Сэй Алек : другие произведения.

Мерзкий старикашка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
Оценка: 6.94*569  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Ты молод, силен, здоров как бык и готов к любым поворотам судьбы? Поздравляю, ты - избранный! Тебе нужно всего-то смотаться в другой мир, занять место наследника престола и быстренько спасти одно отсталое государство от наметившегося династического кризиса. Готов? Тогда вперед! Ах да, царевич, которым тебе предстоит стать - старый, больной и склочный дед, доживающий свой век в монастыре. Но это ведь такая мелочь..."

Сэй Алек

Мерзкий старикашка

   Один киноперсонаж как-то сказал,что "Смерть - это только начало". А если это действительно так? Если тебе дают новый шанс, возможность дополнительно покоптить белый свет? Стоит ли отказываться от такого подарка высших сил? Разумеется, нет! Особенно если учесть, что характером ты не так уж сильно отличаешься от того самого персонажа из кино...
  

Карта: http://f2.s.qip.ru/6Ox4CHFs.jpg

   Эту книгу я хочу посвятить своему коллеге,
   доброму товарищу и просто замечательному
   человеку, Владимиру Петровичу Прудникову,
   на чьи, прямо надо сказать, нечастые вздохи
   по поводу возраста и всего с ним связанного,
   мне всегда хочется ответить: "Ты бы
   сначала хоть лимон что ли съел"!
  
   Болит поясница и, почему-то, колени. Странно, когда КамАЗ вылетел на остановку, я на лавочке сидел и бампер выше ног прошел...
   Позвольте, а на каком основании я вообще жив тогда? Отчетливо же помню, как меня размазало, а потом... Да, а ведь было, действительно было это "потом". Помнится, вишу над разнесенным остановочным павильоном где-то там сверху, метрах так в пяти над землей, внизу кровища, -- не один я маршрутку дожидался, -- мусор, шум и вопли, из кабины грузовика, что в стенку дома впечатался, мужики водилу вытаскивают с явным намерением устроить суд Линча, а мне покойно так, только любопытство какое-то проскальзывает, мол, что дальше будет-то.
   А дальше... Дальше тоже было. Как-то все тускнеть начало что ли, цвета терять, и чувство такое, словно в воронку какую-то затягивает, а потом оп-па, сам не понял как, а я уже в... Труба-не труба, тоннель-не тоннель... И не объяснишь сразу, что это. Свет какой-то, вроде как вдалеке, тебя к нему несет (или он приближается?), а со всех остальных сторон этакая... турбулентность, во. Не стенки, а как вот ты в центре смерча находишься -- так оно и выглядит, наверное. И ни страха уже, ни любопытства, ничего -- гольная апатия.
   Потом труба-не труба в такой, что ли, пузырь преобразовалась и ощущение движения пропало, а свет вокруг разлился, вроде как насквозь пронизывал даже. И еще... Да, еще там фигура из света же была, гораздо более яркого, но не слепящего.
   Хотя, очень я сомневаюсь, что это, гм, существо, действительно имело антропоморфную форму, как мне тогда показалось. Скорее, заскоки человеческой психики, которая не привыкла еще вот так вот, без тела существовать.
   Что-то он меня спросил... Что-то, типа готов ли я... К чему? Не помню. Как в тумане этот момент. По смыслу, вроде бы, похоже на "готов ли перейти в другую форму существования". Точнее не скажу, это... Ну не словами же он спрашивал. Скорее что-то вроде телепатии, причем не той, которую можно буквами записать, а той, что надо рисовать и, одновременно, музыкальное сопровождение включать соответствующее. Как-то так, и еще куча нюансов.
   А ответил я... Ну да, гонор мой прорезался -- врут это, что горбатого могила исправит. Как был характер говенный, так и после смерти не улучшился.
   Ну, может просто не успел.
   Брякнул я что-то,на тему, меня никто, мол, не спрашивал, хочу я еще пожить, или только и ждал, что того КамАЗа.
   Это светящееся нечто мне свое недоумение, приправленное долей иронии оттранслировало, со смыслом "ты гляди, какой живой покойник". И, отчетливо: "Значит, еще пожить хочешь?".
   -- Хотелось бы еще, хоть немного. -- даже какая-то слабая злость в глубинах моей апатии пробудилась. -- Что я за свои двадцать с небольшим видал? Только-только универ закончил, работу приличную нашел, о женитьбе начал задумываться.
   А это светящееся возьми, да пошли мне несколько образов того, что видал. Был бы жив -- покраснел бы, честное слово.
   И, чувствую я, что он насмехается -- не злобно, а так... По-дружески что ли? Как более старший и опытный товарищ.
   "Немножко? Немножко еще можно, пожалуй..." -- и задумчивость от него такая исходит...
   -- Как ты себе это представляешь? -- спрашиваю. -- От меня выше пояса одно мокрое место осталось.
   А он мне что-то такое показал... Планета, но не Земля, хотя чем-то и похоже. Материки толком не разглядел, а вот общий бело-голубой окрас похож.
   "Есть интересная развилка в развитии, и именно что немножко пожить. Тело освобождается".
   -- Обратно, значит, никак?
   "Можно, в немного раньше по времени, но там ты бы прожил долго".
   И опять меня куда-то потянуло, а этот светящийся вроде как удаляться начал.
   -- Эй! -- крикнул я (ну, или что-то вроде как крикнул -- тела-то нет). -- Меня же сразу раскусят, что я, это не я! Я ж ни языка местного, ни традиций не знаю, ничего!
   "Кое-что тебе от прошлого владельца тела достанется", и волна успокоения от него идет. А дальше...
   А дальше -- все. Лежу вот. Спина в пояснице болит, и, отчего-то, коленки. Не на перине лежу явно, на твердом чем-то, но и не на голых досках. Сверху... Одеялко какое-то есть, не тяжелое, опять же, но телом ощущается. Воздух вокруг свежий, не городской, цветущим садом пахнет, и чье-то присутствие неподалеку явственно ощущается. Открыть что ли глаза, или попытаться вспомнить, кто я теперь?
   Собственно, а ведь я и кем был до того злосчастного КамАЗа, не особо-то и помню, оказывается! Имя? Нет, не помню. Родители? Да, мать, отец, сестренка младшая, егоза... Только лица как в тумане -- встречу, так и не узнаю. Это что за?..
   "Тебе уже это не надо", мелькнуло где-то на границе сознания. "Жди. Память этого мира придет, но не сразу. Ваше сознание хрупкое очень".
   Ну, спасибо! Облагодетельствовали! Буду лежать, и прикидываться спящим, а то точно спалят.
   Скрип. Так дверь на несмазанных петлях открывается -- у бабушки в деревне, в сенях, похоже скрипела, я помню. И шорох какой-то справа.
   Надо же, глаза слиплись, оказывается! А то чуть не открыл машинально, конспиратор хренов.
   -- Сидите-сидите, брат Шаптур, вы, я знаю, всю ночь не спали. -- это со стороны, где скрипело.
   И шаги, негромкие, ко мне приближающиеся.
   -- Не смею, отец-настоятель.
   А интересный язык -- с русским, так ничего общего. Наверное. Я и родную речь не помню, оказывается -- так только, общее звучание припоминается. Ну, кому-то я это все попомню, когда помру в следующий раз!
   -- Сядьте. -- голос немолодой совсем, вроде бы и спокойный, но есть в нем скрытная властность. -- Не хватало еще, чтобы и вы заболели от утомления. Как... брат Прашнартра?
   Это у меня имя теперь такое? Язык сломать можно -- ну удружили так удружили!
   Однако, перед тем как его произнести, этот "отец-настоятель" запнулся на долю мгновения. С чего бы, интересно?
   Ах да, имя при вступлении в сан меняют на "священное" -- это обещанные воспоминания тела-реципиента, похоже, проявляются.
   Или дело не только в этом?
   -- Жар спал, он перестал метаться и бредить. После полуночи дыхание его стало слабым, едва заметным и я осмелился влить в него еще порцию снадобья, поскольку мне показалось, что он отходит. -- А у Шаптура голос помоложе. Взрослый вполне, но сильный, нет в нем тех надтреснутых ноток, что у изрядно пожилых людей. -- К утру кризис миновал, и он теперь просто спит, мне кажется. Иногда я, с губки, даю ему попить...
   -- Отчего вы не послали за мной, брат, когда ему стало совсем худо?
   -- Ах, отец Тхритрава, но что бы это изменило? Я молился за него...
   -- И мы могли бы молиться о его исцелении вместе. -- в голосе настоятеля прорезались нотки сурового недовольства.
   -- Но... ведь и вы, и вся братия неустанно о том молитесь и так!
   Вот интересно, и откуда во мне такой скепсис к последним словам брата Шаптура? Ой, не иначе все те же обещанные воспоминания...
   А что, может бывший хозяин моего тела был такой гад, что единственной молитвы, которой он достоин, является "Чтоб ты, гнида, сдох"? Интересно, и много мой предшественник врагов нажил?
   -- Это верно. -- голос настоятеля смягчился. -- И все же, в такой час, когда жизнь нашего брата висела на волоске, каждый глас, взывающий к Святому Солнцу был бы небесполезен. Я не виню вас, брат Шаптур, вам, как бывшему мирскому лекарю это непривычно, должно быть...
   -- Я, верно, еще не проникся должной благодати, отец Тхритрава.
   -- Пустое. Вы слишком недавно у нас в обители, вам наши порядки внове, но я буду последним, кто обвинит вас в небрежении своим священным долгом. -- голос настоятеля был полон меда и патоки. -- Нынче пойдите отдыхать. Скоро брат Асмара придет вас сменить, а покуда его нет, при брате Прашнартре побуду я, помолюсь о его скорейшем выздоровлении. Идите, не спорьте. Я тут, все же, пока настоятель.
   Интересно, меня сейчас подушкой придушить не попытаются? Если так, то Тхритраву будет ждать пренеприятный сюрприз -- мне обещали еще немножко пожить, причем, полагаю, не несколько минут подразумевалось, так что буду драться.
   Хотя, сам-то настоятель мараться будет вряд ли...
   Хм, а с чего бы это такая паранойя? Явно, не моя собственная, а благоприобретенная -- за свой поганый язык в торец, бывало, получал, но вот чтобы всерьез кто-то на мое здоровье покушался, такого не было. Ну, ангелы небесные, или кто вы там, что за типа вы мне в качестве реципиента подсунули-то?
   Блин, пить охота, а тут этот пастырь душ человеческих ошивается, чтоб его. Вот не доверяю я ему отчего-то, хотя и не видел еще ни разу, не буду при нем "в себя приходить".
   Вновь скрипнула дверь.
   -- Отец-настоятель? -- басовито произнес вновь вошедший.
   -- Оставь, Асмара, мы одни. -- отозвался Тхритрава. -- Шаптура я отпустил, пусть отдохнет. Этот лекарь хорошо поработал. Он идет на поправку.
   -- Велика важность... -- тяжелые шаги у этого брата Асмары, не иначе весит как чугунный мост. -- Когда он год назад расшибся, ты так не переживал.
   -- Год назад был жив царевич Тыкави. -- сварливо огрызнулся настоятель.
   -- У него же остались двое сыновей.
   -- Двое малолетних сыновей. -- прошипел Тхритрава, затем помолчал немного, и спокойно, как-то нудно уже, добавил: -- Я получил вести из столицы. Каген серьезно болен.
   -- Оправится? -- деловито поинтересовался Асмара.
   -- Все в воле Святого Солнца, конечно, но я бы не рассчитывал на выздоровление царя.
   -- И чего теперь ожидать? -- озадаченно пробормотал собеседник настоятеля.
   -- Кто знает? -- задумчиво протянул Тхритрава. -- Дочерей своих он всех выдал за кордон, других сыновей у него нет, но и Шехамскую Гадюку в качестве регентши при малолетнем внуке Кагена совет князей потерпит вряд ли. Сами они промеж собой тоже никогда не договорятся, а вот тут те, кто поумнее, могут припомнить о том, что у царя есть еще и брат, который по всем законам имеет преимущественное перед его внуками право на престол. Но если к тому моменту как это придет в головы примаса и владетельных царевич Лисапет умрет, то нам с тобой, брат-кастелян, не поздоровится.
   Оп-па! Опаньки! Оп-па-панечки! Это они про кого? Не иначе как про меня! Я что же, выходит, царского роду и вскоре трон унаследую? Черт возьми, а жизнь-то налаживается!
   -- Ладно, это все пока умозрительно. Приставь кого-нибудь из братии за ним приглядывать, пока не поправится. Не самим же нам с тобой за ним горшок выносить.
   -- Думаю, юный Тумил сегодня о нем позаботится. -- ответил Асмара.
   -- Кто? Он же еще только послушник и совсем мальчишка.
   -- Зато княжеского рода. Никто не скажет, что приглядывать за братом Прашнартрой приставили незнамо кого. К тому же... -- кастелян издал гаденький смешок. -- Выносить горшки за больными, это хороший урок смирения.
   -- Резонно. -- согласился настоятель. -- Пойдем, пришлешь его, а у нас еще много дел.
   Снова скрипнула дверь, и я остался в одиночестве.
   Помирающего одного оставили гады -- припомню я вам это, когда царем стану.
   Продрав глаза, я первым делом огляделся. Что сказать? Небогато тут живут царевичи, что уж там. Келья, какие в монастырях бывают (если верить фильмам и интернету), камень, никакой штукатурки, размером три на три с половиной метра где-то. Ну или, по местным меркам, шесть на семь локтей.
   О, опять телесная память. Не обманул неопознанный светящийся субъект!
   Обстановка -- тоже не гостиница на пять звезд. Это скорее отель "все выключено": топчан подо мной, табуретка, небольшой столик, вешалка с каким-то буро-коричневым плащом на ней, пузатая тумбочка у стены, справа от двери, на тумбе какие-то инструменты для пыток валяются, и небольшое зеркальце над ней, на стене. Вроде как из полированного металла -- зеркало, естественно, а не стена.
   Хм, набор юного палача, выходит, это мои мыльно-рыльные? Однако... В какую же глушь я попал-то?
   Ладно, хоть посмотрим, как я теперь выгляжу... если чертова спина и негнущиеся коленки встать позволят. Есть! Сел! Теперь встать... Слабость-то в теле какая... Ну-да, ну-да, я ж болел... А мы вот по стеночке, по стеночке, и на месте. Ну, свет мой, зеркальце... заткнись.
   Да-а-а... Что же, теперь с "немножко" все понятно. Глядя на свое отражение я невольно припомнил широко известный анекдот про осла: "Судя по члену и ушам, Петька, этому зайцу лет сто".
   Ну или немногим меньше, если сделать поправку на болезнь. Но это офигеть как болеть надо!
   Из зеркала на меня смотрело сухое морщинистое лицо -- натуральный обтянутый кожей череп, еще и не бритый дней пять -- с седыми, некогда заплетенными в косичку до лопаток, а теперь частично выбившимися и всклокоченными жидкими волосенками, тонкими губами, крупным тонким носом и здоровенными водянисто-голубыми глазищами. Вокруг глаз наблюдалась такая чернота, что сравнение с пандой само собой приходило на ум.
   Я перевел взгляд на костлявые руки с узловатыми, воспаленными суставами артритника, заглянул под свою замызганную серую ночнушку (нижняя рубаха -- услужливо поправила меня память), -- нет, не задирал подол, тощие и перевитые венами цыплячьи ножки и так видны были хорошо, -- ворот широкий оттянул и заглянул.
   Кожа, блин, да кости. Где мои сто десять кило сплошной мускулатуры? Ни одна сволочь не верила, что айтишник пришел. Где мои густые черные волосы? Где мои сто восемьдесят сантиметров роста?
   Хотя с ростом -- это я зря. Тот типус, в которого я попал, судя по ощущениям, ниже не так уж и намного -- сто семьдесят Сэ Мэ будет точно.
   И, наконец, где мои двадцать четыре -- ну ладно, почти уже двадцать пять, -- лет?!!
   Ой, что-то сердечко зашлось, как после пробежки на пятый этаж с системником, и ноги подкашиваться начали... А ничего, мы обратно, по стеночке, до топчана, и приляжем. Черт, не так-то и просто улечься с больной спиной, оказывается! Радикулит что ли? Ну, надеюсь, геморроя хоть нет...
   Память услужливо подсказала, что да, таки есть. Блин!!! Поцарствовал, Дадон фигов! Тут об уютной могилке со всеми удобствами думать надо, а не о троне. Царевич... Это в сказках царевичи -- молодые балбесы, а в реальности, получается, старые пни. Сколько ж мне теперь? Лет семьдесят?
   Память немного поподвисала, а потом выдала результат: двадцать восемь лет и шесть месяцев.
   Скока?!!
   Я аж чуть не подскочил на месте от такой новости -- больная спина не пустила.
   Это в какие такие тяжкие я при прошлой жизни ударялся, что так свой земной облик поизносил?!! Да наркоши конченные в таком возрасте выглядят приличнее и моложе!
   Память подгрузила какие-то дополнительные ресурсы мозга, и сообщила, что год состоит из двадцати четырех месяцев по двадцать восемь, а каждый третий -- по двадцать семь дней. Итого в году шестьсот шестьдесят восемь, ну или девять, если год високосный (что бывает шесть раз за десятилетие), дней.
   Оху... Ох, удивительно-то как! Я-то думал, что на параллельную Землю попал, а тут, ты погляди-ка, Земля какая-то прям вовсе перпендикулярная выходит.
   Так, и сколько ж мне на наш счет тогда получается? Я прикрыл глаза (и накрылся одеялкой -- зябко тут все же, в одной исподней ночнушке), и принялся вычислять в уме.
   Блин-компот, ну хоть простейший бы калькулятор! Сбивался раз пять, но по всем прикидкам выходит, что этому телу едва за пятьдесят. А чего я выгляжу тогда так погано?Может правда, излишества, аморальный образ жизни и все такое прочее? Нет, это вряд ли -- стоит только на руки посмотреть. Они не только в артрите все, но еще и в мозолях. Да и память что-то подсказывает про строгий распорядок, моления на восходе, отбой на закате, обильное, но не чрезмерное питание и свежий горный воздух. Про алкоголь вообще не подсказывает -- или у моей памяти склероз, или я его вообще неизвестно когда последний раз видел.
   Ну может, конечно, просто пил столько, что напрочь об этом не помню.
   А что у меня с зубами?
   Покосившись на траурную каемку под ногтями я напрочь отбросил идею проверять наличие жевательно-кусательной части тела пальцами. Языком справлюсь!
   Зубы оказались на месте -- без дырок, и не болят (хоть зубы у меня без радикулита!), один, правда, отсутствует. Стерва-память выдала картинку его удаления -- смутную, давно дело было, но офигенно яркую. Еще бы, рвать без наркоза.
   Блин, куда я попал?!! В какое такое средневековье? Бритва опасная даже по виду, помазок -- я его вообще только как наследство от деда видал, карательная стоматология... Надеюсь, профмедосмотров тут нет, а то посадят жопой на растущий огурец, геморрой лечить, как один телеврач советовал. С таким уровнем развития с местных станется...
   Вот с такими невеселыми мыслями я как-то незаметно и задремал. Даже не слыхал, когда послушник пришел. Эх, старость...
   Хотя, с формальной точки зрения я, конечно, не сильно старше стал -- двадцать восемь лет, вместо почти двадцати пяти.
   Слабое утешение, правда?

***

   Память прошлого обладателя тела потихоньку возвращается. Здоровье тоже.
   Хотя какое у Лисапета, к черту, здоровье? Запустил себя дедушка. Ну или его "запустили" -- имеются у меня некоторые сомнения на этот счет. Кому нужен живой брат правителя, когда у того законный сын и наследник имеется?
   Да, таки брат. Младший. Сводный. Сын царя Лендеда Великолепного и его второй царицы -- первая родами померла.
   История, в общем, в лучших традициях Средних веков, в каковых я, похоже, нынче и пребываю, да русских народных сказок -- было у царя три сына. Старший -- умный был детина, средний был и так, и сяк, третий... Третий помер во младенчестве, потому в дальнейших событиях и не участвовал, а средний, это получаюсь я.
   Почему "и так, и сяк"? А какого такого гениального ума ждать от мальчика-мажора в восемь (по нашим меркам -- пятнадцать) с небольшим лет? Бабы, выпивка, охота, породистые лошади -- чего Лисапету еще было в те времена желать? Он и не желал.
   Ох и покуролесил же, мелкий гаденыш, и все ему с рук сходило. Конечно, это первую жену Лендед взял в жены по политическим резонам, причем не сам, а с уже своего папеньки подачи, чтобы мирный договор закрепить (такая вот войсковая операция по принуждению к браку, получается), а на второй уже женился по любви, ну и мне с этого помытого слона нехило от папахена перепадало. Зато братец, который и по местным-то меркам на пять лет меня старше, на дух нас с царицей не переносил. Ну, вообще, понять того можно: мачеха его в черном теле держала, все мечтала на трон свою кровиночку усадить, и может даже у нее чего и срослось бы -- сама она из местных, богатого и влиятельного княжеского рода, дядьев кумовьев при дворе полно, а то что сын охламоном растет, так молодой еще, перебесится.
   Оно, конечно, может и перебесился бы, когда в возраст вошел, да только тут папенька подсуропил -- возьми, да на охоте шею и сломай. Лошадь, понимаешь, споткнулась, а он сильно был нажрамшись к тому моменту, вот в седле и не удержался.
   Беды, ясен пень, никто не ждал, так что и готовых планов интриг на случай внезапного атаса стороны не имели, однако Лисапетову маменьку это ничуть не смутило, -- та еще была стерва, -- и не успев похоронить мужа она уже начала мутить воду против законного наследника престола, упирая на его неблагонадежное происхождения от дщери враждебного государства.
   Пес его знает, протащила б она меня на царство через совет князей, который, формально, утверждает нового государя на трон, или нет, но, как я уже упоминал, старший -- умный был детина. И в войсках авторитетом пользовался.
   Нет, гражданскую войну с резней всех несогласных он затевать не стал. Каген поступил гораздо разумнее.
   Внешне он вообще никак на потуги мачехи не прореагировал, наоборот, собрался в паломничество, за усопшего отца помолиться, да не в ближний монастырь, а от столицы подальше, в обитель Святого Солнца, к чудотворной реликвии припасть. Есть здесь такая -- здоровенный золотой слиток, в котором человеческая рука, словно в пластилине отпечаталась. Считается оттиском десницы этого самого Солнца, когда он в людском облике по земле шарилось и диким людям раздавало знания и прочие ништяки.
   С пропагандистской точки зрения ход беспроигрышный, ну царица на него и купилась. Спровадила с Кагеном и младшенького царевича (он, мол, ничуть отца не меньше любил, больше даже, пущай к святыне припадает вместе с братом и рубит на этом половину купонов, а я женщина слабая, к путешествиям неприспособленная, я тут, в столице посижу, почву подготовлю, чтобы пасынка с короной прокатить) -- не одного, понятно, со свитой, телохранителями и прочими лакеями. И вот тут в дело вступила география. Я бы даже сказал -- политическая география.
   Суть в том, что монастырь наш расположен в "тупиковой" горной долине, путь к которой лежит от торговой тропы. Ничего удивительного нет в том, что на этом ответвлении с незапамятных времен стоит крепостица с таможенным пунктом и гарнизоном -- во-первых, пошлину с купцов брать где-то надо, так почему и не здесь (вдруг они монахам продадут чего, не уплатив до этого положенного сбора в казну?), а во-вторых, обитель Святого Солнца, это место священное, прославленное, но расположенное, гадство, едва не у самой границы, и случись какая война, соседи реликвию могут запросто затрофеить. Чтобы паломники и богомольцы уже в их страну ей поклониться ездили и, соответственно, свои денежки у них тратили, на еду, проживание и прочие добровольные пожертвования.
   Крепостицу эту в придворных раскладах никто не учитывал, -- сущая дыра, хоть и обросла уже кой-каким посадом, после завоевания княжества Самватин по ту сторону гор ивовсе значение почти утратила, -- а зря, потому как комендантом гарнизона в ней был Кагенов боевой товарищ, должность эту получивший благодаря некоторому знакомству с царевичем, но мечтающий-то о несколько большем.
   В общем, когда паломники добрались до монастыря, Каген, с помощью своих личных гвардейцев и крепостного гарнизона доходчиво объяснил всем заинтересованным лицам, что брат его младший и любимый, Лисапет, так проникся святостью обители,что решил уйти в монахи, посвятив оставшиеся свои дни молитвам об усопшем отце. Почему сам об этом не сказал? Так ему все мирское противно отныне, и никого кроме братии он видеть не желает -- единственное что, просил Кагена, когда тот сядет на престол, освободить сие святое место от всяческих пошлин, и купцов сюда без них же пропускать.
   Учитывая превосходство моего братца в числе сабель, спорить никто благоразумно не стал, и царевич Лисапет стал смиренным братом Прашнартрой.
   Не скажу, что по возвращении в столицу у новоявленного царя все пошло просто и гладко, -- тех кто уже на меня поставили и планировали вертеть монархом-недрослем оказалось предостаточно,заговоры множились, я получал тайные послания о грядущем освобождении кипами, но Каген проявил крутость характера и устроил во дворце воистину сталинскую чистку рядов, в чем ему, кстати, немало поспособствовал мой же родной дядя.
   Дедушка-князь, ранее державший весь свой клан железной рукой, к той поре одряхлел, и почти полностью уступил фактическую власть над семейством своему сыну и наследнику. Тот же, прекрасно зная норов своей царственной сестры, обоснованно опасался, что с моим воцарением матушка мне обеспечит власть над своими родичами не только в роли сюзерена, но и в качестве нового кланлидера. А вот дядюшке оно было надо? Разумеется, он, за определенные гарантии, выступил на стороне Кагена, сохранив тем немало голов среди родичей.
   За местный годик все устаканилось, оппозицию царю подавили, о существовании второго претендента на престол начали благополучно забывать, там и вдовствующую царицу уморили потихоньку... Так вот я и остался на бобах. Причем, не только в переносном, но и в прямом смысле слова.
   Ну, не только на бобах, разумеется: в долине, где монастырь расположен, и просо растят, и ячмень, и гречку всякую пополам с репой и свеклой, но суть остается простой -- устав обители предполагает преимущественно вегетарианскую диету, с небольшим добавлением рыбы в рацион питания. Изредка -- именно что по праздникам, -- жарят барашка. Раз в два месяца, где-то.
   Правда рыба, чего уж греха таить, тут знатная. В речках изобильно водится горная форель, а в озере, близ монастыря, живут офигенные карпы, но в еду ее добавляют до обидного мало, а вот впахивать монахам приходится неслабо. А вы что думали, в монастырях только молятся что ли? Да щаззз! При обители и поля свои есть, где иноки и послушники трудятся наравне с отрабатывающими "барщину" местными крестьянами (земля в долине, формально, вся монастырская, хотя большинство пахотных земель, а их не так уж, кстати, тут много, юзают жители четырех местных деревушек), овечью шерсть в ткань те же монаси переделывают, мельница у нас опять таки, ну и рыбу ловим сами, да. Причем сетями пользоваться вера, видимо, не позволяет.
   При этом еще на монахах обустройство быта богомольцев самой разной финансовой состоятельности, выделка шкур в пергамент и написание на этих пергаментах различных религиозных текстов, -- как переписывание старых, так и сочинение новых, -- починка, отлаживание да подстругивание того, что поломалось, торговля сувенирами культа не говоря уже о, собственно, богослужениях.
   Скучать, короче, братии некогда.
   Пытался ли от такой очешуенной жизни сбежать Лисапет? Да еще как! Только в первый год пять раз лыжи навострить пытался. Ну, понятно с каким результатом, раз я все еще здесь. Солдатики в крепости службу свою знают крепко, мимо них даже ночью фиг проскочишь, да и просто добираться до них, едва не день пути пешкодралом. Ловили, разумеется. Отечески, мать их ети, вразумляли.
   Нет, порка или еще какое рукоприкладство в монастыре не практикуется. Зато есть такая особая келья для осмысления своего нехорошего поведения, перед которой губа в нашей части (да, перед учебой я, не то что некоторые, год в мотострелках оттрубил -- там и ряху наел) кажется санаторием. Ну и другие способы "смирить гордыню" имеются. Что там брат Асмара про горшки говорил? Сопляк он, по сравнению со своим предшественником! Сколько я одних только выгребных ям очистил -- можно сразу высший разряд ассенизатора давать.
   Смирили, в общем, Лисапета к одиннадцати годам, и бегать отучили, и к деревенским бабам лезть -- это уже без настоятеля, мужики просто два ребра сломали, -- и вспоминать про свое происхождение вообще. Доброты, любви к ближним, и общительности это ему, конечно не добавило, а с годами склочность и язвительность его только усугублялись. В общем, премерзкий из него вышел старикашка.
   Кстати, действительно старикашка. Это только в мультике, совместный труд, он облагораживает, а в реальности делает из обезьяны усталую обезьяну. У нас-то Лисапет еще бы и на пенсию не собирался, а тут, при полном отсутствии механизации труда и толковой медицины... Здесь и так-то люди стареют куда быстрее.
   Взрослеют, кстати, тоже. Тот послушник, которого определили меня выхаживать, Тумил, я когда его первый раз увидал, решил что парню не менее чем пятнадцать лет по земным меркам, а оказалось, что ему только восьмой год идет. Ну, то есть, по привычным мне меркам ему и четырнадцати не исполнилось.
   Гонору, правда, на все сто тридцать. Эх, ми-лай, тебя тоже тут пообломают...
   Как лицу выздоравливающему, мне были определены заметные послабления в местном режиме: куриный бульон с кусочком вареной птицы и освобождение от работ. Отец Тхритрава лично заходил каждый день проведать, высказывал всяческие надежды на скорое мое выздоровление, справлялся, не надо ли мне чего... Потом пришли известия, что Каген вроде бы пошел на поправку, и визиты главы монастыря прекратились.
   Я уже упоминал, кажется,что характер у меня не сахар? Так вот, монахи дружно отметили, что болезнь брата Прашнартру изрядно к людям смягчила. Это до какой же степени мой "предшественник" всех тут успел достать?
   Впрочем, пока память моего реципиента полностью не восстановилась, от общения я старался уклоняться. Начав ходить без помощи клюки, заявил, что не привык к праздности (чем вызвал у брата Асмары неподдельное изумление) и умотал с Тумилом на рыбалку.
   Утром следующего дня мы возвратились с озера, едва не надорвавшись при транспортировке улова. Братия смотрела на такую добычу широко разинув рты, а я только посмеивался себе втихомолку. Рыбари они те еще... Это ж надо додуматься -- ловить карпа в теплое время года на червя, да еще ругаться, что подлая рыба погано клюет. Да ладно только наживка неподходящая -- они бы хоть один прикормить догадались!
   Не использовать внезапно проявившийся у меня талант рыболова отец-настоятель счел грехом, так что рыбная составляющая в меню монастыря заметно увеличилась,-- сам я такое чудо объяснил благодатной молитвой брата Шаптура, аки удочкой вытащившего ею меня с того света, чем заработал мужику нехилую уважуху как от братии, так и от паломников, поспешившей разнести весть о чудотворце по всей стране и окрестностям. Последующую пару месяцев нарождающегося лета я с Тумилом, приставленным теперь уже ко мне в качестве рабсилы (и с прицелом на перенять методику рыболовства, я полагаю, а то Прашнатра уже старенький, того гляди может и дуба дать, а рыбки всем хочется), проводил на озере, мысленно прощаясь с несостоявшимся троном: вести из столицы приходили разные -- то царь начинал выздоравливать, то собирался помирать, но, так и не отдав богам душу возвращался к активному правлению... В общем, судя по всему, предстояло мне коротать остатки Лисапетова века именно что в монастыре, за молитвой богам и Святому Солнцу, который, строго говоря, вообще-то не божество, а культурный герой. Дикая помесь из Гаутамы Будды, Прометея, Данко, с его сердцем и Феаноровым папашей (не помню я как этого сильмариллионового деятеля звали), выведшего свой народ под свет валинорских дерев. Кончил, как и Данко, довольно скверно, и с тех пор озаряет мироздание своей любовью ко всему живому.
   У него еще два младших братца были, которые опосля его кончины и довели человеков до цугундера, -- в смысле, развили до нынешнего состояния, -- Святое Сердце и Святое Око. Эти, правда, вознеслись уже после смерти от вполне естественных причин, поэтому светят не так ярко, а Сердце, тот исключительно по ночам. Вот вращающийся в противоположном направлении Око, тот за сутки на небесах аж трижды появляется, приглядывает за людьми "во всех концах земли" (как ни странно, о шарообразности планет местные прекрасно знают) и докладывает об увиденном старшему брату.
   Такой вот недобог-стукачок получается.
   Но вообще эта святая троица -- вполне приличные люди, зато вот божества... Полный, как бы это без мата, синтоизм, причем с уклоном даже не в Элладу, а в судебную психиатрию. Бедолага Зевс всего-то разок похитил Ганимеда на полфишки, так ему это по сей день припоминают... Нашим борцунам за нравственность и духовные скрепы здешние бы писания почитать! Вот где трэш, угар, Содом и гонорея! Хотя... Если от этих подробностей отвлечься, то чтиво выходит занимательное. Такие сюжеты и персонажи, что наши писатели-фантасты левую руку бы за них отдали, и правую почку тоже. Включая Мартина.
   Да, свободное от добычи рыбы время я начал проводить за чтением (привычка, да и заняться один черт больше нечем), на сей раз шокировав брата-библиотекаря -- ну не водилось раньше интереса к записанному слову за Лисапетом. Не то, чтобы он вообще никогда ничего не читал, но, скажем так, не часто. Не выдают здесь на почитать в сортире.
   Эх, говорил же я этому, у которого у нутрях неонка, что спалюсь моментально...
   Хотя, на самом деле, я не только информационный голод книжками подавлял (ну представьте, каково это, жителю двадцать первого века, привыкшему, что на него со всех сторон вываливают гигабайты информации, приучиться к существованию в глуши, где и поговорить-то не о чем особо) -- была у меня и вполне корыстная мысля.
   Вообще, оказавшись в этом теле, я очень быстро научился радоваться совсем для меня ранее незначительным вещам. Тепло и сухо, дождик не идет, когда ты под открытым небом? Очень хорошо! Спина не болит и коленки не ноют? Просто замечательно! Геморрой не беспокоит? Да это же просто счастье!!! Еще и ложку меда, выдаваемую в лекарственных целях, сожрать можно, а не жопу им намазать.
   Ну и появилась у меня в связи с этим идейка одна.
   Я уже изрядно, по местным меркам, в возрасте, здоровье улучшаться не будет явно. Нет, Лисапет оказался мужиком хотя и тощим, но жилистым, зрение, опять же, сохранил идеальное, но сколько это тело еще продержится в чем-то, напоминающем физическую форму? Год местный, много если два. И что потом? Стремительно превратиться в развалину, посидеть полгода на лавочке, с такими же немощными старцами, да помереть? Ну и стоило ли из-за таких перспектив городить огород? Повкалывать на полях и загнуться, это несколько не то, на что я рассчитывал, когда скопытился первый раз, а мне дали возрождение. Нет, уксус на халяву, известно, сладок, но хотелось бы получить несколько более приятный напиток.
   Вот и подумалось мне: брат-библиотекарь заметно старше меня и очевидно дряхл. Скоро ему потребуется помощник, а затем этот человек, вероятно, унаследует и его место. Так отчего им не должен стать я? Работа физически не особо тяжелая, к чтиву доступ круглосуточный -- значит скучать не придется, -- а единственный минус, это скверное отопление самого зала, где книги хранятся. Ну так я же не обязан буду там безотрывно сидеть! У библиотекаря своя рабочая каморка имеется, а там зимой так же тепло, как и в остальном монастыре. По чести сказать -- также хреново, но хоть зуб на зуб попадает.
   Я к брату Шантарамке уже и пробные шары закатывать начал -- поделился идеей библиотечной картотеки. Старику мысль о том, что не надо будет лазать по полкам и искать нужный свиток, полагаясь лишь на собственную память, а можно будет вытащить маленький кусочек пергамента из ящика и сказать, где именно стоит искомые свитки (а там уже пусть читатели сами лезут и берут), настолько понравилась, что он чуть ли не бегом помчался к отцу Тхритраве требовать от того на библиотечные нужды специальный каталожный шкаф, и братьев для его заполнения.
   Братьев ему не дали, но вот иноков для сего солнцеугодного занятия выделили изрядно.
   Так я и остался без помощника, и, до кучи, угадайте, кому шкаф пришлось делать? Инициатива наказуема, да. Хоть на вопрос о источнике идеи отшутиться удалось -- карпы, мол, нашептали, -- и то хорошо.
   На счастье, рыбы к тому моменту мною было наловлено столько, что (в соленом и копченом виде) ее в еде не убавилось, хотя, предполагаю, что брат Асмара при трате запасов на текущие нужды выдержал титаническую битву со своей жадностью.
   В помощники библиотекаря меня, правда, выдвигать никто покуда не торопился, но я рук не опускал, коварно готовясь подсунуть идею насчет переплетенных книг, которые тут или не в ходу, или вовсе неизвестны. Если и это не приведет меня к вожделенной должности, то придется что-то мудрить уже по поводу книгопечатания.
   Ну а покуда Шантарамка был занят катологизацией библиотеки, я, буквально с боями вырвав Тумила обратно под мое непосредственное руководство (чтобы было кому таскать круглое и катать квадратное), умотал на целую неделю в горы за форелью -- и стол разнообразить, и участия в этом безумно "увлекательном" занятии избежать. Кастелян, шибко "пеструшку" уважающий, удовлетворенно потер руки и договорился с жителями расположенной поблизости деревушки о ежедневной доставке улова.
   Жучков и прочих насекомых на наживку мы, с молодым послушником, насобирали по пути целый здоровущий короб. Ярких, на которых эта рыба летом особо охотно клюет, попалось не очень много, но и так рыбалка определенно задалась. К тому же, за всю неделю не приключилось ни малейшего дождя, так что я с удовольствием погрел свои старые косточки на камнях, перепоручив саму ловлю, по большому счету, Тумилу, себе же оставив в основном командные функции.
   Парень, в общем-то, и не возражал. На похвалу ему, по возвращении с рыбалки, я никогда не скупился (тоже для Лисапета поведение совершенно нехарактерное, но вполне объяснимое -- увидел старый перечник в пацане себя в юности), так что слава знатного рыбака постепенно закреплялась и за ним.
   Мальчик, кстати, он оказался весьма сообразительный и мигом понял, какую выгоду из этого может в дальнейшем извлечь. Да и просто уважение убеленных сединой мужей ему льстило безмерно.
   Однако, отпущенная мне неделя подошла к концу, и пришло время возвращения в обитель. Отслужив утреннюю службу, -- ну монах я, положено мне такое аж четыре раза в день, не палиться же перед мелким на тему того, где я всех местных богов вертел, -- мы с Тумилом собрали свои нехитрые пожитки и вечерний улов, да и пошли неторопливо до монастыря. По пути повстречали крестьянина на телеге, едущего аккурат в обитель, и тот нас подвез.
   Пацан всю дорогу самым бессовестным образом продрых, а мы с водителем кобылы провели время пути в беседе на тему того, как раньше трава была зеленее, небо ярче, и девушки моложе. Дядушка Аук, как он представился, моим ровесником оказался.
   Монастырь встретил наше прибытие вовсе не характерными ему обычно шумом и суетой. По двору носились растерянные монахи, таскающие какие-то тюки в настоятелеву "парадную телегу", как я это называю. За их суетой с неприкрытой иронией наблюдали несколько находящихся тут же солдат в пропыленных плащах и с осунувшимися от усталости лицами. Запряженная в изукрашенное нечто пожилая кобыла, которое Тритхрава (а до того не менее трех его предшественников на посту главы обители) использовал для парадных выездов, видимо тоже к колготящимся инокам испытывала презрение, каковое и продемонстрировала, задрав хвост и нагадив на цветные плиты, которыми был замощен двор. Солдатские лошади, как существа военные, а потому более дисциплинированные, от подобного проявления чувств пока воздерживались.
   -- Чегой-то у вас такое случилось? -- крякнул Аук, сдвинув шапку на затылок.
   -- Да кто же его знает? -- пожал плечами я. -- Приехал кто-то. Теперь кто-то уезжает.
   -- Ить, а колымажка-то отца-настоятеля. -- опознал транспортное средство крестьянин.
   -- Ну, значит он куда-то и уезжает. -- кажется, мой вывод был вполне логичен. -- Тумил, просыпайся, мы приехали.
   Паренек сладко потянулся, легким движением соскочил с телеги, и часто заморгал, разинув рот.
   -- Ну? -- язвительно вопросил я. -- Что у нас не слава Солнцу? Выезд отца-настоятеля никогда не видал? Так ничего странного, что не видал -- он почти никуда и не ездит.
   -- Блистательные! -- благоговейно ахнул послушник.
   Я перевел взгляд на солдат и внимательно их осмотрел.
   -- Да, я бы сказал, не особо. Скорее Грязнейшие и Пыльнейшие. -- плащи и некая помесь кафтана и халата со стоячим воротником, который местные побогаче носят в качестве верхней одежды (а воины и поверх кольчуг, кстати) действительно свидетельствовали о долгом пути, который пришлось преодолеть их владельцам. -- Ну или Нестираннейшие , если быть уж совсем точным.
   -- Да ты только погляди на их шервани, брат Прашнартра! -- это он как раз про эти самые халатокафтаны.
   -- Вижу. -- кивнул я. -- Все испачканные, даже и не скажешь, какого были цвета.
   -- Синего! И с вышивкой золотой! -- проявило эрудицию подрастающее поколение. -- Да ты на сабли их глянь, на ножны!
   -- Богатые. -- я начал осторожно слезать с облучка, а потому спорить с очевидным не имел желания, дабы в полемическом запале не сверзиться. -- Надеюсь, на клинках они тоже не экономили.
   -- Ну открой же ты глаза! -- возмутился мальчик. -- Не видишь ты что ли? Они изукрашены царскими знаками! Это приближенные самого Владыки!
   -- Нет над нами Владыки, кроме Святого Солнца и братьев Его. -- пробормотал я ритуальную фразу, и нащупал наконец ногой твердую землю. -- Гвардейцы Кагена, значит?
   -- Да! -- почти выкрикнул Тумил.
   -- И чего они тут забыли, интересно? По разбойным мордам вижу, что не молиться приехали.
   -- Не иначе как примас помер. -- авторитетно заявил Аук. -- А эти к отцу Тхритраве приехали, на Святсовет звать, выбирать нового.
   -- Это да, такие дела без нашего настоятеля не решаются. -- важно кивнул я, и начал расшнуровывать свою котомку.
   Наш глава обители в местной табели о рангах и впрямь стоит довольно высоко -- примерно на уровне кардинала без портфеля.
   -- Хотя с чего б ему помирать-то? -- меня взяло сомнение в правдоподобности версии Аука. -- Он же едва-едва четверть века разменял.
   -- Дык ить это у нас, в Долине Ста Благословений, по полвека порой живут, а то и подольше бывает, а в низинах людишки-то как мухи мрут. Лет двадцать, много если тридцать протянут, и считай конец. А все отчего? Оттого что жизнь у них шебутная, и о душе они забывают. -- поделился своими мыслями крестьянин.
   -- Это верно. Все поголовно в греховодничество впали. -- я извлек наружу вяленого карпа из тех запасов, что мы брали на случай отсутствия клева, нацарапал на нем ножиком знак Святого Сердца, и протянул Ауку. -- Вот, прими в знак моего благословения, добрый человек. Тумил, хорош зырить на солдат, хватай улов и потопали.
   Мы взяли по кожаному мешку с лямками (на юную рабсилу я навесил еще и котомку с остатками продуктового запаса и одеялками -- нехай поможет дедушке, пока тот до демобилизации на небеса не надорвался), каждый кило так по двадцать пять, и пошли на кухню. Миновали монастырскую трапезную, по этому времени, естественно пустую, и вперлись в царство брата-кормильца и его присных.
   -- Эге-гей, братия, принимайте продукты! -- крикнул я и плюхнул свою ношу на разделочный стол. -- Добытчики рыбки вам расстарались!
   Хотелось бы сказать, "зычно крикнул", но, увы -- голос у Лисапета сухой и дребезжащий, так что скорее это можно охарактеризовать словами "шибко громко проскрипел".
   -- А, брат Прашнартра и послушник Тумил! -- монастырский шеф-повар, прозываемый за глаза "Святая Кастрюлька", выскочил из-за обильно парящего чана. -- Мы вас позже ожидали. Свежая? Как хорошо, акурат успеем на жареху. Хотя уж и не знаю, будет ужин с этой суетой или нет.
   -- Ты мне это прекрати, брат Трундналини. -- я помахал пальцем перед носом Кастрюльки. -- Как это можно, от века установленный порядок нарушать? Так и Вселенская Гармония рухнуть может.
   -- Ну, это тебе виднее, брат, ты благодати сподобился, с рыбами разговариваешь...
   Едрить! Пошутил,называется! Они что, за чистую монету это приняли?
   -- ...а только ты знаешь, с такими новостями Гармония, она того. Потерпит.
   -- Гармония, конечно, потерпит. А вот я -- нет, потому как жрать охота. Что у нас тут вообще происходит?
   -- Погоди, я сейчас. -- брат-кормилец метнулся к сковороде, и начал на ней что-то перемешивать.
   -- Спрячь котомку за спину. -- я ткнул Тумила локтем в бок. -- И ни слова про то, что в ней еда.
   Тот сделал вид, что наклонился поправить ремешок на сандалии, а когда поднялся, наш НЗ был уже надежно спрятан у него под плащом. Умный парубок растет, ну прям почти как я сам.
   -- Гонец из столицы прибыл. -- вернулся к нам брат Трундналини.
   -- А то я это, увидав десяток Блистательных во дворе, не понял. Ты б что-то не столь очевидное сказал что ли. Например, что он привез срочные вести. -- я фыркнул. -- Куда и зачем настоятель собрался?
   -- Нет, Прашнартра, что ты, отец Тхритрава никуда не едет!
   -- Да? -- я скептически хмыкнул. -- Если бы ты сказал, что на ужин будет зажаренная на вертеле свинья, так и то это было бы не столь удивительно, поскольку рыдван преподобного стоит во дворе, и уже запряжен.
   -- Свининки бы к празднику неплохо, конечно, да не разводит хрюшек в долине никто... -- пробормотал Святая Кастрюлька. -- А насчет кареты настоятеля, это ты зря так. Красивая она, представительная, и удобная -- на цепях, для мягкости хода. Не то что у иных прочих -- телега-телегой, даром что в позолоте...
   -- Брат Трундналини, сколько лет мы с тобой знакомы? -- мягко спросил я.
   -- Да изрядно уж... -- он озадачено почесал в затылке. -- Лет семь как, а то и все восемь.
   -- Тогда скажи, за все эти годы я хоть раз твою стряпню хаял?
   -- Всякое промеж нами бывало, брат Прашнартра, -- протянул он задумчиво, -- но такого чтобы ты про мою готовку плохое сказал, честно говоря, не припоминаю.
   -- А вот послушник Тумил, он хоть раз дурное что про это говорил?
   -- Ну что ты, конечно же нет. -- лицо повара приобретало все более и более недоуменное выражение.
   -- Так скажи мне, родной, -- не дай Солнце, конечно, -- какого ж рожна ты нам тут по ушам каретой ездишь? -- взъярился я. -- Расскажешь ты уже, что за вести привез гонец, и кто в настоятелевой колымаге куда настропалился?!!
   -- Ах ты об этом все... -- брат-кормилец понизил голос, чтобы его помощники, прислушивающиеся к нашей беседе, не подслушали (хотя, держу пари, скорее для пущего драматического эффекта -- не могли они новостей не знать). -- Брата Шаптура в столицу вызывают.
   -- Да ты что? -- я подпустил в голос ноток недоверия. -- А нахрена? В смысле, зачем бы он там кому сдался?
   -- Ну, ты знаешь ведь, он, говорят, тоже благодати сподобился, молитвами исцеляет. Мне-то недосуг хворать, а вот те, кого он пользовал, такое бают... Да кому я рассказываю?!! У твоего ложа, когда ты простуженный валялся, на него ведь и снизошло.
   Ну так-то, да. С моей легкой руки исцеление молитвой ему действительно приписали, было дело. Отец Тхритрава, когда до него донесли этот бродящий промеж монахов шепоток, мигом сообразил, как из слухов можно делать деньги.
   Кто обычно шляется на богомолья? Либо шибко верующие, либо шибко больные. Ну еще есть такие, что два в одном.
   Отсюда вывод -- если в монастыре завелся хоть что-то из себя представляющий врач, его надо срочно продемонстрировать общественности, дать ему кого-нибудь показательно исцелить, и тогда "сарафанное радио" разнесет весть во все концы, творчески домыслив и приукрасив произошедшее.
   В обитель Святого Солнца и так всякие хворые толпами шлялись, водички целебной из источника попить (на вкус -- сущие "Есентуки N17"), а когда слух прошел о "святом монахе"... Последний месяц от страждущих отбоя не было, и каждый нес в монастырскую казну хоть небольшое, да пожертвование.
   Впрочем, надо признать что брат Шаптур действительно оказался неплохим лекарем, и ставил на ноги примерно девятерых из дюжины. Чего ему с такими талантами приспичило в иноки податься?
   -- Ну снизошло, или снизоехало, это я, положим не знаю... И кто у нас такой важный помирает? -- спросил я.
   -- Царь. -- скорбным голосом сообщил повар. -- Совсем не встает уже больше седьмицы, и с каждым днем все слабее и слабее. Примас всех самых достойных во дворец отправил, вести молебны за здравие государя, сам ежедневно проводит жертвоприношения Великой Дюжине и Троим Святым, да что-то не помогает.
   -- Интересно, а лекарства вместо молитв они Кагену давать не пробовали? Слыхал, что некоторые от этого поправлялись. -- буркнул я себе под нос.
   Но Трундналини меня не услышал -- Остапа уже несло.
   -- Тут приближенные царю и донесли, так мол и так, есть в Обители Святого Солнца просветленный монах, исцелил тетку князя Багратиани. Государь брата Шаптура доставить к себе и повелел. Срочно.
   Да уж, когда помираешь -- хватаешься за любую соломинку, кому это знать, как не мне...
   -- А срочно, это что, прямо сегодня выезжать? -- поинтересовался я.
   -- Ну разумеется! -- воскликнул брат-кормилец. -- Как же иначе-то? Царский указ!
   -- Что-то мне кажется, братья, что вы тут все в монастыре, в заботах о душах людских, совсем из ума выжили. На улицу-то гляньте, вечер уже вот-вот настанет. Куда они поедут на ночь глядя, хотелось бы мне знать? Засветло и верхами до крепости уже не добраться, а в настоятелевой колымаге хорошо, если половину пути сделают. И свите гонца хоть чуточку отдохнуть неплохо бы, а то того гляди от усталости на землю начнут падать.
   -- Блистательные перезревают усталость, голод и боль. -- подал голос Тумил.
   -- Конечно, ведь это они едут верхом, а не на них. -- огрызнулся я. -- Коняшек бы хоть пожалели, в чем бессловесные твари-то виноваты, если люди такие дятлы? Выехали бы поутру, едва рассветет, и толку было б больше.
   -- Ох, а ведь прав ты, брат Прашнартра, не успеют они засветло до Благословенной Заставы доехать. -- согласился Трундналини. -- Что же делать-то?
   -- И это ты у меня спрашиваешь? -- я усмехнулся. -- Вообще-то, я тут простой монах, а ты в обители четвертый по статусу человек, после настоятеля, хранителя Реликвии и кастеляна. А то, что ты о своем членстве в монастырском Совете Благих предпочитаешь не помнить, этого ну никак не отменяет. Сходил бы к отцу Тхритраве, поделился умной мыслью -- глядишь, и послушают тебя. Заодно спасешь ужин с Вселенской Гармонией, да и перед столичными гостями блеснуть своим поварским искусством сможешь -- не с гостевых домов же им еду таскать станут.
   -- А и то верно. -- воодушевился брат-кормилец. -- Гонцу с сопровождающими, наверняка, келии выделят в монастыре, значит и трапезничать они будут с братией.
   -- Вот-вот. -- кивнул я. -- На царских пирах дворцовую стряпню с твоими блюдами будут сравнивать. Так ты ведь, знаю, обитель-то не посрамишь, утрешь нос столичным зазнайкам.
   Есть за Святой Кастрюлькой небольшой грешок -- он, как повар, безумно тщеславен. Теперь в лепешку расшибется, но на ужин будет нечто особенное.
   Если, конечно, Тхритрава голосу разума внемлет, на что мое брюхо очень надеется.
   -- Охохонюшки, а и действительно! Пойду, пойду и скажу настоятелю... А он послушает?
   -- Так ты обоснуй. -- я пожал плечами. -- Скажи, что день ярок, прекрасен и полон надежд, а ночь темна, и полна ужасов... Или из священных текстов процитируй чего, а если сам нужные слова подобрать затрудняешься, у брата-хранителя Реликвии попроси помощи. Тебе-то он не откажет.
   -- Да, не откажет... -- еще бы, пожрать он большой талант.
   Как и в любой нормальной корпоративной структуре, в обители Святого Солнца существует своя иерархия с разделением зон ответственности. Трундналини отвечает за организацию питания братии и паломников (последнее он благополучно свалил на замов), в ведомстве Асмара находятся товарно-материальные ценности, работы и производства, Тхритрава, наш генеральный, отвечает за общее руководство, развитие и представительские функции, ну а за все что касается церемоний, толкований и прочего богословия несет ответственность хранитель нашей монастырской Реликвии -- того самого отпечатка руки.
   Формально, духовным лидером монастыря как раз он и является, постарше даже Тхритравы будет, примерно, как держатель контрольного пакета акций, но настоятелю и кастеляну в свое время удалось протащить на это место брата Круврашпури, человека недалекого, если не сказать -- глуповатого, увлеченного все больше набиванием своей ненасытной утробы, совершенно лишенного каких-то амбиций (потому им и не опасного), но обладающего одним несомненным достоинством: способностью к любой ситуации, к абсолютно любому решению, подобрать соответствующую цитату из священных текстов.
   С братом-кормильцем брат-хранитель, по понятным причинам был дружен, однако ни один из них до сего дня в реальное управление монастырем лезть не пытался, так что их грядущее выступление единым фронтом будет для настоятеля пренеприятным сюрпризом.
   Ничего, пусть понервничает -- лишь бы ужин не накрылся медным тазом.
   --Так я, пожалуй, тогда потороплюсь. -- Трундналини стянул фартук. -- Брат Курюма, ты за старшего остаешься, присмотри за всем пока. И рыбу, рыбу чистить начинайте!
   Вслед за поваром покинули кухню и мы с Тумилом.
   -- Ловко ты его, брат Прашнартра. -- сказал мальчик. -- Готов спорить, сегодня на ужин будет нечто невообразимое.
   -- Учись, покуда я живой. Знаешь, почему боги правят людьми?
   -- Ну... -- послушник заколебался. -- Они ведь боги, верно? У них могущество и все такое.
   -- Трое Святых не побоялись пойти против их воли, похитили у них Божественную Искру чтобы разделить ее между людьми, и ничего им за это не было. Наоборот, сравнялись с богами, а потом и возвысились над ними.
   -- Ну это же Трое! -- опешил паренек. -- Как можно сравнивать?
   -- Запросто можно. -- отрезал я. -- Они тогда были обычными людьми. А ответ на мой вопрос предельно прост, Тумил. Боги управляют людьми оттого, что большинство людей хочет, чтобы ими управляли. А известно тебе, о бестолковейший из послушников, отчего так много среди людей ересей и богохульства?
   -- Так уж и бестолковейший... -- мальчишка закусил губу, призадумался, а потом ахнул пораженно: -- Ты хочешь сказать, что они нами неправильно управляют?
   -- Скорее, очень неграмотно и неразумно. -- кивнул я. -- Вот сам погляди, в отличии от богов, указывать брату Трундналини что ему делать я не могу, однако стоило показать ему, что он чего-то хочет, и добиться желаемого сам вполне в состоянии, как тот ринулся сворачивать горы. В результате у нас, скорее всего, вечером будет роскошная трапеза.
   -- А что же мы будем делать с нашими запасами в котомке? -- Тумил с хитрецой поглядел на меня. -- Я бы мог продать их богомольцам в гостевых домах.
   -- Что толку в презренных монетах?.. -- ответил я занудным тоном записного святоши, и, полюбовавшись пару мгновений вытянувшимся лицом пацана, добавил. -- ...если монеты эти -- жалкие медяки? Припрячь-ка пока понадежнее. Только одеяло мое отдай.
   Так вот и вышло, что отбытие брата Шаптура в блистательную Аарту, ко двору царя Кагена, было превращено в настоящее празднество. Не знаю уж, что за цитату Круврашпури подсунул Трундналини, но настоятель внял, причем не только внял, но и устроил торжественную службу в главном святилище монастыря, с вынесением к присутствующим Реликвии (что случается крайне редко), воскурениями благовоний, молитвенными песнопениями, принесением в жертву черного барана и церемониальным благословением виновника торжества. Короче, с религиозно-процессуальной стороны подстраховался по полной, дабы никто не мог сказать, что вина в неудаче Шаптура, уж коли он не справится, лежит на его непосредственном руководстве, пренебрегшем положенными ритуалами.
   А затем у нас был праздник живота. Брат-кормилец со своими помощниками расстарался и превзошел самого себя как по обильности кушаний, так и по ассортименту. По вкусу сравнить никак не могу, раньше он этих блюд как-то не готовил, но братия чуть языки не попроглатывала. Мне даже обидно стало, что Лисапет такой сухостой и жрет сравнительно немного: столько хавки в чужих мамонах зазря пропадает.
   Когда заталкивать еду в себя впрок стало совсем уж невмоготу, я потихоньку выскользнул из трапезной, -- общаться со мной, по старой памяти, никто до сих пор особо не рвался, -- и сыто развалился на дворовой скамейке, любуясь последними солнечными лучами на горных вершинах.
   -- Ох, если в монастыре все торжества таковы, то жить тут можно. -- неслышно подошедший Тумил плюхнулся рядом со мной и начал отдуваться с пережору.
   Так-то он паренек сбитый крепко, но, как тот ежик из анекдота: сильный, очень сильный -- но шибко легкий. В том смысле, что мелковат еще, и покуда не в состоянии соревноваться в чревоугодии со взрослыми.
   -- Всяко бывает. -- уклончиво ответил я.
   Зачем мальчика раньше времени огорчать? Его и без меня найдется кому расстроить.
   -- Кушак ослабь, чтобы брюхо не передавливало. -- посоветовал я.
   -- Угу. -- он распустил узел и, привалившись спиной к стене, блаженно рыгнул. -- Брат Прашнартра, а правда что перед принятием сана будущий монах неделю постится, и вкушает лишь сухари и воду, да и те, только на заре?
   -- Неправда. -- искренне ответил я.
   -- Это хорошо. -- вздохнул паренек.
   -- Спорное утверждение. -- хмыкнул я, и начал загибать пальцы. -- Во-первых, не только за неделю до принятия сана, но и три дня после него. Во-вторых, не сухари и воду, а воду и сушеный горох. Десять горошин в первый день поста, девять во второй, ну и так далее, до одной. В-третьих, не только на заре, потому что проводит эти дни в пещерах под монастырем, и заря там, или же закат -- под землей не разобрать. Да к тому же воды в пещерах хватает хватает -- пей-не хочу, -- прямо со стен и сочится, иной раз так и целыми ледяными ручейками.
   Тумил покосился на меня, скорчил на мордашке выражение "пришел Ржевский и все опошлил", но ничего не сказал.
   -- Интересно, а когда брат Шаптур вернется, тоже ведь, наверное, празднество устроят? -- спросил он, после недолгого молчания.
   -- Я бы не рассчитывал.
   -- Почему? -- удивился парень. -- Разве правильно не отпраздновать выздоровление государя?
   -- На то, что вернется, не рассчитывал бы. -- ответил я, но, разглядев в глазах послушника недоумение, вздохнул, и пояснил свою мысль: -- Если он царя не вылечит, его, скорее всего, или казнят, или упекут в обитель с самым живодерским уставом из существующих.
   -- А что же, в то что брат Шаптур его исцелит, ты, значит, не веришь? -- поинтересовался Тумил.
   -- Ну зачем? -- я пожал плечами. -- Может и вылечит, конечно, лекарь-то он очень даже неплохой. Но тогда Шаптура уж точно ждать не следует.
   -- Это отчего же? -- мальчик захлопал глазами. -- Ведь все же тогда сложится хорошо.
   -- Конечно, хорошо. И для царя, и для примаса. Он-то Шаптура в столице и придержит, а если сможет, так и в личные лекари определит Кагену. Под своей, значит, пастырской опекой.
   -- Ему-то с того выгода какая?
   -- Ты у нас такой дурак, от молебнов, или как? -- язвительно фыркнул я. -- Головой подумай, она тебе дана не только для того, чтобы в нее есть. Трехсот лет не прошло с тех пор, как примас с царем выясняли, кто в стране главнее.
   -- Так Лжесвятитель же был ересиарх! -- возмутился такому сравнению Тумил.
   -- Конечно, ересиарх. -- кивнул я. -- Потому что проиграл. А кто победил, за тем и правда. Кстати, знаешь почему он проиграл, и имя его было предано проклятию?
   -- И почему? -- мальчик поглядел на меня исподлобья.
   -- Потому что к тому моменту едва полвека миновало с той поры, как Ашшория приняла слова Святых Посвященных. В равнинной-то части страны старые культы повытравили к тому времени, или Слову Троих подчинили, а вот в горной князья и витязи верили, все больше, по-старому, а примаса ни во что не ставили. И, вот ведь совпадение, в царской гвардии горцев было большинство. -- я вновь усмехнулся. -- И чего ты смотришь-то так, словно на мне цветы расти начали, или узоры разноцветные проступать? Никакой такой я тебе сейчас тайны не открываю, все в хрониках есть.
   -- Знаешь что, брат Прашнартра? -- в сердцах сказал Тумил. -- Тебя иной раз как послушаешь, так прям и жить не хочется! Зачем ты мне это сейчас рассказал? Для чего мне оно? Погоди, я понял, кажется... Ты веру мою испытываешь, искушаешь, проверяешь смогу ли я стать монахом, достоин ли, верно?
   -- Веру можно испытывать лишь тогда, когда она имеется. -- я облокотился на теплую еще от дневного солнца стену, и прищурил глаза. -- А у тебя всей веры -- дюжина заученных наизусть молитв, смысла которых ты и наполовину не понимаешь, да прочитанная по обязанности Книга Деяний Троих. Как ты вообще в послушники-то попал? Сын князя все же, не хрен собачий.
   -- Да... -- расстроенно пробормотал паренек, махнул рукой и на какое-то время замолк, затем тяжело вздохнул, и произнес совсем уж невесело: -- У отца только и богатств всего, что княжеский титул. А на деле, пара нищих горных деревенек и крепостица на скале, которую ни защищать некем, ни отреставрировать не на что.
   Ну прям классика: "Ковры молью проедены, овцы давно съедены, бриллианты фальшивые, скакуны паршивые".
   -- И старших братьев, поди, у тебя целый табун?
   -- Ага. -- кивнул Тумил. -- Шестеро. Да трое сестер, тоже старших, а им же приданное надо. Я-то последыш. Ну и... Не хватило в общем у отца денег, чтобы мне кольчугу, коня и саблю справить.
   Он с отсутствующим видом начал разглядывать окружающие горы. Ну, ясно, что разговор для него неприятен.
   -- Не грусти. -- вздохнул я. -- Тут жить тоже можно. Иной раз даже и долго, -- вон, на меня только, старого, глянь. А витязей убивают уж больно часто.
   -- Ну да. -- неискренне согласился паренек, и тяжело вздохнул.
   -- Ладно, время позднее, а завтра еще брата Шаптура провожать. Пора по койкам. -- я попытался встать, и рухнул обратно на скамейку, схватившись за спину. -- Ах ты ж, Трех Святых и всю Небесную Дюжину, об пень-колоду в душу-печень да внахлест! Помоги-ка встать, "внучок"...
   -- Это тебе, брат Прашнартра, за твою злоязыкость боги больную спину послали. -- пробормотал Тумил, но подняться помог.
   -- Да кабы только это... -- прокряхтел я, припоминая свою встречу со светоносным существом. -- Еще всяких молодых да резвых, которых в детстве пороли мало, чтобы чужую старость уважали. Прислони-ка меня к стеночке.
   --Ох и вредный же ты дед, скажу я тебе. -- хмыкнул парень. -- Но умный.
   -- Это точно. -- согласился я, постепенно распрямляясь. -- Полная спина ума.
   -- Тебе может помочь дойти до кельи?
   -- Дохромаю. -- отмахнулся я. -- Не впервые прихватывает. Иди, отдыхай тоже, завтра вставать раньше обычного. И кушак завяжи, а то штаны потеряешь!
   В столицу Шаптура провожали до восхода, в полумраке еще, всем личным составом. Брат-кормилец ему в дорогу каких-то вкусностей напек, мы гимн пропели, и на том, в общем-то, все. Жизнь в обители вошла в привычную колею: молитвы и работа.
   Я с Тумилом перед этим, правда, успели столько рыбы в монастырские закрома натягать, что в ближайшие дни рыбалка ну никак не намечалась, так что пришлось работать по-настоящему. Не то чтобы я совсем уж надрывался, но менять черепицу на крыше одной из многочисленных часовен, мне кажется, можно было и кого помоложе загнать. Я б вот лучше в птичнике потрудился, может? Там иной раз и яичко едва снесенное умыкнуть можно, покуда не видит никто...
   Три дня мы с этой черепицей проваландались, потом еще два переделывали. Ну а на шестой день после отъезда брата Шаптура в Аарту, он как раз к ней бы и подъезжать был должен, в монастырь примчался всадник на взмыленной лошади.
   Одет он был не слишком богато, дорогой сбруей или статью скакуна похвастаться тоже не мог, однако настоятель принял его без промедления. Я вот сразу подумал, что это не к добру. И, надо сказать, не ошибся.
   Время, когда прибыл наездник, было уже почти обеденное, так что все, кто был свидетелем сего появления, довольно скоро выкинули его из головы. Каково же было разочарование братии, когда, в урочный час явившись в трапезную, никаких приготовлений к обеду мы не обнаружили -- лишь заманчивые запахи с кухни, обычно более сильные к этому моменту, дразнили наше обоняние.
   Зато на специальном возвышении, где обычно питается Совет Благих, все монастырское начальство уже присутствовало не только в полном составе, что само по себе иногда бывает -- ну мало ли какое объявление порой надо сделать, до того как на столы подавать? -- но и с лицами напоказ выражающими вселенскую скорбь. А вот это уже было плохо. Это уже грозило отсутствием обеда.
   -- Братья мои! -- поднялся с места настоятель, когда все расселись по местам. -- Скорбные вести достигли нашей обители! Три дня назад умер царь Каген!
   -- Ну точно обед отменяется, -- пробормотал я себе под нос. -- Да и ужин, пожалуй, тоже.
   Привычно расположившийся рядом со мной Тумил, от такой непочтительности к скорбной торжественности момента, сделал большие глаза.
   -- Великий владыка покинул нас, дабы в свете Святого Солнца воссоединиться в божественных чертогах со своими предками. -- продолжал меж тем Тхритрава. -- Путь его ныне темен и полон опасностей, но молитвы и жертвы истинно верующих помогут его душе преодолеть все препоны, а потому вечером, и трижды в день в течении седмицы, мы будем проводить посмертные службы за почившего государя. Молитвами и постом осветим ему дорогу! Нынче все вы, кроме тех, кого брат Круврашпури отберет для приготовлений к первому богослужению, возвращайтесь к своим делам. Я объявляю в монастыре неделю поста Скорби!
   Трудно сказать, насколько отец-настоятель своей речью воодушевил остальных монахов, но вот меня, откровенно говоря, не очень. Я бы даже сказал, очень не очень, так, что аж совсем не воодушевил.
   -- Что ж теперь будет-то? -- озабоченно спросил Тумил, когда мы вышли из трапезной.
   -- Пост Скорби будет, не слыхал что ли? -- ответил я. -- Жрать будем один раз в день, после захода солнца, и только по маленькой мисочке пустой каши, приготовленной на воде.
   -- Да я про смерть царя. -- слова про грядущую голодную неделю он, со свойственным его возрасту оптимизмом, всерьез не воспринял. -- Что скажешь?
   -- Ну, если бы Каген еще не помер, я бы сказал: "Да чтоб ты, гадина, сдох". -- пацан аж поперхнулся. -- Погоди, через недельку священной голодовки ты будешь со мной полностью согласен.
   -- Вот что ты за человек такой, брат Прашнартра? -- возмутился послушник. -- Царь умер, а ты все о еде!
   -- Жрать хочу, потому и о еде. -- огрызнулся я. -- Каждый день кто-то дуба дает, что ж теперь, совсем что ли снедать прекратить?
   -- И ты вовсе не думаешь, что теперь будет со страной?
   -- А что, страна думает о том, что будет со мной? -- я фыркнул. -- Ничего с ней не станется. Посадят на престол нового царя, да и пойдет все по-старому.
   -- Но у царя, да пребудет дух его в Свете, нету сыновей.
   -- Был один, да погиб уже почти год как. -- буркнул я.
   -- Вот видишь! -- никак не мог угомониться парень. -- А дочери его живы и здоровы! Не иначе кого-то из них будут на царство звать. Не знаю, только, которую.
   -- Никоторую. -- я подавил тяжелый вздох, но решил расщедриться на ликбез. -- Кому они в Аарте сдались? Каген их специально в страны подальше от Ашшории замуж сплавлял, чтобы ни они сами, ни их потомство Тыкави конкуренцию не могли составить. Царевич-то, положим, в пустячном приграничном конфликте умудрился стрелу в брюхо поймать, но себе двоих наследников настругать успел. Старшего на трон и усадят. А если вдовствующую царевну смогут от сыновей удалить, так и без серьезного передела власти обойдется. Покуда Каген болел, все полномочия-то поделили уже, чай.
   -- Но... разве не царевна Валисса должна будет править, покуда новый царь в совершенные лета войдет? -- удивился Тумил. -- Она же его мать!
   -- Да хоть дед! -- я плюнул в сердцах. -- Ты вообще знаешь, как она за Тыкави замуж выходила?
   -- К нам как-то забредал странствующий певец, он пел об этом в благодарность за кров. -- пробормотал парень.
   Судя по лицу, мое поведение настроило его к некогда услышанной истории довольно скептически.
   -- Ну, давай, порази меня этим сказанием. -- попытался ободрить мальчика я.--Только вкратце и не пой. У тебя голос ломается, так что удовольствие от твоих рулад... сомнительное.
   -- Ну-у-у-у, царевич Тыкави встретил на охоте шехамскую княжну и полюбил ее, а она полюбила его. Но князь Шехамы уже сговорил ее за царя Инитары, и на сватовство царевича ответил отказом. Тогда Тыкави захотел умереть от горя и стал морить себя голодом, но царь Каген узнал от друзей сына о причине его скорби, собрал войско и пошел войной на князя Боноку, сразил его в поединке на поле брани, а юную княжну привез сыну, и сразу их женил.
   Через пару минут у меня так от хохота болела спина, будто я весь день тяжести разгружал.
   -- Это неправда все, да? -- спросил Тумил, дождавшись, когда я наконец отсмеюсь.
   -- Ну а сам как думаешь? -- я утер слезы. -- Если учесть, что жениху к началу Шехамской войны было четыре года от роду, а невесте недели так три, а то и две. Конечно, не так.
   -- А как было взаправду? Ты знаешь? -- поинтересовался мальчик.
   -- Знаю, разумеется.
   -- А расскажешь?
   -- Да куда от тебя денешься? Расскажу. Ты что из себя Шехама представляет знаешь?
   -- Конечно. -- кивнул паренек. -- Большая горная долина на границе с Инитарским царством. Там еще город есть, Шехамалал.
   -- Вот-вот, на границе, именно что. -- наставительно произнес я. -- И никогда в состав Ашшории не входила -- разве что совсем уж в какие-то незапамятные времена. Дань нашим царям платили, это верно, солдат, коли царь потребует, в случае войны выставляли. Куда б, собственно, шехамцам деваться, если удобных путей в Инитару от нас всего два, и один аккурат через них пролегает? Но так-то вполне независимое было государство, покуда Каген его не завоевал.
   -- А что, до него никто не пытался? -- спросил Тумил.
   -- А до него это нафиг никому не было надо. Богатств там особых нету, одна радость, что торговый путь с Инитарой через них идет, а так-то ничего особенного. Завоевывать маятно, а навару от такой войны с гулькин нос. Опять же, случись очередная заварушка между нами и инитарцами, царь же не обязан просить Шехаму в войне участвовать. Так и торговля меньше страдает.
   -- Что значит, "торговля меньше страдает"? -- парень помотал головой. -- Если война, то иноземный купец есть законная добыча для любого воина. Нельзя же одной рукой сражаться, а другой торговать!
   -- Тю! Еще как можно. На нейтральной, например, территории. Вот, скажем, в той же Шехаме. И тамошнему князю прибыли, и купцы в профите, и налоги в казну не сильно уменьшаются. Чего бы так и не воевать?
   -- Да какой смысл в такой войне? -- возмутился княжонок.
   -- А какой вообще есть смысл в войне? -- хмыкнул я. -- Сплошной убыток государству. Разве что строптивого данника к ногтю прижать... Вот того же князя Боноку, как раз. Он ведь, когда умер царь Лендед, хотел скинуть ашшорское ярмо, с инитарцами сговорился, на замятню рассчитывал серьезную в нашем царстве. Ну и перехитрил сам себя. Шехамалал Каген на копье взял, семейство его все вырезал, чтобы остальным вассалам бунтовать неповадно было, только и оставил в живых одну его дочь, за сына выдал, дабы внуки его от этого брака были, ко всему, и законными князьями Шехамы. Не будут же они сами против себя бунтовать?
   -- Ну, против себя-то не станут. -- хохотнул паренек, а потом прищурился хитро. -- Брат Прашнартра, а ведь ты меня обманываешь. С чего это князь Бонока беспорядки в Ашшории должен был ждать, если Каген был законным сыном Лендеда?
   -- Потому что его младший брат сдуру тоже в цари пытался пролезть. -- буркнул я.
   -- Так... он был не единственным царевичем? -- парень разинул рот. -- И что со вторым стало?
   -- Ничего. В монастырь ушел, грехи отмаливать. -- я потер ноющую поясницу. -- Ладно, поболтали и хватит. У нас с тобой работы еще полно. А Валиссу, ей-же-ей, лучше бы тихонечко удавили, или отравили как еще. Тогда, может, без большой крови и обойдется.
   Вести, которые приходили к нам из Аарты в последующие дни, эти мои слова вроде бы подтверждали. Конечно же, никто монахам собрания с политинформацией не проводил, но общаться с паломниками на отвлеченные темы тоже вовсе не воспрещал, равно как и осмысливать новости.
   Вдовушка-царевна за годы проживания в блистательной столице, разумеется, успела обзавестись верными сторонниками, и в сыновей своих, которых уже намеревались перевести с женской половины дворца, вцепилась мертвой хваткой. Не позволила. Не отдала. Ее бы, может, и силой подвинули, да командир Блистательных, Латмур Железная Рука, оказался человеком повернутым на благородстве и присяге. Ну или под этим предлогом просто не стал ни к кому раньше времени примыкать.
   Вообще мужик выдающийся, надо сказать. Пришел в гвардию простым витязем, ни связей, ни протекции не имел, но оказался сущим де Тревилем: храбростью и умом выбился в командиры и уже четыре года как держал Блистательных в крепкой узде. Каген ему, кстати, доверял как самому себе, аристократия открыто с прославленным героем конфликтовать тоже не желала, так что как он сказал, -- царевичи будут с матерью покуда совет князей не изберет регента, -- так никто и слова поперек не посмел вякнуть. Да и зачем?
   А князья, ясен пень, быстро ни о чем договориться не смогли. Во-первых, спеси у каждого выше крыши, во-вторых реальных претендентов на регентство оказалось многовато.
   Первая, разумеется, Тыкавина вдова. Она хоть никаких официальных должностей не занимала, и даже княжеством своим ей реально управлять отродясь никто не позволял, да общество у нас архаичное уж шибко -- честь, традиции, законные права тут пустыми словами еще не стали, довлеют над умами, и не уродись Валисса бабой...
   Впрочем, в этом случае ей бы было затруднительно родить Тыкави сыновей, мне кажется.
   Вспомнили, разумеется, и про царских дочерей. Правда, ненадолго. Дети их для ашшорцев были правителями иноземными, традиции призвания варягов на царствие в стране не имелось, а то, что заморские принцы привезут с собой своих сподвижников, с которыми ништяки делить придется... Кому сдались эти "понаехавшие"? Вспомнили, да забыли сразу, будто и не было их никогда.
   Из местных выбрать тоже никак не получалось. Наибольшим авторитетом пользовались царский казначей (трудно не иметь авторитет сидя на мешке с деньгами), пара бравых князей-генералов и Главный министр, что тоже вовсе не удивительно, а также владетель многочисленных золотых и железных рудников, князь Ливарийский.
   Были и другие уважаемые люди в столице, куда уж без этого, но традиция предписывала назначать в регенты именно князя, так что им приходилось лишь способствовать свои ставленникам.
   Имелся, правда, еще вариант -- назначить на эту блатную должность примаса, но ему, последнее время, все больше и больше сил приходилось тратить на борьбу с внутрицерковной оппозицией. Поздний вызов "чудотворного" брата Шаптура ко двору тоже ему в вину поставили. Ну и какой дурак в таких условиях стал бы его продвигать?
   В общем, время шло, лада в столице не было, в горных долинах тайно, а в равнинных поместьях и почти открыто, созывались дружины, хотя решить дело миром надежду все еще сохраняли.
   Поди знай, как бы все повернулось в дальнейшем, да только после попытки неизвестных нагло выкрасть из дворца обоих царевичей лопнуло терпение у командира Блистательных.
   Ночных визитеров он со своими подчиненными тщательно нашинковал, -- в результате, правда, его Железная Рука малость заржавела, -- но совет князей подвергся реальной угрозе быть арестованным в полном составе.
   Латмур, как я уже говорил, авторитетом пользовался. Ему даже тон, которым он донес до высшей аристократии свои мысли, простили -- особенно в свете того, что не претендовавших на регентство князей они, мысли эти, вполне устраивали. Паломники сказывали, что совет князей потом совещался три дня.
   Пировали при этом, поди, гады. А у нас пост и молебны на месяц растянули. Хорошо рыбная заначка была, а то того гляди мы с Тумилом и околели бы. Братию под конец всем личным составом ветром шатало, так что в последний день святой голодовки я ухватил послушника, и таких мы с ним карпов натягали -- едва в тележке приперли.
   -- А чего мы не в ночь-то пошли? -- Тумил, отдуваясь, налегал на ручки.
   -- И когда выучишь-то канон? -- я с кряхтением тянул тележку за собой. -- День заканчивается, когда Солнце скрывается. Значит на ужин уже будет скоромное. И много.
   -- А вот... уф... мне кажется, или у тебя от поста спина прошла? А, брат Прашнартра?
   -- Да я, даже если меня паралич сейчас разобьет, червем буду извиваться, зубами тянуть, но до брата-кормильца рыбу доставлю. Или ты хочешь вечерять сушеной да копченой рыбешкой, когда можно потрескать свежей жарехи?
   -- Тогда подналегай. Вон, отряд богатых паломников едет -- как бы наш улов им не отдали. -- задорно оскалился парень.
   -- Облезут. Молитва их пускай питает. -- я бросил взгляд на приближающуюся кавалькаду разодетых в пух и прах всадников. -- Хотя нет... Эти не молиться сюда.
   Я пригляделся к флажкам на длинных пиках, что колыхались под легким ветерком, и сплюнул в сердцах.
   -- От гадство... Приперлись все же.
   -- Кто? -- остановился Тумил.
   -- Гости дорогие. -- голосом полным яда ответил я. -- Трундналини скажи, что на ужин я не приду. Занедужилось мне что-то.
   Еще бы не занедужилось. Все сейчас будут жрать в три горла, а я умирающего лебедя изображать. Тут и здоровому заплохеет, а я ведь не юноша уже. Хорошо малый кусочек вяленой рыбки припрятан на случай такого вот нежданчика...
   В свете столичных новостей я, в общем-то, уже давно не сомневался, что желающие поюзать мою полудохлую тушку на месте главы государства найдутся -- прав был Тхритрава, прав абсолютно и совершенно. Даже кабы сговорились князья на местную какую семибоярщину, длительность таких союзов исчисляется тем временем, которое надобно паукам, чтобы понять простую истину: "Опа-на! Мы в банке".
   Так что вспомнить о царевиче Лисапете князья были просто обязаны. Не могли не вспомнить. А уж как применить... Как не применяй, а все одно попытаются сделать зиц-председателем. А оно мне надо?
   Не, я не то чтобы так уж хочу страной править. Вот вообще не испытываю к этому никакой тяги, и возможность просто дожить оставшиеся годы в свое удовольствие, с максимально доступными удобствами, она для меня очень даже завлекательна, но... Помнится, еще Самюэл Клеменс, который Марк Твен, говорил: "Я знаю людей, хотя очень хочется думать, что ошибаюсь". За спиной такого удобного правителя, который никуда не лезет, не вмешивается ни во что, очень удобно плести интриги, выбиваться на роль действительного правителя, что само по себе для страны не очень хорошо. Ну а когда среди князей появится-таки "крысиный волк", зачем ему нужен будет старикашка на троне, когда можно самому регентом стать, а то и основать новую династию, получая свой законный кусок почитания от подданных? Ни зачем не нужен будет, так что устроят апоплексический удар табакеркой и не поморщатся. А я один раз коньки уже отбрасывал, больше на тот свет не спешу как-то...
   С другой стороны, здоровый и деятельный наследник князьям тоже нафиг не сдался. Если продемонстрировать им, что я бодр и весел, это ж будет встреча серпа с причиндалами, ослепительная, как встреча с граблями в темном сарае. Запросто и передумать могут. Я, кстати, не особо и против, опять же -- если не считать эту святую голодовку, что последние дни выдалась, так жизнь в монастыре не так уж и дурна. Природа, свежий воздух, единственное что -- зимой колотун-бабай, ну так я и в прошлой жизни не на Гавайях обитал, -- народ кругом, опять же, душевный, привычный терпеть от меня гадости... Лепота!
   Только кто ж меня в покое теперь оставит, коли вспомнили? Нет, прямо тут и угробят. Скажут что надорвался от молитв, и вообще -- так i було, помер братец Лис. Ибо если мной не воспользовалась одна партия, далеко не факт, что сие не выйдет у другой. И кому оно надо, такие неожиданности заиметь?
   В общем, по-любому выходит, что от визита в Аарту мне не отмазаться, а раз так, то пусть до поры до времени ожидания князьёв оправдываются, и царевич их глазам предстанет скорбный как телом, так и умом. Главное, не переиграть, а то найдется какой местный Станиславский с длинным кинжалом...
   Видать, о скором прибытии правительственной делегации настоятеля предупредили, поскольку не успел я быстренько дожевать рыбную заначку и закутаться в одеяло, как Тхритрава примчался ко мне собственной персоной. В компании с Асмарой, ага.
   -- Что случилось, брат Прашнартра? -- голосом, полным ласки и меда спросил монастырский глава, входя в мою келью. -- Мне доложили, что ты снова чувствуешь себя плохо.
   -- Многие лета гнетут меня, отец-настоятель. -- жалостливым голосом проблеял я в ответ. -- Старый стал совсем, помру видать вскоре.
   -- Ну, отбрось такие мысли. -- нахмурился брат-кастелян. -- Я старше тебя на два года, да и отец Тхритрава тоже, а оба мы полны сил. Зачем же ты себя раньше времени хоронишь?
   -- Вы-то люди просветленные, не то что я, старый нечестивец. -- я испустил тяжкий вздох.
   -- Полно тебе, сие есть грех уныния. -- мягко пожурил меня настоятель. -- Я вот попрошу брата-кормильца сделать тебе меда с орехами, оно и для тела полезно, и вообще укрепляет. Слишком уж ты усердствовал в траурных молениях, а едва они закончились так, не щадя себя, помчался братии ужин добывать, за что вся наша община дружно сейчас возносит тебе похвалу и благодарность. Простое это утомление, отдохни и поспи, ужин принесут тебе в келью. К завтрашнему дню, верю, тебе станет легче.
   Ух ты, забота какая! Ну, точно, не ошибся я, из столицы по мою душу посланцы прибыли, и совсем уж дохлого царского брата им показывать Тхритраве не хочется.
   Так что кушал я аж дважды. Сначала медку с орехами Трундналини прислал, а к ужину явился Тумил и приволок кувшин травяного чая, горшок гречневой каши с подливкой да грибами и блюдо, полное свежего хлеба и жареной рыбы. Тарелок и ложек, кстати, было две.
   -- С тобой интереснее. -- пояснил парнишка, по-хозяйски располагаясь за столиком, и раскладывая еду по мискам.
   -- Вот нахаленок. -- насмешливо фыркнул я, усаживаясь на лежанке. -- Это из расчета на перебитый медом аппетит, не иначе.
   -- Сам учил, теперь не жалуйся. -- послушник показал язык и шлепнул в мою миску кусок рыбы побольше. -- К тому же, не из тех ты людей, брат Прашнартра, что позволят себе перебить аппетит. Вот остальным испортить, это ты можешь.
   -- Это кому же я его, интересно, испортил?
   -- Да вот, хотя бы давешним богомольцам-небогомольцам, что целой кавалькадой приперлись. На гостевом дворе шепчутся, что они специально с просветленным старцем приехали поговорить. Тем, что рыбью речь понимает. А как узнали, что он хворает, так шибко расстроились, аж есть не могут. -- парень глянул на меня поверх ложки, которую как раз поднес ко рту, и начал дуть на ее содержимое.
   Оценивающе так поглядел, испытующе. Мол, "что скажешь на это"?
   -- Что, совсем не могут, или только в три горла жрать не выходит? -- невозмутимо уточнил я.
   Тумил фыркнул, отчего чуть не выдул из ложки кашу.
   -- Нет, ну не то чтобы совсем не могут, но скромничают очень. -- сообщил он, и все же отправил пищу в рот.
   -- Скромничают в еде? Удивительная новость. Я там флаги аж трех князей углядел, двое в нашем монастыре уже бывали, так скажу тебе, рядом с ними наш брат-хранитель сущий постник. -- я тоже опробовал кашу, и пришел к выводу, что брат-кормилец в очередной раз лицом в грязь не ударил.
   -- А ты фто, ф гефальфике рафбифаефся? -- с набитым ртом спросил послушник.
   -- Не чавкай. -- погрозил я ему пальцем.
   Он спешно проглотил кашу.
   -- Так разбираешься? А откуда?
   -- Да в чем монахи только не разбираются... -- пробормотал я, и засунул в рот ложку.
   -- Ну, половина-то точно ее не знает. Видят знамя, значит князь. А кто, откуда -- Солнце-весть. -- поделился наблюдением мальчик. -- Им и не важно.
   -- Я же говорю, двое тут уже побывали. А память у меня хорошая. -- не тянуло меня что-то обсуждать эту тему.
   Не объяснять же ему, что я все княжеские штандарты до сих пор наизусть помню.
   -- Знаю я, когда у тебя память хорошая. -- хихикнул Тумил. -- Прям интересно, чего ж это они тебе такого сделали?
   -- Хорошего -- ничего. -- отрезал я. -- А ты с чего решил-то, что они не богомольцы? Сам придумал, или уже болтают о чем?
   -- Ну так ты же сам говорил, что они не молиться едут. -- он пожал плечами и закинул в себя еще ложку.
   -- Ну, во-первых, мало ли чего я там говорил...
   Парень начал усиленно работать челюстями, наконец сглотнул, и укоризненно поглядел на меня.
   -- Ты меня, может, глупым считаешь, но это не так. Они же при развернутых знаменах ехали, только что в рог не трубили, о своем прибытии извещая. На богомолье не ездят так... -- он помедлил секунду, подбирая подходящее слово. -- Так горделиво.
   -- И как только сюда не ездят... -- я хмыкнул, припомнив парочку "явлений". -- Но, таки когда ж ты, неслух, канон выучишь-то? На принесение благодарственной жертвы вполне допускается.
   -- Ну вот, опять осрамился... -- пригорюнился мальчик. -- Этак я никогда иноком не стану.
   -- А ты что, так торопишься? -- удивился я. -- Нешто решил пораньше начать, да в примасы податься?
   -- А что такого? -- буркнул Тумил. -- Он сын простого мельника, читать только и выучился, когда монахом стал. Я хуже что ли?
   -- Не хуже, конечно. Строго наоборот. -- вздохнул я. -- А в начальнички обычно всякая сволочь выбивается. Ну или нужен к этому делу талант.
   -- А у меня его прям и нет? -- надулся паренек.
   -- Я-то почем знаю? Если глянуть на происхождение, так по всему выходит, что должен иметься.
   -- Ты правда так думаешь, брат Прашнартра? -- разулыбался паренек. -- Думаешь, мне уже можно стать монахом?
   -- Ну... -- я задумался ненадолго, попутно отправив в рот кусочек жареного карпа. -- Книгу Деяний Троих ты хорошо знаешь, Слово тоже... На уровне, да, вполне на уровне. Служение Небесной Дюжине разумеется, горец все же, а не равнинный житель, а всех прочих мелких богов и духов...
   Я махнул рукой.
   -- Да их всех никто не знает. Можешь, в принципе, только для того чтобы в Совет Благих попасть, тебе надо поближе к Круврашпури держаться, у нас в монастыре все карьеры, окромя брата-кормильца, через строгое знание канонов делаются.
   -- Значит, ты скажешь брату-хранителю Реликвии, что я уже готов принять монашество?
   От неожиданности я аж поперхнулся.
   -- Я-то тут при чем?!!
   -- Ну как же? -- спокойным, и где-то даже менторским тоном (и у кого ж это он научился, засранец мелкий?) ответил Тумил. -- Каждому послушнику, кроме обязательных занятий по два часа в день, назначается наставник из братии, дабы подготавливал его к будущему служению. Меня вот определили к тебе, и когда я, по мнению своего наставника...
   Парень показушно-смиренно потупился.
   -- ...достигну необходимого просветления, он сможет меня рекомендовать хранителю Реликвии и настоятелю для принятия сана. Если пожелает.
   Черт возьми, впору гордиться достижениями -- оригинальному Лисапету послушника за все годы в монастыре ни разу не доверяли.
   -- Очень поучительно. -- прокомментировал я. -- И, неожиданно, что главное. Мне о том, что я у тебя в наставниках хожу, никто сообщить не удосужился как-то.
   -- Ну-у-у-у... Вероятно брат Круврашпури забыл это сделать. -- мелкий придал своей физиономии ангельское выражение, возвел очи горе, а затем полным благочестия голоском добавил. -- В непрестанных молитвах часто упускает он подобные мелочи.
   Я усмехнулся. Потом фыркнул. А потом мы оба в голос заржали.
   -- Не иначе на пару с Трундналини молились. -- сказал я, утирая слезы от хохота. -- И давно ты знаешь, что я у тебя в наставниках, да молчишь?
   -- Вот поверишь ли, брат Прашнартра, часа два всего как. -- Тумил с самым серьезным видом приложил руку к сердцу. -- Брат-хранитель меня перед ужином как раз и просветил на сей счет. Спросил, не будешь ли ты меня завтра в иноки рекомендовать. Там же церемония целая, я слыхал.
   -- Церемония, да... Завтра, значит? -- эва, торопятся князья, выходит.
   -- Ага. -- кивнул паренек. -- Ну так как?
   Я усмехнулся.
   -- Поздно уже. Утро вечера мудренее. А завтра, оно завтра и будет. Иди отдыхать и не переживай ни о чем.
   -- Ну и ладно, ну и пойду. -- насупился мальчик, собрал посуду и вышел вон.
   Круврашпури я, положим, понимаю: если меня завтра отсюда увезут, ему парня надо заново, не менее чем на месяц, к кому-то прикреплять. Брат-хранитель и так-то притча во языцех, а коли у него такой конфуз с бесхозным послушником всплывет, это же скандал из скандалов. Хошь-нехошь, настоятелю придется заново на переизбрание его братией выставлять, за небрежение. Подгадить им обоим что ли напоследок? Реноме, так сказать, поддержать.
   Дверь снова приоткрылась и в щели появилась хитрая физиомордия Тумила.
   -- А имя ты мне какое определишь, а, брат Прашнартра?
   -- Иди уже. -- добродушно пробурчал я. -- Разберемся.
   В апартаменты настоятеля меня пригласили сразу после утренней службы. Князья со свитою, как и прочие паломники, на ней, кстати, присутствовали, но вместо пения гимнов, прославляющих восходящее Солнце, все больше кого-то высматривали в толпе монахов. Кого бы это, интересно? Вот прям в догадках теряюсь.
   Тем более что я благоразумно затесался в толпе, среди братьев повыше, и не отсвечивал. Да и узнать меня они смогли бы навряд ли -- на брата Лисапет отродясь похож не был, да и на отца не особо. Так, общее сходство, а в целом-то скорее в мать удался.
   Так молебен и отстояли -- я псалмы скрипел, они бежали за автомобилем Бормана, и делали вид, что прогуливаются.
   После службы я из храма моментально слинял, покуда меня Круврашпури не выловил. Нехай поволнуется немного, жиртрест -- может сбросит пару килограммов. Ему же на пользу пойдет. Опять же, торжественно оглашать на заутренней, что послушник Тумил готов к принятию сана, как хранитель Реликвии хотел, означало рисоваться перед столичными гостями во всей красе, что в мои планы покуда не входило. Им, пожалуй, тоже немного вес сбросить не помешает. А помешает, так наберут заново -- не бедствуют, чай.
   Так что, взял я ноги в руки, да поспешил в келью, от греха подальше.
   Мой бывший босс, в той конторе куда я устроился перед тем как скопытиться, важные переговоры вечно оттягивал. Говорил, что "клиент должен дозреть, и тогда его можно дожать". Какие плоды от созревания князей получатся, я, конечно, не знаю, но лучше пусть они за мной побегают, а я себе цену понабиваю, поинтересничаю...
   Ну, это я так думал. Совсем забыл, что тут у меня тоже имеется непосредственное руководство. А вот оно об этом не забыло...
   Прислал Тхритрава ко мне своего секретаря, брата Люкаву, с наказом срочно явиться пред светлы очи отца-настоятеля. Ну или перед зелены, если быть точным.
   Я даже церемониальную сутану на обычную сменить не успел, а этот уже на пороге, с поручением значит.
   -- И не надо, не надо переодеваться. Так даже лучше будет. -- закончил спич главный прихлебатель начальства.
   -- Но хоть накидку надо снять. -- не согласился я. -- Ее исключительно на богослужения одевают.
   -- Накидку можно. -- разрешил Люкава.
   Наивный он человек все же...
   Я неторопливо, с кряхтением, стянул с себя расшитое всеми цветами радуги пончо, с минуту еще охал и потирал поясницу, затем аккуратно, нет очень аккуратно накидку сложил, разгладил, дабы на ткани не было не морщинки, и только после этого бережно убрал одеяние в тумбу.
   Тхритравов секретарь аж подпрыгивал на месте от нетерпения, покуда я этим делом занимался. А сказать ничего не решался -- накидка, предмет сакральный, атрибут культа, однако, небрежное с ней обращение граничит со святотатством.
   -- Ну, пойдем что ли? -- сказал я, закончив с издевательством над ни в чем неповинным Люкавой и прихватив от стены клюку, с которой ходил во времена своего выздоровления. -- Не стой столбом, нас отец Тхритрава ждет.
   Хм... Это наверное очень хорошо, что сильнее Лисапета недолюбливать в монастыре уже не могут, а морды бить тут не принято вообще.
   И пошли. Не в настоятелево обиталище, разумеется -- Тхритрава, подобно всем прочим обитателям монастыря ночевал в самой обычной келье с минимальными удобствами, чудо смирения и нестяжательства всем нам являя. А вот для работы, ну или для встреч тет-а-тет с особо ценными паломниками у него имеются несколько комнат попрезентабельнее, с росписью, статуями, позолотой и прочими образами на стенах. Мебель там, опять же, удобная, не то что простые монашеские шконки -- хорошее такое место для работы и отдыха.
   Ой, что это я? Для молитвенных размышлений, конечно же!
   Отец Тхритрава, меня дожидаючись, потчевал всех троих приезжих князей травяным взваром с какими-то крендельками. Ай-яй, и это до завтрака -- ужаснейшее нарушение монастырского устава. Куда смотрит Святое Око?
   -- Тебе лучше, брат Прашнартра? -- приветствуя меня (простого монаха!) поднялись все четверо, а голос настоятеля был полон такой искренней заботы и приязни...
   Прослезиться от избытка чувств что ли?
   -- Благодарю, отец Тхритрава, я чувствую себя почти здоровым. -- самым смиренным тоном (всегда его определял как "благочестивенький гнусняк") ответил я. -- Спину вот опять прихватило только.
   -- А ты не натруждай ее, присядь с нами. -- Тхритрава указал на пустующее кресло за столом. -- Вот тут уважаемые князья приехали побеседовать с тобой.
   -- Надеюсь, они ехали не для того чтобы спросить, о чем мне рыбы рассказывают. -- усмехнувшись себе под нос я последовал настоятелеву совету и присел.
   -- А что, правда рассказывают? -- не сдержался самый молодой, на вид так лет двадцати, из заезжей троицы.
   -- В уме ли ты, достопочтимый? -- укоризненно поглядел на него я. -- Где это видано, чтобы рыбы разговаривали?
   Остальные два князя ухмыльнулись злорадненько -- знать, недолюбливают своего молодого товарища. Ну это ничего, на вас у меня тоже управа есть, на обоих.
   -- А кстати, отец-настоятель, -- самым невинным тоном поинтересовался я, -- коли уж благородные князья возжелали припасть к мудрости нашей братии,они, я надеюсь, вознесли соответствующие жертвы и принесли должные дары? А то помню я их, бывали они у нас уже.
   Развернувшись к сидящему справа от меня я ткнул в его сторону пальцем и требовательно вопросил:
   -- Вот ты, князь Шедад Хатиканский, года тому два как молил Святое Солнце о благополучном разрешении от бремени своей молодой жены. Какую жертву ты принес?
   -- Черного барана. -- недоуменно ответил тот, тряся своей рыжей бородой.
   Да, эти гады бриться моим или подобным кошмаром цирюльника не обязаны. Даже строго наоборот -- обязаны только монахи.
   В Ашшории вообще социальный статус человека можно легко определить по его прическе и растительности на лице, а вовсе не по одежде и украшениям. Князья носят бороды и распущенные длинные волосы, которые часто завивают; чиновникам и витязям, сиречь безземельным дворянам волосы завивать запрещено, а бороду, причем недлинную, можно носить лишь находящимся на государевой службе на офицерской должности (и, соответственно, получающих либо жалование, либо вместо или поверх него награжденные деревенькой в ненаследуемое оперативное управление и хозяйственное ведение), в прочих же случаях только усы дозволяются; клир бреется гладко, длинные волосы заплетает в косу; купцы и лавочники с трактирщиками тоже усы носят, но вот волосы дальше середины шеи им отпускать нельзя -- биты будут палками, -- зато поставщикам царского двора из их числа можно отращивать бакенбарды; городским работягам растительность на моське заказана напрочь, а рекомендуемая стрижка -- "под коленку", на чем сословие брадобреев (натурально носят оселедец) неплохую деньгу зашибает; крестьяне -- ну это отдельная пэстня. С одной стороны, на каждый хутор парикмахеров не напасешься, с другой и уравнивать сельский пролетариат с князьями как-то некошерно, потому бороды им разрешены, только хлебопашцы их в косу заплетать обязаны в знак смирения, ну и прическа исключительно "под горшок". Так-то вот, целая система.
   А одежку каждый себе по деньгам выбирать волен, хотя тоже имеются кой-какие ограничения и в этом плане.
   -- Бара-а-ана. -- протянул я. -- Мозгов у тебя, князь, как у барана. Надо же, один из первейших денежных мешков Ашшории, владетельный деспот Хатикана и Горной Аршакии, а за первенца у молодой жены решил бараном отделаться. Ну и что ты ожидал за такое скопидомство, сына что ли?
   Хатиканский князь поперхнулся, зато на физиономии третьего из князьёв расплылась наидовольнейшая ухмылка.
   -- Ну а ты-то, ты чего разулыбался, князь Арцуд Софенский? -- развернулся к нему я. -- Помню я то золотое блюдо с речным жемчугом, что ты восемь лет назад монастырю в дар преподнес, как не помнить? И как ты пил беспробудно в паломничьем доме, да прислугу гонял, помню тоже. Кабы не искренняя молитва одного из братьев, разве стал бы ты князем в обход своего дяди?
   Молитва та была вознесена прошлым, ныне почившим братом-кормильцем, и звучала так: "Солнце, даруй ты уже быструю смерть всей родне этого пропойцы, чтобы он отсюда наконец уехал!"
   Улыбка на лице князюшки увяла, и теперь на меня таращились три бородатых мужика с постными мордами.
   А вот так, знай наших! Первым делом с вас, мои дорогие феодалы, спесь надо сбить, а там уж можно и поторговаться.
   -- Не жури их, брат Прашнартра. -- вмешался Тхритрава. -- Князья проделали долгий путь и еще не отдохнули толком после тяжелой дороги. Но, я убежден, они приготовили надлежащие дары нашей обители. Не так ли?
   Какой же умница все же, наш настоятель -- так выделить последнюю фразу голосом, что не отбашлять в его казну кругленькую сумму нашим гостям теперь то же самое, что лицо потерять. Они еще соревноваться будут в том, кто дар побогаче преподнес, и хвастать напропалую своей щедростью и набожностью.
   -- Не гневитесь, божьи люди. -- молодой князь, Зулик Тимарианийский кажется, если я верно разглядел его стяг, приложил руку к сердцу. -- Мои братья-князья вполне все то давно осознали, о чем брат Прашнартра сейчас говорил. Именно потому не стали мы брать с собой ни злата, ни лалов да смарагдов, ни жертвенных животных, на разумение свое не полагаясь и боясь что дары наши окажутся никчемными. Но по слову вашему пошлем гонца за тем, что Святой Троицы и всей Небесной Дюжины достойно.
   Ишь ты! Умный...
   Впрочем, иного с князьями Хатикани и Софенине не послали бы -- их рода давно уже соперничают из-за контроля над Аршакией, и раз кровные враги приехали меня на царство звать, это должно символизировать волю всего Совета Князей. Ну, или значительной его части.
   Традиция такая, демонстрировать серьезность намерений эдаким вот образом. А чтобы намерения по дороге один другого не зарезали, с ними всегда шлют нейтрала поумнее и поязыкастее, дабы вовремя их от смертоубийства мог удержать.
   -- Вот скажи, просветленный Прашнартра, какие дары принести нам вместно?
   Ух ты, реально умный. Проверить решил мою соображалку. А я вот прикинусь ветошью!
   -- Не мне то решать. -- я пожевал губами. -- Такие вопросы должно определять брату-хранителю Реликвии.
   Чистая правда, его епархия. Вон как у настоятеля физиономия вытянулась, а у гостей, наоборот, в глазах радость. Продешевит Круврашпури, прям к гадалке не ходи -- потому, помолчав пару мгновений, я добавил:
   -- Конечно, он излишне скромен, и навряд ли примет решение не посоветовавшись с Советом Благих обители. Особенно с братом Асмарой, чья самоотверженность в служении Святому Солнцу общеизвестна. Верно, отец Тхритрава?
   Жаль, демонический хохот изобразить было неуместно, а то он прекрасно подошел бы к ситуации -- уж кто-кто, а наш брат-кастелян с них вытрясет все до последнего бисти.
   -- Истину глаголишь, брат Прашнартра. -- кивнул наш главнопоп. -- Многими благодатными талантами Святое Солнце наделил брата Асмару.
   -- Ну вот и славно. -- я с кряхтением поднялся. -- Пойду, помолюсь о том, чтобы боги и святые послали вам знак о должных жертвах, потребных для исполнения желаний князей. А уж как пошлют, так снова зовите, если понадоблюсь.
   -- Ты, брат, так уверен, что они снизойдут до нас и чудо явят? -- спросил князь Хатикани.
   Нет, вы гляньте -- он торговаться пытается! Э, брат, супротив настоятеля и кастеляна это дохлый номер.
   -- И быть иначе не может. -- ответил я. -- Нет равных отцу Тхритраве в толковании знаков Книги Перемен Сущего.
   Да, нечто вроде "И-Цзин" и тут имеется. Как любая гадательная фиговина составлена таким образом, чтобы толковать предсказания можно было абсолютно любым образом. Что, собственно, сейчас нашей обители как нельзя лучше и подходит. Ну и князей-переговорщиков настроит на нужный мне лад. На неборзый. Главное, чтоб Тхритрава не шибко увлекся и скупость обуздал -- вон у него какая мечтательность появилась во взгляде...
   Ну, Люкава понесся монастырский актив собирать, а я пошаркал к своей келье. Угадайте, кто меня возле нее ждал, изнывая от нетерпения?
   -- Брат Прашнартра, ну где ж ты ходишь? -- укоризненно произнес Тумил. -- Меня за тобой Круврашпури послал, велел привести к нему срочно.
   -- Да можешь уже не торопиться. -- отмахнулся я. -- Настоятель Совет Благих созывает вот прямо сейчас. Не до меня теперь брату-хранителю. Но за исполнительность -- хвалю.
   -- Эх... -- парень разочарованно вздохнул и потупился. -- А ты про меня подумал? Ну, про имя?
   -- А как же. -- кивнул я, и отворил дверь в келью. -- Ты юноша смышленый, усердный, и имени достоин соответствующего, из первой книги Деяний Святых Посвященных.
   -- Ты правда так думаешь? -- обрадовался пацан. -- В смысле, это же очень большая честь... А какого?
   -- Ну, я долго выбирал, и решил остановиться на имени Крушнапраньюдрулпрапрахма-шинью.
   Глаза Тумила округлились.
   -- Да я же это и выговорить не сумею! -- в отчаянии воскликнул он.
   -- Посмотри на это с другой стороны. -- флегматично ответил я. -- Тебе-то свое имя называть придется не так уж и часто, зато окружающим -- постоянно.
   -- Ты шутишь так, да? -- спросил Тумил.
   -- Какие шутки могут быть со священными именами? Это жуткое святотатство, разве же я на него способен? -- увидев выражение лица парня я поспешил добавить следующую фразу: -- Так, вот на этот вопрос можно не отвечать. Тебе что, имя не понравилось?
   Мальчик кивнул с самым мрачным видом.
   -- Ну хорошо-хорошо. У меня и другая мысль была. Крушнапраньюдрулпрапрахма-шинью, в конце концов, не единственное же имя в первом томе Деяний, верно?
   -- Конечно! -- энергично ответил Тумил. -- Посвященный Кахура, Посвященный Тиритан, Посвященный...
   -- Мне вот там запомнилась история про одного святого отшельника. -- перебил я его.
   -- Да? Это про которого? Их там много.
   -- А про того отшельника, который сто лет на горе сидел, медитировал, справедливости хотел.
   Парнишка нахмурился, припоминая, а потом аж подпрыгнул на месте:
   -- Так его имя аж две строчки в свитке занимает! -- воскликнул он.
   -- Да, очень, очень просветленное имя. -- кивнул я. -- Символизирует. Ладно, я еще после службы не переоделся, а завтрак начнется вот-вот. Беги пока.
   И с этими словами я захлопнул дверь перед его носом.
   Перед трапезной меня перехватил брат-библиотекарь, дабы полюбопытствовать, на какую такую надобность моему ученику потребовались Деяния Святых Посвященных, и отчего только девятый свиток.
   Вот шустрый щегол,а?
   -- Я поручил ему проштудировать притчу о справедливом воздаянии, брат Шантарамка. А ты что же, выдал ему свиток?
   -- Ты же знаешь правила, брат Прашнартра, без особых причин из библиотеки ничего выносить нельзя. -- прошамкал тот, затем воровато оглянулся, и добавил: -- Выдал. По сердцу мне его усердие.
   Хорошо, что здесь табака (насколько мне известно) не существует, иначе, боюсь, юный охламон непременно повторил бы подвиг чеховского Герострата и прожег книжку папироской. Но, далеко пойдет, пройдоха! Уластить Шантарамку (менее чем за полчаса!), чтобы тот пошел на нарушение -- это дорогого стоит.
   Нет, а он что, поверил, будто я ему именно то не выговариваемое имя прочу и зубрить его начал? Судя по внешнему виду (надутый, как мышь на крупу) и тому, что уселся от моего обычного места подальше -- да. Хотя, зная Лисапета...
   Я бы, на его месте, тоже поверил.
   А вот настоятеля что-то не видать. И кастеляна. Ну эти-то ладно, не иначе князей дожимают, а вот чтобы на приеме пищи не случилось хранителя Реликвии -- натуральное ЧП. Не иначе цитатами из писаний жертвователей вдохновляет. На какие только лишения не идет наш брат Круврашпури ради блага ближнего своего...
   Секретарь Тхритравы перехватил меня прямо на выходе из трапезной, и снова потащил к главе монастыря. А я-то так надеялся с четверть часа провести спокойно переваривая недавно пережеванное...
   -- Знаешь, брат Люкава, почему никогда не стать тебе настоятелем нашей обители? -- спросил я, плетясь за этим молодым да борзым.
   -- Это почему же? -- главный прихлебатель бросил на меня злобный взгляд.
   Хочется, ох хочется мужику стать здесь главнюком. Сильно хочется, так, что аж зуб крошится. И, что характерно, каждая собака об этом знает, и над надеждами его втихую потешается.
   Амбициозен брат Люкава, и еще далеко не стар -- едва пятнашку разменял, -- лезет везде, от имени настоятеля порой командовать пытается, втихую норовит, время от времени, полномочия какие-то себе отжать... Ну и получает от Тхритравы за это по шапке, разумеется -- еще тому не хватало властью своей делиться с кем-то. Но и не гонит его от себя настоятель, манит надеждами, потому как работящ Люкава, исполнителен и почерк хороший имеет. На чем его положительные качества и заканчиваются, как по мне.
   -- Деликатности в тебе нет. -- охотно поделился своими мыслями я. -- Тут к настоятелю значимые люди приехали, со статусом, дележ власти в столице для этого отложили в долгий ящик -- по крайней, знать, нужде прибыли, раз так, по делу, и не исключено, что тайному. А ты меня прямо посреди двора запросто вот так хватаешь, да к отцу Тхритраве волокешь -- хотя всем известно, что у него там сейчас князья и половина Благих, -- под любопытными взглядами всей братии. Да и паломники, вон, уже по двору шлындают. А если кто из них соглядатай?
   -- Чей? -- подозрительно покосился на богомольцев Люкава.
   -- Да хоть чей! Какая разница?
   Наделили же боги человека властолюбием, а отсыпать ума запамятовали...
   -- Большая. Если соглядатаи князей, то для них в этом нет ничего неожиданного.
   Вот, блин! И не поспоришь с дураком...
   В апартаментах Тхритравы добавилось предметов меблировки. Это я про кастеляна и хранителя Реликвии, разумеется. Причем у Круврашпури выражение лица почти такое же кислое, как и у князей. Еще бы, покуда вся братия завтракала, ему пустым чайком пришлось пробавляться -- есть отчего унынию предаться. Да и месячный пост толстяк очень скверно перенес: исхудал, кожа висит складками, его теперь можно показывать непослушным детишкам, и рассказывать, что он маму и папу не слушался, за что те его лишили сладкого. Педагогический эффект будет просто потрясающий.
   -- Брат Круврашпури, ты что же это, тоже решил разрушить Вселенскую Гармонию? -- с порога обратился к нему я. -- Ай-я-яй, вот уж от кого-кого, а от тебя такого не ожидал.
   -- О чем ты, брат Прашнартра? -- встрепенулся хранитель Реликвии.
   -- Ну как же? Когда нарушается от веку заведенный порядок, когда традиции попираются, страдает Мировая Гармония и приближается Конец Времен. -- судя по частому морганию всех присутствующих, мой заход не оценили и не поняли. -- Это отец-настоятель у нас человек просветленный и почти не нуждается в еде, да брат-кастелян за заботами пищей зачастую пренебрегает, но когда, скажите мне, было такое, чтобы брат Круврашпури за трапезой не воодушевлял братию благочестивой беседой и притчами?
   Хранитель, он человек-то может не шибко умный, спору нет, но так-то мужик незлой, балагур и весельчак, постоянно во время еды что-то интересное рассказывает, байки там разные, или анекдоты, которых знает огромное множество (подозреваю даже, что и придумывает их сам), так что может уважуху в монастыре великую и не заработал, а вот общую любовь, так и пожалуй. Ну, за исключением любви Лисапета, но этот, похоже, вообще никого не любил кроме себя.
   -- Ведь и верно, не был я на утренней трапезе. -- неподдельно опечалился хранитель Реликвии.
   -- Утешься, брат мой, это отступление от традиций совершил ты во имя Святого Солнца и всей Небесной Дюжины. -- мягко произнес Тхритрава.
   -- Да и слыхал я, что брат Трундналини знает тайный обряд искупительного завтрака. -- вмешался я, покуда настоятель чего лишнего не ляпнул.
   Князей вынужденная большая жертва явно не порадовала, а если он еще им ко всему и попрание Гармонии сейчас вменит, да еще чего выцыганить с них попытается... Мне же с ними потом еще разговаривать!
   -- Истинно, сказано ведь в священных текстах, что нет для согрешившего радости большей, чем искупление! -- Круврашпури просветлел лицом. -- И если более отец-настоятель не нуждается в моей помощи, поспешу я принять покаяние.
   -- О, да. -- кивнул Тхритрава. -- Искупление, это очень важно. Как ты полагаешь, брат-хранитель Реликвии, а вот брату Асмаре тоже должно пройти очистительный обряд?
   -- Сказано, что даже величайший из грешников может пройти по пути исправления и воссиять на небесах подобно самому Святому Солнцу. -- энтузиазма в словах Круврашпури поубавилось.
   Решил, наверное, что жрачкой делиться придется.
   -- Тогда проследи, пожалуйста, чтобы он принял должное искупление. Верно указал нам брат Прашнартра, что часто Асмара пренебрегает совместными трапезами, а от того Вселенская Гармония нарушается. Ведь нарушается, брат Прашнартра?
   -- Вне всякого сомнения. -- кивнул я.
   Нечего кастеляну на переговорах уши греть. Что нужным сочтет, то настоятель ему расскажет, а пока лучше помочь Тхритраве технично спровадить Асмару под благовидным предлогом.
   А то, что у нас с настоятелем мысли движутся в одном направлении, это очень хорошо. Наверное.
   -- Брат мой, -- произнес настоятель, когда лишние покинули наше собрание, а я удобно расположился в кресле, -- теперь, когда должные жертвы определены, надобно тебе уделить некоторое время уважаемым князьям.
   -- Да и с самого начала мог бы. -- благочестивым тоном ответил я. -- Но поскольку достопочтенные выразили желание вознести требы, то как мог я препятствовать их искреннему религиозному порыву? Так какая у них нужда в простом монахе, отец Тхритрава?
   -- Они об этом тебе сами поведают. -- отозвался наш монастырский главнюк, и кивнул понаехавшим, мол, начинайте.
   Князья переглянулись, и первым держать речь принялся Шедад Хатиканский:
   -- Вы знаете, досточтимый брат, что, увы нам, царь Каген соединился со Святым Солнцем?
   -- Мы, конечно, на отшибе живем, но не настолько уж в глухомани, чтобы о таком не знать. -- поморщился я.
   -- Не стоит начинать настолько издалека, уважаемый князь. -- вступил Арцуд Софенский.
   Ага, издалека не надо, а то я могу предложить поцеловать себя в затылок.
   -- Как наверняка знает брат Прашнартра, после смерти царя встал вопрос о престолонаследии.
   -- Поверишь ли, князь Софенине, ни о чем подобном не слыхал. -- я усмехнулся. -- Престол, по обычаю, наследуется по прямой мужской линии, а у царя Кагена она не прерывалась -- двое внуков его живы и здравствуют, как я слыхал. Конечно, бывали случаи, когда совет князей не утверждал старшего из сыновей на престол, но так чтобы всех наследников отстранить от трона... Нет, такого в Ашшории никогда не бывало. Да и причин отказать в короне первенцу Тыкави я не знаю.
   -- Отказать? О, нет! Никто не покушается на их права! -- воскликнул князь Арцуд. -- Но они ведь еще дети.
   -- Недостаток, который очень быстро проходит... к вящей печали регента.
   Интересно, как скоро невнятное кудахтанье этих двоих достанет князя Тимариани? Или он так и будет отмалчиваться?
   -- В том-то и дело. -- мрачным тоном произнес князь Хатикани. -- Регент...
   -- А что, царевна Валисса тоже померла? -- прикинулся дурачком я. -- Она мать царевичей, ей, по всему, и править.
   -- Да прекратите уже! -- не выдержал наконец князь Зулик. -- Что будет, если она станет правительницей Ашшории вы прекрасно представляете!
   Ну вообще, конечно, представляю. Резня, разумеется.
   Бонока женат был на инитарской княжне, какие-то совместные дела с тестем проворачивал, -- соседями они приходились один другому, -- и когда поднимал знамя мятежа беременную супружницу к ейному папахену в гости спровадил, родню проведать, мол. Там та дочку и родила. Ну а потом Валиссиной матушке как-то и возвращаться некуда стало...
   К пяти годам дитятко, все это время жившее при своем деде, осиротело окончательно, а по достижении восьмилетнего возраста было возвращено в Шехаму, где, с полного одобрения Кагена (все еще числившегося в княжестве как узурпатор и завоеватель, со всеми вытекающими) короновано как княгиня и, на следующий же день, отдано замуж за Тыкави.
   Каким путем Лисапетов братец это все провернул и чем пожертвовал, дабы заполучить в свою семью такую невестку -- понятия не имею. Но то, что с той поры войн между Ашшорией и Интарой ни разу не было -- факт. Хотя на инитарском троне тогда еще его дядька сидел...
   А уж о том, как Валисса "любит" и мужа, и свекра, даже у нас в долине известно. Практически никак. Ну и прочим власти предержащим от нее ждать ничего хорошего не приходится -- они, те кто постарше, в большинстве своем, кровью ее родичей замараны.
   -- Что будет, то будет, и чему суждено случиться, того не миновать. -- с постной миной ответил я. -- По всем законам, что божественным, что человеческим, царевна Валисса должна быть регентом до совершеннолетия старшего из сыновей.
   -- Если не найдется более достойного претендента. -- обронил Тхритрава, и тут же возвел очи горе. -- Но кто лучше позаботится о царевиче, чем его мать? Кому еще блюсти престол?
   -- Возможно тому, -- многозначительным тоном произнес Шедад, -- кто имеет на него гораздо большие права, чем царевич Асир?
   -- По старинному закону, первым престол наследуют сыновья, затем -- братья, и лишь после них идут внуки. -- добавил Арцуд. -- А у царя Кагена, да пребудет он в Свете, был брат.
   Значит все же на царство, а не на регентство приехали звать...
   -- Брат? -- помимо воли я горько усмехнулся -- видать, наследство от Лисапета мне досталось поболее, чем я предполагал, не одна только мелкая моторика. -- Да... Когда-то у него был брат... Но это было очень давно.
   -- Он, однако, не умер. -- заметил князь Софенский.
   -- Умер. -- спокойно ответил я. -- Принял священные обеты, и умер для мира.
   -- Бывало, такие "мертвецы" оживали. -- усмехнулся Шедад, владетельный деспот Хатикана и Горной Аршакии. -- Вот хотя бы вспомнить царицу Н`Кале. Когда умер ее сын, царь, она покинула скит и правила до совершеннолетия внука.
   -- Она была темнушка, из народа мурин. -- отмахнулся я. -- С них станется и не такое отчебучить.
   Князья поперхнулись -- о том, что легендарная правительница Ашшории была стопроцентная негра, в столице давно пытались не вспоминать.
   -- Меж тем, это не единственный случай, когда люди благородного происхождения слагали свои обеты и возвращались к светской жизни по зову долга. -- обронил князь Тимариани и извлек из поясной сумы свиток, который с видимым почтением (напускным -- даю даже и не зуб, а всю челюсть) протянул настоятелю. -- Вот, послание примаса Ашшории, где он дозволяет вам, отец мой, снять священные клятвы с царевича Лисапета, буде тот решит предъявить свои права на престол.
   Тхритрава принял свиток обеими руками, склонившись в своем кресле в чем-то, похожем на поклон, почтительным жестом приложил печать себе ко лбу, подержал пару мгновений, и лишь затем вскрыл послание от первосвященника. Ох, какой актер в глуши пропадает! Хочется аплодировать и верить, что раньше он про эту цидульку ни разу не слыхал.
   Зато кто в посольстве главный теперь понятно окончательно. Нет, я и так-то почти не сомневался, но эта демонстрация окончательно расставила все точки. Вопрос лишь в том -- над всеми ли буквами?
   -- Все точно так, как и говорит досточтимый князь.-- сказал настоятель, пробежав содержимое письма взглядом. -- Примас действительно дозволяет снять с тебя обеты, брат Прашнартра.
   И помолчав мгновение, добавил:
   -- Если, конечно, ты сам этого пожелаешь.
   -- Снять обеты... -- эхом повторил я за Тхритравой. -- Покинуть обитель? Зачем? Кто нынче помнит в Аарте о царевиче Лисапете? Кто поддержит его притязания?
   -- Те, кто от века хранит закон и традиции Ашшории. -- несколько напыщенным тоном произнес властитель Хатикани. -- Совет князей. Если, конечно, царевич пообещает восстановить их старинные вольности.
   Ага! Вот и условия. Ну, кто же сомневался, что князюшки даже в мышеловку кладут сыр с ценником?
   -- А что же, старинные права и вольности членов совета попираются? -- с невинным видом поинтересовался я.
   Интересно, хватит посланцам наглости обвинить покойных царей в нарушении традиций и законов Ашшории, что почти тождественно обвинению в святотатстве? Прям даже интересно стало.
   -- В последние годы были... некоторые отступления. -- дипломатично выразился князь Софнине.
   Надо же! Может он вовсе и не такой дурак, каким кажется, когда с ним познакомишься поближе?
   -- И вы желаете обратно... наступить?
   -- О, этого все хотят! -- горячо заверил меня князюшка.
   -- Так-таки уж и все? -- усомнился я.
   -- Практически. -- парировал властитель Софенского удела. -- Многие члены совета письменно подтвердили это, поклявшись перед свидетелями, что поддержат претензии брата царя Кагена, коли он вернет им то, что по праву их и так. Если уважаемый князь Тимариани соизволит...
   Соизволил. Сделал морду ящиком, достал из сумки еще один свиток, украшенный множеством печатей, и протянул мне. Хм, а неслабо -- двенадцать гербовых оттисков из тридцати шести возможных. Причем знака самого Зулика под текстом нет.
   -- Ну надо же, как много отступлений мелким почерком, едва место для печатей осталось. -- я изобразил сокрушенный вид и покачал головой, попутно проглядывая написанное.
   Еще бы не много. Лендед с Кагеном дворянскую вольницу за годы своего правления окоротили знатно -- куда там одному популярному в некоторых районах Земли политическому деятелю, с его вертикалью власти...
   -- Право сбора пошлины с купцов, проходящих по землям владетельных князей, значит, утрачено? Ай-я-яй, так совсем мошной оскудеть можно.
   -- Истинно так. -- скорбно вздохнул князь Хатикани.
   -- А что же это, только для владетельных-то князей? Нешто кроме тех, кто в Совете заседает, других землевладельцев в Ашшории нету?
   Князья переглянулись между собой, соображая что ответить. Эх, нету в вас солидарности трудящихся и понимания классовой общности, товарищи феодалы...
   -- Да не по чину им будет. -- нашелся Арцуд.
   -- Да? Ну что же, понимаю, понимаю... -- я покивал. -- Значит, право сбора налогов в царскую казну надо возвращать?
   -- Так ведь с чиновников этих государству-то одно разорение. И жалование им положено, и воруют они безбожно -- вон хоть того же брата Асмару спроси. -- огладил бороду Шедад. -- Он, я слышал, до монашества как раз мытарем-то и был, знает про все их порядки. Мы же лишь о благе государства радеем! К чему эти пустопорожние траты, когда князья испокон веку сами цареву долю собирали?
   -- Да-да, это понятно, им-то воровать степенство не позволит. -- снова покивал я.
   -- Истинно так! -- возгласил князь Софенине и воздел палец.
   -- Хм... И, значит, охрану благолепия в княжеских землях им же поручить заново?
   -- Владетельный сам обязан обеспечить чинность, да безопасность жителей и путников в своей земле. Это священный его долг. -- внушительно кивнул князь Хатикани. -- И казне, опять же, расхода на содержание стражников не будет.
   -- Как это... ответственно. Ну, а исключительное право суда вернуть, это, верно, для того же?
   -- Зришь в корень, брат Прашнартра. -- Шедад кивнул еще раз. -- Именно так и есть. Судье также кормление от казны полагается, так для чего же деньги тратить и сущности умножать? Поймал князь разбойника, тут же его осудил, да на елке и повесил, добрым людям на радость, а татям -- во устрашение.
   -- Для всего этого войско надобно... Хотя, вижу -- снять ограничение на число княжеских дружинников.
   -- И безземельным витязям будет к кому на службу податься. -- поддакнул Софенский князь. -- Не только о казне, о царских подданных Совет тако же радеет.
   -- Но разве не почетнее им в царскую службу вступать? -- прищурился я.
   -- Почетнее. -- не стал спорить Арцуд. -- Так и надо, чтобы священную особу государя окружали лишь достойнейшие из достойных! А их, увы, не так много.
   -- Вижу-вижу. -- кивнул я. -- Это потому вы хотите ограничить царское войско одними лишь Блистательными и стражей его личных земель?
   -- Ну а к чему траты, когда князья выставят свои дружины по первому зову своего царя?
   -- Ну, зов-то, положим, просто так теперь и не кинуть...-- я хмыкнул. -- Ведь вы желаете, чтобы объявлять войну и заключать мир царь мог лишь с согласия совета князей.
   -- О, это простая предосторожность от негодных советников, которые могли бы втянуть Ашшорию в неисчислимые бедствия. -- с самым честным видом произнес князь Хатикани. -- У подножия трона вечно толпятся недостойные, дети змеи и ехидны, порождения крокодила, но, бывает, что хитростью и изворотливостью они занимают место близ государя и отравляют его разум дурными советами и наветами на честных слуг его.
   Кажется, двоих таких "честных" я уже знаю.
   -- Ну и право чеканки своей монеты князьям нужно?..
   -- Дабы все это поддерживать в порядке. Случается так, что монет, потребных на утоление всех нужд, не хватает даже в государевой казне, что уж говорить о нас? И вот тогда, чтобы выплатить жалование солдатам и стражникам, князья могли бы пожертвовать свои богатства, перебив хоть и те же пиршественные кубки из драгоценных металлов в монеты.
   -- Как же велико ваше самопожертвование, и как счастлив был, должно, царь Каген, имея столь верную и надежную опору.
   -- Ни одного важного решения не принимал он, не посоветовавшись вначале с владетельными князьями.
   Ага, это я наслышан. Внимательно внимал тому, что вы советовали, и поступал строго наоборот.
   -- Ну а должности министров и капитана Блистательных распределять лишь между членами Совета и их наследниками надо, я полагаю, оттого, что слуг вернее и надежнее у царя все равно не найдется?
   Софенский и Хатиканский князья закивали как китайские болванчики.
   -- И сами же князья решат, кому какая более всего подходит?
   -- Разные таланты отпущены Святым Солнцем каждому из нас, и первейший из воинов может оказаться скверным казначеем. Кто же лучше самого человека знает, к чему он более пригоден? -- произнес Арцуд. -- Что же, подпишет такой эдикт царевич Лисапет?
   Я помолчал немного, переводя взгляд с одного из посланцев Совета на другого, а затем не сдержался и фыркнул.
   -- Слушайте, а при таком раскладе нахрена вам вообще нужен царь? Чтобы был хоть кто-то виноватый в том, что вы страну на куски раздербаните?
   -- Мы... -- попытался возмутиться князь Хатикани.
   -- Ослы. -- ласковым тоном перебил его я. -- Глупые, жадные и самовлюбленные ослы, неспособные даже на шаг предсказать последствия того, чего сами понапридумывали. Хочешь знать, чем это вот, -- я помахал свитком с "кондициями Анны Иоановны", -- закончится? Да тем, что вы, без твердой руки, все пересретесь, потом передеретесь, а после этого соседние государства вас по одному передавят. Валиссе такие условия предложите, царевна-то дура-баба, может и согласится. Только когда она все же силу наберет и начнет вам, как курятам, бошки откручивать, вы это... сильно-то не обижайтесь. Сами себе злобные болваны ведь.
   Я с усмешкой бросил свиток на стол и с удовольствием полюбовался на огорошенные физиономии посланцев.
   -- Нам не нравится твой тон, монашек. -- со злостью процедил князь Софенине. -- Ты бы знал своё место.
   -- Мы рыбе тоже не нравимся, но едим же. --я стремительно (невзирая на возмущенно скрипнувшие колени) поднялся, и облокотился на стол. Больше, чтобы устоять, конечно, но вышло внушительно, чего уж там. -- И я-то знаю свое место. Оно здесь, в монастыре, могу даже келью показать. А вот будет ли тебе, князюшка, где голову преклонить хотя бы через год, это ба-а-альшой вопрос.
   Я выпрямился и отвесил легкий поклон настоятелю.
   -- Пойду я, отец Тхритрава, помолюсь, чтобы Святое Солнце даровал князьям царя... в голове. А то так и помрут дураками.
   Задерживать меня не стали, зато у кельи моего появления снова ожидал Тумил.
   -- Ну? -- поинтересовался я. -- И чего?
   -- Крипвашмуньипрахтватруждрупревашипрукавиртратраньюмохвирикордупророхримукваджамимисома! -- на едином дыхании выпалил он, и, достав из-за спины свиток, протянул его мне. -- На, проверяй.
   -- Ну ни хрена себе. -- крякнул я. -- С такой памятью, и на свободе...
   -- Я прошел испытание? -- мрачно поинтересовался мальчик.
   -- Ну, это зависит от того, что ты испытывал. Если мое терпение, так оно и не таких пережило. -- я открыл тяжелую дверь в келью и потер поясницу. Побаливает, гадина такая. -- А насчет имени, это шутка была, вообще-то.
   -- Ты!.. -- парнишка аж задохнулся от избытка чувств. -- Знаешь, я думаю, что в будущем история твоей жизни появится в Писаниях. Называться она будет: "Деяния просветленного брата Прашнартры, безусловно удостоенного заступничеством Пресвятой Троицы, раз уж его за эти деяния не прибили еще в ранней молодости"!
   -- Занимательное, должно быть, будет чтиво. -- я мечтательно вздохнул. -- Ты сей труд и напишешь, через что на весь мир прославишься. А уж материал для него я тебе обеспечу -- за мной не заржавеет.

***

   После вечерни ко мне заявился настоятель. Дверь кельи отворил без стука, -- ну а че, начальство же, в натуре, -- да так и замер на пороге.
   -- Что пишешь, брат Прашнартра? -- спросил отец Тхритрава, шагнув, наконец, за порог.
   -- Да уже почти ничего, заканчиваю. -- ответил я, посыпая чернила песком и поднимаясь. -- Трактат.
   -- Богословский? -- настоятель изогнул в удивлении бровь.
   -- Скорее натурфилософский.
   -- Это хорошо, это правильно, а то вся библиотека забита свитками о тысяче и одном способе правильно вознести молитву, а такого, что можно использовать не только на растопку, того по пальцам пересчитать можно. Да ты сиди, сиди. Не в наши с тобой лета спину и суставы лишний раз напрягать. -- он осторожно опустил седалище на край лежанки и вздохнул. -- Умаялся я сегодня что-то. Ты от радикулита что используешь?
   -- Платок из собачьей шерсти в деревне выменял, когда совсем уж прихватывает -- на поясницу под рясу подвязываю.
   -- Жарко это летом, да и зуд от него. -- вздохнул наш монастырский главнопоп. -- Я на ночь раскаленный камень прикладываю. Не на голую кожу, разумеется.
   -- Днем лопух можно подвязывать. -- посоветовал я. -- Обмакнуть в холодную воду и прикладывать обратной стороной.
   -- Лопух... Уже и не припомню, когда я последний раз видел лопух. -- вздохнул Тхритрава.
   -- А ты на рыбалку сходи, отец-настоятель. -- хмыкнул я. -- Заодно и лопух увидишь.
   -- А я думал, что перевелось в долине это растение. -- покачал головой он.
   -- Встречается еще. -- ответил я. -- Барсучьим жиром еще хорошо, слыхал, поясницу растирать, или змеиным ядом. Лучше всего, конечно, их смешать. Только у нас тут ни змей, ни барсуков, сколько себя помню, не встречалось. Одни ужики безвредные... Ну и я еще плюнуть могу на спину. Или вот князей попроси -- наверняка сейчас на яд исходят.
   -- Ох, сказал бы я тебе, на что они исходят, да как-то ругаться по сану не положено. -- хохотнул Тхритрава. -- Угрожать пытались даже, паскуд... храни их Святое Солнце.
   -- Тебе? -- удивился я.
   -- Ну, и мне тоже. -- он многозначительно усмехнулся.
   -- Вот охальники. -- я усмехнулся в ответ. -- И что же ты, отец Тхритрава, им на это ответил?
   -- Сказал им что они... Что я, как лицо духовное, попробую смягчить твою суровость к ближним своим, и дальним тоже.
   -- А чего ж раньше-то не пытался?
   -- А раньше необходимости не было. -- невозмутимо произнес он и извлек из рукава сутаны свиток, запечатанный аж тремя печатями. -- Сейчас ее, в общем-то, тоже особой нет, так что придется искупать грех преднамеренной лжи усердным постом. От радикулита, говорят, полезно на фруктах, овощах и зелени пару недель посидеть. А ты пока почитай, что князь Тимариани тебе привез кроме той похабной цидульки, что ты уже видел.
   Он небрежно бросил письмо на стол передо мной, а сам привалился спиной к стене и полуприкрыл глаза.
   Я взял свиток в руки. Интересно. Очень. По краям стояли печати князей Коваргини и Самватини -- командующих Левого и Правого крыльев армии соответственно, а, по-совместительству, еще и соперников-претендентов на роль регента. Зато изображение в центре -- сжатая в кулак рука, -- мне ни о чем не говорило. Морской воевода что ли приложился? Кораблей у Ашшории, насколько я знаю, небогато, аристократия на них служить отродясь не рвалась, ему можно и не быть владетельным князем.
   -- Чья? -- я постучал по печати указательным пальцам, одновременно демонстрируя ее отцу-настоятелю.
   -- Латмура Железная Рука, если не ошибаюсь. -- ответил Тхритрава.
   Ого! Неслабая коалиция! Командующий Центром, традиционно, это сам царь, но фактически эту обязанность часто тащит на себе командир Блистательных, а монарх только подписи ставит и в смотрах участвует.
   На чем же они спелись-то, интересно? Ладно "де Тревиль", но эти... Ведь претенденты же как никак. Хотя... Коваргин и Самватин, это же самые небогатые из феодов владетельных. Думается, Каген их по этому принципу на должности и отбирал, вырывал из орбиты более богатых и влиятельных князей, превращал в фигуры и противопоставлял денежным мешкам... без которых они, на самом деле, мало что могут. Сомневаюсь даже, что они командиры толковые, наверняка всем заправляют знающие и компетентные замы, но даже если это и не так, то что? Чем они поддержат свои претензии на регентство? Солдатами? Так им платить надобно, а казначей и Главный министр не на их стороне -- печати обоих на первом послании, в отличие от.
   Кстати, именно потому-то и похоже что эта хренова дюжина должности промеж себя уже поделила, и генералам во власти места больше нет. Как и еще одному персонажу, кстати.
   -- А от князя Ливариади, заодно, он ничего не привез? -- усмехнулся я.
   -- Меня бы это не удивило. -- флегматично отозвался настоятель. -- В конце концов, царь Каген именно Зулика Тимарианского всегда отправлял вести переговоры. Но, если и так, мне князь об этом ничего не сказал.
   -- А что сказал? -- я помахал все еще нераспечатанным свитком. -- Добавил же что-то к этому на словах.
   -- Если в паре фраз, то поступиться чем-то все же придется, но торг тут уместен. Чего хотят князья Коваргини и Самватини те, по его выражению, сами все написали.
   -- Ну а лично сам он чего хочет? Не может же такого быть, чтоб он за так надрывается.
   -- Тут все просто. -- чуть улыбнулся Тхритрава. -- Ему нужна жизнь Валиссы.
   -- Боги благие, и те что не очень! -- изумился я. -- Что она ему-то такого сделала, что князь возжелал ее крови? Тимарианская дружина к Шехамской кампании опоздала явиться, да и сам Зулик тогда еще совсем ребенком был, вроде.
   -- Я неверно выразился. Ему нужно, чтобы царевна осталась жива.
   -- Хех. Все равно ничего не понимаю. Это-то ему зачем?
   -- Да тут нет ничего сложного. -- пожал плечами настоятель. -- Он в нее влюблен.
   -- Вот как? -- я неподдельно удивился. -- А чего ж он тогда до сих пор живой? Насколько я помню Кагена, он бы даже малейшего шанса не дал тому, кто хотя бы в теории мог украсить его наследника рогами.
   -- Не знал царь ничего, потому-то и живой. Он же не орал на каждом углу о своем чувстве. Так, обмолвился раз, пару лет назад, своему духовнику... А тот это до примаса довел. В общем, включая нас, о любви князя к царевне не знает и десяти человек.
   Ну надо же, какой гребаный Ланселот на мое семейство сыскался!
   -- И Валисса не в их числе? -- скептически поинтересовался я.
   -- А вот это хороший вопрос... -- протянул Тхритрава. -- Сейчас, после того как умер Каген -- не знаю.
   Я снова поглядел на так и нераспечатанное послание от силовиков.
   Ну интересно ж девки пляшут, по четыре штуки в ряд! Ща кто-то прозвиздится про княжеского мытого слона, и всё, туши свет да закуривай, потому как это у Цезаря жена вне подозрений, а тут доказать кому-то, что Валисса детей не с Зуликом нагуляла... Нет, можно конечно. Но даже если хоть один из князей (ну, окромя Тимарианского, естественно) в невиновность царевны и поверит, то виду не подаст. Все они в той или иной степени царям родичи, а тут каждому такой шанс свою династию основать представляется... Я уж не говорю о землях Его Величества (практически уже Моего Величества, блин-компот!), которые под это дело хапнут.
   Может, чтобы тайна так и осталась тайной, действительно Ваську надежнее за князя отдать? Ну возьмет он, при том, под контроль Шехаму, это все равно материнская доля, если у него и есть другие дети, то им это княжество никак не светит -- Асиру Тыкавьевичу достанется... А с другой стороны, сейчас он на ней женится, и предъявит права на регентство -- особенно если престарелый претендент на престол удачно (для него) дуба даст. Грибов, например, поест. А бланш -- так кушать отказывался, как та теща из анекдота.
   Нет, на чужом семейном счастье крепкую вертикаль власти не построишь. К тому же...
   -- А сам-то князь, не знаешь ли случайно, отец-настоятель, женат ли?
   -- Случайно, знаю. -- кивнул Тхритрава.
   Выглядел он несколько, при этом, обескуражено -- видать вариант с выдать Валиссу замуж за ее воздыхателя даже и не рассматривал. А вот зря -- я-то ее в жены не возьму точно! Во-первых, моему организму жены уже и не надо, вроде, а во-вторых, зачем мне вообще такой благоприобретенный геморрой? Свой имеется, совершенно натуральный.
   -- Женат, причем дважды.
   -- Что, одновременно? -- пошутил я.
   -- Представь себе. -- невозмутимо ответил настоятель. -- Именно так и есть.
   -- Ох, ничего себе! И тещи тоже две? Как он умудрился-то?
   Случай, ну не то чтобы совсем уж беспрецедентный, но редкий. Церковь Святого Солнца полигамию дюже сильно не одобряет.
   Нет, формально боги, которых чуть больше чем до чертовой матери, если всех считать, разрешают и не такое. Какое там похищение Ганимеда, что вы? Один раз не... Не считается, короче. Бессмертный подвиг Нерона и Скоруса чуть ли не у каждого второго в биографии имеется! Ашшорцы, правда, с богами тут сравняться не пытаются, но многоженство раньше практиковали -- не то, чтобы очень уж широко, но если финансы и здоровье позволяют, то чего бы и нет? Ну и невеста с первой женой возражать не должны еще, разумеется.
   В общем -- случалось в былые времена, пока проповедники Святого Солнца сюда с южных земель не добрались, и всю малину не обломали. Мол, Солнце-де завещал...
   Так-то он, если дословно, завещал "Мужчина, люби женщину свою" и имел всего одну супружницу, из чего был сделан вывод о том, что многоженство -- кака (высказываний самого святого по этому поводу как-то не нашлось), да и в плане наследования жуткую неразбериху создает. Однако, по особым случаям, вторую жену взять дозволяется. Например, в случае бесплодия первой, потому как на разводы наша Церковь смотрит как Ленин на буржуазию.
   -- Да это не он умудрился, это Каген расстарался. -- ответил настоятель. -- Лет тому назад, наверное, как шесть.
   Шесть... А что у нас такое было, шесть местных лет назад? Лисапет простыл сильно по весне, помню, а еще небольшая заварушка в предгорьях приключилась. Небольшая-то она небольшая была, а вот состав ее участников очень даже, в свете нынешних политических раскладов, интересен.
   -- Меня терзают смутные сомнения. -- произнес я. -- А на ком он женат, отец Тхритрава?
   -- На дочерях князей Софенине и Хатикани. -- ответил он. -- Шесть лет назад, когда они силой оружия в очередной раз попытались выяснить, у кого из них двоих больше права на Аршакию, царь на них очень разгневался. С другой стороны, рассудить их спор о том, какому роду владеть доменом... Не тебе такое объяснять.
   Да что там объяснять? Тот род, что проиграет тяжбу, станет навеки злейшим врагом династии. Взамен, правда, царь приобретет верных сторонников в стане победителей, но человеческая благодарность штука такая недолговечная и эфемерная...
   -- Он решил их примирить через узы брака, но тут уж не то что князья, все их рода на дыбы поднялись. Как же, породниться с кровниками... Примасом тогда был Хватрухминью, светлая ему память -- умнейший был человек, -- он-то Кагену выход и подсказал. И дал свое пастырское благословение, невзирая чуть ли не на бунт в Конклаве Благих.
   Он помолчал, словно припоминая что-то. Я тоже припомнил -- примерно через месяц после окончания той замятни в нашем монастыре появился новый монах, инок Тхритрава, сразу занявший место секретаря шибко пожилого и хворого настоятеля. А вскорости и примас помер.
   -- Из владетельных князей тогда только Тимарианский был холост, ему-то царь и оказал... хм... честь примирить между собой два славных рода. По условиям брачного договора его наследником и главой рода Тимариани должен стать первый сын от этого брака, остальные же дети, после смерти отца, переходят в рода своих матерей и получают наделы в Аршакии. Горной, если от жены из рода Хатикани, и долинной, если их родит жена из рода Софенинских князей. Сам Каген в сваты пошел!
   Ну, князь! Ну, жук! Везде подстраховался! На "кондициях" свою печать не поставил, дабы выглядеть белым и пушистым, понимая, что ни тот, ни другой тесть его в обиду не дадут и далеко подвинуть не позволят, если дело выгорит. На другой случай запасся страховкой в виде дружбы генералов -- как, интересно?
   Ну и Каген, конечно, молодец -- на весь срок своего правления проблему снял. Покуда Зулик жив, резне между родами не бывать, а как помрет... А там пусть у наследников болит голова.
   -- Да уж, -- с некоторой ностальгией в голосе произнес отец-настоятель, -- сколько же было со свадебной церемонией сложностей, сколько всего утрясти пришлось... Одно то, которая из невест пойдет одесную от жениха, а которая ошуйно...
   -- И как разрешили этот спор? -- полюбопытствовал я.
   Справа-то испокон веку было почетнее стоять, стало быть та невеста, что пойдет слева... Ее семейство менее значимо, получается.
   -- Да очень легко, на самом деле. Раз уж вражда шла из-за Аршакии, то подсчитали, которая сторона храма ближе к горам, и украсили ее знаками горной ее части, а противоположную -- долинной. Ну и невест с соответствующих сторон поставили, так что никакого ущерба чести ни одного из родов не вышло. -- ответил Тхритрава и хитро прищурился. -- Но ты о чем-то ином спросить хотел, я вижу?
   -- Есть такое. -- признал я. -- Напомни мне, отче, а князья Коваргини и Самватини, они ж с этим многоженцем одних примерно лет, верно?
   -- Правильно мыслишь, брат Прашнартра, правильно. -- кивнул тот, вроде бы и безэмоционально, но поглядывал на меня при том с эдаким (хорошо замаскированным) выражением, мол "как ты такой умище в себе столько лет прятал?". -- Старшие его дочери сговорены за их сыновей. А пару месяцев назад было объявлено о помолвке его третьей, младшей, дочки.
   Во взгляде настоятеля так и читалось: "Ну как, поймешь за кого? Стоит ли с тобой иметь дело?"
   -- Дай угадаю. -- я усмехнулся. -- Помнится, в миру был у меня двоюродный брат, ныне известный как князь Ливариади. Он, правда, на пару лет постарше меня будет, так что вряд ли у него сыщется неженатый сын того возраста, который будет взросления шмакодявки ждать. Сколько ей?
   -- Три года. А младшему сыну Скалапета -- скоро семь. За него и сосватали. -- кивнул Тхритрава.
   Я прислушался к воспоминаниям Лисапета, относительно предателя-дядюшки и его потомства. Воспоминания однозначно заявили, что всех их, вне зависимости от возраста и пола надобно вырезать до седьмого колена, а лучше (предварительно подвергнув многократному сексуальному насилию) устроить чего повеселее: посадить на кол, сварить как раков, освежевать заживо и солью посыпать напоследок, привязать крынку к животу и начать ее раскалять на пламени -- только предварительно засунуть внутрь крысу или еще какого хорька...
   Родич-то обо всем этом, наверняка догадывается, и с ним однозначно будут серьезные проблемы.
   -- Вот старый кобель! А чего ж Тимарианский князь тогда только о жизни царевны просит, а о его -- нет? Думает, что помолвка, это еще не брак, и расторгнуть ее не так сложно?
   -- Может и так. -- настоятель снова полуприкрыл глаза. -- К тому же, хотя давно такого уже не бывало, земли мятежных князей цари, большей частью, раздавали своим верным вассалам, выступавшим вместе с ними против врагов.
   Это потому что в те седые времена цари были первыми среди равных и одной лишь их дружины могло не хватить для победы. А Лисапет по матери, кстати, тоже из ливариадийских сеньоров и права на княжество предъявить может. Так что желающие эти земли раздербанить, мягко говоря, обломятся.
   -- Ну и потом, -- продолжил Тхритрава, -- выступив против князя Ливариади новый правитель будет вынужден очернить память Кагена, объявив его узурпатором, с чьим приспешником он решил покончить. А покойный царь весьма почитаем в народе, а также среди мелкого и среднего дворянства. Мудрый государь так не станет поступать.
   -- Ой, отец-настоятель, да я тебя умоляю! -- фыркнул я. -- Был бы человек, а вина найдется. Не сразу -- так через год. Тоже мне нашел проблему.
   -- Может и так, а может и нет. -- глава монастыря чуть улыбнулся. -- Ты послание-то читать станешь? А то может тебя и это предложение не устроит?
   -- А? Да, действительно. -- я аккуратно, чтобы оттиски можно было потом опознать, взломал печати. -- Посмотрим, что там за условия.
   Сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним...
   Генералы оказались не в пример скромнее "двенадцатибоярщины", а в чем-то и подальновиднее даже. Разливались мысию по древу о своих верноподданнических чувствах (прям хоть статью за оскорбление таких чувств вводи, ей-ей, так жалостливо написано), ябедничали на гражданских чиновников, которые и раньше-то положенную армейцам деньгу зажимать норовили, а сейчас уже больше месяца как на выплату жалования ни абаза не приславших (дураки бы они были, кабы своих политических конкурентов в такой момент финансировать стали), что грозило бунтом среди солдат. "Вернейшие из слуг царского престола", как эта пара себя называла, сообщали, что покуда выплатили жалование из собственных карманов, выражали надежду, что казна им это компенсирует, а впоследствии выделит армейское довольствие в совершенно отдельную, подчиненную им, а не казначею, структуру. Ну да, обидно им, что воровать сразу деньги не получается, и надо напрягаться, отжатое и списанное продавать еще куда-то там...
   Втроем уже сообщали, что не только гвардия, но и каждый солдат просто спят и видят Кагенова брата на престоле Ашшории, всяческую поддержку сулили, обещая прижать всех недовольных к ногтю и со сдержанным оптимизмом выражали надежду, что царь не забудет деяний истинно преданных и оделит их землями за старания. В будущее смотрят, финансовой силы восхотели -- одобряю. Где бы на них только земель набрать? Свои раздавать, так скоро по миру пойдешь.
   Под конец письма князья снова вспоминали про своего подельника, "носителя многих достоинств, чьи заслуги перед троном несомненны" и "безусловно достойного того, дабы добрый и справедливый царь даровал ему достойную награду". Ну, Латмур хоть во владетельные не лезет, понимает, что такое может шибко оскорбить остальных пэров. Благоразумие требует вознаградить капитана своей гвардии (с чего бы это Каген, интересно, не озаботился?) и посулить перспективы дальнейшего роста для наследников. Перспективы, они ж хороши чем? Не доживу я до них нифига.
   Вообще, с этим войсковым триумвиратом дело иметь, как мне кажется, можно. Одна печаль -- на штык очень удобно опереться, но вот сидеть на нем... Не с моим геморроем. Надобно и с гражданскими как-то отношения налаживать. А как?
   -- Предложение хорошее. -- я уронил свиток на стол. -- Почитать не хочешь, отец-настоятель?
   -- Ни к чему это. -- Тхритрава неспешно поднялся. -- Мне, как лицу духовному, сии мирские дрязги неинтересны, о душах братии и прихожан заботиться надобно. Не все, правда, проявляют должное рвение, но вот, например, Зулик Тимарианский выказал желание провести сегодня всенощное бдение в зале Небесной Дюжины. Знака свыше ожидает.
   -- Очень похвальная набожность. -- кивнул я. -- Возможно, я ненадолго присоединюсь к нему в этом его порыве. Помолюсь, обрету успокоение... Да и случись с ним какое явление, князю же свидетель, поди, понадобится. Настоятель монастыря тоже неплохо на эту роль подошел бы.
   -- Если чудо случится в нашем монастыре, я об этом узнаю. -- одними губами улыбнулся Тхритрава, и вышел из кельи.
   А, ну это конечно. В том помещении акустика хорошая, а если подслушивать с галерей, так тебя в темноте и не разглядишь ни за что. Молодец. Если вдруг увидишь чего лишнего (например, как князь брату Прашнартре голову отворачивает), так ты спал.
   В просторном, освещенном всего несколькими бумажными фонариками зале Небесной Дюжины, -- центральном помещении первого яруса центрального же храма монастыря (прямо над этим залом расположился еще один, размерами не меньший, посвященный Святой Троице, что по замыслу архитектора видимо должно было иллюстрировать пословицу "И даже боги живут под Солнцем"), -- князя Тимариани я разглядел не сразу. Пришлось приглядываться.
   Обнаружился он отчего-то у статуи шестирукого гермафродита, Шалимара Разрушителя, отвечающего за войны, мор, глад, тому подобные неприятные вещи, а так же, как нетрудно было догадаться глядя на некоторые части статуи, за мужскую силу и вскармливание младенцев. Особенно за мужскую силу, конечно, если монастырскому изваянию верить.
   -- Я прочитал второе послание, князь. -- сказал, приблизившись, я, зажег ароматическую свечу от углей в жаровне для малых жертвоприношений и установил ее среди огарков на алтаре. -- О, Шалимар, даруй мужам Ашшории силу, женам -- молока, а все прочие свои дары отдай нашим соседям.
   -- И что ты на него ответишь? -- Зулик прислонился к колонне и сложил руки на груди.
   -- Я склонен принять предложение князей Коваргини и Самватини, а также Латмура Железная Рука. Думаю, тебе известны их пожелания.
   -- Да, в общих чертах. -- он кивнул. -- А...
   -- Вот в общих чертах и приму. А что касается тебя, князь Тимариани, твое желание с моим полностью совпадает. Царевичам нужна мать, и убивать ее, значит превратить их в озлобленных на весь белый свет зверят. Не думаю, что Ашшория может позволить себе подобных монархов, желающих из детской обиды залить ее кровью князей и сподвижников прошлого царя. Нет, умерщвлять Валиссу было бы с моей стороны недальновидно в высшей степени. И будущему своему свату, Скалапету Ливариадийскому можешь отписать, что смерти ни его, ни кого-то из его родичей, я не желаю. Это, кстати, правда.
   -- Доброта твоя и незлопамятность достойны удивления. -- обронил Зулик.
   -- Да я вообще человек не кровожадный. -- память реципиента услужливо подсунула видеофайл с его охоты, когда юный царевич верхами гнал по полю лису, упустил ее, поскольку конь отказался стоптать любящуюся во ржи молодую парочку и взвился на дыбы, а равно Лисапетов приказ запороть обоих до смерти за то, что испортили ему забаву. -- Да и долгая жизнь в монастыре способствует прощению всех былых обид.
   "Разве?" -- так и было написано на лице князя.
   -- Прощению, а не забвению, я сказал, не гляди так на меня. Любви промеж нами с князем не будет, но и крови я давно уже не жажду. Даже закрою глаза на то, что он не распускает дружину, числом дозволенную ему лишь по военным временам. -- я усмехнулся. -- Думаю, на первое время это будет ему достаточной гарантией безопасности. Но ты не сказал, чего сам хочешь за свою поддержку.
   По здравому размышлению я решил свою осведомленность в его сердечных делах не выдавать. Мало ли, когда на него надавить потребуется? Лучше иметь про запас лишнюю пару карт в рукаве.
   -- Я уверен, что царь найдет способ наградить истинно верного. -- Зулик слегка поклонился.
   -- Где ж эти "истинно верные" последние лет двадцать ошивались? -- язвительно поинтересовался я. -- Ладно, для начала будешь главным министром. Устроит такая должность?
   -- О, это воистину щедро. -- князь снова поклонился. -- А нынешний, князь Дамуриани?..
   -- Хвор стал, зрением скорбен -- не видит уже, куда свои печати ставит. Отдых ему потребен. -- отрезал я. -- Ты мне лучше скажи, тестюшки твои, они как, сильно расстроятся?
   -- Назавтра они ожидают, что ты ответишь им повторно. Но, как должно быть заметили ваше высочество...
   -- Нишкни! -- прервал его я. -- В храме не святотатствуй, а то мало ли что.
   -- Прошу извинить, брат Прашнартра, разумеется. Как, верно, ты видал, сопровождают нас не только по несколько дружинников, но и два десятка Блистательных, которым отданы весьма недвусмысленные распоряжения. -- лицо Зулика стало непроницаемо.
   -- Это какие же, интересно? Бросить их в оковы, а то и убить, коли я прикажу, а ты передашь такое распоряжение? -- я усмехнулся.
   -- Если на то будет воля царевича Лисапета, они исполнят и такой приказ. -- ага, сначала от обетов отрекись, мол, ясно-понятно все.
   -- И каковы твои шансы перехватить управление Софенине и Хатиканью до того, как прочухаются их наследники? -- скепсису моему не было предела.
   -- Они есть, но не слишком большие. -- честно признал князь Тимарианский.
   -- Ну тогда и огород городить незачем. -- я махнул рукой. -- Князья, они оба те еще, конечно, "подарочки", но устраивать кровавую усобицу еще до того, как сесть на трон...
   -- Некоторые бы сказали, что будущий царь проявил свою силу. -- заметил Зулик.
   -- А соседи бы сказали, что он проявил свою дурость и послали бы армии в Ашшорию. -- ответил я. -- Ибо момента удобнее им трудно было бы сыскать. Слушай, а что они тебе такого сделали-то, что ты так их смерти желаешь?
   -- Я вовсе не желаю их смерти. -- князь улыбнулся. -- Но мой побратим, Латмур по прозванию Железная Рука, очень просил испытать будущего царя на кровожадность. Желал знать, не ошибается ли он, вступая в союз с князьями Самватини и Коваргини.
   -- Жулики вы оба. -- я покачал головой. -- Так чего от тестюшек твоих ждать?
   А "проверку на вшивость" я тебе еще припомню, дай-то срок.
   -- Полагаю, что полной покорности. -- Зулик пожал плечами. -- Они не посвящены в планы командующих Левым и Правым крылом, да и в сговор с остальными, кто поставили печати на том письме, вступили из опасения, что их задвинут в сторону. И взяли их в компанию заговорщиков больше оттого, что лучше этой пары на роль посланников не подходил никто. А так они, конечно, дураки, но безвредные.
   Ага, а тебя взяли в ту же компанию за красивые глаза, конечно, я так и верю.
   Но, вообще, Зулик -- человек мне шибко нужный, получается. Через жен с двумя князьями связан, через дочерей -- еще с тремя родами. Уже нехилый противовес гражданской оппозиции получается. Только Арцуду с Шедадом надо какие-то должности почетные дать. Чтобы названия были попышнее, а реальных полномочий с гулькин нос.
   Скалапет пущай из своего домена лояльность демонстрирует -- неча ему в Аарте делать. Живым оставляю, так и пусть за то о моем здоровье до конца дней молится.
   -- Не любишь ты их, князь... Да они и не золотые драмы, чтобы ты их непременно любил. Но отношения с ними наладь. А я утром поспособствую. -- сам по себе у меня вырвался мерзенький такой смешочек. -- Кстати, я тут немного наслышан о твоем брачном договоре. Который из их родов будет связан с кем напрямую после твоего скорбного часа, а который через князей Тимариани?
   -- Я пока помирать не собирался...
   -- Все под Солнцем ходим. -- перебил его я.
   -- ...а сыновей ни одна из моих супруг пока не принесла. Правда, когда мы выезжали в обитель, обе были готовы вот-вот разрешиться от бремени.
   -- Если обе родят мальчиков, да еще и в один день, будет тебе веселье.
   -- Разберусь как-нибудь. -- князь пожал плечами.
   -- Ну, я рад что ты так уверен в своей способности отжать обе Аршакии одному из сыновей, господин почти Главный министр. Давай, молись об успехе нашего предприятия. Завтра свидимся.
   Чего он, интересно, так выпучил глаза? Вполне логичный ход, как по мне -- растрясти тестюшек внучку на наследство.
   Брат Люкава, не выспавшийся и мрачный, явился ко мне еще до заутренней.
   -- Тебя настоятель к себе требует, брат Прашнартра. -- буркнул он, без стука входя в келью.
   -- Да каб ты сдох! -- я схватил полотенце и промокнул порез на щеке. -- Одари тебя благодатью Шалимар, чтобы ты до конца дней своих на животе спать не мог, засранец! Хочешь, чтобы я себя сам зарезал?
   -- Да ну, не бурчи, брат. Там сущая царапина. Думаешь мне самому в такую несусветную рань охота было нестись к тебе? -- примирительно пробормотал он.
   -- Стучаться надо! -- я продемонстрировал ему как. Костяшками пальцев по лбу. Не сильно, конечно -- двинет еще в обратную ненароком. -- Ладно, идем, я так-то побрился уже.
   Быстро ополоснув морду и вытеревшись насухо я поспешил за главнопоп-секретарем. Хотя вообще-то и так дорогу знаю, не заблудился бы, чай без поводыря.
   Мндя. Явление надцатое, те же и брат Прашнартра. Настоятель прямо-таки лучится благодатью, зато князья (ну, за исключением Тимарианского) глядят сычами.
   -- Обдумал ли ты еще раз предложение совета князей, брат Прашнартра? -- с места в карьер начал Шедад Хатиканский. -- Отец-настоятель говорит, что беседовал с тобой.
   О как. Ни "здрасьте", ни "присаживайся" тебе, сразу быка за рога берет, козёл бодливый? Ну сейчас я тебе хвост-то накручу, поганец бородатый...
   -- Конечно обдумал, досточтимый князь. -- смиренно ответил я, и отодвинул кресло от стола. -- Всю ноченьку не спал, размышлял. С моей спиной и не поспишь толком-то.
   -- Да причем тут?.. -- усилием воли князь сдержался. -- Надумал чего?
   -- А как же? Надумал, разумеется. -- я уселся в кресле и поерзал, располагаясь поудобнее.
   -- И, позволь узнать, что надумал? -- вступил чуть более сдержанный Арцуд Софенский, видя что его кровник-куманек готов взорваться. -- Принял ли ты решение?
   -- Принял. -- кивнул я. -- Нелегко это было, скажу тебе, князь, но принял. Непросто, ой как непросто было измыслить дюжину жестоких казней, не похожих одна на другую, да еще и так распределить, чтобы ничьей чести урона не было.
   -- Ка... Каких казней? -- опешил мой собеседник.
   -- Я же сказал, жестоких. -- благостным тоном ответил я. -- За тобой-то вины немного, тебя я повелю лишь к лошади привязать, да гонять ее по полям, покуда ты дух не испустишь, ну и досточтимого князя Хатикани терзать долго не стану. Его к четырем согнутым березкам привяжут, быстро отстрадается. Про остальных, кто печати на своей срамной грамотке поставил тебе интересно?
   -- Ты в своем ли уме, монашек?!! -- Шедад вскочил на ноги и грохнул по столу кулаком.-- Тебе ли нам грозить, старый?!!
   -- Я-то, князь, в своем. -- произнес я все тем же "благочестивым гнусняком", и тут же резко сменил тон на в той еще жизни отработанное сержантское рычание. -- А вот у тебя его и заемного нет! Или думал ты, что одни вы помните о том, что у Кагена есть брат? Да вот тебе!
   Я скрутил кукиш, и ткнул им в сторону властителя Хатикани.
   -- Что, полагал что коли мошна полна, то и сила за вами?!! -- я вновь резко перешел на спокойный тон. -- А в чем сила, князь? Разве в деньгах? Многие говорят что в деньгах. -- я взял со стола свиток с "кондициями", взмахнул им пару раз, и с презрительной миной вновь бросил обратно. -- Вот у вас много денег. И чего? Я вот думаю, что сила -- в саблях. У кого больше воинов, тот и сильнее.
   Я вынул из рукава свиток от "военщины", и положил его на стол, так, чтобы были видны оттиски отправителей.
   -- У меня больше сабель. И часть из них сейчас на монастырском подворье. -- я припечатал письмо генералов ладонью.
   Князюшки откинулись на спинки кресел с потерянным видом: Арцуд таращил глаза, а Шедад и вовсе хватал воздух ртом, словно рыба выброшенная на берег. Эх, хорошо, что к настоятелю монастыря даже кинжал на поясе таскать не положено, а то я как-то не в форме для схватки с двумя микросумоистами разом. Если кинутся -- буду отбиваться подсвечником.
   -- Что будет с нашими родами? -- первым нашелся Софенский князь.
   -- Ну это уж как водится. -- протянул я. -- Поток и разграбление. Девок в рабыни-наложницы, мальчишек, кто в возраст не вошел, тоже. Ну или в евнухи, если кому надо. Остальных под нож. Хотя, слыхал я, асины развлекаются боями воинов-рабов на арене, часть взрослых мужчин туда можно запродать.
   Кинутся или нет? Они меня помоложе, но не слишком намного, вдвоем точно управятся. С другой стороны, знать что за дверью меня охрана не ожидает никак не могут. Рискнут? Не решатся? Торг устроят?
   -- А меня, значит, по полю, привязанного к лошади? Может, простым усекновением головы обойдемся? Из уважения к древности рода?
   А ведь не трусит. Смирился просто. Сразу как-то.
   -- И... И меня. -- слабо проблеял Шедад. -- Мой род не моложе.
   Вообще ни один даже попытки не сделали поднять руку на священную монаршую особу. Это вам, господа, большим плюсом в зачет пойдет, это я запомню.
   -- Ладно, успокойтесь уже. -- я развалился в кресле барин барином, и небрежно махнул рукой. -- Откладывается пока казнь-- за вас ваш зять поручился, князь Тимариани. Говорит, что в заговор вас вовлекли по недомыслию, и практически против вашей воли. Ведь так все было, правда?
   -- Да-да-да, именно так. -- моментально сориентировался в ситуации Шедад Хатиканский, до того побледневший, но стремительно, буквально на глазах, приобретающий свой естественный цвет. -- Это факт!
   -- Ну вот и славно. -- промурлыкал я. -- Очень рад что мы с вами договорились о том, что именно вы двое огласите на совете князей претензию царевича Лисапета на престол Ашшории.
   -- А... -- Зулик кивнул на письмо от генералов.
   -- А они будут в резерве. Убеждать несогласных. -- пояснил я. -- Дабы это все не выглядело военным переворотом.
   -- Ну что же, осталось лишь снять с тебя священные обеты, брат Прашнартра. -- подал голос настоятель. -- Все готово для церемонии.
   -- Скоро заутреня. Ты что, отец Тхритрава, хочешь прямо во время нее?.. -- удивился я.
   -- Нет, канон не дозволяет. Но если сразу после ее окончания...
   -- Сразу после заутрени трапеза. Опять хочешь брата Круврашпури заставить нарушать Вселенскую Гармонию? -- усмехнулся я.
   -- Второй день подряд? -- настоятель ответил усмешкой на усмешку. -- Нет, это было бы чересчур. После трапезы, значит?
   -- И в самом узком кругу. -- согласился я.
   -- Тогда мы смогли бы отбыть еще до обеда? -- уточнил князь Тимариани. -- Или этот обряд занимает много времени?
   -- Немного. -- ответил настоятель. -- Около часа.
   -- Тогда я распоряжусь подготовить все к нашему отъезду. И... -- Зулик замялся. -- Да простит меня пока еще брат Прашнартра, но когда мы отправлялись в Обитель Святого Солнца, то сильно спешили. У нас нет с собой кареты.
   -- Беда-а-а-а. -- протянул Тхритрава. -- Моя из Аарты тоже не вернулась по сю пору.
   -- В долине мы живо разживемся подобающим транспортом...
   -- Ничего, когда-то я был недурным наездником. -- перебил я князя. -- Не рассыплюсь, поди. Да и, по чести сказать, я предпочел бы прибыть в столицу инкогнито. Возможно даже будет полезно, если вы пошлете вперед гонца с вестью.
   -- С какой? -- деловито уточнил Арцуд.
   -- С совершенно правдивой. Что брат-де Прашнартра предложение совета отверг. -- я пожал плечами. -- Пусть погрызутся промеж собой немного, для нашего дела это будет лишь на пользу.
   Зулик ухмыльнулся в бороду и одобрительно кивнул.
   -- А там и мы доберемся. -- я не стал уточнять, до кого, или до чего. -- Кого удивит простой инок в кавалькаде всадников? Чье внимание он привлечет?
   -- Как же так? -- всполошился Шедад. -- В простой сутане, без почестей подобающих царственной особе?..
   -- Ну, во-первых, в столице-то я переоденусь в "парадную". -- ага, пусть все впечатляются моей аскетичностью и попробуют разбудить в себе чувство вины за то, что у них царь в рубище ходит. С гонористостью наших князей (вон, даже эта парочка в ноги валиться не стала, и о пощаде умолять) это им почище будет, чем пощечина пополам с плевком в морду. -- Во-вторых, ты знаешь сколько лет я на коня не садился? Да у меня уже к вечеру все мысли будут не о царском достоинстве, а о жопе, стертой о седло до самых мослов. Но... Это очень хорошо, досточтимый князь, что ты напомнил мне о некоторых особенностях церемониала, обойти которые никак не можно. Мне же без стременного ездить-то не положено.
   -- О, да любой из нас почтет за великую честь!.. -- начал было Хатиканский князь.
   -- Ну прекрати же, что ты. -- укоризненным тоном прервал его я. -- Не в тех вы, уважаемые князья, уже летах, чтобы бегать вокруг лошадки, уздечку и стремя придерживать, да, коли потребуется, спину под царский сапог подставлять, если он сам на коня взгромоздиться не сможет. К тому же, у меня для всех вас заготовлены иные должности. Вот ты, князь Хатиканский, большой, я слышал, знаток придворного церемониала, и по восшествии на престол я желаю назначить тебя Великим Распорядителем царского двора. Потом объясню, что это такое. А будь ты моим стременным, это ж нового искать надо -- не будешь же ты, от остальных обязанностей отвлекаясь, вокруг меня бегать. А назначить нового, так тоже нехорошо -- скажут, что у меня на неделе семь пятниц.
   -- Но и абы кого на эту должность назначать нельзя. -- Шедад все больше и больше приходил в себя, к тому же, кажется, правильно понял общий смысл грядущего назначения. -- Нужен человек знатного рода, даже витязь царю не подходит. Быть может кто из наших дружинников или из Блистательных, кто имеет в отцах князя?
   -- А если таких нет? -- нахмурился Арцуд.-- Что же, вовсе не поедем?
   -- Ну зачем же так? -- я ласково улыбнулся своим без пяти минут подданным. -- Нет в жизни безвыходных ситуаций.
   Ага, другой вопрос, нравятся ли вам имеющиеся варианты выхода, но это так, лирика, и вслух говорить я этого не стану.
   -- В нашем затруднении нам вполне способен помочь отец Тхритрава.
   Настоятель сощурился на миг, перебирая в голове какие-то варианты, а потом кивнул.
   -- Ты имеешь в виду послушника Тумила, брат Прашнартра. -- не вопросительно, но с полной уверенностью произнес он. -- Да, он княжеского рода и мог бы быть стременным царевича, да даже и царя.
   -- Ну, если ты отпустишь его со мной в столицу, отец-настоятель. -- с напускным смирением сказал я. -- Брат-то хранитель Реликвии считает, что он уже и сан принять достоин.
   По лицу Тхритравы мелькнула тень усмешки: мол, знаю я, как он с назначением наставника опростоволосился.
   -- Но я его удерживать насильно не стану, и если придется Тумилу царский двор не по нраву и решит он возвратиться под сень нашей обители, то дам ему из Блистательных спутников, чтобы они препроводили его сюда.
   -- Тут, конечно, нужно согласие не только мое, но и брата Круврашпури, однако не думаю, что он станет возражать. Что же касается мальчика, он тоже, я верю, не откажется от чести сопроводить тебя в Аарту. А там пусть поступает как велит ему сердце.
   -- Славно, что все разрешилось. -- я улыбнулся. -- Идите теперь, досточтимые князья, нам со святым отцом надо еще обсудить грядущую церемонию, а беседы такого рода не предназначены для ушей мирян.
   Судя по всему, те в церковные таинства и не рвались -- совершенно правильно подозревали, что скука это смертная.
   -- Час, значит? -- спросил я настоятеля, когда понаехавшие убрались прочь.
   -- Малое прещение столько и занимает. -- невозмутимо ответил тот. -- Примас же дал разрешение снять с тебя обеты, а не извергнуть из числа священников.
   Вот архизасранец! Это он, получается, по церковной линии старше царя по званию останется, и будет иметь право мне указывать? Ну, кочерыжка!
   -- Надеюсь,следующий примас исправит это упущение? -- самым невинным тоном поинтересовался я.
   -- Несомненно. -- кивнул Тхритрава. -- Однако, когда еще будет тот новый примас? Владыко наш, слава Святому Солнцу и всей Небесной Дюжине, здоров и годами не стар.
   -- Однако его постоянная борьба с ересями и вероотступничеством, -- ему даже удалось уломать Кагена издать эдикт о преступлениях перед верой, -- мания выискивать их в невинных, казалось бы, вещах, не встречает понимания у Конклава Благих. -- я пожал плечами. -- Одна только его эпопея с образоборчеством чего стоит.
   -- Однако, -- настоятель чуть улыбнулся, -- не ты ли ратовал за строгое соблюдение традиций, хранящих Мировую Гармонию? А ведь изображение образов богов на досках и помещение их в домашних храмах вместо статуй святых и небожителей вовсе не в традициях Ашшории.
   -- Традиции-то, это хорошо, разумеется. Просто замечательно. А то, сколько стоит статуэтка самого разбесполезного божка, это просто безобразие. Образы на досках, да пусть бы даже и на простой бумаге, бедняку приобрести куда как менее накладно. В результате, у него этих образов в доме больше, а больше изображений богов -- значит выше и благочестие. А примас все за каменные да металлические статуэтки цепляется... Нет, отец-настоятель, традиции важны, безусловно, но не надо путать их с косным ретроградством. -- я вытащил из-под рясы самодельный, только вчера перед самым сном прошитый блокнот с деревянной обложкой, и положил на стол перед Тхритравой. -- Новому, если оно полезно, надо завсегда дорогу давать.
   -- Что это? -- спросил Тхритрава.
   -- Это, отец мой, офигенная экономия места в библиотеке. -- ответил я. -- Ну и, кроме того, мой трактат о искусстве рыбной ловли.
   -- Вот как? Любопытно. -- настоятель взял книжицу в руки, повертел немного, затем догадался раскрыть и пролистать несколько страниц. -- Интересная концепция. И, действительно, занимает места менее, чем тубус со свитками. Хм, не знал, что ты умеешь рисовать...
   Блин, палево! В отличие от меня Лисапет-то до пятого класса в кружок рисования не ходил.
   -- Повода не было для художеств. Ты мне лучше скажи, нарисует Конклав примасу афронт, если будет пользоваться царской поддержкой?
   -- Трудно сказать заранее. -- вздохнул Тхритрава, возвращая книгу мне. -- Конклаву потребуются для этого основания более веские, чем недовольство проводимой им политикой.
   Ну, это мы тебе, Владыко, обеспечим.
   -- Ох, засиделись мы с тобой, отец-настоятель. -- я поднялся из кресла. -- Можем на заутреню опоздать.
   -- И тогда нарушится Вселенская Гармония? -- чуть улыбнулся прелат.
   -- Непременно. -- ответил я. -- А еще братия от изумления просто охренеет.
   Уже в дверях настоятель окликнул меня.
   -- Прашнартра, -- спросил он, -- зачем тебе мальчик?
   Я пожал плечами.
   -- А кому я что хорошего в этой жизни сделал? Годы уже преклонные, детей нет, хоть об этом охламоне позабочусь. Все равно монах из него вышел бы никакой, а я к парнишке привязался.
   "Никакой монах" прилетел ко мне как ужаленный почти сразу после трапезы, когда я неторопливо разбирал свои невеликие пожитки, размышляя, что с собой прихватить, а что мне больше и не пригодится никогда.
   -- Брат Прашнартра! Брат Прашнартра! -- мелкий рыжевато-русый вихрь чуть не снес дверь с петель.
   Блин, да что ж это все повадились ко мне без стука врываться последнее время? А вдруг я тут какую грешницу приватно исповедую?
   -- И вовсе незачем так орать, я тебя прекрасно слышу. Ты чего такой взъерошенный?
   -- Помнишь, ты говорил, что брат царя Кагена в монастырь ушел? -- выпалил парнишка. -- Так вот, он в наш монастырь ушел, оказывается!
   -- Да ты что? -- хмыкнул я.
   -- Так ты не знал?
   -- Ну, мне, по крайней мере, никто никогда этого не рассказывал. -- ответил я абсолютную правду.
   -- Так вот, -- взахлеб продолжил просвещать меня Тумил, -- князья-то, оказывается, приехали его на царство звать. И он согласился!
   -- Никак не могу сказать, что его за это порицаю. -- ответил я, продолжая отделять нужное от того, что подарить не жалко.
   -- И сегодня он сложит свои обеты и уезжает!
   -- Скатертью дорога. -- флегматично ответил я. -- Из-за его отъезда лично я и слезинки не пророню.
   -- И он назначил меня царским стременным, вот! А настоятель и хранитель Реликвии отпустили и дали свое благословение! -- голос мальчика, переполненный восторгом, вдруг стал тише и печальнее. -- В общем я того, брат Прашнартра... Попрощаться пришел.
   Он шмыгнул носом и совсем уж тихо добавил:
   -- Я скучать буду. Честно.
   Кажись, Лисапету первый раз в жизни хоть кто-то сказал, что будет тяготиться его отсутствием... Хотя, нет, вру. Матушка обещала скучать, когда он с братцем в монастырь уезжал. И все.
   -- Посмотри на это с другой стороны. -- мягко улыбнулся я парню. -- Теперь тебя точно не будут именовать Крипвашмуньипрахтватруждрукак-тодальшетамом.
   -- Ты же говорил, что это шутка!
   -- А вдруг -- нет? -- сощурился я.
   Несколько мгновений мальчик возмущенно сопел, а затем уткнулся лбом мне в плечо и пробормотал:
   -- Береги себя, брат Прашнартра, не ходи рыбачить с ночевкой. Старенький ты уже. -- еще раз шмыгнул носом, и был таков.
   От, блин! Прослезиться от избытка чувств что ли?
   Перед обрядом успел еще зайти в библиотеку, презентовал в фонды брата Шантарамки будущий монастырский бестселлер. Рыбку-то покушать любят все, а ловить ее тут мало кто умеет.
   Библиотекарь новым форматом издания шибко вдохновился и битый час обсуждал со мной перспективы распространения фолиантов среди паломников. Я ему идею блокнотиков для записей (с монастырской символикой, как иначе?) еще подкинул -- все равно быстро сами додумаются, так чего скромничать-то? Прослыву напоследок рационализатором и изобретателем!
   Ну а потом уже и на малое прещение, в Чертог Смерти пошел. Чтобы однажды уже умершего для мира царевича Лисапета он отпустил обратно.
   Да, Смерть тут мужик. Судя по легендам и сказаниям, не лишенный чувства юмора и самоиронии. Я когда в память приходил и припомнил некоторые мифы с его участием, моментально начал искать на карте мира город Анк-Морпорк или еще какие Овцепикские горы, больно уж на книги Пратчетта кое-что оказалось похоже. Что-то сэр Терренс про этот мир, похоже, знал, иначе объяснить схожесть некоторых легенд с книгами про Плоский мир никак не получается. Сказка про ученика Смерти, например, тут очень даже популярна, да и внучка Мрачного Жнеца, если верить преданиям, до сих пор среди смертных ходит.
   Не, ну так-то я точно знаю, что ангел смерти это вовсе не костяной остов в черном балахоне и с косой, но вообще, по личным ощущениям, на мужчину все же похож. Хотя, пес их, этих потусторонних, знает-то на самом деле -- есть у них какие-то гендерные признаки, или им размножаться не положено, потому что кондомы.
   Смерть с возражениями на обряд, ожидаемо, не явился, так что еще час спустя смиренный брат Прашнартра канул в небытие, и пред людьми вновь предстал царевич Лисапет во всем блеске своей славы. В смысле -- морщинистый как печеное яблоко, изрядно подрастерявший волосы и с шерстяным платком на пояснице под скромною серой рясой. Ну натуральный царь-надёжа, ё-моё!
   Вернувшись в келью, столько лет бывшую моим пристанищем, я переоделся в дорожную сутану (с разрезами спереди и сзади, да грузиками по подолу -- щедрейший дар брата-кастеляна) разложил все, что не стал брать с собой, на топчане и приколол шилом на двери записку: "Дорогие братья, покидая обитель оставляю свои пожитки вам. Берите и пользуйтесь, если кому чего надо".
   Полюбовавшись результатом я не удержался, макнул заостренный бамбуковый стержень в чернильницу и дописал: "Целую, царь", после чего прихватил котомку со своими невеликими богатствами, и, со вздохом, обвел взглядом келью еще раз.
   -- Как ни странно, а ведь буду скучать по этому месту. -- пробормотал я себе под нос. -- Не все было плохо.
   Решительно отринув грустные мысли, я взял украшенный резьбой посох, врученный мне для чего-то настоятелем, и шагнул за порог.
   Вперед, беспечный пешеход,
   Уйду, избыв печаль, --
   Спешит дорога от ворот
   В заманчивую даль,
   Свивая тысячу путей
   В один, бурливый, как река,
   Хотя, куда мне плыть по ней,
   Не знаю я пока!
   Ну а если называть те же вещи банальной прозой -- ждет нас долгая дорога безкайфовая.
   Из монастыря мы отбывали без всяческой помпы -- просто очередная группа богомольцев, тихо прибывшая по своим делам, столь же незаметно монастырь и покидает. Если, конечно, термин "незаметно" вообще можно применить к четырем десяткам хорошо вооруженных крепких мужчин.
   На выходе из жилого крыла меня перехватил князь Тимариани. Решил, не иначе, что заблужусь или сбежать попробую.
   -- Ваше высочество. -- чуть поклонился он. -- Все готово к дороге, мы ожидаем только вас. Гонца к Главному министру послали, но с припиской что надежды уговорить не теряем, к князю Ливариади письмо я отправлю завтра поутру.
   -- Это правильно, незачем гонцам про дела друг друга знать. -- согласился я, постукивая посохом по плитам двора. -- О чем не знаешь, о том и не разболтаешь. Насколько раньше нас они прибудут?
   -- Если мы будем двигаться с обыкновенною скоростью, то на два или три дня гонцы нас опередят. Хотя, если вы пожелаете, мы можем сесть в Тассе на барку, и добраться до столицы по реке, с большим комфортом, но и с большей задержкой по времени.
   -- Там разберемся, верхами или плотами. Как ситуация сложится. -- я не стал загадывать на будущее. -- Надеюсь, лошадку мне смирную подобрали? Не в тех я годах, чтобы верхом на лихом коне гарцевать.
   -- Да, ваше высочество. Купили кобылку у одного из местных князьков, перед подъемом на взгорье -- он ее для своей дочери в конюшне держал. Смирная животинка с очень плавным ходом.
   -- Из своих конюшен тащить что, пожалели?
   -- А зачем? -- искренне удивился Зулик. -- Приличную лошадь разве что совсем уж в предгорьях найти тяжело, не слон ведь, или еще какая диковинная зверюга. К чему ее за собой через всю Ашшорию было волочь?
   -- Логично. -- согласился я. -- Не слон, и даже не тыгыдымский конь.
   -- Какой конь? -- живо заинтересовался князь. -- Никогда не слыхал о такой породе.
   Пришлось ему рассказать этот анекдот. Князь ржал так, что лошади могли от зависти сдохнуть. Эх, как же мало местным для счастья надо...
   -- Тыгыдым, тыгыдым, тыгыдым... -- повторил он, утирая выступившие от смеха слёзы. -- А я всё ломал голову, как жеребенка назвать. Новую породу скакунов вывести пытался, свел кобылицу-сиглави с шехамским иноходцем, а выродилось что-то несуразное. Решено -- будут его Тыгыдымом звать!
   -- Знатное имя. -- хмыкнул я. -- А мою лошадь как именуют?
   -- Так, как будет угодно вашему высочеству. -- это мне показалось, или он на миг замялся перед ответом?
   -- Что же, прошлый хозяин ее вообще никак не называл?
   -- Ну отчего же? Наверняка называл... как-то. Вот она, кстати.
   Мы вывернули из-за угла, и взору моему предстала расположившаяся ко мне филейной частью тонконогая кобылица мышастой масти, с темной гривой, таким же хвостом, и идеально круглым пятном на... В основании хвоста, короче.
   В общем и целом обращенная ко мне лошадиная, хм, корма напоминала известный по сказке про дедку и прочих его домочадцев корнеплод с роскошной ботвой.
   -- Ну надо же. -- усмехнулся я, разглядывая открывшуюся мне картину. -- Натуральная репка.
   -- Вот Репкой ее княжна и звала. -- признался Зулик.
   -- Ей подходит. -- вообще-то лошадка симпатичная: шея тонкая, грива и хвост густые, ножки стройные как у модели, и вот кабы не это пятно...
   Из-за него дорогие сбруя и седло смотрятся на ней, ну прям как на корове.
   Ладно, не на парад выехал, чай.
   Я стремительным, насколько спина и коленки позволяли, шагом приблизился к лошади, -- вся остальная часть нашей кавалькады уже сидела верхами чуть поодаль, и лишь мою Репку держал под уздцы стоящий ко мне спиной Тумил, впервые на моей памяти облаченный не в робу послушника, а в мирское платье. Добротное такое платье, но небогатое -- как дорожная одежда для царского стремянного может и сойдет, а вот в столице гардеробом мальчика надо будет озаботиться в первую очередь. Короля свита делает.
   А вот пояс у него хороший, с литыми бронзовыми накладками по всей длине -- на таком сабля очень органично будет смотреться. Там и кинжал хорошо выглядит -- в простых темных ножнах, с потертой рукоятью... Видно, что вещь старая, не побрякушка какая и не столовый прибор.
   А осанка-то какая проявилась -- мечта комбата! Совсем так Тумил на охламона-послушника не похож. Сразу видно, какого рода.
   Услышав мои шаги паренек обернулся, и, увидев кто приближается, заулыбался.
   -- Ой, брат Прашнартра, а ты что, с нами едешь?
   -- Ага. -- я похлопал Репку по крупу. -- Похоже на то. Смирная коняшка?
   -- Смирная, и ласковая -- ну как котенок. -- ответил мальчик.
   -- Это хорошо. -- я ухватился за луку седла. -- Помоги-ка дедушке забраться.
   -- Так это ж для!.. -- глаза Тумила полезли на лоб от удивления и понимания, а челюсть самым натуральным образом отпала.
   -- Точно. Для царевича. -- согласился я. -- Или кого-то в этом роде. Придержи лошадь, тебе говорят.
   -- За такую нерасторопность раньше пороли. -- прокомментировал Зулик.
   -- Вот заведешь своего стременного, князь, и с ним делай что хочешь. -- я едва-едва смог задрать ногу до уровня стремени. -- А моего попрошу не трогать. Э-э-э-э-эх...
   С трудом подтянувшись и едва не сверзившись на другую сторону я все же оказался в седле. Кобылка прянула ушами, но больше никак на мое барахтанье не отреагировала -- или действительно спокойная как удав, или Тумил под уздцы хорошо держит.
   -- Ваше Высочество не изволили распустить даже волосы? -- ко мне, в сопровождении одного из Блистательных, подъехал князь Хатикани.
   -- Где ж ты видал монаха с незаплетенной косой? -- я попытался выпрямиться в седле.
   Радикулит скрипнул и сдался.
   -- Но настоятель ведь уже снял с вас обеты. -- всплеснул руками Шедад. -- Если царевич желает облачиться в подобающие его статусу одеяния, которые мы, кстати, привезли, то ему стоит лишь распорядиться!
   -- А бороду ты мне тоже привез? -- ехидно поинтересовался я. -- Да на меня каждый встречный будет таращиться, пытаясь понять, кто ж это такой едет. Лучшего способа к себе внимание привлечь и нету. А на простого монаха кто обратит внимание? Особенно, если вы, дорогие князья, не будете на каждом перекрестке размахивать своими стягами.
   -- Я тоже рекомендовал князьям убрать знамена, когда мы проедем Благую Заставу. -- подал голос гвардеец. -- Неизвестно, какова сейчас обстановка в Аарте, и если по наши души выслали хоть один отряд охотников, то ни к чему их задачу упрощать.
   -- Это Касец из Коренных Зубов, командир отряда Блистательных, направленный для охраны вашей особы, царевич. -- с кислой миной (ну как же, влез тут в калашный ряд сиволапый со свиным рылом) соизволил сообщить князь.
   -- Первый десятник первой сотни Касец. -- не менее "дружелюбно" поправил его Блистательный.
   Интересно, отчего у меня с его именем какая-то странная ассоциация с чем-то нецензурно-ругательным? Такая, на грани сознания... Вполне обычное имя для Ашшории ведь.
   -- А отчего только после Благой Заставы, а не сразу, первый десятник? -- поинтересовался я.
   -- Это будет выглядеть крайне странно в глазах гарнизона и обитателей посада, ваше высочество. В долину мы въезжали под развернутыми штандартами, и если возвращаться будем свернув их, это может вызвать никому ненужное недоумение.
   -- Резонно. -- кивнул я. -- Приятно иметь дело с профессионалом. Какие еще меры безопасности предложите?
   -- Я бы предпочел, чтобы ваше высочество ехали в центре отряда и никуда в одиночку не отлучались. -- решительно заявил десятник. -- Так нам будет гораздо легче охранить вас в случае внезапного нападения. Что касается досточтимых князей, то и им я бы рекомендовал в центре строя...
   -- Возмутительно! -- фыркнул князь Хатикани. -- Бабы мы вам что ли,за чужие спины прятаться? Да я водил своих дружинников в бой, когда у тебя еще усы расти не начали, десятник!
   -- Ваши люди немногочисленны и обучены хуже Блистательных. -- парировал Касец.
   -- Любой из них с саблей стоит пары твоих разряженных... -- начал закипать Шедад, а заинтересовавшиеся нашим разговором Зулик и Арцуд двинули своих скакунов в нашу сторону.
   -- Прекратите. -- прервал я начавший разгораться спор. -- Первый десятник прав, ваши жизни слишком ценны для всей Ашшории, и рисковать ими мы не имеем права.
   Командир отряда Блистательных подбоченился -- не каждый день простому гвардейскому унтеру удается утереть нос владетельному, -- князь же впал в прострацию. С одной стороны, ему только что объявили, что он является государственной ценностью, а с другой -- вынудили уступить солдатне безродной. Есть отчего получить разрыв шаблона.
   -- Однако и вы, доблестный Касец, не можете не понимать, что окружать себя толпой охраны для князей вовсе не характерно. Любому будет понятно, что мы ожидаем нападения и к нему готовы.
   -- И слава всем богам -- трижды подумают, перед тем как лезть. -- кивнул гвардеец.
   -- Это верно. -- я благодушно кивнул, а Касец еще больше напыжился. -- Но только для находников, а не тех, кто получил приказ и должен исполнить его любой ценой. Тяжело ли убить человека, окруженного толпой стражи?
   -- Гораздо тяжелее, чем одиночку. --первый десятник, похоже, заподозрил подвох в моих словах.
   Правильно сделал, в общем-то.
   -- Для хорошего лучника -- никакой разницы. -- подал голос князь Тимариани.
   -- Вот. -- я поднял в верх указательный палец. -- А кого лучники будут в первую очередь отстреливать?
   -- Тех, кого явно охраняют остальные члены отряда и офицеров. -- нехотя ответил уроженец Коренных Зубов, причем сделал это с таким лицом, будто адрес регистрации у него заболел.
   -- Вот князь, а ты мне в богатые одежды рядиться предлагал... -- я усмехнулся, после чего вновь обратился к командиру Блистательных. -- Но ведь устроить засаду из лучников, это несколько сложнее, чем навалиться на якобы не ожидающий нападения отряд, верно?
   -- Да, царевич. На нашем пути не так-то много будет для этого удобных мест. -- согласился гвардеец.
   -- И каковы же будут ваши предложения по безопасности нашего передвижения, первый десятник?
   Тот задумался на пару мгновений.
   -- Князьям бы поменяться одеждой с простыми воинами... Хотя нет, бороды они никуда не спрячут... Властительным, к моему сожалению, придется рисковать быть атакованными в числе первых, а вот ваше высочество я бы предложил переодеть в гвардейца. Тогда ваши шансы в случае атаки будут такими же, как у моих людей.
   -- В Ашшории даже разбойники богобоязненны. -- хмыкнул я. -- Ограбить монаха могут, а вот чтобы так запросто убить -- мести богов побоятся. Моя сутана меня получше твоей кольчуги защищает.
   -- При всем моем почтении, те, кто могут против вас злоумышлять знают, что вы жили в монастыре, и...
   -- В жизни не поверят что царевич, после двадцати лет подвижничества, не скинул опостылевшее рубище при первой возможности. -- хохотнул Софенский князь. -- Всего и делов-то, одеть в богатый наряд четвертого всадника, и чтобы ехал вместе с нами.
   -- Дело говоришь, князь. -- промолвил первый десятник. -- Но кому-то из витязей тогда придется усы сбривать.
   Повисло тяжелое молчание, продлившееся секунд этак пять -- сословная растительность на морде в нашем царстве-государстве почти столь же священна, как и жизнь клириков.
   -- Я бы мог притвориться царевичем. -- подал голос Тумил, все еще державший лошадь под уздцы.
   А ушки -- на макушке.
   -- Я еще не бреюсь. -- пояснил он на недоуменные взгляды князей и десятников.
   -- А что же... -- задумчиво проронил Зулик. -- Князья и царевичи, они не только высокого роста бывают. Инитарский царь, так тот как бы и не ниже парня на пару пальцев.
   -- И думать забудьте! -- возмутился я. -- Он ребенок еще.
   -- Мне восьмой год уже идет. -- надулся парень, но тут же спохватился, и добавил: -- Ваше высочество.
   -- Ну надо же, взрослый какой. -- язвительно отозвался я. -- Брысь в седло. После Благой заставы решим, кого во что наряжать. Может вовсе и не потребуется цирк устраивать, если у меня к выезду из долины поясница отвалится.
   Мальчик стрелой метнулся к своему коньку (брат Асмара расщедрился, выделил из монастырской конюшни -- после моего развода князей на жертвы его даже жаба при этом задавила не насмерть, а так, слегка ногу оттоптала), а я высочайше дал свое соизволение на начало путешествия. Что называется, "Он сказал "Поехали", и запил водой".
   Что можно сказать о моих первых шагах к трону? Лисапет, несмотря на свои старческие болячки, оказался в удивительно хорошей форме, видать непраздный образ жизни и здоровая экология дали о себе знать. Да и Репка действительно отличалась редкой плавностью хода -- такое ощущение, что эту зверюгу специально всю жизнь растили с единственной целью: таскать на спине мои мощи.
   По прямой путь из обители Святого Солнца до стерегущей перевал крепостицы расположен вовсе недалеко, буквально -- рукой подать. Только царевичи-то птицы гордые, прямо не летают, а верхами...
   В какие-то древние геологические эпохи Долина Ста Благословений, похоже, была глубоким горным озером. Или не очень глубоким -- не знаю. Со временем, однако, вода нашла себе выход наружу -- мягкие породы растворила, или приключилось землетрясение, тут уж без геологов не разберешься, -- и вода схлынула, оставив лишь то озерцо, откуда я карпов тягал, да выходящий из него ручеек, петляющий по дну неширокого ущелья с высокими отвесными стенами, и представляющего в плане сплошную загогулину -- единственный (если не считать козьих троп, по которым и не всякий каскадер проберется) путь в монастырь от Самского перевала, соединяющего коренную Ашшорию с полвека как отжатый у мирельцев Самватин. Феода командующего Правым крылом нашей доблестной армии и контрзаговорщика, между прочим.
   -- Князь Самватини только с тобой послание передал, или в свои владения тоже чего отписал? -- негромко поинтересовался я у Зулика, поравняв Репку с его конем. -- А то вдруг Касец прав, и нам придется куда-то удир... отступать?
   -- Крайне нежелательный вариант. -- столь же тихо отозвался властитель Тимариани. -- Мы рассматривали его исключительно как крайний случай, если придется собирать полки и созывать дружины, дабы отстоять ваши права, царевич, оружно. Я надеюсь, что до такого не дойдет.
   -- Да ясен... Солнце, что нежелательный. Если отвоевывать корону с опорой на Самватин, царь Мирелии не преминет поучаствовать в нашей внутренней сваре. И очень хорошо, если на моей стороне -- ему вроде бы логичнее поддержать любого иного претендента на трон.
   -- Тут заранее трудно сказать. -- задумчиво отозвался Зулик. -- В восточных провинциях мирелов смута, якобы чудесно спасшийся царевич Удур объявился. К тому же асины окончательно подмяли под себя Скарпию -- их наместник всем в стране распоряжается, а царь Гикамет и слова ему поперек сказать не смеет, -- но этому алчному народу все мало. Если в этом году они сунутся в Парсуду, с которой мы граничим через Дадешку и Гелавань...
   -- Помню я, где мы и с кем граничим. Не выжил покуда из ума. -- отозвался я. -- Да, у царя Оолиса будет серьезный соблазн поделить северные земли парсюков с асинским Советов Первейших, это куш куда пожирнее Самватинского нагорья. А с другой стороны, тот еще в небесах журавль.
   -- А у вашего высочества, когда станете величеством, будет такой соблазн? -- князь Тимариани спросил с неподдельным интересом, видать обещанное место Главного министра уже вполне реально на себя примеряет.
   Нет, я не то что против того, что он заблаговременно прикидывает будущую государственную стратегию, но сомневаюсь что-то, что и ему, и мне позволят править самовластно.
   -- Там видно будет. -- ответил я. -- Ашшория когда-то была данником Парсуды и там это помнят, да... Но старое, хорошо известное зло лучше нового и непонятного, наподобие той же Асинии. Да и позиция Инитары в тот момент будет очень важна.
   -- Степняки с каждым годом все активнее пробуют на прочность наши пограничные гарнизоны в Оозе и Лиделле. -- ехавший неподалеку Касец, оказывается, прислушивался к нашей с Зуликом беседе. -- Ходят слухи о выборах кагана.
   -- Чушь. -- мгновенно отрезал князь Тимариани. -- Рода заков никогда не договорятся между собой по-хорошему.
   -- Не договорятся по-хорошему, так могут договориться по-плохому. -- флегматично отозвался я. -- Для степняков такой расклад даже привычнее, они одну только силу и уважают.
   -- Но их объединение в этом году крайне маловероятно. -- попытался вежливо поспорить со мной Зулик.
   -- До недавнего времени то же самое можно было сказать и о моем восшествии на престол. -- я усмехнулся. -- Не стоит загадывать так далеко в будущее. Попервой, досточтимый князь, надобно до столицы добраться. Ну или до Благой заставы для начала.
   До заставы, конечно, доехали без проблем, пусть и глубоко заполдень. Князья порывались покормить мое высочество в урочное время, однако я высочайше решил ехать до крепости -- возле нее давно уже вырос небольшой посад, включавший в себя и пару вполне приличных постоялых дворов, -- и обедать уже там. На довод первого десятника, что тогда мы засветло до следующей корчмы никак не доберемся я только и пожал плечами:
   -- Что за беда, многоуважаемый Касец? Там и переночуем -- все равно выехали мы так, что сильно далеко от крепости нам не уехать, так давайте проведем эту ночь в нормальных условиях и мягких постелях. Несколько часов нам погоды не сделают.
   А вот гонцу князя Тимариани -- вполне могут.
   -- Как будет угодно вашему высочеству. -- гвардеец поклонился.
   -- Моему высочеству, -- вздохнул я, -- угодно путешествовать инкогнито, и не привлекая внимания. Без явных признаков преклонения пред моей особой.
   -- Но ваше высочество!.. -- попытался возмутиться князь Хатикани.
   -- Хочет еще немного пожить. -- прервал его я. -- Сам подумай, достопочтенный -- если только человек не профессиональный соглядатай, он не станет считать отряд по головам и запоминать каждого в лицо. Кого простой человек запомнит в такой толпе, как наш отряд?
   -- Кого? -- эхом повторил Шедад.
   -- Явных предводителей, то-есть вас, князья, и первого десятника. На прочих и внимания не обратят. Уже завтра никто и не вспомнит, что в кавалькаде вообще был монах -- не велика невидаль, -- если только спутники ему не будут оказывать каких-то особых почестей.
   -- Но...
   -- Довольно простой заботы о сильно пожилом монахе, вполне понятной со стороны солдат -- они вечно под богами ходят, -- а триумфально, князь, мы покататься еще успеем. После коронации. Господа, доведите информацию до личного состава.
   -- Хефе-каракол Благой заставы, коему было поручено... -- Зулик на миг запнулся, подбирая определение, -- ...поручено охранять в том числе и вашу безопасность, царевич, извещен о цели нашей поездки.
   -- Ну и прекрасно, что извещен. -- ответил я. -- Значит точно не станет нам препятствовать. Не станет ведь?
   -- Нет, разумеется нет. -- поспешил заверить меня князь Тимариани. -- Но если бы ваше высочество дали ему понять, что не гневаетесь за его честную службу...
   Я наклонился в седле, и негромко спросил у него:
   -- Что, тоже родственник?
   -- Отдаленный. По линии мужа двоюродной сестры. -- смутился Зулик.
   Интересно, ему в этой стране хоть кто-то неродной, ну, окромя Лисапета, есть?
   -- Ну а что же? Вовсе не вижу причин, почему к нему вечерком не может заглянуть с богоугодной беседой монах. -- я пожал плечами. -- Опять же, по уставу царя Лендеда Блистательным надлежит остановиться в крепости, верно ведь? Дабы постоем мирных поселян не стеснять.
   -- Да, царевич. Если имеется крепость,укрепленный лагерь или казармы городского гарнизона, достаточные чтобы вместить воинский отряд, царь Лендед запретил требовать от своих подданных квартирный урок. -- отозвался Касец. -- Однако это относится лишь к коронным войскам, а не к дружинам князей.
   -- Вот я с ними на постоялом дворе и останусь. Строго в рамках закона.
   -- Но я тогда не смогу обеспечить охрану вашей особы. -- встрепенулся первый десятник. -- А если бы вы отдали приказ хефе-караколу принять весь отряд целиком...
   -- То это выглядело бы как нарушение с его стороны. -- парировал я.
   -- Не слишком значительное...
   -- Кто же будет в Ашшории соблюдать законы, если их не соблюдает будущий царь? И не уговаривай, ничего я ему приказывать... Так! Минутку! Уж не хочешь ли ты сказать, что такие вот "незначительные" нарушения, как постой совершенно непонятно кого за счет гарнизонов -- в порядке вещей?
   -- Долг гостеприимства... -- заикнулся было князь Софенине.
   -- Не должен оплачиваться за счет казны. -- отрезал я. -- Вконец вас Каген на старости лет разбаловал! Тут того гляди война, а в погребах пограничных застав мышь повесилась!
   -- Отчего же... повесилась? -- изумился Шедад.
   -- От голода! -- ну, начал с "изобретения" книг с библиотечным каталогом, так отчего и вводом крылатых фраз в местный обиход не заняться?
   Окружающие неуверенно заулыбались -- уловили, так сказать, иронию. Тумил, привычный к моей манере разговора, так и вовсе тишком прыснул в кулачок.
   А я пообещал, что всех научу Родину любить, и дискуссия затухла сама собой.
   Хорошо быть царем -- никто не спорит, никто не возражает... Нервов -- сплошная экономия!
   Ближе к заставе ручеек, вдоль которого мы ехали от самой обители, превращался уже в полноценный ручей локтя четыре шириной. Его бы и речушкой можно было бы назвать, да глубиной не удался -- куры форсировали вброд в самом прямом смысле слова.
   Пересекая узкий в этом месте Самский перевал он, обогнув основание старинной крепости из массивных каменных валунов, искрящимся водопадом обрушивался вниз с крутого обрыва, летел вниз, рассыпаясь каплями, превращаясь в радужную взвесь и где-то на полпути до раскинувшейся под обрывом долины полностью исчезал. Зрелище незабываемое -- Лисапет его видел как-то. Когда с братом на богомолье ехал. Потом, по понятным причинам, полюбоваться больше не удалось.
   Вокруг самой крепости давно уже вырос... Ну, не то чтобы городок, но поселок-то точно. А чего бы ему и не появиться здесь? Торный караванный путь из Мирелии и Самватина без трактиров, харчевен и просто постоялых дворов обойтись не может. Они по всем трактам Ашшории, даже вдали от заметных поселений, не реже чем через каждые полдня пути встречаются, а тут, на пересечении путей купцов и паломников караван-сараю вырасти сам Святое Солнце велел. Ну а где есть крепость и трактир (в который ходят отдыхать гарнизон), там неизбежно появляются и кузнец, шорник, плотник, портной и прочий люд мастеровой, домики их подмастерий, бордель -- это непременно, а то при таком количестве мужиков, далеко не все из которых женаты (особенно все тот же оторванный от семей гарнизон) непотребство случается и человеки начинают себя с богами равнять, (пусть не в могуществе, а в распущенности, но все одно ересь), -- и прочие блага цивилизации. Тут бы и город, наверное, вырасти мог, да только количество населения вокруг Благой заставы ограничивается местом внутри нее самой, где, случись враг, укрыться можно.
   За такую возможность хефе-караколу, сиречь коменданту, жители, разумеется, неофициально отстегивают, и именно потому образование города ему невыгодно кровно. Так он тут самочинный начальник, а в официальное поселение царского управляющего непременно направят.
   Он, кстати, в обществе нескольких солдат, выехал нас встречать. Ничего, в общем-то, в этом особенного нет -- в кавалькаде аж три высших лендлорда нашего царства-государства задницы о седла стирают, командиру заштатного гарнизона респект и уважуху им выказать, это самое то. Авось, когда будут в столице слонов раздавать, и про него, такого почтительного вспомнят, так что никаких подозрений и пересудов наша с ним встреча вызвать не должна.
   Я, согласно легенде, не отсвечивал, сдал Репку вбок, от князей подальше, ближе к краю кавалькады, где меня, не обменявшись ни единым словом, довольно профессионально взяли в коробочку трое Блистательных и Тумил. Ну да, парня же всю жизнь в витязи готовили, постоянно я об этом забываю...
   -- Доброго дня, и свети вам солнце, достопочтенные. -- хефе-каракол первым обратился с приветствием.
   Оказался он мужиком средних лет, мощным таким, кряжистым -- на Рона Перлмана похож, -- на котором кольчуга под нарочито небогатым шервани смотрелась вполне уместно и естественно.
   -- И тебе храбрый Труир -- привет. -- ответил князь Тимариани. -- Спокойно ли на дорогах и вокруг заставы?
   -- Благодарение всем богам и святым-заступникам, да. -- кивнул он. -- А ваше паломничество... Благополучно ли все?
   Любопытен и нетерпелив, но не дурак. Спутники, наверняка, из самых надежных, но даже при них лишнего не болтает.
   -- Мы получили нужные ответы. -- дипломатично ответил Зулик. -- Нынче ехать дальше уже поздно, мы остановимся до утра здесь.
   -- Ворота Благой Заставы открыты перед вами. -- он указал рукой на крепость.
   -- По закону тебе должно разместить лишь Блистательных, мы же с дружинниками остановимся в одном из постоялых дворов -- у вас их тут четыре, если не ошибаюсь?
   -- Три, князь, и это если считать караван-сарай. А?..
   -- Посоветуй нам лучший, достойный Труир, мы последуем твоему слову. И, разумеется, я надеюсь ты выделишь вечером немного времени, дабы навестить меня, своего родича.
   -- Безусловно. -- кивнул хефе-каракол. -- Покуда мы вас сопроводим до места постоя.
   А сам глазами так и зыркает по кавалькаде, царя будущего высматривает. Жук-то он еще тот, похоже.
   От постоялого двора Блистательные, вместе с донельзя недовольным этим обстоятельством Касецом из Коренных Зубов, и Труир с заставскими, отправились в крепость, и осталось нас всего ничего -- дюжина человек, меня включая. Как раз все свободные комнаты в трактире "Волчья конура", стоящего у самых ворот, и заняли.
   Ну, конура там, или не конура, а заведение оказалось вполне себе респектабельным, с отдельными комнатами для постояльцев (моя, так точно -- у остальных не проверял), чистым обеденным залом и выметенным двором. Хозяин тоже производил впечатление -- толстый, хитромордый, он руководил своим немалым хозяйством с видом полководца на поле боя. Трактирные служки и многочисленные чада хозяина, под его бдительным присмотром, так и носились таская наши пожитки по апартаментам, устраивая лошадей в конюшне и расселяя гостей по местам. Все слажено, все отработано -- прям орднунг.
   Я у себя в комнате засиживаться не стал, -- поясница во время езды практически не пострадала, да и делать мне одному, в пустом помещении, было совершенно нечего, -- спустился вниз, во двор. В некотором отдалении маячили пара дружинников, приглядывали за моим высочеством, но чрезмерно опекать не лезли. Эх, кончилась твоя воля, Лисапет -- теперь до конца жизни, похоже, даже на горшке одному побыть не дадут. Тяжела ты, шапка Мономаха...
   Хозяйственный двор постоялого двора оказался наполнен звуками разнообразной живности -- и птицу-то трактирщик держал, и молоко у него свое, и даже хрюшки в загоне имелись. Давненько я этих зверюг не видал -- в долине Ста Благословений их отчего-то не держат.
   Возле свиного загона, с тележкой наблюдался младший из сыновей хозяина, Тумилов ровесник. Корм задавать пришел не иначе.
   Корм... Я пригляделся и чуть не присвистнул. Какой, однако, интересный корм.
   -- Хорошие у вас поросятки. -- я остановился рядом с пареньком и облокотился на свой посох. -- Откормленные.
   -- Ага. -- кивнул сын трактирщика. -- На случай непредвиденного пира держим, брат. Постояльцы, особенно из знатных, они любят пиры устраивать, особливо когда из вашей долины едут. А какой же пир-то без зажаренного на вертеле порося, а то и не одного? Вот и держим несколько штук -- не бегать же при каждой оказии в деревню свиноводов. Гости ждать-то не любят.
   -- Твоя правда. А кормите хрюшек чем? -- я взял из его тележки крупную, высшего сорта картофелину с розоватой кожурой. -- Этим?
   -- Ну так-то и объедки им идут разные, и помои -- но в основном, конечно, да. С той же деревни, где и поросят, корм покупаем.
   -- Богато ж вы живете, как я погляжу, если скармливаете свиньям такую картоху... -- в задумчивости ответил я.
   -- Да кто ж еще свинские яблоки есть-то станет? -- рассмеялся паренек. -- Совсем уж нищие если -- так отец, коли такие тут появляются, не жадничает, дает им. Запекут в костре и сыты тем, хоть ноги не протянут. Ну и если что от гостевой трапезы к употреблению пригодное остается, это тоже отдает -- мы, брат, тут милосердию не чужды, не дикие заки, чай. Заветы Солнца почитаем.
   -- То, что вы милость к сирым да убогим проявляете, это хорошо. За это воздастся. А вот то, что добрую еду на свиней переводите... -- только увидав клубни я понял наконец, чего мне в монастырской еде не хватало. Ее, родимой -- вареной, с маслицем, чесночком да укропчиком, м-м-м-м... -- Знаешь ли ты, юноша, сколькими разными способами можно приготовить картошку? Да я даже сосчитать не возьмусь все!
   -- Чудно. -- подивился парубок. -- Никогда не слыхал, чтобы свинские яблоки кто готовил.
   -- Кхе-кхе. А не просветит ли нас добрый монах, -- не знаю, прости, твоего имени, -- об этих особых монастырских способах? -- раздался за моей спиной голос трактирщика.
   -- Брат Прашнартра. -- ответил я, оборачиваясь. -- И просвещу. А то, виданное ли дело -- целое состояние свиньям скармливаете. Подмороженную там, или с гнильцой, это я понимаю, или мелочевку вот... Мне потребуется твоя кухня и помощники, почтенный.
   И дело у нас закипело. Посмотреть за готовкой невиданных блюд из почти несъедобного, как считалось, продукта, собралось все трактирщиково семейство, свободные работники, а там и постояльцы с соседями начали подтягиваться. Последние, правда, сразу не поняли в чем дело, и довольно громко начали восхищаться моей святостью да неприхотливостью, видя как я уплетаю (да так, что за ушами трещит) вареные "свинские яблоки".
   Трактирщик тоже снял с блюда пробу и вынес свой профессиональный вердикт:
   -- Вкус непривычный, но съедобно. -- он макнул откушенный край в растопившееся масло и доел картофелину. -- Да, вполне.
   -- Это очень простой перекус, дорогим гостям такого не подашь. Теперь, -- ответил я, поднимаясь из-за стола, -- научу тебя как картошку правильно тушить и жарить.
   В общем, вечером в трактире был аншлаг.
   -- Надо же, -- подивился князь Хатикани, пробуя картофельное пюре с мясной подливкой, -- почитай, золотом свиней кормим. Вот, помню, года три назад лютый был неурожай, полстраны голодало, зерноторговцы тогда обогатились на ввозе...
   Понимаю твое расстройство, князь -- тебе, чтоб подданные не перемерли и не разбежались пришлось кубышку открывать, да оказывать им вспоможение, как это в Ашшории принято среди добрых сеньоров.
   -- ...а расти кто картошку в должном количестве, а не только скоту на корм, так и перебедовали бы. Растение не особо прихотливое, воду любит только. Ну и растет, опять же, не везде -- в Горной Ашшории много не посадишь...
   -- А ты у меня, из равнинной закупай. Там она хорошо растет. -- поддел свояка-кровника князь Софенине, дегустирующий картошку и мясо со специями запеченные в горшочке. -- Только хранится плохо. Гниет.
   -- Хранить надо в погребах, чтобы прохлада была. И обирать периодически, как прорастать начинает. -- ответил я.
   Сидели вшестером. Князья, само собой, Касец пришел, ну и хефе-каракол приперся, как и обещал. Ах да, еще я, конечно -- в силу ниспосланой мне благодати, которую в общем зале сейчас пробовала в самых разных вариантах едва не половина взрослого населения посада (рассуждали при том, насколько я мог слышать, примерно так же, как и Шедад, хотя по вкусу "свинское яблоко" пришлось далеко не всем) присутствие скромного монася за одним столом с благородными никого не удивляло.
   Сначала, в приватной обстановке, конечно, пришлось Труира заверять, что никто, особенно царевич, конечно же, зла на него не держит, службой его довольны, и верного слугу короны не забудут. Ну а действительно, чего бы Лисапету на него катить бочку? Он командует-то гарнизоном всего года два как, а Кагенова братца бегать из монастыря отучили куда как раньше.
   Ну а потом уже предложил всему обчеству опробовать новых блюдей. Они, кстати, про них уже были наслышаны и в любом случае это сделать собирались.
   -- Крупная она уж больно. -- с сожалением посетовал Касец. -- При том же весе больше подвод на фураж надо будет, коли с собой брать. Нет, зерно да мука -- надежнее. Вот разве что фуражиров предупреждать.
   -- Тут тебе, первый десятник, виднее -- ты человек военный, а я в молитвах всю жизнь провел. Но если картофель высушить и размолоть в муку, то очень даже сытный кисель можно приготовить. Да и для выпечки тоже можно использовать.
   -- Покуда свинские яблоки еще не в цене, мне стоит этим озаботиться. -- задумчиво произнес хефе-каракол.
   Спишет как закупку муки обыкновенной -- зуб даю. Да даже два.
   А костерить солдаты гарнизона будут не его, а меня.
   И не только солдаты. В окрестностях заставы все теперь уверены, что я кормил их по тайным монастырским рецептам, а Трундналини-то и не знает. Конфуз приключиться может, если все решат, что царь (ну, почти) народ из озорства свиной едой кормить начал. Да и для популяризации картофеля в Ашшории будет очень полезно, если паломникам блюда из него будут подавать в почитаемой во всех окрестных государствах обители -- можно будет слух пустить, что бульба просветлению способствует, -- а то предвижу я некоторые трудности. Труир, вон, винегрет с кислой мордой по тарелке гоняет, Зулик от картофельной запеканки тоже что-то не в восторге. А ведь солдаты, люди закаленные походно-полевой кухней. Комендант -- так точно, да и князь Тимариани в походах участвовал.
   Это близ долины Ста Благословений народ такое пищевое новшество воспримет нормально -- шибко они близостью к нашей обители гордятся, а вот в масштабах всей страны могут быть проблемы.
   Решено, надо брату-кормильцу писать.
   -- Мне тут в голову пришла еще пара рецептов, покуда готовили. -- сообщил я. -- Как бы их в монастырь переслать?
   -- Нет ничего проще, ваше... брат. -- встрепенулся хефе-каракол, обрадованный возможности оторваться от салата. -- Отпишитесь кому там надобно, а я утром гонца и отправлю.
   -- Вот и славно. Пойду к себе, составлю эпистолу в спокойной обстановке.
   Бумагу, чернила и бамбуковое стило я позаимствовал у трактирщика.
   В комнате, зажегши свечу и устроившись за столиком я задумался ненадолго. Дело выходило деликатное, для продовольственной безопасности всей Ашшории важное, и донести всю значимость проблемы необходимо так, чтобы брат-кормилец ее осознал. Тут его с первых слов надо заинтересовать, так что обращение "Дорогой Трундналини" вряд ли подойдет -- насторожит скорее, что я его "дорогим" называю.
   Поразмыслив еще немного, я макнул в чернила палку-писалку и вывел на листе следующее:
   Привет, Святая Кастрюлька.
   Выручай. Уж не помню, в каком-таком свитке я когда прочитал, как надобно готовить картошку, чтобы она не только для свиней была съедобна
   Тут с кончика стилоса сорвалась капля и на листе образовалась шикарная клякса. Ругнувшись, я скомкал предыдущее послание, выложил новый лист, собрался уже писать заново, и тут в голову мне пришла иная, гораздо более беспроигрышная идея.
   Привет тебе, брат Асмара.
   Полюбовавшись пару мгновений своим ровным и красивым почерком, я хмыкнул, и продолжил послание.
   Хочешь верь, а хочешь -- нет, но едва мы добрались до Благой заставы, как я по нашему монастырю уже скучать начал. Не по твоей морде, конечно, а так, вообще. Хотя лично для тебя, вернее для твоего кастелянского хозяйства, есть у меня добрая новость.
   Лет так несколько назад попался мне в монастырской библиотеке старинный свиток, где трактовалось о методах приготовления еды (такой, чтобы это было и сытно, и вкусно, и достижению просветленности способствовало) из картохи. От скуки я его прочитал, да и забыл про это напрочь, а нынче, на постоялом дворе, увидал что картошкой свиней кормят, да и вспомнились мне эти рецепты -- научил я, в общем, местных. Они отчего-то решили, что это нашей монастырской кухни секрет, так я их разубеждать не стал. Свинское яблоко дешево, сам понимаешь, как на кормежке паломников сможешь сэкономить.
   Правда, опасаюсь, Святая Кастрюлька, который привержен консервативным рецептам, этому воспротивится, ну да то не беда. Сам старый свиток ты вряд ли сыщешь -- он уже тогда, когда я его читал, буквально в руках рассыпался, -- так что стоит эти рецепты чудотворно открыть заново. В библиотеке сейчас как раз инвентаризация идет, под это дело любой трактат "найти" можно, если он будет выглядеть достаточно старым. Не мне тебя учить, как такое делать.
   Лучше всего, чтобы свитки эти нашел брат Круврашпури -- Трундналини тогда о подлоге вовек не догадается. Ну да что я тебя поучаю? Как все наилучшим образом устроить ты сам догадаешься. В общем, посылаю тебе картофельные рецепты к вящей славе и экономии средств нашего монастыря.
   Целую, Царь.
   Ну все, дело в шляпе. Асмара у нас такой домовитый домовой, что в скором обнаружении "Трактата о картошке" можно не сомневаться.
   Накидав с дюжину рецептов я сварганил из чистого листа конверт, подписал его "Брату Асмаре лично в руки", накапал сверху воска со свечи и оттиснул на нем знак Солнца, вырезанный на верхушке моего посоха -- печати у меня пока нету.
   Интересно, а Асмара не решит, что ему лично Святой письмо прислал? Жаль, право слово, очень жаль, что в момент вручения я не буду наблюдать лица монастырского кастеляна...
   Когда я спустился в общий зал князей там уже не было, и только Труир и Касец сидели за кувшином вина. Тарелки у обоих выглядели подозрительно пустыми, а на коленях первого десятника развалился не менее подозрительно довольный жизнью котяра.
   -- Вот. -- я протянул хефе-караколу пакет. -- Постарайтесь вручить без лишнего привлечения внимания. Приехал, мол, солдатик на богомолье -- благо, монастырь как раз под боком, -- заодно и письмецо с оказией передал.
   -- Так и сделаю, ва... брат. -- комендант крепости с удивлением рассматривал конверт. -- Поразительно! Никогда не слыхал, чтобы письма пересылали так, не просто загнув углы к центру, но и обернув от случайной порчи. Надо будет для переписки тоже использовать.
   Блин, вот говорил же я тому ангелу смерти, или кто он, что спалюсь моментально!
   -- Это мое личное изобретение. -- скромно ответил я. -- Что ж, господа, не буду мешать вам.
   -- Мы счаст... -- начал было Касец поднимаясь (кот с недовольным мявом свалился на пол), но я прервал его.
   -- Не велика радость, сидеть вместе со старым пнем, и не сметь ему перечить. Пейте и отдыхайте. Я все равно на свежий воздух собирался.
   Во дворе, на примеченной мною еще днем скамейке, обнаружился любующийся закатом Тумил. При моем появлении он тут же вскочил на ноги, явно выражая лютое желание услужить высочеству так, как оно только потребует, оправдать доверие и все тому подобное.
   -- Сиди. -- махнул я рукой, подошел к лавке, и примостился на ней. -- Чего скачешь-то? Лошадей здесь нет, стремян на мне тоже не имеется. Сиди себе спокойно.
   -- Как прикажет ваше высочество. -- мальчик послушно опустился на лавку.
   -- Ну надо же, "ваше высочество"... -- хмыкнул я. -- А грозил трактат о моей несомненной, раз не пришибли, благословенности писать.
   -- Я... Я ведь не знал, что ваше высочество -- это ваше высочество... -- Тумил запнулся подбирая формулировки.
   -- Наедине дозволяю обращаться на "ты", и в той же манере, что и в монастыре. В смысле, быть самим собою. Не первый день с тобой знакомы. -- я прислушался к доносящимся откуда-то из-за угла буцкающим звукам и сдавленной ругани. -- Это там чего происходит?
   -- Дружинники князей купчикова приказчика уму-разуму учат. -- охотно отозвался парень, у которого, кажется, гора с плеч свалилась из-за того, что больше не надо взвешивать каждое свое слово (и достаточно просто не борзеть). -- Зашел один тут такой в трактир, а когда хозяин спросил, не желает ли он отведать новых картофельных рецептов, начал орать, что картоху только свиньи едят. А за соседним столом дружинники как раз обедали.
   Тумил хихикнул.
   -- Картофельными блинами с курицей и зеленью. Решили, вот, объяснить человеку, насколько он неправ в своих суждениях.
   -- Не убьют? -- спросил я.
   -- Нет, конечно. Так, бока намнут слегка. -- легкомысленным тоном ответил парнишка. -- Виру еще платить за каждого дурака...
   Словно подтверждая его слова, шум прекратился и из-за угла появились двое княжеских бойцов, под локти поддерживающих плетущегося на подгибающихся ногах помятого гражданина, средних лет. Препровожден он был к воротам и обидным, но не сильным пинком выставлен на улицу.
   Управившись с обидчиком дружинники собрались возвращаться в трактир, увидели меня, и сделали вид, что им ужасно стыдно за такое поведение.
   -- Идите кушайте, чада. -- махнул я им. -- Святое Солнце завещал чревоугодничать.
   -- Твое высочество, а почему ты меня решил с собой забрать? -- поинтересовался Тумил, когда воины скрылись в трактире.
   -- А ты что, так сильно горишь желанием монахом стать? Могу отпустить обратно, если должность не по нраву.
   -- Да нет, по нраву, но все ж таки -- почему? Царским стремянным желающих стать -- только свистни.
   -- Свистеть не умею. -- буркнул я. -- Да и привык уже к тебе, знаю когда и какой пакости ждать.
   -- Так-таки уж и пакости... -- проворчал мальчик.
   -- А кто мне во время рыбалки, ночью, под одеяло здоровенную жабу запустил? Сама, скажешь, залезла на погреться?
   -- Да подумаешь, всего-то и подшутил разочек... -- паренек начал разглядывать что-то до жути интересное в чистом небе.
   -- Угу. И научить ворона брата Шантарамки говорить "Прашнартра -- зануда" тоже всего разок пытался?
   -- Ну не научил же... -- пробормотал Тумил смущенно.
   -- Научил, вообще-то. -- усмехнулся я. -- Ладно, не тушуйся. Чувство юмора я, вообще-то, уважаю. Но в будущем меру знай, потому как захочу я или нет, а наказать придется. Нельзя царю позволять хоть кому-то к себе относиться с пренебрежением. Съедят.
   -- Да я ни за что на свете!..
   -- Ну вот и хорошо. -- я поднялся. -- Пойду спать. Завтра выезжаем чуть свет, а я не в том уже возрасте, когда человек может всю ночь не спать, друджи знают чем заниматься, и по нему утром это не заметно. Тебе хорошенько выспаться тоже рекомендую.
   -- Да, я лягу когда солнце совсем зайдет. Просто... -- мальчик смущенно поглядел на меня. -- Завтра мы начинаем спускаться в равнинную Ашшорию. Я там никогда не был, но знаю, что гор оттуда не видать. Хочу покрепче их запомнить.

***

   До Тампуранка, -- этот довольно крупный город раскинулся на берегу Великой Поо, у самой границы царских земель с княжеством Тасса, -- добрались за пять дней и без каких-либо приключений. Единственное что, как я и предполагал, чем дальше мы удалялись от обители Святого Солнца, тем ниже был авторитет тамошнего монаха и, соответственно, желание попробовать свинское яблоко по монастырскому рецепту среди моих почти уже подданных тоже вовсе не росло.
   Коней особо не гнали, так что радикулит помирать меня не укладывал, но все равно, тело требовало хотя бы кратковременного, хучь денек, отдыха. Тем более и в город мы въехали накануне большого религиозного праздника -- Ночи Святого Сердца, очередной, так сказать, годовщины, когда эта розоватая, неправильной формы каменюка вознеслась на орбиту.
   В воротах по такому поводу, разумеется, наблюдалось истинное столпотворение, -- как же, всенародная гулянка совмещенная с ярмаркой, -- на улицах тоже, а все постоялые дворы, наверняка, были переполнены. Впрочем, князья и Касец этим совершенно не заморачивались, твердо вознамерившись остановиться во дворце наместника.
   -- И как вы собираетесь ему объяснять свое появление? -- поинтересовался я, стараясь не дать слегка ошалевшей от окружающего гомона Репке наступить на какого-нибудь зазевавшегося прохожего.
   Улицы в Тампуранке довольно широкие, но все равно, двигаться приходилось цепочкой, по два всадника в ряд. Касец и знаменосец Блистательных, едущие строго за мной и князем Тимариани, дабы оградить мое высочество от возможного внезапного покушения, в такой обстановке скоро должны были поседеть от беспокойства и сложности задачи.
   -- Тампуранк -- это богатый и сильный город, столица всей провинции Запоолье. -- ответил Зулик. -- Будет очень неплохо, если ее наместник, князь Хурам с Большой Горы, присягнет вашему высочеству.
   --С какой-какой горы? -- я едва сдержал смех.
   -- С Большой. -- невозмутимо ответил князь, у которого название наместникого феода ни с чем не ассоциировалось. -- По крайней мере в тех краях она считается довольно крупной, хотя видывал я пики и повыше, если честно.
   -- Ну хорошо, предположим он принесет мне присягу... А если схватить прикажет?
   -- Вашему высочеству не удастся скрываться до самой столицы от всех и каждого, наоборот, чем больше сила у вас будет за спиной к моменту прибытия в Аарту, тем лучше. К тому же Большая Гора находится в Софенине, Хурам -- вассал и дальний родич князя Арцуда. Ну, и мой тоже, получается.
   -- Когда это кого останавливало?.. -- задумчиво протянул я.
   -- Не только это. -- ответил Зулик. -- Знаменосец его приходится Хураму родным сыном. Вторым -- первый заправляет делами поместья.
   -- Так бы и сказал, что кадр надежный, проверенный, и заложник есть. -- буркнул я. -- А то ходишь тут, вокруг да около. Но все равно, широким массам знать о моем появлении пока рано.
   -- Безусловно, царевич. Наместник будет нем, словно рыба.
   Во дворце, если эту перестроенную под административно-представительские, пополам с жилыми, нужды крепостицу из красного камня можно так назвать, нас уже ожидали, что, строго говоря, не удивительно. Приближаясь к городу князья и Блистательные расчехлили свои знамена, и въехали в Тампуранк во всем, так сказать, блеске своей славы -- наверняка Хурам с Большой Горы был уведомлен о нашем появлении еще до того, как отряд въехал в городские ворота.
   Встречать нас во дворе ему, высокопоставленному чиновнику, управляющему землями по размерам сопоставимым с владениями всех троих князей вместе взятых, протокол не позволял, но и выказывать пренебрежение владетельными он не стал -- встречал нас в дверях своей резиденции.
   -- Счастлив приветствовать вас, дорогие князья. -- Хурам оказался мужиком в возрасте -- до меня не дотягивает, правда, -- габаритным таким, высоким, но при том производил впечатление живчика с шилом в заднице.
   -- И мы рады приветствовать тебя, любезный родич. -- ответил Арцуд.
   Хозяин с гостями обнялись, заверили друг друга во взаимной приязни, после чего пришел и мой черед здороваться.
   -- Позволь представить тебе, князь Хурам, брата Прашнартру из Обители Святого Солнца. -- указал на меня Зулик.
   Наместник скользнул по мне взглядом и ограничился простым кивком. Я тоже кивнул ему как равный равному -- благо, священнослужители в Ашшории всем, ну кроме, может, царя, равны по своему положению -- от князя до золотаря.
   -- Мне сообщали, что вы ездили через Запоолье в горную обитель, да я не поверил -- думал, перепутали с кем-то ваши знамена. К тому же свидетели говорили, что видели среди ваших стягов и штандарт Блистательных... Теперь я вижу, что это правда, но поверить в сие было выше моих сил, а постичь -- превыше разумения. Покинуть Аарту в такое время, когда все вооружаются, ради богомолья?
   -- Об этом наедине. -- отрезал князь Софенине. -- Такие речи не для чужих ушей. Вот если брат Прашнартра соизволит?..
   -- Почему и нет? -- я пожал плечами. -- Можно и прямо сейчас, если наместник никуда не торопится.
   Хурам с Большой Горы поглядел на меня снова, более пристально на сей раз, и кивнул в знак согласия.
   -- Тогда, -- произнес он, -- прошу вас в мой кабинет, перемолвимся, покуда ваших людей устраивают.
   А на родного сына за все это время ни полвзгляда -- вот ведь выдержка у мужика! Не зря, видать, Каген его на это место поставил.
   До кабинета пришлось идти чуть ли не через весь дворец и вверх на два этажа. Ревматизм в коленках возмущался и грозил устроить опорно-двигательному аппарату саботаж -- может и не прямо вот сейчас, но в ближайшее время точно, -- так что когда мы добрались до места в кресло я буквально рухнул.
   -- Что столь важное вы желали мне сообщить, владетельные? -- спросил Хурам, занимая свое место.
   -- Ты, дорогой кузен, верно, из столицы вести получаешь, и знаешь, что совет князей так ни к чему и не пришел -- Валиссу видеть правительницей никто не желает, а о другом регенте договориться не удается. -- произнес Арцуд утвердительным тоном.
   -- Да, верно. -- наместник вздохнул сокрушенно. -- Я покуда подати и оброк в столицу не отправляю, здесь придерживаю, потому как неясно, чем все дело закончится. Если дойдет до резни, да выяснится, что я не тех кого надо было снабжал... Ах, ну чего царевича Тыкави лично понесло у заков табун угонять? Не поймай он в брюхо стрелу, каких бы потрясений мы могли избежать!
   -- Думаю, не будет никаких потрясений. -- ответил его сеньор. -- У Кагена есть брат, и он имеет преимущественные права на корону перед царевичем Асиром. Наиболее благоразумные из членов совета, в том числе князья Самватини и Коваргини, решили призвать его на царство.
   -- Лисапета? -- удивленно всплеснул руками князь с Большой Горы. -- Так ведь он...
   Тут наместник осекся, медленно перевел взгляд на меня, поднялся и отвесил поклон.
   -- Простите мою непочтительность, государь. -- смиренным тоном произнес он.
   Быстро соображает мужик! Я в восхищении.
   -- Сиди, досточтимый. -- прокряхтел в ответ я. -- Мы не афишируем мое присутствие в кавалькаде, так что постарайся не распространяться о новости. Хотя бы до времени нашего отъезда.
   -- Мой дом к вашим услугам, царевич, и на тот срок, который определите вы сами.
   -- Надолго тебя не стесним, князь. -- заверил я Хурама. -- Этой ночью вознесение Святого Сердца начнут праздновать, завтра народные гульбища, ведь так?
   -- Да, ваше высочество. -- ответил наместник. -- С закатом начнутся торжественные молебны и жертвоприношения во всех храмах...
   Это он монаху рассказывает... Ясно дело, что с закатом -- именно в час, когда солнце коснулось горизонта святой, если верить легендам, и преставился. С последующим вознесением и занесением в пантеон. Вот Око -- тот ровно в полдень умудрился коньки отбросить, его славить начинают когда солнышко в зените находится. Ну а Солнце, поскольку он на небо живым взошел, по вполне понятной логике, на восходе.
   -- ...которые продлятся около двух часов, а затем, с полуночи и до самого следующего заката будет празднество. Я, без лишней скромности скажу, его хорошо подготовил. Бродячих циркачей с половины Ашшории собрал, расширение театров и ипподрома как раз к празднику успел закончить, вина для народных гульбищ заготовил, менестрелей поназвал, торговые ряды для ярмарки обновили, а некоторые так дополнительно на площадях установили, а стадиум и коррера у нас и так замечательные, их только украсили. -- что такое коррера я не знаю, но перечень приготовлений звучит внушительно. -- А петушиные бои грозят стать самыми крупными за всю историю если и не Ашшории, то Запоолья-то точно! Я даже опасаюсь, что за праздник все схватки провести не успеем.
   По мере рассказа Хурам все более и более воодушевлялся -- вроде как и о проделанной работе отчитывается, рисует себе плюсик в личное дело, а с другой стороны видно, что сам в предвкушении и намерен славно повеселиться наравне со всеми. Вон как глазки-то блестят.
   -- Праздник -- это прекрасно. -- кивнул я. -- Святая Троица вообще завещала жить в радости. А после праздника из города по домам потянутся окрестные жители, купцы, что приехали на ярмарку двинутся дальше, ну и мы с ними вместе. Так нам легче будет затеряться. А теперь, дорогие князья, пойдемте отдыхать -- нашему хозяину наверняка не терпится перемолвиться с сыном парой слов.
   -- Боюсь, ваше высочество, ваши покои еще не совсем готовы. -- на лице наместника появилось озабоченное выражение.
   -- Какие покои, князь, ты в своем ли уме? -- хмыкнул я. -- Где это видано, чтобы простого монаха наравне с владетельными поселяли? Я, поди, знаков члена конклава на себе не ношу.
   -- Но ваше высокое положение...
   -- Должно остаться тайной. Прикажи кому-то из слуг меня проводить, да не особо доверенному кому-то. Простая комнатушка, наравне с солдатами, наверняка для меня твоим домоправителем выделена.
   -- Как пожелает ваше высочество. -- удрученно вздохнул наместник Тампуранка и всего Запоолья.
   Ну, могу сказать, что на слугах и прочем подобном народе Хурам не экономит. Комнатка мне досталась небольшая, с мою бывшую келью размером, но кровать (на которой я растянулся с неземным просто удовольствием) оказалась помягче, обстановка -- поновее, а окно выходило в сад, отчего нарастающая по мере приближения полудня жара казалась не особо изнуряющей. Я даже подремал часок.
   А потом явился Тумил -- возбужденный, радостный, с горящими от восторга глазами. Расхристанный весь -- в одних лишь портах да полузашнурованной рубахе. Ну и в сапогах еще.
   -- И у кого из твоих врагов последняя курица сдохла? -- поинтересовался я, когда парень, предварительно постучав и дождавшись разрешения войти, вихрем влетел в комнату. -- Чего такой счастливый-то?
   -- Твое высочество знает, что в Тампуранке-то, оказывается, есть коррера? -- спросил мальчик, хитро сощурившись.
   -- Знаю, слыхал про такое от наместника. И что с того?
   -- Как -- что?!! -- мой стремянной аж подпрыгнул. -- Это же значит, что завтра будут танец с быком устраивать!
   -- Тоже мне, партнера для танцев сыскал... -- пробурчал я. -- Ты только эту архиценную новость сообщить хотел?
   -- Так ты что же, не пойдешь посмотреть на состязания? -- парень удивленно воззрился на меня.
   -- Глядеть, как бык пляшет? Нет, ну вообще можно посмотреть одним глазком. -- я потер подбородок и отметил про себя, что уже и побриться бы не помешало. -- Занятное, верно, зрелище.
   -- Занятное?!! -- возмутился Тумил. -- Да нет на свете ничего интереснее!
   -- Так-таки уж и ничего? -- я с кряхтением сел на своем ложе, и сунул ноги в стоящие на полу сандалии. -- А сытно поесть и сладко поспать как же?
   -- Да чего бы ты, твое высочество, понимал! -- казалось, парень готов сплюнуть на пол от разочарования. -- Ты хоть раз нормального бычьего плясуна в деле видал?
   -- Я и ненормального ни разу не видал. -- ответил я и начал завязывать сандалии. -- Хотя, как по мне, танцевать с быком, а не с молодухой, это как раз и надо быть ненормальным. А ты что, сам тоже поплясать хочешь?
   --Да я бы с радостью... -- голос паренька резко поскучнел. -- Но это надо для участия внести взнос, да и спатыча у меня нету.
   -- Кого нету? -- я взялся за второй сандаль.
   -- Не кого, а чего. Бычий спотыкач нужен. Без него как с быком управиться-то? А он стоит, если хороший, под драму. Дома я отцовский брал, но то дома...
   -- А взнос там какой? -- я управился с ремешками и распрямился. -- На танцульках на этих.
   -- Это еще анн, а то и два. -- окончательно скис паренек.
   -- Немалая цена за танцульки-то. -- крякнул я. -- На два серебряных племенного быка купить можно, не говоря уж про этот твой спотыкач, за который и трех выменять немудрено.
   -- Да я знаю... -- эти слова в устах несостоявшегося монашка прозвучали настолько грустно, что печаль в них тронула бы и самое ледяное сердце.
   Ну, кроме моего, разумеется.
   -- И приз-то на танцах, верно, немалый? -- уточнил я.
   Тумл лишь вздохнул сокрушенно.
   -- А спатыч этот бычиный, его у князя Хурама в хозяйстве нигде заваляться не могло?
   -- Да кто ж его знает? -- буркнул пацан. -- По уму-то должен быть, раз в Запоолье столько лет живет.
   -- Эх, грехи мои тяжкие. -- с кряхтением поднялся я. -- Пойдем, поговорим с местным ключником, авось даст.
   -- И ты мне дозволишь выйти на танцовище? -- восхищенно воскликнул Тумил.
   -- Чем бы дитя не тешилось... -- пробормотал в ответ я, и прихватил со стола свою котомку. -- Идем уже.
   Управляющий дворцом (плюгавый мужичонка моих примерно лет) нашелся на хозяйственном дворе, возле дощатых пристроек к стене -- в них аккурат в это время сгружали с телег какие-то мешки.
   -- Добрый день, достопочтенный. -- поприветствовал его я. -- Не уделите мне немного вашего времени?
   -- И вам, и вам доброго дня брат э-э-э-э Прашнартра. -- ключник явно не забыл, что сразу по приезду я о чем-то шептался с князьями и выяснил мое имечко у подчиненных, ну и вел себя, соответственно, подчеркнуто предупредительно. -- Чем могу быть вам полезен?
   -- Хотел узнать, нельзя ли у вас, исключительно на завтрашний день, позаимствовать э-э-э-э бычий спотыкач. -- предельно вежливым (надеюсь) тоном поинтересовался я.
   -- Как, вы собираетесь участвовать в танце с быком? -- пораженно воскликнул управитель.
   -- Ну что вы, что вы, любезный, в наши-то с вами годы из всех увеселений, в которых можно побыть не только зрителем, доступны лишь обжорство и пьянство, да и те в меру, дабы не было колик. Спатыч нужен моему послушнику. -- я указал на стоящего чуть в стороне и старающегося не отсвечивать Тумила.
   -- Отроку? -- ключник смерил парня недоверчивым взглядом. -- А не слишком ли он юн для такого?
   -- Нас с братьями отец с младенчества натаскивал, и редкой была ярмарка в Коруре, с которой кто-то из нас не увозил домой хоть один из призов. И меня уже год как на танцовище там пускали. -- обиженным тоном заявил паренек.
   -- В Коруре? Я оттуда родом... -- вздохнул управляющий дворцом. -- Верно, слыхал я про твоего отца, мальчик?
   -- Может быть -- он был одним из лучших бычьих плясунов в молодости. -- пожал плечами тот.
   -- И как же зовут твоего почтенного папеньку?
   -- Князь Камил из Старой Башни. -- не без гордости ответил юнец.
   --Хм... -- ключник нахмурился, припоминая имя (неудивительно -- мелкопоместных князей и князьков в Ашшории как собак нерезаных), а потом вдруг изменился лицом и недоверчиво поглядел на Тумила. -- Камил Роголом?
   -- Он не очень любит, когда вспоминают его прозвище. -- мальчик слегка покривился. -- И, да, я знаю, что мы с ним не больно-то похожи, и что я уродился в мать.
   -- Верю. В то что не любит прозвание -- верю. -- кивнул дворцовый завхоз. -- И в то, что ты его сын теперь верю тоже.
   -- Так что насчет нашей просьбы? -- вклинился в их милую беседу я.
   -- Ну, брат Прашнартра, для сына Роголома что-то путное найдем. -- подмигнул мне ключник. -- Следуйте за мной.
   Следовать пришлось недалече -- буквально пару дюжин локтей, до невысокой каменной башенки, имеющей форму усеченного конуса и нехилый замок на обитой железными полосами двери. Интересно, это что за дрянь такая, ихний бычий спотыкач, если его хранят в тех же условиях, что и оружие там всякое? Зелье особой токсичности, может быть?
   А у них там греческий огонь какой на складе случаем не завалялся? Я бы взял, на всякий пожарный.
   Управитель дворца, "почтенный Ханумец", как его называли граждане разгружающие, скрылся в башне, с пару-тройку минут чем-то там погремел, сдавленно матюкнулся, оглушительно чихнул и вновь появился на пороге -- уже с довольно длинным дерюжным свертком в руках.
   -- Вот, держи. -- вручил он свою ношу Тумилу. -- Как знал, что еще пригодится -- далеко не убирал. От прошлого командира гвардии наместника остался.
   -- А что с ним произошло? -- спросил я.
   -- Бык до смерти забодал. -- небрежно, как о чем-то само собой разумеющемся сказал ключник.
   Тумил развернул промасленную тряпку, и извлек на свет самую натуральную шпагу в ножнах. Я имею в виду -- действительно шпагу, как у мушкетеров из голливудского кино, с изящной витой гардой, а не те усохшие мечи с крестовиной, что юзали подлые миньоны Генриха III и прочие де Бюсси.
   Стремянной, уже почти царский, выдвинул ромбовидный в сечении клинок в два пальца шириной и восхищенно присвистнул.
   -- Булатная сталь. -- прокомментировал Ханумец. -- Добрый спатыч, равно подходящий и для танца с быком, и для поединка в старой мирелской традиции.
   Так, меня начинают терзать смутные сомнения на счет того, как эти самые танцульки проходят, если для них нужна шпага. Вот подсказывает мне что-то теперь, что никакое это не комическое действо с упоенным до миролюбивого состояния и заплетающихся ног (чтобы чаще спотыкался) бычком -- то-то и взнос за участие мне подозрительно большим показался.
   Тумил аккуратно сложил на какие-то козлы дерюгу и ножны, оставшись со спатычем в руке, а затем, внезапно, взорвался вихрем движений, прошел, приплясывая, вертясь как юла и плетя вокруг себя узор из стали, через половину двора, словно в неком диковинном и безумном танце, и остановился, замер в глубоком изящном выпаде опытного фехтовальщика.
   С разных сторон послышались неуверенные аплодисменты работников, отвлекшихся на такое зрелище, а несостоявшийся монашек выпрямился плавным, почти кошачьим движением, положил шпагу на плечо и быстрым энергичным шагом вернулся к нам.
   -- Это не спатыч, это песня. -- хрипловатым от восторга голосом произнес он. -- Кузнец его сковавший был поэтом.
   -- В хороших руках и кочерга -- рогатина. -- задумчиво произнес почтенный Ханумец. -- Ты, юноша, смог бы, думается мне, превзойти по славе своего отца и стать непревзойденным плясуном.
   Тут этот хрыч покосился на меня, и уже с едва скрываемым недовольством добавил:
   -- Монахам, правда, такие забавы не уместны, я слыхал. Примас их участие в светских празднованиях не одобряет.
   -- Примас, уважаемый, дур... не вся церковь. -- парировал я. -- Хотя он и первосвященник всея Ашшории, но такие вопросы надлежит решать Конклаву, а то и Собору, причем межепархиальному.
   Я вытащил из недр своей котомки кошель, и бросил его Тумилу -- мальчик подхватил его на лету левой рукой.
   -- Тут как раз на взнос хватит, может даже останется чего.
   Уж не знаю для каких нужд, но Лисапет, до моего вселения потихоньку копил денежки. Ума не приложу, на что он мог бы их в монастыре потратить, однако к моменту когда его душа отлетела, в заначке старого склочника набралось под два с половиной серебряных анна -- в основном медью, абазами и бисти, конечно.
   -- Иди, записывайся на состязание. Только ладошки сначала оботри от масла. -- сварливо добавил я.
   С одной стороны очень хотелось заявить, что ни до какой корриды я его не допускаю, -- то, что пляска с быком это одна из ее разновидностей я уже не сомневался, -- и чтобы он вернул спатыч ключнику взад. А с другой -- не смогу же я его всю жизнь от опасностей оберегать (мне той жизни-то всего ничего и осталось), да и сам он такой опеки не потерпит долго. По здешним меркам Тумил уже почти что и взрослый, а за последние месяца два еще и вытянулся изрядно, по меркам моего родного мира на все шестнадцать выглядит -- женить скоро пора. Да и Ханумец, вон, дюже стоит впечатленный, знать действительно что-то парень умеет и с быком должен управиться. Ну а не управится... Все мы смертны. И, как показывает мой опыт, иногда смерть -- это только начало.
   -- Ты бы, брат Прашнартра, сходил с ним, как лицо опекающее. -- посоветовал Ханумец. -- А то, боюсь, как бы наши гильдийские с корреры ему от ворот поворот не дали, неполнолетний-де еще.
   -- И то верно. Заодно и погляжу, чем ваш город живет, послушаю, о чем жители болтают. Все развлечение. -- согласился я.
   -- Тогда идем? -- Тумил с довольной улыбкой кивнул в сторону ворот.
   -- Руки от масла оботри, чучело! -- приказал я. -- И оденься по человечески, а то ходишь в одной рубахе, расшнурованной едва ли не до пупа. Стыдобища!
   В общем, полчаса спустя мы с юношей вышли из дворца и направились записывать его для участия. Сзади, в некотором отдалении, с недовольным видом плелись двое Блистательных и делали вид что прогуливаются.
   Коррера расположилась на самой границе Верхнего города с купеческими кварталами и больше всего напоминала средней руки колизей в исполнении ассирийских архитекторов и дизайнеров: с барельефами быков, полубыков-полулюдей (а вот и не Минотавров, а строго наоборот, человеческая голова на бычьем торсе) с крыльями и без оных, Небесной Дюжины -- куды ж без этих-то? -- и облицованная местами глазурованной плиткой с все теми же околобычьими (ну и растительными, конечно) изображениями.
   В преддверии праздника строение было украшено разноцветными флагами и самой натуральной афишей у парадных ворот, сообщавшей всем о грядущем проведении праздничных игр с бесплатным для зрителей входом "если тому не воспрепятствует погода, с разрешения наместника и под его председательством".
   Сами ворота были, разумеется, закрыты, однако калитка в них оказалась незаперта, так что внутрь мы попали без стука и чьего бы то ни было дозволения. Далеко, правда, не ушли -- сразу за калиткой обнаружилась сторожка, откуда при нашем появлении высунулась самого разбойного вида харя, и дохнула на нас крепким чесночным духом.
   -- Вам чевой, га? -- поинтересовалась харя. -- Танцы завтрева будут.
   -- Знаю, добрый человек. -- мягко ответил я. -- Именно потому-то мы и здесь.
   Харя на пару мгновений впала в прострацию, а затем выдала:
   -- Ночевать в коррере не дозволяется! Ишь, ходють тута!
   -- Мы ночуем во дворце наместника.
   -- Ить! А чегой-та вам тогда тут надо? -- на харе отобразились потуги к мыслительному процессу.
   -- Мне надобно переговорить со здешним главным. Где он?
   -- А я почем знаю? Мне наместник не докладывается, иде он есть.
   Настала моя очередь впадать в ступор, и в нашу высокоинтеллектуальную беседу поспешил вмешаться Тумил:
   -- Смотритель корреры где, орясина? -- смешливым тоном спросил он. -- Нам его надо, а не князя Хурама.
   -- Так бы сразу и сказали. -- пробурчала харя. -- Ходють тут, путают... На танцовище оне, распоряжаются насчет украшательств с гильдийским головою на пару.
   По неперекрытому сверху коридору, со стороны где, по моим прикидкам, должна была располагаться арена, действительно доносился приглушенный расстоянием забористый мат на два голоса.
   -- Идите тудой, коли нужон. А то ходють, путают... -- харя снова скрылась в сторожке, потеряв к нам всякий интерес.
   -- Гильдия, это плохо. -- приуныл Тумил. -- Могут потребовать вступить и заплатить взнос, иначе не допустят до состязаний.
   -- Разберемся. -- буркнул я, развернулся, и с горделивым видом, используя свой посох скорее как возвещающий о прибытии особо важной персоны церемониймейстер жезл, а вовсе не как старческую подпорку для ходьбы, двинулся в указанном направлении.
   Изнутри коррера тоже выглядела вполне себе как колизей, только арена на ней (огражденная, кстати, высоким каменным забором с несколькими воротцами -- открытыми сейчас) оказалась не круглая, а квадратная. На противоположной от входа стороне, среди зрительских трибун, выделялась массивная ложа, а прямо под ней, выступая над танцовищем полукруглым балконом, расположилась еще одна огороженная площадка -- место ведущего и комментатора, не иначе. На ней, проявляя знание ашшорского языка во всем его величии и разнообразии расположились двое средних лет мужчин в хорошей, но не роскошной одежде, а чуть в стороне от них столпилась кучка молодых парней в одних брюках и рубахах, зато каждый -- со спатычем на цветастом кушаке.
   -- Как вешаешь, как вешаешь, отрыжка ты собачья? Ты ж приветствие самому наместнику вверх ногами!.. -- разносила по всей коррере прекрасная местная аккустика.
   Парни поглядывали на разоряющихся начальников с усмешками и о чем-то негромко переговаривались.
   При моем и Тумила приближении -- нам пришлось для этого обогнуть половину арены, разумеется, -- оба начальствующих лица дружно заткнулись и уставились на меня.
   -- Нет-нет-нет! -- замахал руками один из них. -- Я уже говорил городскому архипастырю, что никакого торжественного богослужения до начала представления не позволю! После, так хоть обмолитесь до явления Смерти -- если зрителей сможете удержать, -- а до начала никаких воскурений и песнопений! Сюда люди приходят развлекаться, а не думать о вечном.
   -- Очень здравый подход. -- ответил я, краем глаза приметив появившихся на входе Блистательных. -- Категорически одобряю.
   -- Да? -- на лице мужчины появилось неподдельное изумление. -- Так вас что, не отец Ампура прислал? Тогда чего же тебе, брат, надобно?
   -- Оформить участие в завтрашних танцах с быком, разумеется. -- пожал плечами я. -- Чего ж еще тут сегодня делать?
   -- Ты собираешься участвовать? -- глаза обоих колизеевских начальничков полезли на лоб.
   -- Я-то? Конечно, непременно собираюсь. В качестве зрителя. Думается, буду откуда-то оттуда наблюдать. -- кивнул я в сторону вип-ложи. -- А участвовать будет он.
   Я ткнул посохом в сторону Тумила.
   -- Мальчик? -- покривился мой собеседник. -- Нет, в обычный плясовой день я может и разрешил, если б гильдия не возражала.
   Мужик кивнул на своего молчаливого напарника, на лице своем несущего явные признаки не слишком дальнего со смотрителем корреры родства.
   -- Ну, дабы подогреть интерес к грядущему действу новичков и выпускают поначалу, обыкновенно. -- добавил тот.
   -- Во-во. Но завтра -- нет, не могу никак. Такой день ведь! Да что я тебе объясняю про Вознесение Сердца, монах? Ты про то сам знаешь, да получше моего. Только лучшие плясуны выходят.
   -- Я тебе, почтенный, лучшего и привел. Это тебе один из первейших плясунов Корура, увезший с тамошнего танцовища уже целую кучу призов, а не хрен собачий. Или не видишь ты, что он мой послушник? Или не разглядел на моей сутане знаков обители Святого Солнца, чьи монахи известны своей святостью? Да не хочешь ли ты сказать, что иноки наши недостаточно чудотворны? -- я наклонился вперед, и глядя смотрителю прямо в глаза, ласково добавил. -- Прокляну. Отлучу от храмовых таинств.
   Несколько долгих мгновений мы играли с ним в "гляделки".
   -- А если против паренька Черныша выставить? -- встрял гильдийский голова.
   Смотритель корреры медленно повернулся, и уставился на него квадратными глазами.
   -- Ты что, с ума сошел? -- ошарашено спросил он.
   Глава гильдии склонился к его уху и что-то забормотал негромко.
   "...толпа любит... не каждый может... что за вход много платят... тут такое..." -- только и смог различить я.
   -- Ладно. -- помрачневший смотритель вновь повернулся в нашу сторону. -- Выпущу малого на плясовище. Но жизнь и здоровье его -- это твоя, монах, ответственность, а не моя.
   -- Естественно. -- кивнул я. -- Это же мой послушник, а не твой.
   -- Ну и ладно. Парня как зовут?
   -- Тумил. -- ответил я. -- Тумил, сын князя Старой Башни.
   -- Вот что... Тумил. Завтра, через два часа после восхода, начинаем праздничные танцы с быками. К началу можешь немного и опоздать, но не советую задерживаться сильно. -- смотритель корреры покривился, и со злостью добавил. -- Выйдешь на танцовище последним. Понял?
   -- Понял. -- сдавленно пискнул за моей спиной паренек.
   Я обернулся, и поглядел на него. Тумил ответил мне восторженно-восхищенным взглядом.
   -- Сбора за участия не возьму, ибо неполнолетний, да и монастырец к тому ж. -- мрачно добавил смотритель, чем вызвал явное неудовольствие гильдийского головы.
   -- Что надо сказать господину смотрителю, молодой человек? -- спросил я.
   -- А? Да. Спасибо вам, мастер. -- Тумил поклонился тому в пояс. -- Это огромная честь и большая ответственность. Я не посрамлю ваше танцовище!
   -- Дай-то боги... -- пробормотал смотритель.
   -- Чего сияешь, словно новенький драм? -- полюбопытствовал я, когда мы двинулись к выходу.
   -- Твое высочество, спасибо тебе! -- горячо зашептал пацан. -- Я о таком и мечтать-то не смел! Выйти последним на танцовище, это ж какой почет! Ведь против тебя самого сильного и злобного быка выставляют!
   -- Чего-чего-чего? -- я едва не споткнулся на ровном месте.
   -- Ну, ты, твое высочество, видел же, что танцоры с быками собрались. Это ведь не так просто они здесь -- сейчас будут тянуть жребий, кому в каком порядке выходить на танцовище. Против того, кто выходит первым выпустят самого хилого быка, потом пояростнее, потом еще злее, а самого могучего и злобного зверя приберегают под конец. -- начал рассказывать мне Тумил. -- Когда танец к таким большим праздникам приурочивают и участвуют лишь лучшие, так всегда делают. Чем ближе жребий к концу, тем почетнее. А тут ты, р-р-раз, и убедил смотрителя самое почетное место мне отдать! Спасибо тебе, твое высочество.
   В голосе парня слышалась такая искренняя признательность, что уже заготовленная строгая отповедь на тему гибели малолетних шалопаев под копытами злых зверей, чего я допустить не могу, так и застряла у меня в горле.
   -- А не боишься, что бык тебя... того? -- спросил я наконец, когда мы миновали Блистательных, делающих вид, что их тут нет и никогда не было.
   -- Не. -- Тумил помотал головой и хитро улыбнулся. -- Я легкий, мне так только лучше. Больше шансов победить в состязании танцоров.
   Мндя, ну ему виднее, конечно, что лучше, а что не очень. Хотя, помнится, я тоже в своем бессмертии был убежден, -- как и всякий молодой еще человек, -- покуда под грузовик не попал. И если завтра для пацана все... закончится, то виноват-то в этом буду, получается, я.
   -- А в чем там состязание-то? Как оно вообще все проходит, и кто вас оценивает?
   -- Ты что, никогда танцев с быком не видал, высочество? -- изумился мальчик.
   -- В Аарте их не проводят. -- я пожал плечами. -- Вроде бы я слыхал когда-то, что есть такое состязание у мирельцев, но как мы с ними есть враги заклятые с тех самых пор, как отвоевали Запоолье и Самватин, их забавы в столице, мягко говоря, не приветствуются.
   -- Тю! Два столетия уже миновало с Запоольской войны, а все враги? -- мальчик сморщил нос. -- Про мирельские корни уже даже у нас в горах никто не вспоминает. Нет, чтобы хорошую забаву заодно с землями отжать, все "не приветствуют" незнамо чего. В общем, сложностей в танцах с быками, твое высочество, нету никакой. На танцовище выпускают раззадоренного быка, а танцор должен от его атак уклоняться, чем дольше и изящнее, тем лучше, -- постоянно зля его, раня спатычем, но не издеваясь над зверем, -- и, под конец, убить его одним ударом. А победителя среди танцоров по-разному определяют. Если коррера не очень большая, то зрители голосуют, специальный служитель собирает разноцветные шарики, и их потом считают -- чьих цветов больше, тот и победил. А на таких... Ну, верно сам наместник с несколькими ближними судить станут.
   -- А если бык победит? -- мы вышли на улицу, и я накинул на голову капюшон сутаны, прикрываясь от палящего полуденного солнца. -- Такое бывает?
   -- Конечно бывает, это ж схватка, а не убийство на скотобойне! -- возмущенно произнес Тумил. -- Такого быка используют для размножения, а на танцовище больше не выпускают. Ой, чуть не забыл!
   Парень порылся в складках одежды и вытащил мой кошель.
   -- Вот, не пригодилось, твое высочество.
   -- Точно? -- я припомнил внешний вид тореро в моем родном мире, и скептически поглядел на почти царского стремянного. -- А какой-то особой одежды плясунам не положено?
   -- Не то чтоб положено, просто традиция скорее... А что, мне можно и себе тоже шелковый кушак купить?
   -- И новую рубаху, а то старая тебе уже маловата.
   -- Это да. -- вздохнул мальчик. -- Я и так уже рукава надставлял.
   -- Ну вот и дуй на рынок, покуда ветер без сучков, займись гардеробом. После завтрашнего все девки в городе твои будут.
   -- Скажешь тоже... -- Тумил покраснел.
   -- Иди уже. -- рассмеялся я.
   Долго себя упрашивать парень не заставил и весело ускакал за обновами, а я вернулся во дворец наместника, у самых ворот которого меня перехватил Ханумец.
   -- А я вот тебя, брат Прашнартра, дожидаюсь. -- сообщил мне ключник. -- Как у вас, успешно все прошло?
   -- Да как сказать?.. -- я пожал плечами. -- Смотритель корреры решил выставить Тумила самым последним.
   --Ого! Вижу, умеешь ты убеждать. -- уважительно произнес Ханумец, но вдруг нахмурился. -- Погоди-ка... А что за быка он выводит?
   -- Черныша какого-то.
   -- Друджев ублюдок! -- выдохнул управитель дворца. -- Да он никак решил кровью плясуна толпу порадовать?
   -- Что, все так плохо? -- забеспокоился я.
   -- Плохо? Это же самая здоровенная и злобная тварь, какая только появлялась у нас в коррере -- ни один танцор с быками против него уже месяц как выйти не решается! -- Ханумец сплюнул себе под ноги. -- Смотритель его уже в жертву богам собирался списать, а тут твой послушник ему под руку попался... Да чтоб его Шалимар поимел!
   -- Смотрителя, или Тумила?
   -- Все б тебе шутить, Прашнартра. -- укоризненно посмотрел на меня ключник.
   -- Знаешь, почтенный Ханумец, а я верю в парня. Он, конечно, раздолбай, как и все мы по младости лет, но вовсе не дурак. Авось управится. А нет... -- я мрачно поглядел на своего собеседника. -- Для смотрителя корреры будет лучше, чтобы Тумил свои силы не переоценивал.
   --Ты уж помолись хорошенько за паренька... -- вздохнул ключник, а затем, вдруг, встрепенулся. -- Да, я тебя чего искал-то. По твою душу наш архипастырь прибыл. Я сказал, что ты вернешься скоро, так он тебя в саду ждет, чаи в беседке гоняет.
   Глава тампуранкского жречества обнаружился в обществе медовых пирожных и здоровущего медного самовара. Оказался он для архипастыря столицы провинции неприлично молод -- лет так восемнадцати на вид. Еще и сединой не обзавелся, а уже босс -- не иначе благородных кровей.
   Ну или ума недюжинного -- такое тоже бывает.
   -- Приветствую вас, отец Ампура. И в обители Святого Солнца наслышаны о вашем благочестивом желании предварять пляску с быками соответствующей церемонией во славу богов, но, увы, даже мне не удалось смягчить сердце смотрителя корреры в этом вопросе.
   Кажется от такого "здрасьте" архипастырь малость окосел. Что, собственно, и требовалось.
   -- Но вы, однако, оказываете мне большую честь своим визитом.
   -- Один из стражников, что стоял утром на городских воротах, после зашел в храм, принести требы за благополучное разрешение супруги от бремени -- ей скоро подходит срок, -- и упомянул в беседе со жрецом о прибытии в город монаха из обители Святого Солнца. Я знаю, как редко покидаете вы долину Ста Благословений, а тут за такой краткий срок уже двое. Сначала брат Шаптур, теперь вы, Прашнартра. -- Ампура поднялся, приветствуя меня, но я намек самым наглым образом проигнорировал, и архипастырь принужден был продолжить допытываться "в лоб": -- А вы тоже целитель, брат Прашнартра?
   -- О, нет. Мое присутствие в столице скорее связано с толкованием законов.
   -- Каких только талантов не собрал у себя отец Тхритрава... -- покачал головою городской первожрец. -- Но я к вам, брат Прашнартра, вот по какому, собственно, вопросу. Святость монахов вашей обители общеизвестна, было бы неплохо, если вы поучаствовали в сегодняшней торжественной службе в Пантеоне Тампуранка. Брат Шаптур, увы, спешил и останавливался в наших пределах лишь ожидая переправы, вы же, я так понимаю, будете в городе ночевать.
   Ага, а сарафанное радио о моем участии заранее уведомит прихожан, и можно рассчитывать на более щедрые пожертвования по такому поводу.
   Нет, мне не то чтобы жалко, но жаба по поводу того, что лично мне с этой радости ничего не перепадет, как-то очень уж ощутимо давит.
   -- Не вижу никаких причин отказаться, преподобный. И сам хотел просить вас о такой чести. -- малое прещение запрета на участие в службах не налагает, так что местные боги, ежели они вдруг все же есть, не должны обидеться. -- О подобной милости для своего послушника не прошу, он еще не принимал обетов, да и отдохнуть ему надо перед завтрашним действом.
   Подавшись чуть вперед я заговорщицким тоном добавил:
   -- Мы с отроком измыслили, как Церкви посрамить смотрителя корреры и главу гильдии танцующих с быком.
   -- Надо же! -- изумленно воскликнул Ампура. -- Молю вас, брат, поделитесь скорее -- как?
   -- Э-ле-мен-тарно, архипастырь! Завтра послушник выйдет на танцовище!
   Главный городской поп так и сел.
   -- Но... Как же?.. А... -- только и выдавил из себя он.
   -- Исключительно во славу Святого Сердца, разумеется. -- добавил я. -- Правда я, отправляясь в путь, не прихватил из монастыря никаких достойных атрибутов, дабы юноша, появившись в коррере, мог их как-то явным образом продемонстрировать. Ну, какую-то крупную ладанку, например -- Тумилу можно будет ее снять перед началом действа, повесить на стену и вознести краткую молитву. Как вам такой вариант, а?
   -- Блестяще. -- прошептал архипастырь.
   Ну еще бы. Ты ж, поди, не за ради ублажения богов смотрителю молебны навязать пытаешься, а за соответствующую оплату.
   -- Я сегодня же пришлю вам что-нибудь соответствующее.
   -- Имеется одна небольшая сложность, преподобный. -- вздохнул я.
   -- Я могу помочь разрешить ее каким-то образом? -- в Ампуре с каждой секундой росло воодушевление.
   -- Возможно. -- кивнул я в ответ. -- Для выступления на танцовище нужен бычий спотыкач, но на по-настоящему хороший, боюсь, у меня не хватит денег. Конечно, князья Тимариани, Софенине и Хатикани, без сомнения, ссудили бы мне потребную сумму, но посвящать в дела Церкви светских владык, это как-то...
   -- Я понял вас, брат Прашнартра. -- архипастырь поднялся. -- Пришлю пару драм вместе с реликвией. А теперь, прошу простить -- перед торжествами у меня еще есть куча дел.
   Так-так, и насколько ж мое присутствие на службе и выступление Тумила твои акции поднимет, что ты даже не поморщился при разговоре за деньги?
   Я ополоснул архипастыреву чашку, налил себе чаю из самовара и принялся доедать пирожные -- зачем добру пропадать?
   Остаток дня прошел спокойно и без визитеров. Я выяснил, что -- да, -- судить танцы с быком будет сам князь с Большой Горы (и что за свое всегда беспристрастное судейство он пользуется у горожан большим авторитетом), и что гости князя приглашены с ним и отцами города в особую ложу корерры, посидел немного в библиотеке, проинструктировал явившегося с тюком обновок Тумила по применению присланного преподобным Амтурой здоровенного знака Святого Сердца (серебряного и на серебряной же цепи -- обратно фиг отдам, а если архипастырь будет этим недоволен, то может на меня царю пожаловаться) -- юность к просьбе старости проявить перед началом состязания благочестие отнеслась с пониманием, ну или, по крайней мере, не фыркала недовольно, -- затем поужинал, да и отправился в Пантеон.
   На службу, в которой мне отвели почетную обязанность ассистировать самому архипастырю Тампуранка (а в монастыре ни разу такого не доверяли!) во время принесения искупительных жертв, приперлась вся знать и денежные мешки города, хотя, разумеется, весь его зал они не заполнили -- только первые ряды. Большинство же составляли простые горожане, пришедшие искренне, а не потому что положение обязывает, помолиться. Ну и на диковинку поглазеть -- монаха из горной обители.
   Чего я, на самом деле, по дороге к храму только про себя из бесед прохожих не узнал -- люди, понятно дело, сплетничали и обменивались новостями. И что святой я, и чудотворец, и еду-де я чуть ли не возвращать Кагена из мертвых...
   А вот про завтрашний танец с быками, к моему удивлению, не судачили. Нет, предстоящее действо на самом деле, конечно, обсуждали, но лишь в плане предвкушения забавы и битья об заклад, что танцор такой-то запросто уделает танцора имярека, и все тому подобное, а вот о грядущем участии моего стремянного толпа не знала -- гильдия и смотритель корреры сохраняли все подробности завтрашнего действа в строжайшей тайне, вплоть до имен участников. Меня так и подмывало сделать вброс информации в толпу -- едва сдержал себя от искушения.
   Служба прошла в торжественно-штатном режиме, сбор даров и жертв от населения, судя по довольному лицу архипастыря, вполне оправдал надежды клира, после чего простой народ начал праздновать Вознесение Сердца, а я ушел обратно во дворец наместника -- отдыхать. Старенький я уже, все же...
   Несмотря на общую утомленность, сон пришел ко мне далеко не сразу. И далекий шум гуляющей толпы мешал, конечно, не без этого, но основной помехой был все же не он. Мысли. Мысли лезли в голову, тревожные и дурацкие. Оказывается, я всерьез переживаю, не приключится ли чего с Тумилом завтра на танцовище -- привязался к мальцу, получается, как к родному.
   Периодически совесть, или что там у меня вместо нее, требовала подорваться, идти, разбудить парня, отчитать и участие в корриде запретить напрочь. Намекала, что если что-то с парнишкой произойдет нехорошее, -- а бык, гадина такая, он ведь не только убить, он и покалечить может, что в рамках местных реалий неизмеримо худший исход, -- то я себе этого не прощу.
   Разум возражал, что слово Тумилу уже дано, и забирать его обратно -- уронить свой авторитет в глазах парня так, что ниже некуда. А с учетом того, насколько он был счастлив получив "последнего быка", так и врага нажить можно.
   Промаявшись так часа два, я истово и искренне взмолился: "Боги этого мира, если только вы есть -- помогите завтра мальчику! А то ведь вас и отменить можно!"
   И, убаюканный приятными мыслями о доходах казны при секуляризации церковного имущества, уснул сном праведника.
   На следующий день, после краткой утренней службы в дворцовой часовне и завтрака, князья, первый десятник Касец, а также прибывающий инкогнито почти что царь Ашшории отправились в корреру, куда уже стекался подогретый ночными празднованиями, переходящими в утренний опохмел, народ. Мы заняли свои места в ложе, зрители расселись на трибунах (было там явно тесновато, так что некоторые лихие головы забрались аж на самую кромку стены корреры и наблюдали за действом на танцовище оттуда), после чего хранитель произнес краткую речь о священном торжестве, верности традициям, доблести плясунов и тому подобном, закончив ее словами "и мы начинаем танец с быком, ежели будет на то дозволение благородного Хурама, наместника Тампуранка и всего Запоолья!"
   Взгляды всех присутствующих обратились к князю с Большой Горы. Тот поднялся со своего места, милостивым взглядом обвел трибуны, и провозгласил:
   -- От имени законного царя всея Ашшории -- да начнется состязание!
   Трибуны взревели от восторга. Я усмехнулся про себя -- прогиб засчитан, хитрец.
   Хранитель корреры дал отмашку, и прямо под моей задницей заиграл оркестр состоящий, преимущественно, из духовых инструментов -- тут, оказывается, развлечение-то идет с саундтреком. А с другой стороны, что за танцы такие, без музыки? Все верно.
   Музыканты бодро отработали какой-то коротенький бравурный марш, и затихли, а смотритель объявил первого участника. Едва он и его четвероногий противник оказались на танцовище, как вновь ожил оркестр -- и это, и последующие выступления сопровождала некая музыкальная импровизация, по звучанию напоминающая фламенко в исполнении муэдзина.
   Первые схватки меня почти успокоили. Да, быки довольно крупные, злые, но ничего такого уж сверхъестественно-жуткого в них не было. Танцоры дразнили зверей -- кто-то для этого плащ использовал, а кто и без дополнительных средств обходился, -- изящно уворачивались от бросавшихся на них зверей, иные и перепрыгнуть умудрялись, широко раскидывая при том ноги в стороны, как при посадке на "шпагат", и рискуя оставить свое хозяйство на кончиках рогов, несильно кололи или рубили спатычами в бока, еще более зля быков, и заканчивали все действо одним выверенным точным ударом, после которого ноги быка подламывались, и он падал на арену. Не скажу, что это должно было быть так уж все и просто -- иной раз участники проявляли истинные чудеса акробатики, -- но моему наметанному на различных телешоу глазу было видно, что устоять против профессионалов своего дела у рогатых представителей копытной фауны шансы были весьма иллюзорными.
   Что же, Тумил говорил, что он тоже опытный быкоборец, и не верить ему у меня нет никаких оснований. Я почти что расслабился -- почти, поскольку зрелище и впрямь оказалось увлекательным, и за происходящим я следил с не меньшим интересом, что и остальные, совершенно потеряв счет времени, и лишь усиливающийся зной (вот из-за него-то и началось представление с самого утра) сигнализировал о скором наступлении полудня.
   -- А тепе-е-е-ерь! -- проревел смотритель корреры, покуда пара битюгов волоком вытягивала очередную жертву превосходства разума и опыта над грубой силой, а слуги засыпали кровавые пятна на танцовище чистым речным песком. -- Гла-авный сюрприз сегодняшних танцев с быком! Молодость и благочестие, бросившие вызов мощи и ярости зверя! Встречайте его, последнего на сегодняшнем празднике, но не в мастерстве, послушник из известной своими чудотворцами обители Святого Солнца, Тумил, сын князя Камила из Старой Башни!
   По трибунам побежал шепоток, а когда через калитку в одних из ворот танцовища вышел мальчик, шум перерос в ропот с явными оттенками недовольства. Даже у нас в ложе не все удержались от комментариев.
   -- Потешным боем, что ли, решил закончить, болван? -- громко, и довольно непочтительно спросил начальник городской стражи.
   Тумил меж тем -- босой, как и прочие участники, обошел танцовище под жиденькие приветственные апплодисменты, вернулся к "своим" воротам, расстегнул застежку на новеньком щегольском плаще, изящным движением взмахнул им в воздухе, стеля наземь, снял с шеи присланный архипастырем знак Святого Сердца и повесил его на створку. Затем мальчик на миг преклонил колено, коснувшись им своего плаща, и осенил себя знаком Святой Троицы -- провел кистью руки с загнутыми мизинцем и большим пальцем от пупа до лица, -- и вновь вскочил, как ни в чем не бывало.
   -- Трое вознеслись. -- машинально отреагировал ритуальной фразой на знак я.
   "Отстрелявшиеся" танцоры, а они стояли вдоль ограждения, между трибунами и верхушкой стены арены, переглядывались с недоумением, но юного коллегу поддержали приветственными возгласами, а потом, вслед за ним, и священный знак повторили, заставив недовольный ропот подутихнуть.
   -- А против него-о-о-о... -- мальчик отстегнул от кушака бычий спотыкач и бросил его одному из танцоров, выкрикнув что-то. Тот поймал оружие, и кивнул -- мол, все ясно. -- ...зверь, какого еще не знала наша коррера! Черныш!
   Взревели трубы, напротив мальчика распахнулись ворота, и на танцовище вылетело... нечто.
   Это был даже не бык, а прямо тур какой-то, на фоне которого подросток казался еще более маленьким и тонким, чем на самом деле
   Могучий, черный как ночь и быстрый как ураган зверь, с валящим из ноздрей паром и красными глазами навыкате, затормозил, едва оказавшись на открытом пространстве, и начал озираться, выискивая, на ком бы выместить свою злость. Трибуны дружно ахнули, танцоры переменились в лицах, некоторые что-то закричали распорядителю корреры, но их голоса заглушил звук заигравшего оркестра.
   -- Проклятье, да он стопчет мальчишку и не заметит! -- подался вперед князь Хурам.
   Тумил, меж тем, махнул рукой надрывающемуся от крика танцору с его спатычем, не переживай, мол, все-де нормально, и оглушительно свистнул, привлекая внимание быка. Тот взревел, заметив наконец парня, и рванул с места в карьер.
   Не знаю,что бы в такой ситуации сделал я -- скорее всего обгадился бы со страху и помер, -- а Тумил бегом рванулся навстречу этому чудовищу. Бык склонил голову, мотнул ей, пытаясь поддеть парня своими огромными рогами, но тот ухватился за них, оттолкнулся от земли, взлетел вверх локтей на пять, использовав силу бычьего удара, и, сделав двойное сальто в воздухе, приземлился на танцовище аки агент Смит&Вессон в завязке первой "Матрицы" -- оперевшись на одно колено и кулак.
   Трибуны разразились восторженным ревом, а несколько танцоров сорвались с места, и побежали к ведущим вниз лестницам, на ходу обнажая свои спатычи.
   Черныш еще только начал разворачиваться, пробуксовывая на месте, а юноша уже был снова на ногах и несся к нему. Бык повернулся, когда Тумил уже был вплотную к нему, но не успел и шага сделать, как взявший хороший разгон парень прыгнул вперед, и оказался стоящим на спине быка, широко раскинув руки.
   Взревев от ярости и возмущения, бык прянул вперед, но ожидавший этого экс-послушник в тот же миг чуть подпрыгнул на месте, и приземлился, все так же, раскинув руки как канатоходец, уже на свободную от быка землю, не сдвинувшись в сторону, казалось, ни на пядь.
   На сей раз бык начал тормозить медленнее, описывая дугу по танцовищу, а Тумил, ухватив свой плащ за один из углов, неторопливо поволок его по песку, двигаясь Чернышу навстречу.
   Зверь громогласно фыркнул, вновь выпустив из ноздрей клубы пара, копнул копытом, и бросился в атаку на жалкую козявку, посмевшую сопротивляться его мощи.
   Мальчик все так же неторопливо двигался навстречу быку, и лишь когда тот был уже совсем близко, бросил ему на морду плащ, лишая зрения и прянул вперед и вбок.
   Зверь споткнулся сбавляя ход, наклонил голову вперед, и подбросил плащ вверх и в сторону. Подбросил, вместе с ухватившим его за рог Тумилом, описавшим в воздухе дугу и оседлавшим быка.
   Черныш обиженно взревел и взвился в могучем прыжке, изогнув хребет, но парень уже скатывался по его спине эдаким колобком, ловко избегнув пинка задними копытами, приземлившись на прямые ноги позади быка, и продолжая держать в руке свой плащ.
   Бык вновь начал разворот, дергано, злобно, и Тумил, повернувшись в сторону, выкрикнул что-то, и вытянул свободную руку. Напряженно следящий за происходящим танцор кинул парню его бычий спотыкач -- бросил точно, и ладонь моего стремянного обхватила ножны, притом, что сам он так и не сделал ни одного шага в сторону.
   Черныш снова устремился на юного танцора, стремясь смять его, стоптать, смешать с землей. Парень вновь бросил перед собой плащ, и на миг тот вырос стеной между человеком и животным, скрывая Тумила от глаз зверя, и тот притормозил, на краткое мгновение сбавил шаг, но ткань стремительно падала наземь, и издав торжествующий трубный звук бык вновь прибавил шагу, втоптал тряпку, -- теперь уже тряпку, ни на что более чем мытье полов непригодную, -- копытами в песок, ринулся туда, где видел человека последний раз...
   Тумил, совершенно неожиданно для животного оказался совсем в другом месте, сбоку, уже с обнаженным спатычем, и нанес быку стремительный укол.
   Оружие вырвалось из руки юноши, осталось в теле зверя, который продолжал двигаться вперед, все медленнее и медленнее, замедляя шаги и начав спотыкаться. Наконец он окончательно остановился и передние ноги его подкосились -- бык рухнул на колени.
   Тумил подошел к Чернышу, и вытянул спатыч, упершись в бок зверя ногой. Бык опрокинулся в противоположную сторону, а из калиток только начали выбегать спешившие на помощь парню танцоры.
   Рев на трибунах перерос пределы возможного, а я вдруг понял, что все время поединка человека и животного сидел затаив дыхание, и что сердце мое бешено колотится и покалывает.
   -- Потрясающе. -- прошептал сидевший рядом со мной Касец. -- Никогда не видел ничего подобного.
   -- Осмелюсь поздравить вас с дальновидным выбором стремянного. -- негромко добавил Зулик.
   Потом было награждение победителей, и Тумилу, разумеется, было присуждено первое место. Приз его -- полсотни аннов, -- правда, во дворец наместника несли под моим присмотром и без его участия. Едва парень покинул танцовище, как восхищенная толпа утащила его куда-то, в буквальном смысле, на руках.
   В общем, вернулся Тумил только под утро, слегка трезвый, взъерошенный, и зацелованный до полусмерти.
   На следующий день никуда мы, конечно, из Тампуранка не уехали. И дело не только в том, что давешний герой приходил в себя после триумфа, хотя и это тоже. Поутру, с самого со с ранья, на прием к князю-наместнику приперлась гильдия танцующих с быками в полном составе -- все пятьдесят с чем-то человек, от юнцов с едва пробивающимися усиками (по запоольской традиции танцоры с быками относятся к сословию витязей, какого бы низкого происхождения изначально ни были, поскольку никто не скажет, что они с оружием обращаться не умеют), до уже вполне зрелых мужей, практически переставших выходить на танцовище и занятых на тренерской работе. Поводов для визита у них нашлось аж два. Вернее три, но один из них к князю никакого отношения не имел.
   Первой причиной являлась смена гильдейского головы, произошедшая этой ночью -- о подобных вещах наместника они обязаны уведомлять, хотя по факту гильдией, с их системой учеников, мастеров и подмастерий они и не являются -- скорее уж братством, навроде рыцарского ордена. Но, поскольку такой организационно-правовой формы законодательство Ашшории не знает...
   Голову, строго говоря, не только заменили на другого, зрелого уже мужика, чье время блистать на танцовище уже почти миновало, но и из самой гильдии поперли.
   Это, впрочем, было внутреннее дело танцоров, лезть в которое Хурам, формально, права не имел, так что ограничился добрыми пожеланиями свежепредставленному новому главе. А вот вторая причина "заутрени" была аккурат по его части -- танцоры выдвинули обвинения в адрес своего бывшего руководителя со смотрителем корреры в подготовке убийства и требовали над ними суда.
   Ну, думаю что не надо объяснять, кого по их мнению собирались угробить смотритель и отставной голова.
   Бежать и прятаться те, к чести своей, а может и наместниковой, не стали -- явились вместе со всеми и от обвинений активно отбрехивались.
   -- Какое убийство, что ты тут такое несешь? -- ярился смотритель на нового танцороначальника. -- О вас же радели! И так в народе недовольство, много за вход на корреру-де дерут, аж по три абаза с носа, а кушать вы все хотите! А быков мне на что закупать и кормить? Недовольных заткнуть как? На каждый роток платок повязать? А мальчишка сам пришел, и сказался опытным плясуном! Погиб бы он -- так что же? Силой его никто не тянул танцевать с быком, на аркане не выволакивал! Все знают, что выйти на танцовище, это риск большой, заодно и ворчуны бы язык попридержали, на кровь танцора глядючи! Глядишь, еще бисти на цену накинули бы, вам и вашим семьям на прокорм!
   -- На прокорм? -- рычал в ответ новоназначеный гильдейский голова. -- Мы кровью детей не питаемся, пес ты шелудивый! Это счастье, что парнишка и вправду знатный плясун оказался, какие раз в сто лет рождаются! Знал ты об этом, когда его на танцовище выпускал? Нихрена ты не знал! Толкнул мальчишку на выход, а сам против него -- Черныша! Да с этим зверем ни один из нас выйти не отваживался, а ты -- сопливого пацана!.. Убийство вы замышляли со своим двоюродным братцем, утробы ненасытные! Убийство это, по всем законам божеским и человеческим! И нет твоей заслуги в том, что он жив остался!
   -- Ладно, мне позиции сторон понятны. -- утомленно произнес князь Хурам.
   Это я вчера после корреры отдыхал, да пил настойку на корне валерианы, а ему до самого заката пришлось в торжествах участвовать.
   -- А что сам потерпевший по этому поводу думает?
   -- А ничего не думает, княже. -- принимал делегацию наместник в тронном зале, куда доступ был свободен, ну я и притулился послушать за колонной.
   Так-то, обычно, тут целая толпа собирается поглазеть как князь с Большой Горы разбирает различные споры, но по раннему времени из праздных зевак еще никого не было -- только несколько присутствующих по обязанности чиновников.
   -- Думалка у него отваливается. Они же, -- я кивнул в сторону танцоров, -- только сейчас вспомнили, что Тумил еще совсем ребенок, а поили его всю ночь как взрослого.
   -- Ну скажешь тоже, брат, как взрослого... -- смущенным басом (таким, что слышно было на весь зал) пробормотал кто-то из танцоров. -- Не больше чем по половине чарки плескали...
   -- Но ведь сейчас его законным опекуном являетесь вы... брат Прашнартра? -- обратился ко мне Хурам. -- Что вы скажете по предъявленным обвинениям?
   -- Лично у меня тут сомнений нет, князь-наместник. Смотритель корреры знал о том, насколько опасен бык Черныш, и обоснованно рассчитывал на гибель Тумила, преследуя этим разом две цели: повысить сбор за просмотр представления, и окончательно посрамить архипастыря Тампуранка, коий давно уже добивается проведения торжественной службы перед началом танца с быками. -- я вздохнул. -- Но верно и иное. Тумил из Старой Башни знал, что последним выставляют самого матерого зверя, и рисковал своей жизнью на танцовище совершенно добровольно. С учетом всего этого, единственное обвинение, которое не составит труда доказать в отношении смотрителя и бывшего главы гильдии, это обвинение в преступном небрежении жизнью танцующего, которого они не уведомили о полной мере опасности, что могло повлечь, но не повлекло, гибель юноши. Не знаю, как закон предписывает поступать в этом случае с гражданскими, а среди воинов положено допустившего такой проступок командира отстранять от чина, с лишением права занимать командирские должности в течение трех лет.
   -- Смотритель корреры -- должность выборная. -- князь покосился на приободренного моей речью обвиняемого. -- Отстранить его не в моей власти. Городской совет гильдий, конечно, прислушивается к моим рекомендациям...
   -- Тогда, возможно, я предложу выход, который не только позволит обойтись без обращения в совет, но и даст всем участникам конфликта сохранить в данной ситуации лицо.
   -- Воистину, ваша мудрость безмерна, если так. -- отозвался Хурам. -- Я такого выхода не вижу.
   -- Все очень просто. Смотритель корреры уйдет в отставку сам. Добровольно. -- тот поглядел на меня слегка удивленно, и изогнул бровь, мол, "и с чего бы это?" -- Ведь именно этого, как я понимаю, так желает гильдия танцоров, и не так много времени пройдет, как она этого добьется. Но зачем эти трудности всем вам? Объявлено будет, что уходит он не оттого, что кто-то там чего-то желает, а потому, что уже организовал лучший из своих боев, какой не сможет повторить никогда, и отправляется в отставку достигнув зенита славы. Разве в таком заявлении будет хоть слово неправды, господа?
   После недолгих препирательств порешили на том, хотя негромкие советы "не доводить до греха и валить обоим из города" из толпы танцующих доносились довольно явственно. Думаю, развенчанные начальники прислушаются к этим добрым и, что самое главное, искренним пожеланиям.
   На выходе из зала меня перехватил новый гильдейский голова.
   -- Ты того, брат... -- он помялся. -- Сильно за послушника-то не серчай. Наши охламоны от радости с угощением не рассчитали, да и из горожан едва не каждый с таким молодцом выпить порывался. Совсем худо ему, да?
   -- Оклемается. -- хмыкнул я. -- Дело молодое. Я в его годы, помнится, не реже чем раз в месяц пить зарекался.
   -- Хорошо, когда наставник с пониманием-то. -- ухмыльнулся голова. -- Мы вот тут с ребятами обсудили... У нас есть такой знак, мы его наилучшему танцору на год вручаем...
   Он вытащил из-под шервани нечто вроде золотого горжета, с вычеканенной бычьей головой на фоне шести перекрещенных спатычей и надписью "Первый на танцовище".
   -- Вот. Это, в общем, Тумилу отдай. Насовсем, в знак нашего признания его мастерства. Мы себе новый закажем.
   -- Передать-то я, конечно, могу. Но лучше если ты сделаешь это сам -- мы все равно никуда до завтра не сдвинемся. И он после вчерашнего, и мне от давешних переживаний неможется... Ты приходи к вечеру, он как раз уже не будет чувствовать себя как старая половая тряпка. И еще, грамоту ему выправи, что он отныне вашей гильдии почетный член. Мало ли как оно в жизни повернется? Да и приятно ему будет, я уверен.
   Действительно -- обрадовался. Аж остатки алкогольной интоксикации как рукой сняло.
   А на следующий день мы двинулись дальше. Князья, правда, предлагали спуститься по Великой Поо до Лаала, но я прикинул в уме время сплава, добавил еще день или два на поиск должного количества подходящих плавсредств, и решил что выигрыша по времени не будет никакого, и как бы даже не наоборот.
   Так и проехали мы через север Предпоолья и юг Хлеборечья, до самого Баратиана, без приключений.
   Правда, из-за того что выехали мы с задержкой, да и двигались неспешно, мой радикулит жалеючи, слух о выступлении Тумила в коррере обогнал нас, и чем дальше от Тампуранка, тем все больше и больше он видоизменялся, вплоть до рассказа о чудовищном плотоядном туре, который терроризировал все Запоолье и разогнал дружину князя с Большой Горы. В личности чудо-богатыря, что поразил насланное богами в наказание чудище, молва расходилась, описуя то святого старца, то былинного витязя Серого Медведя, что веками под горой спал, а тут вдруг с чего-то проснулся, но сходилась в одном: благодарные жители Тампуранка прислали к своему избавителю не менее чем двадцать пять девственниц, и он всеми, разом, овладел. А некоторыми -- и неоднократно.
   Дружинники с Блистательными по этому поводу откровенно зубоскалили, а Тумил смущался, краснел и бормотал что-то вроде: "И вовсе даже не двадцать пять, а три. И не девственницами вовсе. И не разом".

***

   Лексик, князь Баратиани, был одним из немногих, кто держал руку царевны Валиссы. Не потому что рассчитывал на какие-то преференции в случае ее регентства, а оттого что являлся принципиальным идио... Храни его Солнце, князь ставил закон превыше собственной выгоды, я хочу сказать.
   Сам он нынче пребывал, разумеется, в Аарте, оставив управление доменом на тещу.
   -- Не на брата, сына или еще какого родича, а на женщину? -- недоверчиво переспросил я, впервые услыхав об этом. -- И ее что же, слушаются?
   -- Вы просто не знаете княгиню Шоку Юльчанскую, ваше высочество. -- усмехнулся Арцуд Софенский. -- Это не женщина, это кремень! После женитьбы Лексика на ее дочери она поганой метлой вымела из княжества всяческих разгильдяев и прихлебателей, а самого князя держит под таким каблуком, что тот, бедолага, и пикнуть не смеет. Он и на совет-то, мне кажется, сбежал из под ее власти, а теперь всеми силами пытается затянуть дело, чтобы не возвращаться.
   -- Но нельзя не признать, что княжеством зятя она управляет не только железной рукой, но и весьма благоразумно. -- произнес Зулик. -- Оглядитесь вокруг. Везде возделанные поля, сады, пастбища, виноградники, а если мы свернем на юг, к Гнилым Зубам, -- князь указал на виднеющиеся на горизонте невысокие горные пики, -- то увидим многочисленные шахты и железоделательные мастерские, число каковых, за три года после свадьбы Лексика, увеличилось вдвое. А припомните Баратиан каких-то лет пять назад, когда тут заправлял опекун молодого князя. Нищая, разоренная как после войны земля, с забитыми, не смеющими поднять взгляд крестьянами. А сейчас? Красота, ну красота же право слово.
   -- Да, была бы у меня такая теща, я бы может и не женился вовсе. -- пробормотал Шедад.
   -- Благоразумно ли нам тогда ехать через княжество, тем паче, через его столицу? -- вступил в беседу первый десятник Касец. -- Если люди князя Лексика и его тещи решат нам воспрепятствовать...
   -- С чего бы это? -- спросил Зулик. -- Самой княгине до того, кто на троне сидит, дела никакого нет, покуда этот человек не мешает ей преумножать богатство для дочери и внуков, а ее владетельный зять -- фанатик закона, и раз уж по правилу наследования брат стоит перед внуком, мы, напротив, на его поддержку рассчитывать можем.
   -- И на письме с условиями его печати не было... -- обронил я.
   -- А вот через Эшпань, действительно, лучше нам не ехать. -- добавил князь Тимариани. -- Я бы предпочел сесть в Баратуре на барки, и до столицы, или хотя бы до слияния Поо с Долговодной, добираться вплавь.
   На том и порешили тогда.
   Слова Зулика о процветании этой земли подтверждались на каждом шагу, так что на постоялых дворах я про блюда из свинских яблок даже и не заикался -- неактуально это здесь. Сытно, привольно и с номерами без клопов.
   Лишь в одном переходе от столицы княжества нам пришлось заночевать на свежем воздухе -- трактир, где мы планировали остановиться, пару недель назад сгорел, причем узнали мы об этом лишь миновав половину пути до него от последнего приличного пристанища путешественников. Начальник охраны встречного каравана с Касецом информацией поделился.
   Возвращаться не стали. Глупо, да и страшного ничего нет -- погода теплая, на небе ни облачка, чего бы и под сенью дерев не отдохнуть разок? Спина от долгой езды верхами и так отваливается, так что хуже мне уже не станет, а остальные тем более перетерпят некоторые неудобства.
   Тем паче что на месте погорелого трактира уцелели практически все постройки, включая сеновал -- лишь здание постоялого двора пострадало. Хорошо так пострадало, даже стены почти целиком обвалились внутрь -- фиг починишь. Только сносить и заново строить.
   Покуда личный состав подготавливал места для ночлега и ужин, я, в обществе Тумила (дабы было кому поднять царственную морду, буде споткнется), отправился побродить по окрестностям, ноги размять. Хорошо все же быть царем -- никто работать не заставляет...
   Стоило нам пройти вдоль небольшого ручейка буквально шагов двадцать, как до ушей наших донесся слабый и жалобный писк, какой издают маленькие, ослабевшие и отчаявшиеся в конец зверушки.
   -- Что это? -- я покрутил головой оглядываясь. -- Слышишь, плач какой-то? Откуда ж он раздается?
   Парень тоже прислушался, потом отодвинул ветвь какого-то куста, нависшего над руслом. Писк сразу же стал отчетливее, и я поглядел туда же, куда и мой стремянной.
   -- Ах ты ж!.. -- охнул я, и полез под ветки.
   У самой воды, в грязи, едва заметно копошился маленький, непонятного, из-за налипшей на шерстку земли, цвета, котенок.
   -- Погоди, твое высочество. -- Тумил ужом ввинтился в заросли, подхватил малыша на ладошки, и вынес ко мне.
   Котенок задергался и заплакал сильнее.
   -- Замерз-то как. -- пробормотал я, принимая звереныша. -- И голодный, не иначе. Где ж твоя мамка-то?
   -- Там вон, дальше, дохлая валяется. -- мрачно сообщил парень. -- Порвал кто-то. А котейка слепая еще, сама не ест.
   Малыш начал тыкаться носом в мои ладони, разыскивая титьку и попискивая жалобно.
   -- Теперь сдохнет от голода. -- вздохнул Тумил. -- Давай, высочество, я ее утоплю, чтоб не мучилась?
   -- Башку свою глупую утопи, балда. -- цыкнул я. -- Дуй в лагерь, спроси козьего молока -- некоторые в деревне, что мы вчера проезжали, себе покупали. Наверняка у кого-то хоть чуток осталось. И хлеба еще надо.
   Я провел ладонью по грязной свалявшейся шерстке.
   -- Мы тебя обязательно выкормим, маленькая.
   Несколько минут спустя я совал котенку в пасть кусочки смятого хлебного мякиша, пропитанного молоком, а окружающие на это смотрели и диву давались. По принципу, "у монархов и монахов свои причуды, а когда он два в одном, так и тем более".
   На кошачью титьку продукт был похож слабо, так что сначала зверенок пиханию в рот непонятно чего не обрадовался, а напротив, из последних сил попытался мою руку с хлебом отталкивать, но быстро смекнул, что из этого тоже идет молоко, и тут же присосался как пиявка.
   Эрзац-сиська, разумеется, от этого моментально начала распадаться на крошки, которыми котенок чавкал, давился,отплевывался, а потом начал глотать.
   -- Ну-у-у, теперь не пропадет, раз есть начал. -- улыбнулся я, и сунул ему под нос очередную порцию. Котэ задрало хвост торчком и тут же вцепилось в угощение. -- Оголодал-то как...
   -- Ага. -- кивнул мой стремянной. -- Почти как мы во время "святой голодовки".
   Много съесть у малыша, разумеется, не вышло (хотя он весьма старался) -- очень скоро он упал на пузо и совсем было собрался отрубиться, но тут подоспела теплая водичка, которую я отправлял греть Тумила, и, вооружившись мягкой тряпочкой, я принялся за отмывание котенка от грязи.
   Мыться зверю не понравилось -- он возмущенно попискивал и уморительно чихал, когда влага попадала ему в нос, а при оттирании от грязи низа живота еще и обоссать меня умудрился, -- но кто же его спрашивал? Прошло совсем немного времени, и кот -- а оказался это мальчик, -- приобрел свой естественный пепельно-белый цвет. Даже глаза у него, оказывается, уже начали открываться -- закисли просто.
   -- Ну вот так как-то. -- резюмировал я, насухо вытерев котенка.
   Тот приподнялся на дрожащих лапках, и пискнул.
   -- Неужто опять проголодался? -- подивился подошедший понаблюдать за процессом Касец, смял мякиш, и, обмакнув его в молоко, поднес к мордочке малыша.
   Котенок ткнулся в угощение носом, пожамкал его пару мгновений, а затем повалился на бок, завернулся сам в себя, и продемонстрировал явное желание поспать, и так, чтобы больше всякие там к нему с мытьем не лезли.
   Я накрыл его краешками тряпицы, на которой он лежал, и вздохнул.
   -- Ну вот, теперь и нам поесть не грешно.
   -- А все готово, ваше высочество. -- отрапортовал первый десятник. -- Для вас и князей солдатами уже накрыт дастархан, извольте откушать.
   -- Откушать, это можно. Коли царь сыт, так и подданным легче. -- ответил я, поднимаясь.
   Кот продрых до самого утра, и даже не пошевелился, по-моему. Перед тем, как отправляться в дальнейшую дорогу, я вновь напихал в него размоченного хлеба и разжеванный до состояния кашицы кусочек мясца, усадил в сплетенный за вечер Тумилом квадратный туесок, и засунул за пазуху.
   -- Твое высочество будет ему кошку-мачеху искать? -- поинтересовался парень. -- Мне на постоялых дворах про недавно окотившуюся спрашивать?
   -- Да нет, себе оставлю, пожалуй. -- ответил я. -- Кот-то красивый. Будет у меня на ногах сидеть когда вырастет, больные коленки мои греть. Но про кошку поспрошай, а то я его боюсь до заворота кишок закормить, да и ее молоко котенку будет полезнее козьего или коровьего.
   -- А как его назовешь? -- полюбопытствовал Тумил.
   -- Князь Мышкин. -- усмехнулся я.
   -- О, да такой князь будет вернейшим из твоих вассалов. -- расхохотался парень.
   На "обеденном" постоялом дворе кормящих, да даже и беременных кошек, правда, не нашлось, так что с котенком опять пришлось повозиться, зато понаблюдать за процессом кормления собрались все оказавшиеся в трактире. Мышкин, на дрожащих полусогнутых лапках стоял на столешнице и задрав голову ел с рук, потешно тряся при этом торчащим хвостиком, а народ глядел и умилялся.
   К вечеру же наш отряд достиг Баратура, и прямо от городских ворот мы проехали к замку (именно замку, а не дворцу) князя Лексика. Не то, чтобы я был в восторге от перспективы визита, но если бы князья не попросили гостеприимства у господина этой земли, то воспринято такое было бы как оскорбление.
   Правящая княгиня-теща, невысокая, сухонькая, полуседая и морщинистая, много если на два местных года меня моложе, -- но некогда явно блиставшая красотой, -- всяческим там церемониалом, в отличие от наместника Запоолья, не заморачивалась, и встречала нас во дворе.
   -- Боги благие, и те что не очень, вы гляньте-ка кого к нам принесло. -- задорно поприветствовала она нас. -- Князь Арцуд и князь Шедад собственными персонами! И зять ваш с вами тоже! Ну слезайте, слезайте-ка со своих коней, дайте я вас обниму и рассмотрю поближе -- поди уже скоро год как не видались.
   -- Привет тебе, достойная Шока. -- князь Хатикани спрыгнул с седла как молоденький. -- Я тоже рад тебя видеть в добром здравии. Дашь ли ты приют нам, и людям что едут с нами?
   -- Иди сюда, старый греховодник, и не задавай дурацких вопросов! -- Шока Юльчанская обняла его, а затем отстранилась чуть и оглядела. -- Ох и раскабанел! Почти вдвое пуще прежнего. Благодари небеса за то, что я в свое время отвергла твои ухаживания, а то ты бы у меня сейчас как тростиночка был стройный.
   Она потрепала Шедада по щеке, и обернулась к князю Софенине.
   -- Ну вы гляньте, и этот пузо наел! -- всплеснула княгиня руками. -- Посадить бы вас обоих на хлеб да воду! Ну, полно, не хмурься, иди сюда, тебя я обниму тоже.
   -- Ты совершенно невозможна. -- улыбнулся Арцуд. -- Как и всегда, впрочем.
   -- Они что, оба за ней волочились раньше? -- негромко спросил я князя Тимариани.
   -- Причем одновременно. -- ответил он.
   -- А ты чего в стороне стоишь, да с кем-то шепчешься, князь Зулик? -- спросила теща Лексика Баратиани.
   -- Позволь тебе представить, о достойнейшая, известного своей святостью брата Прашнартру из обители Святого Солнца. -- ответил ей дважды зять.
   -- Да вижу я уже, чей это брат. -- усмехнулась Шока, глядя прямо мне в глаза, а затем отвесила поясной поклон. -- Ну, здравствуй, царевич Лисапет. Давненько не видались.
   Слуги, устроившие во дворе показательную суету с борьбой за высокое звание замка высокой культуры и быта обслуживания гостей, моментально замерли, прекратили даже видимость телодвижений и с любопытством уставились на меня, а потом тоже начали поясные поклоны отвешивать. Хорошо еще, что тут в ноги по любому поводу бросаться не принято.
   Мнда. Спалила дура-баба.
   А с другой стороны, думается, то что я все же отбыл из монастыря в блистательную столицу, это давно уже секрет Полишинеля. Да и в то, что Хурам с Большой Горы сохранил мой визит в секрете надежды мало -- он высокопоставленный чиновник, у него есть свои интересы, и связи, скрепленные взаимными обязательствами, тоже наверняка имеются. Тайной пока является письмо от военного крыла совета князей (и то не факт), ну так я про него болтать и не собираюсь.
   -- Здравствуй, почтенная княгиня. -- ответил я. -- Не припомню, правда, чтобы мы были знакомы.
   -- Ну еще бы. -- усмехнулась Шока. -- Конечно не помнишь. Ты уже юношей был, когда удалился в монастырь с концами. А я тогда в услужении у твоей матушки состояла, совсем соплюха, еще от Сердца не кровила -- куда уж тебе было на меня смотреть да запоминать.
   -- Ты мне тут апокрифы не проповедуй. -- я погрозил княгине пальцем. -- Церковь их не одобряет, а я лицо довольно духовное.
   Среди многочисленных и разнообразных писаний о деяниях Святой Троицы есть и такой малоизвестный свиток, как "Слово Нургиты Благословенной", где утверждается, что Святое Сердце был не братом Солнца, а сестрой, чем привязка менструального цикла к фазам розовой луны и объясняется.
   -- Ну простите, ваше святейшее высочество, это я от женского недомыслия. Волос долог -- ум короток, так ведь, вроде, в народе говорят?
   Ехидная, однако, старушенция. Не попади братниными стараниями Лисапет в обитель, да (свят-свят-свят!) женись на ней, никому бы мало не показалось. Каген, похоже, страну от потенциальной катастрофы спас.
   -- От длины волос не зависит. -- я перекинул свою косу через плечо. -- Ты, почтенная, так нас во дворе держать и станешь?
   В общем, через пару часиков, вымытый в бане, отдохнувший и расслабленный я заселился в спешно подготовленные роскошные апартаменты. Зачем мне столько комнат одному, этого я, положим, не понимаю, -- статус демонстрировать разве что, -- зато мягкие перины и разные там подушечки на креслах очень даже одобряю.
   За то время что я мылся, с замковой кухни ко мне успели перебазировать и корзину с недавно окотившейся кошкой -- надо было видеть глаза хозяйки, когда я изложил такую просьбу.
   Князя Мышкина, перед тем как идти с князьями на водные процедуры, я подселил к мохнатому выводку лично -- фиг ее знает, эту кошку, не задушит ли чужого. Нет, не пыталась, -- у этих животных вообще материнский инстинкт сильно развит, -- хотя и удивилась "подарочку", конечно, но титьку предоставила безропотно, и начала вылизывать. Так что мы с котом оба теперь чистые, белые и нарядные. Ну, во всяком случае, я точно нарядный -- сподобился переодеться в "штатское", то что князья с собой еще в монастырь приперли, а дорожную и парадную сутаны в стирку сдал. А Мышкин -- белый, как ему и положено, и снова мокрый. Спит, сытый да счастливый, покуда я перед зеркалом из полированной бронзы прихорашиваюсь.
   А ничего так, надо признаться, сохранился Лисапет. Подтянутый, поджарый, даже морщины слегка разгладились -- от хорошего питания, не иначе. Морда породистая, и одежка ему эта очень даже идет.
   Единственное что, кинжал на пояс я не стал вешать. Дедушка старенький, безобидный, и все это должны увидать.
   -- Всем ли ты доволен, царевич? -- все же беспардонная баба, эта княгиня, вломилась без стука и приглашения. -- Все ли хорошо?
   -- Благодарю, достойная Шока. Гостеприимство твое превыше всяческих похвал. -- ответил я.
   Ну и чего приперлась? Иди, обещанный пир в честь дорогих гостей подготавливай.
   Верховная тёща Баратиана прошествовала к креслу, уселась грациозно, подперла щеку кулаком, облокотившись на столик с кошачьей корзинкой, и вздохнула.
   -- Ох и постарел же ты, батюшка. А какой был красавец в молодости. Я, дуреха, когда ты не вернулся с богомолья, повыплакала себе все глаза.
   Ну здрасьте-пожалуйста, эта престарелая красотка третьей свежести мне в чувствах признаться решила что ли? И как реагировать на такое вот?
   -- Ну ты еще скажи, что все эти годы моего возвращения ждала, княгиня.
   -- Да нет, какое там. -- захихикала та. -- У меня благополучно сложилось все. И замуж вышла за любимого человека, и дочку, ту что родила мужу, когда и неприлично это уже вроде, хорошо пристроила. Сын вот только наш с Эулом до этого не дожил, погиб на войне...
   Она вздохнула тяжко, застарелая печаль тенью скользнула по ее лицу, но уже через секунду Юльчанская взяла себя в руки.
   -- А ты, я гляжу, несмотря на монашество тоже наследником обзавелся?
   -- Котом что ли? -- затупил я.
   Нет, ну про коня в Римском сенате я слыхал, а вот чтобы коты государственные должности занимали... В США разве что -- есть у них четверолапые мэры.
   -- Ну и котом тоже. -- она снова захихикала. -- Скажешь, что тот паренек со спатычем, что у тебя за спиной ошивался и зыркал по сторонам за рукоять ножа держась, не твой?
   Булатный спотыкач Тумил, с призовых денег, честь по чести выкупил, и таскал его теперь на бедре -- ну совсем как взрослый. Блистательные, что характерно, к этому оружию относились не как к переросшей зубочистке, а со всем уважением -- у них оно, оказывается, прекрасно известно под названием "дырявец", и считается панацеей против врагов в кольчугах, а не панцирях.
   -- Нет, не мой. Тумил, сын Камила из Старой Башни. Это уже почти в Самватине, я там и не бывал никогда. Послушник это мой. Был. Теперь вот -- стремянной. Хотя, подозреваю, что он себя считает еще и телохранителем.
   -- Можно понять, коли так. -- кивнула Шока. -- Случись с тобой чего, у него все радужные перспективы пойдут прахом. Да, а я-то, дура старая, уже отравить его хотела...
   Ну ничего себе, какая милая непосредственность -- очешуеть можно!
   -- А, собственно, зачем? -- осторожно поинтересовался я.
   -- Ну сам подумай. -- вздохнула княгиня Юльчанская. -- Вот прибудешь ты в Аарту, станешь царем... Неужто ты трон завещаешь законному сыну Тыкави, а не своему бастарду?
   -- Сложный вопрос. -- честно ответил я. -- И оттого, сколько я еще протяну зависит, и от того, насколько прочно буду сидеть на троне, да и от личности моего гипотетического отпрыска тоже. А тебе то, княгиня, что с того?
   -- А то, что мой малахольный зятек в жизни незаконнорожденного не поддержит. -- вздохнула она. -- Сына я уже похоронила, мужа тоже, так хоть внуки, хочется, чтобы пожили подольше. А случись после твоей кончины, -- живи ты тысячу лет, царевич! -- замятня...
   -- Этого лучше не надо. -- кивнул я. -- И так стоим на грани, а тут еще у соседей не пойми что твориться. Нет, усобица Ашшории в ближайшие четверть века строго противопоказана.
   -- Да-а-а... -- протянула всебаратианская теща. -- Меняются люди с годами. Не все, конечно -- иные как в младости были коровьей лепешкой, так и до старости ей остаются, только подсохшей. Не увидела бы я, что ты котенка слепого выкармливаешь, так и в то, что паренька просто так решил облагодетельствовать не поверила бы. Ты стал мудр, а в юности, помню, был редкий засранец. Монастырская жизнь сделала тебя...
   -- Мудрой коровьей лепешкой. -- фыркнул я. -- Откровенность твою, разумеется, я оценил. Но лучше б ты, конечно, промолчала.
   -- Лучше? -- грустно улыбнулась она и пожала плечами. -- Может и лучше. Только стара я уже, мне-то твоих милостей не надо, а Лексик, появись ты только в Аарте, и так тебе сразу присягнет со всей своей дружиной.
   -- И ты решила выяснить, стоит ли меня из замка вообще живым выпускать? -- я откинулся на спинку кресла и с интересом поглядел на Шоку. -- Пока зятек не встал на сторону...
   Я пощелкал пальцами, подбирая слова.
   -- На сторону царя, который и сам говно, и после смерти всем захочет подосрать?
   -- Да уж, умеешь ты сказать, царевич. -- княгиня аж затряслась от смеха. -- Но точно сформулировал, этого не отнять.
   Мышкин перевернулся на спину, потянулся сладко, почмокал губами и снова заснул. Кошка приподняла голову, и зорко огляделась -- не грозит ли кто ее потомству и этому нахлебнику.
   -- Ты ведь когда пришла, знала уже, что Тумил не мой ребенок. -- укоризненно произнес я.
   -- Ну, знаешь ли, лишнее подтверждение от предполагаемого родителя никогда не помешает. -- всплеснула руками она. -- Остальные-то могут и не знать точно.
   -- А не опасаешься, что я обиду затаю там, или злобу, отомстить пожелаю?
   -- Эх, царевич. -- вздохнула она. -- Уж поверь мне, в Аарте тебе быстро не до мнимых врагов станет -- с реальными бы разобраться поспевать.
   И ведь фиг поспоришь. Особенно если учитывать, что преданных лично мне людей имеется аж одна штука. Это Арцуда с Шедадом мне было легко в монастыре пугать -- князья-генералы совсем не отказались бы увеличить свои владения за счет "заговорщиков", а себе-то врать зачем? Один я, как перст, а Шока, не столько даже как столбовая дворянка, а скорее как любящая мать и бабка, кровно заинтересована в моем мирном и спокойном правлении, с последующим беспроблемным процессом передачи власти наследнику -- совпадают наши цели, выходит. Зачем такого союзника отталкивать?
   Ну, да -- баба она, конечно, вздорная, так и я, мягко говоря, не подарок, а Баратиан в паре форсированных маршей от столицы -- гонец, тот и за сутки может добраться, если заводных заранее подготовить. Это может оказаться полезно.
   Хотя лучше бы не пригодилось, конечно.
   -- Ты уж на меня не гневайся. -- вздохнула княгиня и погладила кошку, успокаивая. -- Зять из столицы каждодневно письма шлет, да и свои шпионы есть... Поспешать тебе надо. Главный министр уже объявил, что ты выехал в Аарту из монастыря...
   -- Давно?
   -- Два дня назад. В столице разброд и шатания. -- она пристально поглядела на меня. -- Князь Дамуриани тебе что, какие-то условия выставлял?
   -- С чего решила так? -- поинтересовался я.
   -- Ждет уж с очень большой радостью. -- она издала сухонький смешок. -- Как родного. Да и слухи по Аарте разные ходят...
   -- С радостью, говоришь? -- я ухмыльнулся. -- Это хорошо. Уж я его порадую...
   Шока Юльчанская кивнула с пониманием -- у каждого, мол, свои секреты.
   -- Ладно, чего мы сидим-то? -- она хлопнула ладонями по коленям и поднялась. -- К пиру все уже готово. Пойдем что ли, ваше высочество? Тряхнем стариной?
   -- Тумилу только не говори, что ... Ну, ты поняла. Это я осознаю, что половина князей спит и видит, как бы передавить всю нашу династию и поделить царские земли, а вот он и обидеться может.
   -- Я еще не совсем выжила из ума. -- фыркнул княгиня, потом помолчала, и добавила. -- А может и совсем, поди знай...
   -- Кошку покормить надо. -- произнес я, глянув на корзину.
   -- Надо. -- согласилась Шока.
   -- Ну вот зятю отпишись, и покормим. -- я галантно предложил даме руку.
   И чем я тебя, киса моя, буду "кормить" -- лучше подумать заранее.
   Традиция проведения пиров в разных странах разная. Парсюки не мыслят их без участия танцовщиц в полупрозрачных одеждах с последующим развратом, асины ведут беседы о философии, политике и поэзии возлежа на ложах, и разврат устраивают без всяких танцулек, прямо на месте, не отрываясь при том от вина и разговоров, инитарцы устраивают состязания бродячих певцов, да танцы с фуршетом, а мирельцы жрут и пьют в три горла, едва не до потери пульса, слушая заунывное хоровое пение. Все, в общем, веселятся по-своему.
   Пиры в Ашшории же, напоминают, больше всего, то же действо в замках средневековой Европы: за центральным столом сидят хозяева с домочадцами, почетные гости и особо доверенные лица, за столами пониже располагаются витязи, а уж челядь (кто не заняты в обслуживании банкета) довольствуется малым у самого входа. Где-то в уголке, с голодными глазами, в это время играет оркестр, а вот трубадуры и менестрели всякие, напротив, на столь ответственные мероприятия обыкновенно не допускаются, поскольку их уделом считается исполнением песенок в трактирах и кабаках. На пиру же музицирование и пение является прерогативой аристократии, и их же святым долгом, а мастерство в этом деле почитается не ниже воинской удали.
   Присутствующим подпевать, правда, не возбраняется, но так, чтобы исполнителя не заглушать. Оно и понятно -- чревато боком.
   Но с песен, конечно, не начинают. Сначала поднимают несколько заздравных кубков или рогов (уж кто какие сервизы предпочитает), причем произносимые тосты далеко превосходят витиеватостью те, что про маленькую, но очень гордую птичку, взлетевшую високо-високо.
   Но это, что называется, первый акт Марлезонского балета -- для затравки. Потом все переходит к обычной пьянке, а вот с дракой или без, это зависит уже от контингента.
   Так и мы -- сначала Шока Юльчанская подняла тост за дорогих гостей, которые почтили своим визитом, да умножатся их рода и богатство, да пребудет над ними благодать всех, кого только можно и бла-бла-бла. Затем наступила моя, как старшего по званию, очередь толкать такую же пустопорожнюю ответку про гостеприимство сих стен, родовитость да хлебосольство хозяев, чьи славные предки не раз, а уж нынешние и вовсе не посрамят... И да пребудет с тобой Сила, Люк, короче.
   Потом князья -- в порядке старшинства по возрасту, -- первый десятник и княгинины советники... Затянулось часа на два, причем сидящим за столами попроще, слушать весь этот бред вполуха и при этом не только жрать, но и прихлебывать вино не возбранялось, а вот "хозяева жизни", даже настолько отвыкшие от алкоголя как я, поднабраться не могли никак.
   Мудрая традиция, на самом-то деле -- есть возможность контролировать подгулявших подчиненных.
   Наконец парадная часть подошла к концу, широкие массы должным образом поднасвинячились, и Шока, взяв в руки ситар, в задумчивости провела по струнам.
   -- Какой бы песней мне вас порадовать? -- она снова перебрала струны. -- Наверное, удалым чем-то?
   Ожидающие развлекухи витязи шумно высказали идее одобрение, да и я не стал возражать. Хватит с меня уже однообразного бренчанья и гудения оркестра имени какой-то матери, энергичного чего-то хочется.
   -- Ну тогда, пожалуй...
   Княгиня-теща вдарила по струнам плясовую, и запела на диво хорошо поставленным голосом о том, как девица грустит о своем изгнанном женихе-горце, и как мечтает о его возвращении. Вполне себе такое политическое заявление для подчиненных, надо сказать. Причем "возвращение горца" дружинники, судя по всему, одобряют. Вон как душевно Шоке подпевают:

Ах, знаю, знаю я, кого

Повесить надо на сосне,

Чтоб горца -- друга моего --

Вернуть горам, лесам и мне!

   А может просто песня им нравится. Не уверен. Но буду надеяться, что кого надо -- того повесят, когда и если потребуется.
   -- А что, царевич, ты ведь в молодости, помнится, тоже неплохо с ситаром управлялся. -- княгиня Юльчанская протянула мне инструмент.
   -- Когда это было... -- пробормотал я, но за гриф взялся, и кольцо-медиатор (здесь именуемый "захма") на палец надел. -- Так, что бы такое забацать, чтобы душа развернулась, а потом обратно свернулась?
   -- Уверена, что ты сможешь выбрать лучшую из песен. -- ответила Шока, а присутствующие согласно закивали.
   Подхалимы чертовы.
   Я провел по струнам, будя в себе Лисапетовы навыки игры, да и решился немного похулиганить.
   Ну а что? Народ тут не закомплексованный, сексуальная тематика у ашшорцев не табуирована (неудивительно, при таких богах-то), и даже девственность у местных телок тоже -- не такая уж священная корова. Вдарил я песню про ежика. Не того, разумеется, что дырочкой в правом боку насвистывал -- за полным отсутствием в известном мире гевеи я и перевести бы ее толком не смог, -- а авторства Пратчетта. Ту, что "Только ежика трахнуть нельзя ни хрена" (в классическом переводе, а не вольном пересказе Белого Кречета). И смешно, -- вон как народ заливается, -- и вполне себе ответ с политическим подтекстом, поскольку символом царского рода Ашшории (и, соответственно, всей страны) является крылатый еж.
   Вот только не спрашивайте, откуда у бедного зверя крылья растут. Все вы правильно поняли.
   Выступление, хотя пою я и не очень-то хорошо, подняло мои акции в глазах присутствующих на несколько пунктов. Менталитет-с. Это всякие там директора какого-нибудь предприятия на корпоративе сидят с каменными лицами, судорожно боясь уронить себя в глазах подчиненных простыми человеческими поведением и видом. А вот тот же Нерон, имевший куда как больше власти да влияния, и выпить был не дурак, и стихи читал, и музицировал на пьянках сам.
   Так и ашшорцы. У них князья на пирах, которые сами и устраивают, поют, причем не всякую пафосную хрень, а дабы гостей и прочих присутствующих повеселить. А тут еще и песня никем не слышанная доселе.
   Пришлось потом, до конца мероприятия, еще пару раз "на бис" исполнять -- чтобы слова все запомнили.
   Первое, что меня встретило по возвращении с пира -- это любопытная морда Князя Мышкина. Его более мелкие молочные братья дрыхли без задних лап, сама пятнистая муренка слиняла по своим кошачьим делам, а этому скучно стало. Стоя на задних лапах, и уцепившись когтями передних за край корзинки, кот вертел башкой, осматривая окружающее пространство полуоткрытыми глазенками. При моем приближении он требовательно мявкнул и полез наружу.
   -- Ну и куда собрался? -- я взял звереныша на руки.
   Тот запыхтел и начал дыбить шерстку, пытаясь казаться больше и страшнее.
   -- Бунтуешь, хадина? -- я усмехнулся, и начал гладить теплый комочек.
   Котовский почти моментально сменил гнев на милость, и начал тыкаться в ладошку носом.
   -- Э, да ты, никак, опять голодный? Чем прокормить, тебя убить легче.
   Мышкин требовательно мявкнул и начал искать носом титьку еще активнее.
   Под столом стояла плошка с каким-то варевом -- явно для кошки, а не для меня, -- и я, с кряхтением наклонившись, поставил кота рядом с ней. Тот начал принюхиваться, полез на запах, но вместо того, чтобы есть, попытался влезть в тарелку с лапами.
   -- Ну нет, так не пойдет. -- я ткнул Мышкина мордочкой в еду.
   Тот возмущенно чихнул, отпрянул и начал облизываться. Я снова подтолкнул звереныша носом к еде, тот замер на дрожащих лапках, продолжая вылизывать морду, а затем ткнулся в еду сам и принялся чавкать.
   Минуту спустя, с перемазанной физиономией, тот задним ходом отошел от плошки, сел, потряс головой, облизнулся, а потом плюхнулся на бок с твердым намерением уснуть. Я подхватил котенка и положил его обратно в корзинку.
   Мышкин блаженно потянулся, развалился на спине и моментально отрубился.
   -- Идеальный ашшорский князь. -- буркнул я. -- Всех-то желаний, чтобы царь ему что-то дал, даже если не по пасти кусок, а сам будет только спать и гадить.

***

   Мурлыкатель у кота заработал только через три дня, когда мы уже подплывали к Аарте.
   Переправившись на следующий день после пира на эшпаньский берег и проехав достаточное расстояние, чтобы с башен Баратура даже пыль из под копыт наших коней была не видна, отряд свернул с тракта и выехал обратно к берегу Шустрой Змейки, где нас уже ожидали пара плоскодонных лодий-ааков, любезно предоставленной княгиней Юльчанской, и отосланных к точке рандеву заранее, еще до моего песенного дебюта.
   Это Зулик с ней договаривался, умничка такой.
   На корабли загрузились споро, хотя Репка лезть на борт ни в какую не желала и к ней пришлось применить меры не только морального, но и физического воздействия -- проще говоря, я ее по хребтине перетянул своим посохом, -- да и были таковы. Течение попутное, ветер благоприятствует, так что невзирая даже на то, что после впадения Долговодной Великая Поо делает изрядного крюка к северу, выигрыш по времени должен быть где-то в половину дня пути. Спине моей, опять же, изрядное облегчение -- стар я, по столько дней из седла не вылезать. Ну и натертым мозолям чуть ниже тоже.
   Так что плывем, любуемся пейзажами, отдыхаем -- один Арцуд страдает. У него, оказывается, сильнейшая морская болезнь. Такая, что его при форсировании лужи тошнить начинает. Лежит, бедолага, ничего не ест, с лица весь зеленый... Непременно стоит назначить его командовать флотом.
   Остальные, едва мы отплыли, приготовились было с комфортом поскучать в дороге, но вредный Касец своим подчиненным всю малину обломал: заставил отрабатывать сабельный бой в условиях корабля, причем как индивидуальный, так и групповой. Тумил, разумеется, в молодецкой потехе принял участие, -- как иначе-то? -- благодаря чему выяснилось, что это со спатычем он весьма себе неплох, а вот саблист из него, мягко говоря, не очень.
   Первый десятник сказал "Непорядок" (нет, на самом деле он высказался несколько развернутее и чуть менее цензурно, но смысл был именно таков) и принялся гонять стремянного, почти уже царского, лично. В хвост и в гриву, без перерыва на отдохнуть, с комментариями о том, сколько Тумил с той и или иной раной, условно ему только что нанесенной, протянет. Сроки, как правило, оказывались недолгими.
   Я сидел на сваленных кучей тюках с чем-то мягким, поглаживал кошененка в коробчонке, и с благодушным видом кивал -- ученье, мол, свет, ну или, как минимум, целые конечности и кишки в животе, а не на палубе. Дуэли среди воинско-аристократического сословия тут распространены, пусть, изрядно меньше чем во Франции времен всяких там Луев, но случаются, а Тумил -- парень хоть и не глупый, но молодой и горячий, так что пущай обучается. Не пригодится -- очень хорошо. А случись что -- сможет за себя постоять, благодаря десятниковой науке. Это сейчас синяки от палок по всему телу ему радости доставляют небогато, а потом, глядишь, еще и "спасибо" скажет.
   Ну и я за эту заботу скажу тоже. Касец, он вообще мужик-то, похоже, правильный, вояка знатный, был бы князем, даже самым размелкопоместным, уже и в сотники выбился бы не иначе. Надо будет ему, как на трон сяду, какой-никакой феод подыскать.
   Латмур, надо думать, с этим прицелом именно его-то и послал.
   -- Лодка! Лодка прямо по курсу! -- раздался крик впередсмотрящего.
   Все немедленно прекратили тренировку и бросились к носу. Я тоже поднялся, и пригляделся к водной глади.
   Действительно, прямо по курсу наблюдался небольшой челн, отчаянно выгребающий против течения нам на встречу. Человек на веслах сидел один, по одежде так особо и не скажешь из каких -- не совсем голытьба, подробнее не разглядеть. Оглядывается время от времени, кричит чего-то, но ветер слова сносит.
   -- Капитан, примите этого человека на борт. -- распорядился я, убирая Мышкина в его коробчонку.
   Кот возмущенно цеплялся коготками за одежку, не желая вновь оказаться под крышкой, но его восстание было мной проигнорировано.
   --Тебя посодют, а ты не мурлычь. -- пробормотал я, закрывая туесок и убирая его за пазуху.
   Полчаса спустя выбившийся из сил (еще бы -- грести против течения Великой Поо, это то еще удовольствие) лодководец перебрался через фальшборт и оказался, -- сюрприз-сюрприз, -- дружинником князя Тимариани, коего он еще от Благой Заставы в Аарту посылал.
   -- Беда. -- выдохнул он. -- Беда князь. Столичный голова учинил заговор.
   -- Присядь, присядь Ошмуд, отдышись, и изложи все по порядку. -- князь Зулик аккуратно поддержал шатающегося от усталости витязя. -- Да дайте вы ему воды кто-нибудь, ироды!
   Чуть пришедший в себя дружинник рассказал вот что.
   От заставы их выехало двое -- один, чуть пораньше, с успокоительными новостями для Скалапета, князя Ливариади, -- а второй, этот самый Ошмуд из Трутнева Улья, к генералам и Железной Руке. Ехал он вторым, дабы первый про его миссию ничего не знал, и рассказать, случись с ним какая неприятность, никому не смог.
   Случилось ли с ним чего, или же нет, доподлинно Ошмуду было неизвестно, однако в столичный особняк князя первый гонец не явился по сей день, зато хефе-башкент и, ко всему прочему, старый друг князя Скалапета, сегодня утром, ни с того ни с сего, взял речной и морской порты Аарты под усиленный контроль силами стражи и подчиненного ему столичного гарнизона. Притом известие о том, что царевич Лисапет из Баратура двинулся через Эшпань уже стало достоянием не только узких кругов, но и каждой рыбной торговки.
   Князья Коваргини и Самватини, отнюдь не будучи уверены в верности им хотя бы половины столичных служак, -- Штарпен из Когтистых Свиней их не один год прикармливал, -- но обоснованно опасаясь подлянки от столичного градоначальника, вызвали Ошмуда к себе, поспрашивать, не собирался ли царевич добираться рекой.
   Тот, естественно, ничего по этому поводу сказать не мог, поскольку и правда был совершенно не в курсе дела. Князья-генералы почесали в затылках, отправили гонцов в лояльные лично им части, а Зуликова дружинника послали стеречь Поо, и на каждой проходящей лодье высматривать знакомые лица. А как увидит -- предупредить царевича Лисапета, что верные полки будут под стенами Аарты не ранее чем через два дня.
   -- Я только доехал сюда, коня оставил в корчме, да лодку у местных рыбаков купил, а тут гляжу -- лодьи идут. Я тотчас на весла, и... Едва успел, вот. -- закончил дружинник.
   -- Серьезная ситуация. -- помрачнел Касец, поворачиваясь ко мне.
   Князья согласно закивали.
   -- Ваше высочество, если позволите, то я считаю -- в столицу нам плыть сейчас нельзя. -- добавил первый десятник. -- Блистательные отважны, но немногочисленны, нас едва достаточно для защиты Ежиного Гнезда. В случае, если князь Штарпен замыслил измену, отбить порт будет стоить большой крови.
   -- Да и стоит ли устраивать в столице беспорядки? -- добавил все еще зеленый Арцуд Софенский. -- Это, в конце концов, единственный приличный морской порт на всю Ашшорию, и такие события могут больно ударить по торговле. А противиться большой силе хефе-башкент не посмеет.
   Вот ты гляди, как человек о стране переживает! Аж помирать перестал как понял, что софенские товары могут в порту погнить без спроса.
   -- Ваше высочество, надо принять решение. -- вступил Зулик.
   Я поглядел на перевалившее зенит солнышко -- мы к вечеру должны были до Аарты добраться, еще засветло, -- перевел взгляд на берег и усмехнулся.
   -- Завтра ведь Громолет-мясоед, не так ли?
   Есть такой в нашем пантеоне, Громолет Охальник, третьеразрядной похабности божок, славен наставлением рогов половине Небесной Дюжины, а также тем, что сначала научил людей готовить мясо, которое до него сырым ели, а потом, под это дело, еще и пиво варить надоумил. Вот в честь него завтра праздник -- этакий антивегетарианский день, -- после коего Церковь в течении недели мясо есть не рекомендует. Птицу, или рыбу там -- это пожалуйста. Такие вот в Ашшории посты щадящие.
   -- Да, ваше высочество. -- ответил Шедад Хатиканский. -- Но, что, все же, мы будем делать?
   -- Делать? Корреру. -- усмехнулся я. -- Капитан, причальте близ вон той деревни, что у нас по правому клюзу.
   -- Корреру? -- удивился Касец.
   -- Естественно. Завтра же, говорю, Громолет-мясоед. Купим в деревне быка, да поздоровее, пир устроим... А перед тем Тумил его в лучших традициях танцовища уложит -- и местным, заодно, развлечение. Вы моего стремянного не сильно избили, первый десятник? Сможет он выступать?
   Бывший послушник и несостоявшийся монах, а теперь лицо, особо приближенное к царевичу, гигант корреры и отец моего невроза пострадал не сильно -- Касец удары наносил хлесткие, болезненные, но не травмирующие, -- так что уже через полчаса после того, как ааки ткнулись своими тупыми утиными носами в прибрежный пляж, я в обществе Тумила и пары княжеских дружинников уже въезжал в деревню.
   Первый десятник, правда, настаивал на эскорте из Блистательных, но я наотрез отказался -- неча раньше времени устраивать ажиотаж по поводу нашего прибытия в конкретно взятом населенном пункте.
   Ну что тут можно сказать? Деревня довольно крупная, больше трех дюжин домов, да не лачуг каких-то, не мазанок, а добротных таких, частью из дерева, а частью и из глиняного сырца. Завалинки на иных, так и из кирпича обожженного. Нормально живут, не бедствуют, трактир даже свой есть, хотя и не у самого торного тракта поселились, и от реки далековато. На холме, чтобы во время весеннего разлива по дому ходить, а не плавать.
   А вот храма или часовни своего тут не имеется, -- куда-то к соседям на праздники ходят, не иначе, -- что мне, кстати, очень на руку.
   По дневному времени большая часть населения деревни, конечно, в поле -- крестьянину там всегда есть чем заняться, -- однако судя по звукам, долетающим из здания с надписью "Пьяная потатуйка" и изображением черно-желто-белого хохластого птаха с большой такой кружкой, отнюдь не все. Кто-то и бухает в рабочее время. Председатель этого колхоза с замами, не иначе, а как раз они-то мне и надобны.
   -- Заедем в трактир. -- распорядился я. -- Там насчет быка и спросим. Или не спросим, а увидим...
   Последнюю мою фразу спровоцировал громогласный рев некоего человекообразного (надеюсь) животного, прооравшего "Пой, бродяга, за что тебе платим?!!"
   -- Одну минуту, добрые господа. -- отозвался звонкий мальчишеский голос. -- Я просто подтягивал струны.
   Ну-да, ну-да, какая ж пьянка без застольных песен? "Изгиб бутылки звонкой" и все такое. Одобряю.
   -- Пой, давай, или без ужина останешься! Пой! -- раздался тот же голос.
   -- До чего же противный тип. -- пробормотал я, самолично привязывая Репку к коновязи (ибо конспирация!). -- Он мне уже не нравится.
   Из трактира послышался мелодичный перебор -- явно не ситарный.
   -- Лирник. -- уважительно произнес один из дружинников. -- Редко они так далеко на север, если только не в самую Аарту, забираются. Послушать бы...
   -- Отчего нет? -- пожал плечами я. -- Мы как раз внутрь и идем.
   -- А позвольте, почтеннейшие слушатели, спеть вам о сатрапе из Парсуды, который так дорожил своими богатствами, что боялся потратить из них даже малую монетку.
   -- Пой! -- в бычьем реве прорезалась некая тень положительной эмоции.

Спроси людей, спроси богов,

Богат сатрап Бантала.

Царя царей казну с своей

Он путал ведь немало!..

   Задорно затянул певец, аккурат к нашему появлению внутри трактира.
   Слух меня не обманул -- на вид он смотрелся действительно ровесником Тумила, только совсем уж худенький, да и одет оказался в некую, не поддающуюся описанию одежку, сшитую из разноцветных кусков материи.
   Зато в отличие от заметно более крепкого княжего сына, пел замечательно -- мой-то стремянной, из-за ломающего голоса... В общем, даже под нос старается не мурлыкать ничего. И песня... Ничего так, в общем, хотя и не шедевр, про жадного до усёра парсюка, который над каждым гнутым бисти дрожит, и потратить ему хоть один -- нож острый. Наниматели, -- компания красномордых здоровяков, пирующих за несколькими сдвинутыми в центре зала столами, -- должны одобрить. Если не поймут, что парнишка над ними-то и насмехается.

И вот однажды сей сатрап

Проснулся утром рано,

Проголодался за ночь так --

Готов был съесть барана.

   Глаза мальчишки сверкнули голодным блеском, когда он случайно глянул в сторону заказчиков.

Эй, повар! Ну! Корми скорей,

Зажарь муфлона пожирней!

   Ожидаемо оказалось, что деньги, которые сатрап выделяет на закупку продовольствия уже все вышли, так что герою песенки надобно умерить свои аппетиты. Ну, или выделить дополнительное финансирование, на что сей скопидом, разумеется не пошел -- решил уменьшить дозировку питания. Сначала до молочного поросенка, потом до гуся, цыпленка... Получал твердый ответ, что нема и надо покупать, попытался выкрутится, конечно же -- заполучить халявного мясца хоть на один зубок. Но сволочной повар и тут его обломал:

Ну что ж, коль хочешь ты мыша --

Его зажарю ловко,

Но чтоб норушку изловить

Купить бы мышеловку.

Зачем? Ведь у тебя есть кот!

Так он мышонка и сожрет...

   В общем, пришлось скупому сатрапу ехать в соседнее владение, там найти колодец, напиться сырой воды так, что раздулся словно бурдюк, и высказаться в том духе, что это хотя бы без трат, да еще и на чужой счет.
   Ай-вэй, как же тяжело в Парсуде людям-то живется...
   -- Держи, парень. -- я кинул лирнику полуабаз. -- Хорошая песня.
   -- Эй! Мы его наняли на весь вечер, и его песни -- наши! -- из-за стола, пошатываясь, поднялся здорове-е-е-еный, поперек себя шире, дядечка -- тот самый обладатель "бычьего" голоса. -- Если решили платить за пение, платите нам!
   Может лучше этого против Тумила на корреру выгнать? Хотя, это ж не бык, это козел...
   Дружинники подались вперед, сотрапезники голосистого подобрались -- ой быть драке...
   -- Вы наняли его, дабы он пел в трактире? -- ласково уточнил я.
   -- Да, на весь вечер! Так что монетка наша!
   -- Не спеши, уважаемый. За то, что мы услышали в трактире, никто и не платил.
   -- Как так, монах? -- насупился здоровяк. -- Я же видел, как ты ему бросил медяк.
   -- Верно. Бросил. -- согласился я. -- Но часть песни мы слышали до того, как переступили порог. А ведь за пение на улице вы лирнику не платите?
   -- Э-э-э-э...
   -- Ну вот видишь, сын мой, все по справедливости и по закону. Оставим это. Мы тут по делу. Нам нужен бык, поздоровее и позлее.
   -- И для какой такой надобности он тебе нужен, брат? -- подал голос пожилой, но крепкий еще мужик, расположившийся во главе стола.
   Лирник провел по струнам, и "бычий голос" вновь на него рявкнул:
   -- Помолчи пока! -- он тяжело опустился на место, а мальчик затих, но не столько испуганно, сколько всем своим видом выражая, "ты, дядя, уже определись, тебе петь или не надо".
   -- Известно для чего накануне Громолета-мясоеда быка берут, уважаемый. -- сухо улыбнулся я. -- Прости, не знаю как тебя величать.
   -- Я Идран, старейшина этой деревни. -- отозвался мужик. -- А этот вот громогласный, не держи на него зла, мой зять и владелец "Пьяной потатуйки", Лисапет.
   Тумил, который в это время тихонечко, боком-боком, продвигался в сторону лирника, замер, а на лице его начала появляться ехиднейшая ухмылка.
   Ну никакого, понимаешь, к царю почтения, даже к будущему! Плохо мы еще воспитываем нашу молодежь, очень плохо. Удивительно несерьезное отношение к почти монарху.
   -- Мы тут очередную годовщину моего рождения празднуем, брат. -- продолжил старейшина. -- Присаживайся с нами, отведай,чего боги послали.
   -- Недосуг, милейший Идран. -- ответил я, и махнул рукой в сторону речки. -- У меня там, у лодий, трое владетельных князей быка для завтрашнего пира дожидаются.
   -- Аж трое? -- подивился кто-то из гостей.
   -- Точно так. -- степенно кивнул я. -- Ездили, по поручению совета князей, в обитель Святого Солнца, принести жертвы о послании решения. Знаете ведь, верно, что в столице происходит -- недалеко живете.
   -- Знаем, как не знать. -- тяжело вздохнул старейшина. -- А что же это князья себе быка-то затребовали, да еще и злобного? Он же жилистый и жесткий.
   -- Так они его не просто забивать будут, и на вертеле жарить. Танец с быком устроить хотят, слыхал про такую запоольскую забаву?
   Тумил, который уже подошел к певцу, и явно собирался у того что-то спросить, осекся, и развернулся ко мне с изумленным лицом.
   -- Слыхивал, да. -- кивнул именинник. -- Видеть вот не приходилось, правда.
   -- Так приходи, и посмотришь. Можете вообще хоть всей деревней придти -- с князьями едет молодой, но уже прославленный быкоборец, коему танцоры корреры в Тампуранке вручили высшую награду их братства. -- ответил я. -- Вы же все равно отправитесь к ближайшему из храмов, а там уже и пировать станете, а тут пир можно прямо в двух шагах от дома учинить. Службу я утром отслужу, а там и праздновать начать можно.
   -- Диковинку эту поглядеть охота, конечно... -- Идран огладил толстую косу своей нетуго заплетенной бороды. -- Опять же харчи переть далеко не надо, да следить потом, чтобы телеги с под них никто не упер. А какой же ты возьмешь жертвенный дар за мессу, брат? В Свистоплясовке-то целый жрец со служками, они по три бисти с семьи требуют.
   -- На что мне ваша медь, коли я при князьях, почтенный? Не смеши, у меня спина больная. Приходите так. Только... Пару бочонков вина для витязей организуйте уж. -- я повернулся к трактирщику. -- Найдется у тебя приличное вино в подвалах, Лисапет?
   Вот послал же Солнце тезку... Хотя, нет. Он бы такого не послал.
   -- А и найдется! -- взрыкнул тот (кажется, он нормально вообще не умеет разговаривать) и в пару глотков осушил кружку пива. -- Не в самом медвежьем углу живем!
   И припечатал донышком по столу, как судья молотком.
   -- Ну и хорошо. Теперь осталось только быка подходящего сыскать. Такого, чтобы сам на людей кидался. -- кивнул я.
   -- Имеется. -- усмехнулся старейшина. -- И не один, а трое -- все мои. Можете любого выбирать, если в цене сойдемся.
   В цене сошлись быстро, поскольку торговался я сугубо для проформы -- деньги все равно не мои, князей обобрал, -- хотя условился отдать их только когда бычка доставят на место, завтра утром, и только же, если хоть один из них нам подойдет.
   -- Я напротив живу, идите и смотрите, брат. Жена дома, скажите -- я дозволил. -- закончил на том беседу Идран.
   -- Твое высочество, а ты что, правда тут решил корреру возвести? -- Тумил, о чем-то тихонько говоривший с лирником все время купли-продажи быка в мешке, догнал меня сразу после трактирного порога и пристроился рядом.
   -- Временную. Можно даже сказать, что одноразовую. -- ответил я.
   -- Спасибо тебе. -- вздохнул парень. -- Я уж думал после Тампуранка, что все, никогда и не выйду больше на танцовище.
   Нет, вы только гляньте, какой малолетний адреналиновый наркоман выискался! Достигнет совершенных лет, и женить его срочно надо, пока он шею себе нигде не сломал.
   А с другой стороны, еще ни одна девица в этом мире мне ничего настолько плохого не сделала, чтобы ее браком с этим шкодой "осчастливливать"...
   -- Не зарекайся. -- ответил я. -- Сяду на трон, может в Аарте и нормальную корреру построим. А может и нет. Поглядим по обстоятельствам.
   Тумил сдержался и промолчал, но судя по его восторженно-обожающему взгляду, обстоятельствам лучше на пути парня не вставать.
   -- Ты мне лучше скажи, сможешь ты быка помурыжить подольше? Нам времени выиграть надо, причем тем лучше, чем больше, и чужое внимание отвлечь.
   -- Ну, четверть часа продержусь точно. -- кивнул мой стремянной. -- А от чего или кого надо отвлекать внимание?
   -- От моей персоны. -- я хотел постучать в ворота старейшиного дома, к которым мы как раз подошли, сам, но один из дружинников меня опередил. -- Потом объясню все.
   Зверюгу для завтрашнего действа Тумил выбирал долго и вдумчиво, больше часа, наконец определился, и мы распрощались с хозяйкой, нагло проигнорировав ее намеки на то, что неплохо бы и задаток оставить.
   На улице, а если быть более точным, у коновязи, обнаружился давешний мальчишка-лирник, сидящий на краю лошадиной поилки и с довольным видом уплетающий здоровенный бутерброд, запивая его чем-то из кружки настолько "сиротских" размеров, что не каждому взрослому-то в пору.
   -- Что, концерт окончен? -- удивился я.
   -- Угу. -- промычал парень, и энергично кивнул белобрысой башкой.
   Менестрели, артисты, факиры там разные, и прочие служители муз, представленные в ашшорском пантеоне в единственном числе, причем вообще бесполом, тоже под "бородатое законодательство" попадают. Сами они, обычно, родом из горожан, но в отличие от своих отцов им голой как коленка башкой щеголять не приходится -- наоборот, волосы они отращивают едва не до попы, выбривая лишь один висок, а шевелюру схватывают в хвост за ухом, с противоположной стороны. Некоторые еще косичку на виске заплетают, как джедайский падла-one, но это уже у них за какие-то там особые заслуги, я не в курсе если честно.
   Конкретно этот брил правый висок, а недлинный пока еще хвост, в отличие от старших коллег, через плечо на грудь не перекидывал -- длинны волосам не хватало.
   -- Они там упились уже, лыка не вяжут. -- добавил лирник, прожевав еду. -- Хозяйка, та тоже мегера злая, но не дура совсем, выпроводила меня, а то ейный, говорит, во хмелю буен бывает, а повод вдарить и трезвый ищет не особо так. Пожевать хоть дала, и то слава Солнцу.
   Он вновь вцепился в бутерброд зубами и принялся с аппетитом работать челюстями.
   -- Что, может к нам тогда? -- спросил я, отвязывая Репку. -- Солдаты-то не обидят, поди, а если им у костра чего исполнишь, так еще и подзаработаешь.
   -- Не-не-не, дедушка. -- замотал головой парень. -- За монетку поклон тебе огромный, но я ж не за просто так перед этими баранами вислоухими глотку рвал. Мне теперь в трактире ужин положен, завтрак -- сколько съем, так все мое, -- и ночлег. В отдельной комнате. На матрасе с простыней. Под одеялом...
   Он мечтательно прикрыл глаза и блаженно вздохнул. Помотало его, видать, по голоду да по холоду.
   -- Не, сейчас празднуны расползутся, трактирщица своего быка в комнату уведет, я и обратно, отъедаться да отдыхать. Ох и посплю ж я сегодня!
   -- Ну, смотри. -- хмыкнул я,забираясь в седло (Тумил таки палит -- за уздцы лошадь подержал, Антиштирлиц). -- Тогда хоть завтра заглядывай, народу будет много, авось чего скалымишь.
   -- А разве можно? -- удивился бард. -- Нас на пиры-то не приглашают. Ну, в Дадешке и Куруле с Гелаванью -- точно, а здесь не знаю, меня первый раз так далеко от родных мест занесло.
   -- На пиры нигде в Ашшории не зовут, так ты к княжескому столу и не суйся. А так, будет же гуляние, нешто нигде песен послушать не захотят?
   -- Спасибо тебе за науку, дедушка. -- улыбнулся паренек. -- Буду теперь знать. Да и как ты этого бугая-то заболтал, тоже запомню. Эх, додумайся я до этого месяц назад, какая бы драка в том трактире приключиться могла...
   На лице певца вновь появилось мечтательное выражение, и он сделал изрядный глоток из своей кружки, перемазав физиономию в чем-то жирном. Не иначе бульоном пробавляется.
   На выезде из деревни нас встретили четверо Блистательных. Ну... как -- встретили? Появились с двух сторон, словно из ниоткуда, да взяли меня в "коробочку". Ой, перестраховывается Касец, ой перестраховывается...
   Спасибо ему, конечно, за это огромное.
   Сам первый десятник обнаружился у коробки с Князем Мышкиным. Котенок, у которого уже окончательно открылись глаза, лежал на спине и отмахивался лапками, от щекочущего пальцами его брюшко командира Блистательных.
   -- Ваше высочество. -- Касец поднялся при моем приближении.
   Кот, по инерции, пару раз махнул лапами в воздухе, и начал оглядываться, недоумевая -- куда это его игрушка ушел.
   -- Быка мы выбрали, завтра с рассветом доставят. -- сказал я слезая с Репки и, попутно, отгоняя желающих мне в этом благородном деле помочь. -- Как у вас?
   -- Почти закончили. Вырыли квадратную яму и наклонную канаву в нее, насыпали валы по краям, сейчас стенки укрепляем. К ночи управимся.
   -- Прекрасно, все идет так, как и задумано... -- пробормотал я.
   Едва услышав про телодвижения Штарпена из Когтистых Свиней, я тут же задал себе вопрос: "Есть ли у вас план, мистер Фикс?"
   Ну, разумеется, мистер Фикс, у меня есть план! И уже с первым десятником тишком оговоренный. Я задуманное непременно реализую -- вот только сначала надо покормить кота.
   Жрать Мышкин категорически не желал, а хотел он играть, и исследовать мир. Совершенно безбашенный и отмороженный кот -- еще ходить толком не научился, а уже не боится ничего. Давно ли пыхтел, когда на руки брали?
   -- Пойдем-ка, пушистый, прогуляемся. -- пробормотал я, и отнес его на прогретый за день пляж.
   На песочке коту не то чтобы не понравилось, но... В общем, обнюхав его, и пощупав окружающее пространство лапками, он уселся в одну из естественных ямок, с независимым видом сделал грязное дело, и неумело начал закапывать последствия. Чистюля... И ведь не учил никто -- откуда что взялось?
   -- Идем-ка. -- я вернул Мышкина в его коробку, и направился к общему лагерю.
   Вечереет уже, Солнце краем уже вод Великой Поо касается... И это куда же тогда, интересно, Тумил от стоянки поперся, на ночь-то глядя? Да еще с видом "нет меня, не я это"?
   -- Последи-ка за зверьком, милок. -- я всучил Мышкина первому попавшемуся под руку Блистательному.
   Хорошо быть царем, никто старым дураком не обзывается, капризы неукоснительно исполняют...
   Осматривался Тумил только по дороге до небольшого леска поблизости, да и то, больше на тему не идет ли кто за ним открыто, а не слежку высматривал. Хотя, может и не умеет просто.
   А как оказался среди лесков да деревьев, так враз осторожность потерял. Ну и то верно, кому какое дело, куда навострил лыжи почти царский стремянной? Может он в деревне с девкой какой договорился встретиться? Это я-то знаю, что такого не было...
   И вот очень интересно, куда же мелкого ехидину несет? Особенно в свете того, что я, по дороге от трактира до лагеря, посвятил его в свой план.
   Собственно, ничего такого невыразимо умного я не придумал. Оно и к лучшему, поскольку чем операция проще, тем вероятнее ее выполнение. Слинять я решил потихонечку.
   В любом уважающем себя крупном (да даже и среднем) населенном пункте непременно найдется хоть один шпион. Не иностранный, а как раз самый что ни на есть свой, соглядатай, работающий на кого-то из князей, министров, наместников... Информированность -- это очень важно, и в Ашшории это прекрасно понимают.
   В самой-то деревеньке навряд ли найдется чей-то агент (хотя и не факт -- река из нее хорошо просматривается, и голубятни я в ней видал), а вот то, что целая деревня не явится на общее традиционное празднование в Свистоплясовке, это же целое событие для окрестных селян. Скандал-с!
   Причина неявки будет известна всем и каждому уже к утреннему молебну, обсуждена по сотне раз и обсосана со всех сторон. Имена князей, и то обстоятельство, что с ними пребывает некий монах, устроивший такую подлянку местному пастырю, секретом тоже не останутся, равно как и то, что до следующего утра празднующие Громолета-мясоеда владетельные не сдвинуться с места -- тоже. Ну а там, как говаривали в одном мультике, "Счастье -- дело техники". Голубь выдает порядка 40-60 километров в час, да не по извилистой дороге, а по прямой, так что еще задолго до полудня в Аарте о моем местонахождении будет известно всем заинтересованным партиям. Следовательно и ждать меня никто не станет. А зря.
   Тумил со мной ехать порывался, но поскольку я-то намеревался улизнуть, в сопровождении лишь одного из Блистательных и Ошмуда (на случай, если встреча с Латмуром Железная Рука окажется отчего-то невозможной, дружиннику надо будет устроить мне свидание с князьями-генералами), еще во время танца с быком... В общем, парень осознал важность отвлекающего маневра и порученной ему роли, так что сильно не брыкался.
   А теперь вот прется незнамо куда. Будит во мне нехорошие подозрения.
   За Лисапетом, понятное дело, не один настоятель все эти годы присматривал. Наверняка и паломники случались под прикрытием, и пару-тройку монасей в обитель Каген внедрить был должен -- не лично, разумеется, не царское это дело простым оперативникам проводить инструктаж. Скорее всего, подчинялись они кому-то из людей главного министра, а он, на минуточку, свою печать на кондициях первым поставил, да и инициатором их, если верить "моим" князьям, тоже был князь Дамуриани.
   И отчего не предположить, что одним из таких людей мог оказаться сын нищего, но многодетного горского князя? Абы кого ведь в долине Ста Благословений монахами не делают. Нужен либо взнос, либо блат. Ну или хорошая профессия, как у Шаптура того же.
   Ни первого, ни второго, ни третьего Тумилу взять вроде как и неоткуда -- не считать же его тореадорство нужным монастырю навыком, -- тогда как он в иноки попал? Нет, может у меня и паранойя...
   Парень вышел на небольшую полянку, еще раз оглянулся (кого ты, милай, через подлесок разглядеть-то собрался?) и негромко позвал:
   -- Хрис, ты здесь?
   -- Тут, конечно, раз договорились. -- из-за дерева появился давешний мальчишка-певец.
   Ну, блин! Ладно, скарпийское имя -- в южных княжествах это норма, а парень, как я понял, оттуда родом (в пользу чего не только его слова, но и цвет волос свидетельствуют), -- но как-то сумнительно это все. Чужак, Тумилов ровесник, да и в трактире они шептались... Неужто связной, из одной с моим стремянным разведшколы?
   А чего бы и нет? Вполне может оказаться и так.
   Хрис подошел к Тумилу вплотную и остановился.
   -- Деньги-то принес? -- спросил он. -- Уж прости, но не похож ты на богача.
   -- А я и не богач. -- ответил княжеский сын. -- Но кое-чего есть. Вот, держи, как и уговаривались.
   Тумил извлек небольшую, сверкнувшую серебром монетку и отдал барду. Тот проверил ее на зуб, кивнул и убрал в свой тощий кошель.
   -- Тогда не будем тянуть, мне до темноты вернуться надо. -- сказал Хрис, и начал стягивать висящую за спиной лиру.
   Ну нифига себе! Что-то мне эта сцена один вполне определенный момент из "Турецкого гамбита" напоминает. Тоже, конечно, нифига хорошего, но вообще-то их личное дело -- оба, по местным меркам, почти взрослые.
   Зря я, выходит, на Тумила волну в душе гнал...
   -- Не пойму я вот только, на что оно тебе надо? -- мальчики уселись прямо на землю, и певец отложил свой инструмент чуть в сторону.
   -- Голос же ломается, даю все время "петуха", или пискнуть как мышка могу нечаянно. А вдруг на пиру придется чего исполнять? А ты, хоть мы с тобой и равногодки, без запиночки поешь, значит секрет твой стоящий.
   Я аж обалдел. Ну вот как мне не стыдно, пошляку параноидальному? Пойду посыплю голову пеплом что ли? Ну, или хоть кота в золе изваляю.
   Хрис скептически поглядел на Тумила.
   -- Упражнениям я тебя, конечно, научу, ничего сложного в них нет, только... -- он помялся немного. -- Застольные песни поют богатые да знатные.
   -- Я сын князя, между прочим. -- покривился мой стремянной.
   -- Да хоть царский бастард. Мало быть чьим-то сыном, чтобы тебе на пиру князей инструмент вручили. -- парень невесело усмехнулся. -- Я вон тоже с детства лирником-то стать не мечтал, думал, что как отец, купцом буду, а оно вон как повернулось.
   -- Ну, скажем так, основания для надежд у меня имеются. -- буркнул Тумил.
   -- Лады, тебе виднее. -- певец пожал плечами, и вытащил откуда-то куриное яйцо. -- Перво-наперво, надо тебе по сырому яйцу в день выпивать.
   -- Фе-е-е...
   -- Минимум по одному. Теперь смотри, поворачиваешь голову вот так вот влево и, одновременно, делаешь глубокий вдох...
   Я тихонечко, чтобы молодежь меня не спалила, сдал назад и направился обратно к лагерю. Локтей через пять из-за дерева появился Касец и пристроился рядом.
   -- За мной приглядывали, или за парнем? -- я почему-то совершенно не удивился.
   -- Сначала за ним, потом за вашим высочеством. -- первый десятник даже изображать смущение не пытался. -- В свете последних новостей и ваших планов этот его поход выглядел довольно подозрительно.
   -- И не говорите. Сам о нехорошем подумал. -- я покосился в сторону Блистательного. -- Я не забуду вашего усердия.
   -- С моей стороны было бы глупо утверждать, что я на это не рассчитываю, верно? -- усмехнулся гвардеец.
   -- Насчет глупо или умно судить не возьмусь, но брехня бы это была первостатейная. Кстати о планах...
   -- За продуктами в деревню князья отрядили матросов, те сейчас как раз заканчивают перетаскивать. Среди самих селян разброд и шатания -- мужики все бросили, даже с полей вернулись раньше обычного, обсуждают, -- потому как, с одной стороны, нарушение устоявшейся от века традиции, а с другой, и по деньгам им выходит гораздо дешевле, и на невиданное зрелище поглазеть охота. Развлечений-то у них небогато. -- отрапортовался Касец. -- Будут на нашем празднике, если и не все, то большая часть -- точно.
   -- Кто будет меня изображать уже решили?
   -- Да, ваше высочество. Знаменосец князя Тимариани -- у него усы только-только пробиваться начали, если надвинет поглубже капюшон, так их и не заметит никто. И в плечах он еще не сильно раздался, кхм...
   Это вот сейчас был совершенно непочтительный намек на то, что я пропорций вовсе не богатырских, или я чего-то неправильно понял?
   -- Ну и прекрасно. Главное теперь, чтобы бык не подвел, и дал себя поубивать как можно дольше. Ну и чтобы колодой не замер посреди танцовища.
   -- Если будет грустный да квелый, мы ему под хвостом тертым хреном намажем. -- пообещал Касец.
   Мнда, дякую тобi, добрий Боже, що я не бык -- тяжело им в Ашшории живется-то.
   Празднование Громолета-мясоеда традиция вполне себе народом любимая, но с точки зрения именно что религии этот день особо выдающимся не считается. Так, одно из деяний заскучавшего божества, каковых в пантеоне что собак нерезаных. Именно потому и сама служба какой-то особой пышностью и зубодробительным церемониалом не отличается: жрец (ну или, как в данном случае, монах) произносит краткое славословие Громолету за науку, которой он поделился с человечеством, может Троицу и Небесную Дюжину упомянуть вскользь, после чего начинают резать и готовить жертвенных скотов -- баранов там, козочек, где как могут себе позволить, -- попутно учиняя всякие там игрища да забавы.
   Конкретно в моем исполнении служба не сильно от среднестатистической отличалась: во-первых, поскольку я и в прошлой жизни был большой любитель вкусно пожрать, и в этой от сей привычки не отказался, моя лекция об обильном и сытном питании отличалась несколько большей прочувствованностью, а во-вторых, что было селянам особо приятно, призывом к финансовым пожертвованиям не заканчивалась. Она, грубо говоря, вообще не заканчивалась -- я просто объявил, что послушник Тумил сейчас, во славу Громолета, забьет быка в честной схватке и предложил народу насладиться сначала сим представлением, а опосля уже и самим быком -- не на сухую, разумеется.
   Религиозно настроенные массы к обоим предложениям отнеслись с воодушевлением и ринулись занимать места в нашей эрзац-коррере. Перехваченный мною еще до начала службы Хрис устроил соответствующий аккомпанемент (пришлось еще чуток князей обанкротить), а Шедад Хатиканский, исключительно в качестве тренировки перед вступлением в будущую должность министра царского двора, лично исполнил обязанность начальника корреры, явив при том завидную голосину, которой не смогла помешать даже никакущая акустика.
   Ну а я, боком-боком, смылся в рощицу, где меня уже дожидались провожатые с лошадьми. Судя по звукам, доносившимся со стороны танцовища, грядущая драка подростка и здоровенной скотины деревенских воодушевила более чем. Люди, все же, во всех мирах одинаковы, panem et circenses хотят...
   До Аарты добирались на рысях, что мою спину, откровенно говоря, вовсе не радовало. С другой стороны, а какой выбор-то, собственно? Или пострадать за корону, или пострадать за просто так -- шибко сильно я сомневаюсь, что мне, в случае афронта с троном, дадут спокойно дожить свой век в монастыре. Хорошо если просто пришибут, а то засадят в какую-нибудь сырую камеру с крысами и тараканами...
   Спасибо, что-то не хочется.
   В пути особо не болтали, и вовсе не оттого, что верховым разговаривать неудобно. Все там удобно, -- это в дурацких книгах суръёзные разговоры на привал непременно назначают, чтобы героев (даже если они не верхами, а пешкодралом передвигаются), значит, ничего не отвлекало от пафосно-патетических речей, -- просто не о чем было. Да и витязям ко мне лезть с разговорами не по чину как-то, а мне с какими-то расспросами лезть, так и вовсе себя дурнем старым выставлять.
   Ну и вопрос-то у меня был лишь один: какого лешего дорога в половине дня пути от столицы не самого захудалого на свете государства -- грунтовка? Как по ней передвигаться ранней весной и поздней осенью, когда навигация на Великой Поо, мягко говоря, чревата неприятностями? В грязи же потопнуть можно!
   И это при том, что даже в небольших городах большая часть улиц вымощена булыжником... Ну или дощатые мостовые устраивают, как мне память Лисапета подсказывает. От богатства территории камнями и лесом зависит.
   И ведь не какое-то у нас тут глухое Средневековье, с дворянско-разбойничьей вольницей и общим фатализмом, переходящим в разгильдяйство, и его же и оправдывающим, -- вовсе нет. Все достаточно централизовано. Не так, как при приснопамятной вертикали или, того пуще, культе личности, конечно, но все же... Культура, театры там разные, ипподромы и бани в наличии имеются. А беды все те же -- дороги с дураками. Не иначе сие для лучшей моей в этом мире акклиматизации подстроено.
   Нет, определенно, понять отсутствие нормальных дорог в Ашшории я не в состоянии, причем и донорская память ничего не подсказывает. Не строили никогда, и баста! Хотя у тех же парсюков, да и в Скарпии, мощеные тракты вовсе не редкость.
   Может мне князя Софенине министром дорожного строительства назначить? А то при его откровенной дурости на что-то более серьезное ставить нельзя, а царская благодарность уже обещана. Начальствовать же над строительством дорог -- дело нехитрое... если грамотных замов, которые самой материально-технической частью заведуют, ему подобрать.
   Ну и награду за каждый построенный участок трассы положить такую, чтобы Арцуду выгоднее было ее построить, чем воровать. А вот уж с чем лично не ворующий князь в Ашшории справляется лучше всего на свете, так это с воровством подчиненных.
   Интересная мысль. Буду ее думать после коронации.
   Зато чем, определенно, хороша грунтовая дорога, так тем, что пылища от быстро движущегося конного отряда видна изрядно издалека. Это я к тому, что примерно на полпути до столицы именно такая картина маслом и сыром нами замечена и была.
   -- Ваше высочество, необходимо срочно укрыться. -- Вака из Трех Камней, мой провожатый от Блистательных указал рукой на рощицу неподалеку. -- Судя по облаку, к нам приближается крупный отряд.
   Я приподнялся в стременах и вгляделся в горизонт -- ни черта не увидел, конечно. И степь-то, вопреки расхожему заблуждению, это не плоский стол, а овраги, сопки да курганы, мы же сейчас на западном берегу реки (если быть точным -- на северо-западном, но сути это не меняет), тут кроме разной там растительности еще и рельеф, скажем так, имеется. А дорога, что характерно, между выступами этого рельефа петляет.
   -- Полагаешь, хефе-башкент с князем Ливариади все же решились вырезать наш отряд?
   Такой вариант мы рассматривали. Чего уж там, Касец его не то что рассматривал, а готовился на полном серьезе именно к этому развитию событий: лодьи специально были установлены так, чтобы их можно было за пару минут столкнуть в воду и слинять не принимая бой с превосходящими силами супостата.
   Конечно, еще существовал риск участия в антилисапетовском путче морского воеводы, князя Михи из Гаги, а Поо в этой части вполне судоходна, так что стоило опасаться и появления пары-тройки лузорий с верными кому угодно, кроме меня, экипажами. А на каждой из них народу, как весь наш отряд, да и тараны на боевых кораблях никто не отменял.
   С другой стороны, синхронное прибытие кавалерии и галер, двигающихся, на минуточку, против течения, первый десятник полагал ну очень маловероятным, да и Поо, она хоть и Великая, вполне себе полноводная, но в ширину даже здесь, близ устья, никак не больше километра, так что если приналечь на веслах ааков всем личным составом, вполне можно успеть на другой берег даже под носом у доблестных ашшорских моряков.
   Можно и не успеть, конечно.
   -- Это возможно. -- ответил Вака. -- В любом случае, я бы предпочел не встречаться неизвестно с кем, если он превосходит нас числом.
   -- Разумно. -- ответил я, поворачивая Репку с дороги. -- Что же, будем уповать на то, что обыскивать каждую рощицу на своем пути этим людям недосуг.
   Отсиживаться среди потенциальных пеньков пришлось около часа -- заодно и перекусили всухомятку. Ошмуд засел в зеленке на опушке, наблюдать за дорогой, я и Вака расположились поглубже в чащобе (если это можно так назвать -- даже сушняк, бурелом и большую часть хвороста местные крестьяне порастаскали). Блистательный еще лошадям и морды тряпками замотал, чтобы не заржали в самый неподходящий момент, и не выдали нас, подлые.
   Наконец топот копыт по сухой земле приблизился -- уроженец Трех Камней напрягся, да и я, если уж честно, тоже, -- стал громким, мы даже различили звяканье чего-то (может сбруи, может брони и оружия, а может и того, и другого), дующий от реки ветер донес до нашего укрытия лошадиное ржание, заставившее Репку и остальных коняшек встрепенуться, а затем топот начал удаляться.
   Волей-неволей припомнился анекдот про "Тебя бы так пронесло" из эпопеи о Штирлице.
   Ошмуд, появившийся из кустов неожиданно, как леший, выглядел довольно озадаченным.
   -- Кто? -- коротко спросил у него Вака.
   -- А пес их знает. -- в задумчивости отозвался порученец князя Тимариани. -- Точно не Блистательные, а вот гарнизонные или дружинные витязи сказать не могу -- знамя свернуто было. Но командир одет богато, да и эти, при нем, скорее как на смотр обряжены, а не в бой. И всего-то их около двух дюжин.
   -- Мало. -- озадачено произнес гвардеец. -- Слишком мало для нападения. Вот для авангарда -- самое то, но признаков отряда за их спинами что-то не видать...
   -- Простая передислокация войск? -- предположил я.
   -- Возможно, ваше высочество, возможно, но как-то слишком уж по времени совпадает. -- вздохнул Блистательный. -- Надобно еще чуток переждать, чтобы пыль осела и мы могли быть уверены, что за этими витязями не двигается более никто.
   -- Не возражаю. -- согласился я. -- Заодно и лошадок покормим. Сами ведь пожрали, а бессловесную скотину голодом морим.
   В общем, еще через полчасика двинулись дальше, и до Аарты ехали без приключений. Не без встреч, разумеется -- ближе к столице тракт изрядно оживился, караваны всяческие появились, крестьяне стада и прочие отары гнали, одинокие путники (преимущественно -- пешие) попадались, -- но без встреч неприятных.
   Ближе к городу, по мере увеличения частоты встречаемых и обгоняемых, мы перешли с тряской рыси, грозившей мою поясницу доконать, на шаг -- и лошадки отдохнут, и царевич, и внимания привлекаем меньше. Всем хорошо.
   А потом дорога резко пошла направо, объезжая холмик, река же, напротив, изогнулась влево, мы поднялись на пригорочек, и я невольно натянул поводья Репки. Перед нами, как на ладони, раскинулась Аарта.
   Видать не только гольная память мне от Лисапета досталась, но и некоторые чаянья в нагрузку попали -- сердце зашлось бешеным стуком, в зобу дыханье сперло, а на глазах выступили слезы.
   -- Вам нехорошо, ваше высочество? -- всполошился Блистательный, завидев мою реакцию.
   -- Наоборот, мой добрый Вака. Мне очень и очень хорошо. -- я тронул лошадь с места. -- Просто я очень давно покинул столицу и даже и не представлял, как скучал, оказывается, по этому месту.
   На физиомордиях обоих провожатых появилось выражение, которое я бы истолковал как: "Да уж, сгонял мужик по шурику на богомолье".
   А вообще, конечно, главный город Ашшории, если разбираться, тот еще "мегаполис". Население за время царствования Кагена подросло, конечно, и местные расплодились за годы сравнительного спокойствия да мира, и понаехавшие добавились, но все одно -- тысяч двадцать горожан, край -- двадцать пять. И укрепления вокруг Аарты тоже далеко не стены Аврелиана. Вокруг Верхнего города, да, что-то сравнимое, насколько помню, а вот Нижний город в плане фортификации не представляет из себя ничего примечательного -- метра четыре, с учетом высоты вала, беленые известью стены с редкими башнями, а по берегу Поо, аж до самой гавани и того меньше. Новострой же, как его теперь кличут "Кагенов посад" и вовсе прикрывают лишь валы с едва ли не частоколом, и то не весь -- с полсотни домишек снаружи приткнулись.
   Блистательная, мать ее, резиденция царей, морские ворота Ашшории. Приходи кто хочешь -- грабь кого угодно. Тампуранк, и тот выглядит презентабельнее, хоть и в полтора раза меньше.
   Нет, не с дорог, похоже, придется правление начинать.
   Ворот у Аарты десять, и самые ближайшие к нам оказались так называемые Пристанные, у самого начала речного порта, однако вот туда-то нам как раз и не надо -- по сведениям Ошмуда в тех кварталах сейчас едва не половина гарнизона шкуру трет. И вот к чему нам такие встречи? Двинулись через Зерновые -- тоже, в общем-то, не самые почетные, но до Царских, во-первых, это еще полгорода вкруголя объезжать, а во-вторых, там лучше к прибывающим приглядываются. А тут, вместе с фуражом, авось незаметно и проскочим.
   -- Кто такие, по какому делу? -- замордованный городской стражник у ворот смерил нас безразличным взглядам. -- Жрецам и монахам вход беспошлинный, про их лошадей указа не было. С тебя, брат, полбисти крепостного сбора.
   Я без спора бросил монетку в ящичек, который держал его напарник.
   -- Проезжай, не задерживай. Вы, господа. -- в глазах совместителя должностей патрульного инспектора и мытаря появился злорадный огонек. -- С витязей сбор по абазу, с боевого коня столько же, за саблю, палицу, копье или боевой топор сбор в полтора бисти...
   Не любит пехота витязей, отвечает всадникам за их презрительное к более низкому сословию отношение пакостью при каждом удобном случае. Но этот что-то совсем уж охамел.
   -- ...а с не состоящих на службе еще полуабаз... -- сразу видно, ветеран. -- ...и два бисти при отсутствии на коне поддева для конских яблок...
   А мои провожатые, под этот мерный речитатив, начинают стремительно стервенеть. Нехорошо это. Да и сумма за въезд выходит -- не дай Солнце.
   -- ...и ко всему, по постановлению примаса Йожадату, праздничный сбор с каждого входящего в блистательную столицу -- полбисти. -- закончил, наконец, стражник. -- Въезжать будем, о храбрейшие?
   -- А как же.-- зло усмехнулся Вака из Трех Камней, выехав вперед Ошмуда и, откинув полу шервани, продемонстрировал ножны своей сабли, украшенные накладками в виде крылатого ежа. -- Непременно будем, и бесплатно. Мы на царской службе, одноусый.
   Таки да, действительно одноусый. Как и вся пехтура в Ашшории.
   "Бородатое право" нашего царства-государства тех, кто передвигается на двух ногах, а не на четырех, за полноценного воина не считает. Основа войска -- витязи, люди имеющие в собственности боевого коня (ну или лошадь -- кому что нравится), железный шлем с бармицей, длинную кольчугу -- это как минимум, желательно еще кольчужные чулки, наручи-поножи, чешую али ламильяру, ну и прочие защитные ништяки, -- щит, окованный по краям железом, саблю, меч или спатыч, длинное копье, лук с колчаном и не менее полутора десятков стрел. Предки и их заслуги при этом никак не учитываются -- нету хоть чего-то из этого набора, и будь твой отец что князь, что золотарь, -- не витязь ты, и всего один ус тебе положен, что выглядит... Ну уж как выглядит.
   А пехота в Ашшории, это так, вспомогательная сила -- копать, обустраивать лагерь, создавать массовку на поле боя, ну и правопорядок в населенных пунктах поддерживать. Обучены и вооружены откровенно слабо, защитная амуниция тоже чисто для проформы. У лучников, так и вообще из всей брони -- один кожаный шлем. Нету у нас традиции гоплитов с триариями содержать. Считается, что там, где нужна тяжелая пехота, ее заменят спешившиеся витязи, а там где не нужна тяжелая пехота, витязи будут драться конным боем.
   И это при том, что из-за дороговизны доспехов всадническое сословие не особо многочисленно, и восполняет потери медленно. В общем, как говаривал мой ротный, маразм крепчал, еноты пели -- если нашу армию один раз разгромить наголову, следующая появится лет через пять, не меньше.
   Нет, и не со столичных стен правление начинать надо...
   -- Прошу извинить, Блистательный. -- нехотя пошел на попятную стражник. Нехотя, потому что гвардейцы ему, формально, не начальство, но неприятности устроить могут, просто поговорив с командиром за сословную солидарность. -- Меня ввело в заблуждение отсутствие бороды у вашего спутника.
   Гвардейцам, даже рядовым, таки положена небольшая бородка.
   -- Недавно у нас. -- не моргнув глазом соврал Вака. -- Ты мне лучше скажи, любезный, с каких таких пор примас начал въездными пошлинами распоряжаться? Меня почти месяц в столице не было, но когда я уезжал таких полномочий у него не имелось.
   -- Ах вы об этом... -- стражник совсем скис. -- Это необязательный сбор. Просто преосвященный Йожадату вчера огласил в центральном храме, что истинно крепким в вере мирянам стоило бы жертвовать в праздники хоть полбисти на нужды отечества, ну до нас сегодня на разводе сотник это благое пожелание и донес. Не иначе казна опять пуста, а на коронацию денег надо.
   -- А что, совет князей избрал регента? -- спросил Блистательный.
   -- Как, вы не слыхали? Лисапет, брат царя Кагена, в молодости ушедший в монастырь, оказывается жив до сих пор и едет в Аарту принять корону. Еще вчера-сегодня его ожидали, хефе-башкент половину гарнизона выгнал порядок наводить в припортовом районе, встречу торжественную готовит... Очень хочет на своем месте усидеть, жирная задница. А царевич со свитою возьми, да и зачни праздновать Громолет-мясоед не доплыв до города. Теперь не раньше завтрего ожидаем.
   Ну, блин! Нифига себе ларчик просто открывается! Князь-то, оказывается, решил прогнуться, верноподданнические чувства проявить, а мы тут целую спецоперацию устроили, растрясли верхами будущего государя...
   Да и кот остался без должного присмотра.
   -- Эк мы вовремя. -- усмехнулся гвардеец, извлек абаз и вручил его стражнику. -- Спасибо за новости. Вот, выпей за здоровье нового царя после службы.
   -- Благодарю вас, Блистательный. Всенепременно!
   И куда вредносклочность у мужика пропала? Истину говорят, что бабло всегда побеждает зло!
   -- Что-то, я погляжу, не слишком-то сильно князя Штарпена в городском гарнизоне и жалуют. -- слова "Чего же Латмур его так опасается?" мной произнесены не были, но подразумевались.
   -- А пехоте-то его за что любить? -- пожал плечами Вака, поравняв свою лошадь с Репкой.
   Все ж таки хорошие в столице улицы. Мощеные, широкие -- пятеро всадников в ряд запросто проедут, -- и с тротуарами. Не все такие, наверняка, даже не половина -- особенно, думаю, в Кагеновом посаде, где обитает сплошь голытьба, -- но основные проезды вполне себе недурны.
   И чисты, что характерно. Еще Лендед, когда строил акведук и городскую канализацию, ввел совершенно драконовские штрафы (сопровождающиеся, кстати, еще и телесными наказаниями) за помои, мусор и испражнения на улице. Лошадки, волы и прочая живность, что по городу передвигаются, гадят конечно -- скотине не прикажешь, -- но на то есть упомянутые давешним стражником поддев для вьючных, тягловых и верховых животных (балкончик из мешковины под задницей, фактически), да отбывающие трудовую повинность арестанты с метлами и прочим инструментом по благоустройству. Рабы в Ашшории массово как-то не прижились, хотя на юге и западе от нее именно их труд является становым хребтом экономики, а вот административная ответственность деньгами и трудом считается исконно нашим изобретением, хотя на деле -- наследие пятого и последнего владычества парсюков, закончившегося почти что двести пятьдесят лет назад.
   -- Это ведь витязям гарнизона хефе-башкент выдает довольствие и платит жалование без задержки, день в день, а за заслуги, случается, и одаривает из своего кармана. -- продолжил Блистательный. -- А пехотуре, порой, по два-три месяца ждать приходится. Он выделенные на них от казны деньги отдает в рост, а если кто-то отдавать не хочет, так тех же пехотинцев пообщаться с должником и посылает. Ну и доплачивает им из своей прибыли немного, чтобы не бузили да не жаловались. Так что, любить они его не любят... Но, вообще, бурчат и ругаются скорее по привычке, потому как о том, чтобы он не подкинул немного "за переживания", я ни разу не слыхал. Единственное что, заранее никогда не предупреждает о том, что жалования не будет.
   -- Стало быть, на штурм царского дворца по его приказу бы пошли? -- уточнил я.
   -- Да кто ж их, одноусых, разберет, что у них в голове? -- гвардеец пожал плечами.
   Хороший мужик, столичный голова. Душевный. На должности оставлять ни в коем случае нельзя.
   Нижний город миновали довольно быстро и без приключений, хотя на улицах напраздновавшихся до положения риз горожан было многовато, и они постоянно норовили под копыта влезть, у витязей в воротах Верхнего города тоже вопросов не вызвали -- все трое одеты прилично, сословия не подлого, зачем к людям приставать? -- и неторопливо, все в горочку, да в горочку, двинулись к резиденции ашшорских царей, Ежиному гнезду.
   В горочку, потому что родные пенаты Лисапета, как и положено любой нормальной крепости, главенствуют над городом. Даже не просто главенствуют -- возвышаются,словно афинский Акропль, на вершине пусть и покатой, пускай и невысокой, но вполне себе горы, один склон которой омывает море, а второй -- впадающая в него Великая Поо. Помнится, с башен Ежиного гнезда вид открывается шикарный...
   Хотя, конечно, именно что крепостью, в прямом смысле этого слова, царское жилище давно не является -- скорее дворцово-парковым комплексом за не слишком мощными стенами.
   Ну а кого правителю в собственной столице-то боятся?
   Лисапету было известно про два входа во дворец: Царские и Провиантские врата -- для торжественных и хозяйственных нужд, соответственно, -- однако ни к тем, ни к другим мы не поехали. На полпути к главному входу свернули от речной стороны города, поплутали среди стен обиталищ знати (они, оказывается, тоже те еще закутки образовывают), да выбрались к глухой стене дворцовых укреплений почти у самого обрыва в море, где, возле симпатичной квадратной башенки обнаружилась глухая калитка.
   -- Ну вот и прибыли, ваше высочество. -- покуда Ошмуд помогал мне слезать с Репки, Вака быстрым шагом подошел к двери и громко в нее постучал.
   Ноль эмоций. Что называется, "приехали"...
   Блистательный ругнулся себе под нос, и забарабанил в калитку сильнее, под конец пару раз пнув ее, не иначе для острастки, ногой.
   -- Заснули вы там что ли?!!
   -- Чего шумишь? -- в калитке открылось окошко. -- Кого надо?
   Гвардеец из Трех Камней набрал в грудь воздуха, потому покосился на меня и шумно выдохнул.
   -- Дафдадамин, собака ты бешеная, открывай давай. -- только и выговорил он. -- Свои.
   -- Мать моя, морская рыба! -- донесся из-за двери удивленный голос. -- Вака? Ты чего тут делаешь? Тебя же за царем послали.
   Сквозь открытое окошко раздался звук отодвигаемых засовов, и калитка распахнулась нараспашку.
   -- Ошмуд, о лошадях позаботься, да своих предупреди. -- приказал Блистательный, и шагнул внутрь, держа ладонь на рукояти кинжала.
   Вслед за ним проследовал и я.
   -- А это кто с тобой? -- подозрительно поинтересовался невысокий молодой мужчина, в изукрашенных крылатыми ежиками чешуйчатых доспехах и синем плаще, с изображением того же чернобыльского чудо-зверя.
   -- Парень, ты не поверишь. -- я с силой хлопнул его ладонью по плечу. -- Царь. Во всей, так сказать, его мощи и славе.
   -- Царь-царь. -- кивнул Вака. -- А ты чего один на посту?
   -- А... Э... -- я бы охарактеризовал состояние Дафдадамина, переводящего ошарашенный взгляд с меня на своего сослуживца, как технический нокаут.
   -- Ты бы ответил. -- ласково посоветовал я. -- Не видишь, человек нервничает?
   -- Так... Тревожная схема караула -- один на виду, напарник с сигнальным рогом наблюдает. Хефе-башкент мутит чего-то, атаки или проникновения опасаемся.
   -- Тю, а нам одноусый на воротах сказал, что Штарпен ожидает моего прибытия и готовит торжественную встречу. -- удивился я.
   -- Ну, говорить-то они, конечно, могут... -- с сомнением протянул страж стратегической калитки, но тут же встрепенулся и добавил: -- Ваше величество.
   -- Не сглазь, пока еще высочество. -- вообще-то опасения понятные, поскольку обещать и жениться, это не одно и то же.
   Да и торжественная встреча вполне может закончится не менее торжественным арестом.
   -- Ржавый-то у себя? -- вклинился Вака.
   О! Шикарная погремуха! Прямо как в кино: "И железный лоб заржавел".
   -- Да, с князьями-командующими совещаются. -- кивнул Дафдадамин.
   -- Это мы удачно зашли. -- констатировал я.
   -- Во дворе что? Блуждающих много? -- продолжил допытываться мой провожатый.
   -- Да какое там. -- отмахнулся караульный. -- Все по норам разбежались, даже министров, кроме главного, нету. Царевна с детьми у себя сидит с того момента, как державший ее сторону князь Баратиани заявил о первоочередном праве его высочества -- вообще никого, проще говоря. Разве что из слуг кого-то повстречаете.
   -- Прекрасно. -- Вака энергично кивнул головой. -- Ваше высочество, не соизволите последовать за мной?
   -- Соизволю. Только не быстро. Спина, понимаешь ли, больная, а мы половину дня на рысях скакали. -- вздохнул я.
   Хранитель тайного прохода отвернулся от нас, и махнул рукой кому-то невидимому.
   -- Все, можете идти спокойно, я отсигналил, что свои. -- сказал он.
   -- Дафдадамин... -- Вака из Трех Камней усмехнулся.
   -- Чего?
   -- Пост сигнальщика в другой стороне. И я это знаю.
   -- Ну извини, уставы службы не я придумываю. -- смутился гвардейский привратник. -- Сам знаешь, что положено знак подавать куда угодно, кроме как в сторону наблюдателя.
   -- Молодец. Одобряю. -- похвалил я. -- Пойдем что ли?
   За годы отсутствия Лисапета дворцовый парк изменился хотя и не до неузнаваемости, но вполне явно. Шли мы себе среди зелени и статуй, а сознание постоянно несовпадение воспоминаний и реальности отмечало. Вот этой беседки раньше в помине не было, тут в былые времена не розы росли, а вербейник с гладиолусами, то искусственное озерцо было поменьше, а вот эта дорожка раньше вообще не тут проходила...
   И все это под накатывающие воспоминания -- вот тут мальцом еще от нянюшек прятался, а там у Кагена было первое свидание, за которым я с вон того дерева подглядывал... Покуда не спалился и братец уши не надрал. Здесь любил отдыхать после вечерних возлияний с дружками-охламонами. Там... Тут... А это...
   Голова кругом шла, и вовсе не от жары, и не от смешивающегося с запахом моря благоухания цветов, ноги подкашивались, сердце то начинало выскакивать, а то замирало и билось с перебоями, в глазах помутнело...
   -- Ваше высочество? -- встревожился мой провожатый.
   -- В глаз что-то попало. -- я рукавом стер выступившие от полноты чувств слезы, тряхнул головой, отгоняя чужие эмоции, усмехнулся, и добавил себе под нос, тихонько, чтобы гвардеец слов не разобрал: -- Чуи, мы дома!
   Вот что практически не изменилось -- так это казармы Блистательных. Все те же три длинных каменных дома,расположенных буквой П, все тот же плац, он же ипподром промеж ними, где в настоящий момент отрабатывали навыки пешего и конного фехтования десятка три витязей, и ничуть не пострадавший (но и не похорошевший) дом-канцелярия капитана. И перед входом все так же двое гвардейцев в полной выкладке, с копьями и щитами.
   -- Стоять. -- распорядился один из них, при нашем приближении. -- Князь Латмур занят и никого не принимает.
   -- Глаза протри, Аук! -- рыкнул мой спутник, но требование исполнил.
   Я тоже остановился, и тяжело оперся на свой посох. Все же дают, дают о себе знать годы.
   -- Ты?!! -- изумился второй охранник. -- Но ведь!..
   -- Именно! -- Вака кивнул в мою сторону. -- Объяснять надо? Могу громко, на весь двор.
   -- Не надо громко. -- оба были в шлемах без личин, так что было видно, как помрачнел Аук. -- Не дурные.
   Он отставил в сторону копье и несколько раз громко стукнул своим бронированным кулаком в створку двери.
   -- Чего? -- дверь приотворилась, и на улице появилась встревоженная физиономия огненно-рыжего паренька лет так семи с половиной-восьми, с бамбуковым стержнем для письма, торчащим из-за уха.
   -- Проводи к отцу. Срочно. -- распорядился так и оставшийся для меня безымянным страж особняка.
   Едва мы переступили порог, как глаза юноши полезли на лоб.
   -- Вака?!! -- воскликнул он. -- А разве ты не с отрядом, который повел Касец?
   -- Как видишь, нет, Нвард. -- Блистательный дружески хлопнул парня по плечу. -- А ты чего, пишешь что-то?
   -- Да... -- сын Латмура потупился и слегка порозовел. -- Я же послезавтра достигаю совершенных лет. Хочу вот экзамен на Блистательного держать. Готовлюсь.
   Да-да-да! Ашшорские элитные витязи, это вам не д`Артаньяны сраные, которые, кроме как шпагой шинковать гвардейцев попа Гапона, ничего больше и не умеют! У нас, страна просвещенная, и для вступления в ряды Блистательных должно показать знания тактики и стратегии на начальном уровне, азы стихосложения и иносказательных изречений продемонстрировать, да еще математику на уровне пятого класса российской школы сдать.
   Ох, как я тебе сочувствую, молодой человек. У нас в классе сын физички учился, вот он пар хватал... Пятерку ему получить -- чудом было, все время на дополнительных вопросах матушка валила, или за каждую незначительную ошибку оценку снижала.
   -- Ну готовься дальше, мы сами дойдем. -- бодро ответил Вака. -- Отец-то в кабинете?
   --Да, но... Заругается же он, если без доклада.
   -- Поверьте, молодой человек, -- сказал я, -- на меня он ругаться станет вряд ли.
   Сын Латмура ответил взглядом, полным неприкрытого скепсиса и пожал плечами.
   -- Ну коли вы так уверены, идите, чего уж.
   Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж, прошли по коридору до богато украшенной двустворчатой двери, и Блистательный одним толчком распахнул ее передо мной.
   Трое мужиков, склонившихся над письменным столом с какой-то, вероятно, картой, и что-то обсуждавшие, моментом вскинулись, и схватились за рукояти сабель.
   -- Добрый день. -- спокойным, и даже чуть скучноватым тоном, произнес я, входя в кабинет капитана гвардии. -- Я ваш царь, дорогие мои.
   В комнате ненадолго повисла гробовая тишина. Князья пялились на меня, осознавая факт "чудотворного" появления Лисапета в столице, я рассматривал их. Обликом будущих союзников в борьбе за престол интересовался.
   Латмура Железная Рука выделить взглядом из этой троицы удалось легко. И по прическе не "великокняжеской", и... Ну реально -- ржавый, по цвету волос-то. Пожилой уже, -- Нвард у него явно поздний ребенок, -- но не старец. Крепкий, подтянутый, без брюшка, а одежда хотя и богатая, какая по статусу положена, но без излишеств в украшательстве, практичная, насколько для его ранга это вообще возможно. И рукоять сабли простая, потертая, намекающая на быструю и беспощадную возможность применения оружия в отношении каждого, кто косо глянет.
   Рыжевато-русый, средних лет мужчина с воистину выдающимися усищами, как у сказочного Картауса Пауковича, и изрядными залысинами -- это, верно, князь Самватини, Осе. Чувствуется в нем мирельская кровь, как и в большинстве жителей его домена, да восточного Запоолья.
   А темноволосый низенький "колобок" моего возраста, носитель выдающегося носа с горбинкой, должно быть Яркун Коваргинский -- его мать парсианка была, от нее цвет волос унаследовал. Редкой, помнится, красоты была женщина, даже Лендед, уж на что матушку Лисапета любил, и тот нет-нет, да косился на княгиню в восхищении.
   Мы с ее сыном дружны не были -- наверное именно потому он при Кагене и сумел в командующие Правым крылом выбиться. Так-то я за ним особой воинской удали не припоминаю -- он юноша был серьезный, книгочей, да еще склонный к полноте уже тогда. Мы над ним с дружочками-алкашочками все потешались промеж собой.
   Кстати, надо бы будет выяснить, жив ли из них хоть один по сю пору, и приказать к столице на катапультный выстрел не подпускать.
   -- Ваше высочество? Слава Солнцу! -- первым пришел в себя Осе.
   Командующий Левым крылом поклонился -- без подобострастия, но с почтительностью (боюсь, что напускной), -- остальные князья отстали от него буквально на мгновение.
   -- Нам сообщали, что вы встали лагерем в половине перехода от столицы, царевич. -- произнес капитан Блистательных.
   -- Там сейчас ваш побратим с Полуаршакскими князьями представление для соглядатаев устраивает. -- ответил я. -- А отважный Вака и знакомый вам всем витязь Ошмуд в это время сопроводили меня в столицу. Штарпен отряда ожидает, трое путников не должны были привлечь ничьего внимания. И не привлекли, как видите.
   -- Нам остается лишь восхититься прозорливостью и отвагой вашего высочества. -- произнес Яркун. -- Такой план и нам приходил в голову, но мы не решились предложить его вам, сочтя чрезмерно опасным.
   -- Кто не рискует, тот не пьет дорогих вин. -- я повернулся к своему провожатому. -- Иди, храбрец, мы с капитаном Латмуром обсудим и решим, какой награды ты достоин.
   Блистательный перевел взгляд на своего командира -- тот незаметно кивнул, исполняй, мол.
   Все верно, Лисапетушка, все правильно -- знай свое место. Ты, несмотря на происхождение, пока еще нет никто, и звать тебя никак. Так, приживалка при силовиках.
   -- Ну что же, давайте поговорим, князья? -- едва Вака прикрыл за собой двери, я доковылял до ближайшего кресла и опустился в него. -- Да вы присаживайтесь, присаживайтесь. В ногах правды нет.
   Не абы какая хитрость, дозволить заговорщикам в своем присутствии сесть, покуда они сами этого не сделали, но князья, кажется, оценили -- вон как переглядываются.
   -- О чем желает говорить ваше высочество? -- вежливо полюбопытствовал князь Самватини.
   -- Ну, с одной стороны, надобно обсудить текущую обстановку. -- я откинулся на спинку и вытянул ноги. -- Но это немного может и потерпеть. Сейчас мне гораздо важнее будет узнать, во что выльется ваша поддержка моей кандидатуры. Чего вы желаете за свою помощь, князья? Земель? Званий? Денег? Чего-то еще? Говорите без обиняков, прямо.
   -- Ваше высочество, служить вам -- наша священная обязанность... -- начал командующий Правым крылом.
   -- Да бросьте, Яркун. -- отмахнулся я. -- Вы умные люди, я тоже, вроде бы, не совсем чтобы дурак. Просто так никто и ничего не делает. Назовите свою цену.
   -- И ваше высочество ее оплатит, какой бы высокой она не была? -- Осе круто изогнул бровь.
   -- А пес его знает. -- беззаботно отозвался я. -- Это ж зависит от того, чего вам хочется. Мне, может, легче будет отречься от притязаний, назначив вашу несвятую троицу регентами при Асире, да обратно в монастырь возвратиться, доживать свой век.
   Князья переглянулись в очередной раз. Что, обсуждали и такой вариант? Да полюбасу -- можно даже не ходить к гадалке. Но, похоже, это вас чем-то не устроило, и я даже догадываюсь -- чем. Тем, что каждому из трех равных моментально захочется стать равнее прочих, со вполне предсказуемым итогом, в виде гражданской войны, в которой прочие князья вообще ни одного из вас, скорее всего, не поддержат.
   -- Мы лишь смиренно надеялись, что вы не забудете истинно верных, когда взойдете на престол. -- вмешался Латмур Железная Рука. -- Выставлять же какие-то притязания с нашей стороны было бы изменой.
   Намек на кондиции? Да однозначно!
   -- Если ты, капитан, про ту похабную цидульку, что мне князь Дамуриани со товарищи послал, так сие есть их прямой священный долг перед короной -- делиться мыслями и соображениями о том, как лучше государство Ашшорское обустроить. -- хмыкнул я. -- У любого может о том быть свое мнение. Ты, кстати, его не читал?
   -- Нет, ваше высочество. -- ответил Латмур. -- Хотя и догадываюсь, что было в нем.
   -- Чего гадать-то? -- я извлек письмо дюжины членов совета и бросил на стол. -- Вот, ознакомьтесь, а после и поговорим.
   -- С позволения вашего высочества... -- Осе развернул свиток и все трое впились взглядом в его содержимое.
   Читайте-читайте. Тут красную тряпку, чтобы дразнить быка, правда не используют, но эффект будет, думаю, такой же. Вон как у князей желваки-то играть начали, да и капитан гвардии смурнеть начал.
   -- Государь, но ведь это... -- командующий Левым крылом покачал головой, словно разминая шейные мышцы перед дракой. -- Это заговор и предательство! Всех сие подписавших необходимо предать казни!
   -- Так уж и всех? -- я вновь усмехнулся. -- Двенадцать владетельных в изменники записал разом, хозяев земель и водителей дружин.
   -- Уже завтра в наших силах будет взять их всех под арест. -- заметил князь Коваргине. -- Войска стягиваются к столице, и все они будут схвачены, лишь дайте приказ. А главного министра мы можем захватить и немедленно -- он во дворце.
   -- Ну хорошо-хорошо. Схватим мы их завтра. А дальше что, господа? -- полюбопытствовал я.
   -- Поток и разорение. -- ответил Осе. -- Земли изменников отъять в казну, самих их с семьями предать казни, как велят традиция и закон.
   Ну и за счет экспроприации наградить истинно верных, это понятно.
   -- А подчинятся ли традиции и закону их семьи? Ведь двенадцать... Ну ладно, десять -- двоих я убедил в их неправоте, -- членов совета обвинять предлагаете. Сдается мне, их наследники попытаются сопротивляться.
   -- Армия вполне способна управится с бунтовщиками. -- с мрачной уверенностью сообщил князь Самватиани.
   --Ой ли? -- иронично вопросил я. -- Даже ежели забыть о том, что для войны нужны деньги, а заговорщики в них не испытывают недостатка, все ли владетельные поддержат нас, а не их? Ведь, если треть совета обвинить разом, остальных и поодиночке потом перещелкать можно. Это многим придет в голову.
   -- Довольно дать почитать прочим князьям это письмо, -- Латмур продемонстрировал мне свиток с кондициями, -- и армии можно будет даже не вмешиваться. Эта не небесная дюжина возжелала отодвинуть прочих на вторые и третьи роли. Такого не простят.
   -- Опять же, допустим. Хотя насчет невмешательства армии, это ты хватанул, конечно -- их земли выжгут да разорят в этом случае, и на что они кому тогда сдались? Но забывать о соседях явно не стоит. Представь, если разом полыхнут Эшпань, Феллана, Дамуриана, Лефта, Шадда, Таркитави, Талань, Кипиана, Коттия и Симур, чего нам стоит ожидать? -- я обвел присутствующих тяжелым взглядом. -- Инитарцы вторгнутся в Шехаму, домен моего наследника, между прочим, а удержать мы ее не сможем. И вернуть, скорее всего, не получится тоже. В Коттию и Симур они тоже смогут перебросить войска, и до зимы, когда перевалы станут непроходимы окончательно, во всей Щумской долине станет ну очень "весело". А если солдаты царя Хатчина, в союзе с мятежниками, нас там разобьют, то и с пятой частью страны распрощаться придется. Военное счастье оно так переменчиво... Мирельцы, пусть они и заняты сейчас войной с лже-Удуром, солдат на вторжение в Самватин наскребут тоже, да и парсюки могут успеть войти в Дадешку. Им, правда, быстро не до нас станет, но...
   Я пожал плечами.
   -- Так что, дорогие князья, вы мне тут гражданскую войну не устраивайте. И так вот-вот война у границ начнется, а мы к ней не готовы.
   -- Война? -- Яркун удивленно смотрел на меня. -- Но с кем? Никто не собирает армии у наших пределов, ваше высочество -- мы бы знали.
   -- Разве я что-то говорил о подготовке вторжения в Ашшорию, князь? Нет, я имел в виду другое. Парсуда, старый наш враг, вскоре будет атакована из Скарпии.
   -- При всем моем почтении, ваше высочество, это лишь на руку нам. -- ответил Осе. -- Немирный южный сосед будет связан войной с Гикаметом и его асинскими хозяевами, Инитару и Миреллу, если только лишь не вмешаются боги, я надеюсь сдержать силами лишь своего крыла, а Центра и Правого крыла более чем хватит для усмирения непокорных. Самое большее, через шесть месяцев Ашшория будет...
   -- Разоренной внутренней войной страной, с пустой казной и выжженными территориями. -- прервал его я. -- А юг ее будет полон беженцев из Парсуды, голодных, нищих, и это когда зима на пороге. Не легче ли истинно достойным обзавестись новыми княжествами за счет соседа, вместо того, чтобы свою страну разорять? Земли-то там плодородные.
   -- Ваше высочество намерены простить заговорщикам их дерзость? -- спросил Осе, и кивнул на свиток с дюжиной печатей.
   -- Мое высочество предпочитает считать это дуростью, а за нее не казнят. -- я усмехнулся третий раз. -- Но и на должности министров дураков не держат, как и их протеже. Нам стоит поговорить сейчас с князем Дамуриани -- мне что-то подсказывает, что он искренне раскается в своем заблуждении и не только выступит с нами единым фронтом, но и попросит нового царя отставить его с должности. Ведь истинно верные подождут своей награды пару-тройку месяцев? Ну, по крайней мере двое из них. Какую награду дать третьему я знаю.
   -- Ваше высочество? -- настороженно произнес капитан Блистательных.
   -- Вы правы, Латмур, князь Девяти Столбов, по прозванию Железная Рука, речь именно о вас. -- я кивнул. -- У царевича Тыкави, кроме двоих сыновей, осталась еще и дочь, девка на выданье уже, а вы, я слышал, вдовы.
   Все трое переглянулись -- кажется такого от меня не ожидали.
   -- Это огромная честь, царевич, и вы, как старший мужчина в роду, властны над рукой царевны Тинатин. -- командир Блистательных поднялся и отвесил поклон. -- Но разумно ли отдавать юную девушку за старика? У меня есть сын, он скоро достигнет совершенных лет...
   -- Да, через два дня. -- подтвердил я. -- Мы уже с ним познакомились. Хороший мальчик, к экзамену на звание Блистательного готовится, в отца, видать, пошел.
   Латмур чуть улыбнулся в некотором смущении -- любому нравится, когда его ребенка хвалят.
   -- Однако он -- не вы. Мало того, что жених будет моложе невесты на полгода, -- это не так уж и страшно, ведь мы, мужчины, обычно стареем быстрее, -- но мальчик не может пока похвастаться ничем, кроме ума. Он не родовит, -- начал загибать пальцы я, -- не особо богат, и не совершил никаких подвигов, прославивших бы именно его имя. Единственное его несомненное достоинство, это его отец, признанный герой. Брак Тинатин с вами, Латмур, не вызовет какого-то особого ропота среди знати, поскольку вас знают и уважают по всей Ашшории. Брак с Нвардом...
   Я развел руками.
   -- Разве что вы дождетесь того момента, когда мы ухватим кусок земли у Парсуды, и разделим его меж вами тремя, образовав три новых княжества, как я и предлагаю. Тогда -- да. Выдать внучатую племянницу царя за наследника владетельного -- в этом не будет никому никакого урона, да и попрекнуть их потомков знатностью никому не удастся.
   Выбор простой -- синица в руках, или журавль в небе. Что же выберешь ты, Латмур Железная Рука?
   -- Это следует серьезно обдумать, царевич. -- произнес капитан гвардии.
   -- Я вас никуда и не тороплю, князь.
   -- Но ваше высочество так уверены, что мы сможем не просто разгромить армию Парсуды, но и удержать ее земли? -- с сомнением произнес Яркун. -- Бить-то мы парсюков бивали не раз, но занять их земли -- это совсем иное. Устоит ли вовсе Ашшория, если на нас обрушится вся ярость царя царей?
   -- А кто тебе сказал, князь Коваргине, что мы с Парсудой будем воевать? -- я едко усмехнулся. -- Наоборот, мы протянем ей руку помощи в тяжелый момент, а парсюки за это отблагодарят нас.
   -- Кажется я уже ничегошеньки не понимаю. -- хохотнул Осе.
   -- Вещь очевидная для Кагена и князя Тимариани, но не для военных... -- я подпустил в голос нотку печали. -- Потому-то никому из вас и не сулю должность главного министра, а вот Зулик с ней вполне управится.
   -- Быть может вашему высочеству будет угодно нас просветить? -- с некоторым напряжением проговорил Яркун.
   Надо бы с намеками на неполное служебное соответствие хотя бы временно завязывать, а то тюкнут еще чего доброго по темечку.
   -- Это можно. Вот скажите мне, любезные, чем славны скарпийцы?
   Князья переглянулись.
   -- Флотом, царевич. -- сказал Осе. -- Едва ли не половина всех кораблей в Усталом море принадлежит им. Держат в нем почти всю торговлю.
   -- Верно. -- согласился я. -- А за счет чего они могут это себе позволить?
   -- Ну... Так уж сложилось. -- князь Самватини недоуменно пожал плечами.
   -- А вот это не верно. За счет армии, каковой у них почти нет и не было.
   -- Как же это нет? -- изумился Яркун. -- Да за последние два столетия парсюки раз десять пыталась выбить скарпийцев с побережья, и ничего у них не получалось!
   -- Со времен смерти Тарки Одноглазого -- двенадцать раз. -- подтвердил я. -- Не помогали Парсуде ни ее огромная армия, ни богатство, ни даже боевые слоны. Хотя с остальными наследниками царя всех рулиннов разделались довольно споро. Вопрос -- почему? Второй вопрос -- если скарпийцы всегда били парсюков по мордасам, отчего никогда сами не переходили в наступление и не занимали парсудских земель?
   Около двухсот пятидесяти лет тому назад, Тарки, царю Тау, удалось объединить под своей рукой многочисленные города-государства народа рулиннов, проживающих в северо-западной части Усталого моря. Не просто заполучить титул верховного царя, каковой, в теории, является предводителем всех рулиннских войск на случай гипотетической общей угрозы, а именно спаять в одно, более или менее однородное государство. Подвиг, достойный бога -- ни до, ни после него такого никому не удавалось.
   После девяти лет непрерывных войн и интриг, достигнув, наконец, своей цели, царь Тарки оказался перед лицом непростой проблемы: как завоеванное удержать? С одной стороны, его подданные относились к остальным народам несколько пренебрежительно, почитая себя любимыми творениями богов (каковых у них чуть более двух десятков), а с другой -- издревле привыкли к отсутствию центральной власти и, более того, почитали ее злом и уделом варваров.
   И куда было бедному верховному податься?
   К этому времени Парсуда, уже тогда насчитывавшая в истории своей монархии двадцать две более или менее длительные династии, в очередной раз склонилась к упадку. А вот богатств в ней по-прежнему было более чем достаточно.
   Причем несколько городков на юго-восточном побережье моря еще и являлись когда-то колониями рулиннских полисов, однако давно и плотно были под парсудской пятой, такой, что даже взбрыкивать уже давно не помышляли. Для жителей коренной Рулиннои сие, разумеется, было плевком во всю физиономию, и хитрый Тарки успешно впарил своим соотечественникам новую национальную идею, представлявшую из себя дикую смесь национализма, борьбы за права угнетенных какими-то там недочеловеками братьев по крови, и жажды легкой наживы за счет тех же самых "недочеловеков".
   Год спустя у северного побережья Парсуды появилась армада кораблей, разметавших сравнительно немногочисленный флот защитников, и на землю царя царей высадилась многотысячная армия.
   За пару месяцев Тарки Одноглазый, почти не встречая сопротивления, освободил всех угнетенных, забил добычей до трети своих кораблей и задумался о том, чем набить оставшиеся.
   Вначале он скосил свой единственный глаз в сторону Ашшории, но как раз в это время сатрап Буджум провозгласил в ней независимость, назначил себя на должность царя и, дружелюбно махая Тарки рукой, начал кричать: "Привет! Свои!"
   Всерулиннский государь пораскинул мозгами и решил, что Ашшория от него никуда не уплывет, а иметь витязей Буджума при своем войске ему будет весьма полезно, потому как у него самого с конницей не очень хорошо. Тяжелых пехотинцев с длинными копьями -- полно, пращников и метателей дротиков тоже хватает. А вот фланги охранять некому.
   Два царя ударили по рукам и полезли грабить Парсуду вместе. За полтора года эта парочка полностью вывезла все ценное из трех сатрапий, разгромила пять собранных царем царей армий (а разнообразных ограниченных воинских контингентов и вовсе без счету) и уже даже столице древнейшего из государств мира их армия угрожать начала. Понимая, что после падения Вааруны вся Парсуда грозит рассыпаться словно карточный домик, наследник царя царей папеньку недрогнувшей рукой удавил, объявил себя спасителем отечества и предпочел с самопровозглашенным царем Ашшории договориться.
   Хотя кто там был инициатором переговоров -- неизвестно. Лезть далее вглубь Парсуды царь всех рулиннов не намеревался, поскольку самые богатые территории и так были уже его, а Ашшория, как он и предполагал, так никуда и не уплыла.
   В результате тайного сговора, к месту последней битвы Тарки ашшорская конница попросту не явилась и парсюки устроили его армии знатные Канны, с той, исключительно, разницей, что римляне без Эмилия Пауллюса вполне после того поражения обошлись, а вот когда руллинский царь погиб вместе с обоими наследниками, завоевателям наступило то самое место, откуда у моего геральдического ежа крылья произрастают.
   Конечно, некоторое количество войск, в том числе и из местных рекрутов, на захваченных землях у рулиннов оставалось, наместников из своих приближенных (и весьма неплохих полководцев, кстати) Тарки тоже оставил, но без верховного царя те, как и положено лучшим из представителей сего вольнолюбивого народа, о безусловном главенстве одного над остальными договориться не смогли, и были биты поодиночке.
   Через шесть лет после высадки рулиннских войск на южном берегу Усталого моря парсюки вновь приблизились к побережью, управлением которого заведовал некогда генерал, а теперь уже полноправный царь, Скарпа Фалангит, попытались добить последний оплот неудачливых завоевателей, и люто обломались.
   С тех пор и мучаются, бедолаги.
   -- Быть может, им не очень-то и нужна парсудская земля? -- предположил Яркун.
   -- Ну конечно! -- я от души расхохотался. -- Где это видано, дорогой князь, чтобы государь хоть какого-то царства не попытался при первой же возможности от соседей что-то урвать? Даже если оно нафиг не надо. Нет. Просто со всех сторон, кроме как с запада, Скарпия окружена горами, а перевалов, по которым не кучка контрабандистов, а целая армия может переправиться, в них всего пять. Парсюки же, как и мы, впрочем, имеют то же устройство армии, что и во времена Парса Старого. Увы, но витязи -- скверная замена обученной фаланге, коли ее нельзя зажать с боков. Ни той же строевой выучки, ни столь же длинных копий они не имеют. Потому-то скарпийцы и могут себе позволить иметь огромный флот и небольшую армию -- до недавнего времени к западу от них были лишь защищенные от Парсуды Непролазным Хребтом карликовые царства народа ханну. Ну а когда появились асины, чья пехота ничуть не хуже рулиннской, и быстренько государства ханнюков к ногтю прижали, Гикамету предпринимать что-то было уже поздно.
   -- И ваше высочество полагает, что Асиния непременно вторгнется в Парсуду, причем в ближайшие месяцы? -- вопросил Латмур Железная Рука.
   -- В гавань погляди. -- посоветовал я. -- Много ты там видишь скарпийских судов?
   -- Последние полгода их действительно стало изрядно меньше. -- нахмурился Осе. -- Да и соглядатаи морского воеводы доносили, о сильном увеличении числа асинов в скарпийских городах.
   -- Вот так-то. -- резюмировал я. -- Парсуда в очередной раз переживает упадок, власть царя царей ослабела как никогда, а нынешний сатрап Бантала -- полное ничтожество. Ему перед асинско-скарпийским ударом не устоять. Ну а там, боюсь, случится та же история, что и два с половиной столетия назад. Вот только Совет Первейших вместе с армией не отправится, и даже первые неудачи, если они и будут, завоевателей не остановят.
   -- Так к чему нам поддерживать того, кто проиграет? -- князь Самватини недоуменно воззрился на меня. -- Выступив против парсюков мы приобретем не в пример больше!
   -- Надолго ли? -- обронил Яркун. -- Асины если куда-то приходят, то остаются там навсегда.
   -- Соображаешь. -- похвалил я князя.
   -- Ну а если и совместно с солдатами сатрапа мы не одолеем врага, что тогда? -- спросил капитан гвардии.
   -- Тогда нам конец. -- я пожал плечами. -- Можем начинать смазывать маслом задницы -- у асинов, я слыхал, весьма распространены такие забавы. Впрочем, ежели останемся с ними один на один, то нас и на сухую могут оприходовать.
   В комнате вновь повисло тяжелое молчание.
   -- Царевич, а не высадится ли противник в Аарте с моря? Флот наш невелик, и со скарпийским ему не тягаться. -- спросил, наконец, Осе.
   -- Запросто. -- ответил я. -- Причем еще и до вторжения в Парсуду. Потому, до его начала, надо прикинуться ветошью, держать большую часть солдат близ столицы и побережья, готовить дополнительные войска, а раздрая внутри Ашшории не допускать.
   Новая минута молчания была еще более... хм... многотонной.
   -- Лично меня царевич Лисапет в серьезности положения убедил. -- обронил Латмур.
   -- Меня тоже. -- вздохнул Яркун. -- Эх, довелось же жить в интересные времена...
   -- Ну тогда решено. -- кивнул Осе. -- Мы принимаем ваше предложение, и вы можете полностью нами располагать, ваше высочество.
   Очень хотелось заорать: "Йах-ху-у-у! Сработало!", но я позволил себе лишь одну скупую улыбку.
   -- Тогда, господа, -- я забрал свое письмо с кондициями, -- предлагаю посетить главного министра, а по пути обсудим план экстренных мер.
   Я (со скрипом в спине и коленях) поднялся из кресла, и князья тут же последовали моему примеру.
   Увидав Тоная Дамурианского я понял, отчего он в текущей ситуации спокойно предается своим обычным занятиям, вместо того, чтобы найти себе "важные и неотложные дела, требующие личного присутствия" вне дворцовых стен. Нечего ему уже бояться. И некого.
   Главному министру перевалило за сорок лет.
   Когда мы четверо, миновав его обширный секретариат, без стука вошли в министерский кабинет, он подслеповато сощурился, разглядывая незваных гостей, пожевал губами, и медленно, очень медленно поднялся.
   -- Надо ше, а я-то, когда мне долошили што ты оштановилща прашдновать Громолет-мяшоед решил, што дейштвительно принял верное решение. -- прошамкал он.
   -- Это которое? -- усмехнулся я.
   -- А огранишить влашть балбеша. -- спокойно ответил Тонай.
   -- Очень интересно. -- я усмехнулся, отодвинул одно из кресел и по хозяйски в нем расположился. Князья-командиры встали у меня за спиной. -- Продолжай. Очень интересно, чем ты руководствовался, когда страну собирался разодрать.
   -- Отшего ше -- рашодрать? -- Дамурианский владыка столь же медленно и аккуратно опустился на свое место -- простим ему такую дерзость в силу дряхлости. -- Шохранить. Времена бешпокойные, не хотелошь, што бы дурак на троне што-то... навертел.
   -- Времена беспокойные. -- ясен пень, и спорить с ним об этом незачем. -- Единоначалие нужно. А ты чего пытался устроить? Собрал для управления страной великий сброд...
   Я пренебрежительно фыркнул.
   -- Я-то их окоротил бы. А вот ты -- шмошешь? Талантами ты в юношти не блиштал, в ушениии в монаштыре не ушердштвовал, вше шлобу копил, да мштительные шамышлы лелеял. Мне докладывали.
   -- Окоротил бы он... -- скепсис изображать даже не пришлось. -- Даже если в это верить, а я чего-то сомневаюсь, то что было бы, коли вдруг помер? Не мальчик ведь, чай.
   -- Ришк имеетщя. -- не стал препираться главный министр. -- Но я ешше годик протянуть надеюсь. А там и Ащир подрош бы, и помошников я ему бы доштойных подобрал.
   -- Чрезмерно рискованно, и ты сам это понимаешь. -- я прислонил свой посох к столу и сложил руки "домиком". -- План слишком ненадежен, базируется на чересчур многих допущениях.
   -- Допушкать, што ты поумнел было бы ешше более необошнованно. -- вот нахал, прям правду-матку в глаза режет. -- Што делать-то теперь шобираешься?
   -- А с тобой договариваться. -- небрежно ответил я. -- Князья предлагали выжечь измену каленым железом, но мне что-то не хочется.
   -- Договариватьша... -- главный министр снова пожевал губами. -- И о шем ше?
   -- О будущем. Жизнь твоя мне не нужна, да и что той жизни-то осталось? Свои остатки с толком потратить бы теперь. Большой крови страна сейчас себе позволить не может. Согласен?
   -- Да, швара нешелательна. -- кивнул князь Дамуриани.
   -- Тогда давай так. -- я чуть подался вперед. -- Ты на завтрашний полдень созываешь совет, и когда я заявлю там о своих правах,ты, не вспоминая ни о каких условиях, но и не предупреждая своих... подельников, меня поддержишь.
   -- Те долшны решить, што ты шоглащилша с нашим предлошением?
   -- Ну, если прямо спросят, то врать не стоит. Но ты уж расстарайся, чтобы они спросить не успели. А я про писульку вашу забуду просто, и никому не стану о ней рассказывать. После моего избрания ты попросишь отставки -- сразу же, -- по дряхлости и удалишься в поместье. А я не буду создавать твоим наследникам и приближенным проблем.
   -- И кого ше ты хошешь поштавить главным миништром пошле меня? -- поинтересовался Тонай.
   -- Зулика, князя Тимариани. Ты его и кандидатуру и выдвинешь. Тебя устраивает мое предложение? Это честный договор.
   -- Шулика... Молодой ешшо... Но шправится долшен. -- князь поглядел на меня своими слезящимися глазами и вздохнул. -- Што ше, будь по-твоему, шаревищь Лишапет. Не шаштавляй меня шалеть о том, што я в твое благорашумие поверил.
   -- Я постараюсь. Кстати, ты не знаешь, чего на самом деле затевают хефе-башкент и князь Ливариади?
   -- Подошреваю, што торшественную вштрещу. Шкалапет даше любимого племянника тебя вштрещать сегодня отправил.
   Ну вот и секрет отряда с тракта объяснился.
   -- Видел. -- я взял свой посох и встал. -- Но предпочел от беседы уклониться. До завтра, князь.
   -- Что теперь, царевич? -- спросил Латмур, когда мы вышли от главного, пока еще, министра. -- Каковы будут ваши дальнейшие распоряжения?
   -- Князья Самватини и Коваргине пусть продолжают подготовку ко всевозможным неприятным неожиданностям. -- ответил я. -- А мы с вами, дорогой капитан, давайте навестим женскую часть дворца. Надо бы мне с невесткой познакомится, да на своих внучатых племянников поглядеть.
   Простой арифметический подсчет показывает, что, если только все пойдет так как планируется, дюжина подписантов с князьями-генералами, Лексиком и Скалапетом дают мне всего шестнадцать гарантированных голосов из тридцати шести. Добавим сюда Зулика и единый (раз в кои-то веки) голос за Аршакию, и получаем восемнадцать против возможных восемнадцати. Маловероятно, конечно, но стоит подстраховаться. И я даже знаю как -- хотя все равно все будет на волоске висеть.
   Ну да на этот случай у нас армия имеется... Дай боги, не дойдет до ее применения, и все те напророченные мной (со слов князя Тимариани -- не о погоде же мы с ним все время путешествия болтали) ужасы, что я излагал Латмуру, Осе и Яркуну не станут реальностью.
   Врываться к даме в будуар я нашел хамским и совершенно не кошерным, так что мы, честь по чести, вызвали дежурную фрейлину, служанку, или кто она там и сообщили, что "царевич Лисапет нижайше просит ее высочество принять его и капитана Латмура по неотложному делу".
   Девица испуганно пискнула и исчезла, а мы остались дожидаться у закрытой двери, и проторчали там четверть часа дураки дураками.
   Единственное полезное занятие, которое нашел Железная Рука, это начать меня просвещать по поводу того, какие войска есть в городе, кто кем командует, на кого можно, а на кого не стоит рассчитывать, буде что... И единственное же что я из этого рассказа уяснил, так это то, что ни хефе-башкент, ни капитан, ни бравые генералы понятия, похоже, не имеют, чьи приказы станет выполнять то или иное подразделение в случае приказа "Фас!" в отношении меня.
   -- Без всякого сомнения, кроме моих Блистательных, за кого я могу вам поручиться, это князь Михил из Гаги, морской воевода. Он сейчас должен заканчивать заводить свои лузории к речной пристани, но их в порту было едва с десяток. -- безрадостно закончил князь Девяти Столбов. -- Вы очень рискуете, ваше высочество, доверяя Тонаю Дамурианскому созыв совета.
   Ну да, если он предложит остальным подписанцам под кондициями устроить штурм дворца, то численность их дружинников будет минимум не меньше, чем количество Блистательных. А то и больше раза так в два.
   -- Да нет, полагаю что не очень. -- ответил я. -- Мне, видит Око, есть за что недолюбливать своего брата, но я никак не могу отрицать одного: дураков он подле себя не держал. Главный, до завтрашнего дня, министр отлично понимает, чем все может обернуться для Ашшории, начнись штурм Ежиного гнезда. Он не станет так рисковать.
   -- Тонай Старый -- редкая сволочь. -- предупредил капитан.
   -- Так и мы с вами не святые просветленные. -- я пожал плечами. -- Нет, если он кого-то и направит, то убийцу, а на открытое противостояние сейчас не пойдет. Может вся династия прерваться, в горячке боя-то.
   -- Господа, -- дверь приоткрылась, -- царевна вас ожидает.
   Уж ожидает так ожидает... Цирк, трагедь и кабаре.
   Валисса приняла нас в большой, но небогато обставленной комнате, сидя в кресле с высокой спинкой чуть ли не в ее центре -- ну прямо как на троне, -- с гордо выпрямленной спиной и в окружении детей. Дочка, вполне уже сформировавшаяся девушка, стояла за креслом, сыновья по бокам, испуганно жались к подолу ее строгого темно-вишневого платья... Нет, не в деда пошли мальчики. Когда на Лендеда было покушение, -- мы как раз всей семьей в храм на какое-то торжество ехали, -- Каген, который тогда был немногим старше, чем Асир сейчас, кинжал выхватить успел, причем до того как телохранители злоумышленников успели в капусту порубать. А эти... Тьфу, бледная немочь. Хоть бы какую церемониальную железяку на пояса подвесили -- так нет же, дитятки поранится могут.
   Лисапет в семь лет уже по девкам бегал, а эти выглядят так, будто их еще от титьки не отняли. Наследнички... Растить их еще и растить --так и не помрешь спокойно.
   -- Позвольте, дражайшая невестка, выразить вам свое искреннее почтение. -- ласково произнес я.
   -- Здравствуйте, Лисапет. Чем мы обязаны вашему визиту? -- Валисса гордо вскинула голову и поджала губы.
   А ничего так бабёшка, и не скажешь по ней, что столько раз рожала. Чисто по-мужски Зулика можно понять -- хороша, зараза, все при ней.
   -- Здравствуйте и вы, племянники. Племянница, я вижу что вы в полной мере унаследовали красоту своей матери. -- я взял один из стульев, стоящих у стены, и поставил его напротив царевны.
   Уверенно так поставил, аж ножками пристукнул по полу.
   -- Добрый день, ваше высочество. -- нестройным хором ответили дети.
   -- Ну-ну, "высочество". Можете называть меня дедушкой, возраст как раз соответствует. -- рассмеялся я, и уселся напротив царевны. -- Да и вы, Валисса, можете именовать меня дядюшкой.
   -- Воздержусь от такой фамильярности, ваше высочество. -- царевна поджала губки еще сильнее. -- И вы не ответили на мой вопрос.
   -- Да? Как это с моей стороны невежливо. -- я устроился поудобнее. -- Познакомиться зашел. Другой родни у меня нет, знаете ли, если Скалапета Ливариадийского не считать.
   -- И отчего же первый визит вы наносите нам, а не ему? -- Господи, она что, лимон сожрать успела?
   -- Да я его завтра и так увижу. На совете. Когда буду заявлять о своих претензиях на трон.
   -- Вы! -- выдохнула Валисса, и подалась вперед так резко, что ее грудь едва не вывалилась из декольте. -- Вы прибыли в Аарту лишить моих детей их законного наследства, и имеете наглость заявиться сюда?!!
   Она разгневанно оглянулась на Латмура.
   -- А вы, князь? Что же, вы его поддерживаете?
   -- А меня, милочка, вся армия поддерживает. Вся. -- последнее слово я произнес с нажимом. -- Без исключения.
   -- Позволю себе в этом усомниться. -- царевна раздраженно фыркнула и вновь села прямо.
   -- Мне попросить князей Самватини и Коваргини засвидетельствовать мои слова? Могу позвать их. И Михила из Гаги тоже.
   -- Его высочество говорит правду, царевна. -- подал голос капитан. -- Армия с ним, главный министр -- тоже.
   Спасибо, умница, подыграл.
   -- Вот как... -- проговорила Валисса и устало откинулась на спинку кресла, будто из нее вытащили стержень. -- Все отвернулись от моих детей... Чего стоит былая верность? Ничего. Ну что же, Лисапет, радуйтесь и празднуйте -- наступил час вашего торжества.
   Она саркастически усмехнулась, и поглядела на меня.
   -- Что теперь будет с нами? Казните, или разошлете по дальним монастырям?
   Ну, если насчет тебя, стервы, то мысль очень хорошая. Не решил вот только, что сначала -- постриг, или шелковый шнурок.
   -- Вы так говорите, словно я способен обидеть женщину. -- еще как способен, если честно, но лучше оскорбленную невинность разыграть. -- Что с вами будет, что с вами будет... Да ни хрена с вами не сделается! Я вам кто, сказочный царь-упырь что ли? Ошибаетесь, Валисса, я не сказочный, я существую на самом деле, нравится это кому-то или нет.
   Утмир, младший сын Тыкави, тихонько ойкнул и сделал большие глаза -- только после этого я понял, что за фигню умудрился сморозить.
   -- Кровь я не пью, младенцев не ем, а уж красных девиц похищать в моем возрасте и неприлично как-то. Ничего с тобой не будет. Живи себе спокойно. Хочешь -- поезжай в Шехаму, давно пора вернуть княжество под управление законной владелицы, а не хочешь -- живи и дальше во дворце, поставь во главе удела управляющего, или старого оставь, как знаешь.
   -- Вы возвращаете мне власть над Шехамой? -- растерялась Тыкавина вдова.
   -- Тьфу, пропасть! Глухая она что ли? Возвращаю. Вернее -- возвращу, когда стану царем. Это твое приданное, по всем законам оно тебе отходит после смерти мужа, вместе со вдовьей долей его владений. -- я покачал головой. -- Как дитё, честное слово.
   -- И вы... позволите нам уехать? -- с надеждой в голосе произнесла царевна?
   -- Кому -- вам? Сама можешь поступать как знаешь, я тебе это уже сказал, а вот это, по-твоему, кто? -- я указал на Асира и Утмира. -- Твои дети?
   -- Да, это мои сыновья.
   -- Вот дура-баба, прости Солнце! Ее сыновья... Да шиш там! Это царевичи, наследники престола, они ни тебе, ни мне не принадлежат -- только Ашшории. Я помру, так кто править станет-то? Ты, вон, попрекала меня, я-де Асиров трон отбираю... А посадить его сейчас на царство, много он науправляет? Парню немногим более года до совершенных лет, а он до сих пор на женской половине дворца живет. Его дед в те же лета уже на всех государственных совещаниях присутствовал, страной учился управлять, а его вы чему тут учите? Вышивать что ли?
   -- Мне нравится вышивать. -- негромко буркнул царевич.
   -- И очень хорошо, что нравится. Очень полезное умение для воина и царя -- в походе если что-то подшить, или вот, докладывают о неприятностях, а ты сосредоточился на узоре, вышиваешь, вроде бы как не волнуешься да не гневаешься, с чистым, как после медитации, разумом решения принимаешь. Но ведь вышивание -- это не единственное, что должен уметь царь. Вот ладошку-то свою дай.
   Парень нехотя отклеился от мамкиной юбки и протянул мне руку.
   -- Ну как я и думал -- нежная, будто у девушки, и без единого мозоля. Ты саблю, или, положим, дырявец, хоть раз в руках-то держал? Секирой, даже не сражаться, дров хоть нарубить сможешь?
   -- Я же царевич! -- возмутился Асир. -- Дело государя не работать, но управлять державой, а долг подданных -- ему подчиняться.
   -- Это кто же тебе такую фигню-то сказал, а? -- ласково спросил я.
   -- Примас Йожадату. -- растерянно ответил Асир.
   -- Послали же боги в первосвященники такого дятла... -- пробормотал я.
   Царевич поперхнулся.
   -- Дедушка Каген, да пребудет он по правую руку от Солнца, не желал подвергать моих братьев хоть малому риску. -- подала голос Тинатин. -- Потеряв сына, он стал сильно опасаться за их судьбу.
   -- Старый дурак, похоже, намеревался жить вечно. -- я перевел взгляд на Валиссу. -- Царевна, твои сыновья к правлению страной не готовы. Пока не готовы. Придется мне с этим что-то делать.
   --Ты... хочешь отнять у меня детей?
   -- И в мыслях не было. -- отрезал я. -- Никаких препятствий в том, чтобы видеться с сыновьями, я тебе чинить не собираюсь. Но и охранять, словно наседка яйца, ты Асира с Утмиром до седых волос не сможешь. Парням пора перебираться на мужскую половину и учиться управлять страной. Ты согласна со мной, царевна?
   Валисса провела ладонью по волосам младшего сына, сглотнула комок в горле и кивнула.
   -- Ты объявишь Асира наследником? -- спросила она.
   -- А кого ж еще? Не Скалапета же -- он не крови Ежиного гнезда. В общем, я рад, что мы поняли друг друга. Завтра мальчики переезжают, пускай собираются. И подумай о достойном женихе для дочери, пора бы уже. -- Тинатин вздрогнула. -- Хотя и не к спеху, конечно. Просто на досуге поразмышляй, потом обсудим с тобой.
   Я поднялся, потер поясницу кулаком, и, опираясь на посох пошел к выходу, провожаемый четырьмя парами глаз. У самой двери обернулся.
   -- Да, чего приходил-то. Завтра на совет князей явиться не забудь, не как вдова Тыкави, а как княгиня Шехамы.
   -- Тебе требуется мой голос? -- удивилась Валисса.
   -- Не то, чтобы очень, но, сама понимаешь, с ним избрание будет выглядеть куда как внушительнее. Всем сразу станет ясно, что царская семья едина, что в стране нет внутренних разногласий, а Ашшория, значит, сплочена как никогда. Пускай соседские шпионы так и рапортуют своим хозяевам -- оно и нам будет спокойнее, и их от глупостей удержит.
   -- Хорошо, Лисапет. -- Валисса склонила голову в знак согласия. -- Я сделаю так, как ты сказал.
   Ну, будем надеяться, что мозгов у Шехамской Гадюки больше чем яда. Для ее же детей стараюсь.
   Ну и для себя, конечно.
   -- А что, капитан, Каген сильно после гибели сына сдал? -- спросил я, когда мы вышли из апартаментов царевны.
   -- Увы, да. -- с печалью в голосе отозвался Латмур Железная Рука. -- -- Многие его поступки стали... странными.
   -- Навроде разных послаблений и преференций Церкви?
   -- Примас утешал государя как мог. -- дипломатично ответил командир Блистательных.
   -- Ясно... Завтра же подбери пару человек, которые начнут обучать царевичей владению саблей и верховой езде, а то сомневаюсь я, что они хотя бы канаву перескочить смогут -- поди и на охоту-то ни разу не выезжали. Кстати, спатычи им в арсенале тоже подыщи.
   -- Боюсь, что настоящего мастера управляться с дырявцем среди моих людей не сыскать. -- озадаченно отозвался Латмур.
   -- Ничего, есть у меня на примете один человек, он их и против клинка, и против быка спотыкач применять научит. Стремянной мой.
   -- Слухи о его выступлении в коррере Тампуранка дошли и до столицы, ваше высочество. Это правда, что он еще совсем молод?
   -- Девок портить ему это не мешает. -- рассмеялся я. -- Юн, но не сильно моложе Нварда. У твоего отпрыска, кстати, с саблей и лошадьми как?
   -- Я обучал его лично, царевич. -- ответил капитан.
   -- Ну вот, значит, сына и приставишь, как экзамен в Блистательные сдаст. И царевичам общество ровесников будет полезно... Да! Коней позлее и поноровистее выбирай.
   -- Царевна Валисса этого не одобрит.
   -- Ну и плевать. Мне, покуда боги не прибрали, из ее сыновей надобно настоящих мужчин ускоренным темпом сделать. А то как Асир будет управлять страной, если даже лошадью не может?
   За время нашего с Латмуром визита к царевне "Общество спасения Лисапета" пополнилось еще одним действующим лицом. Среднего роста, коренастый и круглолицый кучерявый блондин с залихватски подкрученными усами и бородкой как у Ришелье, был он не сильно молод, но и не то чтобы стар. Золотая серьга в левом ухе недвусмысленно намекала на род его занятий -- из мужчин их в Ашшории только моряки носят, да жрецы Висны, Морского Деда, -- равно как и шервани без рукавов.
   -- Михил из Гаги, я так понимаю? -- мужик отвесил мне уважительный, но не подобострастный поклон. -- Скарпиец на должности морского воеводы -- вовсе этим не удивлен.
   -- Рулинной, с позволения вашего высочества. -- ответил ГлавКомМорФлот. -- Моя семья перебралась из Тау в Ашшорию еще в правление царя Лендеда.
   -- Тоже неплохо. Раз вы здесь, надо полагать что лузории уже у речных пристаней?
   -- Да, ваше высочество. Пять сотен матросов готовы действовать в любой ситуации. Сам я тоже намерен вернуться к своим людям -- явился лишь засвидетельствовать вам свое почтение.
   -- Только и всего? -- иронично спросил я.
   -- Безусловно, мне хотелось бы обсудить с вашим высочеством и дела флота, но это терпит. -- ответил Михил. -- За день-другой хуже ситуация уже не станет.
   -- Хуже? Что вы имеете в виду?
   -- Корабли и их количество, царевич. В настоящее время все, на что способен наш флот, это ловить контрабандистов и гонять пиратов у самого побережья. У нас даже ни одной монеры нет, не говоря уже про пентекоры. Такая ситуация кажется мне неприемлемой.
   -- Да мне, в общем-то, тоже. -- вздохнул я. -- Но это и правда может пару дней подождать. Давайте сначала с коронацией закончим.
   -- Тогда я, с позволения вашего высочества, откланяюсь. Не хотелось бы дать людям хефе-башкента спровоцировать моих матросов.
   -- Идите, князь. -- кивнул я. -- Ваши старания не будут забыты.
   Ох, чует мое сердце, придется разорваться на тысячу маленьких Лисапетов, дабы вникнуть во все дела. Нафига я согласился на этот трон? Не жилось в монастыре спокойно...
   -- Что у нас нового? -- спросил я князей-командующих, когда дверь за морским воеводой затворилась.
   -- Боюсь, ваше высочество, что ничего. -- ответил Осе. -- Штарпен из Когтистых Свиней продолжает концентрировать силы в районе гавани и речных причалов, а прибытие первых солдат из вызванных нами частей ожидается не ранее завтрашнего утра, тогда же, когда и ваши спутники. Быть может стоит отправить гонца, чтобы они не спешили в Аарту?
   -- Не думаю. Предположение о торжественной встрече кажется мне довольно правдоподобным, да и князья Тимариани, Софенине и Хатикани должны присутствовать на завтрашнем совете.
   -- Тонай Старый уже отправил приглашения на него. -- вмешался Яркун. -- Мы взяли на себя смелость их просмотреть... Главный министр, кажется, намерен исполнить достигнутую договоренность.
   -- По крайней мере ничего подозрительного мы в его письмах членам совета не увидали. -- добавил князь Самватини.
   -- Ну, будем надеяться, что все действительно пройдет спокойно. -- я поглядел в окно и вздохнул. -- Вечереет. Отдохнуть бы мне надо. Приютите на ночь бездомного царевича, Латмур?
   -- Я так и думал, что вы не пожелаете ночевать во дворце, царевич. -- ответил капитан. -- Покои для вас заканчивают готовить.
   -- Отдохнуть, это не обязательно спать. Я бы пока в библиотеке посидел. Найдется у вас чего почитать?
   -- Разумеется, ваше высочество. Я прикажу сыну вас проводить. -- командир Блистательных обернулся к двери. -- Нвард!
   На командирский рык капитана явился не только его сын, но и еще один парень, -- ровесник Нварда судя по всему, -- русоволосый, вихрастый и голенастый, худощавый но не тощий, с такой же серьгой, что и у морского воеводы и тоже в шервани-безрукавке.
   -- Мальчики, сопроводите его высочество в библиотеку и помогите ему что-то подобрать. -- капитан повернулся ко мне. -- Этот юноша, сын и наследник Михила из Гаги, Энгель. Они дружат с Нвардом.
   -- Да я уже понял кто это. А скажи-ка мне, юный морской волк, ты с саблей управляешься хорошо?
   -- Верхами, ваше высочество, не особо. -- честно ответил парень. -- Вот пешим порядком с Нвардом вполне потягаюсь. А уж если на палубе, да при хоть малом волнении, так и побить его возьмусь.
   -- Ну-ну. -- насмешливо отозвался сын Латмура.
   -- Вот тебе и второй. -- повернулся я к капитану. -- А?
   -- Полагаете, мастерству абордажного боя и кораблевождения царевичей обучать тоже надо? -- спросил князь Девяти Столбов.
   -- И гребле, и хождению под парусом. Дабы разбирались в этом пусть и не на уровне кормчего, но хотя бы как простые матросы.
   Парни недоуменно смотрели на нас с Латмуром, и явно ничего не понимали.
   -- Вам капитан потом все объяснит, молодые люди. -- сказал я. -- Показывайте-ка пока местную библиотеку.
   Большинство свитков ожидаемо оказались по военному делу -- тактика, стратегия, учебники фехтования, правила ведения осады и строительства машин для нее, -- познавательно, но как-то не особо интересно. Заметно меньше оказалось книг религиозно-мифологического содержания, и слава всем богам -- этого добра я в последнее время более чем начитался. А вот художественной литературы в библиотеке Латмура Железная Рука нашлись считанные свитки -- и все в стихах, да высоким слогом. Тоска зеленая.
   Хорошо хоть сборник застольных песен сыскался -- половина из них, правда, была ну просто переполнена пафосом, зато остальные оказались вполне себе ничего. Лисапет даже не все их знал, так что удалось провести часик в свое удовольствие.
   А потом явился хефе-башкент.
   Любимый племянник Скалапета оказался ушлым малым. Хотя мой дублер на берегу Великой Поо и должен был, почти сразу, сказаться занедужившим и укрыться в каюте аака, прибывший в самый разгар пира дальний родственник каким-то образом сумел выяснить, что ему и всем остальным морочат голову, оскорбился в лучших чувствах, и, наддав шенкелей, успел возвратиться в Аарту вместе со своим отрядом до закрытия ворот, доложившись о результатах поездки не только дядюшке, но и Штарпену, как, в том числе, начальнику столичного гарнизона и своему непосредственному командиру.
   Князь Ливариади отнесся к известию философски (по крайней мере -- никаких телодвижений на сей счет совершать не стал), а вот столичный градоначальник, сложив два и два, получил в результате Ежиное гнездо и явился требовать разрешения припасть к ногам и проявить все соответствующие моменту верноподданнические ритуалы.
   Не стану врать, будто сильно обрадовался его появлению, -- время уже было такое, что пора было ужинать и спать, -- но и расстраиваться смысла не увидел никакого. Хочется прогнуться человеку, так зачем мешать? Милостиво санкционировал доступ к царскому телу. Все туда же, в библиотеку.
   -- Ваше высочество, у меня нет слов, дабы выразить всю ту радость, которую я испытываю видя вас в добром здравии. -- ох и противным же типом этот Штарпен оказался, слов нет.
   Жирный, -- не толстый, а именно безобразный кусок водянистого сала, льстиво-подобострастный, с тонким дрожащим голоском да еще и с бородавкой на кончике носа. А заплывшие поросячьи глазки категорически отказываются смотреть в одну точку, постоянно зыркают по сторонам -- того гляди сопрет чего.
   -- Здравствуйте, здравствуйте дорогой князь. -- я отложил свиток в сторону. -- Безмерно рад был увидеть, что за время моего отсутствия столица, под вашим мудрым управлением, стала и больше, и краше.
   -- Вы так добры ко мне, недостойному, царевич.
   -- Полно вам, к чему эта излишняя скромность? Я слыхал, что и планов у вас громадье. -- ага, раздуванить городской бюджет еще сильнее. -- О том как сделать Аарту еще лучше и богаче.
   -- Э-э-э-э... Да, ваше высочество, но это только планы, даже не планы, а так, прикидки.
   -- Ну-ну-ну, мне докладывали, что вы скромны, но действительность превосходит любые рассказы. Вот, например, говорят, будто вы хотели возвести новый одеон.
   Только куда делись выделенные на его строительство деньги никто не знает.
   -- Да-да-да, царевич. -- зачастил хефе-башкент. -- Старый уже не вмещает всех желающих. Мы как раз на днях определились с проектом. Так много архитекторов боролись за право возвести новое украшение столицы, так много...
   -- Как я их понимаю. Ведь это же слава на века! -- покивал я. -- Я умру, вы когда-то умрете, и уже через поколение нас мало кто вспомнит, а имя архитектора одеона будут прославлять в веках. Еще, до меня доходили слухи, будто бы вы собираетесь обустроить канализацию в Кагеновом посаде.
   -- Э-э-э-э... Конечно, ваше высочество. Выгребные ямы -- суть источник вони на всю столицу, да и траты на всевозможных золотарей, как по мне, чрезмерны. Лучше уж один раз вложить деньги и навсегда избавиться от мух и прискорбного благоухания -- построить градоочистительную систему.
   -- И водопровод. -- подсказал я.
   -- Да. -- безрадостно согласился Штарпен. -- И водопровод. Конечно, это очень сложные инженерные сооружения...
   -- Но я уверен, что под вашим мудрым руководством все трудности будут успешно преодолены. С теми познаниями и опытом, которые вы не раз демонстрировали, наверняка не найдется нерешаемых задач.
   -- Ах, ваше высочество, вы так добры ко мне! -- глазки князя забегали еще швыдчее.
   Не иначе уже в уме прикидывает, где и на какую сумму можно будет при строительстве спереть так, чтобы результат не развалился сразу же.
   -- Пустое, по заслугам будет и награда. -- как по мне, так оптимальной была бы виселица, но та что его выдержит, это инженерное сооружение никак не легче акведука. -- Но я должен попросить вас заняться еще одной стройкой.
   -- Вы желаете возвести храм в честь коронации? -- деловито поинтересовался хефе-башкент. -- В былые времена так поступали многие государи.
   -- Да с храмами-то в Аарте все, слава Солнцу, хорошо. Вот с развлечениями у нас не очень. -- вздохнул я. -- Одеон, ипподром, да диспуты философов в ликеях -- этого мало, дорогой князь. Конечно, есть еще бродячие артисты и певцы, но это уже увеселения совсем низкого пошиба.
   -- В столице множество храмовых и царских библиотек, цены там вполне доступны для любого бедняка, ваше высочество. -- Штарпен поспешил заверить меня в надлежащем уровне культуры на вверенном участке. -- Пара бисти, и читай хоть весь день. Да и философы со жрецами нынче не только в ликеях проводят диспуты, но, последние годы, и в общественных банях.
   -- Очень хорошо, что вы смогли сподвигнуть их на такое. Просто замечательно. Но, все же, я имел в виду разнообразие, а не концентрацию одного и того же.
   -- Ваше высочество, я теряюсь в догадках относительно вашего замысла. -- честно признался уроженец Когтистых Свиней.
   -- Все очень просто, князь. -- ответил я. -- Коррера. Грубое, кровавое развлечение, позволяющее людям пощекотать себе нервы, предаться низменным эмоциям, при этом -- совершенно без какого-то вреда для себя и окружающих. Ведь поглядите, какие забавы и увеселения получает наш народ. Изысканные, утонченные, подобные блюдам на столах сибарита, либо совсем уж никчемные, словно крестьянская похлебка. И первое, и особенно второе, быстро приедается. В народную диету стоит ввести и кусок простого, но качественного, хорошо прожаренного мяса. Ведь что остается тем, кто может себе его позволить, но уже пресытился лакомствами?
   -- И что же, царевич?
   -- Только оргии. -- развел руками я. -- В результате мы имеем упадок нравов и печеночные колики у молодых еще людей. Вы не подумайте, мой дорогой, что я какой-то ханжа и намерен оргии запрещать. Но во всем нужна умеренность, и в святости, и в пороках -- тогда воссияет Мировая Гармония и наступит всеобщее благоденствие. И не смотрите так на мою сутану -- стезя монаха доступна вовсе не каждому, а вот путь гармонии -- любому.
   -- Я, признаться, никогда не сравнивал веселье с едой...
   -- И напрасно. Пища поддерживает наше тело, молитва -- дух, а развлечения -- разум и твердость в выпадающих испытаниях. Потому, я вас не тороплю, конечно, но прошу тщательнейшим образом изучить вопрос, прикинуть проект корреры -- думаю, надо строить где-то на границе Верхнего и Нижнего города, -- определить участок, цену, подобающую для выкупа земли у нынешних владельцев, и все прочие детали. Я надеюсь на вас в этом архиважном деле.
   Ну вот и все, обещание не гнать с должности дано.
   -- Примас не одобряет праздного веселья... -- вздохнул Штарпен.
   -- Полагаю, что мы с ним, как лица духовные, общий язык найдем. -- я поднялся. -- А теперь отдыхайте, досточтимый хефе-башкент. Завтра у нас обоих тяжелый день, хотя у вас-то он будет потруднее -- вам предстоит поддерживать порядок в столице, при том, что ситуация, сами знаете, не простая. Выспитесь хорошенько перед завтрашними тяготами. Князья Коваргини и Самватини обещали оказать вам всяческое содействие, да и морской воевода заявил, что вы можете рассчитывать на его помощь, если что.
   Спровадив толстяка и слегка перекусив (дожидаться ужина не стал -- попросил покормить легонько прямо в библиотеке) я тоже отправился спать. Не мальчик уже, надо режим соблюдать...

***

   -- Неожиданно. -- я разглядывал новую прическу Тумила склонив голову на бок. -- Даже сказал бы -- внезапно. И, главное, совершенно не ясно, на каком основании.
   -- Очень даже на законном, твое высочество. -- парень перекинул косу на грудь, через левое плечо и ответил мне совершенно честным взглядом. -- Отец Тхритрава с меня послушания не снимал, по уставу обители, ежели послушник допущен к самостоятельному совершению службы, то имеет право и на знаки отличия инока, даже до принесения монашеских обетов. А провести жертвоприношение быка мне вчера дозволил мой наставник.
   И ведь прав, нахаленок. Что-то такое в нашем уставе действительно есть.
   -- И что, лицо брить тоже собираешься?
   -- Разумеется! -- с вызовом ответил мой стремянной.
   -- Значит, -- негромко поинтересовался, я склонившись к уху Тумила, -- девки сказали, что с безусым целоваться приятнее?
   -- Да ну!.. -- мальчик вспыхнул как маков цвет и потупился. -- Ну!.. Ну вот откуда ты все всегда знаешь?
   -- А я что же, по-твоему, молодым никогда не был? Кота-то отдай.
   -- А, да, прошу прощения. -- Тумил протянул мне коробку с Князем Мышкиным.
   Кот на секундочку приоткрыл один глаз, зевнул, потянулся, и продолжил спать.
   Спутники мои снялись с места на самой зорьке и прибыли в Аарту задолго до обеда. Спокойно так себе приплыли -- в силу облома с моим торжественным прибытием (а слухи о том, что я уже во дворце, наверняка расползлись по городу) гарнизон из речного порта был оттянут по казармам, морской воевода, приближающимся под стягами аж трех князей аакам, вежливо отсалютовал брейд-вымпелом, но лузории с места не двинул, и готовившиеся пробиваться с боем во дворец Блистательные, с некоторым даже разочарованием, выгрузились на берег.
   Кавалькада, все так же, никем не задерживаемая, добралась до дворца, и Арцуд, Зулик, Шедад, вместе с князьями-генералами и гвардейским капитаном ожидают теперь моего подъема, дабы выразить почтение и все такое. Будить, разумеется, Тумила послали -- мол, вот ваш кот, царевич.
   Как дети, ей-богу.
   Правда, устроить мне побудку парню не удалось -- я уже к тому времени давно проснулся, и даже бриться уже закончил. Мыльно-рыльные-то у меня с собой, да и водить острой бритвой возле своей сонной артерии я доверять кому-то несколько опасаюсь. Ну а то, что все были уверены, будто я сплю без задних ног и, соответственно, теплой водой не снабдили, так то и не беда вовсе. Растительность у Лисапета на моське не особо густая имеется, я и раньше не редко на сухую обходился.
   -- Удобно ты устроился, паря. -- сообщил я Тумилу. -- И обета воздержания не давал, и женить тебя теперь не так-то просто. Ладно, я не возражаю -- носи косу, коли хочется. Но сутана тебе не положена. Да и бычий спотыкач поверх нее гляделся бы откровенно дурацки.
   Я вздохнул и оглядел своего стремянного.
   -- Тебе уже более чем за полмесяца жалование положено, да и на обустройство, по случаю вступления в должность, принято деньгами жаловать. Если меня сегодня на совете не пришибут нечаянно, надо будет распорядиться. Прикинь пока, сколько тебе на платья надо будет, потом скажешь.
   -- Что, совсем по-нищенски смотрюсь? -- понурился парень. -- Я в Тампуранке, вроде бы, неплохой одежки прикупил.
   -- Нормально ты выглядишь. Но -- для дороги. А на коронационный пир, что, в одежде бычьего плясуна пойдешь?
   -- Э-э-э-э... Нет. Там что-то совсем уж разукрашенное надо. -- юноша озадачено почесал затылок.
   -- Я и говорю, пообщайся с людьми, узнай цены. Ладно, пойдем, князья все, поди, изнервничались уже.
   Оказалось -- еще как. Для Осе, Яркуна и Латмура известие о их союзнических отношениях с Зуликом, Шедадом и Арцудом новостью, конечно же, уже не являлось, а вот желание выяснить, которая из половин моих союзников -- вояки или посланцы, -- больше сделала для блага, процветания и восшествия на престол царевича Лисапета оказалось выше крыши. Князья, к моему появлению, успели насмерть разругаться и едва ли не хватались за оружие.
   -- Господа, успокойтесь. -- потребовал я, входя в кабинет капитана. -- Не время ссориться по пустякам. Давайте ругаться по надлежащим поводам.
   -- Простите, царевич? -- князь Тимариани нашелся первым. -- А какой же повод вы полагаете достойным для ссоры промеж ваших преданных слуг?
   -- Ну, например, неверность стране и короне. Никого в ней не уличили, покуда я отдыхал? Нет? Ну и повода тогда нету. Докладывайте, все ли у нас готово к совету?
   -- Да, ваше высочество. -- отрапортовал Железная Рука. -- Владетельные уже начали собираться во дворце. Некоторые желали встретиться с главным министром, иные порывались переговорить с князьями Хатикани, Софенине и Тимариани...
   -- Догадываюсь, которые. -- я сел в кресло и махнул рукой остальным присутствующим, чтобы не насиловали свои ноги.
   -- Да, царевич. В основном -- те, кто подписывал письмо с условиями. -- подтвердил капитан Блистательных. -- Лексик Баратианский прислал эпистолу, Скалапет Ливариадийский просил о встрече до совета лично с вами.
   -- Встретиться можно, отчего ж не пообщаться-то? Он уже во дворце?
   -- Его городской особняк буквально в полете стрелы от Ежиного Гнезда. -- сообщил Шедад Хатиканский.
   -- Удобно устроился. -- прокомментировал я. -- Князь Латмур, известите его о моем согласии, а я покуда гляну, чего там пишет самый достойный из зятьев нашей державы. И давайте уже поедим что-нибудь, а?
   Ничего интересного, на самом деле, не написал. Сообщал о полной своей и безоговорочной поддержке, верности закону и короне (именно в таком порядке!), выражал горячую надежду на благоразумие остальных владетельных, и... все. Офигенно ценное послание -- стоило ли вообще портить бумагу?
   До явки Скалапета по месту моей временной регистрации мы покушать успели -- ждали лишь меня, а так все было готово, -- и когда князь Ливариади прибыл я как раз собирался еще немного порыться в библиотеке.
   -- Приму его наедине. -- решил я. -- По-родственному. А вас, Зулик, я попрошу навестить царевну Валиссу и узнать, подготовились ли к переезду на мужскую половину ее сыновья.
   Беги-беги, проведай свою любовь. Воодушевление и подъем сил тебе сейчас полезны.
   Кузенистый князь оказался мужиком моложавым, статным, этакий умудренный жизнью красавец-мужчина с благородной проседью -- тьфу, аж плюнуть хочется.
   Выглядит, кстати, лучше меня, хотя и на год старше. В обитель бы нашу тебя, Скалапетушко, под руку к брату Асмаре... Мечты-мечты.
   Родственничек вошел в библиотеку не здороваясь, сел напротив меня, и принялся пялиться. Я тоже беседу не начинал (О чем нам с тобой говорить, Билли? Нешто о том, как я люблю синематограф?) и, в свою очередь, разглядывал князя Ливариади, откинувшись на спинку кресла.
   -- Н-да. -- нарушил, наконец, молчание Скалапет. -- Сижу я, вот, и думаю -- поверить письму Зулика, или все же пора бежать?
   -- А у тебя что, есть куда? -- поинтересовался я. -- Не то чтобы предлагаю, просто интересно.
   -- Да куда, это-то найдется. -- вздохнул князь. -- Опального царского родича любой твой сосед приютит.
   -- Как приютит, так и выдаст -- вопрос политики. Ты не крови Ежиного гнезда, всерьез претендовать на трон не можешь. Княжество твое, опять же, с собой не увезешь, а сундуки с сокровищами... Это, на самом деле, не так уж и много. Основное твое богатство, все же земля.
   -- Ну, землю с собой на тот свет тоже не заберешь, а немного золота всяко лучше плахи. -- философски отозвался Скалапет.
   -- А много золота еще лучше. -- кивнул я. -- С чего вообще такие похоронные настроения? Думаешь, буду мстить за мать? Так ты, насколько я знаю, к ее гибели никакого отношения не имеешь -- вообще всех участников той заварухи уже Смерть к рукам прибрал. Да и маменька сама отчетливо осознавала, в какую игру затеяла играть и чем чревато поражение. Все по традиции -- нормальная такая резня родственников при смене монарха, любимое развлечение ашшорских царей с незапамятных времен.
   -- Ну ты-то любовью к развлечениям уже прославился. -- усмехнулся князь. -- Вся Аарта судачит о том, как в окрестностях столицы устроил танец с быками.
   -- Посиди с мое в монастыре, полюбишь и не такое. -- огрызнулся я. -- Хотя, даже если ты и протянешь еще два десятка лет... Нда, там из всех развлечений будет доступно только пожевать мягкой кашки, да под себя не нагадить, так что проверять, пожалуй, не станем.
   -- Значит, предлагаешь жить спокойно и не дергаться? А как же кровная месть?
   -- Так она применима только к чужакам, а посажение Кагена на престол со всеми сопутствующими эксцессами, это наше внутрисемейное, родственное я бы сказал, дело. -- я пожал плечами. -- Ну а спокойствие... Какое у тебя может быть спокойствие? Это я-то точно знаю, кому свое место оставлю после кончины, а ты что? Пять раз был женат, от всех браков рождались одни девки. И кому ты Ливариадию передашь? Зятьев твоих, никого, в качестве князя родня не потерпит, сам понимать должен.
   -- Есть у меня один толковый племяш... -- задумчиво протянул Скалапет. -- Хоть и сестрин сын, но вырос при мне -- сирота он, родители под лавиной погибли. Его в преемники прочу.
   -- Это тот, которого ты меня встречать посылал что ли? Если так, то одобряю. Мы, казалось бы, всех смогли убедить, что я никуда не уезжал, а он все наши задумки раскусил разом. Очень характеризует, знаешь ли.
   -- Да, он. -- кивнул князь. -- Правда, не всем парень по нраву -- не по прямой линии ведь наследник. Вот кабы ты его поддержал...
   -- Это я тебя, сначала, пережить должен. Сам понимаешь -- не факт что удастся. Здоровьишко-то не ахти.
   -- Я не про то. Его положение можно было бы легко упрочить, выдай ты Тинатин за моего племянника.
   -- Ты это... Не наглей. -- хмыкнул я. -- Это ж какую свинью я Асиру подложу тогда? Нет, если сама девка за него пойти захочет, я препятствовать не стану... наверное. Но лучше пусть она за кого другого пожелает.
   -- Ну нет -- так нет. -- не стал спорить князь Ливариади. -- Попробовать-то стоило.
   -- Не знаю, стоило ли, но я бы на твоем месте точно попытался. -- мы со Скалапетом понимающе ухмыльнулись. -- Еще чего-то хотел?
   -- Даже не знаю... Слово что ли с тебя потребовать, что меня и моих родичей не тронешь?
   -- И кому такое слово когда помешало резню устроить? -- скептически поинтересовался я.
   -- Да, в общем-то, никому и никогда. -- князь пожал плечами. -- Так, разве что чуть осложняло сам процесс.
   -- Ну и не заморачивайся. Усобица не в моих интересах, сам должен понимать.
   -- Да кабы все люди поступали по уму, как славно бы жилось под Небесами. -- Скалапет вздохнул и поднялся. -- Пойду я, пожалуй. Совет через час всего.
   -- Иди. -- кивнул я. -- Рассчитываю на твой голос -- это лучше любых моих клятв укажет всем на полное наше с тобой сердечное согласие. Чинов и должностей твоим людям не обещаю, сам понимаешь, по-первой это будет глядеться странно, но и портить жизнь специально никому не стану. На это ты рассчитывать можешь точно, ну а как оно дальше пойдет... Поживем -- увидим.
   -- Пока меня и это устроит... ваше высочество. -- князь Ливариади отвесил короткий поклон и ушел.
   Ну вот, вроде бы и с этим добром договориться удалось. Причем, думается мне, что Симур и Коттию, буде придется "обманутых вкладчиков" усмирять, Скалапет задавить поможет с огромным удовольствием. Не чужие ж они ему, чай. Соседи.
   -- Правда, кот? -- я почесал Мышкину шейку.
   Зверь открыл глазенки, врубил мурлыкатель, но тут же передумал, и начал охоту на мои пальцы. Мышелов будет, похоже.
   -- Ваше высочество? -- на пороге библиотеки замер Латмур Железная Рука. -- Все прошло благополучно, или мне... послать кого-то за князем Скалапетом?
   -- А вы что же, капитан, и не подслушивали вовсе? -- развеселился я. -- А если бы мой драгоценный родич тишком попытался открутить мне голову?
   -- На этот случай я, царевич, подглядывал. Но подслушивать без вашего дозволения?.. -- на лице командира Блистательных появилось выражение оскорбленной невинности. -- Как можно? Я мог бы тогда услышать нечто, что знать мне не положено, и потому находился на достаточной дистанции, дабы не разбирать слов.
   -- Очень деликатно с вашей стороны, уважаемый Латмур. Ну а кабы он решил меня, или, не дай Солнце, моего кота кинжалом пырнуть?
   Князь Мышкин, от игры с которым я отвлекся на беседу, высунул из своей коробушки голову и с обиженной мордой начал оглядывать окрестности.
   -- Вам не стоит по этому поводу беспокоиться. Мне привезли из восточных земель миниатюрный гастрофет, в подобных случаях я беру его с собой. -- Железная Рука продемонстрировал мне нечто, напоминающее микроарбалет. -- Кольчугу, да даже и стеганку из него не возьмешь, но я убежден, что ничего подобного на князе Ливариади не было. Так... Все благополучно?
   -- Да, вполне. -- я провел средним и указательным пальцами по переносице кота.
   Князь Мышкин открыл пасть, крутанул головой, попытался куснуть меня, и, шлепнувшись на спину, раскинулся на дне коробки, растопырив лапы и всем видом требуя продолжения игры.
   -- Во дворце все спокойно?
   -- Да, ваше высочество. -- кивнул капитан и положил свой самострел на книжную полку. -- Почти все уже прибыли на совет, включая примаса, скоро начнут.
   Да, глава Ашшорской автокефальной Церкви в совете князей участвует. Без права голоса, правда (вернее -- с совещательным), но все заседания предваряет кратким молебном, новых членов приводит к присяге, и в спорных ситуациях выступает как третейский судья. При всей внешней светскости нашего государства авторитет за жрецами довольно офигенный. Они его, просто, стараются не демонстрировать сверх меры -- как тот пастор Полуфриц из пародии на "Ликвидацию", который говорит мало, но говорит смачно.
   -- Ожидают, по сути, лишь Тоная Дамурианского -- он никого не принимает, отговаривается утренним клистиром и прочими, предписанными лекарями процедурами.
   -- Надеюсь он нам весь совет не обгадит, после клистира-то. -- я поднялся, пощекотал Мышкину пузо, и взял коробку со стола. -- Пойдемте, навестим Валиссу. Нам с нею, думается, лучше появиться вместе.
   -- Это будет выглядеть весьма эффектно, царевич. -- Латмур подал мой посох.
   -- Я вот еще хотел с вами посоветоваться, капитан... -- мы двинулись на выход.
   -- Полностью к услугам вашего высочества.
   -- Первый десятник Касец -- вы ведь, когда его отправляли в обитель Святого Солнца, имели в виду и некие резоны относительно карьерного роста для него? Или я заблуждаюсь?
   -- Он один из моих лучших людей, царевич. Да нет, пожалуй что даже и лучший. Но Касец, увы, небогат и знатной родней похвастать не может, а Блистательные, да как и любые витязи, впрочем, не любят, когда ими командует всего лишь равный. Если бы он стал князем, пусть и с самым даже нищенским наделом...
   -- Я вас понял, Латмур. -- прервал я командующего царской лейб-гвардией. -- Та деревня, у которой мы вчера вытащили свои ааки на берег, она будет достойным вознаграждением за заслуги первого десятника перед короной?
   -- О, это будет довольно щедро.
   -- Тогда я пожалую ею первого десятника сразу после своего избрания на трон. -- если не пришибут прямо в зале совета, но говорить об этом вслух не стоит. -- Полагаю, что такое будет уместно проделать перед строем свободных от караулов Блистательных. Не находите?
   -- Это будет наилучшим решением, царевич. -- князь самолично отворил дверь передо мной.
   Он вообще много слуг не держит и живет довольно по-спартански.
   Сразу за порогом взгляду моему предстала феерическая картина -- облаченные в стеганые подкольчужники и легкие шлемы Нвард и Тумил кружили друг вокруг друга, буквально в нескольких шагах от крыльца-веранды капитанского дома, и азартно обменивались ударами сабли и спатыча. Примерно дюжина Блистательных расположилась рядом и с чувством (сиречь -- сугубо матерно) происходящее комментировала.
   -- О как. -- я даже слегка опешил. -- Это еще что?
   -- Молодежь письками меряется, царевич. -- доложил караульный у входа.
   Васгар. Он был среди тех, кто сопровождал меня из монастыря.
   -- Поспорили что лучше, сабля или дырявец. -- прокомментировал второй, незнакомый мне часовой.
   Парни тоже заметили мое появление и, прекратив схватку, обернулись ко входу. Уловивший остановку в движении кот уцепился когтями за край своей коробчонки, подтянулся, и тоже с интересом обозрел окружающее пространство.
   -- Продолжайте-продолжайте, молодые люди. -- сказал я. -- Тренировки с оружием вам полезны. Только постарайтесь один другого не убить и не покалечить. Вы мне оба еще в товарном виде понадобитесь.
   Я повернулся к Латмуру.
   -- Пойдемте, князь. Не будем им мешать. -- я спихнул Мышкина обратно в коробку. -- А ты сиди себе. Самостоятельные какие все стали...
   Капитан зычно гаркнул, и стали праздные зрители добрыми молодцами. В смысле, превратились в почетный конвой, призванный сопровождать мою особу к...
   А вот и не угадали! Через парадный вход мы к Валиссе не пошли -- просочились через задний проход... Пардон, сквозь внутренний огороженный садик у самой стены, смыкающейся с женской частью дворца -- излюбленное место отдохновения вдовы царевича Тыкави, где она предпочитала находиться или одна, или исключительно с детьми да парой служанок. Ну и с Блистательным у тайной калитки, ибо мало ли чего? Капитальных, в смысле полной непроницаемости, перегородок в Ежином гнезде, вообще, сдается мне, не густо.
   Правда на сей раз, вероятно -- разнообразия для, -- мариновать в "предбаннике" нас не стали и вдова Тыкави соизволила дать аудиенцию уже через минуту после моего появления. Ничего, в общем-то, удивительного -- к началу совета князей она уже должна была закончить с облачением и рисованием лица.
   -- Царевна. -- я отвесил галантный полупоклон.
   -- Царевич. -- Валисса ответила равноценным суперкивком.
   В этот раз встреча произошла в гораздо более теплой и дружественной обстановке. Меня (Латмур с Блистательными остался у дверей) сопроводили в некое подобие личного будуара, в том виде, как его понимают местные аристократки. Как бы сей парадиз описать-то, чтобы не вдаваться в ненужные подробности?
   Ну, представьте себе, что дизайнером интерьеров для покоев принцессы Джасмин из мультика про Алладина назначили главного архитектора вавилонских ворот Иштар. Красиво, пафосно, торжественно, но как в такой обстановке постоянно существовать -- совершенно непонятно.
   -- Мальчики уже практически готовы к переезду. -- невестка жестом предложила мне присаживаться на нечто настолько заваленное мягкими подушками, что об истинной форме этого предмета меблировки оставалось лишь догадываться. -- Я ведь сказала об этом князю Тимариани.
   -- На самом деле он просто желал убедиться, что с вами и сыновьями все в порядке. -- я аккуратно примостил свой геморрой среди подушек. Валисса опустилась рядом.
   -- Что ему до этого за дело? -- губы ее скривились в горькой усмешке.
   Хм. Она что, действительно не знает о его к ней трепетном отношении, или так умело девицу строит?
   Хотя точно ли известно про Зуликову влюбленность? Духовным наставникам врут немногим реже, чем всем прочим людям. Весьма немногим.
   Надо будет на эту тему на досуге покумекать, прикинуть, какую выгоду князь Тимариани из такой дезы извлечь смог бы.
   -- Полагаю, он желал проконтролировать исполнение достигнутых договоренностей, да и просто выяснить, не начал ли я глупости делать. К тому же вы несправедливы к окружающим -- жизнь и благополучие царевичей для многих из них весьма важна.
   Про то же самое в отношении Шехамской Гадюки дипломатично умолчу. Сама, поди, догадывается что почем.
   -- Он был верным сторонником Кагена. -- вот и пойми, обругала или же похвалила.
   -- Верно. И искренне переживает о его семье. -- особенно о брате, ага, всю жизнь ночами не спал, думал о том, каково мне там, в монастыре. -- Но я прибыл не за этим.
   -- Мама, а!.. Ой! -- в комнату маленьким вихрем ворвался Утмир, и замер, завидев меня. -- Здравствуйте, дедушка.
   -- Ну привет-привет, молодой человек. -- дружелюбно отозвался я.
   Кот тоже выглянул из своей коробки, в которой до того успел задремать. На шум среагировал, не иначе.
   -- Киса! А можно погладить?
   Вот все же есть в младшем отпрыске Тыкави энергичность и непосредственность, которых (по моей имхе) так не хватает его старшему брату.
   -- Можно, конечно. -- разрешил я.
   Мальчик моментально, покуда старшие не передумали, сграбастал котенка и прижал его к груди, затем ткнулся тому в затылок губами и подул, вздыбливая получившимся ветерком мягкую шерстку. Валисса поджала губы, но стандартную материнскую фразу про "тащишь в рот всякую дрянь" удержала в себе.
   -- Его зовут Князь Мышкин, Утмир. А ты чего от матушки желал-то?
   -- Ой, я мешать не хотел, правда. Но Асирка мои красные сапоги спрятал и не отдает! -- не отрываясь от тисканья звереныша наябедничал младший царевич. -- А почему котика так зовут? Ты его назначил князем над всеми мышами, дедушка?
   -- Ну, можно сказать и так. -- усмехнулся я.
   -- А они его слушаются? А если бунт устроят?
   Надо же, какого государственного ума мальчик...
   -- Ну тогда он их всех съест. А брату скажи, что пока сапоги не вернет, ты ему котенка погладить не дашь. На-ка вот коробочку, Мышкин в ней пока живет, да присмотри за котом пока мы с мамой не вернемся. Справишься?
   -- Справлюсь. -- серьезно кивнул царевич, опуская кота в его пристанище.
   Кот возмущенно мявкнул и рванулся обратно к ласковым детским рукам.
   -- А можно мы коробку какой-нибудь красивой тканью обошьем? Или твой кот тоже монах и дал обет бедности? -- Утмир погладил Мышкина, одновременно с этим запихивая его обратно.
   Бац! Ну приложил -- так приложил, добрая душа. У Валиссы дрогнули кончики губ, да я и сам едва не расхохотался.
   Кажется, с моим стремянным младший царевич поладит -- два сапога пара.
   -- А это его дорожный возок. -- пояснил я. -- Но, думаю, мой кот не будет возражать, если вы его транспорт немного украсите.
   -- Ага... А он прямой царский вассал или владетельный? -- в глазах мальчика появилась задумчивость.
   Ого-го! Ничего себе ребенок вопросы задает! Разница-то довольно существенная, поскольку прямой вассал, это князь, который сам, ну или через предков, получил землю в кормление от царя и лично обязанный короне службой. Владетельный же, он мало того что крупный лендлорд -- прямому вассалу, в теории, тоже многими землями владеть не запрещено, -- но и монарху ничем не обязанный. Даже личной службой -- лишь в силу присяги выставляет на войну определенное количество бойцов под царские знамена, необходимый минимум... Ну, это тоже чисто в теории -- на деле-то выкладываются по максимуму, и дабы покичиться силой один перед другим, и потому что доля в добыче прямо пропорциональна числу бойцов.
   Но так-то, владетельный, это потомственный аристократ, старая знать, обладающая не только ограниченным правом законодательной и судебной власти (владетельный князь на своей земле является органом апелляционного суда до царя, а вот наместник провинции -- нет), но и правом иметь своих собственных вассалов. Кланом, так сказать, со своей структурой и кучей сложностей в процессе как престолонаследия, так и земледержания промежду родичами правящего князя.
   И земли свои владетельный ни от кого никогда не получал -- они исстари его, ну или взяты находником на копье -- последнего, впрочем, давно не бывало. Вот того же Латмура взять -- я не смогу сделать его владетельным хоть тресни, если просто завоюю ему кусок земли и отдам в наследственное владение -- придется исхитряться, формально сдавать ему войска в наем. Это с князьями-генералами проще, они уже члены совета, но и для них, дабы иметь права голоса за вновь полученные земли, придется провернуть нечто схожее.
   И кроме "бородатого права" есть просто целый ряд менее бросающихся в глаза привилегий ашшорского боярства перед служивыми дворянами. В украшениях и эмблемах -- в том числе.
   Умненький сыночек у Валиссы растет, умеет правильные вопросы ставить.
   -- Князь-союзник. -- ну присягу ж кот мне не давал, я точно знаю. -- Самостоятельный. Будет немирных мышей бить, когда войдет в совершенные лета.
   -- Ого... -- юный царевич озадачено почесал в затылке. -- Ладно, Асир придумает чего-то, он в княжьих знаках хорошо разбирается. Я пойду тогда?
   -- Иди. -- разрешил я. -- Только не забудь корзинку с песком организовать. Если Князь Мышкин начнет пол царапать, словно копает, и пищать, посади в нее.
   -- Я понял. -- коротко сообщил малец.
   Мнда. А вот в его годы Лисапету доверь кто котенка ... Бедное животное.
   -- Царевна, -- едва мальчик вышел я вновь обратился к Валиссе, -- вы уже полностью готовы?
   -- Практически. -- она поднялась, прошла к столику, и надела массивную золотую диадему с шехамскими волками в узоре. -- Теперь -- готова полностью.
   Коронная ценность, знак и символ суверена Шехамы. Не знал, что она еще цела -- думал Валиссу новоделом венчали.
   -- Тогда... -- я вдруг снова почувствовал себя молодым, бодрым и полным сил.
   Резво поднявшись я приблизился к ней, отвесил куртуазный поклон и протянул руку, словно и не старый монах, а юный кавалер. Откуда чего взялось?
   -- Позвольте сопроводить вас на совет. И покажите чего стоит настоящая княгиня Шехамы всем этим баламошным пятигузам, которые смели ни во что не ставить царевну Ежиного гнезда.
   -- О, можете в этом не сомневаться, Лисапет. -- на губах Валиссы появилась предвкушающая улыбка, и мне стало даже немного жаль ее врагов.
   За годы брака обид у Шехамской Гадюки должно было накопиться много, а мне, хочешь или нет, придется мать наследников поддерживать.
   Если не желаю после себя оставить раздрай, ненависть и войну гражданскую.
   К залу заседаний совета князей шли через весь дворец, почти торжественно -- впереди Латмур и Касец, за ними, в паре шагов, мы с царевной, от нас по бокам еще четверо Блистательных, и остальные гвардейцы сзади, колонной по трое. Пафосно так двигались, гремя броней, сверкая блеском стали...
   Едва успели. Слуги уже затворяли двери совета, когда их остановила могучая длань Железной Руки.
   -- Что вы себе позволяете, Латмур, князь Девяти Столбов? -- раздался изнутри чей-то возмущенный голос.
   -- Прошу извинить меня, владетельные. -- капитан посторонился, Касец занял место у противоположного косяка, и в зал прошествовала Валисса.
   Безумно очаровательная в складчатом зеленом платье с декольте, незначительным числом неброских но изящных украшений, миниатюрным кинжальчиком на поясе, с княжеской диадемой на гордо посаженой голове...
   И такую женщину мой племянник считал лишь приложением к княжеству и фабрикой по производству наследников?!! Он заслужил свою участь тысячу раз!
   -- Валисса, княгиня Шехамы прибыла на совет! -- возгласил заранее проинструктированный Латмуром церемониймейстер.
   На какое-то мгновение в зале совета повисла тишина, быстро сменившаяся нарастающим ропотом на тему "И чего здесь понадобилось этой... вдове?"
   Шум нарастал и нарастал, но в крики и топотание ногами не перешел -- кажется князья оказались воспитаны лучше, нежели я себе это представлял, а возможно их несколько охолонила горделивая поза и насмешливая, но презрительная усмешка царевны, то высокомерное спокойствие, с которым она встречала зарождающуюся бурю негодования владетельных.
   Я прям даже залюбовался.
   Наконец, когда возмущение князей достигло своего апофигея, Латмур Железная Рука подал знак церемониймейстеру, тот снова громыхнул своим жезлом с колокольчиками, и возгласил:
   -- Лисапет, царевич из рода Крылатых Ежей, прибыл на совет дабы заявить о своих правах!
   И вот тут повисла гробовая тишина.
   Я вошел в зал -- не быстро и не медленно, -- стараясь демонстрировать полное спокойствие, не сутулясь, но и бравого орла из себя не изображая, негромко постукивая посохом по каменным плитам пола. Встал рядом с Валиссой. Огляделся. Давненько я здесь не был.
   Собственно, в молодости Лисапета сюда заносило всего пару раз, причем на заседание -- лишь однажды, когда царь Лендед, следуя вековой традиции, представлял князьям своего достигшего совершенных лет сына. И еще раз, за три месяца до этого, увлек в обычно пустующее помещение дворцовую служанку со вполне понятной целью.
   Зал практически не изменился, насколько могу помнить. Трапециевидный, широкой стороной у входа, он постепенно сужался до двенадцати-тринадцати локтей на противоположной стороне, где, на некотором возвышении, стоял пустующий нынче трон, на сиденье которого сейчас лежит царская корона. Справа от трона высокое кресло --место для царевича. Когда я уезжал в обитель Святого Солнца их там было два.
   Слева, чуть подальше и развернутое к трону полубоком еще одно кресло, такое же -- место примаса. Вон он там, расселся в раззолоченном одеянии первосвященника.
   Вдоль стен -- кресла князей, по восемнадцать штук с каждой из сторон и изящными полукруглыми кафедрами-рострами резного дерева перед ними, дабы каждый выступающий в совете был виден всем присутствующим.
   Одно кресло, между князьями Хатикани и Софенине пустует. Неудивительно -- линия князей Аршакии прервалась еще при моем деде.
   Яркий свет из высоко расположенных окон в правой стене лился в зал. В это время тут всегда светло -- не даром заседания всегда начинают в полдень. А на случай если князья засидятся, или просто непогоды, между креслами стоят трехногие бронзовые канделябры.
   Моего появления ждали. Сразу видно, что ждали -- смотрят все испытующе, внимательно -- что это за царевич-то у нас тут такой выискался? -- и настороженно, но без удивления. Еще бы, за сутки, что я провел в Аарте все о моем прибытии успели узнать. И косточки мне перемыть тоже.
   -- Меня зовут Лисапет, я сын Лендеда и брат Кагена, царей Ашшории, и пришел заявить о своем праве на корону и трон. -- говорить очень громко не требовалось, в зале прекрасная акустика.
   -- Шовет рашшмотрит твое шаявление, шаревищь. -- ответил главный министр, с трудом поднявшись.
   -- Рассмотрит? -- я позволил себе откровенно язвительную усмешку. -- Как же вы будете судить о моих правах, если свои же не чтите? Отчего моя невестка стоит здесь, у порога? Разве не венчалась она княгиней Шехамы? Разве не это княжество было ее приданным, которое после смерти мужа должно возвратить вдове? И разве теперь не обязана она участвовать в совете наравне со всеми прочими князьями?
   -- Этого еще не хватало... -- раздался чей-то голос.
   -- А ведь прав царевич! -- запальчиво воскликнул в ответ молодой, лет тринадцати, здоровущий парень вскакивая с места.
   Благородное собрание сдержанно зашумело.
   -- Шядь, княщь Лекшик. -- махнул рукой Тонай Старый. -- И вы помолщите вше! Вопрош щерьешный, такие долшно примашу толковать -- на то его в шовет и шовут вшегда.
   Собрание успокоилось -- и из уважения к летам главного министра, да и просто было интересно, как Йожадату выкручиваться станет. Его влияние на Кагена в последний год правления заметно выросло, тот даже поручил первосвященнику озаботиться воспитанием своих внуков, и любви между ним и Валиссой это никак не способствовало.
   -- Ты прав, кому как не ему судить об этом. -- невозмутимо ответил я. -- Уверен, что он подтвердит мои слова и защитит права несчастной вдовы к вящей славе Святого Солнца.
   Начавший уже подниматься Йожадату чуть не запутался в своей фиолетовой мантии от такого неприкрытого указания на то, что я рассчитываю на решение в пользу Валиссы, а не для виду кочевряжусь. У нас не дикая Османская империя, даже перед тем как удавить нежелательную родственницу царь должен соблюсти определенный политес, и с именами святых да богов в этих делах шутить не принято. Даже просто их упоминать.
   Примас выпрямился. Крепкий мужик, нестарый еще, не худышка, но и не толстячок, русая коса до пояса, седины почти и нету.
   -- Кхм. -- примас смерил меня долгим взглядом. -- Законы нам от богов дадены, святыми отшлифованы, и не почитающий законы не почитает и богов.
   Голос гулкий, располагающий, таким проповеди с амвона хорошо читать.
   -- Идущий против закона идет против святых и несть ему прощения.
   Ну что же, начало многообещающее. Каков же будет конец?
   -- Истинно сказано, что как лошадь нуждается в руке всадника, ее направляющей, подобно и женщина, существо слабое, нуждается в опеке мужчин своего рода, как в персте указующем и защитнике. Солнце же завещал заботу о сиротах да вдовах, коим не на кого опереться, и с братьями своими установил, что приданное, кое принесет жена в дом мужа своего надлежит ей возвратить, коли переживет та защитника своего и кормильца, дабы было ей чем укрыться от холода и питаться в нужде. -- эк его на проповедь-то расколбасило. Профессиональная деформация, не иначе. -- Сироты же наследуют за отцом, кроме десятины вдовьей доли, кою положено ей дать за ласку и заботу, что проявляла она к почившему супругу.
   Многие князья на этих словах откровенно начали ухмыляться -- взаимная "любовь" Валиссы и Тыкави была им хорошо известна, и вовсе не по той песне, что когда-то пересказывал мне Тумил.
   -- Меж тем, блаженный царь Буджум Просветленный, истинный защитник Веры, установил, что земля наследуется лишь по мужской линии, и лишь при отсутствии наследников мужеского полу владение отходит дочерям, вдовам и прочим женщинам. Князь Бонока, как все знают, потомков и близких родичей-мужчин по себе не оставил. -- примас обвел взглядом присутствующих, и, выдержав паузу, добавил: -- Но теперь они у него есть. Я разумею царевичей Асира и Утмира, его внуков.
   Интересный довод. Этого я не учел.
   -- Таким образом князем Шехамы в настоящее время является не царевна Валисса, а старший из ее сынов. -- продолжил Йожадату. -- Покуда он не достиг совершенных лет, и вне зависимости от того, кто будет хранить или занимать престол Ашшории до него, блюсти его место в совете князей надлежит законному опекуну, каковым нынче является его мать.
   От так! И нашим, и вашим, и закон соблюден. Ну и жук же у нас в примасах подвизается!
   Князья вновь зашумели, но не сильно на сей раз -- в основном высказывались мнения, что годик-то они Валиссу в совете перетерпят. Да и меньше даже осталось-то!
   -- Раш так, не шоблаговолит ли ее вышочештво до шрока шанять мешто швоего шупруга в шовете? -- главный министр указал на кресло подле трона.
   Вот это присутствующим уже понравилось куда как меньше, но стерпели -- всем уже хотелось приступить к гвоздю программы, ко мне, -- и Шехамская Гадюка гордо прошествовала к предложенному месту, плавно покачивая бедрами и откровенно красуясь.
   Ну а что? Красота -- тоже оружие и способ заполучить союзников. Зулик -- свидетель!
   -- Ну што ше, -- прошамкал князь Дамуриани, который, как старейший из присутствующих, в отсутствии царя исполнял обязанности спикера совета, -- как видишь, щаревищь, мы швято блюдем шакон. Говори ше, мы шлушаем тебя.
   -- Слушаете? Ну слушайте. Рассусоливать не будем. -- я выпрямился, попытался попредставительнее и попафоснее выглядеть. -- Я, Лисапет из рода Крылатых Ежей, сын царя и брат царя, заявляю, что имею преимущественные права на престол перед царевичем Асиром, внуком царя Кагена и моим внучатым племянником, и требую от совета князей передать мне корону Ашшории. Законы престолонаследия вам известны, так что решайте.
   -- Закон-то закон, но монах на троне, это как-то... -- молодой, едва ли сильно старше князя Баратиани, мужчина со светло-каштановыми волосами (князь Оози, судя по занимаемому месту) покрутил кистью правой руки в воздухе, как бы иллюстрируя этим свои сомнения.
   -- Примас Йожадату уже месяц как снял с меня священные обеты. -- парировал я. -- Он здесь, и может подтвердить это лично. Да и документ имеется.
   -- Меня волнует не твое монашество, царевич, а заки. -- отмахнулся князь. -- С каждым годом они все наглее, все чаще и чаще их набеги.
   Оозского сеньора можно понять -- на самой границе со степняками проживает, к нему постоянно за зипунами ездят. Те кто к нему ходят за шерстью возвращаются, правда, как я слыхал, исключительно стриженными... если вообще возвращаются. Но нервотрепки ему хватает.
   -- Давно, знать, их не прореживали, молодежь подросла. -- я пожал плечами. -- Или ты опасаешься, что я буду проявлять милосердие и терпение к язычникам? Солнце, конечно, завещал любить всех ближних... но заки, думается мне, очень нам даже дальние, хотя и соседи. Верно я говорю, примас?
   -- Все мои помыслы лишь о том, как смягчить нравы этого дикого народа и привести их к благодатной истинной вере. -- скорбно произнес Йожадату. -- Увы, успехи Церкви в этом весьма скромные, ибо большую часть проповедников они либо убивают, либо обращают в рабство.
   -- Как это непорядочно с их стороны. -- я вновь повернулся к властителю Ооза. -- Издревле мы ходим в Большую Степь или со словом Солнца, или с оружием. Иногда совмещаем эти два инструмента. Такой подход неэффективен -- на место каждого убитого кочевника встанет другой, выбей одно племя, и через год его пастбища займет другое. Степь велика и в ней много разных народов. Верно я говорю?
   -- Верно. -- отозвался сосед пограничного князя, лиделлец, если я не путаю порядок расстановки кресел. Тоже степнячий терпила. -- Но и терпеть их нельзя. Что же нам, как в далекой стране Сюнну, по границе стену строить? Не особо-то, я слыхал, она и спасает. Ходить в степь и выбивать саков, пока они силу не набрали, надежнее.
   -- Веками ходим, да что-то не слишком помогает. Не с копьем и колчаном надо идти в степь, а с плугом и зерном. Покуда всю степь не засеем кочевники наши границы так и будут тревожить. А земля-то там плодородная. В Ашшории, в большей части, крестьяне на головах уже один у другого сидят, каждый клочок земли обработан, и то всех прокормить не каждый год удается -- вспомните недавний голод, князья. Города не растут отчего? Не оттого ли, что землепашцам самим еды едва хватает? А переселить лишний народ в степь, так что? Худо-бедно витязя вооружить, по тамошним урожаям, да если наделы давать такие, что только паши, полутора десятка мужиков хватит. Поселите полторы тысячи, и вот у нас на границе сотня бойцов. Пятнадцать тысяч переселить -- так уже целое войско. А мы и пятьдесят тысяч туда посадить можем! И семьдесят! Поначалу только их оборонить, первые год, много два, а там и саков, глядишь, на землю посадим. Тех кто останется жив и примет истинную веру, разумеется. -- я перевел дыхание. -- Тогда внуки наши всю Большую Степь вспашут, до самого Зимнолесья... И, разумеется, те кто помогал переселенцам, кто защищал их на первых порах, будут иметь с этого свою долю. Сначала, правда, надо и иные наши границы обезопасить, но сие как раз не такая уж и проблема.
   -- Это что же, если я, положим, переселю в степь несколько деревень, да поставлю над каждой по витязю из младших княжьих сынов, с вооружением им помогу, так то будут мои вассалы? -- в задумчивости поинтересовался князь Коваргине.
   С ним мы этот вопрос не обсуждали, это вообще была чистая импровизация. Историк у нас в школе был знатный, знания давал на совесть, так чего бы опытом Руси не воспользоваться, которая веками оборонялась от кочевых народов путем их покорения и ассимиляции?
   -- Конечно твои, чьи же еще? -- ответил я. -- Или дружину свою пошли, если хочешь земли к своему личному уделу прирезать. Да и царских солдат я позволю нанять на такое дело. Крепости, от набегов укрываться, построим.
   -- Кажется, мой голос ты получил, царевич. -- усмехнулся Оозский владетель.
   А в зале меж тем поднялся неслабый шум от пересудов -- владетельным требовалось обсудить, причем немедленно, столь революционную тактику не только борьбы с набегами, до которых большинству никакого дела не было, но и приращения своего благосостояния. Раньше-то в степь ходили без особой охоты -- чего там кроме низкорослых кобылиц да рыжих наложниц брать? -- а тут такое предлагают. Правильно мой шеф говорил, что двигателем человеческого прогресса всегда были лень и жадность. Вот оно, наглядное подтверждение!
   -- Тише! Тише вы вше! -- прошамкал главный (все еще) министр. -- Не шатем шобралищь. Наговоритещь еще.
   Присутствующие попытались взять себя в руки, но видно было, что в уме продолжают прикидывать, чего да сколько с такого развития сюжета хапнуть можно, и большие ли потребуются первоначальные влложения.
   -- Ешть еще вопросы к шаревищу? -- уточнил Тонай Старый. -- Нет? Тогда предлагаю голошовать.
   Он повернулся к Валиссе.
   -- Шехама, надо полагать, против вошарения Лишапета иш Крылатых Ешей?
   -- Вовсе нет.. -- с улыбкой поднялась моя невестка. -- За. Шехама отдает свой голос царевичу Лисапету.
   Князья с понимающим видом начали переглядываться -- пообещал жизни не лишать, чего уж тут гадать-то?
   -- Баратиан тоже отдает свой голос за. -- порывисто поднялся Лексик. -- Мы поддерживаем законные притязания царевича.
   -- Ну и Дамуриана тоше -- ша. -- Тонай опустился в свое кресло.
   -- Хатикань -- за. -- высказался Шедад. -- И половина Аршакии тоже.
   -- Вся Аршакия. -- поддержал его Арцуд. -- И вся Софена.
   -- Уже говорил, и повторю снова -- Ооз поддерживает притязания Лисапета на трон. -- высказался пограничный владетель.
   И тут князья-заговорщики как пошли, как пошли поддержку выказывать, прям любо-дорого смотреть... Остальные не спешили, правда, на Скалапета и командующих косились, выгадывали все...
   Ну а что? Новаторская стратегия хомячества озвучена, а осуществлять ее, так для этого я уже вовсе не обязателен.
   Последним из подписантов поднялся Моцк, князь Гелавани, и что-то сильное у него было сомнение на лице нарисовано.
   -- Ваше высочество, -- произнес он. -- доводили ли до вас... некоторые пожелания, каковые высказал ряд членов совета?
   -- Разумеется. --кивнул я.
   -- И... каково же будет ваше решение по ним?
   -- Я, владетельный, внимательно их изучил, и счел их исполнение хотя и весьма желанным, но совершенно невозможным.
   Физиономии неудачливых заговорщиков дружно вытянулись.
   -- Меж тем Коваргин поддержит претензию Лисапета на трон. -- заявил Яркун.
   -- И Самватин тоже. -- добавил Осе.
   -- Равно как и Ливариадия. -- поднялся мой кузен.
   -- Ну Гелавань тогда тоже не будет возражать. -- хохотнул Моцк. Несколько нервно хохотнул, как мне показалось.
   В общем, избрали меня единогласно.
   -- Займите же свое законное место! -- возгласил примас, когда последний из присутствующих высказал свое согласие.
   И на трон недвусмысленно так показывает, а в руках уже и корону держит. В Ашшории с этим вообще просто: умостил на царском месте задницу, надел корону на бошку, и все, ты уже полноправный монарх. Никаких тебе, понимаешь, коронаций в центральном храме и прочих торжественных моментов. Пир, правда, положен, как и народные гулянья, но это все по старому принципу "опять нету повода чтобы не выпить".
   Нет, и торжественные богослужения, и прочие церемонии, именуемые тут коронацией (но к самому процессу надевания царского венца на голову имеющие отношение довольно опосредованное) будут, но это уже без меня.
   Я помедлил секунду, -- неожиданно появилось желание бросить все и сбежать от грядущих трудностей обратно в монастырь, в тишину, покой, к карпам, форели и отцу Тхритраве, -- сделал глубокий вдох и прошел к трону. Встал, повернувшись к нему спиной, обвел взглядом присутствующих, и медленно опустился на сиденье. Примас, с умеренно-торжественным видом возложил на меня царский венец, после чего прошествовал к дверям в зал совета, распахнул их (все посторонние, едва я вошел в помещение, убрались и затворили за собой створки) и провозгласил:
   -- Радуйтесь люди и жгите огонь на Сигнальной башне! У Ашшории снова есть царь!
   За дверями раздался шум и в зал начали проникать разнообразные придворные личности: капитан Латмур, хефе-башкент, министры и замковые распорядители... Тумил, кстати, в их числе.
   -- Ваше велишество. -- вновь поднялся с места Тонай. -- Я верно шлушил главным миништром в прошлое шарствие, но нынще я штал штар и немощен. Прошу ваш шнять ш моих плещь эту непощильную ношу.
   -- Мне очень прискорбно слышать это, князь Дамуриани, но я и сам отнюдь не молод и понимаю, что такое старческие хвори, да как они препятствуют исполнению своего долга. -- я склонил голову. Не то чтоб уже проникся своим величием и начал из себя парящего в неких недостижимых высях строить, просто опасался что корона свалится. -- С сожалением, но я принимаю вашу отставку. Однако, как человек опытный, не дадите ли вы мне совет, кого назначить на ваше место?
   Отставной премьер пожевал губами и мрачно смерил взглядом окружающих. Не хочет власть уступать, старый, ой не хочет...
   -- Трудно шкашать. -- ответил Тонай. -- Молодые балбеши они вще, как по мне. Вот рашве што княщь Шулик не совсем бешнадешен.
   -- Будь по вашему. Зулик, князь Тимариани, встаньте. Я назначаю вас главным министром Ашшории, несите сие бремя с честью... Если, конечно, не откажетесь.
   -- Нет, государь, не откажусь. -- поклонился новый глава правительства. -- Это большая честь для меня.
   -- Тогда принимайте дела у князя Дамуриани и отчеты от прочих министров. Завтра утром жду вас с докладом об общем состоянии дел. Штарпен из Когтистых Свиней, -- я повернулся к хефе-башкенту, -- все ли у вас готово к празднеству?
   -- Да, ваше величество, я жду лишь вашего приказа начинать. -- ответил столичный градоначальник.
   -- Тогда я его вам отдаю, и пусть к закату в Аарте не останется ни одного трезвого горожанина. Князья Софенине и Хатикани, вас я, дорогие друзья, вынужден просить взвалить на себя тяжелую ношу. Необходимо сформировать два новых министерства, и только вам я могу доверить их возглавить. Пойдемте сейчас ко мне в кабинет... Главного министра и казначея попрошу следовать за нами. Заседание совета объявляю законченным, всех сегодня ожидаю на пир, он начнется по наступлении заката. -- я поднялся с трона. -- Капитан Латмур, через полчасика постройте Блистательных на плацу. Я буду держать речь перед своей гвардией. В полный доспех их не запаковывайте, наша встреча много времени не займет.
   На выходе из зала я ухватил Тумила за плечи, развернул и чуть подтолкнул в спину, чтобы шел рядом.
   -- Кто победил? -- негромко полюбопытствовал я.
   -- Сам как думаешь, твое величество? -- так же тихо ответил уже полноправный царский стремянной. -- Нварда-то прославленный богатырь обучал. Три раза я его достал, семь раз он меня. Правда, я до него дотянулся первым.
   -- А молодец, совсем неплохо. -- похвалил я. -- Ничего, подтянешься еще до его уровня. Завтра, кстати, вы с ним и Энгелем... Ты успел познакомиться с сыном морского воеводы?
   -- Да. -- кивнул парень.-- Он, кстати, уже младший кормчий на корабле отца.
   -- Молодец какой... Так вот, вы трое с завтрашнего дня займетесь обучением царевичей владению оружием и мореходству. А чуть позже ты их научишь плясать с быками. Не подведешь?
   -- Очень постараюсь. -- серьезно ответил Тумил.
   -- Ну вот и славно. -- я повернулся к идущему чуть позади, в числе прочих, казначею. -- Милейший князь, я задолжал своему стремянному жалование за месяц, да и на обустройство выделить бы надо. Распорядитесь.
   -- Как прикажет ваше величество. -- ответил тот, и сделал знак какому-то ошивающемуся в отдалении типу. -- Пусть юноша проследует за моим помощником.
   -- Понял? -- спросил я парня. -- Дуй. Да, Тумил, а как та деревня называется, у которой мы пристали и корреру выстроили?
   Мальчик ответил. Я прямо там чуть и не сел.
   А с другой стороны что-то еще подбирать уже некогда.
   -- Оформите эту деревню в наследственное владение первому десятнику первой сотни Блистательных, Касцу из Коренных Зубов и принесите мне как только будет готово. Я желаю пожаловать его в князья перед строем.
   Хорошо быть царем -- никто лишних вопросов не задает. Понесся исполнять так, что только пятки сверкают.
   -- Кабинет все там же, или Каген его перенес? -- негромко поинтересовался я у Зулика, продолжая двигаться по дворцовым коридорам.
   -- Там же, где и последние сто лет. -- ответил князь Тимариани. -- Уже традиция, заниматься делами именно там.
   Я кивнул.
   Очень удачно, что у нас народ им столь привержен. Не опростоволошусь, блуждая по царским покоям в поисках нужного помещения -- помню еще, где отцовский кабинет располагался.
   Обстановка там, правда, за прошедшие годы сменилась полностью. Лисапетов папаня любил окружать себя вещами изящными, утонченными, гобелены с фривольной вышивкой очень уважал, а после братца мне досталось мрачноватое помещение с тяжелой канцелярской мебелью и картами на стенах -- единственной живой вещью, пожалуй, в этом пристанище бюрократа оказалось нефритовое пресс-папье, украшенное резьбой из похождений все того же Громолета Охальника. Последнее напоминание о блистательном царствовании Лендеда, устроившее нового хозяина из-за исключительно удобной ручки, надо полагать.
   -- Присаживайтесь, князья. -- я указал своим спутникам на даже визуально неудобные кресла. Не иначе Каген их заказал такими, чтобы посетителям не пришло в голову подольше задержаться. -- Присаживайтесь, у нас есть несколько минут, дабы обсудить некоторые нововведения.
   Арцуд, Зулик и Шедад не заставили себя упрашивать, я же усаживаться не спешил -- и так уже наприседался да навставался, до ломоты в коленях.
   -- Я долго думал, какой именно награды достойны вернейшие, те, что поддержали меня с самого начала. -- под угрозой потока и разграбления, но к чему вспоминать об этом в столь торжественный день? -- Если с досточтимым Зуликом все понятно, и он по праву занял место главного министра, то как использовать таланты остальных, дабы это было выгодно и стране, и вам самим, у меня были сомнения. Однако же я принял решение. Надеюсь оно понравится и вам всем. Князь Хатикани, я уже упоминал, что желал бы видеть вас во главе царского двора.
   Тот кивнул с плохо скрываемым разочарованием. Не о должности верховного церемониймейстера он мечтал. Ну что же, подсластим пилюлю до полноценного торта.
   -- То, как сейчас у нас разделены полномочия меня не устраивает, и потому я решил ввести должность придворного министра, назначить же на нее вас. Это не означает, что я просто переименовываю на новый лад распорядителя-кастеляна Ежиного гнезда, вовсе нет. Круг ваших задач будет гораздо шире, и значительнее. Не только хозяйственное управление дворцом, но и церемониал, включая дипломатические приемы и богослужебные торжества будут отныне на вас. Все, даже самые малые развлечения, включая и ту же царскую охоту, царские выезды, вообще все, что касается быта меня и моей семьи я хочу возложить на ваши плечи. Но не только это. Вам предстоит с нуля создать истинный царский двор.
   -- Не просветит ли меня ваше величество о том, что он под этим подразумевает? -- Шедад уже явно прикидывал на чем он тут сможет нагреть руки, и лицо князя с каждой секундой светлело все больше и больше.
   -- Как бы это вам объяснить в двух словах?.. Ну вот что сейчас есть царский двор? Сборище чиновников и военных, людей, вне всякого сомнения, очень нужных и полезных, но ведь сие, согласитесь, есть скука смертная. Разговоры если о чем и ведутся, то лишь о делах, а мне бы хотелось некоторого разнообразия, развлечения что ли... Ведь как приятно, если после тяжелого дня можно спуститься в общий зал, сыграть несколько партий в джетан, под легкую музыку и вино обсудить нечто совершенно государственного устройства не касающееся... С женщинами, наконец, пообщаться. Да-да, царицы и царевны ведь тоже безумно скучают, а мы, подобно замшелым парсюкам, запираем их в женской половине, совершенно исключаем их из круга своего общения, хотя среди женщин ничуть не меньше ценительниц того же одеона, и что дурного в том, если они будут обсуждать постановку наравне с мужчинами? В этом ведь ничего предосудительного нет!
   -- В пьесах-то, конечно, да и их обсуждении... -- задумчиво протянул князь Хатикани.
   -- А теперь представьте эту беседу между царевной Тинатин и... -- я хохотнул. -- И казначеем. Ах, как блистал сегодня солист! Да-да, украшений на нем было немало, это казне встало в кругленькую сумму.
   Присутствующие негромко посмеялись -- именно так это, наверняка, и происходило бы.
   -- Для того, чтобы этого не происходило, чтобы было разнообразие в высказываниях и мнениях на отвлеченные темы, я бы желал ввести некоторые сугубо церемониальные должности для сыновей и дочерей знати. Такие, что не приносили бы реального дохода, хотя жалование за них положить и стоит, но были бы почетными, являлись бы поводом задирать нос перед иными, кто не служит при дворе. Этим мы сможем достигнуть разом несколько целей. -- я перевел дыхание и покосился на князей.
   Те слушали с большим интересом. Еще бы -- такое устройство придворной жизни было внове.
   -- Первое, мы превратим дворец в центр не только военно-политической, но и культурной жизни страны, что позволит мне не хандрить. А бодрый и веселый царь на престоле, это и для страны полезнее, и для подданных безопаснее. Верно? -- я залихватски подмигнул князьям.
   Все трое закивали, пряча ухмылки в бороды.
   -- Второе, мы сможем сосредоточить в Ежином гнезде всю активную молодежь из знатных родов, дадим им занятие, они смогут завести знакомства промеж собой еще в юные годы, будучи пока лишь царскими сокольничим, загонщиками, да хоть и проветривальщиками моих тапок -- придумаете вы им всем занятия, -- а к ним самим смогут присмотреться высокопоставленные чиновники, которым откуда-то надо брать пополнение в своих рядах. Наверняка самые деятельные и деловитые из них получат предложения по службе, когда достигнут совершенных лет. -- а до тех пор побудут царскими заложниками и их отцы сто раз задумаются перед тем, как злоумышлять. -- И знакомства, завязавшиеся в юные годы, помогут им в дальнейшем исполнять свои обязанности куда успешнее. Хотя и для взрослых мужчин и женщин потребуются вакансии, не все же мне с молодняком общаться. Третье, и самое для вас, милейший Шедад, приятное.
   Я сделал паузу.
   -- Деньги. Если заявить, что ко двору могут поступить представители лишь самых достойных родов, многие, кто обладает изрядной мошной, пожелают дать вам взятку, дабы пропихнуть в столь блистательную компанию свое чадо. И не отнекивайтесь, берите -- но лишь за право купить должность. Чтобы и вам старания свои вознаграждать, и казне был прибыток.
   -- Ваше величество предлагает продавать должности? -- нахмурился Зулик.
   -- Только те, которые не дают реальной власти. -- ответил я. -- Девиц в свиту Валиссы и Тинатин тоже будут совать с расчетом на выгодную партию в дальнейшем, не так ли?
   -- Это может привести к совершенно неожиданным союзам. -- ухмыльнулся Арцуд. -- И мне эта идея нравится.
   -- Общие мысли по этому поводу я изложил, и уже через неделю ожидаю от вас, князь Тимариани, первых предложений по новому устройству царского двора. С черновыми расчетами всех расходов. Теперь что касается вашего вознаграждения, князь Софенине.
   Я подошел к карте Ашшории на стене.
   -- Поглядите на нашу страну, господа. Что связывает ее большую часть воедино? Что является ее основною дорогой? -- вопрос был риторическим, разумеется. -- Великая Поо и ее притоки. По воде перевозится большая часть всех грузов, и в ее устье они собираются для продажи в другие страны. И наоборот -- заморские товары выгружаются в Аарте и расходятся по Ашшории водным, в большинстве своем, путем. Но Великая Поо переменчива. Ранней весной и большую часть осени она малосудоходна и бурлива, а зимой ее верховье и среднее течение то сковывают льды, тонкие, по которым ничего не провезешь на санях, то она вновь вскрывается и тогда льдины грозят повредить грузовые лодьи. Удобное сообщение по ней возможно не более чем по полгода, и изрядную часть того времени, когда она закрыта для судоходства, сухопутные пути представляют из себя грязевое месиво, малопроходимое вообще, и непреодолимое для тяжело нагруженных обозов. Даже если забыть о том, что война может случиться в любое время года, а войска как-то перемещать надо... Вот ты, князь Арцуд. Сколько лично ты теряешь оттого, что не можешь вовремя сплавить на продажу излишки урожаев? Сколько шерсти с тонкорунных софенских овец спревает в мешках, подвергается порче?
   -- Много, государь. -- тяжело вздохнул он. -- К зиме, как дороги устанавливаются, слезами умываюсь.
   -- Ну а будь тракты проходимы для караванов, смог бы ты, да и остальные владетельные, отправлять свои грузы туда, куда это требуется?
   -- Это накладнее, чем по реке, государь, но всяко лучше чем часть и вовсе потерять. Только над погодой люди не властны... -- из груди Арцуда вновь вырвался вздох.
   -- Зато властны над дорогами. Много ли грязи ты на улицах Аарты видал? Да и в твоем Софенбаше они, поди, мощеные.
   -- Конечно моще... -- князь прервался и в изумлении уставился на меня. -- Ваше величество, вы нешто хотите замостить все торговые тракты?
   -- На это потребуются огромные расходы. -- добавил Зулик.
   -- Все -- не все, а основные надо. -- отрезал я. -- Пусть не сразу, не за один год, а за пятилетку... Может и дольше -- но главное-то начать. И дороги эти окупятся, если в Ашшории торговля на полгода замирать не станет. Налогами и податями казна свое возьмет... Да и человек, который будет отвечать за планирование таких работ обижен не будет точно, правда? -- я улыбнулся князю Софенине. -- Ведь если можно выбирать, какую дорогу мостить раньше, а какую позже... Мне ли вас учить, как делаются такие дела?
   Князья сделали вид что очень стесняются, и что думать о взятках, это фу кака.
   -- Ну или взять саму нашу блистательную столицу... Поглядите на ее стены. Какую она сможет выдержать осаду, случись что? А иные наши прибрежные города? Мало в прошлом нас скарпийцы с моря грабили? Пределы наши надо укреплять и соединять между собой. Именно потому я и решил создать министерство стратегического строительства, для этой цели. И во главе его поставить князя Арцуда. Подумай, владетельный, о том, сколько тебе потребуется рабочих, землемеров, материала и времени для того, чтобы замостить путь из Софены до Баратура, откуда сплав до столицы доступен практически круглый год.
   В глазах властителя Софены появилась задумчивая мечтательность. Не иначе подсчитывает экономию.
   Ну а что же? Я не против, чтобы он стал немного богаче, к тому же с этой дороги, которая позволит вывозить товары еще и из южного да восточного Хлеборечья он воровать-то станет навряд ли. Ну а то что потом за взятки будет направления строительства продавливать... Так все равно строить надо везде, а у кого деньги на бакшиш имеются, тем из своих княжеств и возить есть чего.
   -- Такие вот дела, князья. Жду всех с первыми наработками через неделю, а пока... Где этого казначея носит?
   Словно отзываясь на мой вопрос в дверь просунул голову один из приставленных ко мне Блистательных.
   -- Ваше величество, тут к вам верховный казначей, говорит что вы его ждете.
   -- Именно что жду. Запускай. -- распорядился я.
   Минфиноначальник просочился в кабинет еще до того, как я закончил фразу и тут же не только выдал мне на руки патент для Касца, заранее украшенный печатью, но и отчитался о произведенной Тумилу выплате. Я тут же уточнил состояние казны вообще и получил обтекаемый ответ в стиле "еще остались некоторые резервы, но за последний месяц имеется много недоимок".
   Ну еще бы, кто будет налоги собирать, если военная и гражданская администрация собачатся?
   Ладно, пытать подробности мне недосуг. Сдал я его, в общем, Зулику на растерзание, а сам пошел у гвардейцев парад принимать. Через помещения для слуг путь срезал, чтобы по двору крюка не делать, чем поверг свой конвой в некоторое недоумение, зато вышел аккурат в паре десятков локтей от плаца.
   На пороге меня встретил громкий жизнерадостный хохот гвардейцев и песня про ежика, исполняемая довольно знакомым голосом.
   -- А этот тут откуда? -- поинтересовался я, когда отзвучал последний звук песни.
   -- Хрис-лирник, человек князя Хатикани. -- доложился один из сопровождавших меня Блистательных.
   -- Ясно. -- кивнул я. -- Давайте, ребятки, в общий строй.
   Гвардейцы наше появление засекли практически моментально -- профессионалы все же, -- и уже быстренько, подгоняемые недовольным рычанием Латмура, строились.
   Пока солдаты совершали это действо я подошел к певуну.
   -- Привет, дедушка. -- поприветствовал он меня. -- Что, я смотрю жгут огонь на башне -- избрал совет царя?
   -- Вроде того. -- усмехнулся я. -- А ты что, подзаработать решил, покуда князь занят? Как вы с ним уговорились-то?
   -- Да он, оказывается, лиру очень уважает, хотя сам на ней и не играет. -- пожал плечами паренек. -- А я и пою неплохо к тому же. Вот на службу и позвал. На месяц пока, а там глянем. Ну и денег-то лишних не бывает, а меня Тумил новой песне научил, я вот и...
   Он вздохнул -- заплатить за исполнение ему не успели.
   -- Скоро, видать, новый царь прибудет, раз Блистательные так засуетились. Он как, не сильно злой, поглядеть-то на него можно? Или нагайками погонят? Ты, дедушка, что думаешь?
   -- Да не должны нагайками-то. -- протянул я.
   -- Ваше величество, гвардия построена! -- доложился подошедший к нам Латмур.
   -- Вот и славно. Пойдемте, капитан. -- ответил я. -- Не будем долго держать ваших людей на солнцепеке.
   У Хриса отвалилась челюсть, а глаза... Хорошие у него стали такие глаза, любому раку на зависть.
   Я вышел на плац перед гвардейцами, постукивая своим посохом и оглядел воинов. Две сотни рыл или около того -- все не занятые в караулах. Кольчуги блестят, плащи -- словно только что из прачечной, выражения лиц -- парадные... Так и едят глазами.
   -- Блистательные! -- обратился я к ним. -- В смутные дни междуцарствия вы сохранили верность присяге, лишь ваша преданность Ашшории уберегла ее от кровавого раздела! Говорить об этом можно долго и красиво... Но я делать этого, пожалуй, не стану. И так все сами знаете, нет никакого смысла объяснять вам, какие вы молодцы и герои. Думаю, гораздо больше вас интересует, что будет дальше -- на это у меня есть ответ. Всем вам, за верность долгу и усердие, будет выдано по годовому жалованию сверх положенного.
   -- Слава государю-иноку! -- выкрикнул кто-то из гвардейцев, и тут же, с нескрываемым энтузиазмом, был поддержан всем личным составом.
   Вот так. Уже и погремуху мне дали. Хорошо еще, что не матерную.
   -- Кроме того, тем кто сопровождал меня от обители Святого Солнца будет добавлено за три месяца сверх того, -- вообще-то я думал удвоить, но ведь им завидовать начнут по-черному, а три месяца, это хотя и хорошая сумма, но по сравнению с местным годом не так и много, -- а их командиру будет и особая награда. Первый десятник первой сотни Касец из Коренных Зубов, выйди из строя и подойди ко мне!
   Парадно-строевой шаг тут даже в гвардии неизвестен, так что мое распоряжение он выполнил хотя и споро, но вовсе не торжественно. Ну и фиг с ней, с пафосностью -- зато вытянулся так, что можно ставить на пост к мавзолею Ленина.
   -- Десятник, не знаю достоин ли ты более высокого звания, это пусть твой капитан решает, -- обратился я к нему, -- но уж княжеское достоинство ты, как по мне, заслужил.
   Я, стоя так чтобы нас могли видеть как можно больше Блистательных разом, протянул ему свиток.
   -- Потому наделяю им тебя, и в наследственное кормление дарую деревню близ столицы. Ты знаешь ее -- на ее околице был наш последний привал перед Аартой. Бери и владей, -- он бережно принял из моих рук свиток пергамента (такие документы недолговечной бумаге доверять не принято) и поклонился, прижав его к сердцу, -- Касец, князь Большой Мымры!
   Строй гвардейцев вновь дружно грянул: "Слава государю-иноку!" -- причем ни один Блистательный даже не ухмыльнулся.
   Ну да, такими названиями в Ашшории и не удивишь никого. Надел хефе-башкента чего только стоит...
   -- На этом торжественную часть заканчиваем, деньги получите в ближайшие три дня. -- строй снова грянул "славу". -- Все могут отдыхать.
   Я развернулся, и неторопливо стал уходить с плаца.
   -- Ваше величество, у вас будут какие-то распоряжения? -- догнал меня Латмур Железная Рука.
   -- Какие тут могут быть еще распоряжения? -- я пожал плечами. -- Пойдемте во дворец, князь. Пора начинать державой править.
   Ашшория, и народы ее окружающие:
   Территория царства расположена в долине реки Великая Поо и ее притоков, основными из которых являются Долговодная (берет начало на юго-западе Ашшории), Шустрая Змейка (течет со склонов хребта Гнилые Зубы) и проистекающая со Станового Хребта река Аршачка. С запада берега Ашшории омывают волны Усталого моря, с востока и юга страна окружена пиками Станового Хребта, на севере царства граница проходит по Щумским горам. Последние тянутся почти до самого моря, но за полтора дневных перехода до берега резко изгибаются к северу, открывая проход в раскинувшуюся до Зимнолесья на севере Большую Степь. Побережье Усталого моря примерно в тех же местах поворачивает на северо-запад и не меняет общую направленность до самых городов-государств народа рулинноев.
   На юге Становой Хребет заканчивается за два дневных перехода до моря, которое в этих местах разворачивается строго на запад, образуя Скарпийскую державу -- горное царство, раскинувшееся на южном берегу Усталого моря. Между предгорьями Скарпии и краем Станового Хребта Ашшория граничит с сатрапией Бантал -- северной провинцией Парсуды.
   К востоку от Ашшории расположены Мирельское, а к северу -- Инитарское царства.
   Коренные ашшоры -- светлокожие и русоволосые, с серыми, синими и, реже, зелеными глазами. Мирелы и инитари близки ашшорам как по крови, так и по языку, однако у этих народов русый волос обычно сопровождается золотистым или каштановым отливом.
   Рулиннои, как и произошедшие от них скарпийцы, преимущественно блондины, однако карий цвет глаз и темные брови среди них не редкость. Язык их и традиции от ашшорских заметно отличаются.
   Заки, обитатели Большой Степи, также светлокожи и имеют язык схожий с ашшорским, хотя фактически не находятся в родстве ни с кем из соседей. Отличительной особенностью заков являются огненно-рыжие волосы (благодаря долгому и не всегда немирному соседству в приграничных районах Ашшории многие жители царства имеют рыжие волосы). У них отсутствует государство как таковое, хотя иногда их кочевья удается объединить под своей рукой кагану. Это неизбежно ведет к тому, что заки вторгаются к кому-то из соседей целой ордой.
   Парсюки, южные соседи Ашшории, обыкновенно смуглокожи, кареглазы, с темно-русыми или черными волосами, однако это справедливо лишь для коренной Парсуды. За все время существования этого древнего государства под его управлением оказывалось множество самых разнообразных народов (одна только Ашшория -- пять раз), и, например, в той же сатрапии Бантала светловолосых рулинноев ничуть не меньше чем всех остальных. Такое соседство сказалось и на Ашшории, чьи южные обитатели тоже часто могут похвастать бело-золотым или очень светло-русым волосом.
   Язык Парсуды, равно как и культура, схож с ашшорским, несмотря на серьезную разницу во внешнем облике ее обитателей. В первую очередь это объясняется долгой гегемонией парсюков, чей язык постепенно вытеснял и заменял местечковые диалекты в сатрапиях и протекторатах. Несмотря на то, что от былого могущества этого государства осталась лишь бледная тень, именно парсан является языком международного общения от берегов Усталого моря до Южного океана и от Непролазного хребта на западе, до границ держав народа сюнну далеко на востоке.
   К западу и юго-западу от Скарпии и Парсуды, между труднопреодолимыми пиками Непролазного хребта и волнами Длинного моря, частью которого является мелководное Усталое, до недавних времен располагались карликовые царства народа ханну. Некогда и они входили в состав державы парсюков, но после вторжения рулинноев и образования Скарпии внятная связь между Парсудой и этими землями прервалась. К настоящему же моменту в царствах ханну, как и в Скарпии, хозяйничают асины. Внешне представители этого воинственного народа сохраняют там видимость независимых государств, однако условия "союзнических" договоров, которые асинский Совет Первейших навязал ханнюкам таковы, что ни о какой деятельности местных царьков без одобрения асинских "посланников" речи не идет. Скарпия же открыто провозглашена ими протекторатом и, вероятно, станет такой же провинцией как и запад Рулиннои, до того ими завоеванный (и из чьих портов они и добрались до земель ханну).
   В целом культура и религия Асинии довольно близка рулиннской, однако асины не видят смысла в такой декларируемой добродетели своих соседей, как "благородная умеренность", что проявляется как в одежде их граждан, так и в аппетитах самой державы. По крови же и языку асины не родня никому. Цвет волос они имеют, обыкновенно, русый, а кожа их, хотя и довольно светлая на фоне парсюков или ханну, все же заметно смуглее чем у рулиннов.
   Народ это воинственный, подобно и рулиннам считающий себя предназначенным к тому, чтобы повелевать всеми окружающими, и в отличие от разрозненных городов-государств своих восточных соседей это свое утверждение деятельно подтверждающий. Приведение ими под свою руку Скарпии, обладательницы самого крупного из флотов известного мира, делает их претензии еще более обоснованными.
   Что касается взаимоотношений с соседями самой Ашшории, то они достаточно сложны. Если со скарпийцами и рулиннами уже давно установился прочный мир (Ашшория перестала претендовать хоть на сколь-либо значимую роль в акватории Усталого моря, а те, в свою очередь, прекратили набеги на ее побережье, удовольствовавшись главенствующим положением в водной торговле), то с прочими соседями все обстоит отнюдь не столь благостно. Во времена вторжения рулиннов в Парсуду независимость получила не только Ашшория, бывшая на тот момент уже и не царством, а всего лишь сатрапией, но и мирелы с инитарцами. Последние, хотя и не имели сильного государства, но владели частью Щумской долины. Когда к югу от Инитара образовалось сильное царство, они предприняли шаги к объединению, однако недостаточно быстрые для того, чтобы ашшоры не отняли у них Коттию, Симур и Караду, а Шехаму включили в свою зону влияния. Немирным было и сосуществование с мирелами: уже при втором царе из рода Крылатых Ежей Ашшория начала с Мирельским царством войну за Запоолье (земли между Великой Поо и Становым Хребтом), а полвека назад отхватила еще и княжество Самватин.
   С Парсудой у Ашшории также имеются взаимные территориальные претензии, поскольку север Бантала считается частью древних ашшорских земель, а само царство, в свою очередь, неоднократно входило в состав парсючьих пределов. Серьезных столкновений на этой почве в последнее столетие не наблюдалось, но вопрос о том, кто кому и что должен, между этими державами окончательно так и не решен.
  
  
   Стихи Дж. Р.Р. Толкиена, пер. В. Муравьева
   Стихи Р. Бёрнса, пер. С. Маршака
   Хлеба и зрелищ (лат.)
  
  
Оценка: 6.94*569  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"