Аннотация: 7 место (из 20) в конкурсе "Презумпция виновности-2018" (ПВ-16). " Конкурсная версия". Публикация в сборнике современной исторической литературы "Карта памяти" ("Перископ-Волга", Волгоград, 2022).
Хмурое деревенское утро не предвещало ничего светлого - хоть волком вой, хоть в петлю лезь... Даже петухи, казалось, пели уныло, словно с тяжкого похмелья.
Глеб молча сидел у окна, глядя на дорогу. Вот-вот уже отправляться в путь, но никак не получалось забыть жуткую картину в избе Зотовых и горькие Дашины слезы. И, главное, обещание Глеб не исполнил... Дашу он наверняка больше никогда не увидит. Оттого и особо мерзко и погано на душе... Но разве это оправдание? Неужели достойно мужчины свалить свою несостоятельность на лихолетье?
Искоса поглядывая на Глеба, в людской суетились пятеро бойцов и ждали только команды к отъезду из Липовки.
- Товарищ Бежин, вы не заснули? - с неудовольствием обратился к Глебу Матвей Кошкин.
Однако Глеб продолжал задумчиво смотреть в окно, будто не слыша командира продотряда.
- Товарищ Бежин! - в голосе Кошкина зазвучали металлические нотки. - Вы оглохли?
- Извините, задумался, Матвей Матвеевич ... Решал математическую задачу. Мне до сих пор не дает покоя хитрая физиономия мельника Иванова. Уверен, он все же утаил немалую часть зерна или муки. Предлагаю немного задержаться в Липовке и перепроверить его учетные книги.
- А сразу нельзя было это сделать? - раздраженно спросил Кошкин.
- Вы же сами торопили... - вежливо напомнил Глеб.
Командир присел на лавку рядом с Глебом, запустил пятерню в кудрявые русые волосы, задумался и через минуту выдал решение: продотряд едет дальше, в Ильинку, но Глеб Бежин и красноармеец Иван Волков пока останутся в Липовке. Присоединятся к отряду вечером или завтра.
И вот уже Волков, фальшиво напевая "Яблочко", время от времени стегал лошадь вожжами и причмокивал. Глеб сидел за ним в телеге и рассеянно рассматривал винтовку на спине красноармейца. Что ж, немного времени удалось выторговать. Хватит ли его на решение задачи?
И всю дорогу до мельницы Глеб в деталях вспоминал каждый свой шаг после приезда в Липовку три дня назад...
*
Уже темнело, когда продотряд по команде командира остановился на опушке небольшой рощи. До села оставалось версты полторы. Кошкин построил полсотни своих бойцов и отдал четкие распоряжения: в лагере развести только один костер, на дорогу никому не выходить, в телегах на ночлег остаться пятерым, а остальным спуститься в балку и соорудить там на скорую руку шалаши. Днем маскироваться в лесу, а дневальным по очереди наблюдать за селом в бинокль.
Немного понаблюдав, как бойцы разбивают лагерь, Кошкин запрыгнул в двуколку и велел Глебу садиться рядом. Взявшись за вожжи, суровый командир сразу преобразился и повеселел. По дороге взахлеб рассказывал байки про родню и односельчан. Глеб ухитрялся и слушать, и рассеянно поддакивать, и размышлять о своем.
Последний раз он гостил в деревне еще до войны. Но тогда крестьян видел в основном издали, чаще из экипажа. И не подозревал, что через пять лет придется всерьез вникать в их дела. А куда деваться? Нужно на что-то жить в лихую пору - он теперь единственный мужчина в семье. Война...
Один раз Глеб все же прервал Кошкина:
- Извините, Матвей Матвеевич, вы упомянули однорукого Капитона Иванова. Конечно, иметь в России фамилию Иванов все равно что вовсе не иметь фамилии. Но знавал я похожего солдата на фронте, вроде бы он из ваших мест. Круглолицый такой, чернявый, вертлявый...
- Точно, нашего Капитошки портрет! - подтвердил Кошкин. - С братишкой моим Гришкой они не разлей вода были. А потом угораздило обоих в Дашку Зотову втрескаться. Девка она, конечно, красивая, приметная, работящая. Вот только манер всяких бестолковых успела за два года нахвататься, пока барышням в имении прислуживала. Вроде как тоже благородной себя почувствовала - тоже мне, цаца... Но один черт эти петушки рассорились и подрались. Зато как с германской войны вернулись, дурь прошла. Помирились. Хотя все равно уже не прежняя дружба.
*
После бурной встречи в доме Кошкиных, несмотря на поздний час, началось застолье. Пригласили туда и местный комитет бедноты. Возглавлял его двадцатидвухлетний Григорий Кошкин. Тот был очень похож на старшего брата - такой же рослый, крепкий и видный молодой мужчина. Глеб сразу определил, что парень он толковый и много повидавший на своем коротком веку, особенно за три года на германской войне.
Как ни старался Глеб уклоняться, все равно пришлось принять изрядную дозу мутного самогона. Иначе, получалось, он комбед за людей не считает. Тем не менее городского гостя сразу зауважали - он всех запомнил, называл каждого по имени-отчеству и довольно удачно и деликатно шутил по мотивам баек Матвея. Тот только диву давался:
- А я-то думал, ты толком не слушал меня!
Быстро опустела зеленоватая полутораштофовая бутыль. Матвей огляделся, и один из комитетчиков сразу встал. Но Григорий усадил его обратно и заявил:
- Сам слетаю!
Поднялся, пошарил по боковым карманам, сунул ладонь в задний и застыл на несколько секунд. Затем взъерошил кудрявый чуб, хмыкнул и удалился с пустой посудиной. За столом продолжили громко обсуждать план на день: с кого начинать, как делить излишки зерна. Матвей несколько раз просил комитетчиков не драть зря глотку - мало ли что, под окном могли подслушивать. Глеб быстро делал в уме расчеты, и на него стали коситься с недоверием. Матвей пояснил:
- Товарищ Бежин в голове считает быстрее, чем на счетах. Уникум. А вот Гришка "скороход"... И где можно полчаса шляться? Только за смертью его посылать...
Через минуту-другую Григорий, наконец, вернулся и только зевал во время пространной тирады недовольного Матвея. В конце концов тот рассмеялся и погрозил пальцем брату:
- Гриша, ты только Лукьянихе разъясни, что своим людям помочь - дело святое. Но чтоб никакой самогонной спекуляции! Время нынче не то!
Комитетчики разошлись поздно ночью, а Глебу постелили на сеновале. Аромат разнотравья и самогонные пары сразу убаюкали - давно Глебу не спалось так сладко, как на этом мягком ложе. Но рано утром блаженство разрушил Григорий. Он долго озабоченно шарил руками в сене, громко шурша. Потом осторожно поинтересовался у Глеба:
- Товарищ Бежин, ничего тебе тут не попадалось?
