О лет. В этом возрасте, сколько известно автору никто из философов, как профессиональных, так и не очень, ничего не совершил. Но не грех поэтому вспомнить о тех, кто произвел их на смерть.

Беркли родился в семье мелкопоместного дворянина в Ирландии. Но, понятное дело, ирландцем он был таким же, как и русские живущие в Прибалтике прибалты, а поскольку свое поместье Беркли получили после карательной экспедиции 1648 г, то ясно, что будущий философ, как и вся его семья, был ненавидим местным населением, как завоеватель. Заметим, что и для и английской администрации дворянский род Беркли был подозрителен, потому что они были известными приверженцами Стюартов.

4 года. Мамардашвили с семьей переезжает в Россию. Его отец становится слушателем Ленинградской военно-политической академии

7 лет. Макиавелли начинает изучать латынь с приглашенным репетитором. Происходил он далеко не из богатой, хотя и достаточно обеспеченной семьи. Его отец, торговец средней руки, был гораздо образованнее прочих горожан. Читал на латинском языке. Особенно увлекался Титом Ливием и даже составил книгу "Названия всех городов, провинций, рек, островов и морей, которые употребляются в Ab Urbe condita". За этот девятимесячный труд он получил один экземпляр вышедшей из печати книги, "четыре ливра и пять сольдо, причем часть суммы была отдана красным вином и уксусом".

8 лет. Детство будущих гениев преисполнено чудесами и знамениями или анекдотами, как кто во что горазд верить. Что там Фома Аквинский? Вот и Гроциус в этом возрасте сочиняет детские стихи и удивляет преподавателей.

11 лет. Гроциус начал учиться в Дельфтском университете. Это был необыкновенно ранний возраст для студента даже для тех времен, когда 16- и даже 14-тилетние оболтусы считались вполне созревшими для студенческой жизни.

12 лет. Френсис Бэкон поступает в университет, но, по его словам, ничего оттуда не выносит. Когда читаешь, в каком возрасте тогда поступали в универ, удивляешься, чему там вообще учили.

14 лет. Фома Аквинский поступает в Неаполитанский университет, где ему следует приличия ради научиться богословию ради будущей аббатской синекуры. Однако вместо чисто формальных занятий он напрочь увлекается богословием, посещает монашеские ордена, знакомится с их уставом и долбит Аристотеля гораздо больше, чем это требуется для выполнения учебного плана

15 лет. Бэкон заканчивает университет и в качестве пажа совершает путешествие по Европам. Любопытно. что несмотря на столь нежный возраст, Бэкон делает заметки о виденном и довольно-таки трезво судит о политической карте тогдашней Европы.

Не по дням, а по часам зреет Гроциус. В свите правителя Нидерландов он живет в Париже и получает докторскую степень в Орлеанском университете. Король Генрих IV называет его голландским чудом.

16 лет. Гроция принимают в цех адвокатов, то есть он становится профессиональным юристом. Растет как на дрожжах.

17 лет около. В этот год или позже -- сам Макиавелли пишет -- что с ранней юности -- он начинает записывать все достопримечательное, что происходит, как вокруг него, так и внутри. Эти записи потом оказывают неоспоримое влияние на его историографические труды.

18 лет. У Бэкона умирает отец, и молодой человек оказывается в довольно-таки стесненном материальном положении. Богатое поместье его отца достается старшему брату. Стоит обратить внимание на характерную особенность английского образа жизни: многие гениальные люди происходят из обеспеченных слоев или родовитого дворянства. Но очень редко это старшие сыновья, с детства обеспеченные всем. Гораздо чаще младшие дети, получившие прекрасное образование, но не имеющие богатств родителей.

Гроций составляет "Историю Голландии" на латинском языке. В этом же году он становится юрисконсультом Ост-Индской компании, мощнейшей торговой организации, бюджет которой превосходил бюджет большинства тогдашних европейских стран, включая такие как Англия или Польша. Одновременно становится советником по праву (юрисконсультом, скажем мы) правителя Голландии Ольденбарвельта.

19 лет. Мамардашвили с золотой медалью расстается с десятилеткой. Почему так поздно? Конечно, была война, но все же он жил в относительно благополучной Грузии, посещал одну из самых престижных тбилисских школ. Как бы то ни было, но он поступает на философский факультет МГУ, как раз в разгар космополитических чисток. Но и в разгар очень плодотворных общественных дискуссий по философии, языкознанию.

21 год. Карьера Гроция все взлетает и взлетает. Он становится юридическим советником принца фон Нассау.

Беркли получает священнический сан, однако не спешит влиться в ряды духовенства, а продолжает прозябать при университете. Такова особенность английского образования. Способные студенты могли долгое время числиться при университете, не занимаясь ничем, не неся никаких обязанностей, а вернее, занимаясь тем, чем им нравиться. Здорово, только вот, чтобы тебя признали способным, нужно было не просто много знать и много учиться, но и действительно доказать свои выдающиеся способности, на выпускном диспуте, где не ставилось никаких оценок, а распределялись места: первый спорщик, второй спорщик, третий спорщик... 125-й спорщик. Ясно для синекурного места нужно было войти в призовую тройку.

