Аннотация: Чем же занимался Тобиас в отсутствии Суинни Тодда? И что за загадочные обстоятельства связывают его мать и Тодда? Что же на самом деле случилось с подсвечником? Узнаете в восемнадцатой главе Жемчужной Нити.
[Прошу прощения за столь долгое отсутствие публикаций. Я долго не получал комментариев и потому решил, будто новые главы не нужны. Но больше этого не повторится. Спасибо большое за ожидание и оценки.]
ЖЕМЧУЖНАЯ НИТЬ
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТОБИАСА В ОТСУТСТВИЕ СУИНИ ТОДДА.
Тобиас предположил, и правильно догадался, что, когда Суини Тодд сказал, что его не будет полчаса, он назвал лишь этот непродолжительный срок, дабы заставить парня быть начеку и ждать его, и не дать ему воспользоваться своим более длительным отсутствием. непосредственно вид и манера, с которыми он выходил, исключали вероятность его отсутствия на столь короткий срок; и это обстоятельство заставило Тобиаса серьезно задуматься над своим положением, которое с каждым днем становилось все более невыносимым. У парня хватило ума понять, что он не сможет долго продолжать в том же духе и что за короткое время такая жизнь погубит его. - Это невыносимо, - сказал он, - и я не знаю, что делать; и с тех пор, как Суини Тодд сказал мне, что мальчик, который служил у него раньше, сошел с ума и теперь находится в палате сумасшедшего дома, я чувствую, что такова будет моя судьба, и что я тоже приду к этому ужасному концу, и тогда никто не поверит ни единому моему слову, но сочтут все простыми бреднями. Cпустя некоторое время, когда темнота сгустилась, он зажег лампу, висевшую в лавке, и которая, пока ее не тушили на ночь, обычно роняла тусклый луч света из окна. Затем он снова сел, чтобы подумать, и сказал себе - - Если бы я только набрался смелости спросить свою мать об этой краже, в которой ее обвиняет Суини Тодд, она бы заверила меня, что это клевета и что она никогда ничего подобного не совершала; однако с другой стороны, мне ужасно задавать ей такой вопрос, ведь это может оказаться правдой; причем, каким шоком будет для нее, если она будет вынуждена признаться мне, своему собственному сыну, в подобном происшествии. Именно эти благородные чувства помешали Тобиасу расспросить свою мать о обвинении Тодда в ее адрес - обвинении слишком ужасном, чтобы безоговорочно поверить в него, и в то же время вполне правдоподобном, чтобы у него сложилось стойкое подозрение, что это все-таки может быть правдой. Остается лишь глубоко сожалеть, что умозаключения Тобиаса не завели его немного дальше и в тот момент, когда было выдвинуто обвинение, не подтолкнули к пониманию того, что он, несомненно, должен расследовать обвинения самым тщательным образом. впрочем, едва ли мы могли ожидать от наивного мальчика столь острого мышления и решительности в делах, которые во многом зависят от опыта познания окружающего мира и обширной практики в общественных процессах. Достаточно того, что его предчувствия были правильными - едва ли можно было ожидать, что он будет правильно рассуждать. Но в этом положении, в особенности, он казался полностью подавленным окружавшими его обстоятельствами; и по его взвинченному состоянию впору было подумать, что помешательство, которое он предсказал в конце своей карьеры, впрямь не за горами. Он заламывал руки и рыдал, то и дело выдавая жалобные тирады, горько сетуя на свое положение, пока, наконец, внезапно решившись, он не вскочил на ноги, воскликнув - - Этой ночью все должно закончится. Я больше этого не вынесу. Я убегу отсюда и попытаю счастья в другом месте. Любое бедствие, опасность или даже сама смерть предпочтительнее моей кошмарной жизни. Он сделал несколько шагов по направлению к двери, а затем остановился, тихо сказав себе: "Тодда, несомненно, еще долго не будет дома, и почему я должен упускать единственную возможность, которая мне представилась, обыскать этот дом, чтобы убедиться в своих догадках касательно тайн, которые он содержит. Он задумался над этой мыслью и хорошенько прикинул ее опасность, ибо она действительно была рискованной в немалой степени, но он стоял на грани отчаяния; и с решимостью, которой едва ли можно было ожидать от него, он отважился сделать этот первый шаг, за который Тодд почти наверняка наказал бы смертью. Он закрыл дверь лавки и запер ее изнутри на засов, чтобы ему внезапно не помешали, а затем внимательно огляделся в поисках какого-нибудь орудия, с помощью которого он смог бы проникнуть в салон, который цирюльник всегда держал закрытым в своей отсутствие. Орудие, с которым можно взломать любой замок, если Тобиас решит приступить к делу столь грубо, находилось подле него, в железном засове, которым, когда заведение закрывалось на ночь, запирался засов. Доведенный почти до исступления, Тобиас схватил этот засов и, подойдя к двери гостиной, одним ударом разнес замок на атомы, и дверь вскоре поддалась. на мгновение раздался звон стекла, и когда Тобиас вошел в комнату, он увидел, что на пороге лежит разлетевшийся на осколки фужер, и он почувствовал уверенность, что Суини Тодд каким-то хитрым образом поместил свой бокал в нужное положение, для того, чтобы, когда он вернется, обнаружить любую попытку открыть дверь в салон. И теперь Тобиас испытывал чувство, что он зашел так далеко, что вполне может продолжать свою работу, и, следовательно, он зажег свечу, которую нашел на столе в гостиной, а затем принялся совершать все возможные открытия. Несколько шкафов в комнате сразу попались под руку, но в них он не нашел ничего примечательного, однако был один, который он не смог открыть; итак, ни секунды не колеблясь, он снова прибегнул к железному пруту и взломал замок, как вдруг дверца распахнулась, и, к его изумлению, из шкафа вывалился целый ворох шляп всех разновидностей и характеристик, треуголки, некоторые с серебряной окантовкой, иные и вовсе квадратные, так что они образовали настоящий музей этого предмета одежды и вызвали величайшее удивление Тобиаса, в то же время они убедительно подтверждали некоторые его соображения относительно Суини Тодда. Это был единственный шкаф, который был заперт, хотя там была еще одна дверца, которая выглядела так, как будто открывалась внутрь; но когда Тобиас выломал ее железным прутом, он обнаружил, что это была дверь на лестницу, ведущую в верхнюю часть дома, ту верхнюю часть, которую Суини Тодд, при всей своей скупости, ни разу не открывал и не сдавал в аренду. Тодд, при всей своей скупости, никогда бы этого не позволил, и ставни которого постоянно оставались закрытыми, так что соседи напротив никогда не могли заглянуть ни в одну из квартир. Осторожными и медленными шагами, Тобиас поднялся по лестнице хотя и знал, что в доме, кроме него, никого нет. - Сначала я поднимусь в самые верхние комнаты, - сказал он себе, - и осмотрю их все, пока буду спускаться, а потом, если Тодд внезапно вернется, у меня будет больше шансов услышать его, чем если бы я начал снизу и поднялся наверх. Действуя по этому разумному плану, он поднялся на чердак, все двери которого были распахнуты настежь, и ни в одной из них вообще ничего не было. Он спустился на второй этаж без каких-либо результатов, и чувство глубокого разочарования начало охватывать его при мысли о том, что, в конце концов, что осмотр был зазря и принесет больше хлопот, чем пользы. Но когда он добрался до первого этажа, ему вскоре представилась веская причина изменить свое мнение. Двери были крепко заперты, и ему пришлось взломать их; и когда он вошел, то обнаружил, что эти комнаты были отчасти обставлены и что в них хранилось огромное количество разного имущества всех сортов и наименований. В одном углу было огромное количество тростей для ходьбы, некоторые из которых были очень дорогими, с золотыми и серебряными чеканными навершиями, а в другом углу было множество зонтиков - на самом деле их было не меньше сотни. Кроме того, на полу валялись сапоги и туфельки, частично прикрытые, словно для того, чтобы не запачкать их; там было тридцать или сорок сабель разных стилей и узоров, многие из них казались чертовски прочными, а в нескольких случаях ножны были богато украшены. На противоположном конце передней и большей из двух комнат стояло старомодного вида бюро огромных размеров, в котором было столько столярных изделий, сколько, казалось, требовалось для изготовления по крайней мере пары подобных предметов мебели. Она была очень надежно заперта, и открыть ее было труднее, чем любую другую дверь, потому что замок был очень прочным и, по-видимому, износостойким. Более того, дотянуться до него было не так-то легко, но в конце концов, используя длину засов как своего рода рычаг, а не просто как орудие для нанесения ударов, Тобиасу удалось открыть это бюро, и тогда его глазам предстало совершенно ошеломляющее количество украшений и безделушек всех видов и описаний, которые были в нем. Там было множество часов, золотых цепочек, серебряных и позолоченных табакерок, а также большой ассортимент колец, пряжек для обуви и брошей. Все эти предметы, должны были иметь огромную ценность, и Тобиас не мог удержаться от восклицания,- - Как Суини Тодд мог заполучить эти предметы, если не в результате убийства их владельцев? Это, в самом деле, казалось весьма вероятным предположением, тем более что в дальней части этого бюро Тобиас нашел большое количество одежды. Он стоял со свечой в руке, разглядывая эти разнообразные вещи свыше четверти часа, а затем, как только ему пришла в голову внезапная и естественная мысль о том, что некоторые из них могли бы полностью удовлетворить его нужды и потребности его матери на долгое время вперед, он протянул руку к сверкающей массе, но тут же с содроганием отдернул ее, сказав,- - Нет, нет, эти вещи - награбленное у мертвых. Пусть Суини Тодд оставит их себе и смотрит на них, если сможет, глазами, полными удовольствия. Я не возьму ни одну из них: они принесли бы несчастье вместе с каждой гинеей, которую за них можно выручить. Говоря это, он услышал, как часы в церкви святого Дунстана пробили девять, и вздрогнул от этого звука, поскольку он оповестил его о том, что Суини Тодд уже отсутствовал на час дольше заявленного времени, так что теперь существовала возможность его скорого возвращения, и вряд ли это безопасно - оставаться в его доме. - мне пора бежать, мне нужно уйти, я хотел бы еще раз взглянуть на лицо моей матери, прежде чем, пожалуй, навсегда покину Лондон. Я могу сообщить ей о том, в какой опасности она находится из-за того, что Тодд знает ее тайну; нет-нет, я не могу говорить с ней об этом, я должен уйти и оставить ее на волю судьбы, которая, я надеюсь и верю, обернется для нее благоприятно. Странная и внезапная прихоть, овладевшая им, а вовсе не плод раздумий, побудила его вместо собственной шляпы взять одну из тех, что так беспорядочно валялись у его ног; что он и сделал. По чистой случайности это оказалась чрезвычайно красивая шляпа, из богатого материала, и тогда Тобиас, испугавшись, что Суини Тодд вернется до того, как он успеет уйти, не обращал ни на что внимания, резко развернулся и выбежал из лавки, едва не забыв захлопнуть за собой дверь, а затем метнулся по дороге к храму, как загнанный заяц; ибо его самым заветным желанием было повидаться с матерью, и затем у него зародилась смутная мысль, что лучшим способом вырваться из лап Суини Тодда было бы выйти в море. Как и у всех мальчиков его возраста, которые ровным счетом ничего не знают о жизни моряка, это представлялось в самых завораживающих красках. Моряк на берегу и моряк на плаву - это настолько разные вещи, насколько может вообразить; но в воображении Тобиаса Рэгга моряк - это тот, кто вечно танцует хорнпайп, транжирит денежки и рассказывает невероятные истории. Поэтому, неудивительно, что эта профессия представлялась в таких завораживающих мальчикам вроде Тобиаса; и поскольку казалось и кажется до сих пор, что существует своего рода общее понимание того, что истинное жизнь моряка должно быть всеми возможными способами мистифицировано и придано форме романистами и драматургами, неудивительно, что требуется реальный опыт, позволяющий людям, привыкшим верить всему, что слышат, прийти к правильному выводу. - Я отправлюсь в море! - воскликнул Тобиас. - Да, я выйду в море! Произнося эти слова, он вышел из ворот Храма, ведущих в Уайтфрайарз, в старинных окрестностях которого жила его мать, пытавшаяся зарабатывать на жизнь как могла. Она была донельзя удивлена (так как случайно оказалась дома) неожиданным визитом своего сына Тобиаса и слабо вскрикнула, едва не уронив утюжок ему на ногу. - Мама, - сказал он, - я больше не могу оставаться с Суини Тоддом, так что не проси меня. - Не хочешь оставаться сэтим порядочным человеком? - Порядочный человек, мама! Увы, увы, как мало вы о нем знаете! Но что я говорю? Я не смею говорить! О, этот злополучный подсвечник! - Но что ты собираешься делать дальше и что значит "роковой подсвечник"? - Прости меня, я не хотел этого ляпнуть! Прощай, мама! Я ухожу в море. - Ради чего, мой дорогой? - спросила миссис Рэгг, с которой разговаривать оказалось гораздо труднее, чем даже с могильщиком Гамлета. - Ты не представляешь, сколь многим я обязана Суини Тодду.' - Нет, знаю. И именно мысль об этом сводит меня с ума. Прощай, мама, может быть, навсегда! Если я смогу, конечно, я свяжусь с тобой, но сейчас я не могу остаться. - О! Что ты натворил, Тобиас, что ты натворил? - Ничего - ничего! но Суини Тодд - он... - Что, что? - Неважно, неважно! ничего-ничего! И вместе с тем в этот прощальный миг я едва сдерживаюсь, чтобы не спросить тебя о подсвечнике. - Не упоминай о нем, - сказала миссис Рэгг. - Я не хочу ничего слышать об этом. - Так значит это правда? - Да, но неужто мистер Тодд сказал тебе? - Он сказал... именно. Теперь я задал вопрос, который, как мне казалось, никогда не мог сорваться с моих уст. Прощай, мама, навсегда прощай!' Тобиас бросился вон из дому, оставив старую миссис Рэгг в недоумении от его поведения и с сильным подозрением, что он впал в легкое помешательство. "Господи, помилуй, - сказала она, - что же мне делать? Я поражена тем, что мистер Тодд рассказал ему о подсвечнике; тем не менее, несмотря ни на что, это правда. Я помню это так хорошо, как будто это было вчера; стояла очень суровая зима, и я присматривала за несколькими комнатами, когда Тодд явился побрить джентльмена, и я собственными глазами видела, как он положил в карман серебряный подсвечник. Тогда я пошла в его лавку и поговорила с ним об этом, и он вернул мне это, и я принесла это в контору и положила точно на то место, откуда он его взял. - Конечно, - сказала миссис Рэгг после недолгой паузы, - конечно, с тех пор он казался мне очень хорошим другом, но, я полагаю, это из страха, что я расскажу, и его повесят или отправят в ссылку. Но, тем не менее, мы должны принимать и хорошее, и плохое, и когда Тобиас поразмыслит об этом, я полагаю, он снова вернется к своей работе, потому что, в конце концов, с его стороны очень глупо ломать голову, украл ли мистер Тодд серебряный подсвечник или нет.
[1] Уайтфрайарз (букв.пер. Белые Монахи) - район в округе Фаррингдон, в составе Лондонского Сити. До 1540 года на его месте находился монастырь кармелитов, от которого он и получил свое название.