Глеб на всякий случай пощупал себе грудь с левой стороны, хотя и чувствовал там привычную тяжесть - все в порядке, трофейный парабеллум на месте, во внутреннем кармане.
- Нет, ничего не находил. Что-то потерял, Григорий Матвеевич?
- Да деньги из кармана выпали, - пояснил младший Кошкин без особого сожаления и с явным облегчением. - Черт знает, где выскользнули... Думал, может, на сеновале за какую-нибудь соломину зацепился. Товарищ Бежин, спускайся уже - пора.
После завтрака Кошкины, Глеб и весь комбед собрались в полуразрушенном господском доме. Глеб с грустью вспомнил, как пять лет назад гостил в усадьбе родителей приятеля. Наверняка и ее постигла та же участь, а то и вовсе сожгли...
В уцелевшей половине дома последнего из помещиков Липовых теперь расположились школа и сельский совет. В одной из комнат комбед организовал штаб продразверстки. Братья Кошкины там чуть было не поссорились. Григорий хотел, чтобы Матвей призвал в Липовку весь отряд.
- Дурья ты башка, Гриша! - горячился командир. - Забыл уже, как при царизме к нам стражников и казаков посылали? И на продотряды, слыхал, мужики иногда поднимаются - дескать, и от новой власти уже каратели. И дай бог, чтобы не пришлось мне за подкреплением в лагерь посылать.
Вскоре во двор въехали несколько подвод с бойцами, переодетыми в крестьянское. Винтовки их были спрятаны под соломой и мануфактурой. И после восьми утра маленький отряд двинулся на разверстку.
Было прохладно, и довольно остро пахло дымом и свежим навозом - только недавно пастух выгнал стадо. Мычание и блеяние до сих пор раздавались из-за околицы. Зато село словно вымерло. Но Глеб заметил, что в окна из-за занавесок за продотрядом пристально наблюдают. Над заборами и воротами время от времени на мгновение показывались головы мальчишек и юношей.
Начали разверстку с зажиточного крестьянина Алексея Французова. По поручению командира Глеб показал тому газеты с июльским и августовским постановлениями Наркомпрода. Кратко и доступно объяснил, что повсеместно введен классовый продовольственный паек и установлен размер излишков для нового урожая 1918 года. Французов выслушал Глеба молча, гладя бороду. Потом ехидно заявил, что у него в нужном чулане как раз бумаги не хватает. Но после недолгой перебранки с Кошкиными хозяин все же повел непрошеных гостей по амбарам. Глеб с удивлением обнаружил расклеенные повсюду очень неплохие рисунки карандашом: лошади, коровы, жнецы, сельские пейзажи...
- Сам я малевал, - угрюмо пояснил Французов Глебу.
А тот окинул взглядом закрома с зерном и через несколько секунд продиктовал, сколько оставить хозяевам по норме, а сколько засыпать в мешки и изъять. Писарь изумился, не поверил и с четверть часа усердно стучал костяшками счетов. Затем с уважением глянул на Глеба и пробормотал:
- Надо же! Все точно!
За изъятые излишки хозяину выдали отрез сукна. Тот кисло сморщился, но мануфактуру принял. Жена Французова как-то слишком оживленно, как показалось Глебу, крестилась.
Тогда Глеб вернулся в амбар - уже со свечой. Еще раз осмотрел изрядно опустошенные закрома. Поводил пальцами по доскам, собрал несколько зерен и показал командиру:
- Гляньте, Матвей Матвеевич. Совсем недавно в сусеках зерно достигало уровня значительно выше, чем при изъятии - вот по эти зернышки. И по цвету доски чуть отличаются - из-за влажности под зерном. Выше этой границы более сухие. Полагаю, по дюжине мер овса, пшеницы и ржи сей достойный живописец от сохи где-то припрятал.
Хозяин на мгновение опешил, потом раскричался. Ему вторила жена противным визгливым голосом. Однако бойцы по команде Матвея Кошкина приступили к тщательному обыску дома. В подвале и сараях ничего не нашли, а вот за овином в сухой траве Григорий узрел дорожку из зерен и радостно воскликнул:
- Похоже, в одном мешке дырка была! Сейчас все найдем!
Глеб озадаченно смотрел на зернышки и диву давался, почему сам не увидел их на том месте минуту назад. Но размышлять было уже некогда - из овина выскочил разъяренный хозяин с вилами наперевес. Глеб резко отпрянул и выхватил из-за пазухи парабеллум - еще на фронте привык перекладывать туда оружие из кобуры. Но Французов не обратил на него никакого внимания и подскочил к Кошкиным.
- Ты что, сдурел дядя Ляксей? - крикнул Матвей, медленно пятясь. - Угомонись!
- Да подавитесь вы, сам покажу! - рявкнул Французов и добавил, недобро покосившись на Глеба: - Вот ведь дьявол городской! Будто подсматривал! Да спрячь ты свой пистолет...
Вилами он со злостью набросился на копну соломы на задах огорода, неистово разметая ее во все стороны. Как оказалось, копна прикрывала объемную ложбину среди засохших стволов ветлы. За один из острых сучков зацепилась серая нить, и ветер безмятежно играл ей. Под соломой обнаружились по шесть двухпудовых мешков овса, ржи и пшеницы - Глеб рассчитал совершенно точно. Среди мешков были замаскированы и с десяток полуштофовых разноцветных бутылок самогона. На каждую была наклеена бумажка с датой.
- Нехорошо, дядя Ляксей! - сурово сказал Матвей. - Никак спекулировать собрался? Так и в холодную можно загреметь.
- Тоже реквизировать будете? - заорал Французов. - Да чтоб вам это пойло поперек глотки встало!
- Оставь их себе на зиму, дядя Ляксей, - вздохнул Матвей. - Только, чур, никакой спекуляции!
Зерно из тайника изъяли и загрузили на подводы. Французов за это время собрал бутылки с самогоном в ящик и унес. На лице его Глеб уловил легкое недоумение. Григорий хотел было за обман и сопротивление отобрать у хозяина сукно, но Матвей воспротивился:
- Угомонись, Гришка! Будем считать, что тайник он сам показал. Только что понервничал малёхо...
В следующем богатом доме при изъятии обошлось без эксцессов. Но, когда продотрядовцы выехали со двора, увидели толпу с полтора десятка человек. Они бежали по улице и оживленно переговаривались. Матвей прислушался, перекрестился и озабоченно проговорил:
- Какая-то беда к Зотовым пришла... Поехали за народом.
