Спецкурс такого содержания под общим названием «Начальный период древнерусской истории: проблематика изучения» я прочитала на историческом и филологическом факультетах ЛГУ им. А.С.Пушкина в октябре-ноябре нынешнего года. На основе этого курса руководством университета было предложено прочесть обзорную лекцию перед преподавателями университета, что и было сделано 1 ноября 2013 г. Авторизованный вариант этой лекции привожу здесь.
Читателям Перформата хочу напомнить, что в ряде статей на нашем сайте (1, 2, 3, 4, 5, 6) я показала, что концепции, известные под общим названием норманизма и покоящиеся на трех опорах: скандинавском (?) происхождении летописных варягов, викингском (?) вожде Рюрике, пришедшем в княженье словен не то как завоеватель, не то как наемник-контрактник, и древнешведской этимологии имени Руси – имеют ненаучные истоки.
Как известно, в публикациях подавляющего большинства сотрудников вузовской и академической системы, занимающихся начальным периодом древнерусской истории, летописные варяги отождествляются со скандинавами, а также с норманнами из западноевропейских хроник, и вдобавок во всему с викингами. Вот такой невероятный, в сущности, компот из варяго-скандинаво-норманно-викингов скрывался якобы за летописным Сказанием о призвании Рюрика с братьями.
В своих исследованиях я выявила, что этот «компот», прежде чем переехать в российскую историческую науку в начале XVIII в., варился в утопической западноевропейской историософии в течении XVI-XVIII вв. при горячем содействии ведущих политиков. Т. Мор назвал Утопией страну, никогда не существовавшую в действительности. Утопии исторические – это картины вымышленного исторического прошлого, вымышленного для какого-то определенного народа, когда вымысел создавался за счет приворовывания из историй других народов.
Если более конкретно, то истоками норманизма были историко-политические мифы шведских государственных и общественных деятелей. Они вошли в историю западноевропейской общественной мысли под названием готицизма и рудбекианизма. В начале XVIII в. они были перенесены в российскую историческую мысль приглашенными в Петербург немецкими специалистами Байером, Миллером и Шлецером и получили название норманизма. И с тех пор российские школьники и студенты учат начала древнерусской истории по программам истории, созданным в XVI-XVIII вв. для шведских учащихся с целью поднятия у них национального самосознания. Причем не имея об этом последнем никакого понятия.
Поскольку представления норманистов о собственных историографических позициях отличаются большой гибкостью и эластичностью (то шведский Рослаген является у них заповедной землей, откуда вышли родсы-гребцы и откуда принесли они имя Руси, то вдруг не является, то скандинаво-варяго-норманно-викинги сыграли у них ведущую или существенную роль во всех основных процессах древнерусского политогенеза, то вдруг оказывается, что в летописных княжениях словен, полян и других уже что-то такое назревало, а пришествие скандинавов сыграло роль «катализатора» и пр.) освежим в памяти, что обычно пишут о начальном периоде древнерусской истории в новейших работах.
В чем конкретно видят роль скандинавов?
1. В образовании Древнерусского государства и создании древнерусского института верховной княжеской власти. Как представляется норманистам, договор с вождем викингских отрядов Рюриком (предположительно, из Средней Швеции) обеспечил контроль этих отрядов над водными путями от Ладоги до Волги и тем самым заложил основы для возникновения раннегосударственных структур, в первую очередь, – института центральной власти у летописных приильменских словен. Другой скандинавский вождь Олег захватил Киев и, таким образом, объединил восточноевропейский север с центром в Ладоге и восточноевропейский юг с центром в Киеве, благодаря чему и возникло Древнерусское государство, известное в науке как Киевская Русь.
2. Вкупе с вышеназванным вкладом варяго-норманно-викингов в древнерусскую историю было установление контроля над Балтийско – Волжским торговым путём, открытие и функционирование которого являлось, согласно уверениям норманистов, результатом деятельности скандинавских купцов и воинов. Именно благодаря этому, по их мнению, консолидируется обширная территория, на которой в середине IX в. возникает первое раннегосударственное образование».1
3. Варяго-норманно-викинги принесли восточноевропейским славянам само имя Русь. Норманистами-лингвистами это формулируется так, что слово Русь можно сконструировать из др.-сканд. слов с основой на *roþs-, типа roþsmenn со значением «гребец, участник похода на гребных судах», и именно это якобы связывает происхождение имени Русь со шведской областью Рослаген и шведскими гребцами-родсами, но через посредство финского названия Швеции Ruotsi. Именно от финнов якобы узнали славяне название шведских гребцов-родсов и от него образовали имя Русь женского рода.
В учебнике Вовиной-Лебедевой для студентов российских вузов издания 2011 г. вместо Средней Швеции так прямо и сказано о «земле росов» или Рослагене (Roslagen) на восточном побережье современной Швеции, откуда данные «росы» и пришли в Восточную Европу.2
Надо отметить, что некоторое время тому назад все эти, а также другие проблемы генезиса и развития древнерусской государственности обсуждались с позиций различных точек зрения, известных как дискуссия норманистов и антинорманистов. Теперь же в российской исторической науке норманисты пытаются провозгласить единственно правильное учение, т.е. свое собственное, три несущих столба которого указаны выше.
В научно-методическом журнале для учителей истории и обществознания «История» (сентябрь 2011) редактором А. Савельевым было объявлено, что норманнский вопрос давно перестал «обсуждаться в профессиональных научных кругах». В 2012 г. в каталоге выставки Государственного исторического музея, посвященной 1150-летию зарождения Древнерусского государства, археологом В.В. Мурашевой отмечено, что проблему «о роли варягов, выходцев из Скандинавии… к началу XXI в… можно считать решенной в рамках академической науки».3
Но ни одна из перечисленных трех опор норманизма не выдерживает проверки на прочность новыми фактами (подробнее: 1, 2, 3, 4, 5, 6). Объяснение тому очень простое – ненаучная гносеология норманизма. Или проще: норманизм – не наука. Как же «профессиональные научные круги», бытующие в «рамках академической науки», могли зайти в такой теоретический тупик?
Чтобы понять нынешнюю ситуацию в отечественной исторической науке, надо рассмотреть одно удивительное явление в истории западноевропейской исторической мысли, которое также осталось практически неизвестным российскому обществу. В течение XVI-XVIII вв. в североевропейских или германоязычных странах сложилась традиция приписывать своим странам величественное древнее прошлое, основанное на фантазиях. Особенно эта традиция поразила страны Скандинавского полуострова. Вот как это получилось.
Завязкой к истории послужила ситуация, сложившаяся в Италии XIV-XV веков. Именно там возникло стремление изображать прошлое своей страны и народа в сугубо позитивном ракурсе с целью создания здоровой историософии и искренней веры, необходимых для морального здоровья нации. Эта тенденция уходит своими истоками к началу эпохи, которая получила название эпохи Возрождения. Общеизвестны её характеристики, сформировавшиеся в течение XVIII-XIX вв. и получившие распространение в мировой общественной мысли, в том числе благодаря и работам Ф.Энгельса и К.Маркса как «величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до этого времени человечеством».4 В числе характеристик эпохи Возрождения принято называть появление таких новых тенденций в развитии западноевропейского общества как усиленное развитие товарно-денежных отношений, появление ранней буржуазии и соответствующее этим социально-экономическим переменам изменение общественного сознания.
Лейтмотивом Возрождения называется гуманизм, под которым понимается интеллектуальное движение, направленное на «признание самодовлеющей значимости, неувядаемого достоинства человека, всего богатства творческих проявлений индивида в качестве высшего жизненного блага».5
Первыми гуманистами называют Ф. Петрарку (1304-1374) и Дж.Боккаччо (1313-1375) – эти великие итальянцы были первыми, кто обратился к изучению античности и стремился в наследии античных авторов найти идеалы, нужные для их современников. Зачем им это было надо? Поиски ответа на данный вопрос приводят к некоторым корректировкам в общем мажорном ладе, доминирующим в создании образа эпохи Возрождения. Под покровом приведенных обобщающих описаний почти скрылись конкретные действия конкретных людей, которые привели в действие процесс, и вызвавший вышеозначенный «переворот».
Дело в том, что первая страна Возрождения Италия в XIV-XV вв. представляла собой жалкую картину политического разлада и общественной деморализации при интенсивном экономическом и культурном развитии. Во всей Италии наблюдалось полное отсутствие общего национального духа, и даже само слово «Италия», не исчезнувшее из народного языка, в действительности не представляло никаго определённого понятия. Постоянное желание захватывать в свои руки власть возбуждало отдельные партии к взаимной вражде. Одерживая верх, победители пускали в ход кровавую расправу. Резня шла открытая и тайная, убивали на улицах среди бела дня и предательски, из-за угла. Коррумпированность властей не знала предела: все покупалось и продавалось. Распущенностью и развратом прославились многие известные лица – князья, купцы, церковные деятели, в том числе, и занимавшие папский престол. Священнослужители содержали мясные лавки, кабаки, игорные и публичные дома. Тогдашние писатели сравнивали монастыри то с разбойничьими вертепами, то с непотребными домами.
Сами преемники св. Петра на папском престоле больше врагов христианства и католичества способствовали умалению значения папства. Никогда так низко не падал авторитет папской власти, как в пятнадцатом веке. Предательства и алчность папы Павла II набросили достаточную тень на папство. Он сам мучил римских академиков, заподозренных в уважении к учениям Платона, и один из них даже умер от пытки в его руках. За Павлом II явился Сикст IV, и весь Рим стал указывать пальцами на кардиналов, продавших в священной коллегии свои голоса за его выбор. Дальнейший его путь был путём невообразимого разврата, алчного добывания денег всеми средствами и бешеной траты этих денег. Его кондотьеры заливали кровью Италию. В Риме насчитывалось по двести убийств в две недели, но за деньги убийцы оставались безнаказанными.
– Бог не желает смерти грешников, – глумились папские прислужники, – а пусть они платят и живут.
Не лучше были в это время и светские власти Италии – размеры их жестокости видны из многих примеров. Один из миланских правителей Галеаццо Сфорца расправлялся с виновными, приказывая зарывать их в землю по горло и кормить нечистотами. При деморализованных правителях трудно было остаться нравственным обществу. Всякого рода разгул страстей, своеволия и распущенности достиг в возрожденческой Италии невероятных размеров.
Язва низких нравов точила Италию. Бесчинства толпы, коррумпированность и жестокость властей – «История Флоренции» Н.Макьявелли полна этими картинами. Но все безобразия не выливались в экономическую разруху. Приток богатств превышал их поглощение. Торговые пути шли через итальянские города.
Тщеславие побуждало отдельных правителей щегольнуть перед врагами не только внешним могуществом, но и развитием в своих владениях наук и искусств, которые были доведены в Италии до процветания, неизвестного в остальной Европе. А общество разлагалось, захваченное алчным добыванием денег и бешеной тратой этих денег. Большинство итальянских правителей не понимало пагубности происходящего, они бессознательно развращали народ и сами подрывали уважение к власти, подкапывая фундамент созданного ими же здания. Но были политики, которые испытывали беспокойство за судьбы своего народа и страны.
Это беспокойство разделялось и представителями интеллектуальных кругов Италии. Два великих итальянца – прославленные писатели и мыслители Петрарка и Бокаччо поняли, что итальянскому обществу не хватало объединяющей идеи, причем объединяющей светской идеи, которая могла бы дать людям понимание общей цели, сплотить их вокруг высоких идеалов и сделать из них жизнедеятельную нацию, способную защитить себя, если придёт такое время, а не погибнуть как скот вокруг опустевшей кормушки.
Выбор таких объединяющих идей был невелик. Идея «светлого будущего» в образах райского блаженства находилась в ведении церкви. Поэтому незанятой оставалась только идея «светлого прошлого», которая в концентрированном виде зазвучала так: у итальянцев было великое прошлое – античность, но значит, есть и великое настоящее, ради чего стоит жить и творить для того, чтобы открыть дорогу к великому будущему.
Петрарка пишет труд «О славных мужах» с жизнеописанием великих политических деятелей от Ромула до Цезаря. Зачем? Да затем, чтобы на конкретных примерах «славных мужей» сказать своим соотечественникам: «Смотрите, сколько замечательных героев было среди наших предков! Каким величественным было наше историческое прошлое!». Ведь это сейчас древнеримская античность воспринимается как некое «общее» достояние западноевропейской культуры, а для Петрарки и его современников она была историческим прошлым итальянцев.
Бокаччо создает монументальный трактат «Генеалогия богов». Смысл? Да тот же самый: показать древность культурной традиции у итальянцев и вызвать чувство гордости у них за принадлежность к этой традиции.
Здесь важно отметить такой факт. Безусловно, генераторами новых идей итальянского Возрождения выступили представители интеллектуальных кругов, но утверждение и распространение их в Италии, а позднее и в других западноевропейских странах было делом политической верхушки, как светской, так и церковной. Иными словами, решающую роль в проведении в жизнь идей, позднее получивших называние гуманистических, сыграли именно политические деятели.
Идеи Петрарки и Бокаччо нашли поддержку у одного из ведущих политиков и государственных деятелей Италии, канцлера, т.е. главы государственного органа управления Флорентийской республики в 1375-1405 гг. Колюччо Салютати, а затем у его последователя, государственного и церковного деятеля следующего поколения Леонардо Бруни Аретино. Эти люди держали в руках нити внутренней и внешней политики, располагали реальными средставами для проведения в жизнь того, что сейчас назвали бы новой информационной технологией.
Смысл ее заключался в том, чтобы использовать позитивное изображение исторического прошлого итальянцев как светоч для объединения соотечественников в обстановке деморализации общества.
Одним из первых, кто облек гениальную идею «светлого прошлого» в форму политических сочинений, был Салютати. Чутьем политика он прозрел в поэтико-философских произведениях Петрарки и Бокаччо социально-оздоровительную направленность, которую можно было использовать в гражданственно-воспитательных целях для приостановки разложения флорентийского общества. В своих трактатах и письмах он стал последовательно проводить мысль о том, что человек должен служить на благо своего общества и государства и что только это и возвышает человека. Если наложить эту мысль на тот фон коррумпированности и разложения нравов во Флоренции XIV-XV вв., то несложно понять, что один из ведущих итальянских политиков возглавил организованное внедрение в общество воззрений, которые должны были приостановить моральную деградацию сограждан. Поклонник Петрарки и Бокаччо, Салютати открыл двери своего дома для мыслящих людей, и его дом стал своеобразной школой для молодежи, из числа которой вышли многие крупные политические деятели.
Одним из тех, кто был выпестован в доме Салютати, был флорентийский политический деятель следующего поколения Леонардо Бруни Аретино (1370-1441). Он начал свою карьеру секретарем папской курии, а в зрелые годы также занял пост канцлера Флорентийской республики. Именно с его именем связано оформление новой системы гуманитарного образования studia humanitatis – он впервые использовал этот термин, от которого пошло обозначение всего интеллектуального движения эпохи Возрождения как гуманизм. Помимо изучения античной философии и истории собственной страны, ее великого прошлого, молодые итальянцы, согласно Бруни, должны были изучать творчество таких великих итальянцев, как Данте, Петрарка, Бокаччо, Салютати.
Зачем? Здесь мы видим инициативу политика, который осуществлял реформу системы образования с продуманной целью: образование должно не просто давать знания, но быть поставлено на службу воспитания граждан, готовить их для служения обществу. И сделать это оказалось возможным только с помощью преподавания подрастающему поколению комплекса гуманитарных знаний по национальной культуре: своей истории, своих литературы и языка и т.д. Изучение математики и медицины делают из человека знающего специалиста, но только изучение национального культурного наследия делают из человека гражданина своей страны.
Таким образом, мы видим, что гуманизм эпохи Возрождения означал, в первую очередь, развитие и введение новой системы гуманитарного образования, заложившего основы национальной культуры, вокруг которой сплотилось общество. И связан он был, прежде всего, с именами итальянских государственных и политических деятелей. Иначе и быть не могло, поскольку интеллектуалы, как уже сказано, могут выступать разработчиками идей, а применять их на общегосударственном уровне может только государство – это его миссия и работа, которую оно либо выполняет, либо нет.
Эта работа в Италии удалась – итальянцы сплотились как нация. И какие бы испытания впоследствии не выпадали на долю Италии – с XVI-XVII вв. торговые пути переместились из Средиземноморья на Атлантику, потоки золота сменили русло (Испания, Португалия, Нидерланды), Италия стала постепенно втягиваться в длительный период экономического и политического упадка – но сознание того, что они – великая нация, не покидало итальянцев. Почему? Потому что и до наших дней их поддерживает осознание того, что у них было великое прошлое.
Известно, что большинство идей эпохи Возрождения: о свободе, об уважении к личности и пр., – остались просто «сгустками красноречия», не воплотились в жизнь. Они были погублены в процессах инквизиционных трибуналов, вымерли в ужасах Великой крестьянской войны в Германии, потонули в крови религиозных войн во Франции, оказались раздавленными в Англии деспотией Генриха VIII, при власти которого виселицы по дорогам стали непременным атрибутом английского пейзажа.
А идея о «светлом прошлом» как консолидирующая общество идея оказалась самой живучей. Вот каков ее дальнейший путь.
Интересно, что в деятельности итальянских гуманистов, параллельно с возвеличиванием своего славного прошлого стала набирать силу другая линия: очернение исторического прошлого своих соседей – североевропейских народов, конкретно, немецкоязычного населения Священной Германской империи.
Происходила эта, как сейчас бы сказали, информационная война в форме поругания древнего народа готов, которых итальянские гуманисты проклинали как разрушителей великой античной культуры Рима. Мы, дескать, построили великое прошлое – античность, да на беду нахлынули проклятые готы, варвары неумытые, и нашу великую культуру испоганили, разграбили, разрушили. Обезобразили архитектуру, библиотеки запустили, язык – нашу благородную латынь – огрубили и т.д., и т.п.
И поскольку для нападок всегда лучше иметь живую мишень, то под прямыми потомками готов и стало подразумеваться немецкоязычное население Священной Римской империи, т.е. население Германии, а также ощущавшие своё родство с ним представители образованных слоёв скандинавских стран.
Под обстрел этой антиготской пропаганды подпадали все достижения немецкой культуры, невзирая на то, что в тот период были созданы такие великие творения культуры, как Кельнский собор. Какими хитрыми умственными путями готы первых веков нашей эпохи, под именем которых совершались набеги на Римскую империю, стали соединяться с немецкоязычным населением Германии, вопрос отдельный, и лучше в него здесь не погружаться. Однако в то время, о котором идет речь, и итальянские гуманисты, и жители Германии были согласны в том, что потомки готов – это северные европейцы, германцы.
И вот слушали эти новоявленные потомки готов, слушали, как их поливали грязью итальянские гуманисты, долго слушали, без малого, сто лет, а потом и у них взыграл дух протеста. Начали и из их среды выдвигаться деятели, которые стали заявлять: наши предки были совсем неплохие, это Римская империя сама одряхлела, а мы пришли и… влили свежую кровь! Потому у нас геройский дух и братская любовь друг к другу! Мы – не разрушители, мы на самом деле наследники античности, созидатели новых сильных держав в Европе, вообще… европейской государственности! Да о чем здесь говорить: мы, германцы, создали всю Европу на развалинах дряхлой Римской империи!
И стал твориться миф о величии гото-германского прошлого, вошедший в историю под названием готицизм. C него-то и начинается упомянутая традиция приписывать своим странам вымышленное великое прошлое.
В немецкой среде началось ревностное изучение источников, которые могли бы опровергнуть нападки итальянских гуманистов: «Германия» Тацита, «Гетика» Иордана о прародине готов на острове Скандза и др. Немецким гуманистом Франциском Иреником в 1518 г. был опубликован труд «Germaniae exegesis» о величии древних германцев, в котором прославлялись их высокие моральные качества и геройский дух. Германцы провозглашались законными наследниками одряхлевшей Римской империи и через свои завоевания создателями великих европейских держав. Другой немецкий гуманист Виллибальд Пиркхеймер (1470-1530) настоял на том, чтобы в число германских народов включить готов, а также – шведов.
Призыв немецких гуманистов отвести особую роль шведам в начавшейся реконструкции великого гото-германского был очень важен для шведских политиков и деятелей культуры, поскольку немецкая культурная традиция того периода была образцом для шведского общества. В немецкие университеты отправлялись на учебу. В Виттенберге у М. Лютера учился реформатор шведской церкви Олаф Петри.
Почему немецкие гуманисты выделили Швецию? Потому что юг Швеции носил название Гёталанд, и эту область по созвучию стали связывать с прародиной древних готов. И маленькая Швеция оказалась в центре внимания широкой западноевропейской общественности того времени. Шведские историки стали создавать труды, в которых историческое прошлое Швеции описывалось как прародина готов.
Новая историографическая традиция нашла поддержку у политиков Швеции. Дело в том, что с конца XIV в. Швеция находилась в унии с Данией и Норвегией или в так называемой Кальмарской унии, когда всеми тремя странами правил один король. В Швеции многие считали, что этим ущемляются интересы страны, что унию следует разорвать и восстановить суверенную монархию. Для всякого действия требуется культурно-идеологическое обоснование. А что могло быть в этой связи лучше доктрины, обосновывашей уникальность Швеции как прародины готов? Героическое прошлое готов как прямых предков королей Швеции – это было как раз то, что нужно. При поддержке королевской власти данная идея быстро стала утверждаться в шведской историографии.
Но еще острее потребность в картинах великого прошлого Швеции проявилась после того, как уния распалась. Шведский король Густав Ваза получил в управление страну, разоренную и залитую кровью. В стране продолжали вспыхивать локальные восстания, введение лютеранства вызывало протесты. Королю как воздух нужна была объединяющая страну идея. И естественно, его взор обратился к той же самой информационной технологии, что привлекла итальянских политиков более ста лет назад: создать образ «светлого прошлого» шведов, предъявить Европе и шведскому обществу исторический труд, который прославил бы по полной программе величие древнешведской истории и одновременно дал бы его новой династии древние корни, идущие от самих готских королей. Такой труд был создан. Его создателем был шведский легат в Риме Иоанн Магнус (1488-1544), написавший хронику всех королей свеев и готов.
Здесь надо сразу подчеркнуть, что у итальянцев-то их «светлое прошлое» в виде античности существовало в реальности: итальянские гуманисты только высветили в нем все позитивное и героическое. И в этом была гениальность их идеи «светлого прошлого». А в древнешведской истории никакого гото-шведского величия не имелось и близко. Даже готы выходили совсем не из Швеции, как сейчас стало известно в науке (правда, российским германистам это, по-прежнему, неизвестно – см. статью о готах в Википедии). Все было чистейшей выдумкой, фантомом. Но подаренная немецкими гуманистами мысль о том, что предки шведов – это знаменитые готы, корень всей великой германской культуры – крепко ударила в голову шведских историков и писателей того времени и вызвала к жизни историозодчество самых чрезвычайных масштабов, тем более что оно было востребовано государством.
История Швеции в древности в трудах большинства шведских историков XVI-XVII вв. стала представляться чем-то феерическим. Одной только силой исторического пера создавались гигантские готские державы, управляемые могущественными шведо-готскими королями, которых не знал ни один источник. При этом вырабатывалась определенная методика. Поскольку собственного исторического материала было маловато, то выработали привычку совершать рейды в истории других стран и приворовывать события и исторических персонажей оттуда – это, дескать, были все наши предки, но выступавшие под другими именами.
Самая грандиозная из этих нафантазированных историй – хроника Иоанна Магнуса о древних королях свеев и готов. Нам она интересна тем, что в ней проглядывают наметки будущих норманистских идей. Шведо-готы Магнуса выходят из Швеции и пересекают по рекам всю Восточную Европу до Черного моря, основывают там великие державы. От фантазийного труда И. Магнуса пошел отсчет времени вперед, к фантазийным трудам современных норманистов по древнерусскому политогенезу. Хотя ни сам И.Магнус, ни поддерживавший его труд король Густав Ваза даже помыслить не могли представить себя зиждителями подобного масштаба. Их фантазия не простиралась далее истории древних готов, которые к их времени благополучно исчезли с исторической арены.
Вторым сходством Магнусова труда с современным норманизмом может служить отношение к отсутствующим источникам. Отсутствие источников Магнус решает очень просто: он объявляет историю других народов, как забытую историю шведов. Так, частью шведской истории была объявлена история скифов (те же шведы, просто называли себя скифами), и вот уже предки шведов проходят огнем и мечом всю Восточную Европу и под именем скифов выступают как завоеватели Азии или даже отыскиваются среди героев Троянской войны.
Таким же образом решается и проблема отсутствия источников, которые могли бы подтвердить пришествие «скандинавов» в Восточную Европу, у современных норманистов. Напомню, кстати, что «профессиональные круги» не пришли к консенсунсу, в какой форме это пришествие произошло. Одни говорят: это было завоевание, завоевательная экспансия. Ну, да, – запальчиво возражают другие. – Что же они так втемную завоевали, что ни в одном источнике не отметились?! Нет, это были миграции колонистов из Средней Швеции (она же прибрежная полоса Рослаген, она же – Упсальский лен в Свеяланде).
Поскольку великая миссия «скандинавов» в Восточной Европе ни в каких письменных источниках не отразилась, то в работах современных норманистов образ «скандинавов», вызываемый исключительно силой воображения, представлен большим многообразием видов. Те, кого манят батальные сцены, пишут о «военных отрядах скандинавов», о «викингских отрядах», о «дружинах скандинавов», о «норманнских дружинниках», о «движении викингов» на север Восточно-Европейской равнины, а также об «экспансии викингов». В результате этого фантомного, незамеченного ни одним летописцем или хронистом, «движения» в Восточной Европе создавался «фон скандинавского присутствия», споро оформлявшегося в «норманнские каганаты – княжества», усеявшие всю Восточную Европу, но различимые только глазом норманиста.
Более умеренные норманистские авторы рисуют плавные спокойные сцены «миграций свободного крестьянского населения, преимущественно, из Средней Швеции»6 в Восточную Европу, что-то вроде заселения Америки.
Иногда миграции осуществляются как «воинские и торговые путешествия викингов в Киевскую Русь» или как «популяция норманнов, распространившаяся по восточнославянским землям». Правда, время от времени характеристики массового присутствия норманнов/викингов на Руси сбиваются на оговорки о том, что «популяция норманнов… была сравнительно небольшой, но влиятельной, захватившей власть. Она внесла свой вклад в славянскую культуру, историю и государственность…».7
Когда описываешь все эти беспомощные умствования, триста лет циркулирующие в российской исторической науке вне опоры на серьезный источниковедческий фундамент, то невольно сбиваешься на иронический тон, хотя, по-настоящему, от них должно быть грустно, ведь этот суррогат предлагают в качестве начала древнерусской истории.
У суррогатной истории – суррогатные источники: доказательствами основоположничества «скандинавов» в древнерусской истории, по мнению норманистов, являются события западноевропейской истории: «Скандинавы все завоевывали в Западной Европе. Каким наивным надо быть, чтобы думать, что они не пошли завоевывать и Восточную Европу!». На мой взгляд, подобный аргумент, говоря языком юристов, недействителен, поскольку если событие происходит в одном месте, совсем необязательно, чтобы аналогичное событие происходило в другом месте.
Но дело даже не в этом, а в качественной разнице известных нам норманнских грабительских походов на Западе с теми благостными картинами действий «скандинавов» в Восточной Европе. Эти различия, безусловно, констатируются, поскольку их и слепой/тупой не заметит, но никого в смущение не приводят, и парируются заявлениями о том, что «викинги, безжалостные грабители и пираты, наводившие ужас на всю Западную Европу внезапными набегами, на территории Восточной Европы сыграли иную, конструктивную роль – роль катализатора, который способствовал ускорению социальных и политических процессов».8
До объяснений же того, почему «безжалостные грабители и пираты», придя в Восточную Европу, вдруг стали выступать какими-то «конструктивными катализаторами», «профессиональные круги» не снисходят. Вернее, немощны они дать такое объяснение, поскольку объяснение может быть только одно: картины экспансии или миграций «скандинавов» в Восточную Европу – фантомная история, никогда не существовавшая в действительности.
Третьей чертой, объединяющей методику И.Магнуса и современных норманистов, является стремление помимо присвоения чужих историй присваивать и исторических деятелей других народов. Как? Очень просто. Например, взгляд Магнуса за именами античных героев открывает древнешведские имена, испорченные античными авторами. Например, герой мифов о Троянской войне Телеф, по уверениям Магнуса, есть шведское имя Елефф. Или, например, бог войны Марс. Согласно мифам, был рожден среди гетов, значит, провозглашал Магнус, был тоже гото-шведского происхождения. Ту же самую логику донесли до нас и современные норманисты: объяви имена древнерусских князей с помощью якобы лингвистического «анализа» древнескандинавскими, и пожалуйста: древнерусская история становится продуктом деятельности «древнескандинавов». Но древнерусские князья не больше «скандинавы», чем герой Троянской войны Телефф.
История Магнуса была утверждена как официальная история Швеции, и на изображении вымышленных великих подвигов древних шведо-готов стали воспитываться поколения шведов вплоть до конца XVIII в., уверовавшие полностью в ее правдивость и в свое древнее величие.
Интересно, что параллельно с выдуманными историями в духе готицизма в той же Германии сохранялась и научная традиция, восходившая к античности. И в рамках этого традиционного знания немцы были осведомлены о том, кто такие были русские, и откуда был призван Рюрик. Например, немецкий историк и богослов Альберт Кранц (1450-1517) в своем труде «Вандалия», поясняя родство названий «Вандалия» и «Венден» как мест проживания славянских народов, упомянул о таком славянском народе как русские, и, ссылаясь на Плиния и Страбона, заметил, что древними названиями русских были такие названия как roxani, roxans или roxi. Читай: росы или роксоланы, т.е. коренные жители в Восточной Европе. Данное рассуждение принадлежало к общеизвестным фактам того времени, что подтверждается «Космографией» итальянского писателя и географа Энея Сильвио Пикколомини (1405-1464), с 1458 г. – папы Пия II. Автор «Космографии», также со ссылкой на Страбона, писал о «северных роксанах», отождествляемых с «рутенами».
Кроме Пикколомини о связи имени русских с роксанами/роксоланами или, иначе говоря, о русских как о народе с древними восточноевропейскими корнями, также со ссылкой на античную традицию, писали многие другие авторы этого периода: итальянский историк Ф.Каллимах (1437-1496), польский историк М.Меховский (1457-1523), польский историк Дециус (1521), немецкий историк И.Хонтер (1498-1549), чешский историк Ян Матиаш из Судет (ум. после 1617 г.) и др.9 Так что врут норманисты, заявляя, что связь русских и роксолан придумал Ломоносов. Выдумки в русской истории начались как раз с его «оппонента» Миллера и предшественника Байера.
В этот же период создавалось немало трудов, затрагивавших историю южнобалтийских славян. В труде немецкого гуманиста Себастьяна Мюнстера «Космография» сообщалось о наиболее значительных европейских правителях и династиях. Среди них был назван и древнерусский князь Рюрик, призванный в Новгород от народа вагров или варягов, главным городом которых был Любек («aus den Volckern Wagrii oder Waregi genannt, deren Hauptstatt war Lubeck»). Отождествление Мюнстером варягов с ваграми, причем дополненное упоминанием их главного города Любека, не вызвало в европейских образованных кругах никаких нареканий, из чего проистекает вывод: в XVI в. в европейской исторической науке еще не существовало представлений о «германстве» варягов.
Это тем более очевидно, что Мюнстер был крупным ученым своего времени, знатоком исторического прошлого Германии. Основной задачей его труда было отыскание фактов, которыми можно было бы прославить, прежде всего, германцев в духе готицизма, и Мюнстер не знал никаких варягов, связанных с германским именем. Работой Мюнстера очень интересовался шведский король Густав Ваза, которому Мюнстер и посвятил свой труд. Но и со стороны Густава Вазы не последовало никаких заявок на родство с князем Рюриком: шведский король решительно ничего не знал о своем родстве с Рюриком или о «скандинавстве» Рюрика.
Зачисление Рюрика в германцы началось позднее, в начале XVII в., а именно в ходе событий Смутного времени. Напомню в двух словах о том, что в период царствования Бориса Годунова (1598-1605) над русскими землями стали собираться грозные тучи. В 1602-1603 гг. объявился самозванец, вошедший в историю как Лжедмитрий I. После внезапной смерти Бориса Годунова в 1605 г. цепь событий стала разматываться очень быстро: в 1605-1606 гг. состоялся въезд Лжедмитрия в Москву и его коронация, после чего вскоре последовала и его смерть. На московский престол взошел престарелый царь Василий Шуйский (правил 1606-1610).
Во всех перечисленных событиях активно участвовали соседи – шведский король Карл IX и польский король Сигизмунд III. Цели у обоих были ясны, задачи определены – воспользоваться смутой в Русском государстве и оторвать свой кусок пирога от русских земель. Но методы были разные.
Польский король, не воспитанный готицизмом, историографические обоснования под свои действия не подводил, а по-простому обливал московитов грязью. Тем более что в Польше особенно в эпоху Возрождения развивалась своя сильная историографическая традиция. В XV в. наиболее авторитетный польский летописец Ян Длугош был прекрасно осведомлен о началах древнерусской истории, знал о древних корнях русских князей, о наследственном институте власти, о трех князьях от варягов и о князе Рурике или Рурко, который унаследовал их княжества. Эти же сведения приводил и польский историк М. Стрыйковский XVI в., рассказывая о призвании Рюрика на опустевший княжеский престол в княженье словен, а его старший современник польский хронист М.Меховский высмеивал И.Магнуса.: да не было у шведов никакой великой древности!
А вот Карл IX, воспитанный на И.Магнусе и на картинах выдуманного величия шведо-готов, решил применить этот опыт и в своей внешней политике. Тем более, исторический миф о подвигах шведо-готов проявил себя как очень хорошее средство управления. Шведское общество сплотилось на основе идеи о своем величии в древности: дескать, пусть сейчас мы сидим на подгнившей свекле и на овсяной затирке на воде, зато в прошлом мы были вон какими великими, настоящей аристократией Европы!
Политический миф о шведо-готах оказался хорошим средством и при подготовке внешнеполитических операций. Наследовавший Карлу его сын Густав II Адольф во время своей коронации в 1617 г. нарядился в маскарадный костюм, который должен был представлять доспехи легендарного короля готов Берига, и призывал подданных идти на завоевание земель «за море», по примеру легендарных предков шведо-готов. В 1630 г. при вступлении Швеции в Тридцатилетнюю войну (1618-1648), король Густав Адольф уже без всякого маскарада провозгласил: мы – потомки великих готов, завоевавших когда-то мир! – преподнеся политический миф о шведо-готах в качестве легитимного права ввязаться в войну на европейском континенте. Так И.Магнус использовался для воспитания как новой шведской идентичности, так и в военной пропаганде.
Мысль о том, что предки шведов – это знаменитые готы, корень всей великой германской культуры, показала себя очень продуктивной политической технологией, поэтому государственная мысль Швеции в начале XVII в. создала на ее основе новый информационный продукт. В 1610-1613 гг. высокопоставленный шведский сановник и деятель культуры Юхан Буре, близкий к королю Карлу IX, стал работать над созданием нового политического мифа, развивающего и дополняющего миф о шведо-готах. Этим новым мифом стал миф о том, что под именем гипербореев из древнегреческих сказаний были также описаны предки шведов. Древнегреческие мифы были объявлены источниками по древнешведской истории, которые древние греки поняли неправильно, поскольку не знали шведского языка. А так, если приглядеться, стали уверять шведские придворные историографы, то древнегреческие имена героев были на самом деле испорченными шведскими именами, а древняя Гиперборея находилась в Средней Швеции.
Цель всего этого мифотворчества выявляется при наложении ее на обстановку Смутного времени, на внешнеполитические амбиции Карла IX, а затем его наследника Густава II Адольфа в русских землях, захват шведами Новгорода летом 1611 г., интриги шведского двора вокруг московского престола и шведского «кандидата» на московский престол – юного принца Карла Филиппа. Тогда становится понятно, что политтехнологи из окружения Буре привлекли гиперборейские мифы для того, чтобы создать новейшую версию «истории» Восточной Европы, где основоположническая роль с самого древнейшего периода отводилась бы предкам шведских королей.
То, что данный «исторический» проект курировался первым лицом государства, подтверждается рядом косвенных фактов. Во-первых, в 1613 г. был сфальсифицирован протокол переговоров шведов с новгородцами, в который шведские сановники внесли ложные сведения о том, что новгородцы на переговорах якобы сами рассказывали о том, что был у них в древности князь из Швеции по имени Рюрик. Из позднейшего сличения документов выяснилось, что ничего подбного новгородцы не говорили. Во-вторых, примерно в то же самое время шведский дипломат П.Петрей вдруг стал писать о том, что варяги из русских летописей должны были быть выходцами из Швеции. Этим заявлением к историко-политическим мифам о шведо-готах и о шведо-гипербореях подсоединялся и новый миф о шведо-варягах.
За пару лет до этого Петрей издал хронику о свея-готских королях, где упомянул и древнерусского князя Рюрика как выходца из Пруссии. Никаких новых источников с тех пор Петрей не отыскал. В новом же историческом опусе он ссылался на труд того же И.Магнуса, согласно которому, шведы завоевали страну русских до реки Танаима и взимали с них дань. Значит ясно-понятно, уверен Петрей, что только шведы могли выступать в русских летописях под именем варягов…
Продолжение следует…
Лидия Грот,
кандидат исторических наук
Перейти к авторской колонке
