МИР изобилует Священными Писаниями, священными и профанными, с откровениями и полу-откровениями, с религиями и философиями, сектами, школами и системами. Множество умов с полузрелым знанием или отсутствием знания совсем привязываются к ним с исключительностью, страстью и волей, утверждая, что та или иная книга является вечным Словом Бога и все остальные — либо подделки, либо, в лучшем случае, несовершенны, что та или иная философия есть последнее слово рассуждающего интеллекта и другие системы либо ошибочны, либо сохранены только той частичной истиной в них, которая связывает их с единым настоящим философским культом. Даже открытия физической науки были возведены в вероучение и во имя этого религия и
духовность запрещаются как невежество и суеверие, философия как мишура и лунный свет.
И к этим фанатичным исключениям и тщетным спорам,, часто подключались даже мудрые, введенные в заблуждение каким-то духом тьмы, смешавшимся с их светом и затмевая его каким-то облаком интеллектуального эгоизма или духовной гордости. Человечество, похоже, теперь действительно становится немного скромнее и мудрее; мы больше не убиваем своих собратьев во имя Божьей истины, или потому, что у них умы по-другому подготовлены или устроены иначе, чем наши; мы менее готовы проклинать и поносить ближнего нашего, потому что он настолько злой или самонадеянный, чтобы расходиться с нами во мнении; мы готовы даже признать что Истина повсюду и не может быть нашей единственной монополией; мы начинают смотреть на другие религии и философии в поисках правды и помощи, которые они содержат, и уже не просто для того, чтобы осуждать их как ложь или критиковать то, что мы считаем их ошибками. Но мы все еще склонны заявлять, что наша истина дает нам высшее знание, которое другие религии и философии пропустили или лишь едва уловили, поэтому они имеют дело либо со вспомогательными и низшими аспектами истины вещей или могут просто подготавливать менее развитые умы к высотам, которых мы достигли. И мы по-прежнему склонны навязывать себе или другим всю святость книги или Евангелия, которыми мы восхищаемся, настаивая на том, что все должно быть принято как вечная истина и ни йоты, ни подчеркивания, ни диарезиса не было отказано в его части пленарного вдохновение.
Поэтому может быть полезно при рассмотрении древнего Священного Писания, таких как Веды, Упанишады или Гита, точно указать дух, с которым мы к этому подходим и что именно мы намереваемся извлечь из этого, что имеет ценность для человечества и его будущего. Прежде всего, несомненно, существует Истина единая и вечная, которую мы ищем, из которой вытекают вся остальные истины, в свете которой всякая другая истина находит свое место, объяснение и отношение в схеме познания. Но именно по этой причине её нельзя уместить в одну четкую формулу, обнаружить её целиком или во всех отношениях в какой-либо одной философии или Священном Писании или произнести полностью и навечно благодаря какому-либо учителю, мыслителю, пророку или Аватару.
Не может она полностью быть найдена нами, если наш взгляд на неё требует нетерпимого исключения истин, лежащих в основе других систем; ибо когда мы страстно отвергаем, мы просто имеем в виду, что не можем оценить и объяснить. Во-вторых, эта Истина, хотя она одна и вечна, выражает себя во Времени и через ум человека; поэтому каждое Писание обязательно должно содержать два элемента: один временной, бренный, принадлежащий идеям того периода и страны, в которой оно было произведено, другой вечный и бессмертный, применимый во всех эпохах и странах. Более того, в утверждение Истины, фактическая форма, данная ей, система и организация, метафизическая и интеллектуальная форма, точные используемые выражения должны в значительной степени зависеть от изменений Времени и прекращают со временем иметь прежнюю силу; ибо человеческий интеллект всегда изменяет себя; постоянно разделяя и складывая он вынуждено постоянно перемещать свои разделения и перегруппировывать свои синтезы; он всегда оставляет старые выражения и символы ради новых или, если он использует старое, он меняет его смысл или, по крайней мере, его точное содержание и связь так, что мы никогда не можем быть полностью уверены в понимании древней книги такого рода именно в том смысле и духе, который она несла своим современникам. Что является вечно постоянной ценностью – это то, что помимо того, что является универсальным, переживается, проживается и видится с более высокой, чем интеллектуальная точка зрения.
Поэтому я считаю неважным извлекать из Гиты ее точный метафизический смысл так, как ее понимали людьми того времени, даже если бы это было действительно возможно.
О том, что это невозможно, свидетельствует расхождения исходных комментариев, которые писались и продолжают писаться об этом; ибо все они согласны в том, что каждый не согласен со всеми остальными, каждый находит в Гите свою собственную систему метафизики и тенденций религиозной мысли. И даже самая кропотливая и бескорыстная наука и самые блестящие теории исторического развития индийской философии не избавляют нас от неизбежной ошибки. Но что мы можем сделать с пользой, так это искать в Гите содержащиеся в ней живые истины, помимо их метафизической формы, чтобы извлечь из нее то, что может помочь нам или миру в целом и представить её в наиболее естественной и жизненной форме и выражении, которое мы можем найти, что будет соответствовать менталитету и полезно для духовных потребностей современного человечества. Без сомнения, в этой попытке мы можем примешать немало ошибок, порожденных нашей индивидуальностью и идеями, в которых мы живем, как до нас делали более великие люди, но если мы погрузимся в дух этого великого Писания и, прежде всего, если мы попытаемся жить в этом духе, мы можем быть уверены, что найдем в нем столько же настоящей истины
насколько мы способны воспринять также духовное влияние и реальную помощь, которую, лично мы намеревались извлечь из неё. В конце концов, именно для этого и были написаны Священные Писания; остальное — академические диспуты или теологическая догма. Только те Писания, религии, философии, которые могут таким образом постоянно обновляться, переживаться заново, их материал непреходящей истины постоянно перестраивается и развивается во внутренней мысли и духовном опыте развивающегося человечества, продолжают оставаться живыми значение для человечества. Остальные остаются памятниками прошлого, но не имеют реальной силы или жизненного импульса для будущего.
В Гите очень мало что является просто местным или временным и её дух настолько велик, глубок и универсален, что даже это малое можно легко универсализовать без чувства, что учение потерпит любое умаление или нарушение; скорее, предоставив достаточный простор тому, что принадлежало стране и эпохе, учение обретает глубину, истину и силу. Часто даже сама Гита предполагает более широкий охват, который таким образом можно придать идее самой по себе локальной или ограниченной. Таким образом, речь идет о древнеиндийской системе и идее жертвоприношения как обмене между богами и людьми, — система и идея, которые уже давно практически устарела в самой Индии и больше не реальна для обычного человеческого ума; но мы находим здесь смысл столь тонкий, образный и символический, данный слову «жертва» и концепцию богов настолько мало локальную или мифологичную, настолько полностью космичную и философскую, что мы можем легко принять и то, и другое как выражение практического факта психологии и общего закона Природы и таким образом применить их к современным концепциям взаимообмена между жизнью и жизнью, этической жертвой и самоотдачей так, чтобы расширить и углубить их и придать им более духовный аспект и свет более глубокой и далеко идущей Истины. В равной степени идея действия согласно Шастре, четверичному порядку общества, намек на относительное положение четырех сословий или сравнительная духовная неспособность шудр и женщин кажутся на первый взгляд локальными и временными, и, если на них слишком сильно давят в буквальном смысле, настолько сужают, по крайней мере, учение, лишают его универсальности и духовной глубины и ограничивают его применимость для человечества в целом. Но если мы оглянемся назад по духу и смыслу, а не по местному названию и временному учреждению, мы видим, что и здесь смысл глубок, истинен и дух философский, духовный и универсальный. По Шастре мы постигаем, что Гита имеет в виду закон, наложенный на себя человечеством как замена чисто эгоистического действия природного невозрожденного человека и контроль над его склонностью искать в удовлетворение его желаний стандарт и цель своей жизни. Мы увидим также, что четырехчастный порядок общества — это всего лишь конкретная
форма духовной истины, которая сама по себе независима от формы; оно опирается на концепцию правильных работ как правильно упорядоченного выражения природы индивидуального существа, через которое работа делается, природа задала ему его линию и размах в жизни в соответствии с его врожденными качествами и его самовыраженной функция. Поскольку именно в этом духе Гита продвигает большинстве своих местных и частных случаев мы имеем право добиваться всегда одного и того же принципа и всегда искать более глубокую общую истину, которая обязательно лежит в основе всего, что кажется на первый взгляд просто местный и устаревшим. Ибо мы всегда найдем что более глубокая истина и принцип заключены в зерне мысли, даже если она не выражена явно на ее языке.
Мы также не будем рассматривать в каком-либо ином духе элемент философской догмы или религиозное вероучение, которое либо входит в Гиту или висит вокруг нее благодаря использованию в ней философских терминов и религиозных символов, действующих в то время. Когда Гита говорит о санкхье и йоге, мы не будем обсуждать это за пределами пределы того, что только существенно для нашего высказывания, отношения Санкхья Гиты с ее одним Пурушей и сильной ведантической окраской нетеистической или «атеистической» санкхьи, которая пришла к нам, принеся с собой схему многих Пуруш и одной Пракрити, ни Йога Гиты, многосторонняя, тонкая, богатая и гибкая по отношению к теистической доктрине и фиксированной, научной, строго определенной и ступенчатой системе йоги Патанджали. В Гите санкхья и йога, очевидно, представляют собой лишь две взаимосвязанные основные части одной и той же Ведантической истины или, скорее, два сходящихся подхода к ее реализации, один философский, интеллектуальный, аналитический, другой - интуитивный, преданный, практический, этический, синтетический, достигающий знания через опыт. Гита не признает реальной разницы в их учениях. Еще меньше нам нужно обсуждать теории, которые рассматривают Гиту как плод какой-то конкретной религиозной системы или традиции. Её учение универсально, каковы бы ни были его истоки.
Философская система Гиты, ее органзация истины, не является той частью ее учения, которая является наиболее жизненно важной, глубокой, долговечной; но большая часть материала, из которого составлена система, основные идеи, наводящие на размышления и проникающие вглубь, которые вплетены в ее сложную гармонию, вечно ценны и действительны; ибо это не просто светлые идеи или поразительные спекуляции философского интеллекта, но скорее непреходящие истины духовного опыта, проверяемые факты наших высших психологических возможностей, которыми ни одна попытка глубоко прочитать тайну существования не может позволить себе пренебречь. Какой бы ни была система, она не является, как стремятся утверждать некоторые комментаторы, сформированной или предназначенной для поддержки какой-либо исключительной школы философской мысли или для выдвижения преимущественно требований какой-либо одной формы Йоги. Язык Гиты, структура мысли, сочетание и балансировка идей не принадлежат ни нраву сектантского учителя, ни духу строгой аналитической диалектики, отсекающей один угол истины, чтобы исключить все остальные; но, скорее, есть широкое, волнообразное, окружающее движение идей, которое является проявлением обширного синтетического
ума и богатого синтетического опыта. Это один из тех великих синтезов, в которых индийская духовность была столь же богата, как и в своем создании более интенсивных, исключительных движений знания и религиозной реализации, которые с абсолютной концентрацией следуют одной подсказке, одному пути к своим крайним вопросам. Он не раскалывает, а примиряет и объединяет.
Мысль Гиты не является чистым монизмом, хотя и видит в одном неизменном, чистом, вечном Я основу всего все космическое существования, ни Майявада, хотя она говорит о Майе трех гун Пракрити, вездесущей в сотворенном мир; и это не квалифицированный монизм, хотя он помещает в Единое его вечную высшую Пракрити, проявленную в форме Дживы и больше всего внимания уделяет пребыванию в Боге, а не растворению как высшему состоянию духовного сознания; и это не Санкхья, хотя и объясняет сотворенный мир двойным принцип Пуруши и Пракрити; и это не вайшнавский теизм хотя он представляет нам Кришну, который является аватаром Вишну, согласно Пуранам, как верховное Божество и не допускает никакого существенного различия, ни какого-либо фактического превосходство статуса неопределимого, не имеющего отношений Брахмана над этим Господом существ, который является Хозяином вселенной и Другом всех
существ. Подобно более раннему духовному синтезу Упанишад этот более поздний синтез одновременно духовный и интеллектуальный избегает естественно каждого такого жесткого определения, которое могло бы нанести вред его универсальной всесторонности. Её цель прямо противоположна цели комментаторов-полемистов, которые нашли это Писание установленным как один из трех высших авторитетов Веданты и предпринял попытку превратить его в оружие нападения и защиты от других школы и системы. Гита не является оружием диалектической войны; это врата, открывающиеся на весь мир духовной истины и опыта, и взгляд, который она нам даёт, охватывает все провинции этого высшего региона. Он составляет карту, но не разрезает ее и не возводит стены или изгороди, чтобы ограничить наше видение.
В долгой истории Индийской мысли были и другие синтезы. Мы начнем с ведического синтеза психологического бытия человека в его высших взлетах и широчайших пределах божественного знания, силы, радости, жизни и славы с космическим существованием богов, преследуемых позади символов материальной вселенной в те высшие планы, которые скрыты от физического чувства и материального менталитета. Венцом этого синтеза стало переживание ведических риши чего-то божественного, трансцендентного и блаженного, в единстве которого вырастает душа человека и вечная божественная полнота космических божеств идеально сочетается и реализует себя. Упанишады принимают это венец опыта более ранних видящих и делают его своей отправной точкой ради высокого и глубокого синтеза духовных знаний; они собирают воедино в великую гармонию все увиденное и пережитое вдохновленными и освобожденными познавшими Вечное на протяжении великого и плодотворного периода духовных поисков. Гита начинается с этого ведантического синтеза и на основе его основных идей создаёт еще одну гармонию трех великих средств и сил, Любовь, Знание и Работы, посредством которых душа человека может напрямую приблизиться и погрузиться в Вечное. Есть еще один, Тантрический, который, хотя и менее тонкий и менее духовно глубокий, даже более смелый и силный, чем синтез Гиты, — ибо он ухватывается даже за препятствия на пути к духовной жизни и принуждает их стать средством для более богатого духовного завоевания и позволяет нам охватить всю Жизнь в нашем божественном масштабе как Лилу Божественного; и в в некоторых направлениях это более непосредственно богато и плодотворно, ибо оно выдвигает на передний план вместе с божественным знанием, божественные работы и обогащенное посвящение божественной Любви, секреты хатха и раджа-йоги, использование тела и умственной аскезы для раскрытия божественной жизни на всех её планах, которым Гита уделяет лишь мимолетное и поверхностное внимание. Более того, он ухватывается за эту идею божественного совершенства человека, которым обладали ведические риши, но была отодвинута на второй план в средние века, чему суждено занять такое большое место в любом будущем синтезе человеческого мысли, опыта и стремления.
Мы, из грядущих дней, стоим во главе новой эпохи развития, которое должно привести к такому новому и более широкому синтезу. Мы не призваны быть ортодоксальными ведантистами какой-либо из трех школы или тантриками или придерживаться одной из теистических религий прошлого или отстаивать своих взгляды в рамках учения Гиты. Это означало бы ограничить себя и попытку создать нашу духовную жизнь из бытия, знания и природы других, людей прошлого, вместо того, чтобы строить это исходя из нашего собственного существа и возможностей. Мы не принадлежим к рассветам прошлого, но к полудням будущего. Масса нового материала вливается в нас; нам нужно не только ассимилировать влияние великих теистических религий Индии и мира и восстановленное понимание смысла буддизма, но полностью принять во внимание мощные, хотя и ограниченные откровения современного знания и поисков; и, кроме того, отдалённое и безвременное прошлое, которое казалось мертвым, возвращается к нам сиянием многих сияющих тайн, давно утерянных для сознания человечества, но теперь снова вырывающегося из-за завесы. Все это указывает на новый, очень богатый, очень обширный синтез; свежая и широко охватывающая гармонизация наших достижений является одновременно интеллектуальной и духовной необходимостью будущего. Но так же, как прошлые синтезы взяли на вооружение то, что предшествовали им в качестве отправной точки, так и будущее, чтобы стоять на твердой почве, должно исходить из того, что великие организации реализованная духовной мысли и опыта дали в прошлом. Среди них Гита занимает важнейшее место.
Таким образом, нашей целью при изучении Гиты не будет схоластическое или академическое исследование её мысли, а также не помещение её философии в историю метафизических спекуляций, и мы не будем обращаться с этим в манере аналитической диалектики. Мы подходим к этому за помощью и светом, и наша цель должна заключаться в том, чтобы выделить её суть и живое послание, то, за что человечество должно ухватиться ради его совершенства и высшего духовного благополучия.
II
Божественный Учитель
ОСОБЕННОСТЬ Гиты среди великих религиозных книг мира заключается в том, что она не стоит особняком как произведение само по себе, плод духовной жизни творческой
личности, подобной Христу, Магомеду или Будде, или эпохи чистого духовного поиска, подобно Ведам и Упанишадам, но представлена как эпизод эпической истории народов и их войн, людей и их поступков и возникает в критический момент в душе одного из ее ведущих персонажей лицом к лицу с венчающим действие всей его жизни, ужасной работой, жестокой и кровопролитной, в момент, когда он должен либо вообще отшатнуться от ней, либо довести её до своего неумолимого завершения. Не так уж важно, как предполагает современная критика, вставлена ли Гита - более позднее сочинение в массу Махабхараты ее автором для того, чтобы наделить свое учение авторитетом и популярностью великого национального эпоса. Мне кажется, есть веские основания против этого предположения, для которого, между прочим, доказательства, внешние или внутренние, в последней степени скудны и недостаточны. Но даже если это и правильно, остается факт, что автор не только постарался неразрывно вплести свою работу в обширную паутину большой поэмы, но снова и снова старается напомните нам о ситуации, из которой возникло учение; он возвращается к этому заметно не только в конце, но и в середине своих глубочайших философских изысканий. Мы должны принять настойчивость автора и придать всю важность к этой повторяющейся озабоченности Учителя и ученика.Поэтому учение Гиты следует рассматривать не просто в свете общей духовной философии или этической доктрины, но как следствие практического кризиса в применении этики и духовности к человеческой жизни.
Что означает этот кризис, каково значение битвы Курукшетры и ее влияния на внутреннее существо Арджуны, мы должны сначала определить, сможем ли мы уловить центральный смысл идей Гиты.
Совершенно очевидно, что это огромная часть глубочайшего учения не может быть построено вокруг обычного явления, в котором нет пропастей глубокого внушения и опасной трудности, скрывающейся за поверхностными и внешними аспектами и может достаточно хорошо регулироваться обычными повседневными стандартами мыслей и действий. Есть действительно, три вещи в Гите, которые имеют духовное значение, почти символическое, типичное для глубочайших отношений и проблем духовной жизни и человеческого существования в его корнях; они — божественная личность Учителя, его характерные отношения со своим учеником и повод для его учения. Учитель — сам Бог, сошедший в человечество; ученик первый, как можно сказать современным языком, представитель человек своей эпохи, ближайший друг и избранный инструмент Аватара, его главный герой в огромной работе и борьбе ради тайной цели, которая неизвестна действующим лицам, известна только воплощенному Божеству, которое направляет все это из-за завеса своего непостижимого ума знания; поводом является жестокий кризис этой работы и борьбы в тот момент, когда муки, моральные трудности и слепое насилие его видимы движений, воздействует потрясением видимого откровения на ум его представителя человека и поднима.ют весь вопрос о значении Бога в мире, о цели, направлении и смысле человеческой жизни и поведения.
Индия с древних времен твердо верила в реальность Аватара, нисхождение в форму, раскрытие Божества в человечестве. На Западе эта вера никогда по-настоящему не запечатлевалась в сознании, потому что ее представляли через экзотерическое христианство как богословскую догму без каких-либо корней в разуме и общем сознании и отношении к жизни. Но в Индии он вырос и сохранился как логический результат ведантического взгляда на жизнь и прочно укоренился в сознании расы. Все существование является проявлением Бога, потому что Он — единственное существование, и ничто не может быть за исключением того, что это либо реальная форма, либо вымысел этой единой реальности. Поэтому каждое сознательное существо есть часть или некоторым образом нисхождение Бесконечного в кажущуюся конечность имени и формы. Но это завуалированное проявление и существует градация между высшим существом Божественного и сознанием частично или полностью окутанным неведением о себе в конечном. Сознательная воплощенная душа — это искра божественного Огня, и именно душа в человеке открывается к самопознанию, так как она развивается из неведения о себе в самобытие. Божество также, вливаясь в формы космического существования, обычно раскрывается в расцвете своих сил, в энергиях и величии своего знания, любви, радости, развитой силы существо, в степенях и ликах своей божественности. Но когда божественное Сознание и Сила, принявшие на себя человеческую форму и человеческий образ действий, обладает ими не только посредством сил и величия, степенями и внешними ликами себя, но вне своего вечного самознания, когда Нерожденное познает себя и действует в рамках ментального существа и видимости рождения — это вершина обусловленного проявления; это полное и сознательное нисхождение Божества, это Аватар.
Вайшнавская форма ведантизма, придающая наибольшее значение эта концепции выражает отношение Бога в человеке к человеку в Боге посредством двойной фигуры Нара-Нараяны, связанной исторически с зарождением религиозной школы, очень похожей по своим доктринам к учению Гиты. Нара — человеческая душа, которая, как вечный спутник Божественного, находит себя лишь когда он пробуждается к этому общению и начинает, как сказала бы Гита, жить в Боге. Нараяна – это божественная Душа всегда присутствующая в нашем человечестве, тайный проводник, друг и помощник человек, «Господь, пребывающий в сердце существа» Гиты; когда внутри нас завеса этого тайного святилища удалена, и человек говорит лицом к лицу с Богом, слышит божественный голос, воспринимает божественный свет, действует в божественной власти, тогда становится возможным подъем воплощённого человеческого сознательного существа в нерожденное и вечное. Он становится способным к такому пребыванию в Боге и поглощению всего своего сознания в Божественном, которое Гита поддерживаеет как лучшую или высшую тайну вещей, уттамам рахасьям. Когда это вечное божественное Сознание, всегда присутствующее в каждом человеке, этот Бог в человеке, частично или полностью овладевает человеческим сознанием и принимает видимый человеческий облик проводника, учителя, лидера мира, не так, как те, кто живет в своей человечности, но при этом они чувствуют что-то от силы или света или любви божественного Гнозиса, информирующего и направляющего их, но из самого этого божественного Гнозиса, прямо из его центральной силы и полноты, тогда мы имеем проявленного Аватара. Внутренняя Божественность является вечным Аватаром в человеке; человеческое проявление - его знак и развитие во внешнем мире.
Когда мы таким образом понимаем концепцию Аватарства, мы увидим, что для фундаментального учения Гиты, нашего настоящего предмета, или для духовной жизни вообще внешний аспект имеет лишь второстепенное значение. Такие споры, как тот который бушевал в Европе по поводу историчности Христа, кажутся духовно мыслящему индийцу пустой тратой времени; он признавал бы в этом значительное историческое, но вряд ли какое-либо религиозное значение; какая разница, в конце концов,
на самом ли деле Иисус, сын плотника Иосифа, родился в Назарете или Вифлеем, жил, учил и был казнен по реальному или сфабрикованному обвинению в подстрекательстве к мятежу, если мы можем узнать благодаря духовному переживанию внутреннего Христа, жить возвышенно в свете его учения и избавиться от ига естественного Закона посредством искупление человека перед Богом, вершиной которого является символ распятия? Если Христос, Бог сотворивший человека, живет в нашем духовном существе, казалось бы, не имеет большого значения, жил ли физически сын Марии, страдал и умер в Иудее. Так же Кришна, который имеет для нас значение, — это вечное воплощение Божественного, а не исторический учитель и лидер людей.
В поисках ядра мысли Гиты нам нужно, следовательно, позаботиться только о духовном значении человек-божества Кришны из Махабхараты, который представлен нам как учитель Арджуны на поле битвы Курукшетра. Исторический Кришна, несомненно, существовал. Впервые мы встречаем это имя в Чхандогья-упанишаде, где все, что мы можем собрать о нём, это то, что он был хорошо известен в духовной традиции как знаток Брахмана, столь хорошо известный в своей личности и обстоятельствах своей жизни, что было достаточно, чтобы обращаться к нему по имени его матери, как к Кришне, сыну Деваки чтобы все понимали, о ком идет речь. В той же Упанишаде мы находим упоминание о царе Дхритараштре, сыне Вичитравирьи, и поскольку традиция настолько тесно связывала их вместе, что они оба ведущие персонажи в действии Махабхараты, мы можем справедливо заключить, что они на самом деле были современниками и что эпос в значительной степени имеет дело с историческими персонажами и в войне Курукшетры с историческим событием, прочно запечатлевшимся в памяти расы. Мы также знаем, что Кришна и Арджуна были объектом этого религиозного поклонения в дохристианские века; и есть есть основания предполагать, что они были таковыми в связи с религиозной и философской традицией, на основе которой Гита возможно собрала многие ее элементы и даже основу своего синтеза знаний, преданности и трудов, и, возможно, также, что человек Кришна был основателем, восстановителем или по крайней мере, одним из первых учителей этой школы. Гита вполне может несмотря на свою более позднюю форму, представлять собой результат индийской мысли учения Кришны и связь этого учения с историческим Кришной, с Арджуной и с войной Курукшетра может быть чем-то большим, чем просто драматический вымысел.
В Махабхарате Кришна представлен и как исторический персонаж и как Аватар; его поклонение и Аватарство должно быть к тому времени уже прочно утвердились — по-видимому, с пятого по первый век до н.э. — когда старая история и поэма или эпическая традиция Бхараты приобрела свою настоящую форму. Есть подсказка также в стихотворении повести или легенды о ранней жизни Аватара во Вриндаване, которая, согласно Пуранам превратились в интенсивный и мощный духовный символ, оказавший столь глубокое влияние на религиозное сознание Индия. В «Хариванше» мы также имеем описание жизни Кришна, очевидно, полное легенд, которые, возможно, образовали основу повествований Пураны.
Но все это, хотя и имеет большое историческое значение, никак не связано с нашей нынешней целью. Нас интересует только фигура божественного Учителя, как она представлена нам в Гите и та Сила, которую она представляет там для духовного просветления человека. Гита принимает человеческое Аватарство; ибо Господь говорит о повторяющемся, постоянном проявлении Божества в человечестве, когда Он, вечное Нерожденное, решает посредством своей Майи, посредством силы бесконечного Сознания, облачится по видимости в конечные формы, в условия становления, которые мы называем рождением. Но акцент делается не на этом, но на трансцендентном, космическом и внутреннем Божественном; на Источнике всех вещей, Владыке всего и Божестве скрытом в человеке. Это внутреннее божество, которое имеется в виду, когда Гита говорит о творце насилия Асурические аскезы, беспокоящего Бога внутри или о грехах тех, кто презирает Божественное, заключенное в человеческом теле или того же Бога, уничтожающего наше неведение пылающей лампой знания. Именно это вечный Аватар, этот Бог в человеке, Божественное Сознание, которое всегда присутствует в человеке, проявляется в видимой форме и обращается к человеческой душе в Гите, освещает смысл жизни и тайну божественного действия и дает ей свет божественного знания и руководства, а также заверяющее и укрепляющее слово Учителя существования в час, когда она сталкивается лицом к лицу с мучительной тайной мира. Именно к этому индийское религиозное сознание стремится приблизиться в любой форме, будь то в символическом человеческом образе, которое оно хранит в своих храмах или в поклонении своим Аватарам или в преданности человеческому Гуру, через которого голос единого Мирового Учителя становится слышимым. Через них он стремится пробудиться к этому внутреннему голосу, раскрыть эту форму Бесформенного и встать лицом к лицу с этой проявленной божественной Силой, Любовью и Знанием.
Во-вторых, существует типичное, почти символическое значение человеческого Кришны, стоящего за великим действием Махабхараты не как ее героя, а как ее тайного центра и скрытого гида. Это действие есть действие всего мира людей и народов, некоторые из них пришли как помощники усилия и результата, через которые они не получают никакой личной выгоды, и для них он лидер, некоторые как его противников и для них он также является противником, сбивающим с толку их замыслы и являющийся как их убийца, и некоторым из них он даже кажется зачинщиком всякого зла и разрушителем их старого порядка, привычного мира и безопасных условностей добродетели и добра; некоторые являются представителями того, что должно быть исполнено, и для них он советник, помощник и друг. Где действие идет своим естественным путем или исполнителям работы приходится страдать от рук врагов и подвергаться испытаниям, которые подготавливают их к мастерству, Аватар невидим или появляется только как случайный утешитель и помощь, но при каждом кризисе его рука ощущается, но так, что все воображают себя главными героями и даже Арджуна, его ближайший друг и главный инструмент, не осознает, что он инструмент и должен признаться наконец, что все это время он на самом деле не знал своего божественного Друга. Он получил совет от его мудрости, помощь от его силы, любил и был любим, даже обожал, не понимая его божественной природы; но им, как и всеми другими, руководил его собственный эгоизм и советы, помощь и указания были даны на языке и воспринимались мыслями Неведения. До того самого момента когда все было доведено до ужасного исхода борьбы на поле Курукшетры и Аватар стоит наконец, еще не так, как боец, но как возничий в боевой колеснице, несущей судьбу битвы, он не открывает Себя даже тем, кого он выбрал.
Таким образом, фигура Кришны становится, так сказать символом божественных отношений с человечеством. Через наш эгоизм и неведение, которые нами двигают, но мы думаем, что это мы творцы производимой работы, превознося себя как истинную причину результата, и то, что движет нами, мы видим лишь изредка, как некий смутный или даже какой-то человеческий и земной источник знаний, стремления, силы, некий Принцип, Свет или Сила, которую мы осознаеём и обожаем, не зная, что это такое, пока не появится случай, который заставляет нас замереть перед Завесой. И действие, в котором движется эта божественная фигура, и есть вся широкая деятельность человека в жизни, не только внутренней жизни, но и всего этого неясного хода мира, о котором мы можем судить только по сумеркам человеческого разума, смутно приоткрывающемся перед нашим неуверенным продвижением на небольшое расстояние вперед. Отличительная особенность Гиты в том, что она является кульминацией такого действия, который дает начало её учению и придает ему известность и смелое освобождение Евангелию дел, которое оно провозглашает с акцентом и силой, которые мы не находим в других индийских Писаниях. Не только в Гите, но и в других отрывках Махабхараты мы встречаемся с Кришной, решительно заявляющим о необходимости действия, но именно здесь он раскрывает его тайну и божественность за нашими работами.
Символическое общение Арджуны и Кришны, человеческой и божественной души, выражена в разных местах индийской мысли, в путешествии по небесам Индры и Кутса, сидящих в одной колеснице, в образе двух птиц на одном дереве в Упанишадах, в фигурах-близнецах Нары и Нараяны, провидцев которые вместе совершают тапасью ради знания.
Но во всех трёх это — это идея божественного знания, в котором, как говорит Гита, всякое действие достигает кульминации; здесь, вместо действия которое ведет к этому знанию и в котором божественный Знающий фигурирует сам. Арджуна и Кришна, этот человек и это божество, стоят вместе, не как провидцы в мирной обители медитации, но как боец и тот, кто держит бразды правления на шумном поле, среди мчащихся стрел, в боевой колеснице. Таким образом, Учитель Гиты — это не только Бог в человеке, который раскрывается в слове знания, а Бог в человеке который движет всем нашим миром действий, посредством и для которого все наше человечество существует и борется и трудится, ради которого вся человеческая жизнь путешествует и прогрессирует. Он тайный Мастер дела и жертвы и Друг человеческих народов.
III
Человеческий ученик
Тогда — это божественный Учитель Гиты, вечный Аватар, Божество, снизошедшее в человеческое Сознание, Господь, сидящий в сердце всех существ, Тот, кто направляет из-за завесы все наши мысли и действия и поиск сердца, так же как Он направляет из-за завесы
видимые и ощущаемые формы, силы и тенденции великого универсального действия мира, которое Он явил в Своем собственном существе. Вся борьба наших восходящих усилий и поисков находит свою кульминацию и прекращается в удовлетворенном свершении, когда мы может разорвать завесу и выйти за пределы нашего кажущегося «я» к этому реальному «Я» , может реализовать все свое существо в этом истинном Господе нашего существа, можем отдать свою личность этому единственному реальному Человеку, объединить нашу постоянно рассредоточенную и постоянно сближающуюся умственную деятельность в Его полным свете, предложить нашу заблудшую и борющуюся волю и энергии в Его обширную, сияющую и неделимую Волю, в однажды откажемся и удовлетворим все наши расточительные, уходящие вовне желания и эмоции в полноте Его самосуществующего Блаженства. Это есть мир-Учитель, для вечного знания которого любое другой высшее учение, есть лишь различное отражение и частичные слова, это Голос, к которому должен пробудиться слух нашей души.
Арджуна, ученик, получивший посвящение на поле битвы является воплощением этой концепции; он тип борющейся человеческой души, еще не получившей знания, но уже готовой к тому, чтобы его получить посредством действия в мире в тесном дружеском общении и растущей близости к высшему и божественному Я в человечестве. Существует метод объяснения Гита, в котором не только этот эпизод, но и вся Махабхарата превращена в аллегорию внутренней жизни и не имеет никакого отношения к нашей внешней человеческой жизни и деятельности, а только к битве души и сил, которые борются внутри нас за обладание. Общий характер и реальный язык эпоса не оправдывает это видение и, если на него сделать ударение, то это превратит простой философский язык Гиты в постоянную, трудоемкую и несколько незрелую мистификацию. Язык Вед и, по крайней мере, части Пуран явно символический, полный фигур и конкретных изображений вещей которые скрываются за завесой, но Гита написана простыми словами и заявляет, что может решить великие этические и духовные трудности, который поднимает жизнь человека, и не стоит выходить за пределы этого простого языка и мысли и искажать их ради нашей фантазии. Но есть доля правды в этой точке зрения, что установка этой доктрины, хотя и не символическая, безусловно типическая, как, впрочем, и обстановка такого дискурса, как Гита должно обязательно быть, если оно вообще должна иметь какое-либо отношение к тому,
что она создает. Арджуна, как мы видели, является человеком представителем великой мировой борьбы и божественно-руководимого движения людей и наций; в Гите он олицетворяет человеческую душу действия, столкнувшееся лицом к лицу посредством этого действия в своём высочайшем проявлении и самом жестоком кризисе с проблемой человеческой жизни и ее кажущаяся несовместимостью с духовным состоянием или даже с чисто этическим идеалом совершенства.
Арджуна – это боец в колеснице с божественным Кришной как его возничим. В Ведах также есть этот образ человеческой души и божества, едущих в одной колеснице через великое сражение ради цели высокого устремления. Но там это чисто фигура и символ. Божественное здесь – Индра, Повелитель Мир Света и Бессмертия, сила божественного знания, которая нисходит на помощь человеку искателю, сражающемуся с сыновья лжи, тьмы, ограничения, смертности; битва с духовными врагами, преграждающими путь к высшему миру нашего существа; и цель состоит в том, чтобы этот план широкого бытия сиял светом высшей Истины, вознесенный к сознательному бессмертию совершенной души, хозяином которой является Индра. Человеческая душа — это Куца, тот, кто постоянно ищет провидца-знания, как следует из его имени, и он сын Арджуны или Арджуни, Белой, дитя Свитры, Белой Матери; он, так сказать, саттвическая или очищенная и наполненная светом душа, которая открыт для непрерывной славы божественного знания. И когда колесница достигает конца своего пути, собственного дома Индры, человек Кутса, превращается в такое точное подобие своего божественного спутника, которого может отличить только Сати, жена Индры, потому что она «сознает истину». Притча очевидно, относится к внутренней жизни человека; это фигура человека возрастая в подобие вечного божества путем увеличения просветление Знания. Но Гита начинается с действия и Арджуна — человек действия, а не знания, боец, а не искатель и не мыслитель.
С самого начала «Гиты» этот характерный темперамент ученика ясно обозначен и сохраняется повсюду. Это становится очевидным прежде всего в том, как он пробуждается к ощущению того, что он делает, великому кровопролитию, главным инструментом которого он должен быть, в мыслях, которые сразу же поднимаются в нем, в точке зрения и психологических мотивах, которые заставляют его отшатнуться от всей этой ужасной катастрофы. Это не мысли, точка зрения, философские мотивы или даже глубоко размышляющий ум или духовный темперамент столкнулись с той же или похожей проблемой. Это, так сказать, практический или прагматичный человек, эмоциональный, чувственный, моральный и умный человек, не привыкший к глубоким и оригинальным размышлениям или какому-либо отзвуку глубин, привыкший скорее к высоким, но фиксированным стандартам мысли и действия, уверенно проходящий через все перипетии и трудности, который теперь обнаруживает, что все его стандарты подводят его и вся основа его уверенности в себе и своей жизни вырвана одним махом у него из-под ног. Таков характер кризиса, который он переживает.
Арджуна на языке Гиты — это человек, подчиняющийся действию трех гун или проявлений Природной Силы и привык беспрекословно действовать в этой области, как большинство людей. Он оправдывает свое имя только тем, что он настолько чист и саттвичен, что руководствуется высокими и ясными принципами и импульсами и привычно контролирует свою низшую природу благородным Законом, который он знает. Он не обладает жестоким асурическим характером, не раб своих страстей, а воспитан сохранять высокий покой и самообладание, неуклонно исполнять свои обязанности и твердо подчинятся лучшим принципам времени и общества в котором он жил, а также религии и этике, которых он был воспитан придерживаться. Он эгоистичен, как и другие люди, но с более чистым или саттвическим эгоизмом, который касается морального закона и общества и требований других, а не только или преимущественно своих собственных интересов, желаний и страстей. Он жил и руководствовался Шастрой, моральным и социальным кодексом. Мысль, которая занимает его, стандарт, которому он подчиняется, — это дхарма, эта коллективная индийская концепция религиозного, социального и морального правила поведения, и особенно правила общественного положения и функции, к которой он принадлежит, он Кшатрий, благородный, владеющий собой, рыцарь принц, воин и лидер арийских мужей. Всегда следуя этому правилу, осознавая добродетель и правильное дело, он шёл так долго и вдруг обнаруживает, что это привело его к тому, что он становится главным героем потрясающей и беспрецедентной резни, чудовищной гражданской войны, в которой принимают участие все культурные арийские нации, что должно привести к полному уничтожению цвета их мужественности и угрожает их упорядоченной цивилизация хаосом и коллапсом.
Для прагматичного человека опять-таки типично то, что именно через его ощущения, он пробуждает к смыслу своего действия. Он просит своего друга и возничего поставить его между двумя армиями, не с какой-то более глубокой идеей, а с гордым намерение рассмотреть и посмотреть в лицо этим мириадам поборникам неправедности, с которыми ему предстоит встретиться, которых надо будет победить и убить «в этот празднике битвы», чтобы право восторжествовало. Именно когда он смотрит, перед ним раскрывается смысл гражданской и семейной войны, войны, в которой не только мужчины одной расы, той же нации, того же клана, но принадлежащих к одна и той же семье и королевскому двору стоят на противоположных сторонах. Всех, кого социальный человек считает самым дорогим и священным, он должен встретить как врагов и убить, — почитаемого учителя и наставника, старого друга, товарища и компаньона по оружию, дедов, дядьёв , тех, кто состоял с ним в отношениях как отец, сын, внук, связи по крови и связи по браку, — все эти социальные связи должны быть разорваны мечом. Не то чтобы он не знал этих вещей раньше, но он никогда не сознавал всего этого; одержимый своими претензиями, ошибками, а также принципами своей жизни, борьбой за право, долгом Кшатрия защищать справедливость и закон, сражаться и пресекать несправедливость и беззаконное насилие, он и не задумывался об этом глубоко и не чувствовал этого в своем сердце и в основе своей жизни. И теперь перед его взором предстаёт божественный возничий, помещенный поразительным образом перед его глазами, приходит к нему домой, как удар, нанесенный в самый центр его чувственного, жизненного и эмоциональное существа.
Первым результатом является жестокий чувственный и физический кризис, который вызывает отвращение к действию и его материальным объектам и к самой жизни. Он отвергает витальную цель, преследуемую эгоистической человечностью в ее действии — т.е. счастье и наслаждение; он отвергает витальную цель кшатриев – победу, правление, власть и правительство мужчин. Что есть, в конце концов, борьба за справедливость если свести её к практическим терминам, а именно это, борьба за свои интересы, своих братьев и своей партии, за владение, наслаждение и власть? Но за такую цену эти вещи не стоит иметь. Ибо они не имеют ценности сами по себе, но только как средство правильного поддержания социальной и национальной жизни и именно эти цели в лице своего родственников и своей расы, он собирается уничтожить. И затем раздается крик эмоций. Это те, ради кого жизнь и счастье желанны, «свои люди». Кто согласился бы убить их ради ради всей земли, или даже ради царства трех миров? Какое может быть удовольствие в жизни, какое счастье, какое удовлетворение в себе после такого поступка? Все это ужасный грех, — ибо теперь просыпается нравственное чувство, чтобы оправдать бунт ощущений и эмоций. Это грех, во взаимной резне нет ни права, ни справедливость; особенно если те, кто должен быть убит являются естественными объектами почитания и любви, те без которых не хотелось бы жить, и нарушать эти священные чувства не может быть добродетелью, не может быть не чем иным, как отвратительным преступлением. Допустим, что оскорбление, агрессия, первый грех, преступления жадности и эгоистичной страсти, которые привели вещи на такой путь, пришли с той стороны; но вооруженное сопротивление неправильному при таких обстоятельствах было бы само по себе грехом и преступлением, худшим, чем их, потому что они ослеплены страстью и не осознают своей вины, тогда как на этой стороне оно будет происходить с явным чувство вины за совершение греха. А ради чего? Ради поддержания семейной морали, социального закона и закона нации? Это те самые стандарты, которые будут уничтожены этой гражданской войной; сама семья будет доведена до грани уничтожения, произойдет разложение морали и потеря чистоты расы, вечные законы расы и моральный закон семьи будут уничтожены. Разрушение расы, крах ее высоких традиций, этическая деградация и ад для авторов такого преступления, это единственные практические возможные результаты этой чудовищной междоусобицы. «Поэтому», кричит Арджуна, бросая божественный лук и неиссякаемый колчан данный ему богами на этот великий час, «это ради моего блага, чтобы вооруженные сыновья Дхритараштры убили меня безоружного и не сопротивляющегося. Я не буду сражаться».
Поэтому характер этого внутреннего кризиса не является вопросом мыслителя; это не отказ от внешних видимостей жизни и не обращение взгляда внутрь себя в поисках истины вещи, настоящего смысла существования и решение или побег от темной загадки мира. Это чувственный, эмоциональный и моральный бунт человека, который до сих пор удовлетворялся действием своих нынешних стандартов, но который оказывается из-за них в отвратительном положении хаоса, где они находятся в жестоком конфликте друг с другом и с
собой, и не осталось больше никакой моральной точки зрения, ничего, за что можно было бы ухватиться и пройти мимо — никакой дхармы. Что для души действия в ментальном существе — худший из возможных кризисов, неудача и поражение. Сам бунт является самым элементарным и наиболее простым; чувственно, стихийное чувство ужаса, жалости и отвращение; витально, потеря привлекательности и веры в признанные и знакомые предметы действия и цели жизни; эмоционально, отвращение обычных чувств социального человека, его привязанностей, почтения, желания общего счастья и удовлетворения, от сурового долга, оскорбляющего их всех; морально – элементарное ощущение греха и ада и неприятие «кровавых наслаждений»; практически, ощущение, что стандарты действий привели к результату, который разрушает практические цели действия. Но весь итог в том, что всеобъемлющее внутреннее банкротство, которое Арджуна выражает, когда он говорит, что все его сознательное существо, а не только мысль но сердце, витальные желания и все остальное совершенно сбиты с толку и Нигде не может найти дхарму, нигде действенного закона действия. Только ради этого он принимает прибежище у Кришны в качестве ученика; дай мне то, практически спрашивает он, что я потерял, истинный закон, ясное правило действия, путь, по которому я снова могу уверенно идти. Он не спрашивает тайну жизни или мира, смысл и цель всего этого, он просит дхарму.
Однако именно этот секрет, о котором он не спрашивает, или по крайней мере, те знания, которые необходимы, чтобы привести его в высшую жизнь, божественный Учитель намерен передать этому ученику; ибо он хочет, чтобы тот отказался от всех дхарм, кроме одного широкого и обширного правила сознательной жизни в Божественном и действовал исходя из этого сознания. Поэтому после проверки полноты его бунта против обычных норм поведения, он начинает рассказывать ему многое, что имеет отношение к состоянию души, но ничего о каком-либо внешнем правиле действия. Он должен быть спокоен в душе, отказаться от стремления к плодам труда, подняться выше своих интеллектуальных представлений о грехе и добродетели, жить и действовать в Йоге с умом, пребывающим в Самадхи, твёрдо фиксированным, то есть пребывающим только в Божественном. Арджуна не удовлетворен: он хочет знать, как переход в это состояние повлияет на внешнее действие человека, какой результат это окажет на его речь, его движения, его состояние, какую разницу это произведёт в действующем, живом человеке. Кришна упорно продолжает лишь распространять идеи, которые он уже выдвинул, о состоянии души позади действия, а не на самом действии. Фиксированное закрепление интеллекта в состоянии спокойствия без желаний это единственное, что необходимо. Арджуна вспыхивает в нетерпении, ибо здесь нет правила поведения такого, как он искал, а, скорее, как ему кажется, отрицание всякого действия: «Если ты считаешь, что разум превосходит действие, зачем же ты назначаешь меня на действие такое ужасное по своей природа? Ты сбиваешь мой разум с толку смешанным словом: скажи решительно одну вещь, с помощью которой я могу достичь лучшего». Это всегда прагматичный человек не ценит метафизическую мысль или внутреннюю жизни, за исключением тех случаев, когда они помогают ему в его единственном требовании, дхарме, закону жизни в мире или, если понадобится, в оставлении мира; ведь это тоже решительное действие, которое он может понять. Но жить и действовать в мире, и всё же быть выше мира, это «смешанное» и сбивающее с толку слово, смысл которого у него нет терпения понять.
Остальные вопросы и высказывания Арджуны исходят из тот же темперамента и характера. Когда ему говорят, что как только достигнуто состояние души, не должно быть никаких видимых изменений в действии, он должен всегда действовать по закону своей природы, даже если сам по себе поступок кажется ошибочным и несовершенным по сравнению с поступком другого закона, отличного от его собственного, то он обеспокоен.
Природа! но что это за чувство греха в действии, которым он озабочен? Разве это не та самая природа, которая движет людьми как бы силой и даже против их лучшей воля загоняет их в грех и вину? Его практический интеллект озадачен утверждением Кришны, что именно он в древности раскрыл Вивасвану эту уже утерянную йогу, которую он теперь снова открывает Арджуне, и, потребовав объяснений, он провоцирует знаменитое и часто цитируемое заявление Аватара и его мирскую цель. Он снова в недоумении от слов в котором Кришна продолжает совмещать действие и отречение действий и еще раз просит решительного заявления о том что есть самое лучшее и высшее, а не это «смешанное» слово. Когда он полностью осознает природу Йоги, которую его призывают принять, его прагматичная натура, привыкшая действовать, исходя из умственной воли, предпочтения и желания, потрясена её трудностью и он спрашивает, каков конец души, которая пытается и терпит неудачу, не потеряет ли она и эту жизнь человеческой деятельности, и мысли и эмоции, которые оно оставило позади себя, и брахмическое сознание, к которому оно стремится, и отпадая от того и другого, погибнет как растворяющееся облако?
Когда его сомнения и растерянность разрешены и он знает, что именно Божественное должно быть его законом, он снова и всегда стремится к такому ясному и решительному знанию, которое практически приведет его к этому источнику и этому правилу его будущих действий. Как отличить Божественное от различных состояний бытия, которые составляют наш обычный опыт? Каковы великие проявления его внутренней энергии в мире, в которых человек может распознать и осознать его с помощью медитации? Может быть, он сейчас даже не видит божественную космическую Форму Того, что на самом деле говорит с ним через завесу человеческого разума и тела? И его последние вопросы требуют четкого разграничения между отречением от трудов и этим более тонким отречением, которому его просят отдать предпочтение; действительное различие между Пурушей и Пракрити, Полем и Познающим Поле, столь важное для практики действия без желаний под руководством божественной Воли; и, наконец, четкое изложение практических действий и результатов трех видов Пракрити, которые ему предлагается преодолеть.
Такому ученику Учитель Гиты дает свою божественное учение. Он захватывает его в момент его психического развития благодаря эгоистическому действию, когда все умственные, моральные, эмоциональные ценности обычной эгоистической и общественной жизни человека рухнули в результате внезапного банкротства, и он должен поднять себя из этой низшей жизни в высшее сознание, из невежественной привязанности к действию в то, что превосходит его, и всё же порождает его и принуждает действовать, из эго в Я, из жизни в уме, жизненной силе и теле в эту высшую природу за пределами ума, которая есть состояние Божественного. В то же время он должен дать ему то, о чем он просит и к поиску чего его вдохновляет руководство внутри него, новый Закон жизни и действия, стоящий выше недостаточного управления обычным человеческим существованием с его бесконечными конфликтами и противостояниями, недоумениями и иллюзорной уверенностью, Высший Закон, посредством которого душа будет свободна от этого рабства работ и в то же время будет обладать силой действовать и побеждать в широкой свободе своего божественного существа. Ибо действие должно быть совершено, мир должна выполнять свои циклы, а душа человека не должна отворачиваться в неведении от работы, которую ей здесь должно совершить. Весь ход учения Гиты определен и направлен, даже в самых широких пределах, к осуществлению этих трех объекты.
4
Корень Учения
МЫ ЗНАЕМ божественного Учителя, мы видим человека ученика; остается составить ясное представление об этом учении. Четкая концепция, опирающаяся на основную идею, центральное ядро учения, здесь особенно необходима, потому что Гита с ее богатой и многогранной мыслью, ее синтетическим пониманием различных аспектов духовной жизни и плавным, извилистым ходом ее аргументации подходит, даже больше, чем другие священные писания – к односторонним искажениям, порождаемыми пристрастной интеллектуальностью. Бессознательное или полусознательное искажение фактов, слов и идей в угоду предвзятому мнению, доктрине или принципу предпочтений индийских логиков признается одним из наиболее плодотворных источников ошибок; и это, пожалуй, то, чего труднее всего избежать даже самому добросовестному мыслителю. Ибо человеческий разум не способен постоянно заниматься самоанализом в этом отношении; в самой его природе заложено ухватиться за какой-то частичный вывод, идею, принцип, стать его приверженцем и сделать его ключом ко всей истине, и он обладает бесконечной способностью обходить самого себя, чтобы избежать обнаружения в своей деятельности этой необходимой и желанной слабости. Гита легко позволяет такого рода ошибки, потому что, сделав особый акцент на одном из ее аспектов или даже на каком-то важном и выразительном тексте и отодвинув все остальные восемнадцать глав на задний план или сделав их второстепенным и вспомогательным учением, легко превратить ее в приверженца о нашей собственной доктрины или догмы.
Таким образом, те, кто делает Гиту учением, не работает вообще, но дисциплиной подготовки к отречению от жизни и работы: безразличное выполнение предписанных действий или какая бы задача ни лежала в руках, она становится средством, дисциплиной; окончательное отречение от жизни и дел есть единственно реальная цель. Эту точку зрения довольно легко обосновать цитатами из книги и определенной расстановкой ударений, следуя её аргументация, особенно если закрыть глаза на своеобразный способ в котором, она используется такое слово, как саньяса, отречение; но совершенно невозможно упорствовать в этой точке зрения при беспристрастном прочтении перед лицом постоянного утверждения до самого конца, что действие должно быть предпочтительнее бездействия, и что превосходство принадлежит истине, внутренний отказ от желания посредством равенства и отказ от работ для верховного Пуруши.
Другие снова говорят о Гите так, как если бы учение о преданности было всем её учением и отодвигают на задний план её монистические элементы и то высокое место, которое оно придает квиетистскому погружению в единое «я» всего. И, несомненно, её акцент на преданности, её настойчивость на аспекте Божественного как Господа и Пуруши и его учение о Пурушоттаме, Высшем Существе, которое превосходит как изменчивое Существо, так и Неизменное и кто есть в Его отношении к миру тот, кого мы знаем как Бог, самый поразительный и один из самых жизненно важных элементов Гиты. Тем не менее, этот Господь — это «Я», в котором все знание достигает кульминации и Мастер жертвоприношения, к которому ведут все дела, а также Владыка Любви, в чьё существо входит сердце преданности, и Гита сохраняет совершенно равный баланс, подчеркивая то знания, то труды, то преданность, но ради непосредственного направления мысли, без какого-либо абсолютного предпочтение одного перед другими. Он Тот, в ком встречаются все трое и становятся единым, Он — Высшее Существо, Пурушоттама.
Но в настоящее время, поскольку фактически современный разум начал признавать и иметь дело с Гитой, тенденция состоит в том, чтобы подчинить её элементы знания и преданности, чтобы принять преимущество её постоянной настойчивости на действии и найти в ней писание Кармайоги, Света, ведущего нас по пути действия, Евангелие работ.
Несомненно, Гита – это Евангелие работ, но работ, которые достигают кульминации в познании, то есть в духовной реализации и спокойствии, а также работ, мотивированных преданностью, то есть сознательной отдачей всего себя в первую очередь в руки, а затем в существо Всевышнего, а не вообще всех работ, как их понимает современный ум, совсем не действие, продиктованное эгоистическими и альтруистическими, личными, социальными, гуманитарными мотивами, принципами, идеалами. Но это то, что современные интерпретации стремятся сделать из Гиты. Нам постоянно говорят многими авторитетными голосами, что Гита, выступая в этом против обычной аскетической и квиетистской тенденции индийского мысли и духовности, недвусмысленно провозглашает Евангелие человеческого действия, идеал бескорыстного исполнения социальных обязанностей, более того, даже, казалось бы, вполне современный идеал социального служения. На все это я могу ответить только что очень явно и даже на первый взгляд Гита не делает ничего подобного и что это современное неправильное прочтение, прочтение современным разумом древней книги, современным Европейским или европеизированным интеллектом древнего, восточного, индийского учения. То, чему Гита учит – это не человеческое, а божественное действие; не исполнение социальных обязанностей, но отказ от всех других стандартов долга или поведения ради бескорыстного исполнения божественной воли, работающей через нашу природу; не социальная услуга, а действие Лучшего, Посвященного Богу, Мастера-людей, сделанное безлично ради мира и в жертву Тому, Кто стоит позади человека и природы.
Другими словами, Гита — это книга не практической этики, но духовной жизни. Современный ум — это просто европейский ум, каким он стал после того, как отказался не только от философского идеализма высшей греко-римской культуры с которого он начал, но и от христианского религиозного движения Средних Веков; они были заменены или превращены в практические идеализм и социальную, патриотическую и филантропическую преданность. Он избавился от Бога или оставил Его только для воскресного использования и воздвиг на Его месте человека как свой божество, а общество — свой видимый идол. В лучшем случае этот европейский ум практичный, этический, социальный, прагматический, альтруистический, гуманитарный. Все эти вещи хороши, особенно нужны в настоящее время и являются частью божественной Воли, иначе они не стали бы столь доминирующими в человечестве. И нет никакой причины, почему божественный человек, человек, живущий в Брахмическом сознании, в Бого-бытии не должен быть всеми этими вещами в своих действиях; он будет, если это лучший идеал эпохи, Югадхарма, и пока еще не существует более высокого идеала, который нужно установить, никаких великих радикальных перемен, которые нужно осуществить. Ибо Он, как Учитель указывает своему ученику, лучшему, кто может установить стандарт для других; и на самом деле Арджуна призван жить согласно высшим идеалам своего времени и господствующей культуры, но со знанием, с пониманием того, что лежит позади, а не как обычные люди, следующие лишь внешнему закону и правилу.
Но дело здесь в том, что современный разум изгнал из своей практической движущей силы две существенные вещи: Бога или Вечное и духовное состояние или состояние Бога, которое является мастером концепции Гиты. Оно живет только в человеческом, а Гита хотела бы, чтобы мы жили в Боге, хотя бы для мира в Боге; живёт в своей жизни, сердце и интеллекте только, а Гита хочет, чтобы мы жили в духе; в изменчивом Существе, которое есть «все твари», а Гита хочет, чтобы мы жили также в Неизменном и Высшем; в изменяющемся ходе Времени, и Гита хочет, чтобы мы жили в Вечном. Или, если эти высшие вещи сейчас начинаю смутно предвидеть, это лишь для того, чтобы заставить их подчиниться человеку и обществу; но Бог и духовность существуют сами по себе, а не в качестве дополнения. И на практике низшее в нас должно научитесь существовать для высшего, чтобы и высшее тоже могло в нас сознательно существовать для низшего, чтобы приблизить его к своим высотам.
Поэтому было бы ошибкой интерпретировать Гиту с точки зрения сегодняшнего менталитета и заставлять её учить нас бескорыстному исполнению долга в качестве высшего и самодостаточного закона. Небольшое рассмотрение ситуации, с которой Гита имеет дело покажет нам, что это не могло быть ее смыслом. Так как весь смысл учения, то, из чего оно возникает, то, что заставляет ученика искать Учителя, это неразрешимое столкновение различных родственных концепций долга, заканчивающихся крахом всякого полезного интеллектуального и морального здания, воздвигнутого человеческим разумом. В человеческой жизни весьма часто возникает какое-то столкновение, как, например, между домашними обязанностями и вызовом страны или делом, или между требованием страны и благом человечества или какой-то более широкого религиозного или морального принципа.
Может даже возникнуть внутренняя ситуация, как в случае с Буддой, когда все обязанности должны быть оставлены, растоптаны, отброшены в сторону чтобы следовать зову Божественного внутри. Я не могу думать что Гита разрешила бы такую внутреннюю ситуацию, отправив Будду назад к своей жене, отцу и правительству Государства Сакья, или прикажет Рамакришне стать пандитом в местной школе и бескорыстно обучать маленьких мальчиков урокам или обяжет Вивекананду, чтобы он содержал свою семью и для этого беспристрастно следовал закону, медицине или журналистике. Гита не учит бескорыстному исполнению обязанностей, но следованию божественной жизни, отказу от из всех дхарм, сарвадхарман, обрести прибежище в Высшем только, и божественная деятельность Будды, Рамакришны, Вивекананда полностью соответствует этому учению. Нет, хотя Гита предпочитает действие бездействию, она не исключает отказ от дел, но принимает его как один из способов Божественного. Если этого можно достичь только отказом от дел и жизни и всех обязанностей, и призыв силен внутри нас, тогда они должны быть брошены в костер, и тут уж ничего не поделаешь. Призыв Бога является императивом и он не может быть сопоставлен ни с какими другими соображениями.
Но здесь есть еще одна трудность: действие, которое Арджуна должен сделать это то, от чего отшатывается его моральное чувство. Его долг сражаться, вы говорите? Но теперь эта обязанность стала, по его мнению, страшным грехом. Как это поможет ему или решит его трудности, если сказать ему, что он должен бескорыстно, бесстрастно исполнять свой долг? Он захочет знать, в чем состоит его обязанность и как его обязанностью может стать уничтожение в кровавой резне своих родственников, своей расы и своей страны. Ему говорят, что право на его стороне, но это не удовлетворяет и не может удовлетворить его, потому что сама его точка зрения заключается в том, что справедливость его законного требования не оправдывает его, поддержкой безжалостной резни, разрушительной для будущего его нации.
Должен ли он тогда действовать беспристрастно не заботясь о том, является ли это грехом или какими могут быть его последствия пока он выполняет свой солдатский долг? Это может быть учением Государства, политиков, юристов, этических казуистов; это никогда не сможет быть учением великого религиозного и философского Писания, которое призвано решить проблему жизни и действия у самых корней. И если это то, что Гита должна сказать о самой острой, нравственной и духовной проблеме, мы должны убрать ее из списка мировых Писаний и засунуть её, если ни куда-нибудь, то в нашу библиотеку политологии и этической казуистики.
Несомненно, Гита, как и Упанишады, учит равноприятию, которое возвышается над грехом и добродетелью, над добром и злом, но только как часть Брахмического сознания и для человека, который находится на пути и достаточно продвинут, чтобы исполнить высшее правило. Она не проповедует безразличие к добру и злу для обычной жизнь человека, где такое учение имело бы самые пагубные последствия. Напротив, она утверждает, что творящие зло не достигнут Бога. Поэтому, если Арджуна просто стремится наилучшим образом исполнить обычный закон человеческой жизни, бескорыстное исполнение того, что он считает грехом, вещью ада, не поможет ему, даже если этот грех будет его долгом как солдата. Он должен воздерживаться от того, что ненавистно его совести, пусть даже тысячи обязанностей будут разбиты вдребезги.
Мы должны помнить, что долг — это идея, которая на практике опирается на социальные концепции. Мы можем расширить этот термин за пределы его собственно значения и говорить о нашем долге перед самим собой или мы можем, если захотим, говорить в трансцендентном смысле, что долг Будды состоял в том, чтобы оставить все или даже что долг аскета – сидеть неподвижно в пещере! Но это явно игра словами. Долг — понятие относительное и зависит от нашего отношения к другим. Долг отца как отца – кормить и воспитывать своих детей; долг адвоката – сделать все возможное для своего клиента, даже если он знает, что тот виновен, а его защита — ложь; долг солдата сражаться и стрелять по приказу, даже если он убивает своих родственников и соотечественников; долг судьи отправить виновного в тюрьму и повесить убийцу. И пока эти позиции принимаются, долг остается ясным, практически само собой разумеющимся, даже если он не является вопросом чести или привязанности и превосходит абсолютный религиозный или моральный закон. Но что, если внутренний взгляд изменится, если адвокат пробуждается к осознанию абсолютной греховности лжи, судья приходит к убеждению, что смертная казнь является преступлением против человечества, человек, призванный на поле боя, чувствует себя
сегодня отказником от военной службы по соображениям совести или, как чувствовал себя Толстой, что ни при каких обстоятельствах нельзя лишать человека человеческой жизни, это ничем не лучше, чем есть человечину? Очевидно, что здесь моральный закон, что превыше всех относительных обязанностей, должно преобладать; и этот закон зависит не от социальных отношений или концепции долга, но от пробуждённого внутреннего восприятие человека, нравственного существа.
На самом деле в мире существуют два разных закона поведения, каждый из них действителен в своей плоскости, правило главным образом зависящее от внешнего статуса и правило, независимое от статуса и целиком зависящее от мысли и совести. Гита не учит нас подчинять высший план низшему, она не просит пробудившееся моральное сознание принести себя на алтарь долга как жертвоприношение и жертву закона социального статуса. Она призывает нас выше, а не ниже; от конфликта двух планов она предлагает нам вознестись к высшему равновесию, выше главным образом практического, чисто этического, к брахманическому сознанию. Он заменяет концепцию социального долга божественным обязательством. Подчинение внешнему закону уступает место определенному принципу внутреннего самоопределения действия, основанному на свободе души от запутанного закона работ.
И это, как мы увидим — Брахмическое сознание, свобода души от работ и определение работ в природе Господом внутри и над нами — ядро учения Гиты в том, что касается действия.
Гиту можно только понять, как и любую другую великую работу такого рода, изучая её в её целостности как развивающуюся аргументацию. Но современные переводчики, начиная с великого писателя Банким Чандра Чаттерджи, который первый дал Гите это новое понимание Евангелия долга, сделали почти исключительный акцент на первых трёх-четырёх главах и в них на идее равенства, на выражении картавьям карма, работе, которая должна быть сделана, которую выполняют по долгу, и на фразе «Ты имеешь право на действие, но не имеешь права на плоды действия», которое сейчас широко цитируется как великое слово, махавакья, Гиты. Остальным восемнадцати главам с их высокой философией придается второстепенное значение, за исключением великого видения в одиннадцатой главе. Это вполне естественно для современного ума, который склонен или до вчерашнего дня был нетерпим к метафизическим тонкостям и далеким духовным исканиям, стремясь взяться за работу и, как и сам Арджуна, в основном заботился о работающем законе для дел, о дхарме.
Но это неправильный путь так обращаться с этим Писанием.
Равноприятие, которое проповедует Гита, не есть бескорыстие — великое повеление, данное Арджуне после того, как основание и основная структура учения была заложена и выстроена, «Встань, убей врагов твоих, наслаждайся процветающим царством» не
имеет ничего общего с бескомпромиссным альтруизмом или белым, бесстрастным самоотречением; это состояние внутреннего равновесия и широты, которое является основой духовной свободы. С таким самообладанием, в этой свободе, мы должны делать «работу, которая должна быть сделана», фраза которые Гита использует с величайшей широтой, включая в нее все дела, sarvakarmani, и которые намного превосходят, хотя и могут включать социальные обязанности или этические обязательства. В чем заключается работа, которая должна быть сделана, не должно определяться индивидуальным выбором; и право на действие и отказ от притязаний на плоды не являются великими словами Гиты, но лишь предварительными словами, определяющими первое состояние ученика, когда он начинает восхождение на вершину Йоги. Это практически вытесняется на последующем этапе. Так как Гита продолжает решительно утверждать, что человек не является исполнителем действия; это Пракрити, это Природа, это великая Сила с тремя способами действия, которые действуют через него, и он должен научиться видеть, что это не он делает работу. Поэтому «Право на действие» — это идея, которая действительна только до тех пор, пока мы
все еще находятся под иллюзией быть деятелем; это обязательно должно исчезнут из ума, как претензия на плод, как только мы перестаем быть для нашего сознания творцом наших дел. Весь прагматический эгоизм, будь то притязания на плоды или на право действия, тогда заканчивается.
Но детерминизм Пракрити — не последнее слово Гиты. Равноприятие воли и отказ от плодов единственное средство для входа умом, сердцем и пониманием в божественное сознание и жизнь в нем; и Гита прямо говорит, что их следует использовать в качестве средства до тех пор, пока ученик не способен так жить или даже искать посредством практики постепенного развития этого высшего состояния.
И что это за Божество, которым называет себя Кришна? Это Пурушоттама за пределами Я, которое не действует, за пределами Пракрити, которая действует, основа одного, повелитель другого, Господь, проявлением которого все является, который даже в нашем нынешнем подчинении Майе находится в сердце Своих созданий, управляющий работами Пракрити, Тот, который уже уничтожил армии на поле Курукшетра, в то время как они еще
продолжают жить и кто использует Арджуну только как инструмент или непосредственный повод для этой великой бойни. Пракрити — лишь Его исполнительница сила. Ученик должен подняться за пределы этой Силы и трех ее режимов или гун; он должен стать тригунататитой. Не ей он должен отдать свои действия, на которые у него больше нет никаких притязаний или “прав”, но существу Всевышнего. Возложив свой ум и понимание, сердце и волю на Него, со знанием себя, знанием Бога, со знанием мира, с совершенным равноприятием, совершенной преданностью, абсолютной самоотдачей, он должен совершать дела как подношение Владыке, дающего всему энергию и Владыке всякой жертвы. Отождествленный в воле, осознающий этим сознанием, Оно будет решать и инициировать действие. Вот решение, которое Божественный Учитель предлагает ученику.
В чём великое, высочайшее слово Гиты, ее махавакья, нам не нужно искать; ибо сама Гита провозглашает это в своём последнем высказывании, венчающей нотой великого диапазона. “С Господом в сердце прими прибежище всем своим существом; по Его милости ты достигнешь высшего покоя и вечного статуса. Так я изложил тебе знание, более тайное, чем то, что скрыто. Слушай далее самое сокровенное, высшее слово, которое я скажу тебе. Стань моим единомышленником, преданным Мне, приноси Мне жертвы и поклоняйся Мне; ты непременно придешь ко Мне, ибо ты дорог мне. Отбросив все законы поведения, ищи прибежища только у Меня. Я отпущу тебе все грехи; не печалься”.
Аргументация Гиты сводится к трем великим шагам посредством которого действие поднимается из человеческого в божественный план оставляя рабство низшего ради свободы высшего закона. Во-первых, посредством отказа от желания и достижения совершенного равноприятия, действия должны быть принесены в качестве жертвы человеком как деятелем, жертвы божеству, которое является высшим и единственным Я, хотя еще и не реализованное им в своем собственном существе. Это начальный шаг. Во-вторых, не только желание плода, но должно быть отброшено и притязания быть творцом дел, осознавая Я как равный, неактивный, неизменный принцип и все работы просто как действие универсальной Силы, Природной Души, Пракрити, неравной, активной, изменчивой силы. Наконец, Высшее Я должно рассматриваться как верховный Пуруша, управляющий этой Пракрити, частичным проявлением которой в Природе является душа. Посредством её через Природу в совершенной трансцендентности совершаются все работы. Ему должны быть предложены любовь, обожание и жертвование делами; все существо должно быть отдано Ему и все сознание возвышено, чтобы пребывать в этом божественном сознании, так что чтобы человеческая душа могла разделить Его божественную трансцендентность по отношению к Природе и Его деяния и действие в совершенной духовной свободе.
Первый шаг — Кармайога, самоотверженное жертвование трудов и здесь Гита настаивает на действии. Второй Джнянайога, самореализация и познание истинной природы себя и мира; и здесь присутствует настойчивость на знании; но жертва работ продолжается и путь Работ становятся единственным, но не исчезают на пути Знания. Последний шаг – это бхакти-йога, поклонение и поиск высшего Я как Божественного Существа, и здесь упорство делается на посвящении; но знания не подчинены, а только возвышены, оживлённы и реализованы, и всё же жертвование работ продолжается; двойной путь становится тройственным путем познания, работ и преданности. И плод жертвы, единственный плод, который все еще поставлен перед искателем, достигается союзом с божественным Существом и единство с высшей божественной природой.
5
Курукшетра
ПРЕЖДЕ ЧЕМ мы сможем продолжить, следуя широкими шагами Учителя Гиты, чтобы пронаблюдать, как он прослеживает тройственный путь человека, — путь его воли, сердца, мысли, поднимающейся к Высочайшему и в бытие того, что является высшей целью всех действий, любви и знания, мы должны рассмотрим еще раз ситуацию, из которой возникла Гита, но сейчас в самом широком смысле как тип человеческой жизни и даже всего мирового существования. Ибо, хотя сам Арджуна озабочен только своей собственной ситуацией, своей внутренней борьбой и законом действия , которому он должен следовать, все же, как мы видели, конкретный вопрос, который он поднимает, в той манере, в какой он его поднимает, на самом деле затрагивает весь вопрос человеческой жизни и деятельности: что каков мир, почему он таков и как, будучи таким, каков он есть, жизнь здесь , в этом мире, может быть примирена с жизнью в Духе. И на разрешении всего этого глубокого и трудного вопроса Учитель настаивает как на самой основе своего приказа к действию, которое должно исходить из нового состояния бытия и света освобождающего знания.
Но что же тогда создает трудности для человека, который должен принимать мир таким, каков он есть, и действовать в нем, но при этом жить духовной жизнью? Что же это за аспект бытия, который привлекает его пробужденный ум и приводит к тому, что в названии первой главы "Гиты" многозначительно названо Йогой уныния Арджуны, уныния и обескураженности, испытываемые человеком, когда он вынужден смотреть на зрелище Вселенной такой, какая она есть на самом деле, когда завеса этической иллюзии, иллюзия самоправедности сорваны с его глаз, до того, как достигнуто высшее примирение с самим собой? Это тот аспект , который внешне проявляется в кровавой бойне и резне на Курукшетре, а духовно - в видении Господа всего сущего как Времени, возникающего, чтобы поглотить и уничтожить созданные им творения. Таково видение Господа всего сущего как универсального Творца, но также и всеобщего Разрушителя, о котором древнее Священное Писание может сказать безжалостно: “Мудрецы и герои - его пища, а смерть - приправа к его пиршеству”. Это одна и та же истина, видимая сначала косвенно и смутно в фактах жизни, а затем непосредственно и ясно в видении души того, что проявляется в жизни. Внешний аспект — это существование мира и человека, протекающее в борьбе и кровопролитии; внутренний аспект - это вселенское Существо, реализующее себя в обширном созидании и обширном разрушении. Жизнь - это битва и поле смерти, это Курукшетра; Ужасный Бог — это то видение, которое видит Арджуна на этом поле кровавой резни.
Война, говорил Гераклит, есть отец всего сущего, король всего; и это высказывание, как и большинство апофегем греческого мыслителя предполагает глубокую истину. От столкновения материальных или других сил всё в этом мире, если не сам весь мир, кажется, рождается; борьбой сил, тенденций, принципов, существа, которые кажется действуют, постоянно создавая новые вещи, всегда разрушая старое, направляясь неизвестно куда,
— к окончательному самоуничтожению, говорят некоторые; в бесконечной последовательности тщетных циклов, говорят другие; в прогрессивных циклах, и это наиболее оптимистический вывод, ведущие сквозь любые неприятности и очевидную путаницу ко все более и более высокому приближению какого-то божественного апокалипсиса.
Как бы то ни было, несомненно, что здесь не существует созидания без разрушения, не может быть достигнута гармония, кроме как благодаря равновесию соперничающих сил, достигнутого среди реальных и потенциальных разногласий, но и нет продолжения
существования жизни, кроме как за счет постоянного самопожирания и поглощения
другой жизни. Сама наша телесная жизнь есть постоянное умирание и возрождающееся бытие, само тело - осажденный город, подвергшийся нападению, защищенный обороняющимися силами, задача которых — пожирать друг друга: и таков тип всего нашего существования. Команда кажется идёт с самого начала: «Ты не победишь, кроме как в битве со своими собратьями и своим окружением; ты даже не будешь жить, кроме как в битве, борьбе и поглощая в себя другую жизнь. Первый закон этого мира, который Я создал – это созидание и сохранение посредством разрушения».
Древняя мысль принимала эту отправную точку в той мере, в какой она могла увидеть ее, изучая Вселенную. Древние Упанишады видели это очень ясно и сформулировали с бескомпромиссной тщательностью, которая не имеет ничего общего с какими-либо слащавыми пояснениями или оптимистичными искажениями истины. Голод, который есть Смерть, говорили они, является творцом и хозяином этого мира, и они представляли витальное существование в образе Коня для жертвоприношения. Материю они описали именем, которое обычно означает "пищу", и говорили: "Мы называем ее пищей, потому что она поглощается и пожирает живых существ". То тот, кто ест, сам будет съеден - такова формула материального мира, которую заново открыли дарвинисты, когда установили, что борьба за жизнь является законом эволюционного существования. Современная наука лишь перефразировала старые истины, которые уже были выражены в гораздо более убедительных, широких и точных формулах в апофегме Гераклита и образах, используемых в Упанишадах.
Ницше настаивал на войне как на аспекте жизни и на идеальном человеке как воине, — вначале он может быть человеком-верблюдом, а затем человеком-ребенком, но в середине он должен стать человеком-львом, если хочет достичь совершенства, — таковы сейчас сильно порицаемые теории Ницше, сколько бы мы не открещивались от многих моральных и практических выводов, которые он из них сделал, имеют неоспоримое оправдание и напоминают нам об истине, которую мы предпочитаем скрывать от посторонних глаз. Хорошо, что нам напоминают об этом; во-первых, потому, что видеть это оказывает на каждую сильную душу тонизирующий эффект, который спасает нас от вялости и расслабления, вызванных слишком сладкозвучным философским, религиозным или этическим сентиментализмом, который любит смотреть на природу как на любовь, жизнь, красоту и добро, но отворачивается от ее мрачной маски смерти, поклоняясь Богу как Шиве, но отказываясь поклоняться ему как Рудре; во-вторых, потому что, если у нас не хватит честности и мужества посмотреть существованию прямо в лицо, мы никогда не придем к какому-либо эффективному разрешению его разногласий и противоположностей. Сначала мы должны увидеть, что такое жизнь и мир; после этого мы сможем тем лучше заняться поиском правильного способа трансформировать их в то, чем они должны быть. Если этот отталкивающий аспект существования таит в себе какой-то секрет окончательной гармонии, мы, игнорируя или принижая его, упустим этот секрет, и все наши усилия по решению потерпят неудачу по вине нашего потакающего своим желаниям игнорирования
истинных элементов проблемы. С другой стороны, если это враг, которого нужно победить, растоптать, вырезать, ликвидировать, мы все равно ничего не выиграем, недооценивая его силу и влияние на жизнь или отказываясь видеть, насколько прочно он укоренился в эффективном прошлом и фактически действующих принципах существования.
Война и разрушение — это не только универсальный принцип нашей жизни здесь в ее чисто материальных аспектах, но также и нашего умственного и морального существования.
Само собой разумеется, что в реальной жизни интеллектуального, социального, политического, морального человека, мы не можем сделать реальный шаг вперед без борьбы, битвы между тем, что существует и живет, и тем, что стремится существовать и жить, и между всем тем, что стоит позади и того, и другого. Это невозможно, по крайней мере, судя по тому какими являются люди и вещи, продвигаться, расти, реализовывать и при этом действительно и совершенно соблюдать этот принцип не причинения вреда, который всё еще ставится перед нами как высший и лучший закон поведения. Мы будем использовать только силу души и никогда не разрушать посредством войны или даже оборонительного применением физического насилия? Хорошо, хотя пока душевная сила не начнёт действовать, асурическая сила в людях и нациях попирает, ломает, убивает, сжигает, загрязняет, как мы видим это сегодня, к тому же легко и беспрепятственно, и вы, возможно, вызвали столько же разрушения жизни вашим воздержанием, как и те другие, которые прибегают к насилию; тем не менее, вы создали идеал, который может однажды и, во всяком случае, должен привести к лучшему. Но даже душа-сила, когда она эффективна, разрушает. Только те, кто использовал её с открытыми глазами, знает, насколько она страшнее и разрушительнее, чем меч и пушка; и только те, кто это делает, не ограничивая свой взгляд действием и его непосредственными результатами, могут видеть насколько огромны её последствия, насколько велико в конечном итоге уничтожение, а вместе с этим и всей жизни, которая от этого зависела и питалась этим. Зло не может погибнуть без уничтожения много того, что живет посредством зла, и это не меньшее разрушение, даже если мы лично избавлены от боли ощутимого акта насилия.
Более того, каждый раз, когда мы используем силу души, мы поднимаем огромную
сила Кармы против нашего противника, последствия которой мы не в силах контролировать.
Васиштха использует силу души против военного насилия Вишвамитры и армий гуннов.
а Шакас и Паллавас бросаются на агрессора. Само спокойствие и пассивность духовного человека во время насилия и агрессии пробуждает огромные силы мира к действию возмездия; и может быть даже милосерднее встать на пути тех, кто представляет зло, пусть даже силой, чем позволить им топтать всё, пока они не призовут на себя худшее разрушение, чем мы когда-либо могли себе представить. Недостаточно того, чтобы наши собственные руки остались чистыми и наши души незапятнаны, чтобы закон борьбы и разрушения исчез в мире; то, что является его корнем, должно сначала исчезнуть в человечестве. Ещё меньше простая неподвижность и инертность, не желающие или неспособные использовать какой-либо вид сопротивления злу, отменяют этот закон; инерция, тамас, на самом деле, вредят гораздо больше, чем раджасический принцип борьбы, который, по крайней мере, больше создает, чем разрушает. Поэтому, что касается проблемы действия человека, его воздержания от борьбы и неизбежного сопутствующего разрушения в его наиболее грубой, физической форме, это может помочь его собственному моральному существу, но это оставляет Убийцу существ незатронутым.
В остальном вся история человечества свидетельствует о неумолимой жизнеспособности и упорном преобладании этого принципа в мире. Естественно, нам следует попытаться смягчить, подчеркнуть другие аспекты. Борьба и разрушение - это еще не все; существует спасительный принцип объединения и взаимопомощи, также как и сила разобщения и взаимной вражды; сила любви не в меньшей степени как и сила эгоистического самоутверждения; импульс к самопожертвованию собой ради других, так же как и жертвовать другими ради себя. Но когда мы увидим, как это на самом деле работает, мы не будем поддаваться искушению замалчивать или игнорировать силу их противоположностей. Союз использовался не только для взаимопомощи, но в то же время для защиты и агрессии, чтобы укрепить нас против всего того, что нападает или сопротивляется в борьбе за жизнь. Сама союз был служанкой войны, эгоизма и самоутверждения жизни против жизни. Сама любовь постоянно была силой смерти. Особенно любовь к добру и любовь к Богу, захваченные человеческим эго, были ответственны за многочисленные раздоры, резню и разрушения. Самопожертвование - это великое и благородное дело, но в своей высшей точке оно является признанием закона жизни через смерть и становится жертвоприношением на алтарь некой Силы, которая требует жертву, чтобы желаемая работа была выполнена. Птица-мать сталкивается с хищным зверем, защищая своего птенца, патриот, умирающий за свободу своей страны, религиозный мученик или мученик идеи, - все они на низшей и высшей шкале животной жизни являются высочайшими примерами самопожертвования, и очевидно то, о чем они свидетельствуют.
Но если мы посмотрим на последующие результаты, легкий оптимизм становится даже еще менее возможным. Посмотрите, как патриот умирает ради того, чтобы его страна была свободной и посмотрите на эту страну несколько десятилетий спустя, после того как Господь Кармы заплатил неизбежную цену крови и страданий; вы увидите её, в свою очередь, угнетателем, эксплуататором и завоевателем колоний и зависимых территорий, пожирающей других, чтобы она могла жить и агрессивно преуспевать в жизни. Христианские мученики гибнут тысячами, противопоставляя силу души силе империи, чтобы Христос мог победить, христианство восторжествовать. Сила души торжествует, христианство торжествует, — но не Христос; победившая религия становится воинственной и доминирующей Церковью, более фанатично преследующей властью, чем вероучение и империя, которые она заменила. Сами религии организуются в силы взаимной борьбы и яростно сражаются, чтобы жить, расти, владеть миром.
Кажется, все это показывает, что в существовании есть элемент, возможно, первоначальный элемент, который мы не знаем, как завоевать, либо потому, что его невозможно завоевать, либо потому, что мы не смотрели на него сильным и беспристрастным взглядом, так чтобы признать его спокойно и справедливо и знать, что это такое. Мы должны посмотреть существованию в лицо, если наша цель состоит в том, чтобы прийти к правильному решению, каким бы оно ни было. А посмотреть существование в лицо — значит посмотреть в лицо Богу; ибо эти двое не могут быть отделены, равно как и ответственность за законы мироздания нельзя переложить с Того, Кто их создал, или с Того, что их создало. Однако и здесь мы любим смягчать и уклоняться. Мы воздвигаем Бога Любви и Милосердия, Бога добра, Бога справедливого, праведного и добродетельного в соответствии с нашими собственными моральными представлениями о справедливости, добродетели и праведности, а все остальное, говорим мы, это не Он или не Его, но создано какой-то дьявольской Силой, которой Он по какой-то причине позволил совершить свою злую волю или какому-то темному Ариману, которого уравновешивает наш милостивый Ормузд, или даже это была вина эгоистичного и грешного человека, который испортил то, что изначально было совершенно создано Богом. Как будто человек создал закон смерти и пожирания в животном мире или этот потрясающий процесс, посредством которого Природа действительно творит и сохраняет, но посредством того же запутанного действия убивает и разрушает. Лишь немногие религии, как индийская, имели смелость сказать без всякой сдержанности, что эта загадочная Мировая Сила – это одно Божество, одна Троица, способная показать образ Силы, действующей в мире не только в образе благодетельной Дурги, но и ужасной Кали в её окровавленном танце разрушения и сказать: «Это тоже Мать; это также известно как Бог; этому тоже, если ты имеешь силу, поклоняйся». И важно, что религии, которая обладала этой непоколебимой честностью и огромным мужеством, удалось создать глубокую и широко распространенную духовность такой, с которой никто другой не может сравниться. Ибо истина – основа настоящего духовность и смелость – это его душа. Тасьяи сатьям аятанам.
Все это не означает, что раздоры и разрушения являются альфой и омегой существования, что гармония не лучше войны, что не следует любить проявленное божественное больше, чем смерть, или что мы не должны двигаться к замене физической силы силой души, войны миром, борьбы союзом, пожирания любовью, эгоизма универсальностью, смерти бессмертной жизнью. Бог не только Разрушитель, но Друг существ; не только космическая Троица, но Трансцендентное; ужасная Кали также является любящей и милосердной Матерью; Владыка Курукшетры – божественный товарищ и возничий, влекущий существа, воплощенный Кришна. И куда бы он ни мчался сквозь все раздоры, столкновение и смятение, к какой бы цели или божеству он ни притягивал нас, это — без сомнения — к некоторой трансцендентности всех этих аспектов, на которых мы так твердо настаивали. Но где, как, с какой трансценденцией, под каким условия, это нам предстоит выяснить; и чтобы обнаружить это, прежде всего необходимо увидеть мир таким, какой он есть, правильно наблюдать и оценивать его действие, как оно проявляется вначале и в настоящий момент; в последствии путь и цель лучше обнаруживают себя. Мы должны признайть Курукшетру; мы должны подчиниться закону Жизни через Смерть прежде, чем мы сможем найти путь к бессмертной жизни; мы должны открыть глаза и взглянуть менее испуганным взглядом, чем Арджуна, на видение нашего Повелителя Времени и Смерти и перестать отрицать, ненавидеть или испытывать ужас перед вселенского Разрушителем.
Человек и Битва жизни
ТАКИМ ОБРАЗОМ, если мы хотим оценить целостность учения Гиты, мы должны интеллектуально принять ее точку зрения и смелое предвидение проявленной природы и
процесса мира. Божественный возничий Курукшетры проявляет себя с одной стороны как Господь всех миров, Друг и всеведущий Проводник всех существ, с другой стороны, как Время Разрушитель «поднимающийся для уничтожения этих народов». Гита, следуя этому духу всеобъемлющей индуистской религии, утверждает это также как Бог; она не пытается уклониться от загадки мира, сбежав от неё через боковую дверь. Если, на самом деле мы не рассматриваем существование просто как механическое действие грубой и безразличной материальной Силы или, с другой стороны, как столь же механическую игру идей и энергий, возникающих из первоначального Несуществования или же отраженное в пассивной Душе или эволюцию сна или кошмара в поверхностном сознании безразличной, неизменной Трансцендентности, которая не затронута этим сновидением и не играет в нем реальной роли, — если мы вообще признаем, как признает Гита, существование Бога, то есть существование вездесущего, всеведущего, всемогущего, но всегда трансцендентного Существа, которое проявляет мир и Себя в мире, которое является не рабом, но господином Его творческого Сознания, Природы или Силы (Майи, Пракрити или Шакти), который не сбит с толку или которому не мешают в Его мировом замысле Его творения, человек или дьявол, которому не нужно оправдывать Себя перекладыванием ответственность за любую часть Его творения или проявления на то, что создано или проявлено, тогда человек должно начаться с великого и трудного акта веры. Нахождение себя в мире, который, очевидно, представляет собой хаос сражающихся энергий, столкновение огромных и неясных сил, жизнь, которая существует только благодаря постоянным изменениям и смерти, со всех сторон осаждаемая болью, страданием, злом и разрушением, он должен видеть во всем этом вездесущее Божество и осознавать, что у этой загадки должна быть решение, и за пределами этого Неведения, в котором он обитает, Знание, которое примиряет, он должен занять свою позицию на этой вере: «Хотя Ты убиваешь меня, всё же я доверяю Тебе». Все человеческая мысль или вера, активная и утвердительная, независимо от того, будь то теистическая, пантеистическая или атеистическая, на самом деле предполагает более или менее явно и полностью такое отношение. Она признает и она верит: признает разлады мира, верит в какой-то высший принцип Бога, универсального Существа или Природы, который позволит нам трансцендентировать, преодолеть или гармонизировать эти разногласия, возможно, даже сделать все три сразу одновременно, чтобы гармонизировать, преодолевая и превосходя.
Затем, что касается человеческой жизни в ее действительности, мы должны принять
её аспект борьбы и битвы, достигающей высшей точки кризиса, такого как кризис на Курукшетре. Гита, как мы видели, берет в качестве своих рамок такой период перехода и кризиса, который человечество периодически переживает в своей истории, где великие силы сталкиваются ради огромных разрушений и реконструкции, интеллектуальной, социальной, моральной, религиозной, политической, и все это на реальной психологической и социальной стадии человеческой эволюции обычно завершается жестокими физическими конвульсиями борьбы, войны или революции. Гита исходит из признания необходимости в Природе таких сильных кризисов, и она принимает не только моральный аспект, борьбу между праведностью и неправедностью, между самоутверждающимся законом Добра и силы, которые противостоят его развитию, но также и физический аспект, фактическую вооруженную войну или другую ожесточенную физическую борьбу между людьми, которые представляют антагонистические силы. Нам следует помнить, что Гита была написана в то время, когда война даже больше, чем сейчас была необходимой частью человеческой жизнедеятельности и идея исключения ее из схемы жизни было бы абсолютной химерой.
Евангелию универсального мира и доброжелательности между людьми — ибо без всеобщей и полной взаимной доброжелательности не может быть настоящего и прочного мира —
никогда не удавалось ни на мгновение овладеть человеческой жизнью в ходе исторического цикла нашего прогресса, потому что морально, социально и духовно раса не была готова, и состояние Природы в ее эволюции не допускало, чтобы она немедленно была подготовлена к какой-либо подобной трансценденции. Даже сейчас мы фактически не продвинулись дальше возможности создания системы компромиссов между конфликтующими интересами, которая может свести к минимуму повторение наихудших форм раздоров. И противостоянием этому достижению — методу, подходу, который человечество было вынуждено по своей природе принять, является чудовищная взаимная резня, не имеющая аналогов в истории; всеобщая война, полная горечи и непримиримой ненависти – вот прямой путь и триумфальное средство, которое современный человек нашел для установления всеобщего мира! Это достижение, также, основано не на каком-то фундаментальном изменении человеческой природы, но на интеллектуальных понятиях, экономическом удобстве, витальном и сентиментальном сжатии от человеческих жертв, дискомфорта и ужаса войны, вызванных лишь политическим урегулированием, не дает никакого несомненного обещания прочного фундамента и длительной продолжительности. Может наступить день, обязательно должен наступить, скажем мы, когда человечество будет готово духовно, нравственно, социально для царствования всеобщего мира; между тем, аспект битвы, а также природа и функции человек как бойца должны быть приняты и учтены любой практической философией и религией. Гита, принимая жизнь такой, какая она есть есть, а не только такой, какой она может быть в каком-то отдаленном будущем, ставит вопрос, как этот аспект и функцию жизни, которая на самом деле, является аспектом и функцией человеческой деятельности в целом, можно гармонизировать с духовным существованием.
Поэтому Гита адресована борцу, человеку действия, тот, чьим жизненным долгом является война и защита, война как часть управления для защиты тех, кто освобожден от
этого долга, лишен возможности защитить себя и, следовательно, находится во власти сильных и жестоких, война, во-вторых и через моральное расширение этой идеи, для защиты слабых и угнетенных и за поддержание права и справедливости в мире. Для всех этих идей, социальных и практических, мораль и рыцарство входят в индийскую концепцию Кшатрия, человека, который является воином и правителем по своим функциям и рыцарем и королём по своей природе. Хотя более общие и универсальные идеи Гиты — это те, которые для нас наиболее важны, мы не должны оставлять без внимания вообще ту окраску и направление, которые они берут от своеобразной Индийской культуры и социальной системы, в центре которой они возникли. Эта система отличалась от современной по своей концепции. Для современного ума человек — это мыслитель, работник или производитель и борец все в одном, и тенденция социальной системы состоит в том, чтобы объединять все эти действия и требовать от каждой индивидуальности его вклада в интеллектуальную, экономическую и военную жизнь и нужды общества, не обращая никакого внимания на требованиям его индивидуальной природы и темперамента. Древняя Индийская цивилизация придавала особое значение индивидуальной природе, склонности, темпераменту и стремилась определить посредством этого этический тип, функцию и место в обществе. Она также не считала человека прежде всего общественным существом или полноту его социального существования высшим идеалом, но скорее духовным существом в процессе
становления и развития, а его общественную жизнь, этический закон, игру темперамента и осуществление функции как средства и этапы духовного становления. Мысль и знание, война и управление, производство и распределение, труд и услуги были тщательно дифференцированными функциями общества, каждая из которых была назначена тем, кто естественно был к этому призван, предоставляя правильные средства, с помощью которых они могли индивидуально продвигаться к своему духовному развитию и самосовершенствованию.
Современная идея общих обязательств во всех основных разделах человеческой деятельности имеет свои преимущества; это помогает большей солидарности, единству и полноте в жизни общества и более всестороннего развития целостного человеческого существа в отличие от бесконечных разделений, чрезмерной специализации,
сужения и искусственного сковывания жизни личности, к чему в конечном итоге привела индийская система. Но это имеет также свои недостатки и в некоторых случаях слишком логичное его применение приводит к гротескным и катастрофическим нелепостям. Это достаточно очевидно в характере современных война. Из идеи общей воинской обязанности, обязывающей каждого человека защищать и бороться за сообщество, посредством которого он живет и получает прибыль, возникла система, посредством которой вся мужественность нации брошена в кровавый ров, чтобы убивать и быть убитыми, мыслители, художники, философы, священники, купцы, ремесленники все оторваны от своих естественных функций, вся жизнь сообщества дезорганизована, разум и совесть отброшены, даже служитель религии, получающий зарплату от государства или призванный своей функцией проповедовать Евангелие мира и любви, вынужден отказаться от своей веры и стать мясником своих собратьев! Не только совесть и природа нарушаются произвольным указом военного государства, но национальная оборона доведенная до безумного экстрима, делает все возможное, чтобы стать национальным самоубийцей.
Индийская цивилизация, напротив, поставила своей главной целью свести к минимуму масштабы и катастрофы войны. Для этой цели она ограничила военную повинность небольшим классом, который по своему рождению, природе и традиции были предназначен для этой функции и находит в ней свои естественные средства саморазвития через расцвет души в качествах мужества, дисциплинированной силы, решительной готовности помогать и рыцарском благородстве, чему жизнь воина, проходящая под давлением высоких идеалов, дает пространство и возможности. Остальную часть общества во всех отношениях охраняли от резни и поругания; в их жизнь и занятия вмешивались как можно меньше, а боевым и деструктивным тенденциям человеческой природы было дано ограниченное поле, ограниченное своего рода списками, чтобы причинять минимальный объем вреда общей жизни расы, и в то же время подчиняясь высоким этическим идеалам и всем возможным правилам человечности и рыцарства, функция войны была обязана помогать облагораживать и возвышать вместо жестокого обращения с теми, кто выполнил это. Надо помнить, что война такого рода и в тех условиях, которые имела в виду Гита, рассматривалась как неизбежная часть человеческой жизни, но ограниченная и регулируемая таким образом, чтобы служить, как и другие виды деятельности, этическому и духовному развитию, которые тогда рассматривались как целый реальный предмет жизни, война разрушительная внутри определенных, тщательно закрепленных пределов телесной жизни отдельных людей, но конструктивная для их внутренней жизни и этического возвышения расы. Что война в прошлом, будучи подчинена идеалу, помогала в этом возвышение, как и развитии рыцарства, индийского идеала кшатрия, японского идеала самурая, могут отрицать только фанатики пацифизма. Когда она выполнит свою функцию, то вполне может исчезнуть; потому что если она попытается пережить свою полезность, она проявится как непреодолимая жестокость насилия, лишенная своих идеальных и конструктивных аспектов и будет отвергнута прогрессивным разумом человечества; но её прошлое служение расе должно быть признано с любой разумной точки зрения наша эволюции.
Однако физический факт войны, как бы то ни было, является лишь особым и внешним фактом проявление общего принципа в жизни, а кшатрий — лишь внешнее проявление и тип общей типичной необходимости для полноты человеческого совершенства. Война символизирует и физически воплощает аспект битвы и борьбы, который принадлежит всей жизни, как нашей внутренней, так и нашей внешней, в мире, метод которого — встреча и борьба сил, которые прогрессируют путем взаимного разрушения к постоянно меняющемуся приспособлению, выражающему прогрессивную гармонизацию и надежду на совершенную гармонию, основанную на некоторой еще не осознанной потенциальности единства. Кшатрий – это тип и воплощение бойца в человеке, принимающего этот принцип в жизни и встречающего её как воин, стремящийся к мастерству, не уклоняющийся от разрушения тел и форм, но через все это стремящийся к реализации какого-то принципа права, справедливости, закона, призванные быть основой гармонии, к которой эта борьба направлена. Гита принимает этот аспект мировой-энергии и физический факт войны, который ее воплощает, и она обращается к человеку действия, стремящемуся и бойцу, кшатрию — война, которая представляет собой крайнее противоречие высокого стремления души к миру внутри и не причинения вреда снаружи, стремящемуся и бойцу, чья необходимая суматоха борьбы и действия кажется самим противоречием высокому идеалу души спокойного мастерства и само-обладания, — и она ищет выход из противоречия, точку, в которой встречаются его члены, и равновесие, которое должна стать первой существенной основой гармонии и трансцендентности.
Человек встречает битву жизни способом наиболее созвучным с сущностным качеством, более всего доминирующим в его природе. Есть, согласно философии санкхьи принятой в этом отношении Гитой, три основных качества или модуса мировой-энергии и, следовательно также человеческой природы, саттва, способа равновесия, знания и удовлетворения, раджас, гуна страсти, действия и борьбы эмоций, тамас, гуна невежества и инерция. Во власти тамаса человек не так уж часто встречается с натиском и шоком мировых энергий, кружащихся вокруг него и приближающихся к нему, когда он уступает им, страдает от них, подчиняется им; или, в лучшем случае, с помощью другого качеств, тамасичный человек стремится лишь как-то выжить, существовать, пока он может, чтобы укрыться в крепости установленной рутины мыслей и действий, в которых он чувствует себя себя в известной степени защищенным от битвы, способным отвергнуть требования, которые предъявляет к нему его высшая природа, освобожденный от принятия необходимости дальнейшей борьбы и идеала возрастающего усилия и мастерства. Под властью раджаса, человек бросается в бой и пытается использовать борьбу сил ради собственной эгоистической выгоды, чтобы убивать, завоевывать, доминировать, наслаждаться; или, чему способствует определенная мера саттвического качества, раджасический человек превращает саму борьбу в средство усиления внутреннего мастерства, радости, власти, обладания. Битва жизни становится его восторгом и страстью отчасти ради самого себя, ради удовольствия активности и чувства силы, отчасти как средство его возрастания и естественное саморазвитие. Под властью саттвы человек ищет в разгар самой борьбы принцип закона, права, равновесия, гармонии, мира, удовлетворения. Чисто саттвический человек склонен искать это внутри себя, либо ради себя самого, либо с импульсом сообщить об этом, когда он выиграет, другим человеческим умам, но обычно посредством своего рода внутренней отстраненности или же внешнего отторжения борьбы и смятения активной мировой энергии; но если саттвический ум частично принимает раджасический импульс, он скорее ищет навязать это равновесие и гармонию борьбе и кажущемуся хаосу, чтобы отстоять победу за мир, любовь и гармонию над принципом войны, раздора и борьбы. Все отношения принятые человеческим умом к проблеме жизни, либо происходят от доминирования того или иного из этих качеств, или же от попытки баланса и гармонии между ними.
Но наступает также стадия, на которой ум отшатывается от всей проблемы, и недовольный решениями, данными тройственными формами Природы, traigunya, стремится к чему-то более высокому решению вне его или над ним. Он ищет побега либо во что-то внешнее и лишенное всех качеств и, следовательно, всякой деятельности или чего-то, что превосходит эти три качества и овладевает ими, и поэтому сразу способен к действию и незатронут, неподвластен собственному действию, в ниргуне или тригунатата. Он стремится к абсолютному миру и ничем не обусловленному существованию или к доминирующему спокойствию и высшему существованию. Естественное движение первого отношения направлено на отречение от мира, санньясу; последнего к превосходству над требованиями низшей природы и водоворотом её действий и противодействий, и его принцип – равенство и внутреннее отречение от страсти и желания. Первый — это первый импульс Арджуны, отшатнувшегося от катастрофической кульминации всей его героической деятельности в великом катаклизме битвы и резни, Курукшетры; он утратил весь свой прошлый закон действия, и теперь бездействие и отказ от жизни и ее требований кажутся ему единственным выходом. Но именно к внутреннему превосходству, а не к физическому отречению от жизни и действий, призывает его голос божественного Учителя.
Арджуна — кшатрий, раджасический человек, управляющий своим раджасическим действием, посредством высокого саттвического идеала. Он продвигается к этой гигантской битве, к этой Курукшетре с полным принятием радости битвы, как к «празднику битвы», но с гордой уверенностью в праведности своего дела; он продвигается на своей быстрой колеснице, раздирающий сердца врагов победным звуком своей боевой раковины; ибо он желает взглянуть на всех этих царей человеческих, которые пришли сюда, чтобы отстаивать против него дело бесчестья и установить как правило жизни пренебрежение законом, справедливостью и истиной, которые они заменили бы правлением эгоистичного и высокомерного эгоизма. Когда эта уверенность рушится внутри него, когда он сбивается со своей привычной позы и ментальной основы жизни, это происходит путем проникновения тамасичного качества в раджасичного человека, вызывающего отвращение изумления, горя, ужаса, смятение, уныния, растерянности ума и войны рассудка с самим собой, обрушение в принцип невежества и инерции. В результате он обращается к отречению. Лучше жизнь нищего, живущего на милостыню, чем эта дхарма Кшатрийя, эта битва и действие, кульминацией которых является неразборчивая резня, этот принцип господства, славы и власти, который можно выиграть только разрушением и кровопролитием, это завоевание кровавых наслаждения, это оправдание справедливости и права средствами, которое противоречит всякой праведности и это утверждению социального закона войной, которая разрушает в своем процессе и результате все, что составляет общество.
Саньяса – это отречение от жизни, действий и тройственных гун Природы, но к нему нужно подходить через то или иное из трех качеств. Импульс может быть тамасичным, чувство бессилия, страха, отвращения, омерзения, ужаса перед миром и жизнью; или это может быть раджасическое качество, тяготеющее к тамасу, импульс усталости от борьбы, горя, разочарования, отказ принимать эту напрасную суматоху деятельности с ее болью и её вечным недовольством. Или это может быть импульс раджаса, склоняющийся к саттве, стремление достичь чего-то большего, чем все, что может дать жизнь, завоевать более высокое состояние, попрать саму жизнь ногами внутренней силы, которая стремится разорвать все связи и выйти за все пределы. Или это может быть саттвическое, интеллектуальное восприятие суеты жизни и отсутствие какой-либо реальной цели или оправдания для этого постоянного цикла мирового существование или же духовное восприятие Вневременного, Бесконечного, Безмолвного, безымянного и бесформенного Мира за пределами. Отказ Арджуны — это тамасический отказ от действия саттва-раджасического человека. Учитель может подтвердить это в своем указании, используя его как темный вход в чистоту и покой аскетической жизнь; или он может сразу очистить его и возвысить до редкого уровня высоты саттвической тенденции отречения. Фактически, он не делает ни того, ни другого. Он препятствует тамасическому отступлению и тенденции к отречению и предписывает продолжение действия и даже этого жестокого и ужасного действия, но он указывает ученику на другое, внутреннее отречение, которое является реальным вопросом его кризиса и путем к превосходству души над мировой Природой и, тем не менее, ее спокойного и выдержанного действия в мире. Не физический аскетизм, а внутренняя аскеза есть учение Гиты.
VII
Кредо Арьянского Воина
ОТВЕТ божественного Учителя на первый поток страстного самовопрошания Арджуны, его отстранение от бойни, его чувство печали и греха, его скорби о пустой и разрушенной жизни, его прогноз злых результатов злого дела, это резкий упрек. Все это, отвечает божественный Учитель, есть путаница ума и заблуждение, слабость сердца, отсутствие мужественности, отпадение от мужества бойца и героя. Не это подходит сыну Притхи, разве таким образом чемпион и главная надежда на праведное дело должен бросить всё в час кризиса и опасности или страдать от внезапного изумления своего сердца и чувств, помутнения своего рассудка и крушения своей воли, предающей его, заставляя отбросить своё божественное оружие и отказаться от своего богоданного дела. Это не тот путь, который ценит и которому следует арийский мужчина; это не то настроение, которое пришло с небес и оно не может вести на небеса, а на земле это означает потерю славы, которая зависит от силы, героизма и благородных дел. Отбрось от себя эту слабую и своенравную жалость, восстань и порази своих врагов!
Ответ героя герою, скажем так, но не то что, как нам кажется, следовало бы ожидать от божественного Учителя, от которого мы скорее требуем, чтобы он всегда поощрял кротость и святость, самоотречение и отвращение от мирских целей и прекращение путей мира сего? Гита прямо говорит, что Арджуна таким образом впал в негероическую слабость, «его глаза полны слезами отчаяния, сердце его охвачено тоской и унынием», потому что он охвачен жалостью, krpayāvistam. Но разве тогда это не божественная слабость? Разве жалость не божественная эмоция, которую не следует подавлять резкими упреками? Или перед нами просто евангелие войны и героических действий, ницшеанское кредо власти и высокомерной силы, древневрейской или древнетевтонской твердости, которая считает жалость слабостью и думает, как норвежский герой, который благодарит Бога, за то, что Он дал ему жестокое сердце? Но учение Гита проистекает из индийского вероучения и для индийского ума сострадание всегда фигурировало как один из главнейших элементов божественной природы. Сам Учитель, перечисляя в одной из последующих глав качества богоподобной природы в человеке, помещает среди них сострадание к существам, мягкость, свободу от гнева и от желания убивать и причинять боль не в меньшей степени, чем бесстрашие, высокий дух и энергию. Грубость, жесткость, свирепость, удовлетворение от убийства врагов и накопления богатства и неправедные удовольствия — это асурические качества; они происходят из жестокой титанической природы, которая отрицает Божественное в мире и Божественное в человеке и поклоняется Желанию только как своему божеству. Тогда, не с одной из этих точек зрения, слабость Арджуны не заслуживает упрека.
«Откуда пришло к тебе это уныние, это пятно и тьма души в час тягот и опасности?» спрашивает Кришна Арджуны. Этот вопрос указывает на истинную природу отклонение Арджуны от своих героических качеств. Существует божественное сострадание, нисходящее к нам свыше, и для человека, чья природа не обладает им, не отлита по его образцу, притворяться высшим человеком, господином или сверхчеловеком - это безумие и дерзость, ибо только тот является сверхчеловеком, который больше всего проявляет высшую природу Божества в человечестве. Этот сострадание наблюдает глазами любви, мудрости и спокойствия силу битвы и борьбы, силу и слабость человека, его добродетели и грехи, его радость и страдания, его знание и его невежество, его мудрость и его безумие, его стремление и его неудачи, и он входит во все это, чтобы помочь и исцелить. В святом и филантропе, оно может принять форму полноты любви или милосердия; в мыслителе и герое оно предполагает широту и силу помогающей мудрости и силы. Именно это сострадание в арийском воине, душа его рыцарства, которое не переломит надломленной тростинки, но поможет и защитит слабого, угнетенного, раненого и падшего. Но именно божественное сострадание повергает сильного тирана и самоуверенного угнетателя, не в гневе и не с ненавистью, — ибо это не высокие божественные качества, гнев Божий против грешника, ненависть Бога к нечестивцам – это басни полупросвещенных вероучений, так же как и басня о вечной пытке в аду, которые они изобрели, — но, как старая индийская духовность ясно видела, с той же любовью и состраданием к сильному Титану, заблуждающемуся из-за своей силы и убитому за свои грехи, как и к страдающему и угнетенному, которого необходимо спасти от насилие Титана и его несправедливости.
Но не такое сострадание движет Арджуной в отказе от его работы и миссии. Это не сострадание, но слабость, полная бессильной жалости к себе, боязнь душевных страданий, которые его поступок должен повлечь за собой, — «Я не вижу то, что оттолкнёт от меня печаль, иссушающую чувств», — а из всех вещей жалость к себе — одна из самых постыдных вещей среди неарийских настроений. Его жалость к другим – тоже форма потакания себе; это физическое сжатие нервов от акта резни, эгоистическое эмоциональное сжимание сердца от уничтожения дхритараштрийцев, потому что они «свои люди» и без них жизнь будет пуста. Эта жалость есть слабость ума и чувств, слабость, которая вполне может быть полезна людям более низкого уровня развития, которые должны быть слабыми, иначе они будут жесткими и жестокими; так как они должны лечить более суровые формы более мягкими формами чувственного эгоизма, им приходится призывать тамас, слабый принцип, чтобы помочь саттве, принципу света, в подавлении силы и избытка своих раджасических страстей. Но этот не путь для развитого арийского человека, который должен возрастать не слабостью, а восхождением от силы к силе. Арджуна божественный человек, человек-хозяин в процессе становления, и как таковой он был избран богами. Ему дана работа, рядом с ним в его колеснице сам Бог, у него в руках небесный лук Гандива, перед ним поборники лжи, противники божественного водительства мира. Не его право определять, что ему делать или не делать согласно своими эмоциями и страстями, или уклоняться от необходимого разрушения по требованию своего эгоистического сердца и рассудка, или отказаться от своей работы, потому что она принесет печаль и пустоту в его жизнь или потому, что ее исход не имеет ценности для него на земле в отсутствие тех тысяч, которые должны погибнуть. Все это слабость отпадение от его высшей природы. Он должен видеть только работу, которую необходимо выполнить, картавйам карма, слышать только божественное повеление, дышащее в его природе воина, чувствовать только то, что мир и судьба человечества взывают к нему как к человеку посланному богом, чтобы помочь его маршу и расчистить ему путь от темных армий, окружающих его.
Арджуна в своем ответе Кришне принимает упрек, хотя и сопротивляется приказу и отказывается выполнять его. Он осознает свою слабость и все же соглашается подчиниться ей. Он признается, что именно душевная слабость лишила его истинной героической натуры; все его сознание сбито с толку в своих представлениях о добре и зле, и он принимает божественного Друга как своего учителя; но эмоциональные и интеллектуальные опоры, на которых держалось его чувство праведности, были полностью разрушены, и он не может принять приказ, который, по-видимому, обращается только к его старой точке зрения и не дает ему никакой новой основы для действий. Он все еще пытается оправдать свой отказ от работы и выдвигает в поддержку этого требование своей нервной и чувственной натуры, которая содрогается от резни с ее последствиями в виде кровавых радостей, требование своего сердца, которое содрогается от горя и пустоты жизни, которые последуют за его поступком, требование его привычных моральных представлений, которые потрясены необходимостью убивать своих гуру, Бхишму и Дрону, требование своего разума, который не видит ничего хорошего, а только злые последствия ужасной и насильственной работы, которая ему поручена. Он твердо решил, что не будет сражаться, опираясь на старые представления и мотивы, и молча ждет ответа на возражения, которые кажутся ему неопровержимыми. Именно эти притязания эгоистического существа Арджуны Кришна намеревается в первую очередь разрушить, чтобы освободить место для высшего закона, который превзойдет все эгоистические мотивы действий.
Ответ Учителя строится по двум различным линиям: во-первых, краткий ответ, основанный на высших идеях общей арийской культуры, в которой был воспитан Арджуна, во-вторых, другой, более обширный, основанный на более глубоком знании, открывающем более глубокие истины нашего существа, что является настоящей отправной точкой учения Гиты. Этот первый ответ основан на философских и моральных концепциях философии Веданты и социальной идее долга и чести, которые составляли этическую основу арийского общества. Арджуна пытается оправдать свое отказ руководствуясь этическими и рациональными соображениями, но он просто прикрывает кажущейся рациональностью бунт своих невежественных и необузданных эмоций. Он говорил о физической жизни и смерти тела так, как будто это первичные реальности; но они не имеют такой существенной ценности для мудреца и мыслителя. Скорбь о телесной смерти своих друзей и родственников - это скорбь , которую мудрость и истинное знание жизни не приветствуют. Просветленный человек не скорбит ни о живых, ни об умерших, ибо он знает, что страдание и смерть - это всего лишь случайные явления в истории души. Душа, а не тело - вот реальность. Все эти цари человеческие, о приближающейся смерти которых он скорбит, жили раньше, они будут жить снова в человеческом теле; ибо как душа физически проходит через детство, юность и старость, также она проходит через смену тела. Спокойный и мудрый ум, дхира, мыслитель спокойно смотрит на жизнь и не позволяет своим чувствам и эмоциям ослепить и сбить себя с толку, не поддается обману материальных видимостей; он не позволяет возмущению своей крови, нервов и сердца затуманивать свои суждения или противоречить его знаниям. Он смотрит за пределы очевидных фактов жизни тела и чувств на реальный факт своего бытия и поднимается над эмоциональными и физическими желаниями невежественной природы к истинной и единственной цели человеческого существования.
Что это за реальный факт? что это за высшая цель? То, что человеческая жизнь и смерть, повторяющиеся на протяжении эонов в великих мировых циклах, являются лишь длительным развитием, посредством которого человек подготавливает себя к бессмертию.
И как он должен подготовить себя? какой человек подходит для этого? Человек, который поднимается над представлением о себе как о жизни и теле, который не принимает материальные и чувственные прикосновения мира в качестве их собственной ценности или как ту ценность, которую придает им физический человек, который осознает себя и всех как души, учится жить в своей душе, а не в своем теле, и относится к другим тоже как к душам, а не просто как к физическим существам. Ибо под бессмертием подразумевается не выживание после смерти, — это уже дано каждому существу, рожденному с разумом, — но трансценденция и жизни, и смерти. Это означает вознесение, при котором человек перестает жить как тело, управляемое разумом, и, наконец, живет как дух и в Духе. Тот, кто подвержен горю и печалям, является рабом ощущений и эмоций, занят прикосновениями преходящих вещей, не может стать пригодным для бессмертия. Все это необходимо терпеть до тех пор, пока они не побеждены, пока они не перестанут причинять боль освобожденному человеку, пока он не сможет воспринимать все материальные события мира, будь то радостные или печальные, с мудрой и спокойной уравновешенностью, подобно тому, как их принимает безмятежный вечный Дух, скрытый внутри нас. Быть обеспокоенным печалью и ужасом, как это случилось с Арджуной, быть сбитым ими с пути, по которому ему следует идти, быть охваченным жалостью к себе и нетерпимостью к горю, а также отшатываться от неизбежного и тривиального обстоятельства смерти тела - это неарийское невежество. Это не тот путь, по которому Ариец, со спокойной силой поднимается к бессмертной жизни.
Смерти не существует, потому что умирает тело, а тело - это не человек. То, что есть на самом деле, не может перестать существовать, хотя может менять формы, в которых
проявляется, точно так же, как то, чего не существует, не может возникнуть. Душа есть и не может перестать существовать. Это противопоставление "есть" и "не есть", это равновесие бытия и становления, которое является взглядом ума на существование, находит свое завершение в осознании души как единого нетленного "я", благодаря которому простирается вся эта вселенная. Конечные тела конечны, но то, что обладает телом и использует его, бесконечно, безграничнр, вечно, неразрушимо. Оно отбрасывает старые и облачается в новые тела, также как человек меняет изношенную одежду на новую; и что в этом такого, о чем стоит печалиться, отшатываться и сжиматься? Это не рождается и не умирает, и это не то, что возникает однажды и, исчезнув, никогда не возникнет снова. Это нерожденное, древнее, вечное; оно не гибнет, когда гибнет тело. Кто может сразить бессмертный дух? Оружие не может расколоть его, огонь не может сжечь, вода не может смочить, ветер не может высушить. Вечно устойчивый, неподвижный, всепроникающий, он существует вечно. Не проявленный, как тело, но более великий, чем все проявления, не поддающийся анализу
мыслью, но более великий, чем любой разум, не способный к изменениям и видоизменяемости, как жизнь, ее органы и их объекты, но находящийся за пределами изменений ума, жизни и тела, он все же является Реальностью, которую все они стремятся выразить.
Даже если бы истина нашего бытия была бы чем-то менее возвышенным, менее необъятным, более подвержена смерти и жизни, если бы наше "я" постоянно подвергалось рождению и смерти, все равно смерть существ не должна становиться причиной печали. Ибо это неизбежное обстоятельство самопроявления души. Её рождение - это выход из некоего состояния, в котором она не является несуществующей, но непроявленной для наших смертных чувств, её смерть - это возвращение в этот непроявленный мир или состояние, и из него она снова появится в физическом проявлении. Действия физического разума и органов чувств, связанные со смертью и ужасом смерти, будь то на больничной койке или на поле боя, - это самое невежественное из нервных возмущений. Наша скорбь по поводу смерти людей - это невежественная скорбь по тем, по кому нет причин горевать, поскольку они не прекратили существование и не претерпели никаких болезненных или ужасных изменений в своём состоянии, но находятся за пределами смерти в бытии не в меньшей степени и не более несчастливы в этих обстоятельствах, чем в жизни. Но на самом деле высшая истина – это подлинная истина. Все мы являемся тем "Я", тем Единым, тем Божественным, на кого мы смотрим, о ком говорим и слышим как о чудесном, находящемся за пределами нашего понимания, ибо после всех наших поисков и провозглашения знаний, а также обучения у тех, кто обладает знаниями, ни один человеческий ум никогда не познал этот Абсолют. Именно он скрыт здесь от мира, хозяин тела; вся жизнь - лишь его тень; приход души в физическое проявление и наш уход из него через смерть - лишь одно из его незначительных проявлений.
Когда мы познаем себя такими, говорить о себе как об убийце или убитом - абсурд. Есть только одна истина, в которой мы должны жить, - это Вечное, проявляющееся как
душа человека в великом цикле своего странствия, где рождение и смерть являются вехами, а потусторонние миры - местами отдыха, где все жизненные обстоятельства, счастливые или несчастливые, являются средством нашего прогресса, битвы и победы, а бессмертие - домом, к которому стремится душа.
Поэтому, говорит Учитель, отбрось эту напрасную печаль и боязнь, сражайся, о сын Бхараты. Но откуда такой вывод? Это высокое и величественное знание, эта напряженная самодисциплина ума и души, с помощью которой можно подняться над шумом эмоций и обманом чувств к истинному самопознанию, вполне могут освободить нас от горя и заблуждений; они вполне могут излечить нас от страха смерти и скорби по погибшим; это вполне может показать нам, что те, о ком мы говорим как об умерших, вовсе не мертвы и о них не стоит скорбеть, поскольку они всего лишь ушли за грань; это вполне может научить нас спокойно относиться к самым ужасным жизненным невзгодам и к смерти тела как к пустяку; это может возвысить нас до понимания всех жизненных обстоятельств как проявления Единого и как средства для наших душ возвыситься над внешними проявлениями путем восходящей эволюции, пока мы не познаем себя как бессмертный Дух.
Но как это оправдывает действие, требуемое от Арджуны, и резню на Курукшетре? Ответ заключается в том, что именно такое действие требуется от Арджуны на пути, по которому он должен пройти; это неизбежно происходит при исполнении функции, которая требует от него его свадхарма, его социальный долг, закон его жизни и закон его бытия. Этот мир, это проявление "Я" в материальной вселенной - это не только цикл внутреннего развития, но и поле, в котором внешние обстоятельства жизни должны восприниматься как среда и повод для этого развития. Это мир взаимопомощи и борьбы; прогресс, который он нам позволяет, заключается не в безмятежном и мирном скольжении среди легких радостей , а в том, что каждый шаг должен быть сделан героическими усилиями и в столкновении противоположных сил. Те, кто принимает внутреннюю и внешнюю борьбу, даже самое физическое столкновение из всех возможных таких, как войну, это кшатрии - могущественные люди; война, сила, благородство, отвага - это их природа; защита права и непоколебимое принятие реалий в битве - это их добродетель и их долг. Ибо постоянно идет борьба между добром и злом, справедливостью и несправедливостью, между силой, которая защищает, и силой, которая разрушает и угнетает, и когда дело доходит до физической расправы, защитник и знаменосец Права не должен дрожать от страха, жестокого и ужасного характера работы, которую ему приходится выполнять; он не должен бросать своих последователей или соратников по борьбе, предавать свое дело и оставлять знамя Права и Справедливости валяться в пыли и быть втоптанным в грязь окровавленными ногами угнетателя из-за слабой жалости к неистовому и жестокому, и физического ужаса перед масштабами предрешенных разрушений. Его добродетель и его долг заключаются в битве, а не в воздержании от битвы; грехом здесь будет не убийство, а неубиение.
Затем Учитель на мгновение отклоняется в сторону, чтобы дать другой ответ на мольбу Арджуны о скорби из-за смерти близких, которая лишит его жизнь смысла и целей существования. В чем истинная цель жизни кшатрия и его истинное счастье? Не угождение себе, не семейное счастье, не жизнь в комфорте и мирной радости с друзьями и родственниками, а борьба за правое дело - вот истинная цель его жизни, и найти дело, за которое он может отдать свою жизнь или, одержав победу, завоевать корону и славу героя - вот его величайшее счастье. “Для кшатрия нет большего блага, чем праведная битва, и когда такая битва приходит к нему сама собой, как открытые врата рая, тогда кшатрий счастлив. Если ты не будешь сражаться за правое дело, значит, ты отказался от своего долга, добродетели и славы, и грех будет твоим уделом”. Таким отказом он навлечет на себя позор и упреки в страхе и слабости, а также утратит свою честь кшатрия. Ибо что может быть худшим горем для кшатрия? Это потеря чести, славы, его благородного положения среди могущественных людей, людей мужества и силы, что для него гораздо хуже смерти. Битва, мужество, власть, правление, честь храбрых, рай для тех, кто пал благородно, - вот идеал воина. Принижать этот идеал, позволять запятнать эту честь, подавать пример героя среди героев, действия которого могут быть обвинены в трусости и слабости, и, таким образом, снижать моральный уровень человечества - значит быть неверным самому себе и требованиям мира к его вождям и королям. “Сраженный, ты завоюешь Небеса, победивший, ты будешь наслаждаться землей; поэтому поднимись, о сын Кунти, полный решимости сражаться”.
Может показаться, что этот героический призыв находится на более низком уровне, чем предшествующая ему стоическая духовность и более глубокая духовность, которая следует за ней; ибо в следующем стихе Учитель призывает его приравнять в своей душе горе и счастье, потерю и обретение, победу и поражение, а затем обратиться к битве — таково настоящее учение Гиты. Но индийская этика всегда видела практическую необходимость в градации идеалов для развития нравственной и духовной жизни человека. Идеал кшатриев, идеал четырех сословий, рассматривается здесь в его социальном аспекте, а не в его духовном значении, как это будет впоследствии. Это, по сути, говорит Кришна, и есть мой ответ тебе, если ты настаиваешь на радости и горе, а также на результате своих действий в качестве мотива своих действий. Я показал тебе, в каком направлении ведет тебя высшее знание о себе и мире; теперь я показываю тебе, в каком направлении направляют тебя твой социальный долг и этические нормы твоего ордена, свадхармам апи кавексья. Что бы вы ни рассматривали, результат будет один и тот же. Но если вы не удовлетворены своим общественным долгом и добродетелью своего ордена, если вы считаете, что это ведет вас к горю и греху, тогда я призываю вас подняться выше, а не опускаться к более низкому идеалу.
Отбросьте весь свой эгоизм, не обращайте внимания на радость и горе, не обращайте внимания на приобретение и потерю и на все мирские результаты; смотрите только на то дело, которому вы должны служить, и на работу, которую вы должны выполнить по божественному повелению; “чтобы не навлечь на себя греха”. Таким образом на мольбу Арджуны о скорби, на его мольбу об отказе от кровопролития, на его мольбу о чувстве греха, на его мольбу о печальных результатах его поступка дается ответ в соответствии с высочайшими знаниями и этическими идеалами, которых достигли его раса и эпоха.
Это кредо арийского воина. “Познай Бога”, - говорится в нем, - “познай самого себя, помогай людям, защищай Правое дело, без страха, слабости и колебаний веди борьбу в этом мире.
Ты - вечный и нетленный Дух, твоя душа находится здесь на своем восходящем пути к бессмертию; жизнь и смерть - ничто, печаль , раны и страдание - ничто, ибо все это должно
быть завоевано и преодолено.
Смотри не на своё собственное удовольствие, наживу и выгодоприобретение, а выше и вокруг, выше на сияющие вершины, на которые ты взбираешься, на этот мир сражений и испытаний, в котором добро и зло, прогресс и регресс переплетаются в суровом конфликте.
Люди взывают к тебе, своему сильному представителю, своему герою о помощи; помогай же им, сражайся. Разрушай, когда посредством разрушения мир должен развиваться, но не питай ненависти к тому, что ты разрушаешь, и не печалься обо всех тех, кто погибает.
Знай повсюду единое "я", знай, что все - бессмертные души, а тело - всего лишь прах. Выполняй свою работу со спокойным, сильным и уравновешенным духом; сражайся и умирай благородно или побеждай мощно. Ибо это та работа, которую Бог и твоя природа поручили тебе выполнить.”
VIII
Санькя и Йога
В момент своего поворота от первого и краткого ответа на трудности Арджуны, и в самых первых словах, которые задают тон духовному решению, Учитель сразу же проводит различие, имеющее первостепенное значение для понимания Гиты, — различие между Санкхьей и Йогой. “Таков разум (разумное знание вещей и воли), провозглашенный тебе в Санкхье, услышь же теперь это в Йоге, ибо, если ты занимаешься йогой с помощью этого разума, о сын Притхи, ты сбросишь оковы трудов”. Это и есть тот самый буквальный перевод слов, в которых Гита объявляет о различии, которое она намеревается провести.
"Гита" в своей основе является ведантическим произведением; она является одним из трех признанных авторитетов в ведантическом учении и, хотя и не описывается как Богооткровенное Писание, хотя, так сказать, она в значительной степени интеллектуальна, логична, философична по своему методу, основанному на Истине, но не на непосредственно вдохновленном Слове, которое является откровением Истины через высшие способности провидца, тем не менее, она настолько высоко ценится, что её можно причислить почти к тринадцатой Упанишаде. Но, тем не менее, её ведантические идеи повсюду и основательно окрашены идеями Санкхьи и Йогическим способом мышления, и именно это придает особую синтетическую окраску её философии. На самом деле, это прежде всего практическая система йоги, которой она обучает, и она привносит метафизические идеи только в качестве объяснения своей практической системы; она не просто провозглашает знание Веданты, но основывает знание и посвящение на трудах, возвышая труды до уровня знания, их кульминации, и наполняет их посвящением, так как это само сердце и ядро их духа.
Опять же, её йога основана на аналитической философии Санкхьи, принимает это за отправную точку и всегда придерживается этого как важного элемента своего метода и доктрины; но все же она выходит далеко за ее пределы, отрицает даже некоторые из ее характерных тенденций и находит средства примирения низшего аналитического знания Санкхьи с высшей синтетической и ведантической истиной.
Что же тогда представляют собой Санкхья и Йога, о которых говорится в Гите? Это, конечно, не те системы, которые дошли до нас под этими названиями, как они изложены соответственно в Санкхья-карике Ишвары Кришны и йогических афоризмах Патанджали.
Эта Санкхья не является системой Кариков — по крайней мере, в том виде, в каком ее обычно понимают; ибо Гита ни на мгновение не признает множественность Пуруш как изначальную истину бытия и решительно подтверждает то, что традиционная Санкхья упорно отрицает, Единое как Самость и Пурушу, этого Единого снова - как Господа, Ишвару или Пурушоттамм, и Ишвару – как причину вселенной. Традиционная Санкхья, если использовать наши современные представления, атеистична; Санкхья Гиты допускает и тонко примиряет теистические, пантеистические и монистические взгляды на вселенную.
Эта йога также не является системой йоги Патанджали; поскольку это чисто субъективный метод Раджа-йоги, внутренняя дисциплина, ограниченная, жестко очерченная, строго и научно выверенная, с помощью которой ум постепенно успокаивается и погружается в Самадхи, чтобы мы могли достичь временных и вечных результатов этого самопревосхождения, временного - в великом расширении знаний и сил души, вечного - в божественном единении. Но йога Гиты - это большая, гибкая и многогранная система с различными элементами, которые успешно гармонизируются своего рода естественной и живой ассимиляцией, и из этих элементов Раджа-йога - только один, и не самый важный и жизненно необходимый. Этот Йога не придерживается какой-либо строгой научной градации, но представляет собой процесс естественного развития души; она стремится путем принятия нескольких принципов субъективного равновесия и действия привести к обновлению души и своего рода изменению, вознесению или новому рождению из низшей природы в божественную. Соответственно, её идея Самадхи сильно отличается от обычного представления о йогическом трансе, и в то время как Патанджали придает работам лишь начальню важность для морального очищения и религиозной сосредоточенности, Гита заходит так далеко, что превращает труды в характерную черту йоги. Для Патанджали действие - это только нечто предварительное, в Гите же оно является постоянной основой; в Раджа-йоге оно практически отбрасывается, когда достигается результат, или, по крайней мере, очень скоро перестает быть средством для Йоги, для Гиты - это средство высочайшего восхождения, которое продолжается даже после полного освобождения души.
Все это необходимо сказать, чтобы избежать путаницы в мыслях, которая может возникнуть при использовании знакомых слов в более широком смысле, чем привычный нам сейчас технический смысл. Тем не менее, все, что является существенным в системах Санкхьи и йоги, все, что в них является всеобъемлющим и универсально истинным, признается Гитой, хотя она и не ограничивает себя ими, как противоположными школами.
Ее Санкхья - это всеобъемлющая и ведантическая Санкхья, такая, какой мы находим ее в ее первоначальных принципах и элементах в великом ведантическом синтезе Упанишад и в более позднем развитии Пуран. Её идея йоги – это широкая идея о преимущественно субъективной практике и внутреннем изменении, необходимом для обретения Себя или единения с Богом, и Раджа-йога является лишь одним из ее особых применений. Гита настаивает на том, что Санкхья и Йога - это не две разные, несовместимые и противоречащие друг другу системы, но единые в своих принципах и целях; они отличаются только своим методом и отправной точкой. Санкхья - это тоже йога, но она основывается на знании; она начинается, так сказать, с интеллектуального различения и анализа принципов нашего бытия и достигает своей цели через видение Истины и обладание ею. Йога, с другой стороны, основывается на трудах; в своем первом принципе она является Карма-йогой; но очевидно из всего учения Гиты и ее более поздних определений, что слово "карма" используется в очень широком смысле и что под йогой подразумевается бескорыстное посвящение всей внутренней, так и внешней деятельности, как жертвы Господу всех трудов, предложенной Вечному как Повелителю всех энергий и аскез души. Йога – это практика Истины, знание которой дает видение, и ее практика имеет в качестве своей движущей силы дух просветленной преданности, спокойного или пылкого посвящения тому, что знание считает Высшим.
Но в чем заключаются истины Санкхьи? Философия получила свое название благодаря своему аналитическому процессу. Санкхья - это анализ, перечисление, разделяющее и различающее изложение принципов нашего бытия, в которых обычный ум видит только комбинации и результаты комбинаций. Она вовсе не стремилась к синтезу. Ее изначальная точка зрения, по сути, дуалистична, но не в духе относительного дуализма ведантических школ, которые называют себя Двайтой, а в очень абсолютной и острой форме.
Поскольку она объясняет существование не одним, а двумя изначальными принципами, взаимосвязь которых является причиной возникновения Вселенной, - это Пуруша, бездействующий принцип, и Пракрити, активный принцип. Пуруша – это Душа, но не в обычном или популярном смысле этого слова, а чистое сознательное Существо, неподвижное, неизменное и самосветящееся. Пракрити - это энергия и ее процесс.
Пуруша ничего не делает, но отражает действие Энергии и происходящие в ней процессы; Пракрити механична, но, отражаясь в Пуруше, она принимает вид сознания в своей деятельности, и таким образом возникают явления созидания, сохранения, растворения, рождения, жизни и смерти, сознания и бессознательности, чувственного и интеллектуального знания и неведения, действия и бездействия, счастья и страдания, которые Пуруша под влиянием Пракрити приписывает себе, хотя они принадлежат вовсе не ему, а действию или движению одной только Пракрити.
Ибо Пракрити состоит из трех гун или основных видов энергии; саттва, семя разума, сохраняет работы энергии; раджас, семя силы и действия, создает работы энергии; тамас, семя инерции и отсутствие разума, отрицание саттвы и раджаса, разрушает то, что они создают и сохраняют. Когда эти три силы энергии Пракрити находятся в состоянии равновесия, все пребывает в покое, нет движения, действия или созидания, и, следовательно, нет ничего, что могло бы отражаться в неизменном светящемся существе сознания Душа. Но когда это равновесие нарушается, три орудия приходят в состояние неравновесия, в котором они борются друг с другом и воздействуют друг на друга, и тогда начинается весь этот неразрывный процесс непрерывного созидания, сохранения и разрушения, разворачивающий явления космоса. Это продолжается до тех пор, пока Пуруша соглашается отражать возмущение, которое затемняет его вечную природу и приписывает ему природу Пракрити; но когда он отказывается от своего согласия, гуны приходят в равновесие , и душа возвращается к своей вечной, неизменной неподвижности освобожденный от явлений. Это отражение и это согласие или отказ от него, по-видимому, являются единственными полномочиями Пуруши; благодаря отражению, он является свидетелем Природы и тем , кто дает разрешение, сакши и ануманту в Гите, но не активно как Ишвара. Даже его согласие пассивно, и его отказ от согласия - это всего лишь еще одна пассивность. Любое действие, субъективное или объективное, чуждо Душе; у нее нет ни активной воли, ни активного разума. Следовательно, она не может быть единственной причиной вселенной и утверждение второй причины становится необходимым. Не только одна Душа в силу своей природы сознательного знания, воли и восторга является причиной вселенной, но и Душа и Природа являются двойной причиной, пассивным Сознанием и активной Энергией. Так Санкхья объясняет существование космоса.
Но откуда же тогда берутся этот сознательный разум и сознательная воля, которые мы воспринимаем как столь значительную часть нашего существа и которые мы обычно и инстинктивно относим не к Пракрити, а к Пуруше? Согласно Санкхье, разум и воля являются всецело частью механической энергии Природы и не являются свойствами души; они являются принципом Буддхи, одним из двадцати четырех таттв, двадцати четырех космических принципов. Пракрити в процессе эволюции мира опирается на свои три гуны как на изначальную субстанцию вещей, непроявленную, бессознательную, из которого последовательно развиваются пять элементарных состояний энергии или материи, ибо Материя и Сила в философии Санкхья – это одно и то же. Они называются по именам пяти конкретных элементов древней мысли: эфира, воздуха, огня, воды и земли; но следует помнить, что это не элементы в современном научном смысле, а тонкие состояния материальной энергии, и в грубом материальном мире их невозможно найти в чистом виде.
Все объекты создаются путем сочетания этих пяти тонких условий или элементов. Снова,
каждое из этих пяти свойств лежит в основе одного из пяти тонких свойств энергии или материи, звука, осязания, формы, вкуса и запаха, которые определяют способ восприятия объектов разумом-чувствами. Таким образом, благодаря этим пяти элементам Материи, выделенным из первичной энергии, и этим пяти чувственным связям, посредством которых познается Материя, развивается то, что на современном языке мы назвали бы объективным аспектом космического существования.
Тринадцать других принципов составляют субъективный аспект космической энергии — Буддхи, или Махат, Аханкара, Манас и его десять функций восприятия, пять функций познания, пять функций действия. Манас, ум, - это изначальное чувство, которое воспринимает все объекты и реагирует на них; поскольку оно обладает одновременно и логической, и внешней активностью, воспринимает посредством восприятия то, что Гита называет внешними касаниями вещей, бахья спарша, и таким образом формирует свое представление о мире и проявляет свои реакции активной жизненности. Но он выполняет свои самые обычные функции восприятия с помощью пяти органов восприятия: чувства слуха, осязания, зрения, вкуса и обоняния, которые определяют пять свойств вещей как их соответствующие объекты, и специализируют определенные жизненно важные функции реагирования с помощью пяти активных органов чувств, которые отвечают за речь, передвижение, захват предметов, отбрасывание и порождение. Буддхи, различающий принцип, является одновременно и разумом и волей; это сила в Природе, которая различает и координирует. Аханкара, эго-чувство, является субъективным принципом в Буддхи, посредством которого Пуруша склоняется отождествлять себя с Пракрити и ее деятельностью. Но эти субъективные принципы сами по себе являются такими же механическими, они в такой же степени являются частью бессознательной энергии, как и те, которые составляют ее объективные операции. Если нам трудно понять, как разум и воля могут быть свойствами механического Бессознательного и сами по себе механические (джада), нам стоит только вспомнить, что современная наука пришла к такому же выводу.
Даже в механическом действии атома присутствует сила, которую можно назвать только несознательной волей, и во всех работах Природы эта всепроникающая воля выполняет бессознательно работы разума. То, что мы называем ментальным интеллектом, по своей сути является тем же самым, что и то, что подсознательно распознает и координирует все действия материальной вселенной, - и сам сознательный Ум, как Наука пытается продемонстри ровать, это всего лишь результат и расшифровка механического действия бессознательного. Но Санкхья объясняет то, что современная Наука оставляет в темноте, процесс, посредством которого механическое и бессознательное принимает видимость сознания. Это происходит из-за отражения Пракрити в Пуруше; свет сознания Души связан с деятельностью механической энергии, и именно таким образом Пуруша, наблюдая Природу, как свидетель, забывая о себе, пребывает в заблуждении из-за возникшей у нее идеи, что это он думает, чувствует, желает, действует, в то время как все это время процесс мышления, чувствования, волеизъявления, действия на самом деле осуществляется ею и ее тремя модусами, а вовсе не им самим. Избавление от этого заблуждения - первый шаг к освобождению души от Природы и ее работ.
Конечно, в нашем существовании есть множество вещей, которые Санкхья не объясняет вообще или объясняет неудовлетворительно, но если все, что нам нужно, - это рациональное объяснение космических процессов в их принципах как основы для достижения великой цели, общей для древних философий, - освобождения души от навязчивой идеи космической Природы, тогда объяснение мира Санкхьей и путь освобождения Санкхьей кажутся такими же хорошими и эффективными, как и любые другие. Чего мы поначалу не понимаем, так это то, почему надо привносить элемент плюрализма в его дуализм утверждая одну Пракрити, но множество Пуруш. Казалось бы, существования одного Пуруши и одной Пракрити должно быть достаточно для объяснения сотворения и развития Вселенной. Но Санкхья была обязана развить плюрализм благодаря своему строго аналитическому наблюдению за принципами вещей. Во-первых, на самом деле мы обнаруживаем , что в мире существует множество сознательных существ, и каждое из них рассматривает один и тот же мир по-своему и имеет свой независимый опыт восприятия субъективных и объективных явлений, свое отдельное обращение с одним и теми же процессами восприятия и реагирования. Если бы был только один Пуруша, не было бы этой центральной независимости и обособленности, но все видели бы мир одинаково и с общей субъективностью и объективностью. Поскольку Пракрити едина, все видят один и тот же мир; поскольку ее принципы везде одинаковы, общие принципы, составляющие внутренний и внешний опыт, одинаковы для всех; но бесконечная разница во взглядах, мировоззрении и установках, действии, опыте и бегстве от опыта - разница не в естественных действиях, которые одинаковы, но наблюдающего сознания — совершенно необъяснимы , если не предположить, что существует множество свидетелей, много Пуруш. Можно сказать, что разделяющее эго-чувство является достаточным объяснением? Но эго-чувство является общим принципом Природы и не нуждается в различиях; ибо само по себе оно просто побуждает Пурушу отождествлять себя с Пракрити, и если бы существовал только один Пуруша, все существа были бы едины, объединены и похожи в своем эгоистическом сознании; какими бы разными в деталях ни были простые формы и сочетания их естественных частей, не было бы различия в мировоззрении души и душевном опыте.
Различия в Природе не должны создавать все это основное различие, это многообразие мировоззрений и от начала до конца эта раздельность опыта в одном Свидетеле, в одном Пуруше. Следовательно, плюрализм душ является логической необходимостью для чистой системы Санкхьи, отделенной от ведантических элементов древнего знания, которые впервые породили ее. Космос и происходящие в нем процессы можно объяснить взаимодействием одной Пракрити с одним Пурушей, но не множественностью сознательных существ в космосе.
Существует и другая трудность, не менее серьезная. Освобождение - это цель, которую ставит перед собой эта философия, как и другие. Мы уже говорили, что это освобождение достигается тем, что Пуруша отказывается от своего согласия на действия Пракрити, которые она совершает только для его удовольствия; но, в общем, это всего лишь способ выражения. Пуруша пассивен, и акт дачи или отзыва согласия на самом деле не может принадлежать ему, но должен быть движением в Самой Пракрити. Если мы поразмыслим, то увидим, что в той мере, в какой это является операцией, это движение вспять или отшатывания в принципе Буддхи, различающей воли. Буддхи предоставляет себя восприятию ума-чувства; оно занято различением и координацией действий космической энергии и с помощью эго-чувства отождествляет Свидетеля с её мыслями, чувствами и действиями. В процессе различения вещей он приходит к глубокому осознанию того, что это отождествление - иллюзия; в конце концов, он отличает Пурушу от Пракрити и осознает, что все это - просто нарушение равновесия гун; Буддхи, одновременно разум и воля отшатывается от лжи, которую она поддерживала, и Пуруша, перестав быть связанным, больше не присоединяется к интересам ума в космической игре. Конечным результатом будет то, что Пракрити потеряет свою способность отражать себя в Пуруше; ибо эффект эго-чувства разрушается, и разумная воля, становясь безразличной, перестает быть средством ее одобрения: тогда ее гуны неизбежно должны прийти в состояние равновесия, космическая игра должна прекратиться, Пуруша возвращается к своему неподвижному покою. Но если бы существовал только один Пуруша и если бы произошло это отступление различающего принципа от его иллюзий, весь космос прекратил бы существование. На самом деле, мы видим, что ничего подобного не происходит. Несколько человек среди бесчисленных миллионов достигают освобождения или движутся к нему; на остальных это никоим образом не влияет, и космическая природа в своей игре с ними ни на йоту не испытывает неудобств из-за такого краткого отказа, который должен был бы стать концом всех ее процессов. Только согласно теории многих независимых Пурушами можно объяснить этот факт. Единственным логичным объяснением с точки зрения ведантического монизма является Майявада; но там все это становится сном, и рабство, и освобождение - это обстоятельства нереальности, эмпирические заблуждения Майи; в действительности нет никого, кто был бы освобожден или связан. Более реалистичный взгляд Санкхьи на вещи не допускает этой фантасмагорической идеи существования и, следовательно, не может принять это решение.
Здесь также мы видим, что множественность душ является неизбежным выводом из данных санкхьевского анализа существования.
Гита исходит из этого анализа и, на первый взгляд, даже в своем изложении йоги принимает его почти полностью. Она принимает Пракрити и ее три гуны и двадцать четыре принципа; принимает приписывание всех действий Пракрити и пассивность Пуруши; принимает множественность сознательных существ в космосе; принимает растворение отождествляющего чувства эго, различающее действие разумной воли и трансцендентность действий трех видов энергии как средство на пути освобождения. Йога, которую Арджуне предлагается практиковать с самого начала, - это йога Буддхи, разумной воли. Но есть одно очень важное отклонение — Пуруша рассматривается как единое целое, а не как множество; ибо свободное, нематериальное, неподвижное, вечное, неизменяемое "Я" Гиты, за исключением одной детали, является ведантическим описанием вечного, пассивного, неподвижного, неизменного Пуруши санкхьев. Но основное различие заключается в том, что существует Один, а не много. Это создает всю трудность, которую избегает множественность Санкхьи, и требует совершенно иного подхода, решения. Это обеспечивает Гита, привнося в свою ведантическую Санкхью идеи и принципы Ведантической йоги.
