|
|
||
| ||
-Куда ты лезешь, бестолковая старуха?
-Солдатик, милый, дай пройти, я заплачу...
-Нельзя! Пошла, пошла - солдат бормочет глухо.
-Да я лишь длань казненного хочу!
-Почто она тебе? Есть кошки и собаки!
-Ты не подумай, я не голодна...
-Поколдовать хотишь? Колдуй хвостом макаки!
Давай, шуруй отсюда, сатана!
Ушла карга седая, испарилась.
Смеялося служивого лицо.
В его карман тихонько опустилось
Простое обручальное кольцо.
А мне так хочется уснуть,
И никогда не просыпаться.
Но злое чувство давит грудь,
И на часах уже двенадцать.
Собака воет под окном,
Кому-то сука смерть пророчит.
На все замки я запер дом,
Но чую горький привкус ночи.
Болит все тело и горит,
И тень перед глазами скачет,
И жажда адская палит,
Играет, как с ребенком, в мячик.
Дрожит неверная рука,
Запор недюжинный срывает!
А ночка тихая пока,
Сегодня пляска мертвяка!
Не бог, а ночь располагает.
Я сделал все, что мог, поверь!
Но запах твой меня ласкает.
Открой мне дверь, открой мне дверь,
Открой мне дверь, моя родная...
-Давить вас надо, сволочей!
Кричал попу мужик Сергей,
Что пьяным выполз из амбара.
И в откровении угара добавил:
-К стенке бы поставил,
За всю советскую, за власть!
За счет чужой нажрались всласть!
Какая рожа, щеки, пузо!
А задница, как два арбуза!
А я не ел уже два дня!
Но, правда, пил... Что смотришь на меня:
Ужо погодь, ужо, глядь, доберутся,
До самовара твоего и блюдца,
Чтоб в лагерях ты, сукин сын, пахал,
Чтоб жизни прелесть ты усвоил,
Не попрошайничал, а строил
Великий Беломорканал!
Священник брел, поникнув головою
С крестин, иль может с похорон,
С прискорбьем слушая мат, вопли, смех и стон,
Что издавал ударник с перепою,
Стыдливо кутался в потрепанную рясу,
И прятал пальцы белых пухлых рук,
Что пухли не от пирогов и мяса,
А от жары, трудов, голодных мук,
От сил, что выпили колхозные сады,
И от пустой, растительной еды.
Как кот, ходил майор перед застывшей
мышью - ротой,
Что респираторы надев, стояла дружно в ряд.
Покрыты пылью, голодны, измучены работой,
Их лица подозрительно, нахмурившись, глядят.
-Я повторяю для глухих! Достаточно лопаты!
Кто скинет с крыши мусор - тот
отправится домой!
Я обещаю ордена и прочие награды.
О чем-нибудь меня спросить хотели, рядовой?
-Я стану добровольцем, если это безопасно...
-Конечно, Иванов, тебе дадут глухой костюм!
Хотя бы горсть графита скинешь вниз...
-Да ясно, ясно.
-Опомнись, Пашка... - зашептали.
Был солдат угрюм.
Одев пропитанный костюм, резиновые боты,
Волнуясь, словно Армстронг, сделал первый шаг наверх.
И совершил солдат необходимые работы,
Лопатой скинув мусора намного больше всех...
Звезда героя на груди и грамота в кармане,
"Счастливчик" с первым поездом летит
к себе домой.
К жене, детишкам, к "старику", к своей
любимой маме
"На всех парах" летит домой герой -
мертвец живой...
А бедолаги, те, что там останутся до срока,
И будут мир спасать от воплей станции больной
Те станут угасать: болеть, страдать и пить жестоко.
Герои. Те, кого послали на убой,
И те, благодаря кому мы живы, друг, с тобой.
-Смотрите-ка, идет! Идет паршивец за наградой!
-Ни капли жира, жилист, гад! Такой утащит много!
-Я думаю, кошель сребра довольной будет платой!
-Пинка ему под зад и дать припасов на дорогу...
Засуетилися чины, взволнован бургомистр,
Стирает шапкой пот со лба испуганный министр.
Гудит вся ратуша, как улей, радость позабыв,
Что больше нет в округе крыс, а значит, город жив!
Пришел расплаты тяжкий день, пришел
расплаты час,
-Нет столько золота у нас, нет золота у нас!
Мерцают жадные глаза, скрывают звон монет
Те, кто еще вчера бежал, крысиный видя след.
Но вот явился крысолов и в центре зала стал.
Натянутой улыбкою совет его встречал.
-Я сделал все, что нужно, ваш черед мне заплатить.
Градоначальник ухмыльнулся и попробовал шутить:
-Милейший, неужели вы изволите смеяться?" -
За что платить? За песенки? За дудочку паяца?
Ведь это не работа - развлечение одно!
Вот кошелек вам и еда, и терпкое вино.
"В моем краю" - задумчиво ответил крысолов -
"Услышал поговорку я отличную однажды"...
Так знайте же ее, о, кучка мерзостных жлобов -
"Кто скуп - тот платит дважды, платит дважды... платит дважды..."
Исчезло эхо, незаметно скрылся крысолов.
Переглянулись меж собою местные магнаты.
Но не вникали богатеи в смысл зловещих слов -
Лишь изумились, что чудак ушел, не взяв своей награды.
И высыпали жители на улицы Гамельна,
И праздник заискрился фейерверками цветов,
Кругом царила радость и безумное веселье,
Покинул город странник - длинный, тощий крысолов...
Наутро дети тихо, не будя храпящих взрослых,
Забыв почистить зубы и носочки натянуть,
Покинули дома. И вот тюльпанчики и розы
За странною мелодией пошли в далекий путь.
Их дудочка звала, все блага мира обещая -
Конфеты, леденцы и бесконечное веселье,
И дети шли за нею вслед, совсем не замечая,
Что песня их ведет к весьма глубокому ущелью...
Окочурился вовремя век золотой,
Был расстрелян и вздернут серебряный.
И прокрался, как вор пограничной чертой
Век сегодняшний - вечный и временный.
Не понять моему поколению тех,
Кто избалован нежными строчками,
Кто пел прелесть природы, любви и утех,
Ставя в каждой строке троеточия.
И зачахла романтика в наших сердцах,
Даже любят все как-то по быстрому,
И у женщин нет той томной неги в глазах,
О которой век прошлый насвистывал.
Мы идем через жизнь как сквозь масло ножи,
Мы воюем с собой и со временем,
И надежды у Бога нельзя одолжить-
Поделиться нельзя своим бременем.
Увлечений полно, направлений полно,
Но ничто не цепляется за душу,
Словно всем все равно надоело давно
Интересы вытягивать за уши.
Многоликая серость дешевых цветов,
От кислотных до темно-коричневых
Мы как стая облезлых и вшивых котов
К своим мискам навеки привинченных.
Хорошо только там, где нас нету с тобой,
Где мечтать не приходится часто,
Там где солнце, бунгало, доска и прибой
Яхты, девушки, маски и ласты.
Где как в страшном кошмаре чуть помнится снег,
Батареи худые, "хрущевки",
Где униженной жизнью так горд человек,
Где повсюду железный, заржавленный век,
Где от спирта распухли печенки...
Я скоро буду воровать.
А что прикажешь, жизнь заела.
Скажу вам, прибыльное дело!
Плевать, что надо рисковать.
Оставьте за моим порогом
Слова, укоры. Братья, с Богом!
Я жить хочу, жить полноценно.
Плевать, что за такую цену.
Сворую раз, сворую два,
Уже кружиться голова.
Домишко, тачка, хвост трубой.
Я буду парень боевой.
Простор невиданный вокруг!
И сотнями дрожащих рук
Ко мне потянутся страдальцы,
В вине запачканные пальцы.
Чужому горю буду рад.
Чужое горе - сущий клад.
Шинкарка в домике напротив
Машину приобресть не против,
А я что, хуже? Не беда!
Не много смелости, труда,
И я соседку переплюну.
Средь молодежи наркота
Снует теперь туда - сюда!
Так мало в жизни надо юным...
Нет, я призвание нашел!
Быть ничего не может круче.
Я бы в киллеры пошел!
Пусть меня научат.
Работенка непыльная,
Зарплата обильная.
Черт меня подери, как я мог позабыть!
Все, решил окончательно, этому быть.
Похищенье детей очень выгодно, право.
Вот что значит - мозги. Я кричу себе "Браво"!
Берегитесь, папаши с толстенной мошной.
"Дочка дома? В детсаде?" Звонок...
"Боже мой!!!"
Кто киднэппинг придумал, тот был с головой.
Однозначно! Приемлемо и безопасно.
Буду деньги печатать! Да, это прекрасно!
Экономику родины я опущу!
Принтер, ксерокс в печатный станок превращу!
Так и надо моей гребаной стране,
За то, что прежде не нуждалась во мне.
Давит, плющит вокруг разнообразие.
Честный труд - форменное безобразие!
Знакомый с завода тибрит стружку стальную.
