|
|
||
Каждый из нижеследующих рассказов основан на подлинных источниках, которые приводятся, если только они не общеизвестны, по возможности с выходными данными.
О. Ляшенко
Как-то раз, после большого цунами, один из их островов совершенно обезлюдел, и только каким-то совершенно случайным образом спаслась на нем одна-единственная женщина, которая, тоже совершенно случайно, оказалась в это время беременной и вскоре разродилась сыном.
В великих и тяжких трудах, не получая никакой помощи извне, выпестовала она свое чадо. Когда же сын подрос и возмужал, мать призвала его к себе и сказала:
- Сын мой! Ты теперь прекрасный и сильный юноша, а я стара и безобразна. Но не зря я столько лет тебя растила, отказывая себе в необходимом и терпя лишения, хотя могла бы, родив, просто выбросить в море (как не раз и прежде у нас поступали, когда людей становилось больше чем требовалось), и жить себе припеваючи, в свое удовольствие. Но в тот день, когда потоп оставил меня здесь одну, с тобою во чреве, я приняла твердое решение и сказала, что умру, но восстановлю народонаселение этого острова, к чему мы сейчас же с тобой и приступим.
Сын не посмел ослушаться матери, и спустя положенный срок она родила от него девочку, да и не одну, а потом еще сыновей и дочерей и впоследствии, многократно переженив свое потомство, вновь заселила весь остров, как обещала, после чего умерла. Там ее и похоронили.
Об этом говорится в японской легенде, остров же назывался Хатидзё1).
Нам это удивительно. "Не проще ли им было вдвоем построить лодку, доплыть до соседнего острова и зажить по-людски?" - удивляемся мы, а все потому, что демографическое сознание у нас, по сравнению даже и со средневековыми японцами, находится еще на допотопном уровне.
О чем они думали, когда закладывали свой город в самом что ни на есть гиблом месте? Неужели во всей Италии не нашлось клочка земли посуше? Если они собирались грозить шведам, то это свидетельствует только об их полном незнании географии и лишний раз подтверждает, что когда хочешь сделать кому-то назло, то сам же от этого больше всех и пострадаешь.
Уж нас-то, казалось бы, сочинениями не удивишь, у нас на Руси каждый второй - сочинитель. Хотя и порядок соблюдается, а не так, чтобы кто во что горазд. Народ сочиняет про Ленина да про Пушкина с Чапаевым, а уж интеллигенция - та про Иисуса Христа. Только про Путина пока не слышно, разве нет-нет да и сочинят про него в "Лимонке". Словом, каждому - свое2).
Но в каком другом народе, кроме французов, могли появиться столь дивные сочинения, как, скажем, "Логика смысла" или "Дао-физика"?
Если первая из указанных книг более всего поражает осилившего ее читателя своим названием, то вторая - в равной же мере и тем, что пишется в ней самой. Например, в одном месте этой удивительной книги сочинитель прямо заявляет, что скорость нейтронов достигает почти сорока тысяч миль в секунду! И здесь же отмечает, что этим самомельчайшим, в буквальном смысле микроскопическим частицам для их движения отводится столь ограниченное пространство, какого мы, живя в окружении крупных предметов, и представить себе не можем. Вообще, все, о чем он толкует в своем сочинении, происходит в микромире, то есть внутри атомов, куда человеку немыслимо и заглянуть без специального оснащения.
Так спрашивается, о каких же тысячах миль может идти речь? Разве в атомах бывают такие расстояния?
На этот вопрос мы не нашли ответа.
Что же касается вышеупомянутого специального оснащения, то вот еще, дословно, из той же книги: "Квантовая теория показывает, что вещество постоянно движется, не оставаясь в состоянии покоя ни на минуту. В макроскопическом мире все тела, окружающие нас, кажутся пассивными и неподвижными, но стоит взять в руки увеличительное стекло, и "мертвый" камень или металл сразу же обнаруживает неопровержимые доказательства своей динамической сущности".
Мы многократно пытались воспроизвести этот эксперимент, при чем использовались увеличительные стекла различной толщины, вплоть до самых сильных, однако никаких доказательств динамической сущности почему-то не обнаружили. Вероятно, здесь скрыта какая-то хитрость, о которой французский физик умалчивает, охраняя ноу-хау своих ученых коллег.
Чем уж мы так удивительны, мы и сами достоверно не ведаем. А о том, что мы на самом деле весьма удивительны, свидетельствует то великое и неприкровенное удивление, каковое обнаруживают при виде нас гуляющие по Москве иностранцы. По какой еще наивернейшей примете отличишь сегодня в России приезжего, как не по тому стойко удивленному виду, с коим взирает он на все его здесь окружающее?
Но если, не пожалев сил и времени для отыскания истины, изучить какой ни ни есть иностранный язык и настойчиво приступить к иностранцам с вопросом: что же для них всего более удивительно в русском народе, - то рано или поздно большинство из них сойдется во мнении, что самое для них удивительное - это наша вера.
И правда, в каком еще народе встретишь такую веру, как у нас?
Вот тому лишь один пример.