Лошадью правил Григорий, и вскоре телега подъехала к окраине села. Изба там была обнесена высоким забором. По добротности и основательности построек Глеб сразу определил, что хозяин здесь крепкий. Кошкины и Глеб прошли через двор в дом мимо судачивших мужиков и причитавших баб. Едва переступили порог, как послышался дикий женский крик. Несколько человек в избе сразу начали креститься.
А у Глеба похолодело внутри при виде жуткой картины. На фронте за три года он бывал много раз, хоть и не подолгу. Десятки и сотни убитых на поле сражения под запах пороховой гари воспринимались как нечто глубоко печальное, но само собой разумеющееся. Однако совершенно иначе смерть выглядела в мирной крестьянской избе. Несмотря на открытые окна, из дома еще не выветрился тяжелый дух - пахло рвотой, едой и мочой.
У стола с незаконченным ужином лежали три мертвых тела. Женщину лет сорока пяти смерть застала на лавке - покойная лежала на боку, а на уголке рта застыла темно-желтая корочка. Еще несколько луж рвоты засохли на полу. Среди них на некрашеных серых досках распластались бородатый мужчина и подросток лет тринадцати-четырнадцати. На штанах обоих между ног проступало еще влажное пятно.
На столе среди надкусанных картофелин и огурцов стояли чугунок с картошкой в мундире, сковорода с жареными грибами, блюдо с огурцами, корзиночка с хлебом, три небольших глиняных кружки. По углам аккуратно располагались три деревянных ложки с жареными грибами горкой. Рядом с пустой бутылкой на полштофа лежал смятый в комок кулечек бумаги, от которого немного пахло самогоном.
На кровати сидела красивая девушка лет восемнадцати с длинной русой косой, одетая в длинное платье, запыленное снизу. Она больше не кричала, а только тихонько завывала. Сидевшие рядом женщины причитали и утешали девушку. Но что слова, если так нелепо погибли родители и брат несчастной - Глеб и без расспросов догадался, кто кому кем приходится.
Так вот из-за кого отчаянно дрались деревенские кавалеры! Глеб теперь прекрасно их понимал. Если бы ему довелось соперничать с кем-то из-за такой красавицы, к барьеру бы встал не задумываясь. Из рассказов Кошкина он помнил, что Даша Зотова - завидная, но капризная невеста. Середняк Зотов не раз пресекал разговоры о возможном сватовстве. Кудрявый красавец Гришка Кошкин тоже недавно получил от ворот поворот - голытьба. Зотов-то все выгадывал жениха посолиднее - вроде Капитона, сына мельника. Однако тот с войны вернулся увечным. А теперь Даша и вовсе осталась одна-одинешенька - два ее старших брата погибли на германской войне.
Девушка подняла голову и встретилась взглядом с Глебом. Глаза ее были полны слез, и Глебу стало нестерпимо жаль несчастную. Та, казалось, ничего не замечала вокруг. Но вот Даша повернула голову и заметила братьев Кошкиных. Взгляд ее прояснился. Она резко встала и дико закричала:
- А! Объявились, грабители! Радуйтесь - забирайте теперь все, кровопивцы!
Ноги ее подкосились, и она упала бы без чувств - но Глеб был начеку и подхватил девушку под руки.
Глеб передал девушку крестьянкам и поспешно вышел из избы. Захотелось бросить все к чертовой матери и залить душу кружкой пахучего ядреного самогона...
Весь день его преследовал образ несчастной Даши. Рассказали, что она вчера весь день гостила у тетки в другой деревне, там и заночевала. Вернулась утром, а дома... Видимо, в грибы случайно попала поганка.
А разверстка продолжалась - медленно, с руганью, но силу применять не приходилось. Глеб постоянно ловил на себе любопытные и заинтересованные девичьи взгляды. И в одном доме даже попытались своеобразно подольститься к продотряду. Сразу четыре девушки, хозяйские дочери, устроили вокруг Глеба хоровод, распевая: "Целу ноченьку мне спать было невмочь; раскрасавец барин снился мне всю ночь". Но серьезный и невеселый "раскрасавец барин" даже не улыбнулся.
В конце дня добрались до мельницы. Там Кошкины бранились еще яростнее, чем утром у Французовых. Старший сын мельника инвалид Капитон узнал Глеба и заголосил:
- Матвей! Гриша! С кем вы связались! Это ж их благородие поручик Бежин, золотопогонник! На фронт приезжал из Генштаба с инспекцией - холеный и лощеный. Ясен пень: в штабах штаны протирать - это вам не в окопах гнить!
Глеб тоже узнал бывшего фронтовика, и все горести последних месяцев взметнули в душе волну темной ярости.
- Молчать, солдат! Становись! - зычно гаркнул Глеб и гневно глянул на инвалида.
Капитон встретился взглядом с бывшим офицером, вздрогнул, резко опустил единственную руку и вытянулся во фрунт. Даже Кошкины опешили от гневного рыка товарища и приняли стойку смирно - словно под гипнозом. А Глеб продолжал распекать Капитона:
- Герой, значит? А кто драпал с линии фронта, будто пятки салом смазали? Кого инспекция в окопы возвращала? Правую ладонь вверх! Шрам на месте. Забыл, как за самострел чуть под трибунал не угодил? Левую-то тебе уже под конвоем оторвало при артобстреле. Потом ты на всякий случай из госпиталя дезертировал - еще до революции...
- Ваше благородие, виноват, бес попутал, - промямлил Капитон, но тут очнулся от оцепенения и повернулся к Кошкиным: - Братцы, да что вы такое дозволяете? Нешто старый режим вернулся?
Матвей встряхнул головой и пробормотал:
- Товарищ Бежин, ты это того-с, перегнул малёхо... Капитошка, не егози, не мешай продразверстке. Поздно уже, давайте, мужики, по-быстрому!
После приключившегося конфуза продотряд на мельнице особо не усердствовал. Мельник провожал подводу с изъятыми мукой и зерном довольным взглядом, чуть ли не усмехаясь. Глеб несмело предложил Кошкину вернуться, но тот отмахнулся.
Собранное зерно отправили в лагерь. Ужинали поздно - в штабе. Там же пятеро продотрядовцев, кроме, разумеется, Кошкиных, устроились на ночлег в бывшей людской. Глеб долго ворочался и никак не мог заснуть - не от могучего храпа вокруг, а от печальных мыслей о беспросветности жития...
Вдруг послышался короткий тихий стук по стеклу, и в окне что-то промелькнуло. Глеб тут же поднялся и вышел на улицу. Было прохладно, и в чистом небе ярко светила полная луна. Ее лучи падали на изящный силуэт у стены близ окна.
