Корсак Ян, Ночных Тимофей : другие произведения.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВТОРНИК 8 АВГУСТА

СРЕДА 9 АВГУСТА

ЧЕТВЕРГ 10 АВГУСТА

ПЯТНИЦА 11 АВГУСТА

СУББОТА 12 АВГУСТА

ВОСКРЕСЕНЬЕ 13 АВГУСТА

ПОНЕДЕЛЬНИК 14 АВГУСТА

ЧЕТВЕРГ 17 АВГУСТА

***

ВТОРНИК 8 АВГУСТА.

к оглавлению

   В буквальном смысле выныривая из ледяных и мокрых объятий сна, я выкрикнул два слова, но в этих словах вместилось всё моё отношение к подобным пробуждениям. Сидя на залитой водой постели, я жадно вдыхал воздух, пытаясь отыскать взглядом фэйри.

   - Вставай, тебе через час на дуэль!!!

   - Куда-а?!! - я протёр глаза, очертания комнаты так и не желали проясняться и слегка вращались по часовой стрелке. Фаэ с цветочной вазой в руках парила в воздухе у изножья кровати.

   - На ду-эль! И я честно пыталась тебя разбудить весь предыдущий час более консервативными методами. Знаешь, если тебя убьют, это будет проявлением милосердия...

   - Пожалуй, - я потёр ноющий висок, умоляюще глядя на девушку. - Фаэ?

   - Уф, каждый раз ты так! - фэйри возмущённо взболтнула в вазе остаток воды, но, бросив на меня ещё один взгляд, сдалась. - Ладно уж, но с тебя причитается!

   Поставив вазу на пол, девушка подлетела ко мне. Тонкие прохладные пальчики невесомо коснулись висков.

   - О-ох... - простонал я. - Как хорошо-то... Спасибо.

   - Ну вот и отлично! Раз ты уже проснулся - собирайся.

   - Куда? - я зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Нужно было добраться до ванной.

   - На дуэль, - со вздохом повторила Фаэ, без всякого интереса наблюдая, как я стягиваю, а местами и отдираю испогаженную в чём-то, прилипшую к телу рубашку.

   - Это глупо... С кем, хотя бы? - я спустил ноги на пол и приступил к расстёгиванию пуговиц на брюках. - Будь добра, отвернись.

   - Ты серьёзно думаешь, что я не видела голых мужчин?

   Осторожно встав с кровати, я опёрся рукой о стену, настолько сильно меня повело в сторону.

   - Богини!.. Я всё ещё пьян...

   - Это, пожалуй, аргумент - голых пьяных мужчин ещё не видела! - Фаэ не только отвернулась, но и вообще исчезла из комнаты. Избавившись от одежды, я отправился в ванну, старательно избегая смотреть в зеркала.

   Умница Фаэ уже всё подготовила. Вода оказалась горячей ровно настолько, чтобы мне стало хорошо, но я не уснул, и пахла хвоей и, кажется, морем. А на табурете стояла большая кружка, испускающая аромат подходящих мне сейчас трав.

   - Так что? - фэйри появилась столь внезапно, что я подскочил, и от движения небольшая часть воды выплеснулась на пол.

   - Фаэ! - выдохнув, я погрузился обратно, по самый подбородок. - Что "так что"?

   - Не передразнивай! - девушка уселась на край ванной и, опустив кончики пальцев в воду, принялась задумчиво водить ими взад-вперёд, создавая маленькую волну. Пришлось приподняться, чтобы вода не попала в нос. - В чём ты пойдёшь? Для таких дел, наверно, нужно особую одёжку?

   Я прикрыл глаза. Может, не обращать на неё внимания минут пять, и она отстанет и займётся чем-нибудь другим? Сама мысль о дуэли казалась идиотской. Да и кого это я?.. Внезапно, память прошлой ночи снулой рыбкой всплыла на поверхность сознания.

   Сид... Сен-Гильерн...

   На губах сама собой расползлась глупая улыбка.

   - Чушь какая! - пробормотал я.

   - Это ты к чему щас сказал? - Фаэ, требуя объяснений, плеснула мне водой в лицо. - Дуэль - это серьёзная штука!

   - Слушай, Фаэ, у меня нет ни секунданта, ни уверенности, что я хочу участвовать в этом фарсе.

   - А как же... - опешила фэйри. - Как же честь?!..

   Я чуть приподнял бровь.

   - Милая моя, за Сен-Гильерном стоит немаленькое такое сборище чистокровных эльфов. Если я его прибью - мне многое могут вспомнить, и больше того, придумать заново. Меня отправить во Тьму Изначальную он тоже не может по одной простой причине - это также не останется незамеченным. А выходить помахаться шпагами в ясное солнечное утро, да ещё после такой вот ночи... нет уж, ни малейшего желания.

   Фаэ молча дослушала монолог, кивая в нужных местах, и с невинным личиком произнесла:

   - Эн"шэн, ну что тебе, так сложно? Я никогда не видела настоящей дуэли! Тем более на шпагах! - видимо все разумные доводы она решила опустить, да я бы на них и не отреагировал. - Тем более, раз уж это фарс, и никто не пострадает?

   - С чего ты взяла, что никто не пострадает?

   - Ну... я буду в течение года убираться в этом доме?.. - выражение лица и голос сделались у неё такие, что я почувствовал себя тираном-садистом, не меньше.

   - Фаэ! - я еле сдержал смех. - Два года, и я беру тебя в секунданты!

   - Это нечестно!

   - Это ты мне говоришь?! Да про подлость нашей Ветви знаешь, какие байки ходят? - я всё-таки рассмеялся.

   - Подлые, наверно? Полтора года!

   - Я не торгуюсь. К тому же я про этого типа почти ничего не знаю, а сам, как последний дурак, раскрылся ему, разве только истинного имени не назвал. Преимуществ на восходе солнца у меня никаких не будет, даже наоборот. Впрочем... чувство юмора, у него, вроде как, есть...

   - Мне... захватить лопату? - мило осведомилась Фаэ.

   - Хм, думаю не настолько. Лучше шпагу, ту, что с сапфиром на гарде. Она у стола в библиотеке.

   - Навь! Ты прелесть!!! - перегнувшись над ванной так, что одно неверное движение, и она бы окунулась в воду, Фаэ чмокнула меня в щёку и исчезла. Я же получил несколько минут на спокойствие и размышления. Но сейчас, как бы то ни было, на губах блуждала лёгкая улыбка. Фаэ обладала невероятной способностью поднимать настроение, даже втягивая в заведомо неприятные дела.

   Сен-Гильерн интересная личность. И, как ни посмотри - загадочная. Работает ли он на своих, или его кто-то нанял? Но самое главное - почему его жизнь в некой определённой точке начала переплетаться с моей?.. Ни одного портрета Дары не могло остаться. Всё древо её рода ушло в своё Изначальное. И вытянуть её образ из моей памяти он тоже не мог. Прошедшим вечером он сказал правду - это был сон. В том состоянии, в котором мы оба тогда находились, он не мог соврать, а я не почувствовать.

   Дуэль как повод для знакомства?.. Богини! Глупость-то какая!.. Хотя, ещё парочка подобных случаев и, пожалуй, можно написать брошюрку под таким названием. К тому же, не пойти я всё-таки не мог. И вовсе не из тех соображений, что опасался разгневанного эльфа, кричащего под окнами, какой я трус и негодяй. На это бы я как раз посмотрел. Прошедшей ночью я действительно наговорил какой-то нелепицы, хотя и не имел в виду ничего оскорбительного. Нужно перевернуть эту страничку жизни, чтобы не цепляться за неё в последующем. Думаю, нам обоим не нужны даже лёгкие неприятности в лице друг друга.

   - Эн"шэн? Как обычно, наденешь всё чёрное? - донеслось откуда-то из комнат.

   - Думаю, морковного цвета костюма у меня всё равно нет? - отозвался я.

   - А надел бы? - Фаэ заинтересованно замолчала в ожидании ответа.

   - Да ни за что! Сколько осталось времени на сборы?

   - Чуть больше получаса!

   - Опаздывать, пожалуй, будет невежливо, раз уж так... - пробормотал я под нос. Пока ополаскивался, фэйри чем-то подозрительно гремела на кухне, а после и вовсе покинула дом.

   Отражение в зеркале меня всё-таки смутило - волосы влажными прядками торчали в разные стороны, по глазам сразу было видно, что в предыдущую ночь спал мало, а пил много. Хмельной дурман, правда, почти выветрился, но выглядел я от этого не менее ужасно... Что ж, губы искривились в ухмылке, я ведь должен внушать противнику страх?..

   В чёрной простой рубашке, манжеты которой так и не потрудился застегнуть, как, впрочем, и верхние пуговицы, чёрных брюках и своих любимых ботинках, без какого-либо морока, я выглядел легкой пародией на столь забавлявшие меня романы ужасов. Впрочем и морок положения не исправил - накладывать что-то более сложное не возникло ни малейшего желания, а то, что было, всего лишь прибавляло возраст. Да ну и ладно! Причесавшись, я собрал волосы в хвост, стянув его чёрной же лентой. Взяв очки и покрутив их в пальцах, со вздохом сожаления положил обратно на столик перед зеркалом - хрупкая вещичка могла и не пережить предстоящего. Что ж, если всё это затянется и будет солнечно, придётся ориентироваться на слух.

   Фаэ тоже решила прихорошиться - зависнув где-то в полуметре над полом, она поправляла и так идеально лежащие локоны золотисто-бронзовых волос. Из одежды на ней была лишь полупрозрачная тога из тумана.

   - А не могла бы ты накинуть на себя что-либо вещественное?

   - Ну... - задумалась девушка. - Если ты просишь... - Туман стал густым молочным саваном.

   - Как там Юстин?

   - Читает... - голос фэйри тут же приобрёл скучающие нотки. - Он, похоже, пока все книжные шкафы там у тебя не перешерстит, ничем больше заниматься не намерен.

   - Хммм... - только сейчас я понял, что же мне казалось странным с самого пробуждения - фэйри должна была остаться в городской квартире вместе с волчонком. - Фаэ, а как ты сюда добралась? Да и почему решила, что я здесь?

   - Как? Да очень просто - наняла пролётку и прокатилась с ветерком. А здорово ж ты набрался... - она покачала головой. - Ты ведь сам пришёл на Вечерний бульвар почти под утро, сказал, что у тебя в половине восьмого дуэль, и ты пошёл спать в дом на Озёрной, потому как оттуда ближе.

   Я мрачно глянул на своего зазеркального двойника. Да-а, дядюшка Даниил, своим образом жизни тебе только пример, как не надо себя вести, и подавать...

   - А... Юстин..?

   Фаэ смерила меня насмешливым взглядом.

   - Не беспокойся. Надо отдать тебе должное - ты и в таком состоянии можешь передвигаться бесшумно. Он даже не проснулся.

   - Ну... ладно, - вздохнул я, отворачиваясь от зеркала, и тут же наткнулся взглядом на маленькую корзинку для пикников. Из груды яблок, груш и прочей снеди торчало горлышко винной бутылки.

   - Решила устроить пикничок с его секундантом? - хмыкнул я.

   - Там будут зрелища, и я подумала, что хлеб неплохо захватить с собой! - с интонацией абсолютного знатока в таких вещах заявила Фаэ.

   - Вообще-то секунданты должны заниматься не этим... Мне только оставь, не забудь! И захвати ещё запасную рубашку и пару носовых платков, так, на всякий случай.

   Выйдя из дома, мы распределили поклажу. Раз уж Фаэ должна подносить оружие, корзинка досталась мне. Пару секунд я чувствовал себя неловко, затем оглянулся на "секунданта" в легкомысленной ночнушке, что непременно истает под прикосновениями солнечного света, и плюнул на всё.

   - Полетели?

   Поляну, которую сид облюбовал для дуэли, я еле как нашёл, сделав два круга над указанным участком леса.

   На донышке зелёной чаши из кустов и деревьев едва заметно колыхалось молочно-белое озерцо тумана, откуда торчали островки травы. Сен-Гильерн, вместе с кэльпи, ожидал нас ближе к краю поляны, там, где и туман и трава не поднимались над землёй выше ладони. Но в двух десятках метров от них туманный покров становился настолько густым, что под ним, вполне возможно, скрывалась яма.

   Превосходно!.. У него наверняка было время, чтобы изучить это место!

   Опустившись на землю неподалёку от сида, я с каменным лицом поставил корзинку в покрытую росой траву.

   - Всем доброе утро! - жизнерадостно поздоровалась зависшая за моей спиной Фаэ.

   На лице Сен-Гильерна не отразилось никаких эмоций, но кончики довольно длинных ушей дрогнули - он был без морока.

   В белой рубашке, заправленных в высокие сапоги тёмных штанах и с забранными в хвост длинными волосами, он отчего-то напомнил мне героя одного из обожаемых Донахью романов - эдакого благородного пирата. Шпага из серебряного сплава усыпанная мелкими бериллами, только дополнила это впечатление.

   - Вижу, Энрикетти вы читать не изволили в своё время.⁷

   Я всё-таки совладал с лицом и ответил ему без тени усмешки:

   - Да, так же как и Бленджини.⁸

   Фаэ, своеобразно проникшись серьёзностью момента, подала мне замотанную в промасленную тряпочку шпагу, церемонно преклонив правое колено. Я взял оружие, даже не поведя бровью, будто на самом деле так и было задумано.

   - Думаю, вы готовы, - взгляд тёмно-серых в утреннем освещении глаз по-прежнему оставался холодным и спокойным, только вот уши, словно у рассерженного кота, прижатые к голове и отведённые назад, выдавали его истинное состояние. Вынув шпагу из ножен, Сен-Гильерн отбросил их в сторону. Я же, движением руки, стряхнул тряпку в траву.

   - Начнём, - сид встал в позицию en-garde.

   - Начнём, - пожал я плечами, становясь его зеркальным отражением.

   Подхватив корзинку, Фаэ быстро ретировалась под защиту кустов.

   Пару минут, осторожными шагами вычерчивая в волнах тумана неровный круг, мы приглядывались друг к другу, пытаясь угадать, кто на что способен. Сен-Гильерн даже не мигал, и понять, куда направлен его взгляд, было невозможно, словно он глядел сквозь меня.

   Столь затянувшееся начало надоело мне первому и я, на пробу, совершил короткий резкий батман, намереваясь выбить шпагу из его руки. После легкого купе, сид в вольте скользнул в сторону, и мелкими колющими ударами попытался задеть меня. Я ушёл в глухую защиту.

   Там, где туманное покрывало казалось особенно густым, и вправду находился небольшой спуск, куда-то на дно призрачного озера. Я почувствовал это, тронув пустоту паутинкой крыльев там, где вроде должна быть ровная земля. Сен-Гильерн же знал об этом, и мы оба старались не приближаться к тому месту.

   Лес плыл в утреннем тумане, рассеивая все звуки и, если бы не скрежет, когда в попытках кроазе или ангаже шпаги с немалой силой касались друг друга, дуэль была бы совершенно беззвучной. Мне отвлечённо подумалось, что со стороны, для наших секундантов, всё это должно выглядеть странно. И, как бы это глупо не звучало, похоже, я начинал получать удовольствие от происходящего... Шаги - почти танец и тихий шорох где-то в вышине над нами - листья... движение тумана и утренних теней...

   Проведя серию быстрых финтов, и в лёгком движении попав кончиком клинка под гарду закрывающегося противника, я чуть было не поскользнулся, проехав каблуком по мокрой траве. По рубашке Сен-Гильерна на правом предплечье винным пятнышком начала расплываться кровь. Отскочив, он чуть усмехнулся, и в рипосте, следом за моей атакой, длинным рубящим взмахом рассек мне рубашку под ключицей.

   Я чертыхнулся сквозь сжатые зубы. Боль, ползущая по плечу и руке, не могла быть вызвана простой царапиной...

   - Это зрелище кажется мне очень поучительным. Это так благородно, не правда ли? - донёсся чуть приглушённый голос кэльпи.

   - Ага, - ответила Фаэ. Раздался звучный хруст откусываемого большого куска яблока и что-то уже совсем невнятное.

   Едва успев увернуться от удара - острие шпаги почти коснулось груди, я с тихим рычанием на миг растворился в тенях.

   Солнечный свет проникал сквозь лёгкое покрывало разносимых ветром облаков, и уже заставлял щуриться, когда мы отходили из-под прикрытия тени деревьев. Лента, сколь бы не казался надёжным узел, соскользнула с волос, и теперь они лезли в глаза. От первоначального лёгкого танца, когда мы скользили в завитках тумана, почти не пригибая травы, ничего не осталось. Плывущий в воздухе запах крови отвлекал, не давал сосредоточиться на движении. Пытаясь в фланконаде уколоть сида в бок, я блокировал ответный удар. Со шпагами, скрещенными крест-накрест, мы встали, буравя друг друга взглядами. Лицо Сен-Гильерна больше не казалось маской абсолютного спокойствия. Тихо, по-кошачьи, шипя, он упёрся добротными сапогами в мокрую траву и я медленно заскользил на мягких подошвах ботинок под его напором. С резким, протестующим вскриком металла шпаги обломились - моя почти у самой гарды, у сида же осталось подобие маленького кинжала. Отпрянув в сторону, я со злостью отшвырнул бесполезное оружие.

   - Навь! Давай! Сделай его! - выкрикнула стоящая где-то за спиной Фаэ, словно мы с Сен-Гильерном были сейчас боксёрами на ринге.

   Да с превеликим удовольствием! Скользнув в тени, я подался вперёд. Какой к чёрту честный поединок?! У него - отравленный клинок, я - могу использовать крылья!

   Ухватив Сен-Гильерна за запястье правой руки, пальцами, всё ещё сплетёнными из паутинчатых теней, я стиснул их со всей силы. Зрачки в тёмно-серых глазах расширились от удивления, упал из ладони обломок шпаги. И тут же, в бок мне вгрызалась сильная резкая боль. Зарычав, я попытался оттолкнуть его, но сид успел вцепиться мне рукой в волосы. Схватившись за его плечо, я неожиданно понял, что падаю...

   На землю мы рухнули вместе, пинаясь, рыча и метеля воздух.

   Откуда-то сбоку раздался хруст яблока и разочарованное восклицание Фаэ:

   - Как базарные бабы!..

   Кэльпи ей что-то ответил, но мне уже было не до этого. Так и не отпуская друг друга, мы кубарем полетели вниз. Мелькнули, исчезая в густом тумане, тёмные листья крапивы. Под лопатки попался камень, или особо твёрдая кочка земли. Мы успели перекувыркнуться раза два, когда падение прекратилось.

   Сид держал меня одной рукой за запястье, прижимая к земле. Кинжал, угодивший куда-то под рёбра, тоже был смазан какой-то дрянью - я взвыл от боли, пытаясь сбросить противника. Богини!..

   Ухватив его свободной рукой за предплечье, я всё же подался вперёд, почти уходя в тени, позволяя телу измениться до конца, и вцепился в плечо рядом с шеей. Эльф дёрнулся назад, и мы покатились дальше, хрипя и пинаясь. Зубов я, впрочем, не разжал.

   Отравленное лезвие уходило в межрёберье всё глубже, а сильную кисть, казалось, невозможно стряхнуть с запястья. Мы замерли, не в силах перебороть друг друга. Туман колыхался вокруг плотной молочной пеленой и можно было различить только то, что находилось вблизи - светлые пряди волос и запутавшиеся в них тёмные стебельки травы. Боль исчезла, только волнами накатывал холод. И тут я, наконец-то, его распробовал...

   ...предосенняя лёгкая дымка... ледяной ключ из-под корней ивы, с потаённой тоской и горечью, как у чёрных ягод дикой жимолости...

   Столь чистый "источник"!..

   Я закрыл глаза.

   Сид медленно проворачивал где-то в моей печени кинжал.

   - Думаю, дальнейшее продолжение дуэли бессмысленно, - задумчиво проговорил он. - Будем считать, что вы загладили своё вчерашнее измывательство над моей особой.

   - Угу, - согласился я, торопливо делая напоследок ещё один глоток. Он выпустил моё наполовину вывернутое запястье и слегка оттолкнул.

   Осторожно встав, я оказался по пояс в тумане. Светлая рукоятка, на фоне пропитавшейся кровью рубашки, смотрелась как торчащий наружу кончик ребра. Ухватив её двумя пальцами, я вытащил кинжал, протягивая неприятную вещичку её законному владельцу - оружие на ощупь было ледяным:

   - Прошу.

   Сид в неспешных волнах тумана походил на бледный призрак утопленника.

   Поднявшись по склону - всего-то десяток шагов вверх, а поначалу показалось, что падаем куда-то в глубокую яму! - я развалился на земле, подложив руку под голову и прикрыв глаза. Чуждый, неестественный холод постепенно уходил из тела, сменяясь ощущением прохладной земли с влажной от росы травой. Я облизнул губы кончиком языка. То, что было вплетено в его кровь... не вкус, не запах... вереница образов и ощущений, но ещё не сама память.

   - Навь, ты как?

   Я распахнул глаза. Сквозь тонкую прозрачную ленту тумана, озабоченно вглядываясь в моё лицо, склонилась Фаэ.

   - В порядке, - осторожно опираясь на локти, я сел. Весь бок и живот были в тёмной крови, и влажные дорожки продолжали смачивать ткань, давно уже добравшись с рубашки до брюк. Рана затягивалась, но очень уж медленно.

   Сид с тихим шипением опустился чуть справа и немного дальше от туманного озера. Он тоже был в крови, но, в основном, всё же в моей.

   - Интересный яд... - усмехаясь, я приложил ладонь к боку.

   - Не только он. Ещё заговор. Но не беспокойтесь, вас это не убьёт, - он тыльной стороной ладони отёр кровь, текущую по щеке к подбородку из длинной царапины. Голос был спокоен, и пожалуй, даже разочарован... - Просто мелочь, о которой я, право, забыл. Лишь мера предосторожности, учитывая, как часто мне подобные становятся объектом охоты.

   Ну да, конечно... забыть о том, что у тебя на клинках яд с заклинанием! И я - наивный болван!.. Между Аэс Сидхе и Тёмными Родами не самые дружественные отношения, так что можно было ожидать чего-то подобного. Ох, Богини, прав был Змей, говоря, что я до сих пор, вижу мир через призму старых традиций...

   - Огонёк, - хрипло попросил я, - могла бы ты намочить один из платков в росе?

   Фэйри кивнула, мгновенно растворяясь в тумане.

   Кэльпи помог своему хозяину избавиться от рубахи и начал перетягивать рану. Взгляд отвести оказалось сложно - вид крови, размазанной по чуть загорелой коже, вызвал сильнейшее желание вытянуть "источник" до самого дна... Прикрыв глаза, я опустил голову. Это всё из-за яда - холод всё ещё не покинул тело, и это был самый простой и быстрый способ избавиться от него.

   - Навь? - Фаэ осторожно тронула меня за плечо, присев рядом. Несколько раз провела мокрой тканью по лицу, чуть отстранилась, оценивая результат, и удовлетворённо кивнула. - Нормально.

   - Спасибо.

   Пытаясь сперва самостоятельно снять рубашку так, чтобы не беспокоить затягивающуюся рану, я тихо зашипел. Двигаться было неудобно. Фаэ после моей просьбы быстро расстегнула пуговицы, а потом помогла стянуть её, придерживая за рукава.

   В стоящей рядом корзинке нетронутыми остались только несколько яблок, даже бутылка вина успела опустеть больше, чем наполовину. В одиночку, Фаэ с таким количеством еды за столь небольшой отрезок времени попросту не справилась бы. Похоже, кэльпи присоединился к ней, разделяя мнение, что хлеб и зрелища должны подаваться вместе... Замечательная парочка! Одно слово - фэйри.

   - Могу я осведомиться, - эльф морщился, неловко вдевая руку в простую льняную рубашку, вытащенную откуда-то его слугой, - не вчерашнее ли происшествие между нами послужило причиной вашего.. а, да ладно.. Ты нажрался как свинья из-за того наброска?

   - Да, - негромко ответил я.

   - Тогда понятно. Забудем, раз уж такое дело.

   - Забудем...

   - Навь, может тебя перевязать, или ещё что? - неуверенно протянула Фаэ, поглядывая на кэльпи.

   - Не стоит, но за почти своевременную заботу - спасибо, - я прикрыл глаза от света, лёгкой полоской скользящего сквозь облака и деревья. Рана уже затянулась, и холодно было только от сиденья на мокрой земле, да пожалуй, от количества потерянной крови. Та, что осталась на одежде и коже, исчезнет через некоторое время, осыплется невесомой серой пылью. Ещё одно маленькое напоминание, что Змей, вернув меня в этот мир, совершил чудо. Я встал из-под прикрытия тумана в косой луч солнца, ускоряя процесс.

   - Удобно, - заметила Фаэ, оглядывая меня.

   Сен-Гильерн тоже наблюдал за мной, задумчиво и удивлённо.

   Опустив взгляд, я лишь хмыкнул, только сейчас подумав, что запасные штаны и обувь совсем бы не помешали. Катанье по мокрой траве не придало брюкам особого шика. Подмётка на правом ботинке слегка отслоилась, и носок вымок в росе. Сиду было намного проще - заменив рубаху и надев безрукавку, он выглядел почти прилично, если не считать взлохмаченных волос с травяными стеблями и листьями и неловко приподнятого плеча. Да ещё с правой стороны лица шла длинная царапина.

   Накинув рубашку и пригладив руками волосы, я оглядел место дуэли - туман плавал над примятой травой, давно затянув прорванные бреши. Солнечный свет сотнями струн опускался в белёсое озерцо, вместе с птичьими голосами выводя хвалебную песнь рассвету. Безмятежный утренний пейзаж нарушало только наше присутствие.

   Голову немного кружило, но скорее уж от силы, забранной вместе с кровью, чем от яда. Вереницы ярких образов даже не собирались утихать, наоборот, становились сильнее - нечто лёгкое, чуть печальное и определённо осеннее, но совершенно размытое. Ни одного слова, ни мысли, ни хоть какой-то, пусть и статичной картинки. Память крови оставалась закрыта.

   Я повернулся к сиду, тот уже стоял на ногах, кэльпи же отошёл к деревьям за ножнами от шпаги.

   - Думаю, после всего... произошедшего... действительно можно перейти на "ты".

   - Не думаю, - косо глянув на меня, он принялся поправлять одежду.

   - Что ж, как угодно... - я дёрнул уголком губ в усмешке. - А часто ли вам снятся чужие сны?

   - О чём вы?.. - он удивлённо вскинул голову, и ответил лишь через несколько секунд. - Нет. По чужим струнам я во сне не хожу.

   - В таком случае, каким образом вы её увидели?

   - Мне это и самому весьма и весьма любопытно, - одёргивая рукава, он медленно направился к стоящему чуть поодаль слуге. В голосе прозвучало непонятное разочарование и раздражение.

   - Навь, а кто-то помниться, мне прогулку обещал? - Фаэ легонько подёргала меня за манжет рубашки.

   - Не в этот день, - я устало вздохнул. - Слишком солнечно, да и другие дела есть.

   - Так можно до ближайшего ресторанчика догулять! Ну ведь недоооолго... - она повернулась назад и жестом руки поманила уже перекинувшегося в лошадиное обличие кэльпи. Конь, словно только того и ждал, прошмыгнул мимо хозяина и подставил бархатистую морду под маленькую ладошку Фаэ. Сид чертыхнулся и тоже вынужден был присоединиться к нашей компании. Данни, прядая ушами, грустно и просяще покосился на хозяина тёмным глазом.

   - Ф... Огонёк, в таком виде? - я выразительно окинул её взглядом.

   - А мы к Рону - его таким не смутить! - нагло заявила девчонка. - К тому же это ближе всего - утро, все ж ещё спят! - её ладошка сползла с губ на шею лошади - пальчики нежно перебирали тонкие густые волосы белой гривы.

   - Хозяин... - конь тряхнул головой, убирая сползшую чёлку. - А давайте с ними - вам готовить не надо будет... И отдохнёте немного. Мы же ненадолго - перекусить, и всё.

   Эльф прижмурился - спектакль, разыгранный парочкой фэйри, был настолько показной, что это не бросилось бы в глаза разве что слепому. Поразмыслив несколько секунд, Сен-Гильерн скользнул взглядом по пятнам исчезающей крови на моих руках и одежде. Серым и бледным, как пепел.

   - Вы не будете против, если мы составим вам компанию?

   Я вскинул бровь, оглядывая в ответ эльфа: из растрёпанных светлых волос торчали травинки и листики, помимо царапины, на лице красовалось несколько мазков грязи, штаны и сапоги были в росе, тонких ниточках налипшей паутины и тающих пятнах моей крови. Идеально отглаженная рубашка и безрукавка смотрелись на нём вызывающе чистыми.

   - Ничуть, - я ухмыльнулся. - К столь задавшемуся началу дня безумное чаепитие будет идеальным продолжением.

   Скрытые туманом и мороком, мы переправились через Терновку. Приречные кварталы Низины ещё спали, когда мы ступили на их узкие грязные улочки. Туман здесь забивался в подворотни, сворачивался на щербатых крылечках серыми завитками.

   Поглядывая на идущего рядом сида, я всё гадал, отчего же он так быстро согласился на предложение своего слуги.

   Повторно встретившись взглядом, Сен-Гильерн задержался на моём лице чуть дольше. Изучающе.

   - Как вы себя чувствуете?

   - Превосходно! - я расплылся в насмешливой улыбке. - Действие, как яда, так и заклинания уже давно сошли на нет. А как ваше плечо?

   - Заживёт, - ответил он достаточно беззаботным тоном. Всю дорогу Сен-Гильерн пытался привести в порядок волосы, разделяя пальцами перепутанные пряди и вытаскивая из них особо крупный мусор. Теперь же, найдя там длинную травинку, пожёвывал её. Лицо, скрытое сейчас лёгким мороком, не выражало никаких чувств, но уши его выдавали - он пару раз раздражённо дёрнул левым.

   Усмехаясь, я оглянулся назад. Следом за нами двигалась ожившая фреска - золотистый конь с белоснежной гривой вез прекрасную деву в развевающихся и всё более прозрачных одеяниях из тумана. Точёные копыта не собирали на себя ни капли окружающей грязи, и прекрасная всадница на солнечном коне была не иначе, как вестницей богов. Не портил картину даже с хрустом догрызаемый сочащийся соком огрызок яблока и перекинутая через локоток корзинка.

   "Золотой Ус", конечно же, ещё не открылся, но я и не собирался заходить туда с "парадного" входа. Проведя всю компанию задними дворами, привычным уже движением, вскрыл одну из неприметных дверей, к которой выводил тесный проулок. Собака, охранявшая задний дворик, даже не высунулась из будки.

   - Ой! - пискнула Фаэ, скользнув следом за мной и Сен-Гильерном.

   - М-м? - я приостановился, вопросительно оглядываясь на неё.

   - Здесь что-то есть!

   - Определённо, - кивнул сид, указывая на ближайшую яблоню. На нижних ветках, трепеща от малейшего прикосновения ветра, кучно и густо висели красные нитки. На нескольких болтались маленькие кусочки коры с руной "Защита".

   - Смотри-ка! - ухмыльнулся я, протягивая руку, но даже и не собираясь касаться амулетов. - Он всё-таки повесил что-то работающее... Идём, Огонёк! Не бойся!

   Я приобнял Фаэ тонким сумраком невидимых крыльев. Молодчина Рон! Как теперь некоторые посетители к тебе ходят?

   Заскочив на крыльцо, я достаточно громко постучал по тёмным от времени доскам, и... видимо не рассчитал сил - многострадальная дверь с неимоверным скрипом вывернулась из петель и картинно завалилась внутрь.

   - Э... - я замер, виновато глядя в дрожащие чёрные зрачки двустволки.

   - Господин Навь! - Рон, взлохмаченный, в ночной пижаме, но уже без малейшего признака сна, откашлялся, пытаясь придать срывающемуся голосу более уверенный тон. - Господин Навь, похоже, вышибание моей двери входит у вас в привычку?!

   - Прошу прощения, не хотел... - искренне извинился я. - Я всё сейчас исправлю!

   - Нет-нет-нет! - Рон протестующе замахал свободной рукой, тут же опустив ружьё. - Я вижу, ночь у вас выдалась и без того тяжёлая, - его взгляд скользнул по заляпанным серой пылью и грязью штанам и замер на корзинке в руках Фаэ. - Что я могу сделать для вас и ваших спутников?

   - Завтрак! - тут же выпалила Фаэ. - Только чтоб никакой рыбы!

   - Сладкий пирог с яблоками, три чашки... Нет, кувшинчик с кофе, салат из яблок и орехов, слоёные пирожные, каких-нибудь фруктов... - начал перечислять я, поднимаясь следом за Роном по узенькой лестнице на второй этаж.

   - Помедленнее, я не успеваю записывать! - открывая дверь отдельной комнаты, Рон оглянулся с некоторой издёвкой в глазах. - Прошу.

   Комната была небольшая, с одним окном, закрытым от света раскидистой кроной яблони, а из мебели наблюдались только два крепких дубовых стола и, не в пример им, лёгкие резные стулья. Фаэ с кэльпи моментально уселись за стол у окна, Фаэ, естественно, на столешницу. Сен-Гильерн, чуть морщась, опустился на стул рядом со вторым, стоящим почти в углу. Положив двустволку на пол, Рон, пошарил рукой на приколоченной возле входа полке, достал оттуда обмусоленный карандаш и растрёпанную тетрадь. - Слушаю, господа.

   - И дама! - возмущённо напомнила Фаэ.

   - О, конечно, прошу прощения! Господа и дама, - разбуженный звуком собственной выламываемой двери, рыжий полукровка был необычно ехиден. - И что же дама желает отведать?

   - Лимонный салат, клубничный пудинг, меренга с ревенем и малиной, какой-нибудь лёгкий омлетик и...

   - И ты лопнешь, - сев напротив Сен-Гильерна я почти дословно повторил заказ, добавив в него круассаны и шоколад. Кэльпи остановился на хлебе, тостах, сырном супе и плетёнке пирожков с клубничным вареньем. Голодного блеска в глазах впрочем, не было - причина его желания заглянуть в "Золотой Ус" находилась не в тарелке, а сидела рядышком на столе. Сен-Гильерн выбрал какую-то горгонзолу. Еще он изволил откушать равиоли с томатным соусом и яблок. Из выпивки же попросил принести Каберне.

   Записав всё перечисленное, Рон свернул тетрадку и прижал её под мышкой. Босые ступни мёрзли, и он переступил с ноги на ногу. Морщась от движения, сид достал откуда-то из безрукавки небольшой кожаный кошелёк и кинул хозяину - тот поймал его со звоном и, подхватив с пола ружьё, удалился.

   Переливаясь через подоконник, в прикрытое яблоневой листвой окно проникали солнечные лучи. Под их тонкими касаниями одеяние Фаэ, в некоторых местах, почти исчезло - кэльпи, сидящий напротив неё, был этому только рад. Словно гурман, чьего обоняния достигли изысканные запахи редкого блюда, он созерцал подчёркнутые туманными занавесями линии бедра, изящный изгиб талии, переходящий в плавный абрис груди и плеч.

   Я перевёл взгляд на Сен-Гильерна, по-прежнему бледного, замершего на стуле с неестественно прямой спиной.

   - Прошу прощения, насколько быстро вы восстанавливаетесь?

   Сид какое-то время молчал, глядя в окно. Затем, поддёрнув прилипшую от крови рубашку, всё же нехотя ответил.

   - Такое примерно дня за два в нормальных условиях.

   Уже уходя с поляны, я чувствовал себя великолепно. Хотя, если бы дуэль продолжилась и я не успел его укусить, то вполне вероятно, что в лучах восходящего солнца лежало бы моё бездыханное тело. Где-то до вечера, или покуда Фаэ не соизволила бы оттащить меня в тенёк.

   - Конечно, понимаю, наивно задавать такой вопрос, но всё же, позвольте спросить... Какие дела у вас в этом городе?

   - На этот вопрос я отвечу только после того, как мы с вами выпьем на брудершафт, - сид косо усмехнулся, давая понять, что ответов ждать не стоит.

   - За чем же дело стало? - я дёрнул уголком губ в ответной усмешке, и пока он не успел опомниться, обратился к Фаэ. - Огонёк, будь добра, слетай на кухню, попроси господина МакКланнона ускориться. И пусть принесёт что-нибудь... Шардоннэ, пожалуй, подойдет.

   - Больше, надеюсь, ничего не будет? - Фаэ, соскользнув со стола, топнула негромко босой ножкой. - Тетрадки у меня - нет!

   - Ну, думаю, пару слов ты в состоянии запомнить?

   Сид, хмуря брови, вновь уставился в окно, но ничего так и не сказал.

   Фэйри же фыркнула, и, состроив недовольную рожицу, исчезла. Судя по грохоту кастрюль, раздавшемуся внизу, появилась она там так же внезапно. На разговор с Роном у неё ушло несколько секунд - с подоконника на столешницу ступила маленькая босая ножка.

   - Мадмуазель!.. - кэльпи мгновенно подобрался, наслаждаясь новым видом. - Нам же потом на этом кушать!

   Девушка мгновенно подняла ступню к его лицу настолько близко, что пальчики почти касались носа.

   - Ты где-нибудь видишь грязь? М? Всегда считала, что лошадей-то уж подобное не смущает.

   Ладони юноши мягко обхватили пяточку, а большие пальцы скользнули по взъёму лодыжки.

   - Из вашей туфельки я согласен даже выпить яд.

   Довольная произведённым эффектом Фаэ аккуратно приподняла ножку, высвобождая её из ладоней, и пальчиком провела по виску, шевеля пшеничные прядки.

   - Я не ношу обуви.

   - Тогда из следа.

   - Я не настолько тяжёлая.

   Они уже мило флиртовали, причём Фаэ стояла почти обнажённой, а голова кэльпи находилась на уровне её коленок. Бесплатный цирк, да и только! Я-то к такому привык, а вот сид... Я покосился в его сторону - с равнодушным выражением лица, словно от фэйри ничего другого и не ожидал, он наблюдал за игрой золотистых и зелёных солнечных зайчиков на стене.

   Время медленно текло. Рону требовалось ещё и послать кого-то за сластями - на своей кухоньке он такого не готовил. Сен-Гильерн задумчиво сколупывал со столешницы не до конца отслоившийся кусочек древесины. Фэйри пару раз глянув в нашу сторону, давили неуместные смешки. Фаэ часто наклонялась вперёд, шепча что-то кэльпи на ухо. Почти лёжа, она выглядела фарфоровой германской статуэткой на полочке у развратного старого бюргера. Наше молчаливое созерцание поверхности стола отчего-то начало нервировать, да и сид уже не один раз окидывал меня странным взглядом, словно пытался пробраться за морок.

   - Что-то не так? - светлые глаза прошлись по моему лицу, несколько даже насмешливо.

   Верю, вид и в самом деле занятный. Ещё со вчерашней ночи.

   Я покачал головой, откидываясь на спинку стула. Щурясь, перевёл взгляд за окно, на шуршащие в тихом ветерке листья. Попробовал ещё раз подобраться к памяти крови сидящего столь близко от меня - тщетно. Возможно, дело было в количестве, а возможно, и в прочности защиты. С этим никогда не угадаешь, хотя, обычно, достаточно бывает и одной капли. Лишь странные, размытые, словно на картинах импрессионистов, образы.

   Со стороны коридора раздались торопливые шаги. Оставив помощника за дверью, Рон сам принялся расставлять тарелки и чашки. Неодобрительно скользнув глазами по разлёгшейся на столе Фаэ, вслух он всё-таки ничего не сказал.

   - Значит, красное и белое на брудершафт? - усмехнулся я, наливая в кружку горячий кофе. - Символично... Хотя больше бы вам пошло белое.

   - Должны же быть у нас хоть какие-то парадоксы?

   - Ну-у, - протянул я, глянув на парочку фэйри, - кое-какие парадоксы у нас уже есть.

   Они ели пирожок, один на двоих, с двух сторон, и без рук...

   - Для жеребца это нормально, - сид бросил взгляд в сторону соседнего стола, словно мы просто обсуждали повадки его лошади.

   Пирожок лопнул, и по подбородкам фэйри потекло клубничное варенье. Весело хихикая, Фаэ отняла большую часть и быстро сжевала её. "Жеребец" потянулся вперёд и стал слизывать варенье с её лица. А ведь это был первый пирожок... Ну да ладно, я к такому привык, а сид, чего-то подобного и ожидал. За соседним столом уже вовсю шутили, не обращая на наше присутствие ни малейшего внимания, и уписывая роновы приношения с поражающей воображение скоростью. Белая меренга слизывалась с пальчиков ничуть не хуже, чем варенье с подбородка.

   За нашим столом тишину нарушало разве что лёгкое позвякивание посуды, когда я ставил чашку обратно на стол, случайно касаясь ей края тарелки.

   Кофе прогнало начавшую было вновь подбираться сонливость. И, когда в дверях появился МакКланнон с двумя тёмными бутылками в руках, я уже чувствовал себя достаточно бодрым для того, кто почти не спал всю предыдущую ночь.

   - Открыть, или сами? - поставив бутыли рядом с сидом, Рон стал шарить по карманам в поисках штопора.

   - Сами, - откликнулся я, когтём соскабливая воск с утопленной в горлышке пробки. Сен-Гильерн меланхолично оглядывал бокалы, наверно, проверяя их на чистоту.

   - Если что-то понадобится, крикнете... - Рон многозначительно посмотрел в сторону уже полностью обнаженной Фаэ, которая с рук кормила яблоком кэльпи.

   - Обязательно, - пообещал я. Когда за рыжим закрылась дверь, аккуратно, когтём же, вытащил пробку, за неимением салфеток, обтёр горлышко рукавом, и налил красное тёмное вино в один из бокалов. Другой вскоре наполнился искрящимся бледным янтарём. Возможно, сид уже сотню раз успел пожалеть о не вовремя сказанных словах, но отказываться от своего предложения в силу неких условностей и правил не собирался. И к лучшему - раз уж память крови этого "осеннего" оставалась для меня закрытой, так, хоть что-то, более-менее достоверное, о его пребывании в Гатри я всё же узнаю.

   - Итак, - подняв бокал, сид встал, выходя из-за стола. Я последовал его примеру. Фэйри замерли, внимательно глядя на разворачивающееся действо. Кэльпи даже перестал хрустеть яблоком, так и оставшись с откушенным куском в зубах.

   Мы оказались почти одного роста - Сен-Гильерн был ниже на пару сантиметров. Переплетя руки, мы поднесли бокалы к губам. Он прикрыл глаза, залпом выпивая вино. Я усмехнулся, сделав небольшой глоток и тут же почувствовал, как сползает морок.

   - Довольно странно, - сид всё еще держал локоть прижатым к моей руке. - Как-то вышло непредвиденно всё это... Совсем непредвиденно...

   Я приподнял бровь, допивая содержимое бокала. - Что именно?

   - Начать с того, кто мы есть. Словно ткань бытия на миг истончилась от наших действий, - убрав руку из кольца моей, сид уже развернулся, ставя бокал на стол, когда Фаэ возмущенно спросила:

   - А поцеловаться?!!

   Кэльпи, так и сидящий с яблоком в зубах, поперхнулся и закашлялся, прикрываясь рукавом. Но глаз не отвёл ни на секунду.

   - Кхм..?

   - А как именно? Признаться, я всерьёз провожу этот обряд впервые, - сид отступил от меня на шаг, косясь на обнаженную фэйри. Та, после нескольких секунд колебаний, выдала скороговоркой:

   - Вгубыконечноже! А как же иначе?!

   Я прищурился глядя на неё.

   - А подробнее?

   - Ну.. невинно, наверное, по-братски...

   - Это точно необходимо? - Сен-Гильерн подозрительно оглядывал Фаэ. Уши его на кончиках порозовели, а пальцы нервно плясали по вороту рубашки. Меня это от души позабавило.

   - Уж если вы начали свой обряд, так до конца доводите! Сами ведь не маленькие, знаете, что обрывать на середине столь серьёзные дела нельзя, - в глазах у Фаэ не было ни единой искорки насмешки, или издёвки. Подумав, что о брудершафте потом обязательно спрошу или подробно прочитаю и выясню, подшутила она над нами, или нет, я сделал шаг к Сен-Гильерну. Глаза у того были с блюдце.

   - Заметь, не я это предложил, - едва сдерживая усмешку, произнёс я. Положил руку ему на плечо (сид инстинктивно замер) и быстро коснулся прохладных губ. Поставив бокал на стол, я оглянулся на Фаэ - глаза у неё были изумленными, а кэльпи, спрятав лицо в ладонях беззвучно ржал...

   - Можешь звать меня Габриэль, - Сен-Гильерн сел и медленно налил красного вина. Уши у него стали пунцовыми. На конька он глянул так, что тот разом поперхнулся и замолк.

   - Даниил. Надеюсь, это не трудно выговорить? - отрезая пирог, я покосился на эльфа.

   - Не беспокойся, я, в отличие от Стоуна, был в России.

   - Мм... Всё по делам, наверное?

   - Ты удивительно прозорлив, - кажется, он даже пошутил.

   - Итак, на брудершафт мы выпили, - подцепив кусок пирога на вилку, я облокотился на край стола, - так что за дела привели тебя в Гатри?

   Он вздохнул, поднимая взгляд от тарелки.

   - Мне нужно остановить строительство завода по производству дизельных и бензиновых моторов.

   Я озадаченно вскинул бровь. Интересно, кому перешёл дорожку Уатингтон и сотоварищи? Конкуренция, что же ещё...

   - О чём ты задумался? - сид замер, не донеся бокал до губ. - Арктура и Эвелину, и всех остальных, кто не связан с этим напрямую, я, естественно, не трону.

   - Мне просто любопытно, кто заказчик. Можешь не называть имён. Кто то из ваших, или..?

   - Ты в своём уме? - бокал опасно накренился, и тонкая струйка вина едва не полилась в соус. Сен-Гильерн этого даже не заметил - на лице у него было глубочайшее удивление.

   Я пожал плечами, ухватывая из плетёночки двумя пальцами круассан.

   - В город, не в самое спокойное время, прибывает наёмник, творится какая-то чертовщина...

   - Наёмник? - он косо усмехнулся. - Хочу, на будущее, предупредить - хорошо, что тебе не попался некто более юный и неуравновешенный. Отдавать нам приказы может лишь королева, древняя, как самая первая вода морская. Лучше вообще при представителях моего народа не затрагивать подобные темы - даже если и не хотим ввязываться в драку, нам по некоторым не самым умным предписаниям для находящихся здесь, придётся это сделать. И неприятности будут для тебя неизбежны.

   - Прости, видимо не так выразился, - искренне произнёс я. - Но, как-то уж странно всё получилось... Действительно, малопредставимо, что вы решили подмять под себя машиностроение и металлургию, хотя там и крутятся большие деньги, - я приподнял бровь, ожидая ответа. Некоторое время сид молчал, когда же заговорил, взгляд серых глаз был уже спокоен и безразличен.

   - Нам до этого дела нет - единственное, что имеет значение, так это то, что подобные агрегаты не только разрушают этот мир, они его переделывают под себя и искажают. Не приедь я сюда, через два-три года ты бы не смог пить воду из озера и вряд ли уже наслаждался чистым воздухом, - наколов очередное подобие пельменя на вилку, он усмехнулся чему-то совсем грустно.

   - Ну, - я печально улыбнулся уголками губ, - когда-то и мы изменили мир так, что не смогли в нём жить...

   - Проще предупредить или хотя бы замедлить разрушительные процессы, чем потом стоять на руинах и заламывать руки.

   - Согласен. Только методы у вас... сомнительные. Много ли даст убийство одного из держателей компании?

   Сид хмыкнул.

   - Очень много. Уатингтон-младший чаще всего не разделял его взглядов, и переделает теперь доставшееся по своему вкусу. А на вкусы молодого человека можно влиять и менее радикальными способами.

   - Что ж, - я усмехнулся, - допустим, здесь у вас всё пройдёт гладко. А как в других городах? Или вас интересует только Гатри?

   - Сколько проблем, столько и путей их разрешения, - уклончиво ответил он.

   - Для чего вам это вообще? Запоздалое раскаяние?

   - Нет. Иначе раскаиваться пришли бы не мы, родившиеся много после Исхода, - тонкий ломтик горгонзолы с яблоком, казалось, всецело занял его. Первый вопрос Сен-Гильерн просто проигнорировал.

   - Хм.. Ты сказал, что бывал в России. Интересно, что за дела были у вас там? Если не тайна, конечно.

   - Уже не тайна. Да и теперь это не имеет никакого значения. Я в основном наблюдал, и убирал последствия. Морозы, опять-таки, пришлось усиливать - а это дело тонкое...

   - Это в каком году?..

   - В двенадцатом.

   Я озадаченно замолчал, подливая в бокал вина. Сен-Гильерн столь спокойно говорил о самом масштабном и впечатляющем поражении французской армии - похоже, Франция не была его родиной, или интересы Аэс Сидхе ставились превыше чувства патриотизма.

   - Где ты родился?

   - Как бы это сказать... - замерев на несколько секунд с пельменем, поддетым на вилку, он мечтательно улыбнулся, неуловимо просветлев глазами. - В другом, молодом мире.

   Вот оно что!.. Значит, нездешний. Настолько нездешний, что даже и ощущается по другому. Потомки народа Дану - ушедшие в Холмы, и в самом деле могли возвращаться сюда. Видели их правда редко и ни у кого из виденных не было крыльев. Сен-Гильерн исключением не являлся.

   - А откуда ты родом?

   - Из России, как ты уже понял. Из той её части, что западнее Уральских гор.

   - Там до сих пор много сильных существ. Но никого с такими крыльями, как у тебя мне не встречалось, - эльф с искренним интересом бросил взгляд мне на горло. - И такая регенерация... Удивительно.

   - Это не та история, что подошла бы для продолжения беседы за столом, - я хмыкнул про себя, не став добавлять, что не собираюсь рассказывать её в принципе.

   - Что ж, у меня тоже есть такая. Можно как-нибудь ими обменяться.

   - Может быть, - усмехнулся я.

   Проведя ладонью по подживающей царапине, сид глянул на весело хихикающую Фаэ, которую кэльпи, с ложечки, кормил сырным супом.

   Вытягивая ноги под столом я поморщился, чувствуя, как отлипает от кожи ткань брюк. Пожалуй, впервые в жизни, я завидовал сейчас девчонке из младших родов Волшебного Двора, которая, без всяких раздумий и стеснения, могла скинуть грязную, неудобную, или попросту надоевшую одежду.

   - Огонёк, будь добра, принеси мне, пожалуйста, брюки, - я задумчиво глянул под стол. От обуви тоже мало что осталось. - И пару ботинок поразношенней.

   - То шпагу ему принеси, то ботинки!.. - деланно возмутилась фэйри, отрываясь от увлекательнейшего процесса кормления. - А где же уважение к личности?!

   Если б не сидящий рядом эльф, я припомнил бы этой любительнице подглядывать и подслушивать, что у неё-то подобное отсутствует напрочь.

   - Про уважение к личности я тебе потом расскажу... И носки, две штуки, из одной пары! - вовремя спохватился я.

   Девушка выпорхнула в окно, растворяясь в солнечных лучах.

   - А что, бывало и по одному? - отламывая кусочек странного сыра, Сен-Гильерн бросил на меня сочувствующий взгляд.

   - Бывало, - вздохнул я.

   Кэльпи, оставшись в одиночестве, потерял аппетит, и перекатывал по столу из стороны в сторону яблоко, иногда чему-то предвкушающее улыбаясь.

   - Ты не будешь против, если я закурю? - под утвердительный кивок я достал из кармана шёлковый кисет с трубкой. Мешочек с табаком успел развязаться, и большая часть его высыпалась и разошлась по подкладке брюк. А я-то думал, почему всё время чудится столь сильный запах табака... Пригоршней вытащив остатки, я высыпал их аккуратной кучкой на стол и не спеша начал набивать трубку. - Арктур упомянул, что ты издал несколько книг с легендами и сказками про вашу Ветвь. Любопытное у тебя увлечение... Или, как обычно, Волшебный Двор рассыпает семена лжи?

   - Как говорил ваш поэт, сказка ложь, да в ней намёк... Очень верное и мудрое высказывание, - Сен-Гильерн наливал вино, с прищуром оценивая насыщенность цвета. - К тому же, отнюдь не Аэс Сидхе были первыми в этом. Скажем так... Я шлифую наши легенды так, чтобы люди продолжали верить в уже устоявшиеся стереотипы. Но это... минимизирование эльфов - удивляет. Такие-то казусы и заставляют задуматься о том, не пора ли заняться цензурой.

   - И кто же первым начал распространять самые странные и порочащие остальных вымыслы? Не Ночная ли Ветвь? - я ухмыльнулся, выпуская мутно-белое облако дыма. Серые глаза собеседника прищурились.

   - Совершенно верно. Искусство лжи и подлости некоторые ваши рода возвели в ранг добродетелей, подобающих благородному воителю. А распевание баллад, порочащих противника, особенно в ночь перед битвой?

   Я фыркнул.

   - Серьёзно?

   - Вполне. Я даже и в теперешние времена с таким сталкивался.

   - И где же, интересно?

   - В восточной Европе, в Италии, в Португалии. О, что там творилось, когда Веллингтон вытеснил Массену... - он лениво наблюдал, как по стенке бокала течёт насыщенно-вишнёвая капля. - Если посмотреть на ситуацию в Европе теперь, ночные, от которых ты, видимо, держишься вдалеке, широко используют внушение и пропаганду для возвеличивания своего образа мыслей. Даже вчерашний вечер... Я ведь был там единственным, как ты выразился, светлым. Ну, относительно других. Все эти черепа, зеркала, доски и смертно-тленные разговоры - следствие внедрения в людские умы понятий и идеалов Ночной Ветви. А учитывая волну мистицизма и всяких учений, что и не думает спадать, скажи мне, кто тут занимается сомнительной деятельностью?

   - Ты хочешь сказать, что все общества любителей сверхъестественного, кружки юных спиритуалистов и новоявленные мерлины - наших рук дело? - я насмешливо вскинул бровь.

   - Да ты, похоже, в этом городе безвылазно лет пятьдесят сидишь, - чуть улыбнулся сид.

   - Ну-у, - протянул я, - не совсем. Года три-четыре от силы,

   - Ну, почти угадал, - невозмутимо добавил он. - К твоему сведению, ночные проводили огромнейшую работу. И результат её то, что распущенность современных нравов позволяет не выглядеть чересчур экстравагантным, даже попивая из кубка нечто похожее на кровь. Эпоха декадентства, увядания, тлена...

   - Позволь не согласиться с тобой! - я глянул на сида поверх бокала. - Вампиризм романтизировался ещё со времён Древней Греции, причём, не представляю, что было это с нашей подачи.

   Сен-Гильерн хмыкнул.

   - Ну, на это я могу тебе так ответить. Они поклонялись сомну богов, которые отнюдь не блистали добродетелями. Вампиризм, содомия, развращение, рабовладельческий строй и грех обжорства... А дело-то всё было в свинцовых водопроводах и завезённых с Востока наркотических веществах. И пал великий Рим...

   - Цикличность времён... - задумчиво протянул я. - Да и если посмотреть на то, что происходит теперь - то же самое: и падение нравов, и прочее.

   - Но теперь-то мы точно знаем, чьих рук это дело! Уж поверь мне, я с этими пропагандистами сталкивался нос к носу.

   - Ну, не всё же вам байки про нас придумывать?! Когда-то я этого добра начитался!.. - я помотал головой, вспоминая эльфийские опусы о Ночной Ветви. Змей собирал их в надежде выудить какую-либо верную историческую информацию, после же, попросту коллекционировал, как забавлявшее его чтиво. - Богини!!! Не знал, смеяться мне, или плакать! Было желание разыскать авторов... да только, к моменту прочтения, эти бедолаги исчезли из мира более естественным способом.

   - Ладно, давай оставим эту тему - и мы, и вы много чего написали. Такие разговоры обычно завершаются плохо.

   И вправду, глупо было предъявлять друг другу претензии подобного рода. Разногласия между старшими Ветвями оставались всегда, и спор наш ни к чему не приведёт. За прошедшие тысячи лет многое успело случиться... Но забавно, забавно... Если Габриэль сказал правду, будет любопытно посмотреть на результат деятельности наших выдумщиков.

   Сид рассматривал клубы табачного дыма сквозь красное переливчатое вино в хрустале. Взгляд его стал задумчив и отрешён. Дым вытягивался, слагаясь в завитки, поднимался к потолку, подсвечиваемый лучами солнца.

   - Красиво... - он вновь потянулся к сыру. - Что за табак?

   - Жуковский вакштаф, - выпустив несколько зыбких колечек, я улыбнулся уголками губ. Колечки поднимались к потолку, одно сквозь другое. Тронув их невидимым сейчас кончиком крыла, я растянул дым в почти читаемую вязь старого алфавита.

   - Хотя, вообще-то, курить вредно. Особенно для окружающих, - Сен-Гильерн дунул, и слово смешалось во что-то причудливое, похожее на спираль.

   В воздух поднялась очередная пара колец.

   - Боюсь, мне будет сложно избавиться от этой привычки.

   - Клыки пожелтеют и лысина появится, - Габриэль снова смешал кольца в одну фигуру.

   Меня аж передернуло.

   - Чур меня, чур! Типун тебе на язык!

   - Вылечу, - он высунул упомянутую часть тела и скосил на неё глаза. - Слизистая быстро восстанавливается. А чуром вполне можно и тебя называть, если сопоставить некоторые современные слова и старинные приговоры, то сейчас ты сам себя от себя же и отваживаешь. Даниил Чур...

   Ответить я не успел - в окошке появилась Фаэ кинув мне связанные за шнурки ботинки. Чёрный свёрток, полетевший вслед за ними, почти упал на макушку сиду. Тот невозмутимо перехватил его на лету и, развернув, подал мне брюки.

   - Думаю, они должны находиться на противоположном моей голове месте.

   - Благодарю. Огонёк, а носки где?

   Она сперва пожала плечиками, а потом кивнула на штаны.

   - Эн"шэн, ну как обычно, в карманах!

   - Как обычно?! - изумился я.

   - Эн"шэн? Тень? - переспросил Сен-Гильерн.

   - Ну да. Вообще-то, Эн"шэн - обезличенное окончание, и на две трети... А, да ладно впрочем. Какая разница? - я пошарил по карманам - результат превзошёл все ожидания - в каждом оказалось по два носка, но ни один не мог составить пару другому. Что ж, не привыкать... - На самом деле - Наэийссша, но этот язык уже давно мёртв... Подожди-ка... а ты откуда его знаешь?!..

   - Я, тебя, конечно, помоложе, но в наших землях его вполне даже помнят. Консерватизм - приятная привычка.

   - Так давно не слышал нормального произношения... - я ухмыльнулся, покачав головой. - На днях одна ведьмочка назвала меня Ночным Срамом...

   - Наэийтссша.. - Габриэль мягко растянул второй слог, сократив последний. В речи морского народа моё имя звучало иначе.

   - Найтшайн⁹ - Фаэ, сидящая уже рядом с кэльпи, воспроизвела только что услышанное на свой манер и, как ни странно, смысл получился достаточно близким к истине. Она помотала головой. - Ну и язык у вас был! Боюсь даже представить как у тебя полный вариант имени звучит, Эн"шэн хоть произнести можно!

   Сняв ботинки с отслоившейся подошвой, я стянул промокшие носки и, перекинув брюки через плечо, направился к выходу, помахивая зажатой в руке обувью. Но на полпути подумалось - какого чёрта?! Коридорчик за дверью был узким, к Рону могли наведаться и другие посетители, а единственная дама в нашей компании и так не раз видела меня (а зачастую и разглядывала) в чём мать родила.

   Разворачиваясь, я на ходу начал расстёгивать брюки. Сложив чистую одежду на стул, стянул местами присохшие жёсткие штаны. Скинул их в ту же кучку под столом, где лежали драные ботинки и мокрые носки.

   - Вот если бы ты начал подобное вчера, я тебя как раз на полпути убил бы... - Габриель лениво наблюдал за процессом переоблачения, цедя вино из горлышка мелкими глотками. От кровопотери и выпитого он уже захмелел.

   - А разве я пытался сделать нечто подобное?! - удивился я, усаживаясь на стул, и с блаженством натягивая чистое.

   - Да как бы сказать... - за соседним столом хекнул кэльпи.

   Сид мрачно на него глянул.

   - Кое-что вы, вернее, ты, снять порывался, и даже на выбор оружия сделал грязный намёк.

   - О, Богини!!! - я рассмеялся. - Все конфликты и войны в этом мире из-за недопонимания! Там было чертовски жарко! - в серых глазах, ехидно на меня поглядывающих, не было ни капли веры. Хотя... он-то был трезвым тогда. - А про выбор оружия, я, честно сказать, не помню.

   - Гм, - поболтав почти опустошённой бутылью, сид усмехнулся. - Ну и не надо.

   - Кажется, вино кончается, - отметил я, глядя на тонкий янтарный слой над донышком.

   - Мне уже не кажется - оно и впрямь кончается. А не принесёт ли кто-нибудь из вас от Рона нам ещё по бутылочке чего-нибудь? Не сока, и не лимонада.

   - Кто-нибудь, это опять я? - уточнила Фаэ.

   - Нет, это я, - оторвавшись от кормления с рук обнажённой девушки, кэльпи пошёл вниз. Закрыв дверь, он внезапно высунул голову обратно. - А чего нести-то?

   - Пусть Рон повторит предыдущий заказ. Я после вчерашнего ещё не готов мешать марки вин...

   - Я согласен. Только уточни, что заказ на вина, а не на еду. Ещё тарелка в меня не поместится, - Габриэль ловко загнал последний псевдопельмень на вилку.

   - И гитару попроси. А то эти только философствуют с постными лицами, - Фаэ, подогнув одну ножку под себя, тихонько покачивалась на стуле. - Я вам даже сыграю! - произнесла она с некой тайной угрозой и предвкушением чего-то.

   - Ага, - голова исчезла за хлопнувшей дверью.

   - М.. - сид поглядел на Фаэ, подозрительно щурясь. - Сдарыня... Уверены в том, что оно нам надо?

   - Оно надо мне. И в этом я уверена! - фыркнула фэйри. - С вами скучно! А не нравится моё предложение, так сыграйте сами.

   Габриэль глянул на меня - я лишь пожал плечами.

   - Ладно, - вздохнул он, - чему быть, того не миновать...

   Кэльпи появился, сопровождаемый позвякиванием двух бутылок. Неясно, вытер их Рон, или они очистились об одежду несущего. За плечом на потрёпанной тесьме висела большая гитара с янтарно-жёлтой декой. Поставив бутылки к нам на стол, он с поклоном передал гитару Фаэ.

   - Не поможешь? - плечо Габриэля всё-таки беспокоило - он протянул выбранную бутылку мне для распечатывания.

   Разливая вино, я задумчиво протянул:

   - А что-то мы всё молча, без тостов, не чокаясь?..

   - Не привык ещё я к тебе, - он поднял бокал. - Для начала, раз уж так судьба свилась, за дружбу. Гм, да... За дружбу.

   - За дружбу, - сделав глоток, я облизнул губы и несколько секунд неподвижно сидел, созерцая отражение света, пляшущего на стенках бокала. Сид даже успел недоумённо прищуриться, вглядываясь в моё лицо.

   - Габриэль, - наконец собравшись с мыслями, я поднял взгляд. Вовсе не беспокойство за предприятие Уатингтона послужило причиной совместного похода в "Золотой Ус" и не извечный спор, которая из Ветвей Изначальных более коварна и беспринципна. - Есть у меня к тебе один вопрос... Да, ты сказал, что по чужим снам не ходишь и не знаешь, откуда к тебе это пришло. Но всё-таки, должно быть хоть что-то - подобные вещи так просто не случаются. Почему она явилась именно к тебе и именно так - в круге Луны, восходящей над берегом? Она... говорила что-нибудь?

   - Нет, - сид покачал головой. - Она спала, хотя сначала показалась мёртвой. И я не знаю, честно, почему этот сон пришёл ко мне.

   - Спала... - повторил я почти беззвучно.

   Где-то внизу хлопнула дверь, выводящая на задний дворик, раздался приглушённый звуками с улицы смех Фаэ и голос кэльпи. За соседним столом осталась только положенная на стул гитара. Пробиваясь сквозь толстые перекрытия и балки, снизу доносился гул голосов, шуршала листьями заглядывающая в окошко яблоня... И было во всём этом нечто странное, ненормальное, начиная с рисунка, увиденного прошлым вечером, последовавшей за тем ночи, бредовой дуэли и этого нашего братания... Богини! Я должен протрезветь сейчас же! Мне нельзя снова так напиваться!..

   Рассеянно проследив взглядом за Габриэлем, поднимающим со стула гитару, я прикрыл глаза. Голову уже кружило от выпитого, а где-то в тенях от кончиков пальцев плясали искорки чужой силы, чужой осени...

   Сид задумчиво глянул на меня, опускаясь обратно, но ни слова не произнёс. Попытавшись перекинуть тесьму через плечо, он поморщился и устроил гитару на колене. Серые глаза смотрели уже сквозь меня, длинные пальцы касались грифа, подкручивали колки и вновь трогали струны в коротком переборе. Мысли перепутались и я, склонив голову к плечу, словно зачарованный, следил за движением его пальцев.

   В лёгкий узор звуков комнаты вплелись аккорды. Мелодия становилась громче. И тихий голос показался мне поначалу эхом от памяти крови...

   Я видел ветер, молча идущий по краю степей,

   Я видел ячмень, поседевший к утру от росы,

   Я видел столько, что не рассказать тебе,

   Как зацветает небо предвестьем весны.

   Я видел грозу, что смешала небо с землёй,

   Напоила цветы синевой, а закаты алым.

   Я видел птиц, летящих к гнездовьям домой,

   Я видел стаи из туч, и тучи-стаи.

   И я видел следы, заросшие жёсткой травой,

   Сквозь щиты и кольчуги шли зелёные струны.

   И тень плясала, как бес, за моей спиной,

   Когда на стоячих камнях читал я забытые руны.

   И я видел столько, что глаза мои стали другими,

   Напоенные небом, к закату меняют свой цвет.

   И, наверно, сменилось уже и само моё имя -

   У идущих по краю степи ничего неизменного нет.

   Пальцы замерли, но струны ещё пели, затихая, сворачивая калейдоскоп ярких образов. Я моргнул, чувствуя, как быстрыми дорожками сбегают с уголков глаз слёзы.

   - Прости, я... - мотнув головой, я провёл краем манжеты по лицу.

   - Не всякая печаль тяжела, - сид приложил ладонь к струнам, обрывая последние отголоски мелодии, - иногда её горечь приятна... Память, такая штука, которой иногда нужно приносить дары. Иначе она придёт и возьмёт их сама - но много больше.

   - Боюсь, если последую твоему совету, то позже, или прямо в процессе напьюсь в хлам, - я поднял взгляд, на губах дрожала невесёлая усмешка.

   - А ты и так это делаешь. Ещё со вчерашней ночи, - поставив рядом наши бокалы, он наполнил их и, откинувшись на спинку стула, вновь принялся заплетать тихие звуки гитарного перебора в лучи солнечного света, всё больше и больше проникающие сюда сквозь листья.

   - А ты, в общем-то прав... Но пить я больше не хочу, - мрачно глянув на заполненный до краёв бокал я тяжело вздохнул. - Спой ещё?

   - Ваша очередь, сударь... - Габриэль изобразил нечто похожее на поклон, так и не вставая со стула. - Я ещё не слышал твоего пения. Кстати, хотел спросить - ты давно знаешь Рона? Он так спокойно отнёсся к нашему... визиту.

   - Давно... - я пожал плечами. - Лет десять. А про пение... И хорошо, что не слышал.

   - Прошу... Обещаю быть беспристрастным, и не ранить вашу тонкую душу... - струны на несколько секунд замолчали, Габриэль смотрел мне в глаза чуть прищурясь. - Даниил, твои отговорки подошли бы для салонов и сборищ эстетов, а мы сейчас в "Золотом Усе". Здесь можно позволить себе быть настоящим. Да и когда в последний раз ты говорил с кем-то на равных? Не боясь сказать во хмелю что-то, что заставит собеседника отодвинуться, и, подхватив пальто и шляпу, молча выйти, гадая, в своём ли ты уме?

   Я хмыкнул, отворачиваясь к окну. В каком-то смысле он был прав. Но ни о чём таком я сейчас говорить не собирался. Хватит с него имени и увиденных крыльев.

   - Что ж,.. ладно... Но петь я всё таки не буду, - проговорил я. Голос неожиданно охрип, и пришлось сделать ещё несколько глотков вина. Комната поплыла в солнечном свете, вращались, вспыхивая маленькими звёздами, мириады крошечных былинок... - Мы уходим куда-то... - старые слова дались с трудом, и я остановился, хмурясь и прикрывая глаза от света. Когда-то я переводил прощальную колыбельную для Змея, но строчки путались, не желая обретать хоть какое-то подобие стиха. Габриэль молча ждал, отложив гитару и облокотившись на столешницу.

   - Мы уходим... - произнёс я уже на русском, и слова вспомнились, выплыли перед мысленным взором буквы этого языка, слагаясь в строчки и предложения.

   Мы уходим куда-то настоль далеко,

   Что не помним Луны и Ночи,

   Мы уходим, не взяв с собой ничего,

   Не жалеем, не ждём, не пророчим.

   Наши дни в этом бывшем раю

   Сочтены и забыты богами.

   Засыпай, я тебе тихо-тихо спою,

   Что потом приключится не с нами.

   Мы уходим в волну и шипенье клинков,

   Мы идём по неведомым тропам,

   Где никто в тишине не услышит шагов,

   Не нарушит молчания шёпот.

   Мы вливаемся вкрадчивым шорохом трав

   На круги белоснежного камня,

   И пускай не рассудят, кто прав, кто не прав,

   Вороша нашу древнюю память.

   Мы уходим тенями в ночной темноте,

   Выбирая покой и забвенье

   Мы уходим, чтоб вновь возвратиться к себе,

   В своё дальнее-дальнее время...

   Меня потормошили за плечо, похлопали по щекам, а потом ткнули ногой в бок - веский аргумент, чтобы открыть глаза. Над головой нависал куст чертополоха, растущий из белой каменной вазы. Значит... я на ступенях крыльца загородного дома... На фоне предгрозового неба, с летящей в разрывах туч Луной, ко мне склонилось усталое лицо фэйри. Куст и девушка плыли и кружились, как и всё, что за ними. Богини!.. Если меня сейчас стошнит, я себе этого никогда не прощу, а эта девчонка будет припоминать при каждом удобном случае...

   - Фаэ?.. - я осторожно приподнялся на локтях, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь. - Как я здесь?..

   - Плохо, судя по внешнему виду, - она вздохнула, присаживаясь рядом на корточки. - Сам встанешь? Хотя это глупый вопрос... Доползёшь?

   - Уф! - цепляясь когтями за каменные перила, я медленно поднялся. - Дойду.

   И тут, с белым росчерком молнии, пришла мысль...

   - Как я мог оставить его одного!!!? - я шлёпнул себя по лбу. - Чем он там сейчас занимается?!..

   - Чем бы он там ни занимался, ты ему уже не нужен! А... ты вообще-то о ком?.. - последнюю фразу Фаэ прокричала уже вслед. Частично растворившись в тенях, дабы унять головокружение, я скользнул над самыми остриями чугунных пик стены сада. По пути к озеру, почему-то попались ветки клёна. Кое-как выпутавшись из них, я взлетел вверх. Молнии чертили небо яркими трещинами. Одна из них ослепила нестерпимым сиянием, и я камнем пошёл вниз. Дна, правда, так и не достал, но освежило это омовение порядочно. Выплыв на поверхность, отплёвываясь и кашляя, снова попытался взлететь. На сей раз не так высоко. Окончательно оторваться от воды получилось только с третьего раза.

   Кроны деревьев, в подсветке мигающих фонарей, бесновались внизу, протягивая корявые руки к таким же безумным демонам из сизых туч. Вниз я глянул только один раз - от мелькания крыш, фонарей и улиц вновь замутило. Теперь я обгонял ливень на считанные секунды. Пыльные струи воздуха хлестали в спину, раскаты грома чередовались с ослепительными вспышками почти без перерыва. Не хватало только ещё поймать молнию...

   Окна в моей квартире были темны, лишь за шторами в библиотеке тусклым пятнышком маячила зажжённая лампа. Не раздумывая, я нырнул вниз, рукой выдавливая внутрь, если не шпингалет, держащий створки закрытыми, так саму раму.

   Оконный переплёт легко поддался и стеклянные панели распахнулись внутрь комнаты. Мощный порыв ветра взметнул тяжёлые шторы к самому потолку, мгновенно затушил лампу и кинул волосы на лицо.

   Юстин, с огромными испуганными глазами, вцепившись когтями в обивку кресла, сидел за столом, заваленным книгами и колбасными шкурками.

   Морок! Он не должен видеть меня без морока!!!

   В фотографической вспышке молнии, по полу протянулся мой силуэт со вздыбленными волосами и раскинутыми в стороны руками. Цепляясь отросшими когтями за раму, я мотнул головой, пытаясь откинуть мешающие обзору волосы. На губы налипла мокрая прядка. Я отцепился от окна одной рукой, чтобы убрать её. Пальцы соскользнули с косяка, скребнув по гладкому стеклу. Рисунок ковра с невероятной скоростью...

---

 7. 1863 г. Маркиони и Цезарь Энрикетти "Правила дуэли и задача секундантов". Флоренция.вернуться

 8. 1868 г. Ц. А. Бленджини "О дуэли и о главных условиях, необходимых для соблюдения и об обязанностях секундантов и свидетелей". Падуя. вернуться

 9. англ. night shine - ночное сияние вернуться

---

СРЕДА 9 АВГУСТА

к оглавлению

   Мы бежали по истоптанному, политому кровью и ненавистью полю. Чёрное небо, чёрная изломанная сухая трава, чёрные контуры холмов, чёрный лес, чёрные силуэты ищущих нас, но пока не видящих...

   Над головами, ослепляя белизной, пронёсся поток силы, но мы даже не нагнулись, да и не смогли бы успеть, если бы целились в нас...

   Темнота впереди разорвалась, разлетаясь предсмертным криком.

   Из теней, вместе с нами, выпали всего четверо, от остальных в вечернем воздухе кружились тонкие столбики пепла...

   - Тень! - Дара дёрнула меня за рукав, разворачивая к берегу моря. За ней, над линией прибоя, клубилась бисерно-хрустальная радуга - щит её Дома. Они просто подождали, пока мы начнём бой и когда силы наши иссякли, выступили сами.

   - Я поведу! - слова принадлежали мне, но голос был чужой, хриплый. Пятерых я ещё осилю.

   - Не-ет!!!.. - девчушка, со светлыми короткими волосами, крича, бросилась к тому месту, где только что истаял Яр. Дочь? Сестра? Я почему-то не помнил...

   Драное полотнище крыльев распахнулось над оставшимися.

   Успеем... успеем... мы ведь успеем, Дара?..

   И мы вновь побежали к лесу, к серому нагромождению каменных блоков, что, словно колодезный сруб, удерживали Источник. Но не было леса и не было поля с жёсткой, изломанной, пропахшей кровью травой. Были сотни сотен крошечных паутинок темноты, летящих в бесконечной, бездвижной Тьме. Бледный всполох появился дважды и погас, поглощённый крыльями. Я выпустил вперёд вёрткие, острые паутинки - единственное оружие - моё умение, моя сила... Всё отбрасывает тень. Всегда.

   Источник... Огромный... чистый... И множество теней густыми ручейками текут по земле сквозь звенья охранного кольца, прямиком Туда. И каждый, стоящий там, отбрасывает тень... Я влился во всё, во что смог, и закричал, падая вперёд на чёрный силуэт мёртвого рассыпающегося тела.

   Паутина блекла, небо просвечивало жутко иссиня-фиолетовым цветом. Меня подхватили, поволокли дальше. Бесконечные оттенки чёрного истончались, мир обретал иные краски...

   - Тень!

   Бледное лицо выплыло из остатков спасительной темноты. Дара...

   - Тень! Мы прошли!!! Ещё чуть-чуть!

   - Здесь двойное кольцо! Первое мы пробили, второе должно быть слабым. И мы вычерпаем этот дерьмовый Источник до донышка! И всех их заодно!

   Я еле как сфокусировал взгляд на говорящем. Сумрак медленно поднимался на ноги, опираясь на светящийся у крестовины, врастающий в землю клинок. Крылья хрупкими, высушенными жилками бессильно кутали его плечи. Не успел, или позволил мне собрать всё, что здесь было?.. Сколько их стояло за первым кольцом?..

   Один из посеребрённых браслетов с выцветшими до бледной желтизны, покрытыми трещинками камнями, жёг руку. Я расстегнул его, отшвыривая прочь. Оглянулся по сторонам, словно надеясь увидеть остальных... два столбика пепла и один лёгкий, похожий на утихающий смерчик, завиток звёздного света... и другие, призрачные, тающие блёклыми искрами огня и шорохом горелой травы...

   Дара сильно тряхнула меня за плечи, одним рывком ставя на ноги. Паутина крыльев зашелестела цепляясь о траву.

   - Давай же! Идём!!!

   - Нет, - я тряхнул головой. - Я сам... один. Брешь в кольце затянулась, здесь безопасно.

   Её рука, горячая, с острыми коготками, вцепилась в плечо так, что ткань тут же пропиталась кровью, но боли я не ощутил.

   - Вместе!!!

   - Нет.

   - Он может вытянуть тебя, даже не заметив. Останься здесь! - Сумрак попытался отвести её в сторону. Не получилось - огненно-острые когти впивались, проникая уже в кость.

   - Вместе!!! - прорычала она. - Вместе!!! С тобой!!!

   Я подхватил Дару за талию уже онемевшей рукой. Пусть так... Пусть вместе... Так и должно быть... Мы либо коснёмся Источника, либо развоплотимся вместе... И мир вновь стал спокойствием Темноты и моя Прекрасная парила со мной лёгким, нежным шорохом волн о песок, шёпотом прибрежной травы, запахом прошедшей грозы...

   Звенья охранного кольца? Какой пустяк... В самом деле...

   Я уже чувствовал, как паутинки теней проникают внутрь, как абсолютным спокойствием и уверенностью вливается в нас тёплое дыхание Жизни... Сила... Источник... Даже каменные монолиты дышали здесь, пропитанные Силой.

   Крик прорезал темноту алой ржавью...

   Звенья первого кольца осыпались почти ощутимым морозным звоном. Какой-то миг Сумрак ещё стоял у самой границы круга, выставив перед собой руку и уже бесполезный, пустой морской камушек на тонкой цепочке, а затем осыпался, растаял в Ничто... Я завернул Дару в крыло, словно гусеницу, готовящуюся к перерождению...

   Они решили захлопнуть Источник!!!.. Выпустили сюда эту погань, чтобы она сожрала всё... Чтобы не досталось никому. Не им, не нам и уж тем более не морскому племени...

   Тонкая вспышка света...

   В Источник! В самую глубину!

   Успеть первым...

   До дна...

   Успеть!

           Успеть!

                        Успеть!

   И я успел.

   И увидел себя со стороны... И всё поле, уходящее в песчаный берег... и обманчиво спокойное море... и водяной щит, в нерешительности замерший над волнами и... прекрасную бабочку, в тёмном коконе моего крыла... Бездвижную... Бескрылую... с крохотными блёстками - каплями воды, отделяющимися от тела...

   Я кричал, не слыша своего голоса, вырываясь из чьих-то рук, перед глазами была только темнота в багровых росчерках ударов сердца.

   - Эн"шэн! Очнись!!! Эн"шэн!!!

   Я распахнул глаза, по-прежнему ничего не видя.

   Страх... Тревога за меня... Прикосновение прохладных пальцев к вискам... Такой знакомый запах - древесная кора, прогретая под солнцем... Фаэ...

   Я сидел на кровати. Как же светло!!! Так светло, что невозможно разглядеть даже контуры предметов. Юстин где-то рядом. Тоже испуганный...

   - Эн"шэн, - Фаэ осторожно прикоснулась к моим волосам, погладила по голове. - Всё в порядке, Эн"шэн, это сон, ты спал.

   Прохладные пальчики скользнули по рукам, попытались разжать их. Я что-то сжимал. Тёплое, звучащее частыми ударами сердца... Пальцы разомкнулись не сразу.

   - Юстин, как руки? Кости целы? Сможешь подготовить ванну? Эн"шэн! Ну скажи ты хоть что-нибудь!!!

   - Очень... ярко... - слова дались с трудом, так, словно я начал принимать другую форму и голосовые связки уже изменились.

   - Сейчас! Подожди!

   Прикосновения фэйри исчезли, раздался шорох ткани и окружающее начало медленно выплывать из света. Спальня в городской квартире... Запах крови... и не только моей. Я опустил взгляд на алые пятна, оставшиеся на одеяле. Пальцы с острыми загнутыми когтями дрожали, втягивая тонкие паутинки теней...

   - Огонёк...

   Фэйри подлетела ближе, погладила по плечу. Откуда-то в её руках появился белый носовой платок, она поднесла его к лицу и начала промакивать мне слёзы. До этого момента я даже не ощущал их...

   - Эн"шэн, ну, ты как? - осторожно произнесла она.

   Я забрал платок уже изменившейся рукой, приложил к искусанным в кровь губам.

   - Как... Юстин?.. Что я...

   - Ты спал, а с Юстином всё в порядке, - быстро ответила Фаэ. - Не беспокойся, он же двуликий, на нём быстро всё заживёт, как... как на собаке, - фэйри опустилась рядом, приглаживая мне волосы. - Ох, и напугал же ты нас! Да и соседей, наверно, тоже...

   - Ванна готова, - раздалось из-за двери. - Мне чем-нибудь ещё помочь?

   - Не надо, я сам... Спасибо, - впрочем, без помощи Фаэ встать не удалось.

   По пути в ванную комнату Юстин нам не встретился, видимо, предпочтя не сталкиваться со мной ещё какое-то время.

   Опустившись в тёплую воду, которая показалась сперва нестерпимо горячей, я позволил Фаэ смыть кровь с лица, затем попросил оставить одного.

   - Ты не уснёшь здесь? - с тревогой в голосе спросила фэйри.

   - Я теперь, в течение нескольких суток, спать не буду, - тихо ответил я. - Ступай.

   Дверь за девчушкой прикрылась. Только сейчас я понял, что показалось в ней странным - Фаэ была в одежде, в том самом "матросском" костюмчике.

   Откуда-то из библиотеки донёсся разговор. Я прислушался.

   - Как он? - в голосе Юстина звучал неприкрытый страх, но, похоже, не столько из-за пережитого, сколько за меня.

   - Вроде пытался пошутить - значит нормально. Ему и раньше кошмары снились, но чтобы та-ак...

   И вправду, такого не было уже очень и очень давно... - отстранённо подумал я. Лишь единожды этот сон выплывал из глубины памяти. Но тогда я резко ушёл из него, ещё в самом начале. Сегодня же, как и в прошлый раз, не мог вырваться. Да что там! Я так и не понял, что это сон, пока Фаэ не разбудила меня! И если такое продолжится...

   Нет! Нельзя себе позволять даже думать о подобном!

   Одной мысли о том, что я заново потихоньку схожу с ума, хватило, что бы я замер остановив дыхание, а пальцы похолодели.

   Все эти сны...

   Я обвёл комнату сосредоточенным взглядом, пытаясь поймать ускользающую мысль.

   Сны... Нет, ненормально было не со мной, а со сновидениями. Причём именно в городской квартире!

   - Огонёк? - позвал я.

   Фэйри появилась через пару минут, держа в руках поднос.

   - Оригинально... - отметил я, окинув взглядом большую кружку, откуда шёл запах крепко заваренного чая с молоком и два блюдца - на одном аккуратными кружочками лежал лимон с сахаром, на другом копчёная колбаса, скупо посыпанная мелкотолчёным сухарём.

   - А больше у тебя здесь ничего не осталось, - фэйри пожала плечиками и, ногой пододвинув стоящий неподалёку стул, устроила поднос на нём, сама же, по привычке, присела на краешек ванны. - Подумала, что тебе не помешает.

   - Спасибо, - поблагодарил я, поднимая руку из воды. Пальцы не дрожали, и я осторожно принял у Фаэ кружку, от остального отказался, помотав головой. - Как Юстин?

   - Да нормально он! - Фаэ фыркнула, недовольно поджав губки. - Это я всяких ужасов насмотрелась! И надо было мне первой соваться в комнату?!..

   - А... что было?

   - Ты лежал там с открытыми глазами и бормотал что-то - я ни слова не поняла, хотя язык вроде знакомый. Глаза были полностью чёрные и словно из тебя, сквозь постель, через одеяло и подушки что-то тёмное... как паутинки... шевелилось, ползло... Брр! Только когда я окна открыла, оно исчезло. Что это было???

   - Крылья, - объяснил я. - Непроизвольная материализация. Выглядит действительно неэстетично...

   - Крылья?! Вот это крылья?!!! - её передёрнуло. - Я когда читала про древних, думала, что они за спиной там, или в каких-то определённых местах... частично. А не так, чтоб отовсюду...

   - Если форму не контролировать, так и бывает... Слушай, а давай-ка устроим здесь уборку?

   - С тобой всё в порядке? - так же резко изменившимся голосом осведомилась фэйри. - Ты этот хлам всё-таки не один год собирал и хранил.

   - Вот и я о том же. Давно пора обзаводиться новым - этот уже устарел.

   - Ну, хм... ладно... - Фаэ задумчиво прошлась взглядом по моему лицу. Похоже, предложение прибраться показалось ей более зловещим, чем то, что она только что описала.

   - Боюсь, в доме есть кое-что постороннее. Некий подклад, - пояснил я.

   - К тебе, что же, настолько просто сюда забраться?!..

   - Смотря что мы найдём. И где...

   Фэйри скептически приподняла бровь и скривила губки.

   - Да у тебя тут чего только не найдёшь! Ты хоть сам помнишь, что где лежит, и что из этого твоё? И как мы опознаем этот подклад среди кучи всех непонятных штуковин, камушков, амулетов, тухлых корешков и пересушенных трав?.. Но на меня даже не рассчитывай - у нас уговор только на дом был! И вообще - страшно в этих завалах копаться.

   Я прикрыл глаза, молча смиряясь с правотой Фаэ.

   Похоже, сидение на бортике ванной во время моего пребывания там, и вправду вошло у неё в привычку. Девчонка, забывшись, опустила кончики пальцев в воду и тут же, морщась, отдёрнула руку и вообще поспешила вымыть под струйкой ледяной воды, которую так и оставила течь из крана.

   - Эн"шэн, ополаскивайся уже давай! Ты ведь лежишь в этом своём кошмаре!

   - Я жду, когда ты выйдешь, - ничуть не соврав ответил я. Вода сняла остатки заново пережитого ужаса, но пока что они так и плавали рядом.

   - Ну надо же! Какой ты, дядюшка, стеснительный!.. - фыркнула Фаэ и, подхватив поднос с кружкой, наконец-то покинула ванную комнату.

   Я стоял, прикрыв глаза, с блаженством ощущая, как с последними струйками воды меня покидает усталость и муть, что осталась даже не ото сна, а от немилосердно нетрезвого дня... или... хм... двух дней?.. О самом сновидении старался не думать - и так слишком часто в последнее время возвращаюсь мыслями в прошлое. Ничего не исправить, не изменить. Нужно ждать. Почти четыре сотни лет назад Змей сказал мне, что она вернётся. И я знаю, что так оно и будет.

   Выбираясь из ванны уже в хорошем для столь раннего утра настроении, я не сразу обратил внимание на странный запах, потихоньку заползающий через щель под дверью - нечто горелое и одна из составляющих этого - перья. В конце концов, я в этом доме живу не один, и у соседей тоже случаются непредвиденные обстоятельства при готовке пищи. Надевая халат я подозрительно хмыкнул. Что они там такое спалили? Нет, на самом деле, воняет уже порядочно даже здесь...

   Богини! А ведь это с моей кухни тянет дымом!..

   Ни разу за все двенадцать лет, прожитых в этой квартире, у меня не возникало необходимости вливаться в тени, чтобы очутиться в другой комнате. Выйдя же из темноты, я на несколько ударов сердца замер на пороге кухни от неожиданности увиденной сцены.

   Юстин кашляя, фыркая и прикрывая рот рукавом рубашки, дёргал задвижку окна. Стоящая на табуреточке у плиты Фаэ совершала нервные пассы руками, то ли пытаясь остановить огонь, то ли раззадорить его ещё более, дабы процесс сжигания завершился быстрее. На плите горели останки какой-то птицы... Опомнясь, я спешно вычертил в их сторону знак Тишины - пламя, объявшее тушку, тут же схлынуло, дым и запах, закручиваясь причудливыми завитками, поплыли по течению сквозняка.

   - Эн"шэн! - фэйри уставилась на меня такими обрадованными глазами, что я, на пару секунд, засомневался что же здесь случилось.

   Двуликий, наконец-то справился со створкой окна, высунулся наружу глотнуть чистого воздуха, и лишь после этого повернулся ко мне. Вид у него был растерянный и встревоженный.

   - Э-э... Даниэл... - начал Юстин, но Фаэ перебила его радостным воплем.

   -Эн"шэн!!! Ты представляешь?!! У меня почти получилось!!! - она запрыгала по кухне, поблёскивая золотыми лепестками дрожащих зрачков.

   - Что почти получилось? - холодно уточнил я, опускаясь на ближайший стул. - Спалить квартиру, или приготовить завтрак?

   - И то и другое! - как ни в чём ни бывало, заявила фэйри, забравшись на табурет и болтая в воздухе босыми ножками.

   - Не подпускай её на кухне ни к чему, кроме заварки чая, - обратился я к Юстину. - Если заметишь, что она пытается что-то приготовить, лучше побыстрее свяжи и положи в кладовку до тех пор, пока не одумается.

   Волчонок, похоже, вполне серьёзно кивнул головой. Фаэ неубедительно скорчила гримаску испуга.

   - Как руки? Я не сильно тебя?.. - скользнув взглядом по бледным и тонким кистям рук двуликого, я задержался на скрытых под тканью белой рубашки запястьях.

   - Да нет, - Юстин смущённо покачал головой и я с облегчением понял, что не чувствую в нём страха, или неприязни к себе. - Уже всё зажило...

   - Прости, я... Со мной такое впервые... - честно признался я. - Обычно мы контролируем сны, до определённой степени, конечно, но до такого не доходит.

   - Огонёк объяснила, что это из-за подложенной вещи, амулета, вызывающего дурные сновиденья.

   - Да, что-то вроде, - кивнул я. - В Гатри сейчас неспокойно. В городе недавно появился какой-то ненормальный ночной. Скорее всего, это дело рук одной из его креатур.

   Фаэ неопределённо хмыкнула.

   - Даниэл, пока вы были в ванной, к вам заходили соседи снизу, - волчонок так и оставшийся у окна, прислонился к стене.

   - А, Джонсоны? По поводу моего пробуждения, наверно?

   - Ага! - радостно подтвердила фэйри. - Я объяснила им, что у тебя случился шок от увиденного беспорядка, и, дабы ты более не травмировал ни себя, ни их, мы решили тут немного прибраться. Но ты всё-таки покажись им сегодня, а то и вправду решат, что мы тебя грохнули.

   - Угу, - кивнул я. - А чтобы скрыть улики, труп решили сжечь... - я подошёл к окну, вглядываясь в импрессионистский пейзаж в серебристо-дождливых тонах. Бордово-красные и тёмно-серые прямоугольники крыш, вперемешку с нечёткими от колыханья ветвями деревьев, неспешно спускались до Торгового тракта. Дальше картина размывалась уже настолько, что различить контуры предметов казалось невозможным. Тихий ветерок, влетающий в кухню вместе с мелкими водными брызгами, был даже тёплым, и к вечеру обещал превратиться в туман.

   - Погода просто чудесна! - я полной грудью вдохнул чистый влажный воздух. - Собирайтесь - сходим куда-нибудь позавтракать и прогуляемся по городу.

   - Эн"шэн, а как ты это сделал?

   Я повернулся к Фаэ. Та, с совершенно детским выражением любопытства на личике, прикусив кончик языка, ковыряла длинным ножом в кремированной тушке. Остриё уже успело проделать порядочную дырку в верхнем чёрном слое и из-под него проглядывало непропечённое мясо.

   Юстин тоже рассматривал тушку и глумящуюся над несостоявшимся завтраком фэйри. Глаза его были по-волчьи жёлтыми и печально-голодными.

   Нож во что-то упёрся, и Фаэ с усилием надавила на рукоятку. Лезвие изогнулось и тут же выпрямилось, посылая многострадальную птичку в последний полёт. Мы с двуликим едва успели отскочить от окна.

   Осторожно выглянув на улицу - не попала ли в кого? я повернулся к хихикающей в ладошку фэйри.

   - Огонёк, ещё одна такая выходка... - начал я тоном рассерженного дядюшки.

   - Воспринимай это положительно! - перебила меня мелкая пакостница. - Теперь не придётся её выкидывать!

   И ведь не поспоришь... потому, как бессмысленно с ней спорить!..

   - Идите уже, - фыркнул я. - Правда, не слишком торопитесь - я ещё кое-что хочу поискать.

   - Нуу, если ты сейчас затеешь уборку, то нам не светит не только позавтракать, но и поужинать! - Фаэ, с раздосадованным выражением на личике, крутила в пальцах нож.

   - Оно не в самой квартире, - я высунулся наружу, задумчиво оглядывая кирпичную стену дома. Юстин с интересом наблюдал за мной. - Если бы кто-то проник внутрь, я бы знал об этом.

   - А как оно выглядит? Может, мы сможем чем-то помочь? - спросил волчонок, когда я, отряхиваясь от воды, опустился на подоконник.

   - Выглядеть это может по всякому - всё зависит от силы и воображения колдуна. Так что помочь вы мне не сможете.

   Отобрав по пути опасную вдвойне в руках фэйри "игрушку" и положив нож на середину стола, Юстин выскользнул из кухни. Фаэ же осталась наблюдать за тем, как я исследую поверхность стен снаружи квартиры.

   - Лучше открой на время ваших сборов окна - пусть всё проветрится, наверняка часть этой вони успела проникнуть во все комнаты.

   Пока квартира проветривалась, а юные пироманы переодевались, я продолжил поиски. Выйдя на крышу, огляделся по сторонам - здесь было настолько пусто, что, если что-то и подложили, то совсем крохотное. Вместо маленького зимнего сада, который я когда-то хотел тут устроить, под дождём тоскливо мокла пара каменных ваз, что так и не дождались посадки цветов, и одинокая скамейка. Походив там, я выплел ещё несколько звеньев охранного кольца, захватив на сей раз всё пространство крыши и тут же почувствовал, что кончики пальцев словно окунаются в ледяную воду, и источник этого холода спрятался в трещинке между кирпичей, аккурат над дверью. Тонкая булавка с проколотой через брюшко, размокшей навозной мухой. Гадость... Я поморщился, водя пальцами в нескольких сантиметрах рядом. И сделано-то неумело. Эта муха... Можно было обойтись и одной булавкой.

   Нет, сжигать и выкидывать я это не стану... Я нехорошо улыбнулся. Ты сам сюда придёшь, кто бы ты ни был. От булавки вилась и уходила куда-то в дождливый город тонкая-тонкая нить. Проследить её путь было уже невозможно, а вот направить действие наговора обратно - вполне. Я щёлкнул пальцами, разрывая связь между предметом и словом. Булавка тут же проржавела и выкрошилась, муха, разлагаясь, упала к ногам. Отдача, при сорвавшемся заклинании, будет в несколько раз сильнее... Тот, кто подсунул мне эту дрянь, неопытен, и вряд ли ему придёт в голову самое простое решение. Нет, я более чем уверен, что после первого же кошмара он решит, что "подарочек" обнаружили и теперь, пользуясь им как маяком, в отместку, насылают дурные сны. И этот голубчик незамедлительно явится сюда, дабы уничтожить свой подклад. А что до его действия... Если бы я озаботился вовремя обновить отнюдь не перманентное охранное кольцо, никогда бы и не узнал об этом "покушении". Сила наговора просто начала просачиваться сквозь ослабевшие звенья.

   С наидовольнейшей ухмылкой я вернулся в комнаты.

   - Судя по виду - нашёл, - отметила Фаэ. Она уже оделась и сидела, развалясь на подушках прибранной от моего буйного пробуждения кровати. В тёмно-сером, цвета шелковистого вечернего дождя, костюмчике и белой рубашке, без золотистого оттенка в русых волосах и с полностью скопированным с двуликого цветом глаз, фэйри идеально смотрелась как младший братишка Юстина: весёлый, довольный жизнью и даже с лёгким румянцем на щёчках. У людей, да и у большинства полукровок, не возникнет и тени сомнения в их родстве. - И что это было?

   - Булавка с дохлой мухой, - ответил я, доставая из старого громоздкого шкафа один из чёрных костюмов. Переодеваться в присутствии фэйри, (явном, или ограниченном подглядыванием из-за штор, или двери) я, как это ни странно, за пару прошедших месяцев уже привык.

   - Фу-у... - протянула она. - Дохлая му-уха...

   Уже в прихожей, глянув на отражение в зеркале, я криво улыбнулся. Юстин тоже выбрал тёмно-серый костюм, чуть отличающийся по тону от надетого Фаэ. Воротничок рубашки по своей белизне не намного превосходил бледность его лица, а пепельно-серые волосы, так же как у меня, были собраны в хвост, идущий до лопаток.

   - У-уу... какие мы все серьёзные... - протянула фэйри поглядывая в зеркало. - Может нам, дядюшка, тоже всё чёрное надеть и можно спокойно отправляться на чьи-нибудь похороны?

   - И так сойдёт, - ухмыльнулся я, накидывая чёрный плащ и подхватывая один из висящих на вешалке зонтов. - Идёмте.

   Играть роль благообразного дядюшки я вовсе не собирался. Здесь меня считали несколько эксцентричным чудаком, измени я своё поведение - вот это бы и показалось странным. "Племянничков" наверняка будут жалеть по этому поводу...

   Пешей прогулки, к сожалению, не получилось. Может Юстин и не стал бы возражать пройти пару кварталов и лишь затем воспользоваться транспортом, но Фаэ заявила, что утонет в ближайшей луже, и в доказательство тут же попыталась это исполнить. Я еле успел ухватить её за плечо - утонуть бы точно не утонула, но запачкалась бы порядочно.

   Поймав кэб, мы направились в "Наяду". Полупустые улицы Гатри с посеревшими от влаги стенами домов прятали все привычные звуки в бесконечном шорохе воды и листьев. Вечерний бульвар показался необычайно широким - здесь почти не встретилось ни пешеходов, ни транспорта. Я любил такую погоду. Что в городе, что за его пределами гулять под лёгкой водной моросью было приятно, успокаивающе... Ничего, может быть, после вытащу их на прогулку - зонты мы в конце-то концов взяли.

   Столики под тентами по случаю дождя пустовали, да и на крытой веранде сидели всего двое. Проведя "племянничков" к дальнему столу у деревянных, обвитых диким виноградом перил, я по привычке, уселся спиной к стене, Юстин - напротив меня, Фаэ, поколебавшись, устроилась рядом с двуликим.

   В ожидании заказа мы пили чай. Юстин, наверняка, о многом хотел поговорить, но взгляды, бросаемые в нашу сторону официантами, да и парой посетителей тихо переговаривающихся на другом конце веранды смущали его, заставляя нервно косится вбок, при этом стараясь не выдать себя поворотом головы.

   - Я прихожу сюда достаточно часто, уже лет пять, - с улыбкой объяснил я, - и впервые с кем-то.

   - А-а, - протянула фэйри. Её внимание посторонних, ничуть не смущало. - А мне-то подумалось, всё из-за того, что мы в такую дождину выбрали столик на веранде...

   - Вам здесь неудобно? - я как-то и не подумал, что обедать в такую погоду почти на улице может быть приятно не всем.

   - Мне всё равно, - Фаэ пожала плечиками и повернулась к двуликому, потормошив его за рукав. - А ты, братик, не замёрзнешь? Как тебе здесь?

   - Нормально, - как-то неуверенно кивнул Юстин. - Вообще-то дождь тёплый, мне такой нравиться... Если под ним не спать.

   - А что, приходилось? - заинтересовалась Фаэ.

   Юстин передёрнул плечами.

   - Весной, нору, в которой я жил, затопило...

