Я иду по мосту. Когда идешь по мосту, внутри всегда должно быть необычно, потому что справа бездна, слева бездна, а внизу, под ногами - бездонная вода. Но сейчас ничего. Будто идешь по асфальту. И доски совсем свежие, почти белые, чуть-чуть затоптанные. Их положили, наверное, летом, и от осенних дождей они еще не успели потемнеть.
Сначала подъем, потом пригорок, чуть-чуть, - и спуск. Вот и весь мост. В нем есть что-то пушкинское, если учесть витые металлические перильца и лиственный лес вокруг.
Я перехожу мост и останавливаюсь. Как жарко! Осень на последнем издыхании, но коварное солнце перепутало все! И теперь я стою здесь... Солнце без труда проникает сквозь голые ветви деревьев и, нагревая мне спину и плечи, давит внезапным теплом... Снимаю куртку. Раньше казалось, что ветра не было, а сейчас он блаженной прохладой касается тела, и становится лучше.
Я осматриваю окрестности. Вот посыпанная щебнем тропа уводит в глушь леса, петляет...Облетевшие листья правильными чешуйками лежат на земле, ровным слоем окаймляя стволы. Можно пройтись по ним, и тогда листья будут гнуться под ботинками, потому, что они слишком мокры, чтобы хрустеть, и слишком сухи, чтобы превращаться в грязь. Но я не хочу идти по листьям. Я боюсь, что если ступлю под подножие деревьев, то сквозная осенняя пустота между стволами затянет меня - я затеряюсь и не найду выхода. Поэтому я разворачиваюсь и восхожу на вершину моста.
Течет река. Но от неё нет влаги! Без ряби, будто желе, ползет она, цепляя собой мелкий растительный мусор. Солнце, я ненавижу тебя. Серое небо более гармонирует с моим настроением, а здесь даже не голубизна, а размытая синеватая бесцветность, как та заварка, которую используют уже не первый раз. Все это уже было. Не впечатляет.
Волна ветра прокатилась по вершинам, и многие ветви издали характерный треск пружинящего хвороста. А до моего уха донесся только шум, схожий с прибоем далекого моря. Но здесь нет моря. Одна сушь. Едва песок не хрустит на зубах. И правда... хрустит! Плюю вниз, вдаль, как можно дальше. Белая точка в зеркальной воде. Она приближается ко мне, всё ускоряясь, и, наконец, исчезает в тени под мостом. Сгинула.
Куртка висит на перилах.
Пока я плевал, перегибаясь вниз, что-то царапнуло мне руку. Дело в том, что перила моста - металлическая решетка: стержни, шарики... тонкий плющ обвивается вокруг своей опоры, складывая лодочкой листья, а наверху кончается тоненькой ножкой с распустившимся венчиком. Но как сухи, как безжизненны эти твердые черные лепестки! И вся эта флора, что обнимает резные перила, тоже мертва. Меж зазубринок забилась пыль. Все это, словно черным мазутом вымазано, и блестит, нагретое осенним солнцем. Только там, где стоял я, головка венчика отломана, и лишь свежий скол стебелька одинокой прорехой зияет в четном ряду наверший. Он-то и поранил мне руку. Это будто выбитый зуб. Но приглядываюсь: вот там в начале есть пара таких же обломков. И здесь, и здесь... И уже через секунду я ловлю себя на том, что вычисляю, через сколько лет будут отломаны все венчики. Для этого надо хотя бы посчитать их общее количество на обеих сторонах. Но плохо отсюда видно. Я устаю. Сдвинуться с места нет сил.
Пусто. Людей нет. Так тоскливо, и хочется чего-то. Непонятно, чего. Чего-нибудь сделать.