Мелко мыслит и заблуждается.
В деле сбора цветмета ему помогу я!
Пусть он вместе со мной старается!
Кусачки, перчатки, и стопка в желудке -
Считайте, что провод мне покорился.
Алюминий и медь - много всяческой штуки.
Мой гараж уже вздулся и слегка покосился.
Предпринимательски мысля, открою АО.
Можно пару, сперва хватит и одного.
Продам людям акции,
Сертификаты, облигации.
На акции их натяну
И спокойно на дно нырну!
Тысячи обманутых вкладчиков
Требуют справедливости.
За меня государство с толпой автоматчиков.
Вор у вора в почетной милости.
Путь наверх ведет, прямо к кормушкам,
К безопасному иммунитету!
На экране для всех стану душкой,
Научусь говорить это, это...
И даже, если козел отпущения
Вдруг потребуется для законной видимости,
Буду жрать в тюрьме варения, печения,
И в плату за молчание - прочие милости.
И провались я на месте, если все не так!
Я открою, друзья, очевидный секрет:
Меньше срока получишь за обчищенный банк,
Чем за плохо лежавший блок сигарет.
Мой папаша - еретик,
Атеист и богохульник,
Он философ - мой "старик",
Он разбойник и ушкуйник.
А когда на кухне он,
Да с бутылочкой портвейна -
Ницше - жалкий Покемон,
Кастанеда, Борхес, Гейне -
Все ученые мужи
Перед ним ну просто вши!
И откуда что берется!
Из каких таких глубин
Бездуховного колодца,
Да иссушенных ямин!
Он знаток всего на свете,
Растолкует все, что хошь!
Гибель "Курска", тайну Йети,
Есть ли жизнь на той планете...
С матюгами, но поймешь!
И в политике он мастер,
В корень зрит! Не в глаз, а в бровь!
Ну а по военной части-
Будто Жуков ожил вновь!
Все так просто и понятно -
Раз! И сведена на нет
Та беда, что неприятно
Всех томила много лет.
Молодежь с дерьмом мешает -
Дескать, "Были старики!
Вас ничто не привлекает!
Вы не люди - хиляки!
Вы все - неженки от жизни,
Мы надули вам в зады.
Не защитники отчизне..."
В общем, море лабуды!
Он попов не переносит,
Дармоедами зовет.
В пасху, ж, в рождество христосит!
Надирается, как скот!
Заявляет: "Церковь, Бога
И святых имел ввиду!
А помру - совсем, надолго.
В рай и в ад не попаду!"
Он на кухне лютый гений,
Пуп земли - его стакан.
Идей, теорий, положений
С худой прокладкой ржавый кран.
Зеленым Змием одурманен,
Он тянет истину в вине.
Как Малдер, жаждой обуянен
Найти ее на самом дне.
Но вот стаканчик обескровлен,
Уныло морщатся глаза
И временно философ сломлен
Объятьем тягостного сна.
Слышны ворчанья, всхлипы, стоны.
Я усмехаюсь. Я привык.
Ведь им же имя - легионы.
Философам. Как мой старик.
На пляж под вечер я явился,
Чтоб мой студенческий каркас
Вдруг невзначай не засветился
И не смущал народных глаз.
Недавно с сессии приехал
Разбитый, чахлый и больной,
Однако это не помеха
Ведь пляж желанный и родной!
Прыщи побалую водицей
И поплескаюсь втихаря
С мечтой - за лето превратиться
В аборигена - дикаря.
На пляж кустарник наступает-
Влюбленным парам - полный шарм.
Но, гад, ведь место занимает!
Клещам отводит под плацдарм!
Иду неспешно, осторожно,
Ботинки снял, и, осмелев,
Своею замогильной кожей
Песка вечерний разогрев
Я с наслажденьем ощущаю,
И кайф ловлю, и завываю
Любимый панковский напев.
Нашел удобное местечко,
Одежду скинул. И предстал
Перед видавшей виды речкой
Мой белоснежный пьедестал.
Цепляются за бедра плавки,
Как воробья коленка - грудь,
Прыщи как жирные пиявки...
Беда. Ни охнуть, ни вздохнуть.
Скрипят суставные шарниры,
Дугою пляшут позвонки.
Найти необходимо силы
На покорение реки!
Пощупал воду осторожно.
Вода холодная, аж жуть.
Купаться просто невозможно!
Еще оставлю что-нибудь...
От ветра в стороны качаясь,
Стою, к погоде примеряясь,
Стучу зубами "Марсельезу",
Однако на рожон не лезу.
Кругом бычки, пивные банки,
Ракушки дохлые лежат.
Как первобытные стоянки -
Где люди гадят, там и спят.
Но, не смущен я сим пейзажем.
Хочу я реку покорять.
Мы этой лужице покажем,
Как могут призраки нырять!
Подперев прыщавый подбородок
Утонченной белою рукой,
Воздыхал парнишка понемногу
И смеялся тихо над собой.
Последний курс, уже сдавать дипломы;
Студенческая вечная тоска,
Но он - отличник, и диплом пылится дома...
Не раздражает эта недолга.
Плевать он на экзамены хотел,
И половину сдал уже экстерном,
Но, несмотря на недостаток дел,
Покоя не было его железным нервам.
Аудитория готовится к контрольной,
Она стоит с подругами в углу.
Свежа, и хороша, и выглядит довольной,
Но вдруг идет... идет к его столу!
Офонарев от экстремальной юбки
И длинных перламутровых ногтей,
От кофточки в обтяг свело у парня руки
И все, что сводит у влюбившихся людей.
Открыв припухлый рот, "привет" она сказала,
Отличник, как баран, лишь ей молчал в ответ.
А сердце бушевавшее как горсть углей трещало,
И потными ладонями он вел по парте след.
-Подсяду я к тебе. Не возражаешь?
К...конечно, дай я сумку уберу.
-Я не готова нынче, понимаешь?
Я не могу учить в подобную жару.
Откинув локон за ушко, она вздохнула томно,
Тетрадь свою достала, приготовилась писать.
А парень должен был пускать слюну свою никчемно,
Не думать о ее ногах и за двоих пахать.
Однако, с честью выдержав такое испытанье,
Он две пятерки получил: себе и для нее.
"Спасибо" бросила она соседу на прощанье.
И вновь к подругам, в коридор. О женском, о своем...
Черт знает, что случилось с ним - быть может, жарко было,
Но он, макушку почесав, помчался вслед за ней.
В ушах гудело все, как шмель, в глазах же все поплыло.
Он даже не окликнул. Пискнул, словно воробей!
Она вполоборота удивленно улыбнулась,
Он обогнал ее, вздохнув, встал прямо на пути.
Взлелеянная фраза на свободу потянулась:
"Скажи, не хочешь вечером со мной в кино пойти?"
И, выпалив такое героическое слово,
Он, сам в себя не веря, весь поник и весь обмяк.
В душе он понимал, что нету шанса никакого,
И думал: "Я со стороны, наверное, тюфяк".
Она смущенно округлила посеребренные губы:
"Ну, это, понимаешь, не могу сегодня я.
С подружкой на открытие идем ночного клуба..."
/Не в этот раз, "прости", "прощай" и прочая фигня/.
"Да ничего" - он просипел и деревянным шагом
С улыбкой извиняющей в молчаньи отступил.
Когда она ушла, стер пот, летящий градом,
И, словно привидение, вдоль стен вперед поплыл.
Ошпаренный отказом, потускнел парнишка разом,
Взял сумку и домой пошел, на пару наплевав.
Но в тамбуре, у входа, он услышал смех заразы.
Остался. Не хотел идти, печаль ей показав.
У двери в академию как крылья привидения
Клубился и томился дым от сонма сигарет.
Девчонки обсуждали: кто - вчерашний день рождения,
Кто - препода красавчика, кто - будущий декрет.
Оставшись в темном тамбуре разбитый и подавленный,
Сквозь думы невеселые, услышав ее смех,
Наш паренек, любовной безнадегою затравленный,
Прислушался. В несчастье - любопытствовать не грех.
-Веселая ты, Светка. Как контрошу написала?
-Отлично. Мне Зубрила наш помог ее решить.
Девчонки, вы подумайте, я просто дико ржала.
Он только что хотел меня в киношку пригласить!
-Эй, Свет, а мы заметили - он глаз с тебя не сводит!
И дышит, и потеет, и трясется и сопит.
-Да ну его. Слизняк, без представления о моде.
Весь день, небось, придурок, за компьютером сидит.
-Да ладно вам, девчонки, чем он вам не приглянулся?
Ведь пользуетесь сами безотказностью его.
Веселый и общительный, дружить всегда тянулся.
Зачем вы так жестоко говорите про него?
"А, втюрилась, Оксанка!" - засмеялись девки разом.
За дверью парень, холодея, бросился бежать.
Все отношенье к миру в нем перевернулось сразу.
Чем разговор закончится, не нужно было ждать.
