Аннотация: "ж" - означает, что автор согласен с жёсткой критикой в адрес рассказа (правила конкурса белорусского детектива "Дикая Охота"). 17-е место из 23.
ГРЕХ
(пикантность описываемой ситуации вынуждает автора избегать упоминания наименования места и имён участников )
- Нет, это не из секс-магазина, - наконец шёпотом произнёс тот, что был старше и, очевидно, опытнее, и выключил фонарик.
- Почему?
- А ты давно там был?
- Да, давненько, - как можно увереннее тоже тихим голосом ответил более молодой.
Он сказал неправду, но постарался интонацией придать ответу такой смысл, что будто бы не помнит не только, когда это было, но и было ли когда-либо вообще, - то есть вроде бы и не солгал. Но шёпот не смог передать таких тонких оттенков интонации. Да и глаза, по молодости ещё красноречивые, тоже не выдали своего хозяина - вечерний полумрак комнаты, к тому же наглухо зашторенной, скрыл их выражение. Его напарнику, опытному следователю, сейчас было не до разоблачения интимных комплексов своего младшего товарища, поэтому он, попавшись в собственную петлю аргументации, продолжил ровным шёпотом развивать начатую мысль:
- Ах да, ты ведь не так давно женился - зачем тебе куклы? Все ещё медовый месяц?
- Два года... - не заметил иронии младший, довольный сменой темы.
- Да?.. Время бежит... - и то ли серьёзно, то ли шутя, подытожил, - жизнь, как говорится, полна неожиданностями, - и как бы в подтверждение, совсем уже сёрьезно и даже сурово перешел к делу, - вот и эта кукла, смотри, кажется маленькой девочкой - из-за роста, а лицо выдаёт взрослую женщину.
Он снова включил фонарик. В его неровном, порой колеблющемся в руках свете мерцающим пятном на стене выделялось обнажённое, вытянутое в струнку, как в гробу, искусственное тело молодой женщины. Оно выглядело совсем как живое и, действительно, было размером с девочку-подростка. Но соблазнительные формы тела были нисколько не детскими, а лицо - явно взрослое. На сжатых губах не отражалось даже подобия улыбки. Прикрытые глаза придавали кукле не по-детски строгий и печальный вид - а ведь ребёнок беззаботен, особенно во сне.
Кукла стояла на возвышении у боковой стены под стеклом. Её так и хотелось потрогать, чтобы убедиться, что это не человек, а всего лишь изделие человеческих рук - настолько правдоподобно она была изготовлена. Но и без того, при близком и тщательном рассмотрении в косых лучах фонарика можно было разглядеть швы и стыки деталей, из которых куклу собрали... Слава богу, это был не человек - не живой. И - не мёртвый. А то - под стеклом, да голая - жуть!
"Молодожён", переводя взгляд то на пышную, чуть-чуть неправильной формы грудь с набухшими сосками, то на округлые бёдра, заметил машинально:
- И не только лицо... А все-таки, почему не из магазина?
- Во-первых, ты и сам знаешь, закон строго запрещает сексуальные отношения с детьми и их пропаганду...
Тут младший поморщился: разве в законах дело, это и так ясно.
- А кукла-ребёнок, сексуальная кукла размером с ребёнка, как эта, - тоном учителя уточнил знаток законов, - поощряет разврат.
- Так, может быть, игрушечные пистолеты, танки и подводные лодки тоже запретить? - не дожидаясь, что же "во-вторых", перебил младший, своей вездесущей логикой наконец-таки заглушив только что разошедшуюся в нём бурю противоречивых чувств: от неловкости за свое какое-то детское нежелание показаться не таким как все, из-за чего пришлось солгать коллеге, до естественного чувства брезгливости к представителям неестественных сексуальных отношений.
- Может быть, может быть... - продолжая невозмутимо разглядывать лицо под стеклом, не торопился с ответом старший, - ну, прямо, живая. Но - глаза? Зачем он заказал сделать их закрытыми?
Победившая логика оказалась как нельзя кстати:
- Она спит... А! Вот ещё: глаза бывают закрыты во время занятий сексом, - и, не успев сообразить, что выдаёт свой личный семейный опыт, поспешил сделать потрясающий вывод, - значит, он все-таки с ней...
- Наверняка. Хотя должен заметить, глаза закрывают не только от сна и блаженства, а иногда, но всего раз в жизни, да и то последний - от смерти. Кстати, ты не забыл? - наконец старший увидел, куда направлен взгляд напарника. - Мы здесь именно поэтому, - и перевёл луч фонарика в сторону, на стену.
- Ну и развратный тип! А ещё священник! - вновь разошелся поборник сексуальной чистоты, чьи исследования столь грубо были прерваны на самом интересном месте; к тому же в который раз его напарник, этот Знаток, как его уважительно звали между собой коллеги, продемонстрировал превосходство своей действительно неподражаемой, прямо-таки железобетонной логики, не подверженной эмоциям. Да и откуда взяться волнениям у одиноко живущего мужчины, чьи дети уже выросли? Не сравнить же это с переживаниями молодого семьянина, думающего о будущем крошки-дочурки - тут, конечно, не до терпимости в отношении к развратникам!
