|
|
||
| ||
Юбилей Ребе имеет для нас огромное значение в первую очередь потому, что речь идет не просто об авторитетнейшем духовном лидере еврейского народа современности. Ребе всей своей жизнью доказал, что личность может в огромной мере влиять на историю. Не вызывает никаких сомнений, что то, как выглядит современное еврейство, несет на себе яркий отпечаток жизни этого удивительного человека. 100 лет Ребе почти совпали с XX веком. Итак, какими они были?
Когда Менахему-Мендлу было 7 лет, семья переехала в Екатеринослав (ныне Днепропетровск), где рабби Леви-Ицхок стал главным раввином города.
Для евреев царской России это были тяжелые годы, годы погромов и преследований. Ребецн Хана вспоминала, как в 1905 году, чтобы переждать погром, множество еврейских семей были вынуждены прятаться в укрытии. Дети пребывали в страхе, и, чтобы из-за их плача или неосторожного поступка не обнаружили тайник, родители успокаивали их ценой неимоверных усилий, хотя и сами с трудом преодолевали то же чувство. Трехлетний Мендл подходил к малышам, ободрял. Годы спустя Ребе опишет свое раннее детство как время, когда его мировоззрение и жизненные задачи уже были сформированы. Будучи мальчиком, он уже обнаруживал те уникальные задатки, которые впоследствии реализовались в его учении и делах.
Он видел, что хотя на уровне деяния ребенок не соответствует взрослому, на уровне личности - иное дело. И, наделенное собственными преимуществами - детской верой, честностью, энергией, энтузиазмом, жаждой знания, чувством собственной значимости, - дитя является подобием взрослого. Так что задача образования состоит не только в том, чтобы подготовить ребенка к взрослой жизни, но и в том, чтобы взрастить и сохранить дары, данные детством, направить их к максимально позитивному выражению.
Все это для Ребе не было только теорией. В 1980 году он организовал "Цивойс Ашем", свою "детскую армию", призванную нести спасение миру. С самого начала он воспринимал детей как основную, авангардную силу своей деятельности, они были его самыми большими энтузиастами и посвященным "войском". Несколько раз в году Ребе организовывал детские собрания. Он говорил на доступном всем языке, но без снисхождения, отдавая детям "приказы", в которых проявлялось его отношение к ним как к полноценным участникам человеческой миссии в этой жизни.
О юности Ребе мало сведений - по той простой причине, что в эти годы все дни и ночи он посвящал своему собственному образованию. Известный как одаренный ученик, он окончил хедер в раннем детстве и обучался у частных учителей, а вскоре под руководством отца и вовсе начал самостоятельные занятия. Уже в отрочестве Мендл переписывался со знаменитыми исследователями Торы.
Будучи мировым лидером Хабад-Любавич, Ребе основал около дюжины ешив, включая академии по изучению Торы в Марокко (1950), Австралии (1950), Монреале (1957), Майами (1974), Сиэтле (1976), Каракасе (1977), Лос-Анджелесе (1978), Буэнос-Айресе (1980) и Йоханнесбурге (1984).
от классических антисемитских обвинений в якобы сотрудничестве с врагом, подвергались арестам, облавам ради выкупа, доходило и до казней.
Родители Ребе для беженцев открыли двери своего дома и делали все возможное для их обеспечения, выкупа пленников, ходатайствовали за обвиняемых перед правительством с риском для собственной жизни и свободы. И сын их не оставался в стороне - во всех этих делах принимал активное участие. Годы спустя он вспоминал то глубокое, неизгладимое впечатление, которое производило на него, четырнадцатилетнего мальчика, благочестие его родителей, в особенности матери. Внимание к материальным нуждам ближнего всегда было краеугольным камнем движения Хабад, с самого его возникновения. И Ребе, в разное время стоявшие во главе этого движения, никогда не считали себя исключительно "духовными" лидерами, поскольку физическое состояние людей было для них не менее важно, чем состояние душ. В царской России они основывали сельскохозяйственные поселения и фабрики для производства продуктов питания, необходимых нуждающимся евреям, при коммунистическом режиме тайно поддерживали "контрреволюционеров", лишенных всех средств существования, в разгар Холокоста посылали эмиссаров на помощь узникам лагерей смерти. Седьмой Любавичский Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон в одной из своих бесед, цитируя основателя Хабада рабби Шнеура-Залмана из Лядов, сказал: "Внимание к материальным нуждам ближнего - самая высокая добродетель".
Сегодня его последователи управляют наркологическим реабилитационным центром в Калифорнии, вывозят самолетами детей из радиоактивной чернобыльской зоны, содержат благотворительные кухни в разных городах от Иерусалима до Москвы. Согласно указаниям Ребе создан ряд беспроцентных фондов для ссуд и последователи Ребе значительную часть своих средств выделяют на обслуживание социальных нужд общины.
Уже шесть лет как партия коммунистов захватила власть в Российской Империи, и Евсекция (Еврейская секция), основанная Иосифом Сталиным, начала безжалостную войну против иудаизма: повсеместно закрывались еврейские школы, синагоги и религиозные организации. Религиозных лидеров арестовывали, многие из них были вскоре расстреляны в подвалах ЧК.
Рабби Йосеф-Ицхок вел борьбу за сохранение иудаизма в Советской России, посылая своих эмиссаров во все концы страны для создания подпольных школ, микв, налаживания каналов доставки финансовой помощи и кошерной пищи. В его тайную, очень опасную работу включился и Менахем-Мендл Шнеерсон. А в 1926 году в роду Шнеерсонов произошло большое событие: состоялась помолвка Менахе-ма-Мендла со второй дочерью рабби Йосефа-Ицхока Хаей-Мушкой.
Когда летом 1927 года агенты ГПУ пришли в ленинградскую квартиру рабби Йосефа-Ицхока, чтобы его арестовать, Хая-Мушка сумела через окно подать знак жениху о случившемся, так что ему удалось своевременно убрать "улики", предупредить об опасности тех, кого было необходимо, а впоследствии задействовать все международные силы для отмены смертного приговора, вынесенного рабби Йосе-фу-Ицхоку, и в конце концов добиться его освобождения.
Долее оставаться в стране, где в любую минуту ему грозила смертельная опасность, было более чем рискованно, и в 1927 году рабби решился на отъезд. Но на месте оставалась хорошо отлаженная нелегальная сеть учителей и активистов, и рабби Йосеф-Ицхок продолжал руководить их деятельностью по другую сторону "железного занавеса" вплоть до своей кончины в 1950 году.
Менахем-Мендл был одним из тех немногих членов семьи Шнеерсонов, которым разрешили выехать из страны вместе с рабби Йосефом-Ицхоком, он всегда был активным помощником тестя во всех его делах. В самые мрачные годы антирелигиозных гонений, уже будучи Любавичским Ребе, Менахем-Мендл через множество тайных каналов продолжал поддерживать контакты с евреями Советского Союза и посылал к ним под видом туристов или бизнесменов своих верных эмиссаров. С падением коммунистического режима "сеть" Ребе вышла из подполья, продолжая предоставлять материальную и духовную помощь русским евреям, только теперь уже открыто. И сегодня на всем постсоветском пространстве эмиссары движения Хабад-Любавич помогают евреям возрождать традиционное национальное наследие.
Всякий раз, когда при Ребе заходила речь о страданиях советских евреев и громадных жертвах, которые они понесли из-за приверженности своей вере, его переполняли сильные чувства. И что бы ни приходилось делать для них, он часто говорил, что это всего лишь мельчайшая часть того, что они дают всему еврейскому народу своей мужественной преданностью нашей общей судьбе.
В декабре 1928 года в Варшаве состоялась свадьба Менахема-Мендла и Хаи-Мушки. К тому времени героическая борьба шестого Любавичского Ребе Йосефа-Ицхока Шнеерсона за права советских евреев получила всемирное признание, снискав ему глубокое уважение тех, во имя кого она велась. Свидетельством этого уважения стало присутствие на церемонии многочисленных раввинов, крупных духовных и светских лидеров европейского еврейства, а также тысяч других людей самых разных убеждений.
Начиная свадебную церемонию, отец невесты сказал: "По традиции, души предков невесты и жениха являются на свадебное торжество и участвуют в нем... Моим приглашением им будет маамар (речь об учении хасидизма), в котором я повторю поучения наших святых и праведных предков: Алтер Ребе (рабби Шнеура-Залмана, основателя хасидизма Хабад), Ребе Дова-Бера и нашего прадеда Ребе Менахема-Мендла из Любавича (тезки последнего Любавичского Ребе) и другого нашего прадеда - Ребе Шмуэла из Любавича, а также моего отца, деда невесты (Ребе Шолома-Дова-Бера). Как говорили наши мудрецы: "Всякий, кто повторяет поучение, должен представить, что перед ним стоит сам его автор"".
Все, кто присутствовал на свадьбе, позже вспоминали то осязаемое ощущение святости, которая наполняла помещение, когда Ребе Йосеф-Ицхок произносил свою речь.
Той же ночью за сотни километров от Варшавы состоялась другая свадьба, но, увы, без реальных невесты и жениха. В Днепропетровске родителям Менахема-Мендла, которых советские власти постоянно донимали за их деятельность на благо иудаизма, было отказано в выезде на свадьбу сына. Но хотя "железный занавес" не дал им возможности присутствовать на свадьбе своего первенца, тем не менее они решили порадоваться его счастью насколько в их ситуации это было возможно. В своих волнующих воспоминаниях мать Ребе ребецн Хана описывает свадебное торжество, состоявшееся в их доме, на котором жених и невеста не присутствовали физически, но радость сияла так же ярко, как сильна была боль в сердцах родителей жениха.
...Жизнь отца Ребе рабби Леви-Ицхока Шнеерсона закончилась трагически: в 1939 году его арестовали, жестоко пытали и отправили в казахстанскую ссылку, где в 1944 году он и умер от болезней и лишений.
Хотя и в дальнейшем он совершенствовал свое академическое образование в ведущих университетах Европы, главным для него было другое - углубленное изучение Торы и работа на благо русских евреев. В связи с этим Ребе несколько раз ездил к тестю в Ригу, а позже - под Варшаву, в Отвоцк.
Что касается науки, то на протяжении всех лет своей сознательной взрослой жизни Ребе обращал внимание на то, как обнаруживается ее связь с религией на разных уровнях. В вопросе о разногласиях между ними Ребе отвергал "апологетический" подход, который интерпретировал библейские тексты и другие аспекты веры таким образом, чтобы они легче согласовывались с господствующей научной теорией. Было время, писал Ребе в своих многочисленных посланиях на эту тему, когда ученые верили, что определенные "факты" могут быть проверены и доказаны "научными методами". Однако сегодня уже обще-признано: научный метод не может "проверить и доказать факт", а пригоден скорее для установления большей или меньшей достоверности гипотезы. Для верующего еврея, держащего в руках документ, который, он уверен, является Откровением Создателя природы и ее законов, нет никакой причины - на самом деле, никакой научной причины - модификацировать эту истину. Модифицировать в силу того, что она якобы противоречит гипотезе, которой наука - на ее современной ступени развития и при ее современном запасе знаний - приписывает определенную степень достоверности.
Ребе рассматривал взаимоотношения религии и науки скорее как сотрудничество, нежели как борьбу. На самом элементарном уровне он видел безграничные возможности использования технологических аспектов достижений науки для того, чтобы сделать мир лучше, гармоничней, Б-жественней. На более глубоком уровне, как он доказывал, определенные истины о Б-ге и Его отношении к нашей реальности становятся все более доступными человеческому пониманию в перспективе той реальности, которую наука открывает человеку.
Вот лишь один из многих примеров, приводимых Ребе. Неотъемлемой частью еврейской религии является концепция "Б-жественного предопределения": Б-г знает о каждом событии во вселенной, и ничто не происходит без Его воли - от рождения звезды в отдаленной галактике до трепета листа на ветру неподалеку в лесу; все эти события учтены в Его генеральном плане творения, они и есть проявления реализации этого плана. У древних поколений такая идея господствовала в качестве разумного доверия. Еврей мог лишь принять ее на веру. Сегодня, когда мы наблюдаем посадку космического аппарата на Марсе и используем кремниевый чип для выполнения миллионов вычислительных операций в секунду, не требуется большого "скачка веры", чтобы понять: Тот, Кто заложил такой потенциал в Свое творение, наверняка обладает им Сам.
И, наконец, в науке Ребе видел способ познания Б-жественного. Углубляясь в изучение природы творения, мы приходим к знанию, любви и благоговейному страху перед лицом Творца, считал он. И хотя этот путь существовал всегда, новейшие открытия и теории во многих областях науки позволили продвинуться намного дальше в построении величественной картины и проникнуть гораздо глубже в существо явлений, чем прежде.
Пережив бомбежки и оккупацию Варшавы, тесть Ребе в марте 1940 года сумел перебраться в Нью-Йорк. Все это время он продолжал кампанию по спасению дочери и зятя и их переселению в Соединенные Штаты.
Впоследствии ребецн вспоминала, что в продолжение всего их пути, когда им удавалось вырваться буквально из-под носа наступавших немцев, Ребе проявлял характерную для него самоотверженную заботу о других и в мельчайших деталях соблюдал еврейские закон и традиции. Характерно и то, что он всегда находил возможность сосредоточить внимание на положительных аспектах любых переживаний - даже если ты беженец, бросивший дом ради спасения жизни.
12 июня 1941 года в столице Португалии Лиссабоне Ребе и ребецн ступили на борт корабля "Sopro Pinto", который направлялся в США. В понедельник 23 июня (по еврейскому календарю 28 Сивана) в 10.30 утра они уже прибыли в Нью-Йорк.
В своих трудах и дискуссиях Ребе отказывался от какого-либо теологического толкования Катастрофы. Ибо какое надо иметь самомнение и еще большее бессердечие, чтобы приводить обоснования смерти и мук миллионов невинных мужчин, женщин и детей?
Мы можем лишь согласиться с тем, что есть вещи, которые лежат за пределами понимания ограниченного человеческого разума. Вслед за своим тестем Ребе мог бы сказать: "Не мое дело судить Б-га за это. Только Сам Б-г может ответить за то, чему Он позволил случиться, и единственный ответ, который мы примем, - это немедленное и полное искупление, которое навсегда изгонит зло с лица земли и откроет доброту и совершенство, присущие Б-жьему творению".
Тем, кто утверждал, что Катастрофа опровергает существование Б-га и Его провидения над нашими жизнями, Ребе говорил: "Наоборот, Катастрофа решительно опровергла возможность осуществления какой бы то ни было религии, основанной на человеческой морали. Разве не те же самые люди, которые превозносили культуру, научный прогресс и философскую мораль, совершали самые низменные зверства в истории человечества? Кроме всего, Катастрофа учит нас, что моральное и цивилизованное существование возможно только при наличии веры в Высшую Силу и подчинения ей".
Ребе также говорил: "Наши оскорбительные, преступные претензии к Б-гу по поводу того, что случилось, сами по себе отчетливо демонстрируют, какова наша вера в Него и Его доброту. Ибо если у нас, помимо всего этого, нет никакой веры, то против чего мы восстаем? Против слепой игры судьбы? Против случайного расположения кварков, образующих вселенную? Мы восстаем только потому, что верим в Б-га, потому, что мы уверены в существовании истины и лжи и в том, что истина непременно должна восторжествовать. Как Моше, мы восклицаем: "Почему, Б-г мой, сделал Ты зло народу Твоему!?""
И все же самым важным для Ребе в Катастрофе было не то, как мы ее понимаем или не понимаем, и даже не то, как мы чтим память ее жертв, а то, что мы делаем. Если мы позволим боли и отчаянию отбить у нас желание растить новое поколение евреев в строгом соответствии с их еврейством, то гитлеровское "окончательное решение еврейского вопроса" будет реализовано. Не дай Б-г. Но если мы восстановимся, вырастим поколение гордое и уверенное в своем еврействе, тогда победа за нами. И Ребе принялся за это дело: возглавив образовательное и социальное направления Хабада, он задействовал программы, которые до конца века были призваны обеспечить возрождение еврейской жизни в мире после Катастрофы.
Вначале мир услышал о Ребе как о крупном лидере и комментаторе, но не менее важную роль сыграли его революционная философия и отношение к жизни. Влияние его учения и легендарная преданность его последователей поразительны.
Впервые учение Ребе прозвучало на фарбренгене - "хасидском собрании", на котором он обратился к тысячам хасидов и другим людям самых разных убеждений.
Фарбренген мог продолжаться шесть, восемь и даже десять часов, и в, этом не было ничего необычного. Он состоял из сихос - "бесед", в коротких перерывах между которыми звучали песни и лехаим. После каждого фарб-ренгена группа избранных последователей повторяла и записывала речи Ребе. Многие из этих записей он впоследствии редактировал и снабжал комментариями - так собралось 39 томов "Ликутей сихос", которые стали становым хребтом учения Ребе.
"Но, Ребе, я не вижу фонаря!"
"Потому что ты не фонарщик".
"А как стать фонарщиком?"
"Очистись, и ты увидишь фонарь внутри ближнего"".
Утром в субботу 28 января 1950 года шестой Любавичский Ребе Йосеф-Ицхок Шнеерсон ушел от нас на вечный покой.
Рабби Менахем-Мендл Шнеерсон был охвачен печалью. И месяцы спустя при каждом упоминании о тесте глаза его наполнялись слезами. Будучи естественным наследником, он все же решительно отказался принять на себя обязанности "Ребе". Прошел целый год, прежде чем он уступил просьбам, звучавшим со всех уголков мира, и официально принял на себя лидерство в Хабаде.
С самого начала было ясно, что он собирается продолжать работу, начатую тестем, чтобы дотянуться до каждого еврея, как бы далеко географически и духовно он ни был, и заключить его в братские объятия.
7 февраля, ровно через десять дней после кончины Ребе Йосефа-Ицхока, Ребе назначил раввина Михоела Липскера своим шалиахом (посланником) к евреям Марокко.
Институт шлихус - посланников, несомненно, наиболее революционный вклад Ребе в жизнь современных евреев. Не будет преувеличением сказать, что во второй половине XX века это нововведение изменило лицо иудаизма.
Этот замысел одновременно и прост, и глубок. Ребе хотел дотянуться до каждого еврея на земле, чтобы внушить ему высокое чувство долга перед иудаизмом и осознание необходимости принести искупление миру. Но дотянуться до каждого еврея - задача для одного человека технически невыполнимая. И вот он созвал целую армию молодых мужчин и женщин и сказал им: "Я наделяю вас полномочиями действовать от моего имени. Когда вы уедете отсюда - в Нью-Джерси или на Аляску, в Бело-Оризонте или в Челябинск - это будет так, как будто я сам туда поехал и сам даю там уроки, обеспечиваю кошерность кухни или веду пасхальный сейдер".
Шлихус - юридическая концепция Торы, в соответствии с которой один человек может поручить другому выполнять что-либо вместо себя. Ребе взял эту идею Торы и сделал ее призванием и образом жизни десятков, а затем сотен и тысяч молодых семей.
Ребе не позволил своим шлухим такой роскоши, как бездумное подчинение его указаниям, наоборот, настоял, чтобы их программы и вся деятельность являлись результатом их собственных усилий и наклонностей, потребностей и условий окружения. Ребе - уникальный тип руководителя, который мог построить свою работу так, чтобы каждый шалиах в полной мере сознавал, что его или ее действия являются расширением личности самого Ребе, и это давало им силы побеждать непреодолимые в других обстоятельствах трудности, встречавшиеся на пути.
Ребе ощущал со шлухим особое родство. Кода в 1988 году не стало ре-бецн, в первую очередь он велел "известить [наших] детей, шлухим". И прежде чем покинуть свой офис в тот мартовский день 1992 года, когда его свалил инсульт, он привел в порядок свой письменный стол, на котором обычно лежали стопки книг и бумаг, оставив на его чистой поверхности только трехтомный альбом с фотографиями своих шлухим.
17 января 1951 года Ребе принял на себя руководство движением Хабад-Любавич и произнес традиционный маамар (речь об учении хасидизма) на собрании, посвященном первой годовщине кончины его тестя. На этом собрании он сказал:
"Здесь, в Америке, людям нравится, когда делают "заявления", желательно провокационные и шокирующие. Я не знаю, хорошо ли это, но, как говорили наши мудрецы, "когда придешь в город, поступай согласно его обычаям".
Три любви - любовь к Б-гу, любовь к Торе и любовь к ближнему - едины. Невозможно отличить одну от другой, ибо сущность их одна. А если в сущности это одно и то же, то каждая из них совмещает в себя все три.
Вот наше "заявление": если ты видишь человека, который любит Б-га, но у него нет любви к Торе и любви к ближнему, ты должен сказать ему о том, что и его любовь к Б-гу неполна. Если ты видишь человека, который любит только своего ближнего, ты должен приложить все силы, чтобы он полюбил Тору и Б-га, его любовь к ближнему не должна выражаться только в том, что он даст хлеба голодному и воды жаждущему - он должен стать ближе к Торе и Б-гу.
Когда эти три любви у нас станут как одна, мы, наконец, достигнем Искупления. Ибо поскольку это последнее изгнание вызвано отсутствием братской любви, окончательное и немедленное искупление будет достигнуто через любовь к ближнему".
На этом собрании Ребе заявил о том, что станет красной нитью его учения и деятельности. На нашем поколении лежит обязанность заставить плодоносить каждую цель творения. Эту обязанность учение хасидизма определяет как "создание жилища для Б-га в физическом мире". Наше поколение, сказал Ребе, должно возвестить миру Эпоху Мошиаха - эру добра и совершенства, которая является конечной целью тысячелетних усилий человека, и привести к свету тот Б-жественный образ, по которому и был создан человек.
Когда на борьбу с ассимиляцией он отправлял молодые супружеские пары, то знал, что вести эту борьбу жена будет бок о бок с мужем, общаясь с евреями и знакомя их с наследием народа. Когда он посылал студентов ешив Хабада на улицы, чтобы надевать на еврейских мужчин тфилин, молодых женщин он посылал в супермаркеты, школы и больницы раздавать еврейским женщинам субботние свечи. При этом он настаивал, чтобы хасидские женщины соблюдали цниус (скромность) в одежде и поведении, что было отличительной чертой еврейской женщины во все времена.
"Феминизм" в общепринятом смысле этого слова для 1953 года идея не новая, хотя его главные достижения все еще вопрос будущего. Разные версии феминизма традиционно отвергали роль женщины, которая существует в пределах проблем внутри дома, и призывали к борьбе с господством мужчин в "общественной", социальной, экономической и политической областях. Подход Ребе уникален тем, что революционером в таком смысле он не был. Напротив, он был горячим защитником традиционной роли женщины как главной опоры дома, утверждая, что Создатель отвел мужчинам и женщинам разные роли сообразно их специфическим наклонностям и качествам. Ребе говорил, что для женщины отвергать свою природную женственность, стремясь реализоваться в мужской роли, означает лишать себя ценнейшего потенциала и места его реализации.
Ребе осуществлял свою "революцию", возвращая людей к традиции. Ссылаясь на учения Кабалы и хасидизма, он доказывал, что роль женщины важна, как и роль мужчины, иногда и важней. Он аргументированно доказывал: предписываемая Торой роль женщины включает и создает "внешние" причины для развития способностей женщины, которые полностью согласуются с традиционным идеалом: "Величие дочери царя - у нее внутри" (Теилим, 45:14).
Женщина, говорил Ребе, тоже должна стремиться преобразовать мир в "дом Б-жий". Но она должна делать это с характерной для нее женственностью: не как "покорительница", а как воспитательница, не "превращая тьму в свет", а проявляя Б-жественное сияние, скрытое в каждом Б-жьем создании.
Использование радио для изучения Торы создает особые удобства. Если даже человек не очень настроен идти в школу и присутствовать на уроке или он включил радио просто для того, чтоб послушать что-нибудь, слова Торы дойдут до него.
Более того, даже там, где нет людей, которые услышали бы эти слова, и даже нет радиоприемника, слова эти все равно проникнут туда в процессе "распространения родников Б-жественной мудрости по всему миру"".
Вечером в субботу 31 января 1960 года нью-йоркская радиостанция WIVD начала вешание новой еженедельный программы - в эфире зазвучал урок хасид-ской Тании (основополагающий мисти-ко-философский труд хасидизма).
Готовила эту передачу группа учеников Ребе, а ее главным редактором был он сам. Он же был ее страстным слушателем и спонсором. Когда группа представила Ребе первый сценарий программы, он вернул его, снабдив замечаниями и комментариями, присовокупив 100 долларов в качестве платы за эфир.
Слыша критику со стороны тех, кто считал, что радио и телевидение - это зло и святые слова Торы "загрязняются" при передаче их через техническое устройство, Ребе отвечал, цитируя фундаментальный принцип еврейской веры: все было создано Б-гом для того, чтобы служить Его цели творения. Человек, обладающий свободой выбора, мог бы использовать творения Б-га во зло, но его прямое назначение - открывать Б-жественную мудрость и доброту.
Хасиды Ребе не нуждались в дополнительных стимулах. В течение последующих четырех десятилетий они часто находились на переднем крае средств телекоммуникации, прилагая все силы для "распространения родников Б-жественной мудрости по всему миру".
В 1970 году, в 20-ю годовщину руководства Ребе, хасиды Лондона, Израиля и Мельбурна связались по телефону с штаб-квартирой Всемирной организации Хабад-Любавич в Нью-Йорке, чтобы принять участие в фарб-ренгене, который впервые транслировался в живом эфире. К этой передаче по телефону подключались все новые и новые местные организации - крупные центры стали выполнять роль узлов, к которым подключались более мелкие, донося слова Ребе до десятков мест и тысяч слушателей. Современному человеку этот замысел может показаться довольно простым, но технические средства, которые использовались для его осуществления в 1970 году, только что появились, была революционна и сама эта идея.
Дополнительные возможности дальнего вещания фарбренгена появились спустя 10 лет, когда стали доступны спутниковые и кабельные каналы телевидения, доносящие информацию до каждого дома и крупного центра движения Хабад.
В 1988 году, задолго до того как Интернет приобрел свою нынешнюю популярность, любавичский хасид, раввин Йосеф-Ицхок Казен занялся "распространением родников" через Фидонет, дискуссионную онлайновую сеть, несколько тысяч узлов которой раскинулись по всему миру. Ребе поддержал его начинание, и когда раби Казен в 1990 году спросил у него, заложить ли начало присутствия Хабада в Интернете, Ребе безоговорочно поддержал и эту идею.
В начале 60-х возникло явление, которое позже стали называть "молодежной культурой". Все чаще представители молодого поколения выражали недоверие к старшим и отказывались от ценностей и образа жизни родителей и дедов. Были в шоке и родители, и воспитатели, и религиозные лидеры. Но Ребе не был шокирован, а во всей этой шумихе он разглядел духовную пустоту. Эти молодые мужчины и женщины, говорил он своим хасидам, ищут Б-га, хотя и не осознают сами, что ищут и где это найти. Они сделали первый важный шаг, отказавшись от лжи, от придуманной людьми идеологии, под влияние которой их родители подпали сорок-пятьдесят лет назад. Теперь им надо помочь сделать второй шаг - прийти к изучению Торы и соблюдению заповедей, что станет ключом для раскрытия той Б-жественной сущности, которая еще жива в их душах.
Любавичские хасиды стали появляться в университетских городках по всей стране. Открывались центры молодежного досуга для студентов, организовывались уикэнды "Встреча с Ха-бадом" - молодых мужчин и женщин знакомили с богатством духовного мира Торы и хасидизма. После десятилетий, целых поколений ассимиляции молодые евреи совершали тшуву - возвращались к своим еврейским корням, к наследию своего народа.
Эта истина налагает особую ответственность на граждан Израиля и его правительство и дает им право сохранять еврейское единство страны. Ее образовательная система должна основываться на еврейских ценностях и традиции и вдохновляться ими, с тем чтобы ее граждане вырастали гордыми стражами еврейского наследия".
Весной 1967 года, когда в арабских столицах проходили военные парады и открыто говорилось о намерении вторгнуться на Землю Израиля, чтобы потопить ее жителей в море, страну охватила паника. Средства массовой информации в один голос предрекали: маленькое еврейское государство будет окружено и уничтожено врагами, и шансов на спасение очень мало, почти нет. Только голос Ребе вселял уверенность и надежду. "Страж Израиля никогда не спит и не дремлет", - сказал он, цитируя вечные слова Теилим. Б-г бдит над своим народом, где бы тот ни был, тем более в Святой Земле.
5 июня 1967-го Израиль нанес упреждающие удары у своих южных и северных границ, а шесть дней спустя мир был повергнут в изумление быстрой и полной победой. В течение одной недели на трех фронтах Израиль разгромил пять армий и освободил территорию Земли Обетованной.
Никто так, как Ребе не увидел широко распахнутое сердце народа. Это был библейский момент, самое время для космических свершений, и Ребе призвал еврейских лидеров поднять свои голоса: "Говорите о возврате к традиции, и вас будут слушать. Предложите им надеть тфилин, и они закатают рукава". Ребе хотел, чтобы победа в Шестидневной войне стала победой Еврейства.
"Глаза Б-га, Всесильного твоего, на ней от начала года и до конца года" (Дворим, 11:12). В этих святых словах Торы Ребе видел высшую гарантию физической безопасности Израиля. В равной мере его заботило духовное состояние Израиля, и он напоминал, что эта земля - Святая Земля как для нас, так и для всех народов мира. Поэтому мы, которым она доверена, обязаны охранять и умножать ее святость.
Ребе постоянно поддерживал связь с израильским правительством и военным руководством страны по вопросам обеспечения ее безопасности.
Когда бы ни поднимался вопрос "земля в обмен за мир", Ребе, как и во всех серьезных делах, искал указаний в Торе. Он выявил, что закон Торы содержит для Израиля условия мира и безопасности: они могут быть достигнуты только с позиций силы и уверенности в себе. Он настаивал, что любое проявление слабости или неуверенности побудит противников Израиля к дальнейшей агрессии и _ терроризму.
Озабоченность Ребе делами Святой Земли и его внутренняя к ней привязанность как личная, так и через тысячи его последователей и сотни организаций в Израиле, стали легендой. Народ Израиля ответил радушием. Портреты седьмого Любавич-ского Ребе можно было увидеть даже на армейских блок-постах и у фала-фельных от Эйлата до Метулы, и обратиться к нему за благословением и советом мог кто угодно - от "человека с улицы" до премьер-министра и армейского генерала.
По случаю моего 70-летия в этом году мы должны создать по крайней мере семьдесят новых организаций! Я буду партнером каждого, кто возьмется за осуществление этих проектов. Мы будем покрывать не менее десяти процентов расходов на финансирование этих 71 организаций. И не расстраивайтесь, если в течение этого года нам удастся открыть их не 70, а 80 или, может быть, даже 100 - наоборот! - я благословлю всех, кто примет в этом участие, и в пределах оговоренных десяти процентов не будет никаких проблем..."
В день своего 70-летия Ребе получил тысячи писем с добрыми пожеланиями со всех концов света. Были среди них и такие, в которых спрашивали, не пора ли "сбавить обороты" и "успокоиться" после стольких десятилетий плодотворной работы. Ребе в ответ заявил: во-первых, он собирается начать кампанию, чтобы в течение предстоящего года открыть еще 71 новую организацию Ха-бада. Затем он резко высказался против самой идеи отхода от дел.
В течение следующих десяти лет он говорил о несправедливости, непрактичности и явном безумии попыток вывести пожилых людей с орбиты продуктивной жизни. После десятилетий успехов их знания и таланты вдруг представляются бесполезными; после десятилетий участия в общественной жизни они вдруг становятся не заслуживающими уважения нахлебниками, которые должны быть благодарны всякий раз, когда молодое поколение оторвется от работы и развлечений, чтобы в день рождения отца забежать на полчаса поболтать и преподнести обязательный галстук!..
На первый взгляд, такое современное отношение может показаться отчасти оправданным. Разве неверно, что он или она с годами становится слабей? Но в этом, говорит Ребе, как раз все дело. Как надлежит измерять ценность человека? Если его физическая сила убывает, а жизненный опыт, проницательность, мудрость возрастают, то это улучшение или ухудшение?
"Конечно, - говорит Ребе с улыбкой, - двадцатилетний может танцевать ночь напролет, а его бабушка устанет через несколько минут. Но в конце концов человек создан не для того, чтобы танцевать часами. Человек создан, чтобы сделать жизнь на земле чище, ярче и святей, чем она была до его появления на сцене". Это нечто такое, в чем пожилой может добиться не меньших, а иногда и больших успехов, чем молодой.
Но Ребе никогда не критиковал, не предлагал взамен конкретный способ исправления. В 1980 году он основал всемирную сеть учебных центров для пенсионеров. Изучение Торы даст им новый интерес к жизни, говорил Ребе. Это раскроет им глаза на собственное достоинство и собственный потенциал, превратит их из "бывших" в светочи их семей и общин. Выход в отставку, на пенсию, если его правильно использовать, может послужить мощным средством окончательного искоренения самой этой идеи из разума и жизни человека.
А как Ребе отметил свое 80-летие? На фарбренгене, состоявшемся по этому случаю в 1982 году, он вновь призвал к "массированному наращиванию" деятельности Хабада. Под конец своего шестичасового выступления, которое началось в 21.30 и по времени равнялось полному рабочему дню, Ребе лично вручил каждому из присутствовавших - а было 10 000 мужчин, женщин и детей - подарок: специальное издание "Тании". Последний из присутствовавших получил свой подарок в 6.15 утра.
Он посылал своих студентов, чтобы они останавливали на городских улицах первого же встречного еврея. "Простите меня, сэр, - должен был сказать посланник, - вы еврей?" Получив утвердительный ответ, он должен был продолжить: "Вы хотели бы надеть сегодня тфилин? Это заповедь". И еврей приглашался в фургончик, где ему помогали надеть на руку и голову тфилин и произнести краткую молитву.
Если встречалась женщина, она получала в подарок набор из подсвечника, свечей и брошюры с подробной информацией о зажигании субботних свечей на иврите и английском, где объяснялась важность соблюдения Субботы в еврейском доме. Потом эти люди получали литературу, из которой узнавали о хасидизме, о "мицва-кампаниях". Им содействовали в делах от приобретения мезузы до подбора для их детей одной из еврейских школ.
Со временем вагончики были вытеснены разборными домиками, экипированными книжными полками и комфортабельными сиденьями для непродолжительных дискуссий или импровизированных занятий. Концепция при этом оставалась прежней: выходить в мир навстречу евреям и помогать им выполнять заповеди.
Слово "мицва" означает "заповедь". Тора содержит 613 мицвойс - священных заповедей для еврея. В этом слове заключено и значение связи: действие, которое человек исполняет перед Б-гом, заповедовавшим ему это действие, связывает их - человека и Б-га.
До "Кампании заповеди", проведенной Ребе, понятие "мицва" носило характер частного действия, совершаемого религиозным евреем дома или в синагоге, поэтому акция Ребе вызывала немало удивления. Что за идея исподнять заповеди по пути на ужин в некошерном ресторане?.. Заповеди рассматривались как детали, из которых складывался стиль еврейской жизни, бессмысленные при невыполнении всего остального.
Ребе же видел это по-другому - как связь между человеком и Б-гом, как мост между Создателем и его творением. Заповедь - действие космического значения, безграничного проникновения в себя. Цитируя Маймонида, Ребе неустанно повторял: один человек, выполняющий одну мицву, может это делать, задействовав все свои силы, и приносить таким образом спасение целому миру.
Доктора пугали Ребе: если он продолжит столь активный образ жизни, то на 60 процентов вероятно, что приступ повторится... Но Ребе и в этом прогнозе видел лишь положительную сторону: доктора гарантировали 40 процентов, что его здоровье будет в порядке. Двумя годами раньше, летом 1976-го, группа израильских инвалидов - ветеранов войны, прибывшая в Америку по программе, которую спонсировало израильское Министерство обороны, посетила Ребе. 10 больших фургонов транспортировали их инвалидные коляски от нью-йоркской гостиницы до синагоги Ребе на Восточном бульваре Бруклина.
В течение нескольких минут Ребе шел среди них, направо и налево пожимая протянутые руки, даря улыбки, беседуя. Он обратился к ним на иврите, извиняясь при этом за свой акцент.
"Если человек потерял частично свою дееспособность или какой-то орган тела, само это указывает, что Б-г дал ему специальные силы и полномочия, чтобы преодолеть различные ограничения и превзойти достижения обычных людей. Вы не инвалиды, но особенные и уникальные люди, поскольку обладаете потенциалами, отсутствующими у остальных людей. Поэтому я предлагаю, чтобы впредь вы не называли себя "инвалидами", но назывались "особенными людьми", - этот термин более точно определяет то, что вас отличает".
В 1976-м подобный подход еще не был широко распространен, и официальные термины, определявшие состояние таких людей, в частности среди врачей, носили по своей сути скорее негативный характер. Но Ребе задействовал древнее хасидское утверждение: "Думайте о хорошем и будет хорошо".
Действительно, лицо Ребе, обращенное к людям, потерявшим здоровье, защищая свой народ, лучилось теплом, весельем и оптимизмом. Многие из них позже говорили, что с момента получения тяжелой травмы или увечья это был первый раз, когда другой человек их встретил такой естественной реакцией и взгляд его не был взглядом жалости, вины или отвращения. Но когда Ребе вернулся в свою комнату, его личный секретарь видел, насколько он был подавлен. Прошла целая неделя, по словам секретаря, пока Ребе оправился от потрясения.
На меня большое впечатление произвела ваша декларация "День образования США" в связи с совместной резолюцией палат Конгресса Соединенных Штатов, и я искренне оцениваю подписание вами "Международного свитка Чести". Упоминание об "исторической традиции этических ценностей и принципов, бывших основой для общества с самого начала существования цивилизации, когда они были переданы Моисею Б-гом на горе Синай", есть жизненное воззвание ко всему человечеству".
В 1983 году Ребе начал распространять свою деятельность за пределы еврейской общины. Он дал своим хасидам указ вводить универсальное руководство Торы во всеобщую жизнь. В беседах того периода он объяснял, что в дополнение к функциям закона Торы как основы еврейской жизни есть еще и универсальная сторона Торы - так называемые "семь заповедей сынов Ноя", семь принципов, адресованных всем обитателям планеты.
Как Б-г "дал свет народам", так евреи должны сейчас считать своей миссией принести всем людям мира веру в Б-га. В течение многих веков, однако, обстоятельства, связанные с нашим изгнанием, не позволяли выполнять эту миссию. Но сейчас, сказал Ребе, подходящий период для того, чтоб оживить этот долго бездействующий аспект нашей жизни.
Число искавших совета и благословения Ребе продолжало расти, так что вскоре даже людям с экстренными случаями, чтобы попасть на ехидус, приходилось ждать по нескольку месяцев. В конце концов это число выросло настолько, что больше не было возможности принять всех. Индивидуальные контакты с Ребе приняли теперь форму переписки: ежедневно в его офис на Восточный бульвар, 770 в Бруклине прибывали целые мешки с почтой, и каждое письмо им было лично вскрыто и прочитано.
В 1986 году Ребе начал проводить еженедельную "гостевую линию". Каждое воскресенье в помещении возле своего офиса он размещал около тысячи мужчин, женщин и детей, желавших увидеть его и получить благословение. Многие использовали эту возможность, чтобы задать волнующий вопрос, получить совет. Каждому из них Ребе давал "долларовый билль" - один доллар для передачи нуждающимся и благословение, отныне определявшие статус получающих их как персональных агентов Ребе, его посланников (шалиахов).
Ребе объяснял этот обычай, цитируя своего тестя и наставника шестого Любавичского Ребе Йосефа-Ицхока, который часто говорил: "Когда два человека встречаются, третьему от этого должна быть польза". Ребе желал возвысить каждого из тысяч людей, приходящих к нему, и вовлечь их в нечто большее, нежели встреча двух людей. Он хотел, чтобы каждый получал импульс действовать ради заповеди, особенно заповеди, затрагивающей и другого.
Для приходящих на встречу с ним самый поразительный феномен был в том, что Ребе оставался в рабочей форме в течение восьми часов без перерыва, и каждый чувствовал, что Ребе находится здесь только для него одного. Это было чувство, будто он или она - единственный посетитель за день.
Как-то одна пожилая женщина не выдержала и спросила: "Ребе, как вы это делаете? Как вы не устаете?" Он улыбнулся и ответил: "Каждая душа - это бриллиант. Как можно устать, пересчитывая бриллианты?"
В среду 10 февраля 1988 года (22 Швата 5748 года) после скоротечной болезни скончалась жена Ребе Хая-Мушка Шнеерсон. Не дожив год до 60-летнего юбилея супружеской жизни с Ребе. Накануне ночью она почувствовала недомогание. Когда ее доставили в больницу, она попросила стакан воды и прежде чем выпить ее, по традиции произнесла благословение: "Благословен Ты, Г-сподь... по чьему слову возникло все" - и с этими словами отдала душу своему Создателю.
Мудрая, эрудированная женщина, при всем своем высоком положении ребецн Хая-Мушка была непретенциозна и скромна. До самой кончины о ней мало что было известно кроме того, что она была верной спутницей и сподвижницей своего великого мужа. Но когда она покинула этот мир, знавшие ее сочли своим долгом рассказать о ней, конечно, не нарушая воли покойной, не желавшей афишировать свою частную жизнь и тщательно скрывавшей ее от посторонних взглядов.
На кладбище ее сопровождали около 15 000 человек. Похоронили ее рядом с отцом, шестым Любавичским Ребе Йосефом-Ицхоком Шнеерсоном. В память о жене Ребе основал фонд, который продолжает свою деятельность и поныне, выполняя задачи, связанные с социальными и образовательными нуждами женщин.
После кончины жены Ребе глубоко обсуждал тему смерти: как смерть человека может послужить направлением к позитивному действию, какие уроки можно извлечь из жизни и деяний покойного, чтобы увековечить его или ее память, как сказано: "И живущий возьмет в свое сердце".
Детство, женитьба, работа, религия, болезнь - все это в учении Ребе приобрело новое значение. То же касается концепций смерти и траура.
Ребе отметил: Тора определяет конкретные периоды для траура по ушедшему его близких родственников. Для первого дня обязателен один набор траурных церемоний, другие законы относятся к первым трем, семи дням, месяцу и году. Но по сути не является ли траур в большей степени чувством, нежели действием? Как в таком случае, спрашивали у Ребе, человек может быть "проинструктирован" в трауре?
Или он может уменьшить интенсивность своей скорби?
Смерть, как объясняет Ребе, феномен, столь разрушающий наше самоощущение, что мы не можем поставить ее на один уровень с другими явлениями бытия. Только наша сверхмиссия по отношению к сверхрациональному Б-жьему закону может дать нам силы для того, чтобы сохранить свою скорбь, не подавляя ею всю остальную нашу жизнь.
Согласно вышеуказанной концепции Ребе видит в смерти не конец жизни, но начало ее новой, более высокой стадии. Для души жизнь продолжается. Освобождаясь от физических ограничений, она может выразить свою духовность и чистоту, не отягощенную телом.
Так же, если мы понимаем жизнь не как простое существование, но как поступательный прогресс с его последовательными достижениями, человек может жить, осознавая, что душа и тело разделены, и при этом совершать конструктивные и Б-жественные дела. В этом случае смерть сама по себе становится формой жизни.
В конечном итоге основой еврейской веры является вера в то, что с приходом Мошиаха те, кто умрут, перейдут в вечную жизнь. Эта смерть - лишь временный этап перед обновлением и наступлением новой фазы жизни, это приготовление к великому завтра.
Во время первой мировой войны огромная Российская империя попала под власть коммунистического правительства, а через поколение половина Европы была захвачена, порабощена и отрезана "железным занавесом".
Следующие полвека люди жили в мире, управляемом двумя сверхсилами, - коммунистическим СССР с одной стороны и США - с другой, и являлись заложниками их конфликта. Мировая война была отсрочена только одним: каждая сторона была способна наносить удары оружием массового поражения, нацеленным 24 часа в сутки на важнейшие населенные пункты.
Когда в Советском Союзе в 1985 году к власти пришел Михаил Горбачев, общим мнением было, что пора положить конец холодной войне как "миру", который поддерживается только взаимными нападками и террором, который, возможно, в ближайшем же будущем будет иметь место. Новый генеральный секретарь долгое время был партийным функционером, и его выдвинула та государственная структура, которую теперь ему предстояло разоружать. Поистине надо было быть пророком, чтобы предвидеть те изменения, которые произойдут во время его правления.
В ноябре 1987 года, когда Горбачев провозгласил: "Сталин с его культом личности" ответствен за "повсеместные репрессивные меры и акты противозаконности", - в мире стала появляться надежда, что в Советский Союз, возможно, придет обновление. Повсеместные реформы имели значение не только для СССР, но и для Польши, ГДР, Румынии, Чехословакии, Болгарии и Венгрии.
Эти события имели огромное значение и для евреев. Евреи, которым в течение 70 лет было отказано даже в том, чтобы хотя бы мельком видеть свиток Торы, могли теперь обратиться к своему культурному наследию, не боясь потерять работу и услышать среди ночи характерный стук в дверь. Волны еврейской эмиграции, прорвавшиеся впервые за десятилетия, нетерпеливо устремились к Святой Земле. Старый режим все еще был у власти, и граждане России и Восточной Европы, которые и в прошлом ожидали наступления "новой эры", к переменам отнеслись осторожно. Но жизнь, в частности и религиозная, становилась более терпимой.
В сентябре 1988 года Ребе провозгласил наступление 5750 года еврейского календаря как "года чудес", предсказывая тем самым чудесные события. И в самом деле, по прошествии всего лишь нескольких недель Европа претерпела решительные и внезапные перемены. Один за другим рухнули коммунистические режимы Восточной Европы, свергнутые не оружием и бомбами, а мирными демонстрациями на городских площадях, которые доказали стремление людей к свободе. И все это предвидел один человек. В 1985 году Ребе сообщил своим хасидам в России - тем, кто входил в его подпольную сеть религиозных институтов, что худшее позади. В начале 1987 года он посоветовал хасидам, находящимся на Святой Земле, начать строительство городских поселений и создавать благоприятные условия для потока российских евреев, которые уже скоро должны прибыть.
Профессор Герман Брановер, известный советский ученый, еврейский теолог, общественный деятель и эмигрант, принимал участие в разговоре с президентом Горбачевым, когда тот приехал с визитом в Израиль. Когда Герман Брановер сказал Горбачеву о совете Ребе готовить дома для советских евреев, президент Советского Союза казался удивленным. Я сам, - сказал он,- еще не пришел тогда к решению, что пора начинать эти изменения.
Наибольшим чудом, одним из тех, на что Ребе постоянно обращал внимание, была мирная природа этих радикальных изменений. "Мы не должны, - сказал он однажды, - оглядываться назад, на время второй мировой войны, чтобы увидеть разорение, которое могут принести политические изменения. Напротив, сегодня происходят более всеобъемлющие изменения, и тем не менее они идут мирным путем".
Ребе рассматривал эти события как предвестие эры Мошиаха, когда "не будет войн, зависти и соперничества... и весь мир посвятит себя только познанию Б-га".
В августе 1990 года Саддам Хусейн угрожал "сжечь" Святую Землю химическим оружием и перебросил войска из Ирака в Кувейт. Когда мир захватила волна страха и тревоги, Ребе распространил послание доверия и веры.
Он привел написанный столетия назад стих из Мидрашей, который с ужасающей точностью предсказывает развертывание этих событий. "В год, когда придет Мошиах, - говорит Мидраш, - все цари всех стран кинут вызов друг другу... Царь Персии кинет вызов царю Аравии, а царь Аравии пойдет в Арам, чтобы искать у него совета... И все народы будут ввергнуты в пучину несчастий и ужаса. Также и Израиль будет ввергнут в пучину несчастий и ужаса, и возопит: "Куда нам идти? Что нам делать?" И Б-г скажет им: "Не бойтесь, дети мои! Все, что я делаю, я делаю ради вас. Почему вы боитесь? Не бойтесь, пришло время вашего спасения..."". На вопрос, следует ли уезжать из Израиля в более безопасные страны, Ребе отвечал ясно и определенно: страна Израиль - самое безопасное место в мире. Когда его спрашивали о противогазах, которые производили в Израиле, предвидя опасность газовых атак, по мнению Ребе в них не было никакой необходимости. Он также утверждал, что война закончится к Пуриму. Провал попыток SCUD-ракетами разрушить мирную израильскую жизнь был поистине чудом. В то время как ракеты - каждая снабженная 600 фунтов взрывчатых веществ - сыпались на Тель-Авив, перепуганные граждане, теснясь в убежищах и опечатанных комнатах, прислушивались в неверии к радионовостям. В здания, где было много людей, попадали снаряды, но не пострадал ни один человек. "Б-г бросал вниз матрасы, чтобы смягчить наше падение, сворачивал стены на нашем пути", - сказал один из бывших в такой ситуации. В день Пурима, традиционно предназначенного у евреев для веселья, было официально объявлено: война закончена.
"Этим чудесам не было уделено должного внимания, - сказал Ребе в своем публичном выступлении спустя несколько недель. - Хотя общественные средства массовой информации по всему миру сообщили об этих чудесных событиях, но тенденция давать рациональные объяснения происходящему все еще сохраняется. Мы должны оповестить мир о том, что эти чудеса были сотворены Б-гом!"
Ребе также заявил, что события в Персидском заливе - часть чудес, предшествующих наступлению эры Мошиаха, времени, когда Б-жествен-ная суть творения откроется миру, и чудеса будут совершаться повсюду.
Традиционно хасидские учителя были известны как люди, умеющие творить чудеса. Так был известен и основатель хасидизма рабби Исроэл Баал-Шем-Тов. С основанием в хасидизме Хабада наибольший акцент был сделан на учения лидеров движения; тем не менее, были в изобилии представлены и истории о чудесных деяниях.
Многие люди приходили к Ребе за советом. Многие обращались к нему с просьбой за них помолиться. И многие сообщали о чудесных результатах его заступничества.
Однажды на встречу с Ребе пришла группа старшеклассников. "Я слышал, говорят, - сказал один из них, - что Ребе способен творить чудеса. Это правда? Вы на самом деле можете совершать сверхъестественные поступки?" Ребе ответил: "Способность творить чудеса не присуща какой-то избранной группе людей, но может быть достигнута каждым из нас. У каждого есть душа, которая не что иное, как отблеск Б-жественной сущности. Поэтому человек имеет силу переступить границы, навязанные нам нашей физической природой, насколько бы трудным это ни могло показаться". "Чтобы продемонстрировать это вам, - сказал Ребе, - я сотворю чудо". Улыбаясь молодым, испуганным лицам, окружившим его стол, Ребе продолжал: "Каждый человек в этой комнате может решить улучшить себя в какой-то области. Каждый из вас выберет ту область совершенствования, которую считает необходимой, но до настоящего момента считал непосильной. Тем не менее вы достигнете цели, доказав себе, что ваша душа действительно обладает силой преодолеть природную "реальность"".
Что еще могу я сделать? Я сделал все, чтобы привести мир к истинным требованиям и запросам для его Спасения... Единственная вещь, которую мне осталось сделать, это передать это дело вам. Делайте все, что в ваших силах, чтобы исполнить следующее - принести самый возвышенный потусторонний свет, который следует в наш мир, прагматичным орудием...
Я сделал все, что мог. Я передаю это вам. Делайте все, что вы можете, чтобы привести в мир праведного Спасителя, и немедля!
Я сделал свою часть работы. С этого момента все в ваших руках".
Этими словами Ребе окончил свою речь в один из четвергов в апреле 1991 года. Произносимая с мукой в голосе, с нехарактерными для него выражениями, эта речь глубоко поразила хасидов, пришедших в его синагогу, а от них болевым резонансом пронеслась по всемирной общине Хабад-Любавич.
Но никакого снижения активности в делах Ребе за этой речью не последовало. Напротив, несмотря на то что возраст приближался к 90-летнему рубежу, Ребе активизировал свою деятельность. Каждую Субботу организовывалось собрание, а иногда еще несколько на неделе. Каждое воскресенье Ребе часами стоял, встречая посетителей благословением и советом, оделяя долларом на благотворительность. Его кампания по распространению в мире вести о том, что близится век Мошиаха, продолжалась все активнее.
Но тревожные ожидания витали в воздухе. Что тогда подразумевал Ребе? А то, что тот факел, который передавался от одного лидера общины к другому, от пророка к мудрецу со времен Авраама, этот факел должен теперь перейти от Ребе к каждому из нас.
25 адара 5752 года (29 февраля 1992 года) была такая же Суббота, как и многие другие, которые хасиды проводили в Кроун Хайте, в Бруклине (Нью-Йорк). Поскольку это был Шабос Меворхим (Суббота, предшествующая наступлению нового месяца по еврейскому календарю), они пришли в синагогу к Ребе утром, в 8.30, чтобы читать Теилим, как это принято у любавичских хасидов. Проходила обычная субботняя служба. Как и следует, в определенный момент некоторые бросились домой, чтобы до второй субботней трапезы слегка перекусить. Через час они вернулись, присоединившись к тем, кто оставался в синагоге. В 13.30 Ребе должен был начать субботний фарбренген - несколько тысяч хасидов заполнили огромный зал на Восточном бульваре.
Вскоре Ребе пришел и в течение трех часов говорил, разъясняя различные сюжеты Торы. В коротких перерывах между его речами хасиды пели и поднимали маленькие пластиковые стаканчики с вином, говоря "лехаим" своему Ребе.
В этот день Ребе, в частности, говорил о стихах, которые надлежало читать в ту Субботу (Шмойс, 35-38), и других, которые предстоит читать на следующей неделе (там же, 38-40). Но почему, спрашивал Ребе, глава этой недели Ваякгел, говорящая об "общине", предшествует Пкудей, которая выражает идею "личности"? Не значит ли это, что до того, как пытаться создать из личностей общину, мы должны развивать и совершенствовать личность?
По этому поводу, сказал Ребе, Тора имеет одно мнение: создавай общины даже до того, как появятся идеальные личности. Люди - не кусочки от "Лего" и не детали машины, которые должны быть сначала доведены до совершенства по отдельности и только потом собраны в целое. Люди - это души с уже заложенной в них способностью к самосовершенствованию. И ничто не может лучше способствовать развитию этой способности так, как способствует этому контакт и объединение с другими душами. Несовершенные личности, объединенные друг с другом в любви и братстве, создают совершенную общину.
Фарбренген подошел к концу. Многие хасиды шли домой на субботнюю трапезу. Они торопились, потому что это был короткий зимний день и он уже близился к концу. Как только Суббота завершилась, группа ученых - (так называемых хозрим, или "записывающих") собралась, чтобы законспектировать слова Ребе. В течение 24 часов его слова тщательно записывались, переводились на полдюжины языков и передавались в сотни центров Хабад-Любавич по всему миру. Теперь хасиды имели материал для обучения, который будет распространяться и использоваться до следующего субботнего фарбренгена, если Ребе не произнесет речь в другой день (а это он делал часто).
Но в понедельник вечером 27 Адара-алеф 5752 года (2 марта 1992-го) Ребе перенес инсульт, после чего оказалась парализованной все правая часть его тела, и, что казалось еще более ужасным, он лишился возможности говорить. Ни в эту, ни в последующие Субботы фарбренген больше не проводился.
Два года и три месяца спустя в ранние утренние часы 3 Тамуза 5754 года (12 июня 1994-го) душа Ребе вознеслась, осиротив поколение.
Последователи его все еще ждут очередного фарбренгена. Тем временем они создают общины.
"Наши мудрецы говорили, что "праведник подражает своему Создателю". На горе Синай Б-г явил себя человеку, затем Он поднялся обратно в "рай", уничтожив явное Свое присутствие в физическом мире. Но Его мир напоминает: изучением Его Торы мы соединяемся с сущностью Б-га. Таким же образом, поскольку праведник подражает своему Создателю, праведный человек остается в физическом мире весь, со всеми своими произведениями, даже после окончания своего реального существования на земле".
Среди писем Ребе и его комментариев на хасидские тексты случайно оказались его решимойс - "записные книжки", "дневник". Три таких записных книжки вышли в свет приблизительно месяц спустя после смерти Ребе, когда они были обнаружены в ящике его стола.
В целом эти записи были сделаны в период между 1928 годом, годом свадьбы Ребе, и 1950-м, годом смерти его тестя, которому он наследовал, став лидером движения Хабад-Любавич. На протяжении этих лет, когда в 1933 году он эвакуировался из Берлина, затем, в 1941-м, бежал из оккупированного фашистами Парижа и как эмигрант блуждал по Франции и фашистской Испании, Ребе всегда носил с собой эти записные книжки, поверяя им результаты работы его феноменального ума. В течение пяти лет после обнаружения дневника выдержки из него готовились к публикации группой ученых.
Помимо огромной научной и исторической ценности этих записок как таковых, они также дают уникальную возможность проникнуть в суть учения Ребе. Здесь можно найти зерна многих концепций, которые Ребе впоследствии развивал на протяжении десятилетий, и которые были изложены на 300 000 страниц записанных бесед, статей и писем, выходивших из-под его пера или произнесенных с 1950-го по 1994-й год.
Последние слова Ребе Шолома-Дова-Бера из Любавичей (1860 - 1920)
"Я иду на Небеса. Оставляю вам рукописи".
Талмуд, Таанис, 5а
Одной задачей пронизано все. Одна цель всех 92 лет жизни и деятельности: создать мир, лишенный ненависти и жадности, мир, свободный от страдания и столкновений, мир, наполненный мудростью и добротой его Создателя. Не меньше.
Идея всеобщего спасения, провозглашенная всемирным лидером, которого многие называли Мошиахом (помазанником), - центральное положение еврейской веры. Еврей верит, что мир, который создал Б-г, обладает способностью отражать безграничную доброту и совершенство своего Создателя. И еврей верит, что достижение этой цели есть главная цель, к которой он или его душа должны стремиться все время существования в физическом теле.
Фактически каждый разговор Ребе, каждое его письмо и каждое дело были посвящены приходу Мошиаха, достижению Спасения. В этом просматривается как бы перекличка Ребе с великим еврейским мудрецом Маймонидом, более 800 лет назад сказавшим: каждое дело, каждое слово, даже каждая мысль обладают силой свернуть горы и принести Спасение в мир.
Ребе объяснял: поскольку основная природа нашего мира - совершенство и добро, то каждый совершенный нами хороший поступок реален и имеет протяженность во времени, в то время как плохой - только плохой момент, пустота, которую ожидает рассеивание. С этой точки зрения зло и добро - как свет и тьма. Тьма, какой бы зловещей и пугающей она ни казалась, - всего лишь отсутствие света. Свет нужен, чтобы сражаться с тьмой, побеждать ее и, наконец, вытеснить - где есть свет, там нет тьмы. Даже наперсток света разгонит целую комнату тьмы.
Ребе видел это и передал это видение нам. Если мы откроем глаза на эту реальность, то сможем принести Спасение в этот мир. Уже сегодня.
Биография подготовлена Л. Соколом, И. Очереднюк, Б. Щегловой. Использованы материалы, любезно предоставленные Chabad Lubavitch World Headquarters и Lubavitch News Service.
Когда Ребе ушел из этого мира, мы словно оказались в непроглядной тьме. Каждый воспринимает это по-своему согласно состоянию своей души. Но смерть Ребе случилась так недавно, что мы еще не в силах полностью оценить ее последствия. Мы способны сейчас лишь на самые общие рассуждения, но не можем еще осознать всю глубину потери.
Ребе является для нас многим: он наш глава, отец, наставник. И нам очень не хватает Ребе во всех этих ипостасях.
Ребе давал нам направление. Он не только говорил, что делать в той или иной ситуации, он показал людям карту, по которой надо идти. Полярная звезда не только указывает, где север, опадает нам увидеть все возможные направления, и мы понимаем, что впереди нас и что позади.
Ребе учил своих учеников, тех, кто был ближе всего к нему. И он был Ребе не только для своих хасидов - он был лидером всего поколения. Это он определял направление для всех, понимали они это или нет. Он разработал программу и наметил важнейшие направления для Клал Исро-эл, определил, что более, а что менее важно.
Ребе был лидером не только для тех, кто многое о нем знал, но и для тех, кто знал очень мало. Как ни странно, он был лидером даже для своих хулителей и противников, оказывал влияние даже на тех, кто не знал его, кто не был его последователем или же сознательно ему противоборствовал. Ребе определял план действий, на который люди реагировали - положительно или отрицательно.
Без его направляющего света мы не знаем, в какую именно сторону нам идти. Конечно, мы попытаемся следовать его дорогой, но мы бредем во тьме и продвигаться должны медленно и осторожно, почти на ощупь.
Тания учит нас, что еврейские лидеры - это наша "голова". Голова возвышается над телом. Но она также символизирует тесную связь с телом, его источником жизни.
Ребе был не только главой Хабад-Любавич, он был главой всего Израиля. Он имел отношение не только к одной общине или группе, а ко всему еврейскому народу. Он считал всех людей Израиля огромным единым телом, духовные разногласия и территориальная разобщенность были неважны.
Он не видел отличий израильтянина от американца, еврея, который днями напролет в Израиле изучает Тору, от невежественного еврея из Катманду. Мужчина или женщина, взрослый или ребенок, далеко он или близко - ему это было неважно; каждый - неотъемлемая "часть Б-га", живая сущность Израиля.
Ребе не был далеким и недоступным лидером, он был нашим дыханием, нашим духом. Как родитель, он мучился нашей болью и радовался нашему счастью. Он переживал вместе с нами все наши тяготы и страдания, и это было не только формой искупления - так голова чувствует всякую боль, терзающую тело. Шлухим, которых он посылал во все уголки мира, были нервами, связывавшими его со всеми частями еврейского тела.
Ребе не знал отдыха. Он постоянно был в курсе всех проблем каждой общины, знал о духовных и физических потребностях людей вблизи и вдали. Ребе заботился о всех евреях. Не только о своих последователях, но и о тех, кто не знал его, даже о тех, кто считал себя его противниками. Поэтому порой он просил выполнять его указания, не упоминая его имени, поскольку хотел свести до минимума разногласия в теле еврейского народа.
Без отца мы - сироты. Мы тоскуем по отцу, который объединял всех детей еврейского народа. Конечно, еврейская общность по-прежнему существует, но мы не видим объединяющего духа, который связал бы нас всех воедино.
В Ребе таилось гораздо больше, чем было видно простому человеческому взгляду.
Когда Ребе учил нас Раши "на уровне пятилетних детей", это тоже было способом сокрытия. Простой язык отвлекал нас от истинной глубины его слов. Ребе был опытным учителем, умевшим снизойти до уровня слушателей. Он преданно хранил идеи своих предшественников, мудрецов Талмуда и хасидизма, однако сам был как бурлящий источник, поток, превратившийся в реку, которая впадала в бескрайнее море знания.
Множество его книг, неиссякаемый поток его мыслей, бесчисленное количество публикаций говорят о его уникальной способности разъяснять сложнейшие понятия, о его блестящем методе анализа. За сорок с лишним лет мы смогли усвоить лишь часть его мудрости. Наша задача - углубляться в его труды, читать, изучать и стараться понять, чему именно учил Ребе.
Говорят, когда цадик умирает, он становится еще ближе к нам, чем прежде, когда физически присутствовал в этом мире. Но здешние сухие, выжженные земли алчут огромной полноводной реки, которая орошала их раньше. Мы можем только ждать прихода Мошиаха, скорого прихода, когда, по словам пророка, "ваш учитель не будет более сокрыт, и ваши глаза смогут лицезреть своего господина".
В прошлом году в канун Йом а-Ацмаут (Дня независимости) факелы зажигали не только в Иерусалиме на горе Герцля, но и в Цафрире (Кфар-Хабад), любавичской деревне в долине Лод.
Четыре дня деревня пребывала в глубоком трауре и печали, каких любавичские хасиды не знали много лет. В ту страшную ночь в эту деревню ворвалась банда террористов и направилась прямо в синагогу местной сельскохозяйственной школы. В это время ученики как раз собрались там на вечернюю молитву, и бандиты из винтовок открыли по ним ураганный огонь. Их жатва была кровавой: учитель и пятеро детей были убиты, десять детей ранены; их праведная кровь окропила сидуры, выпавшие из их рук, забрызгала беленые стены синагоги.
Деревенские хасиды, выходцы из России, могучие широкоплечие мужчины с густыми черными бородами и кустистыми бровями, в немом оцепенении взирали на открывшуюся им ужасную сцену. "Погром в Израиле! Погром - в Хабаде!", - шептали они, кусая в ярости губы. Рядом с ними, заламывая в горе руки, стояли женщины, дородные красавицы, бормоча слова на русском и иврите, обливались нескончаемым потоком горючих слез.
Эти хасиды многое пережили в своей жизни: погромы в царской России, ссылки в Сибирь; их не смогло запугать ГПУ, после десятилетий, проведенных в сталинских тюрьмах и лагерях, их спины уже не гнулись, и вот они стояли, остолбенев от горя и отчаяния здесь, на Земле Израиля. Удар был нанесен в сердце еврейского государства.
Посреди деревни стоял раввин Ав-роом Майор, бывший офицер советской армии. Авроом Майор, про которого ходили легенды, - рассказывали, как солдаты избивали его прикладами, а он невозмутимо стоял и пел хасидские песни, - теперь он кричал, воздев к небу руки: "Повелитель Вселенной! За что?! Чем согрешили эти дети?"
Вся деревня пребывала в унынии и отчаянии, зашатались устои, на которых строилась жизнь. Кое-кто увидел в случившемся знак того, что мечты их о мирной жизни на Святой Земле были преждевременными. Может, лучше уйти из этих мест, поискать более безопасное пристанище?.. Деревня в душе своей медленно умирала.
Но почему теперь задерживался ответ Ребе, когда произошли эти роковые события? Старейшины деревни не могли этому найти объяснения. Бежали часы, дни, а вопрос этот продолжал мучить их истерзанные души, тоска и отчаяние тяжким грузом лежали на душе.
Как всегда, ответ Ребе был лаконичен. Всего одна фраза - три слова на иврите, но и этого было достаточно, чтобы сохранить деревню и избавить ее жителей от отчаяния. "Беэмшех а-биньян тинахейму", - написал Любавичский Ребе Менахем-Мендл Шнеерсон. "Утешитесь продолжением строительства". Как всегда, Ребе направлял к позитивному действию, к делу.
Хасиды Кфар-Хабада теперь снова видели будущее и смотрели в него смело: они знали, что им надлежит делать, - строить! Ребе сказал, утешение они обретут в строительстве. В тот же вечер старейшины деревни держали совет, как претворить в жизнь указание Ребе. Уже вскоре решение было принято: построить училище, где детей из бедных семей будут обучать типографскому делу. Здание это поднимется рядом с тем самым местом, где была пролита кровь.
Пошли письма от родственников и друзей из Нью-Йорка, в которых описывалось, что там происходило в те четыре долгих дня, пока деревня ждала ответа Ребе.
По традиции весь месяц Нисан, месяц освобождения, Ребе проводит служа Творцу, и общение с хасидами в этот период сводится к минимуму. В это время мало кому удается получить у него аудиенцию, даже на письма, за исключением самых неотложных, он отвечает, только когда закончится Нисан.
По истечении этого месяца в штаб-квартире Ребе, в Бруклине, на Восточном бульваре, устраивается праздничный фарбренген (хасидское собрание) - в ознаменование того, что Ребе вновь готов к общению с тысячами своих последователей по всему миру. Ребе говорит часами, прерывая свою речь песнями и лехаимами. Зачастую это длится до рассвета.
В тот год также проводилось собрание, отмечавшее завершение месяца Нисана, и трагические известия со Святой Земли достигли Нью-Йорка перед самым фарбренгеном. Но секретари Ребе решили сообщить их ему после собрания. Однако о том, что скрыли его помощники, рассказало Ребе собственное сердце. В тот вечер он говорил о самопожертвовании евреев, о мученичестве ал кидуш Ашем (во славу Имени Б-га), о восстановлении Святой Земли и избавлении Израиля. Он говорил, и из глаз его текли слезы. Всю ночь он говорил и плакал, пел и плакал и плакал опять.
Почему Ребе плачет?.. Только немногие из присутствующих могли догадываться о причинах - те, кто знал о телеграмме из Кфар-Хабада.
Фарбренген закончился. Хасиды разошлись по домам, и Ребе удалился в свою комнату. С душевным трепетом двое из ближайших к нему хасидов постучали в его дверь и передали телеграмму из Израиля. Ребе тяжело опустился в кресло. Он заперся и три дня не выходил. Через три дня, проведенных в уединении, он вызвал секретаря и продиктовал ответ: "Беэмшех а-биньян тинахейму".
Хасиды Кфар-Хабада, получив этот совет Ребе, даже не стали обращаться за помощью в благотворительные фонды. Они сами собрали 50 000 израильских фунтов, и уже через год после трагедии новое здание училища было построено - как раз накануне нынешнего Йом а-Ацмаут.
Завтра, когда граждане Израиля будут отмечать восьмую годовщину Дня независимости, хасиды Кфар-Хабада устроят фарбренген и будут говорить о телеграмме в три слова, которая спасла их деревню и будущую жизнь на этом месте Святой Земли.
- Поговори с моим зятем, раввином Менахемом-Мендлом Шнеерсоном, - сказал Ребе, благословив Хаима.
Зять Ребе посоветовал молодому раввину поселиться в одном из городов Бразилии.
- Почему в Бразилии?
- Там много беженцев-евреев. За последние годы на долю нашего народа выпало много тяжких испытаний, и поэтому большинство евреев не получили даже основ еврейского образования. Многие уже стали жертвами ассимиляции, вступают в браки с неевреями. Долг каждого еврея, знающего Тору, бороться с духовным разложением нашего народа. Отправляйтесь в Бразилию, помогите создать там общину образованных и соблюдающих традиции евреев.
Раввин Шварц взял на себя эту миссию, переехал в Бразилию, открыл там дневную еврейскую школу. Много сил и труда ушло на то, чтобы найти средства, подготовить преподавателей, убедить людей в том, как важно давать детям еврейское образование. Шли годы, школа раввина Шварца процветала, ее выпускники стали ядром еврейской общины.
Раввин Шварц поддерживал теплые отношения с человеком, пославшим его в Бразилию. Тем временем, после того как в 1950 году скончался его тесть, раввин Менахем-Мендл Шнеерсон возглавил Любавичское движение. По особенно трудным вопросам раввин Шварц всегда советовался с ним.
Однажды, через несколько лет после прибытия в Бразилию, он имел случай убедиться, насколько велика забота Ребе о своих подопечных. Об этом раввин Шварц поведал любавичскому хасиду, с которым встретился в самолете, когда летел из Бразилии в Нью-Йорк.
- Как-то, - рассказывал он, - мне позвонили родители одного из моих учеников и попросили о встрече. Ничего необычного в этом не было, но они говорили так взволнованно, что я понял - дело непростое и в тот же вечер пригласил их к себе домой.
- Это не имеет отношения к моему сыну, - сказал отец мальчика, когда мы расположились у меня в кабинете. - В вашей школе он достиг замечательных успехов. Дело в нашей дочери, которая выросла здесь и повзрослела еще до вашего приезда. Как вам известно, мы не строго придерживаемся традиций, однако для нас крайне важно, чтобы наши дети ощущали себя евреями. Поэтому мы и отдали сына в вашу школу, хотя она намного "религиозней", чем мы сами.
А суть дела вот в чем: дочь сообщила нам, что влюбилась в нееврея и собирается замуж. Мы всячески пытались ее отговорить, но ни доводы, ни просьбы, ни угрозы никакого действия не возымели, и теперь она вообще отказывается с нами что-либо обсуждать и вообще ушла из дома. Раввин! Вы - наша единственная надежда! Может, вам удастся ее переубедить, объяснить, что она предает свой народ, родителей и себя.
- Согласится ли она со мной встретиться? - спросил я.
- Если узнает, что мы уже с вами говорили, то наверняка нет.
- Значит, сам пойду к ней, - решил я.
Я взял у родителей ее адрес и в тот же вечер к ней отправился. Узнав о цели моего визита, она, похоже, обиделась, но, будучи человеком воспитанным, вынуждена была пригласить меня в дом. Мы проговорили несколько часов. Она выслушала меня вежливо и пообещала подумать, но уходил я с чувством, что речи мои вряд ли повлияют на ее решение.
Несколько дней это дело не выходило у меня из головы - я пытался придумать, как не допустить потери еще одной еврейской души. И тогда я вспомнил о Ребе: вся надежда была на него одного! Я позвонил его секретарю, раввину Ходакову, рассказал о случившемся и попросил совета Ребе. Через несколько минут раздался телефонный звонок.
- Ребе просит передать этой девушке, - сказал раввин Ходаков, - что один еврей из Бруклина из-за того, что она собралась замуж за нееврея, потерял сон.
Столь неожиданный ответ смутил меня: я никак не мог понять, о чем идет речь.
- Что это за еврей? - удивился я. И тут на другом конце провода раздался голос Ребе:
- Его зовут Мендл Шнеерсон.
Я озадаченно опустил трубку. Могу ли я поступить так, как сказал Ребе? Да она захлопнет передо мной дверь! Промучившись всю ночь, я решил изложить девушке совет Ребе в письме. В конце концов на карту поставлена еврейская душа, а мне, кроме моей гордости, терять нечего.
Рано утром я был у нее.
- Послушайте, - сказала она, не дав мне раскрыть рот, - за кого я выйду замуж - это мое дело и только мое. Я уважаю раввинов и верующих людей, поэтому не указала вам на дверь, а выслушала. Прошу вас, уходите, не донимайте меня больше.
- Я должен вам еще кое-что сказать, - на этот раз твердо сказал я.
- Говорите и уходите.
- Один еврей из Бруклина из-за того, что вы собрались замуж за нееврея, потерял сон.
- И вы пришли мне об этом сообщить? - воскликнула она и собралась закрыть дверь.
Однако прежде чем сделать это, все-таки спросила:
- Кто этот еврей?
- Великий духовный вождь евреев, раввин Менахем-Мендл Шнеерсон, известный как Любавичский Ребе, - ответил я. - Ребе очень заботят материальное и духовное благосостояние каждого еврея, он страдает о каждой душе, потерянной для своего народа.
- Как он выглядит? У вас есть его фотография?
- Где-то есть. Я вам ее принесу.
К моему удивлению она не стала возражать, но молча кивнула. Я помчался домой, перерыл все в поисках фотографии Ребе. Наконец нашел ее в ящике комода и тут же кинулся назад.
Девушка бросила взгляд на фотографию Ребе и побледнела.
- Да, это он, - прошептала она.
- Уже целую неделю, - объяснила она, - этот человек является мне во сне и уговаривает не оставлять своего народа. Я решила, что этот образ еврейского мудреца - плод моего воображения, и то, что он говорил мне, - только ваши слова и слова моих родителей, застрявшие у меня в голове. Но оказывается, это не выдумка. Я никогда в жизни не встречала этого человека и не видела его фотографий, даже не слыхала о нем. Но он - это тот, кто является мне во сне.
Раввин Залман Серебрянский, старый хасид из России, декан Любавичского колледжа раввинов в Мельбурне, однажды привел девушку к раввину Хаи-му Гутнику и попросил:
- Помогите ей обратиться в иудаизм.
Раввин Гутник выслушал девушку. Она рассказала, что родом из Балакла-вы и с юных лет ее тянуло к иудаизму. Все, что она слышала о Холокосте, всегда волновало ее до глубины души.
Она много читала об иудаизме и теперь хотела стать еврейкой.
Раввина тронула ее искренность. Однако готовить ее к гиюру он отказался: девушка все еще жила дома, с родителями-неевреями. Сумеет ли она соблюдать обряды в родительском доме? Сохранит ли интерес к религии, повзрослев? Ответов на эти вопросы у него не было, и он решил: пусть время расставит все по своим местам. Если, повзрослев, девушка сохранит это желание, она станет иудейкой.
После отказа раввина Гутника девушка впала в глубокую депрессию, дошло даже до больницы. Реб Залман, тронутый глубиной ее чувств, время от времени ее навещал.
Через несколько недель он позвонил раввину Гутнику, рассказал, в каком состоянии находится девушка, и спросил, не передумал ли тот, ведь сила ее чувств так велика.
Но раввин по-прежнему считал причины, по которым он отказался провести процедуру обращения, достаточно вескими, однако он пообещал написать об этом Ребе. Если Ребе посоветует совершить обращение, он с радостью так и поступит.
Реб Залман рассказал все это девушке, и состояние ее заметно улучшилось на глазах.
Но не сразу получил ответ на свой вопрос раввин Гутник. Только как-то, отвечая на совсем другое письмо, Ребе под конец осведомился: "А как дела у той еврейской девушки из Балаклавы?"
Раввин был изумлен. И девушка, и реб Залман говорили, что она из англиканской семьи.
Вместе с реб Залманом они отправились к матери девушки. Поначалу она убеждала их, что она англиканка, но искренность обоих раввинов произвела на нее столь сильное впечатление, что она поведала им свою историю. Родилась она в Англии, в ортодоксальной еврейской семье, а в юности взбунтовалась, отказалась от веры предков, вышла замуж за нееврея и переехала в Австралию. Об иудаизме она больше не вспоминала, но дочь свою очень любила и не стала бы противиться тому, чтоб она жила по обычаям иудаизма.
Выяснив, что девушка - еврейка, раввины Серебрянский и Гутник помогли ей найти свое место в любавичской общине Мельбурна. Ныне она работает учительницей в любавичской школе.
Однако раввин Гутник никак не мог понять, откуда Ребе узнал, что она еврейка. На следующей аудиенции он набрался смелости и спросил об этом. Ребе ответил, что по совету реб Залмана девушка тоже написала ему письмо. "Такое письмо, - сказал Ребе, - могла написать только еврейская девушка!"
- Я слышал, что Ребе может творить чудеса. Это правда? Вы можете совершать сверхъестественные поступки?
Ребе ответил:
- Способность творить чудеса свойственна не какой-то избранной группе людей, она доступна любому из нас. Все мы обладаем душой, в которой есть искра Б-жественного, поэтому каждый наделен способностью преступать границы, обозначенные нашей физической природой, какими бы непреодолимыми они ни казались. А чтобы продемонстрировать вам это, я сейчас совершу чудо.
Ребе с улыбкой оглядел изумленных детей, столпившихся вокруг его стола, и продолжал:
- Пусть каждый из вас примет решение достичь успехов в какой-то определенной области. Вы уже давно об этом думали, но до сих пор полагали, что не в силах этого достичь. Однако вы преуспеете в своих начинаниях и докажете себе, что душа действительно обладает способностью преодолевать "реальность".
Немногие из нынешних религиозных деятелей и, безусловно, немногие из еврейских религиозных деятелей вызывали такой интерес, причем весьма неоднозначный, как недавно скончавшийся Любавичский Ребе.
"Духовный лидер любавичских хасидов, обладающий непостижимой интуицией, дал мне бесценный совет, благодаря которому я вновь обрел душевное равновесие". Марк Уилсон
И религиозные, и светские средства массовой информации не уставали изумляться, как преданы ему были его сторонники, поражались его огромным политическим влиянием как в США, так и в Израиле, не говоря уже о том, что его последователи видели в нем фигуру мессианского масштаба. Никогда прежде смерть раввина не становилась главной новостью обоих каналов Си-Эн-Эн. Это был совершенно необычный человек: тихий, скромный, он был истинным хранителем подлинно хасидских традиций. По профессии он был морским инженером, получил образование в Сорбонне, знал больше десяти языков. Своих детей у него не было, но он стал отцом 500 000 своих учеников. Мои отношения с Ребе шли по эллипсоидной орбите - порой я приближался к нему, иногда, наоборот, отдалялся, однако всегда, как магнитом, тянуло к точке фокуса. Мое отношение к Ребе никогда не будет предвзятым, но не из-за того, что он имел влияние во всем мире, а из-за одной моей встречи с ним, которая произошла года за три до его смерти.
Мое знакомство с самим Ребе произошло спустя всего несколько месяцев после того, как распался мой второй брак и моей карьере раввина настал позорный конец. Я пребывал в тяжелой депрессии и унынии. Та встреча с Ребе, проходившая в присутствии раввинов Гронеров, старшего и младшего, длилась не более минуты.
- Порой обычный, но искренне верующий человек, - сказал мне Ребе на идише, - может сделать неизмеримо больше добра, чем раввин. Вам надо обязательно кого-нибудь учить, может быть, Талмуду, хотя бы одного-двух учеников.
- Говорят, - продолжал Ребе, - вы некогда были учеником реб Аарона Соловейчика. - Он назвал имя учителя ешивы, с которым мы поссорились лет двадцать назад. Откуда ему это стало известно, не знаю. - Я жертвую на благотворительность в надежде, что вы с ним помиритесь.
- Ты учил кого-нибудь? - спросил раввин Гронер. Я замялся:
- Да как-то... не пришлось. Ситуация не...
Он строго прервал меня:
- Ребе же сказал!
- Но...
- Никаких "но"! Ребе тебе сказал!
Ну как я мог? Где? Когда?.. У меня об этом не было ни малейшего представления. Да, но Ребе сказал! Я пребывал в полнейшем замешательстве.
Когда Суббота закончилась, я включил автоответчик. Б-г свидетель - я услышал голос своего очень давнишнего коллеги, раввина из пригорода Атланты: "Марк, всю Субботу я думал. Очень жаль, что, вернувшись в город, ты нигде не преподаешь. Не согласился бы ты преподавать, скажем, Талмуд, в моей общине?.."
Циники пусть смеются, но для меня настали дни удивительных чудес. Я уверен, что начал обретать утраченные прежде душевное равновесие и самоуважение именно после той удивительной Субботы в Краун-Хайтс, в Бруклине. И первый шаг помог мне сделать человек, который, обладая непостижимой интуицией и верой в человечество, как умелый врач обратился к моему духу, а взамен не потребовал ни души моей, ни чековой книжки: "Обрети мир в своей душе. Отринь злобу. Помирись с ближним".
Был ли он Мошиахом?
Критики, которые объясняют силу влияния Ребе социальными, духовными, политическими аспектами, упускают суть. Истинное мерило величия этого человека - в тысячах случаев точнейшего, почти хирургического вмешательства в души верующих, которое помогало им избавиться от отчаяния и вернуться к полноценной жизни.
Путь теологи спорят, может ли совокупность подобных вмешательств, проводимых более сорока лет, сделать человека достойным называться Мошиахом. Даже если нет, мы должны открыто признать, что наше существование было благословлено тем, чья жизнь принадлежала нам. Смеем ли мы требовать большего от человека?
Что до моего примирения с учителем, то, должен признаться, я не торопился исполнить наказ Ребе. Но когда я узнал о его смерти, это было первым, что я сделал. Иначе и быть не могло: ведь "Ребе сказал".
В семье моего двоюродного брата, который жил в Южной Америке, начались неурядицы. Его дочь повстречала некоего юношу, они полюбили друг друга и решили пожениться. Но мой двоюродный брат и его жена были очень против этого брака, потому что молодой человек вырос в нерелигиозной семье и не соблюдал законов Торы. Хотя он и уверял, что впредь собирается их блюсти, все родственники девушки не одобряли ее выбор.
Конечно, девушка была очень расстроена, что такие близкие люди отказываются ее понять. Ей казалось, весь мир ополчился против нее и препятствует ее счастью. День ото дня ситуация становилась все хуже: девушка и ее родители обвиняли друг друга в предательстве. В конце концов они решили обратиться за советом к Любавичско-му Ребе.
Хотя это семейство и не причисляло себя к хасидам Ребе, и девушка, и ее родители относились к нему с глубоким уважением и считали, что могут ему доверять. Обе стороны договорились, что поступят так, как он посоветует. Поскольку меня в семье считали "любавичским", то и попросили сопроводить девушку на встречу с Ребе.
В те годы Ребе принимал посетителей три раза в неделю с позднего вечера до глубокой ночи. Бывало, последний посетитель уходил на рассвете.
Мы зашли в комнату Ребе около трех часов. Сначала Ребе и девушка пробовали говорить на идише, на иврите, затем перешли на английский, французский и в конце концов остановились на немецком. Когда девушка рассказывала свою историю, я слышал в ее голосе усталость и раздражение.
- Не понимаю, чего они от меня хотят, - сказала она о родных. - Мой друг пообещал, что будет жить по законам Торы. Я знаю, он говорил это искренне. Почему же на нас все так ополчились?
- Может, он и искренен, - сказал Ребе, - но какой прок от его обещаний, если он не знает, на что идет? Знаете, подписанный, но незаполненный чек ничего не стоит, - человек не может брать на себя обязательств, не зная их сути. Жить согласно предписаниям Торы очень сложно любому человеку, но гораздо сложнее тому, кто не был воспитан по ее законам.
- Но он хочет этому научиться, - сказала девушка.
- Недостаточно учиться этому в одиночку, - ответил Ребе. - Человек может старательно изучать и искренне принимать все, что написано в Торе, но совсем другое дело - применять это в повседневной жизни. Вот что я вам предложу: пусть этот молодой человек поживет несколько месяцев в семье, где соблюдают законы Торы. Пусть он не только учится, но и узнает на опыте, что значит исполнять все это изо дня в день: с утра, когда, едва открыв глаза, уже читаешь молитву "Мойде ани", до вечера, когда перед сном произносишь "Шма". Если после этого он по-прежнему будет утверждать, что желает жить по законам Торы, тогда я вас от всего сердца благословлю.
Девушка ушла от Ребе просветленная, сердце ее радовалось, а я остался обсудить с Ребе несколько личных вопросов. Но он тут же попросил меня позвать ее назад и объяснил:
- Я не хочу, чтобы она думала, будто мы ее обсуждаем за ее спиной.
Было три часа ночи, и к этому времени Ребе переговорил уже с несколькими десятками людей. Однако он был настолько настроен на чувства другого, что понял, как эта девушка страдает от ощущения отчужденности и брошенности, догадался, что она подозревает всех в "заговоре" против нее. Так что, хотя дело было решено для нее лучшим образом, да и разговора нашего она понять не могла, поскольку мы беседовали на идише, однако в ее отсутствие Ребе не захотел со мной говорить.
Раввин Йосеф Вайнберг был эмиссаром шестого Любавичского Ребе Йо-сефа-Ицхока Шнеерсона и остался на том же посту при его преемнике. Ребе неоднократно говорил ему: "Ваша миссия - сеять духовное, а пожинать - материальное". И раввин Вайнберг хоть и добывал средства на любавичскую ешиву, но никогда не считал, что его задача сводится лишь к сбору денег. Нет, он старался содействовать распространению иудаизма (главным образом - в свете хасидской философии), приобщать евреев к их духовному наследию, давая им возможность выражать эту приобщенность практически. Задолго до того как соблюдение законов иудаизма распространилось в самых отдаленных уголках мира, по которым рассеян наш народ, раввин Вайнберг ездил в Южную Африку, Бразилию, во многие другие страны, общался с евреями, вдохновлял их на соблюдение еврейского образа жизни и законов Торы. Когда Ребе Менахем-Мендл стал духовным лидером, раввин Вайнберг, перед тем как отправиться по делам любавичской ешивы в Южную Африку, пришел к нему, и Ребе его спросил:
- Будете ли вы по дороге в Южную Африку заезжать в другие страны?
Раввин Вайнберг ответил, что самолет делает несколько посадок для под-заправки, но очень ненадолго. Тогда Ребе спросил:
- Вы нигде не задержитесь на день или на два?
Раввин Вайнберг не собирался. Но в конце беседы Ребе снова поинтересовался, не собирается ли он задержаться в пути.
Зная Ребе достаточно давно, раввин Вайнберг понимал, что это - не обычное любопытство. Вернувшись домой, он сказал жене, что должен прибыть в Южную Африку в среду, но пусть она не волнуется, если телеграмму от него получит, только готовясь к Субботе, так как, судя по тому, что сказал Ребе, на день или два он задержится в пути, и, возможно, не сможет связаться с ней раньше.
Подходя к самолету, раввин Вайнберг увидел раввина фирмы "Вина Ганелес-Ленгер". Оба они обрадовались, что будут путешествовать вместе.
По дороге в Южную Африку самолет должен был заправиться в Дакаре, маленьком государстве на западном побережье Африки, но перед посадкой экипаж объявил, что придется немного задержаться, чтобы решить какие-то технические проблемы.
Приземлились в десять часов утра. Сидя в зале ожидания, раввин Вайнберг заметил, как какой-то молодой человек не сводит с него глаз. А когда он снял шляпу и остался в ермолке, этот человек подошел к нему и представился как господин Пинто, еврей-сефард из Египта. Он прожил в Дакаре уже полгода и за все это время не видел ни одного еврейского лица. Ему очень не хватало еврейского окружения, к которому он так привык дома, и его беспокоило, как жизнь вне еврейской среды скажется на его детях.
Раввин Вайнберг объяснил ему, что ощущение принадлежности к евреям легче поддерживать, если тщательно соблюдать все законы.
- У вас здесь есть тфилин? - спросил он у сефарда.
- Да, - ответил господин Пинто, - тфилин есть, но он отвык надевать их каждый день.
- Если ваши дети будут видеть, как вы каждый день надеваете тфилин, - сказал ему раввин, - для них будет понятней, что такое быть евреем. Это будет осязаемый пример.
Господин Пинто пообещал ему отныне каждый день надевать тфилин. Они поговорили еще несколько минут, и раввина пригласили на посадку. Он шел и думал, что, наверное, его разговор с господином Пинто и был причиной задержки и что он исполнил то, что имел в виду Ребе, говоря об остановке в пути.
Но оказалось, это не так. Через несколько часов полета объявили: из-за неполадок с двигателем самолет возвращается в Дакар. Когда он приземлился, пассажиры узнали, что один из двигателей сгорел и на его замену понадобится длительное время.
Господин Ленгер, попутчик раввина Вайнберга, забеспокоился. Уже наступила среда. Если их задержат дольше, чем на два дня, вряд ли удастся добраться в Южную Африку до начала Субботы. Но раввин Вайнберг успокоил его, рассказав, что Ребе говорил о задержке на день, самое большее - на два.
Когда раввина Вайнберга поселили в местной гостинице, он, несколько часов отдохнув, решил поискать местных евреев. Задача была не из легких: в стране евреев было очень мало. Многие люди даже не знали, кто это такие.
Наконец он обнаружил магазин, хозяина которого считали евреем. Зайдя туда, он попросил позвать хозяина. Ему представили молодого человека по имени Клемент. Это был племянник хозяина магазина. Еврей ли он? Да, еврей.
Клемент охотно разговаривал с раввином Вайнбергом. Он приехал сюда из Ливана, потому что решил, что финансовые возможности, открывающиеся в Дакаре, стоят того, чтобы оставить родной дом и привычное окружение. Они с дядей знают здесь еще четыре еврейских семьи.
Раввин Вайнберг заговорил с ним о еврейской общинной жизни. Клемент признался, что не разбирается в этих вопросах.
- У вас есть тфилин? - спросил раввин.
Оказалось, Клемент оставил их в Ливане.
- Если я пришлю вам тфилин, вы будете их носить?
Клемент ответил утвердительно.
Они побеседовали еще немного, и раввин Вайнберг почувствовал расположение Клемента.
- Сегодня ведь тоже день, - сказал он юноше. - Пойдемте со мной, я дам вам тфилин, и вы сразу их наденете.
Тот согласился, и они отправились в гостиницу. На обратной дороге в магазин они встретили господина Пинто, и тот очень удивился, узнав, что раввин еще в Дакаре.
Вайнберг представил ему Клемента.
- Вы жаловались, что прожили в Дакаре полгода и не встретили ни одного еврея, - сказал он господину Пинто. - Я здесь менее суток, но одного уже сумел найти.
Ббльшую часть следующего дня раввин провел с Клементом. Молодой человек показал ему город, они много беседовали. Раввина беспокоил один вопрос, и когда он почувствовал, что отношения стали дружескими, то решил, что можно об этом заговорить.
- Как насчет женитьбы? - спросил он Клемента. - Сумеете ли вы найти здесь еврейскую девушку?
Клемент признался, что надежды на это практически нет.
- Пообещайте мне, что никогда не женитесь на нееврейке, - попросил раввин. И Клемент пообещал, сказав, что общение с ним произвело на него неизгладимое впечатление.
Самолет починили в срок, и раввин Вайнберг успел прилететь в Южную Африку до начала Шабоса. При первой же возможности он написал Ребе письмо, где сообщил обо всем, что было в Дакаре. Ребе послал туда евреям тфилин и сидуры.
Несколько месяцев раввин Вайнберг поддерживал связь с Клементом и господином Пинто, посылал им на великие праздники открытки, иногда писал письма. Перед Пейсахом Ребе попросил своего личного секретаря, раввина Хо-дакова, послать в Дакар мацу.
Клемент и господин Пинто, получив мацу, решили устроить сейдер для всей общины. На сейдере они с большой теплотой говорили о том, как заботится Ребе о евреях всего мира. Даже живя в Нью-Йорке, он чувствует, что творится в сердце еврея, живущего в
Африке, который хочет держаться своих еврейских корней. После праздника они написали Ребе проникновенное письмо с благодарностями и рассказами про сейдер.
Следующим летом раввин Вайнберг перед отъездом в Бразилию и Южную Африку был на аудиенции у Ребе.
- Вы будете проезжать через Дакар, - сказал с улыбкой Ребе. - Может быть, задержитесь там на несколько дней, даже если самолет будет исправен? На сей раз вы можете предупредить всех о своем приезде.
Раввин Вайнберг написал своим дакарским друзьям, и они устроили собрание всей общины. Знаменательно, что происходило оно 12 Тамуза, в шестую годовщину освобождения шестого Любавичского Ребе из советской тюрьмы.
Одно только огорчило раввина Вайнберга в этот приезд: он узнал, что Клемент все еще не женат.
- Вы не забыли свое обещание? - напомнил ему раввин Вайнберг. Клемент ответил, что нет. Он рассказал, что ездил во Францию, чтобы познакомиться с еврейской девушкой, которая могла бы стать ему женой, однако безуспешно.
- Но вы можете не беспокоиться, - сказал он раввину, - на нееврейке я никогда не женюсь.
Через несколько месяцев раввин Вайнберг получил от Клемента приглашение на свадьбу (и второе - для Ребе). Клемент нашел невесту в Ливане и после свадьбы собирался вернуться оттуда в Дакар.
- Когда я получил это письмо, - рассказывал раввин Вайнберг, - то понял: моя миссия в Дакаре успешно завершена.
Я составил длинный список вопросов и долго внутренне готовился. Многие годы я ждал этой встречи с одним из духовных столпов нашего поколения Любавичским Ребе Менахемом-Мендлом Шнеерсоном. И вот я стою перед его дверью, еще несколько мгновений - и я к нему войду. В соседней комнате сидели несколько молодых людей, склонившись над огромными пожелтевшими томами Талмуда. В скромно обставленной приемной было пусто и тихо. Секретарь открыл дверь - я вошел. Ребе приподнялся в кресле, пожал мне руку, усадил напротив. У него были голубые глаза и седая борода, а улыбка такая теплая, что могла бы растопить все нью-йоркские сугробы.
Не о необходимости веры, не о святости и ценности веры, не о способах, с помощью которых можно приблизить евреев к вере, но о вере, которая живет в сердцах нынешних евреев, особенно тех, кто в Эрец Исроэл.
Любавичский Ребе исполнен безграничной любви к народу и земле Израиля. Он верит в них и в то, что Земля Израиля наполнена верой и живут на ней глубоко верующие люди. Они верят в Б-га и его обещание, данное нашему праотцу Аврааму: "Детям твоим я отдам эту землю".
- Каждый живущий сегодня в Израиле еврей - человек верующий, - сказал он, - хотя порой даже не подозревает об этом. Земля Израиля - "сосуд, переполненный верой", ждущий искры, которая разожжет в нем пламя.
Возьмем, к примеру, мужчину-еврея, который живет в Эрец Исроэл и состоит членом коммунистической партии. Он коммунист? Я убежден, что он очень верующий человек. Вот он живет с женой и детьми в стране, окруженной врагами, которые хотят уничтожить и его, и его детей. Что держит этого еврея в Эрец Исроэл? Вера в марксизм? Не думаю. Он живет в Эрец Исроэл и, когда надо, встает на его защиту, потому что, возможно, сам того не понимая, он верит в Б-га и в то, что Эрец Исроэл была дана Им народу Израиля. Нам надо лишь пробудить в нем осознание веры и научить его соблюдать заповеди. Мы должны научить его, что соблюдение Субботы и законов кошерного питания, возложение тфи-лин - это естественное продолжение веры, живущей в нем.