23 года. С Мамардашвили происходит очень странное событие. На 4-м курсе он вдруг проваливает экзамен по политической экономии социализма. В газете "Московский Университет" напечатано: "Отличник Мамардашвили не смог правильно разобраться в вопросе о двойственной природе крестьянского хозяйства". Ну, допустим, пару схлопотать можно было ни за что: преподаватель не в духе, попался на шпаргалке, причем, скорее всего не сам, а помогая товарищу: они ведь, отличники, гораздо чаще ловятся, чем бездельники. Но если человек в отличниках доходил до 4-го курса, то таких, как правило, тянут за все уши и др части тела.

24 года. Мамардашвили присоединяется к кружку "диалектических станковистов". Кружки в советских вузах весьма не поощрялись. Существование подобного кружка следует отнести к историческим загадкам

25 лет К власти во Флоренции приходит неистовый монах Савонарола. Макиавелли с восторгом юности приветствует правление этого человека. И все же в это время среди его записей появляется такая: "Если закон этот был полезен, надо было заставить его соблюдать; если нет -- не следовало за него так бороться". Потом она прозвучала в его "Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия" по поводу того, что в Риме творился судебный произвол

28 лет. Первая публикация Мамардашвили: выход статьи "Процессы анализа и синтеза". Вот это по нашему. Человеку уже 28 лет, а он только-только начал появляться в печати, с материалами вторичного свойства

29 лет. Макиавелли начинает свою служебную карьеру и сразу с довольно высоких постов: он избирается секретарем Второй канцелярии нового после свержения Савонаролы правительства, через месяц -- секретарем Совета десяти. В Италии тогда был режим, в чем-то напоминающий современные: в люди выходили не по образованию или заслугам, а по блату. Макиавелли, который ничем себя не проявил, входил в кружки местной золотой молодежи, хотя ни по происхождению, ни по богатству к таковой не принадлежал, очевидно развлекая олигархов умной беседой, а те кинули ему кость: должность.

30 лет. Макиавелли фиксируется в литературе. Его первое произведение ни трактат, ни повесть или роман в стихах, а служебная записка для флорентийского сената "О положении дел в Пизе". Написана она живо, с литературными украшательствами, как в наше время служебных записок уже никто не пишет. Но тем не менее автор дает очень трезвый и обстоятельный анализ ситуации, вполне в духе его позднейших работ: т. е. как политик и философ он к этому времени вполне сформировался.

Вопрос стоял так: стоит ли завоевывать Пизу сейчас или повременить. Обсосав со всех сторон ситуацию, Макиавелли пишет: "Милану они не нужны, Генуя гонит их, папа смотрит на них косо, Сиена с ними холодна", -- и делает вывод: сейчас самый удобный момент, чтобы напасть на них немедля, помня, однако, об отчаянной стойкости пизанцев: у них даже башни стоят накренившись, а все не падают

31 год. Мамардашвили начинает читать "В поисках потерянного времени" Пруста. Как он потом сам заверял, это художественное произведение повлияло на него гораздо больше, чем все трактаты по философии. Интересно, а где он взял книгу? Пруст тогда в СССР не издавался, французские книги в страну не ввозились. Правда, в спецхранилищах все это имелось в наличии. Остается предположить, что Мамардашвили имел туда доступ

32 года. Макиавелли женится. И пишет для сената свой отчет "О природе галлов", где он с посольством побывал за год до этого.

35 лет Макиавелли неожиданно для биографов пишет поэму "Деченнале". Неожиданно не потому, что о его поэтических упражнениях до этого возраста ничего не было известно (они там в эпоху Возрождения все были и швец и жнец и на дуде игрец), а потому что поэма полна чувствительности и идиллической упоенности, трудно прощупываемой у этого до мозга костей прагматичного политика.

Гроций достиг всего, чего только можно достичь в Голландии. И тут его карьере приходит конец. В 1618 году в стране происходит госпереворот, к власти приходят попы кальвинистского толка. Сажаются в тюрьму и убиваются главы государства. А вместе с ними репрессиям подвергается и Гроций. Он мог бы легко этого избежать, если бы перешел в кальвинизм, как сделали многие. Но Гроций показал себя мужем редкого достоинства: он отказался изменить исповедовавшейся им вере

36 лет. Выходят "Эссе" Френсиса Бэкона. Поздновато для литературного дебюта. Однако его "Опыты" отличает безукоризненный литературный стиль и житейская мудрость, что говорит о том, что автор далеко не был новичком в искусстве словесности. Скорее всего, он отточил свой стиль и идеи в придворных беседах. Многие тогдашние литературные, научные, философские знаменитости добивались известности не через печать, а через общение в кругу культурных и образованных людей из высшего сословия

38 лет. Макиавелли едет в составе посольства в Германию и, как водится, пишет "Положение дел в Германии". Как видно, у этого философа был весьма богатый практический опыт по части политики и дипломатии. Но опыт-то этот был у многих, а вот перелопатить его в острую аналитическую форму удавалось немногим. То есть опыт сам по себе для философа это полдела -- еще и склонность к абстракциям нужно иметь. С другой стороны и без опыта никуда. К сожалению, современные философы, кроме как в университетских интригах, дальше ни в чем не поднаторели.

Бэкон благодаря своим "Опытам" (только при жизни автора вышло 9 изданий книги -- по тогдашним временам успех обалденный) снискал благосклонность двора и самой королевы. что навело его на мысль, что не худо бы поправить свое материальное положение, ибо литературная слова и богатство тогда еще были две вещи несовместны. Единственным способом для него было жениться. Да вот только его избранница не очень-то клюнула на его способности и отвергла талантливого соискателя.

Ну что ж, и философы имеют в жизни героические моменты. Гроций с помощью жены линяет с зоны в замке Левенстайн, где он мотал пожизненное без права помилования, и бежит сначала в Амстердам, а потом и в Париж.

Мамардашвили публикует свою первую монографию"Формы и содержание мышления (К критике гегелевского учения о формах познания)", сляпанную на основе защищенной ранее диссертации. В этой монографии он нащупал единственную область, где советские философы могли хоть как-то высказаться: историко-философскую. Критикуя мыслителей прошлого, советские философы в завуалированной форме высказывали собственные взгляды. Мамардашвили, понятное дело, впрямую не критикует марксистский диалектический, хотя бы и в овечьей шкуре гегелевской философии, метод, но на проблему обращает внимание

40 лет. Герцога Эссекса обвиняют в государственной измене и предают суду. Обвинителем на процессе как раз выступает Ф. Бэкон, чьим покровителем Эссекс был много лет, и которого он ввел в придворные сферы. Нравственный облик Бэкона в глазах современников однако не пострадал. Ибо там страдать было нечему: прожженным и беспринципным карьеристом великий философ был всегда и остался таковым до конца своих дней. Однако и от королевы Елизаветы милостей он не получил: есть такие услуги, которые принимают, но за которые не уважают

42 года. На счастье Бэкона королева Елизавета умирает, и новый король Иаков сразу же приглашает Френсиса ко двору, делая его сэром Френсисом. Это помогает ему жениться на богатой буржуазке и получить громадное приданое. Бэкон в миг становится и знатным, и богатым.

Хотя Гроция в Париже и приняли с распростертыми объятиями, но карьеры в чужой стране он не сделал. К счастью, для человечества. Ибо у него появилась масса свободного времени, и он отдался научным занятиям. В результате появилась книга "De Jure Belli Ac Pacis" ("О законе войны и мира"). Сколько замечательных мыслителей (Макиавелли, Бэкон, вот Гроций) породило крушение карьеры

43 года. Не все скоту масленица. Макиавелли отстраняют от власти сроком на один год и отправляют в ссылку. Причина? Просто превратности судьбы. К власти во Флоренции возвращаются свергнутые Медичи и зачищают всех, кто служил прежнему режиму: полностью согласуясь с советами, которые Макиавелли дает властителям в своем "Государе".

Мамардашвили на Круглом столе по теме "Наука, этика, гуманизм" выступает с нашумевшим тогда докладом "Наука и ценности -- бесконечное и конечное"

44 года. Для Макиавелли год проходит в ссылке. Он окреп, набрался сил, написал интересную пьесу, позднее названную "Мандрагора". Его возвращают во Флоренцию... и помещают в тюрьму за заговор против Медичи. Нужно отдать должное: пытки и заключение не сломили философа. Он так и не сознался в том, чего не делал. По просьбе папы его амнистируют, но к госслужбе уже не допускают. Живи и радуйся жизни. Его радость выразилась в том, что он начал писать записки об управлении государством, вошедшие в историю под названием "Государь"

47 лет. Макиавелли публикует своего "Государя". Публикация состояла не в выходе из печати, а в читке своего произведения в садах Руччелли , где под тихий лепет фонтанных и арфовых струн собирались флорентийские интеллектуалы и за выпивоном и поеданием фруктов и десертов (но все это в умеренных количествах) вели умные беседы о том, о сем. Звон этих бесед стоял по всей Италии, и что там говорилось, доходило до образованного класса скорее, чем любая печатная продукция.

"Государь" вызвал одобрение за стиль и изящество мысли... и только. Дурная слава пошла о нем значительно позже. До сих пор многие порицают автора за цинизм. Хотя Макиавелли высказал только то, что все знали и суммировал те принципы, которые все исповедовали. Он выступил в роли мальчика, который осмелился сказать, что король голый, и все набросились на мальчика, вместо того чтобы обратить внимание на короля и его окружение. И все же Макиавелли со своей прагматической беспринципностью навряд ли может считаться большим политическим мыслителем. Изложенные им принципы хороши для политиков мелкого пошиба, хотя бы на крупных постах. Для людей титанического склада они смешны. Черчилля он мог бы чему научить, Ленина или Ганди -- нет.

Бэкон выпускает в свет "О мудрости древних". Где-то в это же время он составляет главный труд своей жизни "Новый Органон". Всегда осторожный и осмотрительный он возвеличивает в своем труде бога, поет ему такую осанну, что даже церковники смотрят на него с подозрением: "ты парень со своим благочестием явно перебарщиваешь". Вместе с тем по сути его учение материалистическое. Все знания идут от опыта, и богу в созданной Бэконом картине нет места. Впрочем, никто особенно в этих тонкостях не копается. Тогда это было в моде: вольнодумствовать в мыслях, выражая на людях показное благочестие

49 лет. После короткой побывки на родине, где его защищал статус представителя Франции, Гроций снова оказывается за границей

50 лет. Макиавелли как прорвало: он пишет стихи, сочиняет новеллы, серьезные, и вместе с тем заумные трактаты ("Рассуждения о первой декаде Тита Ливия"). С большим успехом на сцене Флоренции идет его пьеса "Мандрагора." Публика аплодировала истории о "самом доверчивом и глупом муже Флоренции", которого жена, красивая, умная и благонравная, обманутая лукавым и сребролюбивым монахом, наградила рогами с его же собственного благословения и к величайшему удовольствию одного безумно влюбленного, правда, и к ее удовольствию тоже. "И то, чего муж мой пожелал на одну ночь, -- заявит молодая женщина, понявшая наконец, чего она хочет, -- пусть получит до конца своих дней". Нельзя однако не обратить внимание на цинизм автора. Благодаря казуистике зло в его пьесе превращается в добро, верность и благородство оказываются глупостью, все довольны, все смеются. Жизнь хороша и без морали.

Свершилась ирония судьбы: Гроций, голландец, становится послом Швеции в Париже. Что называется, с легким паром

Мамардашвили приглашают в Тбилиси, в Институт философии. Мамардашвили начинает читать в Тбилисском университете ряд спецкурсов: "Картезианские размышления" по философии Декарта и "Кантианские вариации" по философии Канта. Советским русским философам такое и не снилось. Вот тебе курс марксистко-ленинской философии, вот тебе курс истории философии, обязательно с марксистско-ленинских позиций, которые должны были читаться по строго установленной программе. Максимум вольностей для русского советского философа, это где-нибудь вставить во время лекции шпильку собственного производства. Да и то нужно смотреть, чтобы не донесли и не проработали за отклонение от учебного плана.

Грузинам и литовцам вольностей было отмерено побольше. И Мамардашвили этим сумел полностью воспользоваться. Его подход был весьма необычен для отечественной традиции. Он рассматривал Декарта и Канта не через призму предшественников и последователей, как звено в философской цепи, конец которой упирался в "Курс марксистко-ленинской философии", а как самоценные фигуры, которые интересны именно здесь и сейчас. Как будто Кант и Декарт наши современники

54 года. Мамардашвили читает еще один необычный курс "Психологическая топология пути: М. Пруст 'В поисках утраченного времени'". Подход к философии во многом революционный. Почему-то в наше время, и не только в России, философами считаются лишь профессиональные преподаватели философии. Хотя писатели, ученые, пусть и не на профессиональной тарабарщине, высказывали не менее глубокие и интересные идеи: тот же Пруст, Л. Толстой, Пуанкаре...

57 лет. Мамардашвили вступает в политику. Скубается со Звиадом Гамсархудиа. Вся Грузия встала на дыбы, когда в пылу полемики философ заявил: "Истина важнее национальности". В нашей стране сейчас его назвали бы за подобное высказывание русофобом, но и грузины по головке не погладили

58 лет. Умирает Макиавелли в зените своей литературной славы, но с горечью в сердце. До самых последних дней он мечтал вернуться в политику, писал письма государям, министрам, папам, но везде получал вежливый отказ.

Френсис Бэкон публикует свой первый, а также последний и единственный философский труд "Новый Органон". Философы, конечно, созревают медленнее поэтов и даже ученых. Но ведь не настолько же. И притом на кафедрах штанов не просиживал, диссертаций не писал. И тем не менее создал труд на века. Правда, основные идеи Бэкона были известны ученому миру и применялись задолго до их публикации. Но известны-то известны, но пока идеи не выражены в ясной форме, они вихляются в головах, спутываются с посторонними мыслями и ведут к неразберихе и пустозвонству. "О!", -- говорят не подумав, -- "а Галилей-то еще до Бэкона полагался исключительно на эксперимент". Но это говорят задним числом, а вот если почитать Галилея непосредственно, то видно, что путаник он был еще тот. Бэкон, кроме того, облаял в своем труде всех профессиональных философов как пустобрехов и негодных ни к чему людей. В этом труде он пропел полную осанну опытному знанию

60 лет. Бэкон с помпой отмечает 60-летие. За услуги королю ему дают титул виконта Сент-Альбанского. Заметим, что среди этих услуг много таких, которые даже со скидкой на те варварские времена, смело позволяют занести великого философа в ряд отъявленных мерзавцев, в полном противоречии пушкинскому "Гений и злодейство -- две вещи несовместны".

Так любимец короля герцог Соммерсет то ли соблазнил, то ли изнасиловал жену герцога Эссекса, сына когда-то покровителя Бэкона. А чтобы замять дело, Соммерсет женился на ней: ведь это же была аристократка, чтобы с нею так вести себя. Тем не менее герцог подпал под суд, и Бэкон употребил все свое знание законов, чтобы выгородить мерзавца.

Власть в руках философа входила в идеал Платона. В лице Бэкона этот идеал осуществился, но все, что нам известно об общественной деятельности Бэкона, не говорит в пользу идеала Платона, -- остроумно заметил один из биографов Бэкона.

И буквально через 3 дня после счастливого окончания процесса над Эссексом собрался парламент, где резкой критике подверглась коррупция при дворе. Досталось и герцогу Бэкингему, которого потом укокошила миледи, если верить Дюма. Бэкингем был любимцем короля, а вот Бэкон верный королевский пес и исполнитель прихотей Бэкингема попал под огонь критики по полной. Припомнили ему и дело герцога Соммерсета.

Короче суд да дело, парламентские разбирательства закончились настоящим судом, и Бэкона. по справедливости, заметим, упекли в Тауэр. Через год король, правда его простил, но душевная травма на совести философа-мерзавца осталась до его последнего вздоха. Тем более, что сам себя он не считал виновным, указывая, что и другие поступали не лучше.

Мамардашвили вступает в противоборство с Гамсахурдиа за пост президента, но перед вылетом в Тбилиси инфаркт полосонул его прямо во Внуковском аэропорту, и полосонул на смерть

61 год. Не отсидев и года, Бэкон выходит на относительную свободу: он был обязан жить, не покидая своего поместья. Там он отдается наукам и философии. Бэкон с одинаковым интересом занимался изучением самых разнородных явлений. Он записывал рассуждения о происхождении ветров, о жизни и смерти, о звуке, о плотности тел; все это, конечно, относится теперь к области устаревшей физики. Его наблюдения неопределенны и неточны; его объяснения неясны и поражают нас своей странностью.

Занятия науками не мешают философу регулярно писать слезные письма королю о прощении и клясться в своей неизменной любви. Он даже публикует "Историю короля Генриха VII", насквозь панегирическую и подобострастную к правящей династии.

Личная жизнь Бэкона осталась незапятнанной; одевался он всегда просто, вел правильный образ жизни, не предавался никаким азартным играм, обращался со всеми приветливо и отличался большим остроумием. Его остроты дышали холодной беспощадностью, но были блестящи и нравились. Бэкон сам придавал им большую цену, тщательно их записывал и составлял из них сборник за сборником, правда, для себя, а не для печати

62 года. Гроциус, потеряв милость Кристины, шведской королевы, со всей семьей перебирается в Германию. По пути попадает в сильный шторм и умирает уже на берегу от истощения. "Понимая так много, я не совершил ничего", -- были его последние слова

65 лет. На боевом посту умирает Бэкон. 2 апреля 1626 года была холодная погода; шел снег. Бэкон катался в экипаже с медиком короля, и ему пришла мысль испытать действие снега на предохранение от гниения органических веществ. Он вышел из экипажа и, купив у одной крестьянки зарезанную курицу, тут же собственноручно обложил ее снегом.

При этом естествоиспытатель простудился, заболел и ровно через неделю умер, сообщив однако в одном из писем, что опыт его удался Дополнения 1604 Гроций пишет работу "О справедливой цене". Работа эта отнюдь не носила академического характера, а писалась на потребу дня. И потому писалась на голландском. (Позднее она была переведена автором на латинский). И из-за своего практического характера не нашла должной оценки в научных кругах. Да и сам Гроций не считал торговлю наукой. Между тем в данной работе он, правда, не в такой ясной форме, как позднее Петти, приходит к идее того, что наряду со спросом и предложением, цена определяется вложенным в продукт трудом. Тогда мысль Европы столкнулась с парадоксом: резким падением цены всех товаров и обесцениванием золота и серебра (т. н. "революция цен"). Основная причина виделась в том, что золота стало слишком много из-за его наплыва из испанских колоний.

Но тогда совершенно непонятным было, почему Испания, главный держатель серебра и золота, вдруг резко обеднела. 21-летний философ уловил ту истину, что если в стране не развиты производительные силы, которые могли бы продуктами своего труда покрыть этот избыток, то добра от сокровищ не жди. Молодой Гроций это уразумел, а до старых и навороченных степенями специалистов никак не доходит, что ни обилие нефти и газа, ни создание золотого запаса для отвязки от доллара не помогут, если собственное хозяйство в загоне

1620 Френсис Бэкон публикует свой "Новый Органон". Бэкон не только пропел осанну опытному знанию, но и разработал теорию эксперимента. Вот как в общем виде выглядит эта теория:

1). Начинается познание с наблюдения над природой

2). Факты и явления, доставленные наблюдением, необходимо обобщить и вывести их формы

Что такое "форма", непонятно. Сам Бэкон, хотя постоянно и использует этот термин, но никак его не определяет. Поэтому проще привести примеры того, что он понимает под "формой". Формами являются "тяжесть", "теплота", "притяжение","электричество", "магнетизм"...

3). Так как "формы" в чистом виде нигде не встречаются -- есть тяжелые и легкие тела, но нет "тяжести" как таковой, -- необходимо путем тщательного анализа показать, как действуют формы в природе. Из этого анализа выводятся свойства тел и предполагаемый механизм их существования и взаимодействия

4). Анализ должен завершиться экспериментальной проверкой: соответствуют ли выведенные свойства тел реальным явлениям. В этом эксперименте должны быть устранены случайные обстоятельства, и форма должна выступить в своем чистом виде, подтвердив или опровергнув гипотезу.

Остановимся на последнем пункте. Бэкон вводит понятие т. н. experimentum crux -- решительный эксперимент, в отличие от эксперимента основного. Последний является источником теории, в то время как experimentum crux ее проверкой, пробным камнем.

На практике это выглядит так. Некто, назовем его Георгом Омом, выводит закон зависимости силы тока, протекающего в проводнике, от напряжения цепи и сопротивления проводника. Так мы формулируем этот закон теперь. Для этого он подвешивает над проводником магнитную стрелку и в зависимости от ее отклонения при изменении параметров тока и проводника измеряет эту самую силу тока, а вернее величину отклонения магнитной стрелки. Больше ток, стрелка отклоняется больше, меньше -- меньше. Получается ряд цифр. Это основной опыт.

Но что они, полученные цифры, характеризуют: силу тока, как представляется Ому, или магнитного поля вокруг стрелки, а может механические свойства металлической нити, на которой подвешена стрелка. Нужен проверочный experimentum crux. Когда бы при других условиях получался бы тот же ряд цифр.

Сказано сделано. И года не прошло (а на самом деле полтора года, наполненных множеством опытов, раздумий, расчетов), как такой experimentum crux был поставлен. Тогда, кроме механического действия электрического тока (на магнитную стрелку), было известно и его тепловое: проводник нагревался тем сильнее, чем больший ток по нему проходил. Измеряя тепло, выделявшееся при таком прохождении тока, Ом получил аналогичный ряд цифр. Т. е. увеличивая проводник (длину или диаметр), скажем, в 2, 3, 4 раза, Ом установил, что стрелка отклоняется так же в 2, 3, 4 раза сильнее (на самом деле зависимость там выражалась довольно сложной формулой с интегралами, рядами Фурье и прочей математической нечистью). И аналогично выделявшееся тепло увеличивалось при увеличении проводника в 2, 3, 4 раза во столько же раз. То есть отклонение стрелки, как и выделение тепла, характеризовало именно силу тока, а не что-то другое

1625 "De Jure Belli Ac Pacis" ("О законе войны и мира") Гуго Гроция. Эта книга считается такой же классикой в области международного права, как "Капитал" в политэкономии. Гроций рассуждает, как сделать так, чтобы избежать войн. Он предлагает государствам заключать договора не на основе сложившихся обстоятельств, а исходя из принципов естественного права. Все это хорошо и умно, но все это могло походить скорее на пожелание, чем на исследование общественных законов, таких же непреложных, как и физические, если такие общественные законы существуют.

Гроций же попытался исследовать в своем трактате, именно чем определяется право: божественным ли установлением или человеческим произволом. И нашел, что в общем-то последним: "закон что дышло, куда повернул, туда и вышло", "у сильного всегда бессильный виноват". Но чтобы прийти к таким истинам, верным во все времена и у всех народов, не стоило бабахать такой мощный трактат, да еще в трех книгах. Поэтому Гроций попытался проникнуть за видимость вещей, и все же понять, действительно ли только произволом определяется право, или в его основе все же лежат некие объективные законы. Все-таки где-то лежат, несмотря на весь произвол, пришел он к выводу.

Два этих противоречивых постулатах он сгармонизировал следующим образом. Во всяком законе, во всяком праве есть два слоя. Верхний, видимый -- волеустанавливающее право. Вот решил король, парламент или воровской сход, что надо-де подчиняться таким то и таким правилам, и люди стали им подчиняться. И есть второй слой, глубинный: это естественное право людей. Насочинять законов можно каких угодно, чего мы в России насмотрелись до отвала. Например, можно запретить половые сношения между мужчинами и женщинами. Но будут ли такие законы соблюдаться? По форме -- да. А по сути будут всячески обходиться или игнорироваться.

Поэтому нужно учитывать естественные права людей. Только такие законы будут крепки, которые будут базироваться на естественном праве. Естественные права в свою очередь делятся на два больших раздела: права животные и права здравого смысла.

Первые эти права самосохранения. Те же половые отношения -- это право и необходимость человека через потомство продлевать свое бытие. Эти же права лежат в основе отношений между государствами. Каждое государство, каждый народ стремится к самосохранению. И если одно государство будет полагаться в своих отношениях с другими исключительно на силу, то жди ответки. Может не в этой жизни, но и не на небесах, а в последующих поколениях, причем довольно-таки быстро, если мерить время не человеческой жизнью, а историческими эпохами. Этому мы видим тьму примеров и как в истории, так и в частной жизни.

Не разумнее ли поэтому, вопрошал Гроций, стремиться заключать такие договора, которые будут учитывать естественные права каждого народа, каждого государства? Сам Гроций свято верил в возможность и необходимость договоров, основанных именно на естественном праве и приложил массу усилий, чтобы истина воссияла. Тогда Европу раздирала Тридцатилетняя война, а Гроций, голландец, был назначен послом Швеции во Франции. Сколько он исписал меморандумов, писем, мемуаров, чтобы втюхать государям свои идеи. В конце концов его нанимателям это надоело, и Кристина Шведская уволила его от службы.

И все же дело Гроция восторжествовало. Каких-то полустолетия спустя в начале XVIII века, как полагают историки, Филиппу Орлеанскому удалось заключить систему договоров, которые определили границы основных государств в Европе. С тех пор прошло 300 лет, и несмотря на многочисленные войны, среди которых были и такие как Семилетняя, войны наполеоновские, две мировые уже в XX веке, государственные границы в основном сохранились. А теперь в Европе даже никому и в голову не приходит менять установленные границы. Напротив, в Азии и Африке, где до Гроция еще не дошли, без конца воюют и чего-то пытаются перекраивать.

Другая группа естественных прав основана на представлении человека как существа разумного. Здесь Гроций не поработал так плотно, как в установлении права войны и мира, вытекающими из животных прав человека. Но общий смысл ясен. Это право любить, право дружить и т. д., объединяемых общим слоганом право на общение. Из него же вытекает право на митинги и собрания, свобода слова, свобода печати. Важно отметить, что естественное право стоит впереди волеустанавливающих законов. То есть не право, скажем, на митинги должно согласовываться с законом, а закон должен вытекать из этого права. В противном случае, это будет закон только по форме, а по сути же насилие и произвол.

1968 Мамардашвили публикует свою первую монографию"Формы и содержание мышления (К критике гегелевского учения о формах познания)".

В своей монографии Мамардашвили коснулся двух важных проблем диалектического метода в философии: совпадение исторического и логического и совпадения объективного и субъективного.

Гегель, а вслед за ним и Маркс, считали, что в у ученого, исповедующего диалектический метод, познание повторяет путь реального исторического процесса. Только такое познание дает настоящую неискаженную картину действительности. В реальном познании мы, однако, наблюдаем прямо противоположный подход. Допустим, исследуется, или расследуется, убийство. Следуя диалектическому методу мы должны повторить в подобном исследовании-расследовании путь реального убийства. А всякое убийство начинается с появления мотивов. далее вырабатывается план, определяются средства, и этот план при определенном стечении обстоятельств приводится в исполнение.

Итак, мы должны начать с мотивов. Чьих мотивов? Убийцы, конечно. А кто убийца, и было ли вообще убийство, или следователь имеет дело с самоубийством или несчастным случаем? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно:

1) собрать, относящиеся к предполагаемому убийству улики

2) опросить свидетелей

3) установить круг подозреваемых лиц

4) выявить предполагаемые мотивы совершения преступления.

Итак, в реальном расследовании первый по историческому порядку пункт в преступлении перемещается на 4-ое место. Логическое явно не совпадает с историческим.

И все же проблема не так проста, как она кажется на первый взгляд. И если с преступлением и его расследованием логическое и историческое явно сели в лужу, то при охвате взглядом развития науки в целом, мы видим их неотвратимое соответствие. Только логическое и историческое совпадают, как как-то заметил Маркс, в обратном порядке. То что исторически последнее, в процессе исследования становится первым. И наоборот, с чего начинается процесс развития, при его исследовании является целью и последним звеном (см. пример с переходом качества в количество).

[Количество в качество происходит в ходе развития материального мира (абсолютной идеи у Гегеля). Это и есть та самая эманация. Напротив, человеческое познание идет обратным путем: от качества к количеству.

Развитие науки Нового времени наглядно иллюстрирует этот процесс. Сначала мир предстает познающему уму качественно как разнообразие не похожих друг на друга вещей и предметов. Постепенно он обнаруживает в этом многообразии некоторые качества, например, элементы -- железо, дерево, вода и т. д., среди которых он находит базовые элементы, которые мы сегодня знаем как элементы таблицы Менделеева.

Исследуя эти элементы в глубь, познающий ум обнаруживает за качеством количество. Оказывается, все элементы отличаются друг от друга только атомным весом, который в свою очередь при дальнейшем исследовании есть не что иное, как количество в атоме, мельчайшей частице, сохраняющей заданное качество, еще более мелких элементарных частиц: электронов и протонов, похожих друг на друга как две капли воды. И получается, что, скажем, такие качественно разные вещества, как водород и кислород, ничем, кроме количества совершенно одинаковых частиц друг от друга не отличаются. У водорода 1 электрон и 1 протон, а у кислорода по 8 совершенно идентичных протонов и электронов. Так качество переходит в количество.

Но человеческое познание на этом не останавливается. Обнаруживаются связи между количеством и качеством, и уже исходя из заданного количества познающий ум устанавливает качество, которое должно возникать при изменении количества. Это как Менделеев, зная только атомные веса и валентность трех элементов, еще не открытых на тот момент -- галлий, германий и скандий, -- лишь на основе их количественных характеристик предсказал и их качественные характеристики. Скоро элементы были открыты и -- бац -- предсказания Менделеева совпали тютелька в тютельку.

То есть количество снова перешло в качество. Таких примеров из истории науки можно привести множество. Но это в процессе познания. А вот так ли шло реальное развитие универсума -- материи или там абсолютной идеи? Тут сомнения все еще имеют место быть. ]

Что же касается, формы и содержания, то ни Мамардашвили, ни Гегель далеко от Аристотеля и Канта не ушли. Все же Гегель ряд интересных замечаний по этой проблеме сделал.

На первый взгляд ничего сложного в этом вопросе нет. Любой знает, что форма это одно, а содержание -- совсем другое. Содержание -- это ЧТО говорится о предмете, а форма -- как. Однако немного подумав мы понимаем, что все не так просто. Вот мы смотрим пьесу. Она делится на акты, действие передается через монологи, диалоги, входы и выходы персонажей. То есть форма воспринимается зрителем непосредственно.

А где содержание? Попробуйте указать на него пальцем. Можно пересказать фабулу пьесы в виде рецензии, рассказа. Но и рассказ, и рецензия, и любой другой пересказ сами будут формой. То есть если на форму можно указать пальцем, на содержание -- нет.

А этого делать и не надо, говорит Гегель. Они неразрывно повязаны друг с другом, образуя то самое пресловутое единство противоположностей. Ткнешь в форму -- угодишь в содержание, ткнешь в содержание, угодишь в форму. Постичь их разноту можно только через разнообразие и взаимосвязь мира вещей. Иными словами различие формы и содержания не столько постигается теоретически, сколько обнаруживается через сравнение сходных вещей.

Вот мы смотрим пьесу "Вишневый сад", а потом "Гамлет, принц датский", а потом "Сталевары" Бокарева. И все эти пьесы о разном. И вместе с тем все они похожи. Так же делятся на акты, явления, так же протекают в диалогах и монологах. И таким образом путем сравнения мы обнаруживаем, что разное содержание может передаваться одной и той же формой.

С другой стороны того же "Гамлета" сначала написал Саксон Грамматик в повествовательной форме, потом Бельфор в форме романа, а потом уже и Шекспир инсценировал историю в пьесу.

Так мы приходим к мысли, что одно и то же содержание можно влить в разные формы

1973 Мамардашвили на Круглом столе по теме "Наука, этика, гуманизм" выступает с нашумевшим тогда докладом "Наука и ценности -- бесконечное и конечное". Дело в том, что философия в то время этой проблемой не занималась. Ее отдали на откуп математикам. Причем, не только советская философия, но и философия вообще. В свое время по этой проблеме много терлись схоластики. В новое же время на нее обратил внимание только Гегель, и после него все смолкло опять.

Гегель ввел понятие т. н. "дурной бесконечности", т. е. бесконечности, образующей ряд 1+1+1+1... и так до бесконечности. Такая бесконечность никуда не ведет и не пахнет никаким развитием. До одури повторяются один и те же однообразные неотличимые друг от друга состояния. Мамардашвили, как и не очень то жалуемый в советской философии Кьеркегор, перевел рассмотрение проблемы в этическую плоскость.

Кьеркегор пояснял идею Дон-Жуаном, Мамардашвили человеческой жизнью, как она описывается Экклезиастом. Человек конечен, он родится, живет и умирает. Потом родится другой человек, и точно так же живет и умирает. И эта череда рождений и смертей без какого-либо изменения идет из поколения в поколение (правда, Экклезиаст оговаривался "Род приходит и уходит, а земля пребывает вовеки"). И нет ничего нового под луной.

Вслед за Гегелем Мамардашвили оспаривает этот пессимистический взгляд, полагая, что в жизни человеческой конечное соединено с бесконечным. Конечное -- это отдельная человеческая жизнь, и она проходит одни и те же стадии у каждого человека во всех поколениях. Но она же уникальна у каждого отдельного человека. И он, умирая, не умирает совсем, а продолжает жить в своих детях, как физически (те же физиолого-психические особенности), так и духовно, передавая новым поколениям свой опыт. Так что сын -- это то же самое, что и отец, но и не то же, а либо развитие, либо вырождение, а внук -- вообще что-то несообразное третье. И таким образом отдельная жизнь, будучи конечной и замкнутой в себе, через эту связь поколений уходит в бесконечность, которая постоянно обновляется с каждым вновь прибывшим на этот свет.