Я вновь увидел ее спустя годы в купе фирменного поезда "Янтарь".
С Еленой мы были знакомы со школьных лет, с класса пятого, когда ее семья переехала в Прибалтику из другого города, кажется, из Тюмени. Она была необыкновенной. Мальчишки во дворе сходили по ней с ума. В тайных своих мечтах я называл ее "красавицей" и мучился тоже. Тихими вечерами ее светлые глаза, улыбка, нежные руки грезились мне и повергали в сильное волнение.
Мы взрослели, и она хорошела, распускаясь, словно бутон чудесного растения, и была желанна. Она не любила ни хвостиков, ни косичек, а носила стрижку такую, чтобы ее русые локоны прикрывали шею, а пряди у висков она изящным движением то и дело убирала за уши. И эта ее манера - поправлять свою прическу - мне казалась изысканной. Я тогда наглядеться не мог, забывался в мечтах, уносился вместе с ней на яхте в какое-нибудь там волшебное Лукоморье. И однажды на мой день рождения после обеда и сладкого стола дома мы всей компанией - с нашими одноклассниками - побежали в парк "Юность", на карусели. Это был веселый летний вечер, выходной, и вокруг было много народу. Но рядом с ней мне казалось, будто вокруг никого больше нет. И в этом ощущении было какое-то необыкновенное очарование. Мы раскачивались в лодке. И до того наш дух захватило, до того мы вознеслись, до того растрогались, что когда лодка остановилась, я осмелился Елену поцеловать.
После того дерзкого случая мы невинно дружили, пока судьба не разлучила нас: Елена уехала поступать в Московский университет, а я по призыву ушел в армию. Мы надолго потеряли друг друга из виду. В последний раз я видел ее уже студенткой четвертого курса, когда она в сопровождении какого-то офицера приезжала из Москвы к родителям. В тот вечер мы встретились во дворе нашего детства и обменялись несколькими приветливыми словами. С тех пор и запомнил ее такой: светлое лицо с широким лбом, тонкие губы в улыбке, ряд жемчужных зубов и серые глаза. Они были пленительно серые, отчего взгляд казался изнутри сияющим, и его невозможно было забыть. Образ красавицы еще долго стоял в памяти, как, бывает, мерещится какой-нибудь дивный портрет, написанный великим мастером - Серовым или Тропининым, если, насмотревшись на него, закрыть глаза. Фотографы должны были бы выстраиваться в очередь, чтобы, дождавшись своего часа, увести ее в свои студии и снимать для обложек журналов, рекламы или для создания художественных образов.
И вот мы встретились в поезде. Она - школьная учительница биологии - и я - инженер-химик; я тогда работал в Москве и в очередной отпуск ехал навестить свою овдовевшую мать. Елена была замужем. И кто этот счастливец, я не имел представления. В интернете я находил ее под девичьей фамилией, новая была указана через дефис, на ее страничках были опубликованы всего несколько снимков с мужем. А теперь я мельком заметил ее в толпе провожающих на перроне Белорусского вокзала. И это обстоятельство всколыхнуло меня тайной радостью. От одной мысли, что мы едем в одном поезде, я страшно разволновался; волнение заставило мое сердце отчаянно биться. Поезд тронулся, и я, сидя у окна, уже не мог отвлечься от размышлений о ней. Быть всю дорогу поблизости от Елены и не увидеть, не поговорить с ней - казалось мне чудовищным испытанием. Я страшно растревожился. А что, если она тоже заметила меня?
В поисках ее купе я так нервничал, что стал сомневаться, нужно ли это теперь, не вернуться ли на место. Но продолжал идти из вагона в вагон, спрашивал проводников, каким номером следует пассажирка Елена Горчакова, ищу, мол, свою одноклассницу, как вдруг мне повезло. Молодой, стройный и очень обходительный проводник вагона СВ проверил по списку фамилию и вежливо сообщил номер, после чего, улыбнувшись, добавил: "Она не одна. С мужем". Тут я замешкался, потому что о муже я как-то совсем позабыл. Мне казалось, что она садилась в поезд одна с большим чемоданом. Наверное, муж был где-то рядом с вещами, и я не узнал его. Впрочем, пустяки, это ничего не значит. Поблагодарив проводника, я уверенно зашагал к ее купе, рассуждая: "Ну и что, что с мужем. Хоть бы одним глазком взглянуть, какая она теперь, вновь услышать ее и увидеть того счастливого мужа. Скажу, что ошибся дверью, и прощайте". Утешив себя таким смелым решением, я остановился, выдохнул и отодвинул дверь купе.
Они сидели друг против друга и разом обернулись. У нее еще не сошла улыбка, у него застыла на губах какая-то фраза, а в руках он держал гитару. Они замерли в вопросительном замешательстве.
- Простите, ошибся номером, - сказал я в смущении, хотел было сдвинуть дверь, но она не поддалась, заело, что ли.
Продолжая дергать дверь, я так впился взглядом в мою красавицу, что не смог тронуться с места, а дверь словно бы заупрямилась. Мой опрометчивый поступок мог бы сойти за наглость. Лучше бы я и вовсе не осмелился. Но Елена вдруг встрепенулась, переменилась в лице и, широко улыбнувшись, воскликнула:
- Постойте!
Я замер.
- Ну что же ты стоишь, заходи.
Я сглотнул, поглядел на ее полного, розовощекого гитариста, который тоже зачем-то мне улыбнулся. И на сердце немного отлегло. А он вроде и ничего, приветлив, с гитарой. Не вредный, значит.
- Здравствуй, - сказал я взволнованно, вошел, пожал руку ее спутнику.
- Будем знакомы, - ответил он весело.
Для приличия сел я на постель мужа. А главное, что Елена была вся передо мной. В большом овальном зеркале позади нее мне были видны глаза ее супруга. Но мое смущение, похоже, Елену рассмешило... Все же мы разговорились. Тогда и оказалось, что муж этот оказался вовсе не мужем, а приятелем по университету, направленным своим начальством в командировку, что муж по служебной своей обязанности поехать не смог и обещал прилететь при первой возможности. Это успокоило меня так, словно волна тревоги схлынула, и я почувствовал себя свободнее.
Поначалу я едва ли мог поддерживать разговор и все глядел на красавицу. В купе ощущался легкий аромат ее духов: какая-то нежность из ванили и цитруса. Елена была в длинном светлом платье с голубыми цветами, на шее блестела золотая цепочка с крестиком, на плечах лежал пуховый платок. Потом она разулась, поставила туфли под столиком и, прислонившись боком к подушке возле окна, удобно расположилась, полулежа, на постели. Ее руки теперь покоились на бедре, пальцы сцеплены замком, и на безымянном сверкало золотое колечко. Я все глядел на ее руки. Они были смуглые от загара, кожа шелковистая, и по ней были рассыпаны маленькие родинки.
- Я, честно сказать, тоже не случайно этим поездом еду, - весело заметил гитарист, его звали Сеня. - "В Контакте" осведомился, когда и каким поездом, взял билет в соседний вагон и забронировал гостиницу. Только пускай это дело между нами в тайне останется.
Я принял это оправдание за глупую шутку.
Сеня этот, лучше бы его тут и вовсе не было, зачем-то пересказал мне свою историю знакомства с Леночкой. После чего они стали с удовольствием вспоминать, как хорошо им было вдвоем. Оказалось, знают они друг друга с первого курса. Много приятных минут провели наедине. Немало разных испытаний преодолевали вместе рука об руку. Много по Москве гуляли, посещали парки, музеи, галереи художественные. А сколько вечеров по кафе просиживали! Загулялись они до того, что про учебу совсем забыли, из-за чего Сеню со второго курса отчислили, а Леночка каким-то чудом сумела наверстать упущенное. Потом Сеню призвали на срочную службу в армию. А когда он вернулся, Леночка уже с офицером проживала в казенной московской квартире. Но прежние чувства к однокурснице сохранились и даже с новой силой между ними разгорелись, потому Сеня с Леночкой украдкой и доныне встречаются. Вот и в поезде вместе едут, песни поют, вином запивают. Как в прежние счастливые годы.
Рассказывая все это, Сеня на гитаре себе подыгрывал, Елена угощалась свежей клубникой в сливках и, вспомнив смешное, хохотала, а я посмеивался и пытался разгадать, за что она этого клоуна любит. А он - человек добрейшей души - в нашей компании чувствовал себя привольно и просил меня остаться, когда я порывался вернуться в свой вагон.
Про мужа Елена говорила с уважением. Познакомились они на третьем курсе во время новогоднего бала в ресторане. Он - учащийся военной академии - красавец и будущий офицер. Говорила, как увидела его во всем блеске парадного мундира с медалями, так голова пошла кругом от избытка чувств. Статный, с гусарскими усами, точно князь какой из девятнадцатого века явился. Обходителен. И, не помня себя, отдалась в его распоряжение целиком и навеки. Василий, так его имя, по-прежнему чрезвычайно внимателен и заботлив. Одно только плохо - ревнив очень. За звонками следит, в интернете общим паролем они везде пользуются, одну жену старается никуда не отпускать, а если выхода нет - сильно переживает. Однажды из-за ерунды едва драку не устроил, когда в ресторане какой-то пьяный к Леночке подошел, хорошо, что охранники рядом были - разняли. И на этот раз накануне поездки, как узнал Вася, что ему по долгу службы увольнительную не дают, так хотел оба билета сдать. Но с отцом Елены что-то плохо стало. Пришлось ее отпустить. Только свой билет сдавать он не стал, чтобы жена с комфортом одна без попутчика ехала. Не легко дается ему жизнь с красавицей.
Вот в такой компании я весь остаток дня и провел. Время промчалось незаметно. За окном теперь синий летний вечер. И вот мы уже подъехали к Смоленску. Я решительно хотел распрощаться, приготовился к скуке на верхней полке в своей плацкарте, как вдруг дверь широко распахнулась, и перед нами предстал господин с гусарскими усами. Мигом у нас такая тишина настала, какой я больше в своей жизни не припомню. Словно бы весь мир замер на единственном кадре нашего купе. Во всяком случае, я оцепенел и пожалел, что вообще здесь оказался. А Сеня, побледнев, едва не уронил свою гитару. Тут бы и глаза в карман спрятать. Только красавица вдруг оживилась:
- Ой! - удивилась она весело. - Васенька! И ты здесь? А мы тут с попутчиками как раз чаю собираемся пить. - И заулыбалась ему.
Мы с гитаристом опомнились, когда Елена сообщила, что это не тот Васенька, не муж ее, а учитель истории из школы, в которой она работает.
Он вошел осторожно, деликатно поздоровался с нами за руку, видно было его смущение - ведь не ожидал, что Елена окажется в своем двухместном номере в такой необыкновенной компании. Сел он возле нее, поставил свой портфель на колени, показывая всем своим видом, будто он тут случайный попутчик и что "В Контакте" даже не зарегистрирован. А оправдался тем, что едет погостить у родственников на побережье.
Тут мне и подумалось: "А не весь ли этот поезд ради Елены состыковался?"
Она была достойна того, чтобы каждый из нас, бросив работу или службу, ехал с ней в одном купе куда придется. И во мне, как в школьные годы, взыграла кровь. Воскресли теплые воспоминания нашей дружбы в детстве, озаренной светом первой любви. О, как хотелось мне вновь остаться с красавицей наедине!
Потом мы открыли бутылку шипучего вина за новую встречу, ели дорожные припасы (у Елены в сумке оказалось много пирожков с начинкой на любой вкус), в полголоса пели под гитару романсы и смеялись до самой литовской границы.
- Он у меня юрист, - продолжала она рассказывать про своего мужа. - Умнейший человек. Теперь ждет повышения в военную прокуратуру.
Было уже очень поздно. Около полуночи веселье наше все-таки надоело соседям, и они стали стучать в стену. А мы всё упивались любовью красавицы. Играли в карты на ее поцелуй. Часто выигрывал Сеня. А историку все что-то не везло, он задумчиво глядел на свои карты и подкручивал правый ус, а потом все равно оставался в дураках. Впрочем, Леночке было безразлично, кого из нас награждать с победой. Глядя на удрученного Василия, она не могла удержаться и заливалась смехом. Словом, время проходило забавно. Но потом к нам явился проводник и, с улыбкой подмигнув красавице, попросил тишины.
До самого Южного вокзала мы ехали такой вот разгульной компанией, не выспавшиеся, но счастливые. Лишь на границах мы расходились по своим вагонам, чтобы представить таможенникам документы и свое прилежание, но едва поезд трогался в путь, мы тотчас же вновь собирались в Леночкином купе.
Прибыли мы около полудня. С чемоданами вывалились из вагона вместе с нашим тайным поверенным проводником и, смеясь, попали прямо к ногам крупного, как бык, офицера, стоявшего на перроне с букетом. Елена как увидела его, так и обмякла, а затем со словами: "Васенька мой! Так ты уже прилетел!.." кинулась к нему в объятия. И Вася этот, прижимая к себе жену свободной рукой, обвел наш хоровод таким суровым взглядом, точно наводил на цель зенитку. Мы разом опомнились, остепенились и, торопливо разобрав кто чей багаж, поспешили оставить красавицу на руках ее сурового мужа.