Рассказы
---------------------------------------------------------------------
Книга: М.Пришвин. "Кладовая солнца". Повесть и рассказы
Издательство "Народная асвета", Минск, 1980
Художник В.П.Кадочников
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 5 декабря 2001
---------------------------------------------------------------------
Содержание
Паутинка
Лесной хозяин
Сухостойное дерево
Деревья в плену
Жаркий час
Разговор деревьев
Ореховые дымки
Осинкам холодно
Силач
Старый дед
Именины осинки
Старый скворец
Вот был солнечный день, такой яркий, что лучи проникали даже и в самый
темный лес. Шел я вперед по такой узенькой просеке, что некоторые деревья с
одной стороны перегибались на другую, и это дерево шептало своими листиками
что-то другому дереву, на той стороне. Ветер был очень слабый, но все-таки
он был: и наверху лепетали осинки, и внизу, как всегда, важно раскачивались
папоротники. Вдруг я заметил: со стороны на сторону через просеку, слева
направо, беспрерывно там и тут перелетают какие-то мелкие огненные стрелки.
Как всегда в таких случаях, я сосредоточил свое внимание на стрелках и скоро
заметил, что движение стрелок происходит по ветру, слева направо. Еще я
заметил, что на елках их обычные побеги-лапки вышли из своих оранжевых
сорочек и ветер сдувал эти ненужные больше сорочки с каждого дерева во
множестве великом: каждая новая лапка на елке рождалась в оранжевой сорочке,
и теперь сколько лапок, столько сорочек слетало - тысячи, миллионы...
Мне видно было, как одна из этих слетающих сорочек встретилась с одной
из летящих стрелок и вдруг повисла в воздухе, а стрелка исчезла. Я понял
тогда, что сорочка повисла на невидимой мне паутинке, и это дало мне
возможность в упор подойти к паутинке и вполне понять явление стрелок: ветер
поддувает паутинку к солнечному лучу, блестящая паутинка вспыхивает от
света, и от этого кажется, будто стрелка летит. В то же время я понял, что
паутинок этих, протянутых через просеку, великое множество, и, значит, если
я шел, то разрывал их, сам не зная того, тысячами. Мне казалось, что у меня
была такая важная цель - учиться в лесу быть его настоящим хозяином, - что я
имел право рвать все паутинки и заставлять всех лесных пауков работать для
моей цели. Но эту замеченную мной паутинку я почему-то пощадил: ведь это она
же благодаря повисшей на ней сорочке помогла разгадать мне явление стрелок.
Был ли я жесток, разрывая тысячи паутинок? Нисколько: я же их не видел - моя
жестокость была следствием моей физической силы. Был ли я милостив, наклоняя
для спасения паутинки свою натруженную спину? Не думаю: в лесу я веду себя
учеником, и если бы я мог, то ничего бы не тронул. Спасение этой паутинки я
отношу к действию моего сосредоточенного внимания.
То было в солнечный день, а то расскажу, как было в лесу перед самым
дождем. Наступила такая тишина, было такое напряжение в ожидании первых
капель, что, казалось, каждый листик, каждая хвоинка силилась быть первой и
поймать первую каплю дождя. И так стало в лесу, будто каждая мельчайшая
сущность получила свое собственное, отдельное выражение.
Так вхожу я к ним в это время, и мне кажется: они все, как люди,
повернулись ко мне лицами и по глупости своей у меня, как у бога, просят
дождя.
- А ну-ка, старик, - приказал я дождю, - будет тебе всех нас томить,
ехать, так ехать, начинай!
Но дождик в этот раз меня не послушался, и я вспомнил о своей новой
соломенной шляпе: пойдет дождь - и шляпа моя пропала. Но тут, думая о шляпе,
увидел я необыкновенную елку. Росла она, конечно, в тени, и оттого сучья у
нее когда-то были опущены вниз. Теперь же, после выборочной рубки, она
очутилась на свету, и каждый сук ее стал расти кверху. Наверно, и нижние
суки со временем поднялись бы, но ветки эти, соприкоснувшись с землей,
выпустили корешки и прицепились... Так под елкой с поднятыми вверх сучьями
внизу получился хороший шалашик. Нарубив лапнику, я уплотнил его, сделал
вход, устелил внизу сиденье. И только уселся, чтобы начать новую беседу с
дождем, как вижу, против меня совсем близко пылает большое дерево. Быстро
схватил я с шалашика лапник, собрал его в веник и, стегая по горящему месту,
мало-помалу пожар затушил раньше, чем пламя пережгло кору дерева кругом и
тем сделало бы невозможным движение сока.
Вокруг дерева место не было обожжено костром, коров тут не пасли, и не
могло быть подпасков, на которых все валят вину за пожары. Вспомнив свои
детские разбойничьи годы, я сообразил, что смолу на дереве поджег скорей
всего какой-нибудь мальчишка из озорства, из любопытства поглядеть, как
будет гореть смола. Спустившись в свои детские годы, я представил себе, до
чего же это приятно взять чиркнуть спичкой и поджечь дерево.
Мне стало ясно, что вредитель, когда загорелась смола, вдруг увидел
меня и скрылся тут же где-нибудь в ближайших кустах. Тогда, сделав вид,
будто я продолжаю свой путь, посвистывая, удалился я с места пожара и,
сделав несколько десятков шагов вдоль просеки, прыгнул в кусты и возвратился
на старое место и тоже затаился.
Недолго пришлось мне ждать разбойника. Из куста вышел белокурый мальчик
лет семи-восьми, с рыжеватым солнечным запеком, смелыми, открытыми глазами,
полуголый и с отличным сложением. Он враждебно поглядел в сторону просеки,
куда я ушел, поднял еловую шишку и, желая пустить ее в меня, так
размахнулся, что перевернулся даже вокруг себя. Это его не смутило;
напротив, он, как настоящий хозяин лесов, заложил обе руки в карманы, стал
разглядывать место пожара и сказал:
- Выходи, Зина, он ушел!
Вышла девочка, чуть постарше, чуть повыше и с большой корзиной в руке.
- Зина, - сказал мальчик, - знаешь что?
Зина глянула на него большими спокойными глазами и ответила просто:
- Нет, Вася, не знаю.
- Где тебе! - вымолвил хозяин лесов. - Я хочу сказать тебе: не приди
тот человек, не погаси он пожар, то, пожалуй, от этого дерева сгорел бы весь
лес. Вот бы мы тогда поглядели!
- Дурак ты! - сказала Зина.
- Правда, Зина, - сказал я, - вздумал чем хвастаться, настоящий дурак!
И как только я сказал эти слова, задорный хозяин лесов вдруг, как
говорят, "улепетнул".
А Зина, видимо, и не думала отвечать за разбойника, она спокойно
глядела на меня, только бровки ее поднимались чуть-чуть удивленно.
При виде такой разумной девочки мне захотелось обратить всю эту историю
в шутку, расположить ее к себе и потом вместе обработать хозяина лесов. Как
раз в это время напряжение всех живых существ, ожидающих дождя, дошло до
крайности.
- Зина, - сказал я, - смотри, как все листки, все травинки ждут дождя.
Вон заячья капуста даже на пень забралась, чтобы захватить первые капли.
Девочке моя шутка понравилась, она милостиво мне улыбнулась.
- Ну, старик, - сказал я дождю, - будет тебе всех нас томить, начинай,
поехали!
И в этот раз дождик послушался, пошел. А девочка серьезно, вдумчиво
сосредоточилась на мне и губки поджала, как будто хотела сказать: "Шутки
шутками, а все-таки дождик пошел".
- Зина, - сказал я поспешно, - скажи, что у тебя в этой большой
корзине?
Она показала: там было два белых гриба. Мы уложили в корзину мою новую
шляпу, закрыли папоротником и направились от дождя в мой шалаш. Наломав еще
лапнику, мы укрыли его хорошо и залезли.
- Вася, - крикнула девочка. - Будет дурить, выходи!
И хозяин лесов, подгоняемый проливным дождем, не замедлил явиться.
Как только мальчик уселся рядом с нами и захотел что-то сказать, я
поднял вверх указательный палец и приказал хозяину:
- Ни гу-гу!
И все мы трое замерли.
Невозможно передать прелести пребывания в лесу под елкой во время
теплого летнего дождя. Хохлатый рябчик, гонимый дождем, ворвался в середину
нашей густой елки и уселся над самым шалашом. Совсем на виду под веточкой
устроился зяблик. Ежик пришел. Проковылял мимо заяц. И долго дождик шептал и
шептал что-то нашей елке. И мы долго сидели, и все было так, будто настоящий
хозяин лесов каждому из нас отдельно шептал, шептал, шептал...
Когда дождик прошел и все вокруг засверкало, мы по тропе, пробитой
ногами прохожих, вышли из леса. При самом выходе стояло огромное и когда-то
могучее дерево, перевидевшее не одно поколение людей. Теперь оно стояло
совершенно умершее, было, как говорят лесники, "сухостойное".
Оглядев это дерево, я сказал детям:
- Быть может, прохожий человек, желая здесь отдохнуть, воткнул топор в
это дерево и на топор повесил свой тяжелый мешок. Дерево после того заболело
и стало залечивать ранку смолой. А может быть, спасаясь от охотника, в
густой кроне этого дерева затаилась белка, и охотник, чтобы выгнать ее из
убежища, принялся тяжелым поленом стучать по стволу. Бывает довольно одного
только удара, чтобы дерево заболело.
И много, много с деревом, как и с человеком и со всяким живым существом
может случиться такого, от чего возьмется болезнь. Или, может быть, молния
стукнула?
С чего-то началось, и дерево стало заливать свою рану смолой. Когда же
дерево стало хворать, об этом, конечно, узнал червяк. Закорыш забрался под
кору и стал там точить. По-своему как-то о червяке узнал дятел и в поисках
закорыша стал долбить там и тут дерево. Скоро ли найдешь? А то, может быть,
и так, что, пока дятел долбит и раздолбит так, что можно бы ему и схватить,
закорыш в это время продвинется, и лесному плотнику надо снова долбить. И не
один же закорыш, и не один тоже дятел. Так долбят дерево дятлы, а дерево,
ослабевая, все заливает смолой.
Теперь поглядите вокруг дерева на следы костров и понимайте: по этой
тропе люди ходят, тут останавливаются на отдых и, несмотря на запрет в лесу
костры разводить, собирают дрова и поджигают. А чтобы скорей разжигалось,
стесывают с дерева смолистую корку. Так мало-помалу от стесывания
образовалось вокруг дерева белое кольцо, движение соков вверх прекратилось,
и дерево засохло. Теперь скажите, кто же виноват в гибели прекрасного
дерева, простоявшего не меньше двух столетий на месте: болезнь, молния,
закорыш, дятлы?
- Закорыш! - быстро сказал Вася.
И, поглядев на Зину, поправился:
- Дятлы!
Дети были, наверно, очень дружны, и быстрый Вася привык читать правду с
лица спокойной умницы Зины. Так, наверно, он слизнул бы с ее лица и в этот
раз правду, но я спросил ее:
- А ты, Зиночка, как ты, милая дочка моя, думаешь?
Девочка обняла рукой ротик, умными глазами поглядела на меня, как в
школе на учителя, и ответила:
- Наверное, виноваты люди.
- Люди, люди виноваты, - подхватил я за ней.
И, как настоящий учитель, рассказал им о всем, как я думаю сам для
себя: что дятлы и закорыш не виноваты, потому что нет у них ни ума
человеческого, ни совести, освещающих вину в человеке; что каждый из нас
родится хозяином природы, но только должен много учиться понимать лес, чтобы
получить право им распоряжаться и сделаться настоящим хозяином леса. Не
забыл я рассказать и о себе, что до сих пор учусь постоянно и без
какого-нибудь плана или замысла, ни во что в лесу не вмешиваюсь. Тут не
забыл я рассказать и о недавнем своем открытии огненных стрелок, и о том,
как пощадил даже одну паутинку.
После того мы вышли из леса, и так со мною теперь постоянно бывает: в
лесу веду себя как ученик, а из леса выхожу как учитель.
Весна сияла на небе, но лес еще по-зимнему был засыпан снегом. Были ли
вы снежной зимой в молодом лесу? Конечно, не были: туда и войти невозможно.
Там, где летом вы шли по широкой дорожке, теперь через эту дорожку в ту и
другую сторону лежат согнутые деревья, и так низко, что только зайцу под
ними и пробежать.
Вот что случилось с деревьями: березка вершинкой своей, как ладонью,
забирала падающий снег, и такой бы идти по такой дорожке, самому не сгибая
спины. В оттепель падал опять снег и прилипал к тому кому. Вершина с тем
огромным комом все гнулась и наконец погрузилась в снег и примерзла так до
самой весны. Под этой аркой всю зиму проходили звери и люди изредка на
лыжах.
Но я знаю одно простое волшебное средство, чтобы идти по такой дорожке,
самому не сгибая спины. Я выламываю себе хорошую увесистую палочку, и стоит
мне только этой палочкой хорошенько стукнуть по склоненному дереву, как снег
валится вниз, дерево прыгает вверх и уступает мне дорогу. Медленно так я иду
и волшебным ударом освобождаю множество деревьев.
В полях тает, а в лесу еще снег лежит нетронутый плотными подушками на
земле и на ветках деревьев, и деревья стоят в снежном плену. Тонкие стволики
пригнулись к земле, примерзли и ждут с часу на час освобождения. Наконец
приходит этот жаркий час, самый счастливый для неподвижных деревьев и
страшный для зверей и птиц.
Пришел жаркий час, снег незаметно подтаивает, и вот в полной лесной
тишине как будто сама собой шевельнется еловая веточка и закачается. А как
раз под этой елкой, прикрытой ее широкими ветками, спит заяц. В страхе он
встает и прислушивается: веточка не может же сама собой шевельнуться. Зайцу
страшно, а тут на глазах его другая, третья ветка шевельнулась и,
освобожденная от снега, подпрыгнула. Заяц метнулся, побежал, опять сел
столбиком и слушает: откуда беда, куда ему бежать?
И только стал на задние лапки, только оглянулся, как прыгнет вверх
перед самым его носом, как выпрямится, как закачается целая береза, как
махнет рядом ветка елки!
И пошло, и пошло: везде прыгают ветки, вырываясь из снежного плена,
весь лес кругом шевелится, весь лес пошел. И мечется обезумевший заяц, и
встает всякий зверь, и птица улетает из леса.
Почки раскрываются, шоколадные, с зелеными хвостиками, и на каждом
зеленом клювике висит большая прозрачная капля. Возьмешь одну почку,
разотрешь между пальцами, и потом долго все пахнет тебе ароматной смолой
березы, тополя или черемухи.
Понюхаешь черемуховую почку и сразу вспомнишь, как, бывало, забирался
наверх по дереву за ягодами, блестящими, черно-лаковыми. Ел их горстями
прямо с косточками, но ничего от этого, кроме хорошего, не бывало.
Вечер теплый, а такая тишина, словно должно что-то в такой тишине
случиться. И вот начинают шептаться между собой деревья: береза белая с
другой березой белой издали перекликаются; осинка молодая вышла на поляну,
как зеленая свечка, и зовет к себе такую же зеленую свечку-осинку, помахивая
веточкой; черемуха черемухе подает ветку с раскрытыми почками. Если с нами
сравнить - мы звуками перекликаемся, а у них - аромат.
Барометр падает, но вместо благодетельного теплого дождя приходит
холодный ветер. И все-таки весна продолжает продвигаться. За сегодняшний
день позеленели лужайки сначала по краям ручьев, потом по южным склонам
берегов, возле дороги, и к вечеру зазеленело везде на земле. Красивы были
волнистые линии пахоты на полях - нарастающее черное с поглощаемой зеленью.
Почки на черемухе сегодня превратились в зеленые копья. Ореховые сережки
начали пылить, и под каждой порхающей в орешнике птичкой взлетал дымок.
В солнечный день осенью на опушке леса собрались молодые разноцветные
осинки, густо одна к другой, как будто им там в лесу стало холодно и они
вышли погреться на солнышко, на опушку.
Так иногда в деревнях выходят люди посидеть на завалинке, отдохнуть,
поговорить после трудового дня.
Муравьи разрыхлили землю, сверху она поросла брусникой, а под ягодой
зародился гриб. Мало-помалу, напирая своей упругой шляпкой, он поднял вверх
над собой целый свод с брусникой и сам, совершенно белый, показался на свет.
У старого огромного пня я сел прямо на землю, пень внутри - совершенная
труха, только эту труху держит твердая крайняя древесина. А из трухи выросла
березка и распустилась. И множество цветущих трав поднимается с земли к
этому огромному пню, как к любимому деду...
На самом пне, на одном только светлом солнечном пятнышке, на горячем
месте, я сосчитал десять кузнечиков, две ящерицы, шесть больших мух, две
жужелицы. Вокруг высокие папоротники собрались, как гости. А когда в
гостиную у старого пня ворвется самое нежное дыхание ветра, один папоротник
наклонится к другому, шепнет что-то и тот шепнет третьему, и все гости
обменяются мыслями.
И снова тишина.
Шиповник, наверно, с весны еще пробрался внутрь по стволу к молодой
осинке, и вот теперь когда время пришло осинке справлять свои именины, вся
она вспыхнула красными благоухающими дикими розами. Гудят пчелы и осы. Басят
шмели. Все летят поздравлять осинку и на этих больших именинах роски попить
и домой медку захватить.
Скворцы вывелись и улетели, и давно уже их место в скворечнике занято
воробьями. Но до сих пор на ту же яблоню в хорошее росистое утро прилетает
старый скворец и поет.
Вот странно! Казалось бы, все уже кончено, самка давно вывела птенцов,
детеныши выросли и улетели... Для чего же старый скворец прилетает каждое
утро на яблоню, где прошла его весна, и поет?
Популярность: 50, Last-modified: Wed, 05 Dec 2001 22:51:59 GmT