Аннотация: Они родились в СССР и выжили в годы войны. А их нынешние ровесники погибают в России Борьки, Пути-Пу и Медведа.
ПЕТЬКА, ПЁТР, ПЁТР ИЛЛАРИОНОВИЧ...
В октябре 2007 года мне пришло письмо - одно из десятков писем, которые я получил как отклики на моё обращение через газету с просьбой поделиться со мной материалами о мальчишках и девчонках, сражавшихся с гитлеровцами.
Хочу сказать, что я виноват перед автором письма. Я обещал ему попробовать написать очерк на присланном им материале сперва к 23 февраля, потом - к 9 мая, но... но не получалось. Честное слово - по вполне объективным причинам. Но мне всё равно было стыдно. Так стыдно, что я в конце концов написал этот очерк ночью.
Это рассказ о человеке, у которого не было ничего - и которому Страна Советов дала всё.
И пусть вас, мои читатели, не удивляет финал очерка, казалось бы, не имеющий отношения к теме.
* * *
Петру Илларионовичу Таранцу было три года, когда - в 1927 - умерли его мать и отец. Родителей он почти не помнил, поспитывал его дядя - Григорий Зарубенко, милиционер родим с Кубани. Туда он и забрал племянника после смерти родителей. Там и жил Пётр (тогда ещё Петька) до 1937 года. Вспоминает, что с дядей, которого постоянно переводили с места на место, объехал всю Кубань.
В 1937 году дядя работал в прокуратуре станицы Северской (это Краснодарский край). Десятилетний Петя пришёл к нему как-то на работу, но женщина-секретарь ещё в приёмной сказала мальчику, что случилась обычная в те времена вещь - дядю арестовали.
Мальчишка решил добираться в Белореченск, где в это время у своей матери жила жена Зарубенко. Забрав свои новые сапоги, Петя продал их за два рубля на толкучке, один рубль тут же проел, а второй припрятал и на станции сумел в последний момент забраться в отправляющийся поезд Москва-Новороссийск.
Едущий на подножке мальчишка таким оригинальным образом добрался до Краснодара. Вспоминал, что здорово замёрз и почти ослеп от туч подсыпки - толчёного ракушечника - поднятого колёсами состава. А в Краснодаре на вокзале его "загребла" милиция после простого вопроса (который сейчас не любят задавать шатающимся в одиночку маленьким детям): "Мальчик, а родители твои где?"
Родителей, конечно, не было, и мальчишка отправился в детприёмник посёлка Карасун. Там - под охраной, за решётками, не слишком приятно - держали почти месяц. Зато хорошо кормили, лечили, а потом в числе пятерых таких же, как он, повезли в Пашковский детдом.
Петр Илларионович не конкретизирует, почему - но в детдоме ему не понравилось, и его посетила естественная для мальчишки его возраста мысль: "Сбегу!" Однако, выяснилось, что та поездка на подножке не прошла даром - у мальчишки обнаружилась трахома. По крайней мере, такой диагноз поставили ему на очередной комиссии (позже выяснилось, что был это "обычный" коньюктивит...) Так и поехал Петька обратно в Карасун - долечиваться. В общем-то это было разумно - хрен редьки не слаще, что трахомой, что коньюктивитом он мог перезаразить весь детдом, и, конечно, в те времена в таком деле, как дети, предпочитали сто раз перестраховаться...
Опять был месяц лечения. А потом - детский дом города Ейска.
Детдом как раз отдыхал на виноградниках возле лимана. И виноград, и морские купания были ежедневными и бесплатными. Но и тут Петьке "не понравилось" - и на этот раз он не скрывает, что именно. Дисциплина (подозреваю, что и в Пашковском детдоме не понравилось то же самое...). Уже через две недели десятилетний шпанёныш (это я ласково) сговорился с ещё одним таким же мальчишкой - и они решили бежать. По собственному признанию Петра Илларионовича - "сами не зная, куда!"
И теперь представьте картину. По ночной железной дороге в сторону станицы Старощербановской чешут двое пацанов в трусах и майках. Другой одежды достать не удалось. (Больше всего их беспокоил холод - что их может кто-то обидеть или, не дай бог, убить, им - в тоталитарной стране! - даже в голову не приходило...)
Конечно, особого ума у беглецов не было. Но это был 1937, а не 2007 год и первый же встреченный ими на пустынных ночных рельсах человек (путевой обходчик), вместо того, чтобы дать волю инстинктам, накормил мальчишек и расспросил, кто они такие. От великого ума те рассказали всё и сразу. Обходчик подумал и попросил только, чтобы об этой встрече никому никогда не рассказывали - его ж уволят за то, что не сдал беглецов в милицию. С тем и отпустил (вообще-то зря...)
Рассказать это они и правда никому не рассказали (вот, делаю это за них), а к утру добрались до Старощербановской. Там залезли под какой-то амбар, передневали, а вечером вылезли искать еду. Но оказалось, что и их тоже всё это время искали - горе-беглецы влетели прямо в руки комсомольскому патрулю. Двое сопровождающих привезли мальчишек обратно в Ейск.
Там на линейке зачитали приказ о наказании за побег. Наказание было суровым - десять дней "без лимана" и эти же десять дней работать на бахче. Даже сейчас Пётр Илларионович вспоминает о том наказании с обидой - в жару страшно хотелось искупаться, работа была трудной... Но десять дней прошли, наказание было снято, а там пришла пора возвращаться в город - учиться.
Тетради, книги, портфели, одежда, обувь детдомовцев - всё было государственным. Бесплатным (ну-ка, вспомните это слово?) Но Петька не унимался. Не проходив в школу и двух недель, он подрался с местными ребятами - из-за девчонок, это десятилетний-то, а?! - и опять решил бежать. на этот раз бежал с вокзала, пристроившись к какому-то дядьке с корзинкой. Обходившие вокзал постовые думали, что мальчишка с родственником, а мальчишка-то уже упросил "родственника" купить билет, в обмен предложив свою майку. Так и доехал до конечной остановки - станицы Староминской. И почти тут же наткнулся на старого знакомого - поезд Москва-Новороссийск!
На этот раз Пётька нашёл разбитое окно в тамбуре, влез внутрь и в котельной вагона ухитрился доехать до Ростова. А в Ростове повторилась та же прежняя история (теперь я понимаю, почему у тогдашних маньяков не бывало весеннего обострения!) Увидев пацана, к нему тут же подошёл милиционер и задал всё тот же вопрос, на который отвечать было опять нечего: "Мальчик, а где родители твои?"
Через два дня сопровождающий привёз неутомимого "бегунка" в детприёмник города Шахты. Оттуда через месяц (опять карантин!) женщина-сопровождающий повезла пятерых мальчишек по Украине. Четверых - к родителям (бегали и тогда, только их практически всегда возвращали!), а Петьку - под Киев, в детдом города Сквира.
Что вы думаете?! Мальчишка хотел бежать и оттуда - но настала холодная осень, и он решил "погодить" до весны. Очень жалел, что опоздал - по рассказам ребят, недавно двадцать пять человек с музыкального кружка взяли воспитанниками в армию. Уж оттуда не убежал бы!
А потом - потом появился в жизни Петьки воспитатель Панас Хомович Когут. Сам детдомовский, женатый на детдомовке, воспитатель как-то сумел найти с неисправимым "бегунком" общий язык. У Петьки проснулся интерес к рисованию - он в любую свободную минуту бежал в мастерскую, где холсты, картон, краски, кисти - всё было бесплатным. Работал и в слесарной мастерской, а на заработанные деньги купил Петька трёхламповый приёмник, и от свободной точки провёл девчонкам в их корпус линию - пусть слушают музыку. Все радовались... А вот учился мальчишка средне. Отличникам была прямая дорога в техникум или институт, а ему...
Но вот зимой 1939/40 годов - Петьке было тринадцать - вышло постановление об открытии ремесленных училищ и школ ФЗО. Тут Петька и упросил Панаса Хомовича записать его в ремесленное в Киеве.
Собранных со всего района семьдесят пять человек провожали с музыкой и речами, и на месте встретили очень хорошо, сразу разместили в общежитии, личные вещи попросили сдать на хранение, а выдали ботинки, туфли, парадную, повседневную, выходную форму, ремни, шинели, бельё, фуражки - всё, вплоть до носовых платков.
Всё - бесплатно.
Расселили по комнатам по 15-20 человек. Комендантом был в прошлом военный, он установил пропускной режим, ходьба по территории - только строем, в кино и баню (каждые десять дней) - тоже строем и только с песней. Раз в месяц - театр. Каждый день - строевая и военное дело.
А вот специальность каждый выбирал себе по вкусу, добровольно, без малейшего принуждения. После двух лет обучения ремесленное давало пятый разряд. И кормили три раза в день, причём на обед давали ещё и мороженое. Петр Илларионович вспоминает, что ребята из сельских мест часто были хронически голодные, прятали хлеб и ели по ночам под одеялами. За это ругали, но не наказывали строго - разве что посылали в наряд на мытьё полов или на кухню. Эпидемия эта прекратилась сама собой, когда мальчишки отъелись - довольно быстро.
Те, кто не имел нарушений дисциплины, после уроков были свободны до десяти вечера - могли идти в город, если хотели. Вспоминает Пётр Илларионович и то, что полтысячи мальчишек жили довольно мирно и дружно - никто не пытался "дедовать" или обижать слабых. А 1 мая 1941 года на площади Богдана Хмельницкого был смотр двенадцати киевских ремесленных училищ. На трибуне стояло всё руководство республики, командующий Киевским военным округом Кирпонос. Впечатление от парада осталось у мальчишки грандиозное - впервые в жизни он почувствовал себя на самом деле нужным, частичкой могучей и дружной силы, ощутил, что живёт не зря.
Время было тревожное, часто звучали учебные тревоги, но, как говорит Пётр Илларионович, из них в войну никто не верил. Да и из взрослых, кажется, тоже. По крайней мере, 21 июня 1941 года было объявлено: утром идём на открытие нового стадиона - имени Хрущёва. Мальчишки приготовили спортивную форму - тапочки, носки, трусы (всё белое), знамёна... Сбор должен был состояться на знаменитом Подоле.
Но уже на Красной площади (киевской) колонну остановила милиция. Ремесленникам было приказано возвращаться, причём идти вдоль стен домов. В ответ на недоумённые вопросы милиционеры отвечали просто, что объявлена военная тревога. Но уже к полудню в училище прибежал местный парнишка и рассказал знакомым ремесленникам, что на СССР напала Германия и уже разбомблен авиазавод в Святошино. Это было относительно далеко, поэтому в городе и не слышали бомбёжки. А ведь погиб весь персонал завода...
... Уже через несколько дней и днём и ночью стали появляться немецкие самолёты-разведчики. Людей начали готовить тушить зажигалки, дежурить на крышах домов, хотя бомбёжек пока не было. Но появилось огромное количество беженцев. Пётр Илларонович вспоминает: улицу Кирова невозможно было перейти ни днём, ни ночью - люди с запада шли сплошным потоком. Везли вещи, стариков, детей, гнали скот, стоял постоянный крик и плач. Зрелище было жутким и непереносимым.
Стали готовить к эвакуации и училище - в Харьков. На конных подводах отправили вещи, а сами ремесленники пошли пешком - на Дарницу и дальше.
Петька и двое его друзей - Юрка Ковальчук и Иван Кузьменко - поступили проще: запрыгнули на товарняк (пригодилась старая выучка!) и добрались до Харькова за пять дней. Первое, что там сделали четырнадцатилетние мальчишки - принялись странствовать по военкоматам и напропалую врать с одной-единственной целью: попасть на фронт. Их - и ещё сотни таких же - гнали с руганью, чуть ли не пинками. Было явно не до них. Тогда трое друзей решили, что надо просто поехать на фронт - в смысле, обратно в Киев. Чего проще?!
Оказалось, что это непросто. Поезда шли в основном на восток. Везли оборудование и беженцев. А на Киев двигались только военные и санитарные эшелоны, в которые проникнуть было трудно. Впрочем, мальчишки не стали пробовать - они облюбовали крыши санитарных вагонов и так потихоньку продвигались к цели, то и дело на ходу прыгая с этих крыш - немцы налетали с воздуха, бомбили, обстреливали совершенно беспощадно и постоянно. Бомбили все станции до самого Киева практически ежедневно, по нескольку раз. Мальчишки видели, с какой нагрузкой работают железнодорожные бригады, в бешеном темпе восстанавливая разрушенное, чтобы дорога работала.
В конце концов, они добрались-таки до Киева. Но тут в военкоматах повторилась та же история - их гнали.
И всё-таки, рассказывает Пётр Илларионович, им "повезло" (тогда везением называлось попасть на фронт, а не от армии откосить - дикие времена...). Через местных пацанов друзья узнали: всё там же, на Подоле, комитет комсомола формирует истребительные батальоны - нужны пацаны старше шестнадцати лет. Конечно, все трое тут же отправились на Подол.
Набирали три группы: по борьбе с танками, диверсантов и истребителей парашютистов. Друзья записались в истребители. Юрка Ковальчук был самый рослый, ему и правда было уже шестнадцать. Комсомолец Ковальчук соврал своему руководству совершенно беззастенчиво - мол, опоздал уехать с училищем. Записали... Так же записали и Ваню Кузьменко. А вот пятнадцатилетнего Петьку стали заворачивать - мол, врёшь ты, ростом маловат... Но друзья вступились, поклялись, что он одного с ними возраста.
Так все трое стали бойцами истребительного батальона.
Батальон базировался в Куринёвке, на территории эвакуированной Четвёртой обувной фабрики. Из офицеров оказался только старший лейтенант Рувин - один на весь батальон. Уже на второй день привезли оружие - трофейное польское. Каждый боец получил по 120 патрон к винтовке, на двоих - по гранате, на троих - тесак. Были в батальоне три пулемёта - станковый "максим", ручной "дегтярев" и польский - Пётр Илларионович не знал названия, но точно описал ручной пулемёт "браунинг".
А на следующий день батальон на машинах отправили на стрельбы в Бабий Яр (тогда было ещё неизвестно, что там произойдёт довольно скоро - просто глухая балка, удобная для стрельб). Там стали лагерем и постоянно тренировались (хотя оружие, как отметил Пётр Илларионович, хорошо знали с училища!) А на шестой день батальон на машинах выступил в район Днепра...
В селе Петривцы их предупредили: всё. Это фронт. Тут военные законы. Не кашлять, громко не разговаривать, не курить, стройся в цепочку по одному, за направляющим - местным представителем - шагом марш.
Батальон двигался к реке Ирпень. На той стороне - совсем рядом! - играли на губных гармошках. И это были немцы, и странно было понимать: вот они, враги. А было тихо, как будто и нет никакой войны.
Армейский капитан, сопровождавший их, сказал Рувину, что надо пройти подальше - там подготовлена оборона. И попросил оставить человека для связи. Петька стоял первым - и его Рувин и отдал в распоряжение капитана, а батальон ушёл дальше.
После чего мальчишку отправили в блиндаж и посоветовали спать, пока есть возможность. И Петька уснул на каких-то ящиках - в которых, как выяснилось утром, были мины.
Разбудили его ещё до утра, в темноте. Капитан сказал, что обязанностью мальчишки будет дважды в день, утром и вечером, носить в батальон новый пароль. И сразу же отправил в первый раз, дав для начала в проводники красноармейца. Именно этот красноармеец и преподал первый урок мальчишке: будь осторожен - в лесу наши минные поля, а открытые места простреливают немецкие снайпера; через такие места только ползком, даже головы не поднимая. По ходу заламывай ветки, а то обратно заблудишься...
Когда Петька добрался до своих, то показалось - сто лет не виделся, ребята начали обниматься. И тут же выяснилось - за эту ночь снайпер убил двоих парней из батальона. Вот так - за ночь. Были двое - и нет.
Но тогда Петьке ещё не было страшно. Страшно стало, когда он вернулся в часть - и тут же её накрыло обстрелом. Мины летели с хлюпающим звуком, и мальчишка удивлялся, что бойцы вокруг вроде бы и не боятся. А они научили его, как по звуку определить - куда летит мина.
Так продолжалось несколько дней. Обстрел, потом - вялая атака, немцы натыкались на ответный огонь и даже как-то охотно отступали. Петька два раза в день исправно носил пароли в батальон, в котором появлялись всё новые и новые потери. А 17 сентября батальон сняли с передовой и отправили в село Петривцы, приказав окопаться на высоком берегу Днепра. Ночью ожидался немецкий десант. Но уже на следующий день пришёл новый приказ - отступать. Переночевав на всё той же обувной фабрике, истребители через заминированный Петровский мост пошли на Борисполь.
В Борисполе образовалась жуткая пробка, которую никак не могли "рассосать". Когда и куда двигаться дальше - никто не знал. Больше того, оказалось, что впереди - в Иваньково - уже немцы! Между какой-то нашей артиллерийской частью и немцами завязалась дуэль. Батальон рассеялся в массе бросившихся кто куда беженцев - не разбежался, а именно рассеялся. Потерялся. Петька добрался до окраины Борисполя, стал расспрашивать, что и как. Местные жители были перепуганы - оказывается, вчера немцы и в Борисполь врывались, но их задержали окопавшиеся на окраинном кургане комсомольцы. Немцы не смогли их сбить с позиций, уничтожили из миномётов, но сами отступили.
Потом были бесконечные неубранные поля, через которые двигалась масса людей и техники. Немецкие самолёты ходили по головам - по 30-40 штук, поливавших людей внизу из пулемётов и пушек. Оглушённый, растерянный, Петька помог какому-то мотоциклисту вытолкнуть из ямы его машину, и тот чуть ли не силой усадил парня в люльку и рванул через поле дальше. А сзади уже снова была каша, самолёты охотились за людьми. Как они с мотоциклистом выбрались - Петька не помнил. В какую-то деревню, где мотоциклист нашёл свою часть, приехали уже в темноте. И тут же решили, что мальчишку возьмут с собой. Он заночевал прямо в люльке (чтобы не забыли!), а утром поехал со всеми на Харьков.
Радость оказалась преждевременной. Прошло всего полчаса - и дорога оказалась под обстрелом. Мальчишка едва успел выскочить из люльки - снаряд угодил точно в мотоцикл. Петька спрятался в кукурузном поле рядом с дорогой. Но и по кукурузе лупили так, что почудилось - попал в ад. Мальчишка побежал, не помня себя, выскочил на чистое паханое поле и увидел впереди - как во сне - пожарную машину. Буквально из последних сил догнал её, вцепился мёртвой хваткой в поручни. Влез наверх. Но и на этот раз ехал недолго. Машина остановилась на краю болота, где торчали без движения десятки других автомобилей - самых разных. Пушки, зенитки, грузовики с обмундированием... Кто-то поджигал машины, артиллеристы снимали замки с орудий, швыряли в болото. Убивали лошадей, разбирали продукты... Паники не было, но царила какая-то тяжёлая безнадёжность, всеобщая...
Петька взял из одной машины две банки тушёнки, сахар, сухари, набил карманы. Полез через болото - воды по плечи. В лесу люди ходили туда-сюда два дня, а вокруг были немцы. В лес не совались, но то и дело обстреливали его изо всего - от орудий до винтовок. В конце концов мальчишку снова вынесло - иначе не скажешь - на край болотины. Какие-то солдаты, убеждая друг друга, что тут можно пройти и на той стороне деревня, брели через трясину. Мальчишка присоединился к ним - и к своему удивлению через полчаса уже один вышел на зады деревни, к какому-то сараю, до которого оставалось не больше полусотни шагов.
Раздвинулись кусты возле сарая. И Петр увидел двух немцев с ручным пулемётом.
В ужасе он дёрнулся был обратно - бежать. А куда побежишь по шею в воде? Его окликнули хрестоматийным "хальт!" Петька продолжал упрямо бежать назад - ну, это ему казалось, что он бежит, а он прост полз по жиже. Его окликнули снова и снова, потом - резанули из пулемёта над головой. Он упрямо шёл. Ударили слева, справа - и он понял, что следующая очередь будет в него.
Буквально на ватных ногах он повернул к берегу. Немцы что-то говорили, махали руками. Мальчишка шёл и думал - убьют, так хоть не в болоте потом утону, на сухом месте останусь. Так и вышел на берег.
Немцы были молодыми парнями, не больше восемнадцати лет. О чём они думали, почему пожалели русского? Молодые немцы были как правило беспощадны и жестоки. А эти... Очевидно, несмотря на молодость, солдатами они были уже опытными. Один остался у пулемёта, а второй, обыскав мальчишку, повёл его в деревню, где уже собрали не меньше полусотни пленных. Хозяин двора, где их собирали, успокаивал - мол, немцы вас скоро отпустят по домам. но его мало кто слушал - все были погружены в свои мысли.
Через какое-то время сюда же привели женщину-военврача. Она сожгла в костре, разведённом посредине двора, свои документы, а потом начала раздавать солдатам деньги. Почти никто не брал, и женщина и деньги начала жечь - а несколько купюр молча сунула за пазуху сидевшему рядом с огнём Петьке (он пытался согреться и обсушиться). Потом спокойно сказала мальчишке, что её сейчас расстреляют. А ему деньги могут понадобиться.
Потом он много лет казнил себя, что не расспросил её - кто она, откуда? А за женщиной почти тут же пришли. И больше её никто не видел.
Вечером охрана загнала всех пленных в старую колхозную конюшню - длинное, не меньше двухсот метров, помещение. Пленных тут было несколько сотен, как муравьёв в муравейнике. Петька, придя более-менее в себя, послушал - не кормили пленных уже дней пять, что дальше будет - неизвестно... и принял своё коронное, вынесенное из детства решение: не нравится мне тут, надо что? Правильно - бежать. Но до утра решил хоть чуть-чуть поспать. Улёгся в свободном уголке и правда уснул.
В конюшне было три больших двери. Утром немцы их открыли - на кой черт, неизвестно, потому что тут же, во дворе, стоял трофейный - "бывший наш" - обоз с продуктами и голодные пленные рванулись на штурм, буквально смяв охрану. Немцы пустили в ход приклады, но это было всё равно что прутиком воду останавливать. Все были голодны и на удары почти не обращали внимания.
А Петька поступил просто. Вылетел из ворот вместе со всеми - и шмыгнул под одну из повозок. Переполз под следующую, добрался до поля, где на его счастье появились три женщины и четверо мальчишек - несли какие-то мешки, на происходящее около конюшни смотрели с ужасом и жалостью. Мальчишка из-под телеги стал махать пацанам, и тем, помедлив, подошли. Охрана в это время уже начала стрелять в голодных людей. А наш беглец, выскочив из-под повозки, пристроился к незнакомым пацанам. И они, и ждавшие женщины, делали вид, будто ничего не произошло - отвели Петьку подальше от конюшни и рассказали, как выйти на харьковское шоссе.
Побег удался.
На той дороге он нашёл разбитую полуторку с продуктами, набрал сливочного масла, конфет, сухарей. И сразу за машиной встретил трёх молодых ребят - гражданских вроде бы, но только на первый взгляд. Выправка, манера держаться говорили, что это переодетые солдаты. Они предупредили, что на Харьков немцы никого не пускают и поинтересовались у мальчишки, есть ли у него на западе знакомые, у которых можно спрятаться. Услышав, что есть, предложили идти вместе.
Они пошли на запад вчетвером. Первоначально везло - то и дело попадались разбитые машины с продуктами, а немцы проскакивали мимо на мотоциклах, не обращая внимания на бредущих русских. Но всё около того же злополучного Борисополя четвёрку остановили три мотоциклиста с бляхами фельджандармерии. Этим до всего было дело. Выяснив, что "парирэ" - документов - у ребят нет, жандармы, не долго думая, сбили картуз с одного из парней. Увидев короткую стрижку, повалили наземь и принялись бить прикладами и сапогами, приговаривая "коммунист". Так же "проверили" второго, а третьему - темноволосому - досталось ещё сильнее, и к крикам "коммунист" добавились крики "юдэ" - еврей!
Дошла очередь и до Петра. Но у него под кепкой обнаружилась отросшая шевелюра, да и ростом, возрастом он не тянул на солдата. Жандармы стали выяснять - кто такой, куда идёшь, почему с этими? Мальчишка, приставив к голове пальцы, помычал, получил порцию ругани и несколько пинков - но был отпущен. Что возьмёшь с пастушка? А его попутчиков забросили в проезжавшую машину и увезли...
Дальше он опять шёл один. Недалеко от окраины Борисополя старушка предупредила его: не ходи через город, там молодые ЭсЭсовцы, которых отвели в тыл на отдых, отмечают взятие Киева и палят в людей прямо на улицах. Да Пётр и сам уже понимал, что по дорогам идти больше нельзя - они были забиты ползущей на восток немецкой техникой, а по обочинам лежали трупы и стояли наши сожжённый машины. На такой дороге он напоролся на огромную колонну наших пленных - немцы угоняли её в тыл. Ужаснул вид солдат - оборванных, заросших... Вдоль колонны шли женщины и дети - высматривали своих родных, близких... Стремясь поскорей пройти страшное место, Петька неудачно обогнал немецкого офицера, занятого увлекательным делом - он снимал фотоаппаратом русских пленных и вдруг заорал в спину парню: "Хальт, цурюк!" Петька сделал вид, что его это не касается. Тогда офицер не поленился нагнать мальчишку и ударом в шею свалил наземь. Потом рывком поднял и буквально забросил в колонну пленных. Петька начал отбиваться. Мгновенно разъярившийся офицер крикнул конвойных, и те, не долго думая, сняли с плеч карабины. Мальчишка решился - бросился бежать не в сторону, а прямо через колонну. Пленные его пропускали, а на повороте дороги прикрыли собой стоявшие группкой женщины, и конвоиры с руганью пробежали мимо.
Отсюда его увела молодая женщина. Спросила, хочет ли Петька есть и всю дорогу жаловалась - искала мужа, не нашла... Накормив, расспросила, кто он и откуда, показала дорогу к Днепру и сказала, где можно найти лодочника для переправы.
Смешно, но советские деньги ещё "ходили". Вот когда пригодился странный подарок той женщины-военврача. Лодочник просил на перевоз по пятёрке - и, заплатив, Петька оказался на другом берегу реки в рыбачьем посёлке.
Наступал комендантский час. Девушки, плывшие в лодке с Петром, нашли ему место в одной из хат - посёлок переполняли беженцы. Спать пришлось под столом, но мальчишка устал до такой степени, что даже не понял, где он уснул.
Утром он пошёл дальше. До Киева оставалось немного, он слышал взрывы - позже ему рассказали, что это взрывались на Крещатике заминированные дома. А на самой городской окраине огромная толпа людей обсуждала немецкий приказ - всем желающим явиться с вещами на вокзал, специальный поезд отвезёт их к линии фронта и там их обменяют на немцев, которые живут в России.
Мальчишка обрадовался. Такая возможность показалась ему простой и доступной. К счастью, со своими наивными вопросами он обратился к одному из местных - старику, уже успевшему хлебнуть "нового порядка", и тот хмуро ответил: "Беги-ка, парень, отсюда подальше и побыстрее." Сказал так, что Петька поверил - надо бежать.
По Красноармейской улице он выбрался кое-как из ставшего чужим Киева. Дошёл до Сквиры, где когда-то жил в детдоме, но там уже никого не было, а люди сказали, что все разбрелись, кто куда. Впрочем, разбрелись не все. Панаса Хомовича Когута, который дал Петьке "путёвку в жизнь", гестаповцы забрали сразу, вывезли в Терешковский лес и... расстреляли.
Расстреляли именно за то, что он давал пацанам такую "путёвку". А гитлеровцев вполне устраивала Россия беспризорников...
И Петька перестал быть Петькой. Стал Петром. Петькой в окружающем мире оставаться было уже невозможно...
...Первым делом он нашёл своего школьного друга - Сергея Паломарчука. Именно Сергей рассказал, как расстреливали вместе с семьями евреев и коммунистов. И что делать дальше - было совершенно непонятно.
Наступила первая зима оккупации. Пётр жил у тётки. Немцы часто заставляли молодых ребят работать - пилить дрова, возить грузы. Можно возмущаться - как это, работать на оккупанта?! А что было делать?
И всё-таки Сергей и Пётр нашли - что.
В бывшем здании райисполкома стояла теперь немецкая часть связи. На одном из окон друзья увидел советскую радиостанцию. И, долго не думая, утащили её, завернув в дерюгу. Сами ещё не очень понимая, зачем.
Дома радиостанцию они разобрали. Пётр ещё в детдоме стал спецом по радиотехнике, Сергей не слишком от него отставал - и кое-какие мысли насчёт деталей уже начали бродить в их головах.
А времена становились хуже и хуже. Немцы начали угонять молодых в Германию, и Пётр ушёл в Винницкую область, где устроился у одной старушки - из тех, кто не боится никакой власти, ибо видел в жизни всё, что только можно. Парень помогал ей по дому, а она не задавала вопросов - благо, внуки её служили в Красной Армии.
Но немецкая мобилизация докатилась и сюда. Весь сорок второй год Пётр бегал - иначе не скажешь - по родной киевщине от "новых хозяев". Наконец встретил Сергея, "промышлявшего" тем же самым. Вдвоём они вернулись в Сквиру и первым делом собрали простенький приёмник.
Нельзя было и передать, с каким чувством они шарили в эфире, ловя Москву. Ведь гитлеровцы взяли нашу столицу уже раз пять, не меньше. И каждый раз сердце останавливалось - а вдруг правда?! Но вот в эфире зазвучало: "Говорит Москва!" И уже не следующий день оба говорили знакомым: "Мы тут радио слушали... Москву они не взяли."
Просто слова? Но за такие слова расстреливали...
...Вновь спасаясь от очередной волны "мобилизации", парни рванули на границу Житомирской области, в Фастовский район. И тут устроились у ещё одной бабули. Бабуля эта отличалась, так сказать, живостью характера и, наплевав на оккупацию, устраивала у себя вечеринки для молодёжи. Вот на такой вечеринке и познакомились Пётр и Сергей с человеком, которого звали Харитон Теймуразов. Осетин, бывший красный командир, бежавший из плена, он долго присматривался к парням, заводил ничего не значащие разговоры - три человека ходили друг возле друга, чутьём понимая: нашли, свой! - и не находя сил поверить. Жуткое было время. Но в конце концов встал вопрос: ну, что будем делать-то? Выяснилось, что Харитон Теймуразов не один, есть ещё люди, как он туманно сказал. Проблема - что нет оружия. И парни предложили: а что, если мы...
...В мае 1943 года Пётр вернулся в Киев. На этот раз он сам "нарывался" на работу к немцам, сам пришёл на Воздухоповитряную улицу, где немцы набирали внешнюю охрану аэродрома - полицаев, проще говоря.
Сорок третий - не сорок первый, люди (даже подлые) к немцам шли уже не очень охотно. Шестнадцатилетний крепкий парень, доброволец, был настоящей находкой. Его приняли, но - как назло! - оружие выдавать не спешили. Смелый план грозил обернуться ловушкой. Однако в начале июня наша авиация крепко шарахнула по аэродрому. Немцы разбегались в одних трусах, удрали через окно унтер и фельдфебель, надзиравшие за русскими полицаями. Вообще-то их можно понять и вряд ли стоит обвинять в трусости. Но так или иначе, а Пётр оказался один на один с пустой казармой. Пересилив страх (того и гляди, ухлопают свои же!), он забрал два пистолета, две найденные гранаты, три комплекта формы, несколько документов - и тоже махнул в окно. На станции Фастов запрыгнул в грузовой поезд, наплевав на крики увидевшего его немца-часового и стрельбу вслед. И через два дня уже был "у своих", в деревне Дидовщина, где его уже давно ждали Харитон и его люди.
Вооружившись принесённым парнем оружием, небольшой отряд напал на штаб полиции в селе Томашовка. Как чаще всего бывает, внезапность и смелость сделали своё дело - хотя полицаев было намного больше, и оружие у них - не чета двум пистолетам, сделать они ничего не смогли. Партизаны забрали оружие, боеприпасы, а весь отряд - а было полицаев около трёх десятков - предупредили: кто вздумает остаться у немцев - пусть не ждёт пощады.
Петька с Сергеем хотели вернуться в деревню - может, ещё что сделать удастся. Но старшие забрали их с собой, на Волчье болото, где обосновался новый отряд. Как выяснилось, не зря. Уже через день туда, где квартировали ребята, явились немцы с полицаями и первым делом поинтересовались, где пацаны. Старуха спокойно ответила, что они уж давно у неё не живут, и немцы стали переворачивать хату вверх дном. Нашли две четверти самогона и немедленно, так сказать, ужрались до того, что почти забыли, зачем приходили. Правда, перед уходом предупредили, что если найдут пацана - спалят хату. С тем и ушли.
Ну а Пётр превратился в Петра Илларионовича Таранца, бойца партизанского отряда, активно и успешно действовавшего до самого января 1944 года - до освобождения...
* * *
2 апреля этого года по первому каналу вечером прошла часовая программа под названием "Дети-герои", посвящённая детям и подросткам России, совершившим в последние годы героические поступки. Финал программы был идеологически-сусален - не забыв упомянуть о советских пионерах-героях в самом благожелательном ключе, ведущие заметили, что те времена давно прошли, современные дети не знают, что такое красный галстук, но, как видите, хуже не стали и продолжают совершать подвиги.
Хочу оговориться сразу - в этом отношении я совершенно согласен с создателями программы. Не стали, продолжают совершать. И подвиги настоящие, вызывающие у меня уважение и восхищение мужеством мальчишек и девчонок. Вот только... вот только какой-то тяжёлой трагической вынужденностью тянет от этих подвигов нашего времени.
12-летняя девочка, сама тяжело пострадавшая, во время аварии в аквапарке полтора часа держала на руках другую девчонку - младше себя - не давая ей захлебнуться. Аквапарки вообще стали для меня притчей во языцех - я об этом уже писал. Этот подвиг стал возможен благодаря халатности и стремлению к наживе тех, кто строил и эксплуатировал сооружение.
16-летний парень во время аварии самолёта спас от верной смерти трёхлетнего братишку. А почему упал самолёт, вы не задумались? Сколько можно летать на изношенных, разваливающихся на части машинах, оставшихся нам от СССР?
12-летний мальчишка вытащил из горящего дома троих маленьких детей - играя без присмотра родителей, те опрокинули телевизор, начался пожар... А кто виноват в той жизни, из-за которой родители вынуждены пахать, как проклятые, чтобы обеспечить своим детям просто еду и одежду - и зачастую не уделять внимания тому, чем они заняты, как проводят время, просто не успевая за ними присмотреть?
16-летняя девушка, всё лето пасшая скот на ферме, не получила денег от хозяина и добилась выплаты по суду. Правда, результатом этого было полное разорение фермы и абсолютная безработица в её родном селе. (Кстати, Лёня Голиков, о котором вскользь упоминали в программе, в 12 лет подрабатывал во время каникул на пароме. И ему и в голову не могло придти судиться с начальством - как и начальству не могло придти в голову не заплатить мальчишке... Дикие были времена, дикие...)
Сюда же каким-то боком затесался сюжет о малолетних телефонных террористах - мальчишках, которые (спровоцированные журналами, газетами и телепередачами) звонят в свои школы о заложенных бомбах. Я не понимал, при чём тут это, пока не объяснили с экрана, как повезло третьекласснику - герою сюжета. Его родители отделались штрафом. А будь мальчишке 14 лет - ему могли бы дать до 7 лет колонии!
Фарисейство и цинизм заявления были таковы, что у меня остановилось дыхание. Я уже не буду повторять сказанное о провоцирующей роли СМИ, которые сперва всячески толкают детей на преступления (в том числе и настоящие, не звонки по телефону!), а потом становятся в позу моралистов. Но сами подумайте - что за государство нас окружает?! Если подонок и негодяй совратит четырнадцатилетнего - он получит два или три года, возможно условно, и уж точно выйдет по первой же амнистии. А вот если четырнадцатилетний сделает телефонный звонок - да, глупый, да, дорогостоящий в самом прямом смысле, но всего лишь телефонный звонок! - ему могут дать до семи лет. Вчитайтесь в эти строки - и прочувствуйте нервами, сердцем, мозгом весь дикий, нечеловеческий абсурд ситуации.
Напомню, что в СССР до 16 лет подросток был фактически неприкосновенен - даже порой тоже до откровенного абсурда, до попустительства, до глупости. Но сейчас в перечень преступлений, за которые могут отправить за решётку уже 14-летнего, входят порядка 50 наименований. В том числе - и откровенно полоумные или ангажированные типа того же телефонного терроризма или политического экстремизма.
А подоплёка этого сюжета была ясной. Смотрите, дети - и знайте, чего нужно бояться. Хотите быть героями - будьте, но только правильными. Спасайте сверстников в падающих от ветхости самолётах и аквапарках, в которых в том же СССР не разрешили бы устроить даже склад сена. И не дай бог задать взрослым самый страшный вопрос: "Почему?!" Тогда можно превратиться если не в телефонного террориста, то в политического экстремиста - и возраст вас не спасёт (разве нет тому примеров?)
Пионеров-героев вынудила стать героями война. Именно вынудила, потому что в мирное время их окружала жизнь, которую стоило защищать - стоило, несмотря на все её недостатки. И они это понимали. Едва ли кто-то из них мечтал подорвать себя гранатой или быть повешенным гестаповцами. Но... страну, которую они любили, постигла беда. И всё было ясно. Пример героя моего очерка ярок и потрясающ - беспризорник, изрядный разгильдяй, принципиальный "бегунок", он всё-таки не был брошен государством, не стал жертвой маньяка или работорговца, не пропал, не скатился на дно - "проклятый сталинский режим" нашёл ему достойное место в жизни. И, когда пришла беда, он сам, без понуждения пошёл защищать власть, которая дала ему возможность не платить за жизнь.
Это объяснимо. Это логично и понятно.
Труднее объяснить героям телепрограммы - и тысячам других, неизвестных, но не менее мужественных - какая война, какая беда, чья злая воля заставляет их становиться героями в официально мирные дни? И иногда - посмертно. Вот в чём жестокий и неразрешимый вопрос... Да, они пока ещё малы и могут его и не задать. Но, повзрослев, зададут обязательно.
Если к тому времени из них не сделают "телефонных террористов"...