***
Софья не ошибалась.
У Шан проводила царевну жестким и холодным взглядом, благо, видеть это женщина уже не могла.
Царевна.
Сестра государя - и сестра ее будущего мужа. Имеет влияние, определенно.
Китайские гаремы - отличная школа жизни. Среди евнухов, которые преследовали свои цели, среди братьев и сестер от наложниц, в атмосфере постоянного соперничества и вражды вырастали ядовитые цветы.
У Шан была одной из них.
Отравленная сладким ядом, который лился ей в уши с младенчества, она мечтала лишь об одном, жаждала и алкала власти всей душой, ибо этого хотели окружающие ее.
Кто правит в Китае?
Отнюдь не император. В большинстве случаев власть принадлежала гаремным евнухам, как бы ни печально это звучало. Они правили через жен, наложниц, возлюбленных, устраняли неугодных и возвышали тех, кто был необходим.
У Шан с детства знала, что ей придется бороться против чужих, куда бы она ни попала. Потому что, а кто - ее?
Брат, мать, несколько доверенных евнухов... все. Остальные - враги. Их надо либо уничтожить, либо подчинить, либо сломать и сделать своими инструментами. А в борьбе хороши все средства. От слов - до яда и кинжала. И то, что ей пришлось отправляться на Русь - ничего не поменяло в отношении девочки к жизни.
Более того - она была оскорблена.
Она - сестра императора! И достойна не меньшего! Даже более того, она должна была бы стать женой самого императора русских, а вместо этого ей предлагают брата?
Младшего? Всего лишь?
Это уже было оскорблением!
Конечно, они все страшные, круглоглазые, противные, с шерстью на теле, но тяжесть короны помогла бы вынести тяжесть брака. Она стала бы хорошей императрицей, определенно.
Над ухом склонился приближенный евнух, зашептал, что ему удалось узнать.
А вот это интересно, и очень даже...
Император не женат. Невеста есть, но детей пока нету. И если У Шан родит раньше, чем у императора появятся дети... кто знает, как повернется?
К тому же, если у него никого не родится, ее муж - станет следующим императором после брата. Тоже очень неплохо.
По губам малышки скользнула злая усмешечка. Тут есть на что рассчитывать. Надо посмотреть на мужа - насколько он управляем? Выйти замуж, обжиться, приглядеть союзников, найти рычаги воздействия, а потом начинать свою игру. Рожать она сможет где-то через год, к тому времени муж должен есть у нее с руки.
У нее!
Не у родных!
У Шан сможет этого добиться, еще как сможет! А потом...
Ну, кто сказал, что жены братьев - вечны? Или что императрица сможет родить мужу наследника? Или что долго проживет сам император?
Мы еще посмотрим, еще подумаем, что принесет больше выгоды. Но У Шан должна стать императрицей.
Тсаритсей, как говорят в этом варварском месте.
Кто и достоин, если не она?

***
Нельзя сказать, что устремления У Шан стали загадкой для Софьи. Деталей она не знала, но о примерном ходе мыслей догадывалась, о чем и побеседовала с Алексеем.
Незамедлительно, ибо в таких делах промедление - не просто смерть. Она еще долгая и мучительная. И гибель всего сделанного.
- Лешенька, эта малышка может стать... проблемной.
- В чем?
К таким заявлениям Алексей легкомысленно не относился.
Семья - это сила. Это твоя кровь, твой тыл, люди, которые закроют твою спину. Все, что может внести в семью разлад, должно выпалываться немедленно. Это не Дуняшка, которая сейчас обживает Картли. Это жена царевича. Следующего в линии престолонаследия. И случись что... да, именно так. Понятно, кто может стать царицей.
Умирать, в том числе и бездетным, Алексей не планировал, но отец ведь тоже не планировал, нет? Ульрика-Элеонора еще не приехала, они еще не поженились, детей пока нет....
- Она неглупа, но спесива до крайности. Горда, жестока, свято уверена, что первый после Бога - ее брат, а вторая - она. И ей нужен не Федя. Ей нужна власть.
- Да ей лет-то...
- Лешенька, а сколько? Двенадцать? Через год она станет женщиной, еще через два - матерью, у восточных женщин это быстро. И не захочет трона для своих детей? И власти той, кто стоит за троном - для себя? Ее так воспитали. Мы ставим на первое место нашу родину, наш народ, а У Шан? Себя и только себя.
Рефреном прозвучало - вспомни Османов. У них закат империи начался с того же самого. Великолепная Роксолана, власть... и каковы потомки?
- Хммм... Что ты предлагаешь?
- Воспитать не удастся. Вряд ли.
- По возрасту?
- По сложившимся убеждениям. Человек никогда не откажется от идеи, что он стоит над всеми. Слишком приятно это выглядит и звучит. Я, конечно, попытаюсь, но без серьезной ломки тут ничего не получится.
- Попробуй, Сонечка. А пока - твои предложения?
- Противозачаточные средства. В обязательном рационе.
- На кухне распорядишься?
- Да. Начнем с этого - и продолжим, помолясь. Евнухов вернуть на родину, объяснив, что у нас они остаться могут, но только в монастыре. И подальше, где-нибудь в районе Архангельска. Еще скопцов в Кремле нам не хватало! Ее служанок отправить куда-нибудь, окружить девчонку своими людьми. Чтобы не плела интриг. Письма вскрывать, сам понимаешь...
- Не жестко? Ты вообще малышку не переоцениваешь? Соплячка ведь, а ты словно к войне готовишься?
Софья задавила ехидное фырканье усилием воли.
Милый братик, я вообще в три года с тобой работать начала. Да, я случай особый, но меня, в отличие от У Шан не мотивировали так жестко на власть. А для нее это - воздух.
- Лешенька, а сколько нам было, когда Долгоруков...
Напоминание подействовало. Алексей медленно кивнул.
- Да, Соня. Действуй. Феде скажем?
- Поговорить с ним надо. Но не до конца. Все-таки это его жена... будет.
- Найди ему кого-нибудь?
Софья уже перебрала в уме картотеку. Федю она, конечно, тоже девственником не оставила, еще год назад им заинтересовалась милая девушка Федора, но раньше у девушек не было задания - привязать царевича к себе. Наоборот, многое оставляли для жены. Сейчас же...
Она знает, кто ему нравится, какой тип женщин. Вот и пусть у него будет и жена, и любовница. Две семьи, одна явная, а вторая тайная. И дети будут сначала в тайной семье.
Цинично?
А наплевать.
Особенно любовью к своему семейству Софья так и не прониклась. Ради Алексея она бы кого угодно зубами загрызла, ради своего обожаемого Ванечки Морозова - тоже, но и только. Остальные Романовы рассматривались ей, как удобный и удачный ресурс. Их можно было холить, лелеять, ценить, учить... любить?
В рамках симпатии.
Жив - хорошо. Умрет - жалко. Не больше и не меньше. Инструмент для использования, и чем меньше они об этом подозревают, тем для них же лучше.
Иногда Софья задумывалась, чудовище она - или нет. Но чаще приходила к выводу, что чудовище - штука полезная. Главное, чтобы кормили вовремя и натравливали на кого надо. А остальное - к попам. Они отпустят.
Так что Алексей Алексеевич получил нежную улыбку.
- Какой же ты умный, Алешенька. Я завтра же займусь.
Судя по улыбке брата, он тоже так считал. Конечно, умный. Глупые цари в соборе лежат. Ровненько...

***
Имре Текели ушам своим не верил. Илона улыбалась, спокойно и загадочно, словно древняя икона.
- Да, я выйду за вас замуж, Имре. Это будет взаимовыгодный договор. Вы получаете мою полную поддержку в том случае, если сами поддержите русского государя. Хотя вы и так хотели это сделать.
- Д-да.
- Наша земля должна быть свободной. Мои прадеды всю жизнь для этого отдали, отец голову сложил, мать... - Илона махнула рукой. Не было на земле венгерской того, кто не осведомлен был о доблести рода Зринских, но напомнить стоило, ох как стоило.
Не Имре ей честь оказывает - она ему руку протягивает. С такой женой, как она, с поддержкой родов Ракоци, Батори, Зриньи... горы свернуть можно. Вот и пусть сворачивает их...
Для ее сына.
Ради маленького Ферека Илона убьет, украдет, головой в петлю влезет.
И - да. Более детей у нее не будет. О чем ее будущему мужу, будь он хоть листовым золотом покрыт в три слоя, знать не обязательно.
Первым был у нее Ференц Ракоци - единственным в сердце и останется.
А еще Имре не знал о том, что обдумывала Илона. Русский государь намекнул, что лучшие узы - брачные. И у него есть и брат подходящего возраста, и сестра. Равно его устроят и Ференц, и Юлиана, когда войдут в возраст. Но лет пять у княгини есть подумать.
Илона собиралась серьезно подумать.
Отдать дочь на Русь?
Возможно.
Сыну невесту взять?
Правитель, которого русский государь поддерживает - это сила. Вот, Михайла Корибут, женился на сестре русского государя, так Алексей Алексеевич ему и войну выиграть помог, и потом, когда Крым воевать пригласил, поляки без добра не остались.
Домой довольные вернулись, телеги добра привезли.
Ферек или Юлиана?
Юлиана или Ферек?
И то и другое было одинаково привлекательно. Но это потом, потом...
Хоть и была Илона женщиной, но сейчас надобно было ей стать в первую очередь княгиней.
- Сулейман идет на нашу землю с громадным войском. Что вы хотите сделать?
- Поеду к нему. Поклонюсь в ноги.
- Мы пропустим его через наши земли.
- Да. Я помогу провизией, помогу людьми, коли понадобится, но взамен - когда они завоюют эти земли, пусть признают наше право! Это наша земля! И она должна быть свободна! Достаточно нас угнетали императоры!
Илона только вздохнула про себя.
Мальчишка, какой же мальчишка... пусть так! Сколько раз она видела эти же огни в глазах своего мужа? Сколько раз молилась, протирая коленями пол в часовне. Спасти, сохранить... не уберегла.
Постараемся уберечь этого.
Пусть живет Имре, чтобы смог жить Ферек.
Илона и не знала, сколь хороша она была в этот момент. Тяжелые черные косы, синие тени под темными громадными глазами, нежные губы - и не скажешь, что четвертый десяток разменяла эта красивая и потрясающе сильная женщина. И Имре сейчас смотрел на нее не только, как на союзника.
Не было у Текели недостатка в женщинах, пальцами щелкни - любая бы прибежала. Не эта.
И ворочалось в глубине души нечто новое...
Не только союзника он видел в Илоне. Еще и красавицу, которую хотел бы видеть рядом с собой. Своей видеть....
Только вот кто он, а кто она?
Пусть он Текели... ее кровь благородней и древнее. И все же...
Почему бы и не попытаться?
Он ни к чему ее принуждать не будет, не насильник. Но рано или поздно она к нему сама придет. Он подождет. Он терпеливый...

***
Татьяна встала перед иконой на колени, перекрестилась быстро, двоеперстно, как привыкла. Хотя кто б ее за то ругал?
Добрые девушки в приюте так и объяснили - Бог-то остался, а вот как молиться ему... ну, пока решаем, как правильно, да единый канон вводим - вот отсюда и потрясения. А ты, главное, верь.
Ему-то, поди, все равно, сколь часто кланяются, он нас все равно любит.
Все мы дети и внуки его, все от его крови, от Адама и Евы - неуж он на нашу глупость разгневается?
Татьяна и верила, что не разгневается.
Освободили ж ее из плена? И от плохого брака отговорили. И мужа нашли хорошего...
Вот и благодарила она сейчас Бога за все. И искренне просила здоровья для царской семьи. А для кого ж еще?
Кабы не пошел Алексей Алексеевич войной на Крым!
Кабы не подумала добрая царевна Ирина о тех, кто возвращаться будет!
Кабы не учила царевна Софья девушек, чтобы они помогали...
Кабы не затеял государь-батюшка строить Канал... так случайно она и с Кириллом познакомилась. Только-только тогда от боли сердечной отошла. Ефима от нее прогнали.
Таня аж поежилась, вспомнив, как гневался мужчина, когда отказала она ему. А потом улыбнулась краешками губ. Пусть и неприятно вспоминать, но и... есть за что собой гордиться!
После памятного разговора с Ксенией, пришла она к ней второй раз через два дня. Подумав. И решила отказать Ефиму, да боялась. Плен - он ведь даром не проходит... привыкаешь бояться.
Тогда-то Ксения и предложила, мол, ты с ним говори, а я рядом спрячусь. Верь мне, одну не оставлю.
Таня и поговорила. Честно спросила про жену, про детей... и где по молчанию, где по взгляду поняла - верно все.
Не лгали ей.
Не она Ефиму нужна, не Танюшка со светлыми косами, а пара крепких рук да детородное чрево. И как жить тогда?
В плену быстро приучаешься видеть, что у кого на уме, малейший наклон головы подмечаешь, малейшую тень в глазах - от того и жизнь твоя зависит.
Ефим, конечно, бушевал. Ногами топал, ругался грязно, объяснял, что никто ее более не возьмет, он и то ей милость оказал, но тут уж Таня тоже озлилась. И объяснила, что Христос блудницей не побрезговал. А она не блудница, да и Ефим не Христос.
Вот!
Кто знает, что бы сделал озленный мужчина, не прибудь тут на подмогу Ксения. Ровно мимо проходила, спросила, надобен ли Тане более этот разговор - и увела. А Ефиму холодно заметила, что любой, кто оскорбляет женщину, лишний раз доказывает, что он не мужчина.
Больше Таня Ефима не видела - и век бы не видеть!
А спустя месяц заторопилась из монастыря куда-то и ее подружка, Ксения. Вот тогда Таня и набралась храбрости. Попросилась с ней - хоть бы и служанкой. А Ксения возьми - да и согласись.
Таня не знала, что это решение обдумывали несколько царевниных девушке. И что согласились все. Надо было брать таких Танюшек в новую для них жизнь, надо приучать к людям. А пока серьёзных заданий от царевны не предвиделось, можно и потренироваться.
На кого чаще всего внимания не обращают?
Да на слуг.
Кого не стесняются, не видят, о ком не задумываются?
Царевна своим девушкам сотни раз о том говорила - и Ксения такой ошибки не совершала.
Татьяна была ее глазами, ее голосом, и разглашала только то, что выгодно было Ксении. К тому ж девушка была красива и неглупа. И рано или поздно Ксюша отпустит ее замуж. И ее муж, ее семья будут благодарны государю.
Мало?
Так это капля в море. Здесь капля, там брызги, и наберется уже озеро. А из озер выходят реки, чтобы прийти к морю. Не бывать на Руси тем, кто царем недоволен. Не бывать бунтам! Это их дом, они тут живут... кому понравится, когда бардак в доме?
Ну да это дела государственные, а для Танюшки важнее было то, что Ксению отправили на Канал. Съездить, да кому-то письмецо передать.
Вот, пока ехали, и разговорилась Таня с веселым парнем.
Кирилл так и объяснил. Он хоть и из купеческих детей, да младший из восьми. Либо на побегушках у братьев быть, либо свое дело начинать, а только не приспособлен он к торговле. Думал он, куда податься - и решил.
Почему бы и не Канал?
Отработает здесь три года, дом получит, на землю осядет - и сделает то, что хотел. Постоялый двор откроет. И - да, коли Танюшка согласится с ним быть, лучшего ему и не надобно будет.
Ксения об этих планах быстро узнала. Переговорила с Кириллом, подумала - и пообещала Тане поговорить еще кое с кем. Пусть сразу строится. Она ему грамотку от царя добудет. Но она заезжать в гости будет. И коли узнает, что Танюшку в чем обижают...
Кирилл даже и не обиделся тогда. Только рассмеялся. Мол, чаще заезжайте, а то детишкам крестная мама понадобится.
Вот тогда и поняла Таня, что улыбнулось над ней солнышко. И молилась сейчас за всех и сразу. А когда перекрестилась последний раз, повернула голову и обнаружила чуть позади себя Ксению, которая так же молилась. И крестилась пусть тремя пальцами, да разве важно то? Важна душа человеческая, да вера в Бога. Остальное же от Лукавого.
Заговорили подруги только на выходе из церкви.
- Ну как, готова? Завтра уже замужней вечер встретишь.
- Ох, Ксюшенька, волнуюсь я...
- А не надобно волноваться. Кирилл знает все, это не Ефим. Да, у него ни кола, ни двора, ну так поможем, чем можем. Главное, что любит он тебя - и вот такую как есть принял. И обижать не будет, у меня глаз наметан.
- А коли не разрешат ему...
- Разрешат. Постоялый двор держать дело сложное, не каждому под силу. А вот он справится. Деньгами на первых порах поможем, потом отдаст...
- Ксюша... ведь есть у меня деньги.
Рука подруги крепко сжала плечо Татьяны.
- Забудь о том. Поняла?
Таня кивнула. Ксения жестко смотрела ей в глаза.
- Это - твое. На крайний случай, на черный день, на детей... коли твой мужчина тебя обеспечить не сможет - не надобен такой. И знать ему о твоих деньгах ни к чему. Не для того ты из Крыма их везла, берегла, прятала...
Таня аж задохнулась от удивления.
- Ты знала?!
Ксения лишь пожала плечами.
- И что?
- И меня не выгнали?!
Не отняли деньги, не сказали устраивать свою жизнь самой, не... таких 'не' набиралось очень много. А выходило так, что Тане позволили иметь свои тайны - и даже не сочли нужным указать на ложь.
- Танечка, ты свободный человек. Почему ты должна делиться с теми, кто пока не заслужил твоего доверия? Мы же не родные, вот и не лезли в чужую душу. Ты должна была решить, кто мы тебе.
Таня несколько минут молчала. А потом крепко-крепко обняла Ксению.
- Родная ты мне. Сестра...
Ксения успокаивала девушку, гладя по светлым косам. И вовсе даже она не плакала. Ни капельки.
Все у этой Танечки будет хорошо. Поженятся они с Кириллом, трактир держать будут, детей нарожают. А она к ним будет заезжать, крестной матерью деткам станет - и каждый раз об одном и том же думать будет.
Сколько по Руси таких Танечек?!
Сколько тех, кому войны жизнь изуродовали?! Плен, издевательства...
Вот так и поймешь, что никакую цену заплатить не жалко, лишь бы не было на Руси более такого зла.