- Кто здесь? - негромко окликнул Глеб.
- Извините, господин поручик, это я - Даша Зотова, - тихо ответила девушка. - Не смогла дома усидеть... У трех гробов...
- Мне очень жаль, - сухо ответил Глеб. - Но я уже давно не поручик. К тому же помочь вам не в силах. Плакальщик и утешитель из меня никудышный, а в блаженство в загробном мире не верю...
- Меня только одно утешит - если убивца найдут и покарают. А кроме вас это сделать некому.
- Какого убивца? - изумился Глеб. - А как же ядовитые грибы?
- Все-то думают, что мои сами отравились... Только вот сковорода чужая, господин поручик.
- Может, соседская. И разве нельзя отравиться из чужой сковороды? И вообще, Даша - я же не следователь. И послезавтра уеду отсюда навсегда.
- Про вас говорят: и собой хорош, и очень башковитый. Да еще к людям с сочувствием, хоть и офицер. Вы-то точно сообразите. Про сковороду спрашивала уже, кому отдать - никто не признает. И еще. Я полы мыла утром. И в рвоте, извините, никаких грибов, а вот кусочки картошки попадались и зерна огуречные...
- Может, поначалу из дома выбегали, когда тошнило. А на полу уже, так сказать, с обеда масса, более ранняя, - предположил Глеб. - Даша, без вскрытия твою версию подтвердить невозможно. А организовать его сейчас нереально. Хотя... Где те грибы?
- В нужный чулан выбросила...
- Можно было бы дать их собаке, но что теперь говорить.
- Я весь день и не соображала толком, господин поручик. А пока у гробов молилась, задумываться стала. И вот еще что...
Даша подробно рассказала, что за столом Зотовы сидели всегда на одних и тех же местах. Ложка у каждого была своя. А утром Даша обнаружила их в беспорядке. К тому же у места матери находилась ложка Даши, а Павлушкина оставалась в ящике...
- Это я только вам рассказываю, - поспешно добавила девушка и разрыдалась. - Не дай бог тот злыдень про подозрения мои пронюхает - он и меня жизни сразу лишит.
Глеб молчал, ожидая, пока девушка успокоится. Потом задумчиво произнес:
- Допустим, Даша, ты права. Может, отрава была в самогоне?
- Нет, - Даша отрицательно покачала головой. - Я как пришла, мертвых увидела, без памяти на кровать упала. Потом очнулась - ни жива ни мертва. В каждой кружке еще по чуть-чуть оставалось, и в бутылке на донышке. Я в Павлушкину все перелила и выпила с горя.
- И не побоялась?
- Я ж сначала тоже на грибы подумала...
- Действительно, странно... - задумчиво произнес Глеб. - Даша, я прошу прощения... Когда вы со старушками покойных обмывали, ничего особенного не заметили? Дух в избе стоял такой...
- Ваша правда, господин поручик. Все они, извините, по малому сходили одетые. Может, и не по разу...
- Даша, обещаю тебе во всем разобраться, - твердо сказал Глеб. - Есть одна отрава, вроде спирта, от которой перед смертью люди мочатся. И ее нужно было выпить как раз на троих целую бутылку, чтобы умереть за два-три часа. Только откуда та отрава взялась, если в бутылке был самогон? И вообще - в деревне такую мерзость взять негде. Только в городе можно добыть, и то далеко не везде. Но, надеюсь, завтра за день решу я эту загадку. А теперь рассказывай, кому могла быть выгодна смерть твоей семьи.
- Даже не знаю, господин поручик... Разве что по злобе кто-то вдруг разума лишился Время-то нынче лихое. Тятенька сильно не в ладах был с дядей Ляксеем Французовым. Тот старостой был, да проворовался. А тятенька на сходе его разоблачил... И с Карпом Ивановым, мельником, тоже рассорился. Мы в Ильинку нынче молоть возили. Карп-то для Капитошки своего купил белый билет - дескать, сильно хворый, в язвах. Так тятенька и на них с лекарем управу нашел. И загремел Капитошка на фронт - язвы-то давно сошли... Правильно вы его нынче отчехвостили. Гнилой он, хоть и потерпевший невинно на войне. Побежала я, господин поручик - и так уже задержалась...
- У соседей как бы невзначай поинтересуйся, что вчера вечером у дома вашего происходило, - посоветовал напоследок Глеб.
*
С утра вновь принялись за разверстку. Глеб между делом расспрашивал Кошкиных про покойного Тита Зотова. Мужик он был строгий и дотошный, хороший хозяин. Любил порядок. На сельском сходе больше года назад выступил против старосты Французова и нашел поддельные записи о расходе общественных денег. Хоть и мастерски были подделаны подписи сельским живописцем, писарь и десятские от них открестились. С месяц назад по пьяной лавочке Французов с Зотовым опять повздорили из-за того разоблачения и крепко подрались. Гришка Кошкин со своим комбедом еле их разняли.
В прошлом же году, получив две похоронки на сыновей, Зотов на неделю запил. Подрался с мельником Карпом из-за белобилетника Капитона. Потом стучал похоронками по столам во всех инстанциях, писал жалобы и добился своего. Решение медкомиссии пересмотрели. Десятка два-три липовых белобилетников с уезда и несколько докторов отправились на фронт.
С тех пор Тит Зотов и Карп Иванов долго избегали друг друга. Но после возвращения Капитона с войны помирились. Вот только желание Ивановых породниться через свадьбу детей Зотов категорически не принимал. Даже зерно повез на мельницу в соседнее село, хотя Карп обещал перемолоть бесплатно.
Про себя Глеб прикинул, что, пожалуй, Алексей Французов мог бы в горячке пырнуть обличителя вилами, а мельник пристукнуть дрыном. Но оба они мужики прямолинейные. Изощренное отравление явно не по их части. А вот Капитон - парень себе на уме. Тот вполне мог бы поквитаться за свое увечье и унижение.
Около полудня разверстку пришлось прервать. Все село устремилось к Зотовым. Покойных отпели в церкви, затем проводили в последний путь на кладбище. Глеб все это время пристально наблюдал за Дашей. Несколько молодых парней старались постоянно находиться рядом с девушкой, в том числе Григорий и Капитон. Но она не обращала ни на кого внимания и почти постоянно рыдала. Ее держали под руки две тетушки, приехавшие из Ильинки.
