Это был даже не шок. И не ступор. Ей показалось, что она умерла. Окружающий мир перестал существовать, вернее сузился до размеров ничего не выражающего лица лечащего врача, который говорил-говорил-говорил. Она не слышала слов, но по губам читала приговор:
- К сожалению, медицина не всесильна. Болезнь очень запущена, метастазы пошли в надпочечники, печень и даже позвоночник. Любое лечение бесперспективно. Оно только продлит его агонию. Лучшее, что вы можете для него сделать - забрать домой. Окружить заботой и лаской. Поймите, смерть неизбежна. Нам, конечно, очень жаль...
Доктор поднялся, давая понять, что разговор закончен, но Елена ждала, не поднималась, не уходила. Врач снова присел, теперь уже на кушетку рядом с ней. Взял её за руку:
- Вы держитесь, думайте о нём. Вам тяжело, а каково ему. Мы, конечно, не сказали ему всей правды...
- Сколько? - вдруг перебила его Елена каким-то старушечьим голосом.
- Чего сколько? - не понял врач.
- Сколько нам осталось?
Доктор развёл руками:
- Судя по всему, процесс идёт очень быстро. Область поражения очень большая, оба лёгких, печень, позвоночник. Думаю, месяца два-три не больше.
Елена резко поднялась и двинулась к выходу. В дверях вдруг затормозила, оглянулась:
- Три месяца? Сейчас конец декабря. Январь, февраль, март. Нельзя нам в марте. У дочери старшей день рождения, восемнадцатилетие. Что ж прикажете ей вместо того, чтоб веселиться, рыдать над могилой отца. Нельзя нам, доктор, нельзя! - И она, покачнувшись, стала медленно садиться на пол.
Игорь ждал её в коридоре. Растерянный и виноватый. Взглянув в лицо жене, он попытался улыбнуться, но сил на улыбку не хватило, вместо неё получилась жалкая гримаса, в глазах блеснули слёзы:
- Что, Ленша, приговорили меня?
Елена вздёрнула подбородок, прямо посмотрела в глаза мужу:
- Ничего, прорвёмся. Ты только верь мне - всё будет хорошо!
Игорь удивлённо поднял брови. И тут же улыбнулся. Теперь уже по-настоящему, нежно и ласково, как мог улыбаться только он один. И только ей одной. Он ей верил!
Ожидающий в машине Сергей, брат Игоря, спросил:
- Ну, что? как дела?!
Как будто она могла сказать ему, как на самом деле обстоят дела!
Елена подняла голову:
- Нормально!
И хотя тот недоверчиво покачал головой, тут же упрямо повторила:
- Нормально! Едем домой!
В машине положила некогда кудрявую голову мужа себе на колени. Гладила, перебирала пальцами коротко стриженные волосы. Игорь дремал, она не плакала. Смотрела за окно и удивлялась тому, как изменился в одночасье мир. Небо, голубое и чистое - стало равнодушно-прозрачным, солнце, яркое, игривое - беспощадным, деревья - уродливыми корягами, дорога - удушающей петлёй.
Сердце замирало. Неужели это всё?! Как же так? А как же наши планы, мечты. Как же дети, как я! Как же наша долгая-предолгая "вечная" любовь. Неужели ничего этого скоро не будет? А вернее сказать, ничего уже нет. Два-три месяца мучительной пытки ожидания жуткого конца не в счёт. Как же так?! Почему?! Кто посмел?! Разрушить такой надёжный и прочный мир. Её мир! Кто посмел отобрать? Лишить всего?
Игорь зашевелился. Видимо, затекли шея и спина. На заднем сиденье автомобиля ему было непривычно и тесно. Длинные ноги упирались в водительское кресло. Колени ломило. Как, впрочем, и всё тело. Вздохнул. Елена поняла: не спит. Почесала ему макушку и затылок, как он любил.
Сергей нажал кнопку автомагнитолы. Полилась до боли знакомая, ритмичная музыка. Итальянский певец вещал о своей драматической "La Storia d'Amore". Игорь уткнулся лицом в колене жене. Плечи его стали мелко вздрагивать. Елена почувствовала, как крик отчаяния, готовый вырваться из её груди, застрял где-то на полпути и грозил взорвать её изнутри. Начав задыхаться, она успела толкнуть Сергея, сидевшего за рулём, в плечо:
- Останови!
Кое-как нащупав ручку автомобиля, открыла дверцу, вывалилась на улицу, прямо в снег. Игорь выбрался из машины. Подхватил её подмышки и, превозмогая боль, поднял. Прижал к себе. Стояли молча. Слушали, как известный всему миру артист продолжал кого-то вопрошать о своих несчастьях:
Perche perche perche perche,
io le piacevo...
- Сделай громче, - попросил вдруг Игорь и подмигнул жене, - давай, родная, потанцуем.
Елена послушно положила руку на плечо мужа. Странный это был танец. Танец на грани. Танец на дороге. На дороге, разделяющей прошлое и настоящее. На дороге без будущего.
Lei mi amava, mi odiava, mi amava, mi odiava,
era contro di me...
