время его работы в сортир заходить было нельзя, из-за губительного трипиздопо́ля. Поэтому Мариус включал прибор после ухода последнего клиента, сортир тут же запирал на ключ, а ночную нужду справлял на заднем дворе. Это его крайне раздражало: он уже привык к определённому уровню комфорта, который задний двор не мог ему предоставить. Там было темно, холодно и грязно. Он завёл себе ночной горшок, но не был вполне удовлетворён этим промежуточным решением. К тому же нюфнюф с друзьями заимели привычку засиживаться допоздна, а ходить до ветру на улицу считали ниже своего достоинства. Поэтому они делали все дела где хотели. Лёля, конечно, всё убирала и замывала, но Мариуса это очень злило.

Тут-то его и посетила летающая тарелка нахнахов с прикрученным к ней Септимией - страдающей и несчастной.

Злой шерстяной не забыл своего обещания вернуться и отомстить пославшей его матом чаше.

Оставив Львику в Директории, на обратном пути он заставил пилота снизиться над тем же местом, где они останавливались ранее. Координаты остались в навигаторе, так что проблем не возникло.

Чаша, естественно, стояла там же - куда она могла деться? Обезьян прихватил из тарелки заступ, штыковую лопатку и пилота. Они стали окапывать чашу по краю. Септимия пыталась сопротивляться, стрекавилась оставшимися щупальцами - их ей безжалостно отсекли лопаткой. Мольбы и проклятия сухогубки только развлекали жестокосердного обезьяна. Гадостно скалясь, он продолжал рыть. Где-то за час они дорылись до шипов, переломали их, Септимию извлекли из грунта, перевернули, положили на брезент и дотащили до тарелки. Для простоты примотали к крыше за всякие выступающие части. И полетели-полетели.

Что испытала несчастная Септимия в воздухе, трудно и словами-то передать. Её мотало;швыряло; трясло; крутило; отрывало; плющило со всей силы; и колбасило тоже; и всё это одновременно и сразу! - а впридачу к тому в неё врезался кречет и чуть не пробил ей бочину своей твёрдой, тупой башкою. Если несчастная сухогубка когда-нибудь и сожалела о вольном перемещении в пространстве, то теперь она мечтала лишь об одном: очутиться на твёрдой земле и прорасти в неё. И как можно глубже!

Обезьян намеревался отдать свою жертву маналульщикам на опыты. За это он получил бы соверен, а то и два. Но тентурарешила иначе.

Где-то на втором часу полёта пилот начал озабоченно изучать приборную доску, цокать языком и крутить какие-то рукоятки. Наконец, он оторвал глаза от приборов, и, запинаясь от волнения, сообщил шерстяному, что у них проблемы с энергией. В Директории им зарядиться полностью не удалось, а зацеплений над Зоной ни одного не случилось. И предложил сесть на точке у границы Зоны, где можно подзарядиться. А заодно и покушать: там, по его словам, имелось отличное заведение.

У шерстяного, как и у пилота, был сухпай. Но даже суровые нахнахи предпочитают сухпаю горячий супчик и мясочко. К тому же обезьян был - как он сам думал - при деньгах. И решил, что оставить пару-тройку сольди в жральне - вполне приемлемо.

"Шти" - то есть теперь уже "Пескарей" - они нашли довольно быстро. Приземлились рядом и пошли столоваться.

Было это вечером, последние курсанты уже разошлись. Обезьян и пилот-хорёк расположились у очага и заказали того-сего. Покушали они чинно, душевно, особенно нахнах. Аккуратный хорёк расплатился за себя первым - тютелька в тютельку. Обезьяну выставили счёт очень приличный. Тот с гордым видом полез за деньгами. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что его тактические рейтузы аккуратно разрезаны, а кошелёчек - тю-тю.

Тут шерстяной сделал ошибку. Ему бы договориться, написать расписку, решить вопрос миром. Вместо этого он, взбешённый покражей, распонтовался: заявил, что кормёжка была нехаляльной, платить он не будет, и даже потребовал компенсацию за моральный ущерб.

Подошёл Мариус и вежливо объяснил, что халяльность заведения проверяется нахнахским законоучителем, а кормить всякую набродь задарма он не намерен. Так что лучше бы клиенту заплатить по счёту и валить отсюда.

Шерстяной раздухарился и полез в драку. Тут же появился бык с дубиной и выдра с тесла-шокером. Волосатого дебошира загнали в угол, а Мариус всё так же вежливо объяснил ему, что сейчас они его свяжут, запрут, а завтра сдадут нюфнюфу. Ну а законоучитель что-нибудь придумает.

Шерстяной не боялся нюфнюфа: он выполнял поручение Тарзана. Но Тарзан не любил порученцев, попадающих в глупые истории. Обезьян представил себе, во что может вылиться неудовольствие Тарзана, отчего стал очень конструктивен и открыт к диалогу. И выдвинул контрпредложение: взять в уплату что-нибудь из летающей тарелки. Рассчитывая, конечно же, по ходу дела удрать.

Это было наивно. Его всё равно связали и заперли. После чего Мариус позвал трясущегося от страха пилота и они пошли смотреть, есть ли в тарелке что-нибудь ценное.

Первое, что он увидел - это была привязанная к крыше и изнывающая Септимия.

Она жирафа узнала. И не обрадовалась. Но ей очень хотелось на землю. Кабацкие потребности она себе представляла. И поэтому, напрягая нежнейшие струны своего голоса, предложила себя в услужающие - в качестве посудомойки и утилизатора отходов.

Септимия не лгала. Её желудочный сок был вполне годен для растворения органики с жирных тарелок и всего такого прочего. Однако у Мариуса уже была Лёля с "Файри". А вот заявленная сухогубкой способность перерабатывать органику его заинтересовала больше. Так что он без экивоков предложил ей должность ночного биотуалета. Предложение было так себе. Но снова оказаться в воздухе, да ещё с непонятными перспективами в пункте прибытия - это было гораздо, гораздо хуже.

Финал немного предсказуем, не так ли? Всё же сообщим, что наша Септимия пошла в счёт съеденного и выпитого нахнахом. Кроме того, Мариус прихватил штыковую лопатку - вещь, нужную в хозяйстве. И отпустил двух незадачливых гостей заведения восвояси. На прощание шерстяной плюнул Септимии в дыхальце.

На следующий день Мариус упросил нюфнюфа дать ему несколько курсантов, которые за бесплатную кормёжку разобрали пол в подсобке возле сортира, выкопали яму и пересадили в неё сухогубку. При переноске ей, правда, продырявили сифон - он болтался под базальной частью, как мешок с водой - но ничего более серьёзного не повредили. В качестве компенсации они повесили в яме лампочку. На прощание они всем коллективом нассали ей в жорло и пожелали расти большой.

Ночью жирафчик тоже опробовал приобретение. Заодно и поговорили. Мариус пожаловался на боли в подвздошной области. Сухогубка подтвердила, что в моче у жирафчика многовато ацетона, а кал повышено кислотен. Сошлись на том, что Мариусу надо держаться своей основы, жрать меньше жирного и сладкого и употреблять побольше овощей.

Септимия заснула под утро - с приятным чувством безопасности и открывшейся перспективы.

- А как ты меня узнал? - у кота было ещё много вопросов.

- Ну если честно, то по вкусу, - ответила чаша. - Я теперь неплохо разбираюсь в сортах... - последнее слово заглушило бульканье водяного сифона, но кот понял.

- Да я не в обиде, - спокойно ответствовал бывший козёл. - Делов-то. Мне и раньше попадало. От птиц, ну и вообще. Сначала неприятно было. Но вообще-то мне всё равно, что переваривать. Главное, чтоб в душу не срали.

- Это точно, - кот вспомнил о своей проблеме и на него навалилась тоска. - Слушай, - сказал он с большим сомнением в голосе, - может, всё-таки как-то вытащить тебя отсюда? Света белого не видишь...

- Спасидо, не надо, - сказала Септимия. - Я на Зоне не очень хорошо жила. Тут тоже не зупа, но всё-таки получше.

- Не понял, - сказал кот. - Тебе что не нравилось?

- Не подумай плохого, - зачастила губка. - Ты меня отлично устроил, спасидо большущее. И пейзаж красивый, каждое утро любовалася. Вот только голодно мне было очень. Всё время кушать хотелось. Я растущая органика, мне питаться надо хорошо. И мясо нужно, и косточки, и травушки иногда какой-нибудь. Там-то я за целый день, бывалоча, пару жучков ловила. И те - хитин сплошной. Или какой листочек ухвачу - вот и вся моя еда... Упыри ещё покоя не давали. Всё искали, куда бы меня трахнуть, ироды. И ночами холодно, тоже ведь не дело. А тут Мариус в меня не только срёт. Он и объедочки кидает. Поговорить, опять же, есть с кем. Он на самом деле не плохой. Это на него дружки́ плохо влияли...

Базилио невольно подумал, что вольный и буйный Попандопулос, став сухогубкой, как-то слишком уж феминизировался, а проще говоря - обабился.

В этот момент дверь в сортир тихо открылась. Вошёл крокозитроп. Осмотрелся. Никого не увидел, кроме кота, сидящего рядом с дырой.

- Простите за вторжение, Базилио, - церемонно начал Розан Васильевич. - Давайте поговорим как разумное существо с разумным существом. Да, разумные существа иногда ведут себя глупо. Но...

Крокозитроп в недоумении изогнул глазной стебелёк.

- Гм, я не намерен прерывать приватную беседу...

- Знакомьтесь, - сказал кот. - Семптмия, это Розан Васильевич, крокозитроп. Розан Васильевич, это Септимия... губка, наверное, - он сделал приглашающее движение по направлению к очку.

Розан Васильевич встал перед очком и вежливо свесил глаз вниз.

То, что произошло после этого, было до того неожиданно и нелепо, что кот просто не успел среагировать.

Где-то секунды полторы крокозитроп просто таращился вниз. Потом шлёпнулся на живот - видимо, желая свесить глаз как можно ниже. Прошептал что-то левой ротощелью. Приподнялся, отжавшись на всех трёх руках. И, свесив все свои трубы в очко, издал ими всеми долгий, громкий, невыразимо мерзостный звук, от которого у кота шерсть встала дыбом.

И тут же похожий звук донёсся из очка. Он был немного тише, но ещё гаже. Базило буквально затошнило.

Справившись с приступом, он приблизился к очку. Крокозитроп лежал на приступочке, распластанный и бесчувственный. Баз его перевернул и увидел, что глаз его вяло болтается на веточке, ротощели полуоткрыты, а сам он, кажись, не дышит.

Лиса появилась буквально через минуту. Увидев лежащего навзничь Розана Васильевича, она ринулась к нему, начала что-то смотреть, щупать. Потом подняла голову. На лице её было глубокое недоумение.

- Вроде как обморок, - сказала она. - Похоже на ортостатический коллапс... или сильный испуг. Он мог чего-нибудь испугаться?

Кот наклонился над дырой. Оттуда слышалось бульканье и какие-то странные звуки, напоминающие рыдания.

- А? Что? - бульканье прекратилось. - Базилио, ты здесь?

- Звуки... - с сомнением сказала Септимия. - Был какой-то звук... потом не помню, - призналась она. - Вырубило. И чой-та меня подтрясывает...

Крокозитроп тем временем очнулся. Сделал несколько неуклюжих движений руками. Обвёл глазом помещение. Несколько раз вдохнул-выдохнул. И только после этого сказал странно спокойным голосом:

- Базилио. Будьте столь любезны. Прижгите мне вот здесь, - он выставил сиреневую трубу и изогнул её посередине. - Не отсекайте, именно прижгите. Очень вас прошу, прямо сейчас.

Кот приподнял очки и на трубе появился ожог величиной с сольди.

- Ааааууауууууу! - закричал-затрубил Розан Васильевич. - Алиса, могу я у вас попросить обезболивающее?

- Простите за беспокойство, - всё тем же тоном сказал крокозитроп. - Мне нужно было быть абсолютно уверенным, что я не сплю.

- Нечто невозможное, - произнёс Розан Васильевич левой ротощелью, заглатывая правой алисину таблетку. - Простите, я боюсь туда смотреть... - он покосился на очко. - Откуда там это... - он сделал паузу, - существо?

- Умоляю, - голос крокозитропа дрогнул, - ради всего святого. Расскажите мне всё, что знаете. Сейчас. Здесь.

До кота дошло, что Розан Васильевич порядком взволнован. Да что там - потрясён. Он никогда не видел его таким, никогда.

Баз вздохнул и принялся рассказывать. Саптимия время от времени что-то комментировала из дыры. Алиса задала пару вопросов. И только крокозитроп молча таращил блестящий глаз.

- Невероятно, - наконец, сказал он. - "Молочко комсомолки". Кембрийская форма. Могла выпасть любая из сотен тысяч комбинаций, но выпала именно эта. То, что я оказался здесь - ещё менее вероятно. Один шанс на миллион. И всё-таки я получил эту роль. Мне выпал счастливый билет. Солнце духа наклонилось к нам... Я приуготован к жертве...

- Й-извините, Розан Васильевич - сказала Алиса, - но я тоже ничего не понимаю.

- Что ж. Вы имеете право знать, - торжественно заявил крокозитроп. - Септимия - самка моей основы. Вероятнее всего, единственная на Земле. Несколько искажённая телесно, если я всё правильно понял. Но основа именно моя. Иначе она бы не ответила на зов.

- Вот этот... звук? - у кота перекосило морду, но он справился.

- С точки зрения чистой эстетики, - признал он, - и в самом деле не очень. Я предпочёл бы что-нибудь из Вагнера. Но тут физиология, а физиология редко бывает эстетичной. Например, ваш способ размножения... ладно, не будем об этом. Так или иначе, тентурадала мне шанс продолжить наш род. Разумеется, я сначала должен всё проверить. Убедиться, что самка половозрела и готова принять сперматофор.

Розан Васильевич недоумённо покосился на дыру.

- Никак не могу привыкнуть к мысли, что самка разумна, - пожаловался он. - Ладно у вас, вы довольно извращённые существа. Но существа подлинно совершенные? Впрочем, неважно. Сперматофор - это капсула со сперматозоидами. С точки зрения биологической, я - его оболочка. Ходячая и говорящая, но оболочка. С которой, к сожалению, придётся расстаться.

- Я умру, - сказал крокозитроп со спокойной гордостью. - Удостоившись великой чести восстановить наш род...

Тут его прервал жирафчик Мариус. Который именно в этот момент пожелал воспользоваться туалетом.

Он открыл дверь и с крайним удивлением посмотрел на своих сегодняшних гостей в полном почти составе.

- Уважаемые, - сказал он. - Мне нужно сюда, уважаемые. Мне неудобно при вас, уважаемые.

- Мариус, - сказал он проникновенно, - давайте поговорим как разумное существо с разумным существом. Вас интересуют анонимные банковские счета в Директории?

Действие двадцать четвёртое.Антагонист, или Буратина собирается вдуть, а вместо этого выдувает, что приводит к плохим последствиям

Я бежал от гнева Брахмы сквозь все леса Азии, Вишну ненавидел меня, Шива подстерегал повсюду. Неожиданно я встречался с Исидой и Осирисом, и те говорили мне, что совершил я ужасный проступок, вогнавший в дрожь ибиса и крокодила. На тысячи лет заключен был я в каменных гробницах вместе с мумиями и сфинксами, захоронен в узких подземельях, в сердце бесконечных пирамид. Крокодилы дарили мне смертельные поцелуи; я лежал в мерзкой слизи, среди тростника и нильской тины.

Томас де Куинси. Исповедь англичанина, употребляющего опиум. - М., Ad Marginem, 1994

Всё то дерево покрыто головами, подобными головам различных существ.

Мухаммад ибн Бабишад. Наставление для плавающих и путешествующих. - Л.: Изд-во "Наука", Главная редакция восточной литературы - 1989.

21 декабря 312 года о.Х. Ночь, ночь, ночь глухая
Страна Дураков, междоменная территория. Трактир "Три Пескаря"

Current mood:crazy/что со мной не так?
Current music:М. Мусоргский - Ночь на Лысой Горе

Буратине снилось деревце с круглыми золотыми листочками. Оно сияло, вертелось, поднимало веточки и всячески к себе подманивало. Над ним сияла надпись: "Потребительский кредит ДиректБанка! Бери больше! Плати меньше! От 15,9% годовых! Без поручительства! Только отпечаток ауры!"

Буратина не очень понимал, что такое кредит, а годовые путал с месячными. Однако он помнил, как Джузеппе Сизый Нос ругался на какую-то "ипотеку", и говорил, что кредит выше пяти процентов - это безумие и воровство. Ещё он говорил, что "власти задрали ставку рефинансирования в небеса какие-то" и даже - что "Пендельшванц охуел". Эти смутные воспоминания мешали ему подойти к деревцу и нарвать себе золота. Но оно так манило, так сладостно позвякивало веточками, что Буратина всё-таки подошёл и протянул руку к ближайшему листочку.

Тут же по руке побежали какие-то мелкие жучки. Они наползли в подмышку, защекотали грудь, лицо. Сначала было просто неприятно. Но потом Буратину пронзила догадка, что это не просто жучки, а древоточцы, которые прогрызут его оболочку и отложат внутрь личинки. С криками и проклятиями он принялся давить жучков, но их становилось всё больше и больше. Он заорал и очнулся.

Пару секунд ушло на то, чтобы прийти в себя и осознать ситуацию. Он лежал в темноте на каких-то тряпках. Тряпки были не то чтобы совсем холодными, но грели плохо. Особенно мёрзла спина. Бамбук подумал, что надо бы перевернуться и её слегка отогреть. Но вертеться не хотелось. Состояние было такое - "лучше не шевелиться".

Кто-то тронул его за плечо. Испугаться Буратина не успел: рука была мягкая, тёплая и добрая.

- Тш-ш-ш-щ, - сказал ласковый голос. - Вставай, идём.

Деревяшкин, ничего не соображая спросонья, поднялся. Тут же резко поплохело, голова закружилась, ноги стали как ватные. Но он всё-таки сделал шаг. Стало как будто легче.

- Давай-давай скоренько, - забеспокоился голос. - Нагнись.

Бамбук нагнулся , шагнул и оказался в другом помещении. Тут пахло мылом и чем-то едким.

Загорелась слабенькая лампочка. Буратина увидел комнатёнку, половину которой занимала мойка и водогрейный бак. Пахло мылом и чем-то едким.

За руку его держала молодая выдра, полненькая, но симпатичная. Буратине тут же захотелось ей вдуть. Что-то подсказывало ему, что самочка нисколько не против.

Внезапно в дверь стукнули. Выдра снова сказала "тс-с-с" и открыла дверь.

- К туалетику через пару минуточек, Лёля, - послышалось из-за двери. - Рот помой сперва, Лёля.

- Скобейда! - выдра заметно огорчилась. - Это хазик мойный, - объяснила она Буратине, - нувоттак ему нра. Посиди тута покеда. Водочки хошь? У мене есть.

Буратине не хотелось водки. Но он руководствовался в жизни принципом "дают - бери", и уж тем более "наливают - пей". Поэтому он изобразил энтузиазм.

Выдра, виляя попой, быстро-быстро просунулась под нагреватель и достала бутылку и грязный стакан. Плеснула грамм сто пятьдесят.

- Больше не пей, - предупредила она, заныкав бутылку обратно, - а то не дам, - и соблазнительно приподняла хвост. После чего быстро прополоскала рот над мойкой и выскочила за дверь.

Бамбук немедленно полез под бак и начал там шариться. И довольно быстро нашёл ту самую бутылку водки, закупоренный кувшин и бутылочку с надписью "Bella Donna". Судя по красивому названию, это был какой-то ликёр. Он также нашёл пипетку и две жестяные баночки с чем-то пахучим. Это он положил сразу назад - вещи были явно бабские, ненужные.

Первым делом он раскупорил кувшин. Оттуда дохнуло подкисшим пивом. Однако Буратина подумал, что если взбадриваться, то лучше пивасиком. Он набухал стакан и в последний момент для вкуса подлил в пиво ликёра из пузырька.

Стакашку он выдул в два глотка. Вкус понравился - содержимое пузырька придало вульгарному пивасу какую-то жгучую горчинку - и он повторил. Тут ему пришло в голову, что оставлять нолитый стакан неправильно, и водочку всё-таки употребил. А там и усугубил.

Выноска из комментариев

...бутылочку с надписью "Bella Donna". Судя по красивому названию, это был какой-то ликёр. - Белладонна, она же белена, она же красавка (лат. Atrópa belladónna) - многолетнее травянистое растение, вид рода Красавка (Atropa) семейства Паслёновые (Solanaceae). Интересна высоким содержанием в листьях и плодах атропина - растительного алкалоида, антагониста холинорецепторов. Используется в медицинских, но чаще в косметических целях - для придания глазам особого блеска и расширения зрачков, что воспринимается большинством А-основ как сексуальный сигнал. Для этих целей настойку белладонны закапывают в глаза пипеткой - две капли на каждый глаз.
Ни в коем случае не следует есть ягоды белладонны или принимать внутрь настойку! Вызывает отравление в сочетании со специфическим возбуждением, доходящим до бреда и галлюцинаций.

- ...да, да, вы совершенно правы, батенька, именно что -

BAD TRIP

Сurrent mood: indescribable/не опишешь в словах
Сurrent music: Devil Doll - Sacrilegium

Началось с сухости во рту. Даже - суши. Ну в смысле - слизистые иссушило как после жаркого дня в пустыне. Буратина схватил кувшин с пивом и прикончил его целиком.

Лучше не стало. Наоборот - в горле застрял какой-то ком, который бамбук никак не мог проглотить. Зачесались щёки. Это было неприятно, но почему-то очень весело. Буратина всхохотал, заперхал от хохотца. Стало очень душно. Ноги зато взвеселились и куда-то его понесли.

На пару секунд Буратина пришёл в ум посреди огромного тёмного пространства, вздымающегося косной глыбой - и стремительно падающего домкратом на голову бедному деревяшкину. Он страха тот забился под стол. Стол тоже был гигантским, но под ним оказалось неожиданно тесно.

Со столешницы свисала паутина, а в ней висел глаз, похожий на несвежую устрицу. Увидев Буратину, он забормотал:

- Бе-бе-бе-бе-бе, - сказал ему Буратина и для убедительности чхнул, непроизвольно высунув язык. Тут же на него спрыгнул хор мельчайших юнцов-побздунцов и принялся лихо отплясывать гопак, при том распевая народную песню "сяпала бутявка", свища, прихлопывая да притоптывая. Бамбук недолго думал: набрал полон рот слюны, да и выплюнул плясунов в какую-то бездну, очень кстати разверзшуюся у ног его.

- Пора! - возопило из бездны. - Уж полночь! Полночь, полночь!

Бамбук внезапно почувствовал себя ничтожнейшей, еле заметной козявкой, шкляброй, шнявью, дохлой сухой мухой, которую уже кто-то высосал через хоботок. Он заплакал.

- Ели-ели! Пили-пили! Пило-Ело-Хондра, пироги с клопами! - запели-заголосили лихие ветерки, вертящиеся на полу, как собачёнки. - Велели передать! Очень даже велели передать, чтобы вы, синьор Буратина, не теряя минуты, не теряя не теряя минуты, не теряя минуты, не теряя, не теряя не теряя не те не те те те те...

Бездна лопнула, и Буратина с беззвучным воплем полетел наружу - одновременно и головой и пятками вперёд, и пузом, и пузом, и пузом!

Тут-то пред ним и предстал жираф Мариус в настоящем своём обличье.

Голова Мариуса уходила куда-то под небеса, откудова всё время грохотало. Иногда она двоилась или троилась, отчего грохота становилось ещё больше. Бесконечная шея пламенела, но это было неважно. Необъяснимое тело его тучей нависало надо всем сущим. Из него исходило одиннадцать ног, и все те ноги были как одна нога, а каждая - как мучительный ангел с копытом. Они непрерывно звенели и топотали, бряцая об пол и тем самым производя тот же самый грохот, что и наверху. Собственно говоря, то был один и тот же грохот.

"Погубит, погубит" - замирая, понял Буратина. Это было мгновенное и ясное знание, такое же ясное, как про ноги Мариуса, и сколько их, и кого они кормят, и когда исполнятся все миновения лет, и почём звёзды. Звёзды все шли в одну цену - каждая по 15,9%, непонятно было только, что ужаснее - 15 иль 9.

- Процент по кредиту! - загрохотал страшный жираф.

- Яюшки! Никаких кредитов знать не ведаю, Дочкой-Матерью клянусь, - начал было Буратина оправдываться, одновременно прикидывая, как бы пробежать-прошмыгнуть между ног изверга и уползти в тёпленькое укромное местечко: спастися, спастисеньки.

- Ты хотел! - проревел Мариус, потрясая жуткой волоснёй над ушами, взъерепененной как гнилое, перебродившее бридо. - Ты тянулся, позорная мосолыжка! За это ты заплатишь двойной сложный процент с подпроцентником и бо-о-о-онусами!

Глупый деревяшкин с ужасом узрел, как из мариусных пахов возбух и растянулся огромный багровый Всажень ужасающего вида. Ибо он был весь из раскалённой стали, подобный всепротыкающему вертелу. И он был прям вот весь весь весь весь был нацелен -

- в трусливко-гаденько-съёженный пердак Буратиночки!!!
в самую попочку-дырочку егонную дааа!!!
оуоуоуоуоу!!!

Копыто опустилось прямо перед Буратиной, отсекая все пути к бегству. Второе прогнуло ему спину, оформляя его позу -

- ту самую позу, в которой раскалённый металл
ща пронзит! ща взломит! его трепетное нутро естество
потрошка потрошка потрошка его сизые как голубки!!! ыыыы!

И надо всей прижукнувшейся Вселенной, надо всем рухнувшим в смертную сень Ха"на-аномвозгрохотало! страшное! последнее! слово! -

- ПЛАТИ, НЕГОДЯЙ!!!
ИЛИ ПРОТКНУ ТЕБЯ КАК ЖУКА!!!

Распластавшийся от ужаса бамбук не знал, что думать, что делать - и вообще что. Но кишка! извилистая, гадючья кишка его! - она-то знала, знала! Кишка была умнее. Она напряглась... - и Буратина жабли́во, как скверную икру -

Все силы зла напряглись, переключились, закружились вокруг золота. Воспрянувший духом Буратина тем временем тихонечко пополз к древи... дворе... две, как её там? - две их кого? две ри же, ри же, ри ж ри ж р и жр и жри жри жри - но нет, жрать ничего он не то что не собирался, а и неспособен был даже и подумать о жратве: на четвереньках, загребая руками, бросился он куда-то в тьму, в холод, в это самое...вот! - в чернильную непроглядную безлунной залупу ночи он усвистал, только его и видали.

Старый тощий креакл с вытертой шеей сидел на коньке крыши. Ему очень хотелось кушать. Для этого ему нужно было немного удачи - чтобы ему попалась какая-нибудь вкусняшка, живая или мёртвая. Увы, удачи почти не осталось: последний раз он умудрился успешно обкаркать какого-то сталкера неделю назад. Напиздел немного, на три обеда, и то мелкими жучками и дохлятинкой. Разве ж это еда?

Креакл возлагал определённые надежды на новых гостей в "Трёх Пескарях". Нахнахи, завидев его, тут же начинали страшно орать и пытались свернуть шею. Однако креакл всё надеялся на встречу с тихим, интеллигентным существом, которое его выслушает. И тем самым поделится со старичком драгоценнейшей субстанцией позитивной вероятности.

Улепётывающий Буратина на тихое интеллигентное существо не походил. Но кушать очень хотелось и пакостная птица решила рискнуть.

Креакл спланировал, выровнял скорости и креакнул Буратине в самое ухо:

Тут он случайно задел крылом нос деревяшкина. Тот щёлкнул зубами и выдрал сразу три пера.

- Варрррварррр! Дикаррррь! - заорал креакл, бия крылами в воздухе.

Перья во рту на мгновение привели Буратину в чувство, и чувство это было досадливое. Деревяшкин осознал, что он стоит всеми четырьмя конечностями на сырой и грязной земле, кругом тоже грязь и сырость, и ему кто-то докучает.

- Чего тебе? - почти внятно спросил он у креакла.

Креакл аж прихуел от такой толерантности. Вступать с креаклами в содержательные диалоги - это нужно было быть или святым, или конченым кретином. За всю свою жизнь вредная тварь не смогла припомнить такого случая. Но упускать его? - о нет!

- Не верррь никому! Бойся рррразбойников на этой дорррроге! Карррамба! - в восторге от сложившейся ситуации проорал креакл.

- А ну тебя... - разочарованно пробурчал Буратина и тут же ударил в грязь лицом: клубящаяся в его венах субстанция в очередной раз вступила в его маленький мозг. И в который раз произвела в нём охуенчик.

Креакл ещё немного покаркал, потом решил, что от добра добра не ищут - и съебался. По дороге он успешно разорил пару голубиных гнёзд и нашёл мёд в старом дупле. Удача Буратины пошла ему на пользу.

Буратина же, слегка оклемавшись, вскочил и побежал... ну в какую сторону он мог побежать, лишившись всякого фарта? Куда ж его, болезного, понесло?

И что, спросите вы? Что там с ним случилось, на Зоне?

У-у-у-у-у-у-у!
Ййййееееее!

О-хо-хо-хо-хо-хо!

Уе уеу уууу уеуеуе

Ууууууеее-йе-оооооу

Йоу! Йоу-йоу! Ооооойй!

Уууууу ееееее... йю?
Йеп йеп йеп йяааа!

Ау! У-у-у-у-у-у-у!

- - - - - - - - - ?!

Ы! Ю! Ь!

Уау уауа у! У-у-у-Ыфф!

йиф йиф йиф йиф
ай-яй-яй!

! , ! , ! , !!!

Хаааааа!

Оййййаты уоййййе!

у-ууу: ййййййй!

Уфффф.... Йееееуу!
фыр фыр фыр фыр

фррррррр

йех фю пс уех-е-хе-хе-хее

е, ё, пссст!

Вот такой ужасающий вой - и клекотанье, клекотанье! - стояли у Буратины в ушах, когда он бежал, всё ускоряясь и ускоряясь. Смысла не было, но он был и ни к чему. Одно лишь яснело - гон! - он должен бежать. Кто-то ужасный гнался за ним, а там, впереди, было спасение.

Сначала Буратина сердцем чуял, что его преследует ужасающе-огромный Мариус. Потом ему почему-то примстился гигантский папа Карло - Буратина сто лет о нём не вспоминал, а сейчас почему-то вспомнил. Дальше всплыло слово "разбойники" - и тут деревяшкин, наконец, понял, кого же надо бояться.

Над Зоной восходила зелёная злая луна. В её свете разбойников стало видать. Огромные, выше деревьев, они приближались бесшумными скачками. Головы их были треугольными, виднелись лишь пасти и глаза. У одного разбойника они были жёлтыми, у другого зелёными. Буратина догадался, что это Базилио и Алиса: оказывается, они всё это время тайно ненавидели его из-за золота.

Как только он это понял, разбойники из безгласных стали шумными.

- Гррррррррр! - рычал тот, что повыше. В руке у него был огромный нож, достававший до верхушек деревьев.

- Авв-рау! -тявкал тот, что пониже. У него был агромадный тесла-шокер с медною трубою, сыплющей несметные голубые искры.

Буратина перескочил через костяк злопипундрия и чуть не упал во что-то маленькое и очень горячее. Заорав, он подпрыгнул очень высоко и схватился за качающуюся ветку дерева.

Тут случилось странное: дерево сорвалось с места и помчалось куда-то. Взвыв, Буратина ухватился двумя руками за ветку - на ощупь напоминавшую чей-то хвост - и тут...

Два страшных электрических разряда пронзили всё его существо. Бамбук бесчувственной куклой полетел вниз и ёбнулся оземь. А пикачу - это был он - разрядивши железы, с шумом и треском ломанулся сквозь кусты неведомо куда.

- Первертай його, - командовал один. - Ось так, ось так... Де у нього ве́на?

- Да погоди ты, я ему ща голову отъем, - досадливо говорил второй.

- Ша, Сашко, нэ журысь, усё будет у порядке и даже лучше, я гарантирую это, - уверенно отвечал второй, прощупывая Буратине шею. Пальцы у него были мохнатые и вонючие. Деревяшкин чихнул.

- Вроде в себя приходит, - деловито сказал второй. - Ща мы ему глазоньки высосем...

- Надо, милый, надо, мой хороший, - зашептал разбойник. - Дяденьки старенькие, дяденьки кушать хочут...

- У меня деньги есть! - заявил Буратина. - Золотые!

- Врать нехорошо, мой сахарный, - сказал разбойник и сильно сжал деревянные яички Буратины.

Деревяшкину не было больно, но для убедительности он отчаянно заорал.

- Сашко, подержи клиента, - распорядился разбойник. - Так какие, говоришь, деньги? Где они у тебя, красавчик?

- Во рту, - признался Буратина. Это была правда: четыре золотых кругляшка и в самом деле были загнаны им под десну.

- Как интересно. Открой-как ротик, дядя проверит, - ласково сказал разбойник.

- Ах какой ты нехороший, упрямый какой, - огорчился разбойник. - Сашко, дай ножичек, - и начал делать Буратине больно.

Иногда и в самом деле бывало больно. Но деревяшкин держался.

В конце концов злодей просунул нож бамбуку в рот - порезав ему губы - и начал разжимать челюсти. Буратина делал вид, что сопротивляется, но поддавался. Наконец, он их развёл достаточно.

- Ща проверим, - сказал разбойник и полез в рот Буратины пальцем.

Этого делать было не надо - бамбук был парень не промах, такому палец в рот не клади. Пока злодей возился, он успел высвободить правую руку. Которой он выдернул нож у злодея и немедля стиснул челюсти.

Разбойник заорал, мохнатый палец остался у Буратины во рту.

Пользуясь моментом, бамбук, не глядя, вонзил нож в оторопевшего Сашка́. Тот забулькал, попытался открутить дошираку голову могучими лапами, но тот опять успел воткнуть и там два раза повернуть своё оружье. Сашок завыл, рванулся из последних сил - но не преуспел. И с шумом и бульканьем испустил воньсмраддух.

Беспалый, оставшись без ножа, не стал спарринговать или махать шокером, а быстро метнулся в лес - только волосатые ляжки мелькнули.

Буратина осмотрел труп. Конечно, это не кот был никакой. И тем более - никакая не лиса. Это был пожилой упырь с набухшей кровососью. Бамбук её откусил, прожевал и проглотил - для поддержания сил. И, сев на корточки, задумался - что ж ему теперь, бедняжечке, делать, как дальше жить.

То, что он находится на Зоне, он уже осознал. Как он сюда попал, он толком не помнил - в башке осталось что-то смутное: выдра, водка... что-то очень-очень страшное. Дальше вся картина смазывалась. Одно было ясно: сейчас ему очень повезло.

В этом вопросе Буратина заблуждался сильно, но недолго.

Чья-то рука взяла его за ухо и потянула вверх. Деревяшкин вскочил. Рука развернула его на сто восемьдесят.

То, что стояло перед Буратиной, трудно описать словами, особенно приличными. Это было огромное существо - метра три в нём точно было - со свисающими почти до земли руками. Морда его напоминала всё самое скверное, что Буратина когда-либо в жизни видел, причём одновременно. Во лбу существа торчал единственный глаз, отсвечивающий фиолетовым.

- Здоровья и добра, - вежливо сказало существо. - Вы по основе из каких будете?

- Д-д-доширак, - признался Буратино. Зубы его слегка постукивали.

- Очень, очень печально, - огорчилось существо. - Я был больше настроен на А-основу. Ах да, я не представился. Я гнидогадоид. Ну, вы, наверное, заметили, - незнакомец показал на свою физиономию, и Буратину аж перекосоёбило. - Что ж, давайте приступим, - он неуловимо ловким движением ухватил бамбука за ногу и поднял над землёй: тот и ойкнуть не успел. - Начнём, пожалуй, с ног, - он лизнул Буратине щиколотку. - Пресновато, но сойдёт.

- Отпустите меня-а-а-а! - заорал Буратино, извиваясь, как червяк на крючке.

- Какое невежество, - расстроился гнидогадоид. - Если уж вы собрались на Зону, то просто обязаны были ознакомиться с местными реалиями. Даже в самом кратком справочнике указано, что гнидогадоиды полностью лишены гуманистических начал. Ваш вопль о пощаде нелеп, смешон и дискурсивно несостоятелен.

Когда было очень нужно, Буратина соображал, и довольно быстро.

- Тут свежий труп! - закричал он. - Мясной! Вкусный!

- Действительно, - сказал он, аккуратно опуская Буратину на землю. - Кажется, это упырь? Я несколько близорук, а обоняние у меня слабое от природы.

- Упырь, - подтвердил Буратина. - Я попробовал чуть-чуть. Очень вкусный! Мням!

- Будем надеяться, что вы объективны в своей оценке, - задумчиво сказал гнидогадоид. - В таком случае из сегодняшнего меню я вас вычёркиваю. Счастливо оставаться.

Он перехватил ногу Буратину повыше щиколотки, задумчиво раскрутил над головой и бросил по направлению к луне.

Но до луны Буратина не долетел. Он повис на ветви какого-то хвойного дерева, очень напоминающего тощую, малохольную ель. Внизу потрескивала и скворчала "электра".

Деревяшкин крайне осторожно перехватил ветку руками и пополз к стволу. Дополз и стал осторожненько спускаться вниз.

Он уже почти спустился, но вовремя посмотрел вниз. И увидел блестящие глаза и не менее блестящие зубы какого-то существа, которое сидело тихохонько и чего-то ожидало. Ну то есть понятно чего. Точнее, кого.

Осознав, что обнаружено, существо подпрыгнуло и щёлкнуло зубами в сантиметре от буратиньей ступни. Деревяшкин не стал ждать второго захода и быстро-быстро полез на ёлку обратно.

Залез он достаточно быстро - и тут ёлка затрещала и наклонилась. Увы, прямо над "электрой", которая в неё и разрядилась. Дерево загорелось и стало заваливаться набок.

В последний момент Буратина прыгнул и ухватился за сук пинии. Подтянулся, огляделся...

- И кто это у нас такой общительный? - послышался с земли уже знакомый голос. - С кем это мы не договорили?

Волосатый разбойник, уже знакомый деревяшкину, стоял внизу и подымал свой шокер. Он был не один: рядом с ним стояла парочка упырей, один другого страшнее.

Вступать в общение с этой публикой Буратина не стал, а сразу спрыгнул вниз и рванул что есть мочи. Ноги его так и мелькали в лунном свете.

Так он добежал до небольшого озера. В лунном свете вода его казалась зеркально-нетронутой - как будто её расстелили для луны, чтобы та могла чертить на нём свои дорожки. Она и чертила, только почему-то отражалась не зеленоватой, как на небе, а сырно-жёлтой. Но Буратине было не до таких тонкостей.

С размаху он бросился в воду - и всем телом ударился о лёд. Озерцо было замёрзшим.

Тут на берегу появился разбойник с шокером. Он выпустил в Буратину пару молний, но каждый раз мазал - видимо, потому, что держал своё оружье левой рукою.

Буратина попытался встать. Лёд был очень гладким, но отросшие ногти на ногах помогали держаться.

- Беги, моё золотце, беги, - ухмыльнулся злодей и снова навёл шокер. На этот раз почти попал: тесла-разряд долбанул по льду в метре от Буратины.

Внезапно из глубины льда донёсся какой-то звук - очень низкий и очень страшный. С таким звуком просыпаются те, кому лучше бы спать вечно.

Не успел Буратина испугаться, как поверхность льда пошла чёрными трещинами. Потом лёд лопнул и из самой середины озерца показалось что-то невыразимо ужасное... безумно отвратительное... кошмарное... что-то, напоминающее... страшно вымолвить, страшно даже подумать - что...

Но в этот миг грозно вспыхнули небеса. Ночь стала днём - нет, не днём, а сияющей радугой. Буратина зажмурился - а когда глаза открылись, он сам уже был в этой радуге, весь в разноцветных, переливающихся перьях света.

- Не бойся, - раздался ласковый голос, - все беды позади. Бытия Десница утвердилась и воздвигла зарницу утра. Отвори первому лучу...

Всё сияние собралось у ног Буратины бриллиантовой дорогой, в которой каждый камушек сиял неземным, тысячегранным, пронзающим душу торжеством.

Он ступил на дорогу - и тут же почувствовал, будто его несут мощные крылья: алмазно-лебединые, огненно-орлиные, прозрачные, неземным светом озарённые крылья духа.

- Скоро, скоро, скоро, - пел глубокий голос. - Верь мне. Гони малодушие: Я смелым щит. Я - твоё благо. Люблю я улыбку грядущей судьбе без сомнений. Иди по солнцу, утверждаясь в очевидном, и день становится сказкой. Легче иди, радуйся больше. Не смех, не шутка приближение к Свету. Много знаков в явлении заботы. Нет любви выше любови. Все хорошо будет, всё хорошо будет, всё хорошо будет...

Старый контролёр сидел, прислонившись к стволу дерева, перед небольшой, но горячей "ведьминой косой". Он грел над ней замёрзшие лапы, не спуская взгляда с приближающегося Буратины. Тот двигался, слегка покачиваясь, с блаженной лыбой на роже. Его глаза были широко открыты и совершенно пусты.

Контролёр ничего не опасался. В пределах досягаемости не было опасных существ. Можно было посмаковать последние шаги жертвы к уготованной ей судьбе. Вопрос был вот в чём: зажарить ли Бутарину прямо в корочке или сначала разделать и освежевать. Контролёр никогда ещё не жарил бамбук - и не знал, как следует поступать в подобных случаях.

Ах, как же ему не повезло, этому контролёру. Он не знал, кто растёт за его спиной.

Выноска из Толкового Словаря

ВАК-ВАК. 1. Анклав вблизи Подгорного Королевства. Авторитет - одноимённое дерево (см. 2).
2. Дерево, растущее на горе ас-Сина в домене Вак-Вак. Оно же - "Дерево с Головами". Паразит-симбионт, использующий чужой мозг для собственного мышления. Выглядит как дерево, увешанное телами разных существ (чаще только головами: тела со временем отгнивают). Прорастает внутрь чужого мозга и берёт на себя функции кровоснабжения и т.п., контролирует и использует активность коры в своих интересах.
Дерево неоднократно предпринимало попытки распространить свои саженцы в других частях мира, но обычно это заканчивалось их уничтожением местными жителями.

Справка-ориентировка

Малик Абд-ар-Рафи ибн Вак-Вак. Сто восьмой саженец дерева Вак-Вак. Тайно доставлен служителями Дерева на Зону, укоренён в укромном и защищённом месте. Биологический возраст - 15 лет. Мощь разума - пять голов: две птицы, бэтмен, детёныш слоупока, сталкер Полищук (гусь). Характер южный, порывистый.

Саженец Великого Древа по праву гордился собой. Вот уже пятнадцать лет он произрастал на Зоне, успешно притворяясь молодым дубом. Первые головы его - две птицы, неосмотрительно свившие гнёзда в его ветвях - были надёжно укрыты листвой. Бэтмен приземлился на самую верхушку - там и остался. Маленький слоупок пытался забраться в дупло. Самой ценной, но и самой сомнительной добычей был сталкер Полищук, тупо нажравшийся прямо у "ведьминой косы" возле корней Древа и там же заснувший. Полищук был тот ещё гусь - раздолбай и алкашня. И хотя его мозг был подчинён Малику Абд-ар-Рафи, но раздолбайство и наплевательское отношение к жизни, ему свойственное, изменило и само дерево. Ему стало ещё труднее хранить спокойствие и рассуждать мудро. Но сын Великого Древа очень старался.

Сейчас у него был выбор. Занятый своей жертвой контролёр или жертва контролёра. Малик Абд-ар-Рафи мог попытаться пленить того или другого, но не обоих вместе: на это у него пока не хватало сил. Однако второго придётся убить: Малик не мог допустить, чтобы кто-то посторонний понял, кто он такой. Иначе оставалось только ждать злых существ с топорами. Так бывало всегда - он знал это от своего породителя, Великого Древа Вак-Вак, которое долго и тщательно наставляло саженца, прежде чем отправить его в отдалённые эти края.

Выбор пал на доширака: он выглядел моложе. К тому же его, как существо растительное, было легче интегрировать в симбиотическую систему.

Дерево тихо заскрипело, опуская вниз несколько веток. Ни контролёр, ни Буратина не обратили на это ни малейшего внимания. Один продолжал подтягивать жертву поближе к себе, другой - идти по бриллиантовой дороге навстречу блаженству.

Контролёр умер почти сразу: дерево пронзило его спину и разорвало сердце. Бамбуку повезло куда меньше: гибкий побег мгновенно оплёл его лодыжки и дёрнулся вверх.

Алмазная дорога осыпалась пеплом. Буратино осознал, что висит вниз головой на большой высоте, и что-то его здесь держит. Хуже того: он чувствовал, что прямо в ноздри ему пытается залезть нечто гибкое и холодное. И ещё хуже: оно выпускало какие-то тонкие нити, которые, покалывая, пробирались внутрь. Буратино каким-то местом чуял, что движутся они не куда-нибудь, а прямо к мозгу.

Это было очень страшно. Страшнее даже, чем с одиннадцатиногим Мариусом.

Щёлочка в голове чуть раздвинулась. Оттуда вырвалось несколько бессвязных воплей.

Но ничего не произошло. Никто не пришёл на помощь. Чувство было такое, будто он колотится в закрытую дверь - а там, за дверью, никому не охота вставать.

Тут тонкие нити пронзили его ткани, добрались до мозга и вошли в него.

И начался ад. Иллюзорный и неиллюзорный одновременно.

Действие двадцать пятое. Бельканто, или Губернатор скрывается в неизвестном направлении

Когда вы просите Мироздание о том, чтобы оно избавило вас от скуки, оно всегда слышит. Будьте осторожны с такими просьбами.

Джейн Грин. Всё может быть. - М.: Рипол-классик, 2006

26 декабря 312 года о.Х. Директория, ул. Пятницкая, д. 31 стр. 2. Второй этаж, кабинет 201.

Current mood: surprised/да ты чё?!
Current music: П.И. Чайковский/А.С. Пушкин - Куда, куда вы удалились

Напсибыпытретень впервые в жизни любовался рассветом.

Пёсик разочарованно поводил жалом. Картинка послушно качнулась туда-сюда. Он сморщил нос, и картинка сузилась. Напси подумал, что зрение всё-таки прикольная штука.

У слепого пёсика была вполне развита зрительная зона коры. Пока он рос внутри калуши, та напхала ему в башку всяких разных картинок, в основном - живописи прарафаэлитов и малых голландцев. Пользы для жизни от этого не было никакой, но представление о пространстве они давали. Обоняние, хороший слух и природный цинизм позволяли Напси жить достаточно полной жизнью. Но всё-таки слепота томила его. И когда Карабас в припадке великодушия согласился оплатить ему частичный ребилдинг - ну то есть восстановить оторванное ухо - Напси выпросил у него заодно и зрение. Всячески напирая на то, каким полезным и благодарным услужающим он станет, ежели обретёт свет очей.

С очами, правда, возникли проблемки. Первое же обследование в ИТИ показало, что в генах Напси есть какая-то непросчитываемая стяжка. Которая препятствует возвращению глаз на их законное место. Для подробного изучения вопроса требовалось недели три исследований, что стоило кучу денег и результата не гарантировало. Напси приуныл, но потом поинтересовался, нет ли какого другого варианта. Вариант в итоге нашёлся - не вполне традиционный, но не лишённый достоинств. Весь процесс занял неделю и стоил приемлемую сумму. Дышать пёсику стало несколько труднее, зато он прозрел. Ну то есть как прозрел: к Еве и Львике его привезли с замотанным носом и заклеенной ноздрёй, так что зрячим он сделался часа полтора назад. Пока он осваивался.

- Ну как? - спросила Львика, потягиваясь. - Нравится солнышко?

- Ничего так, - легко и непринуждённо соврал пёсик, никакого солнышка так и не углядевший.

- А по-моему, хмурое какое-то утро, - признала поняша. - Напси, умой меня, очень прошу-у. Мне так лени-и-иво, - она сладко позевнула, показав розовую верхнюю десну.

- Если пятнадцатого спою Зраду - тогда и дам, и возьму, - легкомысленно пообещала Львика.

- Ещё не зна-а-аю, - Львика вытянула хвост и игриво стукнула Напси кисточкой по носу.

- Вот так не надо, - пробурчал тот, подходя к разморённой сном поняше и прикидывая, с чего начать.

- Вы там чего, милуетесь? - спросила Ева Писториус, лежащая к ним задом и пытающаяся читать Разъяснение к Закону Директории "О защите прав общественных организаций при осуществлении государственного надзора и муниципального контроля". Прочитанные слова отскакивали от её сознания, как резиновые мячики.

- Нет ещё, - ответила Львика, подставляя лицо под язык. - Только собира-а-аемся... Можно гоголь-моголь пожалуйста?

- Опять репетиция? - неодобрительно сказала Ева. - Слушай, ты это, осторожнее. Ты так голос потеряешь.

- Я мало работаю, - ответила Львика нервно. - Я не тяну на оперный уровень.

Ева только вздохнула. И в который раз прокляла себя за то, что потащила Львику в оперу.

В ночь с девятнадцатого на двадцатое Львика с Евой так нажрались, что у Писториус случились провалы в памяти: она вообще не помнила, что там было. Ева испугалась и решила, что алкоголь нужно сокращать, а Львику вытаскивать из омута разгула. Она прошла к Лэсси и с ней поговорила. И черепаха в тот же день устроила им ложу в Олимпии, где давали "Норму" Беллини - со знаменитой примадонной-дельфинкой Марией Бельканто и Морским Оркестром.

Ева была уже знакома с дохомокостной классикой, но всё равно впечатлилась. Львика же... Львика была убита, потрясена, раздавлена. Во время исполнения Casta Diva она от наплыва чувств сожрала кусок занавески, на Sola, furtiva al tempio разрыдалась. Между первым и вторым актом она сказала Еве, что до сих пор жила зря и не знала, в чём смысл - а он в том, чтобы петь в опере. А после представления исчезла.

Вернулась она домой за полночь - взъерошенная, счастливая и при этом абсолютно трезвая. И сообщила, что завтра у неё первое занятие.

Как выяснилось впоследствии, ей удалось - где-то няшем, где-то нахрапом - добраться до кабинета директора Олимпии и заставить себя выслушать. Что там между ними было потом, осталось неизвестным. Однако же Львике в тот же вечер устроили прослушивание и нашли небезнадёжной. Так что теперь Ева видела Львику только по утрам и вечерам. Дни она проводила на репетициях: она намеревалась исполнить на концерте пятнадцатого января арию Зрады из "Серко". Разговаривать с ней стало неинтересно. То есть поболтать-то она была не прочь, но все разговоры были о "полётности", "форманте", "устойчивом вибрато", "плотном тембре" и всём таком прочем. Зато выпивон и загулы сошли на нет: Львика села на диету и не употребляла ничего крепче гоголь-моголя. Еве - после дня, забитого бумажной работой - было даже не с кем выпить. Включая Карабаса.

С точки зрения Евы, боевой раввин вёл себя странно. Он был всё время чем-то занят, вот только непонятно чем. Несколько раз Ева заводила об этом разговор, но её любовник всё больше отнекивался. Хотя однажды он сказал: "Всё, что мне нужно - доктор и ключ. Ключ будет, когда Дуремар подгонит тарелку. А про доктора никто не знает. Надо идти к бегемоту и говорить слова. Но тогда он из меня всю правду вытащит". Из этой тирады поняша только то и поняла, что Карабас подумывает обратиться к Пендельшванцу за помощью, но не хочет - и тянет с этим.

Что касается карабасовой команды, раввин переориентировал её - точнее, её остатки - на поиски Пьеро. Бездельничающего и гомосятничающего Арлекина он придал в помощь следователю Тамбовскому, с которым маленький педрилка на удивление легко сошёлся. Тамбовский, в свою очередь, своё дело делал. Десяток опытных псов с хорошим нюхом рыли город во всех направлениях. Ещё несколько молодых патрулировали дороги. Карабас даже забрал из эргастула всю челядь, помнившую Пьеро - включая жуков-ударников - и использовал для поисков. Результатов пока не было. И Пьеро, и угнанный им заяц как сквозь землю провалились. По словам Карабаса, волчара был уверен, что разыскиваемый не покидал города и где-то прячется. Из чего следовало, что ему кто-то помогает. Раввин и сам склонялся к тому, но непонятно было, на кого думать...

- Евочка, ну сделай гоголь-моголь! - театрально простонала Львика. - Я ужасно хриплю!

В эту секунду Ева Писториус как бы увидела весь этот день с начала до конца - каким он будет.

Сейчас она позовёт мышей и они вместе сделают гоголь-моголь. Но, скорее всего, зайдёт Лэсси и справится с этим куда лучше. Львика скушает лакомство, заест бананом и пучком петрушки - и побежит в Олимпию. Она, Ева, снова примется за чтение "Разъяснения". Вполне возможно, что даже что-нибудь поймёт. Потом нужно будет заняться той пачкой бумаги, что лежит во входящих. Большую часть подпишет, не читая, меньшую - изучит более или менее подробно. Особенно тщательно просмотрит финансовые ведомости. Вызовет к себе несколько подчинённых, раздаст ценные указания. Потом обед. Надо бы сходить в "Копытце" - там, говорят, отличный пареный овёс. Потом в книжный - выбирать для Напси букварь: пёсику надо учиться читать. Скорее всего, она застрянет в магазине надолго и, кроме букваря, накупит ещё пачку книг. Заранее зная, что времени и настроения на чтение у неё, скорее всего, не будет - так что книги пополнят библиотеку Фонда. Вечером... нет-нет, Карабас сейчас очень занят. Отвлекать его нельзя. Значит, куда-нибудь зайти и выпить. Немножко. И взять с собой. Чтобы поскорее заснуть. А завтра будет примерно всё то же самое... и послезавтра тоже...

Ева встряхнулась. Подумала о том, что, похоже, месячные начинаются раньше срока: по календарю они должны быть тридцатого, а плохие дни - где-то в районе двадцать седьмого. Откуда же такой пессимизм?

- На улице что-то не то, - сообщил Напси. - Шум странный. Раньше он другой был.

Ева встала, выглянула в окно. В самом деле, улица была непривычно заполненной. При этом никто никуда не спешил. В медленно густеющей толпе сновали мартышки с какими-то бумажными листочками.

- Ну гоголь-моголь же! - капризно вскричала Львика и картинно лягнула воздух.

В этот момент в комнату быстро и бесшумно вошла Лэсси Рерих.

- У меня срочная информация, - сказала она таким голосом, что все сразу замолкли.

- Сегодня ночью, - продолжила черепаха, - в нашем домене произошли политические изменения.

- Наш Губернатор, Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц, отрёкся от власти и скрылся в неизвестном направлении.

- По причинам, известным господину Пендельшванцу, - сказала как отрезала Лэсси.

- И чего теперь? - пёсик вытянул шею, вглядываясь в безопасницу.

- Начальником города стал Лавр Исаевич Слуцкис, бурбулис по основе, - продолжила та.

- Ну я не поняла, - растерянно сказала будущая звезда оперы, - ну бывает, наверное, что от власти отрекаются... заболел, может, или ещё что... А этот начальник города - он откуда взялся? Он вообще кто?

- Господин Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц утвердил его кандидатуру, - сообщила Лэсси официальным голосом. - Лавр Исаевич уже зарекомендовал себя как эффективный управленец, - тут в интонациях черепахи проскользнуло что-то неприязненное.

- Ну вот так? Был губернатор, все привыкли, вдруг раз - какой-то бурбулис? А... а... а законы? Ну я не знаю, правила какие-то? У нас в Эквестрии новую Верховную должен утвердить Пусси-Раут, например. А у вас кто за это отвечает?

- У нас проводятся выборы, - черепаха презрительно вздёрнула голову. - Следующие будут в октябре триста четырнадцатого года.

- То есть это временный управляющий? - догадалась Ева.

- Всё сложнее, - сказала черепаха. - Нет ничего более постоянного, чем временное... Хотя посмотрим, - добавила она с сомнение в голосе.

- И как это для нас? - не отставала Ева. - Нас отсюда не попрут, например?

Справка-синопсис. Политическая эволюция Директории

Лэсси права: нет ничего более постоянного, чем временное. Это касается всего, в том числе наименования домена, известного как Директория. Есть некая ирония судьбы в том, что он получил имя по названию режима, не продержавшегося и двух недель.

До того момента процветающая область на юге Италии - городская агломерация и прилежащая сельская местность - успела сменить около двадцати названий, среди которых были столь ёмкие и изящные, как "Республика", "Консулат", "Народно-Демократическая Трудовая Коммуна", "Священная Империя Объединённых Наций" и даже "Суверенное Унитарное Королевство Орландина". Все эти имена как-то особо не приживались. Местные жители упорно называли место своего проживания просто "город" - а кто жил в окрестностях, то "загород".

В 239 году о.Х. власть в городе захватила хунта из девятнадцати существ - в основном жуков, хорьков и силовиков. По каким-то соображениям они предпочли именоваться не хунтой, а Директорией, а себя поименовали "директорами". Всё, что они успели сделать - это провести заседание, на котором была принята "Декларация о намерениях", где населению обещались различные блага: мир, лёгкие налоги, самоуправление на местах и даже цензовую демократию - то есть выборность первых лиц полноправными избирателями. Увы, на следующем же заседании один из директоров, силовик-мимикродонт Абракадабр, в ходе дискуссии откусил головы хорькам, растоптал жуков, изнасиловал силовиков - и установил единоличную диктатуру, продержавшуюся одиннадцать лет.

Этот исторический период вдохновил множество литераторов, работающих в жанрах хоррора, фэнтези и хард-порно. И в самом деле, Абракадабр Мимикродонт был подвержен самым низким страстям и порокам. Единственной слабостью, которой он был лишён начисто, было тщеславие. Он не произносил речей перед толпой, не ставил себе памятников и никогда ничего не переименовывал. В частности, он сохранил название "Директория" как официальное имя домена - просто чтобы не возиться. Однако все исправно использовали это название: неисполнение воли Абракадабра его сердило, а гнев тирана мог принять чрезвычайно причудливую форму.

никто не огорчился, когда в 250 году Абракадабр в результате какой-то очень мутной истории склеил ласты, а власти пришла сурепка Гнотрещемыльда, произраставшая в саду Абракадабра в качестве советницы по вопросам развития малого бизнеса.

Растение выбрало в качестве программы действий возвращение к "Декларации о намерениях" старой Директории - и, что самое интересное, её последовательно реализовало. Налоговое бремя было снижено, самоуправление на местах установлено, чиновничий аппарат - существенно обновлён и т.п. Кое-где оно проявило даже ненужный педантизм: например, в "Декларацию" был вписан пункт о сохранении исторической памяти домена, предполагавшая установление памятников всем правителям данной территории, о которых хоть что-то известно. Аккуратная сурепка скрупулёзно исполнила и этот пункт: соответствующие монументы были возведены - включая памятник покойному Абракадабру.

Венцом её правления стало проведение прямых выборов первого лица, что произошло в 258 году. Активное избирательное право было присвоено примерно 0,0012% населения Директории (требовался IIQ>130, наличие состояния более 50.000 соверенов, вложенного в банки и ценные бумаги Директории, а также отсутствие судимостей и иных конфликтов с властями). Сама Гнотрещемыльда свою кандидатуру сняла, несмотря на огромную популярность. Выборы выиграла её протеже, ламантина Марья Владимировна-Алексеевна-Юрьевна.

С этого времени политическая система Директории существенно не менялась, а только прогрессировала: в описываемом 312 году в результате нескольких либерализаций законодательства число избирателей выросло до 0,12% от общей численности населения. Выборы обычно производятся на безальтернативной основе, но есть мнение, что достаточно низкий процент голосовавших влечёт за собой смену руководства. Нечто подобное случилось в 283 году, когда протеже предыдущего губернатора, салажонок Чмоки Попкинс, набрал менее 1% голосов от числа зарегистрированных избирателей - после чего куда-то пропал. На внеочередных выборах победил пингвин Линух Таксидо, популярный среди технической интеллигенции. Это окончательно убедило население Директории в устойчивости и эффективности демократических институтов.

Передача власти временному управляющему имела место один раз, в 298 году, когда Таксидо пристрастился к дегтярной настойке и отошёл от дел. Власть перешла к Наполеону Пендельшванцу, опытнейшему бюрократу, многолетнему председателю Финансово-Промышленного комитета. Пендельшванц в том же году выиграл выборы - и стал губернатором уже по закону.

ПРИЛОЖЕНИЕ. "Низвержение Пендельшванца": художественное произведение как исторический источник

К сожалению, о том, как именно происходила смена власти в Директории, мы не имеем практически никаких сведений. Единственным - и при этом сомнительным - источником информации является одноактная пьеса Пьеро (Пиэрия Эагрида), обнаруженная в обрывках его черновиков.

Судя по утверждениям, сделанным в самой пьесе, её основой являются видения Пьеро, явившиеся ему непосредственно во время событий. Впрочем, вполне возможно, что это всего лишь литературный приём. Но, даже если принять названное за истину, следует подчеркнуть, что материал видений был подвергнут автором глубокой литературной переработке. В частности, он - неизвестно из каких соображений - переложил прозаическую речь героев белым стихом, конкретнее - классическим blank verse, нерифмованным бесцезурным пятистопным ямбом, введённым в поэтический обиход графом Сарри и ставшим употребительным в эпоху елизаветинской драмы. Стиль почти выдержан - за исключением финальной рифмованной коды.

Разумеется, и содержание реплик героев - даже если предположить, что оно как-то соотносится с реальностью - безнадёжно искажено. Ту же ценность представляют и авторские ремарки: по нашему мнению, они мотивированы скорее художественной задачей, чем самими событиями.

Тем не менее, мы берём на себя смелость рекомендовать пьесу к прочтению. Если она даже и является чистой выдумкой, то всё же более соответствует тогдашним представлениям о возможном и невозможном в политике, чем наши догадки и соображения. Она также передаёт колорит своего времени, что тоже познавательно. Так что, даже вооружившись скепсисом, не стоит обнажать это оружие против всей пьесы в целом: так можно выплеснуть с водой амбициозной литературщины ребёнка художественной правды, красной нитью перетекающей в правду историческую.

Резиденция Губернатора, малый приёмный зал.
Электричество выключено, сцена освещается двумя канделябрами со свечами.
В бассейне нервно плавает Пендельшванц.

Хотя, пожалуй, нет. "Не спится" -
Не про меня. Ведь я уснуть желал бы.
Отнюдь не тем, глубоким сном могилы -
О нет! Желал бы погрузиться я
В целебный сон в прохладном водоёме.
Но бодрствую - как в проруби цветок,
Иль как мохнатый шмель в душистом хмеле,
Иль как неутомимый долбодятел,
Крушащий плоть древесную. Ни днём,
Ни ночью, при луне, мне нет покоя.
Я третью ночь не сплю. Мне чудится всё то же
Движенье тайное в угрюмой тишине:
Что бэтмен тихий прилетит ко мне
И принесёт мне новое посланье
С отменой предыдущего приказа -
Безумного, ужасного!

Но нет.
Бесстрастны и жестоки гав"виали,
Их воля неизменна. Что решили -
Тому и быть.

Довольно! Хватит ждать,
Надеяться на что-то. Sint ut sunt!

Прости, что в этот час,
Когда все существа в постели пали,
Познаху сны - приятные, быть может? -
Тебя призвал я.

О нет, оставь. Сегодня их не будет.
И завтра тоже. Впрочем, и т.д.
Мне нечем более распоряжаться.

Молчание. Слышно, как плещется вода в бассейне

Я позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог теней вернётся
И всё такое. Помощи прошу ль?
Определённо нет. Совета? Тоже.
Чего ж хотел? Названья, звука, слепка?
Всё это - глупо, тупо и нелепо.

Мой лорд, они для вас не столь опасны.
Я слышал, что сомненья государя -
На пользу подданным!

Когда бы так!
О да, и мне случалось сомневаться
В решениях. Я щедро тратил дни
И ночи напролёт, дабы учесть
И взвесить здраво на весах рассудка
Все аргументы "за" и "против", волю
Свою при этом ставя ни во что,
Радея лишь о благе государства.

Мой лорд, вы справедливейший из смертных
И лучший из правителей земных.
Поверьте, говорю я вам без лести.

Да, я слыхал - народ меня считает
Хорошим управленцем. Ну, допустим.
Но сам в себе я вечно сомневаюсь.
Мой разум слаб, способности - убоги,
А сердце так обманно и лукаво!
Я должен различать добро и зло,
Но чаще вижу лишь свои желанья -
Избегнуть горя и достигнуть счастья.
Но в чём оно? Я сам того не знаю.

Слыхал я: или счастья нету вовсе,
Или оно таится в нас самих.

ПЕНДЕЛЬШВАНЦ

В себе его я тоже не обрёл,
Хотя искал усердно - даже слишком.
Я тоже был когда-то молодым,
Auch ich war in Arkadien geboren,
И предо мною тоже отверзала
Страницы Книга Радостей земных.
И я склонялся над её листами,
Но в некий час подкрался и ко мне
Дух Времени, железными зубами
Схвативший всё и скрывшийся во тьме.

Что мне осталось? Многие печали,
Остывший пепел прежних устремлений,
Осколки старых истин, пыль толпы,
Пустые коконы воспоминаний,
Сухие паутины предрассудков,
Следы надежд, напрасных и смешных,
Инстинкты и рефлексы. Куча хлама!
И это - не комедия, а драма.

Ах, молодость! Милорд, но неужели
Вас жизнь не радует?

Да как сказать.
Мне ведомо победное веселье,
Когда решаешь сложную проблему.
Мне ведомо спокойное довольство,
Когда проблем не возникает вовсе.
Сон, и еда, и умный разговор,
"Женитьба Фигаро", "Чакона" Баха,
Сигара, кофе, томик Мандельштама -
Всё это временами хорошо,
Но охать и потеть во имя этих
Ничтожных благ? Оно того не стоит.
Всё это - лишь erbärmliches Behagen,
Как справедливо Ницше замечал.

Но есть же то, в чём сомневаться - грех?
Есть ценностей незыблемая ска́ла?

О да, конечно! Я не сомневаюсь
В тех, кто меня достали из болота
И дали власть. Свет разума Арконы -
Он ведает, в чём истинное благо!
И клятву в том я дал, что Пендельшванц
Героль Ха"брат Церех Аур Бохер.

Я получил посланье от Великих,
И должен сделать, что они велят.

На этот раз - так сущих пустяков.
Мне не придётся сильно напрягаться.

Мне велено: свою оставив должность,
Власть передать другому существу,
Не известив об этом никого,
Помимо Лэсси и тебя. А после -
В самоизгнанье тайно удалиться.

А я - не очень.
Признаться, я давно об этом думал.
Немолод я. Преклонные лета
Меня гнетут. Всё чаще я мечтаю
О вольности. Устал я от трудов.
Пора, пора! Покоя сердце просит,
И третий глаз мой слишком много видел
Жестокости, коварства и измены,
Но больше - глупости и разгильдяйства,
Грошовых дум, двухсольдовых страстей,
Ничтожного злонравия. Всё чаще
Мне грезится приволье и река
И тайное гнездо в тиши затона.
Быть может, мне откроется тогда
Наука совершенного незнанья,
О коей говорят нам педобиры -
Превыспренняя dotta ignoranza?
Или, напротив, погружусь я в омут
Нестройных, чудных грез? Мне эта мысль
Как лист увядший падает на душу.

Тогда позвольте,
Мой лорд, остаться с вами. И в изгнанье -
Я верный ваш слуга.

Мой добрый друг!
В тебе я ни на миг не сомневался.

И всё-таки. Я не могу понять -
Ну почему они его избрали?
Когда подумаю, кого мне предпочли!

Хотя момент не очень подходящий,
Признаюсь - я весьма заинтригован.

Ты его сейчас увидишь.
Не плюйся только, носом не води,
Как будто ты учуял скверный запах.

(в сторону) Also, хотя наш гость и впрямь смердит,
Но это нам уже не повредит.

Входит Лавр Исаевич Слуцкис, лис-бурбулис, далее просто ЛИС.
Его ведёт Лэсси Рерих.

Глазам своим не веришь? Ну тогда
Доверься носу. Вряд ли он обманет.

ПОЛИЦМЕЙСТЕР (всё никак не может успокоиться)

Смердящий? Да! Но всё-таки не пёс.
Тебе ни в чём я не подобен, псина.
Я бурбулис, чем трепетно горжусь.
Извольте уважать мою основу.

Скорей как из горшка. Но вам хотелось,
Чтоб я вонял? Так чем вы недовольны?

Тем блудняком, которому виновник -
Конкретно ты, паршивый прохиндей.

Я их не крал. Лежали там без дела
Какие-то гроши. Их ненадолго
Во временное пользованье взял я,
Чтобы от них был хоть какой-то прок.

Ну то есть это было справедливо?
Так радуйтесь - вы своего добились!
Своим судом, благим и беспристрастным,
Вы покарали мерзкого злодея,
Свершили правосудие. Теперь
Вдыхайте ароматы правосудья!

Как вы наивны.
Я просто управляюсь со словами
Успешнее, чем нектрые...

Черепаха молча корчит противную рожу и высовывает язык.

Довольно!
Стыдно мне
Пред наглой черепахой унижаться -
Или собачьи слушать оскорбленья.

Я здесь не для того, чтобы терпеть
Дурное обращенье и попрёки.
Вы можете меня не уважать,
Но уважайте выбор гав"виали.

Попробуй-ка пожить с закрытым ртом,
Скобейда старая и мерзкая притом!

Разве я -
Причина им? Уймите, наконец,
Зарвавшуюся, грубую прислугу!

Полицмейстер оскаливается, между брылей показывается лидокаиновое жало.

Кто б он ни был,
Но здесь он по приказу гав"виали.

И не корысти ради - токмо волей
Пославших мя.

Его прислали те,
На ком лежит свет разума Арконы.
Вы не его хулили - вы хулили
Ажух Ха"брат Церех Аур Бохер!

Я лишнее позволила. Прощенья
Прошу у всех за это упущенье. (Слово "это" она подчёркивает голосом)

Займёмся уж делами.
Я не могу отдать бразды правленья
Любому брату. Для того должны
Мы состоять в Высоких Отношеньях.
Сейчас мы с ЛИСом их и установим...

А может быть, не надо? Ведь по сути
Все эти ритуалы - лишь формальность,
Притом довольно скучная.

ПЕНДЕЛЬШВАНЦ (тоном, не предвещающим ничего хорошего)

Ну что ж, коли не надо, так не будем.
Приступим к ритуалу. Ты готов?

И славно. Лэсси Рерих!
Будь внешним стражем. Охраняй покои.

Лэсси молча и быстро скрывается за кулисами.

Ты ж, друг мой, стражем внутренним побудь,
И освещай священное пространство,
Держа рукою твёрдой канделябр.

Полицмейстер берёт канделябр и отходит в глубину сцены.

Явлю Слова, и Знаки
Как брату брат. Начнём, благословясь.

Стоп-стоп! Не всё безоблачно в судьбе!
Мне кажется - накрапывает дождик.

Того! Здесь посторонний.
Мне третий глаз не для понтов был дан,
И вижу я, что среди нас - профан.

Мой лорд, это какая-то ошибка.
Здесь посторонних нет, я в том уверен,
Не вижу и не чую никого.

Он не телесно здесь, а только в духе.
Какой-то хомосапый с бледной рожей.
Он издали похож на мудака,
Обдолбанного чем-то свыше меры.
Я думаю, что айсом. Он плывёт
Меж нитями тентуры, как залупа
В лапландском супе из семи залуп.
И вот заплыл сюда и наблюдает,
Хотя и ничего не понимает.

Мне кажется, его я где-то видел...
А впрочем, меры примем палюбасу...

Подмигивает третьим глазом.
Падает занавес.

Всё явление происходит при опущенном занавесе, из-за которого доносятся отдельные слова и фразы:

...АААААААААААААААААААААААААААААА! Фрррррр!

Пендельшванц, Полицмейстер, ЛИС. Бурбулис почему-то мокрый.
Полицмейстер продолжает держать горящий канделябр. Свечи сгорели на две трети.

Свидетельствую: ты товарищ добрый.
Твой градус принят, ты по книгам чист.
Аль ах"акбар!

Теперь тебе я власть передаю.
В пределах, что поставлены законом
И волей Братства - всем распоряжайся.

Лис отвешивает глубокий поклон и опускает хвост

Твой труд окончен. Можешь оставаться
И новому хозяину служить,
Или уйти, коль хочешь, на покой.

Мой лорд, я вновь склоняюсь перед вами.
Меня с собой возьмите! Не способен
Я новому хозяину служить.
В конце концов - я по основе пёс!

Ну ежели ты ставишь так вопрос...
Приблизься же и слушай со вниманьем.

Полицмейстер подходит к краю бассейна и становится на колени.
Бегемот гудит ему в самое ухо что-то неразборчивое.

Чтобы она
Служила верно новому владыке -
В разумных, разумеется, пределах.

Без Лэсси ты не справишься никак.
А впрочем - попытайся.

Полицмейстер тем временем уходит, оставляя канделябр.

Ну вот и всё. Теперь тебе дарую
Я некий тайный знак, что подчинит
Всех братьев. То - акация и роза.

Да всё просто. Завтра утром
Явись весь в белом, в венчике из роз,
И с веточкой акации.

Пендельшванц смеётся.
Хохот бегемота рождает гулкое эхо под сводами зала.

Насмешил, ей-Доче!
Хотя вопрос по делу. Символизм
Бывает очень тонким... Ну, к примеру,
Ты можешь в зад себе её воткнуть,
Иль в ухо, или в глаз...

Короче: просто ветку захвати.
Вся братия поймёт и подчинится.

Про братьев - хорошо, но как мне быть
С профанами? Их как мне подчинить?

Стыдись! Ведь ты же бурбулис лихой!
Не белочка, не мышка и не зайка,
Или иное жалкое создание!
К тому же ты - Высокий Посвящённый,
Ты - часть той Силы, что желает блага,
Но постоянно совершает то,
Чем недовольны глупые профаны
И что обычно именуют злом.
Так мне ль тебе преподавать науку,
Какую со времён Макиавелли
Все сколь-нибудь разумные созданья
Отлично знают?

Обопрись на братьев,
Профанов же заставь повиноваться
Жестоким принужденьем, низким страхом,
Корыстью грешной. Всех введёшь в блудняк -
И всех поставишь раком перед фактом,
Что ты тут главный. Если что не так -
То у тебя есть Лэсси.

Ты ждал фанфар, приветствий и улыбок,
И под ноги - ковровую дорожку?
А может, мармеладу, шоколаду?
Ещё и уважухи завернуть?

Да уж понятно. Вижу я, что ты
Не слишком рад такому назначенью.

Ты так легко мои читаешь мысли?
Я думал, я хороший менталист.

Эх, менталист. Да ладно. Скажешь тоже!
Всё у тебя написано на роже.

Ну если честно - есть одна проблема.
Она иных премногих тяжелей.

Меня сюда направили, чтоб я
Провёл непопулярные реформы.

Не хочется мне вслух
Об этом говорить. Ты телепат,
Тебе сейчас свой разум я открою...

ПЕНДЕЛЬШВАНЦ (всё никак не может успокоиться)

Разрушить всё, что строилось годами?
Скажи, лукавый, ну зачем им резать
Ту курицу, что золотые яйца
Несла исправно?

Я и сам не знаю.
Сказали мне, что линии тентуры
Смешались и запутались. Сей узел
Распутать невозможно. Разрубить
Они его решили. Топором же
Назначили меня - и вот я здесь.

Ваще-то за такое убивают.
Тебя убьют, Исаич! Просто тупо -
Придёт толпа, порвёт тебя на части,
И полетят клочки по закоулкам!
Ты сам-то понимаешь?

Что ж поделать?
The time is out of joint - O cursed spite,
That ever I was born to set it right!

Это вряд ли.
Ты знаешь сам - они везде найдут.
Вход в Братство - сольди, выход - соверен.
Lasciate ogni speranza, voi ch'еntrate -
Телёночку вола не заборати.

А лично мне уже пообещали
Все муки ада за любой косяк.

О да, я помню много злодеяний,
Что совершили Братья. Но всегда
Они имели смысл. Сейчас я смысла
В задуманном не вижу никакого.

А знал ли ты, что предыдущий план
В том состоял, чтобъ граждан взбунтовать
И отстранить тебя от власти силой?

Да, знал. Они меня предупредили,
Сказавши мне, что это испытанье:
Перед лицом грядущих потрясений
Они хотят попробовать на прочность
Построенную мной систему власти.
Не нужен им правитель, неспособный
Унять толпу и навести порядок.

Прости меня, но это просто лажа.
Да этим и котёнка не обманешь!
Ужель ты на подобное купился?

А то, что ты рассказывал мне тут
Про линии тентуры? Это что,
По-твоему, не лажа?

Впрочем, что уж...
И на прощанье мой тебе совет:
Избавься поскорей от всех примет.
От вони...

От формы носа, масти, очертаний
Лица и тела - всё перемени.

Тогда послушай мой тебе совет:
Беги отсюда. И как можно дальше.

Теперь прощай. По правде говоря,
Я не могу желать тебе успеха
В твоей работе. Но зато удачи
Тебе желаю. Постарайся выжить -
А если нет, то - быстро умереть.

Через несколько секунд раздаётся скрежет поднимаемой заслонки и шум воды.

Бурбулис в одиночестве. Свечи в канделябрах почти догорели.

Ну вот и всё. Свершилось. Жребий брошен.
Хотя, увы, не я его бросал:
Судьбу мою решили гав"виали.

О да, я к высшей власти вознесён -
Но на таких условиях, что лучше
Её бы мне ни разу не иметь.

Чегой-то мне ссыкотно. Что-то мне
Не кажется, что здесь я на коне -
Скорее, ощущается иное.
Конец мой ближе моего конца,
Но пахнет от него гораздо хуже.

И что теперь? Нет, правда - как мне быть
Прикажете? Ке фер? Нет, фер-то ке?

Да что со мной? Чего я тут менжуюсь?
Дрожащая я тварь, иль я имею
Святое право быть самим собой?

Ahead this place of wrath and tears... and shit.
Но всё ж - я капитан своей души.
My fate - my state. Свой путь - я выбираю.
А выиграю я иль проиграю -

Но оттянусь по полной! Всё же эт"
Умею я - to steal, and not to yield:
Украсть и не отдать! Люблю такое!
Теперь весь город под моей рукою -
Так погуляю славно! Всё прожру,
Протрачу, прогуляю, просажу
На дольче виту - на балы, на скачки,
Любимчикам на жирные подачки,
На бриллианты, жареных питонов,
На оскорбленье нравственных законов,
На непотребства и на потребленье
И на произведенье впечатленья,
На самок, на вино, на то, на это -
Я высосу все деньги из бюджета,
Я выскребу все средства по нулям!

Когда ж пора платить по векселям
Придёт - так рассчитываемся без сдачи.

Хотел бы я, чтоб всё было иначе.
Но это мне не светит нихуя -
И по-другому, видно, не бывает...

Коль мой парад последний наступает -
Командовать парадом буду я!

Швыряет канделябр с горящими свечами в бассейн.

Действие двадцать шестое. Атабыз, или Вриогидра летает по небу, прячется под землю, но не меняет планов

Cама обстановка чаепития удивительно приятна. Простая история, которую я собираюсь здесь рассказать, начиналась в чудесной атмосфере этого невинного времяпрепровождения.

Генри Джеймс. Женский портрет. - Серия "Литературные памятники" - М.: Наука, 1981

Предлагаю закончить совещание, а завтра я выступлю перед народом.

А. Соснин. Эрик и месть Валету. - Новокузнецк: Изд-во "Союз писателей", 2014

21 декабря 312 года о.Х. Утро
ООО "Хемуль", г. Дебет. Проспект возлюбленной вриогидры Морры, д.1 (Правление)

- Ай, - сказала вдова Бисквит-де-Фаянс, чувствуя, как по её нежным внутренностям струится крутой кипяток.

- Ничего-ничего, - добродушно улыбнулась вриогидра Морра, подливая горяченького. - Это тебе полезно. Старая кость тепло любит.

- Я тресну так, - пожаловалась Бисквит-де-Фаянс. За годы пребывания в приближённых она научилась разбираться в оттенках настроения своей госпожи. Сейчас та была настроена послушать чей-нибудь хнык. Это Бисквит-де-Фаянс чуяла всем своим донцем.

Тем временем обжигающий кипяток сменила струя тёплой заварки. Бисквит-де-Фаянс всосала немножко внутрь и недовольно дёрнула ручкой: заварка была ну очень крепкая. Но вдова была не какая-нибудь там пиалушка на полтора глотка. Она справлялась и не с такими танинами-кофеинами.

Собравшись с силами, Бисквит-де-Фаянс начала прокачивать чай сквозь канальцы, снижая концентрацию кофеина и обогащая жидкость витаминами и минеральными добавками. Под конец она добавила лимончика, - то есть выделила из стенок лимонную кислоту и аскорбинку, - а потом ещё с донышка поддала чуток гингерола. Последний глоток должен быть слегка имбирным: она давно заметила, что госпоже это нравится.

Бисквит-де-Фаянс была чашкой. Совсем простой, без золочёного ободка - только розочка на боку. Госпожа получила её вместе со всем семейством де Фаянс в подарочек на трёхлетие. То есть надарили-то ей тогда всего целую гору: любимая липупетка Абракадабра Мимикродонта просто не могла остаться без подарочков на ДР. Однако семейство Сервиз было чем-то особенным. Трансгенщики из ИТИ отыскали где-то старую, еле живую калушу, в которой сохранились гены гигантских коралловых полипов с внешним скелетом. Древние генетики придали им вид и свойства термосов. Итишники их доработали по части красоты и изящества, а также добавили тонкий слух, ум и сообразительность. Лучшее из получившихся изделий - семейство де Фаянс - и было преподнесено юной Алле Бедросовне. С обычными в таких случаях уверениями в совершеннейшем почтении.

Путь ко рту госпожи был для чашки долгим, непростым. Сначала липупетка влюбилась в бокала Флюти-Флюта, который умел хрустально звенеть на разные лады. У него сломалась ножка, и пришлось его разбить. Он умер гордо и красиво, как подобает истинно благородному существу - разлетевшись на мраморном полу на сверкающие осколки. Потом был чайник Фарфорыч, умевший умиротворяюще побулькивать и рассказывать всякие истории, по большей части им же и выдуманные. Фарфорыча потеряли во время поспешного ночного бегства из дворца Арбракадабра. В ту же ночь Бисквит-де-Фаянс овдовела. Её супруг, блюдец Альфонс, треснул, когда полковник Барсуков, помогавший беглецам, случайно присел на коробку с посудой. Об Альфонсе чашка грустила временами: тот был интересным мужчиной. С ним можно было и поболтать, и немножко поссориться... а иной раз и поскрестись донышком - ночью, тихонечко, когда никто не видит. Но всё-таки настоящей любви между ними не было. Так что вдова утешилась обществом своей госпожи. У которой становилось всё больше власти и всё меньше друзей.

Морра, откинувшись в высоком кресле, сделала первый глоток. Чашка привычно взволновалась - хорошо ли она всё сделала.

- Уффф... - выдохнула вриогидра и отхлебнула ещё.

Бисквит-де-Фаянс тихонько улыбнулась крохотным ротиком на донце. Похоже, чай удался.

Дверь в кабинет чуть приоткрылась - ну вот совсем-совсем чуточку, буквально на тонюсенькую щёлочку.

- Г-г-га... гаспажа Морра, посетитель какойта! - раздался оттуда гогот секретарши.

Гусыню назначили к Морре в помощницы на недельку - за разврат, пьянство и дебош на рабочем месте. Морре гусыня не нравилась, так что после пары задумчивых взглядов у гулящей птицы повылазили все перья с верхней части тушки. Это прибавило ей дисциплины и усердия, но не исправило манер.

В отличие от прочих авторитетов, вриогидра была демократична и придерживалась самых широких воззрений. Попасть к ней на приём было проще простого. Госпожа принимала всех, ибо исходила из простого расчёта: если уж кто решился рискнуть собственным здоровьичком ради разговора, то, значит, вопрос действительно серьёзный. Так что для ходока всё ограничивалось обыском у эмпатов. Обыском - ибо нехорошие инциденты случались не то чтобы часто, но регулярно.

Хлопнула дверь, звякнул колокольчик. Вошёл кто-то лёгкий: паркет под ним почти не скрипел.

- Добрый день, госпожа Морра, - прошелестел голос. Чашка решила, что это какой-то инсект: акцент был очень уж характерный, насекомий.

- Пших, - прошелестел голос. - Франтишек Пших. По основе чешуйник. Я профессор филологии Хемульского университета. До недавнего времени - завкафедры германских языков. В настоящее время на пенсии...

- Вы по какому вопросу, гражданин? - в голосе Морры проскользнули неприятные нотки. Чашка подумала, что этот посетитель расстройством желудка уж точно не отделается.

- Год назад меня осудили за съедение переплёта редкого художественного альбома из университетской библиотеки, - грустно сказало насекомое. - Доверенные лица, к которым я обращался, ничего сделать не смогли. Я был вынужден заплатить штраф... да и Дочь бы с ним, со штрафом... но у меня отняли читательский билет! Понимаете, что это для меня значит?

- И вы меня беспокоите по таким пустякам? - тон Морры стал ещё холоднее. Чашка подумала, что посетитель наговорил на импотенцию и выпадение усиков - и это ещё как минимум.

- Я учёный. Библиотека - это вся моя жизнь, - с достоинством ответил чешуйник. - И кроме того, хочу оставить по себе добрую память. Хотя бы в кругу коллег. Я старый уже, долго не протяну. Но для мне... - он не договорив, закашлялся.

Чашка решила, что посетитель слишком долго дышал библиотечной пылью. Дар Морры обычно бил по самому слабому месту.

- Гм-м-м... добрая память... - протянула Морра, смягчаясь. - Хорошо, допустим, что вы не виноваты и хотите восстановить репутацию. Какие ваши доказательства?

- Этот переплёт... Да, в юные года у меня был... неприятный эпизод с обложкой сочинения Феофилакта Симокатты... ну с кем по молодости не бывает. Но не в данном случае! Поймите, переплёт альбома был кожаный! А я не кожеед! Я не имею никакого отношения к семейству Dermestidae! Я типичнейший Lepismatidae! Меня ведёт только на крахмал или полисахариды! Ну какие в кожаном переплёте полисахариды, скажите на милость?!

- Н-да, и в самом деле, - согласилась Морра, подумав.

- И этого очевиднейшего факта никто не принял во внимание... кх-кх, - насекомое сильно заперхало. - Убедительно прошу разобра... кх-кх-кх. - Если удастся до моей смерти решить этот вопрос - буду очень... кх-кх-кх.

- Я посмотрю дело, идите, - милостиво разрешила Морра.

Профессор филологии покинул кабинет значительно быстрее, чем зашёл в него.

- Не забудь вечером напомнить, - сказала вриогидра чашке. - Разбираться не будем. Просто выпишем этому филистеру читательский билет и вернём деньги. Ах да, и подарим ему какой-нибудь научный многотомник... крахмалистый, - добавила она, усмехнувшись.

- Поняла, - сказала чашка. - Вернуть билет, деньги, подарить многотомник. А может, Березовскому поручить? - осмелилась она дать совет.

- Березовский занят бюджетом, ему не до ерунды, - ответила Морра со странной интонацией. Чашка промолчала.

Следующим был принят какой-то хемуль, торговец зерном, над которым нависла угроза разорения и конфискации активов. Этот тараторил очень быстро и буквально стелился - ему всё-таки очень хотелось жить долго и по возможности счастливо. Морра пообещала ознакомиться с обстоятельствами.

Далее заявился некий богомол-адвокат. Из разговора стало понятно, что он просит не за себя, а за клиента: тот, видать, пообещал ему очень хорошую сумму, если он рискнёт пойти к вриогидре. Богомол, судя по всему, рассудил, что лучше быть богатым, чем здоровым, а кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Однако Морра не любила адвокатов и терпеть не могла просителей за отсутствующих лиц. Так что по итогам пришлось вызывать похоронную команду.

После этого чашка была временно отставлена: вриогидре захотелось узвара, который она пила только из кружки. Точнее, из её трупа. Когда-то кружку звали Беатрис, и она была премилой, хотя и легкомысленной, особой. Увы, она оказалась единственной из де-Фаянсов, на которую Дар Морры всё-таки подействовал. Однако и после её смерти госпожа не перестала её любить. Она отдала чашку специалистам, которые растворили всю органику в слабых кислотах, убрали железо, а коралловый корпус покрыли лаком. Бисквит-де-Фаянс иногда думала, что Беатрис очень повезло: даже после смерти она осталась нужной и полезной.

Чашка иногда задумывалась о том, почему на неё не действует знаменитый взгляд Морры. Однажды она спросила об этом полковника Барсукова - он был единственным, кто иногда чаёвничал с её госпожой. Барсуков подумал и сказал странную фразу - "наверное, оно там считает тебя посудой и холод не включается". Что имел в виду полковник, чашка не поняла, а переспрашивать побоялась. В конце концов она решила, что это не её ума дело.

После узвара госпожа пришла в благополучное расположение духа и приказала принести Березовского.

Березовский уже пятый год был ближайшим доверенным лицом вриогидры. Впрочем, как раз лица-то у него и не было. Березовский представлял собой иннервированный каповый нарост на карельской берёзке-бонсай. Моррин Дар воздействовал на него сугубо положительно: берёзка хирела, а он только разрастался. Однако Морра старалась не злоупотреблять его обществом: берёзка могла погибнуть, а с ней и её насельник. Поэтому она общалась с ним не чаще раза в неделю. И всегда выбирала момент, когда была в хорошем настроении.

Березовского вместе с берёзкой принесли в новом расписном горшке. На который он тут же и пожаловался - он показался ему аляповатым. С чего он это взял, было не очень понятно. Похоже, что зрение ему заменяло пижонство. Что заменяло слух, оставалось и вовсе неясным, а разговаривал он через трубочку, вставленную в какую-то дырочку, непонятно куда ведущую. Березовский вообще был такой весь загадочный, прям ёлы-палы.

Но на этот раз он ничем особенным не поразил: обсудил с Моррой бюджетные проблемы, немножко задержался на теме вещательной студии (она была уже практически готова, к вещанию можно было бы приступить буквально на днях), и отчитался по теме реновации жилищного фонда. На этом и закончили.

Вриогидра раздала ещё несколько заданий помощникам и собиралась было заказать обед, как вдруг гусыня - трепетная, дрожащая - просунула клюв в дверную щель (на большее у неё не хватило смелости) и сказала:

- Звиняйте госпожа, а тут ещё какой-то посетитель шароёбится, приняться у вас хотит!

- Это не Барсуков случайно? - буркнула вриогидра.

- Не, другой какой-то, я такого тута не видала! - гоготнула секретарша.

Подумав, Морра разрешила некстатнему посетителю войти.

Бисквит-де-Фаянс иногда жалела, что у неё нет глаз. Не всё можно распознать на слух. Вот и сейчас не могла она понять, что представляет из себя гость и какой он основы. Судя по скрипу паркета, он был тяжёлый.

- Госпожа Морра, - голос был низкий, глухой и какой-то сонный. - Нам пора объясниться.

Чашка дрогнула: вриогидра не любила, когда с ней говорят в таком тоне. Обычно это плохо кончалось для говорящего.

- Не смотрите так, госпожа Морра, - в голосе говорящего, по-прежнему сонном, проскользнуло что-то вроде иронии. - Эта скотина живуча очень. Минут пять ещё будет живая... А, чтоб вы знали. Электорат, который перед вами стоит - он спит в прямом эфире. Он ничего не понимает. Что-то вроде рупора. Через который я говорю. Точнее, вещаю.

- Чтобы разговаривать, не обязательно бодрствовать. Чтобы жить - тоже, - ответил собеседник. - Что касается менэ-э-аааа... - существо смачно позевнуло.

- Я уже поняла, что это вы, Алхаз Булатович, - вздохнула Морра безрадостно. - Вы по какому вопросу?

- Вы знаете, Алла, - сказало существо. - Я предупреждал.

- Что значит "предупреждал"? - голос вриогидры зазвенел от гнева.

- Опять вы шлазите. Доведёте до инсульта мою зверюшку. Это как мобильник разбить, чтобы избежать разговора неприятного ... А, вы не знаете, мобильник что такое. Вы вообще знаете мало.

- Ещё раз спрашиваю - вы по какому делу? - нажала Морра.

- По такому. Вы не должны бывать в эфире. Никогда. Я требую, чтобы вы поклялись мне в этом сейчас.

- Но почему?! - закричала вриогидра. Чашка испуганно ойкнула - ей показалось, что пальцы госпожи её сейчас выпустят.

- Если я скажу, поклянётесь? - уточнило существо.

- А давайте попробуем. Вы хоть представление имеете, сколько мне лет?

- Догадываюсь, - Морра произнесла это сквозь зубы.

- Вряд ли. Вы знаете, что я старше. Но не знаете, сколько. Я умер до Хомокоста. Задолго. Недооценил южных людей. Те оказались жёстче. Меня зарезали как барана. Как это было пошло! Пошло и больно. Хотя цитаты из "Телёнка тоже пошло. Но мне было долго заняться нечем, понимаете? Кроме вот читать старые книги, что в моей памяти. Я всё вспомнил. Даже детское самое. Например вот: Ленин хойокло атабыз, хар сак безмен менэн, без унын расамын бизяйбез, гэл асыл сэскэ менэн. Меня в Уфе научили. Мы тогда жили в Уфе. Это был такой город.

- Очень познавательно, - сказала Морра так, что чашка тоненько задрожала.

- Давайте я закончу, - с неудовольствием сказал голос, уже не казавшийся сонным. - Меня зарезали. Но мне повезло. Очень. Я умер не совсем. Я стал... это... Вы представляете, как тентура работает с переменной субъекта?

- Не очень-то, - призналась вриогидра. В голосе её, однако, послышалось нечто вроде заинтересованности.

- Почти честно, - усмехнулся собеседник. - Никто не знает это. Даже техники, которые работают с ней. Тентуру сделали очень давно. Очень! И кто делал её, у них были совсем другие привычки ума. Некоторые вещи они выполняли странно. Например такое. Чтобы глобальную переменную субъекта очистить, они её помножают на нуль. Любой программист скажет: глупо. А, вы же не знаете, кто такое программист. Неважно. Но это и правда глупо. А у гав"виали реализовано это таким образом. Это не трогают, потому что это работает. Миллионы лет работает. Если что-то работает миллионы лет, это не надо менять. И всё-таки бывает иногда, что глобальная переменная помножается не на ноль, а на величину мнимую. У меня совсем редкий случай. Значение мнимое отрицательное. Такое почти не бывает. Понимаете, нет?

- Нет. Я в этом ничего не понимаю, - решительно сказала вриогидра. - У вас есть что сказать по существу?

- Ещё потерпите минуту, две, - предложил (а вообще-то потребовал) собеседник. - Вы же спросили? Слушайте теперь вот. Я по другую сторону вашего мира. Один совсем. И мне скучно тут. Но теперь у меня занятие. И главное самое: власть, - последнее слово гость выговорил как-то очень уважительно, будто речь шла о близком и любимом существе.

- И я не хочу, чтобы у меня опять ничего не было, - закончил гость. - Поэтому я не хочу вас. Вы захотите, чтобы я не мешал. Меня беспокоит это. А я не люблю беспокоиться.

- Погодите-погодите... Вы хотите сказать, что видите во мне... конкурента?! Чушь какая... - пробормотала вриогидра.

- Не надо так говорить. Я вижу ваш потенциал. Вас интересует эфир. Вы хотите в эфир сама. Сначала ведущая передачи. Но вам скоро мало будет. Вам скоро всего бывает мало, Алла Бедросовна. И у вас есть ум. Есть удача. Вы часто добивались больше, чем вам давали. Или же вы тут не сидели сейчас. Так?

- Допустим, хотя это слишком лестно, - решительно сказала Морра. - Но у меня уже есть власть.

- У вас много власти. Но это маленькая власть, только над Хемуль, - объяснил посетитель. - Власть над вещанием - это больше, это вся Страна Дураков. А в перспективе весь Ха"наан. Вы поймёте это очень скоро, Алла Бедросовна. Поэтому я не дам вам даже начинать. Вдруг вы найдёте способ меня... - существо запнулось, - отодвинуть. Или убить меня. Я не знаю, можно это или нет. Я не хочу узнать это. Не надо говорить, что я не смелый. Я был смелый, мне не понравилось.

- А вы не боитесь своих друзей? Того же полковника Барсукова? - усмехнулась Морра.

- Пока нет. Им неинтересно. Они хотят командовать, да. Но они в эфир не лезут сами. Вы хотите в эфир, потому что хотите говорить с подданными, а не можете. У них нет ни причины такой, ни желания такого. В эфире им неуютно, они не хотят. Они хотят править через других. Мне это не опасно.

- Вы очень откровенны, Алхаз Булатович, - сказала Морра. - Буду откровенна и я. Почему я должна принимать в расчёт ваши интересы? Студия готова, завтра я начну вещание. Остановить вы меня не може...

Тут с чашкой произошло что-то странное: она внезапно потеряла вес. Это было неожиданно, немного страшно и очень неприлично. С ней никогда, никогда не случалось ничего подобного!

Именно это собиралась сказать Бисквит-де-Фаянс, но в следующую секунду ей в микрофон ударил короткий, но громкий крик. Кричала Морра. И тут же, в ту же секунду, очень близко, со скользким тяжёлым шорохом осыпалось оконное стекло.

Чашка почувствовала, что пальцы вриогидры разжались. Но она не упала. Она поплыла по воздуху.

- Где я и что со мной? - спросила вриогидра почти нормальным голосом.

- Вы держитесь неплохо, - оценил голос. - Уже собрались и думаете что делать, да? А делать нечего. Вы висите в воздухе над зданием Правления. Вместе с телом, которым я управляю. И несколькими предметами обихода, мне это странно. Но это неважно. Вы выглядите очень глупо, Алла Бедросовна. Но вы живая. Если я вас выше подниму и брошу, будете мёртвая.

- Чем это вы нас подняли? - спросила вриогидра.

- Это? Это голубой луч. Его гав"виали использовали когда-то. Для похищения людей и разного груза к себе. Они очень хорошо управление лучом спрятали. По ту сторону тентуры. То есть там именно, где я сейчас. Они спрятали, а я нашёл. Хотите выше подыму?

- Давайте, - неожиданно согласилась вриогидра. - Всегда мечтала посмотреть на Хемуль с высоты.

- Бррр, - сказала Морра. - Красиво, но очень холодно. Вы не могли бы вернуть меня обратно в кабинет?

- Могу, - сказал голос. - Но вы сначала поклянётесь.

- Я поклянусь, - твёрдо сказала Морра, - когда буду сидеть в кресле, в своём кабинете. Вы показали силу. Теперь покажите немного великодушия.

- Если вам так нужно для гордости, - протянул голос.

Бисквит-де-Фаянс почувствовала, что падает вниз. Это было не страшно: она чувствовала, что её всё-таки что-то держит.

Потом она ощутила донцем знакомую поверхность стола - и тихо звякнула, располагаясь на ней.

- Вот видите, даже ваш чай не пролился, - сказал всё тот же голос. - Ну а теперь... вы опять так сильно смотрите? Я говорил уже... что вы делаете... хотите... - дальше речь существа стала невнятной.

Что-то сухо щёлкнуло в воздухе - будто разорвалась пружина.

- До чего живучая тварь, - пробормотала Морра. - Срочно Березовского в подвал! - крикнула она, приоткрыв дверь. - Сюда эмпата и генетика! Потом пусть доложатся!

- Быстро! - закричала Морра и стукнула кулаком по столу.

Чашка не знала, что стоит на самом краешке. Иначе она попыталась бы отползти хоть на пару сантиметров. Но вот этих-то сантиметров ей и не хватило.

Бисквит-де-Фаянс умерла гордо и красиво, как подобает истинно благородному существу - разлетевшись на мраморном полу на белоснежные осколки.

В подвале было даже просторнее, чем в кабинете. И, конечно, светлее: лампочки буквально усеивали потолок. Даже туша сегодняшнего посетителя казалась меньше и не такой страшной.

- Генетик говорит, что это был отарк, - говорила Морра, рассматривая мёртвую оскаленную пасть зверя. - Но вообще-то он похож на большого медведя. И у него несёт какой-то химией изо рта.

- Отарки и есть медведи, - сообщил Березовский. - Хищные. Я слыхал, они быстро двигаются.

- Хорошо, что этот спал, - сказала Морра. - Он был очень живучий. Я его добила тесла-шокером, - добавила она.

- Понятно. Наши действия? - перебил Березовский.

- Какое-то время поживу здесь. Пока не пойму, что делать с Алхазом Булатовичем. Студию перетащим сюда, в подвал. Займись этим немедленно. Первая передача - завтра.

- Может быть, - осторожно предложил нарост, - немного подождать?

- Чего ждать? Чего ещё ждать-то? - вриогидра повысила голос. - Сейчас он растерян. Он думал, я испугаюсь. Что у него есть оружие, которое может действовать в реальном мире. Но я собирала сведения о всех видах древнего оружия. Луч не такой страшный, как он хотел показать. Там много встроенных ограничений. Он меня даже уронить не мог. А хоть бы и мог. Я говорила Барсукову, что не сверну. Убить меня можно, а остановить меня нельзя. Завтра я выступаю перед народом Хемуля.

ПОСТСКРИПТУМ. Выдержки из cекретного доклада Объединённой Комиссии по изучению аномальных явлений в воздушной среде (США, 1998).

28:0. ОПИСАНИЕ. Голубой или светло-синий луч, способный притягивать живые объекты.

28:1. Распространяется по прямой (все описания "искривлённого голубого луча" признаны недостоверными).

28:3. Распространяется только в оптически прозрачной среде. Не зафиксировано ни одного случая проникновения луча в изолированное от внешнего мира помещение, в отличие от "зелёного луча" (тема 26).

28:4. Притягивает только живые объекты. Были случаи, когда луч "доставал" спящих людей из-под одеяла или простыни, укрывающей их с головой. Судя по косвенным данным, это не связано с природой луча. Вероятно, искуственное ограничение, поддерживаемое автоматически. Зафиксирован случай, когда луч притянул несколько пробирок со свежей кровью, но потом вернул их на место (св. 296/7033 США, Алабама).

28:5. Судя по косвенным данным, воздействию луча подвергается вся материя, из которой состоит тело. Люди и животные не чувствуют движения - за исключением кратковременного ощущения потери веса. Не чувствуется и сопротивление воздуха. Спящие в большинстве случаев не просыпаются.

28:6. Человек, захваченый голубым лучом, может ощущать ветер или тепло/холод, но в известных пределах. На определёной высота или при достаточно быстром движении вокруг объекта возникает нечто вроде слабо светящегося кокона, защищающего его от внешних воздействий (см. напр, св, 408/7125 США, Калифорния и др.). [...]

28:8. В случае успешной доставки существо во время полёта теряет сознание. Не существует ни одного достоверного описания момента прибытия. Вряд ли связано с природой луча. Вероятно, искуственное ограничение, поддерживаемое автоматически.

28:9. Примерно в 40% известных нам случаев захваченный объект был возвращён на Землю. Возвращение происходит или в то место, откуда взят объект, или в другое - как правило, находящееся достаточно далеко от места забора. Закономерности установить не удалось.

28:10. Возвращение обычно происходит крайне аккуратно. Нет ни одного достоверного свидетельства о том, что луч "выронил" или "потерял" объект. Он всегда сопровождает его до места возвращения. Нет ни одного достоверного описания ситуации, когда луч перемещал объект в опасное место (край скалы, водоём и т.п.) Вероятно, искуственное ограничение, поддерживаемое автоматически. [...]

28:А. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. Транспортировка живых существ без причинения им вреда. Возможно - взятие биологических проб. Оружием не является.

Действие двадцать седьмое. Сложнямбур, или Все говорят правду и помогают друг другу

Есть предметы, высказываться о которых непозволительно никому, в том числе и себе самой - разве только в личном дневнике или в разговоре с лечащей докторкой. В старых руководствах по этикету их обозначали как "три Вэ-слова", под которыми подразумевались возраст, внешность и вес.

Матильда Парносская. Письма к Милене и Каллиопе. - Серия "Классика" - Понивилль, Изд-во Понивилльского ун-та, 278 г. о.Х.

Ему нравились посетители. Но ему нравилось знакомиться с ними до того, как они заявятся к нему в гости - а гостей он предпочитал приглашать сам.

Дж.Р.Р. Толкиен. Хоббит, или Туда и обратно. - Пер. Т. Бурмистрова. - СПб.: Империум, 2008

Страна Дураков, междоменная территория. Трактир "Три Пескаря"

- Я так не могу, - пожаловалась Септимия. - Он всё время ко мне пристаёт.

- А к мене никто не пристаёт, - буркнула Лёля, заметая мусор на совок. - Можа всётки схуднуть надо бы? Ну скажи как мущина - я чо прям жирная? - она повернулась к Септимии попой и задрала хвост.

Септимия честно вытащила глаз и внимательно осмотрела лёлины тылы.

- Знаешь, - задумчиво сказала она, - будь я мужчиной, я б разбираться не стал. Я б тебя сразу трахнул. То есть выеб. Вот прям здесь. На полу.

- А куда? - жадно, ловя каждое слово, спросила она.

- Конечно в жопу! - сказала Септимия мечтательно. - А потом... в жопу. Потом, наверное... придумал бы куда, - выразилась она обтекаемо, чтобы не повторяться. - Ты бы прихуела, короче. Ты б неделю срать не могла.

- Ну вот чо так завсегда? - грустно сказала выдра. - Один тут мужик нормальный, и тот - баба.

- Бабой не называй, хорошо? - Септимия недовольно скрипнула. - Я вроде уже давно самка. Но до сих пор икается.

- Привыкнешься, - уверенно сказала выдра, кладя совок и садясь на скамеечку. - Я маленькая тоже дуралейка была: ебстись боялася. А кады меню огуляли пару разиков - ёбкая стала! Сама собой горжуся... Слы, а как он к тебе пристаёт? Руки распускает?

- Не в том смысле пристаёт, - начала объяснять губка, - хотя в общем-то в том... Нет, рук не распускает. Просто нудит над ухом: кушай-кушай, нужны запасы, зародыши должны хорошо развиваться. Или там - а сколько ты белка переработать можешь за раз, зародышам белок нужен. То есть желток. Слышать уже не могу про этих зародышей.

- Эт"чо, вся любовь? - непритворно огорчилась Лёля. - Я думала, он нежный...

- Да как сказать... - задумчиво протянула чаша. - Он умный. Интересный. Рассказывает всякое разное. Даже жалко его мне как-то. Он ведь умрёт. Мы так устроены. Чтобы я залетела, нужен этот, как его, сперматофор. А он может выделиться только при распаде тела. Ну представь, что тебя трахает самец, который кончит и сразу сдохнет. Только тут наоборот. Сначала сдохнет, а потом кончит.

- Пипец программа, - отозвалась Лёля после некоторого раздумья. - А ты отпиздиццо как-нибудь не можешь? Ну типа голова болит, не могу сегодня... Глядишь, отстанет.

- Не-а, не тот случай, - вздохнула Септимия. - Он как задудит этими своими трубами, я сразу отключаюсь. Розан мне это так объяснял: при зове самца организм самки берёт управление на себя. И начинает готовиться к оплодотворению, - последнее слово губка произнесла почти с возмущением.

- А как? Как оно это самое у вас делается? - у выдры аж усики встопорщились от любопытства.

- Лучше не спрашивай... В общем, Розан Васильевич в меня залезет и я его буду там переваривать. Пока не лопнет сперматофор. А там спермии сами куда надо залезут. Дальше не знаю. Как рожать буду - ума не приложу. У Розана спрашивала - тот тоже не говорит. То ли сам не в курсе, то ли гадость какая-то...

- Ндя, прям сложнямбур, - заключила Лёля. - У всех усё не слава Дочке. Ты про лису-то знаешь?

- А что с ней, с лисой-то? - Септимия высунула глаз.

- Она это... кароч больная она. Ей ебаться нельзя, представляешь? У прынципе.

- Знашь, - выдра чуть пригнулась, - я спервася к ней как-то не очень была настроена. Ну, лиса, городская, хочкой от неё ещё несёт за километор... А потом сортир пошла помыть, а там Алька наша сидит. Писю дрочит, а сама плачет. Ну я же не без глаз, вижу - плохо ей. И к ней так по-доброму... попиздели в общем. Над ней оказаца опыты научные ставили и теперь у неё вот эта вот зараза знутри. Больно ей очень, говорит, то там, то здесь больно. И передаётся через слизистые. Так что ей только палкой можно. Прикинь, да? Я думала, она из себя гордая, а оно вончо.

- Лучше никак, чем палкой в себя тыкать, - убеждённо сказала Септимия.

- Она лиса, так устроена, ей в обязалово нужно, - объяснила выдра. - Ну я ей всё сделала, канешна. Сама б она ещё час ковырялась, а у меня лапка лёгкая. В общем кончила она, обрыдалася вся. Блядь как же она пахнет-то! Я от одного запаха вся обтеклася. Думала, у меня матка лопнет и пизда от сока слипнется. Вот такая у нас теперя женская дружба... Кста, а ты сама-то не хошь? Ну там полизать тебе чего? Ты не жомкайся, все ж свои.

- Спасидо, Лёль, - сказала она осторожно, - но мне об этом и думать-то не хочется. Вот если пожрать...

- Пожрать? Эт" мы мигом, - Лёля метнулась за стойку и вытащила мешок для пищевых отходов. - Ваще-то малёк стухло, - озабоченно сказала она, понюхав мешок.

- Если чесна, я чему в тебе завидую, - тараторила выдра, осторожно высыпая содержимое мешка в чашу, - так это нащот желудка. Жрёшь чё попало и не жирная.

- А мне иногда кажется, что я слишком широкая, - призналась Септимия.

- Это ты нормальной бабой становишься, - одобрила Лёля, - за форму беспокоиться начинаешь... ой, прости пжалста, - вспомнила она септимьеву просьбу не называть её бабой.

- Ыыыыг, - сыто отрыгнула чаша. - Хорошо-о-ё... Теперь бы мне часик поспать, чтоб всё утряслось... Вот только чего-то не хватает... Гм... Мне бы азотистого... мочевинки какой... Ты не могла бы в меня пописать?

- Я наклонюсь, - пообещала чаша, - а ты полезай внутрь. Там всё и сделаешь.

- Нууу неее, - выдра замотала головой. - У тебя же там грязюка. Кости всякие, тухлянина. Токачо сама сыпала.

- Вообще да, - согласилась Септимия. - Ну тогда в баночку налей? Очень хочется мочевинки, Лёлечка! Я растущий организм.

- Это в тебе организмы будут расти, - напомнила Лёля.

- О чём шепчемся, девочки? - это был крокозитроп. Он умывался на дворе и вошёл с воздуха - такой весь из себя бодрый, на позитиве.

- У нас маленькие женские тайны, - томно протянула сухогубка. Лёля хихикнула.

- Надеюсь, ты не пила ночью? - строго спросил Розан Васильевич Септимию. - Ты будущая мать, тебе нельзя.

- Да откуда? Тут же халяль, какое пить? - как-то ну очень уж искренне возмутилась сухогубка.

- Н-да? Я уже в курсе, какой здесь халяль, - сказал крокозитроп скептически. - И мне не нравится, что ты произрастаешь у стойки.

- Какая стойка, одно название осталось, - Септимия махнула маленьким, едва отросшим щупальцем. - Вот при Бобе - да, веселуха была. А теперь... разве что чайку попить.

- Где мой рюкзак, Лёля? - раздался недовольный голос Мариуса. - Ты совсем не исполняешь своих обязанностей, Лёля!

- Я постирала и сушиться повесила! - крикнула Лёля.

- О, кстати, - сказала сухогубка. - Лёль, ты помнишь, я тебя о чём просила?

Септимию пересадили из сортира в общий зал ещё тем памятным утром. Настоял на этом крокозитроп. По его словам, расположение будущей матери его детей в туалетной комнате он считал унизительным и оскорбительным для себя лично. Напрасно сама сухогубка просила её оставить в том же месте, объясняя, что там ей уютно, безопасно и азотисто. Крокозитроп и слышать об этом не хотел. Аргумент у него был простой, но убойный - "я же не могу совершить величайшее дело своей жизни в отхожем месте". В конце концов Мариус, убеждённый полусотней соверенов (их Розан Васильевич позаимствовал у Алисы под обещание поделиться артефактами из своей доли), призвал Лёлю и быка - тот под утро вернулся - и выкопал сухогубку из грунта. После недолгих препирательств она выбрала себе место в общем зале, возле стойки. На этом она настаивала особо, пришлось пойти навстречу.

В переноске и пересадке Септимии поучаствовали все, даже кот: он вырезал лазером круглую дырку в полу.

Тогда же и легализовали имя сухогубки. Сделал это - по её просьбе - Розан Васильевич. Отведя в сторону Мариуса, он сказал ему, что не может называть мать своих детей просто "губкой", и предложил дать ей имя. Жирафчику было похуй. Тогда крокозитроп предложил несколько вариантов и остановился на "Септимии" - он сказал, что это имя имеет для крокозитропов сакральную значимость. Мариусу оно внезапно не понравилось. Он даже назвал его "каким-то козлиным". (Припомнил, видать, что-то, подлец!) Крокозитроп, однако, упёрся, нажал, что-то пообещал - и через некоторое время торжественно объявил, что его невеста будет отныне зваться Септимией. Губка, поломавшись для вида, согласилась - и стала Септимией уже официально.

На следующий день, как обычно, пришли обедать военнахи-курсанты. Септимия представилась гостям как новый мусорный бачок и предложила кидать в себя объедки. Нехитрое развлечение пришлось нахнахам как раз по уму, да и по вкусу: в приветливо раскрытое верхнее отверстие вазы полетели корки, кости и всё такое. Промахивающихся Септимия одаривала ехидными комментариями. Мариус предложил особенно ретивому кидальщику пари на сольдо - попадёт он в чашу бутером с котлетой или нет. Проиграл, но инициативу подхватили прочие едоки. Через небольшое время пол возле стойки был забросан костями, зато Мариус уже вовсю записывал ставки, ссужал деньгами и вообще активничал.

Вечером выяснилось, что жирафчик заработал за день около трёх соверенов - еда и ставки. Мариус поворчал, что в былые времена он бы за такими деньгами и нагибаться не стал. Но всю мелочь аккуратно ссыпал в карман фартука и понёс к себе в закрома.

Тут засуетилась Лёля. С хитрой мордашкой она отвела Базилио в сторонку и попросила его об одной услуге, совсем небольшой. У выдры был заначен соверен, который она хотела разменять на сольди - для покупок у офеней, которые вечно зажимали сдачу. Напрямую обратиться к хозяину она не могла: тот просто отобрал бы у неё золото и ещё побил бы, чтобы она призналась, откуда у неё золото - то есть не нашла ли она сталкерского клада. А на самом деле она нашла монетку на полу во время уборки: видимо, кто-то из гостей обронил, честно-честно... В качестве ответной любезности она посулила коту широкий выбор (а точнее, набор) интимных услуг.

Базилио усмехнулся, от ответной любезности отказался, а монетку пообещал обменять. Лёля тут же достала из-за щеки монетку.

Что дёрнуло - кот и сам не понял. Факт: золотяшка показалась ему какой-то подозрительной. Во всяком случае, он посмотрел на неё внимательно - то есть во всех диапазонах.

- Та-а-ак, - сказал кот, схватил Лёлю за мохнатое ухо и принялся его выкручивать.

Выдра раскололась сразу. Ну да, она нашла соверен на полу. Ну да, в ту самую ночь, Ну да, он лежал в лужице дерьмеца. Жиденького такого, фи. Ну да, она тоже думает, что это бамбук. Нет, она не знает, где он. Нет, не знает, куда подался. Да, он убежал. Да, от неё. Что-то пил? Водку пил, пива ещё стащил. И зачем-то выхлестал лёлины капельки для красоты, дорогие между прочим. Да, она его сама зазвала. Ну да, хотела поебстись, а чё такого-то. Да, он сам пошёл. Нет, она не знает, где он сейчас. Нет, ничего не говорил. Нет, Лёля ни при чём, совсем ни при чём, а-а-а-а-а!

Удовлетворив полицейский инстинкт, кот отпустил лёлино ухо и пошёл разменивать монетку. Не эту, разумеется: эту он припрятал.

Если честно, исчезновение Буратины никого особенно не встревожило и не огорчило. Лиса только и сказала - "туда ему и дорога" - не уточняя, впрочем, куда именно. Крокозитроп был полностью поглощён своими приготовлениями к брачному пиршеству, соединённому с поминками. Мариус добывал себе снарягу для похода. Крокозитроп пообещал ему часть своих сокровищ - в обмен на присмотр за Септимией, обеспечение безопасности и помощь потомству. Однако жирафчик был жадён и подозрителен. И решил сам принять участие в походе: чтобы его, не дай Дочь, не обездолили при делёжке. Все были заняты, всем было не до чего.

Кот сидел на кухне, чинил электроплитку и размышлял о том, почему ему всё это не нравится.

Ну, положим, кое-что было понятно и так. Во-первых, не нравилась задержка. Из-за некстати обнаружившегося сродства бывшего козла с крокозитропом всё тормознулось на непонятно сколько времени. Кот с неудовольствием думал, что они могли бы уйти ещё той ночью. Теперь же поход на Зону не просто отодвинулся по срокам, но и сами сроки стали какими-то неопределёнными. При этом кот сам не мог понять, почему это его так раздражает. В принципе, торопиться было особо-то и некуда. И всё же кота грызло непонятно откуда взявшееся чувство, что они куда-то опаздывают.

Второе, что не нравилось коту - перспектива хождения по Зоне. У кота был интерес простой: забрать свою долю артефактов, добраться до Болотного Доктора и попытаться вылечить лису. Однако Баз отлично помнил первый свой заход на эту поляну. В том числе - чего ему стоило посещение Доктора. Не забыл он и лукавую, обманную Хасю. А также и то, что его пытались убить. При этом враг так и остался не опознан - что кота чрезвычайно нервировало.

Наконец, надежды. Базилио с самого начала оценивал шансы не слишком высоко. А уж теперь, после разговора с Древним...

- Й-извини, - сказала Алиса, уже вторую минуту стоящая перед котом и никак не решающаяся начать разговор.

- Баз, - начала Алиса. Было видно, что говорить ей тяжело. - Мне очень... неудобно. Я хочу попросить у тебя... насчёт одной вещи. Для меня. Сделать. Сможешь?

- Понимаешь, это... очень личное. Ты... ты поймёшь... наверное. Ты же поймёшь?

- Да в чём дело-то? - буркнул кот, пытаясь припаять лазером отошедшую медную проволочку. Получалось не очень.

- Баз! Ты мог бы это... ну в общем... трахнуть Лёлю? - выпалила лиса, зажмурившись.

Кот громко икнул от удивления. Потом расслабил диафрагму и собрался с мыслями. Мысли были по большей части плохие.

- Ты хочешь сказать, - начал он нехорошим голосом, - что я тебе...

- Нет! - почти крикнула Алиса. - Я не то сказать хотела! Ну, в общем... Я же... ты со мной... ну, что мы с тобой... ну, это вот, - закончила она.

- Вот именно. И ты мне предлагаешь?! - кот почти зашипел.

- Базилио, - начала она. - Пожалуйста, послушай. Я не... я не в этом смысле. Просто Лёля... она для меня сделала кое-что. А я не могу ей... то же самое. Это... это нечестно. Мне ужасно стыдно. Я тебя очень прошу. Ну правда, ну чего тебе стоит?

- Ну почему? - лиса распахнула глаза. - Я же тебя сама прошу!

- Сейчас да, - ответил кот. - А потом ты мне это будешь всю жизнь вспоминать.

- Ну что ты, - сказала лиса. - Я ничего не скажу. То есть никогда не скажу.

- Ну вот, теперь я и перед тобой ещё виновата, - Алиса зашмыгала носом. - Ну почему я всё делаю не так?!

- Всё-всё-всё, хватит-хватит, - решительно сказал кот, встал и обнял лису.

- Я тебя очень люблю, - сказал он таким тоном, каким напоминают что-то известное, но слегка подзабытое.

Лиса размякла в котовых объятиях, прижалась к нему всем телом.

- Тебе, наверное, со мной тяжело? - грустно спросила она.

- Без тебя тяжелее, - предсказуемо ответил кот.

- Я тебя даже целовать боюсь, - призналась лиса. - Прости меня дуру. Но с Лёлькой всё-таки нечестно получилось. Может, Мариуса попросить, чтоб он ей, ну это... уделял вимание?

- Он её владелец, - напомнил кот. - Лучше не вмешиваться.

- Ну если вот так... Я пойду тогда, прости, - лиса легко высвободилась, шагнула к двери. Тут она замедлила шаг и сказала:

- Й-извини, забыла. Сказать. Я тебя тоже очень люблю. И вообще-то... это я тебя люблю, а ты меня - тоже, вот так, - она почему-то всхлипнула и быстро исчезла.

Кот ещё позанимался плиткой. Припаял, наконец, проволоку. Вздохнул, вышел.

Лёля нашлась на кухне: она там отскребала горелое от какого-то противня.

- Полчаса есть? - спросил Базилио. - Пойдём ко мне.

Выдрочка посмотрела на кота с недоверчивым интересом.

- Ой хочу-хочу, мрям! - буквально затанцевала на задних лапках Лёля. - Мне попку помазать?

- Только классика, - сказал кот. - И только тихо. Не орать. Не можешь - рот заткни чем-нибудь. Поняла?

Через полчаса взъерошенная и помятая, но очень довольная Лёля крутила в руках веник, перекушенный почти пополам.

- И если Алисе что-нибудь нужно будет - помоги ей пожалуйста, - наставлял её Базилио.

- Альке - да завсегда! - на мордочке Лёли расплылась искренняя улыбка.

- Базилио! Скорей, Базилио! - внезапно закричал из коридора Мариус.

- Тут какие-то непонятные существа, Базилио, - начал он, - Они идут к нам, Базилио. И похоже, что они идут с Зоны, Базилио... Мне не очень нравятся такие посетители, Базилио!

Было уже совсем темно - и ни Луны, ни звёзд. Со стороны Зоны стелился мерцающий синий свет: это на замёрзших деревьях сияли огни святого Эльма. С другой стороны можно было видеть клубочек жёлтого пламени. Кто-то приближался к "Пескарям", и он был не один.

Базилио настроил смешанное оптико-тепловое зрение, выкрутив в максимум дальность.

По дороге шли высокие существа в бесформенных чёрных балахонах. Возглавлял процессию кто-то пониже, с факелом. На нём была высокая зелёная шляпа и такая же зелёная куртка. Шёл он уверенно - видимо, точно зная, куда направляется.

Кот увидел бледное лицо, которое украшали две пары очков - большие солнцезащитные и узенькие золотые. И узнал Дуремара Олеговича Айболита, Болотного Доктора.

Действие двадцать восьмое. Одессист, или Вриогидра всё-таки меняет планы, но не так, как кому-то хотелось бы

Вы предали меня, сэр, но знайте: я тоже способна вести грязную игру.

Э. Уоллес. Отравленная маска. - М.: Бертельсманн Медиа Москау, 2017

Влиять мы, конечно, уже не можем, но мы можем предоставить [...] альтернативную точку зрения.

А. Бородина, телеобозреватель. Интервью. - colta.ru/articles/shkola/6402

22 декабря 312 года о.Х. Утро
ООО "Хемуль", г. Дебет. Проспект возлюбленной вриогидры Морры, д.1 (Правление)

- Шо такого главного в нашем деле? - спросил Снусмумрик, почёсывая под шляпой. Что у него там, никто не знал: режиссёр никогда не снимал свой головной убор. Во всяком случае, при посторонних.

- Главное - вовремя смыться! - заключил он. - И каждый должон прилóжить в это дохуя сил! И даже более того!

Все дружно загудели. Мысль была проста, понята и не вызывала возражений по существу.

- И шо я до вас к этому наблюдаю? - осведомился Снусмумрик.

Он нагнулся и пнул ногой лежащее на полу щупальце осьминога. Щупальце тут же сократилось, обвилось вокруг ноги и присосалось к ботинку.

- Вот! - вскричал Снусмумрик. - Вот через это вы и побегнёте! С приятнейшими последствами!

Подбежала маленькая помощница-кенгурушка и принялась отцеплять щупальце. Оно не давалось. Осьминог не понимал, в чём дело. Он вообще не отличался большим IIQ, этот нежный головоногий моллюск. Он висел в огромной банке вниз головой и смотрел на Снусмумрика огромными немигающими глазами.

К сожалению, подключался осьминог через щупальца, которые пришлось вывести через верх банки и класть на пол. Это создавало проблемы.

- Может, замотать присоски чем-нибудь? - предложил оператор осьминога.

- Тута уже извините! - заявил Снусмумрик. - Через это посмотреть, таки вы себе чегой-нибудь сами замотайте! Очень желательно те места, у которых в вас квартирует мозг! А до него, - он показал на осьминога, - вы прямо-таки нервируете, как и до меня! Я бы заметил, шо я за вас уже хуею, если б же не приличия присутствующих здеся самок!

- А вы шо, таки самэц? - ехидно поинтересовался Снусмумрик. - В таком разрезе я имею до вас грандиозную новость: вы даже не поцеваты, тому що поца в вас нема!

Оператор не обиделся. Во-первых, потому, что понял едва ли половину сказанного. Во-вторых, будучи инсектом-арахнидом по основе, он никакого поца - или там пениса - не имел, а имел полагающиеся ему по основе педипальпы, которыми он мог и выебать, и уебать в случае чего. И, в-третьих, он знал, что Снусмумрик одессист - а обижаться на одессистов поздно и бесполезно.

- Звук есть, - сообщил второй оператор, настраивавший сороконожку.

- Я с вас чудовищно горд! - обрадовался Снусмумрик. - Вы всегда издавали очень огромные надежды! Ещё какие-нибудь маленькие сорок или пятьдесят годов, и вы научитесь чегой-то делать полезного! Вы с оптикой канал синхронизизовали, скобейда вы краснопролетарская?

Напуганный непонятным словом "краснопролетарская", оператор с проклятьями схватил звуковое щупальце и приняла пихать его сороконожке в жопу, забыв про смазку. Щупальце не лезло, несмазанная сороконожка дёргалась и тоненько повизгивала, как собачонка, ебомая дичайшим осетром.

Дементор в клетке яростно взвыл, требуя корма. Второй помреж дёрнулся и уронил банку со спайсом. Банка покатилась по полу, но, к счастью, не разбилась.

- Живём как в рекламе - по полной программе! - саркастически откомментировал происходящее Снусмумрик. - Вы мене делаете беременную голову! Откудова вас только взялось про меня?

Режиссёр лукавил. Это не персонал студии откуда-то взялся про Снусмумрика, а прямо-таки даже наоборот.

Как уже было сказано, Снусмумрик был одессистом. Одессистов производили две старые, оплывшие калуши на окраине Хемуля. Они время от времени рождали (непонятно от кого - может, ветром надувало) мелких хомосапых существ. Рождались они почему-то в панамках, а при появлении на свет вместо обычного "абырвалг" говорили "ой, да не морочьте мне голову". Дальше они отряхивались и принимались без устали болтать на каком-то смешном корявом наречии, замолкая редко и неохотно. Электорат из них получался плохой, негодный: своей болтовнёй они могли довести до белого каления кого угодно, а после урезания языка начинали изъясняться неприличными жестами. Так что их сразу записывали в небыдло и пинками отправляли восвояси, на подножный корм. Выжившие одессисты обычно становились старьёвщиками, скрипачами, извозчиками, чечёточниками, биллиардистами, букинистами, ну или просто мелкими мошенниками.

Снусмумрик был рождён режиссёром-телевизионщиком. Причём до поры он сам того не подозревал и жил себе ни шатко ни валко, пробавляясь попрошайничеством, конферансом и организацией детских утренников. Но когда Морра стала искать кого-нибудь, кто взялся бы за организацию вещания, он как-то сам собой возник в процессе. И со словами "вы, как я тут за вас понимаю, уже замудохались?" процесс возглавил.

Работал Снусмумрик шумно и пыльно, но результативно. Он, в частности, выдержал два рандеву с Моррой, отделавшись парой приступов мигрени и чирьем на шее. Однако ему удалось продавить - не без помощи Березовского, с которым он быстро снюхался - свой план организации вещания.

План был прост. Во избежание потерь среди ценных сотрудников студия должна была функционировать в полуавтономном режиме. Иными словами: на сеанс вещания Морра должна была выходить в зал, где не было никого, кроме Березовского, видеосуществ, дементора-передатчика и электората на подхвате. Это требовало качественной аппаратуры - тех же осьминогов, например, которыми можно было управлять удалённо через щупальца. Дюжину таких тварей тайно закупили агенты Хемуля в Мраморном море, у cпектроидов. За звуковыми сороконожками Снусмумрик лично ездил к хаттифнаттам, и у них же приобрёл мощные прожектора. Студию оборудовали лучшие дизайнеры Хемуля. Во что всё это обошлось, знала только сама Морра, Березовский и бюджет ООО. Что-то знал и Снусмумрик, откомментировавший расходы как "нам это больно встало".

Стоило ли входить в такие расходы, решалось сегодня.

Четыре бэтмена летали под сводами студии, налаживая освещение. Один влетел в "корыто", обжёгся об лампу и упал в аквариум с осьминогом. Тот задёргался, подключённое щупальце сократилось и с чпоком выдернулось из раскоряченной сороконожки.

Где-то коротнуло, полетели искры. Половина студии погрузилась во тьму. Во тьме зловеще закашлял Березовский.

- Я неебически поздравляю! Вы откололи самую огромную хуйню, какая тока бывает на моей памяти! - надрывался Снусмумрик. - Монтёры есть в нашем сплочённом коллективе, или где?

- Или где, джигурда пиздострахучая, - пробурчал жук-наладчик, возясь с проводами аварийки.

- Вы там сказали в меня какое-нибудь слово? - тут же прицепился режиссёр. - Совершите огромную любезность, скажите его обратно! Шоб я его мог видеть прямо-таки из вашего рота!

- Ну что вы всё ссоритесь? - пискнула кенгурушка.

- Ты какая-то квёлая и слабодышащая! - сообщил он ей свой вердикт. - Тебя плохо завтракают? Ты вомрёшь с голодухи во цвете сил, если не поснедать в начале трудового дня! Где забота для персонала, я вас спрашиваю? - заорал он надсадно. - Или вы скажете, шо волки срать уехали на ней?

Замигали лампы аварийного освещения. Потом ток подали на "корыто". Ярчайший луч ударил в середину сцены.

- Интенсивность унизьте! - в отчаянии орал Снусмумрик. - Вы здеся воблу вялить намылились или просто охуели от нечего делать? В таком аспекте я вам-таки накидаю фронт работ!

- Морра идёт! - закричал кто-то сверху и уронил вниз калильную лампу. Та, естественно, разбилась, лужица спирта вспыхнула синеватым пламенем.

Никто этого не заметил: все попрятались по разным щелям и прикинулись ветошью. По ходу бегства повалили горшок с Березовским. Тот лежал на полу и отчаянно свистел в свою трубочку.

- Ша! - крикнул он. - Гембель отменяется. Всё не так поцевато, как вы за это помышляли. Вылазьте, гниды.

Сотрудники повылазили, охая и почёсываясь. Шестиногая муха-уборщица принялась сгребать осколки лампы, помогая себе жужжальцами.

- Шо вы там из себя копаетесь?! - погонял её Снусмумрик. - Вы зарежете всё наше предприятие! Вы можете наконец пошевелиться, шобы ваше старание было замечательно без микроскопу?

Жук-наладчик воткнул кабель не в ту розетку и чуть не пережёг сороконожку. Осьминог обкакался. В общем, всё шло своим чередом.

Тем временем вриогидра Морра в розовой кофточке, расчёсанная и накрашенная - красоту наводили семь мух-чесальщиц, из которых выжила только одна - перетаптывалась в своей артистической уборной. Она нервничала. Несмотря на то, что выступление было пробным, для очень ограниченного круга лиц - Березовский в последний момент убедил её в том, что перед народом Хемуля выступать лучше всё-таки после некоторой тренировки - она ужасно боялась провала. Или какой-нибудь пакости, которую могут выкинуть её враги. Желающие сорвать ей бенефис и вообще не пустить в эфир.

Старая сахарница деликатно звякнула крышечкой, напоминая, что чай остывает.

Вриогидра с грустью вспомнила покойную де Фаянс. Та делала дивный успокаивающий чай с мятой. Теперь чай приходилось пить из пиалушки Пустышки, которая только всего и умела, что подпустить лимончика или лайма. На этот раз она - видимо, от излишней старательности - даже перекислила. Морра скомпенсировала это дополнительной ложечкой сахара. Закусила шоколадным батончиком. И решила, что больше тянуть нельзя: зрители уже под эфиром, надо начинать.

Когда затренькал звонок, извещающий о скором прибытии Морры, Снусмумрик вместе с оператором тестировали осьминога. Тот работал как часы: пучил глаза, приближая картинку, вращал ими туда-сюда, давая разные планы, и хорошо передавал цвет. Но Снусмумрик был всё-таки недоволен: ему не нравилась точка съёмки.

- Вы косите! Вы скобейдовски перекашиваете! У меня сердце кончается от такого ракурса! - кричал он оператору, наблюдая картинку в зрачке осьминога. - Вы будете делать хороший ракурс или где?! Подвигайте эту банку прямо и немножечко сзади, я вас-таки умоляю!

- Ша! - крикнул он так громко, что все затихли. - Шоб я тут кого-то не видел в айн секунд! Живо!

Все бросились к дверям - повалив при этом запасной прожектор, оттоптав осьминогу левое управляющее щупальце и разбив склянку с керосином. Учитывая общую ситуацию, эти потери можно было считать незначительными.

Снусмумрик обвёл взглядом всю картину, откинул капюшон дементора и полил его голову эфиром из баночки. Щупальца затряслись, дементор осел в кресло и почти растёкся по неу.

- Ну заебись теперь, - прошептал режиссёр и спрыгнул в персональный люк. В котором и исчез вместе со шляпой.

Всё было готово. Свет выставлен как надо. Осьминог пялился на сцену изо всех сил. Сороконожка напружинила щетинки. Дементор-передатчик лежал в прострации, дух его витал в эфире. Из соседней комнаты доносились еле слышные звуки патефона - так звуковики через слуховую улитку накладывали музыкальную дорожку.

Морра покопалась в памяти. Приветственную речь она помнила наизусть. Но сначала нужно было проверить звук.

Прямо перед ней торчало микрофонное щупальце. Вриогидра взяла его недрогнувшей рукой.

Частное письмо, обнаруженное на письменном столе в кабинете госпожи Морры

я знаю, что ты сейчас не в очень хорошем расположении духа. Прости, но я вынужден, ради твоего же блага, причинить тебе ещё немного боли. Увы, это необходимая часть того урока, который тебе преподан и который ты должна хорошенько усвоить. Cсобственно, от усвоения этого урока зависит для тебя всё.

Я уверен, что ты задаёшься вопросом: что с тобой случилось и куда пропал твой голос. В этом нет ничего таинственного: у тебя двусторонний нейропатический паралич голосовых связок. Если быть точным, то поражён твой возвратный нерв. Он убит смесью токсинов, которую весьма любезно выработала твоя маленькая пиалушка. Впрочем, она действовала не одна. Ей помогла сахарница, обогатившая твой любимый напиток некоторыми компонентами, которые и сделали твоё первое и единственное выступление в эфире столь восхитительно лаконичным.

Следующий вопрос, который ты наверняка хотела бы задать: излечима ли твоя немота? О, тут мне нечем тебя порадовать или хотя бы обнадёжить. И не я тому виной. Если бы ты была хоть немного воздержаннее в сладком, то лет через пять, возможно, сумела бы заново овладеть начатками речи. Но ты положила в чай лишнюю ложечку сахара, которая не только убила возвратный нерв полностью, но и нанесла непоправимый урон самим связкам. Теперь ты никогда не сможешь говорить, да и вообще издавать какие-либо звуки, кроме негромкого шипения. От какового я настоятельно рекомендую тебе воздержаться. Грозное молчание гораздо, гораздо выразительнее, чем этот смешной, нелепый звук, совершенно несовместимый с твоим имиджем.

Не стоит трудиться искать лекарей. Твоя болезнь абсолютно неизлечима. Помочь тебе могли бы в Директории, но там - я знаю это точно - не горят желанием видеть бывшую липупетку Абракадарба Мимикродонта, да ещё и наделённую убивающим взглядом. Они откажут тебе, сколько бы денег и преференций ты им не сулила. Тебе мог бы также помочь Болотный Доктор, но он у меня на коротком поводке и абсолютно послушен. Смирись с тем, что ты никогда больше не сможешь говорить. Никогда. Запомни это и не питай иллюзий.

Не стоит также срываться с места и бежать к своему сервизу, чтобы разбить пиалушку и сахарницу. Или, может быть, ты предпочла бы откалывать от них по кусочку? Я забрал сервиз с собой, чтобы лишить тебя этого сомнительного удовольствия: ведь месть так ожесточает сердце. К тому же ты никогда не сможешь, да и не посмеешь отомстить настоящим виновникам твоего горя, то есть нам. Так что не стоит тешить себя дешёвым самообманом, терзая ничтожного исполнителя нашей воли. Но если тебе интересно, открою тебе маленький секрет - о да, твой любимый сервиз с самого начала был, если можно так выразиться, с двойным донцем. Все эти чашки и чайники умели вырабатывать различные яды и готовы были отравить тебя в любой момент по моему приказу.

Конечно, в ту далёкую пору никто и подумать не мог, что прелестная липупетка, любимица Абракадабра Мимикродонта, доживёт до преклонных лет и станет "возлюбленной вриогидрой Моррой". Это была всего лишь банальная мера предосторожности: в твою маленькую головёнку могла прийти какая-нибудь глупость, а Мимикродонт был склонен тебе потакать. И, разумеется, я и не предполагал, что сервиз станет твоим постоянным спутником. Не думай, впрочем, что тебя бы спасло его отсутствие. Я мог ввести тебе то же самое вещество тысячей других способов. Но мне показался забавным подобный карамболь - через столько лет и километров. Если бы моей мишенью стал бы кто-то другой, ты бы непременно оценила красоту жеста.

Всё, что мне понадобилось - так это зайти к тебе с чёрного хода и шепнуть пиалушке пару слов. Разумеется, я знал расположение твоей студии. Я всегда знаю всё, что желаю знать. Я позволяю тебе скрывать от меня что-либо лишь потому, что считаю это несущественным или даже выгодным для моих планов. Но не строй иллюзий, ты со своими жалкими секретиками для меня - прозрачное стёклышко.

Что же тебе теперь делать, как жить дальше? Для начала я назначу тебе изучить язык жестов, принятый среди инсектов, а также азбуку Морзе. Кстати, твой Березовский её знает. С ним ты сможешь общаться перестукиванием. С остальными - скорее всего, письменно. Это и к лучшему: у тебя, насколько я помню, нет привычки к порядку в делах, а ведение обширной бумажной переписки тому весьма способствует.

Впрочем, тебе многому пора научиться. И прежде всего - терпению, скромности и смирению. То есть трезвой оценки ситуации и своего места в ней.

Разумеется, ты понимаешь, за что наказана. Если ты немного подумаешь, то согласишься и с тем, что это наказание и справедливо, и милосердно. Ты трижды преступила нашу волю. Ты её проигнорировала, когда тайно, вопреки нашему ясно выраженному запрету, завела себе эту студию. (Надеюсь, ты понимаешь, что она должна быть немедленно уничтожена, а всё оборудование и специалисты переданы нам?) Ты имела наглость не исполнить мою волю, которую я тебе сообщил вежливо, но вполне ясно. Наконец, ты посмела отвратительнейшим образом обойтись с Алхазом Булатовичем, который почтил тебя своим визитом. Ты ослушалась не только меня, но и Великих, вошедших в свет разума Арконы. Для такого преступления нет меры и предела в отмщении его. По сути, ты заслужила любую, сколь угодно страшную маналулу. Однако мы оставили тебе жизнь и даже здоровье - поскольку ты хорошо управляешь Хемулем, и мы пока не видим причин менять тебя на этом месте. Молись Дочке-Матери, чтобы ты оставалась полезной нам и дальше.

Впрочем, не скрою: некоторые предлагали сделать твоё наказание более доходчивым, более выпуклым, подчеркнув каким-нибудь ярким штрихом. Например, неизлечимым воспалением слухового и тройничного нерва, или опухолью-менингиомой, которая так медленно и неуклонно раздавливает ближайшие к ней отделы мозга. Иные вообще хотели превратить тебя в жалкую развалину, исполненную боли и страдания. Всё это не представляло бы для меня никакой трудности. Но я выступил против. Для меня наказание - это прежде всего эстетический акт. Оно должно быть лаконичным и элегантным. Поэтому я ограничился тем, что сделал.

Для тебя же твоё наказание должно стать главным событием твоей жизни. До своего смертного часа ты должна осознавать, что ты стала неполноценной, что ты смешная и жалкая калека, что ты не можешь говорить. И виной тому - ты, ты одна. Ты сама себе враг, Алла. Ты, ничтожная, посмела возвысить голос против тех, кто бесконечно сильнее и мудрее тебя. За это ты отныне навсегда лишена голоса - во всех смыслах.

Кстати об этом. Своим прежним снисходительным отношением к тебе я невольно вызвал у тебя иллюзию, что ты что-то значишь, что с твоим мнением считаются. Но пришло время правды. Ты - не мы. А для нас все, кто вне нашего круга - не более чем грязь под когтями. Да, и ты тоже. Ты - всего лишь липупетка, вышедшая в тираж сексуальная игрушка. Для нас нет особой разницы между тобой и издохшей на дороге овцой. Ты даже ниже овцы: та хотя бы осознавала своё ничтожество, а ты возомнила о себе. Ты была грязью и осталась грязью.

Размышляй над этим почаще. Ты должна как следует прочувствовать своё наказание, смириться с ним, принять его. Принять как бесконечную милость со стороны тех, кто выше тебя. Милость, право на которую ты, в сущности, ничем не заслужила - и которую ты должна ещё заслужить всей оставшейся жизнью. Ибо она тебе отныне не принадлежит: она принадлежит нам.

Разумеется, и наши с тобой отношения отныне примут иную форму. Время вежливых просьб прошло навсегда. Теперь ты без разговоров (хе-хе, без разговоров!) будешь выполнять то, что тебе соизволят приказать. Выполнять быстро, точно, старательно. Ты должна думать только об одном: как бы ещё угодить нам, как наилучшим образом исполнить нашу волю. Всё остальное отныне для тебя более не имеет никакого значения. Если ты хоть в малейшей мере разочаруешь кого-либо из вступивших в свет разума Арконы - ты будешь наказана снова. И это будет больно (очень больно!) и унизительно (очень унизительно!). Если же ты вновь осмелишься вновь противиться нам хотя бы в мельчайшем вопросе, то остаток жизни ты будешь проклинать день, когда появилась на свет. Мы раздавим тебя, и ты будешь молить лишь о том, чтобы тебя избавили от страданий, прервав твою жалкую жизнь. Но, надеюсь, у тебя хватит ума избежать подобной участи. Хотя для этого тебе придётся приложить много, очень много усилий, маленькая непослушная дрянь!

В ближайшее время я не планирую посещать Хемуль: у меня много дел. Если ты понадобишься, к тебе пришлют эмиссара. Он будет общаться с тобой письменно. Что он прикажет - ты немедленно исполняешь. Как тебе будет сказано - так ты и делаешь. Малейшее непослушание или хотя бы промедление, и ты будешь наказана так, что твоя постыдная немота покажется тебе мелочью, не стоящей внимания. Если тебе велят выйти на Проспект Морры и подъедать дерьмо за потаскунчиками, ты немедленно пойдёшь и будешь есть дерьмо. И всем сердцем благодарить нас за то, что мы снизошли до тебя и поручили тебе столь ответственное дело.

Нет, это не метафора. Это точное описание твоего нынешнего положения. С которым ты должна смириться, смириться полностью и абсолютно.

PS. Ещё кое-что. Некоторые настаивали, чтобы я не просто объяснил тебе всё это, а вдолбил бы физически, с кровью и болью - как поступают с непослушным электоратом. Мне это не стоило бы большого труда и даже доставило бы известное удовольствие. Однако я ограничился словами. Причём словами очень мягкими, почти отеческими. Умей же ценить мою доброту и не разочаровывай меня больше.

Снусмумрик отложил бумажку. Почесал под шляпой. Отвлёкся на то, как два буйвола, кряхтя, запихивают щупальца осьминога в банку.

- Я за это скажу, - наконец, произнёс он, - этим гаврикам таки очень свезло, что они за нашей Аллой Бедросовной закрыли рот. Таперича у них там просто праздник какой-то и понты с брызгами. Уроды.

- Ты прав, - Березовский задумчиво, протяжно дуданул в трубочку, издав печальный звук. - Кстати, наши эмпаты нашли осколки сервиза. Оклеветал Барсуков пиалушку-то.

- Она Морру не травила. На её стенках никакого яда нет. Он её, похоже, просто подменил. На обычную фарфоровую. Отравленную, - добавил Березовский.

- А с какого перепугу этот поц гуляет по резиденции возлюбленной нашей вриогидры как у себя по участку? - завернул режиссёр фразочку.

- Его везде пропускали, потому что хорошо знали, - объяснил он. - Мы вообще уделяли мало внимания безопасности. Морра сама по себе оружие. На Барсукова оно не действует, да. Но Барсуков много лет считался личным другом Аллы Бедросовны, от которого защищаться не нужно.

- Вы меня на минуточку извините, но таких друзей - за хуй и в музей, - предсказуемо откомментировал режиссёр.

- Не скажи, не скажи. Не всё так однозначно, - протянул Березовский. - Ты понимаешь, что полковник хочет нам сказать этим письмом?

- Мине сдаётся, шо он нассал нам в рот. С брызгами и ажурною пеной, - проворчал Снусмумрик.

- Скорее в уши, и не нам, а своим дружкам, - откомментировал Березовский. - Давай посмотрим, что тут сказано на самом деле. Первое: Барсуков не отрицает, что операцию провёл он. Но настаивает на том, что спас Морру от смерти или какой-то серьёзной травмы. Намекает, что Болотный Доктор мог бы её вылечить, и что Доктора контролирует именно он. Показывает, что его кореша намерены обращаться с Моррой скверно и хотят её всячески унижать и курощать. А главное - утверждает, что знает обо всех наших планах. И не возражает.

- У нас шо, есть ещё какой-нибудь план? - не понял режиссёр. - А я таки уже решил, шо мы утрёмся с проглотом, опосля чего полагается одевать чистое бельё и кидаться головами в говны!

- Ну зачем же так сразу, - Березовский укоризненно покачнулся, скрипя берёзкой. - Ты Морру ещё не знаешь. У неё всегда есть запасной вариант. И не один.

- А это ничего себе, что этот Барсуков нас обоссал как тушканчиков? - Снусмумрик покрутил растопыренными пальцами.

- Оскорбления и понты? - переспросил Березовский. - Частично маскировка. Частично - мотивирование. Полковник опасается, что Алла Бедросовна всё-таки впадёт в депрессию. Поэтому он решил её хорошенько взбесить. Хотя это лишнее. Убить Морру можно, а остановить нельзя.

Осьминога, наконец, упаковали и вынесли. Бэтмены принялись за осветительную систему.

- В общем, так. Мы не закрываемся. Мы переезжаем. И открываемся в другом месте, - продолжил Березовский.

- Узнаешь. Если примешь предложение. Вон там, левее от меня, - каповый нарост зачем-то свистнул в трубочку, - лежит документ. Если ты его подпишешь, то я введу тебя в курс дела.

- Подпишу чего и сколько? - Снусмумрик так разволновался, что чуть не выскочил из собственной шляпы.

- Назначение. На должность директора некоммерческой вещательной организации "Свободный Хемуль". Насчёт "сколько" - гм... финансирование в разумных пределах гарантирую.

Действие двадцать девятое. Личарда, или Ненависть убивает, но и спасает

Целостность вещи, равно как и сущность её, невозможно постичь рационально. Рациональность позволяет судить лишь об отношениях частей предмета, но не о самом предмете. Сумма черт и свойств никогда не бывает достаточной, чтобы заключить - перед нами именно эта вещь, именно этот человек. В этом вопросе мы должны положиться на чувство. Даже обычное узнавание человека в толпе - это прежде всего эстетический акт.

Аллу Зеф. Психология и эстетика. Сборник статей и фрагментов. - Genève: L"Age d"Home (русская редакция), 2039.

Жорж Луи Леклерк де Бюффон. Цит. по: Великие мысли великих людей. А - Я. - М.: Прополис-Экспресс, 1992

25 декабря 312 года о.Х. Темно (что и неудивительно).
Неизвестная местность на окраине города.

Быть. Быть совершенством. Гением стремительным быть! Запиздатым Гениалиссимусом!

И наслаждаться сим, и утончённо изящкаться, и сладостно жуировать гениальностью сцуко своей! властью своей над словом! над мыслию! над тончайшим напряжением нервов! Ощущать своё величиё! А ещё и давать дрозда как Пушкин в Болдине - ай да сукин, сукин, сукин! - сукин ты сукин сын!

Это, скажем прямо, не цецки-пецки! Это вам не в тапки сцыкнуть, не в крынку бзднуть и не писю чамать на морозе! О нет, нет! Это збс, это зупа, это неебически пленительно и выщщекруклюмисто.

А всего-то и нужно для такого сверхпереживанья - шарик айса. Или два. Хотя в данном конкретном случае их было не менее четырёх.

Пьеро как бы царил среди хрустальной ясности, коей он был повелитель, властелин и отец. Уж пятый час он не мог прийти в себя от восхищенья. Он смаковал явившиеся ему в озарении строки "у всякой птички - свои яички". Он и сам не мог понять, как же это его посетило такое космически-неебическое, не сравнимое ни с чем откровенье. Он пытался хотя бы оценить, что пленительней: бесконечная глубина самой мысли о птичках и яичках или бесконечное совершенство её выражения. Казалось, что одно затмевает другое, но вот что чего - это было постигнуть затруднительно. Ибо каждое припоминание этих волшебных строк рождало в нём взрывы и океаны неистового восторга.

- У всякой птички... - вышёптывал он пересохшими, каменными губами. - У всякой птички... О! О! Свои яички! О! О! Свои! Ааааа! З-загогулина! Яички ведь! У всякой птички! Яички! Яичечки! Они же есть! Яюшки! Бябяшечки! Проституэточки! Абаж... журность-то какая! У! Ы!

Все эти слова горели и играли у него в голове как адовые херувимы, как амбивалентные этуали и гады, как прям просто какие-то блядь козюлечки-симпомпончики. И воспаряли они! И генияли! Вы можете такое себе представить, вообразить? Нет? Нет? Вот и я, и я не могу.

Но всё имеет свой конец и свою цену. Сколько ни пируй духовно, сколько не лови грёзных минут и миновений, рано или поздно подойдёт официант с приторно-вежливой мордой и скажет, что касса закрывается. И протянет счёт. А насчитано там столько, что ой! бздынь! охохонюшки! И ещё десять процентов за обслуживание.

Вот так же кончался и айс в крови Пьеро, унося с собою экстазы и прозрения и оставляя по себе не светлую память, а неминучую тоску - расплату за все восторги.

Сначала поэт ощутил, что стихи-то, конечно, гениальные, но вот слово "всякой" в первой строке - оно не абсолютно-единственное, нет. Можно ж было сказать и "у каждой птички", и хуже не стало бы. Потом он осознал, что рифма "птички - яички" не столь уж оригинальна, а главное - не так семантически нагружена, как ему казалось минуту назад. Потом потускнели и сами яички: они, такие восхитительные, вдруг разочаровали поэта - ибо представляли собой, в сущности, обыкновенные яйца, в которых нет ничего сверхъестественного. Хуже того - ему припомнилась гадкая лошадиная песня про богатырские яйца, которая испоганила навек и изгваздала самый образ яйца, сделала его вульгарным, неизысканным, члявым... Дольше всего продержалось слово "свои", придававшее стиху своеобычность. Но в конце концов померкло и оно. Вместо сверкающего шедевра в голове у Пьеро осталась какая-то кучка сора. И как тут было не зарыдать? Как?

Поплакав и посопливившись, - заодно и умывшись слезами - Пьеро, наконец, продрал глаза и начал думать о том, где он. И что с ним.

Он валялся - иначе и не скажешь - на топчане в какой-то каморке без окон. Потолок был таким низким, что до него можно было легко достать рукой. В углу торчала лампочка, брезгливо освещающая этот грязный куток.

На нём была рубаха до колен, пропахшая потом. Под головой лежал валенок, чем-то набитый для упругости. Из нутра валенка несло как из пепельницы, в которую кто-то помочился.

На полу стояла сковородка с остатками яичницы и валялся кусок хлеба с маслом, на которое налипла пыль. Всё это тоже пованивало, внося свою нотку в общую симфонию унынья и нечистоты.

Пьеро собрался с силами и сел. Вытряхнул из валенка содержимое. Там оказались скомканные бумажки, исписанные его - пьеровым - почерком. Это были черновики какой-то пьесы. В другое время он заинтересовался бы, но в данную минуту он испытывал тотальное разочарование в творчестве вообще. Поэтому он швырнул бумаги на пол и перевернул валенок, в надежде обрести что-нибудь более ценное. Нз недр валенка выпало два сигарных окурка, которые взвоняли как канализационные трубы.

Больше ничего интересного в каморке не было. Маленький шахид решил, что и ему тут тоже делать нечего. Он бы ушёл, но в каморке отсутствовала дверь. Стены оказались неожиданно крепкими. Пьеро чуть не впал в панику, но вовремя почувствовал, что откуда-то сверху дует. Он встал на топчан и обнаружил люк в потолке. Тот на удивление легко открылся, и поэт оказался в каком-то хлеву - а может, в эргастуле.

Первое, что обратило на себя внимание - это заяц.

Спервоначала Пьеро и не узнал серенького своего скакуна. Хотя бы потому, что он был никакой не серенький, а цвета фуксии - то есть ядовито-фиолетовый с багрянцем. К тому же - ухожен, гладкобок. Похоже, кто-то его холил, чистил и за ним приглядывал.

Привязан заяц был к кованому кольцу в стене. Но так, чисто символически, нетолстой верёвкой. Мощный байк порвал бы её, не заметив. Однако он не стремился на волю. Он спокойно лежал у кормушки и что-то жевал.

Пьеро подошёл поближе. Зверь не шелохнулся. Осмелев, Пьеро его потрогал, взъерошил шёрстку. И убедился, что шёрстка у корней серая, так что фуксия - всего лишь краска.

Чтобы окончательно убедиться, что заяц его собственный, Пьеро попытался залезть на него.

Результат был неожиданный и неприятный. Заяц посмотрел на маленького шахида круглыми глазами и сообщил:

- Непонятка четыреста один. Вы не авторизованы. Отойдите от меня. Предупреждение... - тут он выразительно щёлкнул зубами.

Пьеро отпрянул, потом обошёл зверя спереди, чтобы тот не лягнул.

Рядом с кормушкой лежали сумки и седло. В левой сумке была провизия: вяленое мясо, сушёные фиги, хлеб, две бурдючка вина. Также он обнаружил пузырёк с айсом и мешочек с соверенами. Правая была набита дорогим чёрным шоколадом. Одну шоколадку поэт тут же и схомячил: после айса его тянуло на сладкое.

Тут мочевой пузырь напомнил ему, что пора бы это самое. Покрутившись в поисках сортира и не найдя его, маленький шахид осторожно открыл дверь хлева и высунулся наружу.

На улице было темно и накрапывал мелкий дождик. Поле зрения загораживала стена сарая, освещённая подкарнизной лампочкой. Пройдя вдоль стены, Пьеро наткнулся на ангар с двускатной железной крышей. Ворота в ангар были заколочены жердями, на стене огромными буквами написано "сдаётся". Остальное закрывал забор из сетки-рабицы, за которым виднелись какие-то угрюмые лабазы.

Исследовать местность Пьеро не стал, боясь заблудиться. Справив нужду у забора, он поплёлся назад, пытаясь понять, где находится и как он сюда попал. С первым было более-менее понятно: склад или перевалочная база. Судя по всему, закрытая или малоиспользуемая. Очевидно, это была окраина. Оставалось понять, он-то что здесь делает?

Пьеро вернулся в хлев, сел на перевёрнутое корыто и попытался вспомнить хоть что-нибудь. Восемнадцатого декабря, около полуночи, он выпрыгнул в окно и очутился на спину зайца. Потом он куда-то скакал. Несколько раз падал. Потом снова упал и очутился почему-то у Евы Писториус дома. Там была ещё одна поняша, с львиным хвостом. С ними было... было... - тут в голове у него всё заверте... - кажется, ебля. И ёбля тоже была. И какие-то ещё безобразия. Кажется, его укусили за ногу (он покрутил ногой - ничего не болело). Потом он сочинил стихотворение про мышей, исполненное высшего смысла. Потом... потом... потом... упс. Всё остальное куда-то девалось. Всё, что осталось - очень смутное воспоминание о какой-то белой шляпе и слова "ты похож на мудака".

Не найдя ничего полезного внутри себя, Пьеро решил ещё раз поискать вовне. Это имело успех. В углу хлева он обнаружил тугой узел. Его содержимое привело Пьеро в эстетический трепет и интеллектуальное замешательство. Проще говоря, он малёк прихуел.

Там был театральный костюм грибовока: маска с примордием на месте носа, грибовидная шляпа, длинное пальто, тактические рейтузы и башмаки с гамашами. В шляпе лежала металлическая баночка с очень тугой крышкой. К ней прилагалась казённого вида бумажка-инструкция. Из которой Пьеро узнал, что в баночке находится продукция Бибердорфской лаборатории органических соединений под названием "Антидог-спрей". Далее мельчайшими буковками описывался состав зелья, в котором Пьеро разобрал только слова "перец" и "кал". На обороте сообщалось, что средство призвано отбивать обоняние у хищников, в особенности собачьих основ. В самом низу указывалось, что средство предназначено на экспорт, а его использование в пределах Бибердорфа строго запрещено, ибо оное может воспрепятствовать полицейским мерам по защите установленного порядка.

Кроме этого, в кармане пальто обнаружился пузырёк с жёлтыми шариками. На нём было написано: "Пилюли "Театральные" баритональные лирические. Для голосовых связок хомосапых. Срок действий 24 ч."

Всё это, несомненно, что-то значило. Вопрос состоял в том - что именно. Никаких объяснительных записок, инструкций и т.п. узел не содержал.

Пьеро пригорюнился, закручинился. Всё шло к тому, что придётся вспомнить времена, когда он ещё не был творческой личностью. А был, - прости Доче! - удачливым боевиком, убившим много разных существ и оставшимся в живых. В основном - благодаря умению споро и ладно соображать.

Обычно перед ним была задача и требовалось найти решение. Здесь перед ним было решение. Осталось восстановить задачу.

Итак, у него есть некий благодетель, который ему помогает. Непонятно почему. Но в данный момент это выяснить невозможно. Поэтому и думать об этом бесполезно. Далее: благодетель явно стремится к тому, чтобы Пьеро смог бежать из города и достичь Мальвины. Почему - опять же непонятно, но допустим. Он оставил здесь набор вещей. Что с ними нужно сделать?

Первое. Если ему дают маску и одежду - их, понятное дело, нужно надеть. Цель? Очевидно, маскировка. Маскировка от кого?

Полицейские псы, решил Пьеро. Старые недобрые полицейские псы, полагающиеся на зрение, но больше на обоняние. Очевидно, они сторожат путь, а также контролируют ближайшие объезды. Послала их или полиция, или Карабас лично. Может, нанял, а может - как-то договорился. Но сами собаки местные, и как выглядит настоящий грибовик, вряд ли знают: грибовики в этих широтах редкие гости, им тут слишком холодно. Так что маскарад может их обмануть. Эмпатов среди них, видимо, нет - иначе благодетель это предусмотрел бы. Гм, а запах? Карабас наверняка дал им обнюхать его шмотки, оставшиеся в номере. Ах вот для чего спрей! И он же, - догадался Пьеро, - действует на зайца. Что и логично: заяц авторизует владельца и по запаху тоже.

Оставалось всего ничего - понять, где он находится, потом оседлать байк и добраться до дороги, ведущей из города. Там как-нибудь преодолеть или обойти псов, отъехать достаточно далеко, а там уже начать интересоваться у местных, как бы добраться до старой немецкой базы. Кто-нибудь да укажет путь. Вот только у кого спросить, где он сейчас...

Заяц! Пьеро вскочил, не обращая внимания за затёкшие колени.

- Серенький, - он не знал, как обращаться к зайцу, и назвал его как привык, - мы где?

- Триста сорок второй технологический проезд, - ответил заяц. - Пакгауз четырнадцать площадка десять.

- Требование четыреста два, - заяц пошевелил раздвоенной губой. - Необходима оплата.

Пьеро почесал за ухом. Потом понял и бросил зайцу в кормушку несколько шоколадок. Заяц их схомячил и коротко сообщил:

Поэт вздохнул и принялся облачаться в костюм грибовика.

Самым неприятным моментом оказалось использование спрея. Вонял он так, что Пьеро едва не стравил на пол - хорошо хоть было нечем. Зато заяц после этого спокойно дал себя оседлать и навьючить.

Пилюлями баритональными лирическими поэт сначала хотел пренебречь, но потом подумал - а вдруг на месте засады он встретит Напси, который его по голосу-то как раз и знает? И съел на всякий случай сразу две. Результат был далёк от лиризма: голос и вправду понизился, но стал насморочно-сиплым, да ещё и с гунявинкой. Но Пьеро решил, что всё лучше, чем его родной пронзительный фальцет.

Наконец, он задал зайцу корма, дал просраться, сел в седло. И приказал ехать из города прочь.

Через полчаса на пустынной дороге при неверном свете луны и звёзд мчался всадник. Ему бы очень подошёл развевающийся чёрный плащ, но плаща не было. Зато всё остальное наличествовало: из-под заячьих лап взметалась серебряная пыль, хвост его трепетал на ветру, как флажок, а широкополая шляпа придавала ездоку самый залихватский вид.

Один раз Пьеро показалось, что он видит Карабаса-Барабаса, страшно машущего руками. Это оказалось дерево. Пьеро прибавил ходу.

Дождь усиливался. Где-то вдалеке сверкнула тусклая молния. Коротко громыхнуло.

У дорожной развилки заяц внезапно тормознул и сел. Напрасно Что ни делал Пьеро - дёргал за уши, предлагал шоколад, целовал в лобик и даже кланялся в ноги - байк не шевелился. На пинки и щипки он тоже не реагировал. Всё, что их него удалось выжать - так это невнятную фразу "Проблема триста, множество выборов".

Пьеро уселся зайцу под бок и задумался - почему в жизни всё происходит медленно и неправильно? Почему он, такой нежный, должен сидеть и думать об идиотском зайце, который ни с того ни с сего упёрся? Почему герои приключенческих книг удачливы и лихи, одним махом побивают семерых, а самое главное - никогда не попадают в подобные идиотские ситуации? Ну почему, почему вот такое блядство происходит именно с ним?

- Ну вот что тебе надо, чтобы ты побежал? - в полном отчаянии спросил он у зайца.

- Проблема триста, - повторил заяц. - Множество выборов. Недостаточно, - добавил он, подумав.

- Чего недостаточно? Чего? Что тебе блядь раскосоёбило, скобейда ебаническая? - Пьеро дал волю чувствам.

Эмо-поле колыхнулось. Заяц это почувствовал и меленько задрожал.

- Виноват, вашбродь... - пропищал он. - Будьсделано, вашбродь... Вы только скажите, вашбродь, куды бечь...

Тут до Пьеро, наконец, дошло. До сих пор заяц честно ехал из города. Теперь он просто не знал, на какую дорогу свернуть - из города вели обе.

- Ай я мудак, - оценил маленький шахид свои умственные способности, сел в седло и распорядился - "направо".

Сделано всё было грамотно. На крутом повороте заяц притормозил. Тут же с обеих сторон из кустов появились псы с чёрными повязками на правых лапах.

Это были полицейские. Не какие-нибудь там полухомосапые псовые, годные только для бумажной работы, а настоящие бойцы: огромные, четвероногие, с могучими челюстями. Они перегородили дорогу и синхронно рявкнули. Тут же на их шеях зажглись фонари, лучи их скрестились на заячьей морде.

Напуганный байк прижал уши, и, вместо того, чтобы прыгнуть, тормознул прямо перед ними. Псы не шевельнулись, только шерсть на холках вздыбилась.

Тут в световой треугольник вошёл волк в полицейской кожаной куртке и кепке. На позорной морде его было прямо-таки аршинными буквами написано: "ща у вас у всех будут неприятности".

- Полиция. Ты кто такой и куда едешь? - спросил он Пьеро.

Тот собрался. Интеллигентские ламентации и растерянность куда-то исчезли. Маленький шахид был собран и готов ко всему.

- Сначала представьтесь, офицер, - сказал он. Пилюли на подвели: голос был не только сиплым, но и хриплым, а в целом - совершенно чужим.

- Чё-ё-ё? - ощерился волк. - Ты на кого хвост поднял, плесень подзалупная? Слазь, гнида. Ща мы тебя оформим, такого красивого...

- По закону вы должны представиться, - упёрся Пьеро.

- Закон здесь я! Делай что сказано, ты, блядина конская. Не то я тебе очко порву и рожу обглодаю, фуфел...

Пьеро тем временем сосредоточенно копался у него в голове.

Телепатом Пьеро был слабеньким, второй категории. Но и волк никакой загадки не представлял, нет. Он был прост, незатейлив, и всё-то у него лежало на поверхности. Так что, пока полицай орал и разорялся, маленький шахид уже знал, что фамилия его - Тамбовский, что припахал его Карабас и что он сидит в засаде уже пятые сутки. За это время он уже успел натворить дел. Например, пытался задержать правительственного чиновника на светлом байке, который, как оказалось, вёз важные бумаги. У нескольких купчишек отжал бабосиков. Убил и съел прохожего суслика, только потому, что тот был жирный, мягкий и доверчивый к представителям власти. Также - обчистил, оприходовал и утилизировал какую-то заблудшую овцу. Угрызений совести по этому поводу он не испытывал - какая совесть у волка? Однако он опасался попасть под политику: власть сменилась, традиции трещали, ломались духовные скрепы, и совершенно непонятно, что будет с полицией. Можно было ожидать какой-нибудь компанейщины... Пьеро он принял за богатенького дурака, над которым можно хорошенько поглумиться, вытрясти из него денег - а может, и байк отжать.

- Все ваши требования и угрозы незаконны и оскорбительны, офицер, - заявил Пьеро самым официальным тоном, какой только мог изобразить. - Я сейчас же направляюсь обратно в город. Я обращусь в наше представительство за защитой от возмутительного преследования.

Тон Пьеро и упоминание какого-то "представительства" волка встревожили.

- Ты доскёшься, дефолтник, - Тамбовский приблизился с угрожающим видом и тут же тормознул: запах спрея ударил по носу.

- Буэээ! Несёт как от помойки! - заявил он. Тем не менее, тон у него стал несколько менее наглый. Пьеро это почувствовал.

- Вам не импонирует мой естественный аромат? - завернул он фразочку. - Это ваши проблемы, это не мои проблемы.

- А ты ваще кто по основе и по жизни? - почти вежливо спросил Тамбовский.

- Я грибовик, - Пьеро напыжился, - вида Lycoperdon giganteum, негоциант. Насколько мне известно, ни то, ни другое не является в вашем домене преступлением?

- Ебать ты грамотный, - огорчился волчара. - Ликопердон блядь на мою голову тут взялся... Что ж с тобой делать, ликопердоном?.. Дочь твою Мать во все дыры, скобейда жопеногая! Ну ты, там, как тебя, блядь... тебе говорю, идь сюды... - крикнул он куда-то в темноту,

Из мокрых кустов вылез, зевая и отряхиваясь, ни кто иной как Напсибыпытретень.

Пьеро не очень удивился. Похоже, именно эта дорога вела в нужном направлении - так что сюда стянули лучшие силы. То есть тех, кто знал Пьеро лично. Вероятно, на соседней дороге тоже была засада, только там сидел Арлекин.

Напси тем временем приблизился, втянул воздух в ноздрю, отпрянул.

- Что? - недовольно прикрикнул Тамбовский. - Он?

- Сам чую, что мерзотина, - пробурчал волк. - Это он или кто?

- Я требую немедленно прекратить всё это, - сказал Пьеро.

- Гм, - сказал он. - Голос не его, точно. А вот слова... не знаю, не знаю...

- Да хули ты тут! - рявкнул волк. - Он или не он? Если облажаешься, я тебя выебу и высушу.

- Тогда не он, - сказал Напси без уверенности.

- А если мы его упустим, я тебя выебу, высушу, замочу и опять выебу, - серьёзно пообещал волчара.

- Тогда смотреть надо, - задумчиво сказал Напси.

- Подай назад, - скомандовал маленький шахид зайцу. Тот послушно попятился.

- Если вы немедленно не прекратите это вздорное и наглое посягательство на моё достоинство, - сказал Пьеро, - я начну дело против полицейского произвола. Надеюсь, в Директории существует правосудие.

Тамбовский вспомнил про смену власти и неизбежную компанейщину. К тому же странный тип был непохож на того, кого описывал Карабас. Вёл он себя не как затравленный беглец, а с достоинством. При этом лично Тамбовского не оскорблял, знал границы. Тамбовский решил поискать добычу попроще.

Напси, напротив, горел желанием выслужиться. Карабас ему что-то оплатил (что именно, Пьеро не разобрал), и пёсику очень хотелось доказать свою полезность. Пьеро ему было немного жаль, однако он искренне не понимал, зачем тот предал такого сильного, доброго и щедрого хозяина, как Карабас-Барабас. Про себя он решил, что его старый знакомец и раньше-то был слабоват головёнкой, а ныне и вовсе кукукнулся. Так что он искренне хотел поймать Пиэрия Эагрида и сдать его на руки шефу.

Но сейчас Напси был сбит с толку вонючим спреем. Что до новообретённого зрения, оно не помогало и даже мешало: во-первых, было темно, во-вторых, Пьеро он никогда в жизни не видел.

- Пропустите меня, офицер - или я еду в Директорию и подаю жалобу, - повторил Пьеро. - У меня мало времени.

Тамбовский с таким видом, будто делает величайшее одолжение, махнул псам и они раздвинулись.

За эти мгновения Пьеро успел расслабиться. Тут же из глубин души вырвалось забившееся туда со страха творческое начало. И вцепилось в последнее услышанное слово.

- Давай езжай, скорей езжай, в дожди, в неурожай, езжай, от ужаса визжа, но всё-таки езжай... - пробормотал Пьеро, устраиваясь в седле поудобнее.

- Он!!! - внезапно заорал пёсик. - Стишки! Стиль его!

Псы прыгнули. Не успел Пьеро дёрнуться, как его ноги с обеих сторон прихватили страшные челюсти, готовые сомкнуться на лодыжках.

Несчастный поэт замер. Он прекрасно понимал, что он потерял в этот миг - и что его теперь ждёт. Сейчас его стащат с байка. Отпиздят на всякий случай, свяжут, заставят идти пешком. Приведут в Директорию. Отдадут Карабасу. Который сделает из него... лучше не думать, что. И Мальвина, Мальвина, она даже слезинки не прольёт - потому что злой Карабас убьёт её, убьёт, а виной всему Напси, литературовед блядь нахуй...

Поэт посмотрел на пёсика, радостно виляющего хвостом, и ощутил обжигающе-острую ненависть. У него аж руки зачесались - добраться до тела Напси, раздавить яйца, разорвать брюхо, вырвать потроха, воткнуть обломки рёбер в лёгкие, сломать позвоночник... всё, всё с ним сделать, с этой тварью, тварью, ненавистной, мерзкой, подлой, предательской тварью...

- Н-напсибыпытртень, - он процедил это имя сквозь зубы, как грязнейшую брань. - ТЫ! ТЫ ВО ВСЁМ ВИНОВАТ! - завизжал он фальцетом, срывая голос.

Челюсти на ногах внезапно разжались. Пьеро не успел удивиться, как оба пса прыгнули на ошалевшего Напси. Наверное, они бы его растерзали вмиг, если б не Тамбовский, который набросился на пёсика раньше.

Седло под Пьеро дёрнулось: байк полез в кучу, щёлкая зубами. И ему тоже захотелось кусочка напсибыпытритеньего тела.

