Горохов Сергей Александрович : другие произведения.

Про Петрова

Самиздат: [: разрегистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Результат общения с инфополем Земли или может быть даже Вселенной. Всё описанное - просто, банально приснилось. Причем в несколько приемов. Как только приснится продолжение - буду выкладывать. Название пока условное. Думаю, к финалу образуется. Правда, где тот финал - не знаю.
  
  
  Чтобы лучше ощущать полноту и многоцветие жизни, Петров завел Лошадь.
  Нет - не так.
  Чтобы Петров лучше ощущал полноту и многоцветие жизни, к нему пришла Лошадь. Такой вывод сделал сам Петров - как человек в эзотерике разбирающийся и на раз-два понимавший, что на всякое следствие есть своя причина.
  Вообще - все, конечно, началось не с этого.
  Петров и так вовсю ощущал наполненность этой самой жизни, поэтому он каждое утро обливался холодной водой. Прямо вот так - брал два ведра и обливался. Когда-то он познакомился с учением Порфирия Иванова и принялся последовательно учение исполнять. Петров завел черные сатиновые трусы, и каждое утро набирал два ведра холодной воды. Сначала он выливал воду на себя в ванне, но вскоре ощутил, что вступает в противоречие с сермяжными законами природы, и так он просветления не достигнет. Тогда Петров начал выходить во двор многоэтажки, в которой жил на седьмом этаже. Он шел по лестнице в сатиновых трусах, ступая по бетонным ступеням босыми ногами и расплескивая на лестнице воду из переполненных ведер. Конечно, он мог бы спуститься и на лифте, но во-первых, он считал это действие вступающим в конфликт с чистой верой, а во-вторых старушка-лифтерша его боялась.
  Так Петров выходил с ведрами во двор, становился на детской площадке среди грибков и песочниц лицом на Восток и выливал на себя два ведра воды. Потом он задумчиво смотрел по сторонам, брал пустые ведра и шел домой, оставляя на лестнице мокрые следы.
  После этого он чувствовал себя другим человеком. В понедельник он чувствовал себя Петровым, во вторник Ивановым, в среду Сидоровым. В четверг опять наступала очередь Петрова, в пятницу Иванова и в субботу Сидорова. И лишь в воскресенье он чувствовал себя Исааком Майзелем. Как справиться с этой неожиданной метаморфозой он тогда не знал, а смириться с ней не мог, и оттого в душе Петрова происходил раздрай. Но так было в самом начале. Потом мало-помалу Петров привык, всё устаканилось и ему даже нравилось каждый день ощущать себя иным человеком.
  Вот тут-то в воскресенье к нему и пришла Лошадь.
  Раздался звонок в дверь. Петров открыл и увидел на пороге Лошадь.
  - Ты кто? - спросил Петров.
  Лошадь тихо заржала в ответ.
  - А я Исаак Майзель, - сказал Петров и пошире распахнул дверь. - Заходи.
  Лошадь смешно процокала копытами в кухню и принялась пить воду из блюдечка для тараканов. Тараканов у Петрова не было, их всех вывела СЭС, но Петров подумал, что если они вдруг опять заведутся, то могут захотеть пить и ведь должен быть кто-то кто подаст им кружку воды перед смертью от СЭС.
  Петров сел на табуретку, достал из пачки 'Мальборо' сигарету 'Дон', закурил и принялся рассматривать Лошадь. Это была обыкновенная лошадь, только маленькая, ростом с собаку. Она была чисто белой масти с роскошной гривой и шикарным белым хвостом, которым она помахивала из стороны в сторону.
  Лошадь допила воду, подошла к Петрову, благодарно ткнулась носом ему в колено и потянулась к сигарете.
  - Тебе нельзя, - сказал Петров, убирая сигарету подальше. - Ты что, не знаешь, что капля никотина убивает лошадь?
  Лошадь тяжело вздохнула и заплакала.
  Петров некоторое время сидел, обнимая лошадь за пышную, красивую гриву. Потом он встал, накрошил ей хлеба и сказал.
  - Прости. Дела не ждут.
  
  Вы только не подумайте, что Петров был таким одиноким, что без памяти радовался всякой Лошади, которая к нему приходила.
  Отнюдь.
  У него был друг - Михалыч, и их связывала крепкая мужская дружба на почве алкоголизма. Вообще-то, Михалыч был инженером-теплотехником и химиком-технологом и славился широтой взглядов и высотой устремлений. Но сейчас он временно работал дворником, и окружающие недальновидные люди считали его тупым и ограниченным. Петров так не считал.
  Однажды, в соответствии с внутренним противоречием с окружающим миром, у Михалыча открылся третий глаз. Он открылся прямо во лбу, посередине и чуть повыше других прочих, но сиял очень ярко и Михалыч стал похож на шахтера, вышедшего в степь донецкую в каске с лампочкой-коногонкой. Михалыч глаза стеснялся, зажмуривал и заматывал его бинтом, говоря любопытным, что расшиб голову по-пьянке.
  Но долго так продолжаться не могло.
  Однажды в программе 'Время' Михалыч увидел, что в Москве есть такой профессор Грюнвальд - крупнейший специалист по третьему глазу. Денег на поездку в Москву не было, и тогда Михалыч закрыл дворницкую, отдал ключ Петрову, взял посох и пошел по Руси. Шел он шел, и дошел до МКАДа. Здесь-то его и сбил мусоровоз. Сбитый Михалыч лежал на дороге, смотрел в нависшее зимнее небо, и слушал как водитель орет:
  - У тебя что, глаз нету? Не видишь, куда прешь, деревня? Понаехали тут.
  Знал бы он на кого орет. Но Михалыч только подумал, что он не понаехал а понашел, и тут приехала машина 'Скорой помощи' и ГИБДД.
  Мусоровоз оказался правительственным и имел мигалку. Поэтому менты развели руками и сказали:
  - Ты понимаешь, Михалыч, он мусор из Кремля вывозит. Что ты с ним сделаешь?
  Виновным во всем признали Михалыча, погрузили в машину и повезли оказывать скорую медицинскую помощь. По дороге ему хотели размотать грязную, замусоленную повязку на лбу, и тогда Михалыч вздрогнул и вспомнил зачем он вообще сюда пришел. Он строго посмотрел на санитаров, отвел в сторону их жадно протянутые к третьему глазу руки и сказал:
  - Везите меня прямо к профессору Грюнвальду.
  Таким его и привезли к профессору: с сотрясением мозга, переломом двух ребер и вывихом левой руки, и он предстал перед светилом науки с безвольно повисшей вдоль организма конечностью. Профессор поморщился и велел санитарам размотать бинт на лбу Михалыча. Тут-то он и увидел глаз во всей красе. Глаз жалобно моргал и плакал.
  Грюнвальд восхищенно поцокал языком и сказал:
  - Это все, прочее, батенька, - ваша рука и ребра - это полная херня. А вот глаз это сильно! Дас ист фантастишь!
  И он принялся исследовать Михалыча и писать про него докторскую диссертацию, которых у него и так было уже целых три штуки. Ну, такой вот он был человек - увлеченный наукой.
  Да только - не суждено.
  Тут-то от него и ушла жена, которая сказала, что не желает жить с таким ничтожеством. Даже подонки вроде Михалыча имеют третий глаз, а Грюнвальд до сих пор не имеет даже паршивой Нобелевской премии, и оттого профессоровой жене стыдно смотреть в глаза подругам.
  С горя Грюнвальд решил запить. Но оказалось, что запить ему было не с кем - вокруг были только сотрудники или завистники и первые с ним пить боялись, а вторые не желали. Так и получилось, что единственная родная душа у него оказался Михалыч.
  Вот они и сидели в клинике долгими зимними вечерами, пили чистый медицинский спирт и жаловались друг другу на жизнь. Профессор вздыхал и приговаривал: 'О! Майн Гот', а Михалыч, по русскому обычаю, плакал тремя глазами.
  А потом Михалыч сказал:
  - Слушай, Гельмут! Бросай ты эту херню! Пойдем со мной, я тебе настоящую жизнь покажу.
  И Грюнвальд бросил мир роскоши и гламура, тоже взял посох и отправился с Михалычем по Руси на михалычскую Родину.
  Так что, на самом деле, у Петрова было два друга - Михалыч и Грюнвальд.
  Вот.
  
  ***
  
  Кажется, Петрова мы оставили там, где он встал и сказал Лошади:
  - Прости, дела не ждут.
  Наверное, вам интересно какие дела могут не ждать человека по фамилии Петров. Вот как бы вы думали, кем может быть человек с такой фамилией?
  Нет, если б была фамилия Абрамович или там Гольдштейн... - тут дураком надо быть. Но вот Петров...
  А вот - фигушки. Петров был небогатым нефтепромышленником.
  Он стал им год назад, когда ему по электронной почте пришло предложение купить контрольный пакет акций Арабско-Эмиратской нефтяной кампании Standard Oil Mobile. И очень недорого. Всего три тысячи долларов. Петров тогда занял денег у своего лучшего друга Михалыча, и отправил все шестьсот рублей на адрес, который был указан в почтовом отправлении. В письменном сообщении он написал, что благодарит за оказанное доверие, всех денег он собрать не смог и просит продать ему ту часть контрольного пакета, которая причитается на высланную сумму.
  Так что, теперь Петров мог спокойно почивать на лаврах, зная, что где-то, далеко в Арабских Эмиратах у него есть нефтяная скважина и из неё круглые сутки бьет тугая струя черного золота, ежеминутно увеличивающая счет Петрова в 'Арабскоэмиратскомбанке'. Вот потому Петров встал и пошел проверять электронную почту.
  Из Эмиратов опять ничего не было. Наверное ещё Петровские дивиденды не посчитали. Зато пришло письмо от Учителя. В письме Учитель писал, что у них все хорошо, погода стоит отменная и спрашивал как ему переправить очередной урок - ментальным способом или на DVD диске, наложенным платежом.
  С Учителем Петров познакомился месяц назад, как раз в тот день, когда он ощущал себя Ивановым. В тот день он был активным читателем рассылки 'Школа своего Дела' и полдня сидел, размышляя какое дело ему следует считать своим и как лучше и правильнее его начать. Петров всегда был человеком высоких моральных принципов и никогда не позволил бы себе заниматься каким-нибудь нечестным делом вроде создания фонда помощи малому предпринимательству или избранию на пост мэра небольшого российского города.
  И тут, словно услышав Петровские рассуждения, компьютер дилинькнул и выплюнул новое письмо. Это и было письмо от Учителя. Петров тут же принялся его читать, и оно захватило его с первых строк. Учитель писал, что самое главное для человека это найти свой Путь. А прежде чем найти свой Путь следует понять - где он пролегает, и именно этим Учитель и занимается последние пятьдесят лет, помогая заблудшим. Там же была фотография, на которой Учитель в зеленой чалме сидел в окружении любимых и самых способных учеников. Некоторые лица Петров узнал: среди них были Билл Гейтс, Виктор Степанович Черномырдин и Регина Дубовицкая. Остальные были незнакомы, но тоже производили приятное впечатление. Но самое главное - был взгляд Учителя, который стекал с фотографии теплым, ласковым потоком и обволакивал Петрова волшебной аурой.
  Конечно, Петров тут же написал ему письмо и записался в любимые ученики. Первые десять уроков были бесплатными, и Петров с удовольствием и старательностью выполнял все наставления Учителя. В рассылках Учитель писал, что если ученик все делает правильно, то результаты он почувствует практически сразу после нескольких занятий: восстановятся семейные отношения, улучшатся дела на работе и начнется необыкновенное везение. Семейных отношений у Петрова не было, дел на работе тоже, но везти ему начало сразу после третьего урока. Сначала он нашел в подъезде рубль, а в тот же день ему пришло извещение по электронной почте, что его электронный адрес выиграл в ежегодной американской лотерее сто тысяч долларов. Там внизу была ещё какая-то приписка, но Петров английский понимал плохо и потому просто отправил им свой домашний адрес, чтобы они знали куда отправить выигрыш.
  После десятого урока перед Петровым открылся Путь.
  Утром он встал, как обычно набрал два ведра холодной воды и приготовился идти обливаться. Но что-то было не так, что-то Петрова беспокоило. Он посмотрел в зеркало, оттянул веки, проверил белки глаз и показал отражению язык. Язык был обычный - цвета старой говядины с белесыми разводами. И вдруг Петров понял в чем дело... - он больше не ощущал себя Петровым. Это бы ладно, это полбеды. Но он не ощущал себя и Ивановым и Сидоровым и даже Исааком Майзелем. Петров опять всмотрелся в свое отражение и внезапно понял кто он на самом деле. Перед ним, в черных сатиновых трусах с молочно-белым подбоем, стоял индийский раджа по имени Кукухаи Калдивара.
  Сомнений в этом не было.
  