Прислушивался Глеб и к разговорам. Многие судачили, что Даше в одиночку на таком добром хозяйстве оставаться невозможно. По осени ей нужно срочно с кем-то венчаться, но с соблюдением приличий - без свадьбы. Увечный Капитон Даше даром не нужен, тем более наверняка скоро мельницу Ивановых реквизируют. Теперь другие люди в силе. Народная молва определила двух достойных женихов - Мишку Французова и Гришку Кошкина. Но младший Французов должен был поторопиться и вернуться из города, иначе Гришке он не соперник. Тем паче со старшей невесткой Алексей Французов попался на снохачестве - и молодые тогда уехали жить в другое село. А на Дашку дядя Ляксей тем более давно уже похотливо посматривает. Потому и Тит Зотов покойный взялся тогда старосту разоблачать...
Но вот трое Зотовых навеки упокоились в сырой земле, и народ медленно разошелся по избам. Продотряд вновь приступил к разверстке. К вечеру все излишки были изъяты, только хозяйство Зотовых трогать не стали.
Во дворе усадьбы часть собранного зерна раздали беднякам - по норме. Глеб быстро рассчитывал долю для каждой семьи, и уже давно никто не думал его перепроверять. Закончили поздно - стало темнеть. Гришка на двуколке тут же поехал к Лукьянихе.
А Глеб, сидя на лавке во дворе и отмахиваясь веткой от комаров, продолжал размышлять. Кто и как мог отравить семью Зотовых? Если не самогон и не грибы, то что? Неужели яд впрыснули в огурцы? Совсем маловероятно. Или была еще одна бутылка - с настоящей отравой?
В лагерь тем временем отправлялась последняя подвода с зерном. Вслед ей свистели и улюлюкали мальчишки, не скупясь на самую грязную матерную ругань. Один из них откололся от компании и со смехом подбежал к Глебу:
- Дядя, дай денежку - спляшу!
- Вот тебе денежка - только не пляши, - устало ответил Глеб, доставая монету.
Мальчишка выхватил ее прямо из руки и умчался. А в ладони Глеба осталась записка - от Даши...
*
Ужин в штабе показался Глебу бесконечно долгим. Григорию еще раз пришлось съездить к Лукьянихе. Пили за успешную разверстку, за упокой души Зотовых и за весенний Брестский мир. Григорий не без удовольствия вспоминал свои подвиги на фронте - как колол немцев штыком, как подменял убитого командира взвода и за геройство и инициативу был представлен к награде. Но документы где-то затерялись. До хрипоты спорили о мировой революции. А Глеб пояснил, что должен сохранить свежую голову и почти не пил. Лишь после полуночи Кошкины ушли, пятерка бойцов дружно захрапела в людской, а Глеб выскользнул из дома.
Быстро проскочил по задам к дому Зотовых. Даша сидела на крыльце, кутаясь в фуфайку.
- Думала, не дождусь уже... Тетенька спит. Идемте.
Они прошли в сарай и сели на лавке у верстака. Даша плотно прижалась плечом к Глебу и тихо сказала:
- Извините, господин поручик, озябла я... Вы не серчайте, что потревожила вас. Грибочки я все-таки нашла - просыпала немного на пол в нужном чулане. Французовскому кобелю вечером подкинула. Сожрал и глазом не моргнул.
- Почему именно французовскому?
- Слышали, наверно... Охальник он, дядя Ляксей... Еще и подглядывал. Нашла я сегодня у Павлушки в тайничке картинку. Павлушка-то тоже живописцем хотел стать, дяде Ляксею завидовал...
Даша горько расплакалась и уткнулась в грудь Глебу. Тот осторожно обнимал девушку, и ее слезы, казалось, прожигали его насквозь до самого сердца. Наконец, Даша успокоилась и продолжила:
- Павлушка картинки свои прятал - тятенька ругал его за них. Баловство, мол. Но эта новая - не Павлушкина. Сразу видна дяди Ляксея рука. Но бумага мятая и надорванная. Извините, господин поручик, я там нарисована в чем мать родила. Танцую у реки среди берез. Все правильно обозначено - баловались мы там с девками в июне. Видать, подглядывал дядя Ляксей - как сфотографировал.
Глеб почувствовал внезапный укол в сердце и хотел было отстраниться от Даши. Но удержался и поинтересовался нарочито равнодушно:
- А где мог Павлушка ту картинку раздобыть?
Даша моментально почувствовала перемену в нем, чуть отстранилась сама и внимательно глянула Глебу в глаза.
- Вы что, меня паскудницей теперь считаете?
- Что ты, Даша! - горячо заговорил Глеб, устыдившись своих мыслей. - Разве ты виновата, что этот чертов сатир подглядывал? Я про него уже думал - не догадался бы этот мужик отравить, да еще так искусно.
- Павлушка, видать, своровал у дяди Ляксея картинку, - предположила Даша. - У Павлушки бы не заржавело. Любил он читать истории про разбойников и приключения всякие. Еще какому-то Тому Соуеру завидовал из книжки - клад который нашел. Я друзей Павлушкиных поспрашивала. Он как раз позавчера похвалялся: мол, следил за одним мужиком и большой клад его обнаружил. Теперь знает страшную тайну, но никому не скажет.
- Вот как? - оживился Глеб. - Даша, а где та бутылка со стола?
Девушка зажгла свечу, порылась в ящике и протянула бутылку Глебу. Тот принюхался - из горлышка еще пахло сивухой. А вот на стекле обнаружились едва заметные следы самодельного клейстера из поспы - явно не от заводской этикетки...
- Кажется, я догадываюсь, что за тайник нашел твой братишка, - заметил Глеб. - Послушай, а почему Павлушке-то выпить разрешили?
- А что такого? - удивилась Даша. - Вы, барин, извините со слугами да гувернантками росли. А мы с шести-семи лет уже на хозяйстве от темна до темна. Павлушка, почитай, уже почти мужик - как не выпить с устатку? Такой был хозяйственный, в тятеньку - все в дом, все в дом...
И Даша вновь на несколько минут склонилась к груди Глеба, тихо всхлипывая. Глеб аккуратно обнимал ее за плечи, а потом попросил:
- Даша, покажи, пожалуйста, ту помятую бумажку - только с обратной стороны, картинка мне не нужна.
Через две минуты Даша принесла злополучный рисунок, прижав его изображением к груди. На мятой бумаге четко видны были сгибы, частично стертые. Один был надорван и заклеен полоской бумаги. Судя по вогнутой форме, картинка раньше была сложена вчетверо, лежала у кого-то в заднем кармане и побывала в хорошей переделке.
- Даша, а почему ты вдруг решила у тетушки заночевать? - поинтересовался Глеб.
- Тятенька распорядился. Прознал, что Ивановы все-таки хотят свататься. И велел уехать и остаться на ночлег.
- Так Карп и потом бы мог сватов прислать...
- Мог. Но тятеньке виднее было...