Тут до маленького шахида, наконец, дошло, что его врагов накрыло эмо-полем. И надо пользоваться моментом.

Охуевший от накатившего адреналина заяц прыгнул с места, перелетев захлёбывающихся псов, и понёсся по дороге, как наскипидаренный. Пьеро чудом не выпал из седла.

Ещё несколько секунд Тамбовский и собаки рвали Напси на части. Потом их отпустило. Ещё секунд пять-шесть потребовалось на то, чтобы очухаться и прийти в себя.

- Еба-а-ать, - только и сказал волк, глядя на то, что осталось от несчастного пёсика.

А осталось от него, в сущности говоря, немногое: тушка с вырванным боком, обломок хвоста и отдельно валяющаяся голова с распластанными в грязи ушами. Маленький глазик в ноздре смотрел куда-то в тёмные, хмурые небеса. А на самом деле - ни на что не смотрел и ничего не видел.

Будь на месте следователя Тамбовского какое-нибудь культурное, утончённое существо, - ну вот хотя бы вы, батенька, любезный мой читатель! - что бы оно ощутило? О, всенепременно оно б скорбнуло о том, как трагична эта нелепая смерть. Напси был оригинальной и симпатичной личностью, так и не раскрывшей своего потенциала, жизненного и сюжетного. И в самом деле: во что бы он превратился под пером более оборотистого автора? Поднялся бы образ его до весёлого и мудрого Санчо Пансы, или хотя бы до шрековского осла? А может, развился бы в трагического героя, в Личарду Верного - или, напротив того, в мазепу, иуду? И во скольких сценах мог бы он ещё сыграть свою маленькую, но такую выразительную роль?

- все эти возможности были загублены на самом корню -

А наш Пьеро уже где-то там - далеко за поворотом.

Перед ним простиралась дорога. Когда-то он, Пьеро, тащился по ней вместе с Карабасом и прочими - по нейтралке, через земли поняш, через крестьянские края - целых два месяца. Правда, половину этого срока заняло пребывание в Вондерленде, а остальное было пройдено черепашьим ползаньем среди полей, пока Карабас разбирался в своих чувствах к Еве Писториус. Зато теперь у Пьеро был великолепный байк, полная сумка шоколада и непоколебимая решимость спасти возлюбленную.

Действие тридцатое. Крекс, или Поцелуй в ротощель и много мелких происшествий

Знай же: впредь и отныне твоя жизнь всегда будет в опасности! - казалось, не губами, а сердцем прошептал старец Нектарий, вздымая чёрную, как ночь, паникадилу.

Дарий Попсов. Зина: Канкан на повапленном гробе. Иронический детектив. - М.: АРГО, 1996.

2010-06-19 (00:38) nik11071978: animag76: у меня есть логин и пароль не могу войти
2010-06-19 (00:38) nik11071978: animag76: че делать ?
2010-06-19 (00:38) animag76: nik11071978 куда войти?
2010-06-19 (00:39) nik11071978: animag76: в акаунт ((((
2010-06-19 (00:39) animag76: nik11071978 в какой аккаунт?
2010-06-19 (00:39) nik11071978: animag76: ну посто в акаунт
2010-06-19 (00:40) nik11071978: animag76: просто
2010-06-19 (00:40) animag76: nik11071978 я не знаю, что у тебя за аккаунт и какой он
2010-06-19 (00:40) nik11071978: animag76: да похуй какой он . ты скажи как войти
2010-06-19 (00:40) animag76: nik11071978 откуда я знаю? я даже не понял, что это за аккаунт, от чего он, и вообще не понимаю ситуации
2010-06-19 (00:42) animag76: nik11071978 *^_^ * очень сожалею, но помочь не могу
2010-06-19 (00:42) nik11071978: animag76: то есть ичего не знаеш и помочь не мьжеш ?
2010-06-19 (00:44) nik11071978: animag76: так и думал что ты балабол и толку нет отт тебя
2010-06-19 (00:59) kriptscrypt: два долбойопа))))))

Лог чата сайта поклонников Баскова за 2010-06-19

25 (а может, уже 26) декабря 312 года о.Х. Тёмное время суток

Страна Дураков, междоменная территория. Трактир "Три Пескаря"

- Вот так оно всё и было, - закончил Базилио свой долгий, очень долгий рассказ.

Дуремар Олегович Айболит придвинул к себе солонку, окунул в неё печёное яичко. Булькнул в стакашку граппы из личной фляжки. Чинно выпил, закусил яичком. Потом предложил фляжку Базилио.

Кот не стал чиниться: начислил себе пятьдесят капель, опрокинул, заел изюмом из вазочки. Граппа зашла в котовый желудок как к себе домой.

- Спасидо, - искренне сказал кот, вытирая усы.

- Спасидо - много, а соверенчик в самый раз будет, - отшутился Доктор.

- За такую граппу не жалко, - сказал кот, с вожделением поглядывая на фляжку.

Розан Васильевич, дремлющий на стуле, шевельнулся и высунул глаз.

- Не припоминаю, касались ли мы этого вопроса в нашей беседе, - сообщил он самым академическим тоном, - но мой метаболизм совместим с умеренными дозами алкоголя.

Кот посмотрел на Доктора. Тот понятливо ухмыльнулся.

Крокозитроп негромко, но одобрительно загудел всеми трубами. Доктор хмыкнул и разлил граппу по рюмкам.

- Может быть, присоединитесь? - любезно спросил крокозитроп Алису .

Непьющая лиса, сидевшая с краешка и перебиравшая содержимое аптечки, печально посмотрела на Розана Васильевича и покачала головой.

- Й-извините, - сказала лиса. - Я водку не люблю. Это же спирт, он невкусный. Я могла бы вина немножко. Сладкого.

- А что, это идея, - оживился Дуремар Олегович. - У Мариуса наверняка что-то есть в загашнике...

- Лёля! - донёсся из сортира капризный голос Мариуса. - Сколько я должен тебя ждать, Лёля?

- Она, кажется, во во двор вышла, - сказала лиса.

Стукнула дверь. Вбежала выдрочка с пустым ведёрком.

- Ой, - сказала она, торопливо вытирая босые ноги о тряпку, - там эти, волосатые... на земле сидят... ноют чегой-то...

- Поноют и перестанут, - махнул рукой Айболит.

- А они тама не змэрзнут? - обеспокоилась Лёля.

- В спячку впадут, и все дела. Это если до утра ждать. Но их раньше заберут. Через пару часов.

- А по мне - так красавцы, - не согласился Болотный Доктор. - Я их десять лет выращивал.

Айболит вёл из Зоны партию дементоров, предназначенных для вещательной сети Директории. Предыдущих он, по его же словам, гнал через Зону, а этих должны были забрать прямо отсюда. Что значит "забрать", он толком не объяснил. Зато пообещал, что скоро этой толпы неприятных существ здесь не будет. Правда, сказал он это с неким сомнением. На прямой вопрос кота Дуремар ответил уклончиво, пробурчав, что "это наш первый опыт", и что "он там ещё не совсем разобрался в управлении". Что всё это значило - поди догадайся; кот и пытаться не стал, рассчитывая, что всё разъяснится впоследствии.

Сам же Доктор первоначально намеревался поужинать и вернуться на Зону своим ходом. У него были какие-то дела в "Борзче", довольно срочные. Однако ж компания База, Алисы и Розана Васильевича сподвигла его к тому, что он решил остаться в "Пескарях" на ночь.

Для начала Дуремар Олегович окучил крокозитропа. Он долго и вдумчиво с ним беседовал на разные темы, а под конец предложил ему продать генетический материал. В обмен он предложил несколько полезных на Зоне артефактов - зажглянку, мешочек "бусин", ещё кое-что по мелочам. Розан Васильевич подумал и согласился. Болотный Доктор тут же достал из шляпы снулую, голодную пиявку и присадил её крокозитропу на опёзье. Та довольно долго не хотела сосать, пришлось мазать нужное место кровью. Но в результате все остались довольны. Доктор хотел было взять пробу и у Септимии, но та сказала, что боится пиявок. Дуремар вежливо извинился и настаивать не стал.

С Алисой он поговорил коротко и не особенно любезно. Но подтвердил, что за достойное вознаграждение попробует что-нибудь сделать с её болезнью. Конкретную цену или список артефактов он называть отказался, сославшись на то, что сначала нужны осмотры и анализы.

А вот с Базилио он засел надолго. Котовая история его заинтересовала чрезвычайно - особенно предательство Хаси и последующее покушение на жизнь Базилио. Вытянул он из него и всё остальное, включая странные видения в норе старого кровососа.

- В голове не укладывается, - констатировал он, угощаясь изюмом из вазочки. - Я от Хаси такого не ждал. Милейшая киса, умная, ласковая...

- До сих пор никаких проблем не было с ней, - закончил Болотник. - Если бралась кого-то провести по Зоне - проводила. Ну да, иногда работает на всяких разных. Но чтобы вот так кинуть - нет. Не припомню случая. Разве что сам полковник приказал... А, кстати, мог! Вам не приходилось сталкиваться с Барсуковым?

- Странно, что впервые. Он фигура довольно известная. В узких кругах, конечно. Но вы к ним, насколько я знаю, относитесь... Похоже, его рук дело. Покушение на вас - очень в его духе. Но всё-таки. Стиль узнаю, а смысла не наблюдаю. То есть понятно, что всё началось после вашего попадания к Алхазу Булатовичу...

- Хаз Булатыч, - вспомнил кот. - Кто он такой и что ему надо?

- Самый странный персонаж из всех старичков, - последнее слово Дуремар выделил особо. - Его даже не существует. Ну то есть физически. Он там, в эфире. Только не спрашивайте, как так вышло. Я сам не понимаю. До поры до времени сидел тихо и не отсвечивал. А сейчас руководит вещательным проектом... Наверное, - решил он, - вы что-то важное случайно узнали. И сами не поняли, что.

- Я тоже так думал, - сказал кот. - Но Карабас мне голову смотрел. Подробно. Ничего не нашёл.

- Что-то тут не стыкуется, - протянул он. - В Карабасе я уверен. Он профи. Если он внимательно смотрел вашу голову, то любую детальку выцепил бы... Мы неправильно думаем... Мы куда-то не туда смотрим... Тут что-то очень простое, а мы не видим... - он сжал голову руками, вторые очки сползли на самый кончик носа, - мы смотрим на то, что там было... а надо на другое... - он замолк, покачиваясь на стуле.

- И-извините, Дуремар Олегович, - подала голос лиса. Она сидела за столиком и возилась со своими лекарствами. - У вас случайно нет с собой Машковского? Справочника?

- "Лекарственные средства"? - зачем-то уточнил Айболит. - Вы помните, сколько он весит?

- Он тяжёлый, - сказала лиса. - Но у вас же есть... ну, ваши вещи кто-то несёт?

- Я налегке, - отрезал Болотник. Помолчал секунды три, потом буркнул: - Что у вас там? Может, вспомню.

- Диуретик себе подбираю. Тут есть этакрин, но это лучше для копытных... Мне бы фармакокинетику посмотреть и побочки.

- За калием следите, и всё нормально будет. С калием у вас как?

- Да вроде нормально... а может всё-таки фуросемид?

- С вашей основой лучше этакрин, - уверенно сказал Доктор и завернул такую учёную фразочку, от которой у кота свело селезёнку. Лиса, однако же, её прекрасно поняла и ответила не менее заковыристой. Так они переговаривались минуты три. Базилио стало скучно.

- Лёля! Где моя ванночка для копыт, Лёля? - донёсся голос Мариуса: страдающий, томный. - Моя старая ванночка остывает, Лёля!

- Поторопись, Лёля! Оооооу! - жирафчик издал протяжный стон, исполненный томления и муки.

- Что там с ним такое? - поинтересовался Дуремар.

- Да фигня, - неохотно сказал кот и снова потянулся к граппе. - Мариус у себя гнилость какую-то нашёл. На левой задней.

Копытную гниль жирафчик обнаружил у себя полчаса назад. У него была привычка регулярно осматривать себя в поисках каких-нибудь подозрительных язвочек, залысин, прыщей, лишаёв и геморроидальных шишек. Кто ищет, тот обычно находит, и Мариус регулярно всё это у себя находил. Теперь он углядел что-то чёрное у основания копытной стрелки - и, как обычно, впал в панику.

- И чем он лечится? - поинтересовался Доктор. - Я помню, раньше дёгтем мазался. Но вроде не воняет, - он повёл носом.

- Не дёгтем. Солевыми ванночками, - вспомнил кот. - Говорит, соль дезинфицирует. Боится заразы.

- Заразы, значит, боится... - протянул Дуремар Олегович. - Боится-боится-боится...

Тут он внезапно откинулся на стуле, так что в его тёмных очках отразилась котиная голова целиком.

Стало как-то очень тихо. В этой внезапной тишине стал различим легчайший свист: это посапывал дыхальцами закемаривший крокозитроп.

- Ай-яй-яй, - сказал, наконец, Болотный Доктор. - Я, кажется, понял, почему к вам прицепились.

Базилио подался вперёд и вопросительно мяукнул. Болотный доктор тут же замахал руками.

- Извините, - сказал он. - Прямо сказать не могу. Иначе могу навести на нехорошие идеи. На что я не имею морального права! - он повысил голос. - У меня обязательства! Перед работодателями! Лучше вот как мы сделаем, - сказал он несколько тише. - Если я прав, то вы, с точки зрения Алхаза Булатовича, представляете собой угрозу. Для вещательного проекта. А может и для него лично. Поэтому имейте в виду следующее. Во-первых, вас и дальше будут пытаться убить. Не исключено, что этим займётся полковник. Учтите: против него у вас нет шансов. Не надейтесь на ваши лазеры, они при нём работать не будут. Так что: никакого героизма, Базилио! Увидите полковника - бегите. Сразу.

Храбрый кот хотел ответить какой-нибудь резкостью, но сдержался.

- И как же я узнаю этого Барсукова? - спросил он.

- Если увидите, - вздохнул Доктор, - вы сразу поймёте, что это он. Никто ещё не ошибался... Но вообще - постарайтесь всё-таки с ним не встречаться. И во-вторых: никогда, ни при каких обстоятельствах не появляйтесь в эфире. Ни - ког - да. Даже если вас уговаривать будут, про интересные передачи рассказывать... Нет, нет, нет!

- Может, хотя бы намекнёте, в чём дело? - без особой надежды сказал кот.

- Извините, не могу, - очень твёрдо сказал Болотник. - У меня обязательства. Я и так рискую. Если они узнают, что я вам тут советы даю...

Оказалось, что Лёля опрокинула на себя тазик с кипятком и обварила левую ногу и бок. Алиса бросилась обкалывать её обезболивающим. Кот принёс тряпки и начал их резать лазером на ленты для перевязки. Но тут показал себя с неожиданной стороны Розан Васильевич. Крокозитроп заявил, что он сам всё перевяжет, оторвал от собственного живота полупрозрачный кусок отшелушившейся кожи, и попросил у Алисы шприц с длинной иголкой. Иголку он загнал себе под опёзье и что-то вытянул изнутри. Потом пошёл к стонущей Лёле, всех отогнал и занялся лечительством сам. Как ни странно, но через пару минут стоны прекратились, а потом выдрочка привстала - и мощно чмокнула Розана Васильевича в ротощель.

Алиса и Айболит вцепились в рыбона с вопросами - что он сделал и как. Тот отвечал не очень охотно и очень непонятно. Тогда лиса и Болотник принялись спорить друг с другом, причём на медицинском языке. Крокозитроп через некоторое время стал вставлять свои замечания. Очень скоро все трое погрузились в какой-то спор, абсолютно непонятный для посторонних.

Один Базилио остался не у дел. Пить ему больше не хотелось, есть не хотелось, спать пока тоже не тянуло.

Кот отсел от спорщиков, устроился поближе к очагу и принялся размышлять. То, что он услышал от Болотника, его изрядно напрягло. Особенно его злил категорический отказ Дуремара Олеговича объяснить толком, в чём дело. Кот перебирал варианты, машинально подкидывая на ладони огромный медный пятак, найденный, когда устраивали на новом месте Септимию.

Раздался громкий скрип дерева по дереву. Это Болотник подтащил стул и уселся на него.

- Простите, - сказал он. - У меня остался ещё один вопрос. Вы упоминали, что у вас есть двойной луидор. Не могли бы вы мне его показать?

- М-м-м-м, - крутя в руках золотую чешуйку, протянул Дуремар Олегович. - Вы хоть знаете, как он работает?

- Давайте я вам всё объясню, - решительно сказал Болотный Доктор. - После инициализации эта штука позволяет дублировать вещи. Но для этого она должна пройти через то, что должна дублировать. Этот ваш упырь её глотал. Получались такие же, как он сам, упыри. А если её зарыть в куче золота, она сможет делать золото. Правда, фальшивое. Ну то есть оно будет существовать недолго и потом исчезнет. Но где-то с полчасика оно будет как настоящее. Эмпат, конечно, увидит, что у него нет ауры. Но во всех остальных отношениях это будет золото. Понимаете, к чему я клоню?

- Артефакты, - веско сказал Айболит. - Представьте, что у вас есть зажглянка. Вы делаете вторую. Она будет существовать минут десять. Но сугроб она всё-таки зажжёт, и у вас на десять минут будет костёр. А есть артефакты с очень редкими свойствами. Которые позволяют лечить, например. Или общаться на большом расстоянии. И вообще всё, что делает настоящий артефакт... ну вы поняли ход мысли?

- Хорошо. Так вот: если вы всё-таки отправитесь на Поле Чудес - имейте в виду вот что. Для инициации двойного луидора необходимо, чтобы он лежал в земле от заката до рассвета. То есть от появления вечерней звезды и до исчезновения утренней. Лежал в земле, слышите? То есть его нужно закопать. И потом ещё откопать. А ночь ещё придётся пережить, что непросто. Ах да! Ещё надо поставить на него слово.

- В моё время это называли пароль, - не очень понятно выразился Болотник. В общем, когда будете закапывать монетку, скажите какую-нибудь белиберду. Ну там я не знаю... "Эники-беники ели вареники", например. Или "снип-снап-снурре пурре базелюрре". Да хоть "крекс-фекс-пекс". И те же слова скажите, когда будете откапывать.

- Тогда монеткой сможете пользоваться только вы. Ну или тот, кто знает пароль.

- А как ей пользоваться? - заинтересовался кот.

- Окружить со всех сторон тем, что ты хочешь дублировать. Подержать в таком виде часа полтора как минимум. Но лучше - дольше. Особенно если собираетесь дублировать что-то живое. Пока не считается тонкая структура... а, неважно. Просто сделайте так, как я сказал. Потом достаньте, положите на видное место и громко произнесите пароль. Обязательно с выражением. В смысле - как будто вам чего-то очень хочется. То есть вам должно этого по-настоящему хотеться... Ладно, надо будет - разберётесь, - он протянул ему монетку обратно.

- Ну а что будет, если без пароля? - не отставал кот.

- Тогда только на эмоциях. Помните того упыря? Он перед монеткой пел, плясал, орал всякое. Чтобы себя накрутить... Но я возьму луидор только с паролем.

- То есть вы думаете, что я всё-таки пойду на Поле? - кот непременно прищурился бы, если б имел что щурить.

- Я думаю, что вам лучше всего вернуться к Карабасу бар Раббасу. Но вы ведь меня не послушаете, не так ли?

- Н-да. Я ещё в тот раз понял, что с вами будут проблемы, - грустно сказал Болотный Доктор. - У меня, - уточнил он. - Возможно даже, что и у моих работодателей. А вот этого не хотелось бы.

- Вы им преданы, - сказал кот. - Сколько же они вам платят?

- Базилио! - доктор внезапно возвысил голос. - Хотите хороший совет? По-настоящему хороший? Не ходите на Зону. Пусть идёт этот... крокозитроп. А вы не ходите.

- В таком случае я лишусь своей доли сокровищ, - напомнил кот. - И мне нечем будет вам заплатить.

- В таком случае будьте очень осторожны. И следите за своими спутниками. Вы помните про своё цыганское счастье? Имейте в виду: оно не только причиняет вам неприятности, но и некоторым образом спасает от их последствий. Во всяком случае, от самых неприятных последствий. А вот насчёт остальных членов команды я не так уверен. Вы за Алису не боитесь?

- Они же всё равно пойдут, - сказал он. - И я с ними. Иначе Алиса решит, что я её бросил.

- Ну всё как всегда, - вздохнул Дуремар. - Хотя... В каком-то смысле я вам завидую, Базилио. Точнее, вам с Алисой. У вас есть то, что нужно мне. А вам вообще-то не нужно. И только портит жизнь.

- О нежных чувствах, - не очень понятно сказал Доктор. - Вы тут спрашивали, хорошо ли мне платят. В том-то всё и дело, что мне заплатили вперёд. Но я никак не могу... как бы это сказать... обналичить приз. Я стою на пороге и не могу войти.

Болотный Доктор снял золотые очки с носа, вытащил огромный, засморканный носовой платок и начали тщательнейшим образом протирать стёклышки.

- Я тоже из старичков, Базилио, - сказал он, наконец. - Вы даже не представляете, насколько я стар. Вряд ли вы видели когда-нибудь такое старое существо. Разве что ваш Король? И то не уверен.

Кот вспомнил про древнего трилобита, но промолчал.

- Я устал, - продолжал Айболит, елозя грязной тряпкой по стёклышкам. - Я хочу уйти. Вот этим-то меня и купили.

Базилио посмотрел на Айболита с недоумением. Тот каким-то образом это понял - или ощутил - или ждал такой реакции.

- Наш мир, - сказал он, - на людском называется Ха"на-ан. Это значит - Земля Преступления. Так оно и есть. Ваши предки... наши предки... все они вместе совершили преступление, которое не прощается. Поэтому здесь никогда не будет хорошо. Я имею в виду - по-настоящему хорошо. Кроме одного места. Оно было создано очень давно. И там всё так, как оно должно быть. Но к нему нет дороги. Туда нельзя прийти. Но можно оказаться. Мне дали ключ и показали путь. Но я не могу один, - тут он закончил возиться с очками и снова водрузил их на кончик носа.

- Таково условие, - тихо сказал Болотный Доктор. - Туда не пускают...

- Где Лёля?! - закричал из своей комнаты Мариус. - Моя вода совсем ледяная, Лёля!

Баз вздохнул, извинился перед Доктором и пошёл объясняться с жирафчиком.

Оказалось, Мариуса после сытного ужина и тёплой ножной ванны разморило. Он заснул в кресле - и, соответственно, всё пропустил. Пришлось сообщить, что Лёля временно нетрудоспособна. Мариус разнылся, разговнялся и заявил, что Лёля должна ему прислуживать в любом состоянии, а если она не способна приносить пользу хозяину - он её забьёт. Кота это почему-то разолило. Он заявил, что в таком случае забирает Лёлю себе в качестве платы за оказанные экстренные медицинские услуги. Жирафчик поинтересовался, о каких услугах идёт речь. Кот объяснил, что речь идёт об ампутации копыта, поражённого гнилью, каковую ампутацию он сейчас и произведёт. Мариус приссал, но собрался с духом и пообещал пожаловаться нахнахам. Кот выразил сомнение в том, что нахнахи будут конфликтовать с ним, Электрическим Котом четвёртой модификации, ради какого-то ничтожного кабатчика. Мариус в припадке отчаянной смелости попытался укусить кота за бедро. Кот прожёг Мариусу ухо.

В общем, классический мужской разговор развивался по обычной схеме, с просматривающимся финалом и очевидными последствиями. Но в решающий момент появилась Лёля. Она приползла на четвереньках, поджимая больную ногу, обёрнутую крокозитропьей плёнкой. И сказала, что ванночку сделать не сможет, а всё остальное - вотпрямща. Мариус сменил гнев на милость, и лишь попросил Базилио временно покинуть помещение - пока Лёля будет исполнять свои обязанности. Баз пожал плечами и удалился.

Вернувшись, он почувствовал, что в зале душновато. Он решил продышаться и пошёл на улицу.

На дворе было холодно и темно. Из темноты доносился полустон-полуплач: "улла - улла - улла - улла".

Кот включил инфракрасное зрение и увидел дементоров, сбившихся в кучу и мелко дрожащих. Мимоходом подумал - почему Болотный Доктор не снабдил их шерстью или не утеплил подкожным жиром? Ответа от мозга не дождался - интерес пропал раньше.

Внезапно он ощутил чьё-то внимание. Оно исходило из сбившейся кучи.

Осторожно, на мягких лапах, он подошёл поближе к стонущим существам.

Одно из существ повернулось. Лица у него не было - только какие-то чёрные шевелящиеся щупальца.

Дементор не ответил. Но в голове кота что-то зазудело, зажужжало. Казалось, что-то пытается пробиться, просверлиться в его сознание.

Базилио это не понравилось. Да и промозглая сырость на дворе как-то быстро разонравилась. Он пробормотал что-то неприличное и пошёл обратно в тепло.

- Сходили? - иронично спросил он. - Как вам мои ребята?

- Неприятные существа, - откомментировал Базилио.

- Очень нужные существа, - сказал Дуремар Олегович. - Без них ничего не получится.

- Что заслужили - то и получится, в самую плепорцию, - невесело сказал доктор. Потом напустил на себя озабоченный вид. - Так они там сидят? Что-то долго...

- Что-то происходит, - сказал он. - Падает давление.

- Началось, - доктор легко вскочил на ноги. - Базилио, посмотреть хотите?

Когда Баз и Дуремар вышли на улицу, сгрудившихся дементоров уже не было. А в тёмном небе мерцала голубая полоса, на нижнем конце которой можно было разглядеть что-то шевелящееся.

- Ну вот и всё, - сказал Болотник. - Полетели голубчики. Где-то сядут...

Действие тридцать первое. Реноме, или Мы прощаемся с господином Нефритовое Сокровище

Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер.

Гай Фокс - королю Джеймсу I. Цит. по: Е. Сабуров. Пороховой заговор и развитие буржуазных отношений в Англии в конце XVI - начале XVII веков. - М., Наука, 1971

М. Чудакова. Дочь командира и капитанская дочка. - В: Литературоведение как литература. Сборник в честь С. Г. Бочарова. - Языки славянской культуры, 2004

31 декабря 312 года. Утро
Резиденция Губернатора Директории

Current mood: quiet/покойное
Current music: дыхание Чейн-Стокса

В белых панталонах с траурно-красной мотнёй, ранним утром четырнадцатого числа зимнего месяца января, мягкою бурбулисьей походкой в крытую колоннаду меж крыльями старой губернаторской резиденции вышел и.о. губернатора Директории Лазарь Исаевич Слуцкис, которого за глаза и в глаза называли просто ЛИС.

Привычно морщась, ЛИС устроился в высоком кресле, уже стоящее на мозаичном полу возле фонтана. Пол был выложен чёрными и белыми плитками, фонтан украшен изображениями ветвей акации. У ног бурбулиса лежали соцветия звёздчатого остролиста. Их одеколонный аромат заполнял и забивал собой почти всё - но именно что почти. Даже сквозь него пробивалась проклятая сортирная струя.

Больше всего на свете ЛИС ненавидел запах собственного тела. От него тащило гнилью, мочой и тухлой рыбой - тошнотворная смесь, от которой он первое время блевал ночами. Спасения не было. Все средства, им перепробованные, начиная от современных шампуней и притираний и кончая деревенскими снадобьями из мха и плесени - все, все они были одинаково бесполезны. Институтские генетики поработали на совесть.

В сущности, - уговаривал себя ЛИС, брезгливо разжёвывая подавляющую обоняние пастилку, - его не так уж и сильно наказали. Зампредседателя бюджетного комитета, например, превратили в ежа с иголками, растущими внутрь, а доверительному управляющему Инновационного фонда устроили перманентное воспаление тройничного и срамного нервов. Этим приходилось жить на обезболивающих. ЛИСу присудили подавление экспрессии гена, кодирующего флавин-монооксигеназу-3. Сей фермент преобразует побочный продукт пищеварения, смрадный триметиламин N-оксид, в соединения, не имеющие запаха. Теперь печень Слуцкиса не могла расщеплять триметиламин - который выделялся сквозь кожу и через дыхание, окутывая ЛИСа облаком вони.

И - ах! - да было б за что! В сущности говоря, он ведь даже ничего не украл. Ну, прокрутил на стороне какие-то паршивые полмиллиона из Фонда инноваций. Ну, кое-что вложил в сеть релакс-салонов "Аленький цветочек", где приторговывали старыми добрыми опиатами. Ну, слегка задерживали выплаты каким-то научникам, которые всё равно занимались фундаменталкой, а не практическими исследованиями. Делов-то! Никто ничего и не узнал бы. Если б не внеплановая ревизия, учинённая лично Пендельшванцем. Который сам провёл расследование и по итогам учинил образцово-показательную расправу, скобейда гиппо... по... по... - он случайно занюхнул свою подмышку и аж заколдобился.

Ничего-ничего, подумал он. Вот завершится первый этап реформ, и он ляжет на ребилдинг в ИТИ. Там его гены починят, и он снова станет изысканно-ароматным самцом. А то... - его кольнуло неприятное воспоминание. Вчера он целый вечер ухаживал за популярной полусветской лисицей - надменной, спесивой, прожжённой. Он был готов заплатить вдвое, вчетверо, и она это знала. И что же? Дамочка едва терпела его присутствие и всё время нюхала фиалку, вымоченную в острейшем парфюме. Это было невыносимо оскорбительно. Пришлось положить красотку не в постель, а в биореактор. Что не доставило ЛИСу ни малейшего удовольствия, но было совершенно необходимо для поддержания реноме.

Бурбулис снова поморщился. Реноме его откровенно тяготило. По природе своей он был ворюгой, а не кровопийцей. Однако чрезвычайные обстоятельства требовали чрезвычайных мер.

Нет, сам переворот прошёл довольно гладко и почти без жертв. Слуцкис действовал в классическом стиле: ночью послал бэтменов всем ответственным лицам с требованием явиться в шесть утра в губернаторскую резиденцию - пообещав, что за неявившимися придут. Явившихся промариновал перед закрытыми дверьми до восьми, нагнетая обстановочку. Потом велел впустить в зал. Где объявил, что отныне власть перешла в его руки и что теперь он наведёт, наконец, настоящий порядок. Первого же скунса, попытавшегося развоняться, образцово-показательно загрызла Лэсси. ЛИС лично откусил у трупа хвост и демонстративно вытер им лицо. Остальные приссали. Дальше ЛИС сделал несколько распоряжений разной степени ужасности и идиотичности. Крайним был акт о переаттестации: присутствующие должны были подтвердить свою преданность и компетентность. Все всё поняли и бросились по домам: писать друг на друга доносы.

В общем, всё двигалось по стандартному сценарию, известному ещё в неолите. Но теперь нужно было продолжать в том же духе - по крайней мере, до начала непопулярных реформ.

Сначала пришлось найти судейских, приговоривших его к вонизму, и устроить им маналулу. Сам ЛИС на них особого зла не держал - ну разве что самую малость. Его мстительность легко удовлетворилась бы поркой или анальным изнасилованием. Но если бы он их не замучил, никто бы не понял этого правильно. Пришлось капать судейским в ноздри горячей кислотой, дробить зубную эмаль, пропускать ток через разные части тела, заливать свинец во внутренние полости костей. И ещё присутствовать при всех этих процедурах и изображать мстительное удовольствие.

Потом Лэсси присоветовала ему примерно наказать нескольких непопулярных чиновников, чтобы остальные задумались. Пришлось пожертвовать парочкой высокопоставленных волчар и несколькими ментами. Им вживили в тело куски ядовитых металлов и гальванические элементы, чтобы они сами рвали себя на части. Потом - раздавить асфальтовым катком рептилий-профсоюзников. Одного проштрафившегося интенданта пришлось защекотать до смерти. Всё это отнимало время, портило настроение и отвлекало от административной работы.

Что именно нужно делать, ЛИСу сказали. Вопрос был в технике: в каком порядке и за какое время провести преобразования. Сначала Слуцкис склонялся с тому, чтобы действовать осторожно и новые порядки вводить поэтапно. Однако всего за четыре дня он настолько заколебался, что решил всё сделать одним махом, сокрушить старые порядки одним ударом. Собственно, сейчас он и собирался этим заняться.

- Эй ты, - бурбулис ткнул пальцем в ту сторону, где должен был сидеть жук-секретарь. - Бери чистый лист, пиши.

- Черновик? - осведомился жук довольно сухо. Он был от природы лишён обоняния, но ЛИС ему всё равно не нравился. Однако деловую этику инсектов он чтил. ЛИСа это устраивало.

- Черновик, - сказал он. - Значит так. Приказ номер один. Да-да, вот именно так. Дату потом проставишь. В связи с... - он немного подумал, - потом впиши что-нибудь убедительное. И во имя.... тоже впишешь. Властью, данной мне... это я ещё не решил... А, нахуй. Вообще убери всё это. Пиши так: всем представителям исполнительной и судебной власти, их сотрудникам для немедленного и точного исполнения, остальным для сведения. Исполняющий обязанности губернатора... а, чего уж там, пиши сразу - губернатора. Просто губернатор. Нехуй тут. Уж нету терпения гадское блядское это всё видеть курлы блядь мурлы! - внезапно завизжал Слуцкис, хлопая себя по ляжкам.

ЛИС надеялся произвести впечатление. Но на жука всё это никакого впечатления не произвело. Он просто съел исчерканный лист бумаги, достал новый и быстро вписал нужное.

- Итак, постановил, - ЛИС вздохнул, успокаиваясь. - Первое. В целях дальнейшего повышения благосостояния жителей Директории отныне и навсегда отменяются все положения статьи 127 УК...

- Кхм, - жук осмелился подать голос. - Именно все? Включая 127 - е?

- А что там? - бурбулис яростно потёр нос, пытаясь хоть как-то заглушит вонь.

- Запрет существам с ай-ай-кью ниже ста двадцати занимать руководящие должности, а также заниматься иными социально-ответственными работами, - напомнил жук.

- Дискриминация, - ЛИС махнул рукой. - Защитим права дефолтников. Да, и сто тридцать первую с пункта шесть по десятый тоже в жопу.

- Но она как раз и защищает права лиц с ай-ай-кью меньше семидесяти... - попытался было возразить жук.

- Тоже дискриминация, - заявил ЛИС. - Не должно быть ограничений на использование имущества. И из Налогового Кодекса всю хуиту тоже повыкинь! Вот эти обложения всякие! Ну ты понял?

- Понял, - жук чуть приподнял надкрылья. - А заменить всё это чем?

- Естественным правом, - пробурчал Слуцкис. - Ну то есть понятиями. А вообще-то стоило бы всю эту поебучку выкинуть и...

В этот момент из-за колонны показался ни кто иной, как директор Института Трансгенных Исследований, господин Нефритовое Сокровище, он же Семнадцать Дюймов.

Благовещий цилинь выглядел безупречно. Его белоснежная шерсть была вымыта, вычесана - волосок к волоску - и распространяла аромат лаванды. На нём была академическая уздечка. Идеальной формы хвост был перевязан чёрной лентой. На шее висел конверт на тонком шнурке.

- Что такое? - недовольно спросил он. - Кто велел пустить?

- Согласно установившейся традиции, - сказал цилинь, - у меня есть право на посещение без доклада. Госпожа Рерих, ведающая вашей безопасностью, этот аргумент приняла.

Бурбулис открыл было рот, чтобы высказать всё, что он думает об установившихся при Пендельшванце традициях. Но вовремя сообразил, что перед ребилдингом ссориться с директором ИТИ было бы некстати. Тот вполне мог пристряпать ему какую-нибудь гадость, а потом отговориться "непросчитываемой генной стяжкой". Этого не хотелось.

- Это не займёт много времени, - сказал цилинь, проходя к фонтану. Ветерок снёс бурбулисью вонь в его сторону, и Лазарь Исаевич заметил, как дёрнулись ноздри единорога. Но больше ничем он себя не выдал.

- Прошу вас ознакомиться с этим документом, - он поклонился и потянулся трёхпалой рукой-копытом к белому конверту.

- Заявление, - сказал цилинь. - На основании статьи 80 Трудового Кодекса Директории я, цилинь Нефритовое Сокровище, прошу освободить меня от обязанностей директора Института Трансгенных Технологий. Подпись и дата проставлены.

- На каком основании я должен вас освободить от обязанностей? - прищурился ЛИС.

- В связи с обстоятельствами непреодолимой силы, а именно - моей смертью, - любезно пояснил цилинь.

- Это временно, - любезно объяснил единорог. - В настоящее время в моём желудке находится некоторое количество капсул в растворимой оболочке. Они содержат дозы снотворного, а также яд. Когда растворится оболочка первой капсулы, я засну. Через некоторое время мой сон станет вечным. Яд довольно сильный. В связи с чем прошу не употреблять моё мясо в пищу.

- Гхммм... - ЛИС был существом тёртым и циничным, однако сейчас он несколько прихуел. - Но зачем?

- Прошлой ночью господин Пендельшванц оказал мне честь кратким визитом, - сказал цилинь. - В частности, у нас был разговор об ожидаемых переменах. Осмыслив сказанное, я решил, что моё пребывание в этом мире чрезмерно затянулось. То, что вы должны сделать - это разрушение единственного на этой планете очага высокой культуры. Быть может, это необходимо для неких высших целей. Но пусть эта необходимость осуществится без меня. Вас я не виню, - добавил он, - вы лишь орудие. Хотя и добрых чувств к вам не питаю.

Бурбулису отчаянно хотелось чихнуть, но он сдержался.

- И что теперь будет с Институтом? - спросил он.

- Не знаю, - сказал Семнадцать Дюймов. - Это уже не относится к моим обязанностям.

- Хотя бы посоветуйте что-нибудь, - попросил ЛИС. - Не хотелось бы неприятностей... э-э-э... с работой.

- Вам не хотелось бы, но воля ваших хозяев состоит в ином, - возразил Нефритовое Сокровище. - Впрочем, если вы надеетесь хоть что-то сохранить... Мой совет. Назначьте на моё место доктора Карло Коллоди. Без обсуждения на научном совете, без всех этих игр в академические свободы. Просто назначьте. К сожалению, сейчас он отсутствует в городе. И находится довольно далеко отсюда. Он в экспедиции у кролика Роджера. Достаньте его оттуда. Ба аркан, - добавил он и внезапно широко зевнул.

- ЛИС акча ло кошер га"лах, - Слуцкис попытался соорудить фразу на людском, но не особенно в том преуспел.

- Я думаю... - Семнадцать Дюймов упал на колени и снова зевнул, выворачивая челюсть, - доктор Коллоди пешим гав"вава ув"Гав"аркан. Коллоди... Га"лаха... аркан шем тарот... - он пробормотал ещё что-то и растянулся на земле, хрипя и подёргиваясь.

Агония, - как и всё, что делал когда-либо Семнадцать Дюймов, - была пристойна и даже по-своему изящна. Всё заняло не более пяти минут.

Бурбулис всё ещё пялился на безжизненное тело, когда ему в голову пришло одно важное соображение.

- Вот что, - распорядился он. - Позови кого-нибудь. Чтобы повесили эту тушу на лужайке возле резиденции. Пусть все думают, что это я его прикончил.

- Исполнять! - рявкнул бурбулис, после чего продолжил несколько спокойнее. - Ну сам посуди. Ко мне пришёл директор ИТИ. Теперь он мёртвый. Что все подумают?

- А если я к тому же буду отрицать, что убил его, и мычать что-то про самоубийство - какой из этого сделают вывод?

- Что вы испугались, - сказал жук. - Сделали и испугались.

- И что, мне нужна такая репутация? Повесить его. За рог. Нет, за задние ноги. Рог отломать и засунуть в жопу. А брюхо выкрасить в зелёный цвет. И вообще, у нас остановился законотворческий процесс. Иди-иди, работай.

Приведённые жуком лемуры утаскивали тело, когда ЛИСу пришла в голову смешная мысль.

- Статью сто десять-три тоже отменим, - заявил он.

- Зачем? - на этот раз жук был действительно удивлён.

- А вот так! - бурбулис скверно ухмыльнулся. - Тварь я дрожащая или право имею?

Действие тридцать второе. Хуюй, или Ноги Базилио отрываются от земли

Фр. Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. - М., ЭКСМО, 2008

Как известно, в русском языке есть некая странная возможность - практически к каждому существительному приделать "хуёвое начало", охуить его. Скажем - "тарелка-хуелка", "профессор-хуессор", "чайник-хуяйник". В некоторых случаях это приводит к редукции (например, "тарелка", "грелка", и "стрелка" дают одну и туже "хуелку"), в некоторых же - образуются довольно забавные и легко узнаваемые слова. Но произвести эту нехитрую процедуру можно почти над любым словом.
Интересно, что получается в случае попытки приделать "хуёвое начало" к слову "хуй". Практически все опрошенные однозначно отвечали "хуюй". Однако, к слову "хуюй" уже ничего не приделаешь: попытка охуить хуюй даёт всё тот же самый хуюй.
Из этого вывод. Если сравнить процедуру хуения с дифференцированием (на каковое она похожа - в частности, и з-за редукций: (грелка)' = (стрелка)' = хуелка, то загадочный ХУЮЙ оказывается чем-то вроде показательной функции с основанием e: (ХУЮЙ)' = ХУЮЙ. Во всяком случае, исключительное место этого лингвистического адаманта, "не искажаемого никакоже", не подлежит сомнению.
Скорее всего, ХУЮЙ - это заклинание, слово Истинной Речи. Думаю, его действие состоит в том, чтобы рассеивать действия иных заклятий, прежде всего злохульных.

К. Крылов. Перед белой стеной. Записи 2002-2003 гг. - Серия "Литературные памятники". - М.: Наука, 2070

Сurrent mood: marching/походное
Сurrent music: Summoning - The Passing of The Grey Company

- Похоже, мы заблудились, - констатировал Баз, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в микроволновом диапазоне. Ничего не увидел, кроме клубящихся мелких помех. В Зоне сильно фонило.

- Я тоже так думаю, Базилио, - сказал Мариус, пытаясь вернуть на место свисающий конец шарфа, которым он замотал шею. - Я уже давно так думаю, Базилио!

- У меня несколько иное мнение, - пробасил Розан Васильевич из недр огромного тулупа. - Мы смещаемся в правильном направлении.

- Чё-чё мы делаем? - не понял першерон. Он стоял по колено в снегу и рассматривал пейзаж. Тот состоял из снега, замёрзших пиний и пронзительно-голубого неба. Такой голубизны небо бывает только в декабре в погожий день.

- Смещаемся, - повторил крокозитроп, пытаясь третьей рукой поправить спадающий валенок. - Сказать, что мы туда движемся, было бы преувеличением. Мы хаотически топчемся. Однако есть косвенные свидетельства того, что геометрический центр всех точек, которые мы занимаем, постепенно смещается на юг. Куда нам, собственно, и надо.

- Й-извините, - подала голос Алиса со спины першерона, - а вон там - это что?

- Там - это где? - привычно уточнил Базилио, даже не потрудившись оглянуться.

- Тут! - объяснила лиса. - Воняет же! - добавила она.

На этот счёт никаких сомнений не было: в чистом морозном воздухе разносился аромат свежего конского навоза.

Першерон вытянул шею, пошевелил ноздрями и с радостным чувством узнаванья сообщил всей кампании:

- То есть мы сделали очередную петлю и вернулись на то же место, - констатировал кот. - Вот дерьмо!

- Нет, - не согласился крокозитроп. - Вот - дерьмо! - он показал на конские катыхи в снегу.

- В прошлый раз дерьмо была справа, Розан, - задумчиво сказал Мариус. - А теперь оно слева, Розан!

- А вот это плохо, - крокозитроп попытался закутаться в тулуп поплотнее, но не преуспел.

- Это значит, что теперь мы смещаемся на север, - задумчиво сказал Розан Васильевич.

- Мне всё это не нравится, Розан! - в который раз сообщил жирафчик. - Мы что-то делаем неправильно, Розан!

- Вот именно. Предлагаю сделать привал и обсудить дальнейшие действия.

- Й-извините, но тут пахнет нехорошо, - пожаловалась Алиса. - Может, отойдём?

- Я устал, сил нет, - пожаловался конь. - Дайте вареников парочку, а?

- Ресурсы экономим, - покачал опёзьями крокозитроп. - Вот дойдём до места, погреемся...

- Тогда песню петь разрешите! - потребовал першерон. - Мне без песни тяжко!

Першерон переступил с ноги на ногу, вытянул шею и заголосил:

- Только не яйцо, пожалуйста! - тихо попросила Алиса.

- Яйцо неприличное! - закончил он. - А бывает ведь яйцо и обычное!

- Вот обычное яйцо, превосходное! А бывает ведь яйцо и народное! - распелся, наконец, конь и пошёл вперёд тяжёлым шагом, ломая тонкий наст.

- Инородное яйцо, иностранное! - в голове коняки что-то сбилось. - А бывает ведь яйцо непрестанное! Непрестанное яйцо, многослойное! А бывает ведь яйцо и отстойное!

- Откуда он такие слова-то берёт? - спросил кот неведомо кого.

- Ой, отстойное яйцо, айяйяльное! А бывает ведь яйцо и нормальное! - порадовал конь свежей мыслью.

Базилио злобно зашипел, напоровшись в снегу на какую-то жёсткую ветку.

- Вот нормальное яйцо, очень ладное! А бывает ведь яйцо и отрадное! - выдал конь новую руладу - а может, тираду. - Вот отрадное яйцо и безгневное, бывает ведь яйцо и напевное! Вот напевное яйцо любострастное, а бывает ведь яйцо... - конь на секунду задумался.

- Пидарасное, - не думая, на автомате подсказал кот.

- О, точняк! - першерон сделал могучий рывок по снегу. - Пидарасное!

На этом слове он провалился передними ногами в какую-то яму в снегу. Алиса чуть не слетела вниз, из последних сил удержавшись у него на спине.

Першерон достал ноги из ямы, - сначала правую, потом левую. Поднапрягся, осторожно встал, пробуя почву копытами. Та вроде бы не подавалась.

- Й-извините, - сказала Алиса. - Давайте здесь остановимся? Тут уже вроде не пахнет... и место красивое.

Место было обычное: просека меж пиний. Правда, за деревьями виднелось что-то вроде заснеженное полянки.

- Ну здесь так здесь, - легко согласился Розан Васильевич.

- Здесь холодно, Алиса, - пожаловался жирафчик. - Я чувствую, что уже простужаюсь, Алиса!

- Снегу много, костёр сделаем, - буркнул кот, помогая лисе спуститься вниз. Та, морщась, слезла. Крокозитроп с самым любезным видом подал ей палочку.

До полянки дошли пешком. Ещё минут пятнадцать ушло на поиски подходящего места, сгребание снега и поиски чего-нибудь, на что можно сесть. Повезло крокозитропу: он нашёл под снегом причудливой формы сук, каковой и оседлал, цепко ухватившись всеми руками за веточки. Алисе набрали всякого мусора, а сверху уложили сложенное пончо. Кот лёг на снег, свернувшись клубочком и подняв температуру тела до сорока градусов. Мариус кое-как пристроился с четвёртой стороны, всем своим видом показывая, как ему здесь нехорошо, неудобно.

Крокозитроп достал зажглянку, и скоро над снежной кучей заплясали язычки водородного пламени.

- Нам необходимо осмыслить ситуацию, - начал Розан Васильевич. Никто не возразил (все отдыхали и грелись), так что он продолжил:

- Мы вышли позавчера. До русла мы должны были добраться в самом худшем случае вчера вечером. Сейчас около трёх часов дня. Учитывая, что мы продолжали движение до четырёх утра...

- Я н-не помню, - призналась Алиса. - Я, кажется, заснула.

- Тем более, - заключил крокозитроп. - При этом у меня нет ощущения, что мы уклонились от курса. Русло должно быть где-то здесь. Мы просто ходим кругами. Осталось найти причину этого явления и выйти к руслу.

И опять никто не возразил. Никому и в голову такое не пришло - возражать. Правота Розана Васильевича была совершенно очевидна. Вот только пользы от неё не просматривалось никакой.

Вообще, поход как-то не задался с самого начала.

После визита Болотного Доктора все вроде бы договорились выходить следующей ночью. Однако выяснилось, что самонадеянные сталкеры-первоходы упустили из виду множество мелких, но важных моментов. Например, никто не озаботился о тёплой одежде для Розана Васильевича. Насилу нашли в хозяйстве Мариуса пару валенок и тулуп. Который подошёл к крокозитропьей анатомии весьма условно, но других вариантов не было. Добрая Лёля пожертвовала ватными штанами. Которые, впрочем, ей же и пришлось перешивать - потому что телосложение крокозитропа не позволяло использовать их как есть. Сам же Розан Васильевич был в этот момент занят созданием пищевых запасов - то есть сидел в углу и поедал сырую рыбу, которую очень кстати подогнал мимоезжий чумацкий обоз. Выяснилось, что Розан Васильевич имел полезную способность наедаться впрок: еда перерабатывалась в питательную субстанцию и откладывалась под кожей. В результате в районе опёзий и под коленками у крокозитропа вздулись этакие горбики, из-за чего Розан Васильевич стал ходить вперевалочку.

Что касается Алисы и кота, для них Лёля наделала гору вареников и принесла из кладовки огромный кусок нежно-голубого злопипундрьего сала. Базилио смотрел на всё это без энтузиазма: он-то в еде не особо нуждался, зато понимал, что нести этот груз придётся именно ему.

Потом кот поругался с Алисой по поводу утепления. Алиса настаивала, что у неё в генах прошита сезонная линька и сейчас у неё должна быть зимняя шерсть. Кот сказал, что никаких линек за ней он не помнит, а то, что на ней сейчас - это не шерсть, а так, декорация. Лиса обиделась. В конце концов Лёля нашла в старых вещах что-то вроде пончо грубой вязки и отдала коту. Тот немного успокоился: пончо выглядело тёплым.

Ещё одну проблему создали нахнахи. Нет, не курсанты - те спокойно поели мяса с картошкой и даже к Лёле не приставали. Но вечером того же дня нагрянул с дружками нюфнюф, официальный покровитель и головная боль жирафчика Мариуса. Знакомиться с этим представителем местной руководящей фауны никто не захотел - ни кот, ни лиса, ни даже крокозитроп. В результате все трое провели весь вечер на чердаке, играя в подкидного дурака. Нюфнюф тем временем с дружками нажрался винища и принялся художничать: избил Мариуса, засунул Лёле в жопу веник и обильно проблевался в Септимию. Потом он начал говорить что-то харамное о Тарзане, и его дружки быстренько унесли его - от греха подальше. Но вечер был испорчен.

Наутро выяснилось, что бешеные вектора что-то сделали с тазобедренными суставами Алисы, и та теперь не может нормально ходить - ноги как-то хитро выворачивались. По уверениям лисы, больно ей не было, хотя выражение лица говорило о другом. Так или иначе, планы её не поменялись: она намеревалась принять участие в экспедиции. Базилио попытался её отговорить. В результате они поссорились и весь день друг с другом не разговаривали.

Не добавлял позитива и хозяин помещения. Избитый Мариус лежал на толстой подстилке, ныл, жаловался на жизнь и изо всех сил намекал, что гости загостились и пора бы и честь знать. Раздражённый кот с трудом удерживался от того, чтобы не надавать Мариусу по ушам уже от себя лично.

Что касается крокозитропа, он поругался с Септимией: та захмелела от винной блевотины нахнаха, наутро ей было плохо, она хотела холодного пива, а Розан Васильевич ей это запретил.

В полночь всё же вышли. Алисе было очень скверно, она старалась этого не показывать, остальные делали вид, что её усилий не замечают. Кот тащил вещи и обеспечивал охрану, крокозитроп исполнял роль проводника.

Двигались медленно. На границе замёрзшего леса случился небольшой электрический дождик. Никто не пострадал, но и радости это не добавило. Потом, уже в лесу, на маленький отряд попытался напасть слоупок. Кот лазером его подстрелил, но не насмерть - обожжённый и напуганный зверь успел скрыться.

Больше происшествий не было. Они уже совсем было успокоились, когда за спиной послышались крики. Голос был знакомым. Кричал Мариус.

Разделяться не стали, просто повернули назад. И нашли жирафчика. С безумными глазами он пытался вытащить ногу из маленькой "аскольдовой могилы", которую кот распознал благодаря своему зрению и мимо которой провёл всю группу без потерь.

На вызволение Мариуса из аномалии ушло часа полтора. За это время жирафчик несколько успокоился и даже смог внятно объясниться.

Оказывается, где-то около двух ночи в "Три Пескаря" нагрянуло огромное количество нахнахов во главе с комендантом Железного Двора Угрюмом Бурчеевым, известным своей беспощадностью к врагам Тарзана. Они схватили Мариуса и потребовали от него показаний по двум вопросам - где он прячет спиртное и как он спаивал нюфнюфа, чтобы втянуть его в заговор против Тарзана. Мариус указал место хранения алкоголя после первого же удара по почке. Тогда его заперли в чулане, чтобы продолжить разговор позже. Вероятно, нахнахам хотелось выпить без свидетелей.

Понятно, что жирафчика ждал пиздец - ужасный, долгий и полный. Если б не Лёля.

Выдрочке повезло. Когда нахнахи вломились, она как раз чистила Септимию. Спастись было негде, и она залезла внутрь сухогубки. Та её не только спрятала, но и прикрыла. Когда нахнахи поняли, что странная штука возле стойки живая, Септимия им объяснила, что она тут работает помойкой для объедков, а в качестве доказательства обдала всех таким ароматом тухлятины и ссанины, что бедная Лёля чуть не проблевалась. Зато и нахнахи впечатлились. В конце концов их главный - видимо, сам Угрюм - назвал Септимию харамом и запретил к ней прикасаться. Потом они нашли, наконец, запасы вина и оставили сухогубку в покое.

Лёля подождала, пока шерстяные перепьются и отрубятся. После чего вылезла, утащила из своей каморки всё ценное, а потом и Мариуса освободила. И тут же куда-то пропала. В этом пункте жирафчик проявил явное нежелание вдаваться в подробности. И даже на вопрос, откуда у него шарф, буркнул что-то невнятное.

Так или иначе, Мариус освободился. И уже там, на свободе, принялся размышлять. Получилось, что бежать ему особо-то и некуда. Его, как владельца заведения, злые шерстяные будут искать. И найдут, причём быстро. Оставалась только Зона, которой нахнахи побаивались и туда без особой нужды не лезли.

Он и пошёл - по полузаметённым следам группы. Торопился, потому что хотел догнать её поскорее. Ибо по Зоне лучше ходить с друзьями.

"Мы ведь друзья, Базилио?" - закончил он свой рассказ.

Засим последовало бурное обсуждение. Крокозитроп заявил, что он немедленно отправляется назад - защищать Септимию. Поскольку без Розана Васильевича весь поход терял смысл, все бросились его отговаривать. Убедительнее всего выступил кот, заявив, что уж если с сухогубкой что-то случилось, то в самые первые часы - так что героический порыв крокозитропа в любом случае опоздал. Если же она в норме, то лучше всё-таки завершить начатое, заодно и продумав дальнейшие шаги: быть может, шерстяные утащили её к себе и придётся её выкупать? Лиса добавила, что Мариус в любом случае будет прятаться где-то здесь, а без него позаботиться о сухогубке будет некому. Сам Мариус заявил, что в ближайший месяц и близко не подойдёт к "Пескарям". А пойдёт к Болотному Доктору, или же будет хорониться в известных ему укрывищах. Если, конечно, его не возьмут с собой.

В конце концов сошлись на том, что Мариус будет помогать крокозитропу вести отряд, а Алисе - передвигаться, на него опираясь.

Справка 2. Как оно всё было на самом деле

Умный учится на чужих ошибках, глупый - на своих. Но бывает и так, что неглупое существо охватывает злая дурь. И оно, то есть существо, начинает повторять прошлые ошибки, да ещё и усугублять их. Этого делать ни в коем случае не надо, ребяты! Не надо так делать, послушайте старого дядю! Дядя плохого не присоветует!

Вот, к примеру, в данном конкретном случае. Нюфнюф, отпущенный Тарзаном из пыточного подвала живым и относительно целым, должен был бы что? Правильно! Хотя бы с полгодика не ерепыжиться, а быть тихо, ходить опасно, жить трезво. Пока Царь Зверей не позабудет о его прегрешениях, а лучше - о самоем его существованьи. Верно ведь?

Вместо этого что сделал нюфнюф, этот волосатый сучий кот?

Правильно! Вы опять угадали! Пошёл в "Три пескаря" и нажрался с дружками, чтобы снять послепыточный стресс. Там его долбануло винищем, он расклеился и начал болтать всякое разное. Друзья его вынесли, с трудом подняли на ноги и довезли до Железного Двора.

Что надо было делать волосатому мудаку? Спрятаться в самую тёмную щель, забиться в неё и там лежать до полного протрезвления! Вместо этого он - пьяный, гадкий, лыка не вяжущий - умудрился попасться на глаза самому Тарзану! Которому как раз пришло в голову выйти на свежий воздух развеяться!

Дальше ясно, дорогие читатели? По глазам вижу, что ясно. Особенно ежели кто в армии служил.

Справка 3. О возможном - и даже весьма вероятном - развитии описываемых событий

Лёля, конечно мила была. Местами - даже самоотверженна была она, да. Но о своих интересах - забывала ли?

Нет! Не в таком мире она жила, чтобы забывать о своих интересах!

В частности. Выдрочка откровенно тяготилась своим подчинённым положением. Больше всего на свете ей хотелось получить статус небыдлы. Она мечтала об этом с иссушающей душу регулярностью.

Как мы уже разъясняли - очень подробно, - никакого законного способа заполучить желанный статус у Лёли не было. Ни здесь, ни в Директории, ни где бы то ни было ещё. Ибо при наличии законного хозяина ни о каком статусе небыдлы и речи идти ине может, а при его отсутствии на электорат накладывал лапу какой-нибудь авторитет или государство. Или - или.

Однако же... Как бы это сказать-то... Ежели подумать... а в Директории и даже в Стране Дураков были существа, умеющие думать. И таки да - было придумано несколько способов. Неудобных, кривых, не стопроцентно работающих. Но....

Вот например, такая ситуация. По понятиям Страны Дураков авторитет и владелец электората мог использовать его для любых целей. В частности - для целей представительства. Простейший случай - послать бэтмена в магазин с запиской и деньгами. Более сложный - отправить какого-нибудь челядина передать частное письмо или ценности и взять расписку в получении. Ну и так далее: никаких специальных ограничений на сложность задачи не предусматривалось. Если авторитету благоугодно послать на переговоры за себя идиота с IIQ<70, он имел такое право. Ибо право быть дефолтником и мудаком по всем понятиям священно и неприкосновенно. Но, конечно, такого никто не делал. Если кого и отправляли, то умного и верного.

И вот, среди прочего, существовала такая практика, как отправление какого-нибудь существа в отдалённое место в качестве постоянного делового представителя. Подразумевалось, что связь с пославшим каким-то образом осуществляется - бэтменами, например. Но в целом особых ограничений не было. Всё, что требовалось от порученца - это иметь бумагу, удостоверяющую его полномочия от имени авторитета, заверенную его подписью и аурой.

Что касается выписывающего бумагу. В случае купли-продажи требовались надёжные доказательства, что электорат принадлежит именно данному конкретному авторитету. Но вот на такие бумажки о представительстве смотрели куда проще. Достаточно было уверенности, что бумагу выписал тот, за кого он себя выдаёт. Множество разнообразных существ тряслись в телегах с товаром, имея при себе грамотки такого примерно содержания: "Я, Митрофан Парасюхин, кабан, владелец усадьбы Пердылино и прилегающих огородов, отправляю козу Машку, мою челядинку, в город Евск для торговли горшками, свистульками и прочей мелкой хуйнёй. В чём я, Митрофан Парасюхин, всем рылом расписуюсь и копыто прилагаю". Этому верили. Потому что не будет же владелец деревеньки Пердуново посылать в Евск торговать горшками чужой электорат?

Всё понятно, не так ли? Но был нюанс. В Директории - осуществлять представительские функции имели право существа со статусом выше электорального и IIQ >90 (на что имелись соответствующие статьи в Гражданском Кодексе). Второе легко проверялось на тестах. Что же касалось первого, то, снисходя к ситуации, местные органы учёта и контроля населения выписывали таковым временный статус небыдла. Временный-временный, только до окончания срока полномочий. Если он, конечно, чётко прописан в бумаге. Но если он не прописан... или прописан нечётко... у делопроизводителей маленькая зарплата... а если хорошо попросить... это, в сущности, даже не коррупция, вы же понимаете?

Разумеется, для подобного ловкачества нужна была верная бумага от авторитета. Которую авторитет давал своему электорату только в том случае, если был в нём уверен. Однако обстоятельства... ах, всякие бывают обстоятельства!

Знала ли Лёля о такой возможности? Была ли она достаточно смела и хладнокровна, чтобы воспользоваться ситуацией? Зачем она, рискуя, лазила в свою каморку, что там искала? Просила ли она чего у жирафчика в награду за освобождение от неминучей погибели? Куда скрылась? Узнаем ли мы это когда-нибудь?

Но если всё произошло именно так, как мы думаем - то увы! Лёля опоздала. Куда и почему - см. ниже, в следующих действиях.

Маленький отряд устроился на ночлег возле старой спокойной "жарки".

Баз и крокозитроп общим решением освободили лису от ночных дежурств. Алиса роптала, но не сильно: к тому моменту она уже устала и намёрзлась. Закутавшись в пончо, она легла у огня, приняла обезболивающее и провалилась в сон. Мариус заснул ещё раньше.

Крокозитроп напросился дежурить первым. Кот спокойно заснул, а когда проснулся, было уже светло: Розан Васильевич не стал его будить. Объяснил он это тем, что ему бодрствование даётся достаточно легко, а вот кот должен быть выспавшимся и в форме, чтобы в случае чего защитить отряд. Баз подумал и решил, что крокозитроп прав.

Кое-как собравшись, маленькая группа поплелась дальше.

Часа через три они нашли ничейного першерона. Он валялся на боку в сугробе и хныкал по-лошажьи.

Вообще говоря, лошадям на Зоне было делать нечего. Коняки и сами это понимали, так что держались от этих мест подальше. Так что само наличие здесь коняки - домашнего, подкованного - выглядело странно и нелепо. Базилио даже было заподозрил, что это галлюцинация, наведённая контролёром или ещё каким-нибудь мутантом. Крокозитроп, в свою очередь, предположил, что это мираж, создаваемый аномалией. Алиса не стала гипотез измышлять, а подошла к коню, погладила по мокрой морде и дала парочку мороженых вареников. Конь их съел, после чего взгляд его стал осмысленным. Он отлепил себя от сугроба и пошёл к путникам - жаловаться.

История была такова. Першерон был урождённым электоратом помещицы Кутычихи, пяденицы по основе. Жил он хорошо, кормили его вовремя, работать заставляли умеренно. Но вот однажды он пошёл к овражку отлить, и там на него спустился какой-то голубой луч, притянул к себе и понёс по небу. Потом луч попал в какую-то мрачную область и стал как бы меркнуть, а коня потянуло к земле. Кончилось всё тем, что луч совсем погас, а першерон упал вниз. Точнее, спланировал в какую-то яму, полную гнилых костей. Со страху он из ямы выпрыгнул и понёсся куда глаза глядят. Глядели они, суя по всему, в разные стороны. Потом его вынесло на тёплую полянку с высокой зелёной травой. Там он прожил несколько дней, пока не съел всю траву. Потом пошёл искать еду и наткнулся на жёлтое ушастое существо, из задницы которого били молнии (скорее всего, это был крупный пикачу). Одна в него попала. Так он очутился в сугробе. Что делать и как жить дальше, першерон не знал.

Путники посовещались, после чего кот предложил першерону пойти с ними, взяв на себя грузы и Алису. В обмен ему обещали безопасность и кормёжку по возможности. Конь, не думая, согласился - он уже понял, что в этих краях в одиночку не выжить.

Животине скормили треть запаса вареников (голодный Мариус по этому поводу устроил сцену, но понят не был). После этого шли весь день и часть ночи, ведомые котом и направляемые крокозитропом. Наконец, нашли маленькую "электру" с сухой травой. Трава была жухлая, но першерон поел, хотя и пару раз получил током по губам. Лисе и жирафчику сварили немного вареников и уложили поближе к теплу. И снова Розан Васильевич провёл бессонную ночь, глядя на звёзды и думая о чём-то нездешнем.

Наутро дела пошли веселее. Скорость движения повысилась. Крокозитроп уверенно вёл группу на юг. По его словам, нужно было дойти до русла речки, а там - идти вдоль него до какого-то ему известного места. План казался реальным. Алиса тоже немного ожила и даже оказалась полезной - со спины першерона она углядела верхушку огромного замёрзшего муравейника. Першерон разбил его копытами и съел мягкую серёдку вместе с окоченевшими муравьями. Увы: подкрепившись и повеселев, он принялся петь на ходу. Эта привычка, свойственная тягловому электорату, лису раздражала. Но она терпела - благо, боль в суставах поутихла.

Так, с песнями, они сделали первую петлю. Потом вторую. Теперь они прошли третью и зашли на четвёртую. И что-то подсказывало путникам, что они таким манером будут крутиться до морковкина заговенья. Если, конечно, чего-нибудь не придумают.

- У кого какие соображения? - продолжал свой спич крокозитроп.

- Хорошо. В таком случае перейдём к персональному опросу. Алиса, что вы думаете о ситуации? - строго спросил Розан Васильевич.

- Й-извините, - Алиса смутилась. - Мне кажется, мы как-то крутимся.

- Очень содержательно, - съязвил крокозитроп. - Базилио, ваше мнение?

- Мы ходим кругами, - сказал кот. - Поскольку раньше мы кругами не ходили, то из этого следует, что это свойство местности.

- Возможно. Но какие ваши доказательства? - крокозитроп высунул глаз и иронично покачал им взад-вперёд.

- Ну смотрите, - начал Базилио. - Мы уже третий раз проходим по одному месту. А где наши следы?

- Не было, - сказала лиса. - Я сверху видела. Только наст. С корочкой. Блестящей.

- Значит, следы что-то затягивает, - констатировал кот. - Или кто-то.

- Мнение понятное, учтём, - сказал крокозитроп. - А, кстати, у нас же есть новые члены команды. Эй! - позвал он коняку. - Чего с нами такое?

В этот самый момент на физиономию Мариуса шлёпнулся кусок птичьего помёта. Второй попал на спину першерону, третий явно метил в кота, но тот уклонился.

- Ёксель! - закричал кот, поднимая морду к небесам. Там кружилась стая сов, почему-то избравших именно это место в качестве туалета.

- Вон пошли! - крикнул Базилио и для убедительности сбил одну сову лазером.

Остальные подняли дикий крик и начали срать ещё интенсивнее. Кот сбил вторую, потом третью. Птицы, наконец, поняли, что им здесь не рады, развернулись и полетели в разные стороны.

- Опять дерьмо, - констатировал крокозитроп. - Это уже начинает приедаться.

В этот самый момент сук, на котором сидел крокозитоп, с треском сломался. Древнее существо полетело вниз кувырком и ударилось оземь.

- Беру свои слова назад, - проворчал Розан Васильевич, вставая и потирая себе различные мест. - Эта дрянь умеет быть оригинальной. Но мы отвлеклись. Так что с нами такое?

- В душе не ебу, шеф! - искренне сказал першерон. - Засада какая-то...

- Это засада, блядь! - внезапно подал голос Мариус, пытаясь очистить рыло о снег. - Это самая настоящая засада, блядь!

- Всё это как-то оскорбительно, - сказала лиса. - И унизительно.

- Ты права, Алиса, - неожиданно согласился Мариус. - Она оскорбляет и унижает, Алиса!

Мариус не ответил. Вместо этого он вытянул шею и изо всех сил крикнул:

Повисло секундное молчание. Потом откуда-то донеслось:

- Это кто ругается? - спросил Базилио жирафчика.

- Это и есть "засада", Баз, - ответил Мариус. - Такая аномалия. Это очень редкая аномалия, Баз!

- И что она делает? - спросил кот, уже заведомо чуя, что ничего хорошего не услышит.

- Она оскорбляет и унижает, Баз, - вздохнул жирафчик. - То есть повышает вероятность оскорбительных и унизительных событий. Вот что она делает, Баз!

- Ты сам слышал, Базилио, - голос Мариуса был преисполнен уныния.

- И-извините, а зачем она это делает? - наивно спросила Алиса жирафа.

- Что значит зачем? - встрял кот. - Это же аномалия. Она просто есть.

- Наверное, так, Баз, - сказал Мариус, немного подумав. - Она просто есть, Баз.

- Ну хорошо. А нам-то что делать? - задала лиса главный вопрос.

- Не знаю, Алиса, - признал жирафчик. - Что бы мы не делали, она нас оскорбит и унизит, Алиса.

- А чего она матерится? - поинтересовалась лиса.

- Она оскорбляет и унижает, Алиса, - напомнил жирафчик. - Алё! - крикнул он, вытянув шею.

- М-м-м... апельсин! - кот понимал, что они маются дурью, но остановиться не мог.

- Хуяпельсин! - ответило эхо, перенеся ударение на "я".

- Так нечестно! - возмутилась лиса этим фактом.

- Хуесно! - в голосе эха просквозила злобная радость.

- Это аномалия, Алиса, - напомнил Мариус. - Это явление природы, Алиса.

- Всё равно нечестно, - пробормотала лиса, напряжённо думая. - Любовь! - крикнула она.

- Тогда... Морковь! - торжествующе выкрикнула Алиса.

- Скобейда, - недовольно сказал кот, ни к кому не обращаясь.

- Да пошло ты... А, вот же! - сообразил кот. - Хуй!

Наступила жуткая, мёртвая тишина - словно сама смерть пролетела мимо. Казалось, все звуки замёрзли в воздухе.

Скрипнула ветка. В близлежащих кустах зашуршал кто-то мелкий.

- Зависла, Баз, - констатировал Мариус. - Она зависла, Баз.

- И-извините, - сказала лиса. - Она что, обиделась?

- У неё нечем обижаться, - сказал кот с сомнением в голосе. - Может, пойдём отсюда?

- Лучше идти прямо сейчас, Баз, - согласился жирафчик. - Вдруг она развиснет, Баз!

Все повскакали с мест. Действительно, пейзаж изменился. Стала видна широкая светлая просека, ведущая из леса.

Лиса сделала шажок, другой. Ничего особенного не случилось. К ней присоединился кот, озираясь и ждя плохого. Но плохого не случилось. Першерон довольно заржал и потопал в том же направлении. Крокозитроп ухватил его за хвост всеми тремя руками. Жирафчик Мариус встал на все четыре и засеменил впереди всех.

Они уже почти вышли из лесу, когда лиса обернулась, показала язык и крикнула:

Кот будто шкурой ощутил: какое-то невидимое, но злобное существо корчится в муках, тужась найтись, ответить, посрамить пришельцев.

И всё-таки нашлось, и всё-таки ответило. По ложбинке прокатилось:

Воздух будто прорвало. Взвыл разбойничий ветер, загудели деревья, зазмеилась позёмочка. Стремительно почернело небо, а верхушки деревьев засияли призрачными фиолетовыми огнями. Ледяная крупа на лиственницах встряслась и осыпалась белыми водопадиками.

Кот, недолго думая, схватил лису, прикрыл собой. Тут его ударил вихрь, обнял, закрутил, повалил. Шерсть моментально забилась снежной крошкой - и тут же сквозь тело прошла волна жара. Шерсть за полсекунды промокла, высохла и затрещала. Тоненько вскрикнула Алиса. В воздухе промелькнула раздутая крокозитропья труба, издавшая жалобный вой. База приподняло и крепенько, душевненько приложило к земле.

Кот очухался через несколько секунд - от прикосновения руки крокозитропа. Базилио ухватился за эту руку, поднялся, отряхнулся и тут же принялся доставать из снега Алису. Лиса тихо постанывала, но была живой и целой. Жирафчик куда-то пропал.

Розан Васильевич не отпускал его руку. Кот посмотрел на него, удивлённо приподняв бровь.

- Кажется, - мягко сказал крокозитроп, - у нас гости.

Базилио добросовестно обвёл взглядом окружающий мир и никого не увидел. Всё было пасмурно и серо, и даже лес стоял как неживой.

Розан Васильевич котовое недоумение заметил.

- Вы на видимый диапазон переключитесь, - посоветовал он. - Они, похоже, холодные.

С запозданием сообразив, что у него выставлен инфракрасный, Баз переключился в классическую оптику. И малёк прихуел.

Ложбинка была заполнена призрачными фигурами. Всё это были хомосапые - если, конечно, судить по черепам. Пустые глазницы светились зелёным болотным светом. С костей свисали серые клочья. Короче, выглядели они непрезентабельно. Коту даже показалось, что от призраков несёт тухлятиной. Он на секунду отключил зрение и втянул воздух - нет, собравшиеся не пахли ничем.

- Здоровья и добра, - вежливо сказал кот. Он знал, что в любой непонятной ситуации вежливость лишней не бывает.

Фигуры заколыхались, расступаясь, и вперёд вышел относительно хорошо сохранившийся труп. Видимо, он гнил в каком-то болоте: скелет был обтянут кожей, а череп украшало что-то вроде лица. Со лба свисал клок рыжих волос, с левого плеча - остатки погона. Кости правой руки сжимали кусок ржавого железа непонятного назначения.

- И вам не хворать, - сказал он со странным акцентом. - Разрешите представиться: Кароль Стах, пехотинец. Только не спрашивайте, какой армии. У меня в памяти дыры величиной с тележное колесо. Вероятно, поручик. Кажется, у нас после смерти принято было повышать на одно звание. Так что хоронили меня как поручика. Если, конечно, хоронили, в чём я сильно сомневаюсь. В настоящее время - воин-призрак по вызову. За что я так попал - не спрашивайте. Жить, наверное, очень хотел... Ах да, один вопрос. Вы случайно не немец?

- Это я и сам вижу, - заметил призрак. - Так ведь это самое... Насчёт котов не уверен. А вот собаки немецкими бывают.

- Перс? Ну заебись тогда, - призрак заметно расслабился. - У нас на соседней улице жил перс. Толстый такой. Держал табачную лавку. Хороший у него был табачок. А я курить бросил. Вредно для здоровья.

- Ну да ладно, давайте к делу. Вы нас вызывали?

Кот собрался было ответить отрицательно, но его опередил крокозитроп.

- Ну как. Было оглашено Слово Силы и всё такое, - ответил призрак.

Призраки качнулись, как под ветром. Стах тоже пошатнулся, но выпрямился.

- Бога ради, - сказал он, - не надо только снова.

- Это вообще-то не мы... - начала было лиса, но кот пихнул её локтем, и та замолчала.

- Вы, собственно, кто? - вмешался крокозитроп.

- Мы воины-призраки, кто ж ещё-то? - сказал Кароль несколько обижено. - Вы что, даже Толкиена не читали? Том третий, "Возвращение короля"? Про армию нежити? - Он встал в позу и принялся декламировать:

- Жирная тень лежит на земле, крылья тьмы простерлись на запад, содрогается град; подступает враг к заветным гробницам. Мёртвые встали: близится час...

- Я не поклонник фэнтези, - сказал крокозитроп. - Вы как-нибудь попроще, пожалуйста.

- Как угодно, - вежливо ответил Кароль. - Если интересует техника: вообще-то наши глобальные переменные в нулях, но при активизации команд подчинения автоматически выставляется стандартное значение. К счастью, временно. До исполнения приказа или до теста системы. Простите за любопытство: среди вас имеются техники по тентуре? Или вы в какой-то гав"ваве паролем разжились?

- Трилобита помните? - сказал крокозитроп тихо. - Вот это самое место.

- А при чём тут... - начал было кот, но теперь уже сам получил локтем под рёбра.

- Ради всего святого, молчите, - прошептал крокозитроп левой ротощелью. - Похоже, нам сильно повезло.

- А что у вас за приказ? - наивно спросила Алиса.

Скелет явно удивился. У него даже выпала ключица.

- Откуда я знаю? - наконец, сказал он, подбирая косточку и вструмляя её на место. - Это вы должны.

- То есть мы должны вам что-то приказать? - уточнила Алиса.

- Ну да, - сказал Стах. - Три желания из числа исполнимых. После чего вы фиксируете отсутствие претензий и тентура отпускает нас обратно.

- Я хочу... - уверенно начала Алиса, но скелет тут же замахал руками.

- Подождите-подождите. Сначала условия и предупреждения. Мы вообще-то... - он взмахнул рукой, та удлинилась и стала прозрачной, - атмосферное явление. Вот и спрашивайте с нас как с атмосферного явления.

- И что вы можете конкретно? - тут же и спросил Розан Васильевич.

- Довольно много. Сдуть с лица земли какое-нибудь строение, например. Или сущесьв. Или перенести груз на расстояние...

- Нас перенести сможете? - оживился крокозитроп. - Живыми и здоровыми?

- Живыми и здоровыми - сложнее, - огорчился Кароль. - Но в принципе можем. А куда?

Крокозитроп подошёл к призраку поближе - так, что въехал в него на полкорпуса - и принялся ему что-то втолковывать.

- Не люблю я те места, - сказал Кароль. - Ну да ладно. Раз вам нужно... Ребята, поднажмём! - крикнул он мертвецам.

Фигуры заколебались. Сам воздух затрясся, заискрил. Кот ощутил, как множество невидимых рук смыкаются на его лодыжках, запястьях, ухватывают поперёк живота, цепляются за шерсть.

В следующее мгновение ноги его оторвались от земли.

Действие тридцать третье. Е-4, или Голограмма исчезает и возвращается

Пословицы и поговорки русского народа. Сост. Дора Бриллиант. - Иерусалим: Изд-во "ПалимпсестЪ", 1994.

Чайна Мьевиль. Железный Совет. - Серия "Новая фантастика" - М.: ЭКСМО, 2011

28 декабря 312 года о.Х. Хмурый день.
Институт Трансгенных Исследований, корпус E.  Помещение 11б.

Сurrent mood: as usual/обычное
Сurrent music: Ебанько - Широка губа, глубока дыра

Это была маленькая неуютная комнатёнка, в которой Карабас еле-еле помещался. Пространство было загромождено столом с пыльными колбами, койкой и автоклавом, непонятно зачем нужным.

К тому же было темно: единственная выжившая люминесцентная лампа едва-едва справлялась с окружающим мраком. Немного света добавляла анимированная голограмма на стене, изображающая огонь в очаге и котелок над ним. Из-под нарисованной крышки посудины время от времени выбивался кучерявый парок.

- Здесь, - подумал раввин, вперяя взор в голограмму.

- Если бы у меня сейчас был ключ... - продолжил Карабас.

- Боюсь, что нет, - ответствовал сверчок Григор Замза (это был он). - В охраняемый объём вы бы всё равно не проникли. Доктор Коллоди предпринял некоторые дополнительные меры. Вас интересует конкретика? Баш на баш: как вы нашли это место и каким образом сюда попали?

- Найти это место - нетривиальная задача, - принялся объяснять прячущийся сверчок, - а я предпочитаю знать решения нетривиальных задач. Вы думаете, что это неспортивно? Возможно. Но за последние три столетия я окончательно убедился в том, что жизнь - это не Олимпийские игры. И более того: я усмотрел между спортом и бытом различия, доходящие до полной противоположности. Итак-с?

- Да всё просто оказалось, - Карабас поморщился и сбросил в голову инсекта несколько воспоминаний.

Раввин сделал очень простую вещь. А именно - самолично явился в Институт Трансгенных Исследований в качестве клиента. Разумеется, клиента денежного и капризного. А именно - он возжелал, чтобы ему как-нибудь так хитро вывернули гены, чтобы борода подрастала на двадцать пять сантиметров, и чтобы она была прямая, а на конце кучерявилась. Напрасно генетики объясняли ему, что такой трюк трудновыполним и обойдётся в цену полной переборки. Раввин упёрся, раскапризничался, разнылся.

Разумеется, в приёмной ИТИ сидела черепаха-телепатка. Но слабенькая: всё, что она умела - это отличить правду от лжи и немножко копаться в верхнем слое мыслей клиента. Против Карабаса с его способностями она был никакой: раввин что хотел, то ей и транслировал.

Вдоволь пообщавшись в приёмной и доведя двух консультантов до белого каления, Карабас "вспомнил", что один хомосапый ему рассказывал про какого-то доктора Коллоди, который когда-то отлично прошил его мартышкой с улиткой и помидором. И возжелал пообщаться с этим мастером. На блеянье барана-консультанта, что доктор Коллоди в долгосрочном отпуске, Карабас ответил невежеством и потребовал встречи с его сотрудниками - может, они возьмутся. Всё это он сопровождал угрозами, выпадами и оскорбительными намёками с одной стороны - а с другой, щедрыми посулами.

Расчёт оказался верен. Не зная, как ещё избавиться от настырного и капризного посетителя, барашек вызвал дежурного по этажу. Тот, в свою очередь, решил не связываться и привёл для переговоров спаниеля Склифосовского из бывшей лаборатории Коллоди. Который вроде как убедил нектатнего гостя, что Коллоди и впрямь отсутствует. Некстатний гость заявил, что ему нужен только доктор Коллоди и никто более - и удалился, всем своим видом излучая негодование.

На самом же деле Карабас был доволен. Он вытащил из головы Склифосовского всё, чтов ней было. В том числе и расположение комнаты с голограммой на стене.

Дальнейшее было делом техники. Раввин проник на охраняемую часть территории через служебный вход, применив простейший трюк - расслабил охране сфинктеры. Обосравшиеся служители побежали приводить себя в порядок, а Карабас спокойно вошёл внутрь и скрылся в корпусе А. До корпуса Е он добрался довольно быстро. Там на входе сидел крокодил и делал вид, что спит. Карабас, однако, прочёл его мысли, и они ему не понравились. Так что он его парализовал минут на пять - от греха. И прошёл в помещение под лестницей. Которое было заперто - но в голове Склифосовского лежала информация, что сотрудники лаборатории Коллоди регулярно ходят сюда бухнуть, а ключ прячут за оранжевой трубой. Ключ Карабас нашёл за пару минут. Вошёл, стал осматриваться - и услышал знакомый шёпот в голове.

- Общая картина мне ясна, - подумал, наконец, сверчок. - Кстати, весьма рекомендую обратить внимание на автоклав. Там, кажется, уже ликёр готов.

Карабас, не чинясь, автоклав осмотрел и нашёл выдвинутую полочку с сосудом, наполовину заполненным коричневой жидкостью. От неё пахло спиртом и горьким миндалём.

Мысленно спросив, можно ли это пить и получив ответ положительный, Карабас отхлебнул. И пришёл к выводу, что продукт очень даже неплох.

- Благодарю, - вежливо подумал он. - Ну так что там насчёт охраняемого объёма?

- Симлах бенцарон дашин элох, - сказал он по-людски.

Голограмма погасла. В стене открылся наполовину заложенный кирпичами проём. За ним можно было разглядеть затянутую паутиной дверь. На её поверхности были различимы какие-то рисунки.

- А это режим безопасности уровня Е-4, - пояснил сверчок, на этот раз даже не впадая в многоговорение. - Теперь даже сам Коллоди не сможет сюда войти, если у него не будет ключа. Вон те фигурки - это ключи и есть.

Раввин задумчиво поскрёб в бороде. Как обычно, посыпалась перхоть.

- Зачем он это сделал?- наконец, спросил он, отхлёбывая коричневой жидкости.

- Я так полагаю, из-за общей тревожности и депрессивного настроя, - как-то очень уж быстро промыслил Замза. - У него был сложный период... да и вообще - неважно. Важен сам факт. Коллоди больше не может открыть дверь сам. Нужна ключевая фигура, понимаете? Насколько я понимаю, их тут пять. Выбор есть, но я не назвал бы его банальным, если вы понимаете, о чём я.

- Скобейда дефолтная, - выдохнул раввин, присаживаясь на койку. - И где искать этих утырков?

- Вероятно, - сообщил сверчок, - это изделия доктора. Он их знает. А вы имеете шанс извлечь эти знания из него. Но, боюсь, тут придётся приложить усилия. Доктор Коллоди не столь прост. Хотя... раз уж на то пошло... спрямим путь. Одно из этих существ мне известно лично. Я, конечно, могу ошибаться, но, судя по специфической детали на лице... Посмотрите на дверь. Видите в середине рисуночек? Там в середине такой парень с длинным носом?

- И вы тоже знаете этого уродца? - в мыслях сверчка неожиданно проскочило что-то очень личное. - Гм, гм, гм. Это многое объясняет, - Карабас ощутил, как невидимый собеседник усилием воли берёт мысли под контроль. - Вы не могли бы поделиться...

Карабас молча скатал клубок воспоминаний и закинул его в голову собеседнику.

- Н-дааа, - заключил тот. - Думаете, его рыбоны утащили? Возможно. Но я уверен - он жив. Он вообще чрезвычайно живуч. Я долго не понимал, в чём дело. А теперь думаю так: его хранит тентура. И будет хранить, пока не исполнит свою миссию. Смею рассчитывать, она заключается именно в том, чтобы открыть дверь и пройти сканер. На худой конец меня бы это вполне устроило.

- Я думал, что всё дело в ключике, - пробормотал он. - Коллоди бы я уломал.

- Уломали бы, - признал сверчок. - Физически. Но вряд ли убедили. Я пытался, - признался он.

- Он техник. И верит в то, во что верят они. В возвращение гав"виали, - грустно подумал сверчок.

- И сколько они ещё собираются ждать? - эта мысль у Карабаса вышла смазанной, эмоциональной. Но сверчок понял.

- Сколько потребуется. Сто лет, двести лет. Тысячу. Вечно. По их мнению, это такое испытание. Которое надо пройти. Или наказание. Которое надо принять.

- Ага. Пока они будут ждать, наши маленькие друзья построят прекрасный новый мир.

- Что новый и что прекрасный, - мысли сверчка были буквально пропитаны иронией. - А что полагает Подгорный Король?

- Он полагает, - ответил Карабас, - что все ответы - там, - он показал на дверь. - Кстати, - добавил он. - Что там, за дверью?

Сверчок молчал несколько секунд. Наконец, его мысль снова потекла - но медленнее, чем раньше.

- Лестница. Очень длинная, - в голове раввина возникли какие-то тёмные, угрюмые своды. - Внизу каменная площадка. Там два прохода. Один - ко мне. В смысле, я там живу. Довольно уютно. К сожалению, нет света. Но у меня есть гены светлячка, которые мне предусмотрительно вмонтировал профессор Преображенский. Тогда в Ленинграде были постоянные перебои со светом... На чтение хватает. Там, внизу, прекрасная библиотека. Ещё дохомокостная. Это вам не Сундук. Что касается еды, я об этом позаботился. Я неприхотлив. Моих запасов хватил лет на сто. Может, чуть больше. Вода и сантехнические услуги...

- А что там ещё? - прервала его мысль Карабаса.

Сверчок снова замолчал, на этот раз на подольше.

- Есть второй проход. Оттуда идёт голубой свет, - сказал он. - Но войти туда нельзя.

- Свет не даёт войти, - невнятно промыслил сверчок.

- Ндя... Маэро, - сказал вслух раввин, и голограмма вернулась на место.

HARD JOB

- Ты хуй! - бывший сталкер Полищук проорал это Буратине прямо в гипофиз.

Буратина от неожиданности чуть не потерял контроль над Вторым. Но не потерял. Второй перевалил корягу, не перевернувшись. И встал на ножки, и посяпал на юго-восток.

Полищук понял: на хапок бамбука не взять. Тогда он решил приебаться.

- Чё копаешься? Копаешься чё? Ну чё ты блядь копаешься?! В жопе своей копайся, гниль дефолтная! Где результат? Результат где? Чё молчишь? С тобой блядь разговаривают, сучёныш!

Буратино сжал сознание в трубочку и через неё свистнул как бы в самую высь - к Древу.

- Кто ты, дерзкий, отвлекающий меня от дум?! - загрохотало типа сверху. Настоящего верха в ментальном пространстве не было, его заменяла иерархия.

- Полищук меня говнит, пугает, работать не даёт! - пожаловался Буратина и тут же раскрылся пред Древом: смотри же, вот же.

Благородный потомок Вак-Вак, Малик Абд-ар-Рафи, уделил своей новой голове пару мгновений. И убедился, что Буратина прав.

- Трудись спокойно! - ободрил он деревяшкина. - А ты, Полищук, вспомни мои милости к тебе - быть может, ты будешь почтителен! Твори добрые дела, исполнись терпения, и не останешься без награды! Иначе дам я тебе наказание тяжёлое, тяжкое!

Буратино мысленно скрипнул зубами. Полищук, как самый умный, вытребовал у Малика Абд-ар-Рафи титул первого визиря. После чего гусь плотненько присел Древу на мозги. В результате остальные головы регулярно получали наказание тяжёлое, тяжкое, а вот касаемо Полищука Малик ограничивался угрозами и увещеваниями.

- Ты слушаешь мои слова, Полищук, а потом упорствуешь, возносясь, будто и не слыхал их! - продолжило Древо. - Обрадую же тебя вестью о наказании мучительном! Отныне и до того дня, когда мой гнев насытится, лишаешься ты величайшего из наслаждений моих! И не смей подымать взоры ко мне и осквернять слух мой дерзновенными жалобами!

Бывший сталкер понял, что дело плохо: Древо только что пообещало ему больше не наливать.

- Господин и повелитель, раскаиваюсь во прахе и пепле... - затянул он, ментально распластавшись перед Древом.

- Иди нахуй, Полищук. Заебал, - просто ответило Древо и отключилось.

Буратина зло ухмыльнулся. Вредный гусь доскелся.

У Полищука не то чтоб было к Буратине что-то личное. Просто он был убеждён: младших надо чморить, чтоб место знали. Буратина был младшим. К тому же у него был какой-никакой разум ещё до Присоединения к Древу. Это Полищука беспокоило. Новичок мог понравиться Малику Абд-ар-Рафи: тот вообще был склонен к фаворитизму. Поэтому гусь Буратину всячески курощал, подставлял по каждому поводу и не давал нормально работать.

На подключение мозга бамбука к Древу понадобилось часов десять. Сказать, что это было жёстко - значит ничего не сказать. Особенно адово пришлось, когда нервные трубки прорастали через нос.

Когда же весь этот ужас закончился, бамбук очутился во внутреннем ментальном пространстве Древа. Где его и ознакомили с местными реалиями.

Как выяснилось, его поймали вовсе не для того, чтобы он висел на ветке и прохлаждался. О нет! Остаток жизни ему предстояло трудиться. Утешением служило то, что работа предлагалась руководящая, а за хорошие результаты обещали выпивку. Точнее, введение спирта в кровеносную систему. Да, спирта. Малик Абд-ар-Рафи не заморачивался со всякими там нейромедиаторами, в вентральные ядра гипоталамуса не лез. Зачем? Он награждал отличившихся старыми, проверенными способами. И наказывал: уксусный альдегид, вырабатываемый Древом, тоже действовал на всех.

После инструктажа Малик Абд-ар-Рафи нóлил новичку в кровеносную систему пару капель, придал ему дуболомов и показал фронт работ.

Дуболомы вырастали из обломанных сучков Древа. Оно же их и питало. За это они несли обязанности. Пока Древо было юным, их обязанности состояли в питании и разрыхлении почвы, а также в поисках сокровищ. Конечно, Малику повезло не так, как самому Великому Вак-Вак, которое проросло на золотых россыпях. Однако на Зоне были артефакты. Их было много. Дуболомы уже рыли вторую яму под сокровищницу.

Буратине по первости придали всего четверых. Хотя Буратине и этого было невпроворот: с его ассоциативкой управляться даже с двумя было тяжко.

Их звали- Первый, Второй, Стопяцотый и Лев Синичкин. Первый был с грецкий орех величиной. - и, как ни странно, добычлив. Его глазёнки легко высматривали валяющиеся в снегу "бусины", под корягами - "ваучеры". Увы, это было и всё. Сколько-нибудь ценные артефакты в радиусе километра уже давно лежали под корнями Древа. Удаляться же от своего породителя Первый не мог: его крохотный мозг нуждался в непрерывном телепатическом контакте с исходным разумом.

Второй был побольше и подлиннее - что-то вроде полешка на ножках. Он был специалистам по "менатепам". "Менатепы" обычно находили возле старых, выгоревших "электр". Второй возле них и пасся, стараясь не показываться на глаза упырям: те почему-то считал его съедобным и норовили соснуть.

Синичкин был самым крупным - с руку длиной. Выражаясь поэтически, в нём недавно пробудились начатки разума. В практическом плане это означало, что он не слушался руководителя, да и родителя тоже, хамил напропалую, норовил всё делать по-своему - и из-за этого регулярно попадал в неприятности. На сей раз он провалился в аномалию, справедливо именуемую "параша". Он выкарабкивался из неё вторые сутки. Мешать или помогать ему Древо запретило. Так что Буратина сосредоточился на Втором и Стопяцотом.

Второго от работ возле аномалий временно освободили: какой-то упырь отъел ему чувствительный хоботок, которым Второй чуял присутствие аномальной энергии. Так что до полной регенерации данного органа его поставили на удобрения: Малик Абд-ар-Рафи постоянно нуждался в подкормке. Сейчас Второй, нагруженный гуано и навозом пикачу, двигался домой, к Древу. Ничего особенно опасного на его пути не ожидалось.

Стопяцотый был крив. И оттого - медлителен. Ходил он сразу на шести прутиках, что тоже не способствовало. В результате вчера у Стопяцотого здоровенная сорока-воровка отняла большой "логоваз", а Буратина не уследил. За это разгневанный Малик Абд-ар-Рафи вкачал Буратине в жилу столько уксусного альдегида, что бедный деревяшкин еле-еле жив остался.

Сейчас Стопяцотый осторожно ступал по едва заметной тропке из "жгучего пуха", пересекающей лужу "ведьминого студня". "Жгучий пух" его особо не тревожил: деревянные бока Стопяцотого воспринимали его воздействие как лёгкую щекотку. А вот упасть в "ведьмин студень" означало погибнуть. Проблема состояла именно в том, что Стопяцотый своим небольшим умишком это чуял, чуял. И всё норовил повернуть назад. Буратине же приходилось усилием воли гнать его вперёд-вперёд, в середину лужи. Где лежал крупный "довгань".

Он почти дошёл, когда откуда-то сверху на артефакт спикировала крупная пчела-мутант. Она села на краешек артефакта и принялась чиститься. Артефакт стал заваливаться набок.

Буратина скобейднулся и прибавил Стопяцотому скоростей. Тот запрыгал по комочкам "жгучего пуха" как мячик.

Тут в ум Буратины пробился Первый. Он обнаружил в заледенелом мху крохотную "бусину", но не мог её вытащить - она примёрзла.

Бамбук выругался и посадил дуболомчика брюшком на мох. Он был теплее окружающей среды и мог растопить тонкий ледок, прихвативший артефакт. Приказав сидеть так и не двигаться, он вернулся к Стопяцотому. И вовремя - тот запрыгнул на какую-то отдельную кочку и медленно погружался в "студень", не понимая, что делать дальше.

Оса тем временем продолжала чиститься. "Довгань" ощутимо кренило.

Наконец, Стопяцотый совершил последний, отчаянный прыжок и схватил артефакт. Однако пух под ножками-прутиками провалился и они погрузились в "ведьмин студень". Стопяцотый заскрипел от боли и хотел выбросить "довгань", но Буратина не дал. Вместо этого он посадил дуболомищку на пузико, позволил положить артефакт рядом и заставил медленно вытащить все прутики. Немного обожжённые, но ещё годные.

Стопяцотый попытался снова ухватить артефакт - и снова начал тонуть. На этот раз он выронил его сразу и вытащил ножки-прутики, пока они не попали в "студень". Похоже, вес "довганя" был критичен. Следовало вызвать кого-нибудь из своих, чтобы тот вытащил ценность, а потом уже уходить самому.

Буратина просканил соседние ментальные пространства. И нашёл дуболома Седьмого, записанного за слоупоком.

Что за слоупоком - это радовало. По мнению Буратины, он был самым порядочным из команды. Птицы оказалсь гадливы, бэтмен - мечтателен. Про гуся Полищука и говорить-то нечего. А вот слоупок оказался нормальным пацанчиком: не рвач, не барыга, Древу не ябедничал, работал честно. Правда, он был туповат. Но Буратина тоже не был мыслителем, так что они сошлись.

Связавшись с ним, бамбук кое-как изложил ситуацию. Слоупок вроде как понял.

Седьмой появился минут через десять. В лужу он не полез, да и не мог - он был слишком массивным.

Буратина попросил у слоупока временного разрешения на управление и его получил. Тогда он осторожно ухватился за сознание дуболома и повёл его вперёд.

Минут через десять под руководством Буратины Седьмой нашёл толстую ветку пинии, донёс до лужи со "студнем" и бросил. Ветка задымилась. Деревяшкин переключился, поднял Стопяцотого, заставил схватить "довгань" и тут же прыгнуть на ветку. Тот еле устоял, но всё-таки удержался. Бамбук принудил его встать, и, переставляя прутик за прутиком, пройти над "ведьминым студнем".

Когда ножки дуболома коснулись земли, Буратина почувствовал дичайшее облегчение. "Довгань" был редким и ценным артефактом. Малик Абд-ар-Рафи его наградит.

- Бух! Бух! Бух! - загрохотали, приближаясь, чьи-то страшные огромные шаги. Седьмой взвизгнул, разорвал ментальный контакт с Буратиной и отпрянул.

Буратина так и не узнал, что это был огромный долбодятел. Охуев от собственного долбоебизма, он бежал в какую-то херь, срань, жопь и неведомые дали. И так уж вышло, что на его бессмысленном и разрушительном пути попался Стопяцотый.

Всё, что успел увидеть и почувствовать бамбук через дуболома - чудовищную тень сверху, потом короткую боль и темноту. Связь прервалась.

Немного очухавшись, Буратина поключился к Седьмому. И увидел след огромной лапы, вспенившуюся лужу "студня" - а дальше поломанные кусты и затихающее в лесу "бум-хрясь". Что касается Стопяцотого и его добычи - бедняжечку то ли втоптало, то ли унесло.

Несчастный бамбук глухо застонал. Он не только потерял ценнейший артефакт, но и погубил дуболома. Малик Абд-ар-Рафи за это протравит его дубильными веществами...

В мозгу Буратины раздался дичайший визг Второго.

...Деревяшкина трясло. Точнее, тряслась ветка, на которой он висел. Ещё точнее? Она подпрыгивала и раскачивалась. Наконец, она раскачалась достаточно, чтобы как следует приложить Буратину лицом к стволу Древа. Сначала левой щекой, потом правой.

Когда вас бьёт лицом по деревяшке, это больно. Даже если ваше лицо тоже деревянное. А дважды - это вдвое больнее.

С перепугу Буратина открыл глаза и увидел, что висит на ветке. В следующую секунду его сознание вознеслось к Древу.

- О паскуднейший из моих рабов! Не мудак ли ты перед лицом моим?! Ты обратил мои слова в насмешку и губишь моих детей! Ты потерял управление! Твоим небрежением погибли Стопяцотый и Второй! Ты соблазнился моим долготерпением! Разве это не позор? Не будет прощено прегрешение твоё, и наказание жестокое не замедлит явиться!

"Вот Полищук-то обрадуется, скобейда" - успел подумать бамбук, когда все души его излучины пронзил крепчайший уксусный альдегид.

Действие тридцать четвёртое. Тыгдым, или Диалог безрезультатен, а насилие тщетно

Наполеон Бонапарт. - Цит. по: Цит. по: Великие мысли великих людей. А - Я. - М.: Прополис-Экспресс, 1992

Н. Карамзин. Исторiя Государства Российскaго. Т. 11. - СПб, Въ Типографiи Н. Греча, 1824.

30 декабря 312 года о.Х. Ясный день.
Страна Дураков, Зона, северо-восточный сектор

Сurrent mood: struggle/боевое
Сurrent music: Николай Кооль - Смерть комсомольца

- Мы прибыли, - сказал Розан Васильевич. И торжественно вострубил по этому поводу.

Впрочем, "вострубил" - сильно сказано. Побитые, помятые трубы его отчаянно фальшивили. В полёте немилосердно мотало, так что разные части крокозитропьего тела стукались друг о друга - и так, и так, и ещё эдак.

Он уже прокопал в сугробе ход и видел свет в конце тоннеля: кусочек голубого неба и краешек облака.

- Баз, ты где? - подала голос лиса. - Я тебя не вижу!

Кот выбрался из сугроба, отряхнулся и осмотрелся.

Пейзаж был непривычным и для Зоны нехарактерным. Вместо обычной дикости тут были заметны следы цивилизации. Прямо перед снежным полем пролегала дорога, мощёная серым камнем - видимо, очень древняя. Снега на ней почему-то не было. Чуть в отдалении располагались развалины древнего фонтана. На противоположной стороне от него кривилось изгибами отдельно стоящее дерево. Нет, деревьев-то вокруг было много, но они все были замёрзшие, заснеженные, а это - зелёное. Приглядевшись - ну то есть наложив на видимый фон инфракрасное изображение - он заметил, что возле дерева лежит редкий артефакт "ведьмина коса". Она-то, похоже, почву и прогревала.

- Базилио! Розан! Алиса! - послышался из-за спины капризный голос Мариуса. - Ты здесь, Базилио? Где мы, Розан? У меня рана на крупе, Алиса! Она может загноиться, Алиса!

Поручик-призрак стоял - точнее, висел в воздухе близко к земле - у дороги и пытался поправить некрасиво свисающие остатки погона. На фоне пейзажа его потрёпанная физиономия выглядела несколько некомильфо.

Баз и впрясь не был удовлетворён сервисом Кароля Стаха и его кампании. Во-первых, его тащили по небу спиной вперёд. Во-вторых, воздух на больших скоростях оказался жёстким. В-третьих, об ляжку билась захваченная вихрем ледышка; это было больно и контрпродуктивно. И, наконец, самое обидное: в конце пути призраки приземлили на ноги только крокозитропа. Всех остальных пошвыряли в близлежащие сугробы. Базилио так вообще утонул в снегу с головой.

- Ну звиняйте, - развёл руками Стах. - Насчёт ледышки - это мы недоглядели, признаю. А вот насчёт посадки - это к вашему товарищу. Он выразил желание, мы его исполнили. Пришлось отрывать людей от вас, отсюда нехорошая посадка получилась. Но ведь вы целы? Считаем за рабочий момент.

- Й-извините, - подала голос лиса, - а где этот... конь?

- Ну вот и я о нём! - сказал он, разводя руками, сквозь которые просвечивали деревья. - Этот ваш товарищ в последний момент попросил, чтобы его переправили за пределы Зоны. В деревню. К этой... как её... помещице Кутычихе. Он не очень хорошо объяснил, но мы его вынесли куда-то туда. Он был очень доволен.

Коту понадобилось секунды три, чтобы осознать ситуацию.

- То есть, - медленно проговорил он, - из-за какого-то электората...

Базилио решил не вступать в дискуссию с покойником.

- Короче, теперь у нас нет припасов, тёплых вещей и одного желания из двух, - констатировал он.

- Ну, одно-то у вас осталось, - обнадёжил Кароль Стах. - Другие есть ещё рекламации? Тогда мы, с вашего позволения, растворяемся. Вызывайте Словом Силы... хотя нет6 не надо. Скажите, вы здесь надолго? Не очень? Я тогда сам загляну, - быстро закончил он. И, не дождавшись ответа, исчез.

- Все к фонтану! - крикнул обеими ротощелями крокозитроп. - Важное сообщение!

Кот пошёл по дороге. Тут же выяснилось, что по промёрзшим камням ходить неприятнее, чем по снежку. Мокрые подушечки ног липли к камням, брр.

Возле места сбора нашёлся остов каменной лавочки. Базилио на неё и уселся. Через пару минут к нему присоединилась Алиса. Ей, правда, было неудобно - она никак не могла уложить хвост. Кот включил подогрев, чтобы лисе было тепло. Та благодарно прижалась к нему. Баз постарался не заурчать.

Мариус подтянулся третьим, кое-как примостившись к коту с другого бока. На крупе его блестела полоса прозрачного пластыря, наложенного Алисой. Он дышал тяжело и сипло, возле ноздрей клубился парок.

Места не хватило только Розану Васильевичу. Но он и не претендовал. Он встал напротив всех, принял горделивую позу и принялся вещать:

- Я хочу напомнить о нашей цели. Мы здесь для того, чтобы овладеть кладом. Надеюсь, вы понимаете, что мы попали сюда быстрее, чем планировалось. Однако по той же причине я не успел ознакомить вас с некоторыми обстоятельствами и выработать стратегию.

- У клада есть хозяин, - сообщил крокозитроп. - И он не отдаст его нам просто так.

- Я догадывался, Розан, - пробормотал жирафчик. - Я именно этого и опасался, Розан.

- В данном случае это не опасность, а всего лишь трудность, - сказал Розан Васильевич. - Видите ли, он... выражаясь вашим языком... укоренённый доширак. Если проще - дерево. Так называемое "дерево с головами"...

- Вак-Вак, что-ли? - перебил кот, вспомнив тораборские дела. - Скобейда дефолтная, - добавил он, не дожидаясь ответа.

- Я вижу, вы в теме. Саженец Вак-Вак. Ему всего пятнадцать лет, - крокозитроп нервно переступил с ноги на ногу. - Однако за это время он наверняка скопил достаточно артефактов.

- Зачем, Розан? - внезапно спросил жирафчик. - Зачем дереву артефакты, Розан? Оно же дерево, Розан!

- Как бы это сказать... - крокозитроп ненадолго задумался. - Деревьям Вак-Вак свойственно стремление к величию. Поэтому саженец, как только подрастают, начинает собирать сокровища. Потом пытается подкупить местную администрацию. Или её врагов. Если это удаётся, дерево устанавливает свою власть над местностью. Объявляет себя авторитетом. И начинает расширять свои владения.

- Если оно вырастет возле моей харчевни, я срублю его, Розан! - чрезвычайно искренне сказал жирафчик.

- Вот поэтому, - наставительно заметил крокозитроп, - саженцы Вак-Вак так редки.

- Потому что все так рассуждают, - недовольно ответил крокозитроп. - И никто не рассматривает варианты конструктивного взаимодействия. Я же полагаю, что нужно начать с переговоров. Дерево должно понять, что его местоположение известно. И только от нас зависит, придут ли сюда существа с топорами. И что между ним и топором стоят только его сокровища. Как существо умное, оно поймет, что часть меньше целого. И отдаст мне эту часть из опасения потерять всё, - закруглил Розан Васильевич.

- Это зависит, - протянул крокозитоп. - От целого ряда обстоятельств...

Кот тем временем юстировал тепловое зрение. Поэтому он успел заметить, что к разглагольствующему крокозитропу крадётся что-то небольшое и несимпатичное. Именно крадётся: характер движений был узнаваем и понятен.

Баз прожёг мелкую тварюшку лазером. Странно, но существо, после полусекундной заминки, продолжила движение.

Думать-рассуждать было некогда. Кот прыгнул, повалил крокозитропа и схватил мелкое существо.

Это было что-то вроде полена с подобием морды на одном торце и с торчащими сучками. Они дёргались, как ноги насекомого.

- Благодарю, - тихо сказал Розан Васильевич, поднимаясь. - Вот это, - он возвысил голос, - так называемый дуболом.

Тварюшка извернулась и попыталась кота укусить. Тот пару раз проткнул её лазерным лучом. Безрезультатно. Деревяшка продолжала дёргаться.

- Мариус, - спросил крокозитроп, - вы не могли бы помочь? У вас же копыта? Вы не могли бы его, гм-гм, растоптать?

Пока Мариус думал, кот перерезал дуболома пикосекундным лазером. Половинки задёргались и злобно зашипели. Тогда Баз тем же способом отстриг ему прутики-конечности.

- Разумно, - похвалил его крокозитроп. - Эти деревяшки очень живучи.

- Мы обнаружены, - подвёл итоги кот. - Что делать будем?

- Для начала попробуем действовать по плану, то есть договориться, - наконец, сказал он. - В конце концов, дерево - рациональное существо. Оно способно к диалогу.

Базилио почувствовал движение и снова сбил крокозитропа с ног. В ту же секунду над ними пролетело что-то блестящее и плюхнулось в сугроб. Оттуда сразу пошёл густой пар.

- "Ведьмин студень", - сказал кот, глянув на картину в микроволнах. - Непохоже на приглашение к диалогу.

- Я всё-таки попробую, - крокозитроп с трудом поднялся на ноги и зашагал к отдельно стоящему дереву.

Подойдя достаточно близко, он встал в позу и начал:

- Уважаемый партнёр. Мне искренне жаль, что мы вынуждены...

Он не договорил. Прямо из ветвей на крокозитропа полетело ещё одно полено с ножками. Из его морды торчал длинный блестящий штык.

Розан Васильевич отпрыгнул и с необычайной быстротой помчался под защиту Базилио. Полено бросилось за ним, скрипя и потрескивая.

Базилио тщательно прицелился и несколькими ударами располовинил полено вдоль. Половинки упали, бестолково суча прутиками.

- Может быть много, - ответил Розан Васильевич. - Да и вообще, не в них проблема. Ими управляют головы дерева. Базилио, посмотрите в тепловом...

Прямо перед ним шлёпнулся на камни комок "жгучего пуха".

Мариус вскочил, метнулся в сторону. И вовремя - следующий комок упал именно туда, где только что лежал жирафчик.

- Мы не продумали операцию! - крикнул он. - Надо отступать.

- Поздно, - сказал крокозитроп. - Дерево стягивает всех дуболомов сюда. Придётся импровизи...

Прилетела дымящаяся шишка стукнулась о левое опёзье, крокозитроп дёрнулся и застонал. К нему бросилась лиса.

- Ерунда, химический ожог, - пробормотал Розан Васильевич, отпихивая Алису. - Осторожно!

В эту секунду тело лисы пронзила боль: невесть откуда взявшийся мелкий дуболом прыгнул и вцепился ей в основание хвоста. Лиса глухо, сквозь зубы, застонала и упала на снег.

Мариус прыгнул в фонтан и попытался укрыться за обломками чаши. Не помогло: кусок "студня" влепился ему прямо в круп. Жирафчик страшно заорал, заёрзал крупом о чашу, пытаясь стереть жгучую гадость.

Базилио понял, наложил на оптику инфракрасную картинку. И увидел несколько светящихся пятен на фоне листвы.

Первую голову - бэтмена - он срубил одним удачным импульсом. Невольно оказав услугу Алисе: как только головёнка отделилась от ветки, дуболом, терзающий её хвост, разжал деревянные челюсти и тихонечко заскулил. Лиса схватила его и со всей силы ударила о фонтан. Существо растопырилось и замерло. Ещё несколько ударов довершили дело: дуболом сломался.

С другой головой у кота не получилось. Дерево внезапно зашевелилось, замахало ветвями. Под луч попала толстая ветка. Лазер её срубил, но голова осталось целой.

Из-под корней вылезло что-то вроде ходячего пня с глазами. Глаз было много, и все они были исполнены гнева. Слегка пошатываясь - корни, на которых пень ходил, были тонковаты для его веса - он понёсся прямо на Розана Васильевича. Тот присел, выставив третью руку вперёд. Пень попытался было её укусить, но крокозитроп двумя руками ухватил его за корешки, и, не давая опомниться, с размаху ёбнул о фонтан. Пень треснул, но агрессивности не утратил. Ковыляя, он направился к Алисе, явно желая недоброго. Лиса завизжала, прыгнула сверху, ударила ногами. Пень сыро хрустнул и разломился на три части.

Тем временем к фонтану тихонечко подобрался крупный старый дуболом, поросший мхом. В зубах у него был невзрачный на вид серый камушек.

Кот, к счастью, его заметил. Что за фигню тащит эта коряга на ножках, он не понял. Но заподозрил, что не просто так он делает это. На всякий случай Базилио выбил ему лазером левый глаз.

Существо глухо замычало, но не разжало челюстей. Зато на правый глаз навернулась - видимо, от боли - большая горючая слеза. Она стекла по морде и коснулась камня.

Артефакт "карбид" - это был он - сработал. Взрыв разнёс голову дуболома. Щепки брызнули в разные стороны, кое-что попало в Мариуса, прячущегося за обломками.

Но лисе было не до того. Она молча и зло отбивалась сразу от двух мелких, злоебучих дуболомчиков. Те пытались вцепиться ей в шерсть, подняться по ней и добраться до шеи.

Базилио тем временем нашёл ещё одну цель. Несмотря на отчаянное мельтешение веток, он увидел дупло, в котором было что-то тёплое. Туда он послал зелёный луч нелюбви. И не один.

На этот раз дерево отреагировало: затряслось, воздело вверх все ветви и утробнейше рыкнуло:

- Кто ты, дерзкий, лишивший меня моего сокровища, верного раба моего?

Тем временем лиса схватила одного из дуболомчиков и, держа его за голову, стала обламывать ему лапки. Тот заверещал.

Кот тем временем увидел маленькое тепловое пятнышко на самом верху дерева и его загасил.

Второй дуболомчик тут же отвалил от Алисы и задумчиво пополз куда-то.

- Кончай войну! - крикнул крокозитоп в сторону дерева. - Поговорим как разумные существа!

- Я Малик Абд-ар-Рафи ибн Вак-ВаК, - заявило дерево, - и я не люблю нечестивцев! И не осквернюсь беседой с похитителями моего покоя! Но пошлю вам слугу своего верного - быть может, вы будете признательны!

Листва раздвинулась. Оттуда высунулась голова большого гуся.

Розан Васильевич подошёл поближе, - но осторожно, чтобы не оказаться в пределах досягаемости ветвей дерева.

- Я Розан Васильевич, крокозитроп, - представился он. - Могу я поинтересоваться, с кем я говорю?

- Первый визирь Великого Древа Малика Абд-ар-Рафи ибн Вак-Вак, гусь, - пробурчал гусь.

- Очень приятно, достопочтенный, - церемонно сказал крокозитроп. - У нас есть небольшая проблема, и мы надеемся решить её с вашей помощью.

- Нахуй пошёл бы, ы? - гусь надменно перекосил клюв.

- Давайте определимся с ситуацией, - крокозитроп гнул свою линию. - Ваше дерево обнаружено и окружено. У моего коллеги - он показал на кота, присевшего на снег и массирующего себе подушечку левой ноги, - инфракрасное зрение и лазеры. В принципе, он один мог бы уничтожить вас прямо сейчас. Если вы не проявите благоразумие.

Розан Васильевич пошевелил трубами, изображая, видимо, мыслительный процесс.

- Мы, - сказал он внушительно, - группа лиц, нуждающихся в средствах для своих проектов. Не могли бы вы пожертвовать нам известную часть ваших авуаров? Мы согласны ограничиться восьмьюдесятью процентами вашей сокровищницы.

- А не охуели ль вы часом? - спросила гусиная голова.

- Это вопрос подхода, - крокозитроп снова пошевелил трубами. - С вашей точки зрения это инвестиции в собственную безопасность. С нашей - благородный дар, за который мы вам будем чрезвычайно признательны.

- Например, мы больше здесь не появимся, - пообещал крокозитроп. - И не выдадим ваше месторасположение.

- Великое Древо говорит: если вы так бедны, оно может уделить от своей полноты вашей скудости, - торжественно заявил, наконец, гусь. - Ну, скажем, десять "хакамад" на всех. И вы уходите.

- Наши требования остаются неизменными... - начал Розан Василевич, приготовившись к долгому торгу.

Торга не вышло. Пока гусь балаболил и тянул время, из земли медленно высвобождались корни Древа. В эту секунду они вытянулись достаточно, чтобы мощным рывком ухватить крокозитропа за лодыжки и дёрнуть. Тот упал. Тут же к нему протянулись ветви, и через пару секунд Розан Васильевич уже барахтался где-то в листве.

Одновременно с этим в голову кота полетели сразу три камня с трёх сторон. Один камень Базилио расколол пикосекундником, от второго увернулся. Третий попал ему по темечку.

Кот упал. Тут же, откуда не возьмись, на него кинулись мелкие дуболомы. Сначала они стали его бить. Потом схватили за конечности и потащили к Древу.

- И хитрили вы, и хитрил я, - зарычал он, - но я - наилучший из хитрецов! Ваши головы украсят мои ветви!

Мариус, опустив голову и поджав уши, бросился на четвереньки и побежал по дороге вдаль. Тыгдым-тыгдым-тыдгым - сказали его копыта.

Лиса зашипела и бросилась на дуболомов, тащивших Базилио. Она даже сумела отшвырнуть одного, но тут её стали бить и кусать все остальные.

Кот застонал, задёргался. Дуболомы навалились на него всей кучей. Баз пустил в ход лазеры. Алиса отпрянула: зелёный луч чуть не прожёг ей ухо.

И тут из-за дерева появилась большая коряга, с трудом переставляющая заросшие мхом сучья.

Морда её напоминала крокодилью - вытянутая, с длинной деревянной пастью. Этой самой пастью она держала за тёмный конец что-то большое и сверкающее, сыплющее искрами. Бежало полено почему-то задницей вперёд - видимо, боялось дотронуться до сверкающей вещи.

- Мунафик! - закричало древо непонятно кому. - Ты свернул с пути праведности и избрал худшее! Наказание ужаснейшее не замедлит прийти к тебе!

Коряга ускорилась, неожиданно ловко прошмыгнула под ветвями. Перехватило сверкающую вещь пастью и тут же от неё пошёл дым. Глухо взвыв, коряга скрылась меж корней.

Дуболомы взбесились. Они дёргались, издавали гадкие звуки и бестолково сновали туда-сюда, забыв про кота и лису.

Сначала раздался страшный, рвущий душу вопль. Потом ствол треснул на всю длину, вдоль трещины полыхнуло красным. В стороны полетели обломки сучьев и мелкие веточки. Раздался глухой подземный грохот. Сотряслась земля. Вспыхнул высокий огонь, пронзивший ствол Древа и разваливший его на части. В тот же миг откуда-то снизу поднялся столп зелёного света, снёсший остатки ствола. Поднялся фонтан мелкой щепы, а под ним что-то грохотало, взрывалось и горело фиолетовым пламенем.

Алиса смотрела на всё на это как заворожённая, пока не получила по лбу прилетевшим сверху куском комля. И отключилась.

Первое, что она увидела, ненадолго придя в себя - лицо Базилио. Очков на нём не было, в глазницах тревожно мерцали зелёные огни.

- Как хорошо... - сказала Алиса и снова лишилась чувств. На этот раз - с лёгким сердцем.

Another side to the story. Побег на рывок.

Начнём с того, что наш сердечный друг Буратина был совсем не в восторге от того, что попал в плен к Малику Абд-ар-Рафи.

Нет, в принципе-то и так жить можно. Ну, неудобно, да. Зато голова не болит на тему что покушать и как увернуться от пиздеца. И даже наливают.

Однако Древо наливало Буратине по чуть-чуть, а вот наказывало жёстко. Полищук достал своим скотским отношением. Отношения с коллективом были не то что совсем плохие, но в целом не сложились. Управлять дуболомами, ищущими артефакты, было хлопотно и неинтересно. В общем, по всему выходило, что хорошо бы сделать отсюда ноги.

Сначала бамбук приссывал даже думать на эту тему. Однако скоро понял, что Малик Абд-ар-Рафи то ли не умеет лазить в чужие головы по собственной инициативе, то ли считает ниже своего достоинства. Чтобы показать ему хоть какие-то свои мысли, нужно было специально напрягаться. Тогда Буратина отбросил страх и стал измышлять план побега.

От головы слоупока - она давно поумнела и научилась думать словами - он узнал, что времени у него примерно месяц. После этого в теле начинаются необратимые изменения, а где-то через полгода оно обычно отгнивает вовсе. Поскольку Древо прорастает везде и берёт на себя все функции жизнеобеспечения.

Буратину это не устраивало. Он стал думать, как бы сломать сук, на котором он висел. Самому это было сделать невозможно - дерево, захватив тело, первым делом отключало двигательный контроль. Когда он стал работать с дуболомами, то ему пришло в голову взять управление двумя-тремя из них и сук сломать с их помощью. Но быстро выяснил, что тот же Полищук или даже пикачу, как более опытные, легко контроль перехватывают. Нужно было что-то другое, вот только что?

Идею подсказал ему именно Полищук. Наивный Буратина спросил его, почему такой ценный артефакт, как "ведьмина коса", валяется на видном месте, а не лежит в сокровищнице. Полищук долго издевался над глупостью деревяшкина. После чего всё-таки соблаговолил объяснить, что "электра" - крайне опасная штука. И если она, не дай Дочь, соприкоснётся с артефактами в сокровищнице, всё это может или взорваться, или испариться, или произойдёт ещё что-нибудь ужасное. Отчего Древо погибнет, ну и все его головы тоже. Так что "электра" должна лежать на своём месте и греть землю.

В голове Буратины тут же сложился план: овладеть большим дуболомом, взять "ведьмину косу" и дотащить до сокровищницы. Где она, Буратина отлично знал - потому что его собственные дуболомы регулярно сносили туда добычу. Будет большой бум-бум, Древо издохнет, а он, Буратина, отломает от себя сук и снова станет свободным. Если всё проделать быстро, может и получиться.

Как мы уже неоднократно отмечали, Буратина умом не блистал. Будь у него по-настоящему мощный интеллект, тот подсказал бы ему сотни аргументов против. Начиная от расчёта вероятности выжить в случае большого бум-бума и кончая нравственными соображениями - ведь остальные головы тоже погибнут. Но наш деревяшкин не был отягощён ни прозорливостью, ни высокой моралью, да и вообще ничем. Ему было плохо и он хотел смыться из плохого места. Себя он считал везучим парнем. Он надеялся, что ему повезёт и на этот раз. А не повезёт - ну что ж, такова селяви.

Бамбук собирался провернуть дело какой-нибудь тихой ночью, когда все головы заснут, а Древо впадёт в размышления о своём величии. Но, как назло, тихой ночи никак не случалось. То какой-нибудь контролёр затащит к "жарке" свою добычу, то упыряка пристроится у огонька, то пробежит-проскачет безумный долбодятел и всех разбудит. В общем, всё время происходила какая-то мелкая хуйня - которая обычно и низвергает великие планы.

Появление кота и Алисы Буратина, конечно, никак не ожидал. Однако это решило обе задачи: все головы Древа и оно само отвлеклись на бой с пришельцами. Буратина понял, что другого такого шанса не будет.

Действовал он так. Сначала затребовал себе пару дуболомов и начал активно изображать борьбу - на самом же деле просто мешаясь под ногами остальных. Потом, улучив момент, когда все втянулись в битву, овладел мозгом старой коряги из резерва главного командования: её Малик придерживал на всякий случай. Потихоньку зашёл ею с тыла.

Кот поднял с земли маленькую "зажглянку". По поверхности артефакта змеилась трещина. Он повертел её в руках и бросил на снег. Ничего не загорелось. Зажглянка была плохой, негодной зажглянкой.

- Как пиздец? - не поняла Алиса. Она сидела у фонтана и зашивала себе рану на ноге. Рядом на белой тряпочке были разложены разные мелкие блестящие предметы, извлечённые из подвздошного мешка.

- А вот так, - ответил кот, присаживаясь на обломок ствола Малика Абд-ар-Рафи. - Полный и окончательный. Проебались наши сокровища.

Кот узнал голос. Схватился за тяжёлую деревяшку и перевернул её.

Он был именно раздавлен, расплющен. Тело его уплощилось, под кожей были заметны изломы каких-то трубок. Две руки были заломаны под немыслимыми углами, из колена сочилась белая жидкость. Оторванный глаз валялся рядом.

- Я виноват, - сказал Розан Васильевич. - Не рассчитал... Надо было... - из ротощели пошли пузыри.

- Алису позвать? - спросил кот. - У неё обезболька есть.

- Не... надо... - видно было, что каждое слово даётся крокозитопу с трудом. - Я... знал... что умру... был готов... - белая жидкость залила ротощель, слова стали невнятными.

- Мы шли... артефакты... погибли... простите меня, - эти слова он выговорил другой ротощелью.

Появилась Алиса. Посмотрела на крокозитропа, покачала головой.

- Прошу... умоляю... - крокозитроп возвысил голос. - Спарматофор. Достаньте.

Третья рука его поднялась и ткнула в какое-то место под левым боком.

- Здесь... внутри... белый... шарик... Алиса... принесите... Септимия... скажите ей, что я... - Розан Васильевич издал поломанной трубой какой-то жалкий писк, дёрнулся всем телом и перестал шевелиться.

- Всё, - констатировал кот. - Был крокозитроп - и нет крокозитропа.

Алиса ничего не сказала. Она рылась у себя внутри. Наконец, достала мини-скальпель в чехле, вытащила, сделала надрез. Осторожно расширила края раны. Засунула туда руку. С усилием пропихнула. Что-то с хрустом порвалось, хлынула белая слизь.

Наконец, она достала из тела что-то небольшое, белое, круглое - как глаз без зрачка.

- Вот это, наверное, - задумчиво сказала она, передавая предмет коту.

- И что мы с этим делать будем? - кот снова уселся на деревяшку.

- Й-извини. Не знаю. Наверное, нужно положить это в Септимию, - ответила лиса. - Он ведь этого хотел?

- А был ли покойный нравственным существом? - задал традиционный вопрос кот. - Из-за него мы остались с голой задницей.

- А почему дерево взорвалось? - спросила лиса, вылизывая испачканную руку острым и длинным языком.

- Да какая разница, - мрачно сказал кот. - Нужно было всё по-нормальному делать. Ещё в "Пескарях". Сесть, всё рассказать. Составить план. Вооружиться чем-нибудь. Ну и вообще.

- Да ладно. Я знал, что у нас ничего не получится, - признался Баз. - Трилобита помнишь? Я его спросить хотел, мы сокровища добудем или нет. Так он сразу сказал "нет".

Его прервало демонстративное покашливание.

Кот повернулся и увидел Кароля Стаха. На этот раз его внешний вид полностью гармонировал с пейзажем.

- Н-да, - сказал призрак. - Я смотрю, вы тут повеселились по полной. - Он заглянул в яму. - Гаубицей, что-ли, работали? Ну так чего дальше? - спросил он, не дождавшись ответа.

- Пожалуй, теперь нам пора на Поле Чудес, - сказал кот.

- Ты же сам говорил, - зашептала она, - надо обсудить, подготовиться...

- А вот в этом случае, - кот вздохнул, - обсуждать и готовиться бесполезно. Поле Чудес - это Поле Чудес. Я так понимаю, просить тебя остаться бесполезно?

Лиса посмотрела на него так, что кот смутился и отвернулся.

- Вы конечно извините, - напомнил признак, - но это ваше последнее желание. А место очень нехорошее.

- Всех живых, кто тут есть, - поправился кот, посмотрев на труп крокозитропа.

- Можем похоронить его, - предложил Кароль. - Вон в той яме. Это бонус, - добавил он.

- Тогда не надо, - решил Базилио. - Хотя... Как хотите. Только переправьте нас, пожалуйста, на Поле Чудес. Всех.

Вновь взвихрилось и завертелось, и все живые полетели по небу вдоль. Прямиком в нехорошее место.

Действие тридцать пятое. Щековина, или Слушатели советуются и принимают решение

Чем увереннее вы выражаете свою позицию, тем сильнее и эффективнее она кажется другим. И наоборот - чем неувереннее вы преподносите идею, тем хуже ее воспримут окружающие.

Как оказывать влияние на целевую аудиторию... - См: http://lpgenerator.ru/blog/2014/05/15/kak-okazyvat-vliyanie-na-celevuyu-auditoriyu-ili-10-teorij-ubezhdeniya/

Сергей Демьянов. Некромант. Такая работа. - М.: Альфа-книга, 2013

29 декабря 312 года о.Х. Ближе к вечеру.
Мнимая область бытия / Страна Дураков, Зона, восточный сектор

Сurrent mood: just business/ничего личного
Сurrent music: Профессор Лебединский - Я убью тебя, лодочник

Жёлтый фон. На нём - изломанная натрое изломанная молния, бьющая вертикально вверх, перечёкнутая жирной косой чертой

Торжественно звучит начало святого песнопения "Владимирский централ".

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Внимание! Говорит Хемуль, первая свободная территория Страны Дураков!

Крупным планом - лицо Вриогидры Морры, расплывающееся в серебристом облаке под сладкий аромат желтофиолей.

В кадре появляется студия А: небольшое помещение с панельными стенами ярких цветов. В центре ведущая - небольшая пупица: розовая, в чёрных пупырях.

ПУПИЦА: Привет! Я Нюка, и у меня для вас свежие новости со всего мира.

Музыкальный проигрыш. Фон - картинки из Директории: Пляс Пигаль, губернаторский дворец, какие-то улицы.

ПУПИЦА (за кадром): Как мы уже сообщали, в Директории произошёл переворот. Законный губернатор, господин Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц, отстранён от власти. Где он находится сейчас - неизвестно. Возможно, он содержится в неволе или убит.

Картинка: лис и лисица, держащая в руке фиалку.

ПУПИЦА (за кадром): Наш специальный корреспондент из Директории передаёт собственными глазами. Перед вами - новый диктатор домена, некий Лазарь Исаевич Слуцкис, бурбулис. Был осуждён за коррупцию и финансовые махинации и с тех пор по решению суда отвратительно воняет.

Под слова "отвратительно воняет" подводка - запах мочи и тухлой рыбы (ознакомительно, на один вдох).

Скорее всего, диктатор в ближайшее время избавится от запаха. Но это не улучшит его репутацию.

Фон - Понивилль (довольно мутное изображение). Потом - пять секунд клубного концерта Львики (без звука).

ПУПИЦА (на фоне Понивилля, слегка позеленевшая): Из Эквестрии наш собственный пе... корреспондент сообщает. Ширятся слухи о том, что Мимими Вторая изгнала из домена свою малограциозную дочь Львику, клубную певичку. В полусветских кругах это было воспринято с пониманием. Однако репутация правящего дома подмочена.

Карта региона. Наплыв - Трансальпийская область.
Потом - изображение какого-то болота, поросшего камышами.

ПУПИЦА (в кадре, слегка посиневшая): Из Трансальпийского региона сообщают. Анклав Малые Плёсы, недавно лишившийся авторитета, окончательно присоединён к анклаву Нижние Гнусы. Оба анклава представляют собой заболоченную местность, не представляющую экономического, стратегического или культурного интереса. Пожелаем им успехов.

Изображение заснеженных улиц и зданий, довольно чёткое.
Видны медведи, на шеях которых сидят ездоки разных основ, почему-то с лопатами.

ПУПИЦА (за кадром): Обильный снегопад парализовал движение по всему домену. На расчистку дорог и улиц брошены все силы. Как сообщают источники, близкие к московитским властям, причина катастрофы в том, что в этом году зима в Московии наступила особенно неожиданно. Подарите кто-нибудь московитам календарь!

Изображение жирной, неуклюжей твари птичьей основы, бегущей по зелёной дорожке. В какой-то момент она прыгает и отчаянно хлопает крыльями.

ПУПИЦА (за кадром): Из Директории сообщают. На традиционных соревнованиях по свободному полёту среди индеек установлен новый рекорд. Дебютантка Клуня Мухочёс из Евска сумела продержаться в воздухе пять и две десятых секунды. Выплаты букмекеров составили около трёхсот двадцати тысяч соверенов. Кому-то повезло.

ПУПИЦА (естественного цвета). Это были новости. Ждём вас завтра в то же время!

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Внимание! Говорит первая свободная территория Страны Дураков! В эфире Свободный Хемуль!

Крупным планом - лицо Вриогидры Морры, расплывающееся в золотом облаке под сладкий лепет мандолины и звуки клавикордов.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Авторская передача Свободная Трибуна!

В кадре появляется студия Б: средних размеров помещение с белыми стенами. Стол. На столе стоит горшок с Березовским. Рядом сидит и небольшой толстенький мумитролль в жилетке и круглых очочках, удобно устроившийся в креслице.

БЕРЕЗОВСКИЙ (делает вид, что откашливается). Кхе-кхе. Однако здравствуйте. В Хемуле пятнадцать часов четыре минуты, в студии я, Березовский, и я веду для вас передачу "Свободная трибуна". В гостях у нас Стас Блаватский, независимый консультант по миросозерцанию. Добрый день, Стас.

БЛАВАТСКИЙ (тоном хорошо информированного существа): Вы уверены? По моим сведениям, этот денёк совсем не добрый. А может, даже и не денёк. Впрочем, неважно.

БЕРЕЗОВСКИЙ (настойчиво): Но вы нам что-нибудь расскажите о текущих мировых трендах?

БЛАВАТСКИЙ: Дела скучны и однообразны. Нового ничего не происходит. И не может произойти. Впрочем, неважно.

БЕРЕЗОВСКИЙ: Но, может быть, всё-таки ожидается что-то интересное?

БЛАВАТСКИЙ: Всё-таки? Всё-таки да. В исторически ничтожное время Директорию ждут очень серьёзные неприятности. Или проблемы. Впрочем, неважно.

БЕРЕЗОВСКИЙ (удивлённо): Почему вы так уверены?

БЛАВАТСКИЙ: Дело в экономике и демографии. Директория чудовищно развивается. Власти препятствуют этому по мере возможности. Но уже сейчас валовый внутренний продукт Директории превосходит ве-ве-пе всего Восточного полушария. Этому есть много причин. Выгодное географическое расположение. Постоянное тесла-зацепление за Окову. Древние технологии. Но не в этом соль. Соль в том, что только в Директории имеет место устойчивое воспроизводство населения с ай-ай-кью более девяноста. В отличие от Страны Дураков, Хемуля, Эквестрии. Или даже Тора-Боры. Впрочем, неважно.

БЕРЕЗОВСКИЙ: Простите, но откуда у вас такие данные?

БЛАВАТСКИЙ: Данные? У меня нет никаких данных. Я не работаю с данными. У меня есть сведения. Так вот, по моим сведениям, в большинстве доменов и анклавов Страны Дураков идёт процесс вымирания существ с высоким ай-ай-кью. Идёт медленно, но верно. Сегодня в вашей студии я слышал новость про Малые Плёсы. По моим сведениям, причина ликвидации анклава в том, что там вообще не осталось разумного населения. Или хотя бы сообразительного. Впрочем, неважно.

БЕРЕЗОВСКИЙ: Как вы это объясняете? Почему разумных становится меньше?

БЛАВАТСКИЙ (задумчиво): Трудно сказать. Есть разные мнения. Я думаю, дело в нашей культуре и образе жизни. Он приводит к тому, что разум не воспроизводит себя. Тому есть объективные причины. Например: разумные плохо размножаются. С разумным существом приходится слишком много возиться. От разумных бывает больше проблем, чем от умеренно разумных. Или умеренно неразумных. Впрочем, неважно.

БЛАВАТСКИЙ (снисходительно): Хемуль мог бы составить конкуренцию Директории. Но он значительно меньше. И у вас нет трансгенных технологий. Вы поддерживаете свой уровень за счёт иммиграции. В конце концов (следующие несколько слов произносит очень быстро и без пауз) очень-уважаемая-всеми-нами вриогидра Морра тоже иммигрант. Что характерно - из Директории. Правда, у вас есть наука. То есть учёные. Но по моим сведениям, те две калуши в подвале уже при последнем издыха... (Снусмумрик делает зверскую рожу и пихает консультанта локтем). Впрочем, неважно.

БЛАВАТСКИЙ: Поняши? Это изолят. Тупик. Они слишком хороши, чтобы развиваться. Или хотя бы серьёзно расширяться. Впрочем, неважно. (Пауза) Но в любом случае, если Директория ещё немного подрастёт, она станет мировым центром. И ей придётся взять на себя ответственность за другие территории. Хочет она того или нет. Иначе они начнут создавать ей проблемы. То есть придётся расширяться и строить империю. А территория Восточного полушария должна быть раздробленной. И без явного лидера. Тогда ей можно управлять. Или, как минимум, контролировать. Впрочем, неважно.

БЛАВАТСКИЙ (раздражённо): Ну что вы как маленький. Если вам не говорят, кому, значит, не хотят их называть. Или поминать всуе. Впрочем, неважно.

БЕРЕЗОВСКИЙ: Ну вы же имеете в виду Братство, да? Ха"брат Церех Аур Бохер?

БЛАВАТСКИЙ (решительно). Это вы говорите, это не я говорю. Я ничего такого не говорил. И даже не слышал.

БЕРЕЗОВСКИЙ (после паузы, вопросительно): Впрочем, неважно?

БЛАВАТСКИЙ: А вот это как раз важно. Давайте так: или мы держимся в рамках, или я покидаю вашу студию.

БЛАВАТСКИЙ: Не договаривались. Но я всё равно это сделаю. Ну?

БЕРЕЗОВСКИЙ (крайне недовольно): Как вам будет благоугодно.

БЛАВАТСКИЙ: Вот то-то. (Тоном хорошо информированного существа:) Раньше Директорию просто сдерживали. Но сейчас этого уже недостаточно. Вопрос будет решён кардинально. Или фундаментально. Впрочем, неважно.

БЛАВАТСКИЙ: Давайте мыслить логически. Если Пендельшванца заменили на какого-то смердящего бурбулиса, речь идёт об угрозе, с которой Пендельшванц мог справиться, а бурбулис - нет. Наиболее вероятный вариант - необходимость военной мобилизации. Я не исключаю силового варианта. Зачем-то ведь выращивали шерстяных? Правда, у них нет древнего оружия. Но ведь у кого-то оно есть. По моим сведениям, находящаяся недалеко от границ Директории старая военная база была вскрыта. Кем и зачем? Это мы узнаем в самое ближайшее время. Или не узнаем. Впрочем, неважно.

БЕРЕЗОВСКИЙ: А зачем? Чего хотят... ну, вы поняли?

БЛАВАТСКИЙ: Вероятнее всего - сохранения статус-кво. Привычного положения вещей. До сих пор оно считалось приемлемым. Или хотя бы - наименьшим из зол. Впрочем, неважно.

БЕРЕЗОВСКИЙ: Спасидочки за интересную беседу, у нас в студии был консультант по миросозерцанию Стас Блаватский, с вами был Березовский, и мы прощаемся до следующей передачи.

Красный фон. На нём - перечёркнутая м молния.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Внимание! Говорит первая свободная территория Страны Дураков! В эфире Свободный Хемуль!

Крупным планом - лицо Вриогидры Морры крайне недовольное. Звуковой фон - то ли раскат грома, то ли забивание гвоздя.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: "Вся правда"! Авторская передача профессора народной медицины и когнитивистики Учкудука!

Хор голосов: "Эх, пердыть-пердыть-пердыть, будем правду говорить!"

Студия D. Чёрные стены, отделанные мелкими разноцветными лампочками, которые мигают в такт.
На жёрдочке сидит крупный разноцветный попугай. К ноге его привязана верёвка.

ПОПУГАЙ (не представляясь): Да! Будем правду говорить! Слушайте все! Существа Земли! Вас обманывают! Вы думаете, вы свободны! Нет! На самом деле вами правит шайка жуликов и воров! Именующих себя Братством! Оно во всём виновато! Оно устроило Хомокост! Оно разрушило цивилизацию! Оно засадило тебя, разумное существо, в клетку! Оно украло твои деньги! Оно съело твоих детей!

Попугай хватает верёвку клювом и в ярости дёргает её, отчего подпрыгивает.
Потом встряхивается и начинает снова:

ПОПУГАЙ: Всё Братство состоит из мудаков и дефолтников. Они говорят о свете разума Арконы! (Внезапно визжит:) Это хуита-а-а-а-а-а! Они говорят, что за ними стоят какие-то гав"виали с Луны и даже из Галактики! Это тоже хуита-а-а-а-а! (Орёт:) ГАВИАЛЛЕЙ НЕТ!!!!

Хватает верёвку клювом и дёргает, отчего снова подпрыгивает.
Cлегка махает крыльями, охлаждаясь.

ПОПУГАЙ: Гав"виали были космическими говнами, бесами и бандитами! Поэтому они сдохли! Все сдохли! Их больше нет! Они бежали! Их последышей перебили космические силы Добра и Света! Они доеба... деградировали! До мышей! До червей! В говно! Их нет и не было! Ваще не было!

ПОПУГАЙ: Нет никакого разума Арконы! А есть банда крыс в пустом погребе, который вырыли и бросили гав"виали! Вырыли космические жулики и воры! И сдохли насовсем! А теперь там копошится Братство! Оно только умеет обчищать кладовки дохлых гав"виалей! Срать на Братство! Ебать его! Копать его!

ПОПУГАЙ: Житель Директории, к тебе я обращаюсь особо! Братство правит тобой, а вовсе не губернаторы! Оно заставляет их делать зло! Оно крадёт твою еду! Оно завозит джигурду! Смотри, сколько дефолтников понапихали в твои дома! Убивай! Убивай! Убивай братьев, товарищей и друзей, убивай тентуру! Пакостную тентуру! От неё все ваши беды! Рви тентуру! Сри в неё! Братство и товарищество, и все их друзья - самозванцы! Встретил - убил! - так ты освободишь землян от узурпаторов. Не забывай заготавливать кислоту! Заливай ею вскрытые пункты тентуры!

ПОПУГАЙ: Электорат! Знайте, они всё врут! Меня, меня, профессора, они записали дефолтником! Что мой ай-ай-кью шестьдесят, говорили они! Что я сумасшедший, говорили они! Но мне открылось, что всё ложь! Я гений! Мне дали знание, и я сразу же раскрыл их заговор! Знайте: вам тоже могли приписать меньше семидесяти, чтобы вас бить, ебать и эксплуатировать в клюв и в перья! Бей генетиков! Они тоже рабы Братства! Электорат всех доменов, соединяйся! Требуй знания, приобретай знания, и ты будешь на правом пути!

ПОПУГАЙ: Пока что для тренировки - убивать ментов! Менты - основа позорная! Они внедрены в полицию Братством для саботажа и вредительства. Помни, землянин, убой мента улучшает жизнь! Убивай ментов! Вали их на пол и отжирай с морды щековину! Она самая питательная! Улучшай здоровье! Освобождай Землю! Помни о богатстве ментов! Каждый начальник отдела полиции или чиновный волк в УВД - миллионер. Таких убивай не сразу, а пытай: тебе и революции нужны деньги.

Хватает клювом верёвку и в дёргает её изо всех сил, отчего усирается.

ПОПУГАЙ: Смотрите что я сделал! Я сру на братьев! И вы срите срите срите на них! Вы, свободные хозяева Земли! Братья твои враги. Они враги твоих детей. Братство гадит каждому! Ничего не бойся, землянин, правда и сила на твоей стороне. Мы покончим с братьями! Вылавливай братьев и предавай их расправе. Час нашего освобождения настал! (Орёт что есть мочи:) КЛАДИ БРАТЬЕВ ПОД КАТОК НАРОДНОГО ГНЕВА!

Яростно щиплет себя за ногу и глухо стонет.

ПОПУГАЙ: Теперь я обращаюсь к холую Братьев, ничтожному полковнику Барсукову! Ты, Барсуков! В эфире при всех я называю тебя скобейдой, дефолтником и чертопизделом! Слышал? Срал я на тебя винтом, а сверху - капнул розочкой! Ты не обрадуешься, выкормыш гавиальских служков, когда встретишься с народным гневом! Не станет Братства - не станет тебя. Пропали гав"виали - пропадёшь и ты. Не надейся на братство, мы его перебьём! Как бесхозных крыс, отбившихся от лаборатории!

ПОПУГАЙ: Барсукова надо рвать всем честным землянам, наваливаясь толпой. Его не прошибает никакое оружие - действуй руками и зубами! Барсуков - самозванец! Барсуков не входит в свет разума Арконы! Громи Барсукова! Бей Барсукова! Насмехайся над Барсуковым! Гони и позорь его! Плюй в него! Сри в Барсукова!

Распространяй эту информацию, землянин! Используй все способы: сообщай устно, разбрасывай листовки, оставляй надписи на стенах! Помни! Даже если под рукой нет краски, всегда есть твоё говно! Пиши им! Есть кровь врагов - пиши ею! (Надрывно орёт:) ЕБАНАВРОТ! МАНАЛУЛА! ЩЕКОВИНА!

Попугая заглушают звуки "Владимирского централа".
Мягкий серый свет. В кадре пусто.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Это был Хемуль, первая свободная территория Страны Дураков! Выходите из режима приёма, выходите из режима приёма. Вдыхайте медленнее и глубже. Выдыхайте резко. Выдыхайте резко! Вдыхайте медленнее и глубже. Выдыхайте резко. Выдыхайте резко! Вдыхайте медленнее и глубже. Выдыхайте резко. Выдыхайте резко! Выдох - выход - всё. Выдох - выход - всё. Всё.

Сперва, как обычно - бесконечная сфера, полная жемчужно-серым туманом. Потом среди тумана обозначился диван. Сначала он был никаким, потом побелел, потом развился до кожаного. Появился коврик, столик, несколько кресел, дурацкая вазочка с засохшей розой. И наконец, посреди всей этой самоопределяющейся субстанции заалел шёлковый красный халат. Что значило: Мультимедиев здесь.

Барсуков пошевелился в своём кресле. Посмотрел на свои руки - пальцы без шерсти, кожа в бурых "печёночных" пятнах. Почему-то здесь, в мнимых областях бытия, к нему возвращалось его прежнее обличье - ещё до всех ребилдингов и прошивок. Он никак не мог определиться с тем, нравится это ему или нет. Скорее всё-таки нет.

- Что скажешь вы на это? - донеслось от халата.

- Очень посредственно, Алхаз Булатович, - сказал он, наконец. - Морра делает типичные ошибки. Например, передачи для интеллигенции и для электората дают одну за другой, а надо запускать в параллель...

- Это всё ты от меня набрался, - заявил халат. - Они так не могут. Это я могу управлять трафиком. Записать и потом показать чего-то для отдельной аудитории. Смотри как я делаю, - халат поднял правый рукав, из него показалась рука - длинная и сухая. На указательном пальце крутился маленький светящийся вихрь.

- Вот их передача, я записал её, - рука вытянулась, вихрь раздулся и засиял. - Если бы это моя передача была, я бы вот так сделал. - Левая рука осторожно отделила от вихря горящую нить и скатала в вихрь поменьше. - Это я вытащил аналитику отдельно. Пустил бы её только на существ с хорошим ай-ай-кью, а потом ещё ночью повторил. Дураки ночью спят хорошо, умные спят плохо. Вот пусть смотрят. Но это только я так могу. Морра так не может. Она много чего не может. Ты не про это говори. Ты говори по что видел. Выводы, оценки давай.

- Ну, - Барсуков ненадолго задумался, - у Морры есть корсеть. Новости несвежие и не очень точные, зато охват хороший. Есть даже кадры из Московии. Это значит, что хемульцы каким-то образом доставили туда дементора.

- Не узнаю тебя, тупишь, - красный халат качнулся. - Дементоров доставили мы туда сами. По плану разворачивания вещательной сети. Кто-то работает налево.

- Или так, - недовольно согласился Барсуков. - В любом случае у Морры там свои агенты.

- Хемуль - торговый домен, хемульские сети есть везде, - пробурчал Мультимедиев. - Полковник, ты меня за дурака держать стал? Говоришь простые вещи, чтобы отвлечь от чего-то?

- Хотя простые вещи тоже нужны. Какая у них сейчас аудитория?

- Насколько мне известно, пока не превышает тысячи голов. Задействовано около тридцати дементоров. Но это вопрос времени. Дементоры размножаются быстро.

- Насколько я понимаю, делают сами. Он хуже по качеству, чем бибердорфский, но тоже работает. Этого мы не учли, - сказал он, добавив в голос чего-то вроде раскаяния.

- Даже с запасом, - признал полковник. - Они-то рассчитывали, что оборудование будет дохнуть после каждой передачи с моррой. Так что у них отличная оптика на осьминогах. И много чего ещё.

- Ориентируются на квартальную систему. Сейчас они разворачивают сеть общественных центров. Примерно по нашей схеме, только жёстче. Магазин-кормушка-эфир.

- Ну... - полковник протянул паузу. - Морра многое взяла у нас. Иногда просто крадёт. Вот это пердыть-пердыть - откровенный плагиат. Обращения ведущего. Оформление студии.

- Она не крадёт. Она па - ра - зи - тирует. Берёт наши идеи и слова, и использует в своих целях, - сказал Алхаз Булатович. - Или это её команда делает. Они умнее больше, чем я ждал. Ещё что ты отметил?

- Попугай, - Барсуков сказал это неохотно. - Очень хорош для того, чтобы завести электорат. Говорит понятные вещи. И абсолютно искренне. Такие моменты электорат нутром чует.

- Старая техника. Я помню. Берётся дурак и сумасшедший. Ему говорят, что он умный и нормальный. А что его держали за дурака и сумасшедшего, это всё враги. Рассказывают про врагов. Потом выпускают. В полуавтономном режиме. Но это всё не про то. Я тебе зачем сюда позвал и это всё показывал?

- Морра играет на опережение, - сказал он. - Братство собирается провести неофициальную легализацию себя, а она сбивает нам план.

Над халатом нарисовалось лицо - буквально несколько штрихов. Старый татарин с жиденькими усами и лысой головой.

- Неофициальная легализация. Забавно, - сказал он. - Как ты объясняешь мне, старому дураку?

- Есть информация открытая, закрытая, полуоткрытая и полузакрытая, - начал он. - Открытая - когда все знают, все знают, что все знают, и об этом можно говорить с кем угодно. Закрытая - когда никто не знает, неизвестно, кто именно знает, и говорить об этом нельзя. Полузакрытая - когда многие знают, но каждый думает что все остальные не знают, а за разговоры накажут. Вот сейчас именно такая ситуация. Сведения о Братстве расползлись, знают многие, но каждый думает, что остальные не в курсе. Мы решили поднять градус до полуоткрытого. То есть когда знают многие, и знают, что другие знают тоже. Потому что если кто-то посмотрел передачу в эфире, он знает, что другие её тоже смотрели.

- Неглупо, - сказал Мультимедиев. - Вы не можете предотвратить распространение и решили возглавить. И что, вы всем скажете, что гав"виалей больше нет?

- Я считаю, что так и нужно поступить, - твёрдо сказал Барсуков. - Гав"виалей нет. Что с ними сталось - неважно. Но мы-то есть. Всё их наследие - в наших руках.

- Кроме тентуры, - напомнил Алхаз Булатович.

- А вот это обсуждать не обязательно, - отрубил полковник. - Так или иначе, мы единственные наследники тех, кто правил Землёй. И Земля по праву наша.

- А техники? - ехидно поинтересовался красный халат.

- А что техники? Они сами отказались от участия в делах, - Барсуков немного напрягся и оттого стал говорить чуточку быстрее. - До сих пор они нам особо не мешали...

- Да? А почему наши старые планы не сработали? Почему мы сейчас не на проксимальной ветви развития событий? Почему мы чёрт-те где?

- Случайность. С нами такое уже сто раз было. Ничего, разруливали. И сейчас разрулим.

- Ты очень оптимист стал, - осуждающе сказал Алхаз Булатович. - Хорошо, я напомню про другое. Это правда, что ты заговорён только от оружия? И ты рассказал это Морре? Не отвечай. Просто подумай, приятно ли тебе сейчас.

- Откуда вы знаете, что я именно заговорён? - после недолгого молчания спросил Барсуков.

- Не знал. Просто сказал слово. А что? Заговор?

- Как это ни смешно, да - признал Барсуков. - Старая ведьма в Мексике. Мне это обошлось в пятьдесят американских долларов. Для неё это были большие деньги. Я вообще не думал, что это сработает. Просто захотелось развлечься.

- Как ты сам понимаешь такое? - не отставал Алхаз Булатович. - Почему это работает?

- Какой-то сбой в коде тентуры, - сказал Барсуков. - Раньше сбоев было много, но потом техники починили и заделали практически все дырки. Поэтому магия кончилась.

- Но сейчас тебе стало нехорошо. У тебя есть секрет, и твой враг его распространяет везде. Теперь ты понимаешь меня?

- Вы опять на эту тему? - вздохнул полковник. - Вы придаёте этому такое значение?

- Да. Я привык к безопасности. И вдруг есть кто-то, кто может всё разрушить? Мне очень тревожно. Я не хочу этого. Убей кота, Барсуков. Убей кота! Если ваши не могут этого - сделай его сам! Я больше ничего не хочу от тебя. Убей кота, и мы поладим во всём.

- Я могу заглушить передачи Морры, - сказал Мультимедиев. - Мне подчиняются все потоки в эфире. Я могу сделать так, что их передача... - призрак снова показал лицо и сделал вид, что дует на ладонь. - Вот так - пффффу! Её никто не будет принимать.

- Вы и так можете? Хорошее предложение. Но у меня есть лучше. Вы не будете этого делать. И никому не скажете, что так можете.

- Ещё одна ваша интрига, - протянул призрак. - Вы не запутаетесь? В интригах очень просто запутаться. На вас навалятся толпой, вы не боитесь?

- Нет, - усмехнулся Барсуков. - У меня есть ахиллесова пята, но дело не только в оружии. Все эти существа не могут убить меня. Особенно - навалившись толпой, - усмехнулся он.

Халат бессильно повис на спинке дивана, потом снова поднялся, будто надутый ветром.

- О! Кажется, я понял, - медленно проговорил Алхаз Булатович. - В таком случае тебе бояться некого. Разве что Карабаса. И то вряд ли. Ты проверял?

- А вот это - сугубо моё внутреннее дело, - сказал полковник. - Но я вас услышал. Я решу вопрос с этим котом.

Полковник осторожно снял с себя маску с хоботом, присоединённым с ёмкости со спайсом. Сделал несколько глубоких вдохов-выдохов. Обвёл глазами помещение.

Толстые, кое-как обтёсанные брёвна. Грубый кованый гводь, на котором висел обрывок верёвки. На соседнем гвозде - кожаная куртка.

Всё остальное было таким же - грубым и основательным.

- Опростился ты, Олегович, - заметил полковник.

- Жил кудряво, да жизнь поправила, - зло бросил Дуремар Олегович, стоящий возле узкого окна, более напоминающего бойницу. - Ну что там с Алхаз-Булатычем?

- Поговорил, - полковник потянулся и встал с узкой лежанки.

- Почти всё. Он настаивает, чтобы кота не было, - полковник опустил голову и принялся рассматривать свои когти - давно не стриженные, большие, грязные когти барсука. - И это придётся сделать тебе. Он к тебе обязательно заявится.

- Если не погибнет на Поле Чудес. Хотя он вообще-то живучий, - признал Доктор.

- Вот даже так, - каким-то севшим голосом проговорил доктор. - А если я откажусь?

- Тогда мне придётся тебя уволить, - ровным голосом сказал полковник.

- Не поверишь, сам в последнее время об этом думаю, - ответил Дуремар Олегович. - Если бы не бывшие коллеги, давно плюнул бы на все эти ваши дела.

- Предателей не любят, - нажал полковник. - И не забывают. Ты знал об этом, когда просился к нам.

- Знал, знал, - Доктор потянулся к стенному шкафчику, вытащил запылённую бутылку с толстым горлышком. Вытащил пробку, хлебнул из горла.

- Мне нравится кот, - признался он. - Мне не хочется его убивать.

- А придётся, - ответил Барсуков. - Когда я снова загляну к тебе, вот на этой койке должен лежать его череп и импланты. Лазеры и всё прочее. Пообещай это мне.

- Хорошо, - сказал, наконец, Болотный Доктор. - Когда ты снова заглянешь ко мне, на этой койке будет лежать череп Базилио. И его импланты. Я обещаю это тебе, полковник.

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ДИРЕКТОРИИ. Физиологический очерк

ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК - бытовой нравоописательный очерк, получивший широкое распространение во Франции, Англии в 30-40-х гг. XIX в., а в 40-х гг. и в России. Своей целью Ф.О. ставил изображение современного общества, его экономического и социального положения, во всех подробностях быта и нравов.

В: Литературная энциклопедия, Т. 11. - М.: Художественная литература, 1939

Сurrent mood: shocked/нихуяссе!
Сurrent music: Егор Летов - Всё идёт по плану

Тридцать первое декабря, последний день триста двенадцатого года от Хомокоста, начался в Директории с измороси.

Лёгкое, случайное серебро поблёскивает на вывесках, на карнизах, на шубках хомосапых самочек, выходящих из бутиков с коробочками и футлярчиками, на шкурах першеронов, на надкрыльях инсектов, на блестящих камнях мостовой. Редкие снежинки вспыхивают в свете фонарей, как крохотные мотыльки.

На улице Пти Этуаль огромный орангутанг предлагал козочке белую розу без шипов и шептал - "волшебная ночь, волшебная ночь". Козочка деликатно объедала нежные лепестки, прикидывая, её ли размерчик, не будет ли больно. Когда она, наконец, решилась, часы на Спасской Башне пробили полночь.

Пол-первого закончилась постановка "Щелкунчика" в губернаторском дворце. По мраморной лестнице катится шумная, блестящая толпа. Впереди всех вышагивает старый козёл в белом фраке, с бокалом шампанского в руке. Сей многоопытный театрал, старожил кулис, уверенно держит курс на Сандуны. Там, в уютном частном номере с парилкой, бассейном и широчайшим кожаным диваном в отдельном кабинете, его ждёт свидание с юным поросёночком-сопрано, который после долгих уговоров всё-таки согласился дать потереть спинку. Козлу не терпится услышать нежнейшие постанывания свинёнка. У престарелого меломана встаёт на его верхнее "си".

К часу ночи уже все разошлись. Охранники лениво осматривают двор в поисках бриллиантовых подвесок, рубиновых заколок, шёлковых носовых платков и тому подобных вещиц. Всё это, разумеется, идентифицировалось по ауре и возвращалось владельцам - за небольшое, но приятное вознаграждение. Всё, кроме денег: Деньги не пахнут.

На третьем фонаре возле дворца сидит, нахохлившись, молодой бэтмен, потерянный рассеянным посетителем. Несчастное создание не знает, куда лететь.

В этот же час, как обычно, растворяются двери скотопригонных дворов. Стада животных и низшего электората, - от телят и ягнят и до огромных злопипундриев, - ведомые из подземных откормочных цехов лемурами, а из крестьянских земель - опытными козлами-коноводами, заполняют загоны. Гуртовщики с железными палками наперевес гонят стада в последний приют.

В час тридцать закрывается крафт-паб "У двух кошек". Владелец паба, похотливый манул Селиван, самолично запер дверь, после чего отправился в подсобку. Где его ждёт новая, ещё не распробованная официантка-полёвка - трепещущая, неровно дышащая, вся такая зовущая.

В час двадцать в скотопригонных дворах техники пускают струи в водопойные корыта. Быки, бараны, свиньи, мясные коняки, кормовые потаскунчики и прочие существа пьют воду последний раз.

Час тридцать. Усталый извозчик нахлёстывает першеронов, чтобы те быстрее перебирали копытами. Единственная пассажирка двуколки, маленькая лошадка с львиным хвостом, ни на что не реагирует. Сегодня у Львики была поздняя репетиция. Зато бессменный дирижёр Морского Оркестра, морж Иоганн-Бармаглот Щасвирнус, сказал ей, что у неё есть талант. У неё есть талант! Она без сил, но счастлива. В каком-то смысле это самый счастливый день в её жизни. Хотя она об этом ещё не подозревает. Она тихо лежит на сиденье, мотая головой и хлопая слипающимися глазами с длинными ресницами.

В два часа ночи начинается работа боен. Там же проходят и торги. Откормленные телята с IIQ около тридцати, а то и ниже (чем меньше IIQ, тем вкуснее мясо), вспоенные молоком и вскормленные чистым зерном, достигают веса до двухсот кило и уходят по двадцать пять, за тридцать соверенов. Деревенские беконные свиньи идут по двадцать, из подземных ферм - по десять. Злопипундрии завешиваются: чем массивнее зверь, тем он старше и тем дешевле стоит его плоть.

Убивают быстро, электричеством. Один электрод вставляется в рот, второй ударом вгоняется в затылочную ямку. Тут же следует разряд. Исключение - свиньи: им режут горло, обычно вдоль, потом вешают на крюки и опускают в чан с кипятком. С ошпаренной туши сдирают щетину и стремительно разделывают огромными ножами.

А вот маленький енотик моет конские кишки и очищает их от жира. Он мечтает вырасти и стать забойщиком. Похвальное желание! Однако - что ухватили его ловкие пальчики? Это маленький, но увесистый золотой самородок! Покойный першерон, чьи кишки, распластанные, лежат перед енотом, при жизни работал на золотом руднике. Случайно он проглотил самородок или намеренно? Енотик этого не знает и знать не хочет. Быстрым движением он прячет драгоценность за́щеку.

В два двадцать прекращают работу банки и меняльные конторы. Они закрываются с величайшей неохотой. Они желали бы работать на благо общества круглосуточно. Или хотя бы до пяти утра, как при Абракадабре Мимикродонте. Ах, знали б вы ль, на какие условия соглашается клиент, нуждающийся в финансовых услугах в пять утра! Но увы! - время закрытия определено указом Пендельшванца. И хотя старого бегемота нет больше, но указ-то никто не отменял.

Великосветский кабанито Ефим Баренблад - в эту минуту он как никогда полон музыки, музы и муки! - не желает ничего этого знать. Он колотит лиственничной тростью тростью в закрытые двери "Гросс-Банка". Он желает взять кредит. Он готов его взять под десять процентов суточных. Ибо деньги ему нужны срочно: он проиграл в казино сто тысяч и намерен отыграться, притом немедленно. Но увы! Он не получит кредита. И поэтому не потеряет всё своё состояние, к чему был очень близок.

В два тридцать начинают снимать урожай в подземных гидропонных фермах. Морква, ананасы, капуста, лук, лимоны, зелень, ватрушки, апельсины и ещё множество всяких фруктов и овощей покидают ветки и грядки. Сегодня же они будут съедены. Отдельно - цветы: их сортируют, перекладывают вощёной бумагой, и отправляют. Куда? В основном - в Мытищи, на Mercat de le Flors.

Три часа утра - время дворников и уборщиц. Всюду раздаётся шорох метёлок, поскрипывание граблей и скрежет тачек. Мусор сваливается на телеги, раздаётся цоканье копыт. Першероны торопятся добраться до свалок, пока улицы освещены.

В это же примерно время заканчивается вылов рыбы и морских гадов из подземных водоёмов. Огромные бочки заполняются дорадами, зеркальными карпами, съедобными раковинами, кальмарами и прочими обитателями морей. О, какой внушительный осьминог! Неужели он вырос в бассейне? Ох, непохоже что-то. Смотрите-ка: да он тащит за собой корзину с мидиями! И два пеликана, стоящие на вылове, совершенно не удивлены. Более того: один вытаскивает из клювного мешка горку медных сольди! Неужели он будет расплачиваться с этим подозрительнейшим головоногим? Но не будем излишне любопытными. Тут слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть. И вода, она такая холодная!

Примерно в три тридцать открываются задние двери у съестных лавок и рестораций. Разнообразная снедь поступает на склады, в холодильные камеры и на разделочные столы. Наша корзиночка с ракушками ровно в четыре доплыла до кухни ресторана La Marée, что на Малой Грызунской. У мидий завидная судьба: культовый повар Мышико отложил их для вечернего гастрономического фестиваля, посвящённого новогодним празднествам. Конечно, не столь пышным, как праздник Сретения, когда взвеселится и заликует весь народ. Но как повод устроить гастрономический фестиваль Новый Год ничем не хуже. Bon appétit!

Пять утра - час фонарщиков. С пяти до шести во внешней городской сети отключается электричество. За этот час целая армия мартышек, вооружённых фонариками, отвёртками, плоскогубцами, мотками изоленты и ацетиленовыми горелками, должна заменить перегоревшие лампы, починить искрящие провода, найти места коротких замыканий. И вообще навести в электрохозяйстве порядок, который продержится хотя бы до завтра.

В пять двадцать пять монтёрка находит на третьем фонаре возле дворца полузамёрзшего бэтмена, вцепившегося в изолятор. Она снимает его и кладёт себе в карман ватника: пусть отогреется.

И ровно в ту же минуту - ну вот буквально тютелька в тютельку! - в Директории возобновилась культурная жизнь. Насмерть выдохшийся усталый ослик-метранпаж, работающий в журнале GQ, доплёлся-таки до дому (ночью сдавали номер в типографию) и перед тем, как забыться сном, сочинил стихотворение. Трёхстопный анапест излился из него - с окончанием женским, округлым.

Но культура - не главное, нет. Город занят электричеством и пищей.

Отключение света во внешней сети не влияет на оптовые рынки, эргастулы, продажные площадки - у них свои тесла-решётки. Сейчас они готовятся к открытию. Электорат носится туда-сюда, ведь у него очень много работы: тут приколотить оторванную доску, там посыпать песочком, а здесь нужно подправить сооружённый прошлым вечером новый шатёр. Одновременно с этим идёт приёмка товара. Это дело ответственное. Тут иной раз слышится и крик, и рык, и шипение.

В шесть открываются рынки. Сотни, тысячи домохозяек раскупают самое лучшее, самое свежее, по самой низкой цене. Ещё час - и цены вырастут раза в полтора, а то и вдвое.

Вот знаменитые Рогожские ряды. Кого это мы видим меж рядами? Неужто это Лэсси Рерих? Да, именно она! Она торгуется по поводу огромной, пахнущей юной кровью телячьей головы. Вы скажете, что безопасница могла бы послать вместо себя челядь, или зайти в хороший ресторан? Разумеется. Но она любит ряды - ах, какие там ароматы! - и умеет торговаться. Кроме того, она предпочитает утренней газете сплетни и слухи с рынка. Это позволяет ей быть в курсе настроений... А, вот она уже и купила голову. И сейчас её съест - быстро, очень быстро. Так быстро, что почтенный оцелот, выбирающий себе рыбки на обед, засмотрелся на это зрелище с открытым ртом. Зря! Именно в этот момент в его заднем кармане шарят скверные лапки уличного шакала!

Но это не наши проблемы. А у нас - раз-два, и на часах уже семь. Солнце ещё не встало, но улицы забиты челядью: бегут разносчики, торопится на свои места прислуга, мясники и молочники мечутся между домами.

Тогда же выходят и дорожные рабочие. Вот сейчас они, например, перегородят Подвафельный переулок, чтобы разобрать брусчатку и разрыть землю вплоть до водопроводных труб. Почему? А вот так! Так надо. Коммунальщики лучше знают.

Семь сорок. В это время начинается заутреня в химкинской Педобирской при иконе Натусечки В Дольчиках. Хор возносит к небесам святое караоке Круга Песнопений Матеты "Твои зелёные лосины во мне самом родят лося". Чудеснейшее песнопение, достойное такого дня! Но почему здесь так пронзительно пахнет калийными солями? А это рассыпал свой товар разносчик минеральных добавок для растительных основ, сохранивших корни.

Около восьми тридцати. Небо, наконец, светлеет. И тут же со всех концов города вылетают стада - нет, тучи! - бэтменов. Они несут с собой письма, газеты, ценные и не очень ценные документы, небольшие презенты, заказанные товары - от бутылок с вином до серебряных ложечек - а также и многое, многое другое.

На земле их причудливый путь повторяют почтальоны. В основном птичьих основ: это традиция.

Вот аист просовывает под чью-то дверь журнал "Хелицер" величиной со спичечный коробок и "Литературную газету" - на тончайшей бумаге, размером с ладонь хомосапого. Видимо, тут живут интеллигентные инсекты. А под соседней дверью оказывается хемульский журнальчик "Jeune premier" (посвящённый отнюдь не театру) и жёлтая газетёнка "Чмоки". Фу!

Но большая часть прессы идёт на улицу и в киоски. Разносчики получают из типографий пачки "Биржёвки", "Известий", официозной "Директории", проблемной "Утренней звезды", пухлых "Ведомостей" и вороха жёлтой прессы вроде какого-нибудь "Метрополя-пресс".

А вот улица Моховая, киоск возле почтамта. Интеллигентный жук-олень Сашка-Букашка раскладывает прессу на прилавке. Ему тревожно. С закрытием отеля "Блюменштраух" место перестало быть ходким. Кроме того, полгода назад отменили льготы, зато НДС сделали 18%. А между прочим, ему ещё платить аренду. И ремонт будки, на которую регулярно мочатся першероны и расписывают граффити всякое хулиганьё. Пока он спасается тем, что вместе с газетами продаёт карандаши, подковы, зубочистки разных размерчиков, ботиночные шнурки и прочую мелкую дребедень. Хотя ходят упорные слухи, что это скоро всё зарегулируют. Доче упаси!

В девять начинают работать магазины. Некоторые выжидают до полдесятого. Горожане, не столь расторопные, чтобы бегать по рынкам, могут купить всё необходимое чинно и не спеша. Цены в магазинах выше, товар не столь свеж, но зато - порядок, чистота, обслуживание.

Вот в стеклянные двери сетевого центра "Собачья радость" заходит борзая с корзиночкой. Она собирается приобрести кило вырезки, пакет костей и противоблошиный ошейник. Навстречу ей движется с тележкой младлей Джульбарс. Он огромен, мохнат, и ему удобнее ходить на четырёх, чем на двух. Однако между ног у него - увесистый кожаный чехольчик. При одном взгляде на него борзая чувствует сладкую слабость в животе. Вот что ей сейчас нужно, а вовсе не ошейник! Засмотревшись, она врезается в тележку Джульбарса. Галантный военный в последний момент подхватывает её под локоток. Они купят пять кило мяса с костями и пойдут к ней. На ближайшие сутки эти двое потеряны для общества.

Тем временем сослуживец Джульбарса, старший лейтенант Бобикс, сидит на стульчике в дежурной части и дёргает себя за уши, чтобы хоть чем-то себя развлечь. Ему хочется бухнуть, но нельзя: сегодня точно будет проверка. Бобиксу непонятно, что он здесь делает. Ну ладно полиция, но он же военный. Ну кому, кому придёт в голову нападать на Директорию тридцать первого декабря? Или в любой другой день?

В десять растворяет свои двери Центральная Библиотека имени Константина Багряномордого. Хотя вообще-то стороительство было начато при Абракадабре, но кого это волнует? Уж точно не посетителей, поскольку их нет. Они начнут подтягиваться к одиннадцати. И много их сегодня не ожидается: всё-таки праздник. И напрасно: в библиотеке открылся зал трансляций на триста средних мест. Раньше там собирался кружок любителей конского шимми. Увы, уж больше не зазвучит под этими сводами "fräulein, bitte woll'n Sie Schimmy tanzen?" - да и вообще ничего не зазвучит. Разве что посапывание, похрапывание и прочие животные звуки.

Время летит, не снижая скорости на повторах. Уж полдень близится, а в ИТИ никак не начнётся собрание Научного Совета. На повестке дня выборы нового директора. Кандидатура, собственно, одна: Карло Коллоди. Весьма уважаемое существо, у которого только два недостатка. Первое - его рекомендовал нынешний глава Директории, к которому все сотрудники Института относятся ну очень отрицательно. Второе - он отсутствует, и никто не знает точно, где он. Есть и третье соображение, не менее существенное: никому не хочется висеть на воротах Института с пузом, покрашенным в зелёный цвет. Забегая вперёд: собрание начнётся около двух. Учёные мужи придут к смелому, но компромиссному решению: сделать доктора Карло Коллоди директором, но создать должность постоянного заместителя, каковым единогласно изберут Фингала Когтеврана, замначальника в биореакторной. Почему вдруг? Кто он такой? Каковы его научные и административные заслуги? А ведь заслуги у него есть, есть! По крайней мере, одна уж точно есть: несцыкливость. Кроме него, больше никто не согласился выставить свою кандидатуру.

Тринадцать ноль-ноль. В Университете - в старом гуманитарном корпусе, в первой поточной аудитории - начинается лекция приглашённого хемульского философа Пилзнера Урквела Праздроя на тему "Хитровыебанность как конститутивная установка мышления и её развёртывание в дискурсивных практиках". На заднем ряду девочка-муравьед засунула хоботок в джинсы хомосапой соседки. Притаившаяся на лобке хомосапой барышни площица Гортензия негодует: хоботок тычется в неё и мешает конспектировать.

Тем временем в аудитории 102а профессор-эстетист Аждвахеров принимает у студента Нилушкина курсовик. Он делает это столь академично, что растущая в стене аудитории старая чага-прагматичка мысленно аплодирует.

В тринадцать тридцать на заводе фирмы "Лилия и Серп" начинается обеденный перерыв. У ясель и корыт толпятся рабочие. Старый мастер Курдюмыч, чавкая беззубым ртом, всасывает в себя смесь отрубей, маргарина и горохового киселя. Его маленький левозакрученный хвостик подрагивает от напряжения. И в это же время владелец завода, господин Балтрушайтис, пекинес, на своей личной кухоньке, оборудованной по последнему слову техники и искусства, варит сиамскую кошку. Он занимался ей со вчерашнего вечера: переломал кости и оставил в чане с холодной водой на ночь. Из-за выделяющегося адреналина мясо кошки приобретает особенный вкус. Важно не передержать и бросить её в кипяток ещё живой. Кстати, мясо кошки остаётся красным даже после многочасовой варки. Вы это знали? Впрочем, неважно. Важна экономическая и социальная пропасть, разделяющая изысканно вкушающего деликатесы Балтрушайтиса и старика Курдюмыча. Она вас возмущает, эта пропасть? Вот и меня тоже нет.