Сквозь черный ход, по переулкам, сдерживая слезы,
Обиду загоняя вглубь оплеванной души,
Шептал он в исступленье и проклятья и угрозы,
Шел, дергаясь, как будто бы его кусали вши.
Шофер лихой с умением обдал страдальца грязью.
Тот, даже не ругнувшись, по мосту поковылял.
И, как бы невзначай, залюбовался водной гладью,
Но тут же отшатнулся и себе под нос сказал:
"Ну, нет, таков финал весьма затаскан, без морали.
И эта сука не подвигнет мысль на суицид.
Теперь вы, дряни, для меня всю прелесть потеряли,
Как потеряли вы когда - то совесть, честь и стыд".
Так сам, с собою говоря, добрался до квартиры,
Бутылкой пива по дороге снял угар и пыл,
Включил приемник, что давился песнями Земфиры,
И, плюнув в зеркало в прихожей, обо всем забыл.
Тянулась летняя пора и шли к концу занятия.
Заваленный пятерками, он безмятежно дрых.
И сладкий сон дверной звонок прервал совсем некстати.
Зевнув, он открывать поплелся в шлепанцах худых.
Копна волос как ирокез у панка с перепою,
Глаза летучей мыши, две коряги в рукавах.
Открыл свой склеп герой, как оказалось, перед тою,
Что люто ненавидел аж до скрежета в зубах.
Обдав его, как водится, букетом ароматов,
Она блеснула рядом перламутровых зубов.
Красавица с чудовищем, пронзив друг друга взглядом,
Смотрелись словно в зеркало, не находили слов.
"Салют, тебе чего?" - он прохрипел с натугой в горле.
"Да так, была недалеко. Решила заглянуть..." -
И, как бы, между прочим - "Может, все же выйдешь, что ли?
Пройдемся, прогуляемся, пойдем куда-нибудь?
Совсем плохой ты стал... Пошли! Оденься по погоде!
Он перебил ее: "Постой, смотри, не пожалей!
С собой зовешь ты слизняка, без мнения о моде,
Что за компьютером торчит как нарик на игле?
Красотка покраснела, побледнела, почернела.
Он рассмеялся ей в ответ: "Колись, чего пришла?
Иль снова курсовая по всем срокам пролетела?
Диплом?!! Да, круто, детка. Дурня знатного нашла.
Теперь ты спрашиваешь, сколько будет стоить?
Я сомневаюсь, что ты сможешь это оплатить.
Придется тебе, Светка, все учение припомнить,
Придется пару-тройку раз на танцы не сходить."
Губенки у девчонки затряслись и задрожали.
На кончике ресницы вдруг забрезжила слеза.
Отличник зло смеялся: "В деканате поприжали?
Допрыгалась по танцам, попрыгунья стрекоза?"
О чем-то зашептала нерадивая студентка
И с хитрою надеждой посмотрела на него.
"Натурой?" - задохнулся тот - "Вали отсюда, Светка!
Мне от таких стервоз, как ты, не надо ничего!"
Под утро порт был многолюден,
Народ всю пристань затопил,
Клочок морской весь полон был
Разнокалиберных посудин.
И чахлый утренний туман
Скрывая утлых лодок стаи
Всю гавань положил в карман,
Дышать водой ее заставил.
Тревожно утро началось,
Не слышно бурных разговоров.
Не слышно пререканий, споров,
Как будто что-то тут стряслось.
В таверне нет завсегдатаев,
На рынке не видать старух,
В борделях не отыщешь шлюх,
Нет нищих и соглядатаев...
Все люди, словно под гипнозом,
Глаза спросонья не продрав,
Не погнушавшись и морозом
Собрали свой большой конклав
На берегу у старых доков.
Отведаем их чудных толков.
-Вот это ночь вчера была!
Собрало море урожаи...
-Корабль погода принесла,
Его уже неделю ждали.
-Видать, был знатный галеон...
Небось, с каким-нибудь товаром.
-Я был когда-то на таком.
Корыто, неустойчив он
К коварным штормовым ударам.
-Эй, Клиффи, где бедняга Том?
-В подвалах ратуши томится.
В нем ересь не угомонится,
Пускай с Испанским сапогом
Почует пытку инквизиций.
-Попомните мои слова,
Его отпустят, это точно.
Он лучший лоцман. Черта с два
Солдаты подплывут туда,
Они на рифы сядут прочно.
Вот так кумекал разный люд,
Неторопливо, с интересом,
И с убеждением, и с весом,
Вели над происшедшим суд.
А перепалок всех виновник,
Словно разбитый рукомойник,
На рифах вдалеке торчал.
Вокруг седой туман-разбойник
Борта избитые лизал.
Мотались парусов лохмотья,
Канаты бывших якорей.
Пошли сомнения в народе,
Воображение людей
Запенилось и забурлило.
-Кого-й-то к нам волной прибило,
Кого к нам ветром принесло?
Кого пригнало к нам весло?
Трепались люди, ужас пряча:
-Никак "Голландец", не иначе...
Никак Ван Страатена корабль
Принес нам беды и печаль.
-Нет в Амстердаме галеонов...
Вдруг, среди оханий и стонов
"Дорогу!" - грубо раздалось
И по причалу понеслось.
Одежды стражников мелькнули,
И алебарды припугнули,
Неосторожных и глухих.
Щебет толпы совсем затих.
Звон кандалов раздался тяжко.
-Смотрите, как избит, бедняжка...
-Так ему надо, подлецу.
Еретику и наглецу...
-Да не в ладах он с головою...
Пред инквизицией святою
Такое выдумал сказать...
-А что?
-"В Христа, мол, я не верю,
И индульгенцией своею
Привык я зад мой вытирать".
-Кощун, туда ему дорога!
Господь - свидетель, он не прав.
Как можно не поверить в Бога,
Догматы вечные поправ?
А осужденный, ухмыляясь,
Кровищу сплевывая с губ,
Шел, ничему не удивляясь,
Но на ругательства был скуп.
По мостовой босые ноги,
В немом усилье волоча,
Почти не разбирал дороги,
Тыкаясь в спину палача...
А сзади в черном балахоне,
С крестным знаменьем на груди,
Аббат шел местный, церкви воин,
На вид - как дьявол во плоти.
И вся процессия такая
К рыбацкой лодке подошла,
И, ничего не объясняя,
От брега тихо отплыла.
-Ответь мне, как я слышал, Том,
Ты корабли водить учился?
И, как болтают, в деле том
Ты весьма знатно наловчился?
Спросил аббат еретика.
-Молчишь? Ну что ж, молчи пока...
Я мог бы жечь тебя железом,
И ересь пыткой изгонять,
Но в деле более полезном
Решил твой опыт применять.
Коль не посадишь нас на мель
И довезешь до корабля,
Тогда расстанемся. Поверь,
Даю святое слово я.
Узник послушал шум прибоя
И водный оглядел простор.
-Отец, быть может с сатаною
Ты заключаешь договор?
-Окстись несчастный, что ты мелешь?
Ты неразумная овца.
А впрочем, раз ты в черта веришь,
Не отрицаешь и Христа?
-Не знаю, отче, вам виднее,
Но раз уж такова цена,
То проведу я вас вернее
Чем из пивнушки в дом жена.
Аббат уселся успокоен
На нос лодчонки. И пока
Он был собой весьма доволен,
Мол, так провел еретика!
Меж тем усилилось теченье,
Водовороты поплыли
И в серой пелене виденьем
Рифы пригрезились в дали.
-Садись за руль, безбожник лютый,
И доведи нас до конца.
Том сел. Швыряет лодку круто,
У парня пот течет с лица...
Мелькнула мысль: "Разбиться к черту,
И унести их всех на дно
Но не отбило жить охоту...
Потом сочтемся все равно!"
Чуть пуп не надорвав с натуги,
Он лодку все-таки провел.
Крестились стражники в испуге
Священник "Отче наш" завел.
Крюком вцепившись абордажным
В полуразломанный фальшборт,
Наверх вскарабкались отважно
Священник, кормщик и эскорт.
Трещали доски под ногами,
Стонал избитый галеон.
"Я вас провел, дело за вами,
Снимите цепи!" - Молвил Том.
-Не суетись, останься с нами.
Я еще толком не решил...
Ты, брат, серьезно нагрешил...
-А где все трупы?
-В море смыло. Был ночью сильный ураган.
Сказал, державшись за перила,
Солдат усатый капитан.
Аббат, что морщился от ветра,
Гнусаво выкрикнул: Друзья!
Идемте к мостику, наверно,
Там то, что взять обязан я.
Оставив Тома у фальшборта,
О доски шпорами звеня,
Земной походкою, нетвердо,
Аббата мысленно кляня,
Поникнув, стража пошагала
На нос. Корабль весьма шатало.
Каталась громко кулеврина,
В своих запутавшись цепях.
И кровь могильным хладом стыла,
Дробь барабанит в челюстях.
Узрев обломок алебарды
В пяти шагах перед собой,
Решил Том:
-Цепь разбить бы надо.
И поквитаемся с судьбой.
От боли черными глазами
Он глянул в спину палачам.
