Аннотация: В галерее появились новые осенние фотографии, в том числе фото журавлей из последней поездки - спасибо Андрею!
Это краткие комментарии к теме "Осень"
Осень
"Осень наступила, милочка, опять...", - поется в народной песне. И никуда от этого не денешься. В галерее осенние разделы называются так:
Не знаю почему, но я боюсь наступления осени, а когда она придет, тороплю дни, стараясь дожить сначала до ноябрьских праздников, потом до первого снега, потом до Нового года, и только в январе осмеливаюсь оглянуться назад: смотри, сколько удалось пережить: сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь! Значит, еще будем живы! И так каждый год. Это настроение неизбежно выплескивается стихами. Здесь, в моем разделе на Самиздате стоят два осенних стихотворных цикла:
"Одиночество" мне очень нравится, но этот снимок явно надо сканировать заново, что я и сделаю при первой же возможности. "Последние листья" и "Перекресток" сделаны совершенно в другой день, но в тех же местах - у нас в Гольяново, недалеко от метро "Щелковская". Именно тогда и в этих местах написались почти все
относится уже к окончанию листопада - это лист осины, тронутый морозом. Ясными осенними ночами земля быстро выхолаживается, а по утрам часты заморозки, они-то и дают такие волшебные узоры и на без того красивых листьях, а также
на лужицах, в которые попадают последние листья с беззащитных теперь березок.
Самое волнующее для меня событие осени - отлет журавлей. Там, на Хмелинском кордоне, где я родился и вырос, пролегал маршрут осеннего пролета журавлей, и наиболее яркое из воспоминаний детства, запавших в мою душу, это журавлиные вереницы, одна за одной плывущие с северо-востока на юго-запад, из-за 318-го лесного квартала в направлении на 177-й. Я очень отчетливо помню их крик, я его услышал намного раньше, чем вальсы Шопена или марш "Прощание славянки". В нем тоска, в нем обреченность, в нем прощание, в нем слабая-слабая надежда на возвращение и примирение с тем, что, возможно, этого возвращения не будет. Наверное, никто не способен описать словами запахи так, чтобы они были узнаваемы. Так же нельзя описать словами крики журавлей. Ни наше "курлыыыы...", ни английское "kr-rooh..." не передают и тысячной доли богатства этих звуков, летящих с всегда мрачного в такие дни неба на мокрые, давно опустевшие поля.
Потом я уехал в Москву, и на десятилетия о журавлях надо было забыть. Это время совпало с резким сокращением количества всей лесной и болотной дичи: бездумное применение пестицидов, осушение болот, общее возрастание промышленной нагрузки на природную среду, неконтролируемый отстрел, когда не протрезвевшие еще с прошлой недели "охотники" стреляют во все живое, - привели к почти полному исчезновению в наших краях тетеревов, кроншнепов, цапель и, конечно, журавлей.
Потом промышленность рухнула, деньги, предназначенные на пестициды, ушли на закупку вилл на Средиземном море и строительство дворцов в Подмосковье, а проекты ирригации были заброшены. Природа с облегчением вздохнула и принялась восстанавливать утраченное. Делала она это на удивление быстро. Всего через десять лет тетерева появились в Подмосковье, цапли стали обычными на наших реках, даже кроншнепы стали встречаться мне то возле озера Шлино на Валдае, у деревни Комкино, то неподалеку от озера Усад, у села Ильинское рядом с Кимрами.
Журавлей мы встречали иногда в Мещере, но никогда в большом количестве, хотя я страстно искал встречи с ними. Такая встреча неминуемо должна была состояться, и она состоялась четыре года назад на реке Медведице в Тверской области, куда мы приезжаем довольно часто: это всего двести пятьдесят четыре километра от нашего дома. Посмотрите на вот этот снимок:
Это на Медведице, то самое место. Хорошо видно, сколько листвы нападало на мою машину и на палатку всего за одну ночь. Снимок сделан со стороны реки, до реки от палатки всего двадцать шагов. Когда-то здесь была хорошо оборудованная байдарочная стоянка, и мы даже застали руины сауны, встроенной в берег. Сейчас трудно найти даже ее следы: здесь очень высокая вода в половодье, за два-три сезона река уносит все, сделанное руками человека. Это же место весной, в полую воду:
Всего за день до того, как я делал этот снимок, здесь плескалась вода, и глубина ее была почти полметра, а за три дня до этого - не меньше метра. Сейчас вот на снимке видны лишь лужицы в колеях да ил, осевший за десять дней высокой воды. На снимке река слева в десяти шагах, роскошный дуб, под которым осенью стояла палатка, в пяти шагах сзади и справа. Сейчас палатка стоит за ручьем, на верхней полке террасы реки, там, где собрались змеи, которых полая вода выгнала из своих нор в обрывистом берегу реки.
За рекой к северу леса нет, а начинаются поля, перемежаемые лесозащитными полосами, небольшими перелесками и озерцами, заросшими тростником, камышом, непроходимыми зарослями ивняка. Километрах в десяти-пятнадцати к югу от Медведицы простираются гигантские массивы болота Оршинский мох, идущие вдоль левого берега Волги от самой Твери и до Кимр. Лучшего места для журавлей не придумаешь. Вообще-то журавль не относится к болотным птицам, это птица степная, полевая. В болотах, в потаенных местах журавли устраивают гнезда и выводят потомство.
У нас живет серый журавль (Grus grus), высокая на ногах, почти в рост человека, птица изысканного пепельно-серого цвета с относительно коротким, но крепким зеленоватым клювом. Кончики и задняя кромка широких, почти два метра в размахе, и очень гибких крыльев иссиня-черные. Передняя часть небольшой головы тоже черная, от глаз назад идет светлая расширяющаяся полоса, а затылок у журавля голый, покрытый наростами, которые издалека сливаются в одну сплошную лихо заломленную шапочку-кипу темно-красного и даже малинового цвета. Пальцы на ногах тоже черные, потрескавшиеся.
Журавль не может взлететь с места: ему требуется пробежать несколько шагов, он интенсивно машет крыльями, сгибается, отталкивается ногами от земли, набирая высоту, вытягивает шею и ноги, принимает, наконец, тот изящный, особенно для его огромных размеров, силуэт, который делает журавля излюбленным элементом многих сюжетов японской графики. На снимке это хорошо видно:
Хвост у журавля короткий. То, что мы принимаем за хвост у стоящего журавля, это третьестепенные маховые перья, длинные, мягкие и свободно изогнутые. В полете они находятся выше крыла и поэтому кажется, что пышный, изящно свисающий книзу хвост журавля в полете исчезает.
Снимки не очень качественные и причина здесь не только в технике или в погоде, которая, надо признать, в этот раз была мерзопакостной. Вот что пишет о журавле один из самых больших знатоков русской природы, театральный критик, цензор, директор Межевого института Сергей Тимофеевич Аксаков, кстати, отец самого известного славянофила Константина Аксакова: "Вообще журавль довольно осторожная птица, и к журавлиной стае подъехать и даже подкрасться очень мудрено. (...) Ночевку журавли выбирают на местах открытых, даже иногда близ проезжей дороги; обыкновенно все спят стоя, заложив голову под крылья, вытянувшись в один или два ряда и выставив по краям одного или двух сторожей, которые только дремлют, не закладывая голов под крылья, дремлют чутко, и как скоро заметят опасность, то зычным, тревожным криком разбудят товарищей, и все улетят" (С.Т. Аксаков "О разных охотах", Москва, "Физкультура и спорт", 1994, стр.297-298).
Сам Сергей Тимофеевич Аксаков - особое явление в нашей литературе. Его "Записки об уженье рыбы", "Записки ружейного охотника Оренбургской губернии", "Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах", "Замечания и наблюдения охотника брать грибы", "Собирание бабочек" и многие другие, были первыми значительными работами писателя-натуралиста, описывающего природу и ее жителей не сухим научным, а живым, красивым и точным языком высокой литературы. Аксаков писал в 40-е - 50-е годы XIX века. Потом будет Леонид Павлович Сабанеев, Виталий Валентинович Бианки, Михаил Михайлович Пришвин, Константин Георгиевич Паустовский, Владимир Алексеевич Солоухин, Василий Михайлович Песков - после Аксакова череда этих великих знатоков природы, кажется, никогда не прерывалась. Статьи о природе известного журналиста-международника Василия Пескова вот уже много лет подряд еженедельно печатаются в "Комсомольской правде".
Но вернемся к галерее. Я сказал уже, что погода в этот раз была мерзопакостной. Весь август 2003 года шли почти непрерывные и очень сильные дожди. Я поехал на своей любимой "девятке", Боевой Слонихе Мурке, но уже в самой деревне мне встретилось вот такое:
Именно по этой дороге мне предстояло проехать пару километров, потом надо было свернуть на полевую дорожку, ведущую к месту засидки: большому кусту, в котором пряталась машина и палатка, прикрытая сверху и с боков маскировочной сетью. Как я проехал около полусотни таких луж, в доброй половине которых машина просто захлебывалась, долго описывать. Лопата, топор, домкрат, немного смекалки, немного навыков, надежная, такая же старая, как и я, машина (Мурке двенадцать лет, по человечьим меркам это за семьдесят), а главное, жажда опять увидеть журавлей, сделали свое дело. Три-четыре часа под начавшимся некстати дождем - и я уже разбрасывал неподалеку от палатки горох, который журавли очень любят.
В галерее вы увидите еще два осенних сюжета, не связанных ни с журавлями, ни с близким мне Гольяновом. Первый из них это Усть Ваеньга .
Усть-Ваеньга - поселок лесопромышленников на правом берегу Северной Двины, там, где справа же в Северную Двину впадает милая, очень чистая и холодная речка Ваеньга. Поселок расположен примерно в двухстах пятидесяти километрах от Архангельска и километрах в двадцати от впадения в Северную Двину мощной реки Вага, в окрестностях которой мы плавали на байдарках много лет тому назад. Этот незабываемый поход описан здесь: Кокшеньга
связан с Ростовом Великим. Мы с Вами находимся в полукилометре, а то и меньше, от Ростовского Кремля, точнее, от Митрополичьего двора, от его импозантных парадных ворот и надвратной церкви Воскресения Христова, попавших на вот этот снимок:
Ростов Великий .
На снимке "Глубокая осень" прямо перед нами видна полоска озера Неро, в водах которого чуть правее и вне видимости отсюда так таинственно отражаются по утрам многочисленные золоченые главки церквей типично русского Митрополичьего двора и готического Спасо-Яковлева монастыря. Мы же стоим на территории Богоявленского Авраамиева монастыря, основанного по преданию самим Авраамием Ростовским в домонгольские времена, в конце XI века, и практически до основания разрушенного при историческом материализме. Справа от нас, в пяти метрах, ощущается громада чудом сохранившегося и восстанавливаемого сейчас Богоявленского собора, пятиглавого, четырехстолпного, с тремя угловыми притворами, с колокольней и галереей. Он был заложен в 1554 году Иваном Грозным в честь взятия Казани и по силуэту чем-то напоминает собор Василия Блаженного на Красной площади в Москве, только меньше, приземистей и не такой яркий.
Очень надеюсь, что раздел "Осень" в галерее будет расти и развиваться: осень самое благодатное время для цветной съемки. Но пережить каждую следующую осень становится все труднее и труднее. Надеюсь, что вместе - переживем. Надо пережить.