У нас — уже бригада
1
В начале июля разведчики сообщили, что немецкое командование собирается объединить силы гарнизонов Дретуни, Прыбытков, Булавок и Юровичей и нанести партизанам сокрушительный удар.
Новость не из приятных. В те дни мы еще не закончили формирование новых отрядов. К тому же в недавних боях с карателями партизаны понесли некоторые потери. Имелись раненые. А возможности оказания медицинской помощи были у нас очень ограниченны, приходилось отправлять тяжелораненых за линию фронта.
Возле поселка Селявщина, примерно в тридцати пяти километрах севернее Полоцка, мы совместно с соседними партизанскими бригадами организовали аэродром. Однако фашистские летчики часто бомбили его и изрыли все поле воронками. Садиться на такую площадку и брать на борт людей нашим самолетам удавалось очень [114] редко. Чаще всего они сбрасывали на аэродром парашютистов, батареи для радиостанции, оружие, боеприпасы, продукты, табак и улетали обратно.
Мы вынуждены были снаряжать довольно крупные группы, которые с невероятными трудностями на носилках переправляли раненых через линию фронта. Кроме того, иногда возникала необходимость отправить в советский тыл лишившиеся крова семьи партизан из сожженных гитлеровцами деревень. Все это отвлекало с баз немало людей и, разумеется, понижало боеспособность отрядов.
При таком положении данные разведки о том, что оккупанты хотят нанести партизанам удар объединенными силами четырех гарнизонов, естественно, вызвали у командования нашей группы отрядов большую тревогу. Начали думать, нельзя ли заставить фашистов отказаться от своего намерения. И возник такой замысел: создать впечатление, будто мы сами решили напасть на гитлеровцев.
Собрали группу разведчиков.
— Товарищи, — сказал я им, — в ближайшие дни мы одновременно совершим налет на немецкие гарнизоны в Дретуни, Прыбытках, Булавках и Юровичах. Ваша задача — предупредить об этом население. Чтобы избежать несчастных случаев, посоветуйте жителям соблюдать осторожность.
Разведчики отправились выполнять приказ.
Волнений было немало. Дойдет ли наше предупреждение до оккупантов? Как они будут реагировать?
Вскоре поступили обнадеживающие сведения. Командование гарнизонов привело свои подразделения в боевую готовность и даже отменило, традиционный воскресный шнапс. Фашисты начали минировать подходы к населенным пунктам, над которыми «нависла угроза».
А мы тем временем продолжали накапливать силы.
Коммунисты и комсомольцы деревень Каменка, Артемовка, Долгое, Свободы, Щербиново, Зябки, Великий Бор, Старинный, Шаховцы, Дубино сообщили, что более сотни крестьян выразили желание стать партизанами. Возглавил этих людей старший лейтенант Николай Михайлович Мышко — однофамилец Константина Мышко. Комиссаром к нему назначили Сергея Ивановича Табачникова (тоже однофамильца нашего бойца [115] Бориса Табачникова), начальником штаба — Григория Петровича Мельникова, начальником разведки — Ивана Ивановича Шумского.
Старший лейтенант Анатолий Семенович Меркуль, бежавший из плена вместе с Якимовым и Шинкаревым, стал командовать отрядом, организованным из жителей сел Котельно, Глисовка, Вальковцы, Заречье, Дубенцы, Котелки. Комиссаром выдвинули младшего политрука Алексея Даниловича Пятойкина, начальником разведки — младшего лейтенанта Оганеса Акоповича Оганесяна, начальником штаба — младшего лейтенанта Василия Петровича Васильева.
Новый отряд образовался и в районе деревень Молодежки, Коповище, Козьи Горки, Дмитровщина. Возглавлял его старший лейтенант Алексей Афанасьевич Щербина. Комиссаром туда направили Владимира Васильевича Бохонова, начальником штаба — Александра Ивановича Лысякова, начальником разведки — воентехника второго ранга Ивана Григорьевича Запорожца.