Первый важный новый элемент, который мы обнаруживаем, связан с концепцией
самого Пуруши. Пракрити совершает свои действия ради удовольствия Пуруши; но как определяется это удовольствие? В строгом анализе Санкхьи это возможно только при пассивном согласии молчаливого Свидетеля. Пассивно Свидетель соглашается с действием разумной воли и эго-чувства, пассивно он соглашается с тем, что эта воля отвергается эго-чувством. Он Свидетель, источник согласия, посредством отражения поддерживающий работу Природы, сакши ануманта бхарта, но не более того. Но Пуруша Гиты также является Владыкой Природы; он - Ишвара. Если действие разумной воли принадлежит Природе, то возникновение и сила воли исходят от сознательной Души; он – Владыка Природы. Если акт осознания Воли - это акт Пракрити, то источником и светом осознания является Пуруша; он не только Свидетель, но и Господь и Знающий, повелитель знания и воли, джната ишварах.
Он - высшая причина действия Пракрити, высшая причина ее бездействия. В Санкхье Пуруша и Пракрити в их дуализме являются причиной космоса; в этой синтетической Санкхье Пуруша через свою Пракрити является причиной космоса. Мы сразу видим, как далеко мы ушли от жесткого пуризма традиционного анализа.
Но как насчет единого "я", неизменного, неподвижного, вечно свободного, с которого начиналась Гита? Это то, что свободно от любых изменений или вовлеченности в изменения, авикарья, нерожденный, непроявленный Брахман, и все же это то, “благодаря чему все это расширяется”. Может показаться, что принцип Ишвары заключается в его бытии; даже если он неподвижен, он все же является причиной и владыкой всего действия и подвижности. Но как? А как насчет множества сознательных существ в космосе? Они не кажутся Господом, но, скорее, совсем не похожи на Господа, аниша, потому что они подвластны действие трех гун и заблуждению чувства эго, и если, как, по-видимому, утверждает Гита, все они являются единым "я", то как возникла эта инволюция, подчинение и заблуждение, или как это можно объяснить, кроме как чистой пассивностью Пуруши? И откуда эта множественность? или как получается, что единое "я" в одном теле и уме достигает освобождения, в то время как в других оно остается в плену иллюзии? Это трудности, которые невозможно преодолеть, не найдя решения.
Гита отвечает на них в своих последующих главах посредством анализа Пуруши и Пракрити, который привносит новые элементы, очень характерные для ведантической йоги, но чуждые традиционной санкхье. В нем говорится о трех пурушах или, скорее, о тройственном статусе Пуруши. Иногда кажется, что Упанишады, излагая истины Санкхьи, говорят только о двух Пурушах. Есть один нерожденный трехцветный, говорится в тексте, вечный женский принцип Пракрити с ее тремя гунами, вечно творящий; есть два нерожденных, два Пуруши, один из которых привязан к ней и наслаждается ею, другой бросает ее, потому что он насладился всеми ее удовольствиями. В другом стихе они описаны как две птицы на одном дереве, вечно связанные спутники, одна из которых вкушает плоды дерева, — Пуруша в Природе, наслаждающийся ее космосом, — другая не ест, но наблюдает за своим товарищем, — безмолвный Свидетель, отстраненный от наслаждения; когда первый видит второго и знает, что все - это его величие, тогда он избавляется от печали. Точки зрения в этих двух стихах различны, но они имеют общий подтекст. Одна из птиц - вечно безмолвие, ничем не связанное "Я", или Пуруша, посредством которого все расширяется, и он созерцает космос, который он расширил, но остается в стороне от него; другая - это Пуруша, вовлеченный в Пракрити. Первый стих указывает на то, что эти двое — одно и то же, представляют разные состояния, связанное и освобожденное, одного и того же сознательного существа, – ибо второе Нерожденное снизошло в наслаждения Природой и удалилось от нее; другой стих раскрывает то, чего мы не смогли бы почерпнуть из первого, что в своем высшем проявлении в состоянии единства "я" всегда свободно, бездеятельно, непривязанно, хотя и нисходит в своё низшее существо во множественность созданий Пракрити и выходит из него путем возвращения в любом отдельном существе к более высокому статусу. Эта теория о двойственном статусе единой сознательной души открывает дверь, но процесс множественности Единого все еще остается неясным.
К этим двум стихам Гита, развивая мысль других отрывков из Упанишад, добавляет еще один, о всевышнем, Пурушоттаме, высочайшем Пуруше, в чьем величии заключается все это творение. Таким образом, их трое: Кшара, Акшара и Уттама. Кшара, подвижное, изменчивое - это Природа, свабхава, это многообразное становление души; Пуруша здесь – это множественность божественного Существа; это Пуруша, множественный не отдельный от Пракрити, но в ней. Акшара, неподвижное, неизменное, - это безмолвное и бездеятельное "я", это единство божественного Существа, Свидетель Природы, но не вовлеченный в ее движение; это бездеятельный Пуруша, свободный от Пракрити и ее деяний. Уттама - это Господь, верховный Брахман, высшее Я, обладающий как неизменным единством, так и подвижной множественностью. Именно благодаря большой подвижности и действию Своей природы, Своей энергии, Своей воле и могущества, Он проявляет Себя в мире, а благодаря большей тишине и неподвижности Своего существа, Он остается в стороне от всего этого; и все же Он, как Пурушоттама, выше как отчужденности от Природы, так и привязанности к Природе. Эта идея о Пурушоттаме, хотя она постоянно подразумевается в Упанишадах, раскрыта и определенно сформулирована в Гите, оказав мощное влияние на последующее развитие индийского религиозного сознания. Это основа высшей Бхакти-йоги, которая претендует на то, чтобы превзойти жесткие определения монистической философии; она лежит в основе философии религиозных Пуран.
Гита также не довольствуется анализом Пракрити в рамках Санкхьи, поскольку это оставляет место только для чувства эго, а не для множественного Пуруши, который здесь не является частью Пракрити, но отделен от нее. Гита, напротив, утверждает, что Господь по Своей природе становится Дживой. Как это возможно, если существует только двадцать четыре принципа космической Энергии и ничего больше? Да, говорит божественный Учитель, в сущности, это совершенно достоверное объяснение очевидных действий космической Пракрити с ее тремя гунами, и отношение, приписываемое Пуруше и Пракрити это также вполне обоснованно и имеет большое значение для практических целей инволюции и ухода. Но это только низшая Пракрити трех гун, бессознательная и кажущаяся; существует более высокая, верховная, сознательная и божественная Природа, и именно она стала индивидуальной душой, Дживой. В низшей природе каждое существо проявляется как эго, в высшей - как индивидуальный Пуруша. Другими словами, множественность является частью духовной природы Единого. Эта индивидуальная душа - я сам, в творении она является частичным проявление меня, мамайва амшах, и она обладает всеми моими силами; она свидетель, дающий разрешение, поддерживающий, знающий, господь. Она нисходит в низшую природу и считает себя связанным действием, чтобы наслаждаться низшим существом: она может отступить и познать себя как пассивного Пурушу, свободного от всякого действия. Она может подняться над тремя гунами и, освободившись от оков действия, все же обладать действием, как и я сам, и, поклоняясь Пурушоттаме и соединяясь с ним, она может полностью наслаждаться своей божественной Природой.
Таков анализ, не ограничивающийся видимым космическим процессом, но проникающий в оккультные тайны сверхсознательной природы, уттамам рахасьям, посредством которого Гита основывает свой синтез Веданты, Санкхьи и йоги, свой синтез
знания, трудов и преданности. Только в рамках чистой Санкхьи сочетание трудов и освобождения противоречиво и невозможно. Только в рамках чистого Монизма достигается постоянное продолжение трудов как части Йоги и проявление преданности после достижения совершенного знания, освобождения и единения, становятся невозможными или, по крайней мере, иррациональными и ненужными. Знание Санкхьи, содержащееся в Гите, рассеивается, и система Йоги, изложенная в Гите, торжествует над всеми этими препятствиями.
IX
Санкхья, Йога и Веданта
Вся цель первых шести глав Гиты состоит в том, чтобы объединить в общей системе ведантических истин два метода Санкхьи и Йоги, которые обычно считаются различными и даже противоположными. Санкхья взята за отправную точку и основу; но она с самого начала и с постепенно возрастающим акцентом пронизана идеями и методами Йоги и переработана в ее духе. Практическое различие, как оно, по-видимому, представлялось религиозным умам того времени, заключалось, прежде всего, в том, что Санкхья осуществлялась знанием и йогой интеллекта, в то время как Йога осуществлялась трудами и трансформацией активного сознания, и, во-вторых, — как следствие этого первого различия, — санкхья вела к полной пассивности и отказу от трудов, санньясе, в то время как Йога считала вполне достаточным внутреннее отречение от желаний, очищение субъективного принципа, которое ведет к действию, и обращение трудов к Богу, к божественному существованию и освобождению. И все же у обоих была одна и та же цель - превзойти рождение и это земное существовании, и единение человеческой души с Высшим. По крайней мере, в этом заключается различие, как оно представлено нам Гитой.
Трудность, с которой сталкивается Арджуна при понимании любого возможного синтеза этих противоположностей, свидетельствует о жесткой линии, которая проводилась между этими двумя системами в рамках общепринятых представлений того времени.
Учитель начинает с того, что примиряет труды и Йогу разума: последняя, по его словам, намного превосходит простые труды; именно посредством йоги Буддхи, знания, поднимающего человека над обычным человеческим умом и его желаниями к чистоте и равенству брахманического состояния, свободного от любого желания, работы могут быть стать приемлемы.
Все же работы это средство спасения, но работы, очищенные таким образом знанием.
Наполненный представлениями господствовавшей в то время культуры, введенный в заблуждение тем акцентом, который Учитель делает на идеях, присущих Ведантической Санкхье, т.е. на покорении чувств, уходе от ума в высшее Я, восхождении к брахманическое состояние, исчезновении нашей низшей личности в Нирване безличности, — ибо идеи, присущие йоге, пока еще находятся в подчиненном положении и в значительной степени сдерживаются, — Арджуна недоумевает и спрашивает: “Если ты считаешь, что разум выше дел, зачем тогда ты даешь мне эту ужасную работу? Ты, кажется, озадачиваешь мой разум своей запутанной речью; скажи же мне решительно, что-то одно, с помощью чего я могу достичь блага своей души”.
В ответ Кришна утверждает, что Санкхья основывается на знании и отречении, йога - на трудах; но настоящее отречение невозможно без йоги, без трудов, совершаемых как
жертвоприношение, совершаемых с равенством и без стремления к плодам, с осознанием того, что именно Природа совершает действия, а не душа; но сразу же после этого он заявляет, что жертва знания является высочайшей, любая работа находит свое завершение в знании, в огне знания сгорают все труды; поэтому с помощью йоги человек, владеющий своим "Я", отказывается от трудов и преодолевает зависимость от них. Снова Арджуна недоумевает: есть труды без желания, принцип йоги, и отречение от трудов, принцип Санкхьи, поставленные рядом, как части одного метода, и все же между ними нет явного согласия. Для своего рода примирения, которое Учитель уже дал, — во внешнем бездействии видеть, что действие все еще продолжается, и в кажущемся действии видеть реальное бездействие, поскольку душа отказалась от своей иллюзии работника и передала свои труды в руки Мастера жертвоприношения, — для практического ума Арджуны это слишком мало, слишком утонченно и выражается почти загадочными словами; он не уловил их смысла
или, по крайней мере, не проник в их дух и реальность. Поэтому он снова спрашивает: “Ты провозглашаешь мне отречение от трудов, О Кришна, и снова ты проповедуешь мне Йогу; какой из этих путей лучше, скажи мне с ясной решимостью”.
Ответ важен, поскольку он очень четко показывает все различие и указывает, хотя и не развивает полностью линию примирения. “И Отречение, и йога трудов приводят к спасению души, но из них двоих Йога трудов выше отречения от трудов. Его всегда следует знать как Саньясина (даже когда он совершает действие), который не испытывает ни неприязни, ни желаний; поскольку он свободен от двойственности, он легко и счастливо освобождается от оков. Дети, говорящие о Санкхье и йоге как отдельные друг от друга, не мудры; если человек целиком отдается чему-то одному, он получает плоды обоих”, потому что в своей целостности каждое из них содержит в себе другое. “Состояние, которого достигает Санкхья, также достигают люди Йоги; кто видит Санкхью и Йогу как одно целое, тот видит. Но отречения трудно достичь без Йоги; мудрец, занимающийся Йогой, вскоре достигает Брахмана; его ”я" становится "я" всего сущего (всего, что становится), и хотя он совершает действия, он не вовлечен в них". Он знает, что действия принадлежат не ему, а Природе и благодаря самому этому знанию он свободен; он отрекся от трудов, не совершает никаких действий, хотя действия совершаются через него; он становится Я, Брахманом, брахмабхутой, он видит все существования как проявления (бхутани) этого самосущего Существа, себя самого как только одного из них, все их действия как только развитие космической Природв, действующая через их индивидуальную природу, и его собственные действия также являются частью той же космической активности. Это не все учение Гиты, поскольку еще существует только идея неизменного "я", или Пуруши, Акшара-Брахмана, и Природы, Пракрити, как то, что отвечает за космос, и ещё не является ясно выраженной идеей Ишвары, Пурушотамы; пока еще только синтез трудов и знания, и несмотря на определенные намеки, ещё не привнесение высшего элемента преданности, который становится таким важным впоследствии; пока еще только единый неактивный Пуруша и низшая Пракрити, но еще не различение тройственного Пуруши и двойной Пракрити. Это правда, что говорится об Ишваре, но его отношение к "я" и природе еще не определено. Только первые шесть глав продолжают синтез настолько, насколько это возможно без ясного выражения и решительного изложения этих важнейших истин, которые, когда они вступают в силу, неизбежно должны расширять и изменять, хотя и не отменяя, эти первоначальные согласования.
Двухсторонняя, говорит Кришна, самореализация души, благодаря
чему она достигает брахманического состояния: “у санкхьев это происходит через йогу знания, а у йогинов - через йогу трудов". Это отождествление Санкхьи с Джняна-йогой и Йоги с "путем трудов" представляет интерес, поскольку показывает, что в то время преобладал совершенно иной порядок идей, чем тот, которым мы обладаем сейчас, в результате великого развития индийской мысли в области Веданты, очевидно, последовавшего за созданием Гиты, благодаря которой другие ведические философии пришли в упадок как практические методы освобождения. Чтобы оправдать язык Гиты, мы должны предположить, что в то время именно метод Санкхьи был очень распространен среди тех, кто следовал по пути знания. Впоследствии, с распространением буддизма, метод познания Санкхья, должно быть, был во многом отодвинут на второй план буддийским. Буддизм, подобно нетеистической и антимонистической санкхье, подчеркивал непостоянство результатов действия космической энергии, которую он представлял не как Пракрити, а как Карму, потому что буддисты не признавал ни ведантического Брахмана, ни бездеятельной Души санкхьев, и это сделало признание непостоянства различающим умом средством освобождения. Когда началось противодействие буддизму, оно приняло не старую концепцию Санкхьи, а ведантическую форму, популяризированную Шанкарой, который заменил буддийскую идею непостоянства близкой ведантической идеей иллюзии, Майей, а буддийскую идею Небытия, неопределимую Нирвану, негативный Абсолют, противоположной и тем не менее, близкой Веданте идеей о неопределимом Существе, Брахмане, невыразимо позитивном Абсолюте, в котором все признаки, действия и энергия прекращаются, потому что на самом деле в Этом они никогда не существовали и являются всего лишь иллюзиями ума. Метод Шанкары основан именно на этих концепциях его философии, это отречение от жизни как от иллюзии, о котором мы обычно думаем, когда говорим сейчас о йоге знания. Но во времена "Гиты" Майя , очевидно, еще не была главным словом ведантической философии и не имела, по крайней мере с какой-либо определяющей ясностью, того значения, которое Шанкара извлек из нее с такой сияющей силой отчетливостью; ибо в Гите мало говорится о Майе и много о Пракрити, и даже первое слово используется не более чем как эквивалент второго, но только в его более низком статусе; это низшая Пракрити трех гун, трайгунаямайи майя. Согласно учению Гиты, Пракрити, а не иллюзорная Майя, является действующей причиной космического существования.
Тем не менее, какими бы точными ни были различия в их метафизических
идеях, практическое различие между Санкхьей и Йогой, как они изложены в Гите, такое же, как и то, которое сейчас существует между Ведантическими Йогами знания и труда, и практические результаты этого различия также одни и те же. Санкхья развивалась подобно ведантической йоге познания посредством Буддхи, посредством различающего разума; она пришла благодаря размышлению, вичаре, к правильному различению, вивеке, истинной природы души и к наложению на нее трудов Пракрити через привязанность и отождествление, точно так же, как ведантический метод теми же средствами приводит к правильному пониманию истинной природы "Я" и к тому, что ментальная иллюзия навязывает ему космические представления, которые ведут к эгоистическому отождествлению и привязанности. Согласно ведантическому методу, майя прекращается для души, когда она возвращается к своему истинному и вечному статусу единого "Я", Брахману, и космическое действие исчезает; в методе Санкхьи работа gunas обретает покой благодаря возвращению души к ее истинному и вечному статусу бездействующего Пуруши, и космическое действие прекращается. Брахман майявадинов безмолвен, неизменен и бездеятелен; таков же и Пуруша санкхьи; следовательно, и для того, и для другого аскетическое отречение от жизни и трудов является необходимым средством освобождения.
Но для йоги Гиты, как и для Ведантической йоги трудов, действие — это не только подготовка, но и само по себе средство освобождения; и именно справедливость этого взгляда Гита стремится доказать с такой неослабевающей силой и настойчивостью, – настойчивостью, к сожалению, которая не смогла устоять в Индии перед мощным натиском буддизма, и впоследствии был утрачена из-за интенсивности аскетического иллюзионизма и пылкости избегающих мира святых и набожных людей, и только сейчас начинает оказывать свое реальное и благотворное влияние на индийский разум. Отречение необходимо, но истинное отречение - это внутренний отказ от желаний и эгоизма; без этого внешний физический отказ от работ является чем-то нереальным и неэффективным, с этим он перестает быть даже необходимым, хотя и не запрещен. Знание необходимо, нет более высокой силы для освобождения, но также необходима работа, основанная на знании; благодаря единству знания и трудов душа полностью обретает статус Брахмана, пребывая не только в покое и бездеятельности, но и в самой гуще напряженной и неистовой деятельности.
Преданность имеет первостепенное значение, но труды, сопряженные с преданностью, также важны; благодаря единству знания, преданности и трудов душа поднимается до высочайшего статуса Ишвары, чтобы пребывать там в Пурушоттаме, который является одновременно владыкой вечного духовного покоя и вечной космической активности. Таков синтез Гиты.
Но, помимо различия между путем познания Санкхьи и путем работ йоги, в самой Веданте было другое и похожее противопоставление, и с этим также приходится иметь дело Гите, чтобы исправить и включить в свое обширный пересмотр арийской духовной культуры.
В этом и заключалось различие между Карма-канда и Джняна-канда, между изначальной мыслью, которая привела к философии Пурва-мимансы, Веда-вады, и той, которая привела к философии Уттара-мимансы, Брахмавады, между теми, кто придерживался традиции ведических гимнов и ведического жертвоприношения, а также те, кто отложил это в сторону как низшеее знание и подчеркивал высокое метафизическое знание, почерпнутое из Упанишад. Для прагматичного ума последователей Ведавады арийская религия риш означала строгое совершение ведических жертвоприношений и использование священных ведических мантр для того, чтобы осуществить все человеческие желания в этом мире: богатство, потомство, победу, всевозможные удачи и радости бессмертия в загробном раю. Для идеализма брахмавадинов это было лишь предварительным шагом подготовки и истинная цель человека, истинная пурусартха, начинается с его обращения к познанию Брахмана, которое даст ему истинное бессмертие и невыразимое духовное блаженство, намного превосходящее низшие радости этого мира или любого другого низшего рая. Каков бы ни был истинный и изначальный смысл Вед, это было различие, которое давно утвердилось и с которым, следовательно, Гите приходилось иметь дело.
Едва ли не первым словом синтеза трудов и знаний является решительное, почти яростное осуждение и отречение от Ведавады, “этого цветистого слова, которое произносят те, у кого нет ясного понимания, посвященные вероучению Веды, чье вероучение заключается в том, что нет ничего другого, кроме души желаний, искатели рая, — она приносит плоды трудов рождения, она разнообразна особыми обрядами, она направлена на наслаждение и господство как на свою цель”. Гита, по-видимому, даже продолжает нападать на саму Веду, которая, хотя и была практически отброшена в сторону, все еще остается для индийского чувства непостижимой, неприкосновенной, является священным источником и авторитетом для всей его философии и религии. “Действие трех гун является предметом Вед; но ты должен освободиться от трех гун, о Арджуна”. Веды в самом широком смысле, “все Веды”, которые вполне могут включать в себя и Упанишады также, и по-видимому, включают их, поскольку позже используется общий термин "Шрути ", объявляются ненужными для человека, который знает. “Сколько пользы у колодца, который со всех сторон окужён водой, столько же пользы во всех Ведах для брахмана, который обладает знанием.”
Более того, Священные Писания даже являются камнем преткновения; ибо буква этого Слова — возможно, из-за противоречивых текстов и различных, противоречащих друг другу интерпретаций - сбивает с толку понимание, которое может обрести уверенность и сосредоточенность только благодаря внутреннему свету. “Когда твой разум преодолеет круговорот заблуждений, тогда ты станешь безразличен к услышанному Писанию или к тому, что тебе еще предстоит услышать, гантаси нирведах шротавйасйа шрутасйа ча. Когда твой разум, сбитый с толку Шрути, шрутивипратипанна, будет неподвижен и устойчив в самадхи, тогда ты достигнешь йоги”. Все это настолько оскорбительно для традиционного религиозного восприятия, что, естественно, предпринимаются попытки с помощью удобной и незаменимой человеческой способности искажать текст, придать иной смысл некоторым из этих стихов, но смысл ясен и остается неизменным от начала до конца. Это подтверждается и подчеркивается последующим отрывком, в котором знание познающего описывается как выходящее за пределы Вед и Упанишад, шабдабрахмативартате.
Давайте, однако, разберемся, что все это значит; ибо мы можем быть уверены, что синтетическая и католическая система, подобная Гите, не будет относиться к таким важным частям арийской культуры в духе простого отрицания и отречения. Гита должна синтезировать Учение йоги об освобождении посредством трудов и учение Санкхьи об освобождении посредством знания; оно должно соединить карму с гьяной. В то же время она должна объединить идею Пуруши и Пракрити, общую для Санкхьи и Йоги, с Брахмавадой современной Веданты, в которой Пуруша, Дэва, Ишвара - высшая Душа, Бог, Владыка – в Упанишадах слились в одной всеобъемлющей концепции неизменного Брахмана; и она должна снова вывести из-под тени этой концепции, но без какого-либо ее отрицания, идею Йоги о Господе или Ишваре. У него тоже есть своя светлая мысль, которую он может добавить: корона своей синтетической системы, доктрину Пурушоттамы и тройного Пуруши, для которого, хотя идея и существует, никакого точного и неоспоримого авторитет нельзя легко найти в Упанишадах и что действительно, на первый взгляд, кажется, противоречит тексту Шрути, где признаются только два Пуруши. Более того, при синтезе трудов и знаний необходимо учитывать не только противостояние йоги и санкхьи, но и противопоставление работы знанию в самой Веданте, где значение этих двух слов и, следовательно, их конфликт — это не совсем то же самое, что оппозиция санкхья-йоги. Совершенно неудивительно, можно заметить мимоходом, что в результате конфликта столь многих философских школ все находят себя в текстах Вед и Упанишад, Гиты следует описывать понимание как озадачивающее и запутанное, ведущее в разных направлениях Шрути, шрутивипратипанна.
Какие сражения даже сейчас ведут индийские ученые мужи и метафизики над смыслом древних текстов и к каким разным выводам они приводят! Понимание может вполне вызывать отвращение и безразличие, гантаси нирведам, отказ слушать еще какие-нибудь тексты, новые или старые, шротавьясйа шрутасйа ча, и иди в себя, чтобы открыть истину в свете более глубокого и внутреннего и непосредственный опыт.
В первых шести главах Гиты заложен фундамент для синтеза трудов и знаний, синтеза Санкхьи, Йоги и Веданты. Но сначала выясняется, что карма, труды, имеет особый смысл на языке ведантистов; это означает ведические жертвоприношения и церемонии или, самое большее, это и порядок жизни в соответствии с Грихьясутрами, в которых эти обряды являются наиболее важной частью, религиозным ядром жизни. Под трудами ведантисты понимали религиозные труды, систему жертвоприношений , ягью, полную тщательного соблюдения порядка, видхи, точные и сложные ритуалы, крийя-вишеса-бахулам. Но в йоге труды имели гораздо более широкое значение. Гита настаивает на этом более широком значении; в нашу концепцию духовной деятельности должны быть включены все труды, сарва-кармана. В то же время она не отвергает, подобно буддизму, идею жертвоприношения, а предпочитает возвышать и приумножать ее. Да, по сути, это говорит о том, что не только жертвоприношение, ягья, является самой важной частью жизни, но и вся жизнь, все работы должны рассматриваться как жертвоприношение, являются ягьей, хотя невежественные люди совершают их без высшего знания и самые невежественные не в надлежащем порядке, авидхи-пурвакам. Жертвоприношение – это само условие жизни; Отец всех созданий сотворил народы, всегда сопровождая их жертвоприношением, как своим вечным товарищем.
Но жертвоприношения ведавадистов - это подношения желания, направленного на материальное вознаграждение, желания, стремящегося к результату трудов, желания, стремящегося к большему наслаждению в Раю как бессмертие и высшее спасение. Этого не может допустить система Гиты, ибо в самом своем начале она начинается с отказа от желания, с его отвержения и уничтожения как врага души. Гита не отрицается действительности даже ведических жертвоприношений; она признает их, она признает, что с их помощью можно получить наслаждение здесь и Рай за пределами; это Я сам, говорит божественный Учитель, принимаю эти жертвы и кому они предлагаются, я тот, кто даёт эти плоды в форме богов, раз уж люди решили приблизиться ко мне. Но это не истинный путь, и наслаждение Раем не является освобождением и самореализацией, к которым должен стремиться человек. Именно невежды поклоняются богам, не зная, кому они поклоняются в этих божественных формах; ибо они поклоняются, хотя и невежественно, Единому, Господу, единственному Дэву, и именно он принимает их подношения. Этому Господу должно быть принесено жертвоприношение, истинное жертвоприношение всей жизненной энергии и деятельности, с преданностью, без желаний, ради Него и ради благополучия народов. Именно потому, что Ведавада затемняет эту истину и путаницей своих ритуалов привязывает человека к действию трех гун, ее приходится так сурово осуждать и грубо отбрасывать в сторону; но ее центральная идея не разрушается; преображенная и возвышенная, она превращается в самая важную часть истинного духовного опыта и метода освобождения.
Ведантическая идея знания не представляет таких трудностей. Гита берет это на себя сразу и полностью и на протяжении всех шести глав незаметно заменяет все еще неизменного Брахмана ведантистов, Единого, не имеющего себе равных во всем космосе, на все еще неизменного, но множественного Пурушу санкхьев. На протяжении всех этих глав она признает знание и постижение Брахмана как наиболее важные, незаменимые средства освобождения, хотя и настаивает на работе без желаний как на неотъемлемой части знания.
Оно в равной степени принимает Нирвану эго в бесконечном равенстве неизменного, безличного Брахмана как необходимое условие освобождения; она практически отождествляет это угасание с Санкхьей, возвращением к себе бездеятельного неизменного Пуруши, когда он выходит из отождествления с действиями Пракрити; она объединяет и сплавляет язык Веданты с языком Санкхьи, как это уже было сделано в некоторых Упанишадах. Но все же в позиции Веданты есть изъян, который необходимо преодолеть. Мы можем, пожалуй, предположить, что в то время Веданта еще не развила более поздние теистические тенденции, которые в Упанишадах уже присутствуют как элемент, но не столь заметный, как в вайшнавской философии поздних ведантистов, где они действительно становятся не только заметными, но и первостепенными. Мы можем считать, что ортодоксальная Веданта, во всяком случае, в своих основных тенденциях, была пантеистической в основе, монистической на вершине. 5 Она знала о Брахмане, едином без второго; оно знало о Богах, Вишну, Шиве, Брахме и остальных, которые все растворяются в Брахмане; но о едином верховном Брахмане как о едином Ишваре, Пуруше, Дэве — слова, часто применяемые к нему в Упанишадах и оправдывающие его до некоторой степени, но выходящие за рамки Санкхьи а теистических концепциях - это идея, которая утратила свое почетное положение 6; эти названия могли применяться только в строго логичной Брахмаваде к подчиненным или низшим аспектам идеи Брахмана. Гита предлагает не только восстановить первоначальное равенство этих имен и, следовательно, концепции, на которые они указывают, но для того, чтобы сделать еще один шаг вперед. Брахман в своём высшем, а не в каком-либо низшем аспекте должен быть представлен как Пуруша с низшей Пракрити в качестве Майи, чтобы полностью синтезировать Веданту и Санкхью, и как Ишвара, чтобы полностью синтезировать их обоих с Йогой; но Гита собирается представить Ишвару, Пурушоттаму, как даже более высокого, чем тихий и неизменный Брахман, и утрата эго в безличном вначале является лишь великим начальным и необходимым шагом к единению с Пурушоттамой. Ибо Пурушоттама - это верховный Брахман. Поэтому Гита смело выходит за рамки Вед и Упанишад в том виде, в каком они были изложены их лучшими авторитетными толкователями, и утверждает собственное учение, которое она развила на их основе, но которое, возможно, не может быть вписано в четыре аспекта их значения, как это обычно интерпретируется ведантистами. 7 На самом деле без этого свободного и синтетического обращения с буквой Священного Писания работа по большому синтезу в тогдашнем состоянии конфликта между многочисленными школами и с нынешними методами толкования вед была бы невозможна.
В последующих главах "Гита" высоко отзывается о Ведах и Упанишадах. Это божественные Писания, они - Слово. Сам Господь - знаток Вед и автор "Веданты",
ведавид ведантакрити; Господь - единственный объект знания во всех Ведах, сарваир ведаир ахам эва ведйах, язык, который подразумевает, что слово "Веда" означает "книга знания" и что эти Священные писания заслуживают своего названия. Пурушоттама, благодаря своему высокому превосходству над Неизменным и изменчивым, распространил себя в мире и в Веда. И все же буква Священного Писания связывает и сбивает с толку, как предупреждал своих учеников апостол христианства, когда говорил, что буква убивает, а именно дух спасает; и есть предел, за которым польза самого Писания прекращается. Истинный источник знания - Господь в сердце; “Я пребываю в сердце каждого человека, и от меня исходит знание”, - говорит Гита; Священное Писание - это всего лишь словесная форма этой внутренней Веды, этой самосияющей Реальности, это шабдабрахма: мантра, говорится в Веде, исходит из сердца, из тайного места, где есть средоточие истины, саданад ртасья, гухайам. Этот источник является его санкцией; но все же бесконечная Истина более велика, чем ее слово. Вы также не должны говорить ни о каком Священном Писании, что оно само по себе является самодостаточным и никакая другая истина не может быть признана, как говорили ведавадины о Ведах, нанйад астити вадинах. Это спасительное и освобождающее слово, которое должно быть применено ко всем Священным Писаниям мира. Возьмите все Священные писания, которые есть или были, Библию, Коран и китайские книги, Веды и Упанишады, Пураны, Тантры и Шастры, саму Гиту и изречения других авторов мыслителей и мудрецов, пророков и аватаров, все же вы не должны говорить, что нет ничего другого или что истина, которую ваш интеллект не может найти там, не истинна, потому что вы не можете найти ее там. Это ограниченное мышление сектанта или сложное мышление религиозного эклектика, а не беспрепятственный поиск истины свободным и просветленным умом и душой, познающей Бога. Услышанная или неуслышанная ранее, это всегда истина, которую видит сердце человека в своих просветленных глубинах или которая услышана изнутри от Мастера всего знания, знатока вечной Веды.
X
Йога разумной воли
В последних двух статьях мне пришлось отклониться от темы и увлечь
читателя за собой на засушливые территории метафизической догмы, — пусть и бегло, с очень недостаточным и поверхностным изложением, — чтобы мы могли понять, почему Гита следует той особой линии развития, которую она избрала, разработав сначала
частичную истину, содержащую лишь приглушенные намеки на ее более глубокий смысл, затем возвращающаяся к ее намекам и раскрывает их значение до тех пор, пока
она не достигнет своего последнего великого предположения, своей высшей тайны, которую она не разрабатывает совсем, но оставляет для того, чтобы пережить, как пытались пережить её более поздние века индийской духовности в великих волнах любви, самоотдачи, экстаза.
Её внимание всегда сосредоточено на синтезе, и все её напряжения - это постепенная подготовка ума к высокой заключительной ноте.
"Я поведал тебе о состоянии самоосвобождающегося разума в Санкхье", - говорит божественный Учитель Арджуне. Теперь я поведаю тебе о другом состоянии равновесия в Йоге. Вы уклоняетесь от результатов своих трудов, вы желаете других результатов и сворачиваете со своего правильного жизненного пути, потому что он не ведет вас к ним.
Но такое представление о трудах и их результате, желание результата как мотив, работа как средство удовлетворения желаний - это рабство невежественных людей, которые не знают ни того, что такое труд, ни его истинного источника, ни его реального действия, ни его высокой полезности. Моя йога освободит вас от всякой привязанности души к ее деяниям, карма-бандхам прахасйаси. Вы боитесь многих вещей, боитесь греха, боитесь страданий, боитесь ада и наказания, боитесь Бога, боитесь этого мира, боитесь загробной жизни, боитесь самих себя. Чего ты не боишься в этот момент, ты, арийский боец, главный герой мира? Но это
великий страх, который одолевает человечество, его страх перед грехом и страданиями
сейчас и в будущем, его страх перед миром, чью истинную природу он не знает,
перед Богом, чью истинную сущность также оно не видит и чье космическое предназначения не понимает. Моя йога избавит тебя от великого страха, и даже малая его часть принесет избавление. Когда вы однажды вступите на этот путь, вы обнаружите, что ни один шаг не упущен; каждое малейшее движение будет выигрышем; вы не найдете там никаких препятствий, которые могли бы помешать вам продвигаться вперед. Это смелое и абсолютное обещание, которому боязливый и колеблющийся разум, осаждаемый и спотыкающийся на всех своих путях, не может с легкостью полностью доверять; кроме того, его большая и полная истина не очевидна если только вместе с этими первыми словами послания Гиты мы не прочтем и последние: “Оставь все законы поведения и прими прибежище во Мне одном; Я избавлю тебя от всякого греха и зла; не печалься”.
Но не с этого глубокого и трогательного слова Божьего, обращенного к человеку, но скорее с первых необходимых лучей света на пути, направленных не столько к душе, сколько к интеллекту, начинается изложение. Не друг и Возлюбленный человека говорит первым, но наставник и учитель, который должен избавить его от невежества в отношении его истинного "я", природы мира и мотивов его собственных действий. Ибо именно потому, что человек действует в неведении, с неверным разумом и, следовательно, с неверной волей в этих делах, этот человек связан своими делами или кажется таковым; в противном случае работа не является рабством для свободной души. Именно из-за этого ложного понимания у человека есть надежда и страх, гнев, горе и мимолетная радость; в противном случае работа возможна в условиях совершенной безмятежной свободы. Поэтому Арджуне в первую очередь предписывается йога буддхи, разума. Действовать с правильным разумом и, следовательно, с правильной волей, сосредоточенной на Едином, осознавать единое "я" во всем и действовать исходя из его равной безмятежности, не разбегаясь в разные стороны под влиянием тысячи импульсов нашего поверхностного ментального "я", - вот йога разумной воли.
Гита утверждает, что в человеческом существе есть два типа разума. Первый - это сосредоточенный, уравновешенный, единый, однородный, направленный исключительно к Истине; его отличительной чертой является единство, сосредоточенная неподвижность - само его существо.
В другом уме нет ни единой воли, ни единого разума, а есть только бесконечное множество идей, которые разветвляются, движутся в том или ином направлении в погоне за желаниями, которые предлагает ему жизнь и окружающая среда.
Используемое слово "буддхи", собственно говоря, означает ментальную силу понимания, но очевидно, что оно используется в Гите в широком философском смысле для обозначения всей деятельности различающего и принимающего решения ума, который определяет как направление и использование наших мыслей, так и направление и использование наших действий; мышление, интеллект, суждение, выбор восприятия и цель - все это включено в его функционирование: для характеристики объединенный разум - это не только сосредоточенность ума, который знает, но особенно сосредоточенность ума, который принимает решение и настаивает на своем решении, вьявасайя, в то время как признаком
рассеянного разума является даже не столько его непоследовательность идей и восприятия - это дискурсивность целей и желаний, следовательно, воли. Таким образом, воля и знание - это две функции Буддхи. Единая разумная воля установленная в просветленной душе, она сосредоточена на внутреннем самопознании; разветвленная и многообразная, занятая многими делами, не заботящаяся о единственно необходимом, она, напротив, подвержена беспокойной и беспорядочной деятельности ума, рассеянного во внешней жизни, трудах и их плодах. “Труды намного уступают, - говорит Учитель, - йоге разума; желай скорее прибежища в разуме; бедные и обездоленные души - это те, кто делает плоды своих трудов объектом своих мыслей и деятельности”.
Мы должны помнить о психологическом порядке Санкхьи, который принимает Гита. С одной стороны, есть Пуруша, душа, спокойная, бездеятельная, неизменная, единая, не подверженная эволюции; с другой стороны, есть Пракрити или сила природы, инертная без сознательной Души, активная, но только при сопоставлении с этим сознанием, при контакте с ним, как мы бы сказали, поначалу не столько единая, сколько неопределенная, тройственная по своим качествам, способная к эволюции и инволюции. Соприкосновение души и природы порождает игру субъективности и объективности, которая является нашим переживанием бытие; то, что для нас является субъективным, развивается в первую очередь, потому что душа-сознание является первопричиной, а бессознательная сила природы – лишь вторая и зависимая причина; но все же именно Природа, а не Душа, поставляет инструменты нашей субъективности. Первым по порядку идет Буддхи, различающая или определяющая сила, развивающаяся из силы Природы, и подчиненная ей сила саморазличающего эго. Затем, в результате вторичной эволюции, из них возникает сила, которая позволяет различать объекты, чувственный разум или Манас, – мы должны употреблять индийские названия потому что соответствующие английские слова не являются реальными эквивалентами.
В результате третичной эволюции из чувственного разума у нас появились специализированные органические чувства, которых насчитывается десять, пять - для восприятия, пять - для действия; далее следуют силы каждого чувства - восприятия,
звука, формы, запаха и т.д., которые придают объектам ценность для ума и делают вещи такими, какими они являются для нашей субъективности, — и, как их существенная основа, первичные условия объектов чувств, пять элементов древней философии или, скорее, элементарные условияя природы, панча бхута, которые образуют объекты посредством их различных комбинаций. Отраженные в чистом сознании Пуруши, эти степени и могущества силы Природы становятся материалом нашей нечистой субъективности, нечистой потому, что ее действие зависит от восприятия объективного мира и от их субъективных реакций. Буддхи, который является просто определяющей силой, инертно определяющей
все из неопределимой бессознательной Силы, принимает для нас форму разума и воли.
Манас, бессознательная сила, которая улавливает различения Природы посредством объективного действия и реакции и цепляется за них посредством притяжения, становится чувственным восприятием и желанием — два грубых термина, обозначающих деградацию интеллекта и воли, - становится чувственным умом-чувством, эмоциональным, волевым в низшем смысле слова желанием, надеждой, страстным стремлением, витальным
импульсом, всеми деформациями (викара) воли. Органы чувств становятся инструментами чувственного разума, пятью составляющими нашего чувственного познания, пятью активными составляющими наших побуждений и витальных привычек, посредниками между субъективным и объективным; остальные являются объектами нашего сознания, висаяс чувств.
Этот порядок эволюции кажется противоречащим тому, который мы воспринимаем как порядок материальной эволюции; но если мы вспомним , что даже Буддхи сам по себе является инертным действием бессознательной Природы и что в этом смысле, безусловно, существуют бессознательная воля и разум, различающая и определяющая сила даже в атоме, если мы наблюдаем грубую бессознательную материю ощущений, эмоций, памяти, импульсов в растении и в подсознательных формах существования, если мы смотрим на эти силы Природы-силы, принимающей формы нашей субъективности в эволюционирующем сознание животных и человека, мы увидим, что система Санкхьи достаточно хорошо согласуется со всем тем, что современные исследования выявили благодаря наблюдению за материальной природой. В эволюции души от Пракрити к Пуруше должен быть соблюден порядок, обратный первоначальной Природной эволюции, и именно так Упанишады и Гита, следуя за Упанишадами и почти цитируя их, излагают порядок возрастания наших субъективных сил. “Высшими, - говорят они, - за пределами их объектов ” являются чувства, высший над чувствами разум, высший над разумом возвышается разумная воля: то, что возвышается над разумной волей, — это он”, - сознательное "я", Пуруша. Поэтому, говорит Гита, именно этого Пурушу, эту высшую причину нашей субъективной жизни, мы должны понять и осознать разумом; на этом мы должны сосредоточить свою волю. Таким образом, удерживая наше низшее субъективное "я" в Природе в твердом равновесии и успокоении с помощью высшего, по-настоящему сознательного "я", мы можем уничтожить беспокойного, вечно активного врага нашего спокойствия и самообладания - желание ума.
Ибо очевидно, что существуют две возможности действия разумной воли. Она может быть направлено вниз и вовне, к дискурсивному действию восприятий и воли в тройственной игре Пракрити, или же она может быть направлено вверх и вовнутрь, к установившемуся миру и равенству в спокойной и неизменной чистоте сознательной безмолвной души, более не подверженной отвлекающим факторам внешней Природы. В первом варианте субъективное существо находится во власти объектов чувств, оно живет во внешнем контакте с вещами. Эта жизнь есть жизнь желаний. Ибо чувства, возбуждаемые их объектами, создают беспокойное или часто насильственное волнение, сильное или даже стремительное движение вовне, направленное к захвату этих объектов и наслаждению ими, и они уносят чувственный разум, “как ветер уносит корабль по морю”; ум, подверженный эмоциям, страстям, стремлениям, побуждениям, пробуждённым этим внешним движением чувств, точно так же увлекает разумную волю, которая, следовательно, теряет свою способность к спокойному различению и мастерству. Подчинение души запутанной игре трех гун Пракрити в их вечном запутанном переплетении и борьбе, невежество, ложь, чувственная, объективная жизнь души, порабощенная горем и гневом, привязанностью и страстью - все это результаты нисходящей тенденции буддхи, т.е. беспокойная жизнь обычного, непросвещенного, недисциплинированного человека. Те, кто, подобно последователям Ведавады, делает чувственное наслаждение объектом действия, а его достижение - высшей целью души, вводят всех в заблуждение. Внутреннее субъективное самоудовлетворение независимое от объектов - вот наша истинная цель, а также высокое и всеобъемлющее равновесие нашего мира и освобождения.
Поэтому мы должны решительно выбрать именно направленность разумной воли вверх и вовнутрь с постоянной концентрацией и настойчивостью, вьявасайя; мы должны твердо закрепить ее в спокойном самопознании Пуруши. Очевидно, что первым шагом должно быть избавление от желания, которое является корнем зла и страданий; а чтобы избавиться от желания, мы должны положить конец причине желания - стремлению чувств овладеть своими объектами и наслаждаться ими. Мы должны оттягивать их назад, когда они склонны таким образом бросаться наутек, отвлекать их от их объектов, — как черепаха втягивает свои конечности в панцирь, так и они втягиваются в свой источник, покой в уме, ум пребывает в покое в разумности, разум пребывает в покое в душе и в ее самопознании, наблюдая за действием Природы, но не подчиняясь ей, не желая ничего, что можно дать объективная жизнь.
Я учу не внешнему аскетизму и физическому отречению от объектов чувств, немедля внушает Кришна, чтобы избежать недоразумений, которые, вероятно, сразу возникают. Не отречение Санкхьи или аскеза сурового аскета с его постами, истязанием тела, его попытками воздерживаться даже от еды; это не та самодисциплина или воздержание, которые я имею в виду, ибо я говорю о внутреннем уходе в себя, отказе от желаний. Воплощенная душа, имеющая тело, должна нормально поддерживать его пищей для своего нормального физическоого действия; воздерживаясь от пищи, он просто устраняет физический контакт с объектом чувств, но не избавляется от внутренней связи, которая делает этот контакт вредным. Она сохраняет чувственное наслаждение от объекта, расу, симпатию и антипатию, поскольку раса имеет две стороны; напротив, душа должна быть способна переносить физический контакт, не испытывая внутренних страданий от этой чувственной реакции.
В противном случае существует нивритти, прекращение объекта, висайа винивартанте, но нет субъективное прекращения, нет нивритти ума; но чувства от ума, субъективные, и субъективное прекращение расы – это единственный реальный признак мастерства.
Но как возможен этот контакт с объектами без желания, это неосознанное использование чувств? Это возможно, парам дриства, благодаря видению всевышнего, – парам, Душа, Пуруша, – и жизни в Йоге, в единстве всего субъективного существа с этим, посредством йоги разума; так как единая Душа спокойна, удовлетворена в своем собственном восторге, и этот восторг, свободный от двойственности, может проявиться, как только мы увидим это высшее в себе и сосредоточим на этом ум и волю, на месте чувственных удовольствий, связанных с объектами, и отвращениями ума. Это истинный путь освобождения.
Конечно, самодисциплина, самоконтроль никогда не бывают легкими. Все разумные люди знают, что они должны проявлять некоторый контроль над собой, и нет ничего более распространенного, чем этот совет контролировать чувства; но обычно он дается несовершенным образом и применяется несовершенно в самой ограниченной и недостаточной форме. Однако даже мудрец, человек с ясной, мудрой и проницательной душой, который действительно стремится обрести полное самообладание, обнаруживает, что его торопят и увлекают чувства. Это происходит потому, что разум естественным образом подчиняется чувствам; он наблюдает объекты чувств, вызывающие внутренний интерес, сосредоточивается на них и делает их объектом поглощающей мысли для интеллекта и сильного интереса для воли. Из-за этого возникает привязанность, из привязанности возникает желание, из желания возникает страдание, страсть и гнев, когда желание не удовлетворяется, или ему препятствуют, или ему противостоят, и из-за страсти душа затуманивается, разум и воля забывают видеть и пребывать в спокойной наблюдающей душе; происходит выпадение из памяти об истинном "я" человека, и из-за этого упущения разумная воля также затемняется, даже разрушается. Ибо в тот момент больше не существует память о нас самих, она исчезает в облаке страсти; мы становимся страстью, гневом, горем и перестаем быть самими собой, разумом и волей.
Тогда необходимо предотвратить это и полностью взять под контроль все чувства, ибо только при абсолютном контроле над чувствами мудрый и спокойный разум может прочно утвердиться на своем надлежащем месте.
Это не может быть сделано в совершенстве с помощью самого интеллекта, с помощью простой ментальной самодисциплины; это может быть сделано только с помощью Йоги с чем-то, что выше интеллекта и чему присущи спокойствие и самообладание. И эта Йога может достичь успеха, только посредством посвящения, отдачи себя Божественному, “Мне”, - говорит Кришна, — ибо Освободитель находится внутри нас, но это не наш ум, не наш интеллект, не наша личная воля, - они всего лишь инструменты. Именно в Господе, как нам сказано в конце, мы должны полностью обрести прибежище. И для этого мы должны сначала сделать его объектом всего нашего существа и поддерживать с ним душевный контакт.
В этом смысл фразы “он должен твердо придерживаться Йоги, полностью отдавшись Мне”;
но пока это всего лишь мимолетный намек на манер Гиты, всего три слова, которые содержат в себе всю суть высочайшего секрета, который еще предстоит раскрыть. Юкта асита матпарах.
Если это сделано, то становится возможным двигаться среди объектов чувств, соприкасаться с ними, воздействовать на них, но с чувствами полностью под контролем субъективного "я", — не во власти объектов, их контактов и реакций, – и это "я" снова подчинено высшему "я", Пуруше. Тогда, освободившись от реакций, чувства будут свободны от привязанностей, связанных с симпатией и антипатией, избавятся от двойственности положительных и отрицательных желаний, и на человека снизойдет спокойствие, умиротворенность, ясность, счастливая безмятежность, атмапрасада. Это ясное спокойствие является источником душевного блаженства; всякое горе начинает терять свою силу от прикосновения спокойной души; разум быстро обретает душевный покой в “я”; страдание уничтожается. Именно этой спокойной, лишенной желаний и печали неподвижности буддхи в самообладании и самопознаниио, Гита дает название Самадхи.
Признаком того, что человек находится в Самадхи, является не то, что он теряет
сознание объектов и окружения, а также своего ментального и физического "я" и не может вернуться к этому даже во время сжигания или истязания тела, - это обычное представление об этом; транс — это особая интенсивность, а не существенный признак. Испытание – это изгнание всех желаний, их неспособность проникнуть в разум, и это внутреннее состояние, из которого эта свобода возникает, восторг души, собранной внутри себя, с умом, уравновешенным, спокойным и высоко вознесенным над притяжениями и отталкиваниями, сменами солнечного света с грозами и стрессами внешней жизни. Оно обращено вовнутрь, даже когда действует внешне; оно сосредоточено в себе, даже когда смотрит на окружающий мир; оно всецело направлено на Божественное, даже когда обращено к внешнему видению других людей, и занято мирскими делами. Арджуна, выражая мнение среднего человека, просит о каком-нибудь внешнем, физическом, практически ощутимом признаке этого великого самадхи; как такой человек говорит, как сидит, как ходит? Такие знаки не могут быть даны, и Учитель не пытается их дать; так как единственно возможная проверка их наличия внутренняя, и существует множество враждебных психологических сил, которые можно применить. Равноприятие - это великая черта освобожденной души, но даже самые заметные признаки этого равноприятия все еще субъективны. “Человек, чей разум не омрачен печалями, который покончил со стремлением к удовольствиям, у которого исчезли симпатия, гнев и страх, - таков мудрец, чье понимание стало основываться на стабильности”.
Он “лишен тройственного действия качеств Пракрити, лишен двойственности, всегда основывается на своем истинном существе, не приобретает и не обладает, обладает своим ”я"". Ибо что получает и чем обладает свободная душа? Как только мы овладеем Собой, мы овладеем всем сущим.
И все же он не прекращает работать и действовать. В том-то и оригинальность и сила Гиты, что, утвердив это статичное состояние, это превосходство над природой, эту пустоту
даже всего того, что обычно составляет действие Природы для освобожденной души, она все еще способна оправдать её, предписать ей даже продолжение трудов и таким образом избежать этот большой недостаток чисто квиетистских и аскетических философий, недостаток, от которого, как мы видим, они сегодня пытаются избавиться. “У тебя есть право на действие, но только на действие, а не на его плоды”; пусть плоды твоих трудов не будут твоим мотивом, и пусть в тебе не будет никакой привязанности к бездействию”. Следовательно, здесь говорится не о трудах, совершаемых с желанием последователями Ведавады, не о требовании удовлетворения беспокойного и энергичного ума постоянной деятельностью, не о требовании, предъявляемом практичным или кинетическим человеком.
“Утвердившись в йоге, совершай свои действия, отбросив привязанности, став равным в неудаче и успехе; ибо Йога подразумевает именно равноприятие”. Действие затруднено выбором между относительным добром и злом, т.е. страхом перед грехом и трудным стремлением к добродетели? Но освобожденный, тот кто соединил свой разум и волю с Божественным, даже здесь, в этом мире двойственности, отбрасывает от себя как добрые, так и злые поступки; ибо он поднимается к высшему закону, лежащему за пределами добра и зла, основанному на свободе самопознания. Говорят, такое действие, совершаемое без желания, не может быть решительным, эффективным, иметь действенного мотива, большой или мощной созидательной силы? Это не так; действие, совершаемое в йоге, является не только высшим, но и мудрейшим, наиболее действенным даже для мирских дел, поскольку оно основывается на знании и воле Мастера трудов: “Йога - это мастерство в трудах”.
Но опять же говорят, все действия, направленные на жизнь, уводят йогина от универсальной цели, которая, согласно общему мнению, заключается в том, чтобы вырваться из оков этого бедственного и печального человеческого рождения? Это тоже не так; мудрецы, которые совершают труды, не стремясь к плодам, и в Йоге с Божественным, освобождаются от оков рождения и достигают того совершенного состояния, в котором нет никаких болезней, поражающих разум и жизнь страдающего человечества.
Статус, которого он достигает, - это состояние Брахмана; он обретает твердую позицию в Брахмане, брахми стхити. Это полностью меняет взгляды, опыт, знания, ценности и стремления земных существ.
Эта жизнь двойственностей, которая для них является их днем, их хождением, их сознанием, их ярким состоянием активности и знания, для него является ночью, беспокойным сном и тьмой души; то высшее бытие, которое для них является ночью, сном, в котором прекращаются все знания и воля, для овладевшего собой мудреца есть его пробуждение, его светлый день истинного бытие, знания и силы.
Они - неспокойные и мутные воды, возмущаемые каждым малейшим порывом желания; он – океан широкого бытия и сознания, который постоянно наполняется, но в то же время остается неподвижным в своем широком равновесии души; все желания мира входят в него, как воды в море, но у него нет желаний и он не испытывает беспокойства.
Ибо, в то время как они наполнены тревожащим чувством эго, “мое” и “твое”, он един с единым "Я" во всем, и у него нет "я" или "моего". Он действует как другие, но он отказался
от всех желаний и устремлений.
Он достигает великого покоя и его не сбивает с толку видимость вещей; он погасил свое индивидуальное эго в Едином, живет в этом единстве и, утвердившись в этом статусе в конце своей жизни, может достичь исчезновения в Брахмане, Нирване, — не негативное самоуничтожения буддистов, а великое погружение отдельной личного “я” в необъятную реальность единого бесконечного безличного Существования.
Такое тонкое объединение Санкхьи, Йоги и Веданты является первоосновой учения Гиты. Это далеко не все, но это первое необходимое практическое единство знания и работ с намеком уже на третий, самый интенсивный элемент полноты души - божественную любовь и преданность.
XI
Работы и Жертва
ЙОГА разумной воли и ее кульминация в достижении брахманического статуса, которой посвящена почти вся вторая глава, содержит в себе зерно большей части учения Гиты – ее доктрины о деятельности без желаний, о равноприятии, об отказе от внешнего отречения, о преданности Божественному; но пока что все это незначительно и неясно. Что еще наиболее сильно подчеркивается, так это отстранение воли от обычного мотива человеческой деятельности, желания, от нормального состояния чувственно ориентированной мысли и воли человека с её страстями и невежеством, и от его обычной привычки к беспокойным разветвленным идеям и желаниям к спокойному единству без желаний и бесстрастной безмятежности брахманического равновесия. Вот что понял Арджуна. Все это ему знакомо; это суть современного учения, которое указывает человеку на путь познания и на отречение от жизни и трудов как на путь совершенствования. Разум, отстраняющийся от чувств, желаний и человеческих действий и обращающийся к Высшему, к Единому, к лишенному действия Пуруше, к неподвижному, к невыразительному Брахману, это, несомненно, вечное семя знания. Здесь нет места трудам, поскольку труды относятся к Невежеству; действие – прямая противоположность знанию; его семя - желание, а плод - рабство. Такова ортодоксальная философская доктрина, и Кришна, по-видимому, полностью признает это, когда говорит, что труды намного уступают йоге разума. И все же труды рассматриваются как часть Йоги; так что, по-видимому, в этом учении есть радикальная непоследовательность. И не только это; ибо какая-то работа, без сомнения, может сохраняться какое-то время, минимальная, самая безобидная; но перед нами произведение, совершенно несовместимое со знанием, с безмятежностью и с неподвижным покоем довольной души, - работа ужасная, даже чудовищная, кровавая битва, безжалостное сражение, гигантская бойня. И все же именно это предписывается, именно это пытаются оправдать учением о внутреннем покое, отсутствии желаний, равноприятии и состоянием в Брахмане! Вот вам и непримиримое противоречие. Арджуна жалуется, что ему было дано противоречивое и запутанное учение, а не ясный, единственно верный путь, по которому человеческий разум мог бы двигаться может двигаться прямо и неуклонно к высшему благу.
Именно в ответ на это возражение Гита сразу же начинает более четко развивать свое позитивное и императивное учение о Трудах.
Сначала Учитель проводит различие между двумя способами спасения, на которых в этом мире люди могут сосредоточиться по отдельности, - йогой знания и йогой трудов, - один
из которых, как обычно предполагается, подразумевает отказ от трудов как препятствие на пути к спасению, а другой - принятие трудов как средство достижения спасения. Он еще не настаивает решительно на каком-либо их слиянии, на каком-либо примирении разделяющих их мыслей, но начинает с того, что показывает, что отречение Санкхьи,
физическое отречение, Санньяса, не является единственным путем, и ни в коем случае не лучшим способом. Наискармья, спокойная пустотность от трудов, - это, без сомнения, то, чего должна достичь душа, Пуруша; ибо именно Пракрити выполняет эту работу, и душа должна подняться над инволюцией в деятельности существа и достичь свободной безмятежности и равновесия, наблюдая за действиями Пракрити, но не подвергаясь их влиянию. Это, а не прекращение деятельности Пракрити, и есть то, что на самом деле подразумевается под наискармьей души. Следовательно, ошибочно думать, что, не совершая никаких действий, можно достичь состояния бездеятельности души и наслаждался. Простое отречение от дел не является достаточным и даже подходящим средством для спасения. “Не посредством воздержанием от трудов человек наслаждается бездеятельностью, ни простым отказом (от трудов) он достигает своего совершенства” – сиддхи, достижению целей своей самодисциплины с помощью йоги.
Но, по крайней мере, это должно быть необходимым средством, непременной обязанностью, императивом? Ибо как, если работа Пракрити продолжается, душа может не быть вовлечена в нее? Как я могу сражаться и в то же время в глубине души не думать и не чувствовать, что я сражаюсь как личность, не желать победы и не быть внутренне затронутым поражением? Таково учение санкхьев о том, что разум человека, вовлеченного в природную деятельность, опутан эгоизмом, невежеством и желанием и поэтому притягивается к действию; напротив, если разум отступает, то действие должно прекратиться с прекращением желания и неведения. Поэтому отказ от жизни и трудов является необходимой частью, неизбежным обстоятельством и незаменимым последним средством движения к освобождению. Это возражение, вытекающее из современной логики, — оно не высказано Арджуной, но оно есть у него в голове, как показывает ход его последующих высказываний — Учитель сразу же предвидит. Нет, говорит он, такое отречение не только не обязательно, но даже и невозможно. “Ибо никто ни на мгновение не остается без работы; все беспомощно совершают действия, порожденные Пракрити”. Глубокое понимание великого космического действия, вечной активности и могущества космической энергии, которое впоследствии так сильно подчеркивалось учениями тантрических шактистов, которые даже ставили Пракрити или Шакти выше Пуруши, является очень примечательной чертой Гиты.
Хотя здесь и присутствует скрытый подтекст, он все же достаточно силен, в сочетании с тем, что мы могли бы назвать теистическими и религиозными элементами его мысли, чтобы привнести ту активность, которая так сильно видоизменяет в его схеме йоги квиетистские тенденции старой метафизической Веданты. Человек, воплощенный в мир природы не может перестать действовать ни на мгновение, ни на секунду; само его существование здесь - это действие; вся вселенная - это деяние Бога, даже просто проживание - это Его движение.
Наша физическая жизнь, ее поддержание, ее продолжение - это путешествие, паломничество тела, шарира-ятра, и оно не может быть осуществлено без действия. Но даже если бы человек мог оставить свое тело без присмотра, например, если бы он мог всегда стоять неподвижно, как дерево, или сидеть неподвижно, как камень, тистати, эта растительная или материальная неподвижность не спасла бы его от рук Природы; он
не был бы освобожден от ее действий. Ибо не только наши физические движения и действия подразумеваются под трудами, под кармой; наше ментальное существование также является великим сложным действием, оно это даже большая и более важная часть работы неугомонной энергии, – субъективной причины и определяющего фактора физического. Мы ничего не добьемся, если будем подавлять следствие, но сохранять активность субъективной причины. Объекты чувств - это всего лишь повод для нашего рабства, настойчивое стремление ума к ним - это средство, инструментальная причина. Человек может контролировать свои органы чувств и отказывать им в их естественной работе, но он ничего не добьется, если его разум будет продолжать вспоминать и сосредоточиваться на объектах чувств. Такой человек сбивает себя с толку ложными представлениями о самодисциплине; он не понял ни ее цели, ни ее истины, ни основных принципов своего субъективного существования; поэтому все его методы самодисциплины ложны и ничтожны. Действия тела, даже действия ума сами по себе ничего не значат, они не являются ни рабством, ни первопричиной рабства. Что жизненно важно, так это могучая энергия Природы, которая будет действовать по-своему в своем огромном поле разума, жизни и тела; что в ней опасно, так это сила ее трех гун, модусов или качеств, способных сбить с толку разум, а так же затемнть душу. В этом, как мы увидим позже, заключается вся суть действия и освобождения в Гите. Освободитесь от омрачения и замешательства со стороны трех гун и действие может продолжаться, как оно и должно продолжаться, и даже самое крупное, богатое или грандиозное и насильственное действие; это не имеет значения, ибо тогда ничто не затрагивает Пурушу, душа обладает наискармией.
Но в данный момент Гита не переходит к этому более широкому вопросу. Поскольку ум является инструментальной причиной, а бездействие невозможно, рациональным, необходимым и правильным способом является контролируемое действие субъективного и объективного организма. Ум должен взять чувства под свой контроль как инструмент разумной воли, и тогда органы действия должны использоваться по назначению, для действия, но для действия, совершаемого как Йога. Но в чем суть этого самоконтроля, что подразумевается под действием, совершаемым в качестве йоги, Карма-йоги? Это непривязанность, это выполнение работы без цепляния умом за объекты чувств и
плоды трудов. Не полное бездействие, которое является ошибкой, замешательством, самообманом, невозможностью, а полное и свободное действие, совершаемое без подчинения чувству и страсти, работа без желаний и привязанности - вот первый секрет совершенства. Совершай действия, обладая таким самоконтролем, говорит Кришна, ниятам куру карма твам: Я сказал, что знание, разум, превосходит труды, джйайяси кармано буддхих, но я не имел в виду, что бездействие превосходит действие; истина в обратном, карма джьяйо акарманах. Ибо знание не означает отречения от трудов, оно означает равноприятие и непривязанность к желаниям и объектам чувств; и оно означает уравновешенность разумной воли в Душе, свободной и возвышенной над низшими инструментами Пракрити и управляющей работой ума, чувств и тела в силе самопознания и чистом беспредметном самоудовлетворении духовной реализации, ниятам карма. Буддхийога завершается карма-йогой; йога самоосвобождающейся разумной воли обретает свой полный смысл в йоге работы без желаний. Таким образом, Гита основывает свое учение о необходимости деятельности без желаний, нискама карма, и объединяет субъективную практику санкхьев, – отвергая их чисто физические правила, – с практикой йоги.
Но все еще остается нерешенной существенная трудность. Желание – это обычный мотив всех человеческих поступков, и если душа свободна от желания, то больше нет смысла действовать. Мы можем быть вынуждены выполнять определенную работу для поддержания тела, но даже это является подчинением желанию тела, от которого мы должны избавиться, если хотим достичь совершенства. Но если допустить, что это невозможно, то единственный способ – установить правило для действий вне нас самих, не продиктованное ничем в нашей субъективности, нитьякарма ведических правил, рутина церемониальных жертвоприношений, повседневное поведение и общественные обязанности, которые человек, стремящийся к освобождению, может выполнять просто потому, что это ему предписано, без какой-либо личной цели или субъективного интереса к ним, с абсолютным безразличием к выполнению, не потому, что он вынужден своей природой, но потому, что это предписано Шастрами. Но если принцип действия не должен быть внешним по отношению к природе, но субъективным, если даже действия освобожденного человека и мудреца должны контролироваться и определяться его природой, свабхава-нийатам, тогда только субъективный принцип действия есть желание любого рода, похоть плоти, эмоция сердца или низкая или благородная цель разума, но все подчиняются гунам Пракрити. Давайте тогда истолкуем нията-карму Гиты как нитьякарму ведического правила, ее картавья-карму, или работу, которую необходимо выполнить, как арийское правило социального долга, и давайте также будем считать, что ее работа, выполняемая как жертвоприношение, означает просто эти ведические жертвоприношения и этот установленный социальный долг, выполняемый бескорыстно и добросовестно без каких-либо личных целей. Вот как учение Гиты о работе без желаний часто интерпретируется. Но мне кажется, что учение Гиты не такое грубое и простое, не такое местное, временное и узкое, как все это. Она масштабна, свободна, утонченна и глубока; она для всех времен и для всех людей, а не для какой-то определенной эпохи и страны. В частности, это всегда освобождение от внешних форм, деталей, догматических представлений и возвращение к принципам и великим фактам нашей природы и нашего бытия. Это произведение, наполненное большой философской истиной и духовной практичностью, а не скованными религиозными и философскими формулами и стереотипными догмами.
Трудность заключается в следующем: как, учитывая нашу природу такой, какая она есть, и принимая во внимание общий принцип ее действия, можно ли по-настоящему действовать без желания? Ибо то, что мы обычно называем незаинтересованным действием, на самом деле не лишено желаний; это просто замена некоторых мелких личных интересов другими, более масштабными желаниями, которые только кажутся безличными: добродетель, страна, человечество. Более того, все действия, как настаивает Кришна, совершаются гунами Пракрити, нашей природой; действуя в соответствии с Шастрами, мы все равно действуем в соответствии со своей природой, – даже если это действие Шастр не является, как это обычно бывает, простым прикрытием наших желаний, предрассудков, страстей, эгоизма, нашего личного, национального, сектантского тщеславия, чувств и предпочтений; но и в противном случае, даже в самом чистом виде, мы все равно подчиняемся выбору нашей природы, и даже если бы наша природа была иной и гуны действовали на наш ум и волю в каком-то другом сочетании, мы бы не приняли Шастру, но жили бы в соответствии со своим удовольствием или своими интеллектуальными представлениями или же освободились бы от социальных законов, чтобы вести жизнь отшельника или аскета. Мы не можем стать безличными, подчиняясь чему-то вне самих себя, ибо мы не можем таким образом выйти за пределы самих себя; мы можем сделать это, только поднимаясь к высшему в нас самих, к нашей свободной Душе и высшему “Я”, которые одинаковы и едины во всем и, следовательно, не имеют личных интересов, к Божественному в нашем существе, которое обладает Собой трансцендентно по отношению к космосу и поэтому не связано никакими Его космическими трудами или Его индивидуальными действиями. Именно этому Гита учит, и отсутствие желаний - это всего лишь средство для достижения этой цели, а не самоцель. Да, но как этого добиться? Выполняя все работы с самопожертвованием в качестве единственной цели, таков ответ божественного Учителя. “Совершая дела не ради жертвоприношения, этот мир людей находится в рабстве у дел; ради жертвоприношения совершай дела, о сын Кунти, освобождаясь от всякой привязанности”. Очевидно, что все дела, а не только жертвоприношения и общественные обязанности, могут совершаться в этом духе; любое действие может совершаться либо из узкого или расширенного эгоистического чувства, или ради Божественного. Все бытие и все действия Пракрити существуют только ради Божественного; от него они исходят, благодаря ему они сохраняются, к нему они направлены. Но до тех пор, пока мы находимся во власти чувства эго, мы не можем воспринимать эту истину или действовать в соответствии с ней, но действуем для удовлетворения своего эго и в духе эго, не ради жертвы. Эгоизм - это узел оков. Действуя по аправлению к Богу, без всякой мысли об эго, мы развязываем этот узел и, наконец, достигаем свободы.
Сначала, однако, Гита использует ведическое изложение идеи жертвоприношения и формулирует закон жертвоприношения в его современных терминах. Это делается с определенной целью. Мы видели, что противоречие между отречением и трудами имеет две формы: противостояние Санкхьи и Йоги, которое в принципе уже согласовано, а противостояние ведизма и ведантизма, которое Учителю еще предстоит примирить.
Первое - это более широкое противопоставление, в котором идея трудов носит общий и обширный характер. Санкхья исходит из представления о божественном статусе как о статусе неизменного и бездеятельного Пуруши, которым в действительности является каждая душа, противопоставляет бездействие Пуруши активности Пракрити; поэтому его логической кульминацией является прекращение всех работ. Йога исходит из представления о Божественном как об Ишваре, владыке действий Пракрити и, следовательно, превосходящем их, и ее логической кульминацией является не прекращение трудов, а превосходство души над ними и свобода даже при выполнении всех работ. В противоположность ведизму и ведантизму труды, называемые кармой, относятся
только к ведическим трудам, а иногда даже к ведическим жертвоприношениям
и ритуализированные действия, все остальное исключается как бесполезное для
спасения. Ведизм мимансаков настаивал на них как на средстве, ведантизм, опирающийся на Упанишады, рассматривал их лишь как предварительную принадлежность к состоянию неведения, которое в конце концов должно быть преодолено и отвергнуто, как препятствие на пути искателя освобождения. Ведизм поклонялся Дэвам, богам, совершая жертвоприношения, и считал их силами, способствующими нашему спасению. Ведантизм был склонен рассматривать их как силы ментального и материального мира, противостоящие нашему спасению (люди, говорит Упанишада, это скот богов, который не желают, чтобы человек знал и был свободен); она рассматривала Божественное как неизменного Брахмана, которого следовало достичь не посредством жертвоприношений и поклонения, а посредством знания. Деятельность приводит только к материальным результатам и к низшему уровню Рая; поэтому от нее следует отказаться.
Гита разрешает это противоречие, настаивая на том, что Дэвы - это всего лишь формы единого Дэвы, Ишвары, Владыки всей Йоги, поклонения, жертвоприношения и аскетизма, и если верно, что жертвоприношение, приносимое Дэвам, приводит только к материальным результатам и к Раю, то верно и то, что жертвоприношение, приносимое Ишваре, ведет за их пределы к великому освобождению. Ибо Господь и неизменный Брахман - это не два разных существа, а одно и то же Существо, и тот, кто стремится к любому из них, стремится к единому божественному Существованию. Все работает в своей совокупности чтобы обрести свою кульминацию и завершенность в познании Божественного, сарвам кармакхилам партха джнане паришамапйате. Они не препятствие, а путь к высшему знанию. Таким образом, это противоречие также устраняется с помощью подробного разъяснения значения жертвоприношения. На самом деле этот конфликт является лишь ограниченной формой более широкого противостояния между Йогой и Санкхьей. Ведизм - это специализированная и узкая форма йоги; принцип ведантистов идентичен принципу санкхьев, поскольку для обоих движение к спасению - это отказ от разума, буддхи, от дифференцирующих сил природы, от эго, ума, чувств, от субъективного и объективного и возвращение к недифференцированному и неизменному. Именно с этой целью примирения в своем сознании Учитель впервые подходит к изложению доктрины жертвоприношения; но на протяжении всего изложения, даже с самого начала, он обращает внимание не на ограниченный ведический смысл жертвоприношения и трудов, а на их более широкое и универсальное применение, – расширение узких рамок и формальных понятий, допускающие великие общие истины, которые они неоправданно ограничивать, что всегда является методом Гиты.
XII
Значение Жертвы
Теория жертвоприношения ГИТЫ изложена в двух отдельных отрывках; один мы находим в третьей главе, другой – в четвертой; в первом она изложена таким языком, что может показаться, если взять его самого по себе, что в нем говорится только о церемониальном жертвоприношении; во втором это интерпретируется в смысле большого философского символизма, сразу же трансформирует все его значение и поднимает его на уровень высокой психологической и духовной истины. “С помощью жертвоприношения Господь древних созданий сотворил творения и сказал, Этим вы произведете на свет (плоды или потомство), пусть это будет вашим доителем желаний. Поддерживайте этим богов и позвольте богам поддерживать вас; поддерживая друг друга, вы достигнете высшего блага. Поддерживаемые жертвоприношением, боги дадут вам желаемые наслаждения; кто наслаждается дарованными им удовольствиями и не отдает им, тот вор. Добрые люди, которые едят то, что остается от жертвоприношения, освобождаются от всякого греха; но злые - это те, кто наслаждается грехом, готовя (пищу) ради себя. Из пищи появляются существа, из дождя рождается пища, из жертвоприношения рождается дождь, жертвоприношение рождается из труда; известно, что труд рождается из Брахмана, Брахман рождается из Неизменного; поэтому в жертвоприношении утверждается всепроникающий Брахман. Тот, кто не следует здесь за колесом, приведенным в движение таким образом, порочен в своем существе, чувственен в своем наслаждении, напрасно, о Партха, живет этот человек”. Заявив таким образом о необходимости жертвоприношения, – мы увидим далее, в каком смысле мы можем понимать отрывок, который, на первый взгляд, передает лишь традиционную теорию ритуализма и необходимость церемониального подношения, — Кришна продолжает утверждать превосходство духовного человека над трудами. “Но человек, чье наслаждение сосредоточено на высшем “Я”, и который удовлетворен тем, что наслаждается высшим “Я”, и доволен высшим “Я”, для него не существует работы, которую нужно выполнять. Здесь у него нет цели, которую можно было бы достичь реализованным действием, и нет цели, которую можно было бы достичь нереализованным действием; он не зависит от всех этих существований в достижении какой-либо цели”.
Итак, вот они, два идеала, ведистский и Ведантистский, стоящие как бы во всей их резкой изначальной разделенности и противоположности: с одной стороны, активный идеал обретения наслаждений здесь и высшего блага за его пределами путем самопожертвования и взаимной зависимости человека и божественных сил, с другой стороны, обращенный к нему, аскетический идеал освобожденного человека, который, будучи независимым в Духе, не имеет ничего общего ни с наслаждениями, ни с трудами, ни с человеческим, ни с божественным мирами, но существует только в мире высшего "Я", радуясь только в спокойной радости Брахмана. Следующие стихи создают основу для примирения двух крайностей; секрет не в бездействии, как только человек обращается к высшей истине, но в действии без желаний как до, так и после ее достижения. Освобожденный человек ничего не выигрывает от действия, но также ничего не выигрывает и от бездействия, и он вовсе не должен делать свой выбор ради какой-либо личной цели. “Поэтому без привязанности всегда выполняйте ту работу, которая должна быть выполнена (сделана ради мира, локасанграха, как будет ясно сразу после этого); ибо, выполняя работу без привязанности человек достигает высшего. Ведь Джанака и остальные достигли совершенства именно благодаря трудам”. Верно, что труды и жертвоприношения являются средством достижения высшего блага, шрейа парам авапсйатха; но есть три вида деятельности, которые совершаются без жертвоприношений ради личного наслаждения, которые полностью эгоистичны и не соответствуют истинному закону, цели и полезности жизни, могхам партха са дживати, та что делается с желанием, но с жертвоприношением и наслаждением только как результате жертвоприношения, и поэтому до некоторой степени посвящено и освященно, и та, что делается без желание или привязанности какого-либо рода. Это последнее, что возносит душу человека к высшему, парам апноти пурус.
Весь смысл и направленность этого учения зависят от интерпретации, которую мы должны дать таким важным словам, как ягья, карма, брахма, жертвоприношение, труд, Брахман.
Если жертвоприношение – это просто ведическое жертвоприношение, если работа, из которой оно рождается, является ведическим правилом работы, и если брахман, из которого
рождается сама работа, является шабдабрахманом только в буквальном смысле Веды, тогда все положения ведийской догмы принимаются во внимание, и нет ничего больше.
Церемониальное жертвоприношение - это верный способ обрести детей, богатство, наслаждение; посредством церемониального жертвоприношения с небес низвергается дождь, и обеспечивается процветание и преемственность человеческого рода; жизнь - это непрерывное взаимодействие между богами и людьми, в ходе которого человек приносит богам торжественные дары из тех, которыми они его наделили, и взамен получает обогащение, защиту и поощрение.
Поэтому все человеческие труды должны сопровождаться церемониальными жертвоприношениями и ритуальным поклонением и превращаться в священнодействие; работа, не посвященная этому, является проклятием, наслаждение без предварительной церемониальной жертвы и ритуального освящения является грехом.
Даже спасение, даже высшее благо может быть достигнуто с помощью ритуального жертвоприношения. От него никогда нельзя отказываться. Даже ищущий освобождения
должен продолжать совершать ритуальные жертвоприношения, хотя и без привязанности;
именно с помощью церемониальных жертвоприношений и ритуальных действий, совершаемых без привязанности, люди типа Джанаки достигают духовного совершенства и освобождения.
Очевидно, что это не может быть смыслом Гиты, поскольку это противоречило бы всей остальной книге. Даже в самом отрывке, без разъяснительного толкования, данного ему в четвертой главе, мы уже имеем указание на более широкий смысл, где говорится, что жертвоприношение рождается из труда, труд - из брахмана, брахман - из Акшары, и, следовательно, всепроникающий Брахман, сарвагатам брахма, утверждается в жертвоприношении. Логическая связь “следовательно ” и повторение слова "брахма" имеют большое значение; поскольку оно ясно показывает, что брахман, из которого рождается вся работа, должен пониматься не столько в соответствии с современным ведическим учением, в котором оно означает Веду, сколько в символическом смысле, в котором творческое Слово идентично всепроникающему Брахману, Вечному, единому Я, присутствующему во всех существованиях, сарва-бхутеше, и присутствует во всех процессах существования. Веды — это знание о Божественном, Вечном: “Я Тот, Кто должен быть познан во всех книгах Знания”, - скажет Кришна в следующей главе, ведаиш ча ведьях; но это знание о нем в действии Пракрити, в действии трех гун, первичных качеств или гун природы, трайгунявиайа ведах.
Этот Брахман, или Божественное в действиях Природы, рождается, как мы можем сказать, из Акшары, неизменного Пуруши, Я, стоящее выше всех гун, качеств или действий Природы, нистрайгуня. Брахман един, но проявляет себя в двух аспектах: неизменном Существе и творце и зачинщике трудов в изменчивом становлении, атмане, сарвабхутани; это неподвижная вездесущая Душа вещей и это духовное принцип подвижного действия вещей, Пуруша, уравновешенный в самом себе, и Пуруша, активный в Пракрити; это акшара и кшара. В обоих этих аспектах Божественное Существо, Пурушоттама, проявляет себя во Вселенной; неизменный, превыше всех качеств является Его спокойствие, самообладание, уравновешенность, самах брахма; из этого проистекает Его проявление в качествах Пракрити и их вселенском действии; из Пуруши в Пракрити, из этого Брахмана, обладающего качествами, происходят все работы вселенской энергии, Кармы, в человеке и во всех существованиях; из этой работы происходит принцип жертвоприношения. Даже материальный обмен между богами и людьми основывается на этом принципе, что подтверждается зависимостью дождя и продуктов его жизнедеятельности - пищи - от этого процесса, а от них - физического рождения существ. Ибо вся деятельность Пракрити по своей истинной природе является жертвоприношением, яджна, совершаемой Божественным Существом как тем, кто наслаждается всеми энергиями, трудами и жертвоприношениями, и великим Владыкой всего сущего, бхоктарам йаджнатапасах сарвалока-махешварам, и познать это Божественное, вездесущее и утвержденное в жертвоприношении, сарвагатам ягье пратиштхитам, - это истинное, ведическое знание.
Но он может быть познан в низшем действии через дэв, богов, силы божественной Души в Природе и в вечном взаимодействии этих сил и души человека, во взаимной
отдаче и получении, в оказании взаимной помощи, увеличении, возрастании работ друг друга и удовлетворении, общении в котором человек поднимается в направлении растущей пригодности к высшему благу. Он осознает, что его жизнь является частью этого божественного действия в Природе, а не чем-то отдельным, чем нужно дорожить ради нее самой. Он рассматривает свои удовольствия и удовлетворение своих желаний как плод жертвоприношения и дар богов в их божественном вселенском действии, и он перестает преследовать их в ложном и злом духе греховного эгоистического себялюбия, как если бы они были благом, которое можно было бы вырвать из жизни своими собственными силами, без посторонней помощи, без отдачи и благодарности. По мере того, как этот дух возрастает в нем, он подчиняет себе свои желания, удовлетворяется жертвоприношением как законом жизни и трудов и довольствуется тем, что остается от жертвоприношения, свободно отдавая все остальное в качестве приношения в великом и благотворном обмене между своей жизнью и жизнью мира. Тот, кто идет вразрез с этим законом действия и стремится к труду и наслаждению ради своих собственных изолированных личных интересов, живет напрасно; он упускает истинный смысл, цель и полезность жизни и восходящий рост души; он не на пути, ведущем к высшему благу. Но высшее приходит только тогда, когда жертва приносится уже не богам, а единому всепроникающему Божеству, утвержденному в жертвоприношении, по отношению к которому боги являются низшими формами и силами, и когда он отбрасывает низшие "я", которое желает и наслаждается и отдает свое личное ощущение того, что оно работает, истинной исполнительнице всех трудов, Пракрити, а свое личное ощущение того, что оно наслаждается, Божественному Пуруше, высшему и вселенскому "Я", которое является истинным наслаждающимся трудами Пракрити. В этом "Я", а не в каком-либо личном наслаждении, он находит теперь свое единственное удовлетворение, полное довольство, чистый восторг; он ничего не выигрывает ни действием, ни бездействием, ни в чем не зависит ни от богов, ни от людей, ни от кого не ищет выгоды, ибо ему достаточно самоудовлетворения, но он творит дела только ради Божественного, как чистую жертву, без привязанности или желания. Таким образом, он обретает равенство и становится свободным от гун природы, нистрайгунья; его душа обретает равновесие не в ненадежности Пракрити, а в покое неизменного Брахмана, даже когда его действия продолжаются в движении Пракрити. Таким образом, жертвоприношение является его способом достижения Высшего.
То, что смысл этого отрывка именно таков, становится ясно из дальнейшего, когда утверждается, что локасанграха является объектом трудов, а Пракрити - единственной вершительницей трудов и божественное начало Пуруша как их равноправный покровитель, которому нужно отдавать труды даже в процессе их выполнения, — этот внутренний отказ от трудов и в то же время физическое их выполнение является кульминацией жертвоприношения, — и подтверждением того, что результатом такой активной жертвы с равным и лишенным желаний умом является освобождение от рабство делами. “Тот, кто удовлетворен любой выгодой, к которой приходит он, равный себе в неудачах и успехах, не связан, даже когда действует. Когда человек, освобожденный от привязанностей, действует ради жертвы, все его действия растворяются", то есть не оставляют никаких последствий рабства или остаточного впечатления в его свободной, чистой, совершенной и уравновешенной душе. К этим отрывкам нам еще придется вернуться. За ними следует совершенно ясное и подробное толкование значения яджны на языке Гиты, которое не оставляет никаких сомнений в символическом значении этих слов и психологическом характере жертвоприношения, предписываемого этим учением. В в древней ведической системе всегда существовал двойной смысл – физический и психологический, внешний и символический, внешняя форма жертвоприношения и внутренний смысл всех его обстоятельств. Но тайный символизм древних ведических мистиков, точный, любопытный, поэтичный, психологический, к этому времени был давно забыт, и теперь ему на смену пришел другой, большой, общий и философский, в духе Веданты и более поздней йоги.
Огонь жертвоприношения, агни, - это не материальное пламя, а брахмагни, огонь Брахмана, или энергия, связанная с Брахманом, внутренний Агни, жрец жертвоприношения, в который выливается подношение; огонь - это самоконтроль, или это очищенное чувственное действие, или это жизненная энергия в той дисциплине управления жизненным существом посредством контроля дыхания, которая является общей для Раджа-йоги и Хатха-йоги, или это огонь самопознания, пламя высшей жертвы. Объясняется, что пища, которую едят как остатки жертвоприношения, является нектаром бессмертия, амритой, оставшимся от подношения; и здесь мы все еще имеем дело с древним ведическим символизмом, в котором сома-вино было физическим символом амриты, бессмертного восторга божественным экстазом, достигаемого жертвоприношением, предлагаемым богам и выпиваемым людьми.
Само по себе подношение - это любое проявление его энергии, физическое или психологическое, посвященное им в действии тела или в действии ума богам или Богу, Духу или вселенским силам, своему собственному высшему "Я" или "Я" в человечестве и во всех существованиях.
Это подробное объяснение яджны сопровождается обширным и всеобъемлющим определением, в котором утверждается, что действие, энергия и материалы жертвоприношения, тот , кто приносит жертву, и тот, кто ее получает, цель и объект жертвоприношения - все это единый Брахман. “Брахман - это даяние, Брахман – это подношение пищи, Брахманом она подается в огонь Брахмана, Брахман - это то, что должно быть достигнуто посредством самадхи в действии Брахмана”. Таково следовательнознание, с которым освобожденный человек должен совершать жертвоприношения. Это древнее знание, провозглашенное в великих высказываниях Веданты говорится: “Я - это Он”, “Все это истинно есть Брахман, Брахман - это Я”. Это знание о целостном единстве; это Единое, проявляющееся как исполнитель, деяние и объект трудов, познающий, знание и объект познания. Универсальная энергия, в которую вливается действие , - это Божественное; освященная энергия отдачи - это Божественное; все, что предлагается, является лишь некоторой формой Божественного; тот, кто предлагает, - это само Божественное в человеке; действие, работа, жертва - это само Божественное в движении, в деятельности; цель достигаемая путем самопожертвования есть Божественное. Для человека, обладающего этим знанием, живущего и действующего в соответствии с ним, не может быть никаких обязывающих действий, никаких личных и эгоистически присвоенных действий; есть только божественный Пуруша, действующий посредством божественной Пракрити в Своем собственном существе, предлагающий все в огонь Своей самосознающей космической энергии, в то время как знание и обладание Его божественным существованием и сознанием душой, объединенной с Ним, является целью всего этого направляемого Богом движения и деятельности. Знать это, жить и действовать в этом объединяющем сознании - значит быть свободным.
Но даже йогины не достигли этого знания. “Некоторые йоги следуют за жертвоприношением, совершаемым богами; другие приносят жертву посредством жертвоприношения себя в огонь Брахмана”. Первые представляют себе Божественное в различных формах и могуществах и стремятся к нему различными средствами, таинствами, дхармами, законами или, как мы могли бы сказать, установленными ритуалами действия, самодисциплиной, посвященными делами; для последних, тех, кто уже знает, важен простой факт жертвоприношения, предложение любой работы самому Божественному, вбрасывание всей своей деятельности в единое русло божественного сознания и энергии - это их единственное средство, их единственная дхарма. Способы жертвоприношения разнообразны; подношения бывают самых разных видов. Существует психологическая жертва самоконтроля и самодисциплины, которая ведет к высшему самообладанию и самопознанию. “Одни предлагают свои чувства огню контроля, другие предлагают объекты чувств огню чувств, а третьи предлагают все действия чувств и все действия витальной силы огню йоги самоконтроля, разжигаемому знанием”. Существует, так сказать, дисциплина, которая получает объекты чувственного восприятия, не позволяя уму быть потревоженным или затронутым его чувственной деятельностью, причем сами чувства становятся чистыми огнями жертвоприношения; существует дисциплина, которая усмиряет чувства, так что душа в своей чистоте может появиться из-за завесы умственной деятельности, спокойная и неподвижная; существует дисциплина, с помощью которой, когда познано "я", все действия чувственного восприятия и все действия витального существа воспринимаются этой единой тихой и безмятежной душой. Жертвоприношение стремящегося к совершенству может быть материальным, физическим, дравья-яджна, как посвящается преданным в поклонении своему божеству, или это может быть аскеза его самодисциплины и энергия его души, направленной на какую-то высокую цель, тапо-яджна, или это может быть какая-то форма йоги, подобная пранаяме раджайогов и хатха-йогов, или любая другая йога-яджна. Все это ведет к очищению существа; любая жертва - это путь к достижению высшего.
Единственное, что необходимо, спасительный принцип, неизменный во всех этих вариациях, - это подчинить низшую деятельность, ослабить контроль желания и заменить его высшей энергией, отказаться от чисто эгоистического наслаждения ради того божественного восторга, который приходит через жертву, самопожертвование, самоотдачу.овладение, отказ от своих низменных побуждений ради более великой и возвышенной цели. “Те, кто наслаждается нектаром бессмертия, оставшимся после жертвоприношения, достигают вечного Брахмана”. Жертвоприношение - это закон мира, и без него ничего нельзя достичь, ни мастерства здесь, ни обладания запредельными небесами, ни высшего обладания всем сущим; “этот мир не для того, кто не приносит жертв, как и любой другой мир?” Поэтому все эти и многие другие формы жертвоприношений были “вложены в уста Брахмана”, в уста того Огня, который принимает все подношения; все они являются средствами и формами единого великого Существования в действии, средствами, посредством которых действие человека може быть предложено Тому, частью чего является его внешнее существование и с которым едино его сокровенное "я". Все они “рождены трудом”; все исходит из единой необъятной энергии Божественного, которая проявляется во вселенской карме и превращает всю космическую деятельность в поступательное подношение единому "Я" и "Господу", последней стадией которого для человека является самопознание и обретение божественного или брахманического сознания. “Познав это, ты станешь свободным”.
Но существуют градации в диапазоне этих различных форм жертвоприношения: физическое приношение - самое низкое, жертвоприношение знания - самое высокое. Знание - это то, в чем достигает кульминации все это действие, не какое-то низшее знание, но высшее, самопознание и Бого-знание, то, чему мы можем научиться у тех, кто знает истинные принципы существования, то, обладая чем, мы больше не впадем в замешательство умственного неведения и в его зависимость от простого чувственного знания и низшей активности желаний и страстей. То знание, в котором все достигает высшей точки, - это то, благодаря которому “ты увидишь все существования (становления, бхутани) без исключения в ”Я", а затем и во Мне". Ибо "Я" - это единая, неизменная, всепроникающая, всеобъемлющая, самосущая реальность, или Брахман, скрытый за нашим ментальным существом в котором расширяется наше сознание, когда оно освобождается от эго; мы начинаем видеть все сущее как становление, бхутани, внутри этого единого самосуществования.
Но это "Я", или неизменного Брахмана, мы также видим как самопрезентацию нашему сущностному психологическому сознанию высшего Существа, которое является источником нашего существования и проявлением которого является все изменчивое или неизменное. Он – Бог, Божественное, Пурушоттама. Ему мы предлагаем всё как жертву; в Его руки мы отдаем свои действия; в Его существовании мы живем и движемся; объединенные с Ним по своей природе и со всем существованием в Нем, мы становимся единой душой и единой силой бытия с Ним и со всеми существами; с Его высшей реальностью мы отождествляем и объединяем бытие нашего "я". Благодаря трудам, совершаемым ради жертвы, устраняя желание, мы приходим к знанию и обретению душой самообладания; благодаря трудам, совершаемым в самопознании и богопознании, мы обретаем свободу в единстве, покое и радости божественного существования.
XIII
Владыка Жертвы
Прежде чем мы сможем двигаться дальше, мы должны обобщить все, что было сказано в ее основных принципах. Все учение Гиты о трудах основывается на идее жертвоприношения и, по сути, содержит вечную истину, связывающую Бога, мир и труды.
Человеческий ум обычно схватывает лишь фрагментарные представления и точки зрения о многогранной вечной истине существования и строит на них свои различные теории жизни, этики и религии, подчеркивая тот или иной признак или явление, но он всегда должен стремиться к какой-то целостности, чтобы вновь пробудиться всякий раз, когда он возвращается в эпоху великого просвещения к какой-либо целостной и синтетической связи своего знания мира с его знанием Бога и самопознанием. Евангелие Гиты основывается на фундаментальной истине Веданты о том, что все сущее есть единый Брахман, а все существование - колесо Брахмана, божественное движение, исходящее от Бога и возвращающееся к Богу. Все это является выразительной деятельностью Природы, а Природа - силой Божественного, которая разрабатывает сознание и волю божественной Души, создающей свои творения и обитающей в своих формах. Именно для его удовлетворения она поглощается формами вещей, трудами жизни и ума и снова возвращается через ум и самопознание к сознательному обладанию Души, которая обитает внутри нее. Сначала происходит вовлечение "я" и всего, чем оно является или что означает, в эволюцию явлений; затем происходит эволюция "я", раскрытие всего, чем оно является и что означает, всего, что скрыто и все же предлагается феноменальным творением. Этот круговорот Природы не мог бы быть таким, каков он есть, если бы Пуруша не предполагал и не поддерживал одновременно три вечных равновесия, каждое из которых необходимо для полноты этого действия. Оно должно проявляться в изменчивом, и там мы видим его как конечное, множественное, всеобщее существование, сарвабхутани. Оно предстает перед нами как конечная личность этих миллионов созданий с их бесконечным разнообразием и разнообразными отношениями, и за всем этим оно предстает перед нами как душа и сила действия богов, – то есть космические силы и качества Божественного, которые руководят процессами жизни вселенной и представляют собой для нашего восприятия различные универсальные формы единого Существование, или, может быть, различные самоутверждения личности единой верховной Личности. Тогда, скрытый позади и внутри всех форм и существований, мы также постигаем неизменный, бесконечный, вневременной, безличный, единый неизменный дух существования, неделимое "Я" всего сущего, в котором все это множество оказывается действительно единым целым. И поэтому, возвращаясь к этому, активная, конечная личность индивидуального существа обнаруживает, что оно может высвободить себя в безмолвной широте универсальности, в покое и уравновешенности неизменного и непривязанного единства со всем, что вытекает из этого неделимого Бесконечного. Или даже он может скрыться в нем от индивидуального существования. Но высшая тайна из всех, уттамам рахасьям, - это Пурушоттама. Это высшее Божественное, Бог, который обладает как бесконечным, так и конечным, и в котором личное и безличное, единое "Я" и множество существований, бытие и становление, мировое действие и надкосмический покой, правритти и нивритти, встречаются, объединяются, обладают друг другом и находятся друг в друге. В Боге все сущее обретает свою сокровенную истину и свое абсолютное примирение.
Вся истина трудов должна зависеть от истины бытия. Все активное существование в своей сокровенной реальности должно быть жертвой трудов, приносимой Пракрити Пуруше, Природа, предлагающая высшей и бесконечной Душе желание множественной конечной Души внутри нее. Жизнь - это алтарь, на который она приносит свои труды и плоды своих трудов и возлагает их перед любым аспектом Божественности, которого достигло ее сознание, ради любого результата жертвоприношения, за который живая душа может ухватиться как за свое непосредственное или высшее благо. В зависимости от степени сознание и бытия, которых душа достигла в Природе, будет Божество, которому она поклоняется, наслаждение, которого она ищет, и надеждой, ради которой она жертвует.
И в движении изменчивого Пуруши в Природе все есть и должно быть взаимообменным; ибо существование едино, и его подразделения должны основываться на некотором законе взаимной зависимости, каждое растет за счет каждого и живет за счет всех. Там, где жертва приносится неохотно, Природа требует ее силой, она исполняет закон своего существования.
Взаимное отдавание и получение - это закон Жизни, без которого человек не может мгновенье выдержать, и этот факт является печатью Божественной творческой Воли всему миру, который он явил в своем существе, доказательством того, что с помощью жертвы, как их вечной спутницы, Господь существ создал всех этих существ. Универсальный закон самопожертвования – это знак того, что мир создан Богом и принадлежит Богу, и что жизнь — это его владычество и храм поклонения, а не поле для самоудовлетворения независимого эго; не реализация эго – это только наше грубое и темное начало – но открытие Бога, поклонение Божественному и поиск его Бесконечности благодаря постоянно растущей жертвенности, достигающей кульминации в совершенной самоотдаче, основанной на совершенном самопознании, – вот к чему, наконец, должен привести жизненный опыт.
Но индивидуальное существо начинается с неведения и долго пребывает в неведении. Остро осознавая себя, он видит эго, как причину и весь смысл жизни, а не Божественное начало. Он видит себя вершителем трудов и не видит, что все процессы существования, включая его собственную внутреннюю и внешнюю деятельность, являются процессами единой универсальной Природы и ничем иным. Он видит себя как наслаждающегося работами и воображает, что все существует для него и Природа должна удовлетворять его и подчиняться его личной воле; он не видит, что она совершенно не беспокоится о том, чтобы удовлетворять его или вовсе не заботится о его воле, но подчиняется высшей вселенской воле и стремится удовлетворить Бога, который превосходит ее и ее труды и творения; его конечное существо, его воля и его удовлетворение принадлежат ей, а не ему, и она каждый момент приносит их в жертву Божественному, чью цель в себе она превращает в свой тайный инструментарий. Из-за этого неведения, печатью которого является эгоизм, существо игнорирует закон жертвоприношения и стремится взять для себя все, что может, и отдает только то, к чему его вынуждает Природа своим внутренним и внешним принуждением давать. На самом деле он не может взять ничего, кроме того, что она позволяет ему получить в качестве его доли, то, что божественные Силы внутри нее соглашаются уступить его желанию. Эгоистичная душа в мире жертвоприношений подобна вору или грабителю, который берет то, что приносят ему эти Силы, и не имеет намерения отдавать взамен.
Она упускает истинный смысл жизни, и, поскольку она не использует жизнь и работы для расширения и возвышения своего существа посредством самопожертвования, она живет напрасно.
Только когда индивидуальное существо начинает воспринимать и осознавать в своих действиях ценность "я" в других, также как силу и потребности своего собственного эго, оно начинает осознавать всеобщую Природу, стоящую позади его собственных деянияий, и через космические божества получать некоторое представление о Едином и Бесконечном, тогда он находится на пути к преодолению своих ограничений эго и к открытию своей души. Оно начинает открывать закон, отличный от закона его желаний, которому его желания должны быть все более и более подчинены; оно превращает чисто эгоистическое существо в существо понимающее и этичное. Оно начинает придавать большее значение притязаниям "я" в других и меньшее – притязаниям своего эго; оно признает борьбу между эгоизмом и альтруизмом и, усиливая свои альтруистические наклонности, подготавливает расширение своего собственного сознания и бытия. Оно начинает воспринимать Природу и божественные силы в Природе, которым оно обязано жертвоприношением, обожанием, послушанием, потому что именно они с помощью своих законов управляют работой как ментального, так и материального мира, и оно узнает об этом, только посредством возрастания их присутствия и их величия в его мыслях, воле и жизни могут помочь ему самому увеличить свои силы, знания, правильные действия и удовлетворение, которое все эти вещи приносит ему. Таким образом, оно добавляет религиозное и супрафизическое к материальному и эгоистическому смыслу жизни и готовится подняться через конечное к Бесконечному.
Но это всего лишь долгий промежуточный этап. Оно по-прежнему подчинено закону желания, центральности всего сущего в концепциях и потребностях его эго и контролю его существа, а также его действий со стороны Природы, хотя это регулируемое желание и управляемое желание, очищенное эго и Природа, которая становится все более утонченной и просветленный саттвическим, высшим природным принципом. Все это все еще находится в пределах области, очень сильно расширенной области, изменчивого, конечного и личностного. Истинное самопознание и, следовательно, правильный путь работ лежит за его пределами; ибо жертва, сделанная со знанием, является высшей жертвой, и только она приводит к совершенной работе. Это может произойти только тогда, когда он осознает, что "я" в нем и "я" в других — это одно существо, и это "я" - нечто более высокое, чем эго, бесконечное, безличное, универсальное существование, в котором все движется и имеет свое бытие, - когда он осознает, что все космические боги, которым он приносит свои жертвы есть формы единого бесконечного Божества, и когда снова, оставляя все свои ограниченные и ограничивающие представления об этом едином Божестве, он воспринимает его как высшее и невыразимое Божество, которое одновременно является конечным и бесконечным, единым "я" и множеством, находящимся за пределами Природы, хотя и проявляющим себя через Природу, за пределами ограничений по качествам, хотя и формулирующим силу своего существа посредством бесконечного качества. Это Пурушоттама, которому должна быть принесена жертва, не ради каких-то преходящих личных плодов трудов, но ради того, чтобы душа обрела Бога и могла жить в гармонии и единении с Божественным.
Другими словами, путь человека к освобождению и совершенству лежит через растущую безличность. Его древний и постоянный опыт показывает, что чем больше он открывается безличному и бесконечному, тому, что чисто и возвышенно, едино и присуще всем вещам и существам, безличному и бесконечному в Природе, безличному и бесконечному в жизни, безличному и бесконечному в его собственной субъективности, чем меньше он связан своим эго и кругом конечного, тем больше он испытывает чувство широты, покоя, чистого счастья. Удовольствие, радость, удовлетворенность, которые конечное само по себе может дать или эго само по себе достичь, преходяще, мелко и ненадежно. Пребывать полностью в чувстве эго и его ограниченных представлениях, силах, удовлетворении – значит находить, что этот мир вечно полон быстротечности и страданий, анитьям асукхам; конечная жизнь всегда сопряжена с определенным чувством тщетности по той фундаментальной причине, что конечное не является всей или высшей истиной жизни; жизнь не является полностью реальной, пока не откроется чувству бесконечного. Именно по этой причине Гита открывает свою проповедь о трудах, настаивая на брахманическом сознании, безличностной жизни, этой великой цели учения древних мудрецов. Ибо безличное, бесконечное, Единое, в котором вся непостоянная, изменчивая, многообразная деятельность мира обретает над собой свою основу постоянства, безопасности и покоя, – это неподвижное "Я", Акшара, Брахман. Если мы поймем это, то поймем, что поднять свое сознание и равновесие своего существа из состояния ограниченной личности в это бесконечное и безличностное состояние Брахман - это первая духовная необходимость. Видеть всех существ в этом едином "Я" - это знание, которое возвышает душу над эгоистическим невежеством, его делами и результатами; жить в нем - значит обрести
покой и прочную духовную основу.
Путь, ведущий к этой великой трансформации, пролегает по двум путям: есть путь знания, а есть путь трудов, и Гита объединяет их в прочном синтезе. Путь познания состоит в том, чтобы отвлечь понимание, разумную волю от ее нисходящей погруженности в работу ума и чувств и направить ее вверх, к "я", Пуруше или Брахману; это значит заставить ее всегда концентрироваться на одной идее единого "Я", а не на множестве разветвлений концепции ума и многоточечные импульсы желания. Взятый казалось бы, сам по себе этот путь ведет к полному отказу от трудов, к неподвижной пассивности и отделению души от природы. Но на самом деле такое абсолютное отречение, пассивность и отделение невозможны. Пуруша и Пракрити - это два принципа бытия, которые неразделимы, и до тех пор, пока мы остаемся в Природе, наша деятельность в Природе должна продолжаться, даже если она может принимать иную форму или, скорее, иной смысл, чем у непросветленной души. Настоящее отречение — каким отречение, санньяса, должно быть — это не бегство от дел, а умерщвление эго и желаний. Путь состоит в том, чтобы отказаться от привязанности к плодам своих трудов, даже когда вы их совершаете, признать Природу как действующую силу и предоставить ей выполнять свои дела, а самому жить в душе как свидетель и опора, наблюдая за ней и поддерживая ее, но не привязываясь ни к ее действиям, ни к их плодам.
Эго, ограниченная и беспокойная личность, тогда успокаивается и сливается с сознанием единого безличного "Я", в то время как работа Природы, для нашего видения, продолжает действовать через все эти “становления” или существования, которые теперь воспринимаются нами как живые, действующие и движущиеся, полностью подчиняясь ее импульсу, в этом едином бесконечном Существе; наше собственное конечное существование видится и ощущается как только одно из них, и его действия видятся и ощущаются как действия Природы, а не нашего реального существа, которое есть безмолвное, безличное единство. Эго считало их своими собственными деяниями, и поэтому мы считали их своими; но эго теперь мертво, и отныне они больше не наши, а принадлежат Природе. Мы достигли безличность в нашем существе и сознании, уничтожив эго; отказавшись от желаний, мы достигли безличности в действиях своей природы. Мы свободны не только в бездействии, но и в действии; наша свобода не зависит от физической и темпераментной неподвижности и бездействия, и мы не теряем свободу, как только начинаем действовать. Даже в полно потоке естественной деятельности безличная душа в нас остается спокойной, неподвижной и свободной.
Освобождение, даруемое этой совершенной безличностью, реально, совершенно, необходимо; но является ли оно последним словом, завершением всего дела? Как мы уже говорили, вся жизнь, все мировое существование – это жертва, приносимая Природой Пуруше, единой и тайной душе в Природе, в которой происходят все ее действия; но ее истинный смысл скрыт в нас эго, желанием, нашей ограниченной, активной, множественной личностью. Мы поднялись над эго, желанием и ограниченной личностью и, благодаря безличности, ее великому исправлению, мы обрели безличностного Бога; мы отождествили наше бытие с единым "я" и душой, в которой существует все. Жертвоприношение трудов продолжается, и оно осуществляется уже не нами самими, а Природой, — Природой, действующей через конечную часть нашего существа, разум, чувства, тело, — но в нашем бесконечном существе. Но кому же тогда приносится эта жертва и с какой целью? Ибо у безличного нет ни деятельности, ни желаний, ни цели, которую нужно достичь, никакой зависимости от чего-либо во всём этот мир существ; оно существует само по себе, в своем собственном самоудовлетворении, в своем собственном неизменном вечном бытии. Возможно, нам придется выполнять работу без желания в качестве средства для достижения этого безличного самосуществования и самоудовлетворения, но, как только это движение выполнено, цель трудов достигнута; жертва больше не нужна. Работы могут продолжаться и тогда, потому что Природа продолжает свою деятельность, но в этих работах больше нет никакой цели. Единственная причина, по которой мы продолжаем действовать после освобождения, является чисто негативной; это давление Природы на наши ограниченные части ума и тела. Но если это все, то, во-первых, работы вполне могут быть сокращены до минимума, могут быть ограничены тем, чего природа непременно добьется от наших тел; и, во—вторых, даже если не будет сведено к минимуму, — поскольку действие не имеет значения, а бездействие также не является целью, - тогда характер работ также не имеет значения. Арджуна, однажды обретший знание, может продолжать сражаться в битве на Курукшетре, следуя своей старой природе кшатрия, или же он может оставить ее и жить жизнью саньясина, следуя своему новому квиетистскому порыву. Что из этого он сделает, становится совершенно безразлично; или, скорее, второй способ лучше, так как он расхолаживает охоту импульсов Природы, которые все еще овладевают его разумом из-за созданной в прошлом склонности, и когда его тело покинет его, он благополучно отправится в Бесконечное и Безличное, без необходимости возвращаться снова к тревогам и безумию жизни в этом преходящем и печальном мире, анитьям асукхам имаṁ локам.
Если бы это было так, Гита потеряла бы всякий свой смысл, ибо ее первая и центральная цель была бы разрушена. Но Гита настаивает на том, что природа действия имеет значение и что существует позитивная санкция на продолжение работ, а не только одна совершенно негативная и механическая причина - бесцельное принуждение Природы. После того, как эго побеждено, все еще существует Господь и наслаждающийся жертвоприношением, бхоктарам ягьятапасам, и в жертвоприношении все еще есть цель.
Безличный Брахман - это не последнее слово, не самая высшая тайна нашей жизни; ибо безличное и личностное, конечное и бесконечное оказываются лишь двумя противоположными, но сопутствующими аспектами божественного Существа, неограниченного этими различиями, который является и тем, и другим одновременно.
Бог - это вечно непроявленная Бесконечность, всегда стремящаяся проявить себя в конечном; он - великая безличная Личность, по отношению к которой все личности являются частичными проявлениями; он – Божественное, открывающее себя в человеческом существе, Господь, пребывающий в сердце человека. Знание учит нас видеть все существа в едином безличном “я”, ибо так мы освобождаемся от разделяющего чувства эго, а затем, благодаря этой освобождающей безличности, видим их в Боге, атмани атхо майи, "в Себе, а затем во Мне". Наше эго, наши ограничивающие личности стоят на пути нашего познания Божественного, которое есть во всем и в ком все имеет свое бытие; ибо, подчиняясь личности, мы видим только такие фрагментарные аспекты Его, которые позволяют нам уловить конечные проявления вещей. Мы должны прийти к нему не через нашу низшую личность, но через высшую, бесконечную и безличностную часть нашего существа, и что мы обретаем, становясь этим "я", единым во всем, в чьем существовании заключен весь мир. Это бесконечное, содержащее, не исключающее все конечные проявления, это безличное, допускающее, а не отвергающее все индивидуальности и личности, это неподвижное, поддерживающее, пронизывающее, вмещающее, неотделимое от всего движения Природы, является ясным зеркалом, в котором Божественное раскрывает Свое бытие. Следовательно, именно к Безличному мы должны прийти в первую очередь; через космические божества, через аспекты только конечного совершенное познание Бога не может быть достигнуто полностью. Но и безмолвная неподвижность безличного "Я", понимаемого как замкнутое в себе и отделенное от всего, что оно поддерживает, содержит и пронизывает, не является полной, всеоткрывающей, всеудовлетворяющей истиной Божественного. Чтобы увидеть это, мы должны взглянуть сквозь его безмолвие на Пурушоттаму, и он в своем божественном величии обладает как Акшарой, так и Кшарой; он пребывает в неподвижности, но он проявляет себя в движении и во всех действиях космической природы; ему даже после освобождения продолжают приносить в жертву труды Природы.
Таким образом, истинной целью Йоги является живое и самоосуществляющееся
единение с божественным Пурушоттамой, а не просто самозатухающееся погружение в безличноеСущество. Возвысить все наше существование до Божественного Существа, пребывать в нем (майева нивасисяси), стать единым с ним, объединить наше сознание с его сознанием, сделать нашу фрагментарную природу отражением его совершенной природы, полностью вдохновляться божественным знанием в своих мыслях и чувствах, руководствоваться в своей воле и действии полностью и безупречно божественной волей, потерять желание в его любви и восторге – это совершенство человека; это то, что Гита описывает как высшую тайну. Это истинная цель и последний смысл человеческой жизни и высшая ступень в нашем постепенном принесении в жертву трудов. Ибо он до конца остается вершителем трудов и душой самопожертвования.
XIV
Принцип Божественных Работ
В этом, таким образом, заключается смысл учения Гиты о жертвоприношении. Ее полное значение зависит от идеи Пурушоттамы, которая пока еще не развита, — мы обнаружим, что она ясно изложена только гораздо позже, в восемнадцати главах, — и поэтому мы должны были предвосхитить это центральное учение, чего бы нам это ни стоило, несмотря на нарушение прогрессивного метода изложения Гиты. В настоящее время Учитель просто дает намек, лишь в общих чертах описывает это высшее присутствие Пурушоттамы и его связь с неподвижным "Я", в котором оно является нашим первым делом, наша насущной духовной потребностью обрести равновесие совершенного покоя и равноприятия путем достижения брахманического состояния. Он говорит пока еще не совсем в определенных терминах о Пурушоттаме, но о себе самом — “Я”, Кришне, Нараяне, Аватаре, Боге в человеке, который также является Господом Вселенной, воплощенным в фигуре божественного возничего Курукшетры. “В Себе, затем во Мне” - вот формула, которую он дает, подразумевая, что трансцендирование индивидуальной личности, рассматриваемое как “становление” в безличном самосущем Существе, является просто средством достижения той великой тайной безличной Личности, которая, таким образом, безмолвна, спокойна и возвышена над Природой в безличном Существе, но также присутствует и активна в Природе во всех этих миллионах становлений. Теряя свою низшую индивидуальную личность в Безличном, мы, в конце концов, достигаем единения с той верховной Личностью, которая не является отдельной и индивидуальной, но, тем не менее, принимает в себя все индивидуальности. Преодолев низшую природу трех гун и поместив душу в неподвижного Пурушу за пределами трех гун, мы можем, наконец, подняться к высшей природе бесконечного Божества которое не связано тремя гунами, даже когда оно действует через Природу. Достигнув внутренней бездеятельности безмолвного Пуруши, наискармьи, и предоставив Пракрити совершать свои дела, мы можем достичь высшего уровня божественного Мастерства, которое способно совершать все дела и при этом не быть связанным ничем. Идея Пурушоттамы, рассматриваемого здесь как воплощение Нараяны, Кришны, является, следовательно, ключевой. Без этого уход от низшей природы к состоянию Брахмана неизбежно приводит к бездействию освобожденного человека, его безразличию к делам этого мира; вместе с этим тот же самый уход становится шагом, с помощью которого дела мира совершаются в духе, с природой и в свободе Божественного. Видеть безмолвного Брахмана как на цель, и мир со всей его деятельностью должен быть оставлен; видеть Бога, Божественное, Пурушоттаму как цель, превосходящую действие, но в то же время являющуюся его внутренней духовной причиной, объектом и изначальной волей, и мир со всей его деятельностью будет покорен и обретен в божественной трансцендентности всего мира. Вместо тюрьмы оно может превратиться в роскошное царство, раджьям самриддхам, которое мы завоевали для духовной жизни, уничтожив ограничения эго-тирана, преодолев оковы наших желаний-тюремщиков и разрушив тюрьму нашего индивидуального обладания и наслаждения. Освобожденная универсализированная душа становится сварат самрат, самовластным правителем и императором.
Таким образом, жертвоприношения оправдываются как средство освобождения и абсолютного духовного совершенства, самсиддхи. Так, Джанака и другие великие карма-йоги могущественной древней Йога достигли совершенства, путем спокойной и самоотверженной работы без желаний, без малейшей эгоистической цели или привязанности — карманайва хи самсиддхим астхита джанакадайах. Точно так же и с таким же отсутствием желаний, после освобождения и достижения совершенства, мы можем и должны продолжать работу в великом божественном духе, со спокойной возвышенной природой духовной цараственности.
“Ты должен выполнять работы, связанные также с объединением народов, локасанграхам эвапи сампашьян картум архаси. Что бы ни делал Лучший, люди низшего сорта воплощают в жизнь; стандарту, который он создает, следуют люди. О сын Притхи, у меня нет работы, которую мне нужно было бы выполнить во всех трех мирах, у меня нет ничего, чего бы я не достиг и чего еще предстоит достичь, и я истинно пребываю на пути действия”, — варта эва ча карманi, - ева подразумевая, я пребываю в этом и не покидаю это, как думает сам саньясин, вынужденый отказаться от трудов. “Ибо, если бы Я не пребывал бессонно на путях действия, люди во всем следовали бы моему пути, эти народы были бы обречены на гибель, если бы я не работал, я был бы создателем беспорядка и убийцей бы этих созданий. Как те, кто не знает, действуют с привязанностью к действию, так и тот, кто знает, должен действовать без привязанности, руководствуясь стремлением объединить народы. Он не должен вносить раздор в понимание в неведении людей, которые привязаны к своим трудам; он должен направлять их ко всем действиям, выполняя их со знанием и в йоге”. В Гите есть немного более важных отрывков, чем эти семь поразительных двустиший.
Но давайте ясно поймем, что они не должны быть истолкованы, поскольку современная прагматическая тенденция, озабочена гораздо больше текущими делами мира, чем какой-либо высокой и далекой духовной возможностью, которая стремится истолковать их, как не более чем философское и религиозное оправдание социального служения, патриотизма, космополитизма, гуманитарные усилия и приверженность сотням энергичных социальных проектов и мечтаний, которые привлекают современный интеллект. Это не является правилом большого морального и интеллектуального альтруизм, о котором здесь говорится, но это альтруизм духовного единства с Богом и с этим миром существ, которые обитают в нем и в ком он обитает. Это не предписание подчинять индивидуума обществу и человечеству или принести эгоизм в жертву на алтаре человеческого сообщества, но стремление реализовать индивидуума в Боге и принести эго в жертву на единственном истинном алтаре всеобъемлющей Божественности. Гита движется на более высоком уровне идей и переживаний, чем современный разум, который действительно находится на стадии борьбы за то, чтобы стряхнуть с себя оковы эгоизма, но по-прежнему приземлен по своему мировоззрению и скорее интеллектуален и нравственен, чем духовен по своему темпераменту. Патриотизм, космополитизм, служение обществу, коллективизм, гуманизм, идеалы или религия человечности - это замечательные средства, помогающие нам перейти от нашего первичного состояния индивидуального, семейного, социального, национального эгоизма к вторичной стадии, где индивид осознает, насколько это возможно на интеллектуальном, моральном и эмоциональном уровне, — на этом уровне он не может делать это полностью правильным и совершенным образом, путем интегральной истины своего существа, — единство его существования с существованием других существ.
Но мысль Гиты простирается дальше, к третьему состоянию нашего развивающегося самосознания, по отношению к которому вторичное развитие является лишь частичной стадией продвижения.
Индийская социальная тенденция заключалась в подчинении индивида требованиям общества, но индийская религиозная мысль и духовные искания всегда были в высшей степени индивидуалистическими в своих целях. Индийская система мышления, подобная системе Гиты, не может не ставить на первое место развитие личности, высшую потребность человека, его стремление раскрыть и реализовать свою величайшую духовную свободу, величие, великолепие, царственность — его цель стать просветленным провидцем и царем в духовном смысле о провидении и царствовании, что было первой великой хартией об идеальном человечестве, провозглашенном древними ведическими мудрецами. Их целью для индивидуума было превзойти самого себя, не теряя всех своих личных целей ради целей организованного человеческого общества, но расширяя, возвышая, возвеличивая себя до уровня сознания Божественности. Правило, данное здесь Гитой, - это правило для человека-мастера, сверхчеловека, обожествленного человеческого существа, Лучшего, не в смысле какого-либо ницшеанства, какой-либо односторонности, какого-либо олимпийского, аполлонического или дионисийского, какого-либо ангельского или демонического сверхчеловечества, но в смысле человека чья личность целиком была принесена в жертву бытию, природе и сознанию единого трансцендентного и универсального Божественного и, который, потеряв свое малое "я", обрел свое высшее "я", и был обожествлен.
Возвысить себя над низшей несовершенной Пракрити, трайгунямайи майя, до единства с божественным существом, сознанием и природой, мадбхавам агата, является целью йоги. Но когда эта цель достигнута, когда человек достиг брахманического статуса и видит больше не ложным эгоистическим зрением себя и мир, а видит всех существ в Себе, в Боге и "Я" во всех существах, Бога во всех существах, каким будет действие, — поскольку действие все еще остаётся, — которое является результатом этого видения, и каков будет космический или индивидуальный мотив всех его действий? Таков вопрос Арджуны, но ответ на него дан с иной точки зрения, чем та, с которой его задавал Арджуна. Мотивом не может быть личное желание на интеллектуальном, моральном, эмоциональном уровне, ибо оно было отброшено, — даже моральный мотив был отброшен, поскольку освобожденный человек вышел за пределы низшего различия греха и добродетели, живет в прославленной чистоте по ту сторону добра и зла. Это не может быть духовным призывом к его совершенному саморазвитию посредством бескорыстных трудов, ибо на этот призыв был дан ответ, развитие стало совершенным и завершенным. Его мотивом действия может быть только сплочение людей, сикирсур локасанграхам. Это великое шествие народов к далекому божественному идеалу должно быть сплочено, чтобы не впасть в замешательство, неразбериху и полный разлад в понимании, которые привели бы к распаду и разрушению и которым мир, продвигающийся вперед в ночи или темных сумерках неведения легко поддается влиянию, если его не сплачивать, не направлять, не придерживаться великих принципов его дисциплины с помощью просвещения, силы, правил и примера, видимых стандартов и невидимого влияния его лучших представителей. Лучшие, те индивидуумы, которые опережают генеральную линию и стоят выше общего уровня коллектива, являются естественными лидерами человечества, поскольку именно они могут указать расе как путь, по которому они должны следовать, так и стандарт или идеал, которого они должны придерживаться или достичь. Но обожествленный человек - Лучший в необычном смысле этого слова, и его влияние, его пример должны обладать силой, на которую не способен ни один человек, стоящий выше других. Какой пример он должен подавать? Какого правила или стандарта он должен придерживаться?
Чтобы более точно выразить то, что он имеет в виду, божественный Учитель, Аватар подает свой собственный пример, свой собственный стандарт для Арджуны. “Я остаюсь на пути действия, - как бы говорит он, - пути, по которому следуют все люди; ты тоже должен оставаться в действии. Так, как поступаю я, должен поступать и ты. Я выше необходимости
в трудах, ибо я ничего не получаю от них; Я - Божественное, которому принадлежат все вещи и все существа в мире, и я сам нахожусь как за пределами мира, так и в нем, и я ни от чего и ни от кого не завишу во всех трех мирах ради каких-либо целей; и все же я действую. Это также должно стать твоим способом и духом работы. Я, Божественное, являюсь правилом и стандартом; именно Я прокладываю путь, по которому следуют люди; Я есть путь и цель.
Но я делаю все это широко, универсально, частично видимо, но гораздо чаще незаметно; и
люди на самом деле не знают, как я работаю. Ты, когда ты знаешь и видишь, когда ты становишься обожествленным человеком, должен быть индивидуальной силой Бога, человеческим и в то же время божественным примером, таким же, каким являюсь я в своих аватарах. Большинство людей пребывает в неведении, Боговидящий пребывает в знании; но пусть он не смущай умы людей опасным примером, отвергая в своем превосходстве дела мира; пусть он не обрывает нить действия до того, как она размотается, пусть он не запутывает и не искажает этапы и градации путей, которые я проложил. Весь спектр человеческой деятельности был определен мной с целью продвижения человека от низшей природы к высшей, от кажущегося небожественного к сознательному Божественному. Знающий Бога должен двигаться через весь спектр человеческих дел. Все индивидуальные и общественные действия, все труды интеллекта, сердца и тела по-прежнему принадлежат ему, но уже не ради него самого, а ради Бога в мире, Бога во всех существах, и чтобы все эти существа могли двигаться вперед, как двигался он, путем трудов в направлении открытия Божественного в самих себе. Внешне может показаться, что его действия по существу не отличаются от их действий; сражения и правление, а также учение и мышление, все виды взаимодействия человека с человеком могут входить в сферу его компетенции; но дух, в котором он их совершает, должен быть совершенно иным, и именно этот дух своим влиянием должен стать великой силой притяжения, поднимающей людей до его собственного уровня, великим рычагом, поднимающим массы людей еще выше в их восхождении”.
Пример самого Бога, поданый освобожденному человеку, имеет глубокое значение; поскольку раскрывает всю основу философии божественных деяний, изложенной в Гите. Освобожденный человек - это тот, кто возвысил себя до уровня божественной природы, и
его действия должны соответствовать этой божественной природе. Но что такое божественная природа? Это не полностью и не исключительно природа Акшары, неподвижного, бездеятельного, безличностного "я"; ибо это само по себе привело
бы освобожденного человека к бездействию и неподвижности. Это не характерно для Кшары, множественного, личностного, Пуруши подчинение себя Пракрити; ибо это само по себе привело бы его обратно к подчинению своей личности, низшей природе и ее качествам.
Такова природа Пурушоттамы, который удерживает их вместе и своей верховной божественностью примиряет их в божественном примирении, которое является высшей тайной его существа, рахасйам хьетад уттамам. Он не является исполнителем дел в личном смысле наших действий, связанных с Пракрити; ибо Бог действует через свою силу, сознательную природу, действенную силу — Шакти, Майю, Пракрити, — но все же выше её, не вовлечен в неё, не подчинен ей, спсобоен подняться над законами, установками, привычками действий, которые она создает, не подверженный их влиянию и не связан ими, способен отличать себя, в отличии от нас, от процессов жизни, ума и тела. Он, тот, кто совершает дела, но не действует, картарам акартарам. “Познай меня, - говорит Кришна, - как исполнителя этого (четырехкратного закона человеческой деятельности), который, тем не менее, является вечным неделателем. Дела не сосредотачиваются на мне (на лимпанти), и я не стремлюсь к плодам своих действий”. Но он также не является просто бездеятельным, бесстрастным, беспристрастным Свидетелем и ничем иным; ибо он тот, кто действует на каждом шагу и отмеряет свои силы; каждое его движение, каждая частица мира существ, который он формирует, ощущается его присутствием, наполнена его сознанием, движима его волей, сформирована его знанием.
Кроме того, Он - Всевышний без качеств, который обладает всеми качествами, ниргуно гуни. Он не связан никакими формами природы или действиями и не состоит, как состоит наша личность из суммы качеств, форм природы, характерных действий ментального, морального, эмоционального, витального, физического существа, но является источником всех форм и качеств, способных развиваться по его желанию любым способом и в любой степени, как он пожелает; он – бесконечное существо, способами становления которого они являются, неизмеримое количество и безграничное невыразимое, мерой которого они являются, числа и цифры, которые они, по-видимому, ритмизируют и арифметизируют в стандартах вселенной. И все же он не является ни просто безличным неопределенным существом, ни простой субстанцией сознательного существования, из которой все определения и персонализации черпают свой материал, но высшим Существом, единственным изначальным сознательным Существующим, совершенной Личностью, способной на любые отношения, даже самые человеческие, конкретные и близкие; ибо он друг, товарищ, возлюбленный, товарищ по играм, наставник, учитель, мастер, служитель знания или служитель радости, но при этом во всех отношениях ничем не связан, свободен и абсолютен. Таким же образом обожествленный человек становится по мере своего достижения, безличным в своей индивидуальности, не связан качеством или действием, даже когда поддерживает самые личные и близкие отношения с людьми, не связан какой-либо дхармой, даже когда внешне следует той или иной дхарме. Ни динамизм кинетического человека, ни бесстрастный свет аскета или квиетиста, ни страстная личность человека действия, ни безразличная безличность мудреца-философа не являются полным божественным идеалом. Это два противоречивых стандарта человека этого мира и аскета или философа-квиетиста, один из которых погружен в действие Кшары, а другой стремится полностью пребывать в покое Акшары; но совершенный божественный идеал исходит из природы Пурушоттамы, который превосходит этот конфликт и примиряет все божественное возможности.
Кинетический человек не удовлетворен никаким идеалом, который не зависит от реализации этой космической природы, от игры трех качеств этой природы, от человеческой активности ума, сердца и тела. Высшим достижением этой деятельности, мог бы он сказать, является моя идея о человеческом совершенстве, о божественных возможностях в человеке; какой-то идеал, который удовлетворяет интеллект, сердце, нравственное существо, какой-то идеал нашей человеческой природы в действии, который один может удовлетворить человека; у него должно быть что-то, что он может искать в работе своего ума, жизни и тела.
Ибо это его природа, его дхарма, и как он может быть реализован в чем-то, что находится за пределами его природы? Ибо каждое существо привязано к своей природе, и внутри нее оно должно стремиться к совершенству. Согласно нашей человеческой природе, должно быть наше человеческое совершенство; и каждый человек должен стремиться к нему в соответствии с линией своей личности, своей свадхармой, но в жизни, в действии, а не вне жизни и действия. Да, в этом есть доля истины, отвечает Гита; воплощение Бога в человеке, игра Божественного в жизни - это часть идеального совершенства. Но если вы ищете это только во внешнем, в жизни, в принципе действия, вы никогда не найдете его; потому что тогда вы будете не только действовать в соответствии со своей природой, которая сама по себе является правилом совершенства, но и будете — и это правило несовершенства — вечно подчиняться ее модусам, ее двойственности: симпатии и антипатии, боли и удовольствию, и особенно тому, что раджасический режим с его принципом желания и его западней гнева, горя и страстного желания — беспокойный, всепожирающий принцип желания, ненасытный огонь, который осаждает вашу мирскую деятельность, вечный враг знания, который скрывает его здесь, в вашей природе, подобно огню, окутанному дымом, или зеркалу, покрытому пылью, и который вы должны уничтожить, чтобы жить в спокойной, ясной, сияющей истине духа. Чувства, разум и интеллект являются средоточием этой вечной причины несовершенства, и все же именно этими чувствами, умом и интеллектом, этой игрой низшей природы вы хотели бы ограничить свой поиск совершенства! Усилия напрасны. Кинетическая сторона вашей натуры должна сначала стремиться добавить к себе квиетическую; вы должны возвысить себя над этой низшей природой к тому, что находится над тремя гунами, к тому, что основано на высшем принципе, в душе. Только когда вы достигли душевного покоя, можете вы стать способными к свободному и божественному действию.
С другой стороны, самый тихий человек, аскет, не может увидеть никакой возможности для совершенства в жизни и действии. Разве они не являются источником рабства и несовершенства? Разве всякое действие не несовершенно по своей природе, подобно огню, который должен испускать дым, разве сам принцип действия не раджасичен, отец желания, причина, которая должна иметь свой эффект затемнения знания, свой круговорот желаний, успехов и неудач, свои колебания радости и горя, свою двойственность добродетели и греха? Бог может быть в мире, но он не от мира сего; он Бог отречения, а не Хозяин или причина наших поступков; хозяин наших поступков – это желание, а причина поступков - неведение. Если мир, Кшара, в некотором смысле является проявлением или лилой Божественного, то это несовершенная игра с неведением Природы, скорее затемнение, чем проявление. Это, несомненно, очевидно с самого первого взгляда на природу мира, и разве самый полный опыт познания мира не учит нас всегда одной и той же истине? разве это не колесо неведения, обрекающее душу на постоянное рождение под влиянием импульса желания и действия, пока, наконец, оно не иссякнет или не будет отброшено? Не только желание, но и действие также должно быть отброшено; пребывая в безмолвном "я", душа тогда перейдет в неподвижного, лишенного действия, невозмутимого, абсолютного Брахмана. На это возражение имперсонализирующего квиетиста Гита старается ответить ещё с большим усердием, чем на возражение мирского человека, кинетического индивидуума. Поскольку этот квиетизм придерживается более высокой и могущественной истины, которая, однако, не является полной или высочайшей истиной, её провозглашение в качестве универсального, завершенного, высшего идеала человеческой жизни, вероятно, приведет к еще большему замешательству и пагубным последствиям для прогресса движения человеческой расы к своей цели, чем ошибка исключительного кинетизма. Строгая односторонняя истина, когда она излагается как полная истина, создает сильный свет, но также и сильную путаницу, поскольку сама сила содержащегося в ней элемента истины увеличивает силу содержащегося в ней элемента заблуждения. Ошибочность кинетического идеала может лишь продлить невежество и замедлить прогресс человечества, направляя его на поиски совершенства там, где его невозможно найти; но ошибочность квиетистского идеала содержит в себе сам принцип разрушения мира. Если бы я действовал в соответствии с этим, говорит Кришна, мне следовало бы уничтожить народы и быть автором смятения; и хотя ошибки индивидуального человека, даже хотя почти божественного человека не может уничтожить целую расу, это может породить распространенную путаницу, которая может быть по своей природе разрушительной для принципа жизни человека и нарушить устоявшейся линии его продвижения.
Следовательно, квиетистическая тенденция в человеке должна осознать свою собственную неполноту и признать на равных с собой истину, которая лежит за кинетической тенденцией, — воплощение Бога в человеке и присутствие Божественного во всех действиях человеческого рода. Бог присутствует не только в молчании, но и в действии; спокойствие бесстрастной души, не подверженной влиянию Природы, и кинетика души, отдающей себя Природе, чтобы могло быть совершено великое мировое жертвоприношение, Пуруша-ягья, не являются реальностью и ложью, существующие в вечной борьбе, и не есть две враждебные реальности, одна высшая, другая низшая, каждая из которых смертельна для другой; они являются двойным выражением божественного проявления. Акшара сама по себе не является ключом к их осуществлению, не является высочайшей тайной. Двойное воплощение, примирение следует искать в Пурушоттаме, представленном здесь Кришной, одновременно верховном Существе, Владыке миров и Аватаре. Обожествленный человек, входящий в свою божественную природу, будет действовать так, как он действует; он не предастся бездействию. Божественное действует в человеке, пребывающим в неведении и в человеке, пребывающим в знании. Познать Его - это высшее благо нашей души и условие ее совершенства, но познать и осознать Его как трансцендентный покой и безмолвие - это еще не все; тайна, которую необходимо познать, - это одновременно тайна вечного и нерожденного Божественного и тайна божественного рождения и деяний, джанма карма ча ме дивйам. Действие, основанное на этом знании, будет свободным от всех уз; “Тот, кто так познал меня, - говорит Учитель, - не связан делами”. Если избавление от обязательств, связанных трудами и желанием, и от колеса перерождений является целью и идеалом, то это знание следует воспринимать как истинный, широкий путь к спасению; ибо, как говорится в Гите, “тот , кто знает в истинных принципах мое божественное рождение и деяния, покидая свое тело, приходит не к перерождению, а ко Мне, О Арджуна”.
Через знание и обладание божественным происхождением он приходит к нерожденному и нетленному Божеству, которое представляет собой "я" всех существ, аджо авьяйа атма; через знание и свершение божественных деяний - к Владыке деяний, господу всех существ, бхутанам ишваре. Он живет в этом нерожденном существе; его работы - это произведения универсального Мастерства.
XV
Возможность и цель Аватарства
Говоря об этой йоге, в которой действие и знание становятся единым целым, йоге принесения в жертву трудов со знанием, в которой труды свершаются в знании, знание
поддерживает, изменяет и просветляет труды, и то и другое предлагается Пурушоттаме, верховному Божеству, которое проявляется внутри нас как Нараяна, Господь всего нашего бытия и действий, навеки сокрытый в наших сердцах, который проявляется даже в человеческом облике как Аватар, божественное рождение, овладевающее нашей человечностью, Кришна мимоходом заявляет, что это древнюю и оригинальную йогу он передал Вивасвану, Богу Солнца, Вивасван передал ее Ману, отцу людей, Ману
передал ее Икшваку, главе Солнечной линии, и так она передавалась от царственного мудреца к царственному мудрецу, пока не была утрачена с течением времени и теперь обновляется для Арджуны, потому что он – возлюбленный и преданный, друг и соратник Аватара. Ибо это, по его словам, является высшей тайной, таким образом заявляя о превосходстве над всеми другими формами йоги, потому те другие формы йоги ведут к безличному Брахману или личному Божеству, к освобождению в знании без действия или освобождению во всепоглощающем блаженстве, но эта форма йоги дает высшую тайну и весь секрет в целом; это приводит нас к божественному покою и божественным трудам, к божественному знанию, действию и экстазу, объединенным в совершенной свободе; это объединяет в себе все пути йоги, поскольку высшее существо Божественного примиряет и объединяет в себе все различные и даже противоположные силы и принципы своего проявленного бытия. Следовательно, йога, изложенная в Гите, является не только Карма-йогой, одним из низших, по их мнению, трех путей, как утверждают некоторые, но высшей Йогой синтетической и интегральной, направляющей к Богу все силы нашего существа.
Арджуна принимает заявление о передаче Йога в ее самом физическом смысле, — есть и другое значение, в котором ее можно понять, — и спрашивает, как Бог Солнца, один
из перворожденных существ, предок Солнечной династии, мог получить Йогу от человека Кришны, который только сейчас родился на свет.
Кришна не отвечает, как мы могли бы ожидать от него, что именно как Божественное, являющееся источником всего знания, он дал Слово Дэву, который является его формой знания, дарующим весь внутренний и внешний свет, — бхаргах савитур девасйа йо но дхийах прачодаят; вместо этого он принимает предоставленную ему Арджуной возможность заявить о своей скрытой Божественности, заявление, к которому он был готов, когда подавал себя в качестве божественного примера как труженика, который не связан своими трудами, но которое он еще не сделал вполне явным. Теперь он открыто объявляет себя воплощением
Бога, Аватар.
У нас уже была возможность, когда мы говорили о божественном Учитель, кратко изложить доктрину Аватарства, как она представляется нам в свете Веданты, в том свете, в котором Гита представляет ее нам. Теперь мы должны немного внимательнее рассмотреть это Аватарство и значение божественного Рождения, внешним выражением которого оно является; ибо это очень важное звено в интегральном учении Гиты. И мы можем сначала привести слова самого Учителя, в которых кратко излагается природа и цель Аватарства, и напомнить себе также другие отрывки или ссылки, имеющие к этому отношение. “Много моих жизней прошло, и твоих тоже, о Арджуна; я знаю их все, но ты не ведаешь, о гроза врагов. Хотя я и нерожденный, хотя я вечен в своем самосуществовании, хотя Я - Господь всего сущего, все же я опираюсь на свою собственную Природу и появляюсь на свет благодаря своей собственной-Майе. Ибо всякий раз, когда происходит угасание Дхармы и рост неправедности, я высвобождаю себя для рождения. Для освобождения добрых, для уничтожения злодеев, для возведения на престол Порядка, я рождаюсь из века в век. Тот, кто познал таким образом в истинных принципах мое божественное рождение и мою божественную работу, покидая свое тело, не перерождается вновь, он приходит ко Мне, о Арджуна. Избавленные от привязанности, страха и гнева, наполненные Мной, нашедшие прибежище во мне, многие, очищенные аскезой знания, достигли моей природы бытия (мадбхавам, божественной природы Пурушоттамы). Когда люди приближаются ко мне, я принимаю их в свою любовь (бхаджами); люди во всем следуют моему пути, О сын Притхи”.
Но большинство людей, продолжает Гита, желая завершения своих трудов, приносят жертвы богам, различным формам и личностям единого Божества, потому что реализация (сиддхи), которое рождается в трудах, - в трудах без знания, — очень быстро и легко в жизни мира людей; он действительно принадлежит только этому миру. Другой путь - божественная самореализация в человеке посредством принесения знания в жертву Верховному Божеству – гораздо более труден; его результаты относятся к более высокому уровню существования, и их не так легко постичь. Поэтому люди должны следовать четырехкратному закону своей природы и деяний, и на этом плане мирской деятельности они ищут Божество через его различные качества. Но, говорит Кришна, хотя Я и являюсь исполнителем четырех дел и создателем их четырехкратного закона, все же Я должен быть известен также как недеятель, нетленное, неизменное "Я". “Труды не влияют на меня, и я не стремлюсь к плодам своих трудов”, ибо Бог - это безличное существо, стоящее за пределами этой эгоистической личности и этой борьбы гун природы, и, будучи также Пурушоттамой, безличной Личностью, он обладает этой высшей свободой даже в делах. Поэтому тот, кто совершает божественные деяния, даже следуя четверичному закону, должен знать и жить в том, что находится за пределами, в безличном "Я" и, следовательно, в верховном Божестве. “Тот, кто таким образом познал меня, не связан своими делами. Так, зная, совершали работу древние люди, стремившиеся к освобождению; поэтому и ты совершай работу более как древние люди”.
Вторая часть этих отрывков, которая была приведена здесь по существу, объясняет природу божественных деяний, дивьям карму, с принципом которой нам пришлось иметь дело в предыдущем эссе; первая, которая была переведена полностью, объясняет путь божественного рождения, дивьям джанму, Аватарство. Но мы должны внимательно отметить, что поддержание Дхармы в мире - это не единственная цель нисхождения Аватара, этой великой тайны Божественного, проявляющейся в человечестве; ибо поддержание Дхармы само по себе не является самодостаточной целью, это не высшая возможная цель для проявления Христа, Кришны, Будды, а лишь общее условие более высокой цели и более высокой, божественной полезности. Ибо есть два аспекта божественного рождения; один - это нисхождение, рождение Бога в человечестве, Божество, проявляющее себя в человеческой форме и природе, вечный Аватар; другой - это восхождение, рождение человека в Божестве, человек поднимается в божественную природу и сознание, мадбхавам агатах; это существо, рожденное заново во втором рождении души. Именно этому новому рождению призваны служить Аватарство и соблюдение Дхармы.
Этот двойной аспект в учении Гиты об аватарстве может быть упущен беглым читателем, удовлетворенным, как и большинство других, поверхностным знакомством с ее глубокими учениями, и его также упускает из виду формальный комментатор, окаменевший в косности
школ. И все же это, безусловно, необходимо для понимания всего смысла учения. В противном случае идея Аватара была бы всего лишь догмой, популярным суеверием или плодом воображения или мистическим обожествлением исторических или легендарных сверхлюдей, а не тем, что Гита делает всем своим учением - глубокой философской и религиозной истиной и существенной частью или шагом к высшей тайне всего сущего, рахасьям уттамам.
Если бы не было этого возвышения человека до Божественности, которому способствовало бы нисхождение Бога в человечество, Аватарство ради Дхармы было бы ненужным явлением, поскольку простое Право, простая справедливость или стандарты добродетели всегда могут быть поддержаны божественным всемогуществом обычными средствами, великими людьми или великими движениями, благодаря жизни и деятельности мудрецов, царей и религиозных учителей, без какого-либо реального воплощения. Аватар приходит как проявление божественной природы в природе человека, апокалипсис его Христобытия, Кришнаизма, Буддовость, чтобы человеческая природа могла, формируя
свои принципы, мысли, чувства, действия, бытие в соответствии с этим Христобытие, Кришнаизмом, Буддовостью, преобразовать себя в божественное. Закон, Дхарма, которые устанавливает Аватар, даны главным образом для этой цели; Христос, Кришна, Будда стоят в центре, как врата, он прокладывает через себя путь, по которому должны следовать люди.
Вот почему каждое Воплощение подает людям свой собственный пример и заявляет о себе, что он – путь и врата; он также заявляет о единстве своей человечности с божественным существом, провозглашает, что Сын Человеческий и небесный Отец, от которого он произошел, едины, что Кришна в человеческом теле, манусим танум ашритам и верховный Господь, Друг всех созданий - это всего лишь два проявления одного и того же божественного Пурушоттамы, явленного там в своем собственном существе и проявленного здесь в человеческом образе.
То, что Гита содержит в качестве своего ядра этот второй и реальный объект Аватарства, очевидно даже из этого отрывка, который сам по себе правильно рассмотрен; но это становится намного яснее, если мы возьмем его не сам по себе — всегда неправильный подход к текстам Гиты, — но в его правильной тесной связи с другими отрывками и со всем учением в целом. Мы должны помнить и принимать во внимание его учение о едином "Я" во всем, о Божестве, пребывающем в сердце каждого творения, его учение об отношениях между Творцом и его творением, его идее вибхути, на которой делается особое ударене — отмечая также язык, на котором Учитель приводит свой собственный божественный пример бескорыстной деятельности, который в равной степени относится и к Кришне-человеку, и к божественному Господу миров, и придает должное значение таким отрывкам, как в девятой главе: “Введенные в заблуждение умы презирают меня, заключенного в человеческом теле, потому что они не знают моей высшей природы бытия, как Господа всех существований”; и мы должны прочитать в свете этих идей этот отрывок, который мы обнаруживаем перед собой, и его утверждение о том, что благодаря знанию о его божественном рождении и божественных деяниях люди приходят к Божественному и наполняясь им, и даже становясь таким же, как он, и принимая прибежище в нем, они постигают его природу и статус бытия, мадбхавам. Ибо тогда мы поймем божественное рождение и его цель не как изолированное и чудесное явление, а в его надлежащем месте во всей схеме мирового проявления; без этого мы не сможем постичь его божественную тайну, но будем либо всесторонне исследовать ее, либо принимать её невежественно и, возможно, суеверно, либо впадем в мелкие и поверхностные представления современного ума о нем, из-за которых он теряет все свое внутреннее, полезное значение.
Ибо для современного ума Аватарство - одна из самых трудных для принятия или понимания идей, которые проникают с Востока в рационализированное человеческое сознание. В лучшем случае это можно принять как простую форму какого-то проявления человеческой силы, характера, гения, великую работу, совершенную для мира или в мире, а в худшем считать это суеверием, – глупостью язычников и камнем преткновения Греков. Материалист, естественно, не может даже взглянуть на это, поскольку он не верит в Бога; для рационалиста или деиста это безумие и предмет насмешек; для убежденного дуалиста, который видит непреодолимую пропасть между человеческой и божественной природой, это звучит как богохульство. Рационалист возражает, что если Бог и существует, то он внекосмическая или супракосмическая сущность и не вмешивается в дела мира, но позволяет им управляться с помощью установленного механизма закона, — по сути, он является чем-то вроде далекого конституционного монарха или, в лучшем случае, духовного короля Лога, безразличного бездеятельного Духа, позади деятельности Природы, подобно некоему обобщенному или абстрактному Пуруше-свидетелю Санкхьи; он — чистый Дух и не может облечься в тело; бесконечен и не может быть конечным, как конечен человек; вечно нерожденный творец и не может быть созданием, рожденным в этот мир, - все это невозможно даже для его абсолютного всемогущества. К этим возражениям убежденный дуалист добавил бы, что Бог в своей личности, его роли и природе отличен от человека и отделен от него; совершенное не может облекаться в человеческое несовершенство; нерожденный личностный Бог не может родиться как человеческая личность; Правитель миров не может быть ограничен связанным природой человеческим действием в бренном человеческом теле. Эти возражения, столь грозные на первый взгляд для разума, по-видимому, присутствовали в сознании Учителя Гиты, когда он говорил, что, хотя Божественное нерождено, вечно в своем самосуществовании, является Господом всех существ, все же оно принимает рождение прибегая к величайшему действию своей Природы и посредсвом силы своей само-Майи; тот, кого заблуждающиеся презирают за то, что он находится в человеческом теле, воистину является в своей высшей сущности Господином всего сущего; что в действии божественного сознания он является творцом четырехчастного Закона и вершитель дел этого мира и в то же время в безмолвии божественного сознания беспристрастный свидетель работ своей собственной Природы, ибо он всегда, за пределами как молчания, так и действия, является верховным Пурушоттамой. И Гита способна противостоять всем этим противоречиям и примирить их, потому что она исходит из ведантического взгляда на существование, на Бога и вселенную.
Ибо с точки зрения Веданты все эти, казалось бы, серьезные возражения не имеют силы с самого начала. Идея Аватара на самом деле не является обязательной для ее концепции, но она естественным образом вписывается в нее как совершенно рациональная и логичная концепция. Ибо все здесь - это Бог, это Дух или Самосуществование, это Брахман, экамевадвитьям, — нет ничего другого, ничего иного и отличного от этого, и не может быть ничего другого, не может быть ничего иного и отличного от этого; Природа есть и не может быть ничем иным, как силой божественного сознания; все существа есть и не могут быть ничем иным, как внутренними и внешними, субъективными и объективными формами души и телесными формами божественного существа, которые существуют в силе его сознания или являются его результатом. Бесконечное вполне способно принять конечное, вся вселенная есть не что иное, как это; мы не можем видеть, как бы мы ни смотрели, ничего другого во всем огромном мире, в котором мы живем. Дух вполне способен обрести форму или связать себя с формой материи или разума и принять ограниченную природу или тело, все здесь есть не что иное, как это, мир существует только благодаря этой связи, этому допущению. Мир отнюдь не является механистическим законом, в котором нет души или духа, вмешивающихся в движение его сил или в деятельность его умов и тел, – только некий
изначальный безразличный Дух, пассивно существующий где-то снаружи или над ним, – весь мир и каждая его частица, напротив, являются ничем иным, как божественной силой в действии, и эта божественная сила определяет и управляет каждым ее движением, обитает в
каждой ее форме, обладает здесь каждой душой и разумом; все находится в Боге и в нем движется и имеет свое бытие, во всем, чем он является, действует и проявляет его сущность; каждое живое существо - это замаскированный Нараяна.
Нерожденный вполне способен принять рождение, все существа даже в своей индивидуальности являются нерожденными духами, вечными без начала и конца, и в своем сущностном существовании и своей универсальности все они являются единым нерожденным Духом, для которого рождение и смерть являются лишь феноменом принятия и изменения форм. Допущение несовершенства совершенным – в этом весь мистический феномен вселенной; но несовершенство проявляется в форме и действии предполагаемого ума или тела, существует в этом явлении, — в том, что его принимает, нет никакого несовершенства, так же как в Солнце, которое освещает все, нет недостатка ни в освещении, ни в видении, но только в способностях индивидуального органа зрения. Бог также не правит миром с каких-то отдаленных небес, но посредством своей внутренней вездесущности; каждое конечное действие силы является актом бесконечной Силы, а не ограниченной, отдельной, самосущей энергией, действующей в силу своей собственной недостаточной силы; в каждом конечном действии воли и знания мы можем обнаружить поддерживающеий его, акт бесконечных все-воли и все-знания. Божье правление - это не заочное, чуждое и внешнее правительство; он управляет всем потому, что он превосходит все, но также и потому, что он пребывает во всех движениях и является их абсолютной душой и духом.
Следовательно, ни одно из возражений, выдвигаемых нашим разумом против возможности существования Аватара, не может быть обосновано в принципе; ибо принцип – это тщетное разделение, проводимое интеллектуальным разумом, которому все явление и вся реальность мира ежеминутно противоречат и опровергают.
Но все же, помимо такой возможности, остается вопрос о действительном божественном действии — действительно ли божественное сознание появляется из-за завесы, чтобы действовать непосредственно в феноменальном, конечном, ментальном и
материальном, ограниченном, несовершенном. Конечное на самом деле есть не что иное, как определение, номинальная стоимость самопредставлений Бесконечного в его собственных вариациях сознания; реальная ценность каждого конечного явления - это бесконечная ценность, в действительности, сама бесконечность. Каждое существо бесконечно в своем самосуществовании, каким бы оно ни было в действии его феноменальной природы, своего временного самопредставления. Если присмотреться повнимательнее, человек - сам по себе не отделён, не строго обособленный самосущий индивид, но человечество с его разумом и телом; и человечество также не является строго обособленным самосуществующим видом или родом, это Все-существование, универсальное Божество, проявляющее себя в виде человечества; там оно отрабатывает определенные возможности, развивает, эволюционирует, как мы сейчас говорим, определенные силы своих проявлений. То, что он развивает, - это он сам, Дух.
Ибо то, что мы подразумеваем под Духом, – это самосущее существо с бесконечной силой сознания и безусловным восторгом своего бытия; это либо то, либо ничто, или, по крайней мере, ничто, имеющее какое-либо отношение к человеку и миру или с которым, следовательно, человек или мир имеет какое-либо отношения. Материя, тело - это всего лишь массированное движение силы сознательного существа, используемое в качестве отправной точки для изменчивых отношений сознания, действующего через свою силу восприятия; и материя нигде на самом деле не лишена сознания, ибо даже в атоме, клетке есть, как теперь стало совершенно ясно, несмотря ни на современную Науку - сила воли, интеллект в действии; но эта сила - это сила воли и интеллект "Я", Духа или Божества внутри нее, это не отдельная, самопроизвольная воля или идея механической клетки или атома. Вселенская воля и разум, вовлечённые в процесс, развивают свои силы от формы к форме, и по крайней мере на земле, именно в человеке они ближе всего приближаются к полному божественному и там впервые, даже во внешнем разуме в форме, смутно осознают свою божественность. Но все же и там тоже есть ограниченность, есть то несовершенство проявления, которое мешает низшим формам обрести самопознание своей идентичности с Божественным. Ибо в каждом ограниченном существе ограниченность феноменального действия сопровождается также ограниченностью феноменального сознания, которое определяет природу существа и составляет внутреннее различие между созданием и тварью. Божественное действительно действует позади и управляет своим особым проявлением через это внешнее и несовершенное сознание и волю, но само по себе оно скрыто в пещере, гухайам, как сказано в Веде, или как “Гита” выражает это: "В сердце всего сущего пребывает Господь, который управляет всем сущим, как если сидя на машине благодаря Майе ". Это тайное действие Господа, скрытое в сердце от эгоистического природного сознания, посредством которого он действует, является универсальным методом работы Бога с созданиями. Почему же тогда мы должны предполагать, что в какой-либо форме он выходит вперед, во фронтальное, феноменальное сознание, для более прямого и осознанного божественного действия? Очевидно, если это вообще возможно, то для того, чтобы разорвать завесу между собой и человечеством, которую человек, ограниченный по своей природе, никогда не смог бы поднять.
Гита объясняет обычное несовершенное действие творения тем, что оно подчинено механизму Пракрити и ограничено саморепрезентациями Майи. Эти два условия являются лишь дополнительными аспектами одной и той же действенной силы божественного сознания. Майя, по сути, не является иллюзией, – элемент или видимость иллюзии возникает только при игнорировании низшей Пракрити, Майи трех гун природы, - это божественное сознание в его силе различных самопредставлений своего существа, в то время как Пракрити является действенной силой того сознания, которое работает над созданием каждой такой
самопрезентации в соответствии со своим собственным законом и фундаментальной идеей, свабхавой и свадхармой, в своем собственном надлежащем качестве и особой силе воздействия, гуна-карме. “Опираясь - надавливая на свою собственную Природу (Пракрити), я создаю (высвобождаю в различные существа) все это множество существований, и все они беспомощно подчиняются контролю Природы”. Те, кто не знает о Божественном, заключенном в человеческом теле, не знают об этом, потому что они сильно подвержены этому механизму Пракрити, беспомощно подвержены его ментальным ограничениям и покорны им, пребывают в асурической природе, которая вводит в заблуждение посредством желания и сбивает с толку волю и разум из-за эгоизма, мохинам пракритим сритах. Ибо внутренний Пурушоттама не может быть легко явлен любому существу; он скрывает себя в густом облаке тьмы или в ярком облаке света, он полностью окутывает себя своей Йогамайей. “Весь этот мир, - говорится в ”Гите“, - поскольку он сбит с толку тремя состояниями бытия, определяемыми гунами Природы, не в состоянии распознать меня, ибо трудно выйти за пределы гун природы моей божественной Майи; те, кто приближается ко Мне, преодолевают их; но у тех, кто пребывает в асурической природе бытия, Майя отнимает их знание”. Другими словами, во всем есть врожденное сознание божественного, ибо во всем пребывает Божественное; но он пребывает там, укрытый своей Майей, и сущностное самопознание существ скрыто от них, превращено в ошибку эгоизма действием Майи, действия механизма Пракрити. И все же, отступая от механизма Природы к ее внутреннему и тайному Хозяину – человек может осознать пребывающую в нем Божественность.
Примечательно, что с небольшими, но важными изменениями в формулировках, Гита одинаково описывает как действие Божественного, приводящее к обычному рождению существ, так и его действие при его рождении в качестве Аватара. “Опираясь на свою собственную Природу, пракрити свам авастабхья, - будет сказано позже, - я высвобождаю различными способами, висраджами, это множество созданий, беспомощно подвластных контролю Пракрити, авашам пракритер вашат”. “Опираясь на свою собственную Природу, - говорится здесь, - я рожден своей ”я“ - майей, пракритих свам адхиштхайа… атмамайайа, я высвобождаю себя, атманам сриджами”. Действие, подразумеваемое словом аваштабхья, представляет собой мощное нисходящее давление, посредством которого контролируемый объект превозмогается, угнетается, блокируется или ограничивается в своем движении или работе и становится беспомощно подчиненным контролирующей силе, авашам вашат; Природа в этом действии становится механической, а множество ее созданий оказывается беспомощными в механизме, а не хозяевами своих собственных действий. Напротив, действие, подразумеваемое словом адхиштхайя, означает пребывание в Природе, а также пребывание на ней и выше неё, сознательный контроль и управление со стороны пребывающего в ней Божества, адхиштхатри девата, в котором Пуруша не беспомощно управляется Пракрити через неведение, а, напротив, Пракрити полна света и воли Пуруши.
Следовательно, при обычном рождении то, что высвобождается, — сотворенное, как мы говорим, — это множество созданий или становлений, бхутаграмам; при божественном рождении то, что высвобождается, самосоздаётся, это самосознающее самосуществующее
существо, атманам; ибо ведантический различие между атма и бхутани - это то, что в европейской философии проводится между Бытием и его становлением. В обоих случаях майя является средством творения или проявления, но в божественном рождении это происходит посредством самомайи, атмамайайи, не погружение в низшую майю невежества, а сознательное действия самосущего Бог в своем феноменальном самопредставлении, вполне осознающим своё действие и свою цель, - то, что Гита называет в другом месте Йогамайей.
В обычном рождении Йогамайя используется Божественным для того, чтобы окутать и скрыть себя от низшего сознания, поэтому она становится для нас средством неведения, авидья-майей; но именно благодаря этой Йогамайе самопознание также проявляется в возвращении нашего сознания к Божественному, это средство познания, видья-майя; и в божественном рождении оно действует именно так - как знание, контролирующее и просветляющее действия, которые обычно совершаются в неведении.
Таким образом, язык Гиты показывает, что божественное рождение - это рождение сознательного Божества в нашем человечестве и, по сути, противоположно обычному рождению, хотя используются те же средства, потому что это рождение не в Неведении,
а в знании, не физическое явление, но рождение души. Это рождение Души как самосущего Существа, сознательно контролирующего свое становление и не теряющегося знания о себе в облаке неведения. Это Душа, рождающаяся в теле как Владыка Природы, стоящяя выше и действующяя в ней свободно по своей воле, не вовлечённая и не беспомощно вращающаяся в механизме; ибо она работает в знании, а не в неведении, как это делает большинство.
Это тайная Душа во всем выходит вперед из своей управляющей тайны за завесой, чтобы полностью обладать человеческим типом, но как Божественное, рождением которого обычно она обладает только из-за завесы, как Ишвара, в то время как внешнее сознание перед завесой скорее захвачено, чем находится во владении, потому что там есть это частично сознательное существо, Джива, потерявший способность к самопознанию и связанный своими работами благодаря феноменальному подчинению природе. Таким образом, Аватар является прямым проявлением в человечестве через Кришну, божественной Души, того божественного состояния бытия, к которому Учитель призывает Арджуну, человеческую душу, тип высочайшего человеческого существа, Вибхути, и к которому он может подняться, только поднявшись из неведения и ограниченности своей обычной человечности. Это проявление свыше того, что мы должны развить снизу; это нисхождение Бога в то божественное рождение человека, в котором мы смертные творения должны подниматься; это притягательный божественный пример, данный Богом человеку в самом типе, форме и совершенной модели нашего человеческого существования.
XVI
Процесс Аватарства
Мы ВИДИМ, что тайна божественного воплощения в человеке, принятие Божеством человеческого типа и человеческой природы, с точки зрения Гиты, является лишь другой стороной вечной тайны самого человеческого рождения, которая всегда присутствует в своей сущности, хотя и не проявляется в явлениях, даже такое чудесное принятие. Вечным и универсальным "я" каждого человека является Бог; даже его личное "я" является частью Божества, мамаивамшах. — не частицей или фрагментом, конечно, поскольку мы не можем думать о Боге как о расколотом на маленькие кусочки, но частичным сознанием единого Сознания, частичной силой единой Силы, частичным наслаждение мировым бытием посредством единого и всеобщего Восторга бытия и, следовательно, в проявлении или, как мы говорим, в Природе, ограниченным и конечным бытием единого бесконечного и безграничного Бытия. Печать этой ограниченности - неведение, из-за которого он забывает не только о Божестве, из которого он вышел, но и о Божестве, которое всегда находится внутри него, живет в сокровенном сердце его собственной натуры, горит скрытым Огнем на внутреннем алтаре в его собственном храме-обители человеческого сознания.
Он невежествен, потому что на глазах его души и всех ее органов лежит печать этой Природы, Пракрити, Майи, с помощью которой он был приведен в проявление из вечного бытия Бога ; она отчеканила его, как монету, из драгоценного металла божественной субстанции, но покрытая прочным слоем из сплава ее феноменальных качеств, отмеченных ее собственной печатью и знаком животной человечности, и хотя тайный знак Божества присутствует там, поначалу он неразличим и всегда с трудом поддается расшифровке, его невозможно по-настоящему обнаружить за исключением того посвящения в тайну нашего собственного бытия, которое отличает человечество, устремленное к Богу, от человечества, устремленного к земле. В Аватаре, божественно рожденном Человеке, истинная сущность просвечивает сквозь оболочку; знак печати присутствует только для придания формы, видение - это видение тайного Божества, сила жизни - это сила тайного Божества, и она прорывается сквозь печати предполагаемой человеческой природы; знак Божества, внутренний знак души, не внешний, не физический, отчетливо виден всем, кто хочет видеть или может видеть; ибо асурическая природа всегда слепа к этим вещам, она видит тело, а не душу, внешнее существо, а не внутреннее, маску, а не Личность. При обычном человеческом рождении преобладает природный аспект универсального Божественного, принимающего человечность; при инкарнации его место занимает Божественный аспект того же явления.
В одном он позволяет человеческой природе завладеть его частичным существом и господствовать над ним; в другом он овладевает своим частичным типом существа и его природой и божественно господствует над ним. Не посредством эволюциии или восхождения, как обычный человек, Гита, кажется, говорит нам, не путем врастания в божественное рождение, но посредством прямого погружения в материю человечества и принятия ее форм.
Но именно для того, чтобы помочь этому восхождению или эволюции, совершается или принимается нисхождение; это очень ясно сказано в Гите. Мы могли бы сказать, что это служит примером возможности проявления Божественного в человеке, чтобы человек мог увидеть, что это такое, и набраться смелости врасти в это. Это также значит оставить влияние этого проявления вибрировать в природе земли, а душу этого проявления руководить в ее стремлении к возвышению. Это значит создать духовную форму божественной мужественности, в которую может воплотиться ищущая душа человеческого существа.
Это значит дать дхарму, религию – не просто вероучение, но метод внутренней и внешней
жизни, – способ, правило и закон самообразования, с помощью которого он может приблизиться к божественности. Кроме того, поскольку этот рост, это восхождение не просто изолированное и индивидуальное явление, но, как и все в божественном мире-деятельности, коллективное дело, труд, и труд на благо расы, чтобы помочь человечеству продвинуться вперед, сплотить его в его великих кризисах, сломить силы тянущей вниз гравитации, когда они становятся слишком настойчивыми, чтобы поддержать или восстановить великую дхарму Божественного закона в природе человека, подготовить даже, каким бы далеким оно ни было, царство Божье, победу искателей света и совершенства, садханам, и ниспровержение тех, кто борется за продолжение зла и тьмы. Все это – признанные объекты нисхождения Аватара, и обычно именно благодаря его работе массы людей стремятся отличить его и за это готовы поклоняться ему. Только духовные люди видят, что это внешнее Аватарство является знаком, в символе человеческой жизни, вечного внутреннего Божества, проявляющего себя в области их собственного человеческого менталитета и телесности, чтобы они могли врасти в единство с ним и быть им захвачены. Божественное проявление Христа, Кришны, Будды во внешней человечности имеет для своей внутренней истины то же самое проявление вечного Аватара внутри нашей собственной внутренней человечности. То, что было сделано во внешней человеческой жизни на земле, может быть повторено во внутренней жизни всех человеческих существ.
Такова цель воплощения, но каков метод? Во-первых, у нас есть рациональный или минимизирующий взгляда на Аватарство, который видит в нем лишь экстраординарное проявление различных качеств, моральных, интеллектуальных и динамичных, которыми отличается среднестатистическое человечество. В этой идее есть определенная доля истины. Аватар - это в то же время Вибхути. Этот Кришна, который в своем божественном внутреннем существе является Божеством в человеческой форме, а в своем внешнем человеческом существе является лидером своего века, великим человеком Вришни. Это с точки зрения Природы, а не с точки зрения души. Божественное проявляет себя через бесконечные качества своей природы, и интенсивность этого проявления измеряется
их силой и достижениями. Таким образом, вибхути Божественного - это безличностно проявленная сила его качества, это его излияние, в какой бы форме оно ни проявлялось, Знания, Энергии, Любви, Силы и всего остального; лично это ментальная форма и
живое существо, в которых эта сила проявляется и совершает свои великие деяния. Превосходство в этом внутреннем и внешнем достижении, великая сила божественного качества, действенная энергия - это всегда знак. Вибхути-человек - это герой борьбы человечества за божественные достижения, герой в карлийском понимании героизма, сила Бога в человеке. “Я Васудева (Кришна) среди Вришни, - говорит Господь в ”Гите“, – Дхананджая (Арджуна) среди пандавов, Вьяса среди мудрецов, поэт-провидец Ушанас среди поэтов-провидцев, ”первый в каждой категории, величайший в каждой группн, наиболее ярко представляющий качества и деяния, в которых проявляется характерная для него сила души. Это усиление сил существа является необходимый шагом в прогрессе божественного проявления. Каждый великий человек, который поднимается над нашим средним уровнем, самим этим фактом возвышает нашу общую человечность; он является живой гарантией
наших божественных возможностей, обещанием Божества, сиянием божественного Света и дыханием божественной Силы.
Именно эта истина лежит в основе естественной склонности человека к обожествлению великих умов и героических характеров; она достаточно ясно проявляется в индийском образе мышления, который легко видит частичного (амша) Аватара в великих святых, учителях, основателях или, что наиболее важно, в вере южных вайшнавов, что некоторые из их святых были воплощениями символического живого оружия Вишну, — ибо это то, чем являются все великие духи, живой силой и оружием Божественного в восходящем движении и битве. Эта идея является врожденной и неизбежной в любом мистическом или духовном воззрении на жизнь, которая не проводит неумолимой границы между бытием и природой Божественного и нашим человеческим существом и природой человека; это ощущение божественного в человечестве. Но все же Вибхути не является Аватаром; в противном случае Арджуна, Вьяса, Ушанас были бы такими же Аватарами, как и Кришна, даже если бы обладали меньшей силой Аватарства. Божественных качеств недостаточно; необходимо внутреннее сознание Господа и самоуправление человеческой природой посредством его божественного присутствия. Усиление силы качеств является частью становления, бхутаграма, восхождения в обычное проявление; в Аватаре есть особое проявление, божественное рождение свыше, вечное и вселенское Божество, снизошедшее в форму индивидуального человечества, атмана шриджами, и сознающее себя не только за завесой, но и во внешней природе.
Существует промежуточная идея, более мистический взгляд на Аватарство, который предполагает, что человеческая душа вызывает это нисхождение в себя, либо божественное сознание овладевает ею, либо становится его эффективным отражением или каналом.
Этот взгляд основывается на определенных истинах духовного опыта. Божественное рождение в человеке, его восхождение само по себе есть врастание человеческого сознания в божественное, и в своей наивысшей кульминации это приводит к потере отдельного "я" в этом. Душа растворяет свою индивидуальность в бесконечном и универсальном существе или теряет ее на высотах трансцендентного существа; она становится единой с "Я",
Брахманом, Божественным или, как иногда более определенно выражаются, становится единым "Я", Брахманом, Божественным. В самой Гите говорится о том, что душа становится Брахманом, брахмабхутой, и, таким образом, пребывает в Господе, в Кришне, но, следует отметить, в ней не говорится о том, что она становится Господом или Пурушоттамой, хотя и утверждается, что сам Джива всегда является Ишварой, частичным воплощением Господа, мамаивамшах. Ибо это величайшее единение, это высочайшее становление все еще является частью восхождения; хотя это божественное рождение, к которому приходит каждый Джива, это не нисхождение Божества, не Аватарство, но самое большее Буддовость согласно учению буддистов, это душа, пробудившаяся от своей нынешней мирской индивидуальности к бесконечному сверхсознанию. Это не обязательно должно сопровождаться внутренним сознанием или характерными действиями Аватара.
С другой стороны, это вхождение в божественное сознание может сопровождаться рефлекторным действием Божественного, входящим или выступающим вперед в человеческие части нашего существа, изливающего себя в природу, деятельность, менталитет, телесность даже человека; и это вполне может быть хотя бы частичным
Аватарством. Господь пребывает в сердце, говорится в Гите, — под этим, конечно, подразумевается сердце тонкого существа, средоточие эмоций, ощущений, ментального сознания, где также находится индивидуальный Пуруша, — но он находится там скрытый, окутанный своей Майей. Но выше, на плане внутри нас, но теперь сверхсознательном для нас, который древние мистики называли небом, Господь и Джива стоят вместе, раскрываясь как единая сущность бытия, Отец и Сын в определенных символах, Божественное Существо и божественный Человек, который исходит от Него, рожденный высшей божественной Природой1, непорочной Матерью, пара пракрити, пара майи, в низшую, или человеческую природу. Это, по-видимому, является внутренней доктриной христианского воплощения; в своей Троице Отец находится наверху, на этом внутреннем Небе; Сын, или высшая Пракрити, становится Дживой из Гиты, нисходит как божественный Человек на землю, в смертном теле; Святой Дух, чистое "Я", Брахманическое сознание - это то, что делает их едиными, а также то, в чем они общаются; ибо мы слышим о Святом Духе, нисходящем на Иисуса, и это то же самое нисхождение, которое приносит вниз силы высшего сознания в простую человечность апостолов.
Но также высшее божественное сознание Пурушоттамы само может нисходить в человечество, а сознание Дживы может исчезнуть в нем. Современники говорят, что это случалось во время случайных преображений с Чайтаньей, когда он, который в своем нормальном сознании был всего лишь возлюбленным и преданным Господа и отвергал всякое обожествление, в эти исключительные моменты становился самим Господом, говорил и действовал со всем излиянием света, любви и силы божественноего Присутствия. Предполагая, что это нормальное состояние, человеческий сосуд постоянно должно быть не более чем сосудом этого божественного Присутствие и божественного Сознания, у нас должен быть Аватар в соответствии с этой промежуточной идеей воплощения. Это легко поддается нашим человеческим представлениям; ибо если человек может возвысить свою природу настолько, чтобы ощутить единство с Божественным существом и себя простым проводником его сознания, света, силы, любви, то его собственная воля и личность теряются в этой воле и этом существе, – и это признанный духовный статус, – то нет никакой внутренней невозможности для рефлекторного действия этой Воли, Бытия, Силы, Любви, Света, Сознания, чтобы завладеть всей личностью человека, Дживы. И это было бы не просто восхождением нашей человечности к божественному рождению и божественной природе, но нисхождением божественного Пуруши в человечество, Аватаром.
Гита, однако, идет гораздо дальше. Она ясно говорит о рождении самого Господа; Кришна говорит о своих многочисленных прошлых рождениях и своим языком дает понять, что это не просто восприимчивое человеческое существо, но Божественное, о котором он делает это утверждение, потому что он использует тот самый язык Творца, тот самый язык, который он будет использовать, когда ему нужно будет описать свое сотворение мира. “Хотя я и нерожденный Владыка созданий, я создаю (высвобождаю) себя с помощью свей
Майи”, управляя действиями моей Пракрити. Здесь речь не идет о Господе и человеческом Дживе, не об Отце и Сыне, не о божественном Человеке, но только о Господе и его Пракрити.
Божественное нисходит через свою собственную Пракрити в рождение в своей человеческой
форме и типе и привносит в него божественное Сознание и божественную Силу, хотя и соглашается, желает действовать в форме, типе, обличии человечности, он управляет своими действиями в теле как пребывающая в нем и выше него Душа, адхистхайя. Воистину, он всегда управляет свыше, ибо так он управляет всей природой, включая человека; он также управляет всей природой изнутри, всегда, но скрыто; разница здесь в том, что он явлен, что природа осознает Божественное Присутствие как Господа, Обитателя, и это происходит не по его тайной воле свыше, “воле Отца, сущего на небесах”, а по его совершенно прямой и очевидной воле, которой он движет природой. И здесь, по-видимому, нет места человеческому посреднику; ибо Господь всего сущего принимает человеческое рождение, прибегая к своей собственной природе, пракрити свам, а не к особой природе Дживы.
Эту доктрину трудно сформулировать, человеческому разуму трудно ее принять, и по очевидной причине – из-за очевидной человечности Аватара. Аватар - это всегда двойственное явление божественности и человечности; Божественное принимает на себя человеческую природу со всеми ее внешними ограничениями и делает их обстоятельствами, средствами, инструментами божественного сознания и божественной мощи, сосудом божественного рождения и божественных деяний. Но так, несомненно, и должно быть, поскольку в противном случае цель нисхождения Аватара не будет достигнута; ибо эта цель состоит именно в том, чтобы показать, что человеческое рождение со всеми его ограничениями может быть сделано средством и инструментом божественного рождения и божественных трудов, именно для того, чтобы показать, что человеческий тип сознания может быть совместим с божественной сущностью сознания, которая была проявлена, может быть превращен в его сосуд, втянут в более близкое согласие с ним путем изменения его формы и усиления его силы света, любви, силы и чистоты; а также показать, как это может быть сделано. Если бы Аватар действовал совершенно сверхъестественным образом, его цель не была бы быть достигнута. Просто сверхъестественный или чудесный Аватар был бы бессмысленным абсурдом; не то что необходимо полное отсутствие использования сверхъестественных сил, таких как так называемые чудеса исцеления Христа, поскольку использование сверхъестественных сил вполне возможно в природе человека; но это вовсе не обязательно, ни в коем случае не является корнем проблемы, да и вообще не нужно, если бы жизнь была ничем иным, как просто демонстрацией сверхъестественных фейерверков. Аватар приходит не как маг чудотворец, а как божественный лидер человечества и образец божественной человечности. Даже человеческую скорбь и физическое страдание он должен принять на себя и использовать таким образом, чтобы показать, во-первых, как это страдание может быть средством искупления, – как это делал Христос, – во-вторых, чтобы показать, как, будучи воспринято божественной душой в человеческой природе, оно также может быть преодолено в той же природе, – как сделал Будда. Рационалист, который воззвал бы к Христу: “Если ты Сын Божий, сойди с креста”, или мудро заметил бы, что Аватар не был божественным, потому что он умер, и умер от болезни, – как умирает собака, – не знает, что он говорит: ибо он упустил корень всего этого дела. Более того, Аватар печали и страдания должен прийти раньше, чем мог появиться Аватар божественной радости; необходимо принять человеческую ограниченность, чтобы показать, как ее можно преодолеть; и способ и степень преодоления, будь то только внутреннего или также внешнего, зависят от стадии развития продвижения человека; это не должно быть сделано с помощью нечеловеческого чуда.
Тогда возникает вопрос, и это единственная реальная трудность, поскольку здесь интеллект колеблется и натыкается на свои собственные пределы: как появились этот человеческий разум и тело? Ибо они были созданы не внезапно и не по частям, а в результате какой-то эволюции, физической или духовной, или и той и другой вместе. Без сомнения, нисхождение Аватара, как и божественное рождение с другой стороны, по сути своей является духовным явлением, как показано в атманах срижами из Гиты, это птица-душа; но все же есть сопровождающее физическое рождение. Как были созданы эти человеческий разум и тело Аватара? Если мы предположим, что тело всегда создается наследственной эволюцией, бессознательной Природой и ее имманентным Жизненным духом без вмешательства индивидуальной души, то вопрос становится простым. Физическое и ментальное тело подготавливается к божественному воплощению чистой или великой наследственностью, и нисходящее Божество вступает во владение ими. Но Гита в этом самом отрывке достаточно смело применяет учение о реинкарнации к самому Аватару, и в обычной теории перевоплощающаяся душа в результате своей прошлой духовной и психологической эволюции сама определяет и, в некотором смысле, подготавливает свое собственное ментальное и физическое тело. Душа подготавливает свое собственное тело, тело не подготавливается к этому без какой-либо связи с душой. Должны ли мы тогда предположить, что вечный или непрерывный Аватар сам развивает, можно сказать, свое собственное подходящее ментальное и физическое тело в соответствии с потребностями и темпами человеческой эволюции и так появляется из века в век, из юги в югу? В подобном духе некоторые интерпретировали бы десять воплощений Вишну, сначала в формах животных, затем в человеке-животном, затем в человеке-душе-карлике, Вамане, жестоком асурическом человеке, Раме с топором, человеке божественной природы, более великом Раме, пробужденном духовном человеке, Будде, и, предшествующем ему по времени, но завершающем по месту, совершенной божественной мужественности, Кришне, — ибо последний Аватар, Калки, только завершает работу, начатую Кришной, — он
мощно завершает великую борьбу, подготовленную предыдущими Аватарами во всех ее возможных проявлениях. Это трудное предположение для нашего современного менталитета, но язык Гиты, по-видимому, требует этого. Или, поскольку Гита прямо не решает эту проблему, мы можем решить ее каким-либо другим способом, например, что тело подготавливается Дживой, но принимается от рождения Божеством, или что оно подготавливается одним из четырех Ману, катваро манавах, из Гиты, духовных Отцов каждого человеческого разума и тела. Это далеко заходит в область мистики, к которой современный разум всё ещё испытывает отвращение; но как только мы признаем существование Аватара, мы уже вступаем в нее и, вступив однажды, можем с тем же успехом ступать в ней твердыми шагами.
Таково учение Гиты об аватарстве. Нам пришлось подробно остановиться на этом аспекте его метода, как и на вопросе о его возможности, потому что необходимо взглянуть на него и столкнуться с трудностями, которые, вероятно, может предложить этому рациональный человеческий разум. Это правда, что физическое Аватарство не занимает большого места в Гите, но все же оно занимает определенное место в цепи ее учений и подразумевается во всей схеме, самой основой которой является Аватар, направляющий вибхути, человек, достигшего величайших высот простой зрелости, к божественному рождению и божественным деяниям. Несомненно, также, что внутреннее нисхождение Божества, направленное на то, чтобы возвысить человеческую душу до самого себя, является главной вещью – именно внутренний Христос, Кришна или Будда, который имеет значение. Но точно так же, как внешняя жизнь имеет огромное значение для внутреннего развития, так и внешнее аватарство имеет немаловажное значение для этого великого духовного проявления. Достижение совершенства в ментальном и физическом символе способствует росту внутренней реальности; впоследствии внутренняя реальность выражает себя с большей силой в более совершенной символизации самой себя посредством внешней жизни.
Между этими двумя аспектами, духовной реальностью и ментальным и физическим выражением, постоянно взаимодействующими и возвращающимися друг к другу, проявление Божественного в человечестве избрало двигаться постоянное циклами своего сокрытия и своего раскрытия.
XVII
Божественное Рождение и Божественные Работы
РАБОТА, ради которой нисходит Аватар, подобно его рождению, имеет двойной смысл и двойную форму. Это внешняя сторона божественной силы, действующей на внешний мир с целью поддержания в нем и преобразования божественного закона, благодаря которому устремленное к Богу стремление человечества удерживается от решительного регресса и вместо этого решительно продвигается вперед, несмотря на правила действия и противодействия, ритм продвижения и повторение, посредством которого действует Природа. В ней есть внутренняя сторона божественной силы сознания, направленной к Богу, действующая на душу индивидуума и душу расы, чтобы она могла получить новые
формы раскрытия Божественного в человеке и могла быть поддержана, обновлена и обогащена своей силой устремлённого вверх самораскрытия. Аватар нисходит не только для совершения великого внешнего действия, как слишком часто склонны предполагать прагматичные люди. Действие и событие не имеют ценности сами по себе, они приобретают ее только благодаря силе, которую они представляют, и идее, которую они символизируют и которой эта сила призвана служить.
Кризис, в котором появляется Аватар, хотя и очевиден для внешнего взгляда только как кризис событий и великих материальных изменений, всегда в своем источнике и истинном значении является кризисом в сознании человечества, когда оно должно претерпеть какое-то грандиозное изменение и осуществить какое-то новое развитие.
Для этого действия ради изменения необходима божественная сила; но сила эта всегда варьируется в зависимости от силы сознания, которое она воплощает; отсюда необходимость проявления божественного сознания в разуме и душе человечества. Там, где изменения действительно носят в основном интеллектуальный и практический характер, вмешательство Аватара не требуется; происходит великий подъем сознания, великое проявление силы, при котором люди на какое-то время возвышаются над своими обычными "я", и этот всплеск сознания и силы достигает своих вершин в некоторых исключительных личностях, вибхути, чьи действия, ведущие к общему действию, достаточны для предполагаемого изменения.
Реформация в Европе и Французская революция были кризисами такого рода; они были не
великими духовными событиями, но интеллектуальными и практическими измененениями, одно из которых касалось религиозных, другое - социальных и политических идей, форм и мотивов, и вызванное этим изменение общего сознания было ментальным и динамическим, но не духовным изменением. Но когда кризис имеет духовное зерно или намерение, тогда инициатором или лидером становится полное или частичное проявление Божественного сознания в человеческом разуме и душе. Это и есть Аватар.
Внешнее действие Аватара описано в Гите как восстановление Дхармы; когда из века в век Дхарма увядает, слабеет, теряет силу и возникает ее противоположность, сильная и угнетающая, тогда приходит Аватар и снова поднимает ее к власти; и так как эти вещи в идее всегда представлены с помощью вещей в действии и людей, которые повинуются их побуждениям, его миссия, в ее наиболее человечном и внешнем выражении, состоит в том, чтобы освободить искателей Дхармы, угнетаемых царством реакционной тьмы, и уничтожить беззаконников, которые стремятся поддержать отрицание Дхармы. Но используемому языку можно легко придать бедный и недостаточный оттенок, который
лишил бы Аватарство всей его духовной глубины. Дхарма - это слово, которое имеет этическое и практическое, естественное и философское, а также религиозное и духовное значение, и оно может использоваться в любом из этих значений, исключая другие, в чисто этическом, чисто философском или чисто религиозном смысле. С этической точки зрения это означает закон праведности, моральное правило поведения, или же в еще более внешнем и практическом значении социальная и политическая справедливость или даже просто соблюдение социальных законов. Если использовать его в этом смысле, мы должны понимать, что когда неправедность, несправедливость и угнетение берут верх, Аватар нисходит, чтобы нести добро и уничтожить злых, чтобы покончить с несправедливостью и угнетением и восстановить этический баланс человечества.
Таким образом, популярное мифическое повествование об аватаре Кришны гласит, что неправедность Кауравов, воплощенная в Дурьйодхане и его братьях, стала таким тяжелым бременем для земли, что ей пришлось призвать Бога снизойти и облегчить ее бремя; соответственно, Вишну воплотился как Кришна, освободил угнетенных пандавов и уничтожил несправедливых Кауравов. Аналогичный отчёт даётся о нисхождении предыдущих аватаров Вишну, о Раме, который уничтожил неправедное угнетение Раваны, о Парашураме, который уничтожил неправедную распущенность военной и княжеской касты кшатриев, о карлике Вамане, разрушившего правление титана Бали. Но очевидно, что чисто практическая, этическая или социально-политическая миссия Аватара, которая, таким образом, облекается в популярную и мифическую форму, не дает правильного представления о феномене Аватарства. Это не раскрывает его духовного смысла, и если бы речь шла только о внешней полезности, нам пришлось бы исключить Будду и Христа, чья миссия заключалась вовсе не в уничтожении злодеев и распространении добра, а в том, чтобы донести до всех людей новое духовное послание и новый закон божественного развития и духовной реализации. С другой стороны, если мы придадим слову дхарма только его религиозный смысл, в котором оно означает закон религиозной и духовной жизни, мы действительно доберемся до сути вопроса, но подвергнемся опасности исключить наиболее важную часть работы, выполняемой Аватаром. В истории божественных воплощений мы всегда видим двойную работу, и это неизбежно, потому что Аватар воплощает деяния Бога в человеческой жизни, путь божественной Воли и Мудрости в мире, и это всегда реализуется как внешне, так и внутренне, посредством внутреннего прогресса в душе и посредством внешнего изменения в жизни.
Аватар может нисходить как великий духовный учитель и спаситель, Христос, Будда, но его работа всегда приводит, после того как он завершает свое земное проявление, к глубоким и мощным изменениям не только в этической, но в социальной и внешней жизни и идеалах расы. С другой стороны, он может нисходить как воплощение божественной жизни, божественной личности и силы в ее характерном действии, с миссией, якобы социальной, этической и политической, как это представлено в истории о Раме или Кришне; но тогда это нисхождение всегда становится в душе расы постоянной силой для внутренней жизни и духовного возрождения. Действительно, любопытно отметить, что постоянным, жизненно важным, универсальным эффектом буддизма и христианства была сила их этических, социальных и практических идеалов и их влияние даже на людей и эпохи, которые отвергли их религиозные и духовные убеждения, формы и дисциплины; позже Индуизм, отвергший Будду, его сангху и дхарму, будет нести на себе неизгладимый отпечаток социального и этического влияния буддизма и его влияния на идеи и жизнь расы, в то время как в современной Европе, христианской только по названию, гуманизм - это перевод духовных истин христианства в этическую и социальную сферу, а стремление к свободе, равенству и братству - в социальную и политическую сферу, причем последние особенно активно осуществляются людьми, которые агрессивно отвергали христианскую религию и духовную дисциплину, а также эпохой, которая в своих интеллектуальных усилиях по освобождению пыталась избавиться от христианства как вероучения. С другой стороны, жизнь Рамы и Кришны относится к доисторическому прошлому, которое сохранилось только в поэзии и легендах и может даже рассматриваться как мифы; но совершенно неважно, считаем ли мы их мифами или историческими фактами, потому что их непреходящая истина и ценность заключаются в их сохранении как духовной формы, присутствия, влияния на внутреннее сознание расы и жизнь человеческой души. Аватарство - это факт божественной жизни и сознания, который может проявляться во внешнем действии, но должен сохраняться, когда это действие завершено и выполнило свою работу, в духовном воздействии; или может проявляться в духовном влиянии и учении, но затем, даже когда новая религия или дисциплина исчерпают себя, они должны оказать свое постоянное воздействие на мышление, темперамент и внешнюю жизнь человечества.
Таким образом, чтобы понять описание работы Аватара в Гите, мы должны принять идею Дхармы в ее самом полном, глубоком и обширном понимании, как внутренний, так и внешний закон, посредством которого божественная Воля и Мудрость определяют духовную эволюцию человечества, а также ее обстоятельства и результаты в жизни расы. Дхарма в индийской концепции – это не просто благо, справедливость, нравственность, правосудие и этика; это целостное управление всеми отношениями человека с другими существами, с Природой, с Богом, рассматриваемые с точки зрения божественного принципа, проявляющегося в формах и законах действия, формах внутренней и внешней жизни, упорядочении всевозможных отношений в мире. Дхарма – это одновременно и то, чего мы придерживаемся, и то, что объединяет нашу внутреннюю и внешнюю деятельность. В своем первоначальном смысле это означает фундаментальный закон нашей природы, который тайно определяет всю нашу деятельность, и в этом смысле каждое существо, тип, разновидность, индивидуум, группа имеет свою собственную дхарму. Во-вторых, существует божественная природа, которая должна развиваться и проявляться в нас, и в этом смысле дхарма – это закон внутренней работы, благодаря которому это растет в нашем существе.
В-третьих, существует закон, по которому мы управляем нашими исходящими мыслями и действиями, а также нашими отношениями друг с другом таким образом, чтобы наилучшим образом способствовать как нашему собственному росту, так и росту человечества в направлении божественного идеала.
О дхарме обычно говорят как о чем-то вечном и неизменном, и так оно и есть в фундаментальном принципе, в идеале, но в своих формах она постоянно меняется и развивается, потому что человек еще не обладает идеалом и не живет в нем, но стремится к нему более или менее совершенно, растет в направлении знания о нём и практики. И в этом росте дхарма – это все, что помогает нам вырасти до божественной чистоты, широты, света, свободы, могущества, силы, радости, любви, добра, единства, красоты,
и против этого стоит ее тень и отрицание, все, что противостоит ее расту и не подчиняется её закону, все, что не уступает и не желает уступать её тайным божественным ценностям, но представляет собой фронт извращений и противоречий, нечистоты, узости, рабства, тьмы, слабости, низости, раздора, страдания и разделения, отвратительного и грубого – всего того, что человек должен оставить позади в своем прогрессе. Это адхарма, не дхарма, которая борется с дхармой и стремится преодолеть ее, отбросить назад и вниз, реакционную силу, которая порождает зло, невежество и тьму.
Между этими двумя всегда происходит вечная битва и борьба, чередование побед и поражений, в которых иногда преобладают восходящие, а иногда нисходящие силы. Это нашло отражение в ведическом образе борьбы между божественными и Титаническими силами, сынами Света и неделимой Бесконечности и детьми Тьма и разделения, в зороастризме у Ахурамазды и Ариман, а в более поздних религиях – в борьбе между Богом и его ангелами и сатаной или Иблисом и его демонами за обладание человеческой жизнью и человеческой душой.
Именно эти вещи обусловливают и определяют работу Аватара. В буддийской формуле ученик находит прибежище от всего, что препятствует его освобождению, в трех силах: дхарме, сангхе и Будде. В христианстве у нас есть закон христианской жизни, Церковь и Христос. Эти три элемента всегда являются необходимыми элементами работы Аватара.
Он дает дхарму, закон самодисциплины , с помощью которого можно подняться из низшей жизни в высшую и который обязательно включает в себя правила поведения и взаимоотношений с нашими ближними и другими существами, прилагая восьмеричный путь или закон веры, любви и чистоты, или любое другое подобное откровение божественной природы в жизни. Затем, поскольку каждая тенденция в человеке имеет как коллективный, так и индивидуальный аспект, поскольку те, кто следует одним путём, естественным образом объединяются в духовное товарищество и единство, он устанавливает сангху, братство и союз тех, кого объединяет его личность и его учение. В вайшнавизме есть то же самое трио: бхагавата, бхакта, бхагаван — бхагавата является законом вайшнавского поклонения и любвии, бхакта, представляет братство тех, в ком проявляется этот закон, бхагаван, божественный Любящий и Возлюбленный, в чьем существе и природе заложен и исполняет себя божественный закон любви. Аватар олицетворяет этот третий элемент, божественную личность, природу и существо, которое является душой дхармы и сангхи, сообщает им себя, поддерживает в них жизнь и ведет людей к счастью и освобождению.
В учении Гиты, которое является более широким и сложным, чем другие специализированные учения и дисциплины, эти вещи приобретают большее значение.
Ибо единство здесь – это всеобъемлющее единство Веданты, благодаря которому душа видит все в себе и себя во всем и делает себя единой со всеми существами. Таким образом, дхарма – это придание всем человеческим отношениям высшего божественного смысла; начиная с установленных этических, социальных и религиозных правил, которые связывают воедино все сообщество, в котором живет Бога-искатель, она возвышает его, сообщая ему брахманическое сознание; закон, который оно дает – это закон единства, равенства, освобожденного, не имеющего желаний, управляемого Богом действия, богопознания и самопознания, просветляющего и притягивающего к себе всю природу и все действия, приближающего их к божественному бытию и божественному сознанию, и Боге-любви как высшей силе и венце познания и действия. Идея товарищества и взаимопомощи в любви к Богу и Богоискательстве, которая лежит в основе идеи сангхи, или божественного братства, вводится, когда Гита говорит о поиск Бога через любовь и обожание, но истинная сангха этого учения – все человечество. Весь мир движется к этой дхарме, каждый человек в соответствии со своими способностями, – “это мой путь, которым люди следуют всеми путями”, – и искатель Бога, становящийся единым со всеми, делающий их радость и горе и всю их жизнь своей собственностью, освобожденный уже становится единым целым "я" со всеми существами, живет в жизни человечества, живет для единого " Я" в человечестве, для Бога во всех существах, действует для локасанграхи, для поддержания всех в их дхарме и для Дхармы, для поддержание их роста на всех его стадиях и на всех его путях к Божественному.
Ибо Аватар здесь, хотя он и проявляется в имени и форме Кришны, делает акцент не только
на этой форме своего человеческого рождения, но и на том, что она представляет, на Божественном, Пурушоттаме, все Аватары которого являются человеческими воплощениями, а все формы и имена Божества, которому поклоняются люди - это фигуры. Путь, провозглашенный здесь Кришной, действительно провозглашен как путь, с помощью которого человек может достичь истинного знания и истинного освобождения, но это именно тот путь, который включает в себя все пути, а не что-то исключительное. Ибо Божественное включает в свою универсальность все Аватаров, все учения и все дхармы.
Гита подчеркивает борьбу, театром которой является мир, в двух ее аспектах: внутренней борьбе и внешней битве. Во внутренней борьбе враги находятся внутри, в самом человеке, и победа заключается в уничтожении желаний, невежества, эгоизма. Но в человеческом сообществе существует внешняя борьба между силами Дхармы и Адхармы. Первое поддерживается божественной, богоподобной природой в человеке и теми, кто представляет ее или стремится реализовать в человеческой жизни, второе - титанической или демонической, асурической и Ракшасическая природой, во главе которой стоит неистовый эгоизм, и те, кто представляет его и стремится удовлетворить. Это война Богов и титанов, символами которой наполнена древнеиндийская литература, борьба в "Махабхарате ", центральной фигурой которой является Кришна, часто изображаемый в этом образе; пандавы, сражающиеся за установление царства Дхармы, являются сыновьями Богов, их силы в человеческом обличье, их противники - это воплощения Титанических сил, они Асуры. И в этой внешней борьбе Аватар приходит на помощь, непосредственно или косвенно, чтобы разрушить господство асуров, злодеев, и в их лице подавить силу, которую они представляют, и восстановить угнетенные идеалы Дхармы. Он приходит, чтобы приблизить Царство небесное на земле в коллективе, а также чтобы построить царство небесное внутри, в индивидуальной человеческой душе.
Внутренний плод пришествия Аватара обретают те, кто постигает истинную природу божественного рождения и божественных деяний и кто, наполняясь им в своем сознании и принимая прибежище в нем всем своим существом, манмайа мам упашритах, очищается осознающей силой их знания и освободившись от низшей природы, обретает божественное бытие и божественную природу, мадбхавам.
Аватар приходит, чтобы раскрыть божественную природу в человеке, выше этой низшей природы, и показать, что такое божественные деяния, свободные, неэгоистичные, бескорыстные, безличностные, вселенские, исполненные божественного света, божественной силы и божественной любви.
Он приходит как божественная личность, которая заполнит сознание человеческого существа и заменит ограниченную эгоистическую личность, так что оно освободится от эго в бесконечности и универсальности, из рождения в бессмертие.
Он приходит как божественная сила и любовь, которые призывают людей к себе, чтобы
они могли найти прибежище в этом, а не в недостаточности своей человеческой воли и борьбе своего человеческого страха, гнева и страстей, и освободившись от всего этого беспокойства и страдания могли жить в покое и блаженстве Божественного.
И не имеет существенного значения, в какой форме и под каким именем или выдвигая какой
аспект, Божественное приходит; ибо всеми путями, различающимися в зависимости от их природы, люди следуют пути, указанному им Божественным, который в конце концов приведет их к нему и к тому аспекту его, который соответствует их природе - это то, чему они могут лучше всего следовать, когда Он приходит, чтобы вести их; каким бы образом люди ни принимали, любили и радовались Богу, таким же образом Бог принимает, любит и радуется человеку. Йе йатха мам прападйанте тамс татхаива бхаджамйахам.
XVIII
Божественные Работник
Достичь божественного рождения – обожествляющего рождения души в высшем сознании, – и совершать божественные работы как средство достижения этого прежде, чем оно будет достигнуто, и как его выражение после того, как оно будет достигнуто, – вот и вся Карма-йога Гиты. Гита не пытается определить работы по каким-либо внешним признакам, по которым они могут быть узнаваемы для внешнего взгляда, измеряемы критикой мира; она намеренно отказывается даже от обычных этических различий, с помощью которых люди стремятся ориентироваться в свете человеческого рассудка. Все признаки, по которым она отличает божественные творения, глубоко интимны и субъективны; печать, по которой они узнаются, невидима, духовна, надэтична.
Их можно узнать только по свету души, из которой они исходят. Ибо в ней говорится: “что есть действие и что есть бездействие, по этому поводу даже мудрецы пребывают в замешательстве и заблуждении”, потому что, судя по практическим, социальным, этическим, интеллектуальным стандартам, они делают различия случайно и не вникают в суть дела; “Я объявлю тебе о том действии, осознав которое, ты будешь избавлен от всех бед. Человек должен понимать, что такое действие, а также понимать, что такое неправильное действие
и что такое бездействие; туманный и запутанный путь работ”. Действие в этом мире подобно густому лесу, гахана, по которому человек пробирается, спотыкаясь, как только может, в свете идей своего времени, стандартов своей личности,
своего окружения, или, скорее, многих времен, многих личностей, слоев мышления и этики, существующих на разных социальных уровнях. они неизбежно смешиваются воедино, временные и общепринятые, несмотря на все их притязания, на абсолютность и непреложную истину, эмпирические и иррациональные, несмотря на то, что они имитируют здравый смысл. И, наконец, мудрец, ищущий среди всего этого высочайшее основание для непреложного закона и изначальной истины считает себя обязанными поднять последний, высший вопрос: не являются ли всякое действие и сама жизнь заблуждением и ловушкой, и не является ли прекращение действия, акарма, последним средством усталой и разочарованной человеческой души. Но, говорит Кришна, в этом вопросе даже мудрецы сбиты с толку. Ибо знание и освобождение приходят через действие, через труды, а не через бездействие.
В чем же тогда заключается решение? что это за дела, с помощью которых мы освободимся от жизненных невзгод, от этого сомнения, этой ошибки, этого горя, от этого смешанного, нечистого и сбивающего с толку результата даже наших самых чистых и благонамеренных поступков, от этих миллионов форм зла и страдания? Не нужно делать никаких внешних различий, таков ответ; не следует избегать ни одной работы, в которой нуждается мир; не нужно устанавливать никаких ограничений или преград вокруг нашей человеческой деятельности; напротив, все действия должны совершаться, но от души в Йоге с Божественным, юктах кришна-карма-кришна-крит. Акарма, прекращение действия – это не путь; человек, достигший прозрения высшего разума, понимает, что такое бездействие само по себе является постоянным действием, состоянием, зависящим от действий Природы и ее качеств. Разум, который ищет прибежища в физической бездеятельности, все еще пребывает в заблуждении, что он, а не Природа, вершит дела; он ошибочно принимает инерцию за освобождение; он не видит, что даже в том, что кажется абсолютной инерцией, большей, чем инерция камня или глыбы земли, Природа работает, не ослабляя свою хватку.
Напротив, в полном потоке действия душа свободна от своих трудов, не деятель, не связана тем, что она делает, и тот, кто живет в свободе души, а не в рабстве у гун природы, освобожден от трудов. Именно это ясно имеет в виду Гита , когда говорит, что тот, кто в действии может видеть бездействие и может видеть, что действие все еще продолжается после прекращения трудов, является человеком истинного разума и проницательности среди людей. Это высказывание основывается на различии Санкхьи между Пурушей и Пракрити, между свободной бездеятельной душой, вечно спокойной, чистой и невозмутимой в гуще трудов, и вечно активной Природой, действующей в равной степени в инертности и остановке, так и в явной суматохе ее видимой спешки в труде. Это знание, которое дает нам высшее усилие различающего разума, буддхи, и поэтому тот, кто обладает им, является действительно рациональным и проницательным человеком, са буддхиман манусуесу, а не сбитым с толку мыслителем, который судит о жизни и трудах по внешнему, неопределенному и непостоянному различению низшего рассудка. Поэтому освобожденный человек не боится действия, он – великий и универсальный исполнитель всех трудов, кришна-карма-крит; в отличии от других, не подчиняясь природе, но пребывающий в безмолвном покое души, безмятежно занимающийся Йогой с Божественным. Божественное - владыка его работ, он лишь их проводник через инструмент своей природы, осознающий своего Господа и подчиняющийся ему. Благодаря пылающей интенсивности и чистоте этого знания все его работы сгорают, как в огне, и его разум остается без каких-либо пятен или уродующих отметин от них, спокойный, безмолвный, невозмутимый, белый, чистый и непорочный.
Делать все в соответствии с этим освобождающим знанием, без личного эгоизма того, кто это делает, - первый признак божественного работника.
Второй признак – это свобода от желаний, ибо там, где нет личного эгоизма деятеля, желание становится невозможным; оно истощается, тонет из-за отсутствия поддержки, умирает от истощения. Внешне кажется, что освобожденный человек, подобно другим людям, выполняет всевозможные работы, возможно, в большем масштабе, с более мощной волей и движущей силой, ибо мощь божественной воли действует в его активной природе; но из всех его начинаний и пониманий низшая концепция и низшая воля желания полностью изгнана, сарве самарамбхах камасанкалпаварджитах. Он отбросил всякую привязанность к плодам своих трудов, и там, где человек работает не ради плодов, а исключительно как безличный инструмент Повелителя трудов, желанию не может иметь места – даже желанию успешно служить, ибо плод принадлежит Господу и определяется им, а не личной волей и усилиям, или служит с честью и ради удовлетворениюя Хозяина, ибо истинный исполнитель - это сам Господь, и вся слава принадлежит форме его Шакти, заложенной в природе, а не ограниченной человеческой личности. Человеческий разум и душа освобожденного человека ничего не делает, на кинчит кароти; даже если в силу своей природы он участвует в действии, именно Природа, исполнительная Шакти, сознательная Богиня, управляемая божественным Обитателем, выполняет эту работу.
Из этого не следует, что работа не должна выполняться идеально, с успехом, с правильным соответствием средств целям: напротив, безупречную работу легче выполнять в спокойной обстановке в Йоге, чем в действии, совершаемом в слепоте надежд и страхов, искалеченными суждениями спотыкающегося рассудка, мечущемуся среди нетерпеливых треволнений спешащей человеческой воли: Йога, говорится в другом месте Гиты, - это истинное мастерство в трудах, йога кармасу каушалам. Но все это происходит безлично, под действием великого вселенского света и силы, действующих через природу индивидуума.
Карма-йогин знает, что сила, данная ему, будет соответствовать предписанному плоду, божественная мысль, стоящая за работой, приравнивается к работе, которую он должен выполнить, воля в нем, – которая будет не желанием, а безличным побуждением сознательной силы, направленной к цели, отличной от его собственной, — тонко регулируется в своей энергии и направлении божественной мудростью. Результатом может быть успех, как его понимает обычный ум, или это может казаться ему поражением и неудачей; но для него это всегда успех, задуманный не им, а всемудрым манипулятор действия и результата, потому что он стремится не к победе, а только к исполнению божественной воли и мудрости, которые достигают своих целей как через кажущуюся неудачу, и часто с большей силой, чем через кажущийся триумф. Арджуна, которому приказано сражаться, уверен в победе; но даже если бы ему предстояло неминуемое поражение, он все равно должен был сражаться, потому что такова его нынешняя работа, возложенная на него как непосредственная доля в великой сумме энергий, с помощью которых, несомненно, исполняется божественная воля.
У освобожденного человека нет личных надежд; он не цепляется за вещи как за свою личную собственность; он получает то, что божественный Воля приносит ему, ничего не желает, ни к кому не ревнует: то, что приходит к нему, он принимает без отвращения и привязанности; тому, что уходит от него, он позволяет раствориться в круговороте событий без сожалений, печали или чувства утраты. Его сердце и самость находятся под совершенным контролем; они свободны от реакций и страстей, они не проявляют бурной реакции на внешние проявления. Его действия действительно являются чисто физическими, шарирам кевалах карма, ибо все остальное приходит свыше, не порождается на человеческом плане, а является лишь отражением воли, знания, радости божественного Пурушоттамы. Поэтому, сосредоточившись на действии и его целях, он не вызывает в своем уме и сердце ни одной из тех реакций, которые мы называем страстью и грехом. Ибо грех заключается вовсе не во внешнем поступке, а в нечистой реакции личной воли, ума и сердца, которая его сопровождает или вызывает; безличное, духовное всегда чисто, апапавиддхам, и придает всему, что оно совершает, свою собственную неотъемлемую чистоту. Этот духовная безличность – это третий признак божественного работника. Действительно, все человеческие души, достигшие определенного величия и широты охвата, осознают, что через них действует безличная Сила, или Любовь, или Воля, или Знание, но они не свободны от эгоистических реакций своей человеческой личности, иногда достаточно сильных. Но этой свободы достигла освобожденная душа, ибо она перенесла свою личность в безличностное, где она больше не принадлежит ей, а принимается божественной Личностью, Пурушоттамой, который использует все конечные качества бесконечно и свободно и ничем не связан. Он стал душой и перестал быть суммой природных качеств; и тот облик личности, который сохраняется для действий Природы, является чем-то несвязанным, большим, гибким, универсальным; это свободная форма для Бесконечного, это живая маска Пурушоттамы.
Результатом этого знания, этого отсутствия желаний и этой безличности является совершенное равенство в душе и природе. Равенство – четвертый признак божественного работника. Он, говорит Гита, вышел за пределы двойственности; он – двандватита.
Мы видели, что он смотрит на неудачу и успех, победу и поражение беспристрастно, без какого-либо волнения чувств; но не только это, все двойственности в нем преодолены и примирены. Внешние различия, с помощью которых люди определяют свое психологическое отношение к происходящему в мире, имеют для него это лишь подчиненное и инструментальное значение. Он не игнорирует их, но он выше них. Происходящее добро и происходящее зло, столь важные для человеческой души, подверженной желаниям, одинаково приемлемы для лишенной желаний божественной души, поскольку из их переплетенных нитей вырабатываются развивающиеся формы вечного добра. Он не может быть побежден, поскольку все для него – это движение к божественной победе на Курукшетре Природы, дхармаксэтре курукшетре, поле действий, которое является полем развивающейся Дхармы, и каждый поворот конфликта был спроектирован и нанесен на карту провидческим оком Мастера битвы, Повелителя трудов и Проводника дхармы. Честь и бесчестие со стороны людей не могут поколебать его, ни их похвала, ни их порицание; ибо у него есть более проницательный судья и другие критерии для его поступков, и его мотивы не признают зависимости от мирских наград. Арджуна, кшатрий, естественно, ценит честь и доброе имя и он прав, избегая позора и прозвища труса, которые хуже смерти; ибо отстаивание чести и эталона мужества в этом мире является частью его дхармы: но Арджуне, освобожденной душе, не нужно заботиться ни о чем из этого, ему нужно только знать картавьям карму, работу, которую требует от него высшее "Я", и выполнять ее, оставляя результат своих действий Господу. Он вышел даже за пределы того различия между грехом и добродетелью, которое так важно для человеческой души, когда она борется за то, чтобы ослабить власть своего эгоизма и облегчить тяжелое и жестокое иго своих страстей, – освобожденный поднялся над этой борьбой и прочно утвердился в чистоте духа свидетельствующей и просветленной души. Грех отступил от него, и не добродетель, приобретенная и приумноженная добрыми поступками и ослабленная или утраченная злыми поступками, но неотъемлемая и неизменная чистота божественной и бескорыстной натуры - это вершина, на которую он взобрался, и престол, на котором он утвердился. Там чувство греха и чувство добродетели не имеют ни отправной точки, ни применимости.
Арджуна, все еще пребывающий в неведении, может чувствовать в своем сердце призыв к добру и справедливости и не соглашаться в уме, что воздержание от битвы будет грехом, влекущим за собой ответственность за все страдания, которые несправедливость, угнетение и злая карма торжества зла навлекают на людей и нации, или же он может чувствовать в своем сердце отвращение к насилию и резне и мысленно утверждать, что
всякое пролитие крови - это грех, который ничто не может оправдать. Оба эти подхода с равным правом апеллировали бы к добродетели и разуму, и это зависело бы от человека и обстоятельств и времени, когда что-то из этого может возобладать в его сознании или в глазах всего мира. Или же он может просто чувствовать, что сердце и честь вынуждают его поддерживать своих друзей в борьбе с врагами, деле добра и справедливости, против дела зла и угнетения. Освобожденная душа смотрит за пределы этих противоречивых стандартов; она просто видит то, чего требует от нее высшее " Я", как необходимое для поддержания или продвижения эволюционирующей Дхармы. У нее нет личных целей, которым нужно служить, нет личной любви и ненависти, которые нужно удовлетворять, нет жестко установленных стандартов действия, которые противопоставляют свою жесткую линию гибкому поступательному движению прогресса человеческой расы или с вызовом противостоит зову Бесконечности. У него нет личных врагов, которых нужно победить или убить, но он видит только людей, которые были выстроены против него обстоятельствами и волей в вещах, чтобы помочь своим противодействием маршу судьбы. Против них он не может испытывать ни гнева, ни ненависти, ибо гнев и ненависть чужды божественной природе. Желание Асура сокрушить и убить того, кто противостоит ему, мрачная жажда убийства Ракшаса невозможны для его покоя и мира и его всеобъемлющего сочувствия и понимание. У него нет желания причинять боль, напротив, он излучает всеобщее дружелюбие и сострадание, майтрах каруна ева ча: но это сострадание божественной души, взирающей на людей, вмещающей в себя все другие души, а не сжатие сердца, нервов и плоти, которое является обычной человеческой формой жалости; и он не придает первостепенного значения жизни тела, но смотрит дальше, на жизнь души, и придает другому только инструментальную ценность. Он не будет спешить убивать и устраивать раздоры, но если на волне Дхармы придет война, он примет ее с большим равенством, совершенным пониманием и сочувствием к тем, чью власть и удовольствие от господства он должен разрушить и чью радость торжествующей жизни он должен уничтожить.
Ибо во всем он видит две вещи: Божественное в равной степени обитает в каждом
существе, а различные проявления неравны только в своих временных обстоятельствах. В животном и человеке, в собаке, в нечистом отщепенце и ученом и добродетельном брахмане, в святом и грешнике, в равнодушных, дружелюбных и враждебных, в тех, кто любит его и приносит пользу, и в тех, кто ненавидит его и причиняет страдания, он видит себя, он видит Бога и питает ко всем одинаковую доброту, одну и ту же божественную любовь. Обстоятельства могут определять внешний зажим или внешний конфликт, но никогда не смогут повлиять на его беспристрастный взгляд, его открытое сердце, его внутреннее восприятие всего. И во всех его действиях будет присутствовать один и тот же
принцип души, совершенное равенство и один и тот же принцип работы, воля Божественного в нем, действующая на благо человечества в его постепенном продвижении к Божеству.
Опять же, признаком божественного работника является то, что занимает центральное
место в самом божественном сознании, совершенная внутренняя радость и покой, источник и продолжение которых не зависят ни от чего в мире; это врожденное, это сама суть сознания души, это сама природа божественного существа. Счастье обычного человека зависит от внешних факторов; поэтому у него есть желания; поэтому ему свойственны гнев и страсть, удовольствие и боль, радость и горе; поэтому он все оценивает с точки зрения удачи и невезения. Ничего из этого может воздействовать на божественную душу; она всегда удовлетворена без какой-либо зависимости, нитйа-трипто нирашрайах; ибо ее восторг, ее божественная легкость, ее счастье, ее радостный свет вечны внутри, укоренились сами по себе, атма-ратих, антах-сукхо ’нтар-арамас татхантар-джйотир эва йах. Она радуется внешним вещам не ради них самих, не ради того, что она ищет в них и может упустить, но из-за своего "я" в них, ради выражения Божественного в них, ради того, что в них вечно и что она не может упустить. Она не привязан к их внешним прикосновениям, но повсюду находит ту же радость, которую она находит в себе, потому что её "я" принадлежит им, оно стало единым "я" с "я" всех существ, потому что оно соединено с единым и равным Брахман в них, несмотря на все их различия, брахмайога-юктатма, сарвабхутатма-бхутатма. Она не радуется прикосновениям приятного и не испытывает мучений от прикосновений
неприятного; ни раны вещей, ни раны друзей, ни раны врагов не могут поколебать твердость
ее проницательного ума или смутить ее восприимчивое сердце; эта душа находится в его природе, как сказано в Упанишадах, авранам, не имеет ни ран, ни шрамов. Во всем она обладает той же нетленной Анандой, сукхам акшайам ашнуте.
Это равенство, безличность, мир, радость, свобода не зависят от таких внешних факторов, как выполнение или не выполнение работы. Гита неоднократно подчеркивает разницу между внутренним и внешним отречением, тьягой и санньясой. Последнее, говорит она, бесполезно без первого, едва ли возможно даже достичь без него, и в нем нет необходимости, когда есть внутренняя свобода. На самом деле, сама по себе тьяга является настоящей и достаточной санньясой. “Он должен быть известен как вечный саньясин, который не испытывает ни ненависти, ни желаний; свободный от двойственности, он легко и счастливо освобождается от всего рабство”. Болезненный процесс внешней санньясы, духхам аптум, – это ненужный процесс. Совершенно верно, что от всех действий, равно как и от плодов их, нужно отказаться, но внутренне, а не внешне, не отдаваться инерции Природы, а приносить себя в жертву Господу, в спокойствие и радость Безличного, от которого исходит любая деятельность, не нарушая его покоя. Истинная санньяса - это сосредоточение всех трудов на Брахмане. “Тот, кто, отказавшись от привязанностей, действует, опираясь (или основывая) свои труды на Брахмане, брахманядхая карман, не запятнан грехом, подобно тому, как вода не прилипает к листу лотоса”. Поэтому йоги сначала “работают с телом, умом, пониманием или даже просто с органами действия, отказываясь от привязанностей, для самоочищения, сангам тйактватмашуддхайе. Отказываясь от привязанности к плодам своих трудов, душа в единении с Брахманом достигает покоя и сосредоточенности на Брахмане, но душа, не находящаяся в единении , привязана к плодам и связана действием желания”. Основа, чистота, однажды достигнутый покой, воплощенная душа, в совершенстве контролирующая свою природу, отрекшаяся от всех своих действий умом, внутренне, а не внешне, “сидит в своем городе с девятью воротами, ничего не делая и не побуждая к действию”. Ибо эта душа – единственная безличная Душа во всем, вездесущий Господь, прабху, вибху, который, будучи безличным, не создает ни мирских дел, ни представлений ума о том, что он творец, на картритвам на кармани, ни соединения дел с их плодами – цепочку причин и следствий. Все это разрабатывается Природой в человеке, свабхава, его принципом само-становления, что в буквальном смысле это слово означает. Всепроникающее Безличное не признает ни греха, ни добродетели кого бы то ни было: это вещи, созданные неведением в творении, его эгоизмом деятеля, его незнанием своего высшего "я", его вовлеченностью в действия Природы и когда самопознание внутри него высвобождается из этой темной оболочки, это знание, подобно солнцу, высвечивает истинное "я" внутри него; тогда он осознает себя душой, стоящей выше всех инструментов Природы. Чистый, бесконечный, нерушимый, неизменный, он больше не подвержен влиянию; он больше не воображает себя кем-то, кто изменяется ее работой. Благодаря полному отождествлению с Безличенным, он также может освободить себя от необходимости вовзвращаться посредством рождению в ее движение.
И все же это освобождение нисколько не мешает ему действовать. Только он знает, что активен не он, а способы, качества Природы, ее тройственные гуны. “Человек, знающий принципы вещей, мыслит своим умом в йоге (с бездействующим Безличным): "Я ничего не делаю"; когда он видит, слышит, прикасается, обоняет, ест, двигается, спит, дышит, говорит, берет, выбрасывает, открывает глаза или закрывает их, он считает, что это только чувства воздействуют на объекты чувств.” Сам он, пребывающий в безопасности в неизменной, неизменяемой душе, находится за пределами власть трех гун, тригунатита; он не является ни саттвичным, ни раджасичным, ни тамасичным; он видит ясным, невозмутимым духом изменения естественных спсобов и качеств в своей деятельности, их ритмическую игру света и счастья, активности и силы, покоя и инертности. Это превосходство спокойной души, наблюдающей за своим действием, но не вовлеченной в него, это тригунатитья, также является высшим признаком божественного работника. Сама по себе эта идея могла бы привести к доктрине механического детерминизма Природы и совершенной отчужденности и безответственности души; но Гита эффективно избегает этой ошибки недостаточной мысли ее просветляющей сверхтеистической идеей Пурушоттамы. Она ясно показывает, что в конечном счете Природа не сама механически определяет свои действия; это воля Всевышнего, которая вдохновляет ее; тот, кто уже уничтожил дхритараштрийцев, тот, для кого Арджуна -- всего лишь человеческое орудие, вселенская Душа, трансцендентное Божество, является хозяином ее трудов. Сосредоточение трудов на Безличном – это средство избавления от личного эгоизма того, кто их совершает, но цель состоит в том, чтобы посвятить все свои действия этому великому Господу всего сущего, сарва-лока-махешвара.
“С сознанием, отождествленным с Духом, отрекаясь от всех своих действий во Мне, майи сарвани кармани саньясиадхьятмацетаса, освобожденный от личных надежд и желаний, от мыслей о ”Я" и "мое", избавленный от душевной лихорадки, сражайся," работай, осуществляй мою волю в этом мире. Божественное побуждает, вдохновляет и определяет все действия; человеческая душа, безличная в Брахмане, является чистым и безмолвным каналом его силы; эта сила в Природе осуществляет божественное движение. Только таковы деяния освобожденной души, муктасья карма, ибо ни в чем он не руководствуется личными побуждениями; таковы действия совершенного Карма-йогина. Они возникают из свободного духа и исчезают, не изменяя его, подобно волнам, которые поднимаются и исчезают на поверхности осознанных, неизменных глубин. Гата-сангасйа муктасйа джнанавастхита-четасах, йаджнайакаратах карма самаграх правилйате.
XIX
Равноприятие
Поскольку знание, отсутствие желаний, безличность, уравновешенность, внутренний самосущий покой и блаженство, свобода от запутанного переплетения трех гун природы или, по крайней мере, превосходство над ними являются признаками освобожденной души, они должны сопровождать ее во всех ее действиях. Они являются условием того неизменного спокойствия, которое эта душа сохраняет во всем движении, во всех потрясениях, во всех столкновениях сил, окружающих ее в мире. Это спокойствие отражает невозмутимую неизменность Брахмана посреди всех изменений, и оно принадлежит неделимому и беспристрастному Единству, которое всегда присуще всему многообразию Вселенной.
Ибо равный и уравнивающий все дух – это Единство среди миллионов различий и неравенств мира; и равенство духа – это единственное реальное равенство. Ибо во всем остальном, что существует, могут быть только сходство, приспособление и баланс; но даже в величайших подобиях мира мы находим различия в неравенстве и различия в непохожести, и согласованное равновесие в мире может быть достигнуто только путем уравновешивания объединенных неравных весов.
Отсюда то огромное значение, которое Гита придает равноприятию в своих элементах карма-йоги; это основа свободных отношений свободного духа с миром. Самопознание, отсутствие желаний, безличность, блаженство, свобода от гун природы, когда они погружены в себя, поглощены собой, бездействуют, не нуждаются в равенстве; ибо они не осознают вещей, в которых возникает противоположность равенства и неравенства. Но в тот момент, когда дух осознает многообразие, индивидуальности, различия, неравенство действий Природы мира и имеет с ними дело, он должен реализовать все остальные знаки своего свободного статус посредством этого единственного проявляющегося знака равноприятия.
Знание - это сознание единства с Единым; и в отношениях со многими различными существами во Вселенной оно должно проявляться посредством равного единства со всеми.
Безличность – это превосходство единого неизменного духа над вариациями его множественной личности в мире; в своих отношениях с личностями Вселенной он должен проявлять себя в духе равноприятия и беспристрастности в своих действиях по отношению ко всем, какими бы разнообразными ни были эти действия согласно разнообразию отношений, в которые они сформированы, или условий, в которых они должно происходить.
Итак, Кришна в Гите говорит, что ему никто не дорог, никто не ненавистен, всех он приемлет
равно в духе; и все же любящий Бога является особым получателем его милости, потому что отношения, которые он создал, отличаются, и единый беспристрастный Господь всего сущего все же встречает каждую душу в соответствии с ее спосбом приближении к нему. Отсутствие желаний – это безграничное превосходство Духа над ограничивающим притяжением отдельных объектов желания в мире, когда ему приходится вступать в отношения с этими объектами, оно должно проявлять это либо с равным и беспристрастным безразличием к их обладанию, либо с равным и беспристрастным восторгом во всем и любовью ко всему. Поскольку любовь самосуща, она не зависит от обладания или не-обладания, но по своей сути невозмутима и неизменна. Ибо блаженство духа заключено в нем самом, и если это блаженство должно вступать в отношения с вещами и созданиями, то только так оно может проявить свою свободную духовность. Трейгунатитья, трансцендентность гун, – это превосходство невозмутимого духа над потоком действий гун природы, которая по своему постоянному характеру возмущена и неравновесна; если ей приходится вступать в отношения с противоречивыми и неравноправными проявлениями Природы, если свободная душа вообще позволяет своей природе действовать, она должна демонстрировать свое превосходство беспристрастным равноприятием по отношению ко всем действиям, результатам или событиям.
Равноприятие – это знак, а также испытание для претендента. Там, где в душе есть неравное отношение, там налицо какая-то неравная игра гун природы, движение желаний, игра личной воли, чувств и действий, проявление радости и горя или того беспокойного восторга, который является не истинным духовным блаженством, но ментальным удовлетворением, приносящим за собой неизбежно ответ или отдачу ментальной неудовлетворенности. Там, где есть неравное отношение в душе, там есть отклонение от знания, утрата стойкого пребывания во всеобъемлющем и всепримиряющем единстве Брахмана и единства вещей. Благодаря своей уравновешенности карма-йогин в процессе своих действий осознает, что он свободен.
Именно духовная природа предписываемого равноприятия, высокая и универсальная по своему характеру и пониманию, придает учению Гиты в этом вопросе особый оттенок. Ибо в остальном простое учение о равноприятии, само по себе, как о наиболее желательном состоянии ума, чувств и темперамента, при котором мы становимся выше человеческих слабостей, никоим образом не является чем-то особенным для Гиты. Равноприятие всегда вызывало восхищение как философский идеал и характерная черта мудрецов. Гита действительно подхватывает этот философский идеал, но уносит его далеко за пределы, в более высокие области, где мы обнаруживаем, что дышим более чистым воздухом. Стоическое самообладание, философское равновесие души – это только первая и вторая ступени восхождения из водоворота страстей и метаний желаний к безмятежности и блаженству, присущим не богам, а самому Божественному в его высшем самообладании.
Уравновешенность стоиков, делающая характер своим стержнем, основывается на самообладании путем суровой выдержки; более счастливое и безмятежное философское равноприятие предпочитает самообладание посредством знания, отстраненности, высокого интеллектуального безразличия, возвышаясь над беспокойствами, которым подвержена наша природа, удасинавад асинах, как выражается Гита; существует также религиозное или христианское равноприятие, которое заключается в постоянном преклонении колен или падении ниц, смирении и покорности воле Бога. Таковы три шага и средства, ведущие к божественному покою: героическая стойкость, мудрое безразличие, благочестивая покорность, титика, удасината, намас или нати. Гита берет их все в своей широкой синтетической манере и вплетает в свое восходящее движение души, но она дает каждому более глубокий корень, более широкий кругозор, более универсальное и трансцендентное значение. Так как каждому из них она придает ценности духа, свою силу духовного бытия, которая находится за пределами напряжения характера, за пределами сложного равновесия понимания, за пределами давления эмоций.
Обычная человеческая душа получает удовольствие от обычных неурядиц своей природной жизни; именно потому, что она получает это удовольствие и потому, что, получая его, она дает разрешение беспокойной игре низшей природы, игра продолжается вечно; ибо Пракрити не делает ничего, кроме как ради удовольствия и с санкции её любимого и наслаждающегося, Пуруши. Мы не осознаем этой истины, потому что под непосредственным воздействием неблагоприятных факторов, пораженный горем, болью, дискомфортом, несчастьем, неудачей, поражением, обвинением, бесчестием, разум отступает от этого удара, хотя он с готовностью бросается в объятия противоположных и приятных волнений, радости, удовольствия, удовлетворения всех видов, процветания, успеха, победы, славы, восхваления; но это не меняет истинного наслаждения души жизнью, которое остается неизменным за двойственностями ума. Воин не испытывает физического удовольствия от своих ран и не находит душевного удовлетворения в своих поражениях; но он испытывает полное наслаждение от божественности битвы, которая приносит ему поражение и раны, а также радость победы, и он принимает шансы первого и надежду на последнее как на часть запутанной паутины войны, то, к чему восторг в нём стремиться. Даже раны приносят ему радость и гордость в воспоминаниях, полную, когда боль от них проходит, но часто остаются даже тогда, когда она есть, и фактически подпитывается болью. Поражение сохраняет для него радость и гордость от неукротимого сопротивления превосходящему противнику, или, если он более низкого рода, страсть ненависти и мести, которые также имеют свои темные и жестокие стороны. Так же обстоит дело и с наслаждением души в обычной игре нашей жизни.
Ум с болью и неприязнью отшатывается от неблагоприятных сторон жизни; это приспособление Природы для реализации принципа самозащиты, jugupsa, так чтобы уязвимые нервные и телесные части нас не могли слишком стремиться к саморазрушению, чтобы воспользоваться им: он радуется благоприятным прикосновениям жизни; такова приманка Природы раджасического удовольствия, чтобы сила в существе могла преодолеть тамасические тенденции инерции и бездействия и полностью устремиться к действию, желанию, борьбе, успеху, и благодаря своей привязанности к этим вещам ее цели могут быть разработаны. Наша тайная душа получает удовольствие от этой борьбы и усилий, и даже удовольствие от невзгод и страданий, которые могут быть достаточно полными в памяти и ретроспективе, но присутствуют в то же время также позади и часто даже всплывают на поверхность страдающего ума, чтобы поддержать его в его страсти; но что на самом деле притягивает душу – это вся запутанная ткань тех вещей, которые мы называем жизнью, со всеми ее треволнениями, борьбой и поисками, ее привлекательностью и отталкиванием, ее предложением и угрозой, ее разнообразием разного рода. Для раджасической души-желания в нас однообразное удовольствие, успех без борьбы, радость без тени должны со временем стать утомительными, пресными, приторными; им нужен темный фон, чтобы в полной мере насладиться светом: ибо счастье, к которому они стремятся и которым наслаждаются, имеет именно такую природу, оно по самой своей сути относительно и зависит от восприятия и переживание своей противоположности. Радость души в двойственности – это секрет удовольствия ума от жизни.
Попросите его подняться над всем этим беспокойством к незамутненной радости чистой души-блаженства, которая все время тайно поддерживает его силы в борьбе и делает возможным его собственное дальнейшее существование, – он сразу же откажется от такого призыва. Он не верит в такое существование; или он полагает, что это была бы не жизнь, что это вообще не было бы разнообразным существованием в окружающем его мире, от которого он привык получать удовольствие; это было бы что-то безвкусное и лишенное вкуса. Или он чувствует, что это усилие было бы для него слишком трудным; он уклоняется от борьбы за восхождение, хотя на самом деле духовное изменение вовсе не сложнее, чем осуществление мечтаний, к которым стремится душа-вожделение, и не требует большей борьбы и труда в достижении, чем огромные усилия, которые душа-вожделение затрачивает в своей страстной погоне за собственными преходящими объектами удовольствия ивожделения. Истинная причина его нежелания заключается в том, что его просят подняться над его собственной атмосферой и вдохнуть более редкий и чистый воздух жизни, блаженство и силу которого он не может осознать и даже с трудом воспринимает как реальные, в то время как радость этой низшей мутной природы для него единственная вещь, знакомая и осязаемая. Это низшее удовлетворение само по себе не является чем-то злым и бесполезным; скорее, это условие для восходящей эволюции нашей человеческой природы из тамасического неведения и инертности, которым в наибольшей степени подвержено ее материальное бытие; это раджасическая стадия постепенного восхождения человека к высшему самопознанию, силе и блаженству. Но если мы вечно пребываем на этом плане, мадхьяма гати согласно Гите, наше восхождение остается незавершенным, эволюция души неполной. Через саттвическое бытие и природу к тому, что находится за пределами трёх гун лежит путь души к ее совершенству.
Движение, которое выведет нас из беспорядков низшей природы, обязательно должно быть движением к равновесию в уме, в эмоциональном темпераменте, в душе. Но следует отметить, что, хотя, в конце концов, мы должны достичь превосходства над всеми тремя гунами низшей природы, движение должно начаться еще в самом начале, с обращения к той или иной из трех гун.
Начало равновесия может быть саттвическим, раджасическим или тамасическим, поскольку в природе человека заложена возможность тамасического равновесия. Оно может быть чисто тамасическим, тяжелая уравновешенность витального темперамента, ставшего совершенно
невосприимчивым к потрясениям бытия из-за своего рода тупой бесчувственности, лишенной радости жизни.
Или это может быть результатом усталости от эмоций и желаний, накопленных из-за избытка и пресыщения удовольствиями, или же, наоборот, разочарования, отвращения и боязни боли жизни, апатии, страха, ужаса и неприязни к миру: тогда в его природе смешанное движение, раджасо-тамасическое, но более низкое качество преобладает.
Или, приближаясь к саттвическому принципу, оно может помочь себе с помощью интеллектуального восприятия того, что желания жизни не могут быть удовлетворены, что душа слишком слаба, чтобы управлять жизнью, что все это - не что иное, как печаль и преходящие усилия, и нигде в этом нет ни настоящей истины, ни здравомыслия, ни света, ни счастья; это саттво-тамасический принцип равноприятия, который и не настолько равноприятие, хотя и может привести к этому, как безразличие или равный отказ.
По сути, движение тамасического равноприятия является обобщением природного принципа джугупсы, или самозащиющегося отшатывания от конкретных болезненных эффектов до избегания всей жизни самой Природы, что в итоге приводит к боли и самоистязанию, а не к наслаждению, которого требует душа.
Тамасическая уравновешенность сама по себе не дает реального освобождения; но она
может стать мощной отправной точкой, если, как в индийском аскетизме, превратить ее в саттвическую благодаря восприятию более великого существования, более истинной силы, высшего восторга неизменного " Я", стоящего над Природой. Однако естественным направлением такого движения является скорее Санньяса, отречение от жизни и трудов, чем тот союз внутреннего отречения от желаний с постоянной деятельностью в мире Природы, который пропагандирует Гита. Гита, однако, допускает это движение и оставляет место для него; она позволяет в качестве отправной точки воспринять недостатки мира – существование, рождение, болезни, смерть, старость и печаль, историческую отправную точку Будды, джанма-мритью-джара-вьядхи-духикха-досанударшанам, и она принимает усилия тех, чья самодисциплина продиктована желанием освободиться, даже в этом духе, от проклятия старости и смерти, джара-марана-моксайа мам ашритйа йатанти йе. Но чтобы это принесло хоть какую-то пользу, оно должно сопровождаться саттвическим восприятием высшего состояния и обретением наслаждения и прибежища в существовании Божественного, мам ашритья. Тогда душа, благодаря своему отступлению, достигает более высокого уровня бытия, поднимается над тремя гунами и освобождается от рождения, смерти, возраста и горя, и наслаждается бессмертием своего самосуществования, джанма-мритью-джара-духкхаир вимукто ’мритам ашнуте. Тамасическое нежелание принимать боль и жизненные усилия – само по себе ослабляющая и унижающая вещь, и в этом заключается опасность проповеди всем одинаково евангелия аскетизма и отвращения к миру, поскольку это накладывает отпечаток тамасической слабости и отшатывания на неподходящие души, сбивает с толку их понимание, буддхибхедам джанайет, уменьшает постоянное стремление, уверенность в жизни, силу усилий, которые необходимы душе человека для ее благотворной, необходимой раджасической борьбы для овладения своим окружением, не открывая ему по-настоящему – ибо она еще не способна к этому – более высокой цели, более великого стремления, более весомая победа. Но в душах, которые подходят, это тамасическое отступление может послужить полезной духовной цели, убивая их раджасическое влечение, их страстную озабоченность низшей жизнью, которая препятствует саттвическому пробуждению к более высоким возможностям. Ища тогда прибежища в созданной ими пустоте, они способны услышать божественный зов: “О душа, обретшая себя в этом преходящем и несчастливом мире, обратись и насладись Мной”, анитьям асукхам локам имам прапйа бхаджасва мам.
И все же в этом движении равенство заключается лишь в равном отшатывании от всего, что составляет мир; и оно приходит к безразличию и отстраненности, но не включает в себя эту силу, чтобы одинаково принимать все прикосновения мира, приятные или болезненные без привязанности или беспокойства, что является необходимым элементом
в дисциплине Гиты. Поэтому, даже если мы начнем с тамасического отката, – что вовсе не обязательно, – это может быть лишь как первое побуждение к большему усилию, а не как постоянный пессимизм. Настоящая дисциплина начинается с движения к овладению этими вещами, от которых мы сначала были склонны просто бежать. Именно здесь появляется возможность своего рода раджасического равенства которое в своей нижней части является гордостью сильной натуры в самообладании, самоконтроле, превосходство над страстями и слабостями; но стоический идеал улавливает эту отправную точку и делает ее ключом к полному освобождению души от подчинения всем слабостей своей низшей природы. Поскольку тамасическая внутренняя отдача является обобщение природного принципа jugupsā или самозащиты от страданий, так и раджасическое движение вверх - это обобщение другого принципа Природы - принятия борьбы и усилий и врожденного импульса жизни к мастерству и победе; но оно переносит битву на поле, где только и возможна полная
победа. Вместо борьбы за разрозненные внешние целей и преходящие успехи, она предлагает не что иное, как покорение Природы и самого мира путем духовной борьбы и внутренней победы. Тамасический откат отворачивается как от боли, так и от удовольствий мира, чтобы убежать от них; раджасическое движение направлено на них, чтобы вынести, освоить и возвыситься над ними. Стоическая самодисциплина призывает желания и страсти в свои объятия борца и раздавливает их своими руками, как как старый Дхритараштра в эпосе - железный образ Бхимы. Она выдерживает шок от болезненных и приятных вещей, от физических причин и ментальных воздействий природы, и разбивает вдребезгих их последствия; она совершенна, когда душа может вынести все прикосновения, не испытывая ни боли, ни влечения, ни волнения, ни тревоги. Она стремится сделать человека покорителем и царем своей природы.
Гита, взывающая к воинской натуре Арджуны, начинается с этого героического движения. Она призывает его обратиться к великому врагу - желанию и уничтожить его.
Первое описание равноприятия – это опсание философа-стоика. “Тот, чей разум невозмутим
среди печалей и радостей, свободен от желаний, у кого исчезли симпатии, страх и гнев, является мудрецом с устойчивым пониманием. Тот, кто ни к чему не привязан, хотя и подвергается тому или иному добру или злу, и не испытывает ни ненависти, ни радости, то его разум прочно основан на мудрости”. Если вы воздерживаетесь от пищи, в ней говорится, приводя физический пример, объект чувств прекращает свое дейсвтие, но сама чувственная привязанность, раса, остается; это происходит только тогда, когда, даже при использовании чувства, оно может воздерживаться от поиска своей чувственной цели в объекте, артхе, и отказаться от привязанности, от стремления к наслаждению вкусом, чтобы достичь высшего уровня души. Именно используя ментальные органы для изучения объектов, “охватывая их чувствами”, висайан индрийаш чаран, но с чувствами, подчиненными "я", свободными от симпатий и антипатий, человек попадает в большую и сладостную ясность души, и темперамент, в котором нет места страсти и горю. Все желания должны войти в душу, как воды в море, и все же она должна оставаться непоколебимой, наполненной, но не потревоженной: так, в конце концов, можно отказаться от всех желаний. Необходимость освободиться от гнева, страсти, страха и влечения постоянно подчеркивается как необходимое условие обретения состояния освобождения, и для этого мы должны научиться переносить потрясения от них, чего нельзя сделать, не подвергая себя воздействию их причин. “Тот , кто может выносить здесь, в теле, действие гнева и желания, есть йогин - это счастливый человек”. Титикса, воля и сила выносить что-то, - это средство. “ Материальные прикосновения, которые вызывают жар и холод, счастье и боль, преходящие явления, которые приходят и уходят, – все это нужно уметь переносить. Ибо человек, которого не беспокоит боль, кто тверд и мудр, равен и в удовольствии, и в страдании, становится способным к бессмертию”. Человек с равновесием в душе, должен переносить страдания, и не ненавидеть, получать удовольствие, и не радоваться. Даже с физическими воздействиями нужно справляться с помощью выносливости, и это тоже является частью дисциплины стоиков.
От старости, смерти, страдания, боли не убегаю, а принимают и побеждают их высоким безразличием. Не убегать в ужасе от Природы в ее нижних масках, но встретиться с ней и покорить ее – вот истинный инстинкт сильной натуры, пурусарсабха, львиной души среди людей. Вынужденная таким образом, она сбрасывает с себя маску и открывает ему его истинную природу свободной души, не своего подданного, но своего короля и повелителя, сварата, самрата.
Но Гита принимает эту стоическую дисциплину, эту героическую философию, при том же условии, что она принимает тамасический отказ, – она должна иметь над собой саттвическое видение знания, в основе которого лежит цель самореализация, и по её ступеням — восхождение к божественной природе. Стоическая дисциплина, которая просто подавляет обычные привязанности нашей человеческой натуры, — хотя и менее опасна, чем тамасическая усталость от жизни, бесплодный пессимизм и бесплодная инертность, потому что она, по крайней мере, увеличивае силу и самообладание души, - все же не является безусловным благом, поскольку это может привести к бесчувственности и нечеловеческой изоляции, не дав истинного духовного освобождения. Стоическое равноприятие оправдано как элемент дисциплины Гиты, потому что оно может быть связано с реализацией свободного неизменного "Я" в подвижном человеческом существе, парам-дриства, и способствовать обретению статуса в этом новом самосознании, эса брахми стхитих.
“Пробуждаясь посредством понимания к Высшему, что находится за пределами даже проницательного ума, приложи силу к своему "я" посредством "я", чтобы сделать его твердым и спокойным, и убей этого врага, с который так трудно справиться, Желание.”
Как тамасическое отшатывание посредством бегства, так и раджасическое движение борьбы и победы оправданы только тогда, когда они смотрят за пределы самих себя через саттвический принцип самопознания, который узаконивает как отшатывание, так и борьбу.
Истинный философ, мыслитель, прирожденный мудрец не только опирается на саттвический принцип, заложенный в нем, как на свое окончательное оправдание, но и с самого начала использует его как инструмент самоовладения. Он исходит из саттвического качества. Он тоже наблюдает за мимолётность материального и внешнего мира и его неспособностью удовлетворить желания или доставить истинное наслаждение, но это не вызывает у него ни горя, ни страха, ни разочарования. Он наблюдает всё со спокойной проницательностью и делает свой выбор без отвращения или замешательства. “Удовольствия, порождаемые прикосновениями вещей, являются причинами печали, у них есть начало и конец; поэтому мудрец, человек пробужденного понимания, будха, не придает этому значения”. “ ”Я” в нем не привязао к прикосновениям внешних вещей; он находит свое счастье в самом себе”. Он видит, как сказано в Гите, что он сам себе враг и сам себе друг, и поэтому он заботится о том, чтобы не свергнуть себя с престола, отдав свое существо в руки желания и страсти, натманам авасадайет, но избавляет себя от этого заточения, опираясь на свою собственную внутреннюю силу, уддхаред атманатманам, ибо тот, кто победил свое низшее "я", находит в своем высшем " я" лучшего друга и союзника. Он становится удовлетворенным знанием, хозяином своих чувств, йогином благодаря саттвической уравновешенности, – ибо уравновешенность это Йога, саматвам йога учйате, – одинаково относящаяся к земле, камню и золоту, спокойная и уравновешенная в жару и холод, страдание и счастье, чести и бесчестии. В душе он равно приемлет и друга и врага, нейтралитет и безразличие, потому что видит, что это преходящие отношения, порожденные меняющимися условиями жизни. Даже притязания на ученость, чистоту, добродетель и притязания на превосходство, которые люди основывают на этих вещах, не сбивают его с истинного пути. Он равен в отношении ко всем людям, к грешнику и святому, к добродетельному, ученому и культурному брахману и к падшему изгою. Все это - описания саттвической уравновешенности в Гите, и они достаточно хорошо подытоживают то, что знакомо миру как спокойная философская уравновешенность мудреца.
В чем же тогда разница между этим и более широким понятием равноприятия, которому учит Гита? Оно заключается в различии между интеллектуальным и философским пониманием и духовным, ведантическим знанием единства, на котором Гита основывает свое
учение. Философ поддерживает свою уравновешенность силой буддхи, различающего ума; но даже это само по себе является сомнительным основанием. Ибо, хотя он и владеет собой в целом благодаря постоянному вниманию или приобретенной привычке ума, на самом деле он не свободен от своей низшей природы, и она действительно заявляет о себе во многих отношениях и может в любой момент жестоко отомстить за свое отвержение и подавление.
Ибо низшая природа всегда ведет тройственную игру, и саттвического человека всегда подстерегают раджасические и тамасические качества. “Даже ум мудрого человека, стремящегося к совершенству, увлекается неистовой настойчивостью чувств”. Полной безопасности можно достичь, только обратившись к чему-то более высокому, чем саттвические качества, к чему-то более высокому, чем проницательный ум, к своему "Я" – не к разумному "я" философа, а к духовному "я" божественного мудреца, находящееся за пределами трех гун. Все должно завершиться божественным рождением в высшей духовной природе.
И равноприятие философа подобно равноприятию стоика, подобно равноприятию аскета, бегущего от мира, внутренне является одинокой свободой, далекой и отчужденной от людей; но человек, рожденный для божественного рождения, обрел Божественное не только в себе, но и во всех существах.
Он осознал свое единство со всеми, и поэтому его равенство наполнено сочувствием и единством.
Он видит всех как самого себя и не стремится к своему одинокому спасению; он даже берет на себя бремя их счастья и горя, которое его самого не затрагивает и не подчиняет.
Совершенный мудрец, не раз повторяет Гита, всегда с большим равноприятием занимается тем, что творит добро всем созданиям, и делает это своим занятием и наслаждением, сарвабхутахите ратах.
Совершенный йогин – это не одинокий человек, размышляющий о Себе в своей башне из слоновой кости в духовной изоляции, но юктах критсна-карма-крит, многогранный универсальный работник на благо мира, для Бога в мире.
Ибо он бхакта, любящий и преданный Божественному, а также мудрец и йогин, любящий, который любит Бога, везде, где он находит Его, и который находит Его повсюду; и тому, что он любит, он не гнушается служить, никакое действие не отвлекаеи его от блаженства единения, поскольку все его действия исходят от Единого в нем и к Единому во всем они направлены.
Равноприятие Гиты - это большое синтетическое равноприятие, в котором все возвышается до целостности божественного существа и божественной природы.
XX
Равноприятие и знание
Йога и знание, согласно этой ранней части учения Гиты, являются двумя крыльями восхождения души. Под йогой понимается единение посредством божественных деяний, совершаемых без желания, с равным отношением души ко всем вещам и всем людям, в качестве жертвы Высшему, в то время как знание – это то, на чем основано это отсутствие желаний, это равноприятие, эта способность к самопожертвованию. Эти два крыла действительно помогают друг другу в полете; действуя сообща, но с тонким
чередованием взаимной помощи, подобно двум глазам человека, которые видят вместе, потому что они видят поочередно, они усиливают друг друга путём взаимообмена субстанцией. По мере того, как работы становятся все более и более лишенными желаний, равнозначными, жертвенными по духу, знание возрастает; с увеличением знания душа становится более уверенной в лишенном желаний, жертвенном равноприятии своих работ.
Жертва знания, говорится в Гите, превосходит любую материальную жертву. “Даже если ты совершишь величайший грех среди всех грешников, ты преодолеешь все прегрешения зла на корабле знания... В мире нет ничего, равного знанию по чистоте”. Посредством знания желание и его первенец, грех, уничтожается. Освобожденный человек способен совершать работу как жертвоприношение, потому что он свободен от привязанностей благодаря тому, что его ум, сердце и дух прочно утвердились в самопознании, гата-сангасйа джнанавастхита-четасах. Вся его работа полностью исчезает, как только она выполнена, переживаетт лайю, можно было бы сказать, в бытии Брахмана, правилияте; это не имеет никаких негативных последствий для души кажущегося исполнителя. Работа совершается Господом через его Природу, она больше не является личной для человеческого инструмента. Сама работа становится лишь силой природы и субстанции бытия Брахмана.
Именно в этом смысле Гита говорит, что вся работа в целом находит свое завершение, кульминацию, конец в знании, сарвам кармахилам джнане паришамапйате. “Как разожженный костер превращает в пепел свое топливо, так и огонь знания обращает в пепел все труды”. Под этим вовсе не подразумевается, что, когда знание завершено, прекращаются труды. Что имеется в виду, становится ясно из Гиты, когда она говорит, что тот, кто уничтожил все сомнения знанием и с помощью йоги отказался от всех трудов и овладел Собой, не связан своими работами, yoga-sannyasta-karmānam атмавантам на кармани на нибадхананти, и что тот, чье "я" стало "я" всех существований, действует и все же не подвержен влиянию своих деяний, не захвачен ими, не получает от них никакой реакции, заманивающей в ловушку душу, курванн апи на липйате. Поэтому, говорится в нем, йога трудов лучше, чем физическое отречение от трудов, потому что, хотя санньяса трудна для воплощенных существ, которые должны выполнять работу, пока они находятся в теле, йоги трудов вполне достаточно, и она быстро и легко приводит душу к Брахману. Эта Йога трудов, как мы видели, представляет собой посвящение всех действий Господу, которое в качестве своей кульминации приводит к внутреннему, а не внешнему, духовному, а не физическому посвящению трудов Брахману, существу Господа, брахмани адхая кармани, майи санньясйа.
Когда труды, таким образом, “возлагаются на Брахмана”, личность инструментального исполнителя исчезает; хотя он и действует, он ничего не делает; ибо он отдал Господу не только плоды своих трудов, но и сами дела и их совершение. Тогда Божественное снимает с него бремя трудов; Всевышний становится исполнителем, действием и результатом.
Это знание, о котором говорит Гита, не является интеллектуальной деятельностью ума; это лучезарный рост к высшему состоянию бытия благодаря сиянию божественного
солнца Истины, “той Истины, Солнца, сокрытого во тьме” нашего невежества о котором говорится в Ригведе, тат сатйам сурйам тамаси кшийантам. Неизменный Брахман находится там, в небесах духа, над этой беспокойной низшей природой двойственности, не затронутый ни добродетелью, ни грехом, не принимающий ни нашего
чувства греха, ни нашей самоправедности, не затронутый радостью и печаль., безразличный к нашей радости от успеха и нашему горю от неудачи, повелитель всего, верховный, всепроникающий, прабху вибху, спокойный, сильный, чистый, равный во всем, источник Природы, не непосредственный исполнитель наших трудов, но свидетель Природы и ее работ, не навязывая нам иллюзию того, что мы являемся исполнителями, ибо эта иллюзия является результатом неведения этой низшей Природа. Но эту свободу, господство, чистоту мы не можем увидеть; мы сбиты с толку естественным неведением, которое скрывает от нас вечное самопознание тайны Брахмана внутри нашего существа. Но знание приходит к своему настойчивому искателю и устраняет естественное неведение о себе; оно сияет подобно долго скрывавшемуся солнцу и освещает для нашего видения то высшее "я", которое находится за пределами двойственности этого низшего существования, адитьяват пракашайати тат парам. Благодаря долгим искренним усилиям, направляя все свое сознательное существо к этому, делая это своей главной целью, превращая это в объект нашего проницательного ума и, таким образом, видя это не только в себе, но и повсюду, мы становимся единой мыслью и собой с этим, тад-буддхайас тад-атманах, мы очищены от всей тьмы и страдания низшего человека водами знания, джняна-нирдхута-калмасах.
Результатом, говорит Гита, является совершенное равенство по отношению ко всем вещам и всем людям; и только тогда мы сможем полностью сосредоточить наши труды
на Брахмане. Ибо Брахман равно приемлет всё, самам брахма, и только когда мы достигаем этого совершенного равноприятия, самйе стхитах манах, “одинаково смотрим на ученого и культурного брахмана, корову, слона, собаку, неприкасаемого” и познаем всех как единого Брахмана, мы можем, живя в этом единстве, смотреть, подобно Брахману, на наши труды, исходящие из природы, свободно, без всякого страха привязанности, греха или рабства. Греха и позора тогда не может быть; ибо мы преодолели это творение, полное желаний, его деяний и реакций, которые принадлежат неведению, таир джитах саргах и, живя в высшей и божественной Природе, мы больше не имеем ошибок или изъянов в наших трудах; ибо они порождены неравенством неведения. Равный Брахман безупречен, nirdosam хай самам брахма, за пределами смешения добра и зла, и, живя в Брахмане, мы тоже поднимаемся над добром и злом; мы действуем в этой чистоте, безупречно, с одинаковой и единственной целью - обеспечить благополучие всего существования, ксина-калмасах сарвабхута-хите ратах. Господь в наших сердцах, пребывая в неведении, также является причиной наших поступков, но через свою майю, через эгоизм нашей низшей природы, который создает запутанную паутину наших поступков и возвращает нашему эгоизму последствия их запутанных реакций, воздействуя на нас внутренне как грех и добродетель, воздействуя на нас внешне как страдание и удовольствие, злая судьба и хорошая удача - великая цепь
кармы. Когда мы освобождаемся благодаря знанию, Господь, который больше не скрывается в наших сердцах, а проявляется как наше высшее "я", берет на себя наши работы и использует нас как безупречные инструменты, нимитта-матрам, для помощи миру.
Таков тесный союз между знанием и уравновешенностью; знание здесь, в буддхи, отражается
как уравновешенность в характере; наверху, на более высоком плане сознания, знание - как свет Бытия, уравновешенность – как основа Природы.
В индийской философии и йоге слово "джнана" всегда используется в этом смысле - как высшее самопознание; это свет, благодаря которому мы достигаем своего истинного бытия, а не знание, с помощью которого мы накапливаем информацию и наше интеллектуальное богатство; это не научное, не психологическое, не философское, не этическое и не эстетическое знание или, не мирские и практические знания. Они, без сомнения, тоже помогают нам расти, но только в становлении, а не в бытии; они входят в определение йогического знания только тогда, когда мы используем их как вспомогательные средства для познания Всевышнего, Я, Божественного – научное знание, когда мы можем проникнуть сквозь завесу процессов и явлений и увидеть единую Реальность, стоящую за ними, которая объясняет их все; психологическое знание, когда мы используем его, чтобы познать самих себя и отличить низшее от высшего, чтобы мы могли отвергнуть одно и врасти в другое; философское знание, когда мы обращаем его как свет на основные принципы существования так, чтобы открыть то, что вечно, и жить в нем; этическое знание, когда, отличив грех от добродетели, мы отбрасываем одно и возвышаемся над другим в чистую невинность божественной природы; эстетическое познание, когда мы открываем с его помощью красоту Божественного; познание мира, когда мы видим сквозь него путь Господа со своими созданиями и использует это для служения Божественному в человеке.
Даже тогда они являются лишь вспомогательными средствами; истинное знание – это то, что является тайной для ума, о чем ум получает лишь отражения, что живет в духе.
Гита, описывая, как мы достигаем, посредством этого знания, говорит, что мы получаем первое посвящение в него от людей знания, которые видели, а не от тех, кто знает его существенные истины только с помощью интеллекта; но действительность этого приходит изнутри нас самих: “Человек, достигший совершенства с помощью йоги, с течением времени находит это в себе,” это растет внутри него, так сказать, и он врастает в это по мере того, как продолжает расти в отсутствии желаний, в равноприятии, в преданности Божественному. Только о высшем знании, можно сказать все это; знания, которые накапливает человеческий интеллект, кропотливо собираются чувствами и разумом извне.
Чтобы получить это другое знание, самосущее, интуитивное, основанное на самоощущении, раскрывающее себя, мы должны завоевать и контролировать свой ум и чувства, самьятендрия, так, чтобы мы больше не были подвержены их заблуждениям, а наоборот, ум и чувства стали его чистым зеркалом; мы должны зафиксировать все наше сознательное существо на истине той высшей реальности, в которой всё существует, тат-парах, чтобы она могла проявить в нас свое лучезарное самосуществование.
Наконец, мы должны обладать верой, которую не могут нарушить никакие интеллектуальные сомнения, śraddhāvān labhate jñānam. "Невежда, не имеющий веры, душа сомнения идет к погибели; ни этот мир, ни высший мир, ни какое-либо счастье невозможно для души, полной сомнений".
На самом деле правда, что без веры ничего решительно нельзя достичь ни в этом мире, ни для обладания миром свыше, и что только опираясь на некую надежную основу и положительную поддержку, человек может достичь какой-то степенги земного или небесного успеха, удовлетворения и счастья; просто скептический ум теряется в пустоте.
Но все же в низшем знании сомнение и скептицизм имеют свое временное применение; в высшем же они являются камнем преткновения, ибо там весь секрет заключается не в балансировании между истиной и ошибкой, но в постоянно прогрессирующем осознании открывшейся истины.
В интеллектуальном знании всегда есть примесь фальши или неполноты, от которых приходится избавляться, подвергая саму истину скептическому исследованию; но в высшее знание ложь не может проникнуть, и то, что интеллект вносит в него, присоединяясь к тому или иному мнению, не может быть устранено путем простого сомнения, но отпадет само собой при упорстве в реализации.
Какой бы ни была неполнота в достигнутом знании, от нее нужно избавиться, не подвергая сомнению в корне того, что уже было реализовано, но путем дальнейшего и более полной реализации через более глубокую, высокую и широкую жизни в Духе.
А то, что еще не реализовано, должно быть подготовлено верой, а не скептическими вопросами, потому что эта истина – это то, что не может дать интеллект и которая действительно часто совершенно противоположна тем идеям, в которых запутался рассуждающий и логический ум: это не та истина, которую нужно доказать, но истина, которую нужно прожить внутри себя, более великая реальность, в которую мы должны врасти.
Наконец, она сама по себе является самосуществующей истина и была бы самоочевидной, если бы не колдовство невежества, в котором мы живем; сомнения, недоумения, которые мешают нам принять и следовать ей, проистекают из этого невежества, из сердца и ума, озадаченных чувствами и мнениями, живущих, как и они, в низшей и феноменальной истине и поэтому сомневающихся в высших реальностях, ajñāna-sambhūtaṁ hritsthaṁ saṁśayam.
Они должны быть отсечены мечом знания, говорит Гита, знания, которое осознает, постоянно прибегая к Йоге, то есть живя в союзе с Высшим, чья истина будуи известна, все делает известным, yasmin vijñāte sarvaṁ vijñātam.
Высшее знание, которое мы тогда получаем, - это то, что является для знающего Брахмана, его постоянное видение вещей, когда он живет непрерывно в Брахмане, brahmavid brahmani sthitah. Это не видение, не знание и не сознание Брахмана, исключая все остальное, но видение всего в Брахмане и как Я. Ибо, как сказано, знание, с помощью которого мы выходим за пределы и не возвращаемся назад к озадаченности нашей ментальной природы, это "то, с помощью чего ты увидишь все без исключения существования в Я, а затем во Мне". В другом месте Гита выражает это более развернуто, "Равновзирающий повсюду, он видит Я во всех существованиях и все существования в Я. Тот, кто видит Меня повсюду, всех и
каждого во Мне, никогда не потерян ни для Меня, ни Я для него. Тот, кто достиг единства и любит Меня во всех существах, тот йогин, как бы он ни жил, как бы ни действовал, он живет и действует во Мне. О Арджуна, тот, кто видит всех одинаково повсюду, как самого себя, будь то в счастье или в страдание, того я считаю высшим йогином". Таково старое ведантистское знание Упанишад, которое Гита постоянно держит перед нами; но именно благодаря своему превосходству над другими более поздними формулировками, она настойчиво превращает это знание в великую практическую философию божественной жизни. Она всегда настаивает на связи между этим знанием о единстве и Кармайогой, и, следовательно, на знании единства как основе освобожденного действия в мире. Всякий раз, когда она говорит о знании, она сразу же переходит к разговору о равенстве, которое является его результатом; всякий раз, когда когда она говорит о равенстве, она также говорит о знании, которое является его основой. Равноприятие, которое она предписывает, не начинается и не заканчивается статичным состоянием души, полезным только для самоосвобождения; оно всегда является основой для работы. Покой Брахмана в освобожденной душе – это фундамент; большое, свободное, равное, всемирно-широкое действия Господа в освобожденной природе излучает силу, исходящую из этого покоя; эти две составляющие состаляют синтез божественного деяния и богопознания.
Мы сразу же видим, какое глубокое расширение мы получаем здесь для идей, которые в остальном Гита объединяет с другими системами философской, этической или религиозной жизни. Выдержка, философское безразличие, смирение - это, как мы уже говорили, основа трех видов равноприятия; но истина Гиты знания не только собирает их воедино, но придает
им бесконечно глубокое, величественно широкое значение. Стоическое знание - это знание о способности души к самообладанию благодаря стойкости, равноприятию, достигаемое в борьбе со своей природой, поддерживаемое постоянной бдительностью и контролем над ее природными бунтами: она дает благородный покой, строгое счастье, но не высшую радость освобожденного "я", живущего не по правилами, но в чистом, легком, спонтанном совершенстве своего божественного существа, так что "как бы оно ни действовало и ни жило, оно действует и живет в Божественном", потому что здесь совершенство не только достигается, но оно обладает им по собственному праву, и его больше не нужно поддерживать с помощью усилий, ибо оно стало самой природой души. Гита принимает выносливость и стойкость нашей борьбы с низшей природой как предварительное движение; но если определенное мастерство приходит благодаря нашей индивидуальной силе, то свобода мастерства приходит только через наше единение с Богом, через слияние или пребывание личности в единой Божественной Личности и утратой личной воли в Божественной Воле. Существует божественный Владыка Природы и ее работ, стоящий над ней, хотя и пребывающий в ней, который является нашим высшим существом и нашим универсальным "я"; быть единым с ним – значит сделать себя божественными. Благодаря союзу с Богом мы обретаем высшую свободу и высшее мастерство. Идеал стоика, мудреца, который является царём, потому что благодаря само-управлению он становится хозяином внешних условий, поверхностно напоминает ведантическую идею самовластного правителя и вседержителя, svarāt samrāt; но это находится на более низком уровне. Стоическое царствование поддерживается силой, наложенной на себя и окружение; полностью освобожденное царствование йогина существует естественным образом благодаря вечной царственности божественной природы, союзу с его неограниченной универсальностью, в конечном счёте не принужденным пребыванием в своём превосходстве над инструментальной природой, через которую он действует. Его господство над вещами объясняется тем, что он стал един душой со всеми вещами. Если взять образ из римских институтов, то стоическая свобода – это свободный человек (libertus), который все еще остается зависимым от власти, которая когда-то держала его в рабстве; его свобода – это свобода, дарованная Природой, потому что он это заслужил. Свобода Гиты - это свобода вольного человека, истинная свобода рождения в высшей природе, самосуществующей в своей божественности. Что бы он ни делал и как бы ни жил, свободная душа живет в Божественном; он - привилегированное дитя в дворце, bālavat, который не может ошибиться или упасть, потому что все, чем он является и что делает, наполнено Совершенноым, Всеблаженным, Вселюбящим, Всепрекрасным. Царство, которым он наслаждается, rājyaṁ samriddham, – это сладкое и счастливое владычество, о котором можно сказать, по меткому выражению греческого мыслителя: "Царство - от ребенка".
Знание философа - это знание об истинной природе мирского существования, о быстротечности внешних вещей, о тщетности различий и отличий этого мира, превосходство
внутреннего спокойствия, мира, света, самостоятельности. Это равноприятие философского безразличия; оно приносит высокое спокойствие, но не более великую духовную радость; это изолированная свобода, мудрость, подобная мудрости лукрецианского мудреца, сидящего высоко на вершине скалы в своем превосходстве, с которого он смотрит вниз на людей, мечущихся в бурные водах, из которых он вырвался, – в конечном итоге нечто отстраненное и недействующее. Гита допускает философский мотив безразличия как предварительное движение; но безразличие к которому она в конце концов приходит, если это неадекватное слово вообще можно применить, в нем нет ничего от философской отстраненности. Это действительно позиция сидящего выше, udāsı̄navat, но так как Божественное восседает наверху, не имея никакой нужды в мире. Тем не менее Он всегда творит дела и присутствует повсюду, поддерживая, помогая, направляя труд существ. Это равенство основано на единстве со всеми существами. Оно привносит то, чего недостает философскому равенству; ибо его душа - это душа мира, но также и душа любви. Она видит в Божественном все существа без исключения, она едина с Я всех существ и поэтому находится в высшей симпатии со всеми ними. Всё, без исключения, aśesena, не только со всем, что хорошо, справедливо и приятно; ничто и никто, каким бы мерзким, падшим, преступным, отталкивающим ни был его облик, не может быть исключено из этого всеобщего, всецелого сочувствия и духовного единства. Здесь нет места не только для ненависти, гнева или немилосердия, но и для отстраненности, презрения или мелкой гордыни превосходства.
Божественное сострадание к невежеству борющегося ума, божественная воля излить на него весь свет, всю силу и все счастье, действительно будет присутствовать там, для внешнего человека; но для божественной Души внутри него будет нечто большее, там будет обожание и любовь. Ибо из всех, из вора, блудницы и изгоя, а также из святого и мудреца, Возлюбленный смотрит и кричит нам: "Это Я". "Тот кто любит Меня во всех существах", - какое слово может быть сильнее для предельной интенсивности и глубины божественной и вселенской любви, произнесенное любой философией или любой религией?
Смирение - основа своего рода религиозного равноприятия, покорность божественной воле, терпеливое несение креста, покорное терпение. В Гите этот элемент принимает более широкую форму полной отдачи всего существа Богу. Это не просто пассивное подчинение, но активное самоотдавание; не только видение и принятие Божественной воли во всем, но отказ от собственной воли, чтобы стать орудием Мастера работ, и это не с меньшей идеей быть слугой Бога, но, фактически, по крайней мере, такого полного отречения и сознания, и дел перед Ним, что наше существо становится единым с Его существом, а безличная природа – лишь инструментом и ничем больше. Все результаты, хорошие или плохие, приятные или не очень, удачные или неудачные, принимается как принадлежащие Хозяину наших действий, так что в конце концов горе и страдания не только переносятся, но и изгоняются: устанавливается совершенное равенство эмоционального ума. В этом инструменте нет предположения о личной воле; видно, что все уже разработано во всеведущем предвидении и всемогущей действенной силе универсального Божественного, и что эгоизм людей не может изменить работы этой Воли. Поэтому окончательная позиция – та, которую которое предписывается Арджуне в одной из последующих глав: "Все уже было уже сделано Мною по Моей божественной воле и предвидению; стань лишь возможностью, о Арджуна", nimitta-mātraṁ bhava savyasācin. Это отношение должно в конце концов привести к абсолютному единению личности с Божественной Волей и, по мере роста знания, привести к безупречной реакции инструмента на божественную Силу и Знание. Совершенное, абсолютное равенство самоотдачи, превращение ментальности в пассивный канал божественного Света и Силы, активного существа в могущественный инструмент для его работы в мире, – такова будет позиция этого высшего союза Трансцендентного, универсального и индивидуального.
Равенство будет и в том, что касается действий других людей на нас. Ничто из того, что они могут сделать, не изменит внутреннего единства, любви, симпатии, которые возникают из восприятия единого Я во всех, Божественного во всех существах. Но покорное терпение и подчинение им и их поступкам, пассивное непротивление, не будет необходимой частью действия; оно и не может быть таковым, поскольку постоянное инструментальное повиновение Божественной и универсальной Воле должно означать столкновения противоположных сил, наполняющих мир конфликтами личных воль, которые стремятся скорее к своему собственному эгоистическому удовлетворения. Поэтому Арджуне предписывается сопротивляться, сражаться, бороться; но бороться без ненависти, без личного желания, без личной вражды или антагонизма, поскольку для освобожденной души эти чувства невозможны. Действовать в интересах локасанграхи, безличностно, для поддержания и ведения народов на пути к божественной цели, - это правило, которое неизбежно вытекает из единства души с Божественным, универсальным Существом, поскольку в этом заключается весь смысл и направление универсального действия.
Оно также не противоречит нашему единству со всеми существами, даже с теми, кто представляет себя здесь здесь как противники и враги. Ибо Божественная цель – это и их цель также, поскольку она является тайной целью всех, даже тех, чьи внешние умы, введенные в заблуждение невежеством и эгоизмом, сбиваются с пути и сопротивляются побуждению. Сопротивление и поражение – лучшая внешняя услуга, которую можно оказать им. Благодаря такому восприятию Гита избегает ограничивающих выводов, которые можно было бы сделать из доктрины равенства, непрактично отменяющей все отношений и ослабления любви без знания, в то время как она сохраняет в неприкосновенности единственное существенное. Для души единство со всеми, для сердца спокойная всеобщая любовь, сочувствие, сострадание, а для рук - свобода безлично творить благо, не того или иного человека, без учета или в ущерб божественному плану, а во имя цели творения, во имя благосостояния и спасения людей, общего блага всего существования.
Единство с Богом, единство со всеми существами, осознание вечного божественного единства повсюду и привлечение людей к этому единству – вот закон жизни, который вытекает из учения Гиты. Нет ничего более великого, более широкого, более глубокого.
Освободившись, жить в этом единстве, чтобы помогать человечеству на пути, ведущем к нему, и при этом совершать все дела для Бога и помогать человеку также совершать с радостью и принятием все работы, к которым он призван, kritsna-karma-krit, sarvakarmāni josayan, нет более великого или более свободного правила божественных работ и не может быть. Эта свобода и это единство – тайная цель нашей человеческой природы и высшая воля в существовании расы. Это то, к чему она должна обратиться ради счастья всего того, что человечество теперь напрасно ищет, когда однажды люди поднимут свои глаза и свои сердца, чтобы увидеть Божественное в себе и вокруг, во всем и везде, sarvesu, sarvatra, и узнают, что именно в Нем они живут, а эта низшая природа разделения -- лишь тюремная стена которую они должны разрушить, или, в лучшем случае, школа для младенцев, которую которую они должны перерасти, чтобы стать взрослыми по своей природе и свободными по духу. Стать единым целым с Богом вверху, с Богом в человеке и с Богом в мире – вот смысл освобождения и секрет совершенства.
XXI
Детерминизм
(Предопределение) природы
КОГДА мы сможем жить в высшем Я благодаря единству работ и самопознания, мы превосходим метод низших работ Пракрити. Мы больше не порабощены Природой и ее гунами, но, единые с Ишварой, властелином нашей природы, мы можем использовать ее
не подчиняясь цепям Кармы, ради целей Божественной Воли в нас; ибо таково наше великое «Я» - он Владыка ее работ и не подвержен беспокойному напряжению ее реакций. Напротив, душа, невежественная в Природе, порабощена этим неведением и его формами, поскольку отождествляется, к несчастью, не со своей истинной сущностью, не с Божественным, которое выше неё, но глупым образом с эго-умом, который является подчиненным фактором в ее операциях, несмотря на преувеличенную форму, которую он создает, хотя это просто ментальный узел и точка опоры для игры природных механизмов. Чтобы разрушить этот узел, больше не делать эго центром и бенефициаром наших работ, но извлекать все из божественной Сверхдуши и направлять все к ней, вот путь к превосходству над всеми беспокойными проблемами Природных режимов. Так как это означает жить в высшем сознании, а эго-разум является лишь его деградацией, и действовать в равной и единой Воле и Силе, а не в беспорядочной игре гун, которая является искажённым поиском и стремлением, беспокойством, низшей майей.
Отрывки, в которых Гита делает акцент на подчинении эго-души Природе, некоторые понимают как как провозглашение абсолютного и механического детерминизма. который не оставляет места для какой-либо свободы в космическом существовании. Конечно, язык, который она использует, эмфатичен и кажется весьма абсолютным. Но здесь, как и в других местах, мы должны воспринимать мысль Гиты в целом, а не навязывать ее утверждения в их одиночном смысле, полностью отделяя одно от другого, так как действительно каждая истина, как бы истинна она не была сама по себе, всё же, взятая отдельно от других, которые одновременно ограничивают и дополняют ее, становится ловушкой, связывающей интеллект и вводящей в заблуждение догмой; ибо в действительности каждая из них - это одна нить сложного полотна, и ни одна нить не должна быть отделена от полотна. Все в Гите так переплетено и должно быть понято в его отношении к целому. Сама Гита проводит различие между теми, кто не обладает знанием целого, akritsnavidah и введен в заблуждение частичными истинами существования, и йогином, обладающим синтетическим знанием тотальности, крицна-вит. Видеть все существование устойчиво и видеть его целиком и не быть введенным в заблуждение его противоречивыми истинами, это первая необходимость для спокойной и полной мудрости, к которой призван подняться Йогин. Определенная абсолютная свобода – это один из аспектов отношений души с Природой на одном из полюсов нашего сложного бытия; некий абсолютный детерминизм со стороны Природы – противоположный аспект на противоположном полюсе; и есть также частичный и кажущийся, следовательно, нереальный фантом свободы, который душа получает благодаря искаженному отражению этих двух противоположных истин в развивающемся менталитете.
Именно последнему мы обычно отдаем, более или менее неточное название «свобода воли»; но Гита не рассматривает как свободу как нечто, что не было бы полным освобождением и овладением.
Мы всегда должны помнить о двух великих доктринах которые стоят за всеми учениями Гиты в отношении души и природы, - санкхьяистскую истину о Пуруше и
Пракрити, исправленную и дополненную ведантистской истиной о тройном Пуруше и двойной Пракрити, из которых низшая низшая форма – это майя трех гун, а высшая – это
божественная природа и истинная душа-природа. Это ключ, который примиряет и объясняет то, что в противном случае мы могли бы оставить как противоречия и несоответствия. На самом деле существуют различные планы нашего сознательного существования, и то, что является практической истиной на одном плане, перестает быть истиной, поскольку она принимает совершенно иной вид, как только мы поднимаемся на более высокий уровень, с которого мы мы можем видеть вещи в целом. Последние научные открытия показали, что человек, животное, растение и даже металл имеют по сути, одни и те же жизненные реакции и, следовательно, они будут, если у каждого из них есть определенный вид того, что за неимением лучшего слова мы должны назвать нервным сознанием, обладать одной и той же основой механической психологии. И все же, если бы каждый из них мог дать свой собственный ментальный отчет о том, что он испытывает, мы получили бы четыре совершенно разных и во многом противоречивых изложения одних и тех же реакций и одних и тех же природных принципов, потому что они приобретают, по мере того как мы поднимаемся по шкале бытия, разный смысл и значение и должны оцениваться с различных точек зрения. Так обстоит дело и с уровнями человеческой души. То, что мы в обыденном сознании называем свободой воли и имеем определенное ограниченное оправдание для того, чтобы так ее называть, все же представляется йогину, поднявшемуся за пределы и для которого наша ночь – день, а день – ночь, вовсе не свободной волей, а подчинением режимам Природы. Он рассматривает те же факты, но с более высокой точки зрения всезнающего, kritsna-vit, в то время как мы смотрим на все это с более ограниченным менталитетом нашего частичного знания, akritsnavidah, которое является неведением. То, что мы называем своей свободой, для него – рабство.
Ощущение невежества в отношении нашего предположения о свободе, когда человек все время находится в сетях этой низшей природы, - вот точка зрения, к которой приходит Гита, и именно в противоречии с этим невежественным утверждением она утверждает полное подчинение эго-души гунам на этом плане. «В то время как действия совершаются полностью силами природы, - говорится в ней, - тот, чья «я» сбито с толку эгоизмом, думает, что это его «я» совершает действия. Но тот, кто знает истинные принципы разделения режимов и работ, понимает, что именно режимы действуют и реагируют друг на друга, и не попадает в них из-за привязанности. Те, кого смущают режимы, привязываются к режимам и их работам; тупые умы, не знающие целого, не позволяют знающим целое беспокоить их в их ментальной позиции. Отдавая Мне дела свои, свободный от желаний и эгоизма, сражайся, освобождаясь от лихорадки чвоей души». Здесь проводится четкое различие между двумя уровнями сознания, двумя точками зрения на действия: душа, запутавшаяся в паутине своей эгоистической природы и творящая дела с идеей, но не с реальностью свободной воли, под побуждением природы, и душа, освобожденная от отождествления с эго, наблюдающая, санкционирующая и управляющая работами Природы сверху.
Мы говорим о том, что душа подвластна природе, но, с другой стороны, Гита, различая свойства души и Природы, утверждает, что в то время как Природа – исполнительница, то душа всегда владыка, ишвара. Здесь говорится о том, что «я» сбито с толку эгоизмом, но истинное «Я» для ведантина – это божественное, вечно свободное и самоосознающее. Что же это за «я», которое сбито с толку Природой, эта душа, которая подчиняется ему? Ответ заключается в том, что мы говорим здесь в обыденной речи о нашем низшем или ментальном видении вещей; мы говорим о кажущемся «я», о кажущейся душе, а не о реальном «я», не об истинном Пуруше. На самом деле эго, которое подчиняется Природе, неизбежно, потому что оно само является частью Природы, одним из механизмов ее функционирования; но когда самосознание в уме-сознании отождествляет себя с эго, оно создает видимость низшего «я», эго-самости. Так и то, что мы обычно считаем душой, на самом деле является природной личностью, не истинной Личностью, не Пурушей, но душой-желанием в нас, которая является отражением сознания Пуруши в действиях Пракрити: на самом деле она сама является лишь действием трех режимов и, следовательно, частью Природы. Таким образом, в нас, можно сказать, есть две души: кажущаяся или душа-желание, которая меняется в зависимости от мутаций гун и полностью сформирована и определяется ими, и свободный и вечный Пуруша, не ограниченный Природой и ее гунами.
У нас есть два «я»: кажущееся «я», которое есть только эго, тот ментальный центр в нас, который принимает это изменчивое действие Пракрити, эту изменчивую личность, и говорит: «Я - это личность, я - это природное существо, которое совершает эти действия”, – но природное существо – это просто Природа, составная часть, состоящая из гун, – и истинное «я», которое, действительно, является держателем, обладателем и властелином Природы и фигурирует в ней, но само не является изменчивой природной личностью. Путь к свободе тогда заключается в том, чтобы избавиться от желаний этой души-желания и ложного самосозерцания этого эго. «Освободившись от желаний и эгоизма, - взывает Учитель. – “борись со всем жаром души твоей, вышедшим из тебя», - nirāśı̄r nirmamo bhūtvā.
Этот взгляд на наше бытие исходит из санкхьяистского анализа двойственного принципа в нашей природе, Пуруши и Пракрити. Пуруша неактивен, акарта; Пракрити активна, картрӣ: Пуруша - это существо, полное света сознания; Пракрити - это природа, механическая, отражающая все свои действия в сознательном свидетеле, Пуруше. Пракрити действует благодаря неравенству трех своих модальностей, гун, в вечном их столкновении, смешении и мутации друг с другом; и своей функцией эго-ума она заставляет Пурушу отождествлять себя со всей этой работой и таким образом создает ощущение активной, изменчивой, временной личности в безмолвной вечности “Я”. Нечистое природное сознание заслоняет чистое душу-сознание; ум забывает о Личности в эго и личности; мы страдаем, так как различающий интеллект увлекается чувственным разумом и его исходящими функциями, а также желанием жизни и тела. До тех пор, пока Пуруша санкционирует это действие, эго, желание и неведения должны управлять естественным существом.
Но если бы все это было так, то единственным средством было бы отменить полностью санкцию, заставить или принудить всю нашу природу, благодаря этой отмене,
впасть в неподвижное равновесие трех гун и таким образом прекратить всякое действие.
Но это именно то средство, - хотя это, несомненно, то средство, которое уничтожает, можно сказать, пациента вместе с болезнью, - от которого Гита постоянно отговаривает. Тем более, что прибегать к тамасическому бездействию - это именно то, что сделают невежды, если эта истина будет навязана им; различающий ум у них впадет в ложное разделение, ложное противостояние, буддибхеда; их активная природа и их интеллект будут разделены друг против друга и произведут беспорядок и путаницу без истинного результата, ложную и самообманную линию действий, mithyācāra, или же просто тамасическую инерцию, прекращение работы, ослабление воли к жизни и действию, не освобождение, а скорее подчинение самому низшему из трех гун, тамасу, принципу невежества и инерции. Или же они вообще не смогут ничего понять, они будут находить недостатки в этом высшем учении, утверждать против него свой нынешний ментальный опыт, свое невежественное представление о свободе воли и, что еще более подтверждается правдоподобностью их логики в их недоумении и обмане эго и желаний, потеряют свой шанс на освобождение в более глубоком, более упрямом подтверждении невежества.
На самом деле, эти высшие истины могут быть полезны только потому, что только там они доступны для восприятия и могут быть прожиты на более высоком и обширном плане сознания и бытия. Смотреть на эти истины снизу – значит неправильно их видеть, понимать и, вероятно, злоупотреблять ими. Высшая истина заключается в том, что различие между добром и злом действительно является практическим фактом и законом, применимым к эгоистической человеческой жизни, которая является этапом перехода от животного к божественному, но на более высоком плане мы поднимаемся за пределы добра и зла, становимся выше их двойственности, так же как Божество находится над ними. Но незрелый ум, ухватившийся за эту истину, не поднявшись из низшего сознания, где она практически бесполезна, просто использует ее в качестве удобного предлога для потакания своим асурическим наклонностям, полностью отрицая различие между добром и злом и
все глубже погружаясь в трясину погибели, потакая своим желаниям, сарва-джняна-вимудхан настан ацетасах. То же самое и с истиной о природном детерминизме; ее будут неправильно понимать и злоупотреблять ею, как злоупотребляют ею те, кто заявляет, что человек таков, каким его создала природа, и не может поступать иначе, чем так, как того требует его природа. В некотором смысле это верно, но не в том смысле, который к этому прилагается, не в том смысле, что эго-самость может претендовать на безответственность и безнаказанность в своих действиях; ибо у него есть воля и желание, и до тех пор, пока оно действует в соответствии со своей волей и желанием, даже хотя такова его природа, он должен выносить рекцию своей Кармы. Он в сети, если хотите, в ловушке, которая вполне может показаться запутанной, нелогичной, несправедливой, ужасной для его нынешнего опыта, для его ограниченного самопознания, но это ловушка по его собственному выбору, сеть, которую он сам соткал.
В Гите действительно говорится: “Все сущее следует своей природе, и какая польза от принуждения?”, и, если принять это как данность, кажется безнадежно абсолютным утверждением всемогущества Природы над душой; “даже человек знания действует в соответствии со своей собственной природой”. И на этом основывается предписание неукоснительно следовать в своих действиях закону нашей природы. “Лучше собственный закон деятельности, свадхарма, хотя и ошибочный сам по себе, чем хорошо сформулированный чужой закон; лучше умереть по собственному закону бытия, но следовать чужому закону опасно”. Что именно подразумевается под это свадхармой нам придется подождать, чтобы увидеть, пока мы не перейдем к более подробному исследованию в заключительных главах о Пуруше и Пракрити и гунах; но, конечно, это не значит, что мы должны следовать какому-либо импульсу, даже злому, который диктует нам то, что мы называем нашей природой. Ибо между этими двумя стихами Гита добавляет следующее наставление: “В объекте того или иного чувства симпатия и антипатия подстерегают в засаде; не попадайся в их власть, ибо они являются препятствиями на пути души”. И сразу после этого, в ответ на возражение Арджуны кто спрашивает, нет ли ошибки в следовании своей природе, что мы тогда должны сказать о том, что в нас толкает человека на грех, как будто насильно, даже против его собственной воли, Учитель отвечает, что это желание и сопутствующий ему гнев, дети раджаса, второй гуны, это принцип страсти, и это желание является величайшим врагом души и должно быть уничтожено. Воздержание от злодеяний провозглашается в нем первым условием освобождения и всегда требует самообладания, самоконтроля, самьямы, контроля над умом, чувствами, всем
низшим существом.
Поэтому следует проводить различие между тем, что является существенным в природе, ее естественным и неизбежным действием, которое она никак не может подавить, пресекать, принуждать, и тем, что является случайным, ее блужданиями, путаницей, извращениями, над которыми мы, безусловно, должны установить контроль. Также подразумевается различие между принуждением и подавлением, ниграха, и контролем при правильном использовании и правильном руководстве, самьяма. Первое – это насилие, совершаемое над природой волей, которое в конце концов подавляет естественные силы существа, атманам авасадайет; второе – это контроль высшего "я" над низшим “я”, который успешно обеспечивает правильное действие этих сил и их максимальную эффективность, — йогах кармасу каушалам. Эта природа самьямы очень ясно выражена в Гите в начале ее шестой главы: “С помощью "я" ты должен освободить "я", ты не должен подавлять "я" (будь то потакание своим желаниям или подавление); ибо "я" - это друг "я" и "я" это враг. Для человека его "я" - друг, в котором (низшее) "я" побеждено (высшим) "я", но для того, кто не владеет своим (высшим) ”я", (низшее) "я" является как бы врагом и действует как враг".
Когда человек побеждает свое "я" и достигает спокойствия совершенного самообладания, тогда высшее "я" человека утверждается даже в его внешне сознательном человеческом существе, самахите. Другими словами, подчинение низшего "я" высшему, естественного "я" духовному - это путь совершенствования и освобождения человека.
Таким образом, в этом заключается очень важное уточнение детерминизма Природы, четкое ограничение его значения и сферы охвата. Как происходит переход от подчинения к господству, лучше всего видно, если мы наблюдаем за работой гун в масштабе Природы снизу до вверху. В самом низу находятся существа, в которых верховенствует принцип тамаса, существа, которые еще не не достигли света самосознания и полностью ведомы течением Природы. Воля есть даже в атоме, но мы достаточно ясно видим, что это не свободная воля, потому что она механическая и атом не обладает волей, но захвачен ею.
Здесь буддхи, элемент интеллекта и воли в Пракрити, на самом деле и явно является тем, чем его утверждает Санкхья, – jada, механический, даже несознательный принцип, в котором свет сознательной Души не пробился на поверхность: атом не осознает разумной воли; тамас, инертный и невежественный принцип, держит его в своей хватке, содержит раджас, скрывает саттву внутри себя и проводит высокий праздник мастерства, Природа заставляя эту форму существования действовать с потрясающей силой действительно, но как механический инструмент, yantrārūdhaṁ māyayā. Далее, в растении принцип раджаса вырвался на поверхность, с его силой жизни, с его способностью к нервным реакции, которые в нас узнаваемы как удовольствие и страдание, но саттва еще полностью вовлечена, еще не возникла, чтобы пробудить свет сознательной разумной воли; все остается механическим, подсознательным или полусознательным, тамас сильнее раджаса, оба тюремщики заключенной саттвы.
В животном, хотя тамас все еще силен, хотя мы все еще можем описать его как принадлежащий к тамасическому творению, тамаса сарга, однако раджас преобладает над тамасом гораздо больше, принося с собой развитую силу жизни, желания, эмоции, страсти, удовольствия, страдания, в то время как саттва, возникшая, но все еще зависимая от
низших действий, вносит в них первый свет сознания разума, механическое чувство эго, сознательную память, определенный вид мышления, особенно чудеса инстинкта и животной
интуиции. Но пока буддхи, разумная воля, еще не не развилась до полного света сознания; поэтому за свои поступки животное не может нести никакой ответственности. Тигра можно обвинить в убийстве и пожирании не больше, чем атом за его слепое движение, огонь – за сжигание и истребление или бурю за ее разрушения. Если бы он мог ответить на этот вопрос, то тигр, подобно человеку, сказал бы, что у него есть свобода воли, эгоизм исполнителя, он бы сказал: «Я убиваю, я пожираю»; но мы достаточно ясно видим, что на самом деле это не тигр, но Природа в тигре, которая убивает, именно Природа в тигре, которая пожирает; и если он воздерживается от убийства или пожирания, то это от сытости, от страха или от лени, от другого принципа Природы в нем, от действия гуны, называемой тамас. Какова Природа в животном, которая убивает, такова же Природа в животном, которая воздерживается от убийства. Какая бы душа ни находилась в нем, она санкционирует пассивно действия Природы, так же она пассивна в своей страсти и активности, так и в своей праздности или бездействии. Животное, как и атом, действует в соответствии с механизмом своей природы, а не иначе, sadrśaṁ cestate svasyāh prakriteh, как будто установленный на машине, yantrārūdho māyayā.
Хорошо, но в человеке, по крайней мере, есть другое действие, свободная душа, свободная воля, чувство ответственности, реальный исполнитель, отличный от Природы,
отличный от механизма Майи? Так кажется, потому что в человеке есть сознательная разумная воля; буддхи полное света наблюдающего Пуруши, который через него, кажется, наблюдает, понимает, одобряет или не одобряет, дает или не дает санкцию, и, кажется, наконец-то начинает быть властелином своей природы. Человек не похож на тигра, на огонь, или на бурю; он не может убивать и говорить в качестве достаточного оправдания: «Я действую в соответствии с моей природой», и он не может этого делать, потому что у него у него нет такой природы и, следовательно, нет закона действия, свадхармы, тигра, бури или огня. У него есть сознательная разумная воля, буддхи, и с ней он должен соотносить свои действия. Если он этого не делает, если он действует вслепую, руководствуясь своими импульсами и страстями, значит, закон его бытия не выработан должным образом, свадхарма su-anusthitah, он не действует в соответствии с полной мерой своей человечности, почти даже как животное. Это правда, что принцип раджаса или принцип тамаса овладевает его буддхи и побуждает его оправдывать любое действие, которое он совершает или избегать действий; но все же оправдание или, по крайней мере, ссылка на буддхи должна присутствовать либо до, либо после совершения действия. И, кроме того, в человеке саттва бодрствует и действует не только как разум и разумная воля, но и как стремление к свету, к правильному знанию и правильному действию в соответствии с этим знанием, как сочувственное восприятие существования и требований других, как попытка познать высший закон своей собственной природы, который саттвический принцип создает в нем, и подчиниться ему, и как представление о большем мире и счастье которые несут с собой добродетель, знание и сочувствие. Он более или менее несовершенно знает, что он должен управлять своей раджасической и тамасической природой посредством своей саттвической природы и что именно к этому напрвлено совершенство его нормальной человечности.
Но является ли свободой условие преимущественно саттвической природы и является ли эта воля в человеке свободной волей? Это отрицает Гита с точки зрения высшего сознания, в котором только и есть истинная свобода. Буддхи, или сознательная разумная воля, по-прежнему является инструментом Природы, и когда она действует, даже в самом саттвическом смысле, все равно действует Природа, а колесо майи приводит в движение душу. В любом случае, по меньшей мере девять десятых нашей свободы воли – это ощутимая фикция; эта воля создается и определяется вовсе не ее собственным самосуществующим действием в данный момент, но нашим прошлым, нашей наследственностью, нашим воспитанем, нашим окружением, всей этой огромной сложной вещью, которую мы называем
Кармой, которая является, позади, всеми прошлыми действиями Природы на нас и окружающий мир, сходящиеся в индивидууме, определяя, чем он является, какой должна быть его воля в данный момент и определяяя, насколько можно судить, даже его действие в данный момент. Эго всегда ассоциирует себя со своей Кармой и говорит “я сделал”, “я буду” и “я страдаю”, но если оно посмотрит на себя и увидит, как оно было создано, оно обязано сказать о человеке как о животном: “Природа сделала это во мне, Природа желает этого во мне”, и если это уточняется словами “моя природа”, то это означает только “Природа, самоопределивша себя в этом индивидуальном существе”. Именно сильное восприятие этого аспекта существования заставило буддистов заявить, что все есть карма и что в существовании нет " я", что идея "я" – это всего лишь иллюзия эго-ума. Когда эго думает: “Я выбираю и совершаю это добродетельное, а не злое действие”, оно просто ассоциирует себя с чем-то вроде мухи в колесе, или, скорее, с винтиком или другой частью механизма, если бы он был сознательным, с преобладающей волной или сформированным течением саттвического принципа, с помощью которого Природа выбирает через буддхи один тип действия, в предпочтении другому. Природа формирует себя в нас и творит в нас волю, как выразила бы Санкхья, для удовольствия бездеятельного наблюдающего Пуруши.
Но даже если это крайнее утверждение нуждается в уточнении, и ниже мы увидим, в каком смысле, все равно свобода нашей индивидуальной воли, если мы решим дать ей такое название, очень относительна и почти бесконечно мала, настолько сильно она переплетена с другими определяющими элементами. Её сильнейшая сила не означает мастерства. Нельзя полагаться на то, что она устоит перед мощной волной обстоятельств или другой природой, которая либо подавляет, либо изменяет, либо смешивается с ней, либо, в лучшем случае, тонко обманывает и обходит её. Даже самая саттвическая воля настолько подавлена или смешана или обманута раджасическими и тамасическими гунами, и лишь отчасти саттвическими, что возникает тот достаточно сильный элемент самообмана, совершенно непроизвольного и даже невинного притворства и сокрытия от самого себя, который безжалостный глаз психолога обнаруживает даже в самых лучших человеческих поступках.