***
Педро смотрел на письмо от русского государя. И невольно сравнивал его с письмом Виктора Савойского. И как-то...
Пусть первый и православный, то есть почти нехристь, пусть второй и католик. Первый за тридевять земель отсюда, второй рядом... и что!?
А все равно сравнение не в пользу Виктора!
От того пока еще никакой пользы, кроме отговорок не было. А русский государь прямым текстом писал, что на Руси есть то, что необходимо Педро.
Дерево для строительства кораблей, лен, пенька... можно строить корабли прямо там, на месте. А вот матросов не хватает. Но ежели они породнятся, то это можно будет решить келейно?
Одно Величество строит корабли, второе предоставляет команды, плюс обучает русских моряков. У Португалии есть колонии, а у Руси средства, которые помогут их удержать.
Да и помолвка пока не брак. Пусть Иван приедет в Португалию, познакомится с будущим тестем?
А потом Изабелла на Русь, познакомится с родней. Где они будут жить?
Ежели в Португалии, то вот тут его величество настаивает на своих людях в окружении обоих. Слишком часты эпидемии, и ему совершенно не хочется терять близких. Если на Руси... тут и вовсе говорить не о чем.
Сам себе Педро мог признаться - предложения были крайне привлекательны. Опасно, конечно, но... может, рискнуть?
Согласиться?
А с Леопольда тоже потребовать... да уж найдется, что именно.
Пусть Португалия и независима уж сколько лет, а все одно - династия Браганса... нет! Не второго сорта! Но ей-ей, не посмел бы Савойский такие номера с Эскуриалом откалывать!
Может, и согласиться?
А мальчишка пусть приедет. Посмотрим на него, подумаем... глядишь, ежели он в католичество перейдет... ну, это надо с падре поговорить.
Да!
Иезуиты!
Орден, который мало кто одобрял, но отрицать их силу не стоило.
Надо поговорить с падре Мигелем. Про кровавую русскую царевну только глухой не слышал - и то догадывался. И Педро вовсе не хотелось спровоцировать виток войны, ежели мальчишку тут отравят или еще что. Надо, надо поговорить, и коли Святой Престол не против, так может, и...
А Леопольд пусть поработает.
Педро зловредно ухмыльнулся. Почему-то в Португалии очень не любили Священную Римскую империю.
Странно, с чего бы это?

***
- Ваня, ты не хочешь съездить в Португалию?
Мальчишка с изумлением поглядел на брата.
- Зачем?
- За невестой.
- Что!?
- А что? Вот, погляди на портрет?
Иван Алексеевич послушно оглядел миниатюру. Ну... что тут скажешь?
Если художник польстил - девчонка симпатичная. Если нет - она просто красавица. Алексей Алексеевич угадал мысли брата.
- Это наш человек рисовал. Так что не приукрашено.
- Красивая.
- Вот. К тому же - принцесса. Наследница Португальская.
- Так сам бы на ней и женился?
Ну, сначала мальчишка обязательно отпихиваться будет, чай, не щенок - принцесса. Но были у Алексея аргументы, были.
- Вань, ты подумай. Куда я с Руси? Мне ее не отдадут, им консорт нужен.
- Приживал, в смысле? Не поеду.
- Балбес. Ты что думаешь - я бы так с братом поступил?
- Если государственная необходимость диктует - еще как!
С первого взгляда крыть было нечем. Но Алексей улыбнулся - и выложил на стол еще один портрет.
- А это моя невеста.
Ульрика-Элеонора понравилась Ивану куда как меньше.
- Ну и... цапля.
И верно, мосластая, длинноносая...
- А выхода у меня нет. Приедет - женюсь. Тебе же принцессу предлагают, а ты кобенишься. Да симпатичную, неглупую, может, и королеву в перспективе. Не вы, так ваши дети в Португалии сесть могут.
- Да не хочу я никуда ехать! Я на Руси жить хочу, наукой заниматься, Лешка, ты хоть знаешь, что мы тут с сэром Исааком придумали?
- Узнаю, когда доделаете.
- А до той поры тебя ничего не интересует?
- Благо Руси. Тебя оно не интересует? Нравится быть царевичем? Вкусно есть, мягко спать, заниматься наукой, делать, что захочешь? Так изволь отрабатывать. Не просто так тебе все дано, в нагрузку еще и венец приложен. Пусть царевичев, так я от тебя и не требую, сколько от себя!
- Требуешь... Только бы приживала из меня сделать?
В синих Романовских глазах стояли слезы, но жестокий Алексей только брату по лбу и постучал.
- Ванька, что за чушь ты несешь? Консорт - не приживалка. Ты таким же правителем будешь.
- Только ночным.
- Научили тебя думать на свою голову.
- Прикажешь горшком притвориться?
- Нет, подумать в другую сторону. Португалия нам, как союзник, жизненно необходима.
- Прямо уж?
- У них есть то, что нужно нам. Моряки, колонии, опыт, связи.
- У нас их мало?
- Столько мы пока не наработали.
- Лешка, а может...
- Вань, уши надеру. Как в детстве.
Иван пожал плечами, понимая, что слезами и соплями толку не добьешься, надо приводить логические доводы, а их-то и не было. Угроза была серьезная, но...
- Что ты от меня хочешь?
- Помолвки с Изабеллой. Едешь в Португалию, производишь хорошее впечатление, уговариваешь девчонку и ее отца. Мне нужно, чтобы вы жили на два дома. И здесь - и там.
- А мое мнение тебя не интересует?
- Более чем интересует. На тебя будет возложена еще одна обязанность. Сейчас многие ученые подвергаются гонениям из-за своей веры. На Руси же...
- Ты хочешь...
- Чтобы ты их приглашал к нам. Жить, работать, учить других. Сможешь?
- Да.
- Это не так просто. Надо ведь разобраться, кто действительно знает и желает заниматься наукой, а кто... лжеученый. Ты сможешь?
Ваня пожал плечами.
Сможет ли?
- Надо попробовать.
- Вот так к этому и относись. Ты едешь не ради девчонки, а ради науки. Ну и заодно уж...
- Лешка, хорошо, что ты - государь.
- Поменяемся? И местами, и невестами?
Ответ Ивана был точно не научным. Зато - от всей души.

***
- Какими силами мы располагаем?
Алексей посмотрел на сестру.
- Так. Ну, казаки у нас сейчас в Сибири. Двадцать тысяч мы отправили на помощь Леопольду. Еще двадцать тысяч сейчас в Крыму. Значит, где-то еще тысяч пятнадцать-двадцать можно выдернуть без ущерба для Руси.
- С чем я останусь на Москве?
- Тысяч пять тут будет. Стрельцов я всех заберу с собой, бунтовать будет некому.
- Обрадовал. Ты ж и Ваню заберешь. А мне тогда спать вовсе не придется.
- Соня, ты же знаешь...
Знала. Слишком хорошо парни дополняли друг друга. Горячий и подвижный Алексей - и спокойный рассудительный Ванечка. И хотела бы оставить мужа дома, да не выйдет. Сам не останется. Друзья...
Замысел у Алексея Алексеевича был прост.
Сейчас Дания сражается со Швецией.
Ну и почему бы не помочь хорошему делу? Коли с одной стороны датчане ударят, а с другой Русь подключится - не сносить шведам головы. У него, у Алексея оправдание - он невесту себе отвоевывает, мировая общественность поймет и одобрит.
А он себе под шумок оторвет выход к морю. А то и финнов потеснит - и неплохо так потеснит. Что он теряет?
Деньги и еще раз деньги.
В некоторые проекты они просто водой уходили. Но пока... пока Софье удавалось сводить бюджет даже с прибылью.
Очень помогли две победоносные войны. Если сейчас будет третья...
Да не в третьей дело! А в том, что на три стороны!
Ладно, казаки на Амуре больше развлекаются, чем серьезно воюют. Для снабжения им и Строганова с лихвой хватает - и тот не жадничает. Ему ж трофеи несут... Да и в Крыму тоже все налаживается, там сейчас ни нападений, ни бунтов ждать не придется. От кого бы? Когда все турки под Вену ушли?
Но с одной стороны они идут на помощь Леопольду. А вторая часть войск идет совершенно в другую сторону.
- Лешка, если вы там завязнете или не победите - мы точно прогорим. Денег решительно нет.
- Война должна быть молниеносной?
- Да. Не осаждайте крепости по году, не стойте по месяцу в городах. Дойти, победить и вернуться.
- Другого ты не мыслишь? - поддразнил жену Иван, - а вдруг не мы, а нас?
- Если рискнете проиграть - отдам вас в плен. Пусть кормят, пока бюджет не восполним.
- Злюка.
Софья показала брату язык. Пусть не по-царски, зато от всей души.
- Кстати, ты почто Соковнина обидела, змеюка подколодная?
Софья прищурилась. В глазах вспыхнули злые огоньки.
- Хватило совести жаловаться?
- А то ж!
Софья насмешливо фыркнула. Оный Соковнин, Федор Прокофьевич, давно у нее как бельмо на глазу был. После Матвеева. Щуку-то съели, да зубы остались. Если его брат, Алексей Прокофьевич, отторжения у женщины не вызывал - пусть не гений, но и не подлец, то Федор...
- А кто пытался Володеньке в дядьки какого-то полоумного пьянчужку пристроить? Он что думал - Любава без защиты и помощи останется? Или просто дураком хотел мальчика вырастить?
- Что там за пьянчужка?
- Некто Никита Зотов. Дьяк, пьянь безмозглая...
- Может, не знал он?
- Весь мир знал, а он не знал? Да ко мне Адриан быстрее молнии прилетел, лишь бы я не прогневалась!
- О как! - подивился Иван. В эти дела он даже не вникал. - А ты?
- А я его вызвала и строго объяснила, что коли еще раз он хоть на десять метров к Любаве подойдет...
- Им займется Ромодановский, на предмет связей с почившим Матвеевым и почившим же Хованским. Мало ли, вдруг не все заговоры раскрылись? А это явный заговор - вырастить ребенка тупым! А вдруг что? Отправишь его за границу, так там вши со смеху передохнут!
- Он мне тут клялся и божился, что невиновен.
Алексей явно посмеивался. Его устраивала ситуация, при которой Софья была страшной и злой, и вообще - чуть ли не штатным кремлевским чудовищем, а он - милым и добрым царем. Хотя, как отлично знал Иван - жалости у брата с сестрой на обоих чайной ложечкой не зачерпнуть было.
- Вот и прекрасно. Пусть бы Ромодановскому доказал, - фыркнула Софья без особого настроения.
- Тому докажешь, как же!
Если Григорий Ромодановский отлично себя чувствовал в Крыму, то его родственник Федор Юрьевич нашел себя в Москве. И люди дрожали от его фамилии, зная, что страшнее врага не было и не будет у тех, кто на законную власть умышляет.
При этом мужчина был умен, хитер, понимал, где надобно остановиться, но если уж его спускали с цепи...
- Кстати, а что у нас с Любавой?
- Пока она еще в трауре, но я думаю, это на полгода - год, - отчиталась Софья. - Она молодая здоровая женщина, так что надобно кого-нибудь приглядеть, чтобы не было скандала в благородном семействе.
Алексей кивнул.
Ну да. Хочешь хорошую команду - следи за всеми факторами. В том числе и за удовлетворенностью всех ее членов. Женщина без мужчины дуреет и звереет, мужчина без женщины бросается на первую же попавшуюся девку. Вот, чтобы этого не произошло, надо работать.
Пока получалось неплохо.
- И кого ты хочешь для Любавы?
- Да Ваську Голицына. А что?
Ваня зашипел не хуже кота.
- Вот еще!
Соня фыркнула. Почему-то ее муж не любил Василия Голицына. А что она может сделать? Сказано же - любовник! Вот и притворяемся. Так ведь ничего больше и не было, кроме притворства!
- Почему нет? Разыграем, как по нотам. Получил у меня отставку, с болью в сердце переметнулся ко вдовствующей царице - что еще надобно? Он женат, она вдова... а как мужик он неплох, девочки хвалят. Опять же, остается в царской семье, через кого-то другого сливать информацию не придется.
- А ты у нас останешься без штатного любовника? Непорядок, - нахмурился Алексей.
Иван показал ему кулак. Государь обозрел представленное и фыркнул.
- Неубедительно.
- Поживу годик без любовников. Кстати, лучше пусть Васечка подсуетится, чем Сильвестр.
- Кто?
- Медведев, мальчики, Медведев.
Что Алексей, что Ваня вспомнили монаха не сразу.
- А что с ним не так?
- Да лезет он всюду без мыла. Особенно туда, куда не пускают, - поморщилась Софья.
И верно, оный монашек пытался пролезть в эксклюзивные наставники то к Катьке, то к Машке, то к Феодосии - зачем!? Вился вокруг Любавы, словно пытаясь зацепиться при дворе... не влюбился же?
Смешно!
- Да тут таких десять на дюжину, - хохотнул Иван.
- Таких, да других. Сам понимаешь, бояре наши к власти тянутся, а все ж понимают, что царевна в жены им не достанется. А этот... Такое ощущение, что ему без любовницы царских кровей жизнь не мила.
- А к тебе не...
- Дражайший супруг, ко мне даже Васечка Голицын при всем его геройстве - не, - съязвила Софья. - Как он признался на конюшне в доверительной беседе с одной из своих любовниц, от моего взгляда у него только волосы дыбом встают, а остальное - опускается.
- Плеть по нему плачет, - рыкнул Алексей.
- Нет уж. Пусть Любаву обхаживает. А вот Медведев...
- Да сдай ты его Ромодановскому - и вся недолга?
Софья подумала...
- Может, все-таки в фиктивные любовники?
- Он слишком умен, чтобы мы его удержали на цепи, - не согласился Иван. - Ученик Полоцкого, как-никак. Мы можем сильно подставить кого-то из своих людей, попытавшись использовать его.
- Да, проще взять, все вытряхнуть, а потом в расход, - согласился Алексей. - Приказ подписать?
- Пиши...
Софье того и надо было. На Медведева у нее уже с полгода клыки отросли, но пусть брат считает, что решение принял он. Так-то...

***
Ульрика-Элеонора рассматривала милые девичьи безделушки.
Ее детство, ее радости.
Любимый некогда перламутровый гребень, медальон с прядью маминых волос, резная миниатюра из кости, засушенная роза (об этом даже не думать), тетрадка со стихами...
Взять с собой?
Почему бы и нет.
Она знала, что происходит с покоями уехавших принцесс.
Конечно, никого сюда не поселят, но... они словно бы умрут. Она и раньше это видела.
Когда из покоев уходит человек, из них словно бы душа уходит. Что-то, что делает солнечный свет теплым, заставляет занавеси приветственно шевелиться, а фарфоровые фигурки улыбаться.
- Рика?
Ульрика радостно обернулась навстречу брату.
Георга она любила. Пусть он был мягким и уступчивым, пусть. Но зато он был теплым и домашним. И любил сестру. Разве этого мало? Для королевской семьи так и с избытком.
- Братик! Посидишь со мной?
Георг послушно опустился на софу.
- Кристиан словно с ума сошел. За Карла он тебя так быстро не выдавал замуж!
- Это верно. Но этот брак выгоден нашей стране.
- И все же, вы могли бы хоть познакомиться. А не так, словно наспех! Куда нам торопиться?
Ульрика вздохнула.
Милый братик...
Любит, переживает, заботится... а все ж выбора нет. И не было никогда. Судьба любой принцессы - быть сговоренной с наибольшей выгодой для страны, она это с детства знала. Вот и...
- Ты ведь будешь сопровождать меня к жениху?
- Обязательно, малышка. И Кристиан тоже будет.
- Он еще не знает, будет или нет. Все же у нас война...
Георг взмахнул рукой.
- Война, налоги, деньги, законы... как же все это... Рика, я тебе искренне желаю, чтобы твой муж не был таким занудой!
- Спасибо, братик.
Что-то подсказывало Ульрике, что - увы. Пожелание не сбудется.