- Нет, - сказал Любавичский Ребе. - В асбара нет необходимости, а великие вожди нужны для того, чтобы создать что-то там, где нет ничего. Но вера уже существует. Она - внутри каждого еврея и ждет только, когда ее высвободят.
И еще он сказал:
- В Торе народ Израиля назван "армией" ("Цивойс Ашем") лишь единожды - в рассказе об Исходе из Египта. Сейчас мы живем в таких же условиях. Мы стоим на пороге нашего собственного исхода из диаспоры к избавлению, и поэтому народ Израиля сегодня - как армия.
Каждый из нас солдат. Вы, я, юноша, читающий в соседней комнате... В армии самое важное - это дисциплина, поэтому сегодня от нас тоже требуется дисциплина. Наша первейшая обязанность - подчиняться командам. Лишь потом мы можем попросить объяснений. Было уже сказано у горы Синай: "Мы будем делать и слушать". Сначала надо делать. Потом те, кому это будет нужно, получат объяснения и толкования.
Сегодня нам не нужны вожди. Мы - солдаты, от нас требуется действие, и каждый должен выполнять требуемое в соответствии с тем, как это может только он. Цель такова: зажечь искру.
Как? Любавичский Ребе дал прямой, ясный и смелый ответ. Не посредством асбара. Времени слишком мало. Сегодня мы должны настаивать, должны требовать - не просить, не уговаривать, не объяснять, но требовать. Требовать столько, сколько может быть дано, и самое трудное - то что можно получить, причем чем больше, тем лучше.
Нынешняя молодежь ищет сложные пути, ищет трудности. А начинать надо вот с чего: бери столько, сколько можешь. Мы должны требовать многого. Не просить, не умолять, не бояться, что хотим слишком многого. Мы должны говорить с верующими с твердостью и искренностью людей, которые хотят только добра своему ближнему. Именно искренность поможет добиться успеха.
Мы много раз уже убеждались, говорит Ребе, что при чрезвычайных обстоятельствах, в критические моменты, когда полыхает огонь, наша молодежь готова к самоотверженным поступкам, к жертве. Она хочет слышать команды, а не объяснения. Команды совершать нечто трудное, сложное, а не легкое и простое. Еврей по своей натуре не боится испытаний. Еврей по натуре дерзок. Мы - "упрямый народ", способный к самопожертвованию. Народ-мятежник.
- Сейчас людям интересно не понимать, а знать. Даже наука нацелена больше на знание, чем на понимание. Нужно нам религиозное знание, а не асбара. И если у кого-то в Израиле есть вопросы и сомнения, как мы уже говорили, может возникнуть гораздо больше вопросов и сомнений относительно его желания жить в Эрец Исроэл (что, впрочем, он с радостью делает). Я не хочу сказать, что не надо иногда объяснять или обсуждать, но сегодня нам непозволительно тратить много времени и слов на дебаты и асбара. Мы живем в эпоху поступков, и мы должны требовать поступков. Много поступков.
- Среди нас есть много таких, кто живет в отчаянии. Они разочаровались в нашем духовном состоянии, не верят, что можно хоть что-нибудь изменить. Кое-то воздевает очи к небу: "Только Г-сподь на небесах нам может помочь". Это опасно.
Очень опасно в наше время предаваться отчаянию и надеяться лишь на помощь небес. Тесть однажды сказал мне: "В Талмуде говорится, что перед приходом Мошиаха "станет больше высокомерия, мудрость ученых мужей будет расходоваться на низкое, правды не будет, лицо поколения будет напоминать морду собаки" и так далее. В заключение в Талмуде написано: "На кого можем мы опереться? На Отца нашего Небесного!"". Мой тесть воскликнул: "Опираться (полагаться единственно) на нашего Отца Небесного - это очередное из перечисляемых в Талмуде бедствий".
Сейчас еврею не позволяется говорить: "Б-г на небесах поможет мне, ибо я сам больше ничего сделать не могу". Это ужасная, опаснейшая ошибка. Именно сейчас каждый из нас обязан зажечь искру в "сосуде, переполненном верой". И в каждом еврее есть эта искра.
Я тоже знаю хасидов, которые пребывают в отчаянии и спрашивают меня: "К чему все наши труды? Что изменится, если мы уговорим какого-нибудь еврея, много лет не надевавшего тфилин, вновь начать это делать?" Я им отвечаю: "Мы живем во времена смертельной духовной опасности и должны делать все возможное, даже если сомневаемся в том, что это поможет".
И никто не знает, помогли ли его поступки или, избави Б-г, нет. Я помню, как много лет назад мой тесть стал посылать учащихся ешивы в отдаленные города Соединенных Штатов - они должны были отыскивать там евреев и возвращать их в иудаизм. Помню, однажды двое учащихся вернулись из такой поездки подавленные. "Мы проездили несколько недель, но ничего не добились - никто не пожелал нас слушать".
Я рассказал об этом своему тестю, а он ответил мне: "Возможно, сами они об этом и не догадываются, но они во многом преуспели. Сегодня я получил письмо от пожилой женщины, живущей в одном из городов, где они побывали, и она пишет, что когда увидела пришедших к ней бородатых мужчин, на нее нахлынули воспоминания о родительском доме; просит меня прислать ей книги и посоветовать, с чего начать жизнь, подобающую еврейке".
Этот рассказ убеждает нас в том, - закончил он, - что тот, кто делает, никогда не должен отчаиваться, даже если не видит немедленных результатов. Он не знает, прорастет ли посеянное им зерно.
Было уже поздно. Ребе встал из-за стола, давая понять, что разговор хоть и не завершен, но подошел к концу. Когда я сказал, что подготовил несколько вопросов, и спросил, не могу ли я послать их по почте, он ответил:
- Зачем по почте? Приходите снова, поговорим.
Пожимая мне руку, он сказал, словно в заключение своего монолога:
- И если вы или кто-то еще спросит: "Почему именно я? Почему должен действовать я?" - я отвечу ему вопросом: "А почему не "я"?"
Много раз я бывала в обществе мудрых людей, людей очень образованных и умных, превосходных художников. Но совсем другое дело сидеть напротив истинно верующего человека. После встречи с мудрецом остаешься таким же, каким и был, не становишься ни глупее, ни мудрее. Образованность человека ученого к тебе не переходит, да и художник не может передать тебе ни своего таланта, ни вдохновения. С верующим все иначе. Повстречавшись с ним, ты не останешься прежним. Ты можешь не принять его веру, но уже охвачен ею, потому что истинно верующий человек верит и в тебя. Любавичский Ребе, раввин Менахем-Мендл Шнеерсон из Бруклина, духовный лидер Любавичского движения - человек и мудрый, и образованный, но прежде всего он человек веры. И если считать веру искусством истины, он еще и художник, творение которого - армия верующих, которую он возглавляет, армия еврейской веры, Б-га Израиля и народа Израиля. Как в Израиле обстоят дела с верой? Чтобы задать Ребе этот вопрос, мне надо было сначала к нему попасть. В еврейском предании ничего не говорится о том, как ангелы получали аудиенцию у Г-спода, но если бы стоял вопрос, как это лучше сделать, можно было бы взять за образец тот способ, при помощи которого мне удалось попасть на прием к Любавичскому Ребе.
- В одиннадцать вечера? - переспросила я, когда раввин Ходаков, секретарь Любавичского Ребе, назвал время моей аудиенции. Мне показалось, что я неправильно расслышала.
Израильская газета "Маарив", 18 декабря 1964 года. Автор - Геула Коэн - израильский общественный деятель, бывший депутат кнесета, писательница.
- Завтра в одиннадцать вечера, - последовал лаконичный ответ.
- А почему не днем? - Когда я задала этот вопрос, один из последователей Ребе посмотрел на меня так, словно я свалилась с Луны.
- Днем Ребе занимается, - ответили мне тоном, исключающим дальнейшие расспросы.
Я подумала о том, что так, наверное, и должно быть: ночью, возможно, Небеса и сердца людей распахнуты шире, более расположены к тому, чтобы слушать; ночью, когда преграды исчезают, человек ближе к истине...
Возможно, мои мысли потекли в этом направлении благодаря тому, что таинственные силы, хочешь ты этого или нет, начинают действовать задолго до того, как ты встретишься с Ребе; быть может, с того самого мгновения, как ты решишь, что хочешь его увидеть. Каким бы ты ни был рационалистом, тебе вдруг становится стыдно за все твои скептические вопросы...
В результате я пришла туда к одиннадцати часам вечера, естественно, не одна, потому что ночью женщины по улицам Бруклина без сопровождающих не ходят. Здесь ночной кошмар особенный, и не только из-за рассказов, которые ты слышал или читал про мужчин или женщин, убитых на том или на этом перекрестке. Людей убивают во многих уголках мира и не только ночью, случается, и днем. Наверное, в Бруклине ночью по-особенному страшно потому, что никто не знает, за что именно здесь убивают; не только убийца, но зачастую и жертва так и остается скрытой под покровом анонимности. И ты не знаешь, убивают ли тебя за то, что ты еврей, или несмотря на то, что ты еврей; за то, что ты неф, или несмотря на то, что ты негр; сделал ли ты это потому, что хотел жить или же умереть. Кроме страха, ничего определенного нет. И вот, я через кошмар ночного Бруклина должна прийти на встречу с Ребе, а чтобы по дороге не встретиться еще с кем-то, я пошла не одна.
В книгах я предисловие обычно пропускаю. Но по событиям, которые предшествовали моей встрече с Ребе, я поняла: порой без преамбул никак не обойтись, потому что на самом деле они - уже начало истории. Крайне важно то, что говорит Ребе, но еще важнее - и для самого Ребе, и для той ветви хасидского учения, которая называется Хабад, - когда и где он это сказал. Атмосфера, возникавшая вокруг него, не менее значима, чем собственно его слова. Иногда "как" не менее, а может, и более важно, чем "что". Ребе начинается со своей резиденции. И кабинет Ребе начинается на крыльце. Его последователи - такая же часть его личности, как, по убеждению хасидов, все люди составляют часть Г-спода. Поэтому мое интервью началось, когда я пришла в резиденцию Ребе и увидела его учеников.
Впрочем, молодых людей, которые изучали Гемору, вряд ли можно назвать студентами или учениками. Хотя они сидели перед открытыми книгами, они не были похожи на людей, изучающих нечто им неизвестное. Скорее они походили на ученых в лаборатории, проводящих опыты с духом и его проявлениями, как другие проводят опыты с материей, - смешивая и выделяя различные вещества, синтезируя и создавая новые. При этом они все что-то напевали. О хасидских напевах написано много, и много еще напишут. У этих мелодий нет ни конца, ни начала. Они привносят в песню, которую ты поешь, нечто вечное - чтобы кто-то мог продолжить ее за тобой. Когда я услышала этот напев, то вдруг подумала, что Десять заповедей, основа жизни человека, не могли бы быть написаны и произнесены на хасидский мотив. Но подумала я и о том, что человечество не смогло бы выполнять эти суровые законы, не будь у него этих умиротворяющих напевов...
Те, кто не был занят чтением, стояли и беседовали друг с другом. Возможно, обсуждали свои повседневные дела, но выражением лиц они напоминали солдат, которые, обменявшись напоследок парой слов, идут в атаку. Командира их там не было, но присутствие его ощущалось. Приказ мог поступить в любую минуту, и каждый был готов выслушать его и исполнить.
- У меня есть еще вопрос. Могу я задать его Ребе?
- Конечно, - ответили ей. - В любое время.
Лицо ее озарилось радостью.
- Бедная женщина, - сказал мне какой-то мужчина, когда она ушла. - Всю жизнь ходила по психиатрам, но они не могли ей помочь. Да и как они помогут - знания ведь у них есть, а веры нет. Они не любят ее, а любят только свои книги. Как можно помогать не любя?
Этот молодой человек очень меня заинтересовал.
Ему было лет двадцать пять, и он, как выяснилось, совсем недавно вернулся из Австралии, куда ездил по поручению Ребе. "Хотите знать, что я здесь делаю? У меня есть жена и дети, но однажды Ребе предложил мне уехать, и я не стал спрашивать, куда и зачем. Ребе вопросов не задают. Каждое его слово - приказ. Поэтому я взял семью и отправился в путь. Что я делал в Австралии? Да что приходилось. Есть люди, которые ездят по миру и раздают евреям продукты и деньги, но на самом деле евреям нужна духовная пища, немного любви и идишкайта. Ребе велел мне поехать и дать им любовь, подбодрить их, подарить их душам немного еврейства. Есть социальная помощь, есть первая медицинская помощь больным и немощным телом, но нас заботит первая помощь тем, кто болен духом. Естественно, нас заботит и физическое здоровье людей. Вы слыхали про "макавеев", которые во время волнений взяли на себя защиту бруклинских евреев? Мужчина, который это организовал, - один из наших, раввин Шрага... Для меня было большой честью поехать по поручению Ребе, но я - один из сотен, даже тысяч. У нас есть целая армия, "Корпус мира".
А это - наша штаб-квартира. Отсюда Ребе посылает своих солдат на самые разные фронты. Где есть хотя бы один еврей, там для нас еще один фронт, и мы готовы биться со Священным Писанием в руках и любовью к Израилю в сердце. Это - наше оружие. Если есть в мире такой еврейский уголок, куда не добраться на машине, мы едем на ослах. Ничто не может нас остановить. Все мы твердо знаем, что приказы Ребе надо исполнять до конца, что мы должны вернуться к нему и отрапортовать: "Миссия выполнена"".
Как мне сказал секретарь Ребе, "Корпус мира" - всего лишь одно из многих подразделений Любавичской общины.
Раз в неделю мы выпускаем информационный бюллетень, который распространяется информационным агентством IТА.
Что за люди приходят к Ребе? Самые разные. Хасиды и миснагеды, мужчины и женщины, бизнесмены и ученые, молодые и старые, евреи и неевреи, политики и общественные деятели, даже нынешний президент Израиля. Вы знали, что он - один из наших? А что до переписки - с кем только Ребе не переписывается. Даже с Бен-Гурионом. О чем? А вот это касается только Ребе. Никто не вскрывает писем, адресованных ему. Он их сам распечатывает, сам на них отвечает.
О чем обычно спрашивают евреи? О вере, о том, как заработать на (жизнь, о личном, о политике. Короче - обо всем. Нет вопроса, на который бы он не мог ответить. Если есть вера, можно ответить на любой вопрос. Для него нет вопросов важных и неважных. Каждый вопрос требует правдивого ответа... Простите, я должен на минутку отойти".
Я не слышала звонка, но секретарь подскочил к телефону и тут же вышел из комнаты. Неожиданно для себя я достала платок. Готовясь к встрече с Ребе, повязала его на голову. И очень вовремя, потому что секретарь тут же вернулся и с видом человека, преподносящего бесценный подарок, сказал:
- Пора. Пойдемте со мной.
Может, он еще что-то сказал, но я его уже не слышала: пытаясь унять сердцебиение, уговаривала себя не быть дурой, что нет причин так волноваться - ведь я и раньше, бывало, встречалась в полночь...
Если вас интересует его внешность, что ж - вас встречает красивый человек с добрым и благородным лицом, с седой бородой и в черной шляпе. А глаза его смотрят на вас не для того, чтобы разглядеть, а чтобы понять вашу сущность. Если вы хотели что-то скрыть, намеревались обмануть, вам станет не по себе. Вы начнете словно застегиваться на все пуговицы - покажется, что кое-какие из них вдруг оторвались. Потому ли это происходит, что у Ребе и в самом деле магический взгляд или эта магия возникла в вас - потому что вы пришли сюда глубокой ночью, в приемной видели учеников Ребе, которые казались такими просветленными? Впрочем, причины и следствия теперь уже не важны. Главное - попытаться вспомнить, зачем вы сюда пришли. Поэтому я прежде всего представилась.
Но в этом никакой необходимости не было. Он знает обо мне больше, чем я сама могла бы рассказать. Он знает не только, что я сделала, но и что должна была сделать, не только, что делаю сейчас, но и чего не делаю и что мне следует делать. Его ученики рассказывали мне, что он каждый день читает газеты и живо интересуется тем, что происходит в Израиле, но мне все равно было немножко страшно.
- Как я понимаю, вы сейчас пишете в газеты и журналы. Что ж, это правильно, но это - не главное. Главное - это молодое поколение. С молодежью нужно прежде всего разговаривать. Почему вы с ними не говорите? Почему никто с ними не говорит? Они так ждут этого, а никто этим не занимается. К ним обращаются с напыщенными речами, но никто с ними не разговаривает, а потом все удивляются, почему молодежь такая равнодушная.
Ребе говорит со мной не на идише, а на иврите. Его произношение нельзя назвать безукоризненным сефардским, но его язык - это язык Библии. Он говорит волнующие слова, а голос остается ровным и спокойным.
- Молодежь ждет от нас приказа, который должен быть отдан тем же тоном и голосом, каким отдавались все великие приказания Народу Израиля. Они могут подчиниться ему, а могут и нет, но ждут именно этого. Но нет начальника, который может отдать такой приказ. Где они все? Спасение не может прийти от тех, кто идет исхоженными путями, но только от тех, кто осваивает новые. Что случилось со всеми теми, кто некогда горел священным пламенем священной войны, а нынче, вместо того чтобы думать о насущных нуждах всего еврейского народа, занимается пустяками вроде того, какие установить налоги, побольше или поменьше. Где те, кто когда-то знал, как отдавать приказы? Я верю в постулаты физики: энергия не исчезает. Силы, некогда существовавшие, будут существовать вечно. Поэтому я верю в непреходящую силу еврейского народа. Какими бы ни были силы в его молодежи, они имеются и сейчас, нужно лишь их пробудить. Раньше были люди, знавшие, как их пробудить, куда они подевались?
- Всех заела рутина, все следуют путями унылой посредственности, - продолжал он. - А ведь, как вам известно, нет ничего хуже конформизма. Плыть по течению - все равно, что умереть. Творческие способности просыпаются, когда плывешь против течения. Так что необходимо, чтобы кто-то поплыл против течения. Я не проповедую - избавь Г-сподь - мятеж, я говорю о протесте против устоявшихся конформистских схем. Если нынешняя структура стала тюрьмой, нужно найти способ бежать из нее. Это отнюдь не означает, что надо нарушать закон, нет, с законом надо бороться. Однако все, весь еврейский народ смирился с установленным порядком, и нет никого, кто бы его вывел...
В голосе Ребе звучит глубокая скорбь, но говорит он без патетики.
- Вы никогда не подсчитывали, сколько драгоценных часов юности тратится ежедневно впустую? А используя каждый час для дела, можно творить чудеса. Вместо того чтобы раздавать приказы, лидеры произносят речи, а молодежь идет в кафе и тратит время понапрасну, а оно ведь уходит безвозвратно. Помните, какими они были во время Синайской кампании: они все как один встали к оружию, потому что был командир, который отдавал именно такие приказы, которых они, сами того не подозревая, только и ждали? Дайте им такой же приказ и не думайте о деталях, важно то, что это, как и тогда, высечет искру, и вы увидите, как проснутся скрытые силы... Это не имело бы такого значения, если бы и в Земле Израиля, и в диаспоре все шло так, как следует. Ни "идеалы", ни "панацеи" ни к чему не привели, и пока что выполнено очень и очень немногое. Никогда за три с половиной тысячи лет существования еврейского народа не было периодов без всяких перспектив; порой возможности использовали, порой - упускали. Но за всю историю еврейского народа не было периода, который предоставлял бы столько возможностей, сколько открыто сейчас, и не было периода, когда использовалось столь ничтожно малое их количество.
- Каждый прошедший день - это огромная потеря. То, на что в диаспоре требуется десять лет, в Земле Израиля может быть выполнено за десять дней - при условии, что зажглась та самая искра. Огонь может погаснуть, искра - никогда. Наша молодежь, сама того не понимая, дремлет, и те, кто обращается к молодым людям с речами, удивляются, что они их не слышит. Их волнуют лишь собственные слова.
- Каковы именно слова требуются нашей молодежи? Не могу сказать. За словами последует внутренняя сила приказа. Они должны идти из глубины. Главное - это пробуждение, инициатива. Когда появится авангард, будут и знамена. Сейчас знамен много, но чего они все стоят, если нет того, кто идет впереди и несет их? Возьмите тех мальчишек в Израиле, которые кидают камни в людей, оскверняющих Шабос. Я верю, что в них есть дух, есть что-то, что их по-настоящему заботит. Я не говорю, что они должны кидать камни, не дай Б-г, но я чувствую, что им не все равно, у них внутри что-то пылает, и это главное. И я могу попробовать убедить их в том, что они используют не те средства, направить огонь их душ в нужное русло...
С другой стороны, тех молодых людей, которые из Земли Израиля уезжают учиться в заграничные университеты, инициативными не назовешь. Чему из того, чему они могут научиться на Святой Земле, научатся они заграницей? Если человек оставляет свой дом, чтобы отправиться на Северный полюс, или, рискуя жизнью, покоряет горы, чтобы удовлетворить свою жажду знания, такого человека можно назвать инициативными. Юноша, который уезжает из Бруклина в Негев и рискует на границе жизнью, - вот его можно назвать первопроходцем. Но из Израиля в университет Бруклина уезжают в погоне за комфортом, и к инициативе это никакого отношения не имеет.
Возьмите, к примеру, учащихся наших ешив - они ведь тоже учатся. Но чтобы учить других, они разъезжаются по всему миру, туда, где есть евреи, но не для того, чтобы сидеть там в ешиве, а чтобы открывать новые учебные заведения. Они стучатся во все двери. Они находят способ общаться и с теми, кто в Израиле живет в нерелигиозных кибуцах, и с теми, кто в диаспоре жил в ассимилировавшихся семьях. Дух иудаизма - это единственный идеал, который, в отличие от остальных, не рушится никогда. Именно поэтому в отношении него любой конформизм недопустим. Можно делать все для облегчения обучения иудаизму, и ничего - для облегчения соблюдения его законов. Попытки компромисса лишь отвратят нашу молодежь от религии, а не приблизят к ней. Молодежь Израиля не желает компромиссов. Но все равно лидера не найдено, и нет командира, который, как во время Синайской кампании, отдавал бы приказы.
- А почему вы не приедете и не отдадите приказ?
- Мое место там, где вероятнее всего будут следовать моим словам. Здесь меня слушают, но в Земле Израиля меня не услышат. Там молодежь последует только за тем, кто вышел из ее же рядов, кто говорит на ее языке. Мессия - человек из плоти и крови, которого можно увидеть, до которого можно дотронуться, человек, за которым последуют остальные. И он придет.
- Очень уж он давно идет, - неожиданно для себя самой сказала я.
- Но он очень близко, и мы постоянно должны быть готовы к тому, что он придет, так как может оказаться - он уже пришел, только что.
Перевод В. Пророковой
Серия из трех книг Ребе, выпущенная за последние три года издательством "Лехаим", - "К жизни, полной смысла" (составитель Симон Якобсон), "Обретение Неба на Земле" (составитель Цви Фриман) и новая - "Уроки Торы", в которую вошли сихос (беседы) Ребе о недельных главах Торы, адаптированные главным раввином Великобритании лордом Ионатаном Саксом, - работа нелегкая, необходимая и святая. Что еще об этих книгах сказать?.. Восхвалять Ребе, говорить о том, что он великий человек, - бессмыслица, это, слава Б-гу, и так все знают. Но стоит отметить ряд конкретных вещей.
В наше время не так много людей, которые, безоговорочно оставаясь в русле еврейской традиции во всех смыслах - традиционном, культурном, ментальном и т.д., при этом умели бы оригинально мыслить. Оригинальность мышления присуща единицам. И она всегда сопряжена с опасностью для человека: оригинально мыслящий - белая ворона по определению, он неизбежно становится мишенью для очень разных людей, атакующих его с различных позиций. Может быть именно из-за этого, а не потому, что оскудел умом еврейский народ, оригинально мыслящих мы можем перечесть по пальцам: никто не хочет становиться мальчиком для битья.
Ребе никогда не боялся быть мишенью. В израильской армии есть такая легенда - я хотя в армии служил, но в сражениях не участвовал, поэтому не имел возможности ее проверить, - в израильской армии нет команды "вперед", а есть только команда "за мной". Офицер никого не посылает отдельно от себя - впереди он сам. Я не знаю, насколько справедлива эта очень красивая легенда, но в отношении Ребе это верно на все сто. Он никогда никого не посылал вперед, но всегда говорил: "За мной!". Во всем всегда был ведущим, тем, на кого сыпались удары массы недоброжелателей. От тех, которые говорили: "Зачем, если Б-гуже отделил истинных евреев от полуевреев, которые ушли из иудаизма и этим доказали свою еврейскую неполноценность, зачем Ребе затаскивает обратно в еврейский дом всех этих?.." или "Что это за религиозная экспансия, куда он лезет... Мы уже освободились от мрачного средневековья..." Ребе ненавидели и те, кто самодовольно рассматривал себя как хранителей иудаизма, я бы даже сказал, монополистов иудаизма, до тех, которые всю жизнь боролись с религией, а потом, видя, что их дети отращивают бороду, были готовы удушить тех, кто лишил их наследников "светлого" антирелигиозного будущего. И так по всему диапазону. Ребе никогда не боялся быть мишенью для нападок, насмешек и обвинений.
Ребе - оригинальный мыслитель. В первую очередь, он самостоятелен. Сочетание оригинальности и самостоятельности с безусловной и полной традиционностью - это удивительно интересное сочетание, которое встречается все реже и реже. Оно парадоксально, но жизнь вообще полна парадоксов. Но помимо этого нужно иметь силы. Многие хотели бы, но не многие могут. Ребе хотел и мог.
Есть масса людей, которые эпатируют публику для самоутверждения. Ребе никогда в этом не нуждался. Он был безукоризненно честный человек и делал то, что считал нужным. Его никогда не интересовало, какую придется платить за это цену. Не на уровне физическом, когда ему приходилось выстаивать по двенадцать часов, принимая тысячи и тысячи людей, приходивших к нему, и ни на каком другом. Ребе не жалел себя, потому что считал: он обязан сделать все, что может. Полная беспощадность к себе в сочетании с абсолютной духовной независимостью и убежденностью, что он подотчетен только Всевышнему, еврейскому народу и его будущему, делала его уникальной фигурой. Умных у нас много, у нас высоких мало.
Теперь о сихос, беседах Ребе. Явление это не новое. До Ребе вели беседы по этике, по алохическим проблемам, по мировоззренческим вопросам и т.д. - это все было. Но Ребе мыслил, а не вещал. Каждая его сиха - и вы следуете за ним по мысли, проходите поэтапно ее развитие, возможные варианты отклонения, то, что возникает как бы в скобках, - вы мыслите вместе с ним. Это уникально. Ребе не выдавал конечный результат, он шел вместе с вами и тем добивался удивительного эффекта. Когда вместе с Ребе доходишь до конца сихи, оглядываясь назад, с ужасом не можешь понять, почему ты этого сам раньше не видел, ведь так ясно!.. Это волшебная штука. Любой преподаватель понимает, что именно такая форма взаимоотношений с учащимся - почти недостижимый идеал. Ребе этот идеал тиражировал тысячи раз. В этом подлинное величие.
Тора, как известно, делится на разные уровни понимания: простой смысл; намек; то, что выводится путем логических умозаключений; то, что мы получили как откровение; то, что не было возможно вывести самостоятельно из текста, так называемый тайный смысл Торы... Очень важно сказать о том, что сихос Ребе - уникальный сплав всего этого вместе взятого. В них невероятное по своей силе явление еврейского энциклопедиста, которому одинаково вольготно на всех этих "пастбищах" и который достаточно уважает собеседника, чтобы не говорить с ним как с пятилетним ребенком, - он говорит с собеседником, задействуя самые разные уровни его сознания. И в итоге через сихос ты понимаешь, что все есть одно целое, а то деление, которое мы вводим, - условно, оно техническое и на самом деле не отображает сути. Так и человека можно разделить на психическую, биохимическую, физическую составляющие. На определенном уровне это будет верно, но живого человека не получится, пока все не соберется вместе. Сиха - живая, в ней есть все из-за нерасчлененности ее, из-за того, что это - некое единое, совершенное целое с колоссальным объемом эрудиции.
Ребе нельзя назвать лишь кабалистом, потому что в любой области знания - и в области еврейской традиции, и в различных научных областях - он чувствовал себя одинаково вольготно. Для него Тора была единым целым и передавалась как единое целое. Поэтому если человек сегодня берется читать сиху и ему хватит мозгов и умения по ней пройти, он взаимодействует с Торой во всей ее полноте и цельности, и от этого -удивительное вкусовое ощущение, почти недоступное в других случаях.
В Теилим сказано: "Попробуйте на вкус и узнаете, что хорош Г-сподь Б-г наш". Во все века еврейские дети начинали с того, что пробовали еврейство на вкусовых пупырышках своего языка как что-то родное, и Тору начинали изучать с облитого медом печенья в виде букв, чтобы понимали: еврейство - это вкусно. Тот, у кого хватит ума читать сихос Ребе, поймет, что быть евреем - вкусно. Проблема в том, чтобы побудить человека взять в руки книгу и убедить, что это надо попробовать на вкус. В отличие от ребенка, который инстинктивно тянется ко всему сладкому или к тому, что аппетитно выглядит (а книга бесед Ребе "Уроки Торы" выглядит крайне привлекательно), взрослый, чей организм отравлен неблагополучной духовной экологией, реагирует иначе, с трудом понимая, что есть для него та самая натуральная, здоровая пища. Но если ему удастся эту книгу взять и прочитать до конца, то результатом будет то, ради чего и делают адаптированные издания. Ведь ребенок потом тоже не будет все время жевать книжные страницы, но осознание, что то, чем он занимается, это вкусно, у него будет.
И еще одна аналогия. Все, что человек ест, становится его плотью и кровью. Все, что человек читает, учит (часто к сожалению), тоже становится частью его личности. Поэтому так важно, чтобы наряду с нечистотами, которые на него изливаются со всех сторон, он сумел поесть здоровой еврейской пищи. Это очень оздоравливает организм.
Адаптированные издания бесед Ребе не просто нужны. Если исходить из нашей задачи - дать попробовать - они неизбежны. Надо сделать так, чтобы каждый большой ребенок понял, что еврейские буквы сладкие и полезные. Для этого существуют такие издания. На всех уровнях, от начала до конца, от еврейского брейн-ринга до детских групп по аэробике, мы все пытаемся сделать одно и то же - вернуть евреев к ним самим, друг к другу и корневому наследию. И книга "Уроки Торы" - часть этой колоссальной работы. Попробуйте ее и поймете, что хорош Г-сподь Б-г наш. Наше дело - дать еврею возможность попробовать и почувствовать сладость ощущения себя евреем. А сихос Ребе подходят для этого как никакой другой инструмент.
Я не удостоился того, чтобы за чашкой чая поговорить с Ребе по душам. Этого, к сожалению, не было. А было так. Через полтора месяца после моего выезда из Советского Союза в 1983 году, меня подвели к Ребе. Мне было 23 года, я был шойхетом. Тогда это была редкость - религиозный юноша. Ребе посмотрел на меня, сочувственно улыбнулся и спросил: "Как вы себя чувствуете?" Вопрос был уместен: перед отъездом я ждал, что меня посадят, и было такое сумбурное состояние, глаза были безумные. Я ответил: "Спасибо, слава Б-гу!" Ребе еще раз улыбнулся и сказал: "Пусть этот наступающий год будет для вас удачным во всех отношениях". Это была вторая фраза, и я понял, наконец, что все будет хорошо.
Последний раз я говорил с Ребе в 1992 году - у меня опять был очень тяжелый период в жизни. Ребе посмотрел на меня и неожиданно сказал: "Главное - не будь грустным". Эта фраза мне часто помогает. С тех пор, когда совсем не хочется смеяться, улыбаюсь все равно - и дела постепенно решаются. "Главное - не будь грустным", а то застрянешь в проблемах, прокиснешь, сгорбишься и, не дай Б-г, сдашься. Слова понятны и просты, а сколько над собой работать! Ребе учил не просто понимать, а всегда поступать и действовать.
|