-Я словно тень пойду за вами.
Топор пройдется по плечам.
Едва крамольное прозренье
Разгорячило его ум,
Как доски разошлись по звеньям
И парень рухнул прямо в трюм.
Очнулся он и приподнялся.
Кругом царила темнота.
Том не на шутку испугался.
По пояс кожу жгла вода.
-Аббат, ребята, помогите!
Я провалился, я внизу!
Не слышат сволочи. Спасите!
Назад-то снова я везу!!!
И оборвался крик. И парень,
Смыв кровь, текущую с лица,
Вдруг стал недвижим, словно камень,
Узрев в потемках мертвеца.
Еще, еще... Еще десятки!
Все - чернокожие рабы.
Душа ушла у Тома в пятки.
Наверх, наверх быстрее бы...
Но что-то взор не оторвется
От искалеченных людей.
Казалось, мозг сейчас взорвется
От необузданных страстей.
Все лица в пятнах непонятных,
Застыли словно монолит.
Том резко подал на попятный.
Знакомый и ужасный вид...
Он в детстве ехал через город,
Где запирали все дома...
И, словно ядовитый холод,
Шли люди в черных балахонах,
Предупреждая всех: "ЧУМА"!
Отпрянув, Томас пошатнулся,
Ногам опору потерял,
В чумную воду окунулся,
И еле выплыв, закричал.
Неимоверное смятенье
Нашло на лоцмана. И вдруг
Веревка сверху. О, спасенье!
В дыре монашеский клобук.
-Цепляйся, еретик несчастный!
И всех святых о том моли,
Что ад, воистину ужасный
Тебе лишь пятки подпалил.
Худыми пальцами цепляясь
За толстый и сырой канат,
Том лез, притворно матюгаясь,
Туда, где ждал его прелат.
Перед аббатом очутившись,
Смущенье он изобразил.
И "Слава Богу"! возгласил.
Аббат, чрезмерно удивившись,
Ехидно Тома подколол:
-Сапог испанский не прошел,
А трюм сырой тебя исправил...
Тут Том коварный взгляд направил
На инквизиторскую дрянь.
-Отец, со мною черт лукавил!
Прошу о покаянье.
-Встань.
Встань предо мною на колени.
Благословение прими.
Том встал охотно. В тоже время
Зло зрело заревом внутри.
-Позвольте к ручке приложиться...
Благодарю спаситель мой.
Средь стражи шепот шевелится:
-Ты глянь-ка, парень сам не свой.
Босяк, что в трюме ты увидел?
-Пряности. Съедены водой.
-Тогда готовимся к отплытью.
Не подведи нас, рулевой.
Нет корабельного журнала,
Нет капитана и людей...
Зато казны нашли немало.
Теперь уплыть бы поскорей.
Пресвитер в лодке уж промолвил:
-Письмо с прошеньем напишу.
Коль скажешь всем, что мне изволил -
Прошенье это оглашу.
Сжигать тебя навряд ли станут,
А чтоб болтать совсем отвык,
Пожалуй... вырежут язык.
Надеюсь, я не был обманут?
-Боюсь я с детства темноты
И если бы не Бог и ты...
Том жалобно всплакнул потом,
И, правя курс своим веслом,
Остался сам задумчив, тих.
Лишь искры злобные на миг
В глазах его сверкнули гордо
При виде берега и порта.
Весло, как меч в руках сжимая,
Он улыбался, словно шут:
-Я вас сегодня покараю...
За мной идет зловещий суд.
Пиши, шаман, свое прошенье.
Коли успеешь, а теперь
Я в ад для вас открою дверь.
Начну сегодня же, в таверне...
Гулящих девок много там.
Они пойдут к другим скотам...
Колокола звонят, наверно.
Красив он, звон колоколов.
Нет индульгенций. Это скверно.
Куплю. На всякий. От грехов...
Сидел старик на пне трухлявом,
Что близь лесной тропы стоял.
И думая о чем-то главном,
Сосредоточенно молчал.
Седой как лунь и весь в морщинах,
Ножонки спичками торчат.
Когда-то знатный был мужчина,
Теперь со всех сторон зачах.
Забрел старик, видать, далече.
И автострады не слыхать...
Сидит, почесывая плечи.
А отчего ж не почесать...
Небось, на пенсии кукует.
Но не похоже, чтоб грибник.
Сидит, загадочно тоскует.
Природу нюхает старик.
А по лесной тропе волнистой,
По коренистому пути
Шел паренек походкой быстрой
Лет так примерно тридцати.
Сам налегке, без всякой ноши,
В весьма потрепанной джинсе...
Ботинки из фальшивой кожи
Шли в направлении шоссе.
Волосы черные, густые,
Катились прямо по плечам.
Глаза веселые, простые,
Но разве скажешь по очам.
Идет, чего-то напевает.
Похоже "Осень" Шевчука.
Ну, в общем, время убивает.
Дорога, видно, далека.
Со старичишкой поравнялся,
Пенек решился обойти.
Старик закашлялся, поднялся,
На диво быстро отдышался
И крикнул: "Парень, погоди!"
Прохожий резко обернулся
С недоумением в лице.
Взор парня в старика уткнулся.
Хотел сказать, да вдруг запнулся.
Стал бел, как скорлупа в яйце.
Ну аки призрака увидел.
Призрака злейшего врага.
Видать, что встречи не предвидел,
Видать, расчет его обидел,
Видать, считал наверняка.
Многозначительно молчали
Сухие губы старика.
Мысли метались и кричали:
"Откуда, как, прошли века..."
Старик шепнул, слова смакуя:
-Века действительно прошли.
Как видишь, все еще живу я.
Не все тогда огнем пожгли.
Ты изумлен, я понимаю.
Я тут вещам всем вопреки.
-Но я вообще не представляю...
-Присядь, топтаться не с руки.
По раскоряченным деревьям
Промчался яркий солнца свет.
Под пышной великаншей-елью
Заговорили тет-а-тет.
"Ты возмужал", - старик заметил -
И поумнел, как погляжу."
Я здесь тебя специально встретил".
-Зачем?
-Узнаешь, расскажу.
Предупредить тебя желаю,
Что цвет меняют времена
И смерть твоя предрешена.
-Я приспособлюсь.
-Ну не знаю...
Ты устареешь, как и мы.
Мои года во власти тьмы,
Твои года на зыбкой грани,
Ты тоже скоро будешь с нами.
-Я был тут в будущем на днях...
И я не видел там свой прах.
-Еще бы, заживо схоронят...
Иные догмы узаконят...
-Но я им царство обещал...
-А твой Иван чего вещал.
Допустят к свету единицы...
Как будто людям лишь и снится
Как хорошо живьем вариться -
Такое выдумал маньяк!
-Ты не имеешь права так...
"Опомнись," -молвил мягко старец.
По пареньку пополз румянец.
Он неуверенно бубнил:
"Язычник! Мне отец твердил,
Что надо вас остерегаться.
Один тогда ко мне подкрался,
Так месяц с лишним доставал,
С пути законного сбивал."
Внезапно дед захохотал:
"И этот, кстати, шебуршится,
Тоже сообщников нашел.
Что, я гляжу, ты удивился ?"
Весь парень пятнами пошел.
-Я слишком долго не был дома...
Да все о вечном рассуждал.
-Слезай с печи давай, Ерема.
Все интересное проспал!
Парень змеей воззрел на старца
И с холодцою вопросил:
"Ты что, пришел поиздеваться,
Прилив почуял старых сил ?"
"Не горячись, держи стакан -
С ухмылкой старец отвечает -
Тому, кто старое помянет...
Как говорил кривой Вотан..."
-Пойми, дружище, е-мое,
Каждому времени свое!
-Я стар, но я не глуп, приятель.
Не каждый веры насаждатель
Идет по всей земле с мечом.
-То люди, я здесь ни при чем.
-Хочешь сказать, хотел как лучше,
А получилось как всегда...
Парень вдохнул в себя поглубже
И обреченно молвил: "Да..."
Тут проревел старик: "Я воин!
А ты удел для слабаков.
Но я не лил так много крови,
И не придумывал врагов!"
Искали ведьм по злостной книге!
Инакомыслящих - в костер!
Запрет на все, повсюду фиги.
Нет, да ты просто живодер!
-А это месть за все гоненья,
За растерзания зверьми,
За избиенья, униженья...
-Но это крайность, черт возьми!
Я разрешал богатства, яства
Ты ничего не разрешал.
Но твой народ твои же храмы
Дворцов поболе возвышал.
Мои друзья любили солнце,
Любили женщин и пиры.
Твои - уродство и юродство
Чтили как Божии дары.
Зачем ты с краем сим слукавил,
Зачем ты выпустил змею.
Зачем страну мою оставил!
Оставил родину мою!
Парень с достоинством ответил:
-Страну твою я не бросал.
Героев множество отметил
И, в общем, всячески спасал.
-Героев ты отметил много.
Лишь половина среди них
Были героями от Бога.
Я умолчу об остальных.
Кто-то защитой был, опорой,
На бой из гроба восставал.
Кто-то улаживал все ссоры,
Страну по крохам собирал...
А кое-кто в душевных спорах
Порты по кельям протирал...
Да тут на днях, подумать только!
Чего твои жрецы творят!
Святым решили сделать Кольку-
Самого хилого царя.
-Но человек он был хороший.
Семью без памяти любил!
-А к власти каменщиков ложу
Зачем безвольно допустил?
Семьдесят лет цвела в державе
Пятиконечная беда!
Твоих жрецов за скот держали!
А ты не вмешивался, да?
-Они за веру пострадали
И твердость духа сберегли.
Старик поморщился:
-Едва ли...
Они, небось, поддержки ждали,
Ее дождаться не могли.
Пока на небе гром не грянет,
Не перекрестится мужик!
Идея без поддержки вянет.
Поверь мне, я уже старик.
-Ты динозавр, реликт эпохи,
Ну, век, ну два, и ты б уснул.
А я через святые строки
В мир милосердие вдохнул.
У парня голос прерывался,
Он вдохновенно рассуждал.
Речами прямо задыхался.
Старик его за руку взял:
-Следил за каждым твоим шагом
Я с незапамятных времен...
Ты мыслей поражал размахом.
Ты верой слабых был силен...
Однако как все изменилось...
Все завертелось, закрутилось.
Все лезут в космос, в Интернет...
Чего там только нынче нет...
Сейчас любой - Джордано Бруно,
Коперник, Фауст, Галилей.
Но их теперь не жгут прилюдно,
Не чтут за ведьм и упырей.
И не слышны от церкви крики
О вредоносности наук.
Я слышал, римскому владыке
Презентовали ноутбук?
Сейчас жрецы прогресс поощряют -
Им деться некуда теперь.
Крутые тачки освящают,
Крестят за денежки детей...
-Дед, ты на злости помешался.
Клянусь, я сделал все, что мог.
Я даже с жизнию расстался.
И в том свидетель мир и бог!
Дед возразил:
-Оно понятно...
Конечно, было неприятно...
Но ты же знал, когда умрешь-
В Рай непременно попадешь!
А каково, брат, человеку?
Он рад и мизерному веку.
И смерть ему страшна втройне.
Ведь не уверен он вполне,
Что померевши, гнить не станет.
И что сознанье не восстанет
И не продолжит вечно жить?
И не отучишь их грешить...
Никто из нас не идеал.
Я с огорчением признал,
Что мир идет к другим святыням...
И этой новой веры имя
В потоках знания бежит.
Под его поступью трещит
Все наше хилое творенье.
У веры кончилось терпенье...
Наука нож про нас точит.
-А как же ты существовал?
Век втихомолку продлевал?
Ужели капища вернулись,
Ужели люди потянулись
К корням языческих времен?
-Ты, вижу, парень, удивлен?
Да каждый праздник христианский
Аль русский, али басурманский
Печать язычества несет...
Иль рождество твое пройдет,
Иль Духов день проковыляет,
Или в Купалу напролет
Всю ночь цвет папоротник теряет...
Везде успел я наследить.
И на святых твоих иконах
Сумел свой образ сохранить,
И главное, в сердцах народных.
И поздно это изменить...
Вот так то, Альфа и Омега...
Око за Око, Зуб за Зуб...
И звуки горестного смеха
Полились из засохших губ.
Тут собеседники вздохнули,
Каждый подумал о своем...
Встал молодой.
-Ну что ж, дедуля,
Давай-ка, по домам пойдем...
Я все обдумаю покуда,
Пошла твоя наука впрок.
-Ты думаешь, я верю в чудо?
Ты заблуждаешься, дружок...
Прости, маразм меня изводит...
И боль за собственный народ.
Ответь, что дальше с Русью будет?
Что с ней ты делать будешь... Вот...
Тут паренек расхохотался:
-Что с Русью будет? Ничего!
Вчера я в будущее шлялся.
Увидел много там всего...
Скажу тебе одно дружище,
Не будет Русь спокойно жить.
Полу богатой, полунищей,
Твоей стране вовеки быть.
Я управлять пытался, ерзал,
Да только вот сдается мне,
Что я бы мог с такой же пользой
Вообще остаться в стороне.
Они язычники, и нынче
Ты мне на все раскрыл глаза.
Их газ шурупом в пол привинчен
И отказали тормоза...
Старик с усердием сморкнулся,
Потряс печально бородой:
-Я не сумел, ты промахнулся...
Что ж это за народ такой...
-Прости Перун, но я пойду...
Спасибо за вино, еду.
-Ну что ж Иисус Христос, бывай.
Отцу привет передавай...
Старик собрался, встал беспечно,
Кажись, вон кто-то там идет,
Тюрбаном на ветру трясет...
Наверно тоже чья-то встреча.
(очевидец)
Во чащобе, средь болот
Дым из кузницы идет.
Старый дед стоит у горна
И рукой стирает пот.
Позабыто ремесло,
Лишаями поросло.
Но старик, еще надеясь,
Плуг кует судьбе назло.
Лик измазан до ушей
Впору дело ему шей,
Вид угрюмый и разбойный,
Словно кот из камышей.
Скинул фартук, бросил плуг,
Сажу смыл с огромных рук,
И, вздохнув, к избе поплелся,
Ведь желудок - лучший друг.
Спирт, картошка, огурец,
Лук, морковка, столбунец.
Булькает в печи похлебка -
Дед в похлебках высший спец.
Налил толстопузый штоф,
Взял соленых огурцов,
И хотел первач загладить,
Как раздался скрип шагов.
(кузнец)
Надо! Только сел за стол,
И молитвы не прочел -
Прихлебатель появился,
Вот не вовремя пришел.
(Илья)
Ну, хозяин, хлеб да соль!
Что угрюмый, как фасоль?
Али костью подавился,
Аль иной момент какой?
(кузнец)
Ходют всякие вокруг,
Не поймешь, кто враг, кто друг.
То ли тип, как угорь скользкий,
Толь горячий как утюг.
Не стучат богатыри,
По спецназам развели,
Все ракетами воюють,
Самолеты, корабли ...
Ни секира, ни бердыш,
Ни мечом не угодишь.
Ходють, требуют винтовки,
По углам пуляться, вишь ...
(Илья)
Ты, дедуля, погоди,
И на внешность не гляди.
Может я и не Шварцнеггер,
Но не хуже чай, поди.
Мне не надобен кураж,
И цветастый камуфляж.
Мне продай-ка ты кольчужку,
Да шелом. Ну как, продашь?
И душа лежит к мечу,
Я с тобою не шучу.
Только кладенца не надо,
Я покруче меч хочу.
(очевидец)
Дед в восторге засиял,
Суп едва не расплескал.
Протянул Илюше руку,
И с усердием пожал.
(кузнец)
Что ж ты сразу не сказал?
Проходи! Небось, устал?
Я то думал лихоимец,
Аль ишшо какой вандал.
Как зовут тебя?
(Илья)
Ильей.
(кузнец)
Чай из Мурома?
(Илья)
Изволь.
(кузнец)
Карачаровский однако?
(Илья)
Я один на свет такой.
(кузнец)
Приходил на днях один,
Иностранный господин.
По прозванию Мак-Лауд,
Сразу видно - дворянин.
Тоже саблю прикупил,
Прежню, вроде, притупил
По глазам - лихой рубака,
Горец! Я то раскусил.
Ну-с, с кольчугой мы потом,
Шлемами забит весь дом,
А мечей вот маловато
Подобающих ... пардон.
(очевидец)
Вынув ключ от кладовой
Дед, блистая сединой,
Отворил замок пудовый,
Протрубив Илье: "За мной!"
На одни мечи Илья
Даже взгляд не тратил зря,
А другие искорежил
Между пальцами крутя.
(Илья)
Неча здесь мне подобрать,
Чтоб сурьезно помахать.
Нужен меч иного сорта,
Этим ... землю ковырять.
(кузнец)
Ты, милок, не суетись
И получше приглядись.
Вон, покрытый паутиной,
Ты не пробовал, кажись.
Рукоятка без затей,
Нет клейма, резьбы на ней,
Чьей работы - не припомню.
Сомневаюсь, что людей ...
Сталь - закалки высший класс.
Свистнуть надо только раз -
И враги в штаны наложат,
Сталь - дамасской фору даст.
(Илья)
Да, суровый инструмент,
Голову снесет в момент.
Благодарствую бессчетно,
Потрясающий презент.
(кузнец)
Любопытства токмо для
К Змею что ли собрался?
Дак его Иван-Царевич
Грохнул, вот уж как два дня.
Вызвал Змея на дуэль,
Схоронился сам за ель
И шарахнул "томагавком".
Змей мяукнуть не успел.
(Илья)
Ай нечестный паренёк!
Встретиться б с тобой, Ванёк.
Только чтоб без "томагавков",
А клинком да на клинок.
Эй, старик, а что Кощей,
С Бабою Ягой своей?
(кузнец)
Подалися в террористы,
Старый строй хотят скорей.
(Илья)
Ну а как же Соловей
С голосищею своей?
Аль подался на эстраду,
В это племя дикарей?
(кузнец)
Соловья и не слыхать.
Что-то прекратил свистать.
Может кариес замучил,
Бленд-а-Меду негде взять.
(Илья)
Что впустую говорить,
Лучше взять и навестить.
Коль угрозу представляет -
Будем голову рубить.
(очевидец)
Нарядил кузнец Илью,
Дал кольчужинку свою...
(кузнец)
Сядем, братец, на дорожку.
Я тебя благословлю.
(очевидец)
Двоеперстие кладя,
На Илюшеньку глядя,
Дико шмыгая ноздрями
Мужичок промолвил: "Я..."
(Илья)
Нет, отбросим словеса,
Вытри мокрые глаза.
Чай ведь я не камикадзе,
Осторожность только "за".
(кузнец)
Хоть на вид ты и суров,
И клинок твой будь здоров -
Все ж спокойней с пистолетом.
На. Почищен и готов.
(Илья)
Как ты смог его достать?
Магнум, надо понимать.
Сорок пятого калибра!
Дивный ствол, такая мать...
(кузнец)
За пол-литра променял.
(Илья)
У кикимор?
(кузнец)
Угадал!
Вон лешак ядрену бомбу
За червонец продавал.
В этом чертовом лесу
Был бы ум свой на носу.
Все купить спокойно можешь,
Хоть лемура, хоть козу.
(очевидец)
Попрощались мужики
И пошел Илья в дубки,
Свыкшись с мыслью непреложной
Вправить Соловью клыки.
Изменился вдруг пейзаж -
То воронка, то блиндаж.
Вместо сказочного леса
Югославский вернисаж.
И среди сиих прикрас
Виден полуголый вяз.
С вяза леший на подтяжках
Виснет, словно дикобраз.
(Илья)
Раскудрить твою в качель!
Это что за карусель?
Однозначно не татары,
Мы их выгнали отсель.
Эй, лешак, давно висишь?
Ты мне дело прояснишь.
Здесь чего, Хоттаба ищут?
Перерыли все, глядишь.
(леший)
Все царев сынок Иван!
Распустившийся буян!
О язычниках подобных
Пел еще певец Боян.
(Илья)
Ты то чем не угодил,
Что тебя он невзлюбил?
Ты ж в округе первый парень,
Хоть на внешность крокодил.
(леший)
Аа-а, зараза! Больно как.
Даже на ступне синяк.
Ты сними меня сначала,
Богатырь чай, как-никак.
(Илья)
Енто в общем мы могём,
Мою силу днем с огнем,
Тридцать лет на печке дрыхнул,
Накопил на батальон.
(леший)
Ванька, буйственный вандал,
Требовал, чтоб я продал
Ему ядерную бомбу.
Я ж её Яге загнал.
Мной руководил резон
Агрегат Яге нужон,
Боевик она со стажем,
А царевич... Так, пижон.
Вот он мне и отомстил,
Что ему не подфорсил.
Можно так сказать, насилье
Надо мною учинил.
(Илья)
Ванька! Ты меня достал!
Ладно, леший, я помчал.
Затаись пока, пожалуй.
Здесь грядет большой скандал.
(леший)
Добрый путь тебе, Илья,
Пусть же вся родня твоя
Лес без пошлин вырубает,
Обещаю это я.
(очевидец)
Шел Илюша, как баран,
Как на "Юнкерса" в таран,
Шел медвежьею тропою,
Шел угрюмый, как бурьян.
По болотам, через мхи.
Промочил все сапоги,
И дырявые портянки,
И засохшие носки.
Деревенек не видать,
Негде переночевать.
Звери в норы позарылись,
Страшно, надо полагать.
(Илья)
Только б не погибнуть зря,
Добрести б до Соловья.
Не то стану ночкой тёмной
Пищей для нетопыря.
(очевидец)
Солнышко почти зашло,
Небо красным расцвело.
Ночь уже грозила пальцем,
Но Илюше повезло.
(Илья)
Это что - никак изба?
Вот негаданна судьба.
Свет струится из окошка,
Что за звуки там ... стрельба?
Здравствуй, Сочи - новый год.
Это что еще за сброд?
Понаставили палаток,
Не опушка, а блокпост.
(очевидец)
Куча техники кругом -
Прототип, металлолом.
Иль семнадцатого года,
Иль с секретным ярлыком.
В общем, целый арсенал
Сюда Ванька подогнал.
Прохиндеев столь сурьёзных
Пентагон, чай, не видал.
Ухает гранатомёт,
Отвечает пулемёт.
Соловей на скору руку
Переделал избу в дот.
Бой идёт на новый лад,
Взрывы - не мечи гремят.
В передышках между бранью
Слышится отборный мат.
Разглядев всю чехарду,
Всю батальную среду,
Муромец узрел Ивана
С папиросою во рту.
Весь зелёный как лягва,
Как весенняя трава,
Вместо лат - бронежилетик,
Может даже быть и два.
Разрисовано лицо,
В ухо вставлено кольцо,
И в руках лимонку держит,
Аки курица яйцо.
Не в восторге от всего,
Что открылось для него,
Подошёл Илья к Ивану.
Парень, видно, не того...
(Илья)
Что ж ты, пёсий сын, творишь?
Быт общественный крушишь,
Аль по недоразуменью?
Аль умышленно шалишь?
(царевич)
Шёл бы ты, мужик, домой,
Да сопел на боковой,
Под бочком у благоверной.
Или нету таковой?
(Илья)
Я в отцы тебе гожусь!
Хоть и сильным не кажусь,
Но тебя связать узлами
Уж поверь, не откажусь.
Зря ты, Вань, сюда прилез.
Здесь не партизанский лес.
Ты кого изображаешь,
Группен-фюрера СС?
Я советую - уймись,
С Соловьём договорись,
Пред семьёй его разбойной
Непременно извинись.
(царевич)
Ах ты, хитрая лиса!
За такие словеса
Ноги в тазике с цементом
Засыхают в полчаса.
Что хватаешься за меч?
Голову мне хочешь сечь?
Знай, что каждый ствол в округе
Смотрит промеж твоих плеч.
(очевидец)
Два соперника стоят,
Не по-доброму молчат,
Друг на дружку волком смотрят,
Мира точно не хотят.
Лес осунулся, притих.
Птиц не слышно шебутных.
Обстановка накалилась,
Нет решений никаких.
(царевич)
Долго будем так стоять,
Взглядами испепелять?
Может, анекдот расскажешь
Чтобы время не терять?
(очевидец)
Только рот Илья раскрыл,
Пулемёт заговорил,
Видно Соловей-разбойник
Ленту перезарядил.
Тут царевич оплошал,
Голову закрыв, упал.
Растерял весь пыл геройский.
Илья Ваню повязал.
(Илья)
На войне как на войне,
Трусу место в стороне.
Кто лишь с пушкою уверен,
Тот не будет на коне.
(очевидец)
И поставив свой сапог
На ванюшкин хребеток,
Богатырь достал свой "магнум",
После вытащил клинок.
(Илья)
Кто из вас потяжелей?
Кто честней и кто нужней?
Ты ль, мечта для мафиози,
Ты ль, мечта для королей?
(царевич)
Меч твой, муромский пострел,
Безнадёжно устарел.
И в теперешних масштабах
Он не гож для крупных дел.
(Илья)
Значит, лучше пулемёт,
Невидимка-самолёт
С тяжким грузом в бомболюке?
Чтоб за раз - и весь народ?
Нынче каждый призывник
Иль мальчишка, иль мужик,
Не мечтает о погонах
Знаешь почему, шутник?
Потому что не хотят
Ни полковник, ни солдат
Чтоб бандюга из засады
Расстрелял их, как котят.
Я, пойми, прогресс люблю,
И его боготворю,
Но бесчестной мясорубки
Хоть убей, а не терплю.
(царевич)
Значит, на мечах честней?
Когда люди на людей?
Ну, а ежели случится,
Что противник твой сильней?
А насчёт ядрёных бомб,
Газов, химии, паров...
Дак идёт сия приблуда
С незапамятных веков.
Вот, хотя бы римлян взять.
Те любили воевать,
И на градах осажденных
Всяки хвори применять.
Сунут в катапульту труп,
И за стены запульнут.
Иль отравят водоемы,
Что в селенья путь ведут.
Тут тебе и чёрный мор,
И холера, и запор.
И дизентерия входит
В круглосуточный дозор.
(Илья)
Спорить ты, Ванёк, горазд.
Голова не унитаз,
Вроде плавает чего-то,
Много выудил за раз.
Эй, разбойник, вылезай,
И к дебатам примыкай.
Ты ж сыр-бору стал причиной,
Так оправдывай, давай.
(очевидец)
Шепеляво-сиплый бас
Прогудел: "Сичас-сичас".
(Соловей)
Благодарствую, Илюша,
Спас от убиенья нас.
Щекотливый ваш вопрос,
Но ответ довольно прост.
Пусть сперва прощенья просит
Наш Иван-молокосос.
(очевидец)
Слов хулительных знаток
Острый на язык Ванёк
Соловья хотел унизить,
Но, узрев кулак, примолк.
(царевич)
Соловей, прости меня
За мои намеренья.
В отношении жены
Нелестные стремления.
За убытки я воздам.
Избу вновь отстрою сам,
Бабе розы презентую
И морожено - дитям.
Только бате моему
Не звони. Ну, ни к чему.
Царь и так не вяжет лыка,
Снова лечится в Крыму.
Что ни день - переживай,
Вдруг устроит нагоняй.
Коли держишься у власти
Дак на чёрный день хапай.
Обстановочка в стране
Как в невидимой войне.
Что о сём распространяться,
Сами знаете вполне.
Лучше нас с Ильёй уважь,
Аннулируй саботаж,
Потому как эти споры
Нас ведут на абордаж.
(Соловей)
Об одном я лишь скажу,
Много лет о сём твержу,
Пистолет с ядреной бомбой
Не поставишь к палашу.
Пистолет что ль, целовать,
Коль присягу принимать?
С пушкой что ли руки к небу
При молитве воздевать?
Не с мечом ж идти на танк,
Разодетым, будто панк.
Не ползти ж на борт эсминца,
С абордажкою в зубах.
Я, друзья, не пацифист,
А обычный реалист.
Без войны не могут люди,
Как без завтрака турист.
Дружеский даю совет:
В этих спорах смысла нет,
Философскими умами
Переполнен белый свет.
Что ни житель - то изъян,
Каждый третий - графоман,
Каждый пятый - алкоголик,
А десятый - наркоман.
А количество воров?
Как отравленных грибов,
Бюрократов нынче больше,
Чем простых работников.
Где теперь патриотизм,
Где хвалёный оптимизм?
Где "догоним-перегоним",
Не Россия, а нудизм.
На восток смотря слегка,
Мы плевали свысока,
А теперь китайский учим.
Дык, Россия, привыкай.
А мы спорим о войне,
Об оружии, вине,
Или, как писал Сергеич
"О псарне, о своей родне"...
Разве ж это разговор!
Это все никчемный спор.
Сотрясание эфира,
Распыленье вредных спор!
(Илья)
Что ты можешь предложить?
Как мы дальше будем жить?
Философствовать на кухнях,
Потихоньку водку пить?
(Соловей)
В ногах правды, в общем, нет.
Заходите-ка ко мне.
Погуторим за рюмашкой,
Накажу пожрать жене.
(Илья)
Эх, была, Вань, не была!
Душеньку тоска взяла.
Надо впрямь винца дерябнуть.
Вот такие, брат, дела.
(очевидец)
Звезды стыли в вышине,
Филин ухал в тишине,
Песня пьяная с надрывом
Теребила сердце мне...
Во чащобе, средь болот
Дед, стерев с лица свой пот,
Закурил "дукат" московский,
Для него "дукат" сойдет.
Затянувшись глубоко
И мозолистой рукой
Почесавши на макушке,
Прошептал дед: "Ничего..."
Время горячее настало,
Весна порядком подустала,
Закончился учебный год.
Пора экзаменов грядет,
Пора сомнений и волнений,
Адреналиновых томлений
И прочей гадкой ерунды.
И от звезды и до звезды
Выпускники как пауки
Полуживые еле бродят.
Одно порядком их заводит
И компостирует мозги.
Звонок последний завтра звякнет
И будут танцы в тот же день.
На танцплощадке, в жуткой давке
Собьются все, кому не лень.
Выпускники стоят у сквера,
Под тенью старых школьных стен.
У всех в глазах надежда, вера
И ощущенье перемен.
Мероприятие такое -
Весьма ответственный момент!
Ведь должен нужною ногою
Из школы будущий студент
Вступить во тьму иного мира,
Иных вопросов и проблем,
Иных волнующих дилемм
Шумного жизненного пира!
С утра встают и чистят перья,
Улыбки, галстуки, банты,
Парфюмам жалкий шарм доверя,
Идут, несут в руках цветы...
Нимфетки - школьницы кружатся
В коротких платьях кружевных,
Басками говорить стремятся
Парнишки в галстуках смешных.
В глазах у деток нетерпенье,
Но вот закончилась мура
И все бегут без промедленья
На танцы с школьного двора.
И озабочены их лица,
Стоит компании кружок.
И беспокойный взор стремится
Да не куда-нибудь! В ларек!
Детишки скинулись деньгами.
В ларек отправился ходок.
С пустыми не придет руками:
С мороженым, аль с пирогами!
Но парень тащит...портвешок?!
В пакете звякают бутылки,
В руке рулет под закусон.
Бутыль дешевенькой "запивки",
Уже порезанный лимон.
О, боги, как знакомо это,
Как это пошло и смешно...
Девчонки курят сигареты,
А парни крякают: "Пошло!"
Вторая, третья, как по маслу!
Глаза веселые у всех.
Все впереди так просто, ясно,
Гитара, песни, шутки, смех.
Но вот закончилось спиртное.
Храбрятся: "Ни в одном глазу!"
Опять портвейн и все такое,
Опять идут, опять несут...
Разгоряченные, шальные,
Им все на свете по плечу,
Идут на танцы, боевые,
Легальна выпивка впервые,
"Кучу сегодня, как хочу!"
На танцах тесно, разноцветно,
Долбят колонки по ушам,
Все парни как на бал одеты,
Пьяны же просто в жо... В хлам!
Мелькает, варится тусовка!
Вовсю гуляет молодежь.
В углу грызется потасовка.
Даешь дебош, ядрена вошь!
Очкастый скромник ловеласит
Кадрит и поперек и вдоль,
Его и плющит и колбасит!
Раскрепощает алкоголь!
Красотка смотрит на слюнтяя,
Корявый корчится в кругу,
Хип-хоп и брэйк изображая...
Смотреть без смеха не могу!
Два закадычных другана
Друг друга мастерски метелят,
А к двери тащат пацана,
Что еле держит душу в теле.
Ох, горе горькое мое,
Ох, чертово житье-бытье...
И завершающим аккордом,
Под крики, вопли, смех и визг
Толстушка Надя пред народом
Экспромтом выдала стриптиз.
Кутеж серьезен, грандиозен,
И по масштабу - сущий бал.
И в каждом по обширной дозе,
И в каждом зверь возликовал.
Я вышел, тих и незаметен,
И, как всегда, немного пьян.
Вокруг бродили полудети,
Каким недавно был и я.
Кругом различные деревья,
Лавчонки спрятались в кусты.
А за стеною танцы, пение,
Мы все во власти темноты.
Ночным я парком прогулялся,
В кустах валялись и банты,
И те, кто днем в них красовался,
И те, кто нес в руках цветы...
И завтра боли головные
Среди замызганных одежд
На эти чудо выходные
Съедят остатки их надежд.
И я спрошу себя и Бога -
"Зачем вино придумал Ной?"
Для многих это в ад дорога,
Нас уйма на дороге той.
Лежите, детки. Ждать немного.
Крепитесь. Скоро выпускной...
Шовинизм, депресняк, суицидность
Проникают и в быт, и в творчество.
Существует ли альтернативность
Этим трем столпам нашего общества?
Что мы видим, и что же мы чувствуем,
Проходя по полям жизнедеятельности,
Доверяя никчемным напутствиям,
Отвыкая от юности-прелести?
Телевизор в нас брызжет помоями,
Вместе с кровью и мыльною пеною.
Ну а мы примирились с устоями,
Подружились с рекламной гиеною...
Потребляем, ворчим, но терпим
Все чем кормят нас с раннего детства.
Нас шокируют тем и вот этим,
Эпатаж нам достался в наследство.
Песни странные и непонятные.
Все с претензией на гениальность.
Авангард, постмодерн окаянные
Затуманили нашу реальность.
И на фоне таких "проповедников"
Жалко выглядят и теряются
"Соловьи" из глухих заповедников
Что в любви Родине изъясняются...
Либо заумь, либо банальности.
Очень мало чего-то серьезного.
А так хочется истинной радости,
А так хочется чистого, звездного...
Но мы все потихоньку взрослеем
Созревает внутри привыкание.
И мечты заменяют идеями,
Исчезают "разброд и шатание".
Начинаем шарахаться крайностей,
Начинаем искать "середину"
Удаляются мелкие радости
В море чувств воздвигаем плотину
Остается лишь горький осадок,
Ранний "кризис среднего возраста",
Стол привычек становится сладок,
Жизнь бредет через серые полосы...
И поймешь, наилучшие годы
Навсегда и навеки утрачены
Пузо выросло, как и доходы,
Что впустую и поздно потрачены.
И останется крепкая ненависть,
Что в граненых бокалах искрится.
Попадешь в обывателей летопись,
И уже ничего не приснится.