И Даша снова расплакалась. Потом рассказала, что Капитона соседи несколько раз замечали у дома Зотовых в тот роковой день. В конце концов увечного сына мельника увел Гришка Кошкин.
*
- Тпрру! - крикнул Волков, и лошадь остановилась.
Глеб, очнувшись от воспоминаний, выбрался из телеги. Мысли продолжали клубиться в голове. Капитон или не Капитон? Найдутся ли на мельнице какие-то улики против инвалида?
Глеб мрачно посмотрел на мельницу, усыпанную многолетним слоем поспы. Эта мельчайшая мучная пыль осела там повсюду. Карп Иванов явно не ожидал возвращения продотрядовцев и сурово смотрел на них исподлобья. Глеб распорядился предъявить учетные книги, и мельник, покосившись на вооруженного Волкова, с неудовольствием повел незваных гостей в свою маленькую контору.
Примерно полчаса Глеб просматривал записи - сколько зерна подвезли, сколько муки вывезли, сколько гарнцев муки мельник взял за работу. И с каждой минутой все сильнее чувствовал недостачу. Не на каждой партии она просчитывалась, величина ее менялась. Однако ежедневно мельник как-то ухитрялся обсчитывать крестьян в общей сложности на два-три мешка.
- Показывайте, гражданин Иванов, свои механизмы, - строго распорядился Глеб, поднимаясь из-за стола. - Что-то с ними не так...
На лице Карпа промелькнуло тревожное выражение, и он с тяжелым вздохом повел продотрядовцев в святая святых. Глеб внимательно осмотрел бункер, куда засыпалось зерно, затем спустился ниже и стал в полумраке разглядывать вместилище с жерновами. Нижняя гранитная глыба оставалась неподвижной. Верхняя вращалась на оси-бревне. Выше видно было шестеренчатое деревянное колесо передачи. Зерна попадали меж жерновов, и мука ссыпалась вниз в приемную емкость.
Немного подумав, Глеб велел принести лампу. Мельник начал было ворчать, что керосин нынче дорог, но сразу съежился под суровым взглядом бывшего офицера. Обследование с лампой наконец-то помогло обнаружить причину недостачи: небольшая часть муки уходила по деревянному желобу в боковое отверстие. А в подвале не так сложно было найти потайную дверь - она была скрыта за висевшими на жерди пустыми мешками. За ней обнаружилось помещение с обширным ларем: мука через желоб попадала туда. В углу стояла лестница, на верхней ее ступени - штырь для прочистки желоба. И, конечно, повсюду на деревянных поддонах хранились мешки с мукой. Глеб удовлетворенно кивнул: теперь все встало на места.
Волков присвистнул и с почтением произнес:
- До чего же вы башковитый, товарищ Бежин! Без вас бы мы раза в полтора меньше собрали.
А Глеб обратил внимание на полку в углу. Там на тонком слое поспы стояли несколько полуштофовых бутылок с мутным самогоном. Рядом с ними - большая бутыль на три штофа с этикеткой, на которой неумело были нарисованы череп с костями. Бутыль была наполовину полна прозрачной жидкостью. И ее недавно трогали: на полке остался чистый круг на месте, где бутыль стояла прежде. Глеб выдернул пробку и понюхал - в нос резко шибануло спиртом.
- Чистенький, не денатурат, - удовлетворенно заметил Глеб. - Ну, что, хозяин, врежем по чарочке?
Мельник перекрестился и глухо произнес:
- И рад бы вам поднести, но нет - не возьму греха на душу...
- Значит, спирт метиловый, - констатировал Глеб. - Получается, его под кожу Капитону загоняли, язвы имитировали. А что не керосин?
- Запах от него чувствуется. Многие так прогорели. Да и от этой гадости язвы так себе. Облапошил прохвессор - зря только деньги я выкинул... Все равно пришлось еще дохтурам барашка в бумажке жаловать. Это надежнее. А что такого? Ваш же главный большевик Ленин пишет - несправедливая война была, как ее там, империстилистическая. Мы с Капитошкой, значица, правильно уклониться хотели. А тут Тит со своей дотошностью, будь он неладен...
Вслед за отцом в подземное хранилище спустился Капитон и злобно зашипел:
- У, дьявол золотопогонный! И сюда добрался...
- И до тебя доберусь, - резко сказал Глеб. - Какого черта ты около Зотовых позавчера околачивался? Для чего бутыль с метанолом брал? Чего еще задумал?
- Наше добро - когда хочу, тогда и беру, - огрызнулся Капитон, погрозив Глебу кулаком, однако по глазам инвалида стало понятно, что тот не шутку испугался.
Глеб велел Волкову охранять помещение, а одного из работников мельника послал за Григорием Кошкиным. Вскоре тот появился вместе со всем комбедом. Мельник с семьей тут же заперлись в доме. Только Капитон перед уходом одарил Григория злобным взглядом и обматерил. Однако младший Кошкин пропустил оскорбление мимо ушей и отвернулся. Мешки с мукой начали грузить на телегу. Один из комитетчиков пошел нанимать и вторую - иначе все изъятое не поместилось бы.
Глеб, погруженный в свои мысли, поинтересовался у Григория, где живет Лукьяниха.
- А на что она вам? - с лукавой улыбкой спросил младший Кошкин.
- Не помешало бы запастись на дорожку...
- Так я сейчас мигом пошлю к ней!
- Нет, я лучше сам. Заодно и растолкую ей насчет спекуляции, как Матвей Матвеич велел. Глядишь, крепче запомнит.
Лукьяниха оказалась довольно бодрой старушкой под шестьдесят. Рассчитавшись за полуштофовую бутылку, Глеб поблагодарил хозяйку и мягко предупредил насчет ответственности за спекуляцию.
- Как же, как же, все понимаю, - зачастила старушка. - Только для своих и по божеской цене! Может, и грибочков возьмешь на дорогу, касатик? Каждый день свежие жарю.
- Нет, спасибо, неудобно мне их нести будет, - ответил Глеб, и тут его озарило: - Скажите, Лукьяновна, у вас на днях сковорода не терялась?
- Господи! - старуха вздрогнула и присела на лавку. - Нет, батюшка, ничего не пропадало!
- Перед образами поклянитесь, - сурово сказал Глеб, указывая на иконы с лампадкой в углу.
Старуха побледнела, потом схватилась за живот:
- Ой, барин, простите, брюхо скрутило! - и Лукьяниха пулей выскочила из дома.
Глеб вышел следом и по задам медленно зашагал к дому Зотовых. Наконец-то в голове прояснилось - спасибо Лукьянихе: мысли перескочили с ложного пути на правильный. Стало понятно, кто отравил несчастную семью. Вот только как рассказать об этом Даше? И, главное, что бедной девушке делать дальше? Защитить ее будет уже некому... Неужели больше им не суждено встретиться? Может, и вправду выпить с тоски?