Жаловался любимый певец. Аккорды гитары становились ритмичнее, Елена чуть оторвалась от мужа, смахнула слёзы, подняла руку вверх, как будто держала в ней тамбурин, захлопала замёрзшими на ветру ладонями.
Ora tu vieni a chiedere a me
tua moglie dov'e...
Игорь тоже поднял левую руку. Стал двигаться быстрее. Лоб его покрылся испариной.
Dal letto io mi alzai e tutta la guardai,
sembrava un angelo...
Проезжающие машины сигналили. Видимо, предупреждая, что дорога не место для подобных "выкрутасов". Однако остановиться они уже не могли. Пьянящая тарантелла!
- Помнишь?
- Помню.
- Как ты тогда танцевала!
- Как ты тогда играл!
Io l'amavo, la odiavo, l'amavo, la odiavo,
ero contro di lei...
Игорь засмеялся, отрывисто, сухо, и тут же закашлялся. Елена вдруг порывисто впилась в его губы. Игорь плотнее привлёк жену к себе - так теплее.
Mi stringeva sul suo corpo, mi donava la sua bocca,
mi diceva sono tua
e nel sogno la baciai.
Закончил свою исповедь любимый певец.
Они очнулись. Мелкая дрожь побежала по всему телу. Игорь вдруг оторвался от жены и сказал властно, как всегда:
- Давай - в машину. Ещё не хватало, чтобы тоже простудилась. Хватит.
Елена тут же втянула в себя невыплаканные слёзы и подчинилась.
- Выключай, брат, музыку. Я спать хочу, - скомандовал он Сергею, снова, свернувшись, положил голову на колени жене и засопел, как обиженный мальчик. Елена поняла - уснул. Примостившись поудобнее, она опять уставилась в окно. Мир стал чуточку приветливее и роднее. Но вдруг дикая мысль пронзила её насквозь: а что станет с этим миром, когда в нём не станет Игоря. Как он изменится? А он не может не измениться! Какими будут облака? Разве они не превратятся в рыдающие и рвущиеся в клочья тучи. Каким станет небо? Разве оно не поблёкнет от слёз? Каким станет лес, растущий по обеим сторонам дороги? Деревья в этом лесу? Травы и цветы? Без Игоря! Елена вздрогнула и тут же решительно выдохнула: "Ну, нет. Это мы ещё посмотрим кто кого! Поборемся". Хотя как, и главное, с кем бороться, она представляла очень смутно.
Когда танцевали, Елена видела напряжённые лица родственников и заплаканное лицо свекрови. Гневно взглянув на мать мужа, едва кивнула на дверь. Та повиновалась и вышла. Вскоре и остальные гости стали расходиться под различными предлогами. Елена не удерживала - понимала, люди устали притворяться весёлыми и жизнерадостными. Она тоже устала. От их безмолвного сочувствия и непонимания того, что никто здесь умирать не собирается.
С этого дня началась её молчаливая, но очень жёсткая борьба за жизнь. Её и Игоря. Никаких слёз и истерик. Даже один на один с собой. Всем родственникам запретила приезжать и сидеть со скорбными лицами. Плачьте дома, если плачется. К ним же в дом только с улыбкой, радостью, с пожеланием скорейшего выздоровления, а не скорейшего избавления от страданий. Многие её не понимали, обвиняли в бессердечности. А золовка и вообще назвала её бесчувственной стервой. Елена смолчала. Стерва! Пусть так. Но теперь она чётко осознавала одно: каждый день, прожитый с мужем - это её возможность быть счастливой. И она боролась за каждый день. Сегодня за завтра. Завтра - снова за завтра. Ловила себя на мысли, что никогда, даже в самые страстные мгновения своей жизни, не любила мужа так, как любит сейчас. Оказывается, это такое счастье - просыпаться среди ночи и вслушиваться в его дыхание, трогать его тёплую руку, целовать его исхудавшее лицо, плечи, грудь. Один день счастья. Её счастья. И никто не может лишить её права - на счастье. Счастье одного дня!
Усилиями влиятельных родственников и знакомых удалось положить Игоря в онкодиспансер. И хотя врачи по-прежнему ничего не гарантировали, и даже предостерегали, стало немного легче. Психологически. Понимание того, что тебе пытаются помочь, разделить твою боль очень подбодрило Игоря, а за ним и Елену. Однако первый курс химеотерапии он перенёс тяжело. Долго метался в бреду, никого не узнавал. Елена забрала его домой. И снова день за днём, шаг за шагом отвоёвывала его у небытия. На третью ночь проснулась от странного ощущения. Прислушалась. Игорь звал её. Наклонилась, думала в бреду, но столкнулась с его пронзительным взглядом:
- Ленша, я жив? Да?
- Жив! - откликнулась жена и поцеловала его в щёку.
- Надо же, - удивился он и добавил, - значит, я молодец!
- Молодец! Ты самый-самый молодец из всех молодцов. Есть будешь?
- Нет. Пока только пить. Я и проснулся только от того, что шёл по какой-то пустыне, а там пить не давали. Оглянулся и вижу тебя. Ты мне воду в ковше несёшь.
Восстановление шло медленно, о повторном курсе химиотерапии пока не могло быть и речи. Особенно подводили ноги. Они отказывались слушаться и тем более самостоятельно передвигаться. Сердобольная свекровь раздобыла где-то кресло-коляску, но Елена убрала в самый дальний угол и пользовалась ей только, когда ездили в больницу. "А по дому, - объявила мужу, - ногами. Хоть трясущимися, но своими".
В перерывах между массажами, уколами и лечебной гимнастикой мелькали листы календаря. Лучше мужу не становилось. Но ведь и хуже тоже! Всё чаще и чаще в голове мелькала спасительное слово - ремиссия. Подошёл март. И, как на грех, разразился не первой капелью, а бурными снегопадами и бесконечными метелями. Врач неоднократно намекал на повторный курс химиотерапии, но Елена выжидала. Боялась. Видела, что не готов пока муж морально и физически. Решили после дня рождения дочери. Уж очень хотелось отвести праздник, как подобает: с тостами, поздравительными речами и танцами. А кто как ни отец должен произнести первый поздравительный тост.
Народу пригласили много. Всю родню да ещё одноклассников. Как-никак восемнадцать лет - дорога в жизнь. Свекровь и золовка ворчали больше всех: "Тебе ли сейчас до праздников. Сама скачешь, и ему (Игорю) покоя нет. Остынь. Дай отдохнуть перед операцией". Но Елена сжимала зубы и изменить ничего не хотела. Будем праздновать. Веселиться и танцевать.
И всё пошло по её сценарию. После первых тостов и подарков молодёжь устремилась танцевать. А за ней постепенно потянулись и остальные гости. Шутки, смех, как всегда. И только бледное лицо Игоря возвращало всех в страшную реальность. Ближе к полуночи увела мужа в спальню. Поставила укол. Теперь он должен поспать. Поцеловала в щёку и вернулась к гостям. Кое-кто намылился уже уходить, но Елена объявила, что будет танцевать. Гости оживились. Пропустить такое было невозможно. Она отыскала среди вороха старых вещей свою широкую шёлковую юбку. Эх, жаль бубен не сохранился! Включила музыку. С первых аккордов зазвучали знакомые, ритмичные звуки. Гости встали в полукруг. Елена освободила волосы от тянущей резинки, тряхнула ими. Они мягким шёлком упали на плечи, спину, лицо. На счёт один - согнула правую руку вперёд ладонью вверх, сделала стремительный круг. Гости восхищённо смотрели на неё. Итальянский певец старался вовсю:
Lei mi amava, mi odiava, mi amava, mi odiava,
era contro di me...
На счёт два - правую руку вниз, ладонью вверх. Осанка прямая. Кажется, ничего не забыла! Ноги сами собой ритмично отбивали дробь.
Io l'amavo, la odiavo, l'amavo, la odiavo,
ero contro di lei...
На счёт три - удар правым носком в пол. На счёт - четыре подскок и поворот.
Se non ero stato il suo ragazzo
era colpa di lei...
Снова круг перед гостями. Лица возбуждены и одновременно насторожены.
e uno schiaffo all'improvviso le mollai sul suo bel viso
rimandandola d...
Ничего, она и без тамбурина! Плечо, бедро, колено. Можно юбочку чуть приподнять. Левый носок в пол - ножку вправо. Ещё подскок и поворот. Ну, где вы там, мерзкие создания? Выходите! Выползайте из своих щелей! Тряхнув волосами так, что они обвили её голову, закрыли лицо и глаза, Елена танцевала, как никогда, стремительно и яростно. Она давила, давила, давила этих отвратительных лохматых пауков. Подлых тварей! Ещё и ещё! Танцевала - давила. Давила - танцевала. Музыка давно кончилась. Гости настороженно молчали, не решаясь остановить этот дикий, только ей одной понятный танец. Но она продолжала танцевать, напевая сама себе.
Lei mi amava, mi odiava, mi amava, mi odiava,
era contro di me
io non ero ancora il suo ragazzo e gia soffriva per me...
-Мама! - вдруг услышала тоненький голосок младшей дочери. Та дёргала её за руку:
- Мама, музыка давно кончилась!
Елена обвела гостей взглядом:
- Ну и что? А я и без музыки...
- Может, не надо, мама! - это уже старшая, внезапно присмиревшая Сашка.
Видимо дикий танец матери напугал их.
- Уймись, уже! - фыркнула свекровь.
Елена ещё раз взглядом обвела гостей. Сочувствующие постные лица. И вдруг в дверном проёме она увидела Игоря. Бледный, как полотно, он едва держался на ногах. Кто-то из гостей подвинул ему стул. Он сел и в полной тишине произнёс:
- Катенька, дай-ка мне гитару!
Младшая дочь тут же сняла со стены гитару и бросилась к отцу. Дрожащими пальцами Игорь перебрал струны, пробежался по ним и взял первый аккорд. Знакомая мелодия полилась из-под пальцев. Он пристально посмотрел в глаза жене, подмигнул и крикнул: