"Штампом" я называю словосочетание, которое до вас использовалось более двух раз. Генрих Гейне был ещё строже: "Первый, кто сравнил женщину с цветком, был великим поэтом, но уже второй был олухом".
Недостаток штампов: они нейтральны. Читатель проглатывает их, не напрягаясь. Вы напишите "райское наслаждение", а читатель не увидит Рая, не услышит пения ангелов, не ощутит присутствия Бога... (что, кстати, и хорошо: христианский Рай не предусматривает в своем ассортименте плотских наслаждений, более того из-за некоторых из оных, вроде бы, даже лишают тамошней прописки).
Достоинства штампов: они нейтральны. Читателю не надо напрягаться, чтобы прочитать "она пошла в кино". Ему не надо всматриваться в её походку, вслушиваться в цокот каблучков, вчувствоваться, как "шелковые струи колышутся вокруг колен". Что, кстати и хорошо - в прозе. Проза она длинная, и если читателя напрягать каждой фразой, он устанет, зевнёт и бросит книгу. И из-за чего? Из-за не важной для автора фразы? Из-за не важных для прозаика слов?
Но в стихах слов - мало, поэтому для поэта неважных слов быть не может.
Но у штампа есть и ещё одно достоинство - его потенциал. Штамп использовался многими и многими. И графоманами, и гениями - и фраза каждого гения даже, если и не маячит у нас в памяти, то эгрегор хранит её в своих запасниках и подсвечивает ею наше подсознание. И если всё это активировать...
Соответственно, есть две манеры письма.
Одна - это принципиальное неприятие изношенных слов, измызганных ритмик, затертых образов:
Я сегодня буду играть на флейте -
На собственном позвоночнике.
Вторая - пытается использовать вековечные слова, древние символы, классические ритмы, но - подновив их, но стерев с них пыль библиотик, но - вернув им их первоначальное значение, чтобы читатель опять удивился, а ведь правда: женщина-то - что цветок...
Игорь Северянин для этого чуть обновлял сами слова, нестандартно применяя стандартные грамматические конструкции: "по аллее олуненной Вы проходите морево" или сталкивая новые слова со старыми: "И садясь комфортабельно в ландолете бензиновом".
Но можно и проще. Проще?... хм...
Вот как это делал Александр Блок. Вот как он это сделал в стихотворении "В ресторане".
Что там случилось-то?
Из примечаний к стихотворении в "Собрании сочинений":
"Нелидова рассказывала (записано в 1948г. А.Г.Лебедевой): "Мы сидели за столиком. "Посмотри, - сказала мне belle soeure [ невестка], - с тебя Блок глаз не спускает" (он сидел неподалёку от нас). Я отвернулась так, чтоб он не видел моего лица. Он послал мне бокал с вином, а в нём - красную розу. В этом я увидела дерзость, мне не захотелось больше оставаться там, я встала и вышла. Потом я как-то была у А.М.Ремизова. К ним пришёл Блок. "А-а, незнакомка, - сказал он. - Отчего вы тогда ушли?" Мы познакомились. Он прочёл стихи: "Я сидел у окна в переполненном зале..." Мы встречались ещё..." .
А теперь почитаем Блока.
Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на жёлтой заре - фонари.
Никогда не забуду - штамп. То есть словосочетание, за которым давно уже не стоит его истинного значения, то есть для читателя эти три слова - это прочитал и пошел дальше, прочитали забыл. И Блок тормозит читателя: стоп! Блок делает врезку: "(он был, или не был, Этот вечер.) Фразу в скобках можно прочитать по-разному. Самое простое: Блок сам придумал - поэт! И сам же поверил в придумку - поэт...
Но есть и другое... Даниил Андреев называл Блока - "вестником", Даниил Андреев не сомневался, что Блок в своих стихах часто рассказывал о впечатлениях от своих блужданиий по мирам Шарданакара (в основном - тёмным). И вот, тот вечер, вечер в ресторане - который он не может забыть, но про который не знает: был ли он... Был ли он в нашем мире?
Конечно, его современники не читали "Розу Мира", но что Блок давно не только абориген Земли, чувствовали все. И сквозняк иномирья заставлял, заставляет возвращаться к "штампу", сдирает с него засохшую корку, заставляет верить заявленному значению: лирический герой стихотворения никогда его не забудет.
Пожар зари - штамп, но и он преодолен, и он очищен - ему вернули первоначальное значение, во-первых, уточнением, что этим пожаром "сожжено небо", во-вторых, тем, что это вроде бы замызганное до потери образности выражение поставлено в перечисление с очень точным "бледным" небом и очень конкретными фонарями.
А весь пейзаж: горящее реальным огнём небо ,к которому прилеплены фонари опять намекает, развивает тему ненашести.
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
Сравнить что-то с цветом неба - штамп, но Блок уточняет, что цвет неба - золотой. "Золотой" - это тоже штамп, но читатель, наткнувшись на "золотое небо" первым делом думает: НЕ БЫВАЕТ!!! и тут же вспоминает о закате, перебирает цвета от красного до голубого и соглашается: да-а-а... и сам - сам! - добавляет ещё один штрих к картинке нездешности.
А Блок добивается требуемого: читатель УВИДЕЛ и закат, и аи, и чёрную розу.
Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: "И этот влюблён".
Обратите внимание на абсолютную психологическую точность катрена, на фоне которого и следующий - где штампы надо бы выметать поганой метлой... Так вот на фоне абсолютно ВИДИМОГО читателем реально бледного неба, реальной черной розы (а самом-то деле роза была - помните? - красной), абсолютного УЗНАВАЕМОЙ реакции красавицы на навязчивость поэта..."тоже мне гений!".. так вот на фоне этих реальных реальностей и следующие две строфы становятся не набором штампов, не набором красивостей, а тоже - свитком сущего!
И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступлённо запели смычки...
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки...
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка...
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.
Опять же обратите внимание, как психологическая ТОЧНОСТЬ: напускное презрение + неподделываемая дрожь пальцев, поддерживает романтическое "безумие" смычков. И как звукопись держит, скрепляет - цементирует! - образ:
СЛовНо СоН мой Легка
...леХка...
И вздоХНули дуХи
взДохнули Духи
И наконец, высший пилотаж, как во времена Блока - петля Нестерова:
И вздохнули духи, задремали ресницы
"задремали ресницы" в любом другом контексте - это "ресницы опустились", а у Блока...
Блок искал точный глагол.
-"затрепетали" - плохо: и в размер не ложится, и слишком ожидаемый, и слишком "красивенький", а красивостей уже и так хватает да и дальше ещё будут,
- " задрожали" - плохо: это хоть и не слащаво-красиво, хоть и в размер, но... но и никак.
У Блока звук перебивает смысл!
Ты рванулась
Ты прошла
вздохнули духи
Зашептались шелка
и в этом напоре "задремали" - стало неожиданным и ТОЧНЫМ - искомым! - синонимом "задрожали/затрепетали".
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: "Лови!.."
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.
"Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала" - это красивенький штамп, но Блок и его, как "пожар зари" в первой строфе сейчас же уточняет, развивает, заставляет работать "И, бросая, кричала: "Лови!.."
А дальше - хватит красивостей хватит метафор, Блок возвращается в реальность ресторана:
А монисто бренчало, цыганка плясала...
И тут же - вспоминая нереальный мир первой строфы, соединяет всё: и кабак, и иномирный мир, и... и реальную любовь.
И визжала заре о любви.
Помните последнее предложение из коротеньких воспоминаний Нелидовой: "Мы встречались ещё..." .