  Для Петрова наступили тяжелые дни дисгармонии. Раньше все его сущности прекрасно уживались и делили между собой неделю соответственно некоей внутренней логики и субъективной справедливости. Но появление Кукухаи Калдивары внесло в мирную обстановку раздрай и диссонанс. Ночью, когда Петров спал, сущности устроили толковище. Калдивара поставил вопрос ребром:
  - Почему это у Майзеля только один день в неделю, а у Иванова, Петрова и Сидорова по два? Предлагаю каждому отвести по одному дню, а на два свободных дня в неделе пригласить две свободные, незанятые сущности. У меня, кстати, есть знакомый монах с Тибета.
  Майзель поднял руку и сказал:
  - Целиком и полностью поддерживаю предложение товарища Кукухаи. Будет очень справедливо взять и поделить. И, между прочим, у меня тоже есть кандидатура - знакомая танцовщица. Подрабатывала стриптизом, так что трудностей не боится и в общении весьма комфортна.
  Молчавший до этого Сидоров хмуро прорычал:
  - Вы что тут, вообще ебанулись? Гомосека из хозяина сделать хотите? Так я категорически против пидарасов вообще и хозяина-гея в частности. А для некоторых особо настойчивых, - он ткнул пальцем в Калдивару и тяжело посмотрел на Майзеля, - есть препараты и методы соответствующие. Так что не парьтесь ребята и ведите себя прилично. Ещё нам здесь межэтнических конфликтов не хватало.
  Майзель доброжелательно улыбнулся и развел руками.
  - Так я что - я ничего. Это вот, новенький права качает. Мне и так хорошо.
  Общим собранием сущностей постановили для Кукухаи сделать скользящий график. То есть Иванов, Петров и Сидоров будут добровольно по очереди отдавать ему один свой день недели. Майзеля, в память о холокосте, решили не трогать.
  
  Проснувшийся утром Петров подумал, что ему приснился странный сон. Он долго тер лоб и мучительно вспоминал подробности. Затем он встал, прошлепал к настенному календарю и, шевеля губами, проставил у некоторых дней большую красную букву К.
  Одновременно он почему-то решил, что с Учителем надо завязывать, а то добром это не кончится. Но ведь это он решил, а Учитель про это ничего не знал. Поэтому Петрову все равно аккуратно приходили письма, в которых Учитель сообщал, что очередной урок он отправил Петрову ментальным способом и спрашивал, как ему понравился предыдущий в котором Петров с Учителем гуляли в райском саду и беседовали о бесконечности сознания.
  Петров на письма не отвечал.
  
  ***
  
  В дверь позвонили, и Петров пошел открывать.
  Возле унижающей человеческое достоинство фразы, написанной мелом на стене, стоял Михалыч. У лестницы застенчиво улыбался Грюнвальд. Петров склонился в вежливом индийском полупоклоне и, молитвенно сложив ладошки, сказал:
  - Входите в мой дом, господа.
  Господа вошли. Из кухни в прихожую процокала Лошадь.
  - Это кто? - строго посмотрев на Лошадь, спросил Михалыч?
  - Лошадь, - пожав плечами, ответил Петров.
  - Я вижу, что не гиппопотам. Я спрашиваю - зачем она тебе? Лошади бывают у крестьян, а ты ведь - пролетарий! Рабочая косточка.
  - Во-первых, я пролетарий умственного труда, а во-вторых, она хорошая.
  - Тогда ладно, - согласился Михалыч и достал бутылку, - ты бы предупредил, что у тебя такое завелось, мы бы ей сникерс купили.
  Лошадь отрицательно потрясла гривой и благодарно взмахнула пушистыми ресницами.
  - Вы подождете несколько минут, пока я совершу омовение в водах священной реки Ганг? - спросил Петров, указывая на полные ведра.
  - Ага, подождем... хоть до вечера, - ехидно сказал Михалыч, подмигивая Грюнвальду третьим глазом, и поставил бутылку на стол.
  
  Петров взял пластмассовые ведра и отправился на улицу. Но прежде чем выйти из квартиры он сунул руку в карман своей куртки висевшей в прихожей, достал сторублевую бумажку и прищемил её к животу резинкой от трусов.
  Двор ещё спал. Весеннее утро наливалось звуками: шумом автомобилей, птичьим чириканьем и криками грузчиков таскавших товары в круглосуточный магазин. Петров стал у детской площадки, повернулся лицом на Восток, покосился на кучку собачьего дерьма у своих ног и закрыл глаза ожидая прихода.
  - Всё обливаешься, Петров? - окликнули его сзади?
  Петров медленно открыл глаза и обернулся. Позади стояла 'pinches tiranito' как он называл её - соседка ежеутренне выгуливавшая собаку, облезлую болонку - обладательницу визгливого, противного голоса. Обычно Петров успевал закончить водные процедуры до того как эта сука появлялась во дворе, но сегодня его задержали приятели. И каждый раз, когда соседка видела Петрова с ведрами, она задавала один и тот же вопрос:
  - Всё обливаешься, Петров?
  На что он всегда давал один и тот же ответ:
  - Ага. Всё обливаюсь.
  На этом диалог прекращался.
  Петров опять повернулся на Восток, сосредоточился и, почувствовав, как откуда-то изнутри возникает движение огромной нарастающей пустоты, подхватывающей и влекущей Петрова вверх в бесконечность, быстро подхватил одно и второе ведро и вылил их на голову. Пустота внутри ахнула, раскрылась огромным цветком и вытолкнула Петрова из себя во Вселенную. Петров беспомощно закувыркался, пытаясь зацепиться взглядом за какой-нибудь предмет в сияющем хороводе вертевшихся вокруг него огней и сверкающих точек, и тут Вселенная обняла его теплыми руками и ласково прижала к груди...
  - Петров! А чем вчера сериал 'Счастливы вместе' закончился? - раздался позади все тот же голос.
  Петров медленно открыл глаза, повернулся и посмотрел на соседку. От его взгляда та отшатнулась, что-то забормотала и чуть ли не бегом кинулась в противоположный конец двора, волоча за собой собачонку и оглядываясь на Петрова.
  Он поддернул мокрые трусы. На землю упала сложенная сторублевая бумажка, о которой Петров в процессе мистерии забыл. Вложив ведра одно в другое и подобрав деньги, он направился к магазину. Подпружиненная дверь из пластика, мягко открывшись, втолкнула его внутрь, и Петров подошел к прилавку. Невыспавшаяся продавщица оторвалась от книги, увидела Петрова в мокрых трусах с пустыми ведрами подмышкой, и глаза её округлились. Истошно взвизгнув, она присела за прилавок, упала на коленки и на карачках поползла в подсобку. Всё произошло за несколько секунд.
  - Девушка, - окликнул её Петров, - вы не бойтесь, у меня деньги есть. Мне бутылку 'Кедровой' пожалуйста.
  Продавщица осторожно выглянула из-за угла и с недоверчивым прищуром посмотрела на покупателя.
  - А вы не маньяк?
  - Ну, какой же я маньяк, когда я в этом доме живу. В семьдесят шестой квартире. Да вы меня знаете, я у вас вечером кефир покупаю; в костюме спортивном и шапочке захожу.
  Продавщица отрицательно покачала головой.
  - Не похож. А ну-ка... ведро на голову наденьте, как шапочку. Может тогда будет похоже?
  Петров вздохнул и надел на голову ведро. В этот момент дверь открылась, и в магазин зашла бабулька, с порога задавая вопрос:
  - Милая, а хлеб ещё не приво...
  Увидев Петрова в трусах, с ведром на голове, бабушка заорала дурным голосом и с неожиданной прытью выбежала вон. Петров, снял ведро, и устало спросил:
  - Ну, что, похож?
  - Вроде похож, - сказала продавщица и выставила бутылку 'Кедровой', - сто рублей.
  Петров положил перед ней мокрую бумажку.
  
  Когда он вошел в кухню Михалыч и Грюнвальд кормили Лошадь вчерашними макаронами. Увидев в руках Петрова бутылку, Михалыч хлопнул себя по коленям.
  - Ну! Видишь! Что я говорил? Говорил - принесет. Он сегодня хоть и Майзель, а человек порядочный, на халяву пить не будет. Правда, Петров?
  Петров поставил бутылку на стол рядом с первой и сказал:
  - Лыхаим.
  
  ***
  
  Петров обтер тряпочкой замусоленную макаронами морду Лошади и сказал:
  - Прошу к столу.
  От прошлой жизни у Петрова оставался чайный сервиз и три хрустальные рюмки, но за ними идти было в падлу. Потому он взял с подоконника три пластмассовых стакана, подышал в них, вытер пальцем и сказал:
  - Вот посуда. А если кому сервиса надо - там, в комнате, в буфете.
  После этого он хлопнул себя по голове, полез в кухонную полку, достал какую-то фигурку, напоминающую глиняного божка и поставил ее на столе, неподалеку от стаканов.
  Михалыч с сомнением покосился.
  - Это на фига?
  - На троих пить неприлично, - пояснил Петров, - Знаешь, почему погибла Священная Советская Империя? Потому что весь народ пил на троих. А при этом происходит неравномерное расщепление энергетики общества и получается бесконечное число 3,33333333333333333333333333333333333333333333333333333333333...
  - Видите ли, друзья мои, - продолжал он, откручивая горлышко 'Кедровой', - общество может быть стабильно только при соблюдении нескольких условий. В результате деления суммарной духовной энергии общества на количество точек приложения должно получаться либо целое число либо конечная дробь. Это ещё древние египтяне знали - они так пирамиды строили. Тогда получается стабильная и устойчивая конфигурация. А иначе - никак. С этого союз и рухнул. Враги уже давно подкапывались, ещё когда водку по 2-87 назначили. Сталин пытался в этом разобраться, экспедиции в Шамбалу отправлял, да не успел - помер. А потом процесс неуправляемый стал, покатилось все по инерции.
  - По-моему, Майзель, - грозно сказал, впадая в антисемитизм Михалыч, ты сейчас клевещешь на мою родину. Ты что хочешь сказать, что водка является нашим духовным продуктом? А как же хлеб? А по роже не хочешь?
  - Ну, смотри сам, - Петров взял обрывок бумаги и начертил на нем формулу С2Н5ОН+Н2О, - ты здесь хлеб видишь?
  Михалыч отрицательно покачал головой.
  - Ну вот, и я не вижу. Так что смотри на то, что доступно взгляду.
  - Фигасе! - удивился Михалыч, вглядываясь в нависшие над городом тучи.
  Между тучами и заводом крупнопанельных деталей гордо реяла чайка.
  - А... это? - сказал Петров. - Это Джонатан. Старый стал, ошибки в перемещении допускает. Заносит его сюда постоянно. А такой сокол был.
  - Ну, тогда за нас пить будем, за соколов, за чаек, - сказал Михалыч.
  
  Грюнвальд достал из пакета банку морской капусты и поставил рядом со стаканами. Покосившись на Михалыча, поежился, извлек вторую и задал риторический вопрос с акцент-том:
  - А вечером пен-нис сосать будем?
  Михалыч порылся в карманах, выложил 'Сайру в масле' и широко улыбнулся.
  - Ты не бзди, Гельмут. До вечера ещё дожить надо.
  На этом вступительная часть встречи была закончена и можно было приступать к технической. Петров взял на себя роль капельмейстера, поднял бутылку и привычно крутнув её на проверку количества водяных примесей, разлил по пластиковым стаканчикам. Нормальная человеческая доза составляет пять булей. Компания состояла из нормальных человеков, потому Петров и разлил всем, включая идола, ровно по пять.
  - Ну! За победу мировой революции! - сказал тост Петров и выпил, подавая пример. Гости, церемонно чокнувшись, потянулись вслед.
  - Слушай, Петров, - подхватив щепоть морской капусты, спросил Михалыч, - я тебя как Майзеля все хочу спросить. Вот помнишь - не было более непримиримых борцов с тоталитарным коммунистическим строем чем евреи. И в девяностых они дружно на лыжи встали. А ведь назревает логический вопрос - ребята(!) а против чего вы протестовали? Не ваши ли предки и родственники руководили строительством того светлого будущего, в котором вы оказались? То есть - вы что отцов и дедов не уважаете?
  Петров-Майзель задумчиво похрумкал сухариком, который закатился за солонку, покрутил отсутствующие пейсы и сказал:
  - Вы понимаете, Михалыч. Дело в том, что в нашем народе очень сильно развито стремление к светлому будущему. И то, что было кошерно в семнадцатом году, не стало кошерно в тридцать седьмом. А дальше началось просто черть-те что. Вот против этого черть-те что мы и протестуем и остановиться до сих пор не можем.
  
  За это опять выпили.
  Петров, ощутивший себя Петровым, посмотрел на Грюнвальда, перебирающего шелковистую гриву Лошади, и спросил:
  - Слышь, Гельмут. А тебя каким чертом в наши края занесло? Жил бы себе в каком-нибудь Мюнхене или Берлине... где вы там ещё живете... фрау под боком, толстая, белобрысая. Ты, каких мест уроженец будешь?
  - Из Кемерова я, уроженец, - сказал Грюнвальд потупившись, - я ни Мюнхена ни Берлина отродясь в глаза не видал. Отца моего под Сталинградом в плен взяли. Отправили за Урал, попал в Кемерово, работал на шахте. Там и я родился.
  - Это как же ты родился у отца на шахте? - ехидно скривившись, спросил захмелевший Михалыч.
  - Так их отпускали, на побывку, в поселок. Там папа с мамой познакомился. Мама из вольнонаемных была, работала в бухгалтерии 'Северокузбассуголь'. В кино они сидели рядом и познакомились. А потом им жениться разрешили, папа с мамой поженились и меня родили, - Грюнвальд понятливо объяснил и развел руками.
  - А в профессора ты как попал? - спросил дотошный Петров.
  - Нам при Хрущеве разрешили выезжать и в высшие учебные заведения поступать. Вот я поступил в Ростовский медицинский институт. У меня аттестат с отличием был.
  - И что, оттуда профессоров выпускают? - ухмыльнулся Петров и подмигнул Михалычу.
  
  ****
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"