А Знаток, как нарочно, проявлял чудеса выдержки, найдя оправдание греху - это же надо! - в Священном Писании:
- Положим, бог заповедал плодиться и размножаться всем без исключения и соответствующие "инструменты" тоже приделал всем, независимо от профессии, и в первую очередь священникам, - так что хочешь не хочешь, а захочешь... Знаешь, что я вычитал в Библии? "У кого раздавлены ятра или отрезан детородный член, тот не может войти в общество Господне", то есть стать священником. Так-то...
На стене вокруг рукотворной обнажённой женской фигуры были развешаны иконы, множество икон. Склонёнными строгими, благообразными, нереальными ликами, безжизненными, умудрёнными опытом глазами, странно скошенными в сторону белеющей плоти, и не замечающими непрошеных гостей этого дома, они - и освещённые фонариком, и скрывающиеся в полумраке - подтверждали: "Да, женщина, с которой скопировали эту куклу, была мастерски создана именно для размножения".
- Но не с куклами же "размножаться"! Так что, выходит, правильно государство делает, что запрещает! А какое наказание, ты не помнишь?
- Ну, положим, у государства тут свой интерес. От даже самых-рассамых сексуальных кукол - как, например, эта - детей не бывает, народу не прибавляется. Наоборот, они лишь отвлекают от размножения. А нет народа - нет и государства. Так зачем они государству? Ты не задумывался, почему такие сексуальные отношения называют неестественными? Потому что в природе естественно только то, что приводит к продолжению рода. Не должно быть препятствий ходу эволюции... А, кстати, твои игрушечные пистолетики и автоматики - вот они как раз способствуют прогрессу, учат полезному делу: как защищать свою родину и захватывать чужую... Чужую... Чужую... Наш священник ведь не был женат?
У Знатока была такая странность: задавать вопросы, ответы на которые он знал. Но отвечать ему всё же приходилось. А сам он, предполагая в других эту же черту, отвечал не всегда...
- Не был.
- Любовницы тоже не имеет?
- Нет, проверяли. Живёт один. Из дома, да что дома, - из этой комнаты практически не выходит, во всяком случае, последние две недели, что мы за ним наблюдаем.
- Значит, сейчас он придёт именно сюда.
Луч света, между тем, перескакивая с иконы на икону, осветил неброскую, аскетическую обстановку спальни: узкую кровать, комод, пару стульев и кресло, по пути на миг задержался на циферблате массивных напольных часов с безразлично раскачивающимся маятником и вернулся на отрешённое лицо куклы.
- Как раз служба заканчивается. Вот и спросим нашего святошу, - старший обвёл взглядом чернеющие на стенах прямоугольники икон, - куда это две недели назад пропала всенародно любимая певица и каким образом у него в спальне оказалась спящая красавица, как две капли воды похожая на неё.
- И почему - маленькая? - добавил коллега.
Ждали недолго. За окном негромко скрипнули тормоза. Сквозь щёлку между штор видно было, как автоматически открылись ворота, въехал автомобиль, осветил фарами двор. Когда он проехал в гараж, расположенный под домом, друзья быстро спрятались за массивные шторы.
Через несколько минут в комнату неспешно вошёл хозяин, включил неяркий верхний свет. Это был он - известный в городе священник. На вид ему было под шестьдесят, выглядел он хотя и пожилым, но ещё не старым. Некогда живые глаза обнаруживали и в таком возрасте некую молодцеватость, хотя и были сейчас то ли смертельно усталыми от только что закончившейся службы, то ли надолго, если не навсегда, потухшими от недавних переживаний. Таким апатичным священника, всегда активного, друзья ещё не видали.
- С похорон, что ли?.. - забывшись, удивлённо начал комментировать молодой, но, получив несильный тычок в бок, осёкся.
Да он и сам знал, что не с похорон. Когда час назад они передали священника другой паре, тот имел свой обычный бодрый вид. Но то было на людях, а дома, оказывается, он совсем не такой. Хотя, что же тут удивительного?
Наблюдать со стороны за человеком, когда он и не подозревает об этом - забавно и поучительно, а особенно за священником. Уж он-то не может не знать, что всегда и везде находится под наблюдением... Бога. А тот не только на небесах, но повсюду, а в виде совести - и в себе самом. А теперь священник находился ещё и под присмотром двух "архангелов"-сыщиков. Но этого, последнего, он пока не знал...
Знатоку ситуация напоминала то пикантное место из Священного Писания, где с осуждением, но весьма фривольно написано: "между тем один скрытно сидел у неё в спальне". Знаток улыбнулся. Он хорошо знал - это из истории о Самсоне и Далиде. Но богатырь Самсон и в спальне однозначно почитается Библией, как защитник своего народа, а вот их подопечный - опасный преступник. Тут ситуация совсем иная. Стоп! Разве? Знаток стал серьёзнее. Такая же, если не хуже. Священника тоже ведь верующие весьма и весьма почитают, он для них - безупречен, образец для подражания, наставник, святой, а на самом деле - убийца. А, между прочим, Самсон, с точки зрения уголовного права, вообще - серийный убийца: не ради отчизны, а только для того, чтобы отдать проигранную на пари одежду, лишил жизни тридцать ни в чём не повинных человек, снял с них одежду и только тогда, так сказать, "честно", отдал проигранное.
Следователям, а Знатоку особенно, было интересно: каковы истинные взаимоотношения священника и Бога, насколько он его боится, а тот - его покрывает? Дело даже не в убийстве - тут священник и его Бог были заодно: библейский Бог не только не запрещает, но даже заставляет убивать по религиозному признаку. "Не оставляй в живых ни одной души", "дабы они не сделались сетью среди вас", "и дабы вы не грешили пред Господом, Богом вашим", - процитировал про себя Знаток. Рука руку моет, ухмыльнулся он: ни один священник и на страшном суде - добавил он яда - не сознается в кровожадности своего Бога. А милосерден он только к таким вот убийцам: стоит всего лишь покаяться - и ты прощён, и вновь безгрешен...
Он эти две недели специально изучал Библию. Чтобы понять мотивы поведения преступника, надо знать, как он воспитывался, какие ценности впитал. Самый доступный и объективный способ получить ответ дают книги, которые читал человек. Для священника, без сомнения, Библия - альфа и омега. Изучив Священное Писание, Знаток уже не удивлялся тому, что священник - служитель божий! - мог убить. "Дабы вы не грешили", - повторил он...
Не притворив за собой дверь, священник машинальным жестом перекрестился на одну из икон, но, не докрестившись, нетерпеливо повернулся к кукле и быстро - куда делась усталость! - подошёл к ней. Глаза заблестели. Энергично достал из кармана брюк ключ, открыл стеклянную дверцу. Тут опять движения его замедлились. Глаза вновь потухли. Он как бы с опаской протянул руку к лицу.
Священник не отличался высоким ростом, кукла была ещё ниже, но приподнята над полом таким образом, что их лица как раз оказывались напротив одно другого: глаза в глаза, губы к губам. Если бы не одно "но": смотреть и прикасаться мог только мужчина - женщина была неживая.
Медленно прикрыв и без того невидящие глаза двумя пальцами, другими поглаживал по щекам, носу...
- Это он убил... - вновь не выдержал младший.
На этот раз наказания не последовало, старший беззвучно согласился.
Никаких сомнений. Если мужчина влюблён в женщину до такой степени, что поместил в своём доме её изображение, то уж глаза любимой ему необходимо видеть! Глаза отражают душу, в которую и влюблён. Ну, не мальчишка же он, чтобы рассматривать одно лишь тело. Во всяком случае, это - уже не любовь. Но если глаза безразличны, то они и не мешают. Зачем тогда было их прятать?
А вот кто, точно, не любит глаз, так это - убийцы. Глаза жертвы налаживают с преступником ненужную ему связь, мешают убить, разорвать эту последнюю ниточку глазеющей на него жизни. Взгляд жертвы давит на совесть, пытается разбудить того самого Бога - пусть жестокого, но и милосердного - дремлющего внутри...
Священника подозревали с первого дня пропажи певицы. Он был одним из последних, с кем та общалась.
Она была у него на исповеди, потом отправилась на съёмки...
Не правда ли, на первый взгляд, не очень удачное сочетание? Даже кощунством отдаёт. Но Знаток уверял, что сам Иисус Христос, будучи чистокровным иудеем, нередко исцелял по выходным дням - субботам, намеренно бросая вызов иудейским же религиозным законам.
А певица вовсе и не собиралась разрушать старую и основывать новую религию - религию каких-нибудь киноманов, не приступающих к съёмкам без того, чтобы не покаяться. И её отношение к вере и религиозности тут тоже было ни при чём. Всё оказалось гораздо проще.
Следствие установило, что в тот день в киноклипе должно было быть снято покаяние. Что-то вроде кающейся Магдалины... Хороша кающаяся! Вот проститутка Магдалина из неё - ещё куда ни шло... Так что певица, скорее всего, лишь входила в образ, а не каялась искренне.
Но что достоверно установлено - так это то, что после съёмок машину священника с известными всему городу шторками на окнах видели рядом с чёрным ходом съёмочного павильона. Правда, садилась ли певица к нему или нет, неизвестно. Но после съёмок никто её больше не видел ни в павильоне, ни дома - нигде.
Хорошо, что по горячим следам поехали к священнику домой, а не пригласили его к себе в отдел. Он принимал их, разумеется, не здесь, в спальне, а в кабинете. И куклу они тогда не видели, а может быть, её ещё и не было. И ответы получили ожидаемые... Сделано же было главное: удалось снять слепки с ключей от дома и комнат.
Незаконно? А убивать - законно?
