Аннотация: Музыка льется из распахнутого настежь окна, переплетаясь с тонким ароматом цветущей яблони. Нежно-пронзительная, нежно-волнующая, щемяще-грустная и такая невозможная, неземная, что сердце трепетно замирает с каждым ее переливом. Ей тесно в утопающей в свете комнате, тесно в старом рояле, тесно в груди.
Музыка льется из распахнутого настежь окна, переплетаясь с тонким ароматом цветущей яблони. Нежно-пронзительная, нежно-волнующая, щемяще-грустная и такая невозможная, неземная, что сердце трепетно замирает с каждым ее переливом. Ей тесно в утопающей в свете комнате, тесно в старом рояле, тесно в груди.
...Ты сидишь, чуть склонившись над клавишами. В движениях, ясных и плавных, нет суетливости и робости - только спокойная сдержанность. Тебе не нужно следить за ними, чтобы знать, что мелодия, льющаяся из-под пальцев, безупречна. Ты едва ли замечаешь что-либо вокруг; взгляд, сине-свинцовый, цвета беспокойного моря, обращен в себя. Уголки губ поджаты. И я не могу сдержать улыбку: так не сочетается сейчас твой хмурый сумрачный облик с небесной мелодией, которая рождается от твоих прикосновений.
- Ты будешь петь? Я уже дважды играл вступление.
Я вздрагиваю от твоего голоса - негромкого, спокойного, словно бы продолжающего мгновение назад прерванный разговор. И тут же вспыхиваю.
Как мне ужасно неловко! И ты, как нарочно, невыносимо спокоен - так, что не понять, сердишься ты или нет. Музыка, с прежней легкостью и ясностью, льется из-под твоих пальцев, не выдавая и тени усмешки, досады или раздражения.
Я невольно дотрагиваюсь до маленького кулона, подаренного тобой, - ласточки с раскинутыми в полете крыльями - я делаю так всегда, когда волнуюсь. И, стараясь не выдать дрожь смущения, улыбаюсь:
- Извини. Я задумалась.
Ты молчишь, и ничего, вроде бы, не изменилось - но теперь в твоих глазах мне чудится улыбка.
Мелодия умолкает - чтобы через мгновение заиграть вновь, еще нежнее и чудеснее.
Повинуясь внезапно порыву, я шагаю к тебе в такт переливчатому анданте. Ты будто бы не заметил, но я чувствую твой взгляд. И, улыбаясь, делаю еще один шаг, и еще. Огибаю пузатый бок рояля, ни на мгновение не сводя с тебя взгляда.
Еще идя к тебе, но услышав предназначенную для меня паузу, вступаю - пока что робко и неуверенно. И в звонкий, переливчатый, как капель, голос фоно вплетается мой - высокое, но мягкое, лишенное резких нот сопрано.
Я делаю еще шаг - и оказываюсь за твоей спиной. Шелк скользит под ладонями, когда я опускаю их на твои плечи. Музыка - не прикосновение к черно-белому безразличию клавиш, а счастье, боль и радость, переплавленные в гармонию мелодии, выкованные в звуки. Я пою для тебя, почти не придавая значения словам на чужом, таком далеком от нас языке, отдавая себя без остатка.
Последняя нота - трепещущая, дрожащая, но сильная - срывается с моих губ. Ладони соскальзывают по шелку, и смыкаются в объятьях.
...Музыка льется из распахнутого настежь окна, переплетаясь с тонким ароматом цветущей яблони. Нежно-пронзительная, нежно-волнующая и такая невозможно-светлая, радостная, что сердце трепетно замирает с каждым ее переливом. Ей тесно в утопающей в свете комнате, тесно в старом рояле, тесно в груди - и она рвется наружу, захлестывая каждого, кто ее услышит, пронзительной легкостью... и счастьем.