Аннотация: Для участия в КОР-2015. А что я, рыжая?
Олег проснулся от шума и громких голосов.
- Что ты себе позволяешь? Отпусти!
- Кончай ломаться, Ольга. На тебе написано, что ты хочешь мужика, аж скулы сво...
Звук пощечины оборвал фразу. Слегка покачиваясь, Казов поднялся с детской кровати, где только что спал одетый. Четырехлетняя Катюша, обнимая полуторагодовалого Сашеньку, смотрела на папу испуганными глазами. А за занавесью, которая обычно закрывала "полуторку" супругов от детских взоров, шла нешуточная борьба:
- Дура, тебе понравится, вот увидишь... Ой! Что ж ты, как кошка...
Ольга завопила, неумело, низко. Олег помнил, как пронзительно визжала мать, когда пьяный Вениамин показательно бил ее за отказ мыть ноги очередной шлюхе. Гнев огнем прокатился по телу, кулаки сжались, сердце застучало, невнятный вопль рванулся из груди Казова. Он шагнул, отдернул занавеску и увидел, как полузнакомый шатен грубо распинает его жену.
Обе руки Ольги, ловко схваченные шатеном, были задраны ей за голову и вдавлены в подушку, а его колени, в кольце спущенных брюк и черных трусов, занимали место между бестолковых Ольгиных ног. Казалось, что эти ноги живут своей, неуклюжей жизнью. Они брыкались, не попадая пятками по насильнику. А тот, орудуя свободной рукой, стягивал и даже частично стянул с жертвы лиловые панталоны, обнажив ее попу и укромное место, которое Олег за шесть лет супружества ни разу не видел - так стеснялся.
Широко размахнувшись, Казов ударил мерзавца в лицо. Гнев наполнил его такой силой, что голова подонка должна была просто слететь с плеч, но тот ловко пригнулся - удар скользнул по макушке. А вот в глазу Олега боль словно взорвалась, ослепив огненной вспышкой и заставив зажмуриться. Второй удар, по затылку и по всей спине - вышиб дух, закружил мир водоворотом...
**
Влажное и холодное скользнуло по лбу, принося облегчение. Левый глаз открылся не полностью, ограничивая поле зрения сверху. Озабоченный голос жены спросил:
- Олежек, как ты?
- Я его не убил?
- Нет, он убежал. Как ты?
- Болит. Кто он такой?
Ольга промолчала, но муж и сам вспомнил, почему шатен показался знакомым. Неукротимая общественница Казова уродилась с темпераментом, присущим массовику-затейнику, если кто помнит такую профессию. Эта комнатка в студенческом общежитии горного техникума, которая заменяла молодым специалистам ожидаемую квартиру - с первого дня стала этаким салоном, если использовать термины царского времени. Молодые артисты, начинающие поэты, подающие надежды журналисты и прочие представители творческих профессий - таких Олег мысленно, иронически и где-то справедливо обзывал "культуртрегерами" - не переводились в ней. Как правило, гости сжирали всю немудреную еду, которую Ольга готовила для семьи, но зато приносили с собой выпивку - лёгкую и тяжёлую, под которую вели шумные и "вумные" (по мнению Олега) обсуждения.
Сам Казов не участвовал в разговорах, ограничиваясь стопочкой-другой. Спиртное быстро усыпляло его, а гости вели такие долгие и напряжённые дисскуссии, что засиживались до поздней ночи. Кому идти было далеко или опасно, заночёвывали на полу. Как вот этот шатен, заезжий циркач-силовик из областной филармонии.
- Как его фамилия, Стрыгин? Ладно, завтра посмотрю на афише. Мерзавец, он меня намеренно споил! Ему это с рук не сойдёт!
Ольга молча окунула тряпку в широкую миску, отжала, снова провела ею по лицу мужа. Прохлада на краткий миг сняла или маскировала тупую боль в районе левой брови. А вот затылок пульсировал и ныл. Пальцами проверив его, Казов обнаружил большую шишку. Сразу заболела поясница. Пришлось спросить:
- Я что, упал на спину?
- Да. Но ты у меня герой!
- Надо заявить в милицию.
Ольга залилась румянцем:
- Сдурел? Позору не оберемся. Нет, я не пойду!
-Как можно? Он и меня избил! Что мне на работе скажут, когда появлюсь, синячище под глазом. Надо!
Благородного гнева мужа не хватило, чтобы переломить стыдливость Ольги. Неравноценный диалог, где тональность реплик побитого Казова ниспадала от наступательной к просительной, а последние перемежались с все более длинными паузами - закончился минутой молчания. Ольге, напротив, принадлежала экспонента, настолько комфортно чувствовала та себя, каждой последующей репликой сокрушая робкое сопротивление мужа.
В полном молчании супруги легли досыпать. Казов так долго думал о несправедливости, которая везде и всегда преследует его, что решил применить к ситуации хорошо отработанный метод моделирования вариантов. Пришлось, конечно, дать социальным терминам математическое воплощение. Это оказалось делом непростым, но увлекательным. Закончив предварительную работу и записав основные формулировки, он удовлетворенно вздохнул, потушил настольную лампу и заснул, бережно поправив одеяло на плече мирно спящей супруги.
К утру половину лица разнесло так, что ни побриться, ни почистить зубы. Плюс, сильно болела и кружилась голова. Прикрыв ушибленный глаз темными очками, Олег Вениаминович стыдливо отворачивался от пассажиров автобуса, крался лестницей, опустив голову и маскируясь сложенной газетой. Но разве от коллег скроешься? Спустя пять минут после прихода в преподавательскую заглянул сам шеф, мягко позвал:
- Казов, на минутку ко мне, - но в кабинете включил строгий голос, - это как называется? Вы что, собираетесь в таком предосудительном виде читать лекцию? А ну, дыхните!
Легкое, почти незаметное амбрэ, которое аромат зубной пасты перебил бы в два счета, доцент воспринял хуже личного оскробления. Он велел снять очки, вперился в набухшие спелыми сливами веки таким гневно-пышущим взором, что Олег поверил в свою вину. Еще бы! Так Казова никогда не стыдили. Завкафедрой популярно объяснил, что любая драка - аморальна, а пьяная - вообще, позор! Попытки объясниться пресекались в корне. Приняв за лучшее отмолчаться, Олег опустил голову. Пронзительный голос доцента ввинчивался в гудящую голову, мучил, добавлял боли...
"Дуэт завкафедрой и моей жены, если бы их удалось объединить, - подумал Казов, - мог бы запросто разгонять любую толпу и пресекать уличные драки..."
Чтобы защитить голову, Олег вспомнил ночные расчеты, вернулся к ним. И почему он раньше не применял такой действенный способ отключаться от нудной реальности? Тренированный ум физика-теоретика, отточенный постоянными мысленными подсчетами, так глубоко ушел в математические дебри, что все внешние раздражители затерялись, рассеялись, подобно транспортным шумам в лесозащитной полосе.
Кто-то тряхнул Казова за плечо, спросил, снова тряхнул, опять спросил. Пришлось вынырнуть, вернуться к бытовым разговорам:
- Что?
- Вы меня поняли?
Олег глянул на завкафедрой снизу вверх. Отекшее веко заслонило верхнюю часть лица шефа, оставив только строго очерченный рот, из которого вылетали слова предостережения. Целое мгновение помечтав, как хорошо бы сейчас привстать, кивнуть до соприкосновения лба с губами, изрекающими прописные истины, преподаватель Казов унял себя: "Нельзя. Уволят. А детей надо кормить". И покорно дослушал несправедливую нотацию доцента, задавая себе вопрос - почему в его жизни все идет не так?
Память послушно развернула перед ним основные эпизоды, наверное, судьбоносные, и он стремглав отсмотрел их, констатируя с великим сожалением, что иначе поступить не мог...
**
Старорежимная учительница начальных классов назвала талант Олежки Казова - искрой божьей. Возможно, она была права, но сам "талант" в бога не верил, как все октябрята, пионеры и комсомольцы, поэтому предпочел гордиться предками. Это ведь они наградили его удачной комбинацией генов, что проявилось математическим умом.
