Аннотация: Описание: Спасение себя самого зависит только от тебя. И все методы будут годны для этого. Даже убийство. Даже жертвоприношение. Даже... Все, значит все. А если все же ты умрешь? Ну тогда я заберу с собой всех...
Спасение себя самого зависит только от тебя. И все методы будут годны для этого. Даже убийство. Даже жертвоприношение. Даже... Все, значит все. А если все же ты умрешь? Ну тогда я заберу с собой всех...
Посвящение:
Посвящается Алану Дину Фостеру. Спасибо за миры в которых я живу.
Примечания автора:
Парень болен раком. Его друг решает переключить внимание друга с болезни и придумывает несколько случаев, дабы "спасти" его от болезни. Наркотики уже плохо помогают болящему. Но друг умирает в случайной аварии. И тогда парень решает довести последний предложенный ритуал до конца самостоятельно. Обдолбавшись, он едет в Сибирь в Шорию, и у стены проводит ритуал. Но после укола наркотиков впадает в кому. Второй друг больного парня узнает, что после смерти первого друга болящий пропал, и находит его. Но уже поздно. Раковый больной умирает. В основном описаны видения наркомана. Который искренне верил, что рак излечим. Драма с включением фантастических элементов, которые используются как связующее звено, не более того. Сказка.
Предисловие.
Взмахнув еще раз длинным мачете у самого края стены, привычно вытер пот, текущий по моему лицу, и, впервые за три часа, выпрямился, разогнув спину. Деревянная ручка ножа удобно лежала в моей руке. Сквозь потёки зеленого ликвора мне ласково блеснул известный лейбл на лезвии фирмы из США, я обтер клинок в траве все таким же быстрым движением и вновь начал отбиваться от зеленки вокруг. Клетчатая рубашка почти вся была мокрой от пота, что заливал меня нещадно в этот жаркий день. Да, сегодня Солнце пекло нещадно. Левая бутса начала чавкать от "недоеда", у нее отслоился мысок, а на правой прилепились неспелые семена лопуха, что игриво запутали случайно высунувшиеся шнурки, видимо придется скоро делать перекур именно для освобождения длинных спутавшихся кончиков. Позади тоненькой просекой виднелись мои следы на глинистой почве. Но самое главное, что случилось со мной в этот день - я наконец-то дошел до этой стены. Поправив тяжеленный рюкзак за спиной, я огляделся. Мой взгляд остановился на огромных каменных блоках, сложенных аккуратно в достаточно пропорционально выглядевшую стену. По крайней мере ее было легко угадать даже в том состоянии, в котором она находилась. Стертый от времени, полукруглый на ребрах камень так и притягивал руки, требовал, чтобы его потрогали, погладили и вгляделись в его суть.
Устало осмотревшись, я решился. И, скинув на сбитую траву рюкзак со скатками палатки, тяжко вздохнул. Вытоптав небольшую полянку, я решил передохнуть и с новыми силами отправиться дальше.
Да. Двенадцать дней пути, из которых четыре прошло в плутании по тайге, кончились полной моей победой. Очень долго искал, но нашел эти "выветрившиеся скалы" Могучей Шории. О тех самых, о которых ученые долго и умело рассуждают о вращении Земли и осадочных породах, которые "ну любят" трескаться под порывами сильного ветра и в морозную стужу.
Прислонив руку к каменному мегалиту, я просто нутром почувствовал тяжелую тишину вокруг. Только я и скалы. Слишком правильные скалы и правильные трещины занимали все мое воображение.
Поваленные меж высокими стройными кедрами вокруг ряды деревьев от времени уже стали трухлявыми и ни на что не годными, но именно они послужат сегодня моим костром. А очаг я сложу из небольших камней прямо у этой могучей стены. Тут же разобью свой лагерь и вздохну печально из-за отсутствия родника. Великолепие природы в этом забытом уголке планеты дополнял только этот огромный массивный монумент из скал. Сточенные стены, проходы между ними и высокие-высокие балки и плиты. Точно стена. Что еще может быть, как не она?
Никто сегодня не помешает мне совершить то, ради чего и затевалось это путешествие. Надо только дождаться, пока Солнце сядет за горизонт, и тогда, в потемках, не торопясь, совершить обряд жертвоприношения для получения благословения забытых Богов.
В последнее время, особенно дня четыре, у меня развилось четкое чувство паранойи. Я задницей чувствовал, что за мной следят. Сотни раз ловил взгляд спиной, руками. Но каждый раз, присмотревшись, я понимал - это листья играют со мной в свою игру. А вот сейчас всего лишь птица вспорхнула вдалеке. А теперь просто небольшой обвал на осыпи. И каждый раз было что-то новое, но привычное. До такой степени уже замылился взгляд, что я даже следы животных забывал читать, переходя звериные тропинки усталыми ногами, разворошив нечаянно их след, оставив сверху свои.
И вот теперь я мог крикнуть всему свету, что все! Я дошел! Радость до такой степени переполняла меня, что я даже забыл оглядываться по сторонам, предпочитая смотреть на стену появившегося каменного мегалита. И не мог насмотреться на нее.
"Нет, разобью лагерь чуть попозже. А сейчас приготовлю место для кострища и место для жертвоприношения", - решил я сразу, как нашел эту полянку.
И на этом позитиве, что переполнял меня всего радостью, я полез к стене готовиться к обряду. Места было не так много, но важно было не место, а суть совершаемого. Я выбрал большой плоский камень - кусок от щербатого, покрытого мхом отвалившегося гиганта, и привычно достал из рюкзака белые рушники, расстелил их и начал вытаскивать остальные предметы. Нож с желтой костяной ручкой и истершимся лезвием, разноцветные камни для гадания и три статуэтки, изображавшие богинь из оникса. Расставив весь этот "сервант", как называл их мой друг Пашка, я закинул рюкзак с остатками продуктов и запасных вещей в ту сторону, где буду ставить лагерь.
Осталось последнее действо - разровнять небольшую площадку два на два метра около камня. Я походил вокруг, пооткидывал несколько камней в стороны, оттащил два огромных булыжника, сделав своеобразный заборчик с краю, и зачистил ристалище от мелких кустиков пожухлой травы. Кажется, все. А теперь делаем палкой круг на земле и раскладываем камни, привезенные с собой по четырем сторонам света, обязательно отмечая и половинчатые междусторонья. Теперь рисуем звезду в круге, тщательно утрамбовывая середину. Камнями, собранными тут же, выкладываем символы, что я так тщательно срисовал еще в Питере, в библиотеке. И уже потом готовим самый важный продукт сегодняшнего вызова. Никогда, никому, ни за какие коврижки не говорите, что у вас есть двенадцать литров замороженной крови в переносном холодильнике, в термосах. Не буду рассказывать, чего мне стоило доставить сюда эту священную жидкость, но поверьте - я не смог отделаться простыми дешевыми термосами. Пришлось брать качественные, со стеклянными колбами внутри. И вот теперь эти длинные монстры дружно встали в ряд вокруг круга и часть их заняла центр звезды.
Пока совершалась подготовка к ритуалу, Солнцу надоело наблюдать за глупым никчемышем и оно, устав следить за мной, свернуло в сторону покоя, начав путь к закату сегодняшнего дня. Проводив его взглядом, я прикинул время до вечерней зорьки и решил поспешить. Все оставшиеся часы были наполнены почти паникой - "вдруг не успею". Расставленные внутри круга в специальных местах фигурки были выверены строго в соответствии с нужными координатами. Быстро разбитый лагерь в виде двухместной палатки и бивака с приготовленным хворостом был завершен в рекордные сроки. Так же споро(1) я торопился натащить побольше хвороста для костра жертвы, ведь не я решаю, сколько ему гореть, так пусть будет запас.
Руки уже настолько устали рубить, пропалывать, расчищать и выкладывать, что к заходу Солнца тело чувствовало себя физически убитым, а не уставшим. Мне нужно было сделать еще одно, и, достав из кармана полустершийся уголек, я принялся рисовать на стене то, ради чего и пришел сюда. И пусть весь мир замрет и потерпит, пока мои руки не сделают то, ради чего я жил последние два года.
Закончив последние приготовления, я пытливым взглядом окинул то, что получилось. Круг выделялся на земляной полянке неглубоким прокопанным рвом. Камешки явно показывали наличие внутри него звезды, и установленные в лучах три фигурки выглядели на своем месте, тем более под каждую я довольно тщательно подобрал каменное основание. И теперь Лада и Лель смотрели на Мару в печальном дуэте. Раскинутые крыльями два свободных луча я тщательно украсил камешками и веточками, выложив в них два знака друг против друга - жизнь и смерть. Приготовления завершили расставленные вокруг всего термосы с кровью, в которую я уже добавил и примешал часть своей крови. Сосредоточившись, я вынул из внутреннего кармана аккуратно завернутую книжечку с выписанной молитвой-воззванием и уселся отдохнуть на небольшом пятачке, где время от времени делал небольшие перекуры.
А жить мне оставалось два месяца. Я знаю точно. Мне так врач сказал...
- Гриша, тебе жить месяца два...
Потому что с моими диагнозами долго не живут.
Глава 1
Гриша.
- Гришка, гад! - орал Стас с высокого крыльца универа на меня. Я тщательно старался спрятаться в кучке однокурсников, пока его цепкий глаз не смог бы выхватить меня из толпы и не зацепил бы своими ручками-крючьями. Как все же его поменяла простая просьба дать в долг. Тысяча деревянных, даже сроки обговорили, но по непонятным для меня причинам, внезапно, я стал его должником помимо бабла.
- Гришка! Гаденыш! - орал он, подпрыгивая на самом верху крыльца и старательно оглядываясь на входную дверь в фойе. Стерег он ее уже минут пятнадцать. И все это время я вынужденно перебегал от кучки к кучке стоящих вокруг парней и девчонок. Прятаться приходилось, изощряясь со всей тщательностью своего актерского искусства. Но мне было обидно другое. Я не мог понять одно, а именно то, когда же внезапно стал его рабом. И не более менее. Ведь какая-то бумажка, а теперь я делаю за него домашку, пишу рефераты и даже начал курсовую. Черт-те что творится... И дело даже не в той простой нахрапистости его характера, а в том, чтобы вовремя отдать ему деньги, и странно, но долг все никак не заканчивался. Просто я всегда считал, что у меня есть этот несчастный месяц до тех пор, пока я не отдам ему по уговору деньги, а, оказалось, нет.
И теперь каждый день для меня превращался в своеобразное испытание на манер "Форт Боярд". Тут и задачка на логику, быстроту реакции, психологию и даже, чего же скрывать, хитрость, ложь и подлость.
Вначале меня даже прикалывало приходить на лекции, невзирая на все попытки Стаса впрячь меня пахать за место себя, но потом... Когда я, обложившись конспектом и ноутом, натарахтел ему пару рефератов, понял - к черту. Буду бегать, а этот пришибленный подождет своей очереди и получит свое гребаное бабло целиком, и никаких "отдай часть" не будет. А пока... беги, Гриша, беги!
И я бегу. Радостный от того, что не попался на глаза узурпатору. Мой внутренний раб радостно подскакивает внутри меня и орет, чтобы я прибавил скорости. На всех парах обогнув две парочки девчонок с факультета экономики, врываюсь в фойе универа. Квест пройден! Сегодня я сделал своего темноволосого визави. И... кажется, влип в новое приключение.
- Слава, Гриша, Тамара и Тэя, - позвала нас преподша, - Мне сказали, что вам надо пройти в медкабинет. Там что-то неясное с вашими данными.
Я оглянулся на своих однокурсников. Они глядели на меня таким же недоумевающим взглядом.
- А что там может быть непонятного? - удивленно спросила темноволосая Тэя. Она так сильно была похожа на простую армянскую девушку, что у нас даже начали называть ее "наша армяночка". Её удивительные огромные глаза цвета темной коричневой глины были похожи на омут. И я иногда с удовольствием там тонул, особенно в беседах, забывая, о чем идет речь в данный миг. Одетая в простые джинсы и темно-зеленую тоненькую кофточку, она привлекала к себе внимание и имела поразительный успех в группе, да у всех наших парней.
- Я не пойду, - легкомысленно вторила ей Тамара. Еще одна кареглазая брюнетка с очаровательной улыбкой и фигуркой топ-модели. Помню, когда я ее впервые увидел, то не поверил, что она будет учиться с нами, - У меня сдача реферата сегодня, и я три дня готовилась к этому.
- Девочки... - преподавательница строго взглянула на однокурсниц, потом перевела взгляд на нас со Славкой. Он, услышав свое имя, поспешил подойти к нам. - Мальчики... Там быстро. Буквально пять минут.
Вот так и начались мои приключения.
Я не вижу, не слышу, не помню и даже не дышу. S.E.A.
Яромир.
Падая с небес вниз, я смотрел на тех, кого оставил наверху. Мои перья сгорали в верхних слоях атмосферы. Мои руки были широко расставлены в стороны для лучшего контроля над падением. И только мои глаза с тоской вглядывались в высь, туда, где остались лучшие годы всей долгой, очень долгой жизни. Память хранила всех, кого я оставил там, кучу друзей, подруг. Тех, кого любил и ненавидел. Тех, кого обидел и простил. Кровь заливала мой рот, и я слегка пошевелил обрубком языка в полости рта. Боль ослепляла своей вспышкой со всех сторон. И тут я услышал вверху крик сожаления и просьбы простить. А потом - еще и еще. "Прости", - кричали они, и тут же прощались со мной, пока я камнем падал с высоты Небес, скользил в потоках воздуха и, уже не чувствуя спины из-за поселившейся там боли, догадался, что скоро упаду на твердь. Как? А почувствовав незнакомый противный запах и прохладу, сразу понял - вот, уже и Земля. Перевернувшись на правый бок, одним глазом я заметил приближающуюся темноту огромного небесного тела. И тут догадался - падать будет очень больно. И начал выбирать, куда скользить, старательно подводя под место падения водную блеснувшую в свете Луны гладь. Подгребая руками и поворачивая вдруг ставшую непослушной свою тушку, я заметил пролетевшие и проплывшие вдалеке трассы световых огоньков от машин, домов, фонарей. Вглядевшись в темноту, глаза сами выхватывают черточки освещенных дорог, скопления вон там справа домов с фонарями.
Стараясь не отвлекаться на происходящее сверху, я правил в сторону небольшого озера. А там, вверху, происходило непонятное даже для меня. Какой-то грохот и гомон, выкрики и звуки трубы. И все это только для меня и благодаря мне. А я же еще не выжил от падения. Ведь, став человеком, я обретал все их черты и становился простым смертным. Мои крылья почти все обгорели, мое тело в местах трения покраснело от боли, а глаза начали слезиться от воздуха, бьющего в глаза. И такой, полуоглохший, полуслепой и уже сходящий с ума от боли, я упал в небольшое озеро.
Не лезь не в свое дело, девчонка... S.E.A.
Тэя.
У меня подкашивались ноги. Я только что подслушала у двери в медицинский кабинет разговор Гриши и врача. Разве это возможно? Как же так? Рак... Изменение в составе крови. То, что мы проходили на биохимии, внезапно стало реальностью. Вот здесь и сейчас неожиданно решалась судьба человека, кому я решила отдать свое сердце. Этого не может быть. Это все ложь и какой-то казус. Ну перепутали пробирки или сделали анализы на тяп-ляп? Сколько этих "если" может быть?
Ничего еще не ясно. Как можно на основании одной бумажки поставить диагноз? Не верю. Я к Палычу пойду, да и Мухомора-ректора за бороду оттаскаю, если не захочет объяснить и помочь.
Яромир.
Руки ударились об воду, и я погрузился в темные воды так глубоко, что голубеющее небо надо мной стало небольшим кружочком. Омут засасывал меня сильнее и сильнее. Мое тело начало погружаться уже не в воду, а в мягкий слой ила, и тут я собрался, напряг поднятые над головой руки и дал ими себе толчок для поднятия на поверхность водоема. Загребая под себя воду руками, помогая ногами и всем телом, я всплыл на поверхность. Воздух живительной прохладой освежил мои застоявшиеся легкие, освежил ожоги на теле. Взглянув вверх в небо, я увидел облака, которые небольшими темными пятнами плыли по нему. И там, вдалеке, уже след простыл от входа на Небеса обетованные.
Я оглянулся вокруг, всплеснув гладь, и устало поплыл к черневшему берегу. Темными комками и комочками виднелась растительность на длинной линии прибрежной полосы. Я поплыл к дереву, что опустило длинные ветви к воде, в ряби вытащил тело сквозь слои грязи и осоку на глиняный берег и устало лег отдыхать, наполовину погруженный в воду. Когда я отдышался, я вспомнил про ожоги, начал обследовать все свое тело и понял, что далеко с такими ранами не смогу пройти. Оставалось вспомнить, с какой стороны тянулись веревочки трасс-дорог, и пытаться дойти или доползти, когда ослабну, туда, к людям. Под моими руками, пока я трогал немеющее от воды и воздуха кожу, слезал верхний слой, обнажая мышцы и кровеносные сосуды. Они лопались под моими грубыми от ран ладонями и заливали все вокруг кровью. Пузырей почти не было, как и боли, просто кожа слезала от прикосновения, и от подобного становилось страшно. Наверное, я уже просто не чувствую боли...
Чувствую, так я весь изойду кровью. Но мне было нечем перевязать, а про перетянуть кровоточившие места и чем это сделать, придумать не мог. И вот, когда я решил, что хватит себя трогать, ведь я этим троганием делаю себе только хуже, то наткнулся на небольшие выступы, что остались у меня от крыльев на спине. Извернувшись, я провел по лопаткам и ниже ладонью, и выступы осыпались пеплом. Теперь я стал по-настоящему человеком. Теперь уже нет пути назад.
Тяжело дыша, я со всей болью ощутил, что вот, да, нет пути назад. Нет. Как же больно это осознавать. И в то же мгновение внутри зашевелилось нечто, что злобно рассмеялось, и пообещало не просто возвращение, а с триумфом и верхом на единороге. И я со всей надеждой отдался ей. Лучше верить в страшного победителя меня, чем в чушь вроде совести, чести и правды... или не так?
И я пополз туда, где, как думал, тянется дорога. За помощью...
На мое тело налипала грязь, глина. Кое-как добравшись до невысокого берега, я смог подняться, встать на ноги, используя найденную палку для более устойчивого стояния, и вот так, прихрамывая на каждом шаге, побрел к далеким отблескам фар от мчавшихся машин. Ветки деревьев били меня по открытым ранам голой спины, листья скользили по кровоточащим порезам, и за мной тянулся кровавый след.
Сколько я шел, я не знаю. Но небо на востоке побледнело, перед глазами все чаще плясала земля, иногда меняясь местами с небом, а травы все больше набухали светом, становясь из черного цвета все более темно-зелеными. И только когда наступил рассвет, я вышел к небольшой насыпи, на которой виднелся кусок дороги, и пошел туда, тяжко наступая на острые каменья пораненными ногами.
Последние метры я уже полз вверх. Уже не было сил смотреть, и я, закрыв глаза, двигался только на усилиях своей воли из последних таявших сил. И уже в первых лучах светила я услышал какой-то рев, что остановился почти надо мной и потом чей-то мужской голос, материвший почему-то мою мать и всех родных. Потом он прошелся по всем Богам, святым, а потом пришла благословенная тишина.
Валя, Валентина,
Что с тобой теперь?
Белая палата,
Крашеная дверь.
Тоньше паутины
Из-под кожи щек
Тлеет скарлатины
Смертный огонек.
Говорить не можешь -
Губы горячи.
Над тобой колдуют
Умные врачи.
Гладят бедный ежик
Стриженых волос.
Валя, Валентина,
Что с тобой стряслось?
Воздух воспаленный,
Черная трава.
Почему от зноя
Ноет голова?
Почему теснится
В подъязычье стон?
Почему ресницы
Обдувает сон?
Двери отворяются.
(Спать. Спать. Спать.)... Э.Багрицкий. Смерть пионерки.
Гриша.
Стоя у нарисованной угольком двери на монолите, я оглянулся на прошедшие два года. Посмотрел на уголь, вздрогнул, осознав, кем он был вот совсем не так давно. И вспомнил тот приход Пашки после очередной химиотерапии. Он кричал, что хватит валяться, а я, слабо отбиваясь, лысый, лежал на продавленном диване, и даже не мог нормально сказать ему, чтобы он шел в пень. Я все еще помнил ту боль, то чувство, когда организм, кажется, выворачивает сам себя, все клетки пляшут польку-бабочку, и мозги становятся чумными. То чувство еще долго будет преследовать меня. Как, впрочем, и те проведенные в больнице дни на химии. Мне еще долго, и после первой ремиссии, и после второй, и даже сейчас, после третьей, снятся те сны, "белая палата, крашеная дверь"... Я просыпаюсь в страшном поту и кричу сухим ртом от ужаса, что все. Кажется, моя жизнь не имеет смысла. А вот именно здесь важен только факт самой возможности просто вдохнуть воздуха, глотнуть простой воды и шевельнуть тонкой рукой, с кожей как белый мрамор и прожилками голубых вен.
Я выгнал его тогда. Смог прохрипеть, чтобы он уходил.
Он понял.
Мой друг меня всегда понимал. И он ушел.
А потом, после второй ремиссии, он пришел и, сидя на полу у моей кровати, поклялся, что сделает все, чтобы я выздоровел. На рецидивах его не было, но вот на ремиссиях... он притаскивал мне книги и просил взглянуть туда. Умолял меня терпеть и не сдаваться. Звал с собой в клуб. И всегда, всегда говорил, как сильно, очень сильно, меня любит. "Ты мне брат. Я с тобой на одном горшке в детском саду сидел. И девчонкам в первом классе помогал за косички дергать. А еще всегда списывал домашку. А про Светку помнишь? Мы были с тобой в нее влюблены в седьмом классе. А эта зараза нас только на яблоки и груши разводила..."
Вот прямо около себя услышал твой голос.
А ведь я тебя кремировал два месяца назад. Авария, будь она неладна. И вот теперь, этот уголек, что я держу в руках - это ты. Мой друг и брат. Пашка. Это была твоя воля, твой план и твоя идея. И сейчас, пока у меня очередное улучшение, я выполняю твою последнюю волю.
Мы успели с тобой сделать только три пункта из двенадцати.
Я нарисовал очередную завитушку на камне и несколько штрихов внутри рисунка. Отступил и внимательно вгляделся в получившуюся дверь. Осталось проделать тот собранный на коленке обряд, который ты нашел в одном старинном издании в Индии.
Применение:нареч. к спорый; быстро, ловко и успешно (о работе и т. п.) ◆ Идут весело, с песнями, работают споро... М. Е. Салтыков-Щедрин, "Мелочи жизни", 1886-1887 г. (цитата из Национального корпуса русского языка, см. Список литературы) ◆ Горят они слишком споро оттого, что в них смолы больше; но разве назначение таких вот великанов ― топка? П. Д. Боборыкин, "Василий Тёркин", 1892 г. (цитата из Национального корпуса русского языка, см. Список литературы)
Глава 2.
"- А кто во всем виноват? Мыши?
- Почему мыши?... Виновато... вот... это кресло! Это оно разбило твою любимую чашку, толкнув меня под руку. Оно разлило твой любимый кофе, когда я переставил его на столе. Оно сводит тебя с ума и дает тебе самые страшные и интересные моменты при написании книги...
- Сжечь его!!!" S.E.A.
Гриша.
- Ты просто поверь мне, Гриш. Я ведь не просто так тебе говорю об этой свадьбе. Ну есть такой обычай в Индии. Ну не везет тебе по жизни - когда женят мужика или девушку, замуж выдают за животное. И считается, что оно забирает все несчастье у человека.
- А потом его дружно сжирают?
- Да при чем тут это? Ну тут же главное не то, что его сожрут, а то, что оно забирает все плохое, дурное...
- СОжжжжжжжжраааатьььь... - дурачусь я. - Я ведь еще после твоей последней выходки с похоронами меня не отошел, а ты снова придумываешь со мной, любимым, интересную фишку. На какой-то кипишь подписываешь?
- Гришка, не хандри, - приподняв левую бровь, строго отчитал меня друг. А в глазах у него плескалось озорство, - У меня есть еще пару предложений для тебя.
- О! Уже боюсь, - с острасткой отодвигаясь, округляю глаза. - От тебя что угодно можно ждать. Даже моей свадьбы с телкой, в буквальном понимании этого слова.
- Ну не с телкой, а с козой. Но ты же понимаешь, все должно быть идеально! - как самозабвенно он произнес это. Даже с придыханием. А потом расхохотался мне в лицо, - Гриш, ты должен понять, это будет как шутка! Только такая серьезная. Шутка для нас.
- Я уже боюсь, - устало пожал я плечами. В последнее время я вновь начал чаще уставать.
- Но ты же за любой кипишь?
- Кроме похорон и больницы, - подтвердил я, пожимая плечами.
- Значит, мы делаем свадьбу! - еще громче засмеялся друг. - Чур я буду шафером...
- Чушь это все, Пашк, - попытался я отмазаться от предстоящего события. - Ну ерунда же...
- Ты еще поговори со мной, - ржал конем Пашка, - Я отучу тебя спорить с батькой!
- Ой-ой! Батька нашелся! - я слегка ткнул его кулаком в плечо. - Ты еще даже не бреешься!
- Нашел, чем хвалиться! Зато я на эльфа похож, - улыбнулся уголком рта Пашка. - А ты... ты...
И он замазал и свою улыбку, и смех.
- Прости, Гриш, - глазами Шрека посмотрел на меня друг. - Я... я тебя не обидел?
- Щас как врежу по хребту! - еле смог я произнести от накатившей, после очередного цикла химиотерапии, усталости. - Нежности тут развел.
- Ха! Ну тогда я побежал невесту тебе искать... - еще громче засмеялся друг и, вскочив, выбежал из палаты, где я отлеживался.
А в глазах у него была... нет, не жалость, а забота. Любовь. И что-то такое, от чего мне хотелось выть и кричать.
Последние семь месяцев Пашка носился то в Питер, то в Индию, что-то нарывал, искал, доставал. Было впечатление, что он решил взяться за мою жизнь всерьез. И я чувствовал - он не отступит. Он, он... Лучший друг, одноклассник, однокурсник... Тот, ради кого хотелось жить.
Шестеро чертят.
- Ваше поведение ставит под вопрос все существование нашей комнаты! Балбесы! Вы даже не смогли нормально продумать сам процесс воровства часов у того мужика! Вот что я вам объяснял про карманы?
- Ваше шулерство... - обратился чертенок с черной челочкой.
- А тебя, Мак, вообще следовало наказать за самоуправство в команде. Ты почему начал ощупывать мужика, когда я сказал все сделать незаметно? Или ты думал, что у мужика, как у тренировочного манекена, будут ноги из картона и дерева?
Высокая тень осмотрела всех шестерых подопечных, из-под темнеющего плаща с широкими туманными краями высунулась костлявая рука, обтянутая кожей, и помахала ею в воздухе перед стоящими в понурой позе подопечными.
- Я не позволю вам совершать проступки, из-за которых мы будем терпеть убытки, - рука спряталась под плащ, оттуда на секунду вырвался туманный протуберанец и растаял в воздухе, оставив после себя едкий серный запах.
- Вашество, - попытался привлечь его внимание другой чертенок с чубом, залихватски повернутым на правую сторону. - Мы же хотели украсть у него не только часы, но и кошелек.
- Вы будете делать только то, что вам скажут делать, и если я скажу вам прыгать... Что вы должны сделать?
- Спросить, как высоко это делать... - прошелестели-прогудели все шесть чертят.
- Именно! - из-под плаща появилась та же костлявая рука и указательным пальцем ткнула в ближайшего чертенка. - И если вы не можете сориентироваться, то готовьтесь к наказанию.
- А сории, срори, соритер, ну, делать это надо быстро? - набрался храбрости Мак. - Мы же должны успевать не только....
- Глупый чертенок! - зашуршала тень, прерывая задававшего. - Делать только то, что вам приказано, и не обсуждать. И точка. Понятно?
- Да, Вашество... - потянули голосами чертята, оглядываясь друг на друга и потупляясь на пол.
- Тогда быстро за отработку приказов! - приказала тень, и шесть пушистых тощих комочков, потряхивая нервно кончиками пушистых хвостов, рассыпались во все стороны от нее.
Тень замерла на несколько мгновений, затем осмотрелась, поводя тем местом, где у нее пряталось лицо, по сторонам. Из-под капюшона донесся тяжелый вздох, а затем раздался хлопок, и на месте тени сошелся воздух, заполняя пустоту.
Какие бы ты не хотел приключения, вспомни, чем они могут закончиться. S.E.A.
Кот Зим-Зимыч.
Нынешняя осень прошла так быстро, что я толком не успел заметить, когда именно начали осыпаться листья. Вот только совсем недавно летний ветер сменил свое теплое дыхание на холодное. Вот так вдруг покраснели и пожелтели листья на ветках деревьев, и внезапно они дружно осыпались вниз на землю... Я так и не понял, когда именно это произошло, просто однажды выглянул в окно, увидел голые ветки на стволах и осознал, что еще один год пролетел.
Именно год. Это люди начали отмечать окончание года зимой, а мы, настоящие коты, отмечаем конец года осенью. Перед самыми холодами. Только холода становятся для нас, котов, огромным испытанием на выживаемость. Только холода решают, кто сможет продолжить свой род, а кто уйдет пешком в Вечные безвременные леса, где водятся смешные бабочки и жуки.
Вглядываясь в куцую осень за окном, я всматривался в самое начало зимы, пытаясь найти ответ, выживу или нет. Моя интуиция кричала, что зима не окажется простой и спокойной, как многие до нее, предыдущие.
Отодвинув на краешек подоконника цветок, я уютно пристроил лапки и, впечатавшись носом в холодное стекло, смотрел на мир, лежащий за стеклом, со всем спокойствием, присущим нашему роду. Меня не интересовали гонимые шальным ветерком листья, что иногда переворачивались, взмывали в воздух и вновь падали на уже промерзшую землю. Меня не привлекали нахохлившиеся воробьи, прятавшиеся в частых ветках дерева за окном. И даже прошедший по тропинке у дома соседский кот Василь не тронул моего величия и не задел струнку любознательности. Но потом я увидел ее.
Красный маленький туманный огонёк пронесся вдоль квартала так низко, едва не коснувшись земли, вернулся обратно и внезапно направился в мою сторону. Остановившись напротив моего окна, он приблизился к стеклу, и я понял, что меня заметили. Потом огонек, даже несмотря на ветер, почти впечатался в стекло, и тут я осознал самую волнующую новость за этот год: в мир вернулись бабочки Гай.
Кивнув ей приветливо головой, я пригласил ее в свой дом, и она послушно явила себя около меня на подоконнике, перенеся себя сквозь пространство так быстро, что даже мои глаза не поняли этой молниеностности.
- Муррр, - произнес я.
- Кот, - сердито заметила она. Или он? - Ты меня понимаешь, Кот?
-А что вас понимать, ответил ей я, -Все равно вас никто уже давно не видит и в вас не верит.
-Но мы есть! - возмутилась бабочка, - Вот, посмотри.
Бабочка расправила разноцветные крылышки и, обдавая меня прохладой легкого ветерка, замахала ими. Я поднял лапу, и она отскочила от меня:
-А-а! Лапами не трогать! А то я знаю вас, только дай волю, когти выпустите.
-Ты что в свободном мире делаешь? - опуская лапу, заметил я его Крылатости неприятную очевидность, - Вам же запретили сюда приходить, или нет?
-Не твое дело, Кот, - важно присаживаясь на листик лимона, ответила мне бабочка, - Мы не лезем к вам, вы не лезете к нам.
-Про закон равновесия я знаю, но что ТЫ делаешь тут?
-Да вот, - вздохнула бабочка, а потом доверчиво добавила, - На спор сюда пришел и теперь исполняю проигрыш.
-Надеюсь, тебе ничего важного не задали? А то сам знаешь, чем это чревато.
-Тебе ли говорить об исполнении... - злорадно усмехнулась бабочка, - Вы коты только и изменяете реальность под себя, контролируя и применяя ваши усилия для перемены мира под свои нужды.
-Тссс, - прошипел ей я, - Ну зачем так грубо. Ну получается-то лучше и людям, и нам.
-Ага, - согласилась бабочка, - А страдаем мы. Ведь уже не осталось ни одного нормального луга, ни одной пашни, где для нас был бы и дол, и дом.
-Если тебе не нужна помощь, ты можешь остаться тут на некоторое время, пока не решишь свою проблему, -благосклонно разрешил я, укутав замерзший нос хвостом.
Бабочка осмотрела подоконник и решилась:
-Иль Три, из рода Осени, - она совершила переворот в воздухе, подпрыгнув с того места на листе, на котором уселась, а это был край листа лимона, - Сын Великой Матери Рода, - добавил он.
-Нет его дома, - это его бабушка ворчит, -С вёчера не приходил. Приходи завтра. Надоели, чаго ходют, чаго стучатся...
И шаркающие ее шаги за закрытой дверью. А я скрючившись, затих под оббитой дермантином с порванным низом входом в квартиру, где жил человек, который мне мог помочь перенести тут, и сейчас терзавшую моё тело, боль. Всё казалось таким далёким, таким узким и страшным. Болело все тело. Руки выворачивало, голова кружилась, тошнило до кислого остатка на губах, до горького вкуса в поднёбье, вкуса желчи и какой-то химической дряни, чем меня в очередной раз пичкали в больничке. Сдерживая позывы к рвоте, я руками прижал пустой желудок, втягивая в себя ноющую от боли часть тела. Поглаживая по часовой стрелке, пытался успокоить его, но выходило плохо. И даже знаю, что мне поможет.
-Ыыых, хе, - только и вырвалось у меня из самой глубины души.
Ползком, по кафелю в подъезде, я пополз на свой этаж. Застревая на лесенках, переваливаясь через ступеньки, падая назад через одну и пытаясь заползти через две вверх, туда, где моя квартира, там, где тепло и... там, где живет моя боль. Которая и выгнала меня к Славику, у которого, я точно знал, есть способ унять этот медленный кошмар, что одолевал меня.
-Гришка, - услышал я снизу шепот, но не сразу сообразил от крутящегося пространства, что это обращаются ко мне. Наконец скоординировав свои движения, переломив очередную волну боли, подтащив к себе свои потерянные и вновь обретенные стопы и руки, я попытался навести резкость во взгляде. И понять наконец-то, кто там шепчет.
-А, - промычал я все, что удалось произнести в пространство, вкладывая в эту букву сразу несколько вопросов и просьбу о помощи... И кто ты? И что надо? Ты мне поможешь? Ты вообще зачем меня позвал? Ты меня позвал - так ты меня даже знаешь? О! Друг, помоги мне!
И человек понял. И зашептал так часто, что я запутался в услышанном:
-Гришка, это я. Ты только перед бабкой меня не пали, я с автопати иду. Ну как иду, ползу. Вот дойду и спать лягу, если пожрать не дадут. Гришка, а у тебя пожрать есть чё? А ты вообще, что у меня на площадке делаешь? Ко мне полз? Так подожди я тебе щас помогу. Хотя нее, не помогу...
Встряхнув головой, я наконец-то переборол морок поселившийся в мозгах и уже осознанно прошелестел пересохшим ртом:
-Славка, я весь болю. Просто горю с этой чертовой боли... Помоги...
-Дурак ты, Гришка, и не лечишься...
-Лечусь...- невольно вырвалось у меня.
-Ладно, лечишься, но все равно дурак. Лавочка-то того, адью, прикрыта. Всех позакрывали, а я вот как перст остался в поле... Водка только и осталась. Будешь?
Меня скрючило еще больше от осознания безнадежности, и я, через силу, прошептал:
-А, давай.
В тот вечер мы со Славкой нажрались до свинячьего похрюкивания и стали друзьями.
Потом бегали от его бабки по этажам, прятались за мусоропроводом и понуро под утро, знатно пошумев на весь подъезд, пошли каяться. Ну, конечно, бабушка нас простила, но подъезд еще долго вспоминал нам наши побегушки. И материли, и обзывали, и даже рыло приходили чистить.
Тэя.
Уколов в очередной раз палец иголкой, я кинула противные пяльца в сторону двери комнаты, в общаге. На ум не приходило ничего хорошего. Декан как сговорился со всеми нашими научными руководителями. Вежливо кивали головой в разговоре со мной, но в один голос твердили одно, мол, это не твое дело, мол, тебе учиться надо, а Гришка, ну что Гришка... Сколько таких Гришек у тебя будет, ну не этого спасут, так другого. И переводили беседу в другие плоскости образовательного процесса. Так они это называли...
Все эти научные умы не видели главного - они не видели в своем собственном студенте человека, а видели простую галочку в отчете документов. Это больше всего нервировало меня. И мой психолог посоветовал заняться чем-то монотонным, для снятия стресса. Я выбрала вышивку и теперь, исколов все пальцы, зло смотрела на весь бардак в комнате, устроенный мною. Нитки, пяльца, иголки, схемы, а в глазах стоит улыбка Гришки. И его чуть-чуть плутоватый взгляд...
Часть Главы 2.3
"Когда ты думаешь:"Все, ниже падать некуда", прислушайся - вдруг снизу тебе постучат..."
Каждый человек - кузнец своего счастья. У каждого свой Путь и свое Слово.
Боги создали Человека по образу своему и подобию. И дали они ему Долю от щедрот своих - Век.
Числобог пересчитал и убрал из Доли этой десять лет.
Велес пересчитал и вычел пять лет.
Святовит (Сварог) пересчитал и убрал три года.
Мара решила забирать души, когда захочет, а о теле ей не было дела.
И только Лада смилостивилась над людьми и сделала их Души Без Смертными.
Теперь в каждую Смерть свою, несут Люди таинство Явления Души. По делам их жизни являют они на Суд Богов все стороны Души: или темную, или светлую. Нет среди Явленных средней Души. После чего, в стремлении продолжить жизнь свою, они идут и рождаются вновь, чтобы обелить Душу свою, чтобы возвыситься и подняться в Правь. Те, кто попал в Правь - несли Свет в другие Миры, которым по делам Рода есть "несчетное число". А Темные души в Темные миры, в Навь. И там искупают поступки свои делами добрыми, начинают изнова путь свой к Прави.
И так будет со всеми и всегда.
И только Род может разрешить сложные вопросы Души. И только под его Судом решается сама суть Жизни.
А путь к нему лежит через Чертоги Шории, Калинов Мост и Огненную Реку.
Стоят там Чертоги Замерзшие. Пройди путь, странник, постучи в Ледяную Дверь. Вдруг тебе откроют.
И в каждом мире есть свой Человек, что идет на Суд Богов. И каждый считает себя Избранным, вот только нет ничего нового под Звездами Млечного Пути.
Глава 3
"Если у тебя есть честь и совесть, то ты еще остался человеком..." S.E.A.
Яромир.
Белое нежное нечто окружает меня со всех сторон. Я парю в этом белом безмолвии. Мои руки, как крылья, взмывают все выше и выше, даря мне наслаждение полета и невесомости. Переворачиваясь в белых туманах, я чувствую блаженство от совершенности своего состояния. Еще выше, быстрее, сильнее. Мое лицо зарывается в складки белого чуда. Мое тело вонзается в пар белого естества, и я становлюсь им. Растворяюсь все сильнее и превращаюсь...
-Он пошевелился, - сквозь белоснежный туман услышал глухой девичий голос, - да, его рука точно пошевелилась. А пальцы дрогнули, профессор...
-Продолжайте наблюдать, Танюша. Пациент - это ваша дипломная работа в самом натурально-представленном виде.
-Да, я понимаю.
-Можете все данные анализов переписать себе в реферат, я вам засчитаю его, а потом просто вставите наблюдение за ним в диплом, - глухой далекий мужской голос с подрыкиванием обсуждает меня(?), наверное...
-Павел Егорович, а насколько точно.... - и голос девушки растворяется в белой пыли, что заслоняет меня от нее. И как бы я не тянулся к звукам, как бы не старался, меня, будто по волнам, уносит вдаль, далеко-далеко. Туда, где все белым-бело.
И вновь несет невесомо сквозь пространство, я изгибаюсь, танцую среди волн белоснежных цветов из облаков. Дымчатых столпов и чудесных белых лиственных папоротников, с меня ростом. Касаясь руками чудных стеблей, замираю от мига восторга, внимаю тонким трелям и каплям, что доносятся до меня из далекой дали. Но вот, чу, слышу слово. А ведь все началось именно со слова...
Да, прислушиваюсь, и оно нахлынуло на меня, сбило с ног, сковало по рукам, спеленало тело и запутало по рту, лишая меня простой возможности вскрикнуть, позвать на помощь. Что же это?
И я выныриваю в реальность. Приоткрываю тяжелые веки и вижу перед глазами клок белой полупрозрачной марли с пятнами крови. "Чья это кровь?" - думаю, что говорю вслух я, но понимаю - мои огрубевшие высохшие губы не способны произнести ни слова. Даже чтобы разомкнуть их, у меня нет сил. Нет сил позвать, нет сил смотреть, нет сил для вздоха и выдоха... Даже просто жить - нет сил.
Вокруг моей головы, справа и слева, я слышу тихое пиканье каких-то приборов. А вон там, вдали, тенью скользит по комнате кто-то одетый в белоснежное нечто. В пух или облако? Во что он одет?
Я пытаюсь вглядеться, определиться и узнать, во что же одет идущий там, но вижу только тень на стене и белое колышущее в пространстве комнаты нечто.
-Эээ... - зову его. А оно не слышит, - ЭЭЭааа.
У меня во рту что-то есть. Лишнее, что мешает мне. Оно ложится на язык, давит на зубы и уходит туда, внутрь меня, гибким тугим телом. Из-за него мне не сказать, не позвать и даже не вздохнуть нормально. Я набираю полной грудью воздух и кричу со всей силы. По крайней мере я так решил, но услышал только чей-то стон. Это мой? Нееет. Я же кричал! Но почему звук идет от меня? Нетт...
Пробую еще раз позвать застывшее белое облако с тенью на стене.
-АААААА...
И в тот же миг белая загадка двинулась в мою сторону. Рывком бросилась к моему застывшему окоченевшему телу, и я догадался - это девица. На белоснежном лице, тонкими линиями, застыли ее черты: брови, глаза, губы. Непонятным уголком высился надо всей этой прекрасной картиной только остренький носик, прямо посередине лица, упрямо вздернутый вверх.
-Ааа... - прошелестел я.
-Очнулся! - с придыханием восклицает она, - Ну сейчас трубку вытащим, покормим тебя, и можно в терапию впускать. Я только профессора позову, подожди, не засыпай, парень.
-Аааа, - соглашаюсь с ней и наконец-то, в первый раз, шевельнул головой. На сантиметр или на миллиметр, не имеет значения. Это не суть важно. Важно то, что все пространство колыхнулось подо мной, и эта волна родила тот огромный комок боли, что кинулся на меня и разорвал на клочочки. От боли я заорал и скользнул вновь в белое безмолвие. Где вертлявые облака начали играть со мной в догонялки, где я скольжу по белому полю с белоснежными папоротниками и касаюсь белых цветов. А потом вновь лечу куда-то... А куда? Я даже и не помню...
Вновь гонка по белоснежным туннелям, белоснежные клочки облаков или пара, что давят на меня, выталкивают в реальность, где живет боль. Я не хочу туда. Там страшно и плохо, и больно.... Очень, очень сильно больно. Но бег не прерывается, бег только ускоряется во времени и пространстве, и вот я выныриваю и вновь открываю глаза в знакомой комнате. А меня тут уже ждут.
Возле кровати, притулившись на самом ее краю, прислонился невысокий старичок с окладистой бородкой. Седой как лунь, с черноватыми проплешинами на голове, с выбритыми усами, он выглядел эдаким высоким гномом, одетым в белоснежный халат и небольшие очки с тонкими серебристыми дужками на переносице. Его руки, со старческими пятнышками, игриво пробегали по светлой картонной папке с торчащими тут и там неаккуратно разворошенными бумагами. Но вот он отвлекся на меня и негромко произнес:
-Что же вы, голубчик? - тот самый, знакомый голос мужчины с громкой буквой р, - решили сбежать от нас? Не получится! А как же опыты? Как же анализы, документы...
Он продолжает говорить, пытается вывести меня на диалог. Что-то обсуждает с девушкой, стоящей рядом, рассматривает протянутые ему бумаги. Все это пролетает пушистым ничто сквозь меня, никак не задевая, и, качая головой, он наконец-то произносит:
-Ну, мил человек, так и быть. Трубку удалим, но!в реанимации вы у нас еще денёчек полежите. Так надо, - потом сворачивает бумагу трубочкой, оглядывается виновато вокруг, расправляет листы бумаг и вкладывает их в протянутую папку. Наверное, это моя история болезни...
-А как зовут вас, сударь? - спрашивает меня уже решившийся отойти от моей кровати профессор. Его окладистая борода сбивает меня с толку, и я лишь мычу в ответ. Старик понимающе кивает, но терпеливо ждет.
-Что? - переспрашивает профессор, внимательно вглядываясь в мои губы, - Вы хотели что-то сказать?
-ММмм... - девушка вытащила трубку изо рта и горла, и я благодарно вглядываюсь в молодое лицо.
-Внятнее, сударь, или голубчик вас называть? - с усмешкой спрашивает профессор, все так же не отрывая взгляда от моего лица.
-Хе... хо... мммм... - я честно пытаюсь сказать хоть слово, но у меня не получается. Совсем никак... И профессор, сухонькими руками проведя себя по подбородку, переспрашивает меня моими мыслями:
-Совсем никак? Вообще не сказать? - все с таким же терпеливым ожиданием спрашивает меня старик. Он мнется, поправляет очки на переносице и даже одергивает белый халат, на узеньких сухоньких плечах.
-Мммм... - соглашаюсь я с ним. Мои губы будто склеились от пустыни внутри рта. Запеклись и не двигаются. Такое дикое чувство, что каждая губа весит по несколько килограмм. Не разомкнуть их, не открыть рта.
-А имя? Имя-то у тебя есть? - не отстает от меня старик, - Да ты не боись, как бы не назвался - нам все в радость. А то называть тебя больным двести тридцать седьмым уже мочи нет.
-Я... л....- пытаюсь объяснить ему, что имени у меня нет в их понимании, но боль уже наползает на мое тело, и я успеваю только скорчить гримасу. И вновь тяжесть на лице...
-Танечка, - обращается он к девушке, стоящей рядом около него все в той же позе - готовности прийти на помощь ко мне, к профессору, к любому страждущему... - Напиши в Истории болезни, что пациент назвался Ялом.
-Может Яром? - переспрашивает она его, - Яр - вроде есть такое имя.
-Ты его еще Яромиром назови.. - устало парирует ей профессор, -Ялом и точка.
-Так и запишу, Яромир, - вписывая в бумажки мое имя, отвечает профессору девушка. Она упрямо подергивает плечиком, я уголком глаза вижу, как скользит по бумаге шустрая ручка в ее руках.
-Ох, Татьяна! - не сердито качает головой старичок, -Хворостом бы тебе, да по мягкому месту...
-Грубые методы воспитания могут привести меня на скамью подсудимых... - отвечает она ему, сжав губки в бантик. Потом она вскидывает голову, и я вижу на ее губах чистейшую улыбку. Улыбку не примирения, а... любви.
-Пусть будет Яромиром, - неожиданно соглашается с ней старичок, - Но ниже напиши Найденов.
-А отчество чье вписать? - уткнувшись вновь в бумажки, спрашивает девушка.
Старичок всматривается в меня. И внезапно выносит вердикт:
-А моё.
-Но! - девушка в шоке внезапно всматривается в профессора. -Он же получается... вашим сыном. Яромир Павлович Найденов. Ну да, получается, становится вашим сыном...
-А и пусть, - профессор внимательно всматривается в меня, - Может он еще вспомнит свое настоящее имя, а пока пусть побудет... сыном.
-Как скажете, Павел Егорович, - девушка снова утыкается в бумажки, что вложены в папку, держащейся чудом на ее руке.
Мои глаза же наливаются снова тяжестью. Я уплываю... качаясь на воде... то ли от лекарств, то ли от своего больного состояния... И уже сквозь полудрему слышу негромкий разговор стоявших у моего одра:
-...Восемьдесят два процента обожженного тела, да чудо, что он выжил вообще.... Диплом... Работа...
И вновь меня встречает белое ничто... я сплю...
Гриша.
Мое тело было словно песчинка в этой кровати. Меня не переставая колотило от боли, будто рвалось внутри нечто и связывалось, и исчезало, а потом, пульсаром из вне, вновь и вновь заставляло то сгибаться в болезненных спазмах, то выгибаться, откидываясь на мокрую от пота подушку от облегчения, мое тело.
Боль командовала всей моей жизнью. Я был ею. Жил ею. Боялся её, и принимал ее как наказание, должное и запретное. За что?... Эта мысль сковала мой мозг, и только еще один вопрос позволял мне жить дальше... Когда это кончиться...?
А потом приходила мама и приносила укол. Поправляла мою постель, меняла наволочку и оставляла включенным комп с музыкой Зиммера. А я, чистый, протертый губкой в сочлененьях от пота, засыпал на те недолгие несколько часов, чтобы проснуться вновь от боли... И так было не день, и не два...
На выходных приходили друзья. Смотрели жалобно на мое бледное лицо и пытались веселить себя и меня. От их прихода я начинал ненавидеть их взгляды. Срывался, и орал после их ухода на маму. А она, прижав меня к своей груди умоляла потерпеть до понедельника. Гладила меня по голове и просила прощения. За что просила, я не понимал и плакал у нее на груди, пока не исчезали слезы.
Я потерял счет времени. Минута могла стать для меня вечностью, а час - мгновением сна. Все ориентиры сметались в предчувствии боли. И тело орало от нее, и просило освобождения. А я, поначалу смалодушничав, уже был согласен на все. Даже на такой выход. И именно в этот момент, моего принятия Смерти, пришел Пашка.
-А ты опять такой напомаженный и с отличной укладкой втыкаешь в комп! - Поприветствовал меня он в своей зашибательской манере. - Лежишь и стонешь, вон даже ногами уже ленишься двигать, подонак.
-Козел ты, Пашка... И не лечишься...
-Не бзди, краусавчик, я тут че пришел... -Пашка демонстративно подозрительно понюхал воздух перед собой - Да ты никак нагадил, овэц!
-Пашк, не надо...- Слабым голосом попросил я друга. -Только не издевайся надо мной сейчас. Мне и правда плохо.
-Дебил, ты, братиш. Я ж не нюхать твои ароматы пришел, а по делу.
-Да не срал я. Уймись. - Мне казалось я ору, но слабый голос почти шепотом доносил до Пашки мое состояние. -Мне и срать то нечем, я почти неделю толком не жрал.
-Вооот. Поэтому- то я и пришел. -И довольный Пашка принялся доставать из принесенного пакета картошечку, бургеры и соусы.
-Пашка, ты балбес. - Все тем же слабым голосом произнес я. -Я ж на диете. А ты тут, такой писюн, притаскиваешь мне ... вкусняшки.
-Хм, Гриш, ты же умираешь вроде. Так какая к черту тебе разница - что ты сейчас пожрешь? Да ты гавно можешь жрать, назло патологоанатому - пусть гад облюется, когда вскрывать будет... Тебе не все равно же?..
-Умеешь ты соблазнять... -Я внутренне облизнулся. -Но давай подождем, пока мама уколет меня.
-Наркоман хренов. С кем я дружу?! -Патетически воскликнул друг, скорчив рожицу Медведя в кустах. -Я к нему со всей душой, а он ко мне всей жопой... Суууччкаааааа....
-Пашка, не юли. -Оборвал я всю патетику эмоций друга. - Ты ко мне че приперся? Накормить меня?
-Неа. Грохнуть, чтобы не страдал. -Усмехнулся Пашка. Вглядевшись в мое ошеломленное лицо, он громко рассмеялся. И продолжил: - У меня тут дело нарисовалось, хочу тебя подключить к нему.
-Дебил. -Впечатал я в него определение его тупости. -Я дышу через раз. Согласен на любые способы вивисекции, только бы боль пропала, а ты тут издеваешься...
-Да ты дослушай, бандит-самоубийца. -Прервал меня Паша. -Я короче познакомился с девкой одной. Она вроде как с Питера, ну знаешь, как всегда, к бабушке приехала Красная шапочка, ну а тот я ...
-Седьмой гном...- Перебил я его...Принюхиваясь к доставаемым другом гамбургерам....-Или она не считает уже гномов...
-С кем я вынужден дружить.. - Возвел глаза к белому потолку друг. И протянул мне один бургер. Второй же зажал в своей руке-лопате- Держи и лопай попой...
-Щас как перну тебе под нос, будешь знать, как завуалированно посылать меня в известное путечествие...- Забыв о боли, проворчал я, утыкаясь в такой круглый... А к черту укол.. буду терпеть... и жраааааттттть! ...Бургер!
-Да ты, смотрю, дохнуть передумал? -Разочарованно удивился Пашка. - Смотрю, жрать стал. И вон... Хватаешь еду грязными лапками. Фи, как не культурно!
-Угу... - согласился с его доводами.. И, хотя, боль никуда не ушла, но под чувством голода она забилась куда -то внутрь, затаилась в организме... -Тебе бы так оголодать...
-Так я и говорю. -Пашка жалобно смотрел на то, как я буквально впихиваю в себя бургер, стараясь не растревожить боль, делая как можно меньше движений. И, уже съев его, откидываюсь на смятую постель с уже огромным потовым пятном прямо посередине. - Ну полежи, и послушай... морской котик на приколе...
-Пусть мама уколет. А ты... потом... -Попросил я его, в бессилии закрывая глаза. - Ты только не уходи.
-Ага. Щас. -Метнулся Пашка из моей комнаты в коридор, к кухне. -Тёть Маш, а тёть Маш...
Я только успел расслабиться, как боль накатила на меня с новой силой, вцепилась в тело и начала по новой выворачивать меня. А тут пришла мама с уколом, и я привычно протянул руку.
-Вы, мальчики, тут слишком не шумите. -Попросила она, строго поглядев при этом на Пашку. Ну конечно она унюхала запах бургеров и недовольно покачала головой. - Гриша, ну ладно этот балбес со своей жизнью не считается, но ты то, уже полтора года борешься, должен понимать же... -Устало устроила она мне выволочку.
-Мам, не надо. - Попросил вздыхая с облегчением я. - Ты же знаешь...
Она только покачала головой и пошла опять на кухню. А, просочившийся за ней Пашка, чумной крысой вполз в мое обиталище.
-Так, о чем я. -Начал он всматриваясь с мои приоткрытые от чувства упоения отсутствия боли, глаза. - Девка -во! Я к ней по поводу съездить к ней, а она- ну просто беспроблемная. Приезжай , говорит, и хвостом машет. Ну я и метнулся.
-Так ты ее... -Прошептал я.
-Цыц, зараза. Я ему о возвышенном, а он все опошлил... Ржевский... -Надул губы Пашка. -Ну я и мотнулся к ней , да... На неделю. Погуляли по кабакам, заглянули в Петропавловскую, и, знаешь, я смог даже побывать в библиотеке.
-Ленина? - Брякнул я, не подумав.
-Сам ты Ленина. Лермонтова, прямо на Литейном. - Почесав свой бледный ёжик на голове с ухмылкой сказал друг. - Там при входе стоит стол, а на нем книги валяются, ну типа- кто хочет, тот может взять. Люди просто вываливают там ненужное им чтиво, ну я и полюбопытствовал. И смотри - во!
Он протянул мне невзрачную голубоватую книжку в полу порванной обложке из искусственной кожи. Повертев ее в руках для большего драматизма, он демонстративно открыл ее почти на середине, где была вложена закладка и ткнул текстом с ятями мне в лицо, под самый нос.
-Вот. Тут ты видишь мифологию. Или уже уплыл в Вечные Леса?
-Сказки, что -ли?
-Угу, почти. Так вот. Мифология славян. Я тут прочел, что они верили в кого и куда попало...
-Куда попало? -Переспросил я Пашку с усмешкой.
-Не куда, а кому. -Поправил он меня. -Да не бзди. Все равно ты половину не поймешь, я только спустя недели через две после лазанья в Инете понял, что почем и откуда у него ноги растут.
-Как ты долго мучал бедную девочку... - Уколол я друга. -И опять по моему ай кью проходишься, абыдно , да...
-Да я готов был на ней жениться! -Поднял левую бровь друг и рассмеялся. -Но она не дает! Нет женщин, не дающих... -Начинает цитировать друг истину.
Закрываю левый глаз от накатывающего сна.
-Я же говорю - подонак. -Печально заключил я речь друга.
-Не издевайся, а лучше дослушай. - Пашка поднялся со стула и прошел к закрытому окну. - Все, что я скажу - это серьезно.
Друг повернулся к окну лицом а ко мне спиной и начал рассказывать свой план. Нет, не так, ПЛАН.
И я был включен в него главным действующим лицом. Да, мне он сообщил об этом сразу. Как и выполнение трех из двенадцати пунктов в этом ПЛАНЕ. Он достал нож и статуэтки из пакета(то ,то я гадал , что там еще лежит), и выложил шестнадцать разноцветных камней на прикроватный столик. Он был очень убедителен.
Я вглядывался в выставленные другом прекрасные геологические образцы, и понимал - кто-то из нас сходит с ума. Нет, мне -то это даже было бы полезным, но друг, почти брат, с которым я дружил с самого ясельного горшка... И этот балбес сошел с ума? Да я точно сейчас от страха должен обосраться, жалко, что мне не чем. И еще стало страшно. Ведь я ему доверял, и он был в курсе всего происходящего сейчас со мной.
-Так вот, Гриш. - Пашка обернулся и вгляделся в мое лицо, и расхохотался внезапно. -Да ты решил, что я сошел с ума! Хах. Так же?
-Ну.. Если бы я тебя не знал столько лет, то решил, что ты повернулся на почве помощи мне.
-Но ты -то меня же знаешь?
-Твоя очередная афера? Или это план "Б", после плана "А"? -Незаметно отодвигаясь к стене переспросил я Пашку.
-Прекрати изгаляться, нуб. - Хмыкнул он. -Подумай сам. Тебе осталось от силы полгода - год. Да ни один врач не даст тебе больше чем месяцев пять. Что тебе терять-то? А так есть шанс. Да, дебильный, да сложный, но шанс.
-Издеваться над смертельным больным - это просто жестоко. А давать ему надежду - это вообще за гранью добра и зла. - Выдохнул я сдерживаемый воздух из груди. Оказывается, я, вслушиваясь в речь друга затаил в надежде дыхание. -Ты ведешь себя как ... как...
-Ты не дослушал. Гриша. -Изменил нотки речи Пашка. Теперь он стал мудрым папашей, а я непослушным пацаном, которого надо а-та-та? Что за хрень тут происходит? - Мы сможем это сделать, ты и я.
-Тебе то какой с этого профит?
-Да я хочу ну... -Он смутился.
-Кажется, дело касается девушки? -Усмехнулся я.
-Нет, не девушки. -Слишком быстро ответил Пашка.- А Богини.
-Потом расскажешь... -Махнул слабой рукой ему. -Расскажи мне, про те пункты в обряде.
-Вообщем дело в том, что только те, кто стоит на пороге смерти могут видеть эманации Смерти. Не перебивай. -Он резко одернул меня, видя, как я хочу задать свой вопрос. - И ты можешь видеть Сборщиков Душ. Иногда, да иногда, Смерть сама приходит попировать туда, где много жертв. И есть возможность - совсем маленькая возможность, украсть у нее ее серп.
-Ты говоришь так спокойно о смерти множества людей... Ты низко опустился. -Не удержался и вставил я свои три копейки. Друг вздохнул без слов, выдохнул и продолжил:
-Потом расскажу. А теперь дальше. Если смертный стоит на пороге окончания жизни, он видит эту чертову Смерть, у которой надо забрать серп. Самым сложным будет забрать девять жизней у кота. Я не понял, как это сделать, но там вроде согласия не надо спрашивать. При чем ты забираешь жизни не себе. И еще одна сложность - это уголек чистой души.
-А обряд? Там надо найти двенадцать людей, согласных пожертвовать свою кровь для открытия Двери в Шорию?
-Думаешь трудно будет украсть или купить двенадцать упаковок донорской крови? -С критикой набросился на меня друг. -Да ее, только свистни, тебе столько подгонят, что отбиваться от желающих придется, при всем том бардаке, что твориться у нас в медицине это не проблема...
-Ну тебе лучше знать. -Согласился я с Пашкой. - Не я учусь на третьем курсе меда.
-Так вот. -Продолжил он, задумавшись на мгновение, формируя свою мысль. - Кровь, нож, статуэтки и даже камни не проблема. Проблема остальные пункты.
-Девять жизней у кота, Бабочка и уголек.
-И серп. Серп вообще должен забирать ты. -Он утвердительно, подчиняя своей воли взглянул на меня как старший на младшего. - Я Её не увижу. Потому мы будем таскаться на все пожары, катастрофы, что случаются у нас в городке, и по соседству, и даже в Москву сгонять придется... Ты как? Сможешь?
-Ага. Только трусы поменяю, и готов. -Почти засыпая прошептал я. -Про носки забыл.
-Подумай про Суд, сосредоточься. -Сказал Пашка. - Тебе придется быть очень, ну очень убедительным.
-Пашка, я отрубаюсь, дай поспать. -Взмолился сквозь накатывающийся сон ему.
-И самое главное... -Очень тихо сказал мой самый- самый лучший друг, стоя на пороге комнаты с засыпающим мною. - Вспомни обо мне, когда тебе будет не просто плохо, но и в хорошие времена.
Дверь со щелчком закрылась за его спиной, и я рухнул в пучину сна, не заметив, как мягким светом засветились оставленные между раскиданными лекарствами на прикроватном столике три статуэтки Богинь.
Глава 4.
Гриша.
Вдалеке стоял столб сизо- чёрного дыма. Кажется, горел частный дом. В нашем городке, да и по соседству, в Вельске, любой пожар был трагедией не только для соседей, но и бедой всего городка. На Пашкином старом драндулете, мы доползли до пожарища примерно за полчаса. Это была восьмая наша поездка. Пашка отслеживал пожарища на волне МЧС, потом звонил мне и с упорностью сурка тащил меня "Воровать у чертовой Богини" ее орудие труда.
Через силу, пытаясь не заржать я, я вглядывался в округу, в которой происходило печальное событие, старался увидеть невидимое. И не было ничего. Вообще. Кто сказал, что следы этих эманаций может разглядеть простой смертный? Кто вообще это придумал?
Еще, друг, старательно держа наготове укол, требовал вглядываться в окружающих. Вдруг воон тот дядька в синем пиджаке, не простой ВИП пассажир такси, а Посланец Смерти. На шестое путешествие с этим балбесом в его "примятой" синей "шахе", на меня снизошло озарение, что я участвую в жалком фарсе, когда тебя заставляют сходить с ума вместе с придурковатым другом на пару. Это неприятное чувство отвлекало меня, а точнее я начинал относиться ко всему происходящему с известным скепсисом и, уж слишком вознесшимся до небес, чувством юмора. Для меня оборжать кусты у дороги и загибаться потом от смеха на самого себя - это ли не высший пилотаж факта дебилизации.
-Ты не веришь... -Твердил мне Пашка, скрючившись у обочины в приступе рвоты, от видимого кошмара, происходящего вокруг. -Ты должен поверить. Понимаешь?
-Не надо оправдывать сумасшествие...-Лекторским тоном подкалывал я Пашку. -Нужно расслабиться и получать удовольствие от дозы и тона происходящего вокруг!
-Щегол начал петь! -В восхищении хмыкал он. И вновь, бросив взгляд на пожарище, скрючивался у обочины, в невольных позывах рвоты.
-Как, ну как можно в это поверить? Мы же живем с тобой в мире, где еще двадцать лет назад атеизм возводился как единственная правильная доктрина.
-У нас не получиться ничего, если ты будешь приводить наши поездки к этому безумному фарсу. -Просил меня друг. -Ну будь попроще, и Смерть тебе появится....Ну ,Гришь...
-Да меня ржать тянет. Вот вижу эти бегающие фигурки Эмчээсников и, ну просто не могу. Будто в компьютерную игрушку играю, руки так и тянутся мышкой направить того сюда, а этого - туда... И тыкнуть им шлангом под глаз вдогонку.
-Кажется дозировку надо снижать... -Задумчиво констатировал друг мои ужимки, в попытке сдержать смех. -Попробуем в следующий раз не колоть вообще.
Но в седьмой раз, когда он приехал, меня как раз накрыло болью, и поэтому пришлось выезжать уже под уколом. Так и прокатались по дорогам Рассеюшки напрасно. Только машинку извазюкали, да бензин пожгли. Но Пашка хмуро сказал, глядя на это:
-Отрицательный результат, тоже результат. Поэтому, не расслабляемся.
-Осень уже на дворе. -Ответил я ему. - Может не стоит продолжать эксперимент? Весной продолжим?
-У тебя может вообще не быть этого времени. -Спокойно вгляделся мне в глаза друг.
Да, он никогда не прятал глаз. Всегда говорил правду.... Мляяяя.....
Так что, в тот восьмой раз, мы поехали на пожарище под Ельском. Горел огромный домина. Домовище. Похоже, что люди не один год строили эту хибару. Модифицировали ее, пристраивая новые и новые комнаты, надстраивая этаж. Деревянный, он поражал мощью. Наверное, тут ...
-Наверное, тут жила большая семья. - Задумчиво глядя в окошко машины, произнес вслух я свою мысль.
-Надо выходить и поспрашивать. -Деланно спокойно заключил Пашка. -У тебя скоро действие укола пройдет, давай быстро. Чтобы прытким кузнечиком пробежался по округе, позаглядывай во все дырки, что найдешь, и внимательно, я делаю упор на это слова... Внимательно , всматриваешься в окружающее пространство. Любые непонятные изменения - ты знаешь, что делать. Самое главное- не позволяй ей понять, что ты ее видишь.
-Бери все...- Словами из приключений Воробья ответил я другу.
-..Не отдавай ничего. -Закончил он за мной фразу. Мы дружно подмигнули друг другу и сделали "морды кирпичом", вылезли из драндулета, припаркованного чуть в стороне от пожарища.
-Девочки - направо, мальчики- налево. -Кивнул мне в сторону дома Пашка, а сам направился к стоящим эмчеэсникам.
-А я такая вся, в Дольче-Габана... Красивая, не могу понять, мне к красивым или... - Пробурчал я себе под нос концовку анекдота с обезьяной. И вперил взгляд в происходящее прямо передо мной, невольно завершил начатую фразу:
-Умным....
А посмотреть было на что. Три тонких тени, от которых отходили легкие дымчатые протуберанцы, стояли неподалеку от меня, прямо на краю дороги. Одна из них, повыше и помощнее, костлявой рукой водила перед собой будто загребая воздух или увлекая кого-то к себе. И я даже увидел кого она увлекает! Три взрослых и три детских белоснежных тени неслись от дома прямо к... Дымчатому Нечто. Почему я так решил? А там все было видно невооруженным взглядом. Поэтому я решил действовать напролом.
Окинув скучающим взглядом, окружающий осенний пейзаж, я торопливой походкой "мне надо", ломанулся прямо к стоящим туманным фигурам. Будто тороплюсь через них к припаркованным неподалеку любопытствующих автомобилистов. И, вот так, усталым полу бегом - быстрым шагом, подошел к дымчатым. Моя походка обманула их, и они, вначале приметив спешащего меня, вновь уставились на плывущих к ним душам погибших людей. Вот белоснежные тени начали подплывать к высокой фигуре, та достала из под плаща костлявой туманной серой рукой серп, и просто обрезало нити, которые тянулись во след за пришедшими душами. Затем он так же обрезал и детские тени. И, откинув полог плаща, начал приспосабливать серп, видать тот крепился на пояс, что под плащом не было мне видно. И в этот самый момент я рванул серп к себе, взявшись за ручку оружия, чуть повыше руки Смерти. Серп тонкой линией мелькнул в воздухе и изменился. С его туманного лезвия стек туман, и он засверкал под лучами вечернего Солнца. А тени, обернулись ко мне, вперили в мое лицо то место под плащами, где у них были спрятаны лица.
-Вот как. -Донесся до меня звук голоса Посланника Смерти. -Воруем среди белого дня...
-Оно признало меня, значит у меня есть право его взять себе на короткий срок. -Спокойно ответил я фразой, одной из тех, что меня заставил зазубрить Пашка. -Я верну его, обещаю.
-Вор должен помнить о наказании... -Прошелестела Серая фигура стоявшая слева от большого.
-Я отработаю. Или отплачу. Обещаю. -Спокойно заметил, старательно держа серп рукой. И молясь всем Богам, чтобы только не пораниться сейчас. Только не до крови...
-Оружие приняло его. -Решил Старший. -Все равно ему не долго осталось. Пусть этот грех будет на его душе. И да. Отработаешь, вернешь... и еще останешься должен.
-Да будет так. -Наклонил я на бок голову. И, вглядевшись в стоящих за спиной у Посланников Смерти душах спросил: -Родным что-то передать?
-Нет. -Сказали взрослые хором.
-Мой медвежонок, ему скучно будет, пусть мне на могилку принесут. -Не вытерпела одна детская душа. И я кивнул ей.
-Сделаю.
Остальные молчали. Тогда я, кивнув головой, и не прощаясь с Серыми тенями, пошел к машине Пашки.
В руках у меня поблескивал серп. Старый, с деревянной ручкой. Такой у моего деда в деревне был. Валялся воткнутый у двери в сарай. Обычный, ничем не примечательный. Но такой мне нужный.
В драндулете вначале пристроил серп на заднем сидении, и только потом, чувствуя уже накатывающую боль, начал засовывать свою тушку.
Машина Пашки действительно была стара. Тем интереснее было времяпрепровождение в старой "Шахе". Постирав пыль с тоненьких линий у окон, покрутив все, что крутилось я внутренне сжался. Пришло время боли. Она идет ко мне. И она знает, что я знаю...
-Ты чего тут сидишь? -Свистящим шепотом, приоткрыв дверь, спросил Пашка. -И что на заднее уселся? Там же спинка продавлена.
-Паш. -Тихо, очень тихо позвал я друга. -Поехали, давай.
-Какой, поехали, тут только все начинается... - Нырнул в салон со стороны водителя Пашка и тут его глаза наткнули на серп, который я все так же сжимал левой рукой. -Бляяя , да это ... правда.
Округлились его глаза. Друг откинул свою челюсть и замер в позе "зю". Это когда еще не сел, но уже почти в четвертой позе. Его голубые глаза казалось вываляться из своих орбит. А пальцы начали мелко подрагивать.
-Чертово колесо, впендюренное в кузов самосвала. - В своем репертуаре, выругался он. -Тебе удалось, лисий хвост!
-Поехали, Паш. - Ласково попросил я его. -Как видишь, у нас действительно мало времени.
Пашка плюхнулся на водительское кресло и перевел глаза на меня, подтянув подбородок ко рту.
-Все так плохо? Гриш? - Деланно спокойно спросил меня друг.
-Угу. Уже накатывает. -Нехотя признался я.
Пашка кивнул своим мыслям, да и мне тоже, и начал суетливо тыкать в дырку для ключа.
-Сейчас, Гриш, ты только потерпи. Сейчас и укольчик тебе будет, и девки в крапинку, и небеса в алмазах. Ты только сознание не теряй, Ок?
-Ага. -Через силу первой волны боли ответил ему скрючившись, но не выпуская серп из руки.
Я перевернул серп на другу сторону тонкого лезвия, пытаясь отвлечься от боли, и не поверил своим глазам. На лезвии тоненькой полосочкой прилепился кусочек ленты. Голубая, как весеннее небо, она поблескивала в сумраке салона. Не рискнув снять ее, не поранившись об лезвие серпа, я всматривался во всполохи света, что проносились по тоненькому огрызочку ткани. Еще одна загадка...Надеюсь - хорошая.
Видать я ее обрезал у Посланника Смерти. Или же у самой Смерти, когда дернул за ручку к себе. Надо будет спросить потом у Пашки.
Вот мы замерли у светофора, и я снял аккуратно кусочек ленты с лезвия серпа. И убрал к себе в карман штанов. Домой. Вези меня извозчик домой, и побыстрее...
Пашка.
Пятихатка за поллитра. Во столько была оценена кровь вначале, но я умею торговаться, и поэтому, Зальцман был уговорен на триста двадцать рубликов. Можно было снизить цену еще, я видел, предела нижней планки на получение согласия я еще не достиг, но взыграла чертова совесть, и я согласился на триста двадцать.
Этот контакт мне передал знакомый друга Мишки. Тот сейчас вкалывал в патанатомом в морге, и вовсю резал и штопал всех, кого приносили ему. Веселенькая работка. Мишка мечтал стать знаменитым хирургом. Он так и заявил на первом занятии в меде, что я буду резать всех вас, и ножичек уже припас и наточил. Над ним поначалу насмехались. При его яркой внешности истинного сына гор, все заявления о "рээзать", исполненные в неповторимом национальным колоритом, воспринималось серьезно и запоминалось надолго.
И он действительно резал. Мишку буквально вытаскивали с прозекторской, увещевали его прекратить издеваться над своим организмом. Даже Мухомор приходил познакомиться на втором курсе с юным дарованием. А уж наш ректор за зря не будет с кем попала здоровкаться за ручку. Значит были, были у Мишки недюжие способности. Особенно мне запомнились слова Шпалы - нашего декана, якобы вы бы не просто лыбу давили с Мишкой а внимательно приголяделись, что там ваяют его тонкие пальчики в теле трупаков - жертв. Ну как понял, так и вспомнил. А сама речь у Палыча - Шпалы растянулась минут на двадцать, где он с неизменным самовздутым самомнением превозносил ручки Мишки. Помню после той беседы мы все дружно охладели к нашему сокурснику, но ровно до той поры, как надо было сдавать курсовые. Вот тогда мы уже ходили на поклон к Мишке. И тот, не стесняясь недавних разногласий объяснял, показывал и "гарантировал" и "мамой клянусь", в его речи перемежались с культурным русским матом. В общем все тридцать три удовольствия, и факт, что тебя отымеют.
Но сейчас я, помимо бумажных волокит был занят и с Гришкой. А точнее той вариантностью проблемы возникновения смерти у вполне стабильных пациентов.
Да, звучит грубо - наблюдать как умирает твой друг, да это подло, и я уже сотню раз проклял себя за это, но, ну не мог остановиться. А потом, вот это - серп в руках друга. Это как знак с другой планеты. Как выход на новый уровень. И поэтому я тут покупаю замороженные пакетики с кровью на ритуал, что сам же сочинил два месяца назад. Но ведь мы не скажем Гришке?
Гриша.
А ведь я помню эту дорогу. Не раз и не два возила меня бабушка на это маленькое кладбище что было около дороги за высокой бетонной оградкой. Маршрутка, что ездила сюда, довозила пассажиров прямо ко входу к кладбищу и разворачивалась на этом утоптанном пяточке земли, стремясь как можно скорее выбраться из этих мест упокоения мертвых. Деревья у дороги мне всегда казались такими сытыми, и довольными. Почему так? Не знаю.
Я приехал через несколько дней на могилку к девочке Насте. Купил ей нового медведя, так как весь дом сгорел и все имущество тоже. Прибывшие пожарные, внезапно, не смогли потушить пожар, якобы не оказалось в машине воды. Да и вообще вся история пожара оставляла больше вопросов и предположений.
Нашел могилку удивительно быстро. Даже у кладбищенских рабочих не пришлось спрашивать.
Огромная могила на шестерых, что стала им всем домом, была в самой дальней стороне кладбища. Там, где хоронили новых умерших. Ни оградок, ни монумента, ну да еще не пришло время для установок, земля должна осесть хоть немного. Только насыпанные тут и там курганы цветов и стоявших венков с лентами показывали - хоронили миром.
Постояв у ее могилы, я вспомнил добрым словом девочку, хоть и видел ее однажды и то в виде души. Рассказал, что медведя не нашел. Рассказал, что от дома головешки остались. Про соседей, которые как чумные ходят, видать еще не отошли от похорон такой большой семьи, поведал земле.
-Вот тебе, Настёнка, медведь, вместо твоего. Дружите и не скучайте. -Сказал я её могилке, и положил подарок в ноги, на еще не опавшую кучку могилки. Поклонился спящим, и поехал домой.
Глава 5.
Пашка погибает в аварии. Кремация. Начинает говорить кот. Уголек. Миша.
Тонкие костяные пальцы простёрлись в сторону карты висящей на стене. Обтянутые старческой кожей белесые кости были видны сквозь прорехи в сгибах меж фаланг. Дымчатый туман струился от белесой с пятнами ладони в струпьях, как пар валит от горячих рук на морозе. С одним отличаем- пар белый, а этот дым, что отходил от сухой сломанной кожи был сероватого цвета. И он то бросался к карте, обтекал ее и возвращался назад послушными дымчатыми перьями, то замирал на кончиках пальцев, что медленно приближались к висящему полотну.
Если бы мы взглянули на карту, то обнаружили знаменитую одну шестую часть суши, вырисованную со всем тщательнейшим старанием: реки текли по своим руслам, горы, с парящими облаками у вершин, гордо возносились ввысь, моря омывали берега пенистыми волнами, а леса с шероховатым шуршанием наклонялись под порывами ветров. И вся эта карта жила и дышала.
Тонкие ногти когтистых старушечьих рук все ближе приближались к висящей в пространстве карте. Туман все сильнее и быстрее вырывался от пальцев рук, и нёсся к карте, и обратно. И это продолжалось до тех пор, пока пальцы кульминационно не коснулись самых высоких вершин Памира. Раздался ледяной звук и сверкнула вспышка белого яркого света. И в тот же миг пальцы исчезли в темноте пространства. Замерли на мгновение реки, облака и ветра на карте, выпрямились деревья, а потом они помчались туда, куда и неслись. И все вернулось на круги своя. Волны вновь начали облизывать ледяные столпы айсбергов. Ветра клонили и ломали в своем буйстве шумящую тайгу. А в глухом овраге у одной из гор в Таджикистане сформировалась круглая каменная печать, размером с большой дом.
Из под ее основы начал журчать серебристый ручеек. И это лилась не вода. Промчавшись несколько метров по руслу в склоне, серебристая субстанция впиталась в плоть Земли. Пропала, будто ее и не было. И только эти несколько метров журчащей серебристой массы обозначали, что вот, это действительно все было на самом деле. И случившееся не показалось трем горным архарам и черноватой гадюке, ползущей по песку. Они встрепенулись на мгновение, от вспышки и звука, но потом кинулись в противоположную сторону от происходящего. Даже гадюка испуганно нырнула в щель меж камней и забилась там до захода Солнца.
Гриша.
Что сегодня будут гонки у трассы на Лесной, мне сказал Пашка. Он рассмеялся в трубку телефона, когда я попросил его не гонять. Позвонив накануне гонок, Пашка был беспечен как всегда, но на мои просьбы принялся яростно доказывать мне - как это здорово, выиграть главный приз на его "задрипаной шахе".
-Да ты ссышь, братиш. - Задорно и со стихом произнес он свою коронную фразу и отключился, видимо не захотел выслушивать мой бред.
Повертев трубку в руке, мне пришлось приложить все своё убеждение пытаясь донести нужные слова Пашке, но видимо я был сегодня не в ударе и не смог "достучаться" до друга. В расстройстве я захлопнул крышку обложки мобилы и засунул телефон под подушку. В конце-то концов, Пашка взрослый парень, не дитё малое, почему я так переживаю за него? Немного постоял, подумал, пытаясь проанализировать разговор, какая-то фраза крутилась в мозгу, и не появлялась, как я не пытался понять, что меня задело в его словах, никак эти слова не всплывали. И тогда я отбросил свои сомнения и переключился на свое ежеминутные проблемы, коих у меня был воз и маленькая тележка.
Только на следующее утро случайно узнал, что друг разбился в первом заезде. Из шести автомобилей только Пашка, на своей "шахе", стремился "сделать" всех ретро и "раздолбышей", в категории "а они еще и ездют". Именно с такой надписью был стакан, который дарили победителю тура. Ну и денежный приз там был нормальным, собственно из-за него друг и "встал" в заезд.
Рано утром в панике позвонила мать Пашки, и спросила меня, ночевал ли Павел у нас. Я ответил, что нет. Расстроенная, она часа через два перезвонила еще раз, и пытала меня - не знаю ли я, где может быть ее сын.
Разумеется, я отмазал Пашку. И разумеется, я теперь чувствую себя виновным в его смерти. И это гадкое чувство точит меня, душит до появления слез. А еще я все больше и больше кручу в голове наш последний разговор, пытаясь выцепить ту самую, главную, мысль, но она не дается, убегает.
Этот день стал откровением для меня. Он проскользнул во времени некоей скользкой противной массой, как моллюск, которого глотаешь из раковинки, проскальзывает в твой желудок, дает тебе чувство прикосновения некоей мерзости. Хотя ты и понимаешь - это полезно, но глотать все равно противно. И закончился он в полной неопределенности. Одурманенный уколами, я ходил, будто в тумане, дышал, будто и не воздухом, и ел, вроде и не еду. Сумрачный, серый и хорошо, что так быстро прошедший день - неопределенность. Я не видел света Солнца, я не думал, не читал, не смотрел. В этот день я будто и не жил.
А на следующее утро наступило завтра. Вернее, сегодня. Но это уже не суть. Пашка однажды сказал, что в миг, когда наступит завтра мир может сойти с ума, и тогда он лично будет бухать, гулять и носиться по дорогам бесконечности на крутом майбахе. Я уверен, что его желание уже сбылось.
И вот я стою у гроба его и вглядываюсь в такие родные мне черты лица, пытаясь запомнить его, чтобы помнить вечно. И знаю - не запомню. Забуду. Через год или два. Или три...
А голос его, хорошо если и год буду помнить, поэтому делаю утайкой несколько фото на телефон. Стремление сохранить хоть какую-то часть своего друга - это ли не память на всю оставшуюся жизнь.?
-Молодой человек, -как в тумане звучит голос мужчины, что внезапно появляется из ниоткуда. -У нас есть особые услуги для членов семьи. Не хотите ли взглянуть на прайс?
Я отмираю на конце этой фразы. И, даже не всматриваясь в лицо сказавшего, киваю головой :
-Покажите, что есть.
Меня провождают в небольшой зал -калуар для близких покойника, и пожилой мужчина с полулысой головой втыкает мне в руки темно-синюю папку с услугами этого крематория.
Мои глаза останавливаются на открывшимся прямо посередине бумаги заголовка с кричащим названием:
"Предлагаем для вас создание некоторых предметов из пепла".
И небольшой столбец в котором внезапно есть так нужная мне строка:
"Прессованный мел". И стоимость. Очень большая для меня стоимость.
Я тыкаю пальцами будто не своей рукой в эту строку и тяжелыми, непослушными губами прошу:
-Вот, это, сделайте мне, пожалуйста.
-Оплата наличными, или картой? Как вам будет удобнее?
Задает привычный вопрос менеджер по продажам.
В моих карманах полно денег. Ведь я знал, куда шел. Моя многострадальная копилка была разбита в день, когда Пашки не стало. Она и пополнялась то, только благодаря моему другу. Но вот теперь пригодилось все ее содержимое. И я тыкаю пачкой денег из левого кармана в седого мужчину, который будто закованного в тьму. Мне не видать из- за слез его одежд. Они расплываются пятном, как, впрочем, и лицо сидящего рядом со мной. Пятна - это все, что я сейчас вижу. Хотя нет, я еще вижу свет, где-то там, вдалеке. В зале для прощающихся с умершим.
Мне возвращают изрядно полегчавшую пачку денег через некоторое время. Просят прийти дня через два-три. Дают картонную бумажку. На ней, по их словам, написан номер заказа. Я не проверяю это, просто зую картонку во внутренний карман, и тут же забываю про нее.
На все слова согласно киваю головой. Хотя слов у меня уже не осталось, даже чтобы ответить "да" или "нет". И у гроба друга я еле смог выдавить из себя несколько фраз, не силясь заглушить свое горе, да и прятать его не старался. Ревел белугой и несколько раз падал в обморок.
Друзья и знакомые, те кто знали о моей болезни, старательно обихаживали меня, и заботливо увезли домой, после всех процедур кремирования.
А кремировать Пашка решил себя сам. Даже завещание оставил. О чем и сообщил его родителям нанятый нотариус. И те решили не отходить от воли сына и исполнить его последнюю волю.
Я осознал себя только дома. На своем одре. Опухшие от слёз глаза, всматривались в белеющий потолок. Умершие мысли не желали возвращаться в голову. Ни звук, ни свет, не отвлекали меня от медитации. Казалось, что позавчера в гонке я тоже умер с Пашкой. В первый раз в жизни я испытал пустоту внутри себя.
-Гриша, ты спишь? - Спросила меня заглянувшая ко мне в комнату бабушка. -Я решила пока пожить у вас, и кота с собой привезла. Посидишь с котом? А то он ходит по квартире и орет с непривычки.
Мне хватило сил только на легкое шевеление рукой, лежащей с краю кровати. Бабушка поймала в сумерках слабое шевеление и приняла его за согласие. Подошла и положила мне в ноги кота.
-Ты Зим-Зимыч не балуй у Гриши. Веди себя хорошо. А я пока пойду и помогу матери на кухне. -Она тяжело вздохнула и добавила - Тяжелый был день...
И вышла, тщательно прикрыв за собой белую дверь моей комнаты.
-Старая дура, - донесся до меня стариковский голосок от лежащего кота. -А еще этот спит, и мне надо его ублажать... Тьфу.
-И пятки лизать заставлю, - как сквозь сон произнес я, захолодевшими от страха, губами.
-А ты что не спишь? -Удивился кот. Потом чертыхнулся и чихнул, и добавил -Муууууаааа, тьфу ты, Мяяяуууу...
-Можешь не стараться, -все так же, не шевелясь, заторможено произнес я в пустоту. -Я все слышал.
-Отомри. -Разрешил мне кот. И, старательно переступая лапками по моему одру, направился ко мне в изголовье. - Ну если слышал, так знай. Расскажешь кому - глаза повыцарапаю...
-Хвост в бублик скручу, порву как грелку и глаз на жопу натяну. -Добавил я после секундной заминки Зим-Зимыча.
-Ого! -Восхищенно произнес котяра, пристраиваясь лапками у меня на краюшке подушки. -Да ты я смотрю в теме. Такие изысканные обороты я давно ни от кого не слышал!
-Ты просто не лазил в Интернете. -Повернув голову я вглядывался в рыжую шкурку кота, что темнеющей массой казалась некоем темно-рыжим сгустком в сумерках.
-Где я не лазил? -Переспросил меня котяра, лениво потянувшись и блеснув белыми клыками в полутьме.
-В интернете...
-Покажешь?
-Не могу. У тебя лапки. Ты даже не сможешь мышкой подвигать, да и на кнопочки как ты нажмешь...?
-Если бы ты знал, сколько я раз я двигал этими мышами, а скольких я скушал...Мммм...
И внезапно до меня дошло: "Да я же с ума сошел! От горя наверно!? Разговариваю с котом. Какая избранная у меня шизофрения."
-Наверное, подумал, что с ума сошел? -Лениво заметил мне котяра, своим старческим голосом с ленивыми нотками удивления.
-Ты мысли читаешь?
-Неа, просто запах твой изменился. -Так же лениво заметил кот.
-Значит, говоришь, я не сошел с ума?
-Ну, если посмотреть на твою жизнь, то можешь смело сходить с ума... Тебе можно!
Кот зашевелился, привычно сворачиваясь в клубок и замурчал трактором.
-Кот, а сколько у тебя жизней осталось? -Закрыл я глаза, не ожидая ответа от Зим-Зимыча.
-Четыре. -Так же лениво ответил он мне.
-Врешь, -вздохнул я запах от кошака. -Все знают, что у котов девять жизней.
Котяра пах чем-то печёным, блинами, наверное. Я помнил этот аромат, но все же никак не мог опознать его.
-Так это у малышей. У них вся жизнь впереди, им и отводится девять. А я уже прожил свою жизнь, вот и поистратился...
-До меня дошли слухи, что можно эти жизни отобрать у кота... -Все так же спокойно отвечаю, не открывая глаз в наступающую ночь. -И, по проверенным данным, даже использовать их можно.
Кот дернулся и зашипел. Я чувствовал, как все существо в его теле ополчилось на мои слова, как он налился злобой и ненавистью, нет не на меня, а на произнесенную мною фразу.
-Ты сссообразшшшаааешшшььь, что ты ссссказсссал? -Донеслось со стороны от Зим-Зимыча.
-Успокойся. Я же только спросил. -Стараясь не дернуться произнес я, все так же не открывая глаз. -Слухами земля полниться.
-Сссслухххами? -Переспросил котяра, успокаиваясь.
-А чем еще?
-Ну если слухами... А то, пугают тут всякие, вопросы задают страшные.
-То есть ты не отрицаешь? И сказанное мною - это сущая правда? - Я не удержался, ткнулся в бок коту носом и блаженно прищурился, ощутив теплоту и нежность его шубки. Потерся в приступе нежность носом и щекой в мурчащий комочек и выдохнул своим теплом губами, подув на его тончайшею кожицу. -Расскажешь?
-А что тут говорить, -разочарованно успокаивался кот. - У нас договор с людьми, мы не трогаем вашу жизнь, а вы не трогаете наши жизни.
-И?...
-А если кто перейдет грань эту, то сломаются оковы сдерживающие наше существование в мире Геи, и мы станем свободны.
-Свободны от людей? -Оторвался я от теплого бока. -Или от...
-Времени. -Неуёмный кот, вытянулся в изгибе и мазнул меня мягкой лапкой со скрытыми когтями, игриво.
-Зим-Зимыч, но вы же и так свободны. Вы же кошки, гуляющие сами по себе. -Не успокаивался я. -Куда хотите, туда и идете...
-Не так, -Свернулся вновь в клубочек рыжий. - У нас правило - мы идем и живем только там, где нужны. Пока не отработаем долг. Долг спасения.
-Я когда -то слышал эту легенду. Про кота, которого спас первый человек, но ведь прошло столько времени. Неужели он не оплачен?
-Не только не оплачен, но и вырос в цене.
-А ты мне поможешь дойти до Шории? -Я замер в суетном ожидание, сердце застучало как тысячи колоколов. -Ты же знаешь путь?
Кот замурлыкал, но я догадался, что он смеется.
-Гриша, если ты идешь по пути воина, то твой путь будет устлан трупами. Если ты идешь по пути мудрости, то твой путь будет устлан книгами, а ты выбрал путь поиска. Зачем, Гриша? -Кот широко открыл свои зеленоватые глаза, и они зажглись непонятным светом в полутьме. -Разве ты не знаешь, что ждет тебя в конце пути?
-Суд Богов. -Отстранился я от кота, начавшего постукивать о постель хвостом. После тяжело вздохнул и добавил:
-Не суть важно какой путь выбрать, важно достичь поставленной цели. Ты мне поможешь?
-Придется, -замурлыкал котяра, и принялся вылизывать вытянутую правую переднюю лапку.
Миша.
Меня подняли ночью в ординаторской. И заставили срочно препарировать двух покойников, поступивших поздно вечером.
Уже вскрыв грудную клетку черноволосого молодого парня, и начав описывать его внутренние органы, я невольно бросил взгляд на его лицо, и у меня из рук выпал на кафель пола скальпель. А сам я просто упал вниз. Ноги подвели, подогнулись.
Там меня и нашел Григорий Вениаминович, старший патологоанатом. Минут пятнадцать я ревел и растирал по лицу кровь, слезы и сопли, а на столе лежал мой самый лучший друг Пашка. Пашка - неваляшка.
Глава 6.
Лишь только сомкнуться две тени небес,
И звёзды построят в кругу хоровод,
Смех чистой души станет явью чудес,
Проклятым хвостом усмирив буйство вод.
Богиня из Трёх проведет тебя в Рай,
И серп самой Смерти проткнёт Свет и Тьму,
Станцует все танцы та Бабочка Гай,
Что жизнью оплату возьмет за мечту.
И кровью повержены будут враги,
Круг в круге, вокруг, станут ровно тела.
От боли, от доли, ты душу зажги,
И суть твоя станет как пена бела. S.E.A.
Гриша.
Еще за неделю до поездки я начал собирать рюкзак. Все необходимое, и то, что было описано в ритуале, я вложил в самый последний момент. Даже, по моим самым смешным подсчетам, вес получался приличным, но у меня не было выхода, приходилось брать все, что может понадобиться мне в пути и не только. На бла-бла-каре я подписался на место почти сразу. Внес часть оплаты, по требованию водителя, и приготовился к самому невероятному путешествию в моей жизни. Поезда, самолеты, машина, все способы передвижения были мною тщательно обдуманны. Ведь мне надо было как можно скорее достигнуть цели. Я приготовился не только к поездке, а к тому неожиданному и таинственному, что ожидало меня. Страшила ли неизвестность? И да, и нет. Я твердо был уверен: если есть те сущности, у которых я забрал серп, то существует и вход в стенах Шории. И проход в Храм Богов тоже есть. И тот, Единственный, бросивший нас, кто сможет судить, так же имеется. Значит и есть возможно дойти к нему. Даже доползти. Я не упущу шанса изменить свою жизнь, чего бы мне это не стоило. Благо проблем с деньгами не было. И, самое главное, у меня были почти все составляющие для достижения этот цели, поставленной моим умершим другом Пашкой.
Втискивая в почти полный рюкзак очередную шмотку, я брезгливо оглядел ее и выкинул в сторону. Зачем мне четвертые джинсы брать с собой? И так есть запасные. Потом задумавшись перетряхнул в двадцатый раз рюкзак, отчего он стал еще на несколько килограммов легче. И еще раз перетряхнул, вдумчиво держа на ладонях каждую вещь, и откладывая то, что мне не нравилось, добиваясь снижения веса рюкзака, который попру на своей спине.
Скатка, палатка, алюминиевый котелок, вместо чугунного, и тут вес играет свою роль. Одна ложка, нож. И так каждую вещь. Вес. Только вес сейчас важен для меня. Еще раз взвешиваю на руке, и руководствуясь легкостью каждого предмета беру только самые легкие вещи.
От первоначальной кучи в рюкзаке оказалось примерно треть заполненного объема. Вот теперь можно говорить об единственно правильном наполнении его. Я окинул взглядом те разбросанные вещи, что были в ярости откинуты мною в сторону в процессе перетряхивания и обдумывания, и брезгливо отодвинул их ногой под кровать. Оказывается, человеку так мало надо для полноценной жизни в путешествии.
И в освободившееся место в рюкзаке полетели вещи необходимые для самого исполнения ритуала.
Обкладывая бумагой статуэтки и, перекладывая тканью с пупырышками, термосы с кровью, я отыскал местечко для второго топорика, который откинул в самом начале перебирания вещей.
После того, как уложил вещи в рюкзак, закрепил скатку, прицепил на вверх палатку и алюминиевые палки сбоку, я по примеру своей бабушки сел на кровать "на дорожку" и, закрыв глаза, вспомнил Пашку.
Пусть это чушь. Пусть это придумки умершего человека, пусть это путешествие станет дорогой в никуда, но я пройду ее от начала до конца, и воспоминание об друге, его улыбка в моей памяти, поможет мне в этом путешествии.
В последний раз оглядев свой одр, как привычно я называл ставшую местом моим пыток постель, я без сожалений покинул отчий дом.
Не сообщив ни слова родителям. Не оставив ни одной записочки куда иду. Зачем? Пусть будут в счастливом неведении. Ведь, если все получиться, и пройдет успешно, я сообщу им, а если нет, то я останусь в их сердцах вечно молодым. Пусть будет так. Я так решил.
Шуршание оберточной бумаги привлекло кота за дверью, и он, гневно потряхивая кончиком хвоста, проскользнул в приоткрытую мною дверь, ко мне в комнату.
-А, мурчало, ты попрощаться пришел? - Подмигнул я котофеичу. -Смотрю, у тебя проблемы с кончиком хвоста...
-Нет у меня ни каких проблем, а вот ты чую, навострил свои кроссовки в дорогу.
-И не говори, у меня просто жопу жжет от сиденья на одном месте. -Поддакиваю я, ёрничая, обертывая последние приготовленные вещи для похода, и укладываю их, старательно протискиваю в найденное пустое пространство в рюкзаке. -Жаль, что тебя взять нельзя, а то бы с удовольствием тебя взял с собой.
-Жалкие людишки, - промурчал кот, запрыгивая ко мне на одр. -Видимо у тебя глисты в попе завелись, что горит так сильно, раз ты бросаешь своих родных в этот сложный период, и уезжаешь незнамо куда.
-Кот, давай не будем капать друг другу на мозги, прошу тебя, - проверяя лямки рюкзака на врезание их, в мое тело, под тяжестью, взвешиваю на руке приготовленный рюкзак. -Сам понимаешь, иногда наступают времена, когда жизнь становиться дорогой. А дорога не спрашивает тебя, стелется под ногами, и тогда настоящий мужик собирается и идет, сквозь ветра, буран, снега, и даже метель.
-Жалкие, и жадные людишки, - устраиваясь на подушке в клубочек, кот откидывается и выпуская в воздух когти ловит ими хлястик от лямки рюкзака. - Ты еще скажи, что пойдешь искать спасения...
-И пойду, и буду стучаться в закрытые двери... Тебе то что, -Забираю у него аккуратно, чтобы не обидеть кота лямку. -Мне надо идти. Бывай.
-То есть, ты даже не знаешь, что тебя ждет в пути? - Заинтересованно спрашивает меня кот. -Вот, даже не спросишь меня, об нужных тебе жизнях.
-Не надо интриговать, котява. Вроде, ты меня тогда отшил? -смотрю на него, прищурив глаза. Ловлю взгляд раскинувшегося мерзавца, и понимаю, ну как такого пушистика не погладить? Это ж грех! Бросаю рюкзак, что уже приспособил на левом плече, на пол комнатушки, и наклонившись к одру, глажу кота в самом начале одной рукой, потом другой. Потом вздыхаю. Кот ловит мой взгляд своими удивительными глазами, и я понимаю, он сейчас скажет важную для меня, моей жизни, фразу. И Зим Зимыч не разочаровывает меня:
-А я ведь знаю, где тебе найти нужные жизни, да и Бабочку Гай помогу достать... -Он включает негромкий звук трактора, и вопросительно смотрит мне в лицо, чуть наклонивши голову на подушку и отставив одну лапу в сторону. Сжимает и разжимает свои острые коготочки.
-Ага, так я тебе и поверил... - пытаюсь взять кота на "слабо" своим недоверием. -Ты про жизни, что мне мурчало включал в прошлый раз? Не смей! Не моги! И даже -сожру мол тебя..
-Фи. Насколько низко вы любите люди преувеличивать собственную значимость, и унижать других. Вас хлебом не корми, только дай унижать и властвовать над себе подобными. Доминаторы фиговы. Вы и помощь воспринимаете как подачку... Жалкие, нескромные людишки... А если вам начинают предлагать эту помощь без пополижества, то презираете руку дающего. И слова обожаете переиначивать. Дааа...
Его взгляд прошелся по моей груди и рукам обвинительным катком правосудия, и я, невольно вздрогнув, чувствую, как по коже пробегается рой невидимых мушек.
-Ну, преувеличил, но суть то была такой же...- отбрехиваюсь я от обвинения Зим Зимыча. - Простишь, мурлыка?
-Простить -прощу, но одного не отпущу, -грозно говорит кот и, потягиваясь, встает прямо передо мной, -придется сопровождать тебя в путешествие. И да, еще помочь тебе надо будет. Слабые, жалкие людишки...
-Служу вам, мой княже! -Подмигиваю коту, спрыгивающему с одра. -Вы только не наказывайте меня часто, и носок с лапки иногда жалуйте.
-Раб, -кот мурлычит уже у двери. -Идем несчастный. Тебя ждет Суд Богов.
Со стены слетает комочек золоченой пыли, и я открываю широко глаза.
-Смотри, принца не обидь нашего, - протискивая свое тело в проход двери, произносит кот.
А мое внимание всё занято тем комочком блистающего золота, что лучиться перед моими глазами.
-Иль Три из рода Осень. -Важно отрекомендовывается мне слащавый мальчишка, весь усыпанный блестками, что так и слетают с его мелкого тельца. -Бабочка Гай.
-Григорий Игоревич Романенков. - Почти автоматом слетает полное моё имя с губ на едином выдохе.
-Я надеюсь, мне зарезервировано место в вашем вагоне? -Кувыркнувшись в воздухе спрашивает меня, поправляя свою мелкую шапочку в воздухе, двумя пальцами левой руки, малец. -Или мне вновь на перекладных добираться?
-Поезд, самолет, машина оплачены, вашество. -Находясь под впечатлением нового знакомства я едва могу нормально формировать фразы. Да, и как там величают принцев? Забыл. Плохо не знать, да еще и забыть. -А вы согласны эконом- классом путешествовать?
-Ну, есть конфетки будут, то да, -улыбается мне довольно эльф. -Надеюсь, вы сообщите своим слугам, что я путешествую? А то, я тут инкогнито...
-Не переживайте, вашество, -прикрываю я на мгновение глаза и трясу головой, пытаясь сообразить - сниться мне это знакомство, или нет. -Все будет сделано в самом лучшем виде!
-Ну тогда протяни руку, смертный, -произносит Иль.
Послушно протягиваю ему правую, но эльф слегка морщиться, и я быстро меняю руку.
С кончиков пальцев, висевшего передо мной малыша, слетает сгусток золотистой массы и впечатывается в мою кожу прямо на запястье. И там появляется небольшая метка золотистого водоворота.
-Ну, я пошел занимать места, - произносит эльф, пока я внимательно рассматриваю тату. И тут я вижу мелькнувшую прямо в татуировке маленькую искру, что неслась по ее спиральке внутри. И понимаю - бабочка действительно занял места, и нам с котом тоже пора выдвигаться.
-Мдаа... - произношу я и вижу трясущийся от смеха хвост кота. -Зим Зимыч, а ты так не можешь?
-Как? -Просовывает в проход двери свою широкую милую мордашку кот. -В тату что-ли спрятался, мелкий засранец...
-А я все слышу, -доноситься из района моей левой руки.
-Наглый товарищ у тебя будет, -резюмирует кот голос, и, ухмыляясь мне, чуть не мурчит. -Нет, я поеду в переноске. Не переживай Гриша, все будет нормально. Я, если что, глаза всем отведу, и мы хорошо доедем с тобой.
-Как удобно, -бормочу я себе под нос, и в то же мгновение, из запястья вновь слышится: -А я, всё равно все-все слышу...
Смотрю вопросительно на кота, он, почти по- человечески, поднимает лапу и машет на меня ею, подзывая к себе поближе.
-Принц хороооший. Пусть его. -В его интонации я слышу знакомый говор бабушки, и подмигиваю коту, произношу почти одними губами:
-Пусть...
-А я все равно...
-Все слышишь, - в один голос заканчиваем мы реплику Иля.
Тот смущено замолкает, и, следуя за котом, подхватив лямки брошенного рюкзака, иду ко входной двери. Там стукаю себя по лбу, бросаю его на пол, и под недоуменным взглядом обернувшегося кота иду на кухню, к собранному пакету с продуктами. Беру его и, уже после, иду к терпеливо ожидающему меня Зим Зимычу. Он сидит и старательно вылизывая свой левый бок не далеко у входной двери. При виде подходящего меня разворачивается к двери. Я подхватываю стоящую на полке у двери переноску и ставлю ее сзади кота.
-Ваш плацкарт готов, сударь, - важно сообщаю спутнику. Кот важно входит в открытую дверку сумки. Я закрываю все липучки, и потом уже, втискиваю пакет со снеками в боковой кармашек рюкзака.
-Конфет взял? -Доносится из района левой ладони.
-Есть немного, - докладываю я спрятавшемуся малышу. В ответ слышу тяжелый вздох.
-Не надо вздыхать, принц. Мы тебе купим еще. Уверен, в придорожных ларьках будет широкий выбор.
-Ну если так...-доносится до меня голос.
Вот так и началось моё путешествие.
Чертята.
Четыре черненьких чумазеньких чертёнка, чертили черными чернилами чертёж. Песня.
Закрутив хвост винтом, черная тень промелькнула в переулке, и только едва слышный цокот копыт был едва слышен в ночной тьме.
Тень, впитавшись в огромную затемненную часть, что отбрасывала кирпичная многоэтажка, замерла там, слившись со стеной воедино, но потом, оторвавшись от нее, клубочком нырнула в переулок, углубляясь в проход меж домами все глубже и глубже, а затем, вихрем пронеслась вдоль еще одного кирпичного дома, и, впиталась в еще одну, огромную, отбрасываемую самым высоким домом, тень. Она неслась мимо высоких, едва шелестящих под слабым ночным ветерком, кустов, пряталась под скамейками, и замирала у круга горящих редких фонарей. Предпочитая не выходить даже в тусклый свет, огибала светлые места по всему протяжению ее перемещения. Странное создание мчалось все быстрее к единственному в округе кладбищу, что находилось на окраине этого небольшого городка в России. Цокот копыт стрекотал в едва слышимом полуночном спокойствии. И вот, такими перебежками, путешественник добрался до кладбищенской оградки. Там, едва взявшись за тонкие металлические прутья, он внезапно взвыл тоненьким ребячьим голосочком, отпрянул и побежал вдоль забора, разыскивая вход, смешно подкидывая откляченный зад и распростертый по ветру сзади тоненький прутик- хвост, со смешной маленькой кисточкой на конце. Все быстрее мчался чертёнок, а это был он, вдоль ограды.
Увидев вдали вырванные в ограде два прута, он нырнул в дыру и тут же выскочил обратно, слабо подвывая. Его маленькие копытца слегка клубились от дыма, что шел прямо от их кончиков. Подпрыгивая в тени дерева, что росло прямо напротив через дорогу от дыры в заборе, малыш злобно ухмыльнулся своей пастью с торчащими беленькими зубками у уголков рта, и вновь нырнул на кладбище. Но и это попытка по проникновению у него не задалась. Буквально через секунду он так же, как и в первый раз, прыгал у дыры в заборе. Перестукивая дымящимися копытцами, он умудрялся извернуться и помахать на них руками, явно пытаясь остудить их. Жалобные звуки, что он издавал, сливались в замысловатую песню-стон. Поскакав и охладив копытца, чертенок решил не лезть в этом месте на кладбище, и помчался вновь вдоль высокой ограды, разыскивая другой вход. И вскоре, за поворотом закончившейся ограды, нашел широко распахнутые полу сломанные ворота, висевшие только на верхних петлях, куда малыш радостно и нырнул. Проскочив ворота, чертенок помчался вдоль главной аллеи, по направлению к дальнему концу погоста, ныряя в такую редкую тут тень. Добежав, он остановился у небольшой полуразрушенной часовеньки. Обнюхав светящиеся в свете Луны ступени часовеньки, он молнией метнулся ко входу в нее, перепрыгивая через ступеньку, а там, найдя дыру внизу огромных деревянных дверях, нырнув в дырку внизу правой. За дверью его уже встречали такие же, как и он сам, еще пять чертят. Издавая совсем мало шума, они чернильными молниями носилось по стенам церквушки, цепляясь своими цепкими пальчиками с коготками за местами обсыпавшиеся балюстраду хоров, и прыгали, по сложенным тут и там, почти сгнившим лавкам, стоявшим вдоль стен, и разобранному алтарю, и иконам, сваленным пыльными кучами в углах. Все помещение было засыпано пылью, и заросло кусками паутиной. Чертята, некоторые, самые большие простыни паутины, уже порвали, любопытствуя, но еще множество целых паутин весело на стенах тут и там. Превращая часовенку в идеальную сцену для хоррора.
-Я нашел их, -промяукал в темноту часовеньки, чертенок, и его сотоварищи быстро подтянулись к говорившему, и любопытно втягивая носами, принялись обнюхивать пришедшего.
-Мак, - обратился к прибывшему Киф, - ты не принес поесть мне? Да чтобы у тебя хвост испачкался в говне и не смог отмыться.
-Постойте, - обратился ко всем любопытным своим собратьям Мак, - Киф, Зик, Фис, Лаг, Так... Вы же помните, что нам поручили?
-Ты не принес поесть мне, - обличающе выставив вперед лапку, произнес Киф.- И теперь я должен буду ложиться спать на день голодным.
-Но, я нашел фея!- Профырчал Мак. - С его крыльев знаешь сколько пыльцы можно собрать!?
-Фей! -Почти одновременно запищали довольные Фис и Лаг, и требовательно протянули черные ладошки. - Давай! Дай мне!
-Я нашел, а не принес, - обиделся Мак. Поправив челку, что спадала комочком по его мордочке, он смущенно добавил. - Но, надо его достать и съесть! Вы со мной?
И пять нетерпеливых кивков маленьких подбородочков, были ему ответом.
И вот шесть теней нырнули в дыру двери, пронеслись по главной аллеи, потом тенью проскакали к выходу с кладбища, и, выбежав на простор, растворились в тенях придорожных деревьев.
Глава 6.1
Миша.
В этот городок мы переехали с семьей, когда мне исполнилось двенадцать. Все лето я был в деревне у бабушки, и только осенью, родители перевезли меня в городскую квартиру. Комната, выделенная мне, уже была обставлена всеми привычными вещами: кроватью, с нижними ящиками, стеллаж с выставленной коллекцией машинок, и даже любимый кактус стоял на своем, законном месте, на подоконнике. Я рассматривал такие родные шторы с машинками, висящими на окне, и вспоминал старую комнату, невольно сравнивая старую и новую. Та была пошире, но покороче, а эта, с высокими потолками, была по уже, но очень длинной. И здесь мне предстояло теперь жить... Дааа... И только спустя несколько недель я оценил длину комнатки. Так было удобно тренироваться кататься в ней на роликах! То одна, то другая стена почти всегда была под рукой, а отталкиваться от кровати делая поворот - это был самый вверх моего мастерства! И я полюбил этот "аппендикс", как называла комнату моя мама.
Первый месяц в школе был самый трудный, и именно там я впервые столкнулся с мальчишками-"богачами". Они кичились своим положением элиты, не ставя ни во грош остальных учащихся, так и заявляли при случае: "а ты знаешь, кто мой папа!" И все это происходило при молчаливой поддержке учительницы. Такая несправедливость заставила меня стать на одну планку с некоторыми мальчишками в противовес "крутым". Да, мы ходили вместе, защищали друг друга, друлись и презирали деток с "голубой" кровью, но победить их никак не могли. И именно в тот момент, когда я собирался идти просить разобраться в случившемся конфликте отца, к нам пришел Пашка. Его перевели с соседнего класса.
Я до сих пор помню, как он вошел к нам в класс в ноябре. Размазывая несуществующие сопли по рукаву пиджака, он исподтишка показал "крутому" кулак, и чиркнул по шее мизинцем. И все это проделал так убедительно, что трое самых главных "крутых", терроризировавших весь класс, замерли в ожидании окончания уроков.
Двенадцать ему тогда было. А он уже знал кем будет. Это он мне сказал на первом же уроке, когда учительница посадила Пашку со мной за парту. А потом, смешно свистя слюнями в промежуток выдернутого зуба, рассказал, что недавно выбил несколько клыков, вот таким же "крутым", как наши. И все это, под возмущенные вопли-просьбы о тишине, нашей классной училки.
Именно тогда я впервые услышал несколько матов, и записал их тайком на клочочек бумажки, чтобы не забыть. А на перемене Пашка заехал самому "крутому" в ухо, и обозвал цыплятами остальных. И я понял, сегодня после уроков нам всем, не хило так, попадет.
Так и случилось.
"Крутые" ждали нас за школой в палисаднике, старательно кутаясь в еще осенние холодные курточки, и злобно смотрели на четверых нас, подходящих к ним. А стояло их там семеро. Но, смешные подколки и обзывания не тронули мою душу, зато кулак самого здорового из них, попал мне в висок и я покатился по холодной, уже обледеневшей траве, и не смог встать. Рядом упал Пашка, тут, он так интересно подкинул свое тело в воздух, что один из обидчиков назвал его "неваляшкой". Откуда нам было знать, что Пашка уже не один год занимается самбо? Да и недруги не знали.
Вот так мы и наваляли им. Семеро на четверых. А потом мы звали Пашку - "неваляшкой", и это было самое тайное его прозвище. Четверо друзей, Пашка, Гришка, я и Сашка.
Сейчас, спустя столько лет, я сижу и пью коньяк, и вспоминаю такие недавние похороны моего лучшего друга. Скольких я уже похоронил? Двоих? И еще один на подходе... Я про Гришку. И вот теперь знаю- все силы отдам, чтобы вытащить его из этой чертовой болезни, под названием "рак". Где там мой телефон?
Глава 7.
"-Бери всё!
-И не отдавай ничего." Пираты Карибского моря: Проклятие "Черной Жемчужины".
Наш мир не один во вселенной. И в каждом из множества миров есть плохое и хорошее. Мне выпала доля быть плохим. Тьма и туман стали мной, вернее, это я воплотился из них. Свое тело чертята получают не после рождения. Наше появление в мире - это сгусток скопления не только семи смертных грехов, но и того олицетворяющего всеобемлиющего зла, кое достаточно редко проявляется в существующие реальности. Я вышел из проклятия матери своего новорожденного ребенка. Именно ее слова ненависти и стали той искрой силы, что вплелась в мир и создала меня. Пока мать изливала на ребенка поток своей ненависти, тьма склубилась под пеленальным столом и слепила меня из кусочков слюны и слез младенца, влилась в меня и начала биться в такт биению сердца малыша. Я появился среди солнечного дня под плач младенца и воплей его ненормальной мамаши. Той толики силы, что она вложила в свои слова проклятия, хватило закончить моё формирование почти полностью, за единственным отличием от обычного проявления чертенка: тьма забыла про мое лицо, и поэтому мне пришлось брать на это белый туман, что шел от промороженных стекол единственного окна. Теперь я единственный чертенок с небольшими белесыми пятнышками на лице. Клубы тьмы все сильнее сжимаются вокруг этих проявлений моей чистоты. Думаю, к своему совершеннолетию, стану наконец-то абсолютно черным.
Мне повезло быть выбранным из тысячи тысяч случайных чертят для выполнения миссии Ее Милости. Избранный и обученный, я был отправлен на Землю, в одном из пласту времён и теперь наблюдал за тем сумасшедшим парнем, который стал счастливцем, спутником самой Бабочкой Гай.
Нам рассказывали сказки об этих существах, пели песни шепелявыми голосами об чудесах, что творят Бабочки Гай, и теперь я воочию увижу и, даже попробую, частичку магии маленького народа. Исполнение желания. Именно это сулили все сказания старины далекой обладателю Бабочки Гай. Но в ответ она потребует оплатой жизнь. А у созданий тьмы есть одна малюсенькая такая особенность- в нас нет жизни, мы живем немного по другим законам мироздания. И тем более в немного другом течении Времени. Поэтому мне есть, что предложить волшебному созданию. Тьма. Смерть. Вечность. Холод. Страх. Тишина. Я все это предложу ей сразу и на выбор. Только бы ухватиться за ее крылья первому!
Дорога к спутнику бабочки длилась не долго. Что стоит существу, состоящему из покровов тьмы и лоскутов тумана дойти к любому их смертных? Тем более ночью, когда свет светила не разрывает мою плоть и не выпивает своими лучами мою кровь?
Мы добежали до его постели за неделю. Шаря лапками по его смертному одру, тем более он сам называл так свою кровать, я разочарованно, в шестой раз признался себе, что опоздал. Мак и другие, так же тщательно обыскивали пустую комнату, наполненную слезами, потом, и страхом перед грядущей смертью. Мы нашли отпечаток на пыли подоконника, где мир запечатлел билет на поезд. И теперь, зная предстоящий путь, нырнули в сумеречные тени от домов и помчались, вставая на путь странника.
Впитав его запах, мы встали как ищейки, держа нос по ветру, идя по его следам, эманациям, которые он выделял, страдая перед смертью. Тем более Его Милость шла за ним следом семимильными шагами, нагоняя того, кто вписан в ее манускрипт Конца Жизни. Эта погоня отстающих за лидером, должна была окончиться моей, только моей победой. И мы нагнали его. На одном из полустанке, наш грузовой поезд догнал состав в котором путешествовал смертный. С жадным предвкушением, подпрыгивая в лучах смертной Луны, мы побежали к вагону из которого доносились эманации боли и страха преследуемого нами парня. Вызвать его на минуту из вагона было делом принципа, и тогда Зик наслал на него страшный сон, Лаг, внушил ему горящий перед его глазами ужас, а Киф позвал на парня леденящую дрожь. И вот он вывалился, тяжело дыша, из двери вагона. Сказал стоящему у открытой двери проводнику, что только на одну минутку, выйдет подышать свежим воздухом.
Так отвернул глаза проводника от нас, облепивших парня с ног до головы, и затащивших его под тьму вагона. Лаг и Так держали его за ноги каждый одной рукой, другой обшаривая тело на предмет татуировки, но повезло лишь мне.
Вскрикнув от радости, я припал к его запястью левой руки и поцеловал губами тускло блистающий рисунок. Мне не хватило мгновения. Нечто острое взметнулось позади меня, и я ощутил потерю своего богатства. Да. Богатства. Или вы думаете, что у чертей нет своего самого сокровенного, того, что они будут оберегать пуще своего существования? Это святое для каждого из нас - хвост. Не надо придумывать, мол это абсолютно атрофированный сегмент тела, который не нужен вообще. И у человека он давно отвалился, и зверям только мешает... Кто верит в эту чушь, могут идти рядами на свалку истории, ибо я каждому могу привести кучу подобной ереси из придуманного человечеством за века.
Но, МОЙ Хвост! Не может быть. Я замер на миг, осознавая, что мою первую игрушку в жизни забрали, моего спутника, которому я доверял больше всего в своей существовании, больше нет, и вот, я в ужасе оглядываюсь, - его не стало! И встретился с желтеющими глазами самого вечного врага темноты - кота. Его пушистые лапы придавливали все шесть обрезанных когтями хвостов, а оскаленные зубы намекали об окончании не только моего поссмертия, но и всех моих спутников, столпившихся вокруг.
-Да, что вы стоите? -Пискнул я, ощущая боль от потери хоста. Уверен, все чертята чувствовали то же самое, что и я. -Бей его! Повыдергивать у него всю шерсть!
Но маленькая могучая кучка не сдвинулись ни на шаг. И действительно, как мы, еще совсем дети, могли противостоять этому созданию, обманувшего саму Жизнь не единожды? Того, кто откупился от Смерти одним воплощением, и способного самостоятельно выбирать свой путь с самого рождения.
-Брысь! - Промурлыкал нам кот, и мы бросились врассыпную.
-Гриша...Спрячь хвосты. - Это были последние слова, которые я услышал, когда убегал в панике от зловредного врага.
А потом мы, не один раз передравшись, решая кто из нас главный, крича друг на друга, проворчали сообща, что пойдем и отнимем у спутника Бабочки Гай хвосты. И вновь стали на его путь. Да, мы трусы, но еще не было ни одного поражения для нас, чертей, которое после не оканчивалось, для нас же, победой. Первый шаг, всего лишь первый, и мы готовы бороться за хвост с любым, даже самым страшным созданием времен.
Но мы опоздали.
С опаской подойдя к Великой Разделяющей Стене, мы, слепки от внуков победителей, плоть от плоти их, кровь от крови их, мысль от мысли их, эмоция от их проклятий, встали у нарисованной кровью на мегалите двери.
Повзвизгивая, от осознания и страха понимания, какой же страшный ритуал был тут совершен, бесхвостые, мы собрались у места его проведения.
Лес угрюмой стеной стоял за нашими плечами, напоминая нам о пропажи наших хвостов. А впереди лежал путь еще страшнее пережитого, ведь нам не было пути назад. До тех пор, пока хвост не вернется на свое законное место и не начнет стучать кисточкой по тоненьким ногам, тьма не станет генерировать нам время для существования. И именно сейчас, стоя у места проведения ритуала, мы поняли, как нам мало времени отведено для нашего бытия.
-Ну что ты стоишь? -Пискнул Мак, сердито поводя пятачком в мою сторону, -Зик, хватай и лей в лужу капли с этих странных металлических фляг. А ты Киф...
-А чего это ты раскомандовался? -Лаг почесал спинку и сердито сказал, -Я, лично против, чтобы ты, Мак, командовал...
-И я против. И мы. Ты за себя говори. Да, ты вообще кто. А у тебя челка грязная! А ты лапы убрал, а то, кааак...
Стоя чуть в стороне от дерущихся чертят, я оглянулся в сумеречный темный лес. Подошел к темнеющему пятну на земле, и начал выливать в лужу капли крови из металлических фляг, после этого вырвал у себя из головы несколько волосков, бросил в ту же лужу и направился к порталу. По моим предположениям, тот мог бы и открыться вновь, особенно, если позвать Ее Милость.
Чертята не обращали на меня внимание, и продолжали драться у лужи с кровью. Пух и шерсть так и летели клочками в воздухе. Как и их писки и крики.
- Ваша Милость, -позвал я, глядя в стену, - мне очень надо пройти дальше. Я уже встал на путь идущего. Откройте дальше дорогу...
И стена вздрогнула.
Только истинные дети Начала могут позвать и получить ответ от Создателей этого мира. И я его получил.
Руки прошли в сереющий от начинающегося рассвета, камень, и я протиснулся в темноту. Но это никогда не было для меня проблемой. Ведь это я был тьмой, и она стала мною...
Дорога ждала...
Гриша.
"Ничто людское не чуждо Богам, особенно, если Боги - люди." S.E.A.
Дорога стала неким откровением для меня. Заднее места в автомобиле, достаточно старого для моего возраста, но недостаточного молодого для этой страны, унесло меня далеко от отчего дома. Деньги, деньги, деньги... Все сводилось к отдаче одних денежных знаков и получению других. И лишь только боль безразмерно властвовала над моим телом. Распространяя вокруг себя миазмы болезни, я не собирался объяснять своим попутчикам, почему от меня так сильно сшибает лекарствами, да, и думаю они прекрасно понимали, почему идет такой тяжелый запах. Но если по направлению к Москве люди были более- менее терпеливыми, видать они думали, что я еду лечиться, то на пути к Шории я поймал вслед достаточно много недоуменных взглядов. Один из любопытных в поезде так и спросил:
-Что, парень, едешь умирать на родину?
-Ага, - ответил я. -Байки это, что в Москве лечат... Шарлатаны одни...
И тот, взъерошив мне волосы рукой, достал из кармана зеленый ден.знак и засунул его втихаря под подушку на которой я спал. А у самого на глазах стояли слёзы... Для меня он выглядел стареньким дядькой, но я понимал, что скорее всего он один из ровесников моего отца.
Четырнадцать дней пути пролетели как один. За единственным исключением. В тот день, а скорее поздним вечером, мы остановились на полустанке. Я дремал у себя на верхней полке в вагоне, и вдруг пришел сон-кошмар. За мной гналось чудище, огромное, и с явно недобрыми намерениями. Чуть не свалившись с полки, я, пошел к выходу, покачиваясь от пережитого в проходе вагона, решив подышать свежим воздухом. Почти все спали, и вот в этой вагонной темноте, когда звуки раздаются глухо и непонятно откуда, я явно услышал зов. Ошеломленно отыскивая глазами зовущего меня, направился к выходу, откуда и кричал кто-то мое имя. Там не было никого. Только дверь открытого вагона, темнела в поздних сумерках.
-Я на минутку выйду. -Произнес проводнику, что взглядом спросил меня, буду ли я выходить или так и буду торчать в тамбуре. -Подышу чистым воздухом.
Дядька согласно кивнул мне. И только спустился с последней ступеньки, как нечто мягкое и волосатое схватило меня, и пища, и ворча понесло под широкий вагон, из которого я и вышел. Они держали меня цепко, но чувствовалось их слабина, недостаток сил...
-Нашел? -Пищал один голос, а второй ругался тоненьким голосочком. -Нету тут, нету... И я не нашел, тьфу...
Сколько их было? Много. Точнее, больше пяти. Двое держали меня за ноги, а на себе я насчитал минимум десять рук. И вдруг, один вскрик, второй, третий и ... тишина. А потом Зим Зимыч фыркнул, и меня отпустили. Я догадался, что меня спас кот, но от кого и как.
-Гриша, спрячь хвосты. -Промырлыкал мне кот, не отводя своих страшных желтых светящихся в темноте глаз от стороны, в которую убежали темные непонятные сгустки, что удерживали меня.
-Какие хвосты? - Не понял кота.
-Да, вот эти. -Кот показал на какие- то странные палочки-кисточки, лежащие у его ног, я наклонился и присев принялся собирать доставшееся мне добро. -Спрячь их хорошо. Они нам пригодятся.
-Эй, парень, -вдруг раздался у вагона голос проводника. -Поезд отправляется... Ты заходишь? Или остаешься?
-Иду, иду. -Торопливо ответил звавшему меня, и крепко сжав добычу рукой, помчался из под вагона на посадку.
А сейчас я стою на полупустом полустанке в одном из медвежьем углу России, и жду автобуса, который отвезет меня еще дальше и глубже в этот угол. В Шорию.
Из двенадцати пунктов, что были в записях Пашки, почти все мною были выполнены. Остались только непонятные- "добыть жизни у кота" и "сердце ампа". Но с этими я разберусь по ходу чуть попозже. А сейчас, займусь самым важным делом- найду проводника к Стене.
Через Новокузнецк я отправился в Таштагол, а оттуда далее. И только спустя почти восемь часов доехал до развилки в Шорский парк. Туда запрещено заходить просто так, но я и не просто так иду. Да и твердая валюта иногда открывает запертые двери.
В Таштаголе я нашел водилу, который повез меня через брошенные деревни и села поближе к парку, и уже, из этого подбрюшья Парка, я отправился пехом к координатам стены, по Яндекс картам. Навигатор уверенно вел меня по лесному безмолвию. Весна поздняя, а тут так тихо, это стало для меня загадкой. Но потом, я, анализируя по пути все происходящее, понял, почему тут нет народа. Почему их так мало. Почему деревни вымирали, как и села...
И вот в одно из мгновений, когда пришлось топтать землю своими китайскими кроссовками, я встал как вкопанный. Передо мной внезапно открылась полянка. На ней стояла избушка на курних ножках. Утоптанная завалинка была оформлена в виде широкого расщепленного на двое бревна, выложенного в виде скамейки и спинки. Тын, что шел вокруг избушки, был полуразобран и являл собой жалкое зрелище. Он играл скорее роль ограничения территории для живших в доме, чем защитой от пришельцев из леса. Этому я видел несколько свидетельств, которые жалко жались то к избе притык, то были установлены у штакетников изгороди. Какие-то лоханки, столики и огромные, явно не для людей сделанные, стулья. Наваленные кучей, пристроенные "по случаю", и даже, такие, как передок от Жигулей, приставленные на боковину к покосившемуся на бок к столбу забора, справа от меня.
Живности я не видел. Даже будки не было видать, но следы... Они ну никак не тянули на людские. Медвежья это была заимка. Почему- то я так решил. Но в купе с построенным домовищем, весь этот образ свалки никак не вязался с видом простого деревенского жилья.
Хороший хозяин не бросит вповалку в рубленное на дрова парочку топоров, и не присыплет это слегка пожухлой прошлогодней листвой, за чем-то. Да и складированные во дворе вещи видать не один год передвигали, и хотя весь двор и не выглядел захламленным, но являлся таким, специально отделанным придатком к жилью местом, куда внезапно вынесли, или принесли, непонятные вещи. Какая-то мысль появилась у меня об обитателе этого жилища, но тут же пропала. Почему- то, я решил, что это не человек... Но нужно обождать и не принимать скорополительных решений, вдруг все не так, как мне думается и кажется. А пока, понаблюдав несколько минут за домом, я решил войти во двор и окликнуть хозяина.
Руки толкнули калитку, что висела сироткой на одном резиновом хлястике, и ноги заскользили по уже высохшей полуденной, почти летней, земле. Но я ни на шаг не приблизился к дому. С удивлением уставился на низ своих бредущих по земле ног. Да они шли, да передвигались. Но я не сделал ни одного шага.
-Гришка, -донесся из переноски голос кота, -выпусти меня, я улажу все...
Я опустил домик котяры и открыл защелки ее, хотя котофей и сам бы мог выйти, эвон, как в поезде гонял, пользуясь тем, что его никто не видит.
-Прошу, вашество, - с юмором подмигнул я важному коту, и он, распушив хвост выбрался из переноски и направился по песочку тропинки, что вилась от калитки к домику.
-Мяяяуу... -произнес кот, взобравшись на шестую ступеньку к двери в избу. Поводив брезгливый взгляд в мою сторону, ну да, я явно был не тем хозяином в пути, которого можно желать. Я и невнимательный, и в чем -то замкнутый на своих проблемах, и скорее асоциален. Но это не дает коту право распоряжаться моей жизнью как собственной. Поэтому я цыкнул на него и подошел поближе к крыльцу.
-А ты, чего на ступеньки взобрался? Чуешь что хозяев нет дома, и решил сам похозяйничать? - неласково спросил я обнаглевшего кота. -Или тебе пинок под зад давно не прилетал?
Кот обиделся и, замерев на мгновение, прислушиваясь, обернулся к закрытой двери.
Дверь скрипнула...и открылась.
Глава 8.
"Цель человечества- не жрать и гадить, а развивать разум." Острецов Игорь Николаевич. Доктор технических наук, профессор, специалист по ядерной физике и атомной энергетике. Автор монографии "Введение в философию ненасильственного развития".
Мне пришлось спуститься с двух ступенек вниз. А из приоткрытой двери раздался мужской бас, который испугал и кота и меня. Хорошо фею, сидит в татуировке и тащиться там тихонько, вылетая по своим делам только глубокой ночью. Обязательно возвращаясь под утро. Его сейчас ни то что бас, вопли не разбудят.
Из за двери выглянули небесного цвета глазки низенького мужичка. Его взъерошенный вид привел меня в недоумение. Вроде бы дело к обеду шло, а тут непонятное оно рычит на белый свет, неумытое и явно спросоня.
-Здравствуйте. -Вежливо поздоровкался я диковатым мужиком, что таращился на меня из за приоткрытой двери. - Я тут проходом, думал проводника нанять, ну ... - Я махнул рукой в неопределенную сторону от избы, - мне б переночевать... А, назавтра я дальше пойду.
-Гхарррааа. -Рявкнул мужик, и нырнув за дверь, что-то рыкнул вновь, непонятое мной и стоящим ниже меня котом.
Мы переглянулись с Зим Зимычем, я пожал плечами, он дернул вверх хвостом, и уставились как бараны на закрытую перед носом дверь.
-А может ну его, пойдем дальше? - предложил кот. -Вот сейчас напьется этот типаж, и нас прирежет.
-Умеешь ты поддержать друга в трудную минуту. -Улыбнулся уголками губ на реплику кота. -Предлагаю дождаться хозяина и все же нанять его проводником.
-Говорил я тебе, бери такси до стены прямо. -Тоном кота Матроскина завелся Зим Зимыч. -А ты дооорооогооо! Да, Дооооррроооогоооо... - А теперь стоим как нищие родственники на паперти. Тьфу.
Кот смачно чихнул, и виновато отвернулся, мол это не он.
-Погода измениться. -Заметил я на его чих. - а ты будь здоров.
Все эмоции были написаны на морде у котявы, а предатель хвост выдавал все его тщательно скрываемые мысли, так и оглаживая хозяина по бокам.
-Предлааагаааююю... - завел вновь свою щарманку кот, но не успел закончить предложение. Перед нами распахнулась дверь, и из за нее выкатился колобком хозяин. Его пакли были тщательно уложены и расчесаны гребешком. Белая рубаха просто блистала своей первозданной чистотой, а на лице не было ни капельки следов от неуемного возлияния Бахусу. Даже свеже-почищенные зубы белели в широко раскрытой улыбке.
Кот испугавшись этого довольного лица у хозяина, да и вообще создавшейся ситуации, спрятался за мою штанину и, выглядывал оттуда, выставив полморды, забыв о предательски торчащем хвосте.
-Гости дорогие! - Радостно воскликнул басом хозяин- Как же я вас рад видеть! Какими путями вы ко мне забрели? Есть хотите.
И вот такого чистого потока сознания на полчаса. За это время человек завел нас в избу, в которой как видимо кто-то, а скорее всего он сам, яростно, за эти несколько минут пытался навести порядок, задвинув под древещатый стол несколько пустых бутылок из под водки и самогона, накрыл низкую кровать старым застиранным покрывалом, и даже слегка подмел пол посередине комнаты, пытаясь произвести хорошее впечатление на своих гостей.
-Я так рад! Так рад! - Никак не мог угомониться хозяин. -какими судьбами? -И все вопросы вновь пошли по кругу. Я кивал ему, что- то отвечал, а сам разглядывал как живет отшельник в тайге. Это можно было выразить одним словом - спивается.
-Да ты садить, - неуловимым движением хозяин достал из под стола стул и усадил меня на него, а потом перенес свое неуемное любопытство на кота.
Довольный Зим Зимыч обошел мужика по кругу, чихнул на него два раза из за пыли, а потом прыжком запрыгнул на заправленную кровать и улегся там в клубочек, наблюдая за нами как король с трона.
-Михалыч. -отрекомендовался мужик, и протянул мне ладонь. Я подал ему руку и пожал теплые шершавые руки, что привыкли работать в лесу. -А, тебя как звать?
Через полчаса мы с Михалычем сидели как давнишние знакомые и болтали обо всем конкретно, и ни о чем в частности. Я просил провести меня к стене, он обещал помочь, не за бесплатно, разумеется. Потом растопил в избе печь, и я внезапно осознал, что на дворе то уже вечереет. Не заметил, как пролетел этот день. Просто пушинкой он прошел мимо, не оставив мне воспоминаний, кроме бесконечного пути, и вот этого, интересного знакомства.
А потом мы пили чудесный травяной чай, и ели жаренные яйца, которые Михалыч жарил на печке, вприкуску с сальцом и чесноком. Такая простая еда настраивала меня на лирический лад, и я предложил послушать песни, что были на телефоне. Михалыч заинтересованно выслушал реп, удивленно покачав головой, и назвал болтунами реперов. Так и закончился этот день. Меня уложили на лавку у окна. Эсли вы думаете, что это такая узкая доска на двух палках-ножках, вынужден вас разочаровать, это была полноценная скамья, широкая, на двоих людей, что раскладывалась от стены к центру комнаты, и я великолепно там поместился.
Что снилось ночью? А как всегда, какие то погони, перестрелки и чьи то крики. Я куда-то бежал, спасал, в кого-то стрелял, и ненавидел-любил. Полноценный фильм можно снять. Вот только проснувшись уже не смог вспомнить ничего из прожитого во сне. С тем и вышел на крылечко, задумчиво направляясь к кабинке туалета.
-А я тебя тут жду, жду. -Послышался чей-то шепот от высокой поленнице, что была сложена слева у дорожки в туалет по над домом. -А ты , смотрю, не торопишься...
-И вам доброго утра, - так же задумчиво поприветствовал я невидимого собеседника. -Надеюсь у вас все хорошо? Как дела? - Выдав эту руладу, я поднял глаза и оторопело задом, задом попытался исчезнуть ко входу в дом Михалыча. -Простите, - непонятно почему вырвалось у меня, когда я маневрировал.
-Ээээй! Кудааа - Шипяще позвал меня змей, лежащий на верхних дровах поленицы, - Мне надо с тобой поговорить. Эээй...
-А можно потом? - Трусливо я сделал еще несколько шагов назад к двери в избу. -Мне надо срочно домой!
-Вот так всегда, - внезапно услышал я шипящие слова разочарования, - только найдешь нормального собеседника, а они все убегают.
-Простите, но ваш вид... - Издалека пробормотал я, - он пугает...
-Это, ты, еще не видел меня, когда я линяю. -Огорченно ответил мне собеседник. -Может, все же, перетрем наши дела?
-А у нас есть дела? -заинтересованно спросил я в рассветную полутемень. -У меня с тобой, так точно нет.
-Твои поступки говорят сами за себя... -Огорченно прошипел змей. -Кровью от тебя несет за версту, да еще кот с тобой и бабочку тащишь в татуировке. Думаешь, не понятно, куда вы собрались?
Я вылупился на собеседника. Змей приподнялся на поленнице, а до меня доперло - это толстая гадюка, с ребристыми квадратами по бокам, знает намного больше, чем знаю я.
-Что ж, - решился на беседу с гадом, - давай поговорил. Честный ответ на один вопрос с твоей стороны, но и я со своей обещаю такой же честный ответ. Ну, или, обменяемся несколькими честными ответами?
Змей на мгновение задумался, а потом кивнул головой и спросил:
-Ты умираешь? - я застыл на миг. Внутри все сжалась от такого неожиданного вопроса. А потом пружина внутри меня начала раскрываться, и я немного резко и грубо ответил.
-Да. Что ты знаешь о Суде Богов?
-О как. -невозмутимо ответил змей. -Эвон тебя как занесло -то. А я думаю, что ж ты присмерти пополз в тайгу. А ты на Суд собрался. Рисковый. Уважаю. -Шипящие звуки в исполнении змея звучали как продолжительные и нескончаемые, сама речь была тягучей как мед, но выговор правильный. - И как далеко собрался идти?
-До конца. -Не моргнув глазом ответил я змею. -А ты можешь помочь мне "доползти"?
-Неа. -Невозмутимо опустил голову змей. -Мне лень.
Мы помолчали минуты три, а потом гадина прошипела:
-Когда будешь идти по пути, помни, что каждый твой шаг - это ответ на все вопросы человечества.
-Я тоже умею говорить загадками. - Внезапно во мне взъярились гормоны, - ты, хотя бы чем -то помог мне. А то говорит могут все, а делать - немногие. Помоги мне хотя бы советом, если не можешь делом.
-Уговорил, - задумавшись, ответил на мою просьбу змей, - моя помощь будет неоценимой. А она такая - убивая, сноси с плеч голову.
А затем змей, как- то устало, пополз за поленницу.
-Пока, -попрощался я с гадом, но в ответ не услышал слов прощания. -И вот так всегда, - развел я руки в рассветную полумглу. - Ни мене- пока, ни тебе- здрасте!
Ответом была вновь наступившая тишина. Пожав плечами, я пошел по своим делам в кабинет с деревянной дверью с сердечком. (А что, у Михалыча если был такой вот уличный туалет!) И затем побрел досыпать эти несколько рассветных часов.
8.1
Яромир.
Две справки на руках и старый замызганный рюкзак с вещами, были у меня, когда я выходил за ворота клиники. Мир распластался передо мной теплыми весенними деньками, что погожими струйками начали совсем недавно вливаться в мою жизнь. А я, наивный, думал, что у людей тут вечная зима, снег и слякоть. Нет. Погода решила отметить мой выход из клиники драками воробьев у лужи, что была при дорожке в парке, когда я шел в направлении к проходной, что вела на улицу. И вот эта солнечная активность, заставила закинуть меня голову вверх, выставив бледнеющее лицо жарким лучам светила. Словно жаждущая ласки девица, Солнышко прошлось по моему лицу, скользнув будто руками по раскинутым бровям, и ласково пальчиком по твердым сжатым уголкам губ.
-Я так скучал по тебе... - невольно шепнул вслух, а старенький профессор, что шел рядом со мной, невольно прислушался к моему шепоту, и поправив дужку очков сказал:
-Мда`мс, о чем это я. -Он бросил на меня взгляд и продолжил свои наставления. - Никогда не разговаривайте сами с собой, когда идете по улице, иначе "сынок", вас могут принят за ненормального...
В это время рядом торопливо проскользнул по тропинке к зданию института парень, его руки были заняты несколькими пакетами, а он, негромко ругаясь, отчитывал кого-то:
-Нет, дорогая, я уже почти нашел ваш блок. Как найду....
Что он найдет, нам не удалось дослушать, уж больно товарищ торопился...
-Ах, да, - сглотнул профессор, проследив взглядом за молодым человеком в черном пальто. -Если у тебя есть телефон и блютуз, то сомнения в твоей психической ненормальности отпадают. Видишь ли, сын, у нас есть средства связи, я тебе показывал их, а есть еще многие вещи, которые облегчают жизнь современного человека. Так вот. - Он задумался на мгновение. - Блютуз- это всего лишь очередной гаджет. Тебе придется влиться в современную жизнь, и стать нормальным, - я почувствовал его взгляд на своем лице сбоку, будто щеткой махнул, - надеюсь ты оправдаешь мои надежды. Не показывай, пожалуйста свою ненормальность людям, иначе мне придется вновь назначать тебе легкий курс препаратов для корректировки твоего психического состояния...
-Я постараюсь,... отец. -Ничуть не скривив душой ответил, спешащему рядом со мной человеку, что спас мою жизнь. Мы подошли за это время к проходной, и профессор остановился у нее на миг, а затем закончив последнее нравоучение подал мне ключи от своей холостяцкой квартиры.
-Я приду только завтра. - Ответил он мне крепким настойчивым взглядом. - Жалко, тебя никак нельзя оставить в больнице еще на два дня... И выкинуть тебя на улицу, я считаю была плохая идея. Дождись меня дома, сын. Договорились?
Что же, все слова были сказаны, все мозги съедены ложкой, даже точки над и расставлены. Спрятав ключи в карман, я кивнул ему и пошел к автобусной остановке. И не услышал главного:
-Не надо было тебя отпускать одного, ох, чувствует мое сердце, не надо...- Я не услышал и не понял любовь старого человека к спасенному им пациенту.
Жаль.
Мои ноги сами понесли меня от серого здания, где я провалялся без малого полгода. Где были сделаны столько операций, столько шрамов появилось тут на моем теле. Сколько кошмаров было мною тут пережито, а скольким я сказал, что они умрут?
Да. Я остался в душе ангелом. И видел, если не саму суть человека, то всю черную составляющую человека. И так же знал, сколько света осталось в человеке. Уж лучше бы я полностью выгорел в том падении...
Жаль.
Люди лучше всего чувствуют себя тогда, когда у каждого есть свое место и каждый знает о своем положении в мире, в событиях, происходящих вокруг него. Уничтожь место человека в мире, и ты уничтожишь самого человека. Фрэнк Герберт. Дюна.
Мои руки провели по дощатчатому столу, провалились в щербинки и вылезли на неснесённые рубанком бугорки по самому краю. Или так было изначально задумано? Или это уже убранное самим временем украшение от рода для длани с которой едят? Пальцы все дальше скользили к краю стола и я, не отрывая глаз от движущейся руки, провожаю их взглядом, отмечая скрытый рисунок. Предки изначально знали силу стола, этой ладони кормящей семью. "Длань окормляющая вас", так называли славяне простые обструганные доски, прилаженные на перекрещенные стоймя ноги. Помнили пращуры и действо этой длани, и пользовались её силою. А для этого надо просто... ударить ладонью по столу и позвать... род.
Я стукнул открытой ладошкой по вышарканной ножом столешнице и произнес негромко:
-Род мой, помоги мне.
И в тот же миг услышал:
-Чем помочь тебе, правнук?
И руки дымчатые на столе лежат напротив, а там стена, и я не вижу говорившего. А еще мне страшно, до дрожи в руках и теле.
-Деда, мне надо дойти до стены, - прошу невидимого собеседника, -А сил для похода нет.
И всхлип от стены:
-А как же ты жив еще? Неужели кровь рода так сильно разбавилась во времени, что ты не в силах ноги передвигать?
-У меня рак, деда. Я умираю.
И молчание в ответ. Такое тягучие, как мед, секунды потянулись, пока призрак внимал и осознавал мною сказанное.
-Но ты же жив? -Задал он мне ответ, и тут же ответил, -ну жив же! Но тогда как я могу тебе помочь?
-Мне жизни нужны чтобы дойти до храма Богов. Но я не могу их найти...А кот отказывается помогать...
-Он тебе и так достаточно помог, -прерывает меня голос, совершенно лишенный эмоций. - Как еще он может помочь, если это целиком твой выбор?
Я оглядываю избу лесника, и понимаю, не о том я разговариваю с пришедшей тенью прадеда. Полу завешенные сумраком стены, расправленная лежанка и лавка у печи. В углу у входа наваленные дрова в дровне, и... тряпка у входа в комнату. Нет, не о том я прошу прадеда, ох не о том.
-Деда, мне надо дойти до храма, чтобы излечиться от болезни. Пашка, друг мой, сказал, что боги судят каждого по делам его, и делам предков его. Я надеюсь на милость. Но чтобы дойти, мне просто необходимо найти несколько жизней. Знаю, что воспользоваться ими сам не смогу, но путь они мне пройти помогут.
-А бабочку нашел уже?
-Да тут, где- то, с котом летает. - Махаю я в сторону двери. -Но она может помочь только раз, я знаю. А оплату она возмёт несоразмерную...
И вновь молчание от стены, и эти руки, источающие сизоватый дымок. Мой предок, мой род, хранимый временем. Что еще могу я попросить в полутьме на перепутье дорог? Не богатства, не защиты, не благословения, а того, что желают идущие в последний путь - наставления.
-Деда, ты подскажи, где можно взять жизни? Только, ... - я мнусь от неудобства высказывания, - я не умею убивать.
-А убивать не нужно. -Отвечает тень. - Спроси у леса, он тебе поможет. Только хорошо проси, и будет тебе дадено, столько, сколько сможешь унести...
И он тает, туман рассеивается, а я ведь даже имя его не спросил. Корю себя за невнимательность к деталям, и утыкаюсь лбом в край столешницы.
За спиной стучит дверь - это заходит Михалыч. Он оббивает обувь друг об дружку, и обтирает о мокрую тряпку, снимает у входа свои боты и проходит ко мне.
-А что ты такой понурый, что-то случилось? -И присаживается рядом на струганную лавку, почерневшую от времени, и тут и там почищенную ножом.
-Да тут такое дело, Михалыч, что я еще вынужден у тебя задержаться. - Не поднимая голову от длани проговорил скороговоркой . - Ты меня не выгонишь?
-А на кой мне тебя гнать? Живи сколько хочешь. -Радуется старик. -А как пойдешь, я тебя провожу. Ты вот только не мог бы...
Он хочет сказать, но не решается, и я кажется догадываюсь, о чем может попросить этот лесной житель.
-С котом спелись? -Тоном цензора накопавшего обличающего компромата против автора, вскрываю гнойник назревший у меня под самым носом. - И теперь этот рыжий проказник, ходит, хвостом водит, и требует оставить его у тебя? Якобы мыши у тебя тут, и он всех повыведет их за одну неделю?
Михалыч вздрагивает, и гудит:
-А откууу...
-Крылатый змей в пасти принес. -Выдыхаю , еще более нагнетая обстановку. -михалыч, он же обманет, сядет тебе на шею, заставит корм для кошек покупать и лоток еще потребует...
-Так я согласный... -Все так же мнется лесник. -Но кот то прав. Куда ему по лесам и тайге дальше идти... Проводим мы тебя.
-А дальше, проваливай ты друг, на все четыре стороны...Так? Да? -Теперь минуту молчания. Пусть помучается и придумает, чем оплатить мне за этого рыжего прохвоста.
-Но коту- то за что такое ? Он же не виноват, он же..
-Сам выбрал долю свою -Прерываю я словославия Зим Зимычу. -И еще упрашивал меня взять его в путь-дороженьку, даже в переноску сам нырял.. Ты еще про лапки вспомни...
-А мне он другое пел. -Теряется лесник.
-Да пес с ним, с Зим Зимычем. Это его выбор, идти со мной или оставаться с тобой, ты мне помоги с лесом...
Старик смотрит непонимающе, а потом в его глазах проскальзывает нотка страха и понятия, и тут же смирение. Он знает больше, чем говорит, а говорит он еще меньше, чем хочет сказать. Что это в его глазах - никак решимость? Дед, о чем же ты рвёшься предупредить и не можешь?
-Ты меня только проводи к месту, а дальше я сам. - Решительно отметаю его сомнения в сторону. -Это мой выбор, не надо сомневаться.
И он сдается. Как камыш на ветру, склонился, но не сломался. И теперь пусть чувствует себя обязанным мне, и помогает так, как только сможет. Да, я недаром был лучшим на втором курсе медицинского, управлять людьми там поневоле обучаешься быстрее, чем сам успеваешь обдумать возложенную на тебя задачу.
-А кот пусть сам решает, недаром он... кот. Гуляет сам по себе... -бормочу я будто сам себе под нос, но так чтобы старик услышал мои "мысли вслух".
-Сейчас переоденусь, и сходим, куда тебе там надо. - Кивает своим мыслям Михалыч. -Да и ты приоденься. Не к бабке на блины чай идешь-то.
Спустя час и несколько километров скитаний по тайге.
-Давно к порогу нашего дома не приходили отмеченные Смертью. -Старческий дребезжащий голос казалось лился со всех сторон, и из самого моего нутра. -Кого ты привел к нам, старик?
-Он идет по дороге к храму Богов.- Прохрипел от страха незнакомый тусклый голос Михалыча.
-И поэтому умирающего надо было приводить к нам? -спросил более молодой , женский томный грудной голос. - Или ты забыл правила посещения моего храма?
Старик, стоящий радом со мной отрешено вглядывался в стоявшую перед нами стену леса, старого по всем меркам Земли, и не находил слов для своего оправдания. Его белоснежная с вышивкой рубаха была ярким пятном во всем великолепии дышащей жизнью тайги.
-Будь здраве, лес, и вы матери лесовицы. -поклонился я деревьям в глубокий поясной поклон, коснувшись правой рукой земли, и медленно выпрямившись всмотрелся в самую глубь леса. Там промелькнуло.. лицо. Это как детки учатся рисовать, и вот тут черточка легла, там тень набежала, и уже на картинке, если поодаль на нее вглядеться вырисовывается облик женского лица. Так и тут по соснам, по тени по веткам, и вот мне уже улыбается Мать леса.
-А он забавный. Даже воспитанный. - Раздался голос молодой совсем девчёнки. Может не будем к нему строги? А, сестрицы?
-Очень рад, что смог добраться до вас, и вы разговариваете со мной,- и вежливый поклон на пол головы вниз, -а до вас меня привела нужда.
-И какая нужда может у того, чья жизнь уже отмечена на последней скрижали... -Строгий старческий голос не унимается, кряхтит по- прежнему злорадствуя. - Неужто от Смерти спасения ищешь?
-А кому умирать охота? -Урезониваю я старуху, - каждому охота продлить свой век, вот и я сподобился на путь к Богам встать.
-Ты смог найти того, кто поведет тебя через тернии к храму?- Удивился женский голос. -Или люди уже сами ходят по тропам вечности и плетут кружево своей жизни?
-Мир так сильно изменился, что люди уже .. неверят в старых Богов. -Оступаюсь я в речи, чтобы как можно помягче сообщить о произошедших событиях лесовицам. -И да, люди сами начали ходить по тропам вечности, но кружево все так же плетут мойры, вот только уже и в них не верят люди.
-Они как- то объясняют это? -интересуется старческий голос.
-Мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем. - Вырывается из моего рта фраза из песни, и я осекаюсь, чувствуя, что явно наболтал лишнего.
-Они новый мир строят! -Задорно смеется молодка. И заливается таким заразительным смехом, что поневоле на лицо начинает наползать улыбка.
Дед не выдерживает моего разговора и падает на кочку у высокой сосны, у которой стоит, я глядя на него так же усаживаюсь на бок у похожей кочки.
-Ножки не держат? -Смеется девушка.
-Смертникам вообще положен покой, и комнатный режим. -Я демонстративно якобы утираю пот со лба, и внимательно всматриваюсь в лес стоящий стеной передо мной.
-Ох помрет он, - вздыхает женский грудной голос, и говорит, -приложи мох, что рядом с тобой растет ко лбу, авось полегчает.
-Мать! - в два голоса орут на сказавшую женщину старческий голос и молодой. -Ты что творишь то?
Я же в это время не глядя срываю жменю мха рядом растущего и вытираю им лоб и шея, руки и , немного подумав, лицо. И как мокрым холодным полотенцем освежаясь, так и тут снимаю с себя часть боли, что терзает мое тело.
-Ох! - Охает старуха. -Смертушка будет недовольна. Уй, и попадет же нам!
-Благодарю , матушка, - не вставая кланяюсь я лесу.
-А и пускай ворчит, но тягость такую в себе позволять носить... и мучать так род людской, это ж какое каменное сердце надо иметь. -Женский голос ворчит для порядка вслух а потом приказным тоном велит - а ты еще сынок пожуй нового мха, пусть полегче станет.
И я слушаюсь. Срываю и не глядя на грязь и землю сую в рот головки мха и жую.
Только единственный раз в жизни я видел подобное, когда у меня проверяли зрение. При моем вечном минус полтора подбор линз был подобен благословению Божьему. Все вокруг обретало четкость, цвета, формы и реальность. Будто в другом мире оказываешься. Расширяется горизонт обзора, появляются невидимые доселе четкие линии незамеченных ранее предметов и обретают смысл пятна там, на периферии сознания. Вот и тут. Мир раздвинулся во всей своей красе, исчезла боль в грудине, пропала тягучая боль в исколотых венах и мышцах, в паху комки вздутых лимфатических узлов перестали напряжно гудеть, а уставшие ноги звали вскочить и... танцевать. Боги! Я хотел прыгать и танцевать. Эта бьющая через край энергия, это чувство свободы и счастья так и била из меня ключом. А мир приобрел краски дотеле невидимые мною... Это было круче всей того дерьма, что поставлял мне сосед. И это называлось здоровье и ... жизнь..
-Мать, да он от счастья сейчас умрет! - Все тем же смешливым голосом рассмеялась девушка.
-Благодарю вас, матушка, за счастье отведать капельку жизни! -Мой голос сломался прямо в самом конце фразы. Горло пересохло от благодарности, и я откашлявшись едва смог дохрипеть ее конец.
-Не за что, сынок. Набери впрок травицы, и когда нужно будет - жуй. Пусть твой путь будет легок.
-За что ему милость такая? -Прохрипела старуха. -Он тебе никто, да и род его из последних..
-Все они чьи-то дети, а я не могу ребенка оставить без помощи, и это самое малое, что я могу ему дать. - Оправдывалась женщина.
А я в то время набирал траву округ себя и мох, и .. плакал. От счастья. Слёзы сами текли по щекам.
Засовывая очередной пучок в карман джинсов я искренне сожалел, что не взял с собой рюкзак, забыв обо всем на свете, и о Михалыче.
-Помогите пареньку с дорогой. -Огорошил он меня своей просьбой Лесовичек.
-Ну если мальчик встал на путь, значит первое условие он выполнил. -Прошамкала старая.
-а если дошел до сюда, то и второе уже сделал. -Добавила молодка.
-А я ему помогу выполнить третье. -решительно отмела все возражения своих сестёр Женщина. -протяни руку вперед, сынок.
Размазывая непрошенные слёзы по щекам ладонью, я поднялся с земли, и протянул вперед руку и увидел сквозь влагу, застилавшую мне глаза, как нечто золотистое упало мне на ладошку правой руки. Оно теплой мягкой лапкой мазнуло по линиям на ладони и впиталась татуировкой прямо сквозь кожу. И прямо посередине появилась тату золотого листочка с маленькими крапинками красного цвета на кончиках кленового листика.
"Откуда тут клён?" Успелось только подумать, и в тот же миг услышал ответ матери.
-Это выбор леса. И лист, и дар. Иди сынок своей дорогой, но помни о тех, кто ждет тебя домой.
Мне оставалось только поклониться. Глубоко, глубоко в пояс. И поднявшись прошептать слова благодарности. А потом размазывать слезы по щекам обеими руками, вглядываться в умолкнувший лес.
-Идем, -тянул меня за край рубашки, поднявшийся с кочки Михалыч. -Они уже ушли. Пошли же, домой. Гриша.
Глава 9.
"Все "оптимизированно", люди разбежались или вымерли." СМИ о поселках, вблизи города Петрозаводск.
Как рана пролегла стена Мегалита в тайге. Местами она кровоточила упавшими в обе стороны от плоти постройки камнями, а местами заросла деревьями и сверху ее не было видно. Если специально не искать, то и не наткнешься. Только точные поиски приводили к ее находке, и то, только в том случает, если ищущий знал координаты Мегалита. Кто построил стену? Как именно ее строили? Какие технологии при ее строительстве применяли? Да и сам состав блоков... Наверно, уже никто и никогда не даст ответ на эти и еще многие и многие вопросы. Люди забыли про стену. И она платила им тем же. А тайга, как заботливая мать, разрослась и скрыла всю гигантскую работу предыдущих поколений. Покрыла растительностью как пологом сам факт существования Мегалита. И сокрыла само предназначение этого каменного Дива.
Пашке только случайно удалось найти упоминание в одной книге, а точнее части ее, что сохранолось во времени. И там, именно там Мегалит был назван не стеной, а Дорогой. Дорогой Судьбы.
Осмотревшись по утру вокруг, я начал свою работу с самого главного, определился с местом проведения ритуала. Мне нужен был камень с ярко выраженным определением "дверь". Если с выступом в виде ручки, то тем более подойдет, но в основном своем, камни попадались все гладкие, даже без привычных клубистых зарослей мха. Источенные ветрами и дождями, пережившие не один век, монолиты стояли смирно, как строевые солдатики на плацу. Ни один не поддался под моей рукой. А в щель меж ними невозможно было просунуть даже лезвие ножа. На некоторых нижних камнях, что уходили в глубь земли, имелись загадочные впадины. Я подумал вначале, вдруг это пулевые отверстия? А потом догадался, что они появились от постоянного воздействия водяной капели. Так, переходя от одного монолита-камня к другому, я двигался вдоль длинного тела Мегалита. Но вот и тот камень, что мне нужен. В виде и форме двери, которую и попробую открыть ритуалом.
Пришлось идти и перетаскивать весь разложенный бивак на новое место, и возиться с вещами. Вся эта тщательная работа была необходима. Отбирая и перебирая первостепенно нужное и откладывая в сторону второзначные, но тем не менее важные вещи, те, что пригодятся впоследствии, я готовил себя не только к самому ритуалу, но и к логичному его продолжению.
Я зарос за эти недели. Поездка обошлась со мной нещадно. Похудел, почернел лицом от болей, кои постоянно испытывал, и вынужденного их перетерпения. Невозможность элементарного процедурного укола, от которого зависела моя жизнь, постоянное терпение внутренних болей, кружения головы при смене давления в самолете, все это привело к хроническому нервному истощению, которое уже прибавилось к прошлым переживаниям, и переросло в нежелание самого организма жить и выживать.
Да, я пообтрепался, да зарос, но вот это гаденькое чувство "лечь и умереть", уже не преследовало меня, а стало моей частью. Но пока у меня был единственный фактор, который и сдерживал этот накатывающийся вал, я постоянно внушал и твердил себе "дойду и умру". Но теперь, когда я дошел, то поставил себе новую задачу. Ведь смена полюсов внимания и цели, а иногда их перенос, очень сильно влияет на сознание, и саму личность. Поэтому, поставив себе продолжение, а не новую цель, я не просто сместил эту цель и внимание к ней, а прибавил себе неких моральных и физических сил для достижения уже новой цели. Пусть будет так. Я так хочу. Если я не могу управлять своей болью, то буду пытаться управлять сознанием. Переключать его внимание, падать вниз, скуля от разрывающего не только мозг и тело всполохов и болевых спазмов внутри, и, заставлять своё Я подниматься "с колен", идя к конечной цели. Мне придется пройти путь. И я уже готов к этому. Потому что я сам выбрал этот путь... Да , повторяю и буду повторять себе, не раз, и не два... сам... выбрал... путь...
Спустя некоторое время.
Вот уже несколько часом я ползаю по выравненной земляной площадке. Пальцами разровнял и утрамбовал весь рисунок звезды-тетраграммы не очень далеко от стены. В обряде было сказано об "отражении света" в стену. Я не совсем понял, что это может значить, но решил прикинуть, как должно произойти это "отражение", и от представленного в своем воображении начинать формировать рисунок звезды и путь прохода к стене. Найденная мной площадка, была примерно в метре от стоящего мегалитного сооружения. Полюбовавшись вновь стыками оплавленных камней, я рассмотрел камень, который выбрал на роль "двери". Одобрив его, в который раз, начал разравнивать не только площадку для проведения ритуала, но и сбил ногой несколько бугорков к "двери", как и планировал ранее. Земля тут, у самой стены Шории, была спрессованной, пришлось снимать верхний слой, и откидывать ненужные пласты в сторону тайги. После этого я нарисовал рисунок обряда мелом на земле и на будущей "двери", и занялся расставлением камней и фигурок Богинь, старательно придерживаясь схемы обряда. Отвлекся на укол и продолжил свое занятие, забыв об завтраке и обеде.
На руках набились мозоли и волдыри, а работы еще было не початый край. И вот, когда на камнях Мегалита побелели, нарисованные пеплом моего друга, восьмерки, я остановился на "поесть-посидеть-завалиться на час на отдых". Все равно надо будет ждать заката Солнца. А весной Солнышко не торопится с небосвода, так что у меня будет эти несколько часов в запасе и на тот же отдых.
После отдыха работалось уже не с такой охотой как с утра. Но я понимал - не сейчас, так завтра, но мне придется довести обряд до конца. И пусть он пугает, пусть я и сам в него не верю, и не жду исполнения его всуе, у меня еще оставались толики надежды на этот обряд, а вот от нее я не собирался отказываться.
Вечерело. Солнце, сделав свой дневной оборот вокруг мира, пошло на отдых в личные покои. А мне надо поторопиться, или же дать отдых усталому телу и произвести обряд завтра.
И тут восстало все мое нутро. Еще один лишний день для боли? Ну уж нееет! Сегодня, сейчас. Никаких отсрочек.
Я привычно уколол себя в руку, и покорно повернувшись к стене, взглянул на нее, и ... принялся собирать вещи. Только то, что мне понадобиться в дальнейшем путешествии. А то, что необходимо для ритуала, я брать не стану. Все оставлю тут, кроме статуэток, конечно же.
И вот наступил вечер. От усталости я просто упал у места проведения обряда на колени. Джинсы испачкались в глинистой земле и были тут и там в пятнах от травы. Рыжие пятна остались сколько я не стряхивал потом, поднявшись. Да и сам я весь вымазался, как поросёнок. Что уже там говорить.
Вот и последние лучи скрывались за лесом великой Тайги. Проводив взглядом последний блик солнечного луча, перевернул уже приготовленный термос, что держал в руках, направляя тягучие струи крови в подготовленные канавки тетраграммы. Густая жидкость потекла по канавкам, которые я тщательно вырыл и утрамбовал в земле. Также, нанес пальцем на стену кровью восьмерки, старательно и медленно, без потёков. Там, где будет вход в Шорию. Брезгливо помакивая пальцем в холодную субстанцию термоса, отмахиваясь, и сглатывая тягучую слюну, от противного кома в горле. И, вот, теперь слова. Те самые, которые надо было выучить наизусть. И постараться произнести без ошибок и запинаний, всего- то три раза.
Гортанные слова очень древнего языка раздались в воздухе и замерли-проявились серебристой искрой передо мной. И я продолжил лить на рисунок тетраграммы кровь, не отрываясь от искорки, висевшей в воздухе напротив моих глаз. Еще один термос, и еще. И так, пока вся эта кровь не оказалась на земле.
От каждого термоса висевшая искра становилась визуально все больше и больше, до тех пор, пока не стала примерно с мой кулак. Она билась в такт моему сердцу, и немного вертелась вдоль своей оси, попеременно меня полюса своего расположения верчением. Когда последние капли упали на землю в уже небольшую лужу, под которой скрылся рисунок, я вытянул вперед левую руку, и достал приготовленный клинок у себя из за пояса другой рукой, и полоснул светлеющим во тьме лезвием от души по раскрытой левой ладони.
Тяжелые капли падали в наступившей тишине в лужу, и звук падения был единственным во всем мире. А потом этот холодный кусок искры стал менять цвет. Она будто застыла на миг в воздухе, а потом полыхнула в ночи маленьким солнцем, и ее отблески упали на стоящий Мегалит. И приготовленные, изрисованные заранее кровью восьмерки, что формировали дверь, засветились своим внутренним светом и Мегалит вздрогнул.
-Я хочу войти домой. - Произнес я фразу узнавания. На том языке, на котором говорила моя мать, что был древнее света и тьмы, что звучал много веков назад. На славянско-арийском языке пращуров.
И мегалит начал движение. Камни перекладывались, стягиваясь к первоначальному выбранному камню более мелкие детали Мегалита, формируя дверь. Любоваться такой красотой было не когда. Перетянув по-быстрому руку приготовленной тряпицей, я остатками своей крови нанес указательными пальцами на лоб себе знак рода. Теперь быстро хватать рюкзак и схватив торчащие в крови статуэтки, сую в не завязанную горловину эти шедевры. Потом разберусь, испачкал я там внутри что-то или нет, и шагаю в сторону двери не оборачиваясь.
-Оглянись, -слышу голос ветра. Он шепчет мне в затылок. Но я знаю, оборачиваться нельзя. -Ты забыл.
"Никогда не оборачивайся!" - это была единственная запись, написанная рукой Пашки на полях листочков с ритуалом. И я следовал ему безукоризненно.
-Тогда остановись, и возьми то что забыл. Протяни руку и возьми, - искушал меня голос, и я не удержался. Остановился в двух шагах от входа в дверь и протянув назад руку с открытой ладонью вверх, замер на мгновение. Она потяжелела, а я узнал ощупью те камни, что я раскладывал на тетраграмму в середине ритуала.
А потом я сделал шаг, и еще один, к стене, и замер. Камень-дверь, вздрогнув, осыпался в прах прямо перед моим лицом. Я зажмурился на миг, и встряхнув головой, прогоняя этот кажущийся бред, решительно сделал шаг во тьму перехода.
-Кровь не наших детей, плоть не наших рабов, солнце не нашего мира...- Раздались вокруг меня голоса, сверху и снизу. Голоса и кричали, и шептали, и спорили... -Он сын нам, внук...
-Он принес нам чужую кровь, -возмущались и шипели злобно другие голоса в темноте. -Он позвал чужих богов. Он не славил пращуров. Он чужак. Сожгите его, утопите, распните... да отдать на корм волкам этого проходимца! - Возмущенно заорал прямо мне под ухо, чей- то мужской тонкий голосок, с явно истерическими нотками.
-Кровь не нашего рода дана нам в жертву...-согласился женский голос. -Но, сам то он наш.
-Да я знаешь, что с ним сделаю! -Возмутился другой мужской бас.
-Оглянись, -Прошептала мне контральто с другой стороны, а я все шел прямо, аккуратно ступая в темноте. -Я буду вечно ждать...
На мгновение я моргнул, устав напрягать глаза, пытаясь понять, куда дальше идти, и тут же в ужасе попятился назад. Передо мной стояла стена воды, огромное цунами надвигалось на пляж, на котором очутился вдруг. Серая мчавшаяся поднимающаяся стена океана была метров тридцать высотой. Почти без шума, она так споро двигалась ко мне, что я замер. Бежать было не куда. Спрятаться я не успею. Да и, единственным вариантом было не бежать назад, а вспомнив правило серфенгистов, попытаться спасти свою шкурку в море, это намного вернее, чем на земле. И поэтому я разбежался по пляжу к высоченной стене воды, решив прыгнуть в подходящую воду и попытаться отплыть подальше, минуя водовороты, в океан, чтобы потом, когда вода уйдет далее, найти возможность вернуться и спастись на земле.
-Да ты никак Смерти ищешь! - радостно воскликнул мне на ухо тот же голос истеричного мужика.
-Да, -томно прошептала девица с другой стороны, -он ищет меняяя...
-Не бывать этому. -Решила женщина, что однажды уже защищала меня, и в тот же миг, как я решил нырять, передо мной выросла блистающая прозрачная золотая стена, с серебристыми вкраплениями. Я смог остановиться, и коснулся ее пальцами. Ощутил твердость под стертыми от земельных работ подушечками пальцев, не оборачиваясь, проверил, проводя руками вверх и по сторонам по стене. Догадываясь, что эта была накрывшая меня со всех сторон полусфера. Буквально в нескольких метрах от мчавшейся воды океана она закрыла меня, как куполом.
" ... хвостом усмерив буйство вод..."
Вспомнились слова стиха на обороте последней страницы обряда, и до меня дошло, что тут и как.
Рюкзак был за моими плечами. Как его снять, не оборачиваясь? И я вспомнив очень любознательную змейку, принялся вылазить из лямок, старательно скидывая рюкзак на землю, выводя его так, чтобы он упал передо мной. А потом принялся доставать хвосты чертят, которые лежали у меня в одном из внутренних карманов.
Времени прошло секунд пять, а показалось- вечность. Пока я возился с рюкзаком, то вода приблизилась ко мне вплотную, и ее струи уже начали падать с верхних слоев вниз, заворачивая цунами верхние воды к низу. Обтекая по куполу серой пеленой, первый слой с гулом прошелся сквозь то место, где я стоял, но только немногие капли упали мне на плечи, когда я, сидя в присядку, доставал из связанного веником добытые хвосты, один из них.
-А, что! - заорал мне в ухо мужик. -Бросай все! Тебе они все равно не понадобятся...Не сдохнешь сейчас, то пойдешь на прокорм рыбам завтра.
И издевательски засмеялся своим тоненьким голосочком.
Я чуть его не послушался, но другой голос молодой девушки, томно пробормотал:
-Так никаких земель не напасешься...
И выдернув из пучка три хвоста я кинул вперед себя чернеющие дымчатые усмирители. Они пролетели через купол даже не заметив последнего. И в тот же миг масса воды, что шла вокруг моего кокона и надо мной, замерла и пропала.
Вообще пропала. Вот была, и не стало ее. Не отхлынула, не испарилась, а просто исчезла как мираж.
-Кровь, она решает все... Если твоя кровь не нашего рода, как ты смеешь, смертный, требовать долю твою? -Проорал мне в ухо сатанеющий голос мужика. -Кто ты, пришедший властно судить и рядить нас? Провааааливаааай!
А я зашептал уже привычные выученные бессонными ночами, слова обряда.
-И свет развеет Тьму... - произнес вслед за мной голос моей защитницы. - Иди по доле своей, она не минует тебя... А в конце пути тебя ждет Суд.
Добавила она, когда слова закончились. И я понял, именно эти слова были зачеркнуты Пашкой. Вымараны пастой чернил. Странно, очень странно.
Я наклонился, и привычно забросил рюкзак за спину, пошел к выходу из защищавшей меня сферы. При моем прикосновении она рассыпалась на блистающие чешуйки. Поймав одну, спрятал ее во внутренний карман рубашки.
-Да он еще и трофеи собирает. -Привычно возмутился мужик-истерик. - Так мы скоро по миру пойдем!
-Оставь его, батенька, -молвила тихим голосом девушка, и еще один голос вторил ей, - пусть его... Пусть идет. Может потеряет по пути...
Назло мужику я поймал еще парочку чешуек, и спрятал их тоже в карман.
-Да... Это переходит все границы... - аж задохнулся от злости голос истеричного мужика. - Он ... он...
-Да вернешь ты себе свои игрушки, - успокаивающе произнес голос защитницы, - рано или поздно, но все равно все к тебе вернется.
И в это время около меня упало что- то сверху. Пляж, на котором я так и шел, завязывая в желтеющем песке, изгибался в правую сторону. Там за поворотом виднелось разрушенное строение. Но тонкий звук падающего тела сверху заставил посмотреть меня вверх. И я бросился к темнеющим камням вдали.
Небо, каскадно изгибаясь, ломаясь и хрустя, падало на землю. Море, которое после цунами волшебно успокоилось, вон там, вдали, вновь наливалось полосой. Я даже догадывался, что это за полоса. И потому я поторопился к тем камням. И вновь понимал, мне не спастись тут у океана. Просто смоет. Ну или кусок с Небес прибьет меня. Или еще что- то случиться.
-А может хватит его испытывать? -спросил голос женщины. -Или, еще не достаточно повеселились?
-Ты, мать, давно путников видела по Дороге Судьбы? - возмутилась девушка. -Пусть он за не пришедших работает...
-Храбра ты стала, Конец и Начало. -Недовольно произнесла Мать. -Лучше бы путника проводила. Тяжел у него путь, а вы еще ершитесь, задачки подкидываете...
-Пусть сам идет, -фыркнул незнакомый голос мужчины. -А то ходят тут всякие, а потом серебряные вилки пропадают... и ложки...
Вот так под бурчание и споры невидимых собеседников, я почти подошел к повороту и к видневшемуся разрушенному зданию. Но, немного не дойдя до него ступил с песка на отполированные камни дороги, и вокруг сгустилась тьма вечера. И буквально через пару шагов, я понял, иду уже по улочке разрушенного города. И нет крыш на домах вокруг, и дерево истлело, и балки тут и там обвалились. А вот, у ступенек в каменный дом, лежат истлевшие от времени кости, что развалились в стороны от прикосновения кончиком моего кроссовка.
А вдалеке я увидел монументальное здание. И точно знал - мне туда. Но только после небольшого отдыха.
Глава 9.1
"Во Вселенной нет случайностей, поэтому ты здесь." Ас Гард.
Тэя.
Убивая свою любовь, я проклинала себя. Меня корёжило и кучевряжило так сильно, как не било даже во время высокой температуры, при перенесенной в детстве пневмонии. Ненависть проникла во все клеточки моего тела, в саму душу, и дух. Я сломалась. Умерла. И воскресла. Переродилась и стала другим человеком. Как иначе можно назвать любовь если не инфекцией? Да ты даже спустя небольшой промежуток времени начинаешь понимаешь, что переболел ею?
И вот я уже спокойно сплю, и даже без лекарств. Я дышу, и даже без эуфелина. Я смеюсь. Еще неумело, и как- то искусно, но этого не замечают окружающие. Это замечаю только я, и моя душа. Она кричит и плачет. Зовет меня бежать. И в основном своем от себя самой. Я ненавижу этот мир, и люблю его. Эта двойственность меня убивает, и все больше времени начинаю проводить одна. Избавляюсь от прошлых связей. Вычеркиваю из своей жизни друзей и подруг, оставляю за плечами только тех нужных, которые мне ни примерно помогут, поддержат. Но и их я режу по живой плоти толстыми ножницами судьбы. И вот я одна. В четырех стенах снятой квартиры. С отключенным телефоном. За плечами три курса меда, и полу законченный четвертый. Впереди туман без определенного внятного проявления будущего. Прошлое окажется в прошлом. Будущее окажется в будущем. Я живу вот тут и сейчас. И поэтому к черте планы и стратегии. Об этом я подумаю завтра, а сейчас я приму седативного и лягу спать. И так я буду лечить свою душу, самое себя неделю, пока не закончится еда в забитом холодильнике, или чуть больше. И пусть весь мир исчезнет из моей жизни.
Я не открою дверь звонившему. Не включу телефон. Не стану сидеть на любимых сайтах и не хочу играть в любимую игру. Мне надо разобраться в себе. И пока этого не произойдет, я собираюсь взять и уйти из этого мира. Спрятаться. Капсулироваться от мира и всего его проявления, кроме воды, электроэнергии и канализации. Подожди меня мир, я вернусь, обещаю. Вот только не уверена, что это буду уже я.
מְנֵא מְנֵא תְּקֵל וּפַרְסִין .
Вот и значение слов: мене - исчислил Бог царство твое и положил конец ему; Текел - ты взвешен на весах и найден очень лёгким; Перес - разделено царство твое и дано Мидянам и Персам. (Дан. 5:26-28)
Бабочка Гай.
Запертый в завитке раб зовет своего хозяина. Откликнись, о Господин. Ибо умираю я тут, без еды, без воды, без воздуха... Хозяин... Господин...
Глава 10.
" У кошки четыре ноги,
Позади у ней длинный хвост.
Но ты трогать ее не моги
За ее малый рост, малый рост
Припев:
А ты не бей, не бей, кота по пузе,
Кота по пузе, трогать не моги.
А ты не бей, не бей кота по пузе,
И мокрым полотенцем не моги..."
Мамочка. фильм "Республика Шкид".
Дом, в который я пришел спустя пару часов был старым сгоревшим зданием городской ратуши, не понятно, как очутившейся в гордом одиночестве в стороне от брошенного города. Сам город выглядел декорациями к любому фильму ужасов. Столько изъеденного жучками дерева, с дырами как от шрапнели в стенах, и гнилых крылец, я не видел никогда. Кости людей и животных валялись без всякого внятного логического умозаключения. У меня появилось предположение, пока я шел к ратуше, что на город кто-то напал и вырезал всех жителей. Потом пришли дикие животные и растерзали тела павших и выживших. А ветер, дождь и время доделали свое черное дело, обелив кости мертвецов и остовы зданий, выставив на потеху всему свету. И эта логика начала хромать только, когда я подошел к высокой стене ратуши.
У входа в здание, который был дырой без дверей и косяков, видимо истлевших от прошедшего времени, мне встретились четыре большие горелые кучи человеческих останков. Почему останков? Но как еще назвать множества обрубленных рук в перчатках из толстой кожи, в которых виднелись мумифицированная человеческая плоть? А под низом куч виднелись сложенные ноги в сапогах с замысловатыми голенищами, вывернутыми наружу странного коричневого цвета, но я не рассмотрел туловищ павших.
Будто взяли людей, пообрубали у них руки-ноги и забрав тела, раскидали конечности в три кучи. Принебрежительно отнеслись к такому малому количеству плоти на них. И тут же задал себе вопрос, а где головы?
Бросил взгляд на будто застывшие во времени свидетельства пира сумасшедших людоедов, не нашел ответа на этот вопрос.
Серые небеса хмурились от моего присутствия. Они явно оскорбились тому, что я потревожил эту не зарытую братскую могилу. Решил их не разочаровывать, и поскорее найти место для отдыха, нырнул в промозглый зев ратуши. И выскочил оттуда через пару секунд. Именно там весь пол был засыпан уже полуголыми черепами и высохших волн протоплазмы, останками от мозгов умерших.
Этот вид будет преследовать меня в самых жутких кошмарах. Наполовину мумифицированные высохшие и обтянутые кожей черепа, а другая половина была изъедена червями. И эти хитиновые коконы от вылезших бабочек мух валялись и весели повсюду.
Плюс ко всему, видимо туда впоследствии забрались дикие животные и сильно растащили по полу черепа, лежавшие компактной кучей ровно посередине первого этажа здания. Второй этаж был выгоревшим. Но пожар не затронул нижние помещения ратуши. Только осыпал слегка сверху пеплом останки людей.
Мои ноги наступили на этот шумовой заслон из хитиновых оболочек и вырванных и обглоданных зверями челюстей. Но буквально две секунды мне хватило для осознания увиденного, и выскочить из этого своеобразного склепа, в котором, больше чем наполовину помещения, было набито голов убитых людей.
-Что за... - невольно вырвалось у меня, когда отдышался. -Что за... -как заклинило мой разум. Я словно забыл все другие слова. А потом развернулся и пошел к домам, мимо которых недавно проходил. Может там мне больше повезет с ночлегом? День скоро пройдет, а я еще даже места не нашел, где мог переночевать.
Ровно через семь минут я несся из этого города. Увиденное потрясало воображение. Ужас гнал меня как можно дальше от рассмотренного на нижних этажах в первом и втором попавшемся доме. Тела лежали уложенные строгими колоннадами у стен домов, связанные веревками за обрубки рук и ног. Оставляя посередине комнаты достаточное место для прохода на второй этаж. Но я туда уже не смог заставить себя пройти. Моё тело само приняло решение убежать, или же мозг просто отключил разум, стемясь уберечь его от осознания увиденного, а тело взяло руки в ноги и побежало прочь от пережитого ужаса.
Так я опомнился стоя на той дороге, откуда и вошел в разрушающийся город, с его умершими, но не похороненными жителями. Братской могиле.
До вечера отмахал километров двадцать, а потом начало резко темнеть. Сошел с дороги из битого камня на обочину, заросшую невысокими деревцами, и начал подыскивать себе ночлег. Первое попавшееся крепкое дерево, способное вынести мой вес, стало постелью. Влезь на него было еще той задачей.
Вскарабкавшись повыше, я привязал себя к стволу в нескольких местах веревкой, и тут меня накрыло. Так сильно не мутило даже после- и во время химиотерапии. А сухой рвоты я не припомню у себя уже очень давно. Сухая - это когда рвать нечем, а тебя все равно выворачивает, и даже неясно - желчь это, или кишки с тебя выползают. И ты ждешь, когда же мир перевернется и отстанет от больного человека, и ты сможешь, если не умереть, то хотя бы уснуть.
Вот так я и уснул, когда меня немного опустило. Повешенный рюкзак весел на обломанной ветке, пустой шприц от ... валялся у подножия дерева, на котором мешком висел привязанный человек. Вот таким бы вы меня и увидели по утру, когда я только начал просыпаться.
Заспанное тело ломило от боли. Неумение спать в сложных условиях и несуразность самого моего положения вызывало не только боль, но ненависть к самому себе. А потом я услышал голос. В голове. И решил, что сошел с ума. Ведь меня звал Миша, мой друг, и однокурсник.
-Вернись ко мне, Гриша. -Звал он. -Похорони меня.
"Наверное, меня еще не отпустило." -было первой мыслью. Но потом начались глюки, и я решил, что вот, сошел- таки с ума. Сподобился.
Это резко успокоило. "Ну наконец-то," -подумалось. -"Хоть на розовых пони полетаю, и отымею длиннохвостую русалку. Давно хотел узнать- как эти безногие создания раздвигают ноги перед мужем."
На против места, где я висел, колыхалось белое марево с лицом Мишки, и звало меня туманными конечностями к себе, а потом, завывая, начало указывать в сторону покинутого мной еще вчера, города людоедов. Каспер, блин.
-Ага, - даже не споря произнес вслух, разглядывая это сумасшествие наяву. - Прямо бегу, даже шнурки светятся. Изыди, тварь...
Но глюк висел и пыхтя от натуги размахивал все сильнее руками как мельницами, и кивая головой, вглядывался в мое лицо, приблизившись на расстояние ладони от кончика носа. Отлетал назад, и цирк начинался по новой.
-Надо втопить. -Предложил я духу. -Составишь компанию? У меня самое свежее и вкусное...
И, не поверил своим глазам, дух кивнул на мое предложение. А затем, показав всем знакомое щелканье по подбородку и втыкание иглы в руку, вопросительно посмотрел на меня.
-Типо, как? - недоуменно вгляделся в такое знакомое лицо, сотканное из дыма. -Знаешь, дружбан. Тебе эти котлеты не годятся. Давай по дымку, а? Здоровье поправишь?
И он заинтересованно подлетел поближе и начал разглядывать мой рюкзак, затем засунул туда голову и видимо получив по носу от божественных вещей, вынырнул с печальным видом.
-Обломался? -Подмигнул ему. - По морде вижу, обломался. Вот щас, я вставлю, и мы с тобой попрем дальше, а?
Дух загудел на меня, упрашивая вернуться в город, гудел и подвывал. Это выглядело так забавно, что я решил вначале пожрать, а после разбираться с произошедшим. Даже забыл о вчерашнем увиденном.
Развязаться оказалось нескорым делом. Свернуть веревку, размять заспанное тело, напевая песенку Тату "Я сошла с ума". Пальцы как пьяные пиявки извивались и дергали за концы пластика куда угодно, только не в нужную сторону, еще туже затягивая путы, так что пришлось извиваться, поднимая веревки повыше, чтобы помогать им ртом.
Серый мир вокруг уже не казался мне таким постным и грустным. Он рассветился красками. Да, боль от неудобной ночевки била по моим мышцам, а появившийся кашель, от постоянного нахождения на воздухе, терзал легкие. Но я был рад, что хоть от одного меня наконец- то Боги оберегли. Лишили разума. Алилуйя! Воспоем хвалу!
Теперь, когда терять стало нечего, я спокойно отнесся к сидевшему под деревом зверьку-страшилу с огромной пастью. Поссал на него сверху, демонстративно целясь ему в нос. Потом, не взирая на зовущего призрака, сел жрать еду. Попутно предлагая ему самые вкусные кусочки. Тот ломался, не хотел есть, пришлось пригрозить обрызгать его святой водой, украденной из бабушкиного кухонного комода, и налитую в небольшую аптекарскую баночку, или развеять с помощью молитв, православного креста. Огроменный выбор. Тот фыркал и все время звал меня.
Непонятное существо дождалось нескольких обломанных мною веток, на свою заросшую морду, и убежало жаловаться в стаю. Каюсь, был груб, но я ж сошел с ума, надо было соответствовать. И мои нижнепоясные шутки были тут в тему. Я даже предложил духу секс по телефону, но, странно, тот отказался. Наверное, у него разрядился телефон.
-Я сошла с ума... -Намурлыкивал себе под нос, и старательно прицеливаясь в место, где бы был кустарник, стремился скинуть туда рюкзак. Требовательно протягивая одну ногу духу, чтобы он удерживал меня на дереве, и вглядываясь в округу- вдруг эти мохнатки вернулись, а я их не замечу, и буду схарчеван. -Мне нужна рука, мне нужна еще одна рука...
Переделал песню, соскальзывая вниз по стволу. Вот миг назад перешагивая с ветки на ветку, старательно вглядываясь, а нет ли по пути "минированных" мною мест. Но, повезло. Вчерашняя пандемия вырванной мной блёва с дерева, не зацепила ствол, и я не вляпался.
Дух парил рядом, на расстоянии протянутой руки. И, то ли он отвлек меня от очередного сучка, то ли я не ровно зацепился за ветку, но я спланировал вниз за несколько мгновений. Осознав себя сидящим внизу. Явно помню хруст позвонков у основания черепа и чистый тонкий женский голос в голове промурлыкавший нежно: "Девять". И тогда пришло понимание, я еще жив, еще жив, еще жив... Да. Именно несколько раз. И то, что я влип. Крупно влип. Потому, что мне нужно было девять жизней, чтобы дойти до Храма, и осталась своя одна. А я только что бездарно прогадил такую нужную... необходимую. Черт побери... И даже хвостики этих тварей мне не помогут...
И только подумал про этих туманных личностей, как один из них появился у меня перед мордой, и сел в позу вечно скорбящего монаха из известного на весь мир монастыря.
-И? - Спросил я его с величием Будды. -Что надо, ничтожный?
-Отдай хвост. - Попросил он.
-Отдать? - выплюнул со всей терпимостью чернявому, с пятнышками на лице, туманному одиночке. - Отдают долги, а вот продать...
-Продай, а? - схватился он за еще не предложенную оферту. -Все что хочешь. Даже то, что не могу.
-Я должен подумать. -Милостиво кивнул ему. И ... зевнул. -Подумаю, и дам ответ.
-А, долго ждать? - Поник чертенок.
-А ты не наглей. И мое решение возможно ускориться. -Отвернулся в сторону дороги. Там все так же парил дух Мишки, и махал руками мне, зовя обратно в город.
-Не ходи с ним, -выдавил из себя через силу чертенок. -Это банши. Он заведет тебя и обманет.
Дух оскорбился, униженно заорал-завизжал открытым ртом, но в эту минуту светило вынырнуло из за утренних облаков, и туманный рассыпался пеплом на дороге. Попутно осыпав несколько кустов у обочины.
-А это не тебе решать, как я должен прожить свою жизнь. И еще ничего не решено и неизвестно. Поэтому, ротик закрываем и идем в город, хоронить павших.
Чертенок, клянусь!, вздохнул и поплелся за мной. Рюкзак оттягивал мои плечи, ноги, толком не шли, и до боли и ломоты в теле хотелось уколоться. Потому что боль меня начала терзать еще больше, чем тогда, когда я пришел к стене.
Каждый шаг отдавался в тело острыми лезвиями в районе поясницы, каждый вздох был копьем в легкие. И кровь яростными толчками билась в голове, сжирая мысли и разум. Отходняк был жестоким, но его надо было пережить. Путь предстоит долгим, и еще не известно, насколько хватит моих стратегических запасов.
А я так сильно хотел жить...
Глава 11.
"Починовничай с моё, и не такой станешь." Алисон.
Возвращение назад в город произошло как- то... обыденно, что-ли? Да, поджилки у меня периодически потряхивало, и я шарахался в сторону от случайных скрипов, невнятных звуков то тут, то там. Деревяшки постукивали от резких порывов ветра, а я вздрагивал от каждого стука и оглядывался на каждую показавшуюся мне подозрительную тень. Но вскоре втянулся, вначале в переход до города, а потом, как дошел, то в работу с захоронением мумифицированных тел. Этот день стал откровением для меня, запомнился в памяти на всю жизнь. Когда он закончился, я ощутил себя невообразимо грязным. Сильно мятая и грязная одежда, невозможность несколько дней нормально принять душ или ванную, заставили ненавидеть этот дивный аромат пота, который исходил от моего тела. Но я не знал, что будет со мной после захоронения убитых тел, а если бы ведал, то точно убился сразу об ближайшее дерево. В тот миг я бы душу дьяволу продал за теплый душ с гелем для тела. Но обо всем по порядку.
Когда я вошел в первый дом то вначале, как и в тот раз, выскочил наружу, и меня вырвало. Вонь от трупов была почти не ощутима. Да, был легкий сладковатый запах смерти, такой липкий, но не было той вонизмы, когда все вокруг полыхает ароматами от маленького тухлого куска мертвечины, будто там воз и маленькая тележка трупов навалена и забыта. Въедливый запах вскоре сделал свое дело, я принюхался к нему, и уже более спокойно дышал через натянутый на рот и нос кусок тряпки, не морщась, как поначалу бывало. Да, кривился, сплевывал, и выбегал отдышаться, но теперь, к концу дня, старательно засыпая четвертую яму, с тоской поглядывая на притащенные, но не поместившиеся трупы в вырытую на поясную глубину ямину четыре на четыре метра. Да, я рыл как экскаватор. Вымотался и испачкался страшно. Тут ведь было дело не только в том, чтобы выкопать могилу, но и развязать и притащить тела, уложить их на дно, в два слоя, и прикопать нижние, а потом и верхний слой, предварительно выполнив условия захоронения. Да я хоронил в несколько слоев. Обряды. Они были у меня в крови, и выполнение их - это было то, что делало меня человеком своего времени. Продуктом своей эпохи.
Что людей делает людьми? Некоторые считают не просто появление разума сделало человека человеком, но и появление некоторых традиций, тоже вплело канву в формирование сознания человека. И самая важная традиция -это прощание с умершими. Поминание их, отпущение их за грань. Я бросал горсти за всех, за себя и за того парня, что не смог прийти, за мать убитого, не проводившего сына в последний путь, за друга, не несшего гроб. Читал молитву за священника, что не смог прочитать отходную. Освещал святой водой, которую собственноручно сделал из подручных вещей, даже крест на могилах был моего изготовления. Важна сама суть точного следования традициям. Тогда мне так казалось. Как бы не хотелось, но я не смог похоронить все тела. Да, они были высохшими, и кожа на большинстве из них была как пергамент, только и кости что-то, но весят. Руки устали, голова была совершенно пустой от высшей степени измора, а еще чертяка мне почти не помогал. Оказалось, что этот зараза боится Солнца и святой водицы. И пускай светило тут не обладало всеми свойствами солнечного света, но видимо его действия вполне хватало для отпугивания нечистой силы, коей рогатый и являлся. А лично вымоленная мною святая вода привела бесенка в ужас, и он ускакал на тоненьких копытцах прятаться подальше, предварительно завизжав, как истеричная баба.
Прожив этот день, я сполна овладел профессиями восьми рабочих специальностей. Никогда больше не буду смотреть с брезгливостью на людей с этими профессиями, а тем более говорить о них легкомысленно и презрительно. По крайней мере, мозоли намекали, что урок человечности мною был выучен на отлично.
И выгребая из башни пепел от людских голов, я старательно сдерживал себя, чтобы не упасть в обморок. Не вырвать на останки, съеденным второпях обедом. И даже убедил себя, сделать лишний укол, хотя все ампулки были у меня на строгом учете. Но в этот раз я скорее обезболивал душу, чем тело. Да жевал иногда веточки уже сопревшего мха, которым меня мать-Лесовица одаривала.
Итог был плачевным. Таким Макаром мне придется задержаться в этом городке-склепе на неделю. А ночевать среди мертвецов я был не согласен, поэтому с наступлением вечера я стоял в километре от города и проводил, в который раз, взглядом столб дыма, от подожженных мною домов. После пошел по пути- дороге, ведущей к далеко виднеющимся горам.
Принять такое решение меня заставила совесть. И пусть в данный момент она орала вернуться и захоронить кости, я не смог осадить ее. Взял руки в ноги, и пока она, что- то там вопила про последний долг умершим, свалил по- английски.
Весь в сероватой пыли, уставший и из последних сил, я брел к знакомому дереву, для сна на привычной ветке.
Все же, какие люди привыкающие создания. Ну какое тебе дело, что вот это древо будет или то, нет, мы вернемся спустя годы именно к тому, которое однажды запало нам в душу, и ... будем ностальгировать о прошлом. Даже если в нем нет и не было ничего хорошего. Но вспоминать и умиляться. Мда...
Кряхтя и постанывая от боли во всем теле, я взгромоздился на ветку, привычно привязал себя веревкой и провалился в омут сна. И уже там, во сне всплыла здравая мысль человека :
"А где чертенок?".
Но сил ее обдумать у меня не было, и я провалился в глубокий тяжелый сон, как в омут. Только под утра мозг всплывая ото сна вспомнил ее и ретранслировал вновь и вновь, пробиваясь через негу. И я проснулся злой. Приговор был вынесен. Логически умозаключен. И требовал выполнения. Чертяка.... Сбежал, да? Найду и накажу.
11.2
Яромир
Пальцы чертили и обводили в небе фигурку летящего самолёта. Я вглядывался в голубые блистающие солнечными лучами небеса и загадывал, что если вот сейчас самолётик поменяет свой курс к Домодедову, то я обязательно помогу двум первым смертельно больным людям, а если полетит дальше, то пойду поскорее, относить заказанную пиццу.
Да, я устроился разносчиком пиццы. Отец, а именно так я называл человека, спасшего мне жизнь, помог выправить все документы, и по всем статьям я считался теперь его сыном. Даже фамилия у нас была одна на двоих, Найденов.
Мне повезло дважды. Этот мир оказался таким грубым к неудачникам. Но в нем еще чувствовалась капелька магии, которая спала глубоко внутри каждого человека. Даже века не смогли стереть память об этой частички любой живой планеты. И я, нащупав эту тоненькую ниточку смог установить где именно был источник живой магии. Да, далеко, но возможно, деньги помогут добраться до него. И я решил стараться вернуть себя прежнего, а для этого надо было слушаться отца. Его советы были мудры, его слова подтверждали поступки. А я, привыкший судить человечество по делам их, теперь был таким же как они. Человеком, но не совсем.
Перед глазами стоял живой пример человека с большой буквы. Спасающего жизни других людей, и отдавшего свою жизни на алтарь науки. И не надо говорить высокопарных фраз в его честь, не надо вспоминать, что и как именно он сделал. Он просто выполнял свой долг.
Сердце билось в ритм музыки в наушниках, а ноги привычно перескакивали через ступеньки в метро. Мне приходилось много ходить по переходам, я никогда не двигался так много раньше по земле ногами. Вглядываясь в рекламные билборды, когда поднимался по эскалатору с Пролетарки на Крестьянскую заставу, я улыбался этому чувству, как будто поднимаюсь с плотного комка-склепа вверх в мир живых, и начинал ощущать в себе жизнь. Её биение, её движение, будто горизонт возможностей расширяется от каждого метра вверх.
Еще этот заказ и можно уходить домой. До следующего дня. Клаб на который я работал платил прилежно, да и премиальные у них были. И я расчитывал поработать у них еще пару месяцев и свалить в свободное плаванье на другую, более оплачиваемую работу на аутсорсинг. Все же мне придется добираться через половину материка к высоким горам. К Крыше мира. https://www.youtube.com/watch?v=xBMFRn5wgPA.
Отвлечься от реальности и забить себе в мозг само существование хорошего, именно этим я занимался каждый день в среде, где никто никому не нужен. Дорога не выматывала так, как выматывает само осознание, что ты один, что свобода, которая у тебя есть, нафик тебе самому не нужна, и именно поэтому я приезжал на обзорную площадку на Воробьевы горы и раскинув руки стоял на самом краю пропасти в сторону к Москве-реке. Или валялся там же на зеленых участках плохо растущего газона вглядываясь в небо. Вот как сейчас.
Чтобы только не забыть это чувство жизни, свободы, и парения. Будто я снова ангел. Будто я лечу...
На скамейке внизу сидела старушка в старой кофте серого цвета и застиранном белом платке, скрючившись в три погибели, крепко ухватив руками деревянную палку-клюку. Лениво протянув руку в её сторону, я прочертил в воздухе круг благословения. И откинулся, сделав вид, будто я тут не при чем. А внизу послышались крики восторга. Пусть её. Она сейчас хочет жить и смеяться, хочет танцевать и петь.
Оглянувшись вокруг увидел мальчишку белобрысого, вцепившегося в свою мать, ходящих неподалеку от меня, у парапета. Он был в черной курточке ветровке, джинсах, синих кроссовках и с маской на лице. Абсолютно белое лицо, лишенное бровей, румянца и даже губы казались вырезанные из бумаги "Снегурочка". Послав и ему круг Благо, я довольно улыбнулся сам себе, и поспешил к ожидающему клиенту. Не стал дожидаться восторгов и изумления его матери...
Будьте здоровы, люди...
11.3
Мы смогли выяснить, кто будет главным в нашей компании, только выбив пару клыков друг у друга и как следует проредив шерсть с холки зубами в драке. Мне досталось меньше всех, и я решительно погнал Зика, Така и Физку с Кифом искать другой путь в храм Богов. Мак поступил как подлец, он мало того, что напрямую позвал Повелительницу разрушения и Созидательницу Собраний, так еще наплел видимо ей много чего про нас, недостойных ее послесмертия.
И теперь мне, Лагу, поневоле приходилось использовать моих собратьев по несчастью только как ломовых чертят. И пока я ковырялся у камня с печатью входа, они оббегали километров на восемь в обе стороны стену Шории. К концу следующего дня мы собрались в месте перехода пацана и я начал рассказывать что нам будет, если мы не вернем хвосты.
Собратья слушали печально, подавленно вздыхали, и не могли предложить мне ни одного разумного решения. Пнув каждого для острастки копытцем, я шлепнул ближайшего чертенка по щеке, это оказался Киф, и приказал им где они только смогут принести мне крови для открытия перехода.
Жертвой нашего нашествия на лес стали два оленя, шесть ёжиков и сова. Когда мы ночью пытались одолеть медведя, то потеряли двоих развоплощенных - Зика и Така. И только поняв, что с медведем нам не справиться еле смогли убежать от разъяренного хищника.
-Лаг, - просил меня еле дыша от быстрого бега по трудной дороге к камню, Киф, и потрогал пятнышки на своем хвосту. - Прошу тебя, давай оставим медведя в покое , а?
-Ты прав, - ответил я ему, в досаде почёсывая свой правый рог, который медведь чуть не сковырнул своими лапами, - буй с ним, с медведём, может и хватит нам крови от пойманных тварей.
И мы, постанывая и повзвизгивая поплелись к камню, убедившись, что медведь не бежит больше по нашим следам.
У входа на путь к Храму развели костерок из притащенных веточек и уселись обсудить, как будем возвращать хвосты, и что мы сделаем с пацаном, когда его поймаем.
-А кот?- Испуганно спросил Физ.
-А что кот?- Не понимающе переспросил я у собрата.
-Ну теперь нас мало осталось, вдруг кот нас съест?
Почесал спину чуть повыше хвоста, и ответил Кифу:
-А мы ему на глаза попадаться не будет.
На том и порешили.
Восстанавливали круг призыва сущности для отпирания двери на дорогу, и потом цедили кровь из спящих животных. К вечеру справились, но устали райски. Тут и круг и незамысловатые фигурки (там не важна составляющая, важна суть призыва богинь), и даже несколько разноцветных камешков, что нашли, когда собирали хворост для костра для принесения в жертву пойманную живность.
И уже когда последние лучи Солнца ушли за горизонт, мы начали призыв Хозяйки Полуночи зыбкой. Госпожа сразу откликнулась, и пришла отведать дар, а потом долго смеялась над нами. И теперь в наказание, у нас не два, а четыре рога. Но зато мы трое идем по тропе к Храму Богов.
Дверь в монолите открылась сразу, в тот самый момент, когда шесть наших ладошек прикоснулись к самому низу нарисованного круга, с усилием толкнувшись в появившийся дышащий тьмой овал, мы проскользнули в сумрак прохода. Там сгрудились у входа, нащупали оплавленный проход дальше и переговариваясь стайкой проскользили между пластами реальностей. Туда, где виднелись вдалеке светловатое пятно выхода.
Глава 12.
Надо иметь мужество глядеть прямо в лицо неприкрашенной горькой правде. В.И.Ленин.
Яромир.
Это дни прошли без толка. В суматохе и непонятном стремлении что-то сделать, чего-то достичь. Эта суета осталась неприкрытой горечью на губах, и неприятным осадком в памяти. Я жил. Просто жил. Дышал. Ходил на работу. Суетился, спеша на заказы. Возвращался бегом назад, и подписывал кипы каких -то бумажек... Тихо ненавидел город. Эта суета и беготня по улицам выматывала не хуже, чем вечные советы начальства сверху. Улицы с разбитой, урбанистической природой, недоступность урн, пешеходные переходы, по которым опасно из за трафика ходить, грубые и злые, вечно торопливый люд... это накладывалось на личную жизнь неповторимым клеймом - "не городской житель". Нет, спустя некоторое время я привык подниматься по эскалатору слева, дважды оглядываться прежде чем переходить улицу на переходах, и внимательно вглядываться дальше по трафику - вдруг там мчится лихач. Старательно обходил нетрезвых и невменяемых граждан когда- то великой державы, и старательно сдерживал себя, чтобы не сматерится, на людей, коим требовалось "чувство локтя" от рядом идущего.
Жизнь налаживалась. Отец, так я стал называть своего спасителя-врача, который взял меня под опеку, выделил мне место в своей квартире. В благодарность по тихому отремонтировал сломанную технику. Только не сказал ему, каким способом это сделал. Заодно немного подновил сам дом, старой, еще довоенной постройки. От вечерней скуки приучил старика к поздним посиделкам по выходным. Теперь мы жарко обсуждали все доступные спортивные новости, яростно спорили над способностями наших спортсменок, и залихватски болели за наших девочек- биатлонисток.
Я связал из старой пряжи, что нашел в кладовке, оберег- сову для удачи. Приветил тощего домовёнка, который притащил с собой ободранного кота с мусорки. Теперь вот развлекаюсь тем, что приманиваю голубей, чтобы раздобыть у них перьев на крылья.
А что? У них пусть и не благословенные светом перья, но любой ангел знает- что если черти ободрали тебе крылья или подожгли, то это перышки способны помочь тебе взлететь на небеса не хуже ангельских.
Соседки, поначалу встретили меня в штыки, теперь здороваются и даже обнимают - целуют. Всего- то немного помог им, облегчил их участь, снял несколько сложных болей. Сказавшись мануальным терапевтом- массажистом. Они не знали, что это за врачи такие, на массаж спины и шейных отделов позвоночника согласились очень быстро. Не стал ждать пока не пошла слава обо мне как о целителе, я отказал нескольким людям- моя специализация так далеко не заходит, и не могу им помочь, пусть идут к врачам.
Подманил и поймал очередного голубя, который сел на карниз кухни, принялся ворковать с ним, выпрашивая даровую благость для себя. Тот поначалу выкорёживался, но потом согласился, и дал даже два пера. Таких дней с удачно добытыми перьями у меня выпадало мало. Теперь бы еще придумать как прикрепить вполне сложившиеся крылья. Одной сырой магией не получится - уж слишком затратно это. Может, какой каркас придумать?
-А я смотрю, ты ... Не ты? - Повис над карнизом Эолус. Блеск от его крыльев заставил меня жмурится и отворачиваться. Имя всплыло в памяти как блеск солнечного зайчика. Отпустил голубя , я уставился на... друга?
-Добрый день, старый друг. -Поприветствовал я ангела. Эолус повис прямо напротив открытого окна и немного помогал себе крыльями удерживаться на одном месте в восходящих потоках теплого воздуха, - Смотрю твои перья отливаются серебристым цветом? Неужели повысили в деяниях?
Ангел устало взмахнул крыльями и видимо нашел ту точку опоры, за которую зацепился, обмяк, и печально выдохнул, сбил резким движением головы на левый бок головы нимб, произнес:
-Пусть свет осияет твою душу, а сны будут спокойными.
Улыбка осветила мое лицо, ведь нет ничего благостнее, чем весть добра от ангела, а самым удачным считается получить поцелуй от белоснежного посланца.
-И тебе не хворать... - учтиво приветствовал я его. -Так что тебя заставило скакать горным козликом меж домов по улицам столицы?
Еще один печальный вздох, нимб еще больше скатился с головы. Вот Эолус подумал и сказал:
-Да, тут... - Как же он мнется... Неужели нашлась забота, с которой и ангелам справится трудно?
-Рассказывай, друг. -Киваю я, высунулся от любопытства наполовину из открытого окна. -Может смогу советом помочь...
-Понимаешь, Нимиэль, - а дальше я уже не слышал его слов... В голове помутилось, и я замер от звука голоса вестника Богов. Моё Имя. Он произнес моё старое имя... то которое я забыл, что выжгло из моей памяти огнем планеты, и отполировало гравитацией небес. Которого меня лишили... Встряхнул голову, пытаясь поставить мысли на место, я переспросил:
-Прости, отвлекся... Так что там говоришь произошло?
-Так я и говорю, собачится он с нами. -Уже с середины своего повествования продолжил ангел. -Ругается с провожатыми, сбегает в больницы и тянет магию превознесения Божьего.
-А вы его запирали? Наказывали? - Уточняю, пытаясь показать, что в теме...
-И ругали, и запирали, и ограничивали, но ты же знаешь тёмников, они же как прорва, растут как на дрожжах, и вскоре способны будут не то, что разобраться с простым вестником, но и высших одолеть.
-Стоп. -Остановил я Эолуса,- так ты говоришь, у вас сейчас на воспитании есть тёмник, тот который является сотворением темных дел?
-Не только на воспитании, а скорее мы на нем тренируемся в условиях, приближенных к боевым. -Оскорбленно заметил на мое замечание ангел. -Знаешь как это замечательно, когда ты распоряжаешься своими возможностями в полную силу, без вероятности нанести кому то увечья или уничтожить...
-Ааааа. - сделал я рука\лицо, ударив себя слегка по лицу. -Ты не спрашивал у древних, почему тёмников вырезали повсеместно?
-Так то же давно было... -Растеряно произнес вестник.
-Не просто давно, а в ДРЕВНОСТИ. - Убрав руку, с жалостью вглядывался я в создание мысли Божества. - Их уничтожали, потому что если ангел переродится в тёмника, то он становиться во много раз сильнее, чем сам падший...
-А если наоборот? -Схватил мою мысль на лету Эолус.
-То тут тогда может быть два пути - либо он станет Богом, либо он станет...не Богом, а ...
-Демиургом. -в восторге и ужасе прошептал друг.
Покивав головой на его высказанные вслух мысли, тоскливо посмотрел вокруг на улицу, не заметил подозрительного шевеления и продолжил:
-И самое страшное, что может случиться с Тёмником, когда он прекратиться питаться гаввахом, он может стать темным демиургом. Разрушителем миров, а не созидателем.
-Ну и что?
-Ну и то. Тогда вернется Хаос. - коротко ответил я на незаконченную мысль собеседника. -Про него то вам рассказывают? Или уже тоже запретили?
-Но это ведь сказки? -Возмутился Эолус. -Только в древних свитках есть упоминание его имени.
-А кто сказал, что у него есть имя? Хаос- это его краткое имя, а полное давным- давно утеряно. Кто позовет его по имени, полному, в тишине, то говорят, он может откликнуться, и даже явиться...
-И ты знаешь это имя? - Благосклонно и насмешливо спросил вестник.
-А ты думаешь почему меня с Небес скинули и человеком жить заставили?
-Ты не ответил на мой вопрос, Нимиэль.
-А я не помню... Вот тут помню, а вот здесь, все позабывал. -Нагло отпарировал я попытку развести меня на слабо.
-Ну это все сказки. Ведь тогда любой мог бы привести в этот мир хаос, а это де- юре невозможно... -Ангел поправил руками нимб, и повернулся чтобы дальше искать своего воспитанника. -Пока, друг, увидимся! - Крикнул мне белоснежный и улетел...
А я, глядел ему во след, закончил тихо недоговоренную фразу:
-А кто будет чинить препятствие Тёмнику, станет его едой, его органом, или иной частью тела. Зря вы играете в игры со злом, ой как зря. Аукнется вам, не Хаосом, так хаоситами данное испытание. Жаль, но вы его провалите...
Тут понял, что смотрю уже минуту в одну точку. Немного склонил покорно голову, пригласил гостя в дом:
-Добро пожаловать, создание темноты. Вечер томный, тёмник.
Струйки темноты проскользнули по выщерблинкам старого дома, втянулись дымкой в окно. Тьма старательно огибала самые светлые участки стены, изгибалась, усердно пыталась не попадаться солнечному свету в прямые лучи, и скопилась в самом темном углу. Голоса оттуда произнесли на несколько тембров:
-И вам не хворать, болезненный. -Этот голос вымораживал душу. Раньше я мог убить одним взглядом появившееся в квартире отца зло, то теперь мог лишь постараться нанести себе как можно меньшее количество боли, в идеале - выжить и остаться целым, без ран. Просто раны от когтей тьмы заживали крайне паршиво, тем более на теле ангела, а про человека и говорить не приходилось.
-Вы пришли с просьбой, или у вас появилось дело ко мне? - Расставить точки, задать рамки, и ограничить. Направлять, мягко направлять весь разговор в нужное русло... А какое оно у меня? Мысли потекли лихорадочно, планируя и расставляя акценты в нужных местах.
-Не ел я давно, вот думаю перекусить маленько. -Прошуршала темнота, и я ощутил, как нечто холодное и склизкое коснулось моей голени, и сжалось вокруг тугой хваткой.
-А мне казалось, вы просто услышали наш разговор с ангелом и решили узнать, - Я запнулся на мгновение, создавая нотку интриги. -О Хаосе.
Браслет с ноги исчез, как и темные пульсирующие ручейки, что петельками разлеглись за светлыми местами солнечного света на полу.
-Продолжай. -Прошамкала тьма.
-Тебе не рассказывают, кто ты, не проводят исторических параллелей откуда ты взялся, и к кому ты можешь примкнуть, ставши кем-то. -И вновь минута молчания. Самый хороший способ заставить слушать себя, это умение держать голос, и создавать интригу. Умение выдержанности явно должно помочь мне, если не стать другом создания тьмы, то точно направить его деятельность в нужное русло. Вот только какой путь указать ему самым... безопасным для...меня? Думай, Ярик... нет, не Ярик! А Нимиэль!... Думай! Твой путь может быть разным, и от того по какому пути ты пойдешь, то получишь совершенно разный результат.
-Я слышал ваш разговор... -темнота формировала в углу комнаты фигуру самого ужасного создания в подлунном мире. -Но меня заинтересовала последняя его часть.
Его голос был как шуршание веток и некое бурчание-бурление жидкости. При этом он много шума производил, собирая тело из темноты. Я поморщился, что не сумел не отметит мой визави.
-Тебе не нравится шум?
-Дело не в шуме, а в том, что ты можешь им привлечь, и тогда я не смогу тебе нормально объяснить кем тебе лучше стать.
-Так не томи меня, болезный.
Никогда не вглядывайтесь во тьму, иначе тьма начнет всматриваться в вас, у нее появятся глаза, горевшие красноватым отблеском, или синеватым отливом, или желтоватыми прожилками-друзами. У этого тёмника было все вместе. Он был неопределившимся. Тем, кого можно направить из нынешней доли по разные пути развития. Когда я это осознал, то гулко сглотнул загустевшую от ужаса слюну и хрипло произнес, пересохшим ртом:
-А что ты сам хочешь изменить в своей жизни? Как дальше видишь свой жизненный путь?
Тёмник до сформировывал жгутами тьмы ноги и сделал шаг ко мне из угла комнатушки:
-Надоело сидеть, хочется развеяться. Хочу что-то, а что хочу, понять не могу.
-Но ты выбираешь зло... или добро? -Этого ответа я не мог предугадать никогда в своей жизни.
-С Хаосом встретиться хочу. -Лениво и вальяжно он подошел к старому укрытому клетчатым пледом кресло и развалился там.
-Будь по- твоему. -Улыбнулся я юноше. А он, по- изначальным словам Ангела, был таковым, хотя на деле уже пересек черту подросткового возраста и даже перешел к совершеннолетию разума.
И мой рот начал напевать истинное имя Отца созидания. Ноты лились из моего рта тягучей струей, почти так же, как струя тьмы, что формировала Тёмника. Напев был достаточно прост, но все искусство заключалось в правильном горловом произнесении некоторых отдельных согласных и гласных звуков. И когда я договорил полный титул Хаоса, воздух посередине комнаты разошелся и прямо в нем появилась дыра, из которой вышел современно одетый молодой человек со старинным черным цилиндром в руке. Разорванное пространство захлопнулось за мужчиной с хлопком закрытой двери, и разрыв растаял. А Мужчина оглянувшись и увидев меня, жалостно всплеснул руками и спросил:
-Эль, в рот тебе пятки, вот до чего ты себя довел? -и следуя за его словами, меня тут же уронило на пол, скрючило, и во рту у меня оказались мои же пятки. Я, выпучив глаза смотрел на пришедшего Отца Воздаяний, и взмолился ему:
-эмм.. эя, ааа...уу..яяя...иии..
-Да конечно же, в каждый карман тебе слона...- Печально глядя на скрючившегося меня ответил он на мой призыв. - Для тебя все что захочешь, дорогой!
Карманы отяжелели, пятки вылезли из рта, и, скосив глаза, увидел в каждом кармане штанов огромную голову деревянного шахматного слона. А потом появилась глупая мысль:
"Скотина, нос, как ты задолбал чесаться, вот бы личную колибри для почёса его."
И в тот же миг перед лицом начала порхать колибри, и своим клювом почесывать мне нос, периодически засовывая его то в одну то в другую ноздрю. Обалдело вглядевшись в птаху я хотел заставить ее самоуничтожиться , но смог подумать только об одном. А вот интересно, а хвост ей если побольше сделать, она так же станет порхать...
За спиной ржал Хаос, пока я отбивался от назойливой птички с длинным рыжим лисим хвостом, что повисла перед лицом, изводя меня своими попытками почесать длинным хоботом, трансформировавшимся из ее клюва, мой нос.
Да, просто мне пришла в голову еще одна мысль... Но я не виноват. И кое-как отбившись от птички, я в двух словах обозначил позицию Исполнителя желаний.
-Сд..ни, тв..рь. -И снова принялся отбиваться.
-Фу! Как грубо. Но каюсь, виноват. Очень- очень виноват. -Заявил озирающийся Хаос.
А потом он, осмотревшись, резвенько так, подскочил к тёмнику и начал его оглядывать, затем оглаживать и постоянно бурчал свои любимые слова :
-Прощупывается, значит уже не ребенок, а вот тут... -Постучал по груди тёмника кулачком, -И тут у нас все в порядке, а тут значит вы уже размножаться можете?! А великолепно, восхитительно! Нимиэль, я забираю у тебя этого вьюношу! -Окликнул от меня, когда через миг уже лежал на полу приподняв ногу тёмника и вглядывался в его голую пятку, тщательно что-то колупая там пальцем. -Он чудо! Он будет лучшим в моей коллекции.
-Хаос! Умоляю. Забери эту птаху...-Взмолился я в очередной раз уворачиваясь от... летучей мыши с хвостом павлина и когтями гарпии. -Я больше не буду.
-О! ООООоо! - Восхитился Хаос изобретенной мною птахе. -Да ты сегодня в ударе. Целых двадцать семь секунд продержался, против своих мыслей.
-Хаос. -Уже из последних сил, удерживая расцарапанными руками в сторону от своего лица кошмарную тварь, умолял я Отца всевластия.
Тот помахал приподнятой из крайне неудобной позы рукой в воздухе и вынырнув из анала Тёмника, добавил:
-Этот экземпляр крайне, ну просто крайне неустойчив. Я его до воспитываю. И до кормлю. А то вы мальчика совсем на голодном пайке держите.
Да, он уже раздвинул его рот и вглядывается в голосовые связки бедняги-подопытного.
Офигевший тёмник, только таращил глаза и слова вставить не успевал. Потому что все действо вынужден был, как и я стоять столбиком в грубом магическом оцепенении.
-Отец наш, - жалобно позвал я Хаоса. -Прошу тебя , забери и меня с собой, но не к себе. А вообще мне бы к горам Памира. Там, где камень лег. С кровью небес.
Хаос отвлекся от осмотра действительно редкого для него экземпляра (не каждые тысяча лет ему в руки попадал молодой и сильный тёмник) , и печально спросил:
-А может я тебе летучую жабу подарю? Знаешь она как прыгает - за сутки долетишь.
-Благодарю, творец вы наш, но мне бы ковер-самолет, ну или семимильные сапоги.
Он поморщился, с печалью тысячи девственниц посмотрел на тёмника и бормоча себе под нос проклятия, что его вот отрывают от подопытного, разорвал одной рукой пространство, другой поковырялся в дыре, достал оттуда пыльный кусок тряпки, и кинул им в меня. Затем он поднял застывшего тёмника, и попытался запихать его в дыру. Тот не влезал, и я вновь попросил Коллекционера душ.
-Отец наш, Первозданный, может вы отпустите со мной для обучения этого темного, я его еще недостаточно перевоспитал. -И поймав непонимающий взгляд ученого, закончил мысль - а то неприятности могут быть.. ну там беда какая. Вдруг газы выпустит при вас...
Хаос поморщился, но был вынужден признать вескими мои доводы, но тут же упрекнул :
-Я значит по твоему зову являюсь, а ты меня так надуваешь,- тут он надулся, раздаваясь в стороны и становясь похожим на шарик. Одежда на нем лопнула и Хаос остался совершенно голым,- я тебе разрешил призвать меня, если появятся веские причины. А ты?...
-А что я?
-Ты лишаешь меня такого... прекрасного экземпляра.- Хаос рассердился. А я печально улыбнулся через силу.
-Ну Отец наш, Вы же понимаете, что одно дело найти экземпляр, а другое отдать его вам на поруки. Он же НЕ-ВОС-ПИ-ТАН-НЫЙ! Вот от слова "совсем"! НЕ.
Помотав головой, я решительно пересек комнату и вцепился во все еще засовываемого в дыру тёмника.
-Не могу отдавать вам не огранённый характер. А вдруг и действительно оконфузиться... Я ж потом от стыда умру.
И тут перетягиваемый найдёныш... оконфузился. В тот же миг я ... умер... А перед моим взглядом появилась та, которую все не ждут. И я упал на пол, вглядываясь с низу в тщательно спрятанное под плащём лицо Благословенной.
-Ах. -Выдохнул я последнее слово. А Хаос сердито что- то начал втолковывать Смерти. Та свирепея доказывала ему нечто важное...
Но мне не было дела до происходящего. И я ждал свершение задуманного. Моё же время начало утекать. Чувствуя, как сердце останавливается, я из последних сил вцепился в тело несчастного тёмника, и тут почувствовал, как сердце вновь забилась, а кровь зашумела по организму.
-И больше я тебе ничего не должна. - Орала Смерть. -Один раз переспала с ним, а теперь всю жизнь должна расплачиваться ... Ты просто невозможный самец! Больше с тобой дел я иметь не хочу...
-Кхе, кхе.. -откашлялся я, -Благодарю вас, красавица, за ваши добрые слова. - Поблагодарил я Смертушку. И тут почувствовал за спиной нечто мешающее мне. Некое знакомое чувство заставило меня извернуться головой и торсом и впериться в белоснежные крылья что росли у меня прямо из спины.
-Ох ты ж , п...ц- вырвалось поневоле.
-Еще и ангел он! Еще и материться! - Не выдержала Смерть, открыв дверь прямо в проеме окна вышла туда важной походкой состоятельной леди, уходящей по-английски. Когда дверь начала за ней смыкаться я услышал ее бормотание :
-Это уже превосходит все границы, этак мы скоро и демиургов плодить начнем...
-Хаос, - позвал я Отца обмана. -Она не отдала тебе чётки!
Все еще пытаясь засунуть парня в мелкий проем головой вперед, Хаос замер на мгновение, и с криком:
-Она мне сейчас отдаст не только чётки... - Бросился в почти захлопнувшуюся за Смертью дверь, и успел засунуть туда палец, а затем распахнуть ее и нырнуть туда вслед за Девой.
Я же, с трудом вскочив к торчавшему в пространстве тёмнику, бросился вытаскивать его из глубин хаоса. И только как следует применив силы смог вытащить заторможенного контролем парня, и уложить его на пол, нечаянно приложив того раза два, от стол об кресло, да и каюсь, даже об пол ударив... раз.. надцать.
-Прости, дружище. Но теперь ты точно знаешь, что с Хаосом лучше не связываться. - Бормотал я пока пытался вытащить, а затем уложить его аккуратно. -Он же как бомба замедленного действия, только разрушать умеет. А что не разрушит, то создаст так, что мало никому не покажется. Ну блин, отходи от временного замораживания разума...
Тёмник только открывал рот, но оттуда ничего не вылетало.
-Ага, я тебя спас, наверное, от самой страшной судьбы. Быть располосованным Хаосом - это же не просто кошмарно, но и страшно и жутко. Эта засада просто так не вернет тебя, он пока не изучит тебя, не опробует и не расклонирует - не успокоится. Так что, давай, отходи, и сматывайся, пока он не вспомнил, что Смертушка ему ничего давно не должна.
-Ты соврал Хаосу? -Прохрипел немного отошедший темный.
-Ты что! Ангелы никогда не врут, -припечатал я его, -но я просто не договорил, что чётки она не вернула, но уже возвращала раз пять или шесть, а потом он ей сам подарил. Это старая легенда.
-Ты мне расскажешь? -Вновь хрипит тёмник, и я его как можно скорее успокаиваю .
-Разумеется, пацан. Все расскажу, но вначале мы должны полететь к одному месту.
-К камню?
-И к камню тоже. И к Столпам Основ, и к спящим Богам, и даже к тому, чье имя забыто.
Его глаза смотрели на меня с такой доверчивостью, что я еле сдержался, чтобы не напомнить себе про план минимум. И план максимум.
А кто вам сказал, что ангелы - это добро? А вы поверили? Ох, какие же все ДОВЕЕЕРЧИИИВЫЕЕ!
Один умный человек сказал: "Разделяй и властвуй! Властвуй и разделяй!" И пока у меня есть возможность, я собираюсь твердо следовать этому правилу. Потому что возвратившиеся Ангелы - это не просто Ангелы. Это ангелы, познавшие Смерть. Тех то знает, с чего начинается жизнь, и чем она заканчивается. Творители. Демиурги. Создатели. Еще одна, высшая ступень Божественности.
Взяв за руку своего напарника, я мягко подталкивал его к открытому окну, проход в другое пространство уже затянулся, и протянул ему подобранную тряпицу, что кинул в мне Хаос.
-Полетели, брат. У нас слишком много дел. Неприлично много. Пока не осыпались у меня с крыльев перья, а у тебя не развеялась тьма, мы должны многое сделать, и пусть не для этого мира, но для другого точно...
Взяв тряпицу, Он непонимающе покрутил ее в руке и вернул мне. Взяв тряпицу, я ударил ее об подоконник, и Свет впитался в энергетический рисунок, а затем туда же вплелся кусочек темноты, и ковер-самолет лег перед нами во всей своей красе, запоминая по краю только что прошедшие события черно-белой полосой.
-Мы уже вплетены в историю -Прошептал новообретёному брату, старательно усаживаясь и примостив его на кусок ткани, - наши судьбы переплетены, наши жизни стали единой. Теперь только вперед, не оглядываясь назад, и уверяю тебя, все получиться...
-А что получиться?
-Стать кем- то большим, чем просто ангел и просто тёмник... Вот увидишь. -Я сел рядом, придерживая его за пояс. -У нас все получится.
С одного крыла слетело белоснежное перо. Я печально проводил его взглядом, а потом, вспомнив об выпрошенных у голубя перьях, что лежали все это время у меня в карманах джинсов, направил не дрогнувшей рукой ковер в окно. И начался наш полет.
Глава 13.
Человеку нужен идеал, но человеческий, соответствующий природе, а не сверхъестественный. В.И.Ленин
Гриша.
Давным давно тут росли высокие темно- серебристые ели. Дружной стайкой они стремились ввысь, гордо рея над долиной и ряды их были не только по её краям и в низине. Но пришли люди, взяли в руки пилы и топоры и спилили весь лес. Иной раз мелькнет меж невысоких округлых пеньков небольшая елочка, и все. Нет больше елей. Даже для возможного возрождения леса не оставили хоть бы пару деревцев на семена. Только ветер теперь носится меж суховатых пней, запутываясь в полусгнивших обрубках ветвей, да зверь иной раз зайдет на широкую вырубку, и замрет, не понимая, куда он пришёл, как тут прятаться, где здесь жить. Долгие времени пройдут, пока дадут семена дети ельника и засеют пространство меж сгнивших понурых остатков леса своими потомками. Века пройдут. Дни пролетят. Время минёт.
Но стоит посередине этой срубленной тайги непонятное взгорье. Камни навалены тут и там холмиками, и присыпаны эти курганчики пополам землей с крупным щебнем. Северный отросток стрелой врезается в еще не очищенную от деревьев часть тайги, а южный отнорок, то пропадает в холмистой местности, то появляется и расходится на несколько частей в разные стороны, некоторые же, бывало, возвращаются обратно, сделав круг. Занятен состав этой непонятной полосы из полуразрушенных каменных блоков и монолитов, в некоторых, особенно труднодоступных местах для вездесущих людей, сложенную в полигональную кладку. Веками она стоит, и еще столько же пройдет времени, а она стоять будет. И не узнаем мы никогда, кто строил эту стену, кто ее решил тут поставить, как ее сложили.
И только ветер знает ответы на все вопросы, но он нам не скажет.
Я дошел сегодня до этих гор. Дорога прямо передо мной разделялась привычной куриной лапкой. Первая отделялась тоненькой стёжкой и плелась в левую сторону, туда в отроги других вершин. Она ниточкой шла по над самым склоном. И была она усыпана глиной.
Другая вела вправо, к одиноко стоящей горе, но, если верить тому, что я видел с вершины дерева, которое стояло на небольшом холме перед взгорьем, заворачивала эта дорога влево, огибая гору что передо мной лежит, по самому низу, и уже там, вдали, делилась надвое, предпочитая перетечь по земле-матушке, не стремясь взобраться на далекие перевалы, опасаясь за свое существование. И была эта дорога усыпана беловатым мелом.
И только тут на перекрестке дорожки пересекались, сливались и становились тем, чем изначально были - дорогой уложенной накатанными камнями- мостовой.
Мне надо было сделать выбор по которой пойти. Догадываюсь, что и тут, и там "меня ждут "неприятности"". Но хотелось, чтобы эти неприятности как можно позже наступили, а лучше вообще умудриться обойти их стороной. И только поэтому я уселся на перепутье и задумался.
Как там? Налево пойдешь-"коня потеряешь", направо... Мдаам. Еще бы не задуматься. Тем более чертенка, как на грех, все это время я не видел. Вот после того мгновения как он убежал повзвизгивая от святой водицы у погребального дома, так и все, не было безхвостого. Не появлялся. А ведь его хвостик до сих пор у меня в рюкзаке валяется...
Мысли так и летали в дурной головушке, иначе зачем бы мне было встать и крикнуть в лежащее передо мной распутье:
-Чертенок, иди хвостик отдам.
Он примчался сию минуту, я даже усесться нормально на скатку не успел. Только запыхался, мерзавец.
-Дай! - Без предисловий требовательно заявил мне черненький с острыми рожками на голове довольно зажмурившись, - дай, дай!
-Вначале службу сослужи, а потом и расчитаемся. - Я твердо решил не отходить от основной версии сказок. -Или тебе хвост твой не дорог?
-Дорог, как же не дорог... - Заюлил чертенок. -Но ты же с меня сейчас за него не один клок шерсти сдерешь, а мне и расплачиваться не чем.
-Ну я слышал, что твои сородичи в услужение идут на несколько лет, так может и ты пойдешь?
Вы видели хоть раз как насупивается свинья? Этот смешно дрыгающийся свинячий пяточек кого хочешь рассмешит до колик в животе. Но мне тут некогда размышлять, надо мосты налаживать с моим будущим разведчиком.
-Ну хочешь поторгуемся? -невинно предложил чертенку. И от предложения торговли он просто расцвел. Обманет, так и понял я по довольной мордашке. В душе решил, что буду торговаться до последнего, благо мне было за что. И мы начали яростно перекрикивать друг-друга.
-Три года! -Умолял требовательно он. -Три года, это стандарт для заключения сделки.
-Но у тебя будет фора, ты же уже будешь с хвостом, или ты предпочитаешь без него бегать?
-Как без него? Я тебе на Импа похож? -Бесился от этих слов чертенок.
-Вот поэтому и требую семь лет.
-Семь лет нельзя, - чуть не плача рычал на меня рогатый, - если я буду семь лет на кого-то работать или прислуживать, мне больше ни одна нормальная девушка даже не улыбнется...
-А ты ненормальных находи. -Отмахиваюсь я от его слов, - а почему семь нельзя?
-Так это число человека, если я соглашусь на семь лет, мне нельзя будет в аду еще столетий десять появляться.
-Так нужны тебе эти лузеры... - машу я еще раз свободной рукой спутнику(ли), - они тебя бросили на произвол судьбы, даже не защитили...
-Да что ты понимаешь в защите...
Ну и таким макаром мы пошли по белой тропинке, сходя незаметно с вбитых в глинистую почву камней мостовой дороги, тянущейся от города, туда где меня ждали неприятности. Всегда любил торговаться на рынке с торговцами. Мой сосед -узбек всегда ставил мне торговлю как предмет самобытности, чтобы не только научиться вести себя правильно с простыми людьми-торгашами, но и рассказывал, что у них в стране торговля возведена в культ. И базар- это не просто место для покупок, а основное пространство для новостей, заключения важных договоров, это целая жизнь для огромного пласта населения большой страны.
Поэтому я с удовольствием сторговал не только год у чертенка, но и несколько дней, часов и минут в придачу. Как тот ни щурился, не дергал носиком и не почесывал лапками ушки, я твердо стоял на своем, и не останавливаясь на минуту, старательно сберегая дыхание на резких поворотах белой тропинки шел все дальше по дороге, переговариваясь со своим спутником.
-Стой! - Внезапно воскликнул чертенок. -Там за поворотом ручей размыл тропинку и если ты упадешь, то мне не видать мой хвост.
Он чуть не плакал, проговорившись. Видать я чем- то затронул его естество, если чертенок пошел на такие жертвы, как предупредил меня об опасности. Ну не в обычаи их делать добро, что ж тут поделаешь.
-А ты не брешешь? -Повернулся я к рогатому, - вдруг там за поворотом помощь, и ты сейчас отговариваешь меня идти дальше в надежде обмануть и обманом же выманить у меня свой хвостик.
-Уууу, -протянул чертяка, - вот так предупреждай, я тут стараюсь, за поворот заглядываю, а ты не веришь.
-А ты на жалость не дави. -Метнул ответку ему, - может ты действительно врешь. И просто не хочешь уступать мне эти несколько дней.
-А если ты сейчас упадешь и вода смоет в промоину твой рюкзак, то я вообще останусь без хвоста. Где я буду искать свое сокровище?
-Но тогда мы должны с тобой ударить по рукам, и обменяться кровью. В знак нашего согласия на все условия. Заключить договор, и я верну тебе твою пятую точку.
Понурившись в сторону провала, что уже битый час тянулся на всем пути справа от нас, где по промытой пойме тянулся не маленький такой ручей, чертенок грустно окинул бурлящую там воду и согласно кивнул, не глядя мне в глаза.
И мы с ним обменялись прямо на обочине дороги клятвами и заключили договор на крови. Теперь я стал обладателем разведчика, но потерял один из двух хвостов. Ну да ладно. Оставался еще один запасной, надеюсь он меня спасет, когда придет время.
Сердце Ампа. Убийство.
Высота гор была такой, что дух захватывало от вида вершин в небесах. Мне надо пройти рядом с ними. Не подниматься по перевалу, а тихонько проскользнуть в проходе дальней горы, стоящей поодаль. И там, обогнув ее справа, уже есть промежуток, который выведет меня из плена гор. Дорога, что вилась тоненькой артерией к вершинам, тут у подножья выглядела аортой, расходившейся ближе к вершинам тоненькими струичками ручейков кровеносной системы. Вот только дороги, давным-давно уложенные белой щебенкой, начали местами прорастать, и даже больше - иной раз приходилось огибать поваленные стволы небольших сбитых ветрами деревьев. И путь выглядел как сложная кривая, извивающаяся подобно тому анекдоту: "А для тебя, дорогая, я по всем досочкам пройдусь". И я обходил препятствия, перепрыгивал и проскальзывал через завалы, явно давнишних, на этой позабытой всеми тропке-дороге. Мой спутник - чертенок, вооружившись вновь обретенным хвостом весело цокал копытцами немного впереди, нет -нет, да оглянется. Следую ли я за ним?
Там, далеко отсюда, за горой вечных снегов стоял храм Снегу, и в нем я смогу достать каменное сердце Ампа. Сердце полубога, его сила по-повериям древних людей, даст способность открыть дверь в храм Судилища.
За очередным поворотом увидел расчищенную явно людскими руками поляну, начавшую уже прорастать молодыми деревцами, и там же был бивуак, на нем я решил провести вечер.
Дорога вымотала меня, и я сел поесть. Разложив еду на куске коры, оторванной от лежачих с краю поляны березок, принялся втискивать и всовывать в себя еду и питье. Через силу, через "не хочу", поел. И решил пожевать мох, что мне даровала Мать леса. Но то ли действие его ослабилось, то ли оно пришло в негодность, но эта панацея не хотела действовать. Достал из рюкзака и уколол себя обезболивающем, тем самым которым поставлял мне сосед Славка сверху, и решил, пора ложиться спать.
Понадеявшись на авось, натаскал веток с листьями в кострище, и в запас охапку приволок. Устроил небольшое местечко для сна, из выбранных более крупных веток, подстелив те под низ скатки. Спать на голой земле уже не было сил, бока болели от жесткого ложа. Пламя у костра нехотя занялось, страшно дымя и чадя на всю округу. Достаточно наглотавшись дыма, я решительно отправился спать. После всего произошедшего со мной, тело как никогда требовало отдыха. И пошел у него на поводу, и как только моя голова коснулась веток, провалился сразу же в сон.
Сон был как на яву. Серые в тумане деревья, те же самые, что окружали меня, тут во сне, были как будто опутанные дымкой, и стояли вокруг на той же самой поляне сжимая ее все больше и больше, ограничивая свободное пространство вокруг меня. Я обернулся в обе стороны и не смог понять, где здесь тот вход, через который я попал с дороги на эту полянку. Круг замкнулся, и остался в том центре только я и тишина. А потом с неба посыпался крупный белый снег, и он начал закрывать все пеленой, затягивая обзор, сквозь него дальше протянутой руки не было видно края поляны.
Мир еще больше сузился, заставив меня щуриться, оглядывая окрестности, держа нервы в напряжении, и "чудо" не заставило себя ждать.
Земля затряслась мелкой дрожью, появился ветер сметая снег мне прямо в лицо, и прямо передо мной выросла из снегопада возникшая непонятно откуда голова огромного филина... Его глаза полыхали синеватой дымкой, веки трепетали от попадающих снежинок на огромную круглую морду, заставляя его обмахиваться крыльями от снежинок, в тщетной попытке защитить глаза. Его размеры поражали, он был выше меня ростом, и его распахнутые крылья были похожи на края грязного сероватого плаща, с черными не простиранными краями. Вот он моргнул, и я подался назад, так сильно меня заворожил его взгляд, и это мигание боковыми веками, как у ящериц. Птиц не успокаивался и двигался на меня, вообще не понятно зачем. Запугать решил, что ли?
Мелкими шажочками начал отходить с центра поляны, от чадящего кострища на свободный край. Но этот гигант не отставал от меня. Поднимая нападавший снег своими крыльями, он двигался как пьяный, и то кидался в мою сторону, то отбегал на своих лапках, путаясь в сугробах нижними перышками на лапках и маховыми крыльями обвисших крыльев, он будто бился сам с собой, со своей тенью, с моей тенью, и даже... я боялся предположить, с кем- то еще.
-Кажется, у кого-то шиза. - Печально констатировал я заболевание не вменяемого пациента. А то, что это именно он, не оставалось никаких сомнений. Появился самый главный вопрос - кто это?
Кидающийся в разные стороны филин смешно потряхивал мокрыми от тающего снега кончиками темных коричневых разлапистых бровей, далеко заходящих за саму форму овала морды птицы. Пестрые перья спереди были прикрывал вышитый плащ, тех же оттенков, что и само оперенье птаха. Желтые глаза слепо щурились в снегопаде, и только грозный черный клюв внушал о-огромное уважение к пернатому.
Эта идиотская фигура в том густом снегопаде будто танцевала свой, только ему понятный танец. Проследив за ним некоторое время, я решил спасти птицу, но он так долбанул меня кончиком крыла по шее, когда я подошел к нему близко, что желание спасать его пропало. Пришлось спасаться от монстра бегом, вот только бежать с поляны было не куда.
Когда я добежал до кустов, обрамляющих поляну, передо мной будто выросла стена из стволов сосны. Один к одному стояли высоченные колья, закрывая проход к спасению. Резво обежав полянку, и не найдя выхода, понял, что я ... на арене. Ну или на ристалище, кому как удобно. А драться мне предстоит... как бы не с птичкой.
И скупая слеза покатилась по моей щеке, вспоминая слова Шурика.
Ни звука не разлеталось в заснеженном пространстве, ни звука от птицы, и тем более от меня. Но я явственно чувствовал, где находиться птах.
Это чувство, когда ты понимаешь - или ты или тебя, до оскомины и вкуса крови во рту. Это противное чувство...
У меня его не было.
Ведь это сон!
И я величественно взмахнув рукой в воздухе поймал несколько снежинок в ладонь и...Тут птах налетел на меня из стены снега. Долбанул меня крылом и обернулся куда -то в сторону бросился на невидимого мне противника.
В панике отскочив от него, снова взмахнул рукой и в ней появилась длинная палка с огнем на конце. Вот той палкой со всей дури ударил птичку по круглому кумполу, жалкому и мокрому с несколькими топорщившимися перышками на месте прежде шикарных бровей - ушек. Грязные свалявшиеся перья внезапно сделали такой крутой звук "кряк", и я догадался, что это не перышки сказали "кряк", а его черепушка. Ошарашенно вгляделся в падающего филина, сделал к нему шаг, и тут же отскочил от агонизирующего исполина. Его крылья били снег так, что он поднимал кучи снега, песка, земли, веток выше моего роста, и потом с силой поднятого ветра разлетался этот мусор по округе, создавая еще большую сумятицу, чем простой снегопад.
Так хотелось закричать, позвать на помощь, но тишина с которой я появился на этой поляне была тут даже сейчас. Ни звука не донеслось до меня, пока следил за смертью гиганта. А потом он вдруг с силой вскочил и метнул в меня огромным красным сгустком. Я девять лет занимался баскетболом, и вот это кроваво-красное нечто поймать для меня было самым простым действом, тем более палка-посох из моих рук пропала после того как противник был повержен. Но сейчас в моих руках бился настоящий красный мячик. И, чуть прислушавшись к нему, я заметил, что мое сердце бьется вместе с ним в одном ритме.
За следующую секунду я никогда не буду стыдливо краснеть, даже находясь наедине со своими мыслями. Ибо я красиво зеркально отфублолил пассом в сторону края поляны этот "мяч" поняв, что у меня в руках трепещет сердце птицы.
За эти мгновения птах успокоился и замер. Лишь только красноватый орган его бился с едва слышимым звуком где-то там недалеко, лежа в снегу.
Звуком? Подскочив на том месте, куда отпрыгнул с брезгливостью, ужасом и некоем потаенном страхом, кинулся обратно к главному органу человека. Нашел его облепленному снегом и несколькими веточками, прилипшими на стенки. Протянул руки и взял замерзшими пальцами бьющиеся края, и тут заметил красный свет, что слегка шел из сердца.
Снегопад не прекращался. Стеной падал снег, скрывая следы убийства. Казалось - протяни руку, и потеряешь ее, настолько плотно валились крупные снежинки.
И только я успеваю это представить, как поднялся небольшой ветер и... стер. Прямо во сне стер это все, и снег, и птицу, лежащую у затухшего кострища, и даже стены ристалища.
-Так это не сон! -Произнес я вслух, все так же держа бьющееся сердце и вглядываясь во внезапно очищенный от снега бивуак. Мой голос звучит глухо в ночной тиши. А мне так становится страшно. Ведь я видел, куда исчезла тушка птицы, разлетевшись черными чешуйками на небольшом ветерке, и унесенная вдаль этими же потоками воздуха.
Я и забыл, что мир вокруг - не реальность. От этого становиться еще больнее, страшнее и муторнее на душе.
Глава 14.
Иль Три из рода Осени.
Мой сон прервался далёким звуком биения сердца Неспящего. Его вечность стоит наравне с моей жизнью, его сон - это моя жизнь. И в то миг, как различил стук сердца, окончательно проснулся и не веря своему слуху потянулся в Явь, соединяя себя из частиц времени на золотой татуировке прямо посередине вечной спирали, что была нанесена на руке Гриши.
Воздух был таким свежим, как после первого снегопада. Пахнувшая чистота завилась в изысканейший завиток, обвилась ароматами вокруг и около меня. Я втянул носом запах чистоты и свежести не открывая глаз, а затем повернул лицо в сторону звука стучащего сердца.
"Ту-дум. Та-дам."
Затаив на секунду дыхание, внимательно вслушался в этот звук. И сам организм не выдержал, потянулся туда, где билось сердце моего предка. Дернувшись, я заметил, как клочок моей одежды застрял под рукой спящего человека. Вытащив край своего платьица из под тяжелой руки уснувшего Гриши, оглянулся вокруг и заметил Его.
Тяжело стучащее, ходящее ходуном, спрятанное в последнее чистое полотенце Гриши, оно лежало на навершие рюкзака, и было не пристегнуто, и даже, вот ужас, не спрятано в его недрах. А если сердце украдут или заберут, Грише не дойти до ступеней Храма. Просто молчу про открытие двери дома Богов.
Есть конечно вариант взять каменное сердце импа в храме Снега, но до него еще столько идти. Но... ведь можно не ждать, можно взять и забрать его сейчас. Ведь все равно он принесет его в жертву богам на перепутье у стен Храма. Или нет? Но его магия, так манила меня, так искушала, что я не удержался.
Рука сама потянулась к проскальзывающим струйкам силы красноватого цвета, что сквозили наружу меж волокон полотенца...
Один глоточек, один разик. Я только крылышко обмакну...
И в эту секунду некто большой так смял мои ножки, обутые в туфельки от лучшего башмачника империи, Лилиан Де Блю, что невольно аж заверещал от страха со всего голоса.
-Ты, что же подлец, делаешь? -Прошептала мне в лицо тьма, и я чуть не описался от ужаса. -Ты по какому праву воруешь глоток жизни с добычи моего хозяина?
-Я, ах, я... -все слова покинули меня, как и разум, и только ужас заставлял хлипкое тельце биться в такт биению моего сердечка, пытаясь вырваться из цепких лап служителя тьмы.
-Ты не только решил похитить жизнь, но и украсть магию предмета добытого в бою? Да ты вор!
И в тот же миг лапки меня аккуратно опустили на край полотенца, в которое было завернуто сердце.
-Теперь твоя участь пострашнее моей. -Довольно заявил сын Тьмы. -Можно взять в оборот, и заставить выполнить все желания на своих условиях! А можно принести тебя в жертву Тьме... Сам выберешь свой путь? Или тебе помочь?
Замерев на этом уголке-клочке у самого важной и сокровенной вещи, для моего вида, я понял, что...кажется влип. Тварь, стоявшая напротив меня, замерла в ожидании решения. Но вдруг ее губы расползлись в жутчайшую улыбочку. А дальше началось нечто невообразимое.
Это создание, исторгнутое самой Тьмой, радостно запрыгало, захлопало копытцами на лапках, и заливисто засмеялось, приплясывая вокруг меня, сидящего рядом с добычей Гриши. Я в ужасе только смог наблюдать как с кончиков шерстинок отплывают кусочки изначальной Тьмы, и в панике думал, как бы мне вернуться в татуировку на Гришиной руке. Мыслей о спасении не было вообще, как и вариантов к спасению. Какие тут планы "а" или "б", тут бы ножки, а вернее крылышки, расправить и унести.
-Стой, -выдохнул из себя с большим усилием одно слово, и оно, как плотина, сломало ступор, в котором я на хожусь, и слова потекли рекой из моего приоткрытого ротика. -Я только посмотрел! Ничего личного, но удостовериться надо было. Вдруг мне показалось, и это не то что я подумал, а может, ну ведь может быть и такое, это и то, что я подумал и вот...-Сбившись на секунду, вдохнул пьянящий морозный воздух, я встал, расправил крылья, и начал медленно взлетать ввысь, и продолжил, - в общем, надо было удостовериться, понимаешь? А ты сразу обвинять меня... Как неудобно то вышло...
Чертенок прекратил танцевать после нескольких сказанных слов, и прислушиваясь к моей крепнувшей речи начал делать обидчивое лицо. По мере завершения моего спича он внезапно широко открыл глаза и сложил лапки перед грудью в мольбе.
-Я так виноват. -Всхлипнул он. -Прости меня.
-Прощаю тебя, сын Тьмы...-Величественно ответил ему.
И тут чертёнок упал спиной на землю и начал дико хохотать, иногда избивая копытцами землю под собой.
-Пове...рил... Попааа..лся... -разобрал я сквозь дикий хохот. Отсмеявшись, и слегка успокоившись, сын Тьмы забавно подпрыгнул вверх и опустился передо мной, повисшим в воздухе, примерно на высоте его головы. -Ты такой смешной, когда влипаешь в неприятности...
-А еще я для тебя лакомство, - деликатно заметил на слова чертенка, и взлетел чуть повыше. -Неужели тебе не хочется сожрать меня?
-Успею, - отмахнулся тот. -Меня зовут ... -А затем остановился, размышляя, стоит ли вообще разговаривать с едой, а тем более говорить ей свое истинное имя.
Логически обдумывая колебания чертенка, я догадался что он не хочет сообщать своё истинное имя. У них что, вторых имен не дают для сокрытия истины?
-И что стесняешься? Вот я Иль Три из рода Осени. И я не стесняюсь своего имени, а что не так с твоим? -Прервал возникшую паузу в нашем общении, чуть спускаясь вниз к замершему собеседнику.
-Фис. -Буркнул он. -Просто думал, стоит ли разговаривать со своей будущей едой, или не стоит. Вот решил поговорить с тобой. Вдруг ты питаешься неправильно, ну или ядовитый...
Моё удивление было настолько нефальшиво, что даже Станиславский бы воскликнул: "Верю!", но рядом, кроме спящего Гриши, не было ни души, и чертенок решил видимо поиздеваться в своей манере над будущим обедом. Надо мной.
-А еще говорят, что феи - это основа солнечного луча. Верно?
-Ну, почти, - нерешительно подтвердил я. -Но, так же утверждают, что и вы всего лишь тень от моего света.
Теперь уже чертенок ошарашенно вглядывался в меня.
Но тут от наших воплей проснулся Гриша. Он приподнял голову и спросил:
-Вы там что орёте? Дайте отдохнуть человеку, создания тьмы и света. А если будете орать, то сейчас как запулю в вас тапком. Вы своим ором мертвого поднимите...
Услышав загадочное слово "тапок", я понесся в сторону к деревьям и спрятаться, вспомнив, как Зим Зимыч рассказывал об этом таинственном предмете с горечью в голосе и со слезами на глазах.
Чертенок, увидев, что я несусь со всех крыльев в сторону от Гриши, тоже сорвался с места и побежал в мою сторону.
-А ты куда? -Удивился я вслух, когда, нырнув за первый попавшийся ствол дерева, обернулся и увидел несущегося за мной черной молнией сына Тьмы.
-За тобой, - даже не запыхавшись пробурчал он, ныряя за то же дерево, что и я, -Ты же не против?
Мне оставалось только взлететь повыше. Тем более его зубы так белели в страшной улыбке. Всего аж передернуло, как я представил, что этот будет есть хлипенькое мое тельце, ртом полным острых тоненьких зубов.
-Не против, но в следующий раз, прошу, беги в другую сторону.
-Ага, как же, сюда ближе. Вот только не понял - а чего ты понесся?
-Просто кот рассказывал про тапочек, и не поверишь, так сокрушался и плакал...
Черненький втянул головешку в плечи, осмотрелся вокруг при упоминании об коте, но не найдя его, расправился, выгнул грудь вперед и недовольно фыркнул:
-Ну вот еще, буду я тут рассуждать про всяких ...Зря бежал. -И вышел из за спасительного деревца.
В тот миг в него прилетел кроссовок Гриши, который видимо заметил, что в его сумке лазили и решил, что это делал чертенок.
-Скотина, -проорал Гриша вслед летящему кроссовку, когда чумазенький не смог увернуться от обуви. -А я тебе верил! Я даже договор с тобой заключил, а ты меня обворовать решил?
Малохольный получив по голове, принял единственно правильное решение и нырком обратно прыгнул ко мне за дерево.
-Вооот. -Глядя сверху произнес я. -Про это кот и рассказывал.
-Так это ж ты там копался, в рюкзаке... -Чуть не плача резюмировал рогатый, - это ж тебя надо тапочком по голове! А я наоборот отгонял.
-Кот так же говорил - якобы это не он горшок с цветком уронил, но ему никто не верил. - Выставив правый указательный палец наставительно покачал им перед лицом со-товарища по беде. -И еще зуб почему- то давал. Но тут я уже не понял. Какой зуб, куда и кому.
-Так что делать? -Печально врастая в тень деревца поинтересовался темный, яростно потирая башечку с уже наливающейся шишкой прямо промеж маленьких рожков.
-Кот говорил, мол, надо переждать немного времени, а потом, когда хозяин успокоится, можно выходить и ласкою попытаться у него выпросить какую- то рыбку. Я правда не смог узнать какую именно...
-Ну его, -отмел предложенное решение чертенок. -Так я по миру пойду. Вон, рог едва не сломался. Шишка наливается. У Гриши еще один кроссовок остался. А еще что-то выпрашивать... Не. Не моё это. Уж лучше в разведку.
И он растаял в тенях.
Итак, от одного конкурента я избавился, теперь надо добраться до... моей прелести....ММмммм...
Интерлюдия.
Тут давно не ступала нога человека, и эти камни, обточенные ветрами и дождями, распаханные желобками по всей длине, внезапно задрожали, и немного приподнялись из земли, в которую их вогнали время и вечная мерзлота. А затем неведомыми усилиями начали двигаться в направлении, знаемое только им. И так, перестукиваясь и налезая друг на друга, они начали формировать непонятный пласт на теле планеты.
Грохота почти не было, только невнятное гудение, шедшее ото всюду. Поддетые камнями спиленные корневища ели, волнами, созданными самой землей были отброшены и оттащены в сторону, а в приоткрытой ране планеты ловко нагромождаясь друг на друге укладывались в непонятную стойку- прямую линию каменюки. Иные по нескольку тонн. И это движение было зафиксировано как непонятное землетрясение 4.1 баллов по Рихтеру. Но в эту часть тайги не поехали ученые, и не смогли увидеть великолепие новообразования в несколько километров длиной. И хорошо, что не поехали. Что можно увидеть в давно заброшенной тайге, сто раз перехоженной? Только ...камни... Которые выстроили стену.
Миша.
Стукнул еще раз кулаком по закрытой двери лифта, на котором опускался вниз с третьего этажа дома, где жила бабушка Гриши. Развернулся к нему спиной. Злобно посмотрел на разукрашенное черным маркером зеркало напротив входа, и задал сам себе вопрос: куда мог отправиться этот балбес. И дал сам себе ответ: а куда угодно.
И это хорошо, если он еще жив. А если мертв? Не прощу себе. Надо было после похорон не отходить от него ни на шаг.
Ведь знал, знал, что так может кончиться. Слишком он был убит смертью Пашки, но пустил все на авось, на самотек. Забил на него болт, и просто отстранился, предпочитая забыть обо всем и и всех в работе.
Открыл Инет и нашел страницу ЛизаАлерт, и набрал сообщение админу с просьбой создать тему по поиску Гришки.
Минут через пятнадцать мне пришел ответ с согласием, и я начал вбивать данные пропавшего друга. А затем мне пришло подтверждение, что поиски начаты. В ответ я попросил поискать его в Москве, уж явно туда вел след. Можно хотя бы взять эту ниточку как одну из версий пропажи. Вновь булькнул телефон, и я с удивлением любовался на скрин билета друга куда-то в Магнитогорск.
-Это ошибка какая -то. -Прошипел я трубе и встряхнул ее.
За это время я вышел из подъезда дома бабушки Гриши и неторопливо прогуливался к своей многоэтажки. И вот во дворе дома, прямо у лавочки с бухающими мужиками и вырвалась эта фраза. В ответ я услышал о себе много нового и главное -получил в глаз. Буквально на ровном месте отхлопотал. И если бы не вопль МарьВановны со второго этажа, то быть мне битым.
-Ироды, вы что до доктора нашего причепились. -Вопила она, стоя на балкончике, усыпанном цветочками в многочисленных горшочках. - Сталина на вас нет! Сейчас как выйду, и все тыковки расшелупоню, будете у меня тут прополкой до утра заниматься, собирая все бычки, что накидали.
От ее воплей мужики отрезвели и тихонько рассосались в разные стороны. А защитница, выскочив из подъезда, увела меня к себе и битые два часа отпаивала коньяком пополам с чаем, и делала примочки к наливающемуся фингалу, искренне сокрушаясь, что я "не пришелся ко двору". Вот так и был окончен мой первый день поиска Гриши.
Потом будет и второй, и третий, но именно этот первый я запомнил. Он дал мне некоторые силы и веру в справедливость. Даже не знаю почему.
Глава 15.
Слушать, думать, знать. 94.8 fm.
Белоснежные столбы храма Снега выросли прямо за очередным поворотом дороги на дальнем склоне по правую сторону. Давно уже, часов восемь, я шел между двух величественных гор с редкими вкраплениями скал, таких белоснежных. Места как будто вырубленные руками гигантов. Скалы, как небольшие высотки, были впаяны в саму структуру горы, и поэтому издалека казались привычными белоснежными домиками с непонятной рваной архитектурой, но как только подходил ближе к ним, смотрел снизу на белоснежные "строения" от дороги, то они показывали себя во всей красе величественными образованиями, торчащими изнутри гор. И чем дальше я отходил от них, тем чаще мне хотелось вновь обернуться и всмотреться в эти столбы бело-серого цвета, оттенка беж. Свет солнца играл гранями камней, и они представлялись мне живыми, одухотворенными. Чудилось, вот сейчас отвернусь, а они двинуться за мной. Понимаю, шизофрения накроет любого в этом узковатом проходе между двух трех -четырех тысячников, но, всегда есть это но... Зрение играет с нами свои замысловатые игры, и вот та скала вроде бы подалась ка мне поближе. Ан нет, опять показалось.
Так и храм. Он выскользнул за очередным поворотом, и стал небольшим белоснежным пятном на склоне горы. Та речушка, что текла по эту сторону, давно превратилась в невзрачный ручеек, через который можно было легко перепрыгнуть. Решил пройтись немного по дороге, в надежде обнаружить отвороток к храму. Чем дальше я шел по дороге, тем больше убеждался, что тропинка начинается видимо не с этой стороны, и вспомнил перепутье перед горами. Вроде бы одна тропинка шла в эту сторону самостоятельно, и, возможно, именно она являлась дорогой к храму.
А как быть? Нужно же дойти к нему. Переступая и переползая от камня к камню? Давненько не чувствовал себя горным козлом. Тьфу, какие мысли лезут в голову.
Сплюнув на придорожную траву, мысленно начал планировать путь к далекому зданию. Возвращаться назад в создавшейся ситуации явно не был мой вариант. Прикинув примерный путь по склону горы, я оглянулся в поисках чертенка, но его не было рядом. Точно ускакал на своих копытцах вперед на разведку. Ну ничего, потом догонит.
А чтобы не потерял, сложу- ка я ему знак - пирамидку.
Сбросив рюкзак на придорожную стежку, отправился за несколькими камнями. Из них на самом краю тропы аккуратно выкладываю пирамидку. Самое трудное тут - это закрепить в желобе-углублении самый верхний камень. И сделать это нужно так, чтобы было понятно - это не природа так пошутила, а именно человек сложил. Потому и камешек выбираем по ярче с расцветкой, или интересной формы. И один из длинных нижних укладываем так, чтобы он показывал направление, по которому я пошел.
После того, как знак у края дороги сложен, взваливаю на себя "все своё", сворачиваю с нахоженного пути, и иду к текущему ручейку. Едва пробившаяся трава меж каменюк, что накиданы кругом щедрой рукой природы, была намного гуще у места протекания ручья. Пройдя к предполагаемому месту переправы, нашел два противолежащих камня на разных берегах, решив перескакивать с одного на другой. Они сразу внушили мне доверие своей основательностью и тем, что явно чем на половину они были врощены в песок ручейка. Идти до храма по моим прикидкам где- то полчаса, ну даже если прыгать как баран, то минут сорок. Не так уж много времени потрачу я на этот путь.
И только добредя до колон храма приходит понимание -а что это я сюда пёрся? Ну нет тут ничего. Все уже украдено до нас. И очищенно до нас.
Пока поднимался по краю склона несколько раз шипел проклятия тупицам строителям, которые не предусмотрели дороги от тропинки сюда в храм. Вы вообще карту дорожную смотрели, когда планировали тут строить святилище?
Тем более от подъема по склону, лямки рюкзака так сильно впивались в мою многострадальную спину, от бесконечных прыжков, что уже к концу путешествия, спрашивал у себя, ну какого черта сюда поперся?
Устало сбросив насто..вшую ношу у входа в здание, я любопытствуя прошелся внутрь.
Ну что сказать - стоит терем-теремок, без окон, без дверей, хотя нет, одна есть... Дверь. Целиком из камня, и весит она на нормальных таких петлях. Пытался дверь подвигать, но она не поддалась. Но смысл надеюсь вы уловили. Абсолютно бесполезное здание. Ни комнаты для отдыха, ни комнаты для емы. И не надо бурчать мне про аскетизм. Плоть она тоже требует своего оправления. Да, да, я нагадил на заднем дворе в ямку, и бурча закопал свое драгоценное в землю, с пожеланием вляпаться строителям в это дерьмо.
Зато в самом храме была только одна комната, ну скорее зала, прямо посередине ее стояла подставка с единственным предметом, который явно никому не был нужным, ибо эту громадину явно нельзя унести одному человеку, да даже десятерым трудно с места сдвинуть. Стрельчатые узенькие ложные окна не пропускали ни капельки света, но вокруг было серо от темноты и непонятного света, лившегося из самих стен. Мозаичный пол с непонятными серыми восьмерками, тянувшимися по всему периметру. И все. Аскетизм, ети его за ногу.
Я еще сходил проверил, обычные стены, сложенные из серого, мышиного цвета непонятного камня. Не знаю точно, но на гранит он был не похож. Но в купе со всем находящимся внутри было заметно, само строение излучает этот сероватый свет, от которого становилось тревожно на душе.
Так вот. На тоненькой ножки- подставки возлежало каменное сердце. Со всеми артериями, кусками сердечных прослоек жира, и даже кусок кожи был прилеплен снизу. Ну и куски спекшейся крови по всему видимому полю органа. Да, я проверил - камень, но как выделан! Какие оригинальные решения в соответствии цветов и соотношения материалов. Я даже обнюхал его, и лизнул. Ну любопытство меня разобрало, насколько точно можно сделать сердце, явно вырванное из груди, и воплотить его в камень. Поэтому не обратил внимание на маленькие альковы у фальшивых окон, что были малы и трудно заметны. Ну не было там никого. В самом начале, и не могло быть. Это первое, что проверял всегда.
Так вот. Облазив и потрогав все стороны сердца, я решил его сравнить с тем, которое мне досталось от моего проводника во сне. И вышел из храма к брошенному рюкзаку.
Хабар находился ровно на том месте, где я скинул его с плеч. Поковырявшись в нем, я достал так и продолжавшее биться сердце импа, завернутое в полотенце, и положив добычу на землю, затянул веревки рюкзака, решив перетащить его поближе к зале храма. А может и затащить во внутрь. Главное было - сравнить сердца.
Когда пришла мне эта мысль, незнаю. Просто был отчего то уверен, они абсолютно одинаковы. И эта мысль "сравнить", просто не давала мне покоя.
Втащив рюкзак в зал, бросил его у входа, и придерживая руками приготовленное сердце направился с ним к возлежащему на подставке монументу. Остановился рядом с самой низко лежащей каменной слезе из крови, что почти касалась пола, и положив рядом полотенце, открыл трофей. Стук моей поживы так ярко зазвучал в храме, что приковал к себе взгляд, а затем я услышал тяжелое звучание где- то рядом. И у меня по всему телу побежали мурашки.
Огромное каменное сосредоточие, что и так с трудом лежало на подставке, начало двигаться в едином ритме с моим дуваном. От этого в самом начале трудном и глухом звуке проскальзывали звуки тоненьких, на очень высоких нотках, почти в инфразвуке, гул трения. А потом, когда каменный монумент разработался, то услышал бульканье внутри и что-то заставило меня обернуться.
Этих монументов тут не было, когда вошел в храм. Но сейчас они стояли позади и вокруг центрального места средоточия.
Восемь высоких серых фигур вышло из стен храма, снизу у них были те самые небольшие альковы, и от этого фигуры выглядели как рисунок ребенка, воплощенный в трехмерное пространство. Они двигались соразмерно в ритме сердечного боя по этим серым выписанным восьмеркам на полу, как фигурки на шахматной доске. И продвигались в явном стремлении достигнуть именно лежащего середыша. Чем больше разрабатывался и устанавливался ритм, тем быстрее они передвигались по полу.
Моментально сложив два и два, и схватил свой трофей, и перескакивая через небольшие жлобинки восьмерок,стараясь не споткнуться, понесся к выходу. На ходу сворачивая добычу в полотенце, и запихивая этот ком себе за пазуху. На лету подхватил рюкзак, вдел за секунду руки в лямки и вылетел за двери храма.
Пыль осыпалась с верхних барельефов на меня, когда я пробегал мимо колон храма Снега.
А потом меня ударило нечто в спину, и меня подняло вверх, занося в полет метров на двадцать. Рядом промелькнула в воздухе часть колоны, заметил ее краем глаза. Тут осознав происходящее в ужасе представил, что произойдет, если она меня накроет. Но она пропала из моего взора, почему- то оттянутая взад. И когда упал на землю, старательно извернувшись на спину, чтобы затормозить рюкзаком по камням, а не плечом, и тем более не ногами, то мне представилась картина - "собираю и миру по нитке, и нищему будет рубашка."
В этой пыли угадывались размеры и составления кого-то огромного, с большими ногами, руками, развевающимся плащом из пыли, и поднимающимся из позы мыслителя ввысь, с громадного пылевого облака, что накрыл всю площадку бывшего стоявшего храма.
Колоны пошли на руки и ноги, на позвоночный столб. Те двигающиеся фигурки, что видел в храме, явно были внутренними органами, а само внутреннее строение - головой гиганта. А вот пыль...
Я сгруппировался в комочек, выставив бугром рюкзак, потом почувствовал удар спиной об камни, и меня перевернуло несколько раз через левое плечо. И знатно так приложило бедром по гребенке отсыпи, которая и затормозила остальное мое падение.
Было больно. Но не до такой степени чтобы терять сознание. Да, удар. Но после того огня боли, что тихо тлел у меня внутри, не до самой крайней степени.
Поэтому, отплевываясь попавшей крошкой в рот, выполз из навалившегося осыпавшейся на меня осыпи гальки, и постанывая пополз к недалеко лежащему ровному камню, для осмотра своей многострадальной тушки, и приведения ее в относительный порядок.
-Никогда больше не буду влезать в игры богов... - бурчало мое внутреннее состояние не стояния. -К черту эти экзотические игрища, особенно когда имеют тебя, а не ты. И вообще... черт, как больно то.. Убью всех, останусь один.
Стон сам собой выпорхнул из моего рта, когда я дополз до камня. Со мной все ясно, с рюкзаком, впрочем тоже ... Система потери уже плясала передо мной пушистым беленьким зверьком с таким родненьким хвостиком на буковку "п", когда я почувствовал как земля подо мной содрогнулась, и нечто подхватило меня каменными пальцами и подняло ввысь, не обращая внимания на вещи, что валились на землю из моего рюкзака.
-Ага, - раздался скрежет камня об стекло. -Так вот ты, тот кто должен был меня разбудить.
Меня повернуло в воздухе в левую сторону, затем в правую, явно разглядывая, как пойманного мышонка. А потом земля полетела мне навстречу, но у самого низа меня аккуратно положили на камешек, и этот некто присел около меня.
-Я не успел проснуться. а ты собираешься уснуть? Нельзя, спаситель. Тебя дорога ждет. Но послушай ты старого Снега. Я просто должен тебе рассказать правду.
Снег.
Когда раздалась поводь и погода установилась на всем протяжении от Рядов до Взводья, в лето три тысячи семьсот восемьдесят третье от Сотворения Мира, решил Укорот от становьичего к низу построить крепостьицу прямо на пересечении дорог от степей к великим Снегам. Укорот Взворд правил поселениями на восемьдесят полет стрелы от стана к низу, и в правлении его было двенадцать и три избища и окраинок без счету. Крут был нравом укорот. Сердит и броват он пошел в мать свою, Мегею. Что сослана была от стола книзьего летом, за неимущество ума бабьего, и лишния траты кровища.
Мир не принял его двенадцатым сыном, но он отпросил себе кусок землицы отцовой и становил стоить дом на месте пересечения дорог, как кат и ворог, вместо тайного укорененья в лесистой изморози борья.
Крепостицу он строил с воззванием к Роду в день безводный и в яркий лучах Ярила, освещавшего задумку двенадцатого сына книза. И день был шестой, от прилета перелётных птиц. Перед этим указал привести ему сбор от захвата люда, коего взяли без счету в зимнем вое под Студёной Бровкой и Лесистым Врагом.
Дружники притащили ему тех немногих, что отказались жить в бытие славянском, и бросили шестнадцать несчастных под ноги своего укорота.
Одетые в жалкое рубища и с застуженными ногами, мужи выглядели как стало скота, пригнанное на убой.
Поставленные у края лужи, про разливались по всему двору будущей крепостицы после ночного дождика, они исхитрялись вглядеться в смурное лицо молодого укорота в жалкой надежде поймать милостивый взгляд, обещающий им жизнь, и смело трактовать его как указ к освобождению если не их душ, то тел. Но Взворд был сегодня, как никогда серьезен и дол к чужим просьбам. Решение принятое им накануне, жгло его сердце и терзало душу, а ходящие желваки на молодом, еще не оперившимся пухом лице, показывали всю силу его духа, который упорствовал против принятия решения, и сомневался в оном. Не хотел дух совершать непоправимое действо, способное отразиться в его пути к Прави. Оттого и бунтовал.
-Этого, -указал перст укорота на одного из мужиков, -вот этого, и тех двух.
Взворд сделал сложный выбор из кучи пригнанных полонников вражин, осенил себя привычно охранным знаком коло, и замер, с печалью наблюдая как стражники отгоняют избранных от их более счастливых родовичей. Рядом с молодым укоротом все это время белым пятном стоял один из жрецов. Одетый в простое холщевое выбеленное до сияющей белизны одеяние с капюшоном, он тенью наблюдал за словами и жестами парня. Резко перехватил опущенную руку юноши и из под изукрашенного белой вышивкой листьев на кипельно- белом одеянии, в стилизованном изображении Древа силы, прошептал, шамкая беззубым ртом:
-Твой дух видимо устал, палец дум. Взгляни на них еще раз. -Незаметный кивок под накинутым капюшоном заметный только стоящим рядом с ним. - Они готовы стать едой на пиршенстве Богов, а у нас дело намного серьезней и важнее, для того, чтобы выбирать дань из отмеченных в книге Бытия Морены.
Жрец завладел всем вниманием юноши, и не отпуская его заинтересованность словам старика, продолжал, делая голос немного тише:
-И ты в их понимании не вождь, а просто мальчишка, и невместно принимать тебе решение в их жизни и конце дней. Отмени свой выбор, сын Сварога, выбери молодые души, те что мечутся в сумраках Яви, а этих отдай мне на дань крови.
-Ты прав, жрец. - Выслушав старика, согласился юноша. -Забирай себе этих мечей, но дети...
Он задумался, погружаясь в свои думы на не короткое время, сквозь опущенные ресницы наблюдая как уводят полон в сторону стоящего темным пятном капища Богов.
-Если только младенцев... - медленно и с трудом выползая из своих мыслей промолвил парень. - Но не будут ли супротив Боги такого жиру?
-Богам нет дела до людей, они в своем жилище пестуют своих младенцев. -Прошамкал старый жрец.
-Ну тогда неси сюда дань. -Вздохнул Взворд. -Только усыпи, чтобы они легкой тенью вошли в дом Богов.
И были принесены жертвы бескровные, и вкусили Боги те дары и признали их свершенными. Только первородные взъярились на жертвы, на которые были принесены дети их. Отказались они от даров лютых. Но кровавое пиршинство до сих пор идет в рядах люда.
Гриша.
Рассказ Снега меня совершенно не задел. Как может задеть происшедшее давным- давно и не со мной. Ну сказка. Ну было, было и сплыло.
-А ты тут при чем? -Задал я великану резонный вопрос.
-А я был против тех жертв.
-То есть потом была война, и ты проиграл. Тебя разобрали на части и поставили из твоего тела храм тебе же? Ну ты даешь...
-Что даю? -Спросил Снег.
Ушибленное бедро уже не так побаливало, но все равно ходить будет трудно. А не прокатиться ли мне на большой черепахе?
-Проехали. -Я окидываю взглядом сумрачную фигуру сидящую рядом со мной. Он смотрит куда- то вдаль, и такой огромный, на семь, а то и восемь меня. В дымчатом одеянии, плаще, накинутом на каменистые украшенные восьмерками плечи, и прошу его, - Снег, а почему ты проснулся?
-Сердце импа разбудило меня. Его биение - это стук сердец первородных Богов. Все они стучат в одном ритме и невозможно сбить его ход. -Великан чуть качает головой в мою сторону. -А ты, наверное, идешь к храму Богов? И у тебя есть одно единственное желание?
-Угадал. - Соглашаюсь с возрожденным. -А ты можешь меня отнести к его ступеням?
-Не могу. -Резко отвечает он. -И тебя не пустил бы, но ты ведь не послушаешься меня? - Я клянусь, явственно услышал тяжелый вздох. -Вы, люди так помешаны на своих желаниях, что, не взирая на происходящее вокруг вас идете к поставленной цели, не обращая внимания на то, что оставляете позади себя.
-Как будто у тебя нет цели. -Сквозь еще мучившую меня боль отвечаю ему. -Но ты посмотри на меня. Как видишь, благодаря тебе, или наоборот, вопреки всему, я ранен, и дойти теперь мне будет проблематично, может поможешь пройти хотя бы часть пути?
"Покатай меня, большая черепаха..."
-А и ладно... Давай помогу. -Отвечает мне гигант.
-Мне бы вещички подсобрать, что я с собой в путь набрал, хотя бы часть...-прошу я, -дай чуток времени. Отлежаться уже отлежался, а вот разойтись не помешало бы мне
Снег согласно кивает головой и поднимается с земли на которой сидел. Потом уходит к месту, на котором стоял храм, достигая его в три шага. Осыпь приходит в действие от его движений, и я начинаю сползать вместе с камнем, на котором еще лежу. Этот шуршащий звук бросает в пот и уже торопливо поднимаюсь с нагретого светилом камня, аккуратно проверяю организм на растяжения, ушибы, и прочие неприятности. Да, я переломы проверил, но дал время организму отойти от сотрясения, которое устроило мне пробуждение великана.
Он не спрашивает меня откуда у меня сердце импа. Добыча, взятая с поверженного врага - свята. Но соглашается помочь с путь-дорогой. Почему?
Вот так со всеми удобствами и проехал часть пути верхом. Часика два пришлось выделить на латание порванного рюкзака, поиск вещей и затем складывание найденного обратно по своим местам... И как- то привык, что все это время, сердце импа так и было у меня за пазухой, завернутое в полотенце.
Собирая вещи, я все гонял в своей пострадавшей черепушке рассказ пробужденного. Нечто не давало мне покоя. И решил тогда - не стану мучиться, расспрошу его во время пути, если не забуду...
Глава 16.
"Сто раз вдохни грудью воздух, которым уже кто-то дышал до тебя. Выпей глоток воды, бывшим уже кем- то до тебя. Усни в земле, которая уже была кем-то до тебя. Оно было, будет и останется вечным, а вот тебя не станет." S.E.A.
Великан донес меня до очередной дорожной развилки и остановился. Сумраком горели небеса, и звездной пылью расстилалась в них дорога из молока. Звезды водили на небе свой хоровод, так сильно я не выспался. И все плясало в глазах, что я растер их посильнее ладонями. Там, вдалеке я явно видел окончание моего пути. Начинающий рассвет приоткрыл пелену темноты, и в восхищении замер на руках гиганта.
Гладь горного озера растелилась огромным синим пятном слева от меня. Ровная вода по над берегом тут, там вдали, у самых стен обрыва, бурлила ровными рядами волн от падающих струй падающей с высоты воды. Подходя к тому месту, где я стою, они успокаивались, и превращались зеркалом для небес.
Ровный стук раздавался в воздухе, переплетаясь с нестройным шумом далекого водопада. Тонкие перья воды падали с высоты примерно двух-трех километров тонкой струйкой, разбитой одиноко стоящим маяком, черневшим на высоте у обрыва.
Мой взгляд переместился на горы, что телом спящего дракона легли прямо перед моей дорогой. Горный массив шестью вершинами гребнем расположился по всему видимому курсу. А вон там, вдали справа, я явно видел два пика, которые венчали "голову" спящего монстра.
Белесыми каплями снегов перемешались горные коричневато-серый чешуйки с замершей водянистой взвесью от дыхания спящего стража. Отроги были видны как на ладони, и шли они километров пять, и были далеко видны в чистейшем воздухе. Вершинки их высились засыпанными и заросшими травой отвалами в низине гор, а после сменялись каменными массивами, и стройными стенами мрамора вершин. Чистота воздуха поражала так сильно, ведь только благодаря ей во тьме наступающего, еще только задающегося рассвета, можно было разглядеть на скале тоненькие шпили замка с кроваво-красными кончиками черепиц. Стоявшего на прямо передо мной скале, с будто отбитой великаном-камнетесом неприступной стене.
-Раз, два, три, четыре...-Принялся считать я капельки тоненьких черепиц, искорками вспыхивающих в рассветных лучах светила, перевалившего через стену, и озарившего еще только самые верхушки шпилей.
-Не считай их, там их ровно двенадцать. -Понял меня великан. - Каждая башня загорится в свой час от солнца, в предназначенное только ей время.
-Так это часы? А время исчисляется от падения лучей солнца на шпили? -Восхищенно промолвил я. -А как же другие, послеполуденные часы отсчитываются?
-Там специально сделанные навесы выпускаются, они затеняют шпили. -Сказал великан.
-Замок похож на механическую игрушку в коробочке. -В чувствах промолвил, смотря на будто нарисованный игрушечный главный шпиль. -А как он называется?
-Замок Шри-ал-Три. Каменный страж у воды.
Снег замолчал, а потом, чуть виновато, произнес:
-Нам пора расстаться, твой путь идет дальше по этой тропе. - Каменная длань указала на все еще белесую тропинку, что веревочкой тянулась через старый лес к далеко белеющему замку.
-Благодарю тебя, что пронес меня столько в моей дороге. -Поблагодарил я своего спутника. -Только благодаря тебе мой путь так быстро и резко сократился.
-Не благодари, а иди дальше по пути своей веры. -Промолвил, громыхая каменный монстр, и не разводя больше реверансов, опустил меня со своих рук, на чуть влажную от утренней росы моховую лесную подстилку, после направился обратно.
Я прислушался и присмотрелся к его гулким ритмичным шагам прямо через деревья, лежащие на пути, и тяжелые колыхания земли от тяжелого шага. И вдруг увидел искорку, летевшую от него ко мне. Протянул руку, дабы поймать ее, но не успел. Она с силой впечаталась в мой лоб и растаяла там, подарив ощущение прохлады и чувства защищенности.
-Царский подарок. -Прошептал я вслед уходящему. -Не всякий сможет подарить искру своей души.
Кинув еще раз взор на тонкие колонны с краснеющими черепицами, отражающимися в чистейших голубовато-синих водах горного озера, шепотом произнес:
-Нам предстоит с тобой познакомиться, Шри-ал-Три. Пусть не долго, но ты должен мне показать дальнейшую дорогу. Надеюсь, ты меня не подведешь.
Яромир.
"...Мир воздуха создан для существ с крыльями. Мир воды для живых с жабрами и плавниками. Мир тьмы для светлячков и детей сумрака. И только Мир духа создан как еда для... Богов." Откровение Предтеча. Книга Первого люда.
Манипулировать тонкими пластами созданий в не понимаемом для человека пространстве, это как объяснять слепцам о слоне, каждый будет рисовать только то, что чувствует он, не соотнеся полученные знания с другими источниками.
Вершины Памира встали темными пятнышками на горизонте, когда мы подлетели к порогам Джиргаталя. И там, вдали, они были величественными и недоступными, но яростно манившими к себе созданиями Демиургов. Шестые по значимости, но не по значению, выбитые кровавыми печатями на наших сердцах. Выросшие из крови и плоти великих зодчих, спящих созданий, олицетворяющие ужас времени. Вершины Памира - это не самостоятельная часть огромного континента, а неотъемлемое продолжение всего горообразования, тянувшегося с отрогов близ Кабула по направлению к Тихому Океану. Эта огромная воронка, оставшаяся от упавшей много лет назад сверкающей звезды, что дважды оставила свой след на теле планеты. Пронесшись четыре раза вокруг Геи, она, упав со стороны Большой воды океана, где восходит Солнце, отскочив смяла ткань Геи, и уже потом нырнула в складки мира, повысжегав все вокруг, от Керии до Хотана, и зарывшись в районе Кашгара, Каргалык. Звезда устроила на теле Геи-Митгарда огромное по своей величине поле из расплавленного песка и всякой массы плодороднейшей земли. И стала плоть планеты подобна тончайшему шелку, сжатому старческой дрожащей рукой. И от тех складок появились высокие горы Тибета и Памира, Алтая и Тянь-Шаня. Отрогами легли Гималаи, завершив формирование нового вида Геи-Митгарда. И тысячи селей нырнули и заполнили пространство меж высоких хребтов, а после разлились на свободу В Афганистане, Китае.
И вот в одном из таких отрогов, в складках мироздания горной цепи я нашел сверкающее коло, лежащее в недоступном для людской ноги месте. Спрятанное от глаз люда и пытливого ума человека, оно застыло над тонкой струйкой серебристого ручейка вытекавшего из под него.
Спустившись вниз, я коснулся голой ногой уже высохшей от палящих лучей жаркого светила травы. И пригласил тёмника:
-Спускайся, брат. -Присовокупив приглашение жестами обеих рук.
Не выспавшийся, голодный и какой- то, помятый от лучей светила, тот вяло отреагировал на приглашение. Его ноги не хотели держать тело вертикально и мой спутник завалился на тело Земли, как куль с пшеницей.
-Тебе надо попить. И поесть. И поспать. -Выделяя многозначительно каждое слово, предложил я тёмнику.
-Чувствую себя так, будто заново воплощаюсь на Митгард. -Едва слышно пробурчал он, и с трудом разминая ноги, не с первой попытки, заваливаясь, встал вначале на колени, а потом и на ноги, покачиваясь из стороны в сторону.
-История не напишется, если ты будешь валяться, словно нищий в пыли. Вставай, бродяга, - позвал брата. -Нам еще источник надо проверить, не ошиблись ли мы. И точно ли это то коло, первозданное, и возвращенное нам, для прохода в Храм Богов.
-И испить воды мудрости не забыть, да?
-Ну я от пары глоточков не откажусь. -Значительно усмехаясь, отвечаю на недовольную мимику тёмника. -Вот ты знаешь, как этим каменным кругом пользоваться?
-И знать не хочу. -Буркнул сотоварищ. -У меня вообще- то в это время запланировано впитывание гавваха и послеобеденный сон в колоколе Храма Всех Святых.
-Безбожник! - Рассмеялся я на жалкие потуги создания Тьмы устоять спокойно под жаркими и плотными лучами света Солнца. -Ты хоть представляешь, как нам повезло встретиться?
-Ага... -Буркнул недобро враг моего племени, - всю дорогу ты мне трезвонишь об этом, и еще твои песнопения... А перья, что валяться из серых крыльев в полете? Ты там, наверное, облез, за это время, что мы провели в воздухе?
-Не гунди. -Миролюбиво оборвал нытика. - Вот сейчас сделаем все как решено, и пойдем просить к создателям этого мира три исполнения желания.
-Уууух! Обожрусь я... - довольно выпятил темное пузико парень. - Показывай, что тут и куда совать, и на какие кнопочки нажимать...
-Эй, Темный! -Воскликнул в восхищение, глядя на смешные подергивания Тьмы под светилом. -Попробуй спрятаться под плащом. Солнце не любит вас, детей Тьмы.
-Ну значит буду стонать, мучать тебя этим, и постоянно падать. Может ты сжалишься и дашь мне плащ. -Еще раз упав и поднимаясь заявил парень.
-Там, в сумке, плащ старый есть, скатанный, - предложил темнику, - возьми, может все же так будет лучше?
И под его бурчание отправился к каменному монолиту, лежащему у отрогов горы. Крылья, действительно облезлые во время полета на ковре-самолете, скорее мешали, чем помогали, но я был им сейчас благодарен. Без них было бы туго добраться сюда.
-Так как тебя звать теперь? -Догнал меня парень, тщательно укутываясь в наброшенный осенний плащик, что я привык таскать в сумке, в скатке на самом дне, и одевал только по случаю попадания в дождь.
-Да так же, как меня назвал отец.
-Нимиэль? -Понимающе кивнула нечисть. -Так же?
-Нет, тот Отец отказался от сына, сбросив вниз на потеху живущим. - Недовольно поджал губы на реплику сотоварища. -Яромир. Только так, и никак иначе.
-А это имя что-то значит? -Не унимался брат.
-Ярый мир. Яростный до мира. -Подходя к лежащему передо мной камню, произнес на вопрос спутника.
Затем я протянул руку и коснулся его рукой. Гул шедший изнутри могла услышать только самая чистая душа... И я его не услышал. Высказав недовольство яростным ударом кулака от камню, я повернулся к стоявшему в двух шагах нелюдю.
-Ух ты! - Произнес тот, жадно взирая на изрисованные линиями бока монолита. -Он еще и светится!
Моё дыхание сбилось с ритма, и сердце пропустило удар.
-Потрогай его, -попросил я сотоварища. - Чувствуешь что-нибудь?
-Ага! Он гудит. И даже как- то трясется в непонятном для меня ритме.
-А биение -это ритм для тебя? -переспросил я тёмника.
-Ну да. Будто песня там глубоко внутри, и вот сквозь эти впадинки, - его рука прошлась по впадинам вырезанного узора в монолите, - глухо так, доносятся только басы и ритм. А вот тут, - его рука переместилась повыше, - да, тут. Я слышу песню.
-Надо найти источник. - Оторвал я парня от стены коло, и повел вокруг монумента, к едва слышимому звуку текущей воды.
Потом мы нашли этот странный источник из серебристой воды. Напились и умылись. Но, хотя источник и назывался Источником мудрости, ума у меня не прибавилось. Вот как не пытался, не смог решить я теорему Ферма на вскидку, как не старался. И только поэтому забавно выглядевший брат, как обезьянка взбирающийся на камень по выбоинкам в нем, вызвал у меня невольный смех. Так смешно он карабкался вверх, не захотев ждать, когда же я решу вознести его на верх монолита.
-А тут нет входа. -Крикнул он мне сверху, откуда- то с центра мегалита. -Тут только те же восьмерки и непонятные веточки изображены. Ну еще в самом центре линии складываются в листик березовый.
-Листик говоришь? -Расправив крылья переспросил я.
Толщина камня была метров в три-четыре, и карабкаться, как обезьянка, я не хочу. Потому пусть будет кратковременный полет. Взмах крыльями, еще один, и полет в небо...
И вот я уже разглядываю сверху этот листочек берёзки, с острыми гранями, по краям, и соглашаюсь с мнением брата.
-Ты прав. Но меня интересует это пятно, тут, на самом кончике черенка, у листочка. - Опускаюсь на мегалит и иду к прорисованному кончику черенка. -Такое впечатление, что это не черенок, а меч. Вот, - протягиваю я и касаюсь острия, что-то колет меня в указательный левый палец, резко отдергиваю руку и несколько капель крови падают на рисунок в пыль. -Ай! Блин.
Потом сую в рот пораненный палец и бурчу слова все прощения для идиотов.
-Эй! -Всполошился тёмник, и его рука тянется туда же. -Чем ты там поранился?
Его указательный палец проверяет ложбинку и он, так же, как и я, дергает невольно рукой и так же сует раненный палец себе в рот. А я смотрю на дымящиеся капли на камне. Мы смотрим друг на друга. Потом я протягиваю раненную руку ему ладонью вперед. Как завороженный он вкладывает мне свою длань, и мы скрепляем рукопожатие каплями крови, что падают с наших ладоней, смешиваясь на поверхности мегалита.
В это мгновение серебристые и золотистые искорки начинают подниматься в каменном основании столбом вокруг нас, и мы невольно улыбаемся друг другу.
-Мы нашли портал. -Довольно шепчет кровный брат мне, и я киваю, всматриваясь во все затвердевающий столб частиц вокруг нас. И вот он миг перехода. Я чувствую музыку, что идет ото всюду, шум работы моего сердца работает ритмом этой мелодии, а там вдали играют другие флейты, скрипки и тромбоны, сливаюсь в мелодичную музыку Богов. И я слышу в этой музыке биение сердца моего кровного брата. Через ладонь слышу песню, что звучит для него. И ощущаю как наши сердца переходят на единый ритм биения.
Вдруг столб из золотистых и серебряных искорок окружающий нас опал, и мы оказались стоящими на ледяном плате в центре такого же каменного круга с выбитым листочком посередине. И в сотне метрах виднеется высокое крыльцо огромного здания с ледяным шпилем. Несколько десятков ступенек широким жестом пригласили нас пройти ко входу, и мы не стали откладывать это приглашение.
-Почти как сгоревший Нотр-Дам. -Задумчиво вглядываясь в резьбу и статуи, на барельефы здания, произнес вслед нетерпеливо рвавшемуся вперед темнику. -Погоди. Надо понять, стоит ли вообще идти туда.
-А что тут думать. -С жаром воскликнул брат, указывая свободной рукой на крыльцо, и подтягивая за собой, заставляя ускорить шаг. Мы все еще держались за руки, только кровь перестала капать вниз на мегалит. -Сходим и посмотрим.
Пришлось согласиться с этим ожившим живчиком, что, внезапно, выдернув руку принялся то забегать вперед, то как собака рыскать по поверхности небольшой пустой площади у крыльца величественного здания. И вот он первый вбежал на эти мраморно белые с золотистыми прожилками ступеньки, и замер у двери, явно ожидая, пока я нагоню его.
-Что остановился? Передумал? -Спросил у тёмника, как только подошел к нему поближе.
-Тебя жду. -Нетерпеливо подпрыгивал он на самом пороге входа.
-Ну так стучи. -Посоветовал ему. -Видишь я уже догнал тебя.
-Да страшновато, как- то.
-Чудилка, -ласково пожурил я его. - Тут же как в жизни, кто стучится, тому достается больше всего.
-Ага, - слишком быстро согласился зараза плут со мной, - по шее и со всей силы.
А затем не думая о последствиях, поднял руку и постучал. Двери не шелохнулись, он толкнул их со всех сил, но ответом ему была тишина.
-Попробуй ты, -предложил сын Тьмы. Оставалось только поднять руку и по просьбе сотоварища решительно постучать кулаком по двери.
Постоял, подумал. А потом сделав шаг назад, сказал, вглядываясь вверх. А затем и указал пальцем:
-Мы с тобой идиоты. - Посмотри, вон там металлический молоточек, чтобы стучать в дверь. Возможно только после этого стука нам и откроют.
Тёмник вгляделся и вынужден был со мной согласиться.
-Лети туда, и постучи.
Мне ничего не оставалось как проследовать за мыслью брата.
Расплавив перья на крылышках и расставив их в стороны, я начал взмывать вверх, чтобы постучать в молоток, представлявший собой пасть горгульи с державшей во рту цепь, что обвивалась вокруг языка, а на ней уже висело боло. Но даже стук не пробудил живущих внутри, и мы решили подождать немного и вновь постучать в дверь.
16.2
Гриша.
Чем ближе я подходил к замку Шри-ал-Три, тем более чувствовал, какую то подозрительную подоплеку происходящего. За все время пути мне ни разу не встретился ни один любопытный путник, да и нелюбопытный тоже не повстречался. Не шелестели травой звери. Не пели птицы. И кроме далекого глухого удара падающей воды в водопаде, что создавал ритм, не было слышно ни единого живого существа в округе. Эта неоднозначная неопределенность так завораживающе подействовала на меня, что я даже позвал бабочку Гая, и чертенка, но ни первый ни второй не откликнулись.
Остановившись неподалеку у врат замка, я перебрал кое-как зашитый рюкзак, и только потом мой взор отметил какое- то несоответствие в формах замка.
Это издалека он казался прекрасным, будто сошедшим с картинки, а вблизи я отметил несколько пустых глазниц -окон, и выщерблины на тонкостенных взмывающих вверх зданий в форме колонн. Деревья с ближайшей округи были выворочены с корнями и видимо использованы в качестве метательного снаряда, ибо таких я заметил аж несколько штук, то висящих на стенах Шри-ал-Три, то валяющихся тут и там по всем полям вокруг. И особенно живописны были руины деревни, которая находилась перед входом в замок. Сорванные крыши домов, внутренности некоторых были обезображенные пожарищами, возможно бушевавшими тут и там. Явно были видны следы местечковой войнушки. Ну или кто-то упорный решил захватить замок,и захватил его. Надежда, что уж тут я встречу живых, не покидала меня.
Но мир снова разочаровал.
Вырванная с мясом из замковой стены входная кованная дверь в несколько метров в высоту, вообще отсутствовала. И только сверху спускаются по стене непонятные цепи, перевивались и падали темными червленными змеями по булыжной мостовой входа в замок. Я начал прикидывать для чего они могут тут быть. Возможно именно с помощью этой цепи дверь открывали и запирали на ночь. Внимательно вглядевшись на поле, я увидел створки двери, валяющиеся во рву. Изломанные, и пробитые стенобитными орудиями почти до щеп, они держались только за счет окантовки металлическими полосами. И там же виднелись... кости. Явно как защитников, так и захватчиков. Поморщился, но амбре и душка не было. Явно этот захват замка был очень давно. Еще раньше, чем захват городища.
После того как я все же решился войти в замок, то обнаружил нечто заставившееся меня задуматься.
Почти все улочки, шедшие мимо стоявших башен, были завалены хламом от сражения, но главная дорога ведущая к цитадели была основательно очищена от мусора, и даже блестела несколькими пятнами свеже- уложенной мостовой. И я ступил на эту дорогу, явно подготовленную для ...завоевателей, или тех, кто придет в замок. У цитадели мне нужен был главный алтарь. Именно он покажет путь к Храму Богов, если тот действительно есть. Надежда все еще горела в моей груди... Как и боль, все чаще посещающая меня.
И я нашел его. Прямо там же. На центральной площади, изрубленный, наполовину выкорчеванный камень из гранита, что был так зверски обезображен, но все еще блистал гранями лучами в честь Солнца-Ярило. Выбрав чистое местечко около него, я выставил принесенных Богинь, и нарисовал вокруг необходимый восьмиконечный знак Яви. Разложенные камешки, и разлитая по воздуху кровь завершили ритуал, нужный для обозначения намерений. Стоя в круге, начал читать стих ритуала и тут заметил ее.
Белесая тень шла от домов в моем направлении, и была почти невидима в лучах Солнца. Она прошла мимо, обдав меня холодом, и возлегла на алтарь, впитавшись в него. А затем, не убоявшись света светила,от домов вышла еще одна тень. И еще.
Они шли мимо меня семьями, взявшись за руки, взрослые, дети, не замечая, но обходили как препятствие. Тени втягивались в алтарный камень и пропадали. Вот, чуть пригнувшись, в странной стойке борца мимо прошествовал явно не человек. И тоже коснувшись алтарного камня пропал. Я стоял едва дыша, стараясь не попадаться никому на пути, в круге, с зажатым в руке ножом, и молча взирал на это самопожертвование.
Но вот и последняя ковыляющая тень. Ее пустые глазницы были обрамлены желтоватым, от солнечного света оттенка. Старик, подошел ко мне и бросив передо мной дымящийся кинжал так же, как и все до него, протянул руку и был принесен в жертву каменным останкам от алтаря. А передо мной лежал на мостовой дымящийся кинжал.
Взял его в руку и засунул в ножны моего ножа.
-Ты знаешь, что делать, - прошелестел сам воздух. И от камня вдаль протянулась стрела, сотканная из тысячи бывших жителей в сторону рогов спящего дракона. А потом резко втянувшись обратно в камень, пропала.
Оставив ненужные уже камни, я статуэтки богинь и нож сунул в рюкзак. Решив не останавливаться на ночь в разрушенном замке. И сделав себе укол, дабы снять боль и усталость отправился к видневшимся вдали двум вершинам, напоминавшим мне рога дракона.
Глава 17.
Жертвоприношение сердца Ампа.
История Мира совсем другая. Сказки из прошлого все лгут. Переписывание минувших событий - самое забавное действо, кое есть у живущих в этом пространстве. А начиналось все так:
Тьма вглядывалась в Хаос.
Её взор в один их Мигов Бытия внезапно застелила Мгла. И появился в тот момент Создатель. Он был сыном Тьмы и Хаоса. И он не был плоть от плоти их, потому что у него не было плоти. Сколько он рос? А не было тогда Времени, но и слово вечность - это тоже не про него сказано.
Но вот захотелось ему явить Волю свою, и создал он Планету. И Тьма благодарно излилась в каждую складочку плоти своей небесной. И создала детей своих. Дав каждому Жизнь и Имя. Но Создатель решил сам совершенствовать свое творение.
-И будет Свет. -Произнес он не звуком голоса своим, а струнами света.
И Свет излился от сути его. И появилась первая звезда. А потом, прочувствовав всю красоту ее, создал он много звезд, и поселил их на Небе, дав название сему чуду - Небосвод. Отделил он Тьму от Света. И осознал - это хорошо.
Много лет минуло с тех пор когда Свет излился на поверхность планеты. Взмахом длани Создателя и Словом Его началась эра Света.
И не стерпел Мрак попрание своих устоев, возмутился он появлением своей противоположности, и началась битва Тьмы со Светом. И идет она по сей день. Никто не может победить в ней. То Свет одержит вверх, то Тьма воспрянет из небытия и явит ярую силу.
И надоело Миру вглядываться в Хаос, и повелел он создать Равновесие. На чаши весов возложил каждое деяние и последствия борющихся. Твердой Волей и Совестью обозначив Грани Бытия.
И на каждой Грани сложились зарубки Мысли, явив творение Хаоса - Время. Что змеёй опоясало Мир, распределив каждому его Долю.
В тот же миг Создатель отказался от своего творения, забросив его Совершенствование. Оставив Миру только Слово и Дело. И уже Мир решал, кто будет жить на его Гранях, кто будет Творить во времени, и чьё Слово будет последним.
А длиться все это вечность.
И мы не сыны Божьи, а сыновья Тьмы.
Прожив в матери нашей и создавшей нас множество из множителей, мы прониклись красотой Света, и стали предателями во времени, избрав Свет, а не Тьму. Поселив в себе искру Света, назвали ее -Душой. Но как легко потерять в себе Свет, так же легко вернуться в лоно матери и создателя нашего - Тьму и Хаоса. Но люди решили и создали сами себе Богов. Дали им имена.
А ведь были те, кто не захотел отринуть Тьму. Они и поныне живут в складках планеты. Коей имя -Гея. Все мы дети Тьмы...
Из книги Второго пришествия в Четвертом пласте Времени Клиа ат эн Алистон, что храниться в Фивах.
17.2
Круг столпов, стоящих на этой поляне в горах был монументален. Выше роста человеческого раз в шесть, они подавляли своей огромной массой. Правильные три круга огибали единственный камень стоящий посередине, формируя законченную спираль Фибоначи. И если ученый изображал ее не законченной и продолжавшейся бесконечно, то тут окружности были вписаны друг в друга, и получались непонятные восьмерки, лежащие в-, на-, и вокруг всего монументального сооружения. И весь этот небанальное геометрическое переплетение было заключено в несколько пересекавшихся квадратов. Камни, используемые для создания последних, были значительно мельче тех, которые выписывали спираль, но и намного выше человеческого роста.
Я осмотрел это пышущее безумие и признался себе, этот кошмар явно создан сумасшедшим, мнящим себя великим ученым. И от этого на душе появилось жуткое чувство страха. И сразу знакомое чувство паники внутри, взять ноги в руки и бежать к чертовой Смертушке на поклон, как можно скорее, и не оглядываться. Жаль она даром, как известно, не работает. Пока же, идем куда шли и делаем должное.
Но дорога не даром привела меня к этому невнятному мегалиту. Явно именно тут был один из основных плацдармов-точек по пути из храма Снега к двуглавой вершине, что мнилось мне мордой спящего дракона.
Ноги сами понесли меня к центру сооружения. Дорожки были усыпаны колотыми кусками мрамора синеватого оттенка, а трава, выбивавшаяся из общего ряда растущих растений, была явно прополота чуткой хозяйственной рукой. И по всему нечеловеческой, так как следов людских я не видал.
Изгибающиеся тропинки вели меня по лабиринту, который можно было смело пройти, просто перешагнув на следующие тропинки, но нет, я упрямо, как под гипнозом, перся именно по тропинке, сворачивая на поворотах, будто кто-то вел меня за руку. И вот он, центр. Вот алтарь, с явными следами жертвоприношениями, кровью, вином, и чем- то непонятным. А тут сиденье из одного обколотого куска монолита, приспособленного для важных зрителей. Я скинул там рюкзак, и несколько минут устало отдыхал от долгого пути. Никогда не страдал отдышкой, но теперь перенесенный пусть сказывался на моем организме явно с отрицательной стороны.
Странно, но есть не хотелось, как и в туалет. Было некое чувство наполненности, будто я долго шел и пришел именно туда, куда надо, и при этом совершил это вовремя.
Солнечный свет мягкой теплой пушинкой скользнул по лицу, даря надежду и радость. Непроизвольно я улыбнулся Солнцу, принимая эту нежданную ласку звезды. А потом открыл глаза, закрытые, как только уселся отдыхать на скамью, и начал готовиться к жертвоприношению.
Нож, использованный мною в пути уже не раз, был быстро обточен с двух сторон простым куском мрамора, подобранным тут же, и выправлен кожаным ремнем, который я в натяг закрепил между ногами на коленях. Приготовления были скорыми. Ибо, что тут возиться? Ну если только соблюдать торжественность ситуации. Не каждый же раз богам жертвуют сердце полубога. Положил на алтарь подготовленный нож и взялся за рюкзак. Вытащил оставшийся мох, пожевал, и забросил в боковой карманчик остатки.
А затем достал из рюкзака сердце, завернутое в полотенце. Оно еще билось, сокращая желудочки, и перегоняя невидимую для меня кровь. Развернув ткань, я принялся рассматривать орган. Его жилы и жировые частички были слегка в вязкой крови поверженного полубога. Стряхнув лишние капли вниз, на траву я, любуясь красным горением света изнутри сокращающихся желудочков, коснулся сердцем своего лба. И возложил его на каменную поверхность, откинув уже ненужное полотенце к лежащему, брошенному мною на скамье, рюкзаку. Взялся правой рукой за нож, больше не раздумывая о совершаемом.
Гром не грянул, земля не разверзлась, небо не поменяло свет, а небосвод не рухнул. Все осталось на своих местах, когда старое лезвие ножа воткнулось сверху в бьющиеся желудочки главного органа импа. Боги не спустились, и не засвидетельствовали, что жертва ими получена. И я понял, что меня, как бы помягче сказать, немного обдурили.
-Да что же это такое!?- Злобно со всего размаха руки, я воткнул в еще сокращавшееся сердце нож разочек, потом еще разочек, и снова, и... Пока оно не перестало двигаться на каменюке. И тут в мое сердце ворвалось зло. Я схватил его руками и начал рвать зубами, пальцами потроша эту основу Ампа. -На клочёчки, на мелкие кусочки разорву.
Уничтожая следы моего преступления, а это было именно оно. Пока в бессилии не упал рядом с алтарем на посыпанные мраморной крошкой диск-центр, где и стоял алтарь для приношения жертв Богам.
-Ну как так? - Спросил я устало небеса. -Я же все сделал, как было написано в записях Пашки. Что я сделал не так? Добровольное согласие было получено, и даже условие жертвователя выполнено. Боги, я же ни на гран не отступился от условий выполнения открытия двери... Что не так?
Но упрямые Боги спали, и не слышали мои вопросы, постепенно перешедшие в крики вопящего в пустыне. И я откричавшись и отгрозившись кровавыми кулаками небесам, устало только и смог доползти до каменюки, в форме скамейки к рюкзаку, и там же уснуть, не смотря на горящее полуденное светило в небесах. Слишком вымотало меня это путешествие...
Свет озарил с небес остатки от сердца и впитался в него. А потом кусочки растерзанного органа приподнялись над главным алтарем, потянулись друг к другу и соединились в новое, немного меньшую форму кристалла. И затем уже он впитал остатки света, и кровь со всей округи, что я недрогнувшей рукой расплескивал не глядя. И вот этот кровавый кристалл схлопнулся, затворяя забранный свет во внутрь себя и опустился на камень алтаря, слегка поблескивая искрами внутри.
Только я всего этого не видел. Спал.
Бабочка Гай.
Я отстал. Так задумался в планировании мести, что потерял Гришу, упустив из виду. А он возможно подумал, что фей спит в татуировке, и не убедился в моем отсутствии. При всем моем самоедстве вердикт по черту я вынес: эта темная тварь из темного Дола должна будет умереть. И не важно насколько он дорог Грише, и не суть, насколько он полезен в пути.
Планирование, планирование, и еще раз планирование, как говорил мой дедушка, Ли Ас. Да да, тот самый что якобы погиб в битве под Ватерлоо, но мы то знаем, что феи не умирают просто так от ядерных взрывов. Они перевоплощаются.
Так и я, решив отомстить туманному хвосту, уже строил план своей мести, как внезапно меня схватила такая же рука, сотворенная из густой тьмы, что и та, про которую я обдумывал кары небесные в небольшой части моей мести.
-А кто тут у нас? -Облизнулся сочащимся изо рта туманом чертенок с чуть заметной челочкой на голове, - у нас тут... ЕДА!!! Фис оставил тебя нам на потребу черного естества?
В следующую секунду он начал приближать мое тельце к своему омуту рту, но я засек там, позади чертенка какую- то смазанную тень, и в тот же миг победитель стал побежденным.
Палка взялась будто неоткуда, прямо из воздуха, из тени дерева, и ударила по голове державшего меня чертенка со всей силы. Замах был произведен с такой силы, что я еле смог разглядеть это древнейшее орудие труда, но свист, с которым оно пронзило воздух, не смог бы не спутать ни с чем.
-Иль, лети, эти ... - всего на миг Фис запнулся, - они настигли нас. Беги...
Мои крылышки были смяты потными ладошками второго чертенка, но я не собирался улетать, не узнав всей правды.
-Ты мне все должен рассказать. Прямо сейчас. -Гордо заявил Фису. -Иначе, я приморожу тебе хвостик к дереву...
-Ты не понимаешь. -скороговоркой произнес спутник Гриши. -Нет времени что-то объяснять. Улетай...
И махнул в мою сторону хвостиком, оставившим в воздухе теневой след.
Да, летать я не мог, но магия бабочек навсегда оставалась при мне. Поэтому пришлось привычно сложить руки на груди и поднять голову к небесам и позвать мать. Расцветшие вокруг меня нити упавшие с Небес Обетованных засияли золотом и заблагоухали цветами. Переплетения шли из самих верхних небес, и уже оттуда неслись звуки, где- то посередине нитей летели тоненькими, синенькими капельками падая вниз на землю. И в этом противостоянии добра и зла, мать всегда приходила на помощь своим детям. Вот и сейчас они сбросила Нити Жизни, и я ухватился за одну из них стал возноситься в храмовый комплекс матери.
Все пространство завороженно застыло, время остановилось, и только я, гордый такой, исчезал, возносясь вверх к храму Матери, как нечто внизу заворочалось, заскрипело и уже две тени, перескакивая с нити на нить обезьянками, со скоростью бегущего леопарда, обрывая и перехватывая ниточки, как опытная паучиха-ткачиха поднимались ко мне в жалкой попытке догнать уже ускользнувшую добычу. Да, каюсь, я опустил голову и вглядывался вниз, пытаясь понять, успею уйти от боя с детьми тьмы. И увиденное не обрадовало меня, но заставило еще громче запеть хвалу Матери.
Вот только я забыл главное - на все хитрости убегающего, у догоняющего есть тридцать и три уловки. Что уж говорить про чертят, что неслись, цепляясь тонкими лапками, по нитям вверх за мной.
-Лаг, дерни за нить, -кто- то из двоих заорал снизу. -просто тряхни его.
-Не смей трогать его, в этом безвременье мы сдохнем, если он помрет.
-Госпожа скажет нам спасибо и коснется дланью моего лба...
-Ты думаешь только о своих пятнах! Гадёныш.
Да их уже четверо! Да, вон еще двое, в самом низу, еле успевают перехватывать уже исчезающие нити в жалкой попытке догнать фаворита. Еще двое весят примерно в двух метрах ниже меня на серебристых нитях возмездия. А что, если... И я, набрав полную грудь воздуха дую в сторону поднимающихся чертят. Серебристые нити, среди которых в данный момент они в этот момент бултыхаются, резко истончаются, и спустя миг исчезают.
Не ожидающие со стороны возносящих их вверх нитей подлости, чертята начинают дико перепрыгивать в воздухе, перелазить с исчезающей нити на другую, не менее исчезающую, и главное - громко ругаться, заставляя меня невольно краснеть, за эту обсценную лексику, что ласкает мои маленькие ушки. Некоторые фразы я стараюсь запомнить, а вот эти, ужас, о ужас!, я обязательно произнесу, когда проиграюсь еще один раз за столом Демиургов.
Тем временем наверху появляется свод и под ногами складываются невидимые доселе, шестигранные кубики-пол предвеча храма Матери. И я соскальзываю на пол, сложенный из сот, несусь со всей силой в сторону медового терема, чтобы успеть первому ступить на его порог. Тогда остальные рухнут в пучину земного дола, развоплощенные на века.
Но и тут маленькие ножки, и привычка доверять крыльям, а не ногам (ходи больше, сын мой!), приводят к тому, что моя тоненькая ножка, обутая в модельную туфельку, ступает на крылечко рядом с копытцем чертенка.
Пол позади обрывается и развоплощается, но на чертенке как гроздья висят его сотоварищи, цепляясь кто чем смог, и зубами, и ногами, и руками, и даже- хвостом. И снова! Непристойно орут! О! Какие слова, жалко не могу их записать.
Замерев на приступке у самого входа, я оборачиваюсь к догнавшим меня, и гордо выставив ножку произношу:
-Вы не понимаете, куда попали. И вам тут не рады, уж поверьте мне. И нет, не стану я вам рассказывать почему, а объяснять тем более не стану. Убирайтесь. Туда. Откуда. Пришли.
Чеканя последние слова, я наблюдаю немыслимое.
Чертята вытащили друг друга из провала судьбы, и замерли передо мной.
-И сделать вы мне ничего тут не сможете. Мать не позволит. -Все еще с гордостью комментирую я произошедшее, но трусливо делаю маленький шажочек к дверке задом. И вычурно кланяюсь, так, как не кланялся даже нашей королеве. -Проваливайте в Бездну, вам там самое место.
Чертята переглядываются, а затем... не менее вычурно кланяются мне. И только тут они все замечают некую деталь, которая выделяет моего бывшего спутника.
-Фис, скотиняка, - фырчат они - откуда у тебя хвост?!
-Где взял, там уже нет. - зло отвечает им Фис. -Тут другой вопрос - этот гаденыш, благодаря кому мы попали сюда знает отсюда выход? И самое главное, как нам выйти?
Пока он бурчит я делаю рывок в сторону двери. Но не вышло заболтать их. Резкий бросок в мою сторону одной темной ладонью на тоненькой ручке, и... пальчики проходят сквозь моё тельце, не причинив мне ни боли ни зла.
-Я же вам уже сказал, говорил же! -Распыляюсь я - Что в храме Матери вы не сможете сделать мне зла!
Чертята трогают друг друга, ощупывают головы, руки, ноги, и даже, с некоей завистью, хвост, у своего собрата. Но как только они пытаются потрогать меня, у них ничего не получается.
-Вот на этом и прогорают все игроки. Они мнят себя самыми умными, но не зная истории невозможно предугадать тех действий, что вариантами наслаиваются в будущем. -С заумным видом троллю их. -Разве вам не говорили, что зло не может ступить на порог дома Матери?
-Это, наверное, были те засыпающие уроки истории, на которых так сладко спалось, - слышу комментарии со стороны чертят, и довольно улыбаюсь, потому что они явно не в курсе того, возможности которого сейчас произойдут.
Я протягиваю руку в их сторону и кричу со всей силы своего горла:
-Зло! В храм вторглось зло!
И между каждым из нас в то же мгновение возникают стены - купола. Прозрачные, чуть отдающие медом, они отрезает каждого из нас от побега, оставляя на волю победителя. С явным чувством превосходства я достаю ажурную булавку, что мама прикалывала мне всегда снизу платья, и колю себя в мизинец. А потом рисую на стене знак коло. Маленький такой знак, который впитывается в прозрачную субстанцию самого времени, и от него стены вокруг меня тают, пропуская к двери.
У самого входа я не выдерживаю и оборачиваюсь. Да, крепость духа иногда меня подводила, но не сейчас. Ибо, что есть более значимым и совершенным, чем ощутить себя победителем. А уж проявить благородство - это самый вверх чувства победы.
-Вы не сможете выйти из заточения. -С полуулыбкой на лице комментирую я жалкие попытки пробить стены. -Если бы вы знали историю, то помнили бы, что только кровью можно искупить свои злодеяния. Только смертью можно попрать смерть. И только правдой открываются все двери. - меня передергивает невольно от осознания, что вот эти... эти! Черные ничтожества смогут войти в долину смертной доли Матери, и я уже отворачиваясь заканчиваю свой короткий спич, - только чистый разум и с кровью, наследованной от самой Матери сможет ступить на порог ее дома.
Затем я привычно взлетаю уже отдохнувшими и расправленными крыльями, берусь за дубовую ручку двери, тяну ее на себя, открываю, и вхожу в храм. Не забыв ее прикрыть за собой.
Фис.
-Нам дарована была милость! - Мой голос сошел на писк. Этакий мальчишеский, ломающийся голосок, короче, дал петуха. Откашлялся и спокойно продолжил., - Если нужна кровь, то пусть будет кровь. Сейчас все тут измажу ею.
-Я видел, как бабочка что- то рисовал на стене кровью. - откликнулся слева Киф.
-А я видел только хвост Фиса! - прорычал Мак, все еще с усилием карябая стену. От его усилий на прозрачных стенах не появилось ни единой царапины, но брат не унимался, и продолжал царапать стену. -Откуда дровишки? Тьфу, хвост? -Мак сплюнул в право и продолжил царапать стену, но тут сломался один ноготь, за ним следом еще один и чертенок прекратил свое дело, бессильно подвывая и оглаживая сломанные коготочки.
-Вы не видели, что там рисовал фей? -Не унимался Киф.
-Меня больше беспокоили его крылья. -Сквозь зубы провыл Лаг. Он кулаками бил по стене. - И.. если... надо... сжать их... еще ...раз... Уф. -Он видать решил передохнуть, перестал биться в стену. -Я готов еще раз сжать это ангельское тельце вневременника и сожрать его со всеми потрохами.
-Правильно говорят про них, - лениво заметил Киф, - если убить фея, то тебе простятся все грехи...
Остальные чертята, услышав подобное высказывание, весело рассмеялись, и вдруг стали серьезными как никогда. Лаг, на правах старшего, требовательно спросил у Фиса:
-Рассказывай. И не вздумай утаить ничего.
-Один хвост остался у Гриши, но потерялся в осыпи, когда он случайно разбудил великана.
-Да, мы нашли его - кивнул Лаг. - Но он был весь избитый и переломанный, так что не решились провести ритуал воссоединения.
-Гриша идет к храму Богов, хочет просить себе жизнь. Он смертельно болен. - Не заморачиваюсь над всей картиной повествования нашего путешествия выделяю самые основные особенности я. - И еще - великан одарил его искрой своей души, я издалека видел.
Изменяю свой голос на виноватый.
-Значит нам уже поздно возвращать частицу темноты, что тлела в нем.- Замечает вслух, задумавшись над моим рассказом, Киф. -А частица света ...
-Нам не потребна. - заканчивает за ним Мак. -А хвосты, как нам вернуть наши хвосты. - Брат оборачивается вокруг своей оси демонстрируя голую пятую точку, и возвращается дальше баюкать сломанные когти. - Если мы покажемся Госпоже вот в таком виде, не уверен, что нам доверят нечто важное еще раз.
-Да она нас заживо в пепел превратит. - Бурчит уставший колотиться в прозрачную стену тюрьмы Лаг. -Фис, а есть вариант как нам войти в этот храм и вернуть свои хвосты?
Со злобной наглостью осматривая дубовую дверь с нанесенным на ней шестиугольным рисунком сот рычит брат.
-Почему нет. -Вглядываясь в деревянные ручки тонкими палочками-черточками торчащие поверх дверей, замечаю я. - Изменить потребству черной душе, научиться говорить "не"т злу и коварству, стать дитем Света, и принять в сердце свое Мать, и вуаля! Ты уже входишь в этот храм Чистейшей.
Чертята, как один, фыркают, и трут свои пяточки запястьем.
-Нельзя просто так взять, и войти в этот храм, не признав Мать своей Матерью.
-Но можно стать ее сыном не признавая, а просто приняв ее в сердце свое. - И мы щуримся дружно, и понимающе окидываем друг друга взглядами. - А еще можно обратиться в Предтече...
Я играю со словами запутывая своих братьев, пытаясь найти вход в комнате где есть только один выход. Иногда вход не только там где выход. Иногда он может быть как сверху так и снизу и даже изнутри.
-То есть ты его в дверь, а он в окно? - Издеваясь хохочет над моим рассуждением Мак. - Ты еще предложи обменяться с ними кровью и стать родственниками по крови.
-Если надо будет выжить, я по всем трупикам пройду, и даже больше, я лезгинку спляшу на их могилах. И не важно любят они гопак или предпочитают водить хороводы. -С ожиданием приближаюсь к стенке тюрьмы. -Руки приготовили, и зовите Бесконечную и Предвечную!
А дальше мы не рассуждаем, и зовем ту, которая нам матерью зовется. И она не обманывает нас. Клубами темени заволакивает тьма наши темницы, становится по- настоящему страшно, и даже жутко, но мы не унимались и звали Её. И она явилась.
-Какое странное место, - с любопытством оглядываясь произносит самый страшный кошмар любого христианина. Её оружие из кости с тупыми зазубринками на рабочей части косы, прислоняется к стене у самых дверей входа.
-Ах! Да вы тут уже в заключении? -Радостно восклицает Госпожа. -А меня зачем окликали?
-Доброго вам сна, Госпожа Разлучительница, - чуть кашляет, привлекая ее внимание Мак. Девушка сбрасывает серый поношенный рабочий плащ, и переводит взгляд своих иссиня голубых глаз на брата.
-Вы меня призвали... - Делает замечание она, и тут видит состояние Мака, Кифа и Лага.
Этот журчащий ручеек смеха я слышал только один раз в жизни. И именно в тот момент у меня поседели виски с затылком, но парочка душ вполне исправила моё печальное состояние, а сейчас я.. поседел весь.
-Черти без хвостов! - Смеется в полный голос жемчужными перекатами ручейка Вновь пришедшая. - Да-а, только вы могли так сильно вляпаться в жизненном цикле. Ну молодцы. Просто респект вам.
Она продолжает смеяться над нами, неумёхами, и не слышит, как бурчит зазнайка Мак.
-Госпожа. -Чуть осмелившись прошу я Повелительницу. - У нас форс-мажор.
Повелительница заинтересовывается, и чуть наклонив голову, прислушивается к моим словам.
-Мы не можем войти в храм Матери, но так как мы дети Тьмы, а все мы изначально ее дети, то мы просим вас засвидетельствовать наше право войти в эти двери и быть представлены Маме как ее самые верные дети.
Под конец речи я зажмуриваюсь, и приготавливаюсь к первому развоплощению в моей жизни. Мысленно уже подсчитываю варианты воплощения в слизистую жабу, или в самку комара. Потому что, я только что совершил невозможное. Я потребовал у Смерти исполнить тот самый, первый долг. Долг Дочери.
-Я похожа на дворецкого? - тоном неудовольствия переспрашивает меня Госпожа. -Или у меня на лбу написано: "Она может представлять вас любым незаинтересованным вами лицам". А возможно ты просто... ошибся?
Предлагает мне лазеечку спасения Госпожа, но я- то знаю, кем приходится ей Мать сидящая за этими дверями, и поэтому продолжаю настаивать на своем.
-Тьма спросит вас, в самом конце времен, о ваших деяниях. Что вы ответите Первой, той что породила вас о вот этой вот, неисполненной просьбе?
-Что я была не в духе! -Смеется Смерть. -Ну или наоборот, в духе! Или да! Мое платье не соответствовало данному приему.
-Платье? -переспрашивает Мак. И вытягивает откуда- то из кармана тончайшее, будто из кусочков тьмы сплетенное платьице. -Вот это подойдет? Лучшее из душ, что удалось поймать на заре на кладбище в Вельске.
Легкий взмах руки Госпожи, и стены времен сдерживающие нас пропадают, а она подплывая, едва касаясь туфельками шестигранного пола крыльца, протягивает пальцы и берет дань из раненных рук Мака.
-Я смотрю, тут есть пару праведных душ. - С удовольствием вглядываясь в сплетенное полотно тоненького платьица замечает Смертушка. И, облачается в него, просто приложив к своей тоненькой фигурке молоденькой девушке.
-Госпожа. -Благодарно смотрит на нее Мак. Повелительница походя облегчила его страдания, и теперь у него зажили раны, почти везде. -Благодарю вас.
-Отрадно слышать о благодарности из уст сыновей Тьмы.
-А хвост? -Жадно упрашивает Мак. -Хвостик можно же вернуть, ну... вырастить его, заживить или воссоздать?
-А хвост вырастит сам. - Махнула госпожа ему рукой и направилась к дубовой запертой двери у которой все еще стояло ее рабочее оружие. - Вы помните, что нужно делать, когда перед вами ваша Мать?
-Закричать "мама!!!" и броситься ей на шею? -Добродушно предположил Лаг.
-Или укусить ее в шею, а потом поцеловать в щечку? -Предложил Мак.
-Я так и знала, вы не слушали ни один из моих уроков по истории. -Вздохнула печально Госпожа. Тонким, менторским голосом, принялась нас научать как себя вести. Взявшись за ручку двери и потянув ее к себе, она прихватила другой косу, закончила: - Произнесите просто "мама", и не забудьте признаться ей в любви.
-Это как? -В шоке остановились за Госпожой чертята. -Нас же в Аду засмеют.
-А тут вас засмею я. -И она открыла дверь в огромный зал. -И не дай тьма, хоть кто- то засмеется, или описается. Он тут же узнает всю силу моей злобы и ненависти.
Толпой мы прошли за ней, и скучились, пытаясь спрятаться за сереющий плащ, с ... Да я уверен! Это были пятнышки крови, на тонком сером материале. Прислонив косу уже внутри огромного помещения, она обежала взглядом пространство, что лежало перед ней.
-Мама. -Позвала Госпожа. -Мы пришли в гости.
Звук летящих насекомых невозможно было перепутать ни с чем. А тем более, если это был звук огромных летающих пчел.
Только теперь я оторвал взгляд от рассматривания плаща Смерти и перевел его на происходящее в округе. Ну что сказать. Именно так я представлял себе улей пчелиной семейки. Воск, мёд, шестигранные соты и множество, просто космическое множество летающих...бабочек Гай.
-Ах, дорогая, - подлетела к нам крупная персона с шестью великолепными разноцветными крыльями за спиной. -Как вы вовремя. Говорят, на пороге у нас стоит зло. И оно хочет уничтожить весь наш выводок!
-Я тоже так рада видеть тебя, Мама. -Протянула Смертушка ручки в сторону спускающейся королевы Улья. -Так давно не была у тебя в гостях, что вот. Решила захватить с собой парочку гостей, и представить тебе их.
-О! Какое платье! -Заохала Королева Улья, -Надеюсь ты дашь мне адрес своего нового портного? А то старый только плащи тебе шил. Даже окантовку ленился прошить и вышить парочку незамысловатых узоров.
-А зачем за ним далеко ходить? -Удивилась Госпожа. -Вот, Мак. Чудеснейший и Неповторимый.
Она наклонилась и рукой пошарила позади себя, там, где стояли мы с братьями. Схватила первого попавшегося за шкирку и вытащила его на белый свет. И этим первым попавшимся был я.
И вот эта тишина. Такая пауза откровения. Она спустилась на все помещение резко, как опускается колпак на ядерный реактор, отсекая звуки, шумы, запахи, и сам воздух.
-Госпожа, - извиваясь в ее руках произношу, бессильно пытаясь вырваться из цепких пальчиков самой Смерти. -Вы ошиблись, я Фис. А Мак остался стоять чуть слева...
И такое громкое шамкающее бурчание в плотной тишине, шедшее от Мака,
-А что Мак? Платье швязал, узохы вывязал, окантовку хазметил и наметал, а еще души... Думаете так легко было носиться на хассвете и ловить эти ангельски шустхые души? Бу, бу..
-Мак... -указываю лапкой вниз, смирившись в происходящее бесчинство- там...
-Ты привела к нам в дом зло. - Торжественно и громко, чуть отступила назад Мать Улья. -Знаешь, милая сестрица...
-Где? Где ты видишь зло? - Приподняв остренький подбородок и сверкнув белыми жемчужными губками в медовом свете, лившимся прямо изо всех шестигранных ячеек, спросила Госпожа Завершения. - Я не вижу тут зло.
-Но эти... Дети Тьмы. Сыны погибели. Лжи!
-А ты чья дочь? Или забыла с какими потугами тебя рождала Мать Тьма. - Взъярилась Смерть. - Как она страдала от боли принося тебя в этот мир! Как она кричала и стонала, прося облегчить ее муки! А ты.. Ты мало того, что забыла, чья ты дочь, так и присвоила себе Её титул! Титул Матери!
-Но я действительно мать... -Еще делая один шаг назад растерянно промолвила Королева Улья. -Сейчас у меня почти шестнадцать тысяч детей...
-А у нее миллиарды! И еще столько же ждут в лимбе своей очереди на воплощение в этот и другой миры! Больше восьмидесяти миллиардов душ! -Взмахнув ставшими широкими как ее юбка рукавами-крыльями, откидывая в сторону стоявших бабочек Гай меня, столпившихся у прохода в следующую комнату, воскликнула Госпожа Без промедления и Завершения решений. -Она Мать! И они такие же дети для нее, как и ты! Кто дал тебе право решать за свою Мать? Кто ты для нее? Они плоть от плоти Её, кровь от крови Её, и даже.. ты не поверишь... Она, так же, как и тебя, рожает их в болях, и крича от страданий.
Королева делает третий шаг назад, спиной почти упираясь в застывших подданных.
-Кто ты такая? - спрашивает Смерть, вглядываясь в глаза своей сестры, - ты дочь, всего лишь Дочь! Вот и прими своих братьев так, как хотела бы, чтобы приняли тебя.
-Седьмая вода на киселе. -Шепчет в наступившей тишине Королева.
-Плоть от плоти, кровь от крови... -Вторит ей Госпожа. - Они даже сейчас сочатся её запахом и туманом. -Смерть машет рукой мне подзывая к себе. - иди ко мне мой брат. Не медли.
И я прыжками и с оглядыванием тороплюсь под крылышко к своей Госпоже. Каждое движение оставляет в воздухе сероватый туман. И он не черный только потому, что я ужасно голоден. Просто зверски. Уже нырнув за стоявшую фигуру Повелительницы, я прислоняюсь к ее плащу, ищу сочувствия и защиту у самой неоднозначной и непредсказуемой Богини. Внезапно она присаживается на корточки и начинает поглаживать меня, а следом за мной моих братьев. Продолжая вести диалог с матерью Улья.
-Сестра, ты забыла, как мы росли вместе, как мы стали теми, кем есть, и кем для нас всегда была наша Мать.
-Я помню... -всхлипывает Матка Бабочек Гай. - Но ты же помнишь, что эти недостойные, сыновья моей матери, чуть не сделали с моим родом, и какими усилиями нам пришлось остановить их экспансию?
-Время прошло. Мир изменился. И сейчас, перед пришествием Лика Хаоса, нашего Отца, мы должны вспомнить все, что нас связывало и объединяло.
-Иначе нам придется стать кем- то другими... а не собой. -Как мантру добавляет Королева Улья.
-Мой хвост! -Выскочил из под плаща Мак. -Госпожа, вы дали мне новый хвост!
И еще два таких же радостных вопля. А я тем временем разглядываю свои резко потемневшие седины, ставшие пепельно-серыми, с черным подшерстком снизу. И у меня нет слов от радости и благодарности, поэтому я только льну в ласке к руке Повелительнице Конечных Дней.
-Они достойны большего. -Решительно отстраняет чертят Смерть, и продолжает. - Пусть они созданы и рождены матерью Тьмой как зло, это не дает нам право возложить их воспитание на зло. Хотите победить врага - воспитайте его детей. Пусть не сразу, пусть спустя несколько поколений, но ментальность можно перебить. И эта работа должна вестись по всем направлением: танками, огнем, наступление... Ой, я увлеклась.. - рассмеялась Смерть, и продолжила уже более серьезно, всматриваясь и проходясь взором по лицам уже стоящих столпившихся детей Матери Улья, - И только нам решать, что с них вырастет. И только нам пожинать плоды.
Чертята весело щебечут и играются своими хвостами, забывшись, где они находятся. Я завороженно смотрю на Иль Три, вышедшего из общего скопления вперед. Эти мелкие букашки кажутся в храме их матери такими большими, или меня глаза подводят?
-Только Доля и Недоля решают кем станет существо, что его ждет в этом воплощении. Когда Родава поможет ему появиться на свет белый. - Продолжает Смерть. - Вот тут и сейчас, кто- то может признать одного из моих спутников братом и сестрой? Кто- то сможет повернуть Коло Ис Тины, и заставить его крутиться в новую сторону?
И мы делаем с Илем робкий шажочек друг к другу. Потом смелее и еще один. И вот мы стоим друг напротив друга.
-У меня необратимые обязательства... - Тихо шепчет Иль.
-А у меня обстоятельства... - печально отвечаю ему. -Но еще больше чем обстоятельства, я боюсь Её Любезность.
-Дай мне руку, спутник. - Взлетает на высоту моего роста Иль Три из рода Осени. -Я назову тебя братом...
-Сестрой, - смурнея, отвечаю ему.
... а в ответ слышу такие высказывания, что уши начинают сворачиваться трубочку. И лицо чернеет, и кончик хвостика начинает стучать об пол, от испуга.
-Ты что раньше не сказала?
-Так ты не спрашивал!
-Девчёнки!
-Мальчишки!!!!
Глава 18.
"Мир не делиться на черное и белое, ...доминанта в целом ...понятна. [Но нужно продолжать] поиск границ возможного..." Крамола. Откровения Предтеча. Книга Первого Люда.
Далеко за поворотом слышался зловещий стук металла об метал, злобные выкрики и рычание. Казалось, человеческая глотка не в силах издать подобные звуки, но завернув по дороге налево пришлось, таясь, высматривать происходящее. С жутким любопытством уставился на копошащихся в речной грязи людей, бьющихся металлическими прутами.
Нет, я не мог принять меч гладиус или двуручник за простой прут. Даже копье опознает любой здравомыслящий человек, а уж про прут и слов нет. Но эти непонятные палки без гарды и острия, с дыркой посередине... ну я не зна-а-а-ю. Не было на планете подобных. Ну если индийская пата, но и та с рукавицей вроде бы. А тут палка железная, и даже навершие не ощущается.
И все эти человеческие тела в грязи и пыли бились вдоль берегов реки, которую можно было переплыть в два нырка и три взмаха руками.
Засмотревшись на то, как яростно они стучаться и перестукиваются, орут и изворачиваются, так, будто это происходит это с ними в последний раз, я потер руками глаза.
Не выспался, ети её. Хоть и отлежался на каменных скамьях, но бока болели, в горле першило, да и живот подводил, как неродной. Тут еще еда становилась однотипной- консервы и хлеб, хлеб и консервы. Впрочем, я заметил, чем дальше иду, тем мне все кажется странным сном, нереальным и даже ...чудесным. Фей летают, черти хвосты требуют, великаны на себе катают. Не жизнь, а сказка. Или это недореальность какая-то?
Устало вздохнув я поплелся к воюющим. На другую сторону надо бы перебираться. И видится мне, это проще сделать по мосту, что столь яростно защищают бьющийся люд. Ноги, натруженные долгой дорогой, оцарапанные, в струпьях и перебинтованные в самых проблемных местах, еле плелись. Руки не хотели переставлять палку калика-перехожего, подобранную у храма со спиралью. Рот, закрытый от пыли дорог надорванным полотенцем, не хотел выдавать ни слова просьбы до бьющихся сторон. Надоело. Буду молчать.
И да, я почти миновал их, как меня заметил один из рыжих бугаев, что насиловал в сторонке одну из пойманных дев, по- видимому, из захваченных противниц. Он бросил свою добычу и поперся, не сводя взгляда на меня, снося воюющих будто пшеницу, отстраняя и убиваю люд гуртом. Его взгляд из подлобья я поймал сразу, но понадеялся, что может он отстанет, не заметит. Но нет. Мужик, потрясая космами с грязными косичками, свалявшимися в идеальные дреды, так и шел ко мне, будто ледокол сквозь поле битвы.
-Кто таков. -Крикнул мне чудило из далека. -На помощь пришел?
-Нет, - подала голос еле идущая за насильником дева, нашедшая железную палку на поле брани, - он нам пришел помогать.
-Иди подмойся, шваль, - рыгнул в сторону женщины рыжий. - сейчас я займусь тобой сызнова. Этот нам жратву припер скорее всего. Вспомнили о воях...Чтобы им икалось, и баб не хотелось... и не моглось.
Он зашелся в диком, не сдерживаемом смехе от своей шутки, и не глядя махнул рукой в сторону девицы. Его палка перерубила ее тщедушное тело, и кровь взлетела ввысь тонкими струями темнее на лучах светила. В этих каплях я явно увидел отрубленные лезвием тонкие косы русых волос девы, и даже ее внутренности. Задохнувшись от осознанного страха подался было назад, но боль, пышущая внутри, заставила меня сделать робкий шаг вперед.
-Я не за вас, и не за вас. - Тонким и каким- то козлиным голоском выблеял вслух, и поперхнулся. -Мне надо перейти на другую сторону.
Ошарашенный рыжий гигант подался вперед и переспросил, озадаченный ответом:
-Перейти на ту сторону? Я не ослышался?
Кивнув ему, я сделал еще один робкий шажочек и почти впритык подошел к бугаю. И тут заметил странное. От него не пахло ничем. Просто если люди дерутся, то запах пота стоит облаком над бьющимися, а уж аромат крови и смерти ни один не перепутает, тут же не было ничего. И увидел как тело девы потихоньку складывается в единое целое, и вот она уже вдохнула воздух, будто и не было мертвой. И поднялась на ноги с земли.
-А что это за река? -спросил у все еще обдумывающего рыжика, - В ней можно искупаться?
И тут заметил, как одно из двух тел, воюющих у самой речки, не смогло увернуться от чувствительного удара в живот от противника, и его снесло в самую протоку реки, и там оно с визгом и воплями вспыхнуло и сгорело.
Бугай проследил своим взором за моим взглядом и устало произнес:
-Еще один. Скоро за землю нашу некому будет стоять.
-Подожди. -Начиная догадываться о происходящем попросил я. -У меня есть одна вещь, которая возможно принадлежит вам. И опустив многострадальный рюкзак на придорожную траву начал копаться в нем, разыскивая там кинжал, коим одарил меня старец в разбитом замке Шри-ал-Три. -Это надо отдать вам?
Протягивая кинжал, все еще дымящийся на свету, спросил у рыжего. Тот с испугом протянул руку, чтобы взять клинок, но отдернул пальцы в самый последний миг, и я уронил его на землю. Сверкнув всеми двумя гранями, не взирая на туман и тень, сочившийся от стали, тот воткнулся ровнехонько острием вниз. И тут земля содрогнулась.
-Вытащи его. -Сжавшись, будто от боли, попросил мужик, и сделал шаг назад, к воюющим. -скорее вытащи. -Внезапно со всей силы закричал он, оборачиваясь спиной и принялся бежать.
Эго забег выглядел смешным и нереальным.
-У него последний клинок. -Заорал он воюющим. И они замерли.
Вот две девы, одна из которых упала, а вторая, помогая ей встать одной рукой, отбиваются от похожего на бугая рыжего, как родной брат на брата, вот, совсем еще молодой парнишка почти был втоптал в прибрежную грязь, и таких было много по всему берегу. И все они замерли от дикого крика, несущегося мимо них мужика. Их лица вспыхивали на солнце от радости. Они поднимались с земли и ...шли в мою сторону. Ряд за рядами, человек за человеком, отряд за отрядом, они будто перестраивались в шеренги. Подойдя поближе они замерли передо мной в безмолвном вопросе.
-Этот нож мне дал старец-дух в Шри-ал-Три. -спокойно сказал я. -Он произнес, что я знаю, что с этим делать, но я не знаю. Возможно это ваше? - Нагнулся, вытащил кинжал с земли, и обтер его об грязную штанину джинсовых брюк.
-Не искушай, -произнес ближайший ко мне уставший пожилой мужик. Весь в какой- то копоти, и испачканный пылью от поля битвы, он выглядел прямо сказать паршиво. -Мы не можем взять его в руки, только в чистых дланях он способен принести правду и совесть в дела люда, а в кровавых как у нас - все зло, что накопилась в душе...Он только и будет множить зло.
-Вы вои. Вам можно быть теми, кем вы являетесь. -Промолвил я. -Но взяв в руки кинжал, скорее всего, вы станете следующим жнецом душ...
-Ты хотел сказать жрецом?
-Одна измененная буква, а как меняется смысл... И да. Жнецом. Потому что Жрец - это поводырь паствы, не более того, но еще и Жнец ее. Ибо Пастухи питались и питаются плотью своих стад, отбраковывая болезненных и хилых. Но и являются заступниками и защитниками.
-Эта доля не по мне. -Произнес мужик, и сделал шаг назад.
-И я не хочу себе такого счастья.
-Да ну, еще и убивать. Меня от крови уже воротит... -Раздавались голоса из стоявших рядов.
-Ну значит пока кто-то не возьмет и не признает кинжал, до тех пор воить вам тут, пока Небеса еще раз не перевернуться задом наперед. -Пожимаю плечами, на выкрики.
-А какова доля взявшего? -И из стоящего войска выходит та самая изнасилованная девица, она все еще прижимает к низу живота руку. Темно-зеленое платье ее также, как и большинство из воев измазано в иле и глине. Видно, как ей больно просто стоять, но она терпит эту боль.
-Дума. Ваша душа. А больше покажет только жизнь. -Отвечаю я деве.
И она протягивает грязную ладошку вперед:
-Давай. Даже если моя душа будет проклята, даже если у меня никогда не будет детей, то пусть хоть другие дети не испытают той боли, кою испытываю я...
Вкладываю аккуратно в её ладошку кинжал. И тихо прошу капнуть капельку на лезвие. Она не пугаясь проводит рукой по затылку, где у нее до сих под сочиться кровь и смазывает лезвие.
-Теперь иди и правь своими овцам. - Говорю я ей. В глазах девицы ловлю искру возмездия и вот сталь дымясь несется вслед уходящему рыжему насильнику, втыкается ему в горло, а затем, несется обратно в ее маленькие, но такие сильные ручки.
Не оглядываясь на свершившееся возмездие, я иду через реку Смородиновую, по Калинову мосту.
-Я призову тебя, клинок скорби, в нужное время и в нужный час, - шепчу тихо не оборачиваясь, но почему- то уверен, мои слова были услышаны и запомнены.
Меня ждут Боги. Меня ждет очередной укол. Меня ждут ... И даже если меня не ждут, я обязан дойти.
18.2
"Научитесь говорить "НЕТ"." Советы психолога.
Миша.
Складывая листы записной книжки вместе, я невольно прокручиваю события тех прошедших дней. Каждый из листочков лежащий в этой пухлой папке - это несколько часов моей жизни, тех мигов, соединившихся в оживший кошмар. Поиски велись по всем направлениям. И по организации Лизы Алерт. И по полиции, и по знакомствам, и даже неведомое подключили. Мама Гриши, Мария Петровна, съездила к гадалке.
И все указывало на то, что он поддался на уговоры Пашки и пошел за неведомой панацеей, в надежде излечиться от рака.
Мы нашли несколько смятых листов у него в комнате, явно из тех, что он сам писал в горячке температуры, ужасные стихи. А уж потом пришли данные об перемещении его по сводкам из полиции, и я поехал разыскивать его в Магнитогорск.
Приехав туда, начал опрашивать всех таксистов, стоявших у вокзала, и о, чудо! У меня получилось найти того, которому кто- то когда-то кому-то рассказал однажды, что довозил похожего паренька. И вот так, разматывая клубочек, узелок за узелком, пройдя все этапы поиска и планирования, добрались до стены мегалитного сооружения в Шории.
Эта стена не выглядела как та, что нам описывал лесник, но я признал кота бабушки Гришы у него в доме. И вот я стою у этой стены, будто сложенной только вчера, и даже верхние слои ее не повреждены. И внимательно всматриваюсь в густую заросшую просеку по над самой стеной.
Ну нет тут следов человеческих. Или заросло все после дождей. Со мной двенадцать добровольных поисковиков, что поверили на слово, и мы идем по обе стороны от стены прочесывая лесной подшерсток, и просматривая его внимательно, ворошим палками скопления нападавших веток.
И тут я слышу крики:
-Нашли! Есть! Живой!
И сердце мое начинает биться сильнее.
Ну, привет, Гриша.
Мы вытаскиваем его из непонятной ямы, наполненной ветками и сучьями со срубленных елей, и я вижу то, что не заметят парни. Мой друг адски хочет умереть. Просто желание у него такое. Накачать себя так наркотой, не оставив себе даже шанса для выживания, это просто надо суметь. Но я знал к кому еду. Потому один укольчик в едва найденную вену, и мы ставим капельницу, которую старательно придерживают по очереди все спасатели на весу, пока тянут Гришу на брезентовых складных носилках из леса на трассу.
Обескровленный, в наркокоме, обезвоженный и неповторимо грязный, вплывает мой друг в реанимацию Магнитогорска. Заставляя многих если не морщиться, то брезгливо отворачиваться с ярким вопросом на лице: "Вы зачем ЭТО приволокли сюда?"
Но у Гриши есть я. И поэтому мы его кладем в реанимацию на два дня, затем переводим в интенсивку, и лечим, лечим, капаем, и ...молимся всем богам, которые есть или будут.
Да, я сходил с ума, когда мне главный врач, женщина в годах сказала, просмотрев историю болезни:
-А зачем вы мне притащили труп? Статистику мне портить? Предлагаю его положить на ночку в скверике, а потом списать как обколотого наркомана, коим он и является...
Да, я боролся с системой, заставлял всех выполнять свои обязанности, проверял и контролировал происходящее, но ясно видел, что время упущено. И теперь только чудо может помочь моему другу выкарабкаться из цепких лапок смерти. Доходило до смешного, санитарки, которым платят за обмыв лежачих требовали деньги за помыв Гриши. Благо, что большинство капельниц и систем я мог ставить сам, а то твердая такса требовательной медсестры ввела меня в транс. И такой маразм был во всей больнице.
Но он стал приходить в норму, если это можно так назвать. Показатели становились лучше, впалые щеки приобрели свою нормальную форму, вот только Гриша никак не выходил из комы, и поэтому, понаблюдав за ним, принял твердое решение перевозить домой. Сколько нервов было потрачено, сколько средств было вложено, но я привез его в Москву. Не смотря на вопли глав врача, что вот тут раскомандовался приезжий, а ей отвечать потом за моё самоуправство. Не взирая на отказ страховщиков оплатить перевозки и машины скорой помощи задействованные в спец операции "Перевести домой, или в Москву".
Я отдавал себе отчет, что опоздал, но хотел снова увидеть такие дорогие моему сердцу голубые глаза Гришки. И сказать ему "привет", что пошел на должностные преступления. Наплевав на врачебную этику, я буквально выкрал его из больницы магнитки, отставив позади странный образ жизни местных обитателей, выражавшийся в едином понятии: "А почему это москвичам все, а нам фига? Пусть всем будет плохо."
Они скорее мешали, чем помогали во время всего моего пребывания тут. Нет, встречались и хорошие люди, но чиновники, те кто по должности своей обязан помогать, вставлял палки в колеса моей истории. И я на всю жизнь запомнил эти фамилии и имена сволочей. Потому, что зло надо помнить. Вечно.
Глава 19
"Качают реальность все эти сущности, да и сама такая же шаткая..." esenija-s Французский зефир.
"...Ведь и разрушение порой может пойти на пользу. К тому же тень, как известно, обязательная составляющая мира." Славянский портал.
-Расскажи еще раз, дитя Тьмы, как ты вошел в мой храм?
Устало сидящий после боя на заледеневшем троне, сотканном из веток деревьев, с висящими тут и там шишками, яблоками и гроздьями виноград, спросил меня во второй раз Бог Родъ. Высокий, светловолосый голубоглазый, он был гигантом в этом зале Великанов. Его белокурые волосы были подвязаны красноватым кожаным ремешком, а одеяние на нем похожее на римские тоги вкупе с длинными штанами-шароварами, делало его похожим на древне-славянского воя на картинке учебников по истории славян. Дополняло его обличие оплетки на ногах коричневого цвета, переходящие в сплетенную замысловатую обувь-мокасины. Натруженные руки рабочего человека сразу привлекали к себе внимание, тем более, он показательно положил их на подлокотники, и нет- нет, то сжимал их в кулаки, и стучал по державу, то обхватывал конец подлокотника в нервном волнении.
Поборотое тело змеелюда, лежащее на полу из тонких прямых линий, пересекавшихся тут и там под прямыми углами, уже начало сковываться ледяной корочкой. Рассыпавшиеся на каменные куски горгульи громоздились отвалами вдоль стен, где их настигали стрелы Перуна. Это были те, кто восстали против своих Богов. Затягивающийся прозрачным льдом пол восстанавливался с очень медленной скоростью самостоятельно, происходящее так заинтересовало меня, можно сказать завораживало, и не отрывая глаз от него, принялся рассказывать Роду как все произошло.
-Спуск с горы основательно подорвал мое здоровье. Два раза упал, один раз разбив колени до крови, порвал лямку у рюкзака, и распоров подошву у кроссовка, у правого. Никогда не думал, что можно такую качественной подошву располосовать камнями. -Задумчиво начал я свое повествование, заметил недовольно нахмуренные брови заледеневшего Бога, когда отошел от рассказа, быстро вернулся к повествованию о прошедшем:
-Когда подошел к Храму изо льда и пламени, стоявшего меж рог спящего дракона, то увидел суетливых ангела и демона. Они вначале спорили о чем- то между собой, но потом разбегались по площадке перед храмом, а то вновь собирались у крыльца. Как мне стало понятно, они пытались войти в храм представлявший собой огромное здание о четырех остроконечных вершинах...
А тут замолчал, вспоминая поподробнее:
"Хмурый дождливый день, не задался с самого утра. Мелкий дождик, когда я только вышел с храма и прошел километров шесть перерос в полноценный ливень, и вот когда я спускался с очередного спуска передо мной повисла радуга, и прямо посередине неё стоял храм, поблескивая в лучах светила синеватыми острыми крышами, тонкими стелами, устремившимися вверх. И эти два чистых чудака носились от двери к стенам туда-сюда, стараясь что-то потрогать, постучать. И видимо у них ничего не получалось, и эти два суетливых оболтуса, наорав друг на дружку принимались делать все с самого начала, бегать-стучать-орать. По их поведению догадался, они тут торчат уже не первый день.
-А вот и адепт появился - издалека радостно встретил мою промокшую тушку ангел. -Иди сюда, страждущий.
-Иди на х... - отреагировало мое тело само на окрик ангела. -И не подходи, а то заломаю.
-Погоди... - Ангел радостно улыбнулся мне как родному, - ты что, русский?
-И чё? -вопросом на вопрос отвечаю ему. -Все равно не подходи.
-Соотечественник, - распахнул руки и крылья ангел, для объятий.
-Ты мне тут не свисти. -останавливаю его выставив вперед ладонь. -Дай дух перевести, а пока рассказывай, что вы тут творите.
Внимательно посмотрел на почти облетевшие перья на его куцых крыльях. Отметил кожистую составляющую под ними, зачем- то пригляделся к источающему тьму темного спутника ангела, и решил отдохнуть. Присев на гранитных ступеньках перед входом в храм, перевел дух.
И поведал мне вначале улыбающийся ангел, но чем дальше по повествованию, тем более становившийся смурным, что вот мол, перенес их камень сюда, ко входу к храму, а как войти, они не могут догадаться.
-А я сюда пехом пёр, -замечаю в самом конце его словоблудии, - ну почти. Больше недели затратил на путешествие.
-За желанием? - участливо спросил темник, спрятавшись под странного цвета, плащом от вылезшего из тучек светила, что парило высоко в небе, выжигая лишнюю воду с поверхности планеты.
-Ну, а за чем же еще, - тяжко вздохнул, и поинтересовался, - вы тут давно тусуетесь? Гриша, - наконец решил представился вздохнув.
-Третий день уже, -кивнул головой на дверь храма ангел, - Яромир, - протягивает он мне ладонь, -А ты знаешь как войти?
Какой настырный ангел попался, я ему только имя назвал, а он меня уже раздел, об танцевал и в койку? Нетушки. Не на того напал.
-Там танец бабочки Гай надо, жизни не прожитые, и еще кучу всего, - отмахиваюсь рукой от ангела, -сейчас отдохну маленько, уколю себя, и войдем. А этого как зовут?
-Тёмным имена дает создатель, -спокойным тоном отвечает ангел, - у них как таковых нет имен, только клички. Я его тёмником называю. Брат он мне, по крови.
Антагонисты и братья? Меня тут за придурка держат. И это без кажется...
-Уколешься? -взгляд темного, а потом он, втянув перед собой воздух, и поняв какой тяжелый дух идет от меня, чуть ли не с жадностью протягивает ко мне лапы. По ним бьет рукой ангел, и строго качает темнику головой - мол, нельзя.
-Брат? -и немой ответ-мимика от ангела, мол, потом, если не забуду, расскажу.
-Передохни, а мы пока водички тебе принесем, - говорит ангел, и, взяв у меня котелок, утаскивает куда- то с собой темного.
Расскажет он, ага. Я сделал вид что поверил-поверил. Ну доверчивый по самое не балуся. А еще эти зубы темника. Да он же меня сожрать хотел! Подумаю после укола, а пока, где там мои шприцы?
Где сидел, после укола, там и лег спать, прикорнул на полчаса, пока они валындались, непонятно куда-то в сторону гор. Головой оперся об нагретый солнышком парапет и так хорошо меня взяло, что с трудом вынырнул из пучин сна, как только вернулись путешественники за водичкой. Я правда, перед уколом, немного рюкзачок по-разбирал. После укола, я может и не смогу сразу приготовиться к ритуалу. Лучше сразу все разобрать и выложить.
Проследил лениво взглядом за подошедшими, поинтересовался:
-Яромир, а ты покажешь, вы где именно здесь появились? В каком месте, и поточнее.
-Почему не показать хорошему человеку. -Согласился ангел, и осмотрев распакованный рюкзак с разложенными, но прикрытыми вещами, спросил, - готовишься ко входу?
-И это тоже. -Кивнул согласием на вопрос. -Пойдем покажешь, где и как.
Еле смог оторвать свою опу от теплого гранита, экой меня размотало от тепла, распарило.
Пошатываясь ото сна, пошли смотреть с ангелом, где они появились с темником. Немного поспорив, браться указали мне эти точки, и я попросил их встать на них.
Ничего не произошло, но я просто был уверен, что они тоже завязаны на ритуал.
-Отлично. У меня чуйка, не просто так вас сюда привело. Возможно ритуал как то на вас завязан, - сообщаю я антагонистам. - так что, ребят, придется вам немножко тут постоять. На страже, так сказать.
-А как же мы войдет внутрь, если тут останемся? - задал вопрос темник, - у нас так же есть свои вопросы и желания к Богам.
-А вот как почувствуете, что можете идти, и дверь будет открыта, то идите, просите, требуйте, делайте, все-то, ради чего вы тут. -спокойно отвечаю на его замечания. -А пока побудьте тут.
Они нехотя соглашаются. Кому охота стоять в солнечных лучах, особенно когда так сильно парит.
Возвращаюсь один к ступеням храма и протянув ладонь вверх, зову клинок с душами умерших.
-Клинок скорби, зову тебя на обряд.
Солнце как палит никогда, но эти струйки дыма и тьмы, что собираются в тяжелеющий стилет у меня на ладони, взялись будто ниоткуда. Они текут ото всюду, изыскивая тропинки, чтобы не касаться света, странно шипя, когда антогонисты вынуждены сталкиваться. Поднимаясь к моей вытянутой ладони, тьма соткала прямо на ней острое жало дымящегося клинка, и опала, растаяла в свете дня вниз, на мраморные ступени Храма. Так падает морская пена, растворяясь на водной глади моря.
Укладываю кинжал рядом с фигурками богинь на подготовленное полотенце, вместе со всеми остальными вещами, что понадобятся мне в ритуале.
Поднимая руки вверх, и уже знаю, это без толку, звать бабочку Гай исполнить свой долг. Но нужно попытаться.
-Призываю давшего слово, Иль Три из рода Осени. Приди и ответь, по обещаниям своим.
С неба падают множество тонких нитей, что золотятся на солнечном свету и искрятся, слегка извиваясь под легким ветерком. Кончики их завернуты в небольшие утолщения, они волокутся по пустынной, вымаранной от травы земле, как длинные волосы. И там, в высоте я вижу две точки, что спускаются вниз, ко мне. Все происходит так быстро, что могу только наблюдать снизу- вверх их спуск, слегка направляя своим голосом окликивая. И вот, передо мной уже стоят два моих пропавших спутника.
-Зиф, ты ли это? -спрашиваю я попискивающего уставшего чертенка, абсолютно черного, без привычных пятнышек на лице и лбу. Без челки и с непонятными утолщениями на спинке.
-Гришшш-ша. -шипит он, но не делает никаких усилий, чтобы спрятаться в тень, и спокойно находится на свету. И все же замечаю, как клочки тумана, покидающего его тело от движения, стали немного серее.
Потом, Зиф. Расскажешь потом. -обрываю темненького. И переношу свой взгляд на разодетую Бабочку Гай. -Исполни свой долг, давший слово.
-Как вам будет угодно, прошедший путь, - кланяется мне зависший в воздухе мотылек.
Усмехнувшись, кланяюсь ему в ответ, и делаю шаг к приготовленным вещам. Разложенные на полотенце, лежат сердце-камень, фигурки Богинь, и оставшийся последний контейнер с кровью, кинжал от которого на свету так ярко видны гроздья отходящего тумана.
Все расставляю вокруг у дверей, возвращаюсь к каменному сердцу, и, подойдя к двери, соединяю его с небольшим углублением на двери. Сердце присоединяется со странным чпоканием и загорается, перекрывая кровавыми лучами солнечный свет, озаряя округу странным кровавым отблеском, шедшим изнутри него. Я возвращаюсь к расставленным фигуркам богинь, и замираю в шоке, от увиденного. Ангел и темник замерли в янтарных каплях внутри, прямо на тех местах, где просил их стоять, и от их застывших фигур к сердцу возвращались кровавые лучи, которые казалось увеличивают свечение камня. Чертенок же с бабочкой Гай все так же невозмутимо стоят за кругом обозначенного места проведения ритуала.
-Игры богов. -Выдыхаю я, - выжить бы...
Отмираю, и взяв контейнер с кровью поливаю щедрой рукой богинь, и плескаю в сторону сердца.
Не попадаю, и поэтому возвращаюсь к нему, сделав эти два шага. Еще одно усилие, и кровь растекается по светящемуся камню. Но ничего не происходит. И правда, что могут сделать эти несколько сгустков крови, спаявшихся в непонятное желе? Потому выход только один, и я беру кинжал и наношу себе резкий удар лезвием по ладони, и мажу появившуюся кровь по камню. И тут же свет его изменяется на более темный, насыщенный.
Перевязывать руку не когда, и я перетягиваю ее жгутом, что использую для укола чуть повыше запястья. И продолжаю ритуал.
-Души, я зову вас. - Поднимаю искупавшийся кинжал повыше, и в тот же миг души вошедшие в него начинают истекать вниз, исходя с кинжала. Они срываются с лезвия, и становятся в длинный строй идут к бабочке Гай. Иль поет свою песню, и от ее звука лучи колеблются, и дверь громко стукнув, осыпавшись пылью веков, начинает открываться. А затем он в едином порыве втягивает в себя туман шедших людей, и довольно выдыхает взлетает вверх к уже поднимающимся в небо желтым струнам, от которых так заманчиво пахнет медом.
Порыв ветра буквально заносит меня внутрь храма и бросает на каменный холодный пол, с ледяными, покрытыми измозью гранитными плитами.
Ударившись еще раз незажившим боком, и бедром я, как- то не тороплюсь вставать, и поэтому не вижу, как оживают тени горгулий сверху, как разминают руки ожившие статуи Богов, сидящие на своих каменных пьедесталах. Как вместе со мной врываются тени, а за ними влетают ангел и темник, что стояли статуями, и уже отмерли, как только открылась дверь."
-А потом рядом со мной упал один камень, впечатавшись в гранит, и крошки от падения полетели мне в лицо, еле успел рукой прикрыться от них, и еще что-то громыхало, и билось, то об стены, то об пол. Эти звуки просто взрывами впечатывались в мою побитую голову, еле смог отползти к стене. -Рассказывал я Роду. - Это потом до меня дошло, что камни -это горгульи, а ангел был на стороне зла, а темник наоборот защищал вас, как чертенок.
-Они погибли... - Сухо заметил тот.
-И клинок, он стал светиться в темноте зала, и от его света от меня шарахались все, когда я встал и пошел сюда, где сидели вы.
Высокий потолок скрывается в тени. Стены, высеченные из камня, суровыми колоннами поднимались высь, и эхо от моих слов гуляло в вышине, пока я рассказываю Роду то, что видел, все так же держа сверкающий клинок в этом ледяном безмолвии. И только застывшие фигуры богов, вернувшиеся на свои места, так же замерли в ожидании приговора.
-Ты хотел убить меня и моего брата. -Замечает он.
-Я прикрыл глаза, ведь всюду летела пыль и песок, она могла попасть в глаза. Да, не смог понять куда иду, а потом наткнулся на...вас.
-И воткнул клинок душ мне в ногу, и вытащив, ранил моего брата. -Сурово замечает Род.
-Был уверен, что ранил горгулью.
-Это слуги. Те, кто остались с нами. -сухо отвечает он.
-А мне откуда было знать это? Они бились с ангелом!
-Ваша вера так извращена. - Замечает Род.
-Но я разобрался. - Перебиваю его, - и тут же разрубил одну тень. Она втянулась в клинок и исчезла в нем, и тогда я стал у ваших ног и начал просто втягивать тени касанием клинка.
-И только это спасает тебя. -Недовольно отвечает Род.
-Ну не преподают сказания славян в вузах, - отвечаю я ему. -откуда мне было знать, что черный змей решиться напасть на вас? И что Род и братья его- это единственные кто способен совладать с черной напастью.
-Твой кинжал - это дар не тебе. - Отвечает на это Род. -Мир так сильно изменился, что забыл о существенном, том, о чем пекся раньше каждый славич. Вы впустили к себе в душу тьму и забыли о вашем извечном враге.
Вспомнив об искре, которой одарил меня Снег, я не выдерживаю, прошу:
- Посмотри мне в душу, Бог Род, есть ли там тьма?
Он замолкает. Всматривается в меня из под седых бровей, и свет в зале кажется загорается все сильнее, а потом отводит взгляд.
-Искра, даренная мне за спасение жизни, до сих пор светиться в моем сердце, и никто не смеет упрекнуть меня в черноте его.
И мы молчим. Каждый о своем. Каждый принимает такое важное решение, от которого зависит весь путь, который он пройдет потом по земле.
-Желание. -Одно слово срывается с его губ.
-Хочу все изменить. ВСЁ поменять местами, и вернуть Пашку...
Позади меня раздаются легкие шаги и чей-то знакомый голос, так по родному, говорит:
-Ну и насрали вы тут, свиньи...
Глава 20.
"Разошлись Небеса по кругу. Осветилась плоть планеты лучами Звезды. И в круге том стояли, застывши Шестнадцать Богов, что пришли по зову отца своего, Рода. Замерли в круге и кругом, вокруг. И протянули они руку, что от сердца идет, к Роду. И сказали Слово своё.
Замёрзли тогда Небеса, и упала к ногам Отца-Рода Мысль. Взывала он к Суду Небесному, Праведному. И обвиняла род людской в грехах смертных, и каждый из них проговорила.
Слушал Род Мысль, и смурело его лицо. И после озвучивания последнего греха соединил он руки свои перед собой, и сказал свое Слово.
И были сняты с Человека десять лет его жизни. За каждый совершенный грех - по одному году. И было это на веку людском в год стояния Трех Солнц. (Лето 604392 назад.)" Из хроник Рода. В Книге Жизни.
"Неведомы дела зло умысливших, не ведомы деяния добро решивших. И если мысль - есть решение, то дело есть -свершение." Круг Знаний. Ас Гард.
Гриша.
Застыли величественными статуями темнота и свет. Боль затмевала мне глаза. Больше не было уколов, чтобы усмирить ее, и я толкнул непослушное тело в едином стремлении ступить на порог Храма Богов.
Миновав последнюю ступеньку, я вложил кровавый алмаз, бывший сердцем импа, в выемку двери и услышал как поет своею песню бабочка Гай, забирая жизни вложенные в дымящийся клинок. Вышли из дымящегося нутра сумеречные тени и побрели к танцующему и поющему созданию света. Ловким движением руки он смаковал их дымящиеся эфирами тела и вдыхал их в себя. А потом и клинок притянул к себе и вдохнул. Но не смог одолеть до конца, отбросил. И вернулся кинжал ко мне в руки.
Потом бабочка Гай протянул руку к дверям храма и запел уже совсем другую песню. Задрожали желтые нити, свисающие с небес, и свет шедший от сердца импа преломился, стал подобен струнам. От голоса поющего Иль, задрожали и гулко зазвучали струны, натянулись и дрогнула дверь в едином сдвиге внутрь. Посыпалась пыль с открывающихся створок. Раздался громких хлопающий звук и от дверей хлынул яркий беловато-золотистый свет.
Стоя на одном колене преклонено у отворяющихся дверей, я рукой помогал себе, загораживая свет, так и ослепляющий насквозь, даже с закрытыми глазами. Поднявшийся ветер подхватил моё тело, затягиваю во внутрь храма, и тут чей- то неестественно громкий женский голос произнес:
-Он приходит в себя, Павел Егорович.
И там, вдалеке, загрохотал мужской голос, призывая не трогать больного, а просто наблюдать за ним.
А потом в мои на несколько миллиметров открытые глаза заглянуло и лицо этого пожилого мужчины, и его неестественно огромные губы произнесли:
-Нагулялся, Гриша? В каких мирах шатался? Расскажешь?
Сглотнув ртом несуществующую слюну, я едва смог прошамкать сухими и тяжелыми губами:
-Желание одно...
-Какое желание? -Заинтересованно спросил таким же громогласным голосом мужчина.
Во рту горело от засухи, и чувствовалось, как лопаются губы как только начинают двигаться. Все же упрямо произнес.
-Хочу поменять ВСЁ местами, вернуть Пашку и... жить...
Лицо исчезло из моего взгляда, и поэтому решил, что он ушел. Наступившая тишина принесла облегчение моим ушам. А затем я засек своими локаторами торопливый шепот мед.сестрички: "Он только пришел в себя. Прямо при вас это произошло..." Ей отвечал такой же шепот мужчины. "Бредит, не отошел от комы. Шутка ли, полгода провалялся в ней."
Но уже через миг, когда его лицо появилось в поле моего взора, немного суетливо спросил стоящих неподалёку людей в белых халатах, шамкая сухим как пустыня ртом, еле ворочая языком:
-Ну что?
-Все будет так, как ты хочешь.
И в этот миг я почувствовал, как нечто затянуло мне руки и ноги, фиксируя на кровати. Это протянулось по груди и вдоль пояса, и застыло давящим удавом.
А затем меня подбросило ввысь к потолку комнаты. Раздались крики людей, и кто-то заверещал как в последний раз, и затих. Потом резко, потолок пошел вверх и кровать, на которой лежал, уронило вниз, так низко, что я засмотрелся в удаляющийся потолок, пока тот не превратился вдали в серую кляксу. Все этажи здания, сквозь которые меня проносило, были разломаны и разваливались. Мои руки и ноги были явно зафиксированы эластичными повязками, поэтому я никак не мог выбраться, только слабо трепыхался на этом металлическом ложе, кровати для душевно больных.
Искры от электрических разрядов сыпались на меня, но не было страшно. Почему- то постоянно думал, что это такой же нереальный мир, в котором уже один раз был. Или это сон. Но вот на лоб мне спланировала перчатка. Простая медицинская перчатка со следами крови на пальцах. Она закрыла мне левый глаз. И я едва смог мотнуть головой сбрасывая этот предмет с лица. Настолько слаб был. В этот самый миг осознал, что не сплю. Вокруг -реальность.
А потом тряхнуло еще раз, и еще, и с одной стороны мою кровать сильно сплющило. Зажатая у самой стены она выгнулась ложем вверх, а потом скобы держащие бинты лопнули, и я смог освободить вначале одну руку, а потом вторую. Освобождая ноги, и себя, привязанного теми же бинтами на изгибающихся металлических трубках, бывших раньше кроватью, отчаянно молился о жизни всем богам в видимом мною раньше храме. Даже было не важно - реальность то была, или сон.
Когда понял, что провалился в подвал, и щель от землетрясения идет еще ниже, то что есть сил уцепился за штыри, идущие из стены, и начал выволакивать тело из проема, тянущегося дальше в низ, в подвальную комнату. Непослушные атрофированные мышцы не хотели двигаться, и я руками втягивал висевшие ноги, буквально закидывая себя, свои конечности, на торчащие палки, а затем и во внутрь будто располосованной монстрами, подвальной комнатушки.
Трясло безбожно. И пришлось ползти к выходу, ориентируясь по упавшей схеме спасения при пожаре. Только там, на лестнице, почувствовал, как сильно же выдохся, но побоялся, что и лестница сложиться как карточный домик, и окажусь в ловушке. И пополз. Через боль и силу. Помогая себе руками из последних усилий. Ноги вообще не чувствовал, так же половину тела ниже живота не ощущал своими. Возможно именно это помогло мне пережить шрапнельный камнепад, начавшийся с верхних этажей. Ну не почувствовал сразу боли от ударов камешков, и прополз, не ощущая, как у меня появляются синяки от летящих камней, стремясь пройти побыстрее опасное место. Наступившая темнота ясно указала путь на выход ярким светлым пятном.
Затем был выход в холл, где смог привлечь внимание еще не убежавшего санитара, что взвалил мое похудевшее до состояния мумии тело себе на плечо, и выволок его, из начавшего оседать здания больницы. Как не торопился санитар, но клубы пыли настигли нас, накрыли и укутали, попадая в легкие и глаза. Закашлялись оба. Старался не дышать поднявшейся пылью, но она была везде, забивалась и откладывалась в уши, и застывала непонятной твердой корочкой на открытых участках кожи. Стараясь не попадать под осыпавшиеся высотки, парень прислонил меня к фонарю у перекрестка и прокричал очень громко, прикрывая рукавом свой рот склонившись ко мне, в забитое пылью ухо.
-Ползи по дороге, я попробую еще кого-нибудь вытащить. -И убежал.
Да, пришлось снова поползти. Стараясь не приближаться к еще осыпавшимся высотным зданиям, едва ориентируясь в еще не улегшейся пыли старался держаться середины улицы. Проползая мимо выкинутого из окна дома увидал разбитый стол с дубовой столешницей. И внезапно ощутил, как подо мной было что-то мокрое.
"Обделался, что-ли"- подумал вскольз. И тут увидел в пыли волну, что шла от реки. Небольшая, примерно с полметра, она была так густо покрыта пылью, что заметить сразу не было возможности. Сама ситуация не давала времени на обдумывание. Броском дополз до стола, закинул на столешницу непослушное тело и замер, вцепившись руками в раму и обводы, сделанные по краю.
Так меня и носило по волнам, среди рушившегося города. И только когда внизу, под водой скрылись последние строения с блестевшими тут и там электрическими разрядами, то ощутил возросшую глубину под собой.
Волнами меня относило все дальше и дальше за пригороды. Пришлось прикинуть примерный метраж до земли сейчас. После обдумывания был вынужден признать - это больше сотни метров. Умывшись, и прочистивши уши от набитой пыли, оглядываясь вокруг заметил пятно вдалеке. Решил направиться туда и начал загребать к видимому вдали холмику, одиноко торчавшему над океаном воды вокруг.
Когда пристал к суше, то сразу обнаружил стоящих там понурых людей.
На меня никто не обращал внимания, таких чумазых было тут больше половины. И вот мы, застыли у самой кромке воды наблюдая как тонет наш мир, наша цивилизация.
-Что за чума? -спросил один. Но ему никто не ответил.
Многие плакали. Дети, понявшие всю суть трагедии прижались к взрослым, ища защиту.
Еле смог привлечь их внимание со своего деревянного судна слабыми криками. Мужики вытащили на сушу столешницу, а после спасения, с моего разрешения, разломали и сложили доски в костер.
Первая ночь после катастрофы была самой страшною. Все понимали, что они выжили благодаря не небу, а собственному везению.
А потом под утром моего плеча коснулась чья-то рука и обернувшись, увидел лицо того, кого точно не ожидал тут найти.
Миша присел около места где я спал, своеобразной постели на корточки. Почему- то неверя, осматривал и ощупывал меня. Затем в едином порыве обнял и начал захлебываясь, рассказывать, как искал меня. Как нашел в Магнитогорске в больнице в коме и перевез сюда домой на спец, бортах. Как не верил, что я выжил и рад, что вдруг нахожусь вот тут, перед ним. Что вся и его и моя семья пропала в армагеддоне, и еще часа два нес чушь, пытаясь выяснить, знаю ли что-то про его и мою семью. К сожалению, ничем другу помочь не смог.
Когда начался рассвет, он застиг нас так и уснувшими на земле, где мы спали под одним выпрошенным у спасшихся, покрывалом, прижавшись друг к другу спинами. А утром заметил его.
Знакомая улыбка, смех и глаза. Его жесты, и еще подковырки. Я верил и не верил своим глазам, но это был Пашка.
-Борис, -представился он, пожав нас с Мишей руки. - Вы вчера не поужинали, а нам сейчас очень нужны все свободные руки. Так что, пошлите завтракать ребят.
И подмигнул мне, всмотревшись в душу своими блестевшими синими глазами.
И в этом отблеске я явственно увидел застывшие статуи у входа в Храм Богов, Громкий всепроникающий голос Того, чьё имя забыто, и согласие одарить меня как дошедшего первого вопрошающего по делам его.
Я слышу стук сердца моего, когда решается моя судьба. Смотрю на громадные весы, взвешивающие все дела мои на двух чашах, всматриваюсь в прекрасные роскошные фигуры богинь и согласно киваю на замерших Ангела и Тёмного у входа в зал. За что получаю право еще одного желания, которое и обещают мне исполнить, как только я его озвучу.
И да, я помню этот синеватый блеск, что окутывает тела застывших. И короны в виде нимба, и плащи их из водопада звезд.
-Гриша, - позвал меня Миша. -Ты что замер?
-Все нормально, -завороженно, едва дыша, отвечаю ему, словами из известной песни. -Нормально -нереально.
В это же время. В реанимационной комнате.
-Разряд. Еще разряд. Еще разочек...
-Время смерти 12.37.
-Я еще хочу попробовать, вдруг он оживет...
-Миша. Отпусти его....
Конец.
Постскриптум.
Тонкие костяные пальцы простёрлись в сторону карты висящей на стене. Обтянутые старческой кожей белесые кости были видны сквозь прорехи в сгибах меж фаланг. Дымчатый туман струился от белесой с пятнами ладони в струпьях, как пар валит от горячих рук на морозе. С одним отличаем- пар белый, а этот дым, что отходил от сухой сломанной кожи был сероватого цвета. И он то бросался к карте, обтекал ее и возвращался назад послушными дымчатыми перьями, то замирал на кончиках пальцев, что медленно приближались к висящему полотну.
Старуха была слепа и едва дышала. Тонкие ногти когтистых старушечьих рук все ближе приближались к висящей в пространстве карте. Туман все сильнее и быстрее вырывался от пальцев рук, и нёсся к карте, и обратно. И это продолжалось до тех пор, пока пальцы кульминационно не коснулись самых высоких вершин Памира. Раздался ледяной звук и сверкнула вспышка белого яркого света. И в тот же миг пальцы исчезли в темноте пространства. Замерли на мгновение реки, облака и ветра на карте, выпрямились деревья, а потом они помчались туда, куда и неслись. И все вернулось на круги своя. Волны вновь начали облизывать ледяные столпы айсбергов. Ветра клонили и ломали в своем буйстве шумящую тайгу.
Если бы мы взглянули на карту, то обнаружили бы карту одной шестой части суши, вырисованную со всем тщательнейшим старанием: реки текли по своим руслам, горы, с парящими облаками у вершин, гордо возносились ввысь, моря омывали берега пенистыми волнами, а леса с шероховатым шуршанием наклонялись под порывами ветров. И вся эта карта жила и дышала.
Дым шедший к рукам старухи на миг омолаживал ее, Разглаживал глубокие складки на руках, заживлял тонкие ранки на сухих вечно не заживающих руках. Но вот, что то пошло не так.
Туман больше не впитывался в ее едва тлеющее жизнью тело. С самого края появилась кровавая дымка и начала постепенно заволакивать карту.
В самом начале она не поняла что происходит, водила рукой над пергаментом, пыталась собрать крохи, а потом скорбно заворчала едва слышимым глухим и низким голосом.
Оторванная от питавшего и дающего ей жизнь тумана, она начала сдувать сбоку карты кровавую дымку, но той становилось все больше и больше.
Тогда она сделала шаг назад от стены, и требовательно протянула руку к карте. Красный дым сформировался в тонкую струю торнадо, и вылетев за пределы карты коснулся руки старой, едва коснувшись ее пальца кончиком своим. И старуха вскрикнула от боли. А на ее указательном пальце расцвел кровавой кляксой цветок из багрово-красной крови.
-Ах вы так! -задребезжал ее голос в тишине. -Какое там желание? Изменить ВСЁ!? Так пусть будет по воле его!
И в тот же миг карту начало корежить. Моря поднимались вверх, земля опускалась вниз, реки, как тонкие струечки вставали островами в океанах бывших раньше поверхностью земли. А острова становились небольшими морями или заливчиками. Водяная взвесь поднявшаяся от этой перемены поднялась вверх над картой и застыла на границе возможного тонкой ледяной оболочкой.
Старая стояла напротив карты и ждала, пока все измениться и встанет на свои места. И вот, уже на последних каплях терпения она снова протянула руку к карте. Ни одна ниточка не потянулась ей навстречу, ни один хрусталик оболочки не дрогнул. И старуха растерялась.
-Как же так? - спросила она скорее себя. И вновь ее просвечивающаяся рука с почти прозрачной кожей, требовательно тянется к карте.
-Не может быть. - Бормочет она. Еде одно ее требовательное движение к карте, и еще, и снова, и вновь. А в ответ - тишина.
Застыв перед картой огрузлой массой с протянутой рукой, она внезапно решилась, и сделала шаг в сторону.
С той огромной зале, в которой стояла старая, на стенах висели уже высохшие, сморщившиеся карты, и она послала туман от своей руки к ним, давая уже от себя кусочки тумана каждой карте, из тысяч висевших в этом огромном помещении. Некоторые затрепетали от ее дара, некоторые остались беззвучны, и без движения. Но шесть карт сорвались в едином движении и соединились перед ее лицом в одну огромную. И первой из отозвавшихся на ее призыв была карта России. Затем эта карта, состоявшая из кусочков, прицепилась на то место, которое и занимала раньше на стене, прямо перед старой.
Вот только старуха не видела, как льдинка, бывшая над одной страной мгновенно распространилась и на остальную видимую территорию. И там, так же, как и на первой карте, происходили необратимые изменения, где океаны и земля менялись местами. Взвивалась водная взвесь, застывала в небесах и затмевала видимые материки тоненькой пленкой.
-Дай мне... - прошамкал беззубый рот. И выкинутая рука в сторону атласа мира замерла в томительном ожидании...