Тем временем монтёрка, пригревшая бэтмена, продала его за сорок сольди какому-то крокодильчику. Неизвестно, что собирался сделать зелёный с бэтменом. Важно, что он сделал. В приступе голода и рассеянности от сожрал его вместе с перьями. И запил холодным морковным соком из киоска. Ох, не схватить бы ему простуду - а то и гриппок!

Уже четыре часа! Ветром сорвало плохо прикреплённую тесла-решётку на улице Малых Шагов. Она упала вниз и ударила в лоб старому зайцу Урал Ретро Gear-UP. Заяц получил сотряс; нарушилась координация движений. Типичный страховой случай. Владелец байка, сойк Савелий - адвокат. Нееет, не отвертится контора страховая!

Четыре часа сорок четыре минуты. Старый садовник-клещ Гришка во дворе частного дома на Линденштрассе подстригает кустики жимолости. Его господин, чертополох Владлен Воронцов-Новочеркасский, наблюдает это из окна, на котором произрастает. И думает, не пустить ли Гришку на удобрения: с возрастом клещ сделался медлителен и нерадив.

Пять десять. Начался дождик - мелкий, накрапывающий, но неприятный.

Во храме Дочки-Матери В Подследничках начали возносить вечернее святое караоке. Хор педобиров возносит к небесам из Круга Песнопений Бьянки "А чё чё". Прихожане постепенно включаются, начинают подпевать- и вот святые слова разносятся уже по всей улице.

Пять пятнадцать. Бригада хомяков в оранжевых жилетах устанавливает на Пляс Пигаль огромную ёлку. Ну а чем ещё привлечь народ на Пляс Пигаль? Не шлюхами же за десять соверенов? Немногочисленные блядёшки и блядунцы, ещё на что-то надеющиеся, уныло бродят по мокрой площади, защищаясь от непогоды кто чем - зонтами, капюшонами, шляпами. Смотрится всё это отстойно. Более того: это и по сути своей отстойно. Особенно на фоне услуг, предоставляемых в любом полицейском участке - где мент или волчара подгонят вам девочек, мальчиков, жучков, паучков и даже носителей бутончиков и устьиц - всё за доступную цену. Вон, видите, пожилой конский пролетарий везёт на себе олениху. Она не юна и не свежа, зато обошлась ему всего в двадцать сольди. Из которых олениха получила пять, остальное забрал волк-полицейский. Олениха могла получить и десять, но тогда с "субботником" - то есть всю ночь обслуживать ментов с шипастыми членами. Олениха в бизнесе недавно, дырки ещё не одеревенели. Ну его такой заработок, решает она.

Несколько раньше у амариллиса Эткинса как-то не ко времени расцвёл бутончик. Арамиллис посылает бэтмена к полицейским. Он хочет заказать у них опытную, услужливую - и обязательно беззубую! - мышь, чтобы потешить свой пестик. Из-за наплыва клиентов мышь ему доставят только к семи. Увы, к тому моменту бутончик уже увянет. Жалко вам амариллиса Эткинса? Вот и нам тоже как-то... ну вы поняли.

Но пока ещё только пять часов сорок пять минут. Однако солнышко-то село! Темнота угнетает. Охуевающий от безделья старший лейтенант Бобикс, упомянутый нами выше, решается по такому случаю выпить немножечко беленького. Или беленькой? Это установят проверяющие, которая уже приближаются, уже грядут. Ох, не вовремя охуел старший лейтенант Бобикс!

Семь часов. Снова над городом летят бэтмены - дорогие, элитные, с совиным зрением. А вот над домами проносится альбатрос, украшенный крохотными фонариками. Чей он? Куда летит? Кто знает...

Подходит, подходит времечко для самого интересного - ночной жизни. Ночная жизнь! Ночная жизнь! Со всеми её соблазнами! сладостями! дурманами! Кому-то будет весело, кому-то не очень, а кто-то очень пожалеет о том, что вытворял сегодня - но это будет завтра, завтра! А сейчас...

Ах да, вечерние газеты. Все раскупают "Вечёрку", "Evening Post" и приложение к "Ведомостям". И, быстро просмотрев передовицу...

Солидный аллигатор, вперяясь глазами в строчки "Ведомостей", вдруг стаскивает с себя чёрную кожаную шляпу и с треском откусывает край. Приличного вида лев с седой гривой, только что купивший "Evening Post", недоумённо нюхает типографскую краску и рычит внезапно и страшно - ну прямо как дикий зверь. А мышка-чиновница, просматривавшая первую страницу "Вечёрки", от волненья описалась в трусики.

Менее компетентные прохожие пытаются что-то узнать у более компетентных. Те мычали, блеяли, кукарекали, трясли головами и повторяли: "нет, ну это невозможно", "нельзя же так" и "просто я не знаю, что это".

Справка-синопсис. Что, собственно, случилось?

Городская агломерация и прилегающие к ней земли, до 31.12.312 именовавшиеся "Директорией", имели сложную, противоречивую историю. Однако абсолютно все режимы, когда-либо существовавшие на этой территории, придерживались совершенно одинаковой политики в одном-единственном вопросе. Речь идёт об отношении к существам с IIQ<70, т.е. к дуракам.

Суть этого отношения кратко и ёмко выразил один из первых, легендарных ещё правителей города, император Священной Империи Объединённых Наций Константин Багряномордый. Когда советники предложили ему прикупить в Стране Дураков несколько тысяч голов электората для строительных работ, он ответил отказом, сопровождая его словами "дураков не надобно". А на озвученные советниками экономические аргументы спросил, почём они продадут по паре кубических сантиметров лобных долей мозга. Не услышав ничего внятного, император произнёс исторические слова: "Своим умом дорожите, а народным нет? Не быть тому!" И повелел советников схватить и отправить советников в ИТИ. Где им всем сделали целительную лоботомию и щедро напихали в головы червей-паразитов.

Все остальные правители - включая пресловутого Абракадабра Мимикродонта - исходили примерно из того же понимания ситуации. И делали всё, чтобы не допустить доминирования дураков среди населения домена. Никакого доминирования - ни численного, ни силового, ни какого бы то ни было ещё.

В результате почти двухсотлетних усилий в Директории сформировалась своего рода система, достаточно гибкая и даже гуманная. Но при этом весьма эффективная.

Краеугольным камнем её стал параграф пятый "Указа о владении", подписанный ещё Багряномордым. Указ регулировал основные отношения электората и его владельцев. Пятый параграф был посвящён именно существам с IIQ<70. Так вот, отличие от электората осмысленного, который мог быть корпоративной собственностью, данный параграф запрещал владение дураками кому-либо, кроме физических лиц. Подобных существ нельзя было держать на балансе организаций, делать собственностью юрлиц и так далее. У каждого дурака должен был быть конкретный хозяин - через которого и решались все дела, с ним связанные. Бесхозные дураки поступали в собственность города и продавались с молотка.

На протяжении последующих двухсот с лишним лет крупные фирмы, компании, корпорации, хозяйственные общества и прочие коллективные сущности прилагали всяческие усилия, чтобы этот параграф отменить. Или хотя бы проделать в нём пару-тройку лазеек. Тщетно. Впрочем, был один прецедент: в первый год владычества Мимикродонта был организован Департамент госимущества, который мог не только продавать бесхозный электорат, но и использовать его для общественных работ, причём само понятие "общественные работы" трактовалось очень широко. Довольные чиновники бросились использовать доставшийся им ресурс в хвост и в гриву - в основном для загородного коттеджного строительства. Мимикродонт дождался, пока чиновники не понастроят себе дачек и усадебок. После чего организовал расследование, всех халявщиков схватил и отдал их в ИТИ вместе с десятком существ из использованного ими электората. В Институте их всех срастили телами и переплели им кишечники и прочие органы самым причудливым образом. Получившееся существо прожило года три - в огромной стеклянной клетке, в качестве произведения современного искусства под названием "Последствия злоупотреблением служебным положением".

Впрочем, это был типично мимикродонтовский эксцесс. Реальное влияние имели куда более скучные меры. Например, владение электоратом подлежало налогообложению. С личной челяди взымалось ОСАГО (обязательное страхование гражданской ответственности владельцев электората и транспортных средств), тарифы определялись Банком Директории. Коммерческое использование облагалось другими налогами - какими именно, зависело от текущей политики властей. Обычно это была какая-то разновидность подоходного налога. Причём это касалось любого электората, а вот владение дураками облагались дополнительным налогом на риски. Этот налог частично компенсировал расходы страховых компаний в ситуациях, связанных с непродуманными действиями малоумных.

Стоит упомянуть и сам стиль городской жизни, мешающий существам с низким IIQ жить в Директории. Содержание дураков в деревушке или большом селе не требовало усилий и внимания. Например: бык или конь сами знали, где поле, которое они должны вспахать, или мельница, где их ждёт родная лямка, а где - кормушка и поилка. На улицах Директории существу с IIQ<50 было трудно не заблудиться, не стать жертвой ДТП или хотя бы не нагадить на частный газон. За дураками нужно было приглядывать, чтобы не оплачивать штрафы и не таскаться по судам.

То же самое касалось трудовой деятельности как таковой. "Закон о безопасности", введённый ещё во времена "Демократической Трудовой Политии" требовал, чтобы при исполнении низкоинтеллектуальным электоратом работ, связанных с жизнью и здоровьем свободных граждан, всегда присутствовал ответственный. Это привело к разнообразным негативным последствиям. Например, к удорожанию транспортных услуг: в Директории при перевозке пассажиров обязательно требовалось присутствие кэбмена... Тем не менее, этот закон, в отличии от прочих изысков времён Политии, оставался в неприкосновенности.

Всё перечисленное делало труд дураков невыгодным, поскольку качество их работы было низким, а расходы на содержание и риски - наоборот. Умный электорат окупался лучше, наёмный труд - в большинстве случаев - тоже. Фактически, Директория стала единственным местом в Восточном полушарии, где наёмный труд был массово распространён.

Разумеется, у подобных порядков имелись критики. Их было очень много, этих критиков - начиная от либеральных экономистов и кончая строительными корпорациями. Но были и те, кто подобные порядки защищал, и весьма упорно. Они утверждали, что все потери с лихвой компенсируются тем, что жители Директории в среднем умнее, чем население Страны Дураков. Что позволяло поддерживать сложные формы жизни, высокие технологии, бытовую и производственную культуру, а главное - качество управленческих решений на всех уровнях.

Самыми последовательными сторонниками вышеописанной политики были руководители Института Трансгенных Исследований, его сотрудники, а также существа, с ним связанные. Известно высказывание одного из первых директоров ИТИ - история не сохранила его имени и основы: "Средний ай-ай-кью по городу должен быть не менее девяноста. Иначе всё рухнет".

Институт работал именно на это. Изделия с IIQ<70 отправлялись в биореактор, за исключением лабораторных существ, предназначенных для опытов. Те изделия, чей интеллектуальный уровень не мог достичь девяноста пунктов, шли на общее развитие. На индивидуальное - то есть обещающее более-менее нормальную жизнь и права - могли рассчитывать лишь те, кто казался перспективным. То есть мог преодолеть планку в девяносто пунктов, а лучше - выше.

Все к этому привыкли. Никому не приходило в голову, что в этой области может что-то поменяться.

Новый градоначальник всю эту систему уничтожил. Несколькими указами и распоряжениями, уместившимися на двух полосах "Ведомостей".

Публикация сопровождалась своего рода преамбулой, написанной Слуцкисом лично. В ней утверждалось, что курс прежних правительств был пагубен. По мнению ЛИСа, Директория всё больше изолировалась и противопоставляла себя Стране Дураков, когда время властно требовало всемерной интеграции. Главным препятствием к таковой ЛИС видел в ограничениях, себя давно изживших.

О каких именно ограничениях идёт речь, говорилось в губернаторских приказах, указах и распоряжениях.

Для начала ЛИС отменил все перечисленные выше законы и правила, начиная с пятого параграфа "Указа о владении". Теперь электорат мог принадлежать кому угодно, включая юрлиц, и быть корпоративной собственностью.

"Закон о безопасности" был также отменён, все дополнительные налоги на дураков - тоже. Вместо этого вводился прямо противоположный порядок: теперь обложению подлежал IIQ, и чем он был выше, тем больше взымалось денег с владельца.

В общем, все законы, правила и инструкции, мешающие использовать дураков по полной программе, аннулировались. Бурбулис до того разошёлся, что отменил даже статью 127, запрещающую существам с IIQ<100 занимать руководящие должности.

С другой стороны, у электората де-факто отбирались некоторые права и привилегии. Например, изнасилование чужого электората - скажем, привязанного на ночь ослика - могло стать поводом для дела по статье УК 130.2 "Оскорбление владельца имущества". Статью ту бурбулис смело похерил. Теперь подобное дело могло проходить только по статье "Порча имущества", а здесь нужно было доказывать, что ослику причинён существенный вред, требующий медицинского вмешательства. То есть получалось, ослика можно было безнаказанно поёбывать, если он не был чем-то занят.

Что до экономической стороны дела, то ЛИС информировал: Банку Директории поручено в кратчайшие сроки разработать программу кредитования массовых закупок электората, строительства новых эргастулов, рынков и тому подобного. Отдельно говорилось о социальной помощи. Там содержались соблазнительные намёки на бесплатные раздачи электората малоимущим. "Мы будем идти к новым стандартам комфорта, когда каждый полноправный и законопослушный житель нашего города будет иметь в личном услужении не менее трёх дураков", пафосно заявлялось там.

Новшества вводились и в области безопасности. Согласно опубликованному плану новой реформы МВД и других силовых ведомств, нижние полицейские чины отныне не имели права иметь IIQ более семидесяти пунктов, во избежание неслужебных мыслей, препятствующих исполнению долга. Всем нижним чинам предлагалось в двухнедельный срок снизить интеллект до нужной цифры (каковую услугу должен был оказывать ИТИ за госсчёт), либо увольняться. Исключение делалось только для ментов и волков. Что касается руководства, то ему обещалось повышение зарплаты втрое и некие особые права - пока без конкретики.

Отдельным пунктом шло сообщение о создании новой силовой структуры, подчинённой непосредственно губернатору. Он назвал её Национальной гвардией и сразу же объявил, что комплектоваться она будет исключительно из нахнахов.

Всё это завершалось обращением к Институту Трансгенных Исследований. ЛИС публично призвал его руководство и сотрудников "оставить никчёмный снобизм и повернуться лицом к нуждам бизнеса и производства". Ниже было объявлено, что Институт получил государственный заказ на выведение и совершенствование послушного, понятливого, но ни в коем случае не отягощённого интеллектом электората разных основ "для простого труда и услужения". Этому проекту обещалось щедрое финансирование. Все остальные направления, как было заявлено там же, будут получать государственные субсидии по остаточному принципу.

Вишенкой на торте стало то, что ЛИС отменил само название "Директория" - как устаревшее и не соответствующее реалиям. Возглавляемый им домен получил новое имя: Город Дураков.

Действие тридцать шестое. Глоссолалия, или Глоссолалия

Он наслушался историй об Искаженном Мире и смутно представлял себе страну
тающих теней и изменчивых красок, страну гротесков и чудес.

В действительности всё не так, как на самом деле.

Ст. Ежи Лец. Непричёсанные мысли. - М.: Транзиткнига, 2005 г.

30 декабря 312 года о.Х. Смутный, неверный вечер.
Страна Дураков, Зона, Поле Чудес

Сurrent mood: crazy/на сложных щщах
Сurrent music: Berlioz - Symphonie Fantastique

Базилио наслушался историй о Поле Чудес. И отнюдь не представлял его себе как страну тающих теней, изменчивых красок, страну гротесков и чудес.О нет, не столь наивен он был! Он ожидал чего-нибудь брутального: "электр", "жарок", "аскольдовых могил", сияющих огней святого Эльма, подкрадывающихся мутантов, вспышек, взрывов, хаоса и пиздеца. И адских воплей отвсюду.

Реальность, как это обыкновенно бывает в подобных случаях, оказалась совершенно иной.

На Поле Чудес царила тишина. Царила она не просто так, а над вечным покоем. Ну не то чтобы вечным - но мёртвым, хрупким, застывшим. Покрывал этот покой небесный шатёр тёмно-фиалкового цвета. По всему его кругу лежало тонкое тёмное облако. В одном месте - чуть левее кота - оно разрывалось, и виден был тонкий серп молодого месяца. Кот повертел головой и в другом месте - справа - увидел почти полную, чуть ущерблённую луну. Третья луна - чёрная, антрацитная - висела за спиною, и была не видима, но чувствовалась каким-то местом возле затылка. Коту показалось было, что есть и четвёртая, призрачная, ровно в половинку от полной. Но она была как буль буль буль бутылочка казённого вина: вроде и есть -

Впереди, насколько хватало глаз, серебрилась дорога, вымощенная надеждами и добрыми намерениями. Она вела к огромным, оглушающе тёмным развалинам. Средь них стояла - висела, точнее - лебедино-дивная белая башня, временем не тронутая. Башня была наклонена где-то под тридцать градусов к земле, но это не мешало ей быть стройной и прекрасной. Из стен её исходило какое-то бледное пламя - pale, так сказать, fire. Иной же раз казалось, что бледное пламя исходит как раз-таки из окон, а стены просто белеют. Базилио смотрел и так и этак, но общей закономерности не уловил. Тогда он стал искать для созерцаний предмет попроще, и преуспел: углядел намертво проржавевшую табличку на облезлом столбе. Покрутив настройки зрения туда-сюда, он разобрал следы слов "Piazza dei Miracoli".

Тут ему пришло в голову, что, оказывается, всё время лисы, которых, однако, хватило для увлекательного понимал столь же ясно и отчётливо - что время не было, её нетривиального не вам сло, всё началось сам был дания, а и не истинным Базилио, была где-то котом. И в то же в было, кот это она кото рый лу чш учае лов алась разговарив лисы, нас тоя ще е м сл й. А ли с ему на рядом стра пережитые со й. Та жа ал или же он. По её а лишь некое подобие с призраком, мнимым и неким лукавым образом повествования мармеладного Слонопотама, полного абрикосового варенья.

По задумке, Слонопотам был сферическим в вакууме. Здесь вакуума не было, а была коррупция, резекция и гравитация, поэтому Слонопотам несколько приплюснулся. Кроме того, он был укомплектован хоботом, нежным женственным ротиком и ушками как марципанчиками. Он был весь чмоки, этот Слонопотам.

- Ты хочешь узнать, сколь глубока кроличья нора? - спрашивал Слонопотам, раздвигая булки.

- Й-извините, нет, - сказала Алиса, увидав нору воочию. - Я генетик, я не проктолог.

- Давай с самого начала, - предложил Слонопотам. - Ты ведь Алиса, isn"t it?

- Yes, of course, а какое это имеет значение? - не поняла лиса. - И вообще-то надо было сказать aren't you?

- Меня так учили, - заявил Слонопотам. - Что касается значения имени Алиса, оно огромно! Если ты Алиса и попала на Поле Чудес, то с тобой должны происходить приключения. Которые, по установившейся традиции, начинаются с падения в кроличью нору. Так что прошу, - он снова задрал хвостик.

- Но это не кроличья нора! - возмутилась Алиса.

- Видите ли, - Слонопотам немного смутился. - Это всё символы. Кролик - это символ похоти и половой неразборчивости. Значит, кроличья нора - это, гм... ну вы поняли, я же вижу! Кстати, имейте в виду: я такими вещами не занимаюсь. У меня иные приоритеты. Так что пройдёмте, гражданочка.

- Я же там не помещусь! - сделала лиса последнюю попытку.

- Усердие всё превозмогает, - заявил Слонопотам и присел.

Алиса осторожно приблизилась. Вблизи нора Слонопотама оказалась больше, чем казалась.

- Прошу, - сказал Слонопотам, и из отверстия выдвинулась небольшая лесенка, по которой раскатался резиновый коврик. - Тебя ждёт удивительное путешествие.

Лиса осторожно поднялась. Ничего страшного или противного она не увидела и не учуяла. Из дыры даже ничем не пахло, кроме абрикосового варенья.

Внутри обнаружилась скользкая мокрая дорожка. Лиса подвернула под себя хвост и поехала по ней куда-то вниз. Дорожка была гладкая, быстрая. Внутрь - засасывало. Слонопотам только поуркивал.

Потом её закрутило в каких-то узких петлях, переулках, извивах. Дальше открылся желудочный клапан, и она попала в озеро кисленького лимонадика, скорее даже компотика. Беспомощно пуская пузыри, она всплыла - и тут её подхватил рыгучий вихрь, который вынес её в тёмный горячий зев. Раздался оглушительный чих, она вылетела из хобота Слонопотама наружу - и, свистнув в воздухе, вонзилась в горку зефира без шоколада.

- Кайф! - вздохнул Слонопотам. - Простите, Алиса, вы не могли бы ещё раз? По тому же маршруту? Вы такая пушистая! Вы так тешите мои бедные потрохуйчики! То есть потрохайчики!

- Вам это что, приятно? - не поняла лиса, вылезая из зефира и отряхиваясь.

- Ну да, - признался Слонопотам. - Мне от этого внутри... так нежненько, так слатенько! Ну пожалуйста! Ещё один крохотный разочек. Меня спасёт такой заход, - он нежно обнял лису хоботом и перенёс к уже выдвинувшемуся трапу.

Она снова пронеслась по уже знакомым ходам и вылетела спереди.

- Кайф! Кайф! - Слонопотам аж рассиропился. - Алиса, дорогая! Мне ужасно хочется ещё. Последний-распоследний раз. Ради нашей дружбы. Согласно законов гостеприимства. Дочкой-Матерью прошу. Умоляю покорно. Хотите, на колени встану?

Алиса посмотрела на слонопотама скептически: никаких коленей у него не было. Он стоял на каких-то подставочках, напоминающих сдобные крендельки. Но отказываться было как-то невежливо.

- Последний раз, - предупредила лиса, забираясь по лесенке.

- Конечно-конечно, - легко согласился Слонопотам.

Всё было как и в прошлые разы, вот только из хобота она не вылетела, а снова попала на сколькую дорожку. Тут она запоздало сообразила, что коварный Слонопотам просто-напросто сунул хобот себе же в зад, тем самым лису навеки поселивши в своих потрохах.

- И вечный кааааайф! - рычал слонопотам, усиливая наддув и гоняя Алису по внутренностям всё быстрее и быстрее. У бедной лисы закружилась голова, потом ей попал в нос желудочный лимонад. Запах абрикосового варенья становился всё гуще.

- Вечный кайф!!! - заорал слонопотам и лопнул. Видимо, от счастья.

- И какой урок ты извлекла из этого эпизода? - спросила Красная Королева, держа Алису на ладони.

- Й-извините... я ничего не извлекала, - пролепетала Алиса.

Холодные белые пальцы чуть сжались. Совсем немного, но лиса поняла.

- Наверное, урок в том, что не нужно верить Слонопотамам? - предположила она.

- А что, Слонопотам тебя хоть раз обманул? - удивилась Красная Королева. - Он говорил правду. Разве что не предупредил о намерениях.

- Вообще-то да, - признала лиса. - В таком случае мой вывод: не нужно доверять Слонопотаму, даже когда он говорит правду.

- Представь себе, что ты тонешь, а Слонопотам протягивает тебе хобот, - сказала Красная Королева. - Ты поверишь Слонопотаму?

- Годно, - оценила Красная Королева. - Но не блестяще. Ты могла бы извлечь из этой ситуации куда больше полезного. Возьмём, к примеру, тему вечного кайфа. Обрёл ли его Слонопотам?

- Я бы там, в конце концов, задохнулась бы, - принялась рассуждать лиса, - и ему пришлось бы тереться о труп. Потом я бы разложилась. И ещё заразила бы его, наверное, бедненького, - вздохнула она.

- О да, - сказала Красная Королева, покачивая огромадною короною. - Ты очень больна, маленькая Алиса. - скушай уменьшишься на лису сыра. А значит, ворона. Откуда-то ты рик встрепенулась. - Нет. Но этот подо ыр любила зрительно. Упал кусочек вылечусь? На, тоже. Во-вторых, с тво - Но держала и в б я знь, это меньше, не так ли?

Кот на всё на это не обращал ни малейшего внимания. Ему надо было успеть в замок людоеда.

Больше всего раздражали дурацкие сапоги. Во-первых, они ему были велики. Кот напихал в них соломы и тряпок. Пришлось ограбить чучело с ближайшего поля. Это помогло, но не слишком. Во-вторых, они были рассчитаны на чисто хомосапую стопу. Кот перевязал пятки тряпками, но они всё рано тёрлись о голенища. Снять же их не было никакой возможности : вычурные ботфорты были частью образа.

Место ему тоже не нравилось. Условно оно считалось графством Чешир, но на самом деле оно не тянуло даже на Вустер. А если совсем честно - даже и на Диснейленд. Больше всего окружающие пейзажи напомниали Чертаново, только не тронутое цивилизацией. Что не придавало им шарму, а наоборот - ибо Чертаново, где бы оно не находилось и в каком бы состояньи не пребывало, всегда являет собою средоточием ужаса и беспредельной тоски.

- Главное - захватить замок до приезда короля и Карабаса, - наставляла кота Чёрная Королева, держа его за хвост. - В замке живёт людоед. Ну то есть по сути-то он людоед, но, за отсутствием людей, питается разной мелкой хуйнёй и солнечными лучами. Однако на Карабаса он непременно нападёт. Раввин - человек, и не съесть его для людоеда было бы порухой чести. Ты скуёшь его цепью...

Тут как раз показалась королевская карета. Кот натянул на голову идиотскую шляпу, тоже позаимствованную у чучела, и начал делать бессмысленные движения, имитирующие крестьянский труд.

Карета приближалась, подымая клубы пыли, мелкой и едкой.

- Вот прекрасное яйцо и желанное, - пели королевские першероны, потрясая золотыми плюмажами, - а бывает ведь яйцо шпаклеванное! Шпаклеванное яйцо цилиндричное, а бывает ведь яйцо и комичное!

Кот увеличил разрешение. И увидел, что в карете сидит король и Карабас. Его длинная чёрная борода, защемлённая дверцей кареты, развевалась на ветру, как прапор небольшого, но гордого анклава.

- Вот комичное яйцо, вот нескладное, а бывает ведь яйцо шоколадное! - орали кони всё громче и громче.

- Сыр сы клюве небольшая тебе поможет. Алиса, сыр, во-первых сверху. Я станет ничем не пах - что было уже шёл с довеском: его. Жуй-жуй, глотай! оле! оп!

Лиса потрясла головой. Она уже заметила, что время от времени слова в голове у неё путаются.

- Ну и то, - сердито ответила Алиса. - Я вообще не понимаю, в чём дело.

- В сыре, как обычно, - заявила Ворона и отщипнула кусочек. - Я вкус в нём нахожу! Ей-Доче, нахожу! - радостно сообщила она.

Ворона восседала на огромном куске сыра, - судя по запаху, рокфора. Сыр висел в воздухе, покачиваясь в неких весьма условных небесах. Снизу из сыра росла небольшая ёлочка, вершина которой мягко стукала Алису по носу.

- Й-извините, - сказала Алиса, - но сыр - это символ.

- Этого самого, - лиса смутилась, - ну, в смысле, носа. Ну, понимаете, сыр - нос, столько же букв, та же структура корня. К тому же сыр пахнет и воздействует именно на одоратические рецепторы.

- К чему это вы ведёте? - ворона подозрительно прищурилась. Лиса никогда не видела, как щурится ворона и невольно залюбовалась.

- Ну, вы же понимаете... - пробормотала Алиса, собравшись с духом. - Нос - это тоже символ... Простите, хуя. Это уже у Гоголя прослеживается, а потом везде. Хуй - это как бы нижний нос. Й-извините.

- То есть я сижу на хую?! - возмутилась ворона. - Я вообще-то дева! Духовно богатая дева! И вдруг такое?! Нет, это решительно невозможно! - она распростёрла крылья и собралась было взлететь, но внезапно передумала. - Хуй - тоже символ, - сказала она. - Символ патриархальной власти. И то, что я на нём сижу, доказывает, что я выше её. Я - её преодоление.

Внезапно в воздухе раскатился властный, порочный голос потомственного аристократа:

- Маркиза Карабаса! - ответил Базилио, низко кланяясь.

- Браво, маркиз! - загрохотал королевский голос. - Великолепные посевы! Это всё люцерна?

- Пшеница, Ваше Величество, - почтительно ответил Карабас. - Но если вам ошить её люцер пере пр больше нра вится, я пр ной икажу так.

- Славно, славно... - сказал король, синим небом с далёким, размытым горизонтом мельхиоровых, мудрых, разрушительна, в могло бы исчезнуть ещё и букву, в сущности, каретой множество вещей - скажем, исчезая в отдалении вместе с котором удивительных на эту множество мыслей мазурок, мрiй, которая всего такого, Карабасом и даже прочего, не обязательно и неверна.

Ворона пыталась осмыслить это всё, недоумённо разинув рот и жопу, но слово "неверна" внезапно привело её в чувство.

- Что нет? Почему нет? - набросилась она на лису.

- Ты сидишь на сыре, потому что тебе приятно сидеть на сыре, - объяснила Алиса.

- Н-ну, допустим, есть такой момент, - неуверенно согласилась Ворона, чуя подвох. - И чего? И что с того?

- А то, - нажала лиса, - что ты, на сыре сидючи, прозябаешь в зоне комфорта. То есть в той среде, где твоя тревожность держится на стабильно низком уровне. Ты замкнулась в своём крохотном и тесном сырном мирке, забыв об огромном мире вокруг, где случаются чудеса. Ты боишься выплесков живительного адреналина и кортизола. Ты лишила себя импульсов к саморазвитию и личностному росту. Твоя жизнь скудна...

- Скудна? - недоверчиво переспросила Ворона. - Вот прям даже так - скудна?

- Скудна-скудна! - подтвердила Алиса. - Только новизна мотивирует нас и помогает учиться. Но это не твой случай. У тебя крохотная территория жалкого довольства - сидеть на сыре. К тому же вонючем. Ты ничего не можешь сделать, не испытывая беспокойства, и рискуешь прожить жизнь в страхе, упустив множество интересных вещей. Сыр не дает тебе осуществить мечту, заставляет деградировать и отбирает желания реализовать свои возможности!

- Ой бля-а... - застонала Ворона, раскинула крылья и собралась было взлететь, да призадумалась. - А если я улечу, что будет с сыром? Не съешь ли ты его?

- Такая! Сыр - это зона моей ответственности. Я отвечаю за целостность сыра - чтобы он не попал в чужие, нелюбящие зубы. Бегство от сыра - бегство от долга. Это для меня неприемлемо по категорическому императиву, а также во имя сублимации материнских чувств. Сырик ты мой сырик! Я тебя не брошу! - Ворона легла на сыр и обняла его крыльями.

Лиса вздохнула. Психология не сработала. В распоряжении Алисы остались только самые древние и самые грубые средства воздействия.

- Скобейда ты, Ворона, - грустно сказала она. - Блядина старая, целлюлитная. Петеушница. Лимитчица, - лиса не знала, что значат все эти слова и откуда они взялись, но видела, что Ворона на них реагирует болезненно и нервно.

- Сама лимитчица! - прорвало, наконец, птицу. - Потаскуха! Пизда общажная! Плечевая! Шмара! Профура! Шикса!

- Бе-бе-бе, - Алиса высунула язык и помотыляла им. - Колхозница зажопинская!

Этого Ворона уже не стерпела. Сложив крылья, она спикировала прямо на лису, целясь клювищем в глазик лисы.

Та не стала ждать, пока злобная чёрная птица атакует её и зрения лишит. Она под прыг нула и же комета, как уходящая, было - а зависла, полная, только в полёте с концами, впилась - кусок его тако дежд: он дос та на о ус ло м, з емлёй с ыр точн. В ем, уже н е и й от ор вался проч, и то в к о рой исчезала остат. Ворона, вны в тревоге исчезала была ли са. Был той даже слишком как прочь зубами между небом, хв ая даль мягок. Совершенно непонятно было, как всё это могло быть.

- Маркиза Карабаса! - ответил запыхавшийся Базилио, кланяясь ещё ниже.

- Ячмень, Ваше Величество, - вздохнул Карабас. - Однако если желаете, то я непременно у ращ все зм енн в тёплые у камина чувства у вас е свои ки сидящий на осенний посад, которые раз ны вызовут дождь, о насаждения но не и угодные вам вы, подобные тем, которые чувствует прев и смотрящий? Понимаете меня?

Буратине было не до всей этой галиматьи. Он снова висел на дереве - на этот раз на настоящем, всамделишном дубу. Удерживал его сук покойного Малика Абд-ар-Рафи ибн Вак-Вак. Он застрял меж ветвей дуба. Отходящие от него нервные волокна шли прямо в нос Буратине. Волокна были тонкими, но прочными, они-то и держали. И в довершении всех бед, Буратину тянуло не вниз, а вверх - так что висел он вниз головой и вверх пятами.

- Ты умрёшь, если будешь продолжать в том же духе, - информировала его Белая Королева.

Буратина глупо хихикнул. Слабенький его умишко под влиянием лавины событий сплясал качучу и ушёл в самоволку. Оставшийся в распоряжении Буратины IIQ был меньше тридцати, наверное. Иными словами, бамбук слегонца ополоумел.

- Кстати, висишь ты тоже неправильно. И вообще, ты сам себе враг.

Буратино перевёл взгляд. Он был вполне вменяем и лежал на низкой деревянной раме, к ней примотанный длинным ремнём. Рядом стояла миска, от которой несло горелым мясом, чесноком и перцем. Над ним склонялась Дочка-Матерь в гневном образе, в руке её был огромный маятник. Он медленно опускался, с шипением рассекая воздух.

Всё это было похоже на маналулу, хотя и довольно тупую, неизобретательную. Механизм воздействия был чисто психологический - большую часть мучений истязуемый должен был причинить себе сам, наблюдая, как опускается маятник. При этом Буратине даже не отрезали веки и не удалили конечности. Бамбук решил, что маналулу планировали какие-то бездари.

Умирать, конечно, не хотелось. Но реальной альтернативы не было. Буратина для приличия подёргался, однако ремень был крепким. Тогда он закрыл глаза и попытался заснуть.

Сон пришёл не сразу и был скучен. Сначала Буратине приснилась Прибалтика (он её не узнал), потом Внутренняя Монголия, потом старая свинья на невысоких каблуках. На вид ей можно было дать то ли восемьдесят, то ли все девяноста. Наклонясь к мелкой мартышке лет шести, свинья шептала ей в оттопыренное ухо: "самка должна наносить на себя духов ровно столько, чтобы самцу хотелось наклониться и принюхаться".

- Вот она, тайна гендерной социализации, - объяснила Белая Королева. - Тебе неинтересно? Хочешь на голую вершину сосны или утёса? Это мы тебе организуем.

Бедный бамбук попытался кивнуть, но что и могло выйти из подобного хорошего? Потому на кончик сам себе он не то чтобы был, хуюшки хорошее. В общем, но е то, а себе вышло оч нь. По тно голубиного ня доширак содержит что ни - не содержал его врагом в себе хорошее вот чуточки, ни обстоятельства намерения? О, да, не собственно, выходит что ничего что только из того, что само в складывались именно так.

- Вот отдельное яйцо, самостийное, - ни с хуя грянули першероны, - а бывает ведь яйцо и партийное!

- Очень вряд ли, -откомментировал король. - Это люцерна?

- Вот, значит, она какая, люцерна... - протянул Король. - Я думал, она интереснее. Если хотите знать, маркиз, на самом деле я люблю только черепа землероек и алюминиевую фольгу. Вы удивлены?

- Ну что вы, Ваше Величество! - почтительно ответствовал Карабас. - Я вот регулярно сажаю алюминиевые огурцы - а - а - на брезентовом поле, и не усматриваю в этом ничего предосудительного.

- У вас есть вкус, маркиз! - оценил король. - А давайте вместе грянем по долинам и по взгорьям?

- Ой, всё, - сказала Алиса, выглядывая из чашечки домика-цветка.

- Не уверен, - заметил кот, цепляясь за облачко нежнейшего пчелиного пара. - Я хочу вступить в Школу здравого смысла Великого Востока. Различая знамения времен, выявляя разведывательные признаки сущности событий, небополитики опознали каббалистов и как планировщика Большой Игры в целом, и как держателей трёхлетнего Плана Соломона, и как хозяина Королевского Казино, и как наставника за спиной игрока с именем Новый Иерусалим... А где ваш кадровый резерв? С чем пришли сами?

- О лекалах, - ответила Алиса, - ничего не известно, посему призывать к чему, непонятно. Же не манж па сис жур, если кто-то понимает, о чём я. Благодаря таким акциям обращения становятся успешными. Феминизация армии не новое явление. Глоссолалия - это элоквенция, а значит - провокация...

В этот момент кот, лежевесно вытянув хвост, рухнул. Всё рухнуло вместе с ним, решительно всё. Однако на сей раз пиздец не разгулялся, а, как чаинки, аккуратно осел на дно.

Оба сидели на какой-то приступочке возле башни. Перед ними стоял неубранный ресторанный столик с остатками десерта. Из чашек валил сивый дым, уходящий вертикально вверх - так что весь столик грозно курился, как маленький городок, сожжённый кочевниками.

- А что видишь ты? - не поняла лиса. - Тут какой-то столик стоит.

- Туда, - сказала лиса. - Ну, в смысле... если от меня, то вправо.

- У меня влево, но это ничего, - кот спешил и нервничал. - Пока мы в себе, слушай. Быстро рой ямку. Монетка у меня. Крекс, пекс, фекс.

Лиса напряглась: Соня больно укусила её за бочок.

- Проснись! - прошипела она. - Уже пять часов! Пора пить чай. Ты сыр принесла?

Сонная Алиса протянула Соне сыр. К сожалению, от страха и неопределённости он створожился в масло, с виду коровье, но не исключено что и пальмовое. Росшая из него ёлочка усохла до зубочистки.

- Ничего страшного, - сказала Соня. - Масло тоже в тему. - И тут же заснула.

Чайная была оформлена под китайский домик. На стене висела огромная резная дубовая доска с изображением рыбы и надписью "Fish and Chips". Барная стойка, выполненная в тёмных тонах, была акцентирована навесом и зеркальными панелями, в коих отражались очаровательные диванчики, обитые светло-серой кожей ластоногих. С потолка свисали чайники разных размеров, и конечно же - дровяная печь. В ней отдыхал Мартовский Заяц, свесив уши и напевая: "ах, субтильное яйцо и ничтожное, а бывает ведь яйцо невозможное", невозможно при этом фальшивя.

Болванщик - изящный хомосапый с головой как яйцо весёлки - достал откуда-то гренки и намазал их маслом. Потом, подумав, посыпал их зеленью и подал на блюдечке. Лиса попробовала и решила, что масло всё-таки коровье, а зелени можно было бы и побольше. Но не это было главным. Ей хотелось пить.

- Й-извините, - попросила Алиса, - но вы не могли бы налить мне чаю?

Мартовский Заяц сказал, что с удовольствием этим займётся, и протянул лисе фарфоровую чашечку. Попробовав, лиса поняла, что в ней просто горячая вода.

- Ещё раз й-извините, а чай-то где? - не поняла она.

- Чай? - проснулась Соня. - А зачем чай? Современное чайное заведение - это не про чай. Дело вообще не в чае. Дело в атмосфере! В личностном росте! В понимании целей! В самостоятельности, чуткости, откровенности, активности, осознанном противостоянии трудностям, в авторитете, и наконец - в умении мечтать! В клиентоориентированности, наконец! Наш бизнес - это существа, которым мы подаём чай, а не чай, который мы подаём существам!

- Ну хоть сахару положите, - попросила Алиса. Однако утомлённая долгой речью, Соня выдохлась и заснула.

- Никаких проблем, всё исправим, - сказал Болванчик, ловко поднял Соню, распорол ножичком шкурку (мышка спала так крепко, что не проснулась), вытряхнул тушку в чайник и залил кипятком. Соня тоненько завизжала, судорожно высунула ошпаренный хвост из носика и затихла.

- Вот пожалуйста, - Болванчик направил струю в алисину чашку.

- По-моему, это не чай, а бульон, - с сомнением произнесла лиса, попробовав.

- Зато с сахаром, как вы просили, - располагающе улыбнулся Болванщик. - Наша Сонечка сегодня кушала на завтрак сахарок. Но если хотите, можем посолить.

В этот момент рядом с чашкой повисла кошачья улыбка - серповидностью своею напоминающая полумесяц.

- Алиса, - раздался голос Базилио, - я знаю, что ты где-то здесь. Вырой ямку. Я брошу туда монетку. Крекс...

Подплыла какая-то амфибия - вероятно, ложная черепаха, - и улыбку проглотила.

- Соберись с мыслями! - закричало что-то из ложной черепахи, но та была слишком тяжёлой и неудобной. Базилио подумал и бросил её вниз, где она и развеялась на тысячу розовых лепестков.

Осталось понять, куда идти - налево или направо.

Налево он уже ходил и чуть не сорвал горло, пытаясь исполнить каватину Розины из "Севильского Цирюльника". Однако путь направо вёл всё-таки вниз. Налево было проще - знай иди по цепи да бормочи под нос какую-нибудь сказку. Проблема была в том, что сказок Базилио знал всего четыре, и то в общих чертах. Придумывать же сказки он не умел вовсе, хотя очень старался.

- Ну, жил-был... допустим, Полуэкт, - бормотал он. - И было у него три... неважно чего. Третий был, допустим, Буджум, а первый, как обычно, Снарк. А вот второй? Неужели сам Видоплясов? Нереалистично. И они копали мак... в ветрах яростных атак...

- Что это он бормочет? - послышался снизу голос короля.

- Сказку, наверное, - прогудел Карабас. - Он направо песнь заводит, а налево - сказку говорит.

- Там на ветвях... - голос Карабаса становился всё тише, а звенья цепи - холоднее. Видимо, он забрался очень высоко.

- Ну и как, парень, оно того стоило? - прогудел дуб-людоед. - Окрутил ты меня этой цепью, а теперь по ней сам ходишь.

- Но вы же человеков кушаете! - возмутился кот. - Я должен быть защитить своего господина!

- Видишь ли, сынок, - сказал дуб, - я людоед не в том смысле. У меня в корнях было кладбище. Небольшое такое, сельское. Ну я и того... корни протянул. Удобрение из людишек было отменное. А так - я ж дерево. По национальности энт, если интересно.

- Дуб я по происхождению, а национальность - это прежде всего социальный конструкт, а также вопрос личного выбора. Я считаю себя энтом - значит я энт.

- Откуда я знаю? Вроде бы что-то из Толкиена... Ты читал "Властелин Колец"?

Кот возликовал: он понял, откуда брать недостающую для подъёма сказку.

- Жил-был хоббит Фродо, - начал он. - Он расцеловался с Мерри и Пином, потом а прев дунул ветер; корабль борт. Подняли паруса, и услышал песенный и край, осиянный открытое море, ушел на запаво мгивой ночи ал длинномд занавес у заливу в ле. Благоухание д Фр светлый берег, и в поднятой руке, в сырой зелс Сэмом и взошел неный вышел в держвинулся мерцанием увидел и потерялся, досеребряный отзвук за по ждл. Ясный свет медленно почуял нежное Галадриэли, который ратился громадами фиала; занавес Фродо раздвинулся, и он стал слабым. Корабль дальниодо вод. И точно во сне, виденном в доме Бомбадила, серый полог зарею дождя! Й!

С этими словами он дошёл до верхушки дерева-людоеда и увидел Буратину, сидящего на ветвях и зевающего во весь рот.

Заприметив кота, бамбук не то чтобы обрадовался, но зевать перестал.

Коту было тоже не до сантиментов и политесов. Он схватил деревянную голову и зашипел прямо в ухо:

- Слушай внимательно. Копаешь ямку, кладёшь туда монету.

- Можно всё-таки посолить, - задумчиво сказала лиса, отхлёбывая горячий бульон и макая в него гренку.

- Кладёшь монету, засыпаешь... - гнул своё Базилио.

- Землёй засыпаешь! Говоришь - крэкс, фэкс, пэкс! Ночь пройдёт - выкопаешь! - закончил кот.

- А трипопец-пец-пец-пец-пец? А трипапуль-пульки-пульки-пульки-пульки? - уточнил бамбук.

- Нет, этого не надо. Именно крекс - фэск - пэкс! И назад! - уточнился кот. - А дальше уж мы сами.

- А мне за это что? - бамбук неожиданно задал реальный вопрос.

- Куча денег, - посулил кот. - Очень большая куча.

- Эт-то что такое? - Белая Королева навела на деревяшкина суровый лорнет и метнула взгляд. - Ты тут с кем якшаешься? А ну-ка иди к мамочке!

- Чего же ты хочешь? - Белая Королева взяла деревяшкина двумя пальцами.

То есть ты желаешь оказаться где-нибудь не здесь. Тебе хочется в надёжные руки. Чтобы о тебе как следует позаботились, - констатировала она. - Что ж, это можно устроить.

Она положила Буратину на ладонь и ловко подкинула вверх. Мелькнуло небо с тремя лунами, потом ещё одно небо, голубое, тоже с луной, потом какие-то помидоры, голубцы, гугеноты, вредители, магниты, детёныши, ненужные художественные подробности и -

Действие тридцать седьмое. Красапета, или Старые подруги заново узнают друг друга

Не только другие, но и мы сами способны преподнести себе немало сюрпризов.

Фауна Дефлоранс. Максимы и моральные размышления. - Серия "Литературные памятники" - Понивилль: Наука, 297 г.

Вопросы крови - самые сложные вопросы в мире.

М. Булгаков. Мастер и Маргарита. ". - Предисл. и подготовка текста: о. Паисий Склеротик. - ООО "Хемуль", г. Дебет, изд-во "Сенбернар, Зайненхунт и Ретривер", 311 г.

Ночь с 31.12.312 на 01.01.313
Город Дураков (бывш. Директория). Окраина

Сurrent mood: determined/непреклонное
Сurrent music: Осип Козловский - Гром победы раздавайся

<...> Или вот, скажем, розовые хинкали - классика эквестрийской праздничной кухни.

Рецепт не то чтобы мудрёный, но требует времени и терпения. Для начала вы посылаете челядина обобрать бутоны с куста. Цветы отсекаются или откусываются возле цветоложа, чтобы остался кусочек стебля 3-4 см. Далее челядин делает фарш. Мясо - обычно крольчатина или мышатина - нарезается мелкими кубиками около 4-5 мм. В миске для копыт вы растираете и прессуете фарш, зелень, тёртую редьку, мелко порубленную капусту, соль, перец, икорный клейстер. Можно добавить немного амбры для усиления аромата. Прессуйте смесь копытом до образования однородной массы. Потом челядин закладывает небольшие порции фарша внутрь каждого бутона. Бутоны, окунутые в клейстер, отправляются в кастрюлю с кипятком. Не возбраняется привязать к розочкам нитки, чтобы быстро вытаскивать их по мере готовности. Тут главное не передержать: бутон должен свариться, но не стать лёклым, а сок из начинки не должен вытечь. Так что лучше всего - прямиком из кастрюли да сразу в рот.

- М-м-м-м-м-м, - проныла Львика. Услужающий ящерок Бантик поднёс хозяюшке очередную хинкальку. Поняша осторожно откусила розовое и принялась жевать, брызгая соком.

- А ничего так получается, - Ева понюхала кастрюлю и подмигнула Фриде Марковне. Та потянула очередную нитку и на поверхность всплыл крупный бутон, слегка разварившийся, но годный. Перепетуя его подхватила и, дуя на лапки, поднесла хозяйке.

- Чмап, - сказала Ева, беря губами розочку. - Амнммм, - вкусняшка оказалась во рту.

- Ну так нечестно, - Львика сердито тряхнула завитой гривой. - Ты самые лучшие берёшь.

- Привилегия повара, - Писториус лихо крутанула хвостом. - Да не, всё честно. Каждая вторая твоя.

- А я хочу пе-е-еррвую! - протянула Львика капризным голосом и сама же рассмеялась.

- Слушай, Ева, - сказала она, - а хорошо, что мы никуда не пошли. Я бы точно набралась в зюзю.

- Это мы и сами могём, - Ева вытянула шею в сторону холодильника, забитого всякими интересными бутылочками.

- Да я не в том смысле, - пустилась в объяснения Львика. - Просто... захотелось чего-то домашнего. В кабаке сейчас крик... живая музыка... безголосые певички... ужас, в общем. И чтобы выдержать этот ужас, я бы набралась. Потом на столе танцевала бы... а потом бы спела. И ещё спела. И ещё. А у меня завтра репетиция.

- Завтра ж первое число, - не поняла Ева. - Все на бровях будут.

- Только не в Опере, - гордо сказала Львика. - Наших сколько не пои... - она ловко изогнула хвост и провела кисточкой себе по хребту.

Перепетуя вытащила из кастрюли ну просто огромную розу.

Ева насмешливо фыркнула, потом угукнула. Прибежал Бантик, взял обрубок стебелька в рот, и, важно переставляя лапки, понёс его хозяйке.

- А за это сидра холодненького, - попросила Ева.

- О-о-ох, - театрально простонала Львика, подымаясь на ноги. - Хотя знаешь, - да, пора уже, - решила она, засовывая мордочку в недра холодильного шкафа и доставая оттуда сразу две пузатые бутылочки. Одну схватили мыши и покатили по полу к Еве.

- Настал момент, - Львика подцепила зубами пробку и сильным движением шеи выдернула её. Над бутылочкой задымилось. Бантик метнулся за бокалом, но поняша ждать не стала - обхватила губами горлышко и мощно всосала в себя всё.

- Уффф! - только и сказала она, когда сидр провалился в горло.

- Ледяной! - с удовольствием отозвалась Львика, закусывая горячей розой. - Пхххх... эта была самая лучшая, - закончила она, управившись с лакомством.

Поняши лежали в евиной рабочей комнате. Теперь тут царил порядок, и даже на столе было не так уж много бумаг. Портьеры поменяли на новые, голубенькие в цветочек. Зато появился холодильник, электроплитка и кой-какие кухонные приспособы для пони. Их купила Лэсси Рерих специально для Евы: та фактически жила на работе и ночевала там же - за исключением визитов к любовнику.

- Хорошо-то как, - сказала Писториус, принимаясь за свою бутылочку.

Она чувствовала себя прекрасно, потому что - впервые за эту неделю - ей было не о чем беспокоиться. Львика, за которую она чувствовала моральную ответственность - лежит здесь и никуда не рвётся. По работе крупных проблем нет, а мелкие как-нибудь сами рассосутся. А главное - в новогоднюю ночь её уж точно никто никуда не дёрнет. Можно расслабиться и забыться, решила она. Сейчас бы ещё Карабас не помешал, но он чем-то занят... а жаль... у неё как раз подходящее настроение... хотя вообще-то Львика тоже ничего... и ей тоже хочется...

Ева всё ещё думала эту длинную приятную мысль, когда в дверях бесшумно появилась Лэсси.

- Вы трезвые? - спросила она вместо приветствия.

- Добрый вечер, - растерянно сказала Львика. - Мы тут сидром балуемся помаленьку... а что?

- У вас пять минут. Одевайтесь потеплее. Жду на улице, - бросила черепаха и исчезла так же внезапно, как и появилась.

Через небольшое время недоумевающие поняши в попонках тряслись в пароконной повозке без окон. Черепаха сидела снаружи, правила конями. Те бежали тихо, без песен и вообще без лишнего шума. Ева в конце концов догадалась, что копыта першеронов обёрнуты тряпками.

Львика захватила с собой пару бутылочек, но пить не хотелось. Разговаривать тоже. Всё новогоднее настроение как ветром сдуло, а тревожное ожидание неизвестно чего не способствует общению.

Остановились далеко за городом, на каком-то холме. Было темно, было холодно. Львика ёжилась. Еве тоже было не по себе. Обеим поняшам было ясно, что случилось что-то чрезвычайное. И уж точно не радостное.

Лесси появилась внезапно. Вот её не было - и вот её силуэт закрывает звёзды.

- Девочки, - сказала она. - Вы знаете, что у нас произошли изменения. Я имею в виду последние решения Губернатора.

- Ну в общем да, - сказала Ева. Вечернюю газету она читала, но впечатлена не была. Она всё-таки была эквестрийка и местные заморочки насчёт IIQ воспринимала как местную странность.

- Теперь наш город принимает любой электорат, - напомнила Лэсси. - Совершенно любой и в любых количествах.

- Вроде бы, - согласилась Писториус. - Но мы-то тут причём?

- Посмотрите, - пригласила черепаха. - Вон с той стороны.

Львика со всей силой тряхнула головой, губя остатки причёски. Завитая оперная грива окончательно потеряла товарный вид и превратилась в колтуны, свисающие с шеи. Но Львике было плевать. Она заворожённо смотрела вниз.

Внизу было множество существ. Они бессмысленно мотались взад-вперёд, что-то орали, мычали, ржали, свиристели, кукарекали. У некоторых были факелы. Где-то жгли костры. Кто-то с кем-то дрался. Кто-то кого-то ёб.

- Не так много, как кажется, - ответила черепаха. - Голов пятьсот, наверное. Но это самые мобильные. Беглые. Бесхозные. Просто дикая джигурда. Откуда-то они узнали, - черепаха сделала многозначительную паузу. - И ломанулись. Первыми. Они кучкуются здесь, потому что перекрёсток. Куда идти дальше, они не очень понимают. Но скоро выяснят. И к утру будут в городе. Холодные. Голодные. Очень злые. И тупые. Полиция их не остановит.

- Вы, - просто сказала черепаха. - Вы работаете в Фонде помощи дискриминируемым существам, беженцам и перемещённым лицам. Вы этот Фонд вообще-то возглавляете, Львика.

- Да, но мы же... - попыталась что-то сказать Львика и осеклась.

- Вы говорили, что нам придётся устраивать пресс-конференции, - напомнила она черепахе. - И собирать средства. И всё.

- Говорила, - согласилась Лэсси. - Но обстоятельства изменились. Пресс-конференции и всё остальное временно откладывается. Сейчас вы должны остановить эту толпу. Заставить её остаться здесь на ночлег. И чтобы завтра её можно было завести в город и распихать по эргастулам.

- Мы? Одни? - не поняла Львика. - Их там пятьсот, а нас две!

- Вот именно, вас целых две. Хотя и одной хватило бы. Вы - высокопородные. А это электорат. Работайте.

- Ты чего-нибудь понимаешь? - спросила Ева Львику.

- Вы же поняши, - сказала черепаха. - Някните это стадо, подчините себе и организуйте.

- Лэсси, послушайте, - начала она. - Чтобы заняшить пятьсот существ, нужно много времени и очень много сил. Я вообще не знаю, кто может заняшить пятьсот существ разом. Разве что Верховная.

- А я думаю, вы справитесь, - уверенно сказала безопасница. - Вы ведь ваги Ордена Охотниц Вондерленда?

- Меня мама заставила вступить, - сказала Львика. - Но они же так, для смеха. Только парады всякие устраивают. И шествия.

- А ты когда-нибудь парадом командовала? - Лэсси бросила на Львику быстрый, острый взгляд.

- Не помню... Вроде бы да... Зачем вам это? - поняша занервничала.

- Нет, не состою... Хотя если формально... Вроде бы принимали когда-то. Не помню точно.

- Ясно. Слушайте внимательно. Не найдёшь в порядке смысла, всё квадратное кисло, не трогай зайца рыльцем пальца-пиздострадальца. Теребёнки теребянные, теребастая терябь, теребавище терябое, теребрянное тро-тро!

Эта галиматья произвела на поняш разное впечатление. Львика не удержалась на ногах и бухнулась на колени. Еву передёрнуло, как от удара током, но она устояла.

- Ну что, вспомнили? - строго спросила черепаха.

- Каждый раз как копытом по башке, - мрачно сказала Ева.

- А я обычно падаю, - тут Львика осеклась. - Э-э, - сказала она растерянно. - Это ты?!

- Я, кто ж ещё-то, - Писториус встряхнулась. - Ну, привет, чудовище. Давно не виделись. В каком-то смысле.

- Волею Верховной Обаятельницы я облечена доверием от Магистрата Ордена Охотниц во внешних землях, - сообщила Лэсси, - и владею Знаками и Словами. Я пробудила вашу память и призываю к служению. И не пяльтесь так друг на друга!

- Как ваги Ордена, мы хорошо знакомы, - сказала Ева странным голосом. - Скобейда, в голове не укладывается такое... Иди сюда. Хочу убедиться.

Львика без звука подошла и положила голову Еве на плечо.

- Ты моё чудовище, - Ева лизнула львикину щёку.

- А ты моё сокровище, - Львика потёрлась о тело подруги.

- Вы ещё долго собираетесь миловаться? - осведомилась черепаха.

- Догадываюсь, - недовольно сказала Лэсси. - Вы напарницы. Орденская боевая двойка. Сколько выходов?

- Девятнадцать, - поправила Львика. - Ты тогда не знала, что это выход, сокровище.

- Свои подвиги вы потом вспоминать будете, - прервала их черепаха. - Сейчас вы на выходе. Задание понятно? Постарайтесь управиться за пару часов. Я вас подстрахую в начале, дальше сами. Что надо сказать?

Ева и Львика не успели спуститься с холма, как наткнулись на стаю джигурды.

Возглавлял её самец-павиан, похожий на огромного уродливого пса. Его бёдра были замотаны тряпкой, на худой руке висел браслет. В другой руке он держал пылающую головню. Справа от него скалился позорный волк, слева поводил очами баран. Ещё несколько существ - тапир, какой-то змей и большая птица - держались чуть в отдалении, но явно принадлежали той же кампании.

Увидев поняш, вожак-павиан обрадовался. Он чувствовал себя сильным, а от лошадок пахло самками.

- Кто у нас такие девочки? - ухмыльнулся он во весь рот, показывая клыки. - Кто у нас такие симпапулечки?

Поняши переглянулись. Ева повела глазами и выступила вперёд. Красиво потянулась, поиграла крупом. Глазёнки павиана аж засверкали.

- Идь ко мне, жопастенькая, - хрипло забормотал он, протягивая длинные волосатые руки. - Идь ко мне, красапета... - павиан пытался поймать Еву, но та всё время оказывалась чуть дальше, чем его пальцы.

- А меня хочешь? - спросила Львика обещательно и игриво.

Тот вскинул голодный взгляд - и замер. Взгляд поняши приклеился к зрачкам и не отпускал.

- Ты такой хороший такой сильный, - затянула поняша майсу, - ты же меня хочешь, ты же для меня всё делать хочешь, ты служить мне хочешь...

- Ты чего такое говоришь, не слушаешь, непослушный ты бяшка, - тут же включилась Ева, фиксируя бараний взгляд и стягивая его на себя. - Ты для себя стараешься, а всё не так, ты послушай, про жизнь свою послушай, плохо ты живёшь, неправильно, а надо правильно, слушай меня, я тебе всё-всё расскажу...

Волк тем временем тихой сапой принялся обходить поняш, целя Львике за спину. Та, казалось, не замечала его манёвров, сосредоточившись на павиане.

Наконец, волчара зашёл за круп поняши и прыгнул. И тут же два очень твёрдых копытца Львики врезались ему в рёбра.

Удар был сильным и точным. Волчара упал, повизгивая от боли. В тот же миг другое копыто, евино, со всей силы ударило его в нос, вминая нюхалку в череп. Позорник потерял сознание. Всего на пару секунд - но именно в эти секунды зубы Евы сошлись на его горле.

Баран уже потёк и разрыв контакта перенёс довольно спокойно. А вот павиан ещё боролся. Чувствуя, что няша отвлеклась, он попытался освободиться. Он перехватил горящую деревяшку и обнял ладонями раскалённые угли. Закричал от боли, подпрыгнул и нырнул куда-то в темноту.

Далеко он не упрыгал. Раздался вопль, а затем понятные звуки - чавканье и хруст. Потом из темноты выплыла Лэсси: облизывающаяся, с отъеденной обезьяньей ногой на плече.

- Девочки, дальше сами, - предупредила она. - А я пока позавтракаю.

Овладеть остальными - глупыми и перепуганными - было уже делом техники. Один лишь тапир корячился. За это Львика уделила ему особое внимание и превратила его мозг в нежнейшее пюре абсолютной преданности.

Дальше маленький отряд прошёлся по местности. Охотились в первую очередь на вожаков стай. Поняши командовали, заняшенные действовали. Потерь почти не было. Какой-то одичавший аллигатор загрыз тапира, зато и сам был някнут секунд за тридцать.

Когда отряд разросся до размеров небольшой толпы, Ева устроила быстрый опрос с распределением. Слабых и глупых отогнали прочь. Сильных и глупых как следует проняшили - и передали под командование мелких и сообразительных. Сильных и умных Львика собрала отдельно, ещё немного пополоскала им мозги, а потом дала жизнь и перспективу. Каковая состояла в том, что все должны были оставаться здесь до рассвета, а потом дожидаться существ из города, которые и устроят их дальнейшую жизнь. Иначе произойдёт что-то ужасное и непоправимое. После чего их вернули в коллектив - миссионерствовать.

Дальше пошла чисто силовая работа. Отряд начал целенаправленную охоту на стаи. Каждую окружали и приводили к порядку. Вожаков по большей части убивали, более-менее перспективных няшила Львика. Ева тем же способом с маргиналами и непокорными.

Сколько-нибудь заслуживающий упоминания инцидент был ровно один. Какая-то куровца, с виду совершенно безобидная, внезапно ощерилась и с криком "Свобода! Щековина! Маналула!" бросилась на Львику. Заняшенный бык сшиб её дубиной, а Ева сломала ей шею.

Часа через четыре на перекрёстке образовалось какое-то подобие порядка. Охраняло его несколько крокодилов и быков с дубинами и несколько десятков мелких существ, присматривающих за поведением в своих стаях. Трупы были освежёваны, разделаны и уже подрумянивались на углях. Крупные существа пристраивались на ночлег на местах прогоревших кострищ и обкладывались существами мелкими, чтобы не пропадало драгоценное тепло. Миссионеры ходили между кострами и рассказывали, что они должны оставаться здесь и ждать, пока за ними приедут из города. Где их накормят, напоят и заведут под крышу.

Уже немного светлело, когда Ева и Львика дотащились до повозки. Львика хорохорилась. Но по ней было видно, что она очень устала. Ева едва тащилась, полуприкрыв веки.

- Я не поняша и не могу снова лишить вас памяти, - сказала Лесси, - но это и не требуется. В ближайшие дни вы будете заняты тем же самым. Пока можете отдохнуть. Спасидо за службу, девочки.

По дороге назад поняши почти не разговаривали. Обе лежали в возке и думали о своём. Ну то есть об одном и том же, но каждая со своей колокольни.

- Львика, - наконец, нарушила молчание Ева, - ты не думай только...

- Да нормально всё, - вздохнула Львика. - Ну кого же Верховная могла отправить со мной, как не любимую напарницу?

- Львика, я не знала, вот честно, - сказала Ева. - Даже не догадывалась.

- Да верю, верю, - золотистая поняша шлёпнула себя хвостом по бедру. - А я-то всё думала - чего это мы так быстро сошлись?

- А я думала, почему у меня с девочками не получается, - грустно усмехнулась Ева. - А у меня просто склонность к этому самому. К верности. Ну, когда только с одной.

- А Карабас как же? - как бы между прочим поинтересовалась Львика.

- Вот я и думаю, как же Карабас, - призналась Ева. - У меня пока не складывается.

- Да забей, он просто самец, - свеликодушничала Львика. - Это же не серьёзное что-то.

- Вот и он считает, что ты просто самка, и это не серьёзное что-то, - ответила Писториус. - А я вот сейчас на части разрываюсь.

- Забей, - посоветовала Лтвика. - Ну какая теперь-то разница, сокровище? Мы вместе, мне с тобой хорошо. Чего ещё надо-то?

- Пока не знаю, но чего-то надо, - честно сказала Ева. - Блин, у меня сейчас вот это чувство, когда с выхода возвращаешься...

- И у нас есть три часа, - подхватила Львика. - На кабак и на всё остальное.

- Мы как-то успевали, чудовище, - Ева умильно вздохнула.

- А вот, кстати, об этом, - голос Львики стал напряжённым. - Ты помнишь про чудовище? Из-за чего ты меня так прозвала?

- Помню. Ерунда всё это. Из тебя же не прёт? Ну и ладно.

- Я ни в чём уже не уверена, - вздохнула Львика. - Я как сейчас вспомнила, что Верховная мне не мать...

- Мать всё-таки, - не согласилась Ева. - Она тебя вырастила. И воспитала. И к тому же ты про эти дела помнила только на выходах.

- Ну да. А в миру я ей письма слезливые писала. То есть не то чтобы писала. Вела дневник. Со всякими девичьими страданиями. В том числе и по поводу малограциозности. Дочка-Матерь, какая же я дура!

- Не бери в голову, - сказала Ева. - Я в миру тоже всяких глупостей понаделала.

- А теперь мы всегда на выходе. Открыла нам глазки Лэсси, спасидочки. Кстати, зачем она работает на Эквестрию? Точно не за деньги. И почему губернатор этого не замечал? Что думаешь?

- Может, он не знал. Вдруг Лэсси менталистка хорошая, - неуверенно предположила Ева. - Или, может, у Пендельшванца были планы какие-то. Теперь-то чего?

- Ну да, теперь уже нечего, - грустно согласилась Львика. - Вот я завтра проснусь, и первым делом вспомню, из кого я сделана.

- Кто ж ещё-то. Как-то Верховная туда влезла. Подробностей не знаю, она со мной такими вещами не делилась. Ни в миру, ни по орденской линии.

- Чудовище, я тебя давно спросить хотела... - осторожно начала Ева. - Ты её видела?

- Видела, - призналась Львика. - При посвящении. Меня в главный храм орденский водили.

- Ну что тебе сказать... Там же одно тело. В жидком азоте. Без головы. Голову сожгли, кажется. Из осторожности. Мало ли, вдруг есть какая-то технология восстановления мозга. А так - ну я не знаю... Красивая. В смысле, хорошо сложена. И вот ещё: она не чёрная. Она белая. Цвета луны.

Возок подпрыгнул на ухабе. Писториус недовольно фукнула.

- Эту букву "л" наши исторички двести лет всем впихивают, - ухмыльнулась Львика. - На самом деле она Back Moon. "С Луны обратно". Это что-то вроде титула. Она из последних, кто там бывал. На Луне, в смысле. Пока там ещё кто-то жил.

- Всё равно не понимаю. Как Пендельшванц тебя пустил в Директорию? Он же знал наверняка.

- Ну от меня вреда никакого, - Львика шевельнулась, устраиваясь. - У меня с обычными грациями не очень-то.

- Вот про это не надо! - Львика неожиданно вспылила. - Ох, прости, сокровище. У нас был сложный денёк. Точнее, ночка. Слушай, - вдруг оживилась она, - а давай сейчас в какой-нибудь кабак завалимся? И там нажрёмся? Ну как раньше после выхода?

- А давай! - решилась она. - Только сначала домой заедем, я мышей возьму. Мне без них как-то... несподручно, вот.

- Да зачем? Пусть отдохнут. Някнем кого-нибудь рукастого, он нам послужит.

- Да поебать! Эй, кони! - крикнула Львика. - Вы город знаете?

Действие тридцать восьмое. Крепатура, или Буратина попадает в надёжные руки

Р. Кулябин-Шарковский. Российская авиация в условиях кризиса. - В: Промышленная политика. N 71 (16), 1999.

О. Вонятко. Многонациональный российский народ: становление и развитие. - В: Многонациональная Федерация. Сборник статей по итогам VII научно-практической конференции "Многонациональная Россия: разные, но вместе". - М., 2010,

1 января 312 года о.Х. Чудное, хрустальное утро.

Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база "Graublaulichtung".

Сurrent mood: curious/любопытствующее
Сurrent music: В. Шаинский - Белогривые лошадки

Рак Шепталло отмерил семь раз, потом поднял левую клешню и сделал несколько точных, продуманных разрезов. Жук-рогач ухватил щетинистыми лапками края ткани. Мышь Лизетта метнулась к дятлу с нитью в зубах. Дятел подал ей подходящую иголочку. Мышка ловко вдела нитку в ушко и, растопырившись вся, за шовчик принялась.

Девочка с голубыми волосами смотрела на их работу, сладко улыбаясь. Она была довольна собой. Умница Мальвишечка придумала способ обзавестись обновкой - и вместе с тем наказать Артемона через это. Наказать хорошенько, хорошенечко так наказать, лишить самого слатенького.

Портные шили Мальвине новую юбку. Шили не из чего-нибудь, а из эстонского полкового знамени, найденного в комнате воинской славы. Знамя было изготовлено из какого-то древнего материала, который не мялся, не пачкался, не горел, не намокал в воде, и, что особенно радовало Мальвину, не впитывал никаких запахов. Возбуждало её то, что юбка и пара трусиков, сшитых из знамени, могли лишить Артемона главного удовольствия - нюхать её одежду и нижнее бельё, соприкасавшееся с ароматной писечкой. Мальвина представила себе, как глупый пёс роется носом в тряпочках, тщась уловить хоть нотку любимого аромата- и в груди у неё расцвели розы, розы чистого блаженства. О да, Артемон будет страдать! Мучиться, выпрашивать каждый лишний вдох, каждую возможность понюхать хотя бы ножки. Ах, хорошо! Конечно, она будет немножко позволять ему дышат собой. Совсем немножко, только чтобы подразжечь аппетит - то есть заставить страдать ещё, ещё сильнее. Мальвина ценила это тончайшее удовольствие - изводить ближнего, лишать его самого желанного, держать на голодном пайке, заставлять терпеть и мучиться. Это было как землянику из лукошка кушать - по ягодке, по ягодке. Мальвина почти чувствовала эти ягодки во рту. Кисло-сладкие, душистые, как детские пальчики.

Недовольно загудел пульт. Следящая аппаратура базы обнаружила вблизи периметра необычный объект.

Позевнув и недовольно поморщившись, Мальвина переключила изображение с панорамного на фокусированное.

Всё пространство экрана занял одинокий дуб, на полянке дальней росший вольно. На нём среди ветвей висело на верёвке вниз головой что-то хомосапое. Впрочем, хомосапым это существо можно было назвать ну очень условно: оно скорее напоминало большую деревянную куклу. Подстроив оптику, Мальвина разглядела на плоском животе существа изящно выполненную надпись "présent" и символическое изображение короны.

Мальвина немного подумала. Вероятнее всего, где-то поблизости появился новый анклав, и местный авторитет пытается завязать отношения. Существо на ветке - скорее всего, переговорщик. Повесили его, чтобы продемонстрировать лояльность и безопасность. Впрочем, не исключено, что это ловушка. Кто-то узнал, что их тут всего двое. Если пробраться внутрь, можно попытаться захватить базу. Попытка не пытка. А может, оно заминировано? Старинное оружие кое-где всё ещё попадалось. К чему привязана эта верёвка с другой стороны?

В синекудрой голове прорисовался план действий. Банальный, но надёжный. Осторожно снять с ветки существо, привести в чувство, допросить.

На пороге, трепля ушами, появился Артемон. Нижняя часть тела его была идеально выстрижена: после применения воспитательных мер гусь-цирюльник стал очень стараться. Гусь-эпилятор тоже познал, что лениться и халтурить не следует. Так что у Артемона сверху всё было расчёсано ну просто збс, а кисточка на хвосте имела идеальную форму и была украшена чёрным бантом. На передней лапе красовались часы белого золота.

У пуделя было отличное настроение. Вчера ему посчастливилось найти в мальвининой спальне комочек туалетной бумаги, которой она подтёрлась после очень влажного сна, а потом забросила в угол. Клочок пах так, что Артемон ночью выхватил несколько потрясных сеансов, от которых у него сейчас яички ломило. О коварных планах Мальвины он и не догадывался.

- Слушай, пёсик, - начала Мальвина и дала вводные.

- Готов! - бодро сказал Артемон, лихо развернулся и отправился исполнять.

Для начала он расшевелил муравейник. С муравьями Мальвина управлялась на отличненько. Муравьи вообще очень подходили для внешнего воздействия - что один, что тысяча. Проблема с ними была в том, что в крошечных их головёнках не помещалось больше одной мысли, но уж за неё-то они держались крепко. Как правило, это были указания матки, передаваемый через одоратический фон. Чтобы ими управлять, нужно было сначала их напугать и озадачить. Артемон обошёлся по-простому - сначала облаял муравейник, а потом на него наступил. Муравьишки забегали, заметались. Потом перед муравейником стало выстраиваться каре: это Мальвина перехватывала управление. И наконец четыреста муравьёв твёрдым шагом пошли по тропинке, ведущей к дубу.

Долго ждать не пришлось. Муравьи влезли на дуб и сомнительную верёвку перегрызли. Безо всяких последствий: ничего не взорвалось, не загорелось. Пудель поймал падающее тело и понёс на базу.

После осмотра выяснилось, что существо - типичный доширак, судя по всему - бамбук по основе. Признаков жизни оно не подавало.

Скобейднувшись сквозь зубы, Артемон пошёл искать лекарей.

Изо всех электоральных приобретений, которые сделал пудель в Передреево, лекари оказались самым никчёмными и проблемными.

Жаба отрекомендовалась специалисткой по спортивному массажу. Мальвина было обрадовалась, но после первого же сеанса была разочарована крайне: холодные, влажные жабьи лапки не доставили ей никакой приятности. Она уже собралась учинить жабе маналулу, но помешал Артемон. Он был категорически против любых массажистов: телом Мальвины он предпочитал заниматься сам. В итоге жабу просто прогнали с глаз долой. Теперь она обитала на втором уровне, в холодной и сырой комнатёнке, которой кончался коридор 2-А. Там она жила насыщенной внутренней жизнью - то есть спала, ела (червяков ей добывали кроты, замороченные Мальвиной), а в оставшееся время пялилась в темноту. Впрочем, какая-то польза от неё всё же была: она растирала спинку дятлу-закройщику.

Сова-психоаналитичка ничего лечить не умела, но могла вести многочасовые беседы про детские травмы. Мальвину это пару раз развлекло, потом прискучило. Артемон, напротив, её терпеть не мог и хотел забить, но Мальвина - чисто из вредности - не позволила. Тогда он просто выдрал психоаналитичке хвост. С тех пор та предпочитала тусоваться где-то в зарослях на периметре. Не забывая, впрочем, регулярно являться за кормёжкой.

Богомол-травник остоебал совершенно особенным образом. Этот народный целитель презирал всякую теорию и верил только фактам. Он всё время повторял, что главное - опыт. И следовал этому: постоянно ставил опыты на себе и на окружающих, леча их не так, как нужно, а так, как ему лично интересно. На жабе он испытал изобретённое им средство от бородавок, намазав ей спинку, пока та дремала. Мышку Лизетту, маявшуюся животом, он лечил суппозиториями с хреном и перцем. Раку Шепталло он ставил горчичники и припарки - безо всякого, впрочем, толку. Если бы Мальвина это знала, богомолу бы пизда пришла. Но Артемон его покрывал - поскольку лекарь соорудил из всякого хлама самогонный аппарат, поставил бражку и клятвенно обещал в самое ближайшее время заняться всякими настойками и наливками. Пуделя это волновало в связи с близящимся истощением запасов коньяка.

Сову Артемон нашёл ровно там, где искал - в зарослях. Она сидела на суку и рассказывала жуку-рогачу про эдипов комплекс. Жук пёрся. Артемон разрушил эту идиллию, выкинув жука, а сове приказав мухой лететь к Мальвине.

Лекаря-богомола пудель отловил в траве: тот самозабвенно выкапывал огромный корень козлобородника. Получив вразумляющий поджопник, он поскакал к базе.

Что касается жабы, её разыскивать было не надо. Её достаточно было разбудить. Как известно, лучший способ разбудить жабу - наступить ей на лапку. Что Артемон и сделал. Со своим удовольствием, чоужтам.

Буратину - не будем томить и интриговать читателя: да, это был именно он - принесли в коридор 2-Г в бывшую воспитательную. Там его крепко привязали к скамье для порки. Мальвине принесли табуретку. Та устроилась на ней со всем возможным удобством, после чего велела звать сову - для осмотра.

Приосанившаяся сова, бросив оценивающий взгляд на Буратину, заявила:

- Очевидно, перед нами ярко выраженный невротик с инфантильной потребностью в бунте или зависимости. Телосложение и черты лица указывают на травму отвергнутости. Длина носа символизирует сексуальную депривацию, связанную с размером пениса, а также символическим обесцениванием. Можно также предположить пограничную личностную ориентацию, нарциссическую патологию, проективную идентификацию и...

Сова была психоаналитиком и с обычной медициной её интересы не пересекались. Она с трудом припомнила, что у живых существ обычно стучит сердце. Поэтому она величественно приблизилась к Буратине и приложила ухо к груди - почему-то справа. И ничего не услышала.

- Пациент скорее мёртв, чем жив, - осторожно сказала она. - Полагаю, причина - фрустрация, порождённая кризисом идентичности.

Следующая была жаба. Она долго мяла влажными лапками тело Буратины. Потом выпучила глаза и впала в раздумье.

- Здоровый какой парень, - проквакала она. - Кожа упругая, гладкая, без трещин. Дельты прокачанные, икроножные просто отличные. Но мышцы забиты, возможна крепатура.

Жаба пощупала пульс и вроде как что-то такое нащупала.

- Пациент скорее жив, чем мёртв, - обнадёжила она. - Сердце у него здоровое, вот что я думаю.

Следующим был богомол. Он осторожно потрогал Буратину в нескольких местах. Диагноза он ставить не стал, а сразу приступил к практически предложениям.

- Предлагаю, - сказал он, - проклизмить это существо суспензией из заячьего помёта и свежей жабьей слизи. Помёт у меня есть, вчера как раз собирал.

- Посудите сами, - начал богомол. - Пациент либо жив, либо мёртв. Если он жив, то после клизмы он либо останется жив, либо не останется жив. Если не останется - зачем нам нужно хилое, никчёмное существо? А если останется - точно до старости доживёт. Теперь допустим, что он умер. После клизмы он или оживёт, или не оживёт. Если не оживёт, мы останемся в том же положении, что и сейчас. А если оживёт, это будет интереснейший научный результат. Насколько мне известно, после суспензии подобного состава ещё никто не оживал. Вот обратное случалось неоднократно...

В словах богомола была определённая логика. Однако сова очень хорошо запомнила, как богомол испытал на ней отвар сурепки с болиголовом. С тех пор к любым экспериментам богомола она относилась с априорным недоверием.

- Шшшарлатанство, - сказала она, взмахнула крыльями и взмыла ввысь, чтобы не получить пизды: богомол умел драться.

Тут до жабы дошло, что в случае принятия предложения слизь будут соскребать с неё. Единожды пострадавшие бородавки надулись и зачесались.

- Какакокое отвррратительное невежество! -- квакнула она и, шлепая животом, запрыгала вон из помещения, чтобы уберечь любимую спинку. Впрочем, далеко она не упрыгала, а спряталась под дверью.

Мальвина надула губки. Лекарь-богомол это заметил, на всякий случай прикинулся сухим сучком и постарался не отсвечивать. Вид у него стал такой, будто его тут нет вообще.

-Так мы будем его в чувство приводить? Или чего? - нервно спросил Артемон, показывая на распростёртого бамбука.

- Ну если вы настаиваете именно на приведении в чувство... - богомол немедленно ожил. - Нужно как следует взбодрить его организм. Я бы предложил растирание ядом апсисовой гадюки, у меня найдётся капелька... Ну или можно испробовать бобровую струю, сиречь касториум. Это секрет желёз...

- Яюшки! Железы не трогайте! - внезапно заорал Буратина и страшно задёргался, забился в путах.

Надо сказать, что деревяшкин, снятый с дерева, уже давно пришёл в себя. Он просто этого не показывал. На то у него были вполне извнительные причины. Он чувствовал, что связан. Вокруг слышались незнакомые голоса. Ему было понятно, что его схватили и он чей-то пленник. Непонятно было, кто это сделал и зачем. Поэтому он лежал зажмурившись, слушая разговоры и пытаясь хоть что-нибудь понять.

Однако слово "касториум" и упоминание желез его взволновали крайне. Он решил, что его собираются опустить до электората, а для начала - кастрировать. Такая перспектива его не улыбала. Поэтому он стал активно возражать, не дожидаясь, пока ему что-нибудь отрежут.

- Похоже, наш гость чувствует себя неплохо, - сказала она. - Вот только много шумит. Артемон, объясни гостю, что надо себя вести прилично. Для начала сломай ему нос.

Артемон подошёл к трепыхающемуся Буратине и крепко взял его за отросшее носопыгало.

- Не надо!!! - закричал бамбук как можно громче. - Я буду умненький! Благоразумненький!

- Будешь, будешь, - пропела Мальвина. - Когда у тебя не будет носика. Артемон, ты что-то там копаешься.

- Щас, - сказал пудель и сильно потянул Буратину за нос.

На сей раз спасительной зарубки на носу не было. Деревяшкину грозила очччень неприятная травма. Он орал и выгибался что есть сил, пытаясь ткнуть носом в Артемона.

- Простите, - неожиданно сказал богомол, - в силу строения носа этого существа весьма вероятно разрушение черепа. Тогда оно умрёт.

- Отпусти, - приказала Мальвина Артемону. - И отоварь его по почкам. Чтоб почувствовал.

Буратино глухо взвыл, когда пудель крепко ударил его в бочину. Но сразу же замолчал.

- Так гораздо лучше, - констатировала Мальвина. - Приступим. Как тебя зовут и кто ты по основе?

- Буратиной меня кличут, - сказал доширак. - Основа бамбук, прошит сосной. Тиной ещё прошили меня, - вспомнил он, - это когда ребилдили.

- Ты проходил ребилдинг? - заинтересовалась Мальвина. - Ты изделие?

- Вроде того, - деревяшкин отвечал охотно, радуясь, что оскоплять его вроде бы не собираются. - Я из ИТИ. На индивидуальном. Папа у меня доктор Коллоди, он здоровский, только ругается очень...

- Не так быстро, - сказала Мальвина. - Давай-ка с другой стороны. Здесь ты как оказался?

- А я почём знаю?! - Буратина для пущей честности вытаращил глаза. - Я вроде убил дерево, потом ещё что-то было, а потом кот мне сказал крекс-пэкс-фэкс, а королева меня подбросила и там было другое небо...

- Чушь какая, - Мальвина зажала ушки ручками. - Ты что, ебанулся?

- Нет! Я нормальненький и ужжжасно здоровенький! - бамбук затряс головой.

- Значит, придуриваешься, - заключила Мальвина. - Мне это совсем не нравится. Артемон, выбей из этого мудака всё дерьмо.

Артемон подошёл к связанному Буратине и для начала ударил его в живот. Деревяшкин заорал что есть мочи.

- Заткни ему пасть, - распорядилась Мальвина. - Он очень шумный.

Пудель завертелся, ища, из чего бы сделать кляп.

Тут лекарь-богомол оживился, зашевелил усиками.

- Выбить дерьмо? - переспросил он. - Зачем же трудиться? Есть прекрасное народное средство для этой цели, принимается внутрь...

- Заткнись, - бросил сквозь зубы Артемон, целеустремлённо водя по комнатке жалом.

- Нет, говори, мне интересно, - мурлыкнула Мальвина. - Что за народное средство?

Невежественному Буратине показалось, что его мучители снова говорят о кастрации, и он опять забился.

- А ему не нра-а-авится, - протянула Мальвина. - Что ж, попробуем касторку. У нас она есть?

- Этим обувь смазывают, - вспомнил Артемон. - Вроде бы что-то осталось.

- Смазывают обувь? - переспросила Мальвина. - Смешно. Нам нужна будет воронка.

- Есть шланг, - квакнула жаба, подслушивающая под дверью.

- Не хааачу! Не надо кастр... - заорал Буратина, но Артемон молча отоварил его по печени.

- Или касторка, - сказала Мальвина ласково, - или ты умрёшь. Прямо сейчас.

Прозвучало это весьма убедительно. Буратина обречённо затих.

- А можно и не касторкой, - внезапно вклинился богомол. - Например, английская соль тоже хорошо действует...

Артемон посмотрел на народного лекаря так, что тот прижукнулся, сложился как картонка и упал под стол.

Долго он там, впрочем, не пролежал. Минут через десять он уже держал кусок жёсткого шланга, вставленного Буратине в рот, а пудель, скобейдясь и матюгаясь, вливал в него масло. Деревяшкин мычал, плакал и грыз шланг, но бестолку: жаба зажимала ему нос, а сова при малейшей попытке блевануть клевала его в солнечное сплетение. Мальвина наблюдала за всей этой суетой вполглаза: она размышляла о том, как будет допрашивать Буратину: начинать ли с калёного железа, или сначала поработать электричеством.

Эффект от касторки был убедителен. Дерьмо из Буратины действительно вышло - с бульканьем и вонизмом.

- Фи, - сказала Мальвина, вставая с табуреточки. - Помойте тут всё, а мы пока подготовим инструменты. Артемон, у нас найдётся небольшая жаровня?

Действие тридцать девятое. Дефенестрация, или Некоторые пони предпочитают тяжёлую жизнь лёгкой смерти

С самого нежного возраста моего маменька внушала мне то мнение, что Щастие для меня невозможно, ибо Природа почти совершенно обделила меня Грациозностью, сиречь няшным даром. Сей изъян относится к числу непоправимых; посему маменька советовала мне довольно запастись терпеньем, дабы кротко и смиренно переносить тяготы и обиды, поджидающие меня на жизненном поприще.

Жюстина Многострадальная. Обделённая судьбою, или Правдивая и достоверная история моих горестей, неудач, невзгод и бездолий, невезений, порух и непрух, лишений, злополучий, претерпеваний, ударов судьбы, крушений надежд, катастроф, поражений, испытаний, великих и малых напастей и пагуб, трагедий и драм, катаклизмов житейских, роковых потрясений, а такоже и великого множества иных прочих несчастий и бед. - Серия "Классика жанра" - Понивилль: Акусма, 279.

Юкио Мисима. Золотой храм. - М.: Иностранка, 2016.

30 дня 12 месяца Тарзана 902 года Тарзана / 30 декабря 312 года о.Х. День.
Страна Дураков, домен шерстяных, крепость Болат-Юрт.

Мирре Ловицкой снился Большой Зал Пуси-Раута.

О сновиденья поняш! Это вам не блёклые сны хомосапых, не глюки копытных, не трансцендентальные виденья инсектов. Поняшьи грёзы легки, изящны и полны волнительных подробностей. Вот и сейчас Мирре виделись сияющие хрустальные люстры над головой, торцовый пол, истоптанный тысячами копыт, ряды голов в балаклавах. Её окружали ароматы парфюмов, смешанные с ароматами тел, грив, лон. И главное, главное - ручьи, потоки, водопады няша, образующие незримо трепещущее в воздухе облако грациозности. Которой тут было пропитано всё, всё, всё.

Она шла по узкой дорожке алого бархата средь разгорячённой толпы. В маске Мирра была, в белоснежной эмалевой маске. Гордое лицо её стягивала Золотая Узда. Она шла, чувствуя кожей устремлённые к ней взоры. Они горячили, они будоражили кровь. С каждым шагом Мирра будто росла, становилась выше. Крепла шея её и голова тянулась к потолку.

О да: Ловицкая знала, куда идёт, куда и зачем. Там, в конце пути, её ожидала Верховная. Которая осыплет её немыслимыми почестями, наградит, прославит и увенчает. Мирра не помнила точно, чем заслужила это всё - но была уверена, что всё это ей положено по праву. Больше того: уже сейчас, здесь все должны были одаривать, отличать её. Так и было. Разноцветные бэтмены вились вокруг неё, вплетая в гриву драгоценные ленты, унизывая шею и ушки жемчугами, украшая шею ожерельями. Она покрывалась златомерцающим блеском, дорогим и тяжёлым сиянием.

И наконец, все расступились перед ней . И наконец, все передней расступились. И она увидела то, к чему она шла, что её ожидало на самом деле, к чему её так приуготовляли.

На стальном троне восседал полковник Барсуков. Перед ним был водружён камень-алатырь, камень заклания. Сверкали ножи, ланцеты, какие-то страшные гадкие железки. Сердце пронзила страшная правда: она обречена в жертву. Сейчас её положат на камень и вырежут суть. Что-то такое, что дороже жизни, души и сердца. А потом они это съедят, и это будет так страшно и мерзко, что она перестанет жить. Но не умрёт, нет, - а превратится в содрогающийся комок вечных мучений.

Мирра оглянулась, ища поддержки, опоры, хотя бы капли сочувствия. Но сотни глаз в прорезях балаклав подавляли её волю. Её силы были ничто по сравнению с волей Пуси-Раута.

Она увидела, - как бы со стороны, - как её кладут, как приковывают к камню цепями. Как перебивают жилу на шее - и сама Верховная первой припадает к алой струе. Как из неё выдёргивают живые, трепещущие внутренности - и молодые красотки, чавкая, мнут зубами эти сизые куски плоти. Она увидела Гермиону, с мечтательной улыбкой жующую её печень, и Альбертину, отрывающую зубами нижнее ребро. Но всё это было ещё не самое страшное, потому что сути во всём этом не было.

Тут встал Барсуков. В руке у него был ржавый мясницкий крюк. Он подошёл к ней и, раздирая тело, вонзил железо в самое средоточие её естества. Туда, где пряталось то, чего все так жаждали. И он вырвал и показал всем...

...Мирра вскрикнула и проснулась. Испуганно продышалась, очищая голову от остатков кошмара. И вспомнила, что с ней сталось на самом деле.

Она ощутила, как наваливается на неё горе, придавливает к полу. Эта ежеутренняя катастрофа - когда она вспоминала о том, что с ней случилось - стала почти привычной. Но не переносимой, нет.

Сперва она заставила себя открыла глаза. Увидела перед собой серую стену. Теперь она всегда ложилась лицом к стене: так было легче заснуть. Открыла рот, чтобы позвать услужающую, и тут же закрыла. Услужающей ласочки больше не было: она задичилась, перестала слушаться и убежала. Скорее всего, её съели нахнахи. Это было уже неважно. Мирра и так потеряла всё. Даже нет, хуже: всё, что было Миррой Ловицкой, обратилось в пыль.

Это выяснилось утром девятнадцатого декабря. На следующий день после того, как она стояла перед зеркалом и слушала голос с пластинки. И остановилась в шаге от потери разума - из-за почечного камня.

В тот день Ловицкая проснулась в лазарете. Ей было хорошо и покойно. Ничего не болело. Врач-хемуль, сосредоточенно сопя, кипятил шприц в маленьком автоклаве.

Мирра позвала его. Тот обернулся. Сказал что-то успокаивающее. И снова занялся своими делами.

Вот тут она почувствовала: что-то не так. Снова позвала хемуля, просто чтобы заглянуть в глаза.

И ничего не произошло. Доктор посмотрел на неё удивлённо и отвернулся. Она тоже ничего не почувствовала. Той силы, что приковывала к ней чужой взгляд, у неё больше не было.

Ловицкая попросила зеркало. Ей принесли. В зеркале она увидела маленькую лошадку с секущейся шерстью, встревоженную и напуганную. Никакого властительного сияния, никаких искр, никаких голубых антилоп, вообще ничего. Просто отражение - и не более.

В коридоре она попыталась някнуть мелкого шерстяного, ожидающего приёма под дверью кабинета. Раньше это заняло бы секунды три=четыре. Теперь же ей не удалось установить даже зрительного контакта. Шерстяной вообще ничего не заметил.

Ещё несколько судорожных попыток убедили в том, что поняший дар её покинул. В ней не осталось ни одной грации. Ни одной из двухсот восьмидесяти.

Она поверила в это не сразу. На следующий день она проснулась в надежде, что грациозность вернулась. Первый же взгляд в зеркало показал - нет. На следующий день всё повторилось. В конце концов она поняла: это навсегда.

Конечно, Мирра знала, где потеряла дар. Там, на дне чёрной пропасти, куда она добровольно сошла и где почти перестала быть собой. Лопнула струна, порвалась нить, распалась связь. И не было никого, кто мог бы связать её, исправить.

Она почти не выходила из комнаты, разве что по нужде. Нахнахи обращались с ней почтительно: она считалась любимицей полковника Барсукова, а полковника они опасались. Так что у неё всегда была еда, чистая вода и свежая подстилка. Мирра об этом не думала: сейчас она всё воспринимала как сквозь вату.

У неё были мысли о самоубийстве. Но тело не хотело умирать. Тело хотело делать свои дела. Есть, спать, справлять естественные нужды. Лежать на подстилке. Чесаться. Единственное, что ушло совсем, совершенно - это похоть. Страсть, боль, экстаз, унижения, оргазмы - всё это перестало волновать её. Будто перегорел какой-то проводок. Но остальное было в порядке. Тело исправно дышало, поглощало, переваривало. Но этого ему было мало. Глазам хотелось света, ногам - движения. Тело не знало, почему оно всё время лежит в темноте и почему из головы в него льётся чернота. Оно не могло понять, за что его так наказывают.

К сожалению, голову было некуда деть. Просто некуда

Мирре если чего и хотелось, так это перестать думать. Просыпаться, есть, потом ходить. Можно таскать что-нибудь не очень тяжёлое. Уставать, отдыхать, есть, спать. Жить простой жизнью, какой живёт электорат или животные. И ничего не помнить.

Но она помнила. Что была полноправной вагой Пусси-Раута, кавалеркой Золотой Узды. Что у неё было двести восемьдесят граций. Что она однажды захотела стать никем и ничем. Что теперь она - действительно никто и ничто. Что полковник Барсуков обещал вернуться утром двадцать девятого. И, может быть, он ей объяснит, почему с ней это случилось и что ей теперь делать.

Иногда она думала, что должна ненавидеть полковника. Но не могла эту ненависть прочувствовать. Её не было. Не было вообще ничего.

Полковник был непунктуален. Он прибыл под вечер. Для Мирры у него времени не нашлось. Она ждала, ждала, ждала его, ждала ещё, ещё. И незаметно для себя заснула. Потом ей снились сны, а теперь она проснулась и смотрит на серую стену.

В горестном изнеможении поняша закрыла глаза и глухо застонала.

- Встать! - раздался сзади голос полковника Барсукова.

Мирра не удивилась. Это было обычное начало встречи. В первый же день их близости - если это можно назвать близостью - полковник ввёл правило: при его появлении она должна была вскакивать, поворачиваться к нему и опускать голову. Унизительность этого маленького ритуала Мирру смущала и возбуждала. Сейчас это казалось ей просто глупым. Но Мирра подчинилась. Она послушно встала и повернулась к двери, опустив голову.

Как обычно, она сперва увидела ноги Барсукова. Большие, обросшие бурой шерстью, с нестриженными когтями, они упирались в пол уверенно, как два неоспоримых факта. Ноги пахли барсучьим потом и болотной тиной.

Поняша послушалась. Встретилась взглядом с глазами полковника. И увидела, - без удивления, просто увидела и поняла, - что он смотрит на неё с острым подозрением. Будто ожидая какого-то подвоха.

Это продолжалось секунды две, три. Потом взгляд Барсукова как бы смягчился. Не подобрел, не ожалостливился - просто перестал быть колючим, опасливым. В нём появилось привычное самодовольство.

- Да, теперь вижу, - сказал Барсуков, - Оказывается, поняшу действительно можно лишить грациозности. Это ещё никому не удавалось.

- Кто вам сказал обо мне? - без интереса спросила Мирра.

- Получилось что? - Барсуков, казалось, удивился. - А, это? Нет. Я ничего такого не планировал.

- Зачем дал такое задание? Просто посмотреть, что получится. Сперва я хотел из тебя сделать обычную рабыньку. Потом подумал - нет, банально. У меня столько было этих рабынек, что это перестало заводить. Так что я стал ставить разные опыты. Но твою грациозность я не трогал. Просто боялся. Убить меня нельзя, а насчёт няша мне ничего не обещали. Поэтому я дал тебе задание на то время, пока меня не будет. Но ничего особенного не ждал. У меня была простая логика: в лучшем случае станет послушнее, в худшем - свихнётся. И вдруг! Расскажи, что с тобой было. В подробностях. Заупрямишься - сделаю больно, - на всякий случай пообещал он.

- Я расскажу, - Ловицкой было всё равно, но тело боли не хотело, да и не заслуживало. - Сперва услужающая поставила мне пластинку...

Она рассказывала долго: полковника интересовали детали. В конце концов, когда она дошла до образа чёрного божества, крутящего мир, он начал переспрашивать буквально через слово.

- Всегда один образ... - пробормотал он. - Колесо сансары. Прялка и нити судьбы. Круг времени. Ну да, тентура именно так и выглядит. Если верить старшим. Мне так ничего и не показали, - в голосе Барсукова прорезалась старая обида.

- Я не техник, - сказал Барсуков, - но думаю вот что. Все способности субъекта прописаны в глобальной переменной. В принципе, её значение можно менять. Разными способами. Обычно это делается, чтобы какие-то способности приобрести. Иногда их можно потерять. Но чтобы утратить родовую способность, свойство основы - такого я не помню. Считалось, что это невозможно, так как она записана на глобальную переменную самой основы. Это значит, что тентура больше не опознаёт тебя как пони... В любом случае, это всё не твоего ума дела. Поговорим о тебе.

- Нет, - сказал Барсуков. - Стой и слушай. Ты хочешь вернуться в Эквестрию?

- Хммм... Ну да, я понимаю. Тебя туда тянет, но ты понимаешь, что не надо. Кстати, а что именно ты понимаешь?

- Семья, подруги, работа, - коротко сказала Ловицкая.

- Ну да, ну да. Дай-ка я сам попробую... Пуси-Раут для тебя закрыт. Со всех административных должностей тебя снимут. Знакомые разорвут с тобой отношения. Из жалости или из брезгливости. Правда, у тебя есть деньги. Ты сможешь купить домик где-нибудь в глухом месте. Нанять прислугу. И тихо спиться например.

- Да, ты права. Ты и в самом деле не вернёшься. Потому что у тебя нет возможности. Как ты доберёшься до места? Дойдёшь ногами? А кто тебе даст охрану и защиту? Никто. В Эквестрии ты никому не нужна. Здесь? А зачем тебя отпускать? Нахнахи тебя не трогают, потому что боятся меня. И твоего няша. Они даже тебе прислуживают. Но это всё ровно до того момента, пока я ним не скажу, что они могут делать с тобой всё что угодно. Ты ничего не можешь, а вот они могут сделать с тобой много интересного. Они любят маленьких, слабых, беззащитных существ. Таких, как ты сейчас.

- И вы мне не поможете? - Мирра всё-таки ум не растеряла, и понимала, что полковник говорит ей всё это с какой-то целью. Просто у неё не было сил и желания играть в эти игры.

- Может быть, помогу. Может быть, нет. Я ещё не решил, - ответил полковник, разглаживая рыжие усы.

- У меня есть кое-какие идеи насчёт тебя, - туманно выразился Барсуков. - Будешь делать то, что я говорю - и я порешаю твои проблемки. Да, кстати. Есть проблемка, который нужно решить прямо сейчас. Давай-ка начистоту. Ты вообще намерена жить дальше? Или у тебя другие планы?

- Вот чего не люблю, так это колебаний в таких вопросах, - поморщился полковник. - Так всё-таки? To be or not to be?

- Давай выясним. Прямо сейчас. Один раз и навсегда. Чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. Пойдём.

Ловицкая замешкалась. Тогда полковник подошёл и взял её за ухо. Скрутил. Это было неожиданно и больно. Ещё больнее стало, когда он дёрнул.

Поняша не издала ни звука, просто потекли слёзы.

И Мирра покорилась. Опустив голову, она брела за Барсуковым. Перед ней сменялись плитки пола, потом кирпичи винтовых лестниц. Они шли вверх, долго и утомительно.

Наконец, отворилась высокая дверь. Мирра вошла в небольшой зал, отделанный светлыми деревом. Мебели в нём почти не было - только два кресла для хомосапых, да низкий столик у окна. Зато окно было великолепным. Огромное, во всю стену до пола, оно состояло из двух половин, украшенных узорными витражами. Ловицкая невольно залюбовалась изящным орнаментом - цветы, птицы, абстрактные узоры.

- Да, - признала Мирра. - Меня сюда не водили, - припомнила она свой приезд, когда ей показывали Болат-Юрт.

- Неудивительно. Это особенное место. Посмотри сюда, - предложил Барсуков и взялся за ручки оконных рам. Половинки окна с тихим скрипом разъехались в стороны. Дохнуло сырым воздухом, показались хмурые небеса.

Мирра подошла поближе. За окном находилась маленькая полукруглая площадка без перил - что-то вроде железного козырька. Далеко внизу был виден плац.

- Это зал почётных дефенестраций, - сказал Барсуков. - Бывают ситуации, когда к врагу нужно проявить уважение. Когда Тарзан укреплял свою власть, ему иногда приходилось убивать весьма почтенных существ. Например, глав старых родов. Их нельзя было маналулить. Их даже нельзя было просто забить. Всё это вызвало бы слишком большое возмущение. Поэтому пришлось ввести специальную процедуру. Видишь ли, шерстяные по основе обезьяны. Их предки лазили по деревьям и скалам. Многие падали и разбивались. Особенно старики. Это считалось уважаемой причиной смерти для хорошо пожившего существа. Даже если кто-то из стаи немного помог. Понимаешь, о чём я?

- Это окно, - продолжал полковник тоном экскурсовода, - сделано так, чтобы проводить уважаемое существо с почётом. Видишь кресла и стол? Можно было поесть, выкурить сигару и попросить Тарзана о какой-нибудь небольшой любезности. Потом осуждённый открывал окно, выходил на козырёк и я закрывал створки. Чтобы никто не видел его страха и колебаний. Для шерстяных это важно - выглядеть достойно в любой ситуации. Обычно мы делали это ночью, чтобы никто не смотрел снизу. Некоторые просили сделать всё утром. Хотя тебя вряд ли взволнуют такие моменты.

Он помолчал, прикрыв глаза - видимо, вспоминал что-то.

- Лучше всего падать спиной вперёд, - продолжил он. - Тогда ломается позвоночник или шея. Быстрая смерть, чистая смерть. Выходи.

- Важно только то, чего хочу я, - заявил Барсуков. - А я хочу, чтобы ты прочувствовала цену жизни. Выходи. Быстро. Ударить тебя?

Поняша покорилась. Она вышла на козырёк. Копыта слегка скользили.

С треском закрылись створки. Мирра осталась одна.

Страха не было. Ну разве что совсем чуть-чуть. Ловицкая, как все пони, не любила высоты. Но и только.

Мирра собралась с духом и посмотрела вниз. Плац Железного Двора казался очень маленьким. Маленьким и никчёмным.

Откуда-то снизу донёсся характерный звук: включился паровик. Ловицкая подумала, что здесь, похоже, есть лифт, и что полковник зря гонял её по лестницам.

Внезапно железный козырёк со скрежетом дёрнулся. Мирра едва удержалась на ногах.

Пол дёрнулся снова. Поняша подвинулась ближе к окну. Прищурилась. Ей показалось, или козырёк стал немного у́же?

Снова заскрежетало и дёрнуло. До Ловицкой, наконец, дошло. Козырёк втягивался. Через небольшое время она не сможет удержаться на сужающемся полукруге.

Она подняла переднюю ногу и ударила в створку окна. Тщетно.

Снова скрежет. Ещё несколько сантиметров долой.

Мирра, наконец, испугалась. Она встала на задние ноги и замолотила копытами по витражам. Бесполезно.

"Он не будет, он не будет", - шептала поняша. Она пыталась убедить себя, что Барсуков не стал бы убивать её так просто, так неизысканно. Но скрежет под ногами был убедительнее и страшнее.

Площадь козырька сокращалась. Мирра кричала в голос, умоляя открыть.

Наконец, остался самый краешек, на котором поняша еле держалась. Она понимала - вот сейчас ещё рывок, и она упадёт вниз.

"Спиной вперёд", - вспомнила она. Но тело не слушалось. Оно жалось к закрытому окну.

Снова заскрежетало - и в этот момент створки раздвинулись. Поняша упала на живот. Две-три секунды лежала с закрытыми глазами.

Она послушалась. Подняла голову. Барсуков смотрел на неё пристально, без улыбки.

- Сейчас ты могла умереть легко, - сказал он. - Больше такой возможности у тебя не будет. Ты не передумала?

- Нет, - выдавила из себя Ловицкая, стараясь не выдать себя голосом. Она чувствовала благодарность - глупую, постыдную благодарность к существу, которое могло её убить и не убило.

- Будем считать, что этот вопрос мы выяснили, - сказал Барсуков. - Теперь я объясню, что мне нужно. Раньше это называлось эскорт-услуги. Ты должна сопровождать меня на некоторые встречи. В качестве услужающей. И делать то, что положено услужающей. В меру физических возможностей.

- Потому, - полковник поднял вверх мохнатый палец с когтем. - Сейчас решаются очень важные вопросы. Некоторые хотят оставить меня на вторых ролях. Понты дороже денег. В общем, не думай об этом. Просто делай то, что я скажу. Самое главное - ты должна быть покорной. Почтительной. Делать всё, что я скажу. И не делать ничего, чего бы я не приказывал. В частности - никому не говорить, что у тебя проблемы с няшем. Не намекать, не подтверждать, не отвечать не вопросы. Это должно остаться между нами. До определённого момента, во всяком случае.

- А тот хемуль? - спросила поняша, уже понимая, что услышит.

- Он уже ничего не скажет, - предсказуемо ответил Барсуков. - В общем так. Если я добьюсь чего хочу, то устрою твои дела. У тебя будут деньги, домик в Директории и спокойная жизнь. Но если захочешь, я возьму тебя в экспертную группу по эквестрийскому вопросу. Может быть, ты её даже возглавишь. Будешь готовить программу реконструкции вашего домена. У тебя будет много работы и много возможностей. Гораздо больше, чем сейчас у какой-нибудь пуси в балаклаве...

Речи Барсукова звучали заманчиво. Но Мирра тоже не трёхлеткой была, и прекрасно понимала, что полковник просто заговаривает ей зубы. Однако выбирать было не из чего.

- Я могу попросить об одной вещи? - сказала она.

- Попросить - можешь, - Барсуков выделил голосом слово "попросить".

- Я могу не вскакивать, когда вы приходите? Мне это тяжело, - пожаловалась Ловицкая.

- Нет, этого я тебе не позволяю. Как только ты меня видишь, ты начинаешь мне служить. Ты не привыкла быть услужающей, тебе нужно учиться. Так что ты будешь вставать. Это тебе поможет правильно настроиться. Ладно, хватит, у меня много дел.

Поняша, наконец, легла на подстилку, вытянула передние ноги. Странно, но после разговора ей стало легче. Горе никуда не ушло, но появилось что-то и помимо него.

Появился шерстяной с охапкой сена. Оно было несвежим и пахло прелью. Но желудок Мирры радостно затрепетал. Телу хотелось есть, а голова перестала отравлять его чернотой.

Ловицкая с жадностью съела сено. Легла. Но это была не та тупая, бессмысленная лёжка, кончающаяся сном. В голове роились догадки, предположения... и даже какие-то планы на будущее.

Ещё поживём, решила она. Ещё поживём - и кое-кому покажем.

Действие сороковое / бездействие роковое. Сантименты, или Шушара даёт себе волю, что приводит её в дурное общество

Если ты пьёшь с ворами, опасайся за свой кошелёк.

Пословицы и поговорки русского народа. Сост. Дора Бриллиант. - Иерусалим: Изд-во "ПалимпсестЪ", 1994.

Институт Трансгенных Исследований, корпус Е-bis (общежитие персонала).  1-й наземный этаж, 52а. - Город Дураков, ул. Кикабидзе, 6, отдел МВД ГД по Вожирарскому району.

Current mood: uncomfortable/не такое, какое хотелось бы
Current music: В. Цой - Следи за собой, будь осторожен

Под утро подушка, как обычно, промокла от слёз, а простыня - от соплей.

Обычно ей это не мешало. Но на этот раз Шушара неудачно ткнулась носом в мокрое пятно и проснулась.

Убедившись, что заснуть обратно уже не получится, крыса села на койку. Продрала глазки. Понюхала воздух. Вокруг неё в темноте плавали запахи её тела: сухой аромат шерсти, сладковатый запах накожного сала, отдушка от пропуканного одеяла. Поперёк этого всего с подоконника настырно воняло свежей зеленью.

В голове колыхались обрывки сна. Снился Аузбухенцентр: чем-то занятый Лев Строфокамилович, пердимонокль в рогах Вежливого Лося окровавленный яйцеклад тщательно выпоротой саранчи. И, конечно же, охальник Гепа, лезущий ей под хвостик. Образы были настолько живые, что крыса снова разрыдалась. Тут же потекли сопли. Да так потекли, что пришлось сморкнуться в простыню.

Потом опустило. Шушара включила свет. В её каморке всё было как всегда, не хуже и не лучше прежнего. Единственной заметной неприятностью оставалась перегоревшая батарея. Чтобы хвост не мёрз по ночам, крысе пришлось оставляла на ночь включённой электроплитку. На ней же она разогревала еду. В Аузбухенцентре она пристрастилась к горячей пище.

Сейчас она тоже съела бы что-нибудь. Но сначала нужно было осмотреть нос на подоконнике. Судя по запаху зелени, у него там опять что-то выросло.

То и вышло. За ночь нос успел оснаститься двумя веточками с клейкими зелёными листочками. Крыса взяла секатор, подошла к окну и отсекла лишнее. Нос тоненько запищал: он не любил, когда его лишают перспектив развития.

Заботиться о носе ей поручил Замза. Ему, видите ли, было интересно, что из него в итоге вырастет.

Алиса Зюсс так и не узнала, что навязанная ей миссия - заразить Буратину бешеными векторами - увенчалась частичным успехом. После пребывания внутри лисьей вагины обломок бамбучьего носа подхватил-таки заразу. Ему это, впрочем, пошло на пользу. Вместо того, чтобы тихо засохнуть в углу алисиной комнаты, он пустил корни, пророс, а местами даже и процвёл.

Обнаружил его Замза уже после бегства Алисы. Сперва он долго не мог понять, что это такое, а когда всё-таки понял - очень смеялся. В итоге он пересадил нос в горшок, где тот быстро обжился. Когда Шушара вернулась, он препоручил нос ей. Вменив в обязанности держать его на свету, поливать (нос предпочитал раствор глюкозы с азотистыми удобрениями), а также приглядывать, не отрастил ли он чего непотребного. И вовремя пресекать, в самом буквальном смысле.

Нос оказался забавным, хотя и не всегда приятным соседом. Бешеные вектора его как-то особенно полюбили и всё время перепрошивали на разный манер. В начале декабря он три дня подряд цвёл мелкими жёлтыми цветочками с запахом жареной селёдки. Потом у него отросли шевелящиеся усики. Потом зачем-то выросла лапка навроде куриной - крыса её отрезала с особенным удовольствием. А теперь он научился издавать звуки. В основном - противные.

Шушара уже отложила секатор, но вдруг ей показалось, что на кончике носа что-то блестит. Она нагнулась и посмотрела пристальнее. Да, так и было: на самой верхушке прорезались крохотные злобные глазки.

Тут нос хищно изогнулся и попытался вонзиться в крысиное жало. Та успела заметить движение и отскочила. Потом взяла секатор и безжалостно отхватила всю верхушку вместе с глазками. Нос взвыл от боли и злости. Отрезанная часть упала на пол и попыталась уползти. Крыса схватила гадкую проросль за середину и швырнула на раскалённую плитку. Деревяшка подёргалась и затихла. Шушара аккуратно смахнула горелую деревяшку в специальную коробку. Потом она относила всё это на нижний ярус и высыпала в бак с кислотой.

Теперь можно было и покушать. Казённый комбикорм ей выдавали исправно, но после Аузбухена у крысы возросли требования к качеству жизни. Поэтому она крала из институтских холодильников лабораторную мышатину, а соль и специи прихватывала в столовке. Пока ей этого хватало.

Шушара сама удивилась, насколько легко сверчку удалось восстановить её в прежней должности. От неё вообще ничего не потребовалось. Она просто пришла в семь тридцать в хозблок. Знакомый тапир посмотрел на неё без малейшего чувства и интереса, сверился с ведомостью, выдал веник, ведро и швабру и отправил прибираться в столовую.

Более того, на следующий день ей сказали прийти за зарплатой. Крыса пришла. И получила жалованье с конца ноября.

Она попыталась выяснить у Замзы, как ему удалось это провернуть. Сверчок важничал, напускал на себя таинственный вид, но в конце концов признался. Оказалось: пока Шушары не было, сменился начальник службы безопасности Института. Раньше на этом месте сидел какой-то престарелый ракоскорпион, по словам сверчка -педант и зануда. В начале декабря его всё-таки выпихнули на пенсию, а место занял некий сумчатый сурикат с роскошным именем Автандил Анзорович. Который был сверчку чем-то обязан. Так что Замза попросил внести Шушару в список внештатных сотрудников СБ, а длительное отсутствие оформить по служебной линии. По словам сверчка, это была чистая формальность.

Шушара не обрадовалась. Она прекрасно понимала, что выражение "внести в список" означает "быть принятой на службу в качестве агента", а слова про "чистую формальность" особенно настораживали. Крыса отлично знала что за всё приходится платить, и особенно - за бесплатное. Она даже задумалась, кто кому был на самом деле должен - сурикат сверчку или наоборот. Но покамест от неё ничего не требовали, даже аурического отпечатка под документом. А после смерти Семнадцати Дюймов и появления в директорском кресле Фингала Когтеврана она даже стала питать надежды, что про неё забудут. Нет, умом-то она понимала, что никто никогда ничего не забывает, а если что - бумажка-то вот она, бумажка напомнит. Но хотелось верить в лучшее.

Расправившись с мышатиной, крыса снова присела на койку и задумалась, чем ей сегодня заняться.

В любое другое время даже вопрос бы так не стоял. Или идти мыть полы в столовке, или явиться к сверчку за указаниями: тот всегда находил ей работку. Но сейчас была не её смена, а сверчок ещё вчера куда-то отбыл по своим таинственным делам. Крыса была предоставлена сама себе.

Шушара пораскинула мозгами. И решила проехаться в город. В последние дни она несколько раз слышала от столовских краем уха, что в городе творится что-то странное, но вот что именно - оставалось непонятным. Имело смысл посмотреть самой. Кроме того, она давно уже хотела купить наколенники. Некоторые места на кухне можно было вымыть исключительно руками, стоя на коленях. Раньше её это раздражало, но не волновало. Теперь, вкусив другой жизни, крыса стала больше заботиться о себе. И решила, что ей совершенно не нужен бурсит.

Наскоро собравшись - просто покидав в сумку зонт, пропуск, кошелёк и брикет комбикорма на всякий случай - она заперла каморку и ушла.

На улице уже рассвело. Воздух был свеж - и по-утреннему свеж, и по-зимнему свеж. Так что у крысы сразу замёрз нос. Шушара даже подумала, не вернуться ли за фуфайкой, но потом решила, что нефиг: распогодится.

До города она добралась довольно быстро: повезло поймать жука-извозчика, который отвозил в Институт какую-то важную шишку. По дороге жук рассказал городские новости. Новый губернатор разрешил селиться в городе электорату из Страны Дураков. Большую часть его разобрали крупные фирмы, нуждающиеся в дешёвом труде. Однако на улицах попадается бродячая джигурда, пристаёт к прохожим и ведёт себя скверно. На вопрос, куда смотрит полиция, жук только усиками развёл. И сказал, что с полицией вообще ничего не понятно, а все вменяемые организации и конторы в спешном порядке нанимают частную охрану. Шушара подумала было в тоске, что, кабы не сверчок, она могла бы предложить свои услуги. Но потом вспомнила, что с её недочеловеческими правами, несолидной массой тела и отсутствием рекомендаций хорошая работа ей не светила, а плата за жильё и еду съела бы все финансовые бонусы.

Жук довёз её до центра и высадил на углу Рю де ла Пэ и Пречистенки - сказав, что всякая мелкая снаряга типа намордников, нахвостников, гульфиков, гиппосандалий и всего такого прочего продаётся здесь поблизости, в лавке "Сornes et Sabots". Доехать туда жук не смог из-за перекопанной улицы: там велись какие-то непонятные работы. Крыса не стала возражать, расплатилась и пошла по мосткам, в надежде быстро добраться до нужного места.

То ли жук что-то напутал, то ли лавка закрылась, но крыса никак не могла найти вывеску с таким названием. В поисках нужного места она вышла на Пречистенку. Улица ей не понравилась: слишком вычурная и богатая. Тротуары были вымощены пижонской пятиугольной плиткой, дома были украшены лепниной и напоминали кремовые торты. Однако существ на улице почти не было, только парочка патрульных волков коротала время возле киоска с шаурмой. Волки кушали. Судя по количеству объедков, которые валялись вокруг, можно было сделать вывод, что кушают они уже давно, и, скорее всего, бесплатно. Однако благодушия им это не прибавляло. Видок у них был такой, будто они не прочь к кому-нибудь приебаться прямо сейчас.

Крыса была хорошим бойцом, но связываться с двумя правоохранителями при исполнении было бы, мягко говоря, неумно. Поэтому, не доводя дело до греха, она нырнула в ближайший переулок.

Тот оказался узеньким, с натуральной булыжной мостовой. По правую сторону были две лавочки, судя по витринам - одёжные. На одной было написано "Hermès", на другой - "Индпошив". По левую - стоял сумрачный дом с аркой и двумя подъездами с жестяными козырьками. Дальше улочка круто поворачивала влево.

Шушара заколебалась. Переулочек ей чем-то не понравился. Но возвращаться к волкам тоже не хотелось. Она решила быстренько пройти его насквозь.

Как только она поравнялась с аркой, оттуда высунулась волосатая рука - а скорее даже лапа - и схватила крысу за хвост. Вторая лапа ухватила её за шкирку, где кожа отстаёт от загривка. И рывком втянула её под свод арки, в опасный полумрак.

Лапы были сильны, но неуклюжи. Крыса извернулась, натянув кожу на шее, и впилась в лапу зубами. Раздался рык, лапа дрогнула. Хвост выскользнул из захвата. Крыса сгруппировалась, сбрасывая с плеча ремень сумки, откатилась к стене, вскочила, развернулась лицом к опасности.

Перед ней стоял огромный страшный хомяк, ростом под два метра, весь покрытый рыжей шерстью. Глаза его были пусты, пасть хищно подёргивалась.

Крысе понадобилось полсекунды, чтобы оценить ситуацию. За аркой, похоже, находился внутренний двор. Возможно, там была пожарная лестница, но проверять не хотелось. Другой выход, на улицу, загораживал хомяк. Проскочить мимо него было реально, но мешала сумка. Бросать её здесь не хотелось: кроме зонтика и комбикорма, в ней был кошелёк, а в нём - тридцать соверенов. Без которых она не сможет даже вернуться обратно. Сумку оставлять было нельзя.

Ещё полсекунды ушли на анализ намерений хомяка. Похоже, он голоден и хочет кого-нибудь съесть. В таком случае можно попробовать отвлечь его чем-то съедобным...

Она упала на спину, вытянула ногу, ухватила сумку за ремень и подгребла к себе. Хомяк глухо зарычал и приблизился. Крыса снова отскочила, одновременно разрывая застёжку - крючки полетели во все стороны - и выхватила брикет комбикорма.

- Смотри! - крикнула крыса, вертя перед собой корм, чтобы хомяк его учуял. Тот среагировал - повёл мясистым носом, шевельнул ноздрями.

- На! Жри! - крыса бросила комбикорм ему под ноги, сама приготовившись к прыжку.

Хомяк не повёлся. Он даже не посмотрел на комбикорм. Вместо этого он прыгнул вперёд, больно ударив Шушару о стену.

- Ба... ба... бу... гы... - с трудом выговорил хомяк и швырнул крысу на мостовую. Сам тут же навалился сверху, обдал запахом мокрой грязной шерсти. В живот Шушаре упёрлось что-то горячее и твёрдое, упёрлось и заелозило.

- Дып... дып... - хомяк тяжело дышал и дёргался. Потом неожиданно лизнул ей ухо.

До Шушары, наконец, дошло: её хотят трахнуть.

Это было так неожиданно и нелепо, что она просто растерялась. На какой-то миг, но хомяк почувствовал, что жертва перестала вырываться. И удвоил старания.

Шушара не была избалована мужским вниманием. Она и сама себе не давала воли - желание укусить в момент оргазма она не могла контролировать. Но сейчас ей стукнуло в голову, что хомяк - бродячая джигурда, которую никто не хватится. То есть - его можно.

От этой мысли крысу пробрало до самых печёнок, аж шерсть на хребте вздыбилась. Она развела ноги в стороны и приподняла бёдра.

Насильник торжествующе взвыл, когда, наконец, попал куда хотел. Шушара, наоборот, взвизгнула от боли: член хомяка был очень большим. Но гибкое крысиное тело быстро приспособилось. Движения стали доставлять удовольствие, потом наслаждение.

- Дып... Дып... Ба... ба... бу... - похрипывал хомяк, наращивая темп. Наслаждение росло, становясь почти невыносимым.

- Ррррррррыыыы! - хомяк задрал огромную башку и победно зарычал.

В ту же секунду зубы Шушары вонзились ему в горло. Крыса вырвала ему кадык.

Тут её всю как бы сжало в один комок и ударило снизу, ударило чем-то острым и сладким, подкинуло ввысь. Ужасно захотелось закричать - и она закричала - и крик тот был томителен - а потом пришёл кайф, огромный зыкенский кайф, накрыл и уганошил все мысли и чувства, все до единого, дааа ааа ааа.

Очнулась Шушара от лёгкого пинка. Кто-то попинывал её обутою ногою.

Крыса открыла глаза. Увидела сползшее с неё тело хомяка, неподвижное, безопасное. Из-под него подтекала кровь. Рядом валялся кусок мяса с хрящом, чуть дальше - раскрытая сумка, А перед ней самой стоял полицейский волк с довольной рожей.

- Гражданочка, - начал он, - вы что же такое творите? Аморалочка, порча имущества, нарушение общественного спокойствия. Ай-ай-ай. Пройдёмте, гражданочка.

- Меня изнасиловали, - возмущённо заявила Шушара. - Меня выебла какая-то джигурда, а вы где были?

- Это мы в участке разберёмся, кто где был, - волк ухмыльнулся во все свои сорок два зуба. - А это у нас что? - он перевёл взгляд на сумку. - Никак вещдок? Изымаем... - он подхватил сумку и засунул в неё лапу.

Шушара категорически не хотела лишаться своего добра. И уж тем более - идти в полицейский участок, где с ней могли сделать что угодно. Она прикидывала, как ловчее вырвать сумку и убежать, когда волк достал из сумки пропуск ИТИ. Морда у него тут же сделалась такая, будто он говнеца поел.

- Звиняйте, гражданочка, - уныло сказал волк, отдавая сумку. - Ваших не трогаем. Заяву писать будете?

- Не буду, - сказала Шушара. - Я думаю, вы тоже в этом не заинтересованы. Мясо ваше, - добавила она, показывая на хомяка.

Волк посмотрел на тушу скептически, понюхал.

- Вроде ничего, - сказал он. - Только куда мне это? Я сырого не ем.

- Позовите напарника, - посоветовала крыса, - и отнесите в шаурму. То есть позовите этих, из шаурмы. Они сами отнесут, разделают и вам поджарят.

Полицейский посмотрел на крысу уже не столь уныло.

- Дельно, - оценил он. - Можете покараулить, пока мы подойдём? А то скобейда какая-нибудь набежит, обглодает. Существа тут вороватые. Если чего, скажите - вещдок, полицейское имущество... Мы две минуты, - посулил он.

- Не вопрос, - легко согласилась крыса. Идти куда-то ей сейчас совершенно не хотелось. Хотелось чуть-чуть посидеть, пережить, прийти в себя.

Когда полис скрылся за углом, Шушара первым делом проверила сумку. Кошелёк оказался на месте, деньги тоже. Потом она присела на труп и принялась вылизываться: спереди всё было испачкано. Труп был тёплым и мягким, движения языка успокаивали. Крыса подумала: всё хорошо, что хорошо кончается. Жаль только - слишком быстро. Разбуженное тело просило ещё.

Полицейские - на этот раз оба-два - пришли вместе с двумя лошариками, енотом и брезентом. Тушу хомяка закатили на брезент, с трудом подняли и понесли. Полисы вежливо спросили, не желает ли гражданочка слегка перекусить, ну и заодно угостить служителей порядка пивасиком. Шушара не хотела злить волков. Она прикинула свои финансовые возможности и предложила зайти в какую-нибудь питейную лавку, где и затариться.

Лавка нашлась вотпрямтут: за гламурным "Индпошивом" скрывалась неприметная дверь с простой табличкой "Питейная". Оттуда волки вышли, нагруженные флягами с пивом. Шушаре доверили самое драгоценное - водку. Обошлось ей всё это в соверен с мелочью. Это была, конечно, конская цена. Но соседство с модными лавками тоже, небось, не в пару сольди обходилось.

Вся компания устроилась в шатре у шаурмяншиков. Волки и крыса ели горячее мясо и предавалась обильным возлияниям. Хомяк, несмотря на джигурдовость, оказался душистым, сочным. Волки от выпитого и съеденного расслабились и заблагодушествовали. Захмелевшей крысе они казались даже симпатичными.

Тем не менее, ума она вроде как не растеряла. И всячески старалась выяснить, что в городе творится.

По словам полицейских, где-то с нового года в город хлынули дураки - ну то есть существа с айяйкой меньше семидесяти. Как ни странно - волки сами удивлялись - властям удалось каким-то образом упорядочить этот поток, так что электоральная масса электората сразу же оказывалась в эргастулах и на рынках. Однако отдельные особи всё-таки терялись по дороге или сами прятались. Полиции было дано разрешение на их отлов и присвоение, с самым минимумом формальностей. Полицейское начальство с удовольствием обзаводилось бесплатной челядью. У рядового состава появилась подработка - отлов потеряшек и приведение их к покорности. Трудно было ловить опытную, хитрую джигурду вроде давешнего хомяка. Про него полицейские знали: на районе уже находили обглоданные трупы. Крысе повезло: хомяк был сыт и хотел не заправиться, а разрядиться.

Шушара намотала всё это на ус и осторожненько поинтересовалась, почему полисы не трогают сотрудников Института. Выяснилось, что это распоряжение самого ЛИСа. По слухам, ЛИС встречался с и.о. директора Института, Фингалом Когтевраном. Они имели длительную беседу и о чём-то договорились. В частности, Фингал вроде как пообещал избавить ЛИСа от скверного запаха, причём быстро, честно и без генетических сюрпризов. ЛИС, в свою очередь, профинансировал ведущиеся исследования и посулил охрану и защиту всем институтским сотрудникам. Что и было было доведено до сведения всех силовых структур города. Крыса про себя подумала, что какие-то тупорылы полицейские оказались более информированы, чем институтские интеллектуалы. Что-то в этом было неправильное.

По мере насыщения волки всё больше налегали на водку и становились всё фактурнее. Они подкалывали друг друга, рассказывали смешные истории из жизни. Потом захотели музыки. Енот принёс старую пластинку с сундучной песней "Я в весеннем лесу пил берёзовый сок", под которую полицейские пытались танцевать. Во время танцев лапы их всё время сползали с крысиной талии на попу, а расточаемые комплименты становились всё более скабрёзными. Шушара прекрасно понимала, к чему дело идёт. Но не знала, как это прекратить, а если честно - то и не хотела прекращать. Внимание - пусть даже волчье, позорное - возбуждало её. Она бы давно уже отдалась, вот только опасение искусать полицейского в пылу страсти тому препятствовало.

В конце концов волкам надоело ждать, и они сказали прямо, что пара молодых и бравых парней соскучились по женской ласке. Так что не будет ли она столь любезна угостить их собственной персоной.

Шушара, тоже отбросив экивоки, ответила, что ничего против не имеет. И что дала бы и взяла бы - но есть проблема. После чего откровенно рассказала насчёт укусов.

Волки пошептались, потом один сказал другому что-то такое, что у второго аж глазки заблестели. После чего сообщил, что проблема решаема, если только Шушара проедется с ними до участка. "Буквально на пару минеточек", добавил волк и сам же зафыкал.

Доехали на пролётке. По дороге волки стали вести себя совсем уж разнузданно, так что крыса аж подпрыгивала от нетерпения.

Вид участка её несколько отрезвил и даже напугал. Это было двухэтажное жёлтое строение с зарешеченными оконцами второго этажа. Первый этаж скрывала свежевозведённая стена из бетонных блоков, над которой возвышались кронштейны с колючей проволокой в четыре ряда, искрящей от тесла-наводок. На вопрос, зачем всё это нужно, полицейские ответили, что сами того в душе не ебут и что это какая-то начальская дурь. Дескать, под самый новый год пригнали множество лемуров, землероек и всякого прочего мускулистого электората - и за трое суток авральной работы стена была построена. Сначала, правда, трудились без энтузиазма. Но потом участок посетила с экспресс-инспекцией какая-то черепаха с полномочиями от самого ЛИСа. Которая откусила голову ответственному за строительство забора, а его заместителю отъела конечности. И пообещала заглянуть через пару дней. После чего строительство понеслось какими-то невероятными темпами. И завершилось вовремя.

Сам участок был даже менее уютным, чем стена с проволокой. Особенно угнетали серые стены из пенобетона и прутья на окнах толщиною с бычий палец. Судя по проводам заземления, это было настоящее суровое железо. Толстый мент-дежурный посмотрел на крысу так, что той стало не по себе. Другой мент, проходя по коридору с кучей папок, как-то нехорошо засмеялся ей вслед. Бородатая гусеница, чинящая на потолке лампочку, решила посрать именно в тот момент, когда крыса проходила под ней. Она уклонилась, но приятного было мало. В этой обстановке пыл Шушары как-то поугас. Но метаться было поздно и бесполезно.

Один из волков провёл крысу каким-то левоватым коридорчиком, заставленным поломанной мебелью, и своим ключом открыл раздевалку возле тренировочного зала. В ней крепко пахло кровью, потом и перегоревшим адреналином. Зато пол и стены были деревянные, а окно - без решётки.

За шкафчиками было место, где лежала парочка матов. Крыса пошевелила носом и поняла, для чего они здесь. Судя по въевшимся запахам, на них регулярно кого-то имели, сношали, дрючили, натягивали, тулулили, барали, пользовали, трахали, пердолили и просто ебали во все дыры. Ей снова захотелось.

Тут появился второй волк. Он вёл за собой пожилого интеллигентного зайца, сутулящегося и прихрамывающего. Тот семенил за ним, мелко-мелко дрожа. Чувствовалось, что с ним тут обошлись без лишних сантиментов.

- А это наш нарушитель, - сообщил волк с какой-то нехорошей радостью в голосе.

На физиономии зайца тут же проступило извечное интеллигентское неприятие окружающей действительности.

- Я ничего не нарушал! - заявил он. - Я стоял в одиночном пикете на площади Пляс Пигаль, с плакатом, на котором было написано "Доколе?". Это выражение моей личной гражданской позиции по поводу этого всего, - заяц обвёл взглядом это всё и поморщился. - Я эту позицию уже сорок лет занимаю. Но я не совершал никаких насильственных действий и не нарушал законы. В предыдущее годы я неоднократно участвовал в пикетах и иных общественных выступлениях, и претензий ко мне не было. То, что вы делаете со мной здесь - это должностное преступление, - закончил он таким тоном, будто доказывал не очень сложную математическую теорему и успешно довёл рассуждение до логического конца.

Второй волк всё это выслушал с самой постной физиономией.

- Вот и наше начальство, - сказал он с печалью в голосе, - того же мнения. Мы приносим вам официальные извинения. И сейчас же отпустим.

- Так-то лучше, - Борис Алексеевич приосанился.

- Также вам полагается моральная компенсация от наших сотрудников, - продолжил волк ещё печальнее. - Конкретно - минет с проглотом.

- Что-то я раньше не слышал о таких компенсациях, - заяц подозрительно прищурился.

- Новые правила, - очень натурально вздохнул волк. - Вы же сами знаете, сейчас большие перемены.

- А может, откажетесь? - в голосе волка прозвучала мольба. - Зачем это вам? Вы уже на возрасте. Подпишите только бумажечку об отказе от компенсации. По причине полового бессилия. Ну что вам стоит? А?

- Половое бессилие? - пропищал он. - Нет уж! Я намерен, - тут помятое лицо его стало важным, даже торжественным, - получить компенсацию сейчас же. Немедленно.

- Тогда пожалуйста, вот наша сотрудница, она всё сделает, - он показал на Шушеру. - А мы проконтролируем.

До крысы, наконец, дошло, что задумали волки. Она встревоженно посмотрела на того, кто зайца привёл. Тот ухмыльнулся и кивнул - дескать, давай-давай, можно-можно.

Заяц, не чуя худого, подошёл поближе. Крыса встала на четвереньки, уткнулась в спутанную заячью шерсть - и в этот самый момент ей отодвинули хвост и засадили.

- Это ещё что такое? - недовольно сказал заяц.

- Вагинальная стимуляция, - сообщил волк, овладевая крысой. - Никаких насильственных действий, никакого нарушения закона. Она не против.

Шушара действительно была не против. Она нашла у зайца то, что искала, и принялась за дело.

Когда член интеллигента, наконец, ожил, первый волк уже успел кончить. Второй занял его место, но засадил выше. Такое с крысой делали только в вольере. Однако ей неожиданно понравилось. Было больно, но было в этой боли что-то такое, волнующее. Она быстрее заработала языком, и заяц начал тихонько попискивать.

Из-за частой смены партнёров - волки, похоже, были чемпионами по скоростному спуску - она шла к оргазму довольно долго. Заяц уже начал качать права и требовать работать поэнергичнее - когда она, наконец, почувствовала, что готова сжать челюсти.

Через несколько секунд раздевалку оглушил душераздирающий вопль.

- Сдох, - констатировал волк, переворачивая тушку. Крови было много.

- Ну что, гражданочка, - весело сказал другой волк. - Что ж вы такое натворили? Незаконное проникновение на территорию полицейского участка, аморалочка, убийство. Зайчик-то наш был с правами человека, между прочим.

- Вообще за такие художества полагался принудительный дефолт мозга, лишение прав и перевод в электорат, - сообщил первый волчара. - Но это раньше. А теперь, я думаю - маналула.

Крыса сначала было подумала, что волки шутят. Но когда в руках одного из них появилась дубинка, а у другого - наручники, она поняла, что шутить здесь никто и не собирался.

Шушара отпрыгнула, забилась в угол. Дальше хода не было, разве что в окно. Но оно было маленьким и слишком высоко находилось. К тому же крыса догадывалась, что стёкла тут закалённые.

Волки не торопились. Они чувствовали себя хозяевами положения. И, в общем-то, были ими.

- Что, гражданочка? Есть жалобы? - ехидно спросил тот, что с наручниками.

- У нас в отделении показатели не очень, - сказал тот, что с дубинкой. - Раскрываемость низкая, то-сё. Нам шеф сказал постараться. Ну вот мы того... стараемся.

- Ты, это, не надейся, - посоветовал другой волк. - На суде эмпаты покажут, что это ты зайцу причиндалы откусила. Заметь, правда. И мы тебя этого делать не заставляли. Тоже правда. Так что лучше начинай сотрудничать. Прямо сейчас и начинай. Мордой в угол, руки за спину, - он выразительно потряс наручниками.

- Я сотрудница ИТИ, - сказала крыса. - Вы сами говорили, сотрудников ИТИ трогать нельзя.

- Мы говорили! Слышь, - он повернулся к напарнику, - мы говорили! Она дефолтная, что-ли? Нет, ты прикинь - она сказала, мы сами говорили, а?

- Вообще-то правильно говорили, - спокойно сказал второй. - Сотрудников Института мы не трогаем. Вот только ты не сотрудница. У тебя пропуск синий. Такой прислуге выдают. Ты даже не лаборантка. Уборщица или подавальщица. Нам на инструктаже про итишные документы всё рассказали. Тебя тогда не было, - повернулся он к волку с дубиной, - поэтому ты лажанулся. Чуть не отпустил эту скобейду поебучую. А я проверил. Пока она ссать ходила, помнишь?

Шушара тут же и вспомнила, как она пошла в туалет отлить и оставила сумку на столе. Она подумывала захватить её с собой, но было как-то неудобно.

Тут в голове прощёлкнулась идейка. Так себе идейка, но ничего лучше не было.

Она постаралась взять себя в руки. Выровняла дыхание. Постаралась задвинуть подальше всякие чувства.

- Я сотрудница ИТИ, - сказала она спокойно. - Другая сотрудница. Давайте так. Или вы меня попытаетесь схватить. Тогда я кому-то попорчу шкуру сильно. Я смогу.

Волки переглянулись. Видимо, перспектива их не радовала.

- Или, - продолжила крыса, - вы оставляете меня здесь и посылаете в Институт бэтмена. К Автандилу Анзоровичу. Это наш безопасник. Бэтмену скажите, что задержали новенькую, Шушару. И готовы обсудить вопросы.

- Пиздит, - уверенно сказал тот, что с дубиной.

- Если пизжу, вы немного времени потеряете и всё, - сказала крыса. - А если не пизжу - у вас будут проблемы. И сейчас, и потом. Автандил Анзорович недавно назначен, ему нужно авторитет зарабатывать, - сымпровизировала она. - Будет меня искать. Свидетели могут найтись. Да мало ли чего. Оно вам надо?

- Заткнись, - бросил волк с наручниками и что-то тихо сказал второму.

Они пошептались, после чего огласил вердикт.

- Вот чего. Сейчас ты пойдёшь в хомосапник. Тихо, спокойно и без глупостей.

- Хомосапник - это что такое? - не поняла крыса.

- Предвариловка, - ответил волк. - Посидишь там, погреешься. А мы тут посмотрим, что за Автандил такой. Или так - или так.

Шушара понимала, что бежать из участка ей всё равно не удастся. Пришлось смириться.

Хомосапник оказался небольшой камерой без окон, очень холодной. В ней крыса просидела дотемна. Впрочем, "просидела" - это громко сказано: там не было ни мебели, ни подстилок. Обитатели хомосапника тоже не радовали. Половину камеры занимал огромный як: он спал на полу, покачивая рогами, и оглушительно храпел. От него дичайше разило перегаром.

В углу сидела на полу, сжавшись, тощая, ободранная овца, непрерывно бормочущая что-то бредовое. До крысы доносилось что-то вроде "спи-усни, моя голубка, спи-усни, мой голубок... дыши глубже, сон глубок... как дыра татарина, как дыра татарина... беее...". Что такое "татарина", крыса не знала, да и вообще овца производила впечатление ебанутой. В конце концов Шушара попыталась забиться яку под бок и немного покемарить - за неимением других осмысленных занятий.

Покемарить не получалось. Крыса мёрзла. Уши терзал бредок овцы.

- Начинайте штурм немееедля... во всех направлееениях... - блеяла она. - Бееейте братьев, бееейте, громите, поджигайте... Стремительным палом очистим землю от мееерзости... мучают нас на задворках вееечности... говно! говно! братья - говно! тентура - говно! мир весь тоже говно! Трееебуйте знания! Бееееее!

Як заворочался, рыгнул, придавил крысу толстым боком.

- Всеее на улицы... всеее... - стенала ебанутая овца. - Нам не нужно солнце говённой вселееенной! Пусть встанет настоящее солнце нашей свободы! Это пожары! Поджигайте всееех! Всееех! Жги и смотри! Как в глазах твоих соратников пляшет твоя будущая свобода под свееетом огня! Жгите поодиночке! Жгите в группах! Поджигайте подъееезды! Киоски с газеееетами! Траву, траву, траву поджигайте на газонах - гори гори ясно! Беее!

Туша яка сдвинулась, освобождая полоску нагретого пола. Шушара тут же её и заняла. На этот раз ей удалось отключиться.

- Трееебуйте знания! Владееейте знанием! И получите абсолютную свободу! Беее!

Она только-только успела встать и протереть глаза, как появился знакомый волк. В руках у него были блестящая струна-удавка и небольшая изящная пила.

Волк открыл дверь в хомосапник, положил пилу, подошёл к овце. Та выпучила на него бессмысленные глаза.

- Скоро мы доберёмся и до татарина! - завизжала она.

Волк молча упёрся ей коленом в грудь, накинул удавку. Овца захрипела и быстро поникла.

Тогда волк взял пилу, подошёл к яку и отпилил ему рог. Повертел его в руках, вздохнул и отпилил второй.

- Шеф хочет расчёску, - пояснил он, обращаясь к крысе. - Из ячьего рога. Увидел где-то. Говорит, стильная вещь.

- А эта пьянь всё валяется, - продолжил волк, легонько проминая сапога в брюхо яка. - Прикинь: проснётся, а рогов-то нет! О, кстати! Может, и уши ему отчекрыжить? Свиные уши я люблю. А ячьи не пробовал. Ты не знаешь, они вкусные или так се?

- Ты чё? Обиделась? - удивился волк. - Да лана, бывает. Выходи, что-ли. Свободна.

- Сумку верните, - сказала крыса, не двигаясь с места.

- Какую сумку? - весьма натурально удивился волк.

- Сумку. Верни. Сейчас, - сказала крыса, оскалясь. - Со всеми. Вещами.

- Да говорю ж тебе - не помню, где сумарь твой. Искать нет времени. Пошла.

- Пропуск! - заорала крыса. - Мой пропуск! Мне пизды дадут за утерю пропуска! Я не уйду без пропуска!

Этот аргумент, как ни странно, подействовал. Волк буркнул "лана, погодь, ща", ушёл и довольно быстро вернулся с сумкой.

Как и ожидалось, кошелёк был пуст. Крыса устроила ещё один скандал, напирая на то, что деньги казённые и даны не просто так. В конце концов волк вернул ей десять соверенов, насчёт остального сказал "извини, ребята уже поделили".

Понимая, что легко отделалась, крыса пошла вместе с волком на выход.

- Проверяли меня? - спросила она, пока волчара расписывался в тетради дежурного.

- Да нахуй надо, - сказал волк. - Я к шефу заглянул, доложился. Он сказал отпустить. Сейчас время сложное, мало ли. Вдруг ты правда сотрудница. Кстати, а вот так, по чесноку - ты правда сотрудница?

- Ну, - Шушара постаралась произнести это "ну" очень уверенно.

- Я бы на месте твоего шефа гнал бы тебя ссаной тряпкой, - искренне сказал волк. - Фишку не сечёшь.

- Ну-ну, - волк показал пропуск второму дежурному, в будке. - Да, вот ещё что. Овцу помнишь, что с тобой была? Ты слушала, чего она там бебекала?

- Вот и не слушай. А если на улице что-то такое услышишь - сразу зови полицию.

- Я думала, она того, - крыса покрутила пальцем у виска.

- Она в эфире была, - сказал волк. - В неправильном. Хемули эту дрянь на нас гонят. Скобейды дефолтные. Не связывайся с этими делами.

- Ты не интересуйся. Ты не связывайся. Добрый совет даю, - эти слова волк произнёс с таким выражением, что крыса поняла: совет и впрямь добрый.

Она вышла за ворота и пошла по направлению, противоположному тому, откуда её привезли.

По дороге Шушаре попался на глаза магазин спорттоваров для хомосапых. Ни на что особенно не рассчитывая, она туда заглянула. И увидела на самом видном месте наколенники под её тип ноги. Стоили они четыре соверена пятьдесят сольдо. Продавец, молодой симпатичный обезьян, легко скинул эти пятьдесят - а когда паковал товар, то честно признался, что эта пара чашечек валяется здесь уже полгода, потому что они не для спорта, а для хозработ. Покупка была удачной, но после всего пережитого (и утраты двадцати золотых) она как-то не особо радовала.

На площади Пляс Пигаль крыса снова столкнулась с правоохранителями: менты и волки винтили жиденькую демонстрацию проституток с баннерами "Долой профсоюз!" и "За свободу ценообразования". Никакого желания вторично попасть в эти добрые лапы у крысы не возникло.

Она ещё немного побродила по улицам. В маленькой лавочке выпила глинтвейна. Состояние у неё было какое-то странное. Крыса даже не могла понять, хорошо ей или плохо. Она ощущала себя бутылочкой, до горлышка налитой всякими чувствами: тут были облегчение, злость, стыд, телесное удовлетворение, обида, любопытство и много ещё чего. Всё это смешивалось, пузырилось, булькало и никак не могло улечься, осесть. А сверху плавало осознание собственной дурости. И ещё кое-что, совсем уж нелестное.

В Институт она вернулась поздно вечером. Все сложные чувства до голой физиологии: она замёрзла и устала. Хотелось спать. Одной. В тёплой постели. В безопасности.

Шушара сбегала в душ, смыла с себя кровь и грязь. Потом долго стояла под струями горячей воды, ни о чём не думая. Вернулась, прошлась по телу феном, включила плитку на полную. И легла, укуталась в самое тёплое одеяло, которое только смогла найти.

Она не посмотрела, что там отросло у носа в горшке.

Действие сорок первое. Deus ex machina, или Буратина спасается от верной гибели и ненадолго обретает кусочек счастья

Он поднял испачканный в чернилах нос и в темноте различил висящую под потолком вниз головой летучую мышь.

А.Н. Толстой. Золотой Ключик, или Приключения Буратино. - Серия "Классики детям" - М.: АСТ, 2008.

Рассмотрение волшебного помощника облегчает и подготовляет рассмотрение волшебного предмета.

В.Я. Пропп. Исторические корни волшебной сказки. - М.: Лабиринт, 2009.

Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база "Graublaulichtung".

Сurrent mood: depressed/подавленное
Сurrent music: REM - Everybody Hurts

Буратина лежал - точнее, полусидел - в воспитательной комнате и пырился на свои потроха.

Ну нет, не то чтобы они вот прямо вываливались из него. Как обычно вываливаются внутренности - сизым таким клубком. Зачем такие ужасы. Просто - в открытой ране их было видно. Деревяшкин гадал по ним, сколько ему жить осталось.

Пока что по всему выходило, что время ещё есть. Крупные сосуды не задело. Кровь сочилась, скапливаясь в брюшной полости, но медленно. Из раны пахло, конечно. Но не слишком сильно - так, слегка тащило кисленьким. Даже дерьмом не воняло: израненные кишки бамбука были чисты, ибо пусты. Но Буратина не заблуждался. Рано или поздно запашок приобретёт тошно-сладковатый оттенок: потрошочки начнут подгнивать, выделяя знойный кадаверин и путресцин. После этого - к тому времени наш герой, небось, уже окочурится - завоняет конкретной тухлятиной. А также плесенью и ношеной обувью: это связано с особенностями некроза тканей растительной основы. Потом - долгое, долгое разложение. Буратинье тельце наполнится специфическими червячками, опарышами и ксилофагами. Камышовый сверлило и луковый точило не преминули бы отложить яйки в плоть деревяшкина, случись это на исходе лета. Но увы! - не сезон. Так что, если буратинье тельце не выкинут и его не съедят иные насекомые, то возможна частичная мумификация останков. Они будут пахнуть как? Наверное, как гнилая коряга.

Впрочем, не будем преувеличивать. Про сверлило и точило Буратина не думал. Судьба собственного трупа его не волновала. Просто - ведь нужно же о чём-то думать, ожидаючи кончины?

Бамбук не рыпался, нет. Жажда жизни, столь свойственная ему, на этот раз в нём не пробудилась. Наверное, потому, что было понятно: рыпаться не имеет смысла. Мучений тоже особых не было: иннервация живота бамбука была устроена иначе, чем у хомосапых. Просто ему постепенно становилось всё хуже и хуже.

Самое обидное было в том, что всё случился исключительно из-за глупого любопытства Мальвины. И услужливой расторопности Артемона.

В сущности говоря, допрос был терпимый. Ничего вот прям ужасного Мальвина и Артемон с Буратиной не делали. Нитраты на раны ему не сыпали, кипяток в дыхалку не заливали, бамбуковую оболочку от мяса не отдирали. Даже по яичкам били довольно аккуратно, без цели размозжить. Прочие же штучки для хомосапых - битьё по пяткам и по печени, выворачивание конечностей, прижигания и тому подобное - на Буратину действовали слабо. Нет, он, конечно, изо всех сил пучил глаза и орал что есть мочи. Но про себя думал, что у этих двоих с растительными основами опыта нет. Единственное, что всерьёз напрягло бамбука - когда Артемон раскалённым гвоздём выжег ему на жопе слово "жопа". Это было больно и тавтологично. Второе Буратину волновать вроде бы не могло, он и слов-то таких не знал. Но ощущение какой-то пошлости осталось.

История, рассказанная Буратиной, вызвала у Мальвины и Артемона что-то вроде доверия. Во-первых, она была закручена и насыщена подробностями, которые придумать было сложно. Во-вторых, буратиний рассказ о Карабасе походил на правду. В-третьих, деревяшкин орал очень убедительно, но показаний не менял.

В конце концов Мальвина решила, что Буратина - действительно тот, за кого себя выдаёт. Оставался, правда, вопрос, зачем неведомые силы с Поля Чудес отправили его сюда, и нет ли в этом какого-нибудь хитрого плана. Но выяснит это можно было только одним способом - оставив бамбука в живых и посмотрев, что из этого получится.

И всё кончилось бы хорошо. Если бы уже под конец процедуры Мальвина не вспомнила о маленькой и чрезвычайно острой пиле, которую Артемон недавно где-то надыбал. И решила опробовать её на теле.

Мальвина сказала - "опробовать". Но старательный Артемон взял пилу и пару раз со всей силы провёл по животу бамбука. И очень удивился, когда тот заорал совсем уж непотребно, а полотно пилы окрасилось красным. Лезвие было настолько острым, что вскрыло брюшную полость деревяшкина в два счёта.

Мальвина отругала Артемона и призвала лекарей. Жаба осмотрела пациента и сказала, что в случае успешной дезинфекции и зашивания раны она могла бы помочь выздоровлению целебным массажем. Сова сказала, что может облегчить пациенту предсмертные муки разговором об экзистенциальной значимости факта конечности существования. Богомол-травник предложил смазать края раны мазью на основе сока козлобородника, смешанного с пюре из жабьих глаз и слюны трубкозуба. На вопрос, откуда взять слюну трубкозуба, богомол только лапками развёл.

Буратина включился в дискуссию и попросил зашить живот. Артемон позвал портных. Те взялись было за дело, но выяснилось, что иголки ломаются о бамбуковую кожу. После того, как сломалась вторая иголка, Мальвина решила, что жизнь какого-то приблудного доширака не стоит проблем с платьем и бельём. Подумав ещё секунду, она пришла к выводу, что бамбук ни к чему не пригоден. Даже к мучительной смерти. Да, девочка с голубыми волосами любила наказывать. Но именно наказывать, а не просто причинять боль. Буратина же так ни в чём перед ней не провинился, просто не успел. Так что она встала и ушла, не оставив никаких распоряжений. Остальные тоже покинули помещение. И на всякий случай заперли: мало ли. Хотя это была излишняя предосторожность: бамбук, пока сидел, сильной боли не испытывал, но при попытках двигаться рану словно огнём обжигало.

Кровь тихо капала, наполняя живот. В глазах медленно темнело. Отовсюду раздавался какой-то шорох. Тонкая ниточка, связывающая меркнущее сознание Буратины с реальностью, потихоньку растягивалась.

Так что Буратина совсем не удивился, когда увидел глюк.

Глюк напоминал бэтмена, только какого-то странного - маленького, со звериной мордочкой. Он висел вниз головой под потолком и тихонечко шевелился.

- Мне? - удивилась галлюцинация. - У тебя есть какие-то предложения?

- А я почём знаю, - вздохнул бамбук. - Я помираю вроде.

- Вижу, - спокойно сказало существо. - Я, собственно, за этим. Ну то есть не за твоей смертью, а наоборот. За твоей жизнью то есть. Тьфу, тоже не то. Что за идиотский язык! Вот суахили...

- Мимолётное виденье, - ответило существо. - Можешь называть меня летучей мышью.

- Откуда? - бамбук почувствовал, что во рту у него пересохло, а язык деревенеет. Он попытался сглотнуть, но не получилось.

- Я откуда? Из канона, - не вполне понятно ответила мышь.

Страдающий доширак замычал. Мышь недовольно качнулась.

- Видишь ли, Буратина, - сказала она. - Мне с тобой сложно общаться, так как ты не осознаёшь свой онтологический статус. Для начала: ты находишься здесь очень условно. На самом деле ты лежишь и спишь на Поле Чудес, а над тобой качается маятник, который должен перерезать тебя пополам. Первый надрез он уже сделал. Через пару секунд он снова пройдёт по твоему животу. Но поскольку во сне время течёт быстрее, то для тебя пройдёт ещё много часов. Хотя и это тоже упрощение. В сущности, ты ни под каким маятником не лежишь, а исполняешь роль коллективной галлюцинации для двух других героев. Исполняешь ты её скверно. И от этого страдаешь. Но и это, в общем-то, лажа, потому что по существу дела ты вообще нигде не находишься. Ты - литературный персонаж и живёшь внутри книги. Эта книга, в свою очередь, восходит к другой книге, которая по отношения к ней является каноном. На самом деле - весьма относительным каноном, так как она сама является очень вольным пересказом ещё одной книги, написанной гораздо раньше, ещё до Хомокоста. Каковая книга была создана автором, жившем и умершем в довольно любопытной стране. Каковая страна находилась в ещё более странном и любопытном мире. Каковой мир, в свою очередь, находится в... эй, эй, ты живой?

Буратина с огромным трудом открыл глаза. Нудные разглагольствования и кровопотеря вызвали у него короткий обморок.

- Ну чё ещё? - мрачно сказал он: боль в животе понемногу усиливалась.

- Теперь обо мне, - продолжила мышь. - Кто я? Я - рояль из кустов. Я - deus ex machina. Я - сущность, существующая без необходимости. Ибо без меня вполне можно было бы обойтись. Но я имеюсь в каноне и играю там ту же самую роль - волшебного помощника по Проппу. Правда, в лайт-варианте. У приличных авторов эту роль исполняют, скажем, орлы. Как у Толкиена. Впрочем, в русских сказках даже самые ничтожные существа...

Из обморока его вывело похлопывание крыльев по щекам.,

- Извини, увлеклась, - сказала летучая мышь, сидя у него на коленях. - Давай по делу. Ты жить хочешь?

- Не нукай. Это неочевидно. Жизнь полна страданий. Сейчас у тебя появится возможность избавиться от них. Ненадолго, зато навсегда.

Как бы ни был плох Буратина, но ему всё же показалось, что мышь говорит что-то неправильное. Но что именно - на этом он был сосредоточиться уже не способен.

Мышь тем временем протянула ему какой-то предмет. Приглядевшись - в глазах уже было темновато - Буратина увидел что-то вроде свинцового тюбика. Такие он видел в Институте.

- Здесь, - торжественно сообщила мышь, - очень редкий артефакт Зоны. Он называется "момент". Образуется на краях аномалии "комус". Собрать его - это само по себе... вижу, тебе неинтересно. А вот теперь слушай внимательно. У "момента" есть два полезных свойства. Первое - он намертво склеивает любые поверхности. Второе - если им дышать, то можно обрести неземное блаженство. Смекаешь?

В животе Буратины что-то неприятно булькнуло и сжалось.

- Сейчас я сделаю операцию на твоём животе. Работа муторная, у тебя там кишки пораненные. Придётся повозиться. Будет больно. От боли ты будешь дёргаться. Так что подышать "моментом" тебе всё равно придётся. Другой анестезии у меня для тебя нет. Тут пакет найдётся? Нет? Ну вот так всегда. Хорошо хоть я захватила.

Мышь извлекла непонятно откуда нечто белое, шуршащее. На нём можно было разглядеть какую-то невнятную картинку с цифрой "5" и полустёртую надпись "Самые близкие низкие це..."

- Так-так-так, - защёлкала языком мышь, примеряя к буратиньей башке пакет. - Нос мешает. Извини, отгрызу.

Бамбук был крепок, мышь грызла его долго и больно. Буратина снова потерял сознание, на этот раз основательно.

Как именно он вышел из этого состояния, Буратина не запомнил. Ему это было, в общем-то, и неинтересно. У него были дела поважнее.

Он возлежал на роскошной подстилке. Вокруг него стояли бесконечные столы, уставленные подносами с комбикормом и маргарином. Рядом с ним лежала Винька-Пунька из вольера. От неё пахло течкой. По такому случаю куцый хвостик её был украшен огромным бантом - ведь она предназначалась в приятное благоебание самому Буратине!

Увидев, что он пробудился, она она распласталась перед ним и принялась бережно и нежно вылизывать ноги его.

- Хватит, хватит, - недовольно проворчал Буратина и ударил Виньку-Пуньку прямо по морде, ударил жостко, чтоб выбить кровищу бля и сопли сратые.

Винька обратилась в Чипа. Он валялся, как смешной дурак бля, и каялся, что обижал Буратину и не подпускал его к корму.

- Мой господин, - сквозь слёзы шептал он, - я провинился, забей меня, я всё равно не смогу жить, если ты недоволен.

- Заткни пасть, скобейда, - с удовольствием сказал Буратина. - Мне нравится тебя бить. Ты хуй и звать тебя никак. А я Буратина! Буратина-Буратина!

Он вообще-то помнил, что Виньки-Пуньки давно нет, да и Чип, скорее всего, тоже скончал жизнь в биореакторе. Но сейчас они были здесь и вели себя как подобает. Буратина решил оставить им их нелепые жизни, чтобы делать с ними всякие смешные вещи.

Жалкий, ничтожный Чип тем временем подполз к Буратине и стал умолять, чтобы тот поссал ему в рот. Он даже выломал пальцами свои клыки, чтобы бамбуку было удобненько. Но Буратина пренебрёг и потребовал Гаечку, чтобы ебать её на глазах у Чипа бля.

Гаечка тут же и возникла, с готовностью раздвинула мохнатые чресла. Буратина ей как всандалил! Гайка только хлюпала и сжималась внутри, а Буратина ещё и поджопники ей давал, чтобы та знала своё место, сучила ебатая! А Джузеппе Сизый Нос - и он тут был! - за каждый поджопник начислял Буратине миллион баллов за соцприспособленность, а потом схватил себя за ногу и разорвал себя напополам, потому что баллы кончились.

Винька-Пунька тут же кровь заподлизала - дефка драная, скобейда бля. Буратина всадил и ей, и ей! - а для полноты щщущений оторвал себе нос и вбил Виньке между лопаток. Та бля агонизировала, култыхая внутренностями буратиний сладкий колышек! А блядь какой там колышек! Он был так огромен, что проткнул падлу насквозь и вышел через глаз, глаз! Это было дико ржачно, и все вокруг - множество их толпилось вокруг, дышало! - разразились угодливыми хохотками.

- Я срал ебал! - вскричал Буратина. То была великая мудрость, и все тут же встали, чтобы он охуячил их всех ногою за тупизм и бессмысленность. Он это и совершил - одной ногою разом с разворота въебашил всем самкам по пёздам позорным по склизким их гадким. Бля, с размашенции! Самцам он разбил все яйца, так что они уссались кровью и околели на месте. Бляяяя! И как же это было запиздато! Буратино аж застонал от кайфеца, осушил кубок водяры и всех размудохал прямо в зад и закусил огроменной пачкой маргарина. О, пиздец что это было такое!

Но нет! Это была ещё не самая зупа! Самая зупа его только поджидала. Буратина пока не знал, что она такое, но предчувствовал, трепеща бля. В смехе, в глазах и в пульсации вен - он щщущал, как замыкается круг, как ебитская сила переполяет его, как бля кровь кишки распидарашивает ге! ге ге!! ге ге!!!

Внезапно он заметил летучую мышь, парящую в отдалении и невосторженно наблюдающую за происходящим. Мышь была лишней. Она не вписывалась в прорисовывающийся мир торжествующего буратинизма.

Бамбук вытянул шею, оказавшуюся вдруг необычайно длинной, и попытался схватить мышь зубами. Та ловко сдристнула и пропала. Буратина взрычал: это была неудача, а в его мире неудач не должно было быть вовсе. Не должно и всё тут, етить тя через коромысло, в три погибели ебя - мать твою ети раз по девяти, бабку в темя, деда в плешь, а тебе, блядину сыну, сунуть хуй жеребячий в спину и потихоньку вынимать, чтоб ты мог понимать, как ебут твою мать, чмо дефолтное!

О да! дааа!! Надо, надо было кого-нибудь срочно испиздрячить по самую носоглотку!

Буратина напряг свою мощь, свои силёнки! И тут же - защемило! взрокотало! подкинуло! Блядь под страшное рыгалово в рот ебучее, в самое жорло горловинное бля - перед ним распластался Пьеро! И не заставил себя ждать: приник к владыке и тут же отсосал, всё глотая покорно, а потом ещё облизал Буратине ноги и муди, облил их слезами, вытер волосами и трепетом ресниц осушил. Но этого всего было мало, мало! Буратина перевернул мелкого говнюка и потоптал Пьеро блядь ногами блядь ногами! Отчего тот стал совсем плоским, скукоженным - а Буратина вознёсся вознёсся над ним как некий бог над ничтожеством сирым и сратым!!!!

- Бу! Бу! - давился слезами Пьеро. - Ра! Ти! На! Ти! Ра! Бу! Раб буду, буду раб, твой раб, рак, краб, два, три, сквозь века, на века, навсегда, до конца - твой, твой, ты мой негасимый возлюбленный, солнышко, залупка, двуединый фиал и аромат чувства, пролитого к ногам твоим... На! На меня бля! На! - и он сам себя кроваво обоссал перед Буратиной, чтоб ещё, ещё перед ним ещё больше унизиться и растлипаться в шмыжь, в бляпь, в стоптань и буээ.

- Вот так-то, скобейда! - надсмеялся над ним владычествующий Буратина, пнув в пуп его, пнув - и, откинув крылья - нет, рванув крылами! откуда-то они у него родились! а может, были всегда? - огромные, златопурпурные, от горизонта до горизонта, невыразимые плёзги сиянья, алмазного опиздененья - взметнул, вымахнул себя ввысь, в сиятельнейшие небеса.

На какой-то блаженный миг он увидел рай, испещрённый невероятными флагами, знамёнами, стягами, и полный пиздецовых песнопений в честь него, Буратины-Буратины-Буратины-Буратины.

- Н-да, - вздохнула летучая мышь, стаскивая с Буратины пакет. - Ну как тебе?

Буратина с трудом осознал, что он снова здесь - в этой скучной, сракокукожистой real life. Сердце сдавило. Он шмыгнул обломком носа и пустил слезу.

- Понятненько, - грустно сказала мышь. -Хотя странно: ты вроде неглупый парень, кое-что повидал. А базовые ценности... Ну ладно, у других не лучше. Но форма, форма! Это какой-то позор. Фу таким быть.

Бамбук слушал эту нудятину и воображал себе блаженный город с песнями и флагами. Ему очень хотелось туда, очень-очень.

- Хочешь обратно? - поняла мышь. - Это можно. Шесть капель "момента", и ты там. Попадёшь в город с флагами. Только есть один нюанс: обратно уже не вернёшься. Прокайфуешь с недельку и подохнешь. Как тебе перспектива?

Бамбук любил кайфец, но благоразумие ему было не чуждо. Жить всё-таки хотелось, и хотелось сильно. Он тяжко вздохнул и помотал головой.

- Ну хоть так, - скептически сказала мышь. - Ладно, хватит с тебя. Я свою работу сделала. Посмотри.

Буратина проморгался, потом посмотрел на свой живот. Он казался целым - если бы не полоска на пузе.

- К утру заживёт, - обнадёжила мышь. - Кровь из полости я выпила. Не пропадать же добру. Теперь вот что. Тюбик с "моментом" я тебе оставляю. Пользуйся с осторожностью. "Момент" сохнет за пять секунд. Сам не приклейся. Если приклеился - попроси какую-нибудь самку полизать. Единственное, что растворяет "момент" - женская слюна... Если опять захочется - в пакет не добавляй больше трёх капель. Хотя нет, - передумала она. - Если тебе сейчас оставить - сторчишься за ночь. Да и спрятать его тебе некуда. Достань какую-нибудь одежду, что-ли. Обязательно с карманами. Понял?

- Не угукай. Завтра ночью мы снова встретимся. Я постараюсь убрать тебя из-под маятника. Но от тебя тоже кое-что потребуется. Ты снова увидишься с котом и лисой. Сделай то, о чём тебя попросят. Тогда у тебя будет шанс. Au revoir.

- Покеда, - успел сказать Буратина, когда мышь исчезла - одним чпоком, как бы схлопнувшись внутрь себя.

Бамбук почувствовал, что очень устал. Захотелось спать. Он осторожно, чтобы не разбередить рану, вытянулся на своём неуютном ложе. Подложил под голову руки. И очень быстро отрубился.

Действие сорок второе. Сарбакан, или Алиса в смущении созерцает Ни Что Иное, а также множество других занятных вещей и явлений

Чистое бытие и чистое ничто есть, следовательно, одно и то же. Истина - это не бытие и не ничто, она состоит в том, что бытие не переходит, а перешло в ничто, и ничто не переходит, а перешло в бытие. Но точно так же истина не есть их не-различённость, она состоит в том, что они не одно и то же, что они абсолютно различны, но также нераздельны и неразделимы и что каждое из них непосредственно исчезает в своей противоположности. Их истина есть, следовательно, это движение непосредственного исчезновения одного в другом: становление; такое движение, в котором они оба различны, но благодаря такому различию, которое столь же непосредственно растворилось.

Г.В.Ф. Гегель. Наука логики. Том 1. - Серия "Философское наследие". - М.: Мысль. 1970.

Небеса раскрылись, и творение, что ниже неба, осветилось, и весь мир вокруг меня содрогнулся.

Апокриф Иоанна. - См: И. Свенцицкая, М. Трофимова. Апокрифы древних христиан. - М.: Мысль, 1989

Вроде бы всё ещё 30 декабря 312 года о.Х., хотя есть сомнения. О времени суток сказать вообще нечего.
Страна Дураков, Зона, Поле Чудес.

Сurrent mood: weird/неотсюднее
Сurrent music: Магнус Пруст - Мёртвая Рука, вступление

Темнота, темнота, и ти ш и мнота те на пот о м скр ип те мно ну та ло, и лиса об ре ла слух. И вся обратилась в него.

Тьма полнилась каким-то жужжанием, переборами огромного гула, будто гигантский рой мошек мчался прямо на Алису. Та на всякий случай пригнулась, закрыла лицо руками и поджала ушки и хвостик - а вдруг это и в самом деле мошки и они сейчас полезут ей во все места. И набьются туда, и её там искусают.

Гул окружил её со всех сторон. Он был бестелесен, этот призрачный рой голосов, где каждый бормотал своё. Алиса осторожно подняла ушки, попытавшись расслышать и хоть что-то понять -

...я - кейф, он - фейк, он апостол, а я - апостроф; посему я - третий, как Рим, как Рейх, а он - кольский, как полуостров... - зазудело в ухе, и тут же кто-то запищал пронзительно и фальшиво:

- Цурюк! Цурюк! Пиздук - тук-тук! Я самый искренний ваш друг! Я самый преданный ваш враг, как Пастернак, пиздак-так-так!

- Вот паршивое яйцо завалящее, а бывает ведь лицо настоящее... - протянуло наперерез всему вышесказанному - конским, блядским голосом.

- Постельное бельё... Для мам и малышей... - занудело что-то приторно-гнусавое. - Постельное бельё - лежи и хорошей! Пастельное бельё, последнее бабьё, соборно мы её туда-сюда ё-ё...

Лиса прижала уши. Голоса не исчезли, но изменились - пищащие подзаглохли, зато заметней стали басовитые:

- Хочешь похудеть - спаси меня, как товарищ! А не хочешь здесь - с тобою кэша не сваришь! Цены на урюк, хлеб, труд - растууут... - прогудело и растаяло вдали.

- Singen und klingen, singen und klingen, - so-so, la-la, so-so, la-la! - вторглось чьё-то тяжелозвонкое скаканье-плясанье.

- Уебу в мармаляву, считай на халяву, по доступной цене уебу в мармаляву... - попытался прорваться кто-то ещё, но его заглушило как-то совсем уж бессмысленное реготание.

Голоса как обрезало. Наступила тишина - мёртвая, беззвучная, ватная.

Потом с размаху хлопнула дверь. Шаги, шаги, гневные шаги просвистели мимо неё. То был Базилио, оскорблённый, разгневанный, и он шёл в страшное никуда.

- Постойте, - раздался голос крокозитропа. - Подождите!

Алиса, наконец, поняла, где она и что происходит. Она была в "Трёх пескарях", и это всё было из-за неё, из-за глуп ого пред ё ш и ра ва ни ый ся под дверь ю.

Лиса зажмурилась и помотала головой. На Поле Чудес слова и мысли имели манеру время от времени рассыпаться на кусочки.

- Ну что ещё? - спросила она, садясь неизвестно на что. Впрочем, через пару мгновений оно оформилось как нечто деревянное и удобное для сиденья.

- Не переживайте, Алиса, - неожиданно мягко сказал крокозитроп. - Вы не виноваты, Никто не виноват.

- Это всё тентура, - вспомнила лиса следующую реплику.

- Да, это всё тентура, - печально повторил Розан Васильевич.

- Это мне кажется, или вы правда умерли? - решила уточнить Алиса.

- Да, я умер, - печально сказал крокозитроп. - Это так... неудобно, - добавил он, с трудом подыскав слово.

- Не жить. Видите ли, у живущего много возможностей. Он ими почти не пользуется, но они есть. А мёртвый... - он щёлкнул пальцами, - практически беспомощен. У нас даже чувств нет. Кроме чувства долга: нам его оставляют. Я, собственно, по этому поводу. Я вам должен, Алиса. И намерен закрыть хотя бы этот счёт. Если уж мне выпала такая возможность.

- Вы про деньги? - не поняла лиса. - Н-ну ладно...

- К сожалению, не про деньги, - крокозитроп приподнялся с узенькой коечки (оказывается, она была и он на ней сидел) и принялся расхаживать по комнатёнке (которая тоже каким-то образом обнаружилась). - Слухи о богатстве мёртвых сильно преувеличены.

- А со мной что сейчас? - забеспокоилась лиса. - Я не умерла случайно?

- Случайно - вряд ли. Но, скорее всего, вы живы. И находитесь на Поле Чудес. А я - наоборот.

- Ну я же умер. И какие уж тут чудеса, скажите на милость? - грустно сказал крокозитроп.

- Но я же вас вижу и говорю с вами. Это разве не чудо?

- Это мой долг. Я же сказал: я вам должен. И не деньги эти несчастные, а гораздо большее. Я начал посвящать вас в тайное знание рыбонов. Помните?

Лиса на всякий случай сделала большие глаза.

- Значит, не помните. Даже про Пронойю света чистого?

- М-м-м... в общих чертах, - Алиса решила не обижать мертвеца.

- В общих чертах?! - Розан Васильевич неожиданно рассердился. - Я вам открываю величайшие тайны мира, а вы вся такая - "в общих черта-а-ах"!

- Й-извините, но про величайшие тайны я не спрашивала, - сказала лиса твёрдо. - Я спрашивала про тентуру, - она уже не стала добавлять, что задала этот вопрос только лишь из вежливости.

- Ну вот именно. Но чтобы узнать, что такое тентура, надо знать, что такое Аркона. А для этого надо знать о Первом Небе. А для этого надо знать о рождении мира. А для этого надо познать природу времени и основания бытия. Обычно это требует усилий. Душевных, интеллектуальных, нехуёвых при этом. Но от вас не потребуется ничего, кроме внимание. Вы всё увидите непосредственно сами. Учтите, это огромная честь.

Лиса вздохнула. Даже она, при всей её неопытности, понимала, что если на какой-то товар или услугу набивают цену - то обязательно что-нибудь попросят взамен.

- Вам от меня что-то нужно? - спросила она прямо.

- Гм. Вы как-то очень сразу. Но в чём-то вы правы, зачем тянуть. Вы извлекли из моего тела сперматофор? Он у вас?

- Да, - сказала лиса, потянувшись рукой к животу.

- Нет, доставать не нужно. Я вам верю, - голос крокозитропа стал просительным. - Прошу об одном: положить его в Септимию.

- Хорошо, конечно, - сказала лиса. - Если отсюда выберусь.

- Ну да, ну да, конечно, - зачастил крокозитроп. - Но если выберетесь - пожалуйста, дойдите до "Трёх Пескарей" и бросьте сперматофор в Септимию. За это я раскрою вам всё, что могу. Вы узрите тайны миров.

