Рецензия на книгу "Сочинения Пушкина. Изд. Имп. Акад. наук. Переписка под ред. и с примеч. В. И. Саитова", т. I (1815--1826). Спб., 1906, 363 с. То же, т. 2 (1824--1832). Спб., 1908, 399 с.
В разработке минувшей Русской жизни вполне оценено ныне значение писем, этих минутных, но животрепещущих показателей о времени и о лицах, которые их писали.
Помогая графу Л. Н. Толстому в первом издании его "Войны и мира", мы указывали ему неосновательность в изображении Кутузова (который якобы ничего не делал, читал романы и переваливался грузным старческим телом с боку на бок). Доставлены были графу для прочтения тогдашние письма Кутузова к Д. П. Трощинскому, исполненные забот и попечений. Граф Толстой возразил: "в письмах все лгут".
Конечно, не все. Но от художника нечего и ждать полной правды исторической, он должен быть обязательно правдив только в области изящного. Само собой разумеется, что в письмах бывает ложь односторонности, и отдельно взятые, без пояснений, они могут ввести в заблуждение, но лица, поставленные судьбою на виду, платят за своё высокое положение тем, что всё, им принадлежащее, подвергается суду "к соблазну жадной" толпы. Так, например, в многотомном издании всего, что осталось своеручного после Гёте, печатаются не только все его письма, самые ничтожные, но даже перечни белья, которое отдавал он мыть прачке. Не без греха в этом отношении и наша братья, архивисты. У нас этим грешили в особенности Тихонравов и Шёнрок относительно Гоголя, не вняв его загробному негодованию. Таковое, пожалуй, испытывает и жена Пушкина по поводу издаваемых ныне его писем. Но эти письма совершенно особого склада, и читатели могут только радоваться их полному появлению в печати, так как ими невольно зачитываешься.
Сколько нам известно, изданию писем с ответами на них и вообще всей переписки первый у нас пример подан архиепископом Саввою: в Записках своих он приводит полученное письмо и вслед за ним помещает свой ответ на него. Но самая деятельность высокопреосвященного Саввы не выходила из круга духовенства, тогда как Пушкин откликался на всякого рода явления современной ему жизни, и что ни писал он, всё запечатлено необыкновенным его дарованием.
В. И. Саитов возымел плодотворную мысль издать письма Пушкина вместе с теми, которые он получал, и благодаря этому получается живая, разнообразная и поучительная картина, от которой оторваться жаль, особливо такому усердному любителю и почитателю Пушкина, как пишущий эти строки и теперь, благодаря двум этим книгам, узнающий про него много для себя нового. Отменно любопытны письма князя П. А. Вяземского. Он и его супруга княгиня Вера Фёдоровна ценили Пушкина чрезвычайно и принимали сердечное участие во всех его нуждах и невзгодах. В особенности княгиня была ему истинным другом (он был у неё накануне своего поединка и передал, что ему предстояло на другой день)[603]. Беззаветным его поклонником является и П. А. Плетнёв, старательно оберегавший денежные его выгоды. (Иногда тысячи рублей передавал он Пушкину, вырученные за его сочинения.).
Но особенно баловал Пушкина своею привязанностью П. В. Нащокин, безграмотные письма которого очень ценны. Он в них весь, с безобразием своего быта, с художественным чутьём, с постоянным горевшим огнём в душе, с благим помыслом в сердце. К нему мог относить Пушкин свои стихи:
...Кто все дела, все чувства мерит
Услужливо на наш аршин,
Кто клеветы про нас не сеет,
Кто нас заботливо лелеет,
Кому порок наш не беда,
Кто не изменит никогда[604].
Недаром вдова Пушкина извещала Нащокина о воспитании детей своих.
Для Нащокина не было у Пушкина тайны. Я знал этого необыкновенного человека на склоне его лет. Он так много делал добра, что вдова его долгие годы могла жить пособиями лиц им облагодетельствованных. Подобно Американцу графу Толстому, Нащокин умер стоя на коленях и молясь Богу.-- Любопытно, что письма барона Дельвига не свидетельствуют об особенной искренности в его дружбе к Пушкину[605], а письма Пушкина к А. Н. Вульфу совсем-таки холодны. Демон А. Н. Раевский вовсе не так ядовит, как про него думали (он и младший его брат не схожи друг с другом и внешностью, и нравом: первый в деда своего Грека Константинова, второй -- в Самойловых). Чаадаев обличается в своём напускном значении. А. И. Тургенев пишет о нём: "Деликатно хочу напомнить ему, что можно и должно менее обращать на себя и на das liebe Ich[606] внимания, менее ухаживать за собою и более за другим, не повязывать пять галстухов в утро, менее даже и холить свои ногти и зубы и свой желудок, а избыток отдавать тем, кои и от крупиц падающих сыты и здоровы". Тем не менее Чаадаев был, хотя и самовлюблённый, но добрый человек, и разочаровавшийся в нём Пушкин сохранил к нему дружеское чувство.
На 123 стр. 2-го тома Переписки находим любопытное указание на то, что сношения Пушкина с Филаретом продолжались и после известного обмена стихотворениями[607]. Тут посредницею была дочь князя Кутузова, Е. М. Хитрово, достойная благодарной памяти потомства за свою восторженную привязанность к этим гениальным людям. Оказывается, что отношения к графу Бенкендорфу не были так угнетательны для Пушкина, как обыкновенно думают у нас[608], а про императора Николая Павловича (одарённого чувством изящного) и говорить нечего: он спас поэта от ссылки в Сибирь, приказав затушить дело об известной поэме: "Ты зовёшь меня в Пензу,-- писал Пушкин князю Вяземскому 1 сентября 1828 г.,-- а того и гляди, что я поеду далее, прямо, прямо на Восток". Шла война, и Государь в это время находился в Турции. Тут, может быть, действовал Жуковский через князя А. Н. Голицына, и в переписке сего последнего с Государем надо искать разъяснения для истории Гаврилиады[609].
С нетерпением ожидаем третьей книги этого превосходного издания. Бог в помощь В. И. Саитову!
Примечания
"РА". 1908. No 4. Обл.
[603] О встрече Пушкина с В. Ф. Вяземской накануне дуэли см. с. 323 наст. изд. [См. с. 321, глава "Новые подробности о поединке и кончине Пушкина". -- Прим. lenok555]
[604] "Евгений Онегин", глава четвёртая, строфе, XXII. Первый стих в окончательной редакции: "Кто все дела, все речи мерят..."
[605] Здесь, как и в отношении П. Я. Чаадаева, Бартенев ошибается.
[606] любимое Я (нем.).
[607] Стихотворение митрополита Филарета "Не напрасно, не случайно" было вызвано стихотворением Пушкина "Дар напрасный, дар случайный" (1828). Ответом Пушкина Филарету явилось стихотворение Пушкина "В часы забав иль праздной скуки".
[608] Оценка Бенкендорфа, как и Николая I, их роли в судьбе Пушкина, которую даёт Бартенев, не соответствует действительности.
[609] Об истории "Гавриилиады" см. с. 360 наст. изд. [См. с. 358, глава "Рассказы П. В. и В. А. Нащокиных", "17 Октября". -- Прим. lenok555]