На олимпиадах Казов всегда занимал первые места. Плюс, силачи-двоечники оберегали штатного подсказчика от нежелательных физических контактов с чужими кулаками. Как следствие, драться он не научился. Но умение мгновенно производить сложнейшие вычисления приносило Олегу и неприятности. Учителя математики и физики вскоре терпеть не могли вундеркинда. Этот придурок позволял себе бестактно - во всеуслышание! - поправлять преподавателя перед всем классом.
В институт Олега приняли мгновенно, считай, вне конкурса, проигнорировав тройку за сочинение. Такое решение продавил декан физтеха при поддержке кафедры теоретической физики, которая по итогам письменного экзамена полным составом устроила абитуриенту Казову трехчасовое собеседование - живо и к всеобщему удовлетворению.
Человеку свойственно гордиться, и Олег не стал исключением. Он легко учился, писал блестящие научные работы и к выпуску подошел практически с готовой диссертацией по квантовой физике. Суть его работы была настолько заумной с точки зрения нормального студента, что жена Ольга даже не пыталась понять. Да, собственно, надо ли это супруге, которая грудью кормит новорожденную дочку, с трудом вытягивает сессию и едва-едва защищает диплом?
Аспирантура, обещанная и ожидаемая, внезапно пролетела мимо - сын нового ректора шел в этом же выпуске. Казовы устроились сами - он на кафедру физики в НИИ, она - учителем в школу. Комнатка в студенческой общаге пополнилась еще одним крикливым существом, новорожденным Сашкой.
Полуголодное, но веселое существование омрачалось лишь полным неумением Олега пить водку - он мгновенно пьянел и засыпал прямо за столом. А застолья приключались часто, ведь Ольга, безудержно инициативная общественница, погрузила семью в такое количество друзей и приятелей из числа творческой интеллигенции, что гости практически не переводились. Все знали о теме его дисера, гордились знакомством с будущим светилом науки и ждали защиты.
**
Вором и предателем оказался Шурка Носов, самый близкий друг семьи. Вскрылось это после публикации автореферата его диссертации.
- Шурик, как же так? - вопрошала Ольга Казова, уперев руки в бока и гневно топая ногой. - Ты украл Олегову тему и присвоил его работу!
- Ничего подобного, - краснея и обливаясь трусливым потом от предстоящего публичного разоблачений, оправдывался свежеиспеченный кандидат наук, - это мои материалы, Олег только соавтор.
Многочисленные приятели сначала однозначно приняли сторону обворованного коллеги. Теперь все ждали, когда же Олег Казов обратится в соответствующие инстанции, начиная с ВАКа, чтобы тотчас поддержать гения, засвидетельствовать его приоритет. Но время шло, а жалоб и заявлений не было. Недавний заведующий кафедрой, питерский профессор царских времен и человек принципиальный, вызвал Казова, чтобы помочь в борьбе с непорядочностью.
- Олег Вениаминович, поторопитесь, ведь разумные сроки пройдут и объяснить проволочку будет трудно. Поймите, без вашего заявления я не могу инициировать расследование и наказать виновника.
Но младший научный сотрудник кафедры теоретической физики отрицательно мотнул головой, отчего роскошная шевелюра заискрилась ранней сединой. А затем ответил словами, наполнив кабинет перегаром:
- Я презираю подлеца и мараться, споря с ним, не стану.
Прошло полгода. За недоказанностью - Шурку Носова простили. Все, кроме четы Казовых и завкафедрой, который вора упорно гнобил и вымогал заявление об уходе по собственному желанию. Но сердце старика не выдержало борьбы - он скончался прямо в кабинете. Спустя месяц новым заведующим стал единственный остепененный кандидат этой же кафедры, подавший заявление на замещение вакантной должности. Шурка Носов.
Обживая кабинет, он, величаемый теперь полноценно - Александром Егоровичем - не стал чинить препятствий и с легкой душой подмахнул Олегу Вениаминовичу заявление о переходе в горный техникум. Простым преподавателем.
Тем и закончилась научная карьера Казова, чьи теоретические работы некогда высоко оценивал сам Ландау...
**
Доцент закончил выволочку, заметно помягчев голосом, внутренне гордясь собственной строгостью, но и либеральностью - ведь он мог уволить этого преподавателя, которого, что странно, очень любили студенты:
- ... выговор. В приказе. Чтобы неповадно было впредь таким являться на работу. А сейчас идите в поликлинику, берите больничный и пока синяки не сойдут - носа сюда не кажите!
- Не показывайте, - машинально поправил заведующего Олег.
- Что? Вы меня учить смеете? Вот, алкоголик!
- Нет, извините, не хотел, случайно вышло, - бормотал Казов, отступая к двери.
Он непроизвольно прикрылся руками от оскорбленного в лучших чувствах начальника - жар ненависти доцента обжигал избитое лицо. Врач дала больничный на неделю. Эти дни оказались лучшими за всю жизнь. Олег сидел за столом, выводил формулу перевода абстрактного события в альтернативный вариант, и уже нащупал решение, когда нежданный "отпуск" закончился и наступили будни.
В повседневных хлопотах сосредоточиться удавалось редко, но Казов научился делить сознание на две неравные части. Главная часть мозга работала в интенсивном режиме, оперируя цифрами и математическими моделями. Она не отключалась даже ночью, во сне, потому что хранить результаты на бумаге Олег Вениаминович больше не рисковал. Он запоминал все, что наработал за день, и хранил этот научный багаж в голове. Мало ли какому Шурке Носову захочется украсть его формулы?
Малюсенькая доля мозга, отведенная для участия в реальном мире, вполне справлялась: читала лекции, проводила контрольные работы, отвечала на бытовые вопросы. Для облегчения контактных функций Олег использовал набор стандартных фраз, всегда соглашался, никогда не спорил и, вообще, старался побольше молчать.
Это срабатывало с начальством, с приятелями, с детьми, даже с женой. Жаль, с ней - не всегда.
**
Стакан отлетел в кусты, выбитый ударом Ольги. Собутыльники отшатнулись, когда ее ладонь смахнула доминошные костяшки на землю. Полупустую бутылку вина удалось спасти, а сырок и кусок хлеба, идущие в качестве закуски, тоже свались со стола. Казова обругала доминошников:
- Бездельники, все бы вам пить да пить! Жены, небось, заждались, а вы козла забиваете! Олег, а ну, пошли домой!
Тот покорно поднялся с лавки, виновато улыбнулся собутыльникам:
- Извините, я не ...
- Да ладно, Витаминыч, с бабой спорить дело дохлое. Бывай! А ты, это, руки не распускай, - остерег и попытался дать Казовой укорот старший из доминошников, - права качать дома будешь. Это наш стол, поняла? Хайло закрой, а то я отвечу! Заткнись, говорю, коза!
Золотые фиксы и татуировки на руках мужлана, полностью соответствующего уголовному типу по Ломброзо, напугали Ольгу. Она смолкла, дернула мужа за рукав, повела к дому и лишь в подъезде вознегодовала:
- Как ты мог пить с этими мужиками, с доминошниками? У тебя дома, в холодильнике отличная водка, а ты портвейн с ними, как бродяжка!
- У меня формула почти готова, а тут они позвали, за рукав схватили... Я спорить не стал. Да и выпил-то треть стакана.
Оправдания Олега только подлили масла в огонь. Супруга, которая благодаря общественной активности вдруг стала руководителем, директором Центра Культуры - не собиралась мириться с подрывом своего авторитета. Ее муж опять пил вино во дворе, на лавке, с какими-то работягами, с доминошниками! Слава богу, сегодня она успела предотвратить пьяный разгул! Только не все так просто, ведь пьянство под кустом порочит как преподавателя Казова, так и его высокопоставленную супругу - гневно растолковывала полупьяному мужу Ольга Сергеевна. Завершая разнос, подчеркнула его место на социальной лестнице:
- Это быдло обращается к тебе, как к приятелю! Почему ты откликаешься на Витаминыч? Ты - Вениаминович!
Казов слушал, кивал, делая внимательное лицо. Тренированный ум только что построил альтернативный вариант этого события, в которым он, Олег, выходил победителем. Формула работала! Радость отразилась на лице улыбкой. Жаль, Ольга приняла ее за насмешку:
- Это не смешно! Я запрещаю тебе с ними встречаться, ты понял?
Альтернативный вариант выглядел иначе, намного правильнее, но тут разделенное сознание дрогнуло, дало сбой и смешалось в одно, общее. А непослушный рот ляпнул:
- Зря теща назвала меня подкаблучником. Я знаю, нам нужен другой цвет обоев. Расчет по спектру благоприятен, если зеленый по дельте распределять...
- Что ты несешь? Да тебе же ничего доверять нельзя!
И Ольга припомнила ему ремонт, в котором грубая реальность победила точный расчет. Супругу доверили покраску пола, но он поверил инструкции на банке краски. Перемножив удельный расход краски на площадь пола, математик Казов купил расчетное количество с небольшим запасом. На непредвиденные случаи. Кто мог предположить, что завод-изготовитель солгал, нагло обманул, занизив расход краски на квадратный метр? Треть квартиры осталась недокрашенной, а купленная дополнительная банка отличалась оттенком.
Жена грубо заявила, что виноват не завод, а сам Олег, потому что глупо разливать краску по полу и раскатывать валиком - та утекла в щели между половыми рейками. Оправдания и ссылки на строителей, сделавших такой пол, тоже не прошли. Ольга в два счета доказала, что хороший хозяин давно бы перебрал и сплотил пол, устранив щели.
- Казов, ты меня слышишь? Не делай морду отрешенной! Я тебе запрещаю выпивать с этими охломонами! И еще...
Голос жены ввинчивался в уши, пытаясь добраться к другим, не менее альтернативным вариантам ситуации. Олег кивнул, что-то произнес, соглашаясь. Мечту удалось отстоять - там Ольга выглядела намного красивее, не такой широкобедрой и не в таком потертом халатике. Жаль, мечты о красивой и податливой супругой посещали Казова все реже и реже, даже ночью. В этой, унылой и грубой реальности, интимная близость с Ольгой сводилась к безрадостному тыканью в сухое лоно раз в месяц, в какие-то безопасные для нее дни.
- ... чем лакать с ними, сделал бы ящики под цветы на балкон! Год уже прошу! Ты по дому что-нибудь делать будешь, вообще?
- Сейчас сделаю, - выпалил Казов, ловя возможность сменить тему разговора.
Ему было очень плохо. Сознание все же схлопнулось в единое, альтернативных вариантов не осталось. Легкое опьянение от стакана портвейна выветрилось, настроение упало ниже некуда. Ему хотелось самому стать в угол, как в детстве и колупать там пальцем штукатурку - лишь бы не слышать нотацию.
По счастью, отговорка сработала. Ольга отправилась на кухню, готовить ужин, а муж взял ножовку и принес с балкона давно приготовленные доски. Сын принялся помогать. Вдвоем они расчертили, распилили, сколотили, побелили и заполнили землей оба ящика. Дело застопорилось из-за отсутствия крючков для подвески. Понятно, они должны быть железными, прочными и удерживать ящики на уровне перил. Но где их взять?
- Видишь ли, Саша, на этот объем, при удельном весе грунта и весе самой доски, я рассчитал, нам нужно...
- Пап, а если проволоку взять? Во дворе, когда столбы ставили, целый моток бросили. За гаражами. Сходим?
Из музыкального училища вернулась дочь, увязалась с ними. Захватив штангенциркуль, микрометр, пассатижи, молоток и зубило, Казовы совершили рейд за гаражи. Проволока оказалась ненужной скруткой из ржавой "шестерки", которую срезали, заменив старый бетонный пасынок на новый, более высокий.
После долгой возни семья справилась с задачей. Дети, даже Катя, активно принимали участие в решении проблемы, стуча молотком по извитым отрезкам и превращая их в прямые прутки. Набрав таких двенадцать штук, Олег Вениаминович остановил трудовой порыв помощников:
- Все, нам хватит. Я подсчитал, по шесть крючков на ящик.