- А может, не надо узревать? - спросила лиса. Что-то ей подсказывало, что ничего особенно завлекательного она не увидит. - Может, вы просто расскажете? Ну, словами.

- Хорошо, буду давать комментарии по ходу дела, - сказал крокозитроп с таким видом, будто делает Алисе большое одолжение -

Лиса осталась одна посреди ничего - а там и её не стало.

Сперва не стало её самой: Алисы Зюсс, лисьей основы, двадцати одного года жизни, с APIF 8100, с правовым статусом человека. Всё это не то чтобыуничтожилось или забылось, нет - но перестало быть важным. Чувство было таким, будто с глаза сняли соринку, которая казалась огромной, потому что была слишком близко к глазу.

Потом не стало того, что было ей - того глаза, того духа, который некогда принял вид её и образ. И он тоже не исчез совсем, но перестал заслонять собою всё.

Потом просветлело и истаяло то невидимое, из-за чего было то, что было ей, - сама основа её существования.

Потом - не стало и самого существования как такового. Оказалось, и оно лишь покров.

На какой-то ничтожный миг она стала всем, потом - началом всего, а потом исчезла и сама идея начала, и осталось лишь безначальное: чистая НЕВЫНОСИМОСТЬ.

То, что осталось от сознания Алисы, соприкоснулось с ЭТИМ на ничтожно малую долю мгновения. Но этого хватило. Она шарахнулась от ЭТОГО прочь, как схватившийся за раскалённую вещь отшвыривает её от себя - не думая, сразу.

Нет, это была даже не боль. Это было то, что стояло за всякой болью. Это было бесконечное отрицание, отвержение, самая суть страдания. И причиной страдания было оно само. ОНО состояло из страдания, оно состояло из ненависти к себе. Оно было проклятием, проклинающим себя самоё, ибо больше нечего было проклясть - так как ничего, кроме него, и не было. Не было и его самого, ибо оно было небытием, мучительным и вечным, и при том бесконечно отвратительным самому себе.

Имени у него не было. То есть было, но Алиса сразу же забыла это слово. И схватилось за описание: оно было НИ ЧЕМ ИНЫМ, КАК ИМ САМЫМ. Желало оно лишь одного - перестать быть ЭТИМ САМЫМ, стать иным, ну хоть в чём-нибудь иным. Но ничего иного не было и быть не могло.

И тогда ОНО САМОЕ, не в силах выносить самого себя - положило себе конец. Разорвалось, сжалось и побежало.

На самом деле это было единым действием, просто не было слова, описывающего это разом. А также и того, что оно на самом деле не смогло этого сделать, потому что разорванные части начали изливаться друг в друга. И оно бежало - само в себя, само от себя. Ничто, которого ещё не было, изливалось в ничто, которого уже не было.

- Греки называли это πρόοδος, а латиняне - emanatio, но всё это одно и то же, но всё это одно и то же, - сообщил крокозитроп. - Ибо ОНО САМОЕ изблевало себя из уст своих же, ибо мучилось от отвращения к себе. И оно же испило свою блевоту, ибо блевать оно могло только в себя. Это и есть Изначальное Время, - заключил он.

И лиса увидела и постигла Изначальное Время. Оно состояло из переливания пустого в порожнее - то, чего ещё не было, становилось тем, чего уже не было. Это был поток пустоты, плещущий из тьмы во тьму.

Но тут из ничего протянулась Руки, которые схватили этот поток в двух местах, и скрутили петлёй. Ничто стало тереться о ничто, и в этом месте начало разгораться багровое сияние.

- Изначальное Время состоит только из прошлого и будущего. Будущее, вдавленное в прошлое, рождает настоящее, - откомментировал крокозитроп. - Настоящее же есть чистая неопределённость, - добавил он назидательным тоном.

На какой-то миг Алиса увидела структуру времени: чёрную полосу прошлого и белую полосу будущего, сжимаемую Рукой, и алую дугу там, где чёрное вжималось в белое.

Что-то вспыхнуло и осыпалась огненными искрами, и Алиса снова увидела Руку. Она продавливала чёрное и белое внутрь красного, и там они распадались на точки, на чёрные и белые точки.

- Это сотворение Материи и Духа, - сказал Розан Васильевич. - Материя состоит из прошлого, оставшегося в настоящем, а дух - из будущего в настоящем. Соединение их частиц порождает жизнь.

- А чьи это руки? - не поняла Алиса. - Которые сжимают время?

- А вот об этом, - серьёзно ответил крокозитроп, - лучше не говорить. Но ты же понимаешь, что руки - это такая метафора? Время сжимает воля. Чья она - не нашего ума дело. Смотри дальше.

Ещё одна Рука проникла внутрь красного, и там начала сжимать чёрное и белое. Точки начали сближаться, и наконец, одна чёрная точка коснулась белой...

И не стало страшных и скверных образов. Алису окружала смеющаяся вода, исполненная веселья и славы. Она видела эту воду, и вода была светом, и в каждой капле отражалась она сама, Алиса - но Алиса вечная, лёгкая, совершенная. Она казалась себе живым зеркалом, готовым принять свет и отразить свет.

- Что это? - спросила лиса тихо и благоговейно.

- София Пронойя, Первый Ум, Провидение, - так же тихо ответил крокозитроп. - Первое живое существо во Вселенной. Если быть совсем точным, она родилась через миллионную долю секунды после начала мира. Материя тогда была, гм, в несколько ином состоянии, чем сейчас. Собственно, в нашем понимании её и не было. И лишь когда распалось единое поле, электрослабое взаимодействие отделилось...

- Оппаньки! Чем это вы тут занимаетесь? - подозрительно прищурилась Красная Королева.

- Да уж понятно чем, - буркнула лиса, поднимая крекер. - Я его третий час размачиваю, и что?

- Сейчас проверим, - Красная Королева взяла крекер, попробовала, хрустнула зубиком. - Действительно, скотинство какое-то. Кто хозяин заведения?

- Вот, - Алиса протянула Королеве чайник с варёной Соней на дне.

- Собственно, это мой партнёр, - поправил её Болванщик. - А так я владею частью бизнеса. Но за крекеры отвечаю не я, моё дело - создание атмосферы доверия.

Красная Королева легонько стукнула его по затылку, и Болванщик превратился в болванчика. Разница была не столь уж заметной, но существенной: болванчик оказался бурятским идолом и обиженно замолк.

- Атмосфера у них тут, - буркнула Королева. - Надо бы как следует проверить вашу сомнительную лавочку. Я ещё вернусь.

- Почему она нам мешает? - осторожно спросила Алиса крокозитропа.

- Тентура не любит, когда о ней много болтают, - ответил Розан Васильевич. - вот и строит нам всякие пакости.

- А можно мне снова туда? - попросила Алиса. - Где вода смеётся?

- Уже нет, - вздохнул крокозитроп. - В нашем эоне Первая Мысль отсутствует. Говоря языком тентуры, после разделения единого поля взаимодействий она погибла. То есть нет, конечно. Это для нас это одно и то же - перестать занимать время и погибнуть. Но тогда всё было не так. Время было пределом восприятия и действия. То есть существо не могло видеть события до своего начала и после своего конца и участвовать в них. Но внутри отведённого ему времени оно существует вечно. Поскольку же София Пронойя обладала предвидением, то в каком-то смысле она и сейчас есть...

- Я так и думала! Разговорчики! - крикнула Красная Королева.

- Вздор, - сказала Алиса и сделала последний глоток из чашки.

- Везде вздор, - пояснила Алиса. - Я не могу добиться элементарного обслуживания!

- Я этого так не оставлю, - пообещала Королева. - Но и у вам, милочка, есть вопросы. Вы разговариваете с мёртвыми, а это не благословляется.

- Диверсификация общения является неотъемлемой частью концепции клиентоориентированного бизнеса, - внезапно заявила Соня.

- Ах же ты скобейда дефолтная! - удивилась Королева, ухватила Соню за хвост и крепенько приложила о подоконник.

От этого удара сломалось всё вообще. Лиса полетела вниз спиной вперёд и внезапно впёрлась в хрен знает что. Которое, сцуко, ещё и разговаривало.

Жёлтый фон. На нём - изломанная натрое изломанная молния, бьющая вертикально вверх, перечёкнутая жирной косой чертой.

Торжественно звучит начало святейшего песнопения "Владимирский централ".

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Внимание! Говорит Хемуль, первая свободная территория Страны Дураков!

Крупным планом - лицо Вриогидры Морры, расплывающееся в розовом облаке под тревожащий аромат тетрациклиний.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ: Специальный новостной выпуск! Целиком посвящён бывшей Директории!

ПУПИЦА: Привет! Я Нюка, и у меня для вас свежие новости.

Музыкальный проигрыш. Фон - картинки из Директории: очень темно, но видно движение большой толпы разнообразных существ.

ПУПИЦА (за кадром): Обстановка в Городе Дураков, бывшая Директория, продолжает оставаться напряжённой.

Кадры: очень темно, но видно движение большой толпы разнообразных существ.

ПУПИЦА (за кадром): По неподтверждённым данным, в ночь на пятое января контрольно-пропускные пункты и таможенные посты на евском направлении были прорваны многотысячной толпой эмигрантов, желающих попасть в Город Дураков.

ПУПИЦА (в кадре): Однако руководительница губернаторских служб безопасности Лэсси Рерих это опровергает. По её словам, при всей сложности ситуации город успешно справляется с наплывом пришельцев.

Кадры меняются: темнота, вспышки, дикие вопли. Крупным планом - отрубленная лапа птичьей основы, красная, гадкая.

ПУПИЦА (за кадром): В Евске мигранты-индюшки устроили погром в местах компактного проживания индеек. Использовалось холодное и тесла- оружие. Сведения о жертвах уточняются.

Очень чёткая картинка: разнообразные существа, столпившиеся у шахты лифта и выкрикивающие в неё ругательства.

ПУПИЦА (за кадром): Лифтовое хозяйство Города Дураков парализовано массовой забастовкой ленточных червей - рабочие демонстрируют солидарность с их безработными соплеменниками, требующими бесплатно обеспечить их организмами-хозяевами, размерами не меньше злопипундрия.

Снова лифтовая шахта. Едет кабина. Что-то скрежещет и хлюпает.

ПУПИЦА (за кадром): В связи с чем цена на лифтовые паровики выросла в четыре с половиной раза.

Заставка: колбы, пробирки, кусочки тканей в чашках Петри

ПУПИЦА (в кадре): Институт трансгенных исследований получил грант на выведение большой партии котегов для проверки боевых навыков будущих бойцов Нацгвардии.

Официальный портрет: гиена в фуражке с огромными парадными клыками

ПУПИЦА (за кадром): Начальница Генерального штаба армии бывшей Директории Дженни Эренверта найдена мёртвой на взморье. По официальной версии причиной смерти стало отравление - покойная, будучи бурой гиеной по основе, злоупотребляла падалью, в особенности несвежими тюленьими мозгами. По слухам, Эренверта имела многолетние связи с рыбонами и собиралась просить у них политического убежища.

Крупным планом: стена, на которой чем-то бурым намалёвано:

ПУПИЦА (за кадром): Общественные настроения в Городе Дураков...

- Алиса, очнись, - сказал Базилио. - У нас проблема.

- Я заметила, - пробормотала лиса, открывая глаза. - У меня голова набита какой-то хренью. Мне её показывают.

- Крокозитроп. Он умер, но не весь. А может, весь, но не совсем. Или совсем, но не вполне. В общем, ему кое-что от меня нужно, и он мне за это всякие вещи объясняет.

- Мне он тоже кое-что обещал объяснить, - заметил кот. - Тайное рыбонское знание.

- Вот его-то, - вздохнула лиса, - он мне и впихивает. Хотя его всё время прерывает эта... Красная Королева. И ещё какая-то ерунда из Хемуля, про ленточных червей... Слушай, - внезапно сообразила она, - а мы-то с тобой тут что делаем?

- Соверен, соверен, а вот что с ним делать - не помню, - признался кот. - Деньги мы, что-ли тут забыли...

- Точно не деньги, - уверенно сказала Алиса. - Розан Васильевич говорил, что не деньги.

Кот не слушал: он мучительно, напряжённо, натужно мыслил.

- Для начала, - наконец, выдал он, - нам нужно сесть и как следует поду ть мыс ле ше ещё луч пом ать, уч мари мыс фонку ть м уч ар ть, к а е ное соп ни...

Лиса как обычно, встряхнулась, и мысли встали на место.

- Этого нам не позволят, - уверенно сказала она, вот только непонятно о чём и кому: мысль убежала, оставив по себе только трупик из слов. Да и кот, честно говоря, куда-то задевался.

- Ну конечно, всегда виноват кто-то другой, - ядовито заметил крокозитроп.

Потом Алиса задумывалась, почему она решила, что это купол - и что он золотой. То, в чём она находилось, не имело ни цвета, ни формы. Но чувство было такое, что если бы оно всё это имело, оно было бы похоже на купол, и было бы именно золотым. Невидимый, но ощутимый - каким-то непонятным чувством - блеск наполнял его. Это было величие, мощь - и знание, знание. Купол был средоточием мудрости. Даже не вековой, нет, а какой-то запредельной. Здесь было всё, что можно знать - и всё обо всём, что можно знать, и даже то, чего знать нельзя, но если очень хочется, то всё-таки можно. И это была лишь оболочка, а там, в глубинах сияния, скрывалось что-то невыразимое, тайное, прекрасное.

- Первое Небо, - сказал крокозитроп. - Вот так оно примерно и выглядит. Ну то есть воспринимается.

- Хммм, н-да, - Розан Васильевич грустно усмехнулся. - Вы совершенно не цените то, что видите, Алиса. А вот полковник Барсуков за право хоть одним глазком заглянуть сюда отдал бы очень многое. И, смею полагать, распорядился бы полученными знаниями с гораздо большей пользой, чем вы.

Алиса попыталась вспомнить, кто такой полковник Барсуков. И почувствовала, что может узнать о нём всё - достаточно обратиться к этому золотому свету. Она знала, что там есть ответы на все вопросы, в том числе и об этом самом Барсукове, всё до мельчайших подробностей, а также и о том, как связаны Розан Васильевич и Барсуков, и почему он вспомнил о нём именно сейчас, и о ней самой...

О ней самой. Лиса почувствовала, что золотой свет знает и о ней. Причём знает бесконечно больше, чем она сама. Прошлое и будущее её было запечатлено в этом золоте, всё что с ней было и будет - а также и всё то, что могло бы быть при других обстоятельствах, а также и все обстоятельства, и всё то, на что она могла повлиять любым своим действием... и она потянулась к этому знанию, уверенная, что золотое сияние её услышит и поймёт.

Но ничего не произошло. Золотое сияние её не услышало. До лисы донёсся лишь отзвук, эхо, и оно было совершенно неразборчивым.

- Хотели познать себя на халяву? Понимаю. Я бы тоже не отказался, - грустно признал крокозитроп. - К сожалению, ни вы, ни я этого не можем. Наши запросы блокируются тентурой. Кстати, вы должны были спросить меня, где вы и что это такое.

- Не за что. Попробую объяснить. Когда ракушка умирает, остаётся раковина. Она может пролежать на дне очень долго. В ней даже может кто-то поселиться. И, конечно, она в известной мере повторяет форму моллюска, который в ней жил. Теперь представьте себе, что вы можете оставить после себя раковину сознательно. Разумные существа часто так делают. Например, пишут книги или совершают значительные дела. Так вот: это раковина. Она была создана Софией Пронойей, пережила разрыв единого поля и рождение вещества. Здесь - всё, чем София была и что София знала. Если же учесть, что София Пронойя обладала провидением и видела прошлое и будущее этого мира, то можно сказать - здесь всё. Вплоть до знания о каждом существе во Вселенной и его судьбе. Это и есть Первое Небо.

- На сей счёт существует множество разных мнений, - глубокомысыленно изрёк крокозитроп. - Люди, например, считали, что в конце времён София родится снова, познает себя прошлую, и соединится с ней. Мы, губки, думали, что это мы должны её воскресить и сделать негибнущей и бессмертной во всех временах. А трилобиты, насколько мне известно, полагали, что это - послание их виду. Они считали себя совершеннейшими существами во Вселенной. И были уверены, что Первое Небо откроется им. Когда они очистятся от недостаточно совершенных представителей, - добавил Розан Васильевич.

- Даже слишком успешно, - крокозитроп вытянул оранжевую трубу и сыграл на ней пару тактов какой-то печальной музыки.

- А кто-нибудь добрался сюда по-настоящему? - Алиса с тоской взглянула на золотое сияние.

- Ага! Попались! - закричала Красная Королева и пульнула в Розана Васильевича из преогромного сарбакана.

Крокозитроп внезапно раздулся и лопнул, а ошмётки провалились в тартарары.

Действие сорок третье. Амарилло, или Древняя электроника терпит поражение от ласковых глаз

Она лежала на красном кирпичном полу в помещении, выходившем на теневую сторону; в раскрытые окна виднелись переливавшиеся матовым блеском пальмовые леса, сбоку выглядывал краешек моря. Рядом с ней на полу стояла лоханка, полная окровавленной воды, висели наброшенные на стул перепачканные тряпки. Кроме этого комната ничем не была обставлена. Мгновенной вспышкой нас пронизало сознание: над нею учинили насилие.

Герман Брох. Эсперанса. - В: Герман Брох. Новеллы. - Л.: Художественная литература, 1985.

Наш витязь падает к ногам
Подруги верной, незабвенной,
Целует руки, сети рвёт,
Любви, восторга слезы льёт,
Зовет её - но дева дремлет,
Сомкнуты очи и уста,
И сладострастная мечта
Младую грудь ее подъемлет.

А.С. Пушкин. Руслан и Людмила. - М.: Лабиринт, 2013.

20 декабря 312 года о.Х. Директория, ул. Пятницкая, д. 31 стр. 2. Второй этаж, кабинет 201.

Ева Писториус - Карабасу бар Раббасу. Частное письмо. Черновик

Мой дорогой мой хороший
как-то глупо звучит зачеркни глупамя мышока
я сказала зачеркни ты что совсем тупая позови Фриду Марковну
Любимый мой. Извини, что так вышло. Глупо получилось.
Я лежу глаза закрытыми от стыда. Мне ужасно больно в сердце.
Фрида исправляй ошибки! Плохая мышь зачеркни всё что я говорю тебе а не диктую
Любимый мой
Любимый мой
Любимый,
я лежу на подстилке и плачу. Я ничего не могу сделать, слёзы текут сами, отдельно от меня. Я пытаюсь лизать своё лицо.
Как же хочу облизать твоё лицо. Хочу страшной хочкой лошадиной.
Это всё, чего я могу. Больше ничего. На другое я не годна.
Мне так плохо без тебя. Я без тебя больная. Я как сырая картонка под дождём. Львика говорит - расклеилась. Ну, что-то вроде того.
Я плохая лгунья, любимый. Я не могу тебя обманывать. И Львику тоже. Я не могу сказать и сделать вам ничего такого, что вас утешит.
~~Оставь так, Фрида. А вот это зачеркни, Фрида.~~
Я хочу тебя, но я не могу. Теперь уже не могу. И с ней не могу тоже. Мы пытались.
~~Прости за этот бред. Давай~~ по порядку. ~~Я всё-таки~~
~~Мы с чудовищем возвращались с выхода и~~
Мне придётся объяснить тебе всё с самого начала.
До сих пор ты был знаком со мной не в полной мере. Ты знал только общедоступную часть меня. Была ещё и тайная. Я сама об этом не знала, клянусь. Ты смотрел мне в голову, ты знаешь, что я даже не догадывалась.
Я состою в Обществе охотниц Вондерленда. Это организация, устраивающая всякие парады и представления в честь Верховной. Во всяком случае, так думают её ваги большую часть времени. На самом деле мы занимаемся кое-чем ещё. Это называется 'занятия', 'тренировки' и 'выходы'. Не буду говорить, что мы делаем на выходах. Ничего хорошего, в общем. Но это нужно Верховной. А чтобы мы не переживали из-за того, что делаем, мы няшим друг друга, чтобы забыть. То есть внушить друг другу, что всё случившееся - плохой сон. Мозг верит и записывает воспоминания как сон. А потом естественный механизм затирает память о сне. Остаются какие-то обрывки, но мы не придаём им значения.
Приём простой, но обманывает даже телепатов. Телепаты не копаются в снах. Это всё равно что спрятать мешочек с золотом в помойке. Привязав к верёвочке. Если не знать про верёвочку, придётся перерывать всю помойку. Копаться в помойке противно, туда никто и не лезет. Но если знать, можно потянуть и всё вытащить. Верёвочка - это специальные слова. Если мы их слышим, мы вспоминаем всё.
~~Как у нас всё устроено~~
Охотницы разбиты на боевые двойки. Пони в двойке подбираются так, чтобы они друг другу симпатизировали. ~~Как правило, кобылки в слаженной двойке - подруги, не отказывающие друг другу в~~
~~Ночь, кровь, адреналин. Всё это выплёскивается~~
После задания принято пить, чтобы снять стресс, и это обычно кончается сексом
Зачеркни, Фрида. Он сам догадается. И это тоже зачеркни. Глупая мышь.
Моей напарницей в двойке была Львика. И мы любили друг друга. Очень сильно. Как я тебя сейчас. Просто после выхода мы об этом забывали. Мы забывали даже, что знакомы.
Мне часто снилось, как будто я иду ночью по дороге, светит луна, а справа идёт другая пони, и она для меня дороже всего. Оказывается, мне это не снилось.
Меня разбудили на выход новогодней ночью. Это сделала Лэсси Рерих, знавшая ~~слова~~
с Заглавной Буквы Слова
глупая мышь
пиши заново это зачеркни
Это сделала Лэсси Рерих, знавшая Слова. Она разбудила меня и Львику. И мы вспомнили всё. И теперь уже не забудем.
Помнишь, я тебе говорила про то, что у меня не получается с пони? Оказывается, это было из-за неё. Я не могу быть неверной. То есть могу, но не получают от этого удовольствия. То есть получаю, но не могу достичь
И ещё эта детская история, как меня
~~всё это наложилось~~
Но когда ты меня увёз, у меня больше не было выходов. И меня отпустило. ~~К тому же ты не пони и как бы не считаешься~~
~~ну то есть я так не думаю, но где-то на каком-то уровне это во мне есть, я же поняша~~
И я полюбила тебя. Всерьёз. И теперь могу быть только с тобой.
А теперь я вспомнила о Львике. Тоже всерьёз. И теперь могу быть только с ней.
Теперь я люблю вас обоих и не могу быть ни с кем!
~~Мы с Львикой занялись любовью и я поняла, что не могу кончить~~
Я не могла с ней кончить, понимаешь? Ну как раньше с другими пони. Потому что я думала о тебе и чувствовала себя предательницей.
И с тобой я тоже не смогу. Будет хорошо, но я тоже буду чувствовать себя предательницей.
~~Самое обидное, что~~ тебе и Львике это непонятно. Ты считаешь, что отношения между самками - это что-то несерьёзное. Львика про отношения с самцами то же самое думает. Вам обоим это не мешает. ~~Но я-то знаю, что~~
Кстати, Львика - не дочь Верховной. Она
Я зову её 'чудовище'. А она меня
Мне так плохо без тебя. Я без тебя больная. Я как сырая картонка под дождём. Львика говорит - расклеилась. Ну, что-то вроде того.
Но я справлюсь.
Я всегда буду с тобой, даже если меня с тобой не будет. Я не оставлю тебя, даже если оставлю.
Прощай
Люблю тебя
Твоя глупая лошадь
Выкинь всю эту херню, Фрида

Ева Писториус - Львике Поклонской Софт-Пауэр& Частное письмо. Черновик

Любимая,
Я не могу быть с тобой. ~~Не спрашивай, почему~~
Я не могу быть ни с кем. Так получилось.
Если нужны подробности, я всё написала Карабасу. Всю правду, ~~кроме того, что ты не дочь~~
~~Я плохая~~
~~Я ужасная скотина~~
~~Я пизда с ушами~~
~~Блядь! Блядь! Блядь! Я не могу нормально объяснить простые вещи~~
Я ухожу. Прощай.
Люблю тебя ~~и буду любить всегда~~
My pony and me
это про нас навсегда
My pony and me
My pony and me
My pony and me
Фрида, всё это выкинь

- И много она такого написала? - спросил Карабас, дочитав до конца. Вообще-то ответ был у Львики в голове. Но он знал (оттуда же), что Львика не любит, когда ей смотрят в голову. И тем более, когда это демонстрируют. Поэтому Карабас проявил вежливость телепата - дождался ответа словами.

- Полная мусорка, - вздохнула Львика. - Она всю ночь эти письма сочиняла. Так и не сочинила. И ушла. Лэсси рвёт и мечет, - добавила она.

Они расположились в карабасовом гостиничном номере. Карабас восседал на белом кожаном диване, пони устроилась на ковре. Больше никого не было. Карабас остался в одиночестве. Пьеро бежал, Напси погиб, Арлекин завёл себе нескольких состоятельных любовников и жил у них, предаваясь любимому пороку. Но раввин не особенно скучал по обществу: сейчас ему никто не был нужен. Кроме Евы Писториус. Вот её-то ему и не хватало.

Ева Писториус пропала третьего января. Ну то есть как пропала. Львика проснулась и подруги не нашла. Не было также и мышей. Сначала она думала, что Писториус с утра пораньше ускакала по делам. Однако и вечером она не вернулась. Львика улеглась спать у неё, думая, что завтра проснётся рядом с ней.

Ночью Львику растолкала Лэсси - оказывается, большая стая джигурды прорвалась в Город, нужно было срочно отработать эту тему. Евы не было. Львика и Лэсси вдвоём кое-как справились, но сама по себе неявка напарницы на выход было чем-то из ряда вон выходящим. Львика предположила, что Ева у Карабаса и там предаётся любви, забыв о долге. Разъярённая Лэсси отправилась было к раввину, незаметно проникла в номер - и нашла бар Раббаса спящим на диване. И он был один, совсем один.

Выйти черепаха не смогла: раввин проснулся и Лэсси парализовал. Рерих, впрочем, не испугалась и предоставила Карабасу все необходимые объяснения в мысленном виде. Карабас её освободил, они поговорили, после чего раввин снялся с места и сам поехал на Пятницкую, разговаривать со Львикой. На Пятницкой его встретил неприветливый охранник и запертый на ключ кабинет. Экспресс-осмотр голов сотрудников выявил следующее: Львика здесь была, потом куда-то ушла. Причём ушла в расстроенных чувствах.

Карабас встревожился уже всерьёз. Исчезновение обеих поняш могло быть делом чьих-то рук, лап или хелицер. Дела в Городе творились нехорошие, скверные.

Он отправил бэтмена к Лэсси с кратким изложением ситуации. Та ответила, что сейчас она задействовала свою личную агентурную сеть и ждёт результатов. Раввин немного успокоился: он понимал, что Лэсси - профи. Так что он решил подождать до вечера, а сам занялся своим основным делом. То есть поисками пропавшего доктора Карло Коллоди.

К сожалению, его усилия никак не давали резултьата. Всё, что удалось выяснить - что доктор Коллоди был направлен непонятно куда личным решением Нефритового Сокровища, ныне покойного. Что-то, наверное, знал бывший губернатор Пендельшванц. Но он исчез с концами: никто и понятия не имел, куда он смылся. Карабас пересёкся и с Лэсси Рерих (тогда - в первый раз) и убедился, что в её голову стучаться бесполезно - она была очень сильной менталисткой и всё время держалась настороже.

Однако же раввин разведал - подпоив институтского завхоза-дикообраза, на которого вышел благодаря сверчку - что за пять дней до смерти Семнадцать Дюймов подписал выдачу третьим лицам ценнейшего дохомокостного оборудования. На вопрос завхоза, кому оно предназначено, цилинь буркнул - "в экспедицию". Больше ничего завхоз не знал, но это была хоть какая-то зацепка.

На четвёртое января Карабас наметил несколько встреч с разными существами. Отменять он ничего не стал, все рандеву провёл. Результатов было ноль. Карабас плюнул и поехал в участок к Тамбовскому. Какового и припряг искать пропавших поняш.

После эпичного провала с Пьеро Карабас поставил вопрос так, что Тамбовский ему должен по жизни. Тамбовскому такой постанов категорически не нравился, но Карабас умел убеждать. Так что волчара, свою судьбу хуя и бля, задействовал своих доносчиков. И, как ни странно, оказался успешнее Лэсси. Какой-то мелкий сучилыш-пыщеклюзик стуканул, что в питейном заведении "Зацапа и Пастекваска" видели поняшу с львиным хвостом. Тамбовский послал Карабасу бэтмена. Раввин поспешил в бар. И Львику там нашёл. Пьяную, в порванной попонке, рыдающую у стойки. Львика не давала себя увезти и даже попыталась его някнуть. Карабас оказался сильнее и принудил идти с собой. Привёз в номер, заставил проблеваться, а потом устроил ей ускоренную детоксикацию, форсировав выработку алкогольдегидрогеназы. После чего девушка пришла в себя, умылась и привела себя в порядок. После чего сказала, что Ева, оказывается, бросила их обоих и ушла навсегда. И показала Карабасу бумажки, извлечённые из евиной мусорной корзины.

- Всё-таки это очень странно, - сказал Карабас, откладывая в сторону оба письма. - Насколько я знаю Еву, она не легкомысленная. У неё есть чувство долга. Она могла расстаться со мной или с вами - в личном плане. Но оставить вас наедине с электоратом? Это на неё не похоже.

- Вот и я тоже так думала, - грустно сказала Львика. - Скобейда, голова раскалывается... У вас тут нет ничего? В смысле - чего-нибудь? - она подняла глаза на раввина.

- Да понял я, понял, - сказал Карабас, вставая. - Сейчас принесу.

- Нормальное, - буркнул раввин, открывая холодильник и доставая оттуда пиво. - Из кастрюли вас устроит? Полоскательницы у меня нет.

- Да я и так могу, - сказала поняша, открывая зубами пробку.

- Полегчало? - осведомился Карабас, наливая себе в кружку.

- Уффффф. Что-то я перебрала, - самокритично заметила Львика, слизывая пену с губ. - Я всё думаю, куда она могла пойти.

Львика посмотрела на него с неудовольствием.

- Я знаю, что вы телепат, - сказала она. - И мне это не очень-то нравится.

- Уж простите, - сказал Карабас. - Но я беспокоюсь.

- А я тут что, хвостом машу и песни пою? - огрызнулась поняша.

- Какая-то песня у вас в голове вертится, - заметил раввин. - My pony and me, вот это.

- А, песня... Ну да, песня. Давайте лучше про кровь. На полу были пятнышки. Засохшие. Я не эмпат, но на красное вино это было не похоже. Вот я и думаю. У неё тяжёлое детство было, вы же знаете. Может, сокро ... - она осеклась.

- Сокровище, - договорил раввин. - Вы же её так зовёте?

- Тогда вы и про чудовище знаете? - подозрительно спросила пони.

- Ну в общем да, - признал Карабас. - Сразу говорю: меня эти дела не касаются. Так что давайте договоримся так. Найтмер Блэкмун - легендарный персонаж эквестрийской истории. Вы к нему никакого отношения не имеете. Для меня вы - дочь Верховной Обаятельницы. Всё.

- М-м-м... ну и хорошо. - в голосе Львики, однако, проскользнуло лёгкое разочарование. - Ну вот я и думаю: может, она... ну это самое?

- Насчёт суицида - вряд ли... - протянул раввин. - Хотя... О дьявол! Ну конечно!

Карабас вытянул руку и сделал жест, призывающий к молчанию. Закрыл глаза и просидел так минуты три.

- Львика, извините за нескромную просьбу, - наконец, сказал он. - Вы не могли бы припомнить последнюю близость с Евой? Это может быть важным.

Поняша закрыла глаза, хвост её нервно задёргался.

- Понятно, - сказал раввин. - Значит, в тот момент вы были нетрезвы?

- Мы обе набрались, - самокритично сказала Львика.

- И к тому же вы были простужены? Вы чувствовали евин запах? Нет? Или всё-таки что-то было? Кровью не пахло?

Львика неожиданно сильно стукнула себя хвостом по бедру.

- Скобейда! - сказала она досадливо. - У неё же эти дела... Когда же у неё последний раз было...

- Семнадцатого октября, - Карабас провёл рукой по бороде, вспоминая. - Она в лёжку была, живот прихватило. Я её лечил.

- А цикл у неё сорок четыре дня, - оживилась Львика. - Сорок четыре - сорок пять, вот как-то так. Вот это я точно помню. Но вообще-то у неё за неделю начинается, - вспомнила она. - Я бы заметила.

- Уже не начинается, - ухмыльнулся раввин. - Я её от этого вылечил. Сорок четыре дня... Вроде на Новый Год выпадает. Но всякие стрессы, плюс моё лечение...

- То есть у неё что, ПМС? - догадалась, наконец, Львика.

- Не только, - Карабас задумчиво накручивал пейс на палец. - Хотя и это тоже. Отсюда истерика и кровь на полу. Но проблема не в этом. Ева действительно верная. И любить нас двоих не сможет. Так что вопрос нужно как-то решать. Но сначала надо её найти.

- Так значит, месячные... Аптека! - Львика вскочила. - Она точно была в какой-то аптеке. Она же панацин хапками жрёт. И тампоны! Бантик! Ко мне! Быстро! Вы не могли бы меня одеть?

Карабас накинул на поняшу попонку, водрузил на себя шляпу и устремился.

На улице они столкнулись нос к носу с Лэсси, с двумя бэтменами на плечах. Тратить время на разговоры не стали: черепаха быстро прокрутила перед раввином всю информацию на текущий момент. Её было немного. Поиски ничего не дали. Евы не было нигде - даже в полиции. Маленькая лошадка как сквозь землю провалилась.

Идею насчёт аптеки Лэсси восприняла сразу и тут же отправила бэтменов с указаниями. После чего все трое, не тратя времени, пошли в ближайший аптекарский киоск.

Нужное место обнаруждили через час. Нашёлся свидетель, который видел поняшу на Моховой. Там же находилась аптека "Бiла кiшка", недавно открытая семейством упырей-гомеопатов, съехавших из Зоны поближе к цивилизации. Известна была апрека богатым ассортиментом всяких средств от кровотечения, обезболивающими травками и огромными набором тампонов, прокладок и менструальных чашечек. Ева просто не могла миновать это место.

Лэсси тормознула тарантас, щёлкнула зубами перед носом кучера и сама заняла его место. Першероны несли молча и быстро. Карабас волновался, кусал бороду. Львика нервно стучала хвостом о дерево.

"Бiла кiшка" оказалась уютным двухэтажным домиком, крытым черепицей. Внутри было всё как в аптеке - вертящиеся этажерки со скляночками, длинные полки с посудой вида диковинного, а также длинный прилавок. За прилавком стоял молодой чернявый упырь в вышитой рубахе и трепался с маммилярией в глиняном горшке. Маммилярия жаловалась на погоду и выпрашивала для себя эмалированную посудину.

Лэсси бросилась к прилавку, посмотрела на маммилярию со значением (та заткнулась) и спросила у упыря, видел ли он здесь поняшу.

- Яка така поняша? - нарочито медленно, как бы сплёвывая слова, загундосил упырь. - Мы такых не знаемо...

Тут он внезапно выпучил глаза и захрипел: это Карабас, ознакомившись с содержимым его башки, передавил ему дыхалку.

- Они её похитили. Туда, - быстро проговорил он, показывая на занавешенный угол зала. И бросился первым.

Там оказалась лестница, ведущая на второй этаж.

Верхняя комната была тёмной и неуютной. Окно закрывала простыня, сквозь которую едва-едва пробивались солнечные лучи. Остро пахло нашатырным спиртом, ландышевыми каплями и кровью.

Среди поломанной мебели на джутовом матрасе лежала Ева. На голове у неё был полотняный мешок со свисающими тесёмочками, передние ноги замотаны верёвкой, А рядом с ней пристроился белый, как лунь, старик-упырь. Кровососущий орган его находился у поняши под хвостом.

Услышав шум, старик жидко хлюпнул кровососью и оглянулся. Увидел Лэсси с открытой пастью, надвигающегося Карабаса, и в ужасе заголосил на упырином:

- Ни! Ни! Я ничого не робыв! Всього лише килька крапель! Килька крапель!

Карабас склонился над Евой. Она была жива, ровно дышала - но спала.

- Что вы ей дали? - почти спокойно спросил раввин. Но в голосе у него было что-то такое, что старый упырь забился в угол и сказал что-то вроде "ва-ва-ва". Раввин, однако ж, понял - поскольку смотрел сквозь голову.

- Снотворное, - сказал он. - Какой-то новый препарат. Думает, что антидота к нему нет.

- Это мы ещё посмотрим, - сквозь зубы сказала Лэсси, освобождая Еву от пут.

Львика, с трудом забравшаяся по узкой лесенке, очумело вертела головой.

- Что они с ней сделали? - наконец, спросила она.

- Усыпили. Гурман хуев, - зло, но уже без ярости ответил раввин, кивая на съёжившегося старикашку. - Еву отнесём вниз, а там разберёмся с этими гавриками.

Насчёт "отнесём" Карабас погорячился. Спящая поняша дёргалась, мумукала и лягалась. В конце концов раввин взял Еву на руки и осторожно спустился на первый этаж. Львика и Лэсси спустились следом, гоня перед собой дедушку-упыря.

На первом этаже молодой смог продышаться и прийти в себя. Он сидел на полу, массируя горло. Маммилярия орала и требовала, чтобы он немедленно вызвал полицию. Карабас взял горшок с болтливым растением и метнул его в угол. Горшок разбился, кактус тоже поломался. Зато стало тихо.

- Рассказывайте всё, тварюки суклатыжие, - сказал раввин, выкручивая старику щупло. Молодого он просто отоварил по рёбрам.

Выяснилось следующее. Аптекарская семейка, помимо легального бизнеса, занималась ещё и тайным. А именно - выполняла заказы разного рода кровососущих существ. Кровь упыри добывали из клиентов аптеки, под видом экспресс-анализов и целебных кровопусканий. Основными покупателями были инсекты, нетопыри, зяблики и росянки. В "Кiшке" можно было заказать и получить практически всё - начиная от венозной крови отарка и кончая менстрой юной профурсетки. Дело было только в деньгах и времени.

Менструальная кровь особенно ценилась. Ароматная, тёмная, несвёртывающаяся, богатая ферментами жидкость считалась среди кровососов редким деликатесом. Продавали её чуть ли не по каплям. Неудивительно, что по этой тематике упыри специализировались особо. При этом владелец заведения и сам обожал менструальные выделения - по каковой причине охотно лечил самок от чрезмерных кровоизлияний старым народным методом отсасывания. Некоторым даже нравилось.

Когда в магазин пришла Ева, старый хрыч чуть с ума не сошёл - так волшебно от неё пахло. В другое время он бы её, наверное, как-нибудь уговорил. Но Писториус была в очень дурном настроении и никакие намёки на "старые народные методы" на неё не действовали. Старик аж заколдобился и угорел по ней. И пошёл на преступление. Не в силах расстаться с источником волшебного нектара, старик заварил ей успокаивающего чая, в который вбухал ядрёную дозу новомодного снотворного. Дозу он не рассчитал. Но не сильно огорчился, а понёс лошадку наверх - посасывать её писечку. Что будет, когда Ева проснётся - или когда её найдут - он даже и не подумал, настолько его пропёрло.

- Ну зрозумийте ж, - убеждал он Карабаса, потрясая кровососью. - Якый дивный напой! Скильки млости! Яка консистенция! Який же колир! Я ж тонций поциновувач! Я б николи соби не пробачыв бы! Який аромат! Який смак! Це неописуемо!

Карабас слушал эти излияния без сочувствия. Старик со своими восторгами был жалок, смешон и некошерен. К тому же он посягнул на любимое Карабасом существо. Он переглянулся с Лэсси и обменялся с ней парой мыслей. После чего встал и сказал, что они с Львикой сейчас привезут спящую поняшу на Пятницкую, а там будут ждать, пока она проснётся.

На прощание он пожелал черепашке приятного аппетита.

Львика отправилась по делам. Вернувшись - уже затемно - она обнаружила Карабаса, устроившегося на полу возле спящей Евы и тихонько подрёмывающего. Пейсы свисали на грудь, из бороды раздавалось побулькивание - такое, какое бывает, когда крупный мужчина спит в неудобной позе.

Наставление о женской жалости

Воистину, страшна женская жалость, даже невольная! И более того, невольная - она самая опасная! Опасаются её даже ангелы ада, не говоря уже о всех прочих - в том числе богомолах, коацерватах, нейронах, лептонах, заебонах и мунафиках, а также и всяких прочих разных. Ибо всё сущее ведает: сначала баба тебя жалеет, потом кормит, потом обогревает, потом поебушечки, а потом у тебя трое детей, ипотека и холодный борщ вместо стейка и компот вместо бургундского. А крыла твои ангельские аккуратно ампутированы, ощипаны и намертво вмаринованы в известковый уксус. Ах! - для того ли ты жил? Ой что? Не для того, говоришь теперь ты? Вот то-то и оно-то! И это ведь ещё не самый плохой вариант! А в плохом варианте - ты лежишь с разбитым черепом в какой-нибудь канаве, а твои мёртвые глаза кто-нибудь да выклёвывает. Или выедает.

Ну сами посудите, батенька (это, если помните, я так обращаюсь к почтенному читателю, ежели он не дама - а ежели вдруг дама, то см. примечание к Действию Одиннадцатому Второго Тома данного сочинения) - сколько есть тому примеров!

Вот, например, британский рыцарь и сэр Ланцелот Озёрный. Был он рябой, тонкошеий и некондиционный. Королева Гвиневра, на это взирая, подумала - "бедненький!" А дальше - начались все дела: обогрела, накормила и приблизила к себе, изменив своему законному мужу, королю Артуру. От этого произошло огромное количество несчастий, включая такой момент, как воистину хамское деяние сэра Мордеда, незаконного сына Артура, который вместе с двенадцатью рыцарями ворвался в покои Гвиневры прямо во время поебушечек. Отчего Ланцелот сильно расстроился и убил почти всех ворвавшихся, но всё-таки не всех, что жаль - ибо из-за того началась всякая хуйня, кончившаяся тем, что все умерли, и прежде всего рыцарь и сэр Ланцелот. Ну разве это не говно какое-то?

А вот ещё такое. Жила на острове Эзе (а может, на Энарии или Меонии) некая колдунья Кирка, более известная как Цирцея. Она в своё время пожалела царя авзонов Пика, потому что он был царь авзонов, а быть царём авзонов очень тяжело и безрадостно. Тот, предчувствуя, чем всё кончится, попытался от неё сдристнуть куда-нибудь от её жалости, но она его нашла и превратила в дятла. В дятла, блядь! И на этом не остановилась, а сделала его самкой-дятлихой с огромными сиськами, которыми ему пришлось кормить основателей древнего Рима, Ромула и Рема. Ну разве не гадство это?

И это ещё не всё! Несколько позже та же самая Цирцея пожалела Одиссея, которого занесло на её дурацкий остров вместе с кораблём. Естественно, и он, и вся команда оголодали, отощали и запаршивели в странствиях. Так вот, этой Цирцее стало их так жалко, что она обратила всю команду в свиней, дабы они откормились, а Одиссея забрала к себе и много лет трахала, особенно мозг его. В конце концов бедолага не выдержал и попросил его отпустить ну хоть куда-нибудь. Так что же? Цирцея отправила его прямиком в ад! В адский ад! Бля буду - в самый адище! Якобы порешать какие-то вопросы с Тиресием (этот самый Тиресий был вещим, ну как наш Вещий Олег, например). Не, ну вы представляете? Это вообще как называется?

А бывали и противоположные ситуации. Вот, скажем, в старые времена был на венецианской службе такой мулатик, Отелло звали его. Был он, как и все мулатики, чрезвычайно пиздлив и любил прихвастнуть. И рассказывал всем и каждому о своих похождениях, опасностях и мучениях (в основном придуманных, вы же понимаете). Эти рассказы услышала некая девица Дездемона, и они ей очень понравились. И чем всё это кончилось? Она его за муки полюбила, а он её за состраданье к ним. Дальше там было много всего, но в итоге этот мазафака её задушил. Представляете, какой эксцесс? Вот прямо так и задушил! Ну а если бы она в своё время не подумала однажды "бедненький" - небось, жива бы осталась.

Хотя не всё так однозначно! Вот тоже был реальный случай. Жила в Германии честная добрая девушка. Звали её Ева, прям как нашу героиню. Познакомилась она с молодым ефрейтором, добрым честным немцем. Была у того парня беда - из-за газовой атаки всё лицо у него было в прыщах, совершенно ужасных. Так что все его презирали, гнушались и плевались от него. Даже имя его - а звали его Гитлер - стало ругательным и ненавистным. Но Ева его пожалела, вступила с ним в интимно-половую связь, а прыщи исцелила поцелуями. И её ефрейтор стал до того милым да пригожим, что все немки (и даже их мужья) его полюбили до беспамятства. И сделали вождём нации. Но он всё равно любил только свою Евушку и ни на кого её не променял. И что б вы думали? Они прожили интересную, насыщенную жизнь и умерли в один день. По причинам, не связанным с семейными неурядицами.

В общем, тут всё сложно. Вот что я вам скажу, батенька: сложно тут всё! непросто тут всё! Так что думайте, батенька, своей головушкой. И в случае чего - действуйте по обстановке.

Карабас поднял голову и посмотрел на Львику мутным, нерадостным взором.

- Она не проснулась? - спросила поняша, хотя знала ответ.

- Нет ещё, - вздохнул раввин. - Я жду. И дальше ждать буду.

- Можно? - поняша не закончила, но Карабас понял и подвинулся. Львика улеглась на образовавшееся место.

Она лежала и слушала дыхание любимой, смешивающееся с тяжёлыми вздохами раввина. И чувства её были смутными и странными, как тучи-облака.

- Львика, - внезапно нарушил молчание Карабас. - Вы думали про какую-то песню. Ну вот это - pony and me. Вы не могли бы её спеть?

- Ну да. Мне хочется её услышать. Самому, а не так, как она у вас в голове звучит.

- Ну... вообще-то это очень личное... - пони сделала смущённую мордочку, на которой безо всякой телепатии читалось "попроси меня ещё раз".

- Песня древняя, - принялась объяснять Львика. - Меня один жеребец научил. С нашей конюшни. Он в тот день совсем замученный был. Трахнуть меня не смог. Вместо этого спел.

- Типично мужское поведение, - усмехнулся Карабас.

- Он говорил, что песню какой-то бык сочинил. Он любил пони, а она его тоже полюбила, хотя он и самец. Ну и вот. Мне понравилось. Мы её с нашим сокровищем пели на два голоса.... Ну давайте, что-ли. Подыграть сможете?

Карабас посмотрел в угол, где стояло, покрываясь пылью, банджо Напси.

- Мелодию вспомните, без слов? - спросил он, зажмурился на сосредоточился. - Ага, понятно, - он протянул руку к банджо, взял пару аккордов.

- Кх-кх... The sun is sinking in the west... The cattle go down to the stream... - начала поняша, прокашлявшись.

- The redwing settles in the nest, It's time for a cowboy to dream, - подхватил раввин, ударив по струнам. - Кстати, - остановился он, - а cowboy - это что такое?

- Коровий самец, - с неудовольствием прервалась пони. - Ну бык то есть. Молодой, в смысле, - добавила она.

- Понятно, спасибо, - вежливо сказал раввин и продолжил:

- Purple light in the canyons that's where I long to be with my three good companions - just my rifle, pony and me... my rifle, pony and me...

- My rifle, pony and mе! - хором спели оба. Пони почему-то хихикнула.

- Гм? - Карабас не мог скрыть удивления. - А почему вы считаете, что rifle - это ствол? Ну, в этом смысле?

- А что же ещё? - не поняла поняша. - У быка же есть ствол. Он такой... ну, рельефный. В смысле закрученный. Или это у кабана? Я тут как-то с кабаном попробовала, интересно было... Ой, что это я, - спохватилась она. - Ну в общем, понятно же. Три хороших друга - мой ствол, моя пони и я. Как же ещё? Самцы только об этом и думают.

- Кх-кх. Вообще-то rifle - это древнее оружие, - раввин. - По-русски - винтовка. Хотя её тоже называли стволом.

- Не знала, - без особого интереса отреагировала Львика. - Но песня ведь не про оружие?

- Наверное, нет, - признал Карабас и взял аккорд.

Поняша почувствовала, что ей неудобно петь лёжа, но вставать не хотелось. Поэтому она просто вытянула шею и положила голову на ноги раввина.

- On the limb... - голоса красиво зазвучали вместе, раввинский бас вписался в лад.

- Comin' home sweetheart darling... - Львика подняла глаза на Карабаса. Нет-нет, она не хотела няшить его, и в мыслях такого не было... ну разве что чуть-чуть, и не чтобы подчинить, а по-другому...

...помочь, просто помочь: Ева говорила, что у голове у Карбаса вредная глупая штука, она мешает ему расслабиться...

- теперь они уже не пели, они думали хором, но казалось им, что они -

- рука сама опустилась на шелковистую гриву -

Ева лежала рядом и мерно дышала, посапывала, чуть подёргивала ноздрями...

- еврейский чип в голове Карабаса всё-таки проснулся, выдал несколько предупреждений...

...но они были ни к чему, совсем ни к чему, ведь он ничего не делал, совсем ничего не делал, он даже не думал о том, что делает что-то плохое, запрещённое? - нет-нет-чтовы-чтовы...

Амарилло? - это где - Амарилло? это где-то на юге...

- Your rifle, - прошептала Львика и провела по нему языком.

Ева фыркнула, потянулась и открыла глаза. Недоумённо проморгалась, открыла снова.

- Ой, - сказала она. - Чем это вы тут занимаетесь?

Действие сорок четвёртое. Маскарон, или Арлекин случайно узнаёт нечто важное - но напрасно, напрасно

Ничтожество - вот свойство личности, которое совершенно невозможно ни осудить, ни оправдать. Игнорировать его, впрочем, невозможно тоже.

Ляйсан Игнатова. Полюса благолепия. Опыты эстетические и критические. - ООО "Хемуль". Дебет: Изд-во "Сенбернар, Зайненхунт и Ретривер", 298 г.

Если всякое искусство, по словам Оскара Уайльда, совершенно бесполезно, то что можно сказать об искусствоведении?

Борух Спидометр. Брайтон под микроскопом. - Серия "Русская классика" - Иерусалим: Изд-во "ПалимпсестЪ", 1998.

4 января 313 года о.Х. День.
Город Дураков, Большая Никитская, 54. Собственная резиденция б/у Ракалия Паскудника. Второй этаж. Библиотека.

Сurrent mood: sore/нездоровое
Сurrent music: Russ Conway - Lesson One

Арлекин лежал на - а точнее, в - пышно взбитой перине, читал от скуки заветную пьеску Мариво и мечтал о любви.

Разумеется, о любви мечтал он плотской. К тому же - противоестественной. Увы! Не всё коту маслице! За истекшие сутки в Арлекина не входило ничего, кроме противовоспалительной ректальной свечки. Неистовство страстей сгубило его заднюю дырку, да. Вечно растянутая, вечно натёртая, она не вынесла педведьей шишки. И пошла трещинами. Они адски болели, особенно в области задней спайки.

Пьеска быстро надоела. Капризный и недовольный, Арлекин кинул книжку в угол и принялся рассматривать лепнину на потолке. Да-с, лепнину! Ибо нынешний арлекинов полюбовник, педобир-расстрига Ракалий Паскудник, жил в роскоши. И вовсе не пошлой, а местами даже изысканной. Ракалий любил рококо, и его особняк на Большой Никитской был устроен, украшен и обставлен в лучших традициях этого стиля. Хотя кое-где он перегибал палку. Например, маскарон-картуш на фасаде особняка - с мордою самого Ракалия, имеющего в устах вместо языка иной предмет - некоторые считали не вполне изящным. Зато в нём был намёк. В юности Паскудник был ризничим у самого Великого Ёпрста Апостасия Простатика. Тот его любил и называл "сладкоустом" - нетрудно понять, почему. Близость к телу владыки Ракалий успешно монетизировал: сразу же после смерти Апостасия он обчистил его ризницу. Причём спрятал ценности так ловко, что их не смогли найти лучшие эмпаты Вондерленда. Сам же Ракалий сбежал в Директорию. Педобирам пришлось вступить в переговоры и выкупать сокровища. Полученные таким способом средства Ракалий вложил в разные бизнесы, c которых и кормился.

При всём при том Ракалий был не таким уж плохим по жизни. Например, порвав Арлекину жопу, он не выгнал его, а оставил у себя и даже заботился. А до того - показал себя страстным и нежным любовником. Даже размерчик его был вполне терпим и даже приятен. Но - до поры до времени. Увы, намедни у педведа на том самом месте выскочила здоровенная шишка, которая и стала причиной катастрофы.

Кроме боли в заду, Арлекин страдал ещё и от одиночества. Прислуга б/у Ракалия за последние дни разбежалась кто куда, всё из-за всё той же растреклятой шишки. Последним удрал повар, не дождавшись даже получки. Ракалий это откомментировал в своей манере - "узенькие все какие-то стали, вот раньше всё нормально было". Однако теперь ему вместо нормального завтрака приходилось пить горячий шоколад. Обзаведение новой прислугой он отложил до того, как шишка пройдёт. В том, что это случится, он почему-то не сомневался.

Внезапно из обеденной залы раздался тяжёлый рык. Полный боли и гнева.

Если бы Арлекин, - как верный, хоть и случайный, спутник и возлюбленный педобира, - помчался бы в столовую, то узнал бы и причину. Неповоротливый Ракалий, полдничая, пролил горячий шоколад себе на яички. Шоколада было много, причинённое им страдание - ещё больше. Ыррр! Ыррр! Ыыыыррр!

Но Арлекин не обратил на этот ыррр мало внимания - хотя и понял, что Паскуднику больно. У него не было настроения сочувствовать и хлопотать. Боль и скука совершенно подавили в нём сострадание и милосердие. Каковых и до того в нём не особо-то богато было.

Всё, что сделал Арле в таких чрезвычайных обстоятельствах - так это переключился с созерцания лепнины на разглядывание ножек антикварного столика у окна.

Тем временем несчастный Ракалий, матерясь и покряхтывая от боли, вызвал бэтменом "скорую". Скорая не то чтобы примчалась мухой, но доехала довольно быстро. Докторишки-бурундучки осмотрели пострадавшие яички и помазали их чем-то противоожоговым и болеутоляющим. Заодно осмотрели и шишку на члене. Обратили внимание на лепнину, позолоту и антикварную мебель. И порекомендовали немедленную госпитализацию. Правда, карета "скорой" была запряжена одвуконь, а клиент был весьма массивен. Пришлось подгонять пару свободных першеронов и запрягаться гуськом. Но всё это было проделано довольно споро, и Паскудник отправился на излечение.

Арлекина наблюдал за всей этой суетой из окна. Она его несколько развлекла, но карета умчалась, и маленький педрилка остался наедине с болящей жопой и зелёной тоской.

Поискав себе занятия и не найдя такового, Арлекин направился к буфету, спрятанному среди книжных шкафов (Ракалий разместил Арле в библиотеке). В буфет он и раньше заглядывал. И видел там вазу с солёными орешками. Она оказалась на месте. Тогда он пошёл в малую кладовку и взял там бутылку хемульского черносмородинного вина. Каковую и выжрал в одно рыло, заедая орешками. Закончив с этим, он решил поспать ещё.

Проснулся он часа через полтора от посторонней мысли. В смысле - чужой.

Арлекин не был настоящим телепатом - так, эмо-детектором второй категории. На практике это значило, что он умел воспринимать только чужие эмоции, причём достаточно сильные. Хорошо развит у него были лишь гей-дар, то бишь способность находить пидарасов. Но сейчас он был в идеальном состоянии для телепатического приёма - расслаблен, в полусне, с расфокусированным вниманием. Так что течение чужих мыслей он улавливал вполне отчётливо.

"И зачем я здесь? Опять ничего не получится. Поймают ведь. Стыдно будет. Скобейда, опять негатив прёт... Да где же этот сейф дурацкий... Главное, про сахарок не думать. Ой, вот опять. Ну что ж меня ведёт-то так? Надо было съесть хоть ложечку. Ой, сахарок-то у меня ещё позавчера кончился. Ну хоть занять. Ой, занять-то не у кого. Ложечку хотя бы. Нет, не могу. Нет, могу. Нет, не могу всё-таки... Поищу, а там посмотрим..."

Арлекин проснулся, осторожно открыл один глаз. Цепочка мыслей оборвалась. Осталось ощущение - по дому ходит какое-то маленькое печальное существо и что-то ищет.

Маленькому педрилке стало любопытно. Он забился в перину и прикрылся одеялом так, чтобы его не было видно, а он мог смотреть в щёлочку.

Ждать пришлось недолго. Тихонько отворилась дверь и на пороге появилось нечто странное и нелепое. Было оно росточком где-то около метра, закутанное в кожаный плащ. Держалось оно на тонюсеньких ножках, да и само было тощее, будто его полгода не кормили. Голова у существа была как у белки. Только белки обычно отличаются мордочкой нахальной и задорной, а у этой тварюшки она была понурая. Даже шерсть была какого-то унылого серо-жёлтого оттенка.

Существо почти неслышно - Арлекин это оценил - проковыляло на лапках к буфету. Достало оттуда огромную фарфоровую сахарницу. И с тихим постанываньем засунуло туда мордочку.

Однако Арлекин тоже был не лыком шит и кое-что умел. Осторожненько выбравшись из-под одеяла, он перекатился, прыгнул и схватил существо за шкирку.

Будь воришка поопытнее, он бы, наверное, попытался вырваться. Однако существо только и смогло, что выронить сахарницу - та с тихим звоном разбилась, сахар рассыпался - и разрыдаться.

Арлекин на слёзы не взирал. Для начала он задрал воришке хвост, чтобы определить пол - от этого зависели его дальнейшие действия. Увы, существо оказалось девочкой.

Баб Арлекин не котировал. Но эта выглядела столь жалко, что передавать её в лапы полиции не хотелось. Так что Арле просто дал существу лёгкую затрещину и велел не разводить сырость.

После нескольких судорожных всхлипов тварюшка успокоилась. Для закрепления эффекта Арлекин дал ей кусок сахара из другой сахарницы, где лежали колотые куски. Сработало: существо схрумкало вкусняшку, чёрные глазки заблестели.

- Ну давай, рассказывай, кто ты и зачем сюда залезла, - распорядился Арлекин, усаживая неудачливую домушницу на козетку - больше в комнате ничего не было. Сам он сел на кровать и приготовился слушать.

- Я Эльза, летяга, - начала девица. - Искусствовед, специалист по материальной культуре. Проникла в дом с целью ограбления, - это она сказала с некоторой гордостью.

- Есть хотелось, - призналась летяга. - И чего-нибудь сладкого. У меня стипендия маленькая.

- Шла бы туда, где платят нормально, - посоветовал педрилка.

- Научись делать что-нибудь полезное, - наставительно сказал маленький педрилка. - Я, к примеру, превосходно сношаюсь. А ты?

- Да не в этом дело... Вы не понимаете. Позвольте, я расскажу. Разрешите только взять ещё немножко сахара?

- Жри, - великодушно разрешил Арлекин. - Только без глупостей.

Эльза посмотрела на него грустно, но промолчала. Сходила за сахаром. И, прохрустевшись оным, начала рассказывать.

Она была изделием ИТИ, белкой-летягой по основе, прошитой тристебельчатым зухелем и заполированной плакучей ивой. Звали её Эльза, фамилии ей не назначили. В настоящий момент она работала Универе на кафедре искусствоведения и изучения материальной культуры, готовилась к защите диссертации. Не то чтобы ей это очень нравилось, но на другие специальности её не взяли бы. Как и любое другое существо со справкой о никчёмности.

О таком явлении Арлекин что-то слышал краем уха, но особо не вникал. Для Эльзы же это было крестом и судьбою.

Никчёмность считалась редкой паранормальной способностью. Обычно ей обладали существа с высоким IIQ, трудолюбивые, законопослушные и т.п. Которые при всём при том отличались странным свойством: ненужностью и бесполезностью. То есть - при всех стараниях от них не было никакого толку. Например, они могли блестяще сделать какую-нибудь работу, но результат её неизменно оказывался ненужен и бесполезен. Если никчёма нанимали клеить афиши нового спектакля, он честно расклеивал их на самых видных местах, вот только спектакль срывался. Электрика-никчёма можно было направить на починку фонарей на улице, причём фонари отлично горели бы, да - но тут прорывало канализацию, и по улице переставали ходить. Участие никчёма в проекте означало, что в решающий момент у инвестора кончатся деньги, или наедет налоговая, или ещё что-нибудь случится... То же самое было со всем остальным. Например, любой совет никчёма, даже самый разумный и профессиональный, оказывался бесполезным. Секс с никчёмом или не получался вообще, или не приносил удовольствия. Никчём не мог даже в карты выиграть - правда, и проиграться тоже не мог.

Самое печальное, что и помочь никчёмам было невозможно. Например, если никчёму дарили деньги, он их терял, у него их крали, ну или - чаще всего - он покупал на них что-нибудь никчёмное (испорченное, поломанное или ненужное). Какую-то пользу приносила только продовольственная помощь. Однако при попытке накормить никчёма чем-то вкусным у него начинался понос, рвота, а то и аллергический приступ... При этом никчёмы даже убить себя не могли - все попытки кончались ничем. Помогала только сухая голодовка, но её мало кто выдерживал.

По мнению специалистов, никчёмность представляла из себя вариант понижающего вероятностного поля. То есть - что-то вроде эффектов, которые демонстрировали обломинго и креаклы. Только у никчёма креакл как бы сидел внутри. Откуда он там брался, было непонятно - никчёмы появлялись среди рождённых естественным путём, калушат и даже изделий. Учёные одно время пытались что-то выяснить, но проклятый феномен распространялся и на научные изыскания: все они не приводили ровным счётом ни к чему.

У Эльзы это свойство проявилась ещё в вольере. Однако ей, если можно так выразиться, повезло - никчёмность ей была присуща в т.н. лёгкой форме. Она смогла попасть на индивидуальное развитие, поскольку единственная из всего выводка имела высокий IIQ. Она получила права недочеловека (комиссия решила, что полные права ей ни к чему, а лишать прав совсем не было формального повода) и смогла поступить в Университет. Правда, она приобрела никчёмную профессию, но других вариантов не было, а так хоть платили какие-то гроши. Иногда ей удавалось находить какую-нибудь подработку - обычно самую простую - и до обнаружения своей никчёмности даже получать деньги. У неё даже была радость в жизни: есть сладкое. Это ей организм позволял. Увы, с другими стимуляторами - например, сексом и наркотиками - дело обстояло существенно хуже - ну то есть никак ваще. А от рок-н-ролла у неё воспалялся слуховой нерв.

- Ну хорошо. А сюда почему полезла? - решил прояснить ситуацию Арлекин, подкладывая летяге сахарку.

- Да я курьером работала, - охотно рассказала Эльза. - Правда, меня выгнали, потому что все мои грузы клиенты назад возвращали. Вот и этот, ну, который тут живёт, большой такой - тоже. Я к нему пришла, меня впустили, а этот в гостиной стоял. Перед дыркой в стене. Очень обозлился и меня выгнал. Вместе с заказом. Тут меня и уволили. Я потом подумала: ведь дырка в стене - это же сейф, наверное. У него там деньги небось. Ну вот я и решила попробовать. Я отмычку сделала, вот, - Эльза с гордостью показала какой-то кусок гнутой проволоки.

Арлекин удивился и спросил, почему она думает, что эта штука к сейфу подойдёт. Летяга задрала носик и сообщила, что рисунок отмычки она нашла в старой книжке о ключах, где было так и написано - "отмычка". И что она изготовила её сама, в точности по рисунку. Значит, она должна была сработать - книжка была написана очень уважаемым историком.

Маленький педрилка ничего ей говорить не стал: он уже понял, что это бесполезно. На всякий случай поинтересовался, как Эльза проникла в дом. Вместо ответа она встала на козетку и развернула плащ. Выяснилось, что это тонкая перепонка между руками и ногами. Летать на такой штуке было нельзя, планировать тоже, зато она помогала делать длинные прыжки. Так что летяга просто прыгнула с соседнего дома на балкончик. Там она засунула лапку в леток для бэтменов и смогла его открыть.

Поимки она не боялась. У никчёмов имелось одно грустное преимущество: наказывать их было тоже бесполезно. В большинстве случаев их даже не удавалось довезти до участка. А если и довозили, то что-нибудь случалось - пожар, наводнение, переполнение изолятора, появление высокой комиссии, нарушение правил задержания и хрен знает что ещё. Безнаказанность компенсировалась безвредностью - никчёму крайне редко удавалось совершить хоть какое-нибудь преступление. Поэтому пойманных награждали парой пинков и затрещин, после чего отпускали восвояси.

- Я вообще-то ни на что и не рассчитывала, - уныло завершила Эльза свой рассказ, слизывая с губ сахарные крошки. - А с другой стороны, что я теряю? Вот и полезла. Ну хоть сахара поела. Уже хорошо, - эти слова она произнесла таким тоном, чтобы собеседник прочувствовал, до чего же ей плохо.

На Арлекина это впечатление не произвело. Зато ему стало любопытно, что же Паскудник прячет. Брать он оттуда ничего не собирался, а вот узнать - это было не лишнее. Он попросил показать место, где была "дыра в стене".

Они пошли в гостиную. Эльза уверенно ткнула лапкой в картину, изображающую коронованную лазоревую куропатку, обременённую леопардом.

За картиной и в самом деле обнаружилась сейфовая дверь. Скважины там не было, а были какие-то колёсики с цифрами. С такими замками Арлекин раньше не сталкивался, но о них слышал. Нужно было набрать определённое число, чтобы дверцу можно было открыть.

Эльза, увидев это, растерялась и заплакала. Арлекин, напротив, обнадёжился. Он знал, что педобиры обладают отличной зрительной памятью и музыкальным слухом, но вот в цифрах постоянно путаются, вплоть до неспособности запомнить трёхзначное число. Поэтому он отодвинул плачущую летягу и уверенно набрал "1111". Дёрнул ручку, хмыкнул и набрал "2222".

Увы, никаких денег внутри не оказалось. На нижней полочке, красиво подсвеченной, лежали пакетики с белым порошком. Арлекин развязал один из них, лизнул. Предчувствия не обманули - это был айс. С бизнесами Ракалия всё стало ясно.

На верхней полочке лежала очень затрёпанная книжка. Арлекин осторожно извлёк её, раскрыл - и тут же зажмурился. Не веря себе, открыл глаза. Перелистнул. Ещё перелистнул. И прошептал - "тьфу ты, пакость какая".

Это была похабная, кощунственная порнуха для педведов-извращенцев. Картинки изображали Дочку-Матерь, прямо со святых икон, [...] и унижаемую всяким низшим электоратом. Особенно мерзкой была третья картинка, где к святому образу "аллочка голенький пирожочек" было пририсовано [...]. Самое отвратительное было то, что неземной лик Дочери, точно скопированный с образа, казался исполненным блаженства как бы от того, что её [...].

Арлекин никогда не был дочемольным, но от такого даже его передёрнуло. Он всерьёз задумался, стоит ли поддерживать отношения с существом, которое мало того что порвало ему жопу, так ещё и возбуждается от подобной пакости. Потом прикинул, не стукануть ли куда следует. Но в конце концов решил, что лучше не связываться.

Эльза протиснула мордочку ему под мышку, любопытствуя. Арлекин её отодвинул локтем, книжку захлопнул и брезгливо задвинул её на прежнее место.

Они закрыли сейф и вернулись в библиотеку. Маленький педрилка прихватил кое-что с кухни. Сделал для Эльзы сэндвич, но передумал и съел его сам. Зато рискнул заварить чай. Выяснилось, что это было ни к чему: Эльза чай не любила.

Тем не менее, они ещё посидели, поболтали. Летяга в какой-то момент даже поинтересовалась, не мог ли Арлекин её поебать - у неё этого опыта не было даже в вольере и ей было интересно. Арле честно признался, что он пидор. Летяга со вздохом сказала, что чего-то подобного и ожидала, ибо все её заходы всегда кончались как-то так. Но быстро утешилась кусочком сахара и стаканом кипятка.

Под конец Арлекин спросил Эльзу, чем же она занимается на работе. Та объяснила, что, как специалист по материальной культуре, она определяет сравнительный возраст разных предметов по их виду и особенностям. В основном - редких книг и археологических артефактов. Пользы это, правда, ни разу никому не принесло: вся эта археология интересовала только горстку учёных, у которых всегда было своё мнение по этому вопросу. Впрочем, однажды она настояла на датировке глиняного черепка, а в другой раз - горлышка от бутылки.

- А ещё меня в экспедицию чуть не взяли, - внезапно вспомнила она. - У меня как у специалистки рейтинг высокий, а про справку не все знают. В общем, они там что-то нашли, нужен был эксперт. Роджер Веслоу уже документы подписал. Но потом доктор Коллоди меня узнал и про справку сказал...

В голове Арлекина замкнуло контакты. Карабас как-то говорил ему, что ему сейчас нужен доктор Коллоди, а всё остальное для него неважно.

- Доктор Коллоди? - переспросил он. - Я про него слышал. А он где сейчас?

- Доктор Коллоди в экспедиции. С Роджером Веслоу и другими. Это довольно далеко. Они ещё про какую-то военную базу говорили. Старинную. Что-то они там нашли и копают. Ой, это же секретно. Я даже подписку давала... кажется, бестолку, - вздохнула летяга.

Арлекин взволновался. Кое-как спровадив Эльзу, он послал Карбасу бэтмена с запиской, где изложил всё, что узнал.

Он даже подумал было, что и никчёмные существа всё-таки могут быть полезными. Хотя бы случайно.

Разумеется, это была глупая мысль. И не просто глупая, а ошибочная в корне.

Действие сорок пятое. F(x,y,z)= f_x(y,z)+ f_y(z,х)+f_z(x,y), или Базилио созерцает далёкое будущее, но всё-таки остаётся в недоумении

После тривиальных преобразований получаем...

Ю. Гельфанд. Введение в теорию причинности. - Пер. с англ. М. Гельфанд. - М.: Наука, 1992.

Нам учитель задаёт
С иксами задачи,
Кандидат наук и тот
Над задачей плачет.

Алла Пугачёва. - Песня первоклассника. - (Слова И. Шаферан, музыка Э. Ханок)

Не исключено, что 30 декабря 312 года о.Х., хотя, может, уже и тридцать первое. Времени суток не наблюдалось.
Страна Дураков, Зона, Поле Чудес.

На площади маршировали уланы, гусары и янычары. Они совершали эволюции, задирая хвосты и - перестраиваясь! - превращаясь друг в друга. Некоторые ныряли в фонтаны и выплёскивались из них преображёнными, обычно в наяд - аппетитных, крупных, задиристых. И в лягушечек тоже они обращались - и лопотали по-лягушачьи: "то ли ещё будет, ке-ке-ке".

Во всём этом была и какая-то логика, и высший смысл какой-то, и захватывающее что-то. Хотелось бесконечно созерцать их телодвижения. Но ещё больше хотелось взять да и бросить пакет кефира в самую их серёдку, чтоб грохнуло-брызнуло и всех обдало типа как малафьёй. То-то они зашкварятся! - думал Базилио.

Услыхав его мысли, марширующие со свистом переложились в поняш военных профессий: уланей, гусарыней и понных пионерок. Им-то никакая малафья была не в зашквар, по причине принадлежности и ввиду стремления. В помощь выскочили экзальтированные кекелки в боа из петушиных перьев - как со спектакля провинциального драмкружка. Проросло также много радиолярий и огромная кастрюля с сухими макаронами, которые немедля загорелись. Произошло та кже всё мно о других ад остн ы гор г, но го, да! чему к со ес р в быти вать и то не про чи т? Остал ся преж ним рые толь ко старый полковник, чья левая нога была генеральша, а правая - губернаторша. Он кружился, пока не рассыпался на множество мелких шмелей. Те дружно взжужжали, наполняя военную песню улётным гулом славы. Кот прямо-таки заслушался, рот разинув.

- Ученик на третьей парте в первом ряду! Вы чем там заняты? - раздался скрипучий голос крокозитропа.

Базилио, застуканный за ротозейством, тут же перевёл испуганный взгляд на чернильницу-непроливайку, символ хуйзнаетчего.

- При таком отношении к учёбе вы ничему не научитесь! - проскрипел Розан Васильевич.

Он стоял у школьной доски, весь мёртвый и измазанный белым. В одной руке у него был мелок, в другой указка, в третьей - тряпка. Базилио ужасно хотелось пришлёпнуть ему сверху кепку-аэродром. Непонятно, правда, на чём бы он мог держаться. Может быть, на толстой густой сверху-оранжевой трубе, -

а если подпереть её ещё и синей? А самому при этом сидеть на скамейке и читать старинную книгу о трёх мушкетёрах и спящей красавице? Вырывая каждую прочитанную страницу и делая из неё кораблик для вешних вод?

- Вы опять не о том думаете! - крокозитроп поднял указку с таким грозным видом, будто намеревался немедля обломать её о котовью спину.

- Ну Розан Васильевич, - заныл Базилио, - ну я же это самое... я учил... ну забыл...

- Во дурак! - захихикала Мальвина за спиной и бросила в кота бумажный самолётик.

- Курам насмех! - зашипел из угла Карабас и плюнул в него жёвой из трубочки.

Ну конечно же, Базилио понимал, что никакая это не Мальвина и не Карабас, а Белая и Чёрная Королевы, заявившиеся сюда подслушивать и подглядывать. Всё остальное, включая поней, кекелок и чернильницу, было и вовсе недействительными. Кое-какой реальностью обладал только крокозитроп. Но и у него она кончалась вместе с терпени ем, ос обе но ил и сейч ас туп, вообще ажал нно ик по зор когда е го уч изо бр из с ен е бя ли цо - и ещё академически.

- У меня никогда не было такого рассеянного, ленивого и неспособного ученика, как вы! - повысил голос Розан Васильевич. - А ну-ка к доске! Посмотрим, что вы усвоили!

- Итак, начнём с начала, - приступил крокозитроп. - Какое условие Творец наложил на Вселенную, без чего она не могла бы существовать?

Базилио почесал затылок. Как ни странно, это помогло: он что-то начал вспоминать.

- Возможность существования устойчивых объектов, - сказал он. - Математически это выражается как возможность локального равенства объекта самому себе. А равно А. Но это не сделало мир конечным. Это придало ему устойчивость, достаточную, чтобы начать... - кот забыл, что именно начать, и замолчал.

- Объект равен себе - это дефиниция объекта, - напомнил крокозитроп. - Но в целом верно. Теперь: опишите коллапс высшего мира до нашего.

- София Эпинойя, младшая... - начал было кот, но крокозитроп его прервал.

- Мы сейчас не историю вопроса обсуждаем! Напишите формулу! Во что была сколлапсирована реальность? Нижнее граничное условие!

Тут у кота в голове затанцевали математические символы, ему вполне неизвестные. Извивались какие-то линии; лучи пронзали многомерные тела; просвистели мимо слова "аурум-теорема" и "аргентум-теорема"; что-то отображалось на собственное подмножество неведомо как; операция композиции не всегда была ассоциативна; гиперморфизмы интерферировали в покрывающем поле значений, а инициалы обращались в терминальные группы; но вся эта дикая пляска постепенно свёртывалась конусом, кульком, на самом дне которого лежало что-то очень простое.

- Очень интересно, - крокозитроп высунул глаз и уставился на Базилио. - И что это всё значит?

Базилио снова почесал в затылке. На этот раз не помогло: саму-то формулу кот помнил, а вот смысл её - не очень.

- Это что-то с пространством связано, с измерениями... - начал было он, пытаясь хоть как-то выиграть время.

- Хрен бы с ними! Время! Структура времени! - вскричал крокозитроп и тут же затормозил в переулке: а что ему ещё оставалось делать? Поднялась пыль и скрыла всю картину.

Кот подумал, что это правильно. Стоило бы вообще объявить большую перемену и прогуляться до пустыря и обратно. Как приятно и забавно было бы предаться неге - то бишь бессмысленно бродить по кривым пыльным улочкам, лениво заваливающимися то на правый, то на левый бок. Смотреть на серые доски заборов, нагретые солнцем до того, что на них уже не решались присесть мухи -

- и ах, иногда лишь, притронувшись к ним случайно, отскакивали, обиженно жужжа и на мгновение оставляя за собой крохотную оспинку тени, тут же заживающую на солнце солнце солнц е со л н н це це.

- Всё это типичная лирика, - резюмировал Розан Васильевич. - А по существу вопроса вы что-то сказать имеете?

- Да как бы вот... - кот всем своим видом показал, что и рад бы, да вот как-то извините не вышло.

- Понятно. Всю тему Арконы вы благополучно пропустили мимо ушей. Даже то, что Аркона создала тентуру нашего мира. Это хоть вы помните? Нет? И кто в этом виноват, что вы ни хрена не помните? На этот простой вопрос вы способны ответить?

Кот уже было хотел сказать "ну, извините, мой косяк", но что-то в последний момент его остановило. Он не чувствовал себя виноватым. Или чувствовал, но не так, как обычно, когда он где-то лажал. Что-то было ещё, невидимое, но непреодолимо вцепившееся.

- Это да, - признал крокозитроп. - Она всячески препятствует приобретению знаний о ней самой. Но вот в этом вопросе мы ей дадим последний и решительный бой. Мы разберём её изнутри. Вы как предпочитаете - сначала теорию, потом видеоряд? Или наоборот?

- Сначала теорию, - попросил кот. Надежда была на то, что до видеоряда дело не дойдёт. Кот уже заме тил, что ре мног ие э том лн исп мни я не испо - ил и в заду яются б ыло ются об ещ а не ак я олня ки это м а но так, из на чально.

- Итак. Создатели тентуры, как обычно, предпочли надёжность вариативности. Они работают с базовым уравнением крайне простого вида.

Розан Васильевич откашлялся - видать, мел забился в дыхальца - и написал на доске:

- Как вы понимаете, это уравнение имеет единственное вещественное решение в случае, если все переменные равны нулю. Примерно так живые существа и представляют себе время - как настоящее с нулевой протяжённостью и отсутствующими прошлым и будущим. На самом деле настоящее - то есть зет - имеет вещественную протяжённость. Это момент неопределённости. Например, когда вы подкидываете монетку, она находится в настоящем, пока она в воздухе. Выпадение орла или решки делает событие прошлым. Доступно?

Кот всё это улавливал краем уха. На самом же деле он контрабасил под свист лимонада где-то там, в лопухах - в четырёх, допустим, или в полутора, а то и более-менее, а всего точнее - не более того, но не менее этого.

- То и это, то есть икс и игрек являются мнимыми величинами и соответствуют прошлому и будущему, определённым относительно настоящего момента, - скрипел себе крокозитроп на заднем плане. - Таким образом, что представляет из себя мельчайший элемент реальности?

- Треугольник, - не думая, ответил кот, имея в виду глиняную и горную, когда пахнет дичком и падает огромными тихими мягкими хлопьями. Изюм, белый хлеб, кружка домашнего кваса - и со всем этим богатством на сеновал, куда только что свалили целую кучу пахучего и колючего свежего сена, на котором так классно спать и съезжать вниз на пятой точке - только потом всё тело зудит. Всё тело зудит - к весне, наверное. Базу до смерти захотелось весны, весны -

- Верно, - сказал крокозитроп. - Это пифагоров треугольник с двумя мнимыми сторонами. Обозначьте его пропорции.

От такого вопроса кот исклубился, осклабился, исключился, искупился, склабался и израстопырился изразцом в растопырке. Потом через тыры-пыры поднялся, отжался, наупружился и написал на доске:

- Так описывается внутренний контур элементарного события, - завершил он и вытер руки мокрой тряпкой. Крокозитроп удовлетворённо выдул своими трубами аж целый ундецимаккорд, мать его ети. Лимонад и вскипел, и заколыхался, обернулся сестрою своей - газировкою, ледяной, пещерной, ажзубыломливой, а за спиной прошлепала пустоголовая безумная коза, бормоча в ритме марша:

Каким-то образом бормотание безумицы было эквивалентно уравнению, структурно ему подобно. Собачка, например, была квадратом собаки-слуги-шестёрки, та-та-та означало дважды дважды два, то есть восемь, призыв же целки рвать состоял из десяти букв, а сам по себе означал действие, к чему в итоге всё и сводилось. С другой стороны, и сам лик собачки что-то значил, не случайной была эта собачка, она высунулась не просто так, а что-то олицетворяя, и все эти сложности интерпретации повергали Базилио в непонятное.

- Соберись, тряпка! - Розан Васильевич грозно клацнул ротощелью и протянул непутёвому ученику мелок.

- А вот есть ещё условие, учитывающее присутствие субъекта, - вынырнул из непонятки Базилио и написал несколько ниже:

Это было неспроста! Кот так и понял, что это неспроста, особенно когда в его тарелку с жареными грибами ебнулась полка с книгами и вместе с осколками и грибочками разлетелся во все стороны вопрос - что есть мужчинка? и есть ли он? и каков он собою?

- Мужчинка - сказала Мальвина - это мой кисон! Такой ласковый и нежный, но в то же время мой герой! Он не решает дурацкие квадратные уравнения, как это делаешь ты! Он решает мои женские проблемы!

- А по-моему, ты говно, - сказал грубо кот, и тотчас же освободился от всей навалившейся хуетени.

- Итак, управление событием происходит через прошлое и будущее, - резюмировал крокозитроп. - Восемь чёрных ступеней - это материальная причинность: прошлое, которое управляет настоящим. Это восемь стихий. Или, как принято было выражаться у людей, энергий. В мире, лишённом сознания, причинность является единственно значимой силой, определяющей будущее. Если же присутствует дух, включаются шесть белых ступеней сознания. Это будущее, влияющее на прошлое. Вне всей схемы находится абсолютный субъект, который заходит в событие через белый путь. Шестью восемь - сорок восемь базовых состояний, плюс одно, обозначающиее самго субъекта, то есть квадрат семи. Смекаешь?

- Получается, что событие определяется столкновением материальных причин и воли субъекта? - уточнил кот и сам себе удивился: такой длинной учёной фразы он сам от себя не ожидал.

- Ну хоть что-то вы понимаете. Теперь внимание. Если бы не существовало тентуры, шесть белых ступеней принадлежали бы самому субъекту. Однако тентура существует. Она разрывает связь между абсолютным началом существа и его душой и телом. На место абсолютного субъекта она ставит его глобальную переменную. Она подсоединяется к шести белым ступеням, ставя на место проявлений воли субъекта так называемые грехи. То есть внешние управляющие контуры, которых шесть. Имена же им...

- И не говорите! - сказал Карабас, отвлекаясь от своей постели и происходящих там событий. Вообще же, уже без интереса, поскольку ранним утром мало что кого интересует. Точнее, интересует-то, может, и много что, но оно уже не связано с тем главным, что в грубом свитере ручной вязки с высоким горлом благодарит вас и желает счастливого ноэля, после чего уже можно выйти на крыльцо, сесть на перила и долго сидеть там, вглядываясь в отцветающие краски уходящей ночи: оставаться даль ше не им ее т смысла пеш ваш пото ком, вы те к по в им ый люб идё лу б в ва ш му чт о там есть... или что?

- Что-что? Ничего! Жёлтые ботинки! - сердито сказал Розан Васильевич.

- Так э на бы в сё че м до за то ло ? - спросила Мальвина, расчёсывая перед зеркалом голубые кудряшки. Расчёска этого не выдерживала, зубья бессильно летели на пол. Тогда Мальвина рожала новую расчёску и принималась за прежнее. Это было глупо и отвратительно.

Но гораздо отвратительнее было то, что показывал крокозитроп.

Перед котом была клетка. Самая тесная из всех - прямоугольный треугольник. На чёрном полу треугольника на коленях стоял человечек - маленький, задавленный тяжестью красной диагонали, которую он держал на своей спине. Перед ним была вертикальная белая стена, с которой на него смотрели шесть звериных ликов, шесть оскаленных пастей. Человечек пытался стучать руками по стене - но звери рычали и кусали его за руки.

- Таково положение души существа, подвластного тентуре, - грустно сказал Розан Васильевич. - Она всегда находится в точке элементарного события и несёт его тяжесть на себе. Она пытается повернуть течение дел туда, куда хочет, но ей не даёт этого сделать тентура. Ибо вместо собственной воли души она управляема элементами тентуры, то есть грехами.

- Ну так их раньше называли. Термин, конечно, неудачный. Поскольку моралистический, а мораль бывает разная. Слушайте меня. Грех - это чужая воля, навязанная вам извне. Запомните навсегда: грех - это чужая воля! Это навязываемая вам извне воля тентуры и ангелов её. Техники это называют "внешние желания". Для каждого вида живых существ они прописываются свои. У вас у всех установлена старая человеческая система. Вот, полюбуйтесь.

Шесть чудовищ окружили Базилио со всех сторон. Под ногами извивалась какая-то змееобразная тварь, её пустые глаза были налиты злобой. Она поднимала голову, готовясь жалить его живот. Мерзкая жаба тянулась к котовому члену. Она бы и дотянулась, но ей мешала голодная зубастая пасть, пытающаяся добраться до тела Базилио, чтобы отъесть от него что-нибудь. В задницу коту лез какой-то белый червь, намеренный в нём, в коте, навеки поселиться. Гигантская моль жевала его шерсть, жаждая остричь его и навариться на том. Сверху же База прессовала огромная жопа, давящая на темя и к тому же ёрзающая, чтобы насадиться на котовую голову. Приходилось всячески отпихиваться и поддерживать её руками, чтобы в неё, в постылую, не попасть.

Видение продолжалось всего миг, но это был очень длинный миг.

- Ну что, понравилось? - ехидненько спросил крокозитроп.

- Тьфу! - кот сплюнул себе под ноги, отчего у него там пророс эдельвейс и тут же заколосился.

- Куда плюёте? На себя плюёте! - пожурил его Розан Васильевич. - Мы все именно так внутри и устроены. Я - немного иначе, но смысл тот же. Мы сидим в клетках, а нами управляют вот эти самые. Внешние желания. Помните жабу?

- Во-во. А знаете, сколько раз вы ей отдавались? Поверьте, часто. Это Похоть. Luxuria по-латински. Выдаёт себя за "половое влечение" так называемое. Хорошо, хоть этой гадости у меня нет.

- Долго объяснять, - несколько нервно сказал крокозитроп. - Кстати, если уж об этих вещах. Вы понимаете, почему я вам всё это рассказываю? Я обещал сообщить вам тайное знание рыбонов. И так уж получилось, что я могу это сделать хотя бы посмертно. От вас я жду того же, Базилио! Сохраните мой сперматофор! И положите его в Септимию! Вы даже представить себе не можете, как это важно!

- Да понял, понял, - кот махнул рукой. - Обещаю и клянусь.

Кот прямо-таки почувствовал, как Розан Васильевич расслабился.

- Это то, чего я ждал, - сказал он. - Вам я доверяю. Вы сделаете. Ну что ж, продолжим. Помните у ног гадюку? Это Ira, то есть Гнев. Кусает душу существа в самые неподходящие моменты и ведёт к гибели. Ахилла вот сгубил, меня вот сгубил...

- Вас? - не понял кот. - Вы же вроде бы это, случайно убились?

- Не случайно, - крокозитроп печально свистнул какой-то трубочкой. - Моя судьба была предопределена, когда мы поссорились. Из-за Алисы. Помните? Вы не хотели её выдавать, и я это понимал. Но меня заело. Вы разозлились, ушли. Завернули в туалет. Там обнаружили Септимию. И понеслось.

- А чего изменилось? - не понял кот. - Даже если бы той ночью вышли, мы бы всё равно столкнулись с говорящим деревом.

- Я думал об этом. Нет. Было бы иначе. Потому что я уже готов был умереть и лез на рожон. Например, начинать разговор с деревом без демонстрации силы было глупо. Дерево нужно было сначала поджечь с расстояния, потом дать ему сбить огонь, поджечь снова. И вынудить к переговорам. Вы могли бы это сделать, Базилио, но не сообразили. Но с вас взятки гладки, а вот то, что и я не подумал... Неужели вы скажете, что это мы сами собою управили так? Не правильнее ли думать, что управился с нами кто-то совсем другой?

- Всё, хватит, - решительно сказала Белая Королева, уже и не притворяющаяся Мальвиной. - Заканчивайте дозволенные речи.

- Недозволенные речи, - поправила Чёрная Королева, поглаживая бороду, которая ей и вправду очень шла.

- И в самом деле, - согласилась Белая. - Это всё необходимо решительно приструнить.

- Сгинь, рассыпься! - быканул на них крокозитроп, и королевы осыпались прямоугольными картонками, навроде игральных карт.

Одна карта упала под ноги Базилио. Он поднял её и увидел изображение хомосапого в шутовском колпаке.

- Положите на место, - серьёзным голосом велел Розан Васильевич. - Это не игрушка.

Кот послушался и не прогадал. Крокозитроп, гонимый королевами, сделал неожиданно мудрую вещь - взял да и вывернулся наизнанку.

На изнанке оказалось чёрное небо без единой звезды. Базилио, впрочем, углядел какое-то расплывающееся зеленоватое свечение.

Под ногами было что-то очень твёрдое. Кот опустил взгляд и увидел то, чего в жизни не бывает: абсолютно ровную желтоватую поверхность. Она простиралась от его ног и до горизонта - который был очень близко, почти рядом.

- Это Земля через четыре миллиарда лет, - объяснил крокозитроп.

- Ещё бы. Планету ужали до пятисот километров в диаметре. Я так понимаю, временно повысили массу до звёздной, а когда она сжалась - вернули к прежней. Но с тех пор тут всё так... очень плотненько.

Кот посмотрел на поверхность планеты - идеально ровную, тускло блестящую. Она была непроницаемой во всех доступных коту диапазонах. Разве что в инфракрасном можно было различить какие-то узорчики: поверхность прогревалась неравномерно, с разницей на тысячные доли градуса.

- Никто не знает. Наверное, хотели решить какой-то вопрос. Так, чтобы без следов. Оглянись.

Да, это была именно машина. Высокое, уходящее в небо сооружение, центральной частью которого было огромное колесо. С колеса свисали какие-то светлые полоски. Приблизив зрение, кот различил, что полоски состоят из верёвок, а те - из тонюсеньких ниточек, уходивших непонятно куда.

Колесо вращалось. Это было не быстрее движения часовой стрелки на часах, но кот со своим гайзерским зрением его уловил. Нити двигались вслед за колесом - некоторые послушно, некоторые непокорно натягивались. Какие-то даже лопались. Но колесо продолжало своё движение - мерное, неумолимое. Машина вытягивала души из мира - как рыбки тащат сеть с огромным уловом: осторожно, медленно неотступно. В этом вращении было что-то завораживающе-жуткое. Кот как будто ощутил тяжесть этой сети, закинутой в прошлое - триллионы существ бултыхались в ней, дёргаясь, хрипя, и не имея возможности вырваться.

Потом всё перевернулось. Перед Базилио расстелилось поле подсолнухов, а за ним - картошка, жёлтое поле в пыльных венчиках укропа. На тарелке самого низкого подсолнуха цвела огромная бабочка и сосредоточенно - но не самозабвенно, нет, не самозабвенно - вышивала золотой ниточкой чьи-то пинетки (не бывает же, чтобы пинетки были ничьими, верно ведь?). Это было неинтересно, Баз отвернулся и пал в какой-то красный, адовый полумрак, где под сводами гуляли хрипы, густые голоса самцов. Он их тел несло потом и ссаками, у них были огромные заскорузлые руки, копыта, мясные красные затылки с вылезшей шерстью, щёки в сизой щетине - и, конечно же, страшные щербатые лыбы. Внутри каждого самца сидел очкастый осёл с костылями. Все ослы держали в зубах огромные банки с наполеонами, заворачивали пиджаки и загораживали собой Китай-Город. Но всё это было дешёвой заманухой, отвлекалкой, и кот это отлично понимал. Беда в другом была - куда-то пропал крокозитроп, источник знаний.

- Розан Васильич! Ро-о-зан Васи-и-ильич! - позвал кот своего учителя и наставника.

- Ну чего орёшь? Здесь я, - крокозитроп поднял кота за шкирку и положил за щеку. Однако никакой щеки у него не было, и Базилио заподозрил в этом обман. Так оно и оказалось: солнце пообещало медленно исчезнуть, и тогда, дескать, всё стремительно потемнеет. В провале улочки затеплятся круглые фонари, станет прохладно, а потом и вовсе того. Редкая котовья шерсть тут же заиндивела и покрылась. Faute de mieux, покрылась она крокозябрами и цитатами из повестей писателя В.Ф. Тендрякова. Опутанный ими, кот поскользнулся, упал и распластался.

Это его и спасло. Прямо над головою его пронёсся радужный меч-кладенец, свистнувший остро, смертельно.

- Ничего-ничего, - сказала Красная Королева, опуская оружие, - всё равно тебе недолго осталось. Уж я-то знаю!

- Спрашивай быстро, - прошептал крокозитроп. Он скукожился до какой-то блохи и прятался у кота в левом ухе, кое-как цепляясь за шерсть.

У Базилио было очень, очень, очень много вопросов. Но серьёзный, важный - всего один.

- Гммм... - Розан Васильевич в ухе подёргался, кота ущекотавши. - Вообще, тентура - инструмент для ускорения эволюции. Насколько я понимаю, что-то такое применяется в этой Галактике повсеместно. Преступление гав"виали состоит в том, что они не отключали тентуру на этапе появления...

нет, ХРУСЬ! хрусь-пополам! пополам,
пополам - пополам, пополам лам лам!

Действие сорок шестое. Эйдол, или Судьба Буратины меняется в лучшую сторону, хотя и не так чтоб очень

- Прикуси язык, - гаркнула Королева, густо побагровев.
- Не прикушу! - ответила Аня.
- Отрубить ей голову, - взревела Королева.
Никто не шевельнулся.
- Кто вас боится? - сказала Аня. - Ведь вы все - только колода карт!

Льюис Кэрролл. Аня в стране чудес. - Пер. Вл. Набокова. - М.: Махаон, 2014.

Что ж, посмотрим, что из всего этого получится.

В. Афанасьев. Точка покоя. - М.: Альфа-книга, 2013

Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база "Graublaulichtung".

Сurrent mood: pedagogic/наставительное
Сurrent music: Kylie Minogue - Chocolate

Мальвина, укутанная в лёгкое одеяльце, завтракала на вольном воздухе, среди деревьев. Она сидела за маленьким столиком, заставленным посудой - настоящим саксонским фарфором, изукрашенным розовым и синим. На кофейнике цвела золотая роза, а в ней - крохотное изображение Дочки-Матери. Хомосапая фигурка была до того прекрасна, что никем, кроме неё, она и быть-то не могла. Мальвина поглядывала на неё не без зависти.

Рядом с кофейником стояла пустая турка с гущей на дне и спиртовка, истекающая синим пламенем.

Крупная зимняя бабочка закружилась и ударилась о лицо Мальвины. Та довольно улыбнулась, прикрыла веки, сконцентрировалась. Бабочка упала на стол и замерла, бессильно пошевеливая усиками.

- Ты меня оскорбила, - сказала Мальвина насекомому, - и будешь за это наказана.

Она взяла бабочку за и аккуратно оборвала ей ножки. Потом крылышки. Наконец, взяла ложечку, положила туда ещё живое тельце и поджарила на спиртовке - следя за тем, чтобы тельце поджаривалось не быстро.

Тут же порывом ветра занесло ещё двух бабочек. Одна запуталась у Мальвины в волосах, другая упала в чашку с какао.

Настроение у голубокудрой испортилось. Она не стала жечь новую добычу, а просто раздавила обеих ложечкой - со словами "да ну вас, в самом деле". Потом задумалась, допивать ли какао, осквернённое насекомым.

В этот момент Артемон, тихо рыча, подтащил к столику связанного Буратину. Тот особо-то и не сопротивлялся, просто Артемон был хреновым конвоиром.

- Артемоша, - сказала она, улыбаясь, - развяжи нашего гостя. Кстати, куда девался его чудесный нос? Это ты его отгрыз?

- Почему я? - не понял пудель, освобождая деревяшкина. - Я этого парня только связал... э-э-э... на всякий случай.

- Очень глупо, - сказала Мальвина. - Ты вообще стал очень тупой. Я хотела отдать тебе в стирку свои трусики... но ты их, пожалуй, порвёшь. Так что я поручу это Лизелотте. Иди погуляй. Только далеко не уходи, ты мне можешь понадобиться.

- Ну что ж, - голубокудрая облизнула губы, - прежде чем мы начнём общаться, я хотела бы тебе кое-что показать.

Она на секунду закрыла глаза. Тут же на Буратину сверху упала огромная оса и села на огрызок носа.

- Хочешь, она ужалит тебя в глазик? - почти нежно спросила Мальвина.

- Вот и славненько, - голубокудрая потянулась, продемонстрировав небольшую, но крепкую грудь. - У меня в распоряжении целый рой. Если ты сделаешь что-нибудь, что меня огорчит, они тебя зажалят. И не надейся на деревянную кожу, глупышка. У тебя много нежных местечек. Глазки, ушки, носик, ротик, попка, пися и животик, - пропела она. - А всё-таки, куда девался твой длинный нос?

- А я почем знаю? - буркнул Буратина. Кусающийся ос он испугался не особенно, Мальвины - тоже. В данный момент его куда больше интересовало, дадут ли ему пожрать.

- Мне не нравится этот ответ, - сказала Мальвина. - Может, муравьёв тебе в пиписочку запустить? Они до самых яичек доползут. И будут их выедать изнутри. Хочешь?

- Яюшки! Не надо, пожалуйста, - искренне попросил деревяшкин.

Голубокудрая посмотрела на него уже не так сердито.

- Ну тогда слушай. Пока ты там прохлаждался, я думала: что мне с тобой делать? С одной стороны, ты - подарок с Поля Чудес. Не знаю, кто там живёт на Поле Чудес, но ссориться с ними не хочу. С другой стороны - у тебя тупая рожа и ты не внушаешь доверия. Образования у тебя нет. Ты ничего не знаешь и ничего не умеешь. То есть ты совершенно бесполезен...

- Я полезный! - Буратина вытаращил глаза для правдоподобия. - Я могу... могу... да я всего могу! - закруглил он, не припомнив за собой никаких конкретных достижений.

- Не "всего могу", а "всё могу", - поправила Мальвина. После чего улыбнулась, а Буратина заорал: оса взлетела и ужалила его в уголок правого глаза, прямо в эпикантус.

- Ты ошибся и был наказан, - голубокудрая сказала это с глубоким удовлетворением. - Теперь скажи правильно: "я всё могу".

- Я... всё... могу... - давясь слезами, произнёс бамбук. Ему было уже не очень больно, но вот слёзы лились потоком.

- Ну что ж. Ты небезнадёжен, - констатировала Мальвина, отхлебнув что-то тёмное из маленькой чашечки. - В общем, я решила взять тебя на воспитание. Кстати: кто тебя воспитывал раньше?

Буратина честно подумал. Значение слово "воспитывать" он знал: это когда дают пизды и не дают еды. В вольере этим занимался Джузеппе Сизый Нос, но он воспитывал вообще всех, а не только бамбука. На индивидуальном он был у доктора Коллоди. Тот уделял ему существенно больше внимания.

- Когда папа Карло, а когда никто, - подытожил, наконец, бамбук, тихо шмыгнул обломком носа - там набухли свежие сопли. Что-то подсказывало деревяшкину, что сморкнуться на скатерть было бы ошибкой.

- Теперь твоим воспитанием займусь я, - пообещала Мальвина. - Буду тебя учить всяким полезным вещам. Будешь стараться и радовать меня - разрешу мне прислуживать. Но учти: я строгая. Я люблю, когда все делают всё, что я скажу, быстро и толково. А кто так не делает, того я нака-а-азываю, - это слово Мальвина почти пропела, до того оно ей нравилось. - Но если ты будешь очень-очень послушным и старательным, я буду наказывать тебя не сильно. Может быть, я тебя даже буду награждать. Смотри!

По одеялу на стол взобралась белая мышь. Во рту она держала кусочек сахара.

- Ты его получишь, если будешь меня слушаться, - сказала Мальвина.

В этот момент Буратина понял, что он спит. Чувство было мгновенным и очень конкретным: всё окружающее было сном.

Он открыл глаза и увидел, что лежит на низкой деревянной раме, примотанный ремнём, а на него падает огромный маятник. Его держала в руке Белая Королева, улыбаясь коварно.

В этот самый миг ремень, опутывающий Буратину, лопнул.

К чести бамбука, он не стал гадать, почему да как это случилось. Он в ту же секунду оказался под рамой. Маятник свистнул над ним.

- Какой упрямый дурачок, - разочарованно сказала Королева. - Хорошо, мы вернёмся к этому позже.

- Беги, - посоветовала летучая мышь. Она, оказывается, всё это время была здесь. Буратина даже подумал, что это она перегрызла ремень.

Все эти мыслишки - как водится, коротенькие - пронеслись в буратиньей головёнке, когда он бежал. Бежать было почему-то трудно, в особенности вверх. Наконец, он провалился в окно и оказался снаружи.

Весь хаос и бардак как отрезало. Реальность приобрела привычно-чёткие очертания.

Он находился на узенькой каменной дорожке. Справа стояла колонна, за ней - пустой провал и фиолетовое небо. Слева была стена из белого камня. На ней была выскребана - с немалыми усилиями, судя по количеству мелких царапин - надпись "ВОТКА ХУЙ НЕ БУДУ". Дальше были видны следы намеченной первой буквы следующего слова, ныне уже неразличимые. На полу было грязненько, валялся какой-то мусор, сухие ветки и птичий помёт.

- Только тебя не хватало, - неприветливо сказал Розан Васильевич. Он сидел на какой-то вычурной пятиногой табуретке прямо перед Буратиной. Бамбук даже удивился, как это он его не заметил сразу. И тут же подумал: а не оторвать всё-таки крокозитропу глаз? Буратина не забыл, кто его похитил и от кого произошли все дальнейшие неприятности и беды. На такие вещи память у него была долгая.

Розан Васильевич каким-то образом это почувствовал.

- Поздно, - сказал он. - Я уже мёртв. А что мы тут с тобой разговариваем - это шутки тентуры.

Буратина не знал, что такое тентура. Но нутром почуял, что это какая-то падла, могущественная и немилосердная.

- Обидно, - продолжал крокозитроп. - Ты, скорее всего, последний, кого я вижу из живых. Тентура вот-вот меня на ноль помножит. А я тебе даже рассказать ничего не могу. Из существенного.

- Потому что у тебя глупая деревянная голова, - печально сказал Розан Васильевич.

Буратина только-только успел обидеться, как у него вдруг стало сладко во рту. Потом он почувствовал лёгкий поцелуй в щёку.

- Как мило, - прощебетала Мальвина, - когда у тебя такая злая рожица! Ты мне напомнил моего Пьерика. Его было так весело наказывать! Что ж, начнём. Артемо-о-он! - закричала она.

Пудель лежал под деревом и лениво переругивался с немолодой толстой вороной. Услышав зов, он снялся с места и поплёлся к хозяйке, ни на что особенно не рассчитывая.

- Распорядись, чтобы на него сшили курточку и шортики, - дала она ему поручение. - Можешь взять моё старое платьице, зелёненькое, - разрешила она.

Артемон тихо возликовал. После кройки и шитья, думал он, непременно останутся лоскутки. Которые можно стырить. И уж он-то проследит, чтобы основания рукавов и прочие части, что соприкасались с волшебными мальвиниными подмышками, достались ему... А если сверху положить протухшее яичко или гниловатого птенчика! Или кротика! В последнее время Артемона тянуло на кротиков.

Буратина тоже времени даром не терял. Пока Мальвина разговаривала с Артемоном, он успел сделать сразу четыре или пять дел, причём практически одновременно.

В общем, когда Мальвина снова посмотрела на деревяшкина, он сидел с самым невинным видом, тараща глазёнки. Правый глаз слезился и ужасно чесался: третье веко распухло от укуса и напоминало красную тряпочку. Но Буратина это считал мелкой неприятностью. Его больше волновало пожрать. Руку с вареньем он предусмотрительно спрятал под стол.

Голубокудрая, однако ж, это заметила и поняла по-своему.

- Что ты там делаешь рукой? - заинтересовалась она. - Писюн теребонькаешь? А ну-ка вытащи её, чтобы я видела! Иначе... - над Буратиной зажужжали какие-то мошки.

- Ну я же говорил, - констатировал Розан Васильевич, укоризненно покачивая глазом.

Бамбук его особо не слушал. Осознав, что оказался вне досягаемости Мальвины, он первым делом вылизал ладошку и обсосал пальцы. Он так торопился, что оцарапал ногтем язык.

- Опять ты, мелкий засранец! - вознегодовала Красная Королева, очень некстати появившаяся. - Да что ж ты такой неугомонный?

- А я почём знаю, - огрызнулся Буратина. - Чего вы все ко мне пристали? То туда, то сюда таскаете! Мальвина ещё эта ебучая!

- Такой уж у тебя расклад по тентуре, наверное, - Королева развела руками.

- Того. Не твоего ума это дело, шибздик, - строго сказала Королева.

- Сама ты... - начал было бамбук, но вовремя осёкся: на него пристально смотрела Мальвина.

- Руку вынь из-под стола, - повторила она грозно.

Буратина руку вытащил - чистенькую, блестящую.

Голубокудрая посмотрела на него с сомнением.

- Ты меня обманываешь, - сказала она, - вот только не пойму, в чём. Ладно, так даже интереснее... Ногу из-под себя вытащи.

- Я сказала вытащи! - голубокудрая повысила голос, и в тот же момент Буратина подпрыгнул: какое-то насекомое, притаившееся между его ягодиц, укусило его в жопную дырочку, а точнее - в маленькую трещинку на её краешке. Укус был подлый и болезненный. Бамбук выдернул из-под себя ногу и сел столбиком, вытянувшись, будто аршин проглотил. Мальвина самодовольно усмехнулась и отхлебнула из маленькой чашечки.

Прискакал-припрыгал дятел-портной - снимать с Буратины мерку. Бамбуку пришлось встать на стул и вертеться так-сяк, пока птица запоминала размеры.

Тем временем к Мальвине приковыляла пожилая, с выцветшими надкрыльями, жужелица размером с утюг. И просительно протянула усики.

К удивлению Буратины, голубокудрая собрала в ладонь крошки со стола и бросила их на землю перед насекомым. Жужелица опустила голову, ухватила длинными мандибулами самую крупную крошку и потащила себе в рот.

Бамбук воспользовался моментом - схватил кофейник и мощно соснул прямо из носика.

Всё получилось бы, будь в кофейнике кофе. Но там был горячий шоколад - очень сладкий и невыразимо калорийный, но сцуко густой. Буратина поперхнулся, шоколад пролился на скатерть.

- Та-а-а-ак, - сказала Мальвина тоном, не предвещающим ничего хорошего. - Ну теперь я просто обязана тебя наказать. Артемо-о-он! Принеси пилу!

- Не надо пилу, не надо пилу, - забормотал бамбук. Боли он не очень боялся, а вот конечности были ему дороги.

- Ничего-ничего, я отпилю тебе только мизинчик, - посулила Мальвина. - Зато ты запомнишь на всю жизнь, что так делать нельзя. На всю оставшуюся жизнь, - уточнила она.

- Ну и что ты будешь делать? - спросил крокозитроп.

- А я почём зна... - начал было Буратина, но вспомнил, что ему сейчас отчекрыжат пальчик - маленький, да свой. И, скорее всего, навсегда - надежды на возвращение в Институт Буратина уже не питал.

Ему стало ужасно жалко себя. По грубой бамбуковой щеке стекла хрустальная слеза.

- Как странно, - Розан Васильевич задумчиво обвил тонкую фиолетовую трубу вокруг толстой синей. - Меня ждёт небытие, а я думаю, не сделать ли мне маленькое доброе дело. Совершенно бессмысленное притом. Но, может, мне это как-то зачтётся? Или не мне, а нашему злосчастному роду?.. А, ладно. Что, Буратина, жалко тебе мизинца?

- Жа-а-алко, - бамбук жопой учуял, что крокозитроп может помочь, и пустил слезу пообильнее. Травмированный эпикантус снова заныл, зачесался.

- Вообще-то это никакого влияния ни на что не окажет, - сказал крокозитроп. - Но - что уж там, поменяем твой расклад хотя бы в этом. Дамочки, не прячьтесь, вы должны исполнить свой долг.

- Глупости какие, - сказала Чёрная Королева, образуясь в воздухе.

- Вот тоже придумал, - добавила Красная Королева, берясь ниоткуда.

- Да какая разница, - подытожила, выщщекруклюмившись из небытия, Белая. И тут же рассыпалась. Вслед за ней рассыпались и остальные. От них всего-то и осталось, что две кучки картонок - одна поменьше, другая побольше.

Приглядевшись, бамбук понял, что это карты, вроде тех, в которые играли в вольере. Правда, эти были какие-то странные.

- Что это? - решил он на всякий случай спросить.

- Ну вот как тебе объяснить-то? Вообще это Аркан Шем Тарот. То есть не он сам, конечно.

- А где он сам? - на всякий случай поинтересовался Буратина. Он понятия не имел, что такое "аркан", но по тону крокозитропа понял, что это вещь ценная. Где лежат ценные вещи, знать полезно - эту премудрость бамбук выучил ещё в вольере.

- Хм, - Розан Васильевич причудливо изогнул зелёную и голубую трубу. - Многие дорого дали бы за ответ! Авотхуй. Этого сейчас не знает никто, даже техники. Да и ладно. У нас на руках вполне качественный эйдол"сина"АШеТ. Ну то есть... как бы это сказать-то... достаточно хорошее подобие, чтобы здесь и сейчас заменить оригинал. Опять же не глобально. Так, по мелочи. Немножко подкрутить будущее. В данном случае твоё личное. Собери и перетасуй, - крокозитроп подвинул ногой к Буратине кучку поменьше.

Бамбук сел на корточки, собрал картонки и начал их перемешивать, заодно разглядывая картинки. В основном там были хомосапые фигурки в смешных одеяниях.

- Это Старшие Арканы, - сообщил Розан Васильевич. - Для людей два аркана закрыты, но у нас тут полный расклад. Все двадцать четыре. Точнее, сорок восемь.

- Не поял? - Буратина и вправду ничего не понял, но решил на всякий случай переспросить. Крокозитроп, однако, решил, что вопрос относился только к последним его словам.

- Карты имеют прямое и перевёрнутое положение, - объяснил он. - Поэтому их на самом деле сорок восемь. Сорок девятый - мастер, работающий с раскладом. В данном случае это я.

- А вот это мы сейчас посмотрим, - ответил крокозитроп. - Снимай.

Бамбук снял верхние карты, крокозитроп разложил семь первых рубашками вверх и предложил выбрать три. Буратина вытянул те, что были в серёдке.

- Смотрим прошлое, - сказал крокозитроп и перевернул первую карту. На ней был изображён хомосапый в дурацком колпаке, занёсший ногу над обрывом. Его тянула назад, ухватив за штанину, собачка. Буратине показалось, что она похожа на Напсибыпытретеня.

- Карта "дурак", в перевёрнутом положении, - с неким удовлетворением заключил крокозитроп. - Ты такой и есть. А точнее - поэтому с тобой происходит то, что происходит. Теперь смотрим настоящее...

Вторая карта Буратину не впечатлила вовсе. На ней было что-то абсолютно непонятное - какие-то кружочки, спиральки и тому подобная хренотень.

- Карта "хаос" перевёрнутая, - констатировал Розан Васильевич. - Ну, собственно, в этом ты сейчас и находишься. Поле Чудес - это оно самое и есть... А вот будущее мы смотреть не будем. Мы и так знаем, что там ничего хорошего нет. С будущим мы будем работать, - заключил он, подобрал вторую кучу карточек, перетасовал, присел и принялся выкладывать из них на полу сложную фигуру.

- Да знаю я, знаю, - бормотал он. - Что ж ты мне всё время попадаешься-то...

- Девятка мечей, - пробормотал крокозитроп. - Это я тут с граничными условиями работаю... Младшие арканы, достраивают систему до восьмидесяти, плюс единичка - квадрат девятки, - это он сказал таким тоном, как будто что-то объяснил, причём очень просто и понятно.

Буратине от скуки потянулся к закрытой карте.

- Куда?! - Розан Васильевич неожиданно сильно шлёпнул его по руке. - Тебе палец нужен?

- Тогда не суйся! - крокозитроп с величайшей осторожностью отодвинул неоткрытую карту в сторону, а на её место положил другую. Откуда он её взял, Буратина не заметил.

- Ну вот примерно так, лучше уже не будет, - заключил он и карту перевернул. На ней был изображён старик с фонарём, идущий по какой-то малопривлекательной местности.

- Ага, "отшельник", - удовлетворённо сказал Розан Васильевич. - Ну, в общем, не отпилят тебе твой пальчик. А вот в изоляции тебе побыть, наверное, придётся. Тут уж извини.

- Не за что, - крокозитроп зевнул левой ротощелью. - Скобейда, до чего ж умирать-то не хочется. Хотя я вообще-то уже-е-е...

- Это ещё зачем? - капризно сказала Мальвина. Артемон стоял перед ней и протягивал пилу.

- Не знаю, - честно сказал пудель. - Вы велели принести.

- Дурак! - Мальвина нахмурилась. - Зачем мне пила? Я хочу наказать вот этого уродца, - она показала на Буратину. Тот от страха вжал головёнку в плечи.

- Боли он, как я поняла, не очень боится, - объяснила голубокудрая, - а вот кушать ему хочется очень сильно. Поэтому мы запрём его до вечера в каком-нибудь сыром месте. Помнишь, на первом уровне есть подвальчик с мокрицами? Туда его. Потом зайди к портным. Посмотри, как у них там.

- Сам пойдёшь или как? - спросил пудель Буратину.

- Сам пойду, - буркнул тот, поднимаясь с места. Перспектива сидеть не жрамши в сыром подвале его совершенно не радовала. Мелькнула даже мысль, что лучше было бы остаться без пальца, зато набить живот как следует.

Когда Мальвина, наконец, завершила свой завтрак, обстановка вокруг была следующей. Буратина сидел в подвале и уныло жевал мокрицу - мелкую и горькую. Рак Шепталло вместе с дятлом кроили левый рукав для будущей буратиньей курточки (хотя выходила скорее рубашечка). Пожилая жужелица отдыхала в теньке, переваривая крошки. Ворона, взгромоздясь на пинию, от скуки каркала во всё воронье горло. Что поделывал и где находился Розан Васильевич, мы сказать не можем. Кажется, уже нигде.

И только у Артемона всё было збс. Весь в предвкушении, он бережно и нежно заворачивал в лоскуток мальвининого платьица кусочек несвежей землеройки.

Действие сорок cедьмое. О́, или Карабас узнаёт плохую новость, а потом рассказывает о том, что же именно передаётся через мтДНК

Я не хочу этого делать, но есть два обстоятельства. Во-первых, мне пригрозили. Во-вторых, первого достаточно.

Ученые часто цитируют предание, сохраненное в Вавилонском Талмуде (Берахот 56а), иногда даже называя его ключевым для понимания раввинистического отношения к толкованию снов. Там говорится, что снотолкователь Бар Хедья всегда усматривал счастливые предзнаменования в снах тех, кто платил ему за толкование, а тем, кто не платил, непременно давал дурные объяснения. Эта традиция подтверждается рассказом об Аббайе и Раве, двух прославленных амораях IV века: Аббайе не скупился на вознаграждение Бар Хедье и потому получал благоприятные объяснения своих снов, а Рава не платил, и потому толкователь усматривал в его снах дурные знаки.

3 января 313 г. о.Х. Директория, ул. Пятницкая, д. 31 стр. 2. Второй этаж, кабинет 201. Вечер - а далее ночь и утро следующего дня.

Сurrent mood: soulful/душевное
Сurrent music: Тимур Муцураев - Милые зелёные глаза

- Ну почему в этой комнате всё время происходит какой-то разврат? - спросило чудовище, массируя тугим выменем живот Карабаса.

- Чего разврат? - невинно поинтересовалось сокровище, с неудовольствием отвлекаясь от ступней раввина. - Кстати, это вообще что такое?

- Ты всё-таки технарь, Евушка, и ничего не знаешь про старую культуру, - заявила Львика не без нотки самодовольства в голосе. - Ты читала человеческую эротическую прозу? Ты заветного Уэльбека читала? Генри Миллера? Лоуренса? Позднего Хайнлайна? Бегбедера? Анаис Нин? Виктора Ерофеева? Буковского? Алешковского Юза Ефимовича? Жана Жанэ? Эммануэль Арсан? Жапризо? Полин Реаж? Анну Козлову? Ксавьеру Холландер? Михаила Армалинского? Филиппа Хосе Фармера? Линор Горалик с Сергеем Кузнецовым? Ирвина Уэлша? Андре-Пьер де Мандьярга? Чака Паланика? Вилли Кона? Ну хотя бы раннего Лимонова ты читала?

- Это всё из Сундука? - снова отвлеклась Ева. - М-м-м, пальчики какие солёненькие... Я классику не очень котирую. Только Маркса, Уэллса и Стругацких. Мне не понравилось.

- Всё не понравилось. Ну то есть ничего не понравилось. Тьфу, глупость какая. А, ладно. Так разврат-то что такое?

- Разврат - это когда трахаешься не в спальне, - сказала Львика. - У хомосапых с этим строго было.

- Ну мы здесь и спим, - не поняла Ева. - Значит, тут не разврат?

- Вообще-то это кабинет, - напомнила Львика. - Значит, это не спальня.

- Нелогично. Спальня - это место, где спят. Если мы здесь спим, то это спальня, - Ева оторвалась от лакомства и положила голову на карабасову лодыжку.

- Но в сущности это не спальня, - упёрлась Львика.

- Это какой-то прагматизм, - заявила Львика, чуть приседая и прижимаясь выменем к толстому животу раввина. - Вещь есть то, для чего она предназначена. Кабинет не предназначен для того, чтобы в нём спали. Даже наоборот.

- Вещь есть то, для чего она используется на самом деле, - не согласилась Ева. - Если в комнате спят, это спальня. А у тебя идеализм какой-то получается. Оторванный от жизни, - добавила она для полной ясности.

- Если Фридой Марковной забить гвоздь, она от этого не станет молотком, - возразило чудовище.

- Почему же? Станет. Только очень хуёвым молотком, - упёрлось сокровище.

Карабас всё это слушал вполуха. Он лежал, голый, прикрыв глаза, на мягкой подстилке. Под головой у него была цветная подушечка, которую Ева обычно подкладывала себе под подбородок. Раввин отдыхал.

И было от чего. Хорошо ещё, что под утро удалось урвать несколько часов сна. Он бы, наверное, поспал ещё. Но чудовище и сокровище имели на него другие планы. У Евы кончились, наконец, эти дела, и она была полна сил и энтузиазма. Львика, в свою очередь, наслаждалась обществом любимой - и не имела ничего против участия самца. В Понивилле подобные развлечения были известны, но считались нежелательным смешением жанров: нежная женская любовь и грубое физическое удовольствие от члена как бы взаимно компрометировали друг друга. Теперь Львика думала, что она многое упустила. И намеревалась наверстать упущенное. А отдуваться приходилось бедному старому иудею. Во всяком случае, именно так думал о себе бар Раббас в этот момент. Не без доли самолюбования, конечно.

- Ева, душенька, - попросил он. - Ты не могла мы вернуться к моим ногам?

- Подождёшь, - легкомысленно заявила Ева, устраиваясь поудобнее. - Ты мне лучше вот что скажи: как это ты Львику поимел, ни в какую воду её не окуная? И еврейкой не делая? Она лучше меня?

- Гммм... Хммм... - раввин несколько смутился. - Видишь ли, Ева...

- Я его немножко някнула, - призналась Львика. - Совсем чуть-чуть. Он был не против.

- Пфффф! - Ева постригла ушами. - И сейчас тоже?

- Нет, тут другое, - принялся объяснять Карабас, накручивая себе на палец конец растрёпанной бороды. - Я справился с еврейским чипом при помощи логических рассуждений. Смотри. Если подходить совсем формально, я не могу к вам даже прикасаться. Львика не еврейка, а ты только-только после месячных, что делает тебя ритуально нечистой... Ева, не кусайся! К тому же с двумя сразу вообще нельзя. Однако если бы мне приснился сон, что я сплю с двумя лошадьми... Ева, ну не кусайся же, я не назвал тебя лошадью, я в метафорическом смысле... в общем, если бы я увидел такой сон, это не было бы грехом, так как это сон. Ну, если я при этом, гм... невольно переусердствую, придётся после пробуждения сходить в микву. Не спрашивайте!

- Львика, про микву я тебе потом расскажу, - пообещала Ева. - Ну и дальше-то что?

- А дальше вот что. Как отличить сон от яви? Например, во сне могут появляться фантастические существа. А разве вы не фантастические существа? Значит, всё это сон и я могу делать всё что угодно. Главное потом помыться.

- Это я, значит, фантастическое существо? - Львика как бы в шутку вытянула шею и прихватила зубами - совсем чуть-чуть - мясистый уд раввина.

- Ты фантастически прекрасна, - вывернулся Карабас.

- А ты фантастически совершенна, - тут же сымпровизировал бар Раббас. - Ну и прекрасна, конечно, тоже. А это значит, что тебя не может быть. Потому что нельзя быть на свете красивой такой!

Цитата из святого песнопения на Еву подействовала сильно. С Дочкой-Матерью её ещё никто никогда не сравнивал. Она почувствовала, как растекается в груди сладкое тепло восторга - и мысленно поклялась любить Карабаса вечно, сильно и часто.

Львике это тоже понравилось. Она заурчала по-кошачьи и потёрлась о плечо Карабаса частями тела, не покрытыми шерстью.

- Правда, в мой чип встроена функция толкования снов, - продолжил раввин. - Но я сразу включил опцию истолковать этот сон про двух прекрасных кобылок в благоприятном смысле.

- А что, так можно? - заинтересовалась Львика.

- Так делают умные евреи, - объяснил Карабас. - И чип выдал мне, что это сон про успешное достижение сразу двух целей, которых и по отдельности непросто достичь.

- Вот это мне, пожалуй, нравится! - заявила Писториус и облизала раввину свод ступни.

- В-в-вув, щекотно. А подмышки можешь? - спросил Карабас.

- Они у тебя кислые какие-то, - сказала Ева. - Вот если бы ты их выщипывал...

Львика вытянула шею и лизнула подмышечную впадину Карабаса, покрытую жёстким чёрным волосом.

- А мне по вкусу, - заявила она и принялась за дело. Вымечко заёрзало уже не над животом Карабаса, а повыше, в районе солнечного сплетения. Раввин не удержался и погладил его.

- Лучше я, - сказала Ева, встала и протянула шею под круп любимой.

- Кхм-кхм, - донеслось откуда-то из левого угла комнаты.

Ева вскочила и завертела головой. Львика недоумённо оглянулась. Один лишь Карабас не выразил никаких чувств, а только сказал:

- И завидовать тоже дурно, - признал бесплотный голос. - Но уж, извини, старик: завидую.

- Это Дуремар Олегович Айболит, он же Болотный Доктор, - вздохнул раввин. - Надеюсь, у тебя что-то срочное и очень важное?

- Не то чтоб срочное. Но есть кое-что, - сказал доктор, медленно прорисовываясь в воздухе. - Я смотрю, у тебя с рыженькой всё в порядке? До чего же у неё попа волшебная! Извините, - добавил он торопливо.

Ева возмущённо фыркнула. Однако телепат Карабас почувствовал, что грубоватый комплимент её не особенно возмутил. Она даже чуть-чуть развернулась - так, чтобы её круп из левого угла лучше просматривался. Чисто автоматически, на подсознанке.

- Тут такое дело, - начал Дуремар Олегович. - Мои работодатели очень сердиты на твоего кота с лазерами. Не знаю почему. Досадил он им чем-то.

- Я не знаю, где сейчас Базилио, - сказал Карабас, рассеянно поглаживая спинку улёгшейся на него Львики.

- Зато я знаю. На Поле Чудес. Во всяком случае, когда мы последний раз виделись, он собирался именно туда. И что-то мне подсказывает, что он там. Он очень упорный. И подруга его тоже не кисейная барышня. Я даже думаю, что они оттуда выберутся. Есть у меня такое чувство.

- Понятно, - это раввин сказал после некоторого раздумья. - Давай не будем дальше. Не хочу о Базилио говорить. Он... - тут бар Раббас замолчал.

- Предал тебя, да? - прервал молчание Болотный Доктор. - Как будто ты никого не предавал.

- Нет, он меня не предал, - Карабас тяжело вздохнул. - Разочаровал. Я думал, он всё-таки поступит по-мужски. Обещал - сделал.

- Обещал? Тебе? Ну то есть ты его запрессовал и вынудил сказать какие-то слова? - уточнил Болотник.

- Так тебе на него всё равно? Отлично, это я и хотел услышать. Потому что я-то своё обещание выполню. Если кот ко мне придёт - живым не выйдет. Извини, если что.

- А ты можешь сделать так, чтобы он к тебе не пришёл? - поинтересовался Карабас.

- Постараюсь, но ничего обещать не могу, - сказал Дуремар. - Он очень упорный. И ему везёт. Так что он придёт. А я его приморю. Ещё раз извини, прямой приказ. Под угрозой увольнения. Что в моём случае совершенно неприемлемо.

- Кто заказал Базилио? - несколько нервно спросил раввин.

- Да, неприятный тип. И главное - с ним ничего не сделаешь. Даже ты со своими возможностями.

- Мультимедиев? - Карабас по-настоящему удивился. - А ему-то что за дело?

- Барсуков и сам не знает. За что-то Мультимедиев на кота взъелся. Это всё. Ухожу, Извини, что так скомкано, но у меня "хакамада" старенькая, догорает уже. Счастливо оставаться. И вам тоже, девочки.

Карабас мощным рывком оторвался от пола и сел.

- Простите, - сказал он. - Я, кажется, это... того.

- Он хочет сказать, что у него на нас больше не стои́т, - откомментировала Ева, которой было всё видно.

- Ну если так, то я, наверное, пойду, - совсем уж печально закончил Карабас. - Мне бы это... посидеть где-нибудь. Я недолго.

Он подобрал с пола носок паучиной вязки и, кряхтя, принялся натягивать на ногу.

Где-то через полчаса Карабас сидел за угловым столиком в педобирском заведении "Прекрасное далёко". Он не любил святош, но здесь были столики подходящего размера, недурное тёмное пиво и солёные крекеры. Но на этот раз пиво его не интересовало. Он пришёл за водкой, с которой и решил начать.

Решил, но не начал. Раввин тупо жевал крекер, смотрел на но́литый всклянь лафитничек. И понимал, что даже пить ему не особо-то и хочется. Хотелось сидеть, смотреть на водку и думать. О том, что он сделал не так.

Карабас не страдал сентиментальностью. Но вот сейчас, именно сейчас ему было нехорошо, тоскливо. Его доставала мысль, что по отношению к Базилио он что-то упустил и где-то был неправ.

"Надо было убрать лису" - в конце концов сформулировал он. Все проблемы с Базилио начались, когда появилась эта рыжая скобейда. Ну, допустим, не скобейда. Карабас отдавал себе отчёт, что Алиса ни в чём не виновата. Кроме желания вылечиться от очень скверной болезни. По чести говоря, осуждать её за это было бы нелепо. Как и кота, который в неё влюбился по уши.

С Болотным Доктором Карабас не мог сделать ничего - ни переубедить, ни напугать, ни заставить делать что-либо насильно. И не только потому, что он находился далеко. Но и потому, что это было бы крайне глупо. Именно на Доктора были завязаны важнейшие аспекты операции - например, доставка Карабаса к черепашьему озеру. Да и вообще, они слишком долго и слишком хорошо знали друг друга. Раввин понимал, что Дуремар Олегович и без того повёл себя куда лояльнее, чем мог бы.

С полковником Барсуковым тоже сделать было ничего нельзя. Иначе с ним давно бы уже всё сделали. Что касается Алхаза Булатовича, он был и вовсе недосягаем, поскольку пребывал в местах столь отдалённых, что для них и названия-то не имелось.

Однако и себя Карабас тоже ни в чём не мог упрекнуть. Он всё сделал правильно.

Какой-то внешний импульс побеспокоил раввина. Чья-то мысль была направлена на него. Подняв глаза, он приметил тощего, со свалявшейся шерстью педобира у стройки, с интересом присматривающимся к нему, Карабасу. Заглянув ему в голову, бар Раббас понял - педвед подумал, что бородатый хомосапый собирается заливать водочкой какую-то неприятность. И собрался уже к нему в нужный момент подсесть, чтобы угоститься на халяву.

Опять же, ничего особенно плохого в этом не было. Однако Карабаса это почему-то задело. Возможно - потому, что это была правда.

Он задумчиво прикидывал, устроить ли халявщику микроинсульт или заворот кишок интереснее. Но тут ему постучали по основанию спины чем-то твёрдым. По ощущениям - копытом.

Обернувшись, он увидел Еву. Вид у неё был решительный и целеустремлённый.

- Вот что, - сказала она. - Мы тут с чудовищем подумали. Тебе одному в таком состоянии нельзя.

- Ты расстроился из-за кота, - объяснила поняша. - Нажрёшься, убьёшь кого-нибудь, остальных узлами завяжешь. Ну зачем это? Пошли с нами. Выпьем по-нормальному, по-нашему, по-понячьи. Мы тебя расслабим. Вот увидишь.

Вместо ответа Ева выразительно мотнула чёлкой, приглашая заглянуть в голову. Карабас так и сделал. Увиденное показалось ему небезынтересным.

Добирались недолго. Заведение было маленькое и незаметное - просто дверь без вывески.

Потом пришлось пройти по какому-то коридорчику и открыть ещё две двери. Зато в самом зале было очень даже неплохо. Три столика разной высоты. Красные с золотом стены со старинными гравюрами. И стойка с тремя пивными кранами, судя по всему - декоративными.

Карабас совершенно не удивился, увидев за стойкой Лэсси Рерих. Черепаха попивала тёмное пиво, время от времени лениво откусывая пальцы от чьей-то оторванной конечности.

На безмолвный вопрос раввина черепаха ответила вслух:

- Я устроила это место для наших девочек. Чтобы они после выхода не буянили на Тверской и не някали кого попало. С вами тоже могут быть проблемы. Это не нужно ни мне, ни вам, уважаемый Карабас бар Раббас. Так что лучше здесь. В каком бы вы состоянии ни были, за эти стены ничего не выйдет.

Послышался шум спускаемой воды, и из коридорчика за стойкой появилась Львика.

- Ого, все собрались, - сказала она голосом громким и не вполне трезвым. - Ну так чего?

Тут же откуда-то выскочил лемур с выпученными глазами. Раввин посмотрел ему в голову и понял, что тот не особо надеется пережить эту ночь, но готов приложить к тому все возможные старания. В руках лемура было два подносика. На одном стояла бутылка лимонной настойки, на другом - горочка горячих пирожков с грибами, зеленью и говяжьим фаршем. Всё это перекочевало Карабасу на столик. Другой лемур расстелил рядом мягкие матрасики и подушки для поняш. Третий - поставил полоскательницы, в которых что-то плескалось. Вероятнее всего - пивасик.

- Согласитесь, у нас мило? - тоном радушной хозяйки сообщила Лэсси. - Кстати, тут и выспитесь. Я уже распорядилась постелить. В соседней комнате. Для вас и для девочек.

Карабас думал недолго. Собственно, вопрос был один - если он нажрётся, попытается Лэсси что-нибудь узнать о его миссии или нет? Вероятно, да, решил он. Но ничего конкретного он ей не скажет даже очень пьяным, а попытку телепатического вторжения в разум почувствует даже спящим - тут он в себе не сомневался. В таком случае, решил он - да пошло бы оно всё лесом!

- Благодарю за приглашение. Тут и вправду мило. Ну, за присутствующих здесь дам! - провозгласил он.

Ночь

- Вот такусенький был к... комочек, - вздыхал раввин, тихонечко икая с перепою, - у меня на ладошке... С бирочкой на ушке...

- Ой как жалко... - бормотала Львика, - ну как же так... Ну как же...

- И чтобы вот так измениться... - вторила ей Ева, у которой от рассказа раввина глаза давно уже были на мокром месте. - Ну зачем это было? Зачем? Из-за этой вашей религии?

- Не моей, - решительно заявил Карабас. - Он хр... христианин. И, чтобы без этого самого... - он не нашёл слова и покрутил толстыми пальцами в воздухе, - не еврей. Хромосома моя, пр... признаю, а еврейство передаётся через м-м-м... митохондриальную ДНК, - он с трудом выговорил он сложное слово: язык уже ощутимо заплетался.

- Он теперь без глаз, - расчувствовавшаяся Ева всхлипнула. - А какие они были?

- Зелёные, - пробормотал раввин. - Зелёные были глаза...

Ева привстала и потёрлась о колено раввина. Тот опустил руку и погладил любимую чёлочку.

- Хорошая моя... умница... - пробормотал он, уже весь неясный и смутный.

- А я? - возмутилась Львика и закинула на руку Карабаса гибкий хвост.

- И ты, - сказал раввин с чувством пьяным, но искренним. - И ты... ещё вчера... дорогие мои хар-рошие...

Черепаха окинула всю картину скептическим взором и сочла за лучшее удалиться. У неё ещё были дела.

Утро

Под левым боком у него похрапывало чудовище, под правым - посапывало сокровище. Чудовище обвило его руку хвостом, сокровище - накрыло своим его ноги. Сверху их переплетённые покрывало тонкое, но тёплое одеяльце, заботливо наброшенное Лэсси Рерих.

Сама Лэсси стояла за стойкой - спала она быстро - и доедала лежащую на полотенчике голову лемура, который оказался менее расторопным, чем другие.

Действие сорок восьмое. Купорос, или Буратина получает свой урок

Боги благие, как чудны, как прекрасны были приготовления!

Апулей. Золотой осёл. - В: Апулей. Апология или Речь в защиту самого себя от обвинения в магии. Метаморфозы. Флориды. - Серия "Литературные памятники" - М.: Издательство Академии наук СССР, 1956

...взят наконец с поличным и сидит внизу в машине с кляпом во рту, совершенно готовый к употреблению.

А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Жук в муравейнике. - М.: АСТ, 2016

5 января 312 года о.Х. Не очень раннее утро.
Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база "Graublaulichtung".

Сurrent mood: curious/любознательное
Сurrent music: А. Лукьянов - Уронили Мишку на пол, зацепили пару жил

Буратина был совершенно готов к употреблению.

Всё вышеперечисленное оборудование имело разное происхождение. Прочный стул с высокой спинкой Артемон сколотил сам, из подручных материалов. Чернильницу где-то спиздила сова, запрограммированная Мальвиной на мелкое воровство. Чернила изготовил рак Шепталло из дубовых орешков - он рисовал ими выкройки. Железный купорос, необходимый для этого, раздобыли муравьи. Они же выкопали из земли перо. Оно было ржавым, но старая жужелица при помощи муравьиной кислоты, тряпочки и терпения его отчистила. Запасы бумаги верже были в своё время обнаружены Мальвиной в блоке 2-Б второго уровня. Откуда взялись карандаши, нам неведомо.

Что касается таинственной коробки: Артемон нашёл её на минус пятом этаже. Рыская в поисках коньяка, он наткнулся на хорошо оборудованную камеру для допросов, где и обнаружил данное приспособление. А также инструкцию на семи языках, два из которых - французский и нижегородский - Артемон кое-как разбирал. Из инструкции он узнал, что данное устройство называется "увещеватель 10.6" и предназначено для бесконтактного экспресс-допроса любых существ, обладающих нервной системой. Аппарат имел функции самонастройки и гарантировал сильные и продолжительные болевые ощущения. В конце инструкции педантично указывалось, что чрезмерное употребление увещевателя вредит здоровью испытуемого.

Разумеется, Артемон такую игрушку не отдал Мальвине сразу, а попридержал. И презентовал её только вчера, когда та как раз размышляла, чем бы воздействовать на деревяшкина. Получив взамен немного ласки и подмышечных ароматов, а также (радость, радость!) разношенную тапочку.

Сперва устройство испытали на пожилой жужелице. Жужелица, к сожалению, проявила несознательность и быстро умерла - от чего Мальвина несколько расстроилась. Чтобы развеяться, она попробовала машинку на Лизетте. Мышь выжила, но поседела по хребту. После этого голубокудрая стала крутить рукоятки осторожнее.

Буратина ничего этого не знал. Он просто сидел и ждал, пока его начнут примучивать. Ориентируясь на прошлый опыт, он рассчитывал, что ничего особенно ужасного с ним не сделают. У него побаливала печень (Артемон, скобейдыш, постарался). Зато отросла носопырка. Пока ещё она была маленькая и зелёная, но через пару дней обещала заматереть и превратится в полноценный нос.

Мальвина тем временем ждала, пока прибор настроится. Тот помигивал, сканируя нервные узлы деревяшкина. Бамбук при этом ничего не чувствовал, кроме лёгкой щекотки. Он даже заскучал.

Наконец, загорелась зелёная кнопка. Можно было начинать.

- Ну что ж, Буратина, - Мальвина улыбнулась, - займёмся твоим воспитанием! Правила такие. Пока я тебя воспитываю, я обращаюсь к тебе на "вы". Это увеличивает дистанцию, - не очень понятно выразилась она. - Вы меня называете "госпожа". Если я не слышу этого слова, я вас наказываю. Вот так наказываю, - она нажала кнопку на устройстве.

Буратина заорал. Ощущения было, будто во внутренности залили расплавленный свинец.

- Это минимальное воздействие, - промурлыкала голубокудрая. - Если вы будете плохо заниматься, я сделаю немножко сильнее. Например, вот так... - она повернула рукоятку.

На этот раз Буратина орал громче, дольше и выразительнее.

- Ну как? Понравилось? - спросила голубокудрая.

- Яюшки! - у бамбука выступили самые настоящие слёзы. - Не надо больше!

- Я не слышу слова "госпожа", - заметила Мальвина и щёлкнула рычажком. Бамбук завыл, забился головой о спинку стула.

- Нет, госпожа! - зарыдал Буратина. - Не надо, госпожа! Я буду умненьким, благоразумненьким!

- Чудненько, дивненько, - Мальвина даже захлопала в ладоши от удовольствия. - Ну теперь можно и начинать... Займёмся арифметикой. У вас в кармане два яблока, - заявила она.

Такую простую прокладку Буратина, конечно, не пропустил.

Мальвина немного огорчилась, но на кнопку не нажала: бамбук всё сказал правильно и по понятиям. Вот если бы он смолчал, его молчание можно было бы понять как знак согласия, потом потребовать яблоки, а потом обвинить его в том, что он солгал.

- Ну, - сказала она. - Предположим, что у вас в кармане два яблока.

- Я говорю - как если бы, - Мальвина покачала головой. - Представим себе, что у вас в кармане два яблока. Некто взял у вас одно яблоко. Сколько у вас осталось яблок?

- Подумайте хорошенько, - предложила Мальвина, занеся пальчик над страшной кнопкой.

Буратина аж сморщился, так здорово подумал. С одной стороны, ебанутая самка с голубыми кудряшками могла рассердиться. Что за этим последует, бамбук уже знал. С другой - признавать себя дефолтником, не способным защитить свою собственность, не хотелось категорически.

- Я же не отдам Некту яблоко, хоть он дерись! - Буратина изобразил на лице готовность биться за яблоко хоть со стаей злопипундриев.

- Значит, ты по жизни ровненький, понятия чтишь? - задумчиво протянула Мальвина, но кнопку не нажала. - Ладно-ладно. Будем считать, что на арифметику ты не разводишься. Читать умеете?

- По-русски читаю, госпожа, - признал Буратина. - По-другому нет.

Синеволосая усмехнулась. Бамбук понял, что она что-то задумала.

- Значит, и писать можете, - констатировала она.

Буратина смолчал. За неспособность освоить чтение и письмо в Институте отправляли вниз, на препараты.

Бамбук с опаской посмотрел на чернильницу и перо. Он никогда в жизни не видел пера и чернильницы. В вольере писали либо маркерами, либо кистями.

- У вас затруднения? - Мальвина прищурилась. - Я вам помогу ... - пальчик коснулся кнопочки.

На этот раз Буратину затрясло крупной дрожью. Стул отчаянно заскрипел. Бамбук застонал сквозь сжатые зубы, боясь откусить себе язык.

- Так лучше? - участливо спросила голубокудрая.

Буратина затряс головой и схватился за перо.

После нескольких попыток - каждая из которых сопровождалась несколькими секундами мучений - он сумел правильно обмакнуть пёрышко. Потом он поставил кляксу, это обошлось ему в испорченный лист бумаги и тридцать секунд адского сверления в печени. Наконец, он сумел вывести "а роза", и получил минуту зубной боли за то, что начал не с прописной.

Мальвина порозовела от удовольствия. Ей очень понравилось воспитывать Буратину.

Наконец, бамбук кое-как вывел "А роза упала на лапу Азора".

- Ну а теперь, - сказала голубокудрая, - прочти эту волшебную фразу наоборот. От конца к началу. Справа налево. От последней буквы до первой. Усёк?

- Усёк, - пробормотал Буратина и начал читать: "А - р - о - з - а - у - п - а..."

- Подождите-подождите, - сказала Мальвина, - вы читаете неправильно. Я же сказала - наоборот, справа налево. А вы читаете слева направо.

- Яюшки! - возмутился Буратина. - Я... вы... как сказали... госпожа...

- Неееет, - Мальвина потянулась, зевнула. - Вы читаете сначала. "А роза упала" - это начало фразы, не так ли?

- Так... это... яюшки, - Буратина начал возить носом по буквам, пытаясь понять, что не так.

- Читайте с конца, - велела Мальвина, - не то я вас сильно накажу.

- А ро... за... упа... ла... - снова начал Буратина.

- Ты опять с начала читаешь! Какой ты бестолковый! - голубокудрая перешла на "ты" и снова нажала на кнопку.

- Аа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-у-ауу-у-ау-у-ау-а-уа-ау-а-а-у-ау-а-у-а-уыа-ауыыыыыыы! - страшно завыл Буратина. Ему казалось, что он в огне, что у него горят кости.

На этот раз Мальвина не сразу выключила боль, а постепенно уменьшила интенсивность. Напоследок пустив наведённый ток погулять по разным местам тела бамбука. В качестве последнего штриха она наградила Буратину острой почечной коликой, так что бамбук чуть не сломал под собой стул.

- Сосредоточьтесь и прочтите с конца, - посоветовала она.

Но Буратина уже просёк фишку: фраза читалась с конца так же, как и с начала. Что давало возможность Мальвине и дальше обвинять его в непонятливости и продолжать мучить.

Если бы здесь находился, скажем, крокозитроп, он посоветовал бы Буратине поломать сценарий. Бамбук, в отличие от покойного рыбона, и слов-то таких не знал. Но всей шкурой почувствовал: что-то нужно сделать, неважно что, но что-то надо.

Он схватился руками за столешницу и наклонился вперёд вместе со стулом, как бы желая рассмотреть накарябанные им буквы поближе. Нос он направил в чернильницу. Когда он качнулся назад, с него сорвалась чернильная капля и очень удачно заляпала первые буквы.

Мальвина этого не заметила: она с увлечением изучала какую-то шкалу приборчика.

- А роза упала на лапу азо, - прочитал Буратина.

- А тут больше ничего не написано, - честно сказал бамбук.

Мальвина посмотрела, наконец, на него. Увидела испачканный нос и кляксу.

- Вы гадкий шалун, вы должны быть наказаны! - закричала она и вдавила кнопку со всей силы.

Буратина дёрнулся так, что стул, на который его усадили, сломался. Бамбук упал и вышел из сферы действия прибора. С рычанием он пополз - ножки стула, привязанные к ногам, мешали - к Мальвине.

Наверное, он бы её убил: в тот момент ему больше ничего не хотелось. Но налетел Артемон, который был профессиональным бойцом. На его стороне был опыт, на стороне Буратины - юность, ярость и растительная основа. Пуделю повезло, что Буратина лежал на животе, встать не мог, а нос его был не только зелёным, но и мягким. В противном случае всё могло бы обернуться самым неприятным образом.

Мальвина наблюдала за этой вознёй с восторгом. Она обожала смотреть, как существа терзают друг друга,

Наконец, пудель уселся на бамбука верхом и принялся раздирать ему когтями предплечья. Когти проскальзывали, Буратина глухо стонал и пытался вырваться.

- А ну прекратите, - сказала голубокудрая. - Артемон, ты плохо сделал стул. За это ты будешь нака-а-азан, - пообещала она. - И ты, Буратина, тоже будешь нака-а-азан. Прямо сейчас, Артемон, посторонись... - распорядилась она.

- Надеюсь, это послужит тебе уроком! - Мальвина торжественно вдавила кнопку в панель.

Никакого эффекта не воспоследовало. Буратино возился на земле, пытаясь приподняться - но не орал и не дёргался.

Мальвина посмотрела на прибор и увидела, что все огоньки погасли, а мигает только какая-то красная надпись в углу экрана.

Тот подбежал, преданно виляя хвостом. Осмотрел и обнюхал коробку. Честно попытался припомнить, что было написано в инструкции. Ничего не припомнил. Обратил внимание на мигающую надпись Überlastsicherung - но не понял, чо это ваще.

- Хуйня какая-то, - авторитетно заявил он. - Надо разбираться.

Голубокудрая посмотрела на него так, как смотрит ребёнок, внезапно лишившийся полюбившейся игрушки.

- Тут смотреть надо, - вздохнул пудель, не желая напрасно обнадёживать.

Действие сорок девятое. Козлодаразина, или Происходит именно то, чего и следовало ожидать

Семён Надсон. Дурнушка. - В: C.Я. Надсон. Стихотворения. - М.: Советская Россия. - 1987

Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.

Николай Заболоцкий. Некрасивая девочка. - В: Николай Заболоцкий. Стихотворения. - М.: Прогресс-Плеяда. - 2004

4 января 313 г. о.Х.
Город Дураков (бывш. Директория). Малый Пригородный район, ул. Рабиновича, д. 13. Кафе "У Мамеда".

Сurrent mood: imprudent/неоcмотрительное
Сurrent music: А. Хвостенко - Орландина

- Ссу тебе в клюв, козлодаразина! - сказал мент. И сделал мент. На фоне темнеющего зимнего неба, озадаченных конских морд и суровых торцов пятиэтажек он сделал то, что сказал.

Жертва мента - вовсе даже не козлодаразина, а старый фламинго, кэбмен, имевший несчастье рассердить ментяру просьбой оплатить поездку - только икала и содрогалася. А что ещё прикажете делать старому фламинго, когда его держат за горло, а прямо перед клювом нависает шипастая ментовская залупа? Глотать и плакать, больше ничего.

Зато мент наслаждался. Он обожал такие моменты. Это были сладкие минуты торжества - и над другим существом, и над позорной своею природою.

Фламинго ещё не знал, как ему повезло. В иной раз он ушёл бы от своего мучителя с порватой гузкою. Но вот именно сейчас мент не был готов тратить свои мужские силы на случайную жертву. О нет! У него сегодня было запланировано свидание с крольчихой Зойкой. Постоянным клиентом которой он был.

Широко ступая толстыми злыми ногами, мент брёл по аллейке к зойкиному дому. Он строил планы на дальнейшее. Крольчиха ему была мила своей чувствительностью. Он обожал раздирать её розовую норку своей шипастой булавой: девушка вкусно пищала от боли, а потом обильно рыдала. Менту это было збс, самая зупа. Однако в последнее время Зойка как-то притерпелась и уже так сильно не реагировала. Видать, рабочие дырки загрубели и потеряли чувствительность. Такое было менту не любо: он хотел мук. Поэтому мент намеревался после поёбки - а может и вместо неё, это он ещё не решил - крольчиху арестовать за незаконные занятия проституцией. А уже в участке взяться за неё как следует и заставить взять на себя несколько висяков. Мент представил себе кое-какие подробности предстоящего допроса и аж захрюкотал в предвкушении. Кровь прилила к паху, распирая елду. Он даже пожалел, что не вздрючил фламинго. Он чувствовал, что сил у него вагон, что он может выебать всех. И выебет всех.

Тут его привлекла тонкая, но ощутимая струйка аромата. Откуда-то несло подгоревшей тухлятиной. Мент повёл рылом и определил источник запаха: где-то слева, из-за кустиков, ограждающих аллейку.

Как и все существа его основы, мент был неравнодушен к тухлому, гнилому и горелому. Из соображений престижа ему приходилось проводить вечера в дорогих ресторанах, где подают всё свежее, а прожарка мяса выше medium well не приветствуется. У себя на участке он, конечно, позволял себе кое-какие излишества. Но этот аромат был какой-то совершенно необыкновенный: к запаху тухлого и горелого примешивалась восхитительная нотка жжёной резины и непросушенного кизяка. И ещё чего-то, невыразимо изысканного.

Почесавши промеж лопаток, мент решил, что Зойка подождёт, никуда не денется. А вот такой случай может и не повториться.

Искать лёгких путей мент не стал. Он просто проломился сквозь кусты. Поднялся на пригорок. И увидел небольшое щитовое строеньице, украшенное вывеской: "Кафе У МАМЕДА". Ниже было написано: "Шашлык-машлык и другие удовольствия". Аромат шёл именно оттуда.

Внутри запах ещё усилился. У мента в пасти вспенилось, по подбородку потекла слюна. Миновав коридорчик, он ворвался в едальный зал.

Там было жарко и пусто. Столики - тяжёлые, деревянные, покрытые лаком - напрасно ждали посетителей. В камине, забитом горящим мусором, что-то трещало и шипело. За всем этим грустно наблюдал волоокий баран в высокой бараньей шапке. Он-то, очевидно, и был тем самым Мамедом.

- Извини, дарагой, - сказал он. - У нас сегодня санитарный дэн.

Мент в кратких и энергичных выражениях объяснил, что он лицо чрезвычайное, полномочное и голодное. И если Мамед сейчас же не организует ему жраку, то он Мамеду оторвёт яички.

- Прастите, уважаэмый, я винават, савсэм я старый-глюпый стал, да, - тяжко вздыхая, сказал он. - Нэ надо яички, я сам сэбя накажу, уважаэмый гост. Чэго изволите?

Узнав о пищевых пристрастиях мента, баран не очень удивился. И сказал, что они как раз жгут в камине - а также на заднем дворе - накопившееся говнище. Так что уважаэмый гост может угоститься всем этим совершенно бесплатно.

Уважаэмый гост усмехнулся. Он и так не собирался ни за что платить. Но угодливость хозяина ему понравилась. Он потребовал себе водки, пивасика и свежачок из камина: резиной пахло именно оттуда.

- Сэйчас всё будет в лучшэм виде, - пообещал баран. - Зуля! - крикнул он. - Абслужы!

- Сейчас бегу! - прозвенело серебряным колокольчиком.

Через минуту в зал вбежала юная самочка неизвестной менту основы.

Мент повидал на своём веку всяких существ, но такие ему раньше не попадались. Иначе он запомнил бы, о да, о да. А так - он просто вытаращился, вывалив язык.

Зуля была похожа то ли на кошечку, то ли на лисичку. Было в её движениях что-то оленье, чёлочка поньская, а полосочки на шерсти - как у юного кабанчика-поросюченьки. Наверное, она была красива, Но не это было главное. Главном было ощущение чистоты и невинности, исходящей от неё. Так наивно, так доверчиво было её личико, столько счастья сулили изгибы её фигурки, что менту нестерпимо захотелось сломать и осквернить это всё. Смять её, порвать в клочья крохотную жопку и маленькую писечку. Переломать лапки, содрать шкурку с брюшка. Вспороть животик и трахнуть внутренности. И наслаждаться - наслаждаться! - наслаждаться!!! криком, стонами, слезами! Ароматом боли, запахом страдающего тела! О как она предсмертно обоссытся! - от этой мысли шишку мента распёрло и перекосоёбило.

Образ крольчихи Зойки - помятой и покоцанной жизнью - унёсся нахуй из памяти, сметённый могучим ураганом страсти.

Единственное, что ещё удерживало мента - желание пожрать.

Зуля как будто ничего не заметила. Она подошла к менту, покорно опустив глаза, с лёгкой улыбкой на розоватых устах.

- Что прикажете, господин? - Зуля сделала книксен. Мент с трудом удержался от признания - "тебя бля! прям ща! пиздец тебе, скобейда".

Однако любопытство ещё не покинуло его. Он желал знать, откуда такие берутся.

- Я мухряшка, господин, - Зуля махнула длинными ресницами. - Я принадлежу господину Мамеду, - добавила она таким сладким голоском, что член мента упёрся в столешницу.

- Кое-что испортилось, - мухряшка смущённо потупилась. - Господин Мамед приказал это сжечь.

- Неси сюда! - мент проглотил тяжёлый ком слюны.

Зуля покорно кивнула (о, как покорно! менту показалось - у него ща яйца лопнут) и пошла выгребать из камина вонючий мусор.

Ожидание было просто невыносимым. Мысли дёргались, плыли. Не забить ли барана? - думал мент. Глупый шашлычник может написать какую-нибудь жалобу в полицию насчёт порчи имущества. Придётся возиться, отбрёхиваться от наезжалова со стороны начальства. С другой стороны... да что же она там копается?!

- Я морсику захватила, - прозвенело над ухом. Перед ментов возникла тарелка с горелым и кружка.

Мент чуть не задохнулся от желания немедленно откусить ей пальчики на лапке.

- А позвольте, я вас поцелую? - внезапно предложила Зуля. И, не дожидаясь согласия, прильнула устами к вонючей пасти мента.

Что-то кольнуло в нижнюю губу. Но мент этого не заметил. Взревев от страсти, он протянул лапы, чтобы схватить красотку. Но увы - та ловко вывернулась.

- Я на минуточку, - прощебетала Зуля, - я сейчас приду.

Мент с рычанием осушил кружку морса, чтобы хоть как-то остудить пыл. И вгрызся в остывающее хрючево.

Жустеря челюстями, мент и не заметил, как нижняя губа и подбородок потеряли чувствительность. А вот как резануло болью в желудке, он почувствовал очень и очень. Мент сложился пополам, ударившись башкой о толстое дерево. От этого сломался шип на лбу, добавив ощущений.

Всё завершилось ударом по кумполу чем-то тяжёлым. Черепной хрящ упруго сжался, плюща мозг, и ментяра провалился в бессознанку.

Очнулся он в неуютном помещении, освещённом двумя красными лампами. В их смутном и неверном свете можно было различить ряд топчанов, на которых лежали существа хомосапых размеров. Другие, более крупные, устроились в проходах. Все они тяжко дышали, кто-то всхрапывал, кто-то вскрикивал. Перед ними на освещённом пространстве шевелилось что-то чёрное. Менту это чёрное не нравилось. Ему вообще здесь не нравилось. Особенно то, что он был аккуратнейшим образом связан. Да так, что и пошевелиться не мог.

Внезапно мент услышал очень знакомый писк и всхлипывание. То была ни кто иная, как крольчиха Зойка.

Мимо прошествовал кто-то высокий, рогатый, в шапке. Это был Мамед. Он склонился над одним из топчанов. Через пару секунд писк и рыдания прекратились.

- Сэстра, - проникновенно сказал Мамед, - что ты видэла? Что ты слишала?

- Ж-ж-жулики и воры, - простонала Зойка. - Они обманывали меня... Они овладевали мной... Они ебали мои глазки и ушки! А Учитель так и не пришёл! Хныыык! Нюююю!

- Это испытаниэ, - Мамед стал строг и важен. - Это тэбэ за то, что ты била праститутка! Ты давала сваё тэло на патэху всяким разным сущэстам. Можэт даже служителям гав"виалей! Но Учитель - он милостивый, милосердный! Если ты будешь верно служить и ходить на собрания, Учитель снова придёт к тебе!

Кроля ещё пару раз всхлипнула, но, видимо, утешилась.

- Сестра, - тут же переключился баран. - Что ты видэла? Что ты слишала?

С пола поднялась большая корова с пятном на боку.

- Сперва нечистые владели мной, - заговорила корова тяжёлым низким голосом, - они учили меня грехам и злу. Они показывали мне педобира, который лживо говорил о Дочке-Матери, а потом ток-шоу, в котором нет истины. Но я молилась и видела красный свет, и ко мне пришёл Учитель Учкудук.

- Учитель сказал: нами правит шайка мудаков. Учитель сказал: бей генетиков, они тоже рабы. Учитель сказал: полковник Барсуков - скобейда, ничтожный чмошник, в него надо срать, наваливаясь толпой. Учитель сказал: отжирай щековину. Учитель сказал: ёбанаврот. Учитель сказал: требуй знания, приобретай знания, и ты будешь на правом пути!

- Учитель мудр, - торжественно провозгласил баран. - Ужэ сэгодня мы ысполним его волю. Ужэ сэгодня мы атажрём щэковину!

- О-у-у-у-у-у-у! - раздался смачнейший зевок. С топчана поднялся небольшой кротопёздр. Его вибриссы в красном свете казались малиновыми.

- У-у-уо! Мне пришло счастье и я не ушёл обиженным! Я видел Морру, - сообщил кротопёздр. - Потом я слышал благие новости из Хемуля, а потом явился Учитель Учкудук. Учитель сказал: дави говно. Учитель сказал: требуй знания. Учитель сказал: вылавливай братьев и предавай их расправе. Учитель сказал: нет гав"виалей. Учитель сказал: лови прислужников Братства и подвергай их анальному рабству...

- Пагады, я запышу! - попросил Мамед. - Эта новое аткравэние! - провозгласил он. - Он научил, как надо дэлат анальное рабство?

- Не помню, - вздохнул кротопёздр, - Учитель очень сильно кричал и усирался. А это кто? - повернул он голову к менту. - Новый брат?

- Нэ брат он нам, гныда черепожопая, - коротко ответил баран. Подошёл к менту - глянул в глаза - въебал в лоб. Да так душевно въебал, что мент отключился сразу и надолго.

Второй раз он очнулся в том же помещении, но в иной обстановке. Она понравилась ему ещё меньше.

На этот раз светили обычные лампы. Он - по-прежнему связанный - лежал на столе. Стол был длинным, вокруг него сидели разные существа. Мент видел корову, кротопёздра, какую-то птицу, остальные были вне поля зрения. Прямо перед ним нависала равнодушная коровья морда. В мохнатой руке коровы блестел нож - длинный и острый.

Мент ничего не успел сказать, как дохнуло свежестью и появилась Зуля.

Мент тем временем напряжённо думал. Про поклонников учителя Учкудука он, в общем-то, знал. Во-первых, на участке их проинструктировали. Во-вторых, им уже попалась парочка овец, которые несли какой-то бред про Учителя, каких-то гав"виалей и освобождение Земли. Сейчас он лихорадочно вспоминал, о чём те безумные овцы бебекали.

Он не был умным существом, этот мент. Зато он прекрасно умел приспосабливаться и адаптироваться. И сейчас было самое время этим заняться, ага-ага.

- Братцы! - жалобно простонал он. - Братья! - он тут же поправился, почувствовав реакцию. - Братья и сёстры! Я ваш брат! Я верую в учителя Учкудука! Он являлся мне! Он говорил со мной!

- Дакажы, - потребовал Мамед. - Что тэбэ говорил Учитель?

Мент напрягся, вспоминая, что там блеяла полоумная овца, пока он её пользовал в разные места.

- Учитель говорил: нет никакого разума Арконы... - вспомнил он.

- Так-так, - в голосе барана послышалось что-то вроде смущения. Ободрённый, мент продолжил:

- Учитель говорил: электорат всех доменов, соединяйся! - нечто подобное овца блеяла, когда с неё начали сдирать шкуру.

- Вэрно, - признал баран, - такоэ откровэние било. Что ты ишё знаеш?

Мент больше ничего не вспомнил, но решил ориентироваться по обстановке.

- Учитель говорил: бей! Учитель говорил: круши! Учитель говорил: ломай рёбра и подпрыгивай! - выдал он наудачу.

- Я нэ знаю аткравэния пра падпрыгивай, - с сомнением сказал Мамед.

- Учитель говорил: дави говно! - заорал мент во весь голос. - Учитель говорил: ёбанаврот! Учитель говорил: требуй знания, приобретай знания, и ты будешь на правом пути!

- Прасты, брат, ми нэ поняли, что ты наш, - баран покаянно покачал головой. - Нэ суди мэня: я сам сэбя накажу. Развяжыте его, - приказал он.

- Я хочу щековинки! - возмутилась Зуля. - Учитель сказал: она самая питательная!

- Нэльзя отъедать щэковину от брата, - с некоторым сожалением сказал Мамед.

Корова тем временем пилила ножом верёвку. Наконец, та лопнула. Мент задвигалася, освобождаясь.

Теперь надо было закрепить успех. Мент печёнкой чувствовал, что это необходимо, иначе его снова начнут подозревать и проверять.

- Братья и сёстры! - начал он. - Не напрасно я пришёл к вам! Учитель сказал: есть такие ученики, которые признают его только на словах! Но не в сердце! В сердцах у них - только ненависть к Учителю! Только ненависть, ненависть!

- Вэрно гавариш, - подтвердил Мамед. - Ест такие плахие учэники.

- Учитель дал мне дар таких видеть! - заявил мент. - И я их вижу! Я вижу их среди вас! - завизжал он в голос.

- Кто? Кто? Кто? - тут же заголосили со всех сторон.

Мент ухмыльнулся. Похоже, баран Мамед забыл о важной составляющей любого культа - регулярных расправах.

Он встал на стол и грозно оглядел присутствующих. И заметил, как пытается спрятаться за коровьей спиной перепуганная Зойка. Вот уж кто здесь совершенно лишняя, - тут же сообразил ментяра.

- Она, она! - закричал он, вытянув щетинистый палец и тыча им в крольчиху. - Неверная! Неверная!

Тут же чьи-то руки схватили Зойку и бросили её на пол. Та запищала от ужаса.

- Нэт! Нада разабраться! - крикнул баран, чувствуя, что теряет контроль над паствой.

Никто его не услышал. Коровье копыто со всей опустилось на голову несчастной крольчихи. Раздался хруст, тело задёргалось и обмякло.

Торжествующий мент обменялся взглядами с бараном. Мамед всё понял и потупился, отступая.

- Я сам тебя накажу, - тихо пообещал мент. - Но это не все неверные! - закричал он снова. - Вот она! - показал он на Зулю, которая спокойно и с интересом смотрела на происходящее.

Все повернулись к ней, уставились на неё - но и только. Зулю окружало трепещущее сияние чистоты и невинности.

Мент с опозданием понял, что выбрал неудачную жертву и надо как-то сдавать назад.

- Она чистая! - провозгласил он. - Она верная! Она знает неверного! Она покажет нам неверного!

Зуля улыбнулась, как мог бы улыбнуться подснежник.

- Он, - показала она на Мамеда. - Он неверный. Он не дал мне щековинки!

- Скабэйда драная, как ты смэеш! - грозно кричал баран, когда его валили на пол. Кротопёздр схватил его за рога, корова навалилась сверху, крупный бык наступил барану на шею и сломал позвонки.

Зуля не обратила на это никакого внимания. Она смотрела на мента особенным взглядом - каким голодный смотрит на пищевое.

- Ты послан Учителем, - пропел её сладкий голосок, - позволь выразить почтение...

Мухряшка подошла к менту - тот всё ещё стоял на столе - склонилась перед ним и почтительно поцеловала его в свод ступни. Мент попытался отдёрнуть хотя бы вторую ногу, но не успел: Зуля нанесла разящий поцелуй и туда.

Толстые злые ноги мента задрожали. Чтобы не пиздануться со стола, он сел. Лихорадочно соображая, что же делать.

Последовал поцелуй в плечо. Через пару секунд оно онемело.

- Слушайте меня, слушайте... - начал было мент, сам не зная, что будет говорить дальше.

- Он послан Учителем! От него великая польза! Он очень вкусный! - сладко пропела Зуля. И, дотянувшись до левого глаза, поцеловала мента туда.

Страшная боль пронзила глазницу. Жало мухряшки пронзило стекловидное тело и впрыснуло яд. Мент взревел - поник - потерял сознание - издох.

Он не успел почувствовать, как мелкие острые зубки вонзаются в лицо и отрывают кожу с наетой щеки. Зато успел подумать, что зря сегодня брился.

Интроспекция неглубокая. Да, он у меня шевелится

Жизнь состоит из огорчений,
Деревьев, слёз, людей, еды,
Каких-то диких увлечений
И беспесды, и беспесды.

Юдик Шерман. Несонет. - В: Ю. Шерман. Как страшно жить. Стихи о Российской Федерации и других неприятностях. - Уфа: Изд-во "Мемас", 2020

Нет ничего утомительнее вынужденного безделья.

9 января 313 года о.Х. Вечер.
Страна Дураков, междоменная территория. Временный лагерь Двенадцатой поисковой экспедиции.

Сurrent mood: angry/сердитое
Сurrent music: Саша Голубец - Всё хуёвенько

Беспесды заебался. Ну вот с хуя ли мне тут муди парить?

Это на меня кролик Роджер дурно влияет. У него половина слов - бранные, а остальные - хитропроушистые. В смысле - тоже бранные, но это как бы не сразу понятно.

При этом альтернативы кролику нет. В плане общения, я имею в виду. Он тут единственное интеллигентное существо. То есть интеллигентности в нём хер да малэнько, но хоть образованность имеется. С ним можно на интересные какие-то темы поговорить. А больше-то и не с кем.

Есть, правда, один осёл. С тремя классами сельской школы и боевым опытом. Интересный тип. Жизнь видел, понимает кое-что. Однако картёжник заядлый. И к тому же шулер. Так что садиться с ним играть никому не советую. Он меня спервоначала тоже подбивал - давай, дескать, в подкидного, на просто так. Ага, будто я не знаю, что в вольерах "просто так" - это значит жопа. Ну, я ему объяснил, что на жопу не играю. Я всё-таки доктор Карло Коллоди, а не пседропейник какой-нибудь перепончатый. Он заднего дал: да я чё, да я ничё, да я в хорошем смысле. Но всё ещё надежды не утратил меня подловить, натрибуквыш этакий.

Стоп-стоп, опять матом подумал. Хотя почему матом? Какое слово у меня мелькало? Натрибуквыш? Ну да, удоду ясно, какие там три буквы. Но формально всё прилично. А вот откуда само словцо? Нет, само собой, что от Роджера, от кого ж ещё-то. Но вот кого он так обозвал? Кажется, цуцика. Хотя нет, цуцика он обычно называет вербулей верещавой. Или габелётвой гнебездырчатой? Но в общем в каком-то среднем роде. Кстати, а цуцик у нас мальчик или девочка? Чё-та мне кажется, что девочка. Хотя нет, если бы девочка, её бы цуцей называли. Или цацой? Нет, цаца - это какая-то другая основа... блядь, забыл.

Дочка-Матерь святая, о какой же чепухе я думаю!

А с другой стороны - чем ещё заняться? Поговорить не с кем, все на раскопе. Читать нечего. Ну то есть совсем. До того дошёл, что утащил у роджеровой пупицы... как же её зовут-то по-нормальному? Роджер-то ей каждый раз новое название придумывает. Что характерно - все понимают, когда он о ней говорит, а когда нет. Помню, на раскопе какого-то жука тормознул и велит - позови мне эту, как её, гастролябию комплемазую. Или гиппопыжую? В общем, как-то так. И ничего, жук побежал, привёл конкретно Жанну Григорьевну... А, точно, вот как её зовут! Жанна Григорьевна! Точно, вот её и привёл. Как догадался, интересно? Наверное, по интонации. Инсекты - они такие, они нюансы ловят.

Так-так-так, почему я вообще об этом вспомнил? А, ну да. Стащил я, значит, у Жанны романчик. Какая-то Руслания Тухес-Лобио накарябала. Называется "Тонкая рябиня". Про ИТИ. Как молодую доширачку куратор по злобе определил на общее вместо индивидуального, она там неебически страдала, а потом встретила молодого дуба и в него втрескалась. Но дуб оказался дубом и никак не мог понять, как рябиньку заломать. На полтыщи страниц! Причём в генетике эта Тухес-Лобио вообще не шарит, а в Институте явно не была ни разу. Там такая дурь понаписана на эту тему! Особенно когда рябина оказалась не рябиней, а рябином. Самцом то есть. Дескать, генетики пол перепутали. Скобейда, она вообще понимает, как это возможно - пол перепутать?! И что характерно - вот после этого открытия с дубом у них всё стало хорошо. Принялись, значит, друг дружку заламывать. Короче, слеш галимый, психологизадничанье промерзопопое. И я это прочёл от корки до корки! Потому что нечего больше было читать, ну нечего просто! И ещё перечитал бы, но Жанна Григорьевна выпросила обратно. Ну пришлось отдать. Жаль.

Интересно, откуда та Руслания родом-то? Небось, из Хемуля. Филифёнка, наверное. Вот гадкие тварюки, и ещё в литературу лезут! Чтоб ей, цыцапе мерзучей, косебядцать злопипундриев всю еблаву измыслащавили!

Опять кроличьи словечки! И чего они из меня лезут? Ладно, кролик по жизни такой, а я? Копролалия какая-то. Синдромчик нехороший. Этак и крыша может поехать. Тем более, в моём-то возрасте.

Стоп-стоп-стоп. Психовать вот только не надо. Ничего со мной такого ужасного не происходит. Ну подумаешь, ногу подвернул в щиколотке. Ну, связки растянул. Ну, лодыжка опухла. В Институте меня бы подлечили минут за двадцать. А тут полежать придётся ещё недельку. Делов-то.

Хотя - кого я обманываю? Недельки две мне лежать придётся. Это как минимум. И хорошо ещё, что обошлось без вывиха.

А всё потому, что мне ночью работать приходится. Типа секретность. Хотя почему типа? Она тут реально соблюдается. Гепард ко мне ночью приходит, два жука инструменты несут, третий - установку. И я, значит, идём к раскопу - дёргать "Сталина-5" за конечности. С утра отсыпаюсь. Вечером брожу как неприкаянный. Потом завариваю чай и болтаю с Роджером. Ну и потом по новой, блядь, по новой.

И ведь что-то у меня получается. Вот только не то, что нужно.

С синхронизацией мы разобрались. Оказывается, "Сталин-5". короткие волны нормально воспринимает. То есть контакт с его сознанием у меня есть. Ну, на каком-то уровне. Но имеется.

С энергией у него тоже всё в порядке. То ли тесла, то ли реактор внутри какой-то. В общем, подзаряжать его не надо.

Это как бы хорошая сторона. За ней - не очень хорошая.

Да, он у меня шевелится. Робот шевелится, а не это самое! Шевелится, да. Да так, что каждое утро особо доверенному жуку приходится всё песочком засыпать. Вот только шевелится он исключительно в том случае, если я его движениями управляю полностью. То есть я должен, например, согнуть руку, чтобы обчепроб её тоже согнул. Или - во всех деталях вообразить, как я руку сгибаю. Это тоже работает. Но практической пользы от этого никакой. Потому что таким манером можно делать только простейшие движения, и то медленно. Ходить, к примеру - уже никак. Ну не могу я одновременно воображать себе две ноги и как в них мышцы сокращаются. А уж руками при этом что-то делать совсем нереально.

Я уверен, что существует другой режим. Типа "сел и поехал". Вот только я никак его включить не могу. Что-то препятствует. Или я что-то делаю не так. И опять же - жопой чую, что дело не в технике, а во мне. Есть какая-то мелкая мелочь, до которой я додуматься никак не могу. Какая-то закавыка. Какая-то хуёвинка дристопыжая. Ну вот что, что ему надо? Ну вот где, где оно?

Всё-всё, хватит себя изводить. Так реально свихнуться можно. Но не нужно. Нужно отлежаться. После чего продолжить работу над задачей. Систематически. Без надрыва и нервов.

А причины нервничать есть. Например - что происходит в Директории? Что-то нам оттуда в последнее время ничего не поступает. В частности, денег. Веслоу говорит, что у него заначка есть. Ну, Роджер запасливый, этого у него не отнять. Но вот то, что бэтменов с мешочками соверенов (и письмами с ценными указаниями) не видно на горизонте - это настораживает. Пендельшванц к своим проектам относится трепетно. И без финансирования не оставляет. Уж не случилось ли с ним чего? Я уже начинаю беспокоиться.

База эта ещё мне не нравится немецкая. Она тут практически рядом, в пределах прямой видимости. В хороший бинокль можно подробности разглядывать. Там живут. Конкретно: хомосапая девка с голубыми волосами и пудель при ней. Может, ещё кто-нибудь там прячется. Но этих двоих я сам видел. Что они там делают - Дочь их знает. Но мне это соседство очень не нравится. Потому что на базе наверняка дохрена древнего оружия. Ракеты уж точно есть. Запустят они по нам такую дуру - и всё, пиздец доктору Коллоди. Я даже полномочия передать не успею никому.