Мы привыкли так жить жизнью ложною
От субботы и до субботы,
Осторожною и невозможною,
Детский сад, школа, ВУЗ, дом, работа...
Жизнь расписана и разлинована
Кукловодом, Судьбой проклятущею.
На истертых догматах основана,
Тянет нас за туманы грядущего.
И все мечутся в тщетных исканиях,
Выдавая идеи бесплодные
И никто не постиг того знания,
Как обрезать веревки негодные.
Нет свободы, есть только условности,
Сотни рамок стесняют желания,
И живут только те, в ком не полностью
Исчезают "разброд и шатание".
Только к старцам в склерозной их старости
Вновь является молодость поздняя.
Но уже не до истинной радости,
Когда рядышком чистая, звездная...
В берлоге сухой и уютной,
В чащобе дремучей тайги,
Где кедр попадается чудный,
Где звон чистой горной реки -
Жил старый медведь косолапый.
Бывалый, почтенный монарх.
С широкою, грузною лапой -
Лесного зверья патриарх.
Был внук у него - непоседа,
Полугодовалый зверек.
Любил он беседу у деда,
Малинку, бруснику, чаек.
И в вечер холодный и звездный -
Такой же, как все вечера,
Дед принял вид важный, серьезный,
А внук всеми лапами ерзал!
Ждал сказки, как видно, с утра.
-Послушай-ка, мой медвежонок
Истории давних времен...
Когда я был молод, мой голос был звонок,
Удар моей лапы силен...
Тебе я о многом поведал,
Всю мудрость свою передал.
Ловя откровения деда,
Внук глаз с старика не спускал.
-Ты знаешь, как мир появился.
Медведь был хозяин тайги.
Весь зверь перед ним преклонился,
Пред ним трепетали враги.
Но, видно не радовал духов
Обычный таежный закон.
Быть может, их мучила скука...
По сенью раскидистых крон
Пришел в Вечный лес человек
И с ним начался новый век.
-Дедуля, а что изменилось?
Я слышал про этих людей
Такое, что мне и не снилось!
Мне так интересно! Про то, что известно
О них - расскажи поскорей!
-Боюсь я, внучок, человека.
Они непонятный народ...
Кто с ними встречался - тот мертв, иль калека,
Иль просто исчез. Так-то вот...
Единственный зверь убивает,
Охотится ради утех,
Кто шкуру снимает, а мясо бросает -
Кто ценит не пищу, а мех,
Кто варварски ставит капканы
И больно плюется огнем,
Волков прирученных за место охраны,
Таскает с собою и ночью и днем -
Кто рубит леса беспощадно,
Лишая нас гнезд родовых.
Кто нашу тайгу покоряет нещадно,
Кто в духов не верит лесных...
Медведь все почесывал морду -
Кусал надоедливый гнус.
А внучек долизывал меда колоду
И слушал, мотая на ус.
И сказано было довольно,
И выпит был весь чудный чай,
И спать медвежонку хотелось невольно,
Закрылись глаза невзначай.
А старый медведь усмехнулся,
По холке внучка потрепал,
Из трубки душистой травой затянулся
И напоследок сказал:
-Запомни Мишутка, навеки,
Всю правду историй моих.
Страшней всех зверей лишь они - человеки...
Держись, брат, подальше от них.
Зима получила свободу,
Притихла густая тайга,
Морозы, и вьюги несли непогоду,
Кругом возлежали снега.
И спрятался в теплых жилищах
Медвежий народ до поры.
Лишь рыси, да тигры, да серый волчище
Справляли зимою пиры.
Недолго старуха седая
Морозила сказочный лес
И в горы ушла, пред весной отступая
Дорогами северных серых небес.
И вот как-то раз на рассвете
Проснулся медвежий монарх,
Увидел сквозь ветки, что солнышко светит,
Услышал чириканье птах.
Рыбалкою голод утешив,
И рыбою пузо набив,
На солнце мохнатое тело понежив,
Размерен он шел и ленив.
И жизнь потихоньку входила
В привычный ему оборот,
Лишь мысль неприятная сердце томила -
Где внук? Почему не идет?
Уж май на носу - не явился.
Июнь начался - он не шел.
Быть может, с друзьями своими резвился,
Быть может, подругу нашел...
Устал старик ждать, дожидаться
Но раз, бредя ночью домой,
Услышал, как белки вверху полошатся:
"Иди, дядя Миша, там твой!"
Собрав всю почтенность и гордость,
Чтоб внука чуток проучить,
Старик побежал во всю прыть, во всю скорость.
Соскучился, можно простить.
Но вот, подбегая к берлоге,
Как вкопанный, встал наш медведь.
И нос заворочался в смутной тревоге,
И дыбом поднялась вся бурая шерсть.
И запах, до боли знакомый
По месту родному витал,
Тяжелый дух, страшный, холодный, суровый,
Дух смерти вокруг обитал.
Волнуясь, лесной царь прокрался
В гнездо родовое свое.
Из мощных ноздрей его пар вырывался,
Сверкал белый клык как ножа острие.
Но что это! Рядом с камином,
Где слышался пламени свист
Сидел медвежонок на стуле старинном
Дрожа, как осиновый лист.
Весь грязный, сырой и лохматый,
И нежная шерстка в репьях.
"Откуда ты, Мишка, голодный, помятый
Репьи на руках и ногах?"
Скажи, от кого убежал ты,
Тайги господин молодой?
От тигра, от рыси, от волчьей ли банды?
А может, соперник попался лихой?"
В ответ медвежонок печально
На старого деда взглянул
И вдруг завопил так тоскливо, отчаянно,
Что старец порядком струхнул.
И внук поднял правую лапу,
Медведь не поверил глазам.
Такую ужасную, рваную рану
Оставить мог только железный капкан.
"Простится зашел я навеки.
Я жду тебя ровно три дня,
С тех пор как убили меня человеки
И псам своим страшным отдали меня".
Тут старый медведь заметался,
"Мишутка, внучок мой родной!!!"
О духи, вы видели, как я старался
Чтоб ты не скрестился с бедой!"
И шепот холодный раздался:
"Закончилось время твое..."
Мишутка со старого кресла поднялся,
И вышел наружу, сквозь черный проем.
Во тьме растворилась фигурка
Рассеялся призрачный след.
Терзала медведя жестокая мука,
Заплакал наш царственный дед.
И бешенство старца объяло,
Глаза загорелись огнем.
Когтистая лапа крушила, ломала
Ревел он о горе своем...
И взор свой тяжелый, безумный
Направив в полночную мглу,
Направился в путь, очень долгий и трудный,
Известный ему одному...
И знают лишь духи лесные,
Куда наш подался медведь.
Возможно, истории добрые, злые
Вам кто-то другой вдруг захочет пропеть.
Но местные жители верят,
А вы иль хотите, иль нет.
Шайтан в Тайге шастает в облике зверя.
И зверь тот - огромный медведь людоед.
Старое стихосложение
Не приспособлено для выражения
Современных нам мыслей и чувств.
Только я вам скажу, ну и пусть!
Изгаляйтесь над слогом, господа виршеплеты,
Модные, богемные развратники.
Паутиной и плесенью пахнут ваши работы,
И вам светят лишь надгробные памятники.
Что мне до вонючих потоков сознания,
Когда знаешь, чем все закончится.
Я не собираюсь разжевывать ваши старания,
Мне простого, понятного хочется.
Чтобы на грани жизни и смерти,
Черных сил и светлых образов
Был герой, разрубающий крепкие сети -
Героини-красавицы длинные волосы.
Трав волшебных дивные запахи,
Замшелые стены разрушенных башен,
Звезды яркие, ночные странники,
Согревающие холодные души наши.
То, чего лишены мы навеки,
То, к чему вы все так презрительны-
Вы, все на свете познавшие человеки,
Смотрящие на мир слишком язвительно.
Неудовлетворенные жизнью, обманутые,
Радостей крупных и мелких не знавшие,
Вы гадите своими стишками проклятыми
На умы молодые, еще не пропавшие.
Сборные солянки из вымерших жанров,
Обитель не мудрости, но разрушения.
Вы - авторы патологических юных кошмаров,
Максимум слов, минимум движения.
Индустрия пудры для мозгов,
Индустрия дураковаляния,
Армия не книг - но слоеных пирогов
Из дерьма, философии и никчемного знания.
Все констатируют вашу крутость,
Хотя по правде - не понимают ни слова,
Ведь никто не распишется за собственную глупость,
Только за глупость кого-то другого.
Цель - в никуда, смысл - никакого,
Не вижу я доброго, не чувствую злого.
Вызывающей броскостью привлечете любого -
Извращенцы в семействе нормального слова...
Заболтался я, распоясался.
И откуда что только берется.
Вишь, каким сказочником вдруг оказался!
Может таким же вдруг стать доведется...
Молодые стихи молодого поэта.
Ненавидит мол, то, ненавидит мол, это...
Может, в юности все не находят ответа,
Окунаются в творчество с крупным "приветом".
Может и у них в старом столе пылится,
Тетрадка с поэмой про Синюю птицу...
|