"Живопись позволяет увидеть вещи такими, какими они были однажды, когда на них глядели с любовью".
Поль Валери
Это про Купера. В том числе и про Купера. "В том числе" значит, что искусство, живопись Купера - явление необъяснимое, и, следовательно, значительное. Они, в смысле, его картины, всегда намекают на то, что тайна - рядом, то есть в душе, и когда ты смотришь на мир через сознание таинственного, непостижимого, непознаваемого, любой самый обыкновенный предмет или пейзаж преображается, становится инопланетным, причастным к Бесконечности.
В искусстве так много преходящего, мимоходящего, что когда соприкасаешься с миросозерцанием настоящего художника, потом долго не можешь отойти. Верно. Он и держит, мастер, добровольный каторжник, раб, влюбленный в свое рабство, часами с кропотливой любовью выписывающий холст, перенося на него движение своего внутреннего вещества, рождаемое метафизическим экстазом.
О значительном художнике хочется написать что-то значительное. Но куда там!
Деревья, окутанные туманом (или дымкой воображения?) отходят вдаль, не давая приблизиться, словно иконы: они то раскрываются в мириадах проявлений Духа, то схлопываются, показывая себя обыкновенными досками, - это если тебе вдруг почудилось, что ты можешь вот так, в суе, войти в них.
Какова же цена созерцания? Быть может, всей жизни, растворяющейся в душе, уходящей в Бесконечность прошлого, когда уже нет тех домов, тех предметов "шестидесятых", которые, как сказал Райнер Мария Рильке в "Дуинских элегиях", "существуют только внутри".
И какова цена мастерства? Тоже - жизни. Годами накапливаемый навык, лишь через десятилетия обретающий новое качество, новые обертоны смыслов.
Изображая конкретные предметы конкретной эпохи, Купер поднимается над конкретикой, выходит на уровень глобального обощения.
Дмитрий Краснопевцев сказал как-то, что художник всегда пишет икону, даже если его предмет - осколки кувшина или скелет рыбы. И он всегда сотворец, не Творец.
Заснеженный Большой, заснеженный Исаакий (или это на них лежит патина времени?), мистичные каналы зимней Венеции, таинственный Нью-Йорк с дымами Могэса, знакомыми по картинам 30х годов, в частности Антонины Софроновой, амбар (или сцена театра?), театральная декорация (или интерьер комнаты?), море во всей сложнейшей гамме цвета и настроений, или просто ложка, просто кисть, просто мастихин - единичные представители целого класса вещей, целой семьи предметов, и одновременно несущие на себе черты владельца - все, все погружено в тайну Бытия, в тайну мастерства, в тайну искусства. И все необъяснимо.
Юрий Купер прожил огромную жизнь - шестидесятые в Москве, затем эмиграция: Израиль, Англия, Франция, Штаты. И всегда возвращался в Россию - к корням, к друзьям, к любви, которая навсегда... Провел более 40 персональных выставок в самых престижных галереях мира. На его вернисажах - Жак Ширак с женой, Катрин Денёв, Марчелло Мастрояни... Его работы - в основных мировых художественных музеях, включая Метрополитен в Нью-Йорке, Виктории и Альберта в Лондоне, Пушкинский, Третьяковку... Проявил себя как интересный театральный художник и тончайший график, в том числе книжный. Я не поверила своим глазам, увидев его изысканные графические иллюстрации к книге (размером с крышку журнального стола) Пастернака "Сестра моя жизнь" в Музее Частных Коллекций...
О значительном пути жизни и мастера хочется написать что-то значительное. Но куда там! Поэтому - все. Точка.