В Ветринском районе наши подрывники бывали пока сравнительно редко, и проходившая по нему железная дорога Полоцк — Молодечно охранялась слабее, чем другие. Поэтому мы создали здесь три отряда. Командовать ими поручили младшему лейтенанту Николаю Павловичу Комлеву, Николаю Федорову и Петру Широкову — организатору и руководителю самого первого отряда из местных жителей. Прежнее место Широкова занял Анатолий Константинович Александров.
За четыре с половиной месяца маленькая группа, перешедшая в начале марта линию фронта, увеличилась в десятки раз.
Теперь у нас было шестнадцать отрядов общей численностью более двух тысяч пятисот человек.
Примерно в середине июля мы сообщили об этом по радио в Москву. Руководство поздравило нас с успехом и предложило объединить все отряды в бригаду под тем же названием — «Неуловимые».
Мне присвоили звание майора и назначили командиром бригады. Комиссаром утвердили Бориса Львовича Глезина, начальником штаба — Алексея Николаевича [116] Кривского, начальником разведки — Павла Алексеевича Корабельникова.
Кроме двух с половиной тысяч партизан, бригада имела резерв — более девятисот человек.
Что представлял собой этот резерв?
В каждом населенном пункте нашей зоны у нас имелись надежные помощники. Мы их пока не брали в отряды из-за недостатка оружия. Были и другие причины, не позволявшие нам принимать в ряды партизан всех, кто хотел бороться против оккупантов. Нельзя было совсем «оголять» деревни. Кому-то следовало находиться на месте, вести хозяйство (обрабатывать землю, ухаживать за скотом, который кое-где удалось спрятать от гитлеровцев), чтобы иметь продукты питания для себя и помогать партизанам.
Крестьяне, находившиеся в селах, пренебрегая опасностью, оказывали нам огромную помощь. И не только материальную — продуктами, одеждой, обувью. Сотни людей, подчас целыми семьями, участвовали в боевых операциях, выполняли ответственные поручения.
Преданно служили нашему общему делу семья Шпырковых из деревни Вороново, семья Зуенко из Рудни, поташенские жители Лукьяновы, Жигаревы, Прохоровы; Дорофеевы из Котельни, Корниловы, Сидоренко из Большой Щеперни, Яковлевы из Куниц, семейство Зеленских из села Зеленки, Воронцовы — колхозники, проживавшие в Яковцах, и многие, многие другие. Невозможно перечислить фамилии всех чудесных людей, с которыми довелось нам встретиться на партизанских дорогах Белоруссии.
Вот некоторые примеры мужества и самоотверженности местных жителей, не состоявших в партизанских отрядах.
Восемнадцатилетняя комсомолка Вера Хмылева из деревни Пылевщина часами, сутками сидела в овраге, в кустах, следя за передвижением немцев, а затем, рискуя жизнью, пробиралась в штаб отряда и предупреждала о грозящей опасности.
Однажды Вера заметила около пятидесяти гитлеровцев, которые поспешно уходили из партизанской зоны. Встретив группу возвращавшихся с задания разведчиков, она посоветовала им пересечь дорогу фашистам. [117]
— Это ничего, что немцев в пять раз больше, чем вас, — сказала девушка. — Пойдемте скорее. Я знаю, по какой тропке они идут и откуда удобно на них напасть.
Разведчики залегли в густом кустарнике, куда их привела Вера, и с близкого расстояния внезапно открыли по гитлеровцам огонь. Больше половины фашистов осталось на поле боя. Остальные бежали. Но в этой схватке отважная комсомолка была тяжело ранена и потеряла сознание. Партизаны сделали из ветвей носилки и осторожно понесли ее в деревню.
— Много фрицев убили?.. А наши все целы?.. — спросила раненая, очнувшись.
Бойцы бережно доставили Веру домой. Но ничто не могло ее спасти: рана оказалась смертельной. Замечательная девушка скончалась на руках у матери.
Хоронили Хмылеву с воинскими почестями. Долго в скорбном молчании стояли мы над могилой юной патриотки, отдавшей жизнь за счастье народа.
Верину мать, простую женщину, вырастившую такую бесстрашную дочь, все партизаны стали называть матерью. Мне казалось, что это сердечное участие в какой-то степени облегчало ей тяжесть утраты.
В штаб бригады пришел семидесятилетний крестьянин из села Грибово Игнат Федорович Шламков. Он передал несколько собранных для нас винтовок и сказал мне:
— Хочу, товарищ командир, заняться полезным делом.
— Каким?
— Бить фашистов.
— Не трудновато ли в ваши годы, Игнат Федорович?
— Теперь всем трудно, — ответил старик. — Легкой жизни никому, нет. И мне на старости лет искать ее нечего.
Однако я все же сумел убедить Шламкова, что в отряде ему не поспеть за молодежью, и зачислил его в партизанский резерв.
Этот старик оказался очень проворным. Прикинувшись странником, просящим подаяние, и не привлекая внимания немцев, Игнат Федорович ходил по селам, расклеивал наши листовки со сводками Совинформбюро, [118] вел беседы с жителями, вселяя в их сердца надежду на освобождение от захватчиков, собирал оружие и боеприпасы.
Сын Шламкова, Степан Игнатович, находился у нас в бригаде и тоже действовал неплохо. Он участвовал в шести крупных диверсиях на железных дорогах.
Надо отметить, что и в настоящее время Игнат Федорович, которому уже восемьдесят девять лет, не стареет душой. Он хороший агитатор и часто рассказывает молодежи о боевых делах партизан в годы Великой Отечественной войны.
2
Шестнадцать отрядов... Где и как их расположить? В этом вопросе у нас, руководителей бригады, поначалу не было единого мнения. Некоторые товарищи полагали, что, чем дальше от немецких гарнизонов, тем лучше. Я придерживался иного взгляда: выгоднее находиться поближе к гитлеровцам. Почему? Будет больше возможностей своевременно получать сведения о противнике, узнавать его намерения, держать инициативу в своих руках. Беспокойно? Конечно. Но в партизанской жизни меньше всего приходится думать о покое. Важно быть там, откуда удобнее наносить удары по врагу. Разумеется, при этом следует тщательно укрываться и строго соблюдать конспирацию.
После неоднократного обмена мнениями приняли решение расположить все отряды полукругом северо-западнее, севернее и северо-восточнее Полоцка в радиусе примерно тридцати — сорока километров от города, на расстоянии трех — пяти километров друг от друга.
Подпольный райком одобрил этот план, и мы осуществили его.
Штаб бригады и штабной отряд находились в лесу, недалеко от деревни Большая Щеперня, километрах в двадцати пяти северо-восточнее Полоцка и в восьми западнее Дретуни, в которой имелись довольно крупный немецкий гарнизон и аэродром.
Телефона у нас не было. Для связи выделялись наиболее проверенные бойцы. Мы устроили в лесу тщательно замаскированный пункт сбора донесений, известный лишь командованию и связным. Благодаря этому [119] штаб бригады не только ежедневно, но и ежечасно знал, что делается в отрядах, в чем они нуждаются, и в любое время мог дать необходимые указания.
Мы имели поименный список личного состава бригады с краткими сведениями о каждом партизане и вели учет всех боевых действий. Большую часть секретных документов хранили в земле. А те, что постоянно находились под руками, на всякий случай держали подготовленными к немедленному уничтожению.
С помощью неутомимого радиста Володи Пиняева бригада поддерживала связь с Верховным Главнокомандованием Красной Армии и штабом партизанского движения в Белоруссии, которые направляли всю нашу деятельность. Имелась связь также с командованием Калининского и Западного фронтов. Нередко посланцы «Неуловимых» отправлялись за линию фронта. А нас навещали люди из советского тыла. Приходили пешком, спускались на парашютах с самолетов. Мы узнавали их, этих желанных гостей, по паролю, полученному в Москве:
— Читали ли вы сегодня «Новый путь»?
— Там есть что-нибудь интересное?
— Прочтите статью на четвертой странице.
3
Приблизительно в то же время, когда завершилась организация нашей бригады, то есть летом сорок второго года, в Полоцком, Дриссенском, Освейском, Ветринском, Россонском, Сиротинском районах Витебской области было создано еще несколько партизанских соединений.
Нашими ближайшими соседями являлись бригады, которыми командовали Владимир Елисеевич Лобанок, Дмитрий Васильевич Тябут, Иван Андреевич Петраков (впоследствии он погиб в бою с карателями и на его место встал Петр Миронович Машеров), Иван Кузьмич Захаров, Роман Артемьевич Охотин, Владимир Мануилович Талаквадзе, Владимир Васильевич Мельников, Г. П. Герасимов, А. Я. Марченко, Фалалеев, Вилис Петрович Самсон — бывшие партийные и хозяйственные работники и бежавшие из плена командиры Красной Армии. [120]
Мы поддерживали со смежными соединениями постоянную связь и нередко совместно решали боевые задачи.
4
Оружие, оружие... Мысли о нем не оставляли нас ни на один день.
Многие партизаны приносили с собой винтовки, пистолеты, гранаты, патроны. Иногда, как я уже говорил, кое-что сбрасывали самолеты. По указанию ЦК партии и Верховного Главнокомандования штаб партизанского движения в Белоруссии организовал базу, которая снабжала партизан оружием. Нередко, совершив налет на немецкий гарнизон, мы захватывали трофеи. И тем не менее десятки людей в каждом отряде не имели ничего, кроме цепких рук и горячего сердца.
Поэтому приходилось изыскивать и другие способы пополнения наших запасов. Специальные группы отправлялись в те места, где шли бои в сорок первом году, поднимали подчас со дна Западной Двины винтовки и пулеметы, извлекали патроны из-под обломков взорванных дотов. Не беда, если патроны заржавели — наши друзья в деревнях отчищали их до блеска. Случалось найти автомат без приклада — и это было не страшно: находились в селах отменные мастера, делавшие такие приклады, которые мало чем отличались от фабричных.
Крестьяне П. Д. Хлудков, Д. П. Стерпенев, Н. Е. Карасев, В. Н. Печенкин и другие вскоре после прихода оккупантов спрятали немало винтовок, подобранных на поле боя, недалеко от деревень Лютовка, Конный Бор, Зеленки. Летом сорок второго года немцы узнали об этом, избили крестьян резиновыми палками и приказали немедленно доставить оружие в комендатуру. Но Карасев и Печенкин сумели обмануть гитлеровцев — сдали им лишь несколько неисправных винтовок. А хорошие перепрятали ночью в другое место и затем принесли партизанам.
Командир отряда Тищенко рассказал мне о таком случае.
В середине июля приходит к нему мальчик, худенький, босой, и отдает винтовку, которую притащил с собой.
— Вот, товарищ командир, от меня. [121]
— Спасибо. А где ты ее взял?
— Она у меня давно.
— Как давно?
— Еще когда фронт у нас проходил.
И пятнадцатилетний Федор Борейко поведал любопытную историю. Около года назад, когда немецкие войска вслед за отступающими частями Красной Армии двигались на восток, Федя, выйдя однажды из лесу, увидел в траве винтовку. «Вот бы подобрать!» — подумал он. Но в это время по дороге тянулась длинная колонна фашистов. Возьмешь оружие в руки — заметят. Мальчик отлично понимал, что тогда будет, и пошел на хитрость. Он привязал к винтовке веревочку, сделал на другом конце петлю, вдел в нее ногу и направился к лесу, незаметно таща за собой оружие.
Но тут Федя заметил, что один из гитлеровцев отделился от колонны и повернул к нему. Мальчик, не нагибаясь, снял одной ногой петлю с другой и отошел в сторону.
Приблизившись, немец спросил, куда идет Федя.
— За грибами, — ответил тот.
Не найдя ничего подозрительного, фашист поспешил обратно, а мальчик дотащил винтовку до леса и зарыл в землю.
— Теперь вот выкопал ее, почистил и принес вам, — закончил Федя свой рассказ.
Через некоторое время Федор Борейко доставил в отряд Тищенко еще шесть винтовок, ручной пулемет, несколько гранат и пять тысяч патронов.
Подобных случаев было немало.
Вспоминаю, сколько смекалки проявляли партизаны-новички, не имевшие оружия.
В отряд Анатолия Семеновича Меркуля пришел крестьянин Мартын Пурвин.
— Чем воевать будешь? — спросил Меркуль.
— Что-нибудь раздобуду, товарищ командир, — заверил Пурвин. — Я местечко одно знаю, там патронов можно добыть. Только один не управлюсь, подмогу надо.
Анатолий Семенович навел справки о Мартыне у его односельчан. Все хорошо отозвались о нем, и командир отряда выделил в помощь Пурвину четырех партизан, дал им одну винтовку и десяток патронов. [122]
Группа направилась к колхозу «Новое житье». Около него сохранился дот, в котором, как выяснил Мартын, лежали патроны. Но как их взять? Место открытое, дот охраняется, в селе полицейский гарнизон.
— Слухайте, ребята, — сказал Пурвин. — Нехай двое подойдут к деревне с другой стороны и начнут палить из винтовки. Поднимется гвалт. Часовые вместе с полицаями, наверно, кинутся на выстрелы, а мы втроем попробуем добраться к доту.
Этот замысел удалось осуществить. Мартын с двумя товарищами подполз к доту, взял несколько тысяч патронов и доставил их в отряд.
Очень активно действовал Михаил Александрович Рыбаков, отвечавший за обеспечение бригады оружием и боеприпасами. Благодаря его энергии и предприимчивости мы смогли вооружить сотни наших новых бойцов.
Больше всего, пожалуй, приходилось хлопотать о взрывчатке.
Наш «генеральный директор» по этой части Палиха выслушивал немало «теплых» слов от подрывников, отправлявшихся на задания.
— Ты что же, понимаешь, смеешься? — негодовал Бадоев, когда Палиха выдавал ему два — три килограмма тола. — На одну гайку, понимаешь. А мне состав с пушками приветствовать надо.
— Нету больше, — убеждал Палиха. — Нету. Ты ведь у меня не один. Смотри, сколько народу. Где-нибудь в пути раздобудешь. Давай следующий...
Некоторое время мы как-то обходились «немецким мылом». Но с образованием бригады потребность во взрывчатке сильно возросла. Начали искать другие возможности. И вскоре наши пиротехники установили, что тол можно выплавлять из снарядов почти всех калибров и отечественного и иностранного производства.
Это открытие имело большую ценность. На оккупированной территории можно было найти немало всевозможных снарядов.
Правда, выплавка тола — занятие опасное. Поначалу имелись и жертвы. Но потом, приобретя навыки, наши мастера отлично справлялись с этим делом. [123]
Снаряд без взрывателя нагревался в кипящей воде или на костре. Когда тол становился жидким, его выливали в ящики нужных размеров. Причем, в середину обязательно вкладывали одну шашку (в сто или двести граммов) фабричного производства. Без нее ящик не взрывался. Но и это еще не все. Нужен капсюль-взрыватель. Где его взять? Нельзя ли извлечь капсюль из головки взрывателя снаряда?
В отряде Якимова был партизан Семен Лутковский — колхозный кузнец из села Рудня. Мы пригласили его для консультации.
Семен подумал и сказал:
— Надо попробовать, может, что и получится. Отпустите дня на два домой, схожу в кузницу, там у меня есть кой-какой инструмент.
И вот Лутковский, взяв два взрывателя от снарядов, отправился в село.
Какова же была наша радость, когда кузнец, вернувшись в отряд, вручил командиру капсюли. Один из них немедленно испытали. Он сработал безотказно.
Лутковский стал главным поставщиком капсюлей.
5
Отрядами бригады руководили в основном опытные командиры, люди, искушенные в военном деле. И тем не менее не обходилось без изъянов, ошибок. Ведь приемы, методы борьбы в тылу врага имели свои особенности...
Хорошо бы, конечно, организовать курсы, прочитать лекции о тактике партизанской войны. Но в наших условиях это было невозможно. Не собрать ли командиров и политработников, чтобы обменяться накопленным опытом, проанализировать свои успехи и промахи, наладить более тесное взаимодействие между отрядами?
В штабной землянке долго горел каганец. Глезин, Корабельников, начальник штаба бригады Кривский, его помощник Щенников и я держали совет. Предлагалось несколько вариантов. В конце концов решили созвать сразу всех командиров, комиссаров, начальников штабов и начальников разведок.
Правда, обезглавить отряды хотя бы на один день несколько рискованно. Но, по данным разведки, оккупанты [124] в ближайшее время не собирались на нас нападать.
Как провести это совещание, вернее, учебный сбор, чтобы он дал наибольший эффект? Пожалуй, лучше всего устроить полигон, изобразить на нем в миниатюре зону боевых действий бригады и обменяться мнениями, как лучше решать те или иные тактические задачи. В Харьковском пограничном училище нередко проводили занятия на подобных полигонах, и я на своем опыте убедился, как много это дает.
И вот в назначенный день участники сбора выстроились на песчаной полянке, на которой условными знаками были отмечены населенные пункты, леса, озера, реки, болота, железные и шоссейные дороги.
Собравшиеся одеты весьма разнообразно: ботинки вперемежку с сапогами, брюки навыпуск и галифе, гимнастерки и пиджаки, кепки и пилотки. Но все чисто выбриты (бородачи подправили бороды) и подтянуты. Приятно видеть боевых товарищей такими аккуратными, организованными.
Начали занятие. Возникло много вопросов: каким образом выгоднее действовать при наступлении карателей, где и какими силами лучше наносить внезапные удары по врагу, что предпринимать в тех или иных ситуациях.
Я ставил различные задачи. В их решении принимали участие все, от самого опытного командира отряда — полковника Никитина до самого молодого из присутствующих — начальника штаба штабного отряда лейтенанта Александра Дюжина.
Долго говорили о разведке и диверсиях. С интересом выслушали рассказы наших уже довольно опытных разведчиков-подрывников Бадоева, Никольского, Телегуева, Табачникова, Самосюка, Соломона, Майского.
Закончился сбор торжественно. Штабной повар Иван Фофанов («по совместительству» отличный пулеметчик) устроил необыкновенный для тех дней обед. Он угостил нас щами из щавеля, заправленными простоквашей, и блинами с молоком.
В заключение Фофанов дал присутствующим практические советы, как при очень скудном рационе готовить более или менее сытную и вкусную пищу. [125]
6
В июле руководители бригады лично познакомились с секретарями Полоцкого подпольного райкома партии Николаем Акимовичем Новиковым и Георгием Сергеевичем Петровым, с которыми до этого поддерживали контакт через инструктора П. В. Хлудкова.
Мы стали бывать на заседаниях бюро райкома, Н. А. Новиков и Г. С. Петров приезжали в наш штаб.
Они глубоко вникали в жизнь и боевую деятельность бригады. Особенно их интересовала организация разведки и действий подрывников.
— Это дело, — говорил Новиков, — поставлено у вас лучше, чем в соседних бригадах. Сами гитлеровцы отзываются о вас с большим уважением. Мне рассказывали, что один немецкий офицер, взятый в плен на Калининском фронте, а ранее служивший в Дретуньском гарнизоне, со всей серьезностью спрашивал у наших командиров, сколько лет надо учиться, чтобы стать партизаном. Вам следовало бы поделиться опытом с соседями.
Мы выполняли наказ секретаря райкома. Лучшие разведчики-подрывники не раз отправлялись в смежные соединения, проводили там учебные сборы, делились всем, что знали и умели.
Н. А. Новиков и Г. С. Петров доводили до нашего сведения указания ЦК Коммунистической партии Белоруссии и Витебского обкома по различным вопросам партизанской борьбы, подсказывали иногда наиболее уязвимые цели противника.
Тесная связь с райкомом помогла нам улучшить массово-политическую работу и в бригаде и среди населения. В. каждом отряде начали выпускать стенные газеты. Широко использовались также газеты и листовки, печатавшиеся в подпольной типографии райкома. Один — два раза в месяц в отрядах проводились собрания коммунистов, на которых нередко присутствовали члены райкома.
По предложению Н. А. Новикова и Г. С. Петрова личный состав бригады в торжественной обстановке принял «Присягу партизана Белоруссии».
Коммунисты, и комсомольцы были душой во всех делах нашего соединения. Партийная и комсомольская организации непрерывно росли. [126]
И сейчас, спустя много лет, я как будто вижу перед собой взволнованные лица боевых товарищей — Демченко, Бадоева, Никольского, Телегуева, Табачникова, Соломона, Индыкова, Палихи, Павлюченковой и других, которые на партийных собраниях в отрядах, а затем и на заседаниях бюро подпольного райкома давали клятву с честью носить высокое звание коммуниста, не щадить жизни в борьбе с фашистами.
Помню, на одном из заседаний бюро обсуждалось заявление Ивана Лесковича из села Поташенки.
К столу подошел худощавый парень в синей косоворотке, штанах из мешковины и стоптанных ботинках.
— Расскажите коротко о себе, товарищ Лескович, — предложил Николай Акимович Новиков.
— Ну что рассказывать? — пожал плечами молодой человек. — Биографии у меня пока нет... Не нажил еще. Школа, работа в колхозе — вот и все.
— Вам двадцать три года, верно? — спросил секретарь райкома, перечитывая заявление. — В армии не служили?
— По сердцу не подошел, забраковали.
— Вот вы пишете: «Прошу принять меня в ряды Коммунистической партии». И все. Не можете ли вы объяснить, что именно влечет вас в ряды партии?
Парень задумался.
— Ну как вам сказать... — Он переступил с ноги на ногу и вытер рукавом пот со лба. — Видите ли, какое дело. Соседа моего фашисты повесили прямо на улице села, на столбе. Коммунист он был — наш Егор Иванович. И рассудил я так: не должно быть в партии урону... Очень много дел у нашей партии. Шутка ли — построить жизнь человеческую по справедливости! Вот и... вместо Егора Ивановича, значит... Тут я по сердцу вполне подхожу.
— Есть еще вопросы? — обратился Н. А. Новиков к членам бюро.
Вопросов не было.
По указанию райкома партии в двадцати населенных пунктах были созданы подпольные организации ВЛКСМ, объединявшие двести юношей и девушек. Особенно много потрудились среди молодежи Борис Львович [127] Глезин и его помощник по комсомольской работе, пришедший с нами из Москвы, студент Московского института истории, философии и литературы Давид Файнгелеринт.
Комсомольцы помогали нам охранять партизанские села, собирали для нас оружие и боеприпасы, продукты и одежду, вели агитационную работу среди населения.
Секретарь подпольной комсомольской организации деревень Лукавцы и Осиповка Мария Герасимова казалась с виду тихой, робкой. Но на самом деле это была энергичная, боевая девушка. Когда приближались каратели, она собирала товарищей, ходила с ними по хатам, выводила крестьян в заранее подготовленные и замаскированные места в лесных чащах.
Ира Жизневская, Валентина Чекулаева, Лида Воронцова и другие точно так же спасали от фашистской расправы жителей деревень Лютовка, Зеленки, Сестренки, Яковцы, Поташенки.
У нас возникла идея организовать в бригаде ансамбль песни и пляски. Начали выяснять свои возможности. Оказалось, в каждом отряде есть свои певцы, музыканты, танцоры. Желающих было даже больше, чем надо. Пришлось устроить нечто вроде конкурса.
Художественной самодеятельностью стали руководить Давид Файнгелеринт и боец Михаил Ароник.
Наши артисты выступали часто и имели огромный успех и у партизан и у населения. Надо отметить, что сам факт существования ансамбля в таких необычных условиях очень повышал настроение людей.
Концерты устраивались обычно на лесной полянке или на улице деревни под надежной охраной. Иной раз конферансье вместо очередного номера программы объявлял: «Фрицы!» — и артисты, взяв в руки оружие, вместе со зрителями шли в бой.
Ансамбль выступал не только в зоне своей бригады, но и в соседних партизанских соединениях.
Подпольщики сообщили, что, узнав о концертах наших артистов, немецкое командование было очень расстроено.
— Партизаны над нами издеваются! — неистовствовал военный комендант Полоцка. [128]