34. Вдали от Родины

Воздушный гигант «Боинг-747» — с полтысячью пассажиров на борту — легко оторвался от взлетной полосы франкфуртского аэропорта и, набирая высоту, взял курс на Нью-Йорк.

Всего несколько часов прошло с тех пор, как мы, т.е. я жена и наш сын — инвалид детства — Олег, простились с друзьями в аэропорту Шереметьево. Саша Подрабинек с тоскою сказал Зинаиде Михайловне: «Нет, нет! Мы никогда уже не увидимся с вами». Грустные были лица и у остальных провожающих. Грустно было и нам — отъезжающим. Однако, никто, кроме Саши, не проявлял столь безнадежного пессимизма. Все остальные, если и не поверили в реальную возможность нашего возвращения, то стали надеяться на это. Появилась и постепенно окрепла такая надежда и у нас с женой.

Прошел месяц с тех пор, как мы подали документы в ОВИР на поездку в США — для операции и в гости к сыну. Никаких надежд на визу у нас не было, но нам нужен был формальный отказ. Еще в марте нам стало известно, что КГБ проявляет «интерес» к моей операции. Я хотел разгласить полученные нами сведения и тем поставить преграду вмешательству моих «заботливых опекунов» в дела хирургические. Отказ в визе пролил бы дополнительный свет на мое сообщение. Но визы нам дали. И при том в сверхударных темпах: документы поданы 27 октября, а 4 ноября уже подписаны заграничные паспорта.

Это нас насторожило: «Неспроста такая скорость. Наверняка обратно не пустят». Отсюда реакция — отказаться от визы. Сообщили друзьям. Но из их среды прозвучало иное мнение: «Почему непременно подозревать подлость? А может на вас правительство хочет продемонстрировать изменение своей политики в отношении свободы передвижения. Не воспользовавшись полученным разрешением мы и не узнаем об этом». Все московские друзья советовали воспользоваться визой, но во время пребывания за границей не давать повода для лишения гражданства. Посоветовавшись в Москве, я выбрал время и съездил к друзьям в Харьков. На встречу со мной пришли 37 человек. Единодушно поддержали мнение москвичей.

Мнение друзей и, главное, мои опасения за благополучный исход операции, находящейся в сфере «заинтересованности» КГБ, склонили нас к поездке. Постепенно наши опасения относительно возможности лишения меня гражданства стали касаться преувеличенными. Поэтому сейчас, сидя в удобном кресле воздушного лайнера, я, полуприкрыв глаза, спокойно наслаждался комфортабельным полетом. И никаких тревог за будущее. Оно представлялось спокойным и радостным. Но вот и Нью-Йорк. Как приблизилась к нам Америка. Утром в Москве, а вот пять часов вечера в Нью-Йорке. Несложный таможенный досмотр и мы в объятиях друзей. Как же много их уже собралось здесь на благодатной земле Вашингтона. Короткая пресс-конференция, на которой я заявил, что выдачу нам визы рассматриваю, как гуманный акт советского правительства, и готов платить за _ это полной лояльностью: ни на какие вопросы политического и правозащитного характера отвечать не буду. Кого интересуют мои ответы на такие вопросы, пусть приезжает в Москву, когда мы туда вернемся. Там я отвечу на них.

Едем домой. Да, домой, в квартиру, которую сняли для нас друзья — крымские татары. Легкий ужин вместе с друзьями, и вот мы в своей семье. И с нами сын, с которым три года назад мы простились навек.

На следующий день — 1 декабря 1977 г. — отдыхали всей семьей. Но сын предупреждает: завтра к врачу. Врачебный осмотр показал — надо немедленно оперироваться. Хирург даже пожурил: «Давно надо было».

Дальше начались чудеса. В первоклассный госпиталь «Сант Барнабас» — в отдельную просторную палату, положили через день — 5-го декабря. Попробовал бы я в Советском Союзе получить место (хоть какое-нибудь, хоть коридорное) для такой операции за столь короткий срок.

Оперировали 8-го, то есть на обследования и подготовку к операции ушло всего два дня. Выписали из госпиталя 13-го, продержав после операции пять дней. В Советском Союзе на такую операцию уходит не менее двух месяцев. Вот где наши нехватки операционных мест в больницах. За то время, в течение которого наши врачи оперируют одного больного, в Америке проходят через одну койку — семь. Делается эта операция в СССР в два приема, с двумя последовательными разрезами. Когда я рассказал об этом своему американскому хирургу, он сказал: «И мы так делали... до войны». Теперь американцы делают это без единого разреза. Когда я спросил, почему же советские хирурги не переймут этот опыт, он ответил: «Дело не в хирургах. Советские хирурги находятся на том же уровне знаний и опыта, что и американские, но у них нет наших инструментов. Своя промышленность не выпускает, а покупать заграницей правительство не разрешает».

На этом чудеса не закончились. Бригада врачей: руководитель хирург доктор Любомир Кузьмак, хирург-уролог доктор Щен, терапевт доктор Олесницкий и анестезиолог доктор Кокс сделали операцию в знак уважения к правозащитному движению в СССР бесплатно. Госпиталь принял все госпитальные расходы, в обшей сумме 4500 долларов, на свой счет.*

* Мне могут сказать, что американцев бесплатно не лечат. Да, не лечат, но американские граждане имеют различного рода медицинское страхование, в том числе и государственное для бедных и инвалидов. Но этим я отнюдь не хочу сказать, что система медицинского обеспечения США без изъянов. В целом она намного лучше советской, в некоторых же важных частях хуже, но это тема специального разговора. (Примечание мое. П. Г.).

Избавившись от своей аденомы, я начал изредка выезжать в другие города Америки. 9-го марта был в Бостоне. Днем мне показывали Гарвард. Вечером я имел встречу с профессорами. Ночевал у Андрея Амальрика. Утром 10-го меня поднял телефонный звонок. Звонила Зинаида: «Тебя лишили гражданства». Немедленно отправляюсь в Нью-Йорк. Всю дорогу не оставляет сожаление — почему не уехали вовремя.

Мы с женой намеревались пробыть в США только половину срока. Но я установил связь с видными американскими психиатрами и договорился о прохождении психиатрической экспертизы. Дело несколько затянулось, и мы не выехали, как намеревались, 1-го марта. В Нью- Йорке я быстро выяснил, что наш отъезд в начале марта состояться тоже не мог. Лишили меня гражданства, оказывается, еще 13-го февраля. Объявили 10-го марта. За что же лишили?

Оказывается «Григоренко П.Г. систематически совершает действия, несовместимые с принадлежностью к гражданству СССР, наносит своим поведением ущерб престижу Союза ССР...» Итак, «сама себя раба бьет, что не чисто жнет». 6,5 лет меня держали в специальных психиатрических больницах, утверждая, что я не ответственен за свои действия ныне и не был ответственен до того, как был заключен: по окончании заключения направлен под наблюдение психдиспансера. Тоже, значит, не ответственен. Но вдруг оказалось, что я злостный подрыватель престижа государства. Сумасшедший подрыватель престижа государства. Какова же цена такому престижу?

Нет, не подрывал я престижа государства, но и сумасшедшим тоже не был. Я, вместе с моими друзьями, принимал участие в борьбе за правовое общество, боролся против лжи, которая наряду с террором, является главным средством сохранения и укрепления власти партократии. Власть, родившаяся в подполье и вышедшая из него, любит в темноте творить свои черные дела. Мы же стремимся вынести их на свет, облучить их светом правды. Власть, стремясь уйти из-под света, изображает наши действия, как нелегальные, подпольные, пытается загнать нас в подполье.

Но мы твердо знаем, что В ПОДПОЛЬЕ МОЖНО ВСТРЕТИТЬ ТОЛЬКО КРЫС. Из подполья вышли крысы, захватившие власть над людьми. В подполье растится культура еще более страшных грызунов. И как бы они ни назывались — «красными ли бригадами», «ирландской армией», «эда». «черный сентябрь» или еще как — это крысы, с которыми человечество сосуществовать не может. Крысы добились изгнания меня с Родины, как до того изгнали Солженицына, Чалидзе, Максимова, а после Ростроповича, Вишневскую. Рабина... Но будущего у крыс нет. Мы вернемся на Родину и увидим наш освобожденный от крысиной напасти народ.

* * *

Но пока что нам надо было искать политического убежища. Говорю «нам», хотя формально лишен советского гражданства один я. Но не могла же жена оставить меня одного на чужбине, как не мог я допустить, чтобы она отправилась без меня прямо в зубы тоталитарного чудовища. И мы остались, тяжко переживая вынужденный разрыв с родиной. Особенно болела душа за нашего тяжело больного, умственно неполноценного сына. Без знания языка и без друзей, которые остались в Москве, он стал совсем одиноким. Часто плакал, стараясь скрыть слезы от нас. Особенно частыми стали такие случаи после того, как Москва продемонстрировала, что изгнанным считает и его с мамой. Я имею ввиду конфискацию нашей квартиры в Москве и изгнание из нее проживавших там наших родственников. После этого наш Олег постоянно жалуется: «Брежнев отнял у меня комнату».

Но без жилья мы не остались. Америка предоставила нам политическое убежище, кров и пищу. Мы ей за это предельно благодарны. Мы многим восхищаемся в этой стране. И наверно восхищались бы больше, если б была возможность в любой момент покинуть ее и возвратиться к своим друзьям.

Америка — страна чудес. Я не перестаю поражаться ее изобилием и организованностью. Здесь все в избытке — и продовольствие, и промышленные товары, и энергия. Ни за чем не надо ехать в «центр». Нет такого понятия, как «центр». Магазин самого дальнего от города поселка имеет все необходимые населению товары, как и первоклассный магазин огромного города, а жилье имеет все городские удобства, да плюс к тому преимущества чистоты воздуха и красот природы. Америка вся в огнях, море огня — ночь превращена в день. И еще потрясающая организованность. В магазинах всегда все есть, а когда подвозят — не поймешь. Фактически — непрерывный, никем специально не организуемый, высокоорганизованный конвейер. В общем, мы попали не в другое государство, а на иную планету. Если же взглянуть на небоскребы, гигантские висячие мосты, фантастические дороги с развязкой в нескольких плоскостях, то мы увидим иную эпоху. «Догнать Америку» — глупый лозунг. Догнать нельзя. Сегодняшняя Америка — результат многолетней свободы. Чтобы и нам, в так называемом Советском Союзе, создать аналогичные условия, надо открыть дорогу для свободного развития. Тогда наш народ, учась у Америки, сумеет создать у себя... нет, не Америку... что-то иное, и я верю, более прекрасное.

Начиная жизнь, я мечтал о коммунизме, но знал о нем только то, что это «светлое будущее человечества». Несколько позже я затвердил основные черты этого общественного устройства. Я запомнил, что это общество, в котором:

— от каждого по способностям, каждому по потребностям,

— нет разницы между городом и деревней, между трудом умственным и физическим.

Америка всего этого достигла, хотя коммунистическим свое общество не называет. Но Америка достигла еще большего — уважения к правам человека. Проиллюстрирую это рассказом эмигранта из СССР М. Побереженского. В письме в «Новое Русское Слово» он рассказывает, что у него в Риме по пути в американское консульство, где ему предстояло получить разрешение на въезд в США, выкрали все документы. Несмотря на это, консул разрешение выдал, предложил только клятвенно подтвердить, что рассказанное им о краже документов правда. Далее Побереженский повествует, что без документов его пропустили через Нью-Йоркскую таможню и выдали справку подтверждающую это. Служащая в учреждении социального обеспечения, куда через несколько дней Побереженский обратился за помощью, узнав, что у него нет никаких документов, удостоверяющих личность и возраст, кроме справки, выданной таможенником в аэропорту, «поверила мне на слово и за 15 минут оформила денежное пособие в связи с достижением 65-летнего возраста». Заключает он свой рассказ так: «...с тех пор я неоднократно убеждался, что Америка — не только другая страна, не имеющая аналогий с СССР почти во всем, но вроде бы

другая планета, где человеческие отношения носят забытый было нами характер дружеского участия, улыбчивости и радушия».

Я еще много хорошего мог бы сказать об Америке и человеческих отношениях в ней. Я полюбил эту страну и ее добрый и гордый народ. Личность здесь действительно защищена, но я согласен с Солженицыным, чересчур защищена. Так защищена, что уже есть необходимость защищать общество от личности. Беру несколько случайно попавших на глаза газетных сообщений:

Высокий молодой негр вышел из только что остановившейся комфортабельной автомашины и, держа в одной руке пистолет, другой вытащил из той же машины отчаянно кричавшую и сопротивлявшуюся черную девушку, и потащил ее в заброшенный полуразрушенный дом напротив. Вскоре в доме раздался выстрел, а немного погодя негр вышел, спокойно сел в машину и уехал. Мимо все время шли люди. Все делали вид, что ничего не видят и не слышат.

Грабитель в вагоне сабвея (метро) пытается вырвать у женщины сумку. Она не дает. Тогда он ударяет ее ножом, вырывает сумку и уходит. Окровавленная женщина падает на пол. Пассажиры ничего «не видят и не слышат» а, выходя из вагона, старательно обходят лежащую в луже крови женщину.

Двое подростков вместо того, чтобы идти в школу, пили шампанское и «развлекались» стрельбой по прохожим через окно.

50-летняя Ингрид изнасилована и задушена в сaбвее.

Бандит неожиданно напал на полицейского и бритвой перерезал ему горло. Полицейский чудом остался жив. Бандит пойман и предан суду, но судья находит основания для его оправдания и освобождает из зала суда.

Гомосексуалисты учиняют буйную демонстрацию, требуя права заниматься своими половыми извращениями.

Нет, я не хочу общества, в котором могут буйствовать гомосексуалисты, где казнь для опаснейших преступников отменена, а преступникам дана возможность казнить кого угодно и где угодно, где можно открыто угрожать убийством представителям закона и народным избранникам — полиции, сенаторам, конгрессменам, где судья может бесконтрольно оправдывать убийцу.

Проживши долгую жизнь, я видел два общественных устройства. Социализм, описанный Ф. Достоевским, Замятиным, Орвелом. Я сам строил такой социализм и жил в нем. Потом я увидел иное общество. Оно социалистическим не называлось, но тоже ставило своей целью достижение материального изобилия. Достигнуть этого удалось, но созданное общество — духовно ущербно. Значит материальное изобилие не может быть целью человеческой деятельности. Материальное благополучие, без чего, естественно, жить нельзя, должно достигаться попутно. Цель же в чем-то другом.

В чем? Не знаю. Может поискать вот где. Сейчас мы творим ничтожно малые блага и ради них уничтожаем природу массой вредных отходов. Может человечеству сосредоточить свой ум и силы на сохранении природы.

Но невозможно думать о далеко идущей цели, не устранив опасности гибели человечества в огне ядерной катастрофы. А чтобы решить эту задачу, надо прежде всего понять, откуда идет опасность. Довольно широко распространено мнение, что она в самом факте накопления ядерных средств уничтожения. Очень удобная гипотеза для... агрессора. По этой гипотезе виновного не найти, поскольку в ядерной гонке участвует и неагрессивная сторона, участвует, добиваясь равновесия сил, боясь оказаться неподготовленной к отпору агрессору. Но опыт начала всех войн свидетельствует, что начало войны зависит не от количества вооружений, а от того, есть ли зачинщик. На сегодня ясно, кто является таковым — коммунистический мир, возглавляемый Советским Союзом. Обычное возражение против этого на Западе: СССР стоит за детант. Но тактику детанта (не называя ее этим именем) правящая элита Советского Союза применяет давно. Сколько ни существует коммунистическая партия, она все время ведет войну. При этом она использует тактику разрядки там и тогда, где и когда у нее нет сил для прямого наступления. Большевики находятся во враждебных отношениях со всем миром, но бьют своих противников поодиночке. Сначала большевики воевали со старой властью, потом с демократией и высшими классами общества, затем с демократическими партиями, затем с зажиточным крестьянством и организованной частью рабочего класса, затем со всем крестьянством, затем со всем народом своей страны и, наконец, со всем миром. Разумеется, он не бросается сразу на все государства. Он порабощает народы поочередно, играя в детант с теми, до кого очередь пока что не дошла. Сейчас под «детант» попала Западная Европа. Советский Союз добивается, чтоб Запад не усиливал оборону, но ни на минуту не забывает основную свою цель — завоевание мирового господства.

Запад обязан никогда не забывать об этом. Он должен все время стремиться к тому, чтоб вырвать зубы у хищника. Без войны это можно сделать только одним путем — твердо встать на защиту правозащитников в коммунистических странах, не поддаваясь демагогическим призывам к детанту и провокационным воплям о вмешательстве во внутренние дела.

Защита прав человека не внутреннее, а самое важное международное дело. Агрессию можно остановить, только защитив права человека.

И еще. Надо ликвидировать бандитизм, который проник в международные отношения и занял там прочные позиции. Для ликвидации этого зла никакие меры не лишние.

* * *

Это написано до прихода к власти в Иране Хомейни. Чинимый его «священной» властью произвол перекрыл все бесчинства международного терроризма. Безнаказанность Иранского произвола, превращение персонала Американского посольства в заложников, воодушевили Советский Союз на наглую агрессию против соседнего Афганистана.

Как будет развиваться дальше эта «цепная реакция», если международный разбой не будет остановлен со всей решительностью, сказать трудно. Но во всяком случае разговор сейчас должен идти не о шахе. Он, может и заслужил преданию суду. Но суду! А в Иране такового нет. Выдать шаха сейчас — это признать право шантажа в международных отношениях и право на бессудные бандитские расправы с неугодными людьми. Наоборот, всему этому надо поставить прочный заслон. Надо предать суду международного трибунала, как военных преступников, Хомейни, Брежнева и их головорезов.

П. Григоренко