Жила на Руси старушка, и повадился к ней медведь. Придет под окошко и давай песни распевать. Выйдет старушка посмотреть: "Кто так хорошо поет?" А медведь шасть за ворота, обежит сзади (плетень он уж там заранее разломал), схватит овечку и в лес. Увидит старушка, что овец убыло, поймет, что медведь ее обманул, поплачет, попечалится, а делать нечего. На другой день медведь опять за свое. И на третий то же. И так изо дня в день, пока всех овец не перетаскал.
Тогда бедная старушка сломала свою ветхую избушку и поселилась у брата на куте: стали они вместе жить-поживать, добра наживать да лиха избывать.
Так простая русская женщина одной лишь своей верой, во-первых, спаслась, во-вторых, с легкостью покончила со старым и, будучи уже на склоне лет, начала новую жизнь, можно сказать с нуля. А не будь у нее такой веры, все окончилось бы для нее куда печальнее, так как медведь, судя по всему, был хищный и не остановился бы перед насилием.
Описан этот случай еще А.Н.Афанасьевым. Если же кто сомневается, то может убедиться в достоверности происшедшего, прочтя рассказ о нем, например, в сборнике, который так и называется: "Чудо чудное, диво дивное", а издан в Москве в 1988 году. Помещен он там на странице двадцать восемь и озаглавлен "Медведь".
После этого станет ли кто отрицать, что ни в каком другом народе не встретишь такой удивительной веры, как у русских?3)
Но и то сказать, что не следует слепо полагаться на суждение иностранцев. Нередко их удивление бывает ошибочным.
К примеру, великий французский писатель Стендаль в двенадцатом томе своих сочинений, вышедших в издательстве "Правда" в 1978 году, выражает крайнее удивление по поводу неожиданного исхода русских из Москвы перед самым его туда прибытием. Предпринятая им попытка объяснить это событие научно, с точки зрения теории темперамента, не увенчалась успехом. "Исчезновение жителей из Москвы до такой степени не соответствует флегматическому темпераменту, что подобное событие мне кажется невозможным даже во Франции"4), - с удивлением заключает Стендаль.
А на самом-то деле в описанном случае ничего удивительного нет. Великий француз не учел, что Россия в то время, когда ему довелось ее посетить5), была еще, что называется, страна рабов-страна господ. Средний класс в Москве можно было по пальцам пересчитать, он-то и остался за неимением куда ехать, и он-то учинял пожары, за неумением ничего более путного. Господа же ввиду возможных неудобств, связанных с наплывом иностранцев, заблаговременно разъехались по своим поместьям и рабов с собой увезли. Нет сомнения, что и французы смогли бы в двое суток покинуть Париж, вместо того чтобы заниматься спешной организацией фаст-фудов для русских казаков, не окажись они к тому времени все равны, свободны и братья.
То же можно сказать и о нынешних жителях Москвы. Жестоко страдая от избытка приезжих и терпя от них всяческие нужды и притеснения, москвичи уж каких только мер не предпринимали, чтобы избавиться от этой напасти, но все тщетно: после каждой предпринятой меры иногородних только прибывает.
Единственное радикальное средство против гостей столицы - это поступить как в 1812 году. Приезжие подождут-подождут, соскучатся и сами уедут. Но беда в том, что лишь у немногих москвичей теперь имеются загородные усадьбы, да и те по большей части неблагоустроены и не приспособлены для сколько-нибудь длительного проживания, тем более в суровых условиях русской зимы.
Вот если бы у каждого хотя бы тридцатого коренного москвича была где-нибудь своя деревенька, путь захудалая, но с полным циклом жизнеобеспечения, а остальные двадцать девять человек находились от него в личной зависимости и готовы были выехать вместе с ним в любое время и куда ему ни заблагорассудится, то было бы совсем другое дело.
Об этом-то и следует всерьез поразмыслить Московской Городской Думе и Правительству города Москвы.
2. Они же скифы, хазары одно время представляли собой воинственный и на редкость плодовитый народ, необычайно быстро распространившийся от Хвалынского (то есть Каспийского) моря до Днепра. Была у них, говорят, и собственная удивительная вера, исповедуемая при помощи соли, зеркал и сушеной рыбы, которую их мальчишки сбивали с деревьев рогатками, добывая ее точно так же, как наши мальчишки добывают стручья акации, чтобы выесть из них холодную на вкус и солоновато пахнущую клейкую сердцевину, в которой, как новые ключи в салидоловой смазке, хранятся нежные косточки, похожие на ряд крошечных овальных сердечек или хазарских монет неизвестного нам достоинства. Когда стручок раскрывают, раздается характерный звук, отдаленно напоминающий кряканье дикой утки.
3. С течением времени могущество хазар ослабело, потому что, по-видимому, время, отпущенное им для могущества, истекло. Таково вообще свойство времени, ибо, если бы время не истекало, его становилось бы все больше и больше, и не умеющие плавать захлебнулись бы в нем как в паводковой воде, густой от птичьих гнезд, мышиного помета, старых газет, забытых писем, ветхих книг и прочих артефактов, незаконно всплывших со дна истории, вместо того чтобы мирно догнивать, обогащая культурную почву. Однако в действительности подобного не происходит, из чего мы заключаем, что время не изменяется в своем количестве, а следовательно, истекает с той же скоростью, с какой и втекает.
4. С одной стороны хазарам угрожали сарацины, с другой - Византия, не говоря уж о русских, половцах и печенегах, досаждавших с востока и севера. В самом хазарском государстве процветал мультикультурализм, что служит верным признаком близящегося заката. В еврейских, мусульманских и христианских округах каганата титульное население пользовалось значительно большими правами и свободами, чем хазары, притом, что последние всюду составляли большинство; было очень много людей, желающих сменить или уже сменивших пол, что получило отражение даже в языке, причем на грамматическом уровне; женщины задавали тон в литературе и политике... Обо всем этом сообщается в анонимном докладе (или отчете), составленном специально для раввина Исаака Сангари в период подготовки его секретной хазарской миссии, имевшей место где-то в сороковых годах девятого столетия от Рождества Христова.
5. Видя, что время их могущества уже образовало бурлящую воронку, как вода на дне пустеющей на глазах ванны, хазары придумали хитрость. Впрочем, поскольку большим умом они не отличались, нетрудно предположить, что хитрость эта была подсказана им извне, в чем, вполне вероятно, и заключалась хазарская миссия Исаака Сангари.
6. Однажды к греческому царю Михаилу пришли хазарские послы с такими словами: "Мы знаем Одного Бога, Который владычествует над всем, и Ему молимся, кланяясь на восток, но при этом содержим и некоторые непотребные обычаи. Евреи стараются, чтобы мы приняли их веру и дела, и уже многие у нас стали евреями по вере. Сарацины же, вступая с нами в союз и предлагая нам дары, принуждают нас принять магометанскую веру и говорят, что вера сарацин лучше веры всех прочих народов. Поэтому и от вас, с которыми держим старую любовь и дружбу, желаем получить полезный совет и просим вас, чтобы вы прислали к нам какого-нибудь ученого мужа, и, если он изобличит евреев и сарацин, мы примем вашу веру"6). Царь Михаил, услыхав такие речи, был весьма растроган и по совету святейшего патриарха Игнатия направил к хазарам блаженного Константина (впоследствии в монашестве Кирилла), который специально для того спустился с Олимпа, взяв с собой и старшего своего брата, блаженного Мефодия в качестве секретаря и помощника. Между тем точно такое же посольство, с аналогичной просьбой, послано было от хазар и к сарацинам, а, по официальной версии, также и к евреям. Подлинная же цель всей операции состояла не в том, чтобы выбрать для хазар одну из трех вер, а в том, чтобы дать им все три веры сразу, разрешив одновременно пользоваться и исконной своей религией. Короче говоря, приняв этот план, хазары взялись помирить черта с Богом, ложь с истиной, евреев с арабами и при этом еще втереться в доверие к христианам, подкупив их лживым простодушием. И все это для того, чтобы хоть временно свести концы с концами и оттянуть надвигающийся крах. С целью идеологической поддержки этого плана была разработана специальная теория, согласно которой иудаизм, христианство и ислам ни в чем друг другу не противоречат (разве что в несущественных деталях), а составляют как бы некий триптих, в котором если хотя бы одной из частей не достает, то картина уже неполна. Но и это еще не все, ведь картина - только условная проекция. Чтобы ввести в нее третье измерение и воссоздать реальность как она есть, предлагалось обогатить вышеуказанный триптих всеми богатствами оккультного опыта, накопленного хазарскими волхвами и толкователями снов.
7. Как недалеким хазарам удалось обвести вокруг пальца представителей двух мировых религий, до сих пор остается тайной. Одна из версий заключается в том, что греки не знали арабского, а арабы греческого, каган передал свое решение через переводчиков, и обе делегации отбыли восвояси, уверенные каждая в своей победе.
8. О неразумии хазар свидетельствует хотя бы следующее обстоятельство. Во время хазарской полемики от них требовалось совсем немногое - сидеть молча и надувать щеки. Но они даже этого не смогли толком выполнить: выслушав с важным видом все доводы богословов (а прения продолжались много дней), каган и его советники вдруг под самый конец ни с того ни с сего повскакивали со своих мест, обступили богословов, и, признавшись им со всей откровенностью, что ни бельмеса пока что не поняли, попросили растолковать им все то же самое еще раз, только теперь уж попроще, в притчах. Пришлось объявить перерыв. Все разошлись на отдых, а на другой день, когда собрались снова, хазары (от себя или теперь уже по новому сценарию - бог весть) приступили почему-то к одному лишь преподобному Константину и сказали: "А теперь докажи нам, честнейший муж, рассуждениями и сравнениями, какая вера самая лучшая?" - это после всего-то, что было говорено. Однако наш святой не растерялся и на простейших примерах, доходчиво, как детям, стал толковать им о Троице. Хазары слушали его с величайшим вниманием и уж начали было склоняться к христианству, как вдруг первый советник кагана, повернувшись почему-то к иудеям, объявил, что вера христиан - самая лучшая и что собрание окончено. Все сказали "Аминь" и разошлись7). Возникает законный вопрос: где все это время были мусульмане? Если они на последней встрече присутствовали, то почему не сделали даже попытки вступиться за своего пророка? Разве это на них похоже? А не допустить ли, что на этот день было намечено два мероприятия: одно - для христиан, а другое, отдельно, для арабов? Тогда все как будто становится на свои места.
9. "...Опасайся, собрат мой, войти в большое доверие или слишком откровенно подольщаться к тем, чья власть в перстне, а сила в свисте сабли. Такие всегда окружены людьми, толпящимися вокруг них не из любви и не по убеждениям, а лишь потому, что нет другого выхода. Выхода же нет потому, что у них то ли пчела спрятана под шапкой, то ли масло под мышкой, - одним словом, что-то есть за ними такое, за что теперь приходится расплачиваться, а их свобода посажена на цепь, поэтому сами они готовы на все. И те, что наверху, те, что всеми правят, хорошо это знают и используют в своих целях. Так что смотри, как бы тебе не оказаться без вины виноватым и не попасть в такую компанию. А это может случиться, если начнешь их слишком расхваливать или льстить им, выделяясь из окружающей толпы: они отнесут тебя к таким же злодеям и преступникам и будут считать, что честь твоя запятнана и что все, что ты делаешь, делаешь не по любви и вере, а по необходимости, для того чтобы расквитаться за свое беззаконие. Таких людей по праву никто не ценит, их пинают ногами, как бездомных псов, или вынуждают делать нечто похожее на уже сделанное ими..."
10. Абзац 9 представляет собой цитату, извлеченную из одной весьма популярной в конце ХХ века книги о хазарах под названием "Хазарский словарь"8). Человек, составивший эту книгу, родился в 1929 году, волосы у него на голове тонкие и гладкие, как у только что вынырнувшего из воды купальщика, а брови, усы и ресницы, наоборот, мохнатые и топорщатся как у домовитого зверька, хлопотливо запасающего себе снедь на долгую зиму9). Родом этот человек серб, из Югославии, не принадлежит ни к какой политической партии, но зато состоит в Европейском Культурном Обществе и ряде других международных организаций подобного рода. Своими сочинениями он снискал себе славу на всех континентах, а особенно в Америке, где, как подсчитано, является самым цитируемым автором и где, как писала газета "Вашингтон Таймс", был даже объявлен "рассказчиком, равным Гомеру". 11. Все написанное здесь о хазарах представляет собой гипертекст. Это значит, что читать его можно разными способами, перетасовывая абзацы, как колоду карт, хотя никто не возбраняет читателю употребить их и в прямом порядке, согласно нумерации, следуя от начала к концу, как при пользовании обычным текстом. Смысл написанного от этого ничуть не исказится. Кроме того, гипертекст не обязательно читать целиком: можно прочесть лишь половину его или даже какую-нибудь еще меньшую часть, а можно и вовсе не читать, сохранив тем самым силы для иного, более полезного чтения10).
12. По ночам, во сне, я пишу караимский словарь, а проснувшись, пытаюсь уловить свои сны, которые расползаются, как муравьи из кармана. Остается то, что застряло заранее, причем как будто даже не во сне. Как правило, это запах чабреца и белый конь, запечатленный у ворот Чуфут-Кале. Я стою рядом с конем, мне двенадцать лет. Конь стерильно чист и совсем не пахнет лошадью, вероятно потому что питается чабрецом. Еще - виды Бахчисарайского дворца, не имеющие никакого отношения к хазарам. Если бы у отца тогда не кончилась пленка, возможно, мне приснились бы и ящерицы цвета пыли на теплых камнях, составлявших когда-то фундамент кенасы, - тоже стерильные и без запаха, потому что вся их жизнь, от зачатия до смерти, проходит среди чабреца.
13. В один из средних веков, когда Литва вдруг почему-то вышла из своих берегов и разлилась по Европе до Черного моря, князь Гедиминас отобрал две сотни караимов для своей личной гвардии и вывез их из Крыма вместе с семьями. Вскоре Литва вернулась в свои берега, но двести караимских семей так и укоренились в ней, живя замкнуто и заключая браки только между своими, чтобы не растерять веры предков. Не знаю, как сейчас, а в восьмидесятых годах в городе Друскининкай существовал музей караимского быта, где среди прочей утвари были представлены медные дверные щеколды особой формы, о которых моя мать сказала, что они точь-в-точь такие же, какие были, по словам ее бабушки, до войны у наших крымских караим. Как выглядели эти щеколды, я не помню.
14. Мой прапрадед, дед моей бабушки, вышел то ли из Сербии, то ли из Македонии (в то время многие оттуда бежали, спасаясь от турок) и шел пешком на восток, до самой Феодосии, где и осел, взяв себе в жены мою прапрабабку. Был он смугл, черноволос и космат. Маленькие внучки, которых приводили по праздникам, при виде его пугались и начинали плакать. Тогда он расстегивал рубаху и, раздвинув шерсть на груди, показывал им большой серебряный крест и даже давал подержать. Дети унимались. По воскресеньям он брал плетеную корзинку и шел на виноградник за улитками, после чего пек их на противне над жаровней. При этом он тихо пел на своем языке. Улитки от жара вылезали из скорлупок и так запекались. Потом он их солил и ел, подцепляя двузубой вилкой. Никто из его домашних не хотел вместе с ним есть виноградных улиток, потому что в Крыму тогда предпочитались мидии. Мидий пекли в углях или на жестяном листе над костром, либо варили с рисом, либо ели сырыми. Кто пробовал устриц, говорят, что мидии не хуже.
15. Сын моего прапрадеда Александр Пантелеевич женился на моей прабабушке Екатерине Яковлевне, круглой сироте, воспитанной в греческом монастыре. Их первая дочь Мария Александровна, моя бабушка, родилась 14 октября, в праздник Покрова Богородицы11);вторая, Ольга Александровна, - 11 июля, в день святой великой княгини Ольги12). Ей-то и досталась балканская кровь, лицо ее, по случайному совпадению, привиделось Врубелю и изображено им в точности на картине "Сирень". Я тоже родилась 11 июля, только по новому стилю, но это уже не имеет отношения к хазарам. Впрочем, и в цитированной выше13) книге можно найти отдельные места, не имеющие к ним отношения. Например, во втором аппендиксе приводится следующее суждение, вовсе не о хазарах, а о современной демократии: "Посмотри, каковы результаты этой демократии - раньше большие народы угнетали малые. Теперь наоборот. От имени демократии малые народы терроризируют большие. Посмотри, что делается в мире: белая Америка боится негров, негры - пуэрториканцев, евреи - палестинцев, арабы - евреев, сербы - албанцев, китайцы боятся вьетнамцев, англичане - ирландцев. Маленькие рыбы отгрызают уши большим рыбам. Теперь терроризированы не меньшинства, демократия ввела новую моду, и под гнетом оказалось большинство населения этой планеты..."14). Дело в том, что "Хазарский словарь" тоже представляет собой гипертекст, а в гипертексте подобные вольности вполне допустимы, составляя один из законов этого относительно молодого жанра. Более того, чтение гипертекста дает читателю право не только сокращать его, но и по своему желанию удлинять посредством собственных вставок и дополнений, на что прямо указывает составитель в своих Заключительных замечаниях15).Пользуясь этим правом и принимая во внимание то, что с момента составления "Хазарского словаря" воды утекло немало, неплохо было бы дополнить его свежими примерами, а именно: упомянуть о том, что большая Америка боится маленькой Югославии, подобно тому, как в 1989 году она испугалась Ирака, а в сорок пятом - Японии. Теперь, когда Россия уменьшилась в размерах, Америка начинает опасаться, как бы и она - распространим удачную метафору - не отгрызла ей уши.
16. Вообще замечено, что чем меньше страна, тем больше ее боится Америка, в чем и состоит главный изъян современной демократии.
Первое, что вызывает удивление, - это состояние их библиотечных фондов.
К примеру, некто переводит книгу (надо полагать, с арабского) и напарывается на незнакомое слово - "Мотокаллемин", или что-то вроде этого, которое даже непонятно, в каком числе стоит. Что делать?
У нас в таком случае поступают просто: берут учебник "Основы религиоведения" (М.: "Высшая школа", 1994), находят в нем по оглавлению главу XVI, которая называется "Мусульманская философия и теология", и - далеко ходить не надо - с первой же страницы узнают о том, что мутакаллимы суть не кто иные, как сторонники калама - мусульманской спекулятивной теологии (арабское калам соответствует древнегреческому "логос"), которая давала догматам ислама рациональное толкование, то есть толкование, основанное на разуме, а не на слепом авторитете; что основная установка мутакаллимов выражена в тезисе "Следуй одному только разуму", и так далее, на целый разворот. Дальше идет о ханбалитстве, ашаризме, суфизме и прочих школах мусульманской философии, вся же глава занимает десять страниц.
А как в подобной ситуации поступает миланец? Он звонит в специальное культурно-информационное агентство и говорит: "Я тут перевожу одну книгу и напоролся на какого-то - или каких-то - Мотокаллемин. Прошу вас, займитесь этим!"
В агентстве сидит специальный "сыщик от науки", который прямо по телефону принимает заказ и ровно через двое суток по телефону же выдает ответ: "Значит так, мотокаллемины - в исламе богословы радикальных убеждений во времена, когда жил Авиценна, утверждавшие, что мир являет собою, как бы это выразиться, что-то вроде туманности случайностей, а загустевает он в конкретных формах только ради мгновенного и временного осуществления божественной воли. Стоит Господу отвлечься на полчаса, и весь мир развалится. Полная анархия атомов без всякой взаимосвязи. Этого хватит? Я проработал три дня, посчитайте сами".
Посчитать не трудно: его ставка - двадцать долларов в день, так что полученная информация обошлась клиенту в шестьдесят.
"Сколько ж он сам-то получит за свой перевод? - прикидываем мы. - Видно, это какой-то переводчик экстра-класса, если за каждое незнакомое слово готов выкладывать по шестьдесят долларов. Интересно, сколько таких в Милане"
Или миланцы просто падки на культуру, а денег у них куры не клюют? Тогда для человека с мало-мальским образованием это Клондайк. Не податься ли и мне в Милан?
Однако, если вникнуть, то не все так легко, как кажется. Сыщику от науки в Милане надо ой-ой как покрутиться, чтобы отработать свой гонорар. О том, как один такой сыщик по имени Казобон, в прошлом выпускник философского факультета, разузнавал о мутакаллибах, повествуется от второго лица (для достоверности) в "Маятнике Фуко":
"Ты не знаешь, с чего начать, но неважно, просишь на расследование двое суток. Прежде всего - дряхлый университетский каталог. Потом ты предлагаешь сигарету парню из справочного отдела - намечается что-то вроде следа. Вечером ты приглашаешь в бар аспиранта по исламу. О йес! Берешь ему кружку пива, другую, потихоньку теряется бдительность, и он отдает информацию, необходимую до зарезу, просто за так, бесплатно! После чего набираешь номер клиента..."
Конечно, двадцать баксов в день - не ахти какие деньги, но надо учесть, что двадцать лет назад и цены были другие. С первых же доходов Казобон снял себе двухкомнатную квартирку, хотя и не в центре и не в новом доме, но все же; купил диван, оборудовал контору (между прочим, по соседству с агентством по продаже недвижимости), завел у себя библиотеку справочных изданий, - это и понятно, при плачевном состоянии миланских библиотек, разве иначе смог бы он выполнять заказы? - а ведь он еще и дипломы писал. Позволял себе ходить по барам, пить виски. Все это крайне удивительно. Я за диплом беру шестьсот, за диссертацию - четыре, а живу куда скромнее. Снимаю тоже две комнаты, но без кухни (кухня общая, одна на весь этаж), диванов не покупаю, и контора у меня - там же, где и сплю. Правда, у меня и расходы выше, поскольку все-таки семья...
Между нами говоря, этот Казобон специалист был не ахти какой, нередко, как сам признается, шел на компромиссы с совестью, продавая клиентам уже использованные работы десятилетней давности под видом оригинальных. Я себе такого не позволяю. Причем, что тоже весьма странно, он так поступал почему-то только в начале своей деятельности, хотя, казалось бы, естественнее вести себя противоположным образом: во-первых, не ясно, откуда он в самом начале брал готовые работы, во-вторых, почему бы ему позднее, когда уже, как говорится, сам бог велел, не обратиться к своим же анналам?
Все это очень удивительно.
Мне, конечно же, возразят, что, мол, "Основы религиоведения" вышли только в 1994 году, а в "Маятнике Фуко" речь идет о начале восьмидесятых, тогда и компьютеры-то только-только поступили в продажу. Однако это - что называется у Поварнина "адвокатская уловка". Ну так что же, что "Основы религиоведения" - в девяносто четвертом? А разве еще в семидесятых не было у нас "Настольной книги атеиста", которая по содержанию ничуть не уступала? Дело же не в названии! Да на худой конец, можно было взять краткий справочник по исламу, выпущенный издательством "Наука" в 1983 году. Там, на странице 83, прямо сказано: "МУТАКАЛЛИМ (араб.) - мусульманский ученый-теолог (см. калам)", - и даже ударение в слове "мутакаллим" проставлено, на третьем слоге.
И это только то, что прямо у меня перед носом, на полке, не требуется даже со стула вставать, руку протяни - и просвещайся. В библиотеках же у нас еще и не такое отыщется, только не ленись. А мы и не ленимся, потому и удивительно: отчего так бедно живем?
Между прочим, только сейчас для меня кое-что прояснилось в моем прошлом, а именно настроение моего давнего напарника, который присоединился было ко мне в самом начале поприща, лет пять назад. По сравнению со мной он был тогда несравненно начитаннее, особенно почему-то в Канте и постмодерне. В моем же культурном развитии как раз перед тем случился вынужденный перерыв, "Маятника Фуко" я еще не читала, потому и чаяний напарника постичь была не в состоянии. А он, что теперь для меня очевидно, ощущал себя Казобоном. А это значит - вместо того, чтобы совать нос в кабаки, бары и бордели, думал шнырять по книжным магазинам, библиотекам, по коридорам научных институтов. А потом возвращаться в свой офис и, задрав ноги на стол, потягивать виски из бумажного стакана, прикупив и то и другое в лавчонке на углу. Последнее из перечисленных действий ему удавалось в точности, вплоть до бумажных стаканов, если, конечно, понимать под "виски" не буквально виски, а вообще. Виски нам было не по карману.
Однако Лией его я не стала, так как у него была жена, и не одна, а целых две: бывшая, которую он все никак не мог забыть, и настоящая, с которой беседовал от меня по межгороду. Потом она приехала в Москву, и оказалось, что это не настоящая жена, а просто; при мне же они и расстались. А вскоре мой бывший напарник и сам уехал, не дождавшись телефонных счетов, все в том же состоянии внутреннего Казобона, которое только теперь, по прочтении "Маятника", мне наконец-то стало понятно, к себе в Челябинск, где на самом деле не то что жить Казобоном, но куда и добраться-то, говорят, невозможно с человеческим лицом. За двое суток непрерывной езды в плацкарте человек спивается, и по прибытии на конечную станцию, если не случится встречающих, его выносят из вагона, как багаж, и кладут где-нибудь на холодке, в зале ожидания, где постепенно приходит к нему отрезвление и ясное видение того, куда он попал.
На следующий день после отъезда напарника в Москве наступило лето и заказы прекратились. Правду говорят, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна. Если бы ему позвонил друг мужского пола с просьбой поддержать материально, он бы - насчет денег, конечно, не знаю (откуда им было взяться у него тогда в Челябинске?) - зато хоть не оскорбился бы так и не говорил потом общим знакомым, что не припомнит лица с таким именем.
Ну а я на него не в обиде. Он оставил мне три ценных артефакта: пепельницу из ресторана, электрический чайник и почти новую, со своего плеча флотскую шинель, которую случайно подобрал в одном из бесконечных коридоров Главного Здания, возвращаясь под утро с какой-то попойки. Были и еще от него артефакты, но малоценные, и растерялись в переездах. Впоследствии и пепельница разбилась, зато чайником мы до сих пор еще пользуемся, как отключат горячую воду, но главное - шинель. После той зимы я носила ее еще два сезона, прикупив к ней уцененные из-за неходового размера мартенсы, и кто бы при виде меня тогда подумал, что предложи он обменять всю эту альтернативу на одно цивильное пальто, я махнула бы не глядя, и чайник в придачу отдала? Потому, видно, никто мне такой обмен предложить и не осмелился.
Но об этом довольно. Когда издаешься за собственный счет, нужно быть кратким, почему и говорится, что краткость - сестра таланта. Но что всего более удивляет меня в миланцах, так это их обязательность при расчетах! Я со своих клиентов всегда беру задаток в размере половины, без чего и к работе не приступаю, а все равно нет-нет да и кинут. Причем не злонамеренно, а из элементарной неосведомленности и себе же в убыток. Мало кто у нас еще достоверно ведает, вправду ли уж так необходимо ему заказанное культурное исследование. А главное, лишь единицы способны предугадать свои финансовые перспективы даже на две недели вперед.
Сведения об этом народе, по крайней мере, лично у меня, практически отсутствуют, а те, что есть, крайне скудны и противоречивы. Однако вставить о нем необходимо, иначе книга выйдет постной, и современный читатель ее отвергнет. К тому же, чтобы писать про непальцев, особых сведений не требуется. Достаточно указать, что столица их называется Катманду и прибавить что-нибудь от себя.
Идея вставлять про непальцев восходит к Генри Миллеру, хотя в своих собственных сочинениях он ее так ни разу и не применил. Но все же это ему первому пришла в голову мысль писать такое, от чего обычные писатели воздерживаются. Так родилась эстетическая программа: "записать все, что было опущено в других книгах"16).
Однако сам Генри Миллер выполнить эту программу до конца не сумел. Он частенько сбивается на то, чего в других книгах навалом, в отношении непальцев, как уже сказано, и вовсе попал в наезженную колею, а что же касается того самого, о чем в других книгах опущено, то и в этом, главном, у Миллера наблюдается перекос: он заставляет нас сочувственно вникать в пищеварительные проблемы каждого хоть сколько-нибудь значимого персонажа, в деталях знакомит с устройством французских нужников, но чуть только зайдет у него речь, к примеру, о женских гениталиях17) - тут же накладывает в штаны и начинает лихорадочно возводить себе укрытие из подручного литературного хлама, хотя сам только что критиковал за что-то Гете. В ход идут латинизмы и эвфемизмы, сочные метафоры перемежаются сухими абстракциями, неожиданные сопоставления незаметно переходят в долгие философические рассуждения... Тут тебе и вульва, и вагина, и розовый куст, и лесистая расселина, и незаживающая рана, и пропасть небытия, и звон колоколов, и принц Уэльский. Тут тебе и рыдающая Мадонна, и Великая блудница, и Матерь человеческая, тут же тебе и какой-то паяц, в котором почему-то все соединилось, а рядом с ним - арабский нуль, как без него? Он же и Максимум, он же и Минимум, и он же Абсолют - куда Кузанцу! А на верху всего сооружения - "слова Достоевского ... похожие на могучие звуки органа"18)
Лично мое мнение, что Миллер не совсем болван и все-таки талант. Просто Миллера подвел английский с его убогой морфологией и явным перевесом анально-фекальной лексики, из-за чего при переводе возникает слишком много геморроев19). Чтобы записать все, что было опущено в других книгах, годится только один в мире язык - наш.
Секретный тоннель между Кремлем и Катмаду был прорыт еще в 1947 году, для связи с Гималаями20). После краха социализма и развала СССР кремлевские воротилы решили засыпать выход из тоннеля, так как непальцы имеют обыкновение являться когда их не ждут и не к месту отмечать просчеты в идеологической работе и наглядной агитации21).
1995 год. Юрий Лужков вступил в нелегкие переговоры с Кремлем.
1997 год. Завершено строительство торгового комплекса на Манежной. Архитекор Церетели подвергся нападкам, но выстоял.
1998 год. Русский философ Вреж Никогосян стоял в самом нижнем ярусе подземного магазина, возле входа в женский туалет. Он ожидал свою даму. Русские женщины всегда скрывают, зачем идут в туалет, мужчине остается только строить догадки. К Врежу подошли, сказали: "Пройдите", - и вежливо указали направление - прямо по коридору, к торговому залу. Сам не зная почему, он повиновался, но шагов через десять все-таки обернулся и увидел, что рядом с туалетом открылась секретная дверь с надписью "Служебный ход". Оттуда вышли люди в очень качественных двубортных костюмах и с совершенно прямой осанкой, что исключало намерение слиться с толпой. Недолго пробыв снаружи, они отдали пару коротких распоряжений секьюрити и организованно удалились через ту же дверь. Предположительно, это были мондиалисты, они же - представители международного капитала, а в просторечии - масоны.
2000 год. Вреж Никогосян окончательно разочаровался в России и пересек государственную границу.
2001 год. У меня нет ни малейшего сомнения, что это были гости из Непала.
2) Правда, последнее время отдельные сочинители, в основном из числа интеллигенции, желая, видимо, стать ближе к народу, начали нарушать установившийся порядок, и зря: до народа их сочинения все равно не дойдут, а свой брат-интеллигент хоть и прочтет, да не оценит - не в коня корм. Совет таким авторам: не выделываться, а сочинять, как все, про Исуса. - О.Л.
к тексту
3) Вообще, для веры необходимо уметь допустить, что на этот раз все может обернуться не так, как наблюдалось до сих пор, а как-нибудь совсем иначе. Кто к подобным допущениям не способен, тот вряд ли чему и поверит. А у нас этой способности не отнимешь. - О.Л.
к тексту
4) Стендаль. Собр. соч. в 12 т. Т.8. - М.: "Правда", 1978. - С. 218. Стендаль сначала полагал, что, поскольку русские живут на севере от Франции, то и темперамент у них должен быть флегматический. - О.Л.
к тексту
5) Стендаль посетил Россию в 1812 году в составе армии Наполеона. - О.Л.
к тексту
6) Жизнь и труды преподобных отцов наших Мефодия и Константина, в монашестве Кирилла, учителей славянских // Избранные жития святых III - IX вв. - М.: "Молодая гвардия", 1992. - С. 385.
к тексту
7) Кого интересуют более подробные сведения о содержании "Хазарской полемики", тот может почерпнуть их из жития св.св. Мефодия и Кирилла (см.: указ. соч. - С. 387 - 397). - О.Л.
к тексту
8) Павич М. Хазарский словарь. Роман-лексикон в 100.000 слов. - Спб.: "Азбука", 1999. - С. 24 - 25.
к тексту
9) Вообще, к словарям, составленным одним человеком, следует относиться с осторожностью, наглядный пример тому - "Логический словарь-справочник" Н.И.Кондакова. Все-таки лучше, когда этим делом занимается авторский коллектив. - О.Л.
к тексту
10) Внимание! Сказанное относится исключительно к разделу о хазарах и никоим образом не должно быть распространено на рассказы о других удивительных народах, помещенные в этой книге. Их следует читать как положено, согласно порядку, предустановленному автором. - О.Л.
к тексту
11) Этот праздник установлен в честь события, происшедшего в царствование Ираклия, в патриаршество Сергия, когда осадившие Царьград враги "были чудесно побеждены непобедимой силой Пречистой Богоматери, Которая защитила Свой город от поганых козар и соединившихся с ними персов, как пространно описано это событие в синаксаре, в 5-ю субботу великого поста" (Жизнь и труды преподобных отцов наших Мефодия и Константина... С. 384).
к тексту
12) Княгиня Ольга, "от природы не будучи ленивой", в сопровождении "особо знатных мужей" самолично прибыла в Константинополь с дарами, достойными царя и патриарха, чтобы "поучиться вере христианской" и принять крещение. Было это спустя двести лет после хазарского посольства, при императоре Константине Багрянородном, крестил же ее патриарх Феофилакт (см.: Избранные жития русских святых. X - XV вв. - М.: "Молодая гвардия", 1992. - С. 19 - 22.)
к тексту
13) Или ниже, в зависимости от той последовательности, в какой читатель изволит употребить данный гипертекст. - О.Л.
к тексту
14) Павич М. Указ. соч. - С.375.
к тексту
15) Там же. С. 380.
к тексту
16) Генри Миллер. Тропик Рака // Миллер Г. Тропик рака. Тропик Козерога. Черная весна. - М.: Изд-во "Руссико", 1995. - С. 35.
к тексту
17) Сначала здесь было другое слово. Но я под миллеровской программой не подписывалась, а потому что хочу, то в своей книге и опускаю. - О.Л.
к тексту
18) Миллер Г. Указ. соч. С. 206.
к тексту
19) По этой же причине англоязычные писатели - весьма неблагодарный объект для подражания и стилизации. Совет нашим авторам: не геморроиться, а писать по-русски, как Лимонов. - О.Л.
к тексту
20) См. об этом: Виктор Ерофеев. Русские цветы зла. - М.: "Подкова", 1997. - С. 474.
к тексту
21) Подробнее об этом: Виктор Пелевин. Вести из Непала // Пелевин В. Желтая стрела. - М.: "Вагриус", 1998. - С. 186 - 188.
к тексту
январь 2001.
|