***
Папа Римский Иннокентий, в миру некогда Бенедикт Одескальки, русского гонца не задержал. Наоборот.
Отношения между Святым Престолом и Русью были сложными издавна. Но...
На словах, больше на словах.
Русь была далеко, так что в гости, в Рим никто не приходил, войска не приводил, ничего сильно не требовал, соответственно и обид не было. От той же Франции куда как больше гадостей ждать можно было, да она и ближе.
Конечно, далекая страна Русь - поле непаханое для священников, но там же холодно! И медведи! И далеко...
Причин много.
Так что когда Иннокентий получил первое письмо, он поступил по старому принципу. Проси больше, чтобы получить хоть что-то. Что согласен дать русский государь в обмен на невесту для своего брата?
Славословия пропустим и обязательную часть тоже. А вот и собственно известия. Итак?
Письмо шарахнуло по глазам почти с первых строчек. Да так, что свиток спланировал на стол из внезапно ослабевших пальцев.
Русский государь соглашался, что у него напряженные отношения с орденом иезуитов. И сожалел, что Его Святейшество введен в заблуждение.
Сестра - ведьма?
Да никогда и ни за что! Просто так получилось, что когда иезуит Симеон Полоцкий (воистину пятно на белой рясе этого достойного ордена) отравил государя, в столице была только она. А потому пришлось ей и власть брать в свои руки, и судить, и казнить... бедная девушка, у нее не было выбора. Но если это преступление - так казнить за него надо было кучу народа. В Англии была королева, которая вообще сама правила и никто ее за то ведьмой не объявлял. И Анна Австрийская была регентом после смерти мужа, если искать ближе. И ничего, не ведьма.
А что Полоцкого казнили - будь ты хоть трижды иезуит, а царя травить нельзя, никак нельзя. Поэтому... если Ваше Святейшество пожелает - можно отправить иезуитов на Русь. Но за их целостность русский государь отвечать не будет. Люди злы, сначала раздерут на сорок кусочков, а потом спросят, как звать.
Да и... а чего - мы?
У Людовика XIV при дворе вообще черные мессы проводятся - и кем?! Его метрессой, почти женой, маркизой де Монтеспан, о том вся Франция знает. И ничего, все терпят? Хотя там и младенцев в жертву приносят, и кровь детскую пьют, а уж что с козами проделывают - сказать страшно. А там иезуитов, что блох на собаке.
И чем они занимаются?
Мы на Руси знаем, что творится, а они у себя под носом не видят?
Так что простите, Ваше Святейшество. Мы, конечно, согласны на многое, но... народ-с. Не поймет ведь. Никак не поймет.
Может, вы сначала с этой проблемой разберетесь? А потом и поговорим об отправке миссионеров на Русь? Или там о переходе в католичество?
Мы, может, и не католики, зато и черных месс у нас не проводят. И ведьм не ловят - потому как нету.
Несколько минут Иннокентий просто тупо перечитывал письмо.
Фамилии врезались в глаза - и отмахнуться от них было нельзя.
Катрин Монвуазен.
Аббат (АББАТ!!!) Гибур.
Мужчина вздохнул и вызвал секретаря.
С этим делом надо было разбираться - и жестко. Если русский государь не солгал (а он не идиот - лгать Святому престолу), последствия будут ужасны.
Но пусть этот вулкан извергнется под чутким папским руководством, чем всех потом зальет лавой возмущения и негодования. Есть, есть еще время отмежеваться от этого ужаса и жестоко осудить причастных!

***
Соня сидела на подоконнике и смотрела в окно.
Было тоскливо.
Завтра брат уезжает. И муж уезжает. А на ее плечи опять гранитной плитой свалится власть.
Тяжкая, кровавая, ненужная...
Горела б она ясным пламенем!
А надо, надо...
Теплые руки обняли за плечи, губы коснулись шеи.
- Сонюшка?
Софья со вздохом прислонилась к груди мужа.
- Тоскливо мне, Ванечка. Все понимаю, что вы идете воевать, а я остаюсь на хозяйстве, знаю, что судьба такая, а все ж...
- Мне без тебя тоже жизнь не в радость.
Софья вздохнула. И за что ей выпало такое счастье? Ваня умен, красив, любит ее, не возражает против ее участия в государственных делах и даже сам помогает по мере сил. Разве мало?
Иногда она себя даже свиньей ощущала. Потому что не могла ответить ему чувствами той же силы и накала. Боялась...
Чего уж там - дьявольски боялась потерять и его, и Алексея. И прятала все в себе. Как раньше, в Древней Греции уродовали слишком совершенные творения, чтобы Боги не позавидовали. Вот и сейчас....
Пусть Боги подумают, что ее чувства не столь сильны. Пусть Алеша и Ванечка в очередной раз вернутся домой!
- Любимый мой...
- Мать сегодня рыдала, вернуться живым упрашивала. Грустит, что детей у нас нет.
По губам Софьи скользнула злобная усмешка, благо, муж не видел. Ваня скромно умолчал про некрасивые Феодосьины намеки на ее, Софьи, бесплодие. Хотя вот уж чего не было...
Предохранялась - это было и есть. И будет, а то ж! Первые дети нового поколения Романовых должны появиться у Алексея. Марфа и Дунька, которая уже была в тягости, не в зачет. И бабы - и невесть где, и мужья у них не русские. Права их детей на престол если и будут рассматриваться, то в последнюю очередь. Разве что вырастет один из потомков - и пройдется по миру новым Наполеоном. Но такому подчиняться не зазорно, умный человек был, хоть и с бзиками насчет одеколона. Эх, хорошо все-таки, что у русских своеобразное отношение к Франции. Когда у Софьи еще в той жизни деньги появились, она первым делом не в Турцию поехала. Во Францию. И Володя водил жену по Лувру, Версалю, рассказывал, показывал...
Вспомнить сейчас его истории труда не составляло.
Софья убрала ухмылку и повернулась к мужу. Поцеловала его.
- Ванечка, обещаю. Будут у нас дети. Вот Алёшка женится, и будем мы с его женой ходить, пузами трясти. Потом еще и вместе воспитывать, чтобы как мы Алешкина опора, так и наши дети были его детям поддержкой.
- А если раньше получатся.
- На то воля Божья, - Софья улыбнулась. - Ты знаешь, детей я хочу. Двоих. Или троих...
- Сонь, хотя бы штук пять!
- А рожать кому? Мне примера матери хватило!
- Ну, не два ж десятка рожать? А пять - хорошее, красивое число.
- Я подумаю, - не стала спорить Софья. - Особенно если ты постараешься.
Намек было понят. Софью сгребли в охапку и унесли на кровать.
Стараться.
Ну и правильно, с мужем надо прощаться как следует. Пусть увозит с собой не ее тоску, а приятные воспоминания. Ох. Ванечка...

***
Томас фон Вирнинген сидел в редакции газеты.
Редакция - это, конечно слово громкое, но свой домик у газеты был - и не такой уж маленький. Добротный, почти в центре Гамбурга, каменный...
Да-да, сидел и грустил.
С аппетитами Людовика, знаете ли! Это раньше он к ганзейскому союзу руки не протягивал. А сейчас... чует сердце Фомы, как только сожрут Нидерланды, так и до них руки дойдут. И конец вольностям и свободам. Эххх...
Если бы был жив Вильгельм!
И все же газета продолжала выходить, пусть не каждый день, но пока он еще жив, будет жить и его детище!
Скрипнула дверь.
- Вы позволите?
Томас внимательно посмотрел на вошедшего. Молодой мужчина, явно дворянин из небогатых... шевалье? Возможно.
Француз?
И что ему тут нужно?
- Господин фон Вирнинген, я пришел к вам с новостью.
Это мгновенно заставило газетчика насторожить ушки, встрепенуться, словно полковая лошадь на звук боевой трубы. Новости? Где, где, где новости!?
Мужчина без спроса присел, огляделся - и с самым заговорщическим видом поинтересовался:
- Вы слышали о черных мессах?
Томас дернулся, словно его ткнули шилом. Огляделся.
Нет, рядом никого нет, ничто не услышит. Но...
- Вы сумасшедший?
Мужчина придвинулся поближе.
- Я бежал из Франции из-за того, что узнал. За мной охотятся, меня хотят убить. И я решил рассказать обо всем. Когда эта тайна выплывет наружу, полетят головы.
- Чьи?
Томас, сам не зная об этом, был газетчиком до мозга костей - то есть за новость он готов был продать те самые кости. И даже сам бы извлек их. А тут - такое!?
- Приближенных к Его величеству. Королю-солнцу.
Томас схватил перо и пергамент.
- Говорите же!
- Его величество, возможно, и не знает, что его метресса, мадам де Монтеспан, в надежде вернуть его любовь...
Томас писал - и в глубине души понимал, что перед ним сидит - его бессмертие.
Тот, кто напишет об этом... это будет словно наводнение! Оно захлестнет всю Европу. А Нидерланды получат передышку в войне. Людовику точно будет не до них. Да и ганзейский союз сможет выторговать себе еще время, почему бы нет?
Кровавые обряды, жертвоприношения, тайны Лувра...
- Вы понимаете, что если это ложь...
- Это не ложь. Расследование уже ведется, но ла Рейни не может добраться до всех. А я... я случайно... моя любовница служила у Монвуазен, и я однажды перепил и уснул. А потом проснулся не вовремя и услышал.
Томас слушал - и словно вживую перед его глазами вставала комната - и спящий мужчина. И женщина, сговаривающаяся о покупке младенца. Мужчина понял, что дело нечисто, и начал следить. Да, вначале он думал, чем бы поживиться. Но потом - о, потом ему просто захотелось жить. Но было поздно.
Его заметили.
Пришлось спешно бежать из Франции, жить под чужим именем, но вчера его опять попытались отравить. И он решился...
- Вам нужны деньги? Укрытие?
- Деньги - я не отказался бы. Укрытие - нет. Меня будут искать рядом с вами, а потому я сегодня же сяду на корабль - и будь, что будет.
- Могу посоветовать корабль...
- Советуйте.
После ухода мужчины Томас потер руки и бросился к наборщикам.
Писать статью!?
Да такое сразу набирать надо!
И в выпуск!
Пока остановить не успели!

***
Сильвестр Медведев взял перо, повертел его в руках. Отложил в сторону и выдохнул. Не шло ничего в голову. Последнее время ему было неуютно в Дьяково.
А какие надежды он питал когда-то!
Более десяти лет назад его, молодого еще парня, пригласили для обучения царевича Алексея... Как трепетал он тогда, встречаясь с самим Симеоном Полоцким.
И какой горечью отозвалась в нем неудача.
Не гож.
Симеон до сих пор не знал, что это решение приняла царевна Софья. Когда ее тетка Татьяна увлеклась смазливым монахом, Соня решила удалить того от двора - и не многое потеряла. Подумаешь - счастье? Да таких красноречивых да смазливых по миру хоть пучками вяжи. Позднее, намного позднее Сильвестра пристроил ко двору Симеон Полоцкий. Он же помог Сильвестру попасть к царевичу Алексею.
И как же больно было Сильвестру лишиться учителя. Как разрывалось его сердце от тоски и горечи! Ни на минуту, ни на секунду не поверил астролог, что учитель виновен. Его могли оболгать, обмануть - да что угодно! Но чтобы он сам отравил государя!?
Никогда!
Бред!
И конечно, когда после казни Симеона его нашли иезуиты, Сильвестр не ответил отказом. Он мстил? Просто сводил счеты?
Он и сам не знал, но рассказывая им о том, чем бывал свидетелем, пытаясь подобраться поближе к царской семье, по капле вливая яд то в одни, то в другие уши, он утолял грызущее чувство ненависти внутри себя.
Не поняли? Не оценили?! Так другие нашлись! И побольше вас заплатят.
И вы - заплатите.
И все же...
Последнее время Сильвестр нюхом чувствовал - не то. Вроде и улыбались ему, как прежде, и запретов не было, и вдовствующая царица его принимала ласково, но что-то в глубине души просто кричал - БЕГИ!!!
Видимо, он устал. Отдохнуть бы, на богомолье, что ли, съездить? Сеть он раскинул хорошую, широкую, какое-то время и без него поработают, а он вернется, соберет все сведения, да и понесет своим хозяевам в клювике.
Поделом вам, твари Романовские!
Скрипнула дверь.
Сильвестр обернулся - и вежливо улыбнулся. Встал, склонился в полупоклоне. В его покои быстрым резким шагом вошла царевна Софья. Да не одна, а еще с четырьмя казаками.
- Государыня?
Всем видом он словно спрашивал, чем может быть полезен. Но в ответ получил ледяную улыбку.
- Твоя служба закончена. Медведев.
На плечах сомкнулись жесткие цепкие руки - не стряхнешь, не вырвешься. Софья прошлась по его покоям, словно по своим. Усмехнулась, отбросила носком сапожка ковер с пола.
- Этого к Ромодановскому, а мне достать все из тайника. И здесь есть еще один тайник, в спальне. Его тоже вытряхнуть, но осторожно. Мало ли - иезуитская шкура.
Сильвестр забился в руках у казаков. Двое держали его, один ощупывал тайник, второй направился в спальню. Сильвестр понимал, что надо бы оправдываться, спорить, просить... язык не поворачивался под взглядом темных глаз.
Царевна знала все. Явно знала.
Но откуда!?
Как!?
Видимо, такое изумление было на его лице, что царевна соизволила... поиздеваться над противником?
- Я давно все знаю. Но раньше ты не хотел сбежать, и был удобен. Я столько информации через тебя слила - приятно припомнить, - ухмылка на губах царевны была змеиной, иначе не скажешь. - Но сейчас ты перешел границы дозволенного. Любава была последней каплей.
И Сильвестр с ужасом понял, что он... что его...
- Ты знала!?
- Конечно. А ты думал, что ученику подлеца Полоцкого позволено остаться без пригляда? - Красивые губки сжались в брезгливой гримасе.
- Не смей так! - задохнулся от ненависти Сильвестр.
Софья передернула плечами.
- К Ромодановскому.
Казаки поволокли астролога по лестнице, не обращая внимания ни на крики, ни на попытки вырваться. Софья продолжила обследовать его покои.
Пошпионил? Пора и на дыбе повисеть.
Поговорку про кататься и саночки еще никто не отменял.

***
Его величество Людовик 14-й, христианнейший король-солнце был недоволен. Даже не так.
Его величество был настолько недоволен, что ей-ей, желание провалиться под землю испытывали даже деревья в парке. Увы - придворные о таком счастье даже мечтать не могли - и только молились, чтобы гроза прошла мимо.
А она - грянула.
Да какая, с воем и грохотом...
Какая тварь слила в мир информацию о черных мессах - Бог весть, но ухватились за нее и руками и ногами. Германские княжества - потому что терпеть не могли Людовика, англичане - по причине вечной нелюбви к французам, голландцы - ну, те понятно, Испания - еще бы! А ведь казалось сколько раз воевали... французы с испанцами, испанцы с французами, почти родными стали - и так полоскать грязное белье французского двора. Какое низкое испанское коварство!
Неизвестно, сколько в грязной волне сплетен было правды, а сколько лжи, но...
Ла Рейни потирал руки.
Катрин Монвуазен едва удалось спасти от разъяренной толпы, заточив в Бастилию, а вот особой стойкостью дама не отличалась, вмиг заложив всех. И кого знала, и кого не знала...
И имена звучали такие...
Герцог де Вивонн и его жена, племянница покойного кардинала Мазарини (кардинала!!!), графиня де Суассон, маршал Люксембург и самое страшное.
Мадам де Монтеспан.
Да-да, Атенаис де Монтеспан, официальная метресса короля и мать его детей!
Королева злорадно ухмылялась, предусмотрительно отвернувшись к стене. Атенаис бросилась в ноги королю, но...
О, это страшное слово из двух букв, которое искорежило больше судеб, чем все остальные слова.
Если бы как-то удалось замять это дело! Затоптать костер! Успокоить народ!
Бесполезно!
Газеты, памфлеты, сплетни...
Парижане остановили карету маршала Люксембургского и едва не разорвали мужчину на клочки - сумел удрать. А слугам его так не посчастливилось.
Кто-то умело нагнетал истерику, что во Франции, что в остальных странах. Кричали о Дьяволе, о детских жертвоприношениях, о том, что подобное марает трон, что тот, кто это прикрывает, как бы не сам соучастник...
Король бесновался, но имена-то появлялись! И иногда верный ла Рейни не знал того, о чем писали газеты и сплетничали люди!
Полиция сбилась с ног, но найти негодяев не представлялось возможным. Они накрыли пару типографий - но и только. Что могли сказать им мастера? Пришел мужчина, дал текст, дал денег... внешность?
Да вроде как из крестьян. В одном случае темный, во втором светлый, то с усами, то с бородкой, то гладко выбритый... найти эту гадину (гадов!?) не представлялось возможным.
Даже узнать кого искать!
Да и...
Людовик, конечно, гневался, орал, топал ногами и швырялся кубками, но Николя ла Рейни не выгонял. Понимал, что лучше никого не найти. А тот...
Почему-то королевскому цепному псу не нравились ни отравители, ни черные мессы. И его бы воля - он бы весь этот гадюшник вычистил. Огнем и каленым железом. Так что сплетников искали. Ну... как приказали. Приказали - искать, вот искать и будут. А найти начальство не приказывало, никак нет.
И Lettres de cachet тут никак не помогут. Кого вписывать-то будем?
Людовик гневался.
Европа тихо злорадствовала.
Папа Римский писал, что не может оставить своим вниманием такой кошмар, что преступления французского двора вопиют к небу, а потому к Людовику будут направлены его доверенные люди, кои и будут бороться с нечистью! Сатанист - это ж... хуже твари и не будет! И не было! Если церковь кое-как могла пощадить вольнодумца или еретика - да, и такое случалось, то сатанистов жгли всегда и везде. Без разговоров. И надо сказать, на Руси это полностью одобряли.
Атенаис де Монтеспан также рыдала и вопияла, целуя туфли короля и умоляя о пощаде. Она ж это не просто так, она из любви! Она просто хотела, чтобы король не лишал ее своего внимания, а он был так холоден, так недоступен и жестокосерден...
Доступный и мягкосердечный Людовик посоветовал ей, пока еще есть возможность, срочно постричься в монахини. Каша заваривалась такая, что, возможно, и он не сможет спасти свою фаворитку. Памятна ему была Фронда, ой, памятна. Детские впечатления были настолько сильны, что Людовик никогда не забывал оглядываться на народ. И сейчас видел - ярость ищет выхода.
А потому - да. Пришлось и смирить гнев, ответив Папе, что присылайте ваших людей, и...
Вот куда бы отправить Атенаис?
В глушь? В поместье?
Так ведь не доедет. После того, как толпа разнесла в клочья и подожгла дом маркизы, самым безопасным местом для нее стал Лувр. И лучше - у короля под кроватью. Люди бесились, обвиняя маркизу в том, что та приносила в жертву их детей - и остановить толпу было невозможно.
Конечно, одна идея Людовику в голову пришла. Но тут же была вырублена на корню. Его величество было подумал выдать одну из дочерей маркизы замуж на Русь, а маркиза пусть съездит с ней... годика на два. Ладно, ради такого он даже приданое даст... неплохое. Даже породнится с этими варварами... на что не пойдешь ради любимой женщины... насколько это возможно для короля любимой?
Иван Борисович Троекуров только ухмыльнулся, когда Людовик его вызвал. Кланялся, конечно, со всей почтительностью, но когда речь зашла о браке...
- Уж простите, ваше величество, но я на себя такую ношу не возьму. У нас, на Руси, сатанистов зело не любят. Раздерут на тысячу клочьев и дофину, и мать ее, - ага, вот именно, мать ее - и всех защитников - никто и помешать не успеет. А мы потом виноваты останемся? Никак такое нельзя делать! Мне государь голову снимет!
И стоял на том, что твой баран.
Нет, нельзя, убьют и глазом не моргнут.
Людовик, конечно, взбеленился, но что он мог сделать с русским послом? Единственное, что - выставить из Франции. С заявлением - мы очень недовольны. И видеть вас больше не желаем.
Напугал ежика голым афедроном.
Ну, недоволен - твои трудности. Видеть не желаешь? Так и не увидишь. Троекурову эта ля белль Франс давно уж поперек всех мест встала. Так что выгоняешь - и ладненько. Домой поедем.
А кто и останется...
Троекуров, правда, всех подробностей не знал. Но был уверен, что вот этот скандал с черными мессами спровоцировали царевичевы воспитанники. Которые, хоть и приехали с посольством, но уже давно 'как бы отбыли' домой. А на самом деле расселились по Парижу и окрестностям и принялись заниматься своими прямыми обязанностями.
Сбор информации, вброс новостей, вербовка нужных людей... да много чего интересного! Иван Борисович и половины не знал. И - не лез.
Сие дело царское, а наше - конверт принять, конверт отдать - и тут же забыть. Меньше знаешь - дольше жив.
Так что собраться - и домой!
Русь-матушка, родина любимая, как же боярин соскучился!
Домой...

***
Покачиваясь в беседке на спине слона (между прочим, подарок, требующий беспрестанной заботы и ухода), султан Сулейман держал совет с Гуссейном-пашой. Ну не дано ему было лихо ездить верхом. Не учили такому в его заточении, а потом и поздно было учиться. Ездить верхом он хотя и мог, но откровенно плохо, а потому предпочитал паланкин или беседку.
Позади остался Белград и войско держало путь на Буду и Пешт. Благо, пока они еще принадлежали Османам!
Оттуда можно уже будет осмотреться, пополнить запасы - и ударить.
Куда?
По Вене, разумеется. Сердцу Австрии.
Кто овладеет Веной - овладеет и Священной римской империей. И Габсбурги будут сломлены.
В то же время, Сулейману стало известно, что на помощь Леопольду пришли войска под командованием Яна Собесского. Да, того самого Собесского, который разбил уже Мехмеда, который отстоял Польшу, который...
У которого серьезный боевой опыт.
А вот сам Сулейман...
Султан нервничал и злился, Гуссейн-паша успокаивал своего господина, заверяя, что все будет хорошо, что возьмут они эту Вену...
Не успокаивало.
Больше сотни лет Османы обламывали клыки о стены Вены. А сейчас - сейчас от успеха зависела судьба Сулеймана. Сама жизнь его - янычарам было не впервой менять неугодного султана.
К тому же многое было не на его стороне.
Скорость? Невозможно передвигаться быстро с таким количеством человек.
Снабжение? Хоть и наладили его кое-как по рекам, по Дунаю, в подражание Сулейману Великолепному, а все одно - иногда не хватало самого необходимого. Хотя организовано все было достаточно грамотно. Суда, разведка, охрана, так что теряли не больше одного корабля из десятка. Но и того жалко было!
Не приходилось ждать и подкрепления.
Мало того - как бы русские не ударили в спину там, в Крыму!
Хотя Гуссейн-паша и уверял своего господина, что не ударят, но спокоен Сулейман не был.
А зря.
Если бы он мог увидеть русского государя - быстро поменял бы свое мнение.

***
- Кристиан сначала хотел, чтобы я приехал за невестой, но потом передумал.
- Ну да. За невестой и Воин Афанасьевич съездит, да и царевна Анна рада будет проехаться, а тебе надобно войско вести.
Ваня Морозов сладко зевнул. Выспаться у него пока не получалось. Самое тяжелое время - начало похода. Это потом все пойдет, как по маслу, но в самом начале, когда только задвигались шестеренки, со скрипом и скрежетом двигая тяжелую машину войны...
- Вот и пусть она меня дома подождет. Заодно Соня к ней приглядится, хоть отмоет ее...
- Да ладно тебе, не все ж они там недомытые...
- Тебе легко говорить. У тебя - Соня, а у меня кто будет? Ты портрет Ульрики видел? Такой нос Бог семерым нёс...
- Злой ты.... вдруг там душа прекрасная?
- В постели душа не видна, там на другое смотрят. А мне даже изменять ей нельзя будет. Хотя бы до рождения троих-четверых детей.
- Это корона.
- Чтоб ее черти побрали, - ругнулся Алексей. И тут же перекрестился, покачал головой. На самом деле он так не думал, но ведь легче от этого не будет?
Корона часто заменяет монарху и красоту жены, и доброту матери... да и вообще - все родственные отношения меняются на этот золотой венец. Но... не хотелось ведь! Хочется-то жить, любить, радоваться, но даже невесту самостоятельно выбрать нельзя.
Грустные размышления оборвал Ваня.
- Давай еще раз поглядим на карту?
- Давай. Сейчас мы направляемся к Нотебургу.
- Он же Орешек.
- Именно. Вообще, это наш город был, так что пора шведам отдать его обратно. Попользовался - свободен.
Ваня поддержал друга залихватским кивком.
- Потом нас ждет Нарва.
- Ревель и Рига. А когда захватим Лифляндию и Эстляндию, можно будет уже и на Выборг пойти.
- И пусть Карл разрывается, воюя на два фронта.
Алексей отбросил с лица золотую прядь.
- Пусть повоюет. У меня, знаешь ли, мечта, присоединить к нам финнов.
- Не слишком ли велик кусок будет?
- В самый раз. Пока в Европе свары - нам милое дело вперед идти.
Ваня пожал плечами.
- Присоединить мало, надобно еще удержать. Отстроиться, закрепиться... где там города можно строить?
- У финнов. Или напротив Ревеля... не знаю пока. Нам этот выход в море как воздух нужен. А шведы... перебьются!
- Если атакуем и все сделаем быстро - шансы у нас весьма неплохие. Есть динамит, есть греческий огонь...
- Для Карла это окажется сюрпризом. Лишь бы у него такового для нас не оказалось, - лицо Алексея заострилось. Сейчас он казался лет на десять старше своего возраста.
Война!
Кто ее считает веселой? Разве только тот, кто там не бывал.
Отговаривать друга Иван и не собирался. Софья быстро приучила их к своему мировоззрению. То есть - если Руси что-то нужно, оно ей и должно принадлежать. А чье оно было до того...
Крым же они взяли! И избавили Русь от такого гнойника, что страшно сказать! Хватит с нас татарских набегов и прочих пакостей от 'добрых соседей'. Натерпелись. Сколько русского не зли, а конец веревочке будет, да такой, что вы ж на ней, гады, и повеситесь!
Теперь надо приобрести выход к северным морям. Сколько можно гнобить торговлю на Руси? Перекупать у купцов задешево, продавать втридорога... перебьются шведы, ой как перебьются! попили русской кровушки?
Хватит!
Армии медленно передвигались по карте.
Кто победит было пока неизвестно, но в одном не сомневались государи.
Лик Европы необратимо изменится.

Лето 1677 года

Воин Афанасьевич честь по чести приветствовал датского принца Георга, раскланялся, проговорил все, что по чину надобно - и с поклоном выслушал ответную речь.
Да, вот так вот.
Датчане сопровождали принцессу до границы, а уж тут, на Руси, он ее обязан встретить да приветить, покамест государь воюет.
А кому ж еще?
Царевнам невместно, царевичи все заняты, Федор в Соловецкий монастырь отпросился съездить, Иван в Португалию собирается, Володя дите пока...
А он все ж таки государев дядька, причем в самом прямом смысле, на тетке государевой женат, дети подрастают, жаль, отец его сорванцов не видит, вот уж кто счастлив был бы.
Приятные мысли о жене оборвались, когда вошла в комнату принцесса. Воин Афанасьевич, хоть и был опытным придворным, а все ж порадовался, что борода, да шапка высокая, да золота много - на первый-то миг оно от лица отвлекает. А на лице том читалась, наверное, жалость.
Ульрика-Элеонора была откровенно некрасива. Костлява, длинноноса, тоща, что та жердь - самым красивым в ее внешности были глаза.
Огромные, ясные, искристые, глубокого темно-серого цвета, они сияли собственным светом доброй души и казались почти черными. И по тому, как говорила она, как двигалась, улыбалась, Воин Афанасьевич распознал в ней умного человека.
А вот сильного ли?
Будет, будет еще время присмотреться, но покамест впечатления сильной и несгибаемой она не производила. А может, оно и к лучшему? Меньше скандалов в семье будет?
Тут мужчина мог только пожать плечами. Алексей Алексеевич умен, да только ведь спать ему с этой девушкой. Со всей ее некрасивостью. И как?
А коли любовница у него заведется? Да еще и детей принесет?
Ох, не хотелось бы. Ни к чему на Руси новые бунты. А ведь всем известно, что за своего ребенка - любая баба зверь, что хочешь сделает и глотку перегрызет. А эта...
Ни единой крамольной мысли не отражалось на лице Воина Афанасьевича, когда тот дарил драгоценные подарки, приглашал дорогих гостей на Русь, извинялся, что государь-де в походе, потому как договоренности с вашим же братом, да-с, его величеством Кристианом, призывают его под знамена...
Уж не обессудьте, гости дорогие, не побрезгуйте нашим гостеприимством...
Все эти игры были хорошо знакомы участникам - и шли, словно по маслу. Все знали свое место и свои роли в пьесе.
Ульрика также разглядывала боярина. И грустно вздыхала про себя.
Не понравилась.
Да, глупой принцессу никто не назвал бы. Она знала, что очень хороши у нее руки и плечи, что у нее густые волосы, но все равно, не будь она королевской дочерью и сестрой, мало бы кто обратил на нее внимание.
Она привыкла и смирилась, будучи неглупой. Но все равно - царапало по сердцу...
А как-то ее еще будущий муж примет? Жениться - одно, а любить? Будет ли у нее хоть иллюзия семьи? Доверия, уважения?
Ульрике было страшновато.
Один Георг был доволен. Ему уже пообещали охоту, подарили сокола, и сейчас они с боярином обсуждали какую-то особо прочную сталь... Мужские игрушки.

***
- Сколько им осталось?
- Дней десять пути.
Ежи Володыевский был спокоен. Ну, турки. И что? Видывали, еще и не таких видывали, и колошматили их в хвост и в гриву, да так, что бежали, тапки теряя. И пяти лет не прошло, как били они это войско на границе Польши. Ян Собесский тоже был спокоен. Чай, на чужой земле воюет, не на своей. А вот кого снедала тревога, так это Леопольда. Император расхаживал по кабинету, как тигр в клетке, блестя глазами.
- Их много, слишком много! Вы справитесь?
- На то божья воля, ваше величество.
А то чья же? Ежи спрятал в усах усмешку.
- Бить будем, постараемся выбить их отсюда, но войск у нас мало, ой, мало.
Леопольд недовольно сморщил нос.
Мало!? И что!? Он и так предоставил всех, кого только можно! Целых десять тысяч человек! Ополченцев еще пять тысяч. Немного, конечно, но сами они пришли не большим числом. А Польшу обороняли - и того у них не было!
- Я приказал рушить дома за чертой города. Вену они взять не должны, но под стенами могут простоять долго. И чем дольше, тем лучше. До зимы, например.
Поляки переглянулись. Да, если турки не взяли бы Вену до зимы, у них начались бы большие проблемы. Все-таки снабжение...
- Народ послушался. Они верят вам, государь.
- Да, мой народ верит мне. Но есть и те, кто не выдержит тягот осады.
- Примерно тысяч шестьдесят, - кивнул герцог Мельфи.
Раймондо Монтекукколи, назначенный недавно военным комендантом Вены, подходил к делу серьезно. Пушки были проверены и пристреляны, пушкарей гоняли в хвост и в гриву, склады спешно заполнялись...
- Я временно переберусь в Линц вместе с беженцами.
Леопольд объявил о своем решении - и ожидаемо увидел на лицах военных облегчение. Все-таки воевать лучше, когда никто высокопоставленный над душой не стоит. Пусть едет.
Леопольд считал так же.
Трусом император не был. Он просто искренне считал, что его жизнь намного ценнее, чем жизни и обычных горожан, и поляков, и русских, да и вообще - кого можно сравнить с ним? Он император! А эти... быдло и есть быдло. Бабы таких еще не одну сотню нарожают, а вот он...
Император - и этим все сказано. Он единственный, уникальный и незаменимый, вот!
Не ожидают же они, что император подвергнет свою жизнь опасности, словно простой солдат? А если с ним что-то случится, кому тогда командовать?
Кто тогда будет принимать решения, на чьи плечи ляжет тяжесть Империи?
У него даже детей покамест нет, дочери не в счет! Жена хоть и беременна, но будет ли сын? И вообще - сделать ребенка мало, надо его еще вырастить императором. А это - время, силы, и конечно, он должен оставаться в живых! Так что самому Леопольду его решение казалось весьма осознанным и взвешенным. А уж что там кто будет о нем думать - солнце не волнует, о чем размышляют червяки.

***
- Сколько ж можно?! Сидим тут, что в клетке!
Девушка, которая расхаживала по комнате, была красива. Синие глаза, темные волосы, впрочем две других ей не уступали. Романовская кровь. Три царевны - Катерина, девятнадцати лет от роду, Мария, семнадцати, и Феодосия - пятнадцати, были хорошими подругами.
- Кать, а что тебя не устраивает? - Мария была более разумна, чем сестра. Вот Катюшка отличалась более импульсивным характером, а Феодосия свой пока вообще еще не проявляла - мала. - Мы не просто так сидим - нас учат, к замужеству готовят...
- Вот! А если я замуж не хочу?!
- А кто тебе мешает? Иди в монастырь, чай, двери не закроют.
Катя топнула ножкой в дорогом сафьяновом башмачке. Жемчуга на нем было нашито столько, что три семьи год кормить хватило бы.
- Машка, ты не понимаешь? Я хочу замуж, но за того, кого сама выберу! А не Сонька! Не Алешка! Вот!
Мария прищурилась.
- Кать, а мы сумеем правильно выбрать?
- А что мы - глупее Соньки? Она, вот, вышла замуж за своего боярина - и живет с ним, не жалуется. Да и тетки...
Катерина и не подозревала, что мысли эти были аккуратно вложены в красивую головку неким Сильвестром Медведевым, и возмущалась вполне искренне. Сестры переглянулись.
- Ну... прислушивается-то Алеша не к нам, а к ней.
- Это несправедливо! Гадко!
- Кать, а что ты в делах государственных понимаешь-то? - Феодосия не насмешничала, но серьезность была хуже крапивы. И то сказать, учили их на совесть, а вот в текущие дела все ж не посвящали.
- Да уж научилась бы, чай, не хуже Соньки, - буркнула царевна, но видя, что сестры ее не поддерживают, с размаху упала в кресло. - Да пес бы с ними, с делами государственными! Но почему и в сердечных делах воли нам нет?
- А ты забыла, что тетка Анна рассказывала? Что раньше царевнам вообще одна дорога в монастырь была - и все. Или сиди век, девкой в тереме чахни!
- Ты еще вспомни, что при Адаме с Евой было, - сморщила нос Катерина. - Отсталые мы, вот, в Европах царевны и на балах танцуют, и на охоту выезжают, а мы сидим, что те сомы под корягой, мхом покрываемся. Сначала здесь, а потом у мужа в тереме...
- А то и мужа б у тебя не было.
Мария вполне логично отвечала сестре, но - безуспешно. Переубедить царевну Екатерину ей так и не удалось. Та была твердо уверена, что царевны обязаны выходить замуж по любви. Или хотя бы, как в просвещенной Европе, иметь аманта*. Это же модно!
* любовника, прим. авт.
Жаль только, что Софья - как собака на сене. Ей можно,  а остальным царевнам нельзя! Где справедливость!?
Полоцкий, хоть и поплатился жизнью за свою наглость, но трудился не зря.

***
- Мой повелитель, Перх... порф... Перхтолсдорфе.
Сулейман прищурился на стены города. Ну... так себе. Перед его войском - смотрится и вовсе неутешительно. Янычарам - на два часа штурма, и горожане это отлично понимают.
- Прикажи объявить, что если они сдадут город - мы их не тронем. А если нет... я сравняю его с землей, а жителей обращу в рабство.
Гуссейн-паша почтительно поклонился - и ускакал.
Спустя пять минут заиграли трубы, забили барабаны, к воротам города поскакали всадники. Ну а там - все понятно.
Бургомистр на стене уверял, что стены города высоки, а боевой дух народа крепок, как никогда.
Сломался на третьем обещании лично его после взятия города растянуть промеж четырех кольев, вспороть живот и насыпать в рану крупной соли. Потому как жизнь одного даже янычара в сто раз ценнее жизни всякой христианской собаки!
Проняло несчастного чуть ли не до мокрых штанов. Так, что почти вымаливал обещания безопасности. И ключи от города сам вынес, на золотом подносе. И кланялся поминутно, и дрожал, а потел и вонял так, что едва лошади не шарахались.
Сулейман милостиво принял ключи, чувствуя даже какое-то удовольствие. Так-то, кто бы ожидал от бывшего узника?
Янычарам было строго-настрого запрещено идти в город. Туда был отправлен личный отряд Гассана-паши - и Сулейман признал это мудрым.
Чего уж там - вольница янычарская, она хороша. Сильная, дикая, хищная. Но это как пантеру на сворке водить. Рано или поздно, тебя ли, кого другого, а грызанет. А они сюда пришли надолго. Сулейману очень хотелось верить, что надолго. Взять Вену, оторвать себе кусок Австрии... ну там дальше, как получится. А для этого нельзя оставлять в тылу пожары и ненависть. Их должны... пусть не поддерживать, как не поддерживают их те же валахи, но руку и плеть хозяина они знать должны. Это Сулейман обговорил с визирем в первую очередь.
Когда сменяется господин - крестьянин продолжает пахать.
А когда его начинают жечь, резать, грабить - крестьянин либо бежит, либо оскаливает зубы, ровно та крыса - и вцепляется в ногу. Сулеймана это не устраивало. Ему не нужна была вымершая земля. Подданные - вот кто принесет золото. А для этого их надо беречь. С зарезанной овцы шерсти не получишь.
Войска Сулеймана простояли под Перхтолсдорфе еще несколько дней, согласовывая все и утрясая.
Была, конечно, и пара скользких моментов, когда десяток янычар решил погулять по городу, как они это обычно делали - с весельем, грабежом, насилием. А что?
Их же город!
Сдался?
Терпи!
Впрочем, ничем хорошим для буянов это не закончилось. Гуссейн-паша, не долго думая, распорядился повесить негодяев за ноги на воротах. Не из сострадания к жителям города, отнюдь. Но турки пришли сюда основательно. И уходить не собирались.
К чему им восстанавливать против себя мирное население?
Сулейман полностью согласился с решением своего визиря. Янычары, хоть и были недовольны, но впереди была Вена, а что рядом с ней этот убогий городок? Стоит ли нарушать приказы не из-за богатой добычи, а просто - чтобы их нарушить?
Два дня спустя Сулейман назначил пашу Селима комендантом города, оставил в нем небольшой отряд янычар - и отправился дальше.
Его ждала Вена.

***
- Государыня, извольте прочитать?
На стол Софье, которую никому и в голову не приходило называть боярыней, легла небольшая стопка бумаг. Сравнительно небольшая рядом с тем, что уже его загромождало.
- Федор Юрьевич, это - что?
Вопрос был далеко не праздным, учитывая, сколько еще надо было сегодня сделать.
- Да пришел тут ко мне один человечишка, Никитка Татищев, - с тех пор, как Ромодановский обрел власть, прошло уже достаточно времени. Он успел изучить характер царевны, и был уверен, что сначала его хотя бы выслушают, а уж потом будут карать и миловать. И не особенно торопился, рассказывая обстоятельно. - Бросился в ноги, умолять стал. По его мнению, надобно нам на Исети железоделательный завод ставить.
- Исеть, - Софья прищурилась, вспоминая школьную географию. Ну да, в ее времени на Исети стоял Екатеринбург, а здесь и сейчас... Петра же нет, значит, и Екатерины не будет, и кто ее там валяет по обозам - неважно. А вот город бы построить хорошо. Только вот Софья, убей, не помнила, с чего началось его строительство. С завода? - Помню я такую речку. Что за завод?
- Крупный. Четыре домны хочет поставить, сорок молотов, клянется, что до двухсот тысяч пудов железа выдать сможет, ежели в год. Да и разного - сталь, проволоку, жесть...*
* строительство подобного завода планировал и отстаивал его сын, Василий Никитич Татищев, лет на двадцать позднее, но в этой реальности могли и пораньше подсуетиться. Прим. авт.
Софья прищурилась с явным сомнением.
- А не больно ли приятные условия?
- Клянется, что все сделано будет. Голову в заклад ставить готов...
- Толку-то с его головы, - поморщилась царевна. - А это, я так понимаю, сколько чего нужно и что он сможет выдать?
Ромодановский кивнул, глядя, как тонкая женская рука разворачивает бумаги и вчитывается.
- Та-ак... Руда рядом, лес рядом, вода есть, движущая сила обеспечена, - Софья задумчиво крутила кончик косы. - Да и цены получатся неплохие. Казне вроде как должна быть выгода, да и себя Никита не забыл... Коли пуд железа казне обойдется в двадцать копеек за пуд, так все равно оно сорок стоит, а в Архангельске так и шестьдесят копеек. Но тут еще доставка, хотя по реке оно всяко легче. Волоки построить, дороги улучшить... вот что, Федор Юрьевич, ты мне эти бумаги оставь, я еще подумаю над ними.
- Слушаюсь, государыня.
- С братом посоветуюсь, как он еще решит...
Ромодановский привычно спрятал улыбку в густой бороде. Будучи в царском 'ближнем круге', он знал, как это будет выглядеть. Царевна отдаст бумаги мужу, тот посчитает, выгодно сие, или нет, потом государю доложат, и коли он одобрит - быть заводу.
Людей подберут, чтобы приглядели за Никиткой, может, и сам он этим займется, да и развернется строительство. А что?
Смотрел он сию записку, дело там изложено. И неглупо, и толково, и вообще - стоит ли по чужбинам железо прикупать, коли его на месте сделать можно?
Богата Русь, а вот руки рабочие приложить и некому...
Ромодановский как в воду глядел. Спустя две недели Никита Татищев был удостоен аудиенции у государя, пожалован деньгами, людьми - и отправлен в Сибирь. Строить завод, разведывать дальше месторождения и умножать богатство земли Русской. Если человек хочет работать - кто ж ему препятствия строить будет?
Быть заводу на реке Исеть, а с него потихоньку и строительство города началось. Только вот не Екатеринбурга. Иван-города.

***
- Мерзавцы! Негодяи!
Леопольд, узнав о сдаче Перхтолсдорфе, потерял самообладание, метался по кабинету, швырялся разными предметами. Секретарь от страха залез под стол, да так и сидел там.
Леопольд не думал о том, что сам сбежал в Линц от турецкой угрозы.
О том, что Перхтолсдорфе турецкие войска смели бы, ровно траву косой.
О том, что жертва их была бы бесполезна - врага бы они и на неделю не задержали, и на чуть не ослабили, не те силы, не те таланты, а жизни лишились бы все горожане.
Это ему в голову не приходило, нет. А что пришло?
Предатели, сволочи, клятвопреступники! Если турецкие войска удастся отбить, градоправителю придется весьма и весьма солоно. Чужие не повесят, так свои обезглавят.
Но удастся ли?
Леопольд потому и бесился так, что понимал - его императорство висит на волоске.

***
- Нам будет очень сложно. Все ли готово?
- Практически - все.
Алексей и Иван сидели над картами.
Нотебург. Крепость, которая когда-то звалась Орешком и принадлежала русским. Крепость, которую было чертовски трудно взять. Ну да ничего, попользовался вражина русской крепостью, пора и честь знать. А за аренду с него взять - кровью возьмем.
Крепость стояла на острове, в истоке Невы. То есть даже подобраться, даже переправиться...
- Что пишет Ерофей?
Ерофей, один из царевичевых воспитанников, еще когда был отправлен с важной миссией. Ему надобно было обеспечить достаточное количество кораблей на реке Неве. А как иначе?
Шведы там, как у себя дома. Переправляться, когда эти стервятники рядом кружат?
Самоубийство.
Но зато у Алексея было достаточное количество кораблей в Азове. Как больших, так и мелких, вроде турецких фелюг или казачьих чаек. Вот последние-то и были потребны на холодной реке. Но как их доставить?
Казалось нереально, пока не стали считать над картой. Потом план оформился в слова, подсчеты, письма - благо, кампания планировалась заранее, за год, время было. Как и любое важное дело, например, выбор царицы. Не впопыхах же такое делать?
Единственным достойным выходом был признан Большой Волок.*
*- в реальной истории сие деяние получило название Государева Дорога, прим. авт.
Проложить его из Белого моря до Онежского озера было воистину каторжным трудом. Но люди были, деньги были, а потому - строительство началось за два месяца до выхода Алексей с войском из Москвы. Строили двумя группами, обе по пять тысяч человек, продвигались навстречу друг другу.
Северный участок был протяженностью в девяносто четыре версты. Кроме дороги строилась временная пристань на мысе Вардегорский Белого моря и сухопутный участок до деревни Вожмосалма на берегу Выгозера. Южный участок был чуть поболее восьмидесяти верст. И все это время Ерофей отчитывался государю.
Шведы волноваться не должны были.
Ну, куда пойдет Алексей Алексеевич с его полностью сухопутными войсками?
Ан нет, и войска были не такими уж сухопутными, и планы были оч-чень крупными.
Скоро, очень скоро начнется переброска кораблей в Онежское озеро. Тут главное подгадать так, чтобы никто не успел ничего предпринять.
Шведы-от там почитай сто лет сидят, опыта у них всяко побольше.
- Волок готов. Так что отпишу ему - пусть перебрасывает потихоньку корабли.
Иван усмехнулся.
- Помнишь, как мы это задумали?
Алексей помнил. Как сманивали англичан, как строили верфи - он сопливым мальчишкой был тогда. Век бы ничего такого не придумал... но придумал же!? Сейчас уже и не упомнить, как идея возникла, а вот поди ж ты, где взялась.
- Команды у нас тоже хорошие, подготовленные. Если возьмём орешек - будет у него водный гарнизон. Всю Неву до устья вычистим.
- Шведы тоже не лаптем щи хлебают.
- Кристиан намедни отписал, что они шведов бьют в хвост и гриву, только перья летят. Те отступают, не до нас им будет.
- Дай Бог.
Ваня посмотрел на стол.
- Ну что - пишем Ерофею?
Скрипит перо по пергаменту. Медленно, неотвратимо - чаши весов раскачиваются все быстрее и быстрее.

***
- Дон Хуан?
Софья размышляла над пергаментом. Было время, было и желание. По Испании она мало чего помнила из той, прошлой жизни. Разве что бои быков. Но еще она отчетливо помнила, что Габсбурги закончились на каком-то Карле. И вроде бы как во времена того самого Людовика.
Тот это Карл - или нет?
В пользу того самого говорили печальные донесения шпионов. В свои двенадцать лет ребенок был развит, дай Бог, лет на пять. И это еще очень, очень много. Наследственный сифилис - это вам не фунт изюма, особенно в отсутствие антибиотиков.
Там и размягчение мозга, и эпилепсия, и дистрофия... папа уже того-с. Мама, в отсутствие папы, еще одного наследника не сделает. Размножится ли этот конкретный?
Не факт.
Но...
А что она теряет?
Если это - последний Габсбург, значит, она будет кругом права. Если же нет... в худшем случае они приобретут талантливого полководца и умного мужчину.
Дона Хуана Хосе Австрийского.
Единственного признанного бастарда короля Филиппа Четвертого.
Так-то ублюдков король наложил весьма и весьма много, штук тридцать, что ли, но этого и признал, и выделил из всех, и даже даровал титул Князя Морей.
Есть ли возможность заманить его на Русь?
Есть. Не добром, так волоком, вот уж такие мелочи Софью совершенно не смущали.
Цель?
Получение здорового (ну хотя бы относительно здорового) потомства с кровью Габсбургов. И желательно без сифилиса.
А даст двоих-троих детей в законном браке - и может проваливать обратно в Испанию. Вот тут Софья даже и не задумывалась. Захочет человек остаться - к делу приспособим. Нет?
Пусть проваливает ко всем чертям, в рай еще никого за уши не тянули!
- Сидишь, малышка?
Тетка Анна скользнула в кабинет. Софья подняла усталые глаза и послала ей нежную улыбку. Мало кому она разрешала такие вольности. Но царевне Анне?
Этой можно было все. Не билась бы тогда царевна за двоих малышей, не быть бы сейчас и Софье в живых.
- Думаю, тетушка.
- О чем же?
- Да есть тут один носитель королевской крови. Вот хорошо бы его к нам на Русь заполучить, да чтобы он тут свое семя и оставил.
- А что потом?
- Потом, тетушка... брат его младший, что ныне на троне испанском - одно слово, что законный, все остальное и плевка не стоит. Десять лет проживет - уже чудом будет. А у нас и наследник готов?
- По себе ли дерево рубить будем, Сонюшка?
Блеснули белые зубы. И в этот миг Софья вдруг очень напомнила тетке... Степана Разина! Ей-ей, не знала бы, что не родня, точно бы в его отцовство поверила. У него такой же хищный вид иногда бывал. И откуда вылезло?
- А что нам той Европы? Ее за десять лет так потреплют, что дай дороги. А мы осильнеем, закрепимся, поддержку получим. И в нужный момент карту-то на стол и выложим. Испания - страна сильная, у них и колонии, и корабли, и много чего хорошего. Нам еще сотню лет до того расти... что б и не попользоваться?
- На чужом-то горе?
- Не я безумных королей на трон сажала, не мне и ответ держать.
- А сколь старшему брату лет-то? И на ком ты его женить хочешь?
- А вот лет ему почти пятьдесят.
- А сможет ли...
- Любовницы довольны. Авось, и жена довольна останется.
- Тогда и жена ему нужна хоть и молодая, да не слишком. И чтоб плодовитая, чтобы сразу рожать могла...
- Где ж я ему такую царевну возьму? - Софья кривила губы. - Так и о Дуньке пожалеешь.
- Она мне недавно отписывала. Счастлива, дочь у нее родилась, теперь следующего хотят. Дочку Тамарой крестили.
- Отлично. Я про Катюшку думала, да мала она все же для него. Девятнадцать лет - и пятьдесят? Про Машку и речи нет... Тетя, кто у нас еще из царских родственниц?
- Думать надобно, Сонюшка. Из Милославских кого приискать?
- Перебьются, пиявицы ненасытные. Хотя невеста полбеды, жениха бы сюда вытащить.
Анна пожала плечами.
- Может, и стоит тогда попробовать. А сможем ли?
- Чтобы я да не смогла?
- Ох и самоуверенна ты, Сонюшка. А я ведь с тобой о другом поговорить хотела.
- О чем же, тетушка?
- Да о семье твоей. Сколь ты Ивана вокруг пальчика-то водить будешь?
- Я надеюсь, ты мне сейчас не про любовника скажешь?
Анна фыркнула. Об отношениях Софьи и Голицына она была отлично осведомлена. Как и о том, что окажись Васька в одной постели с Софьей - венцом его карьеры стало бы креститься и молиться. А на большее ловелас вряд ли был бы способен. Запугала его Софья до дрожи в коленках.
- Нет. Я о другом тебе скажу. Детей вам надобно.
- Надобно, тетя. Да нельзя пока.
- Вот как? А почему ж?
- Чтобы у Алешки первыми дети родились. Им править.
- А твои тут при чем? По женской линии трон не перейдет, сама знаешь. Да и ты уж не царевна, а боярыня Морозова.
- Знаю. Но тут другое. Мы с Иваном во дворце живем, мы все время при Алеше, у власти. Нам она не нужна, правил бы братик счастливо... а дети мои такое испытание выдержат?
Анна задумалась.
И верно, Софью уже звали Проклятой царевной. А еще - царской тенью. Вспоминали великую старицу Марфу, кою и монастырь от власти не отвратил. И ежели ее дети...
- Ты братоубийства боишься?
Сказала - и словно оледенела. Страшное то дело, но Софья-то какова?! Нет еще детей, а она в них уже усомнилась?
- Боюсь, тетя. - Софью это и не пугало ничуть. - Алексей силен. Федя слабее, Ванечка, считай, не наш уже, Володя пока место чистое, что еще напишем на нем? Какие у нас дети получатся? Бог весть. А я хочу, чтобы старшими в выводке были Алешкины. Чтобы верховодили, чтобы команду себе собирал его сын, как когда-то Алеша меня нашел с Ванечкой...
- Не далеко ли ты загадываешь?
- Нет, тетя, - и вот тут темные глаза блеснули сталью, холодом, стужей от них по комнате повеяло. - Мало править. Мало царствовать. Мало царство свое крепить, надобно его еще в достойные руки передать. Которые все твое нажитое и сохранят, и преумножат. Купцы - и то о сем пекутся. А ведь на нас не лавка с ситцем, от нас судьбы людские зависят. Не угадаем - кровь прольется. Али тебе Смута не памятна?
- Страшный ты человек, Соня.
Царевна закрыла лицо руками, вздохнула - и словно постарела за тот миг на десять лет. Не девчонка сидела перед Анной Михайловной, ровесница. Или - и того старше?
- Пусть страшный, тетя. Пусть потом осудят, пусть грязью закидают - все равно все сделаю, чтобы Русь стояла. Понадобится - сама под кого угодно лягу. Понадобится - казню, куплю, войной пойду... перед Богом я сама отвечу. А уж с детьми-то подождать пару лет - дело и вовсе несложное.
- Травы пьешь?
- И это тоже. И дни считаю, чтобы опасные пропустить. И уксусом пользуюсь. В гареме таких тайн много, ты же с Лейлой сама говорила, знаешь.
- Знаю.
- Страшно мне, тетя. Словно по ниточке над пропастью, да с грузом за плечами. Очень страшно.
Что могла сделать царевна Анна?
Только одно. Подойти и обнять племянницу. Крепко-крепко, как обнимала ее в детстве. И зашептать что-то глупое и ласковое, о том, что все будет хорошо, и справится со всем умничка Сонюшка, и всех плохих мы прогоним, а всем хорошим будет хорошо, и лето будет теплое, и дети будут бегать по траве босиком, и роза в цветнике зацвела...
И проклятая царевна плакала, словно ребенок, выплескивая в этой истерике и тоску, и усталость, и страх.
Завтра она будет сильной. Завтра.
Сегодня же... спаси тебя Бог, тетушка Анна.
Тетушка?
Или - мама?

***
- Ну, каков улов, адмирал?
- Две галеры, боярин!
Павел Мельин недавно пришвартовался у пристани и был радостно встречен Ромодановским. Русские уже заполонили Азовское море - и чувствовали себя в нем спокойно и свободно. Да и Черное море постепенно осваивали. Пусть пока и ходили они вдоль берега, чтобы чуть что - нырнуть под защиту своих пушек, пусть не слишком опытны были команды, но это ж нарабатывается. Зато все корабли были оснащены пушками - и имели четкий наказ туркам в плен не сдаваться.
Да и не собирались. Сколько порассказали бывшие галерные рабы - русские теперь зубами глотки турецкие готовы рвать были, лишь бы не попасть в полон. Да и не надо им было тех сражений. Научиться бы, сработаться, чай, дело новое, незнакомое...
А вот турки иногда пробовали русские кораблики на зуб.
По зубам же и получали, ну а официально... был кораблик - да утоп. Неизбежные на море случайности, как тут еще скажешь?
А нечего на торговцев нападать!
- А народу там сколько?
- Да с сотню турок. Пристроишь?
- Как не пристроить! Дорога известная!
На Русь, на Канал, а про выкуп забудьте. Сами-то вы не слишком милосердны к христианам были, вот, теперь вам те слезки и отольются.
- Есть ли с Руси новости?
- А то ж! Государь наш шведов воевать отправился.
- Шведов... - с этими Поль Мелье не сталкивался, но... - от нас чего надобно?
- Чего надобно, того я пошлю. Деньгами, сам понимаешь. Война их в три горла жрет.
- А корабли?
- Пока вы туда дойдете, аккурат война кончится.
Давно уж боярин и адмирал перешли 'на ты', оценив друг друга по достоинству.
- Ты все равно государю отпиши, коли понадобится, все мы, как один...
- Отписал уж. Вояки...
- А ворчишь чего?
- Да Митька тоже просился в войско, едва отговорил...
Поль мудро промолчал о том, что боярин и гордится приемным сыном, и боится за него - сам грешен.
- Хороший сын у тебя, боярин.
- Знаю. А вот ты покамест не знаешь, что он в твой дом зачастил....
- И зачем?
- Да уж не ради латыни. Дочь твоя ему нравится...
- Вот даже как? Ну.... дело, конечно, молодое, но ты учти, что за блуд я ему...
- То он и сам понимает. Не знаю, чем уж у них закончится, но глядишь... и посватаемся?
Поль ухмыльнулся.
- Рад буду, боярин.
Вот так и врастают в чужую землю. Корнями крепятся, семьями, детьми, внуками, для коих русский уже родным будет. Два-три поколения - и окончательно обрусеют Мельины.

***
Двадцать второго июня турки подошли к Вене.
Со стен на них спокойно смотрели комендант города герцог Мельфи - и пан Володыевский. Яна там не было. У него войска-то были сплошь кавалерия, а от таких за стенами толку чуть. Пришлось им отойти пока подальше. Ударят, когда момент придет.
- Много их...
- И не таких видали, а и тех бивали, - на русский лад пожал плечами Ежи.
Маленький рыцарь чувствовал себя спокойным. Вот в Каменце - там да, там другое дело. За спиной его была Бася, была земля родная, там костьми лечь стоило. А тут что?
Политические интересы?
Ну-ну...
Да сожри турки ту Вену три раза и все три поперек, у Ежи не заболит.
Затрубили трубы, и вперед выехал турок в расшитых золотом одеждах. Помахал белым флагом, вызывая на переговоры.
Герцог вздохнул - и направился к воротам. Обязанности...
Хотя что там будет, он наперед знал. Предложат ему сдаться, дело житейское. Он, конечно, предложение отвергнет, потому как его император за такое повесит, словно последнего вора.
А потом...
Потом останется только молиться Богу - и почаще заряжать пушки.
Ежи остался на стене. Сощуренными глазами он оглядывал окрестности.
Постройки вокруг Вены снесли, чтобы облегчить работу ее защитникам. Попробуют турки волной накатиться - и расстреливать их будут, что ту волну. Безжалостно и каждой пулей в цель. Только и они не дураки. Апроши рыть будут, траншеи ладить, редуты...
Могут, конечно, ринуться на приступ, чай, их двести тысяч тут будет. И взять крепость могли бы при таком раскладе. Да только это им несвойственно. Тогда ж почитай, каждый пятый в землю ляжет. Куда им, собакам...
Внизу что-то отвечал комендант Вены. Потом парламентер развернулся и поскакал обратно.
Осада началась.

***
Приходилось ли вам приговаривать к казни свою любовницу?
Мать своих детей?
Просто любимую женщину?
Нет?
Ну, тогда вам не понять страданий Короля-Солнца. А у него было оч-чень плохое предчувствие. Посланцы от Папы Римского прибыли более двух недель назад - и торчали у короля, как гвоздь в неудобьсказуемом месте. Им-то что?
Сказано - искать и хватать, вот они и будут.
Допрашивать, с применением истинно христианских методов (дыба, вода, огонь), увещевать (вода, огонь, дыба), доискиваться правды...
Под эти поиски попало уже человек двадцать придворных, в том числе и герцог де Вивонн. А где герцог, там и его сестра.
Атенаис пока не трогали, но Людовик почти кожей ощущал свое бессилие. Рано или поздно, так или иначе... не будут ее покрывать. Не те людишки!
А скандал разгорелся шумный!
Его имя полощут на всю Европу, особенно голландцы стараются, как будто не понимают, что Нидерландам будет только лучше под его милостивым владычеством! Ежели так дальше пойдет, второй Фронды не миновать.
Кто-то людишек подогревает, но кто?
Зачем!?
Мысли были печальными.
- Мой друг, вы позволите?
В комнату скользнула темная тень.
Франсуаза Скаррон, маркиза де Ментенон. Она одна из первых согласилась побеседовать с посланниками Папы, она настаивала, что дети все равно невинны, в чем бы там ни подозревали их мать, она защищала малышек, словно львица - и Людовик был ей благодарен. А еще она была достаточно симпатична. И - умна.
С ней можно было поговорить обо всем. Она кожей чуяла королевское настроение, и все чаще Людовик задумывался - где были его глаза? Рядом с ним такая женщина, а он соблазнился на золотые кудри Атенаис.
Или та его правда приворожила?
- Мы рады видеть вас, Франсуаза.
Его величество благосклонно улыбнулся. Маркиза присела в глубоком реверансе, чуть улыбнулась. Короля невольно царапнуло простое закрытое платье, убранные в узел волосы - ничего общего с веселой легкомысленной Атенаис. И все же...
Франсуаза была красива. Темные волосы, темные глаза, нежная мраморная кожа - недаром когда-то ее прозвали 'прекрасной индианкой'. А когда к красоте добавляется ум и внутренняя сила - женщину можно опасаться.
- Что-то не так с детьми?
- Ваше величество, я опасаюсь за них. Толпы людей осаждают мой дом. Пусть малышей сейчас там нет, но... это страшно. Они кидаются грязью, они кричат такое, что мне страшно повторить...
- Я пошлю войска, чтобы разогнать этих тварей.
- Гнев людской так просто не остудить, ваше величество. Они требуют маркизу де Монтеспан - и рано или поздно ее получат.
Людовик и сам это отлично знал. Но...
- Маркиза, вы сами знаете, сколько значила для меня Атенаис.
Франсуаза не позволила себе улыбнуться, хотя отметила это важное 'значила'. Людовик уже отрекся от своей любовницы. На расправу он ее не выдаст, но...
- Народ настроен к ней очень... холодно. Вы сами помните Лекюера...
Помнил ли Людовик? Да отлично он помнил священника, который отказался дать мадам де Монтеспан отпущение грехов. Еще и высказался в весьма нелицеприятных выражениях. Конечно, Великолепная Атенаис бросилась жаловаться возлюбленному, священника строго наказали, а толку?
Как люди ее не любили, так и продолжали, а теперь вообще возненавидели.
- Я не могу отдать ее на расправу, маркиза.
- Но этого и не надо, ваше величество. Есть ведь решение, которое устроит все стороны? И я не верю, что вы, с вашим блестящим умом, до сих пор его не приняли. Хотя, конечно, это безумно тяжело. Я вам так сочувствую, сир, просто безумно...
Судя по бараньему взгляду короля - решения он в упор не видел. Но не признаваться же?
- Какое бы решение я не принял, маркиза все равно будет мертва...
Хоть суди сам, хоть отдай святошам - результат один.
- Ваше величество, но мертва - и мертва для мира, это все-таки вещи разные? И дети смогут ее навещать, и вы проявите свое милосердие. А монастырь можно выбрать... подходящий?
Франсуаза смотрела невинно. А до Людовика доходило.
И то верно, монахиня - уже не человек. И позором на ее детей это не ляжет? Не будет Атенаис, будет сестра Мария, например. Где-нибудь в глуши, там, где птица лишний раз не пролетает?
И на него уже позор не падет, он не станет закрывать королевским именем чернокнижницу. И...
Какая же умница Франсуаза. Не зря он ей детей доверил...
- Вы правы, маркиза. И монастырь уже выбран.
Франсуаза присела в реверансе.
- Я и не сомневаюсь в вашей мудрости, сир. Так я могу объяснить это детям? Что их мама, в ужасе от подозрений, решила очистить свое имя единственным возможным путем - и уйти от мира, чтобы на них не пало пятно подозрений?
- Да, разумеется.
- Благодарю вас, сир! Вы так добры...
Людовик галантно распрощался с дамой и вернулся к делам. Но сейчас ему было уже намного спокойнее. Скандал, конечно, разразится, но королевскую фамилию не затронет, а это уже отлично!
Умничка, мадам де Ментенон.
Надо будет чаще с ней общаться. И как он ее раньше не заметил?
Франсуаза тоже была довольна. Ей удалось натолкнуть короля на хорошую мысль и устранить с дороги одно из главных препятствий. Она была так близко от трона, так близко от Людовика, казалось, руку протяни, а вот воспользоваться властью не могла. Атенаис порвала бы горло любому, заподозрив в покушении на ее право или место. Сейчас же...
Интересно, какой монастырь выберет для любовницы его величество?
Франсуаза оценила бы иронию, знай она, что Людовик подумывает о парижском монастыре кармелиток, в котором уже жила его бывшая любовница - Луиза де Лавальер. А что? Короля дамы уже делили, в соседних покоях уже жили, теперь будут делить иного жениха. Вечного.
Королю, хоть он и звался Милосердным, был свойственен легкий моральный садизм. Увы...

***
Осада Вены проходила спокойно и даже как-то буднично. Турки подкапывались под стены, сверху их обстреливали, но методы противодействия были давно известны, так что сильного ущерба нехристям нанести не удавалось. Так, потрепать нервы.
Для обеих сторон в осаде были и свои плюсы - и свои минусы.
Плюс для австрийцев - выигранное время, невзятый город, недокорм в турецкой армии, да и союзники могут подойти в любой момент.
Минусы? Так у них тоже нервы не железные, людей намного меньше - и припасов решительно не хватает. Продлись осада полгода - сапоги варить придется.
Плюс для турок - минимальный расход людей, все-таки регулярной армии оставалось не так и много, поражения в Польше янычарам на пользу не пошло.
Минус - то же время. Поди, прокорми такую толпень? А там еще животные. А фураж никто не отменял. Сложная ситуация. Но пока обе стороны тянули время.
Тем временем собиралось Воинство Священной Лиги. Священная Римская Империя отжалела аж сорок тысяч войска. Венецианская республика на пару с Мальтой - двадцать. Поляки тут уже были представлены Яном Собесским. Слали письма и к русским, но царь отговаривался, мол, мы как только, так и сразу... а брачный договор уже подписан? Ах, нет еще?
Ну, тогда извините. Утром деньги - вечером стулья. Намеки, что так договор никогда и не подпишут, русских тоже не пугали - люди целее будут. Тем более, что Алексей Алексеевич ушел в поход, а царевна Софья торговаться умела. В ее фирме без частичной предоплаты не работали и триста лет, отмотанных назад, на ее мнение никак не повлияли. Знаем мы таких... котов Леопольдов. Сначала попользуется, а потом лапками разведет: 'денег нету, ребята, давайте жить дружно?'. И что? Заказывать его киллеру?
Всех не перестреляешь.
Так что император, скрежеща зубами, писал в Эскуриал и в Португалию. Дело двигалось, но с таким скрипом...
Турки двигались намного быстрее. Но Ян выступил бы под стены Вены, если бы ему не ударили в спину.
Дело в том, что турецкая армия была громадна. Двести тысяч - это много, очень много. И всей толпой она двигаться не могла. Она была растянута рассеяна вдоль коммуникаций. Но несколько отрядов, в которые, кстати, входили и остатки татарской конницы, мечтающие поквитаться за польский и крымский разгромы, двигались достаточно быстро.
А еще были валахи, венгры и молдаване под командованием Имре Текели. Им идти было куда как ближе, Габсбургов они терпеть не могли, а потому согласились на предложение турецкого султана.
Сулейман двигался к Вене, а войска Имре продвигались тихо, вдоль польских границ. И в нужный момент - ударили.
Легкие, мобильные, конные и оружные.
Мало того, что они ударили - еще, вот кошмар-то, вот беспорядок, начались опять волнения в Чехии. Еще не высохла там кровь, пролитая во время тридцатилетней войны. Чего уж говорить, в начале века там было более двух с половиной миллионов людей, сейчас - не более восьмисот тысяч. И оставшиеся не хотели поквитаться? За свою свободу? За навязанных на шею иезуитов?
Да там стоило только спичку поднести - и полыхнуло.
Имре и поднес.
И в тылу у Леопольда вспыхнула самая страшная война - партизанская.
Войска Имре передвигались по землям Чехии невозбранно, их встречали с радостью, а провожали с грустью. Тем более, что дисциплину Текели установил железную. И то сказать - не было у него в войске наемников с большой дороги, коим бы пограбить и потешиться. Люди Ракоци, люди Зринских, люди самого Текели, валахи - все те, кто сам натерпелся от Габсбургов.
Солдат Леопольда давили, травили, выцеливали из кустов - одним словом, им в спину стрелял каждый куст. А потому - необходимая помощь к осажденной Вене просто не пришла. Леопольд вынужден был бросить часть союзных войск под командованием Яна Собесского на усмирение бунтующей провинции - иначе он рисковал остаться аккурат с одной Веной.
Ян не возражал - ему вовсе не хотелось класть своих людей за чужие интересы. А вот погоняться за негодяями, которые мутят народ?
О, это сколько угодно!
Так и получилось, что под стены Вены вышло совместное австрийско-венецианское войско под командованием графа Эрнста фон Шатермберга.
Но птицы летят быстрее, чем идут войска.

***
- Готовы ли царские покои?
Софья носилась по Кремлю ураганом. Вот-вот должна была приехать Ульрика-Элеонора, а у них еще тут крокодил не ловился!
- Да все готово, Сонюшка. Успокойся.
Тетка Анна, которая надзирала за приготовлениями, смотрела ласково.
- Да я и не беспокоилась.
Соня немножко лгала.
На правах свекрови ее сегодня уже помучила боярыня Морозова, выговаривала за бесплодие.
Не брюхата ли ты, невестушка? Нет? А коли что с Ванечкой случится, род без наследника по твоей вине останется... может, ты и вообще бесплодна?
Долго Софья слушать ее не стала, но осадочек никуда не делся.
У Шан опять же...
Да, девушка была полностью покорна и мила, но... гадюки - они тоже тихие и милые. И тенденция в поведении малявки была весьма неприятная.
Пять истерик за последние двенадцать дней. Можно понять девчонку - она осталась без служанок и евнухов, которых вежливо отослали на родину... ну, как отослали? Уехать они точно уехали. А вот куда доедут?
В зависимости от политической ориентации данного персонажа. Вот евнухов точно надо передавить, большую часть, а служанок можно и оставить. Поживут в Дьяково, а там и к делу пристроим. Язык преподавать, или еще что полезное, замуж выдадим...
У Шан оказалась окружена русскими - и принялась действовать.
Слезы, крики, скандалы - и все прекращалось в присутствии Федора. Братец гладил невесту по голове и чувствовал себя большим и сильным рыцарем. А как еще, если девушка (пусть девочка, но надолго ли это) бросается тебе со слезами на шею, лепечет что-то благодарное, затихает в твоих руках...
Так и озлишься, что воспитывала в братьях ответственность.
Любовница пока помогала отвлечь Федю, но У Шан настроилась на долговременную осаду. И активно изучала язык, интересовалась христианской верой, перенимала обычаи - так, что боярыни были в восторге.
Тетки радовались - мол, помощница будет.
А Софья видела другое.
Долговременную интригу. Не привыкать этой девочке, она среди таких росла. Она будет выжидать и год, и два, и пять лет - и ударит. Рано или поздно, но в уязвимое место.
У вас паранойя?
Это еще не значит, что за вами никто не следит.
Возможно, Софья преувеличивала возможности малявки, но все, все в ней кричало о том, что в царскую семью вползла змея. И избавиться сейчас от нее нет никакой возможности, нужна хотя бы пара наследников.
Что остается?
Терпеть и ждать. И искать противовесы. В виде Ульрики-Элеоноры. Еще не приехавшая принцесса уже была обречена на дружбу с Софьей. Хороша ли она, плоха ли - царская семья должна быть безупречна. Приятно и то, что на стороне Софьи играет время. У Шан пока рожать детей не может, а вот Ульрика - вполне. И воспитывать своих детей надо в нужном духе. Да, и у китаянки детей заберут сразу после рождения.
Конечно, девушка будет сопротивляться, кто бы спорил. Но... традиция. Такая приятная и нужная штука! Или даже без традиций - отправить их с Федей куда-нибудь по делам, а ребенка оставить с кормилицами. Не тащить же малыша в дальние дали без всяких условий?
Ладно. Время что-нибудь придумать еще есть.
Эх, сложно это.
Так что Софья готовилась к приему еще одной невестки и просчитывала последствия. Вариантов было много. Ульрика окажется еще одной У Шан, Ульрика окажется неким вариантом Любавы, Ульрика окажется редкостной стервой...
Царевне заранее было грустно, а доставалось окружающим.

***

 - Мой повелитель, позволено ли будет мне...
Сулейман раздраженно махнул рукой. Гуссейн-паша тут же отбросил льстивый тон и заговорил деловито и серьезно.
 - На подкрепление выступило около пятидесяти тысяч человек. Чуть поболее, но все равно - много. И скоро они будут здесь. Тогда исход боя станет... сомнительным.
Сулейман кивнул. Глупцом он не был, книг тоже прочитал достаточно, а потому понимал - как только придет войско, они окажутся в печальном положении. Бить их будут и из города - и за городом. Его братец так и попал - в Каменце. А тут вот сам Сулейман может оказаться в ловушке.
И что делать?
 - Дозволено ли будет скудоумному...
 - Гуссейн!
 - Мой повелитель, я бы советовал сейчас собрать войска в единый кулак и пойти на штурм. У нас достаточно людей и пушек, мы возьмем город в два дня.
 - А сколько мы при этом потеряем?
 - Не менее четверти.
 - Вот видишь...
 - Неужели моему повелителю так угодны янычары?
Угодны ли?
Спору нет, сила они хорошая. Но неуправляемая настолько, что Сулейман бы их кому хочешь сбыл. Еще и приплатил бы. А тут...
В глазах мужчины мелькнуло понимание.
 - Ты предлагаешь...
 - Мой повелитель, я не смею...
Глаза Сулеймана стали холодными и Гуссейн-паша поклонился.
Да, именно это он и предлагает. Начать обстрел, под прикрытием послать на стены янычар, пусть полягут одни, но по их телам пройдут другие. Вена богата, добыча будет королевской.
К тому же - будем честны, повелителю ведь не угодно двигаться далее и воевать всю жизнь? Австрии вполне хватит, можно будет даже дать кусочки свободы тем, кто изнывал под игом Леопольда. Пусть верят в своих богов, пусть ставят храмы, опять же, можно назначить род Текели вассальным правителем и выдать ему ярлык...
Мозаика складывалась легко.
Дело было за последним кусочком - взять Вену.
Потери будут громадными? Так что ж! Пусть - будут. Или - не громадными?
Последние слова визиря медом пролились на сердце султана.
 - Правда ли это?
 - Я готов отвечать своей седой головой, мой повелитель. Если завтра не... я сам выпью яд!
И Сулейман решился.
 - Завтра с утра начнется штурм.
Гуссейн-паша поклонился, пряча в глазах хитрые искорки.

***
И штурм начался.
Более всего Вена походила на шестиконечную звезду. С одной стороны в крепость втекал ручей Вин, с другой ее прикрывал дунайский канал, но оттуда нападений и не было. К чему?
Куда как удобнее было обстрелять крепость с той стороны, где ручей не мешал поближе подтащить пушки. А вот приступ начался, наоборот - со стороны ручья. Переправиться через него было не так сложно, но укрепления там были поменьше, толщина стен Вены вообще кое-где доходила до двух метров - шансы были и очень хорошие.
Герцог Мельфи метался по стене, стараясь разорваться, но быть везде. Под обстрелом, чтобы подбодрить людей, с той стороны, где турки, словно сумасшедшие лезли на стену...
Ни них скидывали бревна, лили кипяток, слышались крики и стоны раненых и умирающих, но останавливаться ни одна из сторон не собиралась.
Приказ султана был прост и понятен - умри, но не отступи. Да и некуда было отступать. Сзади янычар поддерживал пушечный огонь, так что дезертиров могли просто пристрелить свои.
Пушек у турецкого войска хватало, так что двусторонняя атака была весьма и весьма неприятна. Отвлечешься с одной стороны - там под прикрытием пушек подберутся, да взорвут ее. Отвлечешься с другой - так там или взорвут, или залезут...
Ежи Володыевский меланхолично отметил для себя, что атака идет по всем правилам и понадеялся, что уцелеет. Будь, что будет, но от пуль прятаться он не станет. Иначе Басе в глаза посмотреть не сможет.
Но этого и не потребовалось.
Про домик у стены, купленный чуть ли не полгода назад, Ежи не знал. И про планы государя - тоже.
Кто б ему доверился, зная почти болезненную порядочность шляхтича?
А вот покупателям только и осталось, что углубить подвал домика, доведя его почти до стены, заложить в подкоп побольше черного пороха, добавив для верности еще и динамита - и в нужный момент поджечь фитиль.
Какой момент нужный?
Так все согласовано с Гуссейном-пашой.
Недаром переписывались Алексей Алексеевич и великий визирь Гуссейн-паша. Не султан,, нет, ни к чему султану входить в такие мелочи. А вот Гуссейн-паша интересовался и сильно. Взятием Крыма. Сведениями, полученными от бежавших татар - и приходил к выводу, что есть у русских какое-то оружие. Что-то такое - точно есть.
Что?
Да кто ж такие секреты раскрывает?
Но дав полунамеками понять, что войска Великого Султана будут искать себе новую цель не на Руси, Гуссейн-паша получил понимание и одобрение со стороны царя. Переписка завязалась оживленнее - и паша намекнул, что может быть, русских тоже позовут воевать супостата.
Алексей Алексеевич ответил в том смысле, что обязательно позовут, но кто там супостатом будет - еще больший вопрос.
Слово за слово, письмо за грамотку - так и завязалась гроздь союзничества.
Гуссейну-паше не нужна была Русь - далеко и холодно. А вот Австрия, Венеция... самый раз!
Алексей Алексеевич сначала сомневался, но Софья заметила, что в политике врагов нет. Союзников тоже. Есть инструменты - и есть те, кто их использует. Не хочешь стать первым? Учись быть вторым.
Понятное дело, что Гуссейн-паша собирается нашими руками решить какие-то свои проблемы. Работа у человека такая. Визирем вообще жить несладко, с одной стороны вечно недовольный народ, с другой - такой же султан. И хорошо, если султан хоть неглупый. А то....
Так что переписка продолжилась к обоюдному удовольствию - и уже под Веной Гуссейн-паша получил письмо от одного из 'троянских коньков'. Мол, вы штурм начните, а мы для вас вот эти ворота-то и откроем.
Выкуп?
Наши отряды отпустите без выкупа, сами понимаете. Остальных хоть с кашей ешьте.
Жестоко?
А вот не нравились почему-то русским подданные Леопольда. Смотрят, как на тварь, слова сквозь зубы цедят, свято уверены, что 'рюсски отшень глюп...'. Ну, так и не обессудьте, сами напросились.
Взрыв?
Ну и взрыв, и что? На войне всякое бывает, может, это турки постарались. Это у них надобно спрашивать. А коли не верите, ищите чудаковатого голландца Якоба Визеля, пусть отчитывается.
Найти не можете?
Бывает.
И 'Якоб Визель', и его 'сыновья', сменив внешность и переодевшись, направились в другой дом, также купленный на царские деньги. Только тот уж никто не подорвет.
Тяжко это было.
Даже царевичевым воспитанникам - тяжко. Почитай, год прожить в чужой стране, говорить, как они, думать, как они, двойной жизнью жить, предательство готовить...
Хотя это кому предательство, а кому и триумф.
Леопольду они ничем не обязаны, а вот государь их из сточной канавы достал, отмыл, выучил - так что ж они, добром за добро ему не отплатят?
Мысль о том, что они предают христианский город в руки мусульман, то есть нехристей, мужчин тоже не посещала. Что те нехристи, что эти - католики. Разве что Якоб иногда переживал по этому поводу, но стоило ему пройтись по улицам Вены - и турки начинали казаться меньшим злом. Не дай Бог Москве такой стать!
Так что один из 'троянских коньков' поджег фитиль - и ушел. Кто там будет обращать внимание на мальчишку на улицах города? Особенно когда войско что есть сил отбивает штурм турецких янычар, а те лезут словно обезумевшие...
А через пятнадцать минут и громыхнуло.
Да как!
Часть стены просто осыпалась наружу - и в образовавшийся пролом через пару минут хлынула волна турок.
Не янычары, нет.
Один из отборных полков, который жалко бросать на стены. Это не тупое пушечное мясо, сюда Гуссейн-паша чуть ли не лично каждого человечка подбирал. Вот их и поставил ждать, пока стена рухнет от взрыва. Остальное было делом техники - расширить пролом, ворваться внутрь - и начать резню. Жестокую и беспощадную.
С этой минуты итог боя был предрешен. Ни одна крепость не выдержит предательства.

***
Сулейман въезжал в Вену победителем.
Неважно, что победа была предрешена заранее и обеспечена предательством. Важно другое - Вена лежит у его ног покорной одалиской. Да, при штурме полегло более тридцати тысяч человек. Но - янычар не так жалко.
- Кто командовал обороной?
- Герцог Мельфи, мой повелитель.
Герцога, увы, живым взять не удалось. Сопротивлялся до последнего, чуть ли не зубами глотки рвал, а потом захрипел, за сердце схватился...
Убить смогли бы, а вот откачать - не было таких специалистов, не ходят лекари на штурм крепостей.
А вот Ежи Володыевского одолели хитростью. И самого лихого фехтовальщика можно окружить, да сеть набросить.
Теперь маленький рыцарь сверкал глазами, а Гуссейн-паша сортировал пленников.
Кого - на выкуп.
Кого - на рабские рынки.
Кого - вообще гнать за стену.
Последнее - стариков, крестьян, которых по причине страхолюдства, не удалось бы и слепому продать...
Ежи, кстати, о готовящемся предательстве не знал - и сообщать ему никто не собирался. Слишком непредсказуемой могла быть его реакция. Вплоть до отъезда в родимые края. А к чему лишаться такого кадра?
А потому...
Уже ночь пала, когда к загону с пленниками пришел Гуссейн-паша.
Вену отдали на ночь янычарам - и сейчас оттуда доносились крики и хохот. Там резали, грабили, насиловали, а воины могли только сжимать кулаки.
Но что они сделают?
Они проиграли. Бежать из рабского загона можно, но кому ты поможешь? Свою бы шкуру спасти...
Тем неожиданней для Ежи было то, что его вытащили из загона и повели к шатру Великого Визиря. Султан праздновал, а Гуссейн-паша работал. Там вежливо показали саблю и объяснили, что при малейшей попытке напасть, неверный лишится головы с помощью этого полезного предмета.
Ежи в ответ образно послал своих охранников в пеший эротический тур, был оборван затрещиной и впихнут в шатер с напутствием: 'язык отрежу'.
Языка было жалко. Но и кланяться Ежи не собирался. Впрочем, визирь и не требовал. Кивнул слугам, так, что Ежи быстро усадили на ковер и подвинули поближе чашу с вином, так, чтобы шляхтич мог дотянуться связанными руками.
- Пейте, ясновельможный пан. Я рад, что вы живы.
Ежи так удивился, что послушно поднес чашу к губам. И верно - вино. Гуссейн-паша наблюдал за ним с легкой улыбкой.
- Правоверные это не пьют, но вам сейчас надо. Вы целы?
- Да, вполне. Зачем вы меня позвали сюда?
- Вы служите русскому государю. А мы ему не враги.
- Зато моей родине вы враги! Никогда не забуду, как горел Каменец! - Ежи сверкнул глазами.
- Это хотел сделать султан Мехмед, за что и поплатился. Жизнью. Разве этого мало?
Ежи задрал голову, намекая, что вообще-то да! Мало! Вот коли бы всех султанов перевешать, да лучше с визирями...
Гуссейн-паша наблюдал за мужчиной с легкой улыбкой. Воин, что тут скажешь? Не политик, не дипломат - воин. И хорош на своем месте, просто не надо его нагружать излишними сложностями жизни.
- Вы сейчас пойдете - и разыщете по загонам всех своих людей. Завтра мы вас отпустим с условием никогда не возвращаться на эту землю.
- Что!?
Ежи был искренне удивлен. Но.... как так?!
Так не бывает!
Ему и в голову не приходило, что Гуссейн-паша сейчас отрабатывает полученный аванс. Вену взял? Оплати!
- Мы вернем вам коней и оружие. Но вы уедете к себе на родину. Здесь не ваша война.
Вот эти слова отозвались в Ежи медным колоколом. Что верно, то верно. Не их.
Где были все эти австрияки, когда на польскую землю враг пришел? Ни один не помог, ни одного не коснулось - и голову не повернули!
Подумаешь - поляки. Пусть их воюют, лишь бы до нас не добрались!
И не пришел бы Ежи сюда воевать, кабы не приказ государя. Надобно было кого послать на подмогу - почему бы и не Ежи.
- Я дам вам фирман повелителя, с которым вы пройдете мимо наших войск.
- Султан приказал...
- Да. Он тоже не хочет ссориться с русским львом. Два великих государя легче договорятся между собой, чем с трусливым шакалом, который бросил своих людей и сбежал, пряча свою вонючую шкуру. Ваш государь воевал сам - и султан оценил его храбрость.
Ежи тонул в восточной патоке, но главное понял.
Их отпускают. Можно ехать домой и жаловаться государю. Алексей Алексеевич поймет. А коли нет - повинную голову и меч не сечет.
Но... повинную ли?
- Вы нас просто отпускаете?
- Не просто так, нет. Вы погостите у нас около месяца - этого будет достаточно, чтобы передать письмо вашему государю и получить ответ.
- Ах вот оно как... за выкуп, значит?
Гуссейн-паша спрятал улыбку.
Ни к чему Ежи Володыевскому знать о переговорах между ним и русским государем. Султану - Вену. Русскому - его людей.
Но - репутация.
Русские не могут позволить себе ввязываться в свары с Австрией, никак не могут. А потому Гуссейном-пашой уже пущен слух, что крепость в нужный момент взорвали его люди. Что русский государь выкупит свои войска из плена за дорогую цену. Султан знает, этого достаточно.
Конечно, никакого выкупа не будет. Но привезти его - привезут. Слухи пойдут, что и требуетсяы. И Ежи уедет домой, к своей семье... о чем это он?
- Мой друг остается здесь. Я не могу его бросить.
- Пан Собесский. О, он блистательный воин. Но вы ошибаетесь. Скоро он тоже вернется на родину.
Ежи не верил, но и крыть было нечем. Тем более, что визирь непрозрачно намекал, что рыцарь в ответе за своих людей, что присягу он не приносил Леопольду и служить ему не обязан, что коли он тут голову сложит во имя неясно чего - русский государь не одобрит. И вообще - коли так, отправьте гонца, пусть принесет вам ответ государя?
На последнее Ежи, конечно, не согласился. И провести ночь в шатре визиря тоже. Отправился обратно в наспех устроенные загоны.
Утром он пойдет искать своих людей. Если этим нехристям можно верить.
Можно ли?

***
- А ну, навались!
- Еще раз!
- Ух, ё....
Государева дорога была сбита в рекордные сроки - и полностью оправдывала не родившуюся еще поговорку про дороги и дураков. Да и как ту не оправдать?
Пройти из Архангельска Белым морем в Онежскую губу, оттуда волоком в Выгозеро, потом в Онежское озеро, да и по Свири в Ладогу.. Тут и люди нужны, и люди - особые. Те, кто с деревом, с кораблем отродясь знается.
И даже с такими - это каторга.
Строили наспех, кое-как, дерево сырое, тащить тяжко, то одно, то другое ломается, несколько десятков человек уже эту дорогу полили своей кровью, пара смертельно, остальные - так, по мелочи. Но государевы деньги тут не утешают. Они хоть и обещаны уже, но здоровье-то кто вернет?
Корабли разобрали на части - и тащат. Кое-где едва ли не на руках.
Люди идут сами.
Кто-то падает, кто-то матерится, но идут.
Потому что Орешек разгрызать надобно. Эти две крепости - Нотебург и Ниеншанц, как кость в горле на реке Неве.
И надобно это сейчас делать, покамест войска шведские связаны войной с Кристианом. Там и флот сейчас, а на Неве - так, остаточки.
Если ударить в спину, можно много людских жизней сберечь.
Подло?
В войне сие слово неуместно. А десанты на наш берег высаживать, да селения русские разорять - не подло? А шведы частенько этим грешили, пользуясь тем, что не до них русским государям.
Вот за это Алексей отца очень корил, хоть вслух и не высказывался. Соня знала...
Ну что толку, что Алексей Михайлович сына хотел королем польским сделать? Тоже, король, морда чистая, а зад в навозе! Польшу воюем, а чтобы оборотиться да посмотреть, кто твои тылы разоряет, да о людях позаботиться...
На юге сейчас хоть жить начали, а то существовали от набега до набега. Теперь вот еще шведов вразумить и финнов - и можно будет жить спокойно.
Вот уж каких планов себе не ставил Алексей Алексеевич, так это постоянно воевать. Колоссы - они часто на глиняных ногах стоят. А ему нужно крепкое государство, кое он в наследство детям и оставит.
С тем он войско на Нотебург и вел.
- Государь, дозволишь ли пред твои светлые очи гонца допустить?
Иван поблескивал голубыми глазами весело и хитро. Алексей сдвинул брови.
- Ванька... откуда гонец?
- А с Ладожского озера.
- И ты молчишь?
- Докладываю, вон гонец.
Иван кивнул в сторону запыленного парня, который кое-как держался в седле. Алексей Алексеевич кивнул, разрешая допустить. Тем более, что приглядевшись, узнал одного из своих 'воспитанников'. Как же его зовут... Антип? Да, кажется, Антип. Обстановка была походная, так что останавливать войско ради того, чтобы соблюсти приличия Алексей Алексеевич не стал. Принял пакет, не слезая с коня, распечатал и быстро проглядел несколько строчек, наспех нацарапанных на пергаменте.
- Отлично! Молодец, Антип!
Парень аж расцвел, рассыпавшись в благодарностях. Как же!
Государь его имя помнит!
- На словах Ерофей ничего передать не просил?
- Государь, лодок собрали достаточное количество, корабли будут на реке дней через пятнадцать. Лестницы заготовлены, фашины навязаны. Все будет исполнено по вашему приказу.
Дней через пятнадцать.
Алексей прикинул, где будет его войско и кивнул.
Должны успеть, причем почти одновременно. А это важно.
В 'корабельной команде' воинов почти нет. Мастера - да. Моряки - да! Но на земле они воевать не обучены. Вот на море - да, там довелось походить, и чужие корабли попугать. Чай, уже десять лет его личному флоту, хватило за это время приключений.
А шведы не дураки.
Понимают, что как только русские корабли коснутся вод Невы - им можно топиться всем составом. А потому попробуют устроить диверсию. Поджечь судна, порубить или угнать в плен людей. Вот, чтобы этого не произошло, нужно его войско.
- Шведы пока не волнуются?
Все ж таки волок - не игрушка. Строить его тяжко и шум стоит большой. А места те не безлюдные. Охотники, рыбаки - достаточно одного, кто заметит и донесет - и будет их ждать теплая встреча.
- Ероха... ох, то есть Ерофей просил передать, что троих пришлось убить. Охотники. Хотели, было, живьем взять, да те не дались. А уйти им дать никак нельзя было.
- Молодцы. Благодарю за службу, Антип. Ты сегодня поешь, отоспись, а через день опять тебя пошлю с письмом.
- Повинуюсь, государь!
Алексей Алексеевич похлопал парня по плечу и повернулся к Ивану.
- что скажешь?
- Натиск, напор, согласованность - и мы победим.
Ванька улыбался, задорно и весело.
- и вообще, Бог за нас - так кто против нас?
Алексей вздохнул.
Да, за нас. Но... на Бога надейся, а пушки отливай. И думай, как расставить. А то ведь стены Орешка они не пробьют, да и...
Чертова крепость стоит на острове! А это заметно усложняет ее штурм.
Ничего. Они с Иваном еще не раз посидят с картой, они прикинут, как лучше. Главное, что ядер хватит. А то у него появилась интересная идея, которую он и собирался проверить вечером.
Главное богатство - люди, их беречь надо. А ядра... соберем потом!

***
Свое слово, хоть и нехристь, Гуссейн-паша сдержал. И на следующий день Ежи уже отбирал своих людей по загонам. Впрочем, сразу их не отпустили.
У султана было много забот и без некоего пана Володыевского.
Принять трофеи, подсчитать, укрепить стены Вены...
Вообще, ситуация складывалась сложная.
Вену султан взял, но чтобы идти дальше, сил не хватало. Большая часть регулярной янычарской армии была просто выбита в войнах. Часть - в Польше, часть уже здесь. И больше б полегло, да взрыв помог - осажденные просто руки опустили. Что толку спихивать янычар со стены, когда в другом месте они строем входят?
Тем не менее, от янычар осталась половина. С этими силами можно было удержать Вену, но идти дальше?
А куда? Навстречу войскам Лиги? Или попробовать взять Линц? Захватить Леопольда?
Извините, дураков нет. У них конница и много, а у султана ее маловато. Опять же, они здесь дома, а турки пока еще нет.
Разобьют, как пить дать. А это не нужно было ни Гуссейну-паше, ни султану.
К тому же...
Захват Вены - это уже не война, это политика. Если европейцы не начнут отвоевывать ее обратно, Гуссейн-паша даст себе бороду сбрить. Всю Европу поднимут - ну, кого смогут. И в это тяжелое время нечего здесь делать ни султану, ни его верному визирю.
Так что...
Комендантом Вены останется Сары Сулейман-паша. А то ишь, выдумал? А то Гуссейн не знает, кто метит на его место и заигрывает с янычарами? Все знает старый волк из семьи Кепрюлю, у Сулеймана-паши еще зубки не выросли - на старших скалиться.
И пусть держит город, что есть сил.
Под его командованием остается и войско. И все его победы будут победами султана и его верного визиря, а поражения - поражениями глупого Сулеймана-паши, который саблю-то не знает, с какого конца в руки брать.
А тем временем, избавив Османскую империю от смутьянов, можно будет сделать многое.
Реорганизовать чиновников. Перешерстить армию - где это видано, что должности за деньги покупаются? Это у нечестивых христианских собак так принято, а Османы себе такого позволить не могут! Тем более, что султану там и монетки не перепадает.
Сформировать новые корпуса, которые не будут бунтовать, как янычары.
Опасно?
Кто б спорил.
Гуссейн-паша подозревал, что не умрет своей смертью. Но...
Власть всем нужна для разных целей. Кто-то наслаждается ей, как дорогим вином - и как люди, пьющие эту отраву, запрещенную Аллахом, они больны. Власть, как вино, разъедает и подтачивает разум человека.
Кто-то стремится к власти ради богатства, которое она приносит с собой. Но и это не было нужно Гуссейну-паше, семья Кепрюлю и так богата.
Ему власть нужна была ради его родной страны. Он видел, что если так пойдет и дальше, Турция рухнет на колени под натиском Европы - и не хотел родине этой судьбы.
Пусть его проклянут при жизни!
Потомки поймут и восславят его после смерти!
А потому - русский отряд отделить и потихоньку, когда султан направится домой, освободить. Дать фирман и пусть убираются.
И отписать русскому государю.
Два льва должны дружить, чтобы их не заели шакалы.
Можно бы и Людовику отписать тоже - хоть и коварен сей христианский король, а только происходящее и ему выгодно. Чем дольше затянется война, тем спокойнее в Турции, тем громче будет шум в Европе. А он под этот шум себе что-то из германских княжеств приберет, он может.
Но поделится. Пусть только попробует не поделиться.
Гуссейн-паша планировал длительные интриги и усмехался. Ему повезло вдвойне - с двумя государями. Один хочет жить и не мешает своему верному визирю тянуть страну из ямы. Второй хочет, чтобы жила его страна - и в это время их цели совпадают.
Русь сейчас Османам не угроза, и долго угрозой не будет. А там - кто знает?

***
- Государь.
Посол Руси в далекой Португалии, боярин Федор Федорович Куракин, склонился в низком поклоне. Европейское платье и завитые парики он не носил, но высокая шапка тоже мела пол не хуже мушкетерской шляпы с перьями.
А что ж и не поклониться?
Ежели миссия его, кажется, успехом увенчивается?
Педру смотрел вполне благосклонно.
За время пребывания Куракина при его дворе он уже убедился, что мужчина сие умный и обстоятельный. И даже пару раз соблаговолил побеседовать с русским послом.
Умный мужчина, очень себе на уме, с характером. Сам в европейское платье одевается, и жену с дочерями ко двору вывозил, но никакой излишней галантности им не дозволял. Ни множества кавалеров, ни любовников, хоть поползновения и были. Но как-то... рассосалось.
Может быть потому, что и посол, и вся его семья были весьма остры на язык, хотя и безукоризненно вежливы? Таких задеть, что на ежа усесться - иголки потом долго вытаскивать будешь. Да и случай был, когда один маркиз решил дочку посла в темный уголок утащить... разумеется, с самыми благородными намерениями! Он бы потом женился, честь по чести, в чем и клялся, когда из него кинжал вытаскивали. Ибо девушка на протянутую к ее персям руку ответила ударом. Не смертельным, но три месяца маркиз провалялся бревнышком.
Скандал был, но не сильный. Что посол, что его дочь, настаивали, что на Руси так и поступают с насильниками. Ах, это галантное ухаживание было? Когда тебя затаскивают в темный угол и лапать начинают?
Простите, не разобралась. Глупая девка, что тут скажешь!
С тех пор ни одной попытки, кстати, не было.
Политес посол знал, разве что за дамами не ухаживал, блюдя верность жене, ну и привычки у него были странные. Чего только стоила одна баня?
Ладно еще знаменитые римские термы? А это?
Педру доносили - строение крохотное, жар адский, выдержать его невозможно, а русские знай, вениками себя нахлестывают.
Плоть умерщвляют?
Не иначе.
И все же...
- Вы поедете на родину, князь. И повезете мой ответ вашему государю.
Куракин опять низко поклонился.
- Я согласен выдать Изабеллу Луизу за вашего царевича Жуана. Здесь изложены мои условия. И вы можете с ними ознакомиться.
Как ни выдержан был Куракин, а внутри у него медные трубы запели радостно! Победа!
ПОБЕДА!!!
На свадьбу согласился - и на их условия согласится. Тут главное барьер сломать, а там уж...
Глубокий поклон, чтобы король не заметил хищного блеска глаз.
- Дозволено ли будет мне, государь, сделать это сей же час?
- Даже сию минуту. Вы можете взять наши предложения и удалиться.
Что Федор и сделал, кланяясь, расхваливая на все лады мудрость его высочества и всячески изображая восторг. Хотя и изображать сильно не приходилось.
Победа...
Восторг его чуть поумерился дома, в белокаменном здании посольства.
Победа-то, да, она победа. Но поторговаться еще придется.
Плюсы - помолвка будет заключена в ближайшее время, а брак, когда невесте будет пятнадцать лет. Минус - Ивану придется жить здесь. Он будет объявлен консортом - это неплохо. Но ему придется перейти в католичество. Приданное?
Ну, тут вопросы скорее имущественные, чем территориальные. Общих-то территорий у них нет.
Русские будут поставлять лес, пеньку и прочее по хорошим (для португальцев) ценам, но у русских купцов будет право беспошлинной торговли в португальских колониях. К тому же военная поддержка Португалии против внешних врагов...
Одним словом, в этом виде договор был невыгоден для Руси.
Ничего. Поправим. Самое главное-то уже сделано! Они уже согласились на брак принцессы с православным! А там, с Божьей помощью, и по условиям их чуток подвинем.
Государь будет доволен.

***
Теплым летним днем, уже за полдень, кортеж принцессы Ульрики-Элеоноры Датской вступал в Москву Златоглавую. Вступал покамест тихо и спокойно.
Не к лицу устраивать пышные торжества в городе, когда государь вдали воюет, так и беду накликать можно. А потому - тихо приехала, тихо проехала в Кремль, никто, кроме вездесущих уличных мальчишек и не заметил...
Зато заметила царевна Софья.
Встречали принцессу всей царской семьей. Почти всей - потому что, вот горе-то, вот беда, У Шан вынуждена была поехать в монастырь, в паломничество. А вы как думали?
Помолвка еще не свадьба, а свадьба может быть только с православной. А как ей стать?
А вот так вот, пожить в монастыре, правила изучить, веру христианскую душой принять... Тут высокое происхождение не подмога, скорее - помеха. К Богу-то в паланкине не въедешь.
Федор хотел, было, поехать с невестой, но парня удалось остановить. Протопоп Аввакум - не только движущая сила, факт. Он еще и тормозящая, когда надобно. Федора удалось притормозить вопросом - ты, отрок, под стенками женского монастыря лагерем встанешь али как? Сестру одну на государстве бросишь?
Второй аргумент был не очень убедителен, Федор уже давно понял, что Софья не только с государством - с упряжкой чертей справится, коли надо будет, но и первый... стоило только представить себе всеобщий смех - и ехать с У Шан уже расхотелось.
А потому Ульрику-Элеонору встречала небольшая делегация.
Царские тетки - Анна и Ирина, которая временно приехала сюда из Новгорода. Царские братья - Федор, Иван и Владимир. Царские сестры - Софья, Мария, Катерина, Феодосия.
Маленькую Наташеньку таскать во двор не стали - нечего ребенка мучить. Любава тоже осталась с дочерью.
Ну и куда ж без бояр, стольников, постельничьих и прочей дворцовой шушеры? Проще, кажется, тараканов вывести, чем этих прихлебателей. Вроде бы и не жалует Алексей чинами да золотом за то, что ему вовремя на глаза попались, а все одно - старые привычки так не искоренишь.
Софья пристально вглядывалась в окно кареты.
Какая она - Ульрика? Что удастся сделать с ее помощью?
Что можно сделать из нее?
Оружие? Орудие? Союзницу? Врага?
Сама Софья предусмотрительно вперед не лезла - в этот раз. Пусть Воин Афанасьевич представляет датчан, пусть Федя их принимает по всей форме - она покамест со стороны посмотрит. Как царская сестра.
Софья знала, что у датчан наверняка есть о ней сведения. Но...
Немного игры жизнь не испортит. Да и церемония приветствия на царевича рассчитана, не на царевну. Пусть бояре грызутся, пусть Федя себя взрослым лишний раз почувствует, а она просто посмотрит.
И посмотрела.
Георг Софье не показался. Никак.
Одутловатое, несмотря на молодость лицо, пышный парик, избыточно красные губы - и только-то. А в остальном - самое выдающееся на его лице - нос. Больше там ничего нет. Ни ума, ни решительности, ни отваги... просто - ничего.
Скука и пресыщенность. И священная уверенность в том, что ему все должны. Просто - по праву рождения.
М-да, такого и в Англию отдать не жалко, пусть наглам кровь портит.
Кажется, о том же подумала и Катерина, потому что больно ткнула Софью кулачком в бок. Хорошо хоть, незаметно.
- И ты мне это предлагала?
- Цыц, малявка. Зато он дрессируется легко.
- Им ворон пугать можно!
- Тобой тоже, так что не обольщайся, - срезала Софья сестру. - И помолчи, а то неприлично.
Катенька засопела, но Софья отлично знала, что вечером в ее покои вломятся сестрички со скандалом. И если его повернуть в нужную сторону...
Чем хорош у Катерины характер - коли ей намекнуть на несовершенство, она в лепешку разобьется, а доведет все до идеала. Вот и ладненько, а то кто-то последнее время к булочкам пристрастился, а о танцах забывать начал. А это женскому здоровью не на пользу.
А Машка за старшей вьюном тянется, в результате, следующий месяц девчушки будут делом заняты.
Эх, сговаривать их надо...
Наконец из кареты вышла Ульрика-Элеонора.
Софья проглотила матерное выражение и подумала, что брак будет счастливым, но без любовниц не обойдемся.
Никак.
Не красавица?
Ну, мягко говоря.
Даже бояре притихли. Нос длинный, волосы непонятного цвета - под париком не разглядишь, белила-румяна в комплекте... авось, там оспин нет?
Зубы... нет, зубы вроде как все целы.
Платье...
Да уж, Петра за эти абажуры с рюшечками, кои он на Русь притащил, стоило всеми венерическими заразить, какие Европа знала.
Корсет, кринолин, грудь наружу, зад назад, обручи топорщатся, руки голые, зато оборки всю грязь метут...
Надо будет девчонку лекарям показать. Софья отлично помнила экскурсии в музей, еще в средней школе. И как им объясняли, что убыток аристократии наступил еще и от естественных причин. Мамаши утягивали себя корсетом так, что внутренние органы вообще функционировали наполовину. А что родится от такой больной? У которой сколиоз, лордоз, кифоз и черт его знает, что еще? Кишечник переплющен, печень в легкие ушла, матка, наоборот, в малый таз съехала и чудом наружу не вывалилась?
Неаппетитно?
А зато чистая правда. *
* у автора лично случилась такая экскурсия, на которой даже дали померить корсет. Из тех самых, которые ввела Екатерина Медичи, металлические. Это - жесть! И последствия от него были именно такие. Прим. авт.
И помолчите, ради Бога, за экологически чистую косметику на основе сурьмы, ртути и свинца! Там же отравы - не на одного ребенка, а на взвод солдат!
И все это наверчено на несчастной соплюшке.
Отмывать, переодевать, осматривать... выбора нет. А то вон, бояре как косятся. Кто помладше - те еще более-менее, а старики сейчас плюнут, да и рявкнут, мол, срамота!
Нет уж, лучше нормальный сарафан, чем вот это.
Постепенно очередь дошла и до представлений. И по тому, как на нее посмотрели Георг и Ульрика, Софья чуть перевела дух.
Георгу явно все было безразлично. Подумаешь там, русская царевна. Разве что на Катеньку посмотрел внимательнее, знал про планы русских. Но - прости. Прозевал царевну, будешь жить с английской жа... то есть, конечно же, леди.
А вот Ульрика вгляделась серьезно. Словно что-то искала в лице Софьи. И царевна не стала разочаровывать девушку - улыбнулась.
На лице Ульрики дрогнули, чуть расслабляясь, уголки сжатых в улыбке губ, и Софья перевела дух.
Неглупа. Слава Богу - не дурочка! Узнала, куда едет, и кто какую роль играет. И явно настроена на мирные переговоры.
Ффффуууууу, камень с плеч.
Ладно. Сейчас небольшой прием в честь приезда будущей царицы, скромный пир, где можно присмотреться к гостям повнимательнее - и отдыхать. А уж потом...
Софья уже знала, что завтра с утра она придет в покои Ульрики-Элеоноры. Для Георга уже составлено богатое меню из праздников и развлечений, охот и поездок, а вот с девочкой надо будет серьёзно работать. Не оставлять же ее в таком виде?
Да Алешке все устрицы мира не помогут!

***