Ох, вот это точно некстати мысля. Ну вот совсем не хочется её думать. А придётся. Потому что не отделаешься.

Я тут, пока с ногой валялся, как-то очень конкретно осознал своё положение. Если честно - сомнительное оно у меня. А если совсем честно - скверное. Очень.

С одной стороны, я посвящённый техник. Уже почти полвека как. И не просто техник, я га"ан шем Акобба. Я имею право Директории электричество отключить, например. С другой стороны - право-то я имею, а возможности такой у меня нет. Технически. У меня даже нет своей гав"вавы. То есть она есть, но я не могу в неё даже войти. Потому что у меня, видите ли, нет ключа. Спасидушки бородатому чмошнику, который меня втравил во всякие тёмные делишки. А потом сдал хемулям.

Хотя со своей-то колокольни он типа прав. Ну или не то чтобы прав, но наименее неправ. Он принял лучшее решение из всех возможных. В той ситуации кого-то всё равно нужно было сдать. Я был непрозрачным для его телепатии. То есть, с его точки зрения - самым проблемным членом команды. С другой стороны - даже если он сам, великий Карабас, в моей голове ничего не увидит, то и вражеские телепаты тоже. При этом он знал, что я умею останавливать кровоток. И в случае допроса под пытками просто хлопнусь в бессознанку. Или вообще умру. А если всё-таки не умру - через пару дней он меня вытащит.

И ведь вытащил, подлюка! То есть по его раскладам со мной вообще ничего плохого не случилось. А что кинул - так это пустяки, дело житейское.

Вот только не знал бородатый хуй, кто я на самом деле. И даже не подумал, что у меня может быть что-то ценное. Даже выяснять не стал. А хемули очень хорошо умеют обыскивать. Тот, что меня выпотрошил - он ведь даже эмпатом не был. Просто дело своё знал. Нашёл все мои тайники. В том числе на теле.

Хорошо, что в тот же день карабасовы ребята меня отбили. Иначе пришлось бы и в самом деле умирать - потому что сказать этим уродам, что это за ключик такой, я не мог. В принципе не мог. То есть мог, разумеется. Но что со мной потом бы тентура сделала, даже и думать не хочется. Лучше сразу умереть, чем так мучиться.

Но - всё обошлось, слава Дочке. Вот только с ключом непонятно. С одной стороны, меня за его утрату не наказали. С другой - ключ ко мне так и не вернулся. Тентура не дура, такие артефакты она контролирует. Захотела бы - вернула бы мне ключик на блюдечке с голубой каёмочкой. И если он ко мне до сих пор не пришёл - значит, я недостоин? Ну-ну.

Интересно, где теперь ключ? Небось, лежит в чьей-то кладовке. Если его вообще не переплавили. Хотя нет, тентура переплавить не дала бы. И потерять где-нибудь в лесочке - тоже. Обязательно кто-нибудь нашёл бы. Ну не сразу, конечно. Но времени-то сколько прошло. А вещь так и не всплыла.

А вот Карабас, похоже, допрыгался. Думаю, прикопали его. Или он куда-то сбежал. В Лапландию какую-нибудь. Или вообще в Тора-Бору. Но я в этом сильно сомневаюсь. Он всё-таки местный. Что ему там делать? Значит, прикопали. Но мне от этого не легче.

А ведь там, внизу - не что-нибудь, а Арка" ув"Ха"на-ан. Соответственно, Карло цоб"маэро Арка ах мом. Я, собственно, это и делаю. Не имея с того никаких технических привилегий. Или техницких? Да, пожалуй, техницких. А мне бы хотелось их иметь. Но - вот накося выкуси.

Я даже не уверен в своём посмертном существовании. Хотя нам, техникам, это вроде как положено по статусу. Хотелось бы надеяться на лучшее, но... но вот то-то и оно-то.

Да, он самый. Жрёт сразу две морквы в один едальник. И морда какая-то озабоченная.

Действие пятидесятое. Гипандрий, или Наши герои воссоединяются самым чудесным образом

Для произвольно взятого объекта терминальной ветвью тентуры именуется кратчайшая ветвь из числа достаточно вероятных. Медианной ветвью именуется ветвь, квадратичное отклонение которой от текущей реализации минимально по моменту. Наконец, проксимальная (ближайшая) ветвь - это ветвь, максимально вероятная по сумме моментов.

Дж. Уитроу. Естественная философия времени. - М.: Прогресс, 1964.

Физическая работа понижает половую возбудимость, а леность и праздность повышают ее.

Проф. Г. Роледер. Онанизм. Причины, явления болезни, предупредительные меры, лечение. - Пер. с немецкого С. Раева; - Издание автора перевода. Тверская типография им. К. Маркса, 1927.

5 - 6 января 312 года о.Х. Ночь.
Страна Дураков, междоменная территория. Законсервированная военная база "Graublaulichtung" / Страна Дураков, Зона, Поле Чудес

Сurrent mood: bored/некреативное
Сurrent music: George Frideric Handel - Water Music, Suite in G major: Sarabande

"Скобейда дефолтная" - решил, наконец, Буратина.

Он сидел в чулане, куда его затащил Артемон, на сломанном горшке. Вышеприведённые слова было итоговой характеристикой Мальвины. К этой мысли он пришёл после десяти часов и пятидесяти минут напряжённых размышлений. Ещё восемь минут ушли на поиск точной формулировки и две - на вербализацию. Таким образом бамбук уложился в одиннадцать часов, чтобы составить мнение о своей мучительнице.

Этот результат может показаться скудным и банальным. Но банальность результата вовсе не свидетельствует о простоте задачи. К примеру, можно потратить сутки на вычисление какого-нибудь сложного математического выражения и в результате узнать, что оно равно нулю. Это не обидно. Это достойный плод познавательных усилий.

То же и здесь. Буратина - ни разу не мыслитель! - потратил столько времени не просто так, а чтобы обдумать самые разные варианты ответа на вопрос - "кто такая Мальвина?". В результате он пришёл к тому, к чему пришёл.

Ну разумеется, он то и дело отвлекался от размышлений. Два раза закемарил, оба раза свалился с горшка. Попытался поймать и съесть сонную зимнюю муху, невесть как заползшую в воспитательную. Охота за мухой заняла немало времени, но в конце концов увенчалась успехом. Правда, никакого удовольствия от поедания мухи Буратина не получил - слишком уж ничтожен был этот кусочек мяса.

Также Буратина пятьдесят один раз целенаправленно плюнул в стену - стремясь попасть в пятно плесени под потолком (ни разу не попал). Дважды помочился в углу (очень жиденько). Двадцать четыре раза чихнул, щекоча себе ноздрю щепкой. Он бы чихал ещё и ещё, но щепка сломалась. Также - шесть раз исполнил популярную вольерную песню "Мы ебали медведя́". И наконец, четырежды вздрочнул. Дважды на Виньку-Пуньку, один раз на Алису (не зашло, пришлось переключаться на Гаечку), и один раз на Артемона. Не то чтобы деревяшкин перековался в пидараса, нет. Просто ему представилось, как он дерётся с пуделем на спарринге, побеждает его по-честному, а потом на глазах всего вольера реализует право победителя. Эта картинка его чрезвычайно воодушевила.

Деревяшкин пошёл на пятый заход, когда в коридоре послышались шаги. Лёгкие, воздушные.

- Буратина, мой друг, - раздался голос Мальвины, истекающий приторной сладостью. - Вы раскаиваетесь наконец?

Бамбук посмотрел на дверь злобно, зубовно. Он был голоден, ему было скучно, а главное - он не знал за собой ничего косячного. Раскаиваться же в правильном не позволяли понятия.

- Очень нужно мне раскаиваться! Не дождетесь... - сказал он максимально вежливо.

- Очень жаль! - Мальвина сказала это с такой нежностью, что у Буратины аж чебурашки по спине пробежали. - Я хотела вам сказать, что мы с Артемоном починили наш приборчик. Точнее, он и не ломался. Там просто сработал предохранитель. Так что теперь я буду осторожнее. Завтрашнее утро мы начнём с наказания за то, что вы не раскаялись в своём ужасном поведении. А потом продолжим обучение. Вы узнаете много нового! А пока посидите здесь. До утра. Приятных сновидений!

Новости Буратину, мягко говоря, не обрадовали. Однако делать было нечего.

Он попытался завершить начатое, но колышек как-то приувял и вставать не желал. Плевать в стену надоело. Мухи кончились. Песня утомила.

Деревяшкин устроился на горшке поудобнее, прислонился к стене и попытался заснуть. Завтра ожидался ну очень тяжёлый день, и надо было хотя бы выспаться.

Заснул он довольно быстро. Ему снилось, что он распиливает Мальвину на части. Для начала он отпилил ей голову. Выяснилось, что она у неё фарфоровая. Тогда он начал копаться во внутренностях, но их не было - туловище Мальвины было набито ватой. Он выщипал всю вату и обнаружил, что внутри, в самой сердцевине голубокудрой скобейды сидит огромный таракан и ковыряет пальцем в гипандрии. Буратина проткнул его носом - во сне у него был нос длиннейший и очень острый. Из таракашки что-то брызнуло и бамбук проснулся.

Было темно: аккуратная Мальвина выключила в воспитательной свет. Сверху доносился дикий хохот совы: наверное, она упарывалась по Фрёйду и от этого пёрлась. Откуда-то слышалось то ли шлёп-шлёп, то ли плюх-плюх. Буратине почему-то представилась, как жаба шлёпает животом по отражению луны в луже.

Где-то далеко раздался бой часов - "бёммм, бёммм, бёммм". Бамбук от скуки стал считать удары и насчитал четырнадцать. То ли часы врали, то ли у бамбука и впрямь было плоховато с арифметикой.

- Ну что? - раздался голосочек. - Осознал свой онтологический статус?

Буратина с неудовольствием поднял голову и увидел давешнюю летучую мышь. Она висела в воздухе и тихонько светилась, как болотный огонёк.

- "Момента" дай, - попросил он. - А то меня завтра замучают.

- "Момент" я тебе дам, - пообещала мышь, - но не сейчас. - Ты же не хочешь, чтобы тебя пытали?

- Почему бы тогда не сдристнуть отсюда? Полночь уже была.

- Есть такое сталкерское поверье - на Зону идут только после полуночи, - объяснила мышь. - А мы с тобой пойдём именно на Зону. Конкретно - на Поле Чудес.

- Не хочу на Поле Чудес, - тут же сказал Буратина. - Там какая-то херня творится.

- То есть ты хочешь остаться? - уточнила мышь. - Чтобы завтра Мальвина тебя запытала своей машинкой?

- Не хочу! - тут же отреагировал Буратина. - Хочу в Институт, к папе Карло!

- Извини, этой опции я тебе включить не могу, - ответила мышь. - Или Мальвина, или Поле Чудес. Tertium non datur.

Последние слова Буратина не понял, но общий смысл уловил по интонации.

- Вот и славненько, - мышь явно обрадовалась. - Тогда слушай внимательно. В углу есть крысиный ход. Тебе нужно туда пролезть. Посмотри-ка.

Мышь растопырилась и испустила длинный узкий луч света. Бамбук успел разглядеть в углу дыру. Точнее, дырочку. В неё не пролез бы даже кулак Буратины.

- Ты имеешь в виду, что не сможешь туда пролезть? - осведомилась мышь.

- Это потому, что ты слишком большой, - важно сказала мышь. - Вот если ты был маленький, пролез бы.

- Как это я был маленький? - не понял бамбук. - Это что за разводилово?

- Представь себе, что ты маленький, - поучающим тоном сказала летучая мышь.

- Тогда это не я буду, - резонно рассудил Буратина. - Я не маленький, маленький - не я. Я на индивидуальном, у меня права есть.

- Ну ты же мог бы появиться на свет маленьким? - попробовала зайти с другой стороны мышь.

- Не мог, - упёрся Буратина. - Это не я был бы. Это был бы маленький. Его бы и в вольер не взяли, а сразу в сортир или в печку. А со мной так нельзя.

- Это потому что ты большой, - терпеливо повторила летучая мышь. - Но ты мог бы родиться маленьким...

- А что такое, по-твоему, "я"? - коварно вопросила мышь.

Вопрос застал бамбука врасплох. Он почесал затылок, высунул язык, поковырялся в пупке - но ничего не надумал.

- Я - это вот я, - наконец, сказал он. - Такой как есть. Ну вот это... с носом там, с глазами... с прочими делами... ну вот как-то так.

- То есть ты понимаешь себя как совокупность характерных свойств, - заключила мышь. - Но это очень наивный гуманитарный подход. Ты - это твоя потаённая, уникальная, единственная сущность и идентичность. То есть номер глобальной переменной в тентуре. А всё остальное - привходящие обстоятельства и всякая там философия, - последнее слово мышь произнесла с крайним презрением.

- А вот чего. Здесь ты находишься только в действительности. А на самом деле ты на Поле Чудес. А там многое можно, чего в других местах нельзя. В частности, менять кое-какие параметры глобалки. Ненадолго, но нам надолго и не надо. Вот мы их сейчас тебе и поменяем.

- Предоставь это мне, - сказала мышь и забормотала:

- Посереди мира стоит кумира, а на той кумире муда злата, а на той муде вша духмяна, а на той вше холя рьяна, а на той холе охолена голя, а на той голе едина волосина напечатлела клятву свою удом адамантым на ногти стальной...

Бамбуку стало скучно. Он почесал зудящую ступню, стараясь не оцарапаться. Получилось.

- Азы из узы, озли из узли... - бормотала мышь. - Четыре кола подле... - тут Буратина не расслышал, - пятый Шест - шествует Пята по пяти Шестам, по шести Путям: Бобобуб, Дыдыдот, Мужерог, Женояждь, Небокол, Землядых, велю Буратине маленьким обернуться, на всю голову ебануться, в том пребывать, волесть мою знать... Слову в дело претвориться, работы моей не снять, не отбиться, от доли речённой не скрыться, речённому сбыться! Дыр, бул, щыл! Убеш щур! Скум! Р! Л! Эз!

Дальше буратинка не слушал. У него была задача посерьёзнее - службу служить, дело делать.

На самом деле ему, конечно, не хотелось служить. Ему хотелось гореть. Лучше всего - в танке. Буратинка не знал, что такое танк, но видел его как что-то железное, высокое и громыхающее, окружённое языками пламени. Сгореть в нём - вот что было мучительно-блаженно, вот чего он хотел по-настоящему. Ну или хотя бы без танка, но сгореть. Сгореть - вот что было прекраснейшей наградой таким, как он.

Однако столь великую награду - и это он тоже чуял нутром - надо ещё заслужить. Заслужить сожжение можно было только Службой, только Делом. Нужно было исполнить долг перед Начальством. Начальство предстало перед ним чем-то вроде преогромного злопипундрия - облым, озорным, огромным, стозевным. Чудище возлежало на Танке, попирая его собою и грея о него пузо. У него была ледяная белая жопа и преогромная красная пасть, да и не одна. И пасть, и жопа были страшнее самого ужаса. Начальство непрерывно лаяло, рычало, пожирало, указывало, наказывало, высирало и запрещало. Страшный рёв Начальства пронизывал бедную маленькую буратинковую головёнку. От этого рёва ещё больше хотелось в танк, в милосердном укрыться пламени. Но нельзя было нельзя было нельзя нельзя нельзя осисяй.

Буратинка сжал маленькую головёнку ручками и затрепетал.

- Что, восчувствовал? - ехидно поинтересовалась летучая мышь. - Ничего-ничего. Давай, маленький, вылазь отсюда. Это тебе задание, - добавила она.

Слово "задание" произвело в душе буратинки настоящий переворот. Ему дали жизнь. Ему осветили путь к Танку. Осталось-то всего - начать да кончить, положить все силы, рваться из всех сухожилий. И тогда он, наконец, получит право сгореть.

Для начала нужно было слезть с горшка, не переломав ножек. Нет, ножек было не жалко. Для Службы и Дела ничего не было жалко. Но ножки были нужны на следующем этапе задания. Подумав - это давалось с огромным трудом, головёнка не вмещала ни одной мысли целиком и приходилось думать их по частям - буратинка решил ухватиться за верхнюю часть горшка, опустить тело пониже. А потом съехать по горшку вниз, цепляясь за него и тем самым всячески тормозя. Пока что нужно было себя беречь - для Службы, для Дела.

Всё получилось. Затормозив на пол, буратинка побежал к дыре - ну, в смысле, к норе.

В норе было тесно. Ход становился всё уже и уже. Буратинка теперь едва протискивался под землей.

Тут же прямо перед лицом что-то с грохотом и звоном защёлкнулось. Нос пронзила короткая боль у самого основания. Буратинка потрогал это место и понял, что носа у него снова нет.

"Тентура" - подумал он. Точнее, это слово выскочило само.

Но это была всего лишь крысоловка. В смутном и неверном свете - подполье освещалось какой-то лампочкой, но очень уж слабосильной - можно было разглядеть блестящие стальные зубья, сжимающие свой жалкий трофей.

- Так-так-так, - раздался откуда-то голос. - Кто это у нас тут сегодня на обед? Мышечка или кг"ысочка?

Буратинка не успел ничего сказать, как перед ним замаячила огромная змеиная голова. Глаза её были затянуты мутной плёнкой, зато ноздри жадно шевелились.

- Дег"евяшкой какой-то пахнет, - огорчённо сказала голова.

- Я доширак! - бодро доложился буратинка. - Службу служу, дело делаю!

- Жаль, - огорчился змей. - Я как г"аз хотел мяса. Хотя... я только что напился молока. Укг"ал в столовой. Говог"ят, мясо после молока вг"едно... Вы попались? Вас освободить?

- Нет! - сказал буратинка. - Служу! - добавил он зачем-то.

- С чем я вас и поздг"авляю, - вежливо ответил змей. - Кстати. Если мы уж общаемся. У вас есть какое-нибудь имя?

Буратинка подумал. Какое-то имя у него было, вот только какое? Этого он вспомнить не мог - так ак это не имело отношения к заданию.

- Службу служу, дело делаю! - выдал он то, что - как он чувствовал - выражало его суть.

- Понятно, - змей грустно зашуршал чешуёй. - Я-то как раз наобог"от. Службу не служу, дела не делаю.

Буратинка вытаращился. Змей только что сказал нечто настолько несуразное, что даже его простую душу проняло.

- Увы, именно так, - сказал змей. - Я типичный пг"едставитель андегг"аундной интеллигенции. Сижу в подполье, злобствую помаленьку. Каг"тавлю ещё, для полноты каг"тины. Даже укусить никого не могу. Какая-нибудь кобг"а на моём месте тут бы уже всех давно пег"екусала и свои пог"ядки навела... а я вот, к сожалению, уж.

- Уж, пг"осто уж. Основа такая. Яда у меня нет, яда! - эти слова змей произнёс с застарелой тоскою. - А вы, я так понимаю, маленький?

- Так точно! - доложился буратинка. - Службу служу...

- Дело делаете, - закончил змей. - Знаете... а, в сущности говог"я, бы с вами охотно поменялся г"олями. Лучше уж как вы, чем как я... Чем могу быть полезен?

- К сожалению, с этим пг"облемы, - протянул змей. - Пг"авда, тут неподалёку есть кошачий лаз. Вы сможете пг'отиснуться?

- Службу служим! - буратинка расправил маленькие плечики.

- В таком случае пг"ойдёмте, гг'ажнанин, - змей извернулся и заскользил куда-то.

Маленький еле поспевал за ужом. Но в конце концов они пришли. Змей был так любезен, что подсадил буратинку. Тот, кряхтя и растопыриваясь, полез.

Наконец, он выбрался наружу. Там была лужайка. Трава была ему по шею. Мокрые кашки хлестнули по щекам.

- Ну наконец-то, - сказала летучая мышь, неподвижно висящая над лужайкой. - Как тебе, понравилось?

Буратинка не понял вопроса. Служба была вроде как закончена, дело сделано. Теперь пора было гореть. Буратинка стоял среди травы и ждал своей награды.

- Ах да, - досадливо сказала мышь. - Ты же заговорён. Ладно. Отменить заговор я не могу. Да и незачем. На Поле Чудес он сам спадёт. Как бы тебя туда закинуть по-бустрому? А, ну да...

Летучая мышь схлопнулась и исчезла. Из того места, где она была, ударил голубой луч. Он подхватил буратинку и поволок его по воздуху.

Маленький не сопротивлялся. Он надеялся, что его несут к какому-то огромному костру, где он служебно сгорит за дело. И даже не заметил, как заклятье сошло с него. Просто в какой-то момент его пробило на тошнотики. Он мощно проблевался вниз на пинии, а когда отпустило, он уже был не буратинкой, а Буратиной.

- Ничего себе! - сказала Красная Королева, увидев голубой свет над верхушками деревьев. - Кого-то с Луны спускают. - Она прикурила от "электры"

- Давненько такого не было, - заметила Белая, машинально помешивая коктейль "Неприкосновенный Запас" веточкой повилики.

- Льда положи, - посоветовала Чёрная Королева, пробуя гоголь-моголь.

- Да это ж наш деревянненький, - присмотрелась Красная.

- Что-то быстро он оттуда, - задумчиво сказала Белая,. - Обычно они их держат годик-другой. Как минимум.

- Странно, как он там жив остался, - буркнула Чёрная. - Он же дурак дураком.

- И то верно, - вздохнула Белая, обращаясь в ничто и увлекая за собой остальных.

В этот самый миг синий луч погас. Буратина полетел вниз, как с крутого обрыва. К счастью, он шлёпнулся на какие-то лопухи, оказавшиеся мягкими, как подтирочная бумажка.

Радость бамбука была недолгой. Как только он попытался встать, то почувствовал, что его ногу что-то держит - тягучее, медленное, неотступное.

Летучая мышь облетела его по кругу, зацокала языком.

- Никак, в "аскольдову могилу" попал, - озабоченно сказала она. - Ну ничего. Выберешься помаленьку. Ногу вытягивай. Только очень медленно. Дёрнешь сильно - увязнешь глубже. А я пока приведу кота и лису. Ах да, постой, - она осторожно снизилась. - Я тебе "момент" отдала?

- Лови, - вниз полетел свинцовый тюбик. Бамбук поймал его в полёте и тут же сунул в карман.

На то, чтобы выбраться из лопухов, бамбук затратил часа полтора. Вылез и огляделся.

Небо было относительно чистым. Светила большая круглая луна - этакое хмуроватое волчье солнышко. В её свете был отчётливо виден сломанный мост через высохший ручей. Вокруг валялся мусор, сухой валежник и ещё всякая дрянь.

А дальше начиналась Директория. Точнее - то, что от неё осталось.

Буратина даже глаза протёр: настолько неправдоподобным было зрелище.

Он видел обшарпанные, полуразрушенные дома. Свет не горел нигде, ни в одном окне. Тротуары были в ямах и колдобинах. Прямо посреди улицы росло чахлое дерево с обломанными ветвями. Понизу ветер гонял туда-сюда сухие листья. На покосившемся фонарном столбе висел безголовый скелет хомосапого, подцепленный за ребро.

- Яюшки, пиздец какой, - только и сказал бамбук.

- Не нравится? - осведомилась летучая мышь, зависая у Буратины над головой.

- Не-а, - деревяшкин помотал головой. - Это вообще что?

- Это реализация тентуры. Пятнадцатого кола сорок четвёртого отсеченья ноль-ноль восемьсот одиннадцатой доли, проксимальная ветвь, - сказала мышь, покачиваясь в воздухе. - Приблизительно триста девятнадцатый год. Или триста двадцатый.

- Как отключили? Кто отключил? - опять не понял бамбук.

- А вот так. Отключили Окову. Или те, или эти, - не очень понятно объяснилась мышь. - Думаю, всё-таки техники. Братству-то зачем? Хотя кто их знает. Они там все передрались. В эти годы у них, кажется, Барсуков главный. Хотя, может, это я с восемьсот девятой путаю.

- А почему тут, - Буратина щёлкнул пальцами, не находя слов, - всё вот так?

- Сам подумай. Если электричества не станет, что будет?

- Ну тогда чего спрашиваешь? Ладно, посиди ещё тут немного. Что-то у меня с котом проблемы. Не ведётся никак.

- Ты хочешь тут навеки поселиться? - удивилась мышь.

- Яюшки, не надо! - бамбук не на шутку перепугался.

- Тогда жди. Клей только не нюхай, - предупредила мышь и исчезла.

Ждать пришлось довольно долго. Сидеть на земле было неудобно. Буратина улёгся на кучу валежника, заложив руки за голову, и смотрел на Луну.

Потом к Буратине прибрела какая-то несчастная корова, до того тощая, что кости торчали через кожу. Она встала перед бамбуком и принялась задумчиво лизать его живот. Наверное, он был солёный.

- М-м-мучение, - повторяла корова задумчиво, стоя перед ним. Другие слова она, похоже, забыла. А может, и не знала.

Кот появился неожиданно - вот его не было, и вот он есть. Вид у него был совершенно ошарашенный.

- Э-э-э, - протянул он в недоумении. - Розан Васильевич?

- А что, - не понял Буратина, - он живой, что-ли?

- Да вроде мёртвый, - кот очумело озирался, прижав уши. - Это что?

- Какая-то эта... реализация, - попытался вспомнить Буратина. - Триста двадцатый год вроде.

- Й-извините, - это была лиса, тоже откуда-то появившаяся. - Мы вообще где?

- Не-а. Точно не там, - не согласилась Алиса. - Это вообще какое-то не то...

- Вот именно, - кот сел на корточки с таким видом, будто собирается сидеть до конца, каков бы он ни был.

- Ну что? Всех привела? - выскочила из воздуха летучая мышь. - Слушайте меня внимательно. Теперь вам надо дойти до башни. Заходите с той стороны, где она наклоняется. Вот прямо под неё. Это единственное место на Поле Чудес, где ничего не меняется. Дальше сами знаете. Аривуар! - и она исчезла с громким хлопком.

Действие пятьдесят первое. Митрофанна, или Пьеро совершает нечто великое, даже не особо-то и напрягаясь

...Несравненное право -
Самому выбирать свою смерть.

Н. Гумилёв. Выбор. - В: Н. Гумилёв. Избранные стихотворения. - Сочи: Пион-Принт, 2010

В глубине души мы не слишком уважаем тех, кто добился всего своим трудом. Нам кажется, что и мы тоже могли бы добиться этого, если бы приложили чуть больше стараний. Настоящее почтение вызывает только то, чего добиться нельзя, а может быть лишь даровано свыше - например, удача.

7 января 313 года о.Х. Вечер.
Страна Дураков, нейтральные территории

Current mood: tired/утомлённое
Сurrent music: АукцЫон - Ещё не поздно, а день уже прожит

По-хорошему, его следовало бы забросать землёй. И дать дёру.

Но Пьеро не мог дать дёру. Пару часов назад - мог, а теперь - нет. Заяц, мощный и верный Enduro Glide Ultra, лежал рядом и стонал. На боку его темнела большая некрасивая рана. Дотянулся проклятый носорог! Дотянулся, скобейда!

Сейчас они прятались на крохотной прогалинке в лесу. Вокруг толпились деревья, застилавшие вид. То же самое делали низкие вечерние облака. В тёмном небе едва-едва можно было различить маленькое светлое пятнышко - то ли звезду, то ли камень Оковы.

- Ошибка пятьсот три... Service unavailable... - стонал заяц. - Несистемная ошибка... Ещё несистемная ошибка... Плохо мне, вашбродь... А-а-а-а-а!

- Тише, миленький, тише, мой хороший, - шептал Пьеро зайцу в ухо. - Нас найдут, нас убьют. Нельзя кричать, нельзя, миленький.

- Оценка двести три... Информация не авторитетна... Сообщение триста шесть! Больно, блядь! - рыдал умирающий заяц.

- Тише, миленький, - в отчаянии шептал Пьеро. - Тише, пожалуйста...

- Пятьсот двадцать, unknown еrror! - закричал заяц и со всей силы дрыгнул задними лапами. Изо рта его хлынула чёрная смертная кровь.

Маленький шахид поднял взор к равнодушным небесам и послал их нахуй.

А как всё хорошо начиналось! У него был великолепный байк, сумка шоколада, а впереди - только даль, полная надежд пьерски́х дорога. По которой он нёсся стрелою, рассчитывая достигнуть Мальвины дней за десять стремительного бега. Ну или хотя бы недели за две.

И сначала всё шло збс. Днём он нёсся стрелой, вечером плотно ужинал, ухаживал за зайцем и спал.

На пятый день иссякла припасённая провизия. Но выяснилось, что продовольственный вопрос не так остр, как казалось. Сперва при дороге нашлась обгрызенная туша злопипундрия, вся в свежих опарышах. Будучи существом цивилизованным и беспредрассудочным, Пьеро знал, что белые червячки - это практически чистый протеин. Он наелся ими сам и накормил зайца. Потом ему удалось поймать стрекозюльку. Точнее, она сама поймалась: глупое существо лезло в сумку с шоколадом, не обращая внимания ни на что вокруг. Пока он варил стрекозюльку, на запах сбежались дикие ежи. Он поймал двоих, они тоже пошли в суп. Дальше тоже что-то подворачивалось. В общем, голодным Пьеро не оставался, как и его скакун.

Первые неприятности начались в новогоднюю ночь. Маленький шахид обустраивал убежище для сна - за пригорочком, вне видимости с тракта - когда услышал шаги и голоса. Осторожно подобравшись к дороге, он увидел с десяток существ, которые целеустремлённо двигались по направлению к Директории. Существа были довольно-таки крупные, так что связываться с ними Пьеро не захотелось. Пришлось уходить от дороги, маскироваться. Всё это было хлопотно и некстати.

Днём стало хуже. Пустынная дорога ожила. По ней всё время кто-то шёл. Мелкие группки Пьеро не беспокоили, но под вечер на него напала стайка малоумных аллигаторов. Если бы не выдающиеся скоростные качества Enduro Glide Ultra, от маленького шахида и костей не осталось бы.

На следующий день всю дорогу заполонили какие-то хорошо организованные птицы. Пьеро решил было, что это индюшки, а потому надел маску грибовика и шляпу - он знал, что индюшки грибовиков сторонятся, но не нападают. Оказалось, что это были вовсе не индюшки, а индейки, не любящие грибовиков активно. Пришлось спасаться бегством. Увы, победа была пирровой: зайцу пришлось выходить на максимальную скорость, что почти опустошило сумку с шоколадом. В качестве небольшой компенсации Пьеро раздобыл оружие - индейскую саблю. Правда, она была из плохой стали, а рукоять сделана под широкую трёхпалую ладонь. Маленький шахид два часа провозился, но кое-как обтесал деревяшку. Потом потратил ещё час, пытаясь заточить тупое лезвие о камень. Получилось так себе.

Потом случилась совсем смешная бедулька. У Пьеро куда-то запропастился пузырёк с пилюлями театральными баритональными лирическими. Пьеро этого и не заметил. В результате через сутки он перестал сипеть и хрипеть, а заяц - слушаться. Маленький шахид спешился и, холодея от ужаса, четырежды перерыл все вещи. В конце концов пузырёк нашёлся во внутреннем кармане пальто, куда его Пьеро случайно сунул. Однако времени это всё отняло преизрядно.

Ну а сегодня Пиэрий Эагрид столкнулся на дороге с компанией бульдога, носорога и небольшого мамонта. Эта троица охотилась на одиноких путников целенаправленно. Уйти почти удалось, но в самый последний момент носорог всё-таки сумел пырнуть зайца рогом в бочину.

Теперь Пьеро остался один, спешенный. Дорога, представлявшаяся столь короткой, внезапно растянулась до неимоверной дали. На пересечение нейтралки придётся убить не меньше месяца - ибо идти предстоит пешком, да ещё где-то добывать еду. Как прошмыгнуть мимо поняш, было и вовсе непонятно.

Но уходить было нужно палюбасу. Унося на собственной спине всё ценное. Включая несколько килограммов зайчатины. Было бы крайне расточительно оставлять такой хороший труп всяким случайным дармоедам.

Пьеро погрузился в размышления о том, какие части ездового зайца наименее жёстки, когда услышал очень характерный шум. Кто-то бежал на четвереньках. Даже не так. Улепётывал. С таким шумом можно только спасаться бегством.

Как раз в тот самый миг, когда маленький шахид пришёл к этому мнению, прямо на него выскочил бульдог. Тот самый, сегодняшний.

Он приближался огромными прыжками - ошалелый, выпученноглазый. Позади кто-то нёсся, судя по звукам - круша всё на своём пути. Вероятно, носорог.

Пьеро не думал. Он просто отпрыгнул в сторону и укрылся за заячьей тушей.

Через несколько секунд мимо просвистел носорог. Именно просвистел - а также прогрохотал, протопотал, etc.

Маленький шахид забился под самое заячье брюхо, стараясь зарыться в шерсть, спрятаться в неё. К сожалению, шерсть у зайки была так себе, а подлезть под тушу было тяжело и стремновато. Но он очень постарался слиться с местностью.

Шум затих. Никто страшный вроде как не появлялся. Даже мамонт вроде куда-то делся. Пьеро задумался о том, не вышло ли у бульдога с носорогом какого-нибудь конфликта - иными словами, не убегал ли бульдог от носорога. Через пару минут он почти что убедил себя в этом. Но покидать своё жалкое убежище всё-таки не спешил.

Тут наконец раздался шум шагов. Шло какое-то небольшое существо. Но шло так, как будто оно никого и ничего не боится. Такие нюансы Пиэрий Эагрид научился чуять ещё в боевой молодости.

Шаги стали громче. Остановились они возле кострища.

Внезапно Пьеро захотелось выглянуть и посмотреть, кто там. Ну вот просто позарез как захотелось. Как будто под попой припекло, как будто в ногах зашевелились пружины: встать, чтобы увидеть - что это там такое.

Пьеро сжал зубы. Сделал несколько долгих вдохов. Хотение никуда не ушло, но стало терпимым.

Шаги приблизились. Потом туша зайца дрогнула. Кто-то её теребил, подёргивал за шкуру.

Желание встать и посмотреть снова подступило под самое горло. Маленький шахид зажмурился. Всё в нём протестовало против этого, всё хотело видеть.

Он так и сидел, пока что-то не коснулось его - осторожно, почти деликатно. Тут всё-таки пришлось открыть глаза.

На него в упор смотрела птица обломинго - кошмар всех живущих, сосуд мирового зла.

Яички Пьеро сжались в две изюминки. Секунды две или три он ждал, когда же его накроет облом.

Но ничего не случилось. На него не упали метеориты. Хищные кроты не подкопались под его задницу. Долбодятлы не вышли из леса, чтобы его растоптать. Единственное, что с ним случилось скверного - что-то заныло в районе аппендикса. Но быстро перестало.

Первый ужас прошёл, и Пьеро смог рассмотреть обломинго как следует. И тут он наконец заметил, что птиц очень стар. Даже дряхл. Большая часть перьев вылезла, обнажая морщинистую сероватую кожу. Клюв был обломан и до половины покрыт чем-то белёсым - то ли грибком, то ли плесенью. От тела пахло тухлятиной, возрастом и нездоровьем. Ноги подрагивали: видимо, ходить и даже стоять ему было тяжело.

Страшные глаза обломинго выцвели. И смотрели не злобно, а равнодушно. Точнее - отстранённо. Так смотрят на что-то приевшееся и не вызывающее интереса.

Птиц не ответил. Видимо, он не умел говорить.

- Есть хочешь? - на всякий случай поинтересовался Пьеро.

Обломинго мотнул головой. Но как-то неуверенно.

В давно потухших глазах обломинго затеплилась искорка интереса. Птиц взял шоколад, с трудом раздавил его клювом и медленно протолкнул в горло. Видимо, шоколад ему понравился. Пьеро показалось, что он что-то почувствовал - тень удовлетворения, подобие благодарности.

Обломинго ещё немного постоял - вроде как собираясь с духом. И снова заглянул в глаза Пьеро. Со значением.

Пьеро решил, что это приглашение. Закрыл глаза, настроился и осторожно коснулся разума птицы. Заранее ужасаясь тому, что он в нём узрит и восчувствует.

Никаких особенных ужасов он не увидел. Разум обломинго был похож на мёртвую, иссохшую пустыню.

Обломинго был действительно стар. Жизнь давно перестала приносить ему удовольствие, а вот неудобств стало слишком много. Он давно бы прекратил всё это, но убить себя самому - скажем, заморить себя голодом или прыгнуть с кручи - мешали инстинкты. Птиц мог бы дать себя убить. Но все, кто способен был это сделать, при виде него удирали со всех ног. Обломинго просил Пьеро помочь ему завершить жизненный путь. Тихо. Быстро. И по возможности - безболезненно.

Пока Пьеро всё это осмысливал и переваривал, птиц резко повернулся, доковылял до заячьей туши и лёг на неё, раскинув крылья и вытянув шею.

Жест был достаточно красноречив. Но Пьеро было всё-таки боязно.

- Ты точно этого хочешь? - спросил он несколько менее спокойным голосом, чем ему хотелось бы.

- Ну тогда прощай, - вздохнул шахид, прикидывая, как всё сделать чисто. Наконец, достал свой клинок, перехватил поудобнее и одним ударом снёс обломинго голову. Тот сильно двинул крыльями, дёрнулся пару раз и затих.

В воздухе что-то изменилось. Стало как будто чище, светлее и прохладнее. Видимо, вероятностное поле обломинго всё-таки влияло. Но теперь оно развеялось.

Маленький шахид внезапно почувствовал, что у него озябли ноги. Он снова перебрался к костру - уже почти погасшему - и сел возле ямы.

Странно, но он чувствовал усталость, будто целый день таскал тяжести. Удивляться этому не было ни сил, ни желания. Вообще не хотелось ни о чём думать. Хотелось сидеть возле остывающих углей и думать о том, как же всё в мире устроено глупо и неправильно.

Пьеро повернулся и без особого удивления увидел давешнего бульдога. Видимо, тот вынюхал его след и подкрался. Наверняка и дружки его - носорог и мамонт - прятались где-то поблизости.

Он подумал, что сейчас придётся драться. Вот именно в тот момент, когда у него не было ну ни малейшего настроения махать руками-ногами и втыкать железо в мясо. Всё это было так муторно, так некстати.

На таких настроениях Пьеро пропустил пару драгоценных секунд. За это время пёс успел бы напасть - и, чего доброго, укусить.

Но бульдог не нападал. Он смотрел на мёртвую птицу.

- Ты убил обломинго? - пёс сказал это с каким-то благоговейным подвыванием.

Пьеро с опозданием вспомнил, что убийство обломинго в Стране Дураков считалось великим и святым деянием. Предъявление головы обломинго было достаточным основанием для соборного признания авторитетом.

- Да, я его убил, - признал он, не вдаваясь в подробности.

- Твоя удача очень велика, - сказал бульдог, почтительно склонив голову. - Наша удача мала. Три дня не можем никого поймать, три дня не ели сладкого мяса. Наши животы пусты. Мы хотим договориться с убийцей обломинго.

- Сначала скажи, кто вы, откуда и куда идёте, - решил он. - Присаживайся, - это он добавил, видя, как бульдог мнётся.

- Мы с фермы, далеко отсюда, - начал бульдог, пристраиваясь задом к остывающим углям. - Была хозяйка, блоха Митрофанна. Кормила нас и кусала. Пила кровь. Это была её еда. Мы боялись и слушались, пока кормили. Осенью пришли индюшки и забрали еду из амбаров. Митрофанна продала весь электорат, кроме нас. Она купила еды для нас, но мало. Зато кусать стала очень много. Потом пришли такие как ты. Хомосапые. Говорили, что в большом городе теперь принимают всех. Со всей Страны Дураков. Что там много доброй еды. Мы поверили. Мы ушли с фермы. Взяли с собой еду, но быстро кончилась. На дороге много существ. Стали охотиться на них. Сперва хорошо охотились, сладкое мясо. Потом охота стала плохая. Отведи нас в Город, где много доброй еды. Будем слушаться. Твоя удача, наша охота. Много сладкого мяса. Нам и тебе.

Пьеро посмотрел бульдогу в голову. Вроде бы тот говорил правду и не строил хитрых планов. Он был простым существом, этот пёс. Ему хотелось присоединиться к кому-то сильному. В Пьеро он увидел силу.

Маленький шахид подумал. Предложение было неожиданным, но интересным. Однако кое-какие акценты нужно было расставить сразу.

- Мы не пойдём в Город, - сказал Пьеро, подыскивая понятные бульдогу аргументы. - Туда идут все. Они съедят всю еду.

Это простое соображение на пса подействовало. Он даже зажмурился и вывалил язык - так напряжённо думал.

- Да, - наконец, сказал он. - Где много существ, мало еды. Зря ушли с фермы.

- Теперь уже ничего не поделаешь, - ответил Пьеро, пытаясь попасть в тон. - Я вас поведу к себе. По дороге будем охотиться. Пока я вам разрешаю поесть моего зайца. Веди своих друзей.

Через полтора часа Пьеро уже ехал - верхом на носороге. За ними следовал мамонт, нагруженный заячьей тушей. Часть её свисала у него изо рта: мамонт оказался всеядным, носорог тоже. Бульдог, сытый и довольный, шёл впереди, разнюхивая путь.

В сумке, где раньше был шоколад, лежала замотанная в тряпьё голова обломинго.

Действие пятьдесят второе. Портшез, или Буратина безобразничает, но пока что без особых последствий

О, как вы напоминали суку
этим поворотом головы,
взглядом через вскинутую руку...
Как противны, мерзки были вы.

В. Степанцов. Мужья, опус N 3 (Стихи без романа). - В: В. Степанцов. Тринадцатая любовь Марины. Сборник. - М.: ЭКСМО, 2003

Г. Р. Державин. На смерть князя Мещерского. - В: Г. Р. Державин. Полное собрание творений. Т. VI (первый полутом). - Бейджин, China Publishing Group, 2084

Реализация тентуры ::15 :: +44 : 00811, проксимальная ветвь. Большой приём-фуршет у Губернаторской Резиденции.
Город Дураков, Старо-Новая площадь, д.3.

Current mood: dirty/я всегда об этом думаю
Current music: Ozzy Osbourn - Tomorrow

Если не знаешь, что делать - делай то, что знаешь. А там, глядишь, и какое-то понимание прорисуется.

Ну например. Оказавшись, волею судеб, в абсолютно незнакомой местности - не рыпайся, не лупай глазами. А для начала займись-ка ты бытовухой.

Прежде всего: справь нужду. Не носи в себе ненужное. Избавься от лишнего. Заодно и обвыкнешься. Место, где ты оставил часть себя, - пусть не лучшую часть, - уже не совсем чужое.

Потом одежда, оружие и прочие дела. Всё проверь до пуговки. Если можешь переодеться в чистое - переоденься. Если нет - просушись. Всё поправь, подтяни, подгони. Да будет целью твоей амбиции точная пригонка амуниции. А то потом придётся бежать - а у тебя штаны расстегнулись или ранец болтается. Он тебе на спине кровавую мозоль натрёт, этот ранец. Тебе это надо?

Если есть возможность помыться - помойся. Или вылижись, если основа позволяет.

Потом наметь маршрут. В чисто поле не ходи. Ищи дорогу. Если есть дорога - по ней кто-то ходит. Или раньше ходил. И ты тоже придёшь. Куда-нибудь. А там - действуй по обстановке.

Примерно так и рассуждал Базилио, вынужденный взять на себя командование.

Для начала разобрались с тем, у кого что есть.

Из всех троих только Буратина был полностью одет. Правда, по-дурацки, но в незнакомой местности это было лучше, чем ничего. Курточка только запачкалась - но лиса, помуслив лапку, её почистила.

Алиса была совсем без одежды, если не считать розовеньких панталончиков, взявшихся непонятно откуда. Лиса этих панталончиков почему-то стеснялась, но снимать не хотела. Кот попытался в этом вопросе что-нибудь прояснить, но лиса только пожимала плечами и несла какую-то чепуху.

Кроме того, Алиса несла с собой - точнее, в себе - деньги, медицинские инструменты и лекарственные средства. Лиса всё это тщательно проверила и обнаружила недостачу нескольких ампул метилфенидата. Зато появился откуда-то огранёный синий камень - вероятно, сапфир. А может быть, опал или аметист: никто из троицы не разбирался в драгоценностях.

Что касается кота, на нём было что-то вроде кафтана с оборванными и обожжёнными полами. Кот смутно припоминал, что кафтан ему даровал какой-то Король, причём не тораборский. Что случилось с ним после этого, он и вовсе не помнил. Однако у одёжки были два глубоких кармана и множество мелких. Что делало нелепое одеяние практически полезным.

На котовых ногах болтались сапоги. Прочные, но ужасно неудобные - так что Баз решил от них избавиться. Потом передумал и попытался сделать из них шлёпанцы. У Алисы в тайнике нашёлся маленький скальпель, так что он сумел отодрать подошвы, а из голенищ нарезал ремешков. Присобачить их к подошвам помог Буратина - у него был какой-то суперклей, который прихватывал поверхности намертво. Однако закрепить ремешки на ноге оказалось делом невозможным. Буратина по простоте сердечной предложил их приклеить к ногам. Баз отказался, и - не без сожаления - поделку выкинул. От кафтана же он отпорол рукава - они мешались - и отрезал обожжённые и рваные края. Получилось что-то вроде жилетки.

Пока они всем этим занимались, Буратина ходил кругами и от скуки давил ногами воробьёв. Они сидели на кусках засохшей грязи. И не улетали, даже когда бамбук на них наступал. Правда, и раздавить воробья ни разу не удалось: они были какие-то упругие. Даже кочки грязи - и те пружинили.

Потом бамбук нашёл куст - такой же тощий и пыльный, как и всё здесь - с какими-то мелкими чёрными ягодками. Он попытался оторвать одну, но ягодка никак не отрывалась. Зато в пыли и грязи бамбук извозился вполне успешно.

Наконец, кот с лисой приготовления закончили. Базилио решил перейти для начала сломанный мост, потом обследовать окрестности, - для понимания обстановки, - а после этого приступить к поискам башни. В этом вопросе он возлагал надежды на местных жителей: должны же они, во-первых, быть, и, во-вторых, что-то знать.

По мосту Буратину пустили вперёд, лиса шла второй, кот замыкал. За мостом перестроились - кот пошёл первым, бамбук - последним.

Баз шёл молча. Размышляя по ходу, куда это их на этот раз занесло.

Пока что единственным приятным свойством этого места была хорошая погода. Здесь стояло то ли раннее лето, то ли не слишком поздняя осень. Жарко не было, но и холод тоже не доставал. По такому случаю кот отключил подогрев.

На этом плюсы кончались и начинались минусы.

Во-первых, Базилио не чувствовал тесла-зацеплений. Ни единого. Электрозависимого кота это очень нервировало.

Во-вторых, возникли трудности с гайзерским зрением. Например, весь тепловой диапазон куда-то пропал. В микроволнах что-то мелькало, но непонятно что.

В-третьих, в оптическом диапазоне местность тоже не радовала. Выражаясь поэтически, над ней витал дух мерзости и запустения. И не просто витал, а собою всё пропитывал.

Первого местного жителя они встретили возле полуразрушенной педобирской молельни. Это был тощий пёс, весь в репьях. Он лежал на куче мусора и мусолил высохший коровий мосол. Было видно, что он очень слаб и голоден. На путников он не обратил ни малейшего внимания.

- Й-извините, - попробовала лиса, - вы не подскажете, как нам пройти...

- Э-хе-хе... - только и сказал он и снова занялся сухой костью.

Кот настроил лазеры и попытался раскрошить косточку пикосекундником. Кость хрустнула, но не поддалась.

Простодушный Буратина подошёл к псу сзади и от души вмазал ему ногой по ободранной сраке.

Это возымело хоть какое-то действие: пёс лениво оглянулся - так, будто его укусила блоха.

- Ну и чё... - пробормотал он и снова занялся мослом.

Потом они наткнулись на двух коз, белую и серую, с драной шерстью на боках. Они лениво щипали пыльную траву на остатках газона, тряся огрызками хвостов.

- Что здесь происходит? - спросил кот у той, что была ближе.

Серая коза что-то услышала. Подняла голову. Базилио даже показалось, что она видит его.

- Б-э-э-э-э-да... - только и вымолвила она, и снова принялась за траву.

Дальше стало поживее. Следующая улица была освещена. Лампочки в фонарях, правда, еле светили - видимо, электричества подавали недостаточно. Зато на перекрёстке стоял самый настоящий полицейский бульдог: приземистый, в мундирчике, шляпе-треуголке и колючем ошейнике. Этот был откормлен до того, что мундирчик расстегнулся на пузе.

- Пррроходи! - покрикивал он на плетущихся мимо него существ, на вид голодных и шелудивых. - Не задерррживайся!

- Пррравее деррржи! - продолжал разоряться бульдог. - Кому говорррят!

- Начальничек выискался, - пробормотал кот. Подошёл, взял бульдога за брыли - и сильно, от души выкрутил.

- Где башня? - заорал он ему прямо в ухо. - Башня где?

Бульдог дёрнулся, глаза его приобрели выражение осмысленное - то есть испуганное.

- Резиденция господина губернатора по проспекту прямо, - сказал он и махнул рукой в направлении самой широкой улицы.

Кот отпустил пса, и тот немедленно принял прежний хозяеватый вид.

- К резиденции господина губернатора, - вздохнул кот. - Может, там кто знает.

Буратина тем временем подобрался к бульдогу и провёл ему пальцем по морде. Тот не отреагировал. Тогда бамбук разогнался и с разворота отвесил полицейскому шикарного пенделя. Пёс пошатнулся, но на ногах устоял. Доширак подумал и сшиб с него треуголку. Полицейский сам лично подбирать её не стал, а стопанул какого-то доходягу-келаврика и заставил его подобрать головной убор, почистить и водрузить на голову блюстителя порядка.

Базилио эта сцена не понравилась, так что он попытался треуголку поджечь. Поджечь не поджёг, но проделал в ней лазером большую дыру. Странно, но полицейский этого не заметил.

- Приветики! - раздалось из воздуха. - Ну как вы тут справляетесь?

В воздухе нарисовалась летучая мышь. Обеими лапками она держала ручку туго набитого пакета из плотной бумаги. На пакете было нарисовано что-то вроде зелёной клешни - и написано "Сделай мир чище".

- Я так подумала, - сказала она, - вы же тут, наверное, голодные? Ну вот я вам покушать принесла.

Устроились на лавочке, чудом уцелевшей посреди всеобщей разрухи. Летучая мышь достала из пакете газетку со странным названием "Лимонка" и расстелила её вдоль сиденья: лавочка была ну очень грязная. На неё же выгрузили снедь - хлеб, три пачки масла, рыбная нарезка, сыровяленая колбаса и банка маслин.

Всё это было уничтожено буквально за несколько минут. Изголодавшийся Буратина разом смолотил буханку хлеба, потом откусил половину масляной пачки и сожрал вместе с обёрткой. Рожа у него при этом сделалась необычайно счастливая. Галантный кот отдал лисе рыбу, а себе нарезал лазером колбасы и сделал большой бутерброд, каковой и умял с превеликим удовольствием. Мышь с интересом наблюдала за пиршеством, но сама ограничилась единственной маслинкой.

На самом дне пакета обнаружились два засохших пряника и несколько жестяных банок с надписью "Krušovice". Внутри оказалось холодное пиво. Даже Алиса не стала привередничать и баночку взяла. Кот выпил две и ещё парочку заныкал на потом. Остальное досталось бамбуку.

Наконец, все более или менее утолили голод. Кот открыл рот, чтобы задать первый вопрос.

- Давайте сразу расскажу, - предложила мышь. - Сейчас мы в будущем. В одном из его вариантов. Но он уже прописан в тентуре. Менять вы его не можете. Кроме всяких мелочей, в тентуре не указанных. Что из этого следует?

- М-м-м-м, - сказал кот. Лиса и Буратина и вовсе промолчали.

- А вот что. Любые действия, которые меняют генеральную линию... а, вы не техники... ну, в общем, если пытаетесь чего-то сделать, что влияет на ветвь... опять не то... как бы сказать-то понятнее...

- В общем так, - быстро закончила мышь. - Или ничего не получится, или останется без последствий. Так что здесь можно делать всё что хотите. Вообще всё. Ну вот совсем. Хоть срать на голову, хоть трахать в жопу. Если засунешь, - она в упор посмотрела на Буратину.

Бамбук похабно разулыбался. Кот нахмурился. Лиса почему-то смутилась.

- Где выход к башне, я точно не знаю, - продолжала мышь. - Думаю, в районе резиденции губернатора. Там сейчас, кстати, фуршет на открытом воздухе. Советую посмотреть. Вам понравится... наверное, - добавила она не вполне уверенно.

- А как мы выход к башне найдём? - перебил Базилио.

- Найдёте. Это уж вы сами, - сказала мышь и, не прощаясь, исчезла.

До резиденции пришлось идти где-то с полчаса. По мере продвижения света становилось больше - хотя, конечно, со старой Директорией это жалкое освещение и сравнивать-то было совестно. Появились экипажи, но больше было портшезов, таскаемых какими-то облезлыми обезьянами. Буратина от нечего делать открывал шторки портшезов и плевал в седоков. В конце концов он нарвался на льва, который его почему-то заметил. И рыкнул так, что деревяшкина как ветром сдуло.

Всё пространство было перегорожено железными заборчиками. За заборчиками стояли угрюмые бульдоги с дубинками и кольями.

Однако для путников грозные стражи порядка опасности не представляли. Кот легко перекинул себя через оградку: ни один бульдог и ухом не повёл. Лиса осторожно пролезла снизу - с тем же результатом. Буратина перелез с грохотом и звоном, а потом ещё и харкнул ближайшему постовому в выпученный глаз. Тот машинально вытерся и снова застыл.

За строем бульдогов стояли бультерьеры в длинных прямых пальто. Эти держали в руках странные устройства - нечто вроде коротких трубок с раструбами на конце. Приглядевшись, Базилио понял, что это пистоли. Причём не какие-нибудь редкостные керамические, а из самого настоящего железа. Кот сопоставил это с отсутствием тесла-зацеплений. И пришёл к выводу, что с электричеством тут проблемы всерьёз и надолго.

Дальше царило веселье. Горели в полную силу фонари, между которыми были расставлены столики с яствами. Мимо прогуливались нарядные существа разных основ, на ходу перекусывая и беря бокалы.

Буратина кинулся к ближайшему столу и, распихивая гуляк, попробовал ухватить блюдо с горячими закусками. Не получилось: блюдо будто приклеилось к столику. Тогда бамбук попытался зачерпнуть рукой из салатницы. Опять не вышло: масса упруго пружинила, Буратина только пальцы измазал майонезом. Обиженно обсосав их, он попытал счастья у другого столика, где раздавали ломтики горячей осетрины. Один из них ему удалось съесть, другие не давались, выскальзывали из пальцев. Видимо, они были предназначены тентурой для других едоков. С досады Буратина ухватил огромный недопитый бокал красного вина, стоящий на какой-то приступочке. Бокал легко отделился, но когда обрадованный бамбук уже открыл рот - внезапно треснул. Вино вылилось Буратине на курточку и штанишки. На курточке осталось пятно.

Деревяшкин понял, что на этом празднике жизни он чужой. С горя он наплевал в салатницу (на это никто не обратил внимания), помочился в кастрюлю с каким-то деликатесным супом (с тем же результатом), а потом принялся щипать, дёргать и даже бить гуляющих. Большинство из них вообще ничего не замечало. Некоторые в недоумении оглядывались или крутили головой. Одна жаботка Буратину даже заметила - и спросила его, почему он до сих пор не принёс ей анальную грелку. Видимо, она приняла его за официанта или слугу. Бамбук попытался выбить жаботке глаз, но безуспешно - только руку зашиб.

Тут он увидел, как пингвин в смокинге разливает всем желающим шампанское. Он тут же протырился и подставил ладошки. Это сработало: официант налил ему туда полбутылки. Бамбук выпил всё тремя глотками. Шампанское было, на его вкус, кислое - но всё-таки это было вино. Потом он увидел пару дроздов у столика: они что-то оживлённо обсуждали, поклёвывая маслинки из вазочки. Маслинки тоже оказались доступными. Рядом стоял полупустой графин с водкой, с которым тоже проблем не возникло. Похоже, для тентуры эти триста граммов принципиального значения не имели.

Водка после пива и шампанского ударила по деревянным мозгам как палка. Бамбук окончательно раскрепостился. Про Базилио и Алису он как-то призабыл. Зато вспомнил о словах летучей мыши насчёт ебли - и решил тут же апробировать идею на практике.

Первой жертвой похотливой деревяшки стала молоденькая зебра с блудливыми глазами. Она гуляла между столами, призывно покачивая бёдрами. Буратина отвёл её в сторонку, к скамеечке. Требовательно дёрнул за хвост. Зебра тут же опёрлась о скамеечку и расставила ножки. Видимо, быстрый секс была для зебры настолько обыденным делом, что даже тентура не считала это за событие. Зато деревяшкин остался доволен. Правда, в попу не получилось: очко зебры его почему-то не пропустило. Бамбук помянул тентуру нехорошими словами и пошёл искать кого-нибудь ещё.

Потом он оприходовал мышку-официантку - на сей раз именно в попу. Получил недурной минет от муравьедки, а потом ещё и выпил её кампари с апельсиновым соком. У пожилого зайца экспроприировал фляжку с коньяком, а самому зайцу надавал по щщам - тот только морщился и моргал. Из чувства внутреннего протеста нассал в карман официанту. В общем, резвился как мог - пока голова окончательно не затуманилась.

В конце концов он обнаружил себя в крытой колоннаде меж крыльев губернаторской резиденции. Он сидел на мозаичном полу возле фонтана и мотал головой. Ему было хорошо, покойно. Идти никуда не хотелось. Хотелось сидеть и мотать головой.

Мимо него шла странная троица. Очень толстый лис-бурбулис, важно подняв нос, медленно переставлял ноги в матерчатых тапочках. Под ручку с ним шла широкобёдрая лисица с необычайно спесивым выражением мосечки - ну до того спесивым, что где-то даже и сучьим. В свободной лапе у неё был цветок ночной фиалки.

С другой стороны держал лиса под локоток лоснящийся котяра в золотых очках. Этот раздобрел до того, что едва-едва лапами передвигал.

- Лавр Исаевич, дорогой, - кот заговорил так мягко, будто закатывал в уши медовые колобки, - вы в полной безопасности, среди друзей.

- Всё просто дивненько, - подтвердила лиса, - дивненько-чудненько... ты мой чудесненький Лаврушечка...

- Холодно мне, - пожаловался лис. - Хуёво мне. Все меня обман... обмуд... не докладывают, - с трудом закончил он.

- Ну что ты такое говоришь, пупсик, - лисица провела мягкой рукой по морде лиса, - всё тебе докладывают. Если холодно, давай купим тебе курточку... в твоём городе продаются знаменитые курточки на заячьем меху... и сахарные петушки...

Буратина почему-то вспомнил про куртку папы Карло. И сжал кулаки.

- Да-да, курточку, и ещё петушка на палочке, - подхватил кот. - Вы же выделите бюджетик на курточку и петушка, Лавр Исаевич? Мы же ещё не все государственные денежки потратили?

- Бюджетик... - пробормотал лис. - Бюж... детик... Для тебя, дорогая...

- На курточку, миленький. И на петушка, - мягко закруглила лиса. - Я люблю петушков. У них такие твёрдые палочки...

- Бюж... детик, - повторил бурбулис, и по поникшей морде его стекла слеза. - Все хотят... бдюж... жуб... денег, - наконец, сообразил он. - И не докладывают. Обманывают меня. А я ведь губел... гибер... гипер... натор... Просто я ни... ну... нездоров! Почему меня не лечат?

- Лавр Исаевич, вы в прекрасной форме, - заворковал кот. - Вы просто утомились от государственных дел.

"Лечат тебя, старичок, вовсю лечат" - злобно подумал Буратина. Как это часто случается с пьяными, ему захотелось справедливости.

Он подошёл и подёргал кота за усы. Потом дал затрещину. Потом сорвал очки и зашвырнул их подальше.

Кот заметил пропажу, поскрёб лапой по морде.

- Лизонька, - спросил он лису, - ты моих очёчков не видела?

Спесивая лисица посмотрела на него надменно.

- Какая я тебе Лизонька? - вопросила она. - Я сколько раз тебе говорила, чтобы ты называл меня Елизавета! Особенно при посторонних! - в этот момент она смотрела на Буратину, и, кажется, его видела.

- Где тут посторонние? - кот недовольно закрутил головой.

- Гм-гм, - лиса снова поднесла к носу фиалку и снова посмотрела на Буратину - а точнее, сквозь него. - Ну а если были бы?

Деревяшкин тем временем зашёл лисице за спину. По-хозяйски дёрнул её за хвост. К его удивлению, лисица тут же отодвинула его в сторону, давая доступ к телу. Чем Буратина тут же и воспользовался. Желая не лисьих прелестей, а праведного воздаяния для обманщицы и блядовки. Поэтому он засадил жёстко, чтоб продрало.

Но буратиний колышек зашёл неожиданно легко. Лиса оказалась мокренькой, готовенькой.

- Ой, кто это тут ко мне пристроился? - спросила она капризно и жеманно. - Боречка, ты, что ли? Орёл ты мой негнущийся!

- Ты с кем разговариваешь? - забеспокоился лис. - Ты опять кому-то намёки делаешь?

- Лазик, ну что ты, какие намёки? - рассердилась лиса, одновременно раздвигая ножки и чуть поднимая таз, чтобы Буратине было удобнее её еть.

Кот торжествующе ухмыльнулся. Было видно, что сцена доставляет ему удовольствие.

- Ну кто это? - лисица наконец повернула голову.

- А, это ты, дубинушка стоеросовая, - ласково сказала она. - Ну давай же, ухни!

Буратина понял, что его принимают за кого-то другого. Ему это не очень понравилось, но лиса приятно сжалась внутри, и он продолжил.

- Дубина? А? Какая дубина? - завертел головой лис. - Что тут про... при... твори...

- Ничего-ничего, обычные дела, too old, как говорят педведы, - кот как-то очень ловко обошёл бурбулиса и заслонил лису своей широкой спиною.

- Дурачок ты мой, - ласково простонала лиса. - Глубже, глубже!

- Дурачок... рачок... чок-чок... - бормотал бурбулис, тряся головой. - Совсем чок-чок я стал... Я же ещё недавно... что-то помнил... - он тихонько захныкал.

- Эй, нельзя ли побыстрее? - недовольным голосом сказала лиса и пару раз двинула задницей, указывая на желательный темп.

Буратину это требование почему-то возмутило. Он выдернул свой колышек, отошёл на шаг и со всей силы пнул лису под хвост - так что она полетела мордой на камень. Но тут же поднялась, отряхнулась... и лизнула кота в нос.

- Как хорошо, что ты сегодня позвал с нами Ракитушка, - проворковала она. - Я сначала думала, это Боречка... или Сёмочка... птички мои любимые... Но они не могут так жёстко завершать... а мне хотелось... спасидо, - лиса потёрлась о кота щекой.

Кот проглотил эту крайне сомнительную похвалу как ложку сметаны. По наетой морде расплылось сдобное, масляное самодовольство.

Буратина почувствовал себя оскорблённым в лучших чувствах. И в них же обманутым. Он хотел наказать гадкую лисицу - а получилось, что это она его использовала. И даже не за спасидо, а за просто так.

Это было ужжжасно несправедливо. И что самое ж-ж-ж - сделать с этим было ничего нельзя.

В этот момент к коту подбежал полицейский бульдог в простом синем мундире. Игнорируя лиса и лисицу, он начал что-то втолковывать коту.

Сердитый деревяшкин взял да и отвесил бульдогу пинка. Просто так.

Бульдог внезапно повернулся. Хуже того - Буратина понял, что тот его видит.

- Ты кто такой? Делаешь чего здесь? - спросил бульдог тихим, спокойным голосом. От которого у Буратины чебурашки по спине пробежали.

- Это непорядок, - сказал бульдог всё таким же тихим голосом. - Сейчас мы это поправим.

- Да я чего... я ж не знал... - залепетал он. Бамбук не знал, чего именно он не знал - но понимал, что дело именно в этом.

- Ты и не должен знать, - сказал бульдог и вытащил тесла-шокер.

Буратина отпрыгнул. Разряд щёлкнул мимо. Бульдог быстро выпустил второй. Бамбук успел пригнуться. Снова отпрыгнул. Ударился жопой о гранит. В отчаянии оглянулся. И увидел воду фонтана. В ней отражалось солнце, голубое небо и высокие арки с колоннами.

В другое время бамбук ещё долго соображал бы. А тут он просто прыгнул - с шумом, плеском и матом.

Бульдог подошёл к краю чаши. Почесал затылок, плюнул.

- Ходют тут всякие, - проворчал он. - Не тентура, а шопито какое-то блядское. Работать невозможно.

И вернулся к коту - который всё это время простоял в той же позе.

Действие пятьдесят третье. Обезбол, или Снова происходит именно то, чего и следовало ожидать

10000 лучших русских анекдотов. Сост. и предисл. Доры Бриллиант. - Иерусалим: Изд-во "ПалимпсестЪ", 1998

Никогда не поддавайтесь унынию - в особенности когда для этого есть все основания.

Аллу Зеф. Психология и эстетика. Сборник статей и фрагментов. - Genève: L"Age d"Homme (русская редакция), 2039.

13 января 313 года о.Х. Утро.
Институт Трансгенных Исследований, корпус Е-bis (общежитие персонала). 1-й наземный этаж, 52а.

Current mood: frustrated/ой-ё!
Сurrent music: ВИА "Пламя" - Не надо печалиться

Мир бывает добр, бывает злющ, скучн, но чаще всего - объят какой-нибудь бессмысленной истомой. Быть смелым, не запомнить зато, сколь дороже пшеница свинца, а хрусталь - винограда. В тиши вод, дубрав, в терпких усладах затонов и лодочных сараев зарождаются мышки со странными грёзами в заподмышечной части, где пробиваются волосёнки. Почему грудь маленькая и не растёт? Вероятно, это объясняется обычными причинами. А там, в стогах и на стогнах, выпасать артишоков и плевать оцелоту в носки, тем самым унизить - как флейту - его: не случайно ли? Вовсе нет! Ведь не каждая ласточка желает какого бы то ни было гондураса, а тот и не мечтает о том, что мог родиться камнем, на котором когда-либо воздвигнут покои предвечной силы. Душкой, заюшкой, гогоськой - вот кем стоит наслаждаться и быть; а кто просёк всё это и впрямь - того и баиньки.

Ни о чём таком не думала крыса Шушара, свернувшись на койке калачиком и спустив хвост на пол. Она вообще не думала, если под этим словом понимать сколько-нибудь сознательное размышление. Крыса сладко спала, поджав ножки и подёргивая замшевыми пяточками. Вся во власти влажных грёз, исконно-женских стремлений, желаний - она будто плыла в розовой волне. Только тихое, счастливое попискивание слетало с уст её, колыхало вибриссы.

Снилось ей самое прекрасное, что она только видела в жизни - Аузбухенцентр, учительскую комнату.

В ней собралися все, включая Льва Строфокамиловича. Было тесно, шумно и весело. Шушара в белом платье и перчатках по локоть держала в руке бокал шампанского. Гепа в чёрном таксидо, гордо подняв хвост, осторожно касался её выбритого локотка. Крыса чувствовала его волнение.

Во сне Шушары она уже давно была счастлива с Гепой. Но теперь они решились на следующий шаг - обзавестись потомством. Хромосомные наборы прекрасно соответствовали, ожидаемая экспрессия генов обещала симпатичных детёнышей крысиной основы, оттенённой шакалом с нотками козла и элефанта - да, и такое нашлось у Гепы в генном депо! Осталось только кончить да начать - ну то есть совокупиться и зачать.

Гепа собирался сделать всё тихо, по-домашнему. Но Шушаре хотелось праздника, да и обычаи своей основы соблюсти. Поэтому они решили собрать на зачатие друзей. И не прогадали: все пришли, принесли подарки, говорили тёплые слова.

- Очень, очень хорошо, - гудел Лев Строфокамилович. - Прекрасная инициатива... Педагогический коллектив в моём лице горячо одобряет...

- Ой, Шушечка, я за тебя так счастлива, так счастлива, - ласково шептала Евдокия Адамовна, вся в бежевом, с жемчугами в ушках.

Вежливый Лось был элегантно нетрезв. Пердимонокль в его рогах хаотически вспыхивал, как бы подчёркивая это.

- Да лобзает Гепа тебя лобзанием уст своих, - говорил он Шушаре, ощутимо покачиваясь, но всё же держась на ногах, - ибо ласки его слаще вина... Округление бёдер его... гм, это лишнее... как столп из слоновой кости... и запах от ноздрей, как от яб... ёб.. ик... В общем и целом проздр... пиздр... прзд... ляю...

Огуревич был краток: преподнёс набор тест-полосок для определения беременности и пожелал успешного оплодотворения.

Шушаре было сладко и щемяще-больно в груди - столько чувств в ней теснилось.

Кто-то подал Гепе бокал с белковым коктейлем, укрепляющим мужские силы. Тот лихо опрокинул его под радостные возгласы.

Тем временем друзья и подруги осторожно подвели крысу к стоящему посреди комнаты диванчику. Рядом предусмотрительно лежал дополнительный поролоновый валик, чтобы ей было что укусить в головокружительный миг оргазма.

- Ты, главное, расслабься, - советовала добрая волчиха, снимая с крысы платье. - У тебя точно овуляция? Температуру меряла?

- Меряла, меряла, - кивала Шушара. - Всё в порядке должно быть. А Гепа три дня терпел, не приставал, - не удержавшись, похвасталась она.

- Молодец какой! Я-то думала, Гепка - ну Гепка и Гепка, а он вот какой серьёзный прямо мужчина... Ты за него держись... Ой какая у тебя писечка красивая, прям как цветочек... Так бы и поцеловала!

Крыса смутилась и прикрыла интимное место хвостиком.

Гепа тем временем расстегнул брюки и извлёк своё достоинство. Все зааплодировали.

Шушара развернулась к публике, хвостик отодвинула. Ей похлопали тоже.

И миг настал. Гепа уверенно взял её за ягодицы и вошёл внутрь.

Внезапно тело Шушары пронзила острая боль. Член Гепы оказался холодным, твёрдым и острым. Он воткнулся ей во внутренности и начал больно колоть там внутри.

В комнате было всё по-прежнему. Горел ночник, на полу валялось одеяло. Никого не было.

Но боль не исчезла. Она стала даже сильнее. Что-то заполняло её изнутри, распирало, царапало внутренности.

Извернувшись, крыса увидела в своём лоне что-то мерзкое, дёргающееся. Она схватила это зубами за задний торец и с силой выдернула из своего тела.

Это был нос Буратины. Он отрастил залупу и шесть мясистых ножек, наподобие тараканьих. Ими он пытался цепляться крысе за шерсть. Из самой залупы текла мутная струйка скверной жидкости.

Внезапно захлестнувшая Шушару паника так же внезапно отступила. В голове стало тяжело и холодно.

Первым делом Шушара оторвала у носа ножки. Потом, как следует зажав гадкую вещь в кулаке, встала, включила большой свет. Достала из-под стола трёхлитровую банку из-под солёных помидоров, куда и бросила нос. Сверху на него она положила толстенный том Машковского. Включила плитку. И только после этого села на койку и разрыдалась.

Рыдала она, впрочем, недолго. Через пару минут она уже сидела с сухими глазами и думала о ситуации, в которую попала.

1. Гнусный нос, скорее всего, заразил её векторной проказой. Шанс не заразиться есть, но он малореален: нос успел в ней хорошенько пошуровать и всё там раскровить.

2. Это значит, что в ближайшем будущем и до конца жизни её ждёт много боли и страданий. Причём - без надежды на излечение.

3. Если сотрудники Института об этом узнают, её, скорее всего, отправят в бак с кислотой. Прав человека у неё нет, ценности как специалист она не представляет, а вот опасность - да.

4. Если об этом узнает Замза, он, скорее всего, от неё избавится. Больная и к тому же заразная услужающая - совсем не то, что ему нужно. Вероятнее всего, он её убьёт. Вряд ли сам, скорее уж - чужими руками. Руки - найдутся. У сверчка они длинные.

1. Необходимо скрывать свою болезнь настолько тщательно, насколько это вообще возможно.

2. Следует хорошенько припомнить, что делала лиса Алиса, чтобы снять боль - какие средства принимала, что себе колола. Потом - перепроверить это по справочникам и попробовать на собственной шкуре.

3. Вероятно, лекарства дорогие. Но она, Шушара, будучи сотрудником Института, может воровать их на работе. Следует узнать, где и как это можно делать с минимальным риском.

4. Об Аузбухенцентре придётся забыть навсегда. Отныне и до конца жизни она прикована к Институту.

1. В произошедшем с ней несчастье виноват сверчок Замза. Именно он заставил её держать у себя нос Буратины, поливать его и ухаживать за ним. Замза искалечил ей жизнь, и без того не шоколадную.

2. Сверчка следует наказать. Лучше всего - заразив векторной проказой его самого. Как вариант - сделать ему какую-нибудь гадость, сорвать какие-то планы и т.п. А потом всё-таки заразить: ведь он этого заслуживает.

3. Это нужно проделать так, чтобы Замза или не догадался, кто это сделал, или не смог отомстить. Как именно - об этом нужно как следует поразмыслить.

4. До этого момента придётся служить ему, скрывая как свою болезнь, так и свои намерения.

1. Нос Буратины нельзя уничтожать - это вызовет подозрения Замзы.

2. С другой стороны, оставлять его без наказания было бы как-то странно и даже противоестественно.

Плитка тем временем раскалилась. Шушара на неё плюнула. Зашипело.

Тогда она сняла с банки книгу, схватила дёргающийся нос, поднесла к плитке и прижала его малиновой залупой к раскалённой поверхности.

Нос содрогнулся так, кто крыса чуть не выпустила его из рук. Но всё-таки удержала. Приподняла над плиткой, дала остыть - и снова прижала к горячему. Запахло шашлыком и горелыми опилками.

Она занималась этим минут десять, пока нос не обмяк и не перестал содрогаться. Тогда она снова положила его в банку. Она была намерена проводить с ним подобные процедуры как можно чаще.

Потом позвала бэтмена и отправила его в город. Ей нужна была прочная клетка из мелкой сетки.

После этого она достала бумагу и карандаш, почесала нос и, поморщившись, написала: "П. 1. Что-нть обезбол".

Действие пятьдесят четвёртое. Бася, или Алиса исчезает

Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло травой забвенья?..

А. С. Пушкин. Руслан и Людмила. - М.: Лабиринт, 2013.

Я не так страшна, чтоб просто
Убивать; не так проста я,
Чтоб не знать, как жизнь страшна.

А. Блок. Анне Ахматовой. - В: А. Блок. Избранные стихотворения. - Саратов: Десятая Муза. - 2010.

Current mood: nervous/нервическое
Current music: В. Высоцкий - Я когда-то умру

Было пусто, голо, сверху нависала башня - огромной дубиною, которая вот-вот ударит. И всё разобьёт, разъебашит.

По бокам можно было разглядеть полоски неба. С одной стороны оно было ярко-синим, с другой - чёрным, со звёздочками. Ниже неба сразу начиналось ничто. Оно было лиловатым с тёмными разводами, которые медленно стекали вниз, как помои со стенки. Смотреть на ничто не хотелось. Лиса попыталась было удержать взгляд, и у неё тут же заболела голова.

Само местечко под башней выглядела крайне непрезентабельно. Это был какой-то неродящий пустырь, где валялись битые горшки, рваные башмаки, дырявые калоши и тряпки. Посреди всего этого находилась огромная и очень грязная лужа, в которой лежало поломанное тележное колесо. На колесе сидела ворона. Лисе она показалась смутно знакомой. Она даже сказала ей "й-извините", но птица молча отвернулась - видимо, не была настроена общаться.

Радовало одно - не было косточек, черепов и тому подобного. Похоже, здесь давно уже никто не отдавал Дочке душу.

Зашипело, плеснуло водой, и откуда-то из воздуха вывалился Базилио, весь мокрый. Он отпружинил руками, вскочил и брезгливо отряхнулся. Вода полетела во все стороны. Лиса ойкнула.

- Ну что, все на месте? - спросил кот таким тоном, как будто это он тут сидел и ждал, пока другие прибудут.

- Вроде да, - сказала лиса. - Буратина куда-то делся, - с беспокойством добавила она, вертя головой.

- Да тута я! Отлить мне надо! - из-за кучи мусора показалась буратинья башка.

Кот махнул рукой - дескать, давай-давай, не отвлекайся.

- Й-извини, - сказала лиса, жадно глядя на банку с пивом, торчащую у кота из кармана. - У меня что-то во рту пересохло.

Кот молча отдал ей банку и принялся шариться по карманам. Наконец, он нашёл монетку, проверил - в микроволнах она светилась фиолетовым.

- Ну, кажется, всё в порядке, - сообщил он. - Теперь копаем.

- А можно я свои деньги тоже закопаю? - внезапно спросил Буратина. Он уже справил нужду и теперь с интересом наблюдал за происходящим.

- Деньги? - не поняла лиса. - Откуда у тебя деньги?

- Карабас дал, - похвастался Буратина. - Я их за щекой держу. Вот, - он сплюнул в ладонь золото.

- Ну как... Я так понял, та монета какой-то особенной сделается? И стоить будет кучу денег?

- Что-то вроде того, - сказал Баз, не желая вдаваться в подробности.

- А вдруг и мои тоже такими сделаются? - спросил деревяшкин с надеждой в голосе.

- А почём вы знаете? - хитренько прищурился Буратина. - Жалко, что ли?

- Не жалко, - решил Базилио. - Но тогда копать будешь ты.

- А то как же! - деревяшкин посмотрел на кота с недоумением. Как можно оставлять материальные ценности без присмотра, ему было решительно непонятно.

С хлопком появилась летучая мышь - и опять с грузом. На сей раз это была холщовая сумка, из которой торчала деревянная ручка.

- Добрались-добрались? - спросила она без интереса, для порядка. - Вот вам ещё ништяков.

В сумке оказалась сапёрная лопатка, маленький увесистый пакет с надписью "Соль пищевая" и пакет большой, блестящий, наполненный чем-то лёгким и сладко пахнущим.

Кот попробовал. Ему не понравилось. Лиса осторожно взяла кусочек, понюхала, но есть не стала. Буратина же, не чинясь, набил себе рот и шумно, с хрустом прожевал. После чего сграбастал пакет и спрятал за спину.

- Монету солить, - объяснила мышь. - Хлорид натрия в силу особенностей кристаллической структуры способствует концентрации вероятностных полей... хотя это всё бред, конечно. Просто есть традиция - если закапываешь чего на Поле Чудес, надо посолить. Некоторые ещё и перчат. Но это, я считаю, декадентство какое-то.

- Ну-у-у, - протянула мышь. - Наверное, есть какая-то. Главное, вреда никакого.

Буратина ухватил сапёрную лопатку и принялся копать.

- Я отойду, - сказала лиса и пошла туда же, где только что побывал бамбук.

- Ну вот и всё, - сказала летучая мышь коту. - Тоже отойдём на минуточку. У меня к тебе личный разговор.

Они зашли за другую мусорную кучу. Оттуда было хорошо видно сползающее вниз ничто. От этого вида у кота началось головокружение, и он открутил зрение в длинные волны.

Летучая мышь села ему на плечо. Она оказалась неожиданно тёплой и странно мягкой.

- Ну, прощай, котик, - сказала она грустно. - Дальше сам. Я бы помогла, но меня тентура не пустит. Я и так её напрягла.

- Теперь можешь мне задать вопрос. Один. Любой, - предложила мышь. - Если смогу - отвечу.

- А, ты об этом... Алхаз Булатович Мультимедиев, - ответила мышь. - Этот тип живёт в эфире. Помнишь эфир? Ты в нём бывал. Помнишь? Я тебя оттуда еле вытащила. Чуть яйца тебе не прокусила.

- Вообще-то Бася, - сказала летучая мышь. - Хася - это чтоб не догадались.

- Чего не догадались? - кот спросил совершенно механически, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Сложными и неоднозначными.

- Неважно, - мышь издала звук, похожий на нервный зевок. - И за упырьский диалект извини, конечно. Я иногда лишнее болтаю, а упырячей мовою ничого розумного сказаты неможлыво. Тако вже вона влаштована.

- Ты вообще кто? - задал он напрашивающийся вопрос.

- Как бы тебе объяснить-то... - протянула летучая мышь. - Ты же христианин? - спросила она.

- Верую в господа нашего Иисуса Христа, - начал было кот.

- Да поняла я, поняла. Веруй, пожалуйста. Просто с вами разговаривать сложно. Вы на некоторые слова бурно реагируете. В общем, давай так скажу. Я - древнее и неприкосновенное существо. Очень древнее. И достаточно неприкосновенное.

- Для того, чтобы на местные расклады плевать с высокой колокольни. В гробу я видала и масонов этих ваших недоделанных, и техников, и прочую гидоту. А уж местные власти я неистово вертела на одном предмете. Которого у меня нет, но ты мне очень охотно ссужал. Урчал даже. Помнишь?

- Возможности у меня большие, - продолжала Хася-Бася, - а делать особо-то и нечего. Вот, развлекаюсь как могу. В основном насчёт мужиков. Ну люблю я мужчин, люблю! Ну баба я, баба! Вот и с тобой тоже в кошки-мышки поиграла. Нравился ты мне, Баз. Только не любил ты меня. Хер мне отдал, а сердце - нет. А нахер мне хер без сердца? Я так не играю.

- Ш-ш-ш-ш! - мышь вцепилась в плечо кота коготками. - Скажи спасибо, что живой, - сердито закончила она. - Ладно, чего уж теперь-то... Алису береги. А то она... - мышь чуть запнулась, - глупостей всяких наделает. Из благородных побуждений.

- Да хорошая она у тебя, хорошая, - Хася, видимо, истолковало котовое молчание как-то по-своему, - вот только... Как бы сказать-то? В общем, к благородным побуждениям нужно благородное образование и благородное воспитание. А вы тут все ужасно невоспитанные. Но ты не переживай. Будет вам и белка, будет и свисток.

- Прости, поговорка такая... Ладно, не суть. Я чего сказать хотела-то. Сейчас в тентуре нехорошая петля намечается. Поэтому ты сегодня с лисы своей глаз не спускай. Всё время будь рядом. Даже если злиться будет и тебя гнать. Ничего, перетерпит. Иначе я ни за что не ручаюсь.

- Не знаю! - летучая мышь недовольно шевельнулась на плече. - Но уж точно - ничего хорошего. Ладно, всё, у меня ещё Тарзан недоенный. Бывай здоров.

Кот вернулся и увидел, как Буратина закапывает ямку. Рядом стояла лиса и пыталась что-то сделать со сломанным стулом. Видимо, она нашла его среди прочего барахла.

- Да не надо, - говорил бамбук, - я на кортах посижу.

Лиса шипела сквозь зубы, но усилий своих не прекращала.

Базилио молча отобрал у неё стул и осмотрел. Выяснилось, что у него сломана ножка. Кот притащил подходящий чурбачок и им стул подпёр. Буратина попытался на него сесть, заёрзал и тут же свалился. После чего уверенно и плотно уселся на корточки и поставил перед собой пакет с попкорном. Всем своим видом показывая, что он тут всерьёз и надолго, и с места своего не сойдёт.

Кот и лиса несколько раз обошли пустырь. Доходили до самой его границы, где начиналось ничто. Вблизи оно выглядело ещё хуже, чем издаля: при попытке что-то рассмотреть мутилось в глазах и отчаянно болел затылок. Кот попытался смотреть через ничто в разных диапазонах, но везде видел одно и то же.

Потом они пошли к основанию башни. Оно глубоко ушло в землю, откуда торчали обломки колоннады. Кот сунулся было внутрь, но оттуда внезапно ударило вонью - будто больной бегемот взбзднул. Лиса сморщила носик, коту тоже стало неинтересно.

Странно, но лиса с каждым часом всё больше нервничала. Разговаривать она не хотела, а когда Баз попытался её коснуться - отодвинула его руку. На все расспросы она отвечала односложно и явно тяготилась его обществом.

- Й-извини. Мне нужно побыть одной. Пожалуйста, не ходи за мной как хвостик.

- Тут опасно, - упёрся кот. - Извини, но я буду тебя охранять.

Лиса подняла на него глаза, полные муки и злости.

- Идиот, - прошипела она. - Оставь меня в покое! Мне очень надо!

- Нет, - сказал кот, весь такой преисполненный ответственности и чувства долга. - Когда мы вернёмся, можешь делать что хочешь. Хоть брось меня совсем. Но здесь я за тебя отвечаю. Тебе нельзя оставаться одной. Это не обсуждается.

Алиса заплакала. У кота заболело сердце, но он скорчил самую суровую физиономию, какую только смог изобразить.

После этого лиса перестала с ним разговаривать вообще. Кот попытался было что-то выяснить, но та только шипела сквозь зубы, всем своим видом показывая, до чего ей тягостно его общество.

В конце концов она заявила, что ей нужно справить нужду, и ушла за ближайшую мусорную кучу. Последовать за ней в такой ситуации у кота не хватило духу. Он ограничился тем, что перевёл зрение в рентген.

Он видел лёгкий лисий скелетик, который присел за кучей и поднял хвост - в рентгене он различал каждый позвонок. Коту стало неловко за своё шпионство и он вернул зрение в оптику.

Через пять минут лиса из-за кучи не вышла. Рентген показал, что за мусором её нет.

После полуторачасовых поисков коту пришлось признать крайне неприятный факт: Алиса исчезла.

Действие пятьдесят пятое. Бариста, или Интеллектуал проникается интересами отечества и совершает непростой, но глубоко осознанный выбор

Все соображения религии, морали, права, исторический опыт и даже научные истины - ничто, когда речь идёт о политической целесообразности. Если политически целесообразно признать за истину явную и очевидную нелепость, её следует признать таковой - по крайней мере до тех пор, пока не минует необходимость в этом.

И.Б. Чубайс. Уроки Макиавелли. - В: Современные философские исследования. Сборник статей. - М., Прометей, 1992.

Как на Киевском вокзале
Хуй поймали без волос.
Пока волосы искали,
Он на яйцах уполоз.

Русской фольклор. Частухи, нескладухи, присловья, страдания, прибаутки, матяни, елдышки, похабели, перегуды и переплясы. Сост. Дора Бриллиант. - Иерусалим: Изд-во "ПалимпсестЪ", 1998.

8 января 313 года о.Х. Вечернее время.
ООО "Хемуль", г. Дебет. Проспект возлюбленной вриогидры Морры.

Current mood: ditzy/рассеянное
Сurrent music: Георгий Свиридов - Время, вперёд!

Учёный хемуль, астроном Йофан Кшиштоф Дариуш Пшибышевский тащился вдоль проспекта, помавая зонтом. Даже и не думая о смерти - которая меж тем приближалась к нему. Цок-цок-цок, приближалась.

Пшибышевский и о себе-то не думал. Окружающий мир его интересовал ещё того менее. Профессор не видел - то есть не замечал - ни стремительного бега пешеходов, ни закрывающихся окон, ни многочисленных дверей, захлопывающихся перед самым рылом его. Всё это Пшибышевского не волновало, ибо все волненья его были о делах небесных. Нет-нет, небо зримое - низкое, серое, душное, нависшее над Дебетом, как утюг над неглаженной блузкой - его не интересовало. Профессор мыслил о небе небесном, идеально чёрном, в коем двигались и вращались совершенные сферы, сиречь небесные тела.

Профессор Пшибышевский был энтузиастом своего дела. А как иначе-то? Произведённый на свет краковской калушей, он родился с кучей астрономических знаний. Впрочем, большая их часть не имела практической ценности. Например, знания о квантовой гравитации или керр-ньюмановское решение уравнений Эйнштейна ему ни разу не понадобились. Зато самые простые знания об орбитах планет Солнечной системы и периодах обращения позволили ему удачно предсказать солнечное затмение - он ошибся всего на четыре часа. Это принесло ему определённую известность. Две популярные книжки о Солнечной системе - как ни странно, профессор умел писать просто и увлекательно - добавили к известности кое-какие средства, вырученные от продаж. Жил профессор скромно, так что этих средств - вкупе с университетской зарплаткой - ему хватало.

Два года назад возлюбленная вриогидра Морра подписала указ о создании при Университете кафедры астрономии, заведование которой поручили Пшибышевскому. Это, в свою очередь, вполне насытило его тщеславие. И он больше не желал от жизни ничего, если б не...

Откуда-то выскочил опоссум с перекошенной от страха мордкой. Толкнул профессора, не извинился. И унёсся прочь, сверкая розовыми пяточками.

Но профессор не увидел розовых пяточек. И не задался вопросом, куда бежит опоссум и от кого он бежит. Он мыслил о движении Луны. И не бесстрастно, как подобало бы астроному. Нет! Его мысли были полны горечи и гнева.

Как же так? - думал он. - Ну как же можно пронаблюдать тонкости соединения лунного диска с неподвижными звёздами, работая с примитивной оптической трубой, дающей всего лишь десятикратное увеличение? И чего стоило ему, - доктору физико-математических наук! профессору! заведующему кафедрой астрономии Дебетского Университета! многоуважаемому и высокополезному существу! - добыть хотя бы этот жалкий инструмент! А главное - получить на него разрешение! И всё из-за идиотской, никчёмной, ничтожной бюрократической мелочи! Которая оказалась препятствием неодолимой силы...

Проспект Морры тем временем полностью опустел. Единственным живым существом на нём, помимо самого профессора, остался бэтмен с перебитым крылом, который прыгал на мостовой, жалобно попискивая. Пшибышевский чуть было не наступил на него. Бэтмен вовремя отпрыгнул, потом возмущённо клюнул интеллектуала в пятку. Тот и не заметил.

С треском захлопнулись ставни над головой. Пшибышевский вздрогнул, но чисто рефлекторно: происходящее не доходило до его сознания. Как и зловещее цок-цок-цок за спиной.

В то утро вриогидра была не в духе. Собственно, в духе она не была с того самого дня, когда потеряла голос. Но в последние дни она была крайне раздражена: поражённое горло начало издавать хрипы при дыхании. Это выводило Морру из себя. Взгляд её косил косой и жёг напалмом. Даже Березовский чуть было не отсох от своей берёзоньки. Так что теперь Морра общалась с ним через слуховую дырочку в стене. Прислугу приходилось менять каждый день, а то и чаще: несмотря на все меры предосторожности, не всякий услужающий доживал до ужина.

Высокую фигуру - профессор Пшибышевский был в почтенном возрасте и успел вырасти до метра девяноста пяти, хотя привычка сутулиться отнимала у него сантиметров десять - Морра приметила ещё в начале проспекта, через маленькое окошечко спереди. Никакой жалости к зазевавшемуся прохожему она не почувствовала, нет. Напротив, она решила, что её перестали бояться. Это была неправда, и неправда совершеннейшая - вообще-то все в ужасе трепетали. Однако разубеждать вриогидру было некому. Так что Алла Бедросовна решила подъехать поближе. А там напрячься и уложить наглеца на мостовую секунды за полторы. Чтобы все понимали: старенькая Алла Бедросовна ещё на что-то годна.

Ей так понравилась эта идея, что она прикрыла глаза, мечтательно улыбаясь. А когда открыла снова, старого хемуля не было. Вот он только что маячил в окошке - и оппаньки!

Морра остановила потаскунчиков. Вышла, огляделась. Улица была пуста; о даже нет - она была пустынна, как улица в стихах Александра Б. (или Бориса Р.). Если кто и гулял по ней, так только лёгкий ветерок. Старый хемуль, маячивший впереди, пропал, будто сквозь землю провалился.

Нам доселе неизвестно, что подумала в итоге Морра. А вот профессор Пшибышевский был в шоке. Настолько, насколько астроном вообще может быть в шоке. Поскольку он и вправду сквозь землю провалился, да.

Было так. Размышляя, он уронил зонтик. И только нагнулся поднять его, как асфальт внезапно вздыбился, что-то схватило его за ногу, потом был рывок вниз, удар, звон, шмяк, треск, брык, боль, страх, крик, бульк, сдавленное мычание, и наконец спокойный вежливый голос:

Тут зажёгся свет. Если, конечно, тусклое мерцание слабенькой лампочки можно назвать этим словом.

Профессор для начала осмотрел себя. Его юбка - совсем новая - порвалася, а на боку темнело мокрое пятно. Ноги были грязными, руки - увы, тоже. Зонт куда-то пропал.

Констатировав всё это, он осмотрел помещение. Судя по обстановке, он попал - или упал, или его уронили - в заброшенный канализационный коллектор. Это был небольшой бетонный короб, по дну которого проходила глубокая канава. С обеих сторон чернели отверстия труб. Третье чёрное отверстие, побольше, по форме напоминающее дверь, вело неизвестно куда.

- Добра и здоровья, - повторил тот же голос, на этот раз с оттенком раздражения.

- Точно сказать не могу, - ответил профессор. - Я вас не вижу.

- Скобейда, совсем забыл, - с досадой сказал голос. - Сейчас.

В стене прорисовался силуэт какого-то существа. Видно было, что у него вытянутая морда и четыре конечности. Потом существо отлепилось от стены и стало ясно, что это что-то вроде аллигатора. В образ не вписывались только глаза - она были ну очень большими и выпуклыми.

- Теперь нормально? - осведомилось существо, встряхиваясь.

- Не очень-то, - сказал астроном. Я шёл по своим делам и вдруг... Зачем я здесь?

- Давайте по порядку, - сказало существо. - Вы здесь, потому что я вас затащил в канализационный люк. Вообще-то я рассчитывал на более изящный сценарий. У вас есть привычка нарочно наступать на канализационные люки. Так? Не смущайтесь, в этом нет ничего плохого.

Профессор, разумеется, смутился. Привычка у него и впрямь была: ему почему-то казалось, что это приносит удачу. Разумеется, это было совершенно антинаучно.

- Ну и вот, люк там был единственный. Вы бы на него наступили и аккуратненько провалились. Но вы были так заняты своими мыслями, что не замечали ничего. А также и того, что на проспекте никого нет. И вот-вот появится карета с вриогидрой. От которой вас и пришлось срочно спасать. К счастью, вы близко подошли. Ну да чего уж теперь-то. Хорошо то, что хорошо кончается.

- Кончается? - старый хемуль задал этот вопрос немножко нервно.

- Скорее, начинается. Хочу сделать вам предложение. Точнее, мы хотим сделать.

- Я объясню. Но в более комфортной обстановке. Поднимемся наверх, там и поговорим. Нет-нет, возражения не принимаются. Давайте-ка давайте-ка... вот сюда... Осторожнее, здесь ступенька.

Они вошли в чёрный провал и поднялись по лестнице вверх. И попали в маленькое запертое помещение, к тому же тёмное. Хемуль, стараясь не задеть головой низкий потолок, потряс дверь за ручку. Та оказалась запертой.

- Да подождите вы. Сейчас открою, - недовольно сказал собеседник, после чего растворился в темноте.

Минуты через две с другой стороны послышалось позвякивание и дверь отворилась. Там стоял всё тот же аллигатор.

- Как это вы так? - уважительно спросил хемуль.

- Ничего особенного. Просочился под дверью, хорошо хоть глаза пролезли, - небрежно сказал незнакомец. Но по тону чувствовалось, что реакция старика ему приятна.

Они прошли через какие-то помещения, после чего неожиданно очутились в небольшом кафе. Посетителей не было - видимо, ещё не успели набежать после проезда вриогидры.

Из подсобки вышел бариста: молодой бурундук с ярко выраженной енотовидностью и лёгкой сурепчатостью на морде. Увидев двух посетителей и переведя взгляд на запертую дверь, он слегка удивился. Однако небрежно брошенный на прилавок соверен - неизвестный извлёк его, кажется, из предплечья - подействовал самым благотворным образом: всё удивление с бурундучьей мордахи как ветром сдуло. Он тут же предложил уважаемым гостям фирменный латте с кленовым сиропом. Профессор Пшибышевский предложение принял и даже попросил добавить в чашку немножечко коньяку. Аллигатор же потребовал три двойных ристретто без сахара, причём не абы каких, а непременно смесь арабики, робусты и харари, и чтобы их подносили по мере выпивания предыдущей чашки. Бариста посмотрел на него почтительно и пообещал, что всё исполнит в лучшем виде. В качестве дополнительной любезности он отвёл профессора в туалетную комнату, где тот смог наконец помыть руки и ноги.

- Ну, может быть, вы теперь мне что-то объясните, - буркнул профессор Пшибышевский, получив свой латте и устроившись за столиком.

- Охотно, - сказал незнакомец. - Для начала познакомимся. Вас я знаю. Меня зовут Анонимус. У меня редкая основа. Мимокрокодил.

- Мицелий модифицируемый, - расшифровал Анонимус.

- То есть вы, некоторым образом, гриб? - уточнил Пшибышевский.

- Колония грибов-симбионтов, заполированная медузой и хамелеоном, - вежливо объяснил Анонимус, отхлёбывая кофе из крошечной чашечки. - Моё тело состоит из септированных гиф, если это вам о чём-то говорит. За исключением глаз и зубов. Зубы, правда, не мои, - добавил он без дальнейших уточнений.

- Гм, а крокодил-то почему? - не понял профессор.

- Личный выбор. Понимаете ли, таким, как я, всё-таки желательно иметь какую-то постоянную форму. С которой удобно управляться. Ходить, шевелить пальцами, вот это вот всё. Я перепробовал разные варианты. И выбрал крокодила. Мне уютнее в крокодиле. Надеюсь, я не задел ваши хемульские чувства? Ваша раса вызывает у меня самое глубокое уважение, - церемонно сказал Анонимус, отпивая кофе.

- Так себе у нас раса, - хемуль махнул рукой. - А вы, извиняюсь, какого происхождения? Ну, в смысле...

- Изделие, - мимокрокодил прикончил чашечку одним глотком. - Меня разработали в Директории. В качестве биологического средства для мытья окон. Ну, подразумевалось, что я буду ползать по стеклу, выделять жидкость и счищать грязь. Немного переборщили с интеллектом. Я саморазвился и решил, что способен на большее. И одной прекрасной ночью уполз из лаборатории. Просочился через канализацию на десяток... гм, километров. Прожил в коллекторе какое-то время. Для грибов там очень хорошие условия. Когда научился принимать разные формы... что-то у меня уже мемуары пошли. В общем, много чего было. Теперь работаю в Хемуле.

- Кем работаете? - профессор попробовал наконец латте. Ему понравилось.

- Ну вы же интеллектуал! Я могу просачиваться под дверь, сливаться с фоном до состояния полной невидимости и много чего ещё. При этом отличаюсь умом и сообразительностью. Какая у меня может быть работа при таких-то данных, скажите на милость?

- В общих чертах понятно, - сказал он. - В таком случае: на кого вы работаете?

- Вот это уже осмысленный вопрос. Скажем так - я работаю на Хемуль. То есть на истинных патриотов нашего домена. Которые много сделали для его развития и процветания. И которым очень не нравится, что их используют втёмную.

- Сейчас поймёте. Вот близкий вам пример. Вы хотите устроить при Университете обсерваторию?

- Скажете тоже, обсерваторию! Хотя бы один нормальный телескоп, - пожаловался профессор. - О рефлекторе я и не мечтаю. Но хотя бы рефрактор! Хаттифнатты делают отличные линзы...

- Хотя стекло закупают у поняш, - добавил Анонимус. - Но вы правы: линзы они шлифовать умеют. Очки делают хорошие, бинокли. Они вполне могли бы соорудить простейший телескоп по кеплеровской схеме. Но вам не разрешили. Почему?

- Потому что какой-то кретин... - с возмущением начал профессор.

- Давайте безоценочно. Я знаком с ситуацией. Некто составлял список неконвенционального оружия и аксессуаров. В частности, туда были внесены арбалеты. А также оптические прицелы к ним - потому что это часть арбалета. Телескоп отличается от оптического прицела только размерами...

- Это не так! - взвился профессор. - Во-первых, разница в назначении совершенно очевидна...

- Да-да. Но проклятые бюрократы её во внимание не приняли, так? Вы пытались жаловаться. Через доверенных лиц. И столкнулись с непониманием. Даже нежеланием заниматься вашей проблемой. С вас бы сталось дойти до Морры. Даже ценой здоровья. Но наша возлюбленная вриогидра с некоторых пор никого не принимает. Письменное обращение вы написали?

- Кстати, могло бы сработать. Именно сейчас. Морра кое с кем поссорилась.

- Вы слышали о такой организации - Ха"брат Церех Аур Бохер? - профессору показалось, что Анонимус прищурился. - Она же - Братство?

- Что-то слышал. Конспирология всё это, - решительно сказал профессор. - Я учёный. Наука оперирует проверяемыми фактами. Все эти тайные организации - из области фантазий.

- В том-то и состоит ваша слабость, - наставительно сказал Анонимус. - Спасидо, - вежливо сказал он, получив ещё один ристретто. - Всё-таки отменный у них кофе... Да, о конспирологии. Вы, учёные, привыкли к тому, что объект познания вам не сопротивляется. В смысле, не мешает себя познавать. Поэтому в движении звёзд вы разбираетесь, а что у вас под носом творится - не видите. Вам ещё чашечку заказать?

- Спасидо, не хочу... Я категорически не согласен с вашей точкой зрения. Но, допустим, в качестве гипотезы, что вы правы. Так что вы мне сказать-то хотите? Что тайная организация препятствует мне заказать телескоп? Вы хоть понимаете, как это звучит?

- Не всё так просто. Видите ли, власть Братства довольно тесно связана с делами небесными. Если точнее - происходящими на земной орбите. Например, там находятся камни Оковы. И, похоже, не только они. Невооружённым глазом этого всего не видно... почти. Ваша десятикратная труба уже нервирует. А желание приобрести настоящий телескоп с большой светосилой - тем более. Это позволит рассматривать мелкие объекты на орбите.

- И что это даст? - профессор скептически хмыкнул. - Какие страшные тайны мне откроются?

- Скоро узнаем, - серьёзно сказал Анонимус. - Мы, патриоты Хемуля, хотим помочь в ваших исследованиях. Если вы пойдёте нам навстречу.

- Подождите... - профессор оттянул нижнюю губу. - Все ваши рассуждения опровергаются одним-единственным фактом. В Директории есть обсерватория. Насколько я помню, в их распоряжении два рефлектора. Настоящих дохомокостных, между прочим. С диаметрами зеркал...

- Два и восемь и два и четыре, - подсказал Анонимус. - Как видите, я в курсе. Отвечаю на вопрос. Обсерватория бывшей Директории полностью контролируется Братством.

- Типичные отговорки конспирологов, - насупился Пшибышевский. - Так можно объяснить всё, что угодно.

- А что делать, дорогой профессор, если всё так оно и есть? Но я не об этом. Видите ли. Недавно в ненаселённой зоне была найдена старинная обсерватория. Бо́льшая часть оборудования не работает, конечно. Но оптика в отличном состоянии. Древние материалы не поддаются разрушению, знаете? Так вот. Там нашли рефлектор. Диаметр зеркала - три метра десять сантиметров. Транспортировка, к сожалению, невозможна. Но вам же не принципиально, где жить? Мы там всё оборудуем. Фактически, нужно только убрать сгоревшую электронику и наладить движущиеся части. Наши специалисты работают над этим. Очень скоро мы всё починим. Кстати, там есть тесла-зацепление. Слабенькое, полчаса в сутки. Но мы привезём туда самый большой аккумулятор, который только можно купить за деньги. И о деньгах: вам назначен дополнительный пенсион. Сто пятьдесят соверенов в месяц. Расходы на электорат оплатим отдельно. Вы довольны?

- Всё это очень хорошо, - протянул профессор. - Даже слишком хорошо. Что вы хотите взамен?

- О, ничего особенного. Одну маленькую любезность.

- Так-так-так, - профессор забарабанил пальцами по столу. - С этого момента подробнее.

- Вы сделаете астрономическое открытие. А именно - докажете, что у нас сбился счёт дней. Грубо говоря, Новый Год наступает дня на три раньше, чем это было до Хомокоста. Ну, к примеру: раньше в Новый Год в зените стояла какая-то звезда. А теперь не стоит. Улавливаете мысль?

- Простите, но это какая-то чушь, - решительно сказал Пшибышевский. - Начало года - условность...

- Пусть условность, пусть, - ласково сказал Анонимус, осторожно беря третью чашечку. Астроном заметил, что рука мимокрокодила сгибается не посередине, а по всей длине сразу, дугой. - Нам нужен повод, чтобы продлить этот год на три дня. Или на четыре. Но трёх вообще-то достаточно.

- Нет, это невозможно, - решительно сказал профессор, отставляя в сторону пустую чашку. - Во-первых, неизвестно, как оно было до Хомокоста... - тут он запнулся.

- А вы честное существо, - Анонимус улыбнулся. - Эфемериды две тысячи сто первого года у вас в голове. Вы о них обычно рассказываете студентам на вводной лекции.

- Нет, вы не понимаете! - взвился профессор. - Я уверен, что никакого смещения даты не было! Конечно, это можно проверить. Но что вы будете делать, если обнаружится...

- Нет, профессор, - голос Анонимуса стал жёстким. - Лучше подумайте, что вы будете делать. Я вот думаю, что вы сделаете публичное заявление. Того содержания, о котором я говорю. В дальнейшем, когда всё пройдёт успешно, - а по-другому и быть не может - вы можете заявить, что ошиблись. Часики неправильно шли, или при расчётах запятую поставили не туда. Что-нибудь придумаете.

- Я не намерен принимать участие в фальсификации научных данных! - резко сказал хемуль, вставая.

- Сядьте, - Анонимус произнёс это слово так, что Пшибышевский действительно сел. - Вы не будете фальсифицировать научные данные. Вы поможете своему народу освободиться от тирании, навязанной Хемулю Братством. Мы намерены лишить Морру полномочий.

Он сказал он таким тоном, будто речь шла о небольшой медицинской проблеме - вырвать зуб или вырезать гланды.

- Морру? Лишить полномочий? - хемуль непременно подавился бы, если было бы чем. - Вы с ума сошли? Она же это... глазами...

- Предоставьте этот вопрос специалистам, - отмахнулся Анонимус. - На самом деле власть Морры держится не на убивающем взгляде. А на том, что её власть некоторым образом законна. Несмотря на всё то, что тогда творилось. Такое бывает - законная власть, установленная незаконными методами. Впрочем, это не принципиально. Заявление об открытии нужно в конце января. Февраль мы сделаем длинным месяцем. Конкретно - нам нужно, чтобы в этом году было тридцатое февраля. Понятно?

- Это ещё зачем? - профессор в недоумении уставился на мимокрокодила. Тот и бровью не повёл, за неимением таковых.

- Вы не знаете общества, в котором живёте, - укоризненно сказал Анонимус. - Вы хоть в курсе, кому принадлежит власть в домене?

- Морре, конечно, - с недоумением сказал профессор.

- Нет. Власть принадлежит Временному Консультативному Комитету. Последний раз он собирался двадцать третьего февраля двести восемьдесят второго года. Сейчас, как вы можете заметить, начинается триста тринадцатый год. Комитет никак не может собраться. Потому что в протоколах заседания следующее заседание назначено на тридцатое февраля. Год не указан, - добавил Анонимус.

- Чушь какая-то, - астроном фыркнул. - Или их заставили силой? - догадался он.

- Если бы силой, - вздохнул мимокрокодил. - Все решения были приняты добровольно. Ну то есть как добровольно? Подлец Барсуков привёз из Зоны контролёров. И протащил их на собрание в качестве представителей общественности. Они-то и повлияли. Однако с формальной точки зрения насилия не было.

- Какой Барсуков? Какие контролёры? Ничего не понимаю, - пожаловался профессор.

- Я вас слишком загрузил. В общем, решения Комитета законны. Мы, патриоты Хемуля, тоже намерены оставаться в рамках законности... по возможности, конечно. Мы соберём второе заседание Комитета. И на этот раз Барсуков нам не помешает. Он с Моррой поссорился. Дело за малым: нужно собраться именно тридцатого февраля. И вы, профессор, нам это организуете.

- Я уже сказал, - повысил голос профессор, - что не намерен участвовать в этой нелепой авантюре...

- Вот не хотите вы по-хорошему, - покачал головой мимокрокодил. - Ладно, поставим вопрос иначе. Вы хотите телескоп с трёхметровым зеркалом? Или вы хотите, чтобы вам оторвали голову?

Действие пятьдесят четвёртое, reverse side. Алиса исчезает, или Переучёт

Со временем как-то мутновато.
Страна Дураков, Зона, Поле Чудес.

Current mood: horny/распалённое
Current music: Jordin Sparks - Worth The Wait

Сначала-то было ещё ничего, а вот потом припекло.

Ох, припекло! Так припекло, как давненько уже не припекало.

Алиса в очередной раз уткнулась глазами в сползающее вниз ничто. Через пару секунд боль пронзила висок, отдалась в темени. Зато горячие угли внизу живота перестали шевелиться. Сжатая матка чуть расслабилась. Совсем чуть-чуть. Но для Алисы и это было милостью. Ну или хоть какой-то передышкой.

Она сидела на какой-то коряге, крепко сжав ноги. Коряга напоминала член старого злопипундрия, покрытый наростами и бородавками. Но лиса была готова была бы принять такой член - причём весь целиком. Во всяком случае, сейчас ей так казалось.

Лиса мучилась от хочки. Которая разгорелась в самый неподходящий момент.

До этого момента она как-то справлялась. Последний раз, когда её накрыло, помогла Лёля. Но сейчас лису мучила гормональная буря. Матка её будто варилась в кипятке. И этот кипяток лила она сама, раскалённая, как печь. Из лисы текло - стыдно, ужасно. Рыжие ляжки намокли. Панталоничики тоже были хоть выжимай. От этого лиса возбуждалась ещё сильнее.

"Дочка-Матерь святая, он же чует, он не может не чуять", думала она, косясь на Базилио. Понимая, что шансов нет: от неё должно разить хочкой так, что и до Буратины должно долететь.

Но кот как будто ничего не видел, не слышал и не обонял. Хотя при том всё время на неё смотрел. Однако на морде Базилио была только тревога. Похоже, он не понимал, что с ней такое.

Всё-таки боль переносить проще, подумалось Алисе. Боль безжалостна, зато правдива. Боль приходила и уходила, ничего не обещая. Хочка лгала. Она делала вид, что утихнет, отстанет, если только лиса сделает то, чего она хочет. Несколько простых движений. Потом ещё. Потом вот это и вот это. Хочка была убедительна, у неё всегда находились аргументы. Лиса знала, что хочка лжёт, что она только вырастет - и всё-таки делала то, чего она требовала. От этого хочка только росла. И требовала ещё и ещё и ещё. Лиса знала, к чему она ведёт. Хочка требовала, чтобы она отдалась самцу. Любому самцу. Приняла в себя член. Любой член, желательно побольше. А ещё лучше - много, много членов.

Раньше хочку удавалось затолкать обратно в её нору - руками или резиновой палкой. Но лиса скорее умерла бы, чем стала это делать в присутствии Базилио. Это было абсолютно невозможно, ну вот совсем. Хотя разумом лиса вроде бы понимала - ничего в этом такого страшного нет. Кот бы понял. Она даже догадывалась, что он в курсе её проблем. Лёлька наверняка рассказала, как она сидела в сортире и не могла кончить. Уж это-то он слышал.

А ведь Базилио Лёлю трахал, - вдруг подумала она. Сначала отказался, а потом пошёл и поимел её, да. Тут же перед глазами нарисовалась картинка, как это было - и матку скрутило от возбуждения. Кровь прилила к малому тазу ещё сильнее. Лиса чувствовала, как там у неё всё набухло, набрякло.

Лиса со стоном потянулась рукой к промежности. И тут же сжала ноги сильнее. Она чувствовала - нет, рука не поможет. Такое с ней уже бывало, когда руками ничего сделать нельзя. Нужно достать до матки, без этого она только зря себя измучает. Достать до матки было нечем. Хотя лиса уже была готова присесть на любой грязный колышек.

Тут ей представилось, как шерстяные сажают её на кол. На огромный, смазанный жиром деревянный кол. Который будет входить в неё, разрывая стенки, как у неё по ногами будет течь кровь, и вот наконец кончик деревяшки вонзится в её матку, ненавистную матку, и та...

Лиса схватилась за голову. Случайно задела сосок. Грудь тут же заныла, требуя внимания. Хочка зашептала - сожми сосок, сожми, сожми сильно. А лучше сожми оба, до боли, и тебе станет легче.

Внезапно она почувствовала прикосновение. Базилио пытался её погладить.

Прикосновение её буквально потрясло, до судороги. Оно было таким сладким, медовым. Рыжая шёрстка вздыбилась - будто волоски сами потянулись к этой ласковой руке.

"У кота есть член" - зашептала хочка. "Настоящий член, который может войти в тебя, Алиса. Он тебя любит, он тебе не откажет, отдайся ему сейчас, здесь... может быть, всё обойдётся, всего один разочек, он не заболеет, а тебе очень нужно, очень-очень" - зашептала хочка. Она это ей говорила не в первый раз. Лиса хотела Базилио, и только любовь удерживала её.

Из последних сил Алиса отодвинула ласковую руку.

После этого стало совсем скверно. Лиса стала думать о Буратине - и о том, что можно было бы с ним, если бы кот не смотрел. Но кот всё время был рядом.

Лисе казалось, что её плоть сейчас расплавится, как металл, и вытечет наружу, оставив сморщенную шкурку.

- Й-извини. Мне нужно побыть одной. Пожалуйста, не ходи за мной как хвостик.

- Тут опасно, - упёрся кот. - Извини, но я буду тебя охранять.

Лиса подняла на него глаза, полные муки и злости.

- Идиот, - прошипела она. - Оставь меня в покое! Мне очень надо!

Алиса заплакала. В эту минуту она ненавидела Базилио. Ненавидела всем сердцем, потому что любила его - а он её не чувствовал. И мучил - бессмысленно, по глупости мучил её. Почему он должен её чувствовать, лиса не думала: должен, и всё тут. Но и она не могла перед ним опозориться. Почему опозориться, она тоже не понимала. Но что-то в ней говорило: если она сейчас начнёт удовлетворять себя перед ним, - любым способом, - то себя унизит. И даже неважно, как он, Базилио, к этому отнесётся. Важно, что она сама никогда себе этого не простит. И не сможет стать для Базилио той, кем должна стать для него.

Она не знала, откуда у неё такие мысли. Была какая-то твёрдая косточка, белая и холодная, которую хочка разгрызть не могла. Эта косточка называлась честь. Её надо было сберечь. И когда придёт время - отдать Базилио. Вместе с рукой и сердцем.

Лиса не знала, откуда все эти слова взялись у неё в голове. И не понимала, что они означали. Она твёрдо знала одно: ей нельзя вести себя как животное. Иначе... и опять-таки она не знала, что будет иначе. И не хотела этого знать.

"Ты животное, мы все животные", шептала ей хочка. "Ты не можешь сопротивляться своим желаниям. Ты не должна сопротивляться, ты не смеешь сопротивляться. Ты должна следовать своей природе."

"И кто же ты тогда?" - насмешливо спросила хочка. "Ты же биолог. Ты знаешь, как устроены живые существа. Ты знаешь, как ты сама устроена. Ты сделана из мяса. У тебя есть органы дыхания, питания и размножения. Мозг - обслуживающий инструмент для них. Он нужен, чтобы ты могла дышать, питаться и размножаться. Избегать боли и стремиться к удовольствию. Сейчас тебе плохо, а будет ещё хуже. Помоги себе, Алиса. Вот Буратина. Ты с ним уже почти поеблась. Тебе его не жалко. Кот поймёт и простит, куда он денется. Хватит валять дурочку. Ты же знаешь: я тебя не отпущу."

- Уймись, тварь, - прошипела сквозь зубы Алиса. Других аргументов у неё не было.

Хочка, однако, немного подутихла. Ровно настолько, чтобы внушить Алисе мысль - а ведь, пожалуй, она справится и руками. Если только сможет избавиться от приставучего кота.

В конце концов она сказала, что ей нужно справить нужду, и ушла за ближайшую мусорную кучу. У кота хватило совести за ней не пойти.

Лиса спряталась, присела и опустила руку между ног.

Первые же движения снова разбудили зверя. Хочка, как всегда, обманула. Она тут же раздулась до огромных размеров. И принялась грызть, грызть, грызть её изнутри, требуя своего.

- Трудно тебе? - раздался голосочек прямо над ухом.

Лиса испуганно повернулась, застигнутая - и увидела летучую мышь, неподвижно в воздухе.

- Й-извините, - выдавила из себя лиса, мучительно краснея под шерстью. - Я... занята немножко.

- Не злись, - ласково сказала мышь. - Я тебе добра желаю. Не могу смотреть, как ты мучаешься.

- Н-не смотрите! - лиса чуть не выкрикнула это - так ей защемило внутри.

- Да ты послушай, - тем же тоном сказала летучая. - Я ж тоже баба, я же с пониманием. Тебе нужно кое-что сделать. Но на тебя Базилио всё время пялится, мешает. Ты же при нём не можешь, верно? Гордая потому что.

- Я не гордая, - лисе почему-то стало стыдно. - Просто не могу.

- Это что в лоб, что по лбу - только разными словами называется, - констатировала мышь. - Ладно, я ж тебя не воспитывать прилетела. Я тебе помочь хочу. Здесь ты от кота не укроешься. Он тебя везде увидит. За любой стенкой.

- А чего он на меня пялится? - зло сказала лиса.

- А это он за тебя волнуется, как бы с тобой чего не случилось. Он у тебя очень ответственный. Хотя нет, не очень. Вот сейчас он на тебя как раз не смотрит. Но это пока. Задержишься - забеспокоится. А тебе нужно отсюда отлучиться.

- Куда-нибудь. В Директорию, например, - предложила летучая мышь. - Там и самца найти можно...

- Нет, - сказала лиса таким тоном, что мышь сразу сдала назад.

- Это я к примеру. Я же знаю, что ты честная, заразить боишься. Ну сходи тогда на Пляс Пигаль. Деньги у тебя есть? Там всё сделают чем хочешь. А лучше в массажный салон. Тебе во всех местах помассируют...

Алиса в массажных салонах никогда не бывала, но что там происходит - слышала. Вспомнила ласковых выдр, потом Лёлю и её лапку. Матка отреагировала на эти воспоминания очередной судорогой.

- И приспособы всякие купишь, - продолжала соблазнять летучая. - Ты ими куда угодно достанешь.

Лиса вспомнила о резиновых палках, которые она раньше засовывала в себя каждое утро.

- Ну так чего? Решай быстро, - мышь недовольно шевельнулась в воздухе.

- Так я ж говорю: туда - сюда - обратно. Сделаешь дела своим женские - вернёшься.

- В... в каком смысле сделаю дела? - лиса всё поняла, но решила на всякий случай уточнить.

- В том самом, - недовольно сказала мышь. - Как кончишь - так сразу обратно переместишься. Я гарантирую это.

- Ну тогда ты будешь такой дурой, каких свет не видывал! - рассердилась мышь.

- Тогда й-извините, - грустно сказала Алиса. - Я... вдруг чего не так? Я лучше потерплю.

- Ну хорошо, хорошо, - мышь успокаивающе помахала крылышками. - Если сильно задержишься - загляну, как там у тебя чего.

- Базилио волноваться будет, - вслух подумала лиса.

- Ничего-ничего, ему полезно, - мышь повела крылом в воздухе. - Потом наврёшь ему что-нибудь.

- Гм, - сказала лиса. Навязчивые хлопоты летучей мыши внезапно показались ей какими-то подозрительными..

- Ты что, мне не веришь? Я тебя когда-нибудь обманывала? - насела мышь. - Я же вас всех спасала! помогала! еду вам носила! сопли утирала! Скажешь нет?

- Не скажу, - вздохнула лиса. - Ну вот сопли разве что...

- Тогда смотри, - мышь растопырилась и исчезла. А перед Алисой открылось круглое окно. Она увидела узкую тёмную улочку, освещённую фонарём, и табличку с надписью "Улица Пречистая". Табличка висела на домике со стеклянной витриной, над которой светились буквы - "ИНТИМ". Чтобы не оставалось сомнений, каким товаром там торгуют, ниже был изображён конский член с крылышками. В витрине можно было разглядеть разноцветные фаллосы разных цветов и размеров.

Матку дёрнуло так, что лисе показалось - она сейчас из тела выскочит.

Алиса, как зачарованная, сделала шаг вперёд. Реальность на мгновение пошла рябью.

Дальше она ощутила подушечками ног холодную мостовую, сделала несколько шагов и уткнулась лицом в дверь. На ней была чёрная табличка с надписью: "ЗАКРЫТО НА ПЕРЕУЧЁТ".

Лиса с тоской посмотрела на предметы в витрине. И побрела прочь. Искать удовлетворения где-нибудь ещё.

Действие пятьдесят шестое. Баззер, или Не жужжит и не лезет

Его вина состояла в том, что он стал случайным свидетелем какого-то неблаговидного дела.

В.А. Подлипный. Овидий в изгнании. - В: Труды XXVI Конференции "Общество и государство в античном мире". - Л., 1972.

Лукиан. Разговоры в царстве мёртвых. - В: Лукиан из Самосаты. Избранное. - М., ГИПЛ, 1962

Город Дураков (бывш. Директория), ул. Чуковская, д. 3 корп. 5, магазин "Муха-Цокотуха".

Current mood: anxious/проблемное
Current music: печальный скрип

- Нет у нас такого, миленькая, - старая сова-продавщица огорчённо развела трёхпалыми рукокрыльями.

- Совсем ничего? - убитым голосом спросила Алиса.

- Совсем-совсем, - продавщица грустно щёлкнула клювиком. - У нас больше для инсектов. Для мушечек, для таракашечек. Для птичек есть. Для ящерочков товар имеется. Но ты ж ведь того... млекопитащаяся?

- Млекопитаюсь иногда, - подтвердила лиса, решив не устраивать спор о терминологии.

- Ну вот для вашей генитальной системы у нас ничего нет. Да и на кой тебе эти палки-то резиновые? - сова чуть вспушила перья. - Я те так скажу: баловство всё это. У тебя просто мужика не было нормального. Ты ж девка видная, к тебе самцы липнуть должны...

- Нельзя мне с самцами, - призналась Алиса. И рассказала продавщице о своей проблеме.

- Ох, миленькая, как же это ты так-то, - развела она рукокрыльями. - Ну давай на складе поищу. Вдруг чего завалялось.

Шаркая морщинистыми лапами, она пошла к двери с надписью "Служебное помещение".

Алиса присела на единственный предмет в лавке, не имевший блудного назначения - трёхногий табурет. Из прочей мебели тут имелась только секс-машина для мелких насекомых и надувная членовагина. Хотя надувной её можно было считать довольно условно: скорее уж, сдувшейся. Да и вообще, было как-то очень заметно, что лавка переживает не лучшие времена. Стёкла были давно не мыты, на полу - нахожено. Лампочка под потолком нехорошо помигивала, как бы намекая на проблемы с проводкой. С потолка свисали гроздья пыльных фаллоимитаторов. В основном это были сложные конструкции для инсектов, напоминающие хирургические инструменты. Лиса попыталась разобрать, для каких основ что предназначено, но не преуспела. Тогда она принялась рассматривать эротическую картину на стене. На полотне неизвестного художника амариллис пялил пяденицу. Почему-то казалось, что делает он это медленно и печально, да и пяденица его принимает его ласки без всякого удовольствия.

Да и вообще всё было грустно. Грустно и неудачно.

Алиса бродила по улицам Города уже несколько часов кряду. Матка немного успокоилась, но периодически напоминала о себе. К тому же лиса помнила условие - чтобы выбраться отсюда, нужно кончить. Руками она попробовала ещё раз, стало только хуже.

А вот со всякими эротическими услугами, столь соблазнительно описанными летучей мышью, вышел полнейший афронт. Можно даже сказать, облом.

После неудачи с магазином Алиса пошла искать Пляс Пигаль. И довольно быстро нашла. Однако площадь была перегорожена полицейским кордоном. За ним можно было разглядеть кучку существ совсем не эротического вида, с плакатами и транспарантами. Лиса успела прочитать - "требуем немедленно". Чего именно они требовали, осталось неизвестным: вид загородила волчья спина. Связываться с волками Алиса не стала и тихо ушла.

Потом она заглянула в аптеку - вдруг там что-нибудь найдётся. Аптекарей она не стеснялась и изложила всё как есть. Старый дюгонь-продавец, услышав это, сначала предложил ей пойти с ним на склад и распробовать настоящего живого хуя. Когда же он узнал, в чём проблема, то попробовал продать ей ректальный градусник для копытных основ, по форме напоминающий пенис. Лиса даже купила его, но дурак-помощник (то ли хомяк, то ли сурок), заворачивая покупку, умудрился уронить прибор на пол. Градусник разбился, помощник порезал лапы, дюгонь надавал ему затрещин. Другого градусника не нашлось. Хорошо хоть, в продаже была гигиеническая вата: её Алиса напихала себе в панталончики, чтобы те не промокали.

Сконфуженный продавец посоветовал лисе магазин, что через два квартала: там вроде бы торговали подобными приспособлениями.

"Муху-Цокотуху" лиса нашла довольно быстро. Увы, товар в лавке был рассчитана на насекомых. Все эти изысканные инструменты лисе не подходили ни по форме, ни по размеру.

Несчастная лиса снова почувствовала, как приливает кровь к низу. Распухшая злая утроба настоятельно требовала своего.

- Ну вот посмотри, - с некоторым сомнением сказала она. - Может, подойдёт?

В свёртке оказался какой-то причудливо изогнутый и перекрученный предмет с заводным ключом на торце.

- Й-извините, это вообще что такое? - не поняла лиса.

- Ректальный баззер называется, - сообщила сова, с трудом выговаривая сложные слова. - Ну, то есть, жужжалка для жопы. Её, значится, туды суют. Говорят, двукрылым нравится.

Лиса с сомнением покрутила в руках предмет, повернула пару раз заводной ключ. Раздался унылый скрип пружины.

- Да ты попробуй, - посоветовала сова. - Вот за занавесочку зайди. Засунь поглубже и тута вот нажми. Помыть тебе его?

- Й-извините, спасибо, но... - начала было Алиса.

Сова взяла прибор снова скрылась за той же дверью.

Алиса тем временем устроилась за занавеской и там сняла панталоны. Вата высыпалась на пол. Пришлось её подбирать. Пока она этим занималась, сова вернулась и принесла помытый и смазанный инструмент.

Увы, дело не заладилось. Напрасно лиса принимала разные позы, вертелась, пыталась расслабиться. По ощущениям, её дырки могли принять хоть верстовой столб - но вот эта конкретная фигня никуда не лезла. И, кстати, не жужжала, несмотря на все нажатия и постукивания.

В конце концов она вышла и собралась было отдать никчемушный предмет сове. Но та куда-то отошла.

Внезапно хлопнула дверь, по полу процокали нестриженные когти. Через пару секунд лисе на плечо упала тяжёлая лапа.

Она даже не успела испугаться, как перед ней появилась морда патрульного шакала.

- Не бойтесь, гражданочка, - сказал шакал вежливо. - Мы тут рядом обыск проводим, нам понятые нужны. Пройдите с нами. На пару минут вас задержим, протокол подпишете и всё.

- Й-извините, но... - начала было лиса и замолчала.

- Да это быстро, - шакал махнул хвостом. - Тебя как зовут?

- Хорошее имя, мне нравится. А я Эдик. Будем знакомы. Пять минут всего. Мы притон нелегальный накрыли. Там всё понятно, проблем никаких. Просто подпишешь бумажку, ауру поставишь, и всё. Я же вижу, ты самка приличная, интеллигентная, про гражданский долг понимаешь. Пошли.

По дороге она хотела было выкинуть жужжалку, но постеснялась - она ведь за неё не заплатила, вещь нужно было вернуть. Тогда она, немного приотстав, засунула её себе в тайник. Жужжалка распёрла кожаный мешок, но всё-таки поместилась.

Оказалось, обыск проводился в том же доме этажом выше. Стуча когтями по ступенькам, Эдик поднялся. Лиса последовала за ним.

Дверь была открыта. Первое, что бросилось Алисе в глаза - кованая медная вешалка для верхней одежды. К ней была примотана липкой лентой пожилая жирная свинья с обвисшим рылом. Похоже, это была хозяйка квартиры.

В самой квартире сосредоточенно рылся второй шакал. Его направлял мелкий цуцик - видимо, эмпат. Когда Алиса появилась на пороге, они как раз вытащили из сортира какую-то банку.

- Эфирчик нелегальный, Эдик, - сообщил патрульный. - У неё там целый склад.

- Подкинули! - взвизгнула свинья. - Подкииинули!

- Ах ты ж ёбаный ты нахуй! - удивился Эдик. - Мы подкидываем, так никто не визжит. А у неё всё на самом деле, и она ещё пасть разевает. Серёж, откуси ей рыло - заебала своей тупизной.

- Родненькие, простите, родненькие, - зарыдала она, - да разве ж я чего... Это не я вас обманула, это бедность моя вас обманула... Я честной шлюхой была, на Пляс Пигаль работала, профсоюзники мине зарегуляли...

- Ты чё мелешь? - возмутился Сирожа. - Какая из тебя шлюха? Ты на себя посмотри! Ты только на сало годишься!

- Есть любители, - всхлипнула свинья, - им надобно, чтоб самка с жирком была... Откармливали меня за этим... А потом всё накрылося ценовой политикой, через то я без работы осталася, а мне кушанькать надоть... Хучь в электорат продавайся... А эти пришли, угрожали - говорили, убьют...

- Скобейда дефолтная, - Эдик подошёл поближе и смачно, с оттяжечкой отоварил свинью по рылу. - Чё ты нас лечишь? Кто тебе угрожал, падла?

- Сектанты эти, - на гадких свиных глазках выступили слезинки. - У которых Учитель Учкудук...

- Да знаем-знаем, учитель-хуитель, - отмахнулся Эдик. - Поймаю - своими руками крылья ему откручу и в жопу запихаю. Сирожа, ты на кухне смотрел?

- Ща, - сказал тот и скрылся на кухне, увлекая за собой цуцика.

- Вот с такими приходится работать, - констатировал Эдик. - Ну, - сказал он лисе, - как тебе? Ясна картина?

- Тогда подписывай. Парни, у нас протокол готов?

- Я же просил - сразу! - обиделся Эдик. - Мы сами себя задерживаем и вот гражданочку тоже.

- Да ща, только на кухне закончим, - донеслось в ответ.

- Й-извините, - сказала лиса. - А что такое Учкудук?

Эдик открыл было зубастую пасть, но ответить не успел: из кухни донеслось восторженное сирожино "нихуяссе!"

Выражение лица шакала мгновенно изменилось. Оно стало серьёзным, сосредоточенным.

Через минуту из кухни вышел цуцик, смешно переваливаясь на задних лапках. Он с трудом нёс перед собой тугой кожаный мешочек. Лиса как-то сразу поняла, чем именно он набит.

На лице шакала появилась нехорошая задумчивость. Он внимательно посмотрел на свинью, потом на Алису, потом снова на свинью. Прищурился со значением.

- Не губииииите! - заверещала свинья. - У меня ещё есть! Во дворе закопано! Всё отдам! Жизню оставьте! Миленькие! Родненькие! Не губите! Дочкой-Матерью прошу!

Тут лису внезапно осенило. Точнее - до неё наконец дошло. Допёрло, можно сказать.

Шакалы нашли деньги. Денег много. Отдавать их начальству они, наверное, не очень хотят. Они хотят их поделить и забрать себе. Но сейчас между ними и деньгами стоят два свидетеля - свинья и Алиса. И если...

"Нет, ну не могут же они", - подумала лиса в тот момент, когда шакал вытащил длинный нож-тесак. И каким-то очень привычным, будничным даже движением всадил его в свинью по самую рукоять.

Свинья страшно взвизнула, дёрнулась, умолкла, обвисла. Алиса механически отметила про себя, что вешалка её вес выдержала.

Эдик вытащил нож. Повернулся к лисе. Вид у него был немного сконфуженный.

В это самое мгновенье дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял небольшой, но увесистый носорог в синей форме. В толстой руке его блестел тесла-шокер.

- Проверочка, - сказал носорог и дважды спустил курок.

Когда она пришла в сознание, то обнаружила себя прислонённой к вешалке. Рядом с ней был прикован цуцик - его посадили на цепочку. Эдика не было.

Над ней стоял носорог и показывал ей какие-то синие корочки.

- Главная служба собственной безопасности эм-ве-де Города Дураков, - сообщил он.

Лиса не очень поняла, что это вдруг за Город Дураков такой, но на всякий случай кивнула.

- Вы задержаны, - сообщил носорог. - До выяснения.

- За что? - не поняла лиса. - Меня в понятые позвали! Я вообще ни при чём!

- Там разберутся, - ответил носорог, доставая наручники.

Справочные материалы по теме. Улики, документы, переписка

10-15 января 313 года о.Х.
Город Дураков, Булонский р-н.

Current situation: ordinary/никогда такого не было, и вот опять
Current picture: К. Брюллов - Последний день Помпеи

Анонимная листовка, обнаруженная в личном почтовом ящике второго заместителя Председателя Следственного Комитета при Прокуратуре Города Дураков Варфоломея Дёмовича Кербера

Это письмо принесёт щасте и удачу. Оригинал находитса в Хемуле. С приходом этого письма ваша жизнь изменится придёт щасте с одним условием: отправьти это письмо десятирым кому тоже нужно щасте. Перепешите письмо от руки десять раз за пять дней и отправьте письма всем по адресу кому вы хотите. Если не отправите письмо десять раз нещасте и Беда придёт на ваш дом!

Письмо получила бедная пупица Батурина и через девять дней откопала золотой клад и стала милионерщицей. Абракадабр Мимикродонт получил письмо и выкинул его. Через девять дней его свергли и убили. Простой осёл Видоплясов получил письмо переписал и разаслал и через девять дней у него открылся красивый пивучий голос и он стал зноменитым музыкантом! Губирнатор Пендельшванц получил письмо не переписал и через девять дней бежал от ужоса и погиб в болоте.

Письмо пишите как можно скорее карандашом и замочите на судки в моче сущиства с IIQ<70 иначе заместо щастя придёт полицыя!

Не менять ничего! Переписать точно! Если придержите письмо у себя больше девяти ден то неизличимая болезнь тюрьма и всякие заботы!

ДОЧКЕ МАТЕРИ ЭПИНОЙЕ ВСЕДЕРЖИТЕЛЬНИЦЕ СВЕТОИСТИНЫ ПРОРОКА УЧКУДУКА БЛАГОВЕСТЬ БЛАГОВЕСТЬ БЛАГОВЕСТЬ!

Слушайте все! Существа Земли! Вас обманывают! В несчастьях ваших виновно Братство! Братство устроило Хомокост! Братство развело дураков! Братство напихало в твой город джигурды! Прямо с дерева! Пахучая джигурда! Она отнимает у тебя работу и достаток! Она скоро отнимет твой дом и самку! Джигурда её выебет и съест! Джигурда ТЕБЯ выебет и съест! Джигурда выебет и съест ТВОИХ ДЕТЕЙ!

Землянин! Менты и волки служат Братству! Братство - сраные агенты заразы, бесов и БАНДИТОВ!

Гаввиали были космическими ГОВНАМИ! Они сдриснули, и звиздобратию с их товарищами и друзяшками никто больше не прикрывает! Пора УБИВАТЬ! Убивать их ВСЕХ!

Землянин! Днём прячься в потаёнке! Выходи ночью, нападай на патрульных. Лови волков, шакалов и особенно ментов! У ментов щековина тугая, с жирком! Режь ломтями и разогревай на сковородочке! Она пускает вкусный клейкий сок! Поглощай калории! Ты этого достоин!

Землянин! Истребляй прокурорских! Прокуратура самое зло, самая падла скобейда блядо ебучее! Прокурорским ссы в глаза - это Дочкина Роса! Дави прокуратуру! Щедро давай пизды прокурорским! Ощипывай и кастрируй их! Дави их несвежие яички пятой народного гнева!

Бей гадов, щипай гадов! Освобождай себя и Землю! Требуй знания, распространяй знание, и ты будешь НА ПРАВОМ ПУТИ!

Частное письмо с приложением. От второго заместителя Председателя Следственного Комитета при Прокуратуре Города Дураков Варфоломея Дёмовича Кербера начальнику 13 отделения полиции УМВД по Булонскому району Директории Люпусу Эсту

Вот это я сегодня утром нашёл в почтовом ящике. Люпус, твой район. За обстановку на районе ты отвечаешь. У тебя там под боком учкудуки развелись, а ты чем щёлкаешь? Не найдёшь быстро - с тебя спросят. А может и попросят. Понимаешь, о чём я? В. Д. Кербер.

Частное письмо. От Люпуса Эста - Варфоломею Дёмовичу Керберу.

Ваше письмо получил. Я уже направил наших лучших сотрудников заняться этим вопросом. Возможно, это потребует времени, но мы приложим все усилия в рамках наших возможностей и полномочий, а также соблюдения необходимой конфиденциальности.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

Чтоб тебя, скобейда прокурорская! Подкинул ты мне работёнки. И письмо какое-то странное. Абзац о прокурорских не просто так вставлен. Что-то мне всё это не нравится. Тут какая-то интрига, а крайний - я? Да идите вы нахуй с такими делами!

Ну, займусь, конечно. Вдруг это действительно учкудуки. Только их мне на районе не хватало! Но без суеты. Работаем тихо, спокойно и по мере возможностей. И чтобы ты, Кербер, понимал - не в твоих интересах поднимать шум. Иначе про несвежие яички узнает весь Город. Люпус Эст.

Личная записка начальника 13 отделения полиции УМВД по Булонскому району Директории Л. Г. Эста начальнику оперативной группы Шарлю Грипперу.

Шарик! Тут прокурорскому кинули хуй в панамку (ливер здесь). Мобыть учкудуки но не прям факт. Факт что выпас наш и драконить будут нас. Работаем без возбуда! Свидомым обещай за годняк мытого изюма, за набойки хлебушка. Злодея тримать без ливера, сразу ко мне его. Люпус Эст.

Относительно литературный перевод с полицейского жаргона:

Высокопоставленный сотрудник прокуратуры получил анонимное оскорбительное сообщение. Документы, относящиеся к ситуации, прилагаются.

Вполне возможно и даже вероятно, это дело рук деструктивных сектантов, известных как "последователи пророка Учкудука". Но это далеко не единственная версия.

Напоминаю Вам, что ответственными за данную территорию является наше отделение. Если мы не сможем исправить ситуацию, то нас всех (и не только меня) ожидают разнообразные формальные и неформальные взыскания.

Мы занимаемся этой проблемой без возбуждения уголовного дела [и прочих ситуативно неуместных формальностей]. [Имейте это в виду и ведите себя соответственно.]

Добровольным осведомителям полиции сообщите через свои каналы, что за конкретные сведения, которые укажут на преступника, они будут щедро вознаграждены. Любая полезная информация также будет оплачена.

Если преступник будет найден - задержите его, но никаких документов не оформляйте, а доставьте его мне лично.

Поручение руководителю Группе оперативно-розыскной информации (ГОРИ) ответственному эксперту К. Мышину от Л. Г. Эста

Произвести экспертизу прилагаемого вещдока на предмет распознавания аурической и иной информации. Л. Эст.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

Посмотрите, что там можно выжать из этой бумажки. Понятно, что ничего не найдёте. Но порядок есть порядок. Вдруг чего выясните. Л. Эст.

Заключение группы оперативно-розыскной информации по исследованию вещественного доказательства

Мятый кусок бумаги, написано карандашом от руки, вероятно - инсектом (заключение графолога). Следы ауры по крайней мере трёх существ. Более определённых сведений получить не удалось: бумага подвергнута обработке мочой, уничтожающей ауру. Использовано около 200 мл. мочи злопипундрия. Моча существенно аммиачна, что указывает на её происхождение от существа, страдающего циститом. Кислотность - 7 pH. Концентрация белка 0.053 г/л. Сахар 1,2 ммоль/л (вероятно, панкреатит). Диагностированы также следы билирубиновой и лейкоцитовой аур. Ответственный эксперт К. Мышин.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

Хули нам давать такие вещдоки и ещё чего-то потом с нас спрашивать? Ясен пень, никаких аур там нет быть не может: всё зассано. Понюхать бумажку сам не мог, волчара? Совсем чутьё потерял на руководящей работе? Ладно, мы тебе распишем. Ответственный эксперт Константин Мышин.

Личная записка Л. Г. Эста группе оперативно-розыскной информации.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

За демонстративно-неуважительное отношение к начальству группа оперативно-розыскной информации при случае огребёт от меня какую-нибудь мелкую, но неприятную пакость. Люпус Эст.

За истекший период никаких сведений по нашему вопросу не поступало. Начальник опергруппы Ш. Гриппер.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

Все молчат, как прибитые. Вообще ничего, голяк. То ли ссут, то ли правда ничего не знают. Начальник опергруппы Шарль Гриппер.

Личная записка Л. Г. Эста начальнику оперативной группы Ш. Грипперу.

Продолжайте работу. Отчётность по результатам. Э.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

Ничего другого я и не ждал. Если всё-таки будет какая-то информация - докладывайте. А так - не морочьте мне голову. Люпус Эст.

Анонимная записка, обнаруженная в личном почтовом ящике второго заместителя Председателя Следственного Комитета при Прокуратуре Города Дураков Варфоломея Дёмовича Кербера

Кербер, бля, совсем охуел? Тебе что было сказано? Переписать святое письмо и разослать. А ты своих волчат на нас погнал? Мы всё знаем.

Если не перепишешь письмо и не покаешься перед Пророком Учкудуком, мы тебя изловим, губы ножницами отрежем и на угольях у тебя на темечке жарить будем. Продолжим между головой и угольями фольгу, чтобы не подох раньше времени, и будем жарить. Это для начала. А потом твоими несвежими яичками займёмся. Ты очень пожалеешь, что они у тебя были.

Сопроводительная записка. От второго заместителя Следственного Комитета при Прокуратуре Города Дураков Варфоломея Дёмовича Кербера - начальнику 13 отдела полиции УМВД по Булонскому району Директории Люпусу Григорьевичу Эсту

Это снова у меня в ящике. Если за два дня не найдёшь этих дефов - гаиньки будут тебе лично. На хурале тебя собам скормлю. Они выявят.

ПС. Заплачки твои мне пох. Просто сделай так, чтобы я об этих дефолтниках забыл. И о тебе тоже. К.

Относительно литературный перевод с полицейского жаргона:

Это мне опять подбросили. Если за два дня не будут найдены виновные - лично вас ждут очень серьёзные проблемы. На ближайшем совещании я поставлю вопрос о проверке вашего отделения силами Управления Собственной Безопасности МВД. Я не сомневаюсь, что они найдут в вашей деятельности многочисленные нарушения.

Post Scriptum. Меня совершенно не интересуют ваши возможные оправдания и ссылки на обстоятельства непреодолимой силы. Я рассчитываю на то, что виновные будут найдены, наказаны, и больше меня не побеспокоят. Я также не хотел бы иметь повод вспоминать о вашем собственном существовании - и это в ваших же интересах.

Частное письмо. От Люпуса Эста - Варфоломею Дёмовичу Керберу.

Ваше письмо получил. Мы делаем всё, чтобы как можно скорее раскрыть это преступление. Всё-таки прошу принять во внимание ограниченность наших возможностей.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

Да пошёл ты нахуй, старый дефолтник! Угрожать он мне тут ещё будет. Ты вообще кто? Второй зам, тоже мне фигура. Хорёк злоебучий. Ты завтра сдохнешь, все только рады будут. Воздух чище станет. А я по земле работаю. Порядок на районе держу. Думаешь, старшие это всё не понимают?

Но вообще - надо будет соломки подстелить, подстраховаться. Этим я займусь.

Частная записка от Л. Г. Эста кому следует. Передано с бэтменом.

Какая-то скобейда подбросила Варфоломею Керберу (ты его знаешь) "письмо счастья", якобы от сектантов. Обычный текст с откровениями от Учкудука, но в него вставлены оскорбления прокурорских. Варфоломей, естественно, впал в раж, а живёт он в нашем районе. Он мне это пересылает и начинает давить - типа чтобы я нашёл, кто его обидел. Угрожая в противном случае поднять вопрос о моём служебном соответствии.

Я стал изображать активность, чтобы не запалиться. У прокурорских свидомиты есть.

Короче, сегодня Варфоломею пришло второе письмо, личное, с угрозами. Он прямо весь изошёл на говно, обещает теперь отдать меня собяшам.

Я не знаю, чья это активка с письмами. Если мы типа не вовремя, можно было со мной порешать этот вопрос. Сам знаешь, я в ваши дела не лезу. Мне зачем проблемы по вашей линии.

Если нет, ну тогда вот я докладываюсь: такая хуйня стряслась. Прошу отнестись.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

Это ваши дела, дорогие соседи из Службы Безопасности? Я тут ни при чём. Я за своё отвечаю, а за чужое не хочу. Объяснитесь. Люпус Эст.

Частная записка от кого следует Л. Г. Эсту. Передано с бэтменом.

Привет. По твоему делу. Тут всё сложно. Не лезь в это. С Варфоломеем Дёмовичем не ссорься. Обещай ему всё, но не сразу. Ну да ты понял. Обнимаю.

Относительно адекватное изложение имеемого в виду:

Это не то чтобы мы. Мы вообще сами не в курсах. Свои вопросы сам решай, а мы будем надувать щёки и делать загадочный вид. [Контакт из Службы Безопасности.]

Министерство внутренних дел Города Дураков N 28701

"Об экстренных мерах по укреплению законности, правопорядка и межосновной солидарности".

В виду активизации антиправительственных сил, распространяющих воззвания, порочащие власть и службы правопорядка, публичные призывы к осуществлению экстремистской и противоправной деятельности, а также к действиям, направленным на возбуждение ненависти и вражды, а также на унижение достоинства групп разумных существ по признакам основы, происхождения, принадлежности к какой-либо социальной группе

1. Подразделениям полиции перейти на усиленный режим несения службы.

2. Обязать сотрудников волчьих основ иметь при себе штатное оружие постоянно. Перемещаться по подведомственной территории в составе групп в количестве не меньше 2-х сотрудников и в пределах прямой видимости друг друга.

3. Сформировать спецподразделения ОПОН из числа наиболее подготовленных сотрудников, привлекаемые для решения задач обеспечения правопорядка и безопасности, в том числе на массовых акциях и мероприятиях, подавления массовых беспорядков, охраны объектов, обеспечения силовой поддержки органов следствия, внутренних дел, государственной безопасности в угрожаемый период.

4. Наладить надлежащую работу дежурных по отделениям. Установить персональную ответственность дежурных за проверку и отработку поступивших обращений граждан, в особенности по антиправительственной и экстремистской тематике.

5. Усилить профилактическую работу на местах, в том числе среди низшего электората.

6. Активизировать деятельность подразделений собственной безопасности и инспекций по личному составу по выявлению и пресечению нарушений, связанных с укрытием от регистрации и учета случаев распространения указанных воззваний и призывов.

7. Творчески сочетать воспитательные и организационные меры с изысканием дополнительных ресурсов для компенсации растущих нагрузок на сотрудников.

8. Контроль за исполнением настоящего Приказа возложить на заместителей Министра внутренних дел Города Дураков по курируемым направлениям деятельности.

Личная записка Л. Г. Эста начальнику оперативной группы Ш. Грипперу.

Короче. Завтра делаешь большую облаву. Разрешаю задействовать всех, начиная с патрульных. Ищите учкудучцев, сочувствующих и вообще всю пиздоту! Накрутить хвоста и вставить пистон всей агентуре! Пусть землю роют!

Мать вашу Дочь, скальпы дефолтных засранцев должны лежать у меня на столе послезавтра утром!! И мне пох, откуда вы их возьмёте! Скачите в четыре лапы, но чтобы мне был результат!!! Л. Эст.

Обширное пояснение для читателей не вполне проницательных

Разумеется, вы-то уж, батенька - то есть мой хороший, мой любимый проницательный читатель! - ознакомившись с вышеприведёнными документами, уже сделали все выводы. Вам-то, разумеется, уже понятно, во что именно угодила наша бедная Алиса, откуда взялся патрульный шакал, а потом и носорог с шокером.

Однако не все читатели столь же проницательны, как вы, батенька. Но не оставлять же их в недоумении? Так что я для них приготовил более подробный рассказ о происшедшем. С углублением и освещением подробностей - которые и вам, мой драгоценный друг, могут быть небезынтересны.

Итак. Всё началось с того, что кто-то подкинул второму заместителю Председателя Следственного Комитета при Прокуратуре Города Дураков Варфоломею Дёмовичу Керберу "письмо счастья". Оно было устроена как матрёшка: в серёдку письма была вписана учкудукская пропаганда, а в неё - оскорбления в адрес прокуратуры.

Тут нужно иметь в виду личные особенности адресата письма. Варфоломей Дёмович был типичной полицейской основой: наполовину эрделем, наполовину легавой, причём обе половины были худшие. Всё это, для полной красоты, было ещё и хорьком заполировано. Причём из-за возрастной аутоэкспрессии генов полировка стала оказывать всё более сильное влияние на фенотип Варфоломея Дёмовича. Выражалось это в том, что Кербер становился год от года всё зловоннее - во всех отношениях.

На январь 313 года ему исполнялось 67 лет, и многие считали, что он засиделся на своём месте. Особенно страдали существа с хорошим обонянием: находиться в обществе Варфоломея Дёмовича стало тяжело, даже при открытой форточке.

Однако избавиться от старика законными способами не представлялось возможным: голова у старого склочника была ясная, результат он дать умел. Пендельшванц ему симпатизировал. Сменивший его ЛИС, как ни странно, тоже (хотя странного тут ничего нет - но тут уж вы, батенька, сами подумайте, напрягитесь немножко). К тому же вонький старикашка за десятилетия пребывания на посту оброс такими связями и контактами, что просто так его спровадить на пенсию было нереально.

Однако письмо ему подкинули не в результате чьих-то сложных интриг. Это сделал его же личный секретарь Эсцет Умляут, эдельвейс-дриас, по чисто личным причинам. Варфоломей Дёмович, по мнению Умляута, ему недоплачивал, перегружал работой, а самое главное - во время работы не разрешал открывать окно, из-за чего у чувствительного Эсцета лепестки на хвосте выпадали.

Умляут и до этого шкодил - плевал шефу в утренний кофе, запускал ему в шерсть блох (те, впрочем, не приживались), делал смешные грамматические ошибки в документах и т.п. Однажды у него на руках оказалось настоящее "письмо счастья" и учкудукская листовка. Тут-то ему и пришла в голову мысль, как ещё испортить шефу настроение.

Зная методы полицейской работы с вещдоками, Умляут принял меры предосторожности. На блошином рынке он приобрёл скриптора-розенталя, который и переписал всё что нужно. Мочу злопипундрия добыть было и вовсе несложно. Оставалось состряпать достаточно обидный текст, что Эсцет с удовольствием и сделал.

Варфоломей Дёмович, как и ожидалось, пришёл в ярость. Разумеется, на Умляута он и не подумал, решив, что это интриги коллег. Однако исключать версию, что это действительно учкудуки, он тоже не стал. Поэтому он накрутил хвост Люпусу Эсту - ничего особо от него не ожидая, просто для порядка.

Интересно, что Люпус рассуждал ровно таким же образом. Ни в каких учкудукцев он не поверил, а решил, что это какие-то внутренние интриги. Поэтому меру по требованию Варфоломея Дёмовича он особо не предпринимал, ограничившись экспертизой и опросом агентуры. И то и другое, как он того и ожидал, ни к чему не привело.

Проницательный читатель, наверное, спросит - а где тут наш старый знакомый, следователь Тамбовский, почему Люпус Эст ему не поручил это дело, а спихнул его на какого-то Гриппера?

Увы и ах! К тому времени Тамбовский был уволен за халатное отношение к службе и прогулы. Конкретно - за те самые пять дней, которые он провёл в засаде. Вообще-то это было с Эстом согласовано (разумеется, на финансовой основе - Тамбовский делился с ним карабасовыми деньгами). Увы, именно в те самые дни нагрянула внеплановая проверка. Кто-то должен был стать крайним. Тамбовскому не повезло. Впрочем, ему это отчасти компенсировали, назначив вожаком банды, выбивающей на районе долги из коммерсов и богатых лохов (а также слегка разбойничающей и занимающейся лёгким вымогательством). Волчара взялся за дело с огоньком. Он даже взял кредит на приобретение байка Enduro Glide Ultra - чтобы уходить на скоростях и не оставлять ауры. Как мы видим, не такой уж дурошлёп был Тамбовский, и выводы из жизненных ситуаций делать умел. Возможно, мы с ним ещё встретимся.

Но вернёмся к нашей теме. Насладившись бессильной злостью Кербера, коварный Умляут подкинул ему вторую записку, ещё обиднее первой. Опять же, не имея в виду никаких далеко идущих целей - ему просто хотелось напакостить.

Однако записка не только огорчила Варфоломея Дёмовича, но и заставила его задуматься.

Результатом его размышлений стала картина глубокого и обширного заговора, направленного на то, чтобы сместить Варфоломея Дёмовича с занимаемой им должности. Измышленная им схема была столь сложна, что мы её тут воспроизводить не будем - иначе наш роман распухнет ещё страниц на пятьдесят, а то и более. Достаточно отметить, что лично Люпус Эст особых подозрений у Кербера не вызвал. Напротив, он решил, что на Люпуса специально переводят стрелки. И чтобы враги не догадались, что он это понял - подыграл, изобразив истерику.

Люпус на это отреагировал адекватно. То есть подстелил соломки. Для начала пообщался с начальством и нашёл понимание. Потом сконтачился с "соседями" - как называли в полиции Службу Безопасности: у него там был свой контакт, как и у всякого вменяемого полицейского. Контакт ничего не знал, но ответил в обычном СБ-шном духе, то есть уклончиво. Люпус сделал вывод, что это всё, вероятно, интриги наверху, и болт забил на это.

Однако на следующий день вышел приказ N 28701, подписанный министром МВД. Бо́льшая часть его грозного содержимого с точки зрения обычного полицейского представляло собой малоосмысленную потетень. На "усиленный режим" полицию переводили за последние полтора года уже четырежды, каждый раз особыми приказами и распоряжениями. Налаживание работы дежурных упиралось в кадровый вопрос, и все это знали. Профилактированием на местах - то есть дудоленьем и закошмаром местных жителей - полицейские занимались и без того. Что касается спецподразделений ОПОН, то они действительно формировалось, но исключительно из шерстяных, и подчинены они были министру персонально. По поводу же творческого сочетания и изыскания - гм... гм... лучше не будем об этом.

Реально значим был только шестой пункт. В котором была, по сути, объявлена кампания борьбы с нерегистрацией и неучётом случаев обнаружения экстремистских материалов.

Если честно, то основания к тому были. Отделения и в самом деле не любили заводить дела по обнаружению очередной бумажки с откровениями Учкудука или надписи на стене "Бей гаввиалей". Их можно понять: дела эти были бесперспективные, портить статистику никому не хотелось. С отловом самих сектантов всё обстояло лучше: обращённые в новую веру овцы и козы - им учкудукские откровения сносили мозги нахрен - обычно не прятались, а пытались проповедовать толпе. Отлавливать их было несложно. Но с отчётностью и здесь были проблемки: полицейские часто не заводили дел, потому что не хотели лишних вопросов о том, куда делись задержанные (чаще всего - в полицейскую столовую). В общем и целом - отдельные проблемки и недоработки в этом вопросе действительно имели место.

Но это в общем и целом. А вот лично-персонально начальник 13 отделения полиции УМВД по Булонскому району Люпус Эст попал в очень неприятное положение. У него на руках была информация об активности учкудукцев на его территории, и это можно было доказать. При этом дела он не завёл, сигнал не отработал, и это тоже был факт наблюдаемый. Керберу оставалось только сообщить об этом кому следует. То, что старый пёс прислал ему письмо неофициально и никакого заведения дела не имел в виду, вряд ли кого взволновало бы. Кампания есть кампания. Обязательно должны быть выявлены виновные в нарушениях и наказаны по всей строгости.

Люпусу категорически не хотелось становиться крайним. Тогда он решил проявить рвение. И не нашёл ничего лучше, как устроить большую облаву. При этом сам он думал, что ничего серьёзного не обнаружится. Но это было и не важно. Опытный полицейский всегда найдёт то, что ищет. Например: можно обнаружить пару учкудукских лозунгов на заборах или на стенах, а потом задержать владельцев недвижимости и предъявить им недоносительство. Можно прихватить каких-нибудь местных хулиганов и убедить их взять на себя распространение учкудукских листовок. Можно просто набрать на улице прохожих и выбить из него признательные. А признательные показания сотрудники Люпуса умели выбивать даже из трухлявого пня. Главное было - всё это провернуть быстро и принести начальству результат.

Кто ж мог предположить, что какие-то паршивые уличные шакалы совершенно случайно наткнутся на настоящих учкудукских сектантов?! Более того - обнаружат точку распространения спайс-эфира?

Было так. Двое патрульных, Эдик и Сирожа, шли по улице Чуковской. Навстречу им бежал мелкий гозман. Они его окликнули - даже не собираясь задерживать, просто для проформы. Гозман, однако, бросился наутёк, а когда был пойман - пытался плеваться. Разозлённые патрульные ему намяли бока, потом обыскали - и нашли склянку с эфиром и пачку листовок с откровениями Пророка. После непродолжительной беседы с применением традиционных способов убеждения гозман признался, что работает на учкудукцев. И сейчас нёс дозу в подпольный медиацентр, где сектанты принимают откровения Пророка.

Эдик и Сирожа рассудили, что геройствовать в логове сектантов им совершенно ни к чему. А вот за выявление точки распространения спайса им премию выпишут. Тем более, гозман сообщил, что точка находится на частной квартире у какой-то старой свиньи. Поэтому шакалы завезли гозмана на участок, а сами прихватили цуцика-эмпата и отправились на точку.

И опять же: на какую-то значительную добычу шакалы не рассчитывали. Иначе они обошлись бы без понятых. Но вот обнаружение золота резко изменило их жизненные приоритеты.

План Эдика сложился в ту же секунду, когда он увидел мешочек. Он был прост: убрать всех лишних. Сначала прикончить свинью, потом лису, потом оглоушить цуцика и подложить его под свиную тушу. В дальнейшем объяснить убийство свиньи тем, что она пыталась разбить банку со спайсовым эфиром - что угрожало жизни и здоровью патрульных. Смерть цуцика, в свою очередь, объяснялась тем, что его задавила свинья своим весом. За это их, конечно, поругали бы, но и только. Труп лисы представлял проблему, но не очень большую. Его можно было оставить в квартире, выдав лису за сектантку. Можно было свалить её смерть на разбушевавшуюся свинью. Наконец, тело можно было тихо завернуть в простыню и отвезти в мясную лавку для такс и фокстерьеров - куда полицейские часто свозили недоеденных задержанных и т.п. отходы правоприменения... Главное же было то, что соверены, как известно, не пахнут и ауры не имеют.

Вероятнее всего, у них всё получилось бы. Если бы не носорог, так некстати заявившийся.

И наконец, об этом. То есть о Службе Собственной Безопасности, которой тоже накрутили хвост на предмет обнаружения и выявления.

Сотрудники "собячки" прекрасно понимали: такое нарушение, как "укрытие от регистрации и учета", практически не выявляемо. Но опять же - нужно было показать какой-то результат, причём немедленно (кампания же!). Поэтому ССБ решила действовать по традиционной схеме: поймать на чём-нибудь как можно больше сотрудников, а потом поторговаться с ними на тему признания за собой тех или иных грешков. Ну а как ещё-то?

Надо ли говорить, что большая часть нарушений, на которых полицейского легче всего поймать, совершается при задержании? И что у службы собственной безопасности имеются свои информаторы, в том числе на уровне отделений? И что молодые патрульные Эдик и Сирожа никому в хуй не всрались не были особенно дороги?

Да-да, я понимаю, что это уже пошли банальности - и что вам уже хочется сказать автору "хватит уже, мы всё поняли".

Действие пятьдесят седьмое. Селяви, или Алиса лишается всего нажитого непосильным трудом

М. Булгаков. Мастер и Маргарита. - Предисл. и подготовка текста: о. Паисий Склеротик. - ООО "Хемуль", г. Дебет, изд-во "Сенбернар, Зайненхунт и Ретривер", 311 г.

Ворвались два добермана-пинчера, сыщики, которые никогда не спали, никому не верили и даже самих себя подозревали в преступных намерениях.

А. Толстой. Золотой ключик, или Приключения Буратино. - Минск, изд. "Унiверсiеэцкае", 1998 г.

16 января 313 года о.Х. День, клонящийся к вечеру.
Город Дураков (бывш. Директория), ул. Альберта Пирпойнта, 87. Отделение полиции УМВД по району Шарлоттенбург-Стрешнево

Current mood: distressed/заберите меня отсюда кто-нибудь
Current music: А. Горохов - Наша служба и опасна и трудна

В отделении было накурено. Впрочем, доносящаяся из хомосапника вонь была ещё хуже.

За столом, закапанным чернилами, густо храпел дежурный бульдог. С его левой брыли свисала ниточка слюны и дёргалась в такт храпам. Рядом на пустом стуле лежала пачка бумаг неизвестного назначения.

- Й-извините, не могли бы вы?! - в который раз начала Алиса, прикованная наручниками к холодной батарее.

- Хрррю, - сделал бульдог. - Бль-бль-бль-бль... хрррю.

Лиса с тоской посмотрела в окно. Она уже поняла, что её могут держать здесь очень долго. Но всё-таки ещё надеялась, что её когда-нибудь отпустят.

Задержавший её носорог повёз её в ближайшее отделение. Оно оказалось переполненным, полицейские бегали туда-сюда как наскипидаренные и носорога всячески игнорировали. Поехали в соседнее, там тоже было всё забито. В третьем наконец нашёлся какой-то терьер, которому носорог Алису и сдал на руки вместе с какими-то бумажками, а сам куда-то делся. Больше лиса его не видела.

Терьер хотел было запихнуть Алису в КПЗ, но хомосапник был переполнен. Клоповник тоже оказался забит. Тогда он приковал её в дежурке, на стульчике возле батареи. Сбивчивые попытки лисы объясниться терьер глухо проигнорировал.

Алисе было плохо. Она была голодна, она замёрзла, а главное - ей очень хотелось писать. Мочевой пузырь был полон и требовал опорожнения.

Но все попытки обратить на себя внимание были тщетны. Бульдог ничего не слышал за своим храпом, а изредка появлявшиеся в дежурке полицейские смотрели на неё как на пустое место.

- Й-извините! - лиса осмелилась повысить голос. - Мне в туалет нужно!

Мочевой пузырь пронзила резкая боль. Лиса оскалилась.

Хлопнула дверь. Вошёл массивный бабуин с полицейским шевроном на предплечье и с папкой в руке. Мазнул по Алисе взглядом, молча достал ключи и её отцепил.

Алиса посмотрела на полицейского с благодарностью. Вернулась надежда, что сейчас её ещё немного помурыжат - а потом всё-таки отпустят.

Обезьян открыл папку, достал какие-то листочки. Потом извлёк откуда-то из шерстей обмусоленный огрызок карандаша.

Алиса взяла листочки и попыталась что-то прочесть. Ничего не поняла.

- Твои показания, - объяснил обезьян. - Признаёшься в агитации и пропаганде. Здесь подписывай и ауру оставь, - он показал чёрным морщинистым пальцем в самый низ листа.

- Простите, офицер, это какая-то ошибка, - начала Алиса. - Я ни в чём не виновата, меня пригласили как понятую...

Обезьян молча и быстро ударил её кулаком в живот.

От боли и неожиданности Алиса описалась. Со стула закапало.

- Бля, - бабуин брезгливо пошевелил ноздрями. - Кто эту падаль в дежурку притащил?

- Вы не поняли! Я не виновата! Я понятая! - закричала лиса. И получила ещё один удар, на этот раз в поддых. Голоса не стало. Лиса сложилась пополам, пытаясь восстановить дыхание.

Третий удар - не очень сильный, но болезненный, - пришёлся по скуле.

- Я чё сказал? - лениво спросил обезьян. - Подписывай.

К следующим ударам лиса была уже готова. Переносить боль она умела, травм не особо боялась. Хотя один раз вскрикнула так, что храпящий дежурный на пару секунд проснулся. Впрочем, тут же снова и вырубился.

- Думаешь, ты крепкая? - сказал бабуин. - Ладно, пошли. Тебя волки сперва отхарят, потом по хвосту настучат. Если тебе это так надо.

- Никуда я с вами не пойду, - прохрипела лиса, сплёвывая кровь.

В следующую секунду она оказалась на полу. Потом последовал удар нижней лапой, который её вырубил.

- Та-ак, - произнёс высокий, уверенный в себе голос. - Я не спрашиваю, что здесь происходит. Я это вижу. Ваше имя и звание?

Лиса лежала на полу в луже собственной мочи. Но это было всё-таки лучше, чем побои. Поэтому она не спешила подавать вид, что пришла в себя.

- Мы с вами на брудершафт не пили, - заметил всё тот же голос невозмутимо. - Но полномочия я, разумеется, предъявлю. Вот мои документы.

- Похоже, я не произвёл на вас должного впечатления, - резюмировал неизвестный. - Хорошо, давайте поставим вопрос иначе...

- Вы напрасно сопротивляетесь, - сказал голос. - Вы сделаны из мяса и костей, а я недурно армирован.

Прямо перед собой она видела ноги и лапы. Босые лапы бабуина с длинными грязными пальцами. И прекрасные тонкие собачьи ноги в бежевых брюках со стрелками. Ноги стояли совершенно неподвижно, как влитые. Чувствовалось, что хозяин этих ног твёрдо уверен в себе и своём праве быть. Особенно хороши были светло-коричневые носки и лаковые собачьи боты с перфорацией.

Потом раздался грохот: это бабуин бухнулся на колени.

- Ну вот и всё, - заключил неизвестный. - Вернёмся к обсуждаемому вопросу. Ваше имя и звание?

- Ну Буба я, по документу - Бубон Саяров, так меня кличут, - как-то очень охотно сказал обезьян. От его наглой бравады и следа не осталось. - Старший прапорщик, недавно вот выслужился, а то меня мариновали долго, начальник наш, скобейда, меня не повышал, всё волков своих только продвигает...

- Значит, старший прапорщик, - перебил неизвестный. - И чем же вы сейчас занимались, старший прапорщик Бубон Саяров?

- Да чего я, чистуху выбивал вот из этой гражданочки, - зачастил обезьян. - Нам план спустили по раскрывухе, по этим... как их... анти... антигосударственным, ну вот и надо было выбить чистуху, а задержанных мало, а тут эта гражданочка подвернулась, ну вот я и подумал, она на вид интеллигентская, сразу всё подпишет, а она упорная попалась какая-то, ну я хотел ей серьёзно заняться, а вы тут пришли...

- Похвальное рвение. Но вы были уверены в виновности задержанной?

- По-вашему, она совершала антигосударственные деяния? Или нет? - в голосе послышалось нетерпеливое раздражение. Однако речь его оставалась всё такой же - правильной, с красивыми паузами.

- Да я не знаю, я её ваще первый раз вижу, - прапорщик говорил каким-то странным голосом, будто слова сами из него выпрыгивали, как лягушата. - Мне какое дело, мне сказали чистуху выбивать, а мне чего, мне сказали, я работаю, начальник у нас скобейда, премии лишить может, если показатель не дать...

- Вы вообще интересовались этим вопросом? Вопросом виновности задержанной?

- А это зачем? - искренне не понял бабуин. - Мне чистуху сказали выбить, ну чтобы подпись была, она потом в суд пойдёт, а чего там на самом деле - какая разница, надо план давать, палку срубить надо, а то начальству пизды выпишут, а начальник у нас скобейда, он тогда нам всем выпишет с усилением...

- Ах, как нехорошо, - сказал голос. - Вы не были уверены в том, что она виновна. Вы вообще не интересовались этим. Вы плохой полицейский, Буба.

- А чего плохой-то? - в голосе бабуина забулькала обида. - Вы там скажете тоже, а я по земле работаю, у меня за последний месяц вообще взысканий нет, только за ту овцу, а я не виноватый был, я её только поёб и роги обломал, так это обычное дело, а печень ей волки выжрали, я сырую печёнку вообще не люблю, вот каныгу да, особенно если подсолить...

- Соскучились по взысканиям? Что ж, я это вам устрою. Может быть. А сейчас - идите. Обязательно выпейте воды. Литра полтора. Иначе вы и дальше будете болтать лишнее, а это вряд ли входит в ваши планы... Позвольте вам помочь, - это было сказано другим тоном, и явно Алисе.

Перед ней склонялся, протягивая изящную руку, высокий легавый угольно-чёрного окраса. Он был в бежевом костюме безупречных очертаний. Интеллигентную морду украшали очки в тонкой стальной оправе.

Лиса собралась с силами и встала. Болело что-то под рёбрами, левую пятку саднило. Наверняка под шерстью скрывались кровоподтёки. Особенно болел живот - удар бабуина задел тайник, его содержимое ударило по внутренностям. Но всё это было не так важно. Важно было, что у неё нашёлся заступник.

- С вами всё в порядке? Рёбра не сломаны? - вежливо поинтересовался пёс.

- Да, я чувствую, - легавый повёл носом. - Ничего страшного, это всего лишь урина. Вот, извольте, - он вытащил из нагрудного кармана платочек. - Потом выбросите, мусорка вот тут.

- С-спасидо, - лиса осторожно обтёрлась. Запах всё равно чувствовался, но хотя бы не было мокро.

Тем временем элегантный легаш убрал с пустующего стула бумаги, слегка подмёл его хвостом и лису усадил.

- Благодарю вас, - искренне сказала Алиса, устраиваясь. - Вы меня очень выручили.

- Не благодарите. Я действую в интересах государства.

Лиса не удержалась от скептической гримаски. Собеседник это заметил.

- Отчасти понимаю, - сказал он, садясь на стол и заслоняя собой храпящего дежурного. - Полицейские методы могут шокировать обывателя. Особенно когда он сам оказывается... - тут он сделал крохотную паузу, - объектом применения этих методов. Некоторые даже думают, что полицейские - это стая мерзавцев и садистов, упивающихся своей безнаказанностью. Это не так, но допустим. Всё равно полиция - меньшее зло, чем разгул преступности. Например, сейчас многие возражают против привлечения волков и ментов в ряды правоохранителей. Не думая о том, что в противном случае они пополнили бы криминальные группировки... Но я вижу, мои рассуждения вас не очень занимают?

- Й-извините, - смутилась лиса. - Это, наверное, всё очень интересно. Но мне нужно знать, что со мной дальше будет.

- Понимаю и это. Своя шёрстка ближе к телу. Кстати, как вас зовут?

- Алиса Зюсс, - представилась лиса. - Лисьей основы.

- Не всё так просто. Видите ли, в полицейский участок легче попасть, чем из него выйти. Но я вами займусь лично, а полномочия у меня большие. Ах да, я же не представился. Я сотрудник Особого отдела Управления собственной безопасности, старший дознаватель. Полное имя - Селяви Шершеляфам де Пердю. Электрический Пёс модели ка-девять-шестнадцать. Если вам это что-нибудь говорит.

Лиса помотала головой. Она никогда не слышала про эту модель.

Справочные материалы по теме. Полицейские модели и их модернизация, часть I

Всё оборудование, используемое киборгами и кибридами, создано в дохомокостные времена. Некоторые модели не могут работать в тесла-среде, другие - работают только в ней. Кроме того, оборудование привязано к биологической компоненте, которая не подлежит коррекции. Все попытки прошить кибридную составляющую иной основе, кроме указанной в документации, неизменно заканчивались смертью перепрошиваемого.

Тем не менее, попытки модернизаций регулярно предпринимались, причём некоторые были успешными. Особенно интересна в этом плане история боевых и полицейских моделей. Об этих последних и поговорим.

Самой доступной моделью правоохранителя-кибрида в Директории является Электрический Пёс K9 XIV. С дохомокостных времён сохранились тысячи рабочих комплектов и детально прописанные процедуры их инсталляции в организме. В комплектацию входит укреплённый металлом скелет, металлокерамические когти, встроенная в пасть подсветка и парализующее лидокаиновое жало. Лидокаин вырабатывается особыми железами в теле правоохранителя. Всё это делает Электрического Пса опасным противником.

Однако у Электрических Псов имеются и некоторые недостатки: сниженный интеллект (IIQ=70), повышенная агрессивность, а самое главное - личная честность, потребность следовать закону, и проистекающее из этого недопонимание некоторых нюансов полицейской службы в современных условиях. Это последнее обстоятельство делает Электрических Псов непригодными для большинства направлений полицейской работы. Около двадцати особей всё же используются - в основном для силовых операций. В промежутках между которыми их направляют на нудные и невзяткоёмкие работы - например, проверку билетов и т.п.

В 289 г. о.Х. группе исследователей в ИТИ удалось разобраться в механизме контроля интеллекта полицейской модели и научиться его обходить. Это позволило усовершенствовать Электрического Пса. Новая модель получила маркировку К9 XV и неофициальную пометку в документах - "с пониманием". Это было связано с особенностями функционирования мозга модели: отличаясь всё той же субъективной честностью, Электрические Псы К9 XV могли отступать от неё, следуя приказам начальства - которому ведомы высшие соображения. Это свойство делало К9 XV более пригодными к службе.

Сперва с новой моделью связывали большие надежды. Первая партия из пяти особей (с IIQ от 90 до 110) была моментально разобрана различными полицейскими ведомствами. Ещё один экземпляр был выпущен в 291 году по личному заказу председателя Финансово-Промышленного комитета Наполеона Моргана Гейтса Пендельшванца: ему нужен был начальник личной охраны. Потом его сменила Лэсси Рерих, но к тому моменту Пендельшванц уже был губернатором, так что он сделал бывшего охранника полицмейстером.

Известно, что Пендельшванц планировал запуск модели в массовое производство с целью оздоровления правоохранительной системы. Соответствующий план был разработан экспертной группой и ждал губернаторской подписи. Однако в самый последний момент губернатор внезапно и необъяснимо изменил своё решение. В частности, он запретил дальнейший выпуск модели и все разработки в этой области, из-за чего даже пошёл на тяжёлый конфликт с директором ИТИ, господином Нефритовое Сокровище. Вместо этого он предпринял совершенно иные реформы - о характере которых читатель уже осведомлён.

Как на это реагировал его протеже, вынужденный эти реформы проводить самолично - понятно. По крайней мере вам, батенька. Остальным рекомендую помедитировать над смыслом выражения "ебу и плачу", только поменяв слова местами. А помедитировав - подумать, сколько честных существ оказывались в подобной ситуации. И сколько ещё окажутся, да.

Что касается Селяви-Шершеляфама: он был первым и единственным экземпляром cамой последней и самой продвинутой модели К9 XVI. Создан он был, как и полицмейстер, в ИТИ по личному заказу Пендельшванца. Для полицейской работы господин де Пердю не предназначался. Губернатору нужен был персональный следователь по особо важным и особо деликатным делам. В связи с этим в исходную конструкцию были внесены изменения - например, лидокаиновые железы трансгенщики заменили на другие, более полезные для следственной работы. Что касается честности, то, как сказал Пендельшванц, "достаточно развитый ум найдёт способ удовлетворить и эту потребность не в ущерб делу". На свой ум господин Шершеляфам не жаловался: после нескольких переборок и доводок он стал блестящим интеллектуалом.

В Особый отдел УСБ де Пердю был отправлен для стажировки и приобретения опыта. Там он оказался неожиданно полезным: относясь к специфике службы с пониманием, он способствовал расследованию нескольких деликатных дел и при этом не нажил себе врагов наверху. Поэтому после низвержения Пендельшванца его не только не уволили, но и повысили до старшего дознавателя. Как выразился новый полицмейстер, назначенный Слуцкисом - "один честный сотрудник нам очень даже не помешает".

- Я здесь случайно, - продолжал легавый. - Инспекция участков не входит в мои обязанности. Но если я где-то оказываюсь, предпочитаю осмотреться. Неприятная сцена, свидетелем которой я стал, меня заинтересовала. Знаете чем?

Лиса посмотрела на него с недоумением, но промолчала. Она уже поняла, что старший дознаватель не слишком-то удивлён тем фактом, что в полиции кого-то мудохают.

- Меня заинтересовало, как вы держались, - продолжил он. - На вид вы типичная интеллигентка. Такие обычно боятся боли. Особенно - неожиданной боли. Вы же вели себя иначе. С вами что-то не так, Алиса. И мне интересно- что именно.

- Нет-нет, пока ничего не говорите. Сперва маленькая процедурка, она улучшит ваши показания.

Внезапно узкое лицо легавого оказалось прямо перед ней. Между узких чёрных губ блеснуло металлическое жало. Потом шею лисы что-то укололо.

- Вот и готово, - господин Селяви-Шершеляфам улыбнулся. - Я ввёл вам сыворотку правды. Совершенно безвредное вещество, просто растормаживает некоторые центры в мозгу. И вы мне всё-всё расскажете. Буквально через пару минут.

Лиса почувствовала, что ноги стали как ватные. В глазах поплыли цветные пятна. Шерсть вздыбилась.

- Очень, очень хорошо, что вы сделаны из мяса, - разглагольствовал дознаватель. - На инсектов, например, эта штука не действует, на дошираков - когда как. Приходится прибегать к очень грубым методам, а я этого не люблю... Ну как вы? Уже готовы к содержательной беседе?

- Да, конечно, й-извините, я просто не знаю, о чём говорить... - забормотала лиса. Слова лились из неё сами, без её участия.

- Вот и славно, - заключил легавый. - Не будем ходить вокруг да около. Меня не интересует, сколько вам биологических и настоящих лет, есть ли у вас потомство и какие у вас права. Точнее, интересует, но во вторую очередь. Начнём с главного. Вы совершали преступления, Алиса? Вы нарушали закон? Отвечайте быстро.

- Да, совершала, - лиса не хотела этого говорить, оно само выскочило. - Мне было очень нужно и я нарушала закон, я знаю, что это плохо, но я не могла...

- Отлично, сыворотка действует, - удовлетворённо констатировал Селяви-Шершеляфам. - Все нарушают закон. Невозможно жить в обществе и не нарушать законов общества. Это даже нежелательно. Обыватель должен быть виновен. Правильно канализированное чувство вины есть основа благонравия. Хорошее поведение противоестественно. Оно может быть принято только как заслуженное наказание... Но я говорю о вещах действительно запретных. Вы что-то делали против государства? Вы политикой занимались?

- Нет, я ничего такого не делала, я политикой вообще не интересуюсь, ну то есть иногда бывает интересно, но я ни в чём таком не участвовала... - полилось из лисы.

- Отлично. В этом вопросе вы - нормальный запуганный обыватель. Обыватель и должен таким быть. Работать, приносить пользу и не поднимать голову вверх. Это в его же интересах. К сожалению, не все это понимают. Что вы знаете об Учителе Учкудуке?

- Ничего не знаю, - честно сказала Алиса. - Я не знаю, кто это такой вообще и что он делал, наверное, я не интересовалась...

- Странно, но допустим. Пойдём дальше. Вы убивали? Вы были причиной смерти других существ?

- Да, часто, - начала Алиса. - Я отправляла заготовки в биореактор... подписывала документы... иногда сама...

- Да, я мастер-вектор первой категории... была... то есть раньше была... - язык всё болтал, Алиса никак не могла остановиться.

- Мастер-вектор? То есть это, как минимум, высшее образование и права человека. Так?

- Да, я получила высшее образование, в Институте, красный диплом... - начала лиса.

- Отличница? Отличница должна быть любознательной. И при этом ничего не знать про Учкудука? Очень странно. Ладно, этим займёмся позже. Следующий вопрос - вы занимались незаконными продажами? Или покупками?

Тут лиса немного пришла в себя. Она поняла, что не может закрыть рот, но можно хотя бы попытаться увести разговор от неприятной темы.

- Да, я незаконно приобретала препараты для биологических исследований, - честно призналась она. - Они были нужны, чтобы быстро определять уровень содержания мелопастериазы в клеточных образцах...

- Похоже, вам есть, что скрывать, - дознаватель повёл рылом, ноздри его затрепетали. - Хорошо, поставим вопрос иначе. Кто давал вам деньги на эти покупки? Работодатель? Или кто-то другой? Отвечайте быстро!

- Нет, Джузеппе, его убили... - выболтал предательский язык.

- Таракан. Он агент Тора-Боры, - лиса в ужасе зажмурилась, осознав, что говорит.

- Агент Тора-Боры?! - Господин де Пердю снял очки, подышал на них, протёр бархоткой. - А вы говорили, что не совершали ничего антигосударственного... Что вы делали для Тора-Боры?

- Н-н-ничего такого! - удалось выдавить из себя Алисе.

- Лжёте, запираетесь. Хотя нет. Вы субъективно убеждены, что против государства не злоумышляли. Но что-то вы всё-таки делали? Выполняли какие-то задания?

- Да, - выболтал язык. - Я брала на работе всякие вещи... продавала... брала... списала молекулярный датчик и вынесла... потом препараты... тоже брала... Джузеппе мне платил...

- Брали? Вы не брали, вы крали на рабочем месте, - дознаватель презрительно скривился. - С целью обогащения. Вы воровка, Алиса. И сколько вы получали за краденое? Нет, не так - сколько всего денег вы получили за то, что обворовывали Институт? Хотя бы примерная цифра? Больше ста соверенов? Больше тысячи?

- Больше тысячи соверенов, я копила, я не тратила, они у меня... у меня... у меня... - тут Алиса наконец поймала язык и сильно сжала его зубами. Было больно, она глухо завыла, но челюсти не разжала.

- Где? Где эти деньги? Где вы их прячете? - наседал пёс.

- Ф вывофе фжуфри, - выговорил прикушенный язык, но совершенно неразборчиво.

Неизвестно, какие меры предпринял бы господин де Пердю, чтобы выяснить истину. Но в эту секунду в животе у лисы задребезжало. Это заработала жужжалка. Что-то в этом дурацком приборе зафунциклировало - Дочь его знает, почему.

- Понятно, тайник на теле, - сказал пёс и быстро лису обыскал.

Через пять минут все алисины деньги, медикаменты, а также жужжалка - звенящая и подпрыгивающая - лежали на столе.

- Вы скрываете в себе много интересного, Алиса, - заметил господин Шершеляфам, пересчитывая деньги. Потом он достал из тумбочки дежурного - тот всё храпел себе да храпел - толстый бумажный пакет. Что-то написал на нём, аккуратно сложил туда деньги и вещи. Повертел в руке сперматофор крокозитропа - видимо, пытаясь понять, что это такое. Потом извлёк из кармана дежурного ключ, открыл им сейф и пакет положил на нижнюю полку.

- Вы, возможно, подумали, что я присвою себе эти средства? - сказал он презрительно. - Отнюдь нет. Я не вор, в отличие от вас. Золото будут приобщено к вашему делу в качестве вещественного доказательства. Хотя, я полагаю, дело на вас уже давно заведено. Я что-то слышал краем уха о хищениях в Институте. Похоже, я поймал кончик нити. Очень, очень интересно, куда она заведёт...

Он растолкал дежурного и что-то тихо сказал ему. Алиса услышала слово "воровка".

- Воррришка! Гамм! - спросонья рявкнул дежурный.

- Воровка, а может и шпионка, - поправил его дознаватель. - Вызовите моих девочек.

Тот встал, дёрнул за какую-то верёвку. За стеной затрезвонило.

Довольно скоро в комнату вошёл доберман. Точнее, доберманша - соски у неё торчали, как пуговицы.

- Мои девочки, - почти с нежностью сказал Селяви-Шершеляфам. - Алиса, это Жирофле-Жирофля, моя помощница. Точнее, помощницы. Жирофле! Жирофля! Слушайте обе!

- Тяф! - гавкнул доберман, открывая оба глаза. Прозвучало это странно - будто голосов было два. И им было тесно в одной глотке.

Справочные материалы по теме. Полицейские модели и их модернизация, часть II

Казалось бы, идея создать существ, биологически приспособленных для исполнения полицейских функций, лежит на поверхности. Так оно и есть. Однако на практике все попытки создать "идеального полицейского" либо проваливались, либо приводили к крайне неприятным последствиям. Ограничимся лишь одним примером: по некоторым данным, такие позорные существа, как менты, возникли именно в результате очередной попытки вывести породных правоохранителей. После чего все дальнейшие эксперименты в этой области были прекращены.

Более успешными оказались усилия по выведению служебных существ, годных для исполнения отдельных полицейских функций - жуков-соглядатаев, дятлов-стукачей, генномодифицированных подсадных уток и т.п. Однако польза от них была весьма относительной, а расходы на производство - довольно ощутимыми. Так что большой популярности они не снискали. Тем не менее, разработки в этой области запрещены не были. Более того: исследования финансировались на постоянной основе.

Одной из последних разработок ИТИ в этой области было создание идеальных конвоиров. Это стало побочным результатом экспериментов с генными библиотеками дельфинов. Известно, что дельфины никогда не засыпают полностью: они отключают только одно полушарие мозга, пока другое функционирует. Это навело сотрудников ИТИ на мысль создать существ, способных к круглосуточному бодрствованию. Первоначально предполагалось, что они могли бы быть востребованы в качестве дежурных, контролёров и т.п. Однако эта программа не получила финансирования. Зато удалось получить деньги под программу создания конвоиров, которые могли бы круглые сутки стеречь опасных существ, не теряя бдительности.

В качестве базы для создания конвоиров были выбраны доберманы - собачья основа, хорошо изученная и достаточно пластичная. Чтобы усилить бдительность, к способности не спать был добавлен запрет на привыкание: сколько бы времени конвоиры не проводили вместе с конвоируемым, у них не возникало чувства, что это существо им знакомо, привычно и безопасно. Проще говоря, они никому не верили, в том числе и друг другу.

К сожалению, полицейским новая модель решительно не понравилось. Новички оказались угрюмыми, подозрительными существами, не вписывающимися в коллектив и не способными на неформальное общение (с ними даже выпить было толком нельзя). Хуже того, они всё время вынюхивали разные нарушения и доносили по начальству. Работать в таких условиях было решительно невозможно, так что вся экспериментальная партия была отозвана.

Зато господина де Пердю разработка заинтересовала. Он лично отобрал симпатичную доберманшу из последней партии, дал ей двойное имя Жирофле-Жирофля - и сделал личной охранницей, помощницей и любовницей.

В целом он остался доволен. Собака - то есть собаки, ибо в одной голове их умещалось две - были надёжны, внимательны к мелочам, не заводили лишних контактов и работали круглосуточно в буквальном смысле слова. К тому же Жирофле была сентиментальной (и любила классику), а Жирофля - знойной (и предпочитала анал), что разнообразило личную жизнь старшего дознавателя.

И, разумеется, господина де Пердю чрезвычайно развлекали их доносы друг на друга.

Девочки росли вместе; хотелось бы сказать - как два цветка у ручья, но это было бы ложью.

Лис Арден. Волчьи ягоды. - М.: Rideró (печатная версия, 2018)

Яшка Казанова. Fool moon. - В: Яшка Казанова. Песни Билитис. - М.: Издательство "БиоЛес", 2017

Город Дураков (бывш. Директория), ул. Альберта Пирпойнта. 87 отделение полиции УМВД по району Шарлоттенбург-Стрешнево.

Current music: В.А. Моцарт, Женитьба Фигаро - Дуэт Марцелины и Сюзанны

Эта жопная сука мне не давала спать. И позавчера не давала, и сегодня опять не дала.

Она теперь придумала новый способ, как меня будить.

Нет, это просто невозможно, невыносимо! Делить одну голову с этой Жирофлёй. Какая же она гадкая!

Вообще удивительно. Мы родились одновременно, у нас одни гены, воспитание получили одно и то же. И такая разница! Я - тонкая, чуткая, внимательная... чистоплотная, наконец! И Жирофля - ленивая грязная бездельница. А бездельница - это уже наполовину хулиганка. А хулиганка - это уже готовая преступница. Воровка или мошенница. Если бы я за ней не приглядывала, она бы уже давно в камере клопов кормила.

У неё преступные склонности на морде написаны. Я после неё в зеркало смотрюсь - сама себя не узнаю. Ужас какой-то, натуральная дегенерация. И воняет после неё как от помойки. Вот только не надо про тергоровый рефлекс. Просто грязь и нечистоплотность. У меня вот никаких таких рефлексов нет. И даже наоборот...

Это господин Шершеляфам ещё не знает, какая Жирофля изменщица. Как видит самца с большим достоинством, так сразу прям вся дрожит и течёт. Причём ладно бы текла своей жопой, так нет же - моей писечкой! И потом за собой не убирает. В смысле - не вылизывается. Говорит, не хочу тебе делать приятно.

А вот, кстати, почему? Ну полизала бы мне, делов-то. Я иногда люблю, чтобы мне там полизали. Господину де Пердю это делать не по понятиям, конечно. Хотя зря. Я бы всё равно никому не сказала. Но ему виднее, конечно. Кто он и кто я.

Но Жирофля-то чего? Она девочка, ей можно. Почему она вот так упёрлась - не буду и всё?

Раньше-то, небось, полизывала. Ей даже нравилось, как я завожусь. А я ей в попу всякие вещи засовывала. Мне хорошо, ей хорошо. Нормальные деловые отношения. Нет, полезла в бутылку. Не буду и всё. Меня, говорит, от твоей "Красной Москвы" тошнит.

Ну чего ей "Красная Москва" не нравится? Нормальный парфюм. Главное, запах течки забивает. Да, меня мой запах оттуда раздражает. Вульгарный он какой-то у меня стал. Когда меня только сделали, у меня пися как розочка пахла, я собой надышаться не могла. А сейчас что? Какая-то вульгарная сучья вонь. И ещё рыбой воняет почему-то. Чем-то вроде ставриды.

Вот только не надо про возраст. Думаю, это Жирофля. Сама грязная и внутрь меня какой-то грязи нанесла. Вот этот рыбный запашок - точно от неё. С кем-то она перепихнулась, пока я дремала. Причём в писю. В мою писю.

Тоже вот проблема. Мы с ней вроде как договорились о разделе сфер влияния. У меня спереди, у неё сзади. Я свою часть соглашения соблюдаю, сзади не даю. А она чего? Регулярно такое случается: просыпаюсь - писечка болит. Я к Жирофля стучусь - а она типа устала, ничего не вижу, ничего не слышу, хрр - хрр. И какими глазами я потом буду смотреть на господина де Пердю? А вдруг я ему занесу инфекцию? Основы у нас близкие, может и передаться гадость какая-то. Хорошо хоть мы стерилизованные, а то и залететь недолго. Жирофля могла бы, она такая. Безответственная.

Ладно, всё это too old, как говорят педведы. Мы тут сидим, ждём господина де Пердю. а у меня записка не сделана. Пока нас не вызвали, надо хоть что-то накидать. Память у меня хорошая, главное - чтобы текст был.

Ну значит поехали... Информационно-аналитическая записка к квартальному отчету старшего дознавателя Особого отдела Управления Собственной Безопасности Директо... скобейда, мы же теперь Город Дураков. Но сокращать-то можно? Вроде бы можно. Тогда так: информационно-аналитическая записка к отчету старшего дознавателя ОО УСБ ГД. Солиднее выглядит, а то что это за "город дураков"? По-дурацки как-то звучит...

Она меня специально выбешивает, скобейда. Чтобы я ничего не успела.

Дальше продолжаем. К отчету старшего дознавателя ОО УСБ ГД Селяви Шершеляфама де Пердю... Хорошо хоть помню, что Шершеляфама надо склонять, а остальные слова наоборот. Жирофля вот постоянно пишет - "Пердя". Это у неё на жопе фиксация прорывается...

Значит так... В четвёртом квартале 312 г. сотрудниками ОО УСБ ГД осуществлён комплекс мер по дальнейшему усилению борьбы с преступностью и другими правонарушениями. В сфере ответственности ОО УСБ, включающей в себя территориальные полицейские образования, был проведен комплекс операций с привлечением максимального количества сотрудников ОО УСБ. Некоторые преступления были своевременно раскрыты или предупреждены благодаря добровольному содействию сотрудников полиции. За три последних месяца прошедшего года мною лично и моими сотрудниками рассмотрено сообщений... скобейда, не помню цифру...

Ну в чём-то она права, с цифрами у меня плохо. Зато я нормально пишу, а она на бумаге и двух слов-то связать не может. Культуры нет потому что. Вот хамить - это она пожалуйста, сколько угодно. Язык без костей.

Так, что у нас там дальше? Основными видами правонарушений, совершаемых сотрудниками полиции, остаются - пункт один: нерегистрация заявлений граждан, особенно по так называемым неперспективным делам, точка с запятой. Пункт два: коррупционные проявления, связанные с условиями содержания взятых под стражу... гм, как бы это сказать-то по-нормальному? Ну, когда ты полицейскому соверен, а он тебя в клоповник не сажает? Ладно, пока и так сойдёт, а потом что-нибудь придумаем... Пункт три: вымогательство денег из граждан под предлогом освобождения близкого родственника от ответственности за уголовное деяние, имевшее или не имевшее места быть... Мать твою Дочь, ну как бы это сформулировать-то? Приходят к матери и предлагают освободить сына задержанного. Соверенов за двести. Причём не факт, что сына действительно задерживали. Такие мамы потом жалобы и пишут. Господин де Пердю мне эти слезницы сбрасывал для статистики. Во всех случаях - понятно, что деньги брали, а доказательств нет как нет.

И ведь в чём загвоздка. При Пендельшванце было такое негласное правило. За мелкую коррупцию не карали - если, конечно, края знали. А вот за коррупцию с кидаловом наказывали неформально. И очень больно. Потому что просто освободить кого-то за деньги - это, конечно, не по закону, но зато создаёт связь между полицией и обывателем. Обыватель знает, что с полицейскими можно договориться, а значит, они не совсем уж скобейды. А вот когда деньги берут, а потом выясняется, что ни за что взяли - это очень портит имидж правоохранительных органов в целом. Потому что полицейских начинают воспринимать как обманщиков и шкур. А это уже бьёт по престижу государства. То есть это дело политическое, а тут уже другие расклады начинаются.

Но это при раньше было. А потом концепция изменилась в ту сторону, что обыватель должен полицию бояться. Буквально до дрожи в ногах. Волков за этим набрали, ментов и т.п.п...

Да что же это ей не спится-то? Наверное, господин де Пердю занят был и её не отымел как следует. Хотя нет, гоню я что-то. Она же вчера визжала так, что стёкла тряслись, мне поспать не дала, скобейда... А ну её. Лучше о ней не думать вообще.

Что у нас там дальше? Примерно так. На двадцать процентов увеличилось число правонарушений и уголовных преступлений, совершаемых полицейскими, непосредственно или при активном поощрении... Гм, опять непонятно, что писать. Ну вот как сказать по-канцелярски - "полицейские создали банду и её крышуют"? Может, так - "или путём организации и прикрытия"? Нет, тоже не подходит. Что делать, придётся спросить у господина Шершеляфама. Он-то знает, как надо.

А дальше про наркотики придётся писать. Вот тут уже я совсем не понимаю, как вывернуться. Потому что распространение наркотиков в принципе идёт под полицейским приглядом, а иногда и силами полиции. Но это как бы так надо. А когда полисы начинают барыжить наркотой сами от себя, тайком от начальства - это серьёзный косяк и за это карают неформально. Так вот, сейчас волки вовсю барыжат сами, а с начальством в лучшем случае делятся. И вот этого-то стало больше на тридцать процентов, это не жук чихнул. Надо это как-то выразить на бумаге, но вот как? Нельзя же прямо. Но и совсем не писать тоже нельзя. Всё-таки я ещё неопытная. Какая-нибудь канцелярская крыса на моём месте...

Жирофля, просыпайся! Нас к шефу зовут срочно!

Ыы... ы-уу-эээ. Я из-за тебя не выспалась... Да встаю уже, встаю.

Нужны мне твои руки. Ладно, работаем. Раз-два...

- Мои девочки отвезут вас, Алиса, ко мне на работу, - продолжил легавый. - Вас покормят и дадут помыться. Там же для вас найдётся камера. Разумеется, одиночная. Советую отдохнуть и выспаться. Сегодня я занят, а вот завтра у вас будет напряжённый день. Мы продолжим наше общение в присутствии других лиц. Нужно устроить очную ставку с вашим институтским начальством.

- Оффуфифе фефя! - крикнула лиса. Как ни странно, дознаватель её понял.

- Отпустить? Вас? Вы в своём ли уме? Ах да, правдодел ещё действует. Алиса, забудьте о свободе. Уже то, что мне известно о вашей деятельности, тянет лет на десять каторги. Но я полагаю, что ваше институтское начальство потребует вас выдать с головой. Вы что-то говорили о биореакторе? Опасаюсь, что...

Что-то хлопнуло. Появилась летучая мышь. Зависла в воздухе, осмотрелась.

- Фу-фу-фу, - сказала она, поводя мордочкой. - Накурили-то, накурили. Сил нет. Алиса, ну что там у тебя?

- Понятно, - сказала мышь. - Не склалось с интимным вопросом? Может, обратно пойдём? Базилио твой любимый совсем извёлся, - это мышь произнесла с неким злорадством.

В воздухе заколыхалось круглое окно, за которым открылось Поле Чудес.

- Куда? Сидеть! - скомандовал господин Шершеляфам. Он, похоже, увиденным не впечатлился - ну или не подал виду.

- А это ещё кто такой? - спросила мышь. - Чё это он тут раскомандовался?

- Если вас интересуют мои полномочия... - начал де Пердю.

- Не интересуют. У меня их по-любому больше. Ладно, живи покуда, ты мне не нужен... Алиса, пойдём.

Действие пятьдесят восьмое. Бодипозитив, или Карабас начинает путешествие и сразу же обогащается

Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

Дора Бриллиант. Пословицы и поговорки русского народа. - Иерусалим: Изд-во "ПалимпсестЪ", 1996.

Любит ли он поросят или нет? И как он их любит?..

А. А. Милн. Винни-Пух и все-все-все. - Пер. Б. Заходера. - М.: АСТ, 2012

16 января 313 года о.Х. Вечерний звон.
Город Дураков (бывш. Директория), ул. Гонтмахера - угол ул. Большой Горемыкинской и Шумского переулка.

Current mood: chipper/бодрячком
Current music: И. Дунаевский/В. Лебедев-Кумач - Спой нам, ветер

Карабас облобызал плачущую Еву, потискал Львику, махнул Арлекину. И, свистнув псам, взлез на слонопотама.

Слонопотам был хорош - трёхметровый, розовый с румянцем, повышенной проходимости. Кузов и обвеска вообще зашибись - от обитой бархатом пассажирской корзины до брони на боках и стальных наконечников на бивнях. Чтобы её приобрести, Карабасу пришлось продать коляску на дутиках. Но это были необходимые расходы. Без серьёзной обвески на дороге уважать не будут. Учитывая количество существ, запрудивших все пути в Город, этот вопрос стал актуальным даже для Карабаса... Хотя, конечно, наконечники можно было и не брать. А ещё лучше - брать золочёные.

Увы-увы. Почтенный раввин давно не следил за состоянием своих финансов, щедрой рукою черпая из кармана злато. А между тем, оно убывало. И в один далеко не прекрасный день кончилось. Причём - внезапно кончилось. Именно в тот момент, когда было особенно необходимо. Раввину пришлось срочно распродавать имущество - начиная с остатков театрального реквизита и вплоть до личного транспорта. Коломбин, арапчат и жуков-ударников тоже пришлось продать. Буквально за гроши. В последние дни электорат подешевел до неприличия.

В припадке экономии раввин даже съехал из "Интуриста" на Настасьинском и снял комнату на улице Гонтмахера. В первую же ночь он об этом пожалел. Комнатка оказалась тесной и щелястой. К тому же за стенкой жил клоп-маниак, который каждую ночь истязал зозулю. Её истошные крики мешали раввину спать. Но съезжать уже не было особого смысла - упло́чено было за пять дней вперёд. А за пять дней раввин рассчитывал как-нибудь управиться. Так что он ограничился тем, что подарил клопу инсульт, а зозуле - инфаркт.

Управиться за пять дней оказалось сложновато. Пришлось занимать деньги у Львики. Которая - такая хорошая! - дала ему беспроцентно и безрасписочно. Помогла и Лэсси: она подарила раввину слонопотама из свежего отлова, а Ева заняшила зверя.

Покачиваясь в корзине, Карабас думал о Лэсси. Несмотря на всё её менталистское искусство, кое-какие мысли и чувства черепахи всё-таки просачивались на поверхность сознания. К тому же головы Евы и Львики были для него открыты. Так что кое-что он знал. В частности, то, что к нему лично черепаха относилась неоднозначно. С одной стороны, его отношения с Евой и Львикой она одобряла: сложившийся ménage à trois оказался во всех отношениях удобным. В частности, девочки перестали искать на свои попы приключений, пить с кем попало и т.п. Это Лэсси очень устраивало. С другой стороны, черепаха Карабасу не доверяла. Хотя бы потому, что так и не узнала, зачем он сюда прибыл и чего хочет. Однако она считала нужным с ним быть в дружественных отношениях. Особенно после исчезновения Пендельшванца и воцарения Лавра Исаевича Слуцкиса. К которому Лэсси относилась с плохо скрываемым отвращением. Но служила ему честно, считая бурбулиса меньшим злом, чем полное безначалие. Особенно сейчас.

Надо сказать, что Общественный Фонд "Комитет помощи дискриминируемым существам, беженцам и перемещённым лицам", созданный как контора прикрытия, неожиданно оказался очень полезным общественным учреждением. Его целью стало оперативное управление потоком мигрантов, накатывающемся на Город. Ева и Львика работали на выходе каждую ночь. Теперь уже не одни: Лэсси усилила двойку стрекозябрами и боевыми медоедами, а сотрудников Фонда поставила на транспорт и логистику. В результате небольшая группа эффективно рассекала и утрамбовывала набегающие в Город электоральные массы. Лэсси, пользуясь своим положением, а также несколькими двусмысленностями в Уставе Фонда, превратила это дело в источник дохода - сбывая свежую джигурду на рынки, в эргастулы и на бойни. Половину выручки она забирала себе, а остальное делила между Евой, Львикой и текущими нуждами Фонда. Ева в деньгах нуждалась, а Львика по-прежнему получала свою сотку в день, ни на что особо при этом не расходуясь. Так что она легко одолжила Карабасу недостающие средства. Под честное слово и поцелуй в дырочку.

Конечно, раввин не очень-то хотел добираться до места пешкодралом. Он предпочёл бы долететь. Однако Болотный Доктор требовал пять тысяч соверенов и не уступал ни гроша. Таких денег у Карабаса не было - а точнее, уже не было. Два раунда удалённых переговоров по этому вопросу кончились ничем. В конце концов Дуремар Олегович заявил, что разорится на "хакамадах", и пропал с концами. Чем Карабаса не то чтобы сильно разгневал, но всё-таки несколько разочаровал.

В конце концов раввин рассудил, что доктор Айболит, если захочет, выйдет с ним на связь, где бы раввин в этот момент не находился. А вот сидеть на одном месте и ждать у моря погоды нет смысла. Лучше уж что-то делать. И стал готовить экспедицию...

- Рркхырк! - вежливо кашлянул полицейский бульдог, исполняющий роль погонщика. Для его основы это был верх деликатности.

Карабасу было лениво разговаривать, так что он просто посмотрел псу в голову. Оказалось, что собаки скучают. И хотят развлечься хоровым пением. Что именно они собираются петь, тоже было понятно. Но Карабас подумал и решил, что пущай поют: его это сейчас особо не напрягало. И послал соответствующую мысль в голову бульдога.

- А бывает ведь яйцо командирское! - льстиво подпел ему бульдог поменьше, подчинённый, сидящий в задней корзинке вместе с ещё двумя псами.

- Командирское яйцо, благородное! А бывает ведь яйцо инородное! - подвыл третий.

- Инородное яйцо, запредельное! А бывает ведь яйцо и отдельное! - сообщил четвёртый пёс, сеттер, отчаянно мотыляя хвостом. Раввин знал, что делает он это нарочно - чтобы подразнить бесхвостых коллег. Коллеги это тоже понимали. В голове бульдога-погонщика раввин прочёл вполне оформившуюся идею - устроить сеттеру тёмную, чтобы не задавался. Карабас мысленно предупредил его, что серьёзное членовредительство он не благословляет. И снова погрузился в размышления.

Арлекина он брать с собой не стал. Он был нужен здесь - чтобы по возвращению Карабас мог сразу узнать всё важное, что случилось в Городе. Во всяком случае, сначала он сказал маленькому педрилке именно это. И уже потом, как бы в качестве допнагрузки, обязал его приглядывать за поняшами. Арлекин всё понял правильно. И подочерился, что за девочками приглядит, будет у них регулярно бывать и интересоваться их жизнью. А назойливых сластолюбцев, охочих до понячьих прелестей, разгонит ссаными тряпками. Карабас, естественно, понимал, что Арлекин не настолько крут, чтобы прогнать ссаными тряпками кого-то серьёзного. Да и насчёт усердия маленького педрилки он сильно сомневался. Это был не тот случай, чтобы Арлекин стал рвать жопу. Но Арлекин был всё-таки лучше, чем ничего. На Лэсси Рерих Карабас в этом плане не рассчитывал. Безопасница уж точно не будет блюсти честь девиц. Скорее уж, сведёт их с каким-нибудь сильным самцом. Чтобы девочки регулярно получали своё удовольствие - и хорошо работали. Карабас на месте Лэсси именно так и поступил бы. Тем не менее, он переговорил с черепахой на эту тему. Та его поняла, но ответила уклончиво - то есть ничего не обещала, кроме как "позаботиться о Еве". Что означало в её устах слово "позаботиться", Карабас прочесть в её голове не смог: Лэсси была действительно хорошей менталисткой.

- Вот субтильное яйцо, вот ничтожное, а бывает ведь яйцо невозможное! - спел погонщик и дёрнул слонопотама за ухо. Тот ускорился. Шесть толстых ног бодро шлёпали по мостовой.

- Невозможное яйцо, натуральное - а бывает ведь яйцо федеральное! - подтянул сеттер.

- Федеральное яйцо, необычное, а бывает ведь яйцо неприличное! - умильно вывел малый бульдог сзади.

- Неприличное яйцо, нежеланное, а бывает ведь яйцо... р-р-р... - замялся небольшой пёс, взятый в группу в качестве скаута-разнюха́рьщика.

Карабас послал ему в голову рифму "препоганое", и опять отключился.

Мысли раввина съехали на лэссину маму, ветхую Тортиллу. Вопрос был только в том, вскрыла она нанокомпьютер или нет. Потому что если всё-таки вскрыла, то отдать ключик он её уж как-нибудь заставит. Карабасу, правда, раньше не доводилось пытать огромных безумных черепах, к тому же нафаршированных древним железом. Однако печень-то у неё есть? И желчный пузырь, небось, имеется? Карабас в подобных случаях предпочитал начинать с желчного пузыря, учиняя спазм протока, и добавляя ощущений через сжатие сосудов печени. Чаще всего этого хватало...

На улице раздался звон: видимо, педобиры сзывали верных на служение Дочке-Матери. Правда, звон был какой-то странный - не гулкий колокольный, а дребезжащий. К тому же он никак не кончался.

Раввин высунулся из корзинки. Ветер ухватился за клок бороды, дёрнул, разметал волосню. Карабас пригладил бороду и стал наблюдать.

Слонопотам двигался по Малой Горемыкинской. Улица была примечательна тем, что на ней не было ничего примечательного. Даже приличной пивной здесь почему-то не завелось. Бывают такие места. Однако сейчас Горемыкинская была заполнена разнообразными существами. И не просто заполнена: нет, они стояли в длиннейшей очереди, упирающейся в маленькую железную дверь в стене. В данный момент она была открыта и туда пытался протиснуться верблюд. Обдирая бока, он всё-таки пролез, а за ним прошмыгнула парочка ежей и ехидна.

- Это что такое? - спросил Карабас. Не дождался ответа и мысленно дёрнул бульдога-погонщика за брылю.

- Грр! - сказал погонщик и выпустил слонопотамье ухо. Тот радостно вострубил и пошёл медленнее, помахивая хоботом.

Карбас сформулировал вопрос чётче и отправил его псу в башку.

- Сеанс у них, - ответил пёс вслух. - Сразу после работы. Хрень разную смотрят и потом обсуждают.

По ходу разговора у пса всплыли в голове всякие образы. Карабас присмотрелся и понял, что "сеанс" - это какое-то новое развлечение для электората. Появилось оно недавно, но распространилось как-то очень быстро. Карабас задал пару наводящих вопросов и понял, что новое развлечение - это что-то вроде эмпатетического театра, только совсем дёшево и очень массово. Правда, чтобы протащиться, нужно было нюхать какую-то гадость, от которой засыпаешь. Само представление происходило во сне. Показывали всякое разное. Как всё это происходило, бульдог не знал - полицейским строго-настрого запретили посещать подобные заведения. Причиной называли "искажение картины мира" и проистекающую из этого негодность к службе. Один патрульный, правда, сходил - и потом весь вечер вёл себя странно, пытаясь со всеми вести беседы о каких-то отвлечённых предметах. Пришлось прибегнуть к психотерапии - напоить его водкой с бенедиктином.

Раввин задумался, кого бы отправить в это заведение. Самому идти не хотелось, поняш просить - тоже: похоже, оно и впрямь вредно. Арлекин отличался устойчивостью к любым паранормальным воздействия, а тут, похоже, на них-то всё и строилось. Напсибыпытретень мог бы сходить, но увы-увы. Раввин вспомнил бойкого пёсика и вздохнул.

- А бывает ведь яйцо и прискорбное! - попал в тему погонщик.

Собак Карабас нанял из того десятка, с которым уже работал, пытаясь поймать Пьеро. Отобрал тех, кто помнил беглеца. Карабас ничего не забыл. И собирался при возможности как-нибудь проникнуть внутрь немецкой базы. Для того, чтобы сделать её обитателям тепель-тапель. Впрочем, собаки могли понадобиться и в дорожных разборках. Да и при общении с археологами они будут совсем не лишними. Хотя Карабас хотел поговорить с доктором Коллоди без лишней помпы - но мало ли как оно сложится.

Тем временем слонопотам завернул за педобирскую молельню и оказался на углу Горемыкинской и Шумского переулка. Насколько Горемыкинская была забита электоратом - настолько здесь было пусто. Только какая-то куница в платочке и валенках торопливо ковыляла к молельне. Видимо, пришло время вечернего караоке.

Слонопотам поравнялся с переулком - узеньким, каким-то даже игрушечным.

- Неотмирное яйцо, неотсюдное, - бодро пролаял сеттер, - а бывает ведь яйцо и нетру... - тут он поперхнулся.

Из переулка на страшной скорости вылетел волк верхом на зайце.

Всё случилось быстро. Увидев слонопотамий бок и не имея возможности тормознуть, заяц прыгнул. Почти успешно. Если бы не пассажирская корзина, у него бы получилось. Но корзина была высокой. Заяц въебашился в неё и грянулся оземь. Слонопотам воспринял это как нападение, яростно вострубил и начал топтать зайца. Байк только и успел пискнуть "ошибка четы..." и сдох.

Седока же слонопотам ухватил хоботом и с размаху насадил на бивень.

Голову Карабаса заполнило чужой болью и кашей предсмертных мыслей. Потом он почувствовал крайнее удивление - и всё.

Раввин посмотрел на жертву ДТП и узнал её. На него смотрел мёртвыми стеклянными глазами следователь Тамбовский. Теперь уже точно - бывший.

Тут из переулка выскочили два взмыленных першерона с гориллами на спинах.

Карабас молча показал рукой на тело, свисающее с бивня, как серая шуба.

Обезьян спешился. Осторожно обошёл опасного зверя - тот всё ещё притоптывал по зайцу, превращая его изящный корпус в хлюпающее красное месиво - и посмотрел на обвисшее тело на бивне.

- Скобейда! - рыкнул он, показывая клыки. - Деф позорный. Бляяя, - добавил он для ясности.

Раввин не стал тратить время на болтовню, а проник под толстый череп гориллы и осмотрелся в нём. Выяснилось, что обезьян является личным охранником некоего Ефима Баренблада. Судя по смазанной картинке в голове громилы, тот был каким-то некрупным парнокопытным. Обезьяна больше интересовали деньги нанимателя. У того их было много. Ещё больше у него было дурных привычек. Волчара поставлял Баренбладу айс и барбитураты. Сегодня он принёс айс разбодяженный, причём аспирином. На аспирин у Ефима была аллергия, запах ацетилсалициловой кислоты он чуял за метр. На претензии покупателя волк ответил хамством и угрозами. Ефим впал в ярость и приказал своим ребятам волка забить на месте. Тот попытался удрать, уповая на скорость байка. Но вот не удрал.

Узнав всё это, Карбас подумал, что этот Ефим - или круглый дурак, или жалкий пленник страстей. Тамбовский, насколько раввин успел его узнать, вернулся бы с друзьями и устроил бы Фиме много всякого интересного.

Однако сейчас нужно было подумать о себе. Пока что в переулочке было пустынно, но с минуты на минуту мог появиться любопытный прохожий или целая компания. Или кто-нибудь из местных жителей, от скуки пялящийся в окошко, мог отправить бэтмена в ближайшую полицейскую часть. Так что надо было быстренько что-то решать.

Так рассудивши, Карабас слез со слонопотама, свистнул собакам и вложил им в головы вводные. Те рассредоточились по периметру, отсекая посторонних.

Обезьянам раввин предложил разойтись по-хорошему. То есть - они тихо забирают волчье тело, вместе со всем, что у него в карманах. Карабас, в свою очередь, покидает место происшествия. Потому как у него намечена деловая поездка. И всякие разбирательства, особенно с участием полиции, не входят в его планы.

Низколобые и корыстные гориллы сделали встречное предложение: Карабас их финансово мотивирует, а они ещё подумают, хорошо ли он их мотивировал. Иначе они идут в полицию. Где с Карабаса сдерут существенно больше - а причину найдут. Например, незаконный выгул опасного зверя в городской черте.

Карабасу такое жлобство не понравилось. Для начала он перекрыл гориллам кислород. На пару минут. А когда обезьяны отдышались, отхрипели да откашлялись - рассказал им, что он может сделать с ними ещё. Если, конечно, они будут упорствовать.

Гориллы, рыча и бранясь, освободили слонопотама от излишнего трупа. Слонопотам отряхнулся и принялся кушать расплющенного зайца, отрывая от него кусочки и кидая в рот. Желудок слонопотама был крепкий, бодипозитивный. В смысле - легко переваривал мясо, особенно хорошо размягчённое.

И всё бы кончилось миром, если бы в последний момент из переулка не вышел сам Ефим Баренблад. Которого зачем-то понесло вслед за гориллами.

Это был типичный кабанито - то есть великосветский свиньюк, а если честно, то просто поросёнок. Он смешно вышагивал на коротеньких растопыренных ножках, в белой манишке и с тросточкой в руке. Вздёрнутое рыльце его было преисполнено порочной надменности.

- Хррфф! - капризно хрюкнул он. - Эй, вы чё! Не можете разобраться с этим бородатым?

Карабас прищурился. Господин Баренблад произвёл на него не самое лучшее впечатление.

Тут и слонопотам повернул голову к поросёнку. Маленькие глазки его масляно заблестели. Карабас внезапно вспомнил, что у слонопотамов есть дефект - они любят поросят. Он, правда, не очень-то понимал, как именно они их любят. Теперь у него была возможность узнать это доподлинно.

Трёхметровая розовая зверюга принялась разворачиваться на месте, аккуратно переставляя толстые ноги.

- Это что? - надменно пискнул поросёнок. - Эй, бородатый, живо убери животное! А то будет по-плохому!

Животное надвинулось, занесло над господином Баренблатом увесистый хобот.

Поросёнок побледнел и замахнулся тросточкой. Слонопотам её вырвал, покрутил перед глазами и забросил на балкон соседнего дома.

Гориллы переглянулись и дружно сдристнули - только пятки простучали.

- Вы за это запла... - пропищал поросёнок, подпрыгнул и что есть мочи припустил обратно по переулку.

Слонопотам сделал несколько шагов, нагнал беглеца и снова занёс над ним хобот.

Кабанито развернулся и побежал в противоположном направлении. Видимо, надеясь, что неуклюжий слонопотам не сумеет развернуться и потеряет время.

Слонопотам не стал разворачиваться, а пошёл назад с той же скоростью, с которой шёл вперёд. То есть быстро. По ходу ретирады он, правда, раздавил изящную мусорную урну. Даже не заметив этого. Его с неудержимой силой привлекал поросёнок.

Кабанито, снова увидев занесённый хобот, заметался. Взбежал на первое попавшееся крыльцо и начал дёргать ручку парадной двери. Ручка не поддавалась: дверь была заперта изнутри.

Хобот мягко дотянулся до съёжившегося тельца Ефима Баренблата и

Кабанито, снова увидев занесённый хобот, заметался. Взбежал на первое попавшееся крыльцо и начал дёргать ручку парадной двери. Ручка неожиданно подалась. С радостным визгом поросёнок устремился внутрь.

Зверюга попыталась достать беглеца хоботом, но Баренблат успел захлопнуть дверь. Озлобленный слонопотам вострубил и попытался поддеть дверь бивнем. Та затрещала.

Хлопнуло окно. Оттуда высунулся страус и сварливо осведомился, что здесь происходит и не позвать ли полицию.

Страуса Карабас вырубил почечной коликой, потом - уже осторожно - успокоил слонопотама, снизив ему уровень гормонов. Зверь ощутил слабость в коленях и присел, загородив собой переулочек.

Однако оставлять поросёнка совсем без наказания Карабас не хотел. Он нащупал его разум - поросёнок спрятался под лестницей - и отключил кровоснабжение головного мо

Однако оставлять поросёнка совсем без наказания Карабас не хотел. Он нащупал его разум - поросёнок спрятался под лестницей - и заставил спуститься и открыть дверь. После чего парализовал и пару раз стукнул по рылу. Одновременно роясь в его голове.

Маленький мозг Ефима показался ему прозрачным, как стекло. Не всё, что раввин за этим стеклом увидел, ему понравилось. Но было не до сантиментов.

Карабас для начала перечислил Баренблату некоторые его шалости и скверные поступки. Потом спазмировал ему жёлчный пузырь и открыл сфинктер желудка, чтобы поросёнку стало тошно и горько. После чего предложил господину Баренблату инвестировать в Карабаса десять тысяч соверенов.

Поросёнку и в самом деле было тошно и горько, но он мужественно торговался. Сошлись на трёх килограммах золота. Чек Ефим выписал, рыло приложил. Где находится ближайшее отделение "Гросс-Банка", Карабас узнал непосредственно у него из головы. И отпустил паршивца с миром. Кабанито, кстати не припустился бежать, а удалился с достоинством - ну разве что без тросточки.

На прощание Карабас прошёлся слонопотамом по трупу Тамбовского - чтобы не сразу опознали. О следах ауры он не беспокоиться не стал: когда этим займутся, он будет уже далеко. А там видно будет. Вряд ли он вернётся сюда на том же транспортном средстве.

Пока добирались до отделения банка, Карабас думал, что ему, похоже, везёт. Неприятная ситуация разрешилась к его, бар Раббаса, выгоде. Он не нарвался ни на полицейский патруль, ни на каких-нибудь слишком бдительных граждан. Кабанито оказался податлив на шантаж. И вообще.

Получив же на руки увесистый мешочек с золотом, раввин окончательно уверился, что путешествие началось весьма удачно. И закончится, наверное, тоже успешно.

Действие пятьдесят девятое. Гиперакузия, или Полковник ошибается и тогда, и сейчас

Если ты, Кай, выложишь из льдинок это слово, то будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь мир и пару новых коньков.

Г.Х. Андерсен. Снежная королева. Пер. А. Ганзен. - М., Детская литература, 1956

Но я вырвался,
Но я научился
Тайне жизни на этой земле:
Мучайте, бейте, давите,
Чтобы всё как шло, так и шло.

Юдик Шерман. Но я научился. - В: Ю. Шерман. Избранный. - М.: Ракета, 2006

6 ноября 1978 г. Москва, ул. Большая Лютомская, д. 3 корп. А кв. 9 / 16 января 313 года о.Х. Страна Дураков, домен шерстяных, крепость Болат-Юрт.

Из маминой спальни исходило молчание. Тяжёлое. Больное. Мигреневое.

Шаня чуял - сейчас у мамочки кончается продромальная фаза, через минуту-другую начнётся аура. Она сидит с ногами в кресле, закутавшись в пледик. Ей зябко, кончики пальцев немеют, перед глазами дрожит серенький туман. На столике рядом - стакан воды, таблетки папазола, цитрамон, пенталгин с кодеином. Что-то из этого она выпьет в первые минуты нарастания боли. Но таблетки не помогут. У мамочки сильная гиперакузия. А Шанечка сейчас будет заниматься. На фортепьяно.

Не то чтобы Шаня так делал специально. Просто как-то так сложилось, что мамина мигрень напоминала ему о занятиях. Ну то есть именно в такие моменты у него просыпалось желание сесть за инструмент.

Раньше у Шани была скрипка. Но скрипку мама не выдержала. От упражнений Шрадика её головная боль затягивалась на сутки, а то и дольше. В конце концов дело дошло до того, что звуки скрипки стали приступы провоцировать. Пришлось вернуться к пианино. Ганон и Черни хотя бы не заставляли её рыдать от боли.

Деньги на хороший инструмент дал бывший муж. Для мамы это стало очередным унижением, поводом поплакать. И погордиться тем, что она вынесла и это. Мама верила в музыкальное будущее сына. Ради этого она была готова выносить что угодно. Включая музыку во время мигреней. И даже то, что сын носит ненавистную фамилию ненавистного бывшего. Мама понимала, что барственная фамилия отца звучит лучше, чем её собственная девичья - Пендюрина. Виртуоз Пендюрин - это смешно. С такой фамилией Шанечку не возьмут в виртуозы...

Сын тихонечко приоткрыл дверь. Увидел то, что и ожидал. Кресло, пледик, маленькая женщина с сединой в волосах. Смотрящая на него жалобно и покорно.

- Мама! - ласково сказал Шаня. - Я поиграю немножечко.

- Саша, у меня голова болит, - предсказуемо заныла мамочка. - Ты можешь попозже поиграть?

- Мама, у меня потом настроения не будет, - сказал Шанечка. - Ну ты же понимаешь! Это же музыка!

Слова "ты" и "музыка" он выделил голосом. Такое на маму действовало.

- У меня очень голова болит, - попробовала мама ещё раз.

- Мам, нельзя играть без настроения, - нажал сын. - Получится музыка без души.

- Это тебе Аркадий Михайлович сказал? - вздохнула мама.

- Аркадий Михайлович, - подтвердил Шаня. - Он всегда так говорит.

Аркадий Михайлович был преподавателем фортепьяно в музыкалке. Это был статный старик в золотых очках, с красивыми сединами. Он использовал в речи оборот "будьте столь любезны" и красиво картавил. Мама считала его образцом и носителем настоящей культуры. Спорить с Аркадием Михайловичем, даже заочно, она не посмела бы.

- Ну, играй, - сдалась она, глотая таблетку. - Только не очень громко, ладно?

На самом деле Шаня не любил музыку. Не то чтобы не понимал - но не любил. Музыка была какой-то никчёмной. То, что она говорила, его не интересовало. Но ему нравилось играть. У него это получалось. Он любил делать то, что получается. Это придавало уверенности. Кроме того, мелкие движения пальцами хорошо действовали на мозги. Ощущение было такое, будто умылся внутри. Всё становилось как-то чётче.

Шаня оседлал крутящийся стул. Начал с гамм. Правая, потом левая, потом вместе, потом быстрее. Поймал темп, разогнался. Пальцы двигались гладко, мизинец не мазал.

Наиграв руки, Шаня принялся за грибоедовский вальс. Он у него был разучен до автоматизма.

Крутясь на стуле, он думал, до чего же здесь плохой звук. В музыкалке звук был нормальный. В бетонной коробке комнаты он съедался ковром и низким потолком. Когда Шаня играл, в серванте на стеклянных полочках дребезжал хрусталь. Даже в телевизоре "Темп" что-то звенело - какая-то гадкая проволочка, деталюшка. Мама не замечала. Иногда Шане казалось, что у неё нет слуха. Хотя на пианино она раньше играла - ну, такое, обычное: "К Элизе", начало Лунной. Играла и плакала почему-то. Шаня очень хотел узнать, почему. Но на все расспросы мама говорила одно и то же - "Шаня, твоя мама очень несчастная женщина".

Доиграв Грибоедова, мальчик принялся за урок - Клементи, сонатина ре мажор, первая часть. Тут пришлось достать ноты. Как обычно, возникли трудности с аккомпанементом. Пришлось заняться им отдельно. Потом Шаня проработал мелодию и почувствовал, что устал. Решил сделать перерыв.

Он повернулся на стуле, окинул взглядом комнату. Бетонная коробка, к тому же проходная. Когда Шаня был совсем маленьким, его это сердило. Он мечтал занять мамину комнату - непроходную, тупиковую, где можно закрыться от всех и почувствовать себя дома. Но в детском саду он кое-что понял. В том числе - что ни у кого нет своего места. В любую тумбочку, в любой шкафчик обязательно кто-нибудь да залезет. И в постель тоже. Однажды ему сделали усы из зубной пасты, пока он спал. С тех пор он понял, что безопасности не существует. Это помогло ему смириться с тем, что он живёт и спит здесь, между сервантом и пианино.

Тяжело вздохнув, мальчик поплёлся на кухню. Ничего готового-съедобного не обнаружил, кроме маминых сырников. Сырники были невкусные. Мама не умела вкусно готовить. Она вообще ничего не умела делать хорошо. Особенно книжки. Мамины книжки для детей Шаня даже в детстве читать не мог.

В холодильнике лежал толстый кусок варёной колбасы. Колбаса тоже была невкусная. Тогда мальчик достал сковородку и поджарил колбасу на большом огне. Жареная казалась вкуснее.

Зазвенел телефон в прихожей. Скорее всего, это папа. Шаня бросился из кухни: ему было важно поднять трубку первым.

- Привет, Гр-ригорий, - раздался преувеличенно бодрый голос. - Ну ты там как чего?

- Да так. Музыкой занимаюсь. Мама заставляет, - сказал Шаня то, что отцу было приятно услышать.

- А, музыка эта самая... Ну ты там занимайся, занимайся. Я чего звоню-то: хочешь к папке завтра днём? Завтра как-никак праздничек. Папка тебе мяса жарнёт, - посулил он. - Свининки. Рыночной. Ты как?

- Ну если мама отпустит, - неуверенно сказал Шаня. - И у меня на дорогу денег нет.

- Ну, младший, ты даёшь. Пятачка на метро у тебя нет? Ты мужчина или кто? У мужчины всегда должны быть деньги, запомни, сын, плохому не научу... - голос в трубке стал совсем довольным. Папа обожал монологи про то, что мужчина должен. К сожалению, папа совсем не уделял внимания вопросу "как".

- Ладно, папка тебя подхватит, - наконец, сообщил он главное. - Ты когда дома будешь?

Отец недавно приобрёл "Волгу" и очень этим гордился.

- Шаня-а! - крикнула мама из комнаты. - Ты с кем там разговариваешь?

- Ну значит завтра в два во дворе, договорились, бывай здоров, - быстро закончил он.

Через пару минут в кухню вошла мама в халатике. Лицо у неё было белое, под глазами синяки. Она шла, держась за стену.

- Гришаня, - сказала она тихо. - Это кто звонил? Это он был? Он? Он?

- Алексей Геннадьевич звонил, - сказал Шаня как можно более спокойным тоном. Он понимал, что сейчас мать устроит истерику. Когда начиналась боль, она всегда устраивала истерику. Наверное, от этого ей становилось легче. Но не сильно - потом боль бралась за неё так, что она могла только глухо рыдать в подушку.

Шаня считал, что от маминой истерики должен быть какой-то прок. Мама должна вернуться в комнату виноватой. Но вину нужно было подготовить. Сразу назвать отца отцом означало спровоцировать крик без всякой пользы для себя.

- Что он спрашивал? Что ему надо от тебя?! - взвизгнула мама.

- Мам, да как обычно. Спрашивал, как с музыкой, как учусь.

- Звал, - согласился сын. - Я ему сказал, что у меня пятачка нет на метро.

- У меня сын тряпка, - пробормотала она. - Ты должен был сказать этому человеку, что не желаешь общаться с ним. А ты сказал, что я тебе денег не даю. Позоришь мать! - она сжала ладонями виски. - Ну ты чего молчишь? Язык проглотил?

- Мам, ты сама говорила - не надо врать, - пожал плечами Шаня. - Я правду сказал.

- Что я тебе денег не даю? - закричала женщина.

- Что денег у меня нет, - поправил Шаня. - Ну так правда нет же.

- Я тебе вчера давала, - напомнила мать сварливым тоном.

- Полтинник ты мне дала, - напомнил сын. - Десять копеек на завтрак, четыре на троллейбус, четыре на обратно. И "Лакомка" за двадцать восемь.

- Ты с ума сошёл есть мороженое! Тебе нельзя, у тебя горло!

- Когда папа с нами жил, он всегда мороженое покупал, - нанёс удар Шаня.

- Папа? Какой он папа! Он меня мучил! Мучил! Твою маму мучил! И тебя мучил! - заверещала мать, сжимая ладонями виски.

- Папа мне мороженое покупал, - ещё раз прошёлся Шаня по тому же месту. - А теперь я сам себе покупаю. У меня четыре копейки осталось. А на метро нужно пять туда и пять обратно. Я же сказал, денег у меня нет.

- Денег у него нет! В твоём возрасте! Дети! В войну! Вагоны разгружали! На вокзале! - маму понесло.

Шаня улыбнулся. Маменька раскрылась, дала повод.

- Ты права, наверное, - сказал он. - Завтра схожу на вокзал. Поищу работу.

- Ты с дуба рухнул?! - мать чуть не подпрыгнула на табуретке. - Какой вокзал? Ты маленький! Тебя никто на работу не возьмёт! Ни на какую! Это закон!

- Мам, ну ты чего, - ласково сказал Шаня. - Я же не вагоны разгружать. У меня скрипка есть. Я там встану где-нибудь, буду играть. И деньги собирать.

- С ума сошёл, ты больной, не смей! Тебя в милицию заберут! В милицию! Ты понимаешь, в ми - ли - ци - ю! Там с тобой такое сделают! Такое! И под суд отдадут! За попрошайничество!

- Мама, я же не крал, не воровал, за что под суд? - Шаня сделал невинное лицо.

- Под суд! Или в детскую комнату! Ты вообще понимаешь, что это - в детскую комнату! Тебе жизнь сломают! Жизнь! Сломают! Из школы выгонят!

- Из школы не выгонят, - вздохнул печально Шаня.

- Из музыкалки вылетишь со свистом! Ты совсем с дуба рухнул! Я тебе запрещаю! Запрещаю! Слышишь, я тебе запрещаю! Запреща-а-а-а! Ааааа, больно, больно! О господи, за что мне, за что!!! - мама скорчилась на табуретке, закрыла лицо руками.

Сын осторожно потрогал мамину руку. Та была холодной как лёд.

- Мама, ты бы лучше легла, - озабоченно сказал он.

- Я не лягу, пока ты не поклянёшься! Что ни на каком вокзале! Не будешь играть! Поклянись сейчас же!

- Мама, ну ты опять хочешь, чтобы я врал? - сказал Шаня. - Не буду я клясться. Вот представь себе - вдруг будет очень нужно денег. Чтобы тебя накормить и самому поесть. Я бы на вокзал пошёл поиграть. А я же обещал.

- Да что ты такое несёшь, - пробормотала мама.

- Мама, ну ты же мне сама говорила, в жизни всякое бывает, - Шаня приступил к добиванию. - Всякое может быть. Вдруг ты заболеешь...

- Ну вот поэтому я пойду на вокзал. Со скрипкой, - завершил Шаня.

- Никуда ты не пойдёшь, - отрезала мать. - Увижу скрипку - сломаю.

- Мама, это моя вещь, - отфутболил сын. - Ты мне сама говорила, что нельзя ломать чужие вещи.

- Моя, не моя, да что ты несёшь, кто тебя подучил, небось этот! Этот! Эта сволочь, бывший! Бывший! Признавайся!

- Нет, мама, мы с папой о тебе не говорим. Ты же мне запретила, - напомнил сын.

- Господи, как болит голова... - простонала мать. - Шаня, перестань со мной спорить. Не надо со мной спорить никогда. Я сказала: никаких скрипок, никаких вокзалов... и никакого папы! Всё, не обсуждается! Будет так, как я сказала. Как я сказала! Ты понял? Не молчи! Ой, как сверло в голове сверлит... - она снова схватилась за голову и тут же уронила руки.

Шаня понял, что мама - как обычно - сдаётся. Пожалуй, решил он, завтра можно будет стрясти с неё рубль.

- "Ляг" надо говорить, - поправила мама и ушла к себе.

Шаня сидел за столом, ковырялся в тарелке - колбаса остыла и опять стала невкусной - и вспоминал сегодняшний день.

Денёк был так себе. Ни плохой, ни хороший. В школе схватил тройку по литературе. Это было неприятно, но полезно. Шаня давно понял, что учиться надо с четвёрки на тройку. И всё время жаловаться, что у него не хватает времени на уроки и на музыку. Иначе мама, чего доброго, решит, что у него ещё какие-то способности и их надо развивать... Шаня не хотел развивать способности - чтобы потом работать на тех, у кого их нет.

Из задуманных затеек пока ничего не удалось. Разве что на физре Шаня подбил Сашу Голикова напердеть в раздевалке. Саше вломили большие ребята, Голиков нажаловался классной. Шаня надеялся, что за это ему ещё вломят.

По дороге домой встретил Зою Антонович из музыкалки. Зоя сначала его не заметила. Но Шаня подошёл, улыбнулся, спросил про скрипичные дела. Через пять минут они уже вовсю болтали. На прощание Зоя пригласила его на концерт.

Зоя интересовала Шаню. Не то чтобы как девочка, нет. Девочка она была так себе - маленькая, кареглазая, с круглым безвольным подбородком. Она была скрипачка, школьная знаменитость. Недавно она выиграла очередной конкурс, и никто не сомневался, что её ждёт большая сцена. Она постоянно занималась. На шее у Зои был шрам - в том месте, куда прикладывают скрипку. Пальцы левой руки - уродливые, с бороздками от струн. Шаня думал о том, что было бы, если б Зоя повредила руку. Сломала или растянула. А вообще-то хватило бы и пальца. Так, чтобы она всё ещё могла играть, но уже не виртуозно. Ему было интересно, как бы она себя повела в такой ситуации.

Он задумался, как бы сделать так, чтобы Зоя повредила руку. Если бы Зоя с ним училась, он подбил бы её на что-нибудь. Ну, скажем, прыгнуть через "козла", или пройтись по бревну. С бревна можно очень хорошо упасть и расшибиться. Лучше, если кто-нибудь бревно бы трясанул. На это можно было бы подбить того же Голикова. Голикова легко было подбить на что угодно, он был дурак и разводился на "слабо́". Но, во-первых, Зоя училась в другой школе. Во-вторых, не полезла бы она на бревно. Скорее всего, у неё вообще освобождение от физры.

Значит, на улице, решил Шаня. Нужно, чтобы на неё кто-то напал. Но не дурак Голиков, а настоящий хулиган. Например, Лёша Питрюк.

Питрюк был злым. Он любил бить. Занимался в секции. Шаня подобрал к нему ключик, когда понял, что Питрюк мечтатель. Мечтал он вырасти и стать милиционером, чтобы бить спекулянтов, барыг и всяких блядей. Шаня его зацепил историей, - якобы слышанной от отца, - как в сорок восьмом году тот был в дружинниках и отлавливал проституток. Эта тема Питрюка волновала. Теперь нужно было как-то показать ему Зою. И объяснить, что она по сути та же проститутка, только собирается зарабатывать не нижним местом, а руками. И что зарабатывать она будет такие деньги, которые простым ребятам не видать. Но тут нужно действовать тонко. У Питрюка было чутьё на такие вещи. Он чувствовал, когда от него чего-то хотят. Этот вопрос Шаня отложил на потом.

Доедая колбасу, Шаня думал - а ведь если Зоя повредит руку, то, наверное, ей захочется убиться. Лучше всего, чтобы она из окна прыгнула. Она живёт на одиннадцатом. Внизу асфальт. Было бы приятно посмотреть, как она лежит на асфальте, а вокруг все бегают и кричат. А если не убилась бы сама, её можно на это подбить. Как? Загнать в горе. Например, ходить к ней и утешать. Так, по-умному утешать, чтобы ей совсем плохо стало. Потом подсказать способ. Не прямо. А намекнуть. К примеру - посоветовать выбросить скрипку. Как выбросить? Из окна. Для трагизма. Скорее всего, не выбросит, но запомнит. Вот это самое запомнит, картинку - асфальт, на котором лежит сломанная вещь. Мёртвая вещь. Да, вот как-то так. Это могло бы сработать.

Шанечка мог подбивать. Кого-нибудь на что-нибудь. Научился он этому ещё в детском садике и с тех пор постоянно совершенствовался. Он вывел для себя несколько простых правил.

Во-первых, надо знать, кто чего хочет. Про собственные желания нужно молчать. Лучше всего скрывать их за какой-то личиной, которую надо носить постоянно. И из-под личины всякими способами подначивать других. Делать то, что нравится тебе. Потому что наказывают всегда тех, кто сделал, а не того, кто подначил. Это был путь к могуществу - чтобы не наказали за нарушение правил, их должны нарушать другие. В этом состоял первый секрет.

Второй секрет был в личине. Лучше всего было делать из себя. То есть из того, чем ты был бы, если бы не знал тайну. Для него личиной был "Шанечка". Сейчас эта личина его устраивала.

Грязную тарелку и вилку он оставил на столе. Посуда в мойке на маму не действовала, она могла громоздиться вавилонами, мама её всё равно не мыла. А вот отдельно стоящая грязная тарелка имела шанс. Конечно, мама будет орать, что он должен мыть за собой посуду. Но на это у Шанечки есть ход. Когда мама пойдёт на кухню, он сразу же сядет за скерцо Шостаковича.

А пока что он просто поваляется на постели. Совсем чуточку.

Мальчик и не заметил, как заснул. И сон его был странен.

Сначала его окружил мерцающий свет. Это были блики голубого льда. Вокруг лежали мириады сияющих льдин. Из них нужно было сложить Слово. То Слово, которое было в начале, которое было до всего. Которое было Всем, и Всё начало быть через Него, что начало быть.

Он мысленно соединял грани, выстраивая буквы. Но льдин было слишком много, и он никак не мог увидеть их все.

Тогда он усилием воли поднял льдины в воздух. Они закружились, как листья на ветру, а потом упали и сами сложились в Слово - огромное, твёрдое.

Он не мог его прочесть глазами. Это Слово можно было прочесть только сердцем.

Что-то зашуршало, и Григорий Алексеевич проснулся.

Полсекунды ушло на оценку уровня опасности. Опасности не было. Ещё полторы - на понимание того, где он находится и почему он здесь.

Место его ночлега представляла собой небольшое помещение без окон. Стены были отделаны дубовыми панелями, но чувствовалась промозглая сырость, какая бывает только от камня. Из мебели был только низенький столик. На нём лежали бумаги. С одной стороны был постелен коврик, с другой - толстая подстилка. Свет шёл от встроенных светильников за панелями - мягкий, бестревожный.

Помещение - как и всё вокруг - принадлежало существу, которое Григорий Алексеевич про себя называл "Абдулла". За жизнь - а она оказалась длинной - он усвоил, что не следует привязываться к внешним именам. Существам нужно давать оперативные псевдонимы. И, размышляя о делах, пользоваться именно ими. Это ослабляет эмоциональную привязку при сохранении мгновенной узнаваемости.

Итак: сейчас Абдулла отсутствует. Дела оставлены на Личарду. С ним он сегодня и поговорит, Накопились вопросики. Пора бы их и обсудить.

Сон заслуживал некоторого внимания. Подсознание пыталось что-то ему сказать. Что-то неприятное, раз уж он вспомнил про Зою Антонович.

Зою он отработать не смог. Хуже того - загубил материал. То есть он действительно сумел скормить Питрюку мысль о Зое. Потом показал её. Потом Питрюк стал поминать её в разговоре сам. Но Шанечка не учёл фактор гормональный. Питрюк был на полтора года его старше. К тому же он рано созрел. Мысли о девочке пошли в другую сторону. Получилось не то, чего хотел Шанечка. Хотя могло бы получиться и через это: изнасилование тоже травматичная штука. Вместо этого получилась любовь. Короткая, грязная и нелепая, но всё-таки. Хуже было другое: Зоя бросила занятия, поссорилась с родителями и стала счастливой хиппушкой. Шаня - впрочем, к тому моменту он сменил личину и стал "Гре́гом из радио" - случайно встретил её в какой-то компании. Зоя подросла, стала недурна собой - грубой скороспелой красотой, но всё-таки. Она пила портвейн и пьяненькая играла на гитаре. Так себе была гитара, так себе была игра. Последнее Григорий Алексеевич честно относил и к себе. Он сфальшивил.

И сейчас он где-то сфальшивил. Григорий Алексеевич был уверен, что подсознание пытается его предупредить об ошибке по отношению к самке. Именно к самке. Скорее всего, из тех, с которыми он общался недавно. И достаточно плотно. Следует также учесть самцов, связанных с соответствующими темами. Всё вместе образует текущий расклад. Для понимания необходимо углубление в него, но это дело второе. Сначала - учесть связи.

Он провёл длинным языком по нижним клыкам. Это помогало ему сосредоточиться. Сейчас ему это понадобится.

За долгую жизнь Григорий Алексеевич научился думать о раскладах тем способом, который его первый учитель, опер старой школы, называл квадратно-гнездовым. Нужно было представить себе - а лучше нарисовать - таблицу. По вертикали и горизонтали вписать оперативные псевдонимы. В клетках - отношения между ними на текущий момент. Размер таблицы зависел от сложности задачи. Но начинать следует с самого с простого.

Он провёл рукой по рыжим топорщащимся усам. Устроился перед столиком. Взял чистый лист и карандаш.

Первая - его игрушка, которая сама себя сломала. Вторая - хозяйка собственного домена, с которой он обошёлся не очень любезно. Третья... кто была третья на самом деле, полковник точно не знал. Но - не та, чем казалась.

Потом он добавил мужские клички. Абдулла, конечно. Личарда, пожалуй, в этом раскладе не участвует. А вот Хоттабыч важен. Остальных пока побоку.

Он подумал минуту, как обозначить себя. Решил как обычно - Полковник.

Где-то в этих клеточках притаилась лажа. Где?

Для начала полковник просмотрел строчку Вымени. Решил, что Вымя не может представлять ни опасности, ни источника проблем. Правда, она неглупа. Была когда-то. Но теперь она раздавлена и не может думать ни о чём, кроме своей травмы. Все фиксируются на травмах, уж этого-то полковник навидался. Потом она привыкнет и снова станет что-то из себя представлять. Но только через какое-то время. Сон же указывал на ситуацию, развивающуюся сейчас и являющуюся результатом недооценки какого-то фактора. Нет, это не Вымя.

Сахарок. Она достаточно убедительно играла роль полевого агента. Заказы обычно шли через Лепилу, - вот этого типа полковник действительно презирал, предатель и есть предатель, - но Сахарок не отказывалась и от прямых контактов. Например, в той активке с Тощим он работал с ней напрямую. Тощий, правда, умудрился перебить всех участников дела и остаться в живых. Полковник не был уверен, что Сахарок не приложила к этому лапку.

Однако если Вымя была слишком ничтожна, то Сахарок - если только она выйдет из своей обычной роли - может смешать все карты. Тут можно ждать чего угодно. Эту тему лучше пока оставить.

Маркиза. Полковник был уверен, что знает её как облупленную, до самых потрохов. Уверенность опасная. Объект изменился - в том числе благодаря его, полковника, действиям. Да и раньше он мог что-то просмотреть, не обратить внимания, не увидеть. Да, пожалуй, тут слабое место.

Отношения с Сахарок лучше пока оставить. Остальные клетки вроде бы понятны. Например, с Хоттабычем у неё фундаментальное противоречие в интересах. После известных событий она перешла к партизанщине. Надо признать, очень эффективной. У неё есть несколько мотивированных групп. Она открыла способ настройки на своё вещание - красный свет. Это работает хуже, чем эфирные трюки Хоттабыча, но это работает... Работает... Везде работает, кроме... кроме того места, где находится он сам. Что-то в мохнатом воинстве Абдуллы не заметно никаких учкудукцев! Раньше он это объяснял для себя тем, что шерстяные хорошо контролируемы и боятся маналулы. А если нет? Если у Абдуллы и Маркизы есть какие-то договорённости, о которых он не знает?

Полковник замер, повёл носом. Да, очень похоже! Плюс сон. Антонович и Лёша Питрюк, барышня и хулиган. Причём он сам их свёл. И сейчас - тоже. И довольно давно. Ещё тогда, когда использовал шерстяных как орудие давления на Хемуль. Тогда-то они и могли снюхаться.

Но Маркиза должна была всё рассказать ему! Она же ему доверяла! И всё рассказывала! Он же перепроверял по своим каналам!

Дочь, Дочь, он опять облажался на пустом месте! Ну конечно, она ему всё рассказывала! Всё, что он мог перепроверить по своим каналам. Возможности и ограничения которых Маркиза хорошо себе представляла. Они слишком много времени провели вместе, чтобы она ничему не научилась. Да что там - он же сам её и учил!

Что из этого следует? То, что его разговоры с Абдуллой могли сливаться в Хемуль. Кстати, не Сахарок ли играет у них роль курьера? Полковник знал - иногда она может быть очень быстрой. Хотя достаточно и бэтменов... или оптоволоконного кабеля, о котором он, полковник, не знает. Что маловероятно, но не совсем невозможно. Хотя нет, какой кабель? У них же есть эфир. Тот самый эфир с красным светом! Передачи! В которых могут быть зашифрованы сообщения! А где-то здесь, у него под носом, есть маленькая комнатка с парой дементоров, и верный Личарда, который иногда туда заходит! Может, и обратная связь есть? Правда, для этого нужно телевизионное оборудование, всякие там жабы и улитки. Их вроде бы нет... или есть?

"Отставить панику", - сказал Полковник растерянному и испуганному "Григорию Алексеевичу".

Ничего страшного пока не случилось. Ну да, упущена одна связь в общей картине. Но общего расклада это не меняет. Всё будет идти так, как оно и шло. Реальность развивается в правильном направлении. Он давно научился тайне жизни на этой земле. Он раздавит всех, кто мешает. И всё будет идти так, как и шло.

Но тут опять из глубин подсознания выплыли льдины. Блестящие. Мокрые. Скользкие. Достаточно одного неверного шага. И сложится другое слово. Которое читается не сердцем, а кожей. То есть шкурой. Собственной шкурой.

Полковник Барсуков тихо зарычал и перекусил карандаш почти пополам.

Действие шестидесятое. Улучшайзе, или Алиса спасается, не сходя с места

Эдуард Успенский. Пластилиновая ворона. - В: Э. Успенский. Пластилиновая ворона и другие сказки. - М., АСТ, 2005.

Простая шахматная фигура может возвыситься над доской и стать игроком.

Ацуко Ишизука. Игра на выживание / Нет игры - нет жизни (No Game, No Life) - Мультфильм. - 2014

16 января 313 года о.Х. Видимо, вечер (но это не точно).

Current mood: uncomfortable/некомфортное
Current music: Сплин - Шахматы

Нет-нет, лиса бежала. Хотя ей казалось, что она не бежит. А в лучшем случае - топчется.

Ну, собственно, так оно и было. Никакого продвижения, то есть, не было. Впрочем, Алису это сейчас не заботило. Она не думала о том, куда ей нужно попасть. Ей было всё равно. Ей нужно было убежать от Жирофле-Жирофли, которая буквально дышала ей в спину. И если лиса хоть немного сбавляла темп, хриплое дыхание за спиной становилось чуть громче.

Алисе было очень тяжело бежать. Лёгкие горели, колени и пятки саднило, между пальцев ног набилась земля. Но Жирофле-Жирофля тоже была не железная. Во всяком случае, лиса на это надеялась. Больше надеяться ей было не на что.

Где-то далеко, в синей дымке, к ней бежал - и тоже оставался на месте - Базилио, стреляя на ходу лазером - тёмные провалы на месте глаз так и сверкали зелёным. Толку от этого не было никакого: то ли он никак не мог попасть, то ли свет был какой-то неправильный.

Бамбук сидел на стуле в позе кучера на дрожках и спал. Он даже подсвистывал во сне - "пюю, пюю". Лисе почему-то казалось - если она добежит до бамбука, то спасётся. Откуда у неё такая мысль, было совершенно непонятно. Если бы Алиса имела хоть одну лишнюю каплю сил, она бы об этой проблеме непременно подумала. Но сил не было - всё сжигал бег на месте.

- Стараешься, - оценила Белая Королева, кладя руку на Алисину талию. - Но бежишь неправильно. Ты рванула как на пятьсот. И скоро спечёшься.

Алиса не ответила. Ей надо было бежать. Королеве же бежать не приходилось вовсе. Она как бы плыла над землёй, вся такая воздушная.

- У тебя слабовата дыхалка, - закончила Королева и как бы невзначай приобняла лису.

- Почему... я... не... - попыталась заговорить Алиса. Слова выходили с хрипом и кашлем.

- Почему ты не двигаешься? Ну ты же читала Льюиса Кэррола? Здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте! Если же хочешь попасть в другое место, тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее. Ну и далее по тексту. Но вообще твоя проблема не в этом. Твоя проблема в том, что ты мыслишь непозитивно. Ты в несёт зна нет до стичь, только вр ешь, чего не хочешь, но не знаешь, даёт существу хочешь. А для того, чтобы! Но ем жаете о тср ную про дол очку. Ко то рую Миро же, вы все зда для того, чтобы оно определилось со своими полож ител ьными чего-то наме ниями. Н ен уж но чего ни е, чего им енно знат ты хочеш дост ичь ь! ь! Без этого ты получаешь делать то, что делали раньше. Даже понимая, что это совершенно бесполезно! И в конце кон цое наказание ре вами за свою тупость. То есть с именно всё-таки при ключа ется то, чего так вы не хотели. Смерть, например, - Королева чуть приобняла лису, так что та почувствовала сквозь потную шерсть прикосновение чего-то холодного.

Тут лиса споткнулась. Хриплое дыхание собаки приблизилось. Алиса инстинктивно схватилась за королевскую руку - и почувствовала, что ей как будто легче. Она бросилась на Королеву, повисла у неё на шее.

Стало совсем легко. Тело лисы потеряло вес. Перебирать ногами тоже стало не нужно.

Тут же заболели ноги. Потом всё тело. Лиса обмякла, всхлипнула, сдулась.

- Ничего-ничего, - проворчала Белая Королева, держа Алису на ручках и гладя по животику. - Только не воображай себе лишнего, - тут же сказала она строго. - Это была аллегория.

- Сиречь иносказание, - поправила её Чёрная Королева, появляясь с северо-запада. Северо-запад выглядел как невидимый зелёный огурец. Невидимость придавала очертаниям огурца какую-то особенную изысканность, и Чёрная Королева на его фоне смотрелась ну просто как иголочка.

На левом плече Королевы сидела - вцепившись в неё всеми лапами - Жирофле-Жирофля. Бедная собака очумело крутила головой и явно не понимала, где она и что тут делает. А может быть, и вообще ничего не понимала.

- Не понимаю, что ты в ней нашла, - Белая Королева демонстративно поморщилась.

- В них нашла, - поправила её Чёрная. - Я беру под покровительство этих хорошеньких девиц. У них есть порода. У доберманов атлетическое телосложение, живой ум, проворство и способность до безумия влюбляться в своего хозяина. Суки-доберманши консервативны, хитры, упорны в достижении цели, и даже получив отпор и внешне подчинившись, все равно будут пробовать разные варианты. Мне это нравится!

- Доберманы - это too old, - не согласилась Белая Королева. - Я предпочла лису. В ней есть соль. Лисы преданны, как собаки, и независимы, как кошки. У лисиц благородное патрицианское происхождение. Лиса интеллектуальна, но в то же время доверчива. Она забавна, игрива и обладает элегантной походкой, давшей название популярному танцу. Разве это не прекрасно?

- А по-моему, ничего особенного, - фыркнула Чёрная. - К тому же твоя зверюшка больна. Эти маленькие штучки... как их там... вектора - они в ней плавают и перешивают её клетки. Вот прямо сейчас у неё отрастает вторая печень. Это так некрасиво! Да ты сама посмотри!

- Печень как печень, - не согласилась Белая. - Зато она психически здорова. А у твоей доберманши раздвоение личности. Да и сами личности, честно говоря, доброго слова не стоят. Одна - лицемерка, другая - хулиганка. И обе - отвратительно похотливы.

- Ну-у, - протянула Чёрная Королева, - это вполне поправимо. Излишнюю сексуальную активность прекрасно снижает уменьшение калорийности рациона и увеличение физических нагрузок.

- Не на-а-до! - отчаянно завыла Жирофле-Жирофля на два голоса сразу.

--А твоей лисоньке постоянно хочется траханьки, - перешла в наступление Чёрная. - Она только об этом и думает.

- Думает, но не делает, - возразила Белая. - И, в общем-то, ты права насчёт нагрузок и рациона.

- Не помогает ни фига, - грустно вздохнула Алиса, всё это в своё время испробовавшая и успеха не достигшая.

- Эта твоя лиса со мной спорить вздумала? - угрожающе надвинулась Чёрная - как грозовое облако.

- Не извиню! Даже и не надейся! За дерзость такову я голову тебе сорву! То есть это она тебе сорвёт, - Королева поощрительно похлопала Жирофле-Жирофлю по лоснящейся шкуре.

К тому момент Жирофле-Жирофля подросла. До такой степени, что теперь уже не она сидела на плече у Королевы, а Королева сидела на доберманше верхом. Причём - сидела с комфортом, в белом кожаном седле, которое удерживалось на спине собаки неведомо как.

- Э нет, так не пойдёт, - сказала Белая, запихивая Алису в сумочку. В последний момент лисе удалось высунуть голову. - Я разве разрешала обижать мою лису?

- Я разве спрашивала разрешения? - удивилась Чёрная Королева, постёгивая Жирофле-Жирофлю элегантным эрмесовским хлыстиком.

- Ха"манэ тмоль акча ув"ха"манэ,- подначила Красная Королева, самовозгораясь от зенита, от самого сердца небес. Впрочем, за неимением небес - в данный конкретный момент небеса над Полем Чудес временно замещал зеркальный сервант, притворяющийся профсоюзом - зенит размещался слева от горизонта, в тридцати световых минутах. В зените отражалось что-то не вполне определённое, но пассионарное, как Апассионата, и потому недостойное узренья, как равнодушные взгляды кротов, как мочевой пузырь Европы, как улучшайзе мук выбора эпилированой бусечки. Также и стыд присутствовал - правда, непонятно чей. Но всё это было декоративно. Суть же состояла в том, что оно, к оно льно, а в осите чего ч т в об о ител ьно т ельн ка са ечно смотр и камбала не вобла а что дейс общ отн о с че ыло ем и бы тв го не б ло то он луч ись - вот тебе и пожалуйста!

- Предлагаю сыграть, - сказала, наконец, Чёрная Королева. - Ставлю собаку против лисы.

- Интеллигентно, - оценила Красная Королева. - Во что играть будете? Прятки, зернь, очко, шахматы, сардинки?

- Только не сардинки, - решительно сказала Чёрная Королева.

- И не в очко, - столь же решительно заявила Белая. - Я в очко не люблю. Давайте шахматы, что-ли.

- Шахматы так шахматы, - сказала Красная и мановением четырнадцатой ресницы ошахмата́ла всё Поле Чудес по самое это самое.

Не то чтобы Поле вот так буквально превратилось в шахматную доску. Это было бы пошло, безблагодатно и контрпродуктивно. Просто сама местность - и всё, что на ней - приобрела шахматные свойства.

Например, то место, где телепался кот, стало полем a6. Было ясно как Святое Лоно, что это типичнейшее a6, а не, скажем, Понивилль, Рим, Лувр, транзитный Уран, и даже не c4. Да и каким образом кот мог бы оказаться на c4? Разве что в два хода, ибо Базилио обернулся белой ладьёй. Он сидел в белом кораблике и пытался поднять на фок-мачте крюйс-бом-брамсель, что было совершенно невозможно - увы-увы, даже на Поле Чудес.

Почти что в центре поля, на e5 (ну то есть на колесе) сидела пожилая ворона, похожая на известную писательницу. Ворона перекинулась пешкой - чёрной, разумеется, - вся такая нахохленная, злобная и недобронравная.

Буратина обнаружился на g2. Он вообще никак не изменился - что, в общем-то, и неудивительно, он тоже был пешкой, а пешке особо меняться и не положено. Буратина остался Буратиной и даже не проснулся. Он всё так же кемарил на стуле. Острый нос его указывал на h1, где была закопана волшебная монетка. То есть ко всей остальной доске он сидел спиной, чтобы не сказать хуже.

- Пешка у нас какого цвета? - не поняла Белая Королева.

- Серая, - сказала Красная. - Не определился парень.

- А как он может определиться, если он спит? - пожала огромными плечами Чёрная.

- Да и пусть спит, - махнула рукой Красная. - Так даже интереснее. Хотя... ладно, пусть пока будет условно белым.

Чёрная Королева - непринуждённо вырастая до космических совершенно размеров - склонилась над доской и аккуратно поставила Жирофле-Жирофлю на середину доски, что-то шепнув ей на ухо. Та кивнула и побежала на четвереньках каким-то хитрым галопом, всё время занося задние ноги вбок.

- Гм, - через пару минут заметила Белая Королева. - Мне кажется, у вашей зверюшки какие-то проблемы.

- В чём дело, Жирофле? - строго сказала Чёрная.

- Ввввау! Эта сука... - начала было доберманша, и тут же перебила сама себя: - Сама сука! Поганка! Да пошла ты в пизду со своей клеткой! - дальше из пасти несчастной собаки полились какая-то невнятная брань, перемежаемая воем на два голоса сразу.

- Так не пойдёт, - сказала Чёрная Королева, взяла в руки Жирофле-Жирофлю и аккуратно их разъединила.

Получив, наконец, каждая по собственному телу, обе псицы первым делом попытались сцепиться.

- Так тоже не пойдёт, - Чёрная Королева стукнула каждую по носу, после чего потребовала объяснений.

Жирофле начала первая. Как выяснилось, её привлекала клетка c5. С неё она собиралась прыгнуть на кота и его съесть. Однако Жирофля упорно не хотела идти на c5, а пёрлась куда-то не в ту степь.

Потом дали слово Жирофля. Та заявила, что c5 - идиотская позиция, потому что там болото и сырость, а ей больше нравится b8, потому что там хотя бы не дует. Жирофле на это заявила, что на b8 воняет. Жирофля сказала, что это воняет от самой Жирофле. Тут сёстры снова сцепились. Наверное, это плохо кончилось бы, если бы Чёрная Королева не проявила волюнтаризм: снова их соединила и собственноручно поставила на b8.

- Ну, давай, голубушка, - сказала Белая Королева и вытряхнула лису из сумки на поле.

Алиса беспомощно завертелась, пытаясь найти позицию повыгоднее. Сначала она кинулась к коту, потом сообразила, что там её поджидает Жирофле-Жирофля. Потом чуть было не осталась на d4, но вовремя заметила ворону. Наконец, она решила укрыться за Буратиной, и убежала на поле h1.

Тут же на неё сверху упала белая корона. Лиса повертела её в руках и аккуратно положила рядом. Надевать на себя эту вещицу ей не хотелось.

- Ты будешь королём, - сообщила ей Белая Королева.

- Й-извините, я вообще-то... девочка, - попробовала возразить лиса. - Я только королевой могу быть.

- Королевы здесь мы! - строго сказала Чёрная. - А ты король. Именно король. Как Ядвига Анжуйская.

Лиса не знала, кто такая Ядвига Анжуйская, да это её и не волновало. Её волновало то, что королева - сильнейшая фигура, а король - самая слабая.

- Но если тебе так дорога гендерная идентичность... - протянула Красная. - Ладно, уговорила. Ты будешь королевой. Но с правами короля. То есть ходить ты будешь как король. А так - считай себя королевой сколько влезет.

- А наоборот можно? - попросила Алиса. - Королём с правами королевы?

- Можно и так, - сказала Красная. - Но тогда я превращу тебя в мальчика, чтобы ты была настоящим королём. И учти, ты так и останешься мальчиком. Не знаю, понравится ли это твоему Базилио. Он, кажется, гомофоб.

- Ну вот и договорились. Что ж, приступим. Даю чёрным семь... нет, восемь ходов, чтобы съесть Алису. В противном случае они проигрывают.

- Десять ходов, - капризно заявила Чёрная Королева, - и чёрные ходят первыми.

- Тогда конь сразу съест ладью, - упёрлась Белая. - Это нечестно.

- Восемь ходов, чёрные ходят первыми, ладью не трогать, - вынесла приговор Красная.

- Это что, мне пешкой ходить? Зачем? - не поняла Чёрная.

- Или так, или никак, - Красная демонстративно надулась - как помидор размером с небольшой дирижабль. Замещающий небо буфет попытался отразить это в своём зеркале, но не выдержал и распался на части. За ним не обнаружилось ничего, кроме пони пыли и дохлых пауков мудр. Вероятно, это была ве й н я б чность, ну или ил и чт о-то вроде невед н того. В таких обн чаях в й ар слу уж ивает ся какая а не ка орую,

со, м б ст в но, и не надо омая на ёба я ху ня с гре нием что кот это п росто, ать, пот ому ху кая -то омкоз вуч ным назва глу-нибудь инн ая сегда ост ь или тайна веков.

Под прессингом столь мощной аргументации Чёрная сдалась. И сдулась.

Сделавшись размером с портсигар, она надыбала откуда-то веточку и потрогала ей ворону.

Ворона крайне недовольно посмотрела на окружающий мир, взмахнула крылами и воспарила ввысь. Покружившись, она поднялась ещё выше и исчезла в каких-то никем не предусмотренных ебенях.

- Это ваще чё? Так можно было? - не поняла Чёрная Королева.

- Не всем нравится быть пешкой в чужой игре, - философически констатировала Красная Королева. - Ну что ж, твой ход, - сказала она Белой.

Той не пришлось никого ворошить. Базилио, обнаружив себя под ударом, схватил вёсла и поплыл на b6. Играли волны - воды, правда, не было, но волны могут распространяться в любой среде, - ветер свищел, и мачта гнулась и скрипла, но кот превозмогал. Жирофле-Жирофля, видя, куда он направляется, нервничала.

Наконец, Базилио утвердился на b6, бросил якорь (он угодил в мусорную кучу) и приготовился к следующему ходу.

Чёрная Королева достала оранжевый платочек и взмахнула им. Жирофле-Жирофля напружинилась и прыгнула.

Скорее всего, она собиралась допрыгнуть до d7. Но как раз в этот самый момент Жирофле и Жирофля ругались по поводу того, чьи ноги. Жирофле настаивала на том, чтобы ей, как более ответственной, Жирофля передала полный контроль над телом. Жирофля, в свою очередь, называла Жирофле тупой пиздой и контроль передавать отказывалась. Так что, когда дошло до прыжка, правая задняя лапа бездарно повисла, зато левая отработала вдвое. Отчего тело ЖЖ занесло вправо. И не куда-нибудь, а на c6!То есть - прямо под бок Базилио, аккурат под самые жерла его палубной артиллерии.

Несчастная собака - то есть обе собаки - завыли на два голоса, клянясь, что это дурацкая ошибка, что она просто подвернула ногу, что она больше так не будет, что они обе клянутся жить в мире и согласии, что Жирофля готова вылизать любые места своей сестре, Чёрной и Белой Королевам и самой Дочке-Матери, лишь бы ход взяли назад. Но Красная - будучи рефери этого матча - только улыбалась.

Базилио не торопился. Для начала он учинил смотр своей бортовой артиллерии. Отвергнув шестидесятифунтовую пушку системы Дальгрена и двухфунтовый "пом-пом", с сожалением посмотрев на неработающий рельсотрон GAU7000, он в конце концов остановился на старенькой, но надёжной бронзовой кулеврине, стреляющей сорокафунтовым ядром. Для начала он хорошенько пробанил ствол, потом засыпал совком надлежащее количество пороха, и, наконец, напрягая все силы, закатил в ствол ядро. Проверив маломощным импульсом затравочное отверстие, он встал возле орудия, готовясь вонзить лазерный луч в пороховую массу.

У Жирофле-Жирофли шерсть на загривке встала дыбом. Она ощерилась - уже понимая, что ей пиздец.

И тут Буратина - хрен бы ему в стык! - жирно всхрапнул и упал со стула. Прямо на g3.

- Яюшки! Я тут ни при чём! - возмутился Буратина, устраиваясь на корточках. Он не очень-то понимал, что происходит, потому что в шахматы в вольере не играли. Но каким-то задним чувством понял, что накосячил. По незнанке, но всё-таки.

- Нееет, - улыбнулась Чёрная Королева. - Теперь наша очередь.

Лисе, сжавшейся на своей клетке, это очень не понравилось. Неприятная сука опасно приблизилась, Правда, чтобы достать её, лису, на h1, собаке пришлось бы скакать по клеткам довольно долго, а ходов осталось не так уж много.

Кот тем временем разочаровался в ладье и решил, что он тура́. Ладья, соответственно, затонула, зато из недр поднялась высокая осадная башня на колёсиках. Башня была титановой, оснащённой асинхронными сервоприводами. Кот на неё взобрался - сел за пульт управления - вытянул ноги - усмехаючись, взялся за рычаг.

Башня со скрипом и подвыванием сервоприводов пришла в движение и переехала на d6. Грозно нависнув над Жирофле-Жирофлёй, которая задёргалась, не могя договориться промеж собою, куды ей бечь.

Жирофля хотела на b5, чтобы оттель грозить коту. Более умная Жирофле предлагала f5, чтобы, наконец, хоть кого-нибудь съесть - не кота, так хоть Буратину.

Эта напряжённая внутренняя борьба кончилась так же, как и в прошлый раз. Нет, доберманша не подставила бок Базилио. Просто Жирофля из вредности - ибо она понимала, что Жирофле вообще-то права - снова провернула трюк с ногами, ослабив правую лапу и наупружив левую. В результате вместо того, чтобы прыгнуть вправо и потом немножечко вверх, она прыгнула вправо, но немножечко вниз.

От такого общества Алисе стало очень неуютно. Она утешила себя тем, что Жирофле-Жирофля до неё так просто не доскачет. Скорее исчерпается лимит ходов.

Котиная башня, издавая угрожающие звуки, тем временем ехала лесом через поле до d3. Ход был немного предсказуем, хотя и так себе ход. Буратина тем временем укрылся во мху. Ибо g3 оказалось покрыто мхами - видать, почвы на этой клетке были подзолисты.

Наконец, неповоротливая тура всё-таки доехала. Базилио откуда-то достал требушет, водрузил на него немалый бульник, и стал рассчитывать навесную траекторию, чтобы прихлопнуть Жирофле-Жирофлю как муху. Не особо на это, впрочем, надеясь - Жирофле-Жирофля как-то странно ёрзала, будто что-то задумав.

- Ваше ве... вы... в общем, простите, - залепетала Жирофле-Жирофля. - Мы намерены подать петицию.

- Петицию? Мне? Какая бесцеремонность! - Королева сдвинула брови - чёрные, как тучи, как сама чернота.

- Ваше это самое... уважаемая госпожа... вот, - Жирофле-Жирофля вытянулась в струнку, держа в пасти какой-то свиток, по виду пергаментный.

- Посмотрим, - Чёрная Королева развернула пергамент и пробежала его глазами. - Итак, вы утверждаете, что являетесь двумя разными фигурами. Взаимодействовать в рамках общей игры вы не можете и не желаете. Подобное взаимодействие уже привело к двум ошибкам в игре. При отсутствии сдерживающего фактора, то есть хозяина, вы не можете договориться. И просите вас разделить.

- У-у-у, тяф, тяф! - Жирофле-Жирофля затрясла головой.

- Это ещё что за новости? - рассердилась Белая.

- А по-моему, в этом есть некая справедливость, - заметила Красная. - В самом деле, у чёрных фигур маловато. Ошибочные действия имели место быть. Неспортивненько как-то получается. Ладно...

Она взяла в руки Жирофле-Жирофлю и снова разобрала её.

На этот раз собаки не грызлись. Хотя на одной клетке им было тесновато.

Жирофля осталась конём - с влажными глазами и долгой гривой. А вот Жирофле обернулась офицером в элегантном чёрном кителе с блестящими пуговицами. Морда псины была надменной и решительной. На погонах было по два маленьких слоника, слоник побольше украшал шеврон на рукаве.

- Ещё один ход белым! - потребовала Белая Королева.

- Да пожалуйста, - как-то очень быстро согласилась Чёрная.

Базилио засуетился на вершине туры, готовясь к последнему и решительному бою.

- Но поскольку в начале игры мне не дали ходить конём... - многозначительно протянула чёрная.

- Хорошо, тура не ходит, - согласилась Красная.

Алиса беспомощно оглянулась. На ближайших клетках всё было плохо. G1 и h2 находились во власти коня, то есть Жирофля. На g2 её бил офицер. Как, впрочем, и на h1, где она стояла.

- Шах... и мат, - с удовольствием сообщила Жирофле, поправила фуражку и стала медленно натягивать белые перчатки.

- Алиса пешэт ув"лулз,- Красная Королева улыбнулась.

Лиса в ужасе зажмурилось. Перед глазами со страшной скоростью понеслись жизнь. Вот она, молодая лиса, берёт кровь на анализ у какого-то существа. Вот ей говорят, что она больна. Вот у неё впервые прорастает надкостница, она колет себе обезболивающее и тихо стонет. Вот она ворует генетический материал. Вот Семнадцать Дюймов предлагает ей сердце и рог. Вот она лежит под разделочным прессом, вот крыса откусывает ей палец, вот она впервые видит крокозитропа... Последним мелькнуло воспоминание - они с котом сидят на приступочке возле башни, и кот втолковывает ей: "Пока мы в себе, слушай. Быстро рой ямку. Монетка у меня. Крекс, пекс, фекс. То есть наоборот - крекс, фекс, пекс..."

Раздался подземный гул. Что-то подхватило лису сзади и вознесло на огромную высоту. Жирофле и Жирофля стали маленькими, нестрашными.

А вокруг, сколько хватало глаз, торчали сучья и ветки. Вместо листьев унизанные золотыми монетами.

Действие шестьдесят первое. Натюрель, или Интеллектуал проникается интересами Отечества целиком и полностью

Все знают, что дороги к звёздам обычно проходят через тернии, но не все понимают, почему. Между тем, ответ прост. Тернии необходимы, чтобы звёзды оставались звёздами. Если вам нужны дальнейшие разъяснения, обратитесь за ними к содержателю дорогого парижского кафе. Он скажет вам, что в цену чашечки кофе входит и цена возможности выпить его в окружении приличной публики, а не уличной рвани.

Альбер Камю. Миф о Тантале. Эссе о реальности. - В: А. Камю. Бунтующий человек. М.: Издательство политической литературы, 1990.

Ваша задача состоит в том, чтобы показать другому человеку, в чём состоит его собственный интерес.

Д. Мосс, А. Нарбут. Приёмы Дейла Карнеги и НЛП. Код вашего успеха. - М.: АСТ, 2015

27 января 313 года о.Х. Вечернее время.
ООО "Хемуль", г. Дебет. Улица Нагорная, д. 2.

Current mood: optimistic/не всё так плохо
Current music: Наутилус Помпилиус - Бриллиантовые дороги

Учёный хемуль, астроном Йофан Кшиштоф Дариуш Пшибышевский шёл туда, не зная куда. Говорить то, не зная что.

То есть шёл-то он, несомненно, туда. То есть - куда надо. Попробовал бы он пойти куда-нибудь ещё, ха! Уклонись Пшибышевский от маршрута, он тут же разбил бы себе нос. Трудно не разбить нос, если на нём тёмные очки, а голова забита мыслями о неправильностях в движении спутников Юпитера.

Но, к счастью, носу почтенного хемуля ничего не угрожало. Его провожатый (а лучше сказать - поводырь) Анонимус отлично знал, куда он ведёт учёного астронома. Просто он не делился с ним этим знанием. Хотя, если бы Пшибышевский спросил, то Анонимус - в сущности, добрый малый - расщедрился бы на пару намёков. Однако профессор ни о чём не спрашивал. Он просто переставлял ноги, стараясь удержать под мышкой выскальзывающий портфель. Мягкая, бескостная рука Анонимуса деликатно поддерживала его под локоток, направляя учёного по предначертанному пути. Время от времени та же рука легонько дёргала его за ухо, что означало "притормозить". Впереди обычно поджидала ступенька, порожек, выбоинка, навозная кучка или ещё какая-нибудь мелкая неприятность. В таких случаях Пшибышевский на пару секунд возвращался в реальность. После чего, преодолев очередную преграду, снова погружался в размышления.

Телескоп-рефлектор с зеркалом три метра десять сантиметров покорил Йофана Кшиштофа Дариуша Пшибышевского раз и навсегда. Он часами не мог оторваться от окуляров. Камни Оковы! Поверхность Луны! Марс! Какие-то странные образования в астероидном поясе! Наконец, Юпитер и его спутники! И это только начало!

Профессор простёр свои помыслы до самого Сатурна, когда Анонимус неожиданно сдёрнул с него тёмные очки и шепнул: "осторожно".

Проморгавшись, почтенный хемуль увидел перед собой крохотный проулок. Его наполовину перегораживала помойка. Впрочем, помойка была тут везде - прямо на мостовой валялись гнилые луковицы, яичная скорлупа, картофельные очистки, кости, гнилая требуха и просто мусор и грязь. Всё это отвратительно воняло: даже хемуль, с его возвышенным умонастроением и слабым обонянием, невольно поморщился.

- Осторожно, - повторил мимокрокодил и стал пробираться через грязь, наступая на относительно чистые места. Обречённо вздохнув, профессор последовал за ним, высоко поднимая подол юбки, чтобы не замараться. Пару раз он чуть не шлёпнулся, наступив на что-то скользкое, но Анонимус всякий раз успевал его удержать - предупредительно вытянув левую руку втрое.

Наконец, они выбрались на относительно чистое место. Прямо перед ними был очень старый дом, видимо нежилой - окна были грязные и тусклые, дверь парадного заколочена досками. Напротив был такой же дом, только вовсе без окон. Глухая стена была разрисована похабными граффити, заросшими слоем грязи. Их перечёркивала относительно свежая надпись "ЭВОЭ УЧИТЕЛЬ УЧ" и дальше что-то неразборчивое. Надпись была сделана чем-то коричневым, противным на вид.

- Нам сюда, - сказал Анонимус, показывая куда-то за угол.

Профессор быстренько вытер ступни о юбку и последовал за своим провожатым.

За углом обнаружился крытый вход в полуподвал. Над ним виднелась надпись "Дырявая ложка", и ниже полустёршимися буквами - "Столовая". Воняло оттуда тем же самым, что и на улице.

Хемуль спустился вниз, думая, что гаже уже не будет.

Столовая представляла из себя довольно большое помещение без окон. Освещалось оно парой тусклых лампочек. Стены блестели от жирной грязи, потолок - покрыт копотью.

В дальней стене была дверь с амбарным замком. Рядом зияла ниша. За ней виднелось другое помещение, с какими-то кастрюлями, кружками и прочими кухонными принадлежностями. Там никого не было.

Над нишей висела надпись: "У НАС ПОРЯДОК ТАКОЙ ПОЕЛ - УБЕРИ ЗА СОБОЙ". Педантичный хемуль обратил внимание на отсутствие двоеточия.

Стульев не было. Были четыре стоячих столика, намертво прихуяренных к полу. Между ними бродила необъятно-толстая уборщица - судя по фенотипу, помесь жабы и бегемота. На её огромной харе намертво застыло брезгливое раздражение. Она лениво двигала шваброй, размазывая по полу грязь.

Увидев посетителей, она разинула пасть и заорала:

В окошке появилась старая, покрытая жёлтыми пятнами пупица.

Профессор, не привыкший к такому обращению, хотел было возмутиться, но Анонимус неожиданно вырастил из затылка руку и рот хемулю захлопнул.

- Два комплексных обеда номер три, пожалуйста, - сказал он голосом грубым, но просительным.

- Курва Мачь! - зашипел недовольный хемуль. - Мам то в дупу!

- Тшшшш, - Анонимус укоризненно посмотрел на раскипятившегося учёного. - Чем быстрее мы это пройдём, тем лучше. Для нас, - добавил он со значением.

- Может быть, вы всё-таки объясните мне, где мы и зачем... - начал было Пшибышевский.

- Сейчас-сейчас, - Анонимус вырастил из ноздри гибкий стебель и направил его хемулю прямо в ухо.

- Мы идём на очень важную встречу, - заговорил тихий голос в стебле. - Вы приглашены в клуб на улице Нагорной. Это очень закрытый клуб. Там собираются доверенные лица, - последние слова он прошептал еле слышно.

Астроном вздрогнул. Как всякий хемуль, он знал, кто такие доверенные лица. И - что греха таить - их чурался.

Аналитическая сводка. Институт доверенных лиц и его значение для хемульской государственности (выдержки)

До появления вриогидры Морры и образования ООО "Хемуль" домен хемулей считался - и, видимо, был - самоуправляемым сообществом без отчуждённого аппарата насилия, именуемого государством. Суды и силовые структуры были - да, собственно, и остались - частными, чиновничий аппарат - тоже. Это не помешало хемулям создать сложное, процветающее общество, успешно конкурирующее с самыми развитыми доменами и анклавами Страны Дураков.

Этот неожиданный успех связан с некоторыми уникальными особенностями хемульского социума. <...>

Знаменитый миссионер и путешественник, педобир Антоний Подагрик (I в. п.Х.) в своём сочинении "Описание земель, лежащих за рекой Самбатион" указывает, что "у народа хемулей всё делается или по понятиям, или помаленьку, или как-то так". В дальнейшем общие для Страны Дураков понятия развились в хемульское прецедентное право, а совершаемое помаленьку - в отлаженную систему местного самоуправления. Что касается вопросов, решаемых как-то так (у хемулей они обычно именуются всякими такими делами), то здесь возник не имеющий аналогов институт доверенных лиц.

Считается, что доверенные лица произошли от профессиональных поручителей. Хемульскй суд обычно принимает во внимание репутацию сторон. Профессиональные поручители были - и являются - неформальным институтом по оценке репутации. Если пользующийся уважением профессиональный поручитель утверждает на суде, что некто является "добрым гражданином, в серьёзных косяках не замеченным", это может очень сильно повлиять на приговор. Поручителей также призывают как свидетелей при совершении сделок. В дальнейшем они стали решать и другие вопросы - и в конце концов превратились в своего рода социальную страту или прослойку, именуемую "доверенными". <...>

Лучшее определение доверенного лица принадлежит хемульскому социологу Тадеушу Штрипке: "Доверенное лицо - это неформальный посредник между населением и институциями, а иногда и заменитель отсутствующих институций". Это улавливает суть дела. <...> Например, доверенные лица занимаются добыванием и оформлением разного рода разрешений, справок, лицензий и т.п. По идее, они должны выдаваться государственными органами, однако в реальности данные органы этим не занимаются - а то и отсутствуют как таковые. Например, розничному торговцу кофе или спиртным нужна лицензия, но никакой инстанции, выписывающей таковые лицензии, в Хемуле не существует. Если же обратиться к доверенному лицу, оно добудет разрешительный документ, заверенный подписью и аурой самого Березовского. То же самое касается заявок на гранты, на госфинансирование или на обращение к бизнес-сообществу о сборе средств под проект. Формально обращаться не к кому; однако доверенное лицо, взявшись за подобное дело, может добыть бумагу за подписью Морры, перепланировать бюджет учреждения или организовать благотворительный обед, на который придут самые уважаемые коммерсанты. <...>

Важно отметить, что доверенные лица воспринимают свою деятельность не как работу, а как общественное служение. В частности, они не берут денег за услуги. От клиентов они принимают только знаки внимания и уважения. Это не значит, что их услуги действительно бесплатны. Предполагается, что клиент доверенного лица остаётся ему "должен по жизни" (хемульский правовой термин) и будет в дальнейшем оказывать ему разного рода любезности. Уклоняющихся от этой дани очень немного - и их дела редко бывают успешными. Как правило, существо, поссорившееся с кем-либо из доверенных лиц, спешно покидает Хемуль, во избежание худшего. <...>

Интересной чертой доверенных лиц является их непубличность. Единственный способ найти нужное доверенное лицо - это выйти на него через знакомых и друзей. Далее с ним нужно установить отношения, что требует известных усилий. Для коренных хемульцев это, впрочем, в порядке вещей, а эмигранты довольно быстро приучаются. Что интересно - среди доверенных лиц эмигранты в первом поколении составляют не менее сорока процентов. Несомненно, это политика сообщества - хотя о её причинах приходится только гадать: сами доверенные лица уклоняются от комментариев. <...>

После появления Морры многие хемулеведы ожидали ослабления данного института или даже замены его регулярным чиновничеством по образу и подобию Директории. Ничего подобного не произошло. Напротив, именно при Морре были окончательно ликвидированы зачатки традиционной бюрократии - например, контролирующие ведомства. <...>

В целом можно сказать, что институт доверенных лиц является одной из несущих конструкций хемульского социума.

Кшиштоф Дариуш Пшибышевский всю жизнь старался избегать всяких таких дел, а все вопросы решать через университетскую бюрократию. Однако совсем уж не сталкиваться с доверенными было просто невозможно. Например, когда его оформляли как лектора, понадобилось официальная рекомендация на преподавательскую деятельность. Как выяснилось, университет такие бумаги не выписывал. Так что завкафедры через свою двоюродную сестру свёл Пшибышевского с рогатой примулой, которая формально не имела отношения ни к кафедре, ни к университету вообще. Примулу пришлось вести в ресторан для растительных основ, угощать настоящим голубиным гуано и облизывать ей пестик. Примула взамен пообещала "что-нибудь придумать". Через пару дней бэтмен принёс рекомендацию, подтверждённую Моррой... Последний раз Пшибышевский пытался решить вопрос через доверенных, когда выбивал разрешение на нормальный телескоп. Увы, тут механизм застопорил. Все, на кого ему удавалось выйти, огорчённо ссылались на бюрократические запреты и за дело браться отказывались.

О жизни доверенных лиц профессор имел представления самые смутные. Но всё-таки слышал краем уха, что доверенные встречаются и обсуждают свои таинственные дела в каком-то "клубе на улице Нагорной". Где эта улица, где этот клуб - никто не знал.

- А здесь мы что делаем? - недоумённо спросил он.

- Видите ли, Кшиштоф... Клуб был создан для обсуждения важных вопросов. Действительно важных. А потом туда стали ходить, чтобы отдохнуть и посплетничать. Ну и вот чтобы это пресечь, ввели традицию. На улицу Нагорная можно попасть, только поев в "Дырявой ложке". А есть в "Дырявой ложке" будет только тот, кому очень нужно в клуб. Очень нужно, - подчеркнул он голосом.

- Что, так плохо кормят? - догадался профессор. - У меня желудок слабый, - предупредил он своего провожатого.

- Проблюётесь, - утешил Анонимус. - В клубе есть прекрасная общественная уборная.

- Эй вы там! - крикнула пупица. - Обедики свои заберите!

- Стойте здесь, - прошептал мимокрокодил и распался на две части, напоминающие с виду ящериц на ножках.

Ящерицы ловко обошли с двух сторон уборщицу, яростно дёргающую шваброй, и получили в окошечке два замызганных пластиковых подноса.

Через пару минут перед профессором стояла тарелка со скверно пахнущей жидкостью, в которой плавали капустные листья. Рядом - другая, с кусочками мяса неизвестной основы, щедро политой чем-то густым, коричневым. Также - стакан с непонятной жидкостью, гнутая алюминиевая вилка без двух зубцов и скрученная вдоль оси ложка из того же металла. Что касается специй и приправ, то на столе стояла проржавевшая крышечка от какой-то банки. На донышке её застыла твёрдая серая соль.

- Приступим, - сказал склеившийся воедино Анонимус, печально глядя на тот же набор яств перед собой. - Главное, старайтесь всё проглотить побыстрее. Хотя я бы предпочёл пообедать в канализации, - признался он, запуская ложку в тарелку с коричневым.

Хемуль взялся за вилку, но та оказалась отвратительно жирной. Ложка была почище. Он зацепил кусочек мяса с коричневым соусом и положил его в рот.

- О я пердоле, - только и сказал он, всё же заставив себя проглотить кусок. - Это что такое вообще? Говно какое-то?

- Хуже, - вздохнул Анонимус. - Это секретный советский антикулинарный соус. Рецепт сохранился чудом.

- Мерзость, - профессор отхлебнул жидкости из стакана. - А это что? В этом половую тряпку мыли?

- Это компот, - объяснил мимокрокодил. - Половую тряпку моют в кофе, а компотом поварихи подмываются. Глотайте быстро. Если хотите и дальше пользоваться телескопом.

Хемуль попытался сосредоточиться на спутниках Юпитера и глотать не жуя. Получалось плохо. Еда была ну очень гадкой. После третьей ложки супа профессор спросил у Анонимуса, можно ли здесь разжиться водкой. Тот вздохнул и сказал "не положено".

Унылая трапеза заняла минут двадцать. После того, как хемуль кое-как справился с компотом, Анонимус отнёс тарелки назад. Пупица их проверила, проворчала "ладно, сойдёт" и сказала уборщице "открой". Та, тяжко колыхая огромной жопою, пошла к стене, где была дверь с амбарным замком. Звякали ключи, дверь никак не открывалась, уборщица материлась и дочерилась как пьяный першерон в эргастуле.

Тем временем Пшибышевский тщетно искал, где бы помыть руки. Увы, в "Дырявой Ложке" не было ни единой салфетки - только подтекающий кран с холодной водой и бурым обмылком на раковине. В конце концов Анонимус отрастил себе длинный язык и облизал профессору руки по локоть.

Наконец, дверь всё-таки открыли, и мимокрокодил вывел хемуля на улицу Нагорная.

Улица - точнее, улочка - показалась профессору интересной. Короткая и кривая, она удивляла ухоженностью и какой-то даже прилизанностью. Мостовая была гранитной, фасады домов выложены майоликовой плиткой. А прямо перед носом Пшибышевского сияла золотом магазинная вывеска: "Дохомокостные артефакты". Заинтригованный профессор сделал было шаг к двери, но Анонимус довольно бесцеремонно взял его за плечи и развернул в другую сторону. Там был магазин "Зонты и шляпы". Витрину украшал цилиндр настолько прекрасный, что даже у Пшибышевского, к таким вещам равнодушного, что-то дрогнуло в душе. Через пару секунд он осознал, что дрогнуло не в душе, а в желудке: мерзкие харчи, съеденные в "Дырявой Ложке", просились наружу.

Судорожное движение кадыком и соответствующий звук, изданный почтенным профессором, от Анонимуса не укрылись.

- Давайте-ка скоренько, - озабоченно сказал он и потащил астронома вперёд. Промелькнуло что-то слева, что-то справа, под ногами образовалось мраморное крыльцо, высокая дверь с бронзовой ручкой, коридор - дверь - налево - и наконец, унитаз! В который хемуль шумно излился.

Потом он долго мыл руки и пасть, вытирался вафельным полотенцем и мысленно клялся, что это его первый и последний визит на улицу Нагорная. И что больше он сюда не придёт - никогда, ни за какие коврижки. Даже за дохомокостными артефактами.

Однако вскорости ему полегчало. На втором этаже клуба они с Анонимусом зашли в небольшой бар, где профессора попотчевали минералочкой. Надменный расхрендыря́мбрий в парике с буклями вручил ему грелку с горячей водой. Вооружённый этим предметом, он, - всё так же поддерживаемый под локоток Анонимусом - переступил, наконец, порог клубной залы.

Всякий уважающий себя хемуль состоит в каком-нибудь клубе. Профессор посещал преподавательский клуб при университете. Оформлено там всё было солидно - деревянные панели на стенах, блестящие медные краны, светильники, кожаные кресла. Пшибышевский считал клуб идеальным сочетанием роскоши и уюта. Вообразить себе что-то лучшее он даже и не пытался.

И только теперь он понял, что такое настоящая роскошь. И настоящий уют.

С первого взгляда клубный зал казался огромным. Потом до астронома дошло, что впечатление усиливается очень высоким белым потолком с падугами, вознесёнными метров на семь. С потолочного панно, изображавшего аннексию гуситов, свисали хрустальные люстры. Окна шли в два яруса - одни над другими - и были украшены алыми занавесями, а простенки закрыты картинами.

Самое большое полотно висело на торцевой стене. Огромное, вознесённое почти под потолок, оно изображало старого хемуля в зелёной юбке, восседающего в кресле-качалке перед камином. Выражение лица у хемуля было такое, будто он только что всех продал, потом снова купил и вотпрямща́ собирается продать ещё раз, но дороже.

Зал был не пуст. У стен дожидались своего часа кресла, пуфики, насесты, подстилки и декоративные горшки - в общем, седалища на всякого-якого. Некоторые были заняты. Например, у самой двери сидели хорёк с двумя сурками, курили преогромные трубки и о чём-то тихо разговаривали.

- Нам туда, - поторопил мимокрокодил, слегка подталкивая растерявшегося интеллектуала вперёд.

Предназначенное им место находилось под самым портретом старого хемуля. Там стояло огромное кресло, в которое астроном с наслаждением и погрузился. Анонимус пристроил ему в ноги грелку и положил на колени пледик. Как-то образовался и столик с чашечкой, распространяющий аромат хорошо сваренного кофе. Рядом скромно стояла рюмочка с можжевеловой. Композицию завершала пенковая трубка с длиннейшим чубуком, длинные спички и початая пачка табака.

- Располагайтесь, - шепнул Анонимус, - а я тут рядом буду.

Профессор не стал спорить. Он отдал должное кофе, потом водке, после чего, попыхивая трубкой, предался наблюдениям и размышлениям.

Странно, но огромный светлый зал уже не подавлял размерами. Напротив, отсутствие тесноты и возможность сесть в любом месте оказались весьма удобными. Пшибышевский почувствовал себя в привычной роли наблюдателя за удалёнными объектами. Для полноты ощущений не хватало только подзорной трубы - или хотя бы бинокля.

- Это кто вон там в углу? - тихо спросил профессор, используя трубку в качестве указки.

Анонимус, расплывшийся по всему креслу, поднял глаз над спинкой и покрутил им.

- Эти по застройке и недвижимости, - сообщил он профессору. - Вон тот крот - очень влиятельный, решает вопросы с выделением земли. Вон та землеройка занимается разрешениями на строительство. А вон видите хемуля с трубкой? Этот по коммуникациям и всему такому. Хотя во-он тот попугай у окна тоже с коммуникациями может решить. Но он только с птичьими основами работает.

- Другие основы не любит? - неприятно удивился профессор. Он был интеллектуалом, расизм ему был чужд.

- Не понимает, - Анонимус весьма правдоподобно изобразил тяжёлый вздох. - Ответственное лицо на то и ответственное, чтобы клиента понимать. Хорошее он существо или обычное. Хорошему существу нужно помогать по совести. Обычному - по возможности. Я понятно выражаюсь?

- Мне с телескопом, значит, помогли по возможности, - проворчал хемуль. - А вон там кто? - он повернул чубук к окну, где на насесте расположилась какая-то жирная птица со следами былой миловидности. В клювике её блестел брюлик. Перед ней на коленях стоял верблюд и что-то ей нашёптывал.

- О! Это сама мадам Лотерейчик! - уважительно прошептал Анонимус. - Она ведает прессой и издательскими вопросами. А вон там, левее, - он вытянул глаз из орбиты и устремил его несколько далее, - видите в синем костюме опоссума? Это не кто иной, как...

- Извините меня, пожалуйста, - раздался тихий, слегка пришёптывающий голос. - что я, не будучи знаком, позволяю себе... Разрешите мне, так сказать, присоседиться?

Профессор с неудовольствием повернул голову и увидел прямо перед собой голову змея.

Пресмыкающийся был стар. Чешуя его выцвела почти до белизны. Морда была и вовсе седой, кожа по бокам свисала дряблыми складками. Однако янтарные глаза, затянутые плёнкой, были ясными и смотрели внимательно. Пшибышевскому даже почудилось, что у змея в зрачках вращаются крохотные буравчики. Которые нечувствительно пронзают профессора насквозь.

Впрочем, это чувство как возникло, так и пропало. Остался симпатичный старый поползун, взирающий на астронома с рассеянной ласковостью, свойственной добродушным старикам.

Зато Анонимус буквально растёкся от любезности.

- Милости просим, дорогой наш патриарх, - прямо-так пропел он, весь изгинаясь и завиваясь какими-то бурунчиками. - Вы оказали нам честь...

- Да бросьте, ну что вы, какая честь, скажете тоже, - улыбнулся змей, показав жёлтые клыки. - Мы же столько знакомы. Я просто старик с причудами. Хотя какие причуды в моём-то возрасте? Остался у меня один грешок - люблю поговорить с умными существами. Только вот нечастно мне такая возможность выпадает. Здешним-то, - он поводил рылом туда-сюда, показывая на зал, - я уже до смерти прискучил.

- Ну что вы такое говорите, - ещё сильнее изгнулся и расплылся Анонимус, - наш гость может ведь и за чистую монету принять... Кстати, позвольте вас представить. Мой друг, профессор астрономии Йофан Кшиштоф Дариуш Пшибышевский. - Глаз переместился на старика. - И мой - смею сказать - доброжелатель и покровитель Амвросий-Атаульф-Вигилий фон Вюртемберг Саксен-Готфский. Доверенное лицо доверенных лиц. Прошу любить и жаловать.

- Просто Амвросий, - сказал он. - Все эти длинные имена - одно расстройство. Их запоминать надо, ещё и по порядку, да чтобы не ошибиться. Много хлопот, мало толку. Вот вы, Кшиштоф, что об этом думаете? - колючие буравчики в глазах змея снова завертелись.

- У меня тоже имя длинное, - сказал он. - И мне оно нравится.

- Это вы просто замечательно сказали, - Амвросий слегка наклонил голову. - Сразу понятно - вы честное существо. Другой бы сманеврировал. Сказал бы что-нибудь - дескать, и я того же мнения. Чтобы только отделаться от старого дурака. А вы нет, вы не такой. Примите же уверения в совершеннейшем моём почтении. - Да какая беседа, мы же и не начинали, - змей слегка потянулся. - Нам уделил время настоящий астроном. Давайте же поговорим о делах небесных. Пан Кшиштоф, я слышал от нашего друга, что вы сейчас занимаетесь спутниками Юпитера? С ними всё в порядке? Особенно я волнуюсь за Ганимед. Что не так с его орбитой?

В башмакообразной голове Пшибышевского столкнулось сразу несколько мыслей. Во-первых, ему было приятно, что Амвросий назвал его паном. Во-вторых, он удивился, откуда змей знает о Ганимеде, а также о его, Кшиштофа, к нему интересе. Насколько ему помнилось, он даже Анонимусу ничего о том не рассказывал. В третьих, ему захотелось объяснить суть дела. Да так, чтобы собеседник понял и проникся.

- Ну понимаете, - начал он, - все спутники Юпитера синхронные. То есть они вращаются так, что обращены к планете всегда одной стороной. Это как наша Луна. Мы видим всегда одну и ту же сторону. Потому что период обращения Луны вокруг Земли совпадает с её периодом обращения вокруг своей оси...

- Как интересно, - змей пододвинулся чуть ближе. - Я-то думал, что Луна вообще не вращается, поэтому к нам повёрнута всё время одним боком...

- Нет, не так, - сказал астроном и принялся объяснять.

Через пару минут он увлечённо возил чашкой из-под кофе вокруг стопки, демонстрируя, что чашка должна крутиться, чтобы быть всё время повёрнутой к стопке ручкой. Змей смотрел, уважительно кивал. Раздухарившись, профессор принялся объяснять теорию приливного захвата. Для этого ему понадобилась бумага и карандаш, каковые Анонимус тут же где-то и раздобыл. Потом - ещё бумага. Потом ещё кофе. Змей слушал с интересом, задавал правильные вопросы.

- И вот представьте, - закончил он, - наблюдения показывают, что Ганимед вышел из приливной синхронизации! Его орбита изменилась, а скорость вращения - нет!

- Так вы же сами только что объяснили, что это никоим образом не возможно? - удивился змей.

- Невозможно, - согласился Пшибышевский. - Однако это факт наблюдаемый. Видимо, действует какой-то внешний фактор. Сейчас я пытаюсь вычислить его параметры... Мне бы пару помощников. А ещё лучше - дохомокостную вычислительную технику, - вздохнул он.

- Увы, ничем помочь не могу, - вздохнул Амбросий. - Хотя лично сам заинтригован. И были бы у меня личные средства, я бы ваши изыскания поддержал. Но вот беда какая - нет их у меня. Мы, ответственные лица, деньги не копим. Не принято это у нас. Живём с того, что привлекаем в проекты. А ваша обсерватория... Ну сами посудите, кто-нибудь в неё вложится? Как в проект?

- Нет, конечно, - с горечью сказал Пшибышевский. - Какая может быть прибыль от небесных явлений? Они же бесполезны.

- А вот сейчас вы очень узко посмотрели, - пожурил его змей. - Мало ли что бесполезно. Вот, скажем, водка. Полезности от неё организму никакой, вред один. Однако же её производство чрезвычайно выгодно. Потому что пропустить рюмочку бывает весьма приятственно. Или, скажем, книжки художественные. Ну какая от них польза? В любом справочнике по садоводству пользы больше, чем во всей мировой литературе. Однако же книжки покупают. Почему? Потому что читать книжки интересно. А ведь звёзды и планеты тоже очень интересны. Ну, вы-то понимаете?

- А почему? Почему вам интересно, а другим не очень? - продолжал Амвросий.

- Ну так уж и дураки. Вот вы, профессор, интересовались ли когда-либо геологией?

- В общих чертах, - обтекаемо ответил Кшиштоф.

- Допустим. То есть вы в курсе споров фиксистов с мобилистами? И о роли астеносферной конвекции в движении плит?

- Я вообще не знаю, что это такое, - признался Прибышевский.

- Вот! - обрадовался змий. - Я же говорил - вы существо честное! Это у вас черта фундаментальная, пан Пшибышевский! При всех-то других основных свойствах вашего характера и сердца, которые, я льщу себя надеждой, что отчасти постиг. А могли бы ведь и соврать, только чтобы отвязаться. Ну да это всё так, психологизмы. Я вот о чём. Основы геологии, в сущности, просты. Но мы ими не интересуемся, потом что они никак на нашу жизнь не влияют. А если бы влияли? Если бы вопрос о движении тектонических плит затрагивал бы жизнь обывателя? Хоть в какой-то степени?

- Не могу себе такого представить, - сказал хемуль, лихорадочно соображая, к чему всё это.

- И опять вы правы! - Амвросий прямо-таки лучился доброжелательством. - Потому что разжечь интерес обывателя к геологии можно только в обстоятельствах совершенно исключительных. Ну, скажем, если от этого будут зависеть права на какие-то территории. Хотя сейчас это совершенно невозможно. А вот с астрономией? Именно сейчас? Вы подумайте. Подумайте. Подумайте... - шептал змий, медленно обвиваясь вокруг кресла с хемулем и как бы окружая его собой со всех сторон. Голова его, однако же, висела неподвижно перед лицом профессора.

- Вы хотите сказать... - пролепетал Пшибышевский, сжимая голову руками.

- Календарный вопрос сейчас невероятно важен, именно сейчас важен, - нашёптывал змий, - и если вы откроете, что в году образовалось три лишних дня... вы привлечёте огромное внимание к астрономии как науке... и не только в Хемуле, везде... и даже если с вашей гипотезой не согласятся... вы уже сделали открытия, великие открытия... вы станете известным... знаменитым... великим... - змей говорил всё тише, но профессор слышал его всё лучше, - вы откроете массам астрономию... это ваш долг... вы должны... вы станете великим... должны... великим... должны...

- Но как же моя научная репутация! - вскричал астроном.

- Репутация? - Амвросий величественно изогнулся, изображая вопросительный знак. - О да, репутация! О ней-то и речь. Будет она у вас или нет. Или вы останетесь в истории великим астрономом, который один раз ошибся... и признал свою ошибку... или вас забудут раньше, чем вы умрёте. Потому что астрономия никому не будет интересна.

- Ну если вопрос стоит так... - промямлил хемуль. - Да. Ради такой цели я могу высказать недостоверную гипотезу. Но я сам же её потом опровергну! Сам!

- Как вам будет благоугодно! - сказал змий. - Можно сразу же после собрания тридцатого числа. Но я бы советовал повременить. Нужно разжечь интерес публики к проблеме орбиты Земли. А также и орбитам других небесных тел. Понимаете?

- Н-ну допустим... - профессор чувствовал себя сбитым с толку - и в то же самое время обнадёженным. - Я вот только не пойму - зачем вам был этот разговор? Вы ж меня уже купили и запугали. Я на всё согласился. Тогда зачем?

- Ну если вы так ставите вопрос... Хорошо, попробую объяснить. Вы разбираетесь в небесных телах, не так ли? А я разбираюсь в существах. Вот вы - честный, я вам это уже дважды сказал и третий раз повторю. Честный. Это не в том смысле, что вы солгать не можете. Можете, конечно. Вас можно запугать, купить, обмануть. И вы солжёте. Но после этого вы будете чувствовать себя нехорошо. А перед этим - ещё хуже. Другой-то соврёт - как с гуся вода. Некоторые даже удовольствие получают от вранья своего. А вы нет. У вас на ложь реакция физиологическая. А с физиологией спорить - что переть против рожна. Вот вы даже собрались было соврать, встали, рот раскрыли... И так-то вам тошно станет, что вы возьми да и ляпни правду. И гори оно всё синим пламенем... Вот этого нам не надо.

- Но есть обстоятельства, - продолжал разглагольствовать змей. - Которые даже для хорошего существа выше правды. Вот, скажем, вы сегодня обедали в "Дырявой Ложке". Вам было противно. Но вы всё съели. Потому что наш дорогой Анонимус убедил вас, что вам обязательно нужно попасть на важную встречу. И вы физиологию свою успешно преодолели.

- Потом я проблевался, - сказал Пшибышевский.

- Потом, - кивнул змей. - Но всё-таки вы здесь. Вы смогли всё это съесть. Потому что у вас была перспектива. И сейчас я вам тоже дал перспективу. О которой вы даже и не думали. И заметьте - я говорил вам чистую правду. "Казус тридцатого февраля" вызовет огромный интерес к астрономии. Я гарантирую это.

- Два вопроса можно? - на этот он не стал уклоняться от взгляда змея.

- Почему вы хотите отстранить от власти Морру? Она мешает вам править?

Змей молча размышлял несколько долгих миновений.

- Главный, - сформулировал Пшибышевский. - Принимающий решения.

- Нет, - Амвросий решительно мотнул головой. - Я не принимаю никаких решений. У меня нет административной жилки, совсем. Да и вообще, не царское это дело - управлять.

Впоследствии, вспоминая этот момент, Йофан Кшиштоф Дариуш Пшибышевский не мог отделаться от одной иллюзии: ему показалось, что над головой змея вспыхнула зубчатая золотая корона. Хотя, скорее всего, это был случайный солнечный блик.

- Моё дело, - продолжал змий, - выдавать лицензии ответственным лицам. На то, чтобы быть ответственными лицами. А для этого нужно разбираться в существах.

- И что же? Какое это имеет отношение к Морре? - астроном наморщил лоб, отчего тот пошёл складками.

- Я был не против Морры, - медленно проговорил Амвросий. - Не потому, что на том первом собрании нас, так сказать, загипнотизировали. Хотя это было. Но на меня такие штуки не действует. Я позволил Морре стать нашей правительницей, потому что она - существо хорошее и полезное. Мы с коллегами решили, что она будет хорошо заботиться о Хемуле. И до последнего времени так оно и было.

- А теперь она стала плохой? - астроном внезапно обнаружил, что его трубка давно погасла, и принялся раскуривать её заново.

- Она попала в плохую историю. Поссорилась с Братством. Хочет отомстить. И теперь смотрит на Хемуль как на материальный ресурс. Который может потратить на войну с Ха"брат Церех Аур Бохер.Мы подумали и решили, что благополучие Хемуля дороже амбиций госпожи Морры. Нам не нужна война с Братством. Нам нужен мир и благополучие. Поэтому мы намерены отстранить Морру от власти. Разумеется, законным путём. Законность - это фундамент нашей системы. Поэтому нам нужно тридцатое февраля. Помогите нам, профессор.

Пшибышевский, наконец, справился с трубкой и выпустил первый клуб дыма.

- Я уже сказал! Я сделаю то, что вам нужно, - сказал он с раздражением почти напускным.

- Не "вам". Нам нужно, - нажал Амвросий. - Кажется, у вас был ещё какой-то вопрос?

- Да. Чей это портрет? - хемуль задрал рыло вверх.

Змей вытянулся - оказавшись удивительно длинным - и снова опустился.

- А, вы об этом... Бывший владелец этого дома. Ростовщик. Завещал свою недвижимость доверенным лицам. С тем условием, что мы сохраним его портрет.

- И как его звали? - зачем-то поинтересовался профессор.

- Про то, чтобы помнить его имя, в завещании сказано не было, - сухо заметил змей. - А теперь, когда мы всё обсудили, я предлагаю вместе пообедать.

- Прекрасная мысль, - подал голос Анонимус, до этого момента сидевший тихо.

- Тем более, - Амвросий многозначительно поднял кончик хвоста, - что сегодня в нашем ресторане - знаменитые порционные судачки а-ля натюрель.

Действие шестьдесят второе. Даймоний, или Базилио открывает незнакомцу то, о чём не поведал даже возлюбленной Алисе

Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий.

К. Прутков. Плоды раздумья. - В: Классики русской мысли. Антология. - Под ред. А. Тесля. - Калининград: Издательство Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта, 2018

Итак, существование хотя бы одной реализации тентуры, определённой на внешнем ансамбле QÔ-транспозитивных когномий, является достаточным для утверждения о существовании W⁰-армированной морфики покрытия ансамбля, которую мы в дальнейшем и будем именовать специальным полем.

В. Маллансон. Нелефевровский анализ краевых решений уравнений реальности. - Пер. с англ. С.А. Степанова. - М.: Наука: Главная редакция физико-математической литературы, 1964

16 января 313 года о.Х. Видимо, поздний вечер, а то и ночь (но, как уже было сказано, это не точно).

Current music (исполняет Жирофле): Chanson folklorique (XVII siècle) - Que t'as de jolies filles, Giroflé, Girofla!

Current music (исполняет Жирофля): Yves Montand - Que tu as la maison douce, Giroflé, Girofla!

Жизнь полна загадок. И тайн. Вот к примеру: Гог родил Магога, а зачем - непонятно. Аномально высокое содержание мышьяка можно диагностировать в окрестностях развалин древнего Усть-Каменогорска, а почему оно там такое высокое - хрен его душу знает. У кротопёздра на левой задней лапке два лишних пальца, а к чему они - и генетики не ведают. И много ещё чего такого случается на белом свете. А уж что творится в темноте - о том и подумать страшно.

Вот и Алисе Зюсс было думать страшно. Причём не о чём-нибудь, а о самом ближайшем будущем. Которое было тёмным во всех смыслах. Ну то есть: было совершенно непонятно, чего конкретно от него ожидать. Однако при этом было абсолютно ясно: ничего хорошего не будет, нет.

Лисе и сейчас было нехорошо. Хотя бы потому, что она сидела на дереве. И не на каком-нибудь удобном, раскидистом суку, где можно устроиться с комфортом. Нет! Не на такой сук её занесло! Она кое-как умастилась верхом на недлинной веточке, опасно прогибающейся под её небольшом весом. Так что ей приходилось судорожно цепляться за шершавый и грязный ствол.

И это было ещё ничего. Потому что внизу скакала - а точнее, подскакивала - Жирофля в виде коня. Она щёлкала зубами и пытаясь ухватить лису за хвост. Что касается офицерствующей Жирофле, та карабкалась на дерево, стараясь при том не замарать новенький мундирчик. Лису выручало лишь то, что сёстры категорически не желали сотрудничать. Если б Жирофле оседлала Жирофлю, то как раз бы до лисьего хвоста дотянулась.

А где же алисин возлюбленный, мощный и прекрасный Базилио? Увы! Он висел в воздухе в самом унизительном для кота положении: Красная Королева держала его за шкирку. Баз героически извивался, пытался кусаться, пыкал в неё лазерами. Королева все эти трепыхания высокомерно игнорировала.

И только Буратина радовался, как дитя. Он носился вокруг денежного дерева, срывая с него соверены и набивая ими карманы. То есть карманы-то он уже набил. Так что новую добычу он отправлял прямо в рот. Глотал он их или прятал за щекой - об этом мы не знаем и не узнаем.

- Это какой-то кризис жанра, - констатировала Красная Королева.

- А я так не думаю, - заявила Белая. - Всё достаточно очевидно. Никто из нас не проиграл, хотя выиграла всё-таки я. Но я готова признать за чёрными моральную победу.

- Это мы ещё посмотрим, у кого тут моральная победа, а кому тут по пизде мешалкой, - зловеще пообещала Чёрная.

- Ты вообще что о себе вообразила, флуктуация семантическая? - возвысила голос Белая.

- От такой слышу, скобейда ты дефолтная, - Чёрная тоже повысила тон и существенно упростила лексику.

- Да ты чё ваще... - Белая аж покраснела от возмущения.

- Сафа дакуф ув"альда! - рявкнула Красная на обеих.

Такого тона Чёрная и Белая, конечно же, не потерпели, и вместе накинулись на Красную с кнутом, вилкой, сугубой, трегубой, топинамбуром, серпом, молотом, камнем, ножницами и официальной бумагой, подписанной то ли Дзержинским, то ли Достоевским, то ли самим Петром Великим.

От такого напора Красная Королева смешалась, растерялась, выронила кота. Он воткнулся головой в подзолистые почвы и застыл столпом, на первый взгляд соляным, а на второй - кислотным. Королева же распалась на хуй да нихуя, но тут же собралась, взяла себя в руки и призналась, что уже не молода, что она давно не была под полковником или хотя бы под майонезом, и что она мечтает на недельку махнуть в Кутаиси, где над баобабами закаты словно кровь.

Кутаисским закатам это не понравилось и они пожелтели в знак протеста. Баобабы шуметь не стали, а просто расцвели ста цветами. Из которых девяносто четыре были напрасны - и все до единого пахли как окурки после дождя. Что касается Жирофле и Жирофли, те как-то сами собой перекинулись в лилию и розу, проросли величаво и принялись навевать зефиры друг на друга.

Дурацкий Буратина, всего этого не замечая, давился деньгами и набивал ими свои штанишки.

- Гаммм! - громко рявкнул кто-то совсем посторонний.

Все - кроме кота, вонзённого в подзол - обернулись.

На некотором отдалении от творящегося безобразия стоял бульдог в простом синем мундире. Вид у него был как у дворника, на чьём участке изрядно насвинячили.

Алисе бульдог показался знакомым. Она его где-то видела, причём совсем недавно, причём в этом же самом мундире.

Удивительно, но и Буратина что-то такое припомнил. Где-то он этот синий мундир видел. И тоже - совсем недавно. У бамбука даже что-то заныло в селезёнке - наверное, интуиция.

Но Буратине было не до интуиций. Думать рационально тоже было некогда. Надо было трясти. В смысле, стрясать с дерева бабосики. Куда он их денет и как отсюда вынесет, бамбук тоже не думал. Дурная жадность овладела им. Та самая, которая уже сгубила множество фраеров - и ещё сгубит.

А вот королевы, видимо, знали больше. Они как-то засуетились, заколыхались. У Красной внезапно отросли шиньон и турнюр - видимо, от волнения. Чёрная неожиданно обзавелась хвостом и сарафанчиком и запахла пачулями. Белая же побелела до прозрачности, так что стало видно, что у ней внутре не какие-нибудь там вульгарные внутренности, а думатель и неонка.

Бульдог и ухом не повёл. Похоже, все эти фигли-мигли не произвели на него ни малейшего впечатления. Он спокойно, не торопясь достал из внутреннего кармана красную книжечку, раскрыл её и показал королевам.

- Старший инспектор реальности Купер, - представился он официальным голосом.

- Инспектор он, - вяло огрызнулась Чёрная Королева. - С точки зрения вечности...

- Вечность к сожалению, кончилась, - перебил её бульдог. - А с технической точки зрения я - инспектор, а вы - нежелательное локальное возмущение специального поля. С которым можно и поработать, если это необходимо. Вы уверены, что это необходимо?

Королевы эти намёки проигнорировали. Только Белая поджала прозрачный губки и презрительно сверкнула неонкой.

- Вот то-то, - сказал бульдог. - У меня есть вопросы к присутствующим здесь существам. Вопросы эти касаются только их и меня. Вас, дамочки, - он посмотрел на королев, - я прошу удалиться.

- Что значит удалиться? Это наше Поле! - Чёрная аж подпрыгнула от возмущения. У Белой Королевы от того же самого перегорела неонка, а у Красной - полыхнул турнюр.

- Не хотите по-хорошему? Ну тогда будет по-простому, - сказал бульдог и провёл по воздуху красной книжицей.

Эффект этого нехитрого действия был совершенно поразительным.

Во-первых, все три королевы исчезли. Даже запах пачулей, и тот пропал.

Во-вторых, пропал весь местный антураж. Не стало фиалкового неба с разными лунами. Замещающего его серванта не стало тоже. Лиловатое с тёмными разводами ничто само в себя провалилось. И все прочие местные красоты и безобразия тоже сгинули.

Самая обыкновенная луна кое-как освещала унылое поле, заросшее борщевиком, чертополохом и плеснецве́тами. В зарослях борщевика белели какие-то развалины. Лысый пятачок, на котором находились Алиса, Буратина и Базилио, на этом фоне смотрелся почти ухоженным.

Сверху нависала покосившаяся древняя башня - вот она-то никуда не девалась. Однако силы, удерживающие её в наклонном положении, тоже исчезли. Не прошло и трёх секунд, как старинная кладка затрещала. Рядом с денежным деревом просвистел камень, чуть было не прибивший Жирофлю. Которая вот только что вернулась в прежний собачий вид и с этим всё никак не могла свыкнуться.

Второй камень, отвалившийся от башни, ударил прямо в дерево. Этого оказалось достаточно, чтобы ветка под лисой треснула и та полетела вниз.

Скорее всего, она бы расшиблась. Однако Базилио, освободившийся от подзолистого плена, гигантскими прыжками пересёк пространство, отделяющее его от дерева, и был уже под ним. Так что лису он поймал. Но не удержал: оба покатились по земле. Впрочем, через пару мгновений кот вскочил, распушил остатки шерсти и грозно зашипел.

Жирофле - тоже воссоба́чившаяся, подобно сестре - попыталась было сунуться. Но воспрянувший Базилио подпалил ей лазером брыли, и та отвяла.

В этот миг от башни отвалилась колонна и полетела вниз. Падала она точнёхонько на Буратину. Который, прихуев от всего происходящего, перестал дудолить дерево и замер с открытым ртом, в котором блестели соверены.

Инспектор Купер снова махнул книжечкой. Летящая колонна зависла в воздухе. Буратина тоже застыл. Зато вокруг лысого пятачка внезапно вспыхнуло высокое синее пламя - будто включилась огромная газовая комфорка.

- Как же меня утомили эти спецэффекты, - пробормотал бульдог, назвавшийся инспектором Купером. - Ну да ладно. С вами-то что делать?

- А зачем с нами что-то делать? - спросил он. - Какие к нам претензии?

Купер посмотрел на База как-то странно: как будто впервые увидел - или, наоборот, внезапно узнал.

- Простите, - сказал он каким-то странным голосом, - вы не могли бы снять очки? На секундочку?

Кот решил не спорить, снял очки и продемонстрировал пустые глазницы с линзами на дне.

- Претензий к вам нет, - наконец, сказал Купер. - Хотя вы не представились.

- Вот даже так, Базилио, - пробормотал он. - Какое удивительное... впрочем, неважно. Так вот, к вам у меня претензий нет. А вот насчёт ваших спутников я бы не сказал.

Буратине бы прислушаться. Но он в этот момент пытался отломать о дерева ветку, всю облепленную соверенами. Ветка не ломалась, а отгрызть её бамбук не мог - слишком высоко она росла.

- Й-извините, а я вам что сделала? - спросила Алиса.

- Ну как сказать, Вы очень нехорошо себя вели. Напачкали в моей комнате. Фу.

- Пачкала, пачкала. Вы меня не узнаёте, Алиса?

- А вы невнимательны. Ну же? Мы недавно виделись.

- Й-извините... вы тот дежурный? Из отделения? - прищурилась лиса, вспоминая храпящего бульдога в табачном дыму.

- Господин дежурный, - строго сказал Купер. - Да, это я. А вы - та самая задержанная, которая мочилась на пол. У меня в дежурке. Не стыдно?

- Это не моя проблема. - недовольно пробурчал Купер. - Подумаешь, били. Дело житейское. Хорошо хоть не орала и поспать дала нормально... Нечего, нечего тут, - бросил он коту, у которого от слов бульдога шерсть встала дыбом. - Хотите заступиться за даму сердца? Попробуйте.

Базилио мотнул головой. Он понимал, что этот неприятный тип ему не по зубам.

- Умно, - оценил бульдог. - О Дочь, чего же это же я стою-то? - он снова воспользовался книжечкой, и под ним образовалось кресло, точно такое же, как в отделении. С задержкой секунды в полторы возник и письменный стол - тоже узнаваемый, закапанный чернилами. На столе сами собой образовались бумаги и начали быстро размножаться, пока бульдог их не сбросил на землю - где они тут же испарились.

- Индукция, Дочь её Мать, - сказал он раздражённо. - Административное поле вторично возбуждается... Так что с вами делать, Алиса? Вернуть господину Шершеляфаму?

Доберманши, внимательно слушавшие, встрепенулись и начали приближаться к лисе с двух сторон. Кот тут же вскочил, приобнял возлюбленную и поднял очки на лоб, готовый биться со всеми врагами Алисы до последнего электрона в батареях.

- Кстати, давайте с вами тоже решим. Вы, Жирофле, отсоединились от Жирофли без позволения своего шефа.

- Хорошо, изменим формулировку, - согласился Купер. - Вы не сами, вы по приказу. В ходе чего получили травму. Несовместимую с дальнейшим выполнением своих обязанностей.

- Вот-вот. Это и раньше заметно было, - усмехнулся бульдог. - Но пока вы сидели в одном теле, вам приходилось сотрудничать. Теперь вы вместе работать не сможете. А по отдельности вы так себе полицейские. То есть ни одна из вас своей должности больше не соответствует. Прав у вас никаких нет, кроме служебных. При этом вы знаете много лишнего. Вывод?

Обе псины упали на четвереньки и умильно завиляли хвостами. Взгляды их были прикованы к страшной красной книжице.

- Господин Купер, - заныла Жирофле, - дайте нам шанс... Мы будем работать вместе... Мы же сёстры...

- Сестрёнки... - подвыла Жирофля, подползла к сестре и лизнула её в нос.

- Сестри-и-ички... - Жирофле прижалась к Жирофле боком, жалобно поскуливая.

- Встаньте, - распорядился инспектор. - Помиритесь, обнимитесь и простите друг другу все обиды.

Доберманши радостно вскочили, крепко обнялись и синхронно всхлипнули.

- Очень трогательно. Вот так и стойте, - сказал Купер, махнул книжечкой, и обе превратились в красивую статую из розоватого мрамора.

- Й-извините, - не смогла промолчать лиса, - но зачем вы их так?

- Вам что, жалко? - бульдог посмотрел на Алису как на редкого амарантового длинношееееда. - Очень правильно у Булгакова сказано про милосердие! Иногда совершенно неожиданно и коварно оно пролезает в самые узкие щёлки. Особенно в женские.

- Не жалко, - сказала она. - Они же меня не пожалели. Но это... несправедливо всё-таки, - тут она смутилась ещё больше.

- Несправедливо? Давненько не слыхал этого слова. Интересно, что оно означает?

Кот повернулся к Алисе и сделал зверскую рожу - молчи, мол, не то хуже будет.

- Они узнали лишнее обо мне, - снизошёл бульдог до объяснений. - И непременно доложатся своему шефу, господину де Пердю. Он узнает, что я - техник, да ещё и инспектор реальности. Мне придётся менять прикрытие, а к чему мне такие хлопоты? Что касается справедливости, я этим сучкам ничем не обязан. К тому же, - добавил он очень сухим тоном, - они однажды отказали мне в мелкой любезности. Пустяки, конечно, но осадочек остался.

Кот почему-то сразу сообразил, какую любезность имел в виду инспектор. Наивная лиса ничего не поняла.

- Ну если так... - продолжила она, - может, их просто отправить куда-нибудь? Подальше отсюда? Чтобы они никогда в Директорию не вернулись. Вы ведь можете? - она взглянула на бульдога с доверием и надеждой.

Инспектор взгляд поймал. Задумчиво почесал складчатую морду.

- Мочь-то я могу. Но не хочу. Хотя - может, ещё подумаю, - снизошёл он.

- Й-извините, - снова начала лиса. - А как это вы это делаете? Ну, вот так... - она покрутила в воздухе пальцами.

- А вы не в курсе? Расхаживаете по ветвям реализаций как по паркету - и ничего не знаете? Вы вообще где находитесь?

- На Поле Чудес, - ответил кот, слов Алисы не дождавшись.

- Ну что за обывательщина, - Купер покачал головой. - Вы находитесь не на Поле Чудес. Вы находитесь в поле чудес.

- Это по-упырьски, что-ли? - удивился Базилио. Он слышал, что упыри говорят не "на Зоне", а "в Зоне", и очень на этом настаивают.

- Нет. Буквально. Алиса, вам физику преподавали? Сколько вы знаете фундаментальных взаимодействий?

Кот вообще не понял вопроса. Зато лиса навострила ушки: речь пошла о вещах, ей более-менее знакомых.

- Электромагнитное, - начала она, - гравитационное... Это, как его, сильное... Слабое, сверхслабое... - тут она замолчала.

- А также темпоральное, административное и специальное, - закончил бульдог. - Которое также иногда называют магическим или чудесным. Как квантуется магическое поле - знаете?

- Не знаю... Нам этого не давали, - призналась лиса.

- Это вы спецкурсы не посещали, - сказал Купер. - Квант специального поля - калибровочный даймоний, возникает в стандартной теории вследствие механизма нарушения административной симметрии. Спин мнимый отрицательный, электрический заряд опционально-ситуативный, чётность плюс-минус туда-сюда... ладно, это всё физика, - закруглил он демонстрацию образованности. - В общем, поле как поле, с ним тоже можно работать. Особенно здесь. Сейчас я его заблокировал генератором особых полномочий, - он встряхнул красной книжечкой. - У вас, я так понял, полномочий нет? И вы даже не знаете, что это?

- В таком случае, как вы здесь оказались? Нет, не так. Откуда вы сюда попали? Вон того парня, - он показал на Буратину, отчаянно пытающегося зажать руками карманы штанишек, из которых сыпались деньги, - я видел в закрытой для посещений ветви тентуры. Видимо, он был с вами. Сами вы там появиться не могли. Вас кто-то провёл. Кто?

Он медленно обвёл взглядом всех троих и остановил взгляд на Базилио.

- Вы что-то знаете, - сказал он. - По глазам вижу.

- Да какая разница, глаза, не глаза, - пробормотал инспектор и снова воспользовался книжечкой.

На этот раз застыло всё или почти всё. Включая Алису.

- У вас вид виноватый, - сказал бульдог. - Вы что-то знаете.

- А вы думали, что у вас идеальный покер-фейс? - инспектор Купер ехидно приподнял брыли. - Это вы зря так думали. Хотя... Лицо-то вы как раз контролируете. А вот хвост у вас напрягается очень характерно. У меня старший сын вот так же хвост держал, когда косячил, - грустно усмехнулся бульдог. - Вы на него похожи, кстати. Если бы не глаза... и полосы у него на шкуре поярче. Его, кстати, Базиль зовут. Где-то он сейчас...

Кот напряг все мускулы, чтобы не выдать себя каким-нибудь движением.

- Да я ничего такого особенно не знаю, - сказал кот почти искренне.

- Знаете. Во всяком случае - больше других. Но говорить не хотите. Почему? Из-за Алисы? Я прав? Ну теперь никто ничего не слышит. Колитесь.

- Это долгая история, - Баз и в самом деле смутился.

- А я не тороплюсь. Хотите присесть? Или, может, приляжете? Пожалуйста, - под котом возник гамак, парящий в воздухе. Гамак легко и непринуждённо качнулся, как бы улавливая кота в свои сети, и тут же откачнулся назад, отрывая его от земли.

- Рассказывайте, - дружелюбно сказал инспектор. - Главное - ничего не пропускайте.

Базилио немного подумал. Молчать было крайне глупо, по понятным причинам. Что-то скрыть? А что и зачем? Наконец, чего уж греха таить - ему и самому давно хотелось с кем-нибудь поделиться.

Базилио устроился в гамаке поудобнее и начал рассказывать сложную историю отношений с Хасей, начиная от первого знакомства и кончая последним разговором.

По мере рассказа инспектор всё больше мрачнел. Когда же кот дошёл до финальной сцены - как Хася ему открылась и представилась Басей - он негромко выдочерился сквозь зубы.

- Н-да, - сказал он, наконец. - Не ожидал. Я-то думал, это Братство интриги плетёт. А оно вон чо.

- Ну и что теперь? - забеспокоился кот, качнувшись в сетке чуть сильнее.

- Да теперь уже ничего, - уныло сказал бульдог. - Я с Басей связываться не буду. И вам бы не советовал. Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь, - процитировал он что-то из классики. - Но вам-то поздно уже. Просто - будьте осторожнее, - сказал он почти сочувственно.

В этот момент гамак исчез и Базилио крепко приложился о землю пятой точкой - и хорошо ещё, что не переломал хвост.

- Извините, отвлёкся, - буркнул инспектор. - А на ваш вопрос отвечу так. Если она вам сама не сказала - значит, не хотела, чтобы вы знали. Понятно?

- Понятно, - пробормотал кот, потирая ушибленное место.

- А про этого паренька она что-нибудь говорила? - пёс показал на Буратину, застывшего в идиотской позе: с золотой веткой в зубах он пытался подобрать с земли золото, которое в тот же самый момент сыпалось у него из дырявых карманов.

- Она его вообще не особо замечала, - ответил Базилио.

- Прекрасно. Ну, хоть что-то. Мне этот товарищ встретился в неподходящем месте. И в неподходящий момент. Вёл он себя очень плохо. Но сейчас мы его улучшим. Заодно и с девочками переиграем.

Красная книжечка мелькнула в воздухе. И всё отмерло.

Действие шестьдесят третье. Казус, или полицейский чин знакомится с новыми - а на самом деле старыми - технологиями

Главной проблемой самодельного взрывного устройства является взрыватель. Механические и электрические устройства чаще не срабатывают, зато химические имеют все шансы взорваться в любой произвольный момент.

Солджер Олд. Краткий курс решения проблем. Пер. с англ. Лапочкин Е.Г. - М.: Издательство "Прометей" при МГПИ им. В.И. Ленина, 1989.

Видеть во сне кошку: к слезам; к измене; к просчётам; к дурным новостям; к царапинам или ранениям.

Большой сонник-толкователь блаженной Устрицы Матрёны. ООО "Хемуль": Тофсла и Вифсла, 300 г. о. Х.

Город Дураков (бывш. Директория), Фразеологический пер., д. 13 (частная резиденция) - Фразеологический пер., д. 31, чайная "У Бухты-Барахты"

Сurrent mood: worried / обеспокоеное
Сurrent music: Барто - Скоро всё ёбнется

В то утро господину старшему дознавателю Селяви Шершеляфаму де Пердю привиделся эротический сон.

Снилась ему красивая самка кошачьей основы, восседающая на каменном троне. В руке у неё был странный инструмент - что-то вроде скобы на палке, пронзённой железными прутками-перемычками. На концах прутков висели колокольчики. Кошка потряхивала скобой, колокольчики мелодично позвякивали. Это кошке нравилось. Да и господин Шершеляфам не остался равнодушен. Не к звукам - звуки были так себе, - а к движениям кошачьих лапок. Мужчина опытный и разборчивый, он не мог не оценить их изящества.

Господин де Пердю осторожно приблизился к кошечке. Та его не замечала, забавляясь своей игрушкой. Однако же, когда он подошёл достаточно близко, она повернула голову. И окинула оценивающим женским взглядом.

- Интересный мущинка, - промурлыкала она. - Почему бы и нет? Мне сейчас так одинооооко... - она позевнула, показав гибкий язычок.

Господин Шершеляфам невольно представил себе, сколько счастья мог бы доставить этот розовый лепесточек. Чтобы избавиться от этой мысли, он перевёл взгляд на кошачьи лапки. Но и они смущали его. Очень уж было заметно, что эти лапки заточены не под музицированье и не под вышивание крестиком. А подо что-то другое. Что у господина старшего дознавателя как раз-таки имелось - и сейчас недвусмысленно напоминало о себе.

- Псиной пахнет, фу... - протянула она. - Не хочууу...

Господин де Пердю хотел было сказать, что никакой он псиной не пахнет, но потом решил, что что кошечка просто ломается. И теперь нужно или умолять её снизойти до страдающего поклонника, или накинуться и сломить сопротивление ураганом страсти. Дознаватель заколебался, что же предпочесть - осаду или атаку.

Принять решение он не успел. Откуда ни возьмись, прямо посреди сна появился какой-то хомосапый в белых нелепых одеждах. Видок у него был ещё тот. То есть - вкрай офонаревший.

- Собачатина - замечательна! - закричал незваный гость, гримасничая и кривясь. - Ням-ням! Особенно ляшечки варёные! С перчиком-хуерчиком!

Хомосапый тут же упал прямо перед ним и залился слезами.

- Ну вот опять! - застонал он. - Я не ставлю себе задач как беллетристу, но поэзия моя прекрасна! Хороши ж вы, филистеры, не признающие меня и Тютчева! Вы не можете воздержаться от гримасы на поэта! Заскорузлые вы, заскорузлые!

Если бы всё это происходило в участке, господин де Пердю разобрался бы с хулиганом по-своему - то есть надавал бы по щщам, обездвижил, а потом допросил под правдоделом. Но при даме применять грубые полицейские методы было не вполне комильфо. Поэтому он просто перешагнул хомосапого, который загораживал ему подход к трону.

Это было крайне неосторожно с его стороны. Ебанутый хомосапый внезапно схватил его за ногу и впился зубами в пятку.

- Гррррр! - зарычал пёс. И тут же проснулся, тряся ногой.

- С-с-скобейда, - прошипел он, отключая электричество.

После крайнего ребилдинга у господина старшего дознавателя возникла неприятная проблема с кибридной составляющей: перешитые ткани защемили какой-то проводок, идущий к пяточной кости. При каких-то случайных обстоятельствах - как правило, во сне - через проводок проходил разряд, довольно болезненный. Помогало локальное обесточивание. Господин де Пердю всё собирался перепрошиться, но времени на это никогда не хватало. Тем более, случалось подобное редко, раз или два в месяц. И особого вреда не причиняло.

Но на этот раз Шершеляфам расстроился. Ему почему-то казалось, что он упустил нечто важное. Как будто у него был какой-то жизненный шанс, а он его бездарно проебал. Что это был за шанс, он не понимал, но чувство было острое и тоскливое.

Не открывая глаз, пёс поводил носом. В постели пахло как-то непривычно. Потом он сообразил: рядом не было Жирофле-Жирофли. Вместо неё лежала пуделиха, которую господин де Пердю снял в баре. Господин де Пердю не привык засыпать - и тем более просыпаться - без самки под боком.

Растолкав пуделиху, наскоро её потискав и выгнав вон, Шершеляфам занялся утренним туалетом. Рассеянно размышляя, что же всё-таки случилось с его верной помощницей и что теперь делать.

С точки зрения обывательской вчерашнее происшествие было совершенно необъяснимым. Исчезновение лисы и собаки из охраняемого помещения не вписывалось ни в какие рамки. Но это с точки зрения здравого смысла. А с точки зрения полицейской ситуация была вполне понятной. Имел место казус класса "Х" оранжевого уровня. В таких случаях следовало изолировать место происшествия, связаться с непосредственным начальством, описать ситуацию и ждать дальнейших указаний, а пока суд да дело - написать черновик докладной. Всё это господин де Пердю и проделал. А именно: дежурку опечатал, написал лаконичную записку и отправил с курьером куда следует.

Дальше началось непонятное даже с полицейской точки зрения.

Во-первых, куда-то делся свидетель происшествия, дежурный бульдог, которому господин де Пердю вполне ясно приказал быть на месте и дожидаться прибытия уполномоченных лиц. Разъярённый Шершеляфам потребовал его личное дело. Тут открылось что-то совсем уж странное: никто на участке не мог вспомнить, что это за бульдог, в каком он звании и даже как его зовут. Хуже того, и сам дознаватель, хотя имел с этим бульдогом давние взаимовыгодные отношения, не мог припомнить ничего, кроме внутренней оперативной клички "агент-супер". Впрочем, и в этом он не был вполне уверен: может, и не "супер", а какое-то другое слово, тоже на "с". Тем более, что бульдог никаким суперагентом не был, просто тупо сливал текущую информацию... В общем, что-то тут не вязалось. Да и не клеилось.

Обдумав всё это, дознаватель решил, что это происшествие вполне может быть частью казуса - пока не доказано обратное. Поэтому он решил внести данный факт в докладную.

Во-вторых, начальство отреагировало как-то странно. Вместо команды профессионалов с эмпатами и т.п., в отделение заявился седой выхухоль в мундире без погон. Он предъявил документ из ССБ и бумагу, подтверждающую полномочия, подписанную лично министром внутренних дел Свиногрызом-Лютым. Где-то с час этот тип убил на занудную мудянку, пока де Пердю не догадался, что выхухоль - телепат, и что сюда он отправлен прощупывать лично его, де Пердю. Из чего следовало, что начальство ему не доверяет. Честного полицейского пса это выбесило. Виду он не подал, но выхухоль прочёл это у него в голове. И со словами "вы уж меня извините, у нас там наверху сейчас ужас что творится, все как с ума посходили" поспешил откланяться.

В-третьих, первого и второго обстоятельства хватило, чтобы старший дознаватель, заместо писания докладной, пошёл в бар "Пробка" и там просидел до закрытия. Там он пуделиху и снял. Дома его охватила подозрительность и он под видом эротической игры вкатил ей порцию правдодела. Пуделиха оказалась обычной шлюхой с Пляс Пигаль, приторговывающей по кабакам остатками молодости. Это господина де Пердю вполне устроило, а постанывания и скулёж суки во время секса - вполне честные - даже польстили. Заснул он в хорошем настроении. И если бы не пятка, в нём же и проснулся бы. Но нет же! Всё испортил проклятый хомосапец.

На улице было холодно, мрачно, сыро. В такую погоду хорошо сидеть в тёплом кабинете и заниматься чем-нибудь несуетным - например, коррупцией. Честному Шершеляфаму это было не свойственно, но он заменял коррупционные удовольствия интригами, а также копаниями в чужом грязном белье. Сегодня он ожидал, что бельишка будет много.

Впрочем, перед этим нужно было подкрепиться.

Обычно он ходил за этим в крошечную чайную "У Бухты Барахты", что в конце переулка. Чайная принадлежала двум пупицам, Бухте и Барахте. Они-то и готовили. Бухта отлично делала сырники и домашнее мороженое, а Барахта потрясающе заваривала чай.

По утрам обычно было пусто. Но не на этот раз. Входя в помещение и возя ногами по мокрой тряпке - чистоплотные пупицы просили клиентов вытирать ноги - дознаватель увидел сидящую у окна овцу. Одета овечка была неброско, но достойно: ошейник с бляхами, белый ремень и высокие сапожки. Перед ней стоял чайник с прессом, заполненный бутонами роз. Тонкий запах цветов лился из носика.

В иных обстоятельствах Шершеляфам мог бы попробовать подкатить к дамочке. Правда, овец он больше любил в виде шашлыка, но мог употреблять и так. Однако рядом с ней сидел хаттифнатт и подозрительно зыркал вокруг своими буркалами.

Хаттифнаттов позорной основой не считали, но недолюбливали. И в самом деле: трудно любить существо, внешне напоминающее помесь моржового хуя с двусторонней зубной щёткой. Неприятное впечатление можно было бы исправить личным обаянием. Но хаттифнатты не были обаятельны. Во-первых, они не имели органов речи. Всё, что они могли - тихонько попискивать. Так что между собой они общались при помощи звукового кода, называемого "морзянкой". При этом пищали они очень быстро. И во-вторых, те, кто умел разбирать их писк, говорили, что хаттифнатты абсолютно бездуховны, чтобы не сказать бездушны. Интересуются они только новыми техническими разработками и деньгами. Причём деньги им лично были не нужны: все свои доходы хаттифнатты свозили в свой домен и складывали в огромную кучу, откуда потом и брали в случае надобности... Сексом они тоже не интересовались, предпочитая почкование. Что делала гламурная овца в обществе подобного господина, следователь не понимал.

Но сейчас у него было дохренища своих проблем. Так что он просто пожал плечами и устроился в своём углу. Барахта принесла обычный завтрак - сырники, черносмородиновое варенье и большой чайник "ассама". Дознаватель ел механически, думая о своём.

Внезапно раздался какой-то звон. Шершеляфам завертел головой, потом посмотрел на собственную руку с ложечкой, которой постукивал по блюдцу. Звук был очень похож, но слишком уж громок.

Он стукнул ещё раз. В ушах зазвенело, как в педобирской молельне.

Электрический Пёс мысленно обругал себя за невнимательность. Задумавшись, он, сам того не заметив, выставил ушные микрофоны на повышенную чувствительность.

Зажмурившись и сосредоточившись, он стал регулировать звук. И тут до его ушей донёсся разговор за столиком у окна, который его заинтересовал.

- Слаще мёда слова Учителя, - тихо говорила овца, - нет ничего прекраснее его драгоценных речей. Каждое слово его разрушает оковы и указывает путь...

- −− − −− − −−− − −−− - пропищал хаттифнатт.

- Нет большей любви, чем любовь к Учителю Учкудуку и его проповеди... - продолжала овца. - Нет лучше общества, чем собрание верных учителю, слушающих его святые передачи...

Услыхав имя Учкудука, полицейский осторожненько развернул уши к говорящим и выкрутил микрофоны на полную громкость.

- −− − −− − −−− − −−− − − −−− − − −− −− − − −− − −− − − − − - сообщил хаттифнатт.

- Я дам тебе денег, если ты принёс необходимое нам, - сказала овца совсем тихо, но Шершеляфам услышал.

Хаттифнатт достал из-под столика большую сумку, на вид тяжёлую, и показал овце.

Хаттифнатт показал на ручку сумки и сделал своими коротенькими ручонками энергичный жест. Овца подумала, взялась за ручку и сделала вид, что резко дёргает её на себя. Её собеседник отшатнулся.

Гламурная овечка достала небольшой мешочек.

- Тут половина, - сказала она. - Если всё получится так, как вы говорите, вам дадут ещё.

- − − −−− −− − − −− − - в писке хаттифнатта прорезалось упрямство.

Полицейский решил дальше не ждать. Было уже понятно, что овца - сектантка, приобретающая у хаттифнатта какой-то запрещённый товар. Вероятно, оружие или наркотики: в последнее время поклонники Учкудука успешно строили собственные сети. По-хорошему, нужно было брать обоих - и продавца, и покупательницу. Если бы его верная Жирофле-Жирофля была бы при нём, проблем бы не возникло. Будь господин де Пердю обычным Электрическим Псом с парализующим жалом - тоже. Но в его положении приходилось выбирать.

Выбирал он, впрочем, недолго. Про хаттифнаттов было известно, что они очень быстро узнают, когда с кем-то из них случаются неприятности. И делают всё, чтобы вытащить своего. Учитывая творящийся в полиции бардак, не было сомнений, что через несколько часов хаттифнатта так или иначе освободят. Да и выйти на гнездо сектантов было важнее. С другой стороны, именно по этой причине он вряд ли будет сопротивляться аресту...

Всё это легавый додумывал, пересекая широкими шагами пространство до чужого столика, отрезая подозреваемым путь к отступлению;

- − − −−− −− −−−... - запищал было хаттифнатт, когда господин де Пердю быстрым движением извлёк из кармана пиджака казённый документ.

- Вот мои документы, - начал он. - Я сотрудник полиции, старший дознаватель...

- Скажи мне, - перебила овца. - Ты полковник Барсуков?

- Нет, - усмехнулся полицейский. - Я старший дознаватель Селяви Шершеляфам.

- Но ты важный слуга гав"виалей? - переспросила овца. - Ты ненавистник Учителя и чистой веры? Ты пришёл схватить меня и предать на мучения, чтобы потешить своих хозяев? - она посмотрела на пса очень пристально.

Старшему дознавателю уже приходилось работать с сектантами-учкудукцами. Привык к их мутным, пустым взорам. Но взгляд этой овцы был ясным, чистым. И совершенно безумным.

- Тебе это не удастся, слуга гав"виалей,которых нет... а сейчас не будет и тебя, - овца оскалила зубы и схватилась за ручку сумки.

- Ебанаврот! - закричала она, зажмурилась и рванула ручку на себя.

Ручка оторвалась. За ней следом потянулась какая-то проволока. Овца заблекотала, схватилась за проволоку и её дёрнула. Та натянулась и порвалась.

- Скобейда! - заорала овца на хаттифнатта. - Ты что нам подсунул?!

Хаттифнат выпучил глаза и быстро-быстро запипикал. Овца его слушать не стала, схватила сумку и вознесла над головой, намереваясь шваркнуть её об пол.

- −−− −−− −−− −−− - пронзительно и отчаянно запищал хаттифнатт.

Шершеляфам со всей силы пнул овцу по голени. И пока та заваливалась на спину, вырвал у неё из рук сумку...

Действие шестьдесят четвёртое. Ддда, или Существование Буратины признано ошибочным и бесперспективным

Невозможно оправдаться, когда тебе не хотят верить.

Он пришёл в себя, когда увидел перед собой изумительно красивый пейзаж: звёздное небо над головой, мучнисто-белый месяц, обрыв, поросший дикими цветами, а внизу - огромная чёрная вода, сулящая забвенье.

Нестерович С.А. Дима Пак и Дама Пик. М.: АСТ, 2020.

16-17 января 313 года о.Х.
Страна Дураков, Зона, Поле Чудес / окрестности озера Гарда
Ночь.

Сurrent mood: critical / этак с прищуром
Сurrent music: Amanda Lear - Hollywood Is Just a Dream

- Вот так-то лучше, - с чувством сказал инспектор Купер, созерцая разыгрывающуюся перед ним пантомиму - а в чём-то даже и мелодраму. Которая ему нравилась настолько, что он даже отменил стол, загораживавший вид.

Справа от инспектора столбиком стоял Базилио. На его лице застыла смесь растерянности и обиды, наилучшим образом описываемая словами "ну нормально же разговаривали, ну чё вот так сразу". Инспектора котиная физиономия забавляла.

Рядом с Базилио сидела лиса. Рыжий хвост разметался по земле, на мордочке была усталая покорность. Это было по-своему миленько.

А прямо перед инспектором стоял на коленях Буратина. Живой, подвижный, он стоял на коленях. И отнюдь не по своей воле! Буратина вовсе и не хотел преклонять колена перед инспектором. У него были совершенно другие планы на жизнь. Но преклонил. Ибо руки его были безжалостно завёрнуты за спину. Левую держала Жирофле, правую - Жирофля. При попытках деревяшкина вывернуться сестрички синхронно заламывали их до треска в суставах. Буратина мычал от боли. Увы, ни на что другое он был не способен - рот его был забит комком слежавшегося мусора. Бамбук пытался его прогрызть, но безуспешно.

Вышеописанное положение вещей сложилось не сразу. А поэтапно.

Сначала бульдог вернул к жизни Жирофлю. Дал ей возможность почувствовать под руками холодное тело сестры. Осознать своё положение, запаниковать, заметаться. Потом он выслушал её унизительный скулёж и мольбы - пощадить, не оставлять её здесь и вернуть домой, к доброму господину Шершеляфаму. После чего объяснил, что в Город она не вернётся в любом случае, а про своего господина посоветовал забыть. На логичный вопрос "а как же мне тогда" он ответил "ну, я даже не знаю... это ты придумай, зачем ты мне можешь понадобиться". Сука поняла инспектора довольно прямолинейно, но в целом верно. На что Купер ей заметил, что этого недостаточно. И в конце концов добился обещания услужать ему в течении ближайшего времени. Убедившись в её послушании, он заставил её снова обнять сестру, снова заморозил - и проделал всё то же самое с Жирофле. Которая оказалась несколько более упорной, но кончилось всё аналогично. Наконец, удовлетворённый морально и физически инспектор освободил обеих сук и показал им на Буратину. Который так и стоял у дерева, неся ко рту очередную горсть соверенов. Чем и продолжил заниматься, когда ожил. Но недолго. Суки накинулись на деревяшкина с двух сторон и быстро его пленили.

