Аннотация: После публикации этого текста (хоть и был он весь изрезан цензурой) автор попал в список "неблагонадежных" ФСБ. Приятно, однако. Такое "признание" лучше любых литпремий.
Рыба гниет с головы
Анна Петровна была по-своему одиноким человеком. Нет, и муж, и ребёнок, и мать-пенсионерка - всё это у неё, как говорится, имелось в полном комплекте. Вот только её личную инициативу в семье обычно воспринимали довольно холодно и скептически. Так было и на сей раз, в преддверии очередной акции протеста. Муж на митинг идти не собирался, мол, "Митингуй, не митингуй - всё равно получишь х..." Он вообще предпочитал выражать свой протест тем, что в очередной раз упивался до полного изнеможения. В последнее время "протестовал" он всё чаще и чаще. Мать, хоть и не платили ей пенсию уже несколько месяцев, от участия в митинге тоже отказалась: просто не хотела пропускать очередную серию очередной нескончаемой мыльной оперы. Кто знает, может быть, забвение в этих отупляющих сериалах - тоже своего рода проявление протеста нашего народа? В общем, на предстоящем митинге Анна Петровна оказывалась единственным делегатом от всей семьи.
Следует отметить, что Анна Петровна имела довольно романтичную натуру, и натура эта требовала хоть какого-нибудь самовыражения, тем более наличие свободного времени способствовало этому. Завод, на котором Анна Петровна работала, вот уже как несколько месяцев стоял, уборочная страда на участке почти закончилась, от телевизора просто тошнило. Тошнило не только от телевизора, тошнило вообще от всей такой нервозной и дерганой жизни. Но больше всего в последнее время Анну Петровну раздражал никто иной, как глава государства. Она, как и многие, при каждом удобном случае ругала его, на чём свет стоит, обвиняя во всех напастях.
Обычно, при стечении столь взрывоопасных обстоятельств, как откровенная ненависть к кому-либо и наличие свободного времени, в голову к людям приходят неприятные для объекта ненависти идеи. Свою идею Анна Петровна незамедлительно принялась воплощать в жизнь.
Отыскав в шкафу старый, уже ни на что не годный комбинезон, она набила его стружкой и старыми газетами. Когда туловище было готово, Анна Петровна обула чучело в старые, до дыр протёртые и изъеденные молью валенки. Кисти рук выпилил сын - он как раз осваивал лобзик. А вот с головой были проблемы. Пришлось пожертвовать ещё совсем новой розовой болоньей сумкой. Нашив на неё пуговицы, которые должны были изображать глаза, нарисовав брови, нос и рот, для создания оволосения Анна Петровна не пожалела даже ещё вполне пригодную мочалку. В целях большей узнаваемости персонажа к руке чучела была прикреплена пластмассовая бутылка с переклеенной на неё водочной этикеткой. Для пущей убедительности было решено опоясать чучело целой гирляндой подобных ёмкостей, в которые Анна Петровна накидала старых, вышедших из употребления монет - чтобы звенели и привлекали внимание. И всё же чего-то не хватало. Тогда, чтобы без слов было понятно, кого именно символизирует данная конструкция, на грудь чучела была нашита тряпка с надписью "Е.Б.Н.". Поставив чучело в угол, Анна Петровна с минуту полюбовалась своим творением и отправилась спать, ведь уже давно перевалило заполночь.
На следующий день на площади Ленина начался митинг. Всё было так, как бывает на подобных мероприятиях. Куча плакатов со всевозможными лозунгами на тему: "Похороним этот режим, или он похоронит нас", нестройный гул толпы, основной контингент которой как всегда составляли студенты и пенсионеры. С высоты своего постамента, протянув руку вверх, точно прося слово, на все это действо взирал бронзовый Ленин. Но и живых выступающих почти никто не слушал. Каждый говорил с соседом о своём.
Бабы судачили о сугубо земных проблемах - о том, что денег не дают и скоро совсем нечего есть будет; а мужики рассуждали о более глобальных вопросах - помимо президента, которого ругали все без исключения, многие не забывали при этом упомянуть и американцев, кое-кто жидов и прочих олигархов. Какой-то ветеран, увешанный медалями, кричал, что ещё не забыл, как бил фрицев и выражал готовность вновь с автоматом в руках пойти на нынешних врагов Отечества.
Больше всего поражало количество стражей порядка, согнанных на это мероприятие со всего города. Расположившись по периметру, они стояли, облокотившись на свои машины, и явно скучали. Митинг проходил без эксцессов, и делать было абсолютно нечего.
Тем временем к акции присоединилась еще группа людей, возвращавшихся с рынка и раздраженных ценами и самим недоступным изобилием.
- Да в войну лучше жили! - прокричала бабка с полупустой авоськой. Это была первая искра. Затем кто-то подкинул полешко насчет некачественной колбасы, сравнив ее с качественной советской; кто-то насчет горячей воды и отключений электричества. Так вспомнили про Чубайса, а затем перекинулись и на все правительство. Здесь уже перешли на чистый мат.
Анна Петровна специально рассчитала так, чтобы явить протестующим своё детище тогда, когда все будут уже "подогретые". Собравшиеся с энтузиазмом восприняли её творение. Не успела Анна Петровна выволочь чучело на площадь, как его тут же подхватили и начали было терзать, но создательница взмолилась, чтобы этого не делали, так как она целую ночь провозилась над чучелом, и теперь ей было жалко своих трудов. Тогда один коренастый мужичок с явной военной выправкой попросил подождать его минут пять, и куда-то убежал.
Возвратившись с длинным шестом, к которому была привязана веревка, он быстро соорудил петлю и накинул ее на шею чучела. Перед тем как поднять всю эту конструкцию вверх, мужичок внимательно осмотрел её. Хлопнув себя по лбу, словно что-то вспомнив, он подошёл к чучелу и отломал на левой руке того два пальца. "Вот теперь вылитый", - удовлетворённо произнёс мужичок и поднял в вверх эту бутафорскую виселицу. Теперь чучело, словно флаг развевалось над толпой, которая восприняла всё это одобрительным гулом.
...Если бы митингующие читали лозунги, написанные на плакатах, то они бы уже давно заметили, что прямо посреди толпы стоит невысокий мужичонка довольно неопрятного вида и держит над собой плакат с надписью: "Руки прочь от завоеваний демократии". Но поскольку митингующие, как это водится, лозунгов не читали, то и мужичонку этого не приметили. Вполне вероятно, что он мог остаться незамеченным и до самого конца митинга, если бы не угораздило его оказаться с этим самым плакатом прямо возле импровизированной виселицы с чучелом. Кто-то тут же заметил, что данный лозунг явно противоречит теме проводимого митинга. Провокатора и изменника тут же бросились ловить. Закончилось всё это мордобоем.
- Совесть бы поимел! - кричали при этом митингующие.
- Совесть - это богатство, - хрипел в ответ избиваемый, - а мы люди бедные.
Когда подоспела милиция, плакат был уже смят и основательно затоптан. Помятым и истоптанным выглядел и его носитель. Им оказался местный алкоголик неопределенного возраста и неопределенных занятий и, по совместительству, самопальный философ, известный в народе как Вася Быдлов. В предвыборную страду - пору для всякого ранга аферистов - Вася становился электоратом - вешал на шею табличку с надписью: "Поставлю подпись за любого. Паспорт при себе, цена - умеренная" и бродил так по особо оживленным улицам. Ну а в остальное время зарабатывал себе на водку тем, что ходил за бутылку на все митинги, стачки, пикеты и прочие проявления народного, а также псевдонародного возмущения подряд и без разбора; таскал плакаты, какие дадут, и орал то, что скажут: в общем, создавал кворум. На этот раз организаторы акции о нём почему-то забыли, а он уже настолько привык к своей "работе", что считал для себя невозможным пропустить мероприятие. Только вот спьяну взял не тот плакат, остававшийся у него от последнего митинга, организованного демократами. За что теперь и поплатился.
Однако об инциденте с Васей Быдловым вскоре забыли, и внимание митингующих привлекло следующее событие. Нестройный гул толпы был заглушён звуками похоронного марша. Это кто-то подговорил уже подвыпивших музыкантов, возвращавшихся с похорон, принять участие в акции протеста. Откуда ни возьмись, над головами людей появился фанерный гроб с надписью "Россия" с одной стороны и "Русский народ" с другой. Анне Петровне тут же предложили положить чучело в этот самый гроб, но кто-то заметил, что "слишком много чести для этой сволочи, чтобы лежать в одном гробу с Россией". Все согласились, и чучело в гроб укладывать не стали. Однако акция подходила к концу, а что делать с чучелом никто не знал, но всем хотелось напоследок сотворить нечто с этим символом протеста. Кто-то предлагал отнести чучело на рельсы. Ведь в своё время изображаемый чучелом персонаж клятвенно обещал сам туда лечь, но как всегда не сдержал своё слово. Затем вспомнили исторический пример с Гришкой Отрепьевым и предложили выстрелить чучелом из пушки. Но, поскольку пушку найти не представлялось никакой возможности, то решили ограничиться лишь сожжением чучела и развееваньем праха. Приговор был незамедлительно приведён в исполнение. Тут же появилась канистра с керосином. Чучело скинули с шеста, основательно потоптали, сопровождая все это густым матом, облили керосином и подожгли. Поначалу чучело бодро вспыхнуло, но, не прогорев и до середины, стало лишь вяло тлеть.
Никто не решался подойти и поворошить чучело, чтобы оно вновь загорелось. Очевидно, до митингующих дошло, что они зашли уж слишком далеко, и теперь никто не желал выделяться. Тогда от стоящей невдалеке от тлеющего чучела группы студентов, лозунг которых на фоне всех прочих глобальных лозунгов выделялся вполне приземлённым требованьем и лаконично гласил: "Жрать хотим!", отделился человек. Своим поношенным костюмчиком, давно вышедшем из моды, нечесаной шевелюрой и очками с толстенными линзами он мало походил на современного студента. Как оказалось, это был доцент одного из технических вузов города. К своим неполным тридцати годам он уже успел сделать несколько оригинальных изобретений, но в нашей стране они оказались никому не нужны, также как и сам доцент, да и вся наука в целом. Денег на новые разработки не давали, зарплату уже давно не платили, а по сему приходилось доценту, чтобы совсем с голоду не помереть, подрабатывать дворником. Дворникам зарплату платили исправно. Доцент подошёл к тлеющему чучелу и профессионально, как опытный дворник, поворошил его ногой. Чучело вспыхнуло с новой силой. Словно заворожённый, доцент смотрел на огонь.
...Начальник милиции был очень недоволен, что во вверенном ему городе акция протеста приобрела подобный оборот и тем самым выделялась на фоне подобных акций, прошедших в других городах. "Не дай бог, какой-нибудь писака узнает - растрезвонит на всю округу. С меня тогда спросят: почему никаких мер не принял, а мне и ответить-то нечего будет", - примерно так рассуждал он. Тут-то с площади и поступило предложение отловить наиболее активных участников действа с чучелом. Начальник посоветовался с прокурором, который заявил, что подобные действия митингующих вполне могут попасть под нарушение закона о митингах. Незамедлительно был дан приказ задержать зачинщиков.
Так под вечер и оказалась в специально "вычищенном" по поводу акции протеста изоляторе Анна Петровна. Через стенку томились мужичок с явной военной выправкой, доцент и... Вася Быдлов. Последний оказался за решеткой добровольно, попросив в милиции политического убежища. Однако, увидев сокамерников, Вася попытался было отказаться от политического убежища, но в просьбе ему было отказано.
Теперь в камере царила напряжённая тишина. Первым не выдержал мужичок с явной военной выправкой. Очевидно, перед задержанием он уже успел хлебнуть кое-чего горячительного, причем в изрядном количестве. Теперь он сидел и возмущался, не обращаясь ни к кому конкретно: "Меня, офицера запаса, и в каталажку! Да я двадцать лет Родине прослужил! Да я... Сволочи! Всё, твари, отняли!" Мужичок подсел к доценту и, вцепившись тому в ворот, продолжал: "Знаешь, раньше я чувствовал - это моя земля. Когда я служил, я просто гордился своим Отечеством. Понимаешь? Пускай сейчас говорят, что всё это было самообманом, но я гордился. Я так чувствовал, твою мать! А теперь... Теперь я чувствую, что эта земля уже не принадлежит мне. Мне лишь позволяют существовать на ней. У меня отняли чувство моей земли! Понимаешь? Отняли!!! Мне нечем больше гордиться!"
Мужичок отпустил ворот доцента, и, казалось, успокоился. Однако в следующее мгновенье он подлетел к Быдлову и заорал на того: "А ты, ты, сволочь продажная, ты!.."
Не известно, чем бы всё это закончилось, но в тот же момент в камеру вбежал дежурный и, пару раз съездив разбушевавшемуся мужичку "гуманизатором" по почкам, проорал:
- Не намитинговался, что ли? Так я тебе щас устрою акцию протеста! Нажрался - так спи, а то у меня не заржавеет!
В камере вновь воцарилась напряжённая тишина. На сей раз её нарушил тоже достаточно нетрезвый, ибо это было его естественным состоянием, Вася Быдлов:
- Ну, чего вы на меня все вытаращились как Ленин на буржуазию?! Тоже мне, врага нашли, Иуду! А вы на себя посмотрите, протестанты хреновы! Чем вы меня лучше, а? Чем?! Сначала под одними лозунгами и знамёнами идёте, а через каких-то лет пять уже под другими, прямо противоположными. Ещё лет через пять снова под первыми пойдёте, а потом ещё под какими-нибудь. Мечетесь как дерьмо в проруби. Так чем же вы все лучше меня? Чем?! Да и правители все наши - такие же. По Сеньке и шапка. Какое правительство заслуживаем - такое и имеем... Вы думаете, что я за бутылку продаюсь, когда на все митинги и левые и правые подряд хожу? А может, я своим таким поведением вам всем показать хочу, какие вы есть на самом деле? Может... Да ну вас, пошли вы все...
Быдлов рухнул на нары и захрапел.
Всё это время доцент сидел на нарах, не проронив ни слова. Он надеялся, что его забрали по недоразумению, и что это недоразумение скоро выяснится. Но день подошёл к концу, и стало ясно, что никакие вопросы до утра уже не решаться. Чтобы ожидание было менее томительным, доцент решил лечь спать. В тот раз ему приснился странный сон.
Снилась огромная, неподвижно застывшая толпа, так же застывшие знамёна над головами людей. Были среди собравшихся не только современные митингующие, но и оборванные крестьяне с кольём в руках - помошнички Стеньки Разина да Емельки Пугачёва, и холёные дворяне-декабристы, и революционные матросы с солдатами. Был и Вася Быдлов с табличкой на груди, которая гласила: "Я - это вы". И при этом ни единого порыва ветерка, ни единого постороннего звука. Зловещая, пронзительная тишина.
Сам доцент стоял на Лобном месте посреди Красной площади на высокой плахе, обтянутой красным сукном, и, указывая на обезглавленное чучело, что лежало рядом, говорил. Его голос громовыми раскатами громыхал в царившей тишине:
- Вот вы все тут собрались, орёте чего-то, флагами машете. В общем, ощущаете себя борцами. Да только без толку все это. У каждой нации, у каждой страны есть своё больное место. У России это - правительство. Власть, какая бы она ни была, это - проклятье для нашей страны. Русь изначально проклята властью. Так что меняй власть, или не меняй - всё одно, выйдет боком. Да и потом, какую, собственно, вы желаете власть? Вот тут на плакатах написано: "Долой антинародный режим!" Но ведь любая власть по самой своей сути антинародна, тем более в нашей стране. У нас не было ещё ни одного правителя, которому не было бы наплевать на народ, и пора бы уже давно к этой аксиоме русской действительности привыкнуть. Так было всегда, но сейчас всё гораздо хуже. Сейчас власть у нас не просто антинародная, она - антигосударственная.
Вдруг послышался конский топот. Доцент обернулся. Прямо на него неслось несколько всадников, отличавшихся разнообразием одежды. На одних были средневековые кафтаны опричников, на других - голубые мундиры жандармов, третьи были в штатских серых костюмах современных гэбэшников. Сзади всадников, привязанные к сёдлам лошадей, волочились кровавые веники.
Спустя мгновенье, в небе появилось вороньё. Оно кружило над застывшей толпой, и что-то зловещее было в этом кружении массы чёрных птиц. Словно кружились они не над живыми людьми, а над мертвецами, предвкушая скорую погибель собравшихся и скорое своё пиршество над их трупами. А в ногах людей шныряли ободранные и голодные собаки и вглядывались в лицо каждого, предвкушая, как и вороны, свою скорую добычу. Вперемежку с собаками мелькали целые полчища огромных крыс с облезлыми хвостами.
А над всем этим в лучах восходящего солнца возвышался лик Богородицы, по щекам которой катились кровавые слёзы и падали на землю кровавым дождём.
Всадники были уже совсем близко. "Бежать!" - мелькнуло в голове доцента, но что-то заставило его остаться и продолжить речь:
- В чём разница между Иваном Грозным, Петром I, Сталиным - этими радикальными реформаторами, при которых народу жилось далеко несладко, и между современными правителями, также претендующими на звание реформаторов? Да в том, что первым также было наплевать на народ, но при этом далеко не наплевать на государство. Они желали управлять непременно великой, величайшей страной и стремились к этому любыми средствами. Нынешним же нет дела не только до народа, но и до государства. Вот в чём вся разница. Вот в чём суть катастрофы, которая грозит уничтожить Россию.
В этот момент всадники подскакали к плахе и накинули на оратора огромную сеть.
Доцент открыл глаза и увидел над собой потолок камеры. "Это всего лишь сон", - успокоился он, но вдруг заметил на себе ту самую сеть. Он боролся с нею, желая скинуть и освободиться, но сеть, словно живая, изменяла длину ячеек, вытягивалась, сгибалась, и вновь опутывала тело. Казалось, что нет никакой возможности избавиться от неё. Лишь когда доцент обернулся, понял, что борется всего лишь с тенью, которая падает от решётки в окне.
Утром, оформив соответствующие документы, всех задержанных выпустили. А через неделю каждому принесли повестку с требованьем явиться в отделение РОВД. Там заявили, что уголовное дело по факту сожжения чучела возбуждено не было, но зато состоится суд за административное нарушение.
За день до суда весь город был взбудоражен слухом: Вася Быдлов повесился. Причем повесился не просто так, а театрально и с вызовом, словно смертью хотел что-то доказать своим согражданам. Повесился посреди площади на протянутой к небу руке бронзового Ленина и квадратом зеркала на груди вместо таблички.
- Ишь, даже мертвый - и то митингует, - бросил кто-то из толпы, разглядывавшей болтающийся на веревке труп.
Обвинение в нарушении закона о митингах с сокамерников самоубийцы суд снял. А вот за "нарушение общественного порядка, выразившееся в сожжении на центральной площади мусора" каждому вынесли строгое предупреждение.
Непонятно, что именно имел в виду судья под словом "мусор", но на следующий митинг политически активные горожане явились с мётлами, совками и урнами. Ну и, естественно, с новым "мусором", изготовленным той же Анной Петровной.
Ходят слухи, что случай с чучелом оказался очень заразительным, и какой-то резинотехнический завод решил поставить выпуск подобных изделий на поток - ведь не везде же есть мастерицы вроде Анны Петровны. Если это правда, то процветание данному заводу гарантировано. Надо будет лишь время от времени менять надписи да головы у изготовляемых им изделий, а покупатели всегда найдутся. Если, конечно, не вымрут в ближайшем будущем. 1998