Почти сразу за огородами начинались заросли кустов ивы и ветлы. Погруженный в грустные мысли, Глеб и предположить не мог, что за ним следят. А преследователь по короткой тропе промчался через кусты и затаился в засаде. И когда Глеб прошел мимо, преследователь с быстротой молнии выскочил за ним. Глеб только услышал треск сучьев, а потом почувствовал резкую боль в затылке и погрузился в темноту...
*
Две подводы, груженные мешками с мукой и зерном, остановились у бывшего господского дома. Даша давно поджидала их, сидя на лавке, и сразу подскочила. Поинтересовалась у Волкова:
- А где товарищ Бежин? Хотела с ним попрощаться, поблагодарить за поддержку...
- К Лукьянихе ушел, но не вернулся. Сам его жду. Может, в штабе чарку на дорожку опрокинул да закемарил?
- Нет его там...
- Буду ждать, - философски заметил боец. - Мне без товарища Бежина никак нельзя.
Через несколько минут Даша была у Кошкиных и стала расспрашивать про Глеба Гришку. Тот только пожимал плечами и тоже предположил, что товарищ Бежин где-то отдыхает с самогоном. Но все же пошел с девушкой к Лукьянихе. Та им ничего толком не сказала - был, купил, ушел. Куда - а почем ей знать? Она в нужном чулане сидела...
- Гриша, а вдруг с ним что-то случилось? - забеспокоилась Даша.
- А тебе-то какая печаль? - ухмыльнулся Гришка. - Это мне беспокоиться надо - братан голову оторвет, ежели что. Только, думаю, устал товарищ Бежин просто, вот и сморило от чарки-другой. Выспится - вернется в штаб.
- И где бы он заснул?
- Чужой человек - заблудился. Мало ли куда забрел...
- Гриша, тем более искать надо.
- Пожалуй, - согласился Гришка. - Сейчас Волкова к Матвею пошлю с докладом. Пусть братан решает.
А через полтора часа в Липовку влетели несколько всадников во главе с Матвеем Кошкиным. За ними, поднимая пыль, мчались подводы еще с тремя десятками бойцов продотряда.
Началось планомерное прочесывание села. Но в каждом дворе напуганные крестьяне божились, что не видели товарища Бежина. Особенно яростно наседали Кошкины на мельника Карпа Иванова. Но тот только разводил руками. К тому же не мог объяснить, куда внезапно подевался еще и Капитон.
- Матюша, а ведь мог Капитошка в сердцах укокошить товарища Бежина, - тихо сказал брату Григорий, когда они вышли с мельницы. - Он же с фронта дурной пришел, вот и наломал, может, дров сгоряча... Потом опомнился и скрылся. Думаю, разыщу, где он затаился. Бегали мы с ним в детстве в одну берлогу под обрывом. Дай мне подмогу - проверим.
А примерно через четверть часа к Матвею Кошкину подбежали мальчишки, наперебой крича, что товарища Бежина Лукьяниха в кустах нашла. Бабка через заросли по короткой дороге проходила и услышала стон. Товарищ Бежин раненый, обезоруженный, но живой!
*
Голова раскалывалась, когда Глеб открыл глаза. Оглядевшись, он обнаружил, что находится на кровати в доме Кошкиных. Оба брата наклонились над ним.
- А что приключилось-то? - с трудом выговорил Глеб.
- Да чуть не прибил тебя тот проклятый инвалид, - поведал Матвей. - Озверел, видать, что ты их тайное хранилище на мельнице раскрыл. И как только рука у злодея поднялась по твоей головушке бить - она же на вес золота по нынешним временам. Ну, и Дашке скажи спасибо. Вдруг вздумалось ей с тобой попрощаться. Она же у нас сама как барынька, а ты вроде как благородно ее поддерживал... Смотри, Гришка, уведет у тебя товарищ Бежин невесту!
Григорий натянуто засмеялся, а Матвей похлопал брата по плечу и снисходительно заметил:
- Шучу я, куда она от тебя теперь денется! Успокоится малёхо - и пойдет под венец. Написать в город не забудь - непременно приеду, коли жив буду. Так вот, товарищ Бежин, стала Дашка сначала Волкова, потом Гришку про тебя расспрашивать. А ты вдруг потерялся. Срочно Волкова верхом ко мне послали. Всю Липовку мы прочесали. Обнаружился ты в яме в кустах на задах - между Зотовыми и Лукьянихой. Бабке тоже спасибо не забудь сказать - услышала твой стон. Знахарка потом с тобой долго колдовала. А мы еще раньше кинулись Капитошку искать - пропал он вдруг с мельницы. Гришка, слава богу, вывел бойцов на его убежище под обрывом в зарослях. Стал кричать, чтоб сдавался - Капитошка в ответ давай палить из маузера. Тут, конечно, бойцы его залпом уложили. А Гришка потом у Капитошки и твой парабеллум в кармане нашел - кладу тебе под подушку пока. Вот вам и увечный!
- Спасибо, Гриша! - с трудом произнес Глеб, протягивая младшему Кошкину руку. - Век не забуду, что жизнью вам с Матвеем Матвеевичем обязан. А теперь мне еще поспать бы - и лучше на сеновале, если можно. Уж больно аромат там приятный...
На этот раз душистый аромат свежего сена особо не подействовал: из-за горьких мыслей Глеб долго ворочался под одеялом, но в конце концов забылся тревожным сном. Проснулся далеко за полночь, почувствовав теплое дыхание и ласковое прикосновение нежных губ к щеке.
- Даша! - прошептал он, обняв девушку. - Как ты меня нашла? Никому хоть на глаза не попалась?
- Все же видели, куда тебя унесли, - тоже шепотом рассудительно ответила Даша. - Не беспокойся - мышкой прокралась...
Она прильнула к Глебу и положила ему голову на грудь. С полчаса они лежали молча, слушая дыхание друг друга. Потом Даша снова зашептала:
- Глебушка, выходит, это Капитошка моих отравил? За свое увечье поквитался?
- Слава богу, наконец-то Глебушка! А то все - господин поручик... Даша, милая, все было не так. Капитон тоже жертва подлинного отравителя. И пусть тот думает, что мы ему поверили.
- Господи, да неужели? А я-то подумала, все кончилось.. И кто же тот убивец?
- Сейчас расскажу. Не знаю, подглядывал ли он за тобой вместе с дядей Ляксеем, но картинку у того заполучил - случайно. Когда Французов и твой тятенька дрались, злодей их тоже разнимал. Картинка у дяди Ляксея в кармане была - может, выпала в драке, может, край из кармана высунулся. И злодей ее незаметно прибрал. Бумага помялась и немного порвалась - он ее расправил и подклеил. Уже сам носил потом в кармане. Думаю, смотрел он на ту картинку и - Даша, я прошу меня извинить - все сильнее распалялся. И - я снова глубоко извиняюсь - настолько сильно хотел обладать тобой, что задумал преступление. Твой тятенька о таком зяте и слышать не хотел, вот и решил он Тита Петровича устранить. Верно ты подметила - озлобились люди... Момент он подходящий выбрал, когда ты уехала - у вас же в селе шила в мешке не утаишь. Про тайник на мельнице он наверняка давно знал, ибо с Капитоном дружил с детства. Может, давно уже ту бутылку с отравой узрел и злодейство свое замыслил. Или перед самой разверсткой решил тайные закрома мельника проверить. А там яд, который спиртом пахнет... И налил в бутылку из-под французовского самогона метиловый спирт. Еще раньше он случайно наткнулся на тайник дяди Ляксея, но помалкивал до поры до времени. Одну бутылку забрал - Французов при изъятии вроде бы удивился, когда зелье свое пересчитывал. Этикетку злодей оторвал, но клей из поспы на стекле остался - ты сама видела. Потом каким-то образом нарочно привлек внимание Павлушки. Может, по сторонам озирался, по кустам прятался. Павлушка как раз в таком возрасте, когда любят в сыщиков играть. Ты же хоть и считала его почти мужиком, но рассказывала про его страсть к приключениям. И сунул злодей бутылку с отравой под копну у Французовых. Случайно карманом задним за сук зацепился и порвал - нить там осталась, я на нее внимание обратил. В горячке он не заметил, как картинка выпала. Павлушка и ее подобрал, и бутылку умыкнул. И все в дом, как ты говоришь - устроил тятеньке с мамкой праздник. Так что план злодея полностью сработал. Твои за ужином выпили метилового спирта. Его смертельная доза - полшкалика. Им хватило. А злодей решил подстраховаться. Купил вечером у Лукьянихи самогон, заодно спер у нее сковороду с грибами. Лукьяниха свою сковороду, конечно, узнала, но помалкивала - не дай бог подумают, что она отравила. К ней много кто ходит, и точно знать, кто взял сковороду, она не могла. Но все равно опасалась этого человека. Может, даже подозревала его правильно. Но о своих подозрениях никогда не скажет - бабка она себе на уме, будет молчать до гроба. Злодей в темноте зашел в вашу избу. Выплеснул спирт в печь, если еще оставался, и подлил в кружки и бутылку самогона. Для этого из бумажки делал воронку - потом смял ее и бросил на столе. Я-то поначалу подумал, что этой бумажкой просто стол вытерли. Только потом сообразил - зачем бы тогда кулечком ее сворачивали? Про ваши порядки за столом и ложки злодей, понятно, не знал, потому и разложил их как попало по углам - с грибами. И ты сразу почувствовала неладное. А когда я спросил у Капитона про метиловый спирт, тот, видимо, начал о чем-то догадываться - и испугался сам злодея. Ведь именно тот увел тогда Капитона от вашего дома. А особенно встревожил злодея мой визит к Лукьянихе после разговороа о метиловом спирте. Сама понимаешь, на воре шапка горит. А меня как раз у Лукьянихи и озарило, когда она про сковородку рассказать побоялась. Тут я вспомнил, что вечером на застолье он озадачен был, когда по карманам шарил. А утром мне поначалу не сказал, чего на сеновале ищет. Только потом про деньги брякнул, когда узнал, что ничего мне не попадалось. Про картинку он уже думать забыл, наверно, а я наконец-то понял мотив преступника. Но допустил оплошность: недооценил его все же, не ожидал, что запаникует. А он уже успел меня узнать. Понял, что в состоянии я его разоблачить. Потому из засады и ударил меня по голове. Только она оказалась крепче, чем он полагал. А тут ты тревогу подняла.
- Почувствовала, видно, неладное, - тихо проговорила Даша. - О, господи, ну и подлец! Не думала, что такой он сообразительный. Вот ведь война проклятая... И про отраву разнюхал где-то. Наловчился по немцам стрелять и штыком их колоть - и своих теперь не жалко...
- Ты уже догадалась... Пришлось ему имитировать бурную деятельность и на Капитона злодеяние скосить. Удобно же: только что я у них на мельнице тайный склад обнаружил, была у Капитона серьезная причина меня по голове бить. С увечного фронтовика станется... По старой дружбе злодей знал, где Капитон в зарослях под обрывом прятаться может - наверно, мальчишками там играли. А тот стрелять начал, хоть и не виноват ни в чем. Просто испугался, что чужое преступление на него повесят. Для злодея - лучше не придумаешь. Заодно и сделал вид, будто у убитого мой парабеллум нашел. И нет больше Капитона, зато какая улика при нем! Ну, и я Гришке, конечно, руку пожал - пусть думает, что его планы удались. Я его давно тоже подозревал - наравне с Капитоном. Жестокий он - даже Матвей Гришку сдерживает. И у Французова будто бы первый он зернышки за овином увидел. Я там проходил до Гришки - чисто было. Сам же он и подсыпал - знал потому что про тайник. Трудно сказать, сам хотел на него вывести или дальше помалкивать, как с мельницей. Может, еще какие планы строил. А тут я с расчетами. Ну, он как по нотам разыграл, что на след напал. Импровизировать на ходу умеет - на фронте за это наградить его хотели. И за самогонкой к Лукьянихе накануне слишком долго ходил. "Как за смертью посылать", - не в бровь, а в глаз Матвей тогда сказал...
Даша долго плакала на груди Глеба - рубаха его совсем намокла от девичьих слез.
- Что же делать теперь, Глебушка? Житья мне теперь в Липовке не будет... Я ж одна осталась теперь на белом свете. Что мне тетушки?..
- Даша, родная, я ж за тебя в огонь и в воду, - ответил Глеб, гладя Дашу по плечу. - Не доводилось мне за двадцать пять лет встречать такую необыкновенную девушку...
- Глебушка, родимый, и ты еще во мне сомневаешься? И как же нам быть?
- Затаись пока, Даша. Боюсь, не получится разоблачить Гришку - он свой, я чужой. Не поверят мне. А что-то половчей придумывать, чтоб на чистую воду его вывести, некогда уже. Ты только Гришку не гони. Но держи его на расстоянии. Траур у тебя - пусть с пониманием относится. По возможности теток в гости приглашай чаще. Мне до конца сентября нужно дела поправить и подготовиться. С хозяйством своим сама решай. Или продавай, или кому-то из родни дