Аннотация: Рассказ написан моей дочерью для творческого проекта "Большая война Маленькой Лены". Опубликован в газете "Машиностроитель" г. Нижний Тагил.
Рассказ написан по воспоминаниям бывшей узницы фашистского концлагеря Саласпилс
Елены Ивановны Миловзоровой (Лукашонок)
Время клонилось к полудню, а у меня с утра крошки во рту не было. Сырой февральский ветерок донёс сытный запах свежеиспечённых пирожков. "Поесть!" - пронеслось в голове. Крепко держась за перила, я поднялась по скользким лесенкам.
В кафе оказалось тепло и по-домашнему уютно.
- Вы крайний? - спросила я у паренька в кожаной куртке, стоящего в очереди.
Ответа не последовало. Я тихонечко заглянула ему через плечо. Он сосредоточенно водил пальцем по небольшому экрану, на котором дрались два крепких солдата. Поняв, что ему не до старушки, я молча встала в очередь.
Звякнул колокольчик над дверью, в зал вошли две подружки. Хихикая встали за мной в очередь.
- Ты видела, в какой сегодня юбке Тоська припёрлась? - сказала одна из них.
- Конечно, эту "красоту" её бабушка, наверное, ещё во вторую мировую носила, - ответила вторая.
Переступив с ноги на ногу, я опёрлась о прилавок - стоять становилось всё тяжелее.
Откуда-то сбоку послышался мальчишеский смех:
- Шурка, я тебе говорил - возьми пирожное, а ты - шарики, шарики! Я этот тмин, который в них натолкан, терпеть не могу!
За столиком справа сидели два мальчика. Один из них, весь перепачканный кремом, ел пирожное, а другой с отвращением катал по тарелке поджаристые шарики.
Мальчик, евший пирожное, перестал жевать, взял ложку:
- Не пропадать же добру! - он положил на неё один из шариков, и запустил им в салфетницу, стоявшую на соседнем столе. - Точно в яблочко, - он горделиво посмотрел на друга. - А тебе слабо?
Его сосед схватил ложку, положил на неё шарик и выстрелил. Но снаряд, сорвался и полетел не вперёд, а влево, прямо в очередь. Парень с планшетом, стоявший передо мной, поднял голову, и сердито погрозил мальчишкам кулаком. Прямо посреди экрана лежал жирный поджаристый комок. Хозяин планшета щелчком сбил его. Запахло сыром и тмином.
- Ну вот, из-за этих балбесов меня прикончили! - недовольно пробасил он.
С планшета неслись дикие вопли и стоны. Увидев кровь, лившуюся рекой на экране, я отвернулась. Голова налилась тяжестью, всё вокруг завертелось и поплыло...
Протяжный звон колоколов разносился над Саласпилсом.
- Идут, идут! - раздался детский крик.
Я побежала к лагерной ограде. Там уже собралась целая толпа детей. Толкаясь, они стояли у колючей проволоки, и напряжённо всматривались в конец улицы - там показались женщины, идущие в костёл.
- Тётеньки, хлебушка, - закричали мы на разные голоса.
Те остановились и начали развязывать узелки. "Господи, хотя бы крошечку хлеба, для братика!" - пронеслось в голове. Внутри проснулся хищный зверёк, который вонзил свои зубы мне в желудок: "Есть!"
Первый же кусок хлеба схватила чья-то костлявая рука. Толпа исхудалых детей набросилась на счастливчика. Послышались крики и звуки ударов. Через ограду полетело ещё несколько корок. Дети стали метаться из стороны в сторону, пытаясь поймать хотя бы крошку. Трое мальчишек сцепились, чтобы разжать руку четвёртому, зажавшему в кулачке хлебный мякиш. Немножко поодаль стоял толстый фриц, и смеялся. Одна корка упала у его ног. Дети кинулись за ней. Немец с диким хохотом пнул горбушку далеко в сторону. Толпа ринулась следом.
Женщины, стоявшие за оградой, горестно наблюдали за нами. Я с мольбой смотрела на них. Одна кивнула, и бросила маленький комок в мою сторону. Схватив шарик, я сунула его в рот. Тут же чьи-то цепкие руки стали разжимать мои зубы. Из последних сил я рванула прочь.
Ворвавшись в барак, я с отчаянием стала искать брата. С утра у него снова брали кровь. Если он сейчас не поест, то может умереть. Нагибаясь, я искала его под нарами, заглядывала в самые тёмные уголки: "Витя!" Из противоположного угла раздался слабый стон. Брат лежал в дальнем углу нар. Маленький, исхудавший, он занимал так мало места на грубых досках! Я положила ему в рот сырный шарик, брошенный женщиной:
- Ешь скорей, пока не отобрали!
Он судорожно проглотил комок и расплакался. По впалым щекам медленно катились слёзы.
- Что случилось? - удивилась я.
- Даже вкуса не почувствовал! - прошептал он.
Щекам вдруг стало мокро, защекотало в носу. Было обидно и жалко - так хотелось обрадовать брата, а получилось одно расстройство! Привкус сыра и тмина, оставшийся во рту, дразнил желудок. Он грыз меня как голодный зверёк: "Есть!" Мы сидели с Витей на нарах смотрели друг на друга и плакали.
В это время с улицы донеслись разрывы снарядов. Я осторожно приблизилась к воротам барака. Снаружи царила странная суматоха. Фрицы метались из стороны в сторону, жгли какие-то бумаги. Боря, мальчик из нашего села, закричал: "Наши идут, наши!" Застрочил автомат надзирателя, Боря замертво упал на землю.
Послышались немецкие крики. Почувствовав что-то неладное, я бросилась к брату. Схватив измученное тельце, затолкала его как можно дальше под нары: "Сиди тихо!". Сама спрятаться не успела. С грохотом открылись ворота. Ворвавшийся надсмотрщик, схватил меня за руку и поволок на улицу. Швырнув в большую толпу детей, кинулся к следующему бараку. Фашисты погнали нас к зданию, стоявшему поодаль. Злобные овчарки хватали за ноги, заставляя идти быстрей.
- Schneller, schneller,1 - торопили немцы.
Всё ближе были слышны звуки канонады. "Наши, наши, наши!" - стучало в голове.
- Betritt!2 - гаркнул толстый фриц.
Затолкав нас в глухое помещение, он закрыл снаружи дверь на засов. Почувствовав, что сейчас случится что-то страшное, мы с ужасом заметались в темноте. Кто-то пытался стучать по двери, кричал, плакал, но всё было напрасно - дверь не открывалась. Внезапно стало трудно дышать. Я хватала ртом воздух, но его всё равно не хватало. Казалось, чьи-то цепкие руки сдавливают горло, пытаясь задушить. Сквозь наступающую темноту донёсся звук открывающегося дверного засова. Послышалась русская речь, кто-то взял меня на руки и понёс...
Открыв глаза, я увидела склонившихся надо мной людей:
- Мы ещё в Саласпилсе?
- Что вы, бабушка, мы в кафе! - ответил девичий голосок.
- Кафе? - я с удивлением смотрела на женщину в белом переднике, державшую стакан с водой. Рядом топтались два мальчика, перепачканных пирожным. Они испуганно смотрели на происходящее. Сбоку стояли две девушки и взволнованно обмахивали меня пёстрым журналом.
- Вам лучше? - раздался басок. Надо мной склонился давешний парень с планшетом.
- Намного, - кивнула я.
- А что такое Саласпилс? - спросил один из мальчиков.
Парень в кожаной куртке поводил пальцем по планшету и ошарашенно посмотрел на меня:
- Вы там были? - Он повернул экран к посетителям кафе.
Те с ужасом смотрели на то, что он им показывал. Женщина в белом переднике всплеснула руками:
- Это же концлагерь!
- Сколько вам было, когда вы туда попали? - вытерла слезу одна из девушек.
- Девять лет, - покачала я головой.
Звякнул колокольчик над дверью, вошли люди в белых халатах. Пока врач спрашивал о моём самочувствии, измерял давление, кафе понемногу успокоилось. Женщина в переднике вернулась к своим обязанностям, и разносила кофе для посетителей. Мои собеседники собрались за одним столом, и что-то горячо обсуждали. Хозяин планшета спросил у врача:
- В какую больницу вы её отвезёте?
Врач, убирающий стетоскоп в коробочку, удивился:
- В больницу? Я думаю не надо. Немножко еды, и с бабушкой будет всё в порядке.