Когда мы думаем, что действуем совершенно свободно, за нашими действиями скрываются силы, которые ускользают от самого тщательного самоанализа; когда мы думаем, что свободны от эго, эго присутствует, скрытое, как в уме святого, так и в уме грешника. Когда у нас действительно открылись глаза на наши действия и их причины, мы обязаны сказать вместе с Гитой “гуна гунэсу вартанте“ – ”это действия природы воздействовали на действия природы".
По этой причине даже сильное преобладание саттвического принципа не является свободой. Ибо, как указывает Гита , саттва связывает так же сильно, как и другие гуны, и связывает точно так же, посредством желания, посредством эго; более благородного желания, более чистого эго, — но до тех пор, пока в какой-либо форме эти двое удерживают существо,
свободы нет. У человека добродетели, знания есть свое эго добродетельного человека, эго его знания, и это саттвическое эго, которое он стремится удовлетворить; ради себя самого он стремится к добродетели и знанию. Только когда мы перестаем удовлетворять эго, думать и желать из эго, из ограниченного “я” в нас, тогда есть настоящая свобода. Другими словами, свобода, высшее самообладание начинаются тогда, когда над своим природным "я" мы видим и поддерживаем высшее "Я", по отношению к которому эго является препятствующей завесой и ослепляющей тенью. А это может произойти только тогда, когда мы увидим в себе единое "Я", возвышающееся над Природой, и сделаем наше индивидуальное существо единым с ним в бытии и сознании, а его индивидуальную природу действия - всего лишь инструментом высшей Воли, единственной Воли, которая действительно свободна. Для этого мы должны подняться высоко над тремя гунами, стать тригунатита; ибо это "Я" находится за пределами даже саттвического принципа. Мы должны подняться к нему через саттву, но мы достигаем его только тогда, когда выходим за пределы саттвы; мы достигаем его из эго, но достигаем его, только покинув эго. Нас влечет к нему высочайшее, самое страстное, самое грандиозное и экстатическое из всех желаний; но мы можем спокойно жить в нем только тогда, когда все желания покидают нас. На определенном этапе мы должны освободиться даже от желания нашего освобождения.
XXII
За пределами гун природы
Таким образом, детерминизм Природы простирается очень далеко, и он сводится к тому, что эго, из которого мы действуем, само является инструментом действия Пракрити и, следовательно, не может быть свободным от контроля Пракрити; воля эго - это воля, определяемая Пракрити, она является частью природы в том виде, в каком она сформировалась в нас в результате ее собственных прошлых действий и самоизменения, а также сформировавшаейся в нас природе и сформировавшейся в ней воле, определяющей наше нынешнее действие. Некоторые говорят, что первое инициирующее действие всегда оставляет за нами свободу нашего выбора, в какой бы степени все последующее ни определялось им, и в этой силе посвящения и ее влиянии на наше будущее заключается наша ответственность. Но где же то первое действие в Природе, за которым не стоит определяющее прошлое, где то нынешнее состояние нашей природы, которое в целом и деталях не является результатом действия нашей прошлой природы? У нас создается впечатление свободного первоначального действия, потому что мы живем в каждый момент, начиная с нашего настоящего и направляясь к нашему будущему, и мы не возвращаемся постоянно из нашего настоящего в наше прошлое. То, что сильно живо в нашем уме – это настоящее и его последствия, в то время как мы гораздо менее живо воспринимаем наше настоящее, как всецело следствие нашего прошлого; на последнее мы склонны смотреть так, как будто оно умерло и с ним покончено. Мы говорим и действуем так, как будто в этот чистый и непорочный момент мы совершенно свободны делать с собой все, что пожелаем, используя абсолютную внутреннюю независимость выбора. Но такой абсолютной свободы нет, наш выбор не обладает такой независимостью.
Конечно, воля в нас всегда должна выбирать между определенным количеством возможностей, ибо именно так всегда действует Природа; даже наша пассивность, наш отказ от воли – это сам по себе выбор, сам по себе акт воли Природы в нас; даже в атоме всегда действует воля. Вся разница в том, насколько мы связываем наше представление о себе с действием воли в природе; когда мы так себя ассоциируем, мы думаем о ней как о нашей воле и говорим, что это свободная воля и что это именно мы действуем. И ошибка это или нет, иллюзия или нет, но эта идея о нашей воле, о нашем действии не является чем-то неважным или не имеет никакой пользы; все в природе имеет последствия и полезность.
Это скорее тот процесс нашего сознательного бытия, благодаря которому Природа в нас становится все более и более осознанной и отзывчивой на присутствие тайного Пуруши внутри нее и открывается благодаря такому возрастанию знания к большей возможностей для действия; именно с помощью эго-идеи и личной воли она поднимает себя к своим собственным высшим возможностям, поднимается из чистой или преобладающей пассивности тамасической природы в страсть и борьбу раджасической природы и из страсти и борьбы раджасической природы к более великому свету, счастью и чистоте саттвической природы. Относительное владение собой, которое обретает природный человек, - это область, достигнутая высшими возможностями его природы над ее низшими возможностями, и это происходит в нем, когда он связывает свое представление о себе с борьбой высшай гуны за овладение, преобладание над низшей гуной. Чувство свободной воли, иллюзорной или нет, является необходимым механизмом действия Природы, необходимым человеку в процессе его развития, и для него было бы катастрофой потерять его прежде, чем он будет готов к более высокой истине. Если утверждать, как это уже было сказано, что Природа обманывает человека чтобы он исполнял ее желания, и что идея свободной индивидуальной воли является наиболее сильным из этих заблуждений, то следует также сказать что это заблуждение служит его благу, и без него он не смог бы подняться до своих полных возможностей.
Но это не явное заблуждение, а всего лишь ошибка точки зрения и ошибка положения. Эго думает, что оно и есть реальное «я» и действует так, как если бы оно было истинным центром действия и как если бы все существовало ради него, и здесь оно совершает ошибку точки зрения и положения. Оно не ошибается, думая, что есть что-то или кто-то внутри нас самих, внутри этого действия нашей природы, кто является истинным центром ее действия и для кого всё существует; но это не эго, это Господь, скрытый в наших сердцах, божественный Пуруша и Джива, отличный от эго, который является частью его существа. Самоутверждение эго-чувства – это искаженная и изломанная тень в нашем сознании той истины, что внутри нас есть реальное Я, которое является хозяином всего и для кого и по чьей воле Природа творит свои дела. Таким образом, также и представление эго о свободе воли - это искаженное и неуместное ощущение истины о том, что внутри нас есть свободное Я и что воля в Природе является лишь измененным и частичным отражением его воли, измененным и частичным, потому что она живет в последовательных моментах Времени и действует путем постоянной серии модификаций, которые забывают о своих предшественниках и лишь несовершенно
осознают свои собственные последствия и цели. Но Воля внутри, превышающая мгновения Времени, знает все это, и Действие Природы в нас – это попытка, можно сказать, выработать в трудных условиях естественного и эгоистического неведения то, что предвидит в полном супраментальном свете внутренная Воля и Знание.
Но в нашем прогрессе должно наступить время, когда мы будем готовы открыть глаза на подлинную истину нашего бытия, и тогда заблуждение нашей эгоистической свободной воли должно отпасть от нас. Отказ от идеи эгоистической свободы воли не означает прекращения действия, потому что Природа является исполнителем и осуществляет свои действия и после того, как этот механизм будет устранен, точно так же, как она делала это до того, как он начал использоваться в процессе ее эволюции. В человеке, который отверг это, она, возможно, даже сможет развить большее действие, поскольку его разум может лучше осознавать все, что присуще его природе посредством самосозидания прошлого, лучше осознает силы, которые окружают его и воздействуют на него, помогая или препятствуя его росту, также лучше осознает скрытые большие возможности, которые оно содержит в себе благодаря всему тому, что в нем невыражено, или способно к выражению; и этот ум может быть более свободным каналом для санкционирования Пурушей больших возможностей, которые он видит, и более свободным инструментом для реакции Природы, для ее результирующей попытки их развития и реализации. Но отказ от свободы воли не должен быть простым фатализмом или идеей естественного детерминизма в понимании без какого-либо видения истинного "Я" в нас; ибо тогда эго все еще остается нашей единственной идеей о "я", и, поскольку оно всегда является инструментом Пракрити, мы все еще действуем посредством эго и своей воли как ее инструмент, и идея в нас не приносит реальных изменений, но это всего лишь модификация нашего интеллектуального подхода. Мы примем феноменальную истину о предопределенности нашего эгоистического бытия и действий Природой, мы увидим свое подчинение, но мы не увидим нерожденное "Я" внутри, которое выше действия гун; мы не увидим где находятся наши врата свободы. Природа и эго – это еще не все, чем мы являемся; есть свободная душа, Пуруша.
Но в чем же заключается эта свобода Пуруши? Пуруша современной философии Санкхьи свободен по сути своего существа, но поскольку он не действующий, акарта; и в той мере, в какой он позволяет Природе отбрасывать на бездействующую Душу тень её действия, он становится феноменально связанным действиями гун и не может вернуть себе свободу, но лишь только путем разрыва с ней и прекращения ее деятельности. Если тогда человек отбросит от себя представление о себе как о деятеле или о своих делах, если, как предписывает Гита, он утвердится во мнении о себе как о бездеятельном неделателе, атманам акартарам, и все действия воспринимает не как свои собственные, а как действие Природы, как игру ее гун, разве не последует подобный результат? Санкхья Пуруша – это тот, кто дает санкцию, но только пассивную санкцию, анумати, работа полностью принадлежит Природе; по сути, он является свидетелем и опорой, а не управляющим и активным сознанием вселенского Божества. Он – Душа, которая видит и принимает, как зритель принимает представление пьесы, которую он смотрит, а не Душа, которая и управляет, и наблюдает за пьесой, задуманной им самим и поставленной в его собственном существе. Если затем он отзывает санкцию, если он отказывается признать иллюзию действия, благодаря которой игра продолжается, он также перестает быть поддерживающим, и действие прекращается, поскольку Природа совершает это только ради удовольствия наблюдающей сознательной Души, и только при его поддержке она может поддерживать это.
Следовательно, очевидно, что концепция взаимоотношений Пуруши и Пракрити, изложенная в Гите, отличается от концепции Санкхьи, поскольку одно и то же движение приводит к совершенно иному результату, в одном случае к прекращению трудов, в другом – к великому, бескорыстному и лишенному желаний, божественному действию. В Санкхье Душа и Природа – это две разные сущности, в Гите это два аспекта, две силы одного самосущего существа; Душа не только дает санкцию, но и повелевает Природой, Ишвара, благодаря тому, что она наслаждается игрой мира, благодаря тому, что она исполняет божественную волю и знание в системе вещей, поддерживаемое его санкцией и существующее благодаря его имманентному присутствию, существующее в его существе, управляемое законом его существа и заключенной в нем сознательной волей. Знать, откликаться на божественное бытие и природу этой Души, жить в них – вот цель отстранения от эго и его действий. Таким образом, человек поднимается над низшей природой гун к высшей божественной природе.
Движение, которым определяется это восхождение, является результатом сложного состояния Души в ее отношениях с Природой; это зависит от идеи Гиты о тройственном Пуруше. Душа, которая непосредственно определяет действие, мутации, последовательные
превращения Природы, – это Кшара, то, что, кажется, меняется вместе с ее изменениями, движется в ее движении, личность, которая в своем представлении о своем бытии следует изменениям своей личности, вызванным непрерывным действием ее Кармы. Природа здесь – это Кшара, постоянное движение и мутация во Времени, постоянное становление. Но эта Природа – просто исполнительная сила самой Души; ибо только тем, чем он есть, она может стать, только в соответствии с возможностями его становления, она может действовать; она осуществляет становление его существа. Ее карма определяется Свабхавой, собственной природой, законом самосовершенствования души, хотя, поскольку она является агентом и распорядителем процесса становления, часто кажется, что именно действие определяет природу. В соответствии с тем, что мы есть, мы действуем, и благодаря нашим действиям мы развиваемся, мы вырабатываем то, что мы есть. Природа – это действие, мутация, становление, и это Сила, которая осуществляет все это; но Душа – это сознательное Существо, от которого исходит эта Сила, из чьей сияющей субстанции сознания она черпает изменчивую волю, которая меняется и выражает свои изменения в её действиях. И эта Душа есть Единое и Многое; она – единственная Жизнь-существо, из которого состоит вся жизнь, и все эти живые существа; это космическое Сущее, и это все это множество космических существований, сарвабхутани, ибо все они Единое; все множество Пуруш в своей изначальной сущности являются одним-единственным Пурушей. Но механизм эго-чувства в Природе, который является частью ее действия, побуждает разум отождествлять сознание души с ограниченным становлением в данный момент, с суммой ее активного сознания в данной области пространства и времени, с результатом от момената к моменту суммы ее прошлых действий. Можно в какой-то мере осознать единство всех этих существ даже в самой Природе и осознать космическую Душу, которая проявляется во всем действии космической Природы, Природа, проявляющая Душу, Душа, составляющая Природу.
Но это значит осознавать только великое космическое Становление, которое не является ложным или нереальным, но знание которого само по себе не дает нам истинного знания о нашем "Я"; ибо наше истинное "Я" всегда есть нечто большее, чем это, и нечто за его пределами.
Ибо за пределами души, проявляющейся в Природе и связанной с ее действием, находится другое состояние Пуруши, которое является полностью состоянием, а вовсе не действием; это безмолвное, неизменное, всепроникающее, самосущее, неподвижное "Я", сарвагатам ачалам, неизменное Бытие, а не Становление, Акшара. В Кшаре Душа вовлечена в действие Природы, поэтому она сосредоточена, как бы растворяется в моментах Времени, в волнах Становления, не на самом деле, а только по видимости, следуя течению; в Акшаре Природа погружается в безмолвие и покоится в Душе, поэтому она осознает своё неизменное Бытие. Кшара - это Пуруша Санкхьи, когда она отражает многообразное действие гун Природы, и она осознает себя как Сагуна, Личностное; Акшара - это Пуруша Санкхьи , когда эти гуны пришли в состояние равновесия, и она осознает себя как Ниргуна, Безличное. Поэтому, в то время как Кшара, ассоциирующий себя с деятельностью Пракрити, кажется
вершителем трудов, карта, Акшара, отделенный от всех действий гун, является бездеятельным недеятелем, акарта, и свидетелем. Душа человека, когда она принимает позу Кшары, отождествляет себя с игрой личности и легко затуманивает свое знание чувством эго в Природе, так что он думает о себе как об эго-исполнителе трудов; когда она принимает позу Акшары, она отождествляет себя с Безличным и осознает Природу как деятеля, а себя – как бездеятельное свидетельствующее "Я", акартарам. Человеческий разум вынужден стремиться к одному из этих состояний равновесия, он воспринимает их как альтернативы; природа обязывает его к действию в виде изменений качества и личности или он свободен от ее работ в неизменной безличности.
Но эти два понятия – статус и неизменность Души и действие Души и ее изменчивость в Природе, на самом деле сосуществуют. И это было бы аномалией, несовместимой разве что с какой-нибудь теорией, подобной теории Майи или двойному и разделенному бытию, если бы не существовало высшей реальности существования Души, двумя противоположными аспектами которой являются эти два аспекта, но которая не ограничена ни одним из них. Мы видели, что Гита находит это в Пурушоттаме. Высшая Душа – это Ишвара, Бог, Повелитель всего сущего, сарвалока-махешвара. Он выдвигает свою собственную активную природу, свою Пракрити, – svām prakritim, говорит Гита, — проявляет в Дживе, разрабатывая свабхаву, “собственное становление”, каждого Дживы согласно закону божественного бытия в ней, великим линиям которого каждый Джива должна следовать, но разрабатывая также в эгоистичной природе из-за сбивающей с толку игры трех гун друг на друге, гуна гунесу вартанте. Это и есть трайгунямайи майя, человеку трудно преодолеть майю, дуратйайа, — но можно преодолеть ее, преодолев три гуны. Ибо в то время как все это совершается Ишварой посредством его Природной Силы в Кшаре, в Акшаре он незатронут, безразличен, одинаково относится ко всему, простирается во всем, но в то же время выше всего. Во всех трех он является Господом, верховным Ишварой в высшей, управляющей и всепроникающей Безличности, прабху и вибху, в Акшаре, и имманентной Волей и присутствующим активным Господом в Кшаре. Он свободен в своей безличности, даже когда осуществляет игру своей личности; он не просто безличный или личностный, но одно и то же существо в двух аспектах; он безличностно-личностный, ниргуно гуни, из Упанишад. Благодаря ему все было предрешено еще до того, как исполнится, – как он говорит о еще живых Дхартараштрийцах: “они уже были убиты Мной”, майя нихатах пурвам эва, — и все, что происходит в Природе, является лишь результатом его Воли; однако в силу своей безличности он не связан своими деяниями, картарам акартарам.
Но человек как индивидуальное "я", из-за своего невежественного самоотождествления с работой и становлением, как если бы это было всей его душой, а не силой его души, силой, исходящей от нее, сбит с толку чувством эго. Он думает, что это он и другие делают все; он не видит, что все делает Природа , и что он сам искажает и уродует ее творения своим невежеством и привязанностью. Он порабощен гунами, то сдерживается тусклым светом тамаса, то обдувается сильными ветрами раджаса, то ограничен частичным светом саттвы, и не отличает себя совсем от природного разума, который сам по себе изменяется под воздействием гун. Поэтому он подвержен действию боли и удовольствия, счастья и горя, желания и страсти, привязанности и отвращения: у него нет свободы.
Чтобы стать свободным, он должен вернуться от действия Природы к статусу Акшары; тогда он станет тригунатита, по ту сторону гун. Познав себя как Акшара-Брахмана, неизменного Пурушу, он познает себя как неизменное безличное "я", Атмана, безмятежно наблюдающего и беспристрастно поддерживающего действие, но при этом спокойного, безразличного, незатронутого, неподвижного, чистого, единого со всеми существами в их самости, а не с Природой и ее работами. Это "я", хотя и санкционирует своим присутствием работы Природы, хотя и поддерживает своим всепроникающим существованием, поддерживая их и соглашаясь с ними, прабху вибху, само по себе не создает трудов, или состояния того, кто их совершает, или соединения трудов с их плодами, на картритвам на кармани шри джати на карма-пхала-самйогам, но только наблюдает, как природа в Кшаре разрабатывает эти вещи, свабхавас ту правартате; он не принимает ни грехов, ни добродетелей живых существ, рожденных в этом рождении, как свои собственные, надатте кашйачит папам на чайва сукратам; он сохраняет свою духовную чистоту.
Именно эго, сбитое с толку невежеством, приписывает эти вещи себе, потому что оно берет на себя ответственность исполнителя, и предпочитает действовать именно так, а не как инструмент высшей власти, чем он на самом деле и является; аджнаненавртам джнанам тена мухйанти джантавах. Возвращаясь к безличному "я", душа возвращается к более глубокому самопознанию и освобождается от уз работ Природы, не подверженная влиянию ее гун, свободная от ее проявлений добра и зла, страдания и счастья. Естественное существо, ум, тело, жизнь, все еще остаются, Природа все еще работает; но внутреннее существо не отождествляет себя с ними, пока гуны играют в природном существе, радуется ли оно или печалится. Он – спокойное и свободное, неизменное "Я", наблюдающее за всем.
Является ли это последним состоянием, предельной возможностью, высшей тайной?
Нет, поскольку это смешанное или разделенное, а не совершенно гармоничное состояние, двойное, а не единое существо, свобода в душе, несовершенство в Природе. Это может быть только этап. Что же тогда находится за его пределами? Одно из решений – санньясин, который полностью отвергает природу, т.е. действие в целом, по крайней мере, в той мере, в какой действие можно отвергнуть, чтобы существовала несмешанная безраздельная свобода; но это решение, хотя и признается, не является предпочтительным в Гите. Гита также настаивает на отказе от действий, sarva-karmāni sannyasya, но внутренне, в Брахмане. Брахман в Кшаре полностью поддерживает действия Пракрити, Брахман в Акшаре, даже поддерживая, отделяет себя от действия, сохраняя свою свободу; индивидуальная душа, объединенная с Брахманом в Акшаре, свободна и отделена, однако, объединенная с Брахманом в Кшаре, поддерживает, но не затрагивается. Это удается ей лучше всего, когда она видит, что и то и другое – аспекты единого Пурушоттамы. Пурушоттама, обитающий во всех существованиях как тайный Ишвара, управляет природой и по его воле, теперь уже не искаженной и не обезображенной эго-чувствами, Природа разрабатывает действия посредством свабхавы; индивидуальная душа делает одухотворенное природное существо инструментом божественной Воли, nimitta-mātram. Даже в действии он остается тригунатӣта, вне гун, свободным от гун, nistraigunya, он выполняет полностью, наконец, раннее предписание Гиты, nistraigunyo bhavārjuna. Он действительно все еще наслаждается гунами, как и Брахман, хотя и не ограничен ими, nirgunaṁ gunabhoktir ca, непривязанный, но всеподдерживающий, как и тот Брахман, asaktaṁ sarvabhroit: но действие гун внутри него совершенно изменилось; он возвысился над их эгоистическим характером и реакциями. Ибо он объединил все свое существо в Пурушоттаме, принял на себя божественное существо и высшую божественную природу становления, мадбхаву, объединил даже свой ум и естественную природу с Божественным сознанием, manmanā maccittah. Это изменение является окончательной эволюцией природы и завершением божественного рождения, рахасьям уттамам. Когда она завершена, душа осознает себя хозяином своей природы и, взрастив в себе свет божественного Света и волю божественной Воли, способна изменить свои естественные действия в божественные.
XXIII
Нирвана и Работы в Мире
СОЕДИНЕНИЕ души с Пурушоттамой посредством йоги всего существа – вот полное учение Гиты, а не только единение с неизменным Я, как в более узкой доктрине, которая следует исключительно пути познания. Вот почему после Гита, после того как она осуществила примирение знания и работ, способна развить идею любви и преданности, объединенных как с работами, так и со знанием, как высочайшую высоту пути к высшей тайне. Ибо если бы единение с неизменным Я было единственной или высшей тайной, это было бы невозможно; ибо тогда в определенный момент внутренняя основа любви и преданности, не менее, чем наше внутренне основание работ, рассыпалось бы и разрушилось. Полный и исключительный союз только с неизменным Я означает отмену всякой точки зрения на изменчивое существо, не только в его обычных и низших действиях, но и в самых его корнях, во всем, что делает возможным его существование, не только в делах его невежества, но и в делах его знания. Это означало бы упразднение всего того различия в сознательном состоянии и активности между человеческой душой и Божественным, которая делает возможной игру Кшары; ибо действие Кшары стало бы тогда полностью игрой неведения без какого-либо корня или основы божественной реальности в нем. Напротив, единение через Йогу с Пурушоттамой означает знание и наслаждение нашим единством с ним в нашем самосущем бытии и определенной дифференциацией в нашем активном бытии. Это постоянство последнего в игре божественных работ, которые побуждаются движущей силой божественной любви и создаются совершенной божественной природой, это видение Божественного в мире, гармонизированное с реализацией Божественного в себе, которое делает действие и посвящение возможными для освобожденного человека, и не только возможными, но и неизбежными в совершенном способе его бытия.
Но прямой путь к единению лежит через твердое осознание своего неизменного "Я", и именно то, что Гита настаивает на этом как на первой необходимости, после которой только труды и преданность могут обрести весь свой божественный смысл, позволяет нам неверно
истолковать это. Ибо, если мы возьмем отрывки, в которых она наиболее строго настаивает на этой необходимости, и пренебрегаем соблюдением всей последовательности мышления, в которой они представлены, мы можем легко прийти к выводу, что она действительно учит бездеятельной поглощенности как конечному состоянию души, а действию – только как предварительному средству к спокойствию в неподвижном Неизменном. Именно в конце пятой и на протяжении всей шестой главы это требование становится наиболее сильным и всеобъемлющим. Там мы получаем описание йоги, которое на первый взгляд может показаться несовместимым с работой, и мы видим многократное использование слова "Нирвана" для описания состояния, к которому приходит йогин.
Признаком этого состояния является высший покой спокойного самоуничтожения, шантих нирвана-парамам, и, как бы для того, чтобы совершенно ясно показать, что это не буддийская нирвана в блаженном отрицании бытия, но ведантическая утрата частичного бытия в совершенном бытии, которое она подразумевает, Гита всегда использует выражение брахма-нирвана, исчезновение в Брахмане; и Брахман здесь, по-видимому, определенно означает Неизменное, обозначая прежде всего, по крайней мере, внутреннее вневременное "Я", отстраненное от активного участия, хотя и имманентное внешней Природе. Тогда мы должны посмотреть в чем здесь смысл Гиты, и особенно в том, является ли этот покой покоем абсолютного недействующего прекращения, означает ли самоугашение в Акшаре абсолютное удаление всего знания и сознания Кшары и всех действий в Кшаре. Мы действительно привыкли считать Нирвану и любой вид существования и деятельности в мире несовместимыми, и мы могли бы склониться к тому, чтобы утверждать, что использование этого слова само по себе достаточно и решает вопрос. Но если мы внимательно посмотрим на Буддизма, у нас возникнут сомения в том, что абсолютная несовместимость действительно существовал даже для буддистов, и если мы внимательно посмотрим на "Гиту", мы увидим, что это не является частью этого высшего учения веданты.
После того, как в "Гите" говорится о совершенном равенстве познавшего Брахмана, достигшего осознания Брахмана, брахмавид брахмани стхита, она развивается в девяти стихах свою идею Брахмайоги и Нирваны в Брахмане. “Когда душа больше не привязана к прикосновениям внешних вещей, – начинает она, – тогда человек обретает счастье, которое существует в самом Себе; такой человек наслаждается вечным счастьем, потому что его ”я“ пребывает в Йоге, юкте, посредством йоги с Брахманом”. Непривязанность необходима, говорится в нем, для того, чтобы быть свободным от приступов желания, гнева и страсти – свобода, без которой невозможно истинное счастье. Это счастье и это равноприятие должны быть полностью достигнуты человеком в теле: он не должен страдать ни от малейшего остатка подчинения беспокойной низшей природе, чтобы оставаться в идее, что совершенное освобождение наступит, когда он избавится от тела; совершенная духовная свобода должна быть обретена здесь на земле, надо обладать и наслаждаться ею в человеческой жизни, прак шарира-вимоксанат. Затем она продолжает: “Тот , кто обладает внутренним счастьем, внутренней легкостью и покоем и внутренний светом, этот Йогин становится Брахманом и достигает саморастворения в Брахмане, brahma-nirvānam”. Здесь очень ясно, что Нирвана означает исчезновение эго в высшем духовном, внутреннем "Я", том, что вечно, вне времени, пространства, не связано цепями причин и следствий и изменениями в мире, само-блаженство, само-просветление ы вечном покое. Йогин перестает быть эго, маленькой личностью, ограниченной умом и телом; он становится Брахманом; его сознание соединяется с неизменной божественностью вечного "Я", которое имманентно его природному бытию.
Но является ли это погружением в какой-то глубокий сон самадхи встороне от всего мирового сознания, или это подготовительное движение к растворению природного существа и индивидуальной души в некоем абсолютном "Я", которое полностью и навсегда находится за пределами Природы и ее деяний, лайа, мокша? Необходим ли этот уход, прежде чем мы сможем войти в Нирвану, или же Нирвана, как кажется следует из контекста, – это состояние, которое может существовать одновременно с мировым сознанием и даже по-своему включать его? Вероятно последнее, ибо в следующем стихе Гиты говорится: “Мудрецы обретают Нирвану в Брахмане, те, в ком стираются пятна греха и разрубается узел сомнений, хозяева самих себя, которые заняты тем, что творят добро всем созданиям, сарвабхута-хите ратах.”
Это, по-видимому, почти означает, что быть таким – значит пребывать в Нирване. Но следующий стих совершенно ясен и решителен: “Яти (те, кто практикует самообладание с помощью йоги и аскезы), которые избавились от желаний и гнева и обрели самообладание, для них Нирвана в Брахмане существует повсюду, охватывает их, они уже живут в этом, потому что у них есть знание о себе”. Иными словами, обладать знанием и обладать собой – значит пребывать в Нирване. Очевидно, это значительно расширяет идею Нирваны. Свобода от всех загрязнений страстей, самообладание уравновешенного ума, на котором основана эта свобода, равенство по отношению ко всем существам, сарвабхутешу, и благотворная любовь ко всем, окончательное уничтожение сомнений и мрака неведения, которые отделяют нас от всеобъединяющего Божественного и знания Единого "Я" внутри нас и во всём, очевидно являются условиями Нирваны, которые изложенные в этих стихах Гиты, составляют ее и являются ее духовной субстанцией.
Таким образом, Нирвана явно совместима с мировосприятием и действием в мире. Ибо мудрецы, обладающие ей, осознают Божественное в изменчивой Вселенной и находятся в тесной связи с ним посредством трудов; они заботятся о благе всех созданий, сарвабхута-хите. Они не отказались от переживаний Кшара-Пуруши, они обожествили их; ибо Кшара, как говорит нам Гита, – это все сущее, сарвабхутани, и совершение всеобщего блага для всех является божественным действием в изменчивой природе. Это действие в мире не противоречит жизни в Брахмане, это скорее его неизбежное условие и внешний результат, потому что Брахман, в котором мы обретаем Нирвану, духовное сознание, в котором мы теряем разделяющее нас эго-сознание, находится не только внутри нас, но и внутри всех этих существований, существует не только над всеми этими вселенскими событиями и отдельно от них, но и пронизывает их, содержит их в себе и распространяется в них. Следовательно, под Нирваной в Брахмане следует понимать разрушение или угасание ограниченного разделяющего сознания, фальсифицирующего и разделяющегося, которое возникает на поверхности существование под влиянием низшей майи трех гун, а вхождение в Нирвану – это переход в это иное истинное объединяющее сознание, которое является сердцем существования, его континентом и всем, что его содержит и поддерживает, всей его изначальной, вечной и окончательной истиной. Нирвана, когда мы достигаем ее, входим в нее, находится не только внутри нас, но и повсюду вокруг, абхито вартате, потому что это не только сознание Брахмана, которое тайно живет внутри нас, но и сознание Брахмана, в котором мы живем. Это то "Я", внутри которого мы находимся, высшее "Я" нашего индивидуального существа но также и то "Я", без которого мы существуем, высшее "Я" Вселенной, "я" всего сущего. Живя в этом "я", мы живем во всем, а не только в своем эгоистическом бытии; благодаря единству с этим "я" непоколебимое единство со всем во Вселенной становится самой природой нашего бытия, коренным состоянием нашего активного сознания и коренным мотивом всех наших действий.
Но сразу же после этого мы снова встречаем два стиха, которые, как может показаться, уводят от этого вывода. “Отбросив от себя все внешние прикосновения, сосредоточив зрение между бровями и уравняв прану и апану, движущиеся в ноздрях, обуздав чувства, ум и понимание, мудрец, преданный освобождению, от которого ушли желание, гнев и страх, всегда остается свободен.” Здесь мы имеем дело с процессом йоги, привносящим элемент, который кажется совершенно отличным от Йоги трудов и отличающийся даже от чистой йоги познания путем различения и созерцания; она во всех своих характерных чертах относится к системе, вводящей психофизический аскетизм Раджа-йоги. Это обуздание всех движений ума, читтавритти-ниродха; это контроль над дыханием, пранаяма; это привлечение чувств и видения. Все они представляют собой процессы, ведущие к внутреннему трансу Самадхи, цель которых – мокша, а мокша на обычном языке означает отказ не только от разделяющего эго-сознания, но и всего активного сознания, растворение нашего существа в высшем Брахмане. Следует ли нам полагать, что Гита описывает этот процесс в том смысле, как последний этап освобождения через растворение, или только как особое средство и сильную помощь в преодолении устремленного вовне ума? Это финал, кульминация, последнее слово? Мы найдем основания рассматривать это и как особое средство, и как помощь, и, по крайней мере, как один из путей окончательного ухода, не через растворение, а через возвышение к супракосмическому существованию. Ибо даже здесь, в этом отрывке, это не последнее слово; последнее словом, финал, кульминация наступает в следующем стихе, который является последним двустишием главы. “Когда человек познал Меня, как Наслаждающегося жертвоприношением и тапасьей (всеми аскезами и энергиями), могущественного владыку всех миров, друга всех созданий, он приходит с миром”.
Снова вступает в действие сила Карма-йоги; знание активного Брахмана, космической сверхдуши, является одним из условий обретения покоя в Нирване.
Мы возвращаемся к великой идее Гиты, идее Пурушоттамы, – хотя это имя не дается до самого конца, это всегда является тем, что Кришна подразумевает под «Я» и «Мне», Божественное, которое присутствует как единое «я» в нашем вневременном неизменном существе, присутствующего также в мире, во всех существованиях, во всех видах деятельности, мастер безмолвия и покоя, мастер силы и действия, который воплощается здесь как божественный возница величественного конфликта, Трансцендентный, Я , Все, мастер каждого индивидуального существа. Он – наслаждающийся всех жертвоприношениями и всех тапасьями, поэтому ищущий освобождения должен совершать дела как жертвоприношение и как тапасью; он - владыка всех миров, проявленный в Природе и в этих существах, поэтому освобожденный человек все еще должен совершать работу для правильного управления и руководства народами в этих мирах, loka-saṅgraha; он – друг всех существований, поэтому мудрец который обрел Нирвану внутри себя и вокруг, все еще и всегда занят благом всех существ, – даже как Нирвана буддизма Махаяны приняла за свой высший знак работы универсального сострадания. Поэтому также, даже когда он обрел единство с Божественным в своем вневременном и неизменном “я”, он все еще способен, поскольку он охватывает также отношения игры Природы, божественно любить человека и любить Божественное, бхакти.
То, что смысл именно таков, становится яснее, когда мы вникнем в смысл шестой главы, которая представляет собой большой комментарий и полное развитие идеи этих заключительных стихов пятой главы, – что показывает важность, которую Гита
придается им. Поэтому мы как можно короче пробежимся по существу этой шестой главы.
Сначала Учитель подчеркивает – и это очень важно – свое часто повторяемое утверждение о подлинной сущности санньясы, что это внутреннее, а не внешнее отречение. «Тот, кто выполняет работу не прибегая к ее плодам, тот является санньясином и Йогином, а не тот, кто не зажигает жертвенный огонь и не совершает работ». То, что они называют отречением (санньясой), на самом деле является истинной Йогой; ибо никто не становится Йогином, кто не не отрекся от желания-воли в уме». Работы должны совершаться, но с какой целью и в каком порядке? Сначала они должны быть совершать во время восхождения на холм Йоги, ибо тогда работы являются причиной, kāranam. Причиной чего? Причиной самосовершенствования, освобождения, нирваны в Брахмане; ибо совершение дел с постоянной практикой внутреннего отречения – это совершенство, это освобождение, это победа над умом-желанием, эго-самостью и низшей природой легко достижимы.
Но когда человек достигает вершины? Тогда работа уже не является причиной; спокойствие самомастерства и самообладание, обретенные благодаря работам становится причиной. Опять же, причиной чего? Устойчивости в Я, в сознании Брахмана, в совершенном равноприятии, в котором совершаются божественные дела освобожденного человека. «Ибо когда человек не привязывается к объектам чувств, к делам и отрекается от всех желаний в уме, тогда говорят, что он взошел на вершину Йоги». Это, как мы уже знаем, тот дух, в котором освобожденный человек совершает работы; он совершает их без желания и привязанности, без эгоистической личной воли и ментального стремления, которое является родителем желаний. Он победил свое низшее «я», достиг совершенного спокойствия, в котором его высшее «я» проявляется для него, т.е. это высшее «я» всегда сосредоточено в своём собственном существе, самахите, в Самадхи, не только в трансе устремленного вовнутрь сознания, но всегда, и в бодрствующем состоянии ума тоже, во время воздействия причин желания и нарушения спокойствия, горя и удовольствия, жары и холода, чести и бесчестия, всех дуальностей, śı̄tosna-sukhaduhikhesu tathā mānāpamānayoh. Это высшее “я” есть Акшара, kūtastha, который стоит над изменениями и возмущениями естественного бытия; и говорят, что йогин находится в Йоге с ним, когда он также подобен ему, kūtastha, когда он превосходит все видимости и мутации, когда он удовлетворен самопознанием, когда он равно относится в уме ко всем вещам, событиям и людям.
Но, в конце концов, овладеть этой йогой нелегко, как вскоре после этого и предполагает Арджуна, ибо беспокойный ум всегда склонен быть сброшенным с этих высот под влиянием внешних факторов и снова оказаться под сильным контролем горя, страсти и неравенства. Поэтому, кажется, Гита продолжает давать нам в дополнение к своему общему методу познания и работы особый процесс раджайогической медитации, мощный метод практики, абхьясу, надежный способ полного контроля над умом и всей его работой. В этом процессе йогин должен постоянно практиковать единение со своим "Я", чтобы это стало его нормальным сознанием. Он должен сидеть в стороне и уединении, изгнав из своего ума все желания и идеи обладания, полностью контролируя свое существо и сознание. “Он должен установить в чистом месте свое твердое сиденье, не слишком высокое, но и не слишком низкое, покрытое тканью, оленьей шкурой, священной травой, и, сидя там с сосредоточенным умом и контролируя работу ментального сознания и чувств, он должен практиковать йогу для самоочищения, атма-вишуддхайе”. Поза, которую он принимает, должна быть неподвижной, выпрямленной, соответствующей практике Раджа-йоги; взгляд должен быть устремлен внутрь и зафиксирован между бровями, “не касаясь других областей”. Ум должен быть спокоен и свободен от страха, а обет брахмачарьи должен соблюдаться; весь контролируемый менталитет должен быть посвящен Божественному и обращен к нему, чтобы низшая активность сознания растворилась в высшем покое. Ибо цель, которой нужно достичь, – это тихий покой Нирваны. “Таким образом, он всегда занимается йогой, контролируя свой ум Йогин достигает высшего покоя Нирваны, который имеет свое основание во Мне, шантим нирвана-парамам матсамстхам”.
Этот покой Нирваны достигается, когда всё ментальное сознание полностью контролируется и освобождается от желаний и остается неподвижным в "Я", когда, неподвижное, как свет лампы в безветренном месте, оно прекращает свою беспокойную деятельность, закрыто от своего внешнего движения, благодаря тишине и покою ума, "Я" видится внутри, не искаженное, как в уме, но в самом Себе, видимое не так, как это неправильно или частично передаётся умом и представлено нам через эго, но как "Я" воспринимается самим Собой, свапракаша. Тогда душа удовлетворена и знает своё его собственное истинное и безграничное блаженство, не то неспокойное счастье, которое является уделом ума и чувств, а внутреннее и безмятежное блаженство, в котором она защищена от волнений ума и больше не может отпадать от духовной истины своего существа. Даже самый сильный приступ душевного горя не может нарушить его; ибо душевное горе приходит к нам извне, является реакцией на внешние прикосновения, а это внутреннее, самосущее счастье тех, кто больше не принимает рабство неустойчивых психических реакций на внешние прикосновения. Это прекращение контакта с болью, расторжение брака ума с горем, духкха-самйога-вийогам. Твердое обретение этого неотъемлемого духовного блаженства и есть Йога, это божественный союз; это величайшее из всех приобретений и сокровище, рядом с которым все остальное теряет свою ценность.
Поэтому следует решительно практиковать эту йогу, не поддаваясь никакому унынию из-за трудностей или неудач, пока не наступит освобождение, пока блаженство Нирваны не станет вашим вечным достоянием.
Основной упор здесь делается на успокоение эмоционального ума, ума желаний и чувств, которые воспринимают внешние прикосновения и отвечают на них нашими обычными эмоциональными реакциями; но даже ментальная мысль должна быть успокоена в
безмолвии самосущего существа. Во-первых, все желания, порожденные вожделением, должны быть полностью отброшены без каких-либо исключений или остатка, и чувства должны удерживаться умом, чтобы они не разбегались во все стороны по своей обычной беспорядочной и беспокойной привычке; но затем сам ум должен быть захвачен буддхи и втянут внутрь. Следует постепенно прекратить умственную деятельность, удерживая буддхи в состоянии неподвижности, и, сосредоточив ум на высшем "я", не следует думать вообще ни о чем. Всякий раз, когда беспокойный ум выходит из-под контроля, его следует контролировать и подчинять своему "Я". Когда ум полностью успокаивается, на йогина нисходит высшее, незапятнанное, бесстрастное блаженство души, которое стало Брахманом. “Таким образом, освободившись от скверны страсти и постоянно занимаясь йогой, Йогин легко и счастливо наслаждается прикосновением Брахмана, который является высшим блаженством”.
И все же, пока человек жив, результатом этого является не Нирвана, которая лишает его всякой возможности действовать в мире, любых отношений с существами в этом мире.
На первый взгляд может показаться, что так и должно быть. Когда все желания и страсти
утихнут, когда уму больше не будет позволено предаваться размышлениям, когда практика этой безмолвной и уединенной Йоги станет правилом, какие дальнейшие действия или отношения с миром внешних прикосновений и изменчивых проявлений будут ещё возможны? Без сомнения, йогин еще какое-то время остается в теле, но пещера, лес, горная вершина кажутся теперь наиболее подходящими, единственно возможными сценами его дальнейшей жизни, а постоянный транс самадхи – его единственной радостью и занятием.
Но, во-первых, во время занятий этой уединенной йогой Гита не рекомендует отказываться от всех других действий. В ней говорится, что эта йога предназначена не для человека, который отказывается от сна, пищи, игр и деятельности, равно как и не для тех, кто слишком много занимается этими вещами в жизни и теле; но сон и бодрствование, еда, игры, приложения усилий в работах – все должно быть юкта. Обычно это интерпретируется так, что все должно быть умеренным, регламентированным, выполняться в надлежащей мере, и это действительно может иметь значение. Но в любом случае, когда Йога достигнута, все это должно быть юкта в другом смысле, в обычном смысле этого слова, встречающемся повсюду в Гите. Во всех состояниях, во время бодрствования и сна, в еде, играх и действиях, йогин будет пребывать в Йоге с Божественным, и все будет совершаться им в сознании Божественного как своего "я" и как Всего Сущего, как то, что поддерживает и вмещает его собственную жизнь и его деятельность. Желание, эго, личная воля и мысли ума являются мотивами действия только в низшей природе; когда эго утрачено и йогин становится Брахманом, когда он живет в нём и является им, трансцендентное и вселенское сознании, действие спонтанно исходит из этого, лучезарное знание, более высокое, чем ментальная мысль, исходит из этого, сила иная и более могущественная, чем личная воля, исходит из этого, которая совершает за него его дела и приносит свои плоды: личное действие прекратилось, все было поглощено Брахманом и принято Божественным, майи саньясья кармани.
Ибо когда Гита описывает природу этой самореализации и результат Йоги, который приходит через Нирвану разделяющего эго-ума и его мотивов мысли, чувства и действия в сознании Брахмана, она включает космическое чувство, хотя и поднятое в новый род видения. «Человек, чье я находится в Йоге, видит себя во всех существах и всех существ в себе, он видит все с равным видением». Все, что он видит, является для него Я, все есть его я, всё есть Божественное. Но разве нет опасности, если он вообще пребывает в изменчивости Кшары, что он потеряет все результаты этой трудной Йоги, потеряет Я и упадет обратно в ум, что Божественное потеряет его, а мир получит его, что он потеряет Божественное и вернется на свое место эго и низшую природу? Нет, говорит Гита; «тот, кто видит Меня повсюду и видит всё во Мне, для него Я не теряюсь, и он не теряется для Меня». Ибо этот покой Нирваны, хотя он и достигается через Акшару, основан на бытии Пурушоттамы, mat-saṁsthām, и это расширено, Божественное, Брахман также расширен в мире существ и, хотя и трансцендентен ему, не пленён в своей собственной трансцендентности. Человек должен видеть все вещи как Он и жить и действовать полностью в этом видении; это
совершенный плод Йоги.
Но зачем действовать? Разве не безопаснее сидеть в уединении, взирая на мир, если хотите, видя его в Брахмане, в Божественном, но не принимая в нем участия, не двигаясь в нем, не живя в нем, не действуя в нем, живя скорее обыденно во внутреннем Самадхи? Разве не должно быть это законом, правилом, дхармой этого высочайшего духовного состояния? Нет, опять же; для освобожденного Йогина нет другого закона, правила, дхармы, кроме как просто жить в Божественном и любить Божественное и быть единым со всеми существами; его свобода абсолютна, а не условна, самосуществующая и не зависящая больше ни от какого правила поведения, закона жизни или ограничения любого рода. Ему больше не нужен процесс Йоги, потому что теперь он постоянно находится в Йоге. «Йогин, который занял свою позицию в единстве и любит Меня во всех существах, как бы и какими бы способами он ни жил и ни действовал, живет и действует во Мне». Любовь к миру, одухотворенная, измененная от чувственного опыта к опыту души, основана на любви к Богу, и в этой любви нет опасности и недостатка. Страх и отвращение к миру часто могут быть необходимы для отступления от низшей природы, поскольку на самом деле это страх и отвращение к нашему собственному эго, которое отражается в мире. Но видеть Бога в мире – значит ничего не бояться, это значит охватить все в существе Бога; видеть все как Божественное - значит не ненавидеть и не презирать ничего, но любить Бога в мире и мир в Боге.
Но, по крайней мере, он будет избегать и бояться вещи низшей природы, вещи, которые Йогин так старался преодолеть? Это тоже не так; все охватывается в равноприятии видения себя. «Тот, о Арджуна, кто видит все с равноприятием в образе Я, будь то горе или счастье, того я считаю высшим Йогином». И под этим вовсе не подразумевается, что он сам должен отвернуться от безгорестного духовного блаженства и снова почувствовать мирское несчастье, но даже в печали других, видя в других игру двойственностей, которую он сам отбросил и преодолел, он все равно будет видеть во всем себя, свое «я» во всем, Бога во всем и не беспокоиться и не сбиваться с толку проявлениями этих вещей, движимый ими только, чтобы помогать и исцелять, заниматься благом всех существ, вести людей к духовному блаженству, работать ради прогресса мира в направлении к Богу, он будет жить божественной жизнью, пока дни на земле – его удел. Любящий Бога, который может сделать это, может таким образом охватить все вещи в Боге, может спокойно смотреть на низшую природу и творения Майи трех гун и действовать в них и на них без возмущения или падения или беспокойства с высоты и силы духовного единства, свободный в величии видения Бога, сладостный, великий и сияющий в силе природы Бога, может быть вполне объявлен высшим йогином. Он действительно победил творение, jitah sargah.
Гита, как всегда, вводит сюда бхакти как кульминацию йоги, sarvabhūtasthitaṁ yo māṁ bhajati ekatvam āsthitah; Это, можно сказать, почти подводит итог всему окончательному результату учения Гиты – кто любит Бога во всем, и его душа основана на божественном единстве, как бы он ни жил и ни действовал, он живет и действует в Боге. И чтобы еще больше подчеркнуть это, после вмешательства Арджуны и ответа на его сомнение в том, как такая сложная йога вообще возможна для беспокойного ума человека, божественный Учитель возвращается к этой идее и делает ее кульминацией своего изречения. «Йогин более велик, чем те, кто занимается аскезой, больше, чем люди знания, больше, чем люди работ, стань тогда йогином, о Арджуна», – йогин, это тот, кто ищет и достигает, трудами, знанием и аскезой или какими-либо другими средствами, даже не духовного знания или силы или чего-либо еще ради самих себя, но единения с Богом; ибо в этом заключено все остальное и в этом поднимается за пределы себя до божественного значения. Но даже среди йогинов величайшим является бхакта. «Из всех йогинов тот, кто со всем своим всем своим внутренним «я», предан Мне, ради Меня, имеет любовь и веру, шрадхаван бхаджате, тот Я считаю наиболее объединенным со Мной в Йоге». Именно это является заключительным словом этих первых шести глав и содержит в себе семя остального, того, что все еще остается невысказанным и нигде не произнесенным полностью; ибо это всегда было и остается чем-то вроде тайны и секрета, рахасьям, высшей духовной тайной и божественным секретом.
XXIV
Суть Карма-Йоги
ПЕРВЫЕ шесть глав Гиты образуют своего рода предварительный блок учения; все остальное, все остальные двенадцать глав являются разработкой определенных незавершенных форм в этом блоке, которые здесь рассматриваются лишь как намеки на крупномасштабное исполнение основных мотивов, но всё же сами по себе имеют имеют большое значение и поэтому сохранены для еще более широкой трактовки на двух других сторонах работы. Если бы Гита не была бы великим писанием, которое должно быть доведено до конца, если бы она была действительно беседой живого учителя с учеником, которое можно было бы возобновить в нужное время, когда ученик был бы готов для дальнейшей истины, можно было бы понять его остановку здесь в конце шестой главы и сказать: «Сначала разберись в этом, тебе предстоит сделать многое, чтобы реализовать это, и у тебя есть самая широкая возможнся основа; когда возникнут трудности, они разрешатся сами собой или я решу их за вас. Но сейчас живите так, как я вам сказал; работайте в этом духе». Правда, здесь есть много вещей, которые не могут быть правильно поняты иначе, как в свете отбрасываемом на них тем, что последует далее. Для того чтобы прояснить ближайшие трудности и избежать возможных недоразумений, я мне пришлось многое предвидеть и неоднократно приводить в пример, например, идею Пурушоттамы, ибо без этого было бы невозможно прояснить некоторые неясности о Я, действии и Владыке действия, которые Гита сознательно принимает, чтобы не нарушить твердость первых шагов, преждевременно обращаясь к вещам, слишком великим для для ума человеческого ученика.
Арджуна, сам, если Учитель прервет здесь свою речь, вполне мог бы возразить: «Ты много говорил об уничтожении желания и привязанности, об уравновешенности, об обуздании чувств и успокоении ума, о бесстрастном и безличном действии, о жертвоприношении трудов, о внутреннем отречении, как о предпочтительном внешнему, и эти вещи я понимаю интеллектуально, какими бы трудными они ни казались мне на практике. Но ты также говорил о возвышении над гунами, хотя все же остаясь в действии, и ты не рассказал мне, как работают гуны, и пока я этого не узнаю, мне будет трудно обнаружить их и подняться над ними. Кроме того, ты говорил о бхакти как о величайшем элементе в Йоге, но ты много говорил о трудах и знании, но очень мало или совсем ничего о бхакти. И кому следует предлагать бхакти, эту величайшую вещь? Не безличному Я, конечно, но тебе, Господу. Скажи мне, тогда, кто ты, кто, так как бхакти даже более велико, чем это самопознание, более велико, чем неизменное Я, которое само по себе более велико, чем изменчивая Природа и мир действия, также как знание более велико, чем труды. Какова связь между этими тремя вещами? между трудами и знанием и божественной любовью? между душой в Природе и неизменным Я и тем, что одновременно является неизменным Я всего и Владыкой знания, любви и трудов, верховным Божеством, которое здесь со мной в этой великой битве и резне, мой возничий в колеснице этого жестокого и ужасного действия?»
Именно для ответа на эти вопросы написана остальная часть Гиты, и в полном интеллектуальном разрешении они действительно должны быть приняты без задержки и разрешены. Но в настоящей садхане нужно продвигаться от стадии к стадии, оставляя многие вещи, действительно величайшие вещи, появляться впоследствии и полностью разрешаться в свете прогресса, которого мы достигли в духовном опыте. Гита следует в определенной степени этой кривой опыта и учреждает сначала своего рода большую предварительную основу трудов и знаний, которая содержит элемент, ведущий к бхакти и к большему знанию, но еще не полностью достигается. Шесть глав представляют
нам эту основу.
Затем мы можем сделать паузу, чтобы рассмотреть, насколько далеко они продвинулись в решении первоначальной проблемы, с которой начиналась Гита. Возможно, было бы полезно еще раз отметить, что проблема сама по себе не обязательно должна была приводить ко всему вопросу о природе существования и о замене нормальной жизни духовной жизнью. К этому можно было бы подойти с прагматической или этической точки зрения, с интеллектуальной или идеальной точки зрения, или с учетом всего этого вместе взятого; по сути, это был бы наш современный метод решения проблемы. Само по себе это вызывает прежде всего вопрос о том, должен ли Арджуна руководствоваться этическим чувством личного греха при совершении убийства или столь же этическими соображениями о своем общественном долге, о защите Права, о противостоянии вооруженным силам несправедливости и угнетения, которого требует совесть от всех благородных натур? Этот вопрос был поднят в наше время и в настоящий момент, и он может быть решен так, как мы решаем его сейчас, с помощью того или иного из самых разных решений, но все это с точки зрения нашей обычной жизни и нашего нормального человеческого ума. На этот вопрос можно ответить как на вопрос между личной совестью и нашим долгом перед обществом и государством, между идеалом и практической моралью, между “душевной силой” и признанием неприятного факта, что жизнь еще, по крайней мере, не полностью одухотворена, и что браться за оружие в физическая борьбе за правое дело иногда бывает неизбежно. Однако все эти решения носят интеллектуальный, темпераментный, эмоциональный характер; они зависят от индивидуальной точки зрения и в лучшем случае являются нашим собственным правильным способом преодоления возникающих перед нами трудностей, правильным потому, что соответствуют нашей природе и стадии нашей этической и интеллектуальной эволюции – то есть лучшее, что мы можем видеть и делать с тем светом, который у нас есть; это не приводит к окончательному решению. И это так, потому что это исходит из нормального ума, который всегда представляет собой переплетение различных тенденций нашего существа и может прийти только к выбору или согласованию между ними, между нашим разумом, нашим этическим существом, нашими динамическими потребностями, нашими жизненными инстинктами, нашим эмоциональным существом и теми более редкими движениями, которые возможно, мы могли бы назвать душевными инстинктами или психическими предпочтениями. Гита признает, что с этой точки зрения не может быть абсолютного, но всего лишь немедленное практическое решение, и, предложив Арджуне, исходя из высочайших идеалов его эпохи, именно такое практическое решение, которое он не в настроении принимать и, очевидно, не намерен принимать, она переходит к совершенно иной точке зрения и к совершенно иному ответу.
Решение Гиты состоит в том, чтобы подняться над нашим естественным бытием и
обычным умом, над нашими интеллектуальными и этическими недоумениями в другое сознание с другим законом бытия и, следовательно другой точкой зрения для наших действий; где личные желания и личные эмоции больше не управляют им; где дуальности отпадают прочь; где действие больше не является нашим собственным и где чувство личной добродетели и личного греха превосходится; где универсальный, безличный, божественный дух разрабатывает через нас свою цель в мире; где мы сами, благодаря новому и божественному рождению превращаемся в бытие этого Существа, сознание этого Сознания, силу этой Силы, блаженство этого Блаженства, и, не живя более в нашей низшей природе, не имея никаких собственных дел, никаких личных целей, которые мы должны преследовать, если мы совершаем работы вообще, – и это единственная реальная проблема и трудность, – совершать только божественные дела, те, в которых наша внешняя природа
является лишь пассивным инструментом, а не причиной больше, больше не служит мотивом; ибо движущая сила находится над нами, в воле Мастера наших дел. И это представляется нам как истинное решение, потому что оно возвращает нас к подлинной истине нашего бытия, а жить в соответствии с истинной нашего бытия - это, очевидно. высшее решение и единственное абсолютно истинное решение проблем нашего существования. Наша ментальная и витальная личность – это истина нашего природного существования, но это истина неведения, и всё, что к ней примыкает, – тоже истина того же порядка, практически имеет силу для работ неведения, но более не действительна, когда когда мы возвращаемся к подлинной истине нашего бытия. Но как мы можем быть уверенными в том, что это истина? Мы не можем до тех пор, пока пока мы довольствуемся нашим обычным ментальным опытом; ибо наш обычный ментальный опыт полностью принадлежит этой низшей природе, полной неведения. Мы можем познать эту великую истину, только проживая ее, то есть выходя за пределы ментального в духовный опыт, посредством Йоги. Ибо проживание духовного опыта, когда мы перестанем быть умом и станем духом, когда, освободившись от несовершенств нашей нынешней природы, мы сможем жить полностью в нашем истинном и божественном существе, – вот что в конечном итоге мы подразумеваем под Йогой.
Это перенос центра нашего бытия вверх и последующая трансформация всего нашего существования и сознания, с результирующим изменением всего духа и мотива нашего действия, хотя действие часто остается точно таким же во всех его внешних проявлениях, составляет суть Карма-йоги Гиты. Измените свое существо, возродитесь в духе и благодаря этому новому рождению продолжайте действие, на которое Дух внутри назначил вас – это, можно сказать, является сердцем ее послания. Или опять же, говоря иначе, с более глубоким и духовным смыслом, – сделайте работу, которую вы должны делать здесь, средством вашего внутреннего духовного перерождения, божественного рождения, и, став божественным, продолжайте совершать божественные дела как инструмент Божественного для руководства людьми. Следовательно здесь есть две вещи, которые должны быть ясно изложены и ясно поняты, путь к изменению, к этому восходящему переходу, этому новому божественному рождению, и природа работы или, скорее, дух, в котором она должна быть сделана, поскольку внешняя ее форма вовсе не должна меняться, хотя на самом деле ее масштаб и цель становятся совершенно другими. Но эти две вещи практически одинаковы, поскольку разъяснение одной проясняет другую. Дух нашего действия возникает из природы нашего существа и внутреннего основания, которое оно приняло, но также эта природа сама по себе подвержена влиянию направления и духовного эффекта нашего действия; очень большое изменение в духе наших дел изменяет природу нашего существа и меняет основание, которое оно приняло; оно смещает центр сознательной силы, из которого мы действуем. Если бы жизнь и действие были полностью иллюзорны, как некоторые хотели бы, если бы Дух не имел никакого отношения к делам или жизни, это было бы не так; но душа в нас развивается жизнью и трудами, и, не столько само действие, сколько способ работы внутренней силы нашей души определяет ее отношения с Духом. Это, действительно, оправдание Карма-йоги как практического средства высшей самореализации.
Мы исходим из того, что нынешняя внутренняя жизнь человека, почти полностью зависящая от его витальной и физической природы, только поднятая за ее пределы ограниченной игрой ментальной энергии, не является всем его возможным существованием, даже всем его настоящим реальным существованием. Внутри него есть скрытое Я, по отношению к которому его нынешняя природа является либо только внешним проявлением, либо частичным динамическим результатом. Гита, кажется, повсюду признает его динамическую реальность и не принимает более суровой точки зрения крайних ведантистов, что это только видимость, внешнее проявление, который затрагивает самые корни всех трудов и действий. Ее способ формулировать этот элемент ее философской мысли, – это можно было бы сделать по-другому, – состоит в том, чтобы признать различие Санкхьи между Душой и Природой, силой, которая знает, поддерживает и информирует, и силой, которая работает, действует, обеспечивает все вариации инструмента, среды и процесса.
Только он берет свободную и неизменную Душу Санкхьи, называет ее на языке Веданты единым неизменным вездесущим Я или Брахманом, и отличает ее от этой другой души, вовлеченной в Природу, которая есть наше изменчивое и динамическое существо, множественная душа вещей, основа вариации и личности. Но в чем же тогда состоит это действие Природы?
Оно заключается в силе процесса, Пракрити, которая представляет собой взаимодействие трех основных способов ее действия, трех качеств, гун. И что же является средством? Это сложная система существования, созданная постепенной эволюцией инструментов Пракрити, которые, поскольку они отражены здесь в опыте работы души, мы можем последовательно называть разум и эго, ум, чувства и элементы материальной энергии, которые являются основой её форм. Все это механические, сложные механизмы природы, янтра, и с нашей современной точки зрения мы можем сказать, что все они вовлечены в материальную энергию и проявляют себя в ней по мере того, как душа в Природе осознает себя посредством восходящей эволюции каждого инструмента, но в порядке, обратном тому, о котором мы говорили: сначала материя, затем ощущения, затем разум, затем рассудок и, наконец, духовное сознание. Разум, который поначалу озабочен только действиями Природы, может затем обнаружить их конечный характер, может увидеть в них только игру трех гун, в которых запуталась душа, может провести различие между душой и этими действиями; тогда душа получает шанс освободиться и вернуться к своей изначальной свободе и неизменному существованию. Говоря языком Веданты, она видит дух, бытие; она перестает отождествлять себя с инструментами и действиями Природы, с ее становлением; она отождествляет себя со своим истинным "Я" и бытием и восстанавливает свое неизменное духовное самосуществование. Именно тогда, согласно Гите, из этого духовного самосуществования она может свободно и как хозяин своего существа, Ишвара, поддерживать действие своего становления.
Глядя только на психологические факты, на которых основаны эти философские различия, – философия – это всего лишь способ интеллектуально сформулировать для себя в их сущностном значении психологические и физические факты существования и их связь с любой конечной реальностью, которая может существовать, — мы можем сказать, что есть две жизни, которые мы можем вести, жизнь души, поглощенной работой своей активной природы, отождествленной со своими психологическими и физическими инструментами, ограниченной ими, связанной своей личностью, подчиненной Природе, и жизнь Духа, превосходящего эти вещи, широкого, безличного, универсального, свободного, неограниченного, трансцендентного, поддерживающего с бесконечным равноприятием свое
естественное бытие и действие, но превосходящего их благодаря своей свободе и бесконечности. Мы можем жить в том, что сейчас является нашим природным существом, или мы можем жить в нашем более великом и духовном существе. Это первое великое различие, на котором основана Карма-йога Гиты.
Весь вопрос и весь метод тогда лежат в освобождении души от ограничений нашего настоящего природного существа. В нашей естественной жизни первым доминирующим фактом является наше подчинение формам материальной Природы, внешним прикосновениям вещей. Они представляют себя в нашей жизни через чувства, и жизнь через чувства немедленно возвращается к этим объектам, чтобы схватить их и иметь с ними дело, желает, привязывается, ищет результатов. Ум во всех своих внутренних ощущениях, реакциях, эмоциях, привычных способах восприятия, мышления и чувствования подчиняется этому действию чувств; рассудок, слишком увлеченный умом, отдается этой жизни чувств, этой жизни, в которой внутреннее существо подчинено внешним вещам и не может ни на мгновение действительно подняться над ним или выйти за пределы круга их действия на нас и их психологических результатов и реакций внутри нас. Оно не может выйти за их пределы, потому что есть принцип эго, посредством которого разум различает сумму воздействия Природы на наш ум, волю, чувства, тело от ее действия в других умах, волях, нервных организмах, телах; и жизнь для нас означает только то, как она влияет на наше эго и как наше эго отвечает на ее прикосновения. Мы не знаем ничего другого, мы не кажемся ничем иным; сама душа тогда кажется только отдельной массой разума, воли, эмоционального и нервного восприятия и реакции. Мы можем увеличивать свое эго, отождествлять себя с семьей, кланом, классом, страной, нацией, даже человечеством, но все же эго остается во всех этих обличьях корнем наших действий, только оно находит большее удовлетворение своего отдельного бытия посредством этих более широкими сделок с внешними вещами.
То, что действует в нас, — это все еще воля природного существа, хватающегося за прикосновения внешнего мира, чтобы удовлетворить различные стороны своей личности, и воля в этом хватании всегда есть воля желания, страсти и привязанности к нашим трудам и их результатам, воля Природы в нас; наша личная воля, говорим мы, но наша эго-личность – это творение Природы, она не является и не может быть нашим свободным «я», нашим независимым существом. Все это — действие форм Природы. Это может быть тамасическое действие, и тогда у нас инертная личность, подчиняющуая и удовлетворенная механическим круговоротом вещей, неспособная ни на какое сильное усилие в более свободном действии и мастерстве. Или это может быть раджасическое действие, и тогда мы имеем беспокойную активную личность, которая бросается на Природу и пытается заставить ее служить своим нуждам и желаниям, но не видит, что ее кажущееся господство – это рабство, поскольку ее нужды и желания – это нужды и желания Природы, и пока мы подчиняемся им, для нас не может быть свободы. Или это может быть саттвическое действие, и тогда мы имеем просветленную личность, которая пытается жить разумно или реализовать некий предпочтительный идеал добра, истины или красоты; но этот разум все еще подчинен явлениям Природы, и эти идеалы – лишь изменяющиеся формы нашей личности, в которых мы в конце концов не находим надежного правила или постоянного удовлетворения. Мы все еще движемся по колесу мутации, подчиняясь в наших круговоротах через эго некой Силе внутри нас и во всем, но мы сами не являемся этой Силой, мы не в союзе и не в общении с ней. Все еще нет свободы, нет настоящего господства.
И всё же свобода возможна. Для этого мы должны сначала уйти в себя от воздействия внешнего мира на наши чувства; то есть, мы должны жить внутренне и уметь сдерживать естественный бег чувств за их внешними объектами. Овладение чувствами, способность обходиться без всего, чего они жаждут, является первым условием истинной жизни души; только так мы можем начать чувствовать, что внутри нас есть душа, которая отличается от перемен ума в его восприятии прикосновений внешних вещей, душа, которая в своих глубинах возвращается к чему-то самосуществующему, неизменному, спокойному, самообладающему, грандиозному, безмятежному и величественному, хозяину самого себя, не затронутому жадными метаниями нашей внешней природы. Но это невозможно сделать, пока мы подвержены желанию. Так как именно желание является принципом всей нашей поверхностной жизни, которая удовлетворяет себя жизнью чувств и находит весь свой смысл в игре страстей. Мы должны избавиться тогда от желания, и, когда эта склонность нашего природного существа будет уничтожена, страсти, которые являются ее эмоциональными результатами, успокоятся; ибо радость и горе обладания и потери, успеха и неудачи, приятных и неприятных прикосновений, которые их развлекают, отойдут от наших душ.
Тогда будет достигнуто спокойное равновесие. И поскольку нам еще предстоит
жить и действовать в мире, и наша природа в делах – искать плоды наших дел, мы должны изменить эту природу и делать дела без привязанности к их плодам, иначе желание и все
его результаты останутся. Но как мы можем изменить эту природу делателя дел в нас? Отделяя работы от эго и личности, видя через разум, что все это только игра гун Природы, и отделяя нашу душу от игры, сделав ее прежде всего наблюдателем за работой Природы и оставив эти работы Силе, которая действительно стоит за ними, чему-то в Природе, что больше, чем мы сами, не нашей личности, а Хозяину вселенной. Но ум не позволит всего этого; его природа – бежать за чувствами и нести с собой рассудок и волю. Знчит мы должны научиться успокаивать ум. Мы должны достичь того абсолютного мира и тишины, в которых мы начинаем осознавать спокойное, неподвижное, блаженное Я внутри нас, которое вечно не обеспокоено и не затронуто прикосновениями вещей, самодостаточно и только там находит свое вечное удовлетворение.
Это Я есть наше самосуществующее существо. Оно не ограничено нашим личным существованием. Оно одно и то же во всех существованиях, всепроникающее, равное всем вещам, поддерживающее все вселенское действие своей бесконечностью, но неограниченное тем, что конечно, неизмененяемое изменениями Природы и личности. Когда это Я раскрывается внутри нас, когда мы чувствуем его мир и тишину, мы можем врасти в него; мы можем перенести равновесие нашей души из ее низшего погружения в Природу и вернуть ее обратно в Я. Мы можем сделать это благодаря силе вещей, которых мы достигли, спокойствию, уравновешенности, бесстрастной безличности. Ибо по мере того, как мы растем в этих вещах, несем их к их полноте, подчиняем им всю нашу природу, мы врастаем в это спокойное, ровное, бесстрастное, безличное, всепроникающее Я. Наши чувства падают в эту тишину и воспринимают прикосновения мира к нам с высшим спокойствием; наш ум погружается в тишину и становится спокойным, всеобщим свидетелем; наше эго растворяется в этом безличном существовании. Все вещи мы видим в этом «я», которым мы стали в себе; и мы видим это «я» во всем; мы становимся единым существом со всеми существами в духовной основе их существования. Совершая труды в этом бескорыстном спокойствии и безличности, наши труды перестают быть нашими, перестают связывать или беспокоить нас своими реакциями. Природа и ее гуны ткут паутину своих трудов, но не влияют на наше безскорбное самосуществующее спокойствие. Все отдается этому единому равному и универсальному Брахману.
Но здесь есть две трудности. Во-первых, кажется, есть антиномия между этим спокойным и неизменным Я и действием Природы. Как же тогда действие вообще существует или как может продолжаться, когда мы вошли в неизменное Самосуществование? Где в этом воля к работам, которая сделала бы возможным действие нашей природы? Если мы говорим вместе с Санкхьей, что воля находится в Природе, а не в Я, все равно должен быть мотив в Природе и сила в ней, чтобы втянуть душу в ее действия интересом, эго и привязанностью, и когда эти вещи перестают отражаться в сознании души, ее сила прекращается, и мотив действий прекращается вместе с ней. Но Гита не принимает эту точку зрения, которая, кажется, действительно требует существования многих Пуруш, а не одного универсального Пуруши, иначе отдельный опыт души и ее отдельное освобождение, в то время как миллионы других все еще вовлечены, было бы не вразумительно. Природа – это не отдельный принцип, но сила Всевышнего, исходящая в космическое творении. Но если Всевышний есть только это неизменное Я, а индивидуум - это только то, что вышло из него в Силе, то в тот момент, когда он возвращается и обретает равновесие в “я”, все должно прекратиться, кроме высшего единства и высшего спокойствия. Во-вторых, даже если каким-то таинственным образом действие все еще продолжается, все же, поскольку Я равно всем вещам, не имеет значения, совершаются ли дела или, если они совершаются, не имеет значения, какая работа совершается. Почему же тогда это настойчивое требование самой жестокой и губительной формы действия, эта колесница, эта битва, этот воин, этот божественный возничий?
Гита отвечает, представляя Всевышнего как нечто большее даже, чем неизменное Я, более всеобъемлющее, того, кто одновременно является этим Я и Мастером дел в Природе. Но он направляет работы Природы с вечным спокойствием, равноприятием, превосходством над делами и личностью, которые принадлежат неизменному. Это, можно сказать, есть равновесие бытия, из которого он направляет дела, и, врастая в это, мы врастаем в его существо и в равновесие божественных дел. Из этого он исходит как Воля и Сила своего существа в Природе, проявляет себя во всех существованиях, рождается как Человек в мире, находится в сердце всех людей, раскрывает себя как Аватар, божественное рождение в человеке; и по мере того, как человек растет в своем существе, он врастает в божественное рождение. Работы должны быть сделаны как жертва этому Господу наших дел, и мы должны, врастая в Я, осознать наше единство с ним в нашем существе и увидеть свою личность как частичное проявление его в Природе. Единые с ним в бытии, мы становимся едиными со всеми существами во вселенной и совершаем божественные дела, не как свои, но как его действия через нас для поддержания и руководства людьми.
Это самое главное, что нужно сделать, и как только это будет сделано, трудности, которые предстают перед Арджуной, исчезнут. Проблема больше не в наших личных действиях, поскольку то, что делает наша личность становиться чем-то временным и подчиненным, вопрос тогда заключается только в действиях божественной Воли через нас во вселенной. Чтобы понять это, мы должны знать, что представляет собой это верховное Существо в себе и в Природе, каковы действия Природы и к чему они ведут, и тесную связь между душой в Природе и этой верховной Душой, основой которой является бхакти со знанием. Разъяснение этих вопросов является предметом остальной части Гиты.
Конец первой серии
Эссу о Гите
Вторая серия
Часть 1
Синтез Работ, Любви и Знания
I
Две Природы
ПЕРВЫЕ шесть глав Гиты рассматривались как единый блок учений, ее первичная основа практики и знания; остальные двенадцать могут также рассматриваться как два тесно связанных блока, которые развивают остальную часть доктрины из этой первичной основы.
Главы с седьмой по двенадцатую излагают большое метафизическое утверждение о природе
Божественного Существа и на этом основании тесно связывают и синтезируют знание и посвящение, так же как первая часть Гиты связывала и синтезировала труды и знание. Видение Мирового Пуруши вмешивается в одиннадцатой главе, дает динамический поворот этой стадии синтеза и живо связывает ее с трудами и жизнью. Таким образом, все снова мощно возвращается к изначальному вопросу Арджуны, вокруг которого все изложение
вращается и завершает свой цикл. Затем Гита переходит к дифференциации Пуруши и Пракрити, чтобы разработать идеи действия гун, восхождения за пределы гун и кульминации трудов без желания со знанием, где оно сливается с Бхакти, – знание, труды и любовь становятся единым целым, – и оттуда она поднимается к своему великому финалу, высшей тайне самоотдачи Владыке Существования.
Во второй части Гиты мы приходим к более краткой и простой манере изложения, чем та, что была до сих пор. В первых шести главах еще не даны определения, которые дают ключ к лежащей в основе истине; трудности встречаются и решаются; прогресс немного затруднен и проходит через несколько инволюций и возвратов; многое подразумевается, значение чего пока не ясно. Здесь мы, кажется, выходим на более ясную почву и подхватываем более компактное и четкое выражение. Но из-за этой самой краткости мы должны всегда быть осторожны в своих шагах, чтобы избежать ошибок и упущения настоящего смысла. Ибо мы здесь больше не находимся на прочной почве психологического и духовного опыта, а имеем дело с интеллектуальными утверждениями духовной и часто супракосмической истины. Метафизическое утверждение всегда несет в себе эту опасность и неопределенность, то есть попытку определить для наших умов то, что действительно бесконечно, попытку, которая должна быть сделана, но никогда не может быть вполне удовлетворительной, вполне окончательной или предельной. Высшая духовная истина может быть пережита, может быть увидена, но может быть лишь частично изложена. Глубокий метод и язык Упанишад с его свободным обращением к образу и символу, его интуитивная форма речи, в которой жесткая ограничивающая определенность интеллектуального высказывания разрушается, и подразумеваемое в словах может выплеснуться в беспредельную волну предположений, является в этих сферах единственным правильным методом и языком. Но Гита не может прибегнуть к этой форме, потому что она предназначена для удовлетворения интеллектуальных трудностей, отвечает состоянию ума, в котором разум, арбитр, и которому мы отсылаем конфликты наших импульсов и чувств, воюет с самим собой и не в силах прийти к заключению. Разум должен быть приведен к истине за пределами его самого, но его собственными средствами и его собственным способом. Предложенное духовно-психологическое решение, о данных, которого у него нет опыта, может быть гарантированно в его обоснованности только в том случае, если он удовлетворен интеллектуальным утверждением истин бытия, на которых покоится это решение.
До сих пор ему предлагались те оправдывающие истины, с которыми он уже знаком, и они достаточны только в качестве отправной точки. Во-первых, существует различие между
Я и индивидуальным существом в Природе. Это различие использовалось, чтобы указать, что это индивидуальное существо в Природе необходимо подчинено, пока оно живет, запертое в действии посредством эго, работе трех гун, которые составляют через свои нестабильные движения весь объем и метод разума, ума и жизни и чувств в теле. И внутри этого круга нет решения. Поэтому решение должно быть найдено путем восхождения из круга, выше этой природы гун, к единому неизменному Я и безмолвному Духу, потому что тогда человек выходит за пределы этого действия эго и желания, которые являются всем корнем трудности.
Но поскольку это само по себе, кажется, ведет прямо к бездействию, поскольку за пределами Природы нет никакого инструмента действия и никакой причины или детерминанты действия, — ибо неизменное «я» неактивно, беспристрастно и равно всем вещам, всем действиям и всем событиям, — идея Йоги вводится об Ишваре, Божественном как хозяине трудов и жертв, и намекается, но еще не прямо заявляется, что это Божественное превосходит даже неизменное «я» и что в нем заложен ключ к космическому существованию. Поэтому, поднимаясь к нему через «Я», можно обрести духовную свободу от наших трудов и
все же продолжать совершать труды Природы. Но еще не было указано, кто этот Верховный, воплощенный здесь в божественном учителе и возничем трудов, или каковы его отношения с «Я» и к индивидуальному существу в Природе. Также не ясно, как Воля к трудам, исходящая от него, может быть иной, чем воля в природе трех гун. И если это только это, то душа, подчиняющаяся ему, едва ли может не быть в подчинении гунам в своем действии, если не в своем духе, и если так, то сразу обещанная свобода становится либо иллюзорной, либо неполной. Воля, по-видимому, является аспектом исполнительной части бытия, чтобы быть силой и активной силой природы, Шакти, Пракрити. Есть ли тогда более высокая Природа, чем Природа трех гун? Есть ли сила прагматического творения, воли, действия, отличная от силы эго, желания, ума, чувства, рассудка и жизненного импульса?
Поэтому в условиях этой неопределенности то, что сейчас необходимо сделать, – это
дать более полное знание, на котором должны основываться божественные дела. И это может быть только полное, интегральное знание Божественного, которое является источником трудов и в чьем бытии работник становится свободным благодаря знанию; ибо он знает свободный Дух, из которого исходят все труды, и участвует в его свободе. Более того, это знание должно пролить свет на утверждение, которым заканчивается первая часть Гиты.
Оно должно обосновать превосходство бхакти над всеми другими мотивами и силами духовного сознания и действия; это должно быть знание о верховном Господе всех созданий, кому единственному душа может предложить себя в совершенной самоотдаче, являющейся высшей степенью всякой любви и преданности. Вот что Учитель предполагает дать во вступительных стихах седьмой главы, которые инициируют развитие событий, занимающих всю остальную часть книги. “Слушай, – говорит он, – как, практикуя йогу с умом, привязанным ко мне, и со мной как с ашраей (вся основа, прибежище, точка опоры сознательного существа и действия) ты познаешь меня без остатка, целиком, самаграм мам.
Я буду говорить с тобой без утайки и недомолвок, ашесатах,” - (ибо в противном случае может остаться почва для сомнений), - “о главном знании, сопровождаемом всеми всеобъемлющими знаниями, при знании которых здесь не останется ничего другого, что можно было бы познать”. Смысл этой фразы в том, что Божественное Существо – это все, васудэвах сарвам, и, следовательно, если мы познаем его целиком, во всех его силах и принципах, тогда познается все, не только чистое "Я", но и мир, и действия, и Природа.
Тогда здесь не остается ничего другого, что можно было бы познать, потому
что все и есть это Божественное Существование. Только потому, что наш взгляд здесь не
является таким целостным, потому что он основывается на разделяющем уме и рассудке
и разделяющей идее эго, наше ментальное восприятие вещей является неведением.
Мы должны отойти от этого ментального и эгоистического взгляда и обратиться к истинному объединяющему знанию, которое имеет два аспекта: сущностный, джняна, и всеобъемлющий, виджняна, – прямое духовное осознание верховного Существа и правильное глубокое знание принципов его существования, Пракрити, Пуруша и все остальное, благодаря которым все сущее может быть познано в его божественном происхождении и в высшей истине его природы. Это интегральное знание, говорится в Гите, является редкой и трудной вещью; “Среди тысяч людей то один, то другой стремится к совершенству, и из тех, кто стремится и достигает совершенства, только один знает меня во всех принципах моего существования, таттватах”.
Затем, для начала и для того, чтобы обосновать это интегральное знание, Гита проводит глубокое и важное различие, которое является практической основой всей ее Йоги, различие между двумя Природами, феноменальной и духовной Природой. «Пять элементов (условий материального бытия), ум, разум, эго, это моя восьмикратно разделенная Природа.
Но знай мою другую Природу, отличную от этой, высшую, которая становится Дживой и посредством которой поддерживается этот мир». Вот первая новая метафизическая идея Гиты, которая помогает ей начать с понятий философии Санкхьи и все же превзойти их и придать их терминам, которые она сохраняет и расширяет, ведантическое значение. Восьмеричная Природа, состоящая из пяти бхута, – элементов, как сказано, но скорее элементарных или существенных условий материального бытия, которым даны конкретные названия земли, воды, огня, воздуха и эфира, – разума с его различными чувствами и органами, разума-воли и эго, – это описание Пракрити в Санкхье. Санкхья останавливается на этом, и поскольку она останавливается на этом, она должна установить непреодолимое разделение между душой и Природой; она должна установить их как две совершенно различные первичные сущности. Гита тоже, если бы она остановилась на этом, должна была бы установить ту же неизлечимую антиномию между Я и космической Природой, которая тогда была бы только Майей трех гун, и все это космическое существование было бы просто результатом этой Майи; оно не могло бы быть ничем иным. Но есть что-то еще, есть высший принцип, природа духа, parā prakrptir me. Существует высшая природа Божественного, которая является реальным источником космического существования и его фундаментальной творческой силы и действенной энергии, и по отношению к которой другая низшая и невежественная Природа является лишь производной и темной тенью. В этой высшей динамике Пуруша и Пракрити едины. Пракрити есть только воля и исполнительная сила Пуруши, его активность бытия, — не отдельная сущность, но он сам в Силе.
Эта высшая Пракрити не просто присутствие силы духовного бытия, имманентной космической деятельности. Ибо тогда она может быть только неактивным присутствием всепроникающего Я, имманентным во всех вещах или содержащих их, принуждающим в некотором роде мировое действие, но сама не активная. Эта высшая Пракрити не является и авьяктой Санкхьи, первичным непроявленным семенем-состоянием проявленной активной восьмеричной природы вещей, единой производительной изначальной силой Пракрити, из которой развиваются ее многочисленные инструментальные и исполнительные силы. Недостаточно также интерпретировать эту идею авьякты в ведантическом смысле и говорить, что эта высшая Природа является силой, вовлеченной и присущей непроявленному Духу или Я, из которого космос исходит и в который он возвращается. Она является этим, но она и гораздо больше; ибо это только одно из её духовных состояний. Это интегральная сознательная сила высшего Существа, чит-шакти, которая стоит позади «я» и космоса. В неизменном «Я» она вовлечена в Дух; она там, но в нивритти или воздержании от действия: в изменчивом «я» и космосе она выходит в действие, правритти. Там своим динамическим присутствием она развивает в Духе все существования и проявляется в них как их сущностная духовная природа, постоянная истина за их игрой субъективных и объективных явлений. Это сущностное качество и сила, свабхава, самопринцип всего их становления,
врожденный принцип и божественная сила за их феноменальным существованием. Баланс гун – это только количественная и совершенно производная игра, развившаяся из этого верховного Принципа. Вся эта деятельность форм, все это умственное, чувственное, интеллектуальное стремление низшей природы есть только явление, которое не могло бы существовать вообще, кроме как посредством этой духовной силы и этой мощи бытия; оно исходит из этого и существует в этом и только этим. Если мы пребываем только в феноменальной природе и видим вещи только по представлениям, которые она нам внушает, мы не достигнем настоящей истины нашего активного существования. Настоящая истина – это эта духовная сила, эта божественная сила бытия, это сущностное качество духа в вещах или, скорее, духа, в котором находятся вещи и из которого они черпают все свои потенции и семена своих движений. Достигнув этой истины, силы, качества, мы достигнем настоящего закона нашего становления и божественного принципа нашей жизни, его источника и санкции в Знании, а не только его процесса в Неведении.
Это делается для того, чтобы переложить смысл Гиты на язык, подходящий для нашего современного образа мышления; но если мы посмотрим на ее описание Пара Пракрити, мы обнаружим, что это практически суть того, что она говорит. Ибо во-первых, эта другая высшая Пракрити, говорит Кришна, моя высшая природа, prakritiṁ me param. И это «Я» здесь есть Пурушоттама, верховное Существо, верховная Душа, трансцендентный и универсальный Дух. Изначальная и вечная природа Духа и его трансцендентная и возникающая Шакти – это то, что подразумевается под Пара Пракрити. Ибо, говоря сначала о происхождении мира с точки зрения активной силы его Природы, Кришна утверждает: «Это лоно всех существ», etad-yonı̄ni bhūtāni. И в следующей строке двустишия, снова утверждая тот же факт с точки зрения исходящей Души, он продолжает: «Я есть рождение всего мира, а также его растворение; нет ничего более высшего, чем Я». Здесь высшая Душа, Пурушоттама, и высшая Природа, Пара Пракрити, отождествляются: они ставятся двумя способами взгляда на одну и ту же реальность. Ибо, когда Кришна заявляет, Я есть рождение мира и его растворение, очевидно, что именно эта Пара Пракрити, высшая Природа, его существа является обеими этими вещами. Дух – есть верховное Существо в его бесконечном сознании, а высшая Природа – это бесконечность силы или воли бытия Духа, – это его бесконечное сознание в его присущей ему божественной энергии и его божественном действии. Рождение – это движение эволюции этой сознательной Энергии из Духа, parā prakritir jı̄vabhūtā, ее активность в изменчивой вселенной; растворение – это изъятие этой активности путем инволюции Энергии в неизменное существование и самособранную силу Духа. Вот что изначально подразумевается под высшей Природой.
Высшая Природа, parā prakritih, тогда является бесконечной вневременной сознающей силой самосуществующего Бытия, из которой проявляются все существования в космосе и выходят из безвременья во Время. Но для того, чтобы обеспечить духовную основу для этого многообразного всеобщего становления в космосе, высшая Природа формулирует себя как Джива. Иначе говоря, вечная множественная душа Пурушоттамы проявляется как индивидуальное духовное существование во всех формах космоса. Все существования наполнены жизнью единого неделимого Духа; все поддерживаются в своей личности, действиях и формах вечной множественностью единого Пуруши. Мы должны быть осторожны, чтобы не ошибиться, думая, что эта высшая Природа тождественна Дживе, проявленном во Времени, в том смысле, что нет ничего другого или что это только природа становления, а вовсе не природа бытия: это не может быть высшей природой Духа. Даже во Времени это нечто большее; ибо в противном случае единственной истиной его в космосе была бы природа множественности, и не было бы никакой природы единства в мире. Это не то, что говорит Гита: она не говорит, что верховная Пракрити по своей сути является
Дживой, jı̄vātmikām, но что она стала Дживой, jı̄vabhūtām; и в этом выражении подразумевается, что за ее проявлением как Дживы здесь она изначально является чем-то иным и более высоким, это природа единого верховного духа. Джива, как нам говорят позже, есть Господь, ı̄śvara, но в своем частичном проявлении, mamaivāṁśah; даже все множество существ во вселенной или в бесчисленных вселенных не могло быть в своем становлении интегральным Божественным, а только частичным проявлением бесконечного Единого. В них Брахман, единое неделимое существование, пребывает как бы разделенным, avibhaktaṁ ca bhūtesu vibhaktam iva ca sthitam.Единство — это более великая истина, множественность — это меньшая истина, хотя и то, и другое является истиной, и ни один из них не является иллюзией.
Именно единством этой духовной природы поддерживается мир, yayedaṁ dhāryate jagat, даже поскольку это то, из чего он рождается со всеми своими становлениями, etad-yonı̄ni bhūtāni sarvāni, и то, что также втягивает весь мир и его существования в себя в час растворения, ahaṁ kritsnasya jagatah prabhavah pralayas tathā. Но в проявлении, которое таким образом выдвигается в Духе, поддерживается в его действии, убирается в его периодическом покое от действия, Джива является основой множественного существования; это множественная душа, если мы можем так ее назвать, или, если мы предпочитаем, душа множественности, которую мы переживаем здесь. Он всегда един с Божественным в своем бытии, отличается от него только силой своего бытия, — отличается не в том смысле, что это совсем не та же самая сила, а в том смысле, что он только поддерживает единую силу в частичном многократно индивидуализированном действии. Поэтому все вещи изначально, в конечном счете и в принципе своего продолжения также являются Духом. Фундаментальная природа всего — это природа Духа, и только в своих низших дифференциальных явлениях они кажутся чем-то другим, природой тела, жизни, ума, рассудка, эго и чувств. Но это феноменальные производные, они не являются сущностной истиной нашей природы и
нашего существования.
Высшая природа духовного бытия дает нам, таким образом, и изначальную истину и силу существования за пределами космоса, так и первооснову духовной истины для проявления в космосе. Но где же связь между этой высшей природой и низшей феноменальной природой? На Мне, говорит Кришна, все это, все, что есть здесь - sarvam idam, общее выражение в Упанишадах для совокупности явлений в движущейся вселенной – нанизано так же, как жемчуг нанизан на нить. Но это лишь образ, опираясь на который мы не можем продвинуться очень далеко; ведь жемчужины удерживаются друг относительно друга только с помощью нити и не имеют никакого другого единства или связи с нитью, кроме зависимости от нее для этой взаимной связи. Перейдем от образа к тому, что он изображает. Это высшая природа Духа, бесконечная сознательная сила его бытия, самосознающая, всезнающая, всепремудрая, которая поддерживает эти феноменальные существования по отношению друг к другу, проникает в них, пребывает в них, поддерживает их и вплетает их в систему своего проявления. Эта единая высшая сила проявляется не только во всех как Единое, но и в каждом как Джива, индивидуальное духовное присутствие; она также проявляется как сущность всех качеств Природы. Таким образом, есть скрытые духовные силы, стоящие за всеми явлениями. Это высшее качество не является действием трех гун, которое есть явление качества, но не его духовная сущность. Это скорее присущая единая, но изменчивая внутренняя сила всех этих поверхностных вариаций. Это фундаментальная истина Становления, истина, которая поддерживает и придает духовное и божественное значение всем его проявлениям. Действие гун – это лишь поверхностные неустойчивые становления разума, ума, чувств, эго, жизни и материи, sāttvikā bhāvā rājasās tāmasāś ca; но это скорее существенная стабильная изначальная сокровенная сила становления, свабхава. Это то, что определяет первичный закон всего становления и каждого Дживы; он составляет сущность и развивает движение природы. Именно этот принцип в каждом существе, который проистекает из и непосредственно связан с трансцендентным божественным Становлением, Ишвары, madbhāvah. В этом отношении божественного бхавы к свабхаве и свабхавы к поверхностной бхаве, божественной Природы к индивидуальной самоприроде и самоприроды в ее чистом и изначальном качестве к феноменальной природе во всей ее смешанной и запутанной игре качеств, мы находим связь между этим высшим и этим низшим существованием. Деградировавшие силы и ценности низшей Пракрити происходят от абсолютных сил и ценностей верховной Шакти и должны вернуться к ним, чтобы найти свой собственный источник и истину, а также сущностный закон их действия и движения.
Так и душа или Джива, вовлеченная здесь в оковы, в бедную и неполноценную игру феноменальных качеств, если он хочет вырваться из них и стать божественной и совершенной, должна прибегнуть к чистому действию своего сущностного качества Свабхавы, чтобы вернуться к тому высшему закону своего собственного бытия, в котором он может обнаружить волю, силу, динамический принцип, высшую работу своей божественной природы.
Это ясно непосредственно из следующего отрывка, в котором Гита приводит ряд примеров, показывающих, как Божественное в силе своей верховной природы проявляется и действует внутри одушевленных и так называемых неодушевленных существований вселенной. Мы можем отделить их от свободного и вольного порядка который навязывает необходимость поэтической формы, и поставить их в их надлежащий философский ряд.
Во-первых, божественная Сила и Присутствие действует в пяти элементарных состояниях материи. «Я – вкус в водах, звук в эфире, запах в земле, энергия света в огне», и, для большей полноты, можно добавить, осязание или контакт в воздухе. Иными словами, само Божественное в своей Пара Пракрити – это энергия, лежащая в основе различных сенсорных отношения которые, согласно древней системе Санкхьи, эфирные, лучистые, электрические, газообразные, жидкие и другие элементарные состояния материи являются физической средой. Пять элементарных состояний материи представляют собой количественный или материальный элемент в низшей природе и являются основой материальных форм. Пять танматрас – вкус, осязание, запах и другие – это качественный элемент. Эти Танматры представляют собой тонкие энергии, действие которых ставит чувственное сознание в связь в отношении к грубым формам материи, – они являются основой всего феноменального знания. С материальной точки зрения материя – это реальность, а чувственные отношения являются производными; но с духовной точки зрения истина противоположна. Материя и материальные носители информации сами являются производными силами и в основе своей являются лишь конкретными способами или условиями, в которых работы качества Природы в вещах проявляют себя чувственному сознанию Дживы. Единственным изначальным и вечным фактом является энергия Природы, сила и качество бытия, которые так проявляются для души через органы чувств. И то, что является существенным в чувствах, наиболее духовным, наиболее тонким, само является материалом этого вечного качества и силы. Но энергия или сила бытия в Природе – это само Божественное в его Пракрити; поэтому каждое чувство в своей чистоте есть эта Пракрити, каждое чувство есть Божественное в его динамической сознательной силе.
Это мы лучше понимаем из других терминов группы. «Я есть свет солнца и луны, мужественность в человеке, интеллект разумных, энергия энергичных, сила сильных, аскетическая сила тех, кто совершает аскезу, тапасью». «Я есть жизнь во всех существованиях». В каждом случае это энергия основного качества, от которого зависит каждое из этих становлений для того, чем оно стало, что дается как характерный знак, указывающий на присутствие божественной Силы в их природе. Опять же, «Я есть пранава во всех Ведах», то есть основной слог ОМ, который является основой всех мощных творческих звуков сокровенного слова; ОМ – это единая универсальная формулировка энергии звука и речи, та, которая содержит и суммирует, синтезирует и высвобождает всю духовную силу и всю потенцию Вак и Шабда, и из которой другие звуки, чьим материалом сотканы слова речи, должны развиваться в процессе эволюций. Тогда становится совершенно ясным. Не феноменальные развития чувств или жизни или света, интеллекта, энергии, силы, мужественности, аскетической силы, свойственны верховной Пракрити. Именно сущностное качество в ее духовной силе, составляет Свабхаву. Это сила духа, проявляющаяся таким образом, это свет его сознания и сила его энергии в вещах, раскрытых в чистом изначальном знаке, являются само-природой. Эта сила, свет, сила есть вечное семя, из которого все остальные вещи являются развитиями, производными, меняющимися и пластичными обстоятельствами. Поэтому Гита вставляет в качестве самого общего утверждения в этой серии: «Знай меня как вечное семя всех существований, о сын Притхи». Это вечное семя есть сила духовного существа, сознательная воля в существе, семя, которое, как сказано в другом месте, Божественное бросает в великого Брахмана, в супраментальную необъятность, и из него все рождается в феноменальном существовании. Это то семя духа, которое проявляет себя как сущностное качество во всех становлениях и составляет их свабхаву.
Практическое различие между этой изначальной силой сущностного качества и феноменальными производными низшей природы, между самой вещью в ее чистоте и вещью в ее низших проявлениях, очень ясно указано в конце серии. «Я - сила сильного, лишенная желания и расположения», лишенная всякой привязанности к феноменальному удовольствию вещей. «Я – в существах желание, которое не противоречит их дхарме». А что касается вторичных субъективных становлений Природы, бхавах (состояния ума, привязанности желания, движения страсти, реакции чувств, ограниченная и двойственная игра разума, повороты чувства и морального чувства), которые саттвические, раджасические и тамасические, что касается работы трех гун, они, как говорит Гита, сами по себе не являются чистым действием высшей духовной природы, но являются производными от нее; «они воистину от меня», matta eva, у них нет другого происхождения, «но я не в них, это они во мне». Здесь действительно сильное и в то же время тонкое различие. «Я есть», говорит Божественное, «сущностный свет, сила, желание, мощь, интеллект, но эти производные от них не есть Я в своей сущности, и я не в них, но все они от меня, и все они в моем существе». Именно на основе этих утверждений мы должны рассмотреть переход вещей от высшего к низшему и снова от низшего обратно к высшей природе.
Первое утверждение не вызывает затруднений. Сильный человек, несмотря на божественную природу заложенного в нем принципа силы, попадает в зависимость от желаний и привязанностей, впадает в грех, борется за добродетель. Но это потому, что во всех своих производных действиях он нисходит в хватку трех гун и не управляет этим действием свыше, исходя из своей сущностной божественной природы. Эти изменения не влияют на божественную природу его силы, она остается неизменной по своей сути, несмотря на все помрачения и упущения. Божественное присутствует в этой природе и поддерживает его своей силой через сумбур его низшего существования до тех пор, пока он не сможет вновь обрести свет, полностью осветить свою жизнь истинным солнцем своего существа и управлять своей волей и ее действиями чистой силой божественной воли в своей высшей природе. Но как Божественное может быть желанием, кама? ибо это желание, этот кама был объявлен нашим единственным великим врагом, который должен быть убит. Но это желание было желанием низшей природы гун, которое берет свое начало в раджасическом существе, раджогуна-самудбхаве, ибо это то, что мы обычно имеем в виду, когда мы говорим о желании. Это другое, духовное, является волей, не противоречащей дхарме.
Означает ли это, что духовная кама – это добродетельное желание, этичное по своей природе, саттвическое желание, – ибо добродетель всегда саттвична по своему происхождению и движущей силе? Но тогда здесь было бы очевидное противоречие, поскольку уже в следующей строке все саттвические привязанности объявляются не Божественными, а лишь низшими производными. Несомненно, нужно отказаться от греха, если мы хотим приблизиться к Божеству; но то же самое нужно сделать и с добродетелью, если мы хотим войти в Божественное Бытие. Саттвическая природа должна быть достигнута, но затем ее нужно превзойти. Этический поступок – это всего лишь средства очищения, с помощью которых мы можем подняться к божественной природе, но сама эта природа возвышается над двойственностями, – и действительно, иначе в сильном человеке, подверженном раджасическим страстям, не могло бы быть чистого божественного присутствия или божественной силы. Дхарма в духовном смысле – это не мораль или не этическое поведение. Дхарма, говорится в другом месте Гиты, – это действие, управляемое свабхавой, основным законом природы человека. И эта свабхава по своей сути является чистым качеством духа в присущей ему силе сознательной воли и в присущей ему силе действия. Следовательно, то желание, о котором здесь идет речь, – это целенаправленная воля Божественного в нас, ищущая и открывающая не наслаждение низшей Пракрити, но Ананда, играющая сама по себе и самореализующаяся; это желание божественного Восторга существования, развертывающее свою собственную сознательную силу действия в соответствии с законом свабхавы.
Но что опять же подразумевается, когда говорится, что Божественное не находится в становлениях, формах и привязанностях низшей природы, даже саттвической, хотя все они находятся в его существе? В некотором смысле он очевидно должен быть в них, иначе они не могли бы существовать. Но имеется в виду, что истинная и высшая духовная природа Божественного не заключена там; они являются лишь явлениями в его бытии, созданными из него действием эго и неведения. Неведение представляет нам все в перевернутом видении и, по крайней мере, частично фальсифицированном опыте. Мы представляем, что душа находится в теле, почти как результат и производное от тела; даже мы так это чувствуем: но это именно тело находится в душе и является результатом и производным от души. Мы думаем о духе как о небольшой части нас — Пуруше, который не больше большого пальца — в этой огромной массе материальных и ментальных явлений: в действительности, последнее, при всей своей внушительной внешности, является очень маленькой вещью в бесконечности бытия духа. Так и здесь; во многом в том же смысле эти вещи находятся в Божественном, чем Божественное в этих вещах. Эта низшая природа трех гун, которая создает столь ложный взгляд на вещи и придает им низший характер, является Майей, силой иллюзии. Под этим не подразумевается, что она вообще не существует или имеет дело с нереальностями, но что она сбивает с толку наше знание, создает ложные ценности, заключает нас в эго, ментальность, чувство, физичность, ограниченный интеллект и скрывает от нас высшую истину нашего существования. Эта иллюзорная Майя скрывает от нас Божественное, которым мы являемся, бесконечный и непреходящий дух. «Этими тремя видами становления, которые имеют природу гун, весь этот мир сбит с толку и не признает Меня высшим за их пределами и непреходящим». Если бы мы могли увидеть, что именно Божественное является истинной истиной нашего существования, все остальное также изменилось бы для нашего видения, приняло бы свой истинный характер, а наша жизнь и действие приобрели бы божественные ценности и двигались бы в законе божественной природы.
Но почему же тогда, поскольку Божественное все-таки есть и божественная природа находится в корне даже этих сбивающих с толку производных, поскольку мы являемся Дживой, а Джива является этим, так трудно преодолеть эту Майю, māyā duratyayā? Потому что это все еще Майя Божественного, daivı̄ hyesā gunamayı̄ mama māyā; «это моя божественная Майя гун». Она сама по себе божественна и является развитием из природы Божественного, но Божественного в природе богов; это daivi, божества или, если хотите, Божественное, но Божественное в ее разделенных субъективных и низших космических аспектах, саттвических, раджасических и тамасических.
Это космическая вуаль, которую Божественный сплел вокруг нашего понимания; Брахма, Вишну и Рудра сплели ее сложные нити; Шакти, Верховная Природа находится в ее основе и скрыта в каждой ее ткани. Мы должны выработать эту сеть в себе и вращаться в ней и через нее, оставив ее позади себя, когда ее использование закончится, повернуться от богов к изначальному и верховному Божеству, в котором мы откроем в то же время последний смысл богов и их работ и сокровенные духовные истины нашего собственного нетленного существования. «Ко Мне, кто поворачивается и приходит, они одни выходят за пределы этой Майи».
II
Синтез Посвящения и Знания
ГИТА – это не трактат метафизической философии, несмотря на огромное количество метафизических идей, возникающих попутно на ее страницах; поскольку здесь ни одна метафизическая истина не высказана исключительно ради самой себя. Она ищет высшую истину для высшей практической пользы, не для интеллектуального или даже для духовного удовлетворения, но как истину, которая спасает и открывает нам переход от нашего нынешнего смертного несовершенства к бессмертному совершенству. Поэтому, дав нам в первых четырнадцати стихах этой главы ведущую философскую истину, в которой мы нуждаемся, она спешит в следующих шестнадцати стихах немедленно применить её. Она превращает ее в первую отправную точку для объединения трудов, знания и преданности, – поскольку предварительный синтез трудов и знания, сам по себе, уже был завершен.
Перед нами три силы: Пурушоттама как высшая истина того, во что мы должны вырасти, Я и Джива. Или, как мы можем это выразить, есть Всевышний, есть безличный дух, и есть множественная душа, вневременная основа нашей духовной личности, истинная и вечная индивидуальность, mamaivāṁśah sanātanah. Все эти три божественны, все три Божественны. Высшая духовная природа бытия, Пара Пракрити, свободная от любых ограничений обусловленного Неведения, есть природа Пурушоттамы. В безличном Я есть та же самая божественная природа, но здесь она находится в своем состоянии вечного покоя, равновесия, бездеятельности, нивритти. Наконец, для активности, для правритти, Пара Пракрити становится множественной духовной личностью, Дживой. Но внутренняя активность этой высшей Природы всегда является духовной, божественной работой. Это сила верховной божественной Природы, это сознательная воля бытия Высшего, которая выплескивается в различных существенных и духовных силах качества в Дживе: эта существенная сила – свабхава Дживы. Все действия и становления, которые исходят непосредственно из этой духовной силы, являются божественным становлением и чистым и духовным действием. Поэтому из этого следует, что в действии усилия человеческого индивидуума должны быть направлены на то, чтобы вернуться к своей истинной духовной личности и заставить все свои дела вытекать из силы ее высшей Шакти, развивать действие через душу и сокровенное внутреннее существо, а не через ментальную идею и витальное желание, и превратить все свои действия в чистое излияние воли Высшего, всю свою жизнь – в динамичный символ Божественной Природы.
Но есть также эта низшая природа трех гун, характер которой – характер неведения, а действие – действие неведения, смешанное, запутанное, извращенное; это действие низшей личности, эго, естественной, а не духовной личности. Именно для того, чтобы отойти от этой ложной личности, мы должны прибегнуть к безличному Я и стать едиными с ним. Затем, освободившись таким образом от эго-личности, мы можем найти связь истинной личности с Пурушоттамой. Она едина с ним в бытии, хотя обязательно частичная и ограничивающая, поскольку индивидуальная, в действии и временном проявлении природы. Освободившись также от низшей природы, мы можем осознать высшее, божественное, духовное. Поэтому действовать из души не означает действовать из души желания; ибо это не высокое внутреннее бытие, а только низшая природная и поверхностная видимость. Действовать в соответствии с внутренней природой, свабхавой, не означает действовать из страстей эго, действовать с безразличием или с желанием греха и добродетели в соответствии с естественными импульсами и нестабильной игрой гун. Поддаваться страсти, активно или инертно потворствовать греху – это не путь ни к духовному квиетизму высшей безличности, ни к духовной активности божественной индивидуальности, которая должна быть каналом для воли верховной Личности, прямой силой и видимым становлением Пурушоттамы.
Гита с самого начала установила, что самым первым предварительным условием божественного рождения, высшего существования является уничтожение раджасического желания и его детей, а это означает исключение греха. Грех – это работа низшей природы для грубого удовлетворения ее собственных невежественных, тупых или жестоких раджасических и тамасических склонностей, восстающих против любого высокого самоконтроля и самовладения природой духом. И для того, чтобы избавиться от этого грубого принуждения существа низшей Пракрити в ее низших модусах, мы должны прибегнуть к высшему модусу этой Пракрити, саттвическому, который всегда ищет гармоничный свет знания и правильное правило действия. Пуруша, душа внутри нас, которая соглашается в Природе с изменяющимся импульсом гун, должна дать свою санкцию на этот саттвический импульс и эту саттвическую волю и темперамент в нашем существе, которые ищут такое правило. Саттвическая воля в нашей природе должна управлять нами, а не раджасическая и тамасическая воля. В этом смысл всего высокого разума в действии, как и всей истинной этической культуры; это закон Природы в нас, стремящейся развиваться от ее низшего и беспорядочного к ее высшему и упорядоченному действию, действовать не в страсти и неведении, получаяя в итоге горе и беспокойство, а в знании и просветленной воле, получая в результате внутреннее счастье, равновесие и мир. Мы не сможем выйти за пределы трех гун, если сначала не разовьем в себе правило высшей гуны, саттвы.
«Злодеи не достигают меня», – говорит Пурушоттама, «души, сбитые с толку, низшие по человеческой шкале; ибо их знание отнято у них Майей, и они прибегают к природе бытия Асуры». Это смущение – обман души в Природе обманчивым эго. Злодей не может достичь Всевышнего, потому что он вечно пытается удовлетворить идол эго на низшей шкале человеческой природы; его настоящий Бог — это эго. Его ум и воля, увлекаемые в деятельность Майи трех гун, не являются инструментами духа, а добровольными рабами или самообманывающимися инструментами его желаний. Он видит только эту низшую природу, а не свое высшее «я» и высшее существо или Божество внутри себя и в мире: он объясняет все существование своей воле в терминах эго и желания и служит только эго и желанию. Служить эго и желанию без стремления к более высокой природе и более высокому закону – значит иметь ум и темперамент Асуры. Первый необходимый шаг вверх – это стремиться к более высокой природе и более высокому закону, подчиняться лучшему правилу, чем правило желания, воспринимать и поклоняться более благородному божеству, чем эго или любому увеличенному образу эго, стать правильным мыслителем и правильным деятелем. Этого тоже недостаточно; ибо даже саттвический человек подвержен смущению гун, потому что он все еще управляется желанием и неприязнью, icchā-dvesa. Он движется в кругу форм Природы и не имеет высшего, трансцендентного и интегрального знания. Тем не менее, постоянным устремлением вверх в своей этической цели, он в конце концов избавляется от омрачения греха, которое является омрачением раджасического желания и страсти, и обретает очищенную природу, способную освободиться от правления тройной Майи. Только добродетелью человек не может достичь высшего, но добродетелью он может развить первую способность к достижению этого, адхикару. Ибо грубое раджасическое или тупое тамасическое эго трудно стряхнуть и поставить ниже нас; саттвическое эго менее трудно и, наконец, когда оно достаточно утончается и просветляется, становится даже легко превзойти, преобразовать или уничтожить.
Человек, следовательно, должен прежде всего стать этичным, sukritı̄, а затем подняться на высоты, превосходящие любые простые этические правила жизни, к свету, величию и силе духовной природы, где он выходит за пределы понимания двойственности и ее заблуждения, dvandva-moha. Там он больше не ищет своего личного блага или удовольствия или избегает своего личного страдания или боли, поскольку эти вещи больше не затрагивают его, и он больше не говорит: «Я добродетелен», «Я грешен», но действует в своей собственной высокой духовной природе по воле Божественного для всеобщего блага.
Мы уже видели, что для этой цели самопознание, равноприятие, безличность являются первыми необходимостями, и что это – путь примирения между знанием и делами, между духовностью и деятельностью в мире, между вечно неподвижным покоем вневременного «я» и вечной игрой прагматической энергии Природы. Но Гита теперь устанавливает другую и большую необходимость для Карма-йогина, который объединил свою Йогу трудов с Йогой знания. Теперь от него требуются не только знание и труды, но также бхакти, преданность Божественному, любовь и поклонение и желание души Высочайшего. Это требование, не высказанное явно до сих пор, было еще подготовлено, когда Учитель установил в качестве необходимого поворота своей Йоги превращение всех трудов в жертву Господу нашего существа и установил в качестве ее кульминации отказ от всех трудов, не только в нашем безличном Я, но через безличность в Существе, из которого исходят все наши воля и сила.
То, что там подразумевалось, теперь выводится наружу, и мы начинаем более полно видеть
цель Гиты.
Теперь мы поставили перед собой три взаимозависимых движения нашего освобождения от обычной природы и нашего роста в божественное и духовное существо. «Из-за заблуждения двойственности, которое возникает из желания и нежелания, все существования в творении приводятся в замешательство», – говорит Гита. Это неведение, эгоизм, который не может увидеть и удержать Божественное повсюду, потому что он видит только двойственности Природы и постоянно занят своей собственной отдельной личностью, своими поисками и отклонениями. Для выхода из этого круга первой необходимостью в наших работах является освобождение от греха витального эго, огня страсти, буйства желания раджасической природы, и это должно быть сделано успокаивающим саттвическим импульсом этического существа. Когда это сделано, yeasāṁ tvantagataṁ pāpaṁ janānāṁ punyakarmanām, – или, скорее, пока это делается, поскольку после определенной точки всякий рост в саттвической природе приносит возрастающую способность к высокой тишине, равенству и трансцендентности, – необходимо подняться над двойственностями и стать безличным, равным, единым я с Неизменным, единым со всеми существами. Этот процесс врастания в дух завершает наше очищение. Но пока это делается, пока душа расширяется в самопознании, она также должна увеличиваться в преданности. Ибо она должна не только действовать в большом духе равенства, но также совершать жертвоприношения Господу, тому Божеству во всех существах, которого она еще не знает в совершенстве, но которое она сможет так знать, интегрально, samagraṁ mām, когда она будет иметь твердое видение единого «я» везде и во всех существованиях. Равенство и видение единства, однажды совершенно обретенные, te dvandva-moha-nirmuktāh, высшая бхакти, всеобъемлющая преданность Божественному, становится всем и единственным законом существования. Все другие законы поведения сливаются с этой сдачей, sarva-dharmān parityajya. Тогда душа становится твердой в этой бхакти и в обете самопосвящения всего своего существа, знания, трудов; ибо теперь её надежной основой, её абсолютным основанием существования и действия является совершенное, интегральное, объединяющее знание всепроникающего Божества, те бхаджанте мāм дридха-вратāх.
С обычной точки зрения любое возвращение к бхакти или продолжение сердечной деятельности после обретения знания и безличности, может показаться рецидивом. Ведь в бхакти всегда присутствует элемент, основа даже личности, поскольку ее движущей силой является любовь и поклонение индивидуальной души, дживы, обращенной к высшему и универсальному Бытию. Но с точки зрения Гиты, где целью целью является не бездействие и погружение в вечное Безличное, а единение с Пурушоттамой через целостность нашего существа, это возражение вообще не может вмешаться. В этой Йоге душа освобождается от своей низшей личности благодаря ощущению своего безличного и неизменного самобытия; но она все еще действует, и все действия принадлежит множественной душе в изменчивости Природы. Если мы не привнесем в качестве поправки к абсолютному покою идею жертвоприношения Высшему, мы должны рассматривать этот элемент действия как нечто совсем не наше, некий остаток игры гун, за которой не стоит никакой божественной реальности, последнюю развенчанную форму эго, Я-естьность, продолжающийся импульс низшей Природы, за которую мы не несем ответственности, поскольку наше знание отвергает его и стремится уйти от него в чистое бездействие. Но, сочетая безмятежную безличность единого «я» с напряжением, связанным с работами Природы, приносимыми в жертву Господу, мы, используя этот двойной ключ, выходим из низшей эгоистической личности и возрастаем в чистоте нашей истинной духовной личности. Тогда мы больше не связанное и невежественное эго в низшей природе, а свободный Джива в высшей Природе.
Тогда мы больше не живем в осознании единого неизменного и безличного «я» и этой
изменчивой множественной Природы, как двух противоположных сущностях, но поднимаемся в объятия Пурушоттамы, обнаруженного одновременно через обе эти силы нашего существа. Все три – это Дух, и две кажущиеся противоположности оказываются лишь противостоящиими друг другу гранями третьего, высшего. «Есть неизменное и безличное духовное существо (Пуруша), - говорит говорит Кришна, - и есть изменчивое и личное духовное существо. Но есть и другое Высшее (уттама-пуруша), называемое Высшее Я, Параматман, тот, кто вошел в этот мир и возвышает его, Господь, нетленное. Я этот Пурушоттама, который находится за пределами изменчивого и является больше и выше даже неизменного. Тот, кто познал Меня как Пурушоттаму, обожает Меня (имеет бхакти ко Мне, бхаджати),
со всем знанием и во всех проявлениях своего естества». И именно это бхакти целостного знания и целостного самопожертвования, которую теперь начинает развивать Гита.
Ибо обратите внимание, что Гита требует от ученика именно бхакти со знанием, и она рассматривает все другие формы преданности как хорошие сами по себе, но все же уступающие этому; они могут приносить пользу в пути, но не являются тем, к чему она стремится в кульминации души. Среди тех, кто избавился от греха раджасического эгоизма и движется к Божественному, Гита выделяет четыре типа бхакт. Есть те, кто обращается к нему как к прибежищу от печали и страданий в этом мире, арта. Есть те, кто ищет его как подателя всего лучшее в мире, артхартхи. Есть те, кто приходит к нему в стремлении к знанию, джиджнасу. И, наконец, есть те, кто поклоняется ему со знанием, джняни. Все они одобрены Гитой, но только на последнем из них лежит печать ее полного одобрения. Все эти движения без исключения возвышенны и благостны, ударах сарва эвайте, но бхакти со знанием превосходит их все, вишишйате. Мы можем сказать, что эти формы последовательно представляют собой бхакти витально-эмоциональной и аффективной природы, бхакти практической и динамичной природы, бхакти рассуждающей интеллектуальной природы и бхакти высшего интуитивного существа, которое объединяет всю остальную природу с Божественным. Однако на практике остальные движения можно рассматривать как подготовительные. Ибо в самой Гите здесь говорится, что только в конце многих существований человек может, овладев интегральным знанием и выработав его в себе на протяжении многих жизней, достичь, в конце концов, Трансцендентного. Ибо познание Божественного, как и всего сущего, трудно достижимо и редко встречается на земле Великая душа, махатма, способная в полной мере постичь его, видеть его, войти в него всем своим существом, всеми проявлениями его природы, благодаря широкой силе этого всеобъемлющего знания, сарвавит сарвабхавена.
Можно спросить, как же эта преданность может быть высокой и благородной, удара, если она ищет Бога только ради мирских благ, которые он может дать, или как убежище в печали и страдании, а не Божественное ради него самого? Разве эгоизм, слабость, желание не царят в таком обожании и не принадлежит ли оно низшей природе? Более того, где нет знания, преданный не приближается к Божественному в его интегральной всеобъемлющей истине, васудевах сарвам ити, но создает несовершенные имена и образы Божества, которые являются лишь отражениями его собственных потребностей, темперамента и природы, и он поклоняется им, чтобы помочь или умиротворить свои естественные стремления. Он создает для Божества имя и форму Индры или Агни, Вишну или Шивы, обожествленного Христа или Будды, или же некоего сочетания природных качеств, снисходительного Бога любви и милосердия, или сурового Бога праведности и правосудия, или внушающего благоговение Бога гнева и ужаса и пламенных наказаний, или некоего сочетания любого из них, и ему он воздвигает свои алтари снаружи и в своем сердце и уме, и падает ниц перед ним, чтобы потребовать от него мирских благ и радостей или исцеления своих ран или сектантской санкции на ошибочное, догматическое, интеллектуальное, нетерпимое знание. Все это до определенной точки достаточно верно. Очень редка великая душа, которая знает, что Васудева, вездесущее Существо, есть все, что есть, vāsudevah sarvam iti sa mahātmā sudurlabhah. Люди увлекаются различными внешними желаниями, которые отнимают у них работу внутреннего знания, kāmais tais tair hr.tajñānāh. Невежественные, они прибегают к другим божествам, несовершенным формам божества, которые соответствуют их желанию, prapadyante 'nyadevatāh. Ограниченные, они устанавливают то или иное правило и культ, taṁ taṁ niyamam āsthāya, который удовлетворяет потребность их природы. И во всем этом есть
непреодолимая личная решимость, именно эта узкая потребность их собственной природы, которой они следуют и принимают за высшую истину, – неспособные все же на бесконечное и его величие.
Божество в этих формах дает им их желания, если их вера целостна; но эти плоды и удовлетворения временны, и именно мелкий интеллект и неразвитый разум делают стремление к ним принципом своей религии и жизни. И поскольку существует духовное достижение таким путем, оно только для богов; только Божественное в образованиях изменчивой природы и как даритель ее результатов они реализуют. Но те, кто поклоняется трансцендентному и целостному Божеству, охватывают все это и преобразуют все это, возносят богов до их высочайших высот, Природу до ее вершин и выходят за их пределы к самому Божеству, осознают и достигают Трансцендентного. Деван дева-йаджо йанти мад-бхакта йанти мам апи.
Тем не менее, верховное Божество вовсе не отвергает этих преданных из-за их несовершенного видения. Ибо Божественное в его высшем трансцендентном существе, нерожденном, неизмеримом и превосходящем все эти частичные проявления, не может быть легко познано ни одним живым существом. Он сам окутан этим огромным плащом Майи, той Майей своей Йоги, посредством которой он един с миром и все же за его пределами, имманентный, но скрытый, пребывающий во всех сердцах, но не открытый ни одному существу. Человек в Природе думает, что эти проявления в Природе -- все Божественное, когда они - только его творения, его силы и его завесы. Он знает все прошлые, все настоящие и будущие существования, но его никто еще не знает. Если бы после того, как он таким образом сбил их с толку своими деяниями в Природе, он вообще не встретил бы их в них, не было бы никакой божественной надежды для человека или для любой души в Майе. Поэтому в соответствии с их природой, когда они приближаются к нему, он принимает их бхакти и отвечает на нее ответом божественной любви и сострадания. Эти формы, в конце концов, являются определенным видом проявления, через которое несовершенный человеческий интеллект может коснуться его, эти желания являются первыми средствами, с помощью которых наши души обращаются к нему: и никакая преданность не бесполезна или неэффективна, какими бы ни были ее ограничения. У нее есть одна великая необходимость — вера. «Какой бы моей форме ни хотел бы поклоняться любой преданный с верой, я делаю эту его веру твердой и непреклонной». Благодаря силе этой веры в своем культе и поклонении он получает свое желание и духовную реализацию, к которой он в данный момент приспособлен. Ища все свое благо от Божественного, он в конце концов придет к тому, чтобы искать в Божественном все свое благо. Завися в своих радостях от Божественного, он научится сосредотачивать в Божественном всю свою радость. Познавая Божественное в его формах и качествах, он познает его как Все и Трансцендентное, которое является источником всех вещей.
Таким образом, посредством духовного развития преданность становится едина со
знанием. Джива приходит к наслаждению единым Божеством, — в Божественном, известном как все сущее, сознание и наслаждение, и как все вещи, существа и события, известные в Природе, известные в себе, известные как то, что превосходит себя и Природу.
Он всегда находится в постоянном союзе с ним, нитьяюкта; вся его жизнь и бытие — это вечная Йога с Трансцендентным, выше которого нет ничего, с Всеобщим, кроме которого
нет никого и ничего другого.
На нем сосредоточена вся его бхакти, ekabhaktih., а не на каком-либо частичном божестве, правиле или культе. Эта единая преданность — весь его закон жизни, и он вышел за пределы всех вероисповеданий религиозных верований, правил поведения, личных целей жизни.
У него нет печалей, которые нужно исцелять, поскольку он обладает Всеблаженным.
У него нет желаний, к которым можно было бы стремиться, ибо он обладает высшим и Всем и близок к Всемогуществу, которое приносит все исполнение. У него не осталось сомнений или сбитых с толку поисков, ибо все знание струится на него из Света, в котором он живет.
Он любит Божественное в совершенстве и является его возлюбленным; ибо как он черпает
радость в Божественном, так и Божественное черпает радость в нем. Это любящий Бога, который обладает знанием, джняни бхакта.
И этот знающий, говорит Божество в Гите, есть мое «я»; другие схватывают только мотивы и аспекты в Природе, но он – само я и всебытие Пурушоттамы, с которым он находится в союзе.
Его божественное рождение в высшей Природе, целостное в бытии, завершенное в воле, абсолютное в любви, совершенное в знании. В нем космическое существование Дживы оправдано, потому что оно превзошло само себя и таким образом нашло свою собственную целостную и высшую истину бытия.
III
Высочайшее Божественное
УЖЕ то, что было сказано в седьмой главе, дает нам отправную точку нашей новой и более полной позиции и фиксирует ее с достаточной точностью. По существу, это сводится к тому, что мы должны двигаться внутренне к большему сознанию и высшему существованию, не путем полного исключения нашей космической природы, а путем более высокого, духовного исполнения всего, чем мы сейчас по сути являемся. Только должно произойти изменение от нашего смертного несовершенства к божественному совершенству бытия. Первая идея, на которой основана эта возможность, -- это концепция индивидуальной души в человеке как в её вечной сущности и её изначальной силе луча высшей Души и Божества, здесь завуалированного проявления его, бытия его бытия, сознания его сознания, природы его природы, но в темноте этого ментального и физического существования, самозабывающего о своем источнике, своей реальности, своем истинном характере.
Вторая идея заключается в двойственной природе Души в проявлении, -- изначальной
природе, в которой она едина со своим собственным истинным духовным существом, и
производной, в которой она подвержена путанице эгоизма и невежества. Последнее должно быть отброшено, а духовное должно быть внутренне восстановлено, исполнено, сделано динамичным и активным. Через внутреннюю самореализацию, открытие нового статуса, наше рождение в новой силе, мы возвращаемся к природе Духа и вновь становимся частью Божества, из которого мы снизошли в эту смертную форму бытия.
Здесь сразу же наблюдается отход от общего современного ума индийской мысли, менее отрицательная позиция, большее утверждение. Вместо навязчивой идеи самоупразднения Природы мы получаем проблеск более обширного решения, принципа
самоосуществления в божественной Природе. Есть даже, по крайней мере, предзнаменование более поздних разработок религий Бхакти. Наш первый опыт того, что находится за пределами нашего обычного состояния, скрытого за эгоистическим бытием, в котором мы живем, для Гиты все еще является спокойствием огромного безличного неизменного «я», в чьем равенстве и единстве мы теряем нашу мелкую эгоистическую личность и отбрасываем в ее спокойной чистоте все наши узкие мотивы желания и страсти.
Но наше второе более полное видение открывает нам живую Бесконечность, божественное неизмеримое Существо, из которого все, что мы есть, происходит и которому все, что мы есть, принадлежит, я и природа, мир и дух. Когда мы едины с ним в себе и духе, мы не теряем себя, а скорее восстанавливаем свое истинное Я в нем, уравновешенное в превосходстве этого Бесконечного. И это делается в одно и то же время тремя одновременными движениями, — интегральным самопознанием через труды, основанные на его и нашей духовной природе, интегральным самостановлением через знание Божественного Существа, в котором все существует и которое есть все, и — самое суверенное и решающее движение из всех — интегральной самоотдачей через любовь и преданность всего нашего существа этому Всему и этому Всевышнему, привлеченному к Владыке наших трудов, к Обитателю наших сердец, к континенту всего нашего сознательного существования. Ему, который является источником всего, что мы есть, мы отдаем все, что мы есть. Наше постоянное посвящение превращает в знание его все наши знания и в свет его силы все наши действия.
Страсть любви в нашей самоотдаче возносит нас к нему и открывает тайну его глубочайшего сердца бытия. Любовь завершает тройную нить жертвоприношения, совершенствует триединый ключ высшей тайны, uttamaṁ rahasyam.
Интегральное знание в нашей самоотдаче является первым условием его эффективной силы. И поэтому мы должны прежде всего знать этого Пурушу во всех силах и принципах его божественного существования, таттватах, во всей его гармонии, в его вечной сущности
и жизненном процессе. Но для древней мысли вся ценность этого знания, таттваджняна, заключалась в его силе освобождения из нашего смертного рождения в бессмертие высшего существования. Поэтому Гита продолжает показывать, как это освобождение также в высшей степени является конечным результатом его собственного движения духовного самоосуществления. Знание Пурушоттамы, говорится в ней, по сути, является совершенным знанием Брахмана. Те, кто прибегают ко Мне как к своему прибежищу, мам ашритья, своему божественному свету, своему избавителю, получателю и приютителю своих душ, те, кто обращается ко Мне в своих духовных усилиях по освобождению от возраста и смерти, от смертного существа и его ограничений, говорит Кришна, приходят к познанию этого Брахмана и всей целостности духовной природы и полноты Кармы. И поскольку они знают Меня и знают одновременно материальную и божественную природу бытия и истину Мастера жертвоприношения, они также сохраняют знание обо Мне в критический момент своего ухода из физического существования и в этот момент все их сознание находится в единении со Мной. Поэтому они достигают Меня. Больше не привязанные к смертному существованию, они достигают высочайшего статуса Божественного так же эффективно, как те, кто теряет свою отдельную личность в безличном и неизменном Брахмане. Так Гита завершает эту важную и решающую седьмую главу.
Здесь мы имеем определенные выражения, которые дают нам в их краткой сумме главные существенные истины проявления высшего Божественного в космосе. Все исходные и эффективные аспекты этого присутствуют, все, что касается души в ее возвращении к
целостному самопознанию. Во-первых, есть этот Брахман, tad brahma; adhyātma, во-вторых, принцип «я» в Природе; adhibhūta и adhidaiva, затем, объективное явление и субъективное явление бытия; adhiyajña, наконец, тайна космического принципа трудов и жертвоприношения. Я, Пурушоттама (māṁ viduh), говорит в действительности Кришна, Я, который выше всех этих вещей, еще должен быть найден и познан через все вместе и посредством их отношений, -- это единственный полный путь для человеческого сознания, которое ищет свой путь обратно ко Мне. Но эти термины сами по себе не совсем ясны или, по крайней мере, открыты для различных толкований, их нужно уточнить в их значении, и ученик Арджуна сразу же просит их разъяснить. Кришна отвечает очень кратко, — нигде Гита не задерживается слишком долго на каком-либо чисто метафизическом объяснении; она дает только столько и таким образом, чтобы сделать их истину просто уловимой для души, чтобы перейти к опыту. Под этим Брахманом, фразой, которая в Упанишадах неоднократно используется для самосуществующего в противоположность феноменальному существу, Гита, по-видимому, подразумевает неизменное самосуществование, которое является высшим самовыражением Божественного и на чьей неизменной вечности все остальное, все, что движется и развивается, основано, aksaraṁ paramam. Под адхьятмой подразумевается свабхава, духовный путь и закон бытия души в высшей Природе. Карма, она говорит, — это название, данное творческому импульсу и энергии, visargah, которая освобождает вещи от этого первого сущностного самостановления, этой Свабхавы, и производит, создает, вырабатывает под своим влиянием космическое становление существований в Пракрити.
Под адхибхутой следует понимать все результаты изменчивого становления, ksaro bhāvah. Под адхидайвой подразумевается Пуруша, душа в Природе, субъективное существо, которое наблюдает и наслаждается как объектом своего сознания всем, что является этим изменчивым становлением его сущностного существования, выработанным здесь Кармой в Природе. Под адхияджной, Господом трудов и жертвоприношения, я подразумеваю, говорит Кришна, себя, Божественное, Божество, Пурушоттаму, здесь скрытого в теле всех этих воплощенных существований. Все, что есть, поэтому, попадает в эту формулу.
Гита немедленно переходит от этого краткого утверждения к разработке идеи окончательного освобождения посредством знания, которое она предложила в последнем стихе предыдущей главы. Она действительно вернется к своей мысли позже, чтобы дать такой скрытый свет, который необходим для действия и внутренней реализации, и мы можем подождать до более полного знания всего, на что указывают эти термины. Но прежде чем мы двинемся дальше, необходимо выявить столько связей между этими вещами, сколько мы справедливо понимаем из самого этого отрывка и из того, что было сказано ранее. Ибо здесь указана идея Гиты о процессе космоса. Во-первых, есть Брахман, высшее
неизменное самосущее существо, который находится позади игры всех существований космической Природы во времени, пространстве и причинности, деша-кала-нимитта.
Ибо только благодаря этому самосуществованию время, пространство и причинность способны существовать, и без этой неизменной поддержки вездесущей, но неделимой они не смогли бы реализовать свои разделения, результаты и меры. Но сам по себе неизменный Брахман ничего не делает, ничего не вызывает, ничего не определяет; он беспристрастен, равен, всеподдерживает, но не выбирает и не порождает. Что же тогда порождает, что определяет, что дает божественный импульс Всевышнего? что управляет Кармой и активно разворачивает космическое становление во Времени из вечного существа? Это Природа как Свабхава. Всевышний, Божество, Пурушоттама присутствует и поддерживает на своей вечной неизменности действие своей высшей духовной Шакти. Он проявляет божественное Бытие, Сознание, Волю или Силу, yayedaṁ dhāryate jagat: это Пара Пракрити. Самосознание Духа в этой высшей Природе воспринимает в свете самопознания динамическую идею, подлинную истину всего, что он отделяет в своем собственном существе и выражает ее в Свабхаве, духовной природе Дживы. Врожденная истина и принцип самости каждого Дживы, то, что разрабатывает себя в проявлении, сущностная божественная природа во всем, что остается постоянным за всеми превращениями, извращениями, реверсиями, это Свабхава.
Все, что находится в Свабхаве, высвобождается в космическую Природу, чтобы она могла делать с этим то, что может, под внутренним взором Пурушоттамы. Из постоянной свабхавы, из сущностной природы и самопринципа бытия каждого становления она создает различные мутации, посредством которых она стремится выразить это, развертывает все свои изменения в имени и форме, во времени и пространстве и те последовательности состояний, развившиеся одно из другого во времени и пространстве, которые мы называем причинностью, нимиттой.
Все это выведение и постоянное изменение из состояния в состояние есть Карма, действие Природы, энергия Пракрити, работницы, богини процессов. Это прежде всего высвобождение свабхавы в ее творческое действие, висаргах. Создание существований в становлении, бхута-карах, и всего, чем они субъективно или иным образом становятся, бхава-карах. Все вместе взятое, это постоянное рождение вещей во Времени, удбхава,
принципом которого является творческая энергия Кармы. Все это изменчивое становление возникает посредством сочетания сил и энергий Природы, адхибхута, которая составляет мир и является объектом сознания души. Во всем этом душа является наслаждающимся и наблюдающим Божеством в Природе; божественные силы ума, воли и чувства, все силы его сознательного существа, посредством которых оно отражает эту работу Пракрити, являются его божествами, адхидайва. Эта душа в Природе, следовательно, есть кшара пуруш.а, это изменчивая душа, вечная активность Божества: та же душа в Брахмане, оторванная от нее, есть акшара пуруша, неизменное Я, вечное молчание Божества. Но в форме и теле изменчивого существа обитает верховное Божество. Обладая одновременно покоем неизменного существования и наслаждением изменчивым действием, в человеке обитает Пурушоттама. Он не только удален от нас в каком-то высшем статусе за пределами, но он также здесь, в теле каждого существа, в сердце человека и в Природе. Там он принимает творения Природы как жертву и ждет сознательной самоотдачи человеческой души: но всегда, даже в невежестве и эгоизме человеческого существа, он является Владыкой своей свабхавы и Хозяином всех своих творений, который руководит законом Пракрити и Кармы.
От него душа вышла в игру мутаций Природы; к нему душа возвращается через неизменное самосуществование к высшему статусу Божественного, парам дхаме.
Человек, рожденный в мир, вращается между миром и миром в действии Пракрити и Кармы. Пуруша в Пракрити является его формулой: то, что душа в нем думает, созерцает и
действует, тем он всегда становится. Все, чем он был, определило его нынешнее рождение; и все, чем он является, думает, делает в этой жизни до момента своей смерти, определяет, кем он станет в мирах за пределами и в жизнях, которые еще будут. Если рождение -- это становление, смерть тоже является становлением, а ни в коем случае не прекращением.
Тело оставлявляется, но душа продолжает свой путь, tyaktvā kalevaram. Тогда многое зависит от того, кем он является в критический момент своего ухода. Ибо на какой бы форме становления ни было его сознание зафиксировано в момент смерти и было ли оно всегда полно этим в его уме и мыслях до смерти, он должен достичь этой формы, поскольку Пракрити посредством Кармы разрабатывает мысли и энергии души, и это на самом деле является всем ее делом. Поэтому, если душа в человеческом существе желает достичь статуса Пурушоттамы, есть две необходимости, два условия, которые должны быть выполнены, прежде чем это станет возможным. Он должен формировать в соответствии с этим идеалом всю свою внутреннюю жизнь в своей земной жизни; и он должен быть верен своему стремлению и воле в своем уходе. «Тот, кто оставляет свое тело и уходит», -- говорит Кришна, «помня обо мне во время конца, приходит к моей бхаве», то есть Пурушоттаме, моему статусу бытия. Он объединен с изначальным бытием Божественного, и это есть конечное становление души, paro bhāvah, последний результат Кармы в ее возвращении к себе и к своему источнику. Душа, которая следовала игре космической эволюции, которая скрывает здесь ее сущностную духовную природу, ее изначальную форму становления, svabhāva, и прошла через все эти другие пути становления ее сознания, которые являются только ее явлениями, taṁ taṁ bhāvam, возвращается к этой сущностной природе и, находя через это возвращение свое истинное «я» и дух, приходит к изначальному статусу бытия, который является с точки зрения возвращения высшим становлением, mad-bhāvam. В определенном смысле мы можем сказать, что она становится Богом, поскольку она объединяется с природой Божественного в последней трансформации своей собственной феноменальной природы и существования.
Гита здесь делает большой акцент на мысли и состоянии ума в момент смерти, акцент, который будет с трудом понят, если мы не осознаем то, что можно назвать само-творческой силой сознания. То, на чем мысль, внутренний взгляд, вера, śraddhā, с полной и определенной настойчивостью устанавливает себя, в то наше внутреннее существо стремится измениться. Эта тенденция становится решающей силой, когда мы переходим к тем высшим духовным и саморазвитым переживаниям, которые менее зависимы от внешних вещей, чем наша обычная психология, порабощенная, как это есть, внешней Природой.
Там мы можем видеть, как мы неуклонно становимся тем, на чем мы держим фиксированными наши умы и к чему мы постоянно стремимся. Поэтому любая ошибка мысли, любая неверность памяти всегда означает замедление изменения или некоторое падение в его процессе и возвращение к тому, какими мы были раньше, — по крайней мере, пока мы не зафиксировали существенно и бесповоротно наше новое становление. Когда мы сделали это, когда мы сделали это нормой для нашего опыта, память об этом остается самосуществующей, потому что теперь это естественная форма нашего сознания. В критический момент перехода из смертного плана жизни, важность нашего тогдашнего
состояния сознания становится очевидной. Но это не предсмертное воспоминание, противоречащее или недостаточно подготовленное всем течением нашей жизни и нашей прошлой субъективностью, которое может иметь эту спасительную силу. Мысль Гиты здесь не идет вровень с поблажками и возможностями популярной религии; это не имеет ничего общего с грубыми фантазиями, которые делают отпущение грехов и последнее помазание священника, назидательную «христианскую» смерть после неназидательной мирской жизни или предостережение или случайность смерти в священном Бенаресе или святом Ганге достаточным механизмом спасения. Божественное субъективное становление, на котором ум должен быть твердо зафиксирован в момент физической смерти, yaṁ smaran bhāvaṁ tyajati ante kalevaram, должно быть тем, во что душа в каждый момент внутренне росла во время физической жизни, sadā tad-bhāva-bhāvitah. «Поэтому», говорит божественный Учитель, «всегда помни обо мне и сражайся; ибо если твой ум и твое понимание всегда зафиксированы и преданы Мне, mayi arpita-mano-buddhih, ко Мне ты непременно придешь.
Ибо именно благодаря постоянной мысли о нем с сознанием, объединенным с ним в неуклонной Йоге постоянной практики, человек приходит к божественному и высшему Пуруше».
Мы приходим здесь к первому описанию этого верховного Пуруши, -- Божества, которое даже больше и величественнее, чем Неизменное и которому Гита впоследствии дает имя Пурушоттама. Он также в своей вневременной вечности неизменен и находится далеко за пределами всего этого проявления, и здесь, во Времени, нам предстают лишь слабые проблески его бытия, передаваемые через множество разнообразных символов и обликов, avyakto aksarah. Тем не менее, он не просто безликое или неразличимое существование, anirdeśyam; или он неразличим только потому, что он тоньше, чем последняя тонкость, которую осознает ум, и потому, что форма Божественного находится за пределами нашей мысли, anor anı̄yāṁsam acintya-rūpam. Эта высшая Душа и Я есть Провидец, Древнейший и в своем вечном самовидении и мудрости Хозяин и Правитель всего существования, который устанавливает на их место в своем бытии все вещи, которые есть, kaviṁ purānam anuśāsitāraṁ sarvasya dhātāram. Эта высшая Душа есть неизменный самосущий Брахман, о котором говорят знатоки Вед, и это то, во что вступают делающие аскезу, когда они выходят за пределы привязанностей ума к смерти, ради чего они практикуют контроль телесных страстей. Эта вечная реальность есть высшая ступень, место, точка опоры бытия (padam); поэтому она является высшей целью движения души во Времени, само по себе не движение, а статус изначальный, вечный и высший, paraṁ sthānam ādyam.
Гита описывает последнее состояние ума Йогина, в котором он переходит от жизни через смерть к этому высшему божественному существованию. Неподвижный ум, душа, вооруженная силой Йоги, союз с Богом в бхакти, — союз по любви не заменяется здесь безликим объединением через знание, он остается до конца частью высшей силы Йоги, — и жизненная сила полностью собрана и помещена между бровями на троне мистического видения. Все двери чувств закрыты, ум заперт в сердце, жизненная сила взята из своего рассеянного движения в голову, интеллект сосредоточен в произнесении священного слога ОМ и его концептуальная мысль в воспоминании о высшем Божестве, мам анусмаран.
Это установленный йогический путь, последнее приношение всего существа Вечному, Трансцендентному. Но все же это только процесс; существенным условием является постоянная неуклонная память о Божественном в жизни, даже в действии и битве — mām anusmara yudhya ca — и превращение всего акта жизни в непрерывную Йогу, nitya-yoga. Тот, кто делает это, находит Меня легко достижимым, — говорит Божество; он — великая душа, которая достигает высшего совершенства.
Состояние, в которое попадает душа, когда она таким образом уходит из жизни, является супракосмическим. Высшие небеса космического плана подлежат возвращению к перерождению; но нет перерождения, налагаемого на душу, которая уходит в Пурушоттаму.
Поэтому какой бы плод ни мог быть получен от стремления к знанию неопределимого Брахмана, он также приобретается этим другим и всеобъемлющим стремлением через знание, труды и любовь к самосущему Божеству, которое является Властелином трудов и Другом человечества и всех существ. Познать его так и так искать его не привязывает к перерождению или цепи Кармы; душа может удовлетворить свое желание навсегда уйти от преходящего и болезненного состояния нашего смертного существа. И Гита здесь, чтобы сделать более точным для ума этот круговорот рождений и выход из него, принимает древнюю теорию космических циклов, которая стала фиксированной частью индийских космологических представлений. Существует вечный цикл чередующихся периодов космического проявления и непроявления, каждый период называется соответственно днем и ночью создателя, Брахмы, каждый из которых имеет равную продолжительность во Времени, долгий эон его работы, который длится тысячу веков, долгий эон его сна из еще тысячи безмолвных веков. С наступлением Дня все проявления рождаются из непроявленного, с наступлением Ночи все исчезают или растворяются в ней. Таким образом, все эти существования беспомощно чередуются в цикле становления и не-становления; они приходят в становление снова и снова, bhūtvā bhūtvā, и они постоянно возвращаются в непроявленное. Но это непроявленное не является изначальной божественностью Бытия; есть другой статус его существования, bhāvo 'nyo, супракосмическое непроявленное за пределами этого космического непроявленного, которое вечно само-укоренено, не противоположно этому космическому статусу проявления, но намного выше и в отличие от него, неизменное, вечное, не вынужденное гибнуть с гибелью всех этих существований. «Его называют непроявленным неизменным, о нем говорят как о высшей душе и статусе, и те, кто достигает его, не возвращаются; это мое высшее место бытия, paramaṁ dhāma». Ибо душа, достигшая его, вырвалась из цикла космического проявления и непроявленности.
Принимаем ли мы или отвергаем это космологическое представление, — которое зависит от того, какое значение мы склонны приписывать знанию «знатоков дня и ночи», —
важно то, какое направление ему придает Гита. Можно легко представить, что это вечно непроявленное Существо, чей статус, кажется, не имеет ничего общего с проявлением или непроявлением, должно быть вечно неопределенным и неопределимым Абсолютом, и правильный способ достичь его — избавиться от всего, чем мы стали в проявлении, не нести к нему все наше внутреннее сознание в объединенной концентрации знания ума, любви сердца, йогической воли, жизненной силы. Особенно бхакти кажется неприменима к Абсолюту, который лишен всякой связи, avyavahārya. «Но», настаивает Гита, — хотя это состояние супракосмично и хотя оно вечно непроявлено, — все же «этот высший Пуруша должен быть завоёван посредством бхакти, которая обращается к нему одному, в котором все существа существуют и посредством которого весь этот мир был расширен в пространстве».
Другими словами, высший Пуруша не является полностью беспристрастным Абсолютом, отчуждённым от наших иллюзий, но он — Провидец, Творец и Правитель миров, kavim anuśāsitāram, dhātāram, и именно зная и любя Его как Единого и Все, vāsudevah. sarvam iti, мы должны посредством союза с ним всего нашего сознательного существа во всех вещах, всех энергиях, всех действиях стремиться к высшему завершению, совершенному совершенству, абсолютному освобождению.
Затем следует более любопытная мысль, которую Гита переняла у мистиков ранней Веданты. Она дает различные времена, в которые Йогин должен покинуть свое тело в соответствии с его желанием искать перерождения или избегать его. Огонь, свет и дым
или туман, день и ночь, светлая половина лунного месяца и темная, северное солнцестояние и южное, это противоположности.
Посредством первого в каждой паре знающие Брахмана идут к Брахману; но посредством второго Йогин достигает «лунного света» и впоследствии возвращается к человеческому рождению. Это светлые и темные пути, называются в Упанишадах путем богов и путем отцов, и Йогин, который знает их, не впадает в какую-либо ошибку.
Какой бы психофизический факт или символизм ни стояли за этим понятием, -- оно восходит к эпохе мистиков, которые видели в каждой физической вещи эффективный символ психологического и повсюду прослеживали взаимодействие и своего рода тождество внешнего с внутренним, света и знания, огненного принципа и духовной энергией, — нам нужно заметить только оборот, которым Гита завершает отрывок: «Поэтому во все времена
будьте в Йоге».
Ибо это, в конце концов, самое главное, сделать все существо единым с Божественным, настолько всецело и во всех отношениях единым, чтобы быть естественно и постоянно зафиксированным в союзе, и таким образом сделать всю жизнь, не только мысль и медитацию, но действие, труд, битву, памятью о Боге. «Помни обо мне и сражайся» означает не терять вечно присутствующую мысль о Вечном ни на один единственный момент в столкновении с временным, которое обычно поглощает наши умы, и это кажется достаточно трудным, почти невозможным. Это действительно возможно, только если выполнены другие условия. Если мы стали в нашем сознании единым со всем, единым «я», которое всегда для нашей мысли является Божественным, и даже наши глаза и наши другие чувства видят и ощущают Божественное Существо везде, так что для нас невозможно в любое время вообще чувствовать или думать о чем-либо как просто о том, что воспринимает непросветленное чувство, но только как о Божестве, одновременно скрытом и проявленном в этой форме, и если наша воля едина в сознании с высшей волей и каждый акт воли, ума, тела ощущается как исходящий из нее, как ее движение, инстинктивно с ней или идентично, тогда то, чего требует Гита, может быть выполнено в полной мере. Воспоминание о Божественном Существе становится больше не прерывистым актом ума, а естественным условием нашей деятельности и в некотором смысле самой субстанцией сознания. Джива обрела свою правильную и естественную, свою духовную связь с Пурушоттамой, и вся наша жизнь -- это Йога, завершенное и в то же время вечно самозавершающееся единство.
IV
Тайна Тайн
ВСЯ истина, которая развивалась на этом протяжении шаг за шагом, каждый раз выдвигая вперед новый аспект интегрального знания и основывая на нем некоторый результат духовного состояния и действия, теперь должна принять поворот огромной важности. Поэтому Учитель заботится прежде всего о том, чтобы привлечь внимание к решающему характеру того, что он собирается сказать, чтобы ум Арджуны мог быть пробужден и внимателен. Ибо он собирается открыть его ум для знания и видения интегральной Божественности и привести к видению одиннадцатой книги, благодаря которой воин Курукшетры осознает автора и хранителя своего бытия, действия и миссии, Божество в человеке и мире, которого ничто в человеке и мире не ограничивает и не связывает, потому что все исходит от него, является движением в его бесконечном существе, продолжается и поддерживается его волей, оправдано в его божественном самознании, всегда имеет его своим началом, сущностью и концом. Арджуна начинает осознавать, что он существует только в Боге и действует только посредством это силы внутри себя, что его действия — лишь инструмент божественного действия, его эгоистическое сознание — лишь завеса, а его неведение — искаженное представление о реальном существе внутри него, которое является бессмертной искрой и частью верховного Божества.
Это видение должно устранить любые сомнения, которые могут еще оставаться в его уме; оно должно сделать его сильным для действия, от которого он отступил, но к которому он безвозвратно приказан, и от которого он больше не может отшатнуться, — ибо отшатнуться было бы отрицанием и отрицанием божественной воли и санкции внутри него, уже выраженной в его индивидуальном сознании, но вскоре принявшей вид большей космической санкции. Ибо сейчас мировое Бытие представляется ему как тело Бога, одушевленное вечным Духом Времени, и своим величественным и ужасным голосом посылает его на битву. Он призван им к освобождению своего духа, к выполнению своего действия в космической мистерии, и два — освобождение и действие — должны быть одним движением. Его интеллектуальные сомнения рассеиваются, поскольку великий свет самопознания и знания Бога и Природы раскрываются перед ним. Но интеллектуальной ясности недостаточно; он должен видеть внутренним зрением, освещающим его слепое внешнее человеческое зрение, так, чтобы он мог действовать с согласия всего своего существа, с совершенной верой во все свои члены, śraddhā, с совершенным посвящением своего я великому Я и Владыке своего существа и тому же Я мира и Владыке всего существа во вселенной.
Все, что было до этого, заложило основы знания или подготовило его первые необходимые материалы или леса, но теперь полная форма структуры должна быть представлена перед его распечатанным видением. Все, что должно прийти после, будет иметь свое большое значение, потому что оно проанализирует части этой структуры, покажет, в чем состоит значение того или иного в ней; но по сути интегральное знание Существа, которое говорит с ним, должно быть теперь раскрыто его глазам, так что он не может не видеть. То, что было до этого, показало ему, что он не связан фатально узлом неведения и эгоистического действия, чем он до сих пор довольствовался, пока его частичные решения не перестали быть достаточными, чтобы удовлетворить его ум, сбитый с толку конфликтом противоположных видимостей, которые составляют действие мира, и его сердце, обеспокоенное запутанностью его дел, из которых он чувствует себя неспособным
вырваться, кроме как путем отречения от жизни и дел. Ему было показано, что есть два противоположных способа работы и жизни, один в неведении эго, другой в ясном самопознании божественного существа. Он может действовать с желанием, со страстью, с эго, движимым качествами низшей Природы, подчиненное равновесию добродетели и греха, радости и печали, озабоченное плодами и последствиями своих трудов, успехом и поражением, хорошим результатом и плохим результатом, связанное с мировой машиной, пойманное в великий клубок действия и бездействия и извращенного действия, которые сбивают с толку сердце, ум и душу человека своими изменчивыми и противоречивыми масками и проявлениями. Но он не полностью привязан к делам неведения; он может делать, если захочет, работы знания. Он может действовать здесь как высший мыслитель, знающий, йогин, искатель свободы в первую очередь, а впоследствии освобожденный дух. Осознать эту великую возможность и сосредоточить свою волю и интеллект на знании и самовидении, которые реализуют и сделают ее эффективной, -- вот путь спасения от его печали и замешательства, выход из человеческой загадки.
Внутри нас есть дух, спокойный, превосходящий дела, равный, не связанный этой внешней путаницей, рассматривающий ее как своего сторонника, источник, имманентного свидетеля, но не вовлеченный в нее. Бесконечный, содержащий все, единое «я» во всем, он беспристрастно обозревает все действие природы и видит, что это только действие Природы, а не его собственное действие. Он видит, что эго, его воля и его интеллект являются всем механизмом Природы и что вся их деятельность определяется сложностью ее тройных модусов и качеств. Сам вечный дух свободен от этих вещей. Он свободен от них, потому что он знает; он знает, что Природа, эго и личностное бытие всех этих созданий не составляют всего существования. Ибо существование -- это не просто славная или тщетная, чудесная или мрачная панорама постоянной мутации становления. Есть какое-то вечное, неизменное, нетленное, вневременное самосуществование; то, что не затронуто мутациями Природы.
Это их беспристрастный свидетель, не влияющий и не подверженный воздействию, не действующий и не подвергающийся воздействию, не добродетельный и не грешный, но всегда чистый, полный, великий и не затронутый. Ни скорбящий, ни радующийся всему, что удручает и привлекает эгоистическое существо, он никому не друг, никому не враг, но единое равное «я» всех. Человек теперь не осознает это «я», потому что он окутан своим внешним умом, потому что он не учится или не научился жить внутри; он не отделяется, не отступает от своего действия и не наблюдает его как работу Природы. Эго – это препятствие, стержень колеса заблуждения, потеря эго в «я» души -- первое условие свободы. Стать духом, не просто умом и эго, есть начальное слово этого послания освобождения.
Поэтому Арджуна был призван сначала отказаться от всех желаний плодов своих трудов и стать просто беспристрастным исполнителем всего, что должно быть сделано, — предоставив плоды любой силе, которая может быть хозяином космических работ. Ибо он, очевидно, не хозяин; не для удовлетворения его личного эго Природа была установлена на своих путях, не для исполнения его желаний и предпочтений живет универсальная Жизнь, не для оправдания его интеллектуальных мнений, суждений и стандартов работает универсальный Разум, и не в этом мелком трибунале он должен оправдывать свои космические задачи или свои земные методы и цели. Такие притязания могут предъявляться только невежественными душами, которые живут в своей личности и видят все с этой бедной и узкой точки зрения. Он должен сначала отойти от своих эгоистических требований к миру и работать только как один из миллионов, кто вносит свою долю усилий и труда в результат, определяемый не им самим, а универсальным действием и целью. Но он должен сделать еще больше, он должен отказаться от идеи быть деятелем и увидеть, освободившись от всякой личности, что это универсальный интеллект, воля, разум, жизнь, которые работают в нем и во всех других. Природа – универсальный работник; его труды – это ее труды, так же как плоды ее трудов в нем являются частью великой суммы результата, направляемого большей Силой, чем его собственная. Если он сможет сделать эти две вещи духовно, то запутанность и рабство его трудов далеко отпадут от него; ибо весь узел этого рабства заключался в его эгоистическом требовании и участии. Страсть и грех, личная радость и горе исчезнут из его души, которая теперь будет жить внутри, чистая, большая, спокойная, равная всем людям и всем вещам. Действие не вызовет никакой субъективной реакции и не оставит пятна или какого-либо знака на чистоте и безмятежности его духа. Он будет иметь внутреннюю радость, покой, легкость и неотъемлемое блаженство свободного, незатронутого существа. Ни внутри, ни снаружи у него больше не будет старой маленькой личности, поскольку он будет сознательно чувствовать себя единым я и духом со всем, даже его внешняя природа станет для его сознания неотделимой частью универсального разума, жизни и воли. Его отдельная эгоистическая личность будет подхвачена и погашена в безличности духовного бытия; его отдельная эгоистическая природа будет объединена с действием космической Природы.
Но это освобождение зависит от двух одновременных, но еще не примиренных восприятий, ясного видения духа и ясного видения Природы. Это не научная и интеллектуальная отрешенность, которая вполне возможна даже для материалистического
философа, который имеет некоторое ясное видение только Природы, но не восприятие своей собственной души и самобытия. Это также не интеллектуальная отрешенность идеалистического мудреца, который избегает более ограничивающих и беспокоящих форм своего эго посредством светлого использования разума. Это более широкая, более живая, более совершенная духовная отрешенность, которая приходит через видение Всевышнего, который больше, чем Природа, и больше, чем ум и разум. Но даже эта отрешенность является только начальной тайной свободы и ясного видения знания, это не весь ключ к божественной тайне, — поскольку сама по себе она оставила бы Природу необъясненной и естественную активную часть бытия изолированной от духовного и квиетистского самосуществования. Божественная отрешенность должна быть основой для божественного участия в Природе, которое заменит старое эгоистическое участие, божественный квиетизм должен поддерживать божественный активизм и кинети́зм. Эта истина, которую Учитель имел в виду все время и поэтому настаивал на жертвоприношении трудов, признании Всевышнего как хозяина наших трудов и доктрине Аватара и божественного рождения, все же сначала была подчинена первичной необходимости квиетистского освобождения. Только те истины, которые ведут к духовному спокойствию, отрешенности, равенству и единству, одним словом, к восприятию и становлению неизменного Я, были полностью
развиты и получили наибольшую амплитуду силы и значения. Другая великая и необходимая истина, ее дополнение, была оставлена в определенной темноте меньшего или относительного света; на нее постоянно намекали, но пока не развивали. Теперь в этих последовательных главах она быстро высвобождается в выражение.
На протяжении всего Кришна, Аватар, Учитель, возничий человеческой души в мировом действии, готовил раскрытие тайны себя, глубочайшей тайны Природы. Он держал одну ноту, всегда звучащую сквозь его подготовительную мелодию и настойчиво входящую как предупреждение и прелюдию к большей конечной гармонии его интегральной Истины.
Эта нота была идеей высшего Божества, которое обитает в человеке и Природе, но более велико, чем человек и Природа, основано на безличности «я», но безличное «я» которого не является всем значением. Теперь мы видим смысл этого сильной повторяющейся настойчивости. Именно это единое Божество, то же самое во вселенском «я», и в человеке, и в Природе, через голос Учителя в колеснице готовилось к своему абсолютному требованию на все бытие пробужденного провидца вещей и творца дел. «Я, который внутри тебя», - говорил он, - «Я, который здесь, в этом человеческом теле, Я, для которого все существует, действует, стремится, являюсь одновременно тайной самосущего духа и космического действия. Это «Я» есть более великое Я, чья самая большая человеческая личность является только частичным и фрагментарным проявлением, сама Природа -- только низшей работой. Владыка души, хозяин всех дел космоса, Я -- единый Свет, единственная Сила, единственное Существо. Это Божество внутри тебя -- Учитель, Солнце, подъёмник ясного пламени знания, в котором ты осознаёшь разницу между твоим неизменным «я» и твоей изменчивой природой. Но посмотри за пределы самого света на его источник; тогда ты познаешь высшую Душу, в которой восстановлена духовная истина личности и Природы. Увидь тогда единое «я» во всех существах, чтобы ты мог видеть меня во всех существах; увидь все существа в одном духовном я и реальности, потому что это способ увидеть все существа во мне; знай одного Брахмана во всем, чтобы ты мог увидеть Бога, который есть высший Брахман.
Познай себя, будь собой, чтобы ты мог быть объединен со мной, чьим ясным светом или прозрачной занавеской является это вневременное я. Я, Божество, являюсь высшей истиной я и духа».
Арджуна должен увидеть, что то же самое Божество является высшей истиной
не только “я” и духа, но и Природы и его собственной личности, тайной одновременно индивидуума и вселенной. Это была Воля, универсальная в Природе, более великая, чем действия Природы, которые исходят от него, которому принадлежат ее действия и действия человека и их плоды. Поэтому он должен совершать труды как жертвоприношение, потому что это истина его трудов и всех трудов. Природа -- это работник, а не эго, но Природа -- это только сила Существа, которое является единственным хозяином всех ее трудов и энергизмов и всех эонов космической жертвы. Поэтому поскольку его труды -- это труды этого Существа, он должен пожертвовать все свои действия Божеству в себе и мире, который совершает их в божественной тайне Природы. Это двойное условие божественного рождения души, ее освобождения от смертности эго и тела в духовное и вечное, — знание сначала своего вневременного неизменного «я» и единение через него с вневременным Божеством, но также знание того, что живет за загадкой космоса, Божество во всех существованиях и их работах.
Только так мы можем стремиться через предложение всей нашей природы и бытия к живому союзу с Тем, кто стал во Времени и Пространстве всем, что есть. Вот место бхакти в схеме Йоги всеобъемлющего самоосвобождения. Это поклонение и стремление к тому, что больше,
чем нетленное «я» или изменяющаяся Природа. Тогда все знание становится поклонением и стремлением, но и все работы становятся поклонением и стремлением. Работы природы и свобода души объединяются в этом поклонение и становятся единым самовозвышением к единому Божеству.
Окончательное освобождение, уход от низшей природы к источнику высшего духовного становления, не есть угасание души, -- угасает только ее форма эго, — но уход всего нашего «я» знания, воли и любви, чтобы пребывать больше не в его вселенской, но в его супракосмической реальности, свершение, а не аннулирование.
По необходимости, чтобы сделать это знание ясным для ума Арджуны, божественный Учитель начинает с устранения источника двух оставшихся трудностей, антиномии между безличным я и человеческой личностью и антиномии между я и Природой. Пока эти две антиномии длятся, Божество в Природе и человеке остается неясным, иррациональным и невероятным. Природа была представлена как механическое рабство гун, душа как эгоистическое существо, подчиненное этому рабству. Но если это вся их истина, они не являются и не могут быть божественными. Природа, невежественная и механическая, не может быть силой Бога; ибо божественная Сила должна быть свободной в своих действиях, духовной по своему происхождению, духовной в своем величии. Душа, связанная и эгоистичная в Природе, только ментальная, витальная, физическая, не может быть частью Божественного и сама по себе божественным существом; ибо такое божественное существо должно быть само самой природой Божественного, свободным, духовным, саморазвивающимся, само существующим, превосходящим разум, жизнь и тело. И эти трудности, и неясности, которые они привносят, устраняются одним освещающим лучом истины. Механическая Природа -- это всего лишь низшая истина; это формула низшего феноменального действия. Есть высшее, которое является духовным, и это -- природа нашей духовной личности, нашей истинной личности. Бог одновременно безличен и личностен. Его безличность -- это для нашего психологического осознания бесконечность вневременного бытия, сознания, блаженства существования; его личность представляет себя здесь как сознательная сила бытия, сознательный центр знания и воли и радость множественного самопроявления. Мы являемся этой единой безличностью в статичной сущности нашего бытия; мы каждый из нас -- множество этой сущностной силы в нашей духовной личности. Но различие существует только для целей самопроявления; божественная безличность есть, когда кто-то идет за за её пределы, в то же время бесконечный Он, высшая душа и дух. Это великое «Я» — соу ахам, Я есть Он, из которого вся личность и природа исходят и развлекаются себя здесь по-разному в видимости безличного мира. Брахман — это все это, говорит Упанишада, поскольку Брахман — это единое «я», которое видит себя в четырех последовательных позициях сознания. Васудева, вечное Существо, есть все, говорит Гита.
Он — Брахман, сознательно поддерживает и порождает все из своей высшей духовной природы, сознательно здесь становится всеми вещами в природе интеллекта, ума, жизни и чувства и объективного феномена материального существования. Джива — это он в этой духовной природе Вечного, его вечной множественности, его самовидении из множества центров сознательной самосилы. Бог, Природа и Джива — это три термина существования, и эти трое — одно существо.
Как это Бытие проявляет себя в космосе? Сначала как неизменное вневременное Я, вездесущее и всеподдерживающее, которое в своей вечности является бытием, а не становлением. Затем, в этом бытии содержится существенная сила или духовный принцип самостановления, свабхава, посредством которого через духовное самовидение оно
определяет и выражает, создает чарез освобождение все, что скрыто или содержится в его собственном существовании. Сила или энергия этого самостановления высвобождает во всеобщее действие, Карму, все, что таким образом определено в духе. Все творение есть это действие, есть эта работа сущностной природы, есть Карма. Но оно развивается здесь в изменчивой Природе интеллекта, ума, жизни, чувства и формы-объективности материального явления, фактически отрезанного от абсолютного света и ограниченного Неведением. Все его действия становятся там жертвоприношением души в Природе высшей Душе тайне внутри нее, и высшее Божество поэтому пребывает во всех как Хозяин их жертвы, чье присутствие и сила управляют ею и чье самопознание и восторг бытия принимают ее. Знать это - значит иметь правильное знание вселенной и видение Бога в космосе и найти дверь побега от Невежества. Ибо это знание, ставшее эффективным для человека посредством приношения его трудов и всего его сознания Божеству во всем, позволяет ему вернуться к своему духовному существованию и через него к супракосмической Реальности, вечной и сияющей над этой изменчивой Природой.
Эта истина — тайна бытия, которую Гита теперь собирается применить в своей полноте результата для нашей внутренней жизни и наших внешних работ. То, что она собирается сказать, — самая секретная вещь из всех.1 Это знание всего Божества, samagram mām, которое Господин своего существа обещал Арджуне, это сущностное знание, сопровождаемое полным знанием его во всех его принципах, которое не оставит ничего еще не познанным. Весь узел неведения, который сбил с толку его человеческий разум и заставил его волю отшатнуться от его божественно назначенной работы, будет полностью разрублен. Это мудрость всех мудростей, секрет всех секретов, царь-знание, царственный секрет. Это чистый и высший свет, который можно проверить прямым духовным опытом и увидеть в себе как истину: это правильное и справедливое знание, сам закон бытия. Легко практиковать, когда поймешь это, увидишь это, постараешься добросовестно жить в этом.
Но вера необходима; если вера отсутствует, если человек доверяет критическому интеллекту, который следует внешним фактам и ревниво подвергает сомнению откровенное знание, потому что оно не согласуется с разделениями и несовершенствами видимой природы и кажется, превосходит ее и утверждает что-то, что выводит нас за пределы первых практических фактов нашего нынешнего существования, его горя, его боли, зла, изъяна, небожественной ошибки и преткновения, ашубхам, то нет возможности жить этим большим знанием. Душа, которая не может обрести веру в высшую истину и закон, должна вернуться на путь обычной смертной жизни, подверженной смерти, ошибке и злу: она не может вырасти в Божество, которое она отрицает. Ибо это истина, которую нужно прожить, — и прожить в растущем свете души, а не оспаривать её во тьме ума. В нее нужно врасти, ею нужно стать, — это единственный способ проверить ее. Только превзойдя низшее «я», можно стать настоящим божественным «я» и жить истиной нашего духовного существования. Все кажущиеся истины, которые можно противопоставить ему, являются проявлениями низшей Природы. Освобождение от зла и дефекта низшей Природы, ашубхам, может прийти только благодаря принятию высшего знания, в котором все это кажущееся зло убеждается в конечной нереальности, показывает, что оно является творением нашей тьмы. Но чтобы таким образом вырасти в свободу божественной Природы, нужно принять и поверить в Божественную тайну внутри нашей нынешней ограниченной природы. Причина, по которой практика этой Йоги становится возможной и легкой, заключается в том, что, делая ее, мы отдаем всю работу всего, чем мы естественно являемся, в руки этого внутреннего божественного Пуруши. Божество осуществляет божественное рождение в нас постепенно, просто, непогрешимо, принимая наше существо в свое и наполняя его своим собственным знанием и силой, jñānadı̄pena bhāsvatā; он возлагает руки на нашу темную невежественную природу и преобразует ее в свой собственный свет и широту. То, во что мы с полной верой и без эгоизма верим и побуждаемы им быть, Бог внутри обязательно совершит. Но эгоистический ум и жизнь, которыми мы сейчас и очевидно являемся, должны сначала отдаться для трансмутации в руки этой сокровенной тайной Божественности внутри нас.
V
Божественная Истина и Путь
Затем Гита переходит к раскрытию высшей и интегральной тайны, единой мысли и истины, в которой искатель совершенства и освобождения должен научиться жить, и единого закона совершенства его духовных членов и всех их движений. Эта высшая тайна — тайна трансцендентного Божества, которое есть все и везде, и всё же настолько больше и отлично от вселенной и всех ее форм, что ничто здесь не содержит его, ничто не выражает его по-настоящему, и никакой язык, заимствованный из проявлений вещей в пространстве и времени и их отношений, не может предложить истину его невообразимого бытия. Последующий закон нашего совершенства -- это поклонение всей нашей природы и ее самоотдача своему божественному источнику и обладателю. Наш единственный конечный путь — это превращение всего нашего существования в мире, а не просто того или иного в нем, в единое движение к Вечному. Силой и тайной божественной Йоги мы вышли из его невыразимых тайн в эту ограниченную природу феноменальных вещей. Обратным движением той же Йоги мы должны превзойти пределы феноменальной природы и восстановить более великое сознание, с помощью которого мы можем жить в Божественном и Вечном.
Высшее существо Божественного находится за пределами проявления: его истинный вечный образ не раскрывается в материи, и не схвачен жизнью, и не познаваем умом, ачинтья-рупа, авьяктамурти. То, что мы видим, -- это только самосотворенная форма, рупа, а не вечная форма Божественности, сварупа. Есть кто-то или есть что-то, что отличается от вселенной, невыразимое, невообразимое, невыразимо бесконечное Божество за пределами всего, что могут охватить наши самые большие или самые тонкие концепции бесконечности.
Вся эта сеть вещей, которой мы даем название вселенной, вся эта огромная сумма движения, которой мы не можем установить никаких пределов и тщетно искать в ее формах и движениях какую-либо стабильную реальность, какой-либо статус, уровень и точку космического рычага, была сплетена, сформирована, расширена этим высшим Бесконечным, основанным на этой невыразимой супракосмической Тайне. Она основана на самоформировании, которое само по себе непроявлено и немыслимао Вся эта масса становлений, всегда изменяющихся и находящихся в движении, все эти существа, существования, вещи, дышащие и живые формы не могут вместить его ни в своей сумме, ни в своем отдельном существовании. Он не в них; не в них или не ими он живет, движется или имеет свое бытие, — Бог не есть Становление. Это они находятся в нем, это они живут и движутся в нем и черпают свою истину из него; они — его становления, он — их бытие.1
В немыслимой вневременной и внепространственной бесконечности своего существования он расширил это незначительное явление безграничной вселенной в бесконечном пространстве и времени.
И даже сказать о нем, что все существует в нем, не является всей истиной вопроса, не полностью реальным отношением: ибо это значит говорить о нем с идеей пространства, а Божественное внепространственно и вневременно. Пространство и время, имманентность и распространение и безмерность -- все это термины и образы его сознания. Существует Йога божественной Силы, me yoga aiśvarah, посредством которой Всевышний создает явления себя в духовном, а не материальном, самоформулировании своей собственной расширенной бесконечности, расширением которой материя есть только образ. Он видит себя единым с этим, отождествляется с этим и всем, что оно таит. В этом бесконечном самовидении, которое не является всем его видением, - тождественность Бога пантеиста и вселенной является еще более ограниченным взглядом, - он одновременно един со всем, что есть, и все же превосходит всё; но он также отличен о того, чем является это я или расширенная бесконечность духовного существования, которая содержит и превосходит вселенную. Все существует здесь в его миросознающей бесконечности, но это снова поддерживается как самоконцепция супракосмической реальности Божества, которая превосходит все наши понятия мира, бытия и сознания. Это тайна его бытия, что он супракосмичен, но всё же не в каком-то исключительном смысле внекосмичен. Ибо он пронизывает все это как свое я; есть светящееся невовлеченное присутствие самобытия Бога, мама атма, который находится в постоянной связи со становлением и приводит все его существования в проявление своим простым присутствием.2 Поэтому у нас есть эти термины Бытия и становления, существование в себе, атман, и существования, зависящие от него, бхутани, изменчивые существа и неизменные существа. Но высшая истина этих двух отношений и разрешение их антиномии должны быть найдены в том, что превосходит ее; это высшее Божество, которое проявляет как содержащее себя, так и содержащиеся в нем феномены силой своего духовного сознания, йогамайи. И только через союз с ним в нашем духовном сознании мы можем достичь наших реальных отношений
с его существом.
Метафизически изложенное, таково намерение этих стихов Гиты: но они основаны не на каких-либо интеллектуальных спекуляциях, а на духовном опыте; они представляют собой синтез, потому что они возникают глобально из определенных истин духовного сознания.
Когда мы пытаемся поставить себя в сознательные отношения с каким либо верховным или универсальным Существом, скрытым или проявленным в мире, мы приходим к очень разному опыту, и тот или иной вариант этого опыта превращается различными интеллектуальными концепциями в их фундаментальную идею существования. У нас есть, для начала, грубый опыт сначала Божественного, которое есть нечто совершенно иное и большее, чем мы сами, совершенно иное и большее, чем вселенная, в которой мы живем; и так оно и есть, и не более, пока мы живем только в наших феноменальных «я» и видим вокруг себя только феноменальный лик мира. Ибо высшая истина Высочайшего супракосмична, и все, что феноменально, кажется вещью, отличной от бесконечности самосознающего духа, кажется образом меньшей истины, если не иллюзией. Когда мы пребываем только в этом различии, мы рассматриваем Божественное как бы внекосмическое.
Что он есть только в том смысле, что он не содержится, будучи супракосмическим в космосе и его творениях, но не в том смысле, что они находятся вне его существа: ибо нет ничего вне единого Вечного и Реального. Мы осознаем эту первую истину Божества духовно, когда получаем опыт того, что мы живем и движемся и существуем только в нем, что как бы мы ни отличались от него, мы зависим от него в нашем существовании, и сама вселенная - это только явление и движение в Духе.
Но снова у нас есть более далекое и более трансцендентное переживание того, что наше самосуществование едино с его самосуществованием. Мы воспринимаем единое «я» всего и у нас есть сознание и видение этого: мы больше не можем говорить или думать, что
мы полностью отличны от него, но что есть «я» и есть явление самосуществующего; все едино в «я», но все есть вариации в явлении. Благодаря исключительной интенсивности единения с «я» мы можем даже прийти к переживанию явления как вещи, похожей на сон и нереальной. Но снова благодаря двойной интенсивности мы можем также иметь двойной опыт высшего самосуществующего единства с ним и все же себя как живущего с ним и во многих отношениях с ним в постоянной форме, действительном происхождении от его бытия. Вселенная и наше существование во вселенной становятся для нас постоянной и реальной формой самоосознающего существования Божественного. В этой меньшей истине у нас есть наши отношения различия между нами и им, и всеми этими другими живыми или неодушевленными силами Вечного и нашими отношениями с его космическим “я” в природе вселенной. Эти отношения отличны от супракосмической истины, они являются производными творениями определенной силы сознания духа, и поскольку они отличны и поскольку они являются творениями, исключительные искатели супракосмического Абсолюта налагают на них нереальность относительную или полную. И все же они от него, они существующие формы, полученные из его бытия, а не вымыслы, созданные из ничего. Ибо Дух всегда видит себя и образы себя, а не вещи, совершенно отличные от себя.
И мы не можем сказать, что в супракосмическом вообще нет ничего, что соответствовало бы этим отношениям. Мы не можем сказать, что они являются производными сознания, возникшими из этого источника, но в этом источнике нет ничего, что вообще поддерживало бы или оправдывало их, ничего, что было бы вечной реальностью и высшим принципом этих форм его бытия.
Снова, если мы подойдем к различию между «я» и формами «я» с другой стороны, мы можем начать рассматривать «Я» как содержащее и имманентное, мы можем признать истину вездесущего духа, и все же формы духа, его проявления могут восприниматься нами не только как нечто иное, не только как преходящее, но и как нереальные образы. У нас есть переживание Духа, Божественного Существа, неизменного и вечно содержащего в своем видении перемены во вселенной; у нас также есть отдельное, одновременное или совпадающе переживание Божественного, имманентного в нас самих и во всех существах.
И все же вселенная может быть для нас только эмпирической формой его и нашего сознания, или только образом или символом существования, по которому мы должны строить наши значимые отношения с ним и постепенно осознавать его. Но с другой стороны, мы получаем другой раскрывающий духовный опыт, в котором мы вынуждены видеть как само Божественное все вещи, не только тот Дух, который пребывает неизменным во вселенной и в ее бесчисленных созданиях, но и все это внутреннее и внешнее становление. Все тогда является для нас божественной Реальностью, проявляющей себя в нас и в космосе. Если этот опыт является исключительным, мы получаем пантеистическую идентичность, Единого, который есть все: но пантеистическое видение - это только частичное видение. Эта расширенная вселенная - не все, что есть Дух, есть Вечное, более великое, чем она,
посредством чего только и возможно её существование. Космос - это не Божественное во всей его полной реальности, а единичное самовыражение, истинное, но незначительное
движение его бытия. Все эти духовные переживания, как бы различны или противоположны они ни были на первый взгляд, все же примиримы, если мы перестанем настаивать исключительно на одном или другом и если мы увидим ту простую истину, что божественная Реальность есть нечто большее, чем это вселенское существование, но все же все вселенские и частные вещи есть то Божественное и ничто иное, — значимые части для него, можно сказать, но не полностью То в любой части или сумме их проявления, но все же они не могли бы значительным для него, если бы они были чем-то другим, а не способом выражения и веществом божественного существования. Это Реальное; но они являются его выражающими реальностями.3
Это то, что подразумевается под фразой vāsudevah sarvam iti; Божество есть все, что есть вселенная, и все, что есть во вселенной, и все, что больше вселенной. Гита делает акцент в первую очередь на его супракосмическом существовании. Иначе разум упустил бы свою высшую цель и остался бы обращенным только к космическому или же привязанным к какому-то частичному опыту Божественного в космосе. Затем она делает акцент на его всеобщем существовании, в котором все движется и действует. Ибо это оправдание космических усилий и это обширное духовное самосознание, в котором Божество, самовидящее как Дух-Время, совершает свои вселенские дела. Затем она настаивает с определенным строгим акцентом на принятии Божества как божественного обитателя в человеческом теле. Ибо он есть Имманентный во всех существованиях, и если не осознать пребывающую внутри божественность, то не только будет упущен божественный смысл индивидуального существования, стремление к нашим высшим духовным возможностям будет лишено своей величайшей силы, но и отношения души с душой в человечестве останутся мелкими, ограниченными и эгоистичными. Наконец, он очень подробно настаивает на божественном проявлении во всех вещах во вселенной и утверждает происхождение всего сущего от природы, силы и света единого Божества. Ибо это видение также необходимо для знания Бога; на нем основан интегральный поворот всего существа и всей природы к Богу, принятие человеком работ божественной Силы в мире и возможность переделки его ума и воли в тип действия Бога, трансцендентного в посвящении, космического в мотиве, передаваемого через индивидуума, Дживу.
Высшее Божество, Я, неизменное за космическим сознанием, индивидуальная Божественность в человеке и Божественное, тайно сознательное или частично проявленное в космической Природе и всех ее работах и созданиях, являются тогда одной реальностью,
одним Божеством. Но истины, которые мы можем выдвинуть наиболее уверенно относительно одного, переворачиваются или меняют свой смысл, когда мы пытаемся применить их к другим состояниям единого Существа. Таким образом, Божественное всегда является Господом, Ишварой; но следовательно мы не можем грубо применять идею его сущностного господства и мастерства точно так же без изменений во всех четырех областях.
Как Божественное, проявленное в космической Природе, он действует в тесной идентичности с Природой. Он сам тогда Природа, так сказать, но с духом внутри ее деяний, который предвидит и предвосхищает, понимает и принуждает, заставляет действовать, берёт верх в результате. Как единое безмолвное Я всего, он является недеятелем, и только Природа является деятелем. Он предоставляет все эти работы ей, чтобы они были сделаны в соответствии с законом нашего бытия, svabhāvas tu pravartate, и все же он все еще господин, prabhu vibhu, потому что он наблюдает и поддерживает наши действия и позволяет Природе работать посредством своего безмолвного одобрения. Он своей неподвижностью передает силу верховного Божества через принуждение своего пронизывающего неподвижного Присутствия и поддерживает ее работы равным вниманием своего свидетеля Я во всех вещах. Как верховное супракосмическое Божество, он порождает все, но находится выше всего; он заставляет все проявляться, но не теряет себя в том, что он создает, и не привязывается к работам своей Природы. Его свободная председательствующая Воля бытия предшествует всем потребностям природного действия. В индивидууме он во время неведения тайное Божество в нас, которое заставляет все вращаться на машине Природы, на которой эго переносится как часть механизма, одновременно помеха и удобство. Но поскольку все Божественное находится внутри каждого существа, мы можем подняться над этой связью, превзойдя неведение. Ибо мы можем отождествить себя с единым Я, поддерживающим все вещи, и стать свидетелем и не-деятелем. Или же мы можем поместить наше индивидуальное существо в правильные отношения человеческой души с верховным Божеством внутри нас и сделать его в его частях природы непосредственной причиной и инструментом, нимиттой, а в его духовном я и личности высоким участником в высшем, свободном и непривязанном господстве этого внутреннего Нумена. Это то, что мы должны ясно видеть в Гите; мы должны допустить эту вариацию смысла одной и той же истины в соответствии с узлом связи, из которого его применение вступает в силу. В противном случае мы увидим лишь противоречие и непоследовательность там, где их нет, или будем сбиты с толку, как Арджуна, тем, что кажется нам загадочным высказыванием.
Таким образом, Гита начинается с утверждения, что Всевышний содержит все вещи в себе, но не находится ни в одной из них, matsthāni sarva-bhūtāni, «все находятся во Мне, а не Я в них», и все же она сразу же продолжает говорить, «и все же все существования не находятся во Мне, мое «я» является носителем всех существований, и оно не находится в существованиях». И все же она снова настаивает с явным внутренним противоречием, что Божественное поселилось, заняло свою обитель в человеческом теле, manusı̄ṁ tanum āśritam, и что осознание этой истины необходимо для освобождения души интегральным путем трудов, любви и знания. Эти утверждения только внешне несовместимы друг с другом. Именно как супракосмическое Божество он не находится в существованиях, ни даже они в нем; ибо различие, которое мы делаем между Бытием и становлением, применимо только к проявлению в феноменальной вселенной. В супракосмическом существовании все есть вечное Бытие и все, если там также есть какая-либо множественность, являются вечными существами; также не может прийти пространственная идея пребывания, поскольку супракосмическое абсолютное существо не подвержено влиянию концепций времени и пространства, которые созданы здесь Йогамайей Господа. Там духовное, а не пространственное или временное сосуществование, духовная идентичность и совпадение должны быть основой. Но с другой стороны в космическом проявлении есть расширение вселенной в пространстве и времени верховным непроявленным супракосмическим Существом, и в этом расширении он появляется сначала как «я», которое поддерживает все эти существования; бхута-бхрит, он несет их в своем всепроникающем самосуществовании.
И даже через это вездесущее Я верховное Я, Параматман, можно сказать, несет вселенную;
он является ее невидимой духовной основой и скрытой духовной причиной становления всех существований. Он несет вселенную, как тайный дух в нас несет наши мысли, дела, движения. Он, кажется, пронизывает и содержит разум, жизнь и тело, чтобы поддерживать их своим присутствием: но это проникновение само по себе является актом сознания, не материального; само тело является лишь постоянным актом сознания духа.
Это божественное Я содержит все существования; все находятся в нем, не материально по сути, но в этом расширенном духовном представлении о самосуществовании, в котором наше слишком жесткое представление о материальном и эфирном пространстве является лишь интерпретацией в терминах физического ума и чувств. В действительности все даже здесь является духовным сосуществованием, тождеством и совпадением; но это фундаментальная истина, которую мы не можем применить, пока не вернемся к высшему сознанию. До тех пор такая идея будет только интеллектуальной концепцией, которой ничто не соответствует в нашем практическом опыте. Тогда мы должны сказать, используя эти термины отношения в пространстве и времени, что вселенная и все ее существа существуют в божественном Самосуществовании, как все остальное существует в пространственной
первичности эфира. «Это подобно тому, как великий, всепроникающий воздушный принцип пребывает в эфирном, так и все существования пребывает во Мне, так ты должен это понимать», - говорит Учитель здесь Арджуне. Универсальное существование всепроникающе и бесконечно, и существование Я также всепроникающе и бесконечно; но самосуществующая бесконечность стабильна, статична, неизменна, универсальное – это всепроникающее движение, sarvatragah. Я едино, а не многое; но универсальное выражает себя как все существование и является, как кажется, суммой всех существований. Одно - Бытие; другое - Сила Бытия, которая движется, творит и действует в существовании основного, поддерживающего, неизменного Духа. Я не пребывает во всех этих существованиях или ни в одном из них; то есть, он не содержится ни в чем, — так же как эфир здесь не содержится ни в какой форме, хотя все формы в конечном итоге получены из эфира. Он также не содержится и не состоит из всех существований вместе — не более, чем эфир содержится в подвижном расширении воздушного принципа или состоит из суммы его форм или сил. Но все же в движении также находится Божественное; он пребывает во многих как Господь в каждом существе. Оба эти отношения истинны для него в одно и то же время. Одно — это отношение самосуществования к универсальному движению; другое, имманентность, — это отношение универсального существования к его собственным формам. Одно — это истина бытия в его всеобъемлющей неизменности, самосуществующем: другое — это истина Силы того же самого бытия, проявленная в управлении и информации его собственных самосокрывающих и самораскрывающих движений.
Всевышний сверху космического существования опирается, как здесь говорится, или давит на свою Природу, чтобы высвободить из нее в вечном циклическом повторении все, что она содержит в себе, все, что было когда-то проявлено и стало скрытым. Все существования действуют во вселенной в подчинении этому побуждающему движению и законам проявленного бытия, посредством которых выражается в космических гармониях феномен божественного Всесуществования. Джива следует циклу своего становления в действии этой божественной Природы, prakr.tiṁ māmikām, svāṁ prakrtim, «собственной природе» Божественного. Он становится в поворотах своего развития той или иной личностью; он всегда следует кривой своего собственного закона бытия как проявления божественной Природы, будь то в ее высшем и прямом или ее низшем и производном движении, будь то в невежестве или в знании; он возвращается из своего действия в свою неподвижность и тишину в конце цикла. Невежественный, он подчинен ее циклическому водовороту, не хозяин себе, но подчиненный ей, avaśah prakrter vaśāt; только вернувшись к божественному сознанию, он может достичь господства и свободы. Божественное также следует циклу, не как подчиненное ему, а как его информирующий Дух и проводник, не всем своим существом, вовлеченным в него, но своей силой быть сопровождающим и формирующим его. Он является руководящим контролем своего собственного действия Природы, adhyaksa, — не дух, рожденный в ней, но творческий дух, который заставляет ее производить все, что появляется в проявлении. Если в своей власти он сопровождает ее и вызывает все ее действия, он также находится вне ее, как если бы Один восседающий над ее вселенским действием в супракосмическом господстве, не привязанный к ней никаким вовлекающим и господствующим желанием и не связанный поэтому ее делами, потому что он бесконечно превосходит их и предшествует им, является тем же самым до, во время и после всех их шествий в циклах Времени. Все их мутации не имеют никакого значения для его неизменного существа. Безмолвное Я, которое пронизывает и поддерживает космос, не затрагивается его изменениями, потому что, хотя и поддерживает, оно не участвует в них. Это величайшее верховное супракосмическое Я также не затрагивается, потому что оно превосходит и вечно превосходит их.
Но также, поскольку это действие есть действие божественной Природы, svā prakrtih, а божественная Природа никогда не может быть отделена от Божественного, во всем, что она создает, Божество должно быть имманентным. Это отношение, которое не является всей истиной его бытия, но и не является истиной, которую мы вообще можем позволить себе игнорировать. Он помещен в человеческое тело. Те, кто игнорирует его присутствие, кто презирает божественность в человеческой форме из-за ее масок, сбиты с толку и одурачены проявлениями Природы, и они не могут осознать, что внутри есть тайное Божество, сознающее в человечестве, как в Аватаре, или скрытое его Майей. Те, кто велик душой, кто не заперт в своей идее эго, кто открывает себя для пребывающей Божественности, знают, что тайный дух в человеке, который появляется здесь, ограниченный человеческой природой, является тем же невыразимым великолепием, которому мы поклоняемся за пределами как верховному Божеству. Они осознают его высочайший статус, в котором он является хозяином и владыкой всех существований, и все же видят, что в каждом существовании он по-прежнему высшее Божество и пребывающее Божество. Все остальное - самоограничение для проявления вариаций Природы в космосе. Они также видят, что, поскольку это его Природа стала всем, что есть во вселенной, все здесь в своем внутреннем факте является ничем иным, как единым Божественным, все есть Васудева, и они поклоняются ему не только как верховному Божеству за пределами, но и здесь, в мире, в его единстве и в каждом отдельном существе. Они видят эту истину и в этой истине они живут и действуют; ему они поклоняются, живут, служат как Трансцендентному вещей, и как Богу в мире, и как Божеству во всем, что есть, служат ему жертвенными делами, ищут его знанием, не видят ничего, кроме него повсюду и возносят все свое существо к нему как в себе, так и во всей своей внутренней и внешней природе. Они знают, что это большой и совершенный путь; ибо это путь всей истины единого высшего, всеобщего и индивидуального Божества.4
VI
Работы, посвящение и знание
ЭТО ТОГДА есть интегральная истина, высшее и широчайшее знание. Божественное супракосмично, вечный Парабрахман, который поддерживает своим вневременным и внепространственным существованием все это космическое проявление его собственного бытия и природы в Пространстве и Времени. Он - высший дух, который одушевляет формы и движения вселенной, Параматман. Он - божественная Личность, из которой любое я и природа, любое бытие и становление в этой или любой вселенной есть само-концепция и само-энергизация, Пурушоттама. Он - невыразимый Господь всего существования, который своим духовным контролем своей собственной проявленной Силы в Природе разворачивает циклы мира и естественную эволюцию существ в циклах, Парамешвара. Из него Джива, индивидуальный дух, душа в Природе, существующая благодаря его бытию, сознательная благодаря свету его сознания, наделенная полномочиями к знанию, воле и действию благодаря его воле и силе, наслаждающаяся существованием благодаря его божественному наслаждению космосом, пришла сюда, в космические круги.
Внутренняя душа в человеке здесь является частичным самопроявлением Божественного, самоограниченным для трудов его Природы во вселенной, prakrtir jı̄va-bhūtā.
В своей духовной сущности индивидуум един с Божественным. В трудах божественной Пракрити он един с ним, однако есть оперативное различие и множество глубоких связей с Богом в Природе и с Богом над космической Природой. В трудах низшего проявления Пракрити он кажется, из-за невежества и эгоистического разделения, совсем иным, чем Единый, и думает, желает, действует, наслаждается в этом раздельном сознании ради эгоистического удовольствия и цели своего личного существования во вселенной и своих поверхностных связей с другими воплощенными умами и жизнями. Но на самом деле все его существо, все его мышление, все его желание, действие и наслаждение являются лишь отражением — эгоистичным и извращенным, пока он находится в неведении — Божественного существа, Божественной мысли, воли, действия и наслаждения Природы.
Возвращение к этой истине себя — его прямое средство спасения, его самая большая и ближайшая дверь к спасению от подчинения Невежеству. Поскольку он — дух, душа с природой ума и разума, воли и динамического действия, эмоций и ощущений и жизненного поиска восторга существования, именно поворачивая все эти силы к Богу, возвращение к высшей истине себя можно сделать полностью возможным. Он должен знать знанием высшего Я и Брахмана; он должен обратить свою любовь и поклонение высшей Личности; он должен подчинить свою волю и дела верховному Господу космоса. Затем он переходит от низшей к божественной Природе: он отбрасывает от себя мысль, волю и дела Неведения и думает, желает и работает в своей божественной идентичности как душа этой Души, сила и свет этого Духа; он наслаждается всей внутренней бесконечностью Божественного, а не только этими внешними прикосновениями, масками и видимостями. Так божественно живя, так направляя все свое «я», душу и природу к Богу, он поднимается в истиннейшую истину верховного Брахмана.
Знать Васудеву как все и жить в этом знании – вот секрет. Он знает его как Я, неизменное, вместилище всего, а также имманентное во всех вещах. Он отступает от смущенного и беспокойного вихря низшей природы, чтобы пребывать в неподвижном и неотъемлемом спокойствии и свете самосуществующего духа. Там он осознает постоянное единство с этим Я Божественного, которое присутствует во всех существованиях и поддерживает все космические движения, действия и явления. Он смотрит вверх из этой вечной неизменной духовной ипостаси изменчивой вселенной в более великое Вечное, супракосмическое, Реальное. Он знает его как божественного Обитателя во всех вещах, которые есть, Господа в сердце человека, тайного Ишвару, и снимает завесу между его природным существом и этим внутренним духовным Учителем его существа. Он делает его волю, мысль и работу едиными в знании с Ишварой, настроенными вечно присутствующим осознанием на чувство внутренней Божественности, видит и обожает его во всем и изменяет все человеческие действия к высшему смыслу божественной природы. Он знает его как источник и субстанцию всего, что есть вокруг него во вселенной. Все вещи, которые есть, он видит одновременно как в их появлении завесы и в их тайном направлении как средства и знаки самопроявления той единой немыслимой Реальности и везде обнаруживает это единство, Брахмана, Пурушу, Атмана, Васудеву, Существо, которое стало всеми этими существами. Поэтому также все его внутреннее существование приходит в гармонию и с Бесконечным, теперь самораскрытым во всем, что живет или есть внутри и вокруг него, и все его внешнее существование превращается в точное орудие космической цели. Он смотрит через Я на Парабрахмана, который там и здесь есть единственное существование. Он смотрит через божественного Обитателя во всем на ту божественную Личность, которая в своем высшем статусе находится за пределами всякого обитания. Он смотрит через Господа, проявленного во вселенной, на Всевышнего, который превосходит и управляет всем его проявлением. Таким образом, он возникает через безграничное развертывание знания и восходящего видения и стремления к тому, к чему он обратился со всепобеждающей целостностью, сарвабхавена.
Этот интегральный поворот души к Богу царственно обосновывает синтез Гиты знания, трудов и преданности. Знать Бога таким образом интегрально означает знать его как Единого в себе и во всем проявлении и за пределами всего проявления, — и все это едино и сразу. И все же даже так знать его недостаточно, если это не сопровождается интенсивным подъемом сердца и души к Богу, если это не зажигает однонаправленную и в то же время всеобъемлющую любовь, обожание, стремление. Действительно, знание, которое не сопровождается стремлением и не оживлено возвышением, не является истинным знанием, поскольку оно может быть только интеллектуальным видением и бесплодным когнитивным усилием. Видение Бога неизменно приносит обожание и страстное искание Божественного, — страсть к Божественному в его самосущем бытии, но также к Божественному в нас самих и к Божественному во всем, что есть. Знать интеллектом — это просто понимать и это может быть эффективной отправной точкой, — или, также, может и не быть, и не будет, если в знании нет искренности, нет побуждения к внутренней реализации в воле, нет силы над душой, нет призыва в духе: ибо это означало бы, что мозг внешне понял, но внутренне душа ничего не увидела. Истинное знание — это знать внутренним существом, и когда внутреннее существо затронуто светом, тогда оно поднимается, чтобы охватить то, что видно, оно жаждет обладать, оно борется, чтобы сформировать это в себе и себя для этого, оно трудится, чтобы стать единым со славой своего видения. Знание в этом смысле — это пробуждение к идентичности, и, поскольку внутреннее существо осознает себя сознанием и восторгом, любовью, обладанием и единством со всем, что оно увидело, пробужденное знание должно принести непреодолимый импульс к этой истинной и единственно совершенной реализации.
Здесь то, что известно, не является внешним объектом, а божественным Пурушей, я и господином всего, что мы есть. Всепоглощающее восторг в нём и глубокая и трогательная любовь и поклонение ему должны быть неизбежным результатом и являются самой душой этого знания. И это поклонение - не изолированный поиск сердца, а подношение всего существования. Поэтому оно должно также принимать форму жертвы; есть отдача всех наших дел Ишваре, есть отдача всей нашей активной внутренней и внешней природы Божеству нашего поклонения в каждом его субъективном и в каждом его объективном движении. Все наши субъективные работы движутся в нем, и они ищут его, Господа и Я, как источник и цель их силы и стремления. Все наши объективные работы движутся к нему в мире и делают его своим объектом, инициируют служение Богу в мире, контролирующей силой которого является Божественность внутри нас, в которой мы едины со вселенной и ее созданиями. Ибо и мир, и я, Природа и душа в ней просветлены сознанием Единого, являются внутренними и внешними телами трансцендентного Пурушоттамы. Так приходит синтез ума, сердца и воли в едином я и духе и с ним синтез знания, любви и трудов в этом интегральном союзе, этом охватывающем осознании Бога, этой божественной Йоге.
Но прийти к этому движению вообще трудно для эго-связанной природы. И прийти к его победоносной и гармоничной целостности нелегко, даже когда мы окончательно и навсегда встали на путь. Смертный ум сбит с толку своей невежественной опорой на завесы и видимости; он видит только внешнее человеческое тело, человеческий ум, человеческий образ жизни и не улавливает освобождающего проблеска Божественности, которая обитает в существе. Он игнорирует божественность внутри себя и не может видеть ее в других людях, и даже хотя Божественное проявляется в человечестве как Аватар и Вибхути, он все еще слеп и игнорирует или презирает скрытое Божество, avajānanti māṁ mūdhā manusı̄ṁ tanum āśritam. И если он игнорирует его в живом существе, то еще меньше он может видеть его в объективном мире, на который он смотрит из своей тюрьмы разделяющего эго через зарешеченные окна конечного ума. Он не видит Бога во вселенной; он ничего не знает о верховном Божестве, которое является хозяином этих планов, полных различных существований и обитает в них; он слеп к видению, посредством которого все в мире становится божественным, а сама душа пробуждается к своей собственной присущей божественности и становится Божеством, богоподобным. То, что он видит легко, и к чему он привязывается со страстью, - это только жизнь эго, охотящегося за конечными вещами ради них самих и для удовлетворения земного голода интеллекта, тела, чувств. Те, кто слишком полностью отдали себя этому внешнему побуждению ментальности, попадают в руки низшей природы, цепляются за нее и делают ее своей основой. Они становятся добычей природы Ракшаса в человеке, который жертвует всем ради жестокого и непомерного удовлетворения своего отдельного витального эго и делает это темным божеством своей воли, мысли, действия и наслаждения. Или их торопит вперед в бесплодном цикле высокомерного своеволия, самодостаточной мысли, эгоистического действия, самодовольный и все же вечно неудовлетворенный интеллектуализированный аппетит наслаждения асурической природы. Но жить настойчиво в этом разделяющем эго-сознании и делать его центром всех наших действий - значит полностью упустить истинное самосознание. Чары, которое оно набрасывает на инструменты духа, сбитые с толку - это чары, которые приковывают жизнь к бесполезному круговороту. Вся его надежда, действие, знание — тщетные вещи, если судить по божественному и вечному стандарту, поскольку это закрывает великую надежду, исключает освобождающее действие, изгоняет просветляющее знание. Это ложное знание, которое видит явление, но упускает истину явления, слепая надежда, которая гонится за преходящим, но упускает вечное, бесплодное действие, каждая выгода которого аннулируется потерей и составляет вечный Сизифов труд.1
Великие душой, которые открывают себя свету и величию божественной природы, на которую способен человек, одиноки на пути, узком в начале, невыразимо широком в конце, ведущем к освобождению и совершенству. Рост бога в человеке - это его собственное дело; неуклонное превращение этой низшей асурической и ракшасической в божественную природу - это тщательно скрытый смысл человеческой жизни. По мере того, как этот рост увеличивается, завеса падает, и душа приходит к видению большего значения действия и реальной истины существования. Глаз открывается Божеству в человеке, Божеству в мире; он видит внутренне и приходит к познанию внешне бесконечного Духа, Непреходящего, из которого происходят все существования и который существует во всем, и через него и в нем все существует всегда. Поэтому, когда это видение, это знание охватывает душу, все ее жизненное стремление становится превосходящей любовью и бездонным обожанием Божественного и Бесконечного. Ум привязывается по отдельности к вечному, духовному, живому, универсальному, Реальному; он ничего не ценит, кроме как ради него самого, он наслаждается только всеблаженным Пурушей. Все слова и все мысли становятся одним гимном универсальному величию, Свету, Красоте, Силе и Истине, которые раскрыли себя в своей славе человеческому духу и поклонению единой высшей Душе и бесконечной Личности. Все долгое напряжение внутреннего «я» вырваться наружу становится теперь формой духовного усилия и стремления обладать Божественным в душе и осознать Божественное в природе. Вся жизнь становится постоянной Йогой и объединением этого Божественного и этого человеческого духа. Таков способ интегральной преданности; это создает единое возвышение всего нашего существа и природы через жертвоприношение преданного сердца вечному Пурушоттаме.2
Те, кто делает основной упор на знание, приходят к той же точке посредством постоянно растущей, всепоглощающей, усиливающей силы видения Божественного в душе и природе. Их есть жертва знания и посредством невыразимого экстаза знания они приходят к поклонению Пурушоттаме, джняна-яджняна яджанто мам упасате. Это понимание, наполненное Бхакти, потому что оно целостно в своих инструментах, целостно в своей цели.
Это не стремление к Всевышнему просто как к абстрактному единству или неопределимому Абсолюту. Это сердечный поиск и постижение Высшего и Универсального, стремление к Бесконечному в его бесконечности и Бесконечному во всем, что конечно, видение и принятие Единого в его единстве и Единого во всех его многочисленных принципах, его бесчисленных обликах, силах, формах, здесь, там, везде, вне времени и во времени, множественно, многообразно, в бесконечных аспектах его Божественности, в существах без числа, во всех его миллионах универсальных лиц, предстающих перед нами в мире и его созданиях, ekatvena prithaktvena bahudhā viśvatomukham. Это знание легко становится обожанием, большой преданностью, огромной самоотдачей, интегральным самопожертвованием, потому что это знание Духа, контакт с Существом, объятие высшей и универсальной Души, которая претендует на все, чем мы являемся, даже когда она щедро одаривает нас, когда мы приближаемся к ней, всеми сокровищами ее бесконечного восторга существования.3
Путь трудов также превращается в поклонение и преданность самоотдаче, потому что это полная жертва всей нашей воли и ее деятельности единому Пурушоттаме. Внешний ведический ритуал - это мощный символ, эффективный для более слабой, но все же небесной цели; но настоящее жертвоприношение - это то внутреннее приношение, в котором Божественное Все становится самим ритуальным действием, жертвоприношением и каждым отдельным обстоятельством жертвоприношения. Все работы и формы этого внутреннего обряда - это самоустановление и самовыражение его силы в нас, возрастающей благодаря нашему стремлению к источнику его энергий. Божественный Обитатель сам становится пламенем и подношением, потому что пламя – это Божественная воля, а эта воля - сам Бог внутри нас. И подношение также - это форма и сила составного Божества в нашей природе и существе; все, что было получено от него, отдается служению и поклонению его собственной Реальности, его собственной высшей Истине и Истоку. Божественный Мыслитель сам становится священной мантрой; это Свет его существа, который выражает себя в мысли, направленной к Богу, и эффективен в раскрывающемся слове великолепия, которое хранит тайну мысли, и в ритме, который повторяет для человека ритмы Вечного. Просветляющее Божество само по себе является Ведой и тем, что становится известным благодаря Веде. Он является как знанием, так и объектом знания. Рик, Яджур, Сама, слово озарения, которое освещает ум лучами знания, слово силы для правильного предписания действия, слово спокойного и гармоничного достижения для привнесения божественного желания духа, сами являются Брахманом, Божеством. Мантра божественного Сознания приносит свой свет откровения, мантра божественной Силы — свою волю осуществления, мантра божественной Ананды — свое равное исполнение духовного восторга существования. Все слова и мысли — это цветение великого ОМ, — ОМ, Слова, Вечного. Проявляется в формах чувственных объектов, проявляется в той сознательной игре творческого самопонимания, фигурами которого являются формы и объекты, проявляется позади в самособранной сверхсознательной силе Бесконечного, ОМ — это суверенный источник, семя, утроба вещи и идеи, формы и имени, — он сам по себе, интегрально, верховное Неосязаемое, изначальное Единство, вневременная Тайна, самосуществующая выше всего
проявления в божественном бытии.4 Поэтому эта жертва — одновременно и работа, и поклонение, и знание.5
Для души, которая таким образом знает, обожает, предлагает все свои деяния в великой самоотдаче своего бытия Вечному, Бог есть все и все есть Божество. Она знает Бога как Отца этого мира, который питает, лелеет и наблюдает за своими детьми. Она знает Бога как божественную Мать, которая держит нас в своей груди, щедро изливает на нас сладость своей любви и наполняет вселенную своими формами красоты. Она знает его как первого Творца, от которого произошло все, что возникает и творится в пространстве,
времени и отношении. Она знает его как Владыку и управителя всего вселенского и каждого индивидуального устроения. Мир и судьба и неопределенная случайность не могут ужаснуть, аспект страдания и зла не может сбить с толку человека, который отдал себя Вечному. Бог для души, которая видит, есть путь, и Бог есть цель его путешествия, путь, на котором нет самопотери, и цель, к которой его мудро направляемые шаги, несомненно, прибывают в каждый момент. Он знает Божество как хозяина его и всего сущего, хранителя его природы, мужа природы-души, ее возлюбленного и хранителя, внутреннего свидетеля всех его мыслей и действий. Бог - его дом и страна, убежище его исканий и желаний, мудрый, близкий и благосклонный друг всех существ. Всякое рождение, состояние и разрушение видимых существований - для его видения и опыта есть Тот, кто выдвигает, поддерживает и отзывает его временное самопроявление в его системе вечных повторений.
Он один - нетленное семя и источник всего, что кажется рожденным и гибнущим, и их вечное место упокоения в их непроявленности. Это он горит в жаре солнца и пламени; это
он — изобилие дождя и его удержание; он — вся эта физическая Природа и ее деяния. Смерть — его маска, а бессмертие — его самораскрытие. Все, что мы называем существующим, — это он, и все, на что мы смотрим как на несуществующее, все еще остается тайной в Бесконечном и является частью таинственного бытия Невыразимого.
Ничто, кроме высшего знания и поклонения, никакой другой путь, кроме полной самоотдачи и сдачи этому Высочайшему, который есть все, не приведет нас к Высочайшему.
Другая религия, другое поклонение, другое знание, другой поиск всегда имеют свои плоды, но они преходящи и ограничены наслаждением божественными символами и проявлениями. Для нашего следования в соответствии с балансом нашего мышления всегда открыто внешнее и внутреннее знание, внешнее и внутреннее стремление. Внешняя религия – это поклонение внешнему божеству и стремление к внешнему блаженству: ее преданные очищают свое поведение от греха и достигают активной этической праведности, чтобы удовлетворить установленный закон, Шастру, внешнее устроение; они выполняют церемониальный символ внешнего вероисповедания. Но их цель — обеспечить после смертного удовольствия и боли земной жизни блаженство небесных миров, большее счастье, чем может дать земля, но все же личное и мирское наслаждение, хотя и в более обширном мире, чем это поле ограниченной и страдающей земной природы. И того, к чему они стремятся, они достигают верой и правильными усилиями; ибо материальное существование и земные действия — это не весь объем нашего личного становления или вся формула космоса. Существуют и другие миры большего блаженства, svargalokaṁ viśālam. Таким образом, древний ведический ритуалист узнал экзотерический смысл тройной Веды, очистился от греха, выпил вино общения с богами и искал жертвоприношениями и благими делами награды небес. Эта твердая вера в Запредельное и этот поиск божественного мира обеспечивает душе силу достичь радостей небес в ее переходе, на которых были сосредоточены ее вера и поиск: но возвращение к смертному существованию навязывает себя, потому что истинная цель этого существования не была найдена и реализована. Здесь, а не где-либо еще, должно быть найдено высшее Божество, божественная природа души развивается из несовершенной физической человеческой природы и через единство с Богом и человеком и вселенной вся великая истина бытия открывается, проживается и делается видимо прекрасной. Это завершает длинный цикл нашего становления и допускает нас к высшему результату; это возможность, данная душе человеческим рождением, и, пока это не будет достигнуто, она не может прекратиться. Любящий Бога постоянно продвигается к этой конечной необходимости нашего рождения в космосе посредством концентрированной любви и обожания, посредством которых он делает верховное и всеобщее Божественное всей целью своей жизни — не эгоистическое земное удовлетворение или небесные миры — и всей целью своей мысли и своего видения. Не видеть ничего, кроме Божественного, быть в каждый момент в единении с ним, любить его во всех существах и иметь наслаждение от него во всех вещах — вот все условие его духовного существования. Его Божественное видение не отрывает его от жизни, и он не упускает ничего из полноты жизни; ибо сам Бог становится спонтанным дарителем ему всякого блага и всего его внутреннего и внешнего получения и обладания, yoga-ksemaṁ vahāmyaham. Радость небес и радость земли — лишь малая тень его владений; ибо по мере того, как он вырастает в Божественное, Божественное также изливается на него со всем светом, силой и радостью бесконечного существования.7
Обычная религия — это жертвоприношение частичным божествам, отличным от целостного Божественного. Гита берет свои прямые примеры из древней ведической религии с ее экзотерической стороны, как она тогда развивалась; она описывает это внешнее поклонение как жертвоприношение другим божествам, anya-devatāh, богам или обожествленным Предкам, или стихийным силам и духам, devān, pitr̄n, bhūtāni. Люди посвящают свою жизнь и труды обычно частичным силам или аспектам божественного Существования, как они видят или понимают их — в основном силам и аспектам, которые одушевляют для них вещи, выдающиеся в Природе и человеке, или же отражают им их собственную человечность в божественном превосходящем символе. Если они делают это с верой, то их вера оправдана; ибо Божественное принимает любой символ, форму или концепцию себя, присутствующую в уме поклоняющегося, yāṁ yāṁ tanuṁ śraddhayā arcati, как сказано в другом месте, и встречает его в соответствии с верой, которая есть в нем.
Любая искренняя религиозная вера и практика на самом деле являются поиском единого
высшего и всеобщего Божества; ибо он всегда является единственным хозяином жертвы и аскезы человека и бесконечным наслаждающимся его усилиями и стремлениями. Как бы мала или низка ни была форма поклонения, как бы ограничена ни была идея божества, как бы не были ограничены даяние, вера, усилие проникнуть за завесу собственного эго-поклонения и ограничения материальной Природой, все же это образует нить связи между душой человека и Всеобщей душой, и там есть ответ. Тем не менее, ответ, плод поклонения и подношения соответствуют знанию, вере и работе и не могут превышать их ограничений, и поэтому с точки зрения более великого знания Бога, которое одно только дает всю истину бытия и становления, это низшее подношение не дается в соответствии с истинным и высшим законом жертвоприношения. Оно не основано на знании верховного Божества в его целостном существовании и истинных принципах его самопроявления, но привязывается к внешним и частичным проявлениям, — na mām abhijānanti tattvena. Поэтому его жертва также ограничена в своем объекте, в значительной степени эгоистична в своем мотиве, частична и ошибочна в своем действии и своем даянии, yajanti avidhi-pūrvakam. Полное видение Божественного является условием полной сознательной самоотдачи; остальное достигает вещей, которые неполны и частичны, и должно отступить от них и вернуться, чтобы расширить себя в большем поиске и более широком опыте Бога. Но следовать за верховным и всеобщим единым Божеством полностью означает достичь всего знания и результата, которые приобретаются другими путями, пока человек не ограничен ни одним аспектом, хотя он находит истину его во всех аспектах. Это движение охватывает все формы божественного бытия на своем пути к верховному Пурушоттаме.8
Эта абсолютная самоотдача, эта однонаправленная сдача — это преданность, которую Гита делает венцом своего синтеза. Все действия и усилия превращаются этой преданностью в подношение высшему и всеобщему Божеству. «Что бы ты ни делал, чем бы ты ни наслаждался, чем бы ты ни жертвовал, что бы ты ни отдавал, какую бы энергию тапасьи, воли души или усилия ты ни прилагал, сделай это подношением Мне». Здесь самое маленькое, самое незначительное обстоятельство жизни, самый незначительный
дар от себя или от того, что ты имеешь, самое маленькое действие приобретает божественное значение и становится приемлемым подношением Богу, которое делает его средством для своего обладания душой и жизнью любящего Бога. Различия, создаваемые желанием и эго, тогда исчезают. Поскольку нет никакого напряжения ради благоприятного результата своего действия, нет избегания несчастливого результата, но все действия и результаты отдаются Всевышнему, которому все труды и плоды в мире принадлежат вечно, нет дальнейшего рабства. Ибо посредством абсолютной самоотдачи все эгоистические желания исчезают из
сердца, и происходит совершенный союз между Божественным и индивидуальной душой через внутреннее отречение от ее отдельной жизни. Вся воля, все действия, все результаты становятся Божественными, работают божественно через очищенную и просветленную природу и больше не принадлежат ограниченному личному эго. Конечная природа, отданная таким образом, становится свободным каналом Бесконечного; душа в своем духовном существе, вознесенная из невежества и ограничений, возвращается к своему единству с Вечным. Божественное Вечное является обитателем всех существований; он равен во всем и равный друг, отец, мать, создатель, возлюбленный, сторонник всех созданий. Он никому не враг и никому не является пристрастным возлюбленным; никого он не изгнал, никого не осудил навечно, никого не облагодетельствовал никаким деспотизмом произвольного каприза: все в конце концов равно приходят к нему через свои круговрашения в неведении.
Но только это совершенное поклонение может сделать это пребывание Бога в человеке и человека в Боге осознанным, всепоглощающим и совершенным союзом. Любовь к Высочайшему и полная самоотдача являются прямым и быстрым путем к этому божественному единству.9
Равное Божественное Присутствие во всех нас не создает никаких других предварительных условий, если однажды эта интегральная самоотдача была сделана в вере, искренности и с фундаментальной полнотой. Все имеют доступ к этим вратам, все могут войти в этот храм: наши мирские различия исчезают в доме Вселюбящего. Там добродетельный человек не имеет предпочтения, а грешник не отгорожен от Присутствия; вместе по этой дороге брамин, чистый жизнью и точный в соблюдении закона, и изгой, рожденный из чрева греха и печали и отвергнутый людьми, могут путешествовать и находить равный и открытый доступ к высшему освобождению и высшему жилищу в Вечном. Мужчина и женщина обретают свое равное право перед Богом; ибо божественный Дух не смотрит ни на лица, ни на социальные различия и ограничения: все могут идти прямо к нему без посредников или сковывающих условий. «Если», говорит божественный Учитель, «даже человек очень дурного поведения обращается ко мне с единственной и полной любовью, его следует считать святым, ибо устоявшаяся воля стремления в нем является правильной и полной волей. Быстро он становится душой праведности и обретает вечный мир». Другими словами, воля полной самоотдачи широко открывает все врата духа и приносит в ответ полное нисхождение и самоотдачу Божества человеческому существу, и это сразу же преобразовывает и ассимилирует все в нас согласно закону божественного существования путем быстрого преобразования низшей в духовную природу. Воля самоотдачи силой своей снимает завесу между Богом и человеком; она аннулирует всякую ошибку и уничтожает всякое препятствие. Те, кто стремится в своей человеческой силе посредством усилия знания или усилия добродетели или усилия трудолюбивой самодисциплины, растут с большим беспокойством и трудом к Вечному; но когда душа отдает свое эго и свои труды Божественному, сам Бог приходит к нам и берет на себя наше бремя. Невежественному он приносит свет божественного знания, слабому - силу божественной воли, грешнику - освобождение божественной чистоты, страдающему - бесконечную духовную радость и Ананду. Их слабость и преткновения их человеческой силы не имеют значения. «Это мое слово обещания», - кричит голос Божества Арджуне, - «что тот, кто любит меня, не погибнет». Предыдущие усилия и подготовка, чистота и святость брахмана, просвещенная сила царя-мудреца, великого в трудах и знании, имеют свою ценность, потому что они облегчают несовершенному человеческому существу достижение этого широкого видения и самоотдачи; но даже без этой подготовки все, кто находит прибежище в божественном Любовнике человека, Вайшья, когда-то занятый узостью обретения богатства и трудом производства, Шудра, стесненный тысячей жестких ограничений, женщина, замкнутая и заторможенная в своем росте узким кругом, которым общество окружило ее саморасширение, те также, pāpa-yonayah, на которых их прошлая Карма навязала даже самые худшие из рождений, изгой, Пария, Чандала, сразу же обнаруживают, что врата Бога открываются перед ними. В духовной жизни все внешние различия, которые люди делают в таком большом количестве, потому что они с гнетущей силой обращаются к внешнему уму, прекращаются перед равенством божественного Света и широким всемогуществом беспристрастной Силы.10
Земной мир, занятый двойственностью и привязанный к непосредственным преходящим отношениям часа и момента, является для человека, пока он пребывает здесь, привязанный к этим вещам, и пока он принимает закон, который они ему навязывают, как закон его жизни, мир борьбы, страданий и скорби. Путь к освобождению — обратиться от внешнего к внутреннему, от видимости, созданной материальной жизнью, которая накладывает свое бремя на разум и заключает его в канавки жизни и тела, к божественной Реальности, которая ждет, чтобы проявить себя через свободу духа. Любовь к миру, маска, должна смениться любовью к Богу, Истине. Как только это тайное и внутреннее Божество будет познано и принято, все существо и вся жизнь претерпят суверенное возвышение и чудесную трансмутацию. Вместо неведения низшей Природы, поглощенной своими внешними делами и проявлениями, глаз откроется к видению Бога повсюду, к единству и универсальности духа. Печаль и боль мира исчезнут в блаженстве Всеблаженного; наша слабость, ошибка и грех будут изменены во всеобъемлющую и всепреобразующую силу, истину и чистоту Вечного. Сделать ум единым с божественным сознанием, сделать всю нашу эмоциональную природу одной любовью к Богу повсюду, сделать все наши дела одной жертвой Господу миров и все наше поклонение и стремление одним обожанием его и самоотдачей, направить всего себя к Богу в полном союзе - это путь к возвышению из мирского в божественное существование. Это учение Гиты о божественной любви и преданности, в которой знание, труды и сердечное томление становятся единым целым в высшем объединении, слиянии всех их расхождений, переплетении всех их нитей, высоком слиянии, широком идентифицирующем движении.11
VII
Высочайшее Слово Гиты
МЫ теперь добрались до сокровенного ядра Йоги Гиты, живого и дышащего центра ее учения. Теперь мы можем совершенно ясно видеть, что восхождение ограниченной человеческой души, когда она отходит от эго и низшей природы в неизменное Я, спокойное, безмолвное и устойчивое, было лишь первым шагом, начальным изменением. И теперь мы также можем понять, почему Гита с самого начала настаивала на Ишваре, Божестве в человеческой форме, которое всегда говорит о себе, «ахам, мам», как о некоем великом тайном и вездесущем Существе, владыке всех миров и хозяине человеческой души, том, кто даже больше, чем то неизменное самосуществование, которое неподвижно и неподвижно навсегда и пребывает вечно незатронутым субъективными и объективными проявлениями естественной вселенной.
Вся Йога — это поиск Божественного, поворот к единению с Вечным. В соответствии с адекватностью нашего восприятия Божественного и Вечного будет путь поиска, глубина и полнота единения и целостность реализации. Человек, ментальное существо, приближается к Бесконечному через свой конечный разум и должен открыть некоторые близкие врата этого конечного в то Бесконечное. Он ищет некую концепцию, которую его разум способен ухватить, выбирает некую силу своей природы, которая силой абсолютного самовозвышения может достичь и коснуться бесконечной Истины, которая сама по себе находится за пределами его ментального понимания. Некое лицо этой бесконечной Истины — ибо, поскольку она бесконечна, она имеет бесчисленные лица, слова ее обозначающие, самовнушения — он пытается увидеть, так что, привязавшись к ней, он может прийти через прямой опыт к неизмеримой реальности, которую она изображает. Как бы узки ни были врата, он удовлетворен, если они предлагают некоторую перспективу в широту, которая его привлекает, если они ставят его на путь к бездонной глубине и недостижимым высотам того, что призывает его дух. И то, как он приближается к ним, так они принимают его, ye yathā māṁ prapadyante.
Философский ум пытается достичь Вечного посредством абстрактного знания. Дело знания — постичь, а для конечного интеллекта это означает установить и определить. Но единственный способ определить неопределяемое — это некое универсальное отрицание, neti neti. Поэтому ум продолжает исключать из концепции Вечного все, что представляется как ограниченное чувствами, сердцем и пониманием. Полное противопоставление создается между Я и не-я, между вечным, неизменным, неопределимым самосуществованием и всеми формами существования, — между Брахманом и Майей, между невыразимой Реальностью и всем, что пытается выразить, но не может выразить Невыразимое, — между Кармой и Нирваной, между вечно непрерывным, но вечно непостоянным действием и концепцией универсальной Энергии и неким абсолютным невыразимым высшим Отрицанием ее действия и концепции, которое пусто от всякой жизни, ментальности и динамического значения. Это сильное стремление знания к Вечному уводит от всего, что преходяще. Оно отрицает жизнь, чтобы вернуться к ее источнику, отсекает от нас все, чем мы кажемся, чтобы добраться от нее до безымянной и безличной реальности нашего бытия. Желания сердца, дела воли и концепции ума отвергаются; даже в конце концов само знание отрицается
и упраздняется в Идентичном и Непознаваемом. Путем возрастающего покоя, заканчивающегося абсолютной пассивностью созданная Майей души, или пучок ассоциаций, который мы называем собой, входит в уничтожение его идеи личности, кладет конец лжи жизни, исчезает в Нирване.
Но этот трудный абстрагирующий метод самоотрицания, как бы он ни привлекал к себе некоторые исключительные натуры, не может удовлетворить универсально воплощенную душу в человеке, потому что он не дает выхода всем усилиям его сложной натуры по направлению к совершенному Вечному. Не только его абстрагирующий созерцательный интеллект, но и его тоскующее сердце, его активная воля, его позитивный ум в поисках некоторой Истины, к которой его существование и существование мира является многосторонним ключом, имеют свое усилие по направлению к Вечному и Бесконечному и стремятся найти в нем свой божественный Источник и оправдание своего бытия и своей природы. Из этой потребности возникают религии любви и дел, сила которых в том, что они удовлетворяют и ведут к Богу самые активные и развитые силы нашего человечества, — ибо только исходя из этого, знание может быть эффективным. Даже буддизм с его строгим и бескомпромиссным отрицанием как субъективного «я», так и объективных вещей должен был основаться изначально на божественной дисциплине трудов и принять в качестве замены бхакти одухотворенную эмоциональность универсальной любви и сострадания, поскольку только так он мог стать эффективным путем для человечества, истинно освобождающей религией. Даже иллюзионистская майявада с ее ультралогической нетерпимостью к действию и творениями менталитета должна была допустить временную и практическую реальность человека, вселенной и Бога в мире, чтобы иметь первую точку опоры и осуществимую отправную точку; она должна была утвердить то, что она отрицала, чтобы придать некоторую реальность рабству человека и его усилиям по освобождению.
Но слабость кинетических и эмоциональных религий в том, что они слишком поглощены некоей божественной Личностью и божественными ценностями конечного. И даже когда у них есть концепция бесконечного Божества, они не дают нам полного удовлетворения знания, потому что они не следуют ему в его самых конечных и возвышенных тенденциях. Эти религии не достигают полной поглощенности Вечным и совершенным единением посредством тождества, — и все же к этому тождеству каким-то другим способом, если не абстрактным, поскольку там все единство имеет свою основу, дух, который находится в человеке, должен однажды прийти. С другой стороны, слабость созерцательной квиетистской духовности в том, что она приходит к этому результату посредством слишком абсолютной абстракции и в конце концов превращает в ничто или фикцию человеческую душу, стремление которой все же было все время всем смыслом этой попытки единения; ибо без души и ее стремления освобождение и единение не могли бы иметь смысла. То немногое, что этот способ мышления признает из других его сил существования, он относит к низшему предварительному действию, которое никогда не достигает полной или удовлетворяющей реализации в Вечном и Бесконечном. Однако эти вещи, которые он чрезмерно ограничивает, мощная воля, сильное стремление к любви, позитивный свет и всеобъемлющая интуиция сознательного ментального существа исходят от Божественного, представляют его сущностные силы и должны иметь некоторое оправдание в своем Источнике и некоторый динамический способ самореализации в нем.
Никакое Богознание не может быть целостным, совершенным или универсально удовлетворяющим, которое оставляет невыполненным их абсолютное требование, никакая мудрость совершенно мудрая, которая в своем нетерпимом аскетизме поиска отрицает или в
гордыне чистого знания умаляет духовную реальность, стоящую за этими путями Божества.
Величие центральной мысли Гиты, в которой собраны и объединены все ее нити, состоит в синтетической ценности концепции, которая признает всю природу души человека во вселенной и подтверждает посредством широкого и мудрого объединения ее многогранную потребность в высшей и бесконечной Истине, Силе, Любви, Бытии, к которым наше человечество обращается в своих поисках совершенства и бессмертия, а также высшей радости, силы и мира. Существует сильное и широкое стремление к всеобъемлющему духовному взгляду на Бога, человека и всеобщее существование. Конечно, не все без исключения охвачено в этих восемнадцати главах, и не осталось ни одной духовной проблемы для решения; но все же изложена такая большая схема, что нам остается только заполнить, развить, изменить, подчеркнуть, проследить пункты, разработать намеки и прояснить общее представление, чтобы найти ключ к любому дальнейшему требованию нашего интеллекта и потребности нашего духа. Гита сама по себе не развивает никакого совершенно нового решения из своих собственных вопросов. Чтобы достичь полноты, к которой она стремится, она выходит за пределы великих философских систем к изначальной Веданте Упанишад; ибо там мы имеем самое широкое и глубокое из существующих синтетических видений духа, человека и космоса. Но то, что в Упанишадах не развито для интеллекта, поскольку завернуто в светящееся ядро интуитивного видения и символического высказывания, Гита выявляет в свете более позднего интеллектуального мышления и отличительного опыта.
В рамках своего синтеза она допускает поиск абстрактными мыслителями Неопределимого, anirdeśyam, вечно непроявленного Неизменного, avyaktam aksaram. Те, кто посвящают себя этому поиску, находят, они также, Пурушоттаму, высшую Божественную Личность, mām, Дух и высшую Душу и Господа вещей. Ибо его высший самосущий способ бытия действительно немыслим, acintyarūpam, невообразимый позитив, абсолютная квинтэссенция всех абсолютов, далеко за пределами определения интеллекта. Метод негативной пассивности, спокойствия, отречения от жизни и трудов, посредством которого люди чувствуют подле этого неосязаемого Абсолюта, допускается и ратифицируется в философии Гиты, но только с незначительной разрешительной санкцией. Это отрицающее знание приближается к Вечному только с одной стороны истины и той стороны, которая наиболее трудна для достижения и следования для воплощенной души в Природе, duhkhaṁ dehavadbhir avapyate; оно идет весьма специализированным, даже излишне трудным путем, «узким и трудным для прохождения, как лезвие бритвы». Не посредством отрицания всех отношений, но через все отношения Божественная Бесконечность естественным образом доступна человеку и наиболее легко, широко, интимно постигаема. Это видение в конце концов не является самой большой или самой истинной истиной, что Всевышний не имеет никаких отношений с ментальным, витальным, физическим существованием человека во вселенной, avyavahāryam, и не то, что описывается как эмпирическая истина вещей, истина отношений, vyavahāra, является полной противоположностью высшей духовной истины, paramārtha. Напротив, существуют тысячи отношений, посредством которых верховный Вечный тайно находится в контакте и союзе с нашим человеческим существованием и всеми существенными способами нашей природы и природы мира, sarva-bhāvena, может ли этот контакт быть сделан ощутимым и этот союз стать реальным для нашей души, сердца, воли, интеллекта, духа. Поэтому этот другой способ естественен и легок для человека, sukham āptum. Бог не делает себя труднодоступным для нас: нужно только одно, одно требование, предъявляемое к нам, единая неукротимая воля, чтобы прорваться сквозь завесу нашего неведения и полный, настойчивый поиск ума, сердца и жизни того, что все время рядом с ним, внутри него, его собственной души бытия и духовной сущности и тайны его личности и его безличности, его я и его природы. Это наша единственная трудность; об остальном Хозяин нашего существования сам позаботится и совершит, ahaṁ tvāṁ moksayis.yāmi mā śucah.
В той самой части своего учения, в которой синтез Гиты больше всего склоняется к стороне чистого знания, мы видели, что она постоянно подготавливает к этой более полной истине и более содержательному опыту. Действительно, это подразумевается в самой форме, которую Гита придает осознанию самосуществующего Неизменного. Это неизменное Я всех существований, кажется, действительно стоит в стороне от любого активного вмешательства в работу Природы; но оно не лишено всех отношений и не удалено от всех связей. Оно - наш свидетель и сторонник; оно дает молчаливую и безличную санкцию; оно даже имеет бесстрастное наслаждение. Многостороннее действие Природы все еще возможно, даже когда душа уравновешена в этом спокойном самосуществовании: ибо свидетель-душа - это неизменный Пуруша, а Пуруша всегда имеет некоторую связь с Пракрити. Но теперь причина этого двойного аспекта тишины и активности раскрывается во всей своей значимости, — потому что безмолвное всепроникающее Я — это только одна сторона истины божественного Бытия. Тот, кто пронизывает мир как единое неизменное Я, поддерживающее все его изменения, в равной степени является Божеством в человеке, Господом в сердце каждого существа, сознательным Причиной и Хозяином всего нашего субъективного становления и всего нашего вовнутрь-принимающего и наружу-идущего объективированного действия. Ишвара йогов един с Брахманом искателя знания, единым верховным и универсальным Духом, единым верховным и универсальным Божеством.
Это Божество не является ограниченным личным Богом столь многих экзотерических религий; поскольку все они являются лишь частичными и внешними формациями этой другой, этой творческой и направляющей, этой личной стороны его полной истины существования. Это одна высшая Личность, Душа, Существо, Пуруша, чьими аспектами являются все божества, все индивидуальные личности являются ограниченным развитием в космической Природе. Это Божество не является частным именем и формой Божественности, ista-devatā, созданной интеллектом или воплощающей особое стремление поклоняющегося.
Все такие имена и формы являются только силами и лицами одного Девы, который является универсальным Господом всех поклоняющихся и всех религий: но это само по себе универсальное Божество, deva-deva. Этот Ишвара не является отражением безличного и неопределимого Брахмана в иллюзорной Майе: ибо из-за пределов всего космоса, а также внутри него он правит и является Господом миров и их созданий. Он Парабрахман, который есть Парамешвара, верховный Господь, потому что он есть верховное Я и Дух, и из своего высшего изначального существования он порождает и правит вселенной, не самообманываясь, но с всезнающим всемогуществом. И действие его божественной Природы в космосе не является иллюзией, будь то его или нашего сознания. Единственная иллюзорная Майя — это неведение низшей Пракрити, которая не является создателем несуществующих вещей на неосязаемом фоне Единого и Абсолюта, но из-за своей слепой, обремененной и ограниченной работы искажает для человеческого ума посредством образа эго и другими неадекватными образами разума, жизни и материи высший смысл, более глубокие реальности существования. Существует высшая, божественная Природа, которая является истинным творцом вселенной. Все существа и все объекты являются становлениями единого божественного Существа; вся жизнь — это работа силы единого Господа; вся природа — это проявление единого Бесконечного. Он — Божество в человеке; Джива — дух его Духа. Он — Божество во вселенной; этот мир в Пространстве и Времени — это его феноменальное саморасширение.
В развертывании этого всеобъемлющего видения существования и сверхсуществования Йога Гиты находит свое объединенное значение и беспримерную амплитуду. Это верховное Божество есть единое неизменное непреходящее Я во всем, что есть; поэтому для духовного смысла этого неизменного непреходящего Я человек должен пробудиться и объединить с ним свое внутреннее безличное существо. Он есть Божество в человеке, которое порождает и направляет все его действия; поэтому человек должен пробудиться к Божеству внутри себя, познать божественность, которую он вмещает, подняться из всего, что скрывает и затмевает ее, и стать единым с этим сокровенным Я своего я, этим большим сознанием своего сознания, этим скрытым Властелином всей его воли и дел, этим Существом внутри него, которое является источником и целью всех его различных становлений. Он — Божество, чья божественная природа, источник всего, чем мы являемся, плотно скрыта этими низшими естественными происхождениями; поэтому человек должен вернуться от своего низшего кажущегося существования, несовершенного и смертного, к своей сущностной божественной природе бессмертия и совершенства. Это Божество едино во всех вещах, которые есть, Я, которое живет во всем, и Я, в котором все живет и движется; поэтому человек должен открыть свое духовное единство со всеми созданиями, увидеть все в себе и Я во всех существах, даже увидеть все вещи и создания как себя, ātmaupamyena sarvatra, и соответственно думать, чувствовать и действовать во всем своем уме, воле и жизни. Это Божество — источник всего, что есть здесь или где-то еще, и по своей Природе он стал всеми этими бесчисленными существованиями, abhūt sarvāni bhūtāni; поэтому человек должен видеть и поклоняться Единому во всех вещах, одушевленных и неодушевленных, поклоняться проявлению в солнце, звезде и цветке, в человеке и каждом живом существе, в формах и силах, качествах и могуществах Природы, vāsudevah sarvam iti.
Он должен сделать себя божественным видением и божественным сочувствием и, наконец, через сильную внутреннюю тождественность единой универсальностью со вселенной. Пассивная бессвязная идентичность исключает любовь и действие, но это более великое и более богатое единство наполняется делами и чистыми эмоциями: оно становится источником, и содержанием, субстанцией и мотивом, божественной целью всех наших действий и чувств. Kasmai devāya havisā vidhema, какому Божеству мы должны отдать всю свою жизнь и деятельность в качестве подношения? Это то Божество, это Господь, который требует нашей жертвы. Пассивная бессвязная идентичность исключает радость обожания и преданности; но бхакти — это сама душа, сердце и вершина этого более богатого, полного, более интимного союза. Это Божество — исполнение всех отношений, отец, мать, возлюбленный, друг и прибежище души каждого существа. Он — единый верховный и всеобщий Дэва, Атман, Пуруша, Брахман, Ишвара тайной мудрости. Он проявил мир в себе всеми этими способами посредством своей божественной Йоги: его многочисленные существования едины в нем, и он един в них во многих аспектах. Пробудиться к его откровению всеми этими способами вместе — это сторона человека той же божественной Йоги.
Чтобы сделать совершенно и неоспоримо ясным, что это высшая и полная истина его учения, это интегральное знание, которое он обещал раскрыть, божественный Аватар заявляет, в кратком повторении развязки всего, что он говорил, что это и никакое другое является его высшим словом, paramaṁ vacah. «Снова внемлите моему высшему слову», bhūya eva śrinu me paramaṁ vacah. Это высшее слово Гиты, мы находим, во-первых, представляет явное и недвусмысленное заявление о том, что высшее поклонение и высшее знание Вечного являются знанием и почитанием его как высшего и божественного Источника всего, что существует, и могущественного Владыку мира и его людей, чье бытие является становлением всех вещей. Это, во-вторых, заявление единого знания и бхакти как высшей Йоги; это предназначенный и естественный путь, данный человеку для достижения единения с вечным Божеством. И чтобы сделать это определение пути более значимым, дать проясняющую точку этой высочайшей важности бхакти, основанной на и открывающей знание и ставшей основой и движущей силой для божественно назначенных дел, принятие ее сердцем и умом ученика ставится условием для дальнейшего развития, посредством которого окончательный приказ к действию наконец отдается человеческому инструменту, Арджуне.
«Я скажу тебе это высшее слово», - говорит Божество, - «из моей воли для блага твоей души, теперь, когда твое сердце радуется мне», те прийаманайа вакшйами. Ибо этот восторг сердца в Боге является всей составляющей и сущностью истинного бхакти, бхаджанти прийти-пурвакам. Как только дано верховное слово, Арджуна вынужден высказать свое согласие с ним и попросить о практическом способе видения Бога во всех вещах Природы, и из этого вопроса немедленно и естественно развивается видение Божественного как Духа вселенной и возникает колоссальный приказ мировому действию.1
Идея Божественного, на которой Гита настаивает как на секрете всей тайны существования, знании, ведущем к освобождению, является то, что соединяет противоположность между космическим шествием во Времени и супракосмической вечностью, не отрицая ни того, ни другого и не изымая ничего из реальности
ни того, ни другого. Она гармонизирует пантеистические, теистические и высшие трансцендентальные термины нашей духовной концепции и духовного опыта. Божественное - это нерожденное Вечное, которое не имеет происхождения; нет и не может быть ничего до него, из чего бы он исходил, потому что он един, вневременен и абсолютен. «Ни боги, ни великие риши не знают никакого рождения меня... Тот, кто знает меня как нерожденного без происхождения...» - начальные высказывания этого высшего слова. И это дает высокое обещание, что это знание, не ограничивающее, не интеллектуальное, а чистое и духовное, — ибо форма и природа, если можно так выразиться, этого трансцендентного Существа, его сварупа, по-необходимости немыслимы умом, acintyarūpa, — освобождает смертного человека от всей путаницы неведения и от всех уз греха, страдания и зла, yo vetti asammūdhah sa martyesu sarva-pāpaih pramuc-yate. Человеческая душа, которая может пребывать в свете этого высшего духовного знания, возносится им за пределы идеативных или чувственных формулировок вселенной. Она поднимается в невыразимую силу всепревосходящей, но всеисполняющей идентичности, той же самой за пределами и здесь.
Этот духовный опыт трансцендентного Бесконечного разрушает ограничения пантеистической концепции существования. Бесконечность космического монизма, которая делает Бога и вселенную едиными, пытается заключить Божественное в его мировом проявлении и оставляет нам это как наш единственный возможный способ познания его; но этот опыт освобождает нас в безвременном и внепространственном Вечном. «Ни Боги, ни Титаны не знают твоего проявления» - восклицает Арджуна в своем ответе: вся вселенная или даже бесчисленные вселенные не могут проявить его, не могут вместить его невыразимый свет и бесконечное величие. Все другие меньшие Богознания имеют свою истину только благодаря зависимости от вечно непроявленной и невыразимой реальности трансцендентного Божества.
Но в то же время божественная Трансцендентность не является отрицанием, и не является Абсолютом, пустым от всех отношений со вселенной. Она высшее положительное, это абсолют всех абсолютов. Все космические отношения вытекают из этого Высшего; все космические существования возвращаются к нему и находят только в нем свое истинное и неизмеримое существование. «Ибо я целиком и полностью являюсь источником богов и великих Риши». Боги - это великие бессмертные Силы и бессмертные Личности, которые сознательно информируют, составляют, руководят субъективными и объективными силами космоса. Боги - это духовные формы вечного и изначального Божества, которые нисходят от него во множество процессов мира. Многочисленные, универсальные, боги ткут из первичных принципов бытия и его тысяч сложностей всю паутину этого разнообразного существования Единого. Все их собственное существование, природа, сила, процесс исходят во всех отношениях, в каждом принципе, в каждой своей нити из истины трансцендентного Невыразимого. Ничто не создается здесь независимо, ничто не вызывается самодостаточно этими божественными агентами; все находит свое начало, причину, первую духовную причину бытия и волю быть в абсолютном и верховном Божестве, — ахам āдих сарвашах. Ничто во вселенной не имеет своей реальной причины во вселенной; все исходит из этого божественного Существования.
Великие Риши, называемые здесь, как и в Веде, семью изначальными Провидцами, maharsayah sapta pūrve, семью Древними мира, являются интеллектуальными силами той божественной Мудрости, которая развила все вещи из своей собственной самосознающей бесконечности, prajñā purānı̄, — развила их согласно семи принципам своей собственной сущности. Эти Риши воплощают всеподдерживающие, всепросветляющие, всепроявляющие семь Мыслей Веды, sapta dhiyah, — Упанишады говорят обо всех вещах, как о организованных в септах, sapta sapta. Вместе с ними соединены четыре вечных Ману, отцы человека, — ибо активная природа Бога четверична, и человечество выражает эту природу в своем четырехкратном характере. Они также, как следует из их названия, являются ментальными существами. Создатели всей этой жизни, которая зависит от проявленного или скрытого ума для своего действия, от них происходят все эти живые существа в мире; все являются их детьми и потомками, yeahāṁ loka imāh prajāh. И эти великие Риши и эти Ману сами являются вечными ментальными становлениями высшей Души 2 и рождены из его духовной трансцендентности в космическую Природу, — создатели, но он — источник всего, что возникает во вселенной. Дух всех духов, Душа всех душ, Разум всего разума, Жизнь всей жизни, Субстанция всех форм, этот трансцендентный Абсолют не является полной противоположностью всему, что мы есть, но, напротив, является изначальным и просветляющим Абсолютом всех принципов и сил нашего и мирового бытия и природы.
Этот трансцендентный Источник нашего существования не отделен от нас никакой непреодолимой пропастью и не отвергает созданий, которые происходят от него, и не осуждает их быть лишь плодом иллюзии. Он — Бытие, все есть его становления. Он не творит из пустоты, из Ничто или из невещественной матрицы сна. Из себя он творит, в себе он становится; все есть в его существе, и все есть из его существа. Эта истина допускает и превосходит пантеистическое видение вещей. Васудева — это все, vāsudevah sarvam; но Васудева — это все, что появляется в космосе, потому что он также — это все, что не появляется в нем, все, что никогда не проявляется. Его бытие никоим образом не ограничено его становлением; он ни в коей мере не связан этим миром отношений. Даже становясь всем, он все еще Трансцендентность; даже принимая конечные формы, он всегда Бесконечен. Природа, Пракрити, в своей сущности является его духовной силой, само-силой, атмашакти; эта духовная само-сила развивает бесконечные первичные качества становления во внутренности вещей и превращает их во внешнюю поверхность формы и действия. Ибо в ее сущностном, тайном и божественном порядке духовная истина каждого и всего приходит первой, вещь ее глубоких идентичностей; их психологическая истина качества и природы зависит от духовного, ибо все в ней, что является подлинным, она извлекает из духа; наименее по необходимости, в последнюю очередь по порядку объективная истина формы и действия проистекает из внутреннего качества природы и зависит от него для всех этих переменных представлений существования здесь, во внешнем порядке. Или, другими словами, объективный факт есть только выражение суммы факторов души, и они всегда восходят к духовной причине своего появления.
Это конечное внешнее становление является выразительным феноменом божественного Бесконечного. Природа, во-вторых, является низшей Природой, подчиненным переменным развитием нескольких избранных комбинаций из множества возможностей Бесконечного. Развившиеся из сущностного и психологического качества бытия и становления, свабхавы, эти комбинации формы и энергии, действия и движения существуют для весьма ограниченного отношения и взаимного опыта в космическом единстве. И в этом низшем, внешнем и видимом порядке вещей Природа как выразительная сила
Божества изуродована извращениями темного космического Неведения, и ее божественные значения утеряны в материализованном, разделительном и эгоистическом механизме нашего ментального и витального опыта. Но все же здесь также все исходит от верховного Божества, рождение, становление, эволюция,3 процесс развития через действие Природы из Трансцендентного. Ahaṁ sar-vasya prabhavo mattah sarvaṁ pravartate; «Я рождение всего, и из меня все исходит в развитие действия и движения». Это верно не только для всего, что мы называем хорошим или хвалим и признаем божественным, что является светлым, саттвическим, этическим, дающим мир, дающим духовную радость, «понимание и знание и свободу от замешательства Неведения, прощение и истину, и самоуправление и спокойствие внутреннего контроля, непричинение вреда и равенство, удовлетворенность и аскетизм и даяние». Это также верно для оппозиций, которые сбивают с толку смертный разум и вносят неведение и его замешательство, «горе и удовольствие, возникновение и разрушение, страх и бесстрашие, слава и бесславие» со всем остальным взаимодействием света и тьмы, всеми мириадами смешанных нитей, которые трепещут так болезненно и все же с постоянной стимуляцией через запутанность нашего нервного ума и его невежественных субъективностей. Все здесь в своих отдельных различиях являются субъективными становлениями существований в едином великом Становлении, и они получают свое рождение и бытие от Того, кто трансцендентен им. Трансцендентное знает и порождает эти вещи, но не поймано как в паутину в этом разнообразном знании и не побеждено своим творением. Мы должны здесь заметить выразительное сочетание трех слов от глагола bhū, становиться, bhavanti, bhāvāh., bhūtānām. Все существования являются становлениями Божественного, bhūtāni; все субъективные состояния и движения являются его и их психологическими становлениями, bhāvāh. Эти даже, наши меньшие субъективные состояния и их видимые результаты не менее чем высшие духовные состояния, все являются становлениями из высшего Бытия,4 bhavanti matta eva. Гита признает и подчеркивает различие между Бытием и становлением, но не превращает его в противоположность. Ибо это означало бы отменить универсальное единство. Божество едино в своей трансцендентности, одно всеподдерживающее Я вещей, едино в единстве своей космической природы. Эти трое являются одним Божеством; все происходит от него, все становится из его бытия, все является вечной частью или временным выражением Вечного. В Трансцендентности, в Абсолюте, если мы хотим следовать Гите, мы должны искать не верховное отрицание всех вещей, но положительный ключ их тайны, примиряющую тайну их существования.
Но есть и другая высшая реальность Бесконечного, которая также должна быть признана как неотъемлемый элемент освобождающего знания. Эта реальность - реальность трансцендентного взгляда вниз, а также близкого имманентного присутствия божественного управления вселенной. Верховный, который становится всем творением, но бесконечно превосходит его, не является безвольной причиной, отчужденной от своего творения. Он не является невольным создателем, который отказывается от всякой ответственности за эти результаты своей универсальной Силы или бросает их на иллюзорное сознание, полностью отличное от его собственного, или оставляет их механическому Закону или Демиургу или манихейскому конфликту Принципов. Он не является отчужденным и безразличным Свидетелем, который бесстрастно ждет, пока все само себя упразднит или вернется к своему неподвижному изначальному принципу. Он – могущественный властелин миров и народов, лока-махешвара, и управляет всем не только изнутри, но и сверху, из своей высшей трансцендентности. Космосом не может управлять Сила, которая не превосходит космос.
Божественное управление подразумевает свободное господство всемогущего Правителя, а не автоматическую силу или механический закон определяющего становления, ограниченный
видимой природой космоса. Это теистическое видение вселенной, но это не робкий и осторожный теизм, боящийся противоречий мира, а тот, который видит Бога как всеведущее и всемогущее, единственное изначальное Существо, которое проявляет в себе все, что бы это ни было, добро и зло, боль и удовольствие, свет и тьму как вещество своего собственного существования и управляет собой тем, что он проявил в себе. Не затронутый его противостояниями, не связанный своим творением, превосходящий, но тесно связанный с этой Природой и тесно единый с ее созданиями, их Духом, Я, высшей Душой, Господом, Возлюбленным, Другом, Прибежищем, он вечно ведет их изнутри них и сверху через смертные проявления неведения, страдания, греха и зла, вечно ведя каждого через его природу и всех через универсальную Природу к высшему свету, блаженству, бессмертию и трансцендентности. Это полнота освобождающего знания. Это знание Божественного внутри нас и в мире как одновременно трансцендентного Бесконечного. Абсолют, который стал всем, что есть, своей божественной Природой, своей действенной силой Духа, он управляет всем из своей трансцендентности. Он интимно присутствует в каждом создании и является причиной, правителем, руководителем всех космических событий, и все же он слишком велик, могущественен и бесконечен, чтобы быть ограниченным своим творением.
Этот характер знания подчеркивается в трех отдельных стихах обещания. «Тот, кто знает меня, — говорит Божество, — как нерожденного, не имеющего происхождения, могущественного владыку миров и людей, живет не смущаясь среди смертных и избавлен от всякого греха и зла... Тот, кто знает в его правильных принципах это мое всепроникающее господство и эту мою Йогу (божественную Йогу, айшвара-йогу, посредством которой Трансцендентное едино со всеми существованиями, даже будучи больше, чем все они, и обитает в них и содержит их как становления своей собственной Природы), объединяет себя со мной непоколебимой Йогой... Мудрые считают меня рождением всех и каждого, считают всех и каждого как развивающихся из меня в своих действиях и движениях, и, так считая, они любят и обожают меня... и я даю им Йогу понимания, посредством которой они приходят ко мне, и я уничтожаю для них тьму, рожденную неведением». Эти результаты должны неизбежно возникнуть из самой природы знания и из самой природы Йоги, которая преобразует это знание в духовный рост и духовный опыт. Ибо все затруднения человеческого ума и действия, все спотыкания, неуверенность и страдания его ума, его воли, его этических поворотов, его эмоциональных, чувственных и витальных побуждений можно проследить до идущих ощупью и сбитых с толку познания и воли, естественных для его затемненного чувствами смертного ума в теле, саммохи. Но когда он видит божественное Происхождение всех вещей, когда он пристально смотрит из космической видимости в ее трансцендентную Реальность и обратно из этой Реальности в видимость, он тогда освобождается от этого замешательства ума, воли, сердца и чувств, он идет просветленным и свободным, asammūdhah martyesu.Приписывая всему его божественное и реальное, а не только текущую и кажущуюся ценность, он находит скрытые связи и соединения; он сознательно направляет всю жизнь и действие к их высокой и истинной цели и управляет ими светом и силой, которые приходят к нему от Божества внутри него. Таким образом он избегает неправильного познания, неправильной умственной и волевой реакции, неправильного чувственного восприятия и импульса, которые здесь порождают грех, ошибку и страдание, sarva-pāpaih pramucyate. Ибо, живя таким образом в трансцендентном и универсальном, он видит свою собственную и каждую другую индивидуальность в их высших ценностях и освобождается от лжи и невежества своей разделяющей и эгоистической воли и знания. Это всегда суть духовного освобождения.
Мудрость освобожденного человека, таким образом, не является, с точки зрения Гиты, сознанием абстрактной и несвязанной безличности, бездеятельным покоем. Ибо ум и душа освобожденного человека прочно укоренены в постоянном, интегральном чувстве, что мир пронизан активизирующим и направляющим присутствием божественного Владыки вселенной, etāṁ vibhūtiṁ mama yo vetti. Он осознает трансцендентность своего духа космическому порядку, но он также осознает свое единство с ним посредством божественной Йоги, yogaṁ ca mama. И он видит каждый аспект трансцендентного, космического и индивидуального существования в его правильном отношении к высшей Истине и помещает все на их правильное место в единстве божественной Йоги. Он больше не видит каждую вещь в ее отдельности, — раздельное видение, которое оставляет все либо необъясненным, либо односторонним для переживающего сознания. И он не видит все беспорядочно вместе, — спутанное видение, которое дает неправильный свет и хаотичное действие. Уверенный в трансцендентности, он не подвержен космическому напряжению и суете Времени и обстоятельств. Не беспокоясь среди всего этого творения и разрушения вещей, его дух придерживается непоколебимой, нерушимой, незыблемой Йоги единения с вечным и духовным во вселенной. Он наблюдает через все это божественное постоянство Мастера Йоги и действует из спокойной универсальности и единства со всеми вещами и созданиями.
И этот тесный контакт со всеми вещами не подразумевает инволюции души и ума в разделяющую низшую природу, потому что его основа духовного опыта — не низшая феноменальная форма и движение, но внутреннее Все и высшая Трансцендентность. Он становится подобным по природе и закону бытия с Божественным, sādharmyam āgatah, трансцендентным даже в универсальности духа, универсальным даже в индивидуальности ума, жизни и тела. Благодаря этой Йоге, однажды совершенной, неуклонной и фиксированной, avikampena yogena yujyate, он способен принять любое положение природы, принять любое человеческое состояние, совершить любое мирское действие без какого-либо отпадения от своего единства с божественным Я, без какой-либо потери своего постоянного общения с Владыкой существования.5
Это знание, переведенное на аффективный, эмоциональный, темпераментный план, становится спокойной любовью и интенсивным обожанием изначального и трансцендентного Божества над нами, вездесущего Владыки всех вещей здесь, Бога в человеке, Бога в Природе. Сначала это мудрость интеллекта, буддхи; но это сопровождается движимым одухотворенным состоянием эмоциональной природы,6 бхава. Это изменение сердца и ума является началом полного изменения всей природы. Новое внутреннее рождение и становление подготавливает нас к единству с высшим объектом нашей любви и обожания, мадбхавайя. Существует интенсивный восторг любви в величии, красоте и совершенстве этого божественного Существа, которое теперь можно увидеть повсюду в мире и над ним, прити. Этот более глубокий экстаз занимает место рассеянного и внешнего удовольствия ума в существовании или, скорее, он втягивает в себя все другие удовольствия и преобразует посредством чудесной алхимии чувств ума и сердца и все движения чувств.
Все сознание становится полным Божественности и наполненным его отвечающим сознанием; вся жизнь течет в одно море блаженства-опыта. Вся речь и мысль таких любящих Бога становится взаимным высказыванием и пониманием Божественного. В этой единой радости сосредоточено все удовлетворение существа, вся игра и удовольствие природы. Существует непрерывный союз от момента к моменту в мысли и памяти, существует нерушимая непрерывность опыта единства в духе. И с того момента, как это внутреннее состояние начинается, даже на стадии несовершенства, Божественное подтверждает его совершенной Йогой воли и интеллекта. Он возносит пылающий светильник знания внутри нас, он уничтожает неведение разделяющего ума и воли, он раскрывается в человеческом духе. Йогой воли и интеллекта, основанной на просветленном союзе трудов и знания, был
осуществлен переход от наших нижних беспокойных уровней ума к неизменному спокойствию свидетельствующей Души над активной природой. Но теперь посредством этой более великой йоги Буддхи, основанной на просветленном союзе любви и обожания со всеобъемлющим знанием, душа поднимается в огромном экстазе ко всей трансцендентной истине абсолютного и всепроникающего Божества. Вечное свершается в индивидуальном духе и индивидуальной природе; индивидуальный дух возносится от рождения во времени к бесконечностям Вечного.
VIII
Бог в Силе Становленияя
ОЧЕНЬ важный шаг был достигнут, решительное утверждение его метафизического и психологического синтеза было добавлено к развитию евангелия Гиты о духовном освобождении и божественных работах. Божество было открыто в мысли Арджуне; он стал видимым для поиска ума и видения сердца как верховное и универсальное Существо, божественная и универсальная Личность, внутренний Хозяин нашего существования, которого человеческое знание, воля и поклонение искали сквозь туман Неведения. Остается только видение множественного Вират Пуруши, чтобы завершить откровение еще на одной из его многочисленных сторон.
Метафизический синтез завершен. Санкхья была допущена для отделения души от низшей природы, — разделение, которое должно быть осуществлено через самопознание посредством различающего разума и трансцендентности нашего подчинения трем гунам, составляющим эту природу. Она была завершена и ее ограничения превзойдены большим откровением единства верховной Души и верховной Природы, para purusa, para prakriti. Веданта философов была допущена для самостирания природной разделяющей личности, построенной вокруг эго. Ее метод был использован для замены малого личного большим безличным существом, для аннулирования разделяющей иллюзии в единстве Брахмана и для замены слепого видения эго более истинным видением всех вещей в одном Я и одного Я во всех вещах. Ее истина была завершена беспристрастным откровением Парабрахмана, из которого исходят и подвижное, и неподвижное, изменчивое и неизменное, действие и тишина. Ее возможные ограничения были преодолены сокровенным откровением высшей Души и Господа, который становится здесь во всей Природе, проявляет себя во всех личностях и проявляет силу своей Природы во всех действиях. Йога была принята для самоотдачи воли, ума, сердца, всего психологического существа Ишваре, божественному Господу природы. Она была завершена откровением божественного Владыки существования как изначального Божества, частичным существом которого является Джива в Природе. Ее возможные ограничения были преодолены видением душой всех вещей как Господа в свете совершенного духовного единства.
В результате получается целостное видение Божественного Существующего одновременно как трансцендентной Реальности, сверхкосмического источника космоса, как безличного Я всего, спокойного континента космоса, и как имманентного Божественного во всех существах, личностях, объектах, силах и качествах, Имманентного, который является составной частью, эффективной природой и внутренним и внешним становлением всех существ. Йога знания была осуществлена суверенно в этом целостном видении и знании Единого. Йога действий увенчана преданием всех действий их Владыке, — ибо природный человек теперь лишь инструмент его воли. Йога любви и поклонения была провозглашена в самых широких формах. Интенсивное завершение знаний и дел, любовь ведет к венчающему союзу души и Высшей Души в высшей амплитуде. В этом союзе откровения знания становятся реальными как для сердца, так и для разума. В этом единстве трудная жертва себя в инструментальном действии становится легким, свободным и блаженным выражением живого единства. Все средства духовного освобождения даны; весь фундамент божественного действия построен.
Арджуна принимает все знание, которое было дано ему божественным Учителем. Его ум уже избавлен от сомнений и исканий; его сердце, обращенное теперь от внешнего аспекта мира, от его сбивающего с толку облика к его высшему смыслу и истоку и его внутренним реальностям, уже освобождено от печали и страдания и тронуто невыразимой радостью
божественного откровения. Язык, который он вынужден использовать, выражая свое принятие, таков, чтобы подчеркнуть и настоять еще раз на глубокой целостности этого знания и его всеобъемлющей окончательности и полноте. Сначала он принимает Аватара, Божество в человеке, которое говорит с ним как высший Брахман, как супракосмическое Все и Абсолют существования, в котором душа может пребывать, когда она поднимается из этого проявления и этого частичного становления к своему источнику, парам брахма, парам дхама.
Он принимает его как высшую чистоту вечно свободного Существования, к которому человек приходит через стирание эго в неизменной безличности «я», спокойной и неподвижной навсегда, павитрам парамам. Затем он принимает его как единое Постоянное, вечную Душу, божественного Пурушу, purusaṁ śāśvataṁ divyam. Он провозглашает в нем изначальное Божество, поклоняется Нерожденному, который является всепроникающим, пребывающим внутри, саморасширяющимся хозяином всего существования, ādi-devam ajaṁ vibhum. Поэтому он принимает его не только как того Чудесного, который находится за пределами любого выражения, ибо ничто не достаточно, чтобы проявить его, — «ни Боги, ни Титаны, о благословенный Господь, не знают твоего проявления», на хи те бхагаван вьяктим видур дева на данавах, — но как владыку всех существований и единую божественную действенную причину всего их становления, Бога богов, от которого произошли все божества, владыку вселенной, который проявляет и управляет ею сверху силой своей высшей и своей универсальной Природы, бхутабхавана бхутешa дева-дева джагат-пате. И наконец, он принимает его как того Васудеву внутри и вокруг нас, который является всем сущим здесь в силу всепроникающих, всеохватывающих, всесоставляющих главных сил его становления, vibhūtayah, «суверенных сил твоего становления, посредством которых ты стоишь, пронизывая эти миры», yābhir vibhūtibhir lokān imāṁs tvaṁ vyāpya tisthasi.1
Он принял эту истину с обожанием своего сердца, покорностью своей воли и пониманием своего интеллекта. Он уже готов действовать как божественный инструмент в этом знании и с этой самоотдачей. Но желание более глубокой постоянной духовной реализации пробудилось в его сердце и воле. Это истина, которая очевидна только высшей Душе в ее собственном самопознании, — ибо, восклицает Арджуна, «только ты, о Пурушоттама, познаешь себя самим собой», ātmanā ātmānaṁ vettha. Это знание, которое приходит через духовную идентичность, и беспомощное сердце, воля, интеллект природного человека не могут достичь его собственным движением и могут только достичь несовершенных ментальных отражений, которые раскрывают меньше, чем скрывают и искажают. Это тайная мудрость, которую нужно услышать от провидцев, которые увидели лик этой Истины, услышали ее слово и стали едины с ней в себе и духе. «Все Риши говорят это о тебе и божественном провидце Нараде, Асите, Девале, Вьясе». Или же нужно получить ее изнутри через откровение и вдохновение от внутреннего Божества, которое поднимает в нас пылающий светильник знания. Svayañcaiva bravı̄si me, «и ты сам говоришь мне это».
После того, как она открыта, ее нужно принять согласием ума, согласием воли и восторгом и
покорностью сердца, тремя элементами полной ментальной веры, шраддхой. Именно так Арджуна принял ее; «все это, что ты говоришь, мой ум считает истиной». Но все равно останется потребность в этом более глубоком обладании в самом «я» нашего существа из его самого сокровенного психического центра, потребность души в том невыразимом постоянном духовном осознании, где ментальное является лишь предварительным элементом или тенью и без чего не может быть полного единения с Вечным.
Теперь путь к достижению этой реализации был дан Арджуне. И что касается великих самоочевидных божественных принципов, они не сбивают с толку ум; он может открыться идее высшего Божества, опыту неизменного Я, прямому восприятию имманентной Божественности, контакту с сознательным вселенским Бытием. Можно, как только ум озарится идеей, легко следовать по пути и, какими бы ни были предварительные трудные усилия превзойти обычные ментальные восприятия, прийти в конце к само-переживанию этих существенных истин, которые стоят за нашим и всем существованием, ātmanā ātmānam.
Можно сделать это с такой готовностью, потому что они, когда-то понятые, являются, очевидно, божественными реальностями; нет ничего в наших ментальных ассоциациях, что могло бы помешать нам допустить Бога в этих высоких аспектах. Но трудность состоит в том, чтобы увидеть его в кажущихся истинах существования, обнаружить его в этом факте Природы и в этих маскирующих явлениях становления мира; ибо здесь все противостоит возвышенности этой объединяющей концепции. Как мы можем согласиться видеть Божественное как человека и животное существо и неодушевленный предмет, в благородном и низком, сладком и ужасном, добром и злом? Если, соглашаясь с некоторой идеей Бога, распространенной в вещах космоса, мы увидим его в идеальном свете знания и величия силы и очарования красоты и благотворности любви и обширной широты духа, как мы избежим разрыва единства их из-за их противоположностей, которые на самом деле цепляются за эти высокие вещи, окутывают их и затемняют? И если, несмотря на ограничения человеческого ума и природы, мы можем видеть Бога в человеке Бога, как мы увидим его в тех, кто противостоит ему и представляет в действии и природе все, что мы считаем небожественным? Если Нараяна без труда виден в мудреце и святом, как нам легко увидеть его в грешнике, преступнике, блуднице и изгое? На все различия мирового существования мудрец, ищущий повсюду высшую чистоту и единство, отвечает суровым криком: «не это, не это», нети нети. Даже если многим вещам в мире мы даем добровольное или неохотное согласие и признаем Божественное во вселенной, все равно прежде всего не должен ли ум упорствовать в этом крике «не это, не это»? Здесь постоянно согласие понимания, согласие воли и вера сердца становятся трудными для человеческого ума, всегда привязанного к явлению и видимости. По крайней мере, нужны некоторые убедительные указания, некоторые связи и мосты, некоторые опоры для трудного усилия единства.
Арджуна, хотя он принимает откровение Васудевы как все и хотя его сердце полно восторга от этого, — ибо уже он обнаруживает, что это освобождает его от недоумения и спотыкающихся различий его ума, который взывал о ключе, руководящей истине среди сбивающих с толку проблем мира противоположностей, и это для его слуха нектар бессмертия, amritam, — все же чувствует потребность в таких опорах и указателях. Он чувствует, что они необходимы для преодоления трудности полной и твердой реализации; ибо как еще это знание может стать делом сердца и жизни? Он требует руководящих указаний, просит Кришну даже о полном и подробном перечислении суверенных сил его становления и желает, чтобы ничто не было упущено из видения, ничего не осталось, что могло бы сбить его с толку. «Ты должен рассказать мне», - говорит он, - «о твоих божественных самопроявлениях в твоей суверенной силе становления, divyā ātma-vibhūtayah, все без исключения, - aśesena, ничего не упущено, - твоих Вибхути, которыми ты пронизываешь эти миры и людей. Как я узнаю тебя, о Йогин, думая о тебе везде и во все моменты и в каких выдающихся становлениях я должен думать о тебе?» Эта Йога, посредством которой ты един со всем и един во всем и все являются становлениями твоего существа, все являются пронизывающими или выдающимися или скрытыми силами твоей природы, расскажи мне о ней, кричит он, в ее подробностях и объеме, и расскажи мне о ней все больше; это нектар бессмертия для меня, и сколько бы я ни слушал ее, я не насыщаюсь.
Здесь мы получаем указание в Гите на то, что сама Гита не выражает явно, но что часто встречается в Упанишадах и было развито позже вайшнавизмом и шактизмом в большей интенсивности видения, возможной радости человека от Божественного в мировом существовании, универсальной Ананды, игры Матери, сладости и красоты Божественной Лилы.2
Божественный Учитель соглашается на просьбу ученика, но с предварительным напоминанием, что полный ответ невозможен. Ибо Бог бесконечен, и его проявление бесконечно. Формы его проявления также бесчисленны. Каждая форма является символом некоторой божественной силы, vibhūti, скрытой в ней, и для видящего глаза каждое конечное несет в себе свое собственное откровение бесконечного. Да, говорит он, я расскажу тебе о моих божественных Vibhutis, но только в некоторых из моих главных преимуществ и как указание и на примере вещей, в которых ты можешь легче всего увидеть силу Божества, prādhānyatah, uddeśatah. Ибо нет конца бесчисленным подробностям саморасширения Божества во вселенной, nāsti anto vistarasya me. Это напоминание начинает отрывок и повторяется в конце, чтобы придать ему большее и безошибочное ударение. И затем на протяжении всей остальной части главы3 мы получаем краткое описание этих основных указаний, этих выдающихся знаков божественной силы, присутствующей в вещах и людях вселенной. Сначала кажется, что они были даны вперемешку, без какого-либо порядка, но все же есть определенный принцип в перечислении, который, если его однажды освободить, может стать полезным руководством к внутреннему смыслу идеи и ее следствиям. Глава была названа Вибхути-Йогой, — незаменимой йогой. Ибо, хотя мы должны беспристрастно отождествлять себя с универсальным божественным Становлением во всем его пространстве, его добре и зле, совершенстве и несовершенстве, свете и тьме, мы должны в то же время осознавать, что в нем есть восходящая эволюционная сила, возрастающая интенсивность его откровения в вещах, иерархическое тайное нечто, которое несет нас вверх от первых скрывающих проявлений через все более и более высокие формы к великой идеальной природе универсального Божества.
Это краткое перечисление начинается с утверждения первичного принципа, который лежит в основе всей силы этого проявления во вселенной. Именно в каждом существе и объекте Бог обитает скрытым и обнаруживаемым; он находится как в склепе в уме и сердце каждой вещи и создания, внутреннее Я в ядре его субъективного и объективного становления, тот, кто есть начало, середина и конец всего, что есть, было или будет. Ибо именно это внутреннее божественное Я, скрытое от ума и сердца, в котором он обитает, этот светящийся Обитатель, скрытый от взгляда души в Природе, которую он выдвинул
в Природу как своего представителя, который все время развивает мутации нашей личности во Времени и наше чувственное существование в Пространстве, — Время и Пространство являются концептуальным движением и расширением Божества в нас. Все есть эта самовидящая Душа, этот представляющий себя Дух. Ибо вечно изнутри
всех существ, изнутри всех сознательных и бессознательных существований, это Всесознательное развивает свое проявленное Я в качестве и силе, развивает его в формах объектов, в инструментах нашей субъективности, в знании, слове и мышлении, в творениях ума и в страсти и действиях деятеля, в мерах Времени, в космических силах и божествах и в
силах Природы, в растительной жизни, в животной жизни, в человеческих и сверхчеловеческих существах.
Если мы посмотрим на вещи этим глазом видения, не ослепленным различиями качества и количества или различием ценностей и противопоставлениями природы, мы увидим, что все вещи на самом деле являются и не могут быть ничем иным, как силами его проявления, вибхути этой универсальной Души и Духа, Йогой этого великого Йогина, само-творениями этого чудесного само-Творца. Он - нерожденный и всепроникающий Хозяин своих собственных бесчисленных становлений во вселенной, ajo vibhuh; все вещи - его силы и осуществления в его само-Природе, vibhutis. Он – источник всего, что они есть, их начало; он - их поддержка в их вечно меняющемся состоянии, их середина; он также их конец, кульминация или распад каждой сотворенной вещи в ее прекращении или ее исчезновении.
Он выводит их из своего сознания и скрывается в них, он втягивает их в свое сознание,
и они скрываются в нем на время или навсегда. То, что является нам, есть только сила становления Единого: то, что исчезает из наших чувств и зрения, есть эффект этой силы становления Единого. Все классы, роды, виды, индивидуумы являются такими вибхути. Но поскольку именно через силу в своем становлении он очевиден для нас, он особенно очевиден во всем, что имеет выдающуюся ценность или, кажется, действует с мощной и выдающейся силой. И поэтому в каждом виде существ мы можем видеть его больше всего в тех, в ком сила природы этого вида достигает своего наивысшего, своего ведущего, своего наиболее эффективно самораскрывающегося проявления. Это в особом смысле Вибхути.
Однако высшая сила и проявление - это лишь очень частичное откровение Бесконечного; даже вся вселенная одушевляется лишь одной степенью его величия, освещена одним лучом его великолепия, прославлена слабым намеком на его восторг и красоту. Вот вкратце суть перечисления, результат, который мы выносим из него, сердце его смысла.
Бог есть непреходящее, безначальное, бесконечное Время; это его наиболее очевидная Сила становления и сущность всего вселенского движения. Ахам эва аксайах калах. В этом движении Времени и Становления Бог предстает нашему представлению или опыту его посредством свидетельств его дел как божественная Сила, которая предписывает и устанавливает все вещи на их месте в движении. В своей форме Пространства он тот, кто противостоит нам во всех направлениях, миллионнотелый, воплощённый в мириадах умов, проявленный в каждом существовании; мы видим его лица со всех сторон. Dhātā 'haṁ viśvato-mukhah. Ибо одновременно во всех этих многих миллионах людей и вещей, sarva-bhūtesu, действует тайна его я, мысли и силы, его божественного гения творения, его чудесного искусства формирования и его безупречного упорядочения отношений, возможностей и неизбежных последствий. Он также представляется нам во вселенной как всеобщий дух Разрушения, который, кажется, творит только для того, чтобы в конце уничтожить свои творения, — «Я — всепоглощающая Смерть», ahaṁ mrityuh sarva-harah.
И все же его Сила становления не прекращает своих работ, поскольку сила возрождения и нового творения всегда идет в ногу с силой смерти и разрушения, — «и я также есть рождение всего, что должно возникнуть». Божественное Я в вещах - это поддерживающий Дух настоящего, отступающий Дух прошлого, творческий Дух будущего.
Затем среди всех этих живых существ, космических божеств, сверхчеловеческих, человеческих и дочеловеческих созданий, и среди всех этих качеств, сил и объектов, главным, главой, величайшим по качеству каждого класса является особая сила становления Божества.
Я, говорит Божество, Вишну среди Адитьев, Шива среди Рудр, Индра среди богов, Прахлада среди Титанов, Брихаспати, глава верховных жрецов мира, Сканда, бог войны, предводитель предводителей битвы, Маричи среди Марутов, владыка богатства среди Якшей и Ракшасов, змей Ананта среди Нагов, Агни среди Васу, Читраратха среди гандхарвов, Кандарпа, Бог любви среди прародителей, Варуна среди народов моря, Арьяман среди Отцов, Нарада среди божественных мудрецов, Яма, владыка Закона среди тех, кто поддерживает правила и закон, Бог Ветра среди силы шторма.
На другом конце шкалы Я - сияющее солнце среди огней и великолепий, луна среди звезд ночи, океан среди текущих вод, Меру среди вершин мира, Гималаи среди горных хребтов, Ганг среди рек, божественная молния среди оружия. Среди всех растений и деревьев я -
Ашватта, среди лошадей - конь Индры Уччайхшравас, Айравата среди слонов, среди птиц - Гаруда, Васуки - бог-змей среди змей, Камадхук - корова изобилия среди скота, аллигатор среди рыб, лев среди лесных зверей. Я - Маргаширша, первый из месяцев; я - весна,
прекраснейшее из времен года.
В живых существах, говорит Бог Арджуне, Я сознание, посредством которого они осознают себя и свое окружение. Я разум среди чувств, разум, посредством которого они получают впечатления от объектов и реагируют на них.
Я человеческие качества ума, характера, тела и действия; Я слава, речь, память, интеллект, стойкость и прощение, энергия энергичных и сила могущественных. Я решимость, настойчивость и победа, Я саттвическое качество добра, Я азартная игра хитрости; Я господство и сила всех, кто правит, укрощает и покоряет, и политика всех, кто преуспевает и побеждает; Я молчание тайных вещей, знание знающего, логика тех, кто спорит. Я — буква А среди букв, двойственное среди составных, священный слог ОМ среди слов, Гаятри среди размеров, Сама-веда среди Вед и великая Сама среди мантр. Я — Время, глава всех расчетов
для тех, кто считает и измеряет. Я — духовное знание среди множества философий, искусств и наук. Я — все силы человека и все энергии вселенной и ее созданий.
Те, в ком мои силы поднимаются до высочайших высот человеческого достижения, это всегда я, они мои особые Вибхути. Я среди людей царь людей, лидер, могучий человек, герой. Я Рама среди воинов, Кришна среди Вришни, Арджуна среди Пандавов. Просветленный Риши - мой Вибхути; Я Бхригу среди великих Риши. Великий провидец, вдохновенный поэт, который видит и открывает истину светом идеи и звука слова, - это я, сияющий в смертном; Я - Ушанас среди поэтов-провидцев. Великий мудрец, мыслитель, философ - моя сила среди людей, мой собственный широчайший интеллект; Я - Вьяса среди мудрецов. Но, каково бы ни было разнообразие степеней в проявлении, все существа по-своему и по своей природе являются силами Божества; ничто движущееся или неподвижное, одушевленное или неодушевленное в мире не может существовать без меня. Я – божественное семя всех существований, и от этого семени они являются ветвями и
цветами; то, что находится в семени “я”, только они могут развиваться в Природе. Нет числа или предела моим божественным Вибхути; то, что я сказал, - не более чем краткое развитие, и я дал только свет нескольких ведущих указаний и сильное открытие бесконечных истин.
Какое бы прекрасное и славное существо ты ни увидел в мире, какое бы существо ни было
могущественным и сильным среди людей, выше человека и ниже его, знай, что оно является великим великолепием, светом и энергией Меня и рождено мощной частью и интенсивной силой моего существования. Но какая нужда во множестве деталей для этого знания? Прими так, что Я здесь, в этом мире и везде, Я во всем и Я составляю все: нет ничего, кроме Меня, ничего без Меня. Я поддерживаю всю эту вселенную единой степенью своей безграничной силы и бесконечно малой частью своего бездонного духа; все эти миры - лишь искры, намеки, отблески “Я Есть” вечного и неизмеримого.
IX
Теория Вибхути
ЗНАЧЕНИЕ этой главы Гиты гораздо гораздо больше, чем кажется на первый взгляд или для предвзятого взгляда, который смотрит в текст только ради кредо последней трансцендентности и отстраненного поворота человеческой души от мира к далекому Абсолюту. Послание Гиты - это евангелие Божественности в человеке, который силой возрастающего союза раскрывает себя из-под завесы низшей Природы, открывает человеческой душе свой космический дух, открывает свои абсолютные трансцендентности, раскрывает себя в человеке и во всех существах. Потенциальным результатом здесь этого союза, этой божественной Йоги, человека, растущего к Божественности, Божественности, проявленной в человеческой душе и внутреннему человеческому видению, является наше освобождение от ограниченного эго и наше возвышение к более высокой природе божественного человечества. Ибо, пребывая в этой более великой духовной природе, а не в смертной ткани, запутанной сложности трех гун, человек, единый с Богом посредством знания, любви и воли и отдачи всего своего существа Божеству, действительно способен подняться до абсолютной Трансцендентности, но также и действовать в мире, уже не в неведении, а в правильном отношении индивида к Всевышнему, в истине Духа, исполненном бессмертия, для Бога в мире, а уже не для эго. Призвать Арджуну к этому действию, заставить его осознать бытие и силу, которыми он является, и Бытие и Силу, чья воля действует через него, - вот цель воплощенного Божества. Ради этой цели божественный Кришна - его возничий; ради этой цели на него нашло это великое уныние и глубокая неудовлетворенность низшими человеческими мотивами его работы; заменить их более великим духовным мотивом, это откровение даётся ему в высший момент работы, на которую он был назначен. Видение Мирового Пуруши и божественное повеление к действию - это кульминационная точка, к которой он вел. Это уже неизбежно; но без знания, данного ему сейчас через Вибхути-Йогу, оно не принесло бы с собой своего полного смысла.
Тайна существования мира отчасти раскрыта Гитой. Отчасти, ибо кто исчерпает ее бесконечные глубины или какое вероисповедание или философия скажут, что оно осветило в узком пространстве или замкнуло в краткой системе все значение космического чуда? Но насколько это существенно для цели Гиты, оно раскрылось перед нами. У нас есть путь происхождения мира от Бога, имманентность Божественного в нем и его имманентность в Божественном, сущностное единство всего существования, отношение человеческой души, скрытой в Природе, к Божественному, ее пробуждение к самопознанию, ее рождение в более великом сознании, ее вознесение в свои собственные духовные высоты. Но когда это новое самовидение и сознание будут приобретены вместо изначального неведения, каков будет взгляд освобожденного человека на окружающий его мир, его отношение к космическому проявлению, о котором он теперь знает главный секрет? Сначала он получит знание единства существования и рассматривающий глаз этого знания. Он будет видеть все вокруг себя как души, формы и силы единого божественного Существа. Отныне это видение будет отправной точкой всех внутренних и внешних операций его сознания; это будет основополагающее видение, духовная основа всех его действий. Он будет видеть все вещи и каждое существо живущими, движущимися и действующими в Едином, содержащемся в божественном и вечном Существовании. Но он также будет видеть этого Единого как Обитателя во всех, их Я, сущностный Дух внутри них, без чьего тайного присутствия в их сознательной природе они вообще не могли бы жить, двигаться или действовать и без чьей воли, силы, санкции или молчаливого согласия ни одно из их движений в любой момент не было бы ни в малейшей степени возможным. Себя также, свою душу, разум, жизнь и физическую форму он будет видеть только как результат силы, воли и силы этого единого Я и Духа. Все будет для него становлением этого единого универсального Существа. Он увидит, что их сознание полностью вытекает из его сознания, их сила и воля извлекаются и зависят от его силы и воли, их частичное явление природы является результатом его более великой божественной Природы, либо в непосредственной реальности вещей это воспринимается умом как проявление или маскировка, фигура или искажение Божественного. Никакой неприятный или сбивающий с толку вид вещей ни в малейшей степени не уменьшит или не будет конфликтовать с полнотой этого видения. Это сущностная основа более великого сознания, в которое он поднялся, это незаменимый свет, который открылся вокруг него, и единственный совершенный способ видения, единственная Истина, которая делает все остальные возможными.
Но мир — это лишь частичное проявление Божества, он сам по себе не есть Божественность. Божество бесконечно больше, чем может быть любое естественное проявление. По своей бесконечности, по своей абсолютной свободе он существует за пределами всякой возможности интегральной формулировки в любой схеме миров или расширения космической Природы, как бы широк, сложен, бесконечно разнообразен ни казался нам этот и каждый мир, — nāsti anto vistarasya me, — как бы ни был бесконечен для нашего конечного взгляда. Поэтому за пределами космоса глаз освобожденного духа увидит абсолютное Божественное. Космос он увидит как образ, взятый из Божественности, который за пределами всех образов, постоянный второстепенный член в абсолютном существовании.
Каждое относительное и конечное он увидит как образ божественного Абсолюта и Бесконечного, и как за пределами всех конечных, так и через каждое конечное он придет к этому одному, всегда увидит это за пределами каждого явления и природного существа и относительного действия и каждого качества и каждого происшествия; глядя на каждую из этих вещей и за ее пределами, он найдет в Божественности ее духовное значение.
Эти вещи не будут для его ума интеллектуальными концепциями или это отношение к миру просто способом мышления или прагматической догмой. Ибо если его знание только концептуально, то это философия, интеллектуальная конструкция, а не духовное знание и видение, не духовное состояние сознания. Духовное видение Бога и мира не только идеативно, даже не главным образом или в первую очередь идеативно. Это прямой опыт и столь же реальный, яркий, близкий, постоянный, эффективный, интимный, как для ума его чувственное видение и ощущение образов, объектов и лиц. Только физический ум думает о Боге и духе как об абстрактной концепции, которую он не может визуализировать или представить себе, кроме как словами и именами и символическими образами и фикциями.
Дух видит дух, обожествленное сознание видит Бога так же непосредственно и более непосредственно, так же интимно и более интимно, чем телесное сознание видит материю. Оно видит, чувствует, думает, ощущает Божественное. Ибо для духовного сознания все проявленное существование представляется как мир духа, а не мир материи, не мир жизни, даже не мир ума; эти другие вещи являются для него лишь мыслью Бога, силой Бога, формой Бога. Вот что Гита подразумевает под жизнью и действием в Васудеве, майи вартате. Духовное сознание осознает Божество с тем близким знанием благодаря тождеству, которое гораздо более реально, чем любое умственное восприятие мыслимого или любой чувственный опыт чувственного. Оно осознает даже Абсолют, который находится позади и за пределами всего мирового существования и который порождает и превосходит его и вечно находится вне его превратностей. И неизменное «я» этого Божества, которое пронизывает и поддерживает изменения мира своей неизменной вечностью, это сознание также осознает, благодаря тождеству, благодаря единству этого «я» с нашим собственным вневременным неизменным бессмертным духом. Оно также осознает подобным образом божественную Личность, которая знает себя во всех этих вещах и людях и становится всеми вещами и людьми в своем сознании и формирует их мысли и формы и управляет их действиями своей имманентной волей. Оно глубоко осознает Бога абсолютного, Бога как Я, Бога как дух, душу и природу. Даже эту внешнюю Природу он знает через тождество и самоощущение, но тождество, свободно допускающее вариации, допускающее отношения, допускающее большие и меньшие степени действия единой силы существования. Ибо Природа - это Божественная сила различного самостановления, ātma-vibhūti.
Но это духовное сознание существования мира не будет видеть Природу в мире так, как обычный ум человека видит ее в неведении или только как она представлена в эффектах неведения. Все в этой Природе, что от неведения, все, что несовершенно или болезненно, или извращенно и отталкивающе, не существует как абсолютная противоположность природе Божества, но восходит к чему-то позади себя, восходит к спасительной силе духа, в
которой он может найти свое собственное истинное бытие и искупление. Существует изначальная и изначальная Верховная Пракрити, в которой божественная сила и воля наслаждаются своим собственным абсолютным качеством и чистым откровением. Там находится высочайшее, там совершенная энергия всех энергий, которые мы видим во вселенной. Это то, что представляется нам как идеальная природа Божества, природа абсолютного знания, абсолютной силы и воли, абсолютной любви и восторга. И все бесконечные вариации его качества и энергии, ананта-гуна, аганана-шакти, являются там чудесно разнообразными, восхитительно и спонтанно гармонизированными свободными само-формулировками этой абсолютной мудрости, воли, силы, восторга и любви. Все там есть многостороннее беспрепятственное единство бесконечностей. Каждая энергия, каждое качество в идеальной божественной природе чисто, совершенно, обладает собой, гармонично в своем действии; ничто там не стремится к своему собственному отдельному ограниченному самоосуществлению, все действует в невыразимом единстве. Там все дхармы, все законы бытия — дхарма, закон бытия, есть только характерное действие божественной энергии и качества, гуна-карма, — есть одна свободная и пластичная дхарма.
Единая божественная Сила бытия1 действует с неизмеримой свободой и, не связана никаким исключающим законом, не ограничена никакой обязательной системой, радуется своей собственной игре бесконечности и никогда не колеблется в своей истине самовыражения, совершенной навсегда.
Но во вселенной, в которой мы живем, существует разделяющий принцип отбора и дифференциации. Там мы видим, как каждая энергия, каждое качество, которое выходит для выражения, трудится, как будто для себя, пытаясь получить как можно больше для собственного самовыражения, любым возможным способом, и каким-то образом приспосабливая, насколько это возможно, это усилие к сопутствующему или соперничающему усилию других энергий и качеств для их отдельного самовыражения.
Дух, Божественное обитает в этой борющейся мировой природе и навязывает ей определенную гармонию неотъемлемым законом внутреннего тайного единства, на котором основано действие всех этих сил. Но это относительная гармония, которая, кажется, происходит из изначального разделения, возникает и существует благодаря шоку разделений, а не из изначального единства. Или, по крайней мере, единство кажется подавленным и скрытым, не находящим себя, никогда не снимающим свои сбивающие с толку маски. И на самом деле, она не находит себя, пока индивидуальное существо в этой мировой природе не обнаруживает в себе высшую божественную Пракрити, от которой это меньшее движение является производным. Тем не менее, качества и энергии, действующие в мире, действующие по-разному в человеке, животном, растении, неодушевленной вещи, являются, какие бы формы они ни принимали, всегда божественными качествами и энергиями. Все энергии и качества являются силами Божественности. Каждая исходит из божественной Пракрити, работает для своего самовыражения в низшей Пракрити здесь, увеличивает свою силу утверждения и актуализирует ценности в этих препятствующих условиях, и по мере того, как она достигает своих высот собственной силы, приближается к видимому выражению Божественности и направляет себя вверх к своему собственному абсолюту в высшей, идеальной, божественной Природе. Ибо каждая энергия есть бытие и сила Божественности, а расширение и самовыражение энергии всегда есть расширение и выражение Божественности.
Можно даже сказать, что в определенной точке интенсивности каждая сила в нас, сила знания, сила воли, сила любви, сила восторга, может привести к взрыву, который разбивает
оболочку низшей формации и освобождает энергию от ее разделяющего действия в союз с бесконечной свободой и силой божественного Бытия. Высочайшее Божественное напряжение освобождает ум через абсолютное видение знания, освобождает сердце через абсолютную любовь и восторг, освобождает все существование через абсолютную концентрацию воли к более великому существованию. Но удар и освобождающий шок приходят через прикосновение Божественного к нашей действительной природе, которое направляет энергию от ее обычного ограниченного разделяющего действия и объектов к Вечному, Универсальному и Трансцендентному, ориентирует ее к бесконечному и абсолютному Божеству. Эта истина динамической вездесущности божественной Силы бытия является основой теории Вибхути.
Бесконечная божественная Шакти присутствует везде и тайно поддерживает низшую формацию, parā prakritir me yayā dhāryate jagat, но она сдерживает себя, скрытая в сердце каждого естественного существования, sarvabhūtānāṁ hriddeśe, пока завеса Йогамайи не
разорвана светом знания. Духовное существо человека, Джива, обладает божественной Природой. Он является проявлением Бога в этой Природе, parā prakritir jı̄va-bhūtā, и в нем скрыты все божественные энергии и качества, свет, сила, мощь бытия Божества. Но в этой низшей Пракрити, в которой мы живем, Джива следует принципу отбора и конечной определенности, и там любая связь энергии, любое качество или духовный принцип, который он приносит с собой в рождение или выносит вперед как семя своего самовыражения, становится действующей частью его свабхавы, его закона самостановления, и определяет его свадхарму, его закон действия. И если бы это было всем, не было бы никаких затруднений или трудностей; жизнь человека была бы светлым раскрытием божества. Но эта низшая энергия нашего мира является природой неведения, эгоизма, трех гун. Поскольку это природа эгоизма, Джива воспринимает себя как разделяющее эго: он разрабатывает свое самовыражение эгоистично как разделяющую волю быть в конфликте, а также в ассоциации с той же волей быть в других. Он пытается владеть миром посредством борьбы, а не единства и гармонии; он подчеркивает эгоцентрический разлад. Поскольку это природа неведения, слепого видения и несовершенного или частичного самовыражения, он не знает себя, не знает своего закона бытия, но инстинктивно следует ему под непонятым принуждением мировой энергии, с борьбой, с большим внутренним конфликтом, с очень большой возможностью отклонения. Поскольку это природа трех гун, это запутанное и борющееся самовыражение принимает различные формы неспособности, извращения или частичного самонахождения. Находясь под доминированием гуны тамаса, гуной тьмы и инерции, сила бытия работает в лишенном силы смятении, преобладающей неспособности, лишённом стремления подчинении слепому механизму сил Неведения. Находясь под доминированием гуны раджаса, способом действия, желания и обладания, там присутствует борьба, усилие, рост силы и способности, но это спотыкающееся, болезненное, неистовое, введено в заблуждение неправильными представлениями, методами и идеалами, побуждается к неправильному использованию, порче и извращению правильных представлений, методов или идеалов и склонно, особенно, к большому, часто огромному преувеличению эго. Находясь под доминированием гуны саттвы, в свете, равновесии и мире, присутствует более гармоничное действие, правильное отношение к природе, но правильное только в пределах индивидуального света и способности, неспособной превзойти лучшие формы этой низшей ментальной воли и знания. Вырваться из этой путаницы, подняться над невежеством, эго и гунами – это первый реальный шаг к божественному совершенству. Благодаря этой трансцендентности джива обретает свою собственную божественную природу и свое истинное существование.
Освобожденный глаз знания в духовном сознании не видит в своем взгляде на мир только эту борющуюся низшую Природу. Если мы воспринимаем только кажущийся внешний факт нашей природы и природы других, мы смотрим глазом невежества и не можем знать Бога одинаково во всех, в саттвическом, раджасическом, тамасическом существе, в Боге и Титане, в святом и грешнике, в мудреце и невежественном, в великом и в малом, в человеке, животном, растении и неодушевленном существовании. Освобожденное видение видит три вещи одновременно как всю оккультную истину природного существа. Прежде всего, оно видит божественную Пракрити во всем, тайную, настоящую, ожидающую эволюции; он видит ее как реальную силу во всех вещах, то, что придает ценность всему этому кажущемуся действию разнообразного качества и силы, и он читает значение этих последних явлений не на их собственном языке эго и невежества, а в свете божественной Природы. Поэтому он также видит, во-вторых, различия кажущегося действия в Деве и Ракшасе, человеке и звере, птице и рептилии, добре и зле, невежественном и ученом, но как действие божественного качества и энергии в этих условиях, под этими масками. Он не обманывается маской, но обнаруживает за каждой маской Божество. Он наблюдает извращение или несовершенство, но проникает в истину духа позади, он обнаруживает ее даже в извращении и несовершенстве, самоослепленном, борющемся, чтобы найти себя, нащупывая различные формы самовыражения и опыта к полному самопознанию, к своей собственной бесконечности и абсолюту. Освобожденный глаз не уделяет чрезмерного внимания извращениям и несовершенствам, но способен видеть все с полной любовью и милосердием в сердце, полным пониманием в интеллекте, полным равным отношением в духе. Наконец, он видит восходящее усилие стремящихся сил Воли к Божественности; он уважает, приветствует, поощряет все высокие проявления энергии и качества, пламенные языки Божественности, восходящие величия души, ума и жизни в их интенсивности, поднятые с уровней низшей природы к высотам светящейся мудрости и знания, могучей мощи, силы, способности, мужества, героизма, благосклонной сладости и пыла, величия любви и самоотдачи, выдающейся добродетели, благородного действия, пленительной красоты и гармонии, прекрасного и богоподобного творения. Око духа видит и отмечает восходящее божественное начало человека в великом Вибхути.
Это признание Божества как Силы, но силы в самом широком смысле, силы не только мощи, но знания, воли, любви, работы, чистоты, сладости, красоты. Божественное есть бытие, сознание и восторг, и в мире все выбрасывает себя и снова обретает себя посредством энергиии бытия, энергиии сознания и энергиии восторга; это мир работ божественной Шакти. Эта Шакти формирует себя здесь в бесчисленных видах существ, и каждое из них имеет свои собственные характерные силы ее силы. Каждая сила есть само Божественное в этой форме, во льве, как и в лани, в Титане, как и в Боге, в бессознательном солнце, которое пылает сквозь эфир, как и в человеке, который думает на земле. Деформация, придаваемая гунами, является второстепенным, не главным аспектом; существенным является божественная сила, которая ищет самовыражение. Именно Божество проявляет себя в великом мыслителе, герое, лидере людей, великом учителе, мудреце, пророке, основателе религии, святом, любящем человека, великом поэте, великом художнике, великом ученом, ограничивающем себя аскете, укротителе вещей, событий и сил. Работа сама, высокая поэма, совершенная форма красоты, глубокая любовь, благородный поступок, божественное достижение - это движение божества; это Божественное в проявлении.
Это истина, которую признавали и уважали все древние культуры, но одна сторона современного ума испытывает особое отвращение к этой идее, видит в ней поклонение простой силе и власти, невежественное или самоуничижительное поклонение герою или доктрину асурического сверхчеловека. Конечно, есть невежественный способ принятия этой истины, как есть невежественный способ принятия всех истин; но у нее есть свое надлежащее место, своя незаменимая функция в божественной экономике Природы. Гита ставит ее в это правильное место и перспективу. Она должна быть основана на признании божественного Я во всех людях и всех существах; она должна соответствовать с равным сердцем великому и малому, выдающемуся и темному проявлению. Бога нужно видеть и любить в невежественном, скромном, слабом, подлом, отверженном. В самом Вибхути это не внешняя индивидуальность, являющаяся лишь символом, которая должна быть таким образом признана и вознесена, но единое Божество, которое проявляет себя в силе. Но это не отменяет того факта, что существует восходящая шкала в проявлении и что Природа поднимается вверх в своих степенях самовыражения от нащупывания темных или подавленных символов к первым видимым выражениям Божества. Каждое великое существо, каждое великое достижение является знаком ее силы самопревосхождения и обещанием окончательного, высшего превосхождения. Сам человек является более высокой степенью естественного проявления по сравнению со зверем и рептилией, хотя в обоих есть один равный Брахман. Но человек не достиг своих собственных высших высот самопревосхождения, и между тем каждый намек на большую силу Воли быть в нем должен быть признан как обещание и указание. Уважение к божественности в человеке, во всех людях, не уменьшается, а, напротив, усиливается и приобретает более богатое значение, когда мы обращаем свой взор на след великих Пионеров, которые ведут или указывают ему на любую ступень достижения сверхчеловечества.
Арджуна сам по себе является Вибхути; он человек, стоящий на высокой ступени духовной эволюции, фигура, выделяющаяся в толпе своих современников, избранный инструмент божественного Нараяны, Божества в человечестве. В одном месте Учитель, говорящий как верховное и равное Я всех, заявляет, что нет никого дорогого ему, никого ненавистного, но в других он говорит, что Арджуна дорог ему и его бхакта и поэтому направляем и находится в безопасности в его руках, избран для видения и знания. Здесь есть только кажущаяся непоследовательность. Сила как Я космоса равноправно ко всем, поэтому каждому существу он дает в соответствии с действиями его природы; но есть также личное отношение Пурушоттамы к человеческому существу, в котором он особенно близок к человеку, который приблизился к нему. Все эти герои и могучие люди, которые вступили в битву на равнине Курукшетры, являются сосудами божественной Воли, и через каждого он действует в соответствии с его природой, но за завесой его эго. Арджуна достиг той точки, когда завеса может быть разорвана, и воплощенное Божество может раскрыть тайну своих деяний своему Вибхути. Даже необходимо, чтобы было откровение. Он – инструмент великой работы, работы, ужасной на вид, но необходимой для более великого шага вперед в марше расы, решающего движения в ее борьбе к царству Правды и Истины, дхармараджьи.
История циклов человека – это прогресс к раскрытию Божества в душе и жизни человечества; каждое высокое событие и этап этого – это божественное проявление. Арджуна, главный инструмент скрытой Воли, великий главный герой, должен стать божественным человеком, способным сознательно выполнять работу как действие Божественного. Только так это действие может стать психически живым и получить свой духовный смысл и свой свет и силу тайного значения. Он призван к самопознанию; он должен увидеть Бога как Владыку вселенной и источник мироздания и событий, все как самовыражение Божества в Природе, Бога во всем, Бога в себе как человека и как Вибхути, Бога в низменностях бытия и на его высотах, Бога на самых высших вершинах, человека также на высотах как Вибхути и восходящего к последним вершинам в высшем освобождении и единении. Время в его творении и разрушении должно видеться им как образ Божества в его шагах, — шагах, которые завершают циклы космоса, на шпилях движения которого божественный дух в человеческом теле поднимается, выполняя работу Бога в мире как его Вибхути, к высшим трансцендентностям. Это знание было дано; Время-образ Божества теперь должен быть явлен, и из миллиона уст этого образа будет передана команда для назначенного действия освобожденному Вибхути.
X
Видение Мирового Духа
Время Разрушитель
ВИДЕНИЕ универсального Пуруши — одно из самых известных и самых мощных поэтических мест в Гите, но его место в мысли не совсем на поверхности. Очевидно, оно предназначено для поэтического символа и символа откровения, и мы должны увидеть, как оно введено и с какой целью, и обнаружить, на что оно указывает в своих существенных аспектах, прежде чем мы сможем уловить его смысл. Оно вызвано Арджуной в его желании увидеть живой образ, видимое величие невидимого Божественного, само воплощение Духа и Силы, которая управляет вселенной. Он услышал высшую духовную тайну существования, что все исходит от Бога и все есть Божественное, и во всех вещах Бог обитает и скрыт и может быть явлен в каждом конечном явлении. Иллюзия, которая так настойчиво удерживает чувства и ум человека, идея, что вещи вообще существуют сами по себе или для себя отдельно от Бога или что всё подчинено Природе, может быть самодвижимым и самоуправляемым, ушла от него, — это было причиной его сомнений, недоумения и отказа от действия. Теперь он знает, в чем смысл рождения и исчезновения существований. Он знает, что непреходящее величие божественной сознательной Души — тайна всех этих явлений. Все есть Йога этого великого вечного Духа в вещах, и все происходящее — результат и выражение этой Йоги; вся Природа полна тайного Божества и трудится, чтобы раскрыть его в себе самой. Но он также хотел бы увидеть саму форму и тело этого Божества, если это возможно. Он услышал о его атрибутах и понял шаги и пути его самораскрытия; но теперь он просит этого Мастера Йоги открыть его само вечное Я глазу Йоги. Очевидно, не бесформенное молчание его бездеятельной неизменности, но Высшего, из которого исходит вся энергия и действие, чьи формы являются масками, который раскрывает свою силу в Вибхути, — Мастера работ, Мастера знания и поклонения, Владыки Природы и всех ее созданий. Об этом величайшем всепонимающем видении он вынужден просить, потому что так, от Духа, явленного во вселенной, он должен получить команду на свою часть в мировом действии.
То, что ты должен увидеть, отвечает Аватар, человеческий глаз не может постичь, — ибо человеческий глаз может видеть только внешние виды вещей или делать из них отдельные символические формы, каждая из которых имеет значение только для нескольких
аспектов вечной Тайны. Но есть божественный глаз, сокровенное видение, посредством которого можно увидеть верховное Божество в его Йоге, и этот глаз я сейчас даю тебе. Ты увидишь, говорит он, мои сотни и тысячи божественных форм, различных по виду, по форме и оттенку; ты увидишь Адитьев и Рудр, и Марутов, и Ашвинов; ты увидишь много чудес, которые никто не видел; ты увидишь сегодня весь мир, связанный и объединенный в моем теле, и все, что ты пожелаешь увидеть. Вот ключевая нота, центральное значение. Это видение Единого во множестве, Множества в Едином, — и все являются Единым. Именно это видение для глаза божественной Йоги освобождает, оправдывает, объясняет все, что есть, было и будет. Однажды увиденное и удержанное, оно вонзает сияющий топор Бога в корень всех сомнений и недоумений и уничтожает все отрицания и противоречия. Это видение, которое примиряет и объединяет. Если душа может достичь единства с Божеством в этом видении, — Арджуна еще не сделал этого, поэтому мы обнаруживаем, что он испытывает страх, когда видит это, — все, даже что ужасно в мире, теряет свой ужас. Мы видим, что это также является аспектом Божества, и как только мы нашли его смысл в этом, не глядя на него самого по себе, мы можем принять все существование со всеобъемлющей радостью и могучей смелостью, идти вперед уверенными шагами к назначенной работе и предвидеть за ее пределами высшее завершение. Душа, допущенная к божественному знанию, которое видит все вещи единым взглядом, а не разделенным, частичным и, следовательно, сбитым с толку видением, может сделать новое открытие мира и всего остального, что она желает видеть, yac cānyad drastum icchasi; она может двигаться на основе этого всесоотносящего и всеобъединяющего видения от откровения к завершающему откровению.
Высшая Форма затем становится видимой. Это форма бесконечного Божества, чьи лица повсюду и в котором все чудеса существования, которое бесконечно умножает все многочисленные чудесные откровения своего существа, всемирного Божества, видящего бесчисленными глазами, говорящего бесчисленными устами, вооруженного для битвы бесчисленным вознесенным божественным оружием, славного божественными украшениями красоты, облаченного в небесные одеяния божества, прекрасного с гирляндами божественных цветов, благоухающего божественными ароматами. Таков свет этого тела Бога, как если бы тысяча солнц взошла одновременно на небесах. Весь мир, многократно разделенный и все же единый, виден в теле Бога Богов. Арджуна видит его, Бога великолепного, прекрасного и ужасного, Господа душ, который проявил в славе и величии своего духа этот дикий, чудовищный, упорядоченный, прекрасный, сладостный и ужасный мир, и, охваченный изумлением, радостью и страхом, он преклоняется и поклоняется словами благоговения и со сложенными руками этому потрясающему видению. «Я вижу», - кричит он, - «всех богов в твоем теле, о Бог, и различные группы существ, Брахму, создающего бога, восседающего в Лотосе, и Риши, и расу божественных Змей. Я вижу бесчисленные руки, животы, глаза и лица, я вижу твои бесконечные формы со всех сторон, но я не вижу ни твоего конца, ни твоей середины, ни твоего начала, о Господь вселенной, о Форма вселенная. Я вижу тебя коронованным, с твоей булавой и твоим диском, трудно различимым, потому что ты - светящаяся масса энергии со всех сторон меня, всеобъемлющее пламя, сияющее солнце, яркий огонь Неизмеримого. Ты - верховный Неизменный, которого мы должны знать, ты - высокое основание и обитель вселенной, ты - непреходящий хранитель вечных законов, ты - вечная душа существования».
Но в величии этого видения есть также ужасающий образ Разрушителя. Этот Неизмеримый без конца, середины или начала - тот, в ком все вещи начинаются, существуют и заканчиваются. Это Божество, которое охватывает миры своими бесчисленными руками и разрушает своими миллионами рук, чьи глаза – солнца и луны, имеет лицо пылающего огня и вечно сжигает всю вселенную пламенем своей энергии. Форма его свирепа и чудесна, и один он заполняет все регионы и занимает все пространство между землей и небом. Компании богов входят в него, испуганные, обожающие; Риши и Сиддхи, кричащие «Да будет мир и благо», восхваляют его множеством похвал; глаза Богов, Титанов и Гигантов устремлены на него в изумлении. У него огромные горящие глаза; у него рты, которые разинуты, чтобы пожирать, ужасные со множеством клыков для разрушения; у него лица, подобные огню Смерти и Времени. Цари, правители и герои по обе стороны мировой битвы спешат в его клыкастую и ужасную пасть, а некоторые видны с раздавленными и кровоточащими головами, зажатыми между его могучими зубами; народы беспомощно устремляются к разрушению в его пламенные пасти, как множество рек, спешащих своим течением к океану, или как мотыльки, которые бросаются на разожженный огонь. Этими пылающими ртами Форма Ужаса лижет все регионы вокруг; весь мир полон его пылающих энергий и обожжён яростью его блеска. Мир и его народы потрясены и пребывают в тоске от ужаса разрушения, и Арджуна разделяет беспокойство и панику вокруг него; встревожена и страдает душа внутри него, и он не находит мира или радости. Он взывает к ужасному Божеству: «Объяви мне, кто ты, носящий эту форму ярости. Приветствие тебе, о ты, великое Божество, обрати свое сердце к благодати. Я хотел бы узнать, кто ты, кто был от начала, ибо я не знаю воли твоих дел».
Этот последний крик Арджуны указывает на двойное намерение в видении. Это образ верховного и вселенского Существа, Ветхого Днями, который вечен, sanātanaṁ purusaṁ purānam, кто вечно творит, ибо Брахма-Творец - одно из Божеств, видимых в его теле, тот, кто всегда поддерживает мир в существованиии, ибо он - хранитель вечных законов, но кто всегда также разрушает, чтобы он мог творить заново, кто есть Время, кто есть Смерть, кто есть Рудра - Танцор спокойного и ужасного танца, кто есть Кали с ее гирляндой из черепов, топчущаяся голая в битве, забрызганная кровью убитых Титанов, кто - циклон, огонь, землетрясение, боль, голод, революция, разрушение и поглощающий океан. И именно этот последний его аспект он выдвигает на первый план в этот момент. Это аспект, от которого разум в людях охотно отворачивается и, подобно страусу, прячет голову, чтобы, возможно, не видя, его не увидело бы Ужасное. Слабость человеческого сердца хочет только справедливых и утешительных истин или в их отсутствие приятных басен; оно не будет иметь истину во всей полноте, потому что там много того, что не ясно, неприятно и неудобно, что трудно понять и тяжело вынести. Грубый религиозный человек, поверхностный оптимистичный мыслитель, сентиментальный идеалист, человек, находящийся во власти своих ощущений и эмоций, соглашаются в том, чтобы отворачиваться от более строгих выводов, более жестоких и суровых аспектов универсального существования. Индийскую религию невежественно упрекали за то, что она не участвует в этой всеобщей игре в прятки, потому что, напротив, она построила и поставила перед собой как ужасные, так и сладостные и прекрасные символы Божества. Но именно глубина и обширность её долгой мысли и духовного опыта не позволяют ей чувствовать или одобрять эти слабые ужимки.
Индийская духовность знает, что Бог есть Любовь, Мир и спокойная Вечность, — Гита, которая представляет нам эти ужасные образы, говорит о Божестве, которое воплощает себя в них как любящий и друг всех созданий. Но есть также более суровый аспект его божественного правления миром, который встречает нас с самого начала, аспект разрушения, и игнорировать его — значит упустить полную реальность божественной Любви, Мира, Покоя и Вечности и даже набросить на него аспект предвзятости и иллюзии, потому что утешительная исключительная форма, в которую его облекают, не подкреплена природой мира, в котором мы живем. Этот мир нашей битвы и труда — жестокий, опасный, разрушительный, пожирающий мир, в котором жизнь существует рискованно, а душа и тело человека движутся среди огромных опасностей, мир, в котором с каждым шагом вперед, хотим мы этого или нет, что-то сокрушается и ломается, в котором каждое дыхание жизни — это также дыхание смерти. Переложить ответственность за все, что кажется нам злом или ужасным, на плечи полувсемогущего Дьявола, или отложить это в сторону как часть Природы, создавая непреодолимое противостояние между мировой природой и Природой Бога, как будто Природа независима от Бога, или переложить ответственность на человека и его грехи, как будто он имел преобладающий голос в создании этого мира или мог создать что-либо против воли Бога, являются неуклюже удобными приемами, в которых религиозная мысль Индии никогда не находила убежища. Мы должны смело взглянуть в лицо реальности и увидеть, что именно Бог и никто другой создал этот мир в своем существе, и что он создал его таким. Мы должны увидеть, что Природа, пожирающая своих детей, Время, пожирающее жизни существ, Смерть всеобщая и неизбежная и жестокость сил Рудры в человеке и Природе также являются высшим Божеством в одной из его космических форм. Мы должны увидеть, что Бог, щедрый и изобильный творец, Бог, помогающий, сильный и благосклонный хранитель, также является Богом-пожирателем и разрушителем. Мучения на ложа боли и зла, где нас терзают, являются его прикосновением в той же степени, что и счастье, сладость и удовольствие. Только когда мы видим оком полного единения и чувствуем эту истину в глубинах нашего существа, мы можем полностью обнаружить за этой маской также спокойное и прекрасное лицо всеблаженного Божества, и в этом прикосновении, которое проверяет наше несовершенство, прикосновение друга и строителя духа в человеке. Разногласия мира - это разногласия Бога, и только принимая их и проходя через них, мы можем прийти к великим согласиям его высшей гармонии, вершинам и волнующим необъятностям его трансцендентной и его космической Ананды.
Проблема, поднятая Гитой, и решение, которое она дает, требуют этого характера видения Мирового Духа. Это проблема великой борьбы, разрушения и резни, которая была
вызвана всеведущей Волей и в которой сам вечный Аватар, низойдя, принял участие как возничий главного героя в битве. Провидец видения сам является главным героем, представителем сражающейся души человека, который должен сразить тирана и угнетающие силы, стоящие на пути его эволюции, и установить и наслаждаться царством высшего правильного и благородного закона бытия. Озадаченный ужасным аспектом катастрофы, в которой родственники убивают родственников, целые нации должны погибнуть, а само общество, кажется, обречено на то, чтобы погрузиться в яму беспорядка и анархии, он отступает, отказывается от судьбоностной задачи и спрашивает у своего божественного Друга и Руководителя, почему он назначен на такую ужасную работу, kiṁ karmani ghore māṁ niyojayasi. Тогда ему было показано, как индивидуально подняться над видимым характером любой работы, которую он может сделать, увидеть, что Природа, исполнительная сила, является исполнителем работы, его природное существо - инструмент, Бог - хозяин Природы и работ, которые он должен предложить без желания или эгоистического выбора в качестве жертвы. Ему также было показано, что Божественное, которое выше всех этих вещей и не затронуто ими, тем не менее проявляет себя в человеке и в Природе и в их действии, и что все является движением в циклах этого божественного проявления. Но теперь, когда он оказывается лицом к лицу с воплощением этой истины, он видит в ней, преувеличенной образом божественного величия, этот аспект ужаса и разрушения, и ужасается и едва может вынести его. Ибо почему именно так Все-дух проявляет себя в Природе? Каково значение этого творящего и пожирающего пламени, которое есть смертное существование, этой всемирной борьбы, этих постоянных катастрофических революций, этого труда, муки, мучений, и гибели созданий? Он задает древний вопрос и выдыхает вечную молитву: «Объяви мне, кто ты, который приходит к нам в этой форме ярости. Я хотел бы знать, кто ты, который был от начала, ибо я не знаю воли твоих дел. Обрати свое сердце к милости».
Разрушение, отвечает Божество, есть воля моих трудов, с которыми я стою здесь, на этом поле Курукшетры, поле разрабатывания Дхармы, поле человеческой деятельности, — как мы могли бы символически перевести описательную фразу, dharma-ksetre kuru-ksetre, — всемирное разрушение, которое пришло в процессе Времени-Духа. У меня есть предусмотрительнрая цель, которая исполняется непогрешимо, и никакое участие или воздержание ни одного человека не может предотвратить, изменить или модифицировать ее; все уже сделано мной в моем вечном оке воли, прежде чем это вообще может быть сделано человеком на земле. Я как Время должен разрушить старые структуры и построить новое, могущественное и великолепное царство. Ты как человеческий инструмент божественной Силы и Мудрости должен сражаться в этой борьбе, которую ты не можешь предотвратить, за правое дело и убивать и побеждать его противников. Ты тоже, человеческая душа в Природе, должна наслаждаться в Природе плодами, дарованными мной, империей права и справедливости. Пусть этого будет достаточно для тебя, — быть единым с Богом в своей душе, получать его приказы, исполнять его волю, спокойно видеть высшую цель, исполненную в мире. «Я — Время, расточитель народов, возникших и возросших, чья воля в моих трудах здесь, чтобы уничтожить народы. Даже без тебя всех этих воинов не будет, которые выстроены в противоборствующие армии. Поэтому восстань, обрети славу, победи своих врагов и наслаждайся богатым царством. Мною и никем другим уже они убиты, стань лишь поводом, о Савьясачин. Убей, мной убитых, Дрону, Бхишму, Джаядратху, Карну и других героических бойцов; не страдай и не беспокойся. Сражайся, ты победишь противника в битве». Плод великой и ужасной работы обещан и предсказан, не как плод, которого жаждет отдельный человек, — ибо к этому не должно быть никакой привязанности, — но как результат божественной воли, слава и успех дела, которое должно быть сделано, слава, которую Божественное дарует себе в своем Вибхути. Такова окончательная и непреодолимая команда к действию, данная главному герою мировой битвы.
Это Безвременное, проявленное как Время и Мировой Дух, от которого исходит команда к действию. Ибо, конечно, Божество, когда оно говорит: «Я — Время, Разрушитель существ», не имеет в виду, что оно — только Дух Времени, или что вся сущность Духа Времени — разрушение. Но именно это является настоящей волей его деяний, pravritti. Разрушение — это всегда одновременный или чередующийся элемент, который идет в ногу с творением, и именно разрушая и обновляя, Хозяин Жизни выполняет свою долгую работу по сохранению. Более того, разрушение — это первое условие прогресса. Внутренне человек, который не разрушает свои низшие самообразования, не может подняться к более высокому существованию. Внешне также нация, сообщество или раса, которая слишком долго уклоняется от разрушения и замены своих прошлых форм жизни, сама уничтожается, гниет и погибает, и из ее обломков образуются другие нации, сообщества и расы. Уничтожением старых гигантских обитателей человек создал себе место на земле. Уничтожением Титанов боги поддерживают непрерывность божественного Закона в космосе. Тот, кто преждевременно пытается избавиться от этого закона битвы и разрушения, тщетно борется против более великой воли Мирового Духа. Кто отворачивается от него из-за слабости своих низших членов, как это сделал Арджуна в начале, — поэтому его съёживание осуждается как малая и ложная жалость, бесславная, неарийская и небожественная слабость сердца и бессилие духа, klaibyam, ksudraṁ hridaya-daurbalyam, — проявляет не истинную добродетель, а недостаток духовного мужества, чтобы встретиться с более суровыми истинами Природы, действия и существования. Человек может превзойти закон битвы, только открыв более великий закон своего бессмертия. Есть те, кто ищет это там, где оно всегда существует и должно быть в первую очередь найдено, в высших регионах чистого духа, и чтобы найти его, они отворачиваются от мира, управляемого законом Смерти. Это индивидуальное решение, которое не имеет никакого значения для человечества и мира, или, скорее, имеет только то различие, что они лишены той духовной силы, которая могла бы помочь им двигаться вперед в мучительном марше их эволюции.
Что же тогда делать хозяину, божественному труженику, открытому каналу всеобщей Воли, когда он обнаруживает, что Мировой Дух повернулся к какой-то огромной катастрофе, представшей перед его глазами как Время-разрушитель, восставшее и усилившееся для уничтожения наций, и сам он поставлен там на передний план, будь то как боец с физическим оружием или как лидер и руководитель или вдохновитель людей, каким он не может не быть по самой силе своей природы и мощи внутри него, svabhāvajena svena karmanā? Воздержаться, сидеть молча, протестовать невмешательством? Но воздержание не поможет, не помешает исполнению разрушающей Воли, а скорее из-за пробела, который оно создает, увеличит смятение. Даже без тебя, восклицает Божество, моя воля разрушения все равно была бы выполнена, rte’pi tvām. Если Арджуна воздержится или даже если битва на Курукшетре не состоится, то это уклонение только продлит и усугубит неизбежные смятение, беспорядок, разрушение, которые грядут. Ибо эти вещи не случайны, но неизбежное семя, которое было посеяно, и урожай, который должен быть собран. Те, кто посеял ветер, должны пожинать бурю. И его собственная природа не позволит ему никакого реального воздержания, prakritis tvāṁ niyoksyati. Это Учитель говорит Арджуне в конце: «То, что в своем эгоизме ты думаешь, говоря: «Я не буду сражаться», но тщетно твое решение: Природа запряжет тебя в твою работу. Связанный собственным действием, которое рождено законом твоего существа, то, что из заблуждения ты не хочешь делать, ты сделаешь даже поневоле».
Тогда дать еще один ход, использовать какую-то силу души, духовный метод и мощь, а не физическое оружие? Но это всего лишь другая форма того же действия; разрушение все равно произойдет, и данный поворот также будет не тем, что желает индивидуальное эго, а тем, что пожелает Мировой Дух. Даже сила разрушения может питаться этой новой силой, может получить более грозный импульс, и Кали восстанет, наполняя мир более ужасным звуком своего смеха. Никакого настоящего мира не может быть, пока сердце человека не заслужит мира; закон Вишну не может восторжествовать, пока долг Рудре не будет выплачен.
Тогда отвернуться и проповедовать еще неразвитому человечеству закон любви и единства? Должны быть учителя закона любви и единства, ибо таким путем должно прийти окончательное спасение. Но не раньше, чем Дух Времени в человеке будет готов, внутреннее и окончательное может возобладать над внешней и непосредственной реальностью. Христос и Будда пришли и ушли, но именно Рудра все еще держит мир в своей руке. А тем временем яростный поступательный труд человечества, терзаемого и угнетаемого Силами, которые пользуюся эгоистической силой и их слуги, взывает к мечу Героя борьбы и слову его пророка.
Высший путь, назначенный ему, — это исполнение воли Бога без эгоизма, как человеческая причина и инструмент того, что он видит предопределенным, с постоянной поддерживающей памятью о Божестве в себе и человеке, mām anusmaran, и любыми способами, назначенными для него Господом его Природы. Nimittamātraṁ bhava savyasācin.
Он не будет лелеять личную вражду, гнев, ненависть, эгоистическое желание и страсть, не будет спешить ввязываться в борьбу или испытывать страсть к насилию и разрушению, как свирепый Асура, но он будет выполнять свою работу, lokasaṅgrahāya. За пределами действия он будет смотреть на то, к чему оно ведет, то, за что он воюет. Ибо Бог-Дух Времени не разрушает ради разрушения, но чтобы очистить пути в циклическом процессе для более великого правления и прогрессирующего проявления, rājyaṁ samriddham. Он примет в его более глубоком смысле, который не видит поверхностный ум, величие борьбы, славу победы, — если понадобится, славу победы, которая приходит под маской поражения, — и поведет человека также к наслаждению его богатым царством. Не ужасаясь лика Разрушителя, он увидит в нем вечный Дух, непреходящий во всех этих тленных телах, а за ним — лик Возничего, Лидера человека, Друга всех существ, suhridaṁ sarvabhūtānām. Эта грозная Форма Мира однажды увидена и признана, именно к этой обнадеживающей истине направлена остальная часть главы; она раскрывает в конце более интимное лицо и тело Вечного.
XI
Видение Мирового-Духа,
Двойной Аспект
ДАЖЕ ПОКА последствия ужасного аспекта этого видения все еще на нем, первые слова, произнесенные Арджуной после того, как Божество заговорило, красноречивы о более
возвышающей и обнадеживающей реальности за этим ликом смерти и этого разрушения. «Справедливо и в хорошем месте», - восклицает он, - «О Кришна, мир радуется и наслаждается твоим именем, ракшасы бегут от тебя в ужасе во все стороны, и компании сиддхов преклоняются перед тобой в обожании. Как им не воздать тебе почести, о великий Дух? Ибо ты изначальный Творец и Совершитель дел и даже более велик, чем творящий Брахма. О ты Бесконечный, о ты Владыка богов, о ты обитель вселенной, ты - Неизменный, и ты - то, что есть и то, чего нет, и ты - то, что есть Всевышний. Ты - древняя Душа, и первое и изначальное Божество, и высшее пристанище Всего этого; ты - знающий, и то, что должно быть познано, и высший статус; о бесконечный в форме, тобой была расширена вселенная. Ты - Яма, и Вайю, и Агни, и Сома, и Варуна, и Праджапати, отец созданий, и прадед. Приветствие тебе тысячу раз, и снова, и снова приветствие, спереди, сзади и со всех сторон, ибо ты - каждое и все, что есть. Бесконечный в мощи и неизмеримый в силе действия, ты пронизываешь все и являешься всем».
Но это верховное универсальное Существо жило здесь перед ним с человеческим лицом, в смертном теле, божественный Человек, воплощенное Божество, Аватар, и до сих пор он не знал его. Он видел только человеческое и относился к Божественному как просто к человеческому существу. Он не проник сквозь земную маску к Божеству, сосудом и символом которого было человечество, и он молит теперь о прощении это Божество за его незрячую беспечность и его небрежное невежество. «За все, что я говорил тебе в безрассудной горячности, думая о тебе только как о моем человеческом друге и спутнике, «О Кришна, О Ядава, о товарищ», не зная этого твоего величия, по небрежной ошибке или в любви, и за любое неуважение, которое было оказано мною тебе в шутку, на ложе и сиденье и на пиру, наедине или в твоем присутствии, я молю прощения у тебя, неизмеримого. Ты - отец всего этого мира движущегося и неподвижного; ты - тот, кому следует поклоняться, и самый торжественный объект почитания. Никто не равен тебе, есть ли другой, более великий во всех трех мирах, о несравненный мощью? Поэтому я преклоняюсь перед тобой и простираюсь ниц, и я требую от тебя благодати, обожаемый Господь. Как отец своего сына, как друг своего друга и товарища, как дорогой с тем, кого он любит, так и ты, о Божество, должен нести меня. Я увидел то, чего никогда не видел прежде, и я радуюсь, но мой разум обеспокоен страхом. О Божество, покажи мне другую форму твою. Я хотел бы видеть тебя, как и прежде, коронованным и с твоей булавой и диском. Прими свою четырехрукую форму, о тысячерукий, о Форма вселенной».
С первых слов возникает предположение, что скрытая истина за этими ужасающими формами - это обнадеживающая, ободряющая и восхитительная истина. Есть что-то, что заставляет сердце мира радоваться и получать удовольствие от имени и близости Божественного. Есть глубокий смысл в том, что заставляет нас видеть в темном лике Кали лик Матери и воспринимать даже среди разрушения защищающие руки Друга существ, среди зла - присутствие чистой неизменной Доброты и среди смерти – Владыку Бессмертия.
От ужаса Царя божественного действия Ракшасы, свирепые гигантские силы тьмы, бегут уничтоженные, побежденные и подавленные. Но сиддхи, полные и совершенные, кто знает и воспевает имена Бессмертного и живёт в истине его бытия, преклоняются перед каждой Его формой и знают, что каждая форма хранит и означает. Ничто не имеет реальной нужды бояться, кроме того, что должно быть уничтожено, зло, невежество, завесы в Ночи, силы Ракшаса. Все движения и действия Рудры Ужасного направлены к совершенству, божественному свету и полноте.
Для этого Духа, это Божественное есть только во внешней форме Разрушителя, Время, которое уничтожает все эти конечные формы: но в себе он Бесконечность, Владыка космических Божеств, в котором мир и все его действия надежно укоренены. Он - изначальный и вечно изначальный Творец, более великий, чем та фигура творческой
Силы, называемая Брахмой, которую он показывает нам в форме вещей, как один из аспектов его троицы, творения, уравновешенного балансом сохранения и разрушения. Реальное божественное творение вечно; это Бесконечность, проявленная вечно в конечных вещах, Дух, который скрывает и раскрывает себя вечно в своей бесчисленной бесконечности душ и в чуде их действий и в красоте их форм. Он - вечное Неизменное; он есть двойное проявление Есть и Нет, проявленного и никогда не проявленного, вещей, которые были и кажутся несуществующими, есть и кажутся обреченными на гибель, будут и пройдут. Но то, что он есть за пределами всего этого, это То, Всевышний, который держит все вещи изменчивыми в единой вечности Времени, в котором все всегда присутствует. Он обладает своим неизменным «я» в безвременной вечности, где Время и творение являются вечно расширяющейся фигурой.
Это Истина его, в которой все примирено; гармония одновременных и взаимозависимых истин начинается и равняется той, которая реальна. Это истина верховной Души, мир является производной её высшей природы и низшей фигурой той Бесконечности; Древний Днями, который вечно председательствует над долгими эволюциями Времени; изначальное Божество, чьими детьми являются Боги, люди и все живые существа, силы, души, духовно оправданные в своем бытии его истины существования; Знающий, который развивает в человеке знание себя, мира и Бога; единый Объект всех знаний, который открывает себя сердцу, уму и душе человека, так что каждая новая открывающаяся форма нашего знания является частичным раскрытием его, вплоть до высшей, посредством которой он интимно, глубоко и интегрально виден и открыт. Это высшая предельная Устойчивость, которая порождает, поддерживает и принимает в себя все, что есть во вселенной. Посредством него в его собственном существовании мир расширяется, посредством его всемогущей силой, его чудесным самопониманием и энергией и Анандой нескончаемого творения. Все есть бесконечность его материальных и духовных форм. Он - все многочисленные боги от наименьшего до наибольшего; он отец созданий, и все - его дети и его люди. Он - источник Брахмы, отец первого отца божественных создателей этих различных рас живых существ. Эта истина постоянно подчеркивается. Снова повторяется, что он есть Все, он есть каждый и все, sarvah. Он – бесконечное Всеобщее, и он - каждый индивидуум и все, что есть, единая Сила и Бытие в каждом из нас, бесконечная Энергия, которая выплескивается в эти множества, неизмеримая Воля и могучая Сила движения и действия, которая формирует из себя все течения Времени и все события духа в Природе.
И от этого настойчивого требования мысль естественным образом обращается к присутствию этого единого великого Божества в человеке. Там душа провидца видения впечатляется тремя последовательными внушениями. Во-первых, ему приходит в голову, что в теле этого сына Человеческого, который двигался рядом с ним как преходящее существо на земле и сидел рядом с ним и лежал с ним на одном ложе и ел с ним на пиру и был объектом шуток и небрежных слов, участником войны, совета и обычных дел, в этой фигуре смертного человека все время было что-то великое, скрытое, огромного значения, Божество, Аватар, универсальная Сила, Единая Реальность, высшая Трансцендентность. К этому оккультному божеству, в котором заключено все значение человека и его долгой расы и от которого все мировое существование получает свой внутренний смысл невыразимого величия, он был слеп. Теперь он видит только универсальный Дух в индивидуальной оболочке, Божественное, воплощенное в человечестве, трансцендентного Обитателя этого символа Природы. Он увидел теперь только эту огромную, бесконечную, неизмеримую Реальность всех этих видимых вещей, эту безграничную универсальную Форму, которая так превосходит каждую индивидуальную форму и, тем не менее, каждая индивидуальная вещь является домом для его обитания. Ибо эта великая Реальность равна и бесконечна и одинакова в индивидууме и во вселенной. И поначалу его слепота, его отношение к этому Божественному как к простому внешнему человеку, его видение только ментального и физического отношения кажутся ему грехом против Могущества, которое было там. Ибо существо, которое он называл Кришной, Ядавой, товарищем, было этим неизмеримым Величием, этой несравненной Мощью, этим Духом, единым во всех, чьими творениями являются все. Это, а не скрывающая внешняя человечность, avajānan mānusı̄ṁ tanum āśritam, было тем, что он должен был видеть с благоговением, покорностью и почтением.
Но второе предположение заключается в том, что то, что было изображено в
человеческом проявлении и человеческих отношениях, также является реальностью,
которая сопровождает и смягчает для нашего ума колоссальный характер универсального видения. Трансцендентность и космический аспект должны быть увидены, поскольку без этого видения ограничения человечества не могут быть превзойдены. В это объединяющее единство все должно быть включено. Но само по себе это установило бы слишком большую пропасть между трансцендентным духом и этой душой, связанной и ограниченной в низшей Природе. Бесконечное присутствие в его несокрушимом великолепии было бы слишком подавляющим для отдельной малости ограниченного, индивидуального и естественного человека. Необходима связь, по которой он может увидеть это универсальное Божество в своем собственном индивидуальном и естественном существе, близком к нему, не только всемогущее, чтобы управлять всем, что он есть, универсальной и неизмеримой Силой, но и человечески выраженное, чтобы поддерживать и возвышать его до единства посредством сокровенного индивидуального отношения. Поклонение, с которым конечное существо преклоняется перед Бесконечным, получает всю его сладость и приближается к самой близкой истине товарищества и единства, когда оно углубляется в более интимное поклонение, которое живет в чувстве отцовства Бога, дружбы Бога, привлекающей любви между Божественным Духом и нашей человеческой душой и природой. Ибо Божественное обитает в человеческой душе и теле; оно рисует вокруг себя и носит, как мантию, человеческий ум и фигуру. Он принимает человеческие отношения, на которые душа влияет в смертном теле, и они находят в Боге свой собственный самый полный смысл и
величайшую реализацию. Это бхакти Вайшнавы, семя которой здесь, в словах Гиты, но которая впоследствии получила более глубокое, экстатическое и значительное расширение.
И из этого второго предложения немедленно возникает третье. Форма трансцендентного и универсального Существа для силы освобожденного духа является чем-то могущественным, ободряющим и укрепляющим, источником силы, уравнивающим,
возвышающим, всеоправдывающим видением; но для обычного человека она ошеломляюща,
ужасающа, непередаваема. Истина, которая успокаивает, даже когда она известна, с трудом постигается за грозным и могущественным аспектом всеразрушающего Времени и неисчислимой Воли и обширной неизмеримой неразрывной работы. Но есть также милостивая посредническая форма божественного Нараяны, Бога, который так близок человеку и в человеке, Возничего битвы и путешествия, с его четырьмя руками полезной силы, очеловеченный символ Божества, а не эта миллионнорукая универсальность. Именно этот посреднический аспект должен иметь человек для своей поддержки постоянно перед собой. Ибо именно эта фигура Нараяны, символизирующая истину, успокаивает. Она делает близкой, видимой, живой, осязаемой огромную духовную радость, в которой для внутреннего духа и жизни человека вселенские работы за всеми их колоссальными круговоротами, регрессом, прогрессом суверенно достигают кульминации, их чудесного и благоприятного исхода. Для этой очеловеченной воплощенной души их конец становится здесь союзом, близостью, постоянным сотрудничеством человека и Бога, человека, живущего в мире для Бога, Бога, пребывающего в человеке и обращающегося к своим собственным божественным целям в нем загадочный мировой процесс. И за пределами конца – еще более чудесное единство и внутрянняя ижизнь в последних преображениях Вечного.
Божество в ответ на молитву Арджуны вновь принимает свой собственный обычный образ Нараяны, svakaṁ rūpam, желаемую форму изящества, любви, сладости и красоты. Но сначала он заявляет о неисчислимом значении другого могущественного Образа, который он собирается скрыть. «То, что ты сейчас видишь», - говорит он ему, - «есть моя высшая форма, моя форма светящейся энергии, универсальная, изначальная, которую никто, кроме тебя среди людей, еще не видел. Я показал это своей само-Йогой. Ибо это образ самого моего Я и Духа, это само Высшее Я, самопроявленное в космическом существовании, и душа в совершенной Йоге со мной видит это без всякого трепата нервных частей или какого-либо замешательства и смятения ума, потому что он видит не только то, что ужасно и подавляюще в его внешности, но также его высокое и успокаивающее значение. И ты также должен рассматривать его без страха, без смущения ума, без какой-либо слабости в членах; но поскольку низшая природа в тебе еще не готова смотреть на это с такой высокой силой и спокойствием, я снова приму для тебя мою форму Нараяны, в которой человеческий ум
видит изолированное и соответствующее его человечности спокойствие, помощь
и восторг дружественного Божества. Великая Форма» — и это повторяется снова после того, как она исчезла — «только для редких высших душ. Сами боги всегда желают смотреть на нее. Ее нельзя завоевать Ведами или аскезами, дарами или жертвоприношениями; ее можно увидеть, познать, войти в нее только той бхакти, которая уважает, обожает и любит Меня одного во всех вещах».
Но в чем же тогда уникальность этой Формы, посредством которой она возносится так далеко за пределы познания, что все обычные усилия человеческого знания и даже исключительная внутренняя строгость его духовного усилия недостаточны, без посторонней помощи, чтобы достичь этого видения?
Человек может познать другими способами тот или иной исключительный аспект единого существования, его индивидуальные, космические или исключающие мир фигуры, но не это величайшее примиряющее Единство всех аспектов Божественности, в котором в одно и то же время и в одном и том же видении все проявлено, все превзойдено и все завершено.
Ибо здесь трансцендентное, универсальное и индивидуальное Божество, Дух и Природа, Бесконечное и конечное, пространство и время и безвременье, Бытие и Становление, все, что мы можем стремиться думать и знать о Божестве, будь то абсолютное или проявленное существование, чудесным образом раскрываются в невыразимом единстве.
Это видение может быть достигнуто только абсолютным обожанием, любовью, интимным единством, которое венчает на своей вершине полноту трудов и знания. Знать, видеть, войти в него, быть единым с этой высшей формой Всевышнего становится тогда возможным, и именно эту цель Гита предлагает для своей Йоги.
Существует высшее сознание, через которое можно войти в славу Трансцендентного и вместить в себе неизменное Я и все изменчивое Становление, - можно быть единым со всем, и всё же выше всего, превзойти мир и все же охватить всю природу сразу космического и супракосмического Божества.
Это действительно трудно для ограниченного человека, заключенного в своем уме и теле: но, говорит Божество, «будь делателем моих трудов, прими меня как высшее существо и объект,
стань моим бхактой, будь свободен от привязанности и без враждебности ко всем существованиям; ибо такой человек приходит ко мне».
Другими словами превосходство над низшей природой, единство со всеми существами, единство с космическим Божеством и Трансцендентностью, единство воли с Божественным в делах, абсолютная любовь к Единому и к Богу во всем, — это путь к тому абсолютному духовному самопревосхождению и к той невообразимой трансформации.
XII
Путь и Бхагта
В одиннадцатой главе Гиты изначальная цель учения была достигнута и доведена до определенной завершенности. Приказ божественному действию, совершаемому ради
мира и в союзе с Духом, который обитает в нем и во всех его созданиях и в котором вся его работа происходит, был дан и воспринят Вибхути. Ученик был уведен от прежнего положения обычного человека и стандартов, мотивов, мировоззрения, эгоистического сознания его невежества, от всего, что в конце концов подвело его в час его духовного кризиса. Само действие, которое на этом уровне он отверг, ужасную функцию, ужасный труд, он теперь признал и принял на новой внутренней основе. Примиряющее более великое знание, божественное сознание, высокий безличный мотив, духовный стандарт единства с волей Божественного, действующей на мир из источника света и с движущей силой духовной природы, — это новый внутренний принцип работ, который должен преобразовать старое невежественное действие. Знание, которое охватывает единство с Божественным и приходит через Божественное к сознательному единству со всеми вещами и существами, воля, освобожденная от эгоизма и действующая только по приказу и как инструмент тайного Владыки работ, божественная любовь, чье единственное стремление направлено к тесной близости с высшей Душой всего сущего, достигаемой единством этих трех совершенных сил, внутреннее всепонимающее единство с трансцендентным и универсальным Духом и Природой и всеми существами — это основа, предлагаемая освобожденному человеку для его деятельности. Ибо из этой основы душа в нем может позволить инструментальной природе действовать в безопасности; он поднят над всеми причинами преткновения, освобожден от эгоизма и его ограничений, спасен от всякого страха греха, зла и следствий, вознесен из этого рабства внешней природы и ограниченного действия, которое является узлом Неведения. Он может действовать в силе Света, больше не в сумерках или тьме, и божественная санкция поддерживает каждый шаг его поведения. Трудность, которая была вызвана антиномией между свободой Духа и рабством души в Природе, была решена светлым примирением Духа с Природой. Эта антиномия существует для ума в неведении; она перестает существовать для духа в его знании.
Но есть еще кое-что, что нужно сказать, чтобы выявить весь смысл великого духовного изменения. Двенадцатая глава подводит к этому оставшемуся знанию, а последние шесть следующих развивают его до грандиозного окончательного вывода. То, что еще предстоит сказать, касается разницы между текущим ведантическим взглядом на духовное освобождение и более широкой всеобъемлющей свободой, которую учение Гиты открывает духу. Теперь есть целенаправленный возврат к этой разнице. Текущий ведантический путь вел через дверь строгого и исключительного знания. Йога, единство, которое она признала
как средство и поглощающую сущность духовного освобождения, была Йогой чистого знания и неподвижного единства с высшим Неизменным, абсолютным Неопределимым, — непроявленным Брахманом, бесконечным, безмолвным, неосязаемым, отчужденным, пребывающего намного выше всей этой вселенной отношений. В предложенном Гитой способе знание действительно является незаменимой основой, но интегральное знание. Безличные интегральные труды являются первыми незаменимыми средствами; но глубокая, большая любовь и поклонение, на которые беспристрастный Непроявленный, отчужденный и неподвижный Брахман не может дать ответа, поскольку эти вещи требуют отношения и интимной личной близости, являются самой сильной и высшей силой для освобождения, духовного совершенства и бессмертной Ананды. Божество, с которым душа человека должна войти в это теснейшее единство, действительно в своем высшем статусе является трансцендентным Немыслимым, слишком великим для любого проявления, Парабрахманом; но он в то же время является живой верховной Душой всех вещей. Он есть верховный Господь, Владыка трудов и универсальной природы. Он одновременно превосходит и обитает как его “я” в душе, уме и теле создания. Он есть Пурушоттама, Парамешвара и Параматман, и во всех этих равных аспектах одно и то же единое и вечное Божество. Именно пробуждение к этому интегральному примиряющему знанию является широкими вратами к полному освобождению души и невообразимому совершенству природы. Именно этому Божеству в единстве всех его аспектов должны быть направлены наши труды, наше поклонение и наше знание как постоянная внутренняя жертва. Именно в эту высшую душу, Пурушоттаму, трансцендентную вселенной, но также и ее содержащий дух, обитатель и обладатель, как это могущественно изображено в видении Курукшетры, должен войти освобожденный дух, как только он достигнет видения и знания его во всех принципах и силах его существования, как только он сможет постичь и насладиться его многочисленным единством, jñātuṁ drastuṁ tattvena pravestuṁ ca.
Освобождение Гиты — это не самозабвенное уничтожение личного бытия души в поглощении Единого, sāyujya mukti; это все виды союза сразу. Есть полное объединение с верховным Божеством в сущности бытия и близости сознания и тождественности блаженства, sāyujya, — ибо одна цель этой Йоги — стать Брахманом, brahmabhūta. Есть вечное экстатическое пребывание в высшем существовании Всевышнего, sālokya, — ибо сказано: «Ты будешь пребывать во мне», nivasisyasi mayyeva. Есть вечная любовь и поклонение в объединяющей близости, есть объятия освобожденного духа его божественным
Возлюбленным и охватывающее Я его бесконечностей, sāmı̄pya. Существует тождественность освобожденной природы души с божественной природой, sādriśya mukti, — ибо совершенство свободного духа заключается в том, чтобы стать таким же, как Божественное, madbhāvam āgatah, и быть единым с ним в законе его бытия и законе его дел и природы, sādharmyam āgatah. Ортодоксальная Йога знания нацелена на бездонное погружение в единое бесконечное существование, sāyujya; она рассматривает это только как полное освобождение. Йога обожания предусматривает вечное обитание или близость как большее освобождение, sālokya, sāmı̄pya. Йога работ ведет к единству в силе бытия и природы, sādriśya. Но Гита охватывает их всех в своей всеобъемлющей целостности и объединяет их всех в одну величайшую и богатейшую божественную свободу и совершенство.
Арджуна вынужден поднять вопрос об этом различии. Следует помнить, что различие между безличным неизменным Акшара Пурушей и высшей Душой, которая одновременно является безличностью и божественной Личностью и гораздо больше, чем то и другое, — что это основное различие, подразумеваемое в более поздних главах, и в божественном «Я», о котором Кришна постоянно говорил, ахам, мам, пока еще не было достаточно четко и определенно проведено. Мы все время предвосхищали его, чтобы с самого начала понять полное значение послания Гиты и не возвращаться снова, как мы в противном случае были бы обязаны, к той же самой земле, вновь увиденной и исследованной в свете этой большей истины. Арджуне было предписано сначала погрузить свою отдельную личность в спокойную безличность единого вечного и неизменного «я», учение, которое хорошо согласовывалось с его предыдущими представлениями и не представляло никаких трудностей. Но теперь он сталкивается с видением этого величайшего трансцендентного, этого широчайшего универсального Божества и ему приказано искать единства с ним посредством знания, трудов и поклонения. Поэтому он просит лучшего, чтобы прояснить сомнение, которое могло бы возникнуть в противном случае: «Те преданные, которые таким образом постоянным союзом ищут тебя, tvām, и те, кто ищет непроявленного Неизменного, кто из них имеет большее знание Йоги?» Это напоминает различие, сделанное в начале такими фразами, как «в себе, затем во мне», ātmani atho mayi: Арджуна указывает на различие, tvām, aksaram avyaktam. Ты, говорит он по сути, являешься высшим Источником и Происхождением всех существ, Присутствием, имманентным всем вещам, Силой, пронизывающей вселенную своими формами, Личностью, проявленной в твоих Вибхути, проявленной в созданиях, проявленной в Природе, восседающий как Господь работ в мире и в наших сердцах посредством твоей могущественной мировой Йоги. Если ты такой я должен знать, поклоняться, объединяться с тобой во всем моем существе, сознании, мыслях, чувствах и действиях, сатата-юкта. Но что тогда с этим Неизменным, который никогда не проявляется, никогда не принимает никакой формы, стоит поади и в стороне от всех действий, не вступает ни в какие отношения со вселенной или с чем-либо в ней, вечно безмолвен и един, безличен и неподвижен? Это вечное Я является высшим Принципом согласно всем текущим представлениям, а Божество в проявлении является низшей формой: непроявленное, а не проявленное есть вечный Дух. Как же тогда союз, который признает проявление, признает меньшую вещь, приходит всё же к более великому знанию Йоги?
На этот вопрос Кришна отвечает с подчеркнутой решимостью. «Те, кто нашел свой ум во Мне и постоянным единением, обладая высшей верой, ищут Меня, Я считаю самыми совершенными в единении Йоги». Высшая вера - это та, которая видит Бога во всем, и для ее глаз проявление и непроявленность - это одно Божество. Совершенное единство - это то, что встречает Божественное в каждый момент, в каждом действии и со всей целостностью природы. Но также и те, кто ищет посредством трудного восхождения неопределимое непроявленное Неизменное, приходят ко Мне, говорит Божество. Ибо они не ошибаются в своей цели, но они следуют более трудным и менее полным и совершенным путем. В самом легком случае, чтобы достичь непроявленного Абсолюта, они должны подняться через проявленное Неизменное здесь. Это проявленное Неизменное - моя собственная всепроникающая безличность и тишина; огромное, немыслимое, неподвижное, постоянное, вездесущее, оно поддерживает действие личности, но не разделяет его. Оно не предлагает уму никакой поддержки; оно может быть достигнут только неподвижной духовной безличностью и тишиной, и те, кто следует только ему, должны полностью сдерживать и даже полностью втягивать действие ума и чувств. Но все же благодаря ровности своего понимания и благодаря их видению единого «я» во всех вещах и благодаря их спокойной благости безмолвной воли для блага всех существований, они также встречают меня во всех объектах и существах. Не менее чем те, кто объединяет себя с Божественным во всех способах своего существования, sarva-bhāvena, и вступает в значительной степени и полностью в немыслимый живой источник вселенских вещей, divyaṁ purusam acintya-rūpam, эти искатели, которые также поднимаются через это более трудное исключительное единство к бесстрастному непроявленному Абсолюту, находят в конце то же самое Вечное. Но это менее прямой и более трудный путь; это не полное и естественное движение одухотворенной человеческой природы.
И не следует думать, что поскольку он более труден, следовательно, он является более высоким и эффективным процессом. Более легкий путь Гиты ведет быстрее, естественно и нормально к тому же абсолютному освобождению. Ибо его принятие божественной Личности не подразумевает никакой привязанности к умственным и чувственным ограничениям воплощенной Природы. Напротив, он приносит быстрое и эффективное освобождение от феноменальных уз смерти и рождения. Йогин исключительного знания налагает на себя мучительную борьбу с многочисленными требованиями своей природы; он отказывает им даже в их высшем удовлетворении и отрезает от себя даже восходящие импульсы своего духа, всякий раз когда они подразумевают отношения или не достигают отрицательного абсолютного. Живой путь Гиты, напротив, обнаруживает наиболее интенсивную восходную тенденцию всего нашего существа и, обращая ее к Богу, использует знание, волю, чувство и инстинкт ради совершенства как множество могущественных крыльев восходящего освобождения. Непроявленный Брахман в его неопределимом единстве - это то, к чему могут прийти только воплощенные души, и то с трудом, посредством постоянного умерщвления, страдания всех подавленных членов, суровой трудностью и мукой природы, duhkham avapyate, kleśo 'dhikataras tesām. Неопределимое Единство принимает всех, кто поднимается к нему, но не предлагает никакой помощи в отношениях и не дает опоры восходящему. Все должно быть сделано суровой аскезой и суровым и одиноким индивидуальным усилием. Насколько же все по-другому для тех, кто ищет Пурушоттаму на пути Гиты! Когда они медитируют на него с Йогой, которая не видит никого другого, потому что она видит все как Васудеву, он встречает их в каждой точке, в каждом движении, во все времена, с бесчисленными формами и лицами, держит светильник знания внутри и наполняет своим божественным и счастливым сиянием все существование. Просветленные, они различают высший Дух в каждой форме и лице, приходят сразу через всю Природу к Владыке Природы, приходят через все существа к Душе всех существ, приходят через самих себя к Я всего, что они есть; они немедленно прорываются через сотню открывающихся истоков сразу в то, из чего все имеет свое начало. Другой метод трудного беспристрастного покоя пытается уйти от всех действий, даже если это невозможно для воплощенных существ. Здесь все действия отдаются верховному Мастеру действия, и он как высшая Воля встречает волю жертвоприношения, снимает с нее ее бремя и принимает на себя ответственность за дела божественной Природы в нас. И когда в высокой страсти любви преданный Возлюбленного и Друга человека и всех созданий направляет на него все свое сердце сознания и тоску восторга, тогда Всевышний быстро приходит к нему как спаситель и избавитель и возносит его благодаря счастливыми объятиями его ума, сердца и тела из волн моря смерти в этой смертной природе в надежное лоно Вечного.
Итак, это самый быстрый, самый большой и величайший путь. На мне, говорит Божество душе человека, успокой весь свой ум и помести все свое понимание во мне: я вознесу их, омытых высшим блеском божественной любви, воли и знания, в себя, из которого все это проистекает. Не сомневайся, что ты будешь пребывать во мне выше этого смертного существования. Цепь ограничивающей земной природы не может удержать бессмертный дух, вознесенный страстью, силой и светом вечной любви, воли и знания. Без сомнения, на этом пути также есть трудности; ибо есть низшая природа с ее яростной или тупой нисходящей тягой, которая сопротивляется и борется с движением восхождения и надевает путы на крылья возвышения и восходящего восторга. Божественное сознание, даже когда оно было найдено сначала в чуде великих моментов или в спокойных и великолепных продолжениях, не может быть сразу полностью удержано или вызвано обратно по желанию; часто ощущается неспособность удерживать личное сознание устойчиво зафиксированным в Божественном; бывают ночи долгого изгнания из Света, бывают часы или моменты бунта, сомнения или неудачи. Но все же посредством практики единения и постоянного повторения опыта этот высший дух растет в существе и захватывает постоянное обладание природой. Неужели это так же оказывается слишком трудным из-за силы и настойчивости направленного наружу движения ума? Тогда путь прост, совершать все действия ради Владыки действия, так что каждое внешнее движение ума будет связано с внутренней духовной истиной существа и призвано назад даже в самом движении к вечной реальности и связано с ее источником. Тогда присутствие Пурушоттамы будет расти в естественном человеке, пока он не наполнится им и не станет божеством и духом; вся жизнь станет постоянным памятованием о Боге и совершенство тоже будет расти и единство всего существования человеческой души с высшим Существованием.
Но может быть, что даже это постоянное памятование о Боге и вознесение наших дел к нему ощущается как выходящее за рамки власти ограниченного ума, потому что в своей забывчивости он обращается к действию и его внешнему объекту и не помнит, чтобы заглянуть внутрь и возложить каждое наше движение на божественный алтарь Духа. Тогда путь заключается в том, чтобы контролировать низшее «я» в действии и совершать работы без желания плода. Все плоды должны быть отвергнуты и отданы Силе, которая направляет работу, и все же работа, навязана Им природе, должна быть сделана. Ибо посредством этого препятствие неуклонно уменьшается и легко исчезает; ум остается свободным, чтобы помнить Господа и укрепиться в свободе божественного сознания. И здесь Гита дает восходящую шкалу сил и отдает пальму первенства этой Йоге бесстрастного действия.
Абхьяса, практика метода, повторение усилия и опыта - великая и мощная вещь; но лучше этого - знание, успешное и светлое обращение мысли к Истине, стоящей за вещами. Это знание-мысль также превосходится молчаливой полной концентрацией на Истине, так что сознание в конечном итоге будет жить в ней и всегда будет едино с ней. Но еще более мощным является отказ от плодов своих трудов, потому что это немедленно уничтожает все причины беспокойства и автоматически приносит и сохраняет внутреннее спокойствие и мир, а спокойствие и мир - это основа, на которой все остальное становится совершенным и надежным в обладании безмятежным духом. Тогда сознание может успокоиться, счастливо закрепиться в Божественном и подняться без помех к совершенству. Тогда также знание, воля и преданность могут поднять свои вершины с твердой почвы прочного спокойствия в эфир Вечности.
Какова же тогда будет божественная природа, каково будет более высокое состояние сознания и бытия бхакты, который последовал этим путем и обратился к поклонению Вечному? Гита в ряде стихов озвучивает изменения в своем первом настойчивом требовании,
о равноприятии, об отсутствии желаний, о свободе духа. Это должно быть основой всегда, — и вот почему столько раз это подчеркивалось в начале. И в этом равноприятии бхакти, любовь и поклонение Пурушоттаме должны возвысить дух к некоему величайшему высшему совершенству, широкой основой которого будет это спокойное равноприятие. Здесь дано несколько формул этого фундаментального сознания равноприятия. Во-первых, отсутствие эгоизма, «я» и «моего», nirmamo nirahaṅkārah. Бхакта Пурушоттамы — это тот, у кого есть универсальное сердце и ум, которые разрушили все узкие стены эго. Всеобщая любовь обитает в его сердце, всеобщее сострадание вытекает из него, как всеобъемлющее море. Он будет иметь дружеское отношение и сострадание ко всем существам и не испытывать ненависть ни к одному живому существу: ибо он долготерпелив, вынослив, живой источник прощения. Его удовлетворенность без желаний, спокойная уравновешенность к удовольствию и боли, страданию и счастью, стойкий контроль над собой и твердая непоколебимая воля и решимость Йогина, любовь и преданность, которые отдают весь ум и разум Господу, Мастеру его сознания и знания. Или, просто, он будет тем, кто освобожден от беспокойной, возбужденной низшей природы и от ее волн радости, страха, беспокойства, обиды и желания, дух спокойствия, который не причиняет боль и беспокойства миру, и не страдает и не обеспокоен миром, мирная душа мира, с которой все находятся в мире.
Или он будет тем, кто отдал всех желания и действия Владыке своего существа, чистым и спокойным, безразличным к тому, что приходит, не страдающим и не обеспокоенным от любого результата или происшествия, тем, кто отбросил от себя всю эгоистическую, личную и ментальную инициативу, будь то внутреннего или внешнего действия, тем, кто позволяет божественной воле и божественному знанию течь через него, не отклоняясь своими собственными решениями, предпочтениями и желаниями, и все же по этой самой причине оставаясь быстрым и искусным во всех действиях своей природы, потому что это безупречное единство с высшей волей, этот чистый инструментарий являются условием величайшего мастерства в работах. Опять же, он будет тем, кто не желает приятного и не радуется его прикосновению, ни ненавидит неприятное и не печалится от его бремени. Он упразднил различие между удачными и неудачными событиями, потому что его преданность получает все вещи одинаково хорошими из рук его вечного Возлюбленного и Господина. Возлюбленный Бога, он дорог Богу, — это душа широкого равенства, равная другу и врагу, равная чести и оскорблению, удовольствию и боли, похвале и порицанию, горю и счастью, жаре и холоду, всему, что беспокоит противоположными чувствами нормальную природу. У него не будет привязанности к человеку или вещи, месту или дому; он будет доволен и вполне удовлетворен любым окружением, любым отношением, которое люди имеют к нему, любым положением или удачей. Он будет сохранять ум твердым во всех вещах, потому что он постоянно пребывает в высшем «я» и навсегда зафиксирован на одном божественном объекте его любви и обожания. Равнопариятие, отсутствие желаний и свобода от низшей эгоистической природы и ее требований всегда являются единственной совершенной основой, требуемой Гитой для великого освобождения. В конце есть подчеркнутое повторение его первого фундаментального учения и изначального желания, спокойной души знания, которая видит единое «я» во всех вещах, безмятежного бескорыстного равноприятия, которое является результатом этого знания, бесстрастного действия, предлагаемого в этом равноприятии Владыке трудов, предания всей ментальной природы человека в руки могущественного внутреннего духа. И венец этого равноприятия — любовь, основанная на знании, выполненная в инструментальном действии, распространенная на все вещи и существа, обширная поглощающая и всеобъемлющая любовь к божественному Я, которое является Творцом и Владыкой вселенной, suhridaṁ sarva-bhūtānāṁ sarva-loka-maheśvaram.
Это основа, условие, средство, с помощью которых можно достичь высшего духовного совершенства, и те, кто имеют его каким-либо образом, все дороги мне, говорит Божество, bhaktimān me priyah. Но чрезвычайно дороги, atı̄va me priyah, те души, наиболее близкие к Божеству, чья любовь ко мне дополняется еще более широким и величайшим совершенством, путь и процесс которого я только что показал вам. Это бхакты, которые делают Пурушоттаму своей единственной высшей целью и следуют с совершенной верой и точностью бессмертной Дхарме, описанной в этом учении. Дхарма на языке Гиты означает врожденный закон бытия и его трудов и действие, происходящее и определяемое внутренней природой, svabhāva-niyataṁ karma. В низшем невежественном сознании ума, жизни и тела есть много дхарм, много правил, много стандартов и законов, потому что есть много различных определений и типов ментальной, витальной и физической природы. Бессмертная Дхарма едина; это высшее духовное божественное сознание и его силы, parā prakritih. Она находится за пределами трех гун, и чтобы достичь ее, все эти низшие дхармы должны быть оставлены, sarva-dharmān parityajya. На их месте только одно освобождающее объединяющее сознание и сила Вечного должны стать бесконечным источником нашего действия, его формой, детерминантой и образцом. Подняться из нашего низшего личного эгоизма, войти в безличное и ровное спокойствие неизменного вечного всепроникающего Акшара Пуруши, стремиться из этого покоя посредством совершенной самоотдачи всей своей природы и существования тому, что иное и выше Акшары, является первой необходимостью этой Йоги. В силе этого стремления можно подняться к бессмертной Дхарме. Там, объединенный в бытии, сознании и божественном блаженстве с величайшим Уттама Пурушей, объединенный с его высшей динамической природной силой, svā prakritih., освобожденный дух может знать бесконечно, любить безгранично, действовать неуклонно в подлинной силе высшего бессмертия и совершенной свободы. Остальная часть Гиты написана, чтобы пролить более полный свет на эту бессмертную Дхарму.
Часть II
Высочайшая Тайна
XIII
Поле и его Знающий
В последних шести главах Гиты, чтобы обосновать с помощью ясного и полного знания путь восхождения души из низшей в божественную природу, вновь излагается в другой форме просветление, которое Учитель уже передал Арджуне. По сути, это то же самое знание, но детали и отношения теперь становятся заметными и им приписывается вся их значимость, мысли и истины, которые упоминались только мимоходом или излагались в общем виде в свете другой цели, выведены во всей своей ценности. Таким образом, в первых шести главах знанию, необходимому для различения между неизменным «я» и душой, скрытой в природе, было уделено всеобщее внимание. Ссылки на высшее «Я» и Пурушу были краткими и не совсем явными; это было принято для оправдания трудов в мире, и было подтверждено, что он является Властелином бытия, но не было ничего, что показывало бы, чем он был, и даже не было намека на его отношения к остальному, не говоря уже о том, как это было развито. Остальные главы посвящены выявлению преимущественно этого скрытого знания в явном свете. Именно Господу, Ишваре, различию высшей и низшей природы и видению все-возникающего и все-составляющего Божества в Природе, именно Единому во всех существах было отведено выдающееся положение в следующих шести Адхьяях (7-12), чтобы обосновать коренное единство трудов и любви со знанием. Но теперь необходимо выявить более определенно точные отношения между верховным Пурушей, неизменным Я, Дживой и Пракрити в ее действии и ее гунах. Арджуна поэтому вынужден задать вопрос, который вызовет более ясное разъяснение этих все еще плохо освещенных вопросов. Он просит знания о Пуруше и Пракрити; он спрашивает о поле бытия и знающем поле, о знании и объекте знания. Здесь содержится сумма всего знания себя и мира, которое еще необходимо, если душа хочет отбросить свое естественное неведение и остановиться на
правильном использовании знания, жизни, трудов и своих собственных отношений с Божественным в этих вещах, чтобы подняться в единство бытия с вечным Духом существования.
Суть идей Гиты в этих вопросах уже, предвосхищая окончательную эволюцию ее мысли, была в определенной мере разъяснена; но, следуя ее примеру, мы можем снова изложить их с точки зрения ее нынешнего интереса. Действие допускается, божественное действие, совершаемое со знанием себя в качестве инструмента божественной Воли в космосе, принимается как совершенно соответствующее Брахмическому статусу и неотъемлемая часть движения к Богу, это действие возносится внутренне как жертва с поклонением Высшему, но как этот путь практически влияет на великую цель духовной жизни, на восхождение из низшей в высшую природу, из смертного в бессмертное существо?
Вся жизнь, все труды являются взаимодействием между душой и Природой. Каков изначальный характер этой сделки? Чем она становится в своей духовной кульминационной точке? К какому совершенству она приводит душу, которая освобождается от своих низших и внешних мотивов и внутренне растет в самое высшее состояние Духа и глубочайшую движущую силу работ его энергии во вселенной? Вот вопросы, которые подразумеваются — есть и другие, которые Гита не поднимает и на которые не отвечает, поскольку они не были настойчиво представлены человеческому уму того времени, — и на них дается ответ в смысле решения, извлеченного из широкомасштабного сочетания взглядов Веданты, Санкхьи и Йоги на существование, которое является отправной точкой всей мысли Гиты.
Душа, которая находит себя здесь воплощенной в Природе, имеет тройную реальность для своего собственного опыта самопереживания. Во-первых, это духовное существо, очевидно, подчиненное, благодаря невеведению, внешним действиям Пракрити и представленное в своей подвижности как действующая, мыслящая, изменчивая личность, создание Природы, эго. Затем, когда она оказывается позади всего этого действия и движения, она обнаруживает, что ее собственная высшая реальность - это вечное и безличное «я» и неизменный дух, который не имеет другой роли в действии и движении, кроме как поддерживать его своим присутствием и рассматривать его как невозмутимого равно принимающего всё свидетеля. И наконец, когда он смотрит за пределы этих двух противоположных я, он обнаруживает большую невыразимую Реальность, из которой оба происходят, Вечного, который является Я малого “я” и Властелином всей Природы и всех действий, и не только Властелином, но источником, духовной опорой и сценой этих работ его собственной энергии в Космосе, и не только источником и духовным вместилищем, но духовным обитателем во всех силах, во всех вещах и во всех существах, и не только обитателем, но, посредством развития этой вечной энергии своего существа, которую мы называем Природой, он сам все энергии и силы, все вещи и все существа. Эта Природа сама по себе бывает двух видов, один производная и низшая, другая изначальная и высшая. Существует низшая природа космического механизма, по ассоциации с которым душа в Пракрити живет в определенном неведении, рожденном Майей, traigunyamayı̄ māyā, воспринимает себя как эго воплощенного ума и жизни, работает под властью гун Природы, думает о себе как о связанной, страдающей, ограниченной личности, прикованной к обязанности рождения и колесу действия, вещью желаний, преходящей, смертной, рабом своей собственной природы. Над этой низшей силой существования есть более высшая божественная и духовная природа ее собственного истинного бытия, в которой эта душа навсегда является сознательной частью Вечного и Божественного, блаженной, свободной, превосходящей свою маску становления, бессмертной, непреходящей, силой Божественности. Подняться посредством этой высшей природы к Вечному через божественное знание, любовь и труды, основанные на духовной универсальности, - это ключ к полному духовному освобождению. Это во многом было прояснено; и мы должны теперь более подробно рассмотреть, какие дальнейшие соображения включает в себя это изменение бытия, и особенно в чем разница между этими двумя природами и как освобождение влияет на наши действия и состояние нашей души. Для этой цели Гита в значительной степени входит в некоторые детали высшего знания, которые она до сих пор держала на заднем плане. Особенно она останавливается на связи между Бытием и становлением, Душой и Природой, действием трех гун, высшим освобождением, самой большой полной самоотдачей человеческой души Божественному Духу. Во всем, что она говорит в этих заключительных шести главах, есть много величайшего значения, но именно последняя мысль, которой она завершает, представляет высший интерес; ибо в ней мы найдем центральную идею ее учения, ее великое слово к душе человека, ее высшее послание.
Во-первых, все существование должно рассматриваться как поле создания и действия души посреди Природы. Гита объясняет ksetram, поле, говоря, что именно это тело называется полем духа, и в этом теле есть тот, кто познает поле, ksetrajña, знаток Природы. Из определений, которые следуют, очевидно, что не только физическое тело является полем, но также всё то, что тело поддерживает, работу природы, ментальность, естественное действие объективности и субъективности нашего существа.2 Это более широкое тело также является только индивидуальным полем; есть более великое, универсальное, мировое тело, мировое поле того же Знающего. Ибо в каждом воплощенном существе есть этот один Знающий: в каждом существовании он использует главным образом и центрально этот единственный внешний результат силы своей природы, которую он сформировал для своего обитания, ı̄śā vāsyaṁ sarvaṁ yat kiñca, делает каждый отдельный устойчивый узел своей подвижной Энергии первой базой и сферой своих развивающихся гармоний. В Природе он знает мир, как он воздействует и отражается посредством сознания в этом одном ограниченном теле; мир существует для нас, как он виден в нашем едином уме, — и в конце концов, даже это, казалось бы, небольшое воплощенное сознание может так расширить себя, что оно содержит в себе всю вселенную, ātmani viśva-darśanam. Но физически это микрокосм в макрокосме, и макрокосм также, большой мир также, является телом и полем, населенным духовным знающим.
Это становится очевидным, когда Гита переходит к изложению характера, природы, источника, деформаций, сил этого чувственного воплощения нашего существа. Мы видим тогда, что это вся работа низшей Пракрити, которая подразумевается под кшетрой. Эта совокупность является полем действия воплощенного духа здесь внутри нас, полем, которое он познает. Для разнообразного и подробного знания всего этого мира Природы в его сущностном действии, как это видно с духовной точки зрения, нас отсылают к стихам
древних провидцев, провидцев Вед и Упанишад, в которых мы получаем вдохновенный и интуитивный отчет об этих творениях Духа, и к Брахма-сутрам, которые дадут нам рациональный и философский анализ. Гита довольствуется кратким практическим изложением низшей природы нашего существа в терминах мыслителей Санкхьи. Во-первых, есть неразличимая непроявленная Энергия; из нее произошла объективная эволюция пяти элементарных состояний материи; а также субъективная эволюция чувств, интеллекта и эго; есть также пять объектов чувств, или, скорее, пять различных способов чувственного познания мира, силы, развитые универсальной энергией, чтобы иметь дело со всеми формами вещей, которые она создала из пяти элементарных состояний, принятых ее изначальной объективной субстанцией, — органические отношения, посредством которых эго, наделенное интеллектом и чувством, воздействует на образования космоса: таков состав кшетры. Затем есть общее сознание, которое сначала информирует, а затем освещает Энергию в своих работах; есть способность этого сознания, посредством которой Энергия удерживает вместе отношения объектов; также есть непрерывность, постоянство субъективных и объективных отношений нашего сознания с его объектами. Это необходимые энерии поля; все это общие и универсальные энергии одновременно ментальной, витальной и физической Природы. Удовольствие и боль, симпатия и антипатия являются основными деформациями кшетры. С точки зрения Веданты мы можем сказать, что удовольствие и боль являются витальными или чувственными деформациями, даваемыми низшей энергией спонтанной Ананде или восторгу духа, когда он вступает в контакт с ее работами. И мы можем сказать с той же точки зрения, что симпатия и антипатия являются соответствующими ментальными деформациями, даваемыми ею реактивной Воле духа, которая определяет его ответ на ее контакты. Эти двойственности являются положительными и отрицательными терминами, в которых эго-душа низшей природы наслаждается вселенной. Отрицательные элементы, боль, неприязнь, печаль, отвращение и тому подобное, являются извращенными или, в лучшем случае, невежественно обратными реакциями: положительные элементы, симпатия, удовольствие, радость, влечение, являются неправильно направленными реакциями или, в лучшем случае, недостаточными и по своему характеру уступающими реакциям истинного духовного опыта.
Все эти вещи, взятые вместе, составляют фундаментальный характер наших первых взаимодействий с миром Природы, но, очевидно, это не все описание нашего бытия; это наша действительность, но не предел наших возможностей. Есть что-то за пределами того, что должно быть познано, jñeyam, и именно когда знающий поле отворачивается от самого поля, чтобы узнать себя внутри него и все, что находится за его проявлениями, начинается настоящее знание, jñānam, — истинное знание поля не меньше, чем знающего. Только это обращение внутрь избавляет от невежества. Ибо, чем дальше мы идем внутрь, тем больше мы схватываем более великие и полные реальности вещей и постигаем полную истину как Бога, и души, так и мира и его движений. Поэтому, говорит божественный Учитель, это знание одновременно поля и его знающего, ksetra-ksetrajñayor jñānam, объединенное и даже единое самопознание и знание мира, которое является истинным просветлением и единственной мудростью. Ибо и душа, и природа являются Брахманом, но истинная истина мира Природы может быть открыта только освобожденным мудрецом, который также обладает истиной духа. Один Брахман, одна реальность в Я и Природе является объектом всего знания.
Затем Гита рассказывает нам, что такое духовное знание или, скорее, она рассказывает нам, каковы условия знания, знаки, признаки человека, чья душа обращена к внутренней мудрости. Эти знаки являются признанными и традиционными характеристиками мудреца, — его сильное отвлечение сердца от привязанности к внешним и мирским вещам, его внутренний и размышляющий дух, его устойчивый ум и спокойная уравновешенность, устойчивая фиксация его мысли и воли на величайших сокровенных истинах, на вещах, которые реальны и вечны. Сначала наступает определенное моральное состояние, саттвическое управление природным существом. В нем зафиксировано полное отсутствие мирской гордыни и высокомерия, искренняя душа, терпимое, долготерпеливое и доброе сердце, чистота ума и тела, спокойная твердость и стойкость, самообладание и властное управление низшей природой и сердечное поклонение Учителю, будь то божественному Учителю внутри или человеческому Учителю, в котором воплощена божественная Мудрость, — ибо это смысл почтения, оказываемого Гуру. Затем есть более благородное и свободное отношение к внешнему миру, отношение совершенной отрешенности и равноприятия, твердое устранение влечения естественного существа к объектам чувств и радикальная свобода от требований этого постоянного крикливого эго-чувства, эго-идеи, эго-мотива, которые тиранят обычного человека. Больше нет цепляния за привязанность и поглощенности семьей и домом. Вместо этих витальных и животных движений есть непривязанная воля, чувство и интеллект, острое восприятие неполноценной природы обычной жизни физического человека с ее бесцельным и болезненным подчинением рождению и смерти, болезням и возрасту, постоянная ровность ко всем приятным или неприятным случаям, — ибо душа находится внутри и невосприимчива к шокам внешних событий, — и медитативный ум, обращенный к уединению и прочь от суетного шума толпы и собраний людей. Наконец, есть сильный поворот внутри к вещам, которые действительно имеют значение, философское восприятие истинного смысла и больших принципов существования, спокойная непрерывность внутреннего духовного знания и света, Йога непоколебимой преданности, любви к Богу, глубокого и постоянного обожания сердца всеобщего и вечного Присутствия.
Единственный объект, к которому ум духовного знания должен быть обращен, — это Вечное благодаря сосредоточенности, в котором душа, затуманенная здесь и окутанная туманами Природы, восстанавливает и наслаждается своим чистым, изначальным сознанием бессмертия и трансцендентности. Быть зафиксированным на преходящем, быть ограниченным в явлении — значит принять смертность; постоянная истина в вещах, которые погибают, — это то, что в них является внутренним и неизменным. Душа, когда она позволяет тираннизировать себя явлениям Природы, теряет себя и кружится
в цикле рождений и смертей своих тел. Там, страстно следуя без конца мутациям личности
и ее интересов, она не может вернуться к обладанию своим безличным и нерожденным самосуществованием. Быть способным сделать это — значит найти себя и вернуться к своему истинному существу, тому, что принимает эти рождения, но не погибает с гибелью своих форм. Наслаждаться вечностью, для которой рождение и жизнь являются лишь внешними обстоятельствами, — это истинное бессмертие и трансцендентность души. Это Вечное или та Вечность — это Брахман. Брахман — это То, что трансцендентно и То, что универсально: это свободный дух, который поддерживает на переднем плане игру души с природой и обеспечивает позади их непреходящее единство; это одновременно изменчивое и неизменное, Все, которое есть Единое. В своем высшем супракосмическом статусе Брахман — это трансцендентная Вечность без происхождения или изменения, намного выше феноменальных противоположностей существования и несуществования, постоянства и преходящего, между которыми движется внешний мир. Но однажды увиденный в субстанции и свете этой вечности, мир также становится иным, чем он кажется уму и чувствам; ибо тогда мы видим вселенную уже не как вихрь ума, жизни и материи или массу определений энергии и субстанции, но как не что иное, как этого вечного Брахмана. Дух, который неизмеримо наполняет и окружает все это движение собой – ибо, действительно, движение также есть он сам - и который набрасывает на все, что конечно, великолепие своего одеяния бесконечности, бестелесный и миллионнотелый дух, чьи руки силы и ноги быстроты находятся по всяким сторонам от нас, чьи головы, глаза и лица - те бесчисленные лики, которые мы видим, куда бы мы ни повернулись, чье ухо повсюду слушает тишину вечности и музыку миров, есть универсальное Существо, в объятиях которого мы живем.
Все отношения Души и Природы являются обстоятельствами в вечности Брахмана; чувство и качество, их отражения и составляющие, являются устройствами этой высшей Души для представления работ, которые его собственная энергия в вещах постоянно высвобождает в движение. Он сам находится за пределами ограничений чувств, видит все вещи, но не физическим глазом, слышит все вещи, но не физическим ухом, осознает все вещи, но не ограничивающим умом — умом, который представляет, но не может по-настоящему знать. Не определяемый никакими качествами, он обладает и определяет в своей субстанции все качества и наслаждается этим качественным действием своей собственной Природы. Он ни к чему не привязан, ничем не связан, не зафиксирован ничем из того, что он делает; спокойный, он поддерживает в большой и бессмертной свободе все действия, движения и страсти своей универсальной Шакти. Он становится всем, что есть во вселенной; то, что есть в нас, есть он, и все, что мы испытываем вне себя, есть он. Внутреннее и внешнее, далекое и близкое, движущееся и неподвижное, все это он одновременно. Он - тонкость тонкого, что находится за пределами нашего знания, также как он - плотность силы и субстанции, которая предлагает себя для постижения нашими умами. Он неделим и Един, но, кажется, разделяет себя на формы и создания и проявляется как все эти отдельные существования. Все вещи могут вернуться в него, могут вернуться в Духе к неделимому единству их самосуществования. Все вечно рождается из него, возносится в его вечности, вечно возвращается в его единство. Он - свет всех светов и светоносный за пределами всей тьмы нашего невежества. Он - знание и объект знания. Духовное супраментальное знание, которое наполняет просветленный разум и преображает его, есть этот дух, проявляющий себя в свете для скрытой силы души, которую он выдвинул вперёд в действие Природы. Этот вечный Свет находится в сердце каждого существа; именно он является тайным знатоком поля, кшетраджня, и председательствует как Господь в сердце вещей над этой провинцией и над всеми этими царствами своего проявленного становления и действия. Когда человек видит это вечное и всеобщее Божество внутри себя, когда он осознает душу во всех вещах и обнаруживает дух в Природе, когда он чувствует всю вселенную как волну, поднимающуюся в этой Вечности, и все, что есть, как единое существование, он облекается в свет Божества и становится свободным посреди миров Природы. Божественное знание и совершенное обращение с поклонением к этому Божественному являются секретом великого духовного освобождения. Свобода, любовь и духовное знание возносят нас от смертной природы к бессмертному бытию.
Душа и Природа — это всего лишь два аспекта вечного Брахмана, кажущаяся двойственность которых лежит в основе операций его всеобщего существования. Душа не имеет происхождения и вечна, Природа также не имеет происхождения и вечна; но формы
Природы и низшие формы, которые она принимает для нашего сознательного опыта, имеют происхождение во взаимодействии этих двух сущностей. Они исходят из нее, носят посредством её внешнюю цепь причины и следствия, действия и результатов действия, силу и ее работы, все, что здесь преходяще и изменчиво. Они постоянно меняются, и душа и Природа, кажется, меняются вместе с ними, но сами по себе эти две силы вечны и всегда одни и те же. Природа творит и действует, Душа наслаждается своим творением и действием; но в этой низшей форме своего действия она превращает это наслаждение в неясные и мелкие образы боли и удовольствия. Душу, индивидуального Пурушу, принудительно привлекают ее качественные работы, и это притяжение ее качеств постоянно влечет его к всевозможным рождениям, в которых он наслаждается изменениями и превратностями, добром и злом рождения в Природе. Но это только внешний опыт души, изменчивой в представлении путем отождествления с изменчивой Природой. В этом теле восседает она и наше Божественное, верховное Я, Параматман, высшая Душа, могущественный Владыка Природы, который наблюдает за ее действиями, санкционирует ее операции, поддерживает все, что она делает, управляет ее многообразным творением, наслаждается своим универсальным восторгом этой игрой ее образов его собственного бытия. Это самопознание, к которому мы должны приучить нашу ментальность, прежде чем сможем по-настоящему познать себя как вечную часть Вечного. Как только это установлено, независимо от того, как душа в нас может вести себя внешне в своих отношениях с Природой, что бы она ни делала, как бы она ни принимала ту или иную форму личности, активной силы и воплощенного эго, она сама по себе свободна, больше не привязана к рождению, потому что едина через безличность себя с внутренним нерожденным духом существования. Эта безличность есть наш союз с высшим безэгоистичным Я всего, что есть в космосе.
Это знание приходит через внутреннюю медитацию, через которую вечное Я становится очевидным для нас в нашем собственном самосуществовании. Или оно приходит через Йогу Санкхья, отделение души от природы. Или оно приходит через Йогу работ, в которой личная воля растворяется через открытие нашего ума и сердца и всех наших активных сил Господу, который принимает на себя все наши работы в природе. Духовное знание может быть пробуждено импульсом духа внутри нас, его призывом к той или иной Йоге, тому или иному пути единства. Или оно может прийти к нам через слушание истины от других и формирование ума в смысл того, что он слушает с верой и сосредоточенностью. Но как бы оно ни достигалось, оно переносит нас за пределы смерти к бессмертию. Знание показывает нам высоко над изменчивыми делами души со смертностью природы наше высшее Я как высшего Владыку ее действий, единого и равного во всех объектах и созданиях, не рожденного при принятии тела, не подверженного смерти при гибели всех этих тел. Это истинное видение, видение того в нас, что вечно и бессмертно. По мере того, как мы
все больше и больше воспринимаем этот равный дух во всех вещах, мы переходим в это равенство духа; по мере того, как мы все больше и больше пребываем в этом универсальном существе, мы сами становимся универсальными существами; по мере того, как мы все больше и больше осознаем это вечное, мы облекаемся в нашу собственную вечность и существуем вечно. Мы отождествляем себя с вечностью духа, а не с ограничением и страданием нашего умственного и физического невежества. Тогда мы видим, что все наши работы являются эволюцией и действием Природы, и наше истинное Я не исполнительный деятель, а свободный непривязанный свидетель и господин, наслаждающийся действием.
Вся эта поверхность космического движения есть разнообразное становление природных существований в едином вечном Существе, все расширено, проявлено, развернуто универсальной Энергией из семян ее Идеи глубоко в его существовании; но дух, даже хотя он принимает и наслаждается ее деяниями в этом нашем теле, не затронут ее смертностью,
потому что он вечен за пределами рождения и смерти, не ограничен личностями, которые он которые он многократно принимает на себя в ней, потому что он единое высшее Я всех этих личностей, не изменяется изменениями качества, потому что он сам не определен качеством, не действует даже в действии, kartāram api akartāram, потому что он поддерживает природное действие в совершенной духовной свободе от её эффектов, является действительно источником всех действий, но никоим образом не изменяется и не затрагивается игрой своей Природы. Как всепроникающий эфир не затрагивается и не изменяется многочисленными формами, которые он принимает, но всегда остается той же самой чистой тонкой изначальной субстанцией, так и этот дух, когда он сотворил и стал всеми возможными вещами, остается через все это той же самой чистой неизменной тонкой бесконечной сущностью. Это высший статус души, parā gatih, это божественное существо и природа, madbhāva, и тот, кто достигает духовного знания, поднимается к этому высшему бессмертию Вечного.
Этот Брахман, этот вечный и духовный знаток поля своего собственного естественного становления, эта Природа, его вечная энергия, которая преобразуется в это поле, это бессмертие души в смертной природе, — эти вещи вместе составляют всю
реальность нашего существования. Дух внутри, когда мы обращаемся к нему, освещает все поле Природы своей собственной истиной во всем великолепии своих лучей. В свете этого солнца знания глаз знания открывается в нас, и мы живем в этой истине, а больше не в этом невежестве. Тогда мы осознаем, что наше ограничение нашей теперешней ментальной и физической природой было ошибкой тьмы, тогда мы освобождаемся от закона низшей Пракрити, закона ума и тела, тогда мы достигаем высшей природы духа. Это великолепное и возвышенное изменение является последним, божественным и бесконечным становлением, отбрасыванием смертной природы, облачением в бессмертное существование.
XIV
Над Гунами
РАЗЛИЧИЯ между Душой и Природой, быстро проведенные в стихах тринадцатой главы несколькими решительными эпитетами, несколькими краткими, но содержательными характеристиками их отдельной силы и функционирования, и особенно различием между воплощенной душой, подчиненной действию Природы, благодаря наслаждению ее гунами, качествами или модусами, и Высшей Душой, которая пребывает, наслаждаясь гунами, но не подчинена, потому что сама находится за их пределами, являются основой, на которой Гита основывает всю свою идею освобожденного существа, ставшего единым в сознательном законе своего существования с Божественным.
Это освобождение, это единство, это облачение в божественную природу, садхармья,
объявляет самой сутью духовной свободы и всем значением бессмертия. Это высшее значение, придаваемое садхармье, является главным моментом в учении Гиты.
В древнем духовном учении бессмертие никогда не считалось состоящим только в личном выживании после смерти тела: все существа бессмертны в этом смысле, и только формы погибают. Души, которые не достигают освобождения, живут через возвращающиеся эоны; все существуют вовлеченными или тайно в Брахмане во время распада проявленных миров и рождаются снова в появлении нового цикла. Пралайя, конец цикла эонов, является временным распадом универсальной формы существования и всех индивидуальных форм, которые движутся в ее кругах, но это лишь преходящая пауза, тихий интервал, за которым следует взрыв нового творения, реинтеграции и реконструкции, в которых они снова появляются и восстанавливают импульс своего прогресса. Наша физическая смерть также является пралайей, — Гита сейчас будет использовать это слово в смысле этой смерти, pralayaṁ yāti deha-bhrit, «душа, несущая тело, приходит к пралайе», к распаду той формы материи, с которой ее неведение отождествляло ее бытие и которая теперь растворяется в природных элементах. Но сама душа сохраняется и после интервала возобновляет в новом теле, сформированном из этих элементов, свой круг рождений в цикле, так же как после интервала паузы и прекращения универсальное Существо возобновляет свой бесконечный круг циклических эонов. Это бессмертие в кругах Времени является общим для всех воплощенных духов.
Быть бессмертным в более глубоком смысле — это нечто иное, отличное от этого выживания после смерти и постоянного повторения. Бессмертие — это тот высший статус, в котором Дух знает себя превосходящим смерть и рождение, не обусловленным природой
его проявления, бесконечным, нетленным, неизменно вечным, — бессмертным, потому что, никогда не рождаясь, он никогда не умирает. Божественный Пурушоттама, который является верховным Господом и верховным Брахманом, навсегда обладает этой бессмертной вечностью и не подвержен влиянию того, что он принимает тело или его постоянному принятию космических форм и сил, потому что он всегда существует в этом самопознании. Сама его природа — быть неизменно сознающим свою собственную вечность; он осознает себя без конца или начала. Он здесь Обитатель всех тел, но как нерожденный в каждом теле, не ограниченный в своем сознании этим проявлением, не отождествленный с физической природой, которую он принимает; ибо это лишь незначительное обстоятельство его всеобщей активизированной игры существования. Освобождение, бессмертие - это жить в этом неизменно сознательном вечном бытии Пурушоттамы.2 Но чтобы достичь здесь этого большего духовного бессмертия, воплощенная душа должна перестать жить по закону низшей природы; она должна облечься в закон высшего способа существования Божественного, который на самом деле является реальным законом ее собственной вечной сущности. В духовной эволюции своего становления, не менее чем в своем тайном изначальном бытии, она должна вырасти в подобие Божественного.
И это великое дело, подняться из человеческой в божественную природу, мы можем сделать только усилием Божественного знания, воли и поклонения. Ибо душа, посланная Всевышним как его вечная часть, его бессмертный представитель в деяниях универсальной Природы, все же обязана характером этих деяний, avaśaṁ prakriter vaśāt, отождествлять себя в своем внешнем сознании с ее ограничивающими условиями, отождествлять себя с жизнью, умом и телом, которые не осознают своей внутренней духовной реальности и врожденного Божества. Вернуться к самопознанию и к познанию реального, отличного от кажущихся отношений души с Природой, познать Бога и себя и мир духовным, а не физическим или внешним опытом, через глубочайшую истину внутреннего сознания души, а не через вводящие в заблуждение феноменальные смыслы чувственного ума и внешнего понимания, является необходимым средством этого совершенства. Совершенство не может прийти без самопознания и богопознания и духовного отношения к нашему природному существованию, и именно поэтому древняя мудрость придавала так много значения спасению посредством знания, — не интеллектуальному познанию вещей, а росту человека, ментального существа, в более великое духовное сознание. Спасение души не может прийти без совершенства души, без ее врастания в божественную природу; беспристрастное Божество не осуществит его для нас актом каприза или произвольным санадом своей благосклонности. Божественные деяния эффективны для спасения, потому что они ведут нас к этому совершенству и к познанию себя, природы и Бога посредством растущего единства с внутренним Владыкой нашего существования. Божественная любовь эффективна, потому что посредством нее мы становимся похожими на единственный и высший объект нашего обожания и призываем ответную любовь Высшего, чтобы наполнить нас светом его знания и возвышающей силой и чистотой его вечного духа. Поэтому, говорит Гита, это высшее знание и высшее из всех знаний, потому что оно ведет к высшему совершенству и духовному статусу, parāṁ siddhim, и приводит душу к подобию с Божественным, sādharmya. Это вечная мудрость, великий духовный опыт, посредством которого все мудрецы достигли этого высшего совершенства, вросли в единый закон бытия с Высшим и живут вечно в его вечности, не рождаясь в творении, не беспокоясь муками всеобщего растворения. Это совершенство, эта садхармья - путь к бессмертию и непременное условие, без которого душа не может сознательно жить в Вечном.
Душа человека не могла бы вырасти в подобие Божественного, если бы она не была в своей тайной сути неразрывно едина с Божественным и не была бы неотъемлемой частью его божественности: она не могла бы быть или стать бессмертной, если бы была просто существом ментальной, витальной и физической Природы. Все существование является проявлением божественного Существования, и то, что находится внутри нас, является духом вечного Духа. Мы действительно пришли в низшую материальную природу и находимся под ее влиянием, но мы пришли туда из высшей духовной природы: этот низший несовершенный статус является нашим кажущимся, но это наше реальное бытие. Вечный выдвигает все это движение как свое самотворение. Он одновременно Отец и Мать вселенной; субстанция бесконечной Идеи, vijñāna, Махад Брахман, является чревом, в которое он бросает семя своего самовосприятия. Как Сверхдуша он бросает семя; как Мать, Природа-Душа, Энергия, наполненная его сознательной силой, он вбрасывает ее в эту бесконечную субстанцию бытия, ставшую беременной его безграничной, но всё же самоограничивающей себя Идеей. Он входит в эту Обширность самопознания и развивает там божественный эмбрион в ментальную и физическую форму существования, рожденную из первоначального акта зачаточного творения. Все, что мы видим, возникает из этого акта творения; но то, что рождается здесь, является лишь конечной идеей и формой нерожденного и бесконечного.
Дух вечен и превосходит все свои проявления: Природа, вечная без начала в Духе, продолжается вечно с ритмом циклов посредством бесконечного акта творения и незавершающегося акта прекращения; также Душа, которая принимает ту или иную форму в Природе, не менее вечна, чем она, anādı̄ ubhāv api. Даже в то время как в Природе он следует непрерывному круговороту циклов, он, в Вечном, из которого он нисходит в них, навсегда возвышается над условиями рождения и смерти, и даже в своем кажущемся сознании здесь он может осознать эту врожденную и постоянную трансцендентность.
Что же тогда создаёт эту разницу, что приводит душу в видимость рождения, смерти и рабства, — ибо очевидно, что это только видимость? Это подчиненный акт или состояние сознания, это самозабвенное отождествление с формами Природы в ограниченных работах этой низшей причины для действия и с этим самозапакованным, ограниченным узлом эго, действий ума, жизни и тела.
Подняться над формами Природы, быть traigunyātı̄ta, крайне необходимо, если мы хотим вернуться в наше полностью сознательное бытие, в стороне от навязчивой силы низшего действия и обрести свободную природу духа и его вечное бессмертие.
Это состояние садхармьи и есть то, что Гита далее продолжает развивать. Она уже намекала на него и изложила его с кратким акцентом в предыдущей главе; но теперь необходимо более точно указать, что это за модусы, эти гуны, как они связывают душу и удерживают ее от духовной свободы, и что подразумевается под возвышением над формами Природы.
Все формы Природы являются качественными по своей сути и называются по этой причине ее гунами или качествами. В любой духовной концепции вселенной это должно быть так, потому что связующим звеном между духом и материей должна быть психика или сила души, а первичное действие - психологическое и качественное, а не физическое и количественное; ибо качество - это нематериальный, более духовный элемент во всем действии универсальной Энергии, ее предшествующей динамики. Преобладание физической Науки приучило нас к иному взгляду на Природу, потому что там первое, что нас поражает, - это важность количественного аспекта ее работ и ее зависимость для создания форм от количественных комбинаций и расположений. И все же даже там открытие того, что материя - это скорее субстанция или акт энергии, чем энергия - движущая сила самосуществующей материальной субстанции или присущая сила, действующая в материи, привело к некоторому возрождению старого прочтения универсальной Природы. Анализ древних индийских мыслителей допускал количественное действие Природы, mātrā; но это он считал свойственным ее более объективной и формально исполнительной работе, в то время как врожденная идеативная исполнительная сила, которая располагает вещи в соответствии с качеством их бытия и энергии, guna, svabhāva, является первичным определителем и лежит в основе всех внешних количественных расположений. В основе физического мира это не очевидно только потому, что там основной идеативный дух, Махад Брахман, покрыт и скрыт движением материи и материальной энергии. Но даже в физическом мире чудесные изменяющиеся результаты различных комбинаций и количеств элементов, в остальном идентичных друг другу, не допускают никакого мыслимого объяснения, если нет высшей силы изменчивого качества, для которой эти материальные расположения являются лишь удобными механическими устройствами. Или скажем сразу, должна быть тайная идеативность универсальной энергии, vijñāna, — даже если мы предположим, что энергия и ее инструментальная идея, buddhi, сами механичны по своей природе, — которая фиксирует математику и решает результирующие этих внешних расположений: это всемогущая Идея в духе, которая изобретает и использует эти устройства. И в жизненном и ментальном существовании качество сразу открыто проявляется как первичная сила, а количество энергии является только вторичным фактором. Но на самом деле ментальное, жизненное, физическое существование — все подчинены ограничениям качества, все управляются его определениями, даже если эта истина кажется все более и более неясной по мере того, как мы спускаемся по шкале существования. Только Дух, который силой своего существа-идеи и своей идеи-силы, называемой махат и виджняна, фиксирует эти условия, не является столь определенным, не подверженным никаким ограничениям ни качества, ни количества, потому что его неизмеримая и неопределимая бесконечность превосходит формы, которые он развивает и использует для своего творения.
Но, опять же, все качественное действие Природы, столь бесконечно сложное в своих деталях и разнообразии, изображается как отлитое в форму трех общих форм качества, присутствующих повсюду, переплетенных, почти неразрывных, саттва, раджас, тамас. Эти формы описаны в Гите только по их психологическому действию в человеке или попутно в таких вещах, как пища, в зависимости от того, какой психологический или витальный эффект они оказывают на людей. Если мы поищем более общее определение, то, возможно, увидим его проблеск в символической идее индийской религии, которая приписывает каждое из этих качеств соответственно одному члену космической Троицы, саттва - хранителю Вишну, раджас - создателю Брахме, тамас - разрушителю Рудре. Глядя за пределы этой идеи для обоснования тройного приписывания, мы могли бы определить три режима или качества в терминах движения универсальной Энергии как три сопутствующих и неразделимых силы Природы равновесия, кинезиса и инерции. Но это только их проявление в терминах внешнего действия Силы. Иначе обстоит дело, если мы рассматриваем сознание и силу как термины близнецы одного Существования, всегда сосуществующие в реальности бытия, однако в первичном внешнем явлении материальной Природы свет сознания может показаться исчезнувшим в обширном действии незнающей непросветленной энергии, тогда как на противоположном полюсе духовного покоя действие силы может показаться исчезнувшим в неподвижности наблюдающего или свидетельствующего сознания. Эти два состояния являются двумя крайностями по-видимости разделенных Пуруши и Пракрити, но каждое в своей крайней точке не уничтожает, а в лучшем случае только скрывает своего вечного партнера в глубинах своего собственного характерного способа бытия. Поэтому, поскольку сознание всегда присутствует даже в явно несознательной Силе, мы должны найти соответствующую психологическую силу этих трех режимов, которая информирует их более внешнее исполнительное действие. С психологической стороны три качества могут быть определены, тамас как сила незнания Природы, раджас как ее сила активного ищущего неведения, просвещенного желанием и импульсом, саттва как ее сила обладания и гармонизации знания.
Три качественных модуса Природы неразрывно переплетены во всем космическом существовании. Тамас, принцип инерции, является пассивным и инертным незнанием, которое страдает от всех шоков и контактов без каких-либо усилий по овладению рекцией и само по себе ведёт к распаду всего действия энергии и радикальному рассеиванию субстанции. Но оно движимо кинетической силой раджаса и даже в незнании Материи встречается и охватывается врожденным, хотя и необладающим сохраняющимся принципом гармонии, равновесия и знания. Материальная энергия, по-видимому, является тамасической в своем основном действии, джада, незнанием, механической и распадающейся в движении.
Но она находится под властью огромной силы и импульса немого раджасического кинезиса, который заставляет её, даже в её рассеивании и через её распад, строить и творить и снова благодаря саттвическму идеативному элементу в его явно бессознательной силе, которая всегда навязывает гармонию и сохраняющий порядок двум противоположным тенденциям.
Раджас, принцип творческого усилия и движения и импульса в Пракрити, кинезис, правритти, так видимый в Материи, проявляется более очевидно как сознательная или полусознательная страсть поиска, желания и действия в доминирующем характере Жизни, — поскольку эта страсть является природой всего жизненного существования. И он сам по себе в своей собственной природе привел бы к постоянной, но всегда изменчивой и нестабильной жизни, деятельности и творению без какого-либо устоявшегося результата. Но, с одной стороны, встречаясь с разрушающей силой тамаса со смертью, распадом и инерцией, его невежественное действие с другой стороны его функционирования успокоено, гармонизировано и поддерживается силой саттвы, подсознательной в низших формах жизни, все более и более сознательной с появлением ментальности, наиболее сознательной в усилии развитого интеллекта, фигурирующего как воля и разум в полностью развитом ментальном существе. Саттва, принцип понимания знания и соответствующей ассимиляции, меры и равновесия, который сам по себе привел бы только к некоторому прочному согласию фиксированных и светлых гармоний, в движениях этого мира вынужден следовать изменчивой борьбе и действию вечного кинезиса и постоянно подавляется или ограничивается силами инерции и незнания. Это вид мира, управляемого взаимосвязанной и взаимно ограниченной игрой трех качественных модусов Природы.
Гита применяет этот обобщенный анализ универсальной Энергии к психологической природе человека в отношении его рабства у Пракрити и реализации духовной свободы.
Саттва, как она нам говорит, является по чистоте своего качества причиной света и просветления, и в силу этой чистоты она не производит никаких болезней, болезненных качеств или страданий в природе. Когда во все двери в теле проникает поток света, как если бы двери и окна закрытого дома были открыты для солнечного света, света понимания, восприятия и знания, — когда интеллект бдителен и озарён, чувства оживлены, весь ум удовлетворен и полон яркости, а нервное существо успокоено и наполнено светлой легкостью и ясностью, прасада, следует понимать, что в природе произошло великое возрастание и подъем саттвической гуны. Ибо знание и гармоничная легкость, удовольствие и счастье являются характерными результатами саттвы. Удовольствие, которое саттвично, - это не только то удовлетворение, которое приносит с собой внутренняя ясность удовлетворенной воли и интеллекта, но и весь восторг и удовлетворение, производимые обладанием душой самой собой в свете или согласием или адекватным и истинным урегулированием между рассматривающей душой и окружающей Природой и предлагаемыми ей объектами желания и восприятия.
Раджас, опять же, как говорит нам Гита, имеет по своей сути притяжение нравится и страстного желания. Раджас - дитя привязанности души к желанию объектов; она рождается из жажды природы ради отсутствующего удовлетворения. Поэтому он полон беспокойства, лихорадки и похоти, жадности и волнения, поиска импульсов, и все это поднимается в нас, когда увеличивается средняя гуна. Это сила желания, которая мотивирует всю обычную личную инициативу действия и все это движение волнения, поиска и толчка в нашей природе, которое является импульсом к действию и работам, правритти. Раджас, таким образом, очевидно, является кинетической силой в гунах Природы. Его плод – страстное желание к действию, но также горе, боль, все виды страдания; ибо у него нет правильного владения своим объектом — желание на самом деле подразумевает необладание — и даже его удовольствие от приобретенного обладания беспокойно и нестабильно, потому что у него нет ясного знания и он не знает, ни как обладать, ни как найти секрет согласия и правильного наслаждения. Все невежественные и страстные поиски жизни принадлежат раджасической гуне Природы.
Тамас, наконец, рождается из инертности и невежества, и его плод также является инертностью и невежеством. Это тьма тамаса, которая затемняет знание и вызывает всю путаницу и заблуждение. Поэтому она противоположна саттве, поскольку сущность саттвы – это просветление, пракаша, а сущность тамаса – это отсутствие света, незнание, апракаша. Но тамас приносит неспособность и небрежность действия, а также неспособность и небрежность ошибки, невнимания и ошибочного понимания или непонимания; леность, вялость и сон принадлежат к этой гуне. Поэтому она также противоположна раджасу; ибо сущность раджаса — это движение, импульс и кинезис, pravritti, а сущность тамаса — это инерция, apravritti. Тамас — это инерция незнания и инерция бездействия, двойное отрицание.
Эти три качества Природы, очевидно, присутствуют и активны во всех человеческих существах, и ни одно из них нельзя назвать полностью лишенным одного и другого или свободным от любого из трех; ни одно из них не отлито в форме одной гуны, исключая другие. Все люди имеют в себе в той или иной степени раджасический импульс желания и деятельности и саттвическое благо света и счастья, некоторое равновесие, некоторую адаптацию ума к себе и своему окружению и объектам, и все имеют свою долю тамасической
неспособности, неведения или незнания. Но эти качества не постоянны ни в одном человеке в количественном действии их силы или в комбинации их элементов; поскольку они изменчивы и находятся в постоянном состоянии взаимного воздействия, смещения и взаимодействия. То одно ведет, то другое усиливается и преобладает, и каждое подчиняет нас своему характерному действию и следствиям. Только при общем и обычном преобладании одного или другого качеств можно сказать, что человек является либо саттвическим, либо раджасическим или тамасическим по своей природе; но это может быть только общее, а не исключительное или абсолютное описание. Три качества являются тройной силой, которая своим взаимодействием определяет характер и предрасположенность, а через это и его различные движения, действия естественного человека. Но эта тройная сила в то же время является тройной веревкой рабства. «Три гуны, рожденные Пракрити», говорит Гита, «связывают в теле нетленного обитателя тела». В определенном смысле мы можем сразу увидеть, что должно быть это рабство в следовании действию гун; поскольку они все ограничены своим конечным качеством и действием и вызывают ограничение. Тамас с обеих сторон является неспособностью и поэтому совершенно очевидно связан ограничением. Раджасическое желание как инициатор действия является более позитивной силой, но все же мы можем достаточно хорошо видеть, что желание с его ограничивающим и поглощающим захватом человека всегда должно быть рабством. Но как саттва, сила знания и счастья, становится цепью? Она становится такой, потому что это принцип ментальной природы, принцип ограниченного и ограничивающего знания и счастья, которое зависит от правильного следования или достижения того или иного объекта или же от определенных состояний менталитета, от света ума, который может быть только более или менее ясными сумерками. Его удовольствие может быть только преходящей интенсивностью или ограниченным облегчением. Другое - это бесконечное духовное знание и свободное самосуществующее наслаждение нашего духовного существа.
Но тогда возникает вопрос, как наш бесконечный и непреходящий дух, даже вовлеченный в Природу, приходит к тому, чтобы ограничить себя низшим действием Пракрити и подвергнуться этому рабству, и как он, подобно высшему духу, частью которого он является, не свободен в своей бесконечности, даже наслаждаясь самоограничениями своей активной эволюции? Причина, как говорит Гита, в нашей привязанности к гунам и к результату их работы. Саттва, как она говорит, привязывается к счастью, раджас привязывается к действию, тамас покрывает знание и привязывается к небрежности ошибки и бездействия. Или еще: «саттва сковывается привязанностью к знанию и привязанностью к счастью, раджас сковывает воплощенный дух привязанностью к делам, тамас связывается небрежностью, ленью и сном». Другими словами, душа, привязанная к наслаждению гунами и их результатами, концентрирует свое сознание на низшем и внешнем действии жизни, ума и тела в Природе, заключает себя в форму этих вещей и забывает о своем собственном более великом сознании позади в духе, не осознавая свободной силы и масштаба освобождающего Пуруши. Очевидно, чтобы освободиться и стать совершенным, мы должны отвернуться от этих вещей, от гун, стать выше их и вернуться к силе этого свободного духовного сознания выше Природы.
Но это, по-видимому, подразумевает прекращение всех действий, поскольку все естественные действия совершаются гунами, Природой через ее формы. Душа не может действовать сама по себе, она может действовать только через Природу и ее формы. И все же Гита, хотя и требует свободы от форм, настаивает на необходимости действия. Здесь вступает в силу важность ее настойчивости на отказе от плодов; поскольку именно желание плодов является наиболее мощной причиной рабства души, и, отказавшись от него, душа может быть свободна в действии. Неведение является результатом тамасического действия, боль - следствие раджасических работ, боль реакции, разочарования, неудовлетворенности или мимолетности, и поэтому в привязанности к плодам такого вида деятельности, сопровождаемой, как они есть, этими нежелательными дополнениями, нет никакой пользы.
Но плоды правильно выполненных дел чисты и саттвичны, внутренний результат - знание и счастье. Однако привязанность даже к этим приятным вещам должна быть полностью оставлена, во-первых, потому что в уме они являются ограниченными и ограничивающими формами, и, во-вторых, потому что, поскольку саттва постоянно запутана и осаждена раджасом и тамасом, которые могут в любой момент одолеть ее, есть постоянная неуверенность в сроке их существования. Но, даже если человек свободен от любого цепляния за плод, может быть привязанность к самой работе, либо ради нее самой, сущностная раджасическая связь, либо из-за слабого подчинения движению Природы, тамасическому, или ради притягательной правильности сделанной вещи, которая является саттвической привязывающей причиной, мощной для добродетельного человека или человека знания. И здесь, очевидно, средство находится в другом предписании Гиты, отказаться от самого действия ради Владыки трудов и быть только бесстрастным и беспристрастным инструментом его воли. Увидеть, что гуны Природы являются всей силой и причиной наших трудов, познать и обратиться к тому, что выше гун, - это путь к возвышению над низшей природой. Только так мы можем достичь движения и статуса Божественного, мад-бхавы, посредством которого свободная от подчинения рождению и смерти и их сопутствующим состояниям, распаду, старости и страданию, освобожденная душа будет наслаждаться в конце бессмертием и всем, что вечно.
Но каковы, спрашивает Арджуна, признаки такого человека, каковы его действия и как он, говорят, даже в действиях, находится выше трех гун? Признак, говорит Кришна, это то равноприятие, о котором я так постоянно говорил; признак в том, что внутренне он рассматривает счастье и страдание одинаково, золото, грязь и камень как одинаковую ценность и что для него приятное и неприятное, похвала и порицание, честь и оскорбление, его друзья и его враги являются равными вещами. Он непоколебим в мудром, невозмутимом и неизменном внутреннем спокойствии и тишине. Он не начинает никаких действий, но предоставляет все работы гунам Природы. Саттва, раджас или тамас могут подниматься или прекращаться в его внешнем уме и его физических движениях с их результатами просветления, побуждения к работе или бездействию и затуманиванию ментального и нервного существа, но он не радуется, когда это приходит или прекращается, и, с другой стороны, не отвращается и не уклоняется от действия или прекращения этих вещей. Он поместил себя в осознанном свете другого принципа, чем природа гун, и это большее сознание остается устойчивым в нем, выше этих сил и непоколебимо их движениями, как солнце над облаками для того, кто поднялся в более высокую атмосферу.
Он с этой высоты видит, что это гуны находятся в процессе действия и что их буря
и спокойствие - это не он сам, а только движение Пракрити; его я неподвижно наверху, и его дух не участвует в этой изменчивой изменчивости нестабильных вещей. Это безличность брахмического статуса; ибо этот высший принцип, это более широкое, возвышенное сознание, кутастха, есть неизменный Брахман.
Но все же здесь, очевидно, есть двойной статус, есть разрыв бытия между двумя противоположностями; освобожденный дух в неизменном Я или Брахмане наблюдает за действием неосвобожденной изменчивой Природы, — Акшары и Кшары. Разве нет более высокого статуса, принципа более абсолютного совершенства, или это разделение — то высшее сознание, какое возможно в теле, и цель Йоги — отбросить изменчивую природу и гуны, рожденные воплощением в Природе, и исчезнуть в безличности и вечном покое Брахмана? Является ли эта лайя или растворение индивидуального Пуруши величайшим освобождением? Кажется, есть что-то еще; ибо Гита говорит в конце, всегда возвращаясь к этой одной последней ноте: «Тот также кто любит и стремится ко Мне с неуклонной любовью и почитанием, выходит за пределы трех гун, и он также готов стать Брахманом».
Это «Я» есть Пурушоттама, который является основой безмолвного Брахмана, бессмертия и
нетленного духовного существования, вечной дхармы и полного блаженства счастья. Тогда есть статус, который более велик, чем покой Акшары, поскольку он неподвижно наблюдает борьбу гун. Есть высший духовный опыт и основа выше неизменности Брахмана, есть вечная дхарма, более великая, чем раджасическое побуждение к трудам, правритти, есть абсолютный восторг, нетронутый раджасическим страданием и находящийся за пределами саттвического счастья, и эти вещи обретаются и обретаются посредством пребывания в существе и силе Пурушоттамы. Но поскольку она приобретается посредством бхакти, ее статус должен быть тем божественным наслаждением, Анандой, в котором переживается союз абсолютной любви3 и обладания единством, венцом бхакти. И подняться в эту Ананду, в это непреходящее единство должно быть завершением духовного совершенства и исполнением вечной бессмертной дхармы.
XV
Три Пуруши
Учение Гиты от начала до конца сходится по всем своим линиям и через всю гибкость
своих поворотов к одной центральной мысли, и к этому она приходит во всем своем уравновешивании и примирении разногласий различных философских систем и своем тщательном синтезе истин духовного опыта, света, часто конфликтующего или, по крайней мере, расходящегося, если он берётся по отдельности и преследуется исключительно по их внешней дуге и кривой излучения, но здесь собранный вместе в один фокус группирующего видения. Эта центральная мысль есть идея тройственного сознания, трех и все же одного, присутствующего во всей шкале существования.
Здесь, в мире, действует дух, который един в бесчисленных проявлениях. Он - творец рождения и действия, движущая сила жизни, обитающее и связывающее сознание в бесчисленных изменчивостях Природы; он - составляющая реальность всего этого движения во Времени и Пространстве; он сам - Время, Пространство и Обстоятельства. Это - множество душ в мирах; это - боги, люди, существа, вещи, силы, качества, количества, могущества и присутствия. Это - Природа, которая является силой Духа, и объекты, которые
являются ее явлениями имени, идеи, формы и существования, которые являются частями, рождениями и становлениями этой единой самосущей духовной сущности, Единого, Вечного. Но то, что мы видим очевидно в работе перед нами, - это не это Вечное и его сознательная Шакти, а Природа, которая в слепом напряжении своих операций пребыает в неведении о духе внутри своего действия. Ее работа - это запутанная, невежественная и ограничивающая игра определенных фундаментальных режимов, качеств, принципов силы в механической работе и неподвижности или потоке их следствий. И какая бы душа ни выходила на поверхность в своем действии, она сама по себе по видимости невежественна, страдает, связана неполной и неудовлетворительной игрой этой низшей Природы. Присущая ей Сила все же отличается от того, чем она кажется; ибо, скрытая в своей истине, проявленная в своих проявлениях, она - Кшара, универсальная Душа, дух в изменчивости космического явления и становления, единая с Неизменным и Высшим. Мы должны прийти к скрытой истине за ее явными проявлениями; мы должны обнаружить Дух за этими завесами и увидеть все как Единое, vāsudevah sarvam iti, индивидуальное, универсальное, трансцендентное. Но этого невозможно достичь с какой-либо полнотой внутренней реальности, пока мы живем, сосредоточенные на низшей Природе. Ибо в этом меньшем движении Природа есть неведение, Майя; она укрывает Божественное в своих складках и скрывает его от себя и своих созданий. Божественность скрыта Майей его собственной всетворящей Йоги, Вечным воплощённым в мимолетности, Бытием, поглощенным и покрытым своими собственными проявляющимися явлениями. В Кшаре, взятой отдельно как вещь в себе, изменчивом всеобщем отдельно от неделимого Неизменного и Трансцендентного, нет полноты знания, нет полноты нашего бытия и, следовательно, нет освобождения.
Но затем есть другой дух, о котором мы начинаем узнавать и который не является ни одной из этих вещей, но собой и только собой. Этот Дух вечен, всегда один и тот же, никогда не изменяется и не подвергается воздействию проявления, единый, стабильный, самосуществующий, неразделенный и даже, по-видимому, не разделенный разделением вещей и сил в Природе, бездеятельный в своем действии, неподвижный в своем движении. Это Я всего и все же неподвижное, безразличное, неосязаемое, как будто все эти вещи, которые зависят от него, были не-я, не его собственными результатами и силами и последствиями, а драмой действия, разворачивающейся перед глазами неподвижного, неучаствующего зрителя. Ибо ум, который ставит и разделяет драму, отличается от Я, которое безразлично содержит это действие. Этот дух вне времени, хотя мы видим его во Времени; он непротяжён в пространстве, хотя мы видим его как будто пронизывающим пространство. Мы осознаем это по мере того, как мы отступаем от внешнего вовнутрь, или смотрим за пределы действия и движения на что-то вечное и устойчивое, или уходим от времени и его творения к несотворенному, от явления к бытию, от личного к безличному, от становления к неизменному самосуществованию.
Это Акшара, неизменное в изменчивом, неподвижное в подвижном, нетленное в вещах тленных. Или, скорее, поскольку есть только видимость проникновения, это неизменное, неподвижное и нетленное, в котором протекает вся подвижность изменчивых и тленных
вещей.
Дух Кшара, видимый нам как все природное существование и совокупность всех существований, движется и действует всепроникающе в неподвижной и вечной Акшаре. Эта подвижная Сила Я действует в этой фундаментальной стабильности Я, как второй принцип
материальной Природы, Вайю, с его контактной силой агрегации и разделения, притяжения и отталкивания, поддерживающий формирующую силу огненных (лучистых, газообразных и электрических) и других элементарных движений, простираясь всепроникающе в тонкой массивной стабильности эфира. Эта Акшара — это Я, более высокое, чем буддхи — оно превосходит даже этот высший субъективный принцип Природы в нашем существе, освобождающий интеллект, через который человек, возвращаясь за пределы своего беспокойного подвижного ментального к своему спокойному вечному духовному Я, наконец освобождается от настойчивости рождения и длинной цепи действий, Кармы. Это «я» в своем высшем статусе, paraṁ dhāma, является непроявленным за пределами даже непроявленного принципа изначальной космической Пракрити, Авьякты, и, если душа обращается к этому Неизменному, хватка космоса и Природы отпадает от нее, и она переходит за пределы рождения к неизменному вечному существованию. Эти двое являются двумя духами, которые мы видим в мире; один появляется на переднем плане в своем действии, другой остается позади него непоколебимым в той вечной тишине, из которой исходит действие и в которой все действия прекращаются и исчезают во вневременном бытии, Нирване. Dvāv imau purusau loke ksaraś cāksara eva ca.
Трудность, которая сбивает с толку наш интеллект, заключается в том, что эти двое
кажутся непримиримыми противоположностями без реальной связи между ними или какого-либо перехода от одного к другому, кроме нетерпимого движения разделения. Кшара действует или, по крайней мере, мотивирует действие, отдельно в Акшаре; Акшара стоит отдельно, само-центрично, отдельно в своей бездеятельности от Кшары. На первый взгляд было бы почти лучше, логичнее, легче для понимания, если бы мы признали вместе с Санкхьями изначальную и вечную двойственность Пуруши и Пракрити, если даже не вечную множественность душ. Наше переживание Акшары тогда было бы просто уходом каждого Пуруши в себя, его отвращением от Природы и, следовательно, от всех контактов с другими душами в отношениях существования; ибо каждый самодостаточен, бесконечен и полон в своей собственной сущности. Но в конце концов, конечный опыт - это единство всех существ, которое является не просто общностью опыта, общим подчинением одной силе Природы, но единством в духе, огромной идентичностью сознательного существа за пределами всего этого бесконечного разнообразия определений, за всей этой кажущейся раздельностью относительного существования. Гита занимает свою позицию в этом высшем духовном опыте. Она, по-видимому, действительно признает вечную множественность душ, подчиненных и поддерживаемых их вечным единством, поскольку космос вечен, а проявление продолжается в бесконечных циклах; и нигде она не утверждает и не использует никаких выражений, которые бы указывали на абсолютное исчезновение, лайю, аннулирование индивидуальной души в Бесконечном. Но в то же время она с сильной настойчивостью утверждает, что Акшара – это единое Я всех этих многих душ, и поэтому очевидно, что эти два духа являются двойственным статусом одного вечного и универсального существования. Это очень древняя доктрина; это вся основа самого широкого видения Упанишад, — как когда Иша говорит нам, что Брахман является как подвижным, так и неподвижным, является Единым и Множеством, является Я и всеми существами, ātman, sarvabhūtāni, есть Знание и Неведение, является вечным нерожденным статусом а также рождением существований, и что останавливаться только на одной из этих вещей, отвергая ее вечную противоположность, является тьмой исключающего знания или тьмой невежества. Она также настаивает, как Гита, что человек должен знать и должен принять и то, и другое и познать Всевышнее во всей его полноте — samagraṁ mām, как говорит Гита — чтобы наслаждаться бессмертием и жить в Вечном. Учение Гиты и эта сторона учения Упанишад едины в этом; ибо они рассматривают и принимают обе стороны реальности и все равно приходят к тождеству как к заключению и высшей истине существования.
Но это более великое знание и опыт, какими бы истинными и сильными они ни были в своем обращении к нашему высшему видению, все еще должны избавиться от весьма реальной и насущной трудности, практического, а также логического противоречия, которое, на первый взгляд, кажется, сохраняется вплоть до самых высоких высот духовного опыта. Вечное отличается от этого подвижного субъективного и объективного опыта, есть более великое сознание, na idaṁ yad upāsate:2 и все же в то же время все это Вечное, все это вечное самовидение Я, sarvaṁ khalu idaṁ brahma,3 ayam ātmā brahma.4 Вечное стало всеми существованиями, ātmā abhūt sarvāni bhūtāni;5 как говорит Шветашватара: «Ты — этот мальчик и та девушка и тот старик, идущий, опираясь на свой посох», — даже как в Гите Божественное говорит, что он — Кришна и Арджуна, и Вьяса и Ушанас, и лев, и дерево ашваттха, и сознание и интеллект, и все качества, и «я» всех созданий. Но как эти два являются одним и тем же, когда они кажутся не только столь противоположными по своей природе, но и столь трудно объединяемыми в опыте? Ибо когда мы живем в подвижности становления, мы можем осознавать, но едва ли живем в бессмертии вневременного самосуществования. И когда мы фиксируем себя во вневременном бытии, Время, Пространство и обстоятельства отпадают от нас и начинают появляться как беспокойный сон в Бесконечном. Самым убедительным выводом было бы, на первый взгляд, что подвижность духа в Природе - это иллюзия, вещь, реальная только тогда, когда мы живем в ней, но не реальная по сути, и именно поэтому, когда мы возвращаемся в себя, она отпадает от нашей нетленной сущности. Это знакомое разрезание узла загадки, brahma satyaṁ jagan mithyā.
Гита не ищет убежища в этом объяснении, которое имеет огромные трудности само по себе, помимо своей неспособности объяснить иллюзию, — поскольку она только говорит, что все это таинственная и непостижимая Майя, и тогда мы могли бы точно так же сказать, что все это таинственная и непостижимая двойная реальность, дух, скрывающий себя от духа. Гита говорит о Майе, но только как о сбивающем с толку частичном сознании, которое теряет
удержание полной реальности, живет в явлении подвижной Природы и не видит Духа, активной Силой которого она является, me prakritih. Когда мы выходим за пределы этой Майи, мир не исчезает, он только меняет всю свою сердцевину смысла. В духовном видении мы обнаруживаем не то, что все это на самом деле не существует, а скорее, что все есть, но с чувством, совершенно иным, чем его нынешнее ошибочное значение: все есть я, душа и природа Божества, все есть Васудева. Мир для Гиты реален, творение Господа, сила Вечного, проявление из Парабрахмана, и даже эта низшая природа тройной Майи является производной от высшей божественной Природы. Мы также не можем полностью прибегнуть к этому различию, что есть двойная, низшая активная, временная и высшая спокойная, неподвижная и вечная реальность за пределами действия, и что наше освобождение заключается в переходе от этой пристрастности к тому величию, от действия к тишине. Ибо Гита настаивает на том, что мы можем и должны, пока мы живем, быть сознательными в себе и его тишине и все же действовать с силой в мире Природы. И она дает пример самого Божественного, который не связан необходимостью рождения, но свободен, превосходит космос, и все же пребывает вечно в действии, varta eva ca karmani. Поэтому именно посредством принятия подобия божественной природы в ее полноте единство этого двойного опыта становится полностью возможным. Но каков принцип этого единства?
Гита находит его в своем высшем видении Пурушоттамы; поскольку это тип, согласно ее учению, полного и высшего опыта, это знание знающих целое, kritsnavidah. Акшара - это para, высший по отношению к элементам и действию космической Природы. Это неизменное Я всего, и неизменное Я всего - это Пурушоттама. Акшара - это он в свободе своего самосуществования, не затронутый действием своей собственной силы в Природе, не затронутый побуждением его собственного становления, не потревоженный игрой своих собственных качеств. Но это только один аспект, хотя и великий аспект интегрального знания. Пурушоттама в то же время больше, чем Акшара, потому что он больше, чем эта неизменность, и он не ограничен даже высшим вечным статусом своего бытия, парам дхама.
Тем не менее, именно через то, что неизменно и вечно в нас, мы достигаем того наивысшего статуса, из которого нет возврата к рождению, и это было освобождение, которого искали
мудрецы древности, древние мудрецы. Но когда оно осуществляется только через Акшару, эта попытка освобождения становится поиском Неопределимого, вещью, трудной для нашей воплощенной природы, такими, как мы есть здесь, в Материи. Неопределимое, к которому Акшара, чистое неосязаемое «я» здесь, в нас, поднимается в своем разделяющем побуждении, есть некое высшее Непроявленное, paro avyaktah, и этот высший непроявленный Акшара все еще есть Пурушоттама. Поэтому, Гита говорит, что те также, кто следует за Неопределимым, приходят ко мне, вечному Божеству. Но все же есть он даже более высший чем непроявленный Акшара, более великий, чем любой отрицательный Абсолют, neti neti, потому что он должен быть известен также как верховный Пуруша, который расширяет всю эту вселенную в своем собственном существовании. Он высшее таинственное Все, невыразимый положительный Абсолют всех вещей здесь. Он - Господь в Кшаре, Пурушоттама не только там, но и здесь, в сердце каждого существа, Ишвара. И там тоже даже в своем высшем вечном статусе, paro avyaktah, он - высший Господь, Парамешвара, не отчужденный и не связанный Неопределимый, но источник, отец и мать, и первое основание, и вечная обитель себя и космоса, и Владыка всех существований, наслаждающийся аскезой и жертвоприношением. Именно познав его одновременно в Акшаре и Кшаре, именно познав его как Нерожденного, который частично проявляет себя во всех рождениях и даже сам нисходит как постоянный Аватар, именно познав его во всей его полноте, samagraṁ mām, душа легко освобождается от проявлений низшей Природы и возвращается через огромный внезапный рост и широкое неизмеримое вознесение в божественное существо и высшую Природу. Ибо истина Кшары также есть истина Пурушоттамы. Пурушоттама находится в сердце каждого существа и проявляется в своих бесчисленных Вибхути; Пурушоттама - это космический дух во Времени, и именно он дает команду божественному действию освобожденного человеческого духа. Он - и Акшара, и Кшара, и все же он другой, потому что он больше и величественнее любой из этих противоположностей. Уттама purusas tvanyah paramātmetyudāhritah, yo lokatrayam āviśya bibhartyavyaya ı̄śvarah., «Но кроме этих двух есть тот высший дух, называемый высшим Я, который входит в три мира и поддерживает их, нетленный Господь». Этот стих является ключевым словом примирения Гитой этих двух, по-видимому, противоположных аспектов нашего существования.
Идея Пурушоттамы подготовливалась, обрастала намеками, намечалась, предполагалась даже с самого начала, но только теперь, в пятнадцатой главе, она четко была заявлена и различие освещено именем. И поучительно видеть, как к ней сразу же приближаются и как её развивают. Чтобы подняться в божественную природу, нам было сказано, нужно сначала зафиксировать себя в совершенном духовном равенстве и подняться над низшей природой трех гун. Таким образом, превосходя низшую Пракрити, мы фиксируемся в безличности, невозмутимом превосходстве над всеми действиями, чистоте от всех определений и ограничений посредством качества, которое является одной стороной проявленной природы Пурушоттамы, его проявления как вечности и единства я, Акшары. Но есть также невыразимая вечная множественность Пурушоттамы, высочайшая истинная истина за первичной тайной проявления души. Бесконечное обладает вечной силой, безначальным и бесконечным действием его божественной Природы, и в этом действии чудо личности души возникает из игры, по-видимому, безличных сил, prakritir jı̄vabhūtā.
Это возможно, потому что личность также является характером Божественного и находит в Бесконечном свою высшую духовную истину и смысл. Но Личность в Бесконечном не является эгоистичной, разделяющей, забывчивой личностью низшей Пракрити; это нечто возвышенное, универсальное и трансцендентное, бессмертное и божественное. Эта тайна высшей Личности - секрет любви и преданности. Духовная личность, purusa, вечная душа в нас предлагает себя и все, что она имеет и чем является, вечному Божественному, высшей Личности и Богу, частью которого она является, aṁśa. Полнота знания обнаруживает себя в этом самопожертвовании, этом возвышении нашей личностной природы благодаря любви и поклонению невыразимому Владыке нашей личности и ее деяний; жертвоприношение работ получает через него свое завершение и совершенную санкцию. Именно через эти вещи душа человека наиболее полно реализует себя в этой другой и динамической тайне, этом другом великом и интимном аспекте божественной природы и обладает посредством этого осуществления основой бессмертия, высшего блаженства и вечной Дхармы. Таким образом заявив это двойное требование, равенство в едином я, поклонение единому Господу, сначала по отдельности, как будто это два разных способа достижения брахмического статуса, брахмабхуйяя, — один принимает форму квиетистской санньясы, другой — форму божественной любви и божественного действия, — Гита теперь переходит к объединению личного и безличного в Пурушоттаме и определению их отношений. Ибо цель Гиты — избавиться от исключений и разделяющих преувеличений и слить эти две стороны знания и духовного опыта в единый и совершенный путь к высшему совершенству.
Сначала идет описание космического существования в Ведантическом образе дерева ашваттха. Это дерево космического существования не имеет ни начала, ни конца, nānto na cādih, в пространстве или во времени; ибо оно вечно и непреходяще, avyaya. Его истинная форма не может быть воспринята нами в этом материальном мире воплощения человека, и у него нет здесь видимого вечного основания; это бесконечное движение, и его основание находится наверху, в высшем Бесконечном. Его принцип - древнее вечное побуждение к действию, pravritti, которое вечно исходит без начала и конца из изначальной Души всего существования, ādyaṁ purusaṁ yatah pravrittih prasritā purānı̄. Поэтому его первоисточник находится наверху, за пределами Времени в Вечном, но его ветви тянутся вниз и он расширяется и погружает свои другие корни, прочно закрепленные и цепляющиеся корни привязанности и желания с их последствиями все большего и большего желания и бесконечно развивающегося действия, погружает их вниз сюда, в мир людей. Гимны Веды сравниваются с его листьями, и человек, который знает это дерево космоса, является знатоком Вед. И здесь мы видим смысл того довольно пренебрежительного взгляда на Веду или, по крайней мере, на Ведаваду, который мы должны были заметить в начале. Ибо знание, которое дает нам Веда, - это знание богов, принципов и сил космоса, и его плоды - это плоды жертвы, которая предлагается благодаря отказу от желания, плодов наслаждения и господства в природе трех миров, на земле и небе и в мире между землей и небом. Ветви этого космического дерева простираются как вниз, так и вверх, внизу в материальном, вверху в супрафизических планах; они растут гунами Природы, поскольку тройственная гуна - это весь предмет Вед, traigunya-visaya vedāh. Ведические ритмы, chandāṁsi, являются листьями, а чувственные объекты желания, в высшей степени обретаемые правильным совершением жертвоприношения, являются постоянным распусканием листвы. Поэтому человек, пока он наслаждается игрой гун и привязан к желанию, удерживается в кольцах Правритти, в движении рождения и действия, постоянно вращается между землей, средними планами и небесами и не может вернуться к своим высшим духовным бесконечностям. Это было воспринято мудрецами. Чтобы достичь освобождения, они следовали пути Нивритти или прекращения изначального побуждения к действию, и завершение этого пути было прекращение самого рождения и трансцендентный статус в высшем супракосмическом достижении Вечного. Но для этого необходимо отсечь эти давно закрепленные корни желания сильным мечом отрешенности и затем искать ту высшую цель, откуда, однажды достигнув ее, не будет принуждения возвращаться к смертной жизни. Быть свободным от замешательства этой низшей Майи, без эгоизма, завования великого недостатка привязанности, успокоения всех желаний, отбрасывания двойственности радости и печали, всегда быть зафиксированным в широком равенстве, всегда быть твердым в чистом духовном сознании, - это шаги на пути к той высшей Бесконечности. Там мы находим вневременное бытие, которое не освещается солнцем, луной или огнем, но само по себе является светом присутствия вечного Пуруши. Я отворачиваюсь, говорит стих Веданты, чтобы искать только эту изначальную Душу и достичь ее в великом проходе. Это высший статус Пурушоттамы, его супракосмическое существование.
Но, кажется, что это может быть достигнуто очень хорошо, лучше всего даже, преимущественно, напрямую, через покой Санньясы. Путь, на который она, кажется, указывает - это путь Акшары, полное отречение от трудов и жизни, аскетическое уединение, аскетическое бездействие. Где здесь место, или, по крайней мере, где призыв, необходимость, для команды к действию, и какое все это имеет отношение к поддержанию космического существования, локасанграха, резня Курукшетры, пути Духа во Времени, видение миллионнотелого Господа и его высокоголосого приказа: «Восстань, убей врага, наслаждайся богатствами царствования»? И что же тогда представляет собой эта душа в Природе? Этот дух также, этот Кшара, этот наслаждающийся нашим изменчивым существованием, есть Пурушоттама; это он в своей вечной множественности, вот ответ Гиты. «Это вечная часть меня, которая становится Дживой в мире Джив». Это эпитет, утверждение огромного значения и последствий. Ибо это означает, что каждая душа, каждое существо в
своей духовной реальности является самим Божественным, каким бы частичным ни было его фактическое проявление в Природе. И это также означает, если слова имеют какой-либо смысл, что каждый проявляющийся дух, каждый из многих, является вечной индивидуальностью, вечной нерожденной и бессмертной силой единого Существования.
Мы называем этот проявляющийся дух Дживой, потому что он появляется здесь как живое существо в мире живых существ, и мы говорим об этом духе в человеке как о человеческой душе и думаем о нем только в терминах человечности. Но на самом деле он нечто большее, чем его нынешний вид и не привязан к своей человечности: он был меньшим проявлением, чем человек в своем прошлом, он может стать чем-то гораздо большим, чем ментальный человек в своем будущем. И когда эта душа возвышается над всеми невежественными ограничениями, тогда она облачается в свою божественную природу, для которой ее человечность является лишь временной вуалью, вещью частичного и неполного значения. Индивидуальный дух существует и всегда существовал за пределами в Вечном, поскольку он сам вечен, sanātana. Очевидно, это идея вечной индивидуальности заставляет Гиту избегать любого выражения, вообще предполагающего полное растворение, laya, и говорить скорее о высшем состоянии души как о пребывании в Пурушоттаме, nivasisyasi mayyeva. Если, говоря о едином Я всего, кажется, используется язык Адвайты, все же эта непреходящая истина вечной индивидуальности, mamāṁśah sanātanah, добавляет что-то, что вносит оговорку и кажется почти принимает видение Вишиштадвайты, — хотя мы не должны поэтому сразу же делать вывод, что это единственное является философией Гиты или что ее доктрина идентична более поздней доктрине Рамануджи. Тем не менее, ясно, что существует вечный, реальный, а не только иллюзорный принцип множественности в духовном существе единого божественного Существования.
Эта вечная индивидуальность не является чем-то иным, чем Божественный Пуруша, или каким-либо образом действительно отдельна от него. Это сам Господь, Ишвара, который в силу вечной множественности своего единства — разве все существование не является передачей этой истины Бесконечного? — существует вечно как бессмертная душа внутри нас и принимает это тело и выходит из преходящей структуры, когда оно отбрасывается прочь, чтобы исчезнуть в элементах Природы. Он приносит с собой и развивает для наслаждения объектами ума и чувства субъективные силы Пракрити, ума и пяти чувств, и в своем выдвижении вперёд он также идет, забирая их, как ветер уносит ароматы из вазы. Но тождественность Господа и души в изменчивой Природе скрыта от нас внешним видом и теряется в толпе подвижных обманов этой Природы. И те, кто позволяет себе подчиняться
образам Природы, образу человечности или любой другой форме, никогда не увидят его, но будут игнорировать и презирать Божественное, помещенное в человеческом теле. Их неведение не может воспринять его в его вхождении и выходе или в его пребывании и наслаждении и принятии качества, но видит только то, что там видимо для ума и чувств, а не более великую истину, которую можно увидеть только глазом знания. Никогда они не смогут увидеть его, даже если они будут стремиться сделать это, пока не научатся отбрасывать ограничения внешнего сознания и строить в себе свое духовное существо, создавать для него, так сказать, форму в своей природе. Человек, чтобы познать себя, должен быть kritātmā, сформированным и завершенным в духовной форме, просветленным в духовном видении. Йогины, у которых есть этот глаз знания, видят Божественное Существо, которым мы являемся, в их собственной бесконечной реальности, их собственной вечности духа. Просветленные, они видят Господа в себе и освобождаются от грубого материального ограничения, от формы ментальной личности, от преходящей жизненной формулировки: они
пребывают бессмертными в истине себя и духа. Но они видят его также не только в себе, но и во всем космосе. В свете солнца, освещающем весь этот мир, они становятся свидетелями света Божества, которое находится в нас; свет в луне и в огне – это свет Божественного. Именно Божественное вошло в эту форму земли и является духом ее материальной силы и поддерживает своей мощью эти множества. Божественное - это божество Сомы, которое расой, соком в Земле-матери, питает растения и деревья, покрывающие ее поверхность. Божественное и никто другой - это пламя жизни, которое поддерживает физическое тело живых существ и превращает его пищу в поддержание их жизненной силы. Он пребывает в сердце каждого дышащего существа; от него происходят память, знание и прения разума. Он есть то, что известно всем Ведам и всем формам знания; он знаток Вед и создатель Веданты.
Другими словами, Божественное одновременно является Душой материи и Душой жизни и Душой ума, а также Душой супраментального света, который находится за пределами ума и его ограниченного рассуждающего интеллекта.
Таким образом, Божественное проявляется в двойной душе своей тайны, двойной силе, dvāv imau purusau; он одновременно поддерживает дух изменчивых вещей, который есть все эти существования, ksarah sarvāni bhūtāni, и неизменный дух, который стоит над
ними в своей невозмутимой неподвижности вечной тишины и спокойствия. И именно силой Божественного в них, ум, сердце и воля человека так мощно тянутся в разных направлениях этими двумя духами, как будто противостоящими и несовместимыми притяжениями, одно из которых настойчиво стремится аннулировать другое. Но Божественное не является ни полностью Кшарой, ни полностью Акшарой. Он больше, чем неизменное Я, и он намного больше, чем Душа изменчивых вещей. Если он способен быть обоими одновременно, то это потому, что он иной, чем они, anyah, Пурушоттама выше всего космоса и все же расширенный в мире и расширенный в Веде, в самопознании и в космическом опыте. И тот, кто таким образом знает и видит его как Пурушоттаму, больше не сбит с толку ни мировым проявлением, ни отдельным притяжением этих двух кажущихся противоположностей. Они сначала противостоят друг другу здесь, в нем, как позитив космического действия и как его негатив в Я, которое не принимает никакого участия в действии, которое принадлежит или кажется полностью принадлежbn неведению Природы. Или снова они бросают вызов его сознанию как позитив чистого, неопределимого, устойчивого, вечного самосуществования и как его негатив мира неуловимых определений и отношений, идей и форм, вечного нестабильного становления и творческого и нетворческого сплетения действия и эволюции, рождения и смерти, появления и исчезновения. Он охватывает и избегает их, преодолевает их противодействие и становится всезнающим, сарвавид, всезнающий. Он видит весь смысл как себя, так и вещей; он восстанавливает интегральную реальность Божественного;6 он объединяет Кшару и Акшару в Пурушоттаме. Он любит, поклоняется, прилепляется и обожает высшее Я своего и всего существования, единого Владыку своих и всех энергий, близкого и далекого Вечного в и за пределами мира. И он делает это также не с одной стороной или частью себя, исключительным одухотворенным умом, ослепляющим светом сердца, интенсивным, но оторванным от величия, или единственным стремлением воли в трудах, но во всех совершенно освещенных путях своего бытия и своего становления, своей души и своей природы. Божественный в равноприятии своего невозмутимого самосуществования, единый в нем со всеми объектами и существами, он приносит это безграничное равенство, это глубокое единство в свой ум, сердце, жизнь и тело и основывает на нем в неделимой целостности троицу божественной любви, божественных дел и божественного знания. Это путь Гиты спасения.
И разве это не настоящая Адвайта, которая не делает ни малейшего разделения в едином вечном Существовании? Этот предельно неразделимый Монизм видит единое как единое даже во множестве Природы, во всех аспектах, как в реальности себя и космоса, так и в той величайшей реальности супракосмического, которая является источником себя и истины космоса и не связана ни каким утверждением всеобщего становления, ни каким всеобщим или абсолютным отрицанием. По крайней мере, это Адвайта Гиты. Это самая тайная Шастра, говорит Учитель Арджуне; это высшее учение и наука, которая ведет нас в сердце высшей тайны существования. Абсолютно знать ее, схватить ее в знании, чувстве, силе и опыте - значит быть совершенным в преобразованном понимании, божественно удовлетворенным в сердце и успешным в высшем смысле и цели всей воли, действия и работы. Это путь к бессмертию, к возвышению к высшей божественной природе и принятию вечной Дхармы.
XVI
Полнота Духовного Действия
РАЗВИТИЕ идеи Гиты достигло точки, в которой для решения остается только один вопрос, — вопрос о нашей природе, связанной и несовершенной, и как она должна осуществлять, не только в принципе, но и во всех своих движениях, свою эволюцию от низшего к высшему существу и от закона ее нынешнего действия к бессмертной Дхарме.
Трудность есть та, которая подразумевается в некоторых положениях, изложенных в Гите, но которая должна быть сделана более выпуклой, чем она там даётся, и представлена в более ясной форме перед нашим интеллектом. Гита исходила из психологического знания, которое было знакомо уму того времени, и в шагах своей мысли она вполне могла сократить свои переходы, принять многое как само собой разумеющееся и оставить многое невыраженным, на что нам нужно решительно пролить свет и сделать точным для нас. Ее учение в начале предлагает новый источник и уровень для нашего действия в мире; это было отправной точкой, и это также мотивирует заключение. Его первоначальная цель была не в том, чтобы предложить путь освобождения, moksa, а в том, чтобы показать совместимость трудов с усилием души к освобождению и самой духовной свободой, когда она однажды достигается с помощью непрерывной деятельности в мире, muktasya karma. Кстати, была разработана синтетическая Йога или психологический метод достижения духовного освобождения и совершенства и были выдвинуты определенные метафизические утверждения, определенные истины нашего бытия и природы, на которых покоится обоснованность этой Йоги. Но изначальная забота остается на протяжении всего, изначальная трудность и проблема, как Арджуне, поражённому сильным отвращением мысли и чувства от установленных естественных и рациональных основ и стандартов поведения, найти новую и удовлетворяющую духовную норму трудов, или как он должен жить в истине Духа — поскольку он больше не может действовать в соответствии с частичными истинами обычного
разума и природы человека — и все же выполнять свою назначенную работу на поле битвы Курукшетра. Жить внутренне спокойно, отстраненно, молчаливо в тишине безличного и универсального Я и все же динамически выполнять работы динамической Природы, и более широко, быть единым с Вечным внутри нас и выполнять всю волю Вечного в мире, выраженную через возвышенную силу, божественную высоту личной природы, возвышенную, освобожденную, универсальную, сделавшуюся единой с Божественной природой, — таково решение Гиты.
Давайте посмотрим, к чему это приводит в самых простых и позитивных терминах и с точки зрения проблемы, которая лежит в основе трудностей и отказа Арджуны. Его долг как человека и социального существа заключается в исполнении высокой функции кшатрия, без которой не может поддерживаться структура общества, не могут быть оправданы идеалы расы, не может быть поддержан гармоничный порядок права и справедливости против анархического насилия угнетения, неправды и несправедливости. И все же, само по себе обращение к долгу больше не может удовлетворить главного героя борьбы, потому что в ужасной действительности Курукшетры оно предстает в резких, сбивающих с толку и двусмысленных терминах. Исполнение его общественного долга внезапно стало означать согласие с огромным результатом греха, печали и страдания; оказывается, что обычные средства поддержания общественного порядка и справедливости ведут к великому беспорядку и хаосу. Правило справедливого требования и интереса, то, что мы называем правами, не послужит ему здесь; ибо королевство, которое он должен завоевать для себя и своих братьев и своей стороны в этой войне, действительно по праву принадлежит им, и его утверждение является ниспровержением асурической тирании и оправданием справедливости, но кровавой справедливостью и королевством, запятнанным скорбью и с пятном на нем великого греха, чудовищного вреда, нанесенного обществу, настоящим преступления против расы. И правило Дхармы, этического права, не послужит лучше; ибо здесь есть конфликт дхарм. Для решения проблемы необходимо новое и более великое, но неугаданное правило, но что это за правило?
Ибо отстраниться от своей работы, укрыться в святой бездеятельности и оставить несовершенный мир с его неудовлетворительными методами и мотивами, чтобы он сам о себе позаботился, - одно из возможных решений, которое легко предвидеть, легко исполнить, но это и есть то самое разрезание узла, которое было настойчиво запрещено Учителем. Действие, которое требует от человека Хозяин мира, который является хозяином всех его трудов и чей мир - это поле действия, совершается ли оно через эго и в невежестве или частичном свете ограниченного человеческого разума или инициированного с более высокого и более широко видящего плана видения и мотива. Опять же, отказаться от этого конкретного действия как от зла было бы другим видом решения, готовым прибежищем близорукого морализирующего ума, но и на это уклонение Учитель отказывается дать свое согласие. Воздержание Арджуны совершило бы гораздо больший грех и зло: оно бы означало, если бы оно имело какой-либо эффект вообще, торжество неправды и несправедливости и отказ от своей собственной миссии как инструмента божественных работ. Жестокий кризис в судьбах расы был вызван не каким-либо слепым движением сил или только беспорядочным столкновением человеческих идей, интересов, страстей, эгоизмов, но Волей, которая стоит за этими внешними проявлениями. Эту истину Арджуна должен был увидеть; он должен научиться действовать безлично, невозмутимо как инструмент не своих мелких личных желаний и слабых человеческих ужимок, но более обширной и более светлой Силы, более великой всемудрой божественной и вселенской Воли. Он должен действовать безлично и универсально в высоком союзе своей души с внутренним и внешним Божеством, yukta, в спокойной Йоге со своим собственным высшим Я и наполняющим Я вселенной.
Но эта истина не может быть правильно увидена, и этот вид действия не может быть правильно предпринят, не может стать реальным, пока человеком управляет эго, даже полупросветленное саттвическое эго разума и ментального интеллекта. Ибо это истина духа, это действие духовной основы. Духовное, а не интеллектуальное знание является необходимым условием для этого способа работы, его единственным возможным светом, средой, стимулом. Во-первых, поэтому Учитель указывает, что все эти идеи и чувства, которые беспокоят, озадачивают и сбивают с толку Арджуну, радость и печаль, желание и грех, поворот ума к управлению действием посредством внешних результатов действия, человеческое отвращение от того, что кажется ужасным и грозным в отношениях универсального Духа с миром, являются вещами, рожденными подчинением нашего сознания природному неведению, способу работы низшей природы, в который вовлечена душа и видит себя как отдельное эго, возвращающееся к действию вещей на нее двойственными реакциями боли и удовольствия, добродетели и порока, правильного и неправильного, хорошего случая и злой судьбы. Эти реакции создают запутанную сеть замешательства, в которой душа теряется и сбивается с толку своим собственным невежеством; она должен руководствоваться частичными и несовершенными решениями, которые обычно служат с хромой достаточностью в нормальной жизни, но терпят неудачу, когда подвергаются испытанию более широкого видения и более глубокого опыта. Чтобы понять истинный смысл действия и существования, нужно отступить за все эти видимости в истину духа; нужно заложить фундамент самопознания, прежде чем можно будет иметь основу правильного миропознания.
Первое требование - это встряхнуть крыльями души, освободиться от желаний, страстей, тревожных эмоций и всей этой возмущенной и искажающей атмосферы человеческого ума и прибывать в эфире бесстрастного равенства, небесах безличного спокойствия, безэгоистичного чувства и видения вещей. Ибо только в этом ясном высшем воздухе, свободном от всех бурь и облаков, может прийти самопознание, закон мира и истина Природы могут быть увидены устойчиво, всеобъемлющим глазом в невозмутимом, всепонимающем и всепроникающем свете. За этой маленькой личностью, которая является беспомощным инструментом, пассивной или тщетно сопротивляющейся марионеткой Природы и формой, изображённой в её творениях, есть безличное Я, единое во всём, которое видит и знает все вещи; есть равное, беспристрастное, всеобщее присутствие и поддержка творения, свидетельствующее сознание, которое позволяет Природе вырабатывать становление вещей в их собственном типе, svabhāva, но не вовлекается и не теряет себя в действии, которое она инициирует. Отступить от эго и обеспокоенной личности в это спокойное, ровное, вечное, всеобщее, безличное Я - это первый шаг к видящему действию в Йоге, совершаемому в сознательном союзе с божественным Существом и непогрешимой Волей, которая, как бы смутна она ни была теперь для нас, проявляет себя во вселенной.
Когда мы живем спокойно, уравновешенно в этом «я» безличной широты, огромном, спокойном, неподвижном, безличном, наше другое маленькое ложное «я», наше эго действия исчезает в его широте, и мы видим, что действует Природа, а не мы, что все действия являются действиями Природы и не могут быть ничем иным. И то, что мы называем Природой, является универсальной исполнительной Силой вечного бытия в движении, которое принимает различные формы и облики в том или ином классе своих созданий и в каждой особи вида в соответствии с его типом природного существования, результирующей функцией и законом его работы. Согласно своей природе каждое создание должно действовать, и оно не может действовать как-то по-другому. Эго, личная воля и желание являются не более чем ярко осознанными формами и ограниченными природным работами универсальной Силы, которая сама по себе бесформенна, бесконечна и намного превосходит их; разум и интеллект, ум и чувство, жизнь и тело, все, чем мы хвастаемся или принимаем за свое, являются инструментами и творениями Природы. Но безличное Я не действует и не является частью Природы: оно наблюдает за действием позади и сверху и остается господином самого себя, свободным и бесстрастным знающим и свидетелем. Душа, которая живет в этой безличности, не подвержена действиям, инструментом которых является наша природа; она не отвечает на них или их эффекты горем и радостью, желанием и содроганием, влечением и отвращением или любой из сотен двойственностей, которые влекут, потрясают и огорчают нас. Она смотрит на всех людей и все вещи и все события равными глазами, наблюдает за модусами или качествами Природы, действующими на модусы или качества, видит всю тайну механизма, но сама находится за пределами этих модусов и качеств, чистое абсолютное сущностное существо, бесстрастное, свободное, пребывая в покое. Природа совершает свое действие, а душа, безличная и универсальная, поддерживает ее, но не вовлечена, не привязана, не запутана, не обеспокоена, не сбита с толку. Если мы можем жить в этом равном «я», мы тоже находимся в покое; наши труды продолжаются до тех пор, пока импульс Природы продолжается в наших инструментах, но есть духовная свобода и покой.
Эта двойственность Я и Природы, покоящегося Пуруши, активной Пракрити, однако, не является всем нашим существом; это не два последних слова в этом вопросе. Если бы это было так, то либо все труды были бы совершенно безразличны для души, и то или иное действие или воздержание от действия происходили бы посредством некоего неуправляемого поворота подвижных вариаций гун, — Арджуна был бы побуждаем к битве раджасическим импульсом в инструментах или удерживался от нее тамасической инерцией или саттвическим безразличием, — или же, если так он должен действовать и действовать только таким образом, это было бы неким механическим детерминизмом Природы. Более того, поскольку душа в своем отступлении пришла бы к жизни в безличном покоящемся Я и прекратила бы жить вообще в активной Природе, конечным результатом было бы спокойствие, прекращение, инерция, а не действие, предписанное Гитой. И, наконец, эта двойственность не дает реального объяснения, почему душа вообще призвана вовлекаться в Природу и ее труды; ибо не может быть так, чтобы единый, вечно не вовлеченный, самосознающий дух вовлекался и терял свое самопознание и должен был вернуться к этому знанию. Это чистое Я, этот Атман, напротив, всегда здесь, всегда один и то же, всегда один самосознающий безличный отчужденный Свидетель или беспристрастный сторонник действия. Именно эта лакуна, этот невозможный вакуум заставляет нас предполагать два Пуруши или две позы одного Пуруши, один тайный в Я, который наблюдает за всем из своего самосуществования — или, возможно, ничего не наблюдает, другой самопроецируется в Природу, который отдается ее действию и отождествляет себя с ее творениями. Но даже этот дуализм Я, Пракрити или Майи, исправленный дуализмом двух Пуруш, не является всем философским кредо Гиты. Она выходит за их пределы к высшему всеобъемлющему единству высшего Пуруши, Пурушоттамы.
Гита утверждает, что существует высшая Тайна, высшая Реальность, которая поддерживает и примиряет истину этих двух различных проявлений. Существует высшее верховное Я, Господь и Брахман, тот, кто является как безличным, так и личным, но также другим и более великим, чем любой из них, и другим и более великим, чем они оба вместе.
Он - Пуруша, Я и душа нашего существа, но он также Пракрити; ибо Пракрити - это сила Всеобщей Души, сила Вечного и Бесконечного, направляющая себя на действие и творение. Высшее Невыразимое, универсальная Личность, он становится посредством своей Пракрити всеми этими созданиями. Высший Атман и Брахман, он проявляет своей Майей самопознания и своей Майей неведения двойную истину космической загадки. Верховный Господь, хозяин своей Силы, своей Шакти, он творит, побуждает и управляет всей этой Природой и всеми личностями, силами и делами этих бесчисленных существований. Каждая душа является частичным существом этого самосущего Единого, вечной душой этой Всеобщей Души, частичным проявлением этого верховного Господа и его универсальной Природы. Все здесь есть это Божественное, это Божество, Васудева; ибо благодаря Природе и душе в Природе он становится всем, что есть, и все исходит из него и живет в нем или им, хотя сам он больше, чем любое широчайшее проявление, любой глубочайший дух, любая космическая фигура. Это полная истина существования и это весь секрет универсального действия, которое, как мы видели, выделяется из последних глав Гиты.
Но как эта более великая истина изменяет или как влияет на принцип духовного действия? Она изменяет его, прежде всего, в этом фундаментальном вопросе, что весь смысл отношения Я, души и Природы изменяется, открывается новому видению, заполняет оставшиеся пробелы, приобретает большую амплитуду, принимает истинное и духовно положительное, безупречно целостное значение. Мир больше не является чисто механическим качественным действием и определением Природы, противопоставленным покою безличного самосуществования, которое не имеет качества или силы самоопределения, никакой способности или импульса творить. Пропасть, оставленная этим неудовлетворительным дуализмом, преодолевается, и возвышающее единство раскрывается между знанием и делами, душой и Природой. Спокойное безличное Я есть истина, — это истина спокойствия Божества, тишина Вечного, свобода Господа от всех рождений и становлений, действий и творений, его спокойная бесконечная свобода самосуществования, не связанная, не тревожимая и не затронутая его творением, не затронутая действием и реакцией его Природы. Сама Природа теперь не необъяснимая иллюзия, не отделенное и противоположное явление, но движение Вечного, все ее движение, деятельность и множественность основаны и поддерживаются на отстраненном и наблюдающем спокойствии неизменного Я и духа. Господь Природы остается этим неизменным Я, даже когда он в то же время единая и множественная душа вселенной и становится в частичном проявлении всеми этими силами, могуществами, сознаниями, богами, животными, вещами, людьми. Природа гун есть низшее самоограниченное действие его мощи; это природа несовершенно сознательного проявления и, следовательно, определенного неведения. Истина я, даже как истина Божественного, удерживается от ее поверхностной силы, поглощенной здесь ее внешним действием — так же, как более глубокое существо человека удерживается от знания его поверхностного сознания — пока душа в ней не обратится, чтобы обнаружить эту скрытую вещь, не проникнет внутрь себя и не откроет свои собственные реальные истины, свои высоты и свои глубины. Вот почему она должна отступить от своего маленького личного и эгоистичного к своему большому и безличному, неизменному и универсальному Я, чтобы стать способной к самопознанию. Но Господь там, не только в этом я, но и в Природе. Он находится в сердце каждого создания и руководит своим присутствием поворотами этого великого природного механизма. Он присутствует во всем, все живет в нем, все есть он сам, потому что все есть становление его существа, часть или образ его существования. Но все происходит здесь в низшей частичной работе, которая вышла из тайны, более высокой, более великой и полной природы Божественности, вечной бесконечной природы или абсолютной собственной силы Бога, devātmaśakti. Совершенная, интегрально сознательная душа, скрытая в человеке, вечная часть Божества, духовное существо вечного Божественного Существа, может открыться в нас и также может открыть нас ему, если мы постоянно живем в этой истинной истине его действия и нашего существования. Искатель Божественности должен вернуться к реальности своего неизменного и вечного безличного «я» и в то же время он должен видеть повсюду Божественное, из которого он исходит, видеть его как все, видеть его во всей этой изменчивой Природе и в каждой ее части и результате и во всех ее деяниях, и также сделать себя единым с Богом, также жить в нем, войти в божественное единство. Он объединяет в этой целостности божественное спокойствие и свободу своего глубокого сущностного существования с высшей силой инструментального действия в своем обожествленном «я» Природы.
Но как это сделать? Это может быть сделано сначала в правильном духе в нашей воле работ. Искатель должен рассматривать все свои действия как жертву Господу работ, который является вечным и универсальным Существом и его собственным высшим Я и Я всех других и верховным все населяющим, всесодержащим, всем управляющим Божеством во вселенной. Все действие Природы является такой жертвой, — приносимой сначала действительно божественным Силам, которые движут ее и движутся в ней, но эти силы являются лишь ограниченными формами и именами Единого и Безграничного. Человек обычно предлагает свою жертву открыто или под маской своему собственному эго; его жертвоприношение является ложным действием его собственной воли и неведения. Или он предлагает свои знания, действия, стремления, труды энергии и усилия богам для частичных, временных и личных целей. Человек знания, освобожденная душа, напротив, предлагает все свои действия единому вечному Божеству без какой-либо привязанности к их плодам или к удовлетворению своих низших личных желаний. Он работает для Бога, а не для себя, для всеобщего благосостояния, для Души мира, а не для какого-либо конкретного объекта, который является его собственным личным творением или для какой-либо конструкции его ментальной воли или объекта его витальных стремлений, как божественный агент, а не как главный и отдельный спекулянт в мировой торговле. И это, следует отметить, не может быть действительно сделано, пока ум не достигает равенства, универсальности, широкой безличности и ясной свободы от любой маскировки настойчивого эго: ибо без этих вещей притязание так действовать является притворством или иллюзией. Все действие мира - это дело Господа вселенной, забота самосуществующего Духа, чьим непрестанным творением, прогрессивным становлением, значимым проявлением и живым символом в Природе он является. Плоды - его, результаты - определяются им, и наше личное действие - это лишь незначительный вклад, управляемый или отвергаемый, (поскольку его мотив - эгоистическое требование), этим Я и Духом в нас, который является Я и Духом во всем и управляет вещами для всеобщей цели и блага, а не ради нашего эго. Работать безлично, без желаний и без привязанности к плодам нашей работы, ради Бога и мира, и большего Я и исполнения всеобщей воли, - это первый шаг к освобождению и совершенству.
Но за этим шагом лежит другое более великое движение, внутренняя сдача всех наших действий Божеству внутри нас. Ибо именно бесконечная Природа побуждает нас к нашим трудам, а божественная Воля в ней и над ней требует от нас действия; выбор и поворот, который наше эго ему придает, являются вкладом нашего тамасического, раджасического, саттвического качества, деформацией в низшей Природе. Деформация происходит из-за того, что эго думает о себе как о деятеле; характер действия принимает форму ограниченной личной природы, и душа связана с этим и ее узкими формами и не позволяет действию свободно и чисто исходить из бесконечной силы внутри нее. И эго приковано к действию и его результату; оно должно страдать от личных последствий и реакции, даже если оно берёт на себя ответственность за происхождение действия и участие своей личной воли. Свободная совершенная работа приходит сначала через обращение и в конце концов через полную сдачу действия и его происхождения божественному Владыке нашего существования; ибо мы чувствуем, как оно постепенно захватывается высшим Присутствием внутри нас, душа втягивается в глубокую близость и тесное единение с внутренней Силой и Божеством, и работа исходит непосредственно из более великого Я, из всемудрой, бесконечной, универсальной силы вечного существа, а не из невежества маленького личного эго. Действие избирается и формируется в соответствии с природой, но полностью божественной Волей в природе, и поэтому оно свободно и совершенно внутри, каким бы не был его внешний вид; оно приходит отмеченное внутренней духовной печатью Бесконечного как то, что должно быть сделано, движение и шаг движения предписаны путями всеведущего
Владыки действия, kartavyaṁ karma. Душа освобожденного человека свободна в своей безличности, даже когда он вносит в действие как его средство и повод свое инструментальное личное самотворение и особую волю и силу в своей природе. Эта воля и сила теперь не являются отдельными, эгоистически его собственными, но силой сверхличностного Божественного, которое действует в этом становлении его собственного Я, этой одной из его бесчисленных личностей посредством характерной формы природного существа, свабхавы. Это высшая тайна и мистерия, uttamaṁ rahasyam, действия освобожденного человека. Это результат врастания человеческой души в божественный Свет и союза ее природы с высшей универсальной природой.
Это изменение может произойти только через знание. Необходимо правильное знание себя, Бога и мира, а также жизнь и рост в более великом сознании, к которому это знание нас допускает. Теперь мы знаем, что такое знание. Достаточно помнить, что оно покоится на другом и более широком видении, чем человеческий ментал, измененное видение и опыт, посредством которого человек прежде всего освобождается от ограничений чувства эго и его контактов и чувствует и видит единое «я» во всем, все в Боге, всех существ как Васудеву, все как сосуды Божества, а также свое «я» как значимое существо и душевную силу этого единого Божества; оно обращается в духовном объединяющем сознании со всеми событиями жизни других, как если бы они были событиями его собственной жизни; он не допускает стены разделения и живет во всеобщей симпатии со всеми существами, в то время как среди мирового движения человек все еще делает работу, которая должна быть сделана для блага всех, sarva-bhūta-hite, в соответствии с путем, назначенным Божественным, и в пределах, налагаемых повелением Духа, который является Властелином Времени. Таким образом, живя и действуя в этом знании, душа человека становится единой с Вечным в личности и в безличности, живет в Вечном, хотя действует во Времени, даже действует так же как Вечное, и свободна, совершенна и блаженна, какова бы ни была форма и определение работы, выполненной в Природе.
Освобожденный человек обладает полным и всеобъемлющим знанием, kritsnavid, и совершает все действия без каких-либо ограничений, созданных умом, kritsna-karma-krit, в соответствии с силой, свободой и бесконечной мощью божественной воли внутри него. И
поскольку он объединен с Вечным, он также имеет чистую духовную и безграничную радость своего вечного существования. Он с обожанием обращается к Я, частью которого он является, Хозяину своих дел и божественному Возлюбленному своей души и природы. Он не только бесстрастный спокойный зритель; он возносит не только свое знание и волю к Вечному, но и свое сердце любви, обожания и страсти. Ибо без этого возвышения сердца вся его природа не реализована и не объединена с Богом; экстаз спокойствия духа нужно преобразовать экстазом Ананды души. За пределами личного Дживы и безличного Брахмана или Атмана он достигает супракосмического Пурушоттамы, который неизменен в безличности и реализует себя в личности и привлекает нас к себе посредством этих двух различных притяжений. Освобожденный искатель лично поднимается к этому высшему Божеству благодаря любви и радости своей души в Боге и поклонением воли в нем как Властелину своих дел; мир и величие его безличного универсального знания совершенствуются восторгом в самосуществующей интегральной близостью и сокровенной реальностью этого превосходящего и универсального Божества. Этот восторг прославляет его знание и объединяет его с вечным восторгом Духа в нём самом себе и его проявлении; это также совершенствует его личность в сверхличности божественного Пуруши и делает его естественное бытие и действие едиными с вечной красотой, вечной гармонией, вечной любовью и Анандой.
Но все эти изменения означают полный переход от низшей человеческой к высшей божественной природе. Это подъем всего нашего существа или, по крайней мере, всего ментального существа, которое желает, знает и чувствует за пределами того, чем мы являемся, в некое высшее духовное сознание, некую удовлетворяющую самую полную силу существования, некий глубочайший и широчайший восторг духа. И это вполне может быть возможно посредством трансценденции нашей нынешней природной жизни, это вполне возможно в некотором небесном состоянии за пределами земного существования или еще далее пределами в супракосмическом сверхсознании; это может произойти посредством перехода к абсолютной и бесконечной силе и статусу Духа. Но пока мы здесь, в теле, здесь, в жизни, здесь, в действии, что в этом изменении происходит с низшей природой? Ибо в настоящее время все наши действия определяются в их направлении и форме природой, и эта Природа здесь является природой трех гун, и во всем природном существе и во всех природных действиях есть тройственная гуна, тамас с его невежеством и инерцией, раджас с его кинезисом и действием, его страстью, горем и извращением, саттва с его светом и счастьем, и рабством у этих вещей. И при условии, что душа в себе становится выше трех гун, как она избегает в своей инструментальной природе их работы, результата и рабства? Ибо даже человек знания, говорит Гита, должен действовать в соответствии со своей природой. Чувствовать и выдерживать реакции гун во внешнем проявлении, но быть свободным от них и превосходить их в наблюдающем сознательном я позади недостаточно; ибо он все еще оставляет дуализм свободы и подчинения, противоречие между тем, что мы внутри, и тем, что мы снаружи, между нашим «я» и нашей силой, тем, что мы знаем себя, и тем, что мы хотим и делаем. Где здесь освобождение, где полное возвышение и трансформация в высшую духовную природу, бессмертную Дхарму, закон, присущий бесконечной чистоте и силе божественного существа? Если это изменение не может быть осуществлено, пока мы находимся в теле, то, следовательно, следует сказать, что вся природа не может быть преобразована, и должна оставаться непримиримая двойственность, пока смертный тип существования не отпадет, как сброшенная оболочка с духа. Но в этом случае евангелие дел не может быть правильным или, по крайней мере, не может быть окончательным евангелием: совершенный покой или, по крайней мере, настолько совершенный покой, насколько это возможно, прогрессирующая санньяса и отказ от работ, по-видимому, все еще являются истинной рекомендацией совершенства, — как, действительно, утверждает майявадин, который говорит, что путь Гиты, без сомнения, является правильным путем, пока мы остаемся в действии, но все же все работы являются иллюзией, а покой — высшим путем. Действовать в этом духе хорошо, но только как переход к отказу от всех работ, к прекращению, к абсолютному покою.
Это трудность, с которой Гита еще должна столкнуться, чтобы оправдать труды для искателя Духа. В противном случае она должна сказать Арджуне: «Действуй временно таким образом, но затем ищи более высокий путь отречения от трудов». Но, напротив, она говорит, что не прекращение трудов, а отречение от желаний — лучший путь; она говорит о действии освобожденного человека, muktasya karma. Она даже настаивает на выполнении всех действий, sarvāni karmāni, kritsna-karma-krit; она говорит, что каким бы образом ни жил и ни действовал совершенный Йогин, он живет и действует в Боге. Это может быть только, если природа также в своей динамике и работе станет божественной, силой, невозмутимой, неосязаемой, нерушимой, чистой и не тревожимой реакциями низшей Пракрити. Как и какими шагами осуществляется эта самая трудная трансформация? Какова эта последняя тайна совершенства души? Каков принцип или процесс этой трансмутации нашей человеческой и земной природы?
XVII
Дева и Асура
ПРАКТИЧЕСКАЯ трудность перехода от невежественной и скованной нормальной природы человека к динамической свободе божественного и духовного существа станет очевидной, если мы спросим себя более узко, как можно осуществить переход от скованного смущающего функционирования трех качеств к бесконечному действию освобожденного человека, который больше не подвержен гунам. Переход необходим; поскольку ясно установлено, что он должен быть выше или без трех гун, trigunātı̄ta, nistraigunya. С другой стороны, не менее ясно, не менее выразительно установлено, что в каждом природном существовании здесь, на земле, три гуны находятся в своей неразрывной работе, и даже говорится, что все действия человека, или существа, или силы являются просто действием этих трех модусов друг на друга, функционированием, в котором тот или другой преобладает, а остальные изменяют его действие и результаты, gunā gunesu vartante. Как же тогда может быть другая динамическая и кинетическая природа или любой другой вид работ? Действовать - значит подчиняться трем качествам Природы; быть за пределами этих условий ее работы - значит быть безмолвным в Духе. Ишвара, Верховный, который является хозяином всех ее работ и функций, руководит и определяет их своей божественной волей, действительно находится выше этого механизма качества, не затронут или не ограничен ее модусами, но все же, кажется, что он всегда действует через них, всегда формирует силой свабхавы и через психологическую машину гун. Эти три гуны являются фундаментальными свойствами Пракрити, необходимыми операциями исполнительной Природной силы, которая принимает форму здесь, в нас, и сам Джива является лишь частью Божественного в этой Пракрити. Если тогда освобожденный человек все еще совершает работы, все еще движется в кинетическом движении, то должно быть так, что он движется и действует в Природе и посредством ограничения ее качеств, подчиняется их реакциям, поскольку природная часть его сохраняется, и следовательно не в свободе Божественного. Но Гита говорит совершенно противоположное, что освобожденный Йогин избавлен от реакций гун и что бы он ни делал, как бы он ни жил, он движется и действует в Боге, в силе своей свободы и бессмертия, в законе высшего вечного Бесконечного, sarvathā vartamāno’pi sa yogı̄ mayi vartate. Кажется, здесь есть противоречие, тупик.
Но это только тогда, когда мы запутываемся в жестких логических оппозициях аналитического ума, а не тогда, когда мы свободно и тонко смотрим на природу духа и на дух в Природе. То, что движет миром, на самом деле не является модусами Пракрити, — это только низший аспект, механизм нашей обычной природы. Настоящая движущая сила — это божественная духовная Воля, которая в настоящее время использует эти низшие условия, но сама не ограничена, не подвластна гунам, как человеческая воля, не механизирована ими. Несомненно, поскольку эти модусы столь универсальны в своем действии, они должны происходить из чего-то присущего силе Духа; должны быть силы в божественной силе Воли, из которой эти аспекты Пракрити берут свое начало. Ибо все в низшей нормальной природе происходит из высшей духовной силы бытия Пурушоттамы, mattah pravartate; она не возникает de novo и без духовной причины. Что-то в сущностной силе духа должно быть, для чего саттвический свет и удовлетворение, раджасический кинезис, тамасическая инерция нашей природы являются производными и несовершенными или деградировавшими формами чего они являются. Но как только мы вернемся к этим источникам в их чистоте над этим несовершенством и деградацией, в которых мы живем, мы обнаружим, что эти движения приобретают совершенно иной вид, как только мы начинаем жить в духе. Бытие, действие и способы бытия и действия становятся совершенно различными вещами, намного превосходящими их нынешнюю ограниченную видимость.
Ибо что стоит за этим беспокойным кинетизмом космоса со всеми его столкновениями и борьбой? Что это такое, когда оно касается ума, когда оно надевает ментальные ценности, создает реакции желания, стремления, напряжения, ошибки воли, печали, греха, боли? Это воля духа в движении, великая божественная воля в действии, которую не трогают эти вещи; это сила2 свободного и бесконечного сознательного Божества, которое не имеет желания, потому что оно осуществляет всеобщее владение и спонтанную Ананду своих движений. Не утомляясь никакими стремлениями и напряжениями, оно наслаждается свободным господством над своими средствами и своими объектами; не введенное в заблуждение никакими ошибками воли, оно обладает знанием себя и вещей, которое является источником его господства и его Ананды; не одолеваемое никакими печалями, грехом или болью, оно имеет радость и чистоту своего бытия и радость и чистоту своей силы. Душа, живущая в Боге, действует посредством этой духовной волей, а не обычной волей не освобожденного ума: ее кинезис происходит благодаря этой духовной силе, а не раджасическим гунами Природы, именно потому, что она больше не живет в низшем движении, к которому принадлежит эта деформация, но вернулась в божественную природу к чистому и совершенному смыслу кинезиса.
И снова, что стоит за инерцией Природы, за этим Тамасом, который, будучи полным, делает ее действие подобным слепому движению машины, механическому импульсу, не замечающему ничего, кроме колеи, в которой он установлен для вращения и не осознающему даже закон этого движения, — этот Тамас, который превращает прекращение привычного действия в смерть и распад и становится в уме силой бездействия и невежества? Этот Тамас — это тьма, которая неправильно переводит, мы можем сказать, в бездействие силы и бездействие знания вечный принцип спокойствия и покоя Духа — покой, который Божественное никогда не теряет, даже когда оно действует, вечный покой, который поддерживает его интегральное действие знания и силу его творческой воли там в его собственных бесконечностях, так и здесь, в кажущемся ограничении его работы и самосознания. Покой Божества — это не распад энергии или пустая инерция; он сохраняет все, что Бесконечность знала и сделала, собранным и сосредоточенно сознательным во всемогущей тишине, даже если бы Сила повсюду на время прекратила активно знать и творить. Вечному не нужно спать или отдыхать; он не устает и не ослабевает; ему не нужна пауза, чтобы освежить и воссоздать свои истощенные энергии; ибо его энергия неисчерпаемо та же самая, неутомимая и бесконечная. Божество спокойно покоится посреди своего действия; и с другой стороны, само прекращение его действия сохранило бы в нем полную силу и все возможности его кинезиса. Освобожденная душа входит в этот покой и участвует в вечном покое духа. Это известно каждому, кто хоть немного вкусил радость освобождения, что она содержит в себе вечную силу спокойствия. И что глубокое спокойствие может оставаться в самом сердце действия, может сохраняться в самом бурном движении сил. Может быть стремительный поток мысли, действия, воли, движения, переполняющий поток любви, эмоция самосуществующего духовного экстаза в его самой сильной интенсивности, и это может распространиться на пламенное и сильное духовное наслаждение вещами и существами в мире и в путях Природы, и все же это спокойствие и покой будут позади волнения и в нем, всегда сознающие его глубины, всегда одни и те же. Спокойствие освобожденного человека - это не леность, не неспособность, не бесчувственность или инерция; оно полно бессмертной силы, способно на все действия, настроено на глубочайший восторг, открытое для глубочайшей любви и сострадания и интенсивнейшей Ананды любого рода.
И также за пределами низшего света и счастья этого чистейшего качества Природы, Саттвы, силы, которая способствует усвоению и эквивалентности, правильному знанию и правильному поведению, прекрасной гармонии, прочному равновесию, правильному закону действия, правильному владению и приносит столь полное удовлетворение уму, за пределами этой высшей вещи в обычной природе, достойной восхищения самой по себе, насколько это возможно, и пока ее можно поддерживать, но ненадежной, пребывающей в безопасности лишь благодаря ограничению, зависящей от правила и условия, есть в ее высоком и далеком источнике более великий свет и блаженство, свободное в свободном духе. Это не ограничено и не зависит от ограничения, правила или условия, но самосуществующее и неизменное, не результат той или иной гармонии среди диссонансов нашей природы, но источник гармонии и способный создать любую гармонию, какую оно пожелает. Это светящаяся духовная и в своем естественном действии прямая супраментальная сила знания, jyotih, а не наш измененный и производный ментальный свет, prakāśa. Это свет и блаженство широчайшего самосуществования, спонтанного самопознания, интимной универсальной идентичности, глубочайшего самовзаимообмена, а не приобретения, усвоения, настройки и натужной равнозначности. Этот свет полон сияющей духовной воли, и нет никакой пропасти или несоизмеримости между его знанием и его действием. Этот восторг – не наше более бледное ментальное счастье, sukham, а глубокое концентрированное интенсивное самосуществующее блаженство, распространяющееся на все, что наше существо делает, предвидит, создает, устойчивый божественный восторг, Ananda. Освобожденная душа все глубже и глубже участвует в этом свете и блаженстве и тем совершеннее в нем растет, чем более целостно она объединяется с Божественным. И в то время как среди гун низшей Природы есть необходимое неравновесие, изменчивое непостоянство мер и вечная борьба за господство, более великий свет и блаженство, спокойствие, воля кинезиса Духа не исключают друг друга, не находятся в состоянии войны, пребывают даже не просто в равновесии, но каждый является аспектом двух других и в своей полноте все неразделимы и едины. Наш ум, когда он приближается к Божественному, может показаться, что он входит в одно, исключая другое, может показаться, например, достигает спокойствия, исключая кинезис действия, но это потому, что мы приближаемся к нему сначала через выбирающий дух в уме. Впоследствии, когда мы сможем подняться даже выше духовного ума, мы можем увидеть, что каждая божественная сила содержит все остальное и можем избавиться от этой первоначальной ошибки.3
Мы видим тогда, что действие возможно без подчинения души обычному деградированному функционированию режимов Природы. Это функционирование зависит от ментального, витального и физического ограничения, в которое мы брошены; это деформация, неспособность, неправильная или подавленная ценность, навязанная нам
разумом и жизнью в материи. Когда мы вырастаем в дух, эта дхарма или низший закон Природы заменяется бессмертной дхармой духа; есть опыт свободного бессмертного действия, божественного безграничного знания, трансцендентной силы, непостижимого покоя. Но все еще остается вопрос перехода; ибо должен быть переход, пошаговое осуществление, поскольку ничто в деяниях Бога в этом мире не делается резким действием без процедуры или основы. У нас есть то, что мы ищем в себе, но мы должны на практике развить это из низших форм нашей природы.4 Поэтому в действии самих режимов должны быть какие-то средства, какие-то рычаги, какие-то point d'appui, с помощью которых мы можем осуществить эту трансформацию. Гита находит ее в полном развитии саттвической гуны, пока она в своем мощном расширении не достигнет точки, в которой она сможет выйти за пределы себя и исчезнуть в своем источнике. Причина очевидна, потому что саттва это сила света и счастья, сила, которая способствует спокойствию и знанию, и в своей высшей точке она может достичь определенного отражения, почти ментального тождества с духовным светом и блаженством, из которых она исходит. Другие две гуны не могут достичь этой трансформации, -- раджас в божественную кинетическую волю или тамас в божественный покой и тишину, -- без вмешательства саттвической силы в Природе. Принцип инерции всегда останется инертным бездействием силы или неспособностью знания до тех пор, пока его неведение не исчезнет в просветлении, а его вялая неспособность не потеряется в свете и силе всемогущей божественной воли покоя. Только тогда мы сможем обрести высшее спокойствие. Поэтому тамас должен быть подчинен саттве. Принцип раджаса по той же причине должен всегда оставаться вертлявым, беспокойным, лихорадочным или несчастным действием, потому что у него нет правильного знания; его природное движение - неправильное и извращенное действие, извращенное из-за неведения. Наша воля должна очистить себя знанием; она должна все больше и больше приближаться к правильному и светоносно информированному действию, прежде чем ее можно будет преобразовать в божественную кинетическую волю. Это снова означает необходимость вмешательства саттвы. Саттвическое качество является первым посредником между высшей и низшей природой. Оно действительно должно в определенный момент трансформироваться или уйти от себя, распасться и раствориться в своем источнике; его обусловленный производный поиск света и тщательно выстроенное действие должны превратится в свободную прямую динамику и спонтанный свет духа. Но между тем, высокое увеличение саттвической силы в значительной степени освобождает нас от тамасической и раджасической непригодности; и ее собственная непригодность, как только нас не слишком тянут вниз раджас и тамас, может быть преодолена с большей легкостью. Развивать саттву, пока она не станет полной духовного света, покоя и счастья, является первым условием этой подготовительной дисциплины природы.
Это, как мы увидим, является целью всех остальных глав Гиты. Но сначала она предваряет рассмотрение этого просветляющего движения различием между двумя видами существ, Дэвой и Асурой; ибо Дэва способен на высокое самопреобразующее саттвическое действие, Асур неспособен. Мы должны увидеть, в чем заключается цель этого предисловия и точное значение этого различия. Общая природа всех людей одинакова, она представляет собой смесь трех гун; тогда может показаться, что во всех должна быть способность развивать и усиливать саттвический элемент и направлять его к высотам божественной трансформации. То, что наше обычное поведение на самом деле нацелено на то, чтобы сделать наш разум и волю слугами нашего раджасического или тамасического эгоизма, служителями нашего беспокойного и неуравновешенного кинетического желания или нашей потворствующей себе лени и статической инерции, может быть только, как можно было бы предположить, временной характеристикой нашего неразвитого духовного существа, сыростью его несовершенной эволюции и должно исчезнуть, когда наше сознание поднимется по духовной шкале. Но мы фактически видим, что люди, по крайней мере люди выше определенного уровня, в значительной степени делятся на два класса: те, кто имеет доминирующую силу саттвической природы, обращенную к знанию, самоконтролю, благодеянию, совершенству, и те, кто имеет доминирующую силу раджасической природы, обращенную к эгоистическому величию, удовлетворению желания, потворству своей собственной сильной воле и личности, которые они стремятся навязать миру, не для служения человеку или Богу, а ради своей собственной гордыни, славы и удовольствия. Это человеческие представители Дэвов и Данавов или Асуров, Богов и Титанов. Это различие является очень древним в индийской религиозной символике. Основная идея Ригведы - борьба между Богами и их темными противниками, между Мастерами Света, сыновьями Бесконечности и детьми Разделения и Ночи, битва, в которой принимает участие человек и которая отражается во всей его внутренней жизни и действиях. Это также было основополагающим принципом религии Зороастра. Та же идея видна в более поздней литературе. Рамаяна в своем этическом замысле является притчей об огромном конфликте между Девой в человеческом облике и воплощенным Ракшасом, между представителем высокой культуры и Дхармы и огромной необузданной силой и гигантской цивилизацией преувеличенного Эго. Махабхарата, частью которой является Гита, берет в качестве своей темы столкновение, длящееся всю жизнь, между человеческими Дэвами и Асурами, людьми силы, сыновьями Богов, которые управляемы светом высокой этической Дхармы и другими, которые являются воплощенными Титанами, людьми силы, которые находятся на службе своего интеллектуального, витального и физического эго. Древний ум, более открытый, чем наш, к истине вещей за физической завесой, видел за жизнью человека великие космические Силы или существа, представляющие определенные формы или степени универсальной Шакти, божественные, титанические, гигантские, демонические, и люди, которые сильно представляли в себе эти типы природы, сами считались Дэвами, Асурами, Ракшасами, Пишачами. Гита для своих собственных целей принимает это различие и развивает разницу между этими двумя видами существ, dvau bhūtasargau. Ранее она говорила о природе, которая является Асурической и Ракшасической и препятствует знанию Бога, спасению и совершенству; теперь она противопоставляет ее природе Дайв, которая обращена к этим вещам.
Арджуна, говорит Учитель, имеет природу Дэвы. Ему не нужно горевать от мысли, что, приняв битву и убиение, он уступит импульсам Асуры. Действие, на котором все вращается, битва, которую Арджуне предстоит вести вместе с воплощенным Божеством в качестве его возничего по приказу Владыки мира в форме Духа Времени, - это борьба за установление царства Дхармы, империи Истины, Правды и Справедливости. Он сам рожден в виде Дэвы; он развил в себе саттвическое существо, пока теперь не достиг точки, в которой он способен на высокую трансформацию и освобождение от трайгуньи и, следовательно, даже от саттвической природы. Различие между Девой и Асурой не является всеобъемлющим для всего человечества, не является строго применимым ко всем его индивидуумам, и не является резким и определенным на всех стадиях нравственной или духовной истории расы или на всех фазах индивидуальной эволюции. Тамасический человек, который составляет довольно большую часть целого, не попадает ни в одну из категорий, как это здесь описано, хотя он может иметь оба элемента в себе в низкой степени и по большей части служит прохладно низшим качествам. Обычный человек обычно является смесью; ни та, ни другая тенденция не достаточно выражена, чтобы делать его преимущественно раджасо-тамасическим или сатва-раджасическим и, можно сказать, готовит его к любой кульминации, к божественной ясности или титаническому буйству. Ибо здесь речь идет об определенной кульминации в эволюции качественной природы, как будет очевидно из описаний, данных в тексте. С одной стороны может быть сублимация саттвического качества, кульминация или проявление нерожденного Девы, с другой - сублимация раджасического поворота души в природе, полное рождение Асуры. Одно ведет к тому движению освобождения, на котором Гита собирается сделать акцент; это делает возможным высокое самопревосхождение саттвического качества и трансформацию в подобие божественного существа, vimoksāya. Другое уводит от этой универсальной потенциальности и устремляется к преувеличению нашей зависимости от эго. В этом суть различия.
Природа Девы отличается вершиной саттвических привычек и качеств; самообладание, жертвенность, религиозная привычка, чистота и непорочность, искренность и прямолинейность, истина, спокойствие и самоотречение, сострадание ко всем существам, скромность, мягкость, прощение, терпение, стойкость, глубокая сладостная и серьезная свобода от всякого беспокойства, легкомыслия и непостоянства являются ее врожденными атрибутами. Асурические качества, гнев, жадность, хитрость, предательство, преднамеренное причинение вреда другим, гордость, высокомерие и чрезмерное самоуважение не имеют места в его природе. Но его мягкость, самоотречение и самообладание также свободны от всякой слабости: у него есть энергия и сила души, сильная решимость, бесстрашие души, которая живет в правде и в соответствии с истиной, а также ее безвредность, tejah, abhayam, dhritih, ahiṁsā, satyam. Все существо, весь темперамент целостно чисты; есть стремление к знанию и спокойное и уверенное пребывание в знании. Это богатство, полнота человека, рожденного в природе Дэвы.
Асурическая натура также имеет свое богатство, свою полноту силы, но она совсем иного, мощного и злого рода. Асурические люди не имеют истинного знания о пути действия или пути воздержания, выполнения или удержания в природе. Истины нет в них, ни чистого делания, ни верного соблюдения. Они естественно видят в мире только огромную игру удовлетворения себя; их мир с Желанием как причиной, семенем, управляющей силой и законом, мир Случайности, мир, лишенный справедливых отношений и связанной Кармы, мир без Бога, не истинный, не основанный на Истине. Какой бы лучшей интеллектуальной или высшей религиозной догмой они ни обладали, это единственное истинное кредо их ума, воли в действии; они всегда следуют культу Желания и Эго. На этот способ видения жизни они опираются в реальности и его ложью они разрушают свои души и свой разум. Человек асурического типа становится центром или инструментом яростного, титанического, жестокого действия, силой разрушения в мире, источником вреда и зла. Высокомерные, полные самолюбия и опьяненные своей гордыней, эти заблудшие души обманывают себя, упорствуют в ложных и упрямых целях и преследуют фиксированное нечистое решение своих стремлений. Они воображают, что желание и наслаждение являются целью жизни, и в своем беспорядочном и ненасытном стремлении к этому они становятся добычей пожирающей, безмерно непрекращающейся заботы и мысли, усилий и беспокойства до момента своей смерти. Связанные сотней уз, пожираемые гневом и похотью, неутомимо занятые накоплением несправедливых приобретений, которые могут служить их наслаждению и удовлетворению их желаний, они всегда думают: «Сегодня я получил этот объект желания, завтра у меня будет тот другой; сегодня у меня так много богатства, завтра я получу еще больше. Я убил этого своего врага, остальных тоже убью. Я господин и царь людей, я совершенный, искусный, сильный, счастливый, удачливый, привилегированный наслаждающийся миром; я богат, я высокого происхождения; кто ещё такой, как я? Я буду жертвовать, я будут отдавать, я буду наслаждаться». Таким образом, занятые многими эгоистическими идеями, заблуждающиеся, совершающие дела, но совершающие их неправильно, действующие могущественно, но для себя, ради желания, ради наслаждения, а не для Бога в себе и Бога в человеке, они попадают в нечистый ад своего собственного зла. Они жертвуют и дают, но из эгоистичного показного хвастовства, из тщеславия и с натянутной, глупой гордостью. В эгоизме своей силы и власти, в буйстве своего гнева и высокомерия они ненавидят, презирают и умаляют Бога, скрытого в себе, и Бога в человеке.
И поскольку они имеют эту гордую ненависть и презрение к добру и Богу, поскольку они
жестоки и злы, Божественное постоянно низвергает их во все больше и больше асурических рождений. Не ища его, они его не находят, и в конце концов, полностью потеряв к нему путь, погружаются в самый низкий статус душевной природы, adhamāṁ gatim.
Это наглядное описание, даже придавая всю ценность различию, которое оно подразумевает, не должно быть навязано, чтобы нести в себе больше, чем оно означает. Когда говорится, что есть два творения существ в этом материальном мире, Дэва и Асура,5 это не означает, что человеческие души созданы Богом с самого начала, каждая со своей собственной неизбежной судьбой в Природе, и не означает, что существует жесткое духовное предопределение, и те, которые отвергнуты с самого начала Божественным, ослеплены им, чтобы они могли быть низвергнуты в вечную погибель и нечистоту Ада. Все души являются вечными частями Божественного, как Асуры, так и Дэвы, все могут прийти к спасению: даже величайший грешник может обратиться к Божественному. Но эволюция души в Природе это приключение, в котором Свабхава и Карма, управляемая свабхавой, всегда являются главными силами; и если избыток в проявлении свабхавы, самостановления души, беспорядок в ее игре поворачивает закон бытия в извращенную сторону, если раджасические качества берут верх, культивируются до уменьшения саттвы, то тенденция Кармы и ее результаты необходимо достигают кульминации не в саттвической высоте, которая способна к движению освобождения, а в высшем преувеличении извращенностей низшей природы.
Человек, если он не остановится и не откажется от своего пути заблуждения, в конечном итоге имеет полностью рождённого в себе Асуру, и как только он сделает этот огромный
поворот от Света и Истины, он больше не сможет обратить вспять фатальную скорость своего курса из-за самой необъятности неправильно использованной божественной силы в нем, пока он не измерит глубины, в которые она падает, не найдет дна и не увидит, куда этот путь привел его, силу, истощенную и растраченную, самого себя внизу, в низшем состоянии душевной природы, которое есть Ад. Только когда он понимает и обращается к Свету, приходит та другая истина Гиты, что даже величайший грешник, самый нечистый и жестокий злодей спасается в тот момент, когда он поворачивается, чтобы поклоняться и следовать за Божеством внутри себя. Тогда, просто благодаря этому повороту, он очень скоро попадает на саттвический путь, который ведет к совершенству и свободе.
Асурическая Пракрити - раджасическая на своей вершине; она ведет к рабству души в Природе, к желанию, гневу и жадности, трем силам раджасического эго, и это тройные двери Ада, Ада, в который попадает природное существо, когда оно потакает нечистоте, злу и ошибке своих низших или извращенных инстинктов. Эти три силы снова являются дверями великой тьмы, они складываются обратно в тамас, характерную силу изначального Невежества; ибо необузданная сила раджасической природы, когда истощается, возвращается к слабости, краху, тьме, неспособности наихудшего тамасического состояния души. Чтобы избежать этого падения, нужно избавиться от этих трех злых сил и обратиться к свету саттвического качества, жить правильно, в истинных отношениях, согласно Истине и Закону; тогда человек следует своему высшему благу и достигает наивысшего душевного статуса. Следовать закону желания - это не истинное правило нашей природы; есть более высокий и справедливый стандарт его работы. Но где он воплощен или как его найти? Во-первых, человеческая раса всегда искала этот справедливый и высокий Закон, и все, что она обнаружила, воплощено в ее Шастре, ее правилах науки и знания, правилах этики, правилах религии, правилах наилучшей социальной жизни, правилах правильных отношений с человеком, Богом и Природой. Шастра не означает массу обычаев, некоторые хорошие, некоторые плохие, неразумно соблюдаемых обычным рутинным умом тамасического человека. Шастра - это знание и учение, заложенные интуицией, опытом и мудростью, наукой, искусством и этикой жизни, лучшими стандартами, доступными расе. Полупробужденный человек, который не соблюдает её правила, чтобы следовать руководству своих инстинктов и желаний, может получить удовольствие, но не счастье; поскольку внутреннее счастье может прийти только через правильную жизнь. Он не может двигаться к совершенству, не может обрести наивысший духовный статус. Закон инстинкта и желания кажется, приходит первым в животном мире, но человечность человека растет через стремление к истине, религии, знанию и правильной жизни. Поэтому Шастра, признанное Право, которое он установил для управления своими низшими членами с помощью своего разума и разумной воли, должна прежде всего соблюдаться и стать авторитетом для поведения и дел, а также для того, что следует или не следует делать,
пока инстинктивная природа желания не будет обучена, ослаблена и подавлена привычкой к самоконтролю, и человек не будет готов сначала к более свободному разумному самоуправлению, а затем к высшему закону и высшей свободе духовной природы.
Ибо Шастра в своем обычном аспекте не является этим духовным законом, хотя в своей высшей точке, когда она становится наукой и искусством духовной жизни, Адхьятма-шастрой, - сама Гита описывает свое собственное учение как высшую и самую тайную Шастру, - она формулирует правило самопревосхождения саттвической природы и развивает дисциплину, которая ведет к духовной трансмутации. И все же вся Шастра построена на ряде подготовительных условий, дхарм; это средство, а не цель. Высшая цель – это свобода духа, когда, отказавшись от всех дхарм, душа обращается к Богу за своим единственным законом действия, действует прямо из божественной воли и живет в свободе божественной природы, не в Законе, а в Духе. Это развитие учения, которое подготовлено следующим вопросом Арджуны.
XVIII
Гуны, Вера и Работы
ГИТА провела различие между действием в соответствии с разрешением на личное желание и действие, совершаемое в соответствии с Шастрой. Под последним мы должны понимать признанную науку и искусство жизни, которое является результатом коллективной жизни человечества, его культуры, религии, науки, его прогрессивного открытия лучшего правила жизни, — но человечество все еще ходит в неведении и движется в полусвете
к знанию. Действие личного желания относится к не перерожденному состоянию нашей природы и продиктовано неведением или ложным знанием и нерегулируемым или плохо регулируемым кинетическим или раджасическим эгоизмом. Действие, контролируемое Шастрой, является результатом интеллектуальной, этической, эстетической, социальной и религиозной культуры; оно воплощает попытку определенной правильной жизни, гармонии и правильного порядка и, очевидно, является усилием, более или менее развитым в зависимости от обстоятельств, саттвического элемента в человеке, чтобы превзойти, регулировать и контролировать или направлять, где должно, его раджасический и тамасический эгоизм. Это средство для шага вперед, и поэтому человечество должно сначала пройти через него и сделать эту Шастру своим законом действия, а не подчиняться импульсу своих личных желаний. Это общее правило, которое человечество всегда признавало, всегда, когда оно достигало любого рода устоявшееся и развитое общественное устройство; у него есть идея порядка, закона, стандарта его совершенства, чего-то иного, чем власть его желаний или незрелое управление его грубых импульсов. Это более великое правило индивидуум обычно находит вне себя в некотором более или менее фиксированном результате опыта и мудрости расы, которое он принимает, на которое его разум и ведущие части его существа дают свое согласие или санкцию и которое он пытается сделать своим собственным, проживая его в своем уме, воле и действии. И это согласие существа, его сознательное принятие и воля верить и осознавать, можно назвать именем, которое Гита дает ему, его верой, śraddhā. Религия, философия, этический закон, социальная идея, культурная идея, в которую я верю, дает мне закон для моей природы и ее дел, идею относительного права или идею относительного или абсолютного совершенства, и в той мере, в какой у меня есть искренность и полнота веры в нее и сила воли жить в соответствии с этой верой, я могу стать тем, что она мне предлагает, я могу сформировать себя в образ этого права или образец этого совершенства.
Но мы также видим, что в человеке есть более свободная тенденция, отличная от правления его желаний и отличная от его воли принять Закон, фиксированную идею, надежное правящее правило Шастры. Довольно часто индивидуум, сообщество в любой момент своей жизни отворачиваются от Шастры, становятся нетерпеливым к ней, теряет эту форму своей воли и веры и отправляются на поиски другого закона, который они теперь более склонны принять как правильное правило жизни и считать более жизненно важной или высшей истиной существования. Это может произойти, когда установленная Шастра перестает быть живой вещью и вырождается или застывает в массе обычаев и условностей. Или это может произойти, потому что обнаруживается, что Шастра несовершенна или больше не полезна для требуемого прогресса; новая истина, более совершенный закон жизни становятся императивом. Если этого нет, то это должно быть обнаружено усилиями расы или каким-то великим и просветленным индивидуальным умом, который воплощает желание и поиск расы. Ведический закон становится условностью, и Будда появляется со своим новым правилом восьмеричного пути и целью Нирваны; и можно заметить, что он предлагает его не как личное изобретение, а как истинное правило арийской жизни, постоянно заново открываемое Буддой, просветленным умом, пробужденным духом. Но это практически означает, что есть идеал, вечная Дхарма, которую религия, философия, этика и все другие силы в человеке, которые стремятся к истине и совершенству, постоянно стремятся воплотить в новых утверждениях науки и искусства внутренней и внешней жизни, новой Шастре. Моисеевы законы религиозной, этической и социальной праведности осуждаются в узости и несовершенстве и теперь являются условностью; закон Христа приходит на смену им и претендует одновременно на отмену и исполнение, на отмену несовершенной формы и исполнение в более глубоком и широком свете и силе духа вещи, на которую он нацелился, божественного правила жизни. И человеческий поиск не останавливается на этом, но оставляет и эти формулировки также, возвращается к какой-то прошлой истине, которую он отверг, или прорывается вперед к какой-то новой истине и силе, но всегда находится в поисках одного и того же, закона своего совершенства, своего правила правильной жизни, своего полного, высшего и сущностного «я» и природы.
Это движение начинается с индивидуума, который больше не удовлетворен законом, потому что он обнаруживает, что он больше не соответствует его идее и самому большому или самому интенсивному опыту себя и существования, и поэтому он больше не может в него верить и практиковать. Он не соответствует его внутреннему образу бытия, он не является для него sat, тем, что действительно есть, правильным, высшим или лучшим или реальным благом; это не истина и закон его или всего бытия. Шастра - это нечто безличное для индивидуума, и это дает ей власть над узким личным законом его членов; но в то же время она является личной для коллектива и является результатом его опыта, его культуры или его природы. Это не во всей своей форме и духе идеальное правило свершения Я или вечного закона Мастера нашей природы, хотя оно может содержать в себе в малой или большей мере указания, подготовления, просветляющие проблески той гораздо большей вещи. И индивидуум может выйти за рамки коллектива и быть готовым к большей истине, более широкому пути, более глубокому намерению Жизненного Духа. Руководство в нем, которое отходит от Шастры, может быть, не всегда будет более высоким движением; оно может принять форму восстания эгоистической или раджасической натуры, ищущей свободы от гнета чего-то, что, как она чувствует, стесняет ее свободу самореализации и самопознания.
Но даже тогда это часто оправдывается некоторой узостью или несовершенством Шастры или деградацией текущего правила жизни в просто ограничивающую или безжизненную условность. И пока это законно, оно взывает к истине, у него есть хорошая и справедливая причина для существования: ибо хотя оно и упускает правильный путь, все же свободное действие раджасического эго, поскольку в нем больше свободы и жизни, лучше, чем мертвое и закоснелое тамасическое следование условности. Раджасическое всегда сильнее, всегда более сильно вдохновлено и имеет в себе больше возможностей, чем тамасическая природа. Но также это руководство может быть саттвическим в своей основе; это может быть поворот к большему и более великому идеалу, который приведет нас ближе к более полной и обширной истине нашего Я и всеобщего существования, чем то, что было до сих пор видно, и, следовательно, ближе к тому высшему закону, который един с божественной свободой.
И в действительности это движение обычно является попыткой ухватиться за какую-то забытую истину или перейти к еще неоткрытой или непрожитой истине нашего бытия. Это не просто распущенное движение нерегулируемой природы; это имеет свое духовное обоснование и является необходимостью нашего духовного прогресса. И даже если Шастра все еще живая вещь и лучшее правило для среднего человека, исключительный человек, духовный, внутренне развитый, не связан этим стандартом. Он призван выйти за пределы фиксированной линии Шастры. Ибо это правило для руководства, контроля и относительного совершенства обычного несовершенного человека, и он должен перейти к более абсолютному совершенству: это система фиксированных дхарм, и он должен научиться жить в свободе Духа.
Но что тогда будет надежной основой действия, которое отходит как от руководства желанием, так и от нормального закона? Ибо правило желания имеет свой собственный авторитет, уже не безопасный или удовлетворительный для нас, как для животного или как это могло бы быть для примитивного человечества, но все же, насколько это возможно, основанный на очень живой части нашей природы и подкрепленный ее сильными указаниями; и закон, Шастра, имеет позади весь авторитет давно установленного правила, старых успешных санкций и надежного прошлого опыта. Но это новое движение имеет природу мощного приключения в неизвестном или частично известном, дерзкого развития и нового завоевания, и что тогда является ключом, которому нужно следовать, путеводным светом, на который он может положиться или его прочной основой в нашем существе? Ответ в том, что ключ и поддержка должны быть найдены в шраддхе человека, его вере, его воле верить, жить тем, что он видит или считает истиной себя и существования. Другими словами, это движение - обращение человека к себе или к чему-то мощному и непреодолимому в себе или во всеобщем существовании для открытия своей истины, своего закона жизни, своего пути к полноте и совершенству. И все зависит от природы его веры, вещи в нём самом или во вселенской душе - частью или проявлением которой он является - на которую он ее направляет и от того, насколько близко он подходит с ее помощью к своему настоящему я и Я или истинному существу вселенной. Если он тамасичен, тёмен, затуманен, если у него невежественная вера, неумелая воля, он не достигнет ничего истинного и падет в свою низшей природу. Если его заманил ложный раджасическй свет, своеволие может унести его на обходные пути, которые могут привести в болото или к пропасти. В любом случае его единственный шанс на спасение заключается в возвращении саттвы к нему чтобы навязать новый просветленный порядок и правило его членам которые освободят его от жестокой ошибки его своеволия или тупой ошибки его затуманенного неведения. Если, с другой стороны, у него есть саттвическая природа и саттвическая вера и направление для его шагов, он придет к видению более высокого, но недостижимого идеального правила, которое может даже привести его в редких случаях за пределы саттвического света, по крайней мере, к высшему божественному просветлению и божественному образу жизни. Ибо если саттвический свет настолько силен в нем, что приводит его к своей собственной кульминационной точке, то он сможет, продвигаясь из этой точки, разглядеть свои врата входа в некий первый луч того, что божественно, трансцендентно и абсолютно. Во всех усилиях по самопознанию эти возможности есть; они являются условиями этого духовного приключения.
Теперь нам нужно посмотреть, как Гита решает этот вопрос в своей собственной линии духовного учения и самодисциплины. Ибо Арджуна немедленно задает наводящий на размышления вопрос, из которого возникает проблема или один из ее аспектов. Когда люди, говорит он, приносят жертвы Богу или богам с верой, śraddhā, но отказываются от правил Шастры, что это за концентрированная воля преданности в них, nisthā, которая дает им эту веру и побуждает их к такому виду действий? Это саттва, раджас или тамас? К какой нити нашей природы она принадлежит? Ответ Гиты сначала утверждает принцип, что вера в нас тройственного рода, как и все вещи в Природе, и меняется в зависимости от доминирующего качества нашей природы. Вера каждого человека принимает форму, оттенок, качество, приданные ей его веществом бытия, составляющим его темпераментом, его врожденной силой существования, sattvānurūpā sarvasya śraddhā. А затем следует замечательная строка, в которой Гита говорит нам, что этот Пуруша, эта душа в человеке, как бы сделана из śraddhā, веры, воли быть, веры в себя и существование, и какова бы ни была эта воля, вера или составляющее убеждение в него, он есть то, и это есть он. Śraddhāmayo 'yaṁ puruso yo yac-chraddhah sa eva sah. Если мы немного внимательнее рассмотрим это содержательное высказывание, то обнаружим, что эта единственная строка содержит подразумеваемую в своих нескольких сильных словах почти всю теорию современного евангелия прагматизма.
Ибо если человек или душа в человеке состоит из веры, которая есть в нем, взятой в этом более глубоком смысле, то из этого следует, что истина, которую он видит и желает переживать, является для него истиной его бытия, истиной самого себя, которую он создал или создает, и для него не может быть никакой другой реальной истины. Эта истина является вещью его внутреннего и внешнего действия, вещью его становления, динамики души, а не того в нем, что никогда не меняется. Он является тем, чем он является сегодня, некоторой прошлой волей его природы, поддерживаемой и продолжаемой настоящей волей знать, верить и быть в его интеллекте и жизненной силе, и какой бы новый поворот ни приняли эта воля и вера, действующие в самой его субстанции, тем он будет стремиться стать в будущем.
Мы создаем нашу собственную истину существования в нашем собственном действии
разума и жизни, что является другим способом сказать, что мы создаем наши собственный я, являемся своими собственными творцами.
Но совершенно очевидно, что это только один аспект истины, и все одноаспектные утверждения подозрительны для мыслителя. Истина – это не просто то, чем является или что создает наша собственная личность; это только истина нашего становления, одна точка или линия особого внимания в движении широчайшего объема. За пределами нашей личности есть, во-первых, универсальное бытие, а также универсальное становление, где наше бытие является лишь малым движением; и за пределами этого есть также есть вечное Бытие, из которого все становление вытекает и которому оно обязано своими возможностями, элементами, изначальными и конечными мотивами. Мы можем действительно сказать, что все становление - это только действие универсального сознания, Майя, творение воли к становлению, и единственная другая реальность, если таковая имеется, - это чистое вечное существование за пределами сознания, безликое, невыраженное и невыразимое. Это практически точка зрения, принятая Адвайтой майявадина и тот смысл различия, которое он делает между прагматической истиной, которая для его ума иллюзорна или, по крайней мере, только временно и частично реальна — в то время как современный прагматизм считает ее истинной истиной или, по крайней мере, единственной узнаваемой реальностью, потому что это единственная реальность, где мы можем действовать и которую можем знать, — между этой прагматической иллюзией и одиноким Абсолютом, безликим и невыразимым, находящимся по ту сторону творческой Майи. Но для Гиты абсолютный Брахман также является высшим Пурушей, а Пуруша всегда является сознательной Душой, хотя ее высшее сознание, ее сверхсознание, если хотите, — как, можно добавить, и ее низшее которое мы называем Несознанием, — есть нечто совсем отличающееся от нашего умственного сознания, которому мы привыкли давать имя. В этом высшем сверхсознании есть высшая истина и дхарма бессмертия, величайший божественный способ бытия, способ вечного и бесконечного. Этот вечный способ существования и божественный способ бытия уже существует в вечности Пурушоттамы, но мы сейчас пытаемся создать его здесь также в нашем становлении посредством Йоги; наше стремление - стать Божественным, быть как Он, мадбхава. Это также зависит от шраддхи. Именно посредством действия нашей сознательной субстанции и веры в его истину, сокровенной воли жить этим или быть этим мы приходим к
этому; но это не значит, что он уже не существует за пределами нас. Хотя он может не существовать для нашего внешнего ума, пока мы не увидим и не создадим себя заново в нем, он все же там, в Вечном, и мы можем даже сказать, что он уже там, в нашем собственном тайном «я»; ибо в нас также, в наших глубинах Пурушоттама всегда есть. Наше врастание в это, наше творение этого - его и его проявление в нас. Все творение действительно, поскольку оно исходит из сознательной субстанции Вечного, является проявлением его и исходит через веру, принятие, волю быть в изначальном сознании, Чит-Шакти.
Однако в настоящее время мы озабочены не метафизическим вопросом, а отношением этой воли или веры в наше бытие к нашей возможности роста в совершенство божественной природы. Эта сила, эта шраддха в любом случае является нашей основой. Когда мы живем, когда мы существуем и действуем в соответствии со своими желаниями, это есть постоянный акт шраддхи, принадлежащий в основном нашей витальной и физической, нашей тамасической и раджасической природе. Когда мы пытаемся быть, жить и действовать в соответствии с Шастрой, мы действуем постоянным актом шраддхи, который принадлежит, предполагая, что это не рутинная вера, саттвической тенденции, которая постоянно трудится, чтобы навязать себя нашим раджасическим и тамасическим частям. Когда мы оставляем обе эти вещи и пытаемся быть, жить и действовать в соответствии с каким-то идеальным или новым представлением об истине, которое мы сами нашли или которое мы сами приняли, это также является постоянным актом шраддхи, который может быть подчинен любому из этих трех качеств, которые постоянно управляют каждой нашей мыслью, волей, чувством и действием. И снова, когда мы пытаемся быть, жить и действовать в соответствии с божественной природой, тогда мы также должны продолжать действовать постоянным актом шраддхи, который должен быть согласно Гите верой саттвической природы, когда она достигает кульминации и готовится превзойти свои собственные четко очерченные пределы.
Но всё и любая из этих вещей подразумевает некоторый кинезис или сдвиг природы, всё предполагает внутреннее или внешнее или обычно как внутреннее, так и внешнее действие. И каков тогда будет характер этого действия? Гита утверждает три основных элемента работы, которую мы должны выполнить, kartavyaṁ karma, и эти три - жертвоприношение, даяние и аскеза. Когда Арджуна спросил его о разнице между внешним и внутренним отречением, санньясой и тьягой, Кришна настаивает, что эти три вещи совсем не следует отвергать, но следует полностью выполнять, поскольку они – работа, стоящая перед нами, kartavyaṁ karma, и они очищают мудрых. Другими словами, эти действия составляют средства нашего совершенства. Но в то же время они могут быть выполнены неразумно или менее разумно неразумными. Все динамические действия могут быть сведены в своих основных частях к этим трем элементам. Для всех динамических действий, всех движений природы требуется добровольная или непроизвольная тапасья или аскеза, энергия и концентрация наших сил или способностей или некоторой способности, которая помогает нам достичь, приобрести или стать чем-то, тапас. Все действия требуют отдачи того, чем мы являемся или чем обладаем, затрат, которые являются ценой этого достижения, приобретения или становления, дана. Все действия требуют также жертвоприношения стихийным или вселенским силам или верховному Мастеру наших трудов. Вопрос в том, делаем ли мы эти вещи неосознанно, пассивно или, в лучшем случае, неразумной, невежественной полусознательной волей, или неразумно или извращенно сознательной энергией, или мудро сознательной волей, укорененной в знании, другими словами, являются ли наши жертва, отдача и аскеза тамасическими, раджасическими или саттвическими по своей природе.
Ибо все здесь, включая физические вещи, имеет этот тройной характер. Например, наша пища, как говорит нам Гита, является либо саттвической, либо раджасической, либо тамасической в pависимости от ее характера и воздействия на тело. Саттвический темперамент в ментальном и физическом теле естественным образом обращается к вещам, которые увеличивают жизнь, увеличивают внутреннюю и внешнюю силу, питают одновременно ментальную, жизненную и физическую силу и увеличивают удовольствие и удовлетворение и счастливое состояние ума, жизни и тела, все, что сочно, мягко, твердо и удовлетворяет. Раджасический темперамент естественным образом предпочитает пищу, которая является сильно кислой, острой, горячей, терпкой, грубой, сильной и жгучей, пищу, которая увеличивает риск плохого здоровья и расстройства ума и тела. Тамасический темперамент получает извращенное удовольствие от холодной, нечистой, несвежей, гнилой или безвкусной пищи или даже принимает, как животные, остатки, наполовину съеденные другими. Всепроникающим является принцип трех гун. Гуны применяются на другом конце таким же образом к вещам ума и духа, к жертвоприношению, даянию и аскезе, и Гита различает под каждой из этих трех гун три вида в обычных терминах этих вещей, как они были сформулированы символикой старой индийской культуры. Но, помня очень широкий смысл, который сама Гита придает идее жертвоприношения, мы вполне можем расширить поверхностный смысл этих намеков и открыть их для более свободного значения. И будет удобно рассматривать их в обратном порядке, от тамаса к саттве, поскольку мы рассматриваем, как мы поднимаемся из нашей низшей природы через определенную саттвическую кульминацию и самопревосхождение к божественной природе и действию за пределами трех гун.
Тамасическая жертва — это работа, которая выполняется без веры, то есть без какой-либо полной сознательной идеи и принятия и воли по отношению к тому, что Природа все же заставляет нас выполнять. Она выполняется механически, потому что этого требует акт жизни, потому что это мешает нам, потому что другие делают это, чтобы избежать какой-то другой большей трудности, которая может возникнуть из-за невыполнения этого или из любого другого тамасического мотива. И она будет выполнена, если у нас в полной мере такой темперамент, небрежно, поверхностно, неправильным образом. Она не будет выполнена посредством видхи или благодаря правильному правилу Шастры, не будет направлена в соответствии с правильным методом, установленным искусством и наукой жизни, истинной наукой того, что должно быть сделано. Там не будет предложения пищи в жертвоприношении, — а этот акт в индийском ритуале символизирует элемент полезного даяния, присущего каждому действию, которое является настоящим жертвоприношением, незаменимое даянием другим, плодотворной помощью другим, миру, без которого наше действие становится полностью эгоистичным и является нарушением истинного всеобщего закона солидарности и взаимообмена. Работа будет сделана без дакшины, столь необходимого даяния или самоотдачи руководителям жертвенного действия, будь то внешний руководитель и помощник нашей работы или скрытое или явное божество внутри нас. Она будет сделана без мантры, без посвящающей мысли, которая является священным телом нашей воли и знания, вознесенное к божествам, которым мы служим нашей жертвой. Тамасический человек приносит свою жертву не богам, а низшим стихийным силам или тем более грубым духам, которые скрываются за завесой и питаются его трудами и властны над его жизнью через своею тьму.
Раджасический человек приносит свою жертву низшим божествам или извращенным силам, якшасам, хранителям богатства, или асурическим и ракшасическим силам. Его жертвоприношение может совершатся внешне в соответствии с Шастрой, но его мотивом является показная гордыня или сильная страсть к плодам своего действия, страстное
требование награды за свои труды. Поэтому любая работа, которая исходит от насильственного или эгоистичного личного желания или от высокомерного намерения навязать себя миру ради личных целей, имеет раджасическую природу, даже если она маскируется знаками света, даже если она совершается внешне как жертвоприношение.
Хотя она якобы отдается Богу или богам, она остается по сути асурическим действием. Именно внутреннее состояние, мотив и направление придают ценность нашим работам, а не просто кажущееся внешнее направление, божественные имена, которые мы можем использовать, чтобы одобрить их, или даже искренняя интеллектуальная вера, которая, кажется, оправдывает нас в исполнении. Везде, где присутствует доминирующий эгоизм в наших действиях, там наша работа становится раджасической жертвой. С другой стороны, истинная саттвическая жертва отличается тремя знаками, которые являются спокойной печатью ее характера. Во-первых, она продиктована эффективной истиной, выполненной в соответствии с видхи, правильным принципом, точным методом и правилом, справедливым ритмом и законом наших работ, их истинным функционированием, их дхармой; это означает, что разум и просветленная воля являются проводниками и определяющими факторами их шагов и их цели. Во-вторых, оно выполняется с умом, сосредоточенным и зафиксированным на идее того, что должно быть сделано как истинная жертва, навязанная нам божественным законом, который управляет нашей жизнью, и поэтому выполняется из высокого внутреннего обязательства или императивной истины и без желания личного плода, — чем более безличны мотив действия и темперамент силы, вложенной в него, тем более саттвической является его природа. И, наконец, оно предлагается богам без каких-либо оговорок; оно приемлемо для божественных сил, посредством которых — поскольку они его маски и личности — Владыка существования управляет вселенной.
Эта саттвическая жертва тогда очень близка к идеалу и прямо ведет к виду действия, требуемого Гитой; но это не последний и высший идеал, это еще не действие совершенного человека, который живет в божественной природе. Ибо она выполняется как фиксированная дхарма, и она предлагается как жертва или служение богам, некоторой частичной силе или аспекту Божественного, проявленному в нас самих или во вселенной. Работа, выполненная с бескорыстной религиозной верой или бескорыстно для человечества или безлично из преданности Правде или Истине, имеет эту природу, и действие такого рода необходимо для нашего совершенствования; поскольку оно очищает нашу мысль и волю и нашу природную субстанцию. Кульминация саттвического действия, к которой мы должны прийти, имеет еще больший и более свободный вид; это высокая последняя жертва, приносимая нами высшему Божественному в его интегральном существе и с поиском Пурушоттамы или с видением Васудевы во всем, что есть, действие, совершаемое безлично, универсально, для блага мира, для исполнения божественной воли во вселенной. Эта кульминация ведет к его собственному трансцендированию, к бессмертной Дхарме. Ибо тогда приходит свобода, в которой нет никакого личного действия вообще, никакого саттвического правила дхармы, никакого ограничения Шастры; низший рассудок и воля сами по себе преодолены, и это не они, а высшая мудрость, которая диктует и направляет работу и командует ее целью. Нет вопроса о личном плоде; ибо воля, которая работает, не наша собственная, а высшая Воля, где душа является инструментом. Нет никакого эгоизма и нет бескорыстия; ибо Джива, вечная часть Божественного, объединена с высшим Я своего существования, и он и все едины в этом Я и Духе. Нет личного действия, поскольку все действия отдаются Мастеру наших дел, и именно он совершает действие через обожествленную Пракрити. Нет жертвоприношения, — если только мы не можем сказать, что Мастер жертвоприношения предлагает себе работы своей энергии в Дживе в своей собственной космической форме. Это высшее самопревосходящее состояние, достигаемое действием, которое является жертвой, это совершенство души, которая пришла к своему полному сознанию в божественной природе.
Тамасическая тапасья - это то, что преследуется под омраченной и обманчивой идеей, жесткой и упрямой в своем заблуждении, поддерживаемой невежественной верой в какую-то заветную ложь, выполняемую с усилием и страданием, налагаемыми на себя в погоне за каким-то узким и вульгарным эгоистическим объектом, пустым по отношению к какой-либо истинной или великой цели, или же с концентрацией энергии в воле причинить вред другим.
То, что делает этот вид энергии тамасическим, - это не какой-либо принцип инерции, поскольку инерция чужда тапасье, а темнота в уме и природе, вульгарная узость и уродство в действии или грубый инстинкт или желание в цели или в мотиве чувства. Раджасические энергии аскезы это те, которые предпринимаются для получения почестей и поклонения от людей, ради личного отличия и внешней славы и величия или из-за какого-то другого из многих мотивов эгоистической воли и гордости. Этот вид аскезы посвящен мимолетным конкретным объектам, которые ничего не добавляют к божественному росту и совершенству души; это вещь без фиксированного и полезного принципа, энергия, связанная с изменчивым и преходящим случаем и сама по себе такой природы. Или даже если есть якобы более внутренняя и благородная цель, вера и воля более высокого рода, все же, если какой-либо вид высокомерия или гордости или какая-либо большая сила насильственного своеволия или желания входит в аскезу или если она движет каким-либо насильственным, беззаконным или ужасным действием, противоречащим Шастре, противоречащим правильному правилу жизни и работ и причиняющим страдания себе и другим, или если она имеет природу самоистязания и вредит ментальным, витальным и физическим элементам или оскорбляет Бога внутри нас, который находится во внутреннем тонком теле, тогда это также неразумная, асурическая, раджасическая или раджасо-тамасическая тапасья.
Саттвическая тапасья - это то, что делается с высшей просветленной верой, как глубоко принятый долг или по какой-то этической или духовной или другой высшей причине и без желания каких-либо внешних или узколичных плодов в действии. Она носит характер самодисциплины и требует самоконтроля и гармонизации своей природы. Гита описывает три вида саттвической аскезы. Сначала идет физическая, аскеза внешнего действия; под этим заголовком особенно упоминаются поклонение и почтение тех, кто заслуживает почтения, чистота личности, действия и жизни, искренние отношения, сексуальная чистота и избегание убийства и нанесения вреда другим. Далее следует аскеза речи, и она состоит в изучении Писания, доброй, правдивой и благотворной речи и тщательном избегании слов, которые могут вызвать страх, печаль и беспокойство у других. Наконец, есть аскеза умственного и нравственного совершенства, и это означает очищение всего темперамента, мягкость и ясную и спокойную радость ума, самообладание и тишину. Сюда входит все, что успокаивает или дисциплинирует раджасическую и эгоистическую природу, и все, что заменяет ее счастливым и спокойным принципом добра и добродетели. Это аскеза саттвической дхармы, столь высоко ценимой в системе древнеиндийской культуры. Ее большей кульминацией будет высокая чистота разума и воли, уравновешенная душа, глубокий мир и спокойствие, широкое сочувствие и подготовка единства, отражение божественной радости внутренней души в уме, жизни и теле. Там, в этой высокой точке, этическое уже переходит в духовный тип и характер. И эта кульминация также может быть сделана, чтобы превзойти себя, может быть поднята в более высокий и свободный свет, может уйти в устоявшуюся богоподобную энергию высшей природы. И то, что останется тогда, будет безупречным Тапасом духа, высшей волей и сияющей силой во всех членах, действующих в широком и прочном спокойствии и глубоком и чистом духовном восторге, Ананде. Тогда не будет дальнейшей нужды в аскезе, тапасье, потому что все естественно и легко божественно, все есть этот Тапас. Не будет отдельного труда низшего энергизма, потому что энергия Пракрити найдет свой истинный источник и основу в трансцендентной воле Пурушоттамы. Тогда, из-за этого высокого посвящения, действия этой энергии на низших планах также будут происходить естественно и спонтанно из врожденной совершенной воли и по неотъемлемому совершенному руководству. Не будет никаких ограничений ни одной из нынешних дхарм; ибо будет свободное действие, намного превосходящее раджасическую и тамасическую природу, но также и намного превосходящее слишком осторожные и узкие рамки саттвического правила действия.
Как и в случае с тапасьей, всякое подношение также имеет невежественный тамасический, показной раджасический или бескорыстный и просветленный саттвический характер. Тамасический дар предлагается невежественно, без учета правильных условий времени, места и объекта; это глупое, невнимательное и в действительности эгоистичное движение, не великодушная и постыдная щедрость, дар, предлагаемый без сочувствия или истинной щедрости, без учета чувств получателя и презираемый им даже при принятии. Раджасический вид даяния - это то, что делается с сожалением, нежеланием или насилием по отношению к себе или с личной и эгоистической целью или в надежде на ответ какого-либо рода с какой-либо стороны или соответствующую или большую выгоду для себя от
получателя. Саттвический способ дарения заключается в том, чтобы дарить с правильным
разумом, доброй волей и симпатией в правильных условиях времени и места и правильному получателю, который достоин или которому дар может быть действительно полезен. Его действие совершается ради дарения и благодеяния, без какой-либо цели для пользы, уже сделанной или еще не сделанной для себя получателем благодеяния и без какой-либо личной цели в действии.
Кульминация саттвического способа дана принесет в действие возрастающий элемент той широкой самоотдачи другим и миру и Богу, ātma-dāna, ātma-samarpana, которая является высоким посвящением жертвоприношения трудов, предписанных Гитой. И трансцендентность в божественной природе будет величайшей полнотой самоотдачи, основанной на величайшем смысле существования. Вся эта многообразная вселенная рождается и постоянно поддерживается отдачей Богом себя и своих сил и щедрым истечением его я и духа во все эти существования; универсальное бытие, говорит Веда, является жертвой Пуруши. Все действия совершенной души будут именно такой постоянной божественной отдачей себя и своих сил, истечением знания, света, силы, любви, радости, полезной шакти, которой она обладает в Божественном и посредством его влиянием и истечением на все вокруг нее в соответствии с их способностью восприятия или на весь этот мир и его создания. Это будет полным результатом полной самоотдачи души Мастеру нашего существования.
Гита завершает эту главу тем, что на первый взгляд кажется непонятным высказыванием. Формула ОМ, Тат, Сат, как она говорит, является тройным определением Брахмана, посредством которого были созданы Брахманы, Веды и жертвоприношения издревле, и в ней пребывает все их значение. Тат, То, указывает на Абсолют. Сат указывает на высшее и всеобщее существование в его принципе. ОМ является символом тройного Брахмана, смотрящего вовне, внутреннего или тонкого и сверхсознательного причинного Пуруши. Каждая буква А, У, М указывает на одну из этих трех в порядке возрастания, а слог в целом выявляет четвертое состояние, Турия, которое поднимается к Абсолюту. ОМ — это инициирующий слог, произносимый в начале как благословляющая прелюдия и санкция на все действия жертвоприношения, все действия даяния и все действия аскезы; это напоминание о том, что наша работа должна быть выражением тройственного Божественного в нашем внутреннем существе и обращена к нему в идее и мотиве. Искатели освобождения действительно совершают эти действия без желания плода и только с идеей, чувством, Анандой абсолютного Божественного, стоящего за их природой. Это то, чего они ищут этой чистотой и безличностью в своих работах, этой высокой бесстрастностью, этой огромной пустотой эго и полнотой Духа. Сат означает добро, и означает существование. Оба эти принципа, принцип добра и принцип реальности, должны присутствовать за всеми тремя видами действия. Все добрые дела — это Сат, ибо они готовят душу к высшей реальности нашего бытия; всякое твердое пребывание в жертвоприношении, даянии и аскезе и все работы, выполненные с этим центральным взглядом, как жертвоприношение, как даяние, как аскеза, являются Сат, поскольку они строят основу для высшей истины нашего духа. И поскольку шраддха является центральным принципом нашего существования, любая из этих вещей, выполненная без шраддхи, является ложью и не имеет истинного смысла или истинной сущности на земле или за ее пределами, никакой реальности, никакой силы, чтобы выдержать или создать в жизни здесь или после смертной жизни в более великих областях нашего сознательного духа. Вера души, не просто интеллектуальное убеждение, а ее согласующаяся воля знать, видеть, верить, делать и быть в соответствии со своим видением и знанием, есть то, что определяет своей силой меру наших возможностей становления, и именно эта вера и воля, обращенные во всем нашем внутреннем и внешнем «я», природе и действии ко всему высшему, самому божественному, самому реальному и вечному, позволят нам достичь высшего совершенства.
XIX
Гуны, Ум и Работы
ГИТА еще не завершила свой анализ действия в свете этой фундаментальной идеи трех гун и их трансцендентности посредством самопревосходящей кульминации высшей саттвической дисциплины. Вера, śraddhā, воля верить и быть, знать, жить и воплощать Истину, которую мы увидели, является главным фактором, необходимой силой, стоящей за саморазвивающимся действием, больше всего за ростом души посредством трудов в ее полном духовном росте. Но есть также ментальные силы, инструменты и условия, которые помогают составить импульс, направление и характер деятельности и, следовательно, важны для полного понимания этой психологической дисциплины. Гита вступает в краткий психологический анализ этих вещей, прежде чем перейти к своему великому финалу, кульминации всего, чему она учит, высшей тайне, которая есть духовное превосходство всех дхарм, божественная трансцендентность. И мы должны следовать ей в ее кратких описаниях, вкратце, расширяя ровно настолько, чтобы полностью уловить главную идею; ибо это вторичные вещи, но каждая имеет большое значение на своем собственном месте и для своей собственной цели. Именно их действие, отлитое в типе гун, мы должны вывести из кратких описаний в тексте; природа кульминации любой или каждой из них за пределами гун будет автоматически следовать из характера общей трансцендентности.
Эта часть темы вводится последним вопросом Арджуны относительно принципа Санньясы и принципа Тьяги и их различия. Частое повторение, повторяющееся подчеркивание Гитой этого решающего различия было полностью оправдано последующей историей позднего индийского ума, его постоянным смешением этих двух совершенно разных вещей и его сильной склонностью к умалению любой деятельности, которой учит Гита, как в лучшем случае только предварительной к высшему бездействию Санньясы. Фактически, когда люди говорят о Тьяге, об отречении, это всегда физическое отречение от мира, которое они понимают под этим словом или, по крайней мере, на котором они делают акцент, в то время как Гита придерживается совершенно противоположной точки зрения, что настоящая Тьяга имеет в своей основе действие и жизнь в мире, а не бегство в монастырь, пещеру или на вершину холма. Настоящая Тьяга — это действие с отказом от желаний, и это тоже настоящая Санньяса.
Освобождающая деятельность саттвической самодисциплины, без сомнения, должна быть пронизана духом отречения, — это существенный элемент: но какое отречение и какого рода духа? Не отречение от работы в мире, не внешний аскетизм или показное хвастовство видимого отказа от наслаждения, но отречение, оставление, tyāga, витального желания и эго, полное откладывание в сторону, sannyāsa, отдельной личной жизни души желаний и управляемого эгом ума и раджасической витальной природы. Это истинное условие для вхождения в высоты Йоги, будь то через безличное «я» и Брахмическое единство или через вселенского Васудеву или внутренне в верховного Пурушоттаму. Если говорить более традиционно, Санньяса в общепринятой терминологии мудрецов означает физическое откладывание или отказ от желательных действий: Тьяга — в этом различие Гиты — это название, данное мудрецами умственному и духовному отречению, полному отказу от всех привязанностей к плодам наших трудов, к самому действию или к его личному началу или раджасическому импульсу. В этом смысле Тьяга, а не Санньяса, — лучший путь. Не желательные действия должны быть отложены, а желание, которое придает им такой характер, должно быть отброшено от нас. Плод действия может прийти по воле Мастера трудов, но не должно быть эгоистического требования этого как награды и условия выполнения трудов. Или плод может вообще не прийти, и все равно работа должна быть выполнена как то, что должно быть сделано, kartavyaṁ karma, то, что Мастер внутри требует от нас. Успех, неудача находятся в его руках, и он будет регулировать их в соответствии со своей всеведущей волей и непостижимой целью. Действие, все действия действительно должны быть оставлены в конце, не физически воздержанием, неподвижностью, инерцией, но духовно Мастеру нашего существа, чьей силой только и может быть выполнено любое действие. Должно быть отречение от ложной идеи о себе как о деятеле; ибо в действительности это универсальная Шакти, которая действует через нашу личность и наше эго. Духовная передача всех наших дел Мастеру и его Шакти является настоящей Санньясой в учении Гиты.
Все еще возникает вопрос, какие дела должны быть сделаны? Даже те, кто стоит за окончательное физическое отречение, не едины в этом трудном вопросе. Некоторые хотели бы, чтобы все дела были исключены из нашей жизни, как будто это возможно. Но это невозможно, пока мы находимся в теле и живы; и спасение не может состоять в том, чтобы свести наши активные «я» трансом к безжизненной неподвижности комка земли и гальки. Тишина Самадхи не устраняет трудности, поскольку, как только дыхание снова входит в тело, мы снова в действии и свергаемся с высот этого спасения в духовном сне. Но истинное спасение, освобождение посредством внутреннего отречения от эго и единения с Пурушоттамой остается устойчивым в любом состоянии, сохраняется в этом мире или вне его или в любом мире или вне всего мира, является самосуществующим, sarvathā vartamāno’pi, и не зависит от бездействия или действия. Какие же тогда действия должны быть выполнены? Основательный аскетический ответ, не отмеченный Гитой — возможно, он совсем не был актуален в то время — мог бы заключаться в том, что среди добровольных действий должны быть разрешены только нищенство, еда и медитация, а иначе — только необходимые действия тела. Но более либеральным и всеобъемлющим решением было, очевидно, продолжать три самых саттвических действия: жертвоприношение, даяние и аскезу. И это, безусловно, должно быть сделано, говорит Гита, ибо они очищают мудрого.
Но в более общем смысле, и понимая эти три вещи в их самом широком смысле, это правильно регулируемое действие, niyataṁ карма, которое должно быть сделано, действие, регулируемое Шастрой, наукой и искусством правильного знания, правильными делами, правильной жизнью, или регулируемое сущностной природой, svabhāva-niyataṁ карма,
или, наконец, и лучше всего, регулируемое волей Божественного внутри и над нами. Последнее является истинным и единственным действием освобожденного человека, muktasya karma. Отказываться от этих дел не является правильным движением — Гита излагает это ясно и четко в конце, niyatasya tu sannyāsah karmano nopapadyate. Отказываться от них из невежественной уверенности в достаточности этого ухода для истинного освобождения есть тамасическое отречение. Гуны следуют за нами, как мы видим, в отречение от дел, также как и в делах. Отречение с привязанностью к бездействию, saṅgo akarmani, было бы равным тамасическому отречению. И отказываться от них, потому что они приносят печаль или являются беспокойством для плоти и усталостью для ума или в чувстве, что все - суета и томление духа, является раджасическим отречением и не приносит высоких духовных плодов; это также не является истинной Тьягой. Таков результат интеллектуального пессимизма или витальной усталости, его корни - в эго. Никакая свобода не может прийти из отречения, управляемого этим принципом отношения к себе.
Саттвический принцип отречения заключается в том, чтобы отказаться не от действия, а от личного требования, фактора эго, стоящего за ним. Это делать дела, продиктованные не желанием, а законом правильной жизни или сущностной природой, ее знанием, идеалом, верой в себя и Истину, которую она видит, ее шраддхой. Или же, на более высоком духовном плане, они диктуются волей Учителя и выполняются с умом в Йоге, без какой-либо личной привязанности к действию и к плодам действия. Должен быть полный отказ от всех желаний и всех эгоистических выборов и импульсов, относящихся к себе, и, наконец, от того гораздо более тонкого эгоизма воли, которая либо говорит: «Работа моя, я исполнитель», либо даже «Работа Божья, но я исполнитель». Не должно быть привязанности к приятной, желанной, прибыльной или успешной работе и не должно быть ее выполнения из-за такого ее характера; но и такую работу тоже нужно выполнять, — выполнять полностью, бескорыстно, с согласия духа, — когда это действие, требуемое сверху и изнутри нас, kartavyaṁ карма. Не должно быть отвращения к неприятному, нежелательному или неудовлетворяющему действию или работе, которая приносит или может принести с собой страдания, опасность, суровые условия, неблагоприятные последствия; ибо это тоже нужно принимать, полностью, бескорыстно, с глубоким пониманием ее необходимости и смысла, когда это работа, которая должна быть сделана, kartavyaṁ карма. Мудрый человек отбрасывает стеснения и колебания души-желания и сомнений обычного человеческого интеллекта, который измеряет малыми личными, общепринятыми или иным образом ограниченными стандартами. Он следует в свете полного саттвического ума и с силой внутреннего отречения, поднимая душу к безличности, к Богу, к универсальному и вечному высшему идеальному закону его природы или воле Мастера трудов в его тайном духе. Он не будет совершать действия ради какого-либо личного результата или какой-либо награды в этой жизни или с какой-либо привязанностью к успеху, выгоде или последствиям: также его труды не будут предприниматься ради плода в невидимой будущей жизни или просить награды в других рождениях или в мирах за пределами нас, наград, которых жаждет незрелый религиозный ум.
Три вида результата, приятный, неприятный и смешанный, в этом или других мирах, в этой или другой жизни предназначены для рабов желания и эго; эти вещи не цепляют свободный дух. Освобожденный работник, отказавшийся от своих трудов посредством внутренней санньясы ради большей Силы, свободен от Кармы. Действие, которое он совершит, ибо любого рода действие, меньшее или большее, малое или большое, неизбежно, естественно, правильно для воплощенной души, — действие является частью божественного закона жизни, это высшая динамика духа. Суть отречения, истинная Тьяга, истинная Санньяса — это не какое-либо правило бездействия, а бескорыстная душа, бескорыстный ум, переход от эго к свободной безличной и духовной природе. Дух этого внутреннего отречения — первое ментальное состояние высшей кульминационной саттвической дисциплины.
Затем Гита говорит о пяти причинах или необходимых условиях для выполнения работ, как установлено Санкхьей. Эти пять - это, во-первых, структура тела, жизни и
ума, которые являются основой или точкой опоры души в Природе, adhisthāna, затем, деятель, kartā, в-третьих, различные инструменты Природы, karana, в-четвертых, многочисленные виды усилий, которые составляют силу действия, cestāh., и, наконец, Судьба, daivam, то есть влияние Силы или сил, иных, чем человеческие факторы, иных, чем видимый механизм Природы, которые стоят за ними и изменяют работу и располагают ее плодами на этапах действия и следствия. Эти пять элементов составляют среди них все эффективные причины, kārana, которые определяют форму и результат любой работы, которую человек предпринимает с помощью ума, речи и тела.
Обычно предполагается, что деятелем является наше поверхностное личное эго, но это ложная идея понимания, которое не достигло знания. Эго - это мнимый деятель, но
эго и его воля - это творения и инструменты Природы, с которыми невежественное понимание ошибочно отождествляет наше «я», и они не являются единственными детерминантами даже человеческого действия, тем более его изменений и следствий.
Когда мы освобождаемся от эго, наше настоящее «я» позади выходит вперед, безличное и
универсальное, и оно видит в своем видении себя единство с универсальным Духом универсальной Природы как деятеля работы и Божественной Волей позади как хозяина универсальной Природы. Только пока у нас нет этого знания, мы связаны характером эго и его волей как деятеля и творим добро и зло и получаем удовлетворение от нашей тамасической, раджасической или саттвической природы. Но как только мы живем в этом более великом знании, характер и последствия работы не могут иметь никакого значения для свободы духа. Работа может быть внешне ужасным действием, как эта великая битва и резня на Курукшетре; но хотя освобожденный человек принимает свое участие в борьбе и хотя он убивает всех этих людей, он не убивает никого и не связан своей работой, потому что это работа Властелина Миров, и именно он уже убил в своей скрытой всемогущей воле все эти армии. Эта работа разрушения была необходима, чтобы человечество могло двигаться вперед к другому творению и новой цели, могло избавиться, как в огне, от своей прошлой кармы
неправедности, угнетения и несправедливости и двигаться к царству Дхармы. Освобожденный человек выполняет всю назначенную ему работу как живой инструмент, единый в духе с универсальным Духом. И зная, что все это должно быть и глядя за пределы внешнего проявления, он действует не для себя, а для Бога и человека и человеческого и космического порядка,2 не действуя фактически сам, но сознавая присутствие и мощь божественной Силы в своих деяниях и их результатах. Он знает, что высшая Шакти совершает в его ментальном, витальном и физическом теле, adhisthāna, как единственный исполнитель того, что назначено Судьбой, которая на самом деле не Судьба, не механическое устроение, но мудрая и всевидящая Воля, которая работает позади человеческой Кармы. Эта «ужасная работа», на которой вращается все учение Гиты, является крайним примером действия, неблагоприятного по виду, akuśalam, хотя за видимостью лежит великое благо. Безлично это должно быть сделано божественно назначенным человеком для поддержания целостности мирового замысла, loka-saṅgrahārtham, без личной цели или желания, потому что это предписанное служение.
Тогда ясно, что работа - это не единственное, что имеет значение; знание, в котором мы работаем, имеет огромное духовное различие. Есть три вещи, говорит Гита, которые
составляют ментальный импульс к работе, и они - знание в нашей воле, объект знания и знающий; и в знании всегда присутствует работа трех гун. Именно этот элемент гун делает все различия в нашем взгляде на познаваемую вещь и в духе, в котором знающий выполняет свою работу. Тамасическое невежественное знание — это малый и узкий, ленивый или тупо упрямый способ смотреть на вещи, который не имеет видения истинной природы мира или совершаемой вещи, или его поля, действия, или его условий. Тамасический ум не ищет истинную причину и следствие, но поглощается одним движением или одной рутиной с упрямой привязанностью к ней, не может видеть ничего, кроме небольшого участка личной деятельности перед своими глазами и не знает на самом деле, что он делает, но слепо позволяет естественному импульсу работать через результаты своих действий, о которых он не имеет понятия, предвидения или постигающего интеллекта. Раджасическое знание - это то, что видит множественность вещей только в их раздельности и разнообразии действия во всех этих существованиях и неспособно обнаружить истинный принцип единства или правильно координировать свою волю и действие, но следует наклонностям эго и желания, активности своей многоветвистой эгоистической воли и разнообразным и смешанным мотивам в ответ на домогательства внутренних и окружающих импульсов и сил. Это знание представляет собой беспорядок из разделов знания, часто противоречивого знания, насильно собранных вместе умом, чтобы проложить какой-то путь через путаницу нашего полузнания и полуневедения. Или же это беспокойное кинетическое множественное действие без твердого управляющего высшего идеала и самообладающего закона истинного света и силы внутри него. Саттвическое знание, напротив, видит существование как одно неделимое целое во всех этих разделениях, одно нетленное существо во всех становлениях; оно овладевает принципом своего действия и отношением конкретного действия к общей цели существования; оно помещает на правильное место каждый шаг полного процесса. На самой вершине знания это видение становится знанием единого духа в мире, единого во всех этих многочисленных существованиях, единого Владыки всех дел, сил космоса как выражений Божества и самой работы как действия его высшей воли и мудрости в человеке, его жизни и сущностной природе. Личная воля стала полностью сознательной, просветленной, духовно пробужденной, и она живет и работает в Едином, все более и более совершенно подчиняется его верховному поручению и все более и более становится безупречным инструментом его света и силы в человеческой личности. Высшее освобожденное действие достигается через эту кульминацию саттвического знания.
Снова есть три вещи: деятель, инструмент и выполненная работа, которые удерживают действие вместе и делают его возможным. И здесь снова именно различие гун определяет характер каждого из этих элементов. Саттвический ум, который всегда ищет правильную гармонию и правильное знание, является
управляющим инструментом саттвического человека и движет всей остальной машиной. Эгоистическая воля желания, поддерживаемая желанием-душой, является доминирующим инструментом раджасического работника. Невежественный инстинкт или непросветленный импульс физического ума и грубой витальной природы является главной инструментальной силой тамасического деятеля действия. Инструмент освобожденного человека - это более великий духовный свет и сила, намного выше, чем высший саттвический интеллект, и он работает в нем посредством охватывающего нисхождения из супрафизического центра и использует в качестве чистого канала своей силы очищенный и восприимчивый ум, жизнь и тело.
Тамасическое действие совершается сбитым с толку, введенным в заблуждение, невежественным умом, в механическом подчинении инстинктам, импульсам и незрячим идеям, не принимая во внимание силу или возможности или бесполезность и потери слепого неправильного усилия или предшествующие и последующие и правильные условия импульса, усилия или труда. Раджасическое действие совершается человеком под властью желания, с глазами, прикованными к работе и ее ожидаемым плодам и ни к чему другому, или с эгоистическим чувством своей собственной личности в действии, и оно совершается с чрезмерным усилием, со страстным трудом, с большим напряжением и напряжением личной воли, чтобы достичь объекта своего желания. Саттвическое действие - это то, что человек делает спокойно в ясном свете разума и знания и с безличным чувством права или долга или требованием идеала, как то, что должно быть сделано, независимо от того, какой результат может быть для него в этом мире или другом, работа, выполняемая без привязанности, без симпатии или антипатии к ее подстегиванию или торможению, ради единственного удовлетворения его разума и чувства права, ясного интеллекта и просвещенной воли и чистого беспристрастного ума и высоко удовлетворенного духа. На линии кульминации саттвы она будет трансформирована и станет высшим безличным действием, продиктованным больше не интеллектом, но духом внутри нас, действием, движимым высшим законом природы, свободным от низшего эго и его легкого или тяжелого багажа и от ограничений даже лучшим мнением, благороднейшим желанием, чистейшей личной волей или возвышеннейшим ментальным идеалом. Не будет ни одного из этих препятствий; на их месте будет стоять ясное духовное самопознание и просветление и настоятельное сокровенное чувство непогрешимой силы, которая действует и работы, которую нужно сделать для мира и для Мастера мира.
Тамасический деятель действия - это тот, кто не вкладывает себя в работу, а действует с механическим умом или подчиняется самой вульгарной мысли стада, следует общей рутине
или предан слепой ошибке и предрассудкам. Он упрям в глупости, упрям в ошибке и глупо гордится своим невежественным деянием; узкая и уклончивая хитрость заменяет истинный интеллект; он испытывает глупое и наглое презрение к тем, с кем ему приходится иметь дело, особенно к более мудрым людям и тем, кто лучше него. Тупая леность, медлительность, промедление, распущенность, отсутствие энергии или искренности отмечают его действия. Тамасический человек обычно медлителен в действиях, медлителен в своих шагах, легко впадает в депрессию, готов вскоре бросить свою задачу, если она испытывает его силы, его усердие или его терпение. Раджасический деятель действия, напротив, жадно привязан к работе, склонен к ее быстрому завершению, страстно желает плодов, наград и последствий, жаден сердцем, нечист умом, часто жесток и груб в средствах, которые он использует; его мало волнует, кому он причиняет вред или насколько он причиняет вред другим, пока он получает то, что хочет, удовлетворяет свои страсти и волю, оправдывает требования своего эго. Он полон неудержимой радости от успеха и горько огорчается и поражается неудачам.
Саттвический деятель свободен от всей этой привязанности, этого эгоизма, этой неистовой силы или страстной слабости; его ум и воля не связаны успехом, не подавлены неудачами, полны твердой безличной решимости, спокойной прямоты рвения или высокого, чистого и бескорыстного энтузиазма в работе, которую нужно сделать. В кульминации саттвы и за ее пределами эта решимость, рвение, энтузиазм становятся спонтанной работой духовного Тапаса и, наконец, высшей силой души, прямой Божественной Силой, могущественным и устойчивым движением божественной энергии в человеческом инструменте, уверенными шагами Провидческой воли, гностическим интеллектом и вместе с ним широким восторгом свободного духа в работах освобожденной природы.
Разум, вооруженный разумной волей, работает в человеке в какой бы форме или мере он ни обладал этими человеческими дарами и соответственно он является правильным или извращенным, затуманенным или светлым, узким и маленьким или большим и широким, как ум его обладателя. Именно понимающая сила его природы, буддхи, выбирает для него работу или, что чаще, одобряет и устанавливает свою санкцию на том или ином среди множества предложений его сложных инстинктов, импульсов, идей и желаний. Это то, что определяет для него, что правильно или неправильно, что должно быть сделано или не быть сделано, Дхарма или Адхарма. И настойчивость воли3 - это та непрерывная сила ментальной Природы, которая поддерживает работу и придает ей последовательность и настойчивость.
Здесь снова имеется влияние гун. Тамасический разум - это ложный, невежественный и затемненный инструмент, который заставляет нас видеть все вещи в тусклом и неправильном свете, облако заблуждений, глупое игнорирование ценностей вещей и людей. Этот разум называет свет тьмой, а тьму светом, берет то, что не является истинным законом, и поддерживает его как закон, упорствует в том, что не следует делать, и выставляет это нам как единственно правильное дело. Его невежество непобедимо, а его упорство воли - это упорство в удовлетворении и тупой гордости его невежества. На его стороне слепое действия; но его также преследует тяжелое напряжение инерции и бессилия, упорство в тупости и сне, отвращение к умственным изменениям и прогрессу, зацикливание на страхах, болях и депрессиях ума, которые удерживают нас на нашей тропе или на низменных, слабых и трусливых путях. Робость, уклонение, избегание, леность, оправдание умом своих страхов, ложных сомнений, предосторожностей и отказов от долга, его промахов и отклонений от зова нашей высшей природы, безопасное следование по линии наименьшего сопротивления, чтобы было меньше беспокойств, усилия и опасности в получении плодов нашего труда, — лучше никакого плода или плохой результат, говорит он, чем великий и благородный труд или опасное и требовательное усилие и приключение, — это характеристики тамасической воли и интеллекта.
Раджасическое понимание, когда оно сознательно не выбирает ошибку и зло ради ошибки и зла, может проводить различия между правильным и неправильным, между тем, что следует или не следует делать, но не правильно, а скорее вкривь и вкось их истинных мер и постоянным искажением ценностей. И это потому, что его разум и воля являются разумом эго и волей желания, и эти силы представляют в ложном свете и искажают истину и истинное положение вещей, чтобы служить своим собственным эгоистическим целям. Только когда мы свободны от эго и желания и смотрим неуклонно со спокойным, чистым, беспристрастным умом, озабоченным только истиной и ее последствиями, мы можем надеяться увидеть вещи правильно и в их справедливых ценностях. Но раджасическая воля фиксирует свое постоянное внимание на удовлетворении своих собственных привязанностей и желаний в своем стремлении к интересу и удовольствию и к тому, что она думает или выбирает думать правильным и справедливым, Дхармой. Она всегда склонна давать этим вещам такое толкование, которое будет наиболее льстить и оправдывать её желания, и поддерживать как правильные или законные средства, которые лучше всего помогут ей получить желанные плоды её работы и усилий. Такова причина трех четвертей лжи и неправильного поведения человеческого разума и воли. Раджас с его неистовым контролем над витальным эго является великим грешником и определённо вводит в заблуждение.
Саттвическое понимание видит в правильном месте, правильной форме, правильной мере движение мира, закон действия и закон воздержания от действия, то, что следует делать,
и то, что не следует делать, что безопасно для души, а что опасно, чего следует бояться и избегать, и что должно быть принято волей, что связывает дух человека, а что освобождает его. Это те вещи, которым оно следует или избегает посредством настойчивости своей сознательной воли в соответствии со степенью своего света и стадией эволюции, которой оно достигло в своем восхождении к высшему «я» и Духу. Кульминация этого саттвического интеллекта достигается посредством высокой настойчивости стремящегося буддхи, когда он устанавливается на том, что находится за пределами обычного разума, и ментальной воли, направленной на вершины, обращенной к устойчивому контролю чувств и жизни и единению посредством Йоги с высшим «Я» человека, универсальным Божественным, трансцендентным Духом. Именно там, достигнув саттвической гуны, можно выйти за пределы гун, подняться за пределы ограничений ума, его воли, интеллекта и самой саттвы, исчезнуть в том, что выше гун и за пределами этой инструментальной природы. Там душа заключена в свет и восседает в прочном союзе с Я, Духом и Божеством. Достигнув этой вершины, мы можем предоставить Высочайшему направлять Природу в наших членах в
свободной спонтанности божественного действия: ибо там нет неправильной или запутанной работы, нет элемента ошибки или бессилия, чтобы затемнить или исказить сияющее совершенство и силу Духа. Все эти низшие условия, законы, дхармы перестают иметь какую-либо власть над нами; Бесконечное действует в освобожденном человеке, и нет закона, кроме бессмертной истины и права свободного духа, никакой Кармы, никакого рода рабства.
Гармония и порядок являются характерными качествами саттвического ума и темперамента, спокойного счастья, ясного и спокойного удовлетворения и внутренней легкости и мира. Счастье - это, действительно, единственное, что открыто или косвенно является всеобщим стремлением нашей человеческой природы, - счастье или его внушение или некая подделка его, некоторое удовольствие, некоторое наслаждение, некоторое удовлетворение ума, воли, страстей или тела. Боль — это опыт, который наша природа должна принять, когда это необходимо, невольно как необходимость, неизбежный случай всеобщей Природы, или добровольно как средство ради того, к чему мы стремимся, но не как вещь, желаемая ради нее самой, - за исключением случаев, когда ее ищут в извращении или с пылом энтузиазма в страдании ради некоторого прикосновения жестокого удовольствия, которое она приносит, или интенсивной силы, которую она порождает. Но существуют различные виды счастья или удовольствия в соответствии с гуной, которая доминирует в нашей природе. Таким образом, тамасический ум может оставаться довольным в своей лени и инертности, своем оцепенении и сне, своей слепоте и своей ошибке. Природа вооружила его привилегией самодовольного удовлетворения в своей глупости и невежестве, своем тусклом свете пещеры, своей инертной удовлетворенности, своих мелких или низменных радостях и в своих вульгарных удовольствиях. Заблуждение - начало этого удовлетворения, и заблуждение - его следствие; но все же обитателю пещеры дается тупое, отнюдь не достойное восхищения, но достаточное удовольствие в его заблуждениях. Существует тамасическое счастье, основанное на инертности и неведении.
Ум раджасического человека пьет из более огненной и опьяняющей чаши; острое, подвижное, активное удовольствие чувств и тела и опутанная чувствами или огненно кинетическая воля и интеллект являются для него всей радостью жизни и самим значением
проживания. Эта радость - нектар для губ при первом прикосновении, но на дне чаши есть тайный яд, а после него горечь разочарования, пресыщения, усталости, бунта, отвращения, греха, страдания, потери, мимолетности. И так должно быть, потому что эти удовольствия в их внешнем облике не являются тем, чего дух в нас действительно требует от жизни; есть что-то поазади и за мимолетностью формы, что-то, что является прочным, удовлетворяющим, самодостаточным. То, что ищет саттвическая природа, поэтому, является удовлетворением более высокого ума и духа, и когда она однажды получает этот большой объект своего поиска, приходит ясное, чистое счастье души, состояние полноты, непреходящая легкость и мир. Это счастье зависит не от внешних вещей, а только от нас самих и от расцвета того, что является лучшим и самым внутренним внутри нас. Но это не является поначалу нашим обычным обладанием; его нужно завоевать самодисциплиной, трудом души, высокими и трудными усилиями. Сначала это означает большую потерю привычного удовольствия, много страданий и борьбы, яд, рожденный взбалтыванием нашей природы, болезненный конфликт сил, много бунта и сопротивления изменению из-за злой воли членов или настойчивости жизненных движений, но в конце концов нектар бессмертия поднимается на месте этой горечи, и по мере того, как мы поднимаемся к более высокой духовной природе, мы приходим к концу печали, угасанию горя и боли. Это превосходящее счастье, которое нисходит на нас в точке или линии кульминации саттвической дисциплины.
Самопревосхождение саттвической природы наступает, когда мы выходим за пределы великого, но все еще низшего саттвического удовольствия, за пределы удовольствий ментального знания, добродетели и мира к вечному спокойствию себя и духовному экстазу божественного единства. Эта духовная радость больше не является саттвическим счастьем, сукхам, но абсолютной Анандой. Ананда - это тайное наслаждение, из которого рождается все, которым все поддерживается в существовании и к которому все может подняться в духовной кульминации. Только тогда ею можно обладать, когда освобожденный человек, свободный от эго и его желаний, живет, наконец, единым со своим высшим «я», единым со всеми существами и единым с Богом в абсолютном блаженстве духа.
XX
Свабхава и Свадхарма
Именно тогда освобождающим развитием души из этой низшей природы тройных гун в высшую божественную природу за пределами трех гун мы можем наилучшим образом достичь духовного совершенства и свободы. И это снова может быть наилучшим образом вызвано предшествующим развитием преобладания высшего саттвического качества до точки, в которой саттва также преодолевается, поднимается за пределы своих собственных ограничений и распадается в высшую свободу, абсолютный свет, безмятежную силу сознательного духа, в котором нет определения конфликтующих гун. Высшая саттвическая вера и цель, заново формирующая то, что мы есть в соответствии с высшим ментальным представлением о наших внутренних возможностях, которые мы можем сформировать в свободном интеллекте, изменяется этим переходом в видение нашего собственного реального бытия, духовное самопознание. Высочайший идеал или стандарт дхармы, стремление к правильному закону нашего естественного существования, преобразуется в свободное, уверенное самосуществующее совершенство, в котором всякая зависимость от стандартов преодолевается, а спонтанный закон бессмертного «я» и духа вытесняет низшее правило инструментов и членов. Саттвический ум и воля превращаются в то духовное знание и динамическую силу идентичного существования, в котором вся природа снимает свою маскировку и становится свободным самовыражением божества внутри нее. Саттвический деятель становится Дживой в контакте со своим источником, объединенным с Пурушоттамой; он больше не является личным исполнителем действия, а духовным каналом работ трансцендентного и универсального Духа. Его естественное существо, преобразованное и просветленное, остается инструментом универсального и безличного действия, луком божественного Лучника. То, что было саттвическим действием, становится свободной деятельностью совершенной природы, в которой больше нет никаких личных ограничений, никаких привязанностей к тому или иному качеству, никаких уз греха и добродетели, себя и других или чего-либо, кроме высшего духовного самоопределения. Это кульминация трудов, вознесенных до единственного Божественного Работника посредством богоискательства и духовного знания.
Но есть еще один побочный вопрос большой важности в старой индийской системе культуры и, даже помимо этой древней точки зрения, значительной общей важности, по которому у нас уже были некоторые мимолетные высказывания Гиты и который теперь занимает свое надлежащее место. Все действия на обычном уровне определяются гунами; действие, которое должно быть сделано, картавьям карма, принимает тройственную форму даяния, аскезы и жертвоприношения, и любое или все из этих трех могут принять характер любой из гун. Поэтому мы должны продолжать, подняв эти вещи на самую высокую саттвическую высоту, на которую они способны, и пойти еще дальше к величию, в котором все работы становятся свободной самоотдачей, энергией божественного Тапаса, вечным таинством духовного существования. Но это общий закон, и все эти соображения были изложением довольно общих принципов и относятся без разбора ко всем действиям и ко всем людям в равной степени. Все могут в конечном итоге прийти посредством духовной эволюции к этой сильной дисциплине, этому большому совершенству, этому высшему духовному состоянию. Но в то время как общее правило ума и действия одинаково для всех людей, мы также видим, что существует постоянный закон изменения, и каждый индивидуум действует не только согласно общим законам человеческого духа, ума, воли, жизни, но и согласно своей собственной природе; каждый человек выполняет различные функции или следует другому наклону согласно правилу своих обстоятельств, способностей, поворота, характера, сил. Какое место должно быть отведено этому изменению, этому индивидуальному правилу природы в духовной дисциплине?
Гита сделала определенный акцент на этом моменте и даже придала ему большое предварительное значение. В самом начале она говорила о природе, правиле и функции кшатрия как о собственном законе действия Арджуны, свадхарме2; она продолжила излагать это с поразительным акцентом на том, что свою собственную природу, правило, функцию следует соблюдать и следовать им, — даже если они несовершенны, это лучше, чем хорошо выполняемое правило чужой природы. Смерть в собственном законе природы лучше для человека, чем победа в чужом движении. Следовать закону чужой природы опасно для души3, противоречащему, как мы можем сказать, естественному пути его эволюции, нечто механически навязанное и, следовательно, импортированное, искусственное и бесплодное для роста в направлении истинного роста духа. То, что исходит из существа, является правильным и здоровым, подлинным движением, а не тем, что навязано ему извне или наложено на него жизненными принуждениями или ошибкой ума. Эта свадхарма имеет четыре общих вида, сформулированных внешне в действии четырех порядков старой индийской социальной культуры, cāturvarnya. Эта система соответствует, как говорит Гита, божественному закону, она «была создана мной согласно разделениям гун и трудов», — созданная с самого начала Мастером существования. Другими словами, существует четыре отдельных порядка активной природы, или четыре основных типа души в природе, svabhāva, и работа и надлежащая функция каждого человеческого существа соответствуют его типу природы. Теперь это, наконец, объясняется более подробно. Труды брахманов, кшатриев, вайшьев и шудр, говорит Гита, делятся в соответствии с качествами (gunas), рожденными из их собственной внутренней природы, духовного темперамента, сущностного характера (свабхава). Спокойствие, самообладание, аскеза, чистота, долготерпение, искренность, знание, принятие духовной истины - это работы брахмана, рожденные из его свабхавы. Героизм, высокий дух, решимость, способность, не бегство в битве, даяние, господство (ı̄śvara-bhāva, темперамент правителя и лидера) - это естественные работы кшатрия. Земледелие, скотоводство, торговля, включая труд ремесленника и мастера - это естественные работы вайшьи. Вся работа характера служения подпадает под естественную функцию шудры. Человек, говорится далее, который посвящает себя своей естественной работе в жизни, обретает духовное совершенство, не просто самим действием, но если он делает это с правильным знанием и правильным мотивом, если он может сделать это поклонением Духу этого творения и искренне посвятить его Владыке вселенной, от которого исходит весь импульс к действию. Весь труд, всякое действие и функция, какими бы они ни были, могут быть освящены этим посвящением дел, могут превратить жизнь в самопожертвование Божеству внутри и вне нас и сами по себе превращаются в средство духовного совершенства. Но работа, которая не является его собственной, даже если она может быть хорошо выполнена, даже если она может выглядеть лучше со стороны, если судить по внешнему и механическому стандарту или может привести к большему успеху в жизни, все равно является неполноценным средством субъективного роста, именно потому, что у нее есть внешний мотив и механический импульс. Собственная естественная работа человека лучше, даже если она выглядит с какой-то другой точки зрения дефектной. Человек не навлекает греха или пятна, когда действует в истинном духе работы и в согласии с законом своей собственной природы. Все действия в трех гунах несовершенны, вся человеческая работа подвержена недостаткам, дефектам или ограничениям; но это не должно заставлять нас отказываться от нашей собственной надлежащей работы и естественной функции. Действие должно быть правильно регулируемым действием, niyataṁ karma, но по сути своим собственным, развившимся изнутри, в гармонии с истиной своего существа, регулируемым Свабхавой, svabhāva-niyataṁ karma.
Каково именно намерение Гиты? Давайте сначала рассмотрим ее в ее более внешнем значении и рассмотрим оттенок, придаваемый принципу, который она провозглашает, идеями расы и времени — оттенок культурной среды, древнее значение. Эти стихи и более ранние высказывания Гиты по том же вопросу были использованы в текущих спорах по кастовому вопросу и интерпретированы некоторыми как санкция нынешней системы, другими как отрицание наследственной основы касты. Фактически, стихи в Гите не имеют отношения к существующей кастовой системе, потому что это очень отличается от древнего социального идеала чатурварна, четырех четких порядков арийской общины, и никоим образом не соответствует описанию Гиты. Земледелие, скотоводство и торговля всех видов здесь считаются работой вайшьев; но в более поздней системе большинство тех, кто занимается торговлей и скотоводством, ремесленники, мелкие ремесленники и другие фактически классифицируются как шудры, — где они не выведены полностью за пределы, — и, за некоторыми исключениями, купеческий класс является единственным, и он также не везде причисляется к вайшьям. Сельское хозяйство, управление и служба являются профессиями всех классов от брахмана до шудры. И если экономическое разделение функций было запутано до такой степени, что его невозможно исправить, закон гуны или качества еще меньше является частью более поздней системы. Там все является жестким обычаем, ачара, без ссылки на потребности индивидуальной натуры. Если снова мы возьмем религиозную сторону утверждения, выдвинутого сторонниками кастовой системы, то мы, конечно, не сможем привязать к словам Гиты такую абсурдную идею, как то, что законом человеческой природы является то, что он должен следовать, независимо от своих личных наклонностей и способностей, профессии своих родителей или своих ближайших или далеких предков, сын молочника будет молочником, сын врача - врачом, потомки сапожников останутся сапожниками до конца измеримого времени, тем более, что, делая так, посредством этого неразумного и механического повторения закона чужой природы, независимо от своего собственного индивидуального призвания и качеств, человек автоматически продвигается к собственному совершенству и достигает духовной свободы. Слова Гиты относятся к древней системе чатурварна, как она существовала или должна была существовать в своей идеальной чистоте, — есть некоторые разногласия относительно того, была ли она когда-либо чем-то большим, чем идеал или общая норма, более или менее свободно соблюдаемая на практике, — и ее следует рассматривать только в этой связи. Здесь также есть значительная трудность относительно точного внешнего значения.
Древняя система четырех порядков имела тройной аспект; она принимала социальный и экономический, культурный и духовный облик. С экономической стороны она признавала четыре функции общественного человека в обществе: религиозную и интеллектуальную, политическую, экономическую и служебную. Таким образом, существуют четыре вида работы: работа религиозного служения, письма, учения и знания, работа правительства, политики, администрирования и войны, работа производства, накопления богатства и обмена, работа наемного труда и обслуживания. Была сделана попытка основать и стабилизировать все устройство общества на разделении этих четырех функций между четырьмя четко обозначенными классами. Эта система не была свойственна только Индии, но была с некоторыми отличиями доминирующей чертой стадии социальной эволюции в других древних или средневековых обществах. Четыре функции все еще присущи жизни всех обычных сообществ, но четких разделений больше нигде не существует. Старая система везде рухнула и уступила место более текучему порядку или, как в Индии, запутанной и сложной социальной жесткости и экономической неподвижности, вырождающейся в хаос каст. Вместе с этим экономическим разделением существовала ассоциация культурной идеи, которая давала каждому классу свой религиозный обычай, свой закон чести, этические правила, подходящее образование и обучение, тип характера, семейный идеал и дисциплину. Факты жизни не всегда соответствовали идее, — всегда есть определенная пропасть, обнаруживаемся между ментальным идеалом и жизненной и физической практикой, — но было постоянное и напряженное стремление поддерживать как можно больше реального соответствия. Важность этой попытки и культурного идеала и атмосферы, созданной ею в прошлом обучении общественного человека, вряд ли можно переоценить; но в настоящее время она имеет не более чем историческое, прошлое и эволюционное значение. Наконец, где бы ни существовала эта система, ей была дана более или менее религиозная санкция (больше на Востоке, очень мало в Европе), а в Индии - более глубокое духовное использование и значение. Это духовное значение и есть реальное ядро учения Гиты.
Гита обнаружила эту систему в существовании и ее идеал во владении индийского ума, и она признала и приняла как идеал, так и систему и ее религиозную санкцию. «Четверичный порядок был создан мной», — говорит Кришна, — «согласно разделениям качества и активной функции». На основании одной лишь силы этой фразы нельзя сделать вывод, что Гита рассматривала эту систему как вечный и универсальный социальный порядок. Другие древние авторитеты не считали ее таковой; скорее, они отчетливо заявляют, что она не существовала в начале и рухнет в более позднюю эпоху цикла. Тем не менее, мы можем понять из фразы, что четверичная функция социального человека считалась обычно присущей психологическим и экономическим потребностям каждого сообщества и, следовательно, устроением Духа, который выражает себя в человеческом корпоративном и индивидуальном существовании. Строка Гиты на самом деле является интеллектуальным переводом хорошо известного символа в ведической Пуруша-Сукте. Но что же тогда должно быть естественной основой и формой практики этих функций? Практической основой в древние времена стал наследственный принцип. Социальная функция и положение человека, без сомнения, изначально определялись, как и в более свободных, менее упорядоченных сообществах, средой, обстоятельствами, рождением и способностями; но по мере того, как установилась более фиксированная стратификация, его ранг стал практически регулироваться рождением, в основном или только, и в более поздней системе касты рождение стало единственным правилом статуса. Сын брахмана всегда является брахманом по статусу, хотя у него может не быть ничего из типичных брахманских качеств или характера, никакой интеллектуальной подготовки или духовного опыта, религиозной ценности или знаний, никакой связи с правильной функцией своего класса, никакого брахманства в его работе и никакого брахманства в его природе.
Это была неизбежная эволюция, потому что внешние признаки единственные, которые легко и удобно определить, а рождение было наиболее удобным и управляемым во все более механизированном, сложном и традиционном общественном порядке. Какое-то время возможное несоответствие между наследственной фикцией и реальным врожденным характером и способностями индивида было компенсировано или минимизировано образованием и обучением: но в конечном итоге эти усилия перестали поддерживаться, и наследственная конвенция удерживала абсолютное правило. Древние законодатели, признавая наследственную практику, настаивали на том, что качество, характер и способности были единственной прочной и реальной основой и что без них наследственный социальный статус стал недуховной ложью, потому что он утратил свое истинное значение.
Гита также, как всегда, основывает свою мысль на внутреннем значении. Она действительно говорит в одном стихе о работе, рожденной с человеком, sahajaṁ karma; но это само по себе не подразумевает наследственную основу. Согласно индийской теории перерождения, которую признает Гита, врожденная природа и ход жизни человека по сути определяются его прошлыми жизнями, являются саморазвитием, уже осуществленным его прошлыми действиями и умственной и духовной эволюцией, и не могут зависеть исключительно от материального фактора его родословной, происхождения, физического рождения, которое может иметь только подчиненный момент, один эффективный знак, возможно, но не доминирующий принцип. Слово сахаджа означает то, что рождается с нами, все, что является естественным, врожденным, природным; его эквивалент во всех других отрывках - свабхаваджа. Работа или функция человека определяется его качествами, карма определяется гунами; это работа, рожденная его Свабхавой, свабхаваджам карма, и регулируется его Свабхавой, свабхава- ниятам карма. Этот акцент на внутреннем качестве и духе которое находит выражение в работе, функции и действии, — это весь смысл идеи Кармы Гиты.
И из этого акцента на внутренней истине, а не на внешней форме, возникает духовное значение и сила, которые Гита приписывает следованию Свадхарме. Это действительно важное значение отрывка. Слишком много было сделано из ее связи с внешним социальным порядком, как будто целью Гиты было поддерживать его ради него самого или оправдывать его религиозно-философской теорией. Фактически, она делает очень малый упор на внешнее правило и очень большой упор на внутренний закон, который система Варны пыталась ввести в регулируемую внешнюю практику. И именно на индивидуальной и духовной ценности этого закона, а не на его общественной и экономической или другой социальной и культурной важности сосредоточена мысль в этом отрывке. Гита приняла ведическую теорию жертвоприношения, но дала ей глубокий поворот, внутреннее, субъективное и универсальное значение, духовный смысл и направление, которые изменяют все ее ценности.
Здесь также и таким же образом она принимает теорию четырех порядков людей, но придает ей глубокий поворот, внутреннее, субъективное и универсальное значение, духовный смысл и направление. И немедленно идея, стоящая за теорией, меняет свои ценности и становится непреходящей и живой истиной, не связанной с мимолетностью определенной социальной формы и порядка. Гита озабочена не действительностью арийского социального порядка, ныне упраздненного или находящегося в состоянии распада, — если бы это было все, ее принцип Свабхавы и Свадхармы не имел бы постоянной истины или ценности, — но отношением внешней жизни человека к его внутреннему существу, эволюцией его действий из его души и внутреннего закона природы.
И мы видим, что сама Гита очень ясно указывает на свое намерение, когда описывает работу брахмана и кшатрия не с точки зрения внешней функции, не определяемой как обучение, священническая работа и эрудиция или управление, война и политика, но полностью с точки зрения внутреннего характера. Язык читается немного странно для нашего уха. Спокойствие, самообладание, аскеза, чистота, долготерпение, искренность, знание, принятие и практика духовной истины обычно не описываются как функция, работа или занятие человека в жизни. Однако именно это и имеет в виду и говорит Гита, — что эти вещи, их развитие, их выражение в поведении, их сила отливать в форму закон саттвической природы являются настоящей работой брахмана: учение, религиозное служение и другие внешние функции являются лишь его наиболее подходящей областью, благоприятным средством этого внутреннего развития, его соответствующим самовыражением, его способом фиксации себя в твердости типа и внешней прочности характера. Война, правительство, политика, лидерство и правление являются аналогичной областью и средствами для кшатрия; но его настоящая работа — это развитие, выражение в поведении, сила отливать в форму и динамический ритм движения закон активного сражающегося царственного или воинственного духа. Работа вайшьи и шудры выражена в терминах внешней функции, и этот противоположный поворот может иметь некоторое значение. Для темперамента, направленного на производство и получение богатства или ограниченного в кругу труда и обслуживания, меркантильный и рабский ум, обычно обращены наружу, больше заняты внешними ценностями своей работы, чем ее силой ради характера, и это расположение не так благоприятно для саттвического или духовного действия природы. Это также является причиной того, почему коммерческий и промышленный век или общество, занятое идеей работы и труда, создает вокруг себя атмосферу, более благоприятную для материальной, чем для духовной жизни, более приспособленную к жизненной эффективности, чем к более тонкому совершенству высоких достижений ума и духа. Тем не менее, этот вид природы также и ее функции имеют свое внутреннее значение, свою духовную ценность и могут быть сделаны средством и силой для совершенства. Как уже было сказано в другом месте, не только брахман с его идеалом духовности, этической чистоты и знания и кшатрий с его идеалом благородства, рыцарства и высокого характера, но и ищущий богатства вайшья, заключенный в тюрьму тяжелого труда шудра, женщина с ее узкой, ограниченной и подчиненной жизнью, самый отверженный человек, рожденная из чрева греха, pāpayonayah, могут по этой дороге сразу подняться к высшему внутреннему величию и духовной свободе, к совершенству, к освобождению и исполнению божественного элемента в человеке.
Три положения напрашиваются сами собой даже на первый взгляд и могут быть восприняты как подразумеваемые во всем, что Гита говорит в этом отрывке. Во-первых, все действия должны определяться изнутри, потому что каждый человек имеет в себе что-то свое, некий характерный принцип и врожденную силу своей природы. Это действенная сила его духа, которая создает динамическую форму его души в природе, и выражать и совершенствовать ее действием, делать ее эффективной в способности и поведении и жизни - это его работа, его истинная Карма: это указывает ему на правильный путь его внутренней и внешней жизни и является правильной отправной точкой для его дальнейшего развития.
Далее, существует в целом четыре типа природы, каждый со своей характерной функцией и идеальным правилом работы и характера, и тип указывает надлежащее поле человека и должен проследить для него его справедливый круг функции в его внешнем социальном существовании. Наконец, любая работа, которую делает человек, если она выполняется в соответствии с законом его бытия, истиной его природы, может быть обращена к Богу и сделана эффективным средством духовного освобождения и совершенствования.
Первое и последнее из этих предложений являются предложениями очевидной истины и справедливости. Обычный способ индивидуальной и общественной жизни человека, действительно, кажется, противоречит этим принципам; ибо, конечно, мы несем ужасное бремя внешней необходимости, правил и законов, и наша потребность в самовыражении, в развитии нашей истинной личности, нашей истинной души, нашего самого глубокого характерного закона природы в жизни на каждом шагу нарушается, расстраивается, вытесняется со своего курса, получает очень малый шанс и размах из-за влияний окружающей среды. Жизнь, государство, общество, семья, все окружающие силы, кажется, заключили союз, чтобы наложить свое ярмо на наш дух, заставить нас втиснутся в свои формы, навязать нам свои механические интересы и грубые непосредственные удобства.
Мы становимся частями машины; мы не есть и едва ли можем быть людьми в истинном смысле, manusya, purusa, душами, умами, свободными детьми духа, уполномоченными развивать наивысшее характерное совершенство нашего существа и сделать его нашим средством служения расе. Казалось, мы не то, что мы делаем себя, а то, что нас делают. Однако чем больше мы продвигаемся в знании, тем больше должна проявляться истина правила Гиты. Образование ребенка должно быть выявлением всего, что является лучшим, самым сильным, самым сокровенным и живым в его природе; форма, которой должны следовать действия и развитие человека, - это его врожденное качество и сила. Он должен приобретать новые вещи, но он приобретет их лучше всего, наиболее жизненно на основе своего собственного развитого типа и врожденной силы. И точно так же функции человека должны определяться его природной склонностью, даром и способностями. Индивид, который развивается свободно таким образом, будет живой душой и разумом и будет иметь гораздо большую силу для служения расе. И мы теперь можем более ясно видеть, что это правило верно не только для индивида, но и для сообщества и нации, групповой души, коллективного человека. Второе положение о четырех типах и их функциях более открыто для спора. Можно сказать, что оно слишком простое и положительное, что оно не принимает в достаточной мере во внимание сложность жизни и пластичность человеческой природы, и, каковы бы ни были теория или ее внутренние достоинства, внешнее социальное применение должно привести именно к той тирании механического правила, которое является явным противоречием всем законам Свадхармы. Но оно имеет более глубокий смысл под поверхностью, который придает ему менее спорную ценность. И даже если мы его отвергнем, третье положение все равно останется в своем общем значении. Какова бы ни была работа и функция человека в жизни, он может, если она определена изнутри или если ему позволено сделать ее самовыражением своей природы, превратить ее в средство роста и большего внутреннего совершенства. И какова бы она ни была, если он выполняет свою естественную функцию в правильном духе, если он просвещает ее идеальным разумом, если он обращает ее действие к пользе Божества внутри, служит с ее помощью Духу, проявленному во вселенной, или делает ее сознательным инструментом для целей Божественного в человечестве, он может преобразовать ее в средство к высшему духовному совершенству и свободе.
Но учение Гиты здесь имеет еще более глубокое значение, если мы воспринимаем его не как оторванную цитату, самодостаточную по смыслу, как это слишком часто делается, а как нам следует поступать, в связи со всем, что она говорила на протяжении всей работы и особенно в последних двенадцати главах. Философия жизни и трудов Гиты заключается в том, что все исходит из Божественного Существования, трансцендентного и универсального Духа. Все является скрытым проявлением Божества, Васудевы, йатах. pravrittir bhūtānāṁ yena sarvam idaṁ tatam, и раскрыть Бессмертного внутри и в мире, пребывать в единстве с Душой вселенной, возвышаться в сознании, знании, воле, любви, духовном наслаждении до единства с верховным Божеством, жить в высшей духовной природе с индивидуальным и естественным существом, освобожденным от недостатков и невежества и ставшим сознательным инструментом для работ божественной Шакти, - это совершенство, на которое способно человечество, и условие бессмертия и свободы. Но как это возможно, когда на самом деле мы окутаны естественным невежеством, душа заперта в тюрьме эго, побеждена, осаждена, забита и сформирована окружающей средой, управляема механизмом Природы, отрезана от нашей власти над реальностью нашей собственной тайной духовной силы? Ответ в том, что все это природное действие, как бы оно сейчас ни было окутано завуалированной и противоположной работой, все еще содержит принцип своей собственной развивающейся свободы и совершенства. Божество находится в сердце каждого человека и является Владыкой этого таинственного действия Природы. И хотя этот Дух вселенной, этот Тот, кто есть все, кажется, вращает нас на колесе мира, как будто установленном на машине силой Майи, формируя нас в нашем невежестве, как гончар формирует горшок, как ткач ткань, с помощью какого-то искусного механического принципа, тем не менее, этот дух — наше собственное величайшее «я», и он соответствует реальной идее, истине нас самих, тому, что растет в нас и находит всегда новые и более адекватные формы в рождении за рождением, в нашей животной, человеческой и божественной жизни, в том, кем мы были, в том, кем мы являемся, в том, кем мы будем, — именно в соответствии с этой внутренней истиной души, как обнаружат наши открытые глаза, мы постепенно формируемся этим духом внутри нас в его всемудром всемогуществе. Эта машинерия эго, эта запутанная сложность трех гун, ума, тела, жизни, эмоций, желания, борьбы, мысли, стремления, усилия, это замкнутое взаимодействие боли и удовольствия, греха и добродетели, стремления и успеха и неудачи, души и окружающей среды, меня и других, является лишь внешней несовершенной формой, принимаемой высшей духовной Силой во мне, которая преследует через свои превратности постепенное самовыражение божественной реальности и величия, которым я тайно являюсь в духе и открыто стану в природе. Это действие содержит в себе принцип своего собственного успеха, принцип Свабхавы и Свадхармы.
Джива в самовыражении является частью Пурушоттамы. Он представляет в Природе силу высшего Духа, он есть в своей личности эта Сила; он выявляет в индивидуальном существовании потенциальные возможности Души вселенной. Этот Джива сама по себе есть дух, а не природное эго; дух, а не форма эго — наша реальность и внутренний принцип души. Истинная сила того, чем мы являемся и можем быть, пребывает в этой высшей духовной Силе, и эта механическая Майя трех гун не является сокровенной и фундаментальной истиной ее движений; это только текущая исполнительная энергия, аппарат низшего удобства, схема внешнего упражнения и практики. Духовная Природа, которая стала этой множественной личностью во вселенной, parā prakritir jı̄va-bhūtā, является основным веществом нашего существования: все остальное — низшее образование и внешнее формирование из высшей скрытой активности духа. И в Природе у каждого из нас есть принцип и воля нашего собственного становления; каждая душа - это сила самосознания, которая формулирует идею Божественного в ней и направляет этим ее действие и эволюцию, ее прогрессивное самопознание, ее постоянное изменяющееся самовыражение, ее, по-видимому, неопределенный, но тайно неизбежный рост к полноте.
Это наша Свабхава, наша собственная истинная природа; это наша истина бытия, которая сейчас находит только постоянное частичное выражение в нашем различном становлении в мире. Закон действия, определяемый этой Свабхавой, - это наш правильный закон самоформирования, функционирования, работы, наша Свадхарма.
Этот принцип действует во всем космосе; везде действует одна Сила, одна общая универсальная Природа, но в каждой степени, форме, энергии, роде, виде, индивидуальном существе она следует главной Идее и второстепенным идеям и принципам постоянной и сложной вариации, которые нашли как постоянную дхарму каждой, так и ее временные дхармы. Они устанавливают для нее закон ее бытия в становлении, кривую ее рождения, сохранения и изменения, силу ее самосохранения и самовозрастания, линии ее устойчивого и развивающегося самовыражения и самообретения, правила ее отношений со всем остальным выражением Я во вселенной. Следовать закону ее бытия, Свадхарме, развивать идею в ее бытии, Свабхаве, является ее основой безопасности, ее правильным путем и процедурой. Это не приковывает душу к какой-либо нынешней форме, но скорее, таким путем развития она обогащается самым верным образом новым опытом, усвоенным ее собственным законом и принципом и может наиболее мощно расти и прорваться в свой час за пределы настоящих форм к более высокому самовыражению. Быть неспособным поддерживать свой собственный закон и принцип, не суметь приспособиться к своей среде таким образом, чтобы приспособить среду к себе и сделать ее полезной для своей собственной природы, значит потерять себя, утратить свое право на себя, отклониться от своего пути себя, есть погибель, vinasti, это ложь, смерть, тоска распада и растворения и необходимость болезненного самовосстановления часто после затмения и исчезновения, это тщетный круговорот неправильного пути, замедляющий наш реальный прогресс. Этот закон в той или иной форме присутствует во всякой Природе; он лежит в основе всего того действия закона универсальности и закона вариации, открытого нам наукой. Тот же закон действует в жизни человека, его многочисленных жизнях во многих человеческих телах. Здесь он имеет внешнюю игру и внутреннюю духовную истину, и внешняя игра может обрести свое полное и реальное значение только тогда, когда мы найдем внутреннюю духовную истину и просветим все наши действия ценностями духа. Эта великая и желанная трансформация может быть осуществлена с быстротой и силой, пропорциональной нашему прогрессу в самопознании.
И сначала мы должны увидеть, что Свабхава означает одну вещь в высшей духовной природе и принимает совершенно другую форму и значение в низшей природе трех гун. Там она также действует, но не полностью владеет собой, ищет как бы свой собственный истинный закон в полусвете или темноте и продолжает свой путь через множество низших форм, множество ложных форм, бесконечные несовершенства, извращения, самопотери, самообретения, поиски нормы и правила, прежде чем она достигнет самопознания и совершенства.
Наша природа здесь - это смешанная ткань знания и невежества, истины и лжи, успеха и неудачи, правильного и неправильного, обретения и потери, греха и добродетели. Именно Свабхава всегда ищет самовыражения и самопознания через все эти вещи, svabhāvas tu pravartate, истина, которая должна научить нас всеобщему милосердию и равенству видения, поскольку мы все подвержены одному и тому же замешательству и борьбе. Эти движения принадлежат не душе, а природе. Пурушоттама не ограничен этим невежеством; он управляет им сверху и направляет душу через ее изменения. Чистое неизменное «я» не затрагивается этими движениями; оно свидетельствует и поддерживает своей неосязаемой вечностью эту изменчивую Природу в ее превратностях. Настоящая душа индивида, центральное существо в нас, больше, чем эти вещи, но принимает их в своей внешней эволюции в Природе. И когда мы достигли этой настоящей души, неизменного всеобщего я, поддерживающего нас, и Пурушоттамы, Господа внутри нас, который руководит и направляет все действие Природы, мы обнруживаем весь духовный смысл закона нашей жизни. Ибо мы осознаем Владыку существования, выражающего себя вечно в своем бесконечном качестве, анантагуне, во всех существах. Мы осознаем четырехкратное присутствие Божественности, Душу самопознания и миропознания, Душу силы и мощи, которая ищет, находит и использует свои силы, Душу взаимности, и творения, и связи, и взаимообмена между творением и творением, Душу трудов, которая трудится во вселенной и служит всем в каждом и обращает труд каждого на служение всем другим. Мы также осознаем индивидуальную Силу Божественного в нас, ту, которая напрямую использует эти четверичные силы, назначает нам напряжение самовыражения, определяет нашу божественную работу и службу и поднимает нас через все это к его универсальности в многообразии пока мы не сможем найти с ее помощью наше духовное единство с ним и со всем, чем он является в космосе.
Внешняя идея четырех порядков людей в жизни касается только более внешней работы этой истины божественного действия; она ограничена одной стороной ее действия в функционировании трех гун. Верно, что в этом рождении люди в значительной степени попадают в один из четырех типов: человек знания, человек силы, производительный витальный человек, человек грубого труда и служения. Это не фундаментальные разделения, а стадии саморазвития в нашей человечности. Человек начинает с достаточного груза неведения и инерции; его первое состояние - это состояние грубого труда, навязанного его животной лени потребностями тела, импульсом жизни, необходимостью Природы и, за пределами определенной точки потребности, некоторой формой прямого или косвенного принуждения, которое общество накладывает на него, и те, кто все еще управляемы этим тамасом, - это шудры, рабы общества, которые отдают ему свой труд и не могут ничего или очень мало внести в его многообразную игру жизни по сравнению с более развитыми людьми. Кинетическим действием человек развивает в себе раджасическую гуну, и мы получаем второй тип человека, который движим постоянным инстинктом полезного творения, производства, обладания, приобретения, удержания и наслаждения, средний экономический и витальный человек, вайшья. На более высоком уровне раджасического или кинетического качества нашей общей природы мы получаем активного человека с более доминирующей волей, с более смелыми амбициями, с инстинктом действовать, сражаться и проявлять свою волю, в наибольшей степени - вести, командовать, управлять, нести массы людей на своей орбите, бойца, лидера, правителя, принца, царя, Кшатрия. А там, где преобладает саттвический ум, мы получаем брамина, человека со склонностью к знанию, который привносит мысль, размышление, поиск истины и разумное или в самом высоком случае духовное правило в жизнь и освещает этим свое понятие и способ существования.
В человеческой природе всегда есть что-то из всех этих четырех личностей, развитое или неразвитое, широкое или узкое, подавленное или выходящее на поверхность, но у большинства людей одна или другая имеет тенденцию преобладать и, кажется, занимает иногда все пространство действия в природе. И в любом обществе у нас должны быть все четыре типа, — даже, например, если мы создаем чисто производительное и коммерческое общество, такое, какое пытались создать в современные времена, или, если на то пошло, общество шудр труда, пролетариата, которое привлекает самые современные умы и которое сейчас пытаются создать в одной части Европы и находит поддержку в других. Все еще будут мыслители, движимые поиском закона, истины и руководящего правила всего дела, капитаны и лидеры промышленности, которые делают всю эту производительную деятельность оправданием для удовлетворения своей потребности в приключениях, битвах, лидерстве и господстве, множество типичных чисто производительных и богатеющих людей, средние работники, удовлетворенные каким-то трудом и вознаграждением за свой труд. Но это совершенно внешние вещи, и если бы это было все, эта экономика человеческого типа не имела бы духовного значения. Или это означало бы, самое большее, как иногда считалось в Индии, что мы должны пройти через эти стадии развития в наших рождениях; поскольку мы должны волей-неволей продвигаться постепенно через тамасическое, раджасо-тамасическое, раджасическое или раджасо- саттвическое к саттвической природе, подняться и закрепиться во внутреннем брахманстве, брахманйе, а затем искать спасения на этой основе. Но в таком случае не было бы логического места для утверждения Гиты о том, что даже шудра или чандала могут, обратив свою жизнь к Богу, подняться прямо к духовной свободе и совершенству.
Основная истина - это не эта внешняя вещь, а сила нашего внутреннего существа в движении, истина четырехкратной активной силы духовной природы. Каждый Джива обладает в своей духовной природе этими четырьмя сторонами, является душой знания, душой силы и мощи, душой взаимности и взаимообмена, душой дел и служения, но одна или другая сторона преобладает в действии и выразительном духе и окрашивает отношения души с ее воплощенной природой; она ведет и накладывает свой отпечаток на другие силы и использует их для основного напряжения действия, тенденции, опыта. Свабхава затем следует, не грубо и жестко, как принято в социальном разграничении, но тонко и гибко закону этого напряжения и развивает в его развитии другие три силы. Таким образом, стремление к импульсу правильно выполненных дел и служения развивает знание, увеличивает силу, тренирует близость или баланс взаимности и мастерства и порядка отношений. Каждый фронт четверичного божества движется через расширение своего собственного доминирующего принципа природы и обогащение другими тремя к полному совершенству. Это развитие подвергается закону трех гун. Возможен тамасический и раджасический способ следования даже дхарме души знания, грубый тамасический и высокий саттвический способ следования дхарме силы, мощный раджасический или прекрасный и благородный саттвический способ следования дхарме трудов и служения.
Достичь саттвического пути внутренней индивидуальной Свадхармы и трудов, к которым она нас движет на путях жизни, является предварительным условием совершенства. И можно отметить, что внутренняя Свадхарма не связана ни с какой внешней социальной или иной формой действия, занятия или функции. Душа дел или тот элемент в нас, который удовлетворен служением, может, например, сделать жизнь стремления к знанию, жизнь борьбы и власти или жизнь взаимности, производства и взаимообмена средством удовлетворения своего божественного импульса к труду и служению.
И в конце концов достичь божественной формы и самой динамичной душевной силы этой четверичной активности — это широкая дверь к самой быстрой и обширной реальности самого высокого духовного совершенства. Это мы можем сделать, если превратим действие Свадхармы в поклонение внутреннему Божеству, универсальному Духу, трансцендентному Пурушоттаме и, в конечном итоге, отдадим все действие в его руки, mayi sannyasya karmāni.
Затем, когда мы выходим за пределы ограничения трех гун, мы также выходим за пределы разделения четверичного закона и за пределы ограничения всех отличительных дхарм, sarvadharmān parityajya. Дух принимает индивидуума во вселенскую Свабхаву, совершенствует и объединяет четверичную душу природы в нас и совершает свои самоопределямые действия в соответствии с божественной волей и совершенной силой божества в существе.
Гита предписывает поклоняться Божественному нашей собственной работой, sva-karmanā; наше приношение должно быть делами, определяемыми нашим собственным законом бытия и природы. Ибо от Божественного исходят все движение творения и импульс к действию, и им распространяется вся эта вселенная, и для удержания вместе миров он председательствует и формирует все действия через Свабхаву. Поклоняться ему нашей внутренней и внешней деятельностью, сделать всю нашу жизнь жертвоприношением дел Высшему - значит подготовить себя к тому, чтобы стать единым с ним во всей нашей воле, сущности и природе. Наша работа должна соответствовать истине внутри нас, она не должна быть приспособлением к внешним и искусственным стандартам: она должна быть живым и искренним выражением души и ее врожденных сил. Ибо следование живой сокровенной истине этой души в нашей нынешней природе поможет нам в конечном итоге прийти к бессмертной истине той же души в теперь уже сверхсознательной высшей природе. Там мы можем жить в единстве с Богом, нашим истинным «я» и всеми существами и, совершенствуясь, стать безупречным инструментом божественного действия в свободе бессмертной Дхармы.
XXI
В направлении Божественной Тайны
УЧИТЕЛЬ завершил все остальное, что ему нужно было сказать, он разработал все центральные принципы и поддерживающие предложения и выводы своего сообщения
и прояснил основные сомнения и вопросы, которые могли возникнуть вокруг него, и теперь все, что ему остается сделать, это выразить в решительной фразе и проникновенной формуле одно последнее слово, само сердце сообщения, самую суть его евангелия. И мы обнаруживаем, что это решающее, последнее и венчающее слово - не просто сущность того, что уже было сказано по этому вопросу, не просто концентрированное описание необходимой самодисциплины, Садханы, и того более великого духовного сознания, которое должно быть результатом всех его усилий и аскезы; оно вычищает, так сказать, еще дальше, разрушает все ограничения и правила, каноны и формулы и открывается в широкую и безграничную духовную истину с бесконечным потенциалом значения. И это признак глубины, широкого охвата, величия духа учения Гиты. Обычное религиозное учение или философская доктрина вполне удовлетворены тем, чтобы ухватиться за определенные великие и жизненные аспекты истины и превратить их в пригодные для использования догмы и наставления, методы и практики для руководства человека в его внутренней жизни, закон и форму его действия; они не идут дальше, они не открывают двери из круга своей собственной системы, не выводят нас в некую широчайшую свободу и незамкнутую широту.
Это ограничение полезно и действительно на какое-то время необходимо. Человек, ограниченный своим умом и волей, нуждается в законе и правиле, фиксированной системе, определенной практике, избирательной для его мыслей и действий; он просит о единственном безошибочном высеченном пути, огражденном, фиксированном и надежном для ступни, для ограниченных горизонтов, для замкнутых мест отдыха. Только сильные и немногие могут двигаться через свободу к свободе. И все же в конце концов свободная душа должна иметь выход из форм и систем, в которых ум находит свой счет и получает свое ограниченное удовольствие. Превысить нашу лестницу восхождения, не останавливаться даже на самой верхней ступени, но двигаться беспрепятственно и свободно в широте духа - это освобождение, важное для нашего совершенствования; абсолютная свобода духа - это наш совершенный статус. И именно так Гита ведет нас: она прокладывает твердый и верный, но очень широкий путь восхождения, великую Дхарму, а затем она выводит нас за пределы всего, что установлено, за пределы всех дхарм, в бесконечно открытые пространства, раскрывает нам надежду, впускает нас в тайну абсолютного совершенства, основанного на абсолютной духовной свободе, и эта тайна, guhyatamam, является сущностью того, что она называет своим высшим словом, скрытой вещью, сокровенным знанием.
И сначала Гита перефразирует основную часть своего сообщения. Она суммирует весь план и суть в коротком пространстве пятнадцати стихов, строк краткого и концентрированного выражения и значения, которые не упускают ничего из сути вопроса, изложенных в фразах абсолютной ясной точности и ясности. И поэтому их следует внимательно рассмотреть, они должно быть прочитаны глубоко в свете всего, что было сказано ранее, потому что здесь она, очевидно, намерена извлечь то, что сама Гита считает центральным смыслом своего собственного учения. Утверждение исходит из первоначальной отправной точки мысли в книге, загадки человеческого действия, кажущейся непреодолимой трудности жизни в высшем «я» и духе, пока мы продолжаем совершать дела мира. Самый простой способ — отказаться от проблемы как неразрешимой, от жизни и действия как от иллюзии или низшего движения существования, которое должно быть оставлено, как только мы сможем подняться из ловушки мира в истину духовного бытия. Это аскетическое решение, если его можно назвать решением; во всяком случае, это решительный и эффективный выход из загадки, путь, к которому древнеиндийская мысль высшего и самого медитативного рода, как только она начала поворачиваться под крутым наклоном от своего первого большого и свободного синтеза, двигалась с постоянно возрастающим перевесом.
Гита, как и Тантра и в некоторых сторонах более поздние религии, пытается сохранить древнее равновесие: она сохраняет сущность и основу изначального синтеза, но форма была изменена и обновлена в свете развивающегося духовного опыта. Это учение не обходит трудную проблему примирения полной активной жизни человека с внутренней жизнью в высшем «я» и духе; он продвигает то, что считает реальным решением. Он вовсе не отрицает эффективность аскетического отречения от жизни ради собственной цели, но он видит, что это режет, а не развязывает узел загадки, и поэтому он считает его низшим методом и считает своим лучшим путем. Оба пути ведут нас от низшей невежественной нормальной природы человека к чистому духовному сознанию, и поэтому оба должны считаться действительными и даже едиными по сути: но там, где один останавливается и поворачивает назад, другой продвигается с твердой тонкостью и высокой смелостью, открывает врата в неизведанные горизонты, завершает человека в Боге и объединяет и примиряет в духе душу и Природу.
И поэтому в первых пяти из этих стихов Гита так формулирует свое утверждение, что оно будет применимо как к пути внутреннего, так и к пути внешнего отречения, и все же таким образом, что нужно только приписать некоторым из их общих выражений более глубокий и внутренний смысл, чтобы получить смысл и мысль метода, предпочитаемого Гитой. Трудность человеческого действия заключается в том, что душа и природа человека
кажутся фатально подверженными многим видам рабства, тюрьме неведения, сетям эго, цепи страстей, давящей настойчивости жизни момента, темному и ограниченному кругу без выхода. Душа, запертая в этом круге действий, не имеет никакой свободы, никакого досуга или света самопознания, чтобы совершить открытие своего Я и истинной ценности жизни и смысла существования. Она действительно имеет такие намеки на его бытие, которые она может получить от своей активной личности и динамической природы, но стандарты совершенства, которые она может там воздвигнуть, слишком временны, ограничены и относительны, чтобы быть удовлетворительным ключом к её собственной загадке. Как, будучи поглощенной и постоянно выталкиваемой наружу всепоглощающим зовом своей активной природы, она может вернуться к своему реальному «я» и духовному существованию? Аскетическое отречение и путь Гиты оба согласны в том, что она должен прежде всего отказаться от этого поглощения, должна отбросить от себя внешнее домогательство внешних вещей и отделить молчаливое «я» от активной природы; она должен отождествить себя с неподвижным Духом и жить в тишине. Она должен прийти к внутренней бездеятельности, naiskarmya. Поэтому именно эту спасительную внутреннюю пассивность Гита ставит здесь в качестве первой цели своей Йоги, первого необходимого совершенства в ней или Сиддхи. «С пониманием без привязанности ко всему, с душой, покорившей себя и свободной от желаний, человек посредством отречением достигает высшего совершенства наискармьи».
Этот идеал отречения, самопобеждающей тишины, духовной пассивности и свободы от желаний является общим для всей древней мудрости. Гита дает нам ее психологическую основу с непревзойденной полнотой и ясностью. Она покоится на общем опыте всех искателей самопознания, что есть две разные природы и как бы два «я» в нас. Есть низшее «я» темной ментальной, витальной и физической природы, подверженное неведению и инерции в самом веществе своего сознания и особенно в своей основе материальной субстанции, кинетическое и витальное действительно силы жизни, но без присущего самообладания и самопознания в своем действии, достигающее в уме некоторого знания и гармонии, но только с трудным усилием и постоянной борьбой со своими собственными недостатками. И есть высшая природа и “я” нашего духовного существа, самообладающее и самосветящееся, но в нашем обычном менталитете недоступное нашему опыту. Иногда мы получаем проблески этой большей вещи внутри нас, но мы не находимся в ней осознанно, мы не живем в ее свете, спокойствии и безграничном великолепии. Первая из этих двух совершенно разных вещей - это природа трех гун Гиты. Ее видение себя сосредоточено на идее эго, ее принцип действия - желание, рожденное эго, а узел эго - привязанность к объектам ума и чувств и желанию жизни. Неизбежный постоянный результат всех этих вещей - рабство, устоявшееся подчинение низшему контролю, отсутствие самообладания, отсутствие самопознания. Другая более великая сила и присутствие, как обнаруживается, является природой и бытием чистого духа, не обусловленного эго, то, что в индийской философии называется самостью и безличным Брахманом. Его принцип — бесконечное и безличное существование, одно и то же во всем: и, поскольку это безличное существование без эго, без обусловленности, без желания, потребности или стимула, оно неподвижно и неизменно; вечно одно и то же, оно рассматривает и поддерживает, но не разделяет и не инициирует действие вселенной. Душа, когда она бросается в активную Природу, — это Кшара Гиты, ее подвижный или изменчивый Пуруша; та же душа, собранная обратно в чистое безмолвное «я» и сущностный дух, есть Акшара Гиты, неподвижный или неизменный Пуруша.
Тогда, очевидно, самый прямой и самый простой способ выйти из тесного рабства активной природы и вернуться к духовной свободе — это полностью отбросить все, что принадлежит динамике неведения, и преобразовать душу в чистое духовное существование. Это то, что называется становлением Брахманом, brahm-bhūya. Это означает отбросить низшее ментальное, витальное, физическое существование и облачиться в чистое духовное существо. Это лучше всего может быть сделано интеллектом и волей, buddhi, нашим нынешним высшим принципом. Он должен отвернуться от вещей низшего существования и, прежде всего, от своего действующего узла желания, от нашей привязанности к объектам, преследуемых умом и чувствами. Нужно стать пониманием, непривязанным ни к чему, asakta-buddhih sarvatra. Тогда все желания уходят из души в ее тишине; он свободен от всех желаний, vigata-sprihah. Это приносит с собой или делает возможным подчинение нашего низшего и обладание нашим высшим «я», обладание, зависящее от полного самообладания, обеспеченного радикальной победой и покорением нашей подвижной природы, jitātmā. И все это равнозначно абсолютному внутреннему отречению от желания вещей, sannyāsa. Отречение - это путь к этому совершенству, и человек, который таким образом внутренне отрекся от всего, описывается Гитой как истинный Санньясин. Но поскольку это слово обычно означает также внешнее отречение или иногда даже только это, Учитель использует другое слово, tyāga, чтобы отличить внутреннее от внешнего отречения и говорит, что Tyaga лучше, чем Sannyasa. Аскетический путь идет гораздо дальше в своем отступлении от динамической Природы. Он влюблен в отречение ради самого себя и настаивает на внешнем отказе от жизни и действия, полном квиетизме души и природы. Гита отвечает, что это невозможно полностью, пока мы живем в теле. Насколько это возможно, это может быть сделано, но такое жестокое умаление работ не является необходимым: это даже не является действительно или, по крайней мере, обычно рекомендуемым. Единственное, что необходимо, - это полный внутренний покой, и это все, что Гита понимает под наискармьей.
Если мы спросим, зачем мы сохраняем это, почему потворствуем динамическому принципу, когда наша цель - стать чистым «я», а чистое «я» описывается как бездеятельное, акарта, ответ будет таким: что бездеятельность и отделение «я» от Природы - это не вся
истина нашего духовного освобождения. «Я» и Природа в конечном итоге - одно; полная и совершенная духовность делает нас едиными со всем Божественным в «я» и в природе. Фактически, это становление Брахманом, это принятие в «я» вечной тишины, брахма-бхуйя, не является всей нашей целью, но только необходимой огромной базой для еще более великого и более чудесного божественного становления, мад-бхава. И чтобы достичь этого величайшего духовного совершенства, мы должны быть действительно неподвижны в «я», безмолвны во всех наших членах, но также действовать в силе, Шакти, Пракрити, истинной и высокой силе Духа. И если мы спросим, как возможна одновременность того, что кажется, двумя противоположностями, то ответ будет таким: это сама природа полного духовного существа; всегда оно имеет это двойное равновесие Бесконечного. Безличное «я» безмолвно; мы также должны быть внутренне безмолвны, безличны, погружены в дух. Безличное «я» смотрит на все действия как на совершенные не им, а Пракрити; оно относится с чистым равенством ко всем действиям ее качеств, модусов и сил: душа, обезличенная в «я», должна также относиться ко всем нашим действиям как к совершенным не собой, а качествами Пракрити; она должна быть равной во всех вещах, sarvatra. И в то же время, чтобы мы не останавливались здесь, чтобы мы могли в конечном итоге идти вперед и найти духовное правило и направление в наших работах, а не только закон внутренней неподвижности и тишины, нас просят наложить на интеллект и волю отношение жертвенности, все наши действия внутренне изменены и превращены в подношение Господу Природы, Бытию,собственной силой которого она является, svā prakritih, верховному Духу. Даже мы должны в конечном итоге предложить все в его руки, отказаться от всякого личного начала действия, sarvārambhāh, сохранить наши природные «я» только как инструмент его работ и его цели. Эти вещи уже были полностью объяснены, и Гита здесь не настаивает, а просто использует без дальнейших уточнений общие термины, sannyāsa и naiskarmya.
Полнейший внутренний покой однажды принимается как наше необходимое
средство для жизни в чистом безличном «я», но как практически он достигает этого результата, является следующим возникающим вопросом. «Как, достигнув этого совершенства, человек таким образом достигает Брахмана, услышь от меня, о сын Кунти, — то, что является высшим концентрированным направлением знания». Знание, которое здесь подразумевается, — это Йога Санкхьев, — Йога чистого знания, принятая Гитой, jñāna-yogena sāṅkhyānām, поскольку оно едино со её собственной Йогой, которая также включает в себя путь работ Йогинов, karma-yogena yoginām. Но все упоминания о работах на данный момент отложены. Ибо под Брахманом здесь сначала подразумевается безмолвное, безличное, неизменное. Брахман действительно и для Упанишад, и для Гиты есть все, что есть, живет и движется; это не только безличное Бесконечное или немыслимый и непередаваемый Абсолют, acintyam avyavahāryam. Все это Брахман, говорят Упанишады; все это Васудева, говорит Гита, — верховный Брахман есть все, что движется или устойчиво, и его руки, ноги, глаза, головы и лица находятся по обе стороны от нас. Но все же есть два аспекта этого Всего — его неизменное вечное «я», которое поддерживает существование, и его «я» активной силы, которая движется в мировом движении. Только когда мы теряем свою ограниченную личность эго в безличности «я», мы достигаем спокойного и свободного единства, посредством которого мы можем обладать истинным единством с универсальной силой Божественного в его мировом движении. Безличность – это отрицание ограничения и разделения, а культ безличности – это естественное условие истинного бытия, необходимое предварительное условие для истинного знания и, следовательно, первое условие истинного действия. Совершенно очевидно, что мы не можем стать едины со всем или едиными с универсальным Духом и его обширным самопознанием, его сложной волей и его всеобъемлющей мировой целью, настаивая на нашей ограниченной личности эго; поскольку это отделяет нас от других и делает нас связанными и эгоцентричными в наших взглядах и в нашей воле к действию. Заключенные в личности, мы можем достичь ограниченного союза только через симпатию или посредством некоторого относительного приспособления себя к точке зрения, чувствам и воле других. Чтобы быть едиными со всеми и с Божественным и его волей в космосе, мы должны стать сначала безличными и свободными от нашего эго и его требований и от способа эго видеть себя, мир и других. И мы не сможем этого сделать, если в нашем существе нет ничего, кроме личности, кроме эго, безличного я, единого со всеми существованиями. Потерять эго и быть этим безличным я, стать этим безличным Брахманом в нашем сознании - вот первое движение этой Йоги.
Как же это сделать? Во-первых, говорит Гита, посредством соединений нашего очищенного интеллекта с чистой духовной субстанцией в нас посредством йоги буддхи, buddhyā viśuddhayā yuktah. Это духовное обращение буддхи от внешнего и нисходящего к внутреннему и восходящему взгляду является сутью Йоги знания. Очищенное понимание должно контролировать все существо, ātmānaṁ niyamya; оно должно увести нас от привязанности к внешним желаниям низшей природы благодаря твердой и устойчивой воле, dhrityā, которая в своей концентрации полностью обращена к безличности чистого духа. Чувства должны отказаться от своих объектов, ум должен отбросить приязнь и неприязнь, которые эти объекты вызывают в нем, — ибо безличное «я» не имеет желаний и отвращений; это жизненные реакции нашей личности на прикосновения вещей, и соответствующий ответ ума и чувств на прикосновения является их поддержкой и их основой. Полный контроль должен быть приобретен над умом, речью и телом, даже над витальными и физическими реакциями, голодом, холодом, жарой, физическим удовольствием и болью; все наше существо должно стать безразличным, незатронутым этими вещами, равным ко всем внешним прикосновениям и их внутренним реакциям и ответам. Это самый прямой и мощный метод, прямой и острый путь Йоги. Должно быть полное прекращение желания и привязанности, вайрагья; от искателя требуется устойчивое прибежище в безличном одиночестве, постоянное единение с сокровенным я посредством медитации. И все же цель этой строгой дисциплины не в том, чтобы быть эгоцентричным в каком-то высшем эгоистическом уединении и спокойствии мудреца и мыслителя, отвращающегося
от хлопот участия в мирском действии; цель в том, чтобы избавиться от всякого эго. Сначала нужно полностью избавиться от раджасического вида эгоизма, эгоистической силы и насилия, высокомерия, желания, гнева, чувства и инстинкта обладания, побуждения страстей, сильных похотей жизни. Но затем должен быть отброшен эгоизм всех видов, даже самого саттвического типа; ибо цель состоит в том, чтобы сделать душу, ум и жизнь свободными в конце концов от всех заточающих «я» и «моего», нирмамы. Угасание эго и его требований всех видов - это метод, предложенный нам. Ибо чистое безличное «я», которое, непоколебимо, поддерживает вселенную, не имеет эгоизма и не предъявляет никаких требований к вещам или людям; оно спокойно, светоносно, бесстрастно и молчаливо смотрит на все вещи и людей ровным и беспристрастным взглядом самопознания и познания мира. Тогда ясно, что именно живя внутренне в подобной или идентичной безличности, душа внутри, освобожденная от осады вещей, может наилучшим образом стать способной к единству с этим неизменным Брахманом, который смотрит и знает, но не подвержен влиянию форм и изменений вселенной.
Это первое стремление к безличности, предписанное Гитой, очевидно, приносит с собой определенный самый полный внутренний покой и идентично в своих самых сокровенных частях и принципах практики методу Санньясы. И все же есть точка, в которой его тенденция к отходу от требований динамической Природы и внешнего мира сдерживается и накладывается предел, чтобы предотвратить углубление внутреннего покоя в отказ от действия и физический уход. Отказ чувств от своих объектов, visayāṁs tyaktvā, должен иметь природу Тьяги; это должно быть отказом от всех чувственных привязанностей, расы, а не отказом от внутренней необходимой активности чувств. Нужно двигаться среди окружающих вещей и воздействовать на объекты чувственного поля чистым, истинным и интенсивным, простым и абсолютным действием чувств ради их пользы для духа в божественном действии, kevalair indriyaiś caran, а вовсе не для исполнения желания. Должна быть вайрагья, не в обычном значении отвращения к жизни или неприязни к мирскому действию, но отречение от раги, а также от ее противоположности, dvesa. Должен быть уход от всех ментальных и витальных симпатий, как и от всех ментальных и витальных антипатий каких бы то ни было. И это требуется не для исчезновения, а для того, чтобы могло быть совершенное позволяющее равенство, в котором дух может дать беспрепятственное и неограниченное согласие на целостное и всеобъемлющее божественное видение вещей и на целостное божественное действие в Природе. Постоянное обращение к медитации, дхьяна-йога-паро нитьям, является надежным средством, с помощью которого душа человека может осознать свое «я» Силы и свое «я» тишины. И все же не должно быть отказа от активной жизни ради жизни чистой медитации; действие всегда должно совершаться как жертвоприношение высшему Духу. Это движение отступления на пути Санньясы подготавливает поглощающее исчезновение индивидуума в Вечном, и отречение от действия и жизни в мире является необходимым шагом в этом процессе. Но на пути Тьяги Гиты это скорее подготовка к превращению всей нашей жизни и существования и всех действий в интегральное единство с безмятежным и неизмеримым бытием, сознанием и волей Божественного, и это прелюдия делает возможным обширный и полный переход души вверх из низшего эго к невыразимому совершенству высшей духовной природы, пара пракрити.
Этот решительный отправная точка мысли Гиты обозначена в следующих двух стихах, из которых первый идет со значительной последовательностью: «Когда человек становится Брахманом, когда он не печален и не желает, когда он равен всем существам, тогда он обретает высшую любовь и преданность Мне». Но на узком пути знания бхакти, преданность личному Божеству, может быть только низшим и предварительным движением; конец, кульминация есть исчезновение личности в безликом единстве с безличным Брахманом, в котором не может быть места для бхакти: ибо нет никого, кого можно было бы обожать, и некому поклоняться; все остальное теряется в молчаливой неподвижной идентичности Дживы с Атманом. Здесь нам дано нечто еще более высокое, чем Безличное, — здесь есть верховное Я, которое есть верховный Ишвара, здесь есть верховная Душа и ее верховная природа, здесь есть Пурушоттама, который находится за пределами личного и безличного и примиряет их на своих вечных высотах. Эго личность все еще исчезает в безмолвии Безличного, но в то же время остается даже с этой тишиной позади действие верховного Я, нечто более великое, чем Безличное. Больше нет низшего слепого и хромого действия эго и трех гун, но вместо этого широкое самоопределяющее движение бесконечной духовной Силы, свободной неизмеримой Шакти. Вся Природа становится силой единого Божественного, и все действие его действие через индивидуума как канал и инструмент. Вместо эго появляется сознательная и проявленная истинная духовная личность в свободе своей истинной природы, в силе своего божественного статуса, в величии и великолепии своего вечного родства с Божественным, нетленная часть верховного Божества, нерушимая сила верховной Пракрити, мамаивамшах. санатанах, пара пракритир джива-бхута. Душа человека тогда чувствует себя единой в высшей духовной безличности с Пурушоттамой и в своей универсальной личности проявленной силой Божества. Ее знание - это свет его знания; ее воля - это сила его воли; ее единство со всем во вселенной - это игра его вечного единства.
Именно в этой двойной реализации, именно в этом союзе двух сторон невыразимой Истины существования, посредством любой из которых человек может приблизиться и войти в свое собственное бесконечное бытие, освобожденный человек должен жить, действовать, чувствовать и определять или, скорее, определять для себя величайшей силой своего высшего «я» свои отношения со всеми и внутренние и внешние работы своего духа. И в этой объединяющей реализации обожание, любовь и преданность не только все еще возможны, но и являются большой, неизбежной и венчающей частью высшего опыта. Тот, кто вечно становится Многими, Многие, которые в своем кажущемся разделении все еще вечно едины, Высший, который проявляет в нас эту тайну и тайну существования, не рассеянный своей множественностью, не ограниченный своей единством, — это интегральное знание, это примиряющий опыт, который делает человека способным к освобожденному действию, муктасья карме.
Это знание приходит, говорит Гита, через высочайшее бхакти. Оно достигается, когда ум превосходит себя супраментальным и высоким духовным видением вещей и когда сердце также поднимается в унисон за пределы наших более невежественных ментальных форм любви и преданности к любви, которая спокойна, глубока и светится широчайшим знанием, к высшему восторгу в Боге и безграничному обожанию, невозмутимому экстазу, духовной Ананде. Когда душа утратила свою отдельную личность, когда она стала Брахманом, именно тогда она может жить в истинной Личности и может достичь высшего раскрывающего бхакти для Пурушоттамы и может полностью познать его силой своего глубокого бхакти, своего сердечного знания, бхактья мам абхиджанати. Это интегральное знание, когда бездонное видение сердца завершает абсолютный опыт ума, — samagraṁ māṁ jñātvā. «Он приходит к познанию Меня», — говорит Гита, — «кем и насколько Я являюсь и во всей реальности и принципах моего бытия, yāvān yaś cāsmi tattvatah». Это интегральное знание — это знание Божественного, присутствующего в индивидууме; это весь опыт Господа, тайно присутствующего в сердце человека, явленного сейчас как высшее Я его существования, Солнце всего его просветленного сознания, Владыка и Сила всех его трудов, божественный Источник всей любви и восторга его души, Любящий и Возлюбленный его поклонения и обожания. Это также знание Божественного, расширенного во вселенной, Вечного, из которого все исходит и в котором все живет и имеет свое бытие, Я и Духа космоса, Васудевы, который стал всем, что есть, Владыки космического существования, который правит творениями Природы. Это знание божественного Пуруши, сияющего в своей трансцендентной вечности, форма бытия которого ускользает от мысли ума, но не от его тишины; это полный живой опыт его как абсолютного Я, верховного Брахмана, верховной Души, верховного Бога: ибо этот, казалось бы, недоступный Абсолют, в то же время и даже в этом высшем статусе является изначальным Духом космического действия и Владыкой всех этих существований. Душа освобожденного человека, таким образом, входит посредством примиряющего знания, проникает посредством совершенного одновременного восторга трансцендентного Божественного, Божественного в индивидууме и Божественного во вселенной в Пурушоттаму, māṁ viśate tadanantaram. Он становится единым с ним в его самопознании и самопереживании, единым с ним в его существе и сознании и воле и мирознании и мироимпульсе, единым с ним во вселенной и в его единстве со всеми существами во вселенной и единым с ним за пределами мира и индивидуума в трансцендентности вечного Бесконечного, śāśvataṁ padam avyayam. Это кульминация высшей бхакти, которая находится в основе высшего знания.
И тогда становится очевидно, как непрерывное и непрекращающееся действие всякого рода без уменьшения или отказа от какой-либо части деятельности жизни может быть не только вполне совместимо с высшим духовным опытом, но и столь же мощным средством достижения этого высшего духовного состояния, как бхакти или знание. Ничто не может быть более позитивным, чем утверждение Гиты по этому вопросу. «И совершая также все действия, всегда пребывая во Мне, он достигает по моей милости вечного и нетленного состояния». Это освобождающее действие носит характер работ, совершаемых в глубоком соединении воли и всех динамических частей нашей природы с Божественным в нас самих и космосе. Сначала оно совершается как жертвоприношение с идеей все еще нашего «я» как деятеля. Затем оно совершается без этой идеи и с восприятием Пракрити как единственного деятеля. Это делается в последнюю очередь со знанием этой Пракрити как высшей силы Божественного и отречением, сдачей всех наших действий ему с индивидуумом только как каналом и инструментом. Наши работы тогда исходят прямо из Я и Божественного внутри нас, являются частью неделимого вселенского действия, инициируются и выполняются не нами, а огромной трансцендентной Шакти. Все, что мы делаем, делается ради Господа, пребывающего в сердце всего, ради Божественности в индивидууме и для исполнения его воли в нас, ради Божественного в мире, ради блага всех существ, ради выполнения мирового действия и мировой цели, или одним словом ради Пурушоттамы и делается действительно им через его вселенскую Шакти. Эти божественные работы, какова бы ни была их форма или внешний характер, не могут связывать, но являются скорее мощным средством для восхождения из этой низшей Пракрити трех гун к совершенству высшей, божественной и духовной природы. Освободившись от этих смешанных и ограниченных дхарм, мы убегаем в бессмертную Дхарму, которая приходит к нам, когда мы делаем себя едиными во всем нашем сознании и действии с Пурушоттамой. Это единство здесь приносит с собой силу подняться там в бессмертие вне Времени. Там мы будем существовать в его вечной трансцендентности.
Таким образом, эти восемь стихов, внимательно прочитанных в свете знания, уже данного Учителем, являются кратким, но все же всеобъемлющим указанием на всю основную идею, весь центральный метод, всю суть полной Йоги Гиты.
XXII
Высочайший Секрет
СУТЬ учения и Йоги, таким образом, была дана ученику на поле его работы и битвы, и божественный Учитель теперь приступает к применению ее к его действию, но таким образом, чтобы она была применима ко всем действиям. Привязанные к решающему примеру, сказанному с главныму героем Курукшетры, слова имеют гораздо более широкое значение и являются универсальным правилом для всех, кто готов подняться над обычным умонастроением и жить и действовать в высшем духовном сознании. Вырваться из эго и личного ума и увидеть все в широте себя и духа, познать Бога и поклоняться ему в его интегральной истине и во всех его аспектах, отдать всего себя трансцендентной Душе природы и существования, обладать и быть обладаемым божественным сознанием, быть единым с Единым в универсальности любви и восторга, воли и знания, единым в нем со всеми существами, совершать работы как поклонение и жертвоприношение на божественной основе мира, в котором все есть Бог, и в божественном статусе освобожденного духа, - вот смысл Йоги Гиты. Это переход от кажущейся к высшей духовной и реальной истине нашего бытия, и вы входите в нее, отбрасывая множество ограничений разделяющего сознания и привязанности ума к страсти, беспокойству и невежеству, меньшему свету и знанию, греху и добродетели, двойственному закону и стандарту низшей природы. Поэтому, говорит Учитель, «посвятив всего себя Мне, отдав в своем сознательном уме все свои действия Мне, прибегая к Йоге воли и интеллекта, будь всегда единым в сердце и сознании со Мной. Если ты будешь таким всегда, то по моей милости ты пройдешь безопасно через все трудные и опасные пути; но если из-за эгоизма ты не услышишь, тебя ждёт гибель. Тщетна твоя решимость, что в своем эгоизме ты думаешь, говоря: «Я не буду сражаться»; твоя природа назначит тебе твою работу. Чего из-за заблуждения ты не желаешь делать, то беспомощно ты будешь делать, связанный своей собственной работой, рожденной твоей свабхавой. Господь находится в сердце всех существований, о Арджуна, и вращает их всех кругами на машине своей Майей. В нем найди убежище на каждом пути своего бытия, и по его милости ты придешь к высшему миру и вечному статусу».
Это строки, которые несут в себе сокровенное сердце этой Йоги и ведут к ее венценосному опыту, и мы должны понять их в их сокровенном духе и всей необъятности этой высокой вершины опыта. Эти слова выражают наиболее полную, интимную и живую связь, возможную между Богом и человеком; они наполнены концентрированной силой религиозного чувства, которое возникает из абсолютного обожания человека, его возвышенной самоотдачи всего своего существования, его безоговорочной и совершенной самоотдачи трансцендентному и универсальному Божественному, из которого он исходит и в котором он живет. Это напряжение чувства полностью созвучно высокому и непреходящему месту, которое Гита отводит бхакти, любви к Богу, обожанию Высшего, как сокровенному духу и мотиву высшего действия и венцу, ядру высшего знания. Используемые фразы и духовная эмоция, с которой они вибрируют, кажется, придают максимально возможную интенсивность и первостепенную важность личной истине и присутствию Божества. Это не абстрактный Абсолют философа, не безразличное безличное Присутствие или невыразимая Тишина, нетерпящая никаких отношений, для которых можно совершить эту полную отдачу всех наших трудов и эту близость и интимность единства с ним во всех частях нашего сознательного существования, навязанную как условие и закон нашего совершенства или божественное вмешательство, защитп и освобождение – обещаие этого. Это Хозяин наших трудов, Друг и Возлюбленный нашей души, сокровенный Дух нашей жизни, внутренний и всеобъемлющий Господь всего нашего личного и безличного «я» и природы, который один может произнести для нас это близкое и трогательное послание. И все же это не общее отношение, установленное религиями между человеком, живущим в своем саттвическом или другом эго-уме, и некоторой личной формой и аспектом Божества, ишта-дэва, созданным этим умом или предложенным ему для удовлетворения его ограниченного идеала, стремления или желания. Это обычный смысл и фактический характер религиозной преданности обычного ментального существа; но здесь есть что-то более широкое, что выходит за пределы ума, его ограничений и его дхарм. Это нечто более глубокое, чем ум, который предлагает, и нечто большее, чем Ишта-дэва, который принимает сдачу.
То, что сдается здесь, — это Джива, сущностная душа, изначальное центральное и духовное существо человека, индивидуальный Пуруша. Это Джива, освобожденный от ограничивающего и невежественного чувства эго, который знает себя не как отдельную личность, а как вечную часть, силу и душу-становление Божественного, aṁśa sanātana, Джива, освобожденный и возвышенный путем исчезновения неведения и установившийся в свете и свободе своей собственной истинной и высшей природы, которая едина с природой Вечного. Именно это центральное духовное существо в нас таким образом вступает в совершенные и близкие реальные отношения восторга и единения с источником, континентом и управляющим Я и Силой нашего существования. И тот, кто принимает нашу сдачу, — это не ограниченное Божество, но Пурушоттама, единое вечное Божество, единая верховная Душа всего, что есть, и всей Природы, изначальный трансцендентный Дух существования. Неизменное безличное самосуществование — это его первое очевидное духовное самопредставление опыту нашего освобожденного знания, первый знак его присутствия, первое прикосновение и впечатление от его субстанции. Универсальная и трансцендентная бесконечная Личность или Пуруша — это таинственная скрытая тайна самого его бытия, немыслимая в форме ума, ачинтья-рупа, но очень близкая и присутствующая для сил нашего сознания, эмоций, воли и знания, когда они поднимаются из себя, из своих слепых и мелких форм в сияющую духовную, неизмеримую супраментальную Ананду, силу и гнозис. Это Он, невыразимый Абсолют, но также Друг, Господь, Просветитель и Возлюбленный, является объектом этой самой полной преданности и приближения и этого самого интимного внутреннего становления и сдачи. Этот союз, эта связь — нечто, возвышающееся за пределы форм и законов ограничивающего ума, слишком высокое для всех этих низших дхарм; это истина нашего «я» и духа. И все же или, скорее, поэтому, потому что это истина нашего «я» и духа, истина его единства с тем Духом, из которого все исходит и посредством которого и как его образования и внушения все существует и трудится, это не отрицание, а исполнение всего, на что разум и жизнь указывают и несут в себе как свое тайное и незавершенное значение. Таким образом, не через нирвану, исключение и отрицающее угасание всего, чем мы здесь являемся, а через нирвану, исключение и отрицающее угасание невежества и эго и последующее невыразимое свершение нашего знания, воли и сердечного стремления, возвышенное и безграничное проживание их в Божественном, в Вечном, нивасисйаси майева, преображение и перенос всего нашего сознания на более высокий внутренний статус, приходит это высшее совершенство и освобождение в духе.
Суть духовной проблемы, характер этого перехода, который так труден для нормального ума человека, чтобы получить истинное представление, полностью поворачивается на главном различии между невежественной жизнью эго в низшей природе и большим и светлым существованием освобожденного Дживы в его собственной истинной духовной природе. Отречение от первого должно быть полным, переход ко второму абсолютным. Это различие, на котором Гита останавливается здесь со всем возможным акцентом. С одной стороны - это бедное, трепетное, хвастливое эгоистическое состояние сознания, ahaṅkrita bhāva, уродующая узость этой маленькой беспомощной отдельной личности, согласно чьей точке зрения мы обычно думаем и действуем, чувствуем и реагируем на прикосновения существования. С другой стороны, это обширные духовные пределы бессмертной полноты, блаженства и знания, в которое мы допускаемся через союз с божественным Существом, проявлением и выражением которого мы тогда являемся в вечном свете, а больше не маской во тьме эго-природы.Именно полнота этого союза обозначена Гитой как сататам мак-читтах. Жизнь эго основана на конструкции кажущейся ментальной, витальной и физической истины существования, на связи прагматических отношений между индивидуальной душой и Природой, на интеллектуальной, эмоциональной и чувственной интерпретации вещей, используемых маленьким ограниченным я в нас для поддержания и удовлетворения идей и желаний его ограниченной отдельной личности среди обширного действия вселенной. Все наши дхармы, все обычные стандарты, по которым мы определяем наш взгляд на вещи, наши знания и наши действия, исходят из этой узкой и ограниченной основы, и следование им даже в самых широких кругах вокруг нашего эго-центра не выводит нас из этого мелкого круга. Это круг, в котором душа является удовлетворённым или борющимся узником, вечно подверженным смешанным принуждениям Природы.
Ибо Пуруша скрывает себя в этом круге, скрывает свое божественное и бессмертное существо в неведении и подчиняется закону настойчивой ограничивающей Пракрити. Этот закон является непреодолимым правилом трех гун. Это тройная лестница, которая с трудом взбирается вверх к божественному свету, но не может его достичь. В ее основании лежит закон или дхарма инерции: тамасический человек инертно подчиняется в привычном механическом действии внушениям и импульсам, кругу воли своей материальной и своей полуинтеллектуализированной витальной и чувственной природы. В середине вмешивается кинетический закон или дхарма; раджасический человек, витальный, динамичный, активный, пытается навязать себя миру и окружению, но только увеличивает ранящее бремя и тираническое ярмо своих бурных страстей, желаний и эгоизмов, бремя своего беспокойного своеволия, ярмо своей раджасической природы. Наверху давит на жизнь гармонический регулирующий закон или дхарма; саттвический человек пытается воздвигнуть и следовать своим ограниченным личным стандартам рассудочного знания, просвещенной полезности или механизированной добродетели, своим религиям, философиям и этическим формулам, ментальным системам и конструкциям, фиксированным каналам идеи и поведения, которые не согласуются с тотальностью смысла жизни и постоянно нарушаются в движении к более широкой универсальной цели. Дхарма саттвического человека является наивысшей в кругу гун; но это также ограниченный взгляд и карликовый стандарт. Его несовершенные указания ведут к мелкому и относительному совершенству; временно удовлетворяя просвещенное личное эго, оно не основано ни на полной истине себя, ни на всей истине Природы.
И на самом деле, реальная жизнь человека не является ни одной из этих вещей в отдельности, ни механическим рутинным исполнением первого грубого закона Природы, ни борьбой кинетической души действия, ни победоносным возникновением сознательного света, и разума, и добра, и знания. Существует смесь всех этих дхарм, из которых наша воля и интеллект создают более или менее произвольную конструкцию, которая должна быть реализована наилучшим образом, но никогда фактически не реализуется, кроме как путем компромисса с другими принудительными вещами во всеобщей Пракрити. Саттвические идеалы нашей просветленной воли и разума либо сами по себе являются компромиссами, в лучшем случае прогрессивными компромиссами, подверженными постоянному несовершенству и потоку изменений, либо, если они абсолютны по своему характеру, им можно следовать только как плану, направленному на совершенство, игнорируемому по большей части на практике или успешному только как частичное влияние. И если иногда мы воображаем, что полностью осознали их, то это потому, что мы игнорируем в себе подсознательную или полусознательную смесь других сил и мотивов, которые обычно так же или в большей степени, чем наши идеалы, являются реальной силой в наших действиях. Это самоневедение составляет всю тщетность человеческого разума и самодовольства; это темная тайна, лежащая за безупречно-белой внешней частью человеческой святости, и только она делает возможным обманчивый эгоизм знания и добродетели. Лучшее человеческое знание - это полузнание, а высшая человеческая добродетель - вещь смешанного качества и, даже когда она искренне абсолютна по стандарту, достаточно относительна на практике. Как общий закон жизни абсолютные саттвические идеалы не могут преобладать в поведении;
незаменимые как сила для улучшения и возвышения личных устремлений и поведения, их настойчивость изменяет жизнь, но не может полностью изменить её, и их совершенное осуществление представляет себя только в мечтах о будущем или в мире небесной природы, свободной от смешанного напряжения нашего земного существования. И не может быть иначе, потому что ни природа этого мира, ни природа человека не являются и не могут быть единым целым, сделанным из чистого вещества саттвы.
Первая дверь побега, которую мы видим из этого ограничения наших возможностей, из этой запутанной смеси дхарм, находится в определенной высокой тенденции к безличности, движении внутрь к чему-то большому и универсальному, спокойному и свободному, правильному и чистому, скрытому сейчас ограничивающим умом эго. Трудность в том, что, хотя мы можем чувствовать позитивное освобождение в эту безличность в моменты тишины и молчания нашего бытия, безличную деятельность отнюдь не так легко осознать. Погоня за безличной истиной или безличной волей в нашем поведении извращена, пока мы вообще живем в нашем обычном уме тем, что естественно и неизбежно для этого ума, законом нашей личности, тонким побуждением нашей жизненной природы, цветом эго.
Погоня за безличной истиной превращается этими влияниями в неожиданный покров для системы интеллектуальных предпочтений, поддерживаемых ограничивающей настойчивостью нашего ума; погоня за беспристрастным безличным действием превращается в больший авторитет и кажущуюся высокую санкцию для наших личных
волевых интересов и слепых произвольных настойчивостей. С другой стороны, абсолютная безличность, казалось бы, налагает столь же абсолютный покой, и это будет означать, что все действия связаны с механизмом эго и тремя гунами, а отступление от жизни и ее дел – единственный выход из круга. Однако эта безличная тишина - не последнее слово мудрости в этом вопросе, потому что это не единственный путь и венец или не весь путь и последняя корона самореализации, открытые для наших усилий. Существует более мощный, более полный и позитивный духовный опыт, в котором круг нашей эгоистической личности и круг ограничений ума исчезают в необъятной бесконечности величайшего «я» и духа, и все же жизнь и ее дела не только остаются приемлемыми и возможными, но и достигают своей широчайшей духовной полноты и приобретают грандиозное возрастающее значение.
В этом движении были разные градации, чтобы преодолеть пропасть между абсолютной безличностью и динамическими возможностями нашей природы. Мысль и практика Махаяны приблизились к этому трудному примирению через опыт глубокого отсутствия желаний и большой растворяющей свободы от ментальной и витальной привязанности и санскар, а с позитивной стороны - универсального альтруизма, бездонного сострадания к миру и его созданиям, которые стали как бы потоком и излиянием высокого нирванического состояния на жизнь и действие. Это примирение было в равной степени чувством еще одного духовного опыта, более осознанного мирового значения, более глубокого, воспламеняющего, богато всеобъемлющего со стороны действия, шага приближающегося к мысли Гиты: этот опыт мы находим или, по крайней мере, можем прочитать за высказываниями даосских мыслителей. Там, кажется, есть безличное невыразимое Вечное, которое есть дух и в то же время единая жизнь вселенной: оно поддерживает и течет бесстрастно во всех вещах, самам брахма; это Единое, которое есть ничто, Асат, потому что, отлично от всего, что мы воспринимаем, и все же совокупность всех этих существований. Текучая личность, которая образуется как пена на этой Бесконечности, подвижное эго с его привязанностями и отталкиваниями, его симпатиями и антипатиями, его фиксированными ментальными различиями, является эффективным образом, который скрывает и искажает для нас единую реальность, Дао, верховное Все и Ничто. Этого можно коснуться, только потеряв личность и ее маленькие структурные формы в непостижимом универсальном и вечном Присутствии, и, достигнув этого, мы живем в этой реальной жизни и имеем другое, более великое сознание, которое позволяет нам проникать во все вещи, а мы сами проницаемы для всех вечных влияний. Здесь, как и в Гите, высшим путем, по-видимому, является полная открытость и самоотдача Вечному. «Ваше тело не ваше», — говорит даосский мыслитель, — «оно — делегированный образ Бога: ваша жизнь не ваша собственная, это делегированная гармония Бога: ваша индивидуальность не ваша собственная, это делегированная приспособляемость Бога». И здесь также огромное совершенство и освобожденное действие являются динамическим результатом самоотдачи души. Работы эго личности являются разделяющим, идущим вразрез со склонностью универсальной природы. Это ложное движение должно быть заменено мудрой и спокойной пассивностью в руках универсальной и вечной Силы, пассивностью, которая
делает нас приспособленными к бесконечному действию, в гармонии с его истиной, пластичными для формирующего дыхания Духа. Человек, который имеет эту гармонию, может быть неподвижен внутри и поглощен в безмолвии, но его Я будет казаться свободным от масок, божественное Влияние будет действовать в нем, и пока он пребывает в безмятежности и внутреннем бездействии, naiskarmya, все же он будет действовать с непреодолимой силой, и мириады вещей и существ будут двигаться и собираться под его влияние. Безличная сила Я подхватывает его труды, движения, больше не деформированные эго, и суверенно действует через него для сохранения целостности и контроля мира и его людей, loka-saṅgrahārthāya.
Мало различий между этими переживаниями и первой безличной деятельностью, привитой Гитой. Гита также требует от нас отречения от желания, привязанности и эго, трансценденции низшей природы и разрушения нашей личности и ее мелких образований. Гита также требует от нас жить в Я и в Духе, видеть Я и Дух во всем и всех в Я и Духе и все как Я и Дух. Она требует от нас, как и даосский мыслитель, отказаться от нашей природной личности и ее дел в Я, Духе, Вечном, Брахмане, атмани санньясья, брахмани. И есть это совпадение, потому что это всегда наивысший и самый свободный возможный опыт человека спокойной внутренней широты и тишины, примиренной с внешней динамичной активной жизнью, два сосуществующих или слитых вместе в безличной бесконечной реальности и безграничном действии единой бессмертной Силы и единственного вечного Существования.
Но Гита добавляет фразу огромного значения, которая меняет все, ātmani atho mayi. Требование состоит в том, чтобы видеть все вещи в себе, а затем в «Я» Ишвары, отказаться от всех действий в Я, Духе, Брахмане и оттуда в высшей Личности, Пурушоттаме. Здесь есть еще больший и более глубокий комплекс духовного опыта, большая трансмутация значения человеческой жизни, более мистический и сердечный размах возвращения потока в океан, предоставление личных трудов и космического действия Вечному Работнику. Акцент на чистой безличности имеет для нас эту трудность и неполноту, поскольку он сводит
внутреннюю личность, духовную личность, это постоянное чудо нашего внутреннего существа к временному, иллюзорному и изменчивому образованию в Бесконечном. Существует только Бесконечное которое, за исключением преходящей игры, не имеет истинного отношения к душе живого существа. Не может быть никакой реальной и постоянной связи между душой в человеке и Вечным, если эта душа, как и всегда возобновляемое тело, не более чем преходящее явление в Бесконечном.
Верно, что эго и его ограниченная личность являются даже таким временным и изменчивым образованием Природы, и поэтому оно должно быть разрушено, и мы должны чувствовать себя едиными со всем и бесконечными. Но эго не является реальной личностью; когда оно растворено, все еще остается духовная личность, все еще есть вечный Джива. Ограничение эго исчезает, и душа живет в глубоком единстве с Единым и чувствует свое всеобщее единство со всеми вещами. И все же это все еще наша собственная душа наслаждается этим расширением и единством. Всеобщее действие, даже когда оно ощущается как действие одной и той же энергии во всем, даже когда оно переживается как инициация и движение Ишвары, все еще принимает разные формы в разных душах людей, aṁśah sanātanah, и различные повороты в их природе. Свет духовного знания, многообразная универсальная Шакти, вечный восторг бытия текут в нас и вокруг нас, концентрируются в душе и текут в окружающий мир из каждого как из центра живого духовного сознания, чья окружность теряется в бесконечности. Более того, духовный индивидуум остается как маленькая вселенная божественного существования, одновременно независимая и неотделимая от целой бесконечной вселенной божественного самопроявления, ничтожную часть которой мы видим вокруг нас. Часть Трансцендентного, творческая, она создает свой собственный мир вокруг себя, даже сохраняя это космическое сознание, в котором находятся все другие. Если возразить, что это иллюзия, которая должна исчезнуть, когда она отступает в трансцендентный Абсолют, то в конце концов нет определенной уверенности в этом вопросе. Ибо именно душа в человеке все еще наслаждается этим освобождением, поскольку она была живым духовным центром божественного действия и проявления; есть нечто большее, чем простое саморазрушение иллюзорной оболочки индивидуальности в Бесконечном. Эта тайна нашего существования означает, что то, что мы есть, - это не только временное имя и форма Единого, но, можно сказать, душа и дух Божественного Единства.
Наша духовная индивидуальность, лишь обманчивой тенью и проекцией в неведении которой является эго, обладает или является истиной, которая сохраняется за пределами неведения; есть что-то в нас, что вечно пребывает в высшей природе Пурушоттамы, нивасисйаси майи. Это глубокая всеобъемлющость учения Гиты, что хотя она признает истину всеобщей безличности, в которую мы входим через угасание эго, брахма-нирвана, — ибо действительно без нее не может быть освобождения или, по крайней мере, абсолютного освобождения, — она также признает постоянную духовную истину нашей личности как фактор высочайшего опыта. Не это природное, но то божественное и центральное существо в нас есть вечный Джива. Это Ишвара, Васудева, который есть все, который занимает наш ум, жизнь и тело для наслаждения низшей Пракрити; это высшая Пракрити, изначальная духовная природа верховного Пуруши, которая удерживает вселенную вместе и проявляется в ней как Джива. Этот Джива, таким образом, является частью изначального божественного духовного существа Пурушоттамы, живой силой живого Вечного. Он не просто временная форма низшей Природы, но вечная часть Высочайшего в его высшей Пракрити, вечный сознательный луч божественного существования и столь же вечный, как эта божественная Пракрити. Одна сторона высшего совершенства и статуса нашего освобожденного сознания должна тогда заключаться в том, чтобы занять истинное место Дживы в высшей духовной Природе, пребывать там во славе верховного Пуруши и там иметь радость вечного духовного единства.
Эта тайна нашего бытия обязательно подразумевает подобную высшую тайну бытия Пурушоттамы, rahasyam uttamam. Это не исключительная безличность Абсолюта, которая является высшей тайной. Эта высшая тайна – чудо высшей Личности и кажущегося огромного Безличного, которые едины, неизменного трансцендентного Я всех вещей и Духа, который проявляет себя здесь, в самом основании космоса, как бесконечная и множественная личность, действующая повсюду, -- Я и Дух, раскрывающиеся нашему последнему, самому близкому, глубочайшему опыту как безграничное Существо, которое принимает нас и берет нас к себе, не в пустоту безликого существования, но наиболее позитивно, глубоко, чудесно во всего Себя и на всех путях его и нашего сознательного существования. Этот высший опыт и этот самый широкий способ видения открывают глубокое, трогательное и бесконечное значение для наших частей природы, наших знаний, воли, сердечной любви и обожания, которые теряются или уменьшаются, если мы делаем исключительный акцент на безличном, потому что этот акцент подавляет или минимизирует, или не позволяет интенсивнейшего свершения движений и сил, которые являются частью нашей глубочайшей природы, интенсивности и светимости, которые прикреплены к самым близким существенным фибрам нашего собственного опыта. Не только строгость знания может помочь нам; есть место и бесконечное пространство для сердечной любви и стремления, озарённых и возвышенных знанием, более мистически ясного, более спокойно страстного знания. Именно благодаря постоянной объединенной близости нашего сердечного сознания, ума-сознания, всего сознания, satataṁ maccittah, мы получаем самый широкий, самый глубокий, самый целостный опыт нашего единства с Вечным. Ближайшее единство во всем существе, глубоко индивидуальное в божественной страсти даже посреди универсальности, даже на вершине трансцендентности здесь предписано человеческой душе как ее путь к достижению Высочайшего и ее путь обладания совершенством и божественным сознанием, к которому она призвана своей природой как дух. Интеллект и воля должны обратить все существование во всех его частях к Ишваре, к божественному Я и Владыке всего этого существования, buddhi-yogam upāśritya. Сердце должно отбросить все другие эмоции в восторг единства с ним и любви к Нему во всех созданиях. Одухотворенное чувство должно видеть, слышать и чувствовать его повсюду. Жизнь должна быть полностью его жизнью в Дживе. Все действия должны исходить из его единственной силы и единственной инициации в воле, знании, органах действия, чувствах, жизненно важных частях, теле. Этот путь глубоко безличен, потому что отделенность эго отменяется для души, универсализированной и восстановленной до трансцендентности. И все же он интимно личный, потому что он воспаряет к трансцендентной страсти и силе пребывания и единства. Безликое угасание может быть строгим требованием логики ума самоупразднения; это не последнее слово высшей тайны, rahasyam uttamam.
Отказ Арджуны упорствовать в своей божественно назначенной работе исходил из чувства эго в нем, аханкары. За этим стояла смесь, путаница и запутанная ошибка идей и импульсов саттвического, раджасического, тамасического эго, страх витальной природы перед грехом и его личными последствиями, отвращение сердца от индивидуального горя и страдания, помутнение рассудка, покрывающего эгоистические импульсы обманчивыми благовидными доводами о правде и добродетели, невежественное отклонение нашей природы от путей Бога, потому что они кажутся иными, чем пути человека, и навязывают вещи ужасные и неприятные его нервным и эмоциональным частям и его интеллекту. Духовные последствия будут бесконечно хуже, чем прежде, теперь, когда ему открылась более высокая истина и более великий путь и дух действия, если он, все еще упорствуя в своем эгоизме, упорствует в тщетном и невозможном отказе. Ибо это тщетное решение, тщетное отвращение, поскольку оно происходит только от временного недостатка силы, сильного, но преходящего отклонения от принципа энергии его сокровенного характера, и не является истинной волей и путем его природы. Если теперь он опустит свое оружие, он все же будет вынужден этой природой вновь взять его, когда увидит, что битва и бойня продолжаются без него, его воздержание – это поражение всего того, ради чего он жил, дело, ради служения которому он родился, ослабленное и сбитое с толку отсутствием или бездействием его главного героя, побежденное и пораженное циничной и беспринципной силой поборников эгоистичной неправедности и несправедливости. И в этом возвращении не будет духовной добродетели. Именно смешение идей и чувств эго-ума побудило его отказаться от битвы; именно его природа, работающая через восстановление характерных идей и чувств эго-ума, заставит его аннулировать свой отказ. Но каково бы ни было направление, это продолжающееся подчинение эго будет означать худший, более фатальный духовный отказ, погибель, vinasti; ибо это будет определённое отпадение от большей истины его бытия, чем та, которой он следовал в невежестве низшей природы. Он был допущен к высшему сознанию, новой самореализации, ему была показана возможность божественного, а не эгоистического действия; врата были открыты перед ним божественной и духовной вместо просто интеллектуальной, эмоциональной, чувственной и витальной жизни. Он призван быть больше не великим слепым инструментом, а сознательной душой и просветлённой силой и сосудом Божества.
Ибо внутри нас есть эта возможность: даже на нашем человеческом высочайшем уровне нам открыто это завершение и трансцендентность. Обычный ум и жизнь человека являются полупросветленным и в основном невежественным развитием и частичным незавершенным проявлением чего-то скрытого внутри него. Там есть божество, скрытое от него самого, подсознательное для его сознания, обездвиженное за темной завесой работы, которая не является полностью его собственной и тайной которой он еще не овладел. Он обнаруживает себя в мире думающим, желающим, чувствующим и действующим, и он инстинктивно или интеллектуально воспринимает себя или, по крайней мере, ведет свою жизнь как отдельное самосуществующее существо, которое имеет свободу своей мысли,
воли, чувства и действия. Он несет бремя своего греха, ошибки и страдания и берет на себя ответственность и заслугу своего знания и добродетели; он заявляет о праве удовлетворять свое саттвическое, раджасическое или тамасическое эго и присваивает себе власть формировать свою собственную судьбу и обращаться с миром в своих собственных интересах. Именно через эту идею о самом себе Природа действует в нем, и она обращается с ним в соответствии с его собственной концепцией, но все время исполняет волю более великого Духа внутри нее. Ошибка этого взгляда на себя человека, как и большинство его ошибок, является искажением истины, искажением, которое создает целую систему ошибочных и все же эффективных ценностей. То, что истинно для его духа, он приписывает своей эго-личности и придает ей ложное применение, ложную форму и массу невежественных последствий. Неведение заключается в этом фундаментальном недостатке его поверхностного сознания, что он отождествляет себя только с внешней механической частью себя, которая является удобством Природы, и с той лишь частью души, которая отражает эти работы и отражается в в них. Он упускает из виду более великий дух внутри, который придает всему его разуму, жизни, творению, и действию ещё несвершённое обещание и скрытое значение. Универсальная Природа здесь подчиняется силе Духа, который является хозяином вселенной, формирует каждое существо и определяет его действие в соответствии с законом его собственной природы, Свабхава, формирует также человека и определяет его действие в соответствии с общим законом природы его вида, законом ментального существа, запутавшегося и невежественного в жизни и теле, формирует также каждого человека и определяет его индивидуальное действие в соответствии с законом его собственного особого типа и вариациями его собственной изначальной свабхавы.
Именно эта универсальная Природа формирует и направляет механические работы тела и инстинктивные операции наших жизненных и нервных частей; и там наше подчинение ей
очень очевидно. И она сформировала и направляет также действие, едва ли менее механическое, чем то, что есть сейчас, нашего чувственного ума и воли и интеллекта. Только, в то время как у животного умственные работы являются полностью механическим подчинением Пракрити, человек имеет то отличие, что он воплощает сознательное развитие, в котором душа участвует более активно, и которое дает его внешнему менталитету чувство, полезное для него, необходимое, но в значительной степени вводящее в заблуждение чувство определенной свободы и возрастающего господства над его инструментальной природой. И это особенно вводит в заблуждение, потому что оно закрывает ему глаза на жесткий факт его рабства, а его ложная идея свободы мешает ему найти истинную свободу и господство. Ибо свобода и господство человека над его природой едва ли даже реальны и не могут быть полными, пока он не осознает Божественность внутри себя и не будет обладать своим собственным реальным «я» и духом, отличными от эго, ātmavān. Это то, что Природа старается выразить в уме, жизни и теле; это то, что налагает на нее тот или иной закон бытия и работы, Свабхава; это то, что формирует внешнюю судьбу и эволюцию души внутри нас. Поэтому только когда он владеет своим истинным «я» и духом, его природа может стать сознательным инструментом и просветленной силой божества.
Ибо тогда, когда мы входим в это сокровенное «я» нашего существования, мы узнаем, что в нас и во всем есть единый Дух и Божество, которому вся Природа служит и в котором проявляется, и мы сами являемся душой этой Души, духом этого Духа, наше тело – его представленный образ, наша жизнь - движение ритма его жизни, наш разум - оболочка его сознания, наши чувства - его инструменты, наши эмоции и ощущения - искания его восторга бытия, наши действия - средства для достижения его целей, наша свобода – только тень, предположение или проблеск, пока мы невежественны, но когда мы знаем его и себя - продолжение и эффективный канал его бессмертной свободы. Наше мастерство – отражение его силы в действии, наше лучшее знание - частичный свет его знания, высочайшая самая мощная воля нашего духа – проекция и делегирование воли этого Духа во всех вещах, который является Хозяином и Душой вселенной. Это Господь, пребывающий в сердце каждого существа, который поворачивал нас во всех наших внутренних и внешних действиях во времена неведения, как будто установленных на машине, на колесе этой Майи низшей Природы. И будучи темными в Невежестве или светлыми в Знании, именно для него в нас и для него в мире мы существуем. Жить осознанно и целостно в этом знании и этой истине — значит уйти от эго и вырваться из Майи. Все остальные высшие дхармы — лишь подготовка к этой Дхарме, и вся Йога — лишь средство, с помощью которого мы можем сначала прийти к некоему союзу, а затем, если у нас есть полный свет, к интегральному союзу с Мастером и высшей Душой и Я нашего существования. Величайшая Йога — это найти убежище от всех затруднений и трудностей нашей природы у этого внутреннего Господа всей Природы, обратиться к нему всем нашим существом, жизнью, телом, чувством, умом, сердцем и пониманием, всем нашим преданным знанием, волей и действием, sarva-bhāvena, всеми способами нашего сознательного «я» и нашей инструментальной природы. И когда мы можем всегда и полностью делать это, тогда божественный Свет, Любовь и Сила овладевают нами, наполняют «я» и инструменты и ведут нас безопасно через все сомнения, трудности, затруднения и опасности, которые окружают нашу душу и нашу жизнь, ведут нас к высшему миру и духовной свободе нашего бессмертного и вечного статуса, parāṁ śāntim, sthānaṁ śāśvatam.
Ибо, показав все законы, дхармы и глубочайшую суть своей Йоги, сказав, что за всеми первыми тайнами, открытыми уму человека преобразующим светом духовного знания, guhyāt, это еще более глубокая более тайная истина, guhyataram, Гита внезапно заявляет, что есть еще высшее слово, которое она должна сказать, paramaṁ vacah, и самая тайная истина из всех, sarva-guhyatamam. Эту тайну тайн Учитель расскажет Арджуне как его высшее благо, потому что он - избранная и возлюбленная душа, ista. Ибо, очевидно, как уже было заявлено в Упанишадах, только редкая душа, избранная Духом для откровения самого его тела, tanuṁ svām, может быть допущена к этой тайне, потому что только она достаточно близка сердцем, умом и жизнью к Божеству, чтобы искренне ответить на нее всем своим существом и сделать ее живой практикой. Последнее, заключительное верховное слово Гиты, выражающее высшую тайну, сказано в двух кратких, прямых и простых шлоках, и они оставлены без дальнейших комментариев или расширений, чтобы погрузиться в ум и раскрыть свою собственную полноту смысла в опыте души. Ибо только этот внутренний непрерывно расширяющийся опыт может сделать очевидным бесконечное количество смысла, которым вечно полны эти слова, сами по себе, по-видимому, такие незначительные и простые. И мы чувствуем, когда они произносятся, что именно к этому подготавливалась душа ученика все время а остальное было только просветляющей и дающей силы дисциплиной и учением. Так гласит эта тайна тайн, высочайшее самое прямое послание Ишвары. «Стань думающим обо мне, моим возлюбленным и поклонником, жертвователем мне, поклонись мне, ко мне ты придешь, это мой обет и обещание тебе, ибо ты дорог мне. Оставь все дхармы и найди убежище только во мне. Я избавлю тебя от всех грехов и зла, не печалься».
Гита на протяжении всего времени настаивала на великой и хорошо выстроенной дисциплине Йоги, большой и ясно прослеживаемой философской системе, на Свабхаве и Свадхарме, на саттвическом законе жизни, ведущем посредством самопревосходящего возвышения к свободной духовной дхарме бессмертного существования, абсолютно бескрайнего в своих пространствах и высоко поднятой за пределы ограничений даже этой высшей гуны, на многих правилах, средствах, предписаниях и условиях совершенства, и теперь внезапно она, кажется, вырывается из своей собственной структуры и говорит человеческой душе: «Оставь все дхармы, отдай себя только Божественному, верховному Божеству над тобой, вокруг тебя и внутри тебя: это все, что тебе нужно, это самый истинный и величайший путь, это настоящее освобождение». Владыка миров в форме божественного Возничего и Учителя Курукшетры открыл человеку великолепные реальности Бога, Я и Духа, и природу сложного мира, и связь человеческого ума, жизни, сердца и чувств с Духом, и победоносные средства, с помощью которых через свою собственную духовную самодисциплину и усилия он может подняться из смертности в бессмертие и из своего ограниченного ментального в свое бесконечное духовное существование. И теперь, говоря как Дух и Божество в человеке и во всем, он говорит ему: «Все эти личные усилия и самодисциплина в конце концов не понадобятся, все следование и ограничения правил и дхармы могут быть, наконец, отброшены как препятствующие обузы, если ты сможешь полностью предаться Мне, полагаться только на Дух и Божество внутри тебя и всех вещей и доверять его единственному руководству. Обрати весь свой ум ко мне и наполни его мыслью обо мне и моем присутствии. Обрати все свое сердце ко мне, сделай каждое свое действие, каким бы оно ни было, жертвой и подношением мне. Сделав это, предоставь мне исполнять мою волю с твоей жизнью, душой и действием; не огорчайся и не смущайся моими отношениями с твоим умом, сердцем, жизнью и делами или не беспокойся из-за того, что они, кажется, не следуют законам и дхармам, которые человек налагает на себя, чтобы направлять свои ограниченные волю и интеллект. Мои пути - это пути совершенной мудрости, силы и любви, которая знает все вещи и объединяет все свои движения в целях совершенного конечного результата; ибо это очищает и сплетает воедино множество нитей интегрального совершенства. Я здесь с тобой в твоей колеснице битвы, явленный как Мастер Существования внутри и вне тебя, и я повторяю абсолютную уверенность, непогрешимое обещание, что я приведу тебя к себе через и за пределы всех печалей и зла. Какие бы трудности и недоумения ни возникали, будь уверен в том, что я веду тебя к полной божественной жизни во вселенском и бессмертном существовании в трансцендентном Духе».
Секрет, гухьям, который все глубокое духовное знание открывает нам, отраженный в различных учениях и обоснованный в опыте души, для Гиты является секретом духовного «я», скрытого внутри нас, для которого ум и внешняя Природа являются лишь проявлениями или фигурами. Это секрет постоянных отношений между душой и Природой, Пурушей и Пракрити, секрет внутреннего Божества, которое является владыкой всего сущего и скрыт
от нас в своих формах и движениях. Это истины, которым учат Веданта, Санкхья и Йога разными способами и синтезированные в более ранних главах Гиты. И среди всех их кажущихся различий они являются одной истиной, и все различные пути Йоги являются различными средствами духовной самодисциплины, посредством которых наш беспокойный ум и ослепленная жизнь успокаиваются и обращаются к этому многоаспектному Единому, и тайная истина о себе и Боге становится настолько реальной для нас и сокровенной, что мы можем либо сознательно жить и пребывать в ней, либо потерять свои отдельные «я» в Вечном и больше не быть принужденными ментальным Неведением.
Более тайная вещь, гухьятарам, развитая Гитой, есть глубокая примиряющая истина божественного Пурушоттамы, одновременно Я и Пуруша, верховный Брахман и единственное, сокровенное, таинственное, невыразимое Божество. Это дает мысли большую и более глубоко понимающую основу для конечного знания, а духовному опыту - большую и более полно понимающую и всеобъемлющую Йогу. Эта более глубокая тайна основана на тайне высшей духовной Пракрити и Дживы, вечной части Божественного в той вечной и этой проявленной Природе и единого духа и сущности с ним в его неизменном самосуществовании. Это более глубокое знание ускользает от элементарного различия духовного опыта между Запредельным и тем, что здесь. Ибо Трансцендентное за пределами миров - это в то же время Васудева, который является всем вещами во всех мирах; он есть Господь, стоящий в сердце каждого существа и Я всех существований и источник и высший смысл всего, что он выдвинул в своей Пракрити. Он проявлен в своих Вибхути, и он есть Дух во Времени, который заставляет мир действовать и Солнце всего знания и Любящий и Возлюбленный души и Хозяин всех трудов и жертв. Результатом сокровенного открытия этой более глубокой, более истинной, более тайной тайны является Йога Гиты интегрального знания, интегральных трудов и интегральной бхакти. Это одновременный опыт духовной универсальности и свободной, совершенной духовной индивидуальности, полного союза с Богом и полного пребывания в нем как одновременно формы бессмертия души и поддержки и силы нашего освобожденного действия в мире и теле.
И теперь приходит высшее слово и самая тайная вещь из всех, гухьятамам, что Дух и Божество – это Бесконечное, свободное от всех дхарм, и хотя он управляет миром согласно фиксированным законам и ведет человека через его дхармы невежества и знания, греха и добродетели, правильного и неправильного, приязни и неприязни, безразличия, удовольствия и боли, радости и горя и отвержения этих противоположностей, через его физические и витальные, интеллектуальные, эмоциональные, этические и духовные формы, правила и стандарты, все же Дух и Божество превосходит все эти вещи, и если мы тоже сможем отбросить всю зависимость от дхарм, предаться этому свободному и вечному Духу и, заботясь только о том, чтобы оставаться абсолютно и исключительно открытыми для него, доверять свету, силе и восторгу Божественного в нас и, не боясь и не огорчаясь, принимать только его руководство, тогда это есть самое истинное, величайшее освобождение и то, что приносит абсолютное и неизбежное совершенство нашего «я» и природы. Это путь, предлагаемый Духом избранным, — только тем, в ком он находит наибольшее наслаждение, потому что они ближе всего к нему и наиболее способны к единству и бытию, как он, свободно гармонично согласуясь с Природой в ее высшей силе и движении, универсальные в сознании души, трансцендентные в духе.
Ибо приходит время в духовном развитии, когда мы осознаем, что все наши усилия и действия являются лишь нашими умственными и витальными реакциями на молчаливое и тайное настойчивое требование более великого Присутствия внутри и вокруг нас. Мы осознаем, что вся наша Йога, наше стремление и наше усилие являются несовершенными или узкими формами, потому что искажены или, по крайней мере, ограничены ассоциациями ума, требованиями, предубеждениями, пристрастиями, неправильными переводами или полупереводами более обширной истины. Наши идеи, опыты и усилия являются лишь ментальными образами величайших вещей, которые были бы сделаны более совершенно, непосредственно, свободно, широко, в большей гармонии с универсальной и вечной волей той Силой в нас, если бы мы могли только пассивно отдать себя в качестве инструментов в руки высшей и абсолютной силы и мудрости. Эта Сила не отдельна от нас; это наше собственное «я», единое с «я» всех других и в то же время трансцендентное Существо и имманентная Личность. Наше существование, наше действие, взятое в это величайшее Существование, больше не будет, как нам кажется сейчас, индивидуально нашим собственным в ментальном разделении. Это будет широчайшее движение Бесконечности и интимного невыразимого Присутствия; это будет постоянная спонтанность формирования и выражения в нас этого глубокого универсального Я и этого трансцендентного Духа. Гита указывает, что для того, чтобы это могло осуществиться полностью, сдача должна быть безоговорочной; наша Йога, наша жизнь, наше состояние внутреннего бытия должны свободно определяться этим живым Бесконечным, а не предопределяться настойчивостью нашего ума на той или иной дхарме или какой-либо дхарме. Божественный Мастер Йоги, yogeśvarah krisnah, тогда сам подхватит нашу Йогу и поднимет нас до нашего максимально возможного совершенства, не совершенства какого-либо внешнего или ментального стандарта или ограничивающего правила, но обширного и всеобъемлющего, до бесконечного ума. Это будет совершенство, развитое всевидящей Мудростью в соответствии со всей истиной, сначала действительно нашей человеческой свабхавы, но затем более великой вещи, в которую она откроется, духа и силы безграничной, бессмертной, свободной и всепревращающей, света и великолепия божественной и бесконечной природы.
Все должно быть предоставлено как материал для этой трансмутации. Всеведущее сознание возьмет наши знания и наше неведение, нашу истину и нашу ошибку, отбросит их формы недостаточности, sarva-dharmān parityajya, и преобразует все в свой бесконечный свет. Всемогущая Сила возьмет нашу добродетель и грех, нашу правоту и неправоту, нашу силу и нашу слабость, отбросит их запутанные фигуры, sarva-dharmān parityajya, и преобразит все в ее трансцендентную чистоту, универсальное благо и непогрешимую силу.
Невыразимая Ананда возьмет нашу мелочную радость и печаль, наше борющееся удовольствие и боль, отбросит их разногласия и несовершенные ритмы, sarva-dharmān parityajya, и преобразует все в ее трансцендентный и универсальный невообразимый восторг. Все, что могут сделать все Йоги, будет сделано и даже больше; но это будет сделано более видящим образом, с большей мудростью и истиной, чем любой человеческий учитель, святой или мудрец может нам дать. Внутреннее духовное состояние, к которому нас приведет эта высшая Йога, будет выше всего, что есть здесь, и все же охватывать все вещи в этом и других мирах, но с духовным преобразованием всего, без ограничений, без рабства, sarva-dharmān parityajya. Бесконечное существование, сознание и восторг Божества в его спокойной тишине и яркой безграничной активности будут там, будут его сущностным, фундаментальным, универсальным веществом, формой и характером. И в этой форме бесконечности проявленное Божественное будет открыто пребывать, больше не скрываемое своей Йогамайей, и когда и как он пожелает, строить в нас любые формы Бесконечного, полупрозрачные формы знания, мысли, любви, духовной радости, силы и действия согласно его самоисполняющейся воле и бессмертной радости. И не будет никакого связывающего воздействия на свободную душу и нетронутую природу, никакой неизбежной кристаллизации в ту или иную низшую формулу. Ибо все действия будут выполняться силой Духа в божественной свободе, sarva-dharmān parityajya. Непадшее пребывание в трансцендентном Духе, paraṁ dhāma, будет основой и гарантией этого духовного состояния. Сокровенное понимание единства с универсальным бытием и всеми созданиями, освобожденное от зла и страданий разделяющего ума, но мудро относящееся к истинным различиям, будет обусловливающей силой. Постоянный восторг, единство и гармония вечного индивидуума здесь с Божественным и всем, чем он является, будут следствием этого интегрального освобождения. Сбивающие с толку проблемы нашего человеческого существования, ярким примером которых является трудность Арджуны, созданы нашей разделяющей личностью в Неведении. Путем к их полному исчезновению является эта Йога, поскольку она ставит душу человека в правильные отношения с Богом и мировым существованием и делает наши действия Божественными, Божественными знание и волю, формирующие и движущие их, а нашу жизнь - гармонией божественного самовыражения.
Вся Йога раскрыта, великое слово учения дано, и Арджуна, избранная человеческая душа, снова обращена, уже не в своем эгоистическом уме, но в этом величайшем самопознании, к божественному действию. Вибхути готов к божественной жизни в человеке, его сознательный дух к трудам освобожденной души, муктасья карма. Уничтожена иллюзия ума; память души о себе и своей истине, так долго скрытой вводящими в заблуждение представлениями и формами нашей жизни, вернулась к ней и стала ее нормальным сознанием: все сомнения и недоумения ушли, она может обратиться к исполнению команды и верно выполнять любую работу для Бога и мира, которая может быть назначена и распределена ей Владыкой нашего существа, Духом и Божеством, самоосуществленным во Времени и вселенной.
XXIII
Корень Смысла Гиты
ЧТО ТОГДА представляет собой послание Гиты и какова ее рабочая ценность, ее духовная полезность для человеческого разума сегодняшнего дня после долгих веков, прошедших с тех пор, как она была написана, и великих последующих преобразований
мысли и опыта? Человеческий разум всегда движется вперед, меняет свою точку зрения и расширяет свою мыслительную субстанцию, и эффект этих изменений заключается в том, что прошлые системы мышления устаревают или, когда они сохраняются, он расширяяет, видоизменяет и тонко или явно изменяет их ценность. Жизненная сила древней доктрины заключается в том, в какой степени она естественно поддается такому превращению; поскольку это означает, что каковы бы ни были ограничения или устаревшие формы ее мысли, истина субстанции, истина живого видения и опыта, на которой была построена ее система, все еще надёжны и сохраняют постоянную ценность и значение. Гита — это книга, очень древняя, но она почти так же свежа и все еще в своей реальной сути, как новая, потому что всегда возобновляется в опыте, как и тогда, когда она впервые появилась или была написана в рамке Махабхараты. Она по-прежнему воспринимается в Индии как один из великих сводов доктрин, которые наиболее авторитетно управляют религиозным мышлением, и ее учение признано как высшая ценность, если не полностью принята почти всеми оттенками религиозной веры и мнения. Ее влияние не просто философское или академическое, но непосредственное и живое, влияние как на мысль, так и на действие, и ее идеи фактически работают как мощный формирующий фактор в возрождении и обновлении нации и культуры. Недавно даже был сказано великим голосом, что все, что нам нужно от духовной истины для духовной жизни, можно найти в Гите. Было бы поощрением суеверия о книге воспринимать это высказывание слишком буквально. Истина духа бесконечна и не может быть ограничена таким образом. Тем не менее, можно сказать, что большинство основных ключей там и что после всех последующих разработок духовного опыта и открытий мы все еще можем вернуться к ней для большого вдохновения и руководства.
За пределами Индии она также общепризнана как одно из величайших мировых писаний, хотя в Европе ее мысль лучше понята, чем ее секрет духовной практики. Что же тогда
придает эту жизненную силу мысли и истине Гиты?
Центральным интересом философии Гиты и Йоги является ее попытка, идея, с которой она начинается, продолжается и завершается, примирить и даже осуществить своего рода единство между внутренней духовной истиной в ее наиболее абсолютной и интегральной реализации и внешними реальностями жизни и действия человека. Компромисс между ними достаточно распространен, но он никогда не может быть окончательным и удовлетворительным решением. Этическое толкование духовности также распространено и имеет свою ценность как закон поведения; но это ментальное решение, которое не равнозначно полному практическому примирению всей истины духа со всей истиной жизни, и оно поднимает столько же проблем, сколько и решает. Одна из них действительно является отправной точкой Гиты; она начинается с этической проблемы, поднятой конфликтом, в котором мы имеем, с одной стороны, дхарму человека действия, принца, воина и лидера людей, главного героя великого кризиса, борьбы на физическом плане, плане реальной жизни, между силами правды и справедливости и силами
неправды и несправедливости, требование судьбы расы к нему, чтобы он сопротивлялся и дал бой и установил, даже через ужасную физическую борьбу и гигантскую бойню, новую эру и царство истины, права и справедливости, и, с другой стороны, этическое чувство, которое осуждает эти средства и действие как грех, отшатываясь от цены индивидуальных страданий и социальных раздоров, тревог и беспокойства и считает воздержание от насилия и битвы единственным путем и единственно правильным моральным отношением. Одухотворенная этика настаивает на Ахинсе, на непричинении вреда и убийства как на высшем законе духовного поведения. Битва, если она вообще должна вестись, должна вестись на духовном плане и посредством некоего непротивления или отказа от участия или только посредством душевного сопротивления, и если это не удается на внешнем плане, если сила несправедливости побеждает, индивид все равно сохранит свою добродетель и оправдает своим примером высший идеал. С другой стороны, более настойчивая крайность внутреннего духовного направления, выходящая за рамки этой борьбы между общественным долгом и абсолютистским этическим идеалом, склонна принять аскетический поворот и отвернуться от жизни и всех ее целей и стандартов действия к другому небесному или супракосмическому состоянию, в котором только, за пределами запутанной суеты и иллюзии человеческого рождения, жизни и смерти, может быть чистое духовное существование. Гита не отвергает ни одну из этих вещей, — ибо она настаивает на выполнении общественного долга, следовании дхарме для человека, который должен принять свою долю в общем действии, принимает Ахинсу как часть высшего духовно-этического идеала и признает аскетическое отречение как путь духовного спасения. И все же она смело выходит за рамки всех этих конфликтующих позиций; весьма дерзновенно, она оправдывает всю жизнь духа как значимое проявление единого Божественного Существа и утверждает совместимость полного человеческого действия и полной духовной жизни, проживаемой в единении с Бесконечным, созвучной высшему Я, выражающей совершенное Божество.
Все проблемы человеческой жизни возникают из-за сложности нашего существования, неясности его сущностного принципа и скрытности сокровенной силы, которая определяет его и управляет его целью и его процессами. Если бы наше существование было единым целым, исключительно материально-витальным или исключительно ментальным или исключительно духовным, или даже если бы другие были полностью или в основном вовлечены в одну из них или были бы совершенно скрыты в наших подсознательных или наших сверхсознательных частях, не было бы ничего, что могло бы сбить нас с толку; материальный и витальный закон был бы императивным или ментальный закон был бы ясен своему собственному чистому и беспрепятственному принципу или духовный закон самосуществующему и самодостаточному духу. Животные не знают никаких проблем; ментальный бог в мире чистой ментальности не допустил бы ни одной или решил бы их все чистотой ментального правила или удовлетворением рациональной гармонии; чистый дух был бы выше их и самодостаточен в бесконечности.
Но существование человека - это тройная сеть, нечто таинственно физическое-витальное, умственное и духовное одновременно, и он не знает, каковы истинные отношения этих вещей, какова реальная реальность его жизни и его природы, куда влечёт его судьба и где сфера его совершенства.
Материя и жизнь являются его фактической основой, тем, с чего он начинает и на чем он стоит, и чьи требования и законы он должен удовлетворять, если он вообще хочет существовать на земле и в теле. Материальный и жизненный закон - это правило выживания, борьбы, желания и обладания, самоутверждения и удовлетворения тела, жизни и эго. Все интеллектуальные рассуждения в мире, весь этический идеализм и духовный абсолютизм, на которые способны высшие способности человека, не могут отменить реальность и требование нашей жизненной и материальной основы или помешать расе следовать императивному принуждению Природы ее целям и удовлетворению ее потребностей или помешать сделать ее важные проблемы большой и законной частью человеческой судьбы и человеческих интересов и стремлений. И даже интеллект человека, не находя никакой поддержки в духовных или идеальных решениях, которые решаали бы все остальное, кроме насущных проблем нашей реальной человеческой жизни, часто отворачивается от них ради исключительного принятия витального и материального существования и разумного или инстинктивноо стремления к своей максимально возможной эффективности, к благополучию и организованному удовлетворению. Евангелие воли к жизни или воли к власти или рационализированного витального и материального совершенства становится признанной дхармой человеческой расы, а все остальное считается либо претенциозной ложью, либо совершенно второстепенной вещью, побочным вопросом незначительного и зависимого последствия.
Однако материя и жизнь, несмотря на их настойчивость и большую важность, не являются всем, чем является человек, и он не может полностью рассматривать разум лишь как слугу жизни и тела, допущенного к определенным чистым наслаждениям его собственного характера как своего рода награду за его служение или рассматривать его как не более чем расширение и цветок витального побуждения, идеальную роскошь, зависящую от удовлетворения материальной жизни. Ум гораздо более интимно, чем тело и жизнь, является человеком, и разум по мере своего развития все больше и больше настаивает на том, чтобы сделать тело и жизнь инструментом — необходимым инструментом и все же значительным препятствием, иначе не было бы проблемы — для его собственных характерных удовлетворений и самореализации. Ум человека - это не только витальный и физический, но и интеллектуальный, эстетический, этический, психический, эмоциональный и динамический интеллект, и в сфере каждой из его тенденций его высшая и сильнейшая природа – стремиться к некоторому абсолюту в них, который структура жизни не позволит ему полностью захватить и воплотить и сделать здесь полностью реальными. Ментальный абсолют нашего стремления остается как частично схваченный сияющий или огненный идеал, который ум может сделать внутренне очень настоящим для себя, внутренне императивным в своих усилиях, и может даже частично осуществить, но не принудить все факты жизни воплотиться в его образ. Таким образом, существует абсолют, высокий императив интеллектуальной истины и разума, искомый нашим интеллектуальным существом; существует абсолют, императив права и поведения, на которое направлена этическая совесть; существует абсолют, императив любви, симпатии, сострадания, единства, к которому стремится наша эмоциональная и психическая природа; есть абсолют, императив восторга и красоты, к которому трепетно стремится эстетическая душа; есть абсолют, императив внутреннего самообладания и контроля над жизнью, к которому стремится динамическая воля; все они присутствуют вместе и посягают на абсолют, императив обладания и удовольствия и безопасного воплощенного существования, на котором настаивают витальный и физический разум. И человеческий интеллект, поскольку он не способен полностью осознать ни одну из этих вещей, а тем более все их вместе, воздвигает в каждой сфере множество стандартов и дхарм, стандартов истины и разума, права и поведения, восторга и красоты, любви, симпатии и единства, самообладания и контроля, самосохранения и обладания, жизненной эффективности и удовольствия, и пытается навязать их жизни. Абсолютные сияющие идеалы стоят намного выше и за пределами наших возможностей, и редкие индивидуумы приближаются к ним, насколько могут: масса следует или заявляет, что следует какой-то менее величественной норме, некоторому установленному возможному и относительному стандарту. Человеческая жизнь в целом подвергается притяжению и все же отвергает идеал. Жизнь сопротивляется в силе некоторой неясной бесконечности своей собственной и изнашивает или разрушает любой установленный ментальный и моральный порядок. И это должно быть либо потому, что эти два приниципа совершенно различны и несоизмеримы, хотя они встречаются и взаимодействуют, либо потому, что разум не имеет ключа ко всей реальности жизни. Ключ следует искать в чем-то большем, неизвестном что выше менталитета и морали человеческого существа.
Ум сам по себе имеет смутное ощущение некоторого превосходящего фактора такого рода и в погоне за своими абсолютами часто сталкивается с ним. Он мельком видит состояние, силу, присутствие, которое близко и внутри и сокровенно ему, и все же неизмеримо больше и необычно далеко и выше его; у него есть видение чего-то более существенного, более абсолютного, чем его собственные абсолюты, интимного, бесконечного, единого, и это то, что мы называем Богом, Я или Духом. Это затем ум пытается познать, войти, коснуться и полностью охватить, приблизиться к нему или стать им, достичь какого-то единства или потерять себя в полной идентичности с этой тайной, āścaryam. Трудность в том, что этот дух в своей чистоте кажется чем-то еще более далеким от реалий жизни, чем ментальные абсолюты, чем-то, что ум не может перевести в свои собственные термины, тем более в термины жизни и действия. Поэтому у нас есть непримиримые абсолютисты духа, которые отвергают ментальное и осуждают материальное бытие и тоскуют по чистому духовному существованию, счастливо приобретенному путем растворения всего, чем мы являемся в жизни и разуме, Нирване. Остальные духовные усилия для этих фанатиков Абсолюта являются ментальной подготовкой или компромиссом, одухотворением жизни и разума настолько, насколько это возможно. И поскольку трудность, наиболее настойчиво проявляющаяся в ментальности человека на практике, заключается в требованиях его жизненного бытия, в жизни, поведении и действиях, направление, взятое этим подготовительным усилием, в основном состоит в духовном обогащении этического, поддерживаемого психическим умом — или, скорее, оно привносится в духовную силу и чистоту, чтобы помочь им в утверждении их абсолютного требования и придать больший авторитет, чем позволяет жизнь, этическому идеалу правоты и истины поведения или психическому идеалу любви, симпатии и единства. Эти вещи достигают своего высшего выражения, благодаря их самой широкой сияющей основе, основанной на согласии разума и воли с основной истиной абсолютного единства духа и, следовательно, с сущностным единством всех живых существ. Этот вид духовности, связанный каким-то образом с требованиями обычного ума человека, убежденного в принятии полезного общественного долга и текущего закона общественного поведения, популяризированного культом, церемонией и образом, является внешней субстанцией величайших мировых религий. Эти религии имеют свои индивидуальные победы, призывают некий луч высшего света, навязывают некоторую тень большего духовного или полудуховного правила, но не могут добиться полной победы, и заканчиваются в конечном счёте компромиссом и в акте компромисса терпят поражение от жизни. Ее проблемы остаются и даже повторяются в своих самых жестоких формах — даже таких, как эта мрачная проблема Курукшетры. Идеализирующий интеллект и этический ум всегда надеются устранить их, обнаружить некое счастливое средство, рожденное их собственным стремлением и сделавшееся эффективным их собственным императивным настойчивым желанием, которое уничтожит этот низкий неблагоприятный аспект жизни; но он сохраняется и не устраняется. Одухотворенный интеллект, с другой стороны, действительно предлагает голосом религии обещание некоторого победоносного тысячелетия в будущем, но между тем наполовину убежденный в земном бессилии, убежденный, что душа – чужак и незваный гость на земле, заявляет, что в конце концов не здесь, в жизни тела или в коллективной жизни смертного человека, а в некоем бессмертном Запределье лежат небеса или Нирвана, где только и
можно найти истинное духовное существование.
Именно здесь Гита вмешивается с повторным утверждением истины Духа, Я, Бога и мира и Природы. Она расширяет и переформулирует истину, выработанную более поздней
мыслью из древних Упанишад, и отваживается уверенными шагами на попытку применить свою решающую силу к проблеме жизни и действия. Решение, предлагаемое Гитой, не распутывает все проблемы в том виде, как оно предлагает себя современному человечеству; так как оно заявлено здесь для более древнего мышления, оно не отвечает настойчивому давлению нынешнего ума человека для коллективного продвижения, не отвечает на его призыв к коллективной жизни, которая наконец воплотит более рациональный и этический и, если возможно, даже динамичный духовный идеал. Ее призыв обращён к индивидууму, который стал способен к полному духовному существованию; но для остальной расы он предписывает только постепенное продвижение, которое должно быть мудро осуществлено путем верного следования со все большим и большим интеллектом и моральной целью и с окончательным поворотом к духовному закону их природы. Его послание касается других более мелких решений, но, даже когда оно принимает их частично, оно указывает им за пределы их самих на более высокую и более целостную тайну, в которую пока только немногие индивидуумы оказались пригодны войти.
Послание Гиты уму, которое следует за витальной и материальной жизнью, заключается в том, что вся жизнь на самом деле является проявлением универсальной Силы в индивидууме, производной от Я, лучом от Божественного, но фактически она изображает Я и Божественное, завуалированное в маскирующей Майе, и преследовать низшую жизнь ради нее самой — значит упорствовать на спотыкающемся пути и возводить на престол темное невежество нашей природы, а вовсе не находить истинную истину и полный закон существования. Евангелие воли к жизни, воли к власти, удовлетворения желания, прославления простой силы и мощи, поклонения эго и его неистовой стяжательской воли и неутомимого эгоистичного интеллекта — это евангелие Асуры, и оно может привести только к гигантскому краху и погибели. Витальный и материальный человек должен принять для своего правления религиозную, социальную и идеальную дхарму, посредством которой, удовлетворяя желания и интересы при правильных ограничениях, он может обучать и подчинять свою низшую личность и скрупулезно настраивать ее на высший закон как личной, так и общественной жизни.
Послание Гиты уму, занятому стремлением к интеллектуальным, этическим и социальным стандартам, уму, который настаивает на спасении посредством соблюдения установленных дхарм, морального закона, общественного долга и функции или решений освобожденного разума, заключается в том, что это действительно очень необходимая стадия, дхарму действительно нужно соблюдать, и, правильно соблюдая, можно поднять уровень духа и подготовить и служить духовной жизни, но все же это не полная и не последняя истина существования.
Душа человека должна выйти за пределы к какой-то более абсолютной дхарме духовной и бессмертной природы человека. И это можно сделать, только если мы подавим и избавимся от невежественных формулировок низших ментальных элементов и лжи эгоистической личности, обезличим действие интеллекта и воли, будем жить в идентичности единого «я» во всем, вырвемся из всех эго-формул в безличный дух.
Ум движется под ограничивающим принуждением тройственной низшей природы, он возводит свои стандарты в соответствии с тамасическими, раджасическими или, в лучшем случае, саттвическими качествами; но предназначение души - божественное совершенство и освобождение, и это может быть основано только на свободе нашего высшего «я», может быть найдено только путем прохождения через его обширную безличность и универсальность за пределами ума в интегральный свет неизмеримого Божества и верховного Бесконечного, который находится за пределами всех дхарм.
Послание Гиты тем, абсолютистским искателям Бесконечного, которые доводят безличность до исключительной крайности, питают нетерпимую страсть к прекращению жизни и действия и имеют в качестве единственной конечной цели и идеала стремление
прекратить всякое индивидуальное бытие в чистом безмолвии невыразимого Духа, заключается в том, что это действительно один из путей в путешествии и входа в Бесконечное, но самый трудный, идеал бездействия опасно поддерживать наставлением или примером перед миром, этот путь, хотя и великий, но не лучший путь для человека и это знание, хотя и истинное, но не интегральное знание. Высшее, всесознающее Я, Божество, Бесконечное не является только духовным существованием, далеким и невыразимым; он здесь, во вселенной, одновременно скрыт и выражен через человека и богов, и через всех существ, и во всем, что есть. И именно обнаруживая его не только в некоем неизменном молчании, но и в мире и в его существах, и во всем «я» и во всей Природе, именно возводя до интегрального, а также до высшего союза с ним все действия интеллекта, сердца, воли, жизни, человек может одновременно разрешить свою внутреннюю загадку «я» и Бога, и внешнюю проблему своего активного человеческого существования. Сделавшись богоподобным, Бого-становящимся, он может наслаждаться бесконечной широтой высшего духовного сознания, которое достигается через труды, не меньше, чем через любовь и знание. Бессмертный и свободный, он может продолжить свое человеческое действие с этого высшего уровня и преобразовать его в высшую и всеобъемлющую божественную деятельность, — это действительно высший венец и значение здесь всех трудов, жизни, жертвы и мирового стремления.
Это высочайшее послание в первую очередь для тех, у кого есть силы следовать ему, для мастеров, великих духов, богопознающих, боготворцев, боговлюбленных, которые могут жить в Боге и для Бога и с радостью выполнять свою работу для него в мире, божественную работу, вознесенную над беспокойной тьмой человеческого ума и ложными ограничениями эго. В то же время, и здесь мы получаем проблеск большего обещания, которое мы можем даже распространить на надежду, что может произойти коллективный поворот к совершенству, — ибо если есть надежда для человека, почему не должно быть надежды для человечества? — Гита заявляет, что все могут, если захотят, даже самые низшие и грешные среди людей, вступить на путь этой Йоги. И если есть истинная самоотдача и абсолютная неэгоистическая вера в пребывающую Божественность, успех на этом пути неизбежен. Необходим решительный поворот; должна быть неизменная вера в Дух, искренняя и настойчивая воля жить в Божественном, быть в себе единым с ним и с Природой — где мы также являемся вечной частью его существа — единым с его более великой духовной Природой, Богоодержимым во всех наших членах и Божественным.
Гита в развитии своей идеи поднимает много вопросов, таких как детерминизм Природы, значение универсального проявления и конечный статус освобожденной души,
вопросы, которые были предметом бесконечных и безрезультатных дебатов. В этой серии эссе, целью которых является изучение и позитивное утверждение сути Гиты и выделение ее вклада в постоянную духовную мысль человечества и ее ядро живой практики, нет необходимости вдаваться в эти обсуждения или рассматривать, где мы можем отличаться от ее точки зрения или выводов, делать какие-либо оговорки в нашем согласии или даже, будучи сильными в более позднем опыте, выходить за рамки ее метафизического учения или ее Йоги. Достаточно будет завершить формулировкой живого послания, которое оно все еще несет человеку, вечному искателю и открывателю, чтобы направлять его по нынешним кругам и возможному более крутому восхождению его жизни к светлым высотам его духа.
XXIV
Послание Гиты
«СЕКРЕТ действия», так можно резюмировать послание Гиты, слова ее божественного Учителя, «един с секретом всей жизни и существования. Существование – это не просто механизм Природы, колесо закона, в котором душа запутывается на мгновение или на века; это постоянное проявление Духа. Жизнь не только ради жизни, но для Бога, и живая душа человека - это вечная часть Божества. Действие - для самопознания, для самосвершения, для самореализации, а не только для собственных внешних и кажущихся плодов момента или будущего. Существует внутренний закон и смысл всех вещей, зависящие от высшей, а также проявленной природы «я»; подлинная истина дел лежит там и может быть представлена только поверхностно, несовершенно и она замаскирована неведением во внешних проявлениях ума и его действия. Высший, безупречный, величайший закон действия, следовательно, заключается в том, чтобы найти истину своего собственного высшего и сокровенного существования и жить в нем, а не следовать никакому внешнему стандарту и дхарме. Вся жизнь и действие должны быть до этих пор несовершенством, трудностью, борьбой и проблемой. Только открыв свое истинное «я» и живя в соответствии с его истинной истиной, его настоящей реальностью, проблема может быть окончательно решена, трудности и борьба преодолены, а ваши деяния, совершенные в безопасности открытого «я» и духа, превратятся в божественно подлинное действие. Познай же свое «я»; знай, что твоё истинное «я» — Бог и едино с «я» всех других; знай, что твоя душа — часть Бога. Живи в том, что ты знаешь; живи в «я», живи в своей высшей духовной природе, будь един с Богом и Божественным. Предложи, во-первых, все свои действия как жертву Высшему и Единому в тебе и Высшему и Единому в мире; отдай наконец все, что ты есть и делаешь, в его руки, чтобы высший и всеобщий дух творил через тебя свою волю и дела в мире. Это решение, которое я представляю тебе, и в конце концов ты обнаружишь, что другого нет».
Здесь необходимо изложить точку зрения Гиты на фундаментальную противоположность, на которой, как и все индийские учения, она занимает свою позицию. Это нахождение истинного «я», это знание Божества внутри нас и всего — нелегкая вещь; и нелегко также превратить это знание, даже если оно видимо умом, в вещество нашего сознания и все условия нашего действия. Все действия определяются эффективным состоянием нашего существа, а эффективное состояние нашего существа определяется состоянием нашей постоянной самовидящей воли и активного сознания и его основой кинетического движения. Это то, что мы видим и верим всей своей активной природой, чтобы быть собой и наши отношения с миром имели значение, это наша вера, наша шраддха, которая делает нас теми, кто мы есть. Но сознание человека двоякого рода и соответствует двойной истине существования; ибо есть истина внутренней реальности и истина внешнего проявления. В зависимости от того, как он живет в одном или другом, он будет разумом, пребывающим в человеческом неведении, или душой, основанной на божественном знании.
В своем внешнем проявлении истина существования есть только то, что мы называем Природой или Пракрити, Силой, которая действует как весь закон и механизм бытия, создает мир, который является объектом нашего ума и чувств, а также создает ум и чувства как
средство связи между созданием и объективным миром, в котором он живет. В этом внешнем проявлении человек в своей душе, своем разуме, своей жизни, своем теле кажется существом Природы, отличающимся от других отдельностью своего тела, жизни и разума и особенно своим чувством эго — этим тонким механизмом, сконструированным для него, чтобы он мог подтвердить и централизовать свое сознание во всей этой сильной отделённости и различии.
Все в нем, его душа ума и его действие, а также функционирование его жизни и тела, очевидно определяется законом его природы, не может выйти из него, не может действовать иначе. Он действительно приписывает определенную свободу своей личной воле, воле своего эго; но это в действительности ничего не значит, поскольку его эго - это только чувство, которое заставляет его отождествлять себя с творением, которое Природа создала из него, с изменяющимся умом, жизнью и телом, которые она сконструировала. Его эго само по себе является продуктом ее работы, и какова природа его эго, такова будет и природа его воли, и
в соответствии с этим он должен действовать, и он не может действовать иначе.
Это обычное сознание человека о себе, это его вера в свое собственное существо, что он является созданием Природы, отдельным эго, устанавливающим любые отношения с другими и с миром, развивающим себя, удовлетворяющим любую волю, желание, идею своего ума, которые могут быть допустимы в ее круге и созвучны ее намерению или закону в его существовании. Однако в сознании человека есть что-то, что не вписывается в жесткость этой формулы; у него есть вера, которая растет по мере развития его души, в другую и внутреннюю реальность существования. В этой внутренней реальности истина существования уже не Природа, а Душа и Дух, Пуруша, а не Пракрити. Сама Природа — это только сила Духа, Пракрити, сила Пуруши. Дух, Я, Существо, единое во всем, является хозяином этого мира, который является лишь его частичным проявлением. Этот Дух поддерживает Природу и ее действия и даёт санкцию, посредством которой только ее закон становится обязательным, а ее сила и ее пути действенными. Этот Дух внутри нее является Знающим, который освещает ее и делает ее сознательной в нас; именно его имманентная и сверхсознательная Воля вдохновляет и мотивирует ее действия. Душа в человеке, часть этой Божественности, разделяет его природу. Наша природа является проявлением нашей души, действует с ее санкции и воплощает ее тайное самопознание и самосознание и ее волю бытия в ее движениях, формах и изменениях.
Наша истинная душа и «я» скрыты от нашего интеллекта его незнанием внутренних вещей, ложной идентификацией, поглощением нашим внешним механизмом ума, жизни и
тела. Но если активная душа человека может однажды отойти от этого отождествления со своими естественными инструментами, если она может видеть и жить в полной вере в свою внутреннюю реальность, тогда все меняется для нее, жизнь и существование приобретают другой вид, действие иной смысл и характер. Наше существо тогда становится больше не этим маленьким эгоистичным творением Природы, но величием божественной, бессмертной и духовной Силы. Наше сознание больше не становится сознанием этого ограниченного и борющегося ментального и витального существа, но бесконечным, божественным и духовным сознанием. И наша воля и действие также больше не являются волей этой ограниченной личности и ее эго, но божественной и духовной волей и действием, волей и силой Универсального, Высшего, Всеобщего Я и Духа, действующего свободно через человеческую форму.
«Это великое изменение и преображение», — гласит послание Божества в человеке, Аватара, божественного Учителя, «к которому я призываю избранных, а избранные — это все, кто может отвратить свою волю от невежества естественных инструментов к глубочайшему опыту души, ее знанию внутреннего «я» и духа, ее контакту с Божеством, ее силе войти в Божественное. Избранные — это все, кто может принять эту веру и этот высший закон. Действительно, трудно принять это человеческому интеллекту, всегда привязанному к своим собственным облачным формам и полусветам неведения и к еще более темным привычкам ментальных, нервных и физических частей человека; но однажды полученный, это великий, верный и спасительный путь, потому что он идентичен истинной истине человеческого существа и является подлинным движением его сокровенной и высшей природы.
«Но это изменение очень велико, это колоссальная трансформация, и оно не может быть сделано без полного поворота и преобразования всего вашего существа и природы. Будет необходимо полное посвящение себя, своей природы и своей жизни Высшему и ничему иному, кроме Высшего; ибо все должно быть сохранено только ради Высшего, ничто не должно быть принято, кроме как то, что есть в Боге, форме Бога и ради Божественного. Необходимо принятие новой истины, полный поворот и отдача вашего ума новому знанию себя и других, мира, Бога, души, и Природы, знанию единства, знанию универсальной Божественности, которое будет сначала принятием пониманием, но должно стать в конце видением, сознанием, постоянным состоянием души и формой ее движений.
«Потребуется воля, которая сделает это новое знание, видение, сознание мотивом действия и единственным мотивом. И это не должен быть мотив действия, скупого, узкого, ограниченного немногими необходимыми операциями Природы или немногими вещами, которые кажутся полезными для формального совершенства, соответствующего религиозному повороту или индивидуальному спасению, а скорее всего действия человеческой жизни, принимаемые равным духом и совершаемые ради Бога и блага всех созданий. Потребуется возвышение сердца в едином стремлении к Высочайшему, единой любви к Божественному Существу, едином поклонении Богу. И должно быть также расширение успокоенного и просветленного сердца, чтобы охватить Бога во всех существах.
Потребуется изменение привычной и нормальной природы человека, какой он есть сейчас, на высшую и божественную духовную природу. Одним словом, понадобится Йога, которая будет одновременно Йогой интегрального знания, Йогой интегральной воли и ее трудов, Йогой интегральной любви, обожания и преданности и Йогой интегрального духовного совершенства всего существа и всех его частей, состояний, сил и движений.
«Что же тогда представляет собой это знание, которое должно быть принято пониманием, поддержано верой души и сделано реальным и живым для ума, сердца и жизни? Это знание высшей Души и Духа в его единстве и целостности. Это знание Единого, который вечно, вне Времени, и Пространства, имени, формы, и мира, высоко за пределами его личностных и безличных уровней и все же от которого все это исходит, Единого, которого все проявляет в многообразной Природе и ее множестве образов. Это знание его как безличного, вечного, неизменного Духа, спокойной и безграничной вещи, которую мы называем Я, бесконечной, равной и всегда одинаковой, незатронутой и неизменной среди всего этого постоянного изменения и всего этого множества индивидуальных личностей, душевных сил, сил Природы и форм, сил и случайностей этого преходящего и кажущегося существования. Это знание его в то же время как Духа и Силы, которые кажутся вечно изменчивыми в Природе, Обитателя, который формирует себя во каждой форме и изменяет себя в соответствии с каждой степенью, градусом и деятельностью своей силы, Духа, который, становясь всем, что есть, даже хотя он вечно бесконечно больше, чем все, что есть, обитает в человеке и животном и вещи, субъекте и объекте, душе и разуме и жизни и материи, каждом существовании и каждой силе и каждом существе.
«Не настаивая только на той или иной стороне истины, вы можете практиковать эту Йогу. Божественное, которое вы должны искать, Я, которое вы должны открыть, высшая Душа, чьей вечной частью является ваша душа, одновременно являются всеми этими вещами; вы должны знать их одновременно в высшем единстве, войти во все из них сразу и во всех состояниях и всех вещах видеть Его одного. Если бы он был только Духом, изменчивым в Природе, было бы только вечное и всеобщее становление. Если вы ограничите свою веру и знание этим одним аспектом, вы никогда не выйдете за пределы своей личности и ее постоянных изменчивых образов; на таком основании вы будете полностью связаны в революциях Природы. Но вы не просто последовательность моментов души во Времени. В вас есть безличное «я», которое поддерживает поток вашей личности и едино с огромным и безличным духом Бога. И неисчислимый за пределами этой безличности и личности, господствующий над этими двумя постоянными полюсами того, чем ты являешься здесь, ты вечен и трансцендентен в Вечной Трансцендентности.
«Если бы, опять же, была только истина вечного безличного я, которое не действует и не творит, то мир и ваша душа были бы иллюзиями без какой-либо реальной основы. Если вы ограничиваете свою веру и знание этим одним единственным аспектом, отречение от жизни и действия - ваша единственная возможность. Но Бог в мире и вы в мире - это реальности; мир и вы - истинные и действительные силы и проявления Всевышнего. Поэтому примите жизнь и действие и не отвергайте их. Единый с Богом в вашем безличном я и сущности, вечная часть Божества, обращенная к нему любовью и обожанием вашей духовной личности к его собственной Бесконечности, сделайте из вашего естественного существа то, чем оно предназначено быть, инструментом дел, каналом, силой Божественного.
Оно всегда находится в своей истине, но теперь бессознательно и несовершенно, через низшую природу, обреченную на искажение Божества вашим эго. Сделайте его осознанно
и совершенно, без искажения эго, силой Божественного в его высшей духовной природе и проводником его воли и его дел. Таким образом вы будете жить в интегральной истине вашего собственного существа и будете обладать интегральным Божественным союзом, целостной и безупречной Йогой.
«Всевышний — это Пурушоттама, вечный за пределами всех проявлений, бесконечный за пределами всех ограничений Временем, Пространством, Причинностью или любым из его бесчисленных качеств и черт. Но это не означает, что в своей высшей вечности он не связан со всем, что происходит здесь, отрезан от мира и Природы, отчужден от всех этих существ. Он — высший невыразимый Брахман, он — безличное «я», он — все личные существования. Дух здесь и жизнь, и материя, и душа, и Природа, и творения Природы — это аспекты и движения его бесконечного и вечного существования. Он — высший трансцендентный Дух, и все приходит в проявление из него и является его формами и его собственными силами. Как единое «я» он здесь всепроникающий, равный и безличный в человеке, и животном, и вещи, и объекте, и каждой силе Природы. Он — высшая Душа, и все души — это неутомимое пламя этой единой Души. Все живые существа в своей духовной личности являются бессмертными частями одной Личности или Пуруши. Он - вечный Владыка всего проявленного существования, Господь миров и их созданий. Он - всемогущий создатель всех действий, не связанный своими делами, и к нему идут все действия, усилия и жертвы. Он во всем, и все в нем; он стал всем, и все же он выше всего и не ограничен своими творениями. Он – трансцендентное Божественное; он нисходит как Аватар; он проявляется своей силой в Вибхути; он - Божественное, тайное в каждом человеке. Все боги, которым поклоняются люди, являются лишь личностями, формами, именами и ментальными телами единого Божественного Существования.
«Всевышний проявил мир из своей духовной сущности и в своем собственном бесконечном существовании и проявил себя слишком разнообразно в мире. Все вещи являются его силами и образами, и силам и образам его нет конца, потому что он сам бесконечен. Как пронизывающее и содержащее безличное самосуществование он наполняет и поддерживает одинаково и без какой-либо пристрастности, предпочтения или привязанности к любому человеку или вещи, происшествию или черте все это бесконечное проявление во Времени и вселенной. Это чистое и равное Я не действует, но поддерживает беспристрастно все действия вещей. И все же это Всевышний, но как космический Дух и Дух Времени, который желает, определяет и осуществляет действие мира через свою многообразную силу-быть, ту силу Духа, которую мы называем Природой. Он создает, поддерживает и разрушает свои творения. Он также находится в сердце каждого живого существа и оттуда как тайная Сила в индивидууме, не менее, чем из своего всеобщего присутствия в Космосе, он возникает силой Природы, проявляет некоторую линию своей тайны в качестве природы и в исполнительной энергии природы, формирует каждую вещь и существо отдельно согласно ее виду и инициирует и поддерживает все действия. Именно это трансцендентное первое происхождение от Всевышнего и это постоянное всеобщее и индивидуальное проявление Его в вещах и существах, составляет сложный характер космоса.
«Всегда есть эти три вечных состояния Божественного Бытия. Всегда и навсегда есть это одно вечное неизменное самосуществование, которое является основой и поддержкой существующих вещей. Всегда и навсегда есть этот Дух, изменчивый в Природе, проявленный ею как все эти существования. Всегда и навсегда есть это трансцендентное Божественное, которое может быть обоими этими другими одновременно, может быть чистым и молчаливым Духом и в то же время активной душой и жизнью циклов вселенной, потому что он есть нечто иное и большее, чем эти два, взятые по отдельности или вместе. В нас есть Джива, дух этого Духа, сознательная сила Всевышнего. Он тот, кто несет в своем глубочайшем я все имманентное Божественное и в Природе живет во всеобщем Божественном, — не временное творение, а вечная душа, действующая и движущаяся в вечном Я, в вечном Бесконечном.
«Эта сознательная душа в нас может принять любое из этих трех состояний Духа. Человек может жить здесь в изменчивости Природы и только в ней. Не зная своего настоящего «я», не зная Божества внутри себя, он знает только Природу: он видит ее как механическую исполнительную и творческую Силу и видит себя и других как ее творения, — эго, отдельные существования в ее вселенной. Именно так, поверхностно, он сейчас живет, и пока это так и пока он не превзойдет это внешнее сознание и не узнает, что
есть внутри него, все его мысли и науки могут быть только тенью света, отбрасываемого на экраны и поверхности. Это неведение возможно, даже навязано, потому что Божество внутри скрыто завесой его собственной силы. Его более великая реальность теряется для нашего взгляда из-за полноты, с которой он отождествил себя в частичном проявлении со своими творениями и образами и поглотил сотворенный ум в обманчивых работах своей собственной Природы. И это возможно также потому, что реальная, вечная, духовная Природа, которая является тайной вещей в себе, не проявляется в их внешних явлениях. Природа, которую мы видим, когда смотрим наружу, Природа, которая действует в нашем уме и теле и чувствах, является низшей Силой, производной, Магом, который создает образы Духа, но скрывает Дух в его образах, скрывает истину и заставляет людей смотреть на маски, Сила, которая способна только на сумму вторичных и подавленных ценностей, а не полная сила, слава, экстаз и сладость проявления Божественного. Эта Природа в нас – Майя эго, клубок двойственностей, паутина неведения и трех гун. И пока душа человека живет в поверхностном факте ума, жизни и тела, а не в его «я» и духе, он не может увидеть Бога, себя и мир такими, какие они есть на самом деле, не может преодолеть эту Майю, но должен делать то, что может, с ее терминами и образами.
«Можно, отступая от низшего поворота своей природы, в которой человек сейчас живет, пробудиться от этого света, который есть тьма, и жить в светящейся истине вечного и
неизменного самосуществования. Тогда человек больше не связан в своей узкой тюрьме личности, больше не видит себя как это маленькое я, которое думает, действует, чувствует, борется и трудится за малое. Он погружен в обширную и свободную безличность чистого духа; он становится Брахманом; он знает себя как единого с единым я во всех вещах. Он больше не осознает эго, больше не обеспокоин двойственностями, больше не чувствует тоски горя или беспокойства радости, больше не потрясён желанием, больше не обеспокоен грехом и не ограничен добродетелью. Или, если тени этих вещей остаются, он видит и знает их только как Природу, действующую в своих собственных качествах, и не чувствует их как истину себя, в которой он живет. Природа сама действует и вырабатывает свои механические фигуры: но чистый дух безмолвен, бездеятелен и свободен. Спокойный, нетронутый ее работами, он смотрит на них с совершенным равенством и знает, что он отличен от этих вещей. Это духовное состояние приносит с собой тихий мир и свободу, но не динамическую божественность, не интегральное совершенство; это большой шаг, но это не интегральное Богопознание и самопознание.
«Совершенное совершенство достигается только жизнью в высшем и целом Божественном. Тогда душа человека объединяется с Божеством, частью которого она является; тогда она едина со всеми существами в себе и духе, едина с ними как в Боге, так и в Природе; тогда она не только свободна, но и полна, погружена в высшее блаженство, готова к своему конечному совершенству. Он все еще видит себя как вечный и неизменный Дух, молчаливо поддерживающий все вещи; но он также видит Природу больше не как простую механическую силу, которая работает в соответствии с механизмом гун, но как силу Духа и силу Бога в проявлении. Он видит, что низшая Природа не является сокровенной истиной действия духа; он осознает высшую духовную природу Божественного, в которой содержится источник и еще не осознанная великая истина всего, что сейчас несовершенно изображено в уме, жизни и теле. Поднявшись из низшего ментального в эту высшую духовную природу, он освобождается там от всякого эго. Он знает себя как духовное существо, в своей сути единое со всеми существованиями и в своей активной природе - силу единого Божества и вечную душу трансцендентного Бесконечного. Он видит все в Боге и Бога во всем; он видит все вещи как Васудеву. Он освобождается от двойственности радости и горя, от приятного и неприятного, от желания и разочарования, от греха и добродетели. Все отныне является для его сознательного зрения и чувства волей и работой Божественного. Он живет и действует как душа и часть универсального сознания и силы; он наполнен трансцендентным божественным восторгом, духовной Анандой. Его действие становится божественным действием, а его статус - высшим духовным статусом.
***
«Это решение, это спасение, это совершенство, которое я предлагаю всем тем, кто может слушать божественный голос внутри себя и способен к этой вере и знанию. Но чтобы подняться к этому выдающемуся состоянию, первая необходимость, изначальный радикальный шаг — отвернуться от всего, что принадлежит вашей низшей Природе, и сосредоточиться посредством концентрации воли и интеллекта на том, что выше воли или интеллекта, выше ума, сердца, чувств и тела. И прежде всего вы должны обратиться к своему собственному вечному и неизменному «я», безличному и одинаковому во всех существах. Пока вы живете в эго и ментальной личности, вы всегда будете бесконечно вращаться в одних и тех же кругах, и не может быть никакого реального выхода. Обратите свою волю внутрь за пределы сердца и его желаний, чувств и его влечений; поднимите ее выше ума, его ассоциаций и привязанностей, его ограниченного желания, мысли и импульса. Достигните чего-то внутри себя, что вечно, вечно неизменно, спокойно, невозмутимо, ровно, беспристрастно ко всем вещам, людям и событиям, не подвержено никакому действию, не изменено формами Природы. Будьте этим, будьте вечным Я, будьте Брахманом. Если вы сможете стать этим посредством постоянного духовного опыта, у вас будет надежная основа, на которой вы сможете стоять, освобожденные от ограничений созданной вашим умом личности, защищенные от любого отпадения от внутреннего покоя и знания, свободные от эго.
«Таким образом, обезличить свое существо невозможно, пока вы питаете, лелеете и цепляетесь за свое эго или за все, что ему принадлежит. Желание и страсти, возникающие из желания, являются главным признаком и узлом эго. Именно желание заставляет вас продолжать говорить «я» и «мое» и подчиняет вас посредством постоянного эгоизма удовлетворению и неудовлетворению, симпатии и антипатии, надежде и отчаянию, радости и горю, вашей мелкой любви и ненависти, гневу и страсти, вашей привязанности к успеху и вещам приятным и к печали, страданию от неудач и вещей неприятных. Желание всегда приносит смущение ума и ограничение воли, эгоистичный и искаженный взгляд на вещи, неудачу и затуманивание знания. Желание, его предпочтения и насильственные действия являются первым сильным корнем греха и ошибки. Пока вы лелеете желание, не может быть никакого надежного безупречного спокойствия, никакого устойчивого света, никакого спокойного чистого знания. Не может быть никакого правильного существования — ибо желание есть извращение духа — и никакой прочной основы для правильной мысли, действия и чувства. Желание, если ему позволено оставаться под любой окраской, является постоянной угрозой даже для самых мудрых и может в любой момент тонко или жестоко низвергнуть ум даже с его самого прочного и надежно приобретенного основания. Желание — главный враг духовного совершенства.
«Убей же желание; отбрось привязанность к обладанию и наслаждению внешним видом вещей. Отдели себя от всего, что приходит к тебе как внешние прикосновения и домогательства, как объекты ума и чувств. Научись выносить и отвергать весь натиск страстей и оставаться надежно укорененным в своем внутреннем “я”, даже когда они бушуют в твоих членах, пока, наконец, они не перестанут воздействовать на какую-либо часть твоей природы. Выноси и отбрасывай также сильные атаки и даже самые легкие вкрадчивые прикосновения радости и печали. Отбрось симпатию и антипатию, уничтожь предпочтение и ненависть, искорени содрогание и отвращение. Пусть будет спокойное безразличие к этим вещам и ко всем объектам желания во всей твоей природе. Смотри на них с молчаливым и спокойным взглядом безличного духа.
«Результатом будет абсолютное равенство и сила непоколебимого спокойствия, которое универсальный дух сохраняет перед своими творениями, всегда сталкиваясь с многообразным действием Природы. Смотри равными глазами; принимай равным сердцем и умом все, что приходит к тебе, успех и неудачу, честь и бесчестье, уважение и любовь людей и их презрение, преследование и ненависть, каждое событие, которое было бы для других причиной радости, и каждое событие, которое было бы для других причиной горя. Смотри равными глазами на всех людей, на добрых и злых, на мудрых и глупых, на брахманов и изгоев, на человека в его высшем и каждом мельчайшем существе. Относись одинаково ко всем людям, каковы бы ни были их отношения к тебе, к другу и союзнику, нейтральному и безразличному, противнику и врагу, возлюбленному и ненавистнику. Эти вещи затрагивают эго, а ты призван быть свободным от эго. Это личные отношения, и ты должен наблюдать за всем с глубоким вниманием безличного духа. Это временные и личные различия, которые ты должен видеть, но не поддаваться их влиянию; ибо ты должны сосредоточиться не на этих различиях, а на том, что одинаково во всех, на едином «я», которым являются все, на Божественном в каждом создании и на едином действии Природы, которое представляет собой равную воля Бога в людях, вещах, энергиях и событиях, во всех усилиях и результатах и любом исходе мирового труда.
«Действие все равно будет совершаться в вас, потому что Природа всегда в работе; но вы должны научиться и почувствовать, что ваше «я» не является исполнителем действия. Наблюдайте просто, наблюдайте неподвижно работу Природы и игру ее качеств и магию
гун. Наблюдайте неподвижно это действие в себе; посмотрите на все, что делается вокруг вас, и увидите, что это то же самое действие в других. Наблюдайте, что результат ваших работ и их постоянно отличается от того, что вы или они желали или намеревались сделать, не их, не ваш, но всемогуще установлен большей Силой, которая желает и действует здесь, во всеобщей Природе. Наблюдайте также, что даже воля в ваших работах не ваша, а Природы. Это воля эго чувства в вас и определяется преобладающим качеством в вашем составе, которое она развила в прошлом или же выдвигает вперед в настоящий момент. Это зависит от игры вашей природной личности, и эта формация Природы не является
вашей истинной личностью. Отступите от этой внешней формации к своему внутреннему безмолвному «я»; вы увидите, что вы, Пуруша, бездеятельны, но Природа продолжает всегда выполнять свои работы в соответствии со своими гунами. Зафиксируйте себя в этой внутренней бездеятельности и неподвижности: больше не считайте себя деятелем. Оставайтесь в себе над игрой, свободным от возмущенного действия гун. Живите безопасно в чистоте безличного духа, живите, не беспокоясь о смертных волнах, которые сохраняются в ваших членах.
«Если вы сможете сделать это, то обнаружите себя вознесенными в великое освобождение, широкую свободу и глубокий покой. Тогда вы будете осознавать Бога и бессмертные, обладать своим вечным самосуществованием, независимым от ума, жизни и тела, уверенным в своем духовном существе, не затронутым реакциями Природы, незапятнанным страстью, грехом, болью и печалью. Тогда вы не будете зависеть в своей радости и желании ни от какой смертной или внешней или мирской вещи, но будете неотъемлемо обладать самодостаточным восторгом спокойного и вечного духа. Тогда вы перестанете быть ментальным существом и станете безграничным духом, Брахманом. И в эту вечность безмолвного «я», отвергая из своего ума все семена мысли и все корни желания, отвергая образ рождения в теле, вы сможете перейти в конце пути благодаря концентрации в чистом Вечном и мощного переноса вашего сознания в Бесконечное, Абсолют.
***
«Это, однако, не вся истина йоги и это не конец и не способ ухода, хотя отличный конец и отличный способ, это не то, что я предлагаю вам. Потому что я вечный работник внутри тебя я прошу от тебя работ. Я требую от тебя не пассивного согласия на механическое движение природы, от которого в тебе самом, ты полностью отделен, безразличен и отчужден, но полного и божественного действия, сделанное желающим и пониманиющим Инструментом божественного, сделанное для Бога в вас и других и на благо мира. Это действие я предлагаю тебе, сначала без сомнения как средство совершенства в высшей духовной Природе, но также как часть этого совершенства. Действие является частью интегрального знания Бога, его более великой таинственной истины и всей жизни в Божественном; действие может и должно продолжаться даже после того, как совершенство и свобода завоеваны. Я прощу от вас действия Дживанмукты, работ Сиддхи. Что-то должно быть добавлено к уже описанной йоге, - так как это был всего лишь первая йога знаний. Также есть йога действия в озарении Божественного опыта; работы могут быть сделаны единым духом со знанием. Так как работы, выполненных в полном видении себя и Божественном видении, видении Бога в мире и мира в Боге само по себе является движением знания, движением света, незаменимым средством и сокровенной частью духовного совершенства.
«Поэтому теперь к опыту высокой безличности добавьте тоже это знание, что этого Высочайшего, котороо вы встречается как чистое молчаливое Я, можно встретить как широкий динамичный дух, который инициирует все дела, является Лордом миров и мастером действий человека, усилий и жертвы. Этот, по-видимости, самопроизвольный механизм природы скрывает имманентную божественную Волю, которая принуждает и направляет его и формирует его цели. Но ты не может чувствовать или знать, что Воля, пока ты закрыт в своей узкой ячейке личности, ослеплена и прикована к твоему точечному взгляду эго и его желаниям. Так как вы можете полностью ответить на это только тогда, когда вы обезличены знанием и расширены видеть все в себе и в Боге, а также себя и Бога во всех вещах. Все становится здесь силой Духа; все совершает свои работы благодаря имманентности Бога в вещах и его присутствию в самом сердце каждого существа. Создатель миров не ограничен своими творениями; Повелитель работ не связан своими работами; Божественная Воля не прикреплена к его труду и результатам его труда: ибо он всемогущий, всеобъемлющий и все-блаженный. Но все же Господь смотрит на свои творения из своей трансцендентности; он спускается как аватар; он здесь, в тебе; он правит изнутри всеми вещами в шагах их природы. И ты тоже должен делать работы в нем, по пути и на ступенях Божественной природы, незатронутый ограничением, привязанностью или рабством. Действуйте ради лучшего блага всего, действуй ради обслуживания марша мира, ради поддержки или управления его народами. Действие, которое просят от тебя, является действием освобожденного йога; это спонтанный выход свободной и удерживаемой Богом энергия, это движение с равным умом, это самоотверженный и лишённый желаний труд.
«Первый шаг на этом свободном, этом равном, этот божественном способе
действия заключается в том, чтобы отвязаться от привязанности к плодам и вознаграждению и трудиться только ради самой работы, которая должна быть сделана. Ибо вы должны глубоко чувствовать, что плоды принадлежат не вам, но мастеру мира. Посвятите свой труд и оставьте его результаты духу, который проявляет и исполняет себя в универсальном движении. Результат вашего действия определяется только его волей и что бы это ни было, добро или зло, успех или неудача, он превращается им в достижение его цели в мире. Совершенно лишённая желания и незаинтересованная работа личной воли и всей инструментальной природы - первое правило Кармайога. Не требуйте плодов, прими любой результат, данный тебе; прими его с равенством и спокойной радостью: успешный или сбитый с толку, процветающий или страдающий, продолжайте бесстрашно, не беспокоясь и непоколебимо следовать по крутому пути божественного действия.
«Это не более, чем первый шаг на пути. Ибо ты должен быть не только не привязан к результатам, но и не привязан к своему труду. Перестань рассматривать свои работы как свои собственные; как ты отказался от плодов своей работы, также ты должны отдать работу Господу действий и жертв. Узнай что твоя природа определяет твоё действие; твоя природа управляет непосредственным движением твоей Свабхавы и определяет выразительный поворот и развитие твоего духа на путях исполнительной силы Пракрити. Не привносите больше никакую собственную волю, чтобы запутать шаги вашего ума следуя Божественному пути. Прими действие, правильное для твоей природы. Делай все, что ты делаешь от величайшие и самого необычного усилия до самого маленького ежедневного действия, делай каждое действие своего ума, каждый акт своего сердца, каждый акт своего тела, каждый внутренний и внешний поворот, каждую мысль, волю и ощущение, каждый шаг, остановку и движение, жертвой Мастеру всех жертв и тапасьи.
«Затем знайте, что ты есть вечная часть Вечного и силы вашей природы - это ничто без него, ничто иное как его частичное самовыражение. Именно Божественное Бесконечное постепенно свершается в твоей природе. Это верховная власть быть, это Шакти Господа, который формирует и принимает форму в твоей свабхаве. Отбрось тогда весь смысл, что ты делатель; рассматривай Вечного как единственного вершителя действия. Позволь твоему природному существу быть возможностью, инструментом, каналом силы, средством проявления. Предложи ему свою волю и сделай её единой с его вечной волей: отдай все свои действия в молчание твоего я и духа трансцендентному мастеру твоей природы. Это не может быть сделано или сделано идеально, пока в вас есть какой -то чувство эго или какое-либо умственное утверждение или витальный ропот. Действие, совершенное в меньшей степени ради эго или окрашенное желанием и волей эго не является совершенной жертвой. И эта великая вещь не может быть хорошо и по-настоящему сделано до тех пор, пока есть неравенство где-то или любая печать невежественных сжатий и предпочтения. Но когда есть идеальное равенство для всех работ, результатов, вещей и людей, сдача Высочайшему, а не желание или эго, тогда божественная Воля будет решать без спотыканий или отклонений, а божественная Мощь будет свободно исполнять без каких -либо вмешательств или извращенной реакции все работы в чистоте и безопасности вашей изменённой природы.
Позволить каждому вашему действию формироваться через вас божественной Волей в ее безупречном суверенитете является самой высокой степенью совершенства, которое приходит благодаря работам в йоге. Если это сделано, ваша природа будет следовать по своему космическому пути в полном и постоянном союзе с Высочайшим, выражать высшее Я, подчиняться Ишваре.
«Этот способ божественных работ - гораздо лучшее освобождение и более совершенный способ и решение, чем физическое отречение от жизни и работ. Физическое воздержание не всегда возможно и даже если возможно не всегда необходимо для свободы Духа; это между прочим опасный пример, потому что он придерживается вводящее в заблуждение влияние на обычных людей. Это лучший, величайший набор стандарт, которому остальное человечество стремится следовать. Затем поскольку действие - это природа воплощенного духа, так как работы есть Воля вечного Работника, великие духи, мастера ума должны установить этот пример. Всемирные работники, если они будут делать Все дела мира без оговорки, работники Бога свободные, радостные и не имеющие желаний, освобожденные души и природы.
***
«Ум знания и воля действия — это еще не все; внутри вас есть сердце, чья потребность в восторге. Здесь также в силе и просветлении сердца, в его потребности в восторге, для удовлетворения души ваша природа должна быть обращена, преобразована и вознесена к единому сознательному экстазу с Божественным. Знание безличного «я» приносит свою собственную Ананду; есть радость безличности, единичность радости чистого духа. Но интегральное знание приносит больший тройной восторг. Оно открывает врата блаженства Трансцендентного; оно высвобождается в безграничный восторг универсальной безличности; оно обнаруживает восторг всего этого многообразного проявления: ибо есть радость Вечного в Природе. Эта Ананда в Дживе, частице здесь Божественного, принимает форму экстаза, основанного в Божестве, которое является его источником, в его высшем «я», в Мастере его существования. Всецелая любовь к Богу и поклонение распространяются на любовь к миру и всем его формам, силам и созданиям; Божественное видно во всем, его находят, его обожают, ему служат или оно ощущается в единстве. Добавьте к знанию и работам этот венец вечного триединого восторга; примите эту любовь, узнайте это поклонение; сделайте его единым духом с работами и знанием. Это вершина совершенного совершенства.
«Эта Йога любви даст вам наивысшую потенциальную силу для духовной широты, единства и свободы. Но это должна быть любовь, которая едина с Богознанием. Есть преданность, которая ищет Бога в страдании для утешения, поддержки и освобождения; есть преданность, которая ищет его ради его даров, божественной помощи и защиты и как источника удовлетворения желания; есть преданность, которая, все еще невежественная, обращается к нему за светом и знанием. И пока вы ограничены этими формами, даже в их самом высоком и благородном обращённом к Богу повороте может сохраняться работа трех гун. Но когда любящий Бога является также и знающим Бога, любящий становится единым с
Возлюбленным; ибо он избран Всевышним и избранник Духа. Развивайте в себе эту любовь, поглощенную Богом; одухотворенное и вознесенное за пределы ограничений своей низшей природы сердце откроет вам сокровеннейшим образом тайны неизмеримого существа Бога, принесет в вас все прикосновение и наплыв и славу его божественной Силы и откроет вам тайны вечного восторга. Именно совершенная любовь является ключом к совершенному знанию.
«Эта интегральная любовь к Богу требует также интегральной работы ради Божественного в себе и во всех существах. Обычный человек совершает работу, подчиняясь какому-то желанию, греховному или добродетельному, какому-то витадьному импульсу, низкому или высокому, какому-то ментальному выбору, обычному или возвышенному, или из какого-то смешанного разума и жизненного мотива. Но работа, выполняемая вами, должна быть свободной и лишенной желаний; работа, выполняемая без желания, не создает никакой реакции и не налагает никаких ограничений. Выполненная в совершенном равенстве и непоколебимом спокойствии и мире, но без какой-либо божественной страсти, она сначала является тонким ярмом духовного обязательства, kartavyaṁ karma, затем возвышением
божественной жертвы; на самом высоком уровне она может быть выражением спокойного
и радостного согласия в активном единстве. Единство в любви сделает гораздо больше: оно заменит первое бесстрастное спокойствие сильным и глубоким восторгом, не мелочным пылом эгоистического желания, а океаном бесконечной Ананды. Оно принесет трогательное чувство, чистую и божественную страсть присутствия Возлюбленного в ваши дела; будет настойчивой радостью труда для Бога в вас самих и для Бога во всех существах. Любовь — венец работ и венец познания.
«Эта любовь, которая есть знание, эта любовь, которая может быть глубинным сердцем вашего действия, будет вашей самой эффективной силой для полного посвящения и полного совершенства. Интегральный союз существа индивидуума с Божественным Существом является условием совершенной духовной жизни. Повернитесь же полностью к Божественному; сделайте единой с ним посредством знания, любви и дел всю свою природу. Повернитесь полностью к нему и безропотно отдайте в его руки свой ум, свое сердце и свою волю, все свое сознание и даже свои чувства и тело. Пусть ваше сознание будет суверенно сформировано им в безупречную форму его божественного сознания. Пусть ваше сердце станет ясным или пламенным сердцем Божественного. Пусть ваша воля будет безупречным действием его воли. Пусть ваши чувства и тело будут восторженным ощущением и телом Божественного. Поклоняйтесь и жертвуйте ему всем, что вы есть; помните его в каждой мысли и чувстве, каждом побуждении и действии. Продолжайте упорствовать, пока все эти вещи не станут полностью его, и он не примет даже в самых обычных и внешних вещах, как в самой сокровенной священной комнате вашего духа свое постоянное преобразующее присутствие.
***
«Этот триединый путь — средство, с помощью которого вы можете полностью подняться из своей низшей в свою высшую духовную природу. Это скрытая сверхсознательная природа, в которой Джива, часть высшего Бесконечного и Божественного, тесно един в законе бытия с ним, пребывает в его Истине, а больше не во внешней
Майе. Этим совершенством, этим единством можно наслаждаться в его собственном естественном состоянии, отчужденном в высшем супракосмическом существовании: но здесь также вы можете и должны осознать его, здесь, в человеческом теле и физическом мире. Для этой цели недостаточно быть спокойным, неактивным и свободным от гун во внутреннем «я», наблюдать и безразлично позволять их механическое действие во внешних членах.
Ибо активная природа, также как «я» должны быть отданы Божественному и стать божественными. Все, чем вы являетесь, должно вырасти в один закон бытия с Пурушоттамой, садхармьа; все должно быть изменено в мое сознательное духовное становление, mad-bhāva. Полнейшая самоотдача должна быть там. Прими прибежище во Мне во всех многочисленных путях и по всем живым линиям вашей природы; ибо это одно принесет великую перемену и совершенство.
«Это высокое завершение Йоги сразу решит или, скорее, полностью устранит и уничтожит в корне проблему действия. Человеческое действие — это вещь, полная трудностей и недоумений, запутанная и сбивающая с толку, как лес с несколькими более или менее темными тропами, проложенными скорее в нем, а не через него; но все эти трудности и запутанность возникают из одного факта, что человек живет, заключенный в неведении своей ментальной, витальной и физической природы. Он принуждаем ее качествами и все же страдает от ответственности в своей воле, потому что что-то в нем чувствует, что он — душа, которая должна быть тем, чем она сейчас совсем не является или является в очень малой степени, -- хозяином и правителем своей природы. Все его законы жизни, все его дхармы должны быть в этих условиях несовершенными, временными и предварительными и в лучшем случае лишь отчасти правильными или истинными. Его несовершенства могут прекратиться только тогда, когда он познает себя, познает истинную природу мира, в котором он живет, и, прежде всего, познает Вечного, из которого он исходит, в ком и кем он существует. Когда он однажды достиг истинного сознания и знания, больше нет никаких проблем; потому что тогда он действует свободно из себя и живет спонтанно в соответствии с истиной своего духа и своей высшей природы. В своей полноте, на высшей высоте этого знания не он действует, но Божественное, Единое вечное и бесконечное, которое действует в нем и через него в его освобожденной мудрости, силе и совершенстве.
«Человек в своем естественном существе является саттвическим, раджасическим и тамасическим созданием Природы. В зависимости от того, какое из ее качеств преобладает в нем, он создает и следует тому или иному закону своей жизни и действия. Его тамасический, материальный, чувственный ум подверженный инерции, страху и неведению, либо подчиняется частично принуждению своего окружения, а частично спазматическим импульсам своих желаний, либо находит защиту в рутинном следовании тупому привычному интеллекту. Раджасический ум желания борется с миром, в котором он живет, и пытается обладать всегда новыми вещами, командовать, сражаться, завоевывать, создавать, разрушать, накапливать. Он всегда движется вперед, колеблясь между успехом и неудачей, радостью и горем, ликованием или отчаянием. Но во всем, какой бы закон он ни признавал, он следует на самом деле только закону низшего «я» и эго, беспокойного, неутомимого, самопожирающего и всепожирающего ума асурической и ракшасической природы. Саттвический интеллект частично преодолевает это состояние, видит, что должен соблюдаться лучший закон, чем закон желания и эго, и возводит и налагает на себя социальное, этическое, религиозное правило, Дхарму, Шастру. Это высота, на которую может подняться обычный ум человека, чтобы возвести идеальное или практическое правило для руководства умом и волей и как можно более верно соблюдать его в жизни и поведении. Этот саттвический ум должен быть развит до своей высшей точки, где он сможет полностью избавиться от примеси эгоистического мотива и будет соблюдать Дхарму ради нее самой как безличный социальный, этический или религиозный идеал, вещь, которую следует бескорыстно делать исключительно потому, что это правильно, картавьям карма.
«Настоящая истина всего этого действия Пракрити, однако, менее внешне ментальна и более внутренне субъективна. Она заключается в том, что человек является воплощенной душой, вовлеченной в материальную и ментальную природу, и он следует в ней прогрессивному закону своего развития, определяемому внутренним законом его существа; его склад духа определяет его склад ума и жизни, его свабхаву. У каждого человека есть свадхарма, закон его внутреннего существа, который он должен соблюдать, выяснять и которому дожен следовать. Действие, определяемое его внутренней природой, это его настоящая Дхарма. Следовать ей - истинный закон его развития; отклоняться от него - значит вносить путаницу, задержку и ошибку. Всегда лучший для него тот социальный, этический, религиозный или другой закон и идеал, который помогает ему соблюдать и следовать своей Свадхарме.
«Все эти действия, однако, даже в лучшем случае подвержены неведению ума и игре гун. Только когда душа человека находит себя, он может преодолеть и стереть из своего сознания неведение и путаницу гун. Это правда, что даже когда вы нашли себя и живете в себе, ваша природа все еще будет продолжаться по своим старым линиям и действовать некоторое время в соответствии со своими низшими обычными способами. Но теперь вы можете следовать этим действиям с совершенным самопознанием и можете сделать их жертвоприношение Хозяину вашего существования. Следуйте так закону вашей Свадхармы, совершайте действия, которые требует ваша Свабхава, какими бы они ни были. Отбросьте все мотивы эгоизма, все внушения своеволия, все правила желания, пока вы не сможете полностью предать все пути вашего бытия Всевышнему.
«И когда вы однажды сможете сделать это искренне, это будет моментом, чтобы отдать все ваши действия без исключения в руки верховного Божества внутри вас. Тогда вы будете освобождены от всех законов поведения, освобождены от всех дхарм. Божественная Сила и Присутствие внутри вас освободят вас от греха и зла и поднимут вас намного выше человеческих стандартов добродетели. Ибо вы будете жить и действовать в абсолютном и спонтанном праве и чистоте духовного существа и безупречной силе божественной природы.
Божественное, а не вы будет осуществлять свою собственную волю и работать через вас, не для вашего низшего личного удовольствия и желания, но для мировой цели и для вашего божественного блага и явного или тайного блага всех. Залитые светом, вы увидите форму Божества в мире и в работах Времени, узнаете его цель и услышите его приказ. Ваша природа примет в качестве инструмента только его волю, какой бы она ни была, и будет исполнять ее без вопросов, потому что с каждым посвящением ваших действий сверху и внутри вас будет приходить императивное знание и просветленное согласие с божественной мудростью и ее значением. Битва будет его, его победа, его империя.
«Это будет вашим совершенством в мире и теле, и за пределами этих миров временного рождения высшее вечное сверхсознание будет вашим, и вы будете вечно пребывать в высшем состоянии Высшего Духа. Циклы воплощения и страх смертности не будут тревожить вас; ибо здесь, в жизни, вы достигнете выражения Божества, и ваша душа, даже если она снизошла в разум и тело, уже будет жить в огромной вечности Духа.
«Это и есть высшее движение, эта полная самотдача всего вашего «я» и природы, этот передача всех дхарм Божественному, которое является вашим высшим Я, это абсолютное
стремление всех ваших членов к высшей духовной природе. Если вы сможете однажды достичь этого, будь то в начале или гораздо позже на пути, то, кем бы вы ни были или кем бы вы ни были в своей внешней природе, ваш путь верен, а ваше совершенство неизбежно.
Высшее Присутствие внутри вас подхватит вашу Йогу и быстро проведет ее по линиям вашей свабхавы к ее совершенному завершению. И впоследствии, каким бы ни был ваш образ жизни и образ действий, вы будете сознательно жить, действовать и двигаться в нем, и Божественная Сила будет действовать через вас в каждом вашем внутреннем и внешнем движении. Это высший путь, потому что это высшая тайна и мистерия и все же внутреннее движение, постепенно осознаваемое всеми. Это самая глубокая и самая сокровенная истина вашего реального, вашего духовного существования».