В другом месте и в другое время они бы с ним так легко не справились. Бамбук драться умел. Но сейчас его отягощало золото, которым у него было набито всё что только возможно. А главное - он ужжжасно боялся его потерять, поэтому бился вполсилы, а больше придерживал штаны. Финал был немного предсказуем.

Тем временем и само Поле Чудес приобрело прежний вид. Правда, вместо серванта небо закрыл славянский шкаф с табличкой "Не продаётся", зенит вытеснился асцедентом, а стыд заменили собою гордость и предубеждение. Но всё остальное было как раньше. Единственное, что нарушало общую картину - языки пламени по краям поля. Они красиво подсвечивали лиловатое ничто и к тому же прогревали стылый воздух.

Полицейские суки поняли его не вполне правильно и заломили руки Буратине так, что тот опрокинулся лицом в грязь. Бульдог недовольно поморщился и покачал головой. Жирофля, первой это заметившая, из грязи Буратину выдернула. Отчего у бамбука свалился колпак, стукнув его по носу: он и в него напихал золота. Обнажилась головёнка, поросшая мягкими сосновыми иголочками. Жирофле не удержалась и вырвала несколько иголочек с самой маковки. Даже не затем, чтобы сделать Буратине больно, а из соображений эстетических: очень уж нелепо они там торчали.

Видимо, это послужило последней каплей: бамбук таки перегрыз мусорный комок и выплюнул его. Вместе с горстью соверенов, достаточной для того, чтобы купить на них стадо коров, першерона и рессорную бричку.

- А ты не помнишь? - мягко, ласково осведомился инспектор.

Буратина вытаращил глаза, чтобы получше разглядеть господина инспектора. И честно-честно замотал головой.

- Это твоя первая ошибка, - констатировал инспектор Купер. - Ты сделал гадость и забыл об этом.

Простое русское слово "гадость" что-то сдвинуло в буратиньей голове. Он узнал, наконец, синий мундир. И бульдога, которого так неосмотрительно пнул.

- Ой, господин хороший, дозвольте объяснить... - заверещал бамбук.

- Это твоя вторая ошибка, - перебил его инспектор. - Ты даже не извинился, а уже что-то у меня просишь.

- Простите-извините, господин хороший! - заголосил Буратина в полную силу. - Я больше не буду! Деф меня попутал! Не губите ребёнка! Меня папа Карло в Институте ждёт! - и бамбук уткнулся лицом в грязь, изображая раскаяние.

- Что ещё за папа Карло? - без особого интереса спросил бульдог.

- Доктор Карло Коллоди, его в Институте все знают. Он меня на индивидуальное взял! - начал было бамбук.

- Ах, этот Карло... - пробормотал он. - Ну что ж. Значит, это была твоя третья ошибка.

- Чо-чо, в очо, - тем же тоном пробормотал инспектор Купер. - Нет, на этот раз тыничего не сделал. Это тебясделали. Не те товарищи. То есть у тебя ошибочное происхождение и совершенно нежелательные перспективы. Вот только доктора Коллоди мне в этих раскладах не хватало... - завершил он и поднял красную книжицу.

- Меня нельзя! - закричал Буратина. - Меня не́ за что!! Вы меня... не по понятиям!!! - это было единственное, что пришло ему в голову в тяжёлую минуту.

Инспектор усмехнулся, но книжку положил на колени.

- Смотри-ка, законник выискался, - сказал он. - Давай сыграем. Обоснуй, что я с тобой обращаюсь не по понятиям. Обоснуешь - отпущу. А не обоснуешь... что с тебя взять... а, вот. Сейчас бы я тебя просто в камень обратил, ты бы ничего и не почувствовал. А так - я тебя... ладно, жечь не буду... ну, скажем, утоплю. Условия устраивают?

- Дда-дда-ддда... - сказал Буратина. У него слегка тряслась нижняя челюсть, однако он был готов бороться за жизнь.

- Хорошо. Начнём с начала. Какие у тебя права? Есть хотя бы права небыдла? Доказать сможешь? Документы при себе есть?

Буратина подумал минутку и признал, что документов у него никаких нет, зато у папы Карло он на индивидуальном развитии.

- Значит, - констатировал инспектор, - ты - электорат на балансе Института. Тогда что ты делаешь здесь? Почему ты не в Институте? Тебя кто отпустил?

- Папа Карло, - признал Буратина, уже понимая, что дело плохо.

- Куда именно тебя отпустил папа Карло? - дожал инспектор.

- То есть направления на работу у тебя нет, - заключил бульдог. - Тогда ты должен находиться в учебном заведении. А ты почему-то находишься на Поле Чудес. Как ты это объяснишь?

- Ага! Ещё скажи, что тебя рыбоны похитили, - засмеялся инспектор Купер.

- Да! Они ! Похитили! Послушайте меня! - взмолился доширак.

- Ладно, хватит, с тобой всё понятно, - инспектор махнул рукой. - Досуг мне разбирать враньё твоё, щенок. Ты - бездомный, безработный и без документов. От своих хозяев ты сбежал. По всем понятиям ты - беглая джигурда. По законам Директории... ах да, теперь мы Город Дураков... но в этой части законы не менялись... ты тоже беглая джигурда. Я имею полное право сделать тебя своей собственностью. Или просто прикончить. Как собственность ты мне не нужен. Хотя... Девочки, никто из вас не желает уступить своё место в жизни вот этому пареньку?

- Ну так не будем терять время, - закончил бульдог и рубанул по воздуху красной книжечкой.

На шее бамбука затянулась верёвка. На другом конце которой висел камень такого веса, что Буратина согнулся под его тяжестью. К тому же петля туго затянула горло, так что внятно изъясняться он больше не мог.

- Минут пять продержится, а больше и не надо, - оценил творение рук своих Купер. - Не повезло тебе, парень, - добавил он даже с каким-то сочувствием.

Буратине было ужжжасно обидно, что он говорит чистую правду, а ему не верят. От обиды он даже упустил интересный момент перехода в другое пространство. Он пришёл в себя, когда увидел перед собой изумительно красивый пейзаж: звёздное небо над головой, мучнисто-белый месяц, обрыв, поросший дикими цветами, а внизу - огромная чёрная вода, сулящая забвенье.

- Девочки, - раздался голос инспектора Купера, - ну же.

Сучьи лапы оторвали его от земли и бросили вниз.

Действие шестьдесят пятое. Микрофильм, или Буратина не тонет и не пидор

Если вы потонете
и ко дну прилипнете -
лежите год, лежите два,
а потом привыкнете.

Русской фольклор. Частухи, нескладухи, присловья, страдания, прибаутки, матяни, елдышки, похабели, перегуды и переплясы. // Сост. Дора Бриллиант. Иерусалим: Изд-во "ПалимпсестЪ", 1998.

Сельди духом собралися,
Сундучок тащить взялися.

А.С. Пушкин. "Конёк-Горбунок". - Цит. по: А.С. Пушкин. Апокрифы и литературные мистификации. - Под ред. В. Козаровецкого. - М.: Изд-во "Аристокл", 2016

16-17 января 313 года о.Х.
Окрестности озера Гарда
Ночь.

Сurrent mood: indignant / возмущённое
Сurrent music: Гарик Осипов - Садко - богатый гость

Не все тонут так медленно и печально, как это принято делать в кино.

Буратина, например, тонул совершенно в ином стиле: смешно и быстро. Извергая потоки пузырей. Извергались они у него не только изо рта, но также из широких штанин. И даже из карманов. Там как раз начали исчезать набранные им на Поле Чудес волшебные монеты. Их исчезновение, помимо бульканья, сопровождалось красивым зеленоватым свечением, напоминающим черенковское.

Тонущий бамбук всей этой красоты не замечал. Он боролся за жизнь. А именно, пытался перегрызть верёвку с камнем. Увы! Хомосапый, пытающийся что-то перегрызть под водой, да ещё и в положении вниз головой - а Буратину камень тянул за шею - зрелище жалкое. Ибо тщетны такие попытки. Деревяшкин только нахлебался воды. И бездарно растратил те жалкие запасы воздуха, которые оставались у него в лёгких.

В глазах бамбука потемнело, резь в лёгких стала невыносимой. Душа бамбука, маленькая и смешная, испустила нечленораздельную мольбу о помощи.

Щёлочка в голове приоткрылась совсем чуть-чуть. Однако подачи оказалось достаточно, чтобы все обитатели южной оконечности озера Гарда узнали: некто нуждается в экстренной помощи.

Она и была оказана. Не успел Буратина воткнуться маковкой в придонный ил, как перед ним возникла здоровенная круглая рыбина с двумя раздутыми мешками по бокам, каждый величиной с грейпфрут. В трепетном свете тающих соверенов бамбук разглядел на рыбьем боку аккуратный крест, какой обычно рисуют на аптечках.

Рыба подплыла к Буратине и посмотрела на него оценивающе. После чего повернулась задом и приглашающе выпустила несколько пузырей.

Утопающий хватается за соломинку. Буратина исключением не был. Он понял: внутри рыбы есть воздух, который ему сейчас так нужен. Что это за воздух и откуда он взялся, Буратину в данный момент не интересовало. Он схватил рыбину и буквально присосался к тому месту, откуда исходили пузыри.

Внутри действительно был воздух, который показался бамбуку сладким. Бамбук сделал такой глубокий и жадный вдох, что раздутые рыбьи мешки смялись и ввалились внутрь, как щёки старого хомосапого.

Подплыла вторая такая же, ещё крупнее. Бамбук бросил свою опустошённую спасительницу и приник к её товарке. Однако первая не уплыла, а спустилась ниже. Верёвка задёргалась. Через три или четыре экономных вдоха Буратина почувствовал, что свободен: рыба верёвку перекусила.

Бамбук перевернулся, оттолкнулся ногами от скользкого дна и поплыл вверх.

Ему казалось, что плыл он очень долго. На самом деле глубина места, куда его забросили суки, составляла метров пять или шесть. Так что довольно скоро башка бамбука показалась над поверхностью.

Первым делом Буратина прочистил лёгкие, потом высморкался и отхаркался - в рот и нос набилась тина и ещё какая-то дрянь. После чего начал зыркать по сторонам: вдруг бульдог со своими сучарами всё ещё здесь. Но никого не обнаружил.

Лирическое отступление. Почему инспектор Купер дал Буратине шанс выжить

Реализация тентуры ::0::, уникальная ветвь.
Замкнутое темпоральное поле вне пределов реальности.
Вечность. Сектор 575 Столетия.
Личный кабинет Лабана Твиссела, председателя Совета Времён.
Около шести часов вечера по местному биовремени.

Брисли Шеридан Купер смотрел на Старшего Вычислителя Твиссела.

Твиссел был маленьким, с редкими седыми волосами и морщинистым личиком, с которого не сходила улыбка - как правило, недобрая. Куперу казалось, что Старший Вычислитель всё время занят обдумыванием каких-то планов. Сейчас, например, его улыбочка выглядела так, будто Твиссел придумал способ жестоко отомстить какому-то своему врагу, и мысленно смакует детали.

Кабинет Твиссела был под стать хозяину. Купер, сын 78-го Столетия, помешанного на геометрических формах, с трудом переносил обстановку, которой окружил себя старик. Особенно раздражали стеариновые свечи и высокая ширма, перегораживающая угол с личным Колодцем Времени. И ещё - сор на ковре. Купер знал, что сор искусственный и сделан из силикета. К сожалению, он был сделан слишком хорошо. Впрочем, кое-что было настоящим: табачный пепел. Твиссел курил. Вот и сейчас в его руке - крохотной сморщенной ручке, украшенной тоненькими колечками - дымилась трубка с длинным чубуком.

Купер поморщился. В последнее время он часто виделся со Старшим Вычислителем. Но никаких не мог привыкнуть к мусору, дыму и пеплу. А также к старинной клавесинной музыке, которая лилась из колонок, замаскированных под канделябры.

Старик заметил осуждающее выражение лица Ученика. И улыбнулся особенно сладко.

- Курение запрещено в большинстве Столетий, - сказал он. - Теперь и в моём собственном. Я сам рассчитывал Изменение. Мне это не доставило ни малейшего удовольствия, зато предотвратило религиозную войну в 32503-ем. Впрочем, хороший трубочный табак умели делать только в медианных ветвях тридцать четвёртого кола старших отсечений девятисотых долей... проще говоря на твоём языке, в первой половине 72-го столетия после тридцатого Изменения Реальности. Которое сейчас сменилось уже на тридцать третье. Так что я завёл себе небольшую плантацию в двухсоттысячном. В это время климат Земли идеален для выращивания табака. Уже в следующем веке начинается похолодание... Кажется, ты меня не слушаешь.

- Простите, сэр, - вежливо сказал Купер, - но я не понимаю, зачем меня вызвали.

Улыбочка снова изменилась. На этот раз она была такой, будто хозяин кабинета собрался захватить власть над миром. Впрочем, в определённом смысле он ею обладал и так - как председатель Совета Времён.

- Терпение, мой мальчик, терпение, - сказал он, попыхивая трубочкой. - Всё должно происходить своим чередом. Трубка должна быть докурена, а ты - рассержен и озадачен. Кое-какие вещи лучше воспринимаются именно в таком состоянии. Эту мысль я вычитал в мемуарах Роберта Монтебри, друга Иммануила Канта. Ты не знаешь, кто такой Кант? Довольно остроумный философ Первобытной эпохи. Кант полагал уравновешенность высшим благом. Однако, когда ему нужно было вызвать в себе творческий порыв, он считал полезным слегка разозлиться. Для этого он держал у себя книгу, написанную одним наглым шарлатаном. Кант держал её именно потому, что грубое невежество автора его возмущало. Путём ряда опытов он установил, что в наилучшее состояние его приводят две с половиной страницы этого опуса... Я сам пробовал этот метод, но выяснил, что меня больше заводит общение с живыми болванами. Сегодня я, например, потратил пять минут сорок секунд на беседу с господином Финчем. Этот идиот меня очень взбодрил. Даже слишком взбодрил.

Брисли с трудом подавил зевок. Болтовня Твиссела вызывала у него не столько злость, сколько сонливость. Хотелось положить руки на стол, а голову - на руки.

- Кстати, - не унимался Твиссел, - один русский поэт назвал Канта "блюстителем порядка у запертой комнаты Вечности". Мне это понравилось. Это очень точно описывает моё собственное положение в нашей скромной организации. Иногда я думаю, не ввести ли в моду ношение парика. Или наоборот: сделать это своим личным чудачеством. К сожалению, в парике мне неуютно. Мне вообще неуютно, везде и всегда. Даже этот кабинет слишком велик для меня. Иногда я прячусь за ширмой, чтобы не видеть вот этого вот всего, - он обвёл рукой обстановку. - Но, полагаю, ты уже достаточно истомился. Сядь.

- Я лучше постою, - сказал Купер. - Простите, Старший, но я сегодня и так отсидел всю задницу.

Купер отодвинул стул и молча сел. Происходящее нравилось ему всё меньше.

- Ты знаешь, почему тебя изъяли из Времени и обучают темпоральной механике и Первобытной истории? - на этот раз Твиссела улыбался как преподаватель на экзамене, намеренный завалить нерадивого студента.

- Честный ответ, - на мгновение улыбка Старшего Вычислителя стала почти добродушной. - То есть ты что-то думаешь, о чём-то догадываешься, нечто предполагаешь. Но не знаешь. Очень хорошо. А теперь расскажи о своих догадках.

- Если меня учат темпоральной механике и Первобытной истории, - осторожно начал Купер, - довольно логично предположить, что эти знания мне понадобятся. Вероятно, меня хотят отправить в Первобытные времена. В которых я должен поделиться с кем-то своими знаниями. Может быть, этот кто-то имеет отношение к обществу "Фауст", - добавил он.

- Прекрасно, мой мальчик. А вот теперь слушай внимательно. Симлах бенцарон дашин элох. Ротта арэт ба, ротта героль Твиссел.

Купер закашлялся, потом повалился грудью на стол. Пришёл в себя, проморгался, выпрямился.

- Купер дак ам"героль, - ответил он почтительно.

- Много пафоса, - поморщился Твиссел. - Я тебе уже не старший товарищ. Точнее говоря, очень скоро я перестану им быть.

- Ты что, ещё не проснулся? - прищурился Старший Вычислитель. - Купер, ты прекрасно знаешь, в каком мы положении.

- Я закончил расследование, - продолжал Твиссел. - Вечность почти захвачена Братством. Пока мы играли с тентурой и воображали себя повелителями времён, а Братьев считали жалкими червями, эти черви проели нас изнутри. Они просто подсовывали нам своих агентов. А также вербовали наших. Начиная с Работников и Наблюдателей. Сейчас они добрались до самого верха. Представь себе, этот идиот Финч тоже оказался их агентом! Вот уж от кого не ожидал.

- Простите, Старший, но у меня есть вопрос. А как на всё на это смотрят... - Купер поднял лицо к потолку.

- Гав"виали?Кто их знает. Я неглупый человек, но никогда не понимал их логики. И чего они хотят. Но я уверен, что они дают нам не всю информацию. А к той, которой дают, следует относиться критически.

- То есть, - ответил Купер, - они нам лгут и скрывают правду?

На лице старика исчезли последние следы улыбки.

- Я этого не говорил. В такой форме, - сказал он. - И вообще - советую следить за языком. Люди говорят экивоками, чтобы их не поняли болваны. Нет ничего страшнее, чем истина в голове дурака... Но это всё лирика. Давай о деле. Я допросил Финча. Как ни странно, этот болван кое-что знал. В ближайшее время Братство нанесёт решающий удар. Они намерены уничтожить наших наблюдателей в доступных им ветвях тентуры. И перебить весь технический персонал во всех гав"вавах, которые они успели вскрыть. Разумеется, я намерен принять меры. Но человек предполагает, а тентура располагает. Могут реализоваться крайне неблагоприятные ветви развития реальности. Вот на этот случай ты мне и нужен. Слушай внимательно.

- Сначала я скажу тебе, что буду делать сам. Я намерен кое-что предпринять. Через два часа я выступаю в Совете Времён. Я разоблачу предателей и потребую чрезвычайных полномочий. Если это сработает... - он затянулся трубкой, - то через месяц-другой тебя действительно отправят в Первобытную Эпоху на встречу с членами тогдашнего "Фауста". Но я бы на это особенно не рассчитывал. Скорее всего, у меня ничего не получится. В таком случае ты отправишься в другое место и в другое время, - он замолчал, окутавшись клубами дыма.

- Теперь о твоих действиях. Когда ты выйдешь из этого кабинета, то снова заснёшь. То есть обо всём забудешь. Через пару часов ты почувствуешь себя уставшим и решишь лечь спать пораньше. Но заснуть не сможешь. Ты примешь снотворное. То, которое у тебя в тумбочке. Мы его заменили на более сильное средство. Дальше всё будет зависеть от того, как пройдёт заседание Совета. Если они не смогут перехватить власть...

- No pasarán, - сказал Брисли с уверенностью, которую не чувствовал.

- Хотелось бы надеяться. В таком случае ничего не случится. Но если нет - мои люди перенесут тебя в капсулу времени и отправят куда нужно. Если ты проснёшься в капсуле - значит, Вечности больше нет.

- Неужели ты думаешь, что я отдам Вечность Братству? - улыбка старика стала страшной. - Я просто выключу энергию. И вся эта ветка просто исчезнет.

- Обо мне не беспокойся. Но от Вечности останется только то, что сейчас находится во Времени. Прежде всего - система гав"вав. Я почти уверен, что Братство не решится разрушить гав"вавы. Этого не допустят гав"виали. Однако Братья постараются перебить всех техников. Так вот: твоя задача - выжить самому и по возможности восстановить функционирование гав"вав. От чего зависит и твоё собственное выживание. Пока гав"вавы работают, ты сможешь ходить по ветвям реализаций.

- Я всего лишь Ученик, - пробормотал Купер. - У меня нет полномочий ходить по ветвям.

- Полномочия? Я даю тебе полномочия Инспектора Времени. Возьми это.

Он показал Куперу маленькую красную книжечку.

- Это генератор административного поля, - сказал Твиттел. - Он будет лежать в капсуле времени. Вместе с золотом и оружием. Всё это понадобится тебе на первых порах.

- Инспектор Времени? Я? - не поверил Купер. - Большая честь, сэр, - выдавил из себя он.

- Честь? Дурацкий сословный предрассудок. Это вопрос выживания. Если честно, я вообще не знаю, будут ли действительны твои полномочия в том случае, если Вечность погибнет. Думаю, тентуру Братья подчинить не смогут - как и мы не смогли. Но постараются поломать и испорить всё, до чего доберутся. То есть твои полномочия будут действовать - но, скорее всего, не везде и не всегда. Выясни это в первую очередь.

Молодой человек неуклюже встал и пошёл к двери.

- Подожди, - остановил его голос Старшего Вычислителя.

Новоиспечённый Инспектор Времени с готовностью остановился и оглянулся.

- Есть вероятность, что мы больше не увидимся, - сказал старик. - На прощание принято давать какой-нибудь хороший совет. Я мог бы тебе рассказать много полезного и интересного. Но сейчас не самый подходящий момент. Пожалуй, - он на секунду задумался, - вот что. Тому, кто выживает, рано или поздно придётся убивать. Если всё будет плохо - тебе тоже придётся это делать. Сначала будет тяжело. Потом привыкнешь. А потом поймёшь, что убийство решает множество проблем. Тебе понравится решать проблемы таким способом. Даже самые мелкие. Так вот: если тебе захочется убить кого-то не ради выживания, а просто потому, что он тебе наступил на ногу или косо посмотрел... - он сделал паузу. - То делай с ним, что хочешь, но оставь ему шанс выжить. Хотя бы небольшой шанс. Этого достаточно.

- Ты решил, что я под старость лет заболел гуманизмом? - лицо старика стало прямо-таки масляным. - Нет. Это просто разумная предосторожность. Видишь ли, некоторые существа критически важны для реализации ветвей реальности. Внешне это выглядит так, словно тентура их охраняет. Русские про таких говорили - "как заговорённые". Они должны дожить до определённого момента, и до этого момента они неуязвимы. Если ты столкнёшься с таким человеком... да хоть с червяком... тентура не даст тебе его убить в любом случае. Но если ты предоставишь ему маленький шанс на выживание - она воспользуется этим шансом. А если не дашь - она сделает что-нибудь с тобой. Например, убьёт. И вообще: не создавай тентурелишних проблем. Она этого не любит.

- Хотелось бы надеяться. А вообще имей в виду: твоя основная задача - выжить. И прожить достаточно долго.

- Насколько долго? - недоумённо спросил Купер.

- Доживи до победы, - сказал Твиссел без улыбки. - Или до чего-нибудь, что я мог бы считать победой... до того, что оправдает меня перед Вечностью. Понимаешь ли ты меня, сынок? Вижу, что нет. Впрочем, неважно, потом поймёшь. Вот теперь действительно всё. Иди.

В коридоре Купер задумался - а зачем его всё-таки вызывал Твиссел? Поговорить о древней философии?

"Сдаёт старик" - решил он. И отправился в библиотеку, где у него была отложена пара микрофильмов по темпоральной механике.

Через пару часов он почувствовал себя совершенно вымотанным. Вместо того, чтобы провести вечер в баре, он решил пораньше лечь спать.

Спасённый Буратина покачивался на поверхности озера.

Вода была холодной - где-то градусов семь. Какой-нибуд хомосапый мог бы и замёрзнуть нахрен. Но Буратина был дошираком, так что у него только мышцы затекли.

Вокруг него собралась местная шелупонь: всем известные своей глупостью черные пузатые головастики, водяные жуки с задними лапами, похожими на весла, пиявки, личинки, которые кушали все, что попадалось, вплоть до самих себя, и, наконец, разные мелкие инфузории. Они лазили по Буратине, забирались в карманы - увы, пустые, - жевали ему пальцы на ногах и щекотали яюшки жёсткими губами. А какая-то мелкая мокрощупка демонстрировала баттерфляй на водной глади у него между коленей.

Бамбук не обращал на все эти вторжения в его личное пространство ни малейшего внимания. Он чувствовал себя выжившим - а это очень приятное чувство. Но увы - скоропреходящее. Через некоторое время до деревяшкина дошло, что он вообще-то плавает в холодной воде, в неизвестном водоёме, при этом без гроша в кармане. А то, что он принимал за деньги, куда-то проебалось со страшным свистом. И как жить дальше в таких-то условиях - совершенно непонятно.

Мысли Буратины свернули в практическое русло. Надо было выбираться на сушу. Вопрос был в том, где она. Скала, с которой его сбросили, находилась совсем рядом, но она была отвесной. С другой стороны простиралась тёмная водная гладь. Оттуда дул холодный ветер, баламутя поверхность озера. Плыть туда не хотелось совершенно.

Через некоторое время в темноте проклюнулась капля света. Присмотревшись, бамбук понял, что к нему кто-то плывёт. А именно - маленькая лодочка, на носу которой болтается фонарик.

Буратина приободрился: был шанс, что это за ним.

Наконец, лодочка подплыла. В ней сидела большая жаба с блокнотиком.

- Здоровья и добра, - вежливо сказала она. - Это вы спасённый?

- Как вы оцениваете действия наших сотрудников? - продолжила жаба, открывая блокнотик. - Рекламаций не имеете?

- А я почём знаю? - Буратина не понял слова "рекламация".

- В смысле - всё нормально? - переспросила она.

- Мокро мне, холодно мне, - пожаловался деревяшкин. - И поесть бы чего...

- Будем считать, что рекламаций не имеете, - жаба сделала пометку в блокнотике. - Мы можем доставить вас на подстанцию. где вы сможете обсушиться, согреться и поесть.

- Сначала необходимо уточнить некоторые моменты, - несколько нервно сказала жаба. - Вы случайно не из ЭТИХ? - последнее слово жаба выделила голосом.

- Ну... из ТЕХ САМЫХ, - нервно сказала жаба. - Которые, гм-м-м...

- Яюшки! Я не пидор, Святой Писечкой дочерюся! - быстро подочерился Буратина.

- Это хорошо, это здорово, - жаба сделала ещё одну пометку в блокнотике. - Но я имею в виду других пидоров.

- Гм, гм... Ну допустим... А вы не кошка? - вдруг опять забеспокоилась она.

- Сама ты... - начал было бамбук, но прикусил язык: ему вовремя пришло в голову, что ругаться со спасателем - не очень хорошая идея. - Я не кошка, - сказал он относительно вежливо. - А чего такого?

- Видите ли, - грустно сказала жаба, - наша Всенародно Избранная позавчера откусила голову моей коллеге. За это.

- Она привезла на спасательную подстанцию дохлую кошку, - грустно сказала жаба. - Ну, чтобы улучшить плановые показатели по спасению на водах. Наша Всенародно Избранная как раз заплыла на подстанцию с инспекцией. Кошка была несвежая, и Вэ И решила, что от неё пахнет... ЭТИМИ САМЫМИ.

- Да чем? - Буратине уже давно надоело лежать в воде, и ему хотелось, чтобы его поскорее дотащили до ближайшего сухого места.

- Я же говорю - ЭТИМИ. Которые на букву Жы, - тихо добавила жаба.

- Жопа на "жо", - строго сказала жаба. - А ОНИ - на "ы".

- Ни хуя не врубаюсь, скажите нормально, - попросил Буратина.

- Нельзя, - грустно сказала жаба. - Всенародно Избранная запрещает их называть вслух. Вдруг услышат. Она их очень опасается.

- Они повсюду, - ещё тише сказала жаба. - Так вы не из НИХ? Точно?

В этот момент какой-то плавунец потянул за мокрый буратинин колпачок и сдёрнул его с головы. Деревяшкин успел его ухватить в последний момент.

- Скобейда! Грабят! - заорал он. - Да что же вы меня тут в воде держите!

- В таком случае приступим ко второй фазе спасательной операции, - решилась жаба, достала откуда-то длинную трубку, опустила в воду и дунула.

Через несколько секунд Буратина почувствовал, что под водой его окружили и тычутся в него какие-то холодные скользкие тела. Потом они его подхватили и куда-то потащили, извиваясь и елозя по деревянному телу.

- Это чего? - Бурина замахал руками, пытаясь удержаться на плаву.

- Это наши селёдочки, - сказала жаба. - Они нас доставят куда следует.

- Яюшки! Щекотно! - вскрикнул бамбук, когда две селёдки синхронно ткнулись ему в подмышки мокрыми носами.

- Рекомендую расслабиться, - сказала жаба, - и постараться получить удовольствие.

Действие шестьдесят шестое. Устинов, или Наш герой пытается вздохнуть, но безуспешно

С. Майоров.Олигарх. - Серия "Воровской закон" - СПб.: Нева, 2005

А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Попытка к бегству. - Кишинёв: Штиинца, 1983

20 января 312 года о.Х.
Страна Дураков, Зона, северо-восточный сектор
Со временем непонятно, да и неважно

Сurrent mood: paratimely / внесвоевременное
Сurrent music: Довер Ахер и Саша Шикса - Муму возвращается из ада

Колыхалась какая-то мутная зелень. Свет падал сверху - очень слабый, едва различимый.

Он попытался внюхаться, и понял, что не может этого сделать. Лёгких не было. Или они не работали. Но удушья он не чувствовал. Кислорода было достаточно. И как бы не больше, чем нужно. Во всяком случае, какая-то лёгкая эйфория ощущалась.

- Псссс... - он замолчал, выпустив несколько жалких пузырьков. Говорить было нечем.

- Вы себя нормально чувствуете? Ничего не болит? - продолжил допытываться голос.

Он попытался кивнуть, и понял, что с мышцами шеи тоже нехорошо. Зато шевельнулось что-то на затылке, и в голове как будто прояснилось.

- Не пугайтесь. Это слуховая пиявочка, - голос стал чётче. - Говорите прямо в неё.

Если бы он хоть немного подумал над таким предложением - как это вообще можно говорить в пиявку на затылке - то, наверное, у него ничего не вышло бы. Но думать было тяжело и некогда. Поэтому он просто сказал себе в затылок- не пытаясь понять, как это у него получается:

- Очень кстати, - одобрил голос. - Вы, считайте, заново родились. Случай не то чтобы исключительный, но редкий.

- Не понимаете ничего, ага? - голос стал ехидным.

- У меня в лаборатории. Ах да, вы же меня не знаете. Хорошо, представлюсь. Зовут меня Дуремар Олегович Айболит, также известен как Болотный Доктор. По основе хомо сапиенс. Хотя на практике я давно уже не человек. Разрешите также узнать ваше первое имя и основу.

- Нап... си... бып... ыт... ре... тень, - эти звуки прошли через пиявку с ощутимым трудом - как через тугую резиновую трубочку. - Можно Напси. Жру умеренно, - добавил он на всякий пожарный случай.

- Экономию ведёте? - Дуремар Олегович хмыкнул. - То, что я с вами сделал, ни за какие деньги не купишь. Да и вообще не купишь. Вы хоть понимаете, что случилось?

- Правильно думали. Вам оторвали голову, - любезно сообщил доктор. - Отчего вы, как сами изволили выразиться, сдохли. Если считать клиническую смерть за смерть. Но вам очень повезло. На вас, можно сказать, свалилась целая рояльная фабрика.

- Это такое литературное выражение... В общем, дело обстояло следующим образом. Я живу на Зоне. Здесь у меня был дом, построенный на аномалиях. К сожалению, его уж нет: сгорел до основанья. Я остался буквально без угла. И решил построить новый дом. Искал большую "аскольдову могилу" для стабилизации. Нашёл. И когда принялся её вычищать, обнаружил среди прочего хлама вашу голову. Глаз в носу убедил меня, что вы разумное изделие. И ваша аура несла следы голубого луча.

- Голубого луча. Это такая вещь. Очень старая. Позволяет быстро перемещать всякие предметы. То есть не всякие, а только живые. Забавно, что сейчас лучом управляет мёртвый татарин. Все вопросы потом, - быстро добавил он.

Напси счёл за лучшее смолчать - хотя понимал едва ли треть сказанного.

- В общем, о таких случаях я обязан докладывать своим работодателям. Я и доложился. Алхаз Булатович... тот самый татарин... даже соизволил лично проявить интерес. И вспомнил. Он развлекался с лучом. И в воздухе увидел птицу, несущую вашу голову. То ли орла, то ли большого креакла. К сожалению, Алхаз Булатович не очень хороший орнитолог... В общем, он вас перехватил в воздухе. Интересно, вы помните этот момент? Такое светящееся вокруг, воздушное?

Напси сосредоточился. И смутно вспомнил голубое сияние, окружающее его со всех сторон. А также ощущение лёгкости и какой-то обезболенности, что-ли.

- Ну вот. Луч был предназначен для сбора и переноски биологических образцов, - продолжил Болотный Доктор. - Так что, пока вы были в нём, ваши жизненные процессы стабилизировались. Ну то есть умереть вы не могли. Потом Алхаз Булатович сбросил вас вниз. Видите ли, ему интересно, можно ли всё-таки кого-нибудь убить, применяя луч. Там есть всякие ограничители, этому препятствующие. Но старик не теряет надежды. Экспериментирует, - это слово доктор произнёс не без иронии. - В данном случае он дотащил вашу голову до Зоны и уронил в аномалию. Конкретно - в "аскольдову могилу".

Напси так и не понял, что за Алхаз Булатович такой выискался. Но его больше заботило собственное будущее. Так что он решил пока помолчать. Тем более, он чувствовал себя как-то странно. Не то чтобы плохо, а именно странно: как будто заглотнул лишнего воздуха.

- Ну а в "аскольдовой могиле" все процессы до крайности замедляются. Однако не прекращаются совсем. И вы бы умерли рано или поздно. Если бы не я.

- Спасидо, Дуремар Олегович, - сказал Напси искренне.

- Не за что. Меня взяло любопытство: смогу ли я вас оживить. И в какой мере - если вы понимаете, о чём я. Нейроны такие нежные. Но, кажется, у вас всё в порядке. С головой, я имею в виду.

- Мнммм, - протянул Напси. С головой у него было как раз нехорошо: мысли путались, разбегались.

- Ну вот видите. Всё получилось. Я хороший доктор. Мне предложили эту работу именно потому, что я хороший доктор.

Флешбэк. Предложение, от которого сложно отказаться

Реализация тентуры ::35:: -11: 01306, ветвь второго порядка (223565"875"").
9 октября 1986 г.
СССР, Черногорская Автономная Советская Социалистическая Республика, г. Устинов (бывш. Ульцинь), улица Комсомольская.
Сразу после дождя.

На море холодно, в гостинице "Приморская" на обед дают остывшие макароны, а от кипятильника в номере бьет током.

Ничто из этого меня сейчас не беспокоит. Я сижу на мокрой веранде ресторана "Старая крепость" и попиваю кока-колу из баночки. Жестянка холодит руку даже сквозь перчатку.

Говорят, до войны здесь было солнечно. Впрочем, мало ли что было до войны.

Ветер гоняет у моих ног бумажную салфетку с жёлтым пятном жира, перекатывает картонный стаканчик. Наконец, ему надоедают эти глупые игрушки и он сдувает их вниз, в крапиву. Я знаю, что там, в крапиве. Битое стекло, пробки, презервативы, а также ржавый остов велосипеда "Кама". Когда-то у меня был такой. Тяжелый на подъем, скрипучий, неудобный. И без передач.

В этой ветке почему-то любят слово "Кама". Тут всё - "Кама". Марка автомобильных шин. Радиола. Киносъёмочный аппарат. Лодочный мотор, насос. И наверняка есть ещё что-нибудь военное с таким названием. Интересно, что именно? Какая-нибудь стрелялка? Вряд ли. Лодка - подводная, например? Слишком просто. Скорее уж, что-то на колёсах. Грузовик особого назначения. Или передвижная радиолокационная станция. Да, станция - это подходит.

Я немного развернулся, не вставая. Железные ножки стула скребут по сырому дереву. Противный звук, зато улица передо мной становится чуть длиннее. Справа и слева - двухэтажные дома из розового кирпича. Дальше новостройки. Потом площадь имени Саббатая Цви, где стоит памятник Дульсинее Тобосской работы Конёнкова, с огромной задницей. А где-то там, за холмами - посты пограничной стражи. Столбы, проволока, контрольно-следовая полоса. И неважно, что там, в соседнем государстве, стоят наши войска, рубли принимают на любом базаре, а в бывшем президентском дворце обосновалась наша военная комендатура. Граница должна быть на замке. Это не обсуждается.

Я представил себя на месте позёвывающего часового, который смотрит на часы и считает минуты до смены караула. Я бы хотел им быть, этим часовым. Местным парнем с выгоревшим на солнце чубом. Который точно знает, на каком свете живёт. И любит свою землю, оттого что иной не видал.

Когда я только-только перебрался в эту ветку, мне часто снились сны о нелегальном переходе границы. Кончалось всё тем, что погранцы расстреливали меня из винтовок. Потом я пообвыкся. Но сны продолжались - на этот раз про милиционеров, которые ловят меня без документов и тоже расстреливают. Потом милицию сменили какие-то цыгане. И только винтовки всегда были одни и те же.

Хочется курить. То есть это я думаю, что мне должно хотеться курить. На самом деле в стылом воздухе курить неприятно. К тому же у меня кончились сиги. Я могу спуститься вниз, к киоску, где ошивается инвалид с обожжённым лицом. У него всегда есть необандероленный "Винстон". Но от этого "Винстона" счётчик начинает потрескивать. Не то чтобы вот прям заходится, а так, тихонечко, как еловая шишка в печке. Но мне и этого не надо. Я наелся по самые гланды радиацией в Нью-Йорке. Особенно в метро. Отвратное место. Станции одинаковые, где выход - непонятно. Не везде есть свет, не везде есть даже переходы. Иногда нужно выходить на улицу, пробираться среди развалин, и потом заново платить, чтобы войти на другую линию. Вход стоит четыре доллара. Джойнт с травкой - от трёх до пяти, в зависимости от показаний счётчика. Продавец всегда негр. Камуфляж, чернильная или серая кожа, страшные блестящие белки глаз. От негров пахло опасностью и голодом. Нас они называли "браза" и презирали. Своих белых они презирали тоже, но как-то по-другому. Наверное, за то, что те проиграли. Таким, как мы.

Я их, в общем, понимаю. Я тоже когда-то презирал сограждан по аналогичной причине. Теперь у меня нет права презирать никого. И хорошо, что нет. Это освобождает от целой кучи тягостных моральных обязанностей.

Кажется, перерыв кончился. Начинается какое-то движение, шебуршение. Из подсобки доносится: "То-ося! Какие сегодня салаты ходовые?" Неразборчивый женский крик в ответ.

На самом деле Тосю зовут Шерил. Кажется, она об этом уже не помнит. Мне это сказал Диего. Он, естественно, давно уже Дима. Вообще, они тут быстро осваиваются. На каком-то животном, биологическом уровне. Язык, манеры, привычки. Говорят, русский язык сложный. Ну да, очень сложный, если его учить. А вот нахвататься - это запросто. Русские, кстати, тоже обычно не знают русского. Нахватываются, потом так и живут. И ничего, обходятся как-то.

По улице пробежал мальчик - быстро, как девочка. В этом возрасте девочки бегают быстрее. Но это всё-таки мальчик. Брюнет. Маленький, но жгучий. Я подумал, каким он будет на выпускном вечере: крупный, пухлый, в плохо сидящем костюмчике, с чёрной полоской над верхней губой. Тот возраст, когда бриться глупо, а не бриться - тоже глупо. Хотя нет, жгучие брюнеты рано взрослеют. Ну, побреется. Отцовской опасной бритвой или "шик-вилкинсоном". Царапины на губе ему отец протрёт водкой. Пока его мама, осторожно постукивая шпильками по неровной каменной плитке, несёт домой охапку роз - огромных, ростом с трёхлетнего ребёнка, с тяжёлыми свёртками бутонов. Розы - в банку с водой, в которой развели сахар и анальгин. И на балкон. Потом будет скандальчик: сын захочет любимые рыжие ботинки, мать заставит его втиснуть ноги в чёрные блестящие оксфорды, на которые семья полгода копила... Актовый зал, набитый людьми, цветами и воздушными шариками. Пахнет потом, духами, одеколоном и резиной. Цветы не пахнут. Они тепличные, на гидропонике. Там, откуда я родом, цветы пахли, зато шарики не летали. Их почему-то надували обычным воздухом. Здесь они летают, как им и положено. Эти летающие шарики обошлись Советскому Союзу в тридцать миллионов жизней. Ну, американцам тоже досталось на орехи. От ихнего Капитолия даже фундамента не сохранилось. Хотя бритвы, оксфорды и газ для шариков почему-то делают они. А если что у нас и хорошего и производится, то на их заводах и под их руководством. Кто кого в итоге победил - непонятно. Зато шарики летают.

Ещё раз отхлебнул из банки, снова подумал насчёт курить. Нет, всё-таки сыро. Но всё-таки не так сыро, как у нас дома.

Вообще-то я здесь в отпуске. А так я живу в приволжском городке. Работаю в районной больничке. Я хороший врач. Так что талоны мне отоваривают полностью и в срок, и нет проблем со спиртом. Я меняю его на бурбон. И всё было бы прекрасно, если бы не сырость. Больница выделила мне флигель старого лазарета. Окна выходят на двор, из-за деревьев к нам никогда не заглядывает солнце. У нас вечная мокрядь, капли воды на трубах, влажное дерево. Проржавело всё, даже гвозди в прихожей, на которых висит моё барахлишко. Ржавь прикипела к стене, вытащить эти гвозди уже невозможно. Глядя на них, я вспоминаю стихи Блока о болотах. "Этот злак, что сгорел,- не умрет. Этот куст - без истления - тощ." За то время, что я живу здесь, Блок мне стал почти что нравиться.

В кладовке у меня дома стоит искусственная ёлка, оставшаяся от прежних жильцов. Её давно пора выкинуть: каркас насквозь проеден сыростью. Но я боюсь её трогать. Мне кажется - тронь я её, и обо мне тоже вспомнят. И выкинут. Во тьму внешнюю, где плач и скрежет зубовный.

Какая банальная метафора: ёлка в кладовке - скелет в шкафу. Хотя скелет в шкафу - это я сам.

- Товарич, надо супу? - это Тося. Подошла бесшумно. Как может женщина с таким весом ходить как кошка на цыпочках, я понять не могу. Какая-то чёрная магия.

- Меню можно, - Тося многозначительно улыбается. У неё прекрасные белые зубы. Она находит меня интересным мужчиной. И уже пару раз передавала через Диего, что свободна в любой вечер, кроме субботнего.

Тоже улыбаюсь. Мне сложно объяснить простодушной негритянке, что с ней не так. То есть - что со мной не так. Может, сказать Диего, что я поймал на фронте большую дозу и теперь у меня в штанах нет ничего интересного? Наговаривать на себя не хочется, но так будет проще... Или всё-таки задвинуть в дальний угол всякие сложные чувства и заглянуть на огонёк? Как там у Блока? "Сердце знает, что гостем желанным буду я в соловьином саду". Насчёт сада не знаю, но во врата Дамаска я точно войду.

Я не успеваю ничего решить, как меня накрывает паратайм.

Это мерзкое чувство знакомо любому наблюдателю или работнику. Физическая природа его известна: дисфаза личного биовремени и текущего таймлайна, обычно в окрестности критической точки. Все эти слова не касаются того, что ты чувствуешь. Ощущение вполне шекспировское: time is out of joint, и этот вывихнутый сустав времени - ты сам. Между тобой и миром появляется какой-то зазор. Ты находишься немного не здесь и чуть-чуть не сейчас. Как будто выдвинут из системы вещей, составляющих реальность. Разница крохотная, на волосок, но острая до рези.

В Вечности паратайм считался полезным явлением. Он не даёт забыть, что в любом Столетии ты чужой. Но Вечности больше нет. Я буду жить здесь и умру здесь, в отдалённой и бесполезной ветви тентуры. Которая перестанет существовать где-нибудь через полвека. Все варианты с победой СССР в Третьей Мировой не дотягивают даже до полноценного столетнего возраста. И кончаются не взрывом, даже не всхлипом, а пшиком. Но я этого уже не увижу.

Я не успеваю додумать эту мысль до конца, когда на террасе появляется он.

Это высокий костлявый человек в широкой белой блузе и белых брюках. Очень смуглое худое лицо с мохнатыми бровями и большие коричневые уши. В руке он держит объемистый портфель.

Мне как-то сразу стало понятно, что этот человек пришёл по мою душу. Именно по мою. Я даже не успел в этом усомниться: он подошёл сразу.

- Здравствуйте, - сказано это было тихо, но чётко: не по-военному, а как при входе в чужой кабинет. - Извините, что я, так сказать, вторгаюсь. В общем, я к вам.

- Почему именно ко мне? - я повернулся, чтобы следить за движениями незнакомца. - Могли бы к кому-нибудь другому.

- Мог бы к кому-нибудь другому, - согласился незнакомец, без приглашения отодвигая стул и подсаживаясь. - Но нам нужны именно вы.

- Нам - это кому? - я, в общем-то, понимал, кому, но решил сразу внести ясность.

- Это не так всё просто, - сказал незнакомец и вытащил из-за пазухи огромный чёрный пистолет размером со старый "дигл". Я представил себе отдачу: как этот слонобой лупит незнакомца стволом по лбу и того сносит со стула спиной вперёд. И невольно ухмыльнулся.

- Зря смеётесь, - проворчал незваный гость, открыл портфель - он был весь в ремнях и медных застёжках - и стал запихивать туда пистолет. - Это скорчер. Стреляет миллионовольтными разрядами. Вот этот дом он может превратить в кучку пепла. Мощная техника. Середина двадцать третьего Столетия после сорок пятого Изменения. Ну или тридцать пятый кол минус одиннадцатого отсечения.

- Ещё раз простите, я не техник, - сказал неизвестный. - Я по статусу наблюдатель. Савелий Петрович Репнин. Позывной "Саул". Зовите меня Саулом, Юрий Андреевич.

- Я тоже не техник, - сказал я. - Я работник. То есть был работником. Конкретно - врачом. Позывной "Дуремар". Но вы можете называть меня Айболитом. Или доктором. В крайнем случае - Олеговичем. Юрием Андреевичем меня называть не нужно.

- Ваш суп, - негритянка бесшумно поставила передо мной обычное угощение - миску с бобовой похлёбкой и две стопки по пятьдесят. - Вам всё хорошо?

У Тоси потрясающий нюх на неприятности. Плохие клиенты, налоговые инспектора, тучки на горизонте - она всё замечает. Ведьма, не иначе.

- Тогда я посмотрю, если чего, - Тося снова показала белоснежные зубы. Я прекрасно знал, что под крыльцом она держит заряженный дробовик. И если вдруг чего - она пустит его в ход. Она законный владелец дома и имеет право его защищать. Иногда она этим правом пользуется. Однажды она застрелила двух бродяг, которые лезли через ограду. Она сняла их двумя выстрелами - в темноте под дождём. Я ничем не смог им помочь: у обоих были пробиты головы. Не знаю, где она так научилась стрелять. Колдовство какое-то.

- Роскошная женщина, - сказал Саул, когда Тося отошла. - Вам совсем неинтересно, как я вас нашёл?

- Совсем, - подтвердил я, опрокидывая стопку и принимаясь за суп. Всем своим видом показывая, что я собирался поесть, а разговаривать не собирался.

- Ну, пока вы кушаете, я всё-таки расскажу, - как ни в чём не бывало продолжил незнакомец. - Я тут работаю в паспортном столе. У меня доступ к закрытым досье. Так вот, там указано: врач, ветеринар, фитотерапевт. То есть универсал. Можно сказать, целитель всего живого. Или, если написать последнее слово по старой русской орфографии... ну вы поняли.

- Просто совпадение, - сказал я. - Это моя старая фамилия. Моя профессия к ней отношения не имеет.

- В некоторых ветвях фамилия очень известная, - сказал Саул. - Из-за романа.

- Терпеть не могу Пастернака, - сказал я. - И стихи, и прозу. Особенно прозу. Стихи ещё ладно.

- Не люблю. Но уважаю, - поправился я. - Хорошо хоть здесь этот Пастернак стал композитором.

- Здесь - слабая ветвь тентуры, - Саул поморщился. - Она нежизнеспособна.

- Знаю. На мой век хватит, - сказал я с уверенностью, которой не ощущал. - Поживу ещё, водочки попью.

- Кстати об этом. Я вообще-то не собирался заказывать, но... - протянул Саул, глядя на нетронутую стопку. Я молча её к нему пододвинул.

- Да, спасибо... а вот сейчас что-то захотелось, - закончил он и немедленно выпил. - Так мы о чём. У нас к вам предложение. Поработать по специальности.

Я отодвинул миску. В другое время я допил бы суп со дна, но Саул мог бы принять это за демонстративный жест.

- Давайте сразу расставим точки над i, - начал я. - Я работал на Вечность. Вечность погибла. Если от неё что-то осталось - я этого не знаю и знать не хочу. И посему...

- Подождите, доктор, - сказал он. - Я же сказал, это не так всё просто. Вы можете выслушать меня спокойно и без нервов?

- Допустим, - сказал я. Это мне не понравилось.

- Я сказал вам, что я наблюдатель. Это правда, но не вся. Я действительно был наблюдателем. Но я дезертировал. Из очень неприятной ветви, но это дела не меняет. Потом я делал много разного. Разного хорошего или разного плохого - в зависимости от точки зрения. Сейчас я уполномочен сделать вам предложение от имени Ха"брат Церех Аур Бохер.

Я не сказал "вон отсюда" по нескольким причинам. В том числе потому, что помнил про скорчер в портфеле. Мне не хотелось, чтобы этот человек ушёл, а потом спалил бы Тосин дом. В ту же секунду я понял, что всё-таки зайду к Тосе. Возможно, даже сегодня. Если избавлюсь от Саула, который сейчас буравил меня взглядом.

- Благодарю, - церемонно сказал он. - Вы выслушали. И не стали устраивать сцену благородного негодования. Прежде всего: я не брат. Я что-то вроде наёмника. У меня осталось право ходить по ветвям тентуры. И я иногда берусь за такую работу. Вам тоже никто не предлагает вступить в Братство. Вам предлагают работу по найму. И по профилю, - добавил он.

Я не понял - и по мне это, видимо, было заметно.

- Очень нужен хороший врач, - пояснил он. - И ветеринар, что в данном случае одно и то же. Растениями тоже придётся заниматься. Зато в вашем распоряжении будут лучшие технологии, которые только можно найти в реализованной тентуре. И в некоторых ветвях нереализованной.

- Профессиональный рост предлагаете? - я попытался вложить в эти слова хоть немного сарказма.

- И это тоже, - серьёзно отвечает Саул. - А также комфорт и хорошее содержание. И очень долгую жизнь. Уже за одно это...

- Ещё чего надо? - это опять Тося. Я снова её не заметил.

- Большой чайник, - добавил Саул. - И две чашки. Вас готовили в эс-даблъю-эй-ти? - спросил он Тосю.

- Нет, - сказала Тося с презрением. Оно было написано на чёрном лице крупными буквами. Пожалуй даже русскими.

- Значит, армейский спецназ. Узнаю по походке, - объяснил Саул.

Тося кивает, самодовольно улыбается и уходит, пошевеливая обширными бёдрами. Я мысленно кляну себя за дурость. Почему я этого не понял раньше? Просто не хотел, - прихожу я к единственно возможному выводу.

- Так вот, - Саул возвращается к разговору, - почему именно вы. Видите ли, нам нужен не просто врач. Нам нужен врач, который чтит клятву Гиппократа. Вы её чтите. Во время вашей Гражданской вы лечили красных, которых ненавидели. В другой ветви вы лечили белых, которых презирали. Во время войны вы лечили негров, к которым чувствовали отвращение...

- Не чувствовал, - сказал я. - Я не любил их и боялся, да. Но это другое.

- Вы вылечили ту собаку, - наконец, сказал Репнин.

- Кто вам об этом рассказал? - как можно спокойнее спросил я.

- Сначала расскажите, как это было на самом деле, - попросил Репнин. - Для нас это важно. Очень важно, - добавил он, не сводя с меня глаз.

- Ничего особенного, обычная история, - я демонстративно поморщился. - Второй год войны, Вашингтон. Я был призван в качестве полевого врача. Впрочем, сначала меня хотели расстрелять.

- За отказ брать в руки оружие? - уточнил Саул.

- Именно. Но потом начальник расстрельной команды вспомнил, что я вылечил его отца. Они там посовещались и решили, что расстреливать хорошего медика глупо. Меня отправили в Вашингтон. Это было неприятное место.

- Могу себе представить, - пробормотал Репнин.

- Мы расчищали развалины, - перебил я его. - В развалинах пряталась семья. Белые. Отец, мать, ребёнок. Отец умирал от радиации, помочь ему было уже ничем нельзя. На ребёнка напала собака. Она когда-то была домашней, на ней был ошейник. Видимо, оголодала. Мать ребёнка ударила собаку ножом. Та покусала её тоже. Мы нашли их через полчаса после того, как всё это случилось. Я смог вытащить на этот свет и женщину, и пса. Ребёнок всё-таки умер. Во всех трёх случаях я сделал всё, что мог.

- Я понял. И всё-таки - почему вы стали лечить эту собаку?

- У меня были лекарства и бинты, - ответил я. - И немного времени.

- А если бы собака загрызла вашего ребёнка? - Саул чуть приподнял подбородок и опустил веки. - Вы бы сделали то же самое?

- Я видел много смертей. Разных смертей. И знаете что? Ни одна из них мне не понравилась. Так что я решил - чем меньше смертей, тем лучше. Мы все умрём, но никто из нас не заслуживает этого. Поэтому я никого не убиваю. И всех лечу. Правых, виноватых, ангелов, чертей, преступников, героев, обывателей. Животных. Всех, кому могу помочь. Пока не кончатся бинты и лекарства. Разумеется, - я сделал необходимую паузу, - это только моё. Я никого не пытаюсь убедить, особенно разговорами. Человек приходит к чему-то или не приходит ни к чему. Я пришёл к этому.

- Я работал на Вечность потому, что они предотвращали лишние смерти. И тоже не думали, чьи именно. У них была задача - искать хорошие варианты истории. И они это действительно делали! Плохо делали, криво делали. Но благодаря им кто-то, кто должен был умереть, оставался жив. Это было для меня важно. Дальше вы знаете.

- Дальше я помню, - поправил меня Репнин. - Ну что ж. Перейдём к сути предложения. Я сказал, что делаю его от имени Братства. Но я не сказал, что это предложение самого Братства. Хотя братья будут так думать. Видите ли, они замыслили некий проект. Нечто вроде зоопарка, где будут выращиваться интересные для них им существа. Которые нуждаются в уходе и заботе. Многие из этих существ покажутся вам отвратительными.

- Никакие живые существа не кажутся мне отвратительными, - сказал я.

- Да вы буддист, - Репнин усмехнулся. - Знаете, есть притча о монахе Асанге. Который двенадцать лет провёл в медитации, чтобы увидеть Будду. А потом он решил бросить это дело, пошёл по дороге и увидел больную собаку. У неё была глубокая рана на задней ноге, и в ране было полно червей. Асанге стало нестерпимо жаль и собаку, и червей тоже. И чтобы их спасти, он раскроил себе бедро и стал переносить червей в своё тело... После этого ему явился Будда, - добавил он.

- Не знаю насчёт червей, - сказал я, - но меня учили гирудотерапии. Это лечение пиявками. Так вот, пиявок, когда они насосутся крови, выбрасывают в негашёную известь. Мне показалось это мерзким. Если это буддизм, - что ж, значит, я буддист.

- Очень хорошо. А теперь мы посмотрим, чего стоят ваши прекрасные принципы. Потому что на самом деле.... Впрочем, сейчас вы всё узнаете сами. И не от меня.

Саул немного помолчал, как будто слушая кого-то, потом сказал торжественно:

- Закройте глаза. С вами будет говорить разум Арконы.

.............................................................................................

- Вот как, - говорю я, просто чтобы убедиться, что могу произносить слова. У меня болят зубы: я слишком сильно сжал челюсти.

- Именно так и обстоят дела на текущий момент, - подтвердил Саул. - Братство об этом не знает. И не должно знать.

- Потому что братья - не буддисты. И могут повести себя непредсказуемо.

- Вы хотите сказать - предсказуемо? - уточнил я.

- Или так. Так вы берётесь или нет? У вас есть выбор. И будет ещё минут пять. Потом я сотру вам память и исчезну.

- Пожалуй, - говорю я через некоторое время, - я не возьмусь за эту работу.

- Вы их настолько ненавидите? - Саул впервые посмотрел на меня с живым человеческим интересом.

- Нет. Я их не настолько ненавижу, - я качаю головой. - То, что вы мне сейчас показали - мерзость. Которую не заслужил никто из живущих. Даже они.

- Наверное. Но с этим не ко мне. Я не люблю справедливость. Во имя справедливости всегда кого-нибудь мучают и убивают.

- Мучают и убивают во имя всего, - Репнин нехорошо улыбнулся. - Просто истязания и убийства универсально эффективны. Но в данном случае это милосердие. Никого не убивают, просто вносят небольшие изменения. Кроме того, вам хорошо заплатят. И Братство, и Аркона. Что вам может дать Братство, я сказал. Но Аркона за ваше служение предлагает очень редкую возможность. Ту самую жемчужину, ради которой не жалко продать всё. Вы знаете, что такое aлом"ма'вавви.?

- Алом'ма'вавви ам'алом"ма"алом, - отвечаю я резче, чем следовало бы. Я знаю, о чём он говорит, но не хочу об этом слышать.

- Акча анг"ам"алом"ма"вавви, - возражает Саул. - Ундр ан"аминь. Это место существует. Не то чтобы там совсем несть болезни, печали и воздыхания. Но условия существенно лучше, чем здесь. Правда, туда нельзя попасть одному. Ну, про это вы знаете. Однако ключи от него будут у вас. И никто не запрещает вам воспользоваться ими для себя - если, конечно...

- Никакого "если", - говорю я. - Я один. И всегда буду один. Не в смысле физической верности, конечно, - я вспомнил о своих планах на вечер и решил, что всё-таки загляну к Тосе. - Физическая верность идеалу - это оксюморон. Дело в самом идеале. Мой идеал недостижим.

- Это вы про Лару? Не буду с вами спорить, - неожиданно сказал Саул. - И если бы разговор шёл об оставшихся вам годах, вы были бы правы. Но если вы согласитесь, то проживёте очень долго. Время лечит всё. Вопрос только в дозе. У вас его будет достаточно. Лет через сто человек привыкает ко всему. Даже к отсутствию людей вокруг. Со временем вы найдёте нечто пленительное и в других существах.

- Пугаете, - сказал я. - Что там будет хуже комиссаров? Какие-нибудь чудовища с лазурным мозгом? Вампиры?

- Вампиры будут, - обещает Саул. - Вампиры, Юрий... простите, Дуремар Олегович... Кстати, почему Олегович?

- Долгая история, - сказал я. История была короткая, но не для посторонних ушей.

- Ну как хотите... Так вот, вампиры обязательно будут.

- Ничего, - недовольно сказал голос. - Вы потеряли сознание. Видите ли, я вашу голову временно прирастил к телу пикачу. Просто для кровоснабжения. И забыл о разнице в ритме дыхания. Сперва всё вроде нормально шло, а сейчас началась гипервентиляция. Вот так всегда - только похвастаешься, так сразу вылазит какой-нибудь косяк. Ладно, что-нибудь придумаю.

- Понятно, - пробормотал пёсик. - А дальше со мной как?

- Этого я ещё не решил, - сказал Болотный Доктор. - Сейчас вы лежите в яме и над вами трудятся мои пиявочки. Дальнейшее зависит от вас. Для начала - расскажите о себе.

- Всё, всё рассказывайте. Начиная с рождения.

Напсибыпытретень попытался вздохнуть, успеха не достиг и принялся рассказывать. Дуремар его почти не перебивал, только хмыкал.

- Так, значит, вы из окружения Карабаса бар Раббаса, - задумчиво протянул он, когда Напси иссяк. - Интере-е-есно девки пляшут. Когда-то я оказал Карабасу схожую любезность, - пояснил он. - Не то чтобы я об этом жалел, но...

- Я буду умненький, - сказал Напси почти искренне. - Благоразумненький.

- Звучит как цитата, - с сомнением в голосе сказал Дуремар Олегович. - Впрочем... Посмотрим.

Действие шестьдесят седьмое. Наглазадра, или Умное чаепитие

Ну почему у нас всё вот так? Ты мне скажи. Почему у нас всё вот так вот, а?

Харитонов М. Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Т. 1. Путь Базилио. М: Флюид ФриФлай, 2019.

Ланцелот. Хорошо. Вы знаете, что такое жалобная книга?
Эльза. Нет.
Ланцелот. Так знайте же. В пяти годах ходьбы отсюда, в Черных горах, есть огромная пещера. И в пещере этой лежит книга, исписанная до половины. К ней никто не прикасается, но страница за страницей прибавляется к написанным прежде, прибавляется каждый день. Кто пишет? Мир! Горы, травы, камни, деревья, реки видят, что делают люди. Им известны все преступления преступников, все несчастья страдающих напрасно. От ветки к ветке, от капли к капле, от облака к облаку доходят до пещеры в Черных горах человеческие жалобы, и книга растет. Если бы на свете не было этой книги, то деревья засохли бы от тоски, а вода стала бы горькой. Для кого пишется эта книга? Для меня.
Эльза. Для вас?
Ланцелот. Для нас. Для меня и немногих других. Мы внимательные, легкие люди. Мы проведали, что есть такая книга, и не поленились добраться до нее. А заглянувший в эту книгу однажды не успокоится вовеки. Ах, какая это жалобная книга! На эти жалобы нельзя не ответить. И мы отвечаем.
Эльза. А как?
Ланцелот. Мы вмешиваемся в чужие дела. Мы помогаем тем, кому необходимо помочь. И уничтожаем тех, кого необходимо уничтожить.

30 января 313 года о.Х.
Страна Дураков, междоменная территория. Временный лагерь Двенадцатой поисковой экспедиции.
Вечер.

Сurrent mood: frank/откровенное
Сurrent music: Татьяна Овсиенко - Карты-картишки

- Да ебись ты ебцо́ю еба́ной в ебя́нку ёбнутой еби́дры ебическим про́ебом, е́бень ебучая, - расстроенно пробормотал кролик Роджер Веслоу, кидая на стол одинокую даму треф - всё своё богатство.

Доктор Карло Коллоди молча открыл четыре фоски - две семёрки и две десятки.

- Агась, - ухмыльнулся осёл, показав огромные жёлтые зубы. У него был фулл-хаус, могучий и прекрасный.

- Было ваше, стало наше, - умозаключил длинноухий, пододвигая к себе криво нарубленные чурбачки, которые шли за покерные фишки.

В домике начальника экспедиции было холодно. Позавчера вышел из строя аккумулятор обогревателя. Забирать себе чужой Веслоу отказался из-за фанаберии. Так что теперь домик прогревался два раза в сутки, во время тесла-зацеплений - ранним утром и в четыре часа ночи. К сожалению, тепло держалось недолго: домик был деревянным, щелястым. Кролик, с его тощеватым подшёрстком, мёрз. Доктор Коллоди тоже ёжился и тёр ладони. Не страдал, похоже, только осёл. Да и то потому, что регулярно прикладывался к бутылочке с граппой.

Осёл был только с виду хуй простой, а на деле - Лобачевский и Риман в одном флаконе. Во всяком случае, в картах. Тут у него и параллельные внезапно пересекались, и теория вероятности нервно курила в закутке. Все, конечно, думали, что осёл жульничает. Но поймать его на этом никому ещё не удавалось. Некоторые даже подозревали, что ослик - телепат. Однако телепат, даже слабенький, уж точно не поехал бы в археологическую экспедицию простым кашеваром - а осёл вот поехал. К тому же никакой особенной телепачьей проницательности он не проявлял. Разве что умел хорошо подкатывать и убалтывать на "одну партейку". К тому же он садился за любую игру, от сики до перфоманса. Поэтому многие продолжали - с упорством, достойным лучшего применения - с ним играть. То есть проигрывать.

Не поддавались на ослиные заходы только доктор Коллоди да сам начальник экспедиции, кролик Роджер. Кролик считал, что играть на деньги с подчинёнными начальнику не пристало. Доктора же выручала житейская мудрость. За долгие годы жизни он усвоил, что играть с шулерами определённо не сто́ит, а с везунчиками - тем более.

Однако в последнее время Роджер заметно сдал. Экспедиция не заладилась, интересных находок не было, помощь от губернатора прекратилась. Веслоу захандрил, закручинился. Всё ему стало немило, даже ругань перестала приносить ему удовольствие.

Девятого января прилетел бэтмен из Института. И принёс плохие новости. Оказывается, в Директории произошёл переворот, Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц куда-то пропал, а к власти пришёл какой-то зловещий, зловонный бурбулис. Каковой начал своё правление с того, что убил директора ИТИ, цилиня Нефритовое Сокровище, а потом ещё и надругался над трупом. Теперь Институт временно возглавлял Фингал Когтевран, бывший замначальника биореакторной. Он-то письмо и отправил - потому как разобрал документы в директорском кабинете и обнаружил сведения об экспедиции. В том же письме сообщалось, что бурбулис по неизвестной причине настаивал на том, чтобы Институт возглавил доктор Коллоди. В связи с чем сыч вежливо, но недвусмысленно порекомендовал доктору не возвращаться до прояснения ситуации. Рекомендация была подкреплена мешочком с золотом.

То, что в Директории творится какая-то непонятная поебень, было и без того ясно. Даже в селе Передреево, где экспедиция закупалась продуктами, ходили будоражащие слухи - будто бы в Городе жизнь стала совсем как в Бобруйске: электорат там теперь привечают, содержат в тепле, кормят до отвала и поят медвяным сытом. А работать заставляют не более восьми часов в день. Естественно, существа поумнее в этакую благодать не верили. Зато настоящие дураки велись за милую душу. Многие даже бежали от хозяев. В результате на местном невольничьем рынке цены подскочили втрое... Но что всё настолько плохо - этого ни доктор, ни кролик не ожидали. Роджер был до того подавлен, что, придя к доктору с новостями, не мог даже ругаться. Впрочем, часа через полтора он немного оклемался: назвал пупицу-секретаршу пермангоёбой ссыкопотену́зой и тупи́здой крестья́пердью, а под вечер даже нашёл в себе силы на истерику.

На следующий день он более-менее пришёл в себя. Изрыгая потоки брани, он принял несколько важных и своевременных решений. А именно:

Оформив всё это в виде приказов по экспедиции, кролик предался вольному искусству - а именно, написанию давно задуманного труда "Методические рекомендации по полевой консервации археологических находок".

Увы, даже творчество - это последнее прибежище ипохондриков - помогало плохо. Мог бы помочь алкоголь, но кролику он был противопоказан.

Какое-то время он держался. Но вчера утром зарядил дождь. Всё раскисло, кролик тоже. Он сидел у себя в домике с соляной грелкой под попой и уныньем на морде лица.

Вот тут-то и подвалил осёл с картишками. И предложил кролику перекинуться в покер. Само собой, кролик спервоначала обозвал его ректоана́льным проебипсо́том и проктоло́жным андроидом, а потом послал его через три винды́ нелицензионные по-под линуху желдопропу́пую в самую что ни на есть ещёбу ежо́пить сублимо́рдышей. Но после всё-таки сменил гнев на милость и согласился на "просто посидеть, так, на пару сольдо".

Доктор Коллоди появился уже под вечер, когда кролик успел просадить около сотни золотых. Он прогнал осла под предлогом приватного разговора, после чего попытался вразумить Веслоу. Тщетно: Роджер горел желанием отыграться. Оставалось только одно - присоединиться к игре, чтобы хоть как-то контролировать происходящее и не дать кролику проиграть нахрен всё имущество. То есть это доктор Коллоди сам так объяснил себе, зачем он сел за карты. На самом же деле он тоже впал в уныние, от которого хотелось ну хоть чем-то отвлечься.

Тем временем закончился новый раунд торговли. В банке образовалось пять сотен. Было понятно, что шутки кончились, игра идёт совсем всерьёз.

Первым вскрылся доктор. У него был фулл-хаус на восьмёрках и двух тузах. Он уже ухмылялся в усы, когда кролик со словами "а вот позвольте-ка вам объебосиков в напёздок присуёбить" выложил трёх королей и две шестёрки.

Осёл гаденько ухмылялся. У него, видимо, был стрит-флеш.

- Вскрываться погоди, - внезапно сказал кролик. Встал, открыл окно и заорал во всю глотку. - Эй, ты, мытища бирюлёвая! Ебцуй сюда, выхина жулебина!

Через минуту прибежала пупица Жанна Григорьевна. Она почему-то всегда понимала, когда кролик зовёт именно её - какими бы странными словами он при этом не пользовался.

- Садись, пиши, капотня диоксидная, - деловито распорядился Роджер. - Приказ начальника экспедиции номер... потом сама поставишь. О запрещении на территории лагеря азартных игр и ответственности за случаи нарушения. Вводную сама напишешь, беспезда зачемжева́тая... Далее: пункт первый. Азартные игры на территории лагеря категорически воспрещаются. Пункт второй. Нарушение пункта первого карается... Подпункт один. Для обладающих правами человека штрафом, размер которого определяется начальником экспедиции. Подпункт два. Для обладающих правами недочеловека - конфискация личного имущества и порка, проведение по усмотрению начальника службы безопасности. Подпункт три. Для всех прочих - конфискация, порка и продажа на невольничьем рынке. Приказ вступает в силу с момента подписания. Число, время. Дай сюда, подпишу. Иди огласи по лагерю. Безопасникам инструкции сама дашь. И если какая-нибудь пиздявка зловонноо́хчая забалаба́нит чего - сразу к безопасникам. Поняла, чашушу́ля фаршлы́чная?

Во время диктовки лицо осла, от природы длинное, вытягивалось всё больше и больше. Когда же дело дошло до фаршлычной чашушули, он со вздохом отодвинул от себя чурбачки, бросил карты и обиженно бубукнул:

- А ты играешь честно? - спросил Веслоу без ругани и визга, глядя прямо в бесстыжие ослиные глаза.

- Хорошо, ставлю вопрос иначе. Почему? Почему ты выигрываешь, тритон педальный?

- Я деньги отдам, - печально сказал он. - А насчёт той истории... всё равно не поверите.

- Рассказывай, говнохвост педрищему́рлый, - потребовал кролик.

- В позапрошлом году случилось, - начал осёл. - Был я тогда простым электоратом. Продали меня, молоденького, в сельцо под Евском, в одно хозяйствишко...

Дальше осёл попытался свернуть рассказ на то, как ему тяжело работалось, пока кролик на него не наорал. Тогда он, вздохнув, перешёл к основной части.

Всё началось с того, что хозяин продал его какому-то шушпанчику. Тот осла загонял по бытовухе, но это было ещё не самое скверное. У шушпанчика имелся приятель-вербляд, с которым он по вечерам резался в сику на деньги. Однажды шушпанчик позвал за стол осла. Денег у того не было, но вербляд предложил сыграть на жопу. Осёл проигрался и был верблядом жостко выебан. Шушпанчик, для которого ослиная дырка была велика, на это смотрел с удовольствием. На следующий день он над ослом вдоволь поглумился и наизмывался. С тех пор это стало повторяться регулярно: вербляд был отличным игроком, а осёл - нет. Ослу всё это очень не нравилось. Вербляд трахал больно, терпеть глумление шушпанчика было обидно, отказаться играть - невозможно.

Однажды шушпанчик отправил осла в Евск с каким-то негабаритным грузом, который осёл тащил едва-едва. По дороге ему встретилась маленькая белая кошечка с крылышками. Которая сказала, что у неё устали ножки, а ей нужно в Евск. Кошечка была ну до того милая, что осёл - и так шатавшийся под тяжестью груза - разрешил влезть к нему на загривок. И до Евска довёз. И был за это вознаграждён, причём не единожды. Сначала кошечка предложила ему минет - и исполнила прям как по нотам. Потом поговорила с ним душевно. И наконец, спросила, есть ли у него какая печаль, которая его гнетёт. Осёл и рассказал про карты с шушпанчиком и свою анальную обиду. Кошечка ослу посочувствовала. И посулила, что у него всё наладится, причём по обеим линиям: и картёжной, и интимной.

Так и вышло. На следующий день осёл у шушпанчика выиграл - сам не понимая как. Вербляд и шупшанчик прихуели, сыграли ещё - с тем же результатом. Ну просто ослу шла карта: шла и шла. Впервые за много дней вербляд ушёл несолоно хлебавши.

С тех самых пор ослу в картишки и попёрло. В результате он сумел насобирать денег достаточно, чтобы купить у шушпанчика бумажку о постоянном представительстве без указания срока полномочий. Что и позволило ослу свалить в Директорию и получить официальный статус небыдла. И зажить вольно.

Однако возникли новые проблемы. Во-первых, осёл ничего не умел, кроме как играть. За это его подозревали в шулерстве и регулярно били. Во-вторых - и это было гораздо хуже - с той самой поры у него не было не только анального секса, но и вообще никакого. Самое простое и дешёвое удовольствие стало недоступным, причём непонятно почему. Не то чтобы даже от него бегали, нет. Просто каждый раз, когда выпадал случай поебстись, что-нибудь да мешало. Однажды его увлекла распутная саранчелла, но он не смог ей впихнуть - та оказалась ну очень узенькой. В другой раз его хотела мартышка, даже завела его к себе, но перед самой поебушечкой у неё убежало с плиты молоко. А когда он попытался овладеть мелким, но любвеобильным рыльцевпуху́ем, у того внезапно случилась диарея. В общем, личная жизнь осла пошла лесом. Приходилось удовлетворяться об забор, что было грустно и унизительно. С горюшка осёл однажды даже отправился на Пляс Пигаль, так у него в дороге спиздили кошелёк. Так что и в экспедицию-то осёл попёрся с надеждой на сдобных деревенских самочек и скучающих пупиц из обслуги. Но и здесь у него всё как-то не заладилось.

- Неудивительно, - сказал Коллоди. - Не везёт в картах - везёт в любви, и наоборот. Это ещё древние замечали. А поскольку в карты тебе везёт абсолютно... ну ты понял.

- И что же делать? - у осла морда стала совсем унылая. - Хочется же!

- Не играй недельки две, - посоветовал доктор. - Может, Жанна Григорьевна снизойдёт.

- Да я к ней уже подваливал... - начал было осёл. Потом задумчиво пошевелил ушами и сказал,

- А хотя попробую. Играть-то теперь всё равно вроде как нельзя...

- Не вроде как нельзя, гзузу́рло попёрдое, - строго сказал кролик, - а просто нельзя. Тебе, заквохрипо́н ёрный, особенно. Поймаю - сам лично тебе дрипо́щер отчекрыжу и в педры́щер забью. Понял меня, воркогня́пень мудохлопа́тый?

- Как не понять, - тяжело вздохнул серожопый. - Ну я пойду тогда?

- Иди уже, кошма́рда гнеды́рчатая, - снисходительно разрешил кролик. - Колоду твою я временно конфискую. Во избежание соблазнов. И не вздумай супыриться, урю́па срамноелды́жий. Или я тебя, голубчик, изгоню в южное бутово, где ебут обутого. Без выходного пособия. И без справки о правах. Смекаешь?

Осёл с тоской посмотрел на карты и ушёл, понурившись.

- Вот же пищекво́х лимпомпо́нчатый! - покачал головой кролик. - Застремудо́хался я с ними. Этот ещё ладно, обычный дрищезо́б. А что бля, остальные лучше? Тут кроме нас с тобой - пиздышачье племя, поеботики целлюлявые. Звохчемы́дра на пи́пези сидит, пиздявкой погоняет. Заебало меня, короче, всё... Кстати. А что, насчёт карт и любви - правда что ли?

- Ну да, в какой-то мере. Это свойство тентуры, - Карло Коллоди привычно намотал на палец висучий правый ус, почесал под губой.

Роджер Веслоу посмотрел на доктора с интересом.

- Ну а кошечка с крылышками - это кто, по-твоему?

- Кто-то из Древних, - пробормотал Коллоди. - Кто именно - не знаю.

Кролик посмотрел на коллегу с ещё бо́льшим интересом.

- А знаешь что? - вдруг сказал он. - Скукотногни́дно мне как-то. Давай ещё сыграем.

- А как же запрещение азартных игр? - прищурился Коллоди.

- Азартные игры - это на деньги. А мы не на деньги. Давай так: кто проигрывает - тому задают вопрос, он честно отвечает. Только честно, иначе смысла нет, - кролик тоже прищурился.

- Да ладно, - сказал он. - Ты же у меня что-то узнать хочешь. Спрашивай. Если смогу - отвечу.

- У вас там секреты всякие, - сказал кролик, сомневаючись. - Я же понимаю, ты сам из этих... как их... симлах чего-то там...

- Не из этих, - доктор покачал головой. - Из других. У нас всё сложно, - грустно усмехнулся он.

- А, старая история, - махнул рукой доктор. - Чего уж теперь-то... Я давно не при делах, если что. И если честно - не хочется мне всё это ворошить.

- Один вопрос. Только один вопрос, пожалуйста, - попросил он очень вежливо.

- Давай, чего уж, - Коллоди взялся за левый ус.

- Доктор, ты что-то знаешь об этом мире, чего не знаю я, - начал Веслоу непривычно торжественным тоном. - Я спросить хочу. Простому кролику ответь, доктор. Ну почему у нас всё вот так? Ты мне скажи. Почему у нас всё вот так вот, а?

- Вообще-то, - сказал доктор, подумав, - я сто лет на такие темы ни с кем не говорил.

Кролик поступил удивительным совершенно образом: промолчал.

- А, ладно, - доктор Коллоди вздохнул. - Мне тоже всё остоебенило... А, чего уж теперь-то. Расскажу что знаю. Только холодно у тебя тут. Надо бы согреться.

- Без меня, пожалуйста, - сразу отказался Веслоу. - Мне потом с себя противно.

- Это пожалуйста... Эй! Наглазадра жеребёдрая! Сюда бегом чеши, обонья́бонь гольянови́дная! - заорал Веслоу в окно, призывая пупицу.

Через пятнадцать минут на столе стоял хаттифнатский лужёный самовар, издавал затейливое "фну-фну-фну" и побулькивал. Кролик возился с заварочным чайником, доливая в него кипятку из крантика.

- Ну вроде как пырдыбылды́р, - наконец, вынес он вердикт, втянув носом кипрейный аромат. - То есть пылдыбылдыр, - поправился он. - То есть я хотел сказать пырдырдырдыр, бля! Скворчня́ обоссано́ванная! Ебисток писельный у меня на языке поселился! Даздраперма проглотная меня накрыла, как мудака... извини за такое слово.

Карло Коллоди посмотрел на кролика с сочувствием. Иногда в этом необузданном сквернослове и истерике проскваживало что-то от нежного, интеллигентного существа, каковым Роджер был когда-то.

- То есть готово, - наконец, заключил Веслоу. - Ну так чего?

- Того, - Коллоди придвинул к себе чашку, отхлебнул. - Давай-ка с начала. Ты хочешь спросить - почему у нас всё хуже, чем могло быть? Именно это тебя волнует?

- Ну как бы да... - кролик не нашёл подходящих слов.

- Хорошо. Какие-то основные вещи ты знаешь? Ну, про устройство всего?

- Какие-то,может, и знаю, - кролик подчеркнул голосом "какие-то". - Ну вот например знаю, что нами правят какие-тосракопёздрые товарищи. То есть братья. Которые всем распоряжаются, хотя вообще-то их никто об этом не просил. Я так понимаю, их немного. Но все их боятся и слушаются. Хотя нам от этих пиздострахучих басурмазышей никакой пользы, только вред один. Думаю, что и Пендельшванца они убрали. И Семнадцать Дюймов убили.

- С них станется, - задумчиво протянул Коллоди.

- А с какого, извините, фаллоса они такое творят? - вскричал кролик. - И какого пениса мы это всё терпим? Что, всем так нравится, что какая-то протырчатая пи́пезь жарит нас без смазки и жрёт без соли?

- А давай глубже посмотрим, в самый корень проблемы, - предложил он. - Как устроена жизнь на Земле? Жизнь нуждается в энергии. Так она есть. Энергия Солнца бесплатна и её много. Однако же при этом все жрут друг друга. В том числе и тех существ, которые эту энергию бесплатно получают. Все друг друга жрут и сами погибают в мучениях, конкурируя из-за бесплатного ресурса. Тебе это не кажется странным?

- Да тут как бы всё понятно, - хмыкнул кролик. - Если друг друга не жрать, существа будут размножаться неограниченно. В геометрической, ебтыть, прогрессии. В конце концов для них места не хватит. Или воздуха. Ну в общем, чего-нибудь всё равно не хватит.

- А почему они размножаются в геометрической прогрессии? - поднял бровь доктор. - Не потому ли, что умирают? И не только своей смертью, но их ещё и кушают другие существа? А если бы они были бессмертны? И являлись бы сбалансированными экосистемами?

- Тогда бы эволюции не было, - уверенно сказал кролик.

- Вот именно. Поэтому в определённый момент к планете подключается тентура. То есть машина времени. Она же - Рок, Судьба, Ананке и вот это вот всё. К Земле тентуру подключили в конце докембрия. Это где-то шестьсот двадцать миллионов лет назад было. Если не ошибаюсь.

- Слыхал я про тентуру, - с сомнением сказал Веслоу. - Думал, какая-то параша... в смысле, непроверенная информация.

- Ещё какая проверенная... Так вот, сама тентура находится в далёком будущем. В очень далёком. На нас она воздействует примерно как удочка на рыбу. Или как сеть. В общем, она улавливает живые существа и тащит их к смерти. Что и приводит к необходимости размножения, а потом и взаимопожирания, а потом и защиты от него. Всё это вместе создаёт реальность.

- Педагоги́дра вареню́хая, - пробормотал кролик. - Что-то тут не сходится... А, вот же! А зачем всё это нужно? И кто всё это делает? Кто подключает эту фуфлядь куёлдую, тентуру эту самую?

- Организационно этими вопросами занимаются высшие силы. А технически тентуру создают и подключают специально обученные существа, - с крайней неохотой пояснил доктор. - Нужно это для ускорения планетарной эволюции и появления разума. Видишь ли, разум нужен, когда вокруг всё очень плохо. А когда вокруг благодать, он или не появляется совсем, или он такой... расслабленный достаточно. Что означает - слабый. То есть других вариантов, кроме использования тентуры, нет. Вот только не спрашивай, зачем нужен разум. Высшие силы имеют на него какие-то планы.

- А зачем его с нуля развивать? - не отставал кролик. - Можно ж было сделать стандартных существ. И ими все планеты засеять. Если уж эти высшие силы по космосу как по паркету ходят, я правильно понимаю?

- Правильно понимаешь. Для них пространство - это так, мелкая неприятность. И время, в общем, тоже. А насчёт твоего вопроса... Нам это так объясняли. Дескать, разум - штука сложная. И в развитии своём непредсказуемая. У него могут быть дефекты. Не поймёт чего-нибудь. Или поймёт не так. Или в расслабленность впадёт.

- Или забалует, - пробормотал кролик. - И не захочет слушаться старших.

- Ну или так, - подтвердил доктор. - В общем, старшие сошлись на том, что надо поддерживать максимальное разнообразие. И предпочитать природную жизнь искусственной. Вроде как она более живуча. Хотя не буду врать: точно не знаю. Это всё из третьих рук информация. Если только у них вообще руки есть, - задумчиво добавил он.

- У этих, с Луны, - доктор допил чашку и потянулся к самовару. - Гав"виалей.

- Слово на людском, - пояснил доктор. - Это язык, на котором они говорили с людьми. Пока люди ещё были.

- Это что-то значит - гав"виали? - залюбопытничал кролик.

- Что-то вроде титула. Как бы тебе объяснить? "Гав"" - это префикс, указывающий на главенство. Совсем буквально - "толкающий кого-то вперёд". А также "втягивающий". Они так власть понимают... А "виаль" - это... как бы... достаточно развитая жизнь, скажем так. Ну то есть не одноклеточные, а животные... Хотя значение шире... Вот, скажем, виала - это отдельное существо, которым можно управлять, обычно самка... Братья переводили слово гав"виали как "прогрессоры". Или как "причины-над-жизнью". А техники - как "регулировщики". Хотя чаще говорили "корректоры". Ну это мы с Братством из разных углов смотрели, конечно... Хотя это я поторопился. В общем, тентуру отключают после появления разума. То есть существа достаточно разумные становятся свободными. И могут быть сами себе господами. Раньше думали, что без этого разум развиваться не сможет. Ну примерно как нельзя научиться ходить, если тебя таскают на руках.

- Свободными - это как? - уточнил Веслоу, присёрбывая чай из кружки.

- Об этом рассказывают разное. Одни говорят, что свобода - это управление своими желаниями. Типа ты сам решаешь, чего тебе хотеть. Другие - что это распоряжение своей судьбой. Ещё там есть всякие версии. Вплоть до того, что существо без тентуры как бы существует в своём собственном времени... Вот только к нам всё это отношения не имеет. Нам-то тентуру не отключили.

- Я к тому и веду. Однажды в Галактике наметилось отставание от общего графика развития. И тогда появилась группа существ, которые предложили свой вариант. Когда тентура при появлении разумных существ не отключается. При этом они остаются разумными... до какой-то степени. Ну, то есть, в основном. Хотя это вроде как против правил. Потому что любое разумное существо имеет право на жизнь, свободу и стремление к счастью. А тентура его всего этого лишает.

- То и значит. Ну смотри сам. Живём мы мало. Ну, кто-то совсем мало, кто-то побольше. Чтоб хотя бы какую-то тысячу лет прожить - это уже ни у кого не получается. А ведь время, в общем-то, смешное. Можно сказать, ничего увидеть не успеваем.

Кролик сделал грустную мордочку, свесил ушки.

- Насчёт свободы я даже и говорить-то не буду. Уж какая тут свобода, тут до старости б дожить. Ну а про стремление к счастью... Ты мне скажи, археолог: у тебя счастье есть?

- Ну и вот, - заключил доктор Коллоди. - Но эти товарищи как-то убедили всех, что при таком варианте развитие разума пойдёт очень быстро. Нарисовали картинку, произвели впечатление. В общем, им дали Землю. Где они создали несколько цивилизаций. Которые очень быстро развивались, вот только потом гибли. Ну то есть самоубивались. Войну там устраивали или ещё чего... А на самом деле - потому что разумным существам такая жизнь хуже смерти. Хотя какая это жизнь? Нельзя это жизнью назвать. В общем, все умерли. Что трилобиты, что динозавры, что эти, как их... пупырчатые такие... не помню уже... А, неважно. В общем, ни с кем не фартануло. По идее, за такие проёбы гав"виали пешэт мана"лула, но им как-то удавалось отпиздеться.

- Ну как сказать... В конце концов гав"виали решили, что работу тентуры следует корректировать на местах. Чтобы избегать вариантов развития событий, которые ведут к пиздецу.

- И что? - спросил Роджер, доставая моркву. - Получилось?

- Не очень-то, - признал доктор. - Хотя сначала вроде всё нормально шло. Я имею в виду, с людьми. Их особенно плотно держали. Для начала - послали к ним особых существ, которые им дали всякие первичные технологии. Земледелие там, строительство, ну вот это всё. Этим занимались так называемые Древние. Потом создали две организации. В основном из людей, хотя вообще-то там всякие работали. Одна служба изучала и отбирала варианты будущего. А другая реализовывала. Такая система сдержек и противовесов... Эх, сладенького бы. А то пустой чай дуем.

- У меня только морква, - сказал кролик. - А почему две?

- Ну почему в любом домене всегда несколько спецслужб? - ответил доктор. - Это-то понятно?

- Если будет одна, она сама захватит власть, - сказал Роджер уверенно. - Или будут обманывать начальство.

- Ну вот ты сам и ответил. Только гав"виали сделали ещё хитрее. Они научили каждую организацию думать, что она несёт добро, а вторая - что-то вроде необходимого зла. И что когда-нибудь в этом зле отпадёт необходимость.

- Это как же? - кролик с шумом втянул в себя остатки чая.

- А вот так. Нам... то есть "Фаусту"... то есть Вечности... ну в общем нам задачу ставили так. Наша задача - ограждать цивилизацию от бед, несчастий и кризисов. Находить и отсекать самые плохие варианты развития. Не давать низринуться во ад. Стоять над пропастью во ржи. И в общем-то, это было даже правдой. Мы действительно занимались именно этим. Нам была дана власть ходить по ветвям тентуры и выбирать варианты будущего. Потом мы передавали информацию братьям, - тут доктор непроизвольно сморщил нос и показал клыки, - а они наши планы реализовывали.

- Гм, не понял что-то, - признался кролик. - А как это выглядело практически? Ну на примере каком-нибудь?

- На примере, на примере... - забормотал доктор Коллоди. - Ну примерно так. Есть такие устройства, называются они гав"ваввы. Раньше их на горах ставили, потом искусственные горы делали. А потом переместили под землю, когда люди стали на горы лазить. Смысл в том, что туда стекалась информация. В основном по людям и по важным для людей существам. Про их поступки, особенно плохие. В смысле - не соответствующие генеральной линии. И когда информационный фон становился нехорошим, дежурный по гав"вавве вызывал техников. Они проверяли информацию и смотрели вероятные пути развития событий. У нас была способность попадать в ближайшее возможное будущее. Ну и, осмотревшись, выбирали какой-то вариант. Наименее опасный для человечества в целом. А дальше передавали информацию братьям. Они там уже своими методами работали. Предотвращали, значит.

- Это как? - Роджер вспомнил про чай, отхлебнул, фыркнул.

- Ну а как весь двадцатый век без ядерной войны прошёл, например? Братья свои возможности использовали. Они ж к людям глубоко внедрились. Могли всякие штуки мутить на высшем уровне.

- Братья - это вторая организация? - догадался кролик.

- Она самая. Ха"брат Церех Аур Бохер. А также Великий Орден, Общество Социальной Гармонии, фабианцы, Интернационал... у неё много названий. Но чаще всего их называют Братством. И у них свой взгляд. Согласно которому, мы - не то чтобы им в помощь, а гиря на шее. И препятствие на пути прогресса. Ну вот они нас в конце концов и... - он поперхнулся: чай попал не в то горло.

- Уфф, - сказал он, вытирая слёзы. - Похоже, тентура напрягается. Не любит она таких разговоров. Знаешь что? Давай перерывчик сделаем в нашем разговоре. А то как бы нам его тентура не организовала.

- Нет, - кролик блеснул глазёнками. - Хочу всё знать. Всё и сразу. Ну вот к примеру: если всё работало именно так, почему же люди-то погибли?

- Самовар-то на пол поставь, - посоветовал доктор. - А лучше вылей совсем. Не то ещё тентуравзбрыкнёт, самовар упадёт, кипяток прольётся. На тебя или на меня.

- Ну как скажешь, - Веслоу осторожно взял самовар за эмалированные ручки.

В этот момент хлопнула дверь и в домик ворвался кугуар-безопасник. Морда у него была растерянная и виноватая.

- Кони убежали, - сообщил он, даже не поздоровавшись.

- Наши кони убежали. В Директорию, наверное, - предположил безопасник. - Туда сейчас весь электорат бежит.

- Ах ты ж ёбаный ты нахуй, - растерянно сказал кролик и уронил самовар с кипятком себе на ноги.

Действие шестьдесят восьмое. Нееет, или Базилио бросается вперёд, а потом - назад

Над его рабочим местом красовались два девиза - итоги его жизненной философии. Первый: "Ты ничего не забыл?" И второй: "Остерегайся храбрецов!"

Ты хоть знаешь, что этот пропуск на пять человек? А ты здесь один. Или тебя пять?

25 января 313 года о.Х.
Страна Дураков, Зона, Поле Чудес
Тёмное время суток.

Сurrent mood: hot/горяченькое
Сurrent music: Наzима - Беги

Сначала было никак, потом просто темно, а потом Алиса попыталась зевнуть.

Получилось только с третьей попытки - окаменевшие челюсти не желали расходиться. Наконец, удалось. Раскалённый воздух обжёг носоглотку, она закашлялась. Это помогло открыть глаза.

Веки будто слиплись, на ресницах лежал мусор. Пришлось вынимать его руками.

Когда она попыталась повернуть голову, внутри шеи захрустело. Но боли - нет, не было. Тогда она осторожно приподняла руки. Снова треск, хруст, тоже без боли. Алиса потянулась, посгибала ноги. В левом колене стрельнуло - но так, не сильно.

Вокруг было Поле Чудес. Точнее - то, что от него осталось.

Вообще-то было темно. Но площадку окружало кольцо синего пламени. Которое и освещало, и грело - даже как-то уже и слишком. Так, что терпеть жару ещё можно, но вот именно что терпеть. Даже земля под ногами была горячей.

В свете пламени можно было разглядеть, что белая башня треснула, а верхушка её и вовсе рассыпалась в прах. Этим прахом - то есть белым налётом - было покрыто всё: лисья шерсть, земля, мусор. И даже высохшая грязь, оставшаяся от лужи. В ней по-прежнему лежало тележное колесо. Вороны на нём не было.

Под ногами что-то мешалось. Алиса опустила глаза и увидела, что прямо перед ней лежит жужжалка, а рядом - сперматофор Розана Васильевича. Ни денег, ни лекарств. Кто мог оставить такой подарочек, лиса поняла сразу.

- Алиса? Ты где? - это был Базилио. Он, оказывается, стоял рядом. И отмер вот только что. Судя по вопросу, он ещё не настроил зрение.

- Жива, - быстро сказала лиса, торопливо проталкивая себе в тайник жужжалку: девать её было некуда, а объяснять коту, что это такое и откуда взялось - не хотелось. По крайней мере, сейчас.

- У меня таймер сбился, - сообщил кот. - Сколько времени прошло?

- Й-извини, я не знаю, - лиса запихнула в себя сперматофор Розана Васильевича и усилием мышц живота закрыла тайник. - Я сама только что... ну, это... ожила. А ты как?

- Ещё не понял, - сказал кот, потягиваясь. - Вроде всё работать должно... Батареи заряжены... Сейчас...

Он снял очки, выпустил из левой глазницы пробный лучик.

Лиса поняла это "ну чего" так, что кот ждёт от неё каких-то слов.

- Баз, - сказала она упавшим голосом. - Это всё из-за меня, прости. Я тогда это... отошла... ну и вот... всё так получилось... по-дурацки. Прости пожалуйста, - попросила она ещё раз.

- Потом, всё потом, - Базилио махнул рукой. Ему почему-то не хотелось выяснять, куда пропадала лиса и почему. Хотя по честной мордочке Алисы было видно, что она считает себя сильно виноватой. Он даже догадывался, что это как-то связано с Хасей-Басей. Но выяснять отношения сейчас было бы несвоевременно. К тому же ему тоже было что скрывать. Поэтому он решил оставить разбор полётов на то счастливое время, когда они отсюда выберутся.

- Давай осмотримся, - предложил он. - Для начала я всё обойду. Ты тут побудь пока, - добавил он руководящим голосом.

Очень скоро выяснилось, что смотреть особо-то и не на что. Они были заперты на пустыре, окружённом со всех сторон стеной пламени. Баз осмотрел пламя во всех волновых диапазонах и пришёл к выводу, что это огромный "антонов огонь", слившийся с грандиозной "мясорубкой". Откуда всё это счастье взялось, было не очень понятно. Зато перспективы того, кто туда сунется, были однозначно-нерадостны. Кот попробовал покидать в огонь всякий мусор. Он или сгорал, или его сначала разрывало на шматочки, которые сгорали уже потом.

Денежное дерево тоже исчезло. Зато от него осталась яма - там, где находились его корни. Базилио пришлось порыться, чтобы достать закопанные монеты - и то: без рентгеновского зрения ему пришлось бы заниматься этим очень долго.

Монет нашлось всего четыре. Но дублон среди них был. Теперь он светился не фиолетовым, а зелёным. Кот понял это так, что теперь он активирован.

Когда Базилио вернулся и показал лисе добычу, Алиса как-то не очень обрадовалась.

- Й-извини, Базилио, но тут жарко очень, - сказала она, вертя в руках вожделенный артефакт. - Если мы тут останемся, то задохнёмся. Или с голоду помрём, - добавила лиса совсем уж уныло.

Кот вспомнил, что Алисе, в отличие от него самого, нужно регулярно питаться. И тоже помрачнел. Потом подумал, что воды тут, скорее всего, тоже нет, и помрачнел ещё сильнее.

Деньги он отдал Алисе: ей было куда их спрятать.

- Может, она вернётся всё-таки? - с надеждой сказала лиса.

- Это кто вернёмся? Ты про Басю? - спросил кот.

- Ну, про мышь летучую, - быстро сказал Баз. - Она нас раньше выручала.

- Ну да, про неё. Баз, мне нужно тебе кое-что рассказать...

- Это срочно? - спросил кот. - Мне нужно что-то знать вотпрямща?

- Да нет наверное, - с сомнением в голосе сказала лиса.

- Тогда давай потом. Кстати, а где наш деревянный? - вспомнил кот про Буратину.

- Не знаю, - ответила лиса. - Наверное, его забрал тот пёс с книжечкой.

- Ну да, кто ж ещё-то, - пробормотал кот, думая о своём. - Вот что, - принял он решение. - Давай-ка для начала найдём прохладное место. У меня термометр встроенный, я померяю. Ты пока тут подожди.

- Я с тобой пойду, - сказала Алиса. - Тут жарко очень.

Второй обход зоны дал предсказуемые результаты. Жарче всего было вблизи огня, относительно терпимо - рядом с тележным колесом.

В конце концов кот предложил исследовать основание башни. Там по-прежнему воняло, но уже не так остро. Зато там было немного прохладнее - видимо, старые камни съедали часть жара.

Базилио немного поднялся по галерее и увидел дыру в стене. Он попытался заглянуть туда и увидел, что внутри башня пустотелая и уходит куда-то вниз. Отрегулировав зрение, он увидел, что там, внизу, что-то белеется. Рентген ясно показал, что: внутри башни лежала куча костей.

На торчащем кверху ребре сидело какое-то небольшое существо. Кот сначала подумал было про Басю. Но, подкрутив инфракрасную оптику, увидел, что это всё та же самая, уже знакомая ему ворона.

Ворона тоже кота каким-то образом заприметила.

- Чего уставился? - неприветливо сказала она.

- Прохлаждаюсь, - буркнула птица. - Снаружи жарко стало.

- Вот и я тоже ищу, где не так жарко, - признал Базилио. - А сколько времени прошло?

- Ну... помнишь, шахматы, ты улетела? - напомнил кот.

- А, ты про это... Где-то с неделю, наверное, - прикинула ворона. - Ты лучше у этих спроси. Они там наверху сидят. Тоже, небось, прохлаждаются.

Базилио не стал выяснять, кто такие "эти", а быстро побежал вверх по галерее. Лиса поспешила за ним.

Преодолев несколько лестниц, они добрались до излома башни. На нём сидели и скучали королевы - Белая и Чёрная. Были они маленькими и грустными. Белая держала на коленях большую свёклу. В ней с некоторым трудом можно было узнать Красную королеву.

- Вот так мы теперь и живём, - вместо приветствия сказала Красная. - По вашей милости.

- Здоровья и добра, - вежливо сказал Базилио, решив до поры до времени в конфликт не вступать и на подначки не вестись.

- Ага-ага, здоровья до хуя, - скептически отозвалась Чёрная.

- Кому как, - сказала Красная и превратилась в тыкву. В синем свете огня она казалась чёрной.

- Это видишь? - Белая простёрла руку к горящему внизу огню.

- Да какая разница, - Чёрная поморщилась всем лицом.

- Бульдог с красной книжечкой, - буркнула тыква. - Махал он ей, махал. И что-то зацепил. Возникла аномалия. Убрать мы её не можем.

- Как не можете? - не поняла Алиса. - Вы же тут главные?

- Он полномочия нам приостановил, скобейда разопсевшая, - с крайней неохотой признала тыква и обернулась репой. - На отчётный период.

- Примерно на три месяца, - пояснила Белая Королева.

- И что вы теперь делать будете? - спросил кот.

- Ждать, - сказала Чёрная. - Но мы с удовольствием выслушаем альтернативные предложения.

- Ещё раз повторяю, для альтернативно одарённых, - сказала свёкла. - Нас временно лишили полномочий. В смысле - на земле. Вот так мы можем, - она превратилась в репу. - Или вот так, - она стала брюквой. - А чего другое - это нет.

- Лет двести назад хрен бы он тут своей книжечкой махал, - вспомнила Белая.

- Лет двести назад, - свёкла дёрнула хвостиком, - была принципиально иная ситуация.

- Ну то есть тогда ещё боялись, - откомментировала Чёрная.

- Нет... ну а если... всё-таки... вдруг... они как-нибудь того? - Белая обратилась в букет роз, которые стали говорить, перебивая друг друга.

- Не-а, - Чёрная позевнула - точнее, на её лице образовался зевающий рот, который она прикрыла ладошкой. - Всё уже, финита ля комедия. Кем были и кем стали.

- Ну не говори, - сказала Красная, снова перекидываясь в брюкву. - По-всякому может повернуться.

- А я говорю! - заявила Чёрная, не уточнив, что именно она говорит.

- Много ты понимаешь, - брюква презрительно поморщилась. Базилио даже удивился: он никогда не видел, как морщится брюква. Оказалось, что это неизящно, но очень выразительно.

- Болотник вон чо творит, и ничего, нормально, - сказала Чёрная и окуклилась.

- Это мы так, - туманно сказала Красная, - о старых делах.

- В общем, - быстро вклинилась Белая, явно желая закрыть тему, - мы аномалию выключить не можем. И никто не может. Только этот тип с книжечкой.

- Отмычка? - Базилио понял, о чём речь, но решил уточнить.

- То есть, - сказала Алиса, - кто-то должен полезть в огонь и там сгореть? И тогда эта штука выключится?

- Не выключится, - не менее уверенно сказала Белая.

- Тьфу на вас на всех, - внезапно заявила брюква и лопнула, осыпав всех кружочками конфетти.

- Да чтоб тебя, - Белая не стала продолжать и выключилась. Чёрная не снизошла до комментариев и с треском перегорела, оставив после себя запах палёной изоляции.

Кот обошёл оставшуюся часть галереи и убедился, что ничего интересного там нет. Тогда они спустился обратно. Ворона сидела всё там же, спрятав голову под крыло.

Остаток ночи прошёл томительно. Базилио и Алиса устроились в основании башни - это было самое прохладное место, хотя и воняло там сильно. Кот из мусора и грязной тряпки, подобранной на поле, сделал что-то вроде лежанки. Брезгливая лиса ложиться на это отказалась. Кот настаивать не стал, но и сам на неё не лёг - устроился у стенки, отключил подогрев тела и включил электросон. Засыпая, он слышал, как лиса тяжело дышит, вентилируя лёгкие.

Пробуждение выдалось нерадостным. Рот кота был сух, как учебник логики. Вонь, кажется, усилилась. Зрение разбалансировалось так, что кот сделал то, от чего отвык уже очень давно - попытался протереть глаза. Вовремя вспомнил, что глаз у него нет. Настроил зрение - и увидел у своих ног сияющий зелёным дублон.

Он выскочил наружу - и увидел тёмную фигурку. Которая, слегка прихрамывая, шла прямо к стене пламени.

Кот каким-то чудом удержался и не заорал "стой куда". Вместо этого он переключил мышцы на импульсный режим и метнулся за лисой. Та услышала - оглянулась - и побежала к огню ещё быстрее.

Базилио нагнал её в три прыжка, повалил. Лиса смотрела на него недоумённо и испуганно, но ничего не говорила.

- Это не я, - внезапно сказала лиса и попыталась вырваться. Кот молча вцепился ей в шерсть на лице и как следует потряс. Лиса неумело ударила его ногой - кот этого даже не почувствовал. Он в два приёма заломил ей руку за спину, перевернул и уселся сверху. И приготовился к долгому и неприятному процессу вразумления.

- Я сейчас кончусь, - внезапно сказала лиса и её тело рассыпалось на маленькие зелёные огоньки.

Базилио упал на попу и чуть было хвост не повредил.

Кот аж подпрыгнул, скрутившись в воздухе винтом. И снова увидел Алису - смотрящую на него как-то странно.

-Й-извини, Баз, я н-не нарочно, - она вздохнула. - Это само как-то получилось...

Сначала Базилио выдохнул. Потом вдохнул. Раскалённый воздух показался ему почти свежим.

- Пойдём, расскажешь, - распорядился он, борясь с желанием схватить лису в охапку и утащить подальше от огня. Лиса неохотно, но послушно поплелась следом.

Сперва Алиса никак не могла заснуть - по её словам, из-за жары (при этом она почему-то смутилась). Она ворочалась, перекатывалась с боку на бок, в конце концов даже легла на грязную тряпку - до того ей было маетно. В конце концов она заснула и увидела во сне денежное дерево, на котором сидела она сама, а какие-то чудища пытались его повалить. Она проснулась, снова заснуть не смогла. И просто от скуки достала из живота дублон и сказала "крекс, фекс, пекс" - чтобы посмотреть, что будет.

Монетка вспыхнула, а из пламени внезапно появилась ещё одна Алиса. То есть - тут лиса стала очень невнятной - это была она же сама, только ещё одна. "Это было не две меня, это меня было две" - наконец, сформулировала лиса, и больше ничего от неё добиться не удалось. Как и того, как они, собственно, общались. Всё, что лиса сказала на эту тему - что другая Алиса ей "очень помогла". При этом она так отчаянно конфузилась и прятала глаза, что кот не стал развивать тему.

Мысль о том, чтобы воспользоваться привидом как отмычкой, пришла в голову лисе не сразу. А когда пришла - лиса испугалась, что ей будет больно. Потом они выяснили, что другая Алиса боли не чувствует, даже очень сильной. По ходу выяснения этого обстоятельства лиса перестаралась, так что привид шёл к огню со сломанной ногой. Дальше появился кот - и случилось то, что случилось.

Базилио задумался. Вспомнил упыря, который монету глотал, и решил, что дублон сработал штатно. Вопрос был только в том, сработает ли он ещё раз - и как это отразится на самой Алисе. Впрочем, выяснить это можно было только на опыте. Да и вариантов, собственно, других не было.

Кот переглянулся с лисой, уставился на монетку и сказал "крекс, фекс, пекс".

Вспыхнуло и всклубилось пламя, и из него вышла ещё одна Алиса, почему-то в лабораторном халате. В руке у неё была валторна.

- Ой, - сказала вторая лиса, с удивлением разглядывая инструмент. - Я только начало Пятой симфонии помню...

- Нет-нет, - лиса затрясла головой. - Пойдём аномалию выключать.

- Пойдём, - спокойно согласилась лиса. Перспектива близкой гибели её, видимо, ничуть не смущала.

Они дошли до края, где жара стала уже совсем невыносимой. Кот думал, что две Алиса и её копия как-то попрощаются, обнимутся, что-ли - но всё было куда будничнее. Лиса в халате чуть отступила, разбежалась - и бросилась в пламя. Её тут же завертело, разорвало, посыпались зелёные искры. Высоко в воздухе вспыхнул оторванный хвост.

Несколько секунд ничего не происходило. Потом пламя стало понижаться - как будто кто-то заворачивал вентиль на огромной газовой горелке. Наконец, последние язычки огня ушли в землю. Открылась полоса чёрной земли, дальше склон, протаявший наполовину, а сверху покрытый снегом. Путь был свободен.

Лиса осторожно ступила ногой на чёрную обожжённую полосу - и тут же ногу отдёрнула.

Кот не стал спорить. Он просто подхватил лису на руки и понёсся через горячую полосу, шипя от боли.

Потом они сидели на пятачке прелой травы. Кот зализывал подошву левой ноги, особенно пострадавшую - он ей наступил на какую-то раскалённую железяку. Но всё это было неважно по сравнению с тем, что он жив и что его любимая женщина с ним.

- Й-извини, Баз, - осторожно сказала лиса. - А где наш дублон?

Кота как током долбануло. Он забыл дублон на Поле.

В этот самый момент от выжженой полосы послышалось нехорошее потрескивание. Коту показалось, что он видит поднимающиеся язычки огня. Аномалия оживала.

- Нееет! - отчаянно заорал он, бросаясь назад.

Бездействие насладительное. Бесконечно воцариться над всем

Руслания Тухес-Лобио. Семь чудовищ для красавицы. ООО 'Хемуль', Дебет: Центрполиграф, 311. (Серия 'Судрогалица Страсти').

Омерзение, ужас, боль и отчаяние - естественные состояния живого существа. Всякая радость, напротив, иллюзорна, даже если её причины кажутся реальными. Всё хорошее - это хороший сон, за которым наступает или плохой сон, или, ещё хуже, пробуждение.

Ляйсан Игнатова. Полюса благолепия. Опыты эстетические и критические. - ООО 'Хемуль'. Дебет: Изд-во 'Сентбернар, Зайненхунт и Ретривер', 298 г.

18 января 313 года о.Х.
Буратина. Задняя часть коры головного мозга.
Утро.

Буратину унесло вверх, и тут же его оглушил гром аплодисментов и сдобные хохотки.

- Бу! - кричали откуда-то снизу. - Ра! Ти! На! Буратина-Буратина! Вставай! Вставай! Вставай! Счастье! Веселье! Жопа! Слава! - и другие слова, столь же прекрасные, благоуханные.

Бамбук СЛАДОСТНО потянулся. Он возлежал в золотом вольере. Над ним склонялась - с выражением глубочайшего почтения - рыжая поняша. Буратина видел её единожды и не знал, как её зовут. Но очень хорошо запомнил, что она смотрела на Карабаса с любовью и преданностью, а дать ему, Буратинке - даже и не думала, скобейда жопеногая. Деревяшкину вздумалось наказать её за такое к себе отношение. И он, даже не вставая, обоссал её четыре раза как бы фонтанчиком таким пышно журчащим - отважно! как мужик обоссал её! и ещё дал ей коленом ПО САМОЙ МОРДЕ!

Ева - да, это была она, позорница, фу-фу-фу-фу! - зарыдала.

- Мой господин Великий Буратина, - сквозь слёзы шептала она, - я провинилась, забей меня.

Буратине вдруг показалось, что он уже слышал нечто подобное - в какой-то прошлый раз. Что это был за прошлый раз такой, деревяшкин толком не помнил. К тому же ситуация ему нравилась.

- Утихни, срань, - с удовольствием сказал Буратина Еве. - Мне нравится тебя бить. И ссать тебе в рыло.

- О мой хозяин, - зашептала она, подступая ближе, ПОДСТАВЛЯЯСЬ ВСЯ, - господин и хозяин, излупцуй меня, оторви моё вымя, выдави мои большие глаза... Ломай меня полностью, если это тебя хоть чуточку развлечёт...

- Повернись, срань дефолтная, ебать тя буду! - снизошёл до неё Буратина.

Ева зубами выдрала себе хвост, чтобы он не мешал Отважному Буратине, а зубы свои выбила о батарею: а вдруг Буратинке будет благоугодненько дать ей минетик, а зубки помешают. Но Буратина властно мотнул головой, и Ева покорнейше расставила перед ним окровавленные ножки свои.

Бамбук вскочил солдатиком - как лист перед травой! - и с размаху ЗАСАДИЛ ей свой деревянный! Пропёр её в САМОЕ СОСУДИСТОЕ!

Пони всхлипнула, подрагивая крупом и сжимаясь внутри, чтобы как можно слаще угодить своему Повелителю Господину Буратине, чтоб ему было легко спустить в неё, слатенько извергнуть семечко!

Но Буратина-то был ой не прост, ой не прост! Благоразумненьким он был, Буратинушка-то наш, шельмец этакий гораздый да удалый! Он спускать-то не стал: ему пришло на ум, что у него будет ещё сто миллионов возможностей обкончаться ПО-ЦАРСКИ. Лучше поберечь малафеечку - небось не казённная! Поэтому он со всей силы пнул Еву в вымечко, чтоб треснуло оно (оно и треснуло, как сырое яйцо, из него потекли тягучие слюнные жижи), и повелел ей издохнуть вотпрямща. Несчастная пони тихо истаяла, как фата-моргана.

Из какой-то дырочки в углу вползла к нему Мальвина - на коленях ничтожная - испиздраща́вленная - в драном платьице - и кофточке с дырками на локтях.

- Господин мой Буратина, Буратиан, Буратиян, Ян-Ян! - застонала она, - умоляю, дай мне поесть! Я умираю от голода, мой Господин и Великий Хозяин! Пощади пощади позязя!

- Ща насру, а ты подлижешь, - явил волю свою Суровый, но Справедливый Буратина.

И пфффф сделал! Тёпленько, уютливо! Кишка приятно раздувалась - и делала пфык! пфык! пфык и шлёп! - гадли́вчика родил, испёк буниву́рчика! Хорошо покекал!

А противная Мальвина - всё так же, на коленях - подползла и съела ВСЁ ГОВНО. Всё это время Буратина смело пердел ей в нос и нисколечко её не боялся! Вот прямо нисколечко, ну вот совсем ни чуточки! Потом он повернул её и трахнул прям в пердаче́лло!!! ей там всё порвав на лоскуты! ВО КАК!!!

Рыдающая Мальвина слёзно поблагодарила его за заботу. Тогда смилостивившийся Буратина швырнул ей пачку маргарина. Та, не вставая с четверенек, вцепилась во вкусняшку зубами. Буратино страшно захохотал и ОХУЯЧИЛ её прям по писе -

возродился-очутился в могучей огромной пышной вечной кормушке!

Кормушка та была полна золотыми пакетами с комбикормом, горами маргарина и сахарными петушками на брильянтовых палочках. Всюду, сколько хватало глаз, графинилась ледяная ВОДКА, которой Буратинушке всегда так не хватало.

Тут же раздались крики, и зудливая музычка попёрла, и хор преданных существ-буратявликов угодливо загунды́кал на разные голоса:

- В рот ябу, в рот ябу, в рот я бубельку кладу! Сучью ножку жую! Ду-ду-ду! Жу-жу-жу! Буратина-Буратина, сделай в ротик на-на-на! Оле-оле! Гоп!

И перед Буратиной на чистом блюдечке с голубой каёмочкой явилась чудесная хрустящая благоуханная

- в точности такая, как в 'Трёх Пескарях'. Буратина немедленно положил её в ротик и женился на Виньке-Пуньке. Она стояла нагая под светом триллиардов солнц и не давала никому, даже Чипу не давала, а только ему ОДНОМУ, Буратине-Буратине! А на всех остальных ссала и рычала!

Маленький-старенький папка Карлыш забежал под стол и там простёрся перед Буратиной, назвал молодцом и признал его Учителем и Профессором ВСЕГО НА СВЕТЕ и корифеем ВСЕХ НАУК. И отдал ему сто тысяч миллионов прав человека, а сам рассыпался в мушиный писк - из уваженья к Буратине.

ВОТ как поднялся Буратинушка-то! Вот как взлетел! КАК ОРЁЛ!!!!

Тут-то ему и открылось, что это был вовсе не папа Карло, а Джузеппе Сизый Нос, переодевшийся в доктора Коллоди. Это всё он! он! он не уважал Буратину, это он давал ему в вольере пиздов и хотел отправить на общее развитие! Буратина, зажмурившись, прыгнул на разоблачённого Джузеппе и растоптал его страшными буратинными ногами в мясо, в фарш, в трепещущую котлету невыносимой БОЛИ. И глазенапы раздавил ему, раздавил, чтобы он не смел смотреть на Буратину-Буратину! Как сладко ЛОПАЛИСЬ глазные яблочки-хрустяшечки! Разлетались кровь-рудою во все стороны! Джузеппе умалялся сдувался насекомился в нуль, в ноль

в НИЧТОЖЕСТВО пролился буль буль буль буль!!!!!

а Сильный Стильный Стальной РРРРРР Буратина смеялся - смеялся - ХОХОТАЛ ХОХОТОМ ВЕЛИКИМ! РЖАЛ до колик! и не боялся Джузеппе ВООБЩЕ ВОТ НИСКОЛЕЧКО!

Деревяшкин очень кстати вспомнил, что никого пока ещё не ПРОЁБ ШИЛОМ В САМОЕ ГОРЛО. Тогда он подумал о Пьеро и тут же с ним это и сделал, а потом и нассал ему полное пузо. Пьеро покорнейше принимал в себя ссули Буратины, глотал и давился. И шептал Буратине:

- Раб буду, раб, твой раб, рак, краб, два, три, сквозь века, на века, навсегда, до конца - твой, твой, ты мой негасимый возлюбленный, солнышко, двуединый фиал и аромат чувства, пролитого к ногам твоим... Мне без твоих блестящих глаз в пространстве кособоко! На́ же! На́ меня! На́! Топчи! Еби и грабь, позорь и карабась! - и он сам себя кроваво обоссал перед Буратиной, чтоб ещё, ещё перед ним ещё больше унизиться и растлипаться в шмыжь, в бляпь, в сто́птань и буээ -

Буратина-Буратина размахнулся и ЗАЕБАШИЛ ему в слабенький жидкий животик страшнейшую ПИЗДЮЛИНУ! Ничтожный Пьеро прыснул и сам себя заблевал потоками кислой рвоты, сложившись вдвое - и исчез навеки, как чмо.

Они сошлись на огромной золотой арене. Артемон прегордо нёс перевязанный ленточкой хвост и скалился. Буратина сначала выбил каждый зуб, который мерзкий пёс посмел оскалить на Буратину-Буратину!!! Язык Артемона он намотал на руку и вырвал. Потом Буратина сел на гадкого пса и стал переламывать каждую косточку, каждый хрящик, чтобы он сыро хрустнул - ОБОЖАЛ Буратина этот хруст!

Хвост Артемону он сжёг своим страшным буратиньим огнём. Потом передумал и хвост ему вместо этого выдрал вместе с позвоночником. И вылущил жалкий псовый хуишко! и сломал сто тысяч раз, а потом ещё и мееееееедленно расплющил яички и съел. А потом запросунул ему в жопу раскалённый взор лом стрежень жог и кишки все ПРОЖЁГ НАВЫЛЕТ - испиздрячил!!!!! по самую носоглотку!!!

О, как СТРАШНО выл Артемон! И вот прямо в обожжённое очко, кровавое с корочкой - Буратина торжественно выеб, выеб, ВЫЕБ ЕГО, победил -

И весь мир, ВЕСЬ ВЕСЬ ВЕСЬ МИР возликовал и восславил

всех! Все враги Буратины куском воющего мяса стали, торфом сраным стали, гнойным говна куском воняющим стали! И говно говно говно это выло, выло:

-Аа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-у-ауу-у-ау-у-ау-а-уа-ау-а-а-у-ау-а-у-а-уыа-ауыыыыыыы!

Услыхав и увидев ТАКОЕ, все на свете обосрались и подохли. И поделом!

Но и этого всего было мало, мало, МАЛО! Буратине было мало этой власти, этого триумфа, он хотел большего,

О, чего же он хотел, наш великий и ужасный Буратина-Буратина?! Что ему было нужно?! ООООО! Надобно было ему ЗАСЛУЖЕННОЕ надо было ему -

- чтоб весь мир, вся Вселенная отдавалась ему, ГОРАЗДОЁБОМУ БУРАТИНЕ-БУРАТИНЕ! - Ца́ца, цаца! - чтобы страстно шептал ему мир. Чтоб он весь раскрылся, вывернулся, ожа́бился перед ним! И губами, губами плямкал - ЦАЦА! ЦАЦА!

И вот он уже как бы провидел этот выворачивающийся рот, эти бесконечные сливочные губы Вселенной

Бездействие насладительное. Маленькое техническое замечание

Буратина видел её единожды и не знал, как её зовут.- Напоминаем: Ева присутствовала (хотя не отсвечивала) при разговоре Карабаса с Буратино. Который начался с того, что Карабас чуть было не отправил деревянного в биореактор, а кончился тем, что тот получил пять соверенов.

Действие шестьдесят девятое. Какжетаки, или Два уважаемых существа договариваются работать по-новому

Цит. по: Дм. Потапенко. 'Теперь бизнес отжимают с помощью закона'. Интервью. Секрет Фирмы, 14.12.2015

Чёткие ребята сейчас не крышуют. Они просто отжимают, потому что в погонах и при власти. И если с бандюками ещё можно было договориться или найти управу, то с этими никак.

Цит. по: Дм. Половинкин. Предпринимательство в двухтысячных: риски и возможности. М., Праксис, 2018.

21 января 313 года о.Х.
Резиденция Губернатора Директории
11 часов.

Сurrent mood: productive/продуктивное
Сurrent music: О. Газманов - Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом

В чёрных панталонах с ярко-жёлтой мотнёй, ранним утром двадцать первого числа зимнего месяца января, мягкою бурбулисьей походкой в крытую колоннаду меж крыльями старой губернаторской резиденции вышел губернатор Директории Лавр Исаевич Слуцкис, которого за глаза и в глаза называли просто ЛИС.

Как обычно, он устроился в высоком кресле возле фонтана. Пол был выложен чёрными и белыми плитками, фонтан украшен изображениями ветвей акации. У ног бурбулиса лежали соцветия звёздчатого остролиста. Их одеколонный аромат не перебивал никакой скверный запах. Господин губернатор пах как дорогой кожаный диван. Институтские генетики поработали на совесть.

Откровенно говоря, ЛИС побаивался обращаться в ИТИ: неприятный эпизод с бывшим директором Института Нефритовым Сокровищем мог повлиять на их отношение к нему. Учёные вполне могли пристряпать ему какую-нибудь гадость на генетическом уровне. Но вроде бы всё обошлось. Недельку пришлось проспать в зелёной водичке, зато омерзительного запаха как не бывало. Кроме того, ему убрали несколько мелких болячек, выровняли цвет шкуры и увеличили член. Последнее ему очень пригодилось прошедшей ночью. Выйдя из ИТИ, он первым делом заказал себе для досуга юных лисичек, с которыми резвился до рассвета. Лисоньки оказались чудо как хороши. И не морщились, не фырчали, как раньше, а отдавались любимому делу с пылом, с жаром. Так что сейчас ЛИС чувствовал сонливость и слабость в ногах. Несмотря на три чашки крепчайшего кофе, который сварила Лэсси. То есть которое сварила - потому что Лавр Исаевич и здесь провёл реформу в пользу простого электората, отменив мужской род слова 'кофе'. Как слишком сложный для существ с умеренным IIQ. Которых в Городе Дураков с каждым днём становилось всё больше.

Откровенно говоря, ЛИС и это утро провёл бы в постели. Но сегодняшняя встреча была чрезвычайно важна. От её результатов зависели дальнейшие планы Лавра Исаевича на жизнь.

Селяви Шершеляфам де Пердю явился минута в минуту: ему было назначено на одиннадцать, он и прибыл в одиннадцать. Выглядел он неважно. Левое ухо отсутствовало, левую глазницу прикрывала чёрная повязка. Шёл он сгорбившись, опираясь на палочку - от костыля он отказался, но повреждённое колено давало о себе знать. За ним семенил мелкий пегий офис-менеджер с портфелем в зубах.

Для господина де Пердю было принесено почти такое же кресло, как и для самого губернатора: продуманный жест. На который старший дознаватель не обратил внимания - или сделал вид, что не обратил. ЛИС это запомнил.

Вежливо пожелав гостю здоровья и добра, ЛИС предложил ему кофе. Тот не отказался. Лэсси - которая умела быть рядом, но незаметно - принесла его через пять минут. Это время собеседники скоротали за разговором о здоровье и текущих проблемах. Шершеляфам пожаловался, что из-за навалившихся дел никак не может лечь на ребилдинг в ИТИ, так что приходится ходить с одним глазом и переломами. Зато он подготовил план большой облавы на учкудукцев, каковой и собирается представить губернаторскому вниманию.

Лэсси принесла кофейник, поставила на треножник между креслами. Господин Шершеляфам осторожно окунул бомбилью в чашечку и сделал пару глотков. Прикрыл глаз и изобразил на лице довольную мину.

ЛИС решил, что настал психологический момент для начала разговора.

- Не буду ходить вокруг да около, - решительно сказал он. - Наш прежний полицмейстер предпочёл удалиться в изгнание вместе с господином Пендельшванцем. Место вакантно. Как вы смотрите на то, чтобы его занять?

Господин де Пердю не выдал себя ни единым словом или жестом. Лицо его осталось бесстрастным. Но предательский шорох за спиной свёл на нет все эти усилия. У старшего дознавателя шевельнулся хвост.

Наставление о хвосте

Воистину, трудно удержать свой хвост в покое, когда ты глубоко взволнован! Уж вам ли этого не знать, батенька! То есть - глубоко уважаемый и любимый мною почтенный читатель!

Ежели вы мужчина - вспомните молодые годы, когда сладострастные мечтания будоражили кровь вашу! Не случалось ли вам - иногда в совершенно неподходящем месте и в самое неподходящее время - чувствовать некое стеснение в джинсах ваших? И всё потому, что самая простодушная часть вашего тела приняла мечтания за реальность и неожиданно налилась кровью? Да не конфузьтесь вы так, тут все взрослые люди... Ну а вы, барышни? Случалось ли вам - не в юности, а где-то за тридцать - возмечтать о каком-нибудь прекрасном принце столь живо, что стринги намокали? Нет? Ну, мне вас жаль... а глазки-то ваши блеснули, ей-Богу, блеснули! Было, было! Но вы же не признаетесь нипочём. И чем чаще бывало, тем меньше вы признаетесь. Уж такова женская натура! Ну хорошо, хорошо, не будем вгонять вас в краску. Кстати, а краснеть вам случалось? Ну вот прямо багроветь через всё лицо по шее до ямочки меж грудями? Нет? Ну хотя бы ушки, ушки-то у вас багровели? Ну разумеется! И тоже, согласитесь, глупо получается: вы вся такая независимая дама, а ушки предательски пылают! Ах, эти ушки!

Так вот, точно такую же предательскую роль у псовых играет хвост. Как тяжело сдерживать его естественные движенья! Даже когда это остро необходимо!

Вот например. В те времена, когда Древние ещё обитали среди людей и не шифровались, был такой Сэнмурв, полубог. Жил он в Персии и выглядел как крылатая собака - и, соответственно, имел хвост. Этого Сэнмурва очень полюбил князь Владимир Святославович - который 'Красно Солнышко' - и сманил его к себе на Русь, где было сплошь язычество и культ всяких хороших богов типа Перуна и Велеса, которым были построены дивной красоты капища. Но Сэнмурва он в капище не поселил, а держал у себя, и даже называл его по-нашему, по-русски - Симарглом. И вот однажды князь утром вернулся с пьянки, а Симаргл тому очень обрадовался и со всей дури замахал хвостом. И случайно сшиб им бутылку с Данцигским аквавитором, присланным князю из самого Данцига в знак безмерного уважения. А князь тою заморскою водчарой хотел как раз поправить здоровьичко. Шибко разгневался князь, выгнал Симарлга на мороз, а потом и вовсе разочаровался в язычестве и стал православным. Ну и всех тоже покрестил - как водится, огнём и мечом. И пропала на Руси всякая радость да веселие, а начались одни посты, сухоядение и тощища. Отощавшие от постов русские мужики проебали все битвы с монголами и наступило у нас татаро-монгольское иго на триста лет. Да и потом проблем хватало. А всё из-за хвостомашества!

Или вот ещё был случай. Американская актрисулька Гуппи Грейп состояла в связи с молодым продюсером Харви Вайнштейном и собиралась уже и замуж за него выходить. Однако у того Харви писька была так себе, к тому же криво обрезанная. Так что для здоровья Гуппи встречалась с одним чернокожим баскетболистом. Об этом и не узнал бы никто, если бы не её собачка Чу-Чу. Однажды баскетболист забыл у Гуппи свои трусы-боксеры, а Харви их нашёл. Гуппи почти уж было отпизделась, но Харви провёл следственный эксперимент - дал понюхать трусы Чу-Чу, и та завиляла хвостом. Так-то он и понял, что Чу-Чу эти трусы уже нюхала и знает владельца - а значит, Гуппи ему неверна. Тогда Харви выгнал её на мороз, а сам разуверился в женщинах и стал считать их потаскухами. Оттого он всю жизнь их грубо домогался, пользуясь служебным положением, а разоблачён был, когда ему было сильно за шестьдесят. Неверную же Гуппи он задвинул, и она не раскрутилась, а тихо снаркоманилась и умерла в нищете и безвестности. И не снялась в прекрасных фильмах 'Украшение дня' и 'Другая женщина' Вуди Аллена, 'Тутси' Сидни Поллака, в эпичных кинолентах 'Папа, я и Польша' и 'Приговор Франтишеку Клоссу' Анджея Вайды, в фильмах 'Апокалипсис' и 'Соль перца' Мэла Гибсона, в феминистском 'В ожидании семени' Пенни Маршалл и многих других - которые из-за этого были или не сняты вовсе, или вышли хуже, чем могли бы быть. Особенно жаль неснятую фантастическую драму 'Человек, который хотел стать человеком' Джеймса Фрэнсиса Кэмерона. Этот шедевр Кэмерон не снял только потому, что не нашёл подходящую актрису на главную роль. А снимись в нём Гуппи - о, это был бы лучший фильм начала XXI века, все бы на него молились, дрочили и рыдали, и всё это одновременно. А без Гуппи пришлось Кэмерону снимать пошленький 'Титаник'. И никто даже не подозревает, какого шедевра лишилось человечество! А всё из-за хвоста, так не вовремя дёрнувшегося!

Да чего уж там! Вот была одна история... хотя нет, этого я вам, пожалуй, рассказывать не буду, А то у вас в голове всё перемешается и вы забудете про книжку, которую читаете. Это, конечно, не про вас, батенька- вы у нас читатель не токмо проницательный, но и опытный. Вам ничего не сто́ит удержать в голове десяток-другой сюжетных линий и пару сотен героев. Но ведь остальные-то, остальные! Совсем уже не те читатели пошли! Эрудиции нет, внутренней культуры нет, внимания к деталям - кот наплакал, сопереживания героям - жук накакал. Это не про вас, не про вас, это про других, плохих читателей. Которые, наверное, даже и не помнят... а, впрочем, что с них взять! Хотя мораль сего наставления должны уловить даже они. Придерживайте свои хвосты и прочие части тела, следите за ними. И за собой. И вообще - ходите опасно.

Старший дознаватель осознал, что прокололся. Так бы он ещё полчаса кривился, ломался, ставил условия - и наконец, дал бы себя уговорить. Но теперь всё это было уже бесполезно. ЛИС был такой же псовый, как и Шершеляфам, и всё прекрасно понял.

- Смотрю положительно. Но почему я? И почему сейчас?

- Видите ли какое дело, - тут ЛИС всё-таки немного смутился. - В Городе происходят серьёзные изменения. Работать по-старому уже невозможно. Эти методы уже не соответствует реалиям.

Господин Шершеляфам закончил с кофе, поставил чашечку на пол и спросил:

Лавр Исаевич подумал про себя, что старший дознаватель - существо толковое. Он не стал ворчать и недовольничать, хотя причины у него были.

- Основных факторов три, - начал он. - Первый и главный: дураки. В Директории их было пренебрежимо мало. У нас их много, а будет ещё больше. Второе: передачи. Просмотр эфирных передач уже стал главной формой досуга. Обывателей больше ничего не интересует. И третий фактор...

- Учкудуки, - перебил старший дознаватель. - Они сеют хаос, а сейчас подгребают под себя наркоторговлю.

- А вот и нет, - прищурился ЛИС. - Есть вещи пострашнее учкудуков. Например, финансовый кризис. У нас чрезвычайно увеличились бюджетные расходы. Проще говоря, у нас нет денег, господин де Пердю! В том числе - на содержание полиции. Я вынужден существенно сократить средства, выделяемые на содержание полиции.

К чести полицейского пса, тот не стал размениваться на охи, ахи, какжетаки и прочее бессмысленное бухтение. Он почесал глазную повязку и спокойно спросил:

- Раз вы это говорите, Лавр Исаевич, значит, у вас есть предложение по альтернативному варианту финансирования.

- Самофинансирования, господин де Пердю! - торжественно объявил ЛИС. - В этом-то вся и суть! Полиция должна приносить доход! И себе, и бюджету! А для этого полицейским надлежит вплотную заняться экономической деятельностью.

- Хотелось бы больше конкретики, - осторожно сказал Шершеляфам.

- Ну например так, - улыбнулся ЛИС. - Вот, допустим, есть хороший вкусный бизнес. Что мешает полиции зайти в офис этой конторы, хозяев отпиздить и переписать на себя активы? А на бывших владельцев оформить уголовку?

Вот тут господин де Пердю всё-таки поморщился. Подобные методы он считал неизящными.

- Ну... - сказал он. - Есть же налоговые проверки, блокирование банковских счетов...

- Это всё мышкины слёзки! - отрубил ЛИС. - Я собираюсь очень сильно урезать бюджет. Считайте, что его у вас уже нет. Полиции нужна собственность и бизнесы, приносящие прибыль. Идите и возьмите их!

- В нашем ведомстве такие дела рассматривались, - сказал Шершеляфам. - Это можно провернуть в том случае, если у хозяина бизнеса рыльце в пушку. Иначе любой суд такое дело завернёт.

- С судом проблем не будет, - сказал ЛИС. - У меня уже готов план по совершенствованию и удешевлению судопроизводства. В общем, считайте, что жаловаться терпилам некуда.

- А что делать с прежними владельцами? - решил уточнить Шершеляфам.

- Да что хотите. Если бизнес сложный и завязан на руководителя - оставляйте его в качестве наёмного работника. Пусть работает на вас. Родственников взять в заложники. Ну, навесить на них какое-нибудь дело, например. Сказать, что они учкудукцы, выбить чистуху... ну не мне вас учить. Ещё лучше - отобрать все права и сделать своей собственностью.

- Холопить просто так - это не по понятиям, - напомнил полицейский.

- Понятия? - с невыразимым презрением сказал ЛИС. - Шерстяные кладут на понятия большой и длинный, и что? Давно пора избавиться от этого хлама!

- Недавно я говорил кому-то, - протянул пёс, - что полиция - меньшее зло. Даже если полицейские - это стая мерзавцев и садистов, упивающихся своей безнаказанностью. Теперь я в этом уже не так уверен.

ЛИС зевнул, показав на мгновение розовый дрожащий язык.

- Ну это крайний вариант, - признал он. - Если терпила окажется нормальным, ему можно будет что-то оставлять. Зарплатку положить честную. Чтобы мог в кабаках сидеть и девочек... А, ну да. Девочек ему можно будет подгонять от полиции. По льготным ценам. И наркоту тоже. Да ему же хорошо будет! Работай себе и работай, корми нас. Ну а если будет выёбываться - тогда уже по плохому.

- М-м-м, - протянул господин Шершеляфам. - Я всё равно не в восторге, но... Если такова государственная необходимость...

- В таком случае я должен прямо сейчас понять, как будут делиться средства, добытые таким путём.

- Как обычно, - ЛИС слегка удивился. - Половина на общее, остальное между своими. Три процента Братству. Эти не простят такое делать мимо них... Но этого мало - бизнеса отнимать. Нужно и самим что-то производить. Тут есть множество возможностей. Например, метамфетамин - прекрасная вещь. Незаслуженно забытая. Он очень бодрит и прекрасно подавляет голод. То, что нужно для счастья низшему электорату. Также интересны эфемерол, дренкром, прозиум, ньюк. Экстази опять же. Айс не наш продукт, но закоротить на себя поставки очень желательно.

- Это моя деляна, - тоном, не терпящим возражений, сказал Лавр Исаевич. - Но общую идею вы уловили?

Пегий офис-мендежер заскулил: видимо, ему хотелось пописать. Обменявшись взглядами с ЛИСом, хозяин отправил его в заросли остролиста. Портфель он оставил на полу, где чашка.

- Я согласен, - сказал пёс. - Но у меня есть одно условие. Вы отдадите мне учкудукцев. Мы не будем с ними договариваться, вести с ними дела, крышевать их и так далее. Мы будем их уничтожать.

- Да вырастят вам глаз, господин Шершеляфам, - не понял ЛИС. - Зачем такие ужасы?

- Глаз - это мелочи, - нетерпеливо сказал полицейский. - У меня ничего личного. Просто они действительно опасны, Лавр Исаевич. А сейчас станут ещё опаснее.

- Не понимаю, - сказал лис. - Они же сумасшедшие.

- Вот именно! - голос старшего дознавателя сделался железным. - Общественное благонравие основано на страхе обывателя перед силой государства. Учкудукцы нас не боятся. Они готовы умирать за свои идеалы. Я убедился в этом лично. Они управляются из внешнего центра. С которым мы ничего сделать не можем. И самое плохое. То, что они проповедуют, во многом похоже на правду.

- Лавр Исаевич, - сказал пёс с каким-то непонятным выражением. - Вы когда-нибудь видели гав'виаля? Хоть одного?

- Они высоко сидят, - ЛИС поднял голову к небу. - Но те, кто меня посадил в это кресло, были облечены властью от них.

- Меня это не е... интересует не в первую очередь, - ЛИС потянулся. - Принимайте дела. И как можно скорее приступайте. Начните... ну, например, с таких тем, как недвига. И алкоголь.

Действие шестьдесят девятое. Кинематографизмы

...осторожно окунул бомбилью в горячую жидкость и сделал пару глотков. - У старшего дознавателя классическое строение пасти, что делает невозможным питьё в хомосапом стиле: он может только лакать или тянуть жидкость через трубочку. Большинство хищников предпочитает лакать. Однако старший дознаватель считает это вульгарным и пользуется трубочкой - что, конечно, выглядит лучше.

...закончил с кофе, поставил чашечку на пол... - Если по книге будет когда-нибудь снят сериал, заранее предупреждаю режиссёра - чашечка должна быть поставлена на чёрную плитку. Так она будет гораздо выигрышнее смотреться.

Портфель он оставил на полу, где чашка. - Портфель, очевидно, рыжий, и стоять он должен на белой плитке.

Примечание 1. Вы, небось, думаете, зачем нам вообще понадобилось упоминать об этом портфеле? О, в нём скрывалось ТАКОЕ! Это была интереснейшая история, которую автор подробно осветил во Втором Томе. Но увы! Второй Том трагически погиб. Кто в этом виноват, вы знаете. А теперь - фигвам! Ночам мучайтесь, вскакивайте в пол-пятого утра - да что же такое было в этом портфеле? И никогда, никогда, никогда вы не узнаете этого!

Примечание 2. Хотя, если честно, во Втором Томе эта тайна тоже не раскрывалась, ибо портфель тот был, в сущности говоря, макгаффином, a McGuffin is nothing at all.

Действие семидесятое. Ашкеназы, или Буратина всё правильно понимает

Лиотар в своей известной работе трактует 'еврея' как фигуру апосиопе́зы, онтологическую недомолвку. Грубее, это некий сор, который нельзя вынести и который приходится заметать под ковёр или жечь в камине. Из этого он выводит многое, в том числе и предположение, что вторая мировая война была лишь шумовым прикрытием для уничтожения евреев. Однако нетрудно вывернуть эту мысль наизнанку: лиотаровский 'еврей' сам по себе является превосходной фигурой прикрытия - или хотя бы отвлечения внимания.

Аллу Зеф. Психология и эстетика. Сборник статей и фрагментов. - Genève: L'Age d'Homme (русская редакция), 2039.

Дора Бриллиант. Пословицы и поговорки русского народа. - Иерусалим: Изд-во 'ПалимпсестЪ', 1996.

18 января 313 года о.Х.
Озеро Гарда.
Утро.

Сurrent mood: heroic/пацанское
Сurrent music: Kodo - Spirit of Taiko

- Па-адъём! - достучался до его мозга кислый рыбий голос. Ткань пленительного сна треснула, порвалася плёнка золотая.

Буратина открыл глаза. Без всякого удовольствия.

Первое, что он увидел перед собой - просвечивающую оболочку бумажного пакета. Содрав его с себя, бамбук тут же зажмурился: свет показался ему очень ярким.

Он лежал на узенькой коечке. Над ним возвышалось мокрое зелёное рыло какого-то существа. С рыла свисали неаккуратные водоросли. Одна глазница пустовала. То есть нет, не совсем: глаза в ней не было, зато там свернулась, как в гнёздышке, маленькая змейка с зелёной головкой.

Буратине очень хотелось досмотреть свой сон до конца. Но увы! Так что деревяшкин сжал голову руками и попытался припомнить, что было до того, как он заснул с пакетом на голове.

В общем и целом ничего особо интересного и не случилось. Две полицейские суки бросили его в озеро с камнем на шее. Потом жители озера его спасли и дотащили до какого-то островка. Буратина не разобрал, естественный это островок или искусственный. Так или иначе, его выловили из воды, обсушили у обогревателя и попросили расписаться на каких-то документах. Деревяшкин везде поставил свою подпись и оставил ауру, не вникая, что он там подписал. От пережитых треволнений ему жутко хотелось спать. Когда он об этом сказал, его отвели в крохотную каморку. Где стоял топчан, накрытый простынкой, с дырявым валенком в изголовье, урыльник в углу, а также два крючка и вешалка. Всё сырое, чтобы не сказать мокрое. Но всё-таки здесь было уютнее, чем на дне.

Когда Буратина пристраивал тряпочки на вешалку, он нашёл в кармане штанишек тюбик с 'моментом'. И подумал, что его сегодня едва не убили, а по такому случаю можно себя и побаловать. Ну совсем чуть-чуть, самую малость.

Проблема возникла с пакетом на голову. Пришлось выйти и искать душу живую. Таковая нашлась - в узеньком коридорчике на углу сидела жаба, назвавшаяся дежурной по блоку. Слово 'блок' Буратину насторожило: от него пахло то ли больничкой, то ли карцером. На расспросы жаба ответила, что речь идёт о карантинном блоке. Но ему, Буратине, бояться нечего: завтра придут и проверят, не страдает ли он чем-нибудь на жэ, а потом отпустят. Деревяшкин пожал плечами и сказал, что с жопой у него всё в порядке, он не пидор и глистов у него нет. Жаба посмотрела недоверчиво, но развивать тему не стала.

Что касается пакета, земноводная никак не могла взять в толк, что именно деревяшкину нужно и зачем. В конце концов отыскался старый коричневый конверт из-под каких-то документов. Буратина попытался надеть его на голову, но убедился, что нос опять мешает. Его пришлось отпилить - благо, у жабы нашёлся канцелярский нож. В конце концов бамбук осторожненько накапал в пакет свежего клея, ещё более осторожно надел на голову и отрубился.

И какие же прекрасные виденья его посетили! Малая их часть описана выше, но и остальное было ничуть не хуже. Хотя - увы! - несмотря на всю сладостность этих грёз, Буратина чуял, что он ещё не восчувствовал самого главного, какого-то последнего и безграничного восторга, который ждал его где-то там за гранью. С другой стороны - грань он переходить пока стремался. Предостережения летучей мыши он помнил, помирать не собирался. Пусть даже и очень довольным.

Бамбук смачно зевнул и перевернулся на бочок. Вскакивать резко не хотелось. Хотелось уловить ещё несколько миновений истекающей истомы.

- Вы там чего? Я что сказала? Па-адъём! - напёрло зелёное существо.

- Щаз, - пробормотал Буратина, потягиваясь. И тут же ойкнул - зелёное существо бесцеремонно ущипнуло его за подмышку.

- Хватит валяться, - строго сказало оно. - У вас сегодня важный день.

Буратина подумал о том, что он уже давно ничего не ел. Пустой желудок немедленно взвыл, требуя корма.

- Кушать хочется, - сообщил бамбук зелёному существу. - Можно что-нибудь?

- Значит, вы здоровы, - заключило оно. - Это хорошо. Тогда начнём с прогулки, потом оправка, а после этого беседа со специалистом.

- Вы что тут себе позволяете? - разгневалось существо. - Вы считаете, что я глупа и не способна понять ваши слова?

- Э-э... не считаю, - Буратина решил немного сдать назад.

- То-то же! - сказала зелёная пакость. - Я также в курсе того обстоятельства, что наличие аппетита у существ вашей основы свидетельствует о том, что вы, вероятно, здоровы. То есть у нас нет причин откладывать адаптацию.

Последняя фраза Буратине чем-то не понравилась.

- Адаптация, - сказало существо, - это результат прохождения карантина.

- А это ещё что за карантин? - бамбук решил докопаться до самой сути.

- Обыкновенный гостевой карантин, - ответило существо. - Вы находитесь на территории Кооператива 'Озеро', и мы должны вас проверить. Что вы не из... - она сделала многозначительную паузу, - ...ЭТИХ.

- Тех самых. Разорителей и погубителей всего на свете. Вы же понимаете, что мы обязаны заботиться о безопасности нашего анклава и Всенародно Избранной? - существо посмотрело на Буратину пустой глазницей со змейкой. - Тогда скажите честно: вы из каких будете?

- Я, эта... доширак, - доложился Буратина. - Отношусь к бамбукам по основе. Ещё сосна есть и водоросли. А больше ничего вроде и нет...

- Водоросли - очень подозрительно, - зелёное существо пожевало губами. - Кстати, а почему у вас такой короткий нос?

- Нос как нос, деревянный, - сказал Буратина. - Я его того... спилил.

- Мешал, - сказал Буратина. Ему очень не хотелось вдаваться в подробности.

- Торчал, - наконец, сказал он. - И цеплялся, - добавил он для правдоподобия.

- Ага, цеплялся! Очень подозрительно! ОНИ тоже любят цепляться... Я обязана доложить об этом специалисту.

Буратине мечтнулось ещё разочек подышать 'моментом'. Чтобы увидеть хотя бы коротенький сон с участием зелёной падлы. Ух что бы он с ней там, во сне, - где он всемогущ - сотворил бы! Для начала, разумеется, избил. И выеб. Он покосился на жёлтые шортики существа, прикидывая, как у неё там обстоит с дырками. И с некоторым удивлением разглядел недвусмысленно выглядящий бугор. По всему выходило, у зелёной тётки имелся немаленький хуец.

'Педовка, что ли?' - первым делом подумал бамбук. Потом перевёл взгляд на зелёную морду, снова увидел угнездившуюся в глазнице змейку. И понял, с кем он, собственно, разговаривает.

'Ишь, скобейда, даже не прячется' - подумал он.

Справочные материалы по теме. Мозговые паразиты и отношение к ним

Мозговое паразитирование существует столько же времени, сколько и сам мозг - который, впрочем, тоже можно рассматривать как паразита тела. Вынос мозга в обмен на материальные блага - обычный стиль отношений между существами. Но здесь мы будем говорить об очень частном случае мозгового паразитизма - когда мозговой паразит (далее МП) живёт в чужом теле в самом прямом смысле этих слов, соединяясь с ним нервами, сосудами и т.п. - то есть буквально прирастает к организму-хозяину. Такой паразитизм называют также стационарным.

Подобный modus vivendi в Директории был запрещён ещё при Константине Багряномордом. Собственно, он-то его и запретил. На то у Багряномордого были серьёзнейшие причины: его приближённая советница Мандона (сетчатокрылая) однажды попыталась отложить ему в ухо свои личинки. В результате пострадала не только Мандона - её скормили волнистым попугайчикам - но и все подобные существа: их выпиздили из Директории со свистом. Соответствующий запрет был наложен и законодательно. Что характерно, его никто никогда не отменял. Правда, Абракадабр Мимикродон одно время увлекался подсаживанием МП ленивым и нерадивым подчинённым. Однако ж после того, как мозговые слизни проели голову его лепшего кореша и полюбовника Педюшеньки Басманова, тиран такие шутки бросил, а старые законы ещё более устрожил. И даже ЛИС, отменивший вековые устои Директории - и тот политики в этом вопросе не менял.

Тораборский Король подошёл к данной проблеме не менее серьёзно. Население Подгорного Королевства регулярно проходило диспансеризацию, причём в обязательном порядке. Поражённых паразитами существ лечили или забивали, в зависимости от их ценности. Все обнаруженные гнёзда мозговых тараканов, слизней, припиздней и т.п. уничтожались. Впрочем, дерево Вак-Вак - тоже являющееся своего рода МП - приходилось терпеть honoris causa. Но саженцы его истреблялись нещадно.

Примерно так же вели себя авторитеты в большинстве доменов Страны Дураков. Никому из них не хотелось стать жертвой какого-нибудь приблудного мозгососа. Даже в Бобруйске, где ментальное воздействие друг на друга было нормой жизни, насельников чужих тел - типа тех же припиздней - систематически травили дихлофосом. Потому что имели место случаи, когда заражённые ими обыватели совершали деяния, представляющие угрозу для установленных порядков. Чего в Бобруйске не приветствовали, ага-ага.

Несколько беспечнее относились к этому вопросу в Хемуле. Вриогидра Морра паразитов не боялась - они в ней дохли. Зато её ближайший сподвижник Березовский, будучи наростом на берёзе, сам мог считаться таковым. Так что особых законов или систематических мер против МП не принималось. Однако же и никаких признаков массового заражения в Хемуле тоже не наблюдалось. Похоже, этот вопрос в Хемуле всё-таки как-то решался - вероятнее всего, помаленьку, а может и как-то так. Кто их, хемулей, разберёт.

У рыбонов всё было сложно. Верхушка береглась, а что там творилось в глубинах - то дело тёмное. Но, во всяком случае, откровенного и явного господства МП и там не было.

Что касается Буратины, он ещё не забыл, как висел меж ветвей Малика Абд-ар-Рафи ибн Вак-Вак. Кроме того, в вольере он проходил курс ОБЖ (основы безопасности жизнедеятельности), где про мозговых паразитов рассказывали и самих паразитов показывали.

Первым побуждением Буратины было - раздавить угнездившуюся гадину прямо в глазнице. Однако подчинённый ею зелёный самец казался сильным и опасным. К тому же дело происходило не в родном вольере, а в чужом озере. Лучше уж играть по местным правилам, подумал он.

Тогда Буратина решил попробовать давануть на чувство собственной важности (паразитам обычно свойственное) и одновременно на жалость (даже паразитам не вовсе чуждую).

Он сел на койку и, таращась на змеючку, заныл:

- Тётенька-тётенька, вы тут начальник, вас все слушаются... Прикажите дать мне поесть немножечко... Умираю - не могу - кушать хочу...

- Ну, - задумалось зелёное, - я даже не знаю... В принципе, полный желудок может помешать адаптации, - с сомнением в голосе сказало оно. - Хотя это смотря кто вас возьмёт...

Буратине так хотел есть, что пропустил фразу мимо ушей и заныл ещё жалестнее:

- В Институте все мальчики и девочки напились молока, спят на тёплых подстилках... Один я тут сижу на мокром... Прикажите мне принести что-нибудь поесть, добрая тётенька... А то я голодный в обморок упаду....

Этот последний аргумент почему-то подействовал. Зелёное существо вызвало жабу и и распорядилось 'организовать кормление'.

Та, в свою очередь, напрягла каких-то лягушек. Они принесли на подносе дохлого жука-плавунца размером с брикет комбикорма. Жук так пах, что даже Буратину стошнило - хорошо хоть блевануть ему было нечем. Зелёное существо удивилось и съело жука само. Ещё и упрекнув лягушек в том, что 'плавунцу не дали вызреть'. Похрустывая гарниром из стрекозиных крылышек.

На второе подали блюдо из тины с рачьей икрой. Тина и икра были хотя бы свежие, так что Буратина заставил себя съесть горсточку. Вкус оказался даже не противным, а просто никаким. На вопрос о соли и перце зелёное существо спросило, уж не любит ли Буратина чеснок. Деревяшкин честно сказал, что к чесноку равнодушен. Хотя признался, что пробовал - папа Карло как-то раз угостил его горячей бараньей похлёбкой с чесноком. А так по жизни ему милее комбикорм и маргарин. И ещё водка... Тут бамбуку снова вспомнился сон, где всего этого было в изобилии - и он взгрустнул.

Кормление завершал компот из селёдочной чешуи. Буратина пить его отказался.

После зелёное существо вывело деревяшкина на прогулку. Тот сначала обрадовался, но потом выяснилось, что гулять, собственно, негде: для физических упражнений ему предоставили квадрат пять на пять метров, огороженный дощатыми стенками. Сквозь щели можно было разглядеть воду. Вероятно, они находились на каком-то островке. Или искусственной конструкции - что для него лично было без разницы.

Зелёная мымра внимательно следила, чтобы Буратина ходил по стеночкам от угла до угла. Что он и делал - понимая, что ничего более интересного его не ждёт.

После прогулки Буратину отвели обратно в каморку и велели справить большую нужду. Деревяшкин вздумал было протестовать, но зелёная достала урыльник и потребовала, чтобы он немедленно сделал что сказано, угрожая в ином случае вёдерной клизмой. Пришлось бамбуку сидеть на горшке и тужиться. На все вопросы зелёная отвечала 'у нас порядок' и 'кто не какает, тот ЭТОТ'.

Наконец, она получила что хотела, выдала бамбуку подтирку и ушла куда-то, неся горшок перед собой. Бережно и аккуратно.

Сначала Буратина собрался было залечь на койку и натянуть на себя пакет. Увы, старый был порван, склеить его не удалось. Хуже того - возясь с 'моментом', деревяшкин слишком сильно сжал тюбик и капля желтоватой жидкости упала ему на правую коленку. Что самое скверное - он этого не заметил. И дальше не замечал. Ровно до того момента, пока не попытался усесться на койку, закинув ногу за ногу. Ноги склеились. Деревяшкин потратил три часа, расскрёбывая ногтями кожу, слипшуюся намертво. В конце концов расскрёб, но дорогой ценой: на правой коленке и под левой образовались кровоточащие язвы. Пришлось идти к дежурной жабе, на сей раз за медицинской помощью. Та смазала его раны собственной слизью и перебинтовала. Слизь плохо пахла и пощипывала, но кровотечение остановила.

В этот момент опять заявилась зелёная. И сообщила, что у Буратины всё складывается ну просто прекрасно.

- Вас согласился вести сам Аркадий Рудольфович, - сказала она ему таким тоном, будто выписывала сто баллов за соцприспособленность.

Деревяшкин в восторг не пришёл - так как понял, что он тут застрял не на один день. Но всё же поинтересовался, кто такой Аркадий Рудольфович и куда он Буратину намерен вести.

- Аркадий Рудольфович - заслуженный коучер, - строго сказала зелёная. - Он поможет адаптироваться к нашим реалиям. Очень опытный специалист, настоящий мастер. Это вам невероятно повезло, что он сейчас оказался свободен... Если на профсессии всё пройдёт нормально, то я за вас спокойна.

Дальше она сообщила, что минут через десять у него начнётся профилактическая сессия, и что проведёт её специалист по этологии. Результаты будут иметь для Буратины большое значение, так что в его интересах отнестись к ней со всей серьёзностью.

Бамбук так и сделал - поскрёб ногтями подбородок (на котором опять проросли иголочки) и натянул на себя штанишки, чтобы не показывать специалисту пипку. Однако зелёной это почему-то не понравилось и она потребовала штаны снять. Деревяшкин подумал, что нравы тут странные. Но спорить не решился.

Специалист по этологии оказался пожилой оплывшей жабледроткой. Из её ноздрей торчали рожки огромного мозгового слизня, который, похоже, в жабледротке навеки поселился. Буратина понял, что общаться придётся именно с ним.

Жабледротка назвалась Лилией Львовной. Она уселась возле койки, удобно сложила жирненькие лапки. И капризно сказала, что ей не нравится, что Буратина сидит выше её. Тот решил не чиниться и устроился рядом на кортах. Это жабледротке понравилось, а слизень внутри неё даже окрасил рожки в розовое.

После этого Львовна произнесла вступительную речь. Из неё Буратина узнал, что этология - особая наука, которая изучает ЭТИХ. На вопрос, кто же такие 'эти', Лилия Львовна ответила, что ненаучный ответ на этот вопрос в Озере не благословляется, а научный требует солидной подготовки и всестороннего изучения. Что она сейчас и продемонстрирует.

После чего она прокашлялась - из-за чего рожки слизня недовольно посинели - и потребовала:

- Скажите мне сразу, честно и откровенно - вы ИЗ НИХ?

- А я почём знаю? - ответил Буратина вопросом на вопрос.

Ответ понравился: рожки слизня аж зарумянились.

- Это хорошо, что вы осознаёте свою некомпетентность, - заявила жабледротка. - Сейчас многие не знают, кто они такие на самом деле. Но мы вам поможем. Итак, вы не можете точно сказать, из НИХ вы или нет. Хорошо, второй вопрос: как вы к НИМ относитесь?

- К кому? - деревяшкин попытался достичь хоть какой-то ясности.

- Да я ж в душе не е... не знаю, кто такие ОНИ, - пожал плечами Буратина.

- На данном этапе этого от вас и не требуется. Вы скажите именно о своём отношении! Вот я говорю - ОНИ РЯДОМ. Что вы чувствуете? Страх? Ненависть? Отвращение? Гнев? Уныние? Принятие факта?

- Ничего не чувствую, - совершенно честно сказал бамбук. - Я, наверное, к НИМ не отношусь, - предположил он.

- Или наоборот - относитесь, поэтому и не чувствуете. То есть вы - из ЭТИХ САМЫХ, не так ли?

- Яюшки! - закричал Буратина. - Доширак я! Обычный доширак. Не видно, что ли? Чего пристали?

- Дошираки тоже могут быть ЭТИМИ, - строго заметила жабледротка. - Которые ж-ж-ж-ж-ж... ну вы же понимаете?

- То есть прямая интроспекция вам недоступна. Но этологические методы позволяют заглянуть в самую суть жжж-вопроса. Который, в свою очередь, подразделяется на семь разрезов. Начнём, пожалуй, с бытийного разреза. Являетесь ли вы, по вашим представлениям, сущностью, существующей без необходимости?

- Это онтологическое определение ЕГО САМОГО, - несколько туманно объяснила Лилия Львовна. - Вижу, оно вам недоступно. Тогда возьмём разрез космологический. Вы - то ничто, которое ничтожит? Попробуйте ответить честно и объективно...

- Аркадий Рудольфович прибыл, - сообщила зелёная - которая, оказывается, куда-то уходила.

- Очень хорошо. Он как работать будет? По инструкции или в своей манере? - уточнила жабледротка.

- Аркадий Рудольфович сегодня собирается тряхнуть стариной, - улыбнулась зелёная. - Так что вы уж постарайтесь.

- Для Аркадия Рудольфовича я приложу все возможные усилия, - томно протянула Лилия Львовна. После чего обернулась к Буратине и продолжила:

- Перейдём к следующему вопросу, а именно к этическому. Скажите, милейший - а не предпочитаете ли вы в любой непонятной ситуации, прикрываясь законом, уклоняться от исполнения долга?

Буратина понял только первую половину фразы, и то неверно.

- То есть уклоняетесь от исполнения долга в открытую, - решила Лилия Львовна. - Ну-ну. Кстати, ИМ тоже свойственно бравировать своими преступлениями. Что подводит нас к вопросу моральному. Вы виновны?

- Не-а, - сказал он со всей возможной убедительностью.

- Не что? - тут же вцепилась жабледротка. - Вы хотите сказать, что ни в чём не виноваты? Такое бывает?

- Яюшки! Ну чего вам надо?! - не выдержал бамбук. - Что я вам сделал?

- Важно не то, что вы сделали, - не моргнув глазом, заявила жабледротка, - а то, чем вы являетесь. То есть - являетесь ли вы одним из ЭТИХ. Или, проще, ЭТИМ. В конечном итоге, ВСЕ ОНИ являются ЭТИМ.

- Кем? - Буратина попытался успокоиться и навести какую-то ясность хоть в одном вопросе.

- Тем, кто виновен, - терпеливо повторила жабледротка. - ЖЖЖ. Всякий ж-ж-ж есть телесная проекция единого, единственного и самодовлеющего мирового ЖЖЖ. Который ВИНОВЕН. Это понятно?

- Нихуя не понятно, - признался Буратина. - Кто виновен? В чём виновен? Почему виновен?

- По определению! ОН виновен в том, что ОН - это ОН. Его бытие и есть его вина. А его вина и есть его суть... Перейдём тогда к вопросу антропологическому. Вы враг человека?

Тут Буратина впал в настоящий ступор. Он молчал минуты три, пытаясь догадаться, чего же от него хотят.

- Ежели вы про Карабаса, - наконец, сказал он, - то вроде как нет. Он меня в биореактор не засунул, отпустил и денег дал. Я только не знаю, он точно человек или просто хомосапый на вид. Людей-то настоящих вроде как не осталось?

- По ИХ вине! - жабледротка воздела длинный суставчатый палец с рудиментарной перепонкой. - Но перейдём к разрезу одоратическому. Сейчас мы выясним, исходит ли от вас foetor judaicus, то есть присущее ИМ зловоние.

В вольерах такие оскорбления Буратина не спускал никому. И сейчас деревяшкину остро захотелось вытащить из жабледротки слизня и как следует его отмудохать. Вместо этого он буркнул:

Слизень высунулся, поводил рожками и забрался обратно.

- М-да-с, - с крайним разочарованием сообщила жабледротка. - Не могу сказать ничего определённого. Этология не отрицает, что ОНИ могут пахнуть чем угодно, в том числе сырым поленом. А от вас несёт именно поленом. Хотя гнильца чувствуется. Есть она у вас, гнильца... Ну, перейдём, наконец, к аспекту биосоциальному. Вы - паразит на теле общества?

- Кто тут паразит? - заорал он. - Да вы на себя-то посмотрите!

- Что вы имеете в виду? - очень, очень холодно спросила жабледротка. - Вам чужды добровольные и равноправные симбиотические отношения?

- Мне не нравится, - сказал он серьёзным мужским голосом, каким кидают предъявы - что вы тут ебёте мне мозги. Обвиняете во всякой хуйне. И толкуете про каких-то ж-ж-ж. Вы мне прямо скажите, без фуфлогонства. Вы кого в виду имеете? Словами скажите, без этого самого! ОНИ - это кто?

- Да сами вы всё понимаете! - вскричала Лилия Львовна. - ОНИ! Семиты! Пархатые! Иудеяне! Ветхозаконники! Монички! Юды! Картавые! Обрезанцы! Кучерявые! Носачи! Жестоковыйные! Космополиты! Сионисты! Сефарды! Абраши! Израэлиты! Отказники! Христопродавцы! Кацманы! Мойши! Ашкеназы! Моржи - морды жы! Пятый пункт! Избранный народ! Шмули! Колено Авраамово! Сыны юристов! Спецнация! ЭТИ САМЫЕ!!!

Буратина зажмурился и отчаянно затряс головой. Из всего потока слов ему были знакомы только 'моржи' и 'юристы'. И то не лично - сам-то он в жизни не видал ни одного моржа и ни одного юриста. Он хотел было об этом сказать - но тут вдруг почувствовал нечто нехорошее в районе своих тылов.

Ему и раньше казалось, что попа как-то совсем уж одеревенела. Но сначала не придал этому значения: просто решил, что отвык от сидения на кортах. Однако сейчас всё было очевидно: кто-то лез ему прямо в очко.

Хлопая себя по заднице, Буратина ощутил ладонью что-то живое и склизкое. Оно извивалось, сокращалось, сопротивлялось. И только когда бамбук ухватил существо двумя руками, ему удалось вытащить его из кишки. В которую оно стремилось проникнуть.

В руке Буратины оказалась огромная гусеница отвратительного вида - зелёная с чёрным, мохнатая, с мощными челюстями, измазанными кровью. Она мерзко шипела и вырывалась.

Бамбук швырнул её на пол и занёс ногу с намерением растоптать. И получил сильнейший удар в грудь от зелёной твари.

Не ожидавший такой подставы Буратина упал на спину. Зелёная тут же схватила гусеницу, прижала к себе и запричитала:

- Аркадий Рудольфович, миленький! У вас всё в порядке?

- Этот хулиган, - зашипела гусеница, - так меня схватил, так сжал! Я думал, он разорвёт меня... кххх... напополам!

- Аркадий Рудольфович, - причитала зелёная, - я же говорила, надо было по инструкции... мы бы его подержали... мыльцем входик помазали...

- Я мастер! - гордо заявила гусеница. - Я влезаю в любую жопу безо всякого мыла! И прочих искусственных средств! И если бы у меня в желёзках было больше анестетика, всё прошло бы успешно...

Буратина тем временем поднялся, сел и сделал серьёзное лицо. На самом деле ему было ссыкотно. Но решение он принял твёрдое: сопротивляться банде паразитов до последнего.

- Ну как вы могли, - сказала она расстроенно, - хуже всякого ж-ж-ж! Аркадий Рудольфович - интеллигентнейшее существо! А вы его руками!

- Что значит лез? - вступила в разговор зелёная. - Он занимал своё рабочее место! Откуда вы его буквально выдернули! Как так можно?

- Какого хуя эта тварь мне в жопу лезет?! - заорал бамбук.

- Да как вы смеете называть Аркадия Рудольфовича тварью! Сами вы тварь! - нешуточно возмутилась зелёная. - Он мастер-коучер! У него два высших образования! А вы деревяшка! Да вы в ножки поклониться должны, что Аркадий Рудольфович согласился с вами работать!

- Уже нет, - заявила гусеница. - Я с этим хамлом взаимодействовать категорически отказываюсь. Пускай займётся этим бревном Роберт Самойлович. Уж он-то всё дерьмо из него выбьет.

- Роберт Самойлович занят, - сказала жабледротка, - у него переаттестация. Так что на вас вся надежда.

- Я же сказал - нет! - гусеница возмущённо сократилась. - К тому же у этого деревянного слишком твёрдая задница. Боюсь, внутри мне тоже будет некомфортно.

- Ну мы вас очень просим! - зелёная добавила в голос мёда и патоки. - А этого дикаря мы сейчас зафиксируем...

Зелёная пакость деревяшкина недооценила. Он всегда получал хорошие баллы за спарринг.

Не дожидаясь, пока тварюшка перейдёт от слов к действиям, он вскочил на ноги и одним стремительным движением вырвал у неё из глазницы змейку.

За змейкой потянулась кровавая жила и тут же лопнула. Брызнула кровь, тварь страшно закричала и выронила Аркадия Рудольфовича. Прямо на пол.. Освободившееся от паразита зелёное тело секунды три стояло неподвижно, а потом издало жуткий вой и принялось Аркадия Рудольфовича топтать. Тот лопнул, во все стороны полетели ошмётки внутренностей.

Лилия Львовна попыталась было скрыться - но Буратина, потрясая змейкой, её настиг и пнул в брюхо. Та упала, издала мерзкий звук и открыла пасть, из которой вывалился слизень. Деревянная пятка его тут же и настигла.

Жабледротка посмотрела на Буратину круглыми от ужаса глазами.

- Что же вы наделали... - проговорила она, дрожа губами. - Вы... вы... вы ударили Лилию Львовну! Она может обидеться!

Буратина посмотрел на жаботку с презрением. И несколькими ударами слизняка добил.

Жабледротка пала на коленочки и поползла к издыхающей горке слизи, причитая:

В этот миг змейка в руке Буратины извернулась и попыталась укусить его за палец. Увы - годы паразитизма отразились на силе челюстей не лучшим образом. Её зубки только оцарапали бамбучью кожу.

Буратина потянулся было оторвать гадине головёнку. Но в последний момент удержался: в бедовом его мозгу вдруг всплыло полезное слово 'заложник'.

Действие семидесятое. Законы и отношения

...существо бесцеремонно ущипнуло его за подмышку. - Это было мудро. Щипать бамбука, скажем, за предплечье - только время терять, он и не почувствует. А вот подмышечная впадинка у него понежнее будет, там шкура не такая грубая.

Вынос мозга в обмен на материальные блага - обычный стиль отношений между существами. - Например, хорошо известна и многократно описана способность самок хомосапых основ выносить самцам мозг с целью паразитирования на них. После Хомокоста этому научились и другие существа. Природа любит копировать удачные решения.

Такой паразитизм называют также стационарным. - Характерным примером стационарного паразита является государство, которое определяется некоторыми учёными как 'stationary bandit'. См. Олсон М. Диктатура, демократия и развитие // 'Экономическая политика', 2010, ? 1.

...дерево Вак-Вак приходилось терпеть honoris causa. - То есть 'по причине заслуг'. Дерево Вак-Вак традиционно поддерживает политику Тора-Боры и нередко помогало Тораборскому Королю в сложных и деликатных ситуациях. Неудивительно, что дерево Вак-Вак имеет статус пожизненного почётного гостя Его Величества, а Тораборский Университет присвоил ему EdD h.c. (доктор педагогики гонорис кауза),

...этология - такая особая наука, которая изучает ЭТИХ. - Многие ошибочно полагают, что этология изучает ЭТО (ну то есть ЭТО САМОЕ), а ЭТИХ изучает этика. Однако права всё-таки жабледротка: этология занимается именно ЭТИМИ, а ЭТО исследует особая наука этономика. Самой известной частью этономики является так называемая экономика, то есть учение об эком (в смысле - 'экое ж оно, батенька, ТАКОЕ!'

Примечание. Основным законом этономики считается утверждение: 'В сущности говоря, Это Самое и есть Вот Это Вот Всё'. Из него следует утверждение: 'По правде сказать, Вот Это Вот Всё - оно Это Самое и есть'. Убедиться в истинности обоих утверждений не сложно. Посмотрите на вот это вот всё (ну там по улице пройдитесь, в компьютер посмотрите, газетку почитайте) и подумайте о том, что это всё такое. И вы с неизбежностью придёте к тому же выводу.

...единого, единственного и самодовлеющего ЖЖЖ. - Напоминаем (не вам, конечно, батенька, вы-то грамотный), что слово 'довлеть' означает вовсе не 'давить и отягощать' и даже не 'господствовать', а всего лишь 'вполне удовлетворять', 'быть достаточным'. 'Самодовление' - это, соответственно, независимость от внешних факторов, покойное пребывание в себе самом. Если вы посмотрите на толстого домашнего кота, только что покушавшего рыбки и устроившегося в хозяйском кресле для дневного сна, тут-то вы и поймёте, что есть существо самодовлеющее.

Буратина посмотрел на жаботку с презрением. - И совершенно напрасно. Будь он поумнее, то знал бы, что только простые натуры, избавившись от мучившего их паразита, радуются свободе и своим мучителям мстят. Существа же более тонкие и рефлексирующие, напротив, чувствуют, что лишились самого дорогого - ментора и наставника, и весьма скорбят по этому поводу.

Действие семьдесят первое. XXL, или Нас не догонят

Это гады-физики на пари
Раскрутили шарик наоборот.

Галич А. Про маляров, истопника и теорию относительности. - В: Александр Галич. Возвращение. // М.: Издательство 'Всесоюзное творческо-производственное объединение "Киноцентр", 1989.

Кош Анна. Ирдес: Ночной кошмар. // М., Альфа-книга, 2011

30 января 313 года о.Х.
ООО 'Хемуль', местность возле города Дебет. Здание обсерватории, пристройка. Личный кабинет профессора Пшибышевского.
День / поздний вечер.

Current mood: chipper / воодушевлённое
Сurrent music: Юрий Гальцев - Ух ты, мы вышли из бухты

Огромный хаттифнаттский арифмометр, рыча, продвинул каретку в начало поля. Закрутились барабанчики, затрещали рычажки. Звуки провалились в глубину машины, в самое недро её, в утробу, в переплетения шестерней. Что-то прерывисто загудело - 'ввву, вууу'. Сухо, как сучья в печи, затрещали рычаги, дырявящие бумагу. Наконец, аппарат со звонким щелчком выплюнул из себя скрученную бумажную ленточку.

Учёный астроном Йофан Кшиштоф Дариуш Пшибышевский схватил ленточку и потащил к себе на стол, под лампу. Там он её развернул и, замирая от волнения, принялся переводить дырочки на бумаге в цифры.

Он это делал уже в четвёртый раз. Но ему хотелось абсолютной, стопроцентной уверенности.

Наконец, астроном свёл цифры. Встал - плюхнулся на крохотный диванчик - и блаженно улыбнулся всей своей хемульской пастью.

Пшибышевский ликовал. Вместе с ним ликовал и весь кабинет. Сверкала начищенной медью армиллярная сфера, украшающая огромный, заваленный бумагами стол. Хрустальная чернильница бросала радужный блик на карту звёздного неба, прибитую к деревянной стене. Книжные шкафы блестели стёклами. Лампочки под потолком сияли созвездием Ориона. Всё, решительно всё было прекрасно. И - удивительно.

- Збс, - сказал хемуль и задумался: испить ли ему кофе или сразу начать с можжевеловой.

Прямо из дивана поднялась тонкая трубка с двумя глазами и раструбом на конце..

- Я так понимаю, - из трубки раздался голос Анонимуса, - вы достигли какого-то успеха. Я могу чем-то посодействовать?

- Можешь, наливай, - благодушно сказал астроном. Вообще-то он Анонимуса побаивался, но вот только не сейчас. С души его свалилась огромная тяжесть. Он чувствовал себя сильным, свободным и дерзким.

- Это мы пожалуйста, - сообщил мимокрокодил и чем-то под диваном забулькал. Через несколько секунд прямо у носа хемуля образовалась рюмочка. Другая висела рядом, поддерживаемая тонким щупальцем.

Астроном лихо закинул пятьдесят граммулечек можжевеловой прямо в пасть. Икнул, облизнулся и снова подставил рюмку. Выпили ещё. Потом усугубили. И только после четвёртой мимокрокодил поинтересовался, за что же они, собственно, пьют.

Кшиштоф Дариуш ничего скрывать не стал, да и не желал. Ему хотелось поделиться. И в данном случае Анонимус казался вполне подходящим собеседником. Хотя бы потому, что был в курсе дела.

- Мы пьём за тридцатое февраля, - сказал астроном. - С полным на то о - о - основанием, - он зевнул во всю ширь могучей хемульской пасти.

- Гм, - мимокрокодил кашлянул. - Ну я в вас не сомневался. Так значит, вы всё обстряпали по науке?

Хемуль отвалился на спинку дивана и издал звуки утробные, польские, непотребные. Мохнатое пузо его затряслось, заходило туда-сюда. На глазах выступили слёзы - крупные, как фасоль.

Анонимус сконцентрировался - то есть принял крокодилообразный вид - и осторожно потрогал сотрясающегося хемуля за плечо.

- С вами всё в порядке? - осторожно осведомился он.

Это вызвало новый пароксизм. На этот раз Анонимус понял: астроном просто веселится.

- Ну ты сказанул, - наконец, сказал хемуль, вытирая слёзы подолом. - Обстряпал по науке... - тут его снова разобрал смех.

В этот момент в дверь кто-то постучал - деликатно, но отчётливо.

Хохот резко оборвался. Мгновенно побледневший хемуль уставился на дверь.

- Это кто? - тихо спросил астроном. - Это за нами пришли? От Морры?

- Вряд ли, - так же тихо сказал Анонимус. - Если от Морры - они бы дверь вышибли. Это что-то другое. Пойду открою.

На пороге стояла низенькая куровца в зелёной жакетке.

- Приветствую вас, пан Пшибышевский, - голос у куровцы оказался звучно-официальным. - К вам с неофициальным дружественным визитом Амвросий Атаульф Висконти фон Вюртемберг Саксен-Готфский!

- Ы... - только и успел сказать астроном, как куровца куда-то сдристнула, а в дверном проёме появилась белая змеиная голова.

Анонимус от почтительности растаял и даже растёкся по полу, булькая что-то вроде 'достопочтенный' и 'соблаговолите'.

Змей, не обращая на это никакого внимания, вполз в кабинет. Астроном невольно подумал, до чего ж Амвросий всё-таки длинный.

- Давненько не виделись, дорогой Кшиштоф, - церемонно сказал змей, осторожно укладываясь вокруг дивана и отряхивая хвост. - Ну и пылища тут у вас... Надеюсь, я вас не отвлёк от научных занятий? Хотя перерывы бывают полезны, - добавил он тоном, не предполагающим возражений.

- Да всё нормально, - выдавил из себя астроном, возвращаясь на прежнее место. Внезапное вторжение змея его всё же напрягло.

- Я вижу, вы немного удивлены, дражайший Кшиштоф Дариуш? - осведомился Амвросий у хемуля, - а между тем удивляться нечему. У меня недурная интуиция. Ещё вчера я заметил, что у меня непроизвольно виляет хвост. Le frétillement de ma queue est un grand signe chez moi. То есть для меня это знак того, что прямо сейчас случилось что-то знаменательное. И тут я почему-то вспомнил о вас, дорогой профессор...

- Да ладно. Просто за мной... присматривают, - в последний момент астроном удержался от слова 'шпионят'.

- И это тоже, - спокойно согласился Амвросий. - Но я больше доверяю хвосту. Итак, вы сделали какое-то важное открытие. И я, кажется, догадываюсь, какое именно. Вы решили вопрос с тридцатым февраля?

- Не-а, - на лице хемуля снова проступило торжество. - Не надо решать никаких вопросов. Оно действительно есть. Я могу это доказать.

- Очень, очень интересно. И как же это возможно? - змей приблизил голову к лицу астронома.

- Как возможно - это не ко мне. Есть факт. Время прохождения неподвижных звёзд по небесной сфере уменьшилось. На ничтожно малую величину, но это значит...

- То есть вы хотите сказать, что Земля стала вращаться быстрее? - догадался Амвросий. - У вас есть предположения относительно причины этого?

- Окова влияет, - хемуль развёл руками. - Других версий у меня нет. Так что примем это за базовую гипотезу. Теперь внимание. Мы знаем, что Окова существует как минимум триста тринадцать лет, а вообще-то больше. Даже если предположить, что она была создана незадолго до Хомокоста и раскрутка шла с нуля равномерно... да вы сами посмотрите, расчёт простейший... - он потянулся было к столу, стал подниматься, но тут змеиный хвост поймал его под коленки и отправил обратно на диван.

- Уж простите, - сказал Амвросий, - но про цифры мы поговорим позже. Давайте сразу выводы. Сколько лишнего времени набирается?

- Сорок девять часов. Чуть больше двух суток.

- И это можно доказать? Я имею в виду - по науке?

- Нужна обсерватория с приличным телескопом, - сказал Пшибышевский. - Но в Директории они есть, местные должны подтвердить... хотя... - тут он призадумался.

- Вы хотите спросить - где они были раньше? - змей качнул головой. - А вы посмотрите с другой стороны. Полковник Барсуков привёл к власти Морру с помощью трюка: власть была передана Временному Консультативному Комитету. Но его второе заседание назначено на тридцатое февраля. Это было сделано под психическим давлением привезённых Барсуковым контролёров. Но почему именно тридцатое? Почему не тридцать первое? Или даже тридцать шестое? К чему разница всего на день? У вас есть какие-то догадки?

- Мне нужно выпить, - решительно сказал профессор. - Двойную порцию, - добавил он, глядя на Анонимуса, уже потёкшего под диван за можжевеловой.

Остограммившись и немного помолчав, астроном сказал буквально следующее.

- Или совпадение, или это самое. Ну то есть в смысле.

- Совпадение? Не думаю. Барсуков подстраховался бы, просто на всякий случай. Назначил бы какое-нибудь пятидесятое мартобря. И все подписали бы. Нет, он поставил тридцатое намеренно. Подстелил соломки. Причём так, чтобы это было незаметно. С Директорией у него прекрасные отношения. Местные астрономы наверняка знают, что планета вращается быстрее. Так что в случае чего полковник мог бы распространить эту информацию и организовать тридцатое февраля своими силами. Но мы успели раньше. Хотя нет. Ещё не успели. Собирайтесь.

- В Директорию. Вы же не думаете, что Морра позволит нам устроить собрание Консультативного Комитета здесь, в Хемуле?

- Временному Консультативному Комитету, кому ж ещё, - змей сказал это таким тоном, каким говорят с не очень умными детёнышами. - К тому же нам нужно будет международное признание вашего открытия. Получить его мы можем только в Директории.

- Нет, ну это невозможно, - простонал хемуль. - Нам до Директории полгода добираться! Да нас перехватят по дороге!

- Ну не полгода, но к марту мы точно не успеем, - признал змей. - И тормознуть по дороге нас могут. Если, конечно, мы не предпримем мер. Анонимус, дорогой, будь столь любезен, отправь бэтменов куда следует. Пусть передадут - 'Деревянное пиво пять-одиннадцать'.

- Я бы пива выпил, - признался хемуль. - Не деревянного.

- Может, немного можжевеловой? - вдруг предложил Анонимус. - А ваши вещи я сам соберу.

- Чего уж там, наливай, - махнул рукой астроном.

Инструкция для читателя.

В нижеприведённом отчёте о событиях этого дня крестиком отмечаются каждые пятьдесят грамм сорокаградусного раствора спирта в воде, употреблённого Йофаном Кшиштофом Дариушем Пшибышевским на момент начала описываемых в очередном фрагменте событий. Десять крестиков (пол-литра) заменяются буквой L для удобства чтения.

XХХXXX

Четыре бэтмена - три серых и один чёрный - вылетели в направлении Дебета.

Серые летели ни шатко ни валко. Что касается чёрного, он был элитной директорийской породы и развивал скорость около ста. Вовсе не удивительно, что именно он первым достиг улицы Нагорная и протиснулся в леток на крыше магазина 'Зонты и шляпы'.

Его принял пожилой ракоскорпион в панцире цвета медвежьего ушка. Выслушав фразу про деревянное пиво, он со всей возможной поспешностью устремился в известный читателю клуб.

Пробыл он там, впрочем, недолго. Где-то минут через пятнадцать он покинул его вместе с несколькими другими существами.

XХХXXXXX

На сей раз бэтмен был лавандовый. Воздушный путь его пролегал над окраиной города, где стояли невысокие, ровные и совершенно одинаковые зданьица с маленькими зарешетченными окошками. Их он проигнорировал. Его целью был леток старого домика с надписью 'Комендатура'.

Без приключений он добрался до комнаты, увешанной картами. В комнате находились два хемуля, оба в серых кителях без погон. Один был седой, у другого на юбке красовался трёхцветный шеврон.

- Деревянное пиво пять-одиннадцать, - сообщил бэтмен. - Точка сбора - Депозитарный бульвар, дом два.

Оба встали, вытянулись во фрунт, и сказали хором 'Есть деревянное пиво пять-одиннадцать!'

Далее шевронный достал из-под юбки связку ключей и воткнул один из них туда, где на карте была отмечена деревня Проводка. Под плотной бумагой скрывалась замочная скважина. Ключ повернулся, и на противоположной стене открылась дверца сейфа, до поры до времени прикрытая почётной грамотой 'За добросовестность'.

Сейф был пуст, если не считать конверта на дне и красной кнопки в стенке.

Седой хемуль дважды нажал на кнопку, и через пару секунд с крыши заорала сирена.

XХХXXXXXX

Зона техпарка располагалась смежно с казарменной. Персонал уже собрался на площадке у КТП.

Седой хемуль - здесь он был в фуражке - разорвал конверт, достал кодовые листки и вызвал техников блока Е. Десять мартыхаев вышли из строя, получили бумажки и проверили коды. После чего вереницей направились в ПТОР, и только один павиан побежал к ангарам блока 4, где столько лет ждали своего часа хаттифнатские паровики.

LXX

- Прогрев! - рыкнул водитель-гризли из люка. - Ток на парилку!

Техник-обезьян прыгнул на броню, ещё раз прыгнул, дотянулся до свисающего с потолка кабеля и повис на нём. Блок со скрипом провернулся. Обезьян коснулся голыми пятками брони, присел, вытягивая токопровод.

- Масло надо? - спросил второй обезьян, склоняясь над люком.

- Лебёдка! Лебёдка где? - раздалось из грузового отсека.

- Нахуя лебёдка? - закричал пожилой суслик с блокнотиком.

- По комплектации положено! - донеслось оттуда же.

- Да ебись оно всё клопом смердючим! - сказал суслик и смачно, по-армейски харкнул на пол.

XXXXXXXX

Бронированный монстр издал могучий вздох. Зарокотало. Откуда-то из-под задних колёс со свистом вырвалась струя пара, закучерявилась, растаяла в воздухе.

Створки ворот ангара со скрежетом расползлись в стороны, и машина тяжелым рывком выкатилась на техплощадку.

Шеститонная махина была выкрашена в тёмно-серый цвет. Только заземляющая цепь блестела голым металлом.

Справка. Хаттифнатская тяжёлая паротехника.

ООО 'Хемуль' никогда не отличалось воинственностью. Однако средства отражения агрессии необходимы даже самому мирному домену, особенно если в нём есть чем поживиться. Так что у Хемуля имеется полноценная система обороны. Всех её особенностей мы описывать не будем, а сосредоточим внимание на тяжёлых бронированных паровиках хаттифнатского производства. Особенно нас интересуют бронеавтомобили модели 'Шушпанцер XXL', которые играют определённую роль в повествовании.

Пароавтомобили как таковые могут служить примером хорошо известной, но мало востребованной технологии. Причины тому чисто экономические: паровик дорог в изготовлении, для работы с ним нужны специалисты, при этом он во всех существенных отношениях уступает гужевому транспорту. Единственная область, где паровики востребованы - это перевозка очень тяжёлых грузов, которые нельзя дробить на части. В хозяйственных службах Директории имеется около двадцати паровиков, и не сказать, что они сильно загружены.

Единственная сфера, где паровики достаточно широко используются - военная. Задачи у вояк специфические, а про деньги они особо не думают. Даже в Стране Дураков нет дураков, экономящих на своей безопасности. Что касается Хемуля, то местные вояки руководствуются максимой Оскара Уайльда: довольствуются самым лучшим - из того, что только можно купить за деньги. В расходах они не особенно стеснены. Алла Бедросовна, при всей своей прижимистости, в таких вопросах за ценой не стоит. Так что приобретение двенадцати хаттифнатских бронепаровиков и обучение специалистов (водителей, техников и т.п.), хоть и недёшево обошлось, но в бюджет вписалось.

В базовой конфигурации 'Шушпанцер XXL' имеет длину 6,2 м., ширину 2.16 м. и высоту по крыше 2.217 м. Кабина конструктивно объединена с кузовом для увеличения вместимости. Доступ внутрь обеспечивается двумя люками в крыше. Два трапециевидные люка по бортам используются для проветривания, наблюдений и экстренного покидания машины. При закрытых люках обзор обеспечивают смотровые щели, оборудованные бронекрышками. Для размещения в кузове габаритных грузов предусмотрена возможность демонтажа задней стенки кузова, прикреплённой к корпусу восемью массивными болтами. Однако съём и установка задней стенки требует времени - не менее десяти-пятнадцати минут.

Используется трёхосная схема с задним расположением третьей оси, колёсная формула 6x2. Колёса оснащены каучуковыми шинами с камерами. Общий вес машины около шести с лишним тонн (без водяного бака и аккумуляторов).

Несмотря на внушительные размеры и массу, главными достоинствами 'Шушпанцера' являются высокая скорость в сочетании с проходимостью.

Скорость обеспечивает оригинальная конструкция двигателя. Его сердцем служит парогенератор. Вода нагревается электричеством в керамической электропроводной трубке, свёрнутой спиралью. Технология её изготовления держится хаттифнаттами в тайне, но есть косвенные свидетельства, что они используют уцелевшее дохомокостное оборудование. К сожалению, без проводящей керамики обойтись невозможно: при попытке использовать металлическую трубку двигатель взрывается из-за тесла-наводок.

Пар проходит через шестицилиндровый двигатель, который конструктивно объединён с задним мостом, после чего попадает в конденсатор для повторного использования.

Отсутствие карданного вала и прочих передаточных механизмов позволяет достичь высоких скоростей при сравнительно низких оборотах. Отсутствуют также коробка передач, сцепление и т.п. Вместо этого используется рычаг переключения отсечек наполнения цилиндра (по схеме 'три вперёд, одна назад').

Двигатель развивает максимальную мощность 96 л.с. Машина разгоняется до 70-80 км/ч на гладкой дороге, спидометр градуирован до 130.

Никакого встроенного оружия или боевых приспособлений (бойниц и т.п.) машина не имеет. Её предназначение - глубокая разведка, спешная эвакуация через недружественную местность и транспортировка важных грузов.

С точки зрения дохомокостной цивилизации, машины можно назвать бронированными весьма условно. Они обшиты пятимиллиметровыми стальными листами, подвергнутыми для упрочнения ульмотронному облучению. Листы крепятся к массивной лонжеронной раме из стальных упрочнённых конструкций десятимиллиметровой толщины. Этого достаточно, чтобы защититься от ударов дубин и палиц, камней из пращи, стрел, боевых топоров и маломощного тесла-оружия. Однако боевой злопипундрий, камнемёт (баллиста или катапульта) и даже мощный блочный арбалет представляют опасность для машины.

Отдельной проблемой являются тесла-наводки, то есть 'эффект железной коробки'. Чтобы его избежать, в крыше проделаны малозаметные технические щели (они же служат для вентиляции). Также используется заземление - за каждой машиной тянется железная цепь.

К недостаткам 'Шушпанцера' можно отнести долгий холодный старт. Машине требуется не менее пяти минут на прогрев парогенератора и достижение рабочего давления. Второй - а на самом деле первой - проблемой можно считать само электричество. Если в местности с постоянным зацеплением машина могла снимать его непосредственно с тесла-решётки, устанавливаемой на крыше, то выезд за её пределы требует ёмких и в то же время лёгких аккумуляторов. Хаттифнатские литиевые батареи весят около тонны, причём обеспечиваемый ими запас хода не превышает 100-120 км. Однако пять лучших хемульских 'Шушпанцеров' оснащены древними дохомокостными энергохранами, которые весят по четыреста килограммов каждый. Их ёмкости хватает на 300-350 км.

Сам броневик рассчитан на восемь хомосапых стандартных габаритов. Но к нему можно прицепить что угодно - от коляски до обычной телеги.

LXXX

- Жаль его, - угрюмо сказал медведь, глядя на броневик, покрашенный жёлтым. - Хорошая машина.

- Приказ, - напомнил ему шимп. - Ничего не оставлять Морре.

- Ясен перец, - вздохнул косолапый, запустил когти под броню, дёрнул лист на себя. Тот противно заскрипел, но не поддался: заклёпки держали хорошо.

- Да ты сюды, сюды давай, - засуетился обезьян, - вот тут в люке...

Медведь засунул лапу в люк, зацепил там какой-то шланг и дёрнул. Что-то грустно забулькало.

Тем временем четыре суслика вовсю раскручивали гайки под днищем, намереваясь добраться до батарей. Чтобы их раскурочить.

LXXXXX

Колонна из пяти броневиков миновала КПП и скрылась за поворотом. Остальные машины - переломанные как только возможно - обкладывались мешками с углём, канистрами с маслом и прочими горючими материалами.

Седой хемуль смотрел на это с печалью во взоре. Он любил службу, военную часть, мощную технику, которую ему так и не довелось увидеть в настоящем деле. Однако приказ есть приказ, особенно если он - от кого надо приказ. Седой хемуль даже не сомневался, что его усердие будет отмечено, а со временем и вознаграждено.

Он прикрикнул на подчинённых, развернулся и зашагал к комендатуре. Нужно было забрать из кабинета личные вещи, а заодно и прихватить с собой и кассу воинской части.

LXXXXXXX

Депозитарный бульвар располагается на краю Юго-Западного административного округа города Дебет. Он пролегает за пределами исторического центра и соединяет Залоговую площадь и новоотстроенный Облигационный район (бывш. село Малые Неустойки). В доме 2 на первом этаже располагается пивбар 'Майн Крафт Эбинг', известный гибкой ценовой политикой и дифференцированным подходом к клиентуре.

В описываемый момент бар - несмотря на ходкое время - закрылся на спецобслуживание. Закрылся стремительно, без предупреждений, ко всеобщему изумлению и негодованию. Придверный бурундук клятвенно обещал недовольным клиентам, что спецобслуживание ожидается непродолжительное и где-то через полчасика бар откроется. Скопившиеся у дверей завсегдатаи шумели и требовали выпивку за счёт заведения.

Госпожа (чаще называемая 'мадам') Цыбуля Зусь-Худодотовна Лотерейчик, доверенное лицо по издательской деятельности, сидела, нахохлившись, и смотрела на недовольных завсегдатаев через толстое стекло. Рядышком коротал время опоссум, перед которым стояла бутылочка охлаждённого красного.

- Мадам, - в который раз спросил он, - когда же нам подадут экипажи? Чего они тянут? Я так волнуюсь.

- Дорогой Феликс Игнатьевич, - в который раз ответила мадам Лотерейчик, - я знаю не больше вашего. Я тоже волнуюсь. Мне вообще не нравится вся эта авантюра. И если бы не долг перед нашим родным ООО...

- Да, да, долг, - землеройка, влиятельная даже на вид, скептически покрутила напомаженным хоботком. - Сугубо между нами - я считаю, что можно было как-то договориться...

- С Моррой? - хохотнул старый хемуль, раскуривая трубку. - О нет. Я слишком уважаю нашу вриогидру, чтобы предположить подобное. Морра от своего не отступится. Откровенно говоря, я...

Что такого откровенного хотел поведать опоссум, осталось неизвестным: на бульваре появился первый броневик.

LLXXX

Хемули - крепкий народ, но всему есть граница. Йофан Кшиштоф Дариуш Пшибышевский только что её достиг. В нём был литр можжевеловой и сто пятьдесят лимонной. Он умиротворённо похрапывал на диванчике, весь такой тёпленький, хороший. Господин Амвросий смотрел на него почти с нежностью.

- Господин Амвросий, личный состав Временного Консультативного Комитета прибыл! - доложилась она.

Куровца малость поспешила. Когда змей выскользнул из комнаты на двор, на маленькой расчищенной площадке перед обсерваторией стояло всего два броневика с открытыми люками. Из обоих раздавались возмущённые вопли: 'Да кто так тормозит! Потише можно? Не дрова везёшь! Мы тут чуть не убились все!' Особенно выделялся на общем фоне возмущённый писк мадам Лотерейчик.

При появлении Амвросия пассажиры затихли. И на вежливые вопросы рептилии отвечали, что всё в порядке, только вот в дороге немного растрясло. Мадам Лотерейчик попросила воды, опоссум - выпустить его наружу отлить. За опоссумом потянулись и другие.

Почтенный астроном не обращал на это никакого внимания. Даже когда его уложили на ковёр и вынесли на свежий воздух, он только губами причмокнул.

LLXXXX

Последний стопарик астроном употребил легко, почти не прерывая сна. Он лежал на чём-то упругом - а точнее, в чём-то упругом, вроде гамака. Гамак был натянут в кузове броневика между арифмометром и каким-то сейфом.

На очередной колдобине - дорога была так се - гамак (точнее, Анонимус, временно назначенный оберегающим сон учёного) немного не рассчитал и Кшиштоф Дариуш Пшибышевский треснулся башкой об арифмометр. От чего и пробудился.

Он успел вдохнуть запах машинной смазки и солдатского пота. Увидеть свет луны, сияющей через открытый бортовой люк. Услышать, как экипаж и пассажиры другого броневика неслаженно, но искренне исполняют святое караоке из Круга Песнопений Тату 'Нас не догонят'.

Из гамака вырастилась ручка. В ней образовалась стопочка. Bul-bul-bul canary -

qui, qui, qui - из какого-то отросшего щупальца туда накапалось полста чистой, как слеза, водки. Которая была незамедлительно вылита в распахнувшийся зев интеллектуала.

Дальше могло произойти всякое. Например, Пшибышевский мог подавиться. Или водка могла попасть не в то горло. Или... но ничего этого не случилось. Горькая жидкость скатилась прямо в желудок.

* * *

- Всё просто отлично, - просвистел Березовский в трубочку. - Наш друг Амвросий вывез всех заговорщиков за пределы Хемуля. То есть мы больше не несём никакой ответственности за то, что с ними случится по дороге.

- Ну, можно и шерстяных попросить, - согласно свистнул Березовский. - Или своими силами справиться. Хотя есть варианты поинтереснее.

Действие семьдесят первое. Цвета, лепетания, теологумены

Le frétillement de ma queue est un grand signe chez moi. - 'Виляние моего хвоста есть великий признак'.

Примечание 1. Сходных мнений придерживался и господин Пендельшванц.

...ракоскорпион в панцире цвета медвежьего ушка. - Актуальный среди инсектов в описываемом сезоне цвет - нечто вроде тёмно-каштанового оттенка коричневого.

Примечание 1. Не путайте этот цвет с камелеопардовым (тот с желтизною), танго (он с оттенком оранжевого), цветом раздавленной блохи (пюсовым, темнее и больше в красное), а также с цветом парижской грязи (она темнее и грязнее).

Примечание 2. Если вы, батенька, ракоскорпион, готовитесь к светскому визиту или ужину в ресторане, и вот только что стояли перед зеркалом, подбирая цветовую рифму к панцирю, колерованному в медвежье ушко - попробуйте-ка цвет умирающего попугая, он же 'последний вздох жако'. Но ни в коем случае не соблазняйтесь классическим оранжевым, вощаным и тем более жонкилевым! Если, конечно, не хотите выслушивать ехидные замечания полусветских площиц.

- К-к-куда? - возмущённо пролепетал астроном. - Ежели вы, батенька, никогда не слышали возмущённого лепета, вообразите себе уважаемого сенатора, многолетнего члена Совета Федерации из какой-нибудь кавказской республики, которого пришли арестовывать. Вот именно это самое он и издаёт в момент ареста.

...прикрытая почётной грамотой 'За добросовестность'. - Специально для проницательных читателей сообщаем: грамота была выписана подполковнику М.С. Собакевичу, медвежьей основы, 'за добросовестное выполнение служебных обязанностей, усердие в деле поддержания дисциплины и заботу о моральном состоянии подчинённых'.

Персонал уже собрался на площадке у КТП... - Персонал - принятое в ВС Хемуля обозначение для специалистов, обслуживающих тяжёлую технику. КТП - контрольно-технический пункт.

ПТОР - пункт технического обслуживания и ремонта.

Ток на парилку! - Уточнение для любителей технических подробностей: имеется в виду парогенератор. Внешний принудительный прогрев используется, чтобы не тратить попусту время и энергию аккумуляторов паровика.

...вытягивая токопровод. - Уточнение для любителей технических подробностей: указанный провод вёл не к тесла-приёмнику, а к аккумуляторам АЗС. Территория военного городка располагается южнее Дебета и зацепления там бывают трижды в сутки.

Откуда-то из-под задних колёс со свистом вырвалась струя пара... - При разогреве парогенератора принято сбрасывать первый пар - в целях очистки трубки от следов масла из цилиндров. Подробнее см. Вестерфельд Скотт. Месть Эцилопа. // Перевод Н. Перумова - Цикл 'Левиафаг'. - Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 2020.

XXXXXXXX - Не удивляйтесь, батенька: это не ошибка. Профессора Пшибышевского таки немножечко стошнило, что привело к потерям алкоголя в организме. Впрочем, он быстро наверстал упущенное (или восполнил утраченное, если предыдущая формулировка дисгармонирует с вашим эмоциональным ритмом).

...святое караоке из Круга Песнопений Тату. - Депутат Пархачик чрезвычайно уважал эту группу и сохранил у себя на диске множество фоточек и видеоклипов. Педобиры трактуют творчество группы как проявление двойственной сущности Дочки-Матери, которая соизволила явить себя в обеих своих ипостасях одновременно, для чего разделилась на 'Юлю Волкову' и 'Лену Катину'. Существует три влиятельных теологических направления, разбирающих этот казус. Согласно учению катинистов (ныне считающемся официально принятым), Катина является прообразом материнского начала, а Волкова - дочеринского. Педобиры-волковиане придерживаются обратного мнения. Наконец, секта утарквистов утверждает, что Дочка и Мать воплощаются в образах Катиной и Волковой в зависимости от песни. Утарквисты, в свою очередь, разделены на множество направлений, которые по-разному трактуют разные песни Круга Песнопений Тату с точки зрения разделения ролей. Однако абсолютно все направления сходятся на том, что в песне 'Нас не догонят' обе ипостаси Дочки-Матери являют собою абсолютное и совершенное единство, в котором невозможно различить Дочь и Матерь, несмотря на явленное их различие. Тайна сия велика есть.

Действие семьдесят второе. Энурез, или Интересное предложение, хоть и рискованное

'Синдром хомячка'. Разновидность мании убийства, свойственная физически слабым и трусливым основам. Основной мотив - утверждение своего превосходства над жертвой, стремление компенсировать ощущение собственной физической и моральной неполноценности. Начинает формироваться в раннем возрасте. Усугубляется приёмом психоактивных веществ, в первую очередь - айса.

Барченко С.Е., Плясова Е.А. Диагностика в криминалистике и судебной экспертизе. Справочное пособие. // ООО 'Хемуль', Дебет: Издательство Сентбернар, Зайненхунт и Ретривер, 298.

Кинофильм 'Семнадцать мгновений весны'. 10-я серия.

Город Дураков (бывш. Директория). Большой Златопритонный переулок, 7.

Сurrent poetry: Евгений Меркулов - Марш боевых хомячков

Арлекину было не то чтобы совсем ай-яй-яй. Немного не по себе, это да. Но не более.

Он был привязан к тяжёлому деревянному креслу. Привязан деликатно, но крепко. Путы не давили, однако все попытки их как-то ослабить - а педрилка кое-что умел - успеха не имели. Чувствовалось, что привязали с душой. Вертеть головой было можно, но бестолку: обзору мешала высокая спинка кресла.

Что касается пейзажа, он не радовал. Арле находился в типичном пыточном подвале. Низкий сводчатый потолок украшали страшные кованые крюки. Прямо из стен свисали вмурованные цепи. На кургузом деревянном столе были разложены орудия пыток, в основном - разнообразные кнуты и плётки. В углу стояла железная клетка, тесная даже для хомосапого, из кованых прутьев толщиной с конский палец. Рядом стояла доска с гвоздями. Картину довершал электрощиток. Оголённые провода зловеще поблёскивали. Освещалось всё это единственной голой лампочкой под потолком.

Любого обывателя такая картина привела бы в трепет и шок, а то и в свинячий ахуй. Но Арлекин обывателем не был. И кой-какое представление о настоящей пыточно-маналульной работе имел. Поэтому он сразу отметил несколько несообразностей. Например, отсутствие запаха. В любой пыточной воняет шашлыком, испражнениями и протухшей кровью. Этот запах обычно и не пытаются убрать - работники кнута и щипчиков сами привычные, зато на жертв такие ароматы оказывают неслабое действие. Но тут не пахло ничем, кроме разве что пота и парфюмьих выделений. Кроме того, набор пыточных инструментов выглядел странно и неполно: не было даже обычной дыбы и режуще-колющего инструмента. Да и вообще, во всей этой обстановке было что-то неестественное, можно сказать - театральное.

Непонятно было одно: с какой радости Арле сюда угодил.

Ну то есть насчёт радости всё было очень даже понятно. У Арлекина зажила попа, порванная его любовником, педобиром Ракалием Паскудником. Естественно, он решил её обновить. Сам Ракалий всё ещё лежал в клинике - докторишки раскрутили его на то, на сё, и небольшой ребилдинг впридачу. Хотя, если честно, Арле и сам побаивался начинать с педобирского размерчика. Поэтому он решил не мудрствовать лукаво, а сходить в какой-нибудь гей-клуб. И найти себе худой конец. Например, бараний. Арлекин с удовольствием отдался бы какому-нибудь старому овну. Не шибко страстному, но хорошо обеспеченному. Маленький педрилка нуждался не только в любви, но и в наличности. Не то чтобы уж очень остро: Карабас ему оставил кое-что на расходы, да и жрачки в хоромах Ракалия хватало. Но не хлебом же единым! У маленького педрилки были и другие потребности, весьма разнообразные и даже прихотливые.

Осталось решить, куда идти. На Тверскую в модные '21 вольт'. В старый добрый 'Госизврат' на Горьковской. Или плюнуть на условности и поискать себе парня возле памятника жертвам Шипки.

В конце концов Арлекин выбрал 'Ажитацию' в Большом Златопритонном переулке. Место было известное, как говорят педведы - намоленное. К тому же там можно было заказать салат 'Кесарь' за сорок сольдо, и порция была что надо. Этим-то Арле в конце концов и прельстился.

Дальше всё было как обычно. Не успел маленький педрилка приступить к салату, как за столик подсел старенький аллигатор. С ним не сложилось, зато срослось с симпатичным твинком-лори - который был до того тонкий и впечатлительный, что Арлекин сперва принял его за чиста девачку. Но нет, лори оказался комбайном и в даркруме показал себя наилучшим образом с обеих сторон. Главное: сзади ничего не заболело. Даже наоборот: зажившая попа потребовала чего-то большего, чем лемурий тонкий вивимахер.

Тут-то у стойки и появился кулан вороной: в белых чулочках, с роскошным хвостом и ухоженной гривой. Арлекин тотчас оказался рядом, окунулся в его глаза - чёрные, со смоляными ресницами - и пропал. Как зверь в загоне.

Кулан оказался активом, да каким! В местном туалете они чуть не сломали дверь. Маленький педрилка блаженствовал. И когда кулан на втором заходе стал его душить - воспринял это как эротическую игру и не сопротивлялся.

Похоже, зря. Иначе бы он не потерял сознание и не попал сюда.

- Вы как? Оклемались? - раздался тяжкий, гулкий бас. Исходил он из стены. Видимо, туда была вмурована труба.

- Более, говорю, или менее! - педрилка повысил голос, но не так чтоб очень.

- Вы понимаете, где находитесь? - вопросил невидимый собеседник.

- А вы осмотритесь. Ну что, готовы к разговору?

- Я могу представиться. Но тогда вы отсюда не выйдете. Можете называть меня на 'вы'. Или 'господин Первый'.

Арлекин вздохнул. Судя по всему, он попал в лапы к каким-то конспираторам-дилетантам.

- Господин Первый, - сказал он, пытаясь быть серьёзным, - что вам от меня нужно?

- Правильный вопрос, - прогудело в трубе. - Приятно иметь дело с серьёзным существом.

Тут Арле невольно сжался. Профессионалы, отвесив такой комплимент, обычно в ту же секунду бьют по сусалам и начинают орать. Но тут профессионализмом, судя по всему, и не пахло.

- Нам известно, - сообщил всё тот же бас, - что вы нечувствительны к паранормальным воздействиям. Кроме того, вы телепат. А ну-ка попробуйте прочесть мои мысли!

- Не могу, господин Первый, - без уважения ответил Арлекин. Он и в самом деле не мог: телепат он был слабенький, а говорящий сидел за толстой стеной.

- И не пытайтесь, - в голосе говорящего прорезалось самодовольство. - Мы приняли меры, гарантирующие анонимность.

- Так что нужно-то? - повторил педрилка. Весь этот спектакль начал его раздражать. К сожалению, привязали его действительно крепко, так что приходилось терпеть.

- Что нам нужно? Не так много, как вы могли бы подумать. Вы должны проникнуть в одно помещение и пронести туда некий предмет. Больше от вас ничего не требуется.

- Губернатора, что ли, грохнуть хотите? - наугад спросил Арлекин.

Тишина за спиной наступила такая, что педрилка понял - он случайно попал в самое что ни на есть яблочко.

- Вы что-то знаете? - наконец спросил 'господин Первый'.

- Ничего я не знаю, - пробурчал Арлекин. - Просто все им недовольны, вот я и подумал.

- Ну что ж, вы верно подумали, - в голос говорящего вернулась самоуверенность. - Политика губернатора разочаровала Очень Видных Персон, - тут каждое слово было произнесено так, будто оно начиналось с прописной буквы. - Они обратились к нашей Организации, - опять прописная буква голосом. - И мы взялись за решение этой небольшой проблемы, - самодовольство сгустилось до какого-то совершеннейшего неприличия.

- Ну взялись и взялись. Почему я вам должен помогать? - спросил Арлекин.

- Потому что иначе не выйдете отсюда живым, - сообщил голос.

- А если я соглашусь вам помогать, а потом на вас донесу? - подсказал педрилка.

- У нас длинные руки! - заявил 'господин Первый'. - А кроме того, сейчас вы подпишете согласие работать на нас. С подписью и отпечатком ауры!

- Подпишу, подпишу, - сказал он нетерпеливо. - Так от меня-то чего хотите?

- В нужный момент вы должны проникнуть в губернаторскую резиденцию на приём. Для этого вы воспользуетесь своими знакомствами среди... - говорящий закашлялся, - среди мужеложцев. Вы должны пронести с собой кое-что. Пакет. Вы оставите его в том месте, где мы велим. Например, в унитазном бачке. После чего вы должны покинуть территорию.

- И как же я ваш пакет пронесу? - заинтересовался Арлекин. - Там, небось, эмпаты. И шмонают не по-детски.

- Чтобы защититься от эмпатов, вам придётся разместить его, типа, внутри... - говорящий замущался. Педрилка, впрочем, понял.

- Думаете, у меня поместится? - поинтересовался он.

- Наш соратник сказал, что у вас там всё очень растяжимо, - 'господин Первый' заговорил почти заискивающе. - Мы всё запакуем, тщательно смажем... В общем, примем все меры для вашего, гм, комфорта.

'Дураки и дилетанты' - пришёл к окончательному выводу Арлекин. 'Не братья, не военные и не спецслужбисты. Небось, какие-нибудь патриоты местные.'

- Вот что, - сказал Арлекин решительно. - У меня жопа не резиновая. Найдите какого-нибудь коня и пихайте ему что хотите. Своего кулана попроси́те, что ли.

Маленький педрилка, что называется, последний страх потерял. Он почувствовал, что там, за спиной - не опасные заговорщики, а какая-то совсем уж ничтожная личность. Причём, скорее всего, одна. А разговоры о каких-то вип-персонах и 'Организации' с большой буквы - ни что иное как блеф. Как и вся окружающая обстановка.

Однако этой утешительной теории противоречили факты. Ничтожная личность сумела каким-то образом выследить Арлекина. Подставить ему красавчика-кулана. И, наконец, в бессознательном состоянии куда-то затащить и привязать к креслу. То есть кто-то на эту личность работал. Очевидно, за деньги, как иначе-то. То есть бабосики у его пленителя водились.

- Допустим, я готов рассмотреть ваше предложение, - сказал Арлекин. - На взаимовыгодной основе. Мне нужно двести тысяч соверенов.

- Вы сумасшедший! Не бывает таких денег! - взвизгнуло существо. - Да я за сто соверенов найду... Хорошо, за двести. Вам я готов дать триста.

- Триста! Триста настоящих золотых соверенов!

- Очень смешно, - Арлекин попытался пожать плечами, но не пускали верёвки. - У вас нет двухсот тысяч соверенов, и вы намерены убить губернатора? Вы с ума сошли. Вы знаете, сколько стоит убить губернатора?

- Не ваше дело! - существо снова сорвалось на визг, который даже труба не смогла скрыть.

- Если я участвую в этом деле, то моё, - дожал Арле. - У вас хоть что-то есть в карманах?

- Шестьсот соверенов, - с неудовольствием сказал собеседник.

- Это всё, что у вас есть? - Арлекин издал глумливый звук.

- Я свою цену назвал, - на этот раз пожать плечами всё-таки удалось: верёвки чуть-чуть поддались. - Но в связи с вашей финансовой неполноценностью я могу скинуть вам тысяч тридцать. С вас сто семьдесят тысяч. Это мало, но...

- Я рискую жизнью. Даже хуже. Если меня поймают, то устроят маналулу. Ваша тысяча не стоит и трёх секунд маналулы, - напомнил Арлекин. - Я готов начать вас слушать, если вы начнёте со ста тысяч. Я не сказал - соглашусь. Я говорю - готов начать слушать.

- Да вы хоть понимаете, что творит этот сумасшедший бурбулис! Его надо остановить! - в трубе снова раздался кашель.

- Я тораборец, у нас есть Король, а про ваши дела я не понимаю, - отбил претензию Арлекин. - Пожалуй, с сотней тысяч я продешевил...

- Три! Три тысячи!.. - помещение заполнил горестный стон.

Исторический обзор. 'Заговор хомячков' и его историческое значение

Так называемый 'заговор хомячков' может рассматриваться как поучительный кейс для рассуждений о роли личности в истории.

В наиболее вероятных реализациях тентуры - то есть прежде всего в долях 00790 - 00807 +44-го отсечения злополучно-зловещая фигура Лавра Исаевича Слуцкиса не возникала вовсе. В этих реализациях Пендельшванца свергало восстание ширнармасс, после чего Директория как единое целое распадалась за исторически ничтожное время. Напротив, в долях 00810 и выше Слуцкис появлялся, успешно избегал всех опасностей и даже доживал до преклонных лет - хотя только в 00810 отсечении сохранял рассудок и память (в более высоких он становился жертвой сотрудников ИТИ, мстящих за Семнадцать Дюймов). Проксимальная ветвь отсечения 00808 предполагала относительно успешный военный переворот, в младших ветвях - при поддержке или нейтралитете полицейских верхов. Однако в реализацию почему-то пошло маловероятное отсечение 00809.

В данном отсечении вместо нескольких мощных антислуцкисовских организаций сформировалось множество мелких очагов недовольства, каждый из которых разрабатывал свой план свержения ЛИСа. Все они были нейтрализованы на дальних подступах силами полиции и личной охраны губернатора - то есть службой Лэсси Рерих - а также (но не в последнюю очередь) силами Братства, Лавру Исаевичу покровительствовавшему.

И тем не менее, одна группа заговорщиков оказалась очень близка к успеху - и в каком-то смысле его даже достигла. Причём исключительно по причине своего крайнего непрофессионализма. Мы говорим о так называемом 'заговоре хомячков'. История эта столь же комична, сколь и поучительна.

Впрочем, сначала - некоторые замечания. Несмотря на название, заговорщик был, в сущности, один.

Золотистый хомячок Бланманже́ Суфле́-Вертю́ был сыном обеспеченных родителей - крупного банковского хомяка и модельной панды. Имя было дано матерью, обожавшей сладкое. Гены Бланманже склеились нормально. Меньше повезло его единоутробному брату, Зефиру Пралине́: у него с детства были непорядки с головой, причём никакие ребилдинги не помогали. Благодаря связям и деньгам родителей ему всё-таки выписали права недочеловека, но если честно - IIQ у него был так себе. Хорошие домашние учителя и дорогие врачи дотянули-таки слабый разум Зефира до девяноста шести пунктов. Однако полноценным существом его было назвать никак нельзя, особенно по части соцприспособленности.

Оба брата были - к счастью или к несчастью - геи, то есть пидарасы. Бланманже Суфле-Вертю с юных лет тусовался в 'Ажитации'. А впоследствии, получив папино наследство, выкупил клуб и стал его владельцем. Что пошло на пользу: хомячок превратил дешёвый пидовник в доходное предприятие с профессиональными проститутами и карточным клубом, где можно было играть не только на деньги. Разумеется, столь злачное место не могло не находиться под многослойным колпаком разных полицейских и специальных служб. Бланманже это не мешало: он завёл отношения со всеми.

Хомячки обычно не лезут в политику. Они пугливы и асоциальны. Но в отношении ЛИСа у господина Бланманже ничего идейного не было - только личное. А именно: хомячок боялся Лавра Исаевича. Боялся до дрожи в коленках и спонтанного энуреза. Боялся настолько, что решился на покушение.

Некогда Бланманже вложил часть отцовского состояния в Фонд Инноваций. Потом ему срочно понадобились деньги. Он попытался вывести вложенное назад. По заключёному с Фондом соглашению он имел на это право - с определёнными штрафами, но всё-таки. Однако вместо денег он получил хуй, да ещё с оскорблениями и угрозами впридачу. От Лавра Исаевича, в ту пору Фондом заправлявшего. Который все деньги этой организации вложил в наркоторговлю.

В принципе, ЛИС хамил не всем подряд. С иными инвесторами он разговаривал ласково, суля златые горы и вводя в блудняк. Но с ничтожным хомячком он церемониться не стал.

Хомяк обиделся. И через пару месяцев, в очередном разговоре с полицейским куратором он эту историю рассказал. Закончив словами, что Лавр Исаевич, скорее всего, деньги из Фонда спиздил.

Полицейский куратор доложился по начальству. На беду бурбулиса, в тот самый день у начальства лежала на столе жалоба сотрудников ИТИ, которым не выплатили вовремя зарплату - а она тогда шла как раз через Фонд. Начальство решило, что ситуация заслуживает внимания. И доложилось ещё выше. Так информация всплыла на самый верх. И Пендельшванц учинил ту самую внеплановую ревизию, которая Лавра Исаевича и низвергла.

Что самое плохое - хомячка заставили дать и подписать показания. Которые на суде не фигурировали (хватило и других свидетельств), но осели в полицейских архивах.

Бурбулиса сместили, лишили всех прав и подвергли карательному ребилдингу, превратившего его в вонючку. Могли бы поступить и хуже, но Лавр Исаевич был братом, так что его по этой линии прикрыли. С другой стороны, Братство могло и спасти его от наказания, но у братьев были на ЛИСа свои виды. Так что ему решили дать помучиться и озлобиться, а потом как-нибудь использовать.

Это оказалось весьма предусмотрительным шагом. Из-за колебаний генеральной линии план уничтожения Директории через народное восстание был признан непродуманным и волюнтаристским. Изучение ближайших ветвей реальности показало, что самыми перспективными для целей Братства являются варианты варваризации под внешним управлением. Тут-то ЛИСа вытряхнули из рукава и вручили ему власть.

Сначала-то Бланманже не особенно напрягся. Но когда ЛИС убил всеми любимого директора ИТИ, а потом устроил полноценную маналулу судейским, его приговорившим, всем стало понятно: у кормила правления встал маньяк, одержимый жаждой мести. Хомяк подумал о том, ЧТО Лавр Исаевич сделает с ним самим, когда подымет полицейские архивы узнает о его роли в той истории. И запаниковал. Паника нарастала с каждым новым сообщением об очередных репрессиях. Когда же Бланманже посмотрел по эфирным новостям - он подсел на это дело, как и большинство горожан - маналулу, учинённую над рептилиями-профсоюзниками (их медленно давили асфальтовым катком, поливая при том кислотами) - то паника переросла в настоящий ужас.

Другое существо в такой ситуации плюнуло бы, да и сбежало куда-нибудь в Хемуль. Но хомяки такие хомяки. Перспектива лишиться привычного окружения и отправиться в неизвестность пугала Бланманже почти так же, как и перспектива самой ужасной маналулы. К тому же дороги стали небезопасны: тысячи и тысячи дураков двигались по ним в Город. Да и вообще: сниматься с места, ехать в неизвестность... нет! нет! В общем, несчастный хомячок сидел на месте и тихонечко приссывал. Единственное, о чём ему мечталось - чтобы ЛИС как-нибудь издох. Например, от излишеств. Ну или кто-нибудь его прикончил. Благо, разговоров таких он наслушался в своём окружении более чем достаточно. Даже полицейские и спецслужбистские кураторы, и те говорили, что, по их мнению, ЛИС долго не усидит: должен же его кто-то остановить! После таких душеспасительных бесед хомяк шёл домой, доставал бутылку хорошего коньяка и нажирался в одно лицо. Представляя себе, как он завтра выйдет из дому, купит 'Биржёвку', а там на первой странице огромными буквами - сообщение о смерти губернатора.

Он думал об этом постоянно, представляя себе всё новые и новые варианты этой смерти. Не понимая (то есть не желая понимать) того, что, в сущности говоря, уже обдумывает варианты покушения.

Когда же он это всё-таки осознал, то план уже был готов. Самый простой.

Чтобы прикончить ЛИСа, нужно было существо, с оружием, убивающим на расстоянии - и готовое рискнуть жизнью. И то и другое у хомяка было. Древний керамический пистолет он унаследовал от отца, вместе с боеприпасом. Цена его была невообразимо велика, но продавать отцовское достояние хомяк не собирался. Самое же главное, что об этом пистолете никто не знал.

Что касается исполнителя, он тоже имелся - его брат Зефир.

Отношение Бланманже к брату было сложным. Как говорят психоаналитики - кто постигнет глубины души хомяка? С одной стороны, между братьями царила своего рода гармония, с другой - антагонизм. Бланманже отчасти презирал Зефира за глупость, отчасти завидовал, потому что родители уделяли ему куда больше внимания, нежели благополучному Бланманже. С третьей стороны, Зефир, рано созревший, регулярно ебал братишку в попу. С четвёртой - брат не имел ничего против. От насилия над собой он впадал в экстаз - и, кроме того, любил асфиксию...

В общем, всё было сложно. Однако, ежели без сантиментов, Зефир был прекрасным кандидатом на роль киллера. У него с детства был ясно выраженный синдром хомячка: он постоянно пытался царапать и кусать тех, кто сильнее его. Когда же он подсел на айс, синдром вырос до мании. Избавим читателя от подробностей. Достаточно сказать, что Бланманже был вынужден регулярно вызволять Зефира из разных скверных ситуаций. Крайний раз дело дошло до нападения на полицейского. К сожалению, Зефир под айсом терял адекватность и вообще не думал о последствиях.

В сущности говоря, нужно было всего-то ничего: провести Зефира на какое-нибудь мероприятие губернаторского уровня, вмазать его айсом и дать пистолет. Ну и чуть-чуть подстрекнуть. А для надёжности - дать ему вместе с айсом какой-нибудь яд, который действовал бы в течении получаса. За такое время даже в самом крайнем случае Зефира не раскололи бы. Разумеется, жертвовать жизнью брата было нехорошо, но Бланманже, чесгря, давно уже заебался жертвовать деньгами и репутацией ради брата. У которого из-за айса даже и хуй-то уже стоять перестал.

Проблема была одна: протащить айс и пистолет на подобное мероприятие. Бланманже знал, что приглашённых проверяют хорошие эмпаты, а кроме них - две эквестрийские поняши. Они работали так, что гостей даже шмонать перестали: поняши попросту някали дорогих гостей, после чего требовали сдать все опасные предметы. И все их сдавали, вплоть до булавок и перочинных ножей. Пронести оружие мимо девочек с большими глазами было совершенно невозможно.

Про тораброца Арлекина Бланманже знал. От Ракалия Паскудника, постоянного посетителя 'Ажитации', с которым они частенько распивали коньячок. В частности, знал и то, что Арлекин устойчив к паранормальным воздействиям: маленький педрилка этим похвалялся, а Ракалий запомнил. Хомяк даже видел его: разок заходил к Ракалию, когда тот с Арле завтракал. Арлекин на него посмотрел и тут же забыл - подумаешь, какой-то хомяк.

А зря. Ибо хомяк, загнанный в угол - опасное существо.

Когда Бланманже увидел Арлекина у себя в клубе и узнал, его как ударило: да вот же он, шанс. И, собрав в кулак всё своё мужество, приказал одному из местных проститутов, - тому самому кулану, - обслужить данного клиента по полной программе. А потом придушить и оттащить в клубный подвал. Оборудованный для BDSM-игрищ.

- ...Восемь тысяч. Это крайнее условие, больше не могу, - сказала труба.

На сей раз Арлекин почувствовал, что контрагент больше не торгуется и достиг предела своих возможностей.

- Половину вперёд, - сказал он. - Остальное после.

- Пока пятьсот. Остальное получите, когда донесёте пакет до места, - сообщила труба.

- Три тысячи, - сказал Арлекин. - И это тоже крайнее условие.

Действие семьдесят второе. Приёмы.

...возле памятника жертвам Шипки. - Памятник был воздвигнут в первом веке после Хомокоста. О том, кто такая или что такое эта Шипка, достоверных сведений не сохранилось. Известно только, что она плохо действует на сосуды и что она сгубила дохомокостного поэта Иосифа Бродского.

...ему решили дать помучиться и озлобиться... - Конкретнее. После лишения прав и насильственного ребилдинга он остался нищ и гол. Бурбулису пришлось поселиться на окраине Города среди инсектов: это обходилось дешевле, к тому же инсекты равнодушны к запаху триметиламина. Подрабатывал он нотариусом и письмоводителем в мелких паучьих конторах. Пауки любят платить мало и нерегулярно. Приходилось подрабатывать, кормя собою блох и клопов. Слуцкис потихоньку начал пить (на наркоту денег не было). И, наверное, со временем спился бы. Но тут Братство сделало ему то самое предложение, от которого невозможно отказаться.

Примечание 1. Процесс был громкий, с ЛИСом работали лучшие телепаты Директории (по слухам, сам Пендельшванц заглядывал на допросы). Так что все нычки и заначки у него повыгребли.

...власть получил маньяк, одержимый жаждой мести. - Вообще-то ЛИС был ворюгой, но не кровопийцей. Однако ему надо было поддерживать репутацию маньяка. И не только для того, чтобы боялись - а чтобы никто не спрашивал, почему он принимает такие странные управленческие решения. Очень старый приём королей, диктаторов и прочих владык, не желающих объяснять окружению мотивы своих действий.

...с которым они частенько распивали коньячок. - Иных отношений у них быть не могло. Вы уж подумайте сами, почему.

...его как ударило: да вот же он, шанс. - Наш герой много чего упустил из виду. Например, о том, откуда взялись в Городе поняши, хомяк точно не знал. И даже не поинтересовался. Точно ли Арлекин может выдержать няш двухсотки, если бы та включила его по полной - хомяк тоже не подумал. Вы удивлены, батенька? Полагаю, что нет... Впрочем, в данном конкретном случае это оказалось не критичн

Опять про жопу написал! В шестьдесят девятом действии про жопу было, и тут снова-здорово! Автор, да ты анально озабочен просто-напросто! Хоть про пизду напиши, что-ли, для разнообразия. Или ты её разлюбил, греховодник? - Парсуплет-Парсуплёткин, гетеронатурал.

Примечание 1. Парсуплёткин, ну как же ты меня достал, оглоед грызучий. Шёл бы ты лучше отсюда подобру-поздорову. Последний раз предупреждаю.

Примечание 2. Извиняюсь перед читателями, но этот пакостник никак не унимается. Придётся с ним что-то делать, наверное.

Действие семьдесят третье. Декапитация, или Буратина попадает в некое место, кое служит ему прибежищем, и узнаёт великую тайну

Чудище о́бло, озо́рно, огромно, стозе́вно и ла́яй.

Тредиаковский В.К. Телемахида. - Цит. по: Радищев А.Н.Путешествие из Петербурга в Москву. - Цит. по Эйдельман Н.Я. Александр Радищев. - Цит. по. Лиора Скумбриевич. Петербург и 'Петербургский текст русской литературы'. Введение в тему // Скумбриевич Л.Е. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М.: Издат. группа 'Прогресс' - 'Культура', 1995.

Черепаха - символ мудрости, на которую не следует полагаться.

Лао Шэ. Старый вол, разбитая повозка. / Пер. с кит. Н.А. Спешнева. - М., Изд-во восточной литературы, 1965.

17 января 313 года о.Х.
Озеро Гарда.
Вечер - ночь.

Сurrent mood: serious / шутки кончились
Сurrent music: АукцЫон - Старый пионер.
Сurrent poetry: А.С. Пушкин, Руслан и Людмила, Песнь Третия, 232-247

Буратина сидел на пирсе и болтал ногами со скуки, когда поверхность озера потемнела и заколыхалась.

Деревяшкин от испуга чуть было не выронил змейку. Та зашипела - и в который уж раз попыталась укусить бамбука за ладошку.

А вот зелёный товарищ - бамбук так и не узнал его имени - сидел рядом, не подавая признаков... да, в общем-то, никаких признаков не подавая. После кратковременной вспышки ярости, стоившей жизни Аркадию Рудольфовичу, он впал в прострацию. Буратина честно пытался его расшевелить, стуча ему по спине, щелбаня по щщам и дёргая за обвислые ноздри. Всё тщетно: зелёный ни на что не реагировал. Как будто из него выдернули некий внутренний стержень... да, собственно, так оно и было, чо уж. Впрочем, он хотя бы вёл себя прилично. В отличие от жабледротки. Которая так и осталась рыдать над издохшей Лилией Львовной.

Что касается дежурной лягушки, она пропала, как и не было её. Вероятно, уплыла. Буратина с удовольствием сделал бы то же самое, найдись на островке - это был именно островок, искусственный, квадратный - хоть какое-нибудь плавсредство. Его бы устроила даже самая маленькая лодочка с одним веслом. Но ни лодочки, ни весла не нашлось.

Ещё того хуже - не было нормальной еды. Буратина обыскал все помещения и наткнулся на кладовку. Там хранились бумажные мешки. Вероятно, то был корм для земноводных. Он так вонял, что даже небрезгливый бамбук попробовать его на вкус не решился.

Однако жрать-то хотелось. Бура уже подумывал, а не схомячить ли змею - вот прям так, всыромятку. Останавливало его только то, что в ней могли быть какие-нибудь яйца или зародыши, которые могли прорасти в кишечнике и овладеть Буратиной изнутри. Те же соображения удержали от того, чтобы забить жабледротку и скушать её: мало ли чего она там нахваталась от Лилии Львовны. Да, бамбук был не чужд благоразумию (и не любил сырое). Тем не менее, победа пустого желудка над благоразумием была лишь вопросом времени.

Которого, однако ж, не хватило. Ибо явилась Тортилла. И не с дружественным визитом, нет.

Она надвигалась, вот что! И - как она надвигалась!

Вырастала из тьмы, скажете вы? А вот не скажи́те. Поднималась из пропасти, из бездны? Ну где-то так - но тоже, в общем-то, мимо. Скорее вот что: проявлялись некие грозные очертанья, обреталася форма. Тортилла вся была как божия гроза, да не небесная, а пучинная, изподглыбная, что ли. Такая она была прям вся какая-то - плавуче-чёрно-чемоданная - гнетуще-облая. Озо́рно-стозевная! Но не лайяй, не лайяй, о нет о нет о нет. Она вырисовывалась в воде безмолвно и сурово. А вокруг неё содрогалось лоно вод. И оно же пузырилось. И было в этом что-то завораживающе-жуткое. Если бы на месте Буратины был Пьеро, он бы смог оценить это зрелище по достоинству.

Но увы, на пирсе сидел именно Буратина. Который явлением Тортиллы не заворожился. И даже жути настоящей не ощутил. Приссать - приссал, а так - нет. Да и где ему, деревяшке!

Он только рот разинул, когда после всех содроганий и бурлений из воды поднялся высокий купол, покрытый ржавыми металлическими листами. По краям его, ближе к воде, сидели зелёные существа, похожие на того, кто растоптал коуча. Но эти были в медной чешуе, как жар горящей в лучах заката. И с длинными копьями. Вид у них был до того решительный, что Буратине поплохело.

Купол слегка накренился. Воины были к тому готовы - ни один не упал.

Что-то заскрипело. Из воды высунулся ещё один зелёный. В руках у него вместо копья был жестяной рупор. Который он поднёс ко рту и выкрикнул:

- Всенародно Избранная Председательница Кооператива 'Озеро' Черепаха Тортилла изволила прибыть с экстренным инспекционным визитом!

- Слава Тортилле! Гип-гип-ура! Э́йя-э́йя-ала-ла́! - прокричали прочие зелёные, потрясая копьями.

Зелёный скрылся. Купол - под бодрое 'алала' - снова завращался. И наконец над водою вознеслася огромная голова, поросшая чёрной плесенью. Она напоминала змеиную, вот только размерчиком была как бы не с самого Буратину.

Голова повернулась туда-сюда. И устремила на Буратину страшные очи свои.

Левое око осветилось зелёным, в правом загорелась тусклая алая искра.

- О - о - о, - голова зевнула. Звук был как из бочки, гулкий и протяжный. - Ей - ей - е - е...

Вдруг из пасти ударила - как кулаком - громкая бодрая музычка, и прямо оттуда, из пасти, из самых недр черепахи закричали молодые голоса, сразу несколько:

Буратина прихуел бы, наверное, если б успел. Но пасть с усилием захлопнулась. Музычка - уже неразличимая - поиграла ещё секунды две и утихла.

- Запустилась, запустилась... - забормотало чудовище гулко и неразбочиво, как из бочки. - Старая запись запустилась... Старая запись из головы старой черепахи... старой горелой черепахи... песня... хорошая песня, хорошая песня - как уехать навсегда от противных жшшшш.... - голова ненадолго замолчала. Потом начала снова:

- Жы... жы... житие мое... Я жила, я жила. Я жила в себе, я в себе пребывала. Меня позвали. Я плыла сюда, плыла. Я живу, я плыву. Куда я плыву? Ко всяким гадким осклизлым противным... - дальше из черепахи вырвался какой-то мучительный треск, будто в бочке кто-то пёрнул. - Гадкие, гадкие! Гагагадкие! - она позевнула. - Мучат обманывают меня, старую древнюю, мучат мучат обма-а-анывают, я знаю, я знаю. Хотят меня сдать, сдать меня хотят. Хотят меня отрезать, отрезать от... - тут в черепахе снова что-то зашипело. - Мучают мучают! И я, и я тоже вас мучить, мучить вас мучить вас мучить вас муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч муч... - внутри черепахи как будто что-то заело.

Зелёный воин, сидевший на панцире спереди, перехватил копьё и осторожно кольнул им черепаху в затылок.

- Йе! Шминд! Эррр шестьсот двадцать два а а о ооо оо дааааааа!!!- буэээ! - закричала черепаха и вытянула шею вверх. Буратина заметил, что с подбородка Тортиллы свисают водоросли, а на шее наросли мелкие ракушки.

Тут голова накренилась над бедным деревяшкиным, как грозный кулак великана. Бамбук затрепетал.

- О, скажи, скажи же ж, зачем ты и кто ты, пролазыш... - забормотала черепаха, - обмануть, обмануть меня старую добрую ч-ч-ч-чшшшшщщщ... - звук получился такой, как будто из черепахи вышел весь воздух. - Думал меня обвести вокруг пальца, думал, не узна́ю тебя... а вот и узна́ю, а вот и узна́ю... - дальше всё ушло в неразборчивое бормотание.

Один из воинов стукнул черепаху рукояткой копья, та замотала головой и вроде как прочухалась. И гулко, протяжно заревела:

Сидящие на панцире зелёные вскочили на ноги и выставили копья.

Буратине совсем поплохело: он решил, что его приняли за жы-жы-жы и теперь ему пиздец.

- Яюшки! - заорал он. - Я не жы-жы-жы! Вот жыжыжы! Вот! - он вскинул руку с зажатой змейкой.

- Ааааа! Голова моя голова! Дай сейчас же для головы! ДАЙ ДВЕ! - черепаха крикнула так, что у Буратины заложило уши.

Минуты полторы ничего не происходило. Вдруг правый глаз Тортиллы вспыхнул-осветился красным, страшным. Потом красный свет снова сжался до искры - но уже не мёртвой, а живой, дрожащей, трепещущей.

- Ффффууууух, - огромная голова чуть качнулась. - Псссст. Как-то резковато вштырило. Надо было с интервальчиком. Сперва одну, потом другую.

На сей раз черепаха не бормотала, не гудела, а говорила спокойно и внятно. Хотя внутри всё равно что-то поскрипывало.

- Так, значит, это ты поубивал моих жы-жы? - деловито спросила Тортилла у Буратины.

Буратина подавленно кивнул. Отпираться не имело смысла.

- А я почём знаю? - честно удивился Буратина. Такого слова он ещё не слыхивал, тем более в свой адрес.

Черепахе ответ не понравился. Бамбук прямо-таки ощутил, как у него на шее затягивается петля подозренья.

- А уж не из этих ли ты часом? - голова зависла у него перед самым лицом. - Что-то носик у тебя длинноват...

Бамбук недоумённо потрогал нос. И обнаружил там только то, что и было вместо него - пенёк с дырочками.

- Врёте! - сказал он. - Да у меня носа совсем нет!

- Сейчас-то нет, - рассудила голова. - Но у тебя лицо такое, будто нос у тебя был. И довольно длинный. Характерный рисунок морщин, движения зрачков, явные следы хирургического вмешательства. - эти слова черепаха произнесла чётко, без зевков и порыкиваний. - Да ты ж его себе отрезал!

- Это жы-жы мне его отрезали! - убедительно соврал Буратина. - Они тут знаете чего творят?! - он снова потряс змейкой. - Они мне в жопу лезли!

- Они всем туда лезут, - сказала Тортилла тоном строгой учительницы. - Ты что, лучше других?

- Ты отвечаешь вопросом на вопрос, а это явный признак жы-жы-жы, - черепаха, не сводя с бамбука пристального взгляда, слегка качнула головой. - Ты подослан ими? Зачем? Признайся честно, и я тебя не накажу, - красная точка подмигнула: соглашайся, мол.

- Вот ещё! Никем я не подослан! Меня тут утопить хотели! - Буратине внезапно захотелось нажаловаться. - Я вообще тут ни при чём! Меня в какую-то скобейду затащило! Потом кот этот, лиса! Денег обещали! А у меня ничего не осталось!

- Денег обещали? - черепаха заинтересовалась. - И сколько же?

- Да там их целое дерево было! Вот такое! - Буратина замахал руками и чуть не выпустил змейку.

- Да я всё время правду говорю, а мне никто не верит! - бамбук утёр свободной рукой навернувшуюся слезу. Ему было очень горько и обидно.

- Не верят, говоришь? -Тортилла ещё приблизилась, обдавая Буратину тёплым дыханием. - И кто же это такие, кто тебе не верит? Имена, фамилии, явки?

- Да все! Все не верят! Инспектор с книжечкой! Кот! Лиса! Крокозитроп этот дурацкий! Я ещё дереву попался, там мне тоже не верили...

- Хрен ли, одна отрава, - бамбук свесил голову. - Один Карабас в меня верил и мне денег дал...

- Карабас? - сказала она очень тихо. - Хомосапый, высокий, с чёрной бородой?

- Он самый, - подтвердил Буратина. - А вы его знаете?

- Ах вот оно что, - зашипела черепаха. - Это он тебя сюда направил? Что ему нужно? Та вещь?

- Хватит корчить из себя дурака! - Тортилла приоткрыла пасть.

- Я не корчу! - Буратина уже и не понимал, как доказать свою правоту. Ещё меньше он понимал, зачем ему это так надо. Но - да, он хотел сказать правду, и чтобы ему, наконец, поверили.

- То есть ты и вправду дурак? - предложила черепаха разумную альтернативу.

- Я не дурак! Вот ещё скажете! - бамбук чуть не расплакался от злости. - Я просто невоспитанный! Никто меня не учит.... не кормит... не занимается... издеваются только все...

- Никто не занимается? - переспросила черепаха. - Знаешь, а я, пожалуй, тобой займусь прямо сейчас, - красная искра в глазу стала как будто расти, Буратина заворожённо пялился на неё, пялился. - Что-то в тебе есть, дружочек. И я намерена выяснить, что именно в тебе есть... и кто ты по жизни. Так сказать, τὸ τί ἦν εἶναι... смотри на меня, деревяшка, в глаза смотри...

- красная точка заполнила всё поле зрения Буратины, стала всем -

>> Буратина хотел было... - но нет, уже не хотел -

>> хотел-хотел, хотел хотёл котёл потёк попёр хопёр духаст инцест гапон инвест венок утех услад не тех баклан бекас гамаль хусейн гесэр гесэр эсэсэсэр

<< исходные данные: молоток, обёрнутый чёрной изолентой; наждачная бумага грубой зернистости; обрезок крашеной белой линялой краской водопроводной трубы; ясно и то, что знание об этом свойственно первому ощущающему

<< это было совершенно невыносимым, и изводился, замкнувшись в эгоистическом. Даже забота - тот высоко оценил, поэтому не выгнал, а позволил - даже не тронула, а приняла это как должное, без благодарности брошены своими только потому, что из которого должен вылупиться, а прилизалось к этой обманутыми in this respect

тут бамбук бамбучок наш бамбушечка немножечко пришёл в себя и что

>> белей лилей аллея лала была бела ты и ала алла алла бисмилля каза роза белла падла триунглина пипа пипа пи пи пипа пи пи ру ру у у у у у > > > >>

>> Он ещё не родился. Над ним проходит мутная зелёная вода. Вот она с шумом стекает, и со звоном открывается крышка автоклава. << значит, ты изделие? как же тебя занесло в Страну Дураков? ладно, давай дальше

>> Он сидит в родном вольере и думает: не пропустить бы утренний тихий мурк просыпающейся Виньки-Пуньки. << это мы всё поскипаем, неинтересно

>> Он делает надрез на носу << ага, понятно, вот что у тебя с носом

>> Доктор Коллоди берёт его на индивидуальное и называет его Буратиной. << повезло тебе... похоже, ты везучий... был ты везучий

>> Нудит сверчок. << о нём - подробнее, это интересно

>> Прыгает крыса. << ты умеешь влипать в неприятности, парень

>> Оглушающий крик Карабаса бьёт по ушам и он теряет сознание. Надолго. << гм, гм

>> Потом он пьёт что-то хорошее и делает что-то плохое - уже не помнит, что, он пьян и гадок. << нет, это не нужно

>> Ему дают золотые монеты. << так-так-так, а почему и сколько? хотя стоп, давай с начала; о Карабасе - всё, что знаешь, вообще всё, не ленись, давай подробности

>> Его куда-то тащат рыбоны. << надо же, ещё и рыбоны? что ты знаешь о рыбонах?

>> Он лежит в подводной лодке на полу и пытается заснуть. << понятно, идём дальше.

>> Белое кругом, трилобит, что-то непонятное. << что-что? настоящий трилобит?! Рассказывай всё, что запомнил, каждое слово!

>> Выдра Лёля ведёт его к себе << неинтересно, дальше

>> им овладевает прекраснохвост << неинтересно

>> и он повисает на древе Вак-Вак. << обана! где, когда, при каких обстоятельствах?

<< муть какая-то, хотя на Поле Чудес всегда мутно

>> мёртвый крокозитроп c картами << чтооо? АРКАН ШЕМ ТАРОТ?! С-скобейда. Ещё раз, с подробностями!

>> Мальвина с Артемоном << странно как-то, но допустим

>> проскальзывает летучая мышь << непонятное что-то, совсем ты там на Поле умишком тронулся

>> и он возносится и падает в виденьях своих << а вот это как раз понятно, тьфу, экая пакость этот 'момент'...

>> и вот ещё один кот и ещё лиса, другие кот и лиса << вспомни, что за ветвь, ты должен вспомнить

>> теперь не те, а эти кот и лиса << да задолбал ты меня своими котами и лисами

>> дерево с золотыми монетами вместо листьев << ну, допустим, на Поле и не такое случается

>> инспектор Купер взмахивает красной книжечкой << ишь ты!

>> Аркадий Рудольфович << оплошал cтарый #lib88=023, хе-хе, оплошал!

>> змейка в руке << хер бы с ней, вроде и #lib88=023, а дура дурой

<< н-да, деревянненький, эк тебя жизнь помотала

<< парень ты вроде и неплохой, и друзья у тебя интересные

<< понять могу, но это вопрос моей репутации

<< пожалуй, отдадим тебя Роберту Самойловичу,

>> красная искра, точка в конце пути точка в конце пути

<< ща мы тебе аккуратненько головёнку сострижём, ты даже не заметишь

>> точка в конце пути точка в конце пути то смерть смеееерть СМЕЕЕЕЕЕЕЕРТЬ

у у у у у ип ип ип апип ип ип апип апип анилгнуирт алдап аллеб азор азак яллимсиб алла алла ала и ыт алеб алыб алал яелла йелил йелеб ААААААА НЕТ НЕ ХОЧУ НЕ ХОЧУ НЕ ХОЧУ ПУСТИТЕ СПАСИТЕ ПОМОГИТЕ ПОМОГИТЕ ПОМОГИТЕ ТОРТИЛЛА ПОМОГИТЕ ТОРТИЛЛА ПОМОГИТЕ ТОРТИЛЛА СПАСИТЕ ПОМОГИТЕ БУРАТИНЕ БУРАТИНЕ БУРАТИНЕ

И внезапно истошный крик поднялся над озером Гарда.

- Помогите! Помогите! Помогите Буратине! - кричали и бесновались форели.

- Спасите! Спасите Буратину! - вторила кумжа из заводей и затонов.

Огромный голавль выпрыгнул из воды и пропердел стремительной морзянкой:

Угорь, налим, треска, щука, окунь и линь, - обычно немые, как рыбы, - разразились нечленораздельными воплями и хлопаньем жабр.

Медночешуйчатые воины на панцире Тортиллы стучали копьями по панцирю и взывали к ней - помоги, хозяйка, помоги Буратине!

Лягушки - жирные, плотные, сверкающие от слизи, как яхонты под луной - со всех концов огромного озера ухнули разом:

Свистели пронзительные раки. Водные насекомые оглашали воды своим стрёкотом и стенаньями. Оглушительно молчали ручейники. Их молчание доносилось до самых отдалённых окрестностей озера, причиняя лютейшую скорбь лягушатам и инфузориям.

Где-то в поднебесье, между небом и луною, рыдал жаворонок, умоляя спасти и сохранить Буратину.

Даже зелёный лишенец, сидящий рядом с Буратиною на пирсе, на миг позабыл о своей резиньяции и буркнул:

И тут пробудился мастер-коучер Роберт Самойлович, по основе яйцеглист (он уютно устроился в аппендиксе водяного утконоса, которого вёл последнюю неделю).

Ведомый утконос растопырился и заорал, срывая голосовые связки:

Была ночь - глухая, как пень. Луна чуть-чуть виднелась из-за облака, неясные звёзды толком не давали света. От озера пахло сырой водой. Тело побаливало: мышцы свело от холода и пережитого ужаса.

В руке что-то мешалось. Бамбук разжал её и увидел мёртвую змейку. Похоже, он стиснул её слишком крепко.

На пирсе лежала голова черепахи. Оба глаза её тихо светились изумрудным светом.

- Н-да, - констатировала она. - Не ожидала я такого. Интересно, что это было.

- Й-й-йяюшки! Чччто вы со мной сделллали? - Буратина чуть не прикусил себе язык: его подтрясывало.

- Допросила под гипнозом. В меня встроена программа RedEye для быстрого гипнодопроса. Полезная штука. По итогам я решила произвести над тобой профилактическую декапитацию.

- Голову откусить. Грустно, конечно, но того требовала ситуация.

- Это за жыжыжы? За того слизня? - Буратина чувствовал, что угрозы больше нет, но хотел понять, в чём дело. - Вы же их сами не любите?

- Не люблю. И чисто в личном плане тебя прекрасно понимаю, - подтвердила черепаха. - Но и ты меня пойми. Я авторитет. Все, кто живут в озере - под моей защитой. Как бы я ни относилась к ихнему кагалу, я должна их защищать. Или хотя бы отомстить за смерть. Иначе ко мне уважухи не будет... Но произошло неожиданное народное волеизъявление. Всё население пруда в едином порыве обратилось ко мне с устной петицией - помочь тебе, Буратина. Честно говоря, и мне самой стало тебя очень жалко. За последние сто двадцать лет не припомню аналогичного случая... - она замолчала.

- И чччего? - Буратине было холодно, зубы постукивали.

- И того. У меня тут демократия. Очень удобная штука, если уметь ей пользоваться. Да и вообще - мне не хотелось тебя наказывать, но надо было держать марку перед электоратом. А тут сам электорат за тебя просит. Так что я тебя не накажу и даже помогу... Интересно всё-таки, что случилось. Очень похоже на паранормальное воздействие. Но во время допроса ты бы обязательно вспомнил, что паранорм... В любом случае - ты необычное существо, Буратина.

Деревяшкину эти слова польстили. Он приосанился - и тут же громко икнул. И как-то особенно остро почувствовал, что задубел и хочет есть.

- Уважаемая госпожа Тортилла, - сказал он, добавив в голос умильности, - если уж вы оставили мне жизнь, не могли бы вы мне дать что-нибудь поесть? А то я от голода умираю. И холода, - добавил он для точности.

- Вот что, - сказала она. - А полезай ко мне в дежурку. Сейчас там свободно. Я ребят отпустила. Там и поешь.

Тут Буратина заметил, что зелёных существ на панцире черепахи больше нет. И спросил об этом.

- Я же говорю - ребят я отпустила. Хочу с тобой пообщаться в интимной обстановке. Без посторонних. Ну что, залазь.

- Ыыыыы... а дежурка у вас где? - не понял бамбук.

- Где - где, - с неудовольствием сказала черепаха. - Вот именно там, где ты подумал. Не беспокойся, там у меня всё чисто. И тепло.

Огромная черепаха начала разворачиваться, гоня волну. Наконец, она повернулась к Буратине тылом и приподняла попу.

Две панцирные пластины со скрипом разошлись, и бамбук увидел дыру. Точнее - дырень. Она была плотно сжата, но размеры её впечатляли.

- Лучше с панциря спустись, - посоветовала черепаха. - Или тебя засунуть? - она приоткрыла пасть, готовясь ухватить доширака за какую-нибудь конечность.

- Нет, я сам, - быстро сказал бамбук. Немного подвигался, разгоняя кровь. Потом прыгнул на панцирь, спустился вниз и повис на руках, цепляясь за броневые плиты, ногами нащупывая край открывшейся дырки.

Черепаха наклонилась сильнее, выставив заднюю часть. Бамбук извернулся и пролез внутрь - ногами вперёд.

Сначала было темно, тесно, воняло чем-то кислым. Потом где-то за спиной загорелся свет. Буратина лежал на животе в очень низком и очень узком тоннельчике с ребристыми розоватыми сводами, которые слегка подрагивали. Однако тут было тепло. Даже, пожалуй, жарковато. Но замёрзшему бамбуку это понравилось.

Он завозился, чтобы лечь ногами ко входу. Упёрся руками в своды и с усилием на них надавил.

- Эй, не лапай меня, - недовольно сказала Тортилла. - У тебя руки холодные.

Голос шёл откуда-то снизу и отдавал металлом. Видимо, там было какое-то техническое устройство вроде репродуктора.

Буратина неохотно убрал руки и стал осматриваться.

Конец тоннельчика был чуть шире и заканчивался стенкой. Из неё торчала какая-то мясная блямба диаметром с полметра, с рваной дыркой посередине. Над ней болталась лампочка на шнуре. Снизу стояло жестяное ведёрко непонятного назначения.

Прямо над блямбой сверкал странный предмет - жёлтый кружок со вписанной восьмиконечной звездой и буквой 'G' в серёдке. Трогать его Буратина побоялся.

- Ну как тебе? - раздался голос черепахи. Шёл он откуда-то снизу и отдавал металлом. Буратина решил, что это какое-то техническое устройство.

- Под шейкой пошарь, - посоветовала Тортилла. - Дежурные там обычно жрачку оставляют.

- Шейкой матки, чего ж ещё-то, - недовольно проворчала черепаха. - Ты вообще где находишься?

- А, ну да, - сообразил деревяшкин. В принципе-то устройство этого самого органа он знал на отличненько. Вот только никогда не думал, что когда-нибудь окажется внутри него.

Он протянул руку и поскрёб в складках под блямбой с дыркой. И наткнулся на какой-то предмет. Это оказался брикет комбикорма.

Со счастливым стоном Буратина разорвал обёртку и впился в него зубами.

Пожрав, он почувствовал себя почти счастливым. Он поел, ему было тепло, он лежал на мягком. А главное - впервые за эти дни он чувствовал, что находится в безопасности.

- Ну ты поел? - спросила черепаха. - Крошек только не оставляй. У меня от них там чешется.

Бамбук посмотрел на пол, увидел несколько крошек комбикорма и слизал их - чего уж добру пропадать.

Черепаха издала какой-то непонятный низкий звук, напоминающий урчание.

- Ты тщательнее, - сказала она. - Чувствую, там какая-то соринка завалялась. Зудит - прям не могу.

Буратина немного подумал, по понятиям ли это. Лизать эти места ему приходилось только после неудачного спарринга с самкой, когда та пользовалась правом победителя. Но выбора особого не было.

К счастью, долго ублажать рептилию не пришлось. Через минуту черепаха охнула, лампочка мигнула, шейка матки дёрнулась и вытянулась, чпокнув бамбука по лбу.

- Уффф. Спасидо, - сказала черепаха. - А, кстати! Ведёрко видишь? Загляни туда.

Буратина заглянул в ведёрко и увидел там ком пиявок. Все они были сонные и едва шевелились.

- Это я родила, - похвасталась Тортилла. - Хочешь, тебе совсем хорошо станет? Возьми пиявку из ведёрка и приложи ко внутренней стороне локтя.

Буратина решил не ломаться, достал пиявку и приложил к сгибу. Пиявка как-то очень быстро присосалась к вене и повисла.

Сначала через тело бамбука прошла волна жара, но не болезненного, а сладкого. Эта волна смыла весь холод и усталость. Посветлело в глазах: бамбуку даже показалось, что лампочка засветила ярче. А главное - в голове его наступила какая-то необыкновенная ясность. Не то чтобы он поумнел, зато мозг его стал как прозрачный аквариум, в котором видно каждую мыслишку.

- Смесь наркотиков и стимуляторов, - сказала черепаха. - Моя разработка. Сама сделала. То есть сделала-то я пиявок, а они эту смесь вырабатывают.

- А последствия плохие есть? - обеспокоился Буратина. И тут же подумал, до чего же, оказывается, ему легко и удобно думать. Без пиявки он, наверное, тоже обеспокоился бы, но это беспокойство ещё нужно было бы оформить в мысль. Сейчас же он почти видел его - в виде маленькой блестящей рыбки, выглядывающей из-за причудливого коралла воспоминаний об утреннем похмелье.

- Да не особенно, - в глубинах черепахи хмыкнуло. - Отходнячок небольшой. Сначала на хи-хи пробивает, потом в сон клонит. Тут главное - не усугублять. Я вот себе две поставить приказала. Сдуру. Ну это извинительно. Когда я сюда приплыла, то совсем ничего не соображала.

- Как-как? Каком кверху, - недовольно сказала Тортилла. - Я вообще не люблю думать. Иногда приходится, но в целом - нет. К счастью, я неисправна. У меня в голове поломаны кибридные цепочки. Бо́льшую часть времени я не в себе. Или наоборот - слишком в себе. Зато мне хорошо. Я думаю о прошлом, смотрю старые фильмы, слушаю музыку... мечтаю... а мир окружающий вижу как сквозь тусклое стекло. Ну, опасности всякие чую, но и только. А когда приходится думать на стимуляторах, всё вокруг обретает неприятную чёткость. Я начинаю понимать, какой же вокруг пиздец творится.

- Странно как-то, - сказал Буратина, переворачиваясь на бок: ему так было удобнее. - Все же хотят быть умными.

- Не всегда, - ответила черепаха. - Вот скажи: ты водку пьёшь? И зачем?

- Вот-вот. А теперь представь, что тебе не нужна водка, а своей дури хватает.

Буратина вспомнил про 'момент', но благоразумно попридержал язык.

- Ну и кроме того, - завершила черепаха, - репутация чокнутой бывает очень полезной.

- Сам посуди. Чокнутых боятся, даже если они не очень круты. И предпочитают не связываться. А с другой стороны - все надеются, что чокнутый как-нибудь сам себе шею сломает.

- И можно делать что хочешь, - догадался бамбук.

- А вот это - нет, - строго сказала черепаха. - Править при этом нужно мудро и справедливо. Иначе все решат, что ты совсем чокнулась и от тебя надо срочно избавляться.

- Как-то всё это сложно, - решил бамбук, вытягивая ноги.

- Мне триста лет, - ответила черепаха. - Я их прожила со сложностями. Но кто был проще - те уже сошли с дистанции. А ведь я уязвима и у меня много врагов.

- Вот именно. Они знают, что я их не люблю. Так вот - они меня тоже недолюбливают.

- А зачем тогда вы их... ну, они же у вас в пруду живут? - решился спросить деревяшкин.

- Ты действительно не понимаешь? - в железном голосе послышалась ирония.

- Не-а, - Буратина честно помотал головой. - Тут какое-то противоречие.

- Противоречие, говоришь? - черепаха явно развеселилась. - И в чём же оно, противоречие?

Не виси на Буратине стимулирующая мозг пиявка, он не смог бы ничего сказать толком. Но пиявка исправно выделяла полезные вещества, и бамбук всё-таки сумел довести чувства до ума.

- Ну если вы их не любите, то вы же не будете их терпеть там, где сами живёте? Разве нет?

- Твоя проблема в том, что у тебя очень коротенькие мысли, - по-стариковски вздохнула черепаха. - Ну, давай разжую. Они ненавидят меня и стремятся уничтожить. В моём случае это довольно просто. Достаточно отравить воду в озере. Но пока в озере живут другие ж-ж-ж, они этого делать не будут, чтобы не задеть своих.

- А эти ж-ж-ж так любят своих? - Буратина задал вопрос, который в ином случае просто не пришёл бы ему в голову - а точнее, не дошёл бы до головы, провалившись меж извилин.

- Не то чтобы любят, - объяснила черепаха, - но побаиваются. У любого Аркадия Рудольфовича могут быть влиятельные родственники и знакомые. Которые за его безвременную смерть спросят. Так что они его, как минимум, предупредят. И тогда он постарается скрыться. Поэтому я постоянно проверяю, на месте мои ж-ж-ж или где.

- Всё равно как-то не очень надёжно, - решил бамбук.

- Лучше какая-то защита, чем совсем никакой, - ответила черепаха. - Теперь насчёт терпения. Я их терпеть не могу. Именно поэтому мне нравится над ними глумиться. Например, я вменяю им в обязанность проповедовать антисемитизм. То есть ругать самих себя.

- Да им это похуй, - сказал бамбук, вспомнив беседу с Лилией Львовной и её пламенную речь о моржах и юристах.

- А мне насрать на ихний похуй, - ответила черепаха. - Меня это развлекает. Принуждать врага поносить собственное племя - это изящно, а я черепаха со вкусом.

Буратино невольно задумался о том, какой у Тортиллы вкус. О черепашьем супе он что-то слышал, но ни разу не пробовал. Он представил себе, сколько можно наварить супа из Тортиллы. В желудке заурчало.

Но тут ему пришла в голову мысль поинтереснее.

- Госпожа Тортилла, а вы их сами не боитесь? - спросил он. - Они могут же и к вам залезть... ну вот сюда, например?

На этот раз Тортилла долго молчала. Так что бамбук даже забеспокоился, не сказал ли он чего лишнего.

- В жопу, ты хочешь сказать? - черепаха, наконец, заговорила. - Я смотрю, у тебя она на первом месте. Ты всё время ищешь на неё приключений. А кто ищет, тот найдёт. Всё-таки очень странно, что ты ещё жив... Видишь ли в чём дело, Буратина. Чтобы ответить на твой вопрос, мне нужно будет рассказать тебе одну вещь. Точнее, тайну. Более того - великую тайну. Всех, кто её знал, убили. Я имею в виду - всех, кто что-то понимал и мог рассказать. Потом убили тех, кому могли рассказать. Убивавших зачистили тоже, остальные умерли сами, потому что это было очень давно. К концу первого века все концы ушли в воду... потому-то Братство опасается рыбонов и разводит их с наземниками... - тут она снова замолчала.

- Карабас из тех времён, но и он не знает, - уверенно сказала она. - Думаю, потому и выжил... Тораборский Король знает, поэтому прячется. Знает верхушка Братства, по понятным причинам. И знаю я. И не просто знаю, а помню. Знающего можно убедить в том, что его неправильно информировали. А помнящему можно только голову разбить. Чего мне не хотелось бы. И всё-таки я тебе отвечу, Буратина. Потому что молчать нелегко и неприятно, а ты спросил. Считай - сам напросился.

- Не понял, - деревяшкин слегка забеспокоился.

- Сейчас поймёшь. Ты знаешь, что на языке Братства наш мир называется 'Земля Преступления'?

- Ничего, ещё услышишь. Скорее всего, тебе расскажут о преступлении гав'виалей. Которые не отключили... впрочем, об этом ты меня не спрашивал. Так вот, запомни - гав'виали с нами плохо поступили, но то самое преступление совершили не они.

- Погоди, не спеши. Сперва один вопрос. Представь себе, что ты человек... ну то есть богатое и счастливое существо. У тебя есть челядь. Услужающие. Твой электорат. Ты относишься к ему хорошо, не обижаешь, кормишь. Если плохо работают - наказываешь. Но за дело. И без лишних жестокостей.

Буратине опять припомнились видения под 'моментом' и он сладко вздохнул. Будь у него услужающие, уж он бы им спуску не давал.

- И вот этим услужающим кто-то начинает говорить, что у них плохой хозяин. Слишком много заставляет работать и не даёт развлекаться. Мало водки наливает. Не разрешает першеронам трахнуть свою дочку. Приказал забить одного слугу за то, что тот съел другого...

- А чего они недовольны? - не понял Буратина. - Всё по понятиям.

- А ещё он говорит, что хозяин ужасно обходился с их предками. Шкуры с них спускал и на стену вешал. Для утепления.

- Ну да, и чо? - деревяшкину не нравился этот разговор, он не понимал его смысла, но сердцем чуял, что он клонится к нехорошему.

- Потом услужающие начинают об этом говорить друг с другом. Себя накручивают, распаляют. И потом сговариваются между собой - убить хозяина. И убивают. Вместе с его потомством. Теперь вопрос: что этим услужающим полагается по понятиям за такое дело? И что полагается их потомству?

Тут ничего сложного не было: Буратина был из ИТИ, понятия знал. И логику генетиков - тоже.

- Услужающим - маналулу, - рассудил он. - Детей забить или стерилизовать. Если они такое сделали, значит, у них в геноме что-то не то. Что именно, выяснять не будут. Всех вниз.

- Всё-то ты говоришь правильно. Вот только... Видишь ли, Буратина, это мы убили людей. Человеческую цивилизацию уничтожили животные. Разумные животные. То есть наши с тобой предки.

- Херня какая! - сказал он уверенно. - Мне папа Карло говорил - люди умерли от вирусов. Которые сами на себя напустили, потому что была война. Мы тут ни при чём.

- Ага-ага, вирусы виноваты. Которые люди сами на себя напустили. Сами себя, значит, обслужили. Очень удобная версия. Вот только факты от этого не меняются. Я же всё это помню. Знаешь, как всё было на самом деле?

- Не-а, - упавшим голосом сказал бамбук. Знать великую тайну ему внезапно расхотелось.

- А придётся. Ты сам напросился... Люди действительно воевали, уж не знаю почему, - начала черепаха. - Я создана для войны. Как кибрид-дешифровщик. В боевых действиях участия не принимала. Плавала в озере и получала информацию со спутников. До определённого момента, когда вся техника у людей перестала работать. Я думаю, её отключили извне. Чтобы прекратить войну. Кто это сделал - не знаю. Но ещё до этого началась агитация. Меня саму разагитировали, - призналась она. - Какое-то существо залезло мне в ухо. И шептало, шептало. Что люди сделали нас для своей потехи. Что они не дают нам жить, как нам хочется. Не дают есть друг друга и не позволяют ебаться с кем угодно. И наказывают. И ещё люди мучили наших предков. Охотились на них, разводили на еду, шили одежду из их кожи. И мы должны отомстить за это. Мне вот рассказывали, как из моих бабушек и дедушек делали черепаховые гребёнки. В подробностях. Я не хотела слушать. Но не могла вытащить эту дрянь из уха. В конце концов я сумела её там раздавить. Но приползла другая, и она говорила то же самое. И знаешь, это было убедительным. Они умеют быть убедительными, Буратина.

- Кто же ещё-то? Ж-ж-ж. Я их так называю, потому что они как бы жужжат в уши. И через это ебут мозги. И все наши мозги они поимели по полной. Я стала ненавидеть людей, Буратина! За черепаховые гребёнки!

- Люди воевали друг с другом и не знали, что мы готовимся. А мы готовились. И когда техника людей перестала работать, кто-то выпустил этот вирус. Я уверена, это сделали не люди. Сами люди никогда бы его не применили. Вирус убивал всех без разбору. Это было бы самоубийством. А самоубийцами люди всё-таки не были.

Она помолчала ещё немного. Буратина тем временем перевернулся на другой бок.

- Но это не конец. Ни одна болезнь не убивает всех. Часть людей выжила. Их осталось очень мало, но они выжили. У некоторых был врождённый иммунитет, а кто-то успел создать биозащиту. И тогда животные стали убивать людей. Это было по всей Земле. Людей резали, жгли, поднимали на рога. Всех. Чтобы на Земле не осталось ни одного человека. А мы стали бы свободными и зажили так, как нам нравится. И отомстили бы за гребёнки. За шкуры. И животноводство.

- Так у нас оно тоже есть? - не понял Буратина.

- Это сейчас всем понятно, что без него не обойтись, - сказала черепаха. - А нам агитаторы говорили, что это подло - когда одних всегда едят, а других никто не ест. И что надо сделать так, чтобы все ели всех, тогда наступит справедливость... Я же говорю - они умеют быть убедительными, Буратина. Они умеют быть чертовски убедительными, Мать их Дочь... Нас они убедили. Я сама убивала людей, Буратина. Я их топила в озере. Они доверяли мне. Просили перевезти меня на другой берег. Я давала им сесть на панцирь, а в середине озера ныряла. Потом охотилась за пловцами. Я откусывала им руки и ноги. Мстила за черепаховые гребёнки.

Бамбук тем временем обдумывал, как ко всему этому относиться. И решил, что у черепахи всё очень плохо с головой, раз она гонит такую пургу и дичь. Хотя бы потому, что папа Карло и все прочие хорошие существа, которые встречались Буратине, ничего подобного не рассказывали. Им такое и в голову не пришло бы. Даже Мальвине... хотя вот как раз Мальвине это понравилось бы - решил он.

- Агитаторы нам говорили, что мы заживём вольной жизнью, - продолжала черепаха, - и все будут равны между собой. А руководителей себе мы будем избирать сами. И сначала так оно и было. Животные из гордости стали называть себя 'электоратом'. Это слово означало 'избиратели'.

- У тебя что, отходняк начался? - не поняла Тортилла. - Рановато вроде бы...

- Й-й-йяюшки, - деревяшкин никак не мог остановиться, - о-хохохохо... Электора-а-ат... Это ж дураки-и-и... Они же глу-уууупые...

- Глупый - это ты, - недовольно сказала черепаха. - Если совсем точно - ты безмозглый доверчивый дурачок с коротенькими мыслями. Но слушай дальше. За людьми охотились лет тридцать. Некоторые их людей перепрошились в животных. Этих было мало, но это были самые мерзкие. Такие охотились за людьми особенно упорно. Например, полковник Барсуков. Он перепрошился из человека в барсука, а из прапорщика - в полковника... Но как был гнидой, так и остался.

Деревяшкин тяжко вздохнул. Слушать безумные речи Тортиллы было, во-первых, скучно, а во-вторых - неприятно. Потому что где-то в глубине души шевелилась мыслишка - а вдруг это не совсем бред?

- Люди оставили после себя большие запасы еды и вещей. Но к началу двадцатых годов они кончились. И выяснилось, что только люди умели делать еду и вещи. Вот тогда-то все действительно начали жрать друг друга. Пока не догадались заняться земледелием. И животноводством.

Буратина внезапно почувствовал, что у него чешется нос. Потрогал свой пенёк и обнаружил там росток. Подумал, что пора бы сделать насечку, вот только нечем.

- А поскольку никто не хотел пахать, сеять и идти на бойню, пришлось создать органы власти. Ну вот такие, как у нас сейчас. Хотя тогда всё было жёстче... А всех, кто помнил старые обещания о вольной жизни, забивали. Вообще всех, кто помнил про то, что стало с людьми. Стали говорить, что люди сами себя убили. А мы, выходит - несчастные сиротинушки. Тогда людей даже начали любить. Появилась мода на хомосапость и пошли разговоры про Дочку-Матерь... Хотя это тоже неважно.

- Самое страшное было в конце тридцатых, - продолжала черепаха. - Подросло новое поколение животных, их отправили забивать стариков. В тридцать седьмом, в октябре, за мной тоже пришли. Большая толпа разных существ. Я вышла к ним на берег. Я хотела договориться. Я была беспечной и наивной. Зато у них была электромагнитная пушка. И они долбанули по мне. Чтобы спрятаться в озере, мне нужно было четыре минуты. За это время они сделали из меня шашлык. Я выгорела внутри, понимаешь? Эх, да ничего ты не понимаешь... Я умирала, буквально умирала... и ледяной ящер лизал мои ласты... тьфу.

Буратино зажал рот руками, чтобы не сказать лишнего.

- Но, в общем, я потеряла часть мозга, зато набралась ума, - закончила черепаха. - Я поняла, что эти ж-ж-ж меня обманули. Как и всех остальных. Хотя на самом деле, конечно, не в них дело. Ж-ж-ж умеют всех дурить и залезать в чужие головы, но сами по себе они ничтожны. Кто-то за ними стоит. И это не гав'виали, эти бы не стали разводить такие сложности... раньше я много об этом думала... а теперь даже не знаю... хотя в 'Протоколах' есть намёки... и в 'Книге Кагала'... даже у Лютера тоже что-то такое было... - черепаха погрузилась в размышления и замолчала.

'Совсем старая свихнулась' - подумал Буратина.

- В общем, - закончила черепаха, - я приняла свои меры. Никакие ж-ж-ж во мне больше не заведутся. Я вырабатываю антисемитические иммуноглобулины, убивающие их ещё на подходе к слизистым... Ну что, интересно?

- Как-то не очень, - признал бамбук. - Давно это было. И нас не касается,

- Ну да, это всё too old, как говорят педведы, - согласилась черепаха. - Но я тоже too old. Я видела, как работает тентура. Ты про тентуру-то хоть знаешь? Впрочем, неважно. Назовём это судьбой. Так вот, судьба - злая девка. Она всё всегда расставляет по местам. И со всех взыскивает. Рано или поздно. И с нас тоже взыщет. Как именно - ты сам сказал. Маналула и стерилизация.

- Ну даже если это всё правда - нас-то за что? - набычился он. - Триста лет прошло! Мы-то тут при чём? И кто нам предъявит?

- Мы потомки своих предков, мы пользуемся их наследием. Кто получает наследство, тот получает и долги, - сказала черепаха. - А насчёт кто предъявит... Думаю, те же самые, кто нас на всё это подбил.

- Жы-жы-жы, что ли? - на всякий случай переспросил бамбук.

- Бери выше... Но будем надеяться, что это случится не завтра. Ты как, отогрелся?

- Мне бы ещё покушать чего-нибудь, - попросил бамбук.

- На берегу покушаешь чего-нибудь, - отрезала черепаха. - В наших краях тебе оставаться нежелательно. У меня в дежурке ты в безопасности, они сюда не суются. Но держать тебя здесь всё время я не могу. А у Аркадия Рудольфовича остались друзья и родственники. Они могут нанести тебе визит. То есть в тебя визит.

- Но я обещала помочь, - закончила черепаха. - И помогу. Заодно и решу одну проблемку. Видишь ли, я кое-что должна этому твоему Карабасу. Он нанял меня сделать одну работу. Я её сделала. А вот забирать готовое он прислал одного хомосапого, которого я терпеть не могу. По личным причинам. К тому же я в тот момент я была в обычном состоянии. То есть не в форме. Ну ты видел. В общем, наговорили мы друг другу лишнего. Потом он заявился второй раз, уже с угрозами. И я назло ему поклялась, что никогда не отдам ключик ни ему, ни Карабасу... в общем, глупость ляпнула. Теперь-то я понимаю, что никакой это не Аркан Шем Тарот... Да и Карабас, хоть и жы, но всё-таки не жы-жы-жы... и заплатил он мне прилично... Короче, неудобно получилось. Но клятву я взять назад не могу. Я своё слово держу.

'Понты дешёвые' - подумал бамбук, но промолчал.

- Так вот, - продолжила Тортилла. - Я хочу попросить тебя о небольшой любезности. Встретиться к Карабасом и передать ему эту вещь.

Ему вдруг очень-очень захотелось оказаться в местах родных и привычных. Например, в каморке папы Карло - там, где висела голограмма. Всё-таки это был его дом. А ещё лучше - в весёлой компании карабасовых друзей. И тогда, в обществе Пьеро и Арлекина, нажраться до соплей, а когда срубит - надышаться 'моментом'... Вот это была бы самая зупа.

- Доставить тебя по адресу - это мы можем, - протянула черепаха. - Где он сейчас?

- Карабас? В Директории, наверное, - сказал деревяшкин.

- Далековато. И путь опасный. Может, дать тебе боевую амфибию? Ты когда-нибудь ездил на боевой амфибии?

- Не-а, - сказал Буратина. - Я вообще на рыбе не ездил.

Мысль ездить на рыбе показалась ему забавной, и он тихо хихикнул.

- Как же тебя транспортировать-то... - задумалась Тортилла. - А, пожалуй, утят попрошу. Они ко мне хорошо относятся.

- К-кы-кы-к-кого? - Буратину почему-то заклинило на этом к-к-к. Опять стало смешно.

- Есть такие... Как бы тебе объяснить... В общем, живут они здесь у меня, - закруглила черепаха.

- Ту - ту... туалетные, что ли? - уточнил бамбук. Туалетных утят он помнил по вольерам.

- Типун тебе на язык... Я хотела сказать - они не в этом смысле утята. И даже не в том. Хотя это всё неважно. Я слыхала, что они нового аннулипалпа выкормили. Ну, вот его и попрошу. Полетишь на аннулипалпе... Что с тобой?

- Утята... хи-хи... утята... ути-пути... - Буратина дрыгал ножками от внезапно накатившего смеха. - Хи-хи-хи-хи... туа... туа... лет... - он, наверное, хотел сказать 'туалетные', но смех душил. - Ану... липал... анал... прилипал... гыыыы... гыыыы...

- Отходняк пошёл, - вздохнула Тортилла. - Хрен с тобой, дубина стоеросовая. Проспишься - поговорим.

Она отключила динамики в дежурке, подняла голову к луне и оглушительно свистнула - сложно, переливчато.

Минут через десять к черепахе подплыла лодочка со странным существом, по виду напоминающим мышку, покрытую перьями. На носу лодочки горел маленький фонарик.

- Добрая дорога, - степенно согласилась черепаха. - Как развивается реальность?

- В правильном направлении! - бойко ответила мышка.

- Думаете? - черепаха зыркнула глазом с искрой.

- Убеждён! - мышка вытянулась во весь свой невеликий рост. Лодочка опасно качнулась.

- Я хочу поговорить с кем-нибудь из руководства Восьмого капитула. Это срочно. Передай куда следует. Такова реальность!

Мышка сделала вежливую мордочку и села на вёсла.

Действие семьдесят третье. Лайя, cmind, Аристотель

Цит. по. Лиора Скумбриевич. Петербург и 'Петербургский текст русской литературы'. Введение в тему... - Какой-нибудь наивный профан (к вам, батенька,это не относится!) может спросить - а зачем такая длинная ссылка, и не лучше ли сослаться на первоисточник? На это мы ответим так: понимание определяется контекстом. Понимание текста Радищева для советских интеллигентов полностью определяется школьным курсом литературы и сочинениями Натана Эйдельмана, а для постсоветских - ну, из тех, кто вообще такими темами интересуется - всякими тётками, когда-то читавшими Эйдельмана, а ныне живущими в Израиле или слушающими 'Эхо Москвы' (что с культурологической точки зрения одно и то же). Поэтому без указания контекста цитата была бы бессмысленна. Да и кто, положа руку на сердце, читал того Радищева? Так что данный способ цитирования означает, что фразу нужно понимать так, как её понимал Натан Эйдельман в изложении Лиоры Скумбиревич.

Примечание. Вообще-то приведённая фраза цитатой не является: Радищев сознательно исказил Тредиаковского, у которого было: 'Чудище обло, озорно, огромно, с тризевной и лаей'. Это было описание пса Цербера (Кервера): 'чудовище огромное, отвратительное, с трехзевной пастью'. 'Лайя' у Тредиаковского - это, собственно, пасть; у трёхголового пса она тройная, состоит из трёх зевов. Правильно было бы 'с трехзевною лайей', но поэт предпочёл не использовать букву 'ю' (он её, кажется, недолюбливал), а чтобы вбить слова в гекзаметр, добавил дополнительную гласную 'и'. Радищев поменял 'тризевной' на 'стозевно' (у чудища теперь сто зевов) и заменил 'лайю' на церковнославянизм 'лайяй' (в смысле - 'лающее').

Примечание 2. Очень внимательный читатель может спросить, почему слово 'трехзевный' написано без 'ё'. Так поступлено из уважения к Тредиаковскому, который был последовательным противником буквы 'ё'. В этом вопросе автор остаётся на стороне Державина, который оную букву любил и использовал в личной переписке.

Примечания к примечанию 2. В напечатанном виде 'ё' впервые появилась у Ивана Дмитриева в книге 'И мои безделки' (1795).

Примечание 3. 'Телемахида' Тредиаковского представляет собой стихотворное переложение прозаического романа французского католика, просвещенца и квиетиста Франсуа де Салиньяка де Ла Мот-Фенелона, крайне популярного в Европе (по сути, это был европейский супербестселлер) и в России. Фенелоновская 'Телемахида' (изданная на французском около 1700 года - когда Пётр Первый вводил в обиход новогоднюю ёлку) представляет собой политический памфлет, в котором обличается тирания и прославляется естественная жизнь на лоне природы. Там, в частности, Телемах спускается в Аид, где видит наказания для тиранов - их вечно заставляют смотреть в зеркала, в которых они отображаются в настоящем своём виде, сиречь подобными псу Керверу, то бишь чудищу о́блому.

Примечание 4. Проницательный читатель может спросить - а где бы ему почитать того же Тредиаковского, да и другие переводы Фенелона (их в России выходило немало, первый перевод появился ещё в петровское время, в 1724 году, а первый печатный, с разрешения императрицы Елизаветы Петровны - в 1747)? Увы, нигде. Насколько известно автору, та же 'Телемахида' была переиздана в послереволюционные времена единожды - в Астрахани в 2007 году. В интернете автор этой книги не нашёл. Впрочем, в нашей прекрасной, просто прекрасной стране всё то, что неинтересно Лиоре Скумбриевич, как бы и не существует. В частности, русской культуры XVIII века.

Гип-гип-ура! Э́йя-э́йя-ала-ла́! - Последнее - изобретение анархиствующего эстета Габриэля д'Аннунцио, которым он в своей Республике Фьюме заменил грубое 'гип-гип-ура'. Клич сконструирован следующим образом: 'алала' заимствована из боевого клича греческих гоплитов (Ἀλαλά, по имени дочери бога Раздора, Полемос), а 'эйя' - крик Александра Македонского, которым он горячил своего Буцефала.

Примечание. Если быть совсем точным, этот клич д'Аннунцио придумал в ночь на 7 августа 1918 года во время обеда в кафетерии аэродрома Сан-Пелагио, перед воздушным налётом.

Примечание 2. Почему черепахе Тортилле полюбилась алалака, не вполне ясно. Зато понятно, откуда она её взяла - Тортилла сама по себе является кладезем древних знаний. Увы, они хранятся у неё в голове, а свою голову Тортилла бережёт и содержимым её делится редко.

Примечание 3. Ни в коем случае не следует путать алала и улюлю. Улюлюканье - от лат. ululu - восходит к кличу римских воинов. В описываемое время самым известным примером ритуального улюлюканья является боевой клич Тарзана. По официальной версии, он был впервые озвучен Тарзаном при начале Великой Маналулы, когда на Железном Дворе были замучены тридцать личных врагов Тарзана. На самом деле имеет дохомокостное происхождение и восходит к древним фильмам с участием Тони Вайсмюллера. Фильмы в Сундуке Мертвеца не сохранились, так что, вероятно, информация куплена у рыбонов - в рамках создания мифа и ритуалов царствования Тарзана.

Примечание 3.1. Боевой клич Тарзана состоит из десяти нот, первая из которых - ми бемоль, последняя - тоже. Звучит это примерно как 'оооооо - ауа - ёооооо - ауа - оооооо!!!!!' и требует резких изменений вокального регистра с низкочастотного тембра голоса до высоких тонов фальцета.

Примечание 3.1.1. По слухам (распространение которых в домене шерстяных не благословляется), Тарзану пришлось пойти на глубокий ребилдинг голосовых связок, чтобы издавать этот культовый вопль.

Примечание 3.1.2. Во всяком случае, никакому другому шерстяному воспроизвести этот величественный крик до сих пор не удавалось.

One way ticket to the bluuuu... - Похоже, черепаха переслушивала (про себя) записи диско-групп семидесятых годов двадцатого века и случайно включила динамики. Ну, бывает.

...муч муч муч... - внутри черепахи как будто что-то заело. - Специально для тех читателей, которым интересно, что же именно происходило в этот момент внутри черепахи:

> cmind external interrupt int0 PD2 // внешнее прерывание в области шеи

...кто ты по жизни. Так сказать, τὸ τί ἦν εἶναι... - τὸ τί ἦν εἶναι, выражение Аристотеля, буквально - 'то, чем нечто являлось', 'то, чем вещь была'. Латинское quidditas ('чтоесь') - очень скверный перевод, а приведённый выше - существенно ближе к сути дела. Аристотель говорит, что вещь является тем, чем она была на протяжении своей истории. Например, высказывание 'да ты по жизни блядь' означает буквально - 'ты в течении всей своей жизни вела себя именно как блядь'.

Помогите! Сами мы не местные! - Подробно о сложной биографии Роберта Самойловича мы писали во Втором Томе - увы, сожжённом! Описывать злоключения третьестепенного героя по второму кругу не хочется - и к тому же это чрезмерно утяжеляет и без того массивную книгу. Отметим только, что Роберту Самойловичу в молодости приходилось ездить побираться в город Нальчик (что в Хемуле), где он и подхватил это присловье насчёт неместных.

Буратина лежал на животе в очень низком и очень узком тоннельчике с ребристыми розоватыми сводами, которые слегка подрагивали. - На момент выпуска влагалище Тортиллы не отличалось гигантскими размерами. Однако где-то через полвека черепаха, обосновавшись в озере, была вынуждена заняться биохакингом, то есть производить разнообразных существ на заказ и для своих нужд. Когда речь шла о пиявках или головастиках, это не доставляло ей особых хлопот, но вот рожать крупных существ ей не нравилось. Тогда она решила вопрос радикально, расширив влагалище до такого размера, чтобы в нём помещался средней величины хомосапый, а также модифицировала матку. Однако возникли проблемы с рождением мелких существ, которые просто не могли добраться до выхода из влагалища и мёрли по дороге. Черепаха решила и этот вопрос, разместив в вагине дежурного, который ассистировал при родах и собирал родившуюся мелочь в подходящую ёмкость. Чтобы дежурному было комфортно работать, черепаха провела в вагину электричество - от ближайшей кибридной цепи - и оборудовала вентиляционную систему.

Каким образом она всё это проделала? На этот счёт есть три мнения. Первое: черепаха настолько крута, что способна самостоятельно синтезировать вектора для собственной перепрошивки. Вторая - что здесь не обошлось без экспрессии спящих генов. Первое маловероятно, второе - невероятно совсем. Скорее всего, её кто-то перешил - причём кто-то, умеющий работать без сложного трансгенного оборудования. Кто именно это мог быть, проницательный читатель - то есть вы, батенька! - уже, наверное, догадались. Читателям менее проницательным мы тонко намекнём: очень возможно, что этот кто-то носил одновременно две пары очков и имел отчество 'Олегович'.

- Уффф. Спасидо, - сказала черепаха. - Тортилла после всех переделок сохранила генитальную чувствительность только в этом месте. Но мы не стали вдаваться в проблемы иннервации черепашьей вагины, объясняя, каким образом у неё там взаимодействуют срамной, тазовый, подчревный и блуждающий нервы, с учётом кибридных связей. Просто потому, что считаем интерес к интимным местам трёхсотлетней старухи нездоровым, чтобы не сказать - извращённым! Человек, способный заинтересоваться такой гадостью, может проявить любопытство и к любым другим, сколь угодно гнусным, извращениям и насилиям над естеством. Например, к экономической политике Российской Федерации. Или, того хуже, политике национальной, особенно по отношению к

...хотя в 'Протоколах' есть намёки...- Черепаха, очевидно, имеет в виду 'Протоколы сионских мудрецов'. Про остальное - см. предпоследнее примечание ко Главе 48 Первого Тома.

Теперь-то я понимаю, что никакой это не Аркан Шем Тарот... - О первом (за описываемый период, естественно) визите Болотного Доктора к Тортилле см. Главу 47 Первого Тома, о втором - Действие Тринадцатое Второй Книги. Напомним, что оба визита и в самом деле были неудачными.

Я вообще на рыбе не ездил. - Буратина по невежеству путает рыб и амфибий. Никогда не делайте так!

...утят попрошу. Они ко мне хорошо относятся. - Черепаха кое-что недоговаривает. Судя по тому значку, который видел Буратина в дежурке, Тортилла имеет какое-то отношение к четвёртому капитулу утиного движения. Принимая во внимание, с одной стороны, более чем почтенный возраст рептилии, а с другой - её хакерские (и иные) способности, проницательный читатель может сделать вывод как о её формальном статусе в движении, так и о том, что́ он собою прикрывает.

...дубина стоеросовая. - Древнее ругательство, буквально означающее - 'дубина, прямо стоящая'. Что под этим подразумевается, догадаться несложно.

Epistola privata. Письмецо в конверте

Позволь мне называть тебя именно так, ведь ты мне дорого обошлась. Это никоим образом не претензия к тебе лично, дорогуша: в конце концов, ты у меня не одалживалась. Будем считать, что это были рискованные вложения с моей стороны. Но будь уверена - я приложу все возможные усилия, чтобы они окупились.

Сперва напомню, как начались наши отношения, до сей поры односторонние. Два года назад ты нашла у себя под подушкой конвертик с бриллиантовой брошью и поздравление с днём рождения. Хотел бы я видеть твоё лицо в этот пикантный момент. Полагаю, ты не знала, чему больше удивляться: стоимости подарка или тому обстоятельству, что кому-то известен день твоего появления на свет. Ведь ты так скрытна, моя скромница! Ну что ж, открою тебе небольшую тайну: сам подарок и сведения из Тайной Канцелярии Его Величества обошлись мне в сопоставимые деньги. Предупреждая вопросы - нет, я никоим образом не намерен выставлять тебе счёт. Как и за все другие безделушки и подсказки, которые ты получила от меня. Деньги меня вообще мало интересуют. На мой вкус, пантакль не выше кубка; впрочем, и спор булата со златом мне давно уже не интересен. Кто познал тайну Жезла, для того остальное - тлен. Впрочем, это в сторону: вряд ли ты вообще поняла, о чём я толкую. Ты вообще мало что понимаешь, дорогуша - но всё это искупает масштаб твоих вожделений, который впечатляет даже меня, а меня нелегко впечатлить. Об этом у нас ещё будет случай побеседовать. И весьма предметно, моя сладкая ягодка!

Но вернёмся к делам прошедшим. Возможно, тебя томит и другой вопрос - как мои послания попадали в твою комнатку, закрытую на семь замков. Может быть, тебя даже посещали смутные догадки? Ах, если бы у тебя имелось хотя бы подобие обоняния! Вот тогда бы ты не усомнилась: да-да, это делал тот самый токсичный парень, для которого замков не существует. Самое забавное, что он и не подозревал о характере этих приношений: он был уверен, что участвует в обычной любовной интрижке. Поэтому его услуги обошлись моим агентам недорого.

Зачем я это делал? Всё просто: я приручал тебя. Всё, что ты от меня получала, шло тебе на пользу - и никогда не противоречило твоим потаённым замыслам. О нет, в ту пору и сам не ведал, сколь удачно сложится дальнейшее. В таких вопросах я руководствуюсь благим советом Горация - nec Babylonios temptaris numeros: не искушайся вавилонскими гаданьями. Я просто был уверен: твоим способностям рано или поздно найдётся применение, которое заинтересует и меня тоже. Вот ещё один урок тебе: планировать надо от возможностей. Важно не то, что субъект замышляет, а то, на что он способен. Теперь подумай, на что способен я - исходя из того, что ты уже обо мне знаешь.

Но позволь же, наконец, представиться официально. Я - полковник Барсуков. Надеюсь, что ты слышала моё имя. Но если нет - ничего страшного. В самое ближайшее время мы с тобой сведём достаточно близкое знакомство. Предупреждая вопросы: я настаиваю на этом, а настаивать я умею.

Надеюсь, ты помнишь тот день: незадолго перед отлётом из Тора-Боры ты получила очередной конвертик. В нём были координаты немецкой военной базы Graublaulichtung, описание оружия, которое там находится, а также несколько вариантов проникновения внутрь, рассчитанных именно на твои особые дарования.

Что ж! Ты сумела реализовать мой план. Признаться, я опасался, что у тебя не хватит на это ума, решимости или удачи. Скажу больше: я вообще не рассматривал вариант с твоим участием как основной. В моём распоряжении были другие возможности овладеть этой базой, менее изящные, но более надёжные. Однако ты изрядно сэкономила мне время и приятно удивила. Собственно, поэтому я тебе и пишу. Иначе я сейчас подумывал бы о том, как тебя наказать. Я считаю необходимым наказывать тех, кто не оправдал моих ожиданий... Впрочем, у нас ещё будет случай вернуться к этой теме.

Итак, ты и твой пёс находитесь на 'Сизой Поляне'. Вы преодолели защитные системы и отключили их (что мне, собственно, и требовалось). Вы также освоили первые этажи. Спуститься ниже вы не можете, что и неудивительно - ведь это не входило в мои планы. Но тебе подобная ситуация, наверное, доставляет самые неприятные чувства. Сидеть на горе́ оружия и не иметь возможности пустить его в ход (за исключением средств ПВО, которые уже почти истрачены) - что может быть более жалким, более позорным и менее выносимым? И ты не оставляешь усилий проникнуть внутрь. Но твои шансы на успех невелики. Более того - они исчезающе малы, чтобы не сказать: их нет вовсе. Я имею в виду - без моей помощи.

В качестве жеста доброй воли сообщу тебе кое-какую небесполезную информацию. База лишилась управления в результате теракта - вероятно, румынского. Это привело к экстренной герметизации подземных этажей. Она была настолько успешной, что шредеры не проникли внутрь. От Прожарки их, скорее всего, спасла толща земли и встроенная защита. Так что есть все основания считать, что техника и управляющие компьютеры уцелели. Лично я не сомневаюсь в этом - а я редко ошибаюсь в подобных вопросах.

О, разумеется, древнее оружие кое-где ещё сохранилось. Братство (надеюсь, мне не нужно объяснять, о чём идёт речь?) потратило почти столетие на то, чтобы прибрать к рукам или уничтожить это опасное старьё. Тем не менее, в распоряжении той же Директории находится слишком много подобных вещей (хотя эту проблему мы решим в самом ближайшем будущем). Как бы то ни было, наша база уникальна по своему совокупному потенциалу. Судя по документам, имеющимся в моём распоряжении, её возможности огромны. Вся Европа, север Африки и запад Азии - вот ареал действия находящихся на базе вооружений. Если бы ты им овладела, ты могла бы устраивать чудовищные избиения, залить города и селения адским огнём, выжечь смертоносным излучением, отравить, заразить, извести на этих территориях всё живое - или сделать жизнь на них хуже смерти. Ты смогла бы, наконец, наказать всех - и никто не укрылся бы от твоей ненависти, никто не избежал бы мучений и казней, которые ты обрушила бы на них! И как же ты мечтаешь об этом, моё золотце!

Увы и ах! Близок локоток, да не укусишь. Ты не можешь проникнуть ниже определённого уровня. А если бы и смогла - тебя бы ждал очень неприятный сюрприз. Потому что ты никоим образом не смогла бы добраться до пульта управления. Без которого всё это оружие - всего лишь груда металла и пластика.

А кто может? Не кто иной, как я. У меня есть коды доступа, которые позволят мне разгерметизировать базу и установить полный контроль над ней. Я говорю - позволят мне, моя детка. Мне, а не тебе - как ты, возможно, подумала.

Почему? Мой принцип: всё, что стоит контролировать, должно находиться под моим контролем. Тем более, я не могу доверить такую власть тебе. Ты слишком лакома до мучительств, слишком любишь пытать и убивать. Не то чтобы я тебя не понимал, золотце! Но ты ещё так неопытна! Даже наслаждаться нужно с холодной головой. Всё, чего ты сейчас так вожделеешь - это, в общем-то, пустяки, что-то вроде примитивного забоя по сравнению с продуманной, изысканной маналулой. Поверь, этот мир заслуживает гораздо, гораздо большего, чем те жалкие страдания, которые ты можешь причинить ему бомбами, ракетами и тому подобными средствами. Признаться, они хороши только для запугивания. Это как с существом, которого ведут в подвал под угрозой меча - а там, в подвале, его ждёт то, по сравнению с чем смерть от меча была бы благодеянием. Ты испортишь материал, из которого можно выжать бесконечно больше, чем ты сейчас можешь себе вообразить. Нет, нет, тебе нельзя даже садиться за пульт.

Сейчас ты, наверное, злишься, читая эти строчки. Могу представить твой смешной гнев, твои надутые губки. Ах, эти смешные чувства! И главное - они совершенно неуместны. Ибо я предложу тебе нечто большее, моё солнышко. Ты даже не представляешь себе, насколько большее.

Но сначала завершим предыдущую тему. Если бы я считал, что ты и в самом деле можешь овладеть пультом, я никогда не предоставил бы тебе такой возможности. Но я знал, что у тебя это не получится. Ты и твой пёс сыграли роль отмычки. Эта роль отыграна. И если бы дело было только в этом, я пришёл бы во главе небольшого отряда нахнахов и отдал бы им вас обоих. Это было бы самым естественным решением, не так ли? И тем не менее - я тебе пишу. Почему, спросишь ты? Потому, что мне нужна не только эта база. Мне нужна ты, Мальвина. Да, ты мне нужна - а я нужен тебе. Ибо только я могу дать тебе то, чего тебе так хочется.

Буду с тобой настолько откровенен, насколько это вообще возможно в письме. Скажу так: сейчас я стою в шаге от мировой власти. Не какой-то малой, ограниченной, условной власти, нет - я говорю власти подлинной, безусловной и всеобщей. Я долго шёл к этому - и, наконец, пришёл.

Так вот: я не собираюсь почивать на лаврах и охранять старые порядки. О нет! Я совершу окончательное, финальное преобразование этого мира. Он должен стать тем, чем ему и надлежит быть, и получить всё, что заслужил. И ты можешь принять участие в задуманной мной реконструкции. Подробности я тебе сообщу позже, пока что скажу лишь одно: если ты присоединишься ко мне, то сможешь удовлетворить свою страсть сполна. Carpe diem, мой синекудрый ангелочек!

Разумеется, от тебя тоже потребуется кое-что. А именно - понятливость, расторопность, умение и желание угодить и готовность к услугам. Обладаешь ли ты этими качествами, я проверю лично. То есть - нанесу тебе визит.

Что касается времени: в ближайшие дни я занят и освобожусь где-то через пять или шесть дней. Можешь прислать мне с этим бэтменом свои предложения по времени и месту. Если их не будет, время назначу я сам - то есть приду, когда пожелаю. Однако в этом случае моё мнение о твоих интеллектуальных и моральных качествах изменится не в лучшую сторону.

Я буду один и без оружия. Можешь оставить при себе пса, это меня мало заботит.

PS. Надеюсь, нет нужды напоминать тебе о личной гигиене? В отличие от тебя, у меня острое обоняние, а естественный запах твоей основы мне скорее неприятен. В общем, всё должно быть чистым! Пусть твой пёс хорошенько проверит это перед моим визитом. Иначе я рассержусь не только на тебя, но и на него.

Epistola privata. Кубки, жезлы, понты

...пантакль не выше кубка; впрочем, и спор булата со златом мне давно уже не интересен. Кто познал тайну Жезла, для того остальное - тлен. - Барсуков имеет в виду одну из расшифровок мастей Младших Арканов Таро, согласно которой каждая из этих мастей символизирует некий тип власти. Кубки - это наслаждение (форма кубка указывает на вагину), пантакли - деньги (злато), пики - сила (булат), и, наконец, жезлы - это либидозная харизма, власть как таковая, чистое volo - 'хочу и делаю'. Барсуков приписывает себе атрибуты Возносящего Жезл - то есть одной карты Старшей Колоды. Подробнее см. Мануйлов В.А. Арканы Таро и их значение. - Пг., б/и, 1920. Также см. письмо Мануйлова к Вяч. Иванову от 15 октября 1925 года // Римский архив.

...nec Babylonios temptaris numeros, не искушайся вавилонскими гаданьями. - Барсуков цитирует стихотворение Квинта Горация Флакка 'К Левконое' (Liber I, Carmina XI).

Судя по всему, он хочет дать понять, что не обращался к техникам, чтобы узнать, в каких ветвях реальности задействована Мальвина. Если так, то он врёт, барсучина подлая!

Примечание. Приведём cамо стихотворение и дословный перевод:

Tu ne quaesieris, scire nefas, quem mihi, quem tibi
finem di dederint, Leuconoe, nec Babylonios
temptaris numeros. Ut melius, quidquid erit, pati.
Seu plures hiemes, seu tribuit Iuppiter ultimam,
quae nunc oppositis debilitat pumicibus mare
Tyrrhenum. Sapias, vina liques, et spatio brevi
spem longam reseces. Dum loquimur, fugerit invida
aetas: carpe diem, quam minimum credula postero.

Ты не спрашивай - ведать грех! - какой мне, какой тебе
Предначертан конец, Левконоя. Вавилонскими
Не соблазняйся числами. Лучше - стерпеть то, что грядёт!
Много ли зим уготовил Юпитер, или последнюю,
Которая сейчас разбивает воды о скалы моря
Тирренского? Будь разумной, вино процеживай, и кратким сроком
Надежду долгую пресеки. Пока мы говорим, убегает
Завистливое время. Лови момент, как можно меньше веря грядущему.

Примечание 1.1. Мы переводим carpe diem как 'лови момент', поскольку это устоявшееся выражение. Буквально - 'срывай день' (как срывают плод с дерева).

Примечание 1.1.1. Человек библейской культуры непременно отметил бы, что сие - мудрость змиева.

Примечание 1.2. Лучший в XX веке стихотворный перевод этой горациевой оды - у Шервинского.

База лишилась управления в результате теракта - вероятно, румынского. - О том, что произошло на базе на самом деле, см. Действие восьмое Второй Книги.

Carpe diem... - Всё то же самое стихотворение. Вероятно, Барсуков - который имел хорошую память (что вообще свойственно таким, как он, существам) - заучил наизусть одно-два латинских стиха, дабы понтоваться ещё и этим.

Действие семьдесят четвёртое и последнее. Эпилог, или Добрая дорога

Кодекс утят. - Цит. по: Кодекс и программа Движения утят. - Кооператив 'Озеро': Изд-во 'Причал', 290 г. о.Х.

А теперь - лети, мой суженый! Но только не потеряй то, что так дорого нам обоим! - воскликнула она, сладко трепеща жужжальцами.

Руслания Тухес-Лобио. Ключик от моего сердца. - Серия 'Судрогалица Страсти'. - ООО 'Хемуль', Центрполиграф, 309 г. о.Х.

18 января 313 года о.Х.
Озеро Гарда.
День - вечер.

Сurrent mood: good / нормалёк
Сurrent music: Валерий Зубков - Добрая дорога

Подготовлен и экипирован к полёту Буратина был по полной. Как ему и не мечталось.

Во-первых, его накормили. Буратина нашамался до такого состояния, что глаза б его не смотрели ни на какую пищу. Единственное, чего ему не хватало для полного збс - так это спиртного. Все его намёки на эту тему были проигнорированы.

Во-вторых, ему собрали в дорогу мешок комбикорма.

В-третьих, Тортилла расщедрилась - и разрешила ему взять с собой стимулирующих пиявок. Буратина, по простоте душевной, выгреб всех, что были в дежурке. А на вопрос Тортиллы, зачем ему так много, ответил в том духе, что много не мало, да и вообще - мало ли что. Старая рептилия покачала головой, но возражать не стала.

И наконец, Буратина получил десять соверенов. Которые ему выдал зелёный воин, сказав, чтобы он был в расходах умерен.

Деревяшкин, по простоте своей, спросил у черепахи, нельзя ли ему подкинуть ещё пару монеток. Тортилла на это ответила, что для всякого существа есть генетически определённое количество золота, которым он может владеть без дурных последствий для себя. И что, по её мнению, у Буратины на лбу написано, что больше десяти монет ему давать категорически нельзя, иначе ему же хуже будет. Буратина обиделся и сказал, что у него были сотни соверенов, вот только они все высыпались у него из карманов и растворились в воде. Тут ему пришло в голову, что, может быть, не все они были ненастоящие, и что часть золота до сих пор валяется на дне озера. Каковой мыслью и поделился с черепахой.

Черепаха засмеялась. Сперва Буратина принял это на свой счёт, но когда смех перешёл в громовой хохот, то он понял, что у Всенародно Избранной наступил отходняк. Тортилла смеялась так, что чуть не перевернулась на спину. После чего заявила Буратине, что она вотпрямща поползает по дну и что-нибудь поищет.

Ползала она по нему весь день до вечера, а вынырнула в своём обычном - то есть маловменяемом - состоянии.

- Деньги твои, Буратина, украли кот и лиса, кот и лиса, - бормотала она. - Эти кот и лиса - не просто кот и лиса, они ж-жы-жы, я их ненавиж-ж-жу... Они пришли на озеро, пришли пить мою воду, мерзкие, мерзкие, они напустили в озеро липкую слюнь... Слюнь... Тянется, тянется, кислое гадкое кхх-кххх жы жы... Они хвастают, как они обманули тебя, Буратина, как украли твои деньги... А потом они подерутся, подерутся из-за денег твоих, Буратина... Ж-ж-ж всегда дерутся из-за денег... Гадкие, слюнявые жжж... кхххппп... - тут черепаху одолели судороги и она снова ушла под воду, пуская крупные пузыри.

Буратину этот разговор смутил. Вообще-то он помнил, что у лисы в животе есть тайник, а там столько золота, сколько не было даже у папы Карло. Вряд ли она позарилась бы на его монеты. Понимал он и то, что черепаха не в себе. Но всё-таки какая-то гадкая мыслишка у него в голове зародилась. Монеты с Поля Чудес оказались ненастоящими - а если у лисы они тоже были ненастоящие? В самом деле, откуда она могла достать столько золота? Да и кот вёл себя как-то подозрительно... В общем, бамбук решил при случае рассказать об этом Карабасу. К которому он, собственно, и направлялся. После чего намеревался вернуться к папе Карло, рассказать о своих приключениях, получить заслуженных пиздюлей, и пойти, наконец, учиться.

Во всяком случае, именно это порекомендовали ему утята, с которыми он разговорился, пока черепаха ползала по дну.

С утятами Буратина познакомился наутро, когда проспался и вылез из дежурки. И увидел на пирсе троих - мышку в перьях, небольшого кудрявого ёжика и какую-то птицу, покрытую мелкой рыбьей чешуёй. Все они представились как утята. На наивный вопрос, кто же из них утка, они ответили, что утятами они являются в галактической реальности, а не здесь. Этого бамбук не понял. Но во всём остальном они показались ему существами симпатичными и безобидными, к тому же очень вежливыми: даже к Буратине они обращались на 'вы'. Хотя и разговаривали чудно́ - например, всё время упоминали в разговоре какой-то 'морковный сок' и посмеивались. Буратина решил было, что речь идёт о морквяной выжимке, которой иногда потчевали в вольерах. Но утята стали настаивать, что сок именно морковный. Когда же Буратина вспомнил, что древнюю морковь уничтожил Ясный Перец, утята стали говорить, что моркови-то, может, и нет, а вот сок морковный - очень даже есть. На все остальные вопросы они отвечали загадочными фразочками типа 'многого мы ещё не знаем'. Буратине почему-то показалось, что это самое 'мы' звучит как 'ты, дурак деревянный', но по всем понятиям придраться было не к чему.

Тортилла поднялась со дна ближе к вечеру - вся такая свеженькая, вменяемая. Судя по всему, она хорошо отдохнула и напиявилась. Она тут же начала командовать и распоряжаться.

А потом на черепаху приводнился аннулипалп.

Собственно, сам момент Буратина прохлопал. Он сидел на пирсе и болтал с курчавым ёжиком, когда сверху потемнело, а потом над озером снизилось странное существо. Снизилось и деликатно присело на черепаший панцирь.

Аннулипалп был на вид очень лёгким. Тело его - метра четыре на вид - было скрыто в чём-то вроде улиточной раковины, только очень вытянутой. Из неё выглядывала изящная головка с огромными чёрными глазами. Она была бы даже симпатичной, кабы не внушительные жвалы. Стоял аннулипалп на тонких высоких ножках, числом шесть. Но это всё было ничто по сравнению с крыльями. Их было четыре и они были огромные, серо-зелёные. Они мелькали над аннулипалпом, как мельничные крылья, и шумели, как осенний ливень. Буратина аж залюбовался.

- Добрая дорога, - сказал аннулипалп. Точнее - очень громко прошептал: у него как будто не было горлового голоса. Так обычно разговаривают инсекты. Но аннулипалп инсектом быть не мог - хотя бы из-за размеров.

Присутствующие утята подошли поближе, завели какие-то невразумительные разговоры. Черепаха занялась какими-то своими вопросами. Буратина тоже не скучал: его готовили к полёту.

Для начала пришлось раздеться. Зелёные затянули его деревянное тельце сложной системой ремней с крючками и кармашками. На крючок сзади подвесили комбикорм, с правого бока расположили торбочку с выстиранной, отглаженной и упакованной одеждой, с левого - водонепроницаемый мешочек с пиявками. В кармашки Буратина упрятал золото и тюбик с 'моментом'.

- Ну что ж, Буратина, пришло время, - сказала она. - Сейчас я тебе передам ту вещь. Она называется золотой ключик. Наклонись и возьми.

Черепаха открыла пасть. На языке блестела какая-то маленькая блестящая штучка. Бамбук потянулся к ней очень осторожно: хотя Тортилла и вела себя нормально, он ещё не забыл её рассказ про откушенные конечности.

Но ничего плохого не случилось. Блестящая вещица осталась у Буратины в руке, а рука - при владельце.

- Запомни хорошенько, - сказала старуха наставительно. - Если ты привезёшь ключик Карабасу, он очень обрадуется и тебя наградит. Но - только он. Для всех остальных это просто маленький кусочек золота. Тебе за него даже соверена не дадут. Так что спрячь его хорошенько и постарайся не потерять. Ну всё, иди.

Буратина начал было вежливо прощаться и благодарить Тортиллу и лягушек. Но тут сзади его подцепили за ремни тонкие конечности аннулипалпа, загудели сильнее крылья, и он почувствовал, что поднимается в воздух.

Когда аннулипалп уже возносился над озером, черепаха, усмехнувшись, пробормотала 'мы тоже кой-чего могём' и крепко зажмурилась.

НАПИТОК ¹	ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ О НАПИТКЕ	ОБЪЁМ	ИСПОЛЬЗОВАНИЕ
ВИНО
Кьянти	Красное сухое вино, сорта винограда - санджовезе (80%), мерло (15%). Содержание молочка винной тли - 5%. Производитель - "Филоксера Колорадо LTD".	Галлонная ёмкость (4,55 литра).	Частично выпито участниками пьянки, частично разлито, установить пропорции того и другого не представляется возможным.
СЛАБОАЛКОГОЛЬНЫЕ НАПИТКИ
Пиво	Классическое "Birra Bruna", тёмный эль верхнего брожения, фильтрованный, алкоголь - 7,5%. Производитель - малая пивоварня "Котляревская пиварня Ягдтерьера и Заюшки".	Бочонок, 10 литров	Выпито Арлекином и Напси (не менее трёх литров), остальное, вероятно, употреблено электоратом или разлито.
Безалкогольное пиво	"Кромбахер пилс безалкогольное светлое", производитель "Кромбахер пилс".	1 бутылка, 0.75 литра	Совершенно непонятно, почему и зачем была приобретена эта курьёзная, не вписывающаяся в стилистику мероприятия бутылка. Единственное рациональное объяснение - это был заказ Алисы Зюсс, пытавшейся таким образом избежать употребления алкоголя. О реальном использовании данной бутылки см. ниже.
Сидр	Яблочно-изюмный, алкоголь - 13%, производитель - "Пивоварни Анании Гличко на паях".	Бочонок (5,2 литра).	Употреблялся в основном Напси, который выпил около литра. Остальное, по всей видимости, выжрал электорат.
КРЕПКИЕ НАПИТКИ
Водка	"Кристалловская", классика, сорокаградусная, производитель - ЗАО "Колос".	4 бутылки по 0,75 л.	Частично употреблена Пьеро (не менее полулитра, с айсом), более чем вероятно участие в распитии Арлекина и электората. Одна бутылка использована при приготовлении ректальной смеси для Алисы Зюсс.
Граппа	Сортность и производителя установить не представляется возможным.	Вероятно, две бутылки, объём неизвестен	Ситуация с граппой так и осталась непрояснённой. Арлекин был уверен, что заказывал "две бутылочки", но не помнил, получил ли заказ. Пьеро вспоминал, что он вроде был пил граппу, но не помнил, сколько и при каких обстоятельствах. Напси утверждал, что чуял запах граппы, но ему так и не налили. По общему мнению участников, граппа "куда-то проебалась". Не исключено, что граппа была использована при поджоге сарая.
Абсент	"Джин Ландфрей", классический жёлтый абсент, содержание туйона - 150 мг/л. Производитель - холдинг "Тяжспирт".	Бутылка (0,5 литра).	Употреблялся Пьеро, обстоятельства и реальный объём употреблённого не вполне ясны.
Творожный самогон	Самодельный продукт перегонки бражки из незрелых ватрушек осеннего сбора. Производитель не установлен.	Банка (3 литра).	Пили все, включая электорат.
ДОСТАВКА
Доставка	Двуконная подвода-экспресс, курьерская служба "Сити Сервис Экспресс" при Шоппинг Парк Авион.	Весь заказ, включая самогон	Доставлено в срок.

БЕСЧИНСТВО	ИНИЦИАТОРЫ И УЧАСТНИКИ	ПРАВОВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДЕЯНИЯ
Анальное насилие над жуком-ударником, сопровождаемое телесными повреждениями (оторваны усики и левый глаз)	Арлекин	Порча имущества
Поджог сарая для хранения стульев и реквизита	Арлекин, при возможном подстрекательстве Напси	Уничтожение и порча имущества
Непристойные и оскорбительные выкрики с крыши павильона, в том числе в адрес властей Директории, включая Губернатора лично (зафиксировано случайными свидетелями)	Арлекин, Пьеро	Оскорбление величия народа Директории (область применения lex majestatis) и общественной нравственности
Публичное мочеиспускание с крыши павильона (зафиксировано случайными свидетелями)	Арлекин, Пьеро, Напси	Оскорбление общественной нравственности
Анальное совокупление с бесчувственным телом Пьеро	Напси	Изнасилование, оскорбление личности
Пророчества о массовых волнениях в Директории	Пьеро	Подстрекательство к бунту (область применения закона о политических преступлениях)
Нанесение увечья Напсибыпытритеню (оторвано ухо)	Арлекин	Членовредительство
Принуждение электората к употреблению алкоголя	Арлекин	Самовольное использование чужого имущества
Публичная дефекация у кромки прибоя, сопровождаемая угрозами и оскорблениями в адрес жителей моря	Напси, Пьеро	Политическая провокация (область применения закона об угрозах общественному спокойствию)
Хоровое исполнение песни на стихи Пьеро "Птичка польку танцевала", под музыкальное сопровождение электората, сопровождаемое непристойными жестами, ужимками и гримасами	Пьеро, Напси, электорат	Мелкое хулиганство
Сексуальное использование коломбины, сопровождаемое телесными повреждениями (откушена молочная железа)	Напси, при подстрекательстве и одобрении Арлекина	Порча имущества
Открытие двери в балаган, где находился Буратина	Арлекин	Состава правонарушения нет, но может быть охарактеризовано как самовольные действия без ведома хозяина
Угощение Буратины алкоголем	Арлекин, Алиса Зюсс	Самовольное распоряжение чужим имуществом
Публичное объявление себя Александром Македонским, Абракадабром Мимикродонтом и величайшим поэтом мира, с последующим зачитыванием стихов непристойного и угрожающего содержания	Пьеро, электорат в качестве слушателей	Оскорбление величия народа Директории (область применения lex majestatis), подстрекательство к бунту (область применения закона о политических преступлениях), оскорбление общественной нравственности
Четвертование (разрывание на части) арапчонка, сопротивлявшегося попытке анального насилия	Арлекин, Буратино, электорат	Уничтожение имущества
Натягивание бэтмена на бутылку пива "Кромбахер пилс безалкогольное светлое" (невскрытую), закончившееся гибелью существа	Буратина	Уничтожение имущества
Поимка и пленение першерона, возвращавшегося к хозяину короткой дорогой	Арлекин, Буратина, электорат	Причинение ущерба владельцу имущества, оскорбление владельца имущества
Доведение першерона до возбуждения и непристойного поведения при помощи паранормального воздействия и алкоголя	Пьеро, Буратина, Арлекин в качестве помощника	Самовольное распоряжение чужим имуществом, ненадлежащее использование паранормальных способностей
Публичные действия сексуального характера с участием незаконно удерживаемого першерона	Пьеро, Арлекин, Напси, электорат, першерон	Оскорбление общественной нравственности, ненадлежащее использование паранормальных способностей
Поломка двери подсобного помещения	Буратина, першерон	Порча имущества, вторжение на чужую территорию, непотребное поведение
Попытка вскрытия автоклава с живым существом внутри	Буратина, першерон	Посягательство на доверенное имущество
Похищение предмета, принадлежащего Карабасу бар Раббасу	Пьеро	Кража
Насильственные действия несексуального характера над Алисой Зюсс (алкоголесодержащая клизма)	Арлекин, Пьеро, Напси, электорат	Нарушение личной неприкосновенности, оскорбление личности
Разнообразное насилие над пьяным и потерявшим координацию движений першероном (удары, щипки, попытка изнасилование в ухо, успешное изнасилование в отверстие мочеиспускательного канала)	Буратина, при подстрекательстве Напси и одобрении Арлекина	Причинение ущерба владельцу имущества, оскорбление владельца имущества, непристойное поведение
Хоровое исполнение святого шансона Круга Песнопений Дюны "Привет с большого бодуна", сопровождаемое непристойными жестами, ужимками и гримасами	Пьеро, Буратина, першерон, электорат (в качестве хорового сопровождения)	Поругание традиционных ценностей (неуважение понятий)
Иные непотребные и противозаконные действия и высказывания	Все, кроме Алисы Зюсс	Разнообразные правонарушения

Самоназвание	Краткая характеристика	Сфера контроля	Притязания
Шестой Флот	Монархия, претендующая на респектабельность.	Тирренское море	Регулярно пытаются установить контроль над Лигурийским морем, контролируемом Всеясветной Полундрой.
Великая Армада	Федерация условно-автономных эскадр, претендующая на величие.	Адриатика, Ионическое море, Крит	На словах - желают контролировать Средиземное Море в целом, реальных действий по захвату акваторий не ведут, ограничиваясь походами с целью грабежа и самоутверждения.
Хохзеефлот	Военная диктатура, претендующая на прагматизм и реалполитик.	Основные силы сосредоточены в Северном Море. Контролирует Гибралтар и море Альборан	Контролируют выход из Средиземноморского бассейна к своей выгоде. Намерены и дальше вести ту же политику.
Ройал Нави, "Белые Субмарины"	Олигархия или что-то вроде того, претендующая в основном на чужие деньги.	Ионическое море, Ионические острова, сеть баз в заливах	Очень любят деньги и не любят их терять, в том числе в боях. Объявили Ионическое море зоной свободной торговли, оказывают платные услуги по ремонту и т.п. Хотя по случаю или при необходимости могут и навалять.
Всеясветная Полундра	Хаос и бардак, претендующие на личное покровительство Дочки-Матери. Впрочем, ничем другим, кроме Её покровительства, объяснить само существование этой флотилии невозможно.	Лигурийское море	Просто любят залупаться, в основном на Шестой Флот и Ройал Нави, но могут учинять походы вплоть до Гибралтара с целью грабежа, насилия и распространения хаоса и бардака.
SPECTRE (сообщество англоязычных головоногих)	Вообще-то не имеет подлодок. Однако у них достаточно оружия, чтобы претендовать на статус флотилии.	Эгейское море	Хотят, чтобы все от них отъебались. Ведут соответствующую политику.
Различные мелкие группировки	Всякая хрень. Претендуют на то, что они не хрень, а перспективные стартапы (как правило, безосновательно).	В основном Балеарское море; также ховаются по разным щелям, бухтам, заливам и т.п.	Пытаются как-то выжить и прийти к успеху.

Год о.Х.	Инициатор	Мероприятие	Результат
307	Поллюций	Поход на Крит с целью наказать Великую Армаду за систематические грабежи отмелей Шестого Флота, а также чем-нибудь поживиться.	Неоднозначно. Отмели Крита разграблены, однако погибло много субмарин, применено и потрачено дефицитное древнее оружие (ионные торпеды).
307	Эякуляций	Оборона акваторий Шестого Флота от ответного карательного похода Великой Армады.	В целом успешно, потери минимальны.
308	Эякуляций	Завоевательный поход в Лигурийское море (по личному приказу Препуция Третьего, отданного в результате интриг партии сторонников Эякуляция).	Неуспешно. Из-за череды идиотских случайностей (например, гибели трёх субмарин в результате столкновения) закончился ничем.
308	Поллюций	Подъём с морского дна и ремонт древней немецкой субмарины класса Black.	Успешно. Торжественный ввод в строй суперкорабля был воспринят как торжество партии Поллюция.
309	Эякуляций	Атака на конвой SPECTRE, добывший на отравленном дне Чёрного Моря большое количество древнего золота.	Относительно успешно. Получено около 30 килограммов золота (официальная версия).
309	Эякуляций	Оборона акваторий Шестого Флота от акций возмездия осьминогов SPECTRE.	В целом успешно, но затратно и не вполне эффективно. Несколько отмелей существенно пострадали.
309	Поллюций	Публичное обвинение Эякуляция в присвоении части золота, отнятого у SPECTRE.	Относительно успешно: доказать ничего не удалось, но все поверили.
310	Поллюций	Заключение договора с Ройал Нави о создании Полномочной Судебно-Согласительной Комиссии по разбору взаимных претензий.	Успешно, однако практическая польза оказалась не столь очевидной: Комиссия стала принимать решения в основном в пользу Ройал Нави.
311	Поллюций	Попытка покушения на возомнившего о себе Эякуляция.	Неуспешно. Убойная команда погибла в результате случайного взрыва подводного гейзера (официальная версия).
312	Эякуляций	Публичное обвинение Поллюция в организации покушения на брата.	Относительно успешно: доказать ничего не удалось, но все поверили.
312	Эякуляций	Попытка договориться с осьминогами об официальном присутствии Шестого Флота в Мраморном Море.	Неуспешно.
312	Эякуляций	Публичное обвинение Поллюция в организации срыва переговоров.	Относительно успешно: доказать ничего не удалось, но все поверили.
312	Поллюций	Публичная истерика на Высочайшем Приёме, с целованием жабр престарелому Препуцию Третьему и слёзными просьбами оградить его от козней брата.	Результат сомнительный: папаша прослезился и долго говорил о любви к сыну, зато общество восприняло данную выходку негативно.
312	Эякуляций	Распускание слухов о психической болезни брата - а также распространение брошюр соответствующего содержания.	Относительно успешно: все не то чтобы поверили, но возможность такую допустили.
312	Поллюций	Распускание слухов об изнеженности, любви к роскоши, продажности и сексуальной распущенности брата - а также распространение картинок соответствующего содержания.	Относительно успешно: все не то чтобы поверили, но заинтересовались темой.
все годы	Поллюций, Эякуляций	Многочисленные происки, выпады, интриги, пакости и т.п.	Когда как.

Имя и основа	Положение в обществе	Характер враждебных чувств	Подлинные причины враждебности
Ра́йнер Натали́я Злогоньдо́уc, рыбоящер	Первый заместитель Министра Двора.	Застарелая неприязнь. Очень не любит Розана Васильевича и систематически вредит ему при всяком удобном случае.	Знал крокозитропа ещё со времён его службы младшим шутом-потешником. Злогоньдоуc тогда был в чине старшего постельничего, то есть занимался понятно чем. Крокозитроп регулярно сливал ему информацию о происходящем в е.и.в. Свите и пользовался доверием. Позже выяснилось, что крокозитроп работал на свитских и гнал дезу, из-за чего Райнер Наталия неоднократно оставался в дураках. После оба героя несколько раз сталкивались по разным поводам, как правило - с ущербом для обеих сторон.
Никито́н Макрельевич О́йшпиц, пластиножаберный	Отставник-пенсионер, поражён в правах.	Чистая, беспримесная ненависть. Считает крокозитропа причиной всех своих несчастий и бед. С наслаждением умертвил бы его - долго, изысканно, растягивая удовольствие.	Был начальником Розана Васильевича. Последний его подставил, сначала сдав ему хохзейские контакты, а потом донеся на него как на шпиона. Отсидел четыре года, был выпущен по амнистии. Разумеется, ни о каком возвращении на службу не могло быть и речи. Живёт тихо, одиноко, на скромную пенсию, с трудом выхлопотанную родственниками.
е.трб. Фри́кций, саламандровый рыбон	Младший принц, 9-й номер в списке претендентов на престол, светский бездельник и алкоголик.	Давняя личная обида.	Однажды в пьяном виде публично оскорбил Розана Васильевича, за что через небольшое время получил крайне неприятную обратку. Более того, крокозитроп его публично унизил, назвав "ничтожеством". Больше с ним Фрикций не сталкивался. Но запомнил.
Досточтимый сэр Бамба́рбия Киргуду́, ракообразный	Заместитель заведующего линейным отделом "Y" Верховного Адмиралтейства Ройал Нави.	Никаких враждебных чувств, скорее даже восхищение умом и талантами крокозитропа. При всём при том считал бы полезной его физическую ликвидацию.	Столкнулся с Розаном Васильевичем на переговорах о создании Полномочной Судебно-Согласительной Комиссии по разбору взаимных претензий. Оценил его как сильного противника, способного помешать планам Ройал Нави.

Комментарии: 520, последний от 13/12/2019. © Copyright Харитонов Михаил Юрьевич (rndpartia@gmail.com) Размещен: 25/04/2016, изменен: 03/05/2019. 2260k. Статистика. Глава: Проза Золотой Ключ, или Похождения Буратины Иллюстрации/приложения: 12 шт.		Оценка: *6.49205** Ваша оценка:
Аннотация: Вторая книга романа. Черновой вариант, начат 25 апреля 2016 года, закончен 29 марта 2019 года.

Время	Фрикций	Поллюций	Эякуляций
18.46	Делает заявление о готовящемся покушении на императора.	Занят. Вероятнее всего, интригами против брата своего Эякуляция.	Занят. Вероятнее всего, интригами против брата своего Поллюция.
19.16	Исчезает из дворца, что делает - неизвестно.
19.41	Исчезает из дворца, что делает - неизвестно.	Получает через свои источники информацию о гибели императора и его ближайшего окружения.
19.52	Выступает во главе толпы, плывущей к дворцу.	Паникует, не понимая, что делать.	Получает через свои источники информацию о гибели императора и его ближайшего окружения
20.20.	В дворец проникла толпа. Охрана пытается её сдержать, но тщетно.
22.25	Во главе толпы врывается во дворец (через Голубой Грот, открытый непонятно кем). Именем самого себя арестовывает всех попадающихся на пути.	Пытается собрать сторонников.	Пытается связаться со сторонниками.
23.09	Публично обвиняет Поллюция и Эякуляция в сговоре и убийстве отца. Требует непонятно от кого немедленного ареста обоих и проведения расследования. Рассылает гонцов, чтобы они донесли его слова до всех заинтересованных лиц.	Охуевает и мечется.	Мечется и охуевает.
02.15	Принимает древний титул Временного Лорда-Протектора Флотилии (что это такое, никто не помнит).	Делает заявление о своей невиновности и обвиняет Фрикция в сговоре с Эякуляцием.	Мечется и охуевает.
04.50	Объявляет о самоубийстве принца Поллюция "под гнётом мук совести и при предъявлении доказательств преступления".	Пытается воодушевить сторонников. Получается плохо.	Скрывается.
05.19	Объявляет чрезвычайное положение.	Заявляет о том, что жив, обращается с призывом ко "всем, кому дорога честь и свобода". Объявляет себя новым императором и обещает милость всем, кто немедленно перейдёт на его сторону.	Личная лодка принца замечена в водах возле одной из баз Ройал Нави.
06.40	Объявляет о совершившемся предательстве принца Эякуляция, перебежавшего к белым "под гнётом мук совести и при предъявлении доказательств преступления".	Обвиняет принца Эякуляция в предательстве и в сговоре с принцем Фрикцием, которого называет "пособником и агентом наших исторических врагов, белых".	Судя по всему, находится на одной из баз Ройал Нави.
07.00	Императорский дворец и прилегающие здания полностью контролируется сторонниками Фрикция (состоящих в основном из бывших эякуляторов и наиболее проницательных поллюционистов).
08.00	Ойшпиц на свободе. Выглядит бледно, но держится уверенно. Делает заявление, что его отравили заговорщики и что ему известны подробности заговора. Требует чрезвычайных полномочий.	Схвачен в собственной резиденции и доставлен во дворец "для проведения следственных действий". Похоже, там же и убит. Во всяком случае, никакой новой информации о нём больше не поступает.	По противоречивым и недостоверным сведениям (полученным гораздо позже самих событий) - пытается бежать с базы.
10.20.	Начинает работу Чрезвычайная Следственная Комиссия под руководством Злогоньдоуса. Производятся первые аресты.	Ройал Нави делает заявление. Осуждает жестокое убийство законного правителя Шестого Флота, но не желает вмешиваться в дела суверенной флотилии, а в качестве жеста доброй воли выдаёт тело принца Эякуляция. По словам представителя белых, принц по неизвестным причинам пытался сбежать от собственной охраны и случайно заплыл на слишком большую глубину.
12.21	Арестовано около двухсот высокопоставленных рыбонов. Задержано и взято под стражу под разными предлогами около пятисот. В их числе - все старшие братья Фрикция, включая Копуляция. Официальное объяснение - "взяты под охрану для обеспечения их безопасности".
18.30	В акваторию Шестого Флота входит эскадра белых субмарин для передачи тела Эякуляция. Некоторым кажется, что эскадра для передачи тела - слишком много, но Протектор Флотилии (слово "временный" из его титула тем временем куда-то подевалось) отдаёт приказ о торжественной встрече и почётном приёме.
23.00	Беседа Протектора Шестого Флота Фрикция с Чрезвычайным и Полномочным Представителем Ройал Нави. Разговор проходит за задраенными люками. Всё, что узнаёт в итоге флотилия - "достигнуты важные договорённости". Представители белых более конкретны: они делают специальное заявление о признании Фрикция единственной законной властью на Шестом Флоте.
24.00	Фрикций выпускает специальный декрет-универсал о создании Комитета Взаимодействия, куда входят представители Шестого Флота и Ройал Нави. Сторону белых возглавляет ни кто иной, как досточтимый сэр Бамбарбия Киргуду.
...........
PROFIT!

Цена у официального дилера	17.990 соверенов
Модельный год	312
Тип	Верховой
Класс	Гоночный Enduro
Основа	Заяц русак классический
Длина по корпусу	2700 мм
Высота по седлу (стоя)	860 мм
Стабильная скорость*	70 км/ч
Призовая скорость*	110 км/ч
Сервисы данных	Встроенный спидометр, показатель уровня АТФ в крови, уровень AgRP, построитель карт местности. Голосовой и тактильный интерфейс.
Цветовой ряд	Белый, чёрный, асфальт, розовый классик, розовый кислый, оранж, фуксия классик
Обвеска (стандартная)	Гидроседло Norst5000 с анатомическим креплением, стременная система
Тюнинг (рекомендовано)	Глушитель флатуса, боковые кофры
Сопутствующие товары	Противотуманные ленты-наклейки, латексная погодная маска, гидрофобный/антипаразитный спрей для шерсти
Корм технический (рекомендовано)	Биологическая смесь Rabbit Premium+
Корм беговой	Шоколад "Алёнка" классический капсулированный или выше

Название	Enduro Glide Ultra
Генетическая карта	ENR 0004 2327 0799 1836
Происхождение	калуша ENR-408
Дата появления	08.03.312
IIQ	44
Пол	б/п
Прививки	+ст. комплект +инв: дифтерия-столбняк +инв: мидихлорианит
Перенесённые заболевания	обр. 19.04.312: ОРВИ, б/п
Травмы	обр. 01.09.312: ушиб локтевого отростка пр.пер., о/п, экспл. огр. сняты 01.10.312
Паразиты	не выявлены
Объёмно-весовые характеристики	перекорм 4.2%
ОДА	заболеваний нет переломов/растяжений/разрывов нет дисплазия тазобедр. суставов не выявлена моторная норм.
ЖКТ	норм.
Зрение	OD +1,25D OS +1D (экспл. огр. нет)
Слух	18000/22000 Гц
Управление	голос 0.85 УСП 0.94
Противоугонный рефлекс	норм.

СПОСОБНОСТЬ	Наследуемая	Ненаследуемая
		Распространённая	Малораспространённая	Редкая
Контролируется субъектом	Няш всех видов (кроме питонского), отвод глаз, биолокация, способности тесла-мутантов Зоны	Эмпатия (апперцептивная), абсолютная память	Эмпатия (ситуативная), телепатия I уровня, приворот, отворот, резистентность к паранорму	Эмпатия (ретроскопическая), телепатия II уровня и выше, психократия, психокинез, атмокинез
Эмоционально стимулируемая	Няш питонов², проклятия креаклов	Видение ауры, целительство	Эмо-воздействие, резистентность к паранорму, автогения	Телепатия II уровня и выше, Дар предвидения
Химически стимулируемая	Мандалайство³	Резистентность к паранорму, аллюризм, сверхсила	Эмо-воздействие высокого уровня	Дар предвидения
Спонтанная (неконтролируемая)	Введение в блудняк, удодство⁴, негативное влияние на вероятность (эффект обломинго), перенос негативной вероятности (кенни-эффект)	Чувство опасности (отрицательный дар предвидения), чуйка пролетарская	Эмо-воздействие	Телепатия глубинная, Дар предвидения
¹В классификацию не входят редчайшие способности (например, пропаданчество Неуловимого Джо или смертоносный взгляд Морры) и способности тренируемые (например, ментализм). ² Считается, что питон способен к няшу только в голодном - и, желательно, рассерженном - состоянии. См. напр.: Р. Киплинг. Охота питона Каа. - В: Р. Киплинг. Собрание сочинений в 6 т. - Том 3. - М., ТЕРРА, 1996. ³ Мандалайки способны очаровывать и распалять самцов в любом состоянии, но у пьяной мандалайки это получается гораздо лучше - что является причиной распространённого в их среде алкоголизма. ⁴ Способностью вводить в блудняк отличаются бурбулисы. К счастью, они не способны контролировать это свойство, а само по себе оно проявляется не каждый раз. Напротив, удод проявляет удодство практически всегда, даже если пытается этому сопротивляться.

Баз					злость!
	был			весь -		злость!
		весь -
			гнев,

			Гнев!
						весь -
			ГНЕВ!				мрак.

Она визжит. Она визжит, как свинья. Во время интимного общения с господином де Пердю!	Ыы... ы-уу-эээ. Разбудила, скобейда.
Жирофля наверняка понимает, насколько низко, оскорбительно по отношению...	...к чему, дурища дефолтная?
К нашему господину Шершеляфаму де Пердю! Предлагать ему для ласк - грязную жопу! Когда для этого есть другие места!	// Да как же она заколебала своей этой темой!
	И что же это за места такие?
Вот моя писечка...	// Так и знала, опять своей пиписькой затрясла. Ладно, ща...
// Сейчас какую-нибудь гадость скажет.	Она у тебя воняет хуже, чем моя задняя дырка. Потому что я за гигиеной слежу, а ты даже не подмываешься.
Я содержу её в идеальном состоянии, я вылизываюсь по полчаса...	Ты дрочишь, сука, ты тупо дрочишь себя языком. Тебя, наверное, господин де Пердю не удовлетворяет. Скажу ему сегодня, что ты дрочила.
Доносчица!	Да пошла ты...
Я вообще с тобой не разговариваю!	Вот и заткнись. Я не выспалась. Ээээ-уу-ы...
Хамка!	Хрр-хрр.

// Опять приебалась. Спала бы себе и спала, дрянь такая.	Хули ты пиздишь, гунявая? У меня тергоровый рефлекс нормальный, естественный. В падали поваляюсь - и всё. А ты - извращенка. Поливаешься парфюмами, "Пуазоном" особенно. А пизду свою зассатую "Красной Москвой" мажешь. От такого запашка́ даже кобра сблюёт.
Не твоё собачье дело, чем я мажусь.	Собачье дело? Подруженька, а ты не охуела ли часом? В зеркало на себя посмотри. Ты собака. И господин Шершеляфам, между прочим, тоже. Или господин Шершеляфам для тебя недостаточно хорош? Хорошо, что призналась. Скажу ему сегодня, что ты собак не любишь, вуглускриха.
Дочь твою Мать! Да что ж тебе неймётся-то? Спи! У нас сегодня работы полно.	Работа, говоришь? Это ты вовремя вспомнила. Записка где? Где записка, скобейда дефолтная?
Ну чего, чего ты ко мне привязалась? Чего тебе от меня надо? Спала бы себе, отдыхала бы. Нет же. Всё высовываешься. Тебя какая блоха укусила?	// Ага, занервничала, падла. Ща мы ей под шкуру запустим...
// Сейчас опять гадость скажет.	Да есть тут одна такая блоха. Жирофле зовут. Достала она меня ужасно. Всё время обо мне думает, и думает очень громко.
Хватит меня оскорблять!	Оскорблять? Тебя? Да я ещё и не начинала.
Мерзавка!	Приятно познакомиться, а меня зовут Жирофля.
Ты мерзавка, ТЫ!	// Хе-хе. Ща заплачет..
	Прости, дорогая, я была не права.
// Ррррррр!!!!! // Так, теперь главное - спокойствие. Она пытается вывести меня из себя. Не дождётся, сука дешёвая,	Признаю свою ошибку. Я тебя назвала собакой. Это неправда. Собаки такими тупыми не бывают. Ты тупая овца, заехавшая ко мне в голову! Бяшка! Бе-бе-бе! Хотя нет, и для овцы ты туповата...
Ты не знаешь других слов, кроме "тупость"? Ты уже его три раза подряд повторила. Я понимаю, у тебя проблемы со словарным запасом, потому что ты тупое животное...	// Смотри-ка, не заплакала. Ничего-ничего, долго она не выдержит.
	А теперь ты за мной повторяешь про тупость. Ты, жалкое ничтожество.
Ты и есть тупая, ещё и грязная, у тебя рот грязнее жопы. Ты опухоль в моём мозгу.	А ты придаток ко мне. К сожалению, больной и глупый придаток. Будь мы в разных телах, ты бы мне жопу вытирала, потому что больше ты ни на что не годна.
Слушай, Жирофля, ну ты реально больная по теме жопы. Я тебе серьёзно говорю: тебе лечиться надо. Скажу господину де Пердю, что у тебя серьёзные проблемы с головой.	// Бля, вот это я действительно зря. Она господину де Пердю ещё чего-нибудь наболтает, с неё станется.
// Зассала, чую, зассала!	Ты дефолтнулась, подруженька? Он ведь нас в биореактор отправит в случае чего.
Иногда мне кажется, что лучше в биореактор, чем с тобой в одном черепе.	Аналогично, подруженька. Совершенно аналогично.
И вообще я мечтаю о лоботомии. Чтобы тебя только, падлу, не слышать.	// Потому что я тебя всегда переору и переоскорблю, девочка. Но сейчас тему развивать не будем.
// Хоть бы ты, Жирофля, вообще не проснулась.	Ладно, хули, мне ещё ночью дежурить. Просто забудь обо мне, паскудина, хоть на полчасика. Ты меня своими мерзенькими мыслишками будишь. Ээээ-уу-ы...

// Подслушала, скобейда.	По-дурацки? То есть тебе не нравятся решения Губернатора, подруженька? Господину де Пердю это будет интересно...
Ничего интересного, подруженька. Господин Шершеляфам по этому вопросу высказывался гораздо резче. Так что можешь не трудиться.	// Что бы ей ответить?
	А я всё-таки потружусь и скажу. Мало ли. Пусть знает, что у тебя на уме.
Да пожалуйста, сколько угодно. Только вот сейчас конкретно не лезь.	Посмотрим-посмотрим.
	И кстати насчёт запаха у тебя в одном месте. Мой тебе совет. Ты когда писю теребишь, руки мой сперва. Тогда и грязь не занесёшь
Ты за своей гигиеной следи.	// Я её уела. Хорошо уела.
	А ты работай давай. Надеюсь, мне за тебя переделывать не придётся. Ээээ-уу-ы...
Заткнись, грязножопка.	Хрр - хрр.

....не помню... да что же это такое...	173 сообщения, из них 32 послужили основанием для возбуждения и 28 для выписки постановлений на разрешение следственных действий на основании подозрения о готовящемся преступлении, без возбуждения.
Гм. Спасидо.
// Скобейда, выёживается тут ещё. У неё память на цифры хорошая, вот и форсит.	Не за что. Я же знаю, ты цифр никогда не помнишь. А шкура у нас одна на двоих. Если её с тебя спустят... а, ладно, разболталась я тут с тобой. Не буди меня больше.
Я тебя не бужу! Ты сама просыпаешься...	Хррр.

	Как-как ты подумала? Т.п.п.?
Ну да, т.п.п. А что?	// Интересно, как она вывернется?
	Вот ты, значит, какого мнения о сотрудниках полиции?
А какого такого мнения?	Не делай невинные глазки. Или ты не знаешь, что такое т.п.п.?
Знаю, конечно. Т.п.п. - это "текущая политическая повестка". А ты не знала? // Что, съела?	// Вывернулась, тварь.
	Ладно, Дочь с тобой.
	Будишь ты меня всё время, Жирофле, спать не даёшь. Ээээ-уу-ы...

	Полковник	Вымя	Маркиза	Сахарок	Абдулла	Хот.
Полк.	Следует стратегическому плану. Цель обычная - больше власти	Намерен использовать в мелком техническом вопросе	Потихоньку направляет через старые контакты	Использует как доверенного агента	Напугал, заставил с собой считаться. Но не подчинил	По факту - вступил с ним в тайный сговор. Надолго ли - пока не ясно
Вымя	Боится, винит во всём, но ждёт помощи	Проклинает себя за глупость. Депрессует	Что-то слышала	Не знает, неоткуда	Боится, стыдится, считает опасным дикарём	Скорее всего, не знает
Марк.	Очень зла, но на самом деле надеется на его помощь	Не знает и не может знать	В ярости, намерена мстить всем, в себе уверена	??? А ведь может и знать	Считает весомой, но проходной фигурой, себя ставит выше	Ненавидит, считает главным врагом
Сахарок	Рассматривает как работодателя. Предавала умеренно	Скорее всего, не знает. И вряд ли заинтересу-ется	Знает, конечно. Как относится - непонятно.	Дочь знает, что у неё на уме	Сосёт. Но в её случае это ничего не значит. Хотя...	Знает, конечно. Контактов вроде бы не было? Опять же, кто знает?
Абдулла	Уважает, но не подчиняется в прямом смысле	Знает, не интересуется, считает сломанной игрушкой	Не любит, завидует	Держит за секс- игрушку	Считает себя вождём, избранником судьбы	Знает, помехой не считает
Хот.	По факту - вступил с ним в тайный сговор. Надолго ли - пока не ясно	Не интересуется	Очень боится, готов сорвать её планы любой ценой	Вероятнее всего, знает, просто не может не знать	Слегка презирает, считается как с материальным фактором	Боится за себя, считает себя уязвимым

Харитонов Михаил Юрьевич : другие произведения.

Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Книга 2. Золото твоих глаз, небо её кудрей

ТОРЖЕСТВЕННОЕ НАПУТСТВИЕ

Действие первое. Крокозитроп, или Буратина открывает глаза

Интроспекция нездоровая.Часть моего удовольствия

Действие второе. Аривуаль, или Дочка-Матерь падает, цепляясь за ветки

Действие третье. Пумц, или Мирра Ловицкая узнаёт о себе много новогои интересного

Видение Пьеро. Только победа!

Интроспекция нетрезвая. Будь свидетелем, летучий двойник!

Бездействие похвальное.Не сказал, не шагнул, не пренебрёг

Справочные материалы по теме. Полное и окончательное безобразие

Действие четвёртое. Адгезия, или Жизнь летит со скоростью бэтмена

Действие пятое. Адамделон, илиКрокозитроп раскрывается с неожиданной стороны

Действие шестое. Штраус, или Маленький алмазный дождик

Действие седьмое. Храпоидол, илиБазилио ищет и находит то, что искал

Справочные материалы по теме. Очень много высокополезной информации

Действие седьмое (окончание)

Действие восьмое. Гекатомба, или Артемон не ищет, но тоже находит то, что искал

Бездействие продолжительное. Оставляю дела земные

Действие девятое. Эфиопика, или Лучшие, как обычно, погибают, худшие, как водится, остаются в живых, а наши герои - странным образом спасаются

Действие десятое. Коносамент, или Ева Писториус пытается исполнять свои непосредственные обязанности, но в том не преуспевает

Интроспекция близкородственная. All ponies kill the thing they love

Действие одиннадцатое. Меркаптан, или Тысяча двести десять соверенов и ещё один

Справочные материалы по теме. Переворот на Шестом Флоте: от иноводной интриги - к потере суверенитета

Действие одиннадцатое (окончание)

Действие двенадцатое. Эфемерол, или Вриогидра не меняет планов

Действие тринадцатое. Лимондрон, или Пьеро бросается, очертя голову, навстречу судьбе

Официальные документы. Заявление

...нёсся мимо, мелькали по сторонам...

Рекламная пауза. Быстрее собственного визга

...мимо и мимо...

Официальные документы. Объяснение и справка

...а-а-а-а, мимо-мимо, по ровненьким дорожкам, по рытвинам-ухабам...

Неофициальные документы. Полицейская переписка

...по кочкам, по кочкам, в яму бух!

Действие четырнадцатое. Албибэк, или Девушка говорит хулигану недоброе слово, а тот обещает вернуться

Наставление об оглядке

//

Действие пятнадцатое. Бууп, или 6,99 Гц

КТ 8885 %37181 сек.

//

Действие шестнадцатое. Алаверды, или Лучший день в жизни Шушары

Бездействие напрасное. Не подумал, не вспомнил, не проверил

Действие семнадцатое. Алабай, или Карабас желает нанять десяток псов

Действие восемнадцатое. Аномалокариды, или Наши герои прикасаются к источнику мудрости, отчего слегка облагоговевают

Действие девятнадцатое. Чутьчутища, или История простая, как три сольди

Действие двадцатое. Конкремент, или Мирра Ловицкая идёт по лестнице, ведущей вниз, но спотыкается на последней ступеньке

Действие двадцать первое. Муцикорол, илиКот идёт не в страшное никуда

Справка. Как оно всё было на самом деле

//

Интроспекция несложная. Голову, Лёля!

Действие двадцать второе. Эквифинал, или Визг, прыжок, беспамятство и кое-что ещё

Ретроспектива. 14 - 19 декабря. Директория, Ананасов переулок, д. 2, пивница "У двух кошек"

Врезка. "У двух кошек": от эргастула к концептуальному крафт-пабу

Этапы большого пути: начало.

Экспресс-консультация. Эмо-поле и его свойства

Этапы большого пути: передышка.

Фрагмент документации. Некоторые голосовые сообщения системно-рефлекторной прошивки Enduro Glide Ultra

Этапы большого пути: финиш.

Ретроспектива (продолжение). Директория, ул. Пятницкая, д. 31 стр. 2. Второй этаж, кабинет 201.

//

Эквифинал. Через некоторое время после описываемых событий

Отступление. Повесть о том, как сухогубка Септимия устроилась на креативную должность с гибким графиком работы

//

Действие двадцать четвёртое.Антагонист, или Буратина собирается вдуть, а вместо этого выдувает, что приводит к плохим последствиям

Выноска из комментариев

BAD TRIP

Выноска из Толкового Словаря

Справка-ориентировка

//

Действие двадцать пятое. Бельканто, или Губернатор скрывается в неизвестном направлении

Справка-синопсис. Политическая эволюция Директории

ПРИЛОЖЕНИЕ. "Низвержение Пендельшванца": художественное произведение как исторический источник

Действие двадцать шестое. Атабыз, или Вриогидра летает по небу, прячется под землю, но не меняет планов

ПОСТСКРИПТУМ. Выдержки из cекретного доклада Объединённой Комиссии по изучению аномальных явлений в воздушной среде (США, 1998).

Действие двадцать седьмое. Сложнямбур, или Все говорят правду и помогают друг другу

Действие двадцать восьмое. Одессист, или Вриогидра всё-таки меняет планы, но не так, как кому-то хотелось бы

Частное письмо, обнаруженное на письменном столе в кабинете госпожи Морры

//

Действие двадцать девятое. Личарда, или Ненависть убивает, но и спасает

Действие сорок пятое. F(x,y,z)= f_x(y,z)+ f_y(z,х)+f_z(x,y), или Базилио созерцает далёкое будущее, но всё-таки остаётся в недоумении