Это внезапное отступление человека было неожиданным для Тобиаса, который думал, что, по крайней мере, людей принято кормить, даже если они заперты в подобном месте; но бесцеремонный уход сторожа, даже не упомянувшего ничего о завтраке, начал наводить Тобиаса на мысль, что от него хотят избавиться, заморив голодом; и все же это казалось невероятным, с какой легкостью они могли убить его, если пожелают!
- О, нет, нет, - повторял он про себя, - конечно, они же не уморят меня голодом? Едва он произнес эти слова, как снова услышал жалобное пение; и он не мог отделаться от мысли, что оно звучит как реквием по умершим и что это своеобразный сигнал о том, что его часы сочтены. Отчаяние снова начало овладевать им, и, несмотря на свирепые угрозы сторожа, он снова громко позвал бы на помощь, если бы не услышал совсем рядом чьи-то шаги. Прислушавшись повнимательнее, он услышал, как открывается и закрывается множество дверей, а иногда, когда открывалась одна из них, раздавался вопль и удары кнута, которым очень скоро удавалось заглушить все остальные звуки. Тобиасу показалось, и абсолютно верно, ибо таков был факт, что обитатели этого ужаснейшего узилища жили подобно диким зверям, которых содержали в клетках. Затем он подумал, как странно, что людей вообще можно заставить работать в таком заведении, пусть даже за деньги. И к тому времени, как Тобиас поразмыслил над этим, его собственная дверь снова открылась на своих ржавых петлях. Вспыхнул свет, а затем вошел мужчина с бидоном для воды в руке, к которому был прикреплен длинный носик, и он поднес его ко рту Тобиаса, который, опасаясь, что если он не выпьет, то может надолго остаться без воды, выпил не слишком вкусной воды из канавы, как ему показалось, которую ему таким образом принесли. Затем к его ногам бросили грубый, потемневший на вид черствый хлеб, и компания собралась покинуть его камеру, но он не смог удержаться и голосом, исполненным самой искренней мольбы, сказал: - О, не держите меня здесь. Отпустите меня, и я ничего не скажу о Тодде. Я немедленно выйду в море, если вы выпустите меня отсюда, но здесь я по-настоящему сойду с ума.
- Недурно, Ватсон, не правда ли? - сказал мистер Фогг, который был в компании. Боже мой, их хитрость превосходит все на свете, сэр; вы бы удивились, узнав, что они иногда говорят мне.
- Но я не сумасшедший, в самом деле, я не сумасшедший, - воскликнул Тобиас.
- О, - сказал Фогг, - боюсь, это тяжелый случай; на мой взгляд, Ватсон, самым убедительным доказательством безумия является постоянное повторение утверждения о том, что он не сумасшедший, исходящее от душевнобольного. Разве не так, Ватсон?
- Конечно, сэр, конечно. - Ах! Я так и думал, что вы придерживаетесь такого мнения; но, полагаю, поскольку это всего лишь мальчишка, мы можем обойтись без того, чтобы посадить его на цепь; кроме того, вы знаете, что сегодня день осмотра, и мы приглашаем старого дурака, этого престарелого врача, посетить нас.
- Да, сэр, - с усмешкой ответил Уотсон, - и составить отчет о том, что все прошло хорошо. - Вот именно. Как вы думаете, кто у нас будет на этот раз? Я всегда даю плату в десять гиней.
- Ну, сэр, есть старый доктор Попплджой, говорят, ему восемьдесят четыре года, и он почти не видит; он воспримет это как большой комплимент, не сомневайтесь, и, без сомнения, мы легко сможем его надуть. - Осмелюсь сказать, что мы можем это сделать! Я прослежу за этим, и он будет у нас в двенадцать часов, Уотсон. Вы, конечно, позаботитесь о том, чтобы все было готово; сделайте все обычные приготовления.
Тобиас был поражен, что в его присутствии они решились говорить так откровенно, но, как бы он ни отчаивался, он и не подозревал, как всецело он находился во власти мистера Фогга и как всецело он был лишен всякого человеческого сочувствия. Тобиас ничего не сказал, но он не мог отделаться от мысли, что каким бы старым и глупым ни был упомянутый ими врач, наверняка есть надежда, что он сможет убедиться в полном здравомыслии Тобиаса. Но хитрый мистер Фогг прекрасно знал, что делает, и, удалившись в свою комнату, написал следующую записку доктору Попплджою, врачу на пенсии, купившему загородный дом по соседству. Заметка говорит сама за себя, являясь самым изысканным образцом лицемерия, который мы когда-либо могли представить нашим читателям:
"Психиатрическая лечебница, Пекхэм
СЭР, возможно, вы узнаете мое имя как cсодержателя сумасшедшего дома по соседству. Исходя из должного внимания к обеспечению сохранности этого самого несчастного слоя общества, вверенного моей заботе, я больше всего стремлюсь, с благословения Божественного Провидения, смягчить, насколько это возможно, добротой это самое шокирующее из всех бедствий - безумие. Раз в год я обычно приглашаю какого-нибудь опытного, способного и просвещенного врача для осмотра моих пациентов (я прилагаю гонорар) - врача, который не имеет никакого отношения к учреждению и поэтому не может быть предвзятым. Если вы, сэр, окажете мне любезность сегодня около двенадцати часов нанести краткий инспекционный визит, я сочту это большой честью, а также большим одолжением.
Поверьте, сэр, что я с глубочайшим уважением остаюсь вашим самым покорным и смиренным слугой, Доктору Попплджою и т.д.
О.Д. ФОГГ"
Эта записка, как и следовало ожидать, привела старого, подслеповатого, престарелого доктора Попплджоя в лечебницу, и мистер Фогг принял его должным образом и с большой серьезностью, сказав чуть ли не со слезами на глазах:
- Мой дорогой сэр, вся цель моего существования сейчас состоит в том, чтобы попытаться облегчить условия содержания душевнобольных, и я хочу, чтобы вы провели эту инспекцию моего учреждения, чтобы я мог, таким образом, на какое-то время быть чистым перед миром - перед своей собственной совестью я, конечно, всегда чист; и если ваш отчет об обращении с несчастными, которых я здесь содержу, будет удовлетворительным, ни малейшее дуновение клеветы не сможет коснуться меня.
- О, да, да, - сказал словоохотливый старый врач, - я... я... очень хорошо... о да... угу, угу... У меня легкий кашель.
- Очень незначительный, сэр. Не могли бы вы, прежде всего, взглянуть на одну из камер для душевнобольных? Доктор согласился, и мистер Фогг провел его в очень уютную спальню, которая, по словам пожилого джентльмена, была действительно очень удобной, и когда они вернулись в комнату, в которой уже побывали, мистер Фогг сказал:
- Что ж, тогда, сэр, все, что нам нужно сделать, это привести к вам пациентов, одного за другим, так быстро, как только сможем, чтобы не занимать вашего драгоценного времени больше, чем необходимо; и на любые вопросы, которые вы можете задать, без сомнения, будут даны ответы, и я, будучи рядом, может предоставить вам информацию о любом деле, которое может привлечь ваше особое внимание. Старика усадили в почетное кресло, на несколько очень удобных подушек; и, говоря о нем в целом, он был так доволен десятью гинеями и лестью мистера Фогга, поскольку за последние пятнадцать лет никто не платил ему гонорара, что был вполне готов стать глупое орудие в руках смотрителя сумасшедшего дома, что бы тот не диктовал ему. Нам нет необходимости углубляться в рассмотрение многочисленных несчастных, которые предстали перед старым доктором Попплджоем; нам будет достаточно, если мы проведем читателя через осмотр Тобиаса, который больше всего нас заботит, не умаляя в то же время искреннего сочувствия, которое мы должны испытывать ко всем, кто, по крайней мере в то время мы были подвержены "нежному" обращению мистера Фогга. Примерно в половине первого дверь камеры Тобиаса открыл мистер Ватсон, который, войдя, схватил мальчика за шиворот и сказал:
- Послушай, мой мальчик! Ты идешь к врачу, и чем меньше ты будешь говорить, тем лучше. Я говорю с тобой ради тебя самого; ты не можешь принести себе никакой пользы, но ты можешь причинить себе большой вред. Ты же знаешь, у нас здесь есть кнут для лошадей. Пошел. Тобиас не сказал ни слова в ответ на этот безвозмездный совет, но он решил, что если врач не совсем глухой, то он должен его услышать. Однако прежде чем несчастного мальчика отвели в комнату, где ждал старый доктор Попплджой, его вымыли и причесали, так что он выглядел гораздо более респектабельно, а не так, как выглядел бы, если бы его ввели в таком перепачканном виде, когда его забирали из грязной камеры сумасшедшего дома. "Конечно, разумеется, - подумал Тобиас, - степень наглости и хладнокровного лицемерия выше всех разумных пределов; однако я поговорю с врачом, даже если при этом придется пожертвовать моей жизнью. Да, в этом я твердо уверен. Через минуту он был в комнате лицом к лицу с мистером Фоггом и доктором Попплджоем.
- Что-что? Кхе! Кхе! - кашлянул старый доктор. - Мальчик, мистер Фогг, всего лишь мальчик. Боже мой! О - и - кхе! Кхе! Кхе! Мне кажется, мой кашель сегодня немного беспокоит - кхе! Ага! - Да, сэр, - сказал мистер Фогг с глубоким вздохом и сделал вид, что смахивает слезу с глаз, - перед вами всего лишь мальчик. Я всегда растроган, когда смотрю на него, доктор.. Знаете, мы сами когда-то были мальчишками, и одной мысли о том, что божественная искра разума погасла в таком юном человеке, достаточно, чтобы заставить любое чувствующее сердце биться в агонии. Однако этот парень, сэр, всего лишь помешанный, мономан[1]. Ему кажется, что некто по имени Суини Тодд - убийца, и что он раскрыл его порочные деяния. По всем остальным вопросам он достаточно вменяем; но по этому поводу и по поводу своей предполагаемой невменяемости он приходит в ярость. - Это ложь, сэр, это ложь! - сказал Тобиас, подходя ближе. - О, сэр, если вы не принадлежите к числу обитателей этого ужасного места, я умоляю вас выслушать меня, и пусть свершится правосудие.
- О, да-я-я - кхе! Конечно - я - кхе!
- Сэр, я не сумасшедший, но меня поместили сюда, потому что я стал опасен для безопасности преступников. - О, в самом деле! Ах -о - да.
- Я бедолага, сэр, но я ненавижу злодеяния, и поскольку я узнал, что Суини Тодд - убийца, меня поместили сюда.
- Вы слышали его, сэр, - сказал Фогг, - именно так, как я сказал.
- О, да, да. Кто такой Суини Тодд, мистер Фогг?
- О, сэр, такого человека нет на свете. - Ах, я так и думал... я так и думал... Печальный случай, действительно очень печальный случай. Будь спокоен, мой маленький мальчик, и я уверен, что мистер Фогг сделает для тебя все, что в его силах.
"О, как вы можете быть настолько глупы, сэр, - воскликнул Тобиас, - чтобы поддаться обману этого человека, который использует вас как орудие, чтобы скрыть свое злодейство? я говорю вам, - правда, и я не сумасшедший! - Я думаю, доктор Попплджой, - сказал он. Фогг с улыбкой сказал: "Нужно быть куда умнее меня, чтобы одурачить вас; но вы поймите, сэр, что через некоторое время мальчик придет в настоящую ярость.Может, мне забрать его отсюда?
- Да, да, бедняга. - Услышьте меня, о, послушайте меня, - взвизгнул Тобиас. - Сэр, на смертном одре вы можете раскаяться в том, что сделали за этот день - я не сумасшедший - Суини Тодд убийца - он парикмахер с Флит-стрит - я не сумасшедший!
- Это печально, сэр, не правда ли? - сказал Фогг, снова делая попытку смахнуть с глаз слезу. - Это очень печально.
- О! очень, очень. - Ватсон, заберите бедного Тобиаса Рэгга, но отнесите его очень бережно, побудьте с ним немного в его милой уютной комнате и постарайтесь успокоить его; поговорите с ним о его матери, Ватсон, и приведите его в чувство, если сможете. Увы, бедное дитя! мое сердце просто обливается кровью, когда я вижу его. Я не совсем гожусь для такой жизни, доктор, я должен быть сделан из более прочного материала, действительно, я должен.
***
- Ну что ж, - сказал мистер Уотсон, провожая бедного Тобиаса яростным пинком за дверь, - ну, и что ты натворил, идиот! Терпение мальчика лопнуло; он вытерпел все, что мог вынести, и это последнее оскорбление, привело его в бешенство. Он повернулся с быстротой мысли и вцепился мистеру Ватсону в горло. Это нападение было настолько внезапным, и этот джентльмен был совершенно не готов к нему, что упал в коридоре, так сильно ударившись головой о каменный пол, что почти потерял сознание; и прежде чем кто-либо успел прийти ему на помощь, Тобиас так избил и расцарапал ему лицо, что там черты лица были едва различимы, и один из его глаз, казалось, находился в страшной опасности. Вскоре на шум прибежали мистер Фогг и старый доктор Попплджой, и первый оторвал Тобиаса от его жертвы, которую он, казалось, намеревался убить.
[1] Мономания -- в психиатрии XIX века: навязчивая или чрезмерная увлечённость одной идеей или субъектом; одностороннее однопредметное помешательство. Больной мономанией назывался мономаном, мономаньяком