   - Ты жил в норе??! - удивленно воскликнула фэйри. Слишком громко - сидящие через несколько столиков мужчины оглянулись. Но невинная внешность и восторженный вид ребёнка да и наши лица убедили их, что это скорей обсуждение сказки или розыгрыш.

   - Огонёк, потише, пожалуйста, - попросил я. - А ты, Юстин, не стесняйся этого. Не каждому доводилось испытывать себя на прочность таким образом - зато теперь знаешь, что можешь выдержать подобное.

   - Вообще-то самым страшным было другое, - глухо проговорил волчонок, уперевшись взглядом в столешницу. - Я боялся, что навсегда останусь... таким. А книги... про оборотней столько всего разного написано. Я... - юноша смущенно опустил голову, а щёки его и шея повыше воротника порозовели. - Спасибо. Я бы сам не выкарабкался из всего этого. И Апрелис - он ведь не был даже вашим другом, а зная его... он и просто знакомых втягивал в неприятности.

   - Да уж, - вздохнул я. - О покойниках плохо не говорят, но хорошего я что-то не припомню. Но ты, могу сказать это с уверенностью, хоть знакомы мы недолго, ничуть на Апрелиса не походишь. Хотя бы даже любовью к книгам.

   - Я тоже люблю почитать, - Фаэ, сложив ручки на столешнице, опустила на них подбородок, поглядывая то на меня, то на Юстина. - А давайте наймём для нас учителей! Я ведь буду просто гениальный ребёнок!

   - Тебя, дорогая моя, только в закрытый пансион строгого режима. Какой тут у нас ближайший, интересно?.. Агнцедушителя?

   Юстин чуть неуверенно улыбнулся, кажется, впервые от души.

   - Не дождёшься! Я ребёнок неординарный - только обучение на дому и щадящий режим.

   - Щадящий режим - это ты, наверное, про учителей, чтоб у них апоплексический удар не случился? - я усмехнулся, оглядываясь на шаги официанта.

   - В любом случае, я не собираюсь что-либо менять в своём жизненном укладе.

   Официант, и без того удивлённый моим появлением в компании, очумело тряхнул головой - слишком серьёзные вещи излагал маленький мальчик.

   Заметив это, Фаэ с широкой улыбкой ухватила с подноса пирожок.

   - Следи за своими манерами, Кларенс, - с видом строгого старшего в нашей компании попытался я отчитать фэйри.

   - Да кто бы говорил, дядюшка! - фыркнула она, облизывая пальцы.

   Юстин принялся за еду с удивительным рвением - хотя, наверно, это было для него сейчас нормальным. Растущий организм, который выживал в тяжёлых условиях почти год, просто навёрстывал упущенное.

   Потянувшись, я подложил ему в тарелку маленьких поджаренных колбасок. Фаэ, хихикнув, тут же перетащила парочку к себе.

   - Ну, и куда ты нас сегодня потащишь гулять, дядюшка? - фэйри со скоростью оголодавшего уличного котёнка заглатывала пищу, кажется, даже не жуя.

   - Не торопись, Кларенс. И куда, кстати, подевались твои хорошие манеры за столом?

   - А... - ткнув той же вилкой, которой подцепляла мясо, в пирожное, фэйри дёрнула плечиком. - Там всё же центр города был.

   Вилка с белыми потёками крема цопнула прямо из-под носа у волчонка фаршированный перчик, но не донесла до конца - он сорвался над соусницей, и если б не моя мгновенная реакция, быть бы им обоим забрызганными. А так только я оказался с грязными манжетами.

   - Может, я от вас заразилась? - вилочку, вновь потянувшуюся к чужой тарелке встретила ложка - юноша даже сдержанно рыкнул. Не стоит часто лезть под нос к голодному волку. Даже если он и маленький.

   - Чем ближе к провинции и уединению, тем меньше приличий? В таком разе я не возьму тебя на пикник - что-то мне подсказывает, что психика моего старшего воспитуемого этого не выдержит.

   - Бука, - вытащив салфетку из узкого сосуда, Фаэ картинно уложила её на колени, беря вилочку иначе, и чуть отгибая кисть с приподнятым мизинцем. - Учись, братец, - ехидно глянула она в сторону Юстина.

   Внимательно понаблюдав за действиями фэйри, волчонок без малейшего намёка на улыбку стал копировать её движения. Поймав мой заинтересованный взгляд, он положил и себе салфетку на колени.

   - Правильно, - одобрительно кивнул я. - В этом пример с меня брать не стоит. Как я не мог запомнить какая вилка для чего, так.. и не хочу.

   - Ну хоть вилку от ложки отличаешь, и то прогресс! - хихикнула Фаэ. - Вам, древним, это наверное сло-ожно...

   - Этот этикет уже столько раз менялся... - я покачал головой. - Мне это неинтересно. А друзья попросту привыкли.

   - Скорее уж смирились с твоим непроходимым бескультурьем и ленью, - улыбочка фэйри так и лучилась ехидством. - Хотя на людях ты вроде ведёшь себя прилично. Даже странно... Ты, дядюшка, не сдерживайся, это, говорят, плохо может отразиться на самочувствии, а ты и так чудишь в последнее время - вот даже и оделся сегодня нормально...

   - Кто бы говорил! - ухмыльнувшись, я прямо салфеткой ухватил перец, который Фаэ извлекла из соусницы, и, с сосредоточенным лицом, уверенными движениями ножичка и вилочки пытала в стиле доминиканских застенков. Мужчины, уже несколько минут забавлявшиеся наблюдением за нашей компанией, стали отворачиваться. Ребёнку всё это было ещё простительно, но взрослому мужчине...

   Я облизнул кончики пальцев, приступая к цукатам под взбитыми сливками, отобрав у Фаэ вазочку. Юстин лишь изредка поглядывал на нас, не отрываясь от опустошения тарелки. Но того, просто неописуемого выражения лица, как в первый раз, когда мы с Фаэ устроили небольшую потасовку за яблоко, уже не было.

   - Эй! Это же моё! - возмутилась фэйри, пытаясь зачерпнуть побольше суповой ложкой из умыкаемой сладости.

   - Много сладкого - вредно! - поучительно изрёк я в ответ.

   - А тебе так не вредно?! Ты только пирожные с конфетами и лопаешь!..

   - У меня организм по другому устроен - мне можно.

   - Смотри, как бы чего не слиплось... - негромко буркнула фэйри и, перегнувшись через стол, подтащила к себе плетёнку с печеньем, мрачно начав хрустеть им, запивая курящимся на прохладном воздухе какао с молоком. - И всё-таки, куда мы сегодня пойдём? Надеюсь, не по музеям или памятникам? В такую-то дождину?

   - А что? Самая подходящая погода для прогулок, - я вытянул руку туда, где из-под тента залетали редкие прохладные капельки мороси. - Но, раз уж не хотите... Тогда - книжные магазины. И ещё... Пока что, без моего сопровождения, вам в город лучше не выходить. Да и вообще в одиночку за пределы моих владений не высовываться.

   - Всё так серьёзно? - насторожилась Фаэ. - Ты же вроде нашёл эту муху? Или это ещё не всё?

   - Огонёк, я всё-таки не всемогущ и, пока Юстин не освоит некоторых знаний, мне будет спокойней, пока он пребывает под защитой моего дома и твоего сада. Ты, конечно, можешь постоять за себя. Но если попадётся кто-то, кто бегает так же быстро как ты, или намного быстрее?

   - Признайся, ты бы тогда очень горевал и сожалел об утрате? - фэйри смерила меня ехидным взглядом.

   - Да, Огонёк, очень, - честно ответил я. - Шкодников столь высокого уровня сложно найти, а уж уговорить поселиться с тобой в одном доме и подавно.

   Девчонка фыркнула, довольная услышанным.

   - А ты помнишь, что у нас там из еды только яблоки, да травы для заварки? - похоже, остальные вопросы Фаэ не интересовали. И хорошо, пожалуй. Не хотелось бы сейчас объяснять и так встревоженному волчонку, что именно творится в городе - меньше знаешь - крепче спишь. Да и вправду, в доме на Озёрной им ничего не может угрожать если, конечно, Фаэ не возьмется готовить...

   - После можно проехаться по городу и купить всё, что нужно.

   Покончив с обедом, и, как я надеялся, с дурацким поведением Фаэ, мы отправились на улицу Старую, где расположился ряд книжных магазинов. Когда мы вылезли из пахнущего мокрой кожей и прогорклым подсолнечным маслом кэба Фаэ глубоко и с наслаждением вздохнула, оглядывая вывески.

   - А младшему что-нибудь купят почитать перед сном?

   - "Сумерки богов" Зигмунда Фрэйда тебя устроят? - ехидно хмыкнув, я подумал, что от "Острова доктора Моро", попадись он мне вместо утерянного Донахью экземпляра, тоже бы не отказался.

   Под тихий скрип двери мы вошли в небольшой магазинчик, заполненный мягким желтоватым светом ламп, по контрасту с лёгкими сумерками улицы. В воздухе витал особый запах ещё непрочитанных никем книг. Пыль, немного от типографских машин, чернила, мелованная бумага плотных, нетронутых листов... Есть своя особая прелесть первым взять в руки книгу и первым прочесть её. Не натыкаясь ни на жирные пятна на страницах, ни на почивших между листов насекомых. Когда она открывается в руках с лёгким похрустыванием переплёта, и тут же стремиться плавно закрыться обратно.

   Сидящий за маленькой конторкой продавец был едва виден - по обе стороны от него возвышались стопки старых книг. Проводив нас взглядом, он вернулся к хрупким жёлтым страницам, решив, что мы не заслуживаем особого внимания.

   Я улыбнулся, едва приподняв уголки губ. Пожалуй, есть что-то притягательно-волшебное в профессии продавца книг. Да и в самих книжных магазинах, библиотеках... В стеллажах, заполненных премудростями и глупостями, откровениями будущего и тайнами прошлого.

   Проводя пальцами в нескольких сантиметрах от корешков, я чувствовал заключённую в бессчетном количестве слов силу. Ведь что есть начертание знаков, слагающихся в некий образ, обретающих смысл, как не овеществлённая Сила? Информация и знания из бесконечного потока незримо текущего рядом, предстающие перед нами через призму взглядов того, кто черпает оттуда...

   - Ух ты... - по-детски расплылся в восторженной улыбке Юстин. Как сомнамбула, он пошёл прямо, с трудом отрываясь от одной книги, чтобы вцепиться в другую, ещё более привлекательную. Вытащив с полки, он пролистывал её и брёл, почти обнюхивая всё, что попадалось на пути, до следующей жемчужины. Приглядевшись к названиям и авторам выбранных Юстином книг, я удивлённо вскинул бровь. Лекции Лассар-Кона, Уоллес, сборник по физиологическим изысканиям местного университета...

   - Да возьми ты несколько штук подряд, потом ещё придёшь - Навь и сам к ним неравнодушен, - попыталась избавить волчонка от мук выбора Фаэ. - Вот увидишь, он сюда чуть ли не каждую неделю заглядывает. В любом случае, их ещё прочитать надо, - сама Фаэ листала Фрэйда, с кислым выражением лица пытаясь прочесть до конца хоть одну страницу. Вотще...

   Юстин склонился к самой нижней полке, за корешок вытаскивая утрамбованные книги. На лице его промелькивала улыбка ребёнка, которому дали целый торт и он наслаждается самим осознанием этого, не приступая к еде. Вытащив три книги из ряда, он раскрыл первый том, вдохновенно то ли простонав, то ли всхлипнув от избытка чувств.

   - Мм? - я подошёл ближе, заглядывая через плечо. Иллюстрация, прикрытая вкладкой из полупрозрачной рисовой бумаги, изображала странное создание, вылазящее из земли. Нос у него был откровенно неприличным. - Что это? - шепнул я.

   - Это Альфред Эдмунд Брэм. Жизнь животных. Третье издание, значительно дополненное профессором Пехуэлем-Леше. А... Это выхухоль. Так-то они пушистые.

   - Даа... - протянула Фаэ, тоже заглядывая в книгу. - Навь, давай купим - интересно, что там ещё нарисовано. Такого... носатого...

   - Маленьким детям подобные картинки смотреть нельзя, - я забрал все три тома, избавив волчонка от душевных терзаний.

   - А мне братик вслух прочитает! Особенно про размножение!

   - Уймись, чудовище! - прошипел я, наблюдая, как Юстин уже более уверенно останавливается на "Основах химии" Менделеева.

   Продвигаясь по улице Старой зигзагами - от одного книжного магазинчика к другому, мы не заметили, что уже за полдень. Купить все те книги, что заинтересовали меня, Фаэ, и уж тем более Юстина, чтобы потом таскаться с ними по городу, никакого желания не было. Поэтому, как заключительный аккорд, после двадцати минут препираний, мы с фэйри остановились на книге "Две тысячи лье под водой", а дорогущие, с цветными картинками, "Сказки старой Англии", (имеющийся у меня экземпляр без картинок Фаэ больше не устраивал) поставили обратно.

   На улице по-прежнему шёл тихий ненавязчивый дождик, а по тротуарам разлился пока что лёгкий туман. Было настолько хорошо, что я попросту проигнорировал нытьё фэйри и в ресторанчик на площади Золотой Пыли мы отправились пешком. Идущий справа от меня двуликий восторженно прижимал к груди свои сокровища, аккуратно завёрнутые в бумагу и заклинание (чтобы уж точно не промокли). Нести в одной руке шесть не самых тонких книг, а другой держать зонт наверняка было неудобно, но от помощи Юстин отказался. А Фаэ, воспользовалась оказией - тут же вручила мне наш совместный выбор и попыталась повиснуть на руке, всячески изображая усталость.

   Мы шли по плывущим в ленивой полупрозрачной реке тротуарам, сокращая путь через пустые дворики, иногда залитые целыми озёрами белёсого живого киселя, что безуспешно пытался скрыть неровности дороги. И вновь выходили на заполненные народом улицы, где звуки оседали на одежде капельками мороси и оставались с нами неясным эхом... Воздух, пропитанный влагой, из мешанины городских запахов выбрал отсыревшую штукатурку и мокрую землю. В Гатри, после дождя, так пахло нечасто.

   Притихшая на время Фаэ, чуть подпрыгивая на ходу, держалась за пальцы моей руки. Двуликий легко улыбался каким-то своим мыслям. И я, со странным замиранием сердца, вдруг понял, что мне невероятно хорошо, и что чего-то подобного хотелось уже очень-очень давно... Словно почувствовав некую перемену, фэйри подняла взгляд тёмно-зелёных с мерцающим золотом глаз. Я улыбнулся и получил в ответ, возможно, чуть удивлённую, но вполне искреннюю и не шкодливую улыбку.

   Народа в "Иллирии", было побольше, чем утром в "Наяде", и самый дальний столик в уголке, да ещё и у окна, дождался нас по чистой случайности. После нескольких часов непрерывной болтовни Фаэ выдохлась и без всяких выкрутасов выбрав из предложенного меню, на удивление немногословно попросила "старшего братика" проводить её по "надобности". Юстин молча кивнул, поднимаясь из-за стола и наверняка стоически готовясь к очередной выходке фэйри. Я же был спокоен, зная, что и у этой девчонки есть предел.

   Откинувшись на спинку стула, я чуть повернул голову, рассеянно следя за одной из городских модниц в светло-лимонном, прошедшей мимо окна - редкое пятно цвета, за которое цеплялся глаз. Сегодня город казался дремлющим и блёклым. Даже те жители Гатри, что, невзирая на торжество водной стихии, вышли из-под укрытия домов, словно специально оделись в более тёмное и неброское. Народа на площади тоже было меньше обычного. У вычурного и безвкусного фонтана с русалками, обливающими водой себя и рыбок в основании хвостов, мок забрызганный грязью кабриолет. Пара гнедых лошадей с прилипшей мокрой гривой и куцыми хвостами стояла, опустив головы в подвешенные торбы. Чесалась неопрятно-лохматая дворняга около фонарного столба, не замечая, что её хвост наполовину в луже. Проехало несколько машин. Я задумчиво проводил их взглядом. Все эти паровые двигатели, в столь опасной близости от пассажиров... Как-то не внушали они доверия. Хоть за прошедшие сто с лишним лет их и усовершенствовали до уровня приемлемой безопасности, но всё-таки... Пожалуй, от того-то я и не обзавёлся подобной штуковиной.

   Да, в чём-то Габриэль, несомненно, был прав. Но лишь в чём-то... Вспомнились несколько статей, что попадались на глаза, не очень-то впрочем часто, о том, что все эти новые машины ненадёжны и опасны и в городах они лишь добавляют грязи на улицах. И не только машины, не только моторы работающие на бензине... Вспомнились и другие вещи. Выходит, они уже давно занимаются подобным. Но вот для чего именно?.. Жаль, я не додумался задать хоть парочку наводящих вопросов вчера! Тогда Габриэль находился, пожалуй, в том состоянии, чтобы ответить прямо и честно. Ну в самом деле, какая разница и самим древним родам сидхе и потомкам, для которых этот мир и вовсе чужой, до того, что здесь происходит!.. Загрязнение рек, вырубка лесов - что им до этого? Они давным-давно не живут здесь. И тем не менее, Габриэль выполнял свою работу весьма тщательно, как будто ушедших ещё волнует состояние дел под этим небом... Когда они уходили, то ничуть не задумывались, забирая оставшиеся крохи Силы, разрушая последние островки прежней реальности. Хотя все мы тогда были хороши... Но всё же, всё же...

   Я прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. Сила, взятая за те несколько глотков крови, была настолько ясной и чистой, что всё прочее не шло с ней ни в какое сравнение... Ох, Богини!.. Когда мне в последний раз попадалось хоть что-то подобное?

   Конечно, неправильно это всё - после нашего братания, думать о нём, практически как о еде... Я вздохнул. Ощущениям даже не пришлось всплывать в памяти, я до сих пор чувствовал это так же ясно, как тогда, на поляне: вечерние сумерки преддверия осени... сладкая дрожь от рассветных ветерков, гуляющих по вересковому полю... холодный привкус золотистого света, пропущенного через призму росы... многое-многое другое... Да и сам вкус его крови несколько отличался от всего того, что я помнил.

   Осенний...

   Паутинки мыслей вплелись в лёгкие дождливые сумерки города, скользнули по улицам, сквозь дворики и гулкие арки домов, уводя к набережной и дальше, к небольшому дому с башенками, оплетённому красными розами. Я осторожно попытался проникнуть в память крови и озадаченно хмыкнул, покачав головой - эльф, судя по ощущениям, был в тяжёлом предпохмельном забытьи и память крови по-прежнему молчала, утопленная под вязким и липким слоем непроглядной мути...

   Ох, Габриэль, Габриэль!.. Я поднёс руку к лицу, чтобы скрыть задрожавшую на губах усмешку. Как мы вчера напились...! У-у-у... После нахлынувших воспоминаний прошлого дня и большей части ночи думать о чём-либо серьёзном стало невозможно.

   - Тсс! - прозвучал рядом со мной громкий детский шёпот. - Кажется, дядюшка уснул, и ему снится что-то забавное...

   Я открыл глаза, с ухмылкой глянув на сидящих напротив "племянничков".

   - Поход по надобности обошёлся без жертв? - уточнил я.

   Юстин утвердительно кивнул, подтверждая мою теорию об отнюдь не бесконечном запасе шкодливости у отдельно взятого фэйри.

***

   Надо мной жестоко измывались - сперва, как оленя, долго травили собаками, так, что мускулы от бесконечного бега задеревенели и ныли. В плечо одна из этих собак всё же успела запустить клыки - оно ныло заметнее остальных частей тела. Потом, видимо, оглушили, ударив по голове раз десять каким-то тяжёлым предметом. Затем поили мерзкой отравой, чтобы я не вырывался - её воздействие ещё не прошло. А потом запихали в рот кляп из тряпки, использованной до этого для мытья полов.

   Я с опаской пошевелил руками и ногами - всё, к огромному удивлению, оказалось на месте. Глаза удалось разлепить со второй попытки. Мутные серые тени после того, как я проморгался, оформились в очертания спальни. Было сумрачно - я что, проспал до вечера следующего дня?!

   После первой же попытки поднять голову я осторожно опустил её обратно, пока не рассыпалась.

   За окном шёл ровный тихий дождь. Тучи, затянувшие небо серым пологом, скрыли беспощадное солнце.

   Лёгкий сумрак, когда я снова приоткрыл глаза, не утаил того, что один сапог аккуратно стоит около двери, а другой всё ещё на ноге. Я, прямо в одежде, лежал на кровати. Скомканное покрывало обмоталось вокруг пояса одним концом, а остальное сползло на пол. Около изголовья развороченной постели стояло трёхлитровое садовое ведёрко.

   - Вода! - двигаясь, словно древний старик, мне удалось медленно сесть на кровати. Первым делом я ногой прижал пятку сапога и стянул его.

   В карманах нашёлся скомканный клетчатый платок. Понадеявшись от души, что не оттирал им руки от чего-нибудь мерзкого, я сложил его вчетверо и, плавно наклоняясь, обмакнул в ведро. Снова улегшись навзничь, водрузил самодельный компресс на лоб. Холодные тоненькие струйки воды потекли к вискам - несколько капель попало в ухо и я вяло попытался промокнуть их рукавом.

   Что же вчера случилось? Утро вчерашнего дня вспоминалось прекрасно - мы подрались, на дуэли. Потом... потом мы пришли к Рону. Поначалу всё было культурно - завтрак за интересной беседой. Потом, обретя друг в друге существо понимающее, разумное и интригующее, мы увлеклись разговором не на шутку. И всё это время пили...

   Ещё раз намочив платок, я попытался восстановить цепь событий вчерашнего вечера и ночи. Мы дрались на дуэли, потом завтракали, о чём-то спорили, пили на брудершафт...

   Когда я засунул в ведро голову, часть воды выплеснулась наружу - звук напоминал тихий издевательский смех. С минутку поохлаждав свою дурную башку, я снова улёгся. Постели вода повредить уже не могла.

   А как мы добрались до дома?!! Обрывки воспоминаний, смазанные картины пустых улиц... Только бы нас не увидели без морока - это же не разгрести будет! Прижав ладони к вискам, я попытался упорядочить фрагменты, всё же сохранившиеся в памяти.

   Мы проходили около церкви - той самой, в которой не пойми что. Но что в ней делали? Мы о чём-то говорили... Может быть, даже громко. Или пели?

   Лежать и дальше в развороченной постели головой на мокрой подушке, набитой перьями мёртвых птиц и гадать о том, что уже случилось, было невыносимо. Я сполз с кровати, наступив правой ногой в лужу около ведёрка. Платок клетчатой медузой плавал в нём, медленно опускаясь на дно. Стоять получилось приемлемо - голова, раздутая и налитая свинцом, не спешила покинуть плечи и скатиться вниз.

   Я попытался добраться до двери - скинутое на пол одеяло коварно обмоталось вокруг ноги и заставило меня со стуком бухнуться на четвереньки, нос при этом почти уткнулся в сапог. Внимательное оглядывание обуви подсказало, что домой мы вернулись ещё до дождя, и что надо вымыть ноги, и вообще помыться.

   Цепляясь за спинку кровати я встал, обретая равновесие - стоило чуть опустить голову вниз, как начинало неудержимо шатать, словно под сильным ветром. Наконец найдя в себе силы, я отпустил точку опоры и двинулся дальше - ударившись плечом о шкаф и с трудом открыв дверь выбрался-таки в коридор. По зеленоватым стенам плясали сумеречные бесформенные тени, погружая всё вокруг в некое подобие подводного мира.

   Судя по всему, у меня после вчерашнего резко подскочило обычно низкое давление. Спускаться пришлось медленно и осторожно - слишком бесславно было бы для эмиссара Аэс Сидхе погибнуть, упав с лестницы после попойки. Голову я держал прямо - так она меньше кружилась и болела.

   Со стороны казалось, что по лестнице я спускался подобно английскому лорду - неспешно, величественно и с каменным лицом. Как хорошо, что этот дом далеко от оживлённых улиц - даже стук копыт по брусчатке, уж не говоря о каких-то там заунывных криках, был бы равносилен ударам молота по голове.

   Небо, как я нажрался!.. Каким-же всё теперь казалось отвратительным!

   Я прошёл по коридору к кухне - Данни сидел за столом, читая газету. Перед ним стояла тарелка с бутербродами и кружка чая, ещё горячего. Когда он поднял на меня глаза, в них даже промелькнуло что-то сродни сочувствию. Ещё бы - пьяный конь валялся в наших убежищах значительно чаще. На его лице читались и презрительное удивление, и ехидство вперемешку со злорадством, и самодостаточное высокомерие трезвого существа перед находящимся в муках похмелья. Домовой сидел на подоконнике и грыз морковку - он меня видел, конечно, но, скорее всего, я уже походил на бессознательное и бесхребетное тело.

   - Ничего не говори, иначе мне придётся утопиться в ванне. Хочу покончить жизнь самоубийством хотя бы успев вымыться, - я взял его кружку и сделал большой глоток, чтобы смыть омерзительнейший вкус на языке. Это оказался не чай, а кофе, и притом очень горячий. Зажав рот рукой, и с трудом сдерживая мычание, я побрёл в ванную комнату. Данни, так и застыв, смотрел вслед.

   В ванной оказалось прохладно - передёрнув непроизвольно плечами, я зашипел - рана от укуса Даниила не зажила. Очевидно, алкоголь и буйства не пошли организму на пользу. Интересно, как далеко мы всё-таки зашли? И сколько следов придётся заметать? Нет, всё потом, иначе, в самом деле, Терновка добьётся своего, путь и косвенным путём.

   Сняв одежду - уже вторую изгаженную рубашку - я распознал на ней помидорный сок, пятна кофе или чего-то похожего. Со стоном швырнув её в корзину, занялся брюками - пояс на них отсутствовал. Я раздосадованно чертыхнулся - одежды с собой захвачено всего ничего, и визит к портному отнюдь не входил в мои планы. Пока не входил...

   Распустив волосы, я около получаса с воем их продирал - спутанные в сплошной колтун от всякой возни и похмельного затяжного сна, слипшиеся от грязи в сосульки, с травинками, опилками и почему-то с тремя неаккуратными косичками сбоку. Стричься перед смертью тоже не хотелось - всю жизнь возился, как-то справлялся, соблюдал семейные традиции, а тут, уже в самом конце, спасовал, получается?

   Повязка, сделанная Данни, намертво присохла к ране, пропитавшись кровью. Её можно было отмочить, но чище просто отодрать. Сев на табурет перед умывальной раковиной, я сперва перерезал её, а потом стал медленно оттягивать присохшие бинты... Вспомнив о царапине на лице, стёр тонкую хрусткую ниточку поверх заросшего повреждения.

   Ночной... Если бы он так укусил меня на балконе у Ады, не удалось бы отделаться столь легко. Навь вполне мог убить меня. Правда, потом на него устроили бы охоту, но мёртвого это вряд ли утешило бы... Бинт с буро-коричневым пятном улетел в угол. Нужно сказать домовому - пусть сожжёт, чтобы кому не надо в лапы не попало. Или руки. Пока наполнялась ванна, я осматривал рану. Кажется, всё шло нормально, так, как должно зарастать. Хотя, чуть медленней.

   Надеюсь, он не ядовитый. Я перед дуэлью здорово постарался над оружием. Сомнения в причастности Навь к убийствам, конечно, имелись, но не исключалось, что Прядильщик - именно он. И мне не хотелось проигрывать бой совсем бесславно. Но уже через десять минут с начала поединка я не верил, что противник может совершить хладнокровное убийство.

   Что сделано, то сделано. Пути Небесные неисповедимы... Если быть честным перед самим собой, то личность этого древнего существа вызвала у меня интерес и симпатию, по крайней мере в состоянии подпития. И в этом есть неоценимая выгода. Во время дуэли - когда ночной, едва не заставив меня заорать от ужаса, вцепился в плечо, я понял, что он не Прядильщик.

   Наша кровь текла, смешиваясь, по рукам - и я видел струны - на краткий миг, но видел - и они оказались чисты. В них не было мути Мерзости, сладкого ужаса суккуба или человеческой наглости ведьмы. Я едва заставил себя двигаться и бороться в тот миг - существо, сплетённое из текучих колышущихся теней, завораживало, словно мой взгляд уходил в черноту змеиных зрачков. Никогда не видел ничего подобного - и даже страшно подумать, насколько он древний!

   И странный. Я уже приготовился если не к гибели, то к мучительной боли, когда он растёкся по туману чернотой - такому нечего противопоставить! А он легко согласился на моё абсурдное по сути предложение мира...

   Да какой же это Прядильщик?! Особенно после безумного братания на людской манер и последующей пьянки?

   А крылья... Прислоняясь к холодной стене голой спиной, я прикрыл глаза, вспоминая это видение, пронизывающих не воздух, но саму ткань мира нитей. Такие сохранились только у древних - истинно Древних, родившихся ещё в неискажённом мире до Исхода. Я один раз видел крылья у деда - только янтарные. И всего несколько секунд.

   - Почему же ты не ушёл или не потерял силу?.. Не стал ли я слишком похож на человека - с трудом верю в то, что кто-то может настолько отличаться от нас... - мой шёпот ударялся о стены, заглушаемый звуками льющейся воды.

   Я наконец залез в ванну, уже до половины наполненную слегка зеленоватой водой не горячее парного молока. Плечо защипало, и капельки крови, из открывшихся вновь сосудов, исчезли в воде.

   Окунувшись с головой, я вынырнул, фыркая. Похмелье... Вот оно, оказывается, каково. Один из друзей в нашем замке, загоревшись идеей обучить всему, что умеет сам, на благо разведывательной деятельности, решил научить меня пить. Целую ночь мы хлебали что ни попадя. Это окончилось ужасно, почти как сейчас. Но тогда это был проверенный друг, мы находились среди своих, ничего особого не творили - нас растащили из-за стола по комнатам. А утром предводительница, после короткого выговора, сняла головную боль. Но пить я так и не научился... Не надо мне подобного опыта, никогда больше...

   А может, я ещё и буен во хмелю? И что успел наболтать на самом деле лишнего? Рассеянно смывая мыльную пену губкой, я ломал голову над одним животрепещущим вопросом - кажется, мы заходили в церковь. Для чего? У людей столько странных обрядов, а мы уже не контролировали себя...

   - Данни! - крикнул я, промокая волосы полотенцем. Грязь исчезла, унеся и частичку беспокойства и боли. Голова медленно, но верно прояснялась, вода забрала всё, что могла.

   - Да? - светлая макушка просунулась в дверь. Карие глаза внимательно пробежались по мне. Казалось, хитрая скотина слегка разочарована тем, что я всё же не утонул. Ладно, хоть не шарахается, тогда дело было бы совсем худо.

   - Чистую одежду, всё для перевязки, и скажи домовому, чтоб вскипятил воды. Одежду пусть вычистит, а это, - я махнул на бело-бурый комок уже использованных бинтов, - сжечь. А, и ещё спасибо за воду.

   - Какую? - сиганувший уже за дверь кэльпи снова высунулся.

   - Там, наверху. В ведёрке таком маленьком, - встряхнув головой, я оглянулся на недоумённое лицо кэльпи.

   - А ты его сам ночью принёс. И цитировал что-то восточное, из Авиценны. Что-то про пищу, которая перегорает в теле, изливающуюся в голову флегму, потные тела, долгий сон, впалые глаза и превращение в тень. Очень выразительно.

   Обернувшись к зеркалу, я с содроганием приготовился увидеть что-то похожее на Даниила вчерашним утром - через стекло из тонкого слоя серебра на меня глядел очень помятый, с тёмными набрякшими веками и неестественной белизной лица субъект. Одно ухо почему-то упорно краснело, а кожа имела зеленовато-пепельный оттенок. На лице. Оно вообще ярко служило иллюстрацией к моему желанию утопиться. Я показал отражению длинный бледный язык и продекламировал краткое, но ёмкое выражение Абу Али Ибн Сины.

   - Умерен будь в еде - вот заповедь одна,

   Вторая заповедь: поменьше пей вина.

   После второй кружки травяного чая я почувствовал себя человеком. Почувствовать себя благородным представителем Аэс Сидхе сегодня было уже превыше моих сил. Откинувшись на стуле, под выжидающим взглядом кэльпи и даже домового, я вздохнул.

   - Что ж, не будем отдалять мой бесславный конец. Что вчера происходило? На всякий случай... Таак... С того момента, когда Навь переодевался, - прикрыв глаза, я морально приготовился услышать о себе много нового и нелицеприятного. Данни, громко уплетая яблоко, сел напротив. Задумчиво поглядев на меня, он, похоже, решил преподнести горькую летопись событий в более гладком варианте, нежели собирался сначала.

   - Мм... Потом вы начали спорить, но мы ушли, потому что стало скучно, но после вернулись, а затем вы позвали Рона ещё раз... Мы с Огоньком принесли вам несколько бутылок старого бургундского, какую-то ещё штуку... белое вино, но марки не помню... а потом мы на всякий случай ушли.

   - С чего так? И куда это, собственно, вы направились? - мерзкое настроение не покидало меня. Кажется, одни сутки в пьяном угаре будут долго ещё аукаться всякими проблемами и неурядицами... Нееет, больше никогда не буду пить, и тем более пить с ночным... Бездонный он, что ли? Или у него, как и у всех русских, просто-таки невообразимая устойчивость к алкоголю?

   - Мы, хотя бы, брататься с ней не стали, в отличие от некоторых, - обиженно хмыкнул кэльпи.

   - Думаю, та сцена с пирожком, невообразимо неприличная, может считаться чем-то подобным. Если не по форме, так по сути.

   - Отчего же невообразимо? - Данни нарезал ветчину, плюхнув весь кусок целиком на тарелку, иногда нож, прорезая ломоть, проскальзывал и мерзко скрежетал по фарфору. - Она моментально поняла, что я задумал.

   - Мм... - сделав ещё глоток травяного чая я прикрыл глаза. - Ладно, оставим твои взаимоотношения с этой девушкой. Что происходило дальше?

   - Не знаю - мы уже ночью вернулись - вы сидели за столом, пьяные в дым, и пытались что-то спеть.

   - У нас получалось? - я жестом отказался от ветчины, продолжая тянуть травяной отвар. Надо бы проверить Рона, на всякий случай. Навь, помнится, скинул морок, и мы оказались внешне почти ровесниками. Скинул морок... а я уже и так был без него, а потом мы как-то добирались домой... Ужас.

   - Почти. Потом на вас жаловался Рон - заходить в комнату он отказался, я еле отнял у вас гитару, причём этот ночной обнимал её самым непристойным образом, а после Огонёк сумела убедить его, что пора идти домой, а ты сам пошёл.

   - Ладно, с Роном мы это дело как-нибудь замнём. А что мы делали по дороге? Нас кто-нибудь видел? Или, может быть, слышал?

   - От рыжего мы вышли уже ночью, поэтому на улицах, да ещё в Низине, как тот район называют, никого не оказалось. Слышали, наверное, многие там - вы шли и горланили что-то старинное - "Зелёные рукава", кажется. Правда, от песни удалось вспомнить только слова - Огонёк сказала, что Навь может своим пением молоко сквасить.

   - Дальше то что было, чёрт с ней, с Низиной, там и так всего боятся. Одним слухом больше, одним меньше, пьяных они, что ли, не видали.

   - Нууу... Таких пьяных, наверное, даже там редко можно увидеть. Потом вы пошли по какой-то красивой улице - дома в садах, с оградами, и фонари везде горят. Но там только полисмен вас увидел - Огонёк его зачаровала, он потом глаза долго протирал. А так - вы уже не пели, устали, кажется. Ты руку ночному на плечо закинул, и куда-то повёл. Мы за вами шли-шли... Я-то думал, домой идёшь - в ту сторону, получается. А оказывается, ты хотел показать, как Хозяйка озера поёт. Но заблудился. Навь, кажется, сориентировался, и повёл тебя вместо озера в церковь.

   - Что там-то мы делали? - я массировал виски. Рон, полисмен, теперь ещё и церковные служители... Ох, и наследили же мы...

   - Вы встали на пороге и о чём-то шептались. Долго стояли, а потом ты сказал, что это всё, наверное, враки, и вы пошли дальше. Но это уже поздно было, и усталость просто-таки придавила вас к земле. До перекрёстка к дороге, что к набережной ведёт, вы ещё кое-как дошли, а потом присели на обочинке, - смакуя редкое воспоминание, Данни не обращал внимания на выражение моего лица и предгрозовое молчание.

   - ...И?

   - А, вы немного там... посидели... потом мы с Огоньком всех на меня посадили и развезли по домам. Я тебя на кровать положил... Вот... Ночью ты себе воды принёс... А потом спал... Всё тихо... было, - под моим взглядом кэльпи, понижая голос до шёпота, быстро и лаконично завершил нелицеприятное для меня повествование.

   - Ладно. Сболтнёшь об этом где-нибудь, хвост через ноздри выкручу, - сам удивившись такому словесному обороту, я поплёлся с кухни на балкон. Гудящую голову нужно проветрить и остудить. Почему-то всё ещё хотелось спать, хотя провалялся я сегодня не меньше, чем до трёх пополудни.

   От покрытого серой завесой озера доносился крик потревоженной лысухи. Резкое высокое "пикс-пикс" в сонной тишине казалось неожиданно громким.

   В спальне уже вовсю орудовал домовой - одеяло, о которое я споткнулся, лежало свёрнутым, постельное бельё он уже сменил, и даже промокшая подушка куда-то пропала. Да вообще, откуда она взялась - я же сплю без неё? Сиротливо поставленные в углу сапоги и общий беспорядок ещё не исчезли, и я вышел на балкон. Что бы я без него делал - с моим-то образом жизни? Погряз бы по уши в хаосе... Интересно, эта девушка ведёт домашнее хозяйство у Даниила? Да нет, вряд ли, с её-то характером... Какой же у него, должно быть, беспорядок... Если даже для шпаги ножен не нашлось.

   Почему-то после вчерашнего я легко звал ночного про себя по имени. Мне было не тревожно и не странно. Выплыла из пьяного угара мысль-воспоминание о том, что его даже можно сделать союзником в поисках...

   Открыв дверь, я босиком ступил на мокрые холодные доски, по которым чёрными влажными плетями раскатились побеги вьющихся роз. Тёмные бутоны не раскрывались в дождливый день, и вездесущий аромат почти исчез, а взамен него с озера натягивало слегка тиной, особым запахом живой, не пропущенной через очистные сооружения, воды и рыбой. Клюёт, наверно, неплохо в такую погодку. Далёкого, едва заметного шума с набережной не доносилось - не самое приятное место в такую морось. Только скрипка - в ресторанчике, должно быть, едва пробивалась сюда, скользя мелодией над свинцово-хмурой гладью.

   Закинув руки за голову, я потянулся - мокрые волосы облепили спину, и дождь словно испытывал на терпеливость - скоро ли уйду, замёрзнув. Мне хотелось очиститься от вчерашней мутной ночи. Да и дня, если быть честным. Раскинув руки, я откинул голову назад, позволяя холодной воде забирать нездоровое тепло и усталость.

   Как всё-таки хорошо, что удалось поселиться достаточно далеко от улиц, по которым блуждают даже и в такие денёчки праздные гуляки. Какие бы слухи пошли, увидь меня кто в такой позе. Солнцепоклонник, анархист, помутившийся рассудком... и без того моя репутация весьма своеобразна. Даже Эвелина могла быть осторожней, отправляя приглашение - вряд ли она не знала о том, что я частенько затеваю дуэли.

   А, в любом случае Даниил до знакомства со мной успел Арктуру наплести всякой околесицы, и тот наверняка поделился с женой. Не зря же он так у Аделаиды на меня поглядывал... С ножом я и вовсе как дурак себя повёл. Тоже мне, многолетний стаж и стальная выдержка. Амулеты все эти... Жаль, Эвелина отлично пишет остроумные и интересные письма. Хотя, в любом случае, пришлось бы со временем завязать - она всё-таки замужняя дама.

   Вряд ли что-то вернёт прежнее ко мне отношение. А ведь я хотя бы не упырь, в отличие от некоторых!

   Но это всё потом, а пока... Может, стоить проверить Беллингтона? И ведьмочка... Да нет, не сейчас - встреться мне Прядильщик, из жалости ведь убьёт. Может быть, он уже знает о вчерашней нашей с Даниилом попойке? Нет, дёргать за ниточки эту тварь нужно после того, как я выполню основную часть задания. Надо бы поторопиться. Не поздоровится мне в таком состоянии, окажись рядом Мерзость. Да и вчера мы сильно рисковали, ни о чём не думая шатаясь по улицам в сопровождении фэйри - в бою им, честно говоря, грош цена.

   Я прижмурился, вновь потягиваясь с отведёнными назад руками. На плечо внезапно опустилось что-то тяжёлое, заставив сесть прямо на мокрые доски, потеряв равновесие. Алкоголь совсем реакции притупил - я не заметил даже того, как прилетел ворон. А ведь они-то, скорее всего, всё и видели, когда мы ночью возвращались... Небо... Сам же велел за городом присматривать!

   - Лёгкого пути тебе и попутных ветров. Что разузнал? - я встал, подставляя птице руку. Ворон легко перепорхнул - взъерошенный, пахнущий мокрыми перьями, переливчато-красноглазый. Леди Ада, увидев его, замерла бы в восторге.

   - Вы просили из вашего оплота принести документы. Скоро будут, посланник уже недалеко.

   - Благодарю, - я ссадил ворона на перила, тронул его голову, даря частичку силы. Глаза его довольно прижмурились.

   Хлопанье крыльев, слышимое для меня издалека, разорвало сонный шёпот дождевой тишины. Чёрный ворон, куда крупнее здешних птиц, со свистом маховых перьев опустился на пол, сделав несколько скорых шагов.

   - Приветствую тебя, - присев на корточки, я отвязал кожаный мешочек от его левой лапы.

   Ворон довольно встряхнулся, потом открыл клюв, запрокинув голову.

   - Данни! Принеси ветчины! Полную тарелку! - курьер довольно прищурился, переступая с лапы на лапу. - Отдохни пока. Если хочешь, у меня, если нет - где покажется удобным. Скоро я передам ответ.

   Под ворчание подошедшего Данни я зашёл в дом, зябко передёргиваясь после мороси снаружи.

   Сумрак ещё не сгустился, но пройдя в библиотеку я зажёг лампу - хотелось хотя бы иллюзорного тепла. Усевшись в удобном кресле перед столом, под мерное шуршание капель за окном, наконец осмотрел мешочек подробнее.

   Стандартная руническая защита потеплела под пальцами, признавая меня.

   Вытащив два небольших кристалла кварца, я перекатил их в ладони, прищурился, левой рукой вычертил по поверхности каждого раскрывающий знак.

   На более вытянутом оказалась совсем небольшое послание, на камне крупной огранки судя по отдаче записалось куда больше.

   Наша техника, методы хранения и передачи информации с доисходных времён были основаны на иных носителях, нежели человеческие. После Исхода, многие тысячи лет спустя, люди описывали роскошное убранство и богатые украшения с драгоценными камнями и благородными металлами, не понимая, что цель их создания была далека от обычного желания украсить себя и свои чертоги.

   С первого взгляда ворон принёс мне пару поделочных камней, экспонаты минералогического собрания. Но если знать их настоящее значение, всё меняется.

   Прикрыв глаза, я сжал кристалл с коротким посланием, выждал, когда ритм сердца подстроится под чужой резонанс и подушечкой указательного пальца нажал на верхний стык граней.

   Запись делал "дядюшка", и это чувствовалось не только по подписи, но и по потоку лишних вопросов, которые так и сыпались из неопытного ещё коллеги.

   Высокого неба, племянник! Надеюсь, ты скоро пояснишь, почему сделал такой странный запрос, учитывая твоё сегодняшнее географическое положение? Навьи давно не живут на землях Великобритании. И последние упоминания о них здесь были во времена Исхода. Тот субъект, о котором ты попросил меня навести справки, из Перми, родился или решил получить там человеческие документы в 1865 году и до 1887 года, пока не перебрался в Англию, носил фамилию Смирнов. Близких родственников нет, жены и детей - тоже. Ничем особо не примечателен, разве что пишет книги про призраков. Скорее всего, он на самом деле из ночного Народа (я пролистал парочку его книг), но сомневаюсь, что принадлежит к такому древнему клану. Ты ведь и сам знаешь, старые семьи предпочитают держаться поближе к своим.

   Мне не удалось сдержать скептического смешка.

   Но вот что я нашёл, пока тормошил по твоей просьбе северное представительство и сидел в архивах! Тебе это определённо понравится! Особенно, если ты сейчас так заинтересовался Навьями. Несколько старых записей, не вошедших пока в реестр.

   Напиши мне обязательно, что там у тебя происходит - неужели ты столкнулся с ночными? Если это будет нарушением баланса в нашу сторону - можешь рассчитывать на помощь остальных - большая часть сейчас ничем не занята. К тому же в Турции они попытались не далее как неделю назад увести нас из пролива вместе с британцами. Так что силу демонтрировать можно в твоей глуши.

   Удачи и высокого ветра!

   Со второй попытки, скользя по граням уже расцарапанным пальцем, удалось найти начало записи и распустить всё плетение, освобождая кристалл для перезаписи.

   Второй камень отозвался спустя несколько минут - пришлось прибегнуть к запасам дешифровального кварца из походной шкатулки, чтобы ускорить процесс.

   Документов "дядюшка" скопировал не жалеючи, видимо, собрал всё, что мог, и ни комментариев не оставил упрощающих поиск, ни по датам создания не упорядочил.

   Пришлось читать всё подряд.

   В первой сказке не нашлось ничего. Следующая история оказалась куда старше. В оригинале над основным текстом каллиграфическим почерком было выведено:"Легенда о рыцаре со змеем на гербе и деве из дубовой рощи." Судя по стилю, переписывалось уже спустя несколько тысячелетий после Исхода - достаточно отдалённо, расплывчато, как это характерно для периода упадка, но основные события могли сохраниться.

   В той стороне, куда падает солнце, начинается море. Серые скалы грызутся с волнами, вздыхая на рассвете в час, когда начинается прилив, а на берег выходят Роаны, сбросив свои тюленьи бархатные шкуры. Там девы Киск похваляются драгоценностями, вплетёнными в свои косы - и чем больше сокровищ, нитей жемчуга и тонких, как весенний лёд, запястий одевают они на себя, тем больше почёт они собирают у других дев. Нагие, с зелёными узорами на нежной груди и чешуйчатым, как у речной форели, хвостом, пляшут они в волнах, показывая свои тела солнцу и рыбакам.

   Высокие всхолмья, за которыми начинаются владения Фир Болг, и где постоянно стоят в дозорах воины майского листа с тугими луками, на которые натянуты тетивы из локонов их возлюбленных, идут к морю. Еще дальше к тем краям, где по небу пляшут старые боги, возжигая костры из папоротника и дикого тимьяна, высятся гладкие серо-рыжие скалы, дроблёные морем. Камни там покрыты мхом, который сдирают клыками морские твари по ночам, а берега или пустынны и кипят медвяным вереском, из которого смуглый низкорослый народец варит дивное вино, или же покрыты берега старыми дубовыми рощами, а по краям зеленятся светлым листом бузины и шиповника.

   Ещё в этих лесах растут волшебные лещины - и если орех с такой лещины упадет осенью в реку или в море, а его съест лосось или иная рыба, тот, кто поймает такую рыбу и съест, получит великую мудрость, но потом, как только кончится время, пока орех имеет силу, он потеряет эту мудрость, и сам себя не будет помнить.

   В тех-то краях, где растут по высоким скалам дубовые рощи с лещиной и бузиной, жила в одной из них прекрасная дева. У родника, обложенного лазоревыми камнями и камнем, что как жабий золотистый глаз, стояла её высокая башня из тёмного мрамора, привезённого из тех краев, откуда пришли те, кто потом правил Логрисом. Ландыши, с ядовитыми красными ягодами, и адонисы, смертные первоцветы, обрамляли тропы, по которым ступали её белые ноги, и не приставала к ним трава, чёрная благодатная земля и тлен палых листьев.

   Служили ей молчаливые девы в молочно-белых одеяниях, с короткими волосами цвета вечернего дождевого неба, а глаз они никогда не поднимали, и скрыты глаза их были за ресницами. Конь под ней ходил, когда выезжала она на вересковые пьяные пустоши, чёрный, как кипящая смола в чугунных котлах. Грива у него переплеталась девами её в ленты, из шёлка столь тонкого, что казался он прозрачным. На шее её лежал торквес из стали и меди, с головами волка и рыси, и касалась она его часто, грезя над обрывами, внизу которых клокотала на серых и рыжих камнях морская вода.

   Но дева не страшилась её - она сама вышла из брызг и пены морской, из тёмных глубин, в которых ворочаются тёмно-зелёные гибкие тела морских змеев и раскидывают едкие щупы чудовища кракены, что топят лодки и корабли. Охватывают щупами своими и влекут на дно, а она столь же коварна, как они, и смеялась она, видя чужую гибель. Не было жалости в её сердце, но яд сердца её не трогал лика, и многие обманывались белизной его и чертами, как у королевы, знающей свою власть. И плясала она в дубовых рощах, полунагая, в тонком прозрачном шёлке, столь драгоценном, что слуг, смявших его, казнят, и в нитях жемчуга, мелкого и голубого, что добывают там, где живут белые волки. А на ногах и руках её звенели запястья из серебра с лунным камнем, и на шее был торквес из стали честной, и меди красной.

   И была она холодна, как сталь мечей, после битвы брошенных в снег, и горяча как медь, что набита в руки казненных вдоль дорог летом. И длинные белые ленты змеились за нею в танце, обвивая волосы её и тело её, и неясно было - что белее, кожа, холодная как сталь, и горячая, как медь, или ленты из атласа.

   Плясала она по кукушкину льну, по грибным и вересковым кругам, а снаружи эти круги были выложены прозрачным белым кварцем речным и злым, и стояли факелы на можжевеловых кривых шестах, а в кругах горел огонь, что не всякий разожжёт. И звался тот огонь Коелкерс, и плясал он, как дева, неистово и безудержно.

   Бросала в тот костер она можжевельник ветвями, с чёрно-сизыми ягодами, корень фиалки, растущей на тихих опушках, листья лавра, лепестки розы, что шипами красит в красный кровью свои лепестки, и драконью кровь, с едким дымом, сухую и горькую поле долгого скрывания в фиалах. Плясала она в этом дыме, и лунный огонь загорался на теле её, и сияла она, танцуя для луны, и всё, что одето было на ней, падало под утро на перевитые в звенья цепи круги из травы и злых белых камней.

   Прослышали о таком деле многие рыцари, и пошли искать этой рощи, и этой девы. Но скрывалась она, и завязывала в узлы им дорогу, ломала ноги коням камнями, и убивала тех, кто доходил до башни её, и клала под зелёный мох внизу, у камней, что грызутся с морем. Но пришёл один рыцарь зимой, в чёрном вересковом поле с голой землёй повстречался он ей. На гербе его был змей морской, зелёный и гибкий, а глаза у него были цвета камней, что лежат под водой в ручье у её башни. За спиной у него таился меч с синими призрачными камнями на ножнах, и не посмела она убить его.

   Он пришёл в её рощу и молчал, только глядя на неё и смущая сердце и покой девы. Не дарил он ей дорогих даров, и не говорил с ней, только ходил по роще и молчал, глядя змеиными глазами на деву. И она молчала, и хотела с ним биться, но не поднялась рука у неё, дрогнула, как лёд на речке по весне, и не подняла она.

   И шли дни, сменялись деревья и травы, не спящие ночью и днём, и кончилась зима. Потянулся лиловый вереск, и рыцарь ходил к малым смуглым жителям пещер, и приносил ей дивный вересковый мёд. Она пила его - и не знала, что в мёд этот сложил он кровь свою, и сложил он туда хмеля шишки, и цветки ивы, и чёрную ромашку, и котовник, и лишь потом передал ей, чтобы она выпила его. И было сердце её радостным, как не было уже давно, и глядела она на него без злобы и неприязни, но никакое зелье не смогло бы вытравить коварство из сердца её - ибо без него погибла бы она, и тоску со дна её глаз морских.

   Плясали они в весенних кругах и в садах среди камней на серых и рыжих склонах, и звала она его в воду морскую, жгучую и холодную, и сошёл он за ней на камни, покрытые зелёной шкурой мха. На чёрном коне её они скользили под чарами поверх волн, на закате скользили, и были пьяны от крови его, от закатной солнечной крови, а конь их плясал на волнах, не тревожа их глади и не низвергаясь в пучину.

   И сошли они у берега с коня её, и подвела она его к камням, омывая его тоску солёной водой заместо слёз, и омывала боль его солёной водой заместо крови, и омывала любовь его соленой горькой водой заместо поцелуев. Принял он воду за слёзы, и принял воду за кровь, но не принял горькую воду на губах своих бледных, и не пустил её, забирая с неё то, что хотел. И была она нага в волнах, жгучих и холодных по весне, и он был наг, и целовали они друг друга сквозь горькую морскую воду, и плясали после в кругах, зажигая огонь безудержный.

   И после ночи той был он в её башне, и принимала она его, и коварство её было не для него.

   Но за рощей дубовой, с тропами из ландыша и адониса в густых тенях под стволами, за вересковыми пустошами и злыми белыми речными камнями зрели дела великие и горькие, как волчьи ягоды. Племя майского листа теснило её племя, и Солнце, вставая за их спинами, слепило глаза Фир Болг, и уходили они на острова, и покидали землю большую, возвращаясь в море. Зрели перемены, и новые племена пробудились, и старое колдовство теряло прежнюю силу, замешанную на крови, и переходило в землю, открывая странные пути и застилая глаза.

   Прошуршал в углу домовой - он зажёг камин - я непроизвольно передёрнул плечами. Наваждение печали и обречённости схлынуло, испуганное тонкими язычками живого пламени.

   Я мрачно хмыкнул. У этой легенды наверняка печальный конец. Неудачно выбрали они время, чтобы влюбиться друг в друга. Семнадцать тысяч лет назад...

   Время, когда наш древний мир умирал, и все, кто любил, были обречены на разлуку или смерть. И не было у них будущего среди медленной агонии под изломанным бурями небом...

   Собирались под стяги зелёного цвета воины, и никто не мог уже остаться в неведении и в стороне, и река времени прорвала плотины благословенные, и всех повлекла с собой, низвергаясь в неведомое. И теряли силы прежде всемогущие, и смывались потоком бурным.

   И призвал рыцаря зовом неодолимым глава рода его, и во сне был он возвращен в замок рода своего, и прибыл на поле ристалища. И был яростен он, и дрожали враги их - а род его был тёмен, и стоял против племён морских, и против племён, что любят майский лист, и каждый смешался с каждым, и теряли они корни свои и не помнили, за что идут в бой, исполняясь скорби.

   А дева из рощи дубовой, из высокой башни, сложенной из тёмного мрамора, тоже, как лист, упала в поток, и теряла силы свои, уходя на дно его, и зрели перемены, стесняя сердце её. А слуги её талой водой речной пали на пол и утекли в трещины каменные, а конь стоял на берегу и ждал её, но не было у неё сил сойти к нему, и гневалось сердце её на рыцаря, что покинул её в такой час, оставив лишь память крови своей.

   А рыцарь, лишь кончился зов неодолимый, с тёмным и яростным северным ветром, терзая врагов своих последними порывами, устремился к ней.

   И летел он в вихре чёрном над холмами, в которых открылись пути дальние и неведомые, но были они не для него, и летел он над долинами зелёными и нежными, из которых ушло племя Дану, оставив лишь деревья, что посадили они, и летел над реками быстрыми, в которых затаились младшие сыновья и дочери Великих Домов. И летел над пустошами вересковыми, в которых подняли главы удивленные жители пещер, и летел над рощей дубовой, и в круге, выложенном злыми белыми камнями, опустился он.

   Звал он её, но не чуял запаха дыма можжевелового, и был холоден круг, в котором возжигали они огонь безудержный, и ржал чёрный конь её, ожидая, чтобы унести в морские пучины, вслед за народом её. Прошёл он в башню, и вынес её, словно спящую, и встал над обрывом, оплетённым корнями дубовыми, и звал её так, как не звал ранее никого, но стихло дыхание её, и брызгами, в солнце искрящимися, туманом речным и слезами морскими солёными взлетела она из рук его и рассыпалась над морем и над рощей своей, а конь её канул в море, лишь заслышав последний вздох её.

   И много дней стоял рыцарь, как камень холодный и мёртвый, и были слезы морские на лице его, солёные, и была кровь морская на теле его, солёная, но как мёртв он был без горечи поцелуев её, и ни одна горечь не была ему доселе так сладка, как та, что помнил он. И когда сошёл он с того места, и пошёл по тропам из ландыша и адониса, ядовитым и сонным, ни одна трава не смялась под ногами его, и ни один лист не дрогнул на ветвях от дыхания его.

   И, в тоске великой, не захваченный рекой, что смела всё прежнее, взвился он и прибыл ко главе рода своего. И, вспомнив зов неодолимый, убил его, и подъял голову его на своем копье, отплатив за обиду и за зов, что вынес его во сне из дубовой рощи. И пошёл он, и под мечом его падали несметно воины из племени Дану, ибо помнил он, что были они против племени, что ушло в море. И преследовал он их безудержно, и кровью грел холодное сердце своё, и смывал боль свою. Но не глядел на огонь, что возжигал на курганах за собой, и уходил, а курганы зарастали вереском.

   Возжигал он в круге их, в котором плясали они вдвоём, марсилию, мускус, шафран, красный стиракс, бальзам из гилии и ясенец, но не пришла она к нему, из брызг в солнечных искрах и тумана утреннего. Ложился он в саду из камней, где слышал некогда смех её, и возжигал куренье из сандаловой смолы, едкой смолы, полыни горькой, подобной поцелую её, и ясенца, но, сколько не воспарял дух его над рощей и над морем волнистым и холодным, не отвечала она ему.

   И шёл он в битву, чтобы согреть сердце своё, и искал смерти, и улыбка его была страшнее проклятий, и в битвах не щадил никого, и не делал различий для тех, кто ложился под меч его - и племя морское Фир Болг, и племя Дану, и племя, что не спит ночью, никто не мог согреть его сердца, и потому улыбался он страшно и радостно, кидаясь в битву, и жаждая смерти.

   И шли годы, и пролил он столько крови, что мог бы заполнить озеро, но не смог согреться. И пил он из многих рек, и из многих рощ пил ядовитую росу, и собирал искры, сверкающие в солнце, и ловил туман утренний над водой, но не мог собрать их, и уходил туман под вечер из пальцев его. И собрались главы племён, и племя, что не спит ночью, взяло на себя боль его, и повелело лучшему из племени его убить, и напоить его сердце кровью яркой, своею же кровью.

   И рыцаря со змеем на гербе нашёл он в роще дубовой. Оплел его заклятьями, и вызвал на бой, чтобы остановить его и уложить в землю, под зелёный дёрн и ядовитые ландыши, у ручья, что выложен камнями лазоревыми, и камнями цвета жабьих глаз. Бились они долго, и лучший из племени победил его - уложил его в круг, что помнил, как плясали они босыми ногами по белым злым камням, и возжег он вокруг него огонь из лепестков гелиотропа, драконьей жгучей крови, ореха, шафрана и ладана. И лежал рыцарь со змеиными глазами, и ушла улыбка с его лица, и шептал он о печали своей, и скорбел о ней, и не противился тому, что завис над ним меч его с рысьими бледными сапфирами. Лежал он в круге с белыми камнями и лиловым вереском, чёрный волосом и одеянием, и из глаз змеиных его текли слезы, солёные, как вода морская. И лучший из племени трижды уязвил его в сердце.

   И закрыл его мхом зелёным с камней, что точат клыками морские твари, дёрном тёмным, и перенёс к ручью, и обрушилась башня. И ушёл лучший из племени, а в роще оплели тёмный мрамор, из-под которого сочился алый ручей, корни дубовые, и взросли над ними ландыш и адонис, а злые белые камни сокрылись под дёрном.

   Была за окном уже глухая полночь - чернота, казалось, сочится между оконных рам, желая пожрать, уничтожить исполненные старой горечи слова.

   Читать дальше, или нет? Дядюшка и впрямь нагрёб всё, что попалось под руку. Я только терял время - и всё же, передумал откладывать чтение. Никогда не знаешь, где кроется нечто ценное.

   Следующая запись копировала тёмно-охристые листы пергамента в пятнах вина или чего-то подобного - без оригинала не разобрать. К пергаменту был пришит картонный ярлык, который гласил, что здесь приводится сказаие о битве при Моргансе.

   Когда наступили холодные дни месяца ясеня - времени воинов, бурь, что несутся с северных гор, в которых живут белые волки и страхи ночные, вышли на берег с зелёных холмов мстить за убитых своих, ушедшие ныне обратно. Чёрные кони, и кони цвета осенней травы, что по воде ходят, как по лугам, были под ними послушны. Чёрные псы, что пророчат потомкам Адама и Евы гибель, бежали пред ними. Зелёные псы, крадущие женщин для Тилвит Тег, чтоб те кормили детей их горячим своим молоком, бежали у стремени их.

    Гром грохотал, подъятый из дальних болот, по мановению ветви березы с молочно-белой корой, растущей у врат в Запределье, где даже боги не знают дорог. Камни речные, злобы холодной испившие в древние годы, вышли глядеть на великую битву, требуя крови и ломких костей.

   С моря подъялись на чёрных конях, и рыжих конях войны с глазами цвета морского весеннего льда и ясной волны. Девы были равны мужам у обоих, и копья держали, колчаны и тонкие, с краем, как лист у осоки, щиты. Волосы их растрепало по ветру, что заметался меж берегом, длинным холмом и ночной непроглядною тьмой. И войско третье вступило на поле, что пьяным желало стать к утру от слёз и от крови. Чёрные волосом, тёмные духом, на гнедых и на чёрных конях.

   Те, что стояли спиной обращённые к морю, с щитами из тёмного льда, шли за вождём по имени Аннан, голос и сила чьи были как водный поток. Те, что стояли спиной к бескрайним холмам и призрачным рощам, шли за вождём по имени Адайр, что крепче дуба с зелёной листвой. Те, что стояли спиной к тьме непроглядной, шли за вождём, что звал себя Дунхэйм.

   И старой была их вражда, как отличье меж днём и меж ночью, как разделение тверди земной, воды и потоков воздушных. Богам своим не молились, не знали, есть ли души у них, но воля была их тверда. И были подобны стихиям их силы, что точат камни, ломают деревья, моря иссушают.

   Лежало пред ними поле из вереска, с цветом лиловым, как тени заката на зимнем снегу. И кони не трогали трав, и скалили зубы, не зная узды из железа и меди и серебра. Копытами трав не сминали, и были клыкасты они, словно дикие кошки лесные. Теперь на такого коня не сядет никто, а севши - погибнет. И были их псы не для охоты, или погони, как тонкие борзые иль волкодавы с крепкими лапами. Были черны, и серы, и белы они, с глазами горящими алым закатным огнём.

   И молчали три воинства, и в каждом были герои, как юные духом, так и с глазами старцев седых. Вожди их все были на чёрных конях боевых. У Аннана в синем плаще и с белым золотом торквеса был чёрный конь с глазами синими. У Адайра в зёленом плаще и в торквесе из серебра был чёрный конь с глазами зелёными. У Дунхэйма в чёрном плаще и торквесе из стали холодной был чёрный конь с глазами как мёртвые красные угли.

    А в небе алом и синем закатном с чёрною пылью кружились их птицы. Над морем взмывали альбатросы с длинными крыльями. Над зеленью призрачных рощ и холмов кружились вороны чёрные. Над тёмным войском метались нетопыри с криком неслышимым.

   И за вождями стояла по тройке их верных и мудрых бойцов. За Аннаном были в кольчугах из чешуи ледяной Абэйрнет, Клайн и Дуглас. За Адайром встали в доспехах из листьев осенних и майских Эйван, Дунмойре и Найрн. За Дунхэймом стали в доспехах из чёрных камней и криков ночных Эррол, Майред и Кейри.

   И ждали они, когда кровь от заката в землю сойдёт, и корни напоит, и в воду сойдёт, и воду насытит, и в тьму изойдёт, и тьму обогреет. И ждали, пока не взошла Дева, что в призрачно-белом. Под взглядом её поднялись их рога боевые, и гул обречённости тяжкой волной прокатился над полем. И вереск лиловый сгибался под ним, как от ветра.

   Под призрачным светом их стронулись кони, и дивное их оружье вкусить возжаждало крови. Сминая друг друга, как волны у берега в шторм, сомкнулись они в круговерти под небом с раскатами грома. А в небе сплетались заклятья, и дым от костров с зачарованным пеплом от трав ядовитых и тайных. Волна на волну, грудь на грудь, мечами к мечам. И дивные твари, скинув обличие, рвали друг друга клыками, а в небе из смерчей подводных, и листьев зелёных и ветров ночных соткалась мертвящая сеть.

   Смывались узоры и знаки с раскрошенных лат, и ленты из кос и распущенных грив падали в вереск. И пали в первой волне, смешав свою кровь Клайн, Дунмойре и Эррол.

   А птицы кружили и рвали когтями глаз драгоценные камни. В лоскутья плащи изодрав грызли, когтями терзали друг друга и падали воины под ноги чёрных коней, ручьями закатными корни поя травяные. И пал Абэйрнет, подхваченный волком двуликим под клаймор за горло. И по краям того поля ступили не воины, но колдуны темноглазые, во славу богинь своих начав терзать друг друга. Рвали псы всех двуликих, двуликие рвали же псов, и кони грызлись как ветры под скалами в шторм. И пали, схлестнувшись, вонзив в сердца копья и когти Дуглас и Эйван.

   А вереск лиловый, уж крови напившись, стал наливаться цветом горячим и красным. И вороны с граем истошным свалили под конские злые копыта черноволосого Кейри.

   Перья и шерсть, шёлк и кольца кольчужные тонкие стали ковром для упавших на землю. Ни к одному не склонялась победа, только лишь гибель своё пожинала. Вожди же сошлись, и как псы боевые вцепились друг в друга, но не пал ни один, лишь торквесы с шей соскользнули. А сеть всё кружила под красной луной дивным знаком, и кто попадался в неё, тот изведал худшую участь, чем смерть.

   И вышел из чёрного ветра черноволосый на чёрном коне с глазами пустыми, как небо ночное без звёзд. С клаймором, в чью рукоятку когда-то волнами впаяло рысий сапфир. Горящей стрелою вонзился он в воинов майской травы, пришедших с холмов. Встал на пути его Найрн, но его ждала гибель, и изумруд его глаз отразился в вороньих лишь крыльях. А воин с улыбкой на алом от крови лице, летел уже к чёрному льду воинства ночи. И встал перед ним его родич по крови по имени Бран, но смёл его серою пылью воин с пустыми глазами. И встал перед ним воин Майред быстрый и гибкий, как кот лесной. Но их клайморы чёрные искры на красный вереск роняли не долго.

   И двинулся он к тому месту, где средоточием боя сцепились вожди, но улыбка его не померкла. И, увидав его, дрогнула битвы стихия, и, расцепив свои злые объятья, Аннан, Адайр и Дунхэйм встали ему как скала пред волной.

    Но воин с пустыми глазами не дрогнул, лишь сеть разорвал, что укрыла всё поле, так велика была сила его от безумья.

   И до рассвета бились три войска, но все полегли, кроме вождей, и, птиц разогнав, что кружились с когтями, багровыми острыми, он чёрным ветром на крыльях грозы непролившейся канул во тьму уходящую в дыме.

   А три вождя, Аннан, Адайр и Дунхэйм, с глазами пустыми и злыми, воинов всех своих схоронили под вереском красным, и дёрном зелёным укрыли их вместо плащей. Поставили кайрны кругами по девять на пустоши этой из белых и злобных камней со дна рек, и ушли. И потянулись их птицы - за Аннаном альбатросы с длинными крыльями, за Адайром вороны чёрные и за Дунхэймом мыши летучие.

   А вереск на пустоши, что был лиловым, а после, крови напившись, стал алым, от созерцания лика Богини во время битвы великой, и от тоски погребённых, от злобы камней, сложенных в кайрны, стал белым и ветви его стали в утро холодное то серебром.

   Дед рассказывал мне об этой битве - но уже так неизбывно давно... Один безумный ночной уложил не меньше трети всех сражавшихся, не разбирая, кто к какой Ветви принадлежит. Устрашённые воины прекратили сражение, но одолеть его не смогли - воистину, безумие открывает двери силе, которая всецело овладевает телом. Как у Алой Невесты что стережёт забытую порванную струну в холме под Ветреным местом.

   И опять меч-клаймор, здоровенный двуручник, как я их помню, с сапфирами. Неужели и в предыдущей легенде был тот же персонаж?

   Открыв следующий документ, на котором отпечатался аромат малинового листа, я буквально вцепился взглядом в его название. "Сказание о леди Даре и рыцаре из Тёмного Рода". Несколько раз перечитав это, со вздохом откинулся назад - сам не заметил, что уже не первый час сижу над кристаллом почти уткнувшисm в него носом.

   Он - и это выдохнутое вместе с холодом "Дара", и моё собственное воспоминание - фоморка, если судить по некоторым специфическим чертам лица и тела, над камнями в лунный прилив, заключённая в опале луны, и ушедшая отовсюду из этого мира такой, какой была, кроме больной памяти одного ночного. Небо, сколько тысяч лет он её ждёт?!!

   Около тихой реки жил рыцарь из тёмного рода. Пришёл он к тихой реке с той стороны, откуда встаёт солнце и луна, что заливает зелёным светом холмы, и откуда не летят птицы. Пришёл он с Каменного пояса, где реки белы, как гуартег-и-ллин озерных дев Гуарагед Аннон, и где можно идти много дней и не выйти из леса.

   Придя оттуда был он мрачен и молчалив, и были с ним родичи его, и не он был главой рода. Выбирали они земли себе и называли их своими. И разошлись они, и встали, где понравилось, и построили дома себе высокие и пустые. Но недолго они пустовали - с Каменного пояса пригнали они скот красный и чёрный и коней с длинной шерстью и крепкими ногами. И летали к ним виверны и приносили металлы. Брали они слуг себе, и те пасли их скот - красных и рыжих, как старое железо, коров и быков с рогами длинными и гладкими, высоких и яростных. Пасли коней - с длинной шерстью и крепкими ногами, рыжих и серых, как осенние озёра. А овец у них не было. Псы их были серы и гладки, а на груди у псов полумесяцы белые, и ошейники у всех из железа. А на цепях стерегли дома их.

   Дома у них были из камня, чёрного твёрдого камня и плясали на стенах у них змеи, но не те, что на щитах у морских племен. И не ходили они под светом солнца, а ходили под луной. Носили они одежды из тонкой шерсти и льна чёрного, и носили узоры на одеждах, вышитые серебряными нитями. А волосы их были черны, как сердцевина глаза человеческого.

   И у рыцаря были волосы черны, а глаза у него были зелёными, как у племени морского. Был он бледен, как молоком умытый. Они жили, и не вставали ни на сторону детей богини Дану, ни на сторону Фир Болг. Но владения свои не отдавали, и присоединились к родам, что не спят ночью.

   Призвал его в месяц, когда по ночам не спит остролист глава их рода. Он собирал родичей своих на пир, ведь старшая дочь его покидала кров дома его и уходила к Брану, чёрному рыцарю, что живёт у места, которое зовется Аннан, и в чьем доме всегда есть мясо вепрей и лососей с чешуёй, как гладкий щит. И замок Брана высок и увит хмелем. И поехал рыцарь из тёмного рода по призыву, и на коне его чёрном с крепкими ногами была шкура волка, что не спит ночами.

   Был на нём плащ с серебряной фибулой в виде виверны с глазами из смарагда. Узда была из кожи чёрного вепря, и шли по ней медные бляшки, и стальные бляшки, а на руках у него были запястья из холодной стали, но руки его были ещё холодней. Ехал он вниз по тихой реке, и хотел он ехать через лес - но лес был повален бурей, и он поехал долгой дорогой, вниз по тихой реке. И конь его шел, а он не торопился - ведь ещё не началось время, когда днём не спит кипарис. И ехал он четыре ночи. А четвёртая ночь была перед грозой, и захотелось ему пить. Сошёл он с коня с крепкими ногами и пил из тихой реки по-звериному, не набирая ночную воду в ладони. В тёмном роду не боялись змей, а зрачки в глазах их были как веретено, когда падал на них свет, и не боялись они пить воду по звериному, когда змеи могут из ночной воды вместе с ней войти в тело. Пил он воду, но перестал пить, заслышав шум с другого берега. А другой берег был холмист.

   На одном холме, что был спиной к лесу, стояли воины племени, чьи глаза похожи на мокрый майский лист. На другом холме, что спиной к морю, стояли воины, чьи глаза похожи на воду морскую. И подняли они рога и раковины, что как рога бараньи, и стали сходиться. И промеж двух холмов они сошлись.

   С той стороны, где был холм, стоящий спиной к морю, на чёрном коне сошла в битву дева. Была она в шлеме, и на шлеме были дубовые листья, и руки её были белы, и на белом текли синие узоры. В руке она держала копье из красного бука, со стальным острым наконечником. А глаза её были пьяны от крови. И кружили вороны боевые, но она смеялась. Тёмным облаком волос своих закрывала глаза воинам, и падали они от копья её. Стало тело её красным, а она смеялась, и конь её плясал на вороньих перьях. Была она как рысь, что крадётся по осенним лесам, и была она как пена морская, что рождается у высоких утёсов, и была она как трава, что вьётся у берега.

   И стоял рыцарь на берегу тихой реки, и глядел на неё, что плясала на крови врагов с глазами, как майские листья, что любят солнце. И были уста её как кровь от сердца, а глаза смеялись. Она была из племени, что живёт в море. Племя морское захлестнуло волной высокой и зеленящейся в свете месяца воинов, что любили солнце и майский лист, и заплакали вороны, устилая чёрными перьями дорогу коням их. А она смеялась, и смылась синяя краска с рук её, и стали они красными. И много голов снесла она, и копье её напилось досыта.

   Рыцарь из тёмного рода глядел на неё, и тоже пал перед нею, хоть и не коснулась сталь копья её на буковом древке тела его. Племя морское насытилось кровью, омыв тела в ней, и, как волны в отлив, вернулось за холм, что стоит спиной к морю. Но последний воин из племени морского туда не вернулся. Рыцарь из тёмного рода остановил его и выведал имя девы. А звалась она Дара, и была она не простого рода. Но не поехал рыцарь вослед за нею, потому что смутился, и горд он был, и противилось его сердце любому плену.

   А воина он убил и спрятал в земле под зелёным дёрном, чтобы тот не открыл леди Даре его страсти прежде времени. Ехал он дальше вниз по тихой реке в замок главы своего рода, и мысли его были далеки и от неба над его головой, в котором плакали радужно-чёрные вороны, и от вереска, плачущего лиловыми лепестками и мёдом, что был под ногами его коня.

   В высоком замке начинался пир, на который прибыл весь тёмный род. Гости со стороны Брана, во главе с Кэдмоном, отцом его - седым и тонким, как березовая ветвь, от старости, и тёмный род, что отдавал дочь свою. Собрались под высокой крышей они, и ели кабанов с чёрной гривой на хребте, и быков красных и чёрных, с рогами длинными и гладкими, и молодых чёрных телят, и одаривали друг друга щедро. Но не радовался рыцарь, и не притрагивался к яствам, и не поднимал глаз. Барды, что поют слаще соловьёв и дев морских, играли на арфах и услаждали слух, но он не слышал их. Бились во славу невесты и жениха юноши, но он не выходил на ристалище. Не чувствовал вкуса вина в своем кубке, и сладости мёда из сот. Видел это глава рода, но молчал.

   Через девять дней и девять ночей кончился пир, и увёз Бран жену в свой замок, и уехал Кэдмон в свой замок Карден, и разлетелись те, кто был из тёмного рода и остальные гости. Но рыцарь остался. Глава тёмного рода спросил, что печалит его, и тот рассказал о битве, что видел на берегу тихой реки между двух холмов. Второй раз спросил глава рода, что печалит его, и тот рассказал о деве, что как рысь, как пена морская и как трава у берега, а на шлеме её дубовые листья. Третий раз спросил глава рода, и тот рассказал, что зовут её леди Дара, и что взяла она его сердце.

   Выслушал его глава рода, и молчал девять часов, а потом разослал гонцов, и те через три дня вернулись, и сказали ему, где живёт леди Дара. И эти три дня рыцарь не спал, и сидел под ивой у тихой реки, но не притрагивался ни к воде, ни к пище. Пришёл к нему под иву глава его рода, и велел оставить свою печаль под ивой, чтобы смыло её тихой рекой, и велел ему отправиться к леди Даре, и дал ему провожатых, и множество даров отправил с ним.

   Облачили рыцаря в одежды, что черны как тень под тисом, с узором из вербеновых листьев, запястья ему одели из холодной стали с камнем морионом, поясную цепь из стали с камнем гагат, и кольца из стали, похожей на зимнюю воду в реке с камнем чёрный гранат. Положили в правый сапог ему золотую пластину со знаком Кану, а коню нашили на попону знак Гебо на железном кольце. Забрали волосы рыцарю в чёрные ленты, и дали плащ из шерсти чёрных лесных котов, что крадутся неслышно и дышат не громче, чем летит сова за дальним лесом.

   Поехал рыцарь в ту сторону, куда падает солнце, и с ним были его провожатые, и стадо красных коров, и табун коней с длинной шерстью, и многие другие дары, столь ценные, что даже козодои подлетали поглядеть на них, а совы отворачивались, потому что под луной сверкали они голубым и зёленым светом.

   И на шестой день прибыли они к роще дубовой, в которой стоял замок леди Дары.

   И был этот день канун празднества Лугнасад, что в трёх городах празднуется особо пышно. Трижды стучал рыцарь в ворота, окованные зелёной медью, и только на третий раз ему открыли. Провели его слуги по белым лестницам в покои, но три часа ожидал он, пока выйдет леди Дара. Вышла она, и сердце его стало как камень в бурной реке. Преклонил он колени перед ней, сложил к ногам её венок из василька, клевера и жасмина. Леди Дара переступила через венок.

   Сложил перед ней он дары - чаши из камня офит, чаши из лазуревого камня, чаши из нефрита, что как лёд морской в марте, из морского камня кольца, ожерелья из галаита, ещё зовущегося оеризе, кольца со смарагдами многими, торквес из красной меди и стали волнистой с головами рыси и волка. Дарил ожерелья, диадему и кольца из серебра с камнем опал, лунным камнем, и дарил все стада и табуны, что привёл с собой. Дарил ткани, вышитые вербеной и колким чертополохом, серебром и алым шёлком, дарил платья зелёные, как морская вода, и чёрные, как глубокие омуты. Дарил серебряные кувшины, полные жемчужным зерном, и мешки с овсом и ячменем. Дарил меха серебристые, прежде никем не виданные, шкуры огромных медведей, белых, как декабрьский снег на дальних островах, меха рысьи, волчьи и векшьи без счета, меха драгоценного белого горностая и рога единорогов, что очищают от яда. Дарил щиты из дуба, серебром окованного, и янтарное сладкое вино.

   Леди Дара приняла подарки, но глаз не подняла, и рукой не тронула его головы. Была она в туманно-белом платье, шитом волнами и жемчугом, и запястья были из бериллов в серебре. Тогда заговорил он.

   - Прошу у тебя руки, чтобы согревать дыханием своим пальцы, прошу у тебя сердца, чтобы остаться в нём, прошу у тебя ног, чтобы псом верным лежать у них, прошу чела высокого, чтобы гадать о мыслях твоих, прошу уст, чтобы целовать их, прошу глаз - чтобы смотреть в отражение их, прошу волос - чтобы перевивать их лентами цвета болотных огней на Самайн, когда всюду гаснет красный огонь, и унизывать их нитями голубого жемчуга, что находят в краю Туле.

   Понравилась дамам, что служили леди Даре, его речь. И его провожатым речь понравилась, но не показала леди Дара мыслей своих. Промолчала она, не тронув головы его черноволосой и не глядя в глаза его со зрачками, как веретёна.

   Помолчав, велела она ему.

   - Я дам тебе то, что ты просишь, лишь испытав тебя. Дам я тебе три поручения, и выполнить их ты должен до той ночи, когда завершится круг гвинфид и красный огонь умрёт в очагах. Если не выполнишь сказанное мною в срок, не назову я тебя никогда своим возлюбленным мужем. Оставь своих провожатых - ибо испытать хочу я тебя одного. Слушай и запоминай, поскольку скажу я только раз.

   Первое моё желание - желание как воительницы. Принеси мне с севера, с той стороны, где залив Ферт-оф-Клайд, от дуэргара, что живёт на холмах, окружённых боярышником с красными шипами, меч клаймор, клеймёный вепрем. Принеси мне его - так я узнаю твою силу.

   Второе моё желание - как чародейки. Приведи мне пса Ку ши, что живёт в горах, которые в той стороне, откуда приходит луна. Он огромного роста, с тёмно-зелёной шкурой, а хвост его с такой длинной шерстью, что девы Туатха де Даннан, которым он служит, заплетают её в косу. Приведи мне его, и я познаю твою ловкость и хитрость.

   Третье моё желание - как прекрасной девы. Принеси мне пояс из шёлка, что как молоко от коров, что принадлежат гуарагед Аннон, и с подвесками из камня, что называется юга. Пояс этот принадлежит Вейтлину двуликому, что живёт в той стороне, откуда прилетают певчие птицы и куда осенью улетают лебеди, и получить его можно, отгадав три его загадки. Принеси мне его - так я узнаю твою мудрость.

   Так сказала рыцарю из тёмного рода леди Дара, и после этого уже не говорила ничего, повелела забрать дары, им принесённые, и ушла в свои покои.

   Оставив провожатых своих, сел он на чёрного коня с крепкими ногами, укрылся плащом из меха чёрных лесных котов и отправился на север.

   Ехал он мимо вересковых пустошей, где пляшут в хороводах в мае Туатха де Даннан, мимо лесов с жёстким папоротником и горькими волчьими ягодами, от которых трудно дышать, мимо рек, в которых живут девы Киск и данни, мимо лугов, с травой зелёной и тонкой, как нити, из которых ткут свои платья Бааван Ши. Ехал он мимо рябиновой рощи, на месте которой давным-давно бились между собой два брата кузнеца за ожерелье, сплетённое из лунных лучей.

   На этом месте он отдохнул день, и снимал башмаки и чулки, и ходил босиком по этой роще. И конь его ходил по рябиновым красным листьям и чёрной земле. Срезал он ветку рябины и сделал себе флейту. Ехал он вдоль ручья с водой холодной и прозрачной, как чистая вражда, и сорвал цветок зверобоя, и положил его в ножны вместо дирка из серебра, а нож воткнул в ясень, растущий у слияния ручья и реки и оставил там.

   И вот нашел он холмы, окружённые боярышником с шипами красными, как кровь человеческая от сердца. Пройдя сквозь него и невредимым скользнув между грозными шипами, как кот лесной с чёрной шерстью, оказался перед домом дуэргара. Постучал он, и стал ожидать хозяина. Открыл ему дуэргар, высокий и сильный, как вепрь. Спросил он у него.

   - Кто ты, и чего ты хочешь от меня?

   - Я бард, что поёт великим воинам, таким, как ты, я услышал о тебе, и прибыл, чтобы петь для тебя, - так сказал рыцарь из тёмного рода.

   - Не поднимешь ли ты на меня ножа или меча в доме моём, поклянись, - так спросил дуэргар.

   - Клянусь тенью от тиса, что не подниму на тебя кинжала или меча, или иного оружия из холодного железа или иного металла. Но позволь мне не снимать ножны с пояса своего, - клятва была дана, и была она правдивой, не поднял рыцарь меча на дуэргара.

   - Хорошо, заходи же в дом, бард.

   Дуэргар пустил рыцаря из тёмного рода в свой дом, и провёл в покои, устеленные козьими шкурами и оленьими шкурами, и дал место у очага. А на стене висел меч клаймор, в ножнах, украшенных рысьим сапфиром, что ещё зовется водяным сапфиром, и что бледнее обычного камня.

   - Я ехал всю ночь, а потом шёл через боярышник с шипами, красными как кровь. Позволь мне отдохнуть, а потом я буду играть для тебя, - попросил рыцарь. Дуэргар согласился, и ушёл в свою кузню, а клаймор висел на стене. Рыцарь снял башмаки, поставив их носками к двери, снял чулки, вывернул их наизнанку. А на ногах у него была земля со старого кладбища, над которым выросла рябиновая роща. Вынул он цветок зверобоя из ножен и снял со стены клаймор. Повесил его себе за спину и вышел босиком из дома. Дуэргар стоял за порогом с мечом в руках.

   - Вор, сейчас ты получишь по заслугам! - но не успел он опустить меч, как рыцарь заиграл на рябиновой флейте, и воин не смог его поразить и подойти к нему.

   Босиком, накинув повод своего коня на руку, и играя на флейте, вышел рыцарь за боярышник с холмов, на которых жил дуэргар. Смеясь, крикнул он ему:

   - Я не нарушил клятвы - я не поднял на тебя оружия из металла. Я снял меч со стены, не пострадав от заклятья и развеяв его цветком зверобоя, что спрятал в ножнах. А ножны ты разрешил мне пронести. По земле со старого кладбища ты не сможешь преследовать и искать меня и моего коня. И я сыграл для тебя - на рябиновой флейте! А башмаки и чулки я дарю тебе!

   И поехал выполнять второе поручение, а дуэргар кричал и злился за боярышником, ведь рыцарь провёл его ловкостью и хитростью.

   А у ясеня он остановился и забрал свой дирк.

   Я задумчиво потёр висок. Почему-то меня не покидало чувство, что Навь и его возлюбленная были той ещё парочкой. Её поручения он выполнял отнюдь не так, как она хотела.

   Поехал он в горы, что в той стороне, откуда приходит луна. Ехал он мимо озер, в которых живут белые коровы и быки, которые зовутся гуартег-и-ллин, ехал мимо оврагов, в которых растет рута. Ехал мимо камней, на которых спят змеи с чешуёй чёрной, как волосы у рыцаря из тёмного рода, и с чешуёй зелёной, как его глаза. А зрачки у них как веретёна.

   Прибыл он в горы, и остановился к утру на перевале, в котором растут серебристые цветы и камнеломка, а сосны не выше детской колыбели. И ждал он три дня и две ночи - а на третий день вечером навстречу ему шли по тропке две девы с волосами как зерно пшеницы, и перед ними бежал Ку ши с тёмно-зелёной шерстью и косичкой на хвосте. Девы увидели рыцаря из тёмного рода и понравился им клаймор, клеймёный вепрем, что был в ножнах у него за спиной.

   - Что хочешь ты за этот меч, рыцарь? - так спросили девы с лицами прекрасными, как майское утро на росном лугу.

   - Хочу вашего пса.

   - Мы не можем отдать нашего пса, - девы держали его на синем шнурке из шёлка, перевитого стеблями васильков, привязанном за ошейник из красной меди.

   - А я не могу отдать клаймор. Но мы можем загадать друг другу загадки, и тот, кто будет мудрее, получит то, что желает.

   Девы согласились, и они условились, что зададут по две загадки от каждой стороны. Сели они на холодные камни в шкурах из влажного мха и начали своё состязание. Первыми задавали загадку девы.

   - Что на свете громче громкого крика и быстрее верхового пожара в сосновых лесах голубых? Что в лицо не узнать, и что не помнит корней ядовитых своих?

   Сложна была их загадка, но рыцарь из тёмного рода её разгадал.

   - Громче громкого крика и быстрее пожара в лесах сосновых беспамятной и безликой молвы за спиной ядовитое слово, - ответив на их загадку он сам спросил у дев в платьях зелёных, как мох на берегах тихого ручья.

   - Что всегда рядом и колючек терновых острей, что лечит и убивает всех тварей живых, но не тронет камней?

   Девы склонили головы друг к другу, пошептали и ответили ему.

   - Всех терновых колючек острей и всегда рядом голод, что тварям живым может быть и лекарством и ядом.

   Долго выбирали девы, что спросить у своего противника, чтобы получить себе клаймор в ножнах, украшенных рысьим сапфиром, и сказали наконец.

   - Что тяжелее золота и свинца, или нет чего вовсе порою, что убивает и спасает, и что всегда мучит и спорит?

   Рыцарь рассмеялся, потому что знал ответ на эту загадку.

   - Нет вовсе порою того, что тяжелее злата и тяжких камней, совесть казнит и милует, и не поспорить с ней.

   Не знал рыцарь других сложных загадок, но придумал одну, нашёптанную сердцем, и девы были первыми, кто её услышал.

   - Что глубже морских всех глубин и выше, чем небо, что горше, чем сок аконита и слаще меда и хлеба?

   Долго сидели и искали ответ две девы с руками нежными, как лепестки цветов белого шиповника, и когда щёки их порозовели от утренней зари, сказали они:

   - Мы не знаем ответ на твою загадку, рыцарь из тёмного рода.

   - Выше, чем небо и тёмных морских глубин глубже сладкая горечь любви, когда искренне любишь.

   Отдали девы ему Ку ши и ушли, роняя хрустальные слёзы, обратно за перевал.

   На коне своём под попоной из бархата поехал он в ту сторону, куда улетают лебеди в пору, когда на берёзах появляются жёлтые пряди. Ехал он мимо болот, на которых пляшут по утрам и вечерам журавли, мимо долин речных, с пологими склонами, скреплёнными корнями осенних усталых трав. Ехал мимо рощ из дуба и орешника, и мимо каштанов с зелёными плодами, покрытыми колючками. И он торопился, ибо времени было мало, и уже наступила осень и ночью не спал плющ, а привязанный к запястью из холодной стали с камнем морион за синий шёлковый шнурок бежал Ку ши.

   Прибыв к пещере, в которой жил старый мудрый Вейтлин двуликий, уединяясь ото всех и набираясь мудрости в глубоких размышленьях, он спешился, привязал своего коня и Ку ши к ветвям лещины и вошел в пещеру.

   Вынув дирк из серебра он поймал Вейтлина, приставил ему клинок к горлу и вынудил его силой отдать ему пояс из шёлка, что как молоко от коров, которыми владеют Озерные девы, и с подвесками из камня, что называется юга.

   Свернув пояс и положив его себе под рубашку напротив сердца, он поскакал что было сил у его коня с крепкими ногами к замку леди Дары, и вечером перед завершением круга гвинфид, когда ещё не потух красный огонь в очагах, встал он перед ней. За спиной у него был клаймор, клеймёный вепрем, в ножнах, украшенных рысьим сапфиром, в правой руке он держал синий шнурок, перевитый стеблями василька, привязанный к ошейнику из красной меди, что опоясывал шею Ку ши с зелёной шерстью. В левой руке он держал белый шёлк пояса с подвесками, которые выточены из камня, что зовется юга.

   - Я принёс то, что ты повелела мне принести - я взял меч клаймор у друэгара, взял Ку ши у Туатха де Даннан, взял пояс у Вейтлина двуликого, - сказав это он сложил меч и пояс к ногам её, а Ку ши сел рядом с ними. - Дай же мне то, что обещала.

   Леди Дара улыбнулась устами красными, как кровь от сердца. Была она в платье из атласа, синего, как морозное зимнее небо в час, когда оно ещё не проводило солнце, но уже встречает луну, и расшито было это платье алмазами. Тёмные её волосы были распущены, и вплетены в них были ленты из шёлка тонкого, что прозрачен как поздний туман, а на концах лент были из голубого стекла нашиты дубовые листья.

   А глаза её, как у всех Фир Болг, были полны коварства.

   - Я дам тебе то, что ты просил от меня, - приблизясь к нему и велев одной из своих дам подойти, она с силой взяла её за руку, а потом выхватила кинжал и стала терзать её, и побледнел рыцарь, видя, как она выполняет своё обещание, и покрывался лоб его красными брызгами, а босые ноги его в земле со старого кладбища согрелись в тёплой крови той дамы.

   - Получай от меня руку, и грей её пальцы своим дыханием, получай от меня сердце, и попытайся остаться в нём, получай ноги, и лежи верным псом у них, пока они не истлеют, получи чело от меня высокое, и гадай по нему о мыслях моих, получай уста - и целуй их, пока они не остынут, видишь, они красны как мои уста, красны как кровь, бегущая от сердца. Получай глаза от меня - они такого же цвета, что и мои глаза, и глядись в отражение их, пока они ещё не потускнели. Получай волосы от меня, из рук моих получай волосы, и плети из них косы, и перевивай их драгоценными лентами цвета болотных огней на Самайн, когда всюду гаснет красный огонь, и унизывай их частыми нитями мелкого голубого жемчуга, что находят в краю Туле за серыми скалами, и где не смолкают холодные ветры.

   Так выполнила своё обещание леди Дара из Фир Болг, прекрасная и холодная, как весеннее море. Она дала всё обещанное рыцарю из тёмного рода, и он получил от неё, что просил, из её рук получил обещанное. Ничего не забыла она.

   Рыцарь из тёмного рода со зрачками, как чёрные гагатовые веретёна на зелёных листьях, покрытых водой, смолчал, вытер кровь с чела и подошел к дарам, что принёс ей. Он повесил за спину ножны с клаймором, взял в правую руку синий шнур, что удерживал Ку ши, а в левую пояс с подвесками и ушёл. Он тоже выполнил своё обещание, ведь он обещал принести то, что она просила, но не отдать.

   Так кончается сказание о рыцаре из тёмного рода и леди Даре.

   Медленно разрывая связь, грань за гранью, я разжал руку и положил кристалл на стол. Потянуло в сон, как часто бывает после долгой работы с такими носителями.

   Опустив вновь загудевшую голову на руки, я задумался - если в этой легенде правдиво окончание - а оно правдиво примерно до того момента, как Дара схитрила, отдав вместо себя девушку-служанку, то эта парочка стоила друг друга.

   Небо, и с этим существом из легенд мне довелось побрататься?!

   Одна загадка города разрешилась.

   Я прокрутил в мыслях уже прочитанное. В довольно туманных после многочисленных пересказов и переписываний легендах такая точность настораживала. Рысьи сапфиры. Дубовая роща на берегу моря - дочь Дуба из морского рода. Может ли быть такое?! Разве и те истории о них?

   Если они оба погибли тогда, как Даниил сумел встретиться мне теперь? Кто позволил ему вновь обрести тело, и его ли это на самом деле память, или же им овладевают старинные сны и видения? И до какой степени, был он одержим идеей найти возлюбленную - а ведь морское племя растворилось в стихиях, и вернуть никого из них пока ещё не удалось.

   И... что заставляет его жить сейчас? Я бы, после такого, наверно, просто исчез... Ну не может быть, чтобы это было то существо, что упилось в зюзю и приставало к моему коню всего ночь назад в дрянной забегаловке ушлого полукровки! Но ведь есть же у него крылья?! И так себя вести... Это... это ...этому даже названья нет!

   Если эта девушка истаяла, исчезла, то что даёт ему силы ждать? Обещала ли она вернуться, и он, потеряв в мыслях о ней рассудок и до сих пор оставаясь слегка умалишённым, ждёт её?

   Причудливо смешанная горечь, тоска и лукавая ирония старых легенд и сказок больше не оставляла сомнений, что я совершил обряд братания, пусть и человеческий, с некогда безумным выходцем с нынешнего Урала, уничтожившим часть своего рода и упокоенным Ночной же Ветвью. Змееглазым Навь, который позволил называть его просто Даниил...

   Вспомнилась клубящаяся в белой маске лава теней - безумие не покинуло его полностью, оно пробуждается при упоминании одного короткого имени вышедшей из морского народа девушки. Успели ли они хоть побыть вдвоём, или их мечты остались несбыточными? Как можно найти в себе столько надежды, чтобы жить и дальше, не истлевая и не ступая на смертные струны, что ведут только в одну сторону?

   Вздохнув, я постарался успокоить распалённое мыслями сознание. Это не моё, и не со мною, и слава небесам.

   После нескольких часов за чтением захотелось движения. Сунув ноги в сапоги - несмотря на грязь снаружи, внутри они оказались сухими, я через ступеньку, словно пытаясь убежать от головной боли, спустился вниз. От влажности дверь стала тяжелее и открылась неохотно, выпуская меня в залитый темнотой сад. Старательно вытерев сапоги о траву - надеюсь, Данни в ближайшие два-три часа ею не соблазнится, я обошёл дом, проверяя ловушки. Прядильщик, в отличие от Даниила, пока никакого интереса к моей особе лично не выказывал. Суккуба не подсылал - но да вряд ли она отпустит так легко свою жертву, не выпив её досуха.

   Как удачно, однако, что суккуб выбрала именно того, кто в любом случае оказывался обречён. Что послужило причиной такого выбора? Невозможно даже и предположить, что мы с Прядильщиком преследуем одну и ту же цель - скорее суккубу дали свободу поиграть с кем-нибудь, подпитывая силы, а богатый, молодой, красивый и исполненный жизненной энергии человек не вовремя попался ей на глаза.

   Ко мне никто незаконно не забредал, только одну ловушку клюнула садовая овсянка, приняв за что-то съедобное. Кусты высоких белых роз казались почти чёрными по контрасту с вымытой дождём и ставшей ещё ярче белой дорожкой из гальки. Пока я бродил под яблонями по высокой мокрой траве, на кухне зажглась лампа.

   Пустая веранда за колючими плетями наполнилась колыханием чёрных теней. Словно призраки некогда жившей здесь счастливой семьи расположились за круглым столиком в уютных простых креслах. Попивая чай из прозрачных дымчатых чашек и ведя понятный только им разговор, они сидели на холодной промокшей веранде, не замечая идущего снаружи дождя и ветра, поднявшегося к ночи.

   Снимая с рукава паутину, которую пауки развесили меж древесных ветвей аккурат на уровне лица и груди, я передёрнул плечами, отгоняя мороки дождливого дня. Тени, словно испуганные пронзительными лучами в солнечные дни, вновь растворились в сумерках, став игрой света от колышущихся глянцевых листьев роз.

   Из водостока с журчанием сбегала вода в выложенную булыжниками канавку сбоку от дома. Подсвеченная жёлтым огнём из окна, она казалась жидким янтарём и дёгтем, которые смешивались под подоконником. Редкие янтарные капли оседали на стекло, и замирали воплощением старинной легенды - не из наших краёв - о древяницах, плачущих на берегах холодных рек янтарными слезами. И трава стояла янтарно-чёрной.

   Я замер, так и не переступая порога. Было тихо и легко, и не хотелось думать об ожидающих делах и неразобранных событиях. О тех, кто жив, но умрёт, и о тех, кто должен был умереть, но остался под этим небом.

   - А, вот ты где. Я тут повспоминал, от похмелья, говорят, помогает что-нибудь горяченькое - супчик какой-нибудь... - пока я размышлял у порога, Данни успел меня потерять, и теперь выглянул наружу, держа подмышкой книжицу в мягком переплёте.

   - Это, как понимаю, намёк на то, что опять нужно готовить? - стянув сапоги, я ступил в тёплое тихое пространство коридора. Кэльпи лукаво наклонил голову набок. - Я же совет даю от чистого сердца, супчик помогает от похмелья.

   - Если ты не заметил, мне уже и так неплохо, - я с удивлением прислушался к организму - сказанные слова и в самом деле соответствовали истине. Голова, прочищенная недолгой прогулкой, уже не болела, тело, спасибо регенерации, не напоминало студень с ноющими мышцами и осколками костей в неожиданных местах.

   Вслед за кэльпи я прошёл на кухню. Домовой не появился, но, как всегда, он, в отличие от большинства существ, оставил за собой порядок. Мокрая одежда уже начала холодить тело, и со спины пошёл бег крохотных мурашек.

   - Принеси мне патиссон, из тех, что уже пожелтели, сыр в жёлтой обертке, вы его всё равно не едите, колбасы и лука. И воды поставь в кастрюлю. Можешь пару помидорок, если вы ещё не всё сожрали, захватить.

   Данни, мигом позабыв про пищу духовную, побежал за перечисленными продуктами. Выжав над раковиной кончики намокших волос, я пошёл переодеваться -холод стал навязчиво неприятным. Вот будет смешно, если ко всем прелестям нынешнего положения я ещё и простыну. Виконт, подберите соплю...

    Хмыкнув, я натянул сухую одежду, быстро согреваясь.

   Да ещё на кухне сейчас станет теплее... Когда я вернулся туда Данни, даже вымыв зачем-то неочищенный лук и помидоры, вновь взялся за книгу, чтобы скрасить ожидание. На очаге уже курилась парком вместительная кастрюля. Даа... объёмов он не пожалел.

   Вычистив со сдержанной руганью мокрый лук, я со злорадством пронаблюдал за перекашивающейся рожицей моего слуги - слёзы повисли на кончиках длинных густых лошадиных ресниц. В кипящую воду отправились последовательно рубленый патиссон, лук и попавшая под руку картофелина. Я отобрал у выползшего из-за вновь вылизанной сахарницы домового уже немного покусанную колбасу. Раскрошив в бурлящую воду сыр, опустил в получившуюся смесь тмин, петрушку и ещё уйму всяких трав.

   По запотевшим от пара окнам теперь и изнутри катились капли. Данни задумчиво глядел уже десять минут в одну и ту же страницу, мысли его сейчас витали далеко-далеко от заполненной шумом бурлящей еды и кухонного звона посуды.

   Ему грезились, наверно, дождливые и распаренные в паутине серебряных рек и стариц равнины болотистого родного Камарга. Табун, белым облаком пробегающий в утреннем тумане по изумрудно-зелёным топям. Неподкованные, не знающие узды и бесконечно прекрасные, как прекрасен в другой своей ипостаси и он сам. Залетевшие от не такого уж далекого моря чайки, крик пастуха, загоняющего волов домой, и тихая флейта кого-то из этих странных детей человеческих, что любят писать картины тех мест...

   Нарезая уже высохший хлеб, крошащийся по всему столу, я испытал странное чувство, что этот вечер уже повторялся бесконечное количество раз - и кто-то сидел в углу, ожидая, когда пригласят к столу, и кто-то молчал, вспоминая своё, а я готовил еду и, словно призрак, казался для этого грезящего о прошлом нереальным сном, который должен когда-нибудь кончиться.

    Домовой, скребя в пустой сахарнице, моргал блестящими мышиными глазками. Вытащив тарелки, я расставил их на троих. Чайник зашипел, дребезжа крышкой.

   В чём-то мы с этим ночным, пожалуй, похожи. Он ждёт, неизвестно чего. И я, пожалуй, тоже всё ещё жду, до сих пор храня глупый, скорее всего, и безнадёжно-фаталистический обет, данный более пятисот лет назад.

   Все мы, идущие сюда, прокляты.

ЧЕТВЕРГ 10 АВГУСТА

к оглавлению

   За окном стрекотала, пробиваясь через шум моросящего дождика, малиновка. Все ещё спали - где-то в соседней комнате шумно вздохнул кэльпи. Серое марево застланного тучами мира стало светлее, чем вчера - но ещё утренние августовские сумерки делали день мрачноватым.

   Я был под таким впечатлением от узнанного, что завалился спать не раздевшись. Высохшие в косе волосы оказались всклокоченными и липли к рукам. Сон, приснившийся перед самым пробуждением, принёс странное спокойствие. Я отдохнул - и после вчерашнего дурмана, что украл половину дня, был в силах приступить к тому, что уже давно планировал. Но это ночью...

   Наскоро ополоснувшись, я согрел себе вчерашнего супа и позавтракал. Промытые волосы больше не напоминали гнездо на сосновой ветке, и я надеялся прибыть в библиотеку, куда наконец собрался, в надлежащем виконту виде. Серый костюм ещё не до конца привели в божеский вид - но можно одеться и как во время визита к ректору - тоже вполне прилично, учитывая, что в библиотеку я собирался ехать на Данни. Кэльпи придётся постоять денёк в конюшне при университете - но ему не станет скучно там со своими родичами. Будет с кем... ржаньем перекинуться.

   Когда подушка мягко опустилась на голову сладко сопящего кэльпи, тот уже по привычке дрыгнул ногой, пытаясь лягнуть обидчика. Правда, под одеялом и в человеческом обличье это выглядело странно

   - Нн... Мм... А?

   - Вставать пора. Мне нужно в город. Внизу горячий суп. Побыстрее, пожалуйста, - я постоял ещё немного в дверях, дожидаясь, пока он всё-таки проснётся - с него сталось бы снова накрыться с головой одеялом и продолжить прерванный сон.

   - ЫАхх... - зевнув во всю пасть, кэльпи всё же сел на постели, высунув ноги из-под одеяла. Встрёпанные светлые волосы напоминали пук соломы. - Ведь темно же ещё...

   - Это потому что дождик, - я выразительно поглядел на него. - Если сейчас не встанешь, завтракать придётся уже в конюшне. Сено там достаточно лежалое. Не знаю, конечно, насколько хороша эта конюшня, но внизу такой суп... Ещё горяченький. И варенье вы вчера не доели - а теперь домовой проснётся, и ничего не оставит.

   - Всё... встаю я, встаю, - с выражением муки на лице он пощупал босыми ногами холодный пол и поёжился.

   Оставив его приводить себя в порядок и завтракать, я ушёл одеваться и собираться. Втиснув в папку тетрадь с заметками и листы со списком книг, который брал ещё к Чарльзу Легрою, повязал тот же серый галстук, проверил, взял ли визитные карточки и, забрав волосы в хвост, надел на палец кольцо с сокрытой в сапфире звездой. На кухне громыхал посудой ещё не до конца проснувшийся кэльпи. Зашипел домовой, пытаясь убедить его не съедать всё - бесполезно, это из тех случаев, когда говорят "не в коня овёс".

   Улицы рано утром дремали тихи и безлюдны. Когда мы проезжали мимо озера видно стало несколько лодок с рыбаками застывшими под брезентовыми плащами с уныло висящими удочками. Моросило, и я приподнял воротник не слишком-то тёплого плаща. Туманный Альбион, чтоб его, никогда не мог здесь согреться, когда подступала нормальная для здешних краёв погода - отвык, похоже, на солнечном юге Франции.

   Я прикрыл глаза, предоставляя молчаливому Данни самому выбирать дорогу. Иногда чуть направляя его уздой, припоминал, какие документы нужно просмотреть - освежить кое-какие вопросы, касающиеся сегодняшнего дела, а то может случиться нечто весьма болезненное и непредвиденное. Потом... Потом надо почитать про эту церковь - что-то мало верится, что под ней находилось некое скопление газа.

   Всё, что подозрительно - проверить. Фарр - где-то должен остаться список документов, которые он собирал - может, в монографии какой он это отметил? Из-за чего-то ведь сожгли его собрание - чтоб другой никто не прочитал. И газеты - вдруг что произойдёт - воронов-то я забыл расспросить. Да и человеческую точку зрения знать не помешает. Матушка Хлоя - скоро ли все заговорят подобно вам?

   По Ремесленной улице мы поднялись к крепости на холме. Алая Невеста - безумное вместилище силы, властвовала здесь - и то, что мы с нею одной крови, вовсе меня не спасёт, случись что.

   Лужи разбивались мутно-серыми зеркалами под копытами моего коня, призрачно-бледного в неверном освещении. Уже совсем рассвело, и облачный покров казался неровным - светлые и тёмные участки выдавали ослабление этого серого занавеса. Может, к обеду прояснится. Солнце... Я всегда был чувствителен к погоде.

   Здание библиотеки, построенное почти два века назад - с массивными угловыми башенками, крытой галереей, острым скатом красной черепичной крыши - на ещё более древнем фундаменте, возвышалось над серой брусчаткой как тёмно-красный остов мёртвого леса. Тонкие шпили тянулись в серое небо, грозясь пропороть марево осязаемо низких облаков. Я немного покружил - наконец, поймав уже торопящегося на занятия студента, узнал, как можно проехать к конюшням. В сонных глазах Данни застыла обречённая усталость, когда его закрывали в деннике.

   Библиотеку окружала ограда, построенная гораздо позже, чем основное здание, чугунная, с красными кирпичными столбиками-опорами. Бурые в сером свете, они застывшими струями старой крови обрамляли мрачноватое здание. Над главным входом располагался, зловеще нависая над дверным проёмом, литой бронзовый барельеф, изображающий голову собаки с лоскутом монашеской рясы в зубах. Местный герб.

   По случаю раннего утра никого из студентов ещё не встретилось - один сморщенный, как сморчок, преклонных лет человечек с седым венчиком вокруг внушительной лысины, протопал вперёд. Швейцара при входе не наблюдалось, и я побрёл дальше.

   Библиотека делилась на множество залов - над каждым висела табличка, изображающая принадлежность собранной литературы к какому-либо научному направлению. Остановившись перед высокой дверью с изображением стилизованного тамплиерского креста и подписью "историческое и местного землеописания собрание", я чуть приоткрыл её, заглядывая внутрь.

   Зал оказался очень вместительным, дальние стеллажи терялись в полумраке. Человеческие библиотеки всегда вызывали у меня двоякое чувство - было в них и что-то величественное сквозящее памятью прошедших веков и совершенно непрактичное, хрупкое. Наши старые библиотеки выглядели как минералогические коллекции в металлических многоконтурных оплётках и хранили куда большие объёмы знаний.

   Сразу за дверью шли три ряда низеньких столиков с вытертыми столешницами и продавленными банкетками. Занятую книгами часть зала отделял от читальни длинный узкий стол-кафедра, за которым сидел с сонным донельзя и рассеянным видом пожилой тощий мужчина с пушистыми баками. На цепочке у него висело пенсне, и стёклышко линзы тускло отблёскивало светом зажжённого ещё газового рожка. Моего прихода он не заметил, клюя носом над большущей книгой учёта.

   Я тихонько прошёл, оглядываясь по сторонам, к кафедре. Кирпичные стены оштукатурили уже давно, и кое-где под потолком, на полукруглых сводах, висели целые клубки паутины. Многолетней, пыльной, тяжёлой... Высохшие намертво чернила испещрили пол причудливыми кляксами, обрывки бумаги, завалившись между паркетин, так и белели там, словно забытые в спешке под полом сокровища. Где-то тихо мурчал кот, прикормленный для охраны книг от мышей. Впрочем, на глаза показываться он не спешил.

   Почувствовав моё приближение, библиотекарь сонно поднял выцветшие, некогда карие, близорукие и поэтому слегка растерянные глаза. Видимо, память на лица у него сохранилась неплохая - он тут же выгнул бровь, словно молчаливо вопрошая, кто же я такой, и чего мне здесь понадобилось. Вытащив неспешно из кармана визитную карточку, я положил её на выцветшее на сгибах тёмно-зелёное сукно, закрывающее кафедру. Пожевав губами и, не торопясь, нацепив пенсне на нос, библиотекарь ознакомился с её содержанием. Увиденное его удовлетворило. Или, может быть, Легрой уже негласно дал добро на моё посещение университетской библиотеки?

   - Чем могу служить? - поглядев на меня лягушачьим медитативным взглядом, он начал в ожидании ответа протирать пенсне в черепаховой оправе.

   Положив портфель на ближайший столик, я вытащил листы со списками интересующих книг. Список дополнился вопросом о том, нет ли какой информации о церкви Святого Патрика, что расположена неподалёку от площади Золотой Пыли. Видимо, обстоятельность в выборе литературы подняла мой вес в его глазах. Взяв листок и попросив обождать, библиотекарь, словно мышь в свои отнорки, юркнул в лабиринт стеллажей.

   Я подхватил портфель и присел за столик у окна - по случаю раннего утра здесь оказались только мы вдвоём. Можно чуть расслабиться - сонным студентам глаза в случае чего отвести сумею.

   Пока старичок ходил в лабиринтах, выискивая книги, пухлые, пахнущие мышами и пылью папки и отдельные разрозненные листы, я разложил письменные принадлежности и даже полюбовался открывающимся из окна видом. Сквозь узкое и высокое окно готического стиля в тяжёлом свинцовом переплёте просматривалась, как в разбитой луже, площадь перед музеем, располагающимся в самом центре холма.

   Его множество раз перестраивали и реставрировали по вкусам и желаниям муниципалитета, а в прошлом по желаниям его собственников, и был он скорее украшением всего ансамбля старого города, нежели историческим памятником. Где-то рядом с ним, невидимые с этой точки обзора, грустно журчали фонтаны. Когда дождь закончится, наверняка в перенасыщенном влагой воздухе можно будет увидеть множество радуг - больших и маленьких. Даа... согласно поверьям людей, в том месте, где радуга уходит в землю, есть шанс найти клад. Клад там и в самом деле есть - только вот ни один чистокровный человек не сумеет им воспользоваться. Радуга сводит на себя силу прошедшего дождя и ветра, летящего над облаками, как росу на кончике листка, и выливает её на землю - раньше вокруг таких мест плясали младшие из наших родов. Круги на воде, круги на полянах, круги облаков...

   Послышалось за спиной чуть хрипловатое, как в старых мехах аккордеона, сипение. Шарканье сбитых каблуков о пол известило о возвращении библиотечного обитателя. Он принёс одну стопку, задумчиво оглядел её из-под кустистых бровей, и пошёл за следующей порцией знаний. Не дожидаясь, пока он вернётся и примется переписывать запрошенные документы, я аккуратно проглядел набранную литературу - что-то можно будет и вовсе не открывать, а что-то предстоит проштудировать по мере сил внимательно.

   Вернувшись, библиотекарь сперва долго и многозначительно поглядывал в мою сторону и напоминал о бережном отношении к старинным документам. Переписав всё запрошенное, выдал внушительную стопку. Обложившись книгами и прочей многомудрой и возвышенной бумагой, я с умным видом открыл тетрадь и погрузился в дебри старинных оборотов и завуалированных под метафорами описаний.

   Я поставил перед собою сразу несколько целей - сперва узнать то, что тревожит - как говориться, довериться интуиции. Проглядеть, всё, что касается церкви, что она такое, и что в ней может быть сокрыто подозрительного. Огонь, стёрший из истории библиотеку почтенного собирателя местной, и именно местной литературы, имеет, скорее всего, некую связь со странным взрывом в церкви. Тот же непонятный характер обугливания и отсутствие по-человечески объяснимых причин для происшедшего.

   После этого нужно поглядеть, не осталось ли ещё где архивов - ведь упоминал же Легрой, что тут всё переворошили во время смуты, и перенесли. Но куда? И есть ли вероятность это найти? Скорее всего, где-то в крепости - город сотни раз уже с той поры менялся, дома перестраивались, лес горел, а вот крепостные стены и башни как стояли, так и стоят. И... просто проглядеть, что тут есть непосредственно относящееся к материалам о Волшебном Дворе - деятельность некоего эксцентричного виконта тоже должна поддерживаться. А потом надо ещё, на всякий случай, заглянуть в библиотечный зал естественных наук - освежить немного память.

   Я разложил всё на три папки - в первой дела, касающиеся упоминаний о переносе документов, во второй история церкви и связанных с нею наиболее ярких происшествий, и третья - легенды, сказки и странные истории, связанные с волшебством и с теми, кто им занимается.

   Одиноко скрипел пером что-то подписывающий в своих книгах учёта библиотекарь, глухо бумкнула упавшая с полок книга... Тишина, сонно убаюкивающая, шорох переворачиваемых страниц и мерный шёпот августовского грибного дождя - мелкого, состоящего из столь малых капелек, что из них можно ткать серебристо-серые плащи для спящих под корнями в непогоду дерриков. Тряхнув головой и протерев предательски слипающиеся глаза, я вновь погрузился в косые, зачастую вовсе без особых приёмов нечитаемые рукописные строки.

   Через два часа со слышимым скрипом банкетки я потянулся, закинув руки за голову и сдерживая довольный вдох. Библиотека и в самом деле подвергалась вандальскому разграблению в 1590-х годах. Несколько монахов захватили часть церковных документов - естественно, что им ещё могло прийти в голову, как не хватать бесполезные с точки зрения любого другого человека бумаги. Правда, довольно дорогие хотя бы из-за переплётов. Монахи в любом случае могли спрятать их только в двух местах - в городе, куда ещё предстояло выбираться через бурлящие фанатиками и отрепьем улицы, да ещё и найти дом, который бы не сожгли - а сожжённых домов тогда было предостаточно. Да и маловероятно, что крепость казалась им менее надёжной, нежели простой городской дом.

   А лес... в лесу можно пережидать некоторое время свару, но оставить документы там негде - качественный схрон строить долго и сложно. К тому же их выследили бы - мало верится, что братия оказалась способна выжить в лесу без всего, да ещё и что-то строить. Воспользоваться же старинными, проклятыми ещё их противниками, языческими богами, капищами для них было равносильно смертельному оскорблению. Логически рассуждая, только где-то в крепости. А в крепости, по словам Легроя, тайных ходов не нашли. Монахи, скорее всего, были людьми - следовательно, нашими ходами воспользоваться вряд ли могли... Хотя, кто их, монахов просветлённых, знает - вдруг да наткнулись, пусть и случайно. Страх перед неизведанным всё же меньше страха перед чем-то непосредственно потрясающим у тебя перед носом копьём, а перед животом кинжалом.

   Беда в том, что я из осторожности в прошлый свой визит не рисковал крутиться рядом с крепостью - Алая Невеста непредсказуема и опасна. Башня. Какая-то из старых - но это потом, подробнее... Главное - они где-то в башне. Но... может быть, я и тут всё необходимое найду? Жаль, конечно, что всё у Патрика Фарра погорело - а вот сюда, возможно, сунуться не осмелились. Алая Невеста крепко своё владение стережёт - фанатики, пусть их, но даже если я слишком тут развернусь, тем более что-то решу спалить - от меня останется только воспоминание. В безумии нет понятной нам логики.

   Встав, чтобы выглянуть в окно, я с радостью увидел, что тучи медленно, но неотвратимо редеют - возможно, часа через два, к обеду, просветлеет, и проглянет солнце. Нужно проветриться - заглянуть куда-нибудь, перекусить, послушать, что студенты болтают.

   Возвратясь за стол, я отодвинул просмотренную стопку на край, подальше, чтоб не мешала. Сам приступил ко второй - связанной с церковью, столь неожиданно пробудившейся в вихре пламени. Что примечательно, изнутри. И, что ещё более примечательно, как я услышал из болтовни завсегдатаев "Золотого Уса", почти одновременно с началом убийств.

   Перебрав несколько туристически-поверхностных брошюр, я наткнулся на монографию. Тоненькую книжицу в простеньком картонном переплёте, авторства уже многократно сегодня вспоминаемого Патрика Фарра. Пододвинув тетрадь для заметок поближе, я с искренним любопытством открыл монографию. В любом случае, мне повезло - он наверняка обобщил со страстью наивного, но добросовестного исследователя всё, что сумел найти по этому вопросу.

   Академик больше бы уделил внимания закономерностям, причинам и гипотезам своего ума, а вот любитель скрупулёзно собрал всё, что нашёл. Он просто упивался тем, что свёл всё в одно пусть пёстрое, но цельное полотнище.

   Это должно сэкономить прорву времени - вместо слепого кротовьего копания можно пройти уже проторенным путём.

   За титульным листом располагалась недавняя фотография церкви - надо признать, снаружи она и теперь почти ничем не отличалась от себя прежней. А вот внутри... Как может быть связан взрыв с таинственным, так до сих пор и остающимся тайной, Прядильщиком, и кучей остальных неясностей, от Мерзости, до свалки трупов, о которой упоминал Кейн?

   А Даниил... как так можно - чувствуется же, что он давным-давно ничем таким не интересуется. Ни сном ни духом не знать о том, что в мире твориться? Как он вообще столько прожил, оставаясь до такой степени безалаберным и столь легко относящимся к окружающей действительности? Видимо, как сюда приехал, так и вовсе перестал обращать внимание на происходящее вокруг. В его городе кто-то из ночных разве что среди бела дня убийства не совершает а он даже не пытается навести порядок!

   Хотя, может и пытается - только вот я этого не знаю. Надо будет с ним при случае всё же поговорить.

   Я перелистнул несколько страниц - ровные печатные строки сперва рассказывали о длинном списке благодарностей и личностях, оказавших Фарру поддержку. Наконец, началась основная часть.

   Церковь Святого Патрика, или, как её ещё называют среди среднего класса населения нашего города, Церковь нашего Святого, была построена в начале XIV века на средства городской управы и прославленного тогда в этой части нашей страны рода Тьюиллов, весьма пёкшегося о своём моральном облике и жертвовавшего большие суммы, полученные с доходов от Уэльских золотоносных участков, на богоугодные дела. В 1347 году был заложен фундамент церкви. Строил её приглашённый из Франции мастер Шарль Люпуре, и выполнена она в стиле ранней готики.

   Витражи были получены в дар от Вестминстерского аббатства, и в правых крайних углах можно увидеть монограммы изготовившего их мастера - а роспись сделана по работам самих монахов из прославленного ныне аббатства. Во время погромов конца того века южный неф был сильно повреждён, и бесценные для потомков витражи с изображением экстаза святой Магдалены утеряны навсегда. Так же уничтожены дошедшие до нас только на гравюрах Эйвона Томпсона резные исповедальни и скамьи из дуба. Долгое время вместо утраченных использовались другие исповедальни, сделанные из простых материалов, но в 1883 году по заказу мэра Фильере и с его личной инициативы, по гравюрам исповедальни XIV века были восстановлены.

   Так же во время погромов безвозвратно испорчены надгробные плиты, расположенные перед алтарём и около поддерживающих опор. Надписи на них даже с современным оборудованием и линзоскопированием не подаются расшифровке. Предложение эксгумировать останки и провести анализ социальной принадлежности упокоенных под плитами встретило широкое сопротивление жителей города и осуждение света. Предполагается, что это останки некогда бывших первыми священнослужителями в этой церкви двух святых отцов и тела жертв инквизиции, широко практиковавшей свои жестокие методы в середине того века.

   В XVI веке церковь перестраивали, часть её северного крыла пристроена, и в ней преобладают элементы светского украшения, что несколько диссонирует с остальной частью строения. Видно, что витраж в верхнем третьем справа окне отличается уже другой техникой - вместо вставленных в свинцовый переплёт кусочков смальты можно заметить, что техника сменилась - идёт напыление специального порошка на поверхность обычного стекла, за чем следует...

   Я бегло прочитывал описания окон, даже пронумерованных, архитектурные изыски меня сейчас занимали мало - и форма скамьи, вытесанной из камня около стены, или деревянной ближе к проходу, не волновала ничуть. Меня интересовали те безымянные плиты. Да и инквизиция, несмотря на обилие абсурдных и бессмысленно жестоких процессов, иногда всё же действовала против настоящих... настоящей нечисти. Может... Всё может быть! Тем более, что церковь построена на месте нашего древнего капища - полностью, как считалось, иссушённого Источника.

   Пересмотрев всю главу, посвящённую архитектуре и этапам застройки, изредка перемежающуюся восторженными упоминаниями о реставрации того или иного участка витража или постройке маленького, но чудно звучащего органа с выписанным специально из Австрии музыкантом-исполнителем, я приступил к внимательному изучению главы о людях, которые, так или иначе, имели к ней отношение.

   Вереница священников, строителей, меценатов и знаменитых прихожан таила в себе множество подводных камней. Взяв одну из упомянутых в монографии книг по истории религиозного становления Гатри, я нашёл упоминание о том, что всё плиты покрыли могилы в церкви не позже конца XIV века. Как, впрочем, и ожидалось.

   Не достигнув успеха в вопросе идентификации тех, кто бы мог лежать в этих могилах, я попросил библиотекаря принести заметки о делах инквизиции в Гатри за упомянутое в книге время. Не мытьём, так катаньем - святые старцы и проклятые грешники могут оказаться вовсе не теми, кем они называются на страницах рукописей. Вдруг кто из них? Что-то же оттуда вылезло, или ему позволили вылезти? Пока ещё я в этом не разобрался, но принял для себя по умолчанию считать Прядильщика и взрыв взаимосвязанными. Слишком странным выглядело это событие. Таким же, как убийства с непонятными мне пока целями.

   Монографий у Фарра не так уж много, и одна из них - про эту злополучную "ранне-готическую постройку". Наверняка у него множество документов касательно церкви хранилось дома. На всякий случай проглядев список других его публикаций, я уверился в подозрениях - "Развитие и расширение посевных площадей вокруг города и связанное с ними строительство фермерских усадьб", "Три возраста индустриальной части Гатри", "Архитектура вокзала и связь освещения перрона и пешеходного моста с эстетикой модерна в оформлении театра", "Двенадцать знаменитых родов коренных жителей нашего города и связь их истории с архитектурой Вечернего бульвара и района ремесленников". Ничего, что казалось бы достаточно важным, чтобы за это сжечь или убить. Эстетика фабрики... Надо признать, старичок был оригиналом.

   Библиотекарь изъял уже просмотренную литературу, фыркнул на принёсшего книгу с задержкой студента и только после этого в мои руки мягко опустилась деревянная коробка. Ключик болтался на провощённом шнурочке рядом. Поймав мой удивлённый взгляд, старик только хмыкнул, словно банкир, доверяющий в неопытные руки молодого своего сослуживца хрупкое ювелирное изделие.

   В коробке хранилось больше пыли, нежели информации. Несмотря на всю помпезность забот о сохранности документов, они только больше погружались в забвение. Осторожно - листы были жёлтыми и ломкими, словно тонкие восточные лепёшки, я переворачивал их. Через четверть часа передо мной лежали несколько интригующих документов - все они имели отношение к покоящимся теперь под полом церкви субъектам. Пересмотрев всё подробно, я разложил их на три маленькие стопочки - Сьюзен Броули, Джонни Косая Нога - подвернувшийся папистам под руку придурошный безобидный нищий. Ну, возможно, придурошный безобидный и всё такое прочее. Натан Дювьель - вообще из Франции кто-то. Хотя...

   Да, определённо - Даниил тот ещё пройдоха! Я хмыкнул. Реестр, составленный в инквизиции для описания преступника, кого-то мне весьма и весьма напоминал. Отодвинув в сторону документы о девушке и нищем, я подробнее занялся подозрительным французом-священником. Смытые в некоторых местах - не иначе, когда записи тушили, быстрые, с сильным наклоном угловато-острые буквы на латинском описывали примечательного человека. Или не человека?

   Реестр.

   Показываю в качестве свидетеля первый Жак Шенабле,

   второй Вильям Стен,

   третий Антонио Гвересто.

   четвертый Мердок Дево

   пятый Дональд Баррей

   шестой Грегуар Перрисон.

   Описание внешности святого отца Натана Дювьеля.

   Тело обладает силой, физическое состояние хорошее. Возраст 35 лет. Высокий рост. Кожа светлая, бледная. Стройный, развитый. Руки и ноги имеют силу. Пропорциональный. Кисть руки аристократическая, изящная. Пальцы тонкие, ногти чистые. Голова пропорциональная. Лицо овальное, красивое. Лоб высокий. Кожа чистая, светлая. Скулы высокие. Рот узкий, губы бледные. Нос тонкий, с маленькой горбинкой. Брови ровные, узкие. Глаза зелёные, глубокие, крупные. Серьёзный взгляд. Волосы длинные, чёрные. Голос низкий, ясный, приятный.

   Под левой ключицей маленький шрам - звезда. На спине две крупные чёрно-коричневые родинки. Игла дала кровь. На внутренней стороне правого бедра чёрная родинка. Испытание иглой по очереди по "Молоту Ведьм" дало кровь.

   Характер склонный к деятельности, но спокойный. Память верная, твердая, быстрый ум.

   Но нельзя судить о человеке по внешности.

   Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

   Я даже почесал в некоторой растерянности макушку. Этот жест привязался со времён моей бытности вагантом. Примерно тридцатипятилетний высокого роста - но это суждение субъективное. Зеленоглазый, черноволосый и с бледной кожей. Кисти аристократические, и даже нос, как у одного обитающего здесь ночного, с горбинкой. Голос низкий, ясный. Ладно, спишем на то, что они не слышали, как он поёт.

   А может, и голос охрип - не зря же он столько лет курит трубку? Весь из себя такой... прямо-таки более аккуратная версия его любимого морока. А имя - о, что может быть более преходящим, чем человеческое имя существа, которое таковым не является? Даже мои имена словно перчатки - под каждую роль своё.

   Учитывая возраст Даниила - он мог жить здесь в то время. Правда, в качестве священнослужителя... Но ведь и закопали его в церкви за что-то!

   Вспомнились рассказы Рона и слухи, плавающие над гулом и чадом в его трактире. С Даниилом определённо надо поговорить. Создаётся ощущение, что их путают с Прядильщиком. Я слышал о том, что зеленоглазый ночной причастен к исчезновениям людей. То же говорили мне и вороны. Зеленоглазый, черноволосый - но это настолько общие приметы, что под них подошёл бы каждый второй из Тёмных Родов. Но...

   Что же это... Могу ли я ошибаться в предположениях на его счёт? Нет, нет - я же не человек, чтобы не доверять своему чутью! Даниил не тот, кто растянул нити над суккубом и странной тварью, от которой смердит...непередаваемо.

   Но как похож...

    Ещё раз перечитав реестр, всё ещё не в силах найти связь между событиями и подозрительным сходством ночного и похороненного в церкви священника, я перешёл к следующему документу. Судя по приписке - копии, и кусок этой копии, в самом конце, фигурно выели мыши. Отпечаток жирного пальца внизу указывал, что побудило грызунов на это гнусное свершение. Документ был внушительного размера, и в развёрнутом виде занял не меньше половины стола. Интересно...

    Протокол о деле Натана Дювьеля, приходского священника в церкви Святого Патрика, осуждённого за хранение книг, запрещённых по index librorum prohibitorum¹⁰ по Каталогу дона Фернандо Вальдеса, милостию Божиею архиепископа Севильи, апостолического главного инквизитора против ереси отступничества во всех королевствах и владениях его величества, от 1559 года от Рождества Христова, и за сношения с демоном, по третьему разделу обвинений в ереси.

   Книги принадлежали, как удостоверяют альгвасил Жак Шанебле и я, секретарь процесса, Вильям Стен, первому и пятому разряду по каталогу Вальдеса. Также от 21 декабря 1558 года по новой запретительной булле Павла IV, и по закону от 8 сентября 1558 года государя Филиппа II, государь постановляет смертную казнь и конфискацию имущества для тех, кто будет продавать, покупать, хранить или читать книги, запрещённые святым трибуналом. В этом законе находятся и другие распоряжения, предмет коих один и тот же и размер коих не позволяет мне поместить их здесь (Кастильский сборник. Кн. 1. Отд. VII. 24-й закон.)

   Libri vide supra:¹¹ Толкования на христианский Катехизис, составленные доном Барголомео Каррансой де Мирандой, архиепископом Толедо, и Великий Гримуар от 1522 года неизвестного авторства.

   По третьему разделу обвинения в ереси по Руководству Николая Эймерика и по булле Григория IX от 1232 года от Рождества Христова, руководствуясь поправками от общих узаконений уголовного права, которые были применены к частному преступлению ереси на Веронском, Римском и Тулузском соборах, и согласно поправкам к инквизиторскому кодексу от 1233 года на соборах в Мелене и Безье, и согласно правилам от 1242 года, принятым на Таррагонском соборе, и приведённым из Испании под общую власть католической церкви и Папы, обвиняемому вносится в вину соучастие в делах демона во вверенной ему пастве, и слабость духа, коий был демоном подточен и порабощен. Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et nunc et semper, et in saecula saeculorum. Amen.¹²

   Свод судебного заседания от 29 февраля 1563 года от Рождества Христова.

   7 сентября 1562 года coadjutores ордена Доминиканцев по приказу Тайной консистории и нунция при английском дворе прибыл в сей город для проверки благонадежности паствы и поиска ересей, давно и обильно давших корни в этих местах. После тайной проверки он отбыл, и для действий по очищению города от возможных ересей был направлен папский легат, 5 ноября 1562 года он прибыл в город, от епископа он подал извещение о себе главе магистрата города, который в тот же вечер к нему явился, для того, чтобы на аудиенции узнать о его миссии. Комендант города представился легату и держа его руки в своих согласно положениям о сотрудничестве по королевским грамотам давал клятвенное обещание - выполнять все законы против еретиков и в особенности доставлять все необходимые средства для их открытия и ареста.

   Было назначено ближайшее воскресенье для праздничной проповеди. Утром 7 ноября она состоялась, и всем собравшимся в церкви по его оповещению было, как и во многих других городах, объявлено, что на жителей налагается обязательство доносить на еретиков, а затем прочесть указ, которым повелевается, под страхом отлучения от Церкви и интердикта, сделать в предписанный срок указанные доносы. После этого оповещения инквизитор объявил, что лица, виновные в ереси, которые до предания их суду и до истечения льготного срока сами явятся для обвинения себя, получат отпущение и должны будут подвергнуться лишь лёгкой канонической епитимьи; но, если по истечении этого срока (с 7 ноября по 7 декабря) они дождутся, что на них поступит донос, они будут преследуемы по всей строгости законов.

   В указанное время были принесены доносы и пришли кающиеся, однако доносы от Салли Хромоножки и сэра Мэрдока Дево указывали на приходского священника Натана Дювьеля и обвиняли его в компрометирующем сан тайном поведении. После допроса камерария улики стали подтверждаться, но каяться отец Дювьель не пришел.

   Был произведен допрос доносчиков в присутствии двух священников и секретаря, который заверил показания. После прочтения показаний доносчики их признали.

   После обыска в личных покоях Натана Дювьеля были обнаружены эти еретические книги. Оговорённый был отправлен в церковную тюрьму, за неимением в городе и его окрестностях доминиканского монастыря. Был передан в святой трибунал к Великому Альгвасилу мандат на арест, после его принятия 28 декабря выехал в сопровождении мандата исполнительный альгвасил. Прибыв 2 января 1563 года альгвасил был препровожден при исполнении мандата о заключении в тюрьму секретарем секвестра и сборщиком. Альгвасил назначил хранителя имущества.

   В присутствии секретаря были изъяты одежда, запрещённые книги, изумрудное кольцо в золотой оправе, гранатовые чётки, зашифрованные письма, написанные дамой, церковная документация, вверенная обвиняемому, предметы обихода, чайный сервиз на 12 персон, 3 кинжала в сафьяновых ножнах. Список вместе с альгвасилом, сборщиком, хранителем и свидетелями заверил секретарь. Альгвасил также потребовал от заключённого передачи денег, бумаг, оружия и всего, что было бы опасно при нём оставить, требование это заключённый удовлетворил.

   В зале суда при закрытых дверях 4 января обвиняемый ответил по себе in corpore.¹³

   - 36 лет от роду, католического вероисповедания, родился в Тулузе и после рукоположения в сан священника через протестантские земли пришел сюда, где и стал служить приходским священником с 1556 года.

   Были составлены реестры, где упоминалась вся curriculum vitae¹⁴, и собраны в архив. Обвиняемого заставили прочитать Pater noster.

   И после этого, еще прочел он Credo in Deum. После он выслушал все merita¹⁵ и на вопрос, кого может назвать в отвод, назвал сэра Мэрдока Дево. После обвиняемому было предоставлено время на составление защитной записки, а адвокат от иезуитов ознакомился с копией опроса доносчиков, не зная их имён. После этого началось дознание - но обвиняемый вину свою отрицал, а приведение в отведении сэра Мэрдока Дево поставило его донос под сомнение. Для собрания улик и допроса сэра Мэрдока Дево in caput alienum¹⁶ заседание было прервано. По мере расследования было выявлено много фактов, а после упорствования сэра Мэрдока и отказа от отведения и обратных обвинений, было решено продолжить дело, и признать книги истинно принадлежащими Натану Дювьелю.

   Альгвасилу принесли в тот же вечер, 4 января, ещё одно обвинение от лица Сэмюэля Фицроя о том, что обвиняемый вступал в связи с женщинами, нарушая coelibatus¹⁷ и использовал в своих целях тайну исповеди, а так же нарушая святой обряд extrema unetio (лат. соборования) вёл себя неподобающе и подозрительно, когда его никто, по его мнению, не видел.

   В ночь на 5 января по этим тяжким обвинениям была начата in caput proprium.¹⁸ До 17 января обвиненный всё отрицал, а после, ввиду его упорства, дознание было временно прервано. Были допрошены Элеонора Дево, супруга Мэрдока Дэво, и все, состоящие в связях с Салли Хромоножкой и Сэмюэлем Фицроем.

   Днем 2 февраля на площади Золотой пыли средь бела дня нашли останки нескольких чёрных куриц, а на снегу несколько минут можно было прочитать надписи ASTAROTH, ADOR, CAMESO, VALUERITU, MARES, LODIR, CADOMIR, ALUIEL, CALNISO, TELY, PLEORIM, VIORDY, CUREVIORBAS, CAMERON, VESTURIEL, VULNAVII, BENEZ, MEUS CALMIRON...

   Сложенный в несколько раз лист пестрел далее дырами. Оригинальное заклинание - бестолковое, и бессмысленное, словно ритуал проводил новичок, или всё сделанное служило для иной цели - отвлечь, или напугать.

   Пытаясь разобраться в лохмотьях записи дальше, я не раз недобрым словом помянул одного короля из рода двуликих, который подучил в незапамятные времена младших своих братьев грызть что ни попадя.

   ...все раны зажили, и следов истощения нет, хотя по распоряжению альгвасила был без еды двое суток.

   Вновь начали in caput proprium, и ничто не могло сломить духа дьявольского, что овладел святым отцом, только лицо его становилось дьявольски прекрасным по ночам, словно врата ада, приоткрывшись, давали демону сил. Но после чина изгнания злых духов, что произвел над телом Натана Дювьеля папский легат, вернувшийся по прошению нунция для курирования дела 26 февраля, разум святого отца возобладал над демоническим греховным мракобесием, и в глазах его был свет, как у того, кто спустился в ад, и, вынеся адские муки, вернулся в лоно церкви. Он сообщил нечто, что я не могу привести в этом своде.

   После этого официально он был передан светским властям для relatatio,¹⁹ назначенного на 28 февраля. Согласно "Malleks Maleficarum"²⁰ от 1487 года от...

   Я чертыхнулся - если этот странный священник сказал такое, что даже секретарь иезуитов не осмелился предать бумаге - уж наверное, это стоит того, чтобы искать записи. Сьюзен - девушка, из зависти обвинённая, всё на поверхности. Джонни - и вовсе для потехи затравленный несчастный. Но этот... "священник"... Аккуратно подцепив самый конец листа - недогрызенную полоску, я прочитал многозначительные, но совершенно неинформативные слова "...et lux perpetua luceat eis".²¹

   Сложив аккуратно лист, и попутно оглядывая его - нет ли тайных пометок, я про себя ругался, на чём корни растут. Если строки просто смыло, или заляпало грязью или кровью - их можно ухитриться прочесть. Но невозможно увидеть то, чего уже вовсе нет.

   Определённо - Натан Дювьель. Слишком многое объединяет его с историей, происходящей сейчас. Его могила в церкви, которая словно взорвана изнутри. И по времени это идёт, похоже, вместе с началом всякой смуты здесь. Примерно с середины лета.

   Его внешнее сходство с Даниилом и приписываемые ночному злодеяния, которые, как я чувствую, он не совершал. И боязнь священников записывать откровения Натана - вещь редкая, и заслуживающая пристального внимания. Такое случалось считанные разы - и всегда было связано с чем-то по-настоящему важным не только для людей, но и даже для нас. Вот бы найти протокол! Хотя бы то, что ещё осталось записанным. Это бы многое упростило - да где его искать? Разве что в гипотетическом тайнике, куда монахи унесли самое ценное? Вполне может быть...

   Откинувшись на стуле, я потёр глаза. За окном медленно, но верно погода налаживалась на более ясную и приятную. Для меня.

   Отложив прочитанное, я вернул стопку книг и листов вместе с коробкой библиотекарю. После, со сложенным из трёх пальцев знаком отвода глаз, вышел из зала. Прижимаясь к стенкам, ещё пустого коридора, поспешил к залу естественных наук.

   Такой же, только более светлый, как исторический, с жёлто-красными витражами, он выглядел словно чуть веселее. Три студента усердно штудировали анатомический атлас, что-то шепча, и попеременно тыкая в жутковатые иллюстрации сухими перьями, явно зазубривая латинские названия мельчайших нервов и сосудов. Пройдя мимо них и миновав подозрительно глядящего на ни с того ни с сего вдруг скрипнувшую дверь сухопарого тёмноглазого библиотекаря, я метнулся в узкий лабиринт высоких шкафов, загромождённый всевозможными интеллектуальными сокровищами.

   Пройдя мимо основ химии я, со вздохом облегчения вжавшись в угол, припал к простенькой, в картонной плотной обложке, ещё новенькой книге. Надпись на титульном листе гласила, что в руках у меня "Химия в обыденной жизни. Двенадцать популярных лекций профессора Кенигсбергского университета Лассар-Кона."

   Пролистнув несколько лекций, остановился на шестой - пробежав пару листов глазами, я в полной мере освежил память относительно того, как приготовляется "гремучая желатина". Подумав немного, решил в целях сведения риска к минимуму добыть целлюлозу на текстильной фабрике. Азотную и серную кислоту в изобилии можно найти в гравировальном отделе, а нитроглицерин почти на виду лежит для отправки работающим поблизости на шахтах добытчикам руды, даже не переведённым в состояние динамита. По крайней мере, обычно так и делают.

   Ладно, если что - можно в городе скоропалительно что-нибудь найти. И, что примечательно, ни следа от самого взрывчатого вещества не остаётся. Поставив книгу обратно, я так же незамеченным выскользнул в переходы, прокрался, прижимаясь к стене коридора, в исторический зал, и только тут передохнул. На время вернув библиотекарю оставшуюся стопку, я, накинув поверх светлого жилета коричневый дорожный плащ, направился обедать.

   Вечером на это не будет времени, а сейчас самое-то - и солнце выглянуло, уже скоро час, как припекает. Ещё не жарко, и студенты через минут сорок покинут аудитории и ринутся набивать желудки. Пара фраз, выловленная из беседы двух людей перед выходом из здания библиотеки подсказала, где искать наилучшего обеда.

   Погода снаружи оправдала ожидания. В самом деле тучи, закрывавшие небо почти полтора дня, полностью разошлись - и теперь только раздутые белые облака напоминали о ненастье. Брусчатка ещё темнела в тени деревьев и около фундаментов домов, сохраняя остатки луж и влажность. Переждав непогоду, птицы наводнили город - слышался отовсюду треск воробьиных свар и голубиное монотонное курлыканье.

   Солнце... прижмурясь, я запрокинул лицо вверх - глаза, утомлённые быстрым чтением бумаг и путаных заметок, пронизали лучи. Данни, скорее всего, уже медленно звереет от скуки - ещё бы, в такой день стоять на привязи.

   Чуть помахивая портфелем, словно студент - меня вполне можно было за него принять по возрасту и недорогой одежде, я направился в сторону кафе.

   Хотя, если разобраться, это был самый настоящий буфет для вылетающих шумными голодными стайками студентов. Но сейчас занятия либо уже кончились, либо ещё идут - и там должно быть относительно тихо.

   Сапоги мягко ступали по вытертой в некоторых местах до небольших ямок старинной мостовой - камни слежались в одну серую щербатую шкуру, словно весь холм - тело уснувшего в давние времена дракона, и все мы ходим по его спине, стирая чешую. Проснётся ли он, когда чешуя исчезнет, и мы коснёмся его плоти?.. Под ногами шмыгнула трясогузка с бело-серым опереньем, за спиной шушукалась парочка студенток - радикально настроенных и весьма рвущихся проявлять независимость и свободомыслие... Однако, как меняются времена! Раньше на территории университета из дам были только кухарки.

   В небольшом скверике среди старинных дубов - гордости муниципалитета, и ровных липовых аллеек, стоял небольшой аккуратный домик в стиле романских строений. Крепенький, толстостенный и массивный. Над входом висел здоровенный фонарь, а стилизованная под Тёмные века вывеска изображала заложенную пером книгу. Кафе "Забытая книга". Любимейшее на всём холме место студиозусов.

   За домиком, окружённая кустами давно отцветшей сирени и жасмина, располагалась площадка с деревянным полом - множество круглых простых столиков отделялись друг от друга кустами или декоративными решёточками. При желании, впрочем, их можно было перепрыгнуть - прямо на моих глазах один студент, размахивающий листом, с радостным воплем преодолел две преграды, присоединяясь к своим напряжённо жующим в ожидании вестей друзьям.

   Официантов в чёрно-белом и слегка итальянской внешности не наблюдалось, зато между столиков бродил с огромным подносом высокий и довольно кряжистый мужчина с каштановой бородой. Студенты не смотрели, кто приносит им еду, а буйный их темперамент нужно было в определённых случаях обуздывать.

   Усевшись на скамейку, я обнаружил положенную на соседний стул стопку смятых газет - пододвинув его поближе, бегло просмотрел заголовок на верхней. Да, с заданием стоило поспешить - Уатингтон не собирался переносить сроки запуска производства своей доли позже сентября.

   Официант, грозно смерив взглядом обнимающихся и скачущих вокруг стола студентов, пошёл в мою сторону. Один из счастливых молодых людей держал в вытянутой руке вилку с картошинкой - интересно, на котором взмахе она улетит? И как далеко?

   - Вам чего? - протянув уже изрядно затёртый листок меню, бородач внимательно оглядел меня. Хвост вызвал у него ухмылку.

   - Бараньи котлеты с гарниром из картофеля, стакан томатного сока, ээ... вот... А, и одну порцию яблочного пирога, - с трудом разобрав затёртую до состояния жирноватого серого пятна надпись (очевидно, этот вид десерта заслуженно пользовался особой популярностью), я вернул меню бородачу. Сунув его в карман чистого, но зловеще пятнистого фартука, он скорым шагом удалился.

   Через несколько минут - с подносом, на котором уместился весь заказ, официант вернулся - я только успел вчитаться в проповедь одного священника, он, как и ожидалось, призывал паству покаяться и признать грехи свои. А Фарр, как я тогда и предощутил, скончался. Ничего, естественно, не нашли. Вернее, никого.

   - Ваш заказ, - всё так же любезно буркнул он, принимая у меня оплату и довольно щедрые чаевые. Даже они не согнали с его лица выражение, присущее пиратам, из-за мелкого препятствия вынужденным наблюдать, как соперники уводят добычу из-под носа.

   Картофель был молодой, а не с прошлого года, бараньи котлеты на самом деле не так давно бегали по полям и блеяли, а томатный сок не содержал странных комковатых примесей и шкурок. Пирог просто пах - но так, что, пользуясь тишиной, недалеко от меня прыгал по доскам настила, явно прося подачки, пухлый желтоклювый воробьёныш. Увлёкшись обедом, я задумался, прикидывая, где можно найти нитроглицерин, не окажись его на заводе, и как его транспортировать.

   - Ой, ты посмотри кто там сидит!!! Давай подойдём, поздороваемся!!! - звонкий детский голосок, мне незнакомый, прорезал сытое затишье этого места. И фраза, как я всей спиной почувствовал, была сказана про меня. Ну не Эдвард же это! Обернувшись, я увидел нечто в самом деле потрясающее. Губы сами собой поползли в улыбке - где моя холодность... Небо, да это ж просто шапито передвижной!!

   На помост заходила троица примечательнейших существ. Одно из них оказалось мне знакомо, и даже очень. В центре шёл мрачноватый Даниил, в чёрном костюме и в экстравагантных солнечных очках с зелёными линзами. В мороке сорокалетнего травленого жизнью мужчины. Слова из легенд колыхнулись в сознании, и мне стоило труда отвести от него взгляд.

   Идущий слева от него юноша в первую очередь отличался изысканной бледностью, анатомической худобой и чертами лица двуликих чистой крови. В светло-сером, под цвет выразительных глаз, новеньком костюме, с забранными в хвостик волосами, напоминающими шкуру молодого зимнего волка.

   Справа от Навь, дёргая его за рукав засунутой в карман руки и подпрыгивая на каждом шагу, крутилось юное нечто. Или нечто юное - явно из нашей Ветви, непонятной половой принадлежности и, очевидно, уже надоевшее своим спутникам. В целом они смотрелись как убитый родственными узами дядюшка, его старший умученный братом племянник и ...и всецело довольный собой и жизнью маленький чёртик в ангельской шкурке. В глазах этого ребёнка светилось маниакальное торжество, когда он утянул всех за мой столик, не спросив, естественно, разрешения присоединиться. Пирог, которым я хотел завершить трапезу, тут же вместе с тарелкой переместился к нему в руки.

   - Доброго дня, - с таким видом, словно это день Страшного суда из человеческой мифологии, поприветствовал меня Даниил. Он сел на газеты, поморщился, вытянул их из-под себя. - Что у нас новенького?

   - Священники проповедуют, люди умирают.

   - Аа... Ничего новенького. Ну да... - невидяще поглядев на страницы, он зачем-то передал их старшему "племяннику". Тот перекинул их украдкой на соседний столик.

   - Не знал, что у тебя столько родни, - с ехидством протянул я, наблюдая, как чудовищный ребёнок отъедает добрую четверть моего пирога одним укусом. И руки не вымыл и даже не протёр салфеткой... Чтоб ему несварение заработать!

   - Вот это? - Навь приподнял бровь в сторону маленького наглеца. - Ещё немного в таком же духе, и это уже будущая закуска. Вы с ней, в общем-то встречались. Правда, одежды на ней тогда наблюдалось гораздо меньше.

   "Закуска" только хмыкнула, запивая моим томатным соком особенно большой кусок, и даже попыталась протолкнуть его подальше в глотку пальцем, чтобы побыстрее обрести право слова.

   - Эй!... - я уже без стеснения отодвинул тарелку, когда она сломленной веточкой попыталась наколоть недоеденную котлету. - Сочувствую.

   - Ты кушай, кушай, не стесняйся, - Навь с маниакальной ухмылкой погладил фэйри по голове. - От сладкого кровь становится такой... Мм...

   - Что будете?

   Юноша рядом с Навь вздрогнул и дёрнулся, когда неслышно подошедший официант возвестил о своём присутствии, протягивая ему замусоленный листок.

   - А... Э-э...

   Даниил перехватил меню у растерянного двуликого.

   - Так... Яблочный пирог, однозначно. Восемь порций. Мы тебе компенсируем, - он мельком глянул на меня поверх очков. - Ещё котлеты, судя по тому, как ты их защищаешь, тоже заслуживают внимания. Две порции. Брайен, сардельки в соусе будешь?

   - А... Да, - Брайен почему-то смущался всего и казался растерянным, словно приехал из глубинки в большой шумный город день или два назад.

   - Ещё...м... Так, кофе здесь неважный, значит... Сок томатный - три штуки, чай - тот, что помягче и сахара побольше, и ещё яблочный сок - тоже три, порцию зелёного горошка, картошку и салат под номером четыре. Две штуки.

   - Хорошо... - бородач с сомнением оглядел компанию довольно стройных, а местами и тощих субъектов и двинулся к домику, загибая пальцы, чтобы ничего не перепутать.

   Я со вздохом отодвинул тарелку ещё дальше - пирог кончился, сок тоже, и прутик пытался проникнуть сквозь зубья вилки к картофелю.

   - Огонёк!.. - прошипел Навь. На большее его уже, видимо, не хватало.

   - А что, я буду ждать, пока вы с Юстином... Ой...! - фэйри, как маленький проговорившийся ребёнок, зажала рот обеими ладошками и испуганно уставилась на Даниила. Тот же, чуть отстранясь от стола, молча смотрел на неё поверх очков холодными немигающими глазами, словно ожидая дальнейших действий. Но немая сцена, похоже, стала ещё и неподвижной.

   - Юстин? - я по-новому взглянул на смущающегося тощего юношу. Имя показалось удивительно знакомым. И довольно редким.

   Потерянный волчонок, которого всё же забрал один из опекунов? Да... Не повезло мальчику, хотя, кто знает, может, со мной не повезло бы ещё больше.

   - Да, - Навь перевёл взгляд на меня и фэйри, улучив момент, попыталась сползти под стол, но не успела. Ночной оказался быстрее и ухватил её за кончик торчащего из пепельных кудряшек уха. - Думаю глупо сейчас говорить, что тебе послышалось... Огонёк, сиди смирно, - столь же спокойным тоном обратился он к вертящейся фэйри, пытающейся если не освободиться из захвата, так хоть сделать его менее болезненным. - То, что мы не родственники, ты видел и так. Позволь представить тебе Юстина Соласа, - выпустив из пальцев алый, под мороком чуть обвисший кончик уха, Навь откинулся на спинку стула, глядя на Юстина с некоторой долей отеческой даже заботы. - А это - Габриэль Сен-Гильерн, виконт Л'Атонн, представитель Аэс Сидхе старшей крови, - с мелькнувшей на губах лёгкой улыбкой представил он меня.

   - В общем, его лучше не есть... - доверительно шепнула совет двуликому фэйри, едва успев уклониться от повторного щипка за ухо.

   - Надо же! - я улыбнулся покрасневшему отчего-то волчонку. - Не успей Даниил раньше, быть бы мне твоим опекуном. Апрелис, кажется, написал всем, кого знал. Видимо, он о тебе беспокоился.

   Навь дёрнул уголком губ в скептической ухмылке, видимо, он был другого мнения на сей счёт. - А тебя-то как с Соласом познакомиться угораздило?

   - Лет пять назад мы вместе путешествовали - оказалось по пути, а потом он, в своей манере, некоторое время крутился рядом, - я решил умолчать при и без того смущённом Юстине, что Апрелис занимал у меня хронически денег и избавлял, сам того не ведая, от нежеланных воздыхательниц.

   - О, наконец-то еда! - всё время крутившая головой по сторонам Огонёк первая заметила приближение официанта. Зрелище было примечательное. На каждой ладони он нёс поднос, нагруженный снедью - казалось, попадись ему хоть малейшее препятствие, и вся эта посуда и её содержимое ароматной гремящей лавиной обрушится вниз. Интересно, как он их ставить будет?

   - Пахнет изумительно, - несколько странно для человеческого глаза втягивая воздух волчонок прижмурился, когда поднос, сохраняя горизонтальное положение, ухнул с руки на стол. Ничего не пролилось, хотя колыхалось по краешкам. Второй поднос опустился перед Огоньком, как самой прожорливой в компании. Навь расплачивался с разносчиком, а она уже перетянула к себе три тарелки, и выбирала стакан побольше среди совершенно ровного ряда.

   - А ты не треснешь? - я ухватил пирог и сок вместо стащенных фэйри и положил себе на тарелку консервированного горошка. Ничего, я поил и кормил тогда у рыжего полукровки за свой счёт всю компанию.

   - У-у... - сквозь вторую уже порцию отрицательно промычала она.

   - Эта? Не-ет, - разочарованно протянул Навь. - Если б твой конь знал, как она жрёт, он бы поостерёгся оставаться с ней наедине. Конина, как я помню, у некоторых степных народов весьма популярна, а сейчас мода на всё восточное.

   - Какими путями ты тут оказался? - Навь, изящно помешивая горку сахара ложечкой, с любопытством поглядел на меня. - Мы вот гуляем, город решил... племянничкам показать.

   - А я в библиотеку пришёл. Я же молодой, подающий надежды, неоперившийся...

   - Ну да, ну да.. - усмехнулся он. - Впрочем, потом расскажешь, если сейчас не можешь.

   - О, может, ты об этом даже прочтёшь, - я позволил себе лёгкую улыбку напроказившего мальчишки. В конце концов, то, что мне нужно сделать, уже не изменить.

   - Вот как? Не хотелось бы, честно сказать. Гатри в последнее время и так неспокоен, - потянувшись к пирогу, он отобрал стакан, в котором и в самом деле оказалось больше сока, чем в остальных, у младшего "племянничка".

   - Это вы о своей пьянке? - вставила Огонёк, видимо, ухо выкрутили недостаточно хорошо и ей хотелось добавки. - Той, когда вы на перекрёстке ползали в обнимку, и ждали, когда вас святостью в церкви осияет проме... - Навь отработанным быстрым жестом впихнул в это чудовище капающую соусом сардельку, а после невозмутимо вытер пальцы салфеткой, будто случившееся в порядке вещей и происходит каждый день во время кормления малыша.

   Я украдкой оглянулся - не видел ли кто это. Фэйри поперхнулась наполовину уже разжёванной сарделькой - выплюнуть её не позволяла жадность.

   - Как ты после позавчерашнего? - Навь окинул меня внимательным взглядом.

   - Омерзительно, но сегодня уже нормально. Я с тобой больше никогда не пью.

   - Прости, - он, кажется, искренне извинился. - Я не думал, что такое количество спиртного тебя так быстро свалит.

   - Ну... Судя по рассказу Данни, тебя свалило тогда же.

   - В общем-то да, но... не совсем. Как твоё плечо? Вроде, ещё не зажило? - Навь как-то подозрительно плотоядно глянул на место укуса. - Признаюсь, если бы ты тогда дёрнулся сильнее, я бы оставил там часть своих зубов...

   Я закашлялся, подавившись крошкой от пирога. Юстин, сидящий с другой стороны от меня, даже перестал жевать, видимо, представляя, при каких обстоятельствах могло произойти обсуждаемое. Волчонок, кажется, увидел в своем опекуне и предполагаемом претенденте на эту роль нечто новое...

   Давившаяся сарделькой фэйри наконец прокашлялась, и залпом выхлебала сок.

   - Ещё, моя прелесть? - ехидно осведомился Навь, подкладывая ей сарделек на тарелку, рядом со сладким пирогом. И прутиком.

   - Чтоб ты своим пирогом, кхха... поперхнулся так же! - выдавила она, чуть похрипывая. Юстин молчал и продолжал, как молодой удавчик, заглатывать куски баранины. Сзади раздалось приглушённое восклицание.

   - Держу пари, они все родственники - три племяша и дядька!

   - Богини! - с ухмылкой пробормотал Навь.

   Я прислушался, для приличия похлопав всё ещё перхающую фэйри по спине.

   - Ты глянь - все хвостатые! - спорщики явно обсуждали наши примечательные шевелюры - все, кроме Огонька, носили собранные в низкий хвостик длинные волосы. Чёрные волосы Навь, спускавшиеся за плечи, волчья шерсть Юстина до лопаток и мой хвост - самый длинный, до пояса.

   - Нее... этот мелкий, стриженый же.

   - Уже запущенный. Просто ещё не отросло.

   - Может быть, семейная традиция?

   Мы с Даниилом синхронно хмыкнули, переглядываясь. Заподозрить нас в родственных связях можно было только спьяну. Юстин, съев всё в приличной досягаемости, рассеянно подчищал картофелиной остатки соуса с тарелки. Огонёк, обиженно насупившись, обмакивала сардельку в стакан с яблочным соком и рассеянно тыкала потом ею в расчленённый на тарелке пирог. Кажется, в неё больше не лезло. Волчонок, понаблюдав за ней, отнял и тарелку, и сардельку, сказав вконец помрачневшей фэйри, что всё равно выбрасывать.

   - Ну, кажется, все поели? - Даниил задумчиво на меня поглядел. - Слушай, а чем занят сегодня твой кэльпи? Я вижу, ты пешком. Может быть... отправим их погулять вдвоём? - он кивнул в сторону развалившейся на стуле фэйри с расстёгнутой верхней пуговкой брючек.

   - Данни в конюшне, что при библиотеке. Можешь нейтрализовать чудовищ, но скажи, что к восьми вечера он как часы должен стоять у входа в библиотеку. Если его не будет - сделаю то же, что султан со своим аргамаком, когда тот пришёл на скачках вторым. Он знает, о чём я.

   - А о чём ты? - влезла фэйри.

   - О том, что любую лошадь погрузит в мысли о бренности существования и ночные кошмары, - промокнув салфеткой уголки губ, я встал.

   - Приятно было познакомиться, Юстин. Если понадобится помощь - обращайся. Как-никак, я мог бы тоже оказаться твоим опекуном.

   Волчонок глянул на Даниила - тот утвердительно кивнул. Интересно, как он будет рассказывать, если Юстин спросит, о позавчерашнем дне?

   Улыбнувшись всей компании, я пошёл по проходу между решёточками и столиками к выходу.

   - Жестокий! Это же негуманно по отношению к лошадям! - донеслось мне вослед, видимо, фэйри пришла к некоему выводу относительно лошадиных, в частности, жеребцовых кошмаров. - Он же станет евнухом!!!

   И тихий смешок Даниила:

   - Вот тебя бы найти, чем припугнуть...

   Фыркнув, я усмехнулся про себя.

   Когда напольные часы в соседнем зале с глухим стрекотанием отбили восемь пополудни, я сдавал последний документ. Тетрадь заполнилась записями наполовину, одну ногу я непостижимым образом умудрился отсидеть, а левый локоть, которым постоянно опирался о твёрдую столешницу при чтении и письме, пусть и не обзавёлся синяком, но ощутимо онемел.

   Библиотекарь готовился к завершению рабочего дня - закрывал ящички, захлопывал книги, что-то бормотал про себя морщинистыми губами - не иначе, ругал задерживающих литературу студентов. Переписав всё, он глянул на меня близоруко, что-то про себя проверил, и кивнул, словно утверждая, что я чист перед ним и свободен. Подхватив портфель, среди редкого ручейка зевающих, или наоборот, чрезмерно возбуждённых студентов, я направился к выходу. Среди потока информации, что прошла сегодня через мою голову, нашлось и происхождение университетского герба - как раз в четырнадцатом веке, в пору погромов, когда и формировался университет, одна собака очень шустро выгоняла монахов из их бывших обителей. Столь рьяно, что некоторые лишились определённых частей ряс. Это так впечатлило будущих школяров и студиозусов, что они посвятили ей герб. Оригинальный - впрочем, студенческие братства всегда были несколько насмешливо-скептично настроены против монашества и самого догмата церкви и веры.

   Небо снова заволокло и студенты из закрывающихся дверей, как воробьи, нахохлившись и торопясь, разбегались по домам или в забегаловки и ресторанчики. Да.. Неплохое местечко - надо будет ещё разок, если время выдастся, в "Забытую книгу" заглянуть.

   Мелкая морось заставила меня поднять воротник и зажмурится - капелька попала в глаз, сделав всё на миг расплывчатым... Пронизанным мельчайшими красными нитями и струнами - ещё люди догадались давным-давно, что стоит поглядеть на мир сквозь воду или слезу - и увидишь его другим... Вновь похолодало, и ветер обещал принести на сизо-серых широких крыльях ещё более сильный дождь. Данни мёрз недалеко от ворот ограды - он, кажется, был сыт и доволен - не иначе, хорошо провёл время вместе с фэйри. Только выдувающий всё тепло ветер заставлял его поджимать ноги и кутаться в короткий плащ. Накинув морок, я отвёл глаза проезжающим мимо в ландо дамам. Они прятались в кружевные светлые шали и обеспокоено поглядывали на небо.

   Однако, как всё удачно складывается - и народу на улицах будет мало. И день будний, пасмурный, и ветер холодный. Восточный, если не ошибаюсь.

   Под чёрными зонтами разбегались редкие прохожие - ещё не зажглись фонари, и в стремительно густеющих дождливых сумерках все казались призраками, выцветшими в густой синеве фигурами со старых полотен.

   Молча мы вернулись домой. Даже не канюча о том, что хочет есть, Данни устало и как-то заморенно уселся на кухне, дожидаясь, пока я завершу все дела.

   Переодевшись в заштопанный уже костюм для ночных вылазок, я ещё раз припомнил, в каком соотношении нужно соединять ингредиенты гремучей смеси и, в ожидании полной темноты, уселся записывать ответное послание на кристалл своему "дядюшке". Ключ-камень позволил привязать внутренние струны моего тела к резонансу кварца, а дальше можно было справиться с помощью отточенного многолетними тренировками плетения.

   Высокого неба, дядюшка. Я рад новостям и буду иметь в виду, если что случится. Документы получил, впредь будь внимательнее при подборке запрашиваемой информации.

   Я вздохнул, сдеживаясь от откровенных ругательств. Дядюшке оставалось ещё далеко до тётушки, которая разбиралась с корреспонденцией быстро и толково.

   Посетовав о дядюшкином несовершенстве, я начал основную часть послания.

   В Гатри замечено демоническое существо низшего уровня, подчинённое неизвестному ночному большой силы. Зачинщик не считает нужным соблюдать тайну своего существования и ситуация в городе напряжённая.

   Наблюдаются массовые исчезновения людей, местные правоохранительные органы чрезмерно активны по этому поводу.

   Считаю целесообразным провести согласно моим полномочиям полный обряд уничтожения, с изменением общего струнного фона города без колебания струны Алой Невесты.

   Как только буду уверен в личности ночного, извещу вас путём Дальнего вызова. Проинформируйте, пожалуйста, всех будущих участников обряда, чтобы мои планы не застали их совсем врасплох.

   В контексте общего эмоционального настроя жителей города, считаю возможным провести обряд достаточно открыто. В свете уже происходящих под моим же руководством событий от 1676 года повторение обряда будет воспринято как подтверждение старой легенды местных краёв. К тому же пропаганда Ночной Ветви по внедрению в массы идей атеизма, моральной анархии и множественности пластов сознания подготовила, как ни парадоксально, почву для локального проявления наших сил без поражения зон стабильности. Без волнений это не пройдёт - но повысится фон религиозных воззрений, к тому же прекращение деятельности нарушителя повлечёт за собой полное затухание реакции. Обряд, даже открытый, будет в создавшейся психоэмоциональной обстановке воспринят жителями как закономерное событие.

    Выполнение моих прямых обязанностей идёт по намеченному плану. Столкновений с ночными и двуликими не происходило

   Завершив запись и начертив запирающий знак, я хмыкнул - столкновений в прямом смысле этого слова было навалом, но это моё сугубо личное дело - и к взаимоотношениям между Ветвями на уровне дипломатического взаимодействия привести на данном этапе развития наших "столкновений" никоим образом не могло. Конечно, нехорошо умалчивать от своих, но сколько можно - хотя бы с этим безалаберным ночным странного морального облика можно немного отойти от предписанных работой рамок и условностей. Да, древний. Да, крылатый...

   Отложив кристалл, я застегнул на предплечьях ножны, вложил в кобуру на поясе многозарядный пистолет - производства бельгийской "Фабрик Насьональ", по системе Браунинга. На всякий случай.

***

   Вечерний бульвар, как всегда в это время суток, был ярок и многолюден, даже несмотря на накрапывающий дождь, но, свернув в отходящие от него узкие проулки и дворики, звуки терялись, разбиваясь на эхо и почти равномерный гул. Зайдя в квартиру, я в полной мере ощутил контраст от спокойного и уютного дома на Озёрной, где жил кто-то помимо меня, и захламлённых, пустых до состояния зловещей тишины комнат. Сняв обувь, я прошёл по коридорчику, соединяющему прихожую с гостиной. На ходу расстёгивая пуговицы плаща, скинул его на спинку ближайшего стула. Заглянул в спальню за оставленной там в прошлый раз одной из любимых трубок вишнёвого дерева, и так там и остался. Открыл окно, и закутавшись в плед, устроился на подоконнике.

   Отражение в оконном запылённом зеркале казалось нечётким, словно быстрый набросок углём и мелом. Выпуская дымные колечки в становящийся всё холоднее почти уже ночной воздух, я скользил взглядом по серо-красной мозаике крыш, тающей в водной завесе ещё до Торгового тракта.

   После очередного дня с Фаэ, изображающей маленького монстра, я чувствовал себя уставшим и выжатым. Наверно и к лучшему, что у нас с Дарой не было детей. Отец из меня получился бы отвратительный... И как хорошо, что мы встретили Габриэля - остаток дня, проведённый в обществе спокойного и застенчивого двуликого, понравился мне гораздо больше. Но Фаэ!.. Богини!!! Если она и завтра продолжит в том же духе... даже не знаю... Все её прежние выходки не шли ни в какое сравнение с теперешними. Словно девчонка наконец-то дорвалась до возможности пакостить на глазах у большого числа зрителей и хочет успеть использовать всё из своего огромного арсенала. Пока я её на самом деле не прибил!

   Я раздражённо вздохнул, поднося трубку к губам. Сам процесс курения давно перешёл из баловства в разряд дурных привычек но успокаивал, отвлекал от ненужных мыслей. Может это и со мной что-то не то? Раньше все её безобразия казались забавными...

   Моя паутина по-прежнему хранила спокойствие, паучья же - потихоньку блекла, но рассыпаться даже не собиралась. Если ему понадобиться активизировать свою постоянно меняющуюся сетку, он вынужден будет, так или иначе, коснуться одного из узлов связки. Никто из "мошек", даже ненадолго, не покидал города. И эта непонятная девица Марлен снова спала в другом месте. Да ещё и мальчишка, которого отправили следить за ведьмочкой, исчез, так толком ничего и не сообщив. После вечера восьмого числа никто его в городе не видел ни живым, ни мёртвым...

   А ещё слухи, о которых говорила Глэдис... Губы сами собой изогнулись в кривую, невесёлую усмешку. После того, как я договорился с Роном о возможном погребении дворецкого Соласов, он с самым доверительным выражением на лице поведал, что многие из мелочи в Низине шепчутся, о некоем ночном, похожим на меня, как две капли воды. Он, дескать, творит там невесть что, и результаты этого до недавнего времени лежали под Старым мостом. Но Рон конечно во всё это не верит. Слово "пока что" он вслух не произносил - оно и так явственно читалось в предложении.

   Я нахмурился, выпуская в ночной моросящий дождь тонкую струйку дыма.

   Колдун, что оставил дохлую муху над дверью и изгадил мне несколько снов, так и не появлялся. В самом ли деле он может быть креатурой ночного, выплетшего сеть над городом? И Марлен... С Томом, своими силами, она бы не справилась.

   Может быть от трубки, а, может быть, и от усталости мысли поплыли, запутались... Высунув правую руку в окно, я провёл пальцами по воздуху и прохладный ветер, словно кошка, сунулся под раскрытую ладонь. Рукав рубашки тут же намок, плед соскользнул с плеч и шерстяным шорохом опустился на подоконник. Холода я не ощутил, только странно закружило голову. Не от трубки и не от крови, выпитой недавно... Чувствуя, как кончики пальцев тонкими паутинками вплетаются в дождливую темноту, я вздохнул, позволяя ей утягивать меня куда-то... За тёмные от влаги крыши и гулкие дворики, за улицы, полные мокрого шелеста листьев и снов, за не отражающее ничего зеркало испещрённого каплями дождя озера...

   Больше удивляясь спонтанному переходу, чем тому, что я вижу дом Габриэля изнутри, я попытался оглядеться вокруг, но видел только светловолосого юношу, склонившегося над бумагами так, что невозможно было разобрать, что он там пишет.

   Трубка выпала из расслабленных пальцев, с глухим стуком ударяясь о подоконник. Я вздрогнул, приходя в себя, чертыхнулся и спешно начал сметать за окно тлеющий табак.

   Губы дёрнулись в лёгкой усмешке. Ох, Богини, до чего же странно выплетаете Вы паутины наших судеб!..

   Закрыв окно и стянув намокшую рубашку, я завалился в кровать. В видных отсюда небесах ветер выдувал из туч злобные морды чудищ и свет города тусклым свечением просачивался сквозь дождь, словно подсветка в театре. Мысли после неожиданного видения никак не хотели возвращаться назад - к чужой паутине, к Пауку, к Марлен и прочему...

   Почему ушедшие в холмы посылают сюда своих?.. Не хранимая веками любовь к покинутому миру, и уж тем более не раскаяние. Что им здесь нужно, на самом деле?

   Аэс Сидхе приходящие сюда дабы препятствовать загрязнению рек и морей, воздуха и земли, чтоб живущие под этим небом жили долго и счастливо?.. Да-а уж...

   Да и вообще, возможна ли жизнь многих тысяч мыслящих существ в гармонии с природой? Со всей планетой? И может ли считаться разумной та масса, что берёт всё, что пожелает в любых количествах, не заботясь о последствиях, хотя прекрасно видит их? Похожие ситуации что тогда, что теперь... Когда-нибудь этот Мир не выдержит и сотрёт всех, почитающих себя разумными... Когда-нибудь устанет светить солнце... Страшно, оттого, что неотвратимо. И столь бесконечно далеко, что не укладывается в сознании как что-то настоящее. Потому-то и хочется жить днём сегодняшним, не думая о том, что будет через пять, десять, а тем более уж сто и тысячу лет.

   Я непроизвольно дёрнул уголком губ в горькой усмешке, правда, уже по другому поводу. Габриэль... Этот "осенний", сероглазый юноша, ставящий палки в колёса технического прогресса, возможно, никогда и не задумывался о том, как много вариантов у последствий им сделанного. Должно ли мне быть дело до того, чем он тут занимается? Если ушедшие верят, что можно притормозить прогресс подобным образом, пусть себе ошибаются... Может быть, у них даже что-то и получиться? Но сам Габриэль...

   Наверно, я незаметно соскользнул в сон, и тихое напряжение нитей паутины не казалось поначалу важным. Чуть позванивали ячейки, ведущие в северную часть города, туда, где располагались склады, металлургический завод и что-то ещё.

   Мягкая вспышка холодного света снова зацепилась за одну из нитей и, чуть натянув её, пропала в темноте ячейки. Так и плывя на самой поверхности сна, я попытался проследить, что там такое происходит. Похоже, Габриэль отправился выполнять что-то, о чём я потом смогу прочесть в газетах... Эта мысль заставила проснуться. Сев на кровати я несколько ударов сердца летел следом за ним по вехам паутины. Так и есть - помещения перестраиваемого завода Уатингтона как раз находились в той стороне. Мотнув головой, я всё-таки открыл глаза. Чувствовать движение в паутине можно было и не растворяясь в тенях, но следить за кем-то таким образом уже не получалось.

   Умываясь ледяной водой, я почувствовал, что движение прекратилось. Значит, он доехал до цели...

   Я прошёл на кухню, поставил греться воду для чая и всё никак не мог избавиться от мысли, что не плохо бы заглянуть на завод.

   Откуда-то взявшееся беспокойство так и не желало покидать меня, и тонкие паутинки теней нервно подрагивали на кончиках пальцев. Я попытался отвлечься от неприятного ощущения, но мысли продолжали крутиться около того, чем занят сейчас Габриэль. Присев на краешек стола с кружкой крепкого чёрного чая в руках, я смотрел сквозь своё отражение на заполненный дождём город.

   Богини! Почему мне так тревожно сейчас?!..

   Габриэль не маленький мальчик и он давно занимается тем... чем он тут вообще занимается! Хоть мы и побратались, не могу же я и вправду опекать его, как старший братец!..

   Но и просто так сидеть, попивая чай и смотря на дождь за окнами, я отчего-то тоже не мог. Словно предчувствие чего-то, некой таящейся до времени беды...

   Отвернувшись от окна, я рассеянным взглядом скользнул по столешнице. В центре, под кружкой с недопитым кофе, лежало несколько листов бумаги, заполненных чёткими машинописными буквами. Вытащив их, я пробежался взглядом по верхней строчке: "Печальная история маленького Кларенса Твидда, проживавшего ранее..." Листы сквозь пальцы скользнули обратно. Читать это я был сейчас не в состоянии.

   Выкурив трубку и так и оставив чай нетронутым, я встал, несколько раз прошёлся по кухне, остановясь рядом с окном.

   - Чёрт-знает-что! - зазеркальный двойник, стоящий в призрачной комнате в потоках дождя, раздражённо фыркнул.

   Проще было наведаться туда сейчас и избавиться от омерзительного предощущения чего-то, чем так и промаяться всю ночь, вслушиваясь в звенящую от касаний дождя паутину.

   Я резко развернулся, быстрым шагом направляясь в коридор, по пути накинув почти высохший плащ. Ботинки так и остались мокрыми в кончиках носков, но искать другую обувь я не стал, нырнув во Тьму Изначальную прямо из прихожей.

   Вся темнота города тревожно звенела, вторя натянутым нитям паутины. Что-то будет сегодня... Что-то нехорошее... Тени жались ко мне, не желая отпускать.

   Габриэля я нашёл моментально.

   В одной из огромных неказистых построек, что так и не успели довести до ума, а, может быть, оно так и задумывалось, сид осторожно разливал что-то по полу. В дальнем конце помещения, за всеми кирпичными перегородками и станками, освещённые дрожащим светом керосиновой лампы, лежали тела усыплённых, или попросту оглушённых сторожей. Странно, что он ещё не прервал их жизни. На садиста, оставляющего людей сгорать заживо для большей правдоподобности, Габриэль не походил. Я растёкся по всей территории будущего завода. Впрочем, учитывая увиденное, уже бывшего... Между строений бегали, настороженно принюхиваясь, собаки, не меньше дюжины. Дремали, явно погружённые в сон чужой волей, остальные сторожа. За складами, нервно озираясь, стоял кэльпи.

   - Похоже, я узнаю последние новости, опережая газетчиков... - я вылился из теней перед сидом, свёртывая паутинки крыльев.

   Габриэль удивлённо уставился на меня. Пистолет, появившийся в его руке, был неприятно нацелен мне в солнечное сплетение.

   - Что ты тут делаешь?!

   Вокруг нас, с лёгким потрескиванием, вспыхнули огоньки пламени, ограждённые тонкими звеньями охранных кругов. Я оглянулся. Двое сторожей так и лежали неподалёку, погружённые в сон.

   - Как я понимаю, их ты выносить отсюда, перед поджиганием, не собираешься.

   - С чего это тебя волнует?

   Я машинально потянулся к карману, в котором лежала трубка. Заметив это, сид скривил губы.

   - И,.. не кури здесь, пожалуйста...

   - Даже не собирался, - отдёрнув руку, я попытался сделать вид, что в таком положении держать кисть вполне естественно и удобно. Маленькие костерки вокруг разгорались, с тихим металлическим скрежетом разбивая звенья охранных кругов. Я невольно передёрнул плечами. Малая жертва во имя достижения Великой Цели... каковой бы она ни была. А итог один - солоновато-горький привкус, плывущий по воздуху.

   - Знаешь, - я повернулся обратно покачав головой, - мне самому это странно, но... кажется, я только что собирался прочесть тебе мораль...

   - Сдурел?! - кивнув в сторону ползущего к непонятной и наверняка взрывоопасной субстанции огня, уже не скрывая раздраженья и злости в голосе, он добавил. - Ещё пара-тройка минут, и мораль ты будешь дочитывать в виде пепла! Навь, что тебе нужно?! Ты оглянись - это тебе не порох!

   И в самом деле... зачем я здесь..? Богини... как же глупо всё это!.. Я мрачно усмехнулся, почувствовав себя бесконечно усталым.

   Габриэль так и стоял, направив пистолет в мою сторону. Пальцы, по контрасту с чёрной рукояткой казались белыми, выточенными из алебастра и,.. словно бы светились... На фоне уже осязаемой вокруг смерти и будущих разрушений сила, ясная и чистая, выделялась подобно сплетающимся за спиной крыльям.

   Вся кисть его руки, и в самом деле, едва заметно светилась!.. Струясь по длинным пальцам жемчужно-белый свет переливался радужными искрами, дрожа на кончиках ногтей более яркими каплями...

   - Габриэль, друг мой... - не вполне осознавая, что творю, я качнулся вперёд, на долю секунды расплываясь в тенях, накрыл ладонью его руку. Габриэль вздрогнул от неожиданности. Завязнув в потоке времени я видел, как срывается указательный палец с уже утопленного в черноту рукоятки спускового крючка, как скользит вслед за ним радужный блик... и понял, что щит из крыльев не окажется быстрее пули... Подняв взгляд я столкнулся с его взглядом - удивлённым и испуганным. Завораживающее симметричностью лицо поплыло куда-то вверх в ореоле жемчужного тумана. - В десятку... - пробормотал я, чувствуя, как подкашиваются ноги и волной боли расходится...

***

   Грохота выстрела не последовало, словно темнота, обступившая нас на мгновение, вобрала в себя все звуки, только что-то тихо звякнуло об пол. Ночной упал почти бесшумно...

   Пистолет вывалился из рук, когда я метнулся к нему. Небо, да его идиотизм заразен - с чего бы я затеял диспуты в начинённом взрывчаткой заводе, глядя на разгорающийся огонь!

   - Навь... Даниил... Наэийтссша! Хэй, очнись... - взглянув на его грудь, я с ужасом увидел, что этот недоумок ещё и умудрился встать напротив дула - у него что, прогрессирующее слабоумие? Хватать за руку того, кто держит в этой руке заряженный пистолет!!?

   На чёрной одежде, влажно поблёскивая, расползалось большое кровавое пятно. Пуля прошла навылет - тёмная, кажущаяся в изменённом багровом свете уже близкого пламени чёрной и маслянистой, лужа растекалась у него из-под спины в районе лопаток. И... кажется, сердце ему разорвало. Небо, я его что, убил??! Это ж последствий не расхлебать!!. Да и... другом он назвался, вроде бы, искренне.

   Запихнув пистолет в кобуру, я приподнял ночного - вместе с кровью из раны тянулись тёмные нити густого дыма... Может... Да, он же однозначно один раз уже умирал - может, и в этот раз очнётся? Кто-то ведь его поднял!!! В любом случае, лучше... взять побольше... Вытащив платок и расплетя косу, я зажал рану спереди. Обшарив карманы ночного я наткнулся на кусок чёрной фланелевой ткани.

   Нет, ну что за кретин - на заводе, среди нитроглицерина, встать под выстрел!!! Самоубийца! Дурак!!!

   Я тщательно сгрёб всё, что пулей вынесло из отверстия на спине и приложил обратно к ране - зажав вторым платком, и как можно быстрее примотал длинной лентой. В любом случае, моей целью было не предотвратить проникновение в рану заразы, а просто не дать чему-нибудь покинуть тело моей невольной жертвы. Кровь собирать уже не было времени - как не оставалось его и на то, чтобы прервать мучения двух сторожей. Впрочем, они всё равно ещё не пришли в сознание.

   Подхватив ночного сперва на руки, а потом перекинув странно-мягкое, словно мешок, тело, я побежал к выходу. Ещё пара минут, и уже некому будет вытаскивать его труп!

   С металлическим звоном лопнуло первое кольцо охраны - несколько секунд до начала цепной реакции!!!

   Небо...

   Выбежав за ворота, придерживая Даниила на плече, я кинулся прочь от взрывающегося здания.

   Реакция пошла мгновенно - раскалились и брызнули в стороны стёкла. Крыша, проваливаясь сперва отдельными пластами, через несколько секунд рухнула вниз. Словно кто-то с размаху наступил на спичечный коробок, предварительно его подпалив. Стены багровыми остовами с грохотом и рёвом осыпались в развёрстое пламя. Железные балки, вываливаясь из пазов, падали с неистовым шипением обгорающей краски. Определённо - я свою задачу на сегодня выполнил... Но, Небо расколись, что мне делать теперь с этим недоумком?!

   Я бежал, слушая взрёвывающую за спиной огненную бездну, которая уже расцветила низкое, затянутое полными дождя тучами небо багровыми отблесками, наверняка видными даже на другом конце Гатри. Воняло палёным - что-то химическое, дерево и горячий металл. Крупные хлопья жирной вонючей сажи кружились непроглядными островками тьмы в багровом свете, многократно отражённом от туч. Уже раздавались крики проснувшихся от грохота людей - на расположенных поблизости складах и маленьких мастерских поднялась паника - там оглушительно свистели, кто-то колотил в гонг. Вдогонку мне неслись истошные крики и дребезжание вытаскиваемых вёдер.

   Найдя Данни, нервно перебирающего ногами в конской ипостаси, я молча взвалил ему на спину Даниила и направил в сторону привокзального моста, к участку непролазных зарослей и притаившейся за ними чёрной маслянистой змее грязной реки.

   Волосы плащом хлестали спину - дождь медленно, но неотвратимо усиливался. Да и к лучшему - дело сделано, а спалить весь город вовсе не входило в мои планы. Заколыхался в воздухе, наполненном сажей и крупными холодными каплями ливня, звон пожарной каланчи. Разрывая тишину далёких от завода и ещё спящих улиц рёвом сирены, пронеслись где-то далеко две пожарные подводы.

   Данни, повинуясь лёгкому тычку пяток в рёбра, сорвался в галоп. Свернув у моста, я направил его к скверу. Перескочив через узкую полоску запущенной набережной, кэльпи дробно перебрал ногами по мутной воде, полной взбаламученного дождём у топких берегов ила и песка. Оставляя за собой только разбегающиеся кругами волны, он выскочил, прижав уши, на противоположный берег, загребая скользкую грязь. Придерживая перекинутое через спину коня тело, я не останавливал кэльпи до тех пор, пока редкий ивняк, полный вынесенных ещё весенним половодьем отбросов и мусора, не сменился серой лесной почвой. Ливень, набирающий силу, щёлкал по кронам берёз и осин над нашими головами.

   Кэльпи молчал - побывав со мною в самого разного рода переделках, он научился хотя бы в по-настоящему серьёзных ситуациях держать пасть закрытой. Только одно ухо было повёрнуто назад - то, что везёт он труп, Данни чувствовал, можно сказать, шкурой.

   - Стой. Жди, - соскользнув на землю, я подхватил начавшего сползать Даниила. Почти холодные струйки крови тут же потекли по запястьям к локтям, пятная рукава рубашки. Морок с него сошёл - лицо казалось безмятежным, и саркастически искривлённые в этих его вечных ухмылках и усмешках губы застыли в печальном и мягком изгибе. Отыскав место посуше, я положил его на жёсткую траву - пульс, как и ожидалось, отсутствовал - рука, чуть тёплая, не отзывалась биением жизни. Он уже остывал.

   Если он умрёт окончательно - рано или поздно ночные рода могут припомнить нам своего древнего. Да и жаль - враждебности от него я уже не ощущал.

   Но... как-то сумел же ты вернуться под это Небо после того, как был убит под самый конец Исхода!

   Закатав рукав на левой руке, я аккуратно поправил его всё время заваливающуюся набок голову и чуть надавил на щёки посередине, чтобы приоткрыть рот. Капли дождя скользили по белой коже, падали на ресницы - ночной бы обязательно сморгнул их, если б... Нет, определённо - такого дурня ещё поискать...

   Достав кинжал, я быстрым точным взмахом перерезал запястье поперёк вены - завершать жизнь самоубийством не самое подходяще время, а вот для задуманного крови вполне должно хватить - если, это вообще имеет теперь хоть какой-то смысл...

   Капли, быстро становясь струйкой, текли вниз - повернув запястье, я поднёс руку к самым губам ночного. Тёмно-красная жидкость, наполненная моей силой и жизнью, исчезала за бледными губами - но при том он не сделал ни глотка. Только когда из уголка рта у него заструилась тёмная ниточка, я отнял руку.

   Платков у меня больше не нашлось - оторвав кусок рукава, я наспех перетянул не желающую уняться рану. Вся одежда ночного на груди покрылась каплями и пятнами крови. Я и не заметил, как уже пробившийся сквозь листву ливень залил всё вокруг. Чёрные мокрые волосы змеились по траве, сливаясь с темнотой - сейчас, без привычного морока, он казался едва ли не младше меня. Только горькая складка в уголке губ, да моя память о прочитанных легендах не позволяли наваждению скользнуть дальше.

   Данни, опустив голову и нюхая холодный, полный водяной взвеси воздух, шумно вздохнул. Дождь, глухо гудящий вокруг, выхолодил одежду насквозь. Я и сам не заметил, как закоченел до такой степени, что меня начала колотить дрожь - разве что зубы не клацали. Хотя, возможно, это и из-за кровопотери - немало пришлось её отдать... Только поможет ли? Приподняв голову Даниила, я с замиранием сердца ждал, что кровь выплеснется из тёмной полоски меж приоткрытых губ обратно - но она словно исчезла - хотя ни пульса, ни дыхания по-прежнему не было.

   Тело ночного, которое я прижимал к себе, стало таким же холодным как дождь. Ни плаща, ни хотя бы накидки у меня не было - но почему-то хотелось укрыть его. Словно ночной был просто тяжело ранен, и непогода могла лишить его последних крох тепла. Кэльпи по моему знаку перекинулся - стянув тонкий, ещё новый вальтрап, я замотал Даниила в него. Седло, с изрядной долей усталой раздражительности подопнутое кэльпи, улетело в кусты. Ехать в седле без потника и вальтрапа приемлемо для меня - но кожа на хребте коня этого бы не вынесла. С трудом, скользя руками по предательски гладкой мокрой конской шкуре, да ещё и с перекинутым через плечо всё-таки ощутимым весом ночного, я со второй попытки уселся верхом. Меня трясло уже так, что Данни даже оглянулся, проверяя - не падаю ли ненароком.

   Возвращаясь обратно к речке, я прижимал к себе Даниила, вцепившись в длинную белую гриву кэльпи. Затянутое обрывком рукава запястье продолжало кровоточить - я вскинул руку вверх, отпустив конские волосы.

   - Данник мой! Лети сюда! - я не был уверен, слышно ли меня всегда находящимся где-то неподалёку воронам, но вот запах крови и её призыв они ощутили бы откуда угодно. Бросаемый ветром из стороны в сторону влажно переливающийся силуэт птицы метнулся вниз - на плечо опустилась тяжесть когтистых лап и сильного тела. Снова вцепившись в волосы Данни, я спросил у птицы, кивнув на Даниила.

   - Где он живёт? Мне нужно туда.

   - Знаю... - с сипом втянув воздух, ворон ударил крылом по спине, взлетая. Здесь уже не видно было сполохов пожара, и только сплетённая для слежки нить позволяла различить в клубящейся сине-серой дождевой мгле чёрный силуэт и направить туда же коня.

   Озеро, когда мы пересекали его, оказалось полно тихого звона и ярких брызг - Данни призраком нёсся по нему, иногда чуть скашивая глаз, когда я слегка соскальзывал вбок - вылавливать меня из воды и тащить до берега не на спине ему вовсе не хотелось. Ворон, нарезая неровные круги, вёл к моему временному дому - я даже непонимающе посверлил его взглядом. Но почти в самом конце он ушёл в сторону. Вломившись в кусты на крутом склоне сразу за неплотным рядом деревьев и оставив там обрывки одежды и клочья волос, мы выбрались к высокому кованому забору. Ворон, почти стелясь по земле, взял влево. Копыта чавкали по жиже, пробивающейся меж травы после дождя - лезть через ограду в запущенный сад с крапивой, бурьяном, и ежевично-малиновыми кустами я не рискнул. Птица чёрной тенью вывела к калитке - замок препятствием не стал - кэльпи, сделав поворот на месте, одним взмахом задних ног вынес её, искорёженную, во влажную тишину сада.

   Первый страх перегорел, и теперь, прижимая ночного к себе, я словно через мутное стекло усталости воспринимал окружающее. Между не очень высоких, неухоженных и неподрезанных деревьев без какой-либо системы стояли матово-белые, призрачные в дождевом сумраке статуи. В первые мгновения, полуослепший от ручейков воды, стекающих со лба, я принял их за призраков, или стражей сада. Но никто не препятствовал мне, когда я осадил кэльпи перед ступеньками, ведущими ко входной двери.

   - Всё, прибыли... - соскользнув с Данни, я перекинул уже отдавившего руки Даниила через плечо, и, презрев правила этикета, с размаху заехал ногой по двери. Она подалась под сапогом так, словно уже была открыта и я чуть не упал на четвереньки, едва удержав равновесие.

   Из темноты на меня удивлённо смотрел ребёнок - в молочно-туманном платьице, со взлохмаченной шевелюрой, словно состоящей из тоненьких ивовых и тополёвых веточек.

   - Что?!

   Я прошёл внутрь, перехватывая замотанного в вальтрап Даниила покрепче. Девчонка попятилась, с ужасом глядя на окровавленные руки и тёмные влажные лужицы, натекающие с моей ноши на деревянный пол.

   - Ты сама-то что за птица? - наугад открывая двери, я шёл по молчаливому, в дождь полному сумрачных теней дому.

   Девчонка, по-моему, это была Огонёк в одной из своих бесчисленных ипостасей, только поспевала следом. Она одной рукой зажимала рот - то ли от страха и волнения, то ли непроизвольно пыталась не шуметь - голова Даниила моталась в такт шагам, и даже непрофессионал заметил бы, что это неестественно.

   С самого верха неширокой лестницы, уводящей в темноту второго этажа, мерцающими в полумраке глазами, молча и испуганно, наблюдал за происходящим волчонок.

   Я, наконец, выбрел на комнату с кроватью, и свалил ночного кулём на покрывало. Одна рука свесилась вниз, и с кончиков пальцев тягучими тонкими струйками потекло что-то тёмное, словно табачный дым закручиваясь в завитки.

   - Что... Что произошло?! - дрогнувшим голосом прошептала за спиной фэйри. - Он... умер?..

   - Я его подстрелил. Но не уверен, что он мёртв, - я размотал вальтрап, укладывая Даниила так, словно он ещё мог проснуться. Надеясь, что он проснётся... Тело оставалось по-прежнему неправдоподобно расслабленным, а все конечности вихлялись в суставах как на шарнирах. Уложив его ноги поровнее, я отер воду со лба.

   Огонёк вытаращилась на меня так, словно я был, по меньшей мере, демоном. Проследив за её взглядом, я заметил, что вытер лоб левой, окровавленной рукой. Ну да, ну да - кровавое чудовище... Я присел на кровать - Даниил по-прежнему не дышал, платки стали влажными и от дождя, и от крови, просачивающейся сквозь ткань до сих пор - но не покидало его что-то... Почти призрак тепла. Хотя мы и ехали под проливным дождём порядочное время.

   - Наверно, он через какое-то время очнётся - очнулся ведь уже один раз... Да и вряд ли бы он столько протянул, при своём вопиющем идиотизме, если б не был удивительно живуч! - меня всё ещё трясло.

   Девчонка, стоявшая в дверном проходе, вышла из оцепенения, и, подскочив, с размаху залепила мне пощёчину.

   - Да как ты смеешь!!! Ты его застрелил, а теперь ещё и глумишься?!! - вцепившись в плечи, фэйри начала меня трясти - это была уже девушка, и силы ей было не занимать.

   - Отстань!!! Он вообще ни черта не соображает, а лезет куда не просят!! Твой разлюбезный Наэийтссша сам встал под пулю - идиот!!! - я перехватил её за запястья, отрывая от себя и закидывая в угол кровати. Она тут же сжалась, вновь становясь ребёнком - уткнулась в мокрые холодные штанины, облепившие ноги Даниила, и заплакала навзрыд.

   - Тише ты... - я осторожно провёл рукой по виску Навь. Чёрные влажные прядки, мягкие, как проточная вода, проскользнули между пальцев. Тёмные ресницы не подрагивали, узкой полоской приоткрывая черноту зрачка, заполнившего радужку и белок. На лице застыло зыбкой тенью выражение запредельной усталости, а черты заострились, словно вся сила его ушла вместе с кровью в землю и камни, в темноту влажных ночных листьев...

   - Он должен очнуться. Я читал. Я напоил его своей кровью - это должно помочь - но не знаю, когда это произойдёт. Просто не надо его сейчас тормошить и трогать - он... не остывает больше.

   - Куда уж больше!!! - Огонёк размазывала слёзы ладошкой по щекам, глядя с ненавистью на меня. - Он весь холооодный...

   - Ладно... - я ещё раз взглянул на Даниила. И в самом деле - мертвец мертвецом. - Я ещё приду. Пусть пока... отдыхает. Если даже он решит уйти, думаю, ему есть что искать и там...

   Я вышел, прикрыв за собой дверь. В пустой комнате, сидя в ногах мокрого тела, плакала маленькая фэйри...

   Дом молчал, когда я спускался по ступеням крыльца. Мокрый Данни с облепившей шею гривой смотрел в беснующееся небо, прикрыв глаза от падающих капель - спина его уже очистилась - вся кровь ушла в землю - кровь всегда уходит в землю... Земля...

   Я с трудом поднял голову - безумная ночь вместе с этим ночным почти лишила меня сил. Медленно, словно старик, я вновь сел верхом, скользя влажными руками по гладкой мокрой шерсти, и направил Данни к озеру.

   Свинцовая вода колыхалась, пестрила крошечными кратерами от падающих водяных стрел. Ветви ив пытались преградить путь - но, найдя свой старый пролом, мы выехали на зыбкую поверхность. Содрав сапоги и безрукавку, я швырнул их на берег, и, прямо в рубашке и штанах упал в воду - ещё пара таких истощающих силы ночей, и просто свалюсь... Показавшаяся ледяной вода обожгла, заставив сперва захлебнуться. Гибкое призрачно-белое тело вытолкнуло меня к поверхности - кэльпи тоже плыл рядом. Я судорожно, рывками, продвигался вперёд - к камням. Над ними, страшная в ливне, висела радуга - не семицветная, а матово-голубая, с плавными переходами одного оттенка в другой - и звон, льющийся по всему озеру, здесь слагался в песню - Терновка пела. Или колдовала - что было для неё одним и тем же. Она улыбалась - а её жёлтое платье казалось почти прозрачным, и волосы зеленовато-русым веером вздымались за спиной, сплетаясь с хрустальными нитями раскинутых вокруг камней крыльев - крыльев, которые были только у Древних. После Исхода уже никто не рождался с таким - всё исчезло...

   Вода обняла ладонями силы - поднимая или опуская - я не мог разглядеть ничего, а меня качало, облекая в призрачные латы, и гладили по спутанным волосам проворные пальчики... Казалось, что я тону - но внезапно её глаза, похожие на кварц, оказались близко-близко - она серебряно рассмеялась, и закрыла мне лицо ладонью...

---

 10. лат. индексу запрещённых книг вернуться

 11. лат. книги упомянутые ниже вернуться

 12. лат. Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне и присно, и во веки веков. Аминь.вернуться

 13. лат. в полном объёме вернуться

 14. лат. жизненная биография вернуться

 15. лат. обвинения вернуться

 16. лат. пытка по чужому делу вернуться

 17. лат. обет воздержания вернуться

 18. лат. пытка по собственному делу вернуться

 19. лат. испытание плоти - сожжение вернуться

 20. Молот Ведьм вернуться

 21. лат. и да сияет им свет вечный вернуться

---

ПЯТНИЦА 11 АВГУСТА

к оглавлению

    - Ээ.. Хозяяяин..

   Меня кто-то ощутимо тряс - в который раз уже за этот вечер... ночь, или уже утро? Я прижмурился, глядя на чистое, тихое небо с редкими облаками за окном. Судя по холодноватым косым лучам, начиналось раннее-раннее утро. Данни, сидящий рядом на кровати, подозрительно на меня поглядывал. Я вспомнил, что вчера, набравшись всё же силы из источника Хозяйки озера, кое-как выполз на берег и доплёлся до дома. От меня, как ни странно, не пахло ни тиной, ни илом, которого вчера в воде, взбаламученной дождём, было полно.

   - Чего тебе? - я сел, продирая пятернёй волосы. Н-да... что будет у Навь на голове, когда он очнётся - подумать страшно. Я упорно гнал мысль, что он может и не очнутся, и что мой выстрел оказался абсурдной точкой в этой легенде длиной в несколько тысяч лет. Ночного, который шутя раскидывал целые отряды, и внушал ужас своей кровожадностью, застрелил случайно один не самый сильный и выдающийся сид. Из пистолета автоматической системы Браунинга, придуманного людьми. На заводе. Перед двумя скоро опочившими свидетелями этого, вне сомнения, исторического события. Тоже людьми. Нет, бред, словоблудие - он бы в самом деле умер ещё в незапамятные времена, если б обычным выстрелом его можно было упокоить на бесконечно долгий срок. Это же абсурд! Но, хотя... в сердце же всё-таки. Может, из пистолета в него так ещё не стреляли? Есть же пределы у их регенерации...

   Кэльпи, чуть кашлянул, прерывая моё задумчивое распутывание волос.

   - Ты это...

   - Чего? - я вылез из постели, разматывая вчерашнюю повязку из рукава. Ну вот - ещё и рубашку для работы испортил. А, это ж не на выход - пусть домовой обратно пришьёт!

   - Так это... готовить будешь? А то мы вчера всё съели...

   - Буду-буду... сгинь пока... - махнув на него рукой, я стянул одежду - всё ещё влажную и слегка прилипающую к телу. Вот уж за что должно быть уважение в нашей земле обетованной к тем, кто у Корней - так это за многолетнее пребывание в постоянных бытовых неурядицах. Ни тебе выспаться, хоть бы и по человечески, ни поесть-вымыться толком... Дверь за кэльпи захлопнулась - он побрёл на кухню - не иначе, чтобы не пропустить момент приготовления пищи. Что он, что домовой любили сидеть где-нибудь в уголке, и нюхать, что же я готовлю - возможно, домовому это напоминало о нормальном доме, а кэльпи нравилось наблюдать за процессом.

   В этот раз завтрак был сух и короток. Запивая кофе на скорую руку сделанные бутерброды, я размышлял.

   Мало этого недоразумения с Навь! Прядильщик, если подумать, должен вскорости появиться - Беллингтон и суккуб вряд ли пробудут вместе долго, а контроль над таким демоном требует не только управления им издалека.

   Хоть бы Навь очнулся - о стольком надо поговорить! Ну как, как здравомыслящее существо может вести себя так глупо?

   Надо всё же показать ему реестр. Вдруг ему известно ещё что-то важное? Жаль, не удалось побеседовать с Даниилом в "Забытой книге"...

   Только бы он ожил. Как же всё-таки некстати он полез под дуло пистолета! И для чего вообще направился на завод? На самом деле читать мне нотации о том, что так делать нехорошо? Чушь собачья.

   Чашка со звяканьем коснулась донышком стола. В тёмном, как мои мысли кофе плавало искажённое отражение лица - мрачного и сонного. Судьба ночного тревожила - хотя я всё ещё не мог полностью принять того, что наше полубезумное братание было правдой. И возникало омерзительное ощущение, что роль старшего брата выпала не ему... Потому как старшие себя так идиотски не ведут! Хотя - это только подтверждает легенды о его безумии...

***

   - Эн"шэн! Дыши! Ну пожалуйста!!! - голос кружил где-то надо мной, никак не указывая направления, а лишь сбивая с него беспокойством и испугом.

   - Эн"шэн!!!

   У голоса не было имени. Кто-то звал меня... Кто-то знакомый... близкий...

   Дара?!!! Дара!!!

   Я заметался в тёмной, перекошенной пустоте мной же накинутой на город паутины, не находя из неё выхода, пока не наткнулся на холодный лучик осеннего солнца, горько-сладкий и тихий, как задумчивый перебор струн арфы... Габриэль...

   - Эн"шэн! - всхлипнул рядом чей-то женский, почти узнаваемый голос. - Дыши, ну пожалуйста...

   Тьма поползла в стороны, открывая цвета другого мира. Фаэ склонилась над моим телом, золотые зрачки трепетали от тревоги. Я хотел погладить её по волосам, успокоить, но не мог двинуть рукой, вообще не чувствовал ни руки, ни всего остального. Попытался сказать хоть что-нибудь, но не смог. Большая часть меня оставалась в тенях комнаты - в спальне на первом этаже загородного дома.

   - Эн"шэн... ну пожалуйста... - повторила фея дрожащими губами, по бледным щекам чертили быстрые дорожки слёзы.

   ...Дышать?.. Я так и не мог целиком вынырнуть на поверхность мягкого тёмного Ничто - расставленные в паутине вехи тянули каждая в свою сторону.

   Габриэль всё-таки выстрелил. Да-а, уж этот момент я помнил до мельчайших подробностей. И вряд ли когда забуду...

   Нет, дышать мне сейчас нельзя - тело ещё не восстановилось. Слишком уж быстро я потерял сознание. Интересно, пуля прошла навылет?

   - Эн"шэн... - девушка провела по моему лицу кончиками пальцев. Прикосновение я ощутил, хоть и продолжал видеть всё со стороны.

   - Ты ведь не умрёшь, правда?..

   Меня вновь потащило во Тьму Изначальную, но среди шепотков и почти различимых фраз родичей, было ярчайшее чужое переживание - память крови...

   Габриэль, так близко... настолько близко... Буря его эмоций! Столько чувств за холодными глазами! Друг мой, Габриэль!.. Это твоя кровь сейчас на моих губах, кровь, вкуса которой я пока не чувствую.

   Судя по звукам, Фаэ рыдала на моём плече.

   Уснуть бы сейчас на несколько суток! Нырнуть обратно, хоть в какое-нибудь забытьё! Как же не хочется!.. Как же сейчас будет плохо... Богини!!!

   Холод. Холод ещё не ожившего тела. Я закричал, беззвучно, одними губами - на звук меня сейчас бы и не хватило. Нет!.. как же не хочется!.. ещё чуть-чуть, самую малость... Такая мягкая, такая нежная....

   Богини!!!!..

   Первый вздох, первый, самый мучительный удар сердца... И Темнота, такая нежная, мягкая...

   Когда я вернулся в сновиденья, боли уже не было, лишь неприятной тяжестью лежала сверху колючая ткань... Я стоял босиком на дальнем-дальнем, поросшем низкой и мягкой травой берегу. Закатное солнце быстро таяло в спокойной морской бездне, лишь яркая дорожка от него колыхалась по мелким волнам. Ветер тёплым касанием шевелил не заплетённые в косу волосы, длинные, достающие до земли. Или это были вечерние тени, что собрались в крылья? Сквозь густые кроны деревьев, кажется, над самым обрывом, мигнул пронзительно-жёлтый глаз маяка...

   - Даниэл, вы спите?.. - осторожное прикосновение к кровати полностью перечеркнуло сон.

   Похоже, я так и лежал с открытыми глазами - картинка развеялась, открывая часть комнаты и кремовый рукав рубашки Юстина.

   - Присядь, - хриплым шёпотом попросил я, скашивая взгляд в его сторону.

   Двуликий опустился на краешек стула. Растрёпанный, встревоженный и безуспешно пытающийся это скрыть.

   - Огонёк сказала, что вам понадобиться моя кровь... - он неуверенно начал расстёгивать манжет.

   - Какая заботливая... А что же сама? - я дёрнул уголком губ в слабой усмешке. На парне аж лица не было, не иначе от красочно описанной предстоящей ему процедуры.

   - Даниэл, могу ли я спросить, что случилось? - волчонок всё-таки не выдержал, на последнем слове голос дрогнул, сорвался, и ему пришлось отвернуться в сторону, чтобы откашляться. - Простите...

   - Большая глупость с моей стороны, - честно ответил я. - Назовём это несчастным случаем.

   - Но, Огонёк сказала, что Сен-Гильерн стрелял в вас...

   - Вот как?.. - хотелось кое о чём расспросить обоих "племянников", но глаза сами собой закрывались, и я не имел не малейшего желания противиться этому сейчас, не смотря на то, что так и лежал под покрывалом в мокрой одежде. - Твоя кровь мне не понадобится, не беспокойся, Огонёк изрядно преувеличила. Мне сейчас хочется вздремнуть, но, думаю ближе к вечеру, я уже встану. А что до нашего меткого эльфа... Будем считать, что он уже загладил свою вину.

   Волчонок кивнул, поднимаясь со стула с ещё более растерянным видом.

   Когда он вышел из комнаты, я уже лежал с закрытыми глазами, но отчего-то не спал, а... сидел за столом, глядя на яркое солнце, проглянувшее сквозь облака.

   Габриэль, в своём доме у озера.

   Через окно падали на письменный стол косые утренние лучи.

   Габриэль не так давно вышел из ванной: в простых льняных брюках и вычурной, свободной рубашке (такие были в моде, кажется, лет сто назад), с влажными, свободно спускающимися по спине волосами. Он сидел за письменным столом, смотрел на своё отражение в стёклах открытого окна, и задумчиво грыз кончик карандаша. Какие бы эмоции не бушевали у него в душе на рассвете, сейчас от них не осталось следа.

   Если бы не эта моя глупейшая выходка, он бы выстрелил?..

   Губы дрогнули в кривой печальной усмешке.

   Эх, Габриэль, Габриэль... Осенний...

   И кровь твоя, словно августовский ночной воздух, в котором сладкая, тревожащая душу тоска по уходящему лету... И запах шиповника - лёгкий, холодный, нездешний...

   Да что ж это со мной такое творится?!!..

   Я повернул голову, чувствуя, как слёзы соскальзывают с уголков глаз. Подушка была влажной и неприятно пахла кровью.

   Может, и в самом деле позвать сейчас Юстина и перебить эту мучительно-сладкую предосеннюю грёзу? Но я уже плыл по ней, погружаясь всё глубже и глубже. И, на самом деле, мне хотелось прочувствовать её до конца и может быть, даже понять... с тихим вздохом, я провалился в чужие, давно позабытые сны.

   Я лежал на спине - вокруг колыхалась холодная вода с едва ощутимым запахом сфагна и кукушкина льна. Она открывала только лицо, и холодной тканью оборачивала тело. Перед глазами светлело утреннее мягкое небо месяца, когда только-только начинает бодрствовать ночами остролист. Дрожали на берёзовых скрученных болотной водой ветвях бледные листья. Сосны с рыжеватыми пятнами больной хвои окружали моховое окно болота, в тёмной воде которого я лежал. Склоны уходили куда-то вниз и оттуда пахло рекой.

   Приподняв голову я увидел бело-розовую густую кипень таволги и валерианы - тяжёлый яркий запах тёк понизу, и голова начинала кружиться от него - был он сладок и густ. Мох редкими кочками яркой блестящей зелени отмечал болотные лежки водяных и дома эллилдан. Красно-чёрные таволговые пестрянки кружились над сонной водой. Блестящие гагатовыми спинками жуки-вертячки тыкались с разгона в широкие ладони листьев белых кувшинок. Жёлтые ирисы перемежались болотными незабудками - на одном стебле сидела, поблёскивая слюдяными крыльями, стрекоза.

   Я поднял руку и вытащил из воды светлую длинную прядь волос - её перевил водокрас с белыми цветками и мелкие изумруды ряски. Кто переплетал мои волосы и убирал цветами это окно болотное?

   Тёмная куртина череды колкими плодами усыпала рукав, а ноги запутались в лютике и урути. По лбу с влажных прядей стекали струйки воды - наверное, такой же тёмной, как и та, в которой я лежал.

   Ветер пробежал, спотыкаясь между стволов - кривых, переплетённых между собою, и потянул на меня ароматом кипрея и вербейника. Стало тяжело, и я вновь опустил голову в воду, разрешая ей перевивать волосы и пеленать меня холодом.

   По лбу всё текла и текла вода - я поднял руку в перстнях из фиалковых лепестков, и утёр её - на пальцах осталась кровь. Я стёр её снова - но она не унималась - а мне не было больно. Я в третий раз провёл пальцами по лбу и наткнулся на мелкие острые шипы - венок. Хотел встать, но вода не пустила, потянула обратно, обхватив за плечи и вплетая пряди мои в травы глубокие. Я всё же сел - и снял этот венок - сплетённый из шиповника. Из белого шиповника, которому не место на болотных землях, что корней своих не помнят и не ведают тверди. И кровь моя из тонких царапин всё текла.

   Тёмная вода - Тёмная Волна, тёмная душа болотная - или понравился я тебе, или так просто поиграть решила? А мне всё равно - я надел венок обратно, и она потянула меня в холодные свои объятия. Руки давили на плечи, и гладили по лбу - она сцеловывала тёплую кровь, и улыбалась - но я только чувствовал это, но не видел.

   За спиной поднималась она из воды - с белым лицом, и чёрные пряди волос сплетались с моими, цвета усталой травы. Две лилейно-белые руки, все в браслетах из полупрозрачной драгоценной бирюзы, обвивали меня за талию, и она тепло дышала в плечо. И тянула вниз, в свою тёмную воду, и цветы из венка, который она сплела для меня, были уже алы.

***

   Было около половины девятого утра, когда я выехал в город. Тихое небо наполнилось светом - редкие облака, складывались в причудливые пузатые клубы, почти не задерживая лучей. Гомонили воробьи - с крохотными жёлтыми крошками у клювов, купались в лужицах, встопорщивая перья и выискивая прилипших к грязи мушек. Пролетел, мерцая чёрными крыльями в золотящемся воздухе, жук-щелкун, и шлёпнулся куда-то на обочину. Из-за ограды одного дома пахло свежескошенной травой. Тихое утро... Если б не всё ещё поднимающиеся за лабиринтами черепичных крыш узкие чёрные струйки чада и дыма с территории заводских построек...

   Если Даниил очнётся, стоит принести ему извинения. Ужин или что-то в этом роде. Можно будет поговорить наконец, обменяться догадками... Я задумчиво поправил перетянутые синей лентой волосы. Только бы он очнулся - если это состояние затянется - придётся перешерстить его библиотеку и личные вещи. Должны же сохраниться хоть какие-то сведения о старых связях - и о тех, кто помог ожить в прошлый раз? В таком случае придётся ещё их искать и уговаривать помочь. Морока...

   Данни разбрызгивал воду в попадающихся на пути лужах - ему было почти весело - я сказал, что мы к обеду вернёмся, и пойдём за едой. Всё, что касалось еды - он слышал, даже если это говорилось шёпотом на другом конце дома.

   В библиотеке всё затребованное мной выдали быстро - старичок в пенсне запомнил, где что стоит, и я смог приступить к переписыванию документов.

   На улице за окнами царило оживление - то и дело пробегали мимо здания группы из двух-трёх студентов, а изредка мелькающие среди пёстроватой и быстроногой студенческой стайки чинные профессора в мантиях останавливались, и явно помимо традиционного обмена приветствиями ещё о чём-то оживлённо не то спорили, не то делились впечатлениями. Да-а... всего несколько дней понадобилось на то, чтобы слухи с рынка, почти с окраины города, пришли в респектабельные тихие районы вокруг холма и в старый город! Нужно заглянуть в "Забытую книгу" - не для того, чтоб поесть, а просто выпить для отвода глаз чашечку чая и послушать, что за настроения царят сейчас в умах молодёжи - которая, и так было всегда, быстрее и абсурднее всего делает выводы буквально из ничего. Вздохнув, я вновь погрузился в переплетения неровных почерков выцветшими чернилами на потемневшей бумаге.

   Почти отрешась от того, что делаю, и чисто механически копируя слова в тетрадь, чтобы позднее показать её одному перепугавшему меня вчера, да и сегодня ещё держащему в изрядном напряжении, ночному, я обдумывал, где же в крепости могли спрятать документы. В том, что этот тайник должен находиться в старом городе, я путём логических размышлений уверился ещё вчера.

   Вернув коробку с пылью мудрости и истёртой древесиной замусоленных и изгрызенных фактов, я попросил у библиотекаря планы крепости - всех её построек. Набрехав ему о собрании старых баек и клятвенно уверив, что обязательно где-нибудь упомяну о прекрасной библиотеке университета славного города Гатри, я получил требуемое. На тонких листах шебуршащей немилосердно хрупкой бумаги, потрясающе подробные, чуть колыхались от малейших движений воздуха карты. И помыслить было невозможно, что их удастся использовать непосредственно на месте - оставалось только усесться, и прямо тут внимательно изучить всё, выискивая возможных претендентов на звание тайника, и уж потом перечерчивать их строение к себе.Благо, под мороком произвести перевод чертежей на кристалл удалось быстро, а дополнительное перерисовывание схемы на бумагу было вполне естественным для этого места.

   Около полудня я, наконец, отложил карандаш. Самые старые башни - два странных строения, похожих на сдвоенные донжоны, переместились в виде плана в мою тетрадь. Если Навь очнётся в ближайшее время и сумеет восстановить силы - то я попрошу его помочь. Он в любом случае будет заинтересован в этом - и из своей безрассудности, и из любопытства, и просто потому, что Прядильщик может представлять некую угрозу и для него. Хотя бы как тот, кто может счесть его конкурентом и уничтожить. В любом случае, если уж мы настолько связаны теперь - пусть знает.

   Вернув карты и покинув библиотеку, я купил несколько пестрящих огромными заголовками на первой странице газет, и направился в "Забытую книгу". В пятницу в обед здесь собралось не в пример больше посетителей, нежели вчера - я с трудом нашёл столик - да и то пришлось расположиться не в гордом одиночестве. Рядом сидели попеременно чихающий и жалующийся на сенную лихорадку молодой субъект в заляпанных чем-то толстых очках и два нелюдимого вида мрачных студента. Оба в костюмах с вытертыми, лоснящимися локтями, они штудировали одну на двоих книгу с множеством таблиц и одновременно жевали, не глядя, что кусают на миллиметр от кончиков пальцев, пирожки с капустой. Я на их фоне, в своём ещё довольно новом, и качественно пошитом костюме, с чашкой чая, газетой и относительно благообразной внешностью, казался снобом и выскочкой.

   Студенты вокруг меня, отгородившегося развёрнутой газетой, шумели об одном - что послужило причиной взрыва, и что теперь будет с заводом. Некоторые просто галдели, как они ночью испугались, когда проснулись от грохота, и как зловеще выглядело зрелище заполнившего всё вокруг алого зарева. Многим пришла в голову одна и та же мысль - она буквально витала в воздухе. Просто вся эта задумка с заводом насквозь прогнила, и будущие работодатели и держатели акций даже не в силах обеспечить правила безопасности. Повезло ещё, что рвануло ночью, и почти никто не пострадал. Или это небесная кара обрушилась на город.

   В газетах говорилось примерно то же самое - нарушение правил безопасности, стечение обстоятельств, злой рок. Конечно, встречались и версии с преднамеренным вредительством - но изложенные столь сумбурно и эмоционально, что не могли внушить доверия серьёзным читателям. В этом плане происходило всё как нельзя более гладко. Впрочем, гладкость уравновешивалась стернёй со свежевыкошенного поля в отношении Прядильщика - да хоть бы он показался - сам... "Дядюшка" недвусмысленно дал понять, что в случае чего я смогу прибегнуть к ритуалу, который позволит уничтожить Прядильщика. Справиться с ним в одиночку, учитывая, кого он контролирует, для меня сейчас под большим вопросом.

   Обратно мы ехали куда быстрее - улицы ожили - гуляли над толпой шепотки, да и корзина со спешно закупленной едой оттягивала руку. Надеюсь, не напрасно я так потратился - обидно будет скармливать всё кэльпи-проглоту. Вывалив дома покупки в кладовку, я пешком, оставив Данни грезить о сытном обеде, ушёл к Даниилу. Если учитывать обстоятельства нашей встречи, его дом оказался в почти карикатурной близости к моему убежищу. Уже через минут двадцать я зашёл в молчащий сад, пройдясь по абсолютно пустой, с краёв затянутой птичьим горцем и ромашкой, улице. Она больше напоминала итальянскую - с узким водным каналом, садами с одной стороны и каменными оградами домов с другой.

   Внезапно одна из веток довольно сильно попыталась хлестнуть меня - если б я не отскочил в сторону, на лице осталась бы внушительная царапина. Фэйри сердилась - да я бы тоже рассердился, окажись на её месте. Интересно, до каких пределов всё так плохо?

   Отцветший чертополох в вазах был кульминацией запущенного сада - казалось, что он специально в них культивируется - внушительная прикорневая розетка листьев смотрелась по тропически-развесисто и роскошно. Деревья стояли неухоженными, валялась сбитая ветром падалица - дорожек между ними не наблюдалось в принципе, а сломанные ветви никто не удосужился доломать до конца и смазать садовым варом. Откуда-то натягивало подгорелым хлебом - ах да, Навь же упоминал, что Огонёк готовить не умеет. Или это Юстин?

   Толкнув приоткрытую дверь рукой, я прошёл по коридору внутрь. Пол, заляпанный вчера кровью и стекающей с нас водой, оставался всё так же грязен - только теперь всё это равномерно растёрли по паркету, смазав чёткие очертания высохших луж.

   - Чего заявился?!! Недострелил, так решил добить?!! - с чёрным угольком бывшего хлеба в ладошке передо мной стояла девушка - в однозначно возмутительном не по покрою, но по длине, платье, лохматая и со следами размазанных дорожек от слёз на щеках. Впрочем, глаза её были гневны, но ясны - не иначе, Навь всё же... хоть как-то стал лучше - если не чувствовать себя, так выглядеть.

   - Ничего я ему не сделаю, - я демонстративно развёл руками в древнем жесте беззащитности и доброжелательности. - Просто хотел узнать - как он. И извиниться, не перед ним, так перед тобой. Извини.

   - А... - фэйри на секунду замялась, всё ещё не теряя гневного выражения лица. Она чуяла в происходящем некий подвох. - Ему лучше. Он дышит, и даже говорил. Сказал, к вечеру встанет.

   Я про себя присвистнул - если б в меня выстрелили подобным образом - так легко не отделался бы - всё же потрясающее он создание - один день на затягивание такой раны!.. Да, крови с силой я вылил на него столько, что можно небольшую рощицу вырастить, но всё же... Слава Небу - словно камень с души свалился, сразу множество неприятных обязанностей и поездок канули в небытиё. И... в любом случае - хорошо, что он очнулся.

   - Чудесно. Передай, когда проснётся, что в качестве извинения я приглашаю его на домашний ужин. Или на завтрак - как уж он встанет, - я поймал разъярённый взгляд зелёных глаз - казалось, даже несколько волосков-веточек у неё на голове скрючились от едва сдерживаемых чувств. В ладони хрупнул уголёк от сгоревшего тоста.

   - И всех остальных, конечно, тоже... - пятясь, я вышел за порог и с облегчением захлопнул за собой дверь.

***

   Я приоткрыл глаза. Просыпаться не хотелось, но вымученно-вежливое и оттого вдвойне давящее присутствие мешало и дальше оставаться в странном лабиринте чужих воспоминаний.

   - Эн"шэн? - Фаэ приблизилась и, желая удостовериться, что зрачки реагируют на свет, поднесла к лицу яркую лампу.

   Хорошая реакция и почти целое лето, прожитое с ней под одной крышей, позволили вовремя отвернуться и не проронить ни одного бранного слова.

   - Огонёк, будь добра, потуши лампу.

   Девушка со вздохом облегчения поставила светильник куда-то на пол и тут же кинулась мне на грудь, пытаясь придушить в хрупких объятьях и утопить в холодных слезах.

   - Я уже думала... - сквозь всхлипы разобрал я. - Когда через час... А он ушел и ... ты...

   - Огонёк, - я погладил девушку по растрёпанным волосам, - ну что ты, милая моя? Не плачь. Меня не так уж и просто убить. Тем более, если стрелял друг...

   - Друу-уг?! - фэйри резко подняла голову, чуть не стукнувшись затылком о мой подбородок. - Хорош друг! Застрелил тебя! Притащил замотанного ленточкой, словно подарок на Рождество! Или ещё хуже - как бутылку с двумя пробками!..

   - Что-что? - насторожился я, не в силах представить к чему Фаэ применила столь странное сравнение. - Ты про что сейчас?

   - Вот! - фэйри выдернула откуда-то из-под подушки два жёстких от высохшей крови платка. В одном я опознал свой собственный. - Один торчал из груди, другой - из лопатки! - предъявила она доказательство. - И лента! Атласная! Словно тебя после родов перепеленали и к родне вынесли! Правда, чёрная.

   - Так да - родовые цвета... - едва слышно проговорил я, машинально продолжая выбирать из её волос дубовые листики. - Он что-нибудь говорил, когда принёс меня?

   - Да! - фэйри с вызовом посмотрела в глаза. - Он поинтересовался, как такой идиот - ты, то есть, смог прожить так долго.

   Я усмехнулся. Чудом, пожалуй, чудом...

   - Ещё он пригласил нас на завтрак, или на ужин, по нашему усмотрению.

   Я удивлённо вскинул бровь.

   - Вот как? Забавно... Но почему бы и нет?

   - Эн"шэн? - фэйри подозрительно рассматривала меня. - Ты задумал какую-то странную месть посредством еды?

   - Вообще-то нет, но твои слова натолкнули меня на одну мысль... А где сейчас Юстин?

   - В библиотеке. Некоторые шок или плохое настроение вином заливают, а некоторые, похоже - книгами зачитывают... Он, как забредает туда, так и сидит, как зачарованный, откликается только когда предлагаю чай попить, или поесть. Заметь - не приготовить, а именно поесть! Я вам в повара не нанималась!

   - Упасите Богини от такого повара! - с тихой усмешкой, но вполне серьёзно ответил я. - Ничего, сейчас мы решим вопрос с ужином. Который час? - я осторожно сел, глянул на плотно закрытые тяжёлыми шторами окна.

   - Почти девять. Мы что, на самом деле к нему пойдём?!

   - Отчего бы нет? Он сам пригласил, в конце-то концов, мы не напрашивались, не так ли? Будь добра, согрей воду, - я осторожно провёл кончиками пальцев по груди там, куда вошла пуля. Странное ощущение... будто она там и осталась...

   - Эн"шэн, с тобой что-то не так? - зрачки Фаэ, проследившей за моим движением, вновь задрожали. - Болит?

   - Нет, - я улыбнулся уголками губ. - Просто... странно как-то. Приготовь ванну, пожалуйста. И чистую одежду.

   Фэйри кивнула, но перед тем, как вылететь из комнаты, приблизилась, приложила тонкую прохладную ладошку поверх моей руки, видимо, желая ещё раз убедиться в наличии пульса.

   Полежать в тёплой воде желания у меня не возникло. Хотелось хорошенько оттереться от прилипших к телу запахов завода. Что-то химическое - наверное, та взрывчатка, гарь, и... почему-то резкий запах мокрой лошади. Вообще, за целый день ни один из моих заботливых племянничков не удосужился меня, хм... обмыть, не говоря уж о том, чтоб хотя бы раздеть! Отдирая присохшую к телу рубашку, я с удивлением ощутил на ткани не только свою, но и довольно много крови Габриэля... Щедро же он...

   Стоя в тёплых струях воды, я прикрыл глаза, возвращаясь в перепутанный клубок чужих снов и памяти. Чем-то невыразимо важным был для него тот венок из шиповника.

   Что же тебя так ранило, друг мой?.. Уж не любовь ли неразделённая? Любовь, ускользнувшая водой сквозь пальцы? И не от того ли в крови твоей сильнейшим наваждением предчувствие осени, предощущение разлуки, расставанья с теплом? Но спросить тебя об этом я никогда себе не позволю, и так я без спросу заглянул в твою память.

   Я вздохнул, открывая глаза, понимая, что ещё чуть-чуть и меня снова затянет в паутину чужих мыслей и воспоминаний. В запах белых цветов, растущих где-то там, в другом мире... Задумывался ли Габриэль, что делает, когда непредставимо-дикарским способом пытался меня оживить? Вообще, знал ли он, что делает?..

   Выйдя из ванной комнаты, я с неудовольствием заметил размазанные по паркету кроваво-грязные пятна. Фаэ... Мы же вроде как договаривались на два года порядка в доме! Интересно... это столько из меня натекло?

   - Огонёк? - рассерженно позвал я. Естественно, когда она слышала подобную интонацию в голосе, то появляться не спешила.

   Заглянув в библиотеку я, как и ожидал, обнаружил там Юстина, с ногами забравшегося в широкое мягкое кресло. Книга, которую он читал с таким увлечением, что даже не заметил моего появления, едва держалась в старом кожаном переплёте. Жёлтые по краям листы, некоторые написанные от руки, некоторые на печатной машинке. Память о давно прошедшем. Истинная История, как называл свои изыскания Змей. Доисходный период на территории теперешней Англии, с моими дополнениями как очевидца. Большая часть, насколько я помнил, была на русском, но и того, что Юстин мог прочесть, хватило бы для более-менее представимой картины мира в то время. Подойдя ближе, я присел на краешек стола, и только тогда волчонок резко поднял голову, уставясь на меня яркими в свете настольной лампы топазовыми глазами.

   - Прости, не хотел тебя напугать, - я улыбнулся уголками губ.

   - Ничего, - Юстин мотнул головой, спешно спуская босые ноги на пол, словно бы я мог отругать его за это. - Даниэл, вам уже лучше?

   - Да, - кивнул я. - Обычно я восстанавливаюсь быстрее, но здесь особый случай...

   Юноша как-то странно разглядывал моё лицо. Не то чтоб удивлённо, скорее пытаясь различить что-то крохотное, или проникнуть за наведённый морок.

   - Что-то не так?

   - Нет, ничего, - Юстин помотал головой, и смущённо перевёл взгляд мне на руку.

   - А-а, понятно, - вздохнул я, догадавшись о причине странного разглядывания. - Ты, похоже, видел меня без морока? - когда я проснулся в середине дня, личина была на мне, но раньше, когда Габриэль притащил меня в дом, сознание плавало где-то в преддверии Тьмы, а, следовательно, и выглядел я так, как есть. - Не хочу, чтобы у тебя сложилось впечатление, что я не доверяю тебе. Конечно, у всех нас есть личные тайны, но это не одна из них. В Гатри меня знают достаточно давно, и было бы странно, если бы я, на протяжении всего этого времени так и выглядел лет на двадцать. К тому же, мне подумалось, что так тебе будет проще со мной общаться.

   - Огонёк рассказывала, что вам несколько тысяч лет... - Юстин, вновь перевёл взгляд на моё лицо, уже не скрытое мороком сорокалетнего мужчины, и лишь на мгновение встретился глазами, видимо, считая это невежливым, или сработал инстинкт второй ипостаси. - Это на самом деле так?

   Да уж, после всего, что фэйри успела наболтать, разобрать теперь где шутка, а где истина, наверняка непросто.

   - Да, - я озадаченно усмехнулся, когда до меня дошло насколько неправдоподобно огромным кажется этот срок. - Правда, меня... хм, можно сказать, что я спал большую часть этого времени. Где-то с конца Исхода до 1520 года этого летоисчисления.

   - Невероятно!.. - пробормотал Юстин. - И господин Сен-Гильерн.. Он тоже намного старше?

   - Ему точно более полутора сотен лет.

   Волчонок задумчиво уставился в пространство перед собой. Быть может, пытаясь сопоставить названный возраст с тем, что видел.

   - Юстин, - позвал я, отвлекая его от раздумий. - Мы сегодня приглашены на ужин. Время, правда, не обозначено, но, думаю, лучше появиться там до полуночи, иначе застанем Габриэля спящим.

   - Мы идём в гости к Сен-Гильерну? - уточнил удивлённый волчонок.

   - Да. Я же говорил, то, что произошло - несчастный случай и моя огромная глупость. Так что иди переоденься. Не обязательно во что-то официальное и строгое. Даже лучше в то, в чём будешь чувствовать себя комфортно. Думаю, я буду готов не ранее, чем через полчаса.

   - Хорошо, - поднимаясь с кресла, кивнул юноша. - Даниэл, можно задать вам ещё один вопрос?

   - Конечно, - кивнул я.

   - Почему вы решили сюда перебраться? Ведь если я правильно понял, в отличие от Урала, территории здесь были населены более плотно и вам пришлось отвоёвывать себе земли?

   Я дёрнул уголком губ в печальной усмешке. Змей когда-то спросил то же самое, но другими словами и я, погорячившись, чуть было не поссорился с ним.

   - Все мы были очень молоды. Самой старшей из нас, Тени из рода Мары, только исполнилось четыреста тридцать лет... Нам казалось, что лишь там сила убывает по капле, заставляя менять привычный образ жизни, отшлифованный веками. И что стоит удалиться от родных мест туда, где Сила, как прежде, без всяких помех вливается в крылья, и там всё так и останется хорошо... Но... то, что могло бы пройти для нас медленно и, как знать, возможно, не так болезненно, на этом полуострове произошло быстро и неожиданно... В общем, перебрались мы сюда и остались по отчаянной юношеской глупости.

   Я никогда не жалел, что так получилось. Если бы не это решение, многого бы не было... - я усмехнулся. - Да, многого бы не было. Но это дела давних лун и ты можешь спрашивать про них. Здесь, - я кивнул на открытую почти на последних страницах книгу, - многое опущено за ненадобностью - с расчётом на читателя, знающего то, чего ты пока не знаешь. Так что спрашивай не стесняясь, - я изобразил на губах мягкую улыбку.

   Юстин молча и сдержанно кивнул. Боюсь, перед следующим вопросом он теперь сто раз будет думать и передумывать. Да, наверняка, после весёленьких в изложении Фаэ историй, моя парочка предложений, заполненная драматическими паузами - та ещё пища для размышлений. Но, по-другому у меня, боюсь, и не выйдет. Хоть всё это было так давно, что самому порой кажется прочитанной в детстве легендой...

   Выйдя за Юстином из комнаты, я отправился на тихий, но вполне отчётливый для моего слуха хруст. Звук шёл из столовой. Я усмехнулся, увидев Фаэ, лежащую на спине посреди большого овального стола. Закинув одну руку за голову, фэйри с задумчивым видом догрызала маленькое яблоко. Плетёная тарелка с дюжиной таких же медово-жёлтых, с почти прозрачной кожурой, плодов, лежала у неё на животе. Такие яблочки у нас в саду не росли...

   Я шагнул из темноты, быстро, и от того неожиданно - Фаэ дёрнулась, едва успев подхватить тарелку, одно яблоко, впрочем, выпало и покатилось к краю стола в мою сторону.

   - Эн"шэн! - девушка возмущённо глянула на меня дрогнувшим золотом глаз. - Прекращай уже так делать!!!

   - Как? - я вскинул бровь, крутя в пальцах словно бы тёплое от впитавшегося в него солнечного света яблоко.

   - Так! Между прочим, так и заикой стать можно!

   - Наверно ты думаешь, что мне-то это не грозит, когда врываешься в спальню и с диким воплем стягиваешь с меня одеяло?

   - Но я ведь тут же убегаю! - фыркнула наглая девчонка.

   - Хорошо, я это учту, и буду поступать так же, - усмехнулся я. - Слетай, пожалуйста, к Габриэлю, предупреди, что мы будем где-то через час. Только не говори, что не знаешь, где он живёт - не поверю.

   - Слетаю, - тёмно-зелёные глаза прищурились в ехидной усмешке. - Мне до жути просто интересно, что ты задумал.

   - Вот и замечательно! - я не стал её разочаровывать сообщением о том, что не задумал ничего, кроме беседы за ужином. - Кстати, мне показалось, или Габриэль заходил ещё и днём?

   - Заходил, только я его к тебе не пустила. Вообще он странный какой-то... Непоследовательный, - фэйри отставила тарелку в сторону и попросту растворилась в воздухе.

   Непоследовательный?.. Я покачал головой. Да уж... И в самом деле интересно - отчего он поступил именно так? Неужто у них, там, напрочь позабыли о возможностях Ночной Ветви и Габриэль, не зная что делает, вместе со своей кровью и силой, случайно предоставил мне возможность читать его память?

   Обратно фэйри мы так и не дождались, похоже, она решила провести время в ожидании нас с новым ухажёром.

   Было уже больше десяти, когда я наконец-то привёл себя в порядок - волосы всё-таки приняли нормальное положение на голове и уже не торчали в разные стороны. И если уж я дал Юстину совет надеть то, в чём будет удобно, то и сам, тем более, не собирался надевать костюм для официальных приёмов. В итоге, вышли мы с волчонком из дома только к одиннадцати часам, оба в чёрном (Юстин наверняка подсознательно решил не выделяться на фоне сгущающейся темноты).

   В это время на Озёрной уже смолкли все и без того тихие звуки, а в домах за высокими оградами в глубине тёмных пространств садов погасли последние зыбкие огни. Где-то с чердака дома неподалёку донёсся короткий и скрипучий крик сипухи. Ещё через несколько мгновений, вылетая на ночную охоту, глядя в темноту странными глазами с белого лица, почти человеческого в таком освещении, она бесшумно растворилась бледной тенью в ветвях деревьев. Юстин проводил птицу задумчивым взглядом. Неслышимый, даже не смотря на неразношенные и наверняка с непривычки неудобные ботинки, его шаг ощущался как тихое эхо темноты, отдающееся от мягкой травы обочин. Двуликий всматривался и вслушивался в окружающую нас ночь, но уже не так, как в первый раз, когда мы шли сюда из Низины, скорее это было любопытство юного хищника, изучающего свою территорию. Иногда я ловил на себе бросаемые украдкой взгляды. Ещё бы! К моему мороку он уже успел привыкнуть, а тут такая неожиданность - на самом деле, почти ровесники на вид...

   Ночь была хороша, как, впрочем, и все ночи здесь. Не хотелось нарушать её тишину, ни разговором, ни даже мыслями. Просто бесшумно скользить мимо тёмных громадин садов с утонувшими в их глубине светлыми островками строений, вслушиваться, так же как и двуликий, во все шорохи и тихие звуки, что разливались в тёплых, как парное молоко, течениях ветра, вместе с запахами яблок, золотых шаров, и роз... Но мысли всё же упорно лезли в голову. Мысли о том, как мне теперь удержаться от искушения и насколько быстро рассеется столь прочная нить, связавшая меня с Габриэлем, что в любой момент я могу ощущать, где он и чем занят. Подобная связь возникала в моей жизни так редко, что случаи эти можно пересчитать по пальцам одной руки, да и то останутся не загнутые. Ох, Богини!.. И, к тому же, сидхе... они относятся к этому совсем иначе. Да что уж говорить, не все представители Тёмных Родов могли довериться друг другу настолько.

   Было совершенно не по себе от того, что память его крови ощущается столь ярко и сильно. Стоило лишь закрыть глаза и позволить мыслям течь свободно, и я тут же бы увидел небольшую кухню, двери с пёстрым витражом... Тряхнув головой, я сосредоточился на окружающей мягкой темноте.

   Ещё задолго до поворота улицы к ночным шепоткам добавилась нежная, переливчатая мелодия озера - словно Терновка неспешно перебирала водяные струйки на причудливой арфе. Проходя по Дивьему мосту я бросил взгляд за густое сплетение ивовых ветвей, но, как обычно, разглядел лишь водное пространство с тёмными бурунчиками над подводными порожками. Пройдя пару домов за мостом, мы остановились перед каменной высокой стеной со столь же высокими узкими воротами на две створки. Сбоку, с металлической табличкой адреса, была вмонтирована в стену кнопка звонка.

   Отчего-то почувствовав странное волнение, неприятно отозвавшееся покалыванием в сердце, я распахнул створки и вошёл внутрь - о нашем прибытии Габриэль и так знает. В полумраке сада дорожка из речной гальки тянулась до крыльца светлым ручейком. Над крыльцом, разливая по ступеням неровный желтоватый свет, висел шестигранный фонарик, вокруг него уже вилось облачко мотыльков и прочей ночной мошкары. Высокие кусты кремовых роз, обрамляющие дорожку, благоухали так, что Юстин зажал нос двумя пальцами, но, не сдержался и всё же чихнул.

   С открытой веранды, увитой вездесущими здесь розами - уже красными и не столь пахучими, натягивало запахами чего-то жареного и сдобы с ванилью. Похоже, к моему визиту сид подготовился основательно...

   Не успели мы подняться на крыльцо, как навстречу метнулся обрывок ночного тумана, Юстин инстинктивно отступил назад, врезаясь локтем в колючие кусты.

   - А, вот и вы наконец! - невнятно пробормотала Фаэ, прожёвывая часть гигантского бутерброда. Он едва помещался в её маленькие ручки, торча из-под слоёв булки, масла и сыра хвостиками шпрот.

   - Огонёк, ты же вроде имела некие предубеждения против живущих в воде существ? - я подозрительно пригляделся к варёным в прованском масле маленьким рыбкам.

   - М.. - заглотив ещё кусок, Фаэ облизнулась. - Ну, это ж не вражда, как между сидхе и этими водными народами - иногда можно и пренебречь вендеттой...

   - А знаешь, - я с ухмылкой выхватил за хвост одну рыбку, - ты сейчас, в некотором роде, занимаешься каннибализмом.

   - В смысле?!.. - поперхнувшись, вопросила она, и с подозрением уставилась на бутерброд.

   - Только не говори мне, что столь очаровательные глаза достались тебе не от предков из Морской Ветви.

   - Уговорил, забирай! - фэйри чуть ли не ткнула в меня обкусанным сверху бутербродом и скрылась из вида.

   - Хм... - я покрутил в руке неожиданную добычу. - Юстин, ну, пойдём, что ли?

   Волчонок уже отцепил ткань рукава от колючек и, молча и заинтересованно принюхиваясь к запахам с веранды, последовал за мной. Когда я уже протянул руку к входной двери, она распахнулась - на пороге, с прихваткой в одной руке, стоял хозяин дома. В светлой рубашке, льняных брюках, и длиннющем переднике он выглядел странно по-домашнему, хотя было в этом и нечто карикатурное. Впрочем, я смотрелся не менее забавно, протягивая руку для приветственного рукопожатия, а в другой держа надкусанный бутерброд.

   - Вижу, тебе уже намного лучше. Функции пищеварения точно восстановились, - покосившись на мою добычу, он чуть прищурился. - Да и ужинать ты начал ещё не переступив порога - но... кажется, это сооружение я узнаю...

   - Хм-м.. - смущённо протянул я. Сказать что-либо внятное, в процессе жевания, у меня в отличие от Фаэ, не получилось бы, и я просто кивнул головой, проходя следом за Габриэлем.

   Освещённая тремя подвешенными к потолку лампами, вся в тенях и янтарных потоках света, веранда была уютна. Два стола - кажется, один вынесли сюда из дома - он стоял в уголке, и там громоздились всевозможные блюда. Стулья и одно даже с виду тяжёлое кресло окружали другой столик - круглый, застеленный льняной скатертью, с пятью столовыми приборами и большой супницей в центре.

   - Прошу располагаться... - широким жестом указав на стол, Габриэль повернулся к дверному проёму, ведущему, не иначе, с веранды на кухню. - Я сейчас - из духового шкафа нужно окорок вынуть.

   Усевшись на стул - кресло выглядело неудобным, я отложил остатки бутерброда в соседнюю тарелку. С той стороны, где бутерброда не было, примостился волчонок.

   С визгом, повиснув на шее кэльпи, ворвалась под своды веранды Фаэ.

   - Вы уже едите? О! Здесь ещё осталось немного моих родичей! - усевшись в кресло рядом со мной, Фаэ вытащила за хвостик одну рыбку и, как кошка, заглотила её одним движением.

   - Добрый вечер, - с интересом покосившись на Юстина, кэльпи подсел к фэйри, ненавязчиво пытаясь конкурировать в обладании вниманием девушки со шпротами.

   - Добрый, - кивнул я.

***

   С тяжеленным подносом в руках, пар от которого довольно сильно мешал, я осторожно вышел с кухни на веранду. Эта фэйри уже успела меня взбеленить, так что пришлось заткнуть ей рот бутербродом побольше, и сейчас вовсе не улыбалось уронить здоровенный кусок мяса, вздумайся ей снова выскочить прямо передо мной с каким-нибудь очередным дурным возгласом. И как Даниил такое выдерживает?!

   К удивлению, на веранде пока царил порядок - все более-менее чинно расселись. Правда, кресло, которое мы с Данни вытащили сюда специально для Навь - всё-таки после такого ранения... оккупировала в свою собственность эта... девушка.

   - Вот и мясо пришло! - очередной её вопль заставил меня поморщиться. Звучало это более чем двусмысленно, учитывая, что оба гостя относились к разряду тех существ, что могут отужинать и хозяином.

   - Мясо не пришло, его принесли, - уже раздражённо буркнул я, ставя окорок на стол в углу - круглый был слишком мал, а бегать в кухню туда-сюда не хотелось. Юстин незаметно, как ему самому казалось, проводил покрытую румяной ароматной корочкой с вкраплениями специй и с прозрачными золотистыми капельками сока свиную ногу. Ничего, немножко потерпит...

   Отодвинув стул, я встал к столу - Навь оказался напротив меня. Фэйри нейтрализовали Данни и ночной - первый знал, как с такими обращаться, а второй и вовсе не церемонился, что радовало. Я потянулся в центр стола и открыл крышку супницы - в обрамлении матово-белого фарфора исходил ароматом борщ. Я решил в угоду пострадавшему от моей руки Даниилу приготовить что-нибудь из того, что пробовал в России.

   - Ух ты! Кровавый супчик!!! - радостно воскликнула фэйри, вскидываясь с места в явной надежде выловить уже поднятой ложкой - вовсе не суповой, надо заметить, плавающие поверху шкварки. - Оцени, Эн"шэн, Габриэль специально для тебя готовил!

   - Ценю, - Навь улыбнулся мне уголками губ.

   Отмахнувшись чистым ещё половником от лезущей к супнице фэйри и едва не попав ей по лбу, я взял тарелку Навь и щедро наполнил её курящейся запахами крепкого бульона гущей.

   - Юстин? - оглянувшись на волчонка, я увидел, что он всё ещё смотрит на окорок. Ничего, овощи тоже полезны. Да и тут мяса предостаточно - надо будет отдать ему мозговую кость - самый смак!

   Когда все тарелки были полны, я, наконец, тоже уселся и с радостью вытянул под столом ноги - вся эта готовка, пусть и неспешная, порядочно утомила.

   - А это что? - фэйри с интересом, пальцами, выудила из тарелки длинную капустную ленту. - Наверно, сухожилие какое-нибудь?..

   - Нет, - Навь вытащил на кончике ложки нежный белый стебелёк молодого лука. - Вот это больше похоже на предмет твоих вожделений.

   - Если хочешь сухожилий - обещаю, все кости с их остатками будут твои, - я убрал уже опустевшую супницу и поставил на её место обёрнутый полотенцем чугунок с гречкой сваренной на бульоне, присыпанной обжаренными кусочками мяса, шкварками, морковкой и дроблёным чесноком. Юстин почти шевелил носом.

   - Конечно, не всё здесь из русской кухни - но некоторый её дух, думаю, я сумел привнести сюда.

   - Именно в Государстве Российском, я прожил не так уж и долго, - Навь мягко улыбнулся, что, как я заметил, бывало с ним нечасто, - но там действительно моя Родина.

   - Здесь русский дух, здесь Русью пахнет... - процитировала фэйри отрывок из одного стихотворения Пушкина, дохлёбывая остатки борща прямо через край тарелки, изредка отрываясь для того, чтобы подгрести гущи или откусить немного бутерброда. - Эн"шэн, а тебе чеснок-то можно?

   - Огонёк, ты, вроде, не маленькая, чтобы такие глупости спрашивать? - Даниил глянул на неё, подставляя ту же тарелку, куда наливали суп, для нового блюда. Он явно не понял взгляда, которым я указывал на тарелку рядом с ним. Фэйри толкнула его в бок и почти не отрываясь от допивания борща, хихикнула и пробормотала что-то невнятное. Ночной лишь скосил на неё прищуренные в усмешке глаза. - Возможно я просто хочу побить твой рекорд по безобразному поведению за столом.

   Вид у Даниила, правда, был несколько смущенным, словно он сначала сделал и лишь потом понял, что именно. А, судя по тому, как он на вечере у Стоунов держал хотя бы нож, я мог предположить, что если ночной и готовил что-то у себя дома, то посуду предпочитал лишний раз не мыть. Даже, скорее уж, не марать.

   Фэйри пальцем стирала остатки борща и, облизнув его, повторяла процесс. Данни, вполне прилично обращающийся со столовыми приборами, с любопытством косился на копирующего почти все его движения волчонка. Не иначе, Юстин, несмотря ни на что, решил практиковаться в столовом этикете. Через минут пять - вся компания просто с невероятной скоростью уплетала еду, пришла пора окорока. Отобрав у фэйри десертный ножичек, которым она начала ковыряться в нём с ближайшей стороны, я нарезал пропечённое, поджаристое мясо большими ломтями. Фэйри достался тот, где она ковырялась.

   Юстин не удержался, и, подцепив весь шмат на вилку, вгрызся в него по звериному - сперва оторвал кусок, а потом с едва слышимым урчанием перемолотил его на коренных зубах. Навь тоже не стал утруждать себя процессом разрезания мяса с помощью ножика и вилки. На фоне этих двоих, Огонёк, просто и незатейливо терзающая двумя вилками свою порцию, казалась почти приличной. Правда, что-то было в её напряжённой позе, когда она разрывала кусок, от вивисектора. Во избежание кусков мяса, пролетающих над головой из-под неумелых конечностей гостей, стоило перейти к относительно легко поедаемому десерту.

   Уйдя на кухню, я заварил чай и позвал к себе кэльпи - составив на поднос несколько тарелок с уже нарезанным пирогом, разными печеньями и закупленными уже после визита к Навь пирожными. С веранды послышался звон посуды и смех. Отправив Данни вперёд, я подхватил торт со взбитыми сливками и чайник, и почти побежал обратно - сервиз взамен загубленного покупать вовсе не хотелось.

   Но вроде всё обошлось - фэйри хихикала, прижав ладошки к губам, видимо, чтобы ничего оттуда не вывалилось, Навь странно ухмылялся, а Юстин, красный, как варёный рак, сидел, смущённо уставясь в сторону погружённого в темноту сада.

   - Навь, что это здесь было? - сгрузив десерт, я принялся разливать чай через маленькое ситечко по чашкам.

   - Да так, - отмахнулся он посмеиваясь. - Но больше этого не будет, обещаю, - он глянул на фэйри и показал ей кулак во устрашение. Огонёк же помотала головой и снова как-то глумливо захихикала. Положив в вылизанную тарелку сразу два пирожных она размяла их, смешала и только после этого принялась есть, непристойно облизывая ложку и причмокивая. Юстин, подняв на неё случайно взгляд, вновь покрылся густым румянцем. Навь, заметив это, подтолкнул фэйри под локоть - ложечка, в зигзаге миновав рот, впечаталась в щёку, оставляя след из крема и суфле. Данни, приобняв девушку за плечи, не обращая внимания на мой гневный взгляд, тут же принялся всё это слизывать. Юстин, пытаясь одолеть хрупкий торт таким образом, чтобы это не выглядело столкновением дракона с башней, закашлялся, да так, что пришлось похлопать его по спине.

   - А ну пойдите-ка оба вон!

   Кажется, мы с Навь рявкнули это одновременно - парочка, не осознавала, что мы всё же намерены соблюсти приличия. Хотя бы ради Юстина. Обиженно, но не слишком, надув губки, Огонёк подцепила тарелку - нагребла туда побольше сладостей и, подхватив кэльпи, повлекла его в потаённую темень сада. Чтоб им в розы закатиться!!

   - Совсем распоясались, - я извиняясь поглядел на моего несостоявшегося воспитанника. - Ещё торта, или лучше колбаски?

   - Колбаски... - видимо, волчье в нём брало своё - на колбаски и их разделку у Юстина ушло намного меньше времени, чем на торт.

   Навь задумчиво выуживал из вазочки с печеньем то, что было покрыто шоколадом. Судя по его виду, он и в самом деле оправился от выстрела - мне бы так - несколько часов как труп, а потом готов слона съесть.

   - М? - оторвавшись от раскопок, словно был золотоискателем, он извлёк очередную находку, целиком пихнув её в рот.

   - Ты точно хорошо себя чувствуешь, Даниил? - я аккуратно пододвинул Юстину тарелочку с соусом из креветок.

   - Превосходно! - дожевав, кивнул он. - Ты восхитительно готовишь!

   - Благодарю. Просто богатый опыт, - я пригубил чай, внимательно наблюдая за Навь. Что-то всё же было с ним не так - двигался он по-прежнему, но иногда на несколько секунд словно отрешался от разговора или еды.

   - Не против, если я закурю?

   - Пожалуйста. Веранда, как видишь, не застеклена, и всё моментально выветриться, - отвечая Навь, я поглядел на Юстина - он всё доел, слегка осоловело хлопал глазами и чувствовал себя несколько лишним - возможно, смущаясь меня. - Юстин, если хочешь, можешь погулять по дому, посмотри - не стесняйся.

   - Габриэль, а нет ли у тебя здесь книг? - Навь, откинулся на спинку стула, неспешно набивая трубку табаком. - Юстин у нас любитель почитать.

   - Есть, вместе с домом сдаётся библиотека, как меблировка. Она на втором этаже, в начале коридора. Можешь захватить с собой что-нибудь закусить. Юстин, смущённо меня поблагодарив, чёрно-серой тенью выскользнул из-за стола - погулять по дому он решил начиная с кухни - или инстинкты его так просто не отпускали от кормного места, или запахи. Когда его шаги стихли около лестницы, я наконец обратился к ночному с давно интересующим вопросом.

   - Даниил, а как ты вообще оказался тогда на заводе? Да ещё столь... удачно выбрав момент? И объясни, ради Неба, как ты умудрился прожить столько, обладая таким суицидальным характером?!

   Навь не спеша выпустил несколько колечек дыма, прослеживая их путь, и лишь затем глянул на меня чуть прикрытыми змеиными глазами.

   - Я, так скажем, искал кое-кого... и обнаружив тебя, едущим в то место, заинтересовался, что ты там можешь делать. Хотя и так было понятно...

   - Настолько понятно, что ты с ходу начал читать нотации, - я не удержался от ехидного замечания. - Скажи мне, Даниил, чем ты думал, когда хватал меня за руку, великолепно зная, что пистолет может и выстрелить? Вместо того чтобы следить за мной, ты бы лучше огляделся по сторонам. Я не так давно нахожусь в городе - и то умудрился вляпаться в происходящее, и не намерен оставлять всё на самотёк. Как некоторые...

   - Под некоторыми, я так понимаю, ты подразумеваешь меня? - он усмехнулся, дёрнув уголком губ. - Что ж, ты почти прав. Я, хоть и не выезжал из Гатри летом, но о том, что здесь творится, узнал только в начале августа... В городе, некоторое время назад, был ещё один достаточно сильный ночной. Он оставил странную паутину и, думаю, в ближайшее время даст о себе знать, так как без подновления его сетка развеется. О том, что в Гатри сейчас неспокойно по ночам, ты знаешь?

   - Да, - я промолчал, что в ту ночь, когда он пьяным пристал к нам с Данни, я как раз вылавливал из болтовни собравшихся у Рона посетителей сведения о том, когда всё это началось, и что ещё происходило примерно в то же время примечательного. Поздно же ты, Навь, опомнился...

   - Собственно, о твоём присутствии на заводе я узнал благодаря своей паутине, - Навь затянулся, глядя на пытающуюся нырнуть в чашку с остывшим чаем ночную бабочку. Задумался, словно решая, стоит ли продолжать разговор на эту тему, и всё-таки продолжил. - У того, другого ночного, необычная сеть. Не похожая ни на наши охранные, ни на поисковые. Не знаю, какие у вас остались сведения о возможностях Ночной Ветви в прошлом, до Исхода... В общем, мы такой паутиной никогда бы не воспользовались. Она нестабильна - вместо домов, деревьев, или чего-то достаточно статичного, на чём можно её закрепить, он использовал живых существ. Причём большинство из них обладают более или менее выраженной силой. Магическим даром, как бы сказали сейчас. Я насчитал более полусотни попавших туда "мошек". Сдаётся мне, всё это - его корм. Да и многие исчезновения и убийства, за последнее время, думаю, тоже его рук дело.

   - Возможно... - способность Навь меня не удивила, но вызвала скорее зависть - я вторым зрением мог идти только по одной нити, методично отслеживая, кто на ней находится, и это требовало немалой затраты сил. Впрочем, каждому своё... Количество "мошек" впечатляло - учитывая, что среди них находилась Нора Поллет, с её-то способностями. - Если выследишь этого Прядильщика, надеюсь, не полезешь ему в лапы, как мне под прицел?

   - Ох... чувствую, ты мне это ещё долго будешь вспоминать... - с досадой в голосе протянул Даниил. - И ведь если скажу причину, подвигнувшую на этот поступок, будешь вспоминать ещё дольше, - он странно ухмыльнулся, почему-то глядя на чашку в моих руках. - Я так понял, ты хочешь предложить помощь в поимке этого гада?

   Я кивнул головой, с трудом подавив нервный смех - над самим же собой.

   - Что ж - это очень кстати. К тому же я до сих пор не могу понять, что он здесь затеял. Как-то нелогично оно всё выглядит. Да и прочие события...

   - Может быть, мы владеем только частью мозаики. Не желаешь совместить воедино то, что есть? - я открыто улыбнулся, думая, что и у меня в рассуждениях пробелов множество.

   Стало уже совсем прохладно - повевало издалека влажным ветром, предвещая пасмурный день. На освещённой веранде мы были отлично видны - и, возможно, если исхитриться, даже слышны. Раз уж мы коснулись таких тем, стоило проявить осторожность.

   - Как ты смотришь на то, чтобы переместиться в гостиную? Там потеплее, и поспокойнее. И раз уж мы решили действовать сообща, я хочу тебе кое-что показать.

   - Ну что ж, пойдём, - Даниил поднялся следом, собираясь войти в дом, не гася трубку.

   В гостиной я сперва кликнул домового. Он до того на кухне под столом жевал капусту из борща. Когда разгорелся камин, я пригласил в комнату Навь. Сверху, как чувствовалось сквозь потолок и пол второго этажа, посапывал мирно уснувший за чтением, Юстин. Какие же у него были тогда ночью глаза... Словно последняя надежда, которую он только-только обрёл, стала просто минутой затишья.

   Я поглядел на Даниила, отмечая столь причудливую в полутьме правильность его истинных, не искажённых мороком, черт. Ночной казался ступившим из рамы портретом в тёмных тонах. Пожалуй, очарованная таким созданием, девушка из морского народа и в самом деле могла последовать за ним, оставив всё, что было ещё у неё в то истончающееся, как камень в плотине, время.

   - Присаживайся. Всё-таки ты несколько бледен, даже по сравнению с обычным своим мороком.

   - Это оно и есть, то, что ты хотел мне показать? - Навь опустился в кресло, стоящее возле камина, и, скрестив вытянутые ноги, с интересом оглядел разложенные на столике бумаги. И он, и я видели в темноте достаточно хорошо, чтобы ограничится рыжими сполохами из камина.

   - Да. В ту ночь, когда мне пришлось вызвать тебя на дуэль, я не просто так сидел у Рона. Начало волны убийств и прочих непотребностей пришлось на то же время, что и взрыв в церкви Святого Патрика. Прочти, пожалуйста, вот это, - я протянул ему лист с переписанным протоколом о деле Натана Дювьеля и тетрадь с заметками о церкви, открыв её на нужном месте, а после встал у спинки кресла, опираясь локтями о мягкую обивку, как любил это делать.

   - Габриэль? - Даниил запрокинул голову, уставясь на меня мерцающими в полумраке глазами. - Не мог бы ты встать где-нибудь в другом месте?.. Это как-то... нервирует. Да и я привык видеть лицо собеседника при разговоре.

   Нет, определённо - дружба со Стоуном для него даром не прошла! Больше кресел не было, а я совсем не хотел, чтобы ночной читал по моему лицу, не скрытому маской морока.

   Я всё-таки вышел из-за его спины и уселся на подлокотник массивного устойчивого кресла, чуть наклонив голову. Было любопытно, как Навь отреагирует на то, что почти идеально подходит под описание Дювьеля?

   Закрываясь от мерцания огня листком бумаги Даниил ещё раз глянул на меня и принялся за чтение. Лицо его принимало то выражение задумчивого согласия, то вовсе ничего не выражало... Когда же очередь дошла до реестра, сначала одна бровь его поползла вверх, затем он криво усмехнулся и уткнулся носом в листок так, что перестал быть мне виден. Я положил руку на спинку кресла и наклонился вперёд, пытаясь разглядеть лицо ночного. Чувства его пребывали в полнейшем сумбуре.

   По спине поползли мурашки. Если рассуждать логически, он ведь мог выжить и после сожжения на костре... Неужели он это помнит? Но... кто тогда... Может, как в романе, в нём доктор Джекил сменяется мистером Хайдом? И сейчас он... Приглушённый смешок заставил меня вздрогнуть.

   - Даниил? - я осторожно тронул его за плечо.

   Навь отвёл тетрадь от лица, глядя на меня с ехидным прищуром.

   - Ты, верно, хочешь спросить, не был ли я здесь священником лет триста с лишним назад? А?

   - Хочу, поскольку описание, согласись...

   - Оно там довольно общее. Не считая родинок конечно. Могу дать слово, что на ноге и спине в упомянутых местах ничего нет. Впрочем, слову ночного ты, скорее всего, не поверишь.

   Я хмыкнул, иронично приподнимая бровь.

   Навь, положив трубку на краешек стола, к моему удивлению поднялся, снимая жилетку и начал расстёгивать верхние пуговицы рубашки.

   - Шрамов даже не ищи. Их нет.

   Я невольно посмотрел ему на грудь - следов от пули, разорвавшей сердце, не осталось. Развернувшись, Навь убрал со спины волосы. На коже не темнели родинки - двойные тем более.

   - Мне продолжать? - он оглянулся с лёгкой усмешкой.

   - Не стоит, - я криво улыбнулся.

    - Вероятнее всего, в этом Дювьеле есть часть крови нашего рода, оттуда и внешнее сходство и умение выплетать сети, - Даниил, неспешно застёгивая пуговицы рубашки, глянул на меня. - Сила и память старых родов порой так причудливо проявляются в последующих поколениях...

   - То есть ты тоже считаешь, что это может быть священник? Жаль, что известно о нём мало. Протокол, как ты видишь - неполный. Это реплика с копии из библиотеки. Самое в нём любопытное то, что показания Дювьеля не запротоколированы. Из страха - из страха папского легата - а уж этих субъектов испугать было совсем непросто.

   - Хмм... Если допустить, что он выбрался из-под разрушенного пола церкви... Каким образом он вообще туда попал?!.. Его ведь, судя по документам сожгли? Захоронили пепел? Честно говоря, плохо представляю регенерацию из такого состояния. Хотя, если учесть, сколько он там пробыл, да и не всё могло прогореть...

   - Странно, что он вообще не покинул город при первых признаках опасности, а оставался в церкви.

   - Вот и мне кажется, что много странностей в происходящем здесь, словно мы упускаем из вида связующее звено всех событий.

   - Или что-то, что не поддаётся нашему логическому анализу. Но это... пожалуй, это похоже на палеонтологические изыскание - если что-то упущено, мала вероятность, что ты соберёшь всё воедино. Нам нужны ещё упоминания о нём, и обязательно полный вариант записей о ведении его дела. Был ли он действительно сожжён, что он сказал тому, кто вёл процесс... Согласись, испугать инквизиторов чем-то из разряда обыкновенных ересей было затруднительно! А ведь начиналось всё вполне обычно.

   Даниил задумчиво покивал, выпуская в мою сторону несколько быстро расплывающихся в туманную занавесь клубов дыма.

   - А ещё в пользу того, что хотя бы некоторые узлы этой истории завязаны в самом Гатри, говорит недавно сгоревшая библиотека Патрика Фарра, небезызвестного своими изысканиями по истории города, и к тому же искренне интересовавшегося именно этой церковью. Даже написал небольшую статью... Много для нас бессмысленного - но уже сам подход к делу говорит о том, что документы, даже косвенно её касающиеся, он перерыл во всём доступном для себя объёме, а, возможно, и скопировал. К тому же англичане... Есть у них страсть к коллекционированию - он вполне мог устроить личную конкуренцию между своим собранием, и собранием местной университетской библиотеки, хотя бы в некоторых областях. Несомненно, это не случайность.

   - Кажется, я что-то слышал об этом старичке и его увлечении. Когда это случилось?

   - В прошедшее воскресенье. Причём нельзя списать это на случайность или халатность. Его собрание спалили - и явно магией. Обугливание... специфическое. Кирпичи, даже некачественные, не растрескались, соседние комнаты и довольно хлипкие стены между ними - целы. В толстых книгах, плотно составленных в деревянные шкафы со стенками в несколько сантиметров, сердцевина обуглена так же равномерно в однородную массу, как и с краёв.

   - В прошедшее воскресенье? - Даниил удивлённо вскинул бровь. - А когда именно? В котором часу, ты случайно не знаешь?

   Я передёрнул плечами, устраиваясь поудобнее на подлокотнике.

   - Не знаю. Меня там не было - могу сказать только, что происходило это ночью, быстро - чрезвычайно быстро, огонь был невероятно силён, но затронул только определённую площадь.

   - Значит, это было до полуночи. В полночь я выплел сеть и то, что ты описал, почувствовал бы наверняка. Словно поджигатель специально подгадал время... Хотя, не стоит переоценивать врагов, как, впрочем, и недооценивать. Знаешь, я кое-что вспомнил. Некая Марлен, прибывшая в город незадолго до обрушения крипты и сейчас вплетённая в паутину, вполне могла устроить тот поджёг. Сама девица в магии не сильна, но посланный следить за ней мальчишка сообщал, что она дважды встречалась с красивой леди, и вела разговоры явно магического толка. И в ночь воскресенья на её одежде был запах горелого и чего-то ещё. Мальчишка так же добавил, что леди, с которой встречалась Марлен, хоть и отличалась яркой красотой, но лица её он запомнить не смог. Причём следивший был хоть и полукровкой, но всё-таки двуликим.

   - Это настораживает. Был?

   - Вечером восьмого числа он пришёл к Рону и, ни слова не говоря, вернул задаток. После его никто не видел.

   - Вот как... Я думал, что нам стоит отловить кого-нибудь из "мошек" - но они связаны нитью довольно крепко, и мы раньше времени можем растревожить паука. А я, честно говоря, ещё не готов к подобной встрече.

   Навь кивнул.

   - У меня тоже была мысль о разговоре с Марлен. Но, стоило приблизиться с таким намерением, как девчонка стала задыхаться, словно у неё начался сердечный приступ.

   - Полное предотвращение потери сведений. Дела... В церкви может остаться ещё что-то - если не от живых, так от камней и бумаг мы сможем узнать что-нибудь.

   Даниил с минуту молчал, глядя в темноту за моим плечом. Сегодня весь вечер он как-то странно отрешался от действительности. Трубка его вновь погасла. Когда же заговорил, голос был таким, словно он задремал на время, и ещё не вполне проснулся - безэмоциональный и глуховатый:

   - Камни церкви многого не расскажут. Я был там недавно. Кто-то стёр всё, начисто выбрал даже мельчайшие отголоски произошедшего...

   Это было плохо. Тот, кто орудовал в городе, преследуя свои непонятные пока цели, хоть и с опозданием, но спохватился и стал заботиться о безопасности и конфиденциальности. А это говорит уже о том, что он намерен остаться здесь надолго. И действовать будет решительно. Скорее всего, первые поступки выглядели столь абсурдно из-за того, что он привыкал к изменившемуся миру, и ещё не понял, что людское сознание за эти годы сильно изменилось.

   - Как некстати... - я вздохнул, понимая, что из-за нашей обоюдной неприязни в самом начале знакомства драгоценное время безвозвратно упущено. - Теперь гораздо сложнее будет разобраться с самыми животрепещущими вопросами - кто он, и для чего ему всё это понадобилось. Как ты заметил, один документ может нам помочь - но он неполон. Мыши объели. Правда, у меня есть мысль о том, как это исправить.

   Навь прищурился, глядя сквозь меня.

   - Что с тобой? - я чуть усмехнулся. Неужели его озарила какая-то идея?

   - Понимаю, прозвучит это сейчас странно, но... - зрачки ночного расширились и тонкими паутинками начали расползаться по всему глазу. - Габриэль, у тебя не найдётся ножика поострее?..

   - Даниил, для чего? - я нашёл на столе ножичек для обрезания бумаг и протянул ему рукоятью вперёд.

   Навь кивнул головой, осторожно придерживаясь кончиками пальцев за подлокотник, поднялся из кресла.

   - Где у тебя ванная комната?

   - Через коридор... я провожу. Даниил, да что с тобой? - я порывался подхватить его под руку, если что. За несколько секунд в нём произошла разительная перемена - из шутливо-простоватого ночного он стал отблеском того, о ком я читал не так давно в легендах.

   - Думаю, я сейчас это и узнаю... - взяв нож, он жестом отказался от помощи. Поминутно оглядываясь, я быстро провёл его к ванной - ужом скользнув туда, он заперся изнутри - тут же полилась вода. Я стоял, прислонившись к стене, и гадал - что он может там делать?

   - Габриэль... А вилки... да... пожалуй, двузубая подойдёт,.. у тебя не найдётся? - донёсся через некоторое время приглушённый шумом воды голос.

   - Не знаю... сейчас поищу... - кинувшись на кухню, я чуть не врезался в косяк. Для чего ему в ванной вилка?! И именно двузубая?!

   Отвлекая домового от вылизывания противня из-под пирога, я полез в кухонный гарнитур, качаясь на табурете и наощупь пытаясь отличить обычную вилку от искомой. Вилка... двузубая... Опрокинув коробку с металлическими загогулинами - кажется, для украшения тортов, я наткнулся наконец на мельхиоровую вилочку. Зажав её в руке, спустился с табуретки и направился к ванной. Мысли о здравом рассудке Даниила почему-то говорили не в пользу последнего.

   - Навь, я принёс - тебе помочь чем-нибудь? - я постучал в дверь, гадая, что там может происходить. Дверь приоткрылась - из темноты, по локоть, высунулась рука - голая...

   - Спасибо, сам управлюсь, - забрав вилку, он тут же закрыл дверь, так и не дав мне ничего разглядеть.

   За звуком льющейся воды только пару раз послышалось ругательство - он что, брился там? Нет, чушь какая, чистокровные ночные не обрастают бородами. Да и вилка... Смешок, раздавшийся вдруг, завершил мои домыслы, превратив всё происходящее в бред.

   - Я тут на полчаса, наверное, - раздалось из-за двери, опять-таки с усмешкой. - Ничего особо серьёзного, так что ты не волнуйся...

   - Ладно... Если что - зови, - я присел на корточки напротив двери. Где-то наверху посапывал Юстин, не обращая внимания на нашу беготню. Из сада через окно слышались шепотки и шелест от двух занятых друг другом фэйри. Лилась вода, чем-то совершенно загадочным занимался в ванной с выключенным светом ночной. Абсурд...

   Не через полчаса, но примерно минут через двадцать белая дверь отворилась - с кривой ухмылкой, держа в одной руке вилку с ножом, а в другой непонятный маленький предмет, Навь чуть склонился ко мне.

   - Друг мой, позволь спросить, ты что со мной делал там, на заводе, а? - он протянул мне этот самый предмет для обозрения.

   - В смысле? - я уставился на простой камешек - шлак, такой засыпали под платформы для станков или на крыши производственных построек. - Взял тебя, собрал, перевязал да и ушёл оттуда поскорее.

   - Собрал?! - Навь удивлённо вскинул брови. - Богини!.. Ну... - он покачал головой. - Ясно тогда... Больше так только не делай, пожалуйста. Я, по правде сказать, не на шутку испугался, когда понял, что в груди присутствует нечто лишнее. Да и выковыривать его было муторно.

   Я с ужасом поглядел на камень. Да что это за существо, с которым я побратался, если с чужеродным предметом в теле может несколько часов ходить, и ещё расковыривать себя и по живому доставать оттуда всякое?!!

   - Даниил... Тебе что, даже ковыряние в себе вилкой не вредит?!

   - Ну, знаешь ли!.. К боли я конечно не столь чувствителен, но приятного в этом мало.

   - Я не о том... - я указал на камень и оставшийся в беспорядке костюм ночного - рубашка теперь была заправлена в брюки небрежно и не застёгнута на три верхних пуговицы. - Ты только что вытащил из себя кусочек шлака, расковырял грудь, мышцы, соединительные ткани - и теперь стоишь, как ни в чём не бывало?!!

   - Не забывай, наш род ведь не за просто так Навьим зовётся, - с той же кривой ухмылкой он протянул мне руку, чтобы помочь встать.

   - Может, и да... Но это всё равно... поражает, - я встал, возвращая ему камешек. Почему-то пронеслась дурная мысль, что если б он оставлял всё, что когда-то побывало в его теле, на память, забарахлил бы весь дом.

   - Хм... Оставлю его пожалуй на память... - задумчиво протянул он, засовывая камешек в карман брюк. - Такое со мной не часто бывало.

   - Удивительно... - я последовал за ним обратно в гостиную. - Вот почему ты оставался так спокоен на заводе - тебе-то вряд ли взрыв стал окончательным приговором.

   - Ты серьёзно думаешь, что я оставил бы тебя там?!

   - Нет, сам ты, учитывая твою логику, тоже бы там остался - но вот в итоге всё же в одиночестве...

   Ночной, усаживаясь в кресло, прошёлся странным взглядом по моим рукам, но ничего не ответил. Я несколько мгновений смотрел на него, и только потом вспомнил, на чём же оборвался разговор.

   - Итак, о Дювьеле. Чтобы разобраться с тем, кто он, и чего добивается, надо располагать информацией. А после сгоревшей библиотеки Фара и вычищенной, как ты сказал, церкви, она осталась только где-то в уцелевшем протоколе его судебного процесса. И протокол этот, как я думаю, после прочтения всех доступных записей, находится в старом городе. План крепости мои догадки подтверждает. Там может быть тайник с необходимыми документами - надо только обстоятельно поискать, и, если они уцелели, мы их обязательно раздобудем. Прятали их всё же люди, а мы обладаем большими возможностями, - подхватив со стола, я подал ему чертежи.

   Бросив взгляд на бумагу, он рассеянно провёл по чётким линиям пальцем.

   - Во сколько мы туда направимся?

   - Учитывая, что мне темнота не помеха, а тебе подмога - лучше сделать это ночью. Часов... да хотя бы и в десять. Встретиться можно прямо там, на холме. В "Забытой книге", например. А день посвятить утрясанию дел. Да и тебе не помешало бы восстановить запас сил. Всё-таки ты бледноват...

   Навь искоса глянул на меня. Словно ожидая, что вслед за этим я предложу ему восполнить силы своей кровью. Как же! Мне уже надоело через каждые два-три дня мокнуть в озере, а потом распределять стихийную, и, если разобраться, неустойчивую энергию по телу.

   - Ладно, - кивнул он, так и не дождавшись каких-либо действий с моей стороны. - Восстановлюсь. А ты...

   - Что?.. - я снова уселся на подлокотнике, опираясь одной рукой о спинку кресла за его головой.

   - Мне всё интересно узнать, как ты восстанавливаешь свои силы? Если уж родился в другом мире... или тебе это без надобности, и несколько часов обыкновенного сна вполне хватает?

   Я ухмыльнулся. Вот они, байки о силе Волшебного Двора в действии.

   - Родился я там - в чистом, не отравленном мире, и поэтому могу черпать силу из здешних стихийных источников - гроза, шторм, смерч, лавина, сильный ливень, просыпающееся семечко... Бесчисленное множество. И есть много источников, которые могут восстановить силу быстро - но никто, кроме нас, их не почувствует.

   Даниил вздохнул, кажется, даже с завистью.

   - Однако!.. Хм... Помнится, когда мы пили за знакомство у Рона, ты обещал рассказать длинную, и, на твой взгляд, неинтересную историю о том, как ты здесь оказался? И какое вообще дело вам, живущим в вашем новом Эдеме, до того, что творится здесь?

   Я убрал руку, отворачиваясь, словно любуясь сполохами огня в камине. Для рассказывания этой истории я не дозрел, и вряд ли когда-нибудь у меня случится настолько благодушное настроение, чтобы поведать её, доверительно положив голову на плечо кому-нибудь. Как старую сказку без окончания. Пока что без окончания...

   - Дело есть, и самое что ни на есть насущное - наш мир корнями уходит к этому - и ещё несколько веков должно пройти, прежде чем удастся разорвать связи, не рискуя уничтожить наш, как ты выразился, Эдем. Когда же теоретические риски сойдут на нет... вот тогда этот мир пусть живёт, как хочет.

   - Вот оно в чём дело... - Даниил понимающе покачал головой. О том, что я ему обещал что-то рассказать помимо этого, он слегка упустил... - Габриэль, - ночной как-то печально усмехнулся, - по сравнению с родом людским даже всех нас вместе взятых не так много. И за всеми вы уследить не сумеете.

   - Но кто сказал, что мы будем делать это вечно? - я встал, чтобы помешать кочергой угли, переливающиеся, как затихающее драконье сердце. - В конце концов, мы плотина - а ни одна плотина не стоит бесчисленное множество лет. В конечном итоге все наши действия обречены на провал - мы можем его только отсрочить на какое-то время и надеяться, что наш мир выживет. А нас здесь и в самом деле всего несколько тысяч.

   Навь так и усмехался, глядя в камин глазами уставшей, древней змеи.

   - Знаешь, иногда мне кажется, что все мы, все, принадлежащие к Древним Родам, всего лишь тени, что остаются за кругом света от электрических ламп. И стоит погасить этот свет, и мы исчезнем, растворимся в ночной темноте... В недолгой памяти людских сказок и легенд...

   - Мы и так уже растворились... или ты не заметил? - я отвернулся, опираясь рукой о каминную полку - волосы, выбились из-под ленты, упав на виски. - Все мы, приходящие в ваш мир, растворились в нём, и нам не вынырнуть отсюда - даже если подадут руку...

   - Ох, Габриэль, такие разговоры не на трезвую голову... - Навь за моей спиной вздохнул, вновь, судя по звукам, набивая трубку. Я прикусил нижнюю губу, всё равно он не видел моего лица. На трезвую голову... Я всегда трезв - кроме той ночи. А... молчать так долго - столетиями, невозможно. Перед своими - слабость, перед ним - просто странные слова. Да... теперь понятно, почему он искал успокоения в вине.

   Мы молчали в тёмной гостиной, глядя, как затухает последнее биение жара в углях. В россыпи огненных ящериц, в разбитом драконьем сердце... а наверху спал, свернувшись в кресле, маленький волчонок. Дитя, которому принадлежал весь этот огромный, и бесконечно чуждый нам мир.

СУББОТА 12 АВГУСТА

к оглавлению

   Наконец-то я выспался. Учитывая предстоящее сегодняшней ночью дело, это было как нельзя кстати. Ясная голова, восполненная прошлым днём в озере сила - только вот насколько её хватит? Я задумчиво поднёс кончики пальцев к виску, трогая ими кожу - пальцы оказались, как всегда, холодны.

   Со вздохом я поднялся - за лёгкими шторами казалось жемчужно-серо - мягкое марево покрывало небо, наполняя воздух водяной взвесью в безветрии. Было почти тепло - выбираясь из-под одеяла я даже не передёрнул плечами, окунаясь в прохладный утренний воздух. Часы, в гостиной внизу отбивающие десять, оповестили о том, что заспался я порядочно. Снизу пахло чаем - кажется, Данни самостоятельно принялся за уничтожение следов вчерашней роскоши.

   Я прислонился голой спиной к стене - хотелось поспать ещё немного, но передышки, подобные прошедшему вечеру, слишком редки, и повторять их часто опасно - расслабишься, как сейчас - и пропустишь что-то важное. Хлопнула дверь на веранду - кэльпи куда-то направлялся - поваляться в другом обличии на нежной после свежей ночи траве, или в гости к фэйри. Она, как я вчера понял, полностью примирилась с тем, что я чуть не убил её хозяина - или кем там ей Даниил приходится. Да... этот случай я ему припоминать буду неимоверно долго...

   Я накинул рубашку, прислушиваясь к тишине в библиотеке. Юстин вчера так сладко уснул, что остался у нас - ни я, ни Даниил не решились его будить. Я усмехнулся - вчера мы были, чересчур сентиментальны. Но, наконец, хоть что-то прояснилось - и мои подозрения о принадлежности Дювьеля к происходящей истории, хоть и были основаны скорее на интуиции, чем на здравых размышлениях, подтвердились... Что, всё-таки, нужно Прядильщику от Даниила? Хочет единолично распоряжаться в Гатри?

   Но... этот городок не такое уж и важное приобретение - учитывая, что на холм простирается власть Алой Невесты, и мёртвые капища полукольцом с востока ставят заслон, ограничивая приток силы... А за Источник в озере придётся побороться с Терновкой, да и выигрыш этот будет сомнительный - не так просто водяная не любит отдаляться от Поющих камней - слишком быстро привыкаешь к постоянному источнику силы.

   Почему же противник затаился? Понял, что его заметили, или его планы пока не поддаются нашему логическому анализу?

   Я умылся и привёл себя в порядок. Листва яблонь за окном словно наполнилась от влаги соком и насыщенной зеленью - и казалось, что иногда сквозь тучи проглядывает солнце. Оса несколько раз ударилась в оконное стекло, но потом улетела, раздражённо гудя. Никогда не любил этот звук - как жужжание мухи, только более тревожный.

   На ветви дерева сидел ворон - чуть нахохлившийся, словно успел уже задремать - данники сами решили проведать меня, раз уж я не звал их, только просил показать дорогу к дому Навь в ту злополучную ночь. Хотя, как сказать злополучную... Задуманное я выполнил, а Даниилу произошедшее особого вреда не принесло - но камешек, конечно, нереален!

   Чуть влажная у корней трава приятно холодила ноги, заплетаясь вокруг пальцев уже по-осеннему жёсткими отдельными стебельками. Как всегда во влажном воздухе, ароматы казались ярче и насыщенней - розы... Тот, кто строил этот дом, был заядлым их любителем. Жасмин отцвёл, и яблони сбросили кипень пенную, а они всё осыпаются кремовыми и карминовыми лепестками. Жаль, что в этом мире почти не найдёшь белого шиповника. Только цвета крови с туманом.

   - Ты не звал, но я пришёл.

   - Благодарю... Что ты можешь сказать мне? - я подождал, пока тяжёлая птица с ветки опустится на плечо - уже зажившее, но всё ещё чувствительное сквозь простой лён домашней рубашки. Когти слегка царапнули по коже - перья прошлись тусклым сполохом радужного перелива. Сила... Как легко они берут нашу силу - и как долго помнят об этом.

   Он хрипло каркнул, словно собираясь с мыслями.

   - Старший с посланием улетел - мы проводили. В городе тихо - все прячутся. Над крышами никого - только мы. Боятся все - в Низине тишина. Мы следили за ночным - он никого не убил. Завод догорел - там никого больше нет. Ещё дымится - не присесть, и ходят по краю, боятся люди. Тишина - говорят, с севера идут грозы.

   Я улыбнулся последней его фразе - видимо, в городе, не считая взрыва, и в самом деле необычайно тихо, раз даже это он решил достаточно значимым, чтобы донести до меня.

   Я направился к веранде, чуть поглаживая птицу по спине, одновременно помогая ей держать равновесие. Там должны были остаться вчерашние колбаски, несколько креветок в соусе... В прошлый раз ему досталась ветчина, теперь что-то ещё. Какая разница - они видели меня наверняка после попоища. Ещё бы - такое разве что слепой не увидел.

   Посадив его на край стола, я поставил перед ним тарелку с колбаской и пододвинул соусницу. Он даже прижмурил тонкими туманными плёнками глаза, когда я перехватил его на руки - скорее всего, впервые позволял кому бы то ни было так себя коснуться.

   Кивнув, чтобы ворон приступал к трапезе, я вернулся в дом, услышав как в библиотеке заворочались. Должно быть, Юстин сейчас только-только просыпается. Несколько раз стукнув легонько в дверь библиотеки, заглянул туда - за столом стоял, поправляя смятую во сне рубашку, волчонок. Волосы у него торчали в беспорядке, а на щеке медленно бледнела полоска от складки на воротнике. Плед, которым я его укрыл перед тем, как лечь спать, лежал рядом с креслом - кажется, он его сбросил во сне.

   - Ой... - он смутился, поняв, что остался здесь на всю ночь, и плохо ориентируясь спросонья в незнакомой обстановке.

   - Доброе утро... Ты вчера так хорошо уснул, что Даниил оставил тебя досыпать прямо здесь. Ванная внизу и направо в конце коридора. Если хочешь, оставайся на завтрак. Выходи на веранду - тебе ведь вчерашний ужин, как я понял, понравился. Позавтракаешь, а уж потом пойдёшь... домой. Если нашёл что-то интересное - бери, почитай. Потом занесёшь - я ещё нескоро уеду.

   - А... Спасибо, я... Очень вкусно было.

   Ещё раз улыбнувшись, я выскользнул за дверь - всё, что нужно, он найдёт, а смущать его излишним вниманием не хотелось. Ребёнок.

   Когда пришёл Юстин, я уже убрал грязную посуду и подогрел остатки каши и окорока. Три пирожных, одно из них пришлось частично обрезать - на него налип мотылёк, являли собой десерт. Шевелюра у волчонка так и пребывала в относительном беспорядке - кажется, он расчесал её пальцами, но вот сонного оцепенения в глазах поубавилось. Что-то виделось в нём от ребёнка, попавшего в сказку. Странную, но, несомненно интересную.

   - Приятного аппетита, - он сперва потянулся рукой к ломтю мяса, но на полдороге всё же вспомнил про этикет - рука плавно, словно это было просто неловкое движение не окончательно проснувшегося юноши, завернула к ложке. Кашу съесть он тоже был не против. Мы молчали - я наслаждался тишиной мягкого позднего утра, а он из природной, или ещё какой застенчивости. К тому же он был занят - рвать мясо, как вчера, ему показалось неприлично - одно дело, ужин по соседству с Огоньком и Навь - по контрасту с ними многое выглядит нормальным. И совсем другое - молчаливый поздний завтрак с хозяином дома. Причём этот хозяин едва не убил опекуна... Интересно, какого он всё же мнения обо мне?

   Закричали далеко галки - где-то за домами, в полях. Должно быть, фермеры прогоняли стаю, чтобы она не потравила урожай. Мяукала за стеной дома кошка - Юстин прижмуривался и поводил носом. Словно и кошки иногда были ему не чужды в качестве завтрака.

   - Ты что-то читал... интересная книга? - на мой вопрос он отвлёкся от еды.

   - Это книжка Вильгельма Гауфа, - он замялся, чуть розовея щеками. - Сказки...

   - Интересная, и очень приятная книга. Конечно, восточные реалии у него далеки от жизни - но полёт фантазии поистине завораживающий, - я про себя хмыкнул. Большая часть придуманных историй о востоке разительно отличались от реальности. Тот же калиф Гарун-аль-Рашид был далеко-о не таким альтруистом, как описывался. Скорее даже наоборот. - Возьми почитать - недочитанная книга, если она интересна, вызывает те же муки, что висящий под потолком окорок у голодной лисы.

   - Спасибо, - он прихлебнул горячего чаю и поморщился, чуть обжёгшись. Сказки, как я понял, читать хотелось, но было несколько стыдно - словно он не дочитал своего в детстве, и теперь, считая себя взрослым, гадал, не странно ли это - юноша и читает сказки.

   - Не стесняйся своих желаний - но и не афишируй их. Мне так Гауф нравится - даже удивительно, сколько он сумел угадать, - я отставил чашку с чаем, глядя, как по тропинке возвращается Данни. Вид он имел настолько довольный, насколько это вообще возможно. Да, сегодняшняя ночь для него вышла лучше, чем для всех нас, вместе взятых. Кроме Огонька, конечно.

   - Доброе утро... - Данни кивнул волчонку. Юстин вежливо поприветствовал его.

   Интересно - Данни ходил к своей даме сердца с подношением, или просто так гулял? Да и в том, что Даниил оставил столь спокойно Юстина у меня, была, как теперь казалось, некоторая доля корысти - вряд ли он встал бы с утра пораньше, чтобы что-то приготовить...

   Я придерживал вилочкой кусочек, отделяя его от основной части. Юстин, специально для которого всё делалось столь медленно и неспешно, копировал мои движения - получалось очень даже неплохо.

   Я меланхолично наблюдал, как Данни, что с ним бывало достаточно редко, сам ушёл суетиться на кухне. Чай он уже подогревал - его остатки мы с Юстином как раз и распивали.

   - Спасибо... - Юстин облизнулся - это почему-то выглядело по-звериному. Нужно серьёзно поговорить с Навь по поводу манер - мне, если всё сложится удачно, придётся покинуть город - а в окружении своего опекуна, и особенно этой фэйри, Юстин даже не желая того, неизвестно чего может нахвататься.

   Я аккуратно взял лежащую справа от тарелки салфетку, промокнул уголки губ и, небрежно скомкав одним движением, положил на край тарелки. Волчонок внимательно проследил - наверняка запомнил.

   - Пока я здесь, нужно тебе почаще бывать у меня в гостях - и если возникнут какие-то вопросы - обращайся. Возможно, что-то Даниил тебе рассказать не сможет - а я сумею разъяснить, - я отставил чашечку, аккуратно вставая, и только после этого отодвигая стул, вместо того, чтобы с шумом елозить им по полу. Волчонок повторил, незаметно отряхивая налипшие на ладони крошки от пирожного.

   - Спасибо за завтрак... Ну, я, пожалуй, пойду? - Юстин нюхал воздух - запах роз ему явно не нравился - слишком резкий для чувствительного носа.

   - Стой, а книга? - я вопросительно на него глянул. - Не знаю, есть ли у Навь такая, да пока искать будешь, - я вспомнил, что у него валялось по всему дому - одной из составляющих беспорядка были именно книги. Если даже больше похожие на волшебные истории, чем на обычные сказки произведения Гауфа у ночного и есть, их ещё нужно отыскать, и даже самый изощрённый нюх в этом не подмога.

   - Точно... Я сейчас... - волчонок уже собрался подниматься наверх.

   - Не суетись - я сам принесу, - я с улыбкой остановил его, придержав за рукав. Он ощутимо дёрнулся - остро чувствует границы собственной территории, или же не привык, к чужим прикосновениям?

   Взбежав наверх, я нашёл богато иллюстрированную книжку с толстыми плотными листами. Она лежала открытой на странице, изображающей караван, идущий по пустыне - с верблюдами, цепочками коней и невольников. Восточные истории. Оторвав кусочек заготовленной для писем бумаги я заложил страницу и поспешил к мнущемуся внизу уже на дорожке волчонку. С благодарностями приняв книгу он тут же направился к воротам. Проводив Юстина, я неожиданно для себя помахал ему вслед, когда тот обернулся - как зверь на нору. Небо, это я после вчерашнего вечера так непозволительно-сентиментально расклеился? Тут идти-то недолго.

   Волчонок шёл скоро, зажимая книгу под мышкой, и держался поближе к берегу озера, словно готовый в любой момент сигануть с дороги в ивняк. Воспитывать да воспитывать... Дорогу мазнула тень - в серовато-светлом небе плавно скользил по потокам воздуха ворон. В следующую же встречу поручу им глаз не спускать с Даниила - когда вернётся, по его словам, ненадолго отлучившийся Прядильщик, тут же начну обряд - чтобы не успел перехватить добычу на свою голову.

   Жаль, безмерно жаль, что я не могу сплести такую же сеть - но зато и меня сложнее найти, и просьба ворону не оставляет следов. При всём желании не узнать, поймав птицу, с кем она связана - сила при передаче обезличивается, а нитей между нами не видно - они глубже, они в ушедшей ко времени клятве, и только давшие её видят их. И сила сберегается. Правда, её и так и так постоянно приходится принимать из-за этого ночного. Не одно, так другое...

   Заперев воротца, я поднялся к себе в комнату. Прибрать документы и всё надёжно спрятать - чтобы только прибывшие в случае моей гибели соратники смогли забрать их. Взяв уголёк из рябинового костра, горевшего в ночь полнолуния я тщательно, задумываясь над особенно заковыристыми значками, вывел три охранных круга. После уселся за стол и вдумчиво записал отчёт, из которого будет ясно, почему я оказался в такой ситуации и с какой целью полез в столь опасное место.

   Хотя какие причины - идиотизм чистой воды.

   Наверное - это заразно. Укусил же он меня тогда в плечо! И... брудершафт этот. А, к тлену всё это!

   Завершив запись поскорее, чтобы не оставить в ней чего лишнего и слишком эмоционального, я уложил кристалл в самый центр кругов и завершил охранный наговор, установив на девяти знаковых точках белые кварцевые камни, извлечённые из шкатулки.

   Данни я застал за поеданием пирога, спрятанного для единоличного своего пользования в духовом шкафу, Он чуть не подавился, когда услышал мой краткий план на эту ночь.

   - Что? Ты думаешь, это возможно? Кххе... А если нас поймают!! Я ещё так молод! Я не могу!!!

   - Успокойся, животное. Я иду не с тобой, а с ночным. Будешь сидеть дома, и стеречь. Если что - не хочу возвращаться пешком - придёшь и отвезёшь меня обратно.

   Ковырнув корочку пирога, он недовольно воззрился на меня. Впрочем, перспектива оставаться в безопасности во время сумасбродного предприятия его вполне устраивала.

   - Ладно... А... А если ты не вернёшься? - честные лошадиные глаза пытались выразить тревогу за меня, но почему-то в них светилось предвкушение перемен и озабоченность тем, кто же будет его кормить. Низкое, материально заинтересованное прагматичное животное!

   - У меня в чемодане лежит шкатулка - простая, ты её уже видел сто раз, не делай непонимающее лицо - а то я не знаю, кто тогда пытался надеть на себя ленту с наложенным мороком писаного красавца. В ней кольцо - из топаза. Жёлтенькое такое - сломаешь его. Молотком, копытом - неважно. Главное, сломай. А, да - будешь шкатулку искать - не вздумай ступить в круг на полу - некому будет посылать сообщение о моём исчезновении, - я избегал говорить слово "гибель". Ещё... накаркаю. А наши данники к этому относились серьёзно. - Шкатулка в чемодане - в шкатулке кольцо - кольцо нужно сломать. В круг ни в коем случае не ступать - он уже активизирован, и тебя разнесёт на капли, если совершишь такую глупость. Шкатулку обязательно закрой - иначе тоже могут возникнуть крупные неприятности на твоё подхвостье. Как сломаешь кольцо - больше ничего не нужно - ты свободен. Они узнают, что нужно прибыть, и всё сделают. Всё написано, тебе даже встречать их не обязательно. Но лучше бы встретил - ещё решат расспросить - из-под воды достанут. Иди куда хочешь - до ближайшего озера уж точно.

   - Хорошо... - повторённое дважды поручение застряло в извилинах мозга моего кэльпи, и вызвало на его лице живейший мыслительный процесс. Думаю, главным образом он решал, куда податься в случае чего, и что хорошо бы оказаться в этом озере - и Огонёк рядом, и источник силы, и вообще... Чем плохо? Домовой слушал из угла - мне давно казалось, что он не против того, чтобы я умер, или ещё как самоустранился из его жизни. Тогда он бы смог наконец осесть где-то и тихо ждать нормальных хозяев, подрёмывая в предчувствии спокойных дней. Я вздохнул - Огонёк и Юстин вряд ли будут столь неприкрыто предвкушать исчезновение Даниила. Но... каждому своё.

   - А, ещё вот что - деньги, что останутся - можешь забрать. Вряд ли они потащат их с собой, - я развернулся, слыша, как за спиной сладостно вздохнул над пирогом лохматый кэльпи. Не иначе думает, жизнь ему улыбнулась - как же, я не самоубийца - и к походу подготовлюсь со всем тщанием. Разбаловал этого куцехвостого...

   До назначенного часа оставалось ещё много дел, и через двадцать минут, подбадриваемый щекотанием ботинок по бокам, Данни уже рысил по направлению к богатым кварталам Мраморного бульвара. Перечисленные Чарльзом Легроем частные собрания остались без внимания с моей стороны - и со стороны неизвестного поджигателя тоже. Что-то мне подсказывало, что ничего я там не найду существенного - но проверить нужно...

   На набережной под ноги Данни сунулся чумазый мальчишка - продавец газет. Кинув ему несколько затребованных пенсов, я взял сразу три. Оставив коню самому выбирать аллюр, накинул морок, и предался чтению - на всех передовицах писали почти одно и то же.

   "Катастрофа...", "Ужасающий пожар разыгрался на складах в фабричной части города", "Трагедия на заводе, злой рок преследует дело Уатингтона"...

   Хмыкнув, я раздернул газету по сгибам и погрузился в чтение, покачиваясь в такт неспешным шагам коня.

   "...В ночь на 11 августа без четверти полночь, на заводе, который готовился к открытию цехов по производству новейших моделей моторов, произошёл ужаснейший взрыв. Как сообщил очевидец произошедшего, сторож из расположенной по соседству текстильной фабрики, Грегори Фроуг, здание буквально взмыло в воздух.

   ...Всё вокруг окуталось мгновенно густым дымом, среди жильцов располагающихся на улице Фабричной домов произошла страшная паника. В случившемся ужасном смятении пожарный экипаж около двадцати минут не мог подъехать...

   ...Около полицейского отделения вчера было полное неистовство - от Персиваля Китченера требовали принять меры по сохранению рабочих мест, и только вмешательство Питера Скотта, наследника недавно опочившего Джереми Скотта, повлияло на необычайно возбуждённых...

   ...вероятно, вследствие неаккуратного обращения с поступившими на хранение в ожидании отправки ёмкостями с...

   ...неоднократно отмечала, что упомянутый Боб Поттингер позволял себе употреблять горячительные напитки прямо на месте, что уже приводило к опасным ситуациям.

   ...Следствие ведется энергично"

   Бросив газеты в урну, я усмехнулся, когда свёрнутая трубочкой бумага попала аккуратно в отверстие. Всё шло так, как ему и положено идти - люди, хоть и были взбудоражены, но особого угнетения не чувствовалось - жертв только двое, а ущерб нанесён человеку, располагающему далеко не единственным источником дохода. Прохожие на улицах всё ещё оживлённо обсуждали произошедшее - но все версии сводились к нитроглицерину, халатности, и... и злому року, витающему надо всем этим предприятием. А ещё о прошедшей наконец жаре, которая почти высушила город до костей, и том, что есть что-то от промысла божьего в гибели двух магнатов... И вот ведь как интересно - как только всё полыхнуло, этот убийственный зной и сгинул в удушливое истаявшее воспоминание. А рабочие места... Так этого можно добиться разными путями.

   Данни всхрапнул и прибавил ходу. Нужно было побывать в нескольких местах, в том числе у Фильере. К тому же я хотел ещё раз по возвращении в дом повторить план тоннелей. На всякий случай...

***

   Мы сидели под отцветающими яблонями на прогретой весенним солнцем земле, прислонившись спиной к тёплому, шершавому стволу старого дерева. И солнечного света было настолько много, что казалось, он проникает насквозь через плотную ткань повязки и закрытые веки. Всё залило золотым сиянием и окружающий мир состоял только из звуков, запахов и ощущений. Но лицо сидящего рядом Змея я видел столь отчётливо, что мог проследить, как меняется от движенья листьев узор тёмных малахитовых глаз, и как вытягиваются в тонкие нити его зрачки, когда лучи солнца проскальзывают сквозь лиственную завесу.

   Мерно гудели где-то в кронах деревьев пчёлы, шуршали листья от прикосновения ветерков и вновь старая яблоня осыпала нас нежным и тонким снегом. Лепестки опадали тихим шорохом, тонули в мягком травяном ковре, касались рук. Запах послеполуденного сада, где, как на холсте из аромата яблонь, проступали кусты смородины и мягкая горячая пыль узких тропинок...

   - Тень, кое-что повторяется...

   Я чуть повернул голову и снова увидел его, задумчиво глядящего куда-то сквозь тёплую метель лепестков. Красивое юное лицо, похожее, почти неуловимыми чертами, на лица канувших во Тьму родичей и совершенно другое... принадлежащее уже этому времени, этому миру... Золото солнечного света смешалось с золотыми бликами его странных крыльев. Или то был ореол светлых волос?

   -... и мы ещё не единожды пройдём этот поворот Колеса Жизни.

   Рука, тёплая, с огоньками лета на кончиках пальцев, дотронулась до моего локтя и ощущение лёгкости и мириад солнечных зайчиков, так и осталось, даже когда прикосновение исчезло...

   Я всё-таки открыл глаза, почти убедив себя в том, что летний, полный запаха диких трав и медового солнечного света, вкус его крови - реальность, а не сновидение. И что сейчас я увижу Змея, сидящего рядом со мной на кровати и с улыбкой глядящего в глаза...

   Одеяло на самом краешке постели и вправду было примято, но только одно знакомое мне существо умудрялось повсюду за собой оставлять дубовые листики и прочий древесный мусор.

   Я дёрнул уголком губ в усмешке, удобней устраиваясь под тёплой тяжестью одеяла.

   Кое-что повторяется и мы ещё не единожды пройдём этот поворот Колеса Жизни...

   Змей ли говорил эти слова, или это мои собственные мысли прозвучали во сне?..

   Когда-то... давным-давно... мы и вправду сидели так под отцветающей старой яблоней и на глазах была плотная повязка, чтобы я не ослеп от ставшего иным солнечного света. Но о чём мы говорили тогда, я уже не помнил.

   Кое-что повторяется...

   И Колесо Жизни сделало ещё один поворот...

   И я не знаю, что мне делать с этим...

   Но, как бы там ни было, сон развеял ту хмурую безнадёжность и тоску, что прошедшей ночью вытекала из камина в струйках тёплого воздуха и ложилась на плечи неподъемной тяжестью потерянной Силы. Богини! Даже смешно сейчас! Возвращаясь домой, я боялся того момента, когда мне всё-таки придётся закрыть глаза и провалиться в сновидения. Боялся, что будет сниться то, что я не хотел бы видеть во снах, или то, что очень хотел... Но не стоит думать сейчас об этом - на самом ли деле Змей пришёл в мои сны, или то были воспоминания, в любом случае не для того я проснулся в столь хорошем настроении, чтобы тут же загнать себя мыслями в чёрную меланхолию.

   Высунув из-под одеяла руку, я свесил её с кровати. Вокруг пальцев тут же обвилась холодная ленточка сквозняка и желание вставать моментально пропало. С кухни всё теми же вездесущими сквознячками донесло обрывок негромкого разговора и потянуло чем-то на удивление съедобным и не горелым. Нет, Фаэ вряд ли способна приготовить хоть что-то, что пришлось бы предварительно варить, печь, или жарить. Богини!!! Неужели Юстин умеет готовить?! На это следовало посмотреть, а, в случае чего, и попробовать.

   Всё-таки выбравшись из-под одеяла, я зябко передёрнул плечами, кутаясь в тонкий халат. Раздёрнул шторы, закрывая окна и балконную дверь. Облака ещё к рассвету затянули всё небо плотным серым покровом и на улице давно было по-вечернему сумрачно. Гатри на том берегу мерцал холодными звёздочками фонарей и разноцветными пятнами окон. Там, куда сходились дрожащие нити света, словно из тёмной чаши - стен старого города, в небо текло призрачное свечение газовых фонарей. Здесь и сейчас мысли о предстоящем походе в Закатные башни не вызывали никакой тревоги. Да и вообще, не собираемся же мы соваться во владения хранительницы холма?!.. Я уж точно не собирался.

   Паркетный пол, нигде не укрытый коврами, был холодным, и я переступил с ноги на ногу. С первого этажа интригующе запахло вполне приемлемо сваренным кофе...

   Спускаясь вниз, я потирал плечи руками - свежий воздух, это, конечно, замечательно, но всеми ветрами продуваемый дом - уже слишком! Хотя, может мне так холодно после сна? А в ванной комнате поджидали и вовсе ледяные плитки...

   Стоя в горячих лентах воды, кутающих тело переплетениями древних рун, я на пару секунд ощутил постороннее присутствие. Видимо, Фаэ решила проверить, скоро ли я доберусь до кухни. А ведь благодаря выходкам этой девчонки я за три неполных месяца окончательно утратил способность смущаться по таким пустякам! С момента нашего, если это можно так назвать, знакомства, прошло около недели, когда она посчитала вполне допустимым заявиться в ванную комнату как раз, когда я улёгся в воду, и, как ни в чём не бывало, начать разговор об Истории предисходного периода... Хорошо, что в присутствии юного двуликого Фаэ ведёт себя прилично... или старается изо всех сил. А все мелкие безобразия в основном, направлены на мою персону, но тут уж ничего не поделаешь - такова её суть. Да и начни Фаэ общаться со мной как-то иначе, заподозрил бы неладное в себе.

   Я улыбнулся пришедшим мыслям: эта фэйри и маленький двуликий... Дом стал бы пустым и мёртвым без них.

   В кухню я зашёл согревшись, и от созерцания чуть промокшего от волос халата и босых ног передёрнулась сидящая на корточках прямо на столе у плиты фэйри. Я лишь усмехнулся - открытые по всему дому окна и двери были именно её работой.

   Юстин, стоящий у плиты всё в той же одежде, в которой ходил вчера к Габриэлю, повернулся ко мне.

   - Добрый вечер, - он несколько растерянно улыбнулся.

   - Добрый, - я улыбнулся в ответ, усаживаясь на стул подальше от света горящих на столе ламп. - Огонёк, а ты у нас на сегодня - главное блюдо?

   - Обойдешься омлетом! - фыркнула она, даже не думая не то чтобы слазить на пол, но и отодвигаться от источника тепла. Только невероятным акробатическим движением выпрямила ножку и подтянула сползающий гольфик. Столь полюбившийся, не иначе из-за способа добычи, матросский костюмчик, что был на ней сейчас, выглядел на удивление чисто. Я бы даже сказал, что его выстирали!

   - Даниэл, вы будете? - волчонок кивнул на сковородку, в которой, судя по запаху, доходил до готовности омлет с колбасой и помидорами.

   - С удовольствием! Как я чувствую, у тебя прекрасно получается.

   Юстин, смутившись, отвернулся к плите.

   - Вообще-то, я иногда помогал Теодору... Виктория почти не нанимала прислуги.

   - Всё к лучшему - как видишь, ты успел приобрести полезный опыт.

   - Эн"шэн! Не пугай так бедного мальчика! - состроив обезьянью рожицу Фаэ пригрозила мне пальцем. - А то решит ещё, что ты очень рад обретению повара в его лице и теперь его святой обязанностью будет сутки напролёт торчать на кухне и готовить тебе поесть!

   - Огонёк, не это я имел в виду, и ты прекрасно меня поняла, - усмехнулся я. - Только вот, боюсь, как бы ты не уцепилась за такую возможность.

   - Да я, можно сказать, сыта воздухом и солнечным светом!

   - Ага, - кивнул я. - То-то после подобной трапезы остаются горы немытой посуды и кастрюли с подгоревшей кашей?

   - Не слушай его, Юстин, это чистой воды клевета! - нагло заявила девчонка и в обиженном жесте попыталась, не меняя позы, сложить ручки на груди. Волчонок, стоящий вполоборота ко мне, улыбался.

   Может, и не прав я был, решив поначалу оставаться при нём в мороке сорокалетнего дядьки (правильно Фаэ заметила, что веду-то я себя всё равно, как двадцатилетний оболтус), а может, Юстин начал привыкать к нашему общению. Ну да, не всё ведь сразу. Я потянулся к полочкам буфета, чтобы достать чашки для кофе. И вообще, ему ко многому ещё придётся привыкать, да и отвыкать тоже... Чего только стоили его взгляды, поначалу осторожно бросаемые на меня за столом! Но... ладно Юстин - мальчишка, который до недавнего времени не знал, что он сам двуликий. Вервольф... Вспомнился вчерашний странный намёк Габриэля на то, что я слишком бледен. Богини! Сдаётся, имел он в виду, что мне не помешало бы выпить крови!..

   Но ведь и вправду, что мы знаем друг о друге? Во время Исхода, прошедшего здесь менее чем за сотню лет, до изменений, происходящих с нами, было дело лишь нам самим. И хоть обрядов, связанных с кровью, полно у всех, чудищами и кровопийцами всегда считали нас. Заслуженно конечно, под конец Исхода... Но сейчас-то зачем всех под одну гребёнку чесать?

   Габриэль же и вовсе не принадлежащий к этому миру... Богини! Почти непредставимо!..

   - И о чём это ты так размечтался? - Фаэ, усевшись напротив, положила голову на сложенные на столешнице ручки и с любопытством заглядывала мне в лицо. - Девять, - неожиданно добавила она и ехидно улыбнулась.

   - Что девять? - не понял я. Юстин уже раскладывал омлет по тарелкам. Судя по тому, что тарелок было только две, а возмущений со стороны фэйри не последовало - первую сковородку Фаэ слопала единолично. Куда в неё только поместилось?

   - Ты положил в кофе девять ложек сахара! - продолжая источать ехидство, протянула она. - Боюсь, если так пойдёт и дальше, у тебя на самом деле что-нибудь слипнется!

   - Шутка повторенная - смешнее не будет, - заметил я, с невозмутимым выражением на лице помешивая кофейный сироп. - Юстин?

   Двуликий поднял взгляд от тарелки, где совершал некие приличествующие этикету манипуляции с вилочкой и изредка откладываемым в сторону ножом с закруглённым кончиком. Не иначе поедание первой сковородки было ещё и показательно-обучающим.

   - Мне предстоит одно небольшое приключение... Не думаю, что со мной там что-то случиться, но на всякий случай, чтобы тебе было спокойнее. В библиотеке, в нижнем ящике стола, лежат письма. Там есть пачка с адресом пересылки в Санкт-Петербурге, от Никиты Велеса. Это мой очень близкий друг. И если что... Да вообще, на будущее, если возникнут какие-либо неприятности, а меня не окажется рядом, можешь смело обращаться к нему. Велес, правда, не из двуликих, а потомок чистой крови Тёмных Родов, но ведь и я из ночных. Здесь у меня тоже есть друзья, но это люди, и хоть перед ними можно особо не таиться, во многом они тебе помочь не смогут. Арктур и Эвелина Стоун, Огонёк знает где они живут.

   - У-у... - протянула Фаэ, маленькими глоточками попивая остывающий кофе. - Что-то на тебя такое сегодня нашло странное. Ты куда вообще собрался? Опять с этим своим белобрысым сидхе? Каждый раз, когда ты с ним в компании остаёшься, заканчивается всё какой-нибудь гадостью.

   - Разве тебе вчерашний ужин не понравился? - я приподнял бровь.

   - Нуу... - замялась фэйри.

   - Даниэл, а куда вы идёте? - Юстин встревоженный таким поворотом разговора так и сидел, занеся над тарелкой вилочку.

   - К Закатным башням. Это в старом городе. Габриэль предполагает, что где-то там должна находиться если не тайная библиотека монахов, то некий их схрон.

   - Ну я же говорила! - рассерженно выпалила Фаэ. - Опять чёрте-куда вместе с ним лезешь!!! И зачем тебе эта библиотека?!!

   - Огонёк, не стоит так переживать - куда не надо мы не полезем. А в библиотеке могут оказаться документы, что хоть немного прольют свет на творящееся в Гатри непотребство.

   - И всё равно!!! - Фаэ насупилась, как маленький ребёнок и даже гневно, почти расплескав по столу содержимое, отодвинула от себя кружку. - А если Алая тебя почует?! Что тогда?! Ему, поди, ничего не станется! Он же свой под холмом!

   - Огонёк, - я покачал головой, - мы не собираемся соваться в её владения. А по старому городу я не единожды гулял и рядом с этими башнями в том числе - как видишь, со мной всё в порядке. Юстин, - я улыбнулся волчонку, - на самом деле нет в этом ничего опасного - Огонёк преувеличила. Единственное, что может нам угрожать там, так это паутина, пыль и плесень.

   - И когда ты туда собрался? - Фаэ всё ещё недовольно поглядывала в мою сторону.

   - Сегодня. Мы договорились встретиться с Габриэлем в десять.

   - А в чём ты туда пойдёшь? - по милому детскому личику расплылась не детская ухмылочка.

   - Хм... - я задумался перед тем, как ответить, мысленно перебирая гардероб. И вправду ведь нет ничего подходящего! Я даже верхом так давно не ездил, что из обуви остались только ботинки, удобные для неспешных прогулок по городу, городской опять-таки зимы и слякоти, но никак не блужданий по подземным коридорам...

   - У тебя на Вечернем бульваре, кажется, лежит миленькая такая ночная пижама. Правда, не помню, чтобы ты её надевал... Эн"шэн, ну зачем тебе туда?!..

   Я лишь вздохнул.

   - Может вам на самом деле перенести это на пару дней? - в глазах Юстина столь отчётливо читалось беспокойство, что я обругал себя за не вовремя начатый разговор. Мог бы подождать, пока он нормально поест!

   - Лучше не затягивать с этим. Чем скорее мы до конца разберёмся в происходящем - тем лучше. Гатри всегда был спокойным городком - я хочу, что бы так и оставалось.

   Ох, Богини! В самом деле, зря я затеял этот разговор! Не теми словами и не в то время!..

   

***

   Когда я пришёл к "Забытой книге", Даниил уже был там. Сидя за одним из крайних столиков, он читал газету, отпивая маленькими глоточками чай и, в такт некой неслышимой музыке, покачивал носком ботинка. Оделся он во всё чёрное - как и всегда, впрочем. Подходя ближе я окончательно уверился в том, что Навь всё ещё дышит воздухом этого мира благодаря исключительной живучести. Только ненормальное создание облачится для похода в подземелья, или некое их подобие, в рубашку, брюки, жилеточку и ботинки. Свеженачищенные.

   - Доброй ночи, - Навь повернулся, отрываясь от газеты, когда я не дошёл до него примерно столик. Уголки бледных губ приподнялись, что означало приветливую улыбку.

   - И тебе доброй... Ты... точно представляешь, что нам предстоит? - я с сомнением протянул это, выразительно глядя на завязанные бантиками шнурки.

   - Ну-у... У меня дома есть ночная пижама... Но, - он развёл руками, словно извиняясь за то, что пришёл не в ней, - думаю - это ещё более неподходяще.

   - Ладно, - я поправил под мороком моток тонкой верёвки на плече.

   - Ну что ж, тогда идём, - Навь поднялся со стула. И поправил манжеты на рукавах.

   Хмыкнув, я стал пробираться сквозь слегка нетрезвую студенческую толпу, но потом, плюнув на приличия и вспомнив, что в мороке, перепрыгнул через ограду низеньких кустов. Навь уже стоял снаружи, до меня воспользовавшись этим путём.

   - Сейчас мы к башне Безумия. Верное название, учитывая, кто под нею обретается.

   - Даа... - протянул ночной. - Два безумца лезут под башню Безумия...

   - Там, как мне сказал ректор, и потом я на карте это нашёл, есть два тоннеля - скорее всего, вход где-то в них. На карте помечено, что войти можно рядом с башней.

   Навь молча кивнул и его лицо причудливо исказили тёмно-голубые тени от газовых фонарей. Мы тихо прошли мимо окружённого парочками стрекочущего фонтана - аметистовые и серебристо-синие брызги, как из ладоней морской девы, разлетались в стороны, падая в темноту у воды с едва слышным звоном. Сквозь прореху в тёмном мареве расползающихся облаков виднелись едва различимые от света горящих фонарей звезды. Мелкие, но яркие, как северный речной жемчуг. Красные стены, кровяные в наступившей темноте, перешёптывались со старыми деревьями.

   - Нам туда, - я махнул рукой в сторону зубчатой стены, вспухшей похожей на непомерную бочку башней. Узкие, едва различимые бойницы причудливо и хаотично прорезали её плоть из тёмного камня. Подножье стены и часть башни скрывали густые кусты боярышника, а от посторонних глаз укрывали высаженные рядком ивы. Можно не беспокоиться, что нас кто-либо заметит, но придётся пробираться сквозь ветки в поисках входа.

   Навь чуть кивнул головой, проследив за моим жестом. Взгляд у него оставался рассеянным, словно мы вышли погулять по вечернему городу, посмотреть на фонтаны, а после, взойдя на эту самую башню, полюбоваться панорамой ночного уже города...

   - С тобой всё в порядке? Может мы слишком рано собрались и ты не успел восстановить силы? Или, может быть, ты голоден?

   - Со мной всё совершенно в порядке, - приподняв уголки губ в улыбке Даниил отвернулся, провожая взглядом пролетевшего мимо бражника. - Ты сейчас вообще о чём?

   Я внимательно оглядел ночного. Вчера он точно так же задумывался...

   - О том, что вчера, когда у тебя где-то внутри находился кусочек шлака, ты тоже выглядел несколько задумчиво. И... как я понял, нормально ты питаешься редко... - я прошёл вдоль стены, отодвигая в сторону преграждающие путь ветки кустов, оглядывая возможные пути проникновения в тоннели.

   - А-а... - как-то странно протянул Даниил за моей спиной. - Кажется, понимаю. Ты опасаешься голодного упыря, крадущегося в темноте незнакомых подземных коридоров и пускающего слюну тебе на шею?

   - Лично я боюсь не голодного упыря, а голодного или ещё какого обморока у упыря, и тяжёлого тела, капающего слюной за моей шеей.

   - Ну.. хм.. В таком случае могу тебя успокоить - со мной, на самом деле, всё в порядке. Просто паутина отнимает некоторое количество сил.

   - Ты держишь её постоянно?

   - Иначе нет смысла выплетать.

   Я остановился, похоже, мы нашли вход в тоннели - небольшой люк, со здоровенными, перетянутыми старой цепью скобами. Я потянул цепь, стаскивая её вбок. Ступать на поросшие мхом по краям доски не хотелось - казалось, они тут же прогнутся под моим весом, обваливаясь в неизвестные подземные переходы.

   Навь подхватил одну створку, и мы вместе открыли лаз. Я заглянул вниз - оттуда тянуло затхлым сырым воздухом, мышами и немного канализацией. Дно виднелось, но довольно далеко - конечно, спрыгнуть можно - но лучше делать это по очереди.

   - Давай-ка я первый, - Навь чуть отстранил меня и просто шагнул вниз, сливаясь с темнотой внутри. - Высоковато... И, чёрт побери!!! Лужа!.. - раздался чуть искажённый эхом голос.

   Я оттащил цепь подальше, бросил взгляд на кусты, закрывающие уединённое место рядом с не самой красивой башней, и зацепив за ствол дерева верёвку, спрыгнул вниз. Огляделся и с трудом сдержал смешок - на грязном, даже на вид скользком глинистом полу тоннеля ярко выделялись чёрные начищенные ботинки, и в них явно залилась немалая толика мутной воды из стоячей лужи, занимающей почти всё видимое пространство.

   Навь молча смерил меня мрачным взглядом. В сапогах было тепло и удобно, безрукавка не стесняла свободы движений, а штаны не требовалось поминутно поддёргивать на коленях и в поясе после особенно резких движений.

   - Права была Огонёк, надо было пойти в пижаме... - буркнул он, следуя за мной в темноту по мутной воде с непонятными хрупающими под подошвой комочками.

   Я оглядывался по сторонам - пол плавно уходил вниз. Разбитая кадушка, или бочонок - всё ещё радужные разводы пестрели вокруг... Масло, наверное, когда-то держали... Лужа становилась глубже - впереди виднелись только полусгнившие балки, влажный бугристый потолок и валяющийся рядом с ржавым остовом старинного переносного фонаря крысиный скелет.

   Я задумчиво сделал несколько шагов по расходящейся под ногами жиже - тоннель кончался беспросветным и окончательным тупиком. Здесь ничем, что мы искали, и не пахло. А вот запахом дождевых червей, стоячей воды, перемешанной с гнилой соломой и ещё какой-то ботвой - не иначе, сюда иногда сбрасывали мусор, разило изрядно. Навь стоял довольно далеко позади, морщась и покуривая трубку - его ботинки полностью скрылись под водой.

   - Тупик? - уточнил он.

   - Тупик... - я подумал, что, скорее всего, тупиком этот тоннель стал благодаря стараниям Терновки - давешний странный сон, в котором я шёл за ней по ночному городу, объяснял многое. Дамы не поделили территорию... - Ладно, раз здесь не нашли - пойдём всё же в башню.

   - Можно было начать и оттуда, - Навь фыркнул, разворачиваясь обратно, промокшие в самом начале нашей аферы ноги подпортили ему настроение.

   - Можно, конечно же... - я, быстро цепляясь за веревку, вылез следом. - Только вот вероятность, что мы найдём что-нибудь и здесь, тоже была. И тут всё-таки безопаснее.

   - Ну, будем считать, что я уже кое-что нашёл, - мрачно глянув на меня, он наклонился, стянул с ноги ботинок и вылил свою находку. С носка у него капало. Для верности постучав ботинком по стволу дерева, он задумчиво взялся было за носок, но потом, передумал.

   - Что? Колючка попалась? - я смотал верёвку и закинул обратно на плечо. Мы ещё не приступили к делу, а он уже разочаровался в происходящем.

   - Нет. Думал, выбросить его, да так, ботинком ногу натру - кто знает, сколько ты ещё будешь меня таскать.

   - Не знаю... - я пожал плечами, направляясь к основанию башни, слежавшемуся понизу в один монолит. Протяжённость тоннелей под ней, наверняка не маленькая. И где-то там двери ведущие в Холм - место на границе этого и какого-то ещё мира. - Что ж... Если удача не улыбнулась нам здесь - придётся нанести визит в донжон. На карте я входа не обнаружил - но, судя по постройке, некогда это был именно донжон - правда, расположение его не по центру, а в составе крепостной стены, меня смущает... Ты знаешь внутреннее строение донжона, или тебе рассказать? - башня раздутой громадой уже нависала над нами.

   - Ты о потайном ходе между стенами? - Навь, притопывая левой ногой, пытаясь поправить обувь, шагал сзади.

   - Да... И хорошо - значит, тебе понятно, что мы сейчас начнём искать. О... Вот и вход.

   Небольшая дверь, возле самой стены, врезалась в каменную плоть башни Безумия. Старая, в белёсых, как птичий помёт, потёках, она была закрыта на внушительный амбарный замок. Дверью не пользовались настолько давно, что железная дужка стала похожа на спёкшееся ржаное тесто - рыже-белая, бугристая, с ржавыми маслянистыми пятнами. Если даже у кого-то и нашёлся ключ от этого внебрачного сына руды и молота, внутренности его, слипшиеся в один сплошной комок, не поддались бы натиску.

   Навь брезгливо, двумя пальцами, приподнял замок и, без видимых усилий, потянул вниз. С шершавым скрежетом дужка начала крошиться, а затем выскочила с одной стороны из паза. Ночной с отвращением отбросил остаток замка в сторону - на пальцах, мертвенно-бледных в темноте, остались рыже-чёрные мокрые чешуйки. Оттирая их прямо о брюки, он оглядел дверь, словно хотел убедиться, что этой сомнительной преграды больше нет.

   - Ну вот и отлично, - я пнул трухлявое дерево - проверять на ощупь, в самом ли деле белые потёки представляют собой птичий помёт, желания не возникло. Ржавые петли прохрустели что-то обличающее, и дверь плавно завалилась в темноту, повиснув на несколько секунд на остатках крепления. Подождав, когда осядет пыль, я осторожно заглянул внутрь - красноватые камни казались покрытыми испариной, как лоб больного.

   - Идём. Сперва наверх - не знаю, сохранились ли здесь лестницы - но как-нибудь вскарабкаемся, - переступив через вросший в землю стёртый порожек, я вдохнул затхлый, пахнущий мышами, стоячей канализационной водой и чёрной плесенью воздух.

   - Сюда, наверное, лет сто никто не входил, - Даниил стоял на пороге, брезгливо оглядывая внутренности башни. - Проще и вовсе не дышать.

   Я задумался, вытаскивать или нет из кармана платок. Светлая ткань обтянула нижнюю часть лица - дышать стало тяжелее, а вонь приглушало ненамного. Со вздохом пришлось стянуть и запихать его обратно. - А ты можешь?

   - Могу некоторое время, если не придётся говорить. А с этим платком ты был похож на бандита, пришедшего обчистить здешние кладовые. Запасы главного золотаря, судя по запаху...

   - А в подельниках у этого бандита некий франт... - я переступил подозрительного вида лужу. Края её чуть светились - подняв голову, я увидел на высоком потолке этого яруса башни несколько летучих мышей. Это объясняло и удушливую вонь, и обилие фосфоритных соединений на полу.

   Лестница сохранилась - но большую её часть уничтожили время и пожар. Каменные стёршиеся ступеньки иногда переходили в наклонную щербатую плоскость, покрытую мышиным помётом, перемежающуюся выемками с дождевыми лужами. Под сапогом противно прохрустели чьи-то мелкие костяшки, поскрипывая по подошве и камню.

   - Прошу, - Навь плавным жестом предложил мне свершить восхождение первым.

   Внимательно оглядев витую лестницу, идущую в узкий проход к стенам, образующим основу второго яруса, я с опаской ступил на ненадёжную опору. Влажная пыль прахом прошедших веков облепила сапог - она тяжело и густо взметнулась в похожем на закисший кисель воздухе. Я тронул стену самыми кончиками пальцев - камни были полны, как угли, отголосками давно отбушевавшей здесь силы, но молчали, прикрытые пеплом времени. Или чьей-то властью.

   - Как странно, - вытерев руку о подол безрукавки, я обернулся к ночному. - Здесь почти тепло, хотя на улице прохладно. Мыши не могли поднять температуру настолько - их слишком мало, а отсутствием ветра и... - я чуть не выругался, когда на очередном подобии ступеньки каблук мягко проехался по чему-то упруго-скользкому. Дохлая мышь со сложенными крыльями раздавилась о камни, и чёрная склизкая масса из лопнувшего брюшка со слипшимися волосками брызнула в стороны. - И не от процессов гниения...

   - Фуу... - раздалось снизу. - Ты хоть иногда под ноги смотри! Хорошо, что до меня не долетело. Хотя, сдаётся мне, там, куда мы так рвёмся, подобного... добра, будет навалом.

   Я попытался вытереть сапог о следующую ступеньку со сколотым краем, но только добавил к грязи на нём новую порцию пыли, намертво облепившей маслянисто блестящие пятна трупной жидкости. Про себя я хмыкнул. Мне глядеть под ноги не так важно, как ночному - высокие сапоги надёжно защищали от грязи, воды и резких изменений температуры. А вот его ботинки... А если попадётся целая кошка?

   Ступеньки ложились под ноги горбатыми спинами мёртвых рыб, такие же скользкие, вонючие и обманчиво-надёжные. Кусок камня один раз выкрошился прямо из-под ноги - я успел на инерции предыдущего шага перескочить через провал, всем телом впечатываясь в липкую мокрую стену.

   - Осторожно... - я вытер щёку рукавом. - Тут дыра.

   - Да уж вижу, - раздалось неожиданно откуда-то сверху. - Тут вообще много дыр... И дохлятины!

   - Как ты меня опередил? Ты же сзади шёл? - я передёрнулся, оглядываясь в чернильные разводы плесени на стенах позади себя.

   - Не зря же меня прозвали Тенью, - в голосе осторожно шагающего почти на виток лестницы впереди меня явственно чувствовалась усмешка.

   - Сейчас догоню.. - я с омерзением втянул в нос словно бы усилившийся сладко-тяжёлый запах гнили. - Кажется, это верхний виток... С крыши, должно быть, нанесло всякой дряни.

   Последний ярус вонял омерзительнее, чем все остальные - возможно, это объяснялось притоком свежего воздуха из дыр в кладке крыши. Смешанный с тем, чем можно ещё дышать, густой раствор гнили и затхлой грязи становился только ощутимее. Летучие мыши, поблёскивая чёрными мелкими глазками, разевали маленькие пасти - большая часть их давно вылетела на ночную охоту, и детёныши, почти взрослые, шипели, иногда роняя едко пахнущие зеленоватые капли. Я накинул на голову капюшон. Даниил же встал под тем местом, на котором мелких вонючих тварей почти не висело.

   - Вход обычно делали в самом верху башни, в личных покоях, - я коснулся рукой липкой стены. - Кирпич, или камень, или неприметный рычажок...

   Камни глухо и коротко отзывались стуком без малейших призвуков небольшого эха от пространства за ними. Неужели все здешние механизмы пришли в то же состояние, что и замок внизу? Обернув платком руку, я простукал вставленный в стену валун, покрытый белыми шершавыми полосками неизвестного происхождения. Вероятнее всего, это продукт жизнедеятельности... Но, для чего мне всегда знать всё столь конкретно?

   - Омерзительно! - выдавил Навь, с неким восхищением глядя на меня. Сам он так и стоял, не шевелясь. Что-то, пролетевшее рядом c капюшоном и сопровождаемое верещанием летучей мыши, объяснило его нежелание покидать относительно безопасное место.

   - Если тебе это занятие столь омерзительно, может быть, спустишься на виток лестницы вниз? Там этих тварей много меньше. Если тебя не затруднит... - платок проехался по белёсому пятну плесени. Словно я ударил в бок павшую лошадь...

   - Мм... - что-то глухо выдавив, словно давился здешним воздухом, Навь исчез. На самом деле - несколько неприятно, когда твой спутник почти не ощущается. Не дышит...

   Через некоторое время снизу раздались гулкие удары, будто Даниил решил не простукивать стену в поисках потайного хода, а сразу проломить её в приглянувшемся месте.

   Камень молчал. И у меня, и у него слышался под ударами одинаковый коротко-глухой отзвук сплошного каменного образования. Я методично выстукивал стены - давно вымытый раствор оставил после себя неровные трещины. Их заполняла то слизь, как на дне забытой на месяц в летний сезон грязной посуды, то оттуда ползли по камням потревоженные блестящие коричневые уховёртки и мокрицы. Падая на пол, они расползались с тихим влажным шорохом. Около одной стены слышалось скрипучее, почти змеиное шипение - там лежало тельце дохлой летучей мыши, из ушей и носа которой высовывались бледные раздутые тельца опарышей. Снизу раздался очередной сильный удар о стену. Интересно, чем он там простукивает камни - явно не рукой - звук резкий и короткий, и не палкой - надо быть совершенным идиотом, чтобы попытаться найти тайник, просто стуча ей о камни.

   - Навь... Ты что там делаешь? - вместо ответа внизу сгрохотало, словно кто-то бросил осколок кирпича в колодец. Что-то упало в лестничный пролёт? Оставив попытки выстучать что-нибудь путное, я быстро, но осторожно спустился вниз.

   - Нашёл... кажется, - выдохнул Навь, осторожно заглядывая в небольшой чёрный провал в стене - похоже, пара кирпичей провалилась куда-то внутрь.

   - Отлично... Видимо, некогда именно этот этаж был верхним, а то, что выше - надстроили позднее. Навь... - я подошёл ближе - как и ожидалось, он даже не прикоснулся к стене рукой, брезгливо неосознанно складывая пальцы в подобие кулака. - А чем ты простукивал стены?

   Ночной глянул на меня с лёгкой усмешкой, поднял ногу, перенеся вес тела на другую, и прицельно, коротко и сильно пнул стену. А потом отпрыгнул, чуть проскальзывая по влажной поверхности, когда скрытая под тёсанными хрупкими панелями кирпичная кладка начала обваливаться внутрь с непотребным грохотом, многократно расходящимся эхом по всему телу башни.

   - В этом месте стена показалась мне тоньше всего.

   - Удачно показалась... - принюхиваясь, не пахнёт ли из темноты чем-нибудь резким, и выждав, когда перестанут осыпаться мелкие частицы, я шагнул вперёд. Пыль довольно быстро оседала. Из провала тянуло тёплым сухим воздухом, мышиным помётом и едва чувствовалось прогорклое сало, кирпичная крошка и пыль, взметнувшаяся от падения части кладки. Было темно - никаких источников света - только участок узенькой - на одно не слишком упитанное существо, лестницы, стиснутой толстыми стенами.

   - Ты видишь в абсолютной темноте? - Навь с интересом разглядывал меня, словно естествоиспытатель, который открыл доселе невиданный образец тропической фауны.

   Я полез в карман, нашаривая коробок патентованных немецких спичек. Волшебство волшебством, но можно ведь и не тратить сил понапрасну? Сейчас только соорудить какое-то подобие факела, или вытащить припасённую свечу, и вперёд.

   - Нет. А ты?

   - Нет... Если только идти через тени - но здесь что-то я этого делать не хочу. Не нравится мне эта темнота... - он огляделся вокруг. - Сдаётся мне, она настолько же грязная.

   Скрипнул между каблуком и твёрдым тёсаным камнем осколок кирпича. На полу, припорошенный многолетней, если не вековой, пылью и мусором, лежал факел. Толстая палка с тряпкой, расползающейся на отдельные нити. Смола, которой щедро пропитали когда-то ткань, "забальзамировала" его верхушку. Сухой, даже не особо грязный, он отлично подходил для освещения. Может быть, дальше по ходу продвижения мы встретим ещё один завалявшийся источник света.

   - Что там? - Даниил протиснулся следом - на ботинки и нижнюю, влажную часть штанин тут же густым светлым слоем налипла пыль.

   - Факел. Cперва проход был тайными, а с некоторых пор стал ещё и забытым.

   Своеобразная мумия затрещала, выплёвывая в стороны длинные острые язычки пламени, а потом всё же загорелась, неровно, рвано, порой покрываясь тонким синим пламенем, почти невидимым. Наши тени в таком освещении словно сошли с ума, колотясь в подобии пляски святого Витта по стенам.

   Узкая лестница без прорезей, бойниц или ответвлений. Классическая, если можно так выразиться... Несколько витков, если она всё ещё цела, и мы, наконец, сможем прибыть туда, куда желаем.

   - Надеюсь, там не будет такой вони.

   - Вряд ли... Чувствуешь - воздух идёт нам навстречу, и он сухой. Наверняка, если внизу мы всё же найдём библиотеку, там тоже окажется сухо - во влажной нездоровой атмосфере, столь присущей большинству построек Туманного Альбиона, книги просто не сохранились бы. Да и плесенью, особенно неистребимой чёрной, не пахнет.

   Я шёл впереди - иногда в искристом пламени факела вспыхивали, мгновенно исчезая, кусочки паутинок, а примерно на втором витке лестницы в огонь сунулась бледная, с непомерно раздутым брюшком, бабочка. Таких мне раньше видеть не доводилось - впрочем, подземные твари всегда причудливо-уродливы, так что и не поймёшь, встречал ли ты что-то подобное, или это всё же разные существа.

   Мы миновали небольшой обвальчик, обтирая рукавами паутину и пыль со стен и через минут пятнадцать дошли до тёмного проёма. Его сделали сбоку от продолжающей спускаться вниз лестницы. Вырубленный в известняковой породе, с двумя пустыми железными кольцами для факелов, закопчёнными и ржавыми, он не был обработан. Неизвестные строители, вытесав и вынеся на поверхность породу, оставили рукотворную пещеру.

   - Сухо... И ничем таким не пахнет... - я вошёл первым, поводя факелом в стороны - пещера оказалась не так уж и велика - шагов по двадцать в каждую сторону. Невысокий, в трещинах, потолок с соляными искрящимися желтоватыми наростами, чёрные узкие ниши в стенах - интересно, что же там... Пахло бумажной и тряпичной трухой - мельчайшая взвесь плавала в воздухе, щекоча внутри носа и вынуждая тонко, с наслаждением чихнуть.

   - Будь здоров, - ответил Навь, оказавшийся сбоку. Он брезгливо отряхивал руки, с тоской глядя на штаны, но даже не предпринял попытки смахнуть налипший ком давно покинутой пауком рваной паутины. Волосы, сперва забранные в хвост, растрепались - он неуверенно провёл рукой по макушке - словно считал, что грязными ладонями лучше голову не трогать - будет только хуже. Шнурок Навь где-то потерял, не иначе, во время своих занятнейших упражнений с пинанием стен.

   - Спасибо... - я шагнул, ощущая под каблуком что-то мелкое и хрустящее, как мышиные тоненькие кости. В ближайшей нише лежали беспорядочно сваленные плохо выделанные пятнистые пергаменты, высохшие, крошащиеся и хрупкие - легко сломать, так и не узнав содержания. Под ворохом желтоватых кож, из которых посыпались высохшие оболочки кожеедов, обнаружились книги в тяжёлых металлических переплётах с инкрустацией из потерявшего всякий вид и ценность жемчуга. Н-да, вряд ли это то, что мы ищем...

   Факел выплюнул ещё одну длинную искру, и снова зашипел, покрытый быстро пробегающими синими сполохами.

   - Не нравится мне здесь... - Даниил нашёл где-то ещё один факел, и теперь пытался определить, что же на его навершие - паутинистый кокон, или остаток ветошной обмотки. Вздохнув, видимо, так и не придя к какому-либо решению, он поджёг его от первого факела, подождал, пока этот колтун из светлых нитей займётся целиком, и повёл им из стороны в сторону, словно пытаясь отогнать собственную тень.

   Такие же факельные заготовки, различной степени прогорелости, висели в металлических прогнутых кольцах по всему помещению. Даниил поджег половину из них предполагая, что мы здесь надолго. Несколько вытесанных из стены скамеек и пара высоких плоских валунов служили всем убранством пещеры. В некоторых нишах покоились истлевшие и ненужные теперь никакой красавице нитки жемчуга, столбики медных монет, несколько золотых, растресканные шкатулки и сомнительного вида высохшие эликсиры в бутылках с неплотно прилегающими скукоженными пробками.

   Не мы одни были здесь - в углу, свернувшись, как младенец в материнской утробе, лежал в бурой непонятной хламиде иссушенный временем человеческий остов. Рыжеватые, выцветшие уже редкие пряди обрамляли подвёрнутое под лохмотья жутковатое лицо с обтянувшей череп тёмной растресканной кожей. Ошмётки почерневшей плоти, ссохшиеся и ножнами плотно облекшие кости, покрывала пыль. Сумка из толстой кожи, расстёгнутая, лежала, прижатая им к животу.

   Я перешёл к следующей нише - с флаконами из синего стекла, которые выкатились когда-то из деревянного ящичка с отбитым углом, и аккуратными стопками желтовато-бурых листков. У другой стены, под нишей, покрытой копотью, лежали, сцепившись, ещё два человека. Один в воинском облачении, с нагрудным доспехом и широкими металлическими запястьями, другой, более крупный, в чёрной грязной власянице. У монаха за плечами виднелась сума, полная, не иначе, как неких бесценных документов. Настолько важных, что он пошёл не только на грех убийства, но и умер без причастия и прочих столь важных, должно быть, для него ритуалов.

   Навь остановился возле одной из ниш, задумчиво глядя на опрокинутый пустой кубок из серебра. Он даже не прикасался к лежащим рядом бумагам. В мятущемся рваном свете факелов с кончиков пальцев правой его руки стекал тёмный дым, но и тот расползался в дюйме над поверхностью старых переплётов и превратившихся в сухую ломкую труху листов.

   - Грязно? - ехидно осведомился я. На чёрной одежде ночного отчётливо выделялись нити липкой паутины и сероватые пятна пыли в тех местах, где он всё-таки успел соприкоснуться со стенами.

   - Темно... - он покачал головой. От движения прядка волос упала ему на лицо и с кончика её тоже потекла дымчатая нечёткая тень. - Хочется разобраться с этим поскорее и убраться отсюда подальше.

   - Что тебя так тревожит? - я отодвинул тяжёлую бронзовую шкатулку, из которой посыпался голубоватый порошок. Не иначе, алхимик решил утаить здесь нечто сокровенное. Оксид меди, или что-то столь же чепуховое.

   - Не знаю... Что-то странное есть в этих тенях... - тёмный дым продолжал стекать с его пальцев, разбредаясь по камням, проскальзывая между страниц закрытых книг и вороха рукописных свитков.

   - То, что мы ищем, датируется годом примерно 1562-м или около того. Дата написания протокола.

   Перевернув книгу в закаменелом кожаном переплёте я стёр с неё пыль, прокравшуюся даже между нею и камнем. Не то... всё не то... Главное, что хоть библиотеку нашли. Башня Безумия - как-то даже подозрительно легко это оказалось. Надо поглядеть, что там, у монашка в сумке, которую он так трогательно прижимает к себе. Вроде повреждений не видно - он что, уморил себя здесь голодом? Святой мученик, как называют их люди? На сухом суставчатом коричневом пальце руки тускло желтело кольцо. Тонкий золотой ободок с причудливым вензелем из скарабея и кобры, такой сакрально-таинственный для того пожилого и робкого человека, который сдавал мне комнату, когда я... Небо, он-то как здесь оказался?! Я присел, собираясь осторожно вытащить сумку из своеобразного подобия клетки, в которую превратились его рука.

   - Твою-ж...!? - короткий резкий вскрик на русском прорвал тишину из шороха страниц и потрескивания факелов.

   Я, вздрогнув, резко обернулся. То, что я увидел, походило на бред умалишенного художника. Из стены торчало видимое от плеча тело Даниила. Рука скребла по стенке рядом, пытаясь оттолкнуться. Ноги хаотично дёргались, судорожно проскальзывая ботинками по полу, словно его... ели.

   - Навь? Навь!! Ты меня слышишь?! - я бросился к нему, пытаясь за плечо вытащить из этой западни. Кажется, он всё же слышал меня - рука замерла.

   Я попытался вытянуть его - ощущение было таким, словно старался перетянуть в игре с канатом четверик брабантских коней. Что там с ним? Вдруг он задохнётся? Грязно-жёлтые камни медленно затягивали Навь в пористо-твёрдую глубину. Я вцепился в его предплечье рядом с локтем. Безрезультатно.

   Внезапно рука ночного с чудовищной силой впилась мне в плечо. Я попытался отступить, заодно вытаскивая его и шипя от боли. Цепкие холодные пальцы сомкнулись, как на зло, на месте его же укуса.

   Вязкая, идущая гребнями и волнами стена ударила в лицо - я инстинктивно, как перед прыжком в воду, задержал дыхание. Горячее чёрное марево сжалось вокруг головы плотным, кажущимся на ощупь оголёнными мускулами, кольцом, а потом мы так и не выпуская друг друга, полетели вниз. Что-то ребристое, как хребёт старой лошади, впилось в спину, перед глазами промелькнул чёрный провал, из которого тянуло горячим сухим воздухом. Рука вывернулась из моих ладоней, напоследок чувствительно скребнув по коже у шеи. Обхватив голову и прижимая подбородок к груди, я впечатался во что-то подозрительно мягкое.

   - Габриэль!!! Богини!!! Слезь с меня!!! - мягкое, к огромному облегчению, оказалось Даниилом, и он, судя по всему, был жив, и, как хотелось надеяться, здоров.

   - Сейчас... не кричи так... - с трудом, всё ещё испытывая некоторое головокружение, я откатился в сторону, освобождая придавленного ночного, и, оглядываясь по сторонам, привалился к чему-то, кажется, каменному.

   Было темно. Звуки нашего шевеления и уже затухающее эхо падения по спирали уходили вверх, становясь глуше, тише и мягче. Я вытянул руку, пытаясь определить размеры этого места - под пальцами оставалось пусто. Навь где-то в темноте сперва поёжился с тихим шорохом одежды, а потом что-то влажновато хрустнуло, как ломаемый прямо в мускулах хрящ.

   - Где это мы?

   Звук повторился, на сей раз усиленный эхом, и, рикошетя от круговых, как мне показалось, стен, поднялся вверх, пару раз затихнув и вновь обретя прежнее звучание.

   - Это я должен спрашивать! Что ты сделал такое, что тебя, как грязь в кухонную тряпку, впитало в стену?

   - Ох, Богини!.. - невнятно пробормотал откуда-то сверху Даниил. - Кажется, мы под холмом!..

   - Небо... - я сел, с силой потирая виски. Чтоб ночному потом по ночам не елось... Кто его дёрнул ковыряться в той стене? Так, тишина... Ничего не чувствуется - только где-то высоко ещё шепчут смешавшись в совиное уханье и щёлканье наши же голоса. Проведя по воздуху, как будто у меня под ладонью оказалась выгнутая спинка кошки, я зажёг на сложенных щепотью пальцах левой руки светло-голубой огонёк. Вздрогнув несколько раз, он стал ровно рассеивать, иногда прорываясь коротким всполохами маленьких искр, окружающую темень. Темноту, которая могла сравниться с тем, что мы видим в материнской утробе, ещё не родившись и не познав своими глазами иных красок, кроме неё.

   Мы оказались на пыльной небольшой - метра четыре в диаметре, площадке. Грубо, словно когтями, обтёсанные стены выглядели как состоящие из одного монолита. Этот каменный шепчущийся мешок уходил в темноту над нашими головами, нигде не смыкаясь. Встряхнув рукой, я отпустил огонёк и подул на него, задавая направление. Взмах - и на пальцах уже присело новое бледно-голубое светящееся образование. Синевато-холодные отблески мерцали далеко вверху - всё уменьшаясь, огонёк быстро поднимался, чуть колеблясь иногда или начиная плясать по кругу, словно подхваченный сильным ветром. Как пепельные хлопья в широкой и короткой трубе. Свет постепенно исчезал - но не потому, что сила оставляла сплетённое заклинание, а из-за огромного расстояния, почти на грани обозримого. Что же это за пересохший колодец, на самое дно которого мы упали?

   - Богини... Я уже бывал в таком месте... - Навь скользил испуганным взглядом по глубоким трещинам в стенах, не замечая, что поворачивается вокруг себя уже не в первый раз. - Мы провалились в такую же ловушку... Но это..! Я даже не почувствовал, когда она сработала...

   Я уже не слушал его - каменная твердь за спиной становилась на мгновения иллюзорной, сменяясь пустотой. Оттуда кто-то буравил спину и затылок тяжёлым взглядом. Горячечное, болезненное тепло тянулось к лопаткам сквозь одежду. Возникало ощущение, что я сижу на корточках на самом краю бездонной пропасти. Стоит качнутся, и упадёшь туда... Я отшатнулся, вскакивая на ноги и оборачиваясь. Из глубоких трещин, ещё более тёмных, чем сам камень, сочилось странное свечение - призрачное, полупрозрачное, оттенка крови из перерезанного горла.

   Жгуты и плети выплёскивались из тонких разломов. Тяжёлые, густые, они казались слоями тумана над гнилой водой верхового болота. Отдельные пряди, красновато-текучие, изгибались перерезанными надвое червями. Я почувствовал, как сзади на шее встают дыбом волоски. Сам не заметил, что отступил, доверяя памяти крови, древним инстинктам. Казалось, если прикоснуться к жгутам, они и в самом деле уязвят, смешают призрачное свечение с сокровенной темнотой моей крови.

   Сзади раздался поскрёбывающий шорох и змеиное шипение. Я обернулся и едва не завопил, качнувшись назад.

   Навь отползал вверх по стене, словно эта плоскость была полом и над ним не довлела сила притяжения, отталкиваясь каблуками ботинок и цепляясь за неровности отросшими когтями. Волосы ночного под напором невидимого ветра прижимались к стене, уходя назад, за плечи, втекали в трещины чёрной паутиной. Только бы не Алая!.. Только не это!..

   - Даниил, не вздумай чаровать!!! - я шагнул к нему, с ужасом глядя, как красный туман меняет очертания. Тонкие, на глазах приобретающие плотность жгуты зашарили по камню, изгибаясь в воздухе и не давая подобраться ближе.

   - Навь!!! - он меня не слышал - лицо вновь стало похожим на маску боли и отчаяния, а глаза наполнялись темнотой.

   Один из светящихся бледной кровью языков неожиданно выплеснулся, накрывая ночного с головой. В пульсирующем свете одежда и волосы Даниила стали цвета венецианского красного стекла. Свечение усилилось до насыщенных цветов живого огня и схлынуло.

   Ещё несколько секунд он так и оставался замершим чёрным пауком на стенке колодца. Бледные губы шевелились. Я разобрал лишь несколько слов на старом языке.

   - Нет-нет-нет!.. Не надо! Не надо... Оставь меня!.. - из уголков угольно-чёрных глаз потекли быстрые дорожки слёз. Оторвав одну руку от стены он выставил её перед собой, пытаясь оттолкнуть что-то невидимое. Вместе с тёмным паутинчатым дымом с кончиков когтей сорвались, тут же растаяв, ярко-алые брызги и Даниил рухнул вниз, запрокидывая голову с опадающей вдоль трещин стены паутиной волос. Я шагнул к нему проверить - жив ли он, в себе ли?

   Ночной застыл с распахнутыми чёрными глазами, смотрящими в бесконечный подъём истресканных стен, откуда уже исчезал, втягиваясь обратно, тяжёлый красный туман. Алая... почуяла безумца и отступила? Зрачков всё ещё не было видно, но у внешних уголков глаз уже проступал белок с тонкими красными ниточками лопнувших сосудов.

   - Навь? Как ты? - ткань его рубашки под пальцами оказалась тёплой и мокрой, а кожа прощупалась как холодное тело змеи. Что-то тёмное мелькнуло перед глазами - сильный толчок в грудь выбил на мгновение воздух из лёгких.

   Когда я смог наконец вздохнуть, под лопатками вновь был жёсткий камень. Кожу на груди щипало и холодило - ткань от взмаха его руки порвалась. Четыре царапины проходили наискось, неглубоких, но всё же с застывшими по краям, готовыми скатиться под рубашку капельками крови. Огонёк, слетев с руки, медленно кружился чуть выше меня, колеблясь и временами затухая. В рваных сполохах света по стенам метались тени. Словно загустевая, они наполняли пространство вязкой темнотой.

   - Габриэль?.. - хриплый и дрожащий голос Даниила прозвучал тихо и испуганно.

   - Что с тобой? - вопросом на вопрос ответил я, поднимаясь и отряхиваясь. Глаза у него стали почти нормальными. Впечатляет - я отнюдь не слаб в бою - но такая скорость застигла врасплох.

   - Я... Я не сильно тебя задел?.. - его колотила крупная дрожь. Закрыв лицо ладонями Даниил опустил голову. Волосы, оставленные неощутимым для меня безумным ветром, влажными прядями облепили вздрагивающие плечи и мокрую одежду.

   - Ерунда... Это само ушло, или ты его отпугнул? - прижав ладонь к царапинам, я стёр рубиновые капельки. - Думаешь, это - она?..

   Ночной неопределённо мотнул головой. Да что же с ним такое?!

   - Навь, ты как?

   Ответом снова было только неровное дыханье, почти срывающееся во всхлип. Он сжался, ещё сильнее наклонив голову. Небо, ну и дали ветры попутчика... а ещё надеялся, что как раз в подобном случае он хоть немного поможет. Вздохнув, я для успокоения его и себя начал говорить вслух.

   - Ладно... Будем надеяться, пока никто нас здесь не потревожит. Если это ловушка - должен найтись выход. Как вы в прошлый раз выбрались из неё? - я задумчиво глядел наверх. Огонёк уже исчез в темноте высоких сводов. Нет такой верёвки, что не оборвалась бы здесь под собственным весом, а на когтях и кинжалах высоко не поднимешься. Я прошёлся по кругу. - Ладно, можешь не отвечать, как-то вы всё же выкарабкивались...

   Происходящее напоминало театр абсурда. Я, из Ветви создателей подобных ловушек, не мог её покинуть!

   - Не помню... - осевшим хриплым голосом соизволил ответить так и сидящий у стены, ночной. Из-за мокрой завесы спутанных волос раздался тонкий, сорвавшийся в судорожный вздох, смешок. Кажется, у него сейчас начнётся истерика - и вот тогда я точно пожалею, что взял с собой в башню Безумия того, кто уже отведал этой отравы.

   - Знаешь, Габриэль, - судя по задыхающеся-рваным звукам, Даниил начал с надрывом хихикать, - когда Змей вытаскивал меня из могилы... вряд ли он думал что его труды пойдут прахом, таким вот образом... Настолько по дурному!..

   - Тише.. тише... Сейчас что-нибудь придумаем... - я осторожно приблизился к нему и присел рядом.

   - Габриэль!? - Навь глянул на меня чёрными провалами глаз в белой маске лица. - Ты что, решил что я свихнулся?! - он хохотнул во весь голос и эхо полетело вверх, перепрыгивая полоумным паяцем с одного полукружья стены на другое. - И что... - резко оборвав фразу, он запрокинул голову, провожая звук взглядом.

   Не стоит пугать его, что всё здесь, уже давно исказилось и я не смогу открыть этот старый замок своим ключом - потому что вставлять его некуда - заклятья смешались... Как тот амбарный ржавый ком, что преграждал путь к башне - даже будь у нас отмычка - не открыли бы...

   Но если не придумаю ничего в ближайшие минуты, Даниил окончательно превратится в того сотканного из теней и чёрной паутины ночного, который едва не вышиб из меня дух на балконе у Ады...

   Я вздохнул, решаясь на грубые, заметные в колебаниях струн вокруг, но действенные меры. Проведя резко ногтями по свежим царапинам, размазал по ладони кровь, и как можно тише шепнув камню своё истинное, сказанное матерью, имя, прижал эту печать к стене.

   Огонёк, порхающий с места на место над нами, мгновенно погас. Камни задрожали, а трещины стали расширяться - и внутри них показались чёрные маслянистые петли, похожие на мускулы и связки. В центре круглой площадки ухнуло, и часть пола начала уходить вниз - оттуда потянуло сухим воздухом и тёплым ветром с запахом дождевых червяков и прелой ботвы...

   - Даниил? - я окликнул ночного, глядя, как провал расширяется, становясь более гладким и желтоватый, знакомый по старым ходам, свет просачивается оттуда. Алая Невеста пока не показывалась. - Идём - я открыл выход.

   - Куда? В следующий круг Ада?..

   - Успокойся. Не выйдя отсюда мы точно рано или поздно там окажемся... Но из наших холмов всегда вёл не один десяток ходов. К тому же - вдвоём как-нибудь да выкарабкаемся. Давай руку - и пойдём скорее, - я протянул ему раскрытую ладонь, кивая в сторону разлома. Ход успокоился, и нужно было поторопиться, пока процесс не повернул вспять. Не хотелось бы застрять в этих... Стенами назвать их язык уже не поворачивался после того, как они показали своё полуживое древнее нутро.

   Протянутая навстречу рука едва заметно дрожала. Помогая ночному подняться на ноги, я почти не ощутил его веса, словно он весь превратился в невесомые, дымчатые тенёта.

   Навь заглянул вниз, в тусклый круг жёлтого света с его волос медленно потекли тонкие струйки темноты.

   Я, так и не выпуская его руку, тоже заглянул в провал.

   - Не сопротивляйся и не пугайся, когда будем спускаться. Хотя... Вернее тут будет сказать, падать, - притянув, я крепко прижал его к себе. Чтобы проход не счёл ночного врагом, положил ладонь, покрытую хрупкой плёнкой крови, ему на лопатки. - Ты готов?

   - Нет.

   - Тогда ладно, - я широко шагнул, увлекая Даниила за собой - сперва свободно упав вниз метра на полтора, мы оказались в уже знакомой горячей темноте.

   Что-то похожее на несколько полукружий гигантских мускулов охватило нас, с нежеланием опуская вниз. Стены, покрытые скользкой плёнкой, ударили в спину. Меня притиснуло к ночному почти до хруста в рёбрах.

   Внезапно ноги провалились в пустоту, а потом я наконец-то смог вдохнуть. Желтоватый свет мягкой кистью выписал смыкающуюся чёрную воронку над головой.

   Опустились мы неожиданно плавно. За спинами с тихим шорохом словно опало и начало расползаться что-то похожее на сплошную пелену из остовов листьев. Пол осторожно толкнулся в пятки с хрустом рассыпающейся под подошвами каменной крошки. Я выпустил Даниила - ловушка и в самом деле пропустила без последствий обоих.

   За спиной у ночного растекались по камням, истаивая в воздухе, ажурные тонкие крылья. Иногда капли, почти ощутимые, падали на пол и расходились концентрическими кругами, как густой тяжёлый дым. Я оглянулся - короткий коридор, янтарный узор на стенах и потолке, белые следы от высохших давным-давно луж, какие-то деревянные ощепки в углу. Арка, обложенная зеленовато-белым камнем, через которую видно кусочек батальной масштабной фрески на далёкой стене и пустое пространство чего-то внушительного. Зал, или чертог... Видимо, нас выбросило в первое попавшееся относительно безопасное место. Не всё ещё здесь окончательно исказилось, потеряв свою суть и предназначение.

   Ночной всё ещё молчал, и я ободряюще ему улыбнулся.

   - Ладно, как бы то ни было - надо искать выход. Не хотелось бы тебя огорчать - но многие ловушки здесь, увы, не различают своих и чужих - они не более, чем механические приспособления. Под конец Исхода это действовало уже намного надёжнее магии. Да, впрочем ты и сам это знаешь... Как ты себя чувствуешь?

   - Почти... вменяемо...

   - Вменяемо?.. - я с сомнением оглядел испачканного в паутине и грязи ночного. - Возможно, нам придётся долго идти. Мои предки не скупились, когда дело касалось масштабов построек. Мы могли позволить себе продолжать стройку более века, - я махнул рукой в сторону арки. - Ладно. Пока я вижу только этот проход. Направимся туда? Вернуться в ловушку невозможно, а в ту комнату тем более.

   Шагнув под проём, я оглядел огромную залу. Фрагменты старой фрески-лабиринта кое-где проглядывали через ровный слой пыли и тускло отсвечивающие в углах лужицы. Вода бы давным-давно испарилась в таком месте, и не хотелось даже знать, что за жидкость может так долго оставаться здесь, не высыхая.

   На стенах сияла гигантская фреска, так и не померкшая за сонмы веков, пролетающих наверху, в мире солнца и ветра. С одной стороны шли из воды штормовой волной легионы причудливых созданий морского народа. Иногда омерзительно уродливые, иногда почти гипнотизирующее прекрасные. Казалось, тот, кто исполнял эти изображения, многих знал по меньшей мере в лицо. С другой стороны по стене спускались лучи света в закатных облаках, рисующие фигуры облачённых в сияюще-белое всадников. Дикий Гон.

   Я едва не дёрнулся опуститься на одно колено, когда даже с такого расстояния разглядел чётко и изящно выписанный лик нашей королевы, которая выступила Водчим в то сражение. Художник знал её - и не только по словесным портретам или чужим картинам.

   На дальней от нас стене темнела чудовищная воронка соединяющихся между собой морской воды и грозовых туч. До этой воронки с чёрным пятном ближе к нижнему краю - словно там находился когда-то тайный проход, оставалось несколько сотен метров. Какова же высота зала, что каждое существо изображено даже чуть больше, чем оно есть на самом деле? И притом не меньше тысячи фигур не стесняясь в одном месте вечно стремятся к битве, в которой морской народ будет побеждён. По крайней мере, так написано в нашей истории...

   Я остановился, заворожённый открывшимся зрелищем. Возможно, где-то здесь есть портрет моего деда...

   Зарево у верхнего края фрески расплеталось крыльями и шло отдельными струнами к каждой фигуре. Белые псы вереницей летели под полупрозрачными, как из мартовского льда, копытами молочно-туманных коней с длинными, таких не бывает у настоящих живых зверей, гривами и хвостами.

   Светлые и чёрные волосы - распущенные, сплетающиеся с гривами, иногда откидываемые небрежным взмахом руки с длинными, чуть загнутыми когтями. Глаза - из шлифованных кабошонов - зрачки - и чёрные, и даже с золотыми искрами. Одежды, которые кажутся телами, и тела, которые кажутся нежнейшим шёлком, идущим причудливым лёгким узором. Разлетающиеся чёрные перья падают вместо листьев на невидимую тропу, и по ней несётся клубящееся, безудержное сияние, и чёрные птицы, кругами, спиралями и цепочками вьются над всадниками, падают им на плечи с раскинутыми переливающимися крыльями. Тёмные клубы стай, пронизывающие тучи, словно быстрые хищные рыбы. Из тумана в туман, из луча в луч, из струны в струну и из воды в воду... Никто не был прав, но кто-то остался победителем.

   За спиной тихо вздохнул Даниил. Уж не увидел ли он здесь свою возлюбленную? Мне вспомнилась сцена на балконе. Обернувшись, так и не отыскав в сияющем холодном облаке знакомого лица, я поглядел на него. Видимо, пора привыкнуть к тому, что успокаивающая зелень его радужки не вернётся до тех пор, пока мы не покинем это место.

   - Даниил?

   Ночной стоял, запрокинув голову, медленно поднимаясь взглядом по взбаламученной до искрящейся пены волне - художник покрыл стену крошкой из хрусталя, а, возможно, и алмазов. Блестящие, с перекатывающимися под чешуей мускулами, вспарывали матовое нутро волн морские змеи, выходили из сокровенной океанской черноты бездонной чудовища, без чётких очертаний, неотделимые от воды, зловонные и злоглазые...

   Слизистые конечности, клешни, рога, растопыренные нежные радужные плёнки плавников на тонких костяных иглах, россыпь мраморных животов и лиц, изящные, невесомые тела, и грузные, какие может выдержать только вода, похожие на земляные клубни. Гиганты и едва видимые через морскую зелень крохотные серебристые искры. Бирюза и оникс, темнота и свет, и все из одного корня - влажная сокровенная зелень. И тёмная радуга - не потемневшая на фреске от времени, но тёмная. Нет, не семь цветов в ней, но много, много больше... От конских копыт, окружённая до половины воронами, переливчатыми, метущимися, до острых плавников, подхваченная похожими на взмахи косы крыльями буревестников с клювами убийц.

   - Даниил? - я подошёл к нему поближе. Глаза ночного остановились на вершине волны из рвущихся в битву тел, полных животной радости хищников предвкушающих добычу. По щекам ночного катились слёзы, собираясь на подбородке, затекая по шее за ворот рубашки.

   Навь молчал, даже, кажется, не услышав вопроса. Вздохнув, я решил подождать, пока он немного придёт в себя. Получить ещё пару царапин от его удара не хотелось.

   Под ногами похрустывало - в твёрдом базальте когда-то вырезали идеально ровные полукруглые желоба. Они шли по всему полу загадочным узором. Чёрные, спекшиеся коросты виднелись в некоторых петлях этого подобия лабиринта. Кровь? Вполне возможно... В магии многое замешано, в прямом и переносном смыслах, на крови. Потолок, из уложенной ромбами светлой песочной плитки казался чистым - ровная, гладкая поверхность. Почему он не украшен узорами? На самом дальнем конце его, ближе к стенам, виднелись неправильной формы тёмные пятна. Странно...

   - Ты... слышишь их?.. - тихий хриплый голос ночного прозвучал настолько неожиданно, что я вздрогнул.

   - Кого?

   - Не наши... нет... - Даниил протянул руку к стене, словно желая коснуться замерших на камне в сотне метров от нас водных брызг и пены. - Ушедшие... Рассыпавшиеся прахом... морской солью... горелой травой... Ваши мертвецы и морские... По самому краю...

   - Краю? - я прикрыл глаза, пытаясь вслушаться в странную тишину зала. Главное, чтобы истоки этого находились не в больном мозгу ночного. Что-то... шум волны, или шум листьев в лесу? Уже начинающее просачиваться в меня шептание прервал хриплый вскрик Даниила. Я открыл глаза, глядя на него.

   - Габриэль, ты не можешь не слышать их! Это Преддверие!!! Порог мира!.. - во взгляде, опустившемся на меня, плескалась непроглядная ночная тьма...

   Ночной замер, вновь прислушиваясь к неведомым голосам. Губы его почти неразличимо двигались, и сначала показалось, что слышно его шёпот. Но голос нарастал, выливался из ниоткуда дрожащим эхом, бесцветным шёпотом тысяч мертвецов, что остались только на этих стенах, да в памяти тех, кто выжил.

   Крови... летят на запах крови псы да вороны... скоро, скоро край волны небес станет чёрным... Долго, долго ждать нам и не проснуться... Никогда.. никогда нам уже не вернуться... Крови... бегут на цвет крови волны, скоро, скоро край небес волной станет тёмной... Небо... небо и все мы едины... крови... крови хотят и гроза, и тьмы льдины... Долго... Долго нам ждать, не дождаться, ветром.... листом да дождём... возвращаться....

   - Где-то... Когда-то и где-то... - теперь я и сам уже не мог различить, где мой шёпот, где плач ушедших в небытиё или другие края поднебесные.

   В погребальную песнь вклинился тихий, протяжный скрип. Откуда-то сверху. Я рассеянно сделал несколько шагов ближе к стене. Медленно, как только тронувшийся с перрона поезд, вся монолитная толща потолка сползала вниз. Лицо верхнего воина ещё было видно, но птица за его спиной уже исчезла. Словно кто-то срезал часть стены.

   - Навь! - ночной даже не повернул головы на мой оклик. - Навь, очнись! Потолок опускается!! Нужно вернуться!

   - Возвращаться... - вторя мёртвому эху, прошептал он.

   Я оглянулся - и едва не закричал - из слабо светящегося проёма в тот коридор, куда мы попали из ловушки, ползли красноватые плети тумана. Изгибаясь, как тонкие выросты на листе росянки, готовящейся поймать жертву, они занимали весь проём, наползая и наползая, языками призрачного пожара.

   - Навь!! Да очнись ты!!! - я встряхнул его за плечи. Он вздрогнул, опуская голову.

   - Нам некуда возвращаться... - фраза прозвучала осознанно, но глаза по-прежнему оставались черны... И чернота эта обрушилась на меня, заливая, топя в себе...

   Как в странном глубоком сне, где можно различить только тёмные контуры предметов, выступающих из темноты, опознать их, но не увидеть, я стоял в том же огромном зале.

   - Габриэль... - мягким шорохом скользящего по стеклу снега шепнул Навь. Существо рядом со мной было холодом лунного света, упавшего в бесконечный коридор темноты и зеркал... За его спиной, сквозь кружево, сплетённое из самой сути этой темноты, наползали языки тёмного огня, вливались в тонкие канавки на полу, расплавленной лавой устремляясь к нам...

   И мы понеслись прочь от разливающейся по полу смерти... под холодными взглядами сотен и сотен мёртвых воинов, провожающих нас кто поворотом головы, кто движением руки с тусклым блеском камней в браслетах и кольцах... Взмётывались над головами неподкованные копыта водяных коней, полупрозрачные, как из камня юга. Рваные тени птиц падали из-под начинающих движение лезвий. Птицы вылетали из теней под заляпанными кровью плащами...

   Уже на полпути к нам скрипел потолок. Что-то механическое гудело за поражающей воображение единой плитой камня, прощёлкивая, словно огромные чугунные шестерёнки цеплялись друг за друга покрытыми ржой выступами. Я оглянулся невольно назад, когда зацепился носком сапога за выемку. Тёмное пламя нагоняло - пятьдесят метров - не больше... И столько же до спасительного лаза в стене, в самом основании ожившей гудящей воронки...

   Последние несколько метров меня протащило с такой скоростью, что не было даже выписанных тьмой на черноте стен, только невероятный по ощущениям прыжок в никуда, словно мы с разбегу упали в тёплое облако тумана.

   - Ахх... - тихим эхом прошелестел голос ночного где-то сбоку и темнота закружилась, выпуская меня. Я успел ещё увидеть, как в светлом проёме лаза опускается сверху потолок - эти тёмные пятна... Пятна крови от раздавленных некогда тел... И красные потёки тумана, пригибающиеся и жмущиеся к выемкам - словно наполняя их пересохшей уже много веков назад кровью...

   В спину ударило чем-то невыносимо-твёрдым. И меня отшвырнуло обратно - к проёму, откуда упруго хлынула волна воздуха, вытесненного плитой, полностью накрывшей зал. Пустота под ногами тонко гудела, когда мы летели вниз - я пытался ухватиться хоть за что-нибудь. Ладонь больно проскребла по каменной кладке. И тут же что-то сильно врезалось в грудь, словно я с разбегу налетел на каменную пятерню. Воздух вышибло, а грудина прогнулась, почти ломаясь, почти разрывая лёгкие осколками, такими мелкими, першащими в горле осколками рёбер...

   Темнота... разноцветные искры стайкой июльских мотыльков пролетели в ней под сомкнутыми веками. В голове звенело, а воздух осязаемо-шероховатой сухостью лился в горло. Между лопатками впивалось болезненно что-то острое - я едва шевельнул плечом. Как же приложился... да ещё так близко к хребту...

   Верхняя часть моего тела лежала на чём-то относительно мягком. На несколько мгновений пронзила омерзительная мысль - не приземлился ли я в чьи-то останки? Но запаха разложения не чувствовалось. Я попытался поднять голову, но со стоном опустил её обратно на это мягкое нечто. Шеи коснулось мокрое и шелковистое. Холодное. Ткань? Волосы? Так это Навь смягчил моё падение... Затылком я тоже ударился - но основной удар, слава Небу, пришёлся не на него. Разбить голову в подобном месте, с неадекватно себя ведущим ночным на шее - просто верх удачливости.

   Он-то живой?

   Морщась, я сел - спину мерзко защипало, и боль, как паучок, растянула вокруг поврежденного места тонкие подрагивающие лапки. По коже текло вниз - тонкой, но не думающей пока останавливаться струйкой. Я повернул голову, краем глаза пытаясь разглядеть, обо что меня так приложило. Темнота... Может быть, наверху что-то видно лучше? Нет... Только лёгкий сквознячок уходил куда-то в сторону. Если я зажгу огонь, Алая снова пойдёт на него, как на приманку. А если начну метаться, могу потерять Даниила, если, конечно, это он то, относительно мягкое, что лежит подо мною. Ещё можно свалиться куда-нибудь, в более... неприятное место.

   - Ох... Небо!.. Чтоб мне со слуа повстречаться... - я встал, потеряв на мгновение равновесие и едва не наступив на тело. - Навь?

   Ответа не последовало. Присев рядом на корточки я нашарил волосы, мокрые, недлинные... В темноте, после удара о твёрдую поверхность ещё в самом начале, голова кружилась - и я опустился на одно колено. Во что-то, сперва мягкое, а потом встретившее ногу костяной твёрдостью. Небо... Наощупь удалось понять, что это рука. Безвольная и вялая. Вздрогнув, я осторожно переложил её. Тёплая, хотя бы... ткань рукава, под моими пальцами, сменилась вновь волосами и кожей.

   Отодвинув несколько прядей и шаря вслепую по воротнику рубашки, я коснулся шеи - пульс отдавался лёгким биением, пусть и несколько неровным. Что-то в положении руки меня смутило. Я вновь нашёл её и ощупал - переломов не было, но вот... В поднятой руке ощущалось, как мягко и влажно проворачивается выбитая из сустава плечевая кость на растянутых связках и мускулах. Со стороны ночного не раздалось ни стона. Может, это и к лучшему. Ещё раз ощупав пальцами его спину и плечо, я осторожно придал руке более естественное положение.

   - Только не вздумай прийти в себя именно в этот момент... - взявшись за плечо, я некоторое время примеривался, чуть шевеля его. Благо, сейчас Даниил всё равно ничего не чувствует. Потом, с лёгким поворотом, вбил гладкий шарик навершия кости обратно на место, рывком совмещая суставные поверхности и ослабляя напряжение на растянутые связки. Даниил коротко дёрнулся.

   Осторожно перевернув его и кривясь от боли в спине, прошедшей рядом с позвоночником по липкой дорожке крови, я машинально отвёл волосы у него с лица. Приходит в себя? Или это реакция организма на боль? Может, у него ещё что-то повреждено? Присев, стараясь на этот раз не опуститься коленями на какую-либо чужую конечность, я начал с головы осторожно ощупывать его тело, проверяя, целы ли кости. За левым виском обнаружилась небольшая, запятнавшая пальцы липким, ссадина. От таких ударов, даже самых незначительных, всегда есть кровь. Влажная рубашка - тот красный туман осел на ткани и волосах. Мерзко, должно быть... И пыль, грязью уже расходящаяся на подушечках пальцев, застыла на его ладонях липковатым налётом.

   Путаясь в петельках, я стал расстёгивать жилетку, чтобы проверить, в порядке ли рёбра и грудина, когда на моих запястьях стальными тисками сомкнулись пальцы.

   - Кто...? - хриплым, чуть дрожащим голосом прошептал Даниил.

   - Габриэль... - я попытался высвободить руки. Нужно всё же проверить, все ли с ним в порядке.

   Пальцы разомкнулись и ночной попытался оттолкнуть меня. Что ж... Я отодвинулся в сторону, но не встал. Спину неприятно щипало, отдаваясь мелкими ударами молоточков в затылок и лопатки. Как же, должно быть, больно ему - он-то упал вообще лицом вниз. Нос, наверное, тоже сломан... Надо всё же проверить рёбра.

   - Даниил, как ты? Где-то болит?

   - Повсюду... - ночной тихо вздохнул, осторожно пытаясь сесть. - Ч-чёрт! - влажный хруст эхом отразился от темноты в сопровождении заковыристого выражения на русском. Раз уж он ругается, рассудок его, скорее всего, в порядке - построить подобное предложение так, чтобы оно имело смысл...

   - Навь, спокойней... я хочу проверить, целы ли у тебя рёбра, будь добр, не хватай меня за руки... - я осторожно нащупал пуговицы его рубашки - если болит всё, он вряд ли выделит на общем фоне что-то серьёзное.

   - Если что и сломано, от твоего осмотра лучше не станет... - он отвёл мои руки. - Оставь, само срастётся. Лучше скажи, ты чувствуешь здесь направление?

   - Ну, как желаешь.. - я отодвинулся, поводя раскрытыми ладонями в воздухе, пытаясь нащупать что-нибудь, или почувствовать влажной кожей движение воздуха. - Сквозняк немного есть... Я глупец - почему не сообразил этого прямо там? Голова моя дубовая... - наощупь в кармане нашёлся коробок спичек, а в сумке помятая свечка, оставляющая на руках жирноватую плёнку. Зашипело, запахло едким дымом. Свечка медленно, неохотно, но занялась. Ореол света оказался не больше сантиметров десяти-двенадцати в диаметре - и пол, который, несомненно, здесь был, и гипотетические стены и потолок оставались невидимыми для моих глаз.

   - Будем двигаться в направлении движения воздуха, - я показал на уверенно наклонившийся куда-то вправо текучий стилет огонька. - В любом случае выйдем отсюда, не каменный мешок, и не склеп.

   - Мешок с темнотой... Дай мне руку, я не вижу ни где ты, ни что ты там такое делаешь.

   - Не видишь? - я пододвинулся к нему, сперва нащупав колено, облепленное грязной, порванной неровно штаниной, а потом руку. - Странно... - обернувшись, я понял, что он имел в виду. Свет становился видимым только в этих десяти сантиметрах. Словно темнота была чрезвычайно густой смолой, через которую не проникало ничто. Поднеся свечу к лицу, поближе, я даже вынужден был прижмуриться от возникшего внезапно яркого света. - Тогда тебе лучше не выпускать мою руку ни на секунду, особенно во время движения - если мы разойдёмся, возможно, уже не сможем друг друга найти.

   Холодные пальцы мёртвой хваткой вцепились в моё запястье. Из такого захвата даже при желании так просто не высвободишься.

   - Ты, похоже, сильно поранился... - пальцы, чуть дрогнув, сперва передвинулись вверх по руке, а потом быстрыми касаниями осторожного паука перебежали к лопаткам. Я непроизвольно дёрнулся, инстинктивно отстраняясь - другой рукой он нащупал моё плечо.

   - Спиной обо что-то ударился. Не смертельно, - мне показалось, или он только что облизнул пальцы?!!

   - Тогда веди.

   Я осторожно потянул его за собой, внимательно наблюдая за огоньком.

   Свеча неизменно указывала вперёд, и пока что ни в какую расщелину мы не свалились, и даже не попались в ловушку. Эхо менялось - теперь вместо подобия колодца путь шёл по тоннелю. Изгибающемуся - мы пару раз наткнулись на стенку при повороте, и чрезвычайно неровному - иногда я или ночной запинались с приглушённой руганью, и ушибали ноги о невидимые камни или что-то, на ощупь на них похожее. Даниилу приходилось хуже - одна подошва всё-таки отслоилась и теперь шаг его левой ноги сопровождался ритмичным угнетающим пришаркиванием.

   Вскоре я стал замечать, что реже запинаюсь о неровности на полу. Не удавалось определить, сколько точно времени прошло - свеча, уже залив руку воском, оплыла примерно на четверть - но таяла она неровно.

   Иногда возникало ощущение, что огонь её проедает, как папиросную бумагу, а порою воск казался целостней старого речного камня... Здесь ничто не могло быть точно измерено, взвешено или прочувствовано, но всё оставляло затхло кислый привкус в горле.

   Я с удивлением заметил, что могу различить некоторые неровности на полу.

   - Слава Богиням! Из этой тьмы мы выбрались... - Навь неожиданно остановился и протянул вперёд руку. На кончик его пальца, на ноготь, обломанный с края, но гладкий ближе к лунке, упал и задержался там бледный красноватый отсвет. - Но... мы в другом мире... кажется...

   - Это очевидно, - вздохнув, я вышел за поворот, который глушил до этого бледные потоки тусклого света. Перед нами уходил в красноватое марево, разлитое под потолком, длинный коридор из грубого, необработанного камня с крупными порами. Кладка на потолке была щелястой. Из этих щелей, неровных проёмов и щербин струился, слегка пульсируя, блёклый, угнетающе мрачный, несмотря на красный оттенок, свет. Что-то, напоминающее пар под потолком русской бани, если плеснуть на каменку воды или кваса.

   В разные стороны из коридора отходили либо тёмные, либо ещё более яркие проёмы. Выложенные аккуратными камнями, и прорубленные, причём так грубо, что возникало ощущение, что их прогрыз чудовищный червь. Из нескольких арок в коридор текли странные тени, и вокруг них дрожали от колебаний воздуха выложенные мозаикой узоры. Покопавшись в сумке, я вытащил мелок. Сделав маленькую стрелку на стене, пошёл вперёд. Навь где-то за спиной хмыкнул.

   - Не хочу разочаровывать тебя, но мы уже давно заблудились.

   Я даже не оглянулся - чутьё чутьём, но лучше подстраховаться.

   - Вовремя принятые меры предосторожности позволят нам хотя бы ориентироваться здесь. Чтобы в один и тот же коридор не соваться три раза кряду, или помнить, где тупики. Признай, есть же в этом рациональное зерно, - подойдя к первому проёму, я подождал, придерживая дыхание, не качнётся ли огонёк - но свеча гордо оставалась непоколебимой, лишь немного уклоняясь куда-то вперёд по основному коридору.

   - Может быть... - скептически заметил Навь. - Жаль, твоя верёвка не нить Ариадны. И... Не хотелось бы мне столкнуться с местным Минотавром. С меня и "приветственных" объятий хватило.

   Я хмыкнул, с замиранием сердца следя за огоньком свечи, отчётливо потянувшимся в одну из арок, выложенных по краю мозаикой из камня цвета гадючьей чешуи на спине.

   Не удалось сдержать ознобную дрожь, и я передёрнул плечами. Ткань на спине мерзко начала присыхать к ране. Навь молча ждал. На пальцах левой руки у него темнела высохшая моя кровь, причудливо растрескиваясь в мелкие буро-белые разводы.

   - Думаю, здесь можно попытаться пройти, - кивнул я в темноватый проход. Из аккуратных проёмов на потолке струилось всё то же бледно светящееся марево. Узоры знаков и рун, вплетённые один в другой, предтечи кельтских орнаментов, бежали по стенам тёмными змеями с изломанными хребтами. Я поднял свечу повыше - туман мягко отдёрнулся от неё, словно живой. - Тебе не кажется, что это непонятное под потолком подозрительно сообразительно и подвижно?

   - Словно следит за нами... - Навь протянул было руку к струйкам туманного свечения, ползущим в трещинках потолка, но, передумав, опустил. - Раньше ничего подобного не было... Не припомню такого.

   - И наши подобного не создавали. Даже не могу предположить, что это. Но огня оно боится, хоть и не горит... Ладно, экспериментировать не будем, но ощущение мерзкое.

   - Постой, - Навь придержал меня за плечо. Он глядел в потолок, забыв, что ещё секунду назад сам же меня и окликнул. - Нет... Настолько огромные... Непредставимо...

   - Что? - я недоумённо глянул на него.

   - Крылья.

   - Ты хочешь сказать, что это - крылья?! - я качнул свечой в сторону красного марева под потолком. - Небо, невероятно... - мне захотелось зажмуриться и ущипнуть себя за ухо. Однако, учитывая, что она сама вместилище силы, да ещё имеет доступ к струне, роднику неиссякаемому...

   Бросив ещё один взгляд вверх, я выглянул в более светлое помещение. Небольшое, почти как та пещера, где мы нашли склад разной бумаги и прочих ценностей. Круглое, словно очерченное огромным циркулем. Тринадцать коридоров, совершенно одинаковых на вид, вели оттуда. Мазнув мелом по стене, я вышел. Пол был грязен - на плитах, красных, как камни кладки башни-донжона, валялись кусочки штукатурки и осыпающейся со стен мозаики, крысиные скелеты и рыхло разваливающаяся, если тронуть её носком сапога, ветошь. Огонь свечи чуть колыхался, и я следил, откуда потянет сквозняком.

   Из одного прохода явственно веяло холодным, пропитанным лежалой, крупной мертвечиной ветерком. В соседнем глухо поворачивалось и сопело эхо, отдаваясь дрожью от трепещущих по закопченному потолку крыльев. Два других не трогали свечу упругими ладонями воздуха, а ещё пять обрывались завалами уже через несколько шагов.

   - Сюда... Надо отметить тот, откуда мы вышли, на всякий случай, - я нагнулся, взять несколько камушков, чтобы свалить их в кучку перед выходом, но замер - тихое хрупко-костяное эхо шептало рядом с полом. Негромкое цоканье перебегало от стены к стене в одном из тоннелей, поскрёбывало коготками по камням, катилось по мягкой пыли сухим треском. Я плавно поднялся - сзади, крадучись, замирая, словно всё ещё живой, и дрожащий за целостность ныне истлевшей шкуры, перешмыгивал из одного тоннеля в другой крысиный скелет. Звук, похожий на рассыпающиеся бусины, возникал, когда он касался мелкими позвоночками по-прежнему гибкого хвоста пола или стен. Навь, с выражением безмерного изумления, проводил оживший остов взглядом.

   Что-то заскрипело - я едва не подпрыгнул, когда нечто твёрдое и небольшое мазнуло по пятке сапога. Камешки, сложенные в кучку, раскатились по прежним местам. Махнув обречённо рукой, я нарисовал мелом крестик возле самого прохода, и вернулся к выбранному для продолжения пути коридору. Спину щипало - кровяная корка присохла к ткани, и когда я нагибался, её заново содрало.

   Навь уже прошёл несколько шагов по выбранному проходу. Я тоже шагнул под низкие своды за аккуратной аркой. Лёгкое касание воздуха несло что-то чуть влажное, столь остро ощутимое после здешней утомительной сухости. Мимо нас с почти неслышным шелестом прошмыгнул ещё один крысиный костяк и скрылся где-то в красноватом свете впереди.

   Тишина, нарушаемая лишь нашими шагами, медленно полнилась утробным тихим гулом с лёгким редким потрескиванием. Словно где-то далеко разожгли сосновый быстрый и беспощадно-обжигающий костёр.

   - Как будто мы подходим к вратам чистилища, только не слышно грешников...

   Я вздрогнул. У ночного блестяще получилось озвучить самые тягостные предощущения. Коридор впереди делился на два рукава. Проверив вновь зажжённой свечой оба, я повернул налево. Простой камень сменился благородным, в чёрных прожилках, красным мрамором. Высокие арки с полукруглыми вершинами двумя рядами чёрных идеально ровных зеркал шли в пустоту вперёд. Ни единого блика от живого огня свечи не плясало по их поверхности. Я протянул к первому из зеркал руку, но не отважился коснуться его. Показалось, что стоит дотронуться до поверхности, и она, словно раскалённая смола, намертво прикипит к плоти. Ни отражения, ни даже тусклого отблеска, как это бывает на любом предмете, не оставалось на них.

   Ночной, время от времени касаясь стен рукой, словно проверяя их материальность, случайно попал тонкой паутинкой темноты, так и тянущейся за его пальцами, в одно из чёрных арочных зеркал. Тьма внутри всколыхнулась и потекла следом за ним. Коснулась пальцев и начала вливаться в рукав.

   - Навь! Осторожно!

   Ночной резко обернулся, и зазеркальная тьма оборвалась, повиснув на манжете тонкой чёрной пряжей. Я шагнул к нему, поднося свечу к пальцам.

   Подняв руку к лицу, он пару секунд рассматривал это слегка колышущееся нечто, затем тряхнул кистью, но, вопреки ожиданиям, обрывок темноты не отделился, а впитался в ладонь.

   - Это Тьма Изначальная... - тихо-тихо проговорил он, в голосе прорезалось благоговение рыцаря, увидевшего наконец святой Грааль. Нечто мистически-проникновенное начало сквозить в выражении лица. - Никогда не думал, что можно прикоснуться к Ней так - не входя в тени!.. Материальная настолько, что Её можно удержать в ладонях...

   Я чуть улыбнулся. Как бы то ни было, хоть что-то хорошее из всех наших злоключений извлечь всё же удалось. Чёрные зеркала затягивали взгляд, стоило подойти к ним. Странное ощущение... Словно и часть моей души соткана из чего-то подобного, ведь что есть свет без тени? Пустота...

   Едва различимый скрежет донёсся до слуха откуда-то спереди. Когти, или что-то металлическое стремительно приближалось, процвиркивая по твёрдому камню. Алое марево под потолком медленно колыхалось, иногда закручиваясь в небольшие воронки. Из дальнего зеркала выплыла крохотная алая искра, и, оставив на чёрной поверхности расходящиеся круги, поплыла в вязком воздухе...

   - Небо... - ещё секунду глядя на неё, я метнулся к зачарованно погружённому в созерцание черноты Навь и швырнул его в арку противоположного ряда зеркал, сам следуя за ним. Не успевшего прийти в себя ночного я прижал к каменной перегородке между зеркалами. За моей спиной не существовало ничего, кроме тьмы, но мы не затерялись в небытии - здесь можно было ориентироваться на коридор. Мрамор по эту сторону зеркала, казалось, потерял цвет, померк до невнятной серости. Всё выглядело сотканным из оттенков серого и чёрного, но коридор оставался наполнен красно-кровяными цветами. Как из тёмной галереи мы смотрели в мрачный сад увядания и смерти...

   Тонкий сполох огня прополз по противоположной стороне, тревожа неподвижную до того тьму тихой рябью. Навь внезапно сжал моё запястье - я обернулся, шагнув в сторону и вжимаясь в стену рядом с ним. На лице ночного читался неподдельный ужас, а губы шептали на старом языке почти беззвучно.

   - Не смотри, только не смотри туда!..

   Я притянул его к себе ближе - чтобы даже лоскута ткани или пряди волос не удалось разглядеть с противоположной стороны коридора.

   Под медленно нарастающее потрескивание огня и утробный гул сильного, верхового пала я задержал дыхание. Пальцы Даниила сомкнулись чуть ниже запястья ледяными тисками. Гул в ушах сливался с гулом огня, сопровождаемым скрежетом и потрескиванием. В лёгких медленно зарождалось сперва напряжение невыдохнутого воздуха, а потом и лёгкое жжение - как от дыма, как от пепла...

   Гул стихал, и в нём, кроме пульсирующего биения языков пламени, остался только заполошный стук моего сердца. Я медленно и беззвучно выдохнул, а потом осторожно открыл глаза, пытаясь не сорваться в дыхании, как наконец-то вынырнувший пловец. Навь так и продолжал стоять, словно статуя. Было тихо - и я осторожно, только краем глаза, выглянул из-за арочной перегородки. В коридоре стало темнее - всё марево ушло, как дым в воду, в темноту.

   С другой стороны, в дальних зеркалах рядом с тем тоннелем, откуда мы сюда свернули, билось пламя. Оно тускнело к середине, выплетаясь в женскую фигуру со вздыбленными кверху волосами. От её правой руки вниз шла тонкая чёткая линия раскалённого металла, на конце очертаниями напоминающая секиру. Острый шип с тихим скрежетом дёрнулся, прошёлся по полу перед ней и пошёл вбок, рассыпая искры и заставляя камни кричать искажёнными, скрипучими голосами. Я наблюдал за этим, словно муха, попавшая в клей. Рука вела острием секиры, разворачивая безвольное тело вслед за собой. Тёмный силуэт дрогнул - огонь у предполагаемого лица чуть стих, бледнея и складываясь в дрожащее белое подобие кожи...

   - Бежим!!! - Навь, так и не выпустивший мою руку, с силой дёрнул в сторону, потащил за собой. Мимо мелькнули несколько арочных перегородок, и мы вынырнули в коридор. Темнота схлынула с нас водой, втягиваясь обратно. Звуки и краски, прежде приглушённые, ударили алым, почти нестерпимым для глаз, сполохом и рёвом разъяренного огненного быка. Даниил ещё раз дёрнул меня, словно почувствовав, что огонь привораживает, затягивает. Я, спотыкаясь и почти падая, побежал за ним, чувствуя, как встают дыбом волосы на загривке. Небо, дай увидеть тебя ещё раз...

   Бег по бесчисленным ответвлениям коридоров и лестницам отдавался в голове бешеным ритмом сердца. В боку кололо - я не воспринимал ничего из того, что мелькало перед глазами. Дышать, уже на всхрипе, когда крылья носа от резкого вдоха трепещут, как у загнанного коня, а горло пересыхает, когда, не сдержавшись, начинаешь, захлёбываясь, дышать ртом. Странные, смазанные образы задерживались в сознании - бессмысленные, абсурдные, но реальные...

   Крыса, ещё живая, с оторванными задними лапами возле чёрного проёма в стене, обрамлённого острыми клинками зубов. Длинные языки-щупальца, выскальзывающие из трещин в камне... Толстые полупрозрачные листья в шелушащихся струпьях кожицы, жирные, мясистые лепестки с пульсирующими прожилками - цветок, из сердцевины которого смотрел затянутый бельмом гноящийся глаз...

   Ноги проскальзывали - и я цеплялся за подающиеся под руками стены. Свет мерк - и только красные всполохи под веками не давали сознанию угаснуть. В висках колотилась горячая, почти раскалённая кровь. В ушах стучало, звенело, и непонятно было - или глаза уже не могут открыться, или светящееся марево все же исчезло, оставив после себя влажность. Казалось, дотронься рукой до лица, и на пальцах останется кровь, осевшая вместе с красным туманом.

   Внезапно темнота кончилась, и что-то больно ударило в пальцы ноги. Взмахнув руками, на подворачивающихся ступнях, я рухнул вперёд, зацепившись за что-то второй ногой. В голень впилось острое, а локти расшиблись об исходящие молочным свечением ступени. Рядом сквозь зубы выругался ночной.

   Я опёрся ладонями о лестницу, которая оказалась перед самым носом, и едва не закричал - на меня смотрело вытянутое, с искажёнными пропорциями, лицо. Оно дрожало, красные овалы сузились, одно гротескное подобие глаза подмигнуло... Но тут же глаза и линии распались на тёмные пятна в древесине, сучки, разводы луба и сердцевины. Сзади прошуршало, словно за нами опустилась лёгкая штора из сумрака и теней.

   Ночной рывком поднял меня и потянул вверх. Лестница закручивалась в темноту над нами тускло светящейся змеёй. Стена обрамляла её только с одной стороны, с другой - непроглядная густая темнота.

   - Не могу... больше...

   Навь, споткнувшись, рухнул на ступени, и мне пришлось остановиться, с тревогой оглядываясь назад. Но там всё оставалось спокойно. Только туманно-белый свет, исчезающий в темноте. И тишина...

   - Кажется, оторвались... - тяжело дыша, я опустился парой ступеней выше. Прислонился к прохладной стене взмокшей спиной. Через прореху в ткани кожу холодило, а пот щипал ссадину. Выбившиеся из косы пряди липли к вискам и лбу, и я откинул их назад, бездумно глядя в чернильную тьму напротив.

   Какое-то время мы даже не шевелились, слушая словно бы замерший, без единого движения, воздух. Было восхитительно тихо - без неясного гула и шёпота почти на границе восприятия... только наше живое дыхание, не увязая, рассыпалось в этой тишине.

   - Да, оторвались... - Навь попробовал приподняться на руках, но так и не встал, лишь отполз к стене. Глаза его, за грязными, спутанными прядками волос, мерцали зеленью, словно гнилушки возле старого болота. Зрачки казались дрожащими, плавающими, и едва заметные, как искры внутри чёрного опала, огоньки вспыхивали и гасли в зеленоватых омутах. Когда я опустил взгляд на свою руку, лежащую на ступени, то увидел, что свет, пусть и слабый, почти насквозь проходит через неё - и тонкие сосуды, кости и сухожилия причудливой сетью видны в призрачно-алой плоти. В этом свечении, пробирающемся снизу, мы казались, несмотря на правильные черты лица, почти чудовищами.

   С лёгкой гримасой я начал подниматься. Казалось, что некоторые мышцы тела превратились в студень, и что все они жалуются на мучения, на которые их обрекли. Кровь, запёкшаяся поверх кожи на спине, трескалась - я ощущал, как всё расходится, и едва не зашипел, когда пот затёк на свежую ранку.

   Навь так и сидел, прислонившись плечом к стене.

   - Даниил... пора... Так можно вечно сидеть, - я протянул ему руку, ненавязчиво намекая, что буду стоять так, пока он не поднимется. - Ты вообще как?

   - А разве мой внешний вид не говорит о том, что всё просто замечательно? - с заметным сарказмом ответил ночной, косясь в мою сторону. Когда он начал подниматься, раздался глуховатый хруст, словно внутри яблока лопается косточка. Морщась, он ухватился за протянутую руку. - Чёртова лестница!.. - Навь покачал головой, роняя себе под ноги крохотные капли темноты, стаявшие так и не достигнув ступеней. - Нам теперь идти и...

   Пальцы дрогнули в моей ладони, и я с тревогой вгляделся в его внезапно побледневшее лицо. Взгляд стал пустым и чернота зрачков мутным облаком вновь заволакивала глаза.

   - Даниил?

   Судорожно вздохнув, он начал оседать, и я едва успел подхватить ночного, усадив на ступени. Помня о царапинах, полученных в первой ловушке, хлопать его по щекам не рискнул. Грустно усмехнулся, присаживаясь рядом и нащупывая редкий неровный пульс на шее.

   - Вот и обморок, а ты ехидничал...

   Я ждал, когда Навь придёт в себя. Выражение бесконечной усталости застыло в опущенных уголках губ - такое лишнее на этом лице. Зря я всё же взял его с собой. Что бы ночной ни говорил о том, что с ним всё в порядке - первым упал он. А ведь потащил его сюда именно я. И почему всё-таки не пошёл один? Жаль, что по-настоящему хорошие решения почти всегда приходят задним числом.

   Через пару минут Навь поморщился, прикрывая ладонью глаза.

   - Мы всё ещё там?

   - На лестнице, если ты об этом. Можешь встать? - я поднялся, протягивая ему руку.

   Лестница полого, но неизменно поднималась вверх. Ночной запинался, иногда инстинктивно пытаясь уцепиться за гладкую стену отросшими когтями. Ноги гудели - колотьё в боку плавно сошло на нет, но дыхание упрямо не желало успокаиваться - сам воздух этого места уже был в какой-то степени мёртв, и живые ещё существа не могли надышаться им.

   - В прошлый раз, мы выбирались по такой же лестнице сутки, если не больше...

   - А велик ли был тот холм?

   Навь пожал плечами и тут же зашипел, осторожно прикасаясь пальцами к левому.

   - У вас никогда не понять ни на какое расстояние, ни в какую сторону идут все эти коридоры и залы... По моим ощущениям, так мы уже давно и далеко за пределами Гатри...

   - Я бы не был так в этом уверен - в основном всё, несмотря на кажущуюся грандиозность, в мире наверху занимает не так уж и много места. Весь комплекс идёт вокруг струны. Возможно, мы выйдем где-то на этом же холме, или в крепостное кольцо, - я отвернулся, стараясь не глядеть в провал. Пришла в голову и растворилась в усталости запоздало испуганная мысль о том, что было бы, подскользнись я и упади туда. А ведь здесь может обитать ещё что-то, или кто-то, от кого мы уже просто не сумеем убежать.

   Темнота молчала - и это было хуже, чем отзывчивое глуховатое эхо. Ничто, граница существования. Я вытянул руку, словно пытаясь нашарить невидимую стену с другой стороны - но пальцы, боязливо трогающие влажноватый воздух, ничего не ощутили.

   - Никак не могу вспомнить, как называлось это дерево... - Навь смотрел себе под ноги, стараясь не наступать на контуры странных, искажённых в гримасе лиц. - Когда-то была легенда, что это - отпечатки душ умерших... память о них...

   - Это древесина диких яблонь, - я переступил через лицо с широко открытым в крике ртом и распахнутыми в ужасе глазами, - в которых жили зелёные дамы... Яблоневые дикие рощи сбегали по южным склонам холмов, где некогда бушевали пожары битв во славу юных дев, и в весну мимо белокипенных троп ехали кавалькады всадников... И зелёные дамы целовали примулы у своих корней, и лес плакал счастьем росы нового дня... - я сам не заметил, как начал говорить языком, созвучным старым легендам. Да, в моём народе тоже было место таким, кто не задумывался о том, что будет после свершённого. Все эти рощи пали под изогнутыми топорами из железа, закалённого в крови и морской воде. Ради этих лестниц, светящихся, словно внутри тонких древесных волокон ещё бились призраки.

   - Их вырубили ещё до Исхода, задолго до того, как мы пришли сюда. Габриэль... - Навь, шедший чуть впереди, обернулся. - Сколько тебе лет?

   Я слегка улыбнулся, прижмуривая глаза. Почему-то, после того, как мы на самом деле чудом избежали более близкого знакомства с Алой Невестой, мне медленно, но неотвратимо становилось весело. Видимо, подкатывала запоздалая истерика. В любом случае, подобные... личные мелочи я раскрывать даже сейчас был не склонен.

   - Я не так стар, как некоторые.

   Навь тихо рассмеялся.

   - Ладно... пусть это останется тайной, если так хочешь.

   Лица под нашими ногами жмурились, разевали беззубые и безгубые рты. Возможно, они проклинали нас.

   Свет медленно бледнел - лестница поднималась круто вверх - ступени сужались, так, что приходилось ступать на самый носок, и я всерьёз испугался, что Навь, с его ужасной обувью, полетит назад. Каким-то чудом этого не произошло.

   Лестница обрывалась. Ступени сглаживались в одну площадку - и стена впереди, незыблемая, таковой и оставалась, но лестница исчезала - и провал разевал тёмную пасть.

   Я оглянулся - наверху, прямо над нами, в потолке, незаметно опустившемся почти до наших голов, открывалось отверстие. Неровные края, каменные - легчайшие сумрачные отблески света очерчивали их. Я принюхался - едва уловимый запах земли. Мокрой, с дождевыми червями, мышиными гнёздами, стоячими лужами... Земли, что ещё не превратилась в очарованный мёртвый камень.

   - Даниил, давай сюда.

   Ночной поднял голову, проследив за моим взглядом. Вытянув правую руку он осторожно прикоснулся к краю проёма, словно боясь, что тот посыплется вниз.

   - Давай я первый, а потом спущу тебе верёвку, - подпрыгнув, причём левая лодыжка отозвалась на это волной боли, я вцепился в холодную твердь. Слегка раскачиваясь и иногда заскребая ногами по стенкам и куполу над лестницей, я цеплялся руками за неровный камень. Наконец сперва до локтя, а потом и по плечо пролез в эту дыру. Подтянувшись, выкарабкался наверх. Там оказалось довольно темно по сравнению с полной призрачного света лестницей - но зато не чувствовалось никакой силы. Только то, что должно быть в земле и отголоски чего-то распадающегося, уходящего из этого мира. Размотав вынутую из сумки тонкую верёвку, я обвязал её вокруг пояса, а потом кинул оставшийся конец вниз, Даниилу.

   - Лови... Не поверишь - но здесь хорошо.

   - Поверю, - снизу раздался тихий смешок. - После мёртвых коридоров всё хорошо, даже земля старого погоста.

   Верёвка сначала дёрнулась, словно он проверял, крепка ли она, а потом я упёрся пяткой откинутой ноги в ближайшую земляную стенку и потянул, наматывая верёвку на предплечье. Оказалось, что не так уж и тяжело. Вскоре бледные руки вцепились в грязный пол лаза, и с пыхтеньем ночной был втащен целиком. Верёвку он обмотал некрепко, и та сползла подмышки. А я ведь так и не выяснил, сломаны у него рёбра, или нет...

   - Габриэль, - Навь прошуршал где-то рядом и, негромко ойкнул, стукнувшись. Света из проёма теперь не хватало даже на то, чтобы различить очертания находящегося вокруг. - Ты мог бы зажечь свой огонёк, или что там у тебя? Здесь, конечно, приемлемо темно, но свет бы не помешал.

   - Подожди немного... главное, обратно не свались... - поняв, что силы и так осталось мало, я зажёг погнутую свечу, едва выковыряв приплюснутый к воску фитиль. Жёлтый огонёк медленно занялся, становясь ровнее и длиннее. Пламя всё время колебалось, причём в разных направлениях - воздух не стоял на месте, очевидно, здесь имелась уйма лазеек на поверхность. Я хмыкнул, оглядываясь вокруг, и направился к более широкому проходу, сверху из которого торчали корни.

   Отодвинув один из них в сторону, пригнувшись, пошёл вперёд. Под ногами рыхло продавливалась земля - живая, мягкая... Вскоре корни начали переплетаться так густо, что образовали плотную сеть, такую только прорезать ножом.

   - Подержи-ка свечу...

   Протянутая за свечкой измазанная непонятно в чём рука мелко дрожала, но ниточки темноты вниз с пальцев больше не падали.

   - Даниил? - я обернулся, проверяя, не на грани ли обморока он. - Как ты себя чувствуешь?

   - Отвратительно! Хочется на сутки залезть в проточную воду с головой!

   Похоже, это и в самом деле было единственным, что его вообще волновало сейчас...

   - Так значит, к смерти ты относишься спокойно?..

   - Про что это ты сейчас? - он искренне удивился.

   - А я-то так волновался... Ещё когда тебя с завода тащил. Всё гадал, оживёшь, или пистолетный выстрел для тебя что-то новенькое и регенерации не поддающееся, - встав на четвереньки, разрезая ножом упругие плети, я полез вперёд. Макушка скреблась по земляному бугристому потолку, а под ладонь попался дождевой червяк. Вытерев его о стену, я почти пополз - настолько узким стал коридор. К влажной ткани и коже моментально прилипли частицы почвы.

   - Н-да... пуля, это и вправду было для меня что-то новенькое... - огонёк свечи, трепетал в руке ночного почти не давая света. - Но если уж мы уходим из этого мира окончательно, то тут же рассыпаемся в прах. Пока физическая оболочка цела, всегда есть возможность вернуться в неё и восстановить со временем. Или ты думаешь, что все легенды про то, как мы продолжали бой чуть ли не с оторванными головами - выдумки?

   - Не думаю, на берсерков я в Аравии нагляделся... Колешь ему в сердце, а он своею же кровью лицо мажет, и ещё минут пятнадцать, а то и двадцать, пытается тебя изрубить в люля-кебаб. И это даже не чистокровные ночные... - я пыхтел, продвигаясь дальше. - О, тут свободнее, - перерезав очередное препятствие, мне удалось выползти в более просторное помещение - именно помещение. Неаккуратно выложенную булыжниками полузасыпанную пещерку с упавшими кусками погребальных плит завалило когда-то с одного края камнями. Под ногой скрипнуло - в свете свечи я разглядел, что это кости человеческой руки. - И люднее...

   Свет желтоватой плёнкой покрыл почти всю пещерку - мусор, каменная крошка, плита, когда-то провалившаяся сюда сверху, и рассыпанная пирамида из человеческих черепов. Когда мы проходили мимо, они провожали нас взглядом темноты из пустых глазниц.

   - Аккуратнее... Давай подержу пока, - подхватив у ночного свечу, я подождал, когда он перелезет через трухлявое, полное муравьёв бревно. Недалеко чернел ещё один проход - довольно широкий, и тоже со следами грубой отделки колотым камнем.

   - Интересно, куда мы всё же забрели? В окрестностях Гатри много старых кладбищ...

   - Понятия не имею - куда-нибудь да выйдем. Если что, - я демонстративно ковырнул вытянутой рукой мягкий земляной потолок, - можно прокопаться наружу.

   - Да уж... - ночной хмыкнул за моим плечом. Стенки были довольно гладкими, но он всё равно жался поближе к центру. - Слышал когда-нибудь про обряды острова Гаити? Вот как раз на жертв этих обрядов, выкапывающихся из-под земли, мы и будем похожи... Надеюсь, это кладбище на самом деле старое и давно всеми позабытое...

   - Гляди... - я остановился перед небольшой, наполовину заваленной землёй нишей. Из темноты в коридор торчали замотанные в истлевший саван ноги. Плоть, отгнившая во влажной земле, тёмными струпьями только в некоторых местах оставалась на костях, а ступни почти лишились пальцев. Те, что сохранились, были странно изогнуты, словно в момент смерти их скрутило жестокой судорогой. На лодыжках висели только чудом ещё не рассыпавшиеся в рыжую пыль кандалы.

   Чуть позади раздался тихий сухой треск. Навь с выражением брезгливости на покрытом грязью лице оглядывал высохшую кисть, теперь уже в одиночестве торчащую из другой ниши. Вторая лежала, рассыпавшись на фаланги и кости пясти, перед его ногами. Старательно себе подсвечивая, он боком обошёл её, словно та могла ожить и вцепиться в его дырявый ботинок.

   - О, а эти катакомбы кончаются... - выглянув подальше, тоже теперь придерживаясь середины коридора, я увидел, что мы вновь вышли куда-то в более просторное место. Пахло уже не только землёй, но и почему-то сеном, мокрой травой и несвежей водой. Когда всё ещё передёргивающийся ночной подошёл ближе, я разглядел небольшое озерцо, явно питаемое подземным источником. Поверхность слегка волновалась, словно там открывалось окно к подземной водяной жиле. Когда мы проходили мимо него, из темноты показался изгрызенный мышами соломенный тюфяк, пара потерявших форму поеденных сальных свечей и осколки бутылок. Мерзкий запах трущоб ещё ощущался около этого места.

   - Мне кажется, где-то тут поблизости должен найтись выход. Посвети пониже - может, где поутоптанней?

   - Да, - Навь кивнул головой, приглядываясь к полу. - Здесь даже тропинка есть. Нам туда, - он указал куда-то в темноту и сам тут же направился в этом направлении, освещая путь уже изрядно оплывшей свечой.

   Вскоре мы остановились перед аккуратно вытесанным входом в округлый колодец, вертикально идущий вверх. Покрытые ржой скобы вколотили в каменные стены с четырёх сторон. Колодец оказался достаточно широким, и мы вместе начали подъём. Свечку Навь оставил внизу, в центре - но и того, что мы не заслоняли, хватало. Я пыхтел, особенно когда ржавчина, откалываясь, составляла большую часть скобы. Рядом выругался Навь - он поставил ногу, а железо просто выпало. Наверху не виднелось ни проблеска света - но обнадёживало то, что уж если один побродяжка смог выбраться, то мы и подавно. Через несколько минут наши руки почти одновременно стукнулись в каменную перегородку. Судя по звуку, за нею была пустота, много пустоты...

   - Чёрт! - Навь несильно ударил ладонью по плите. - Как-то ведь он сюда спускался!

   - В конце концов, даже в таком состоянии мы не можем быть слабее его. К тому же, нас двое. Может, толкнуть посильнее?

   - Ну давай, - Даниил, вцепляясь левой рукой за одну из скоб, упёрся ладонью правой в камень. Встав ногами на железки поустойчивей, я понадеялся, что не свалюсь, и обеими руками стал выдавливать плиту. Почти минуту, сцепив зубы, мы толкали её. Наконец, с жалобным протяжным скрипом, она вылетела, сгрохотав по каменному полу, осыпая наши головы землёй и каменным крошевом.

   - Небо, наконец-то!.. - не дожидаясь ночного, я выполз наверх даже не глядя, что творится вокруг, и развалился на спине.

   Низкий, покрытый отдельными куртинками висячего мха, потолок. Сумрак, густой, предутренний, проникающий сквозь вырубленное в склепе узкое отверстие, когда-то забранное решёткой, а теперь только с обломанными штырями. Навь где-то рядом, тоже шумно дыша, сперва ругнулся, а потом рассмеялся.

   - Ну мы и дурни! - он уселся на пол, опираясь спиной на каменную тумбу, где покоились остатки некогда роскошного гроба. - Здесь есть потайной механизм. Был, вернее... мы начисто его выломали вместе с плитой.

   - Разрушители гробниц... осквернители культурного наследия... а такие с виду приличные джентльмены, - я хохотал в полный голос, держась за живот. Навь неопределённо хмыкнул. Оглянувшись, я зашёлся в новом приступе смеха. Вспомнилось, сколь импозантно выглядел Даниил в самом начале, когда мы встретились в "Забытой книге". А теперь? Одежда его была измята и всё ещё оставалась влажной, один ботинок откровенно просил каши - оттуда торчали пальцы в носке - тоже дырявом. Брюки изодранные, в грязи и пыли, непристойно облегали конечности - весьма тощие. Волосы сосульками, спутанными в колтун, нависали над глазами и липли к шее - мне показалось, или в них что-то застряло? Рубаху можно было назвать таковой только из-за наличия у этого бесформенного куска ткани остатков воротника и рукавов. Жилетки не сохранилось, а лицо, без морока, производило впечатление существа, которое неделю провело в опиумной курильне, без воды, еды и умывания. А потом его выбросили на улицу в грязь, предварительно избив. Но на бледных губах змеилась не менее саркастичная ухмылка.

   - Ты выглядишь ничуть не лучше! - фыркнул он, щуря глаза.

   - У меня зато сапоги целые! И безрукавка на мне!

   - Ну, допустим, спереди она есть, а вот сзади... Там даже рубахи как таковой мало.

   - А твои штаны!.. Небо, мне стыдно будет идти рядом с тобой!

   Ночной окинул меня ироничным взглядом.

   - А ты не разглядывай меня столь пристально. Тоже мне, святая невинность! Лучше скажи, как мы с тобой будем добираться до дому? Кладбище, похоже, то, что за вишнёвыми садами к северо-западу от города. Мне в обход придётся полдня ковылять... Ох... проще дождаться ночи...

   - Всё будет в порядке... Я сейчас, только поднимусь... - с кряхтеньем, сперва сев, а потом и встав, я пошёл к выходу. Здешний воздух холодил лопатки - в том месте, где меня особенно сильно ударило, спину и в самом деле прикрывали только лоскутья ткани с кровью. Но было и что-то ещё неприятное, словно оно налипло поверх всей грязи, собранной внизу, тяжёлое, проникающее под кожу, холодящее, как запах засевшего в кустах хищника. Я даже обернулся, чтобы спросить, нет ли там у меня чего-нибудь странного. Но, стоило оглянуться и это ощущение исчезло, а ночной как-то чересчур быстро отвёл взгляд.

   - Всё в порядке, Навь? Я скоро вернусь, только кое-кого позову. Ещё утром будем дома.

   - Ты уже в который раз спрашиваешь, всё ли в порядке, - глухо и невнятно ответил Даниил, опуская голову, - как будто чем больше проходит времени...

   Меня повело в сторону и я, не слушая, что он говорит дальше, вышел.

   Крови на мне было предостаточно, и на призыв вороны прилетели довольно быстро - я их не помнил, но, похоже, птицы жили где-то поблизости, а не летели с другого конца города. Передав устное простенькое сообщение Данни - пару предложений запомнить и воспроизвести они вполне могли, я вернулся, садясь у самого входа в склеп. Надеюсь, этот хитромудрый конь придумает что-нибудь на ходу...

   - Габриэль, - раздался негромкий и немного искажённый голос ночного, - перед тем, как ваша ловушка сработала, я, кажется, видел какое-то упоминание, какой-то документ, датированный нужным годом. У той стены, где два трупа. Где-то на полу.

   - Спасибо... - я в изнеможении прислонился к стене. Похоже, придётся вернуться...

   Мы молчали, наслаждаясь воздухом, тишиной и долгожданным отдыхом для перенапрягшихся мускулов. Даже боль на время притихла, выпитая холодными камнями. Казалось, что я плыву, задрёмывая, ощущая, как осторожно трогает лицо ветер - живой, с запахами мокрой травы, слегка завядших цветов, подопревшего сена...

   Где-то загромыхала по камням телега. Звуки разносились в тишине занимающегося рассвета очень далеко - затенькала мелкая птица в кустах, зашумели дубы, невидимые отсюда...

   - Хозяяяяин!! Гдеее вы?!! - пронзительный голос, знакомый и громкий, прорезал идиллическую картину.

   - Безутешный слуга пришёл проведать могилку любимого хозяина, но потерялся на старом погосте? - хмыкнул Навь из полумрака склепа.

   - Едь сюда!! - я оглянулся. - К серому большому склепу, ещё рябина рядом!

   - Тут уж всё - сами идите! Я не протиснусь здесь! - раздалось через некоторое время.

   - О-ох... - из склепа послышалось шевеление и негромкая ругань, в сопровождении двух столь же тихих, но отчётливых ударов. - К чёрту вас!

   Наружу Навь вышел уже без ботинок. Прислонившись к проёму, он стянул носок, стараясь не нагибаться слишком низко, и через плечо зашвырнул его обратно, словно ставя точку во всём нашем злоключении. Я уже потихоньку пробирался в зарослях к виднеющемуся около въезда кэльпи. Выбираясь из мелкоцветущего куста, наполовину выломав его, я увидел, что он сидит в телеге, запряжённой пузатой гнедой лошадкой. Открыто, но да ладно - поедем улицами потише. Из повозки пахло не сомнительными мешками непонятно с чем, а свежим сеном - оно даже вывалилось отдельными охапками за борта.

   Выбираясь следом за мной, Навь обошёл телегу с другого бока, там, где землю прикрывала трава, а не мелкие острые камешки.

   - Мило... - окинув взглядом будущий транспорт он задержался на Данни. Мой слуга передёрнул плечами - видимо, из-за брезгливости. - Но мне, пожалуй, и вправду подойдёт сейчас.

   - А что такое? - запрыгнув на остатках измочаленных мускулов внутрь, я носом уткнулся в это самое "что". Источая запах свежеоструганного дерева, в сене лежал гроб без крышки. - Данни, ты что... Это катафалк?!

   - Вы же просили забрать вас хоть на чём-нибудь... А что не так - чисто же!

   Забравшись следом за мной Навь попытался в одиночку перевернуть гроб.

   - И в самом деле, Габриэль, какая разница? Или ты возмущён, что этот, с позволения сказать, катафалк не отвечает твоим эстетическим требованиям и ты бы предпочёл отправиться домой на запряжённом четвёркой вороных коней с плюмажами?

   Я с удивлением наблюдал, как он всё же перевернул дешёвенький, из тонких сосновых досок, гроб и заполз под него, подпихнув себе под бок побольше соломы.

   - Да нет... просто боялся обнаружить ещё и того, кто должен на самом деле занимать это место... Прости моё любопытство - тебе там как? - улёгшись на ароматные охапки сена, я с блаженством вытянулся во весь рост, прикрывая глаза.

   - Восхитительно темно, - раздалось глуховатое шебуршание в ответ.

   - Трогай... - я лениво прищурился на дымчатое небо. - Если что, вполне могут подумать, что родственники не доплатили, и мертвеца везут назад. А гроб отдельно, чтобы зря не пачкать.

   - Двух мертвецов, - зевая, отозвался Навь.

   - А тебя всё равно не видно...

   Солнце пробиралось сквозь веки красными сполохами истинно живого огня. Через ресницы бледными ещё лучами, проникал свет. Пахло соломенной крошкой и немного смолой - какой-то стебелёк лез в нос мохнатой метёлкой - невыносимо захотелось чихнуть. Открыв глаза, я убрал его - былинка лисохвоста, выдернутая из охапки, покачивалась в руках в такт шагам лошади. Подковы чуть скрежетали по камню - но вскоре мягко застучали по глинистой дороге.

   Где-то впереди, далеко за городом и за лесом, медленно выкатывалось солнце - тени, длинные, меняющиеся на глазах, делили мир на границе сна и реальности - светлые, не чёрные полуденные, нечёткие. Весь мир искажался и колебался с каждым движением светила. И бездонное небо - ещё яркое, не уставшее поутру, не поблекшее - а такое, словно синее стекло, брошенное в ручей. Редкие, по краям почти прозрачные облака медленно плыли - и я видел их движение - неспешное, равнодушное ко всему, что внизу. Запахло водой - озёрной, никем не потревоженной. Ромашки и уже облетевшая пижма приплетались к этому чуть пыльным мёдом.

   Данни свернул на узкую улочку, где гуляло эхо утренних разговоров. Неподалёку хлопнула калитка. Несколько высоких вязов переплетали ветви над головой - и тени от листьев, вызолоченных с одного бока встающим солнцем, скользили по лицу прохладой и недолгой тьмой. Всё вокруг жило - две чёрных городских ласточки быстрыми росчерками скользнули по самому краю видимого мною неба. Я вглядывался в него так, как жаждущий в пустыне смотрит на озеро в оазисе - не веря, что это правда, но убеждаясь, с каждым вдохом влажного воздуха, что это не мираж. Мне показалось, что, под взглядом, оно прогибается, темнея. Или что я погружаюсь в его синеву, меняющуюся, с одного края ещё полную ночной прохлады, а с другого уже смешанную с блёклым золотом.

   Ночной молчал, видимо, и в самом деле задремав, Данни правил, даже не оглядываясь назад - и только я смотрел в небо - и почти чувствовал ход времени. Вместе с тем казалось, что меняется только то, что вокруг меня, а сам я выпадаю из этого круга танца. Стрижи, скрипуче перекликиваясь, вспороли тишину - но их крик не потревожил меня. Овсянка несмело и негромко, уже по-осеннему, что-то цвирькнула. Берёзовый лист с проплывающей надо мной ветки оторвался и неспешно - я видел, как он переворачивался, опускаясь по спирали, лёг где-то в ногах. Бархатцы возле колёс телеги пахли так, как пахнет самая граница осени - густой сладкой безнадёжностью и равнодушием ко времени, которое всё равно не остановить.

   Я чувствовал, что в хрустальном шаре плыву по дну реки - по тёмному ещё дну, а воду на поверхности уже гладят рассветные лучи. И звуки, и запахи - я ощущал их, но словно издалека - и границу из хрусталя легко проницали только тени и свет. Воздух тёк вокруг - запахом парного молока, жареной картошки, мокрых куриных перьев... Ветви, плавно и внушительно плывущие в высоте над головой, и листья на них с каждым мгновением всё больше похожие на драгоценные камни, пронизанные солнцем, и небо в их обрамлении ещё выше и глубже.

   Небо... я уже и не думал, что снова увижу эту бездну, эту бесконечную пустоту, где тянутся невидимые струны ветров и света.

   Я чувствовал спиной все камни, по которым катились колёса - все булыжники, все вытертые корни, выступающие над землёй, словно узловатые колени стариков под пледами. Дымка, уже осенняя, что так и останется таиться в глубине лесов и рощ до самого конца дня, словно нежнейший покров пыльцы на крыльях бабочек, окутывала всё вокруг. Она поднималась, преображённая роса и туман - и на фоне тёмных ветвей я видел, как мельчайшие капли перетекают с места на место, и дымка то истончается, то вновь густеет. И само Небо, что позволило мне вернуться к нему, прикрывается ею, устав от обжигающего, сумасшедшего в этот август солнца, и от моего взгляда.

   Все мы под Небом едины, и у всех миров одни Небеса - и из одного Неба птицы летят в другое... И даже боги наши - лишь отблески его.

   Телега катилась, Небо поднималось, и тонкие нити из моих глаз, протянутые вверх, становились только взглядом. Всё громче шумел город, быстрее катились колёса... Данни внезапно свернул в сторону, остановив пофыркивающую кобылу. В проулке, где до этого ехали мы, продребезжала со скрипом ещё одна телега - от неё пахло скипидаром, резко, до чиха, и машинным маслом. Она проехала, а мы, видимо, кэльпи счёл новый путь более уединённым, двинулись по проулку. Высокие деревянные заборы - даже лёжа на спине я видел отдельные доски, скрывали яблоневые сады. Там царствовала тишина - только гусиное негромкое гоготанье неслось сбоку. Облака тянулись через половину неба полосками пролитого в ручей и ещё неразошедшегося молока. Пахло одуряюще мокрыми кислыми яблоками, палой, начинающей гнить листвой и немножко грибами.

   Телега катилась, небо не двигалось с места, и ветер носил по кругу запахи осени.

   - Мы на месте! - Данни разорвал круг мыслей беззастенчиво-громко. Я позвал Даниила - но мне не ответили. Потянувшись, даже с некоторой тревогой постучал по доскам с клейкими капельками смолы. Под ящиком некоторое время не раздавалось никаких звуков, и я хотел уже было приподнять его, но тут послышалось сухое шебуршание, видимо, ночной потягивался после непродолжительного сна. Со вздохом подсунув руку под краешек, он ещё и ногами отопнул гроб в сторону. Тот, ударясь о бортик телеги, замер на боку.

   - Где мы? - щурясь так, словно был уже солнечный полдень, он оглянулся по сторонам.

   - Около моего дома, - поднимаясь, я внезапно ощутил, что все косточки тела отлиты из чугуна, а всё, что не болело, вспомнило о своих ушибах и ударах. Придерживаясь за бортик, я сполз с телеги. Пришлось на несколько секунд замереть, привыкая к ощущениям и гадая, смогу ли доползти до дома даже несколько десятков оставшихся шагов...

   - Побыстрее - следы-то мне заметать, а уже светло, - Данни явно нервничал, теребя вожжи в руках и поминутно оглядываясь то на нас, то демонстративно на уже совсем светлое небо.

   - Я ещё не на месте, - Навь даже и не думал подниматься, разминая отлёжанную во время сна кисть руки. Холодный и неприятный взгляд его змеиных глаз скользнул по мне и остановился на кэльпи. Тот вновь передёрнул плечами и даже чуть отодвинулся в сторону.

   - Всё, на месте - вам тут пара шагов, а у меня - и у вас обоих, будут неприятности, если я всё это не верну, или лошадь окажется взмыленной - а вы сейчас, похоже, ни на что не годны - вот заявятся к вам, к каждому, полисмены - из-за угла по десятку, и что вы им скажете? Ни у одного даже на морок сил нету! - он обличающее ткнул в меня пальцем.

   Облизнув пересохшие губы кончиком раздвоенного по-змеиному языка Навь что-то неразборчиво пробурчал, опуская голову, и всё-таки сполз с телеги.

   - Если что-то случится, обязательно меня оповести. Я потом отправлю Данни проверить, как там у вас.

   - Угу, - он неопределённо махнул рукой и, развернувшись, направился нетвёрдым шагом почему-то не к дороге у озера, а в обход, к садам.

   - Удачи, - я хотел добавить что-то ободряющее, но осёкся, когда увидел, что в косых утренних лучах на белой пыльной дороге даже у самых его ног не шевелится тень. Словно вся темнота, что окружала Навь, вытекла где-то там, в подземельях, и только жалкие её остатки поддерживали его.

   - Данни, что это за выкрутасы? Несколько минут погоды бы не сделали - ты тут сидишь и раздумываешь едва ли не дольше! - прислонившись к белым камням ограды я гневно воззрился на него.

   - А ты так хотел скормить меня этому типу? У него разве что слюна не капала, когда он на нас смотрел!

   Я решил, что дальнейший спор бесполезен - моя лошадка всегда тряслась за свою шкуру...

   - Ладно, ты бы его в любом случае в таком состоянии одной рукой вернул в рамки приличий.

   Не слушая возмущённой тирады слуги, я тихонько побрёл к дому. Шаг, ещё шаг... И где-то там - ванна...

***

ВОСКРЕСЕНЬЕ 13 АВГУСТА

к оглавлению

   Лучи рассветного солнца тонкими, невыносимо яркими иглами просачивались сквозь колышимую ветерком листву яблонь. Я шёл рядом с дорогой, прячась в зыбкой утренней тени, что давали развесистые кроны деревьев. Под босые ступни то и дело попадались мелкие острые камешки и скрытые травой корешки. Запинаясь об них, шипя и вновь попадая ногой по чему-то твёрдому, на дорогу с примятой стёжкой травы посередине, я всё же выйти не решался. Для живущих неподалёку фермеров и прочих соседей утро давно не было ранним. И за деревьями и тонкой преградой кустов, растущих между дорогой и канавкой с водой, уже не раз мне навстречу проезжали гружёные чем-то повозки и одиночные путники.

   Ближе к дому дорога, в отличие от проходящей берегом озера, начинала виться неторопливой змеёй. Ещё чуть-чуть, самую малость... Я с тяжёлым вздохом чуть не рухнул на землю, услышав очередную приближающуюся телегу. Сил накинуть пусть и самый слабый морок, отвести человеку глаза - не осталось. А выглядел я сейчас... Если Габриэль одарил меня парочкой весьма говорящих взглядов, то его кэльпи и вовсе испугался, представив, что придётся оставаться со мной наедине, пока не довезёт до дома... Оперевшись спиной на широкий ствол яблони, я вытянул ноги, закрывая слезящиеся от света глаза. Как же хотелось сейчас провалиться даже не в сон, а во Тьму Изначальную, где нет мерзкого, давящего ощущения усталости, всей этой грязи, уже подсохшей и крошащейся при движении!.. Только голоса... далёкие и близкие шепотки...

   Похоже, я начал проваливаться в сонное небытие - резкий громкий свист, откуда-то со стороны дороги, заставил вздрогнуть, и инстинктивно оглянуться на звук.

   Телега уже давно прокатила мимо, куда-то к полям, или к городскому рынку. Еле как поднявшись на ноги, цепляясь за ствол и ветки дрожащими руками, я постоял так, пытаясь согнать озноб и сонное оцепенение. Словно меня опоили дурманящим зельем, некой отравой, и теперь она пробралась в кровь... Всё тело ломило от длительного бега и бесконечного подъема по старой-старой лестнице, смотрящей на нас тысячами кровавых глаз на призрачных лицах.

   Я попытался сжать руку в кулак. На пальцах и ладони как будто всё ещё оставался след его крови. Ох, Габриэль... Как некое испытание, искушение... Почти с самого начала наших блужданий по подземельям чувствовать запах его крови! Чувствовать, как собственная сила вытекает, даже не по капле, а неутихающим ручейком, и не иметь возможности восполнить её... Я усмехнулся. Смешно сказать, но единственное, что остановило меня тогда от облизывания пальцев - грязные руки, а вовсе не какие-то морально-этические нормы поведения.

   Прислоняясь лбом к шершавому стволу яблони, я опустил руку, разжимая пальцы. Ещё несколько дней, и связь рассеется, память его крови уйдёт, как вода в песок. И к лучшему. Всё к лучшему...

   Отцепившись, наконец, от дерева, я побрёл дальше. Всё-таки надо было завалиться обратно в телегу. Чёртов трусливый мерин! Что б я, интересно, мог ему сделать в таком-то состоянии?!.. Хотя и его тоже можно понять - ни одна из теней, что находились сейчас вокруг, мне не принадлежала. Да и вообще, даже находиться со мной рядом должно быть неуютно. Как минимум... Я прекрасно помнил, как эти изменения начались впервые и как Дара весьма красочно описала свои ощущения от меня... Правда, тогда было хуже - ни что со мной, ни как от этого избавиться, никто не знал.

   Из-за очередного плавного поворота дороги наконец-то показалась каменная ограда моего дома. Ещё чуть-чуть! Самую малость! И наконец-то доберусь до ванны с горячей водой, до мягкой постели в глубокой темноте спальни! А что до теней и прочего... Что ж, Юстину и Фаэ придётся потерпеть столь неприятное соседство до вечера - тогда хоть немного удастся привести себя в порядок и можно не опасаться, что мои невольные "источники" не проснутся просто от запаха...

   Прислушиваясь, нет ли кого поблизости, я перебежал через открытую для яркого солнечного света дорогу. Кусты вдоль стены росли низкие и колючие, чтобы в случае чего спрятаться в них, поэтому шаг не замедлил и после, хотя было желание рухнуть на землю и позволить сознанию раствориться в абсолютной темноте. Приостановился я лишь у самых ворот. Ощущение, что с моей паутиной что-то не в порядке, возникло уже давно, но только сейчас, проходя через нить, маленькой ячейкой окружающую мои владения, я обратил на это внимание.

   "Гость", забравшийся в сад, оказался, мягко говоря, неожиданным, хотя этот визит можно было и предугадать.

   Я шагнул внутрь, закрывая приоткрытые до того ворота. Запах крови, принесённый ветерком, чувствовался столь отчётливо, что тело само начало меняться, не желая подчиниться контролю разума. И ещё смерть... Ветер доносил запах крови умершего существа - горький, терпкий и вязкий... Что бы здесь ни произошло, оно уже давно закончилось. По дорожке из светлой гальки никто чужой не проходил. Визитёр воспользовался моим, как я опрометчиво надеялся, тайным ходом с другой стороны стены.

   - Юстин, - тихо и несколько невнятно из-за меняющихся зубов позвал я. - Юстин, где Огонёк?

   В том, что волчонок меня слышит, я был уверен. Богини, прошу Вас, пусть с ними всё будет в порядке!

   - Юстин, ответь мне, пожалуйста.

   Осторожно ступая по не таким уж и гладким для босых ног камешкам, я вслушивался в каждый шорох. За домом раздался тихий звук - кто-то крадучись и как-то странно прошёл по доскам веранды, скрипнул второй ступенькой...

   - Юстин, - я сделал глубокий, медленный вдох. Нужно хотя бы успокоиться, прежде чем показываться ему на глаза ... - только не бойся меня, я ничего тебе не сделаю.

   Обогнув дом с правой стороны, чтобы сразу оказаться рядом с верандой, я остановился, свернув за угол. На нижней ступени крыльца сидел волк, всё ещё тощий, и не такой уж большой, но не в теперешнем состоянии было рисковать, так просто подходя к нему.

   - Юстин, ты... узнаёшь меня? - была очень большая вероятность, что сейчас передо мной именно зверь - в жёлтых, пусть и испуганных глазах, не чувствовалось ни капли разума двуликого.

   Не смотря на опасения, волк медленно кивнул головой. Именно кивнул, а не тряхнул, как это бы сделало животное, пытаясь согнать надоедливую мошку. Чуть подняв морду, Юстин издал непонятный звук, словно хотел сказать что-то, но забыл, что в четвероногой ипостаси другим языком, кроме волчьего, не владеет.

   - Огонёк здесь?

   Волк отрицательно качнул головой и неловко попятился назад. Шерсть у него на загривке приподнялась, а выражение испуга, не только в глазах, но и на всей морде, стало явным.

   - Не бойся, - повторил я. - Со мной сейчас, конечно, не всё в порядке, но мы вовсе не из тех чудовищ, что впадают в безумие от запаха крови. Где она? - я попытался причувствоваться, откуда всё-таки исходит этот запах, с привкусом горечи морской воды, но так и не смог. Казалось, он шёл отовсюду - от высокой травы под деревьями, от дорожки, ведущей к потайному лазу в стене, от самого Юстина...

   Двуликий, уже успел, всё так же пятясь, добраться до двери и кивнул головой в сторону тропинки. Пройдя в указанном направлении пару десятков шагов, я остановился, чуть не наступив на пропитавшийся кровью песок.

   Если бы не знал заранее, кто проник в сад, опознать ведьмочку сразу не получилось бы. Примятая трава хранила следы борьбы. То есть, растерзал он её ещё не войдя во вкус, а всё же защищаясь. Или всё-таки нападая... В любом случае, хорошо, что сейчас Юстин осознаёт себя. Я перешагнул бурое пятно и опустился перед телом на колени - сил стоять уже не осталось. От запаха кружило голову, а к горлу подкатывал мерзкий комок.

   Марлен лежала на спине, тёмные короткие волосы слипшимися от крови сосульками закрывали ту часть лица, по которой её и можно было ещё опознать. Скользнув взглядом вниз от перегрызенного горла я невольно поморщился. Во второй ипостаси тихий и скромный мальчишка исчез, а зверь не побрезговал полакомиться потрохами...

   Склоняясь над телом ещё ниже, я откинул волосы на спину, чтобы не испачкать их. Хотя... какая разница? Я и так, весь, с головы до пят, чёрт знает в чём. Высунув меняющийся, по-змеиному раздвоенный язык, с отвращением коснулся подсохшей крови на плече Марлен.

   Невыразимый страх и боль смерти и ничего более. Память крови молчала. Всё прочее перекрыли последние минуты ужаса, когда Юстин, ещё не перегрызя ведьмочке шею, повалил её на землю, не выпуская из пасти правую руку, перехваченную под локтём.

   Как же хорошо, что я выбрал именно этот дом! Достаточно далеко от прочих и к тому же определить здесь, ночью, откуда раздался крик, не так-то просто. С вечера никто, кроме Марлен, не заходил ко мне... Может, никто ничего и не слышал? Одних соседей сейчас не должно быть дома, другие... О-ох!.. Нужно тут быстро всё прибрать! Кэльпи прав - если заявятся полицейские, я даже морок накинуть не смогу!

   Со стоном поднимаясь на ноги, я обвёл взглядом сад. За старыми яблонями, полностью скрытый разросшимися кустами одичавшей малины, в паре шагов от стены, находился высохший колодец. И теперь то обстоятельство, что рабочие забыли, или поленились накрыть его каменной крышкой до конца, очень радовало.

   - Юстин, тебе всё же придётся подойти сюда, - я оглянулся назад. Сквозь травяные заросли волчонок, забившийся куда-то на веранду, виден не был. - Боюсь, собственных сил, навести здесь порядок, у меня сейчас не хватит...

   И ещё придётся убрать следы крови, засыпать дорожку песком так, чтобы это не бросалось в глаза... Перед мысленным взором пронеслась дурная картинка, как я тащу мешок с трупом, оставляющий за собой в примятой траве кровавый след, а из-за дома появляется с десяток полицейских...

   Двуликий, опасливо принюхиваясь, всё же появился на тропинке, но близко подойти не решался.

   - Если дойти до того лаза в стене, через который мы прошли в первый раз и пробраться за кустами вправо шагов двадцать - там будет старый колодец. Он закрыт, но не до конца. Постарайся затолкать туда тело, - я потёр переносицу. Постепенно нарастающая головная боль решила добить меня. Мысли путались, казалось, что упускаю из вида что-то важное. Ох... а если полиция на самом деле нагрянет сюда, да ещё и с собаками?.. Флэнксон ведь подозревал меня... Фаэ... Где же Фаэ?!.. Ей не составит особого труда спрятать в своём саду не то что бы тело этой девчонки, но и целый дом в придачу!

   - Куда ушла Огонёк? - я перевёл взгляд на двуликого, забыв, что ответить Юстин сейчас не в состоянии. Волк лишь неопределённо мотнул головой. - Ах да... прости. Я помогу тебе перекинуться обратно, но чуть позже. Сможешь дотащить её в одиночку?

   Юстин чуть ли не с суеверным ужасом покосился на труп, затем на меня и попятился назад.

   - Богини! Юстин! Это же всего лишь мёртвое тело!!! - я раздражённо обшарил карманы брюк в поисках трубки. Естественно, не нашёл. После всех наших падений и бега было бы странно, если б я не выронил её где-то там. Да и не стоило мне курить, хоть и хотелось просто неописуемо. Ещё неизвестно, как мог отреагировать сейчас организм на не такой уж и слабый табак.

   Я подошёл обратно к телу Марлен, заблаговременно перестав дышать. Казалось, ещё чуть-чуть и потеряю сознание от этого запаха страха и смерти. Ухватив труп за одежду, сделал несколько шагов. На тропинке оставался вполне отчётливый след - нет никакого смысла прятать тело, если у меня всё равно нет сил скрыть, в каком направлении его тащили. Плюнув, я бросил эту затею и мимо сиганувшего в траву волчонка направился в дом. Даже если полиция и придёт сюда, они найдут два трупа, но пусть уж мой будет отмытым!.. Я понял, что мне попросту безразлично, что начнётся потом. Только бы упасть чистым на чистую постель и всё! Проходя мимо зеркала, висящего в гостиной, невольно покосился на отражение, но более подробно рассматривать не рискнул - и так ясно, ничего хорошего там не отражается. Потом налюбуюсь, если захочу, после ванны...

   Похоже, страх за близких, а потом и раздражение, придали на время сил. Скинув то, что осталось от одежды, я забрался в ванну, крутанув вентиль с холодной водой и в первый раз пожалел, что никакого водонагревательного устройства, как в городской квартире, здесь попросту нет. Да и к чёрту! Хотя бы так... Я закрыл глаза, не ледяная, но всё же достаточно холодная вода ничуть не прогоняла сон и усталость. Положив руки на бортики ванной, чтобы случайно не нырнуть под воду с головой, решил, что полежу так пару минут, а после всё равно нужно что-то делать и с трупом, и с волчонком... Ох, Богини... я ведь на него почти накричал...

   Меня тормошили за плечо, достаточно грубо и наверняка болезненно, кажется, перед тем, как получилось открыть глаза, я пару раз ударился затылком о бортик ванной, но ничего не ощутил.

   - Эн"шэн! Что за моду ты взял по несколько раз умирать на неделе?! Немедленно очнись!!!

   Я всё-таки смог разлепить глаза. Фаэ, одетая в своей обычной манере, то есть не более чем в лёгкий свет, что проникал в ванную комнату из-под потолка, склонялась надо мной. В огромных зелёных глазах дрожали золотые лепестки зрачков.

   - Эн"шэн! Ну наконец-то! Я уж подумала, что ты решил впасть в анабиоз! Это же надо было - уснуть в ванной с ледяной водой! Что здесь вообще произошло?! Повсюду запах крови! Юстин бегает на четырёх лапах - ничего внятно объяснить не может!..

   Я попытался вздохнуть - не получилось, воздух не желал проникать в лёгкие, да и биение сердца... Было ли оно?.. Мысли не хотели собираться во что-то конкретное, просто текли как обрывки снов, глаза закрывались.

   - А, точно! - фэйри прищёлкнула пальцами. - Сейчас я тебя разбужу!

   Когда я открыл глаза, было почти хорошо. Я по-прежнему лежал в ванной, но уже в тёплой, даже горячей воде. Освещение стало таким, будто провалялся тут часов до одиннадцати. Но, может, так оно и есть...

   - Огонёк? - негромко позвал я. Царившая в доме тишина настораживала.

   Юстин! Богини! Мальчишка, должно быть, так и прибывает во второй ипостаси!..

   Я уже начал выбираться из ванной, когда в двери впорхнула Фаэ с большим махровым полотенцем в руках.

   - У меня просто слов нет!.. - сердито начала она.

   - Не верю, - ответил я, заворачиваясь в поданное полотенце. - Где Юстин?

   - В гостиной. Что здесь случилось и кто та девушка в колодце?

   Я сделал несколько осторожных шагов к двери. Усталость никуда не ушла, но словно бы приглушилась, растворённая в горячей воде.

   - Будь добра, завари мне чай. И... у нас вроде бы оставался мёд? - я провёл рукой по мокрым волосам. Пахло от них на удивление не затхлостью подземелий, плесенью и прочим, во что мы вляпались немереное количество раз за прошедшую ночь, а смесью лечебных трав. Как, впрочем, и от всего тела.

   - Хм... - Фаэ окинула меня скептическим взглядом. - Тебе бы и что-то посущественнее мёда не помешало.

   - Так может, устроишь это?

   - Ты это о чём? - уточнила Фаэ, подхватывая со спинки стула халат и помогая надеть его. Вытереться насухо не получилось - тяжёлое полотенце выскользнуло из рук. Ни подхватывать его на лету, ни уж тем более нагибаться к полу я не стал. Волосы моментально намочили ткань на плечах и спине, но ощущения были скорее приятными. В доме чувствовалось тепло. Не иначе, Фаэ закрыла все окна и разожгла огонь в каминах.

   - Эн"шэн, если ты намекаешь на завтрак, то что-то мне не хочется становиться причиной твоей безвременной гибели. А если про кровь... Вы ведь, вроде, получаете полную власть над тем, чью кровь выпьете?..

   - Да, причём сделать это надо полностью, до последней капли! - раздражённо буркнул я, выходя в коридор. Похоже, ничего кроме чая не получу, да и на тот рассчитывать глупо... - Принеси немного воды в серебряной чашке. У нас точно есть что-то такое, только не помню где.

   - А это ещё зачем? - проскользнув вперёд, фэйри оглянулась. Моё состояние её ничуть не волновало, даже зрачки оставались спокойны - только любопытство к тому, что здесь происходит и ничего более. Да уж.... Волшебный Двор...

   - Надо помочь Юстину перекинуться. Думаю, тебе небезынтересно будет посмотреть на это, только прошу, в определённый момент исчезни из комнаты. Да... и принеси ему что-нибудь накинуть.

   Юстин лежал на диване в гостиной, похожий на несчастную потерявшуюся в незнакомом городе собаку.

   - Юстин, - я присел на свободное место с краю. Волк подобрался и сел ещё до того, как я приблизился. - Прости, что получилось так долго...

   Откидываясь на подушку, я прикрыл глаза. Всё конечно не так, как должно быть. Но хоть проследить и одёрнуть двуликого, если превращение пойдёт неправильно, или станет болезненным, я смогу.

   - Ты вроде интересуешься биологией? Тебе известно строение человеческого тела? В мире материального у вас почти нет различий, - я скосил взгляд в его сторону. Юстин дважды кивнул. - Хорошо. Это пригодиться тебе на первых порах для перехода из одной формы в другую. Сейчас мы проведём один обряд. Раньше так принимали в семью... Теперь в нём почти нет смысла - память крови уходит за несколько дней, да и мало у кого осталась способность её читать, - я зажмурился, склонив голову набок. Свет от танцующих в камине саламандр проникал сквозь закрытые веки. Живой огонь... Совсем другое, лёгкое, согревающее тепло...

   К плечу осторожно, почти невесомо прикоснулись. Я открыл глаза - стоящая за спинкой дивана Фаэ выглядела, как маленький мальчик одетый в брючки и светлую рубашку с закатанными до локтей рукавчиками. Что ж, похоже, она всё-таки чувствует, когда нужно вести себя соответственно определённым приличиям.

   - Тебе что сначала: чай, или воду? - обойдя диван, фэйри поставила маленький поднос с кружкой и чем-то, отдалённо напоминающим кубок из серебра, на пол перед моими ногами. - И ты не сказал воду холодную, или подогреть - я налила тёплой.

   - Чай, - я протянул руку, отмечая, что дрожит она почти незаметно. В ладонь опустилось тёплое донышко кружки, из которой пахло листьями и ягодами малины, смородиной, мёдом и отчего-то чудился запах пустырника, на вкус, правда, совсем неразличимый, но, всё-таки, странно... - Так вот, Юстин, в этой... хмм... чаше, в воде, мы должны смешать нашу кровь. Для меня количество особой роли не играет. Хватит и нескольких капель. Для тебя же, в силу принадлежности к достаточно старому роду двуликих, память моей крови, может быть и откроется, но лишь поверхностно. Впрочем, и к лучшему. Забираться в дебри давным-давно прошедших дней и снов я бы и сам не стал рисковать.

   Юстин, кивнув головой в сторону серебряного кубка, издал непонятный скулящий звук, но в интонации явно присутствовал вопрос.

   - Да... чтоб испить из него тебе придётся изловчиться, но, я думаю, Огонёк поможет.

   Двуликий покачал головой, видимо, я не угадал, о чём он спрашивал.

   Допив содержимое кружки я со вздохом закрыл глаза. После горячей травяной ванны хотелось завалиться в постель и проспать несколько суток. Но самое большее, что мог себе позволить - несколько часов до наступления темноты. Нужно предупредить Габриэля, что сетка Паука уже потревожена, и надо быть готовым к любым неожиданностям... И Арктур... Заглянуть на Мраморный бульвар...

   Меня потормошили за плечо.

   - Эн"шэн, твой сон - часть обряда? - фэйри подала мне кубок, а вслед за ним маленький серебряный ножик для бумаги. - Я подумала, что пригодиться. Не зубами же палец прокусывать будешь?

   - Тебе придётся его держать, - я протянул кубок обратно и с лёгким усилием провёл лезвием ножа по ладони левой руки. Вместо крови из ранки сначала вытекла темнота и густой дымчатой нитью потянулась внутрь кубка. Я вздохнул, наблюдая, как, соприкасаясь с водой, она превращается в светящийся, перламутровый дымок и, невидными уже для простого зрения искрами, оседает на дне. Неужели во мне ещё что-то осталось? Это ведь даже не крылья - слишком материально для них... К почти непрозрачной черноте наконец добавилось алое. Переплетаясь друг с другом в воздухе две нити растворялись в воде, меняя её цвет.

   - Значит, я получаюсь вроде алтаря? - хмыкнула Фаэ, эта мысль её позабавила. В кубок фэйри смотрела с любопытством, похоже, лунные искорки она видела.

   - Алтари не болтают во время ритуалов, - ранка не спешила затягиваться, и я поднёс ладонь к лицу, слизывая так и бегущую тонкой дорожкой кровь. Вкус оказался с лёгкой горечью - далеко уже не первый признак... Но даже в таком состоянии можно уснуть на несколько часов. Жаль, что не получится...

   Глядя на то, как неуверенно Юстин протягивает Фаэ лапу, я подумал, уж не прикосновения ли серебра он так испугался? На всё воля Богини, но порой мы сами накликиваем беду своими же страхами и ощущением вины...

   - Не бойся, Юстин, до тебя этот обряд проводили и воины, и наёмники и после вполне продолжали жить и здравствовать.

   Слова на него, вроде бы, подействовали, но смотреть на то, как нож прикасается к подушечке лапы, волчонок не стал, а уставился на меня немигающим взглядом. Звериного там не было сейчас и в помине.

   - Всё будет в порядке, Юстин, - я приподнял уголки губ в улыбке. Ох, какое же искушение зачерпнуть сил из этого источника!.. И я бы соврал сейчас, если бы начал говорить, что не воспользуюсь этой ситуацией хоть самую малость.

   - И кто должен испить сначала? - оборвала мысли Фаэ.

   - Старший, - я протянул руку за кубком. В бледном сиянии серебра и бликах воды, ловящей свет из камина, замерла усталость лунного инея и осторожная, ещё не раскрывшая себя сила, столь близкая к земле и природе, что можно было бы подумать о принадлежности её ушедшим в Холмы, нежели роду двуликих.

   Я закрыл глаза, ощущая, как теплота касается губ, а затем проникает в меня - лёгкая, почти неощутимая...

   Когда-то всему этому действу предшествовали слова, и те, кто собирался породниться, доверить друг другу память крови, стояли под светом Луны... Многое, имевшее значение тогда, исчезло, растворилось... И кровь незнакомых мне, чужих, что я попробовал в первую битву и продолжаю пить по сей день, не смешанная с моей в ладонях Богини в прозрачной родниковой воде, только на несколько суток приоткрывает их память и сны. Когда-то позволить коснуться своей крови без защиты лунного света и воды, что унесёт всё лишнее, отваживались только сумасшедшие влюблённые, готовые открыть друг перед другом все свои тайны, мечты и страхи... Когда-то... Теперь же нет никакой разницы. И обряд даже не дань традиции, а только предосторожность, на случай, если Юстин прочтёт о чём-то подобном, или я, забывшись, начну об этом рассказ...

   Протянув наполовину опустошённый кубок Фаэ, я кивнул головой, обращаясь уже к волчонку:

   - После представь, как твоё тело начинает меняться: кости, мышцы, и всё остальное. Не задерживайся подолгу на чём-то одном - нужно задать направление, напомнить себе, как это должно быть. И не бойся, если что-то пойдёт не так, я почувствую это и помогу.

   Глаза закрывались уже сами собой. Если я сейчас усну, будет ой как нехорошо... Приложив немалое усилие я...

   ...задумчиво и слегка разочарованно сделал последний глоток - если в этом и была некая скрытая сила, я её не чувствовал. Нужно дышать ровно и спокойно. Как это получалось тогда?.. Но ведь получалось же?! Главное, не ошибиться - я же только читал, и то эпизодически!!

   Сделав несколько вздохов, которые, как слышалось, скулежом разнеслись по комнате, прикрыл глаза. С образным представлением у меня всегда были сложности - но серый зверь представился легко - может, это и есть начинающиеся проявления его помощи? Сперва мелькнула перед глазами дурная картинка засунутого в волка человека, но я побыстрее прогнал её, для верности постучав по дивану хвостом. Череп... Нет-нет-нет... Хвост... Гибкие кости - нет, у нас же не кости - хрящи с центральными окостеневшими дисками... Поэтому такая гибкость, регенерация - все переломы заживают так скоро... Окостеневшие диски смыкаются - а хрящ, почти нежный, как у человеческих детей, расходится, и эти клетки меняются - вода, вода - всё искажается, и позвонки уже совсем близко - и это не так уж и больно - просто неприятно - и вот уже всё так компактно... Копчик, всё в копчик... И лапы - это не лапы - они изменяются - кости, как же это... Пронация и супинация - новые плоскости суставов - они уже другие, более выпуклые, более округлые - и кости чуть вытягиваются - и эта система - лопатки шире, площе и твёрдые, сперва мягкие, а потом твёрдые - и чтобы не зажать нервы расширяются проходы - и дендриты в тело нейрона - и выросты - этот миелин... И тазовые кости - они на несросшихся швах, они поворачиваются, и швы утолщаются, сами становясь промежуточными костными - и бедренные кости вытягиваются - это как вытянуть сведённую судорогой ногу - и стопа сжимается - и уже больно - так скоро клетки хряща идут рядом с надкостницей вверх, вверх - и рёбра...

   Тихий звук зародился в горле - хриплое рычание - уже слишком высокое, стало стоном - и я судорожно сглотнул, чувствуя, как сокращаются, изменяя длину, мускулы языка, теперь касающегося более тесно расположенных, без диастемы, зубов... Они глубже ушли в кость, истончились, моляре, премоляре... Их форма сменилась, и даже кожные железы - выступил тонким слоем пот, и сменился ещё несколько мгновений назад столь чёткий, теперь уже скорее далёкий, запах.

***

   Я мотнул головой, когда кто-то потянул меня за ухо. Неведомый злодей не оставил своей мерзкой деятельности и захлопал в ладоши. Это воскресило в памяти карусельки, с яркими лошадками и лодочками, которые под шарманку и визг кружились на ярмарочных площадях. Там были дети... целые толпы детей...

   - Мм... - я с отвращением к происходящему попытался засунуть голову под одеяло, но его принялись стягивать за противоположный конец - холодный воздух робким ужом начал забираться по лодыжкам вверх - к спине, прогоняя тепло сонной истомы и оставляя что-то навязчиво-равнодушное и унылое.

   - Вставаааай... Утро... День... Пора заняться делааами... Едааа кончилась... - кто-то громко, монотонно и раздражающе ныл над ухом - хотелось определить источник зудения и прихлопнуть его, не жалеючи силы, как предрассветного комара.

   - Ыммг? Нн... - я попытался отбрыкнуться ногой находящейся уже вне одеяла, но его потянули за другой край, пользуясь моей расслабленностью в обманчивой надежде поспать ещё чуть-чуть... Ну совсем немножечко... Только досмотреть сон, ещё капельку понежить тело в уютном коконе из одеяла... всего лишь четверть часика...

   - Ты сам велел тебя разбудить - сказал, что много дел, и что тебе надо встретиться с кем-то, а потом ещё с кем-то, а потом проверить, доели ли там кого-то, и ещё сходить к кому-то, и возможно, что там снова будет шанс оставить завещание. И уже скоро обед.

   - Уже полдень?!!! - я, как ошпаренный кот, вскочил с постели, едва не треснув склонившегося над моим ложем кэльпи головой в подбородок. - Раньше разбудить не мог?! - лихорадочно прыгая по комнате, в чём небо увидал, я натягивал штаны, попав сначала ногой не в ту брючину.

   - Не мог. Ты пинался и ругался - грозился сделать то же, что султан со своим скакуном, когда тот пришёл вторым на скачках, если не сгину. Я сгинул, а потом, когда ты успокоился, попытался снова, - Данни меланхолично грыз сухарь, золотясь чистой лохматой шевелюрой в лучах, не так уж и высоко стоящего в небе солнца... Редкие причудливые кучи облаков громоздились в солнечной сети, проплывая в недостижимой высоте глубинными и придонными рыбами. Обед... но судя по освещению - до него ещё часа полтора. После вчерашней эпопеи я спал не так уж и много. Как хочется выспаться... Жаль, что в отличие от еды, сделать это впрок не получается. Даниил-то наверняка сейчас спит, не ведая забот и хлопот, и навряд ли встанет раньше часиков эдак семи-восьми пополудня, как и полагается уважающему себя смертельно уставшему накануне существу.

   Застегнув брюки, я меланхолично презрел приличия и спустился в ванную комнату без рубашки. Ссадины, в немалом количестве заработанные вчера, пощипывало, когда от движения едва стянувшаяся кожа вновь тревожилась. Было прохладно - из открытого в конце коридора окна, выходящего в сад, тянуло истинно присущей Туманному Альбиону сонной влажноватой свежестью, смешанной с запахами мятой травы. Где-то в соседних домах готовили сдобу с ванилью, и слышался одинокий неуверенный стрекот кузнечика.

   Я умылся холодной водой - принимать ванну не стал - перед тем, как наконец доползти до вожделенной постели, заставил себя поистине неимоверным волевым усилием залечь в горячую воду, вытравливая все отвратительные запахи и ощущения. Нет, сейчас в ванну не полезу...

   Обернувшись, я скосил взгляд, рассматривая спину в зеркале - ссадина более-менее затянулась, но многоцветные пятна синяков превращали её в полотно, на котором неумелый художник абстракционист пробовал свои силы. Волосы, нетерпеливо убранные в сторону, чтобы оценить повреждения, легко пропускались сквозь пальцы, не заставляя морщиться от узелков и колтунов. Как я потом расчёсывался, что они сегодня не казались старым грачиным гнездом - не вспомню, хоть бы от этого и зависела моя жизнь.

   Где-то в импровизированной кладовой сгрохотало - со сдержанной руганью, долетевшей оттуда после звуков падения, протопал к кухне Данни. Не иначе, ему так не терпится позавтракать, что решил сам принести всё для готовки. Интересно, что можно будет сварить из того, что он там навыбирал? Довольно много я так и не успел использовать в памятном вечернем застолье, на которое явились все домочадцы Даниила.

   Вчера он обессилел просто пугающе... Должно быть, ещё "паутина" забрала много - как я понял, он не обрывал её даже когда оказался на территории Алой Невесты. Какая печально-неизбывная и наполненная отчаянием история произошла с этой девушкой в Исход... Если бы Навь узнал, возможно, смог бы понять её как никто другой - он тоже, когда то, был подобен ей.

   Я закрыл дверь в ванную, проведя по холодной стене кончиками пальцев - ещё неясно, что холоднее - вновь лишённое доли силы тело, жаждущее отдыха, уже не первый день, или бездушная гладкая поверхность.

   Когда я заглянул на кухню, то от души расхохотался - мой конь сидел над ведром для мусора и сосредоточенно чистил овощи. Несколько картофелин лежало в жестяной миске радом с ним. На столе покоились в вощёной бумаге остатки сыра, масло в горшочке - купленное в тот день, когда я наблюдал интереснейшую беседу Хлои и мясников, лежал кусок вырезки, почему-то пучок вялого лука, три яблока и бутылочка с молоком. Я ухмыльнулся - что ж, в принципе, всё это сочетается друг с другом.

   Через три четверти часа на столе появилось блюдо с жареным картофелем, мясо с сыром, луком и тушёными яблоками. Домовой облизывался, как котёнок, собирая длинным язычком с шерсти вокруг рта капли молока. Я вяло и без интереса ковырялся в своей тарелке. Из-за того, что провалились, мы так ничего и не нашли. А мне нужно раздобыть документы, лежащие где-то рядом с подозрительно знакомыми по кольцу останками. В этот раз я Даниила к своим делам привлекать не буду - что случится, если он потеряет сеть, или если этот зеленоглазый, воистину не от мира сего ночной полностью лишится сил и тени?..

   Я хмыкнул, совершенно не чувствуя вкуса еды. В том, что произошло с нами было многое от глупых случайностей. Потащил ночного, надеясь на помощь с его стороны в непредвиденных ситуациях - и из-за него же - именно на его силу отреагировали древние ловушки, в эти самые передряги за компанию и попал. И помощи, естественно, оказалось не так уж и много. Один и только один. Чёрный чёткий силуэт, медленно бредущий по утренней дороге в тишине и пустоте, без звуков, без теней... Нет - это будет уже жестоко и бесчестно.

   Оставив Данни и домового уминать за обе щёки еду, я вышел на веранду, захватив тарелку. Как и ожидалось, чёрная птица в ответ на молчаливый призыв спустилась вниз, плавно скользя по спирали в наполненном тенями от облаков воздухе.

   - Утра тебе безветренного. Что нового? Как вестник с письмом?

   - Вестник долетел. Ничего не отдали сказать тебе.

   Я качнул головой - за день одолеть путь в обе стороны - как и ожидалось, они восхитительны.

   - В городе тишина. Никто больше не пропал. Возле моста, который в поганом месте речку опоясывал, ходят люди. Завод больше не тлеет, - ворон на секунду замялся. - В доме, куда вы отвезли раненого ночного, - я про себя хмыкнул - смертельно раненого, и даже холодного, - ночью шумели. Но там ничего... не волшбовалось. Там подрались. Волчонок и девушка. Не видели девушку раньше. Волчонок её загрыз.

   Я задумался, направляясь к столику - мы так и не втащили его обратно в дом. Надо у Даниила спросить, что там такое у них случилось... Загрыз... Это же ведь не фэйри так волчонка довела? Обязательно узнаю. Но - не сегодня, и так есть чем заняться.

   Поставив тарелку с картофелем, мясом и прочими изысками на столешницу, я пригласил ворона разделить трапезу со мной. Он не стал долго думать, тут же вытащив и заглотив поджаристую картофельную полоску с сырными крошками. Определённо - такое сотрудничество приносило ему некие доселе непредставляемые мелкие удобства. Правда, кое-какие шаблонные штампы о моём народе наверняка претерпели принижающие, в общем взгляде, изменения... Главное - те вороны, которых я отправлял, всегда прибывали к месту назначения, не делая никаких крюков или фортелей в плане ухаживания или добычи пищи.

   - За ночным следить постоянно, но так, чтобы не попадаться ему на глаза. Ты можешь почувствовать, когда он начнёт что-то творить из волшбы, - я поглядел в алые зрачки, задумчиво прикрытые плёнкой третьего века. Он сейчас, должно быть, анализирует, до какой степени изменилось мироощущение с принятием моей крови и силы.

   - Как только Навь начнёт с кем-нибудь драться, или спешно направится куда-нибудь, творя сильную волшбу - тут же сообщите об этом. Сегодня ночью меня не ищите, впрочем - я очень сильно надеюсь, что это затишье разобьётся не сегодня. Да и... Итак - сейчас для вас самое главное - следить за ним. Все ночные, прибывающие в город, тоже должны попасть под ваше внимание. Вместе с оборотнями и непонятными сущностями. Об их перемещениях, и о том, что делают - докладывать. И с мостом этим... Лучше поглядите, что, кто, куда и с кем идёт. Завтра - с утра, я надеюсь, будет кому - начинайте докладывать.

   Ворон оторвал полоску мяса, прижав больший кусок ногой, и проглотил его.

   - Хорошо. Мы будем глядеть.

   Я подождал, пока он доест истоптанный кусок, и вышел подальше от дома, чтоб ему удобнее было взлетать. Даниил узнает о Прядильщике первым из нас двоих - но сам и захочет взять добычу, которую так долго выслеживал - и пока преследует её, в этот краткий миг я совершу обряд. Добыча станет моей - потому что не псу одиночке справиться с тварью так, чтобы та уже никогда более не поднялась - но своре загонять её.

   - Полагаюсь на тебя.

   Чёрная тяжёлая птица со свистом перьев поднялась вверх и направилась не к лесу, как обычно, а куда-то через озеро к Низине. К стае, наверняка кружащей там, пугая обывателей и предвещая то, что потом надолго останется в их памяти страшной сказкой, которую, если повезёт, можно рассказывать внукам. Да, ещё ведь надо предупредить Стоунов, когда придёт время. Сдержать соратников, когда они на горящих мёртвым светом следах, едва ли не тяжелей, чем вообще сам обряд.

   Газетные заголовки продолжали пестреть названиями, нещадно эксплуатируя все оттенки слов "ужасно" и "трагедия". Я оставил Данни под простеньким мороком нищего стоять у бакалейной лавки. Кэльпи злобно зыркнул на меня, но скорчился, что-то неразборчиво бубня под нос и надувшись на весь белый свет, как то и положено обиженному судьбой существу. Он явно размышлял над тем, что я всё ещё не убрал круг в спальне и не отменил завещательных распоряжений.

   Особняк, исполненный в безвкусной гамме, с закрытыми где-то в дневное время догами мраморной окраски и страшными крылатыми младенцами на лестничной площадке, был исполнен тишины и беспокойства. Я шёл, повторяя старый маршрут, старательно отводя глаза слугам. Сперва шмыгнул на кухню, потом в коридоры, на второй этаж - в комнаты, где спят хозяева. А ещё точнее - где спит единственный его полновластный хозяин.

   Далеко в правом крыле играли на рояле в четыре руки что-то из старинных итальянских композиторов. Дрожащий голосок девушки-подростка выводил мелодию из церковного песнопения. Ничего - немного душевных благочинных страданий им не повредит - переждав, пока стихнут этажом ниже быстрые мальчишеские шаги и памятный по ночной неожиданной встрече голос, я продолжил поиски. Не простыл, значит... Наверное, проснулся и вернулся в свою комнату.

   Спальню Питера я обнаружил случайно. Всё в ней, на удивление, было простое, неброское и удобное. Выбрав местечко, я засунул в матрас иголку - поглубже, чтобы укладывающийся спать человек попросту не укололся ей. Нашёптанная сегодня около полудня сталь обещала тому, кто лёг бы на это место, а так же ещё доброй доле достаточно восприимчивых соседей по комнатам, сны. Не конкретные, но вызывающее сперва чувство вины. Потом они должны были показать уже виденные мною картины язв на теле этого мира. После следовало ощущение высшего прощения и надежды на то, что изменив свои замыслы, можно испытать это очищение и освобождение и наяву, а не только в странном, чересчур ярком сне.

   Следующий, кого ожидал визит невидимого гостя, был Уатингтон младший.

   - Нет, простите, мне очень жаль - но мы никого не принимаем. Бедный мальчик - слишком много свалилось на них всех... Какое-то проклятье - и вы же знаете, взрыв, и цеппелины... Всегда боялась летать на дирижаблях - как я узнала, он рассказал мне, что там такие, как это говорится... объёмы... и все с водородом - а это же газ, так ужасно... нет, простите, я не могу об этом говорить. Это и в самом деле что-то ужасное. И доктор сказал, что это нервное - но он, даже играя на бирже перед тем банковским обвалом, ну, вы помните, когда продали акции компании моего кузена без обсуждения совета акционеров, это было ужасно, но он так не волновался. А теперь - я понимаю, но что же завод - я была там только раз - коробка коробкой, я бы никогда не подумала, что там есть хоть что-то ценное - никто ведь не погиб! Ну да - но вы же слышали, что это были за люди - и из-за них наш бедный мальчик, наш мальчик...

   Маленькая и очень худая дама в шляпке с искусственными вишенками, жемчугом и перьями наконец умолкла, всхлипывая и промакивая уголки глаз, аккуратно, чтобы не проглянули старательно припудренные и прикрытые кремом морщинки. Перед нею сидел в гостиной особняка Беллингтонов пожилой импозантный мужчина с пышными усами и желтоватым следом от табака возле губ. Не иначе, военный в молодости. Он искренне пытался утешить эту "вишнёвую" женщину. Рядом с её утешителем, пропустив одну тонкую ручку у него под локотком, посвёркивала удивительно пронзительными глазами Маргарет Фильере.

   Дама в вишнёвом касалась поминутно бархатки на неожиданно полной шее кончиками пальцев, словно показывая, что она испытывает к своему племяннику столь искренние и глубокие чувства, что не в состоянии ни дышать, ни говорить. Только вот проницательная, в отличие от своего пусть и сурового и внушительного, мужа, Фильере пережидала, когда же это бессмысленное нытьё, перемежающееся жалобами и всхлипами с долгими минутами молчания прекратится, и можно будет уйти и заняться по настоящему важными делами. Когда она, пользуясь затишьем в потоке изливающихся слов, скользила взглядом по открытому окну, за которым я под мороком мальчишки маячил возле стены противоположного дома, возникало крайне неприятное чувство, что ещё чуть-чуть - и Фильере начнёт смотреть сквозь иллюзию.

   Солнце готовилось скользнуть за горизонт - я долго провозился с Уатингтонами. У них весь дом пребывал в полнейшем сумбуре, а это увеличивало риск того, что кто-нибудь в расстроенных чувствах увидит нечто, что ему видеть не положено. К тому же Уатингтон ночевал в разных спальнях - и пришлось истратить не меньше часа, прямо там накладывая заговоры на возможные места ночёвок. Если спокойный Питер удостоился только одного сеанса, как это модно теперь называть, практического применения внушения через сны, то Уатингтону-младшему, возглавившему дело отца, и многим его домочадцам грозит не одна ночь сумбурных снов, оставляющих стойкий промышленнофобный эффект по пробуждении. И вот теперь - Беллингтон всё ещё жив, а Нора, как с придыханием и искренним участием назвала её дама в вишнёвом, допивала, как я понял, последнее. Суккуб не пощадила добычу, оставаясь "возле постели бедного мальчика, даже руки его не выпуская ни на минуту..."

   Я чуть не расхохотался едко. Естественно, она держала его за руку - чтобы вытягивать силу, им необходим тактильный контакт.

   - Как жаль, что все эти слухи... Но знаете - я даже рада, что она встретилась ему - он так расцвёл, когда её увидел, но теперь - как ужасно. Они не могут быть вместе - и ведь она не покидает его - это такая самоотверженность. Я знаю, про неё болтают всякое - но разве не из зависти - вы поглядите, какая она красавица, мне кажется, просто из зависти. И откуда берутся такие злые люди. Вы понимаете, она же никому плохого не сделала. Просто она родилась такой... живой. Помните - и вас, Маргарет, простите меня великодушно, тоже когда-то считали такой... Нынешние дети так торопятся, так торопятся, но вы же видите, в каком мире они живут? Всё так меняется - это просто невыносимо... Но только бы он поправился - он же такой молоденький, к чему такие расстройства - не такой уж это был и хороший завод... Вообще плохой, коробка коробкой, я же говорю, я там бывала - но эти люди... Получится, что это из-за них он так пострадал - это ужасно, бедный мой мальчик...

   Беллингтон угасал в волшебном сне, опоённый невероятно прекрасными и ядовитыми ароматами демона любви. Как бы то ни было - умереть от любви, в понимании большинства рас и существ - достаточно почётно и на грани восхищённого экстаза и трагедии. Любовь, завершённая смертью - самая прекрасная в мировоззрении многих людских мыслителей, ведь умер тот, кто был ею одержим, но не она сама. Любовь остаётся вечно, и существо, погибшее испытывая это чувство, возносится ими на пьедестал...

   Я отступил от стены, чуть поёжившись под очередным рассеянным взглядом миссис Фильере. Суккуб не оставит добычу, пока та ещё жива. Этот демон из породы тех, кто умрёт сам, но не выпустит жертву, оставаясь с нею до конца. Но вот кого она изберёт следующей целью для томного взгляда, робкого вздоха и острого, проникающего в сердце аромата? А случится это в самое ближайшее время.

   Я шагнул в тень, к кустам, и оттуда вышел уже упитанный кот, вприпрыжку пересек улицу и вскарабкался на дерево. Удобное место для наблюдения, памятное ещё с прошлого визита сюда. Тонкая нить, которую теперь я нашёл намного легче, и в самом деле ослабела. Прядильщик тоже в ближайшие дня три-четыре должен объявиться здесь, если он не желает, чтобы все его столь тщательно вплетённые в кокон нитей мошки разлетелись.

   Спрыгнув с шершавого ствола,все ещё под кошачьим мороком, я отряхнул руки об одежду. Сперва домой, а потом... А потом предстояло нанести ещё один визит - самый важный за сегодняшний день. Главное, не попасть на приём к даме в цветах огня.

   Дом мой был тих - а у соседей за сиреневой тёмной завесой играли в теннис дети, и звонкий их смех плыл в посвежевшем воздухе, уже пахнущем дождём. Кто-то старческим голосом за оградой сада призывал к покою и говорил, что на рынке скоро должны появиться грибы. Обычный вечер - тихий, почти ласковый. Торопящийся играть и жить в предчувствии холодного дождя ночью или под утро. Плохо - в такую погоду только сильнее хочется спать. Вороны не прилетели - значит, всё пока что тихо. Но ещё много дыр в мозаике - и не стоит оставлять то, что уничтожили прожорливые крысы, испортив копию из библиотеки.

   И что заставило спрятаться в пещере человека, у которого я жил в прошлый визит в Гатри?

   Площадь встретила меня подсвеченными фонтанами и тишиной. Кричали и шумели отрывисто студенты в далёкой "Забытой книге", но гуляющих встретилось совсем мало. Две дамы в сопровождении кавалеров бледными, светлыми мотыльками проплыли перед моим сознанием в звенящей тишине.

   В том уголке, где властвовали подкаменные потоки силы, я остановился. Их сдерживал ощутимо призрачной плёнкой багровый камень. Наверняка на лице моём, освобождённом от невесомой паутины очередного морока, читалось сейчас нечто саркастичное. Сарказм был направлен на меня же самого. Не иначе, я и в самом деле проникся лёгкой атмосферой безалаберности и безумного чувства того, что всё происходящее - мой собственный сон... Зеленоглазый, черноволосый, и с лицом, которое иногда превращается в застывшую маску древней безумной боли. Ночной...

   Навь... Как он ещё жив - чем платит за то, что может до сих пор так улыбаться, ехидно, но всё же улыбаться? Я чуть рассмеялся, касаясь пальцами виска. Когда ещё удастся так посмеяться над собой - побратался с древним ночным, и словно разделил его безумие, его горькую память.

   Нет, возможно, я, так и не познав сладости прикоснуться к своей возлюбленной, счастливее ночного - потерявшего её.

   Я провёл ладонями по лицу, и шагнул к башне. То, что сам решил сделать, никто за меня не совершит.

   Замок, снятый в прошлый визит, никто, естественно, обратно нацепить не попытался. Та же мокрота, блеклое затишье и неистребимая ничем вонь. Судя по отсутствию следов поверх наших, больше никто сюда не заходил. Я шагнул внутрь и зажёг маленький фонарь из тех, какие используют шахтёры.

   Из проломленной стены на предпоследнем этаже сквозила тишина. Только лёгкое гудение ветра где-то далеко внизу - приближающаяся гроза потревожила старые системы вентиляции - иначе почему бы чудилось в них лёгкое постанывание усталого камня? Или скрип непонятных конструкций где-то глубоко?

   Аккуратно перебравшись через неустойчивую кучу камней, я ступил на лестницу. Ступени, сухие, чуть ноздреватые стены... Даже не верится, что под этим глубоко, так, что воспитанные на классической Эвклидовой геометрии умы людские даже не смогут точно представить, где, огромные фрески с россыпями драгоценных камней, лабиринты, мрамор, больная плоть и всепроникающие алые крылья...

   Брошенные тогда факелы не причинили ничему вреда - они так и прогорели до конца на полу. Первым делом, поставив фонарь на камень, я опустился на корточки рядом с останками человека в рыжей сутане. Когда доставал сумку, одна хрупкая рука треснула, и пара фаланг безымянного пальца с тихим шорохом отломились. Кольцо с мягким золотым звоном упало на пол, сделало несколько оборотов и остановилось рядом с тёмным пятном жира вокруг расплывшейся свечи. Вытянув наконец сумку, я вытряхнул из неё всё содержимое - несколько чистых лоскутов пергамента и свёрнутый в тугую трубку исписанный лист. Переложив трофей к себе, я проверил, нет ли в кожаном, загрубевшем до корья, мешке с застёжками ещё чего-нибудь. Потайных отделов или чего-то подобного не обнаружилось. Только неопознаваемые крошки да несколько кусочков налипшей на пальцы луковой прозрачной шелухи. Поразительно - использовать для сохранения слов, ради которых ты пожертвовал жизнью, старую походную сумку для продуктов.

   Я подошёл к нише, укрытой парчой, и вытащил тяжёлую драгоценную ткань. Саван, конечно, не особо отвечающий требованиям, но всё же лучше, чем ничего. Накрыв его, словно сейчас это имело хоть какой-то смысл, я поднял фонарик, и пошёл дальше искать то, ради чего спустился сюда ещё в первый раз.

   Тишина пещеры, умиротворяющая - если не глядеть в угол, где сцепились воин и монах, всё же иногда взмётывалась почти бесшумно, едва касаясь щеки сухим шершавым воздухом. Где-то внизу происходило некое движение. Оно пробегало шипением в трещинах по стенам, иногда заставляло волосы, тронутые дуновением воздуха, щекотать шею. Глухо жаловались друг другу на неизбывную, почти бесконечную тяжесть, камни. Откладывая очередной документ, уже на другой стороне пещерки, я поёжился. Было в этом что-то противное и тревожное.

   Почти два часа я ворошил старые бумаги, временами тонко чихая от пыли. Ещё вспомнил о фразе, вскользь брошенной ночным, про замеченные в углу документы. Но пропускать что-либо не хотелось.

   Взгляд, по мере приближения к трупам, всё чаще упирался в сумку на спине монаха, вогнавшего кинжал в противника не по заповедям профессионально. Возникало и плыло, как осенняя паутина, где-то над плечом, так, что и не увидишь, не скосив глаза, ощущение, что пустые глазницы с желтоватой плёнкой высохшей кожи вокруг смотрят на меня.

   Вздохнув, я подошёл к ним - у воина, как показал беглый осмотр, ничего не оказалось. Скрепя сердце я взялся за сумку. Лямки, как и ожидалось, только задеревенели в сухом воздухе, даже и не думая расползаться мягкой бесструктурной трухой. Пришлось вытащить нож и перепиливать их, причём очень медленно и осторожно. Возникало чувство, что если передвинуть сцепленные и в посмертии скелеты, они рассыплются, взметая в воздух мелкие частицы груботканой одежды и высохших внутренностей.

   В сумке лежала церковная утварь, очередная калька с библии, мощи, или то, что люди за них принимают. Перевернув тело монаха, я ничего под ним не нашёл. А вот за воином, довольно близко к стене, валялась пропылённая стопка бумаг. Перевязанная наскоро шнуром, завёрнутая в обрывок мешковины... Взяв фонарь, я сдвинул книги в угол ближайшей лавки и уселся на неё, аккуратно и осторожно расправляя на коленях старые листы.

   ...оток.. о деле Натана Дювь... запрещенных по index librorum... года назад. Было лето 1561 го... Я прикрыл ненадолго глаза, уверяя себя, что вот оно, на самом деле, свершилось - довольно спорное наше предположение подтверждено!

   На трёх листах, с незначительными повреждениями - только расплывшиеся, или слегка смазанные строки - излагался весь процесс. Я бегло пробежал его глазами - текст смотрелся целостным, а место, окружение и интуиция подсказывали, что это и есть оригинал, необходимый нам, то, что соединит мозаику в целое. Также в одной стопочке с ним лежала перепись церковной утвари, несколько частных писем, обвинение в ересях - но значительно позднее, к целому списку лиц, и явно вырванные из какого-то труда листы с латынью. Шестиконечные звёзды, пирамиды и странные глаза без зрачков - что-то из разряда запрещённых книг. Потом разберусь.

   Было неуютно в этом месте - и не только из-за того, что всего лишь прошлой ночью именно отсюда мы попали сперва в ловушку, а потом и во владения безумной Алой Невесты. Не страдая клаустрофобией, я вынужден был признать, что именно ощущение огромной толщи камня над головой заставляет жаться ближе к огню и центру пещеры.

   Тихие скрипы и шорохи казались не шевеленьем летучих мышей где-то на верхушке башни, а движением камня, медленно скользящего гранями друг по другу, после стольких тревог прошедшего времени. После того, как стен касались грубые руки, ударяя в них, заставляя крохотные песчинки, уже давно не соединенные друг с другом, двигаться с места, выскальзывать из ложбинок и трещин, которые ширятся, ползут...

   - Небо... - судорожно запихивая бумаги в сумку и застёгивая её дрожащими руками, я пятился к выходу из пещеры, едва не попадая ногами в разбросанные повсюду бумаги и сальные пятна бывших свечей. Только не это... Не хватало только лишь этого...

   Из коридора послышался тихий скрип.

   - Небо... Ну закрывайся же!.. - одолев последнюю застёжку я бросился вверх по старой лестнице. Шум наверху нарастал - сильнее запахло пылью. Лица коснулось что-то мягкое, тёплое - и с пронзительным писком исчезло за спиной. Дышать стало тяжело - я закашлялся, вдохнув пыль с привкусом сухой гнили. Со скрежетом и гулом что-то наверху оседало и падало. Воздух упругой вонючей волной ударил в прищуренные глаза и камни застучали совсем близко.

   Я развернулся и большими прыжками понёсся вниз. Дышать стало невозможно.

   Рука на секунду нащупала пустоту сбоку - но я не свернул в пещеру - проход завалит. Камни не останавливались, а я бежал и бежал, прижимая одну руку к лицу, не чувствуя - ступени или каменные гладыши под ногами.

   В голове крутилась отвлечённо только одна мысль - если запнусь, или нога подведёт, покачусь кубарем, сперва не смогу дышать от пыли, которая моментально осядет в лёгких, а потом меня накроет камнями, осколками, грязью и трухой.. Ещё один труп среди тех, что уже лежат здесь...

   Только когда всё позади стихло, я рискнул замедлить бег, а потом и вовсе перейти на одышливый шаг - вокруг расплылась темнота, а ноздри всё ещё щекотали крупинки взбаламученной в воздухе пыли... Вот проклятье!.. Принюхиваясь - пусть человеческое обоняние и неспособно различить рудничный газ, мне это не грозило, я зажёг небольшой огонёк на сложенных щепотью пальцах. Сперва только кажущаяся грязно-голубой пыль невнятными облаками крутилась перед лицом. Потом, иногда касаясь стены ладонью, я разглядел, что стою в коридоре. Грязь, влажные потёки на кирпичных рыхлых стенах со множеством трещин, кивсяк, быстро убегающий в темноту. Я обернулся - позади было темно.

   Обратно вернуться в любом случае невозможно - камни неустойчивы, и поток от малейшего прикосновения может продолжить разрушительный бег, просто перемолов меня. Даже Даниил, скорее всего, прямо сквозь камень пройти не сможет. Камень... Стены выбили когда-то в твёрдой породе, а потом для прочности снабдили толстыми брёвнами и кирпичом. Впрочем, кирпич явно дышит на ладан...

   Пугала несколько влажность - что, если тоннель уходит в воду? Правда, с водой у меня отношения особые - Терновка обязательно почувствует. Должно быть, я сейчас за кольцом крепостных стен, а следовательно, здесь госпожа речная и озёрная может принять меня в свои полные ручьевого подземного холода объятья.

   Отдышавшись, я поправил сумку. Потайной ход из донжона... Очень, просто невыразимо интересно, выходит он на поверхность, или строители бросили дело на полпути?.. Но это вряд ли - они не стали бы выкладывать кирпичом стенки, и делать столь хорошие укрепления - дерево, пусть и выгнившее местами, ещё держалось. Конечно, что-то могло обвалиться - но влажность... Я старался не думать, что оказался в каменном мешке, откуда без применения сильнейших заклинаний, за которые мне потом произведут подробный разбор дел, а то и вовсе низведут до положения "юноши для дуэлей с ночными", не выбраться...

   Воздух колыхался - это вселяло надежду, что хотя бы небольшой проход, соединяющий коридор с поверхностью, где-то есть. Надо только добраться до него. Отойдя подальше от остановившейся насыпи, я сел на пол, вытянув ноги и с наслаждением предаваясь краткому, но необходимому отдыху. Разминая сведённую икру подождал, пока уляжется пыль - в горле першило, и пришлось прокашляться - ну и наглотался я этой дряни, пока бежал...

   Через полчаса, проходя по тоннелю, я начал понимать, что вокруг происходит нечто странное. Стенки подрагивали, стоило их коснуться. Сердце ёкнуло - возникло на мгновение ощущение того, что тоннель прямо сейчас обвалится. Но я шёл вперёд, всё ускоряя шаги, а обманчивая незыблемость стен оставалась прежней. Влажность так никуда и не исчезла, задерживаясь в одежде неприятным липковатым прикосновением к коже. Остановившись, я оглянулся - сзади всё было тихо - обвал не возобновлял движение.

   Кирпичи казались более рыхлыми, и насыщеннее по цвету, нежели в том месте, где я приходил в себя после бега. И бревенчатые перекрытия исчезли. Строители, как подсказывали опасения, не довели таки дело до конца... Хотелось передёрнуть плечами -явственно ощущалось, что ткань этого мира натягивается, и само моё дыхание разрывает её - словно вновь оказался в месте под холмом.. Вздохнув, я продолжил путь - назад вернуться всё равно невозможно. Будь что будет - в конце концов, ещё неизвестно, что же впереди.

   Через метров пятьдесят, в очередной раз дотрагиваясь до стены, я с недоумением отдёрнул пальцы - рука коснулась чего-то липковато-вязкого. На самых кончиках остались буро-красные, как запёкшаяся кровь, пятна. Кирпичи, когда я поближе и повнимательнее оглядел их, оказались пропитаны этой гадостью. Они были очень пористыми, чудилось, что всё вокруг покрыто жидкостью. Но тошнотворного запаха крови, который должен был забивать ноздри, учитывая, сколько её тут, не чувствовалось. Сомнений не осталось - этот тоннель под холмом. Но красного марева я не видел, и успокаивающе, глубоко, вздохнул. Наши коридоры всегда выводили к поверхности, так или иначе. Мысль о том, что в месте, заброшенном в едва памятные времена, да ещё рядом с порванной струной, может оказаться теперь всё, что угодно, и кроме Алой Невесты, я загнал глубоко в хитросплетения сознания.

   Подошвы сапог с лёгким чмоканьем начали проскальзывать по полу - он тоже оказался пропитан непонятной кровеподобной жидкостью. Чмоканье скоро сменилось вязким хлюпаньем - этой мерзости становилось всё больше и больше. Я начал шагать шире - причём шумел, как табун кэльпи в ночь ледохода, и это нервировало.

   Бурая жижа возле основания правой стены пошла пузырями, словно кто-то притаился под ней, и теперь решил действовать. С шлёпаньем пробежав, на всякий случай, мимо этого места, я оглянулся - бурление не прекращалось, даже усилилось. Запахло гнилой капустой и прогорклым апельсиновым маслом. Зажав нос и рот рукавом, я рысью припустил вперёд.

   Бежать быстрее боялся - и представлять не хотелось, что будет, если поскользнусь и плюхнусь в вязкое месиво. Даже сквозь ткань чувствовался омерзительный запах, и я не рисковал останавливаться - вдруг этот газ ядовит, или может привести к галлюцинациям? Ноги быстро налились свинцом - выдирать сапоги из жижи, похожей на густую грязь на глинистой дороге, стало неимоверно тяжело.

   Бульканье сзади раздавалось всё громче и отчётливее, иногда на несколько мгновений замирая и начинаясь заново с тихого чавканья. Потолок медленно понижался - я начал пригибать голову - дышать стало ещё труднее - к тому же на бегу огонёк дрожал и прыгал на руке, и не получалось ничего толком разглядеть. Долго так бежать, к тому же в стремительно сужающемся коридоре, невозможно. Остановившись, и стараясь не отвлекаться на бульканье и утробное бурчание в исторгающей миазмы темноте, я внимательно огляделся. Стены сочились грязью, пол тоже не внушал доверия, а вот потолок оставался сухим. Прижав к нему ладонь, я почувствовал тепло под шершавым камнем.

   Вытесанный свод давно и почти незаметно для меня сменился небольшими, уложенными хаотично, плитками. Камень казался некрепким, очень пористым и хрупким. Бульканье в темноте неумолимо приближалось. Пригнувшись, я продолжил бег. Хоть бы развилка, или что-то ещё.. Через минуту пришлось уже согнуться почти пополам - посветив вперёд огоньком, усилив его, я с ужасом увидел, как тоннель, словно слепой отросток кишки, соединяется округло.

   Небо... НЕБО!!!

   Ударив в отчаянье кулаком в потолок, я почувствовал, что камень слегка подаётся. Вытащив кинжал и посадив огонёк на ремень сумки, я с остервенением начал долбить потолок, с каждой секундой ожидая, что наткнусь на что-то более твёрдое, непреодолимое... Возвращаться назад - невозможно, а всё остальное вряд ли прошибёшь ножом. Каменное крошево под пальцами становилось всё теплее, почти как человеческая кожа. Бурчание и зловоние сводили с ума, всё усиливаясь - из темноты долетел вдруг довольный, животный вздох. Я чувствовал, как по спине, по вчерашним, не до конца затянувшимся ранам и ссадинам, медленно ползёт струйка пота.

   Клинок вдруг с хрустом, словно твёрдую кожуру гниющей изнутри тыквы, пропорол камень. Я едва не выпустил рукоятку из пальцев. Ещё несколько ударов, сильных, всем натянутым, как тетива, телом. Под коленками ныло от напряжённого стояния в неудобной позе, и я с наслаждением распрямил с усилием ноги, упираясь ладонями в разбитый свод тоннеля. От пролома пошли тонкие трещины, медленно соединяясь в концентрические ломаные линии. С треском большой кусок плиты, всего сантиметра в три толщиной, обвалился вниз. Жижа под ногами приняла осколки, на которые он распался при падении, с мерзким чавканьем. Ещё несколько ударов, чтобы расширить отверстие - и я протиснул через него голову, а потом и плечи.

   Вокруг было довольно светло - желтоватое сияние исходило от далёкого потолка, сбегая по покрытым письменами янтарным стенам. Вытянув руки вперёд, я, словно выбирался из проруби, медленно пополз из пролома. С этой стороны камень казался монолитно-гладким и надёжным. Но тело помнило, что если ударить посильнее - он вполне может раскрошиться и упасть вместе со мною обратно, к багрово-железистой жиже.

   Вонь, выходя снизу, заставляла морщиться - там я почти к ней принюхался, но здесь, в более чистом воздухе, она выжала слёзы из глаз. Сапоги, если б не были стянуты ремешками, остались бы там. Грязь держала крепко, и я малодушно дёрнул левой ногой, избавляясь от противной хватки. Подошва наткнулась на что-то гибкое, упругое и сильное, но при том студенисто-мягкое. Вскрикнув, я одним рывком вылез наверх, быстро перекатившись в сторону.

   Осторожно присев на корточки, оглянулся на пробитую дыру - от неё по серому полу тянулись грязные, словно здесь проволокли разделанную тушку кролика, разводы. Что бы там ни оставалось - оно не показывалось, может быть, испугалось света, или ещё чего-то. Вонища, растекаясь невидимым пологом над полом, ослабла, когда я не торопясь, пробуя камень, словно весенний лёд, поднялся и осторожно отошёл подальше, оставляя за собой реалистично-кровавые следы.

   Коридор, совершенно одинаковый, расходился в обе стороны от дыры. Высокий арочный потолок источал мягкий жёлтый свет, гармонирующий с янтарными стенами. Широкие, с плавными переходами цветов, панели, покрытые резьбой, далеко шли ровными рядами. Коридор хорошо просматривался, никуда не сворачивая, с одной стороны, а с другой, примерно метрах в пятистах, стояли две гигантские дверные створки из тёмного дерева, с вбитыми, медными буквами. Много и мелко - я не стал читать.

   За закрытыми дверями редко бывает что-то, что стоит видеть. Определившись с выбором направления, я пообскрёб сапоги от грязи, постукивая друг о друга, и тихонько пошёл дальше. Меня не покидало противное ощущение, что пол под ногами слегка пригибается и потрескивает. Было тепло, намного теплее, чем в том грязном тоннеле, затхлом и промозглом подземным холодом. Поведя ладонями по воздуху, я определил, что оно исходит в равной степени от пола и от потолка. Интересно - но эта загадка для меня не имеет смысла.

   Резьбу на стенах выполнила рука одного мастера. На каждой панели с невероятной точностью воспроизводилось одно и то же. Олень, срывающийся вниз вместе с падающими камнями, прыгающий за ним пёс из призрачной своры, и надпись поверх рисунка - "Тёмная радость безумства погони в выборе смерти". Видимо, что-то из имеющего неоценимую важность для мастера, но совершенно по-разному трактуемого зрителями. Но для чего покрывать одинаковыми изображениями весь коридор? Ловушка... Действует ли она до сих пор? И подействует ли на меня?

   Огонёк, мерцающий здесь почти невидимо на ремне сумки, погас под ладонью - ни к чему тратить силу зря.

   Янтарь и жёлтый свет создавали иллюзию уюта, осеннего тёплого дня. Относительно свежий воздух ласкал лёгкие после вони внизу. Красного марева, которое я интуитивно искал глазами, не появлялось под потолком. Всё же почти невероятно, даже для доисходного существа, обладать таким могуществом, невозможным и разрушительным! Интересно, спросит ли меня Даниил когда-нибудь о том, что за легенда связана с нею? Они так похожи - два безумца. Но её безумие длится тысячелетиями, и никто не собирается избавлять Алую Невесту от этого.

   Серый камень и янтарные панели выглядели одинаково, тишину нарушали только мои шаги и дыхание, и я позволил себе несколько расслабиться. Иногда всё же оглядывался - отверстие в полу осталось уже далеко, и то, что скрывалось в темноте, не выползало сюда. Что же это всё-таки было? Я передёрнулся, вспомнив ощущение от соприкосновения этой гадости с подошвой.

   Волосы, выбившиеся из косы, иногда щёкотно трогали лицо, и я рассеянно заправил пряди за ухо - и вздрогнул, когда почувствовал, как пальцев едва уловимо коснулось что-то наподобие крыльев мотылька. Оглядывание по сторонам ничего не дало - стены выглядели прежними стенами, янтарь всё так же переливался, а потолок неярко светился. На всякий случай я сложил пальцы левой руки в щепоть и начертил в воздухе перед собой лёгкий охранный знак. Ничего не изменилось. Я повторил тот же жест, словно откидывал волосы назад, но в этот раз ничего не произошло.

   Обман чувств? Навряд ли... внимательно оглядываясь по сторонам, продолжая идти, я увидел, что кое-что всё же изменилось. На янтаре теперь было вырезано несколько другое высказывание. "Тёмная радость погони - безумства в выборе смерти". Начертив охранный знак ещё раз, я прочёл с удивлением следующее - "В выборе смерти, в погоне безумства - тёмная радость". Почти неощутимые изменения в смысле высказывания теперь делали его гораздо более понятным и неприятным... Оставалось надеяться на то, что меня, как принадлежащего к крови сидхе, причём довольно чистой, не тронут. Но шаги ускорил. Экспериментировать и дальше с охранными знаками и надписями больше не было смысла - и так всё ясно.

   Олень всё падал со скалы, а пёс бежал за ним дальше, в пропасть. Пол стал прохладнее - это чувствовалось - и я, присев на корточки, на пробу ударил по нему кулаком - костяшки заныли, встретив теперь уже настоящий монолит, а не похожую на кожуру каменную плёнку. Больше можно не опасаться того, что от прыжка или удара об пол я провалюсь. Шаги получались шире, свободней - двигаться на инстинктивном уровне стало гораздо легче, без ощущений того, что идёшь по тонкому льду.

   Свечение делало всё вечерним - и организм, вспомнив, что ему так и не дали выспаться, начал напоминать об этом. Сперва подавляемый, прорвавшийся всё же зевок заставил прижмуриться. Янтарь мерцал, тёплые гладкие поверхности переливались всеми оттенками жёлтого, коричневого и рыжего. Когда я распахнул глаза, мерцание исчезло - не более, чем игра камня в мягком свету. Оттянув уголки глаз кончиками пальцев, я снова поглядел на загадочные стены - так и есть, мерцают. Причём в каком-то определённом порядке - словно за стенами горит пламя, странным образом не плавя и не сжигая камень. Возможно, заключённые в стены потоки силы - не зря же мастером выбран янтарь - каменная кровь дерева. И уже отворачиваясь от стены, я случайно поглядел на потолок - и замер.

   Со светлой гладкой поверхности тёмным силуэтом глядел призрачный пёс. Не сотканный из тумана, как это было в обрядах, которые я сам же и проводил, а из чего-то тёмного. Из густого серого дыма, или даже из теней. Распахнутые широко глаза не видели на потолке ничего. Старательно их прищурив, я вгляделся - пёс смотрел на меня, задрав голову, но больше не делал ничего. Почуял, что я не чужак тем, кто его создал? А если коридоры рассчитаны на полную секретность? Почти все записи, говорящие о том, что располагается под этим холмом, утрачены - и это играет далеко не последнюю роль в том, что на Алую Невесту так и не спустили охоту. Минут десять попятившись задом наперёд, вглядываясь слезящимися глазами в потолок, я понял, что пёс и в самом деле пока не собирается на меня нападать. Но какая странная маскировка... Даже я не почувствовал его.

   Коридор уходил в необозримое золотистое сияние. Тёмно-призрачный пёс неслышно шёл за мною вниз головой по потолку - бесшумно и невидимо.

   Я уже сочинял в мыслях очередное письмо в замок, и строил гипотезу о том, почему Дювьель не покинул город, хотя на него начала охоту инквизиция, когда запнулся. Носок сапога попал в глубокую борозду - выйдя из усталой задумчивости, я осмотрелся - по коридору, с середины стен и по всему полу шли глубокие разломы, неровные, с разбегающимися от них трещинами. Справа от меня кусок панели упал - за ним виднелся серый камень, такой же, из которого состоял пол. И никакого огня за красивой облицовкой. Коридор так и шёл вперёд, но метрах в пятидесяти его пересекал другой ход - две неровные, окружённые крошевом и грязью дыры.

   Я сощурился на пса - тот не изменил позы, словно разрушение коридора никоим образом его не касалось. Обходя выломанные куски и осколки, я с опаской приближался к этому месту. Хотя... Не набросился же пёс, когда разрушался пол коридора. Может быть, ловушка уже исчерпала себя, и теперь остались здесь лишь призраки былого могущества? Или струна уже не питает её?

   Осмотр двух тёмных дыр показал, что их не выламывали, не вытёсывали, а выгрызали. Кто-то внушительных размеров, и с челюстным аппаратом, как у пиявки, пересёк мешающую преграду. Причём не сразу принялся грызть противоположную стену, а какое-то время ползал здесь, и только потом продолжил путь, не иначе, изгнанный молчаливо наблюдающим за мной зверем.

   Из дыр не доносилось никаких звуков. Зажжённая ненадолго для проверки свечка не подрагивала огоньком - и я решил не сворачивать туда. Встретиться на узкой дорожке с тем, кто мог свершить такое, самоубийственно, тем более в туннеле, диаметром почти равным его пасти.

   Коридор за разрушенной частью, на первый взгляд, ничем не отличался от того, что был до неё - но уже через минут пятнадцать стало заметно, что цвет янтаря сменяется со светлого на более тёмный, а потолок, наоборот, светлеет, словно всё сияние и тепло поднимаются выше. Продолжая идти, я поглядывал на пса - он чаще переступал с лапы на лапу или поводил мордой. Иногда я поворачивался спиной вперёд и шёл так, не решаясь подставлять ему открытую спину.

   Резьба на плитах почти исчезла - ловушка здесь слабела и искажалась. Ещё через минут пятнадцать я наконец увидел то, чего ждал уже давно - коридор заканчивался. Аккуратная, обвитая вырезанным из нефрита плющом арка вела в следующий переход - более низкий, узкий и сумрачный. Красные отблески на камнях не плясали, и я облегчённо вздохнул. Коридор, коридоры - и где-то будет выход. А отсутствие крыльев говорит лишь о том, что я далеко от сердцевины клубка из старых заклятий и больной памяти.

   Янтарь вокруг темнел - к арке, находящейся метрах в трёхстах от меня, он почти стал чёрным, и только по центру потолка проходила чёткая ярко-жёлтая светящаяся полоса. Некоторые панели упали, рассыпались неровной мозаикой из тёмных, чуть отблёскивающих осколков. Надписей на них не сохранилось вовсе, словно что-то после вторжения неведомого создания разладилось, и все тщательно сплетённые потоки сил перепутались и разрушились.

   Я шёл, пытаясь причувствоваться к заклинаниям, использованным здесь - мы уже давно не тратили силу так бездумно, бессмысленно и расточительно. Дед показывал, сколь великолепны были прежние наши дворцы - но за эту роскошь заплачена слишком высокая цена. Подумать только, много метров крошки из чистого хрусталя или алмазов. Коридор, покрытый янтарём - да этого количества хватило бы вымостить улицу, причём отнюдь не маленькую. Несколько тысяч деревьев - к тому же с заключёнными в них низшими духами, ради одной лестницы... Или башня, облицованная снаружи пластинами аквамарина, сама состоящая из керрийского камня. Зал, покрытый самшитовыми резными досочками, с полом из жемчуга под рубиновым стеклом. Сундуки из змеевика, кубки из сапфиров огромной величины, чертоги морские из нанизанного на золотые нити жемчуга, скалы в море, на которых возводились башни из единого монолита специально выращенного кварца... Острова Блаженных, что исчезли лишь много тысяч лет спустя после Исхода - столь много сил пролили над ними... И ради чего? Такое количество истощённых Источников, и почти ничего не сохранилось, но это расточительство исчерпало силы доисходного мира.

   От грустных размышлений меня отвлёк тихий, скорее похожий на хрип, чем на рычание, звук. Обернувшись, я ещё секунду пялился на пустой потолок, прежде чем прижмурился - и закричал, увидев почти касающегося меня пса. Глаза его, чёрные и глубокие, мелькнули мимо, когда я, скорее неосознанно, на вколоченных рефлексах, откинулся назад, перекувыркиваясь и отлетая к стене.

   Ловушка здесь искажалась, и пёс, как её часть, тоже. Он принял меня за нарушителя, и пошёл в атаку, радуясь тёмной, безумной радостью, и желая моей смерти. Припав к полу, он оборачивался, а я, прижавшись к стене спиной, быстро выплетал знак защиты. Вместе с кровью, сочащейся из затронутой клыком руки, он засветился пронзительно-зелёным. Несколько кругов - один в другом, медленно начали вращаться - и когда символы во внешнем и внутреннем совпали, я позволил себе усмехнуться, встречая новый бросок пса уже во всеоружии. Тварь, с искажёнными пропорциями - треугольной, почти змеиной, головой и длинными ногами, падала сверху - я выставил руки перед собой, и покрепче упёрся ногами в пол.

   На ладони опустилась тяжесть сорвавшегося с моста коня - я почти застонал, сцепив зубы - человеку бы сорвало сухожилия, вывернуло суставы - моё же тело пока выдерживало. Словно масло на раскалённой сковороде, плоть призрачной твари плавилась, разлетаясь искрами. Сперва передние лапы растеклись над вращающимися в ладонях линиями силы, а потом, с пронзительным, на грани слышимости, воем разлетелась тёмными искрами голова. Как тяжёлый алхимический газ, клубясь, призрачный пёс стёк на пол, искрясь, шипя и рассеиваясь.

   Опустив руки, я дождался, пока он не исчезнет, а потом позволил сохранившимся линиям втянуться обратно в кожу. Капля крови, зависнув на мизинце, уже не светясь от избытка выплеснутой силы, качнулась и сорвалась вниз. Я отряхнулся, словно останки этого создания могли меня запачкать, и поспешил к арке. За спиной вдруг зашуршало - словно листья, которые полными пригоршнями падают на пол в гулком соборе. Я перешёл со скорого шага на бег - до перехода уже совсем близко. Что-то острое чиркнуло возле уха - не сразу почувствовалась боль, несильная, как от царапины острой кромкой осоки. Шорох становился громче, в нём уже можно стало различить лёгкий звон. Но я не оборачивался - только смотрел в тёмные прожилки на листьях плюща - нефрит ценой немалой силы сплавили с ониксом. Только выбежав за арку, я оглянулся через плечо - и остановился.

   В янтарном коридоре творилось нечто несусветное, но безмерно красивое. Все пластинки из янтаря разлетелись крохотными чешуйками - это одна из них оцарапала мне ухо. Тёмные, почти чёрные, и светлые, иногда цвета молока с мёдом, они казались огромным роем бабочек, заполонившим всё пространство за аркой. Невидимая преграда - завершённое сплетение других сил, не пускали их сюда. Пёс погиб, и хаос воцарился в прежде упорядоченном месте. Отчего-то было горько - я, пусть и спасаясь, разрушил нечто совершенное, наполненное некогда силой... Янтарные тонкие осколки кружились, посвёркивая тёплыми бликами, привораживая, зачаровывая, но я отвернулся и пошёл вперёд.

   Этот коридор, по-видимому, служил для перехода из одного места в другое. Сколько я не старался, даже щурясь, ничего подозрительного не увидел. А с помощью силы глядеть на изнанку не рискнул, чтобы не привлечь хозяйку холма.

   Низкий потолок из тёмно-синих мелких камушков, вмурованных в блестящую чёрную массу - может быть, и в стекло. Пол из чего-то, похожего на малахит, и стены, покрытые живым мхом. Мох явно создали с помощью сил струны - я никогда ещё не видел такого, и только в одном из подвалов дворца самой королевы похожий на него рос в выемках вдоль старой галереи.

   Мелкие тёмные побеги единым ковром покрывали стены. На жёстких выростах, которые не смог бы классифицировать как что-то определённое ни один современный ботаник, качались матово светящиеся шарики, похожие на бусины из шлифованного голубоватого стекла. Всё освещение коридора исходило только от них - они чуть подрагивали или колыхались от воздуха, словно усевшаяся на поляне стая светлячков. Я ещё раз оглянулся назад - янтарная метель так и не утихала, и пошёл дальше.

   Мох покрывал стены не сплошным слоем - скоро я увидел обрамлённую чёрной резной рамой картину. Написанная минеральными красками - возможно, даже растёртыми драгоценными камнями, она была покрыта слоем полированного лака - и возникало ощущение, что я смотрю в чашу с водой, на дне которой уснула русалка. Яркие, как пронизанные солнцем цветы, оттенки, явное мастерство художника - я остановился, невольно любуясь ею.

   На обычных светлых речных гладышах, с увившими их стеблями жёлтой кувшинки, спала русалка. Обнажённая, не худощавая и жилистая, а мягкая, вся состоящая из непередаваемо плавных, изящных линий и изгибов. Золотисто-русые волосы её, покрытые жёлтыми лепестками, причудливо свивались в невидимом прозрачном потоке. Вода играет с прядями нежнее, нежели ветер...

   Следующая картина заставила невольно хмыкнуть - двое мальчишек, мокрых и довольных, сидели верхом на огромной собаке с кудрявой зелёной шерстью, причём один держался за её уши, медленно сползая набок. Да, я когда-то тоже на отцовом волкодаве пытался изображать доблестного воителя... Дети явно принадлежали к сидхе и, в сочетании с русалкой, это говорило о том, что писали их в ту благодатную эпоху, когда силы имелось в избытке, и две родные Ветви не срывали в борьбе листья друг с друга.

   С грустной улыбкой тронув край рамы, я продолжил путь. Сапоги, покрытые бурой жижей, почти очистились за время ходьбы, и теперь эта гадость, высохшая и ломкая, струпьями крошилась на пол. Коридор всё тянулся и тянулся - но воздух оставался свеж, а примерно через сорок шагов попеременно занимающие то одну, то другую стену картины заставляли замирать, с удивлением, смехом или грустью вглядываясь в причудливые лица, распахнутые, удивительные даже для меня крылья и мягкие улыбки. От морской девы к сидящему на песке юноше с венком из васильков на голове, от морского воина, верхом на пёстром коне, затаённая, в завитках седой с прозеленью бороды к двум золотоглазым, но с загаром на открытых плечах, девушкам.

   Лёгкий изгиб губ молодого сидхе которому с откровенной ухмылкой заплетала множество мелких косичек нагая хозяйка ручья... Бегущие по гребню просвеченной насквозь закатом волны белые, не светло-серые, а полупрозрачно-белые кэльпи. Острая осока, поднятая к ночи, по самым кончикам листьев которой ступала, опустив голову и прижав ладони к зарумянившимся в смущении неведомо от чего щекам гуаррагед-аннон. Время благословенное, время прошедшее, время забытое...

   Я долго стоял перед одним залитым лаком овалом. Юный сид, запрокинув немного назад голову, гладил по шее каракового жеребца, на котором, смущённо глядя в сторону и старательно изображая полнейшее равнодушие, сидела верхом дева. Явно с сильной морской кровью - с глазами Туатха де Данаан, но с чёрной волной перевитых бледно-голубыми лентами волос, золотистой кожей и пятью рожками, похожими на увенчанные цветками стебельки. Она до дрожи зрачков походила на ту, которую я пытался окунуть в свою любовь - не иначе, из её же рода.

   Картины сменяли друг друга, и уже не было сил смотреть на них - такими светлыми, пронизанными счастьем короткого мгновенья, замершего навечно, они выглядели. Это оказалось больно - знать, чем всё в конечном итоге завершилось. Художник, наверное, писал портреты очень долго, неспешно, чтобы поместить их для любования всеми мимо проходящими - не для забвения, а для светлой памяти он создавал их - но теперь и сам, и те, кто на них изображены - за малым, ничтожно малым исключением, скорее всего, мертвы...

   Не глядя по сторонам, я шёл и шёл сквозь мерцающий мох и окна в другое, мне и вовсе неясное, время. И больше не искал знакомых лиц - произошедшего было не избежать, а травить память - бессмысленно. Хотя, я же и подтолкнул ночного к воспоминаниям - но мы сидели тогда в компании друг друга, с гитарой и вином.

   Вино, гитара и совершенно несочетаемая, парадоксальная компания из двух противоположностей, отягчённых своей собственной моралью, совестью и памятью.

   Жизнью в темноте, тишине и забвении... Только капли воды по зелёным куртинам мха скользили и падали на камень, на белый-белый камень, с искрами внутри, и текли по кругу времени, ожидания, памяти, расстояния. Хочешь отдохнуть? Выбрать день, выбрать путь, выбрать ночь и закат... отдохнуть, отдохнуть... Сновидений злых ряд не вернётся к тебе, отдохни, отдохни в тишине, темноте...

   Встряхнув головой, я с удивлением обнаружил, что сижу на полу, завалившись спиной в мох. Да что ж это со мной? Потерев глаза ладонью, я встал. Кроме боли от полученных ещё вчера ушибов и усталости в ногах и руках, на которые обрушилась недавно ещё и тяжесть призрачного пса, ничего больше не чувствовалось. Неужели так устал, что прямо здесь, в тишине, сморило в сон?

   Похлопав себя по щекам, и на ходу разминая шею, я поспешно зашагал дальше - только уснуть в этом месте не хватало. Скорее всего, виной дремотному состоянию усталость и то, что сумрачное освещение настраивает на определённый, расслабленный лад. Воздух свежел, словно коридор выходил к далёкой ещё, скрытой за рощей, реке. Я потирал себя за козелок уха, чтобы прогнать сонливость, прищипывал кожу на ладони у основания среднего пальца, направляя струны тела чуть по-другому, взбодриться и не терять внимательности. Это недопустимо - получив документы, просто из-за усталости не дойти до выхода. Сапоги глуховато отстукивали шаг за шагом, шаг за шагом по малахитовым гладким плитам, в голубовато-зелёных сумерках приближаясь к далекому ветру...

   ... к далёкому ветру речному, к крову родному, к тишине сокровенной, к воде потаённой и чёрной опустись на колени - глоток, и другой, и ты дома, в объятиях ветра речного. Усни, положи на колени мои свою голову - спи, а я гребнем ночи расчешу твои сны, а ты спи, а ты спи, из воды потаённой мои глаза взглянут - а ты пей, а ты пей, оставляя мне память... Я ночной тишиной застелю тебе ложе - а ты спи, а ты спи, а я на твоей коже начерчу круг времён, от усталости жизни отдохни, отдохни, ложись в чёрную воду и спи... я...

   Я сел, потирая ноющий затылок. А потом встал и побежал, не глядя по сторонам, и читая про себя один из заговоров, глушащих чужую волю. Один раз я ещё мог упасть, но дважды свалиться прямо на ходу - нет. Для этого я должен быть вымотан в гораздо большей степени, нежели сейчас. Если б не ударился головой, падая навзничь, и не очнулся от боли, точно бы уснул, поддавшись странному шепоту.

   Шепоту снов на ладонях наполненных кровью лесн...

   Звуки оборвались, стоило остановиться и вывести в сумраке охранный знак. Не торопясь, чтобы не стряхнуть защиту, я побежал дальше. Коридор стремительно менял очертания - огоньки сливались в узор, и он складывался в строчки из старой колыбельной. Невинно, если не считать того, что каждая строчка завершалась руной, призванной вытягивать силу из всякого, кто её видит.

   Потолок оставался прежним, и, что радовало сильнее, пол тоже. Картин больше не попадалось - это изощрённая, почти ласково убивающая ловушка вытягивала их из моего сознания, заставляя останавливаться, и дольше смотреть на стены, оставляя здесь свою силу и волю. Вот оно, коварное лукавство предков - дождаться, пока враг зачаруется, и, расслабленного, оставить его умирать в волшебном сне. Но почему она не почувствовала, несмотря на кровь на руке, во мне своего? Не из-за того ли, что я сцепился перед входом в арку с призрачным псом?

   - Ахийссса!!

   В ушах зашипело со свистом, возмущённо, зло, и мягкой ворсистой плетью подсекло ноги. Я кубарем покатился, прижимая сумку локтем и прикрывая руками голову. Спина прочувствовала хребтом острое, словно ступеньку, а в следующее мгновение со вскриком я рухнул в воду. Тёплую, почти горячую, словно кровь...

   Вынырнув, я отплевался, быстро смахнув с глаз лишнюю влагу. Сумка плавала подмышкой, хлюпая о плечо. Сапоги моментально заполнились водой - и я порадовался, что они нашей работы - тяжёлая кожа утянула бы на дно в несколько секунд. Течение, на поверхности почти не заметное, уже на уровне пояса ощутимо тащило вперёд. Оглянувшись, я ничего не увидел - сплошная темнота.

   Поминутно уходя с головой под воду - мерзкую, с привкусом болота и сточной канавы, всё-таки удалось зажечь огонёк и посадить себе на макушку. Свод тоннеля, серый, неровный, с трещинами и камнями, нависал над водой столь низко, что я поразился, как ещё не разбил лоб. Держаться на плаву оказалось сравнительно легко - течение быстро несло вперёд. Я попытался уцепиться за выступ, но он оказался омерзительно скользким, и пальцы сорвались.

   Запах тины, гнилого дерева становился то почти невыносимым, то пропадал загадочным образом. Меня унесло уже достаточно далеко, но ни одного выхода из тоннеля так на пути и не попалось.

   Внезапно потолок резко поднялся, и я увидел отверстие. Потянулся к нему, но меня пронесло мимо, а вынырнуть из этой странной воды резко оказалось невозможно. Течение ускорилось - вода стала ещё теплее, и я попытался затормозить ещё раз - но ухватиться за камни не удалось. Потянулся за кинжалом - и тут поток стал расширяться, чуть замедляя течение.

   Меня медленно тащило, тоннель всё ширился, а потом в одной стене начал открываться проход. Неровный, словно образовавшийся естественным путём. Я тихо плыл мимо, оглядывая его. Из едва рассеиваемой темноты к воде потекло что-то полупрозрачное, чуть светящееся. Отпрянув, я замер - красный туман выливался поверх потока. Почудилось, или на самом деле где-то в глубине перевитой красными щупальцами темноты зародился скрип раскалённого металла об осклизлый камень?

   Светящаяся краснота ползла всё ближе - я с ужасом увидел вдалеке багровый сполох. Хрипло выдохнув, нырнул, скрываясь от этой безумной силы. Широко загребая почти обжигающую воду, я пытался занырнуть глубже, надеясь, что кровь уже давно смыло, и Алая теперь вряд ли сможет распознать, где я нахожусь... Но почему она появилась в этот раз так быстро?!

   Я раскрыл глаза - сквозь слой взбаламученной, мятущейся воды плясало тёмное пламя, щупальцами слепого монстра пытаясь нашарить добычу. Скользя над поверхностью, крылья отдёргивались, едва касаясь воды, не в силах проникнуть глубже. Изгибаясь угрём, я погружался - поток внизу казался прохладнее, и быстрее. Лёгкие мучительно сокращались, а перед глазами плясали цветные пятна, но я не позволял себе вырваться на поверхность, чтобы раскрытым ртом, со всхлипом, втянуть воздуха. Уже не видя, что происходит вокруг - только загребал, сжимал губы, загребал, перебирал ногами, огонёк давно потерялся, и к счастью, возможно, он отвлёк её хоть на миг...

   Я плохо помнил, когда решил всплыть - вернее, само тело уже отказалось подчиняться доводам разума, чувствуя, что предел близок. Я толкнулся руками в тёплый потолок, но воздуха между ним и водой не оказалось... Пальцы соскальзывали, когда я пытался вынырнуть. Последние пузырьки воздуха покидали лёгкие, сильно болело горло и жгло в груди, а потом под веками расползлась темнота.

   Пахло сухой пыльной травой. И тошнило. Чихнув, я попытался встать, но желудок скрутило спазмом, и пришлось вновь уткнуться щекой во что-то шершавое и мокрое. Широко открыв рот, я коротко и часто дышал, но тошнота не проходила. Разлепив, наконец, глаза, увидел, что лежу на полуистлевшем сене, перемешанном с трухой. Упёршись дрожащими исцарапанными руками, я попытался приподняться. Получилось только со второй попытки. Сев, наклонил голову, чтобы унять тошноту и головокружение.

   Я находился в относительной темноте - но там, где и не мечтал оказаться - рядом с тем непонятным то ли озерцом, то ли лужей, которое мы видели с Даниилом в прошлый раз, уже почти выбравшись на поверхность.

   Озерцо слегка светилось, отбрасывая многочисленные отблески на прежде скрытые благословенной темнотой ошмётки и грязь. Странно... Желудок вновь скрутило, и я стремительно наклонился - меня вывернуло наизнанку мутной водой. Сколько же её под холмом наглотался... Вытерев рот изодранным в клочья краем рукава, я какое-то время сидел без движения. Живот болел, а вкусовые рецепторы просто издохли от того кошмара, который творился во рту.

   Отползая, я увидел, что в трухе и пыли от озерца тянется широкий, мокрый ещё след - сам не помнил, как выбрался из воды. Самое время вознести хвалу Небу за унаследованную от предков живучесть. Или за помощь одной водяной девы, которая, почувствовав гибнущего в её пределах сородича, вытащила его и теперь путь, по которому она влекла меня, даже светится остатками Силы. Посидев ещё несколько минут, я, сперва становясь на одно колено, а потом придерживаясь за каменную плиту, поднялся. Теперь оставалось только гадать, хватит ли сил, чтобы взобраться наверх.

   Уже сделав несколько шагов, я с замиранием сердца схватился за бок - сумка, где лежала причина всех сегодняшних злоключений, осталась при мне, и даже не раскрылась. Усмехнувшись, я медленно побрёл в наполненной звуками живого подземелья темноте.

   Дождь, да какой там дождь - ливень обрушивался на мир снаружи, когда я выбрался наконец в том же самом склепе. Хрипя и заглатывая воздух, как настоящий утопленник, чудом возвращённый к жизни, я подтянулся, чувствуя, как проскальзывают по мокрому мрамору грязные пальцы. Левую руку свело судорогой и тело скорчилось, сворачиваясь в клубок прямо на грязи, оставленной ещё в прошлый раз. Меня трясло крупной дрожью - не столько от холода, сколько от неизбывного животного чувства ужаса, которое преследовало в переходах и коридорах под холмом. Разум брал своё, и то, чего я не добоялся там, мерзкими волнами слабости давало знать о себе теперь.

   Только безумное существо могло находиться под холмом, храня давно лопнувшую струну, ведущую в никуда, или в место, похожее на человеческий ад.

   С трудом приподнимаясь на локтях, я отполз от плиты. На моё счастье, она так и осталась отодвинута в сторону. В одиночку, даже просто положенную поверху, я бы её в теперешнем состоянии не поднял. Я содрогнулся, когда ветер снаружи залетел и прошёлся ледяными руками по спине.

   Вчерашняя ссадина от передёргиваний и ударов сочилась из-под корочки кровью - тёплой, тягучей... Медленно, как разбитый внезапным ударом старик, я встал сперва на четвереньки, а потом, привалившись тяжело к стене, выпрямился. В кожаной сумке на боку, закрытой на множество хитрых клапанов, заговоров и застёжек, записи, ради которых я и затеял всё это безумие, должны были остаться сухими.

   Передёргиваясь всем телом, как внезапно разбуженное животное, я прошёл несколько шагов, подбираясь к прорезанному в камне узкому оконцу. Тусклый мятущийся свет августовской дождливой ночи показался счастьем после красных отблесков внизу и кромешного мрака тоннеля с водой. Руки дрожали, когда я, пытаясь согреться, растирал их друг о друга. Влажные и липкие, они казались противными мне самому. Впрочем, это радовало - я опомнился настолько, что смог из общего мерзкого ощущения выделить такую, по сути своей, малость.

   Я сделал ещё несколько шатких, словно у младенца, шагов. Медленно, невыносимо медленно, но силы возвращались. Вытерев руки о мокрый, но чуть более чистый подол рубахи, присел на корточки, всё-таки прислонившись к стене плечом.

   Надо подождать, когда вернутся силы, чтобы пройти хоть немного, не спотыкаясь при этом. О том, чтобы наложить морок, и речи не шло - только бы дойти куда-нибудь потихоньку.

   И усталость пришла - именно усталость тела - кошмарная, когда каждое движение отзывается гудением в мускулах и тяжестью в висках и затылке. А ведь им тоже ударился, когда мне пытались нашептать вечный блаженный сон. Встать.. Нет, сперва хоть немного отдохнуть... Так хорошо просто дышать... В этот раз, пожалуй, досталось даже больше - пусть путь и был ожидаемо мерзок - я проходил им уже вторую ночь.

   Дождь низвергался с небес, словно наступил день исполнения одного из кошмарных снов Альбрехта Дюрера. Стоит немного переждать, отдыхая, и прочесть, что ли, наконец, документы.

   Я вытащил из сумки, путаясь в застёжках, смятые хрупкие листы. Глаза, сперва скачущие по неровным рукописным строчкам, нашли в них начало. Быстро просмотрев текст до нелепого, выделяющегося на фоне остальных слов, заклинания, я наконец-то прочёл и тот, недостающий кусок, оказавшийся, впрочем, не таким уж и большим.

   После этого толпа стала приступом находить на тюрьму, называя Натана Дювьеля демоном и демонопоклонником, impius.²² После этого, ночью, придя осмотреть узника, велели ему раздеться - и увидели, что все раны зажили, и следов истощения нет, хотя по распоряжению альгвасила тот был без еды двое суток.

   Вновь начали in caput proprium, и ничто не могло сломить духа дьявольского, что овладел святым отцом, только лицо его становилось дьявольски прекрасным по ночам, словно врата ада, приоткрывшись, давали демону сил. Но после чина изгнания злых духов, что произвел над телом Натана Дювьеля папский легат, вернувшийся по прошению нунция для курирования дела 26 февраля, разум святого отца возобладал над демоническим греховным мракобесием, и в глазах его был свет, как у того, кто спустился в ад, и, вынеся адские муки, вернулся в лоно церкви. Он сообщил нечто, что я не могу привести в этом своде.

   После этого официально он был передан светским властям для аутодафе, назначенного на 28 февраля. Согласно "Malleks Maleficarum" от 1487 года от Рождества Христова, написанного Яковом Шпренгером, было проведено закрытое аутодафе, и во внутреннем дворе в крепости, превращенном на время в quemadero,²³ без явления народу, после viaticum, ²⁴ Натаниель Дювьель был сожжён. Действие проводилось in effigie.²⁵

   От 29 февраля 1563 года от Рождества Христова, секретарь иезуитов Вильям Стен.

   Сomo parece.

   Requiem aeterna dona eis, Domine,

   et lux perpetua luceat eis.

   Requiestcant in pace. Amen.²⁶

   Значит Дювьель не был сожжён... Сожгли чучело, чтобы толпа унялась. Я отвёл взгляд от бумаг. Но куда же исчез он сам? Папский легат тайно увёз его с собою, чтобы сохранить как источник запрещённого знания или свидетеля чего-то, что могло повлиять на церковников? Или чтобы продолжить пытки, но уж там, где им никто не мог помешать? Вновь больше вопросов, нежели ответов...

   Взявшись за другие записи, изъятые из сумки монаха, я некоторое время помедлил, прежде чем приступить к чтению, лишь пробежался взглядом.

   Стоило оно того, чтобы один мой знакомый - никакой, не плохой, и не хороший, столкнувшись с чем-то ему непонятным, ушёл умирать, как кошка, в темноту и глубину? Ушёл, чтобы спрятать, или он считал, что это место свято, и нет туда хода таким, как я?

   Мне стало весело - как бы абсурдно ни было всё происходящее. Я сперва тихонько хихикнул, а потом рассмеялся, заваливаясь на пол. Смеялся, как осуждённый, который узнал, что бежал в ночь, когда был принят закон о его амнистировании за прошлое преступление, но был пойман, и теперь его ждёт казнь за попытку побега. Когда снова стало не хватать воздуха, я прижал ладони к лицу и стёр идиотские судорожные смешки-всхлипы. Тело истерическим смехом смывало с себя мертвенную мокрую муть прошедшего ужаса, подтверждая, что я всё ещё жив, и уж в третий раз сунуться в лабиринт Алой Невесты меня заставят только с повеления нашей королевы, и то на аркане.

   Подобрав листки, которые выпали из пальцев во время истерики, я встал к проёму в стене склепа. Вот пойдут слухи о нежити на этом кладбище, если кто-то слышал, как я смеюсь ночью в каменной пустоте.

   Строчки, немного поплясав, пока я разбирался, на каком из листков начало, на каком конец, успокоились перед взглядом.

   Я, невзирая на опасность, должен оставить для своих преемников это знание. Мой genius tutelaris²⁷ да вступится за меня, а полночная молитва да отгонит сон мой неуместный, чтобы не забылось мне поутру, за многими летами моими и слабостью здоровья то, что хотел я оставить. Если предам я это забвению, кто поручится, что Диавол не возобновит происки свои, а опознать его не смогут, ибо память есть способность души сохранять бывшее, хранилище изобретенного умом.

   Слова, перемежающиеся латынью, явно принадлежали тому, кто имел сомнительно счастье видеть, как я натворил самых разных дел в этом городке много, уже очень много лет назад.

    Давно уже в этих местах ходит легенда о том, что местные жители, тёмные и суеверные зовут Gabriel Hounds.²⁸ До недавних пор в это трудно было поверить, но в первый раз я говорю, что самое неведомое может раскрыться, и самое ужасное прорастет зёрнами, и пожинать плоды придется не нам, но грядущим поколениям нашим, что придут плясать там, где некогда были наши могилы. Но это время придёт. Поэтому я должен написать эту историю, ведь река Хронос не сохраняет следов, и её течение преодолевают только камни письменности, такова история...

   Паук вешает свою паутину, я же плету свою нить, чтобы в ней, как мухи, запутались те, кто будет достаточно мудр и усидчив, и чтобы не постигла их смерть, как паучью добычу. Невзгоды, которые надо переносить ради общего блага пусть примут они стойко, и не возропщут.

   Легенда ходит давно, но я не верил в неё до событий, что произошли более года назад. В 1675 году, лес Дунбар, что огибает наш город с восточной стороны, стали рубить - уголь был дорог, а лютые зимы оставляли на улицах людей с белыми от инея ресницами и холодными щеками. Комендант крепости пытался остановить это, ссылаясь на то, что лес принадлежит городу, и рубить его нельзя - но тщетно, разъярённые и доведённые до отчаяния люди не прекращали рубку. Великолепные дубы, что примыкали к новой Низине, были выкорчеваны и сожжены едва ли не на том же месте, что и погибли. Рябины, грабы - всё, что могло гореть, горело. Стража не могла уследить - и однажды, по недогляду, или по злому умыслу - теперь уже никто не узнает, лес начал гореть. Пал, верховой пожар, пошёл, подгоняемый весенним уже ветром с моря, к северу - в горы.

   Алое зарево знамением грядущего страшного суда и апокалипсиса раскинулось над городом. Щёлкало адскими бичами взвившееся вверх пламя. Дикие крики и стоны слышались в этом аду, что снизошел на землю - Низина, что отделялась от леса только Терновой речкой, не горела, но снег в восточной части города весь стаял, и прежде назначенного творцом срока пришла весна, горькая и гибельная. Четыре дня пожирал огонь лес и всех тварей, что жили в нём. Выбежали из пламени олени, и из ноздрей их сочилась кровь, и вышла рысь, с курчавой на боках шерстью от жара, и пала, от черного дыма, коим надышалась сверх меры. Птицы, застигнутые раскалённым воздухом в небесах, жаждая спасения, падали звездами вниз, и мёртвое молчание было в последующие года здесь. А более никто оттуда не вышел.

   Стонала земля, и кричали неведомые голоса, и было в них человеческое, но, когда пожар окончился, никто не решился ступать по пеплу.

   Я хмыкнул, заправляя за ухо мокрую прядь волос. Даже малочувствительные люди поняли тогда, что если ступить на чёрный пал, то вряд ли потом выйдёшь оттуда в своём уме и памяти. К тому же - это именно на их совести лежит совершённое - лежит по сей день. Дунбар не рубят, не жгут там уголь - хотя, казалось бы, он достаточно удобно для этого расположен.

   Лето настало благодатное, и чёрная равнина не вселяла ужас, но никто не ходил туда, поскольку были сны дурные у тех, кто бывал там, и чудились вздохи тяжкие и стоны, словно кто-то ещё живой всё тщится умереть, и прекратить пытку, но не может.

   Тем же летом прибыл к нам в город аптекарь, назвался он Габриэлем Эваном. Собою был он строен, с длинными светлыми волосами, и глазами серыми, как море зимой за утесами Тара. Он был тих, и молчал пред старшими. Рersona suspecta,²⁹ к тому же слишком молодой, для того, чтобы самому быть аптекарем. Он поступил на службу к нашему городскому лекарю, и исправно выполнял все обязательства свои, и жалоб на его дела не было, а дело своё он знал.

   У берега реки, где стоят теперь поющие камни, стояла хижина прачки. Она жила с племянницей своей - немой хромоножкой. Девушка была тиха, сидела всё время у реки и стирала, помогая тётке. Однажды тётка эта занемогла, и Эван был у них - и раз увидев девушку начал испытывать к ней нежные чувства. Стал ходить к ней, и радовалась она приходу его, и не было вреда от дружбы их. А лето было благодатным.

   К осени трава и мелкая поросль были уже видны на пепелище, но люди не ходили туда, и не пасли скот.

   Пала зима - и была она тоже не сурова, но люди, вкусившие легкости, стали жечь деревья в лесу Кейран, что лежит по левую руку от города. Был ветер тих, и никто не был беспечен, но дубы вековые и прочие деревья вновь заполыхали. Стража не могла обуздать алчность горожан, и костры горели, а очаги жадно огнем лизали подношения свои. Жадность проистекла в жилы черни, и людские страсти стали необузданны.

   В ночь перед сочельником был гром, и гремел он над домами тех, кто рьянее всех добывал дрова, и не знал удержу. И пошел мор после Рождества, и гибли в том поветрии каждые десятые из дома, будь то родня, или работник, или подмастерье. Когда день клонился к вечеру, стояли плач и стенание над городом, но в упрямстве своем не согнулись алчные. Пошли кликуши, от которых явилось потом столько бед, и кричали, что все это дела ведьмы, и что были дела у иезуитов, и зря их теперь нет промеж нами.

   Толпа, пьяная горем, возжаждала крови, и пошла на Низину, где грабила и сокрушала тамошних жителей, бедных и обездоленных и до того, но это ещё не всё. И шли они вдоль реки, не ступая на пепел и лёд, крича голосами дурными, и свершили dedecus.³⁰ Найдя дом прачки, как звери неутолённые стали жечь его, прачка, убоявшись, сбежала, а хромоножка толпою была выволочена на лёд, и истязалась. Но как только первые капли крови её легли на лёд, разверзся панцирь речной, и поглотил её, и всех, кто был там, а она смеялась, и уверились те, кто был на берегу, что ведьма она, и пошли в смятении просить духовников и пастырей своих о прощении для себя, и анафеме для неё, а тётку ту более никто и не видал.

   Эван, что врачевал других в ту пору, прознав про всё, был мрачен, как гроза осенняя, и ходил он к реке, вернувшись же, как сказали потом, был покоен и мирен. Но пошли святые отцы, и крестили воду, и бросали камни в неё, и святой водой кропили берег, но была спокойна Терновая река, да вышли кликуши, и бросали рябиновые и омеловые венки в воду, и забурлила она, и застонала голосом хромоножки, и возликовали, и пошли за красными нитями, и иглами железными.

   Но был промеж толпы Эван, а я стоял рядом с ним, пытаясь гнев его и тягость смягчить словами душеспасительными, но отмахнулся от меня, и только обернулся он к реке, как aquae telluricae³¹ поднялись, и пошла волна великая, и только держась за него я остался на ногах своих, и живой. И земля под нами вздыбилась, пошла камнями выпирать, как костями из тела мучимого, и стояли мы с ним на камнях, а всех прочих, по сану ли или нет, взяла вода. Но ослабели члены его, и только вдвоем добрались мы до берега, и повлек я его к городу, но он вырвал руку свою и застил мне снег глаза, а протерев их более его не видал в тот день.

   Люди же, увещеваний не слушая, пошли и далее кормить очаги лесом тёмным, и в ту же ночь, как только собрали неблаговидную жатву свою они, средь зимы настал гром. Почернело небо, прежде серыми облаками покрытое, грома и молнии укрыли весь окоем, и грохот стоял, как от адовых колесниц, а искры плясали над самыми крышами, и вскричали люди в страхе, что погорят, как прежде лес Дунбар. А старик один, глянув в сторону пепелища, вдруг закричал, что скачет Дикая Охота, и Водчий её уже виден. Заслыхав это, ниц попадали все, глаза зажмурив, и ладонями лица закрыв, и только звук, как скулеж, был над городом.

   Я же глаз не закрыл, упав вниз, а подо мною была лужа ледяная, и видел я в бледном отражении от льда, кто несётся сверху. Первым canis inferorum³² нёсся, а за ним ещё много таких же. Белые, как молоко в кувшине, с огромными раскосыми глазами, лёгкие, как борзые, и бежали они по воздуху, не падая. За ними нёсся Водчий, на чёрном коне, в одеждах, которых я и не видел никогда. Держал в руке он копьё, но не разил им, а только угрожал. Волосы его распущенные полоскались по ветру, как у демона адского, а глаза светились, словно у кошки на свечу. За ним ещё следовали охотники, в таких же одеяниях с рукавами, как крылья, и с волосами длинными, и были там как дамы, так и рыцари. И чудился смех, похожий на смех хромоножки, но я за то не поручусь. Ещё в молчании кружились в следах их вороны, крупные, но летели они не как птицы простые, а как туман то являлись следом за ними, то сливались с тьмой. И сопровождалось это рёвом рога, что держала в руках одна из дам, и рёв этот пробуждал гром, но на главы наши не пало ни капли. Долго так они кружили, вверяя сердца наши страху и смирению, пронзая ужасом души и слабостью тела.

   Стихли ветры, и гром ниспал, а когда подняли головы и лица, грязью отмеченные, то увидели в небе слова, и гласила надпись, что оберегаемы мы, но прежде нас бережётся другое, и преступившие будут наказаны. А несколько промеж нами не поднялось, пойдя же к ним увидели, что у них запасено сверх меры дерева. И зареклись брать дерево и ещё что из лесу превыше необходимого, и блюсти границы лесные.

   В предрассветные часы ветры стихают, и я чувствую, что должен предупредить о грядущем. Рано или поздно найдется тот, кто преступит запрет, и взойдет на пепел чужой, и коснется запретного, и надо его остановить, иначе бедствия полыхнут над главами виновных и невинных. Поскольку десница карающая неразборчива, и только большим страхом закрепляет внушение своё. Я же страшусь, но пишу послание своё, чтобы могли предупредить недалеких и отвратить алчных, ибо малое страдание телесное укрепляет дух, преступление же черты несёт смерть. И должен я сказать, что пока, как свинья нечистая, лежал лицом в грязь ледяную вперив взгляд свой, видел я Водчего, и узнал лик спокойный и холодный. И теперь ведомо мне, почему так зовется этот Дикий Гон, и исполняюсь дрожи пред неведомым, но сущим. Был он покрытый мраком, и всё же видим.

   Завершая рассказ свой и предупреждение своё, прошу одного только - верь мне.

   Я сполз вниз по стене, запихивая столь причудливо рассказанную историю обо мне обратно. Прости, но те, кому надо бы это прочитать, никогда не увидят этого документа. Всё, что с ним случится - кожаная папка, архив во французском "шато", и... сказка, в которой никто не узнает изначальной истории. Но почему он пошёл туда? Если хотел передать это знание, то для чего спрятал его столь глубоко? Меня, неужели, испугался?

   Прижав на секунду глаза ладонями, я встал, собираясь идти потихоньку домой, но вспомнил про оставшиеся листы, и остановился. Читаю я быстро, и несколько минут, пока с неба изливается поток холодной, кажущейся острой воды, делу не помешают. Зря, что ли, взял их с собой. Хотя - что может там быть, документ - судя по бумаге, младше, чем протокол дела Дювьеля.

   Сердце болит, когда я вижу, кто я теперь и кем я был. Искупить вину, нет, это уже невозможно, да и не жажду я этого... искупления. Отрицать свою вину мне теперь уже поздно. Но не прощу себе никогда, время уносит всё, но памяти моей ему не унести. Бесполезно повторять Domine и Pater noster, я уже не преисполнен благочестия и покоя, как это было раньше. Я чувствую, что если не вылью на бумагу всю скопившуюся в душе моей зеленоватую едкую желчь, не процарапаю кровью из вяло бьющегося уже сердца всё то, что мучит меня долгие годы, я просто захлебнусь этими соками гнева и бессильной ярости. Хоть я и оправдан, и обласкан всеми почестями, что только могут в нашем тихом городишке предоставить такому как я все эти лавочники, ремесленники, магистрат и просто вьющиеся у площади Фонтанов дворяне, мне горько.

   Всё началось двадцать три года назад. Было лето 1561 года. Я, конечно, видел этого святого отца - Дювьеля.

   Я вцепился в мятый, разлохмаченный на волокна, по краям запятнанный уже моими руками пергамент. Воистину, вот то, что может оказаться жемчужиной в навозе!! Ну наконец, наконец хоть что-то ещё пополнит мозаику на стенах нашего замка догадок, который мы с ночным выстроили столь поспешно! Нелогично, но руководствуясь столь презираемой людьми необъяснимой интуицией наших рас, которая и нам самим кажется порой волшебством.

   Он давно уже был в нашем городе - на самой окраине стояла старенькая церковь Святого Патрика, и он мирно служил там приходским священником, вернее, это мы все думали, что он мирно служит мессы, читает проповеди и, может быть, перекидывается изредка в картишки с тамошним камерарием. Это только для виду. Говорили, что он через протестантские земли пришел из Франции, тогда ещё юноша, и стал служить тут. Спокойный, с цепким умом, он завоевал доверие своей паствы. Тихое поведение - а ведь как часто наши священники не блюдут святою же церковью поставленных законов... Но тогда мне было всё равно, хоть бы он и напился, и прошёл через Скорбные ворота крепости, таща в обнимку трактирных девок, и горланя при этом самые скабрезные портовые песенки. Тогда я жил - не существовал, а жил, так, как мало кто мог жить даже в юности.

   Говорят, что настоящая любовь появляется в нашей жизни только раз, и разглядеть её могут единицы из тысяч, и даже разглядев, кто поручится, что они будут вместе? Я не верил в эти побасенки, пока сам не попал, словно птица в смолу, в любовь. Я разглядел её - и только тогда, выйдя из ада бесконечных военных походов, став рыцарем, перетискав множество девиц, я понял, что живу, а не существую. Моя Элеонора была дочерью барона, он скончался, не оставив ей почти ничего, prorsus,³³ она была бедна, без защиты родичей, и при этом безумно хороша собой. Её отец ещё в нежном детском возрасте отдал в какое-то заведение при монастыре, где она не видела ничего кроме пыльно-серых стен и вечных нравоучений. Наполовину флорентийка, с пышными, словно грозовая ночь, волосами в нежных волнах, с бархатными, рдеющими глазами карего цвета. Нежная, нежнее лепестков бархатца, смугловатая кожа, которая до сих пор чудится мне во сне под пальцами, фигура Венеры, только вышедшей из пены, и такая же невинная, не знающая ещё ни зла, ни добра. Так мне казалось тогда, ведь красота добродетели столь превосходна, что лучше её и вообразить ничего невозможно.

   Я увидел её, когда она стояла у ограды монастырского удела, и глядела, как другие девицы играют. Железная ограда и выцветшее светлое платье - но она обернулась... я до сих пор помню этот момент, и именно этот плавный полуоборот был для меня губительнее любого оружия, моя броня стала лёгким батистовым платком, который она шутя отдала для игр ветру. Я был необуздан в своей страсти, осадил её опекунов, смял все преграды и презрев всякое чужое мнение сделал её своей женой. Я усыпал жемчугом её волосы, облекал её нежное тело в батист и шёлк, я был пьян, как не буду уже больше никогда. Я не неволил её, у меня не хватило бы на это сил, да и она сама была скорее домашней кошечкой, нежели охочей до развлечений.

   Хмельной поток жизни влёк меня так много месяцев, я не мог быть с нею всё время, но, возвращаясь, всегда находил её ждущей меня. Даже зная всё, что случится, я бы всё равно продал душу, чтобы испытать всё это ещё раз. Только вот однажды полубезумная нищая вцепилась в мой плащ, и нашептала, что Элеонора часто ходит в церковь, и исповедуется, и улыбается святому отцу, а тот красив, как Дьявол. Можно было рассмеяться, можно было плюнуть в сторону, или бросить ей монету, но я ей поверил. Любовь обостряет страсти, а я любил по-настоящему... Как, наверно, любил тот мориск Отелло. Если бы не любил, не погубил бы свою любовь.

   Я сам бросил под ноги себе тлетворное зерно, и его уже нельзя было остановить. Я следил за ними - и не видел ничего грязного или порочащего, разве что и в самом деле была она там часто, но на службах я ни разу не видел, чтобы она бросала взгляды на него. Его же глаза горели, и я посчитал борение ума и сердца, которое там происходило, любовью. А lapsu se continre non posse.³⁴ Когда прошёл призыв делать доносы, я знал, кто будет каяться. Прошёл месяц, и той кошмарной осенью его взяли под стражу. У него нашли какие-то книги, и я возликовал, потому что решил, в диком самомнении, что всякий, покусившийся на моё, будет низвержен. Но на первом заседании он стал отрицать свою вину.

   Я был взбешён, но рассудок возымел во мне верх, когда он отвёл меня как обвинителя. По законам доминиканцев теперь я должен был ответить под пыткой, правду ли я говорю. Его увели, а я двое суток провел на холодной башне без воды, но это было ещё милосердно с их стороны. Они уверились в моей правоте, и я знал, что Дювьелю уже не уйти от расправы - нас пытали вместе - но он был растянут на колесе, спина его стала лохмотьями, словно сладострастная хищная кошка вцеплялась ему в плечи. И мне было легче, потому что нежные пальчики Элеоноры, когда ей позволяли утирать холодный пот с моего лба, дрожали от страха и омерзения при виде того, как выскакивают со щелчком из суставов его плечи, а лицо искажается в муке, становясь маской демона.

   Я потом часто пробирался, благодаря страсти ключаря к красным мальтийским винам, и глядел в отверстия в камнях, как его растягивали, словно на прокрустовом ложе, и как ломали ему косточки в этих тонких пальцах. Однажды осколок пропорол кожу, и розово-белая кость уткнулась в веревки. Даже если бы он выжил, осталась бы только тень человека.

   Но он упорствовал - и всех, кто был причастен к этому делу, повели на допрос. Но, слава Всевышнему, без пристрастия. Элеонора плакала, глядя на меня, и молчала - она не знала ничего, и от неё скоро отступились. Альгвасил, как я чувствовал, стал склоняться к епитимье, но мною уже владела ярость, при виде слез Элеоноры, что еретик сможет жить дальше, и, может быть, жалость моей жены коснется его чела.

   Я умолчу, чтобы никто не повторил моей ошибки, о том, что я сделал потом. Но я добыл ту проклятую книгу, Некрономикон, и провёл, неправильно, не до конца, чёрный обряд. Я клянусь, что всё делал неправильно, и не выпустил под солнце демона! Я клянусь, что этой вины за мной нет! Мне просто нужно было, чтобы чернь, напуганная, убила его. Инквизиторы должны были удовлетворить их жажду крови, если хотели остаться со своей в жилах!

   Элеонора же моя, чьё хрупкое здоровье не выдержало таких волнений, слегла. Она лежала, холодная, как лед, и не отвечала, когда я касался её бледных уст. Non est in medico semper, relevetur ut aeger³⁵ - вот что сказал мне лекарь, и я стал ещё более безумен.

   Но потом началось то, что я не могу описать - только после экзорцизма он сказал, что им овладел демон огня, и сжигать его нельзя, и попросил, чтобы его погребли заживо. Папский легат, который сам весь в крови и поту, слышал это, сказал, что будет так. Той же ночью, тайно, его погребли - ключник рассказал, что там было темно, а легат, непрерывно читая молитвы, повелел уложить Дювьеля, завернутого в алый шерстяной саван, под тяжёлую плиту, и лилась из серебряного кувшина aqua lustralis,³⁶ и священник, из-под земли, из-под мокрых тёмных камней без надписей, из-под тяжёлого кипарисового креста, возложенного на плиты, ещё стонал.

   Дома, уснув в изнеможении у ложа моей жены, проснувшись, я увидел, что постель её пуста. Смятые простыни, чуть влажные, остались холодны, и это было последнее, что видел я от её присутствия.

   Я был словно безумен, меня смиряли, ободряли, но Элеонора так и не нашлась. Она пропала, словно в наказание за мой грех, словно она, невинная душа, должна была уплатить мою епитимью. Очнулся я, через много дней, едва живой. Я стоял в той самой церкви, где сперва служил, а потом был заживо погребен Натан Дювьель. Чернь была удовлетворена - его чучело при закрытых воротах было сожжено. Им предъявили пепел, потом развеяв его над Терновой речкой.

   Я стоял на коленях перед этой чёрной плитой, на которой лежал только кипарисовый крест. И тогда я поседел - в углу, невидимая для стоящего человека, под резной панелью постамента для святых, закатилась сальная свечка. И она, полурасплавленная, хранила отпечаток маленькой руки, что истово её сжимала. И тонкий чёрный волос, потускневший от грязи, прилип к белёсому воску.

   С тех пор я не живу, я дышу, говорю, хожу и проливаю свою и чужую кровь, я существую, потому что свершить грех самоубийства превыше моей воли, и я несу свою кару.

   Мea culpa est.³⁷

   Сложив записи обратно в сумку, я глубоко вздохнул, шагая под дождь.

   Вода облекла меня серебристым плащом, холодным и нежным, погладила по лбу, провела по векам, щекам и крыльям носа, смывая грязь и липкую мерзость подземелий. Пролетел, влажно вспарывая воздух, ворон - но, увидев моё лицо, так и не опустился, правильно рассудив, что сейчас не до него. Оскальзываясь на петлях тропинки, я побрёл к дому. Подставив сложенные лодочкой ладони падающим каплям воды, подождал, пока наберётся достаточно, и прополоскал рот, сплюнув в крапиву. Запрокинув голову, минуту просто впитывал силу, что возвращалась ко мне даже в этом неистовом ливне.

   Скоро получится накинуть плохонький морок, изловлю какого-нибудь пьянчужку кэбмена, который ищет своей доли даже в такое время. Он, конечно, мне не поверит, пока не суну ему в руку смятую банкноту, и потом будет молчать, когда отпущу его около набережной, или немного позже - оттуда ещё так далеко... Всё будет... И вода не так уж холодна - это после тоннелей здесь кажется холодно. Но зато нет горячечного марева вокруг, только живая свежесть листьев, травы, серых надгробных камней, на кромках которых разбивается в мельчайшую пыль дождь, и от них забирая немного, с каждым ударом, с каждой каплей... И с каждым шагом всё дальше от меня алое безумие, смываемое холодом обычной воды.

---

 22. лат. безбожником вернуться

 23. лат. площадь огня вернуться

 24. лат. последнее утешение вернуться

 25. лат. в отсутствии обвиняемого - жгли чучело вернуться

 26. лат. Вечный покой даруй им, Господи, и да сияет им свет вечный. Да покоятся в мире. Аминь.вернуться

 27. лат. ангел хранитель вернуться

 28. староанглийский Охота Габриеля вернуться

 29. лат. подозрительная личность вернуться

 30. лат. постыдное дело вернуться

 31. лат. подземные воды вернуться

 32. лат. адский пес вернуться

 33. лат. одним словом вернуться

 34. лат. удержаться от падения нельзя вернуться

 35. лат. не всегда во власти врача исцелить больного вернуться

 36. лат. святая вода вернуться

 37. лат. это моя вина вернуться

---

***

   Я всё ещё спал, но уже не так крепко, и к тому же лёжа. На самом краешке сновидения, выплыв из мягкого чёрного Ничто, но ещё не успев нырнуть в другой сон. В сознании промелькнула мысль, что нужно встать, нужно немедленно отправиться к Габриэлю. И колодец... прибрать в саду... Но мысль истончалась, смешивалась в мутном водовороте картинок и странных образов со звуками, блуждающими по дому, с цветом темноты под опущенными веками...

   Все ушли, но дом не казался пустым. Отсутствовало чувство одиночества, словно и Даниэл и Огонёк просто спят в комнатах наверху. В квартире на Вечернем бульваре одному оставаться неприятно - много странных запахов, непонятных вещей... А здесь, если не смотреть в окна, откуда видны статуи - уютно.

   Я осторожно перевернул тонкий, пожелтевший от времени листок. Одна страница за полчаса... Разбирать написанное Даниэлом оказалось сложно. Мелкие буквы походили друг на друга так, что приходилось перечитывать по несколько раз, гадая, то ли слово прочёл и на английском ли оно. Обратно в чтение погрузиться не получилось - в саду, где-то со стороны озера, зашуршали кусты и послышалось тихое ругательство. Женский голос... Но... Не могла же Огонёк споткнуться в собственном саду? Или могла?.. Сад здесь был немногим лучше, чем у нас года за два до того, как Апрелис окончательно разругался с Викторией.

   Я прислушался и, на всякий случай тихонько подкрался к окну. Осторожно приподняв край шторы, выглянул в сад. Звуки незнакомых шагов неуверенно огибали дом со стороны кухни. Вор?!..

   Быстро выйдя в коридор, так же крадучись и пригибаясь, я добрался до входной двери. Огонёк отчего-то не любила, когда двери запирали, и сейчас в приоткрытую створку проникал пригашенный лёгкими облаками свет луны. Оглянувшись по сторонам в поисках трости, или хотя бы зонта, но так и не найдя ничего подходящего, я попытался бесшумно подхватить стоящую в углу пустую сейчас вешалку. Толстый деревянный столбик чуть выше моего роста заканчивался металлическими завитушками.

   Было неуютно - Огонёк не любила закрывать не только двери, но и окна. Уши недовольно дёрнулись назад, когда рядом раздался неопределённый шорох. Возникло ужасное ощущение, что этот кто-то уже забрался в дом, и может запросто подкрасться со спины. Обернувшись, я долго вглядывался в полумрак коридора, и едва сдержал крик, увидев движение на полу напротив кухни. Шевелящиеся тени от листьев... Прижимаясь спиной к стене, чтобы сохранить хотя бы иллюзию защищённости, я покрепче перехватил неудобную, скользкую из-за толстого слоя лака и тяжёлую штуковину. Шорох в саду не смолкал и разобрать в нём, куда направились шаги, стало невозможно. Больше ругани слышно не было... Может, вор подумал, что дом старый и заброшенный?

   Дверь на другой стороне дома заунывно скрипнула, приоткрываясь, впуская в коридор новую порцию сквозняка. Ветер, гуляющий по всему дому, или...?

   Я так и стоял, прижимаясь спиной к стене, вслушиваясь в шуршащую травой, листьями и шторами тишину. Тихий-тихий скрип ступеньки, ведущей на веранду, прозвучал криком сороки в лесу и я вздрогнул, разворачиваясь на звук. Кто-то пытался войти в дом с той стороны...

   Стараясь ступать как можно тише и ничего не задеть вешалкой, я вдоль тёмной стены прокрался к двери, ведущей на веранду. С той стороны кто-то дёргал за ручку. Осторожно отведя в сторону уголок колышимой ветром шторы на соседнем с дверью окне я подался вперёд, пытаясь разглядеть вора, но стена скрывала его, а если высунуться ещё чуть-чуть, то видно станет меня.

   Ветер наконец донёс запах - молодая женщина... влажная одежда, много раз застиранная в несвежей воде... Что-то от того места, где я был, когда только-только пробрался в город. Запах... Так пахнет страх... И это человек - точно человек.

   Внутренне подрагивая, я присел на корточки, тихонько подбираясь поближе к двери. Если хорошенько рявкнуть, она решит, что дома хозяев нет, но есть большая собака, и вряд ли сюда полезет. Набрав в грудь побольше воздуха, я разразился громким, уже басовитым лаем, иногда сползающим в вой.

   На секунду всё затихло, а потом понизу двери сильно и тяжело бухнуло, а сверху испуганный истеричный голос визгливо покрыл меня бранью. От неожиданности я плюхнулся с корточек на копчик, отползая на руках от двери. По спине тяжело скользнуло что-то холодное и я заорал, не сразу сообразив, что это вешалка. За дверью снова наступила тишина.

   Мы оба прислушивались к тому, что происходит с другой стороны. Молчание затягивалось, и я, подняв лязгающую вешалку, встал. Всё-таки я здесь на своей территории, и имею полное право знать, что происходит. Стараясь, чтобы голос не дрогнул, я откашлялся и как можно увереннее произнёс.

   - Чего тебе надо?

   За дверью помялись перед тем как ответить.

   - Где Навь?

   Слова прозвучали неуверенно, в голосе чувствовался вызов, как у пьяниц, которые нарываются на драку, но для храбрости им не хватает ещё немного выпивки. Похоже, девушка меня боялась.

   - Его нет. Скажите, что нужно, и я ему передам, - я открыл дверь - странно - не заперто... Она что, так волновалась, что крутила ручку не в ту сторону?

   Отступившая на пару шагов девушка была ниже меня на голову и одета странно. Если бы она не заговорила и я не мог почуять более мягкий, нежели у мужчин, запах, то принял бы её за уличного мальчишку - короткие тёмные волосы, мешковатые штаны и старая широкая рубаха. Поднималась она сюда по крутому склону, наверное, зная дорогу только с чужих слов, иногда напролом через бурьян. На ткани остались репьи и колючки гравилата, паутина и давленные листья.

   - Ты сейчас один здесь? - тоже разглядывая меня, она словно бы осмелела и даже попыталась пройти в дом. Я, не ожидая такой наглости, неуклюже попятился, и ткнулся спиной в косяк, дверь от этого распахнулась, глухо ударив о стену. Но перешагнуть порог у девушки отчего-то не получилось. Словно неожиданно ударясь носом о невидимую преграду, она отскочила назад с почти кошачьим шипением.

   - Дьявол!! Чтоб тебя!.. Ты, мелюзга патлатая, убери уже эту штуку, на чём там она у вас замешана!

   Я оторопело открыл рот, не зная, что ответить.

   - Можешь передать своему идиоту - хозяину, что все его гадкие уловки против меня - бесполезны! И если он не снимет своё чёртово проклятье!.. - она так яростно сжала кулаки, что костяшки пальцев побелели, - то ему придётся иметь дело кое с кем посильнее, чем он!!! Тогда-то он запляшет, как вошь на ногте! За то, что посмел поднять на меня руку! На меня!!.. - она сорвалась в истеричном визге, выплёвывая слова вместе с таким потоком ненависти, что мне стало страшно. Сумасшедшая... Я уже ухватился за дверную ручку чтобы побыстрее захлопнуть дверь, отгородиться от этой ненормальной, но её выпачканные в земле и пахнущие какой-то гадостью пальцы ухватили меня за ворот.

   - Гнида!!! Сволочь!!! - она всё кричала, тряся меня и с каждым рывком... Как Виктория... тогда... я сжался в комок, со страхом ожидая, когда горячая ладонь с силой впечатается в щёку, оставляя горящий болью и унижением след... Я заскулил.

   Внезапно отпрянув, она попятилась, споткнулась неловко разворачиваясь, а потом побежала, оставляя клочки рубахи на кусте крыжовника.

   Запах страха... Запах добычи...

   С ненавистью разодрав замотавшее ноги тряпьё, я выскочил, путаясь в лапах, ударился боком о косяк. Запах - резкий, чужой этому месту, чётко стелился за ней... Чужая, на моей территории, сделавшая мне больно.. Чужачка. Злая. Около логова. Убить.

   В несколько прыжков догнав человека я взметнулся в воздух, метя в горло - повалить, вгрызться...

   Закричав, она повернулась, пытаясь ударить. Кисть, разорванная взмахом челюстей, мешалась, и я кивком головы оттолкнул её. Другой рукой она шарила по морде, едва не попадая пальцами в глаза. Ноги, придавленные моим весом, дёргались, мешая прицелиться и потвёрже встать на лапы. С глухим взрыком, уже разъярённый, я поднырнул под слепо молотящую воздух руку и перехватил горло. Зубы скользнули по коже, разрезая и её, и артерии, которые тут же наполнили рот солоно-горячим. Брызнуло кровью, и я прижмурился. Челюсти прорезали мясо, сомкнулись на трахее, ещё чём-то упругом, чуть хрустящем. Прянув назад я потянул сомкнутыми челюстями всё это за собой. Хрустнуло, и голова запрокинулась назад.

   Сглотнув, я передними лапами начал расцарапывать и рвать тряпьё у неё на брюхе. Что-то хрипело и булькало - тело пару раз дёрнулось, вызвав недовольное рычание. Кожа поддалась под зубами, и я вспорол брюшину двумя укусами, раздирая плёнки и мускулы. Потянув за край плоти, расширил отверстие, скусывая набившиеся в пасть ошмётки. Фыркнув, стряхивая с носа красные капли, ткнулся мордой в тёплое, податливое, и полной пастью набрал чуть скользких и упругих потрохов, выдирая их. Шерсть на загривке улеглась, когда я сглатывал первые куски - добыча была мертва.

   Открыв глаза я несколько минут неподвижно смотрел в бледнеющий между тёмно-зелёных штор прямоугольник открытого окна. Там одним непроницаемым для взгляда полотном шёл ливень. Его начало меня и разбудило. Дом спал, внимая монотонному шуму, нарушаемому лишь отдельными крупными каплями, что разбивались о подоконники, но так и не попадали внутрь комнат. Вечер?.. Из-за дождя было непонятно, какое сейчас время суток, но мне казалось, что за окнами больше от ночной темноты, чем от рассветных сумерек.

   Вынесенные из последнего сна ощущения не спешили рассеиваться и вкус горячей крови казался настолько реальным, что я сглотнул слюну. Мне и самому вкус живой крови никогда не был неприятен, но чтобы настолько хотелось ощутить его, даже в теперешнем состоянии...

   Глубоко вдохнув холодный, наполненный влагой воздух я осторожно сел, кутаясь в тёплое одеяло. Халата не было. Похоже, в спальню меня доставила Фаэ. Юстин, даже знай он о моей привычке спать без одежды, не стал бы раздевать полностью.

   Поднесённая к лицу рука уже не дрожала, но я точно знал, если зажечь рядом свечку, большая часть теней от окружающих предметов поблекнет, пытаясь заполнить непосильно большую для них пустоту крыльев. Тень без тени... Я хмыкнул.

   Свежесть и холод ночного дождя, заполняя комнату, согнали остатки сонной расслабленности. Физическое тело чувствовало себя приемлемо отвратительно. Сколько же я спал?.. Слава Богиням, что паутина за это время так и осталась не потревоженной ничьим лишним присутствием, но произойти это могло в любой момент. Спустив ноги на пол, я поморщился от соприкосновения подошв с паркетом и, всё так же кутаясь в одеяло, направился в противоположную часть комнаты к шкафу с одеждой. По пути к Габриэлю нужно заглянуть ещё в пару мест - восстановить силы, иначе его впечатлительного кэльпи хватит удар от моего вида... Да и Фаэ... Надо бы поговорить с ней. О безопасности дома я позаботился, а вот про сад - законные владения фэйри, как-то забыл...

   Почти крадучись по коридору, дабы не разбудить Юстина, я на несколько минут остановился у закрытых дверей его спальни. Волчонок спал глубоким крепким сном и дыхание его было спокойным и ровным. Ко всему, что произошло с ним за последние сутки Юстин отнёсся неожиданно по-взрослому. И волновало его это не в большей степени, чем меня теперь мои "подвиги" под конец Исхода. Хорошо это или плохо я даже не знал... Да и не всё из предыдущей ночи он помнил - многие моменты его разум выкинул как невозможные и неприемлемые для себя, оставив их лишь в памяти крови да глубоко-глубоко в подсознании.

   Так же осторожно прокравшись на первый этаж, я заглянул в третью спальню. С последнего раза, когда Габриэль, притащив с завода, свалил здесь моё бездыханное тело, Фаэ всё же соизволила прибраться и даже начисто вымыть пол.

   Присев на краешек кровати я легонько тронул фэйри за укрытое одеялом плечо. Спящая Фаэ выглядела шестнадцатилетней девушкой. В чертах бледного лица, обрамлённого волнами тёмно-зелёных волос, проглядывало больше от водных, чем от сидхе. В ответ на прикосновение она лишь недовольно зарылась под одеяло с головой. Я облизнул губы непроизвольно начавшим меняться языком, зубы заострились. По телу пошли и другие изменения и аромат её силы стал более отчётлив. Кора дуба, прогретая на солнце, и свежий ветерок с запахом грозы и моря...

   - Фаэ? - я уже более чувствительно потряс фэйри за плечо. Любой другой... нормальный представитель её Ветви, давно бы уже смылся от греха подальше лишь почувствовав моё приближение. - Фаэ, просыпайся, нужно поговорить.

   - Чего тебе? - девушка повернулась под одеялом и всё же выглянула, зевая и окидывая меня сонным взглядом. - Ты бы сходил, поел бы чего-нибудь... А то куском пирога себя чувствую...

   - Именно это я и собираюсь сделать. Не выходите никуда до моего возвращения, или, хотя бы до того, как взойдёт солнце.

   - А если они сами сюда сунуться, как эта? - девушка настороженно повела ухом, словно пытаясь уловить не доносятся ли через шум воды чьи-то чужие шаги.

   - В дом они не войдут, но вот с садом нужно что-то сделать. Не хотелось бы мне устраивать здесь погост...

   Фаэ аж передёрнуло от моих слов.

   - Ты что, собираешься оставить её в колодце?!.. Эн"шэн, туда же сейчас воды нальёт! Представляешь хоть, что там потом будет?!

   - Успокойся, я уберу труп сегодня. Прямо сейчас. Но чтобы подобного не повторилось, будь добра, придумай что-нибудь с защитой своего сада. И раз уж вся эта история двинулась к развязке, вам с Юстином лучше пожить в городе. Там соседи всё-таки рядом и в открытую к вам сунуться никто не посмеет, а по-тихому - не получиться. Да и к крепостным стенам ближе, если что... Хотя, прятаться там... - я покачал головой. После более близкого знакомства с Хозяйкой холма, старый Гатри казался мне крайне зловещим местом.

   - Если уж выбирать из защиты двух психов, я предпочту твою.

   - Ну, знаешь ли!.. - я фыркнул. - Спасибо за откровенность и доверие!.. Кстати, днём тоже будьте осторожны. Хоть он и из ночных, но...

   - Да всё я поняла! Иди уже! - Фаэ несильно подопнула меня ногой через одеяло. - Думаешь, это так приятно, когда на тебя смотрят и голодную слюну сглатывают?

   Вздохнув, я поднялся с кровати. Есть тоже хотелось, но это желание не было настолько сильным.

   - Проследи за Юстином, - бросил я напоследок, уже выходя в дверь. - Возможно, он будет чувствовать себя неважно, когда проснётся.

   О том, что причина странного недомогания именно я, волчонок вряд ли когда узнает. Тут даже Фаэ ничего бы не заподозрила - слишком много неприятных событий с ним произошло. Угрызения совести меня, впрочем, не мучили. Двуликие восстанавливаются быстро, к тому же, если меня прихлопнет чугунной плитой усталости где-нибудь на улице, лучше от этого будет только Пауку.

   Выскользнув в дождливую темень, я первым делом, как и обещал, направился к колодцу. И, благо Дунбар начинался совсем недалеко, времени на это не должно было уйти много.

   Ливень никак не утихал, словно небеса решили выплеснуть на город всю воду, что недодали этим летом. И Тьма Изначальная полнилась странным звенящим на разные лады говором водных струй, в которых почти терялся шёпот голосов родичей. Далеко от дома я отлетать не стал - происшествие с Марлен и возможность повторения чего-то подобного беспокоило, пусть и несколько запоздало. Зависнув в одной из вех чуть дальше старого причала, я проверял свою сеть более подробно. Вода вымывала всё лишнее, оставляя только чёткие нити Силы, но и усложняла работу, затирая, возможно, и незначительные, но всё же следы передвижений. Куда отправился Габриэль и где он находился теперь ощутить никак не получалось. А память его крови, неожиданно, словно пряжа у нерадивой пряхи, истончилась так, что, казалось, вот-вот оборвётся... Испугавшись за друга я попытался пройти по дрожащей паутинке памяти, но неожиданно натолкнулся на барьер Воды Изначальной. Терновка (других, настолько древних водных духов поблизости и не было) мягко оттолкнула меня. На мгновение почудился тихий голос, переплетающийся с нитями дождя. Слов я не разобрал, но точно просили не тревожить.

   Что ж... Отвлекать их повторно я не стал - это было бы с моей стороны уже полнейшим свинством. В конце концов, в дождь Паук ничего не начнёт - вода не наша стихия и чтобы действовать сейчас не вслепую, пытаясь вслушаться - а не твоё ли собственное эхо шуршит в паутине, или это кто-то другой крадётся рядом - нужно бездвижно сидеть на одном месте. До рассветных сумерек оставалось не так уж и долго - можно подождать здесь, а к Габриэлю заглянуть после восхода.

   Паучья сеть, не смотря на грубо сорванную веху, всё так же оставалась спокойна - ни мелкие "мошки", ни самая крупная из них, не покидали предела города. Когда Паук вернётся, ему придётся коснуться одной из вех - сетка долго оставалась без внимания и в скором времени начала бы распускаться самостоятельно. Но, с другой стороны - умно, ничего не скажешь... Оставив паутину без постоянного присмотра, он и сам таким образом стал недоступен ни для меня, ни для кого бы то ни было, умеющего растворяться в тенях.

   Вслушиваясь в мелодию воды и приглушённые ей шепотки голосов я и сам сейчас походил на странного паука, распростёршего по гигантской тёмной паутине тонкие нити крыльев...

***

ПОНЕДЕЛЬНИК 14 АВГУСТА

к оглавлению

   Данни, когда открыл мне дверь, шарахнулся в сторону. Н-да... значит, вчерашним утром выглядел не на столько страшно. Кинув ему сумку и велев согреть воды, я прямиком, оставляя на полу мутные лужи и налипший на штанины песок, травяную труху и глину, поплёлся в ванную комнату. Грязная одежда полетела одним комом в угол, в корзину, поверх вчерашнего, ещё невычищенного. Горячая вода, заволакивая зеркало испариной, притупляя блеск на кафельных плитках, обняла, наполняя истомой ноющие мускулы. Я поскользнулся, падая с шумом в ванну, и чуть не взвыл, ушибив руку точно под локтем, во впадинке. Все новые царапины разом защипало, а старые отозвались синхронным колотьём. Какая ирония - едва не утонув, снова лезть в воду.

   - Что? Ты там живой? - взъерошенная светлая голова просунулась в приоткрытую дверь, словно и не надеясь услышать утвердительный ответ.

   - Знаешь... - я с шипением сел в воде, наблюдая, как по полу растекается, делая малахитовый узор почти живым, здоровенная лужа, - на этот вопрос сложно ответить правдиво и при этом отрицательно... Но считай, что я сдох.

   - Для дохлого ты слишком громкий, - Данни подошёл поближе, оглядывая меня. - И трупы так не дёргаются.

   - Ты просто не видел слуа, - я со вздохом попытался выпрямиться, но снова съехал обратно - от резкого движения перед глазами потемнело, и поплыли цветные яркие пятна. Надо бы немного поесть... Чего-нибудь легкоприготовляемого, не бутербродного.

   - Да что с тобой такое? Ранен? Или другое - если нужно, я могу кинуть тебя в озеро, где ты обычно полощешься после всех своих интрижек, - Данни был босиком, и стоять в тёплой луже, кажется, доставляло ему удовольствие. Кэльпи - что с него возьмёшь.

   - Спасибо, конечно, но я как-нибудь так, на суше... - я всё-таки встал, меланхолично оценивая, когда синяки нальются зеленоватой желтизной вместо сизой синюшности. По затылку методично постукивал настойчивый лепрекон. А руки выглядели так, словно я собирал боярышник с завязанными глазами. Данни пробежался взглядом по моему потрёпанному телу и удалился. Как я понадеялся, по доносящимся сквозь шум воды звукам, на кухню, греть чай.

   Наконец, хоть немного приведя себя в порядок, я вытерся полотенцем, стараясь не задевать ни сегодняшних, ни вчерашних синяков, ссадин и царапин. Решив, что ползти наверх, переодеваться во что-то, что будет царапать и тревожить избитые конечности и остальные части тела, чересчур, просто завернулся в халат. Китайский шёлк мягко скользнул по повреждённой во многих местах коже, наконец-то избавленной от покрывшей всё тело плёнки.

   Зубы я чистил с остервенением полируя весь рот. Даже думать противно, что это была за вода. Спасибо иммунитету - был бы человеком, уже схлопотал бы заражение крови. Но вот мышцы... Я мееедленно-мееедленно пошёл на кухню.

   Ливень неторопливо, словно просыпающийся день велел прекращать небу свою уборку, притихал. Было ещё сумрачно, я не поглядел, сколько времени. Внутренние часы сбились и не получалось даже предположить, который час. Вроде бы, утро, а не вечер - и то ладно.

   В прихожей лежала так и не унесённая сумка. Я какое-то время глядел на неё - словно она сама, убоявшись моего взгляда, могла переползти туда, куда надо. Подцепив её за лямку, мрачно оглядел лестницу. Много-много ступенек... Медленно, как черепаха, я поднялся наверх, уныло опустив голову. Сейчас бы полежать... Дойти и прилечь... Кинув сумку так, что лямка перекинулась через один из столбиков кровати, я пальцем ноги выдвинул из круга один камешек. Синие нити побежали, собираясь обратно в камни, узнавая меня. Ногой сгрудив кусочки кварца, я подобрал с пола лист бумаги, сделал кулёк, как те, в которых мальчишки таскают орешки и семечки, и спихнул их туда. Лезть в шкаф и всё убирать не хотелось отчаянно. Потом... Завтра... сегодня, как высплюсь...

   Тошнота отступила. Дверь жалобно скрипнула, когда я привалился к ней - временами нахлёстывало головокружение и темнота в глазах. Поесть всё же стоило - хоть перед этим и предстояла пытка готовкой и ожиданием.

   Заполненная тёплым воздухом кухня с её светлыми цветами и стеклянной дверью показалась невыразимо уютной. Немного поподпирав косяк, дожидаясь, пока внезапно накатившая дурнота не исчезнет, я уселся на ближайший стул. Кэльпи молча поставил передо мной кружку с горячей водой и коробочку с чаем. Щедро сыпанув дрожащей рукой чайных листиков, я понаблюдал отрешённо, как янтарные нити, а потом причудливые лепестки и разводы расходятся в воде на матово-белом фоне фарфорового донца. Первый глоток прошёлся по горлу наждаком, а потом я наконец откинулся на жёсткую спинку, и почти бессознательно вспомнил нужные для восстановления сил ингредиенты.

   - Масло, чёрный хлеб, любое варенье, корица... Масло сливочное... Молоко, если есть. Молоко или что-нибудь такое...

   - Ты будешь готовить?! - Данни крутанулся на месте.

   - Иди и обрящешь... Тьфу, иди и найди. И принеси.

   Я положил голову на руки, вдыхая струящийся из чашки аромат. Пока он несёт, можно немножко отдохнуть.

   Стук босых пяток по доскам пола раздался слишком быстро. Я поднял голову, тыкая пальцем в ящички и словно тиран последнему на своей кухне поварёнку указывая, что нужно достать, и куда поставить. Не поднимаясь с бесконечно желанного стула, плюхнул хлеб в миску с молоком, и только после этого обречённо поплёлся к плите. Данни умудрился бы превратить в горелую несъедобную массу даже это, а есть хотелось.

   Ломтики чёрного хлеба, пропитанные молоком, легли на сдобренную маслом сковороду. Запахло невыносимо вкусно - так что даже домовой выглянул из-под стола, примериваясь со здоровенной вилкой подобраться поближе.

   В тарелку, спешно подставленную кэльпи, скользнули первые кусочки. С вареньем и корицей, они так и просились в рот. Глотая голодную слюну и пытаясь отогнать лёгкое головокружение, которое сопровождалось давлением сразу за висками, я торопливо выложил подрумяниваться следующую партию. Сейчас - ну наконец-то поем...

   Пододвинув ногой стул, я без зазрения совести потянул к себе всю тарелку. Этим живоглотам хватит ещё. А мне в данный момент это жизненно необходимо. Подцепив отобранной у зазевавшегося домового вилкой ломоть побольше, я уже раскрыл рот, намереваясь откусить не меньше трети.

   Пахнуло из окна мокрой травой, дождём и тёртыми яблоками, и девичья рука с изящными ноготками аккуратно подхватила всю тарелку за краешек. Хлеб, удерживаемый дрожащей рукой, упал на стол.

   - Огонёк!! - я запоздало попытался ухватить её - но сейчас же лишился и упавшего кусочка. - Имей совесть!! - рухнув обратно на стул, я с обречённостью смотрел, как фэйри отбегает на противоположный конец кухни. Злобно зыркнув на неё, я повернулся к плите. Ещё оставалось, чем перекусить...

   - А что такого? - невинно вопросила она. - Ты моего опять чуть не угробил - я успокаиваюсь.

   Я даже не повернулся - всё внимание было сосредоточено на сковородке, где уже доходили до кондиции и необходимой степени обжаренности сочно-ароматные, мягкие внутри, с золотящейся и шкворчащей корочкой ломтики...

   - Ооо... Да тут чем-то вкусненьким пахнет! - со стороны раскрытой двери донёсся оптимистичный возглас Навь. Судя по грохоту стульев на веранде и тихому "ой" Юстин тоже присутствовал в этой компании. Прожорливые твари! Они что, думают, что я им готовить буду?! Я попытался выхватить со сковороды хоть кусочек - но они были невозможно горячи, и, в сердцах швырнув прихватку на стол, плечом распахнул дверь кухни и мрачно пошёл к лестнице.

   Небо, как они мне осточертели, хуже репьёв в волосах! Всё, хватит с меня - я ложусь спать, и ничто, даже беспримерное поведение этого сборища, не помешает осуществить это!

   На кухне Данни что-то пытался втолковывать уписывающей мою еду фэйри. Послышалось, или Навь и в самом деле спросил, не обиделся ли я? Да пусть думает, что его душеньке пожелается - только отстанет!

   Вновь накатила тошнота - дёрнув ухом, я подумал, что, возможно, неудавшийся завтрак вполне мог и не пойти на пользу. Путающимися пальцами расстегнул верхнюю петлю-застёжку на вороте халата. Опустив голову, сделал несколько глубоких вдохов - помогло. Ступеньки перестали вращаться по спирали, а звуки вновь пробились сквозь вату в ушах.

   Кухонная дверь мелко задребезжала - Огонёк и Данни дружно рассмеялись чему-то. Медленно поднимаясь по лестнице, я вцеплялся в перила одной рукой. Пятки, отбитые бесконечной беготнёй, саднило - мягкий ворс устилающего ступени тонкого коврика мало облегчал их участь - и я даже позволил себе поморщиться, когда, неудачно шагнув, попал по острому выступу.

   Послышалось, что меня окликнули - поворачиваясь, я увидел, как зелёные обои колышутся на стене, и по ним ползёт крупная рябь, как круговые волны от дождя. Перед глазами поплыли ступени. Потолок отчего-то пополз вниз, и я попытался присесть, чтобы переждать внезапный приступ головокружения. Перила из-под пальцев уже исчезли - только темнота, наползая отовсюду, заняла их место, да мелькнуло лицо ночного, и я, наконец, упал на что-то мягкое.

***

   Метнувшись вперёд сквозь тени я едва успел его подхватить и сам чуть не опрокинулся вниз, спиной на лестницу, неловко поставив ногу на край ступени. Цепляясь паутиной крыльев за стену и потолок, склонился к бледному, чуть ли не сзелена, лицу, с которого медленно исчезало выражение бесконечной муки и некой обречённости. Дыхание и биение сердца были такими, словно Габриэль сейчас упал в обморок... но, похоже, именно это и произошло...

   - Эй! Ты что там делаешь?! - раздался снизу возмущённый и даже испуганный голос кэльпи.

   Бережно подхватив Габриэля на руки, я оглянулся на стоящего в начале лестницы парня. Что бы он ни подумал, увидев, как я склоняюсь почти к шее его хозяина, приближаться на менее безопасное расстояние не рискнул.

   - Где его спальня?

   - Что у вас тут происходит? - из дверей, ведущих на кухню, выглянула что-то жующая Фаэ.

   - Что ты с ним сделал?! - кэльпи требовательно смотрел на меня, готовый, впрочем, в любую секунду сигануть в открытую входную дверь.

   - Ничего. У него, похоже, обморок, - развернувшись и не обращая больше внимания на трусливого конька, я начал подниматься наверх. К компании смотрящих снизу добавился Юстин, как всегда, молчаливо делая какие-то свои выводы.

   - Огонёк, что тут до меня было? Чем ты его так довела?

   Поднявшись на второй этаж, я носком ботинка толкнул выходящую в коридор дверь. Нет, это библиотека.

   - Да ничего такого, вроде... - озадаченно пожимая плечиками, фэйри проскользнула вперёд и быстро заглянула во все остальные двери. - Сюда.

   Зависнув над полом, девушка обеспокоено проводила нас взглядом.

   Уложив Габриэля на кровать, на которой почему-то не оказалось подушки, я отступил на шаг. В дверном проёме, по степени любопытства и осторожности торчали Фаэ, Юстин, встревоженно оглядывающий нас, и кэльпи.

   - Так. Вы, двое, - я глянул сначала на Фаэ, затем на кэльпи, - что здесь было до нашего прихода?

   Закутав Габриэля в кокон невидимых сейчас крыльев, я погрузил его в глубокий сон. Судя по внешнему виду, он в этом отчаянно нуждался.

   - Да ничего такого! Я и взяла-то пару кусочков!

   - С тобой, любительница пожрать, всё ясно, - я кивнул кэльпи. - Куда он ходил в прошедшие сутки?

   - Кажется, туда же, куда вы в прошлый раз совались, - кэльпи всё же протиснулся вперёд. - Так значит, и в самом деле в обморок хлопнулся?

   - Значит, и в самом деле, - я перевёл взгляд на сида. - Когда он ходил туда?

   - Да так же, под вечер, а вернулся где-то, как светать начало.

   - Ясно, - я ещё раз оглядел Габриэля. Сразу на количество синяков и ссадин внимания не обратил, теперь же было видно, что, несмотря на достаточно быструю регенерацию, досталось ему в этот раз не меньше, чем в прошлый. - Юстин, - волчонок шевельнул почти человеческими ушами, - буду тебе очень признателен, если возьмешься приготовить завтрак. Думаю, Габриэль, по пробуждении не откажется.

   - Хорошо, - двуликий, словно только и ждал предлога удалиться, исчез в коридоре.

   - Может нужно что? - вопросительно кивнул сразу оживляясь, кэльпи.

   - Да, поможете Юстину на кухне. Оба. Кыш отсюда, - я махнул рукой. Фаэ лишь фыркнула, утаскивая за собой удивлённого парня - от меня он подобного обращения не ожидал.

   Я присел на край кровати. Внизу Юстин принялся доготавливать начатое Габриэлем и попутно давал указания, в основном всё-таки кэльпи - в бездарности Фаэ в вопросах готовки он уже успел убедиться.

   Взяв руку Габриэля в свои, я закрыл глаза, вслушиваясь в ритм сердца и память крови, сейчас яркую и чёткую до такой степени, что виделись вереницы образов, пролетающих в спящем сознании. Осенний... Лёгкая дымка почти сентябрьских закатов и рассветов, как морок, как сильнейшее наваждение, преследовала меня уже несколько дней. Сумасшествие...

   Я покачал головой. Хоть он и не из древних, и даже не из тех, у кого сейчас лишь напоминанием о некогда доступном всем нам чуде проявляются крылья... Чистейший Источник, какими были все мы до начала Исхода. Видимо, за прошедшие после пробуждения годы я отвык от подобного. Да и малейшая связь обрывалась, как только память крови начинала гаснуть.

   Рассеянно поводя пальцами по тыльной стороне его ладони, холодной, словно прикасался не к коже, а к тому же шёлку, я с тихим вздохом позволил вытечь с кончиков пальцев тонким нитям темноты. Крылья заползли в рукав халата, вытягиваясь дальше, оплетая Габриэля почти материальной паутиной, впитывая боль и усталость. Я приоткрыл глаза, чувствуя как между бровей пролегает хмурая складка. К боли и к холоду я всегда был малочувствителен, но вот усталость... Как же я устал от этой усталости!..

   Не знаю, много ли прошло времени, но в комнату никто не заглядывал. Внизу, на кухне, негромко переговаривались и даже шутили. Теперь там был и кто-то четвёртый. Он не вмешивался в разговор, но явственно присутствовал.

   Я оглянулся, щурясь от яркого утреннего света, проникающего сюда через большие окна, прикрытые лишь лёгкими шторами. Хорошо, всё-таки, что я взял очки - день будет солнечным.

   За окнами оказался балкон, увитый розами. Кажется, они повсюду в этом доме...

   Я отвернулся, на несколько секунд закрывая глаза, несмотря на все старания Змея, порой излишне чувствительные к яркому свету. Габриэль спал, теперь уже не наведённым сном, чуть повернув голову на бок и положив руку на грудь, другую я по-прежнему держал в своих. Свет ничуть ему не мешал.

   - Навь? - из-под прикрытых век на меня со странным выражением растерянности и недоумения смотрели посветлевшие ото сна серые глаза.

   - Как ты себя чувствуешь? - я чуть отодвинулся, садясь более удобно.

   Задумавшись, словно для ответа требовалось получше причувствоваться к себе, он двумя пальцами ненадолго сжал переносицу, прижмурился, и всё же ответил.

   - На удивление неплохо.

   - Судя по тому, что внизу уже не гремят посудой, а жуют и смеются, Юстин успел приготовить что-то. Уверен, что вкусное. Ну,.. съедобное уж точно. Принести тебе сюда, или сможешь спуститься вниз?

   Габриэль сперва приподнялся, потом сел, но привалился плечом к стене.

   - Пожалуй, лучше сюда. А, спасибо... Это ты меня принёс?

   - Да, - я встал, направляясь к двери.

   Выйдя в коридор, я окинул взглядом лестницу. Что-то если не морское, то уж точно водное присутствовало в цвете стен, да и картины. Вода Изначальная... Мне вспомнился случайно увиденный сон Габриэля, и темноволосая девушка из морского народа...

   Спускаясь вниз мимо плывущих через спокойные и штормовые волны кораблей и указующих им путь маяков, я приостановился в холле. Благодаря Фаэ, не любящей закрытых дверей и окон, здесь гулял не то чтоб лёгкий ветерок, а целый табун сквозняков. На полу валялись, чуть подрагивая, листы старых газет, большая соломенная шляпа, что висела до того на вешалке около входа, перебралась к самому подножью лестницы. Я с тревогой глянул на подоконники, но, слава Богиням, никаких растений в маленьких горшочках там не стояло, как не лежало и под ними. Подобрав шляпу, я пристроил её на спинку одного из стульев.

   На кухне все трое сидели за круглым большим столом, который в прошлый мой визит стоял на веранде. Ближе к краю, чтобы всем было удобно тянуться, стояла кастрюля с варёными сардельками и несколько уже опустевших тарелок. Правила застольного этикета сегодня отдыхали. Фаэ, впрочем, как и обычно, пользовалась руками, иногда дуя на обожжённые пальцы. Кэльпи и Юстин, более благоразумно воспользовались вилками. Чуть подальше, прячась за большим блюдом с пирожными, которые Фаэ, наверняка, умыкнула откуда-то из соседских владений, сидел меховой клубок с чёрными мышиными глазками и тоненькими конечностями. Перед ним стояло фарфоровое блюдце, и, придерживая лапками большую для него сардельку, он часто-часто откусывал от неё мелкими кошачьими зубками.

   - Хм... - я обвёл стол задумчивым взглядом. Неужели всё?

   - Даниэл, я подумал, - несколько невнятно из-за прожёвываемого куска, начал волчонок, - что, я всё равно не так уж и хорошо готовлю, но... - он кивнул на плиту, где стояла неплотно прикрытая крышкой сковородка, оттуда исходил запах поджаренного хлеба.

   - Понятно, - я кивнул, заглядывая под крышку - вполне нормально. Юстин, запихав в рот остаток сардельки, поглядел, как я перетаскиваю сковородку на доску, и полез сперва в шкаф, а потом сноровисто переложил все гренки в глубокую тарелку и намазал их щедрым слоем абрикосового варенья.

   Поставив тарелку на поднос, я добавил туда кружку с уже остывшим травяным чаем - Фаэ потянулась было за ней, но перехватить и вернуть обратно так и не успела, только пробурчала что-то неразборчивое по поводу моей наглости.

   - Что-что? - переспросил я, забирая и всё блюдо с пирожными. С кухни я уходил под молчаливые, возмущённые взгляды трёх пар глаз. Юстин к этим сладостям был равнодушен.

   Поднявшись обратно, я легонько толкнул дверь носком ботинка. Габриэль ненадолго поднимался - под спиной у него теперь лежала большая подушка. На коленях поверх одеяла валялись листки - судя по внешнему виду, добытые где-то в той пещере. Его ночная вылазка на этот раз увенчалась успехом.

   - Куда лучше поставить? - я оглядел комнату в поисках поверхности поближе к кровати. Рядом с изголовьем стояла тумбочка - поймав утвердительный кивок, поставил поднос туда.

   Одним широким движением собрав всё в стопку, сид небрежным жестом пихнул документы, за которые человеческие историки отдали бы душу, под кровать. Из складок одеяла он вытащил ещё одну стопку и протянул мне. Несколько листов, ускользнув из-под руки, остались лежать на виду.

   - Спасибо. Держи - это то, за чем мы ходили в прошлый раз, и кое-что ещё сверх всяких ожиданий, - он потянулся к кружке и стал маленькими глоточками прихлёбывать чай.

   - А там что? - перегибаясь через его ноги, я подхватил оставшиеся на кровати листы.

   - Куда! - Габриэль дёрнулся было отобрать их, но побоялся расплескать чай и вновь опустился спиной на подушку. - Впрочем, там совершенно ничего, что касалось бы нашего дела, нет, - взяв ломтик хлеба, он начал им похрустывать, стараясь не оставить крошек в постели - бесполезное, по моему опыту, дело.

   - Вот как? - я вскинул бровь. - Тогда именно с них и начну.

   Я передвинул один из стульев от стола поближе к кровати, так, чтобы можно было видеть друг друга во время разговора.

   - Как хочешь... Но самое интересное вовсе не там.

   - Хмм... - пробежав взглядом по первой странице, я всё же не отложил документы в сторону - уж слишком старался Габриэль отвлечь от них внимание, и попросту стало любопытно. Да и разговор, ради которого я заявился сюда в такую рань, мог подождать, пока он завтракает.

   Слова, свитые из мелких аккуратных букв, английский, нещадно перемешанный с латынью... Уже на втором абзаце я знал, о чём дальше пойдёт речь - легенда о Дикой Охоте, пронёсшейся над Гатри была мне знакома. Вот только... Неужели?..

   Дойдя до последней строчки, я поднял взгляд на сида. Чуть прикрыв глаза, он с задумчивым выражением на лице потягивал чай, унесясь, кажется, в мыслях неимоверно далеко отсюда.

   - Получается, ты был здесь двести с лишним лет назад? - я отложил листы на кровать, откидываясь на спинку стула.

   - Был... - вынырнув из омута размышлений, он поднял взгляд. - Приглядывал за ходом дел, останавливал некоторые не самые приятные проявления пожара, присматривал за Терновкой, пока она приходила в себя после того, как приняла огненный удар. До сих пор не могу понять, для чего она всё же на это решилась? Потом ко мне прицепился этот обладающий весьма острым умом послушничек преклонных уже лет - и, как видишь, связал многое воедино. Люди, как это от них и можно было ожидать, едва не убили ту, что их спасла, и в спешном порядке пришлось что-нибудь придумывать. Едва в Небо не ушёл, когда грунтовые воды поднимал. А потом нужно было людей несколько вразумить...

   - Память о твоём прошлом посещении здесь до сих пор бродит в виде легенды... Да-а... - я теперь уже по-новому взглянул на этого "осеннего" сида. Да и вчерашнее его исчезновение в дожде истолковал неверно - после визита во владения хозяйки Холма, вряд ли он был годен на что-то большее, попав в объятия водной, как разве что помокнуть там...

   - Тебя это смущает? - Габриэль заинтересованно вгляделся в моё лицо, словно ожидал странной и бурной реакции.

   - Не то что бы смущает... Скорее... Даже не знаю, - я покачал головой. - Похоже, у вас не возникает особой сложности проделывать сейчас то, что было возможным тогда, хотя и в меньших масштабах. Водчий, значит...

   Я помнил, как впервые увидел то, что сейчас называли Дикой Охотой... Они словно выливались из грозовых туч, растекаясь ярким белым огнём, заполняя собой, казалось, весь горизонт. И по первым рядам, в которых больше стояло воинов морского народа, прошёлся полувздох-полустон. Когда же эта лавина света обрушилась на нас... В битвах нет красоты, которую приписывают им романтики-писатели, там смерть, боль, безумие и страх. И среди ужаса бойни двух столкнувшихся воинств - ледяное спокойствие - направляющие, с глазами полными серебра лунного света, без чувств, без эмоций. Вместилища силы, сосуды из телесных оболочек, чей разум отстранённо наблюдает за происходящим...

   - Не многое осталось столь же неизменным, как этот обряд. А Водчий... Раньше я был бы только кем-то в свите, в теперешние времена даже и не глава рода - как я, сгодится...

   - Что ж, всё меняется... - я задумчиво подровнял первую стопку бумаг. Водчий... Сколь бы не считалось у них это почётным, по сути же являлось самоубийственным - после окончания обряда, направляющий мог уже и не вернуться в своё тело, или вернуться, утратив разум. Я бы пошёл на подобное только в одном случае... Но... я качнул головой, пряча за упавшими на лицо волосами усмешку, которая могла показаться Габриэлю неуместной. Что-то похожее со мной тогда и произошло...

   Опустив взгляд на расплывающиеся под кляксами высохшей воды буквы, я едва касаясь, провёл по ним пальцами. Старые листы, старые истории, давно умершие люди, что оставили после себя эти записи, возможно, как единственную память...

   Прочтя оба документа, повествующих о нашем загадочном подозреваемом, я прищурился от яркого утреннего света, переводя взгляд за окно. Увитый розами и ещё какой-то растительностью балкон, верхушки деревьев и где-то там, за высокой оградой сада - озеро... Мне захотелось выйти туда, в прохладный ещё воздух, всмотреться в скользящие по воде обрывки теней от плывущих над городом облаков...

   Вылазка в старую башню оказалась почти бесполезной. Я усмехнулся, закрывая от света глаза. Печальная история одного ночного, неизвестно к какому именно роду принадлежащего и сколько лет прожившего до прибытия в Гатри. Впрочем, не всё в жизни оправдывает наши ожидания... Но лезть туда ради сомнительной информации и во второй раз - всё-таки, никогда не мог сказать, что понимаю представителей Волшебного Двора в полной мере. Да и этот Дювьель... Вытерпеть всё, что с ним произошло, а после позволить зарыть себя живьём и неизвестно ещё, не положили ли сверху амулетов, воздействие которых могло препятствовать восстановлению тела...

   - Даниил? Не пойми неправильно... Ты сидишь и усмехаешься непонятно чему уже не менее пяти минут...

   - М? - я открыл глаза разворачиваясь к сиду. - Да, просто задумался... обо всём этом, - я протянул бумаги обратно. - Впрочем, ожидать, что там будет полная биография Дювьеля, тоже было бы наивно.

   - Но и то, что есть, хоть немного раскрывает, что это за существо.

   - Интересно, почему он вообще не убрался из города, когда началась вся эта смута с доносами? Странно... Что-то его здесь держало. И,.. как знать, возможно держит сейчас?

   Габриэль чуть нахмурился, прикрывая глаза, тронул переносицу.

   - Я только из-под земли выбрался, ждал, когда поутихнет ливень - читал эти бумаги... То ли временное затмение на разум нашло, или интуиция сработала столь причудливо - ни на минуту не пришло в голову сомневаться в том, что Элеонора и есть этот суккуб. Да и имя - Нора Полетт - она даже не потрудилась изменить его. Может, я и ошибаюсь - но ведь есть же она в паутине - не могли они вместе попасть под церковь?

   - Думаешь, всё дело в женщине? - я хмыкнул. - Может оно и так, но то, что оставалось под фундаментом церкви, ощутимо реагировало только на достаточно чистую кровь древних родов. Не я один это отмечал.

   - Это похоже на дремлющую ловушку. Нашу ловушку... Возможно, если некоторые рассказы верны... И суккуб порой способен не только на плотскую любовь, она вполне могла отправиться туда добровольно. В таком случае Нора представляет большую опасность, нежели чем простая, хоть и важная, мошка...

   - Да,.. о мошках... Одна из них, Марлен, приходила ко мне в загородный дом примерно в то время, когда мы с тобой провалились под холм. В общем, в паутине Дювьеля стало на одну веху меньше.

   - Уже сутки?! - Габриэль едва не вскочил, но запутался в одеяле и его повело в сторону. - И ты говоришь об этом только сейчас?! Нааавь... - странно сверля меня взглядом он вновь устроился на подушке. - Если паутина начнёт тревожиться, тут же сообщи об этом! Ты когда-нибудь сталкивался с суккубом один на один?

   - Габриэль, - я раздражённо вздохнул. Богини! Как будто сам не понимаю, что в прошедшую ночь могло произойти многое! И опять в его глазах я выгляжу абсолютным кретином!.. Хотя и сид прав, можно было послать сюда Фаэ и попросить рассказать о произошедшем. Сделав глубокий, долгий, успокаивающий вдох, я порадовался, что, выходя из дома, по привычке, накинул морок и произошедших в эти несколько секунд изменений Габриэль не видел. Не хватало ещё, чтобы он думал, будто теряю над собой контроль от малейшего пустяка. Продолжил я уже спокойно. - Насчёт паутины и суккуба можешь не беспокоиться - я не собираюсь в одиночку сражаться с противником, силы которого так до конца и остались неизвестными.

   - Одно радует - если он решит действовать, то мы столкнёмся с меньшим числом неприятелей... А что же, Даниил, на твоём доме не стоит никакой защиты?

   - В том то и дело, что только на доме, - я фыркнул, если не показалось, то в голосе, как и в выражении серых глаз мелькнула лёгкая насмешка. - Я отправлю сегодня обоих "племянников" в городскую квартиру - там более надёжно. Хоть сад и подчиняется фэйри, как выяснилось, это не очень-то помогло.

   - Я этому даже не удивляюсь...

   Ответить я ничего не успел. В приоткрытую дверь, без стука, как и всегда, заглянула Фаэ.

   - Ага! Так я и знала, что вам это всё не осилить!

   - Даже не думай! - проследив за её взглядом, я, на всякий случай, встал, разворачиваясь - когда не надо, Фаэ была очень проворна. - Вам что, той кучи мяса не хватило? Обойдётесь.

   Габриэль, до этого безучастно наблюдающий за перебранкой, потянулся и взял одно пирожное.

   - Даниил, я всё - остальное, если сам не хочешь, не нужно. Только... - он повернулся к фэйри и гневно на неё поглядел. - Если посуда из-под той кучи мяса не будет впоследствии ещё и вымыта, а кухня убрана, я вам не завидую... И кружку унеси.

   - А это не я готовила! - фыркнув, наглая девчонка быстро покинула комнату.

   - Бесполезно, - махнул я рукой. - Я отнесу потом.

   - Давай договоримся так, - Габриэль уселся поудобнее, так и не приступая к поеданию своего трофея, - когда что-либо начнёт происходить - скажи одно слово - "Время" ближайшему ворону. Поверь, они будут рядом, пока всё это не закончится. А потом я сам прибуду к тебе - и очень быстро. До этого даже носа на улицу не кажи...

   Я приподнял бровь, но ничего не сказал. Ощущения того, что Габриэль если и не врёт, то чего-то сильно не договаривает, были вполне отчётливы.

   - А как давно ты следишь за мной? Хотя, дай-ка угадаю... Наверняка с ночи пятого августа? Так?

   - Это было ответной мерой предосторожности на визит одного неизвестного на тот момент ночного с немалым, как я тогда оценил, потенциалом. К тому же... - он, прищурившись, откусил кусочек пирожного, - я нередко чувствую в компании ночных опасения за свою драгоценную шкуру. Меня... довольно часто пытаются попробовать на зуб. И желательно не раз.

   - Ну... - я почувствовал, как губы сами собой слагаются в дурную ухмылку. - Честно сказать, есть из-за чего... Ты... очень необычен... хмм... на вкус.

   Сид несколько удивлённо наблюдал за моим сбивчивым ответом. Откусив ещё кусочек, он долго молчал, а потом фыркнул, рассмеявшись.

   - Даниил, да какой-нибудь ночной воспылал бы к тебе гастрономической завистью, учитывая, сколько крови на тебя я уже перевёл!

   - Ох, Габриэль... - я покачал головой, поднимаясь со стула. Знал бы он ещё, какую путаницу в чувствах я получил вместе с прохладной сладостью августовских ночей и холодным запахом нездешних цветов, растворившихся в его крови... - Боюсь, настоящих ценителей-гурманов в этом мире почти не осталось... - время было ещё ранее, но, учитывая, что солнечный свет уже сейчас донимал, с визитом к Арктуру следовало поторопиться. Хотя, что-то подсказывало, что в самое пекло я всё же окажусь на улице. - Мне, пожалуй, пора. Ты уже более-менее пришёл в себя, а у меня есть пара дел на сегодня, - я бросил ещё один взгляд за окно, вытаскивая из кармана жилетки очки. - Август в этом году кошмарный. Думал, уж в Англии-то я такого не застану.

   - Удачи, и будь осторожен, - сид, так и оставив подушку у стены, улёгся, сложив руки под головой. Широкие рукава синего халата распахнулись, и казалось, что голова его покоится на крыльях бабочек. - Я немного отдохну, и тоже займусь делами насущными... Не забудь про воронов, и... спасибо.

   Как и обещал, я подхватил кружку и поднос и, выходя из комнаты, перешагнул через проведённые по гладкому паркету линии. Оглянувшись в дверях посмотреть, что же это такое, только хмыкнул, увидев уже разомкнутые кольца внешней и внутренней защиты.

   - Доброй Ночи, Габриэль, - бросив ещё один взгляд на сида, я вышел в коридор.

   - Лёгкого дня... - сонно и неразборчиво проплыло мне вослед.

   Вопреки ожиданиям, Фаэ не осталась вместе с новым ухажёром, а увязалась с нами и теперь упорно шагала рядом, ухватив меня за руку. И никакие увещевания о том, что в место, куда мы с Юстином направляемся, ей попросту не будет хода, действия не возымели.

   - Я вас за оградой подожду, - ответила она по окончании моего десятиминутного монолога.

   - И как это будет выглядеть? - я вздохнул, поправляя очки и тоскливым взглядом провожая ещё один кэб, проезжающий мимо. Мы уже поднимались по Воскресной улице. В надежде, что Фаэ передумает и вернётся, я отправился к Стоунам пешком и сто раз успел пожалеть об этом. Девчонке сегодняшняя пешая прогулка была по душе, она даже вела себя прилично - соответственно мороку.

   - Может, мы могли бы подождать вас где-нибудь в парке или кафе? - предложил Юстин ещё один выход из положения.

   - Нет. Я хочу познакомить вас с Арктуром, сам понимаешь, при твоём отсутствии это несколько затруднительно.

   - Дядюшка Даниил, а меня ты ему представишь? - фэйри повернулась ко мне и одарила такой искренне-просящей улыбкой, что, будь я на самом деле её дядюшкой - застрелился бы...

   - Да, естественно... - я закрыл на несколько секунд глаза надеясь, что Фаэ не заведёт в лужу, или в фонарный столб. Так светло! И ещё паутина!.. Как будто я просто пил кровь, оставляя силу её "источников" нетронутой. И жара... Опять эта чёртова жара!.. - Здравствуй, друг мой. Спрашиваешь, что это за мальчик ждёт нас на улице? Да это так... Не обращай внимания - племянник мой. Почему не заходит? Ну,.. всё просто - он заразный.

   - Эн"шэн, ты бредишь?

   Я открыл глаза, Фаэ смотрела на меня серьёзно и, кажется, даже испуганно.

   - Да. В последние несколько суток это моё нормальное состояние.

   - Даниэл, если вы плохо себя чувствуете... - Юстин замялся, начав откручивать пуговицу на манжете рубашки. Волчонку и самому было сейчас нехорошо, но вида он старался не подавать.

   - Нет, Юстин, всё в порядке. День слишком яркий... - я попытался изобразить улыбку.

   Когда мы наконец добрались до маленького сквера рядом с домом Стоунов, солнце успело прогреть воздух так, что становилось страшно даже подумать, по какому пеклу придётся добираться до квартиры на Вечернем бульваре. Несколько стрижей разрезали небо над головой с короткими, заунывными криками. Фаэ, так и не отставшая от нас, молча и задумчиво поглядывала по сторонам, даже под мороком личико её стало серьёзным.

   - Подождёте меня здесь, - я остановился у скамейки, пока что скрытой в тени куста сирени и высокой липы с развесистой кроной.

   - Ты надолго? - Фаэ присела на краешек скамьи и принялась рассеянно накручивать на палец прядку волос. Юстин опустился рядом с ней, сохраняя неестественную прямоту спины и не решаясь в светлом костюме откинуться назад.

   - Нет. Арктур в это время суток всегда дома. Так что мы скоро подойдём.

   Развернувшись, я быстрым шагом направился к калитке, ведущей на задний дворик дома Стоунов. За двенадцать лет нашего знакомства и сам Арктур и вся прислуга привыкли к моим неожиданным визитам, и можно было спокойно переговорить с ним, не тратя времени на объяснения, почему оказался здесь без предупреждения.

   В наддверном фонаре по-прежнему лежал рябиновый крестик. Где-то в доме, чуть выше двери, находилось нечто новое. Весьма ощутимое... Чуть помедлив перед дверью, но так и не сумев определить, что же за охранный амулет вывесил Арктур, я вошёл в дом, перешагнув порог побыстрее. Ощущение, что сверху на голову чуть было не рухнуло остро наточенное лезвие, было настолько чётким, что я оглянулся, рассматривая стену. Никаких надписей, никаких предметов, только еле уловимый запах не то духов, не то ароматического масла. Подняв руку и поводив ею в паре десятков сантиметров от источника запаха, я почувствовал и направление линий - руны... знаки... Что-то знакомое, но не читаемое - пальцы замёрзли за несколько секунд, как будто окунулись в поток ледяной воды, и я отдёрнул потерявшую чувствительность руку.

   В кладовке неподалёку раздавалась негромкая брань - кухарка отчитывала свою помощницу. На плите что-то шкворчало в сковородке и побулькивало в кастрюльках, наполняя помещение запахами куриного бульона. Быстро миновав кухню, я вышел в коридор, выводящий к лестнице на второй этаж. Эвелины и Эдварда в доме не ощущалось.

   Поднимаясь наверх, я всё же был встречен одним из обитателей дома - толстая черепаховая кошка, задрав длинный и непропорционально тонкий хвост, побежала навстречу, намереваясь оставить на брюках сразу три цвета шерстинок.

   - Матильда, иди сюда, - я подхватил животное на руки. Тут же довольно заурчав, кошка потёрлась головой о плечо.

   - Даниэл? То-то я смотрю, Матильда сорвалась с места, - Арктур, с очками, сползшими к кончику носа, в домашнем халате и с пачкой бумаг в руках, удивлённо уставился на меня, выглядывая из открывшейся навстречу двери кабинета. - Но в такой ранний час?.. Что-то случилось?

   - Пока что нет, - я рассеянно перебирал гладкую короткую шёрстку на кошачьем загривке. - Но этой ночью, или следующей - всё может быть. Ты мог бы сейчас выйти со мной? Недалеко, в скверик за вашим домом? Хочу познакомить тебя со своим подопечным.

   - А... собственно, почему бы ему не зайти?

   Кошка вывернулась из рук, с мягким топотком подбежала к Арктуру и, мурлыча, начала тереться о край халата, спутывая хозяину ноги.

   - Ну... - я замялся. - Видишь ли... Даже мне сегодня несколько неуютно в твоём доме.

   Глаза Арктура за стёклами очков чуть сузились, наверняка отражая мысль - что же за существо не может войти в его дом? Думаю, с Юстином он будет здороваться за руку с величайшей осторожностью и внимательно наблюдая за ним.

   - Хорошо. Мне надо переодеться. Я скоро, - сделав шаг и запнувшись о кошку, он чертыхнулся, отодвигая её ногой, и поспешил к себе в спальню.

   - Я подожду здесь, - присев на корточки, я подозвал Матильду. Жилетка уже была в её волосках, но брюки и рукава рубашки оставались относительно чистыми, это я и собирался исправить. Растянувшись передо мной на спине кошка подставила рыжевато-белое брюшко, чуть перекатываясь с боку на бок. Запустив пальцы в мягкую шерсть, я отрешился от всяких мыслей, гладя и тормоша её.

   - Даниэл, идём, - Арктур, тихо возникший за спиной, застёгивал пуговицы жилетки.

   - Ты, как обычно, быстр, - я поднялся, отряхивая ладони от налипшей шерсти. - Идём.

   Фаэ уже сидела на корточках возле клумбы. Она прутиком отпугивала подобравшегося к ней гладкого сизаря. Юстин стоял рядом, теребя в руках лепесток бархатца. Двуликий, заслышав нас, повернулся первым. Серые, забранные в хвост волосы и грустные глаза с желтизной возле самого зрачка делали его похожим на карандашный набросок. Тонкое лицо, с уже сглаженными, не столь острыми скулами, и что-то насторожённое в движениях и быстром повороте заставили Арктура обратить внимание в первую очередь на волчонка. Фаэ, так и ковыряясь со своей веточкой, только насупленно оглянулась через плечо, играя роль ребёнка. Возможно, чутьё шпиона вынудило Арктура приблизиться ко мне - Юстина он где-то на подсознательном уровне счёл для себя опасным. Плохо...

   - Хочу представить тебе, Арктур, своих племянников. Старший.. э... - я на секунду задумался. От жары мысли путались, а весь этот пыльный скверик плыл, словно я был недалёк от теплового удара. - Кларенс... Кларенс Твидд... И младший, Брайн. Они из Канады.

   - Тебе конечно виднее, дядюшка, - неожиданно встряла в разговор Фаэ, - но, насколько помню, Кларенс - это я, - фэйри, отряхнув ладошки о рубашку, подошла к нам.

   - Очень приятно, - Арктур протянул волчонку руку. Рукопожатие вышло странным, словно оба проверяли, возможно ли оно в принципе. На правой руке у Арктура было серебряное кольцо с александритом - амулет достаточно сильный и Юстин инстинктивно побаивался прикасаться к нему.

   - Рад нашему знакомству, - волчонок, не сдержавшись, поморщился, спеша высвободить руку. От внимательного взгляда Арктура не укрылось и то, что юноша быстро оглядел пальцы, словно проверяя, не запачкался ли он в чём. Поворачиваясь к Фаэ, Арктур чуть кивнул ей, приветствуя странного малыша. Хоть фэйри и старалась, он недолго сомневался, ребёнок ли это на самом деле.

   - Значит, вы все... родственники?

   - Ну, пока что нет. Документы ещё не готовы, - я усмехнулся с иронией.

   - Вот как... - он задумчиво посмотрел сначала на Юстина, волчонок тут же покраснел, опустив голову, и чуть дольше задержал взгляд на Фаэ. Морок на фэйри был идеальный, но различные мелкие детали, на которые никогда не обратит внимание простой человек, Арктур наверняка уже заметил и теперь присматривался к ним внимательнее.

   - Вы нас не бойтесь, - широко улыбаясь и показывая зубы безо всяких признаков разделения на резцы, клыки и коренные, Фаэ беззастенчиво рассматривала его в ответ.

   - И вправду, друг мой, ведь не так всё страшно, как про нас пишут, - я улыбнулся, по привычке не разжимая губ. - Я, собственно, вот о чём хотел поговорить... - вздохнув, я приподнял очки, потирая сдавленную ими переносицу. Весь этот разговор, в замершем в безветрии сквере, без единого отдыхающего на скамейках, или гуляющих по дорожкам людей, казался сценкой из спектакля. Только одному из действующих лиц, из-за жары, не хватало трагичности. - Вероятнее всего этой ночью в городе произойдут несколько событий, и мне хотелось быть уверенным, что ты в это время будешь дома - в безопасности. Не впускай никого после наступления сумерек.

   - Это связано с тем субъектом, о котором мы говорили в прошлый раз? - Арктур теперь внимательно изучал меня, вглядываясь в лицо умученного жарой и солнечным светом мужчины - морок изменял лишь возраст, да не давал возможности заметить, что зрачки, вместо круглых, вытянутые, как у кошек. - Даниэл, с нашей последней встречи ты хоть раз нормально спал?

   - Э... Почти... Но к делу это отношения не имеет, - я, несколько сбитый с мысли его вопросом потряс головой. - Мои племянники... Они из Канады - я уже говорил... В городе совсем недавно. Так вот, хотел попросить тебя, если я, по каким бы то ни было причинам, исчезну после этой ночи, - я вздохнул, заметив, как под мороком, Юстин дёрнул ухом, - мог бы ты присмотреть за ними и оказать посильную помощь?

   - Исчезнешь? - хмурясь, уточнил Арктур. - Даниэл, ты хочешь сказать, что всё это зашло так далеко, что... - он не договорил, заметив, как стремительно бледнеющий Юстин уставился на меня отчаянными глазами щенка, которого увезли на пикник, и так и забыли там, всем семейством уехав домой.

   - Нет. Моя смерть была бы очень неуместна в этих обстоятельствах. Брайн, - положив руку на плечо вздрогнувшему от прикосновения двуликому, я серьёзно посмотрел ему в глаза, - мы ведь уже говорили об этом дома, перед выходом - всякое может произойти, и я не хочу, чтобы получилось, как недавно. Если бы я имел в виду что-то другое, я бы назвал вещи своими именами.

   - Ну да! - фыркнула Фаэ. - В точности как тогда, когда вы с сидом под холм сунулись!

   Я покосился на Арктура. Многое повидав и знающий гораздо больше, чем показывал это, он лишь вопросительно вскинул бровь.

   - После, Арктур, об этом я расскажу после, - я отмахнулся почти раздражённым жестом. Было около одиннадцати, и хотелось побыстрее закончить разговор и оказаться в ванне с прохладной водой. - Возможно, начнётся всё не этой ночью, а лишь следующей. Но, в любом случае, если не появлюсь у тебя завтра рано утром, загляни на Вечерний бульвар. Брайн и Кларенс будут там.

   - Хорошо, - Арктур по-прежнему хмурился, почти незаметно, но всё же. - Чем я могу помочь тебе?

   - Если вы вместе с Эвой и Эдвардом, ещё до наступления вечерних сумерек, окажетесь под защитой стен своего дома - это было бы наилучшим.

   Происходящее так и продолжало казаться сценой спектакля, в котором я и участвовал и одновременно наблюдал со стороны. Трагичность момента, наконец, была достигнута, и действо подошло к завершению, но прочувствовать всю серьёзность разговора не получилось.

   Быстро попрощавшись с Арктуром и получив привычную порцию неприятных ощущений от рукопожатия, я ухватил Фаэ за ручку и потянул за собой. Девчонке напоследок захотелось подурачиться и изобразить из себя маленькое дитё - для Арктура это оказалось бы уже слишком.

   Город плыл, словно мираж в пустыне, в пыльном душном мареве. В открытые окна влетало лишь жалкое подобие ветра, который и сам искал в комнатах хоть чуточку прохлады. Все помещения, выходящие на освещённую солнцем сторону дома, отзывались на наши шаги и голоса сонным эхом едва слышимого шороха газет, забытых на подоконниках и тоскливого, редкого колыхания штор. Фаэ, доехав с нами до Вечернего бульвара, тут же улизнула к своему кэльпи, бросив напоследок, что у Габриэля дом, если что, охраняется ничуть не хуже моих. Я только и успел чертыхнуться ей вослед, да пожелать в сердцах, чтобы Габриэль забрал трусливого конька с собой на весь день. Я-то рассчитывал, что Юстин проведёт эту ночь хоть в какой-то компании!

   В библиотеке стояла та же духота, но хотя бы солнечный свет сюда ещё не добрался. Потихоньку вытягивая горячие щупальца из комнат напротив, солнце перемещалось выше, чтобы через несколько часов пробраться уже в эту часть квартиры. Отодвинув в сторону только что законченное письмо Змею, я откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза ладонью. Всё-таки ошибся утром, посчитав самочувствие пригодным для столь продолжительной пешей прогулки. Жара путала мысли, пробиралась в тело усталостью и безразличием.

   В гостиной заскрипел пружинами диван, и я вздрогнул, отводя руку от лица. Прищурясь, пробежался быстрым взглядом по листам, покрытым мелким бисером букв. Может быть и стоило написать это письмо раньше, ещё в самом начале всех событий, но тогда я не был ни в чём уверен.

   Пересилив себя, я всё-таки поднялся из кресла. На Озёрную лучше приехать задолго до наступления сумерек. Я мог, конечно, захватить всё необходимое с собой, но не было уверенности, что надев даже одни браслеты, смогу переступить порог дома Габриэля.

   Запечатав письмо в конверт, я вышел из комнаты. Следом, вытекая с кончиков пальцев и оставаясь на секунду призрачными отпечатками босых ног, тянулись крылья. Обрываясь маленькими частичками, прячась от света, заползая в углы, за гардины, в шкафы и корешки книг.

   Обойдя все комнаты, и не забыв, на сей раз, про балкон и крышу, в последнюю очередь я зашёл в гостиную. Юстин моментально проснулся, наблюдая из-под прикрытых век и лишь когда я устало опустился в кресло, тряхнув руками и скидывая тонкие ниточки темноты на пол, сел на диване.

   - Теперь сюда не сможет пробраться никто и ничто нам враждебное. И, Юстин, не выходи из квартиры, иначе не сможешь найти дверь - до завтра на ней лежит морок. Я заеду утром. Если же этого не получиться, значит, я в доме за озером, но лучше дождись Арктура, и туда поедете вместе.

   - А... Огонёк? - сонливость с него моментально слетела.

   - У неё на сегодня намечены другие дела, вот пускай ими до завтра и занимается. Сюда она всё равно попасть не сможет. Да, если тебе интересно узнать о том, что я сейчас проделал с квартирой, да и о мороках и наваждениях в общем, у меня есть некоторые записи, - я задумался, вспоминая, куда в последний раз убирал эти листы. - Вроде... Да. В спальне, под шкафом, тем, что с зеркалом на дверце, два ящика. Не помню, правда, в котором именно. В одном у меня растворители для масляных красок, старая канифоль, олифа.... Ещё бутылочка чернил. Если не ошибаюсь, я разбил её, когда засовывал туда заготовки к рамам для картин. Так что выдвигай ящик осторожно. Сбоку тетрадки - скорее всего, записи в них. Или в соседнем ящике - там то же безобразие, не заслуживающее уборки.

   Юстин, молча запоминающий, что, где и под чем, слегка приуныл. Он, скорее всего, попытается в процессе поисков навести там относительный порядок. Впрочем, на это я и рассчитывал - будет занят большую часть времени, и не станет прислушиваться к тишине ночи и гадать, что происходит в мире снаружи.

   - Я поищу, - проводив до двери, он притих, глядя на меня полными надежды глазами. - Вы... Удачи вам.

   - Не волнуйся - всё будет хорошо, - я поправил очки и, уже переступая порог, обернулся. - Доброй Ночи.

   Меня ждал послеполуденный, душный и невозможно шумный город. И я точно знал, первое, что сделаю, добравшись до загородного дома - заберусь в прохладную воду и хоть часик после этого подремлю. В такую погоду, ни один нормальный ночной даже носа за порог не высунет...

***

   Пожухлая трава колола спину через ткань рубашки - свёрнутый плащ лежал у меня под головой. По пальцам левой руки медленно переступала бабочка, тыкаясь хоботком в кожу - она была солоноватой, и насекомое хотело воспользоваться этим для восполнения запаса минералов.

   Ещё днём я поговорил с Эвелиной, по счастью, не у неё дома, стараниями супруга превращённого в замок накануне осады. Мы, почти случайно, встретились на улице. Похоже, Даниил успел предупредить Стоунов раньше меня. Отнюдь не прозрачные намёки о том, что в ближайшее время стоит быть осторожными, особенно во время внезапных гроз или ночью, Эвелина восприняла без удивления.

   После этого разговора мы с Данни выехали на окраину, на высокий пригорок возле озера Поющих камней, где и устроились в дальнейшем ожидании.

   Время тянулось медленно. В серой, чуть сизоватой высоте кружили две антрацитовых птицы - они тоже ждали. Мухи лезли в нос, и пришлось обмахивался пучком давно отцветшей ярутки. Хотелось спать - я чувствовал себя разморённым и вялым. Ещё предчувствие дождя... Муравьи собирались в муравейник, хотя не стемнело, и закрывали песком и былинками входы. И пчёлы до первых прохладно-вечерних ветерков перестали гудеть вокруг в куртинах репейного бурьяна. Жара мягким пологом пригибала к земле наливающиеся колоски мятлика, лисохвоста и пырея, сминала нежные граммофончики вьюнка и калистегии, и выбеливала, как много раз стираную одежду, старые цветы цикория. Жара, столь вязкая и напряжённая, что за нею, несомненно, должен следовать дождь. Хоть какой-нибудь дождь...

   Минуты текли сквозь ветви с поникшими листьями, стекали в озеро, а по нему шли круги от играющей рыбы. Мелкие волны завязали, как в бороде, в прибрежных скоплениях ряски под обрывами. Занудно, словно механическая игрушка, стрекотал кузнечик, пока его не спугнул ленивым взмахом хвоста кэльпи.

   Насколько было проще, если б я мог сам каждые несколько минут вглядываться в нити над городом - но на это бы ушло безмерное количество сил. Кажется, я начинал завидовать некоторым способностям ночного.

***

   Меня звали. Тихий, почти узнаваемый голос среди голосов родичей во Тьме Изначальной.

   Молочно-белые ленты тумана, вплетённые в тёмную зелень волос, летящие по ветру в танце... Движение крыльев - переливы тонких узоров морской волны...

   Маленькая полянка, поросшая невысокой мягкой травой с цепочками белых камней, по спирали выводящих к центру - знак Времени, бесконечность его и безначальность всего существующего...

   Я стоял в тени деревьев, сам, как эти тени, замерший и незаметный. Лес, расчерченный угольно-чёрными полосами стволов, плыл в лунном сиянии.

   - Наэийссша? - призрачная танцовщица остановилась, оглядываясь вокруг, обретая узнаваемые черты. - Наэийссша? Любимый, где ты?.. Станцуй со мной?..

   Я попытался сдвинуться с места, но тени неожиданно превратились в липнущее вязкое болото и стало страшно, что захлебнусь этой темнотой.

   - Наэийссша? - Дара вновь закружилась над поляной, едва касаясь маленькими ступнями тёмной, чуть колышимой ветром травы.

   - Наэийссша, станцуй со мной!

   Я рванулся вперёд, разрывая когтями преграду темноты. Острая боль, пронзая ладони, на мгновение ослепила ярким огненным шаром заходящего солнца. Тёмно-багровым контуром промелькнули листья яблонь и дым... дымка... туман... ленты, заплетённые в тёмную зелень волос...

   - Наээийсссшша, - тихо, нараспев произнесла она, склоняясь ко мне, почти касаясь губами моих губ.

   - Дара... - изумлённо прошептал я, осознавая, что лежу в собственной кровати и свет клонящегося уже к закату солнца, льётся сквозь распахнутое настежь окно, кутает нас в мягкую золотистую дымку. - Только не уходи, пожалуйста, не уходи!!!.. - голос сорвался и дрожал отражением её золотых зрачков.

   - Глупенький! Куда же я уйду от тебя? - она улыбнулась, погладила меня по щеке холодной нежной ладонью. - Я здесь, с тобой, только с тобой.

   И она опустилась на меня, окуная в будоражащую прохладу обнажённого тела, коснулась губ острым коготком, чуть царапнула, так, что выступила кровь и приникла в долгом, мучительном, забирающем дыхание поцелуе... Я бы так и задохнулся, не желая прерывать это, если бы она не оторвалась первой. Чуткие, изящные пальчики прошлись по скуле, пощекотали прикосновением шею. Она улыбнулась, облизывая алые губы, медленно, грациозно, словно перетекла в другую позу и теперь сидела сверху, выводя подушечками пальцев узоры на моей груди и животе.

   Свет вокруг колыхался, пронизанный её крыльями, дрожал крохотными золотыми бликами в волосах, позванивал хрустальными колокольчиками. И всё остальное растворялось в этом свете, гасло, замолкало, становясь лишним...

   С приоткрывшихся губ сорвался беззвучный стон. Сомкнуть их, или сказать что-либо я уже не мог - по телу пошло изменение, клыки ещё более выступили вперёд, вытянулись, становясь острее. Все тени, что были вокруг, высветились тихим, холодным, почти лунным светом, сплелись в дрожащие кружева паутинок. Я провёл по всё ещё кровоточащим губам тонким раздвоенным языком, собирая тёплую горечь крови...

   - Какой же ты красивый... - тихо-тихо произнесла она, покачиваясь, плывя в потоках моих крыльев. Я протянул к ней руку, дрожащими пальцами дотронулся до колена, провёл ладонью вверх до бедра и дальше, выше... Холодный морской камень на ощупь, цвета жемчуга, омытого лунной волной... Моя Богиня... Моя Прекрасная...

   Темнота крыльев плыла вокруг нас и я потерялся, запутался в этих потоках, в её поцелуях, растворился в её дыхании и биении сердца. Морская, глубинная зелень волос бликовала тонкими бронзовыми прядями и каплями жемчуга. Маленькие витые рожки словно кончики Месяца, отогнутого назад, то исчезали, то появлялись в гриве длинных волос когда она выгибалась и вновь склонялась надо мной, продолжая движение. Я запрокинул голову, сминая правой рукой одеяло, попавшее под пальцы, задыхаясь от наслаждения... С пальцами левой переплелись её тонкие пальчики, вновь оцарапали коготками, но боли я не чувствовал. Из глаз неожиданно покатились слезы, и я не мог их остановить. Горячие... мешающие смотреть на неё... Я смаргивал их, пытался стереть пальцами, но ничего не получалось, темнота крыльев пошла тёмно-багровыми пятнами, из ощущений осталось только её движение на мне, стук сердца, горький запах и вкус крови...

   - На"й"ша!!!!! - тонкий отчаянный крик прорвался в мягкое чёрно-багровое забытьё. В столь знакомом голосе слышалось такое отчаянье и страх, что я помимо воли вздрогнул, попытался вырваться из сковавшего изнеможения.

   - Наэийссша, куда ты? - ласково прошептал над ухом чей-то чужой, женский голос и холодная, неодолимо сильная рука толкнула меня обратно.

   Богини!!!.. Я попытался открыть глаза, проснуться. Это всё сон! Невозможно!!!.. В прорехах Изначальной Тьмы тонкими обрывками светились паутинки моих крыльев... а надо мной! На мне!..

   Я зарычал, пытаясь сбросить суккуба. Ничего не получилось - холодные руки вцепились мне в плечи, движения её стали быстрыми и резкими. Остатки крыльев блекли, переходя в энергию и перетекая к этой погани!.. Я с ужасом понял, что тело мне больше неподвластно и, ещё немного, и я отдамся ей полностью, весь перетеку в тени и рассыплюсь сероватым прахом!..

   Из глаз вновь потекли слёзы, нет... не слёзы... кровь...

   Я ухватил суккуба за локти, притягивая к себе. Не ожидая подобного, Нора поддалась, чуть не упав мне на грудь, но движенья не прекратила, только рассмеялась тихим мелодичным смехом. Погань! Чёртова погань! В голове мелькнула дурацкая строчка из какой-то людской книжонки по магии: "а чтоб остановить демона наслаждений достаточно рассыпать макового зерна". Я прижал Нору к себе, насколько позволила сила дрожащих рук, и вцепился зубами куда-то в шею. Суккуб вскрикнула, отталкиваясь, хлестнула по щеке ладонью с острыми коготками. Я не успел перехватить руку и голова мотнулась в сторону. Приостановившись, Нора шипела проклятья в мой адрес, зажимая правой рукой сильно кровоточащую рану.

   С тихим хриплым смехом, больше похожим на кашель, я повернулся к ней... Память крови... Среднего роста, с волосами, чуть вьющимися, цвета воронова крыла, мягкой зеленью глаз, холодной улыбкой и горбоносым профилем... Столь знакомый портрет, похожий на меня лишь по описанию...

   - Я могу вытянуть всю твою силу через одну только каплю крови, - тем же смеющимся хриплым шепотом сообщил я. Нить хозяина над суккубом дрожала и переливалась красными всполохами... вливаясь в неё! Нора зашипела, вновь вцепляясь мне в плечи, на сей раз не пальцами, а когтями - она ещё могла успеть первой...

   Мы покатились по кровати, путаясь в одеялах и разбрасывая подушки, в конце концов Нора оказалась подо мной, и я с садистским наслаждением приложился к почти затянутой ране, выдирая кусок плоти. Закричать суккуб не успела - рукой с изменёнными острыми когтями я вдавил её щекой в матрас. Кровь из разорванной сонной артерии быстро пропитывала ткань. Не привыкший пить таким образом я подавился, закашлялся и отвернулся в сторону окна. Суккуб подо мной всё ещё дёргалась, пытаясь сбросить не такой уж большой вес.

   Пользуясь передышкой, Нора вновь напустила чары. Когда повернулся к ней, в голове была вполне ясная и логичная мысль - суккуб уже не опасна, а я всё ещё возбуждён, так отчего бы?.. Додумать я себе не позволил, снова вцепился в неё зубами, рыча, чтобы не слышать ни своих мыслей, ни её предсмертных, придушенных хрипов...

   Медленно переваливаясь на спину, я спихнул на пол мёртвое тело. Нить, снабжавшая суккуба силой, разорвалась в тот момент, когда остановилось сердце. Моё же продолжало бешено колотиться, никак не желая сбавлять ритм, да и желание никуда не ушло... Я приложил руку к низу живота, повернул голову со всхлипом, оттирая залитую кровью щёку о чистый уголок простыни. Богини! Как же я был сейчас себе противен!..

   Не знаю, сколько я лежал после этого, наверно, недолго - кровь лишь начала подсыхать, когда возникло ощущение чьёго-то присутствия. Я подскочил на кровати, выставляя защиту из крыльев, но это оказалась всего лишь Фаэ. Зависнув в раскрытом окне, фэйри оглядывала спальню - зрачки её тревожно дрожали. Прикрыв рот ладошкой, девушка тихо сползла на подоконник.

   - Фаэ? - голос у меня по-прежнему был хриплым.

   - Эн"шэн, я тебя боюсь... - тихо-тихо проговорила она.

   - Со мной уже всё в порядке, - я попытался улыбнуться, но вовремя передумал, представив, как будет смотреться улыбка на окровавленном лице. - Спасибо тебе, Фаэ. Если бы ты не закричала... Пожалуй, мне нужно в ванну, и чем быстрее, тем лучше.

   - Ты её... - Фаэ, протянула чуть дрожащую руку с выставленным вперёд указательным пальцем в сторону суккуба, но предложение не закончила. Зрачки заплясали, огоньками свечей на сквозняке.

   Я медленно опустил ноги на пол, глянул на лежащее на светлых квадратиках паркета хрупкое женское тело. Даже сейчас, без морока, мёртвая и изуродованная моими когтями и зубами, Нора выглядела изящно и эти плавные изгибы бёдер... Я отвернулся. Остаточный выплеск энергии. Всего лишь мёртвое женское тело. Резко встав (Фаэ от моего движения отпрянула за окно), я поспешил выйти из спальни.

   До ванной комнаты я добрался почти не оставив по пути кровавых следов. Только два смазанных отпечатка подошв перед зеркалом. Уже призвав огненную стихию нагреть воду, краем глаза увидел отражение в высоком зеркале, висящем на стене напротив ванны, развернулся и замер... Крылья коконом облепили тело, выплетая то часть руки и плечо, то часть лица.

   Сколько же я выкачал силы из Поллет, да и из самого Дювьеля?!..

   В дверь робко и тихо постучали и это напугало больше, чем осознание собственного близкого развоплощения некоторое время назад. Резко развернувшись, под грохот набирающего ритм сердца, я прислушался к звукам за дверью.

   - Эн"шэн, мне страшно, можно я с тобой посижу? - тихим дрожащим голосом попросила Фаэ.

   - Теперь мне тоже страшно - после твоих слов, - я нервно дёрнул углом рта. - С чего бы не ворваться, как всегда, без каких-либо предупреждений?

   Когда дверь тихонечко открылась, пропуская фэйри, я уже стоял в маленьком смерче тёплой воды. Крылья исчезли и тени вернулись на положенные им места. Фаэ забралась на стоящий у стены табурет с ногами и обхватила коленки. В вечернем свете, всё ещё проникающем сюда, она походила на маленькую и очень испуганную девочку. На меня фея смотрела с опаской, почти так же, как при первой встрече до того момента, когда я вернул ей имя. И процесс отмывания прошёл в странной тишине, нарушаемой лишь шорохом тонких струй, скользящих по телу. Когда же водная розоватая воронка всосалась в слив, а я выбрался из ванной, шагнув к халату, небрежно сложенному на столике перед зеркалом, она подобралась, готовая сбежать подальше.

   - Фаэ, - я серьёзно посмотрел на девушку, - не надо выставлять меня монстром большим, чем есть на самом деле.

   И тут фэйри сделала то, чего я никак не мог от неё ожидать - расплакалась, утыкаясь лбом в коленки...

   - Фаэ? - я озадаченно покачал головой. - Ну что ты, Фаэ?

   Накинув халат, я подошёл к ней, склонился, опуская руку на плечо. Девушка дёрнулась было в сторону, но тут же замерла, подняла на меня огромные, золотые из-за расширенных зрачков глаза и выдавила через всхлип.

   - Я... я тебя звала-звала, а,.. а ты... - она шмыгнула носом и, хватаясь за полу халата, зарыдала уже в неё. С минуту я так и стоял, не зная что делать и что говорить, пока говорить не начала сама Фаэ.

   - Там, в саду, была какая-то тварь! И она погналась за мной! Я кричала, звала тебя на помощь!.. А она бросилась за мной!!!

   - Подожди, - я отцепил тонкие ручки от халата, заставляя фэйри вновь поднять голову, - что за тварь за тобой погналась? Опиши её?

   - Не знаю... как склизкий серый комок... и вонь, как от лежалого трупа...

   Притихшая Фаэ глядела на меня снизу вверх, ушки её тревожно шевелились, стараясь ловить каждый шорох в доме и за его пределами.

   - Если ты меня всё-таки отпустишь, - я улыбнулся Фаэ уголками губ, повторно отцепляя пальчики от ткани, - я смогу нормально одеться. Потому как заявляться к дальнему своему родичу в одном только халате, словно пришёл прибить его так, между делом... Я, пожалуй, ещё не настолько циничен...

   - А по-моему, в самый раз, - тихо ответила фэйри. - Там у тебя, на втором этаже, труп лежит. Помнишь?

   - Ты ждёшь каких-то раскаяний и метаний? - уточнил я. Мне и самому было странно, что не чувствую ничего после вполне осознанно совершённого убийства. Причём такого... Наверно, у меня ещё шок... - К твоему сведению, это - суккуб, и тот, кто её контролировал, послал её сюда, не для милой беседы за чашкой чая.

   ...Память крови, вкус которой, как из гонимых прочь снов, так давно не был горьким... Никто не посылал сюда эту черноволосую красавицу. Она сама пришла ко мне, желая убить, любой ценой защитить того, кто был дорог ей... Натан Дювьель. Демон, служивший человеческому богу. Страх за того, кого любишь больше жизни... Я тряхнул головой, отгоняя прочь то, что всё же следовало знать о противнике, но абсолютно не хотелось.

   В саду поднялся ветер и деревья зашептались, зашуршали кусты и трава, хлопнуло и вдребезги разбилось открытое окно спальни. Мы оба вздрогнули. Фаэ, несмотря на явный страх передо мной, слетела с табурета и, как маленький ребёнок, обхватила меня, вжимаясь лицом в грудь.

   - Это просто ветер, - я успокаивающе погладил фэйри по спутанным волосам и отчего-то почувствовал себя древним и старым. - Скоро начнётся гроза.

   - Эн"шэн! Я не хочу тут одна оставаться! Вдруг эта тварь придёт сюда снова?!

   - Она и так здесь, в саду. Но в дом войти не сможет. Почему ты вообще здесь оказалась? Ты ведь хотела остаться с этим, как его... Данни?

   Фаэ подняла взгляд и поспешно отстранилась, вынырнув из-под моих рук, хотя тут же уцепилась тонкими пальчиками за ладонь.

   - Их не было дома когда я пришла, а в квартиру на Вечернем... Я почему-то не смогла отыскать дверь, словно не дошла до нужного этажа... - она растерянно глянула на меня. - Это всё твои штучки?

   - До завтрашнего утра квартиры на Вечернем бульваре в этом мире нет. Так что тебе придётся остаться здесь - в милой компании одного уже безопасного трупа.

   Фаэ вздрогнула, не оценив шутку.

   - Эн"шэн, а в дом точно никто не сможет пробраться? Вошла же она как-то, или ты её уже после затащил и... и даже знать не хочу, что сделал?..

   - Я, в общем-то, сам её впустил... - я вздохнул, оглядываясь на тающую полоску света под потолком. - Пойдём. Мне в самом деле нужно переодеться. Нора пробралась в мои сны и я, даже когда понял, что всего, что вижу и чувствую - быть не может, никак не мог вырваться из её морока... Второго такого помощника у Дювьеля нет, так что не беспокойся - этот дом - крепость и никто даже на крыльцо не сунется.

   Пока мы шли по коридору и поднимались на второй этаж, фэйри так и держалась за мою руку, словно испуганная темнотой девочка. Лишь войдя в спальню, она отпустила меня и так и осталась на пороге.

   Обходя раскиданные по полу подушки и стараясь не наступить на осколки стекла, я подошёл к стоящему в углу шкафу. Зеркало рядом с ним отражало залитую кровью постель и лежащий на полу труп. Вязкий горький запах, до того, казалось, заполнявший не только эту комнату, но и весь дом, стал слабее...

   Любовь и страх, или столь сильная привязанность, что боязнь потерять превысила чувство самосохранения... Тоже, своего рода сумасшествие. Я отвёл взгляд. Разобрать образы и мысли из памяти её крови пока не получалось - всё, что было доступно сейчас - это желание устранить меня как угрозу для Дювьеля и сожаление, что в первый раз она этого не сделала испугавшись, увидев, как я, в погоне за наваждением, разворачиваю крылья...

   Я протянул руку к дверце шкафа и замер, удивлённо уставясь на кольцо, которое Змей выплел когда-то из кусочка серебра, камня и своей силы. Серебро мерцало изнутри тихим лунным свечением, прозрачным и совершенно несвойственным этому металлу, а сам авантюрин, теперь уже потерявший своё изначальное назначение оберега, как будто бы стал темнее, насыщеннее по цвету. Поднеся руку к лицу, я всмотрелся в золотые искорки. Как жаль... В камень попала частичка крыльев и, когда она потребуются мне, магия, создавшая кольцо, развеется. Одноразовый накопитель... Я всё-таки снял кольцо. Ощущать его отсутствие оказалось непривычно, хотя, за полвека, что его носил, просто перестал замечать.

   Вздохнув, я поднял взгляд на своё отражение. Протянул руку к зеркалу и вплёл тени пальцев в хрупкую поверхность, разделяющую два мира.

   Когда начал доставать из тайника старую, рассохшуюся уже шкатулку тёмного дерева, Фаэ изумлённо ахнула и всё-таки подлетела ближе. Для неё это наверняка выглядело странно - словно я запустил руки в зеркальную гладь и из темноты, соткавшейся там, вытащил некий клад.

   - И так из любого зеркала?! - едва слышно прошептала она, зависнув у меня над плечом.

   - Нет, только из того, куда положил.

   - А если разобьётся?

   - Значит, всё выпадет, - я бережно высыпал содержимое шкатулки на стол: шесть колец, широкие, с ладонь, браслеты, серьги, несколько звеньев от пояса, подвеска и маленький кинжал в основание рукоятки которого когда-то был вплавлен водный сапфир, теперь уже мёртвый, выкрошившийся, словно необожженная глина. Оружие, что приняло смерть вместе со мной... Я провёл пальцами по давно затупленному, хрупкому лезвию и то посыпалось мелкой крошкой. Возможно, когда я достану его в следующий раз, он рассыплется в прах... Пояс, который почти четыреста лет назад ещё был целым, тоже рассыпался. Его изготовили где-то в период Исхода и металл, попав на поверхность из-под надёжной защиты Тьмы Изначальной, очень быстро окислился.

   Помедлив, словно и вправду боялся прикоснуться к яркому, мерцающему лунным холодом серебру с узором кварцевых камней, я взял серьгу и, стиснув зубы, тихо шипя, вдел в давным-давно заросшую дырочку в мочке уха. Фаэ, молча следящая за моими действиями, поморщилась, а чтоб не видеть, как вдеваю вторую, и вовсе поспешила отгородиться дверью шкафа и, кажется, занялась подбором одежды.

   Следовало поторопиться, чтобы Дювьель не успел сделать первый шаг. Память крови суккуба хранила яркое переживание, совсем свежее. Не более суток прошло с того момента, когда Нора, узнав о смерти Марлен, проследила её путь и, испуганная, отправила телеграмму: "Марлен ушла в его дом". И полученный сегодня утром ответ: "Не предпринимай ничего. Возможно он не смог прочесть. Буду ближайшим поездом". А я ведь и вправду ничего не смог узнать из её крови. Но слово "возможно" так тревожило Нору, что она не смогла дождаться приезда Дювьеля и, боясь, что он едет в расставленную ловушку, пришла сюда.

   Дювьель мог выехать и сразу после отправления телеграммы. Из Стокмута, где он прятался, до Гатри можно добраться часов за восемь. Но, судя по тому, что мою паутину не потревожил ни один ночной, прибывший в город со стороны вокзала, да и ниоткуда вообще... Нужно узнать расписание поездов.

   - Фаэ, ты не заметила около дома воронов?

   - Нет, - послышалось из глубины шкафа. - Птицы вообще все притихли. Я на это внимание обратила ещё на подходе.

   Я раздражённо хмыкнул - хороша задумка с условным знаком! Если я этих птичек не увижу, мне что, встать посреди сада и орать во весь голос?.. Если вороны могли увидеть происходящее в саду, то, что творилось в доме, для них недоступно, так что с донесением к Габриэлю они не улетели.

   Я прикрыл глаза, вслушиваясь в память его крови, тонкой ниточкой всё ещё ведущую к своему владельцу. Сид был где-то на холме за старым причалом и, кажется, дремал там. Как жаль, что обратной связи нет. Впрочем, жаль мне об этом было только сейчас.

   - Держи, - Фаэ протянула свитер из тонкой чёрной шерсти. - Еле нашла.

   - Неплохо бы ещё что-то, кроме него, - я бросил быстрый взгляд на находку фэйри. И почему он не отыскался перед походом в Закатные башни?

   Застёгнутые уже браслеты холодили кожу прикосновением серебра. Я судорожно вздохнул, на мгновенье онемевшими пальцами цепляясь за раму зеркала. Сила, всё это время так и спавшая в камнях, потекла в меня, бросая в холод и дрожь.

   - Эн"шэн? - Фаэ встревожено выглянула из-за дверцы шкафа. - Что с тобой?..

   Я неопределённо отмахнулся рукой, не в состоянии говорить, и осторожно опустился на пол. Заполненные темнотой крылья мягко шуршали, кутая комнату в лёгкие кружева паутинок. Их материальность, от которой я уже отвык, ощущалась приятной тяжестью по всему телу, словно самый прочный доспех.

   Фэйри выронила из рук выбранную одежду и, с открытым ртом, уставилась на происходящее.

   - Красиво... - прошептала она, сквозь пальчики вытянутой руки пропуская одну из ажурных лент темноты.

   - Слава Богиням, ещё работают в полную силу, - пробормотал я, прислоняясь плечом к столику.

   Взгляд фэйри переместился на поверхность стола.

   - Словно только что изготовленные... Такая странная огранка.... - Фаэ хотела было дотронуться до одного из колец, но передумала отдёрнув руку. - Можно?

   Я кивнул.

   - Это её подарок? - взяв самое тонкое кольцо, с почти воздушным ободком, идущим частой волной и ярко-зелёным, по краям переходящим в глубокий синий оттенок, кварцем, она поднесла его к глазам. Все остальные были с морионами и дымчатыми светло-серыми камнями. Только это кольцо и один из браслетов...

   - Да, - я медленно встал - перетёк - перелился. Дёрнул уголком губ в усмешке, увидев отражение в зеркале. С выпущенными крыльями, с браслетами и серьгами тихо мерцающими заключённой в них силой и в длинном домашнем халате, я выглядел нелепо. Впрочем, и в брюках со свитером лучше не станет.

   - Фаэ, будь добра, принеси мне ботинки.

   - Мне страшно спускаться... Оно где-то там, а двери открыты... - фэйри боязливо глянула в разбитое окно. Ветер - предвестник грозы, шумел деревьями и пытался выдуть наружу тяжёлые полотнища штор. Со стороны Дунбара наползали тёмные тучи, полные столь долгожданного дождя, но над самим городом и дальше, за холмом, за лесом, уже не видимым из окна, небо оставалось ясным и почти безоблачным.

   Больше, пока я переодевался, Фаэ не произнесла ни слова. Существо, бродящее где-то в глубине теней сада, не выдавало себя ни единым звуком, но ощущение, что следующее касание сквозняка принесёт тот самый тошнотворный запах, пробралось даже сквозь защиту дома.

   Завязав ленточкой волосы в хвост, я сложил в шкатулку остатки пояса, кинжал и, добавив к ним кольцо с авантюрином, убрал обратно в тайник.

   - Идём.

   Фаэ ухватилась за протянутую руку.

   По лестнице мы спускались в поскрипывающей тишине дома, только снаружи набирал силу ветер, да жаловались трущиеся друг о дружку ветви и листья.

   - Я его чую!.. - тревожно зашептала фэйри, когда мы уже подходили к входной двери. Тонкие пальчики едва ощутимо сжали мне руку.

   - Я тоже... - сладковатая вонь в дом не просачивалась, но ощущение липкой мерзости на кончиках пальцев становилось почти материальным. Спешно надевая ботинки я усмехнулся, представив, как буду во всём этом выглядеть, если попаду под ливень.

   Распахнув дверь я на несколько секунд замер на пороге, оглядывая сад. Бледнела в предгрозовых сумерках светлая галька подъездной дорожки, раскачивались верхушки тополей. В конце их высокого, длинного коридора полосатой тенью виднелась кованая створка ворот. В шевелящихся пятнах кустов, словно ожившие привидения, мелькали лица белокаменных танцовщиц. Небо быстро затягивало тяжёлыми тучами. Воздух пах пылью и сладковатым мороком осенних лежалых листьев...

   Идти к Дювьелю оставляя в саду эту тварь, которая и передвигается непонятно как, и в любой момент может появиться за спиной, не хотелось. Темнота в саду так и хранила молчание - точное местоположение существа я уловить не мог.

   - Значит, оно погналось за тобой?

   - Да, - коротко ответила фэйри, отходя к противоположной от входа стене. Стоять близко от раскрытой двери она явно боялась.

   - Думаю, оно остаётся здесь поджидая тебя. И лучше избавиться от него сейчас, - тихо произнёс я, отступая обратно в дом и растворяясь в тенях. - Ты выйдешь наружу и остановишься шагах в десяти от крыльца. Не бойся, я буду рядом.

   Фаэ неуверенно оглядела место, с которого я только что исчез.

   - Эн"шэн, что это ты задумал? Хочешь использовать меня в качестве наживки, да? - она нервно облизнула губы, вглядываясь в полумрак сада. - А если не успеешь?

   - Успею, - паутинки темноты сплелись кистью левой руки. - Возьми меня за руку.

   Девушка с сомнением покосилась на протянутую ладонь, затем ещё раз глянула на зловеще шепчущуюся в преддверии грозовых порывов ветра аллею.

   - Только учти, Навь, если оно меня съест, я тебе здесь спокойно жить не дам! Так и знай, буду являться каждый день призраком и пакостить!

   - То есть, всё останется по-прежнему? - вздохнул я. - А я-то было надеялся...

   - Не дождёшься! - оставив за собой последнее слово, фэйри всё же уцепилась за руку. Ладошка у неё была холодной и липкой.

   Мы вышли на крыльцо. Дверь, открытая нараспашку, едва слышно поскрипывала. Фаэ шла чуть позади, укрытая надёжным щитом крыла. Рука её заметно дрожала, как и золотые лепестки зрачков. Темнота по-прежнему молчала, только тени настороженно шевелились, жались ко мне.

   Мы успели спуститься до последней ступени когда тварь не вытерпела и, собираясь из пыли и веточной трухи, что плясала маленьким смерчем по дорожке, ринулась к нам, раззявив округлую, почти пиявочную пасть с острыми редкими зубами. В центре бесформенной головы колыхался пучок мелких, словно лягушачья икра, глазок. Вонь, которая тут же проявилась, была ужасающа...

   Демонёныш не мог почувствовать меня, пока я не вышел из теней, так же, как я не смог бы определить его местоположения, не покажись он сам. Мелкая сущность, чья-то злоба, ненависть, или похоть, взращённая и выкормленная на страхе и смерти, обретшая уже материальную оболочку... Я быстро, хлыстом, развернул крыло, погружаясь в Темноту Изначальную. Паутинки теней рванулись вперёд, к пульсирующему на расстоянии вытянутой руки комку растирая его и... вплетая промеж себя. Я резко вышел из теней, отчаянно тряся правой рукой, словно и вправду получилось бы вытряхнуть из себя это. Богини!!! Какая гадость!!! Я уж и забыл, что так бывает...

   На галечной дорожке прямо перед носками ботинок испускала непередаваемую вонь кучка костей, полуразложившегося мяса, мокрых пучков не то шерсти, не то... Я с омерзением отступил назад, прикрывая нижнюю часть лица рукавом. Ещё одна веха в сетке Дювьеля обвалилась. Причём столь бережно и аккуратно выплетенная, что я не чувствовал этой связи, пока не коснулся крылом, разбивая уродливый кокон пульсирующей вокруг неё паутины.

   - Фаэ, быстро в дом! - дважды повторять не пришлось. Ощущаемая где-то за плечом фэйри исчезла, только с грохотом захлопнулись все двери и окна. Растворяясь в тенях сада я успел услышать, как ветер, запуская пальцы в кроны тополей, выплел пожелание удачи.

   

***

   Тепло... Густой золотистый свет позднего вечера в августе. Выцветшее к концу лета небо быстро темнело - так и казалось, что раскалённый диск солнца падает из обожжённых ладоней облаков прямо в море.

   Берег, подмытый осенними штормами, резко обрывался - и я по песку спускался вниз, в окружённую двумя полумесяцами зелёных береговых рощ лагуну. Крупный, словно весь из кварца, полупрозрачный светлый песок льном касался кожи. Горячий, скоро он стал стремительно остывать, намокая от близости воды. Усевшись на камне рядом с самыми последними и сильными из здешних тихих волн, я смотрел на воду. Ветер гладил меня по спине - и в рукавах рубашки таилась нежность луговых трав.

   Мягкие, невероятно гладкие, словно это было первое их прикосновение к чему бы то ни было, ладони коснулись подбородка, проводя быстро и ласково по шее и застыв чуть ниже на спине. Я не оборачивался - казалось, что всё так, как и должно быть - и меня не удивляло появление этого странного существа с нежными руками. Перебирая волосы, ладони скользнули вверх, за широкий воротник и рубашка, казавшаяся столь прочной, разлетелась песком. Она отдельными крупинками застывала в ключицах, на плечах и стекала шуршащими струйками на камень и вниз, в волны.

   Меня потянули за плечи, назад - и я подчинился этой ласке. Вместо рубашки из песка почувствовал спиной поверх горячей твёрдости камня ворох чего-то пахучего и нежного - ромашка... я потянулся руками к тому, кто собрал цветы и постелил мне ложем. Запрокинул голову - но только дрожащий от тепла и разморённый берег морской в куртинах синеголовника и выбеленные корни увидели глаза.

   По шее, по ямке, под которой колотится эхо сердца, провели влажными губами. Мелкие клычки прикусили кожу на груди, и, когда я попытался встать, мне положили ладонь на лицо, закрыв полупрозрачными пальцами веки. Смех - льдинки весенние по талой ручьевой воде, перекатился вверху, и глаза удалось открыть. Терновка с раскинутыми над спиной, крыльями из зелёно-стеклянных капель, опираясь на мою грудь кулачками, смеялась, обнажая мелкие, словно у куницы, зубки. Светлые, с оттенком тумана в хрустале, глаза без зрачков смотрели на меня - а кожа её - от совершенного овала лица, до чуть зеленоватых округлых пяточек, казалось столь гладкой и нежной, без родимых меток земляной крови, что прикасаться к ней стало страшно. Так боишься тронуть туман, чтобы не развеять его.

   Наклонившись, она, глядя мне в глаза, коснулась губами сперва лба, а потом губы, прохладные, как озёрная вода, накрыли мои, и казалось, что я, желая испить воды, утоляю жажду. И кожа Терновки, когда я всё же тронул её, показалась нежнее лепестков ромашки. Отрываясь от моих губ, она, вновь смеясь, вскинулась под ветром с суши, и волосы её золотисто-русой плетью полураспущенной косы змеились, опускаясь в воду. Крылья мерцали закатным золотом сквозь озёрную зелень, а между ними, над смеющимся лицом, молчал полумесяц цвета весеннего речного льда...

   - Время.

   Я открыл глаза. Тягучую дрёму разрезал слегка увязающий во влажном воздухе свист перьев. Одна из птиц, которые кругами распластывали воздух над моей головой, резко пошла вниз. За нею, чуть отставая, по широкой спирали спускались другие вороны. Ещё не достиг ветер от их крыльев жухлой травы, а я уже знал, что с хриплым присвистом упадёт из чёрного клюва только одно слово.

   Плащ был мгновенно перекинут через седло, а копыта смяли стебельки, когда конь по наикратчайшему направлению понёсся к лесу. Вороны кричали и теряющим перья шлейфом летели высоко над нами в сизо-сером небе. Они кричали не только о доме, где клубились нити силы, но и о лесе, в котором тоже завязываются узлом тёмные, больные ветры.

   В несколько широких скачков преодолев расстояние до обрыва мы полетели по дуге вниз, в воду. С брызгами разбив тёмное стекло, кэльпи оттолкнулся от озёрной глади и мы вломились в редкий прибрежный ивняк. Вязкое чавканье мокрой земли сменилось глухим топотом. Ветви трещали, когда Данни, напрягая мускулы, разрушал их призрачно-плотную сеть. Грива взлохматилась мгновенно, и в ней запутались листья и хвоинки.

   Прикрывая глаза рукой, я старался не зацепиться за что-нибудь. Нужно углубиться в лес, чтобы никто из людей случайно не наткнулся на меня. И чтобы не столкнуться раньше времени с тем, кто много севернее и ближе к городу, тоже затевает какой-то обряд.

   Рубашка хоть и сшитая из прочной ткани, уже пестрела прорехами. Крепкий сучок ударил по руке - с шипением я пригнулся, припадая к конской шее и прижимая локти к бокам. Несколько минут, чтобы добраться до уединённого места. Время на ритуал... Хотя после его проведения я перестану чувствовать, как одна секунда сменяется другой.

   Даниил... Выдержишь ли ты до того, как я подоспею? Хватит ли у тебя сообразительности не заступать мне дорогу?

   Тёмная еловая ветвь колюче огладила по плечу - в сильном плавном движении мне почудился дружеский взмах руки. С каких пор я стал даже и про себя считать его кем-то большим, нежели просто союзником в одном щекотливом деле? Удастся ли сохранить его жизнь, если мы столкнёмся, или сила уничтожит его?

   Вырвавшись из частокола стволов на небольшую поляну кэльпи по моему знаку остановился. Глаза у него были дикие, на морде налипла паутина и хвоя, он шумно дышал и отфыркивался.

   - Беги отсюда домой, а можешь не рисковать и спрятаться в озере.

   Соловый зверь дрогнул сухими нервными ногами и развернулся на месте, только волосы растрёпанного хвоста со свистом рассекли воздух.

   - И плащ, смотри, не потеряй!! - гаркнув ему вослед, я быстрым шагом направился к середине полянки. Обряд займёт время - но это ничего... Тот, кто обнаружил себя, может бежать и час, и два - его всё равно догонят и уничтожат. Только бы Навь смог дождаться моей довольно своеобразной помощи...

   В густой траве я кинжалом провёл четыре сходящихся круга, и ещё один круг прошёл вокруг них.

   Четыре времени солнца, четыре фазы луны, четыре времени суток, четыре стороны света, четыре возраста, четыре конца звезды, четыре грани копья, четыре живых огня, четыре дня, когда время истончается...

   Заполняя знаками покрытую ещё живой травой землю, я медленно шёл к центру, сам с потаённым страхом, неизбывным, неотделимым от памяти тела, ожидая того, что случится. Вот последняя линия, перерезая стебли над землёй и корни под нею, проведена.

   Положив правую ладонь на центр, похожий на причудливую четырёхконечную звезду, я прикрыл глаза. Слов не надо - всё должна сказать моя кровь. Никто, кроме детей богини Дану не вправе, даже узнав знаки и символы, проводить обряд. А кто и знает его из детей богини Дану, и у кого есть право - только с делом, на которое не хватит своих сил, согласится его провести.

   Кинжал впился в тыльную сторону ладони, пробивая плоть и вонзаясь глубоко в землю. Стало больно - но ещё больно так, как болит живая часть тела. Вытащив из раны кинжал, я остался стоять на одном колене с прижатой к центру знака ладонью. Тёмная в преддождевых сумерках кровь стекала по загорелой коже четырьмя неровными ручейками к земле. И в землю же, раздвинутую тонким лезвием кинжала, текла струйка с внутренней стороны ладони. Листья на ветвях замерли, и даже чёрные птицы, не оставив меня, не подавали голоса. И, чувствуя, что всё уже под моей рукой мокро от крови, я позвал.

   - Gae Assail...³⁸

   Я не смотрел вверх, но знал, что небо над головой стремительно темнеет, тёмно-сизой воронкой закручиваются в клубящуюся тучу некогда белые облака, и грозовая синева сходит из глубины Неба вниз, заволакивая всё вокруг, растекаясь над этой поляной и над моей прижатой к земле рукой.

   Из разрезов в земле сочилась светящаяся голубым дымка. Знаки наполнялись силой - скоро, совсем скоро начнётся...

   ... боль, словно в рану залили расплавленную медь. Липкие от крови пальцы судорожно сжались на древке копья.

   Копья, что обладает своей волей, и само по себе Источник Силы. Древко было горячим - но не горячее крови, в которой оно покоилось на том конце струны, в котле-Источнике. Боль чуть притихла. Когда всё закончится, даже царапины не останется на месте раны.

   Под ногами расползалась лужа ядовитой крови, всё ещё стекающей с копья. Под ней светился знак, уже яркий и чёткий. Из разрезов на земле поднималась медленно дымка, и ясно виделись отдельные нити, выплетающие сначала очертания, а потом и тела псов. Они жадно лакали, ещё безглазые, кровь из под своих ног, которая уже покрыла линии знака, и на слепых вытянутых мордах прорезались из узких, сочащихся чернотой щёлочек полыхающие алым глаза. Сотканные из силы, не ведающие усталости, жалости...

   Кроваво-красное древко венчал светящийся голубым четырёхгранный наконечник. Копьё подрагивало в руке - оно своевольно, оно только что покинуло свою темницу, и жаждет битвы. Рука уже плохо чувствовалась - всё тело покрывали голубые нити - я их не ощущал на коже, только становилось легче, боль и усталость исчезали. Обманчиво-прекрасные чувства... Я видел мир вокруг уже другим - нити, из которых соткано всё сущее, проступили мучительно ясно - как бьётся сердце полёвки, где завершится полёт ремеза, куда упадёт берёзовый лист... И Небо - один бесконечный знак, в нём нет наших судеб, но есть наша память, и наши желания, наши сердца и наше посмертие...

   Потоки силы, как новая кровь, пронизывали всё тело - и я уже был не я, мог видеть, мог дышать, не чувствуя запахов, но только с усилием получилось бы изменить движение пальцев - но не менял... Воля ещё пригодится, если вдруг...

   Псы, и кони, что серебряными нитями капель оторвались от касающихся земли узких плетей из туч, застыли двумя кругами у самых деревьев. Серебро и свет... Конские гривы не лежали на шеях, а воплощённым ветром колыхались вокруг. Вороны, не боясь силы, сливались с чернотой, крадущейся из-под деревьев к тучам.

   Девятнадцать имён, истинных, таких, какими они звучали в устах матери в час после рожденья. И всё девятнадцать, вырванные натянутыми к ним от копья струнами, не явятся на зов только если будут мертвы. Струны лопнули, и между губ скользнул наружу короткий глухой стон - боль прокатилась от руки, держащей копьё, до лодыжек, короткая и острая. Все прибыли, и сила укутала их в себя, покрыв серебром и дождевым бархатом тела, расплескавшись за спинами подобием плащей. И плащи эти растворялись в нитях вокруг... Не плащи, но крылья... Из крови под моими ногами застыл сгусток в виде рога огромного тура. Мой взгляд встретился с выжженными изнутри серебром силы глазами воительницы. Самой старшей. Сделав шаг, она подняла его - рука казалась светящейся изнутри, а черты её лица стали острее и совершеннее, искажённые натянутыми внутри тела струнами. Как и у всех нас...

   Губы дрогнули, и, обведя поляну взглядом ещё раз, я, наконец, сказал.

   - Время. Охота в сборе.

   И словам вторил низкий, вызывающий ужас протяжный рёв рога.

***

   Осеннего яркого всполоха в моей паутине больше не было..! Только рваный след уходящий через речку куда-то в сторону Дунбара. Я в недоумении замер. Всего лишь несколько минут назад, почти засыпающий под монотонный шум ветра в соснах и поглядывающий на тучи, Габриэль резко сорвался с места. Но путь его, насколько удалось проследить, шёл не в сторону моего дома, а гораздо южнее. Значит, произошло что-то ещё...

   Пытаясь отыскать его по нити, что выплеталась из памяти крови, я натолкнулся на пустоту. Словно и вовсе не пил этой сводящей с ума осенней печали! Я замер, чувствуя, как в бездонный колодец страха падает сердце, ускоряя по пути ритм. Нет, если бы что-то... Нет, я бы ведь почувствовал если бы что-то случилось с ним! И тут же пришло понимание, что он сейчас где-то обманчиво близко. Возможно, ушёл по этим их струнам в свой мир. Ох, Богини!.. Я вздохнул, уходя в тени ещё дальше.

   Закатный свет, всё ещё проникая под густое покрывало туч с севера и востока застилающих небо почти ночной теменью, просвечивал мою паутину, делая некоторые части полупрозрачными очертаниями контура, как будто ничем и не заполненного. И я мог только слышать, но не видеть, что происходит там.

   В глубине клубящейся над лесом тьмы разлилась первая вспышка молнии и, вторя ей, дрогнула паутина.

   Тёмное на тёмном и шёпот голосов, тревожный и столь близкий, что я невольно затаил дыхание, прислушиваясь, и в то же время боясь разобрать слова. Паутина Дювьеля по-прежнему хранила спокойствие. То, что уже три вехи выпали из неё, даже не было заметно.

   Город замирал в преддверии грозы - все живые твари спешили попасть в укрытия, и ячейки моей сети вскоре освободятся от лишнего движения. Накрываемые тяжёлым полотном туч гасли последние лучи закатного солнца. Словно вдогонку им, пытаясь успеть сохранить свет, спешно зажигались фонари. Скользнув по вехам, идущим вдоль речки до самого вокзала, я вышел из теней в том самом месте, где в прошлый раз разговаривал с Мотылём. Мне опять повезло попасть к отправлению паровоза - на перроне, из-за вот-вот готовой начаться грозы суматоха творилась вдвое больше обычного. Накинув морок, я поспешил к зданию вокзала. Нехорошее предчувствие заставляло, чуть ли не через каждый десяток шагов, поглядывать на приглушённый шторами свет в окнах вагонов.

   - Любезный, - я остановил одного из носильщиков, - не подскажете откуда идёт этот поезд?

   - Из Бирмингема, - ответил тот удивлённо разглядывая меня, словно спросил я совершенную чушь, или же морок начал таять.

   - А через Стокмут он случаем не проходил?

   - П-проходил... - чуть заикаясь и неловко пятясь назад, парень уставился на меня всё больше расширяющимися глазами.

   Шагнув в сторону я исчез в тенях.

   Богини!!! Почему??? Почему я не чувствую его присутствия?!!

   Метнувшись к ближайшей вехе, я замер, нервно прислушиваясь к темноте. Чужая паутина оставалась так же неподвижна. Поблекшая, почти готовая распуститься. Ни одна из "мошек" не покидала пределы города.

   Я не мог пропустить появление Дювьеля, значит, он вышел где-то рядом, не доехав до Гатри... И Габриэль, который сорвался с места в направлении леса!..

   Прошла минута - я всё так и висел на самом краешке Тьмы Изначальной, почти растворяясь в тенях, причувствываясь к происходящему. Ещё минута и ещё... Время, превратилось в тонкую струйку мёда, всё текущую и текущую вниз, но готовую оборваться в любое мгновение. Грозовые облака почти вплотную подступили к городу. Самая малость и Гатри накроет тёмным серебром водных потоков и обе паутины будут петь тихими хрустальными голосами, отвечая на касание каждой капли.

   Уж не дожидается ли Дювьель ливня, чтоб под его завесой проникнуть в город? Но, учитывая, что он будет двигаться, а я замер на одном месте - мне его передвижение будет заметно, я же останусь невидимкой...

   И тут, оборвав мысли, чужая паутина едва заметно колыхнулась, словно вздохнула, оживая, постепенно обретая изначальную прочность контура сетки...

   Я скользнул в темноту дальше, туда, где уже шуршали голоса, но и там ни одна из моих нитей не была тронута никем из ночных!

   Паутина Дювьеля продолжала восстанавливаться, блеклый, выцветший контур её медленно наливался тёмно-багровым маревом. Одна нить из северной части оторвалась со звуком лопнувшей гитарной струны и тёмным завитком начала разворачиваться куда-то за вокзал, в сторону Дунбара.

   Марлен!..

   Я чертыхнулся, сворачивая крылья. Мёртвая ведьмочка выпала из паутины Дювьеля, но тело сохранило с ней связь! Я ведь и в самом деле не знаю, на что способен этот тип! Но, если он получит возможность коснуться нити... Вехи-"мошки" подстраивались под единый ритм, пульсируя почти синхронно.

   Скользя по Тьме Изначальной, я видел, как собирается и словно бы течёт по призрачным венам чужой сетки Сила, равная, а быть может и намного большая, чем та, что осталась в камнях колец и браслетов.

   Я оставил тело ведьмочки в овраге не слишком далеко в лесу - тогда не было ни сил, ни желания делать что-то ещё. Да и труп выглядел так, что у нашедших не возникло бы ни единого сомнения в том, что это нападение дикого зверя. Дювьель же перетащил тело в один из проклятых кругов, что пустыми мёртвыми пятнами виделись мне сейчас среди живого, дышащего моря леса. И выдавало его странное движение темноты, ленивой воронкой идущее поверху против движения солнца.

   Не желая касаться этой темноты, стонущей и дрожащей над закопчёнными камнями, я вылился из теней над самыми верхушками деревьев, плотным кольцом растущих вокруг поляны. Мёртвые камни по спирали уводили в центр круга и там, на расчерченной почти незаметными линиями земле, лежал труп Марлен. Над ним же, стоя на коленях спиной ко мне, замер Дювьель. Голый по пояс, с опущенной головой, упираясь руками в землю, в близкой уже вспышке молнии он на мгновенье показался мне окружённым тонким кружевом тёмных лент, но то было другое - тени этого места вели собственное посмертное существование, не желая ложиться за предметами, ставя противовес свету.

   Я вскинул руку, выпуская вперёд острые и тонкие паутинки крыльев. Но не успел...

   Дювьель развернулся в прыжке. На фоне густо сплетённых еловых лап и чёрной земли, бледным смазанным призраком мелькнули руки и торс. На мгновение показалось, что я вижу своё отражение, каким оно могло быть несколько тысяч лет назад.

   В невероятном продолжении прыжка взвившись в воздух, Дювьель рванулся навстречу мне, прямо в раскрытую сеть, но перед тем как попасть в неё, ещё одним почти невозможным движением вскинул вверх руку. Тёмно-багровое марево достигшей хозяина паутины заплелось между пальцев. Из спины, путаясь в волосах и растекаясь по плечам и груди, выступило жуткое подобие крыльев, состоящее из биения чужих сердец... Дювьель влетел в мою сеть, ускоряя обратное её движение и мы упали в тени под невозможный, до ужаса знакомый звук. Рог Дикой Охоты...

   Дымчатым ручейком света проскользила по самому днищу закипающих туч молния. Мы, по инерции, отлетели в сторону города и почти упали в острые верхушки ёлок. Дювьель попытался дотянуться до меня, если не подобием крыла, так хоть рукой. Но и поток ненависти и растопыренная пятерня с острыми когтями не достигли цели. Сила, несущая смерть, прошла сквозь преобразующий фильтр кристаллов и вплелась в меня. Инстинктивно заслоняясь рукой, я только подтянул вязнущего в тенях Дювьеля ближе и его ладонь вскользь прошлась по браслету, оставляя на камнях тёмно-алую ржавь из плоти и крови.

   Зарычав, он отпрянул назад насколько позволяла сеть и вновь попытался прорваться ко мне. Ловушка захлопнулась - вырваться из моих крыльев Дювьель не мог, без оберегов защиты, без своей паутины, ещё немного и он потеряет сознание "осушённый" до дна.

   Темнота вокруг дрожала, заполняясь странным эхом, криками боли и страха. Лишь теперь обратив на это внимание, я понял, что так звучат натянутые нити его сетки. Некоторые чуть громче, некоторые слабей, затихая, теряясь, исчезая...

   Осознав, что сейчас происходит, я выругался, выливаясь из теней, расцепляя паутинки крыльев и тем самым выпуская Дювьеля. Живые вехи падали, обрывая ведущие к ним нити, умирая вместе с последней частицей Силы, стремительно уходящей из тел. И в эти несколько секунд Дювьель даже не был властен над своей паутиной. Это мои крылья, найдя брешь в чужой сетке, проникли в неё, растекаясь по контуру, забираясь в узлы связки и опустошая оказавшиеся там источники. На какую-то долю секунды почудился запах ржавого железа, вкус горчащей морской воды...

   Мы оказались над самым краем Дунбара словно притянутые к городу своими паутинами. Зависнув в дрожащем от близкой грозы воздухе, на несколько мгновений сбитые с толку внезапным перемещением.

   Опомнились мы одновременно. Дювьель бросился на меня, даже не пытаясь войти в тени, я же нырнул во Тьму Изначальную так глубоко, что он не смог бы последовать за мной при всём своём желании.

   Вгрызаясь в тучи, молния высветила странную нить, незамеченную ранее - тоньше и прочнее всех, она шла не к очередному узлу связки, а исчезала где-то, переплетаясь...

   Смех тихим звоном бубенчиков рассыпался по бархату... Тёмные зеркала глаз и отражённые в них огоньки свечей... Сегодня было холодно, Натан. Без тебя было так холодно, смотри, даже на окнах иней! Поцелуй меня!..

   Я вздрогнул. Память крови, так неожиданно накрывшая меня, смешала все мысли.

   Худенькая темноволосая девушка с почти что детским лицом, смотрела на меня с такой отчаянной надеждой, как смотрят порой, в молитве, безнадёжно больные, или искренне кающиеся грешники на лик Спасителя. Столь же одинокая и не нужная здесь никому, кроме меня, да, пожалуй, своего мужа, которого она боится ещё больше, чем боялась раньше отца... Столь же безвольная в своём выборе, как и я - попавший в ловушку этого проклятого города...

   Я вынырнул из теней уже над крышами Низины.

   Дювьель летел на меня сумасшедшим призраком, желанием стереть в ничто, уничтожить. Растрёпанные полётом и несущим грозу ветром, волосы заплетались в багровые нити его сетки. Они трепетали за плечами подобием крыльев, словно пуповина связывая с остальной сетью.

   Камни браслетов вспыхнули, став на мгновение чуть теплей, приняв ещё один удар. Я отвёл крылья за спину не желая более касаться ими чужой паутины.

   Сцепившись в десятке метров над землёй, мы рухнули вниз. Каждое касание браслетов обжигало Дювьеля и теперь он пытался отбросить меня в сторону. Мы пронеслись мимо крыши, с края которой свисал обломок водосточной трубы, почти задев её, почти упав на камни узкой улочки, Дювьель всё таки отшвырнул меня и взмыл вверх.

   Взлетев, я несколько мгновений не мог отыскать его след. Развернув крылья, прощупывая свою сеть, повернулся в сторону Дунбара и...

замер...

   Прямо на меня, из тёмных, клубящихся туч, неслась кавалькада всадников... Зловещим сиянием развевались по ветру белые плащи, плескались нестерпимым светом гривы коней и волосы скачущих, алыми всполохами загорались глаза на мордах туманно-снежных псов. Темнота дрожала, уступая им путь и летела следом, свитой из чёрных птиц и страха, что сковывал тело, и не давал двинуться с места.

   Водчий простёр вперёд руку с пламенеющими светом пальцами... давая направление...

   Молния, с грохотом разорвала небо, ослепляя, и я, наконец-то опомнясь, нырнул во Тьму.

   И ощутил, что не один здесь!.. Сонм голосов... я мог разобрать их слова!.. Они звали меня по имени, шептали о давно забытых обещаниях и клятвах!.. Я оглянулся назад... до самого горизонта тянулось бессчетное воинство теней. Развевались по тёмному ветру тёмные ленты и паутины поднятых крыльев, в матовой черноте глаз отражалась вся ночь с её бесчисленным количеством цветов.

   Веди нас!

   Я узнал прозвучавший над самым ухом голос... Сумрак... Сумрак, которого развеяло в ничто на моих глазах. И другие... Я вглядывался в лица, не видя их, но узнавая - все мои родичи, не ушедшие по своей воле, все те, от кого остался тающий в воздухе пепел.

   Веди нас!..

   Повторил уже хор голосов и я понял, что заново схожу с ума и с криком вылился из Тьмы Изначальной...

   ...Зловещая процессия, сотканная из ветра и вспышек молний, приближалась. Казалось, я уже мог разглядеть их белые, сияющие светом Силы лица и руки, серебро узоров, вышитых по вороту и кромке плащей.

   Свинцовую тяжесть туч вновь прорезала молния, оглушая, но уже не ослепляя. Я был один здесь... Никого более... Все мои родичи... Дара...

   Я развернул щит из крыльев, готовый встретить первые потоки ледяного света. Ветер утащил ленту с волос и теперь бросал прядки на лицо. Воин не может заплетать косу - тот, кто забирает жизни, не должен носить длинные волосы...

   Я отвёл мешающиеся пряди за уши.

   Где-то за густым водоворотом туч чувствовалась Луна...

   Наэийтссша!!!

   Голос летел сквозь ветер и темноту... сквозь вспышки молний и раскаты грома...

   Навь!!! Даниил!!!..

   ...и я увидел лицо водчего! Застывшую маску, с мерцающим серебром глаз. Габриэль!

   Богини! Что со мной?!!

   Наэийтссша!!!

   Габриэль махнул рукой, прося уйти с дороги. И я нырнул глубоко в тени, убираясь с пути Дикой Охоты под защиту Ночи и темноты.

   Что со мной было?!..

   Я коснулся ближайшей вехи, распуская паутину. Пусть довершают сами! Он всё равно не может вырваться из власти их же заклятья.

   Тёмное на тёмном... и словно вода, бликующая под солнечным светом, полоска ветра и колкого снега с раздирающим лёгкие холодным воздухом. Я замер, затаился в Темноте, чтобы чуткие уши снежно-туманных псов не уловили ни единого движения. Где-то, во Тьме Изначальной, шептались и плакали голоса, и, если сейчас Дикая Охота ступит на мой след, не поможет даже знакомство с Габриэлем - мой голос присоединится к этому хору...

   Всадники промчались совсем близко. Их беззвучный, стремительный полёт всколыхнул темноту, спутал истончающиеся нити. Я скорее почувствовал, чем увидел, как Дювьель взмыл вверх, откуда-то с соседней улицы, словно вспугнутая в камышах птица под выстрел. Делая приличный крюк, чуть ли не над самыми крышами, охотники развернулись за добычей, удирающей в сторону реки.

   Собираясь из темноты и уже глядя им вслед, я приложил руку к груди, желая хоть немного успокоить бешенный стук сердца. Надолго же Гатри запомнит этот август!

   Вид вновь заворачивающей, на сей раз в сторону Низины, погони вызывал двоякое чувство. Невозможно не признать, что зрелище это красиво, но завораживает до дрожи, до ужаса, от которого волосы становятся дыбом. Выйти одному против Водчего со свитой... в браслетах, заполненных почти наполовину... Удара два - три, я может быть, ещё и выдержал, но не более.

   В росчерке молнии растянувшаяся полукругом цепочка всадников выглядела впечатляюще. Слишком далеко и слишком ярко, но... похоже водчий лишь давал направление, словно они хотели взять Дювьеля живьём и сейчас загоняли в какую-то ловушку.

   И вдруг, настолько неожиданно, что только начавшее замедлять ритм сердце ухнуло вниз, я ощутил, как одну из моих опадающих нитей спешно пересекает должный в общем-то сидеть сейчас дома с семьёй Арктур!!! До этого момента я его не замечал. Точнее, не обратил внимание на то, что лёгкий светлячок, каким чувствовался он в паутине, выехал из дома и успел добраться аж до Грязной Низины! Если Дювьель знает о нашей дружбе и тоже почувствовал его там... Нет, как щит для прикрытия он Арктура использовать не сможет - человеческая жизнь для сидхе не та штука, которая может представлять ценность.

   Наплевав, что пойду сбоку от всадников, я влился в контур сетки, неустойчивый без частичек крыльев.

   - Какого чёрта ты тут делаешь?!!! - я вылетел из теней прямо перед Арктуром. Глядя до того в небо на приближающуюся серебряно-белую полосу ветра, он от неожиданности натянул поводья лошади, и та всхрапнула, нервно присев на задние ноги.

   - Даниэл?!!.. - изумлённо выдохнул он, вглядываясь в темноту, заполнившую улочку после очередной вспышки молнии. - Боже правый! Даниэл! То, что я видел сейчас, это и вправду ты??!

   - Да! - я опустился на землю сворачивая крылья. Над нами сгрохотало так, что задребезжали оконные стёкла и звук впитался в землю, заставляя на миг усомниться в её неподвижности. В очередном выплеске света я предстал перед Арктуром уже в более привычном облике - в мороке сорокалетнего мужчины. - Почему ты здесь?! Что такого могло случиться, что ты, ты - со всеми своими бесполезными сейчас амулетами, здесь?!!

   Уставясь на меня как на величайшую в мире диковину, Арктур покачал головой. Возможно и было от чего. Морок мороком, но до конца убрать крылья так и не получилось и большая часть их качалась теперь в тенях улицы запутавшейся паутиной.

   - Томас поехал к Старому мосту, - он запнулся, на секунду переведя взгляд на небо. - Господи!.. Даниэл, это ведь Дикая Охота!?.. - в глазах у него светился почти первобытный страх и такое же любопытство.

   - Что?! - я развернулся к Арктуру. - Он что, прямо сейчас там?!

   - Кто-то из осведомителей сообщил что там лежат трупы всех пропавших в Низине за последние две недели.

   У меня голова пошла кругом.

   - Даниэл?!.. - едва разобрал я сквозь нарастающий гул.

   И, подняв взгляд, увидел, как вся процессия, обретая нечёткие очертания охотников, резко пошла вниз. За пару секунд кольца и браслеты нагрелись так, что, казалось, ещё чуть-чуть, и серебро расплавится и потечёт по пальцам.

   Ветер со свистом, с разгону закрутив нас, отбросил меня назад к стене ближайшего дома, зазвенели стёкла в оконных рамах, несколько фонарей разбилось от ударивших в них веток деревьев. Арктура, если бы тот не успел вовремя пригнуться к лошадиной шее, и вовсе выбило из седла, но каким-то чудом их с лошадью почти не затронуло. Заслонив друга крылом я уже приготовился нырнуть вместе с ним в тени, но Охота прошла над нами. Кони едва не задели копытами черепицу крыш, а холод и азарт погони снежных псов окунул в ледяную воду.

   Проносясь на фоне клубящегося свинцовыми и грязно-фиолетовыми тучами неба, на меня глянул сереброокий водчий. Или это лишь показалось? Белым потоком реяли за спиной волосы и плащ, вовсе не от того ветра, что бушевал вокруг. Высветились в очередной вспышке молнии переплетения древних знаков, вышитых на одежде и будто вплетённых в гривы коней и волосы всадников. Столь же резко, как опустились, Габриэль и его свита поднялись вверх и теперь разворачивались к старому городу.

   - Боже!.. - едва слышно пробормотал Арктур, он уже соскочил с лошади и теперь стоял рядом, сжимая в кулаке один из бесчисленных амулетов, висящий на шее на тонкой цепочке. Его кобыла натягивала повод, мотая головой, и он с трудом удерживал её, пытающуюся подняться на дыбы. В болотно-зелёных глазах читалось такое удивление, что мне подумалось, уж не успел ли он разглядеть и узнать лицо водчего...

   - Ох, Богини... - простонал я, потирая занывший висок кончиками пальцев. Кольца неприятно пульсировали теплом, серьга на правом ухе запуталась в волосах и теперь при каждом порыве ветра болезненно дёргалась в сторону. Где-то за поворотом улицы я отчётливо слышал ещё одного всадника приближающегося к нам, и в том, что это никто иной, как Томас Флэнксон, отчего-то даже не сомневался.

   - Что твориться в этом городе?!

   Я не успел ответить. В замершую от недавнего ужаса улочку не сбавляя скорости влетел инспектор полиции. Фонари здесь потушило ещё до появления Дикой Охоты, а свет в окнах не горел. Скорее всего, все обитатели этого места молились сейчас, или, в страхе, забравшись с головой под одеяла, лежали, прислушиваясь к ударяющим в окна первым каплям дождя. После ослепляющих вспышек молний темнота казалась абсолютной. Лишь чудом не налетев на нас, Флэнксон остановил хрипящего, с белой пеной у трензелей, коня.

   - Арктур! Хорошо что я нагнал тебя! Ты видел это?! - лицо инспектора было искажено чуть ли не карикатурным удивлением с примесью испуга. - Вы-ы??! - в растёкшемся мертвенно-голубоватом свете, Флэнксон уставился на меня. - Что..? Какого?!..

   Цепкий взгляд светло-голубых глаз безуспешно пытался нащупать меня в затопившей улочку тьме. Молния, сопровождённая секунд через пять громом, позволила ему увидеть уже менее странную картину. Всего лишь мужчина с растрёпанными волосами в помятой одежде. Дождь так и не стремился пока набирать силу, облепляя лицо мокрыми прядками волос, но убрать их за уши я не мог - серьги были слишком приметны, да и браслеты могли выглянуть из рукавов.

   - Даниэл! - Арктур ухватил меня за локоть не давая сделать шага вперёд, словно почувствовав что-то или успев разглядеть мелькнувшее на моём лице выражение. Я раздражённо дёрнул рукой, но вырываться не стал.

   - Это ваших рук дело?!

   Темнота снова заполнила улочку и Флэнксон таращился вперёд, словно боясь моргнуть и упустить то, что и так сейчас не видел.

   - Томас, я потом тебе всё объясню! - Арктур сделал ещё одну попытку подтащить меня поближе.

   - Вот как? - негромко спросил я оглядываясь на друга. Моего лица он видеть не мог, но, похоже очень надеялся, что его-то я прекрасно вижу. Что ж, и вправду, хотелось бы думать, что он объяснит Флэнксону происходящее так, что мне не придётся ничего предпринимать после.

   - За кем они гонятся? - Арктур уже высматривал в небе светлую полосу Дикой Охоты.

   - За причиной вашей идиотской вылазки к старому мосту, - ответил я, мягко высвобождая локоть из пальцев Стоуна.

   - Что за чертовщина?! - Флэнксон тоже поднял голову вверх. - Что там твориться?!!

   - Дикая Охота, - почти одновременно ответили мы с Арктуром. Флэнксон покосился на нас с таким изумлением, как будто происходящее в небе было лишь плодом нашего воображения.

   - Не держите меня за дурака!!! - инспектор всё же слез с нервно приседающей лошади, и крепко обмотал повод вокруг руки. Артуру приходилось хуже - его кобыла рвала уздечку из рук, пятясь к дому.

   - Да поверь ты уже наконец! - скинув сюртук, он накинул его лошади на голову.

   - После этой ночи в городе будет с полсотни умерших, - я вглядывался в небо перечёркнутое яркой сетью молний. Дикая Охота... мертвецов, наверняка, припишут им. Кара небесная, за то, что занимались богомерзкими делами. Флэнксон посмотрел на меня так, будто я самолично собирался исполнить своё предсказание. - Правда, причина смерти этих людей, если приглядитесь внимательнее, летит впереди всадников.

   Флэнксон прищурился, потом сунул Арктуру повод своего коня и вытащил из нагрудного кармана очки. Прикрывая их руками от дождя, он вглядывался в уже далёкий хвост белого сияния, что растянулся за процессией на полсотни метров. Не знаю, как для человеческого глаза, но мне виден был и тёмный, постоянно меняющийся контур преследуемого. Наконец, Флэнксон повернул побледневшее лицо, и, заикаясь, выдавил:

   - Да чт-что это т-такое, чёрт вас подери!!?

   - Дикая Охота, так же известная как Адский гон, Охота Дикого Эдрика, или Одина, или Вотана, или Аравна, или Габриэля, - Арктур ошарашенно глянул на меня, - или Гудрун, или Самаэля, или Финн Мак...

   - Хватит! Я и так понял! Я не о них! Что за тварь они гонят?! - рявкнул Флэнксон. Чувствовалось, ещё немного, и он начнёт трясти меня, приподняв за грудки. Маленькая просветительная лекция о творящемся над нашими головами явно была лишней.

   - Демона, - ответил я.

   - Да вы с ума сошли! Сперва пытаетесь доказать мне, что эти байки из сказок не ложь, а теперь хотите вывернуться с помощью религиозных домыслов?! - Флэнксон весь трясся от возмущения, на грани истерики - его рука шарила по кобуре револьвера.

   - Как пожелаете, - я пожал плечами. - Можете считать, что это последствия неудачного приземления дирижабля, или взрыв болотного газа, вызвавший столь необычное ионное возмущение, или вызванное жаркой погодой аномальное...

   - Да прекратите вы!!! Это полнейшее профанство в науке!!! - Флэнксон, глядя вслед уже далёкой процессии, почти вырвал повод своей лошади у Арктура, и, несколько неуклюже, стал взбираться в седло. - Я должен увидеть это вблизи!

   - Стой!!! Ты свихнулся!! Это опасно!!! - Арктур пытался придержать коня за повод, но тот с испуганным ржанием едва не лягнул, и ему пришлось отпрыгнуть. Его лошадь всё же вырвалась и теперь дрожала около фонаря, прижимаясь крупом к столбу.

   Начинаясь в полную силу ливень накрыл улочку в которой мы стояли и все остальные слова Арктура, как и ответы Флэнксона, если таковые и последовали, утонули в шуме воды. Каким бы рассудительным не казался инспектор, при столкновении с чем-то, не принадлежащим его миру, повёл себя как испуганный и вместе с тем любопытный ребёнок. Да и Стоун ничуть не лучше...

   Арктур, безнадёжно махнув рукой вслед изчезшему в ливне другу, поймал своего коня. Кобыла, почти ничего не видя и не слыша вокруг из-за сюртука на голове, связанного рукавами под мордой, успокоилась. Садясь в седло, весь облепленный промокшей одеждой, он казался рыцарем на распутье, одновременно и боясь ведьм, кроющихся в ночи, и желая увидеть их тайные дела.

   - Давай сюда!

   Я отрицательно мотнул головой.

   - Ты сможешь, в случае чего, защитить всех нас? - прокричал Арктур.

   - Ты сначала направляешься за этим суматошным типом, и лишь затем спрашиваешь меня об этом? - я фыркнул. Впрочем, моих слов он не услышал - мир утонул в очередном раскате грома и невыносимо яркого света. - Да! - крикнул я в ответ. - Если вы не полезете в самое пекло! Но объясняться с ним после, в таком случае, будешь сам!

   - Томас!!! Подожди нас!!! - во всю силу лёгких проорал Арктур. Ещё раз оглянувшись на меня и задержав взгляд на вновь выпущенных крыльях, он направился следом за Флэнксоном.

   Дикая Охота, сделав очередной крюк где-то над Торговым трактом, разворачивалась к реке и теперь шла почти на нас. Я с недоумением вглядывался в приглушённые темнотой всполохи силы. Почему он тянет, почему не закончит с этим?! Псы, полумесяцем окружив добычу, явно загоняли её. Но куда? Неужели обратно, под каменные плиты церкви?!

   - Арктур.

   От голоса раздавшегося из ниоткуда над ухом он вздрогнул, но и только, даже не выругался показывая свою выдержку.

   - Если вы на самом деле хотите посмотреть, чем всё закончится, то нам к церкви Святого Патрика. И не вздумайте сунуться дальше Дегтярного переулка! Иначе станете участниками этого действа! - я понадеялся, что это удержит их от необдуманных поступков. Хотя бы Стоуна.

   Следуя за людьми в дрожащей от чуждой Ей силы Темноте, я вылился из теней только в начале улочки, откуда просматривался угол церкви и небольшой участок земли перед ней.

   Арктур и Флэнксон, уже пешие, вглядывались в небо, полное отсветов и всполохов на нижней стороне густых, тяжёлых туч сине-сизого цвета. Расправив крылья я выставил почти невидимый в сумасшедшем чередовании света и тьмы щит. Даже если на нас попадёт часть удара, с этими двумя любопытными типами ничего не случиться, а я... Силы, что осталась в камнях и той, что влилась в них сегодня, хватит и на большее.

   Всего лишь малая частичка былого - двадцать всадников и наверно с дюжину псов... но то, что я мог пересчитать их, не делало Охоту менее опасной.

   Над нами пронёсся тёмный, бесформенный сгусток тьмы, страха и боли и закрутившись над косым крестом церкви, замер на несколько ударов сердца. Но последнее мне, скорее всего, показалось - как кажется, что останавливается любое движение, попав во вспышку молнии.

   Огненно-белые всадники окружили Дювьеля плотным кольцом, туманные псы, то появлялись, то исчезали в языках этого света. Сила, вплетённая в одежду и волосы ярким серебром обтекала охотников, замыкая круг. Старшая поднесла к губам рог цвета запёкшейся крови и над крышами, рассекая движение и шум ливня, поплыл низкий, долгий рёв.

   Я стиснул кулаки, ощутив, как заново нагреваются камни в браслетах. Безымянный палец на левой руке обожгло холодом и кольцо, выплетенное когда-то младшей сестрой, посыпалось, налипая на кожу сероватым прахом. В глазах потемнело. Ярчайшая вспышка света, от которой не помогли бы ни опущенные веки, ни Тьма Изначальная, если только на самом деле не шагнуть туда, где неразличимый шёпот голосов сложится в слова... Я мог воспринимать мир только через звуки и ощущения, но шум дождя, непрерывно раздираемый громом и летящей сквозь него смертью, запер меня в ловушке. То, что я упал на колени, понял лишь когда знакомые руки, ухватив за плечо, потянули вверх.

   - Арктур, всё в порядке, - пытаясь разглядеть друга в плывущих перед глазами цветных пятнах я поднялся с его помощью. Сквозь тени, над крышей церкви, не виделся, но чувствовался всё ещё цепляющийся за жизнь родич... Ночной, который попал в старую ловушку сидхе и так и не сумел выбраться из неё... Ещё две вспышки света, и тишина из грохота дождя и биения собственного сердца. Совсем не так, как когда-то...

   - Даниэл! Невероятно! Просто невероятно!!! - Арктур, поддерживая меня под руку, смотрел вослед удаляющейся Охоте.

   - Да уж... Я-то думал, ты спросишь о моём самочувствии, - я фыркнул, пытаясь проморгаться и если не увидеть глазами, так хоть почувствовать через тени, что происходит вокруг. - Надеюсь, теперь Флэнксон поверит в мою непричастность ко всему этому?

   - Теперь... - раздался над плечом голос инспектора. Продолжение фразы утонуло в раскате грома. Но, как бы там ни было, я мог надеяться на Арктура, если он не убедит друга не копаться в моём прошлом, то, хотя бы, объяснит, что некоторых вопросов задавать не стоит.

   Дождь, уже не ливень, а именно дождь, холодный, с утихающими где-то над Дунбаром раскатами грома и высверками молний, насквозь промочил одежду. Он был восхитителен. За каждой каплей, в каждом шорохе струй по водостокам расползалась ночная темнота. Ночной дождь...

   - Теперь мы можем подойти туда ближе?

   - Что? - вопрос Флэнксона выдернул меня из спокойствия наползающих обратно теней. Я мотнул головой пытаясь откинуть с лица налипшие пряди волос.

   - Церковь? Мы можем подойти туда, или не стоит?

   - Там уже не на что смотреть, - я попытался наощупь высвободить серьгу из волос. Гаснущее свечение камней сопровождалось едва различимым треском. Нагревшись и тут же попав под холодную воду кварц не выдержал - многие камни умерли и вряд ли я ещё раз смогу воспользоваться этим оружием. Разве только, пока ещё не снял, вытянуть из них всё, оставив после рассыпаться в старой шкатулке, запрятанной в зеркале. Память... об ушедших... о тех, кто стал дальними голосами глубоко во Тьме и той, ради чьего возвращения я готов был заплатить любую цену, забрать чью угодно жизнь... Когда я опустил руки, из рукавов посыпалась мелкая, тающая в холодных струях дождя каменная пыль.

   Флэнксон уже спускался вниз по улочке, Арктур же, стоящий в паре шагов, внимательно наблюдал за мной.

   - И всё? Всё закончилось?

   Я глянул на друга, печально усмехнулся, дёрнув уголком губ.

   - Да. Охота завершена.

   Над городом, беззвучно перечеркнув небо, расползлась ветвистая желтоватая молния.

---

   38. копьё Ассал вернуться

---

ЧЕТВЕРГ 17 АВГУСТА

к оглавлению

   В открытые нараспашку окна, вместе с шорохом дремлющего сада, втекала прохлада и свежесть августа. Рассветные сумерки, полные птичьих голосов. Жёлтые пятна листьев в зелени веток смотрелись небрежными, случайными мазками кисти.

   Я перевёл взгляд обратно на руку, положенную поверх одеяла. Долго смотрел на уцелевшие, всё ещё яркие камни в браслете и двух кольцах. Тусклое серебро... Узор волн под пальцами такой тонкий, что прикосновением невозможно почувствовать, как он идёт...

   Богини, почему это происходит со мной?.. Почему Колесо Жизни, на дальнем обороте подцепив эту историю, тащит её в новое время?.. Или мне только кажется и никаких повторений нет?

   Я прикрыл глаза. Память крови обоих уже погасла, оставив на душе гадостное чувство не вины, но сожаления и печали, что подобные вещи случаются под этим небом. И ещё более неприятное ощущение - что мне дали возможность пережить произошедшее со мной во время Исхода с другой стороны...

   - Эн"шэн?

   Я поднял взгляд. Фаэ уже давно сидела на подоконнике, я чувствовал её присутствие, но разговаривать ни с ней, ни вообще, желания не было.

   Утром вторника я заехал за Юстином на Вечерний бульвар. После всех событий той ночи не чувствуя ни капли усталости, впервые за последние две недели, но делать ничего не мог. Завалившись в кровать в спальне на первом этаже, так и лежал здесь почти двое суток, зависнув на самом краю сновидений, и боясь погрузиться в них. Мне было достаточно и той памяти крови, что сама выплывала в сознании. Знать историю этих двоих в больших подробностях было бы уже слишком...

   Натан... Ночной, в котором и в самом деле оказалась малая часть крови нашего Рода... Случайно попавший в старую-старую ловушку сидхе лишь оттого, что выбрал местом служения церковь Святого Патрика, а не какую-нибудь другую. Элеонора... до встречи с Натаном даже не подозревавшая, кто она... И людские законы, не дающие быть им вместе, не таясь от всего города. Давнее прошлое, история, что ждала завершения два с половиной века... У них бы всё равно не получилось разорвать цепь заклятья, возможно растянуть её ещё чуть дальше, но и только.

   - Эн"шэн? Ау-у? Ты здесь? - Фаэ, задумчиво перебрала в пальчиках гроздь крупной, ещё оранжевой рябины, оторвала одну и прицельно бросила в меня, попав в спутанные пряди волос, откинутых вверх на подушку. Там красовалось уже более дюжины ягод.

   Я перевёл взгляд на браслет. Меньше сотни жизней, забранные паутиной Натана и те, что забрал я в сражениях и после, в безумной попытке собрать крохи света, шорох дубрав, горечь волн...

   - Эн"шэн, ну хватит, ты меня уже пугаешь!

   Ещё одна оранжевая бусина упала куда-то в изголовье кровати. Я вздохнул, закрывая глаза.

   - Там ванна готова. И вода, между прочим, остывает! Юстин тебе кофе сварил, и что-то готовит, у меня от одного запаха слюнки текут!

   В шорохе сада за окнами отчего-то слышались волны, едва ворошащие белый бархат прогретого за день песка, шёпотом и вздохами накатывающие на берег. Голос фэйри пробивался откуда-то издалека, рассыпая смысл сказанных слов под ноги крохотными ракушками.

   - ...но тут, в общем, приходил Данни... Они вроде как уезжают сегодня.

   - Что? - я открыл глаза, резко выплывая из сна.

   - О! Ты всё-таки не утратил способности говорить? Данни и Габриэль уезжают сегодня днём, - девчонка в полупрозрачном платьице из утренней дымки оборвала остатки рябиновых ягод и часть их с тихим стуком покатилась по полу, исчезая где-то под кроватью и стульями. Соскочив с подоконника, Фаэ на цыпочках подошла ко мне. - Он не сказал точно, во сколько. И кто его знает, когда у этого эльфа день начинается?.. Так ты будешь завтракать, или тебе этого достаточно? - занеся надо мной кулачёк с ягодами, она разжала пальцы.

   - Огонёк... - я раздражённо шевельнул крылом, заслоняясь от подобия завтрака в постель и по всей комнате вполне слышимо зашуршали тени.

   Фэйри склонилась ко мне, покачала головой.

   - Надень очки и даже не думай снимать их - ты выглядишь просто ужасно.

   - Спасибо, - я дёрнул уголком губ.

   - Всегда пожалуйста! И учти, если тебя через полчаса не будет на кухне, я сочту это согласием отдать мне свою порцию!

   Фаэ исчезла, оставив падать и рассыпаться остатки ягод.

   Повернувшись на спину, я закрыл лицо ладонями. Богини! Что со мной творится?! Здесь и сейчас... я - здесь и сейчас!

   Утреннее солнце, ползущее по затянутому лёгкими облаками небу, ещё не успело прогреть воздух, да, похоже, и не собиралось делать этого сегодня. День обещал быть прохладным и ясным, как первый подарок давно уставшему от гроз и жары городу.

   Высвободив руку из кармана тёмно-серого плаща, я поправил очки и на несколько секунд замер, провожая взглядом большого ворона, перелетающего с одного дерева на другое. Теперь, в каждой такой птице, мне будут чудиться помощники Габриэля. Но именно этот ворон таковым и был. Толкнув створку ворот я вошёл внутрь, неспешно, под внимательным взглядом птицы, ступая по светлой дорожке, мимо кустов алых роз, зная наверняка, что, когда сид уедет из Гатри, буду проходить возле этого дома вспоминая их цвет и запах... И то, как мы сидели в ночной темноте на веранде, полной тёплого света и шелеста крылышек от кружащих вокруг ламп мотыльков... и сладкую печаль осенней прохлады, сокрытую в его крови, что уже покинула меня, но всё же осталась моим собственным воспоминанием...

   Поднявшись на крыльцо, я остановился, с усмешкой рассматривая бледно-зелёный шёлковый платочек, небрежно повязанный на дверную ручку. Фаэ, кто же ещё?

   Двери открыли не сразу. В доме чувствовалась суета, хотя никакого шума, что наверняка сопровождал бы спешные сборы в дорогу, не было. Кэльпи, взъерошенный, но с чрезвычайно довольным лицом впустил меня и что-то неразборчиво, скороговоркой выдав на французском, исчез за кухонной дверью. Подождав с минуту я направился к лестнице ведущей на второй этаж. Вторя каждому движению, по стенам и полу потянулся едва различимый узор крыльев. Всё, что осталось от старого оружия, я снял, опустошив камни - воспользоваться ими ещё раз уже не получилось бы, а оставлять там силу было глупо. Правда сейчас, в свете раннего утра, спрятанные в лёгких тенях крылья казались непривычно тяжёлыми, да и полностью убрать их не получалось.

   - Даниил? - Габриэль шагнул из коридора на верхнюю ступеньку лестницы и удивлённо замер, спешно переворачивая в пальцах конверт так, что бы скрыть адрес. Можно подумать, я охочусь за их секретами!

   - Похоже, я успел вовремя... - я задумчиво оглядел сида - светлый костюм, дорожный плащ, памятный ещё по сновидению. - Уезжаешь?

   - Да... - на лице Габриэля замерло странное выражение. - Вызывают, совсем внезапно, так что... не знаю даже, встретимся ли ещё. Будешь чай?

   - Если у тебя ещё есть время, - я усмехнулся, - не откажусь.

   О том, сообщил бы Габриэль об отъезде, или так и уехал втихую, не загляни его кэльпи к Фаэ, я спрашивать не стал.

   - Ещё немного есть, - спускаясь вниз он кивнул в сторону кухни, чуть улыбнувшись. - Кроме чая и сахара ничего предложить не смогу. А, да - не забудь обновить ледяное заклятье на бочке с продуктами, которая теперь у тебя в подвале. Иначе рискуешь проснуться в одно прекрасное утро - вернее, вечер, под ароматы стухшей ветчины, яиц и гниющих овощей.

   Я непонимающе нахмурился.

   - Это ты о чём?..

   - У меня осталось довольно много припасов, - отворив дверь со стеклянной вставкой, он прошёл к плите. Кэльпи уже уехал и, кроме нас двоих, в доме, приглушённым стуком сердца, отсчитывала ход времени секундная стрелка часов.

   - Тебе чёрный, или остатки зелёного?

   - Без разницы, - я обвёл взглядом окна, выходящие в сад на всё те же розы. За их кустами, пока без единого жёлтого пятна осени, шуршали яблони, сбрасывая иногда в высокую траву покрасневшие с одного бока плоды.

   - Я, к слову, хотел с тобой поговорить... - Габриэль заваривая чай, глянул на меня через плечо. - Ты... сильно разозлился, когда я согнал тебя с сети?

   - Разозлился? С чего бы? - я удивлённо хмыкнул, присаживаясь на краешек стола. - Если бы ты не окликнул меня тогда... Даже не представляю, что могло произойти, - я покачал головой, вспоминая тёмное воинство призраков, возникшее за спиной.

   - А... Ну тогда ладно, - заметно повеселев, Габриэль поставил передо мною кружку, сахарницу и яблоко - даже по виду незрелое. - Извини, но всё остальное либо уже съедено, либо у вас. Н-да, кто бы мне сказал, даже две недели назад, что я буду угощать чаем ночного - самое малое, вызвал бы на дуэль.

   Без раздумий высыпав остатки сахара в кружку, я с усмешкой глянул на него.

   - Кто бы мне сказал, пусть и несколько тысяч лет назад, что я со спокойной душой приму от вашего брата какое бы то ни было угощение...

   - Да ты не тревожься, там ничего такого нет - я просто пить не хочу, - он чуть усмехнулся, и внезапно полез в карман брюк. Вытащив небольшой льняной мешочек, Габриэль положил его на стол, рядом с кружкой. - Защита. Если можно так сказать, на память. Как я понял, у тебя с этим из рук вон плохо.

   - Ну... - я даже не нашёлся, что сразу ответить. Похоже, за эти неполные две недели у Габриэля сложилось обо мне определённое и не самое лестное мнение. - Спасибо... - протянул я, машинально продолжая мешать почти растворившуюся в горячем чае горку сахара.

   Сид задумчиво глядел на янтарную воду в кружке. Я дотронулся до неотбеленного льна - под тонким слоем ткани чувствовалась чуждая темноте, но не столь уж и неприемлемая Ночной Ветвью сила.

   - Насчёт защиты... Если уж так...

   Развязав мешочек я повёл пальцами, едва касаясь молочно белых кварцевых гладышей. Всю руку до плеча обволокло тихим, чуть щекочущим холодом. Всё же, несмотря на намёк, с которым Габриэль сделал этот подарок, (хотя какой уж там намёк! так прямо и сказал...) несколько странно было увидеть именно это. Словно они пришли в замену тем, растаявшим в холодной дождевой воде...

   Я стянул с пальца простенькое серебряное кольцо, даже без камня и без какой либо гравировки, надетое скорее по привычке ощущать прикосновение лунного метала, чем по какой-либо необходимости. И, под удивлённым взглядом Габриэля, подцепив изменяющейся рукой один из камней, сжал их в ладони. Тьма Изначальная, обняв меня, зашептала на сотни почти узнаваемых голосов, даже показалось, что я слышал дальнее эхо чьего-то смеха... Дом, пронизанный косыми солнечными лучами сад, едва слышный отсюда шум озера, всё таяло в кружащих паутинках теней, чужой памяти, снах, что когда-нибудь кому-то приснятся, мыслях, мечтах, страхах... Когда я открыл глаза, тяжесть крыльев уже не чувствовалась - тихий шорох, неслышимый на самом деле, а лишь память о нём, скользил рядом в тенях кухни, да немного холодило кожу в том месте, где из затянувшейся ранки вплеталась в серебро и кварц моя кровь.

   Протягивая Габриэлю маленький кусочек речного камня, оплетённого знаком удачи, я улыбнулся:

   - На память и на удачу.

   Осторожно подобрав камень с ладони, сид опустил его поглубже в карман жилетки.

   - Спасибо. Надеюсь, неприятностей от этого не возникнет ни у тебя, ни у меня.

   - Не более чем маленький оберег. О том, что выплел его ночной, сможет узнать лишь тот, кто покопается в памяти твоей крови.

   - Память крови? Она же исчезнет через тридцать дней?.. - Габриэль прищурился, с любопытством поглядывая на меня. - Или в твоём роду что-то иное?

   - Теперь уже нет, - я усмехнулся. Всё-таки он не знал, что делал тогда. - И не беспокойся, твою я не читал, - усмешка так и продолжала дрожать в уголках губ. Всё равно, верил он лишь половине моих слов, ещё четверть не воспринимал вовсе, а остаток считал откровенной ложью. Что ж, так оно и было...

   - Мм... - Габриэль всё ещё щурился на меня.

   В гостиной, за стенами, пробило половину девятого.

   - Мне пора. Я сейчас на вокзал.

   - Я провожу тебя, - оставив кружку с недопитым чаем, я поднялся, перекладывая мешочек с кварцем в карман плаща.

   - Ладно, - поглядев пару секунд на неубранную кружку, сид хмыкнул.

   Наши шаги замолкали в опустевшем доме, все окна были закрыты и занавешены шторами, входная дверь мягко просела вниз, в порожек, после последнего поворота ключа. Запах роз истаивал под ветром. Яблоки, уже пахнущие осенью, первые облетающие листья...

   Ворота в белой стене скрипнули. По лицу Габриэля невозможно было прочесть, станет ли он вспоминать этот дом, место и время, или для него это лишь очередной кусочек стекла в калейдоскопе, что никогда не увидится по-прежнему.

   В молчании мы дошли до набережной и, поймав кэб, всё в той же прозрачной, как осенняя дымка рассветов, тишине доехали до вокзала. Терновка, когда мы переезжали мост, искрилась солнечными бликами, они проникали даже в глубину тёмных здесь волн. Спящие фонари вспыхивали, перебрасываясь попавшими на грани яркими лучами. Холодный свет дня играл в хрустальном воздухе первую мелодию, под которую вскоре начнут вальсировать листья.

   - Ну что ж, мне пора.

   Мы стояли на платформе - клубами густого белого пара исходил паровоз, кутая рельсы в туман. Сигнал к отправлению уже прозвучал и кондуктора торопили пассажиров занять места.

   - Что ж... - я улыбнулся приподняв уголки губ, чувствуя, как вместе с гудком паровоза плывёт по воздуху что-то ещё. Время. Время уходящее... время, утекающее из разбитой чашки обстоятельств. И мысли, так и не ставшие словами, что залягут на дно, и вновь и вновь будут возвращаться, напоминая о вроде бы упущенном случае... - Надеюсь, мы всё же встретимся ещё. Когда-нибудь... - я протянул руку для прощального рукопожатия.

   - Может быть, когда-то, где-то... - Габриэль смотрел так, словно я уже был картиной, в коридорах его памяти, и он старался запомнить меня таким. Холодные пальцы на мгновение сжали мою ладонь.

   Глядя на дым от состава, тающий за тёмной зеленью леса, я улыбнулся, когда почувствовал, как скользят по плечам тени от чёрных молчаливых птиц, кружащих высоко в облачном выцветшем небе.