В причастности священника никто не сомневался. У него была возможность убить, был и мотив. Он слыл ярым ортодоксом - а, значит, в защите своей веры его ничто не могло остановить. "Дабы вы не грешили". Когда-то иудейские фарисеи с помощью римлян убили Христа именно из-за различия с ним в религиозных взглядах, для этого, правда, воспользовавшись тем предлогом, что Христос нешуточно претендовал на престол Иудейского царства.
Вероятно, ярый поборник веры не смог стерпеть надругательства над таинством исповеди. Вот только любопытно, в чём сумасбродная певица каялась? Зная её эксцентричность, можно было предположить всё, что угодно. Могла придумать, что грешна в прелюбодеянии, изводя целомудренного священника подробностями, а потом вдруг "сознаться", с кем занималась любовью - например, с... Пизанской башней. Или... Нет. Вначале сообщила, что из-за неё разорился художник. Продав всё имущество, приобрёл для неё цветоводческое хозяйство - десятки парников в миллион гигантских одуванчиков, но не сумел своё новое хозяйство поднять - его сдуло сильным, порывистым ветром, и удавился прямо на одном из оставшихся стеблей.
Шутники из отдела убийств, как обычно, заключали пари на самые невероятные версии. Но вряд ли они когда-нибудь узнают правду. Если человек решился убить из-за полученной информации - то, будьте спокойны, он её тоже унесёт в могилу - свою...
Между тем священник всё не переходил к главному. Ничего криминального не происходило. Неужели фотоаппарат не пригодится? Ах, да! Наш подопечный сегодня пришёл в подавленном настроении и сейчас не в духе. Может быть - ночью? Ждать? А если и ночью - ничего? Знаток представил живописную картину. Утром выспавшийся священник, потягиваясь, подходит к окну, раздвигает шторы... А там... два еле живых кретина с красными глазами. Это в лучшем случае. А то ещё кто-нибудь из них ночью уснёт стоя и рухнет на пол...
Нет, ждать нельзя, надо самим действовать! Удар, нанесённый первым - половина успеха.
- Фотографируй! - чуть слышно скомандовал старший.
- Уже? - удивился напарник.
- Давай, пока хоть что-то есть!
- Ладно...
Яркая вспышка, на секунду проглотившая комнату, вывела священника из состояния транса. Мгновенно обернувшись к окну, он замер в оцепенении: сквозь расходящиеся радужные круги из центра вспышки к нему выходили две расплывчатые фигуры в длинных белых одеяниях. Видение! Потом в глазах потемнело, рука нащупала стену, веки непроизвольно сомкнулись. Ещё через мгновение открыв глаза, увидел нечто более реальное, но совершенно непонятное. От окна к нему медленно приближались двое высоких мужчин в одинаковых чёрных костюмах и с одинаковыми решительными и напряжёнными выражениями на лицах. Один был старше средних лет. Другой, совсем молодой, держал фотоаппарат и всё щёлкал вспышкой, пока не приблизился вплотную.
Первая мысль была: грабители! Вторая, более здравая: папарацци, проклятые журналисты! Священник начал было уже соображать, что журналисты ему обойдутся дороже грабителей. "Сколько же им дать, чтобы выкупить плёнку?", - но тут услышал такое, что у него вновь потемнело в глазах:
- Мы из отдела убийств, - рыкнул второй, выставив руку с будто впечатанным в ладонь раскрытым удостоверением.
Это срабатывало всегда: контраст "доброго" и "злого".
Священник не успел ничего прочитать. Его занимала одна мысль: "Они её видели... Они её видели...". Но поскольку это не были грабители или журналисты - а, значит, не собирались, только появившись, сразу уносить ноги - то шанс договориться всё же был. И тут надо не просить, а требовать - интуитивно догадался священник. Ведь представители закона должны соблюдать закон. Но не может быть, чтобы в чём-то они его не нарушили! Оставалось только найти, в чём, и пленка - в кармане! Можно припугнуть и связями с их начальниками - сколько их у него перебывало на исповеди, желающих не только вечной, но и счастливой жизни...
- Предъявите ордер на обыск, - отдышавшись, несмело перешёл в атаку хозяин.
Гости переглянулись.
- Это не обыск! Вы обвиняетесь в убийстве! Что можете сказать в своё оправдание?
У священника похолодело в груди. Он следил за прессой, смотрел телевизор, особенно последнее время, и знал, что уже ни для кого не является секретом пропажа певицы, произошедшая сразу после её исповеди у него, нет - после съёмок, но всё же в тот же день. Не забыл, что его уже допрашивали двое... Ах, это же они! - наконец узнал священник следователей. Но в прошлый раз его ещё ни в чем не обвиняли. Что, у них появились доказательства? Тогда почему не вызвали к себе или не арестовали?
Священник и предположить не мог, что единственным "доказательством" является голая кукла у него за спиной. Иначе бы он действовал смелее.
- А как вы вошли? - неожиданно для себя задал хозяин естественный вопрос.
- Дверь была открыта! - нагло глядя в глаза, не собирался уступать инициативу Знаток. - Как вы её убили?
- Я буду жаловаться вашему начальнику.
- Скажите, пожалуйста, какая погода была в день убийства?
- Погода?.. - с радостью ухватился за более приятную тему допрашиваемый.
- Да-да, во что вы были одеты в день убийства?
- Одет... - не чувствуя подвоха, начал припоминать священник, - одет... При чём тут одежда?
- Вот именно, её одежда нас не интересует, - оба гостя многозначительно посмотрели на обнажённое тело в обрамлении икон, невольно туда же посмотрел и хозяин, - ваша одежда.
- Куда спрятали одежду убитой? - грозно продолжил Знаток без всякого перехода.
- Я её не прятал, - машинально ответил священник, - я её не убивал! - опомнился он.
- А тело? - так же ласково, как про погоду, спросил молодой следователь.
И так же, снова машинально ответил священник:
- Тело?.. Да вы что? - возмутился он.
Как ни пытались следователи поймать священника в свои "капканы", то расслабляя его внимание, то напрягая до предела, - ничего не получалось.
"Да, крепкий орешек, - наконец обменялись взглядами они, - придётся по фактам".
- Скажите, что вы делали в своей машине в день убийства возле студии?
"Ах, вот оно что! - обрадовался священник, - значит, больше у них ничего нет".
На этот, припасённый на крайний случай, коварный вопрос священник начал на удивление подробно, обстоятельно и как будто искренне рассказывать, как после исповеди сам предложил подвезти певицу на студию, поскольку она опаздывала из-за затянувшегося обряда, как по дороге ему вдруг стало плохо; что с трудом доехал до студии, после чего вынужден был несколько часов приходить в себя - даже заснул от принятого лекарства, поэтому его машину и видели возле студии так долго.
Но на вытекающие из его рассказа новые вопросы не мог дать вразумительные ответы. Почему певица не поехала на своём автомобиле, не вызвала такси, от чего ему вдруг стало плохо, если раньше ничего такого с ним не случалось, почему не пересадил певицу в другую машину, ведь мог попасть в аварию, почему не вызвал врача сам и не попросил об этом певицу?.. По нечётким ответам на эти простые и логичные вопросы чувствовалось - юлит. Странно было, что именно в столь несущественном священник чего-то явно не договаривает.
Если в чём-то нет логики - её, наверняка, заменяет чувство. "Шерше ля фам, - закрутилось в голове Знатока, - а святоша-то вместо того, чтобы, как рекомендовано в Священном Писании, "всем сердцем любить Бога своего", всем сердцем любит обыкновенную земную женщину. Убил её и всё ещё любит!" Он ещё и ещё раз прокручивал в уме свою аргументацию обвинения в убийстве на почве безответной любви. Логика ещё никогда его не подводила. Выходило, что убил именно священник. Оставалось поднажать на него в этом его самом больном вопросе. Ведь когда в его спальне обнаружилась кукла, чутьё следователя подсказало: "Действуй - и не промахнёшься!" Ну, как святоша станет объяснять наличие этой улики?
- Садитесь, - наконец, предложил он хозяину, но рукой указал не на стоящий рядом с ним стул, а на кресло у противоположной стены. Тот, подавленный необходимостью лгать, безропотно пошёл, как на Голгофу.
Теперь он вновь оказался лицом к лицу с Ней, но уже при свидетелях. Он старался не смотреть на Неё.
- А теперь объясните нам, что это? - услышал он ожидаемый с самого начала, неприятный для него вопрос.
Священник не мог сказать ни слова.
- Я вызываю группу, - зевая, заявил Знаток и, не спуская ледяных глаз со священника, неожиданно почти ласково, будто заказывая чашечку кофе лучшему другу, обратился к напарнику, - надень пока, на всякий случай, на него наручники.
Произнося тираду, не спеша, достал из кармана телефон и, даже не включив его, стал набирать свой домашний номер.
- Не надо, - вдруг быстро промямлил священник, - я всё расскажу. Но я не убивал!
- А кто?
- Не знаю...
- Так что это?
- Это - кукла...
Следователи вновь заскучали, и потянулись к телефону и наручникам, но священник быстро начал рассказывать приключившуюся с ним историю, с каждым словом кажущуюся всё невероятнее.
- Мне уже за шестьдесят. Скоро моя грешная земная жизнь заканчивается. Но к вечной жизни я всё ещё не готов. Здесь я ещё так много не узнал, и главное, не понял. А силы мои на земле иссякают. Ум притупляется. И вот с благими намерениями я пошел к своему врачу в надежде получить добрый совет и какие-нибудь небесполезные лекарства, продлевающие - ох, грешен! - земную жизнь. Конечно, не хлебом единым жив человек, обо всём можно прямо попросить Господа: "Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам". Но и совсем без хлеба нельзя, и просить можно не только у Бога. И вот на мою смиренную просьбу врач порекомендовал мне и лекарства, и процедуры, но, главное, сказал (и он, конечно, прав): все проблемы - в образе жизни. Если бы он не был мне другом - я бы не только не внял его совету, но и слушать не стал бы. Но "кто имеет уши слышать, да услышит"! В общем, он посоветовал мне... естественную..., то есть жить естественной... ну, жить, как все живут..., то есть, прямо говоря, как мужчина и женщина... живут. В общем, найти себе женщину. Вот! - выдохнул несчастный, как будто сбросив непосильную ношу, и продолжил, оправдываясь. - И он прав... По-человечески... Но ведь у нас - у служителей нашей церкви - целибат, обет безбрачия. То есть отношения с женщинами, сами понимаете... И, если что - мне из нашей Беларуси, из Европы одна дорога - в какую-нибудь Африку! А ведь Бог, создав людей, заповедовал им всем, нам всем, - уточнил рассказчик, - плодиться и размножаться. Первосвященство передавалось от отца к сыну - значит, были браки! Так Господь повелел. И Господь наш Иисус не запрещал браки. Да, и Павел не настаивал на монашестве... Вот я и подумал: а почему бы и нет? Если Господь не против... А люди - не узнают... Врач рекомендовал начинать с малого, с картинок. Дал мне журнал... О, господи! Я вначале не мог смотреть... Плоть, знаете ли, начала побеждать мой дух. Но я научился смотреть на это, как на божественную красоту. Ведь всё это сотворил Бог. Адам и Ева были наги "и не стыдились". Стыдиться начали лишь после грехопадения. И вообще, что от Бога - во благо. И вот, в одном журнале я увидел Её фото. Вот в таком естественном виде.
Священник впервые прямо посмотрел на куклу, но под внимательными взглядами непрошеных гостей покраснел, и после короткой паузы, видимо, вспомнив о наручниках, продолжил:
- Я вначале заказал увеличить фото, но врач настоял, чтобы была сделана объёмная копия. Чтобы я мог привыкнуть... трогать её. Только - я попросил сделать глаза закрытыми, и лицо - более строгим, как на иконах. Я очень... стеснялся. Вот! - вновь выдохнул он.
- А почему - не в натуральный рост, а маленькую? - не выдержал молодой следователь.
- Просто - она выше меня ростом, и я попросил сделать пониже, - простодушно пояснил священник.
Не дождавшись нового вопроса, он продолжил свой рассказ:
- А тут мне позвонил её продюсер и попросил оказать, как он выразился, услугу, - но я вам об этом уже рассказывал в прошлый раз - исповедать её. Я ещё удивился, почему было просто не прийти? Он пояснил, что она привыкла к своему священнику. В нашем городе они ненадолго - приехали поработать. А на неё вдруг здесь снизошла потребность в покаянии. Попросил, чтобы я был с ней потактичнее - уж очень она, мол, экстравагантная и ранимая. Я очень волновался. И вот две недели назад она пришла в храм. Вы понимаете, я не имею права передавать содержание нашей беседы, но должен сказать вам: вела она себя, действительно, странно, порой вызывающе и дерзко.
"Ну, а я что говорил?", - взглянул на коллегу Знаток. "Что-то легко он в этом признался", - ответил глазами напарник.
- Мне пришлось долго с ней беседовать, убеждать смирить гордыню и искренне раскаяться. И это получилось! - с гордостью подытожил священник.
- А вы знали, что после исповеди она собиралась сниматься в клипе на тему покаяния?
- Да? Нет, но это ничего не меняет. Господь принимает каждого.
- Дальше...
- Дальше?.. Потом она вспомнила, что опаздывает на работу. А мне так хотелось с ней побыть ещё! Я предложил подвезти её на своей машине, - и, упреждая вопрос следователей, добавил, - кажется, я очень просил и даже настаивал, поэтому она согласилась, хотя вначале хотела вызвать машину с работы. Тем более, у нас установились довольно близкие - в духовном плане, конечно - доверительные отношения. Может быть, из жалости, но она согласилась. Она сидела на переднем сиденье, рядом со мной, так близко... Всё, что было до этого на картинках и фотографиях, оказалось на расстоянии вытянутой руки. Нет, в жизни я, конечно, вижу женщин: и на улице, и в храме. Но об этой я так долго грезил, так часто прикасался к её изображению... Искушение было так велико, она была так соблазнительна... Моё сердце просто не выдержало... Мне стало плохо, кое-как дотянул до студии... Вот и всё. Там я долго приходил в себя, из машины не выходил, принял лекарство и - видимо, от перенесенного потрясения - уснул. Потом поехал домой. Вот и всё. Больше я ничего не могу вам сказать.
- А Богу? - подцепил Знаток.
- Богу всегда есть, что сказать. Но "когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми... и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно".
"Ну, даёт", - переглянулись следователи.
- Значит, вы перед Господом спокойны, вы его воздаяния не опасаетесь?
- Я говорил вам, что я уже стар, готовлюсь к жизни вечной и не собираюсь грешить. Могу сказать только, что "нет ничего тайного, что не сделалось бы явным". Об одном только вас прошу. Когда всё станет явным, никому не говорите, что здесь видели, и что я вам рассказывал - это касается только меня, а я со своей стороны...
- Интересно получается, - перебил его молодой, - вы не считаете свои действия с певицей грехом, - он кивнул в сторону куклы, - и всё же просите нас молчать?
- Прихожане меня не поймут... Вы ведь тоже меня осуждаете. Но "какою мерою мерите, такою отмерено будет вам" и "кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет". После того, что я вам рассказал, вы меня не арестуете, это вы уже понимаете сами...
Молчание было ему ответом. Священник перешёл в наступление:
- Предлагаю вам договор: я не сообщаю вашему начальству о ваших незаконных действиях, а вы молчите обо мне...
Знаток начал издалека:
- Бог всё видит и всё знает. Он знает и то, кто убил певицу. Мало того - без его ведома это и не произошло бы. Так? Вы, отец, - смягчил тон следователь, - ближе к Богу, чем мы, например: вы устанавливали связь певицы с Богом, и вы, значит, знаете больше нашего. Скажите, что-нибудь из содержания исповеди могло бы, по вашему мнению, пролить свет на убийство? Такая постановка вопроса ведь не нарушает тайну исповеди?
Тон вопроса не оставлял сомнений: ответ решит, быть договору или нет. Наступила тишина, которую долго не нарушала ни одна из сторон. Только часы своим маятником, равнодушным ко всему происходящему, гулко отстукивали секунду за секундой.
По уверенности, с которой священник предложил сделку, видно было, что у него есть какой-то козырь. Казалось, он давал понять, что теперь наступил его час, и лишь чего-то выжидал для главного хода.
Знатоку было неприятно это новое ощущение - не быть хозяином положения. Обычно, выуживая информацию во время допроса, он физически чувствовал насыщение, как после сытного обеда. А тут всю ночь в пустых разговорах - и такой голод, что под ложечкой сосёт! И - подавленность... Ну, узнали тайну куклы - детский сад какой-то, юношеские комплексы - но не тайну убийства. Наоборот, отдалились от главного. А священник - заметил следователь - даже внешне преобразился, от апатичности и следа не осталось, глаза блестят. Вначале поднять их боялся - а сейчас смотрит прямо, не мигая, в одну точку.
Следователь перевёл взгляд туда же. Священник смотрел на часы. Было без пяти минут шесть.
- Сколько на ваших часах? - наконец прервал молчание хозяин.
- Без пяти шесть, - одновременно ответили оба гостя.
- Можно включить радио?
Молодой подошёл к комоду, включил.
- Объясните...
- Вы спросили об исповеди, - не стал дожидаться окончания фразы священник. - Действительно, я знаю больше вашего. И теперь могу поделиться с вами. Но это не моё решение - такова была воля исповедовавшейся.
Следователи напряглись. Знаток забыл про "голод".
- Сегодня пошли пятнадцатые сутки. Певица сказала мне, что собирается исчезнуть на две недели, и о ней все узнают в утренних новостях сегодня...
Следователи покрылись потом, Знаток побагровел:
- К чёртовой матери вашу исповедь и её тайну, мы с ног сбились!..
В это время прервалась музыка, и начали передавать новости. Приподнятый женский голос сообщал:
"Сенсация! Убийца нашей любимой певицы до сих пор не найден нашими доблестными сыщиками. И не будет найден, - и после короткой паузы, радостно, - потому что она нашлась! Наш корреспондент обнаружил её на одном из наших курортов в компании нового друга. Его личность выясняется. Следите за нашими передачами. А теперь продолжим наши новости".
Знаток рванулся к приёмнику, но радио успело выпалить:
"За последние две недели неимоверно увеличился объём продаж альбомов нашей любимой певицы. Особенно раскупается её последний хит "Покаяние"..."
- Гадина! - выругался следователь.
- Когда будете исповедоваться у меня, не забудьте упомянуть про гнев и злословие, - спокойным тоном вернул его к действительности хозяин дома и продолжил, - ну, так что, договоримся?
- Договоримся. Держите плёнку.
- Только, пожалуйста, не нарушайте клятву: ни жёнам, ни... - священник посмотрел на куклу, - в общем вы понимаете - ни-ко-му ни слова. Нарушать клятву - бо-о-ольшой грех!
При этих словах он встал, поднял руку. И, слегка повернувшись от куклы к одной из икон, добавил, крестясь:
- Господи, не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо твоё есть царство и сила, и слава во веки. Аминь.
Извинившись, "гости" распрощались с хозяином.
Проводив их до двери и закрыв её - на всякий случай - на щеколду, тот быстро вернулся в спальню. Подошёл к приёмнику. Достал кассету. Мгновение решал, куда её спрятать, и сунул в карман: "По дороге выброшу".
Решил избавиться и от куклы. Завернул её в плед.
Осмотрелся ещё раз. Перекрестился.
Уходя с куклой под мышкой, вспомнил, что не переставил клавиши на приёмнике, но махнул рукой: "Всё равно догадаются".
Священника занимала одна мысль: "Спрятаться и отсидеться хотя бы сутки". Всё решали минуты, а может быть - секунды.
В автомобиле содрал шторки - так труднее его будет узнать. И только после этого выехал из гаража. Подъехав к воротам, не открыл их сразу, а, выйдя из автомобиля, убедился, что снаружи никого нет. Улица была пустынна. Тускло светили фонари. В окнах соседей свет ещё не горел. "Хорошо".
Подъезжая к перекрёстку, священник мысленно помолился, воздал хвалу Богу. Сбавил скорость... И в это мгновение - рёв двигателя, визг тормозов, прерывистая сирена: перед капотом его машины, загораживая дорогу и свет божий, возник автомобиль с мигалкой. И тут же с боков подскочили двое с пистолетами:
- Вылезай!
- Из машины!
- Руки за спину!
На руках несчастного защёлкнулись наручники. То, чего он боялся больше всего, произошло.
И тут священник узнал их - непрошеные ночные гости! Как же так! Ведь всё получилось: они ушли, уверенные в его невиновности. Они клялись!
- Всё не можем расстаться с любимой? - съехидничал старший, открыв багажник.
- А вот и кассета! - обрадовано сообщил ему младший, обыскав священника. И добавил, но уже обращаясь к арестованному, - мы со своей плёнкой тоже не расстаёмся, - и со смехом превосходства показал ему обратную сторону фотоаппарата.
Это оказался цифровой аппарат. На экранчике светилось изображение: испуганный священник, его рука на лице маленькой женщины, вокруг которой на стене висят иконы. Следователь, нажимая кнопку, пролистал ещё несколько снимков, с удовольствием наблюдая за реакцией святого отца. Но тот, вместо того, чтобы раскаяться в содеянном, стал яростно сопротивляться:
- Как вам не стыдно! Это же обман - подсовывать ложные вещи! Это грех!
- А это, - в руке следователя чернел прямоугольник кассеты, - что? Тело Господне?
- Не кощунствуйте - это грех..., - уже менее уверенно спарировал священник. И добавил:
- Я вынужден был. Вы мне с самого начала, с первого дня не доверяли, подозревали. А я вам сегодня правду говорил. Бог свидетель! И мы же договорились, а вы нарушили клятву - это оч-чень большой грех!
- Так мы вам и поверили! Вышли и сразу перезвонили на радио. Они ничего подобного не передавали и ничего о судьбе певицы не знают. Правда, её песни, особенно "Покаяние", на самом деле хорошо продаются. Тут вы догадались правильно. Вы что, следите за новинками поп-музыки? А вашу сообщницу, что надиктовала плёнку, мы вычислим...
- Можете не трудиться, - прервал его священник, - это...
- Певица! - хлопнув себя по лбу, воскликнул радостно молодой следователь, - как я её сразу не узнал!
- Я же говорил - вот гадина! - снова не сдержался старший.
Они обменялись взглядами со священником.
- Когда она сообщила мне, что собирается исчезнуть на две недели сразу после исповеди, я, грешен, испугался, что могут заподозрить меня. Вот видите - я был прав... Тогда мы на всякий случай и записали эту кассету. Вы её недослушали, а там всё объясняется. Можете сейчас послушать, - взглядом указал священник на магнитолу в автомобиле.
- Нет уж, наслушались! - отрезал Знаток, - в машину его. Поехали. Пусть посидит до суда - может, ещё что придумает.
- Но ведь мы договорились, договорились, договорились, - повторял священник, - вы берёте грех на душу.
- Ничего, придём к вам через двадцать пять лет, покаемся.
- Теперь можете говорить нашему начальству всё, что вздумаете - мы разрешаем, освобождаем вас от клятвы, - с вежливой улыбкой подыграл Знатоку молодой.
Он так сейчас гордился им! Знатока не проведёшь! Такую хитрую бестию обвёл вокруг пальца. А трюк с фотоплёнкой был ещё не самым крутым изобретение Знатока...
- Это грех, грех..., - канючил несчастный священник.
- Надоел, - отмахнулся Знаток.
- Может, музыку включить? - подсказал коллега.
- И погромче, - согласился Знаток, и, держа руль левой, правой рукой включил радио.
- Поставьте кассету, - просил священник, но его не слышали, только по губам можно было угадать, - грех, грех, грех...
Музыка неожиданно прервалась. Бодрый мужской голос сообщал: "Сенсация! Убийца нашей любимой певицы до сих пор не найден и не будет найден нашими доблестными сыщиками, потому что она... нашлась! Наш корреспондент обнаружил её на одном из наших курортов в компании её нового друга. Его личность вот-вот будет нами установлена. Следите за нашими передачами. А теперь продолжим наши новости. За последние две недели неимоверно увеличился объем продаж альбомов нашей любимой певицы. Особенно раскупается её последний хит "Покаяние"..."
Знаток краснел и бледнел. От злобы и бессилия, из-за бессонной ночи и голода он даже не заметил, что этот текст похож на предыдущий. Вдруг он резко нажал на тормоз. Машина, завизжав, стала, как вкопанная, все подались вперёд. По лобовому стеклу поползла паутинка трещин.
Преодолевая себя, Знаток процедил:
- Выходите...
Его молодой коллега, извиняясь, дрожащими руками копошился в наручниках.
На лбу Знатока угрожающе быстро росли две шишки, очень напоминающие рога.