Изучение сопромата, сопротивления материалов, традиционно считалось -- думаю, до сих пор считается -- обязательной частью любого инженерного образования. Более того, в представлении студентов младших курсов сопромат маячил на горизонте, как нечто грозное и опасное, как мыс Бурь или Магелланов пролив. Распространенное мнение было, что сопромат представляет собой испытание, где проверяется, пригоден ли ты вообще быть инженером. Была даже пословица "Сдал сопромат -- можно жениться".
В Днепропетровском металлургическом институте, ДМЕТИ, где я учился в середине пятидесятых, лекции по этой судьбоносной дисциплине на нашем потоке читал заведующий кафедрой строительной механики профессор Павленко, рослый представительный мужчина довольно угрюмого вида. Было видно, что с ним шутить не стоит, и в аудитории было тихо. В целом курс был построен по-деловому и довольно интересно. Редкие лирические отступления обычно касались выдающихся катастроф (Павленко был непременный член многих аварийных комиссий). Я до сих пор живо помню рассказанную им историю про висячий мост Такома в штате Вашингтон. Эту ажурную конструкцию длиной 850 метров сдали в эксплуатацию летом 1940 года. Ее спроектировали без учета ветровых нагрузок, нормальная практика того времени. С первых дней обнаружилось, что даже при слабом ветре покрытие моста галопирует, ритмически поднимается и пускается с амплитудой порядка двух метров. Любители острых ощущений приезжали издалека, чтобы промчаться по качающемуся мосту. 7 ноября 1940 года наступила развязка. При ураганном ветре, достигавшем 60 км/час, центральная секция в течение некоторого времени испытывала огромные колебания, после чего лопнула пополам. Поскольку за мостом велось постоянное наблюдение технических служб, успели снять фильм этой уникально катастрофы, пользующийся популярностью даже сегодня. С тех пор, заключил Павленко, учет ветровых нагрузок является обязательным при проектировании висячих сооружений.
-- Это он вам глаза отводит. Погодите, что будет на экзамене, -- предостерегали старшекурсники. Экзамен происходил необычно. За столом в комнате, куда мы входили, сидел не Павленко, а его верный ассистент Лева Гузов. В вытянутом мною билете была только задача. Нужно было построить эпюру сил -- распределение напряжений по сечению конструкции -- при заданных нагрузках. Решив задачку, я показал Леве результат, который он одобрил. -- Хочешь брать билет? -- спросил он. Я кивнул, в ответ он вручил мне остальные вопросы экзаменационного билета. После подготовки я пошел в соседнюю комнату, где восседал Павленко. Выслушав мой рассказ, он молча кивнул и поставил "отлично" в зачетную книжку. Не было ни придирок, ни дополнительных вопросов.
Общее впечатление после экзамена было такое, что Павленко -- экзаменатор либеральный. Решение задачи на эпюру сил гарантировало удовлетворительную оценку. Стоит вспомнить, что нам, будущим труженикам тяжелой промышленности, тройка давала право на получение стипендии, которая к тому же была на сотню с лишним выше, чем в других ВУЗах. (С 1958 года, когда уже учился в Москве, в Институте стали, эту щедрость поубавили). Многие из моих коллег удовольствовались решением задачи. В этом случае Лева сразу направлял их к Павленко. Тот риторически вопрошал через дверь "Лева, он задачу решил?", задавал простенький вопрос, чаще всего "В чем измеряется напряжение?" и ставил благополучную тройку. Благодаря этому, экзамен проходил в хорошем темпе. Среди добровольцев, претендовавших на высший балл, иногда попадались авантюристы, но они ничем не рисковали. Если профессору не нравилось, как студент излагает теорию сопромата, он задавал тот же вопрос про напряжение. Рассказывают, что однажды по этому поводу разыгралась забавная сцена, за подлинность которой я не ручаюсь, хотя она прочно утвердилась в студенческом фольклоре.
Некий отважный юноша пришел на экзамен совершенно девственным относительно сопромата, рассчитывая исключительно на шпаргалки. Получив от Левы задачу, он сумел переправить ее наружу, откуда ему прислали правильное решение. После этого он смело взял билет, получив соответствующую шпаргалку и пошел в пасть к льву. Как только экзаменующийся открыл рот, Павленко определил, что дальше слушать нет смысла. Последовал спасительный вопрос. "В чем измеряется напряжение?" -- повторил наглец и с чувством превосходства выпалил: "В вольтах, разумеется, в чем же еще?" Согласно преданию, Павленко пришел в дикий восторг. Выскочив из-за стола, он обнял счастливца и закричал во весь голос: "Лева! Скорей сюда! Знаешь, в чем измеряется напряжение? В вольтах! Мой ты голубчик! Пять баллов! Жаль, что нет оценки выше". (Гуманитариев ради упомяну, что в сопромате, в отличие от физики, напряжение в материале измеряют в килограммах на квадратный сантиметр).
В некоторых байках про Павленко присутствовал элемент самодурства. Например, одну группу неудачников, пришедших пересдавать двойки в разгар лета, Лева повел на Днепр, где они спустили на воду профессорскую моторную лодку. По возвращении их на кафедру Павленко спросил: "Лева, они лодку спустили?" Получив утвердительный ответ, все поставил тройки. Еще передавали из уст в уста заявление Павленко по адресу его дочери: "Кто мою дуру замуж возьмет, озолочу!" Снова, за достоверность цитаты не ручаюсь. Что касается дочери профессора, я ее в глаза не видел.
Таким остался Павленко в моей памяти, чудаковатый и своенравный, яркая достопримечательность ДМЕТИ. Совсем недавно из глубины истории пришла поправка, которая меня совсем не обрадовала.
Некогда в букинистическом магазине СТРЭНД я приобрел книгу перебежчика Виктора Кравченко "Я выбрал свободу", вышедшую по-английски в 1946 году. По счастливой случайности это было первое издание. Беда только, что с самого начала я поставил книгу в неправильное место и на протяжении лет десяти не мог ее отыскать. Совсем недавно она вдруг попалась мне на глаза, и я принялся за чтение. Книга эта во многих отношениях замечательная. Инженер и хозяйственник Кравченко впервые сообщил миру про страшный голодомор начала тридцатых годов, показал репрессивную сущность советского режима. Незатейливый рассказ весь построен на собственном опыте автора. Читая про партийную чистку 1934 года, где членов партии выгоняли взашей за недонесение на друзей, я не мог не вспомнить, что моего собственного отца протащили через подобную инквизицию.
Сын рабочего-революционера, который после Октября не захотел примкнуть к большевикам, Кравченко прошел интересный и поучительный путь: сельскохозяйственная коммуна, шахта в Донбассе, комсомол, партия, инженерное образование, участие в коллективизации, Никополь, Кузбасс, армия, Совнарком РСФСР, Советская закупочная комиссия в Вашингтоне, откуда он сбежал.
В середине сороковых книгу Кравченко в Америке и вообще на Западе не приняли всерьез. Образ СССР как недавнего союзника в войне против Гитлера еще доминировал в сознании. Свидетельство Кравченко, как и вышедшую в пятидесятых книгу доктора Марголина, было встречено с недоверием или равнодушием. Некоторое время, правда, книгу хорошо раскупали, но историки и советологи от нее отмахнулись. Левые друзья советского режима повели яростную атаку на автора. Жан-Поль Сартр сочинил пьесу, где говорилось, что Кравченко -- агент ЦРУ. Коммунистический журнал "Les Lettres Francaises" заявил, что у Кравченко слишком глуп, чтобы сочинить такую книгу, это сделала за него американская разведка. Кравченко подал в суд за клевету и выиграл. За четверть столетия до разоблачений Солженицына и Конквиста Запад мог узнать правду о СССР, да не захотел слушать. Но эта другая тема или, словами поэта, строчка из другого цикла.
Кравченко, мой земляк из Екатеринослава (Днепропетровска) был студентом ДМЕТИ -- двадцатью четырьмя годами раньше меня. На странице 76 книги речь идет про спецотдел института, который, как и во всех советских учреждениях, был тесно связан с карательными органами. Вот цитата из Кравченко в обратном переводе с английского:
"Преследуя врагов, спецотдел не был особенно привередливым. Вот, например, какую стратегию избрали для слежки за престарелым академиком Динником, читавшим строительную механику. Еще более важной, чем его лекции, считалась его научная работа, связанная с планами крупного промышленного строительства. Беспартийный интеллигент, совершенно не интересовавшийся политикой, Динник был, естественно, предметом тяжелых подозрений. Но как проверять работу такого специалиста, где из-за его высокого технического уровня вредительство очень трудно обнаружить?
Ответ нашли через жену академика, помогавшую ему в научной работе. Эта высокая угловатая блондинка лет тридцати пяти, не лишенная миловидности, была она лет на тридцать моложе мужа. Она высоко ценила его образованность и его труды, по этой причине ее сочли недостаточно надежной для роли агента ГПУ. Вместо этого в ее жизнь внедрили неотразимого любовника. Верный партиец инженер Павленко, широкоплечий самец с физиономией бульдога, штурмом взял молодую жену академика. Динник был среди тех немногих в институте, кто не знал, что у его жены имеется любовник, а жена не подозревала, что упомянутый любовник просто выполняет задание спецотдела. Жертва Павленко оказалась излишней. Никакого вредительства в работе академика обнаружить не удалось".
Первым делом я схватился за мысль, что это, может быть, другой Павленко. Все-таки распространенная фамилия. Увы, это был наш Павленко, только намного моложе. Сходились физические характеристики и биографические данные. На Интернете отыскалась история кафедры строительной механики ДМЕТИ. Кафедру создал и до 1941 года возглавлял академик А.Н. Динник. C 1944 по 1977 г. кафедрой заведовал доктор технических наук, профессор Г. Л. Павленко (оставался в штате до 1986 года). Среди учеников Павленко упомянут Лева, Л. А. Гузов.
Мною овладело уныние. Образ экзотического профессора утратил очертания, вместо него мне иногда виделся большевистский Казанова с бульдожьим лицом. Казалось бы, какое мне дело до этого Павленко, но на душе было муторно. Некоторое время я даже испытывал неприязнь к Кравченко. Он что-то у меня отнял. Помните, как кончается пьеса "На дне"? "Испортил песню".
21-22 августа 2005 года
Кресскилл
виталий рапопорт
эпюра сил
4
3
Copyright Џ 2005 by Vitaly Rapoport. All rights reserved.