Сыну надоело колотить по старому пасынку, прямя проволоку, и приятели уже пару раз звали смотаться на реку - так что он радостно согласился и убежал. Катя, которая унаследовала математический дар отца, хоть и в усеченном виде, усомнилась в расчетах:
- Папочка, дождь пойдет, земля намокнет. Цветы разрастутся, опять веса добавят. Давай еще пару распрямим?
- Зачем, Катюша, я и так на два килограмма больше в расчет заложил.
И отец с дочерью понесли будущие крючки для ящиков домой.
**
Фаина встряхнула сорочку, аккуратно повесила на веревку, расправила, прихватила прищепкой и повернулась, чтобы взять еще парочку - погода ветреная, вдруг сдует? Вверху, у Казовых, раздался странный шум со скрежетом и что-то ухнуло на веревки с заботливо развешенным бельем. Обернувшись, Фаина увидела страшную картину - половина сушилки исчезла. Уцелели две крайние веревки, но наволочки, рубашки и панталоны на них были запачканы грязью. Хуже того, за перила балкона цеплялся кот с выпученными до отказа глазами, прижатыми ушами, и вообще, с выражением ужаса на морде!
Бедолага не орал - молча боролся за жизнь. И победил, одним рывком подтянувшись, перебросив тело на балкон Фаины и стремглав ворвавшись в ее ухоженную квартиру. А сама хозяйка разрушенной сушилки, не постигая еще, что случилось, смотрела вниз, где обрывки веревок болталась, теряя остатки прицепленного на них белья. Внизу, на козырьке подъезда, в куче земли, смешанной с зеленью, лежали сорванные простыни и обломки досок.
Спустя пару минут Ольга Казова извинялась перед стоящей в дверях соседкой, понимая, что "руки в бока" - сигнал о серьезности претензий:
- Фаина, поймите, это случайность...
Первоначальная униженность жены человека, учинившего катастрофу цветочным ящиком, что, пусть косвенно, явилось следствием ее задумки о красоте балкона - внезапно переродилась в агрессию к виновнику. Ругаться с соседкой? Бессмысленно. Но восстановить свое реноме надо? И Казова, директор Центра Культуры, перестала оправдываться, обернулась к супругу, наполнила голос приказным металлом:
- Олег, что стоишь столбом, проси прощения! Лезь на козырек, подбирай белье! Потом натянешь веревки...
- Нет, не надо! Муж сам все сделает, - мудрая соседка отвергла помощь виновника крушения, - а вы, Олег Вениаминович, снимите лучше второй ящик. С вашего балкона. Упадет ведь тоже. Оно вам надо, меня убить им?
Казов опротестовал подозрение:
- Фаина Емельяновна, зачем вы так? Все было правильно, пока кот не забрался. Он шесть килограммов, вот крючки и не выдержали...
Дети вышли на шум, мгновенно поняли ситуацию. Саша хохотнул над версией с котом, хотя та была совершенно правильной. Катя, в свои восемнадцать на полголовы переросшая отца, обняла его, как бы защищая:
- Папа не виноват. Я сейчас все уберу, тетя Фая.
Спустя час последствия катастрофы были устранены. Да не так и велики оказались они. Одна порванная простынка, перестиранное белье и заново натянутые веревки, которые муж Фаины давно намеревался заменить - вот и все. Сильнее всего пострадал кот. Для его отлова пришлось поднимать Фаинин диван, набрасывать на Ваську полотенце и нести трясущийся комок домой. Катя справилась и с этой задачей.
Когда Ольга досмотрела сериал, смыла маску и пришла в постель, Казов лежал там с открытыми глазами и что-то внимательно изучал на потолке.
- Не спишь. Переживаешь? Скажи, когда ты будешь головой думать, Олег? За что ни возьмешься, везде напортачишь! Эй, я с тобой разговариваю!
- Да, формулу надо откорректировать, - невпопад откликнулся супруг, явно оставаясь в собственных мыслях, - чтобы исключить тупиковые варианты.
Ольга возмутилась. Еще бы, сегодня она безмолвно выслушала от Фаины наставление, где странности Казова были оценены как опасные для жизни не только для нижних соседей, но и всего подъезда. Конечно, некая правда в упреке таилась, и Ольга не могла сходу оборвать и поставить Фаину на место - оставить газ открытым и взорваться "Витаминыч" мог. Но когда директор Центра Культуры получает выволочку от домохозяйки - запертая внутри себя гордость сбраживается, превращаясь черт знает во что, однозначно взрывоопасное.
Газовый баллон взорвался бы тише. Получасовой монолог позволил Ольге компенсировать ущерб, нанесенный ее реноме. Она объяснила мужу, что его непреходящий идиотизм довел ее до нервного срыва, оттолкнул сына от дома и связал с дурной компанией, а дочь вынудил срочно выходить замуж за свежеиспеченного офицерика. Напоследок рыкнув сокрушенному супругу:
- Спокойной ночи, изобретатель, - Казова уснула.
Олег до утра не сводил глаз с потолка - он дорабатывал формулу перевода ситуаций в альтернативный вариант.
**
Утром Олег Вениаминович сходил "в туалет", не вставая с постели. На крик разбуженной влагой и ароматами супруги он ответил ласковой улыбкой, а рукой нежно размазал экскременты по ее щеке:
- Альтернативный вариант.
Психиатрическая лечебница выписала Казова спустя неделю. На возмущенные вопли директора Центра Культуры врач развел руками:
- Это все, что мы могли. Принудительный сон, хорошие транквилизаторы, и он почти в порядке. Собственно, ему нужен только уход. Нет, не агрессивен. Да, мажет всех фекалиями, но ведь улыбается. Надевайте ему подгузники, любые взрослые. Да, хоть либеро, хоть памперсы. Нет, неизлечим.
Ольге пришлось нанять сидельца, который контролировал сумасшедшего мужа. Это оказалось дорогим удовольствием, поэтому засиживаться на работе она перестала. Сразу из кабинета она спешила домой, чтобы самой принять вахту. Подружки и приятели перестали посещать ее дом - а какое тут общение, если каждую минуту Ольге надо уделять неугомонному супругу, чтобы тот не запустил руку в полный подгузник и не мазанул гостя отходами жизнедеятельности? И телефонные разговоры прекратились.
Так прошёл год. Семья приспособилась ухаживать за отцом. Тот постоянно находился в задумчивости, а порой начинал стонать, обхватив голову руками и раскачиваться, как бы страдая. Но таблетки от головной боли отвергал категорически. Лучше всего с отцом ладила Катя. При ней он смирно сидел напротив, молча смотрел, как та готовится к защите диплома. Но времени у замужней - мизер, к тому же офицерская жена должна была скоро последовать за мужем в новому месту его службы.
В один из дней, сдав вахту брату, Катя попрощалась и вышла в прихожую. Саша, который за это время стал учиться лучше и порвал с дурной компанией, позвал мать:
- Есть идея. Ты же немка по дедушке? Давай, репатриируемся, отца там сдадим в хостель, а? Не, ну ты что, мам! Я же хочу как лучше. На черта нам каторга с умалишенным?
Удачно перехватив руку с пригоршней фекалий, Саша завернул ее отцу за спину и усилил аргументацию:
- Мы видишь? Он безнадежен!
Катя, уже стоявшая в дверях, вернулась, оттолкнула брата, позволила Олегу Вениаминовичу разогнуться:
- Что вы на него набрасываетесь! С папой надо добром, тогда он излечится, - и шепнула отцу. - Папа, правда? Я же вижу по глазам, ты постоянно что-то важное обдумываешь!
- Формула перевода, - покачал головой Казов, грустно глядя на дочь влажными глазами. - Спать было нельзя. Она стерлась из памяти, а вычислить снова не могу. Прости...
Изумленные словами сумасшедшего, первыми за целый год молчания, жена и сын даже не пытались понять их смысл. Олег Вениаминович горько вздохнул и нежно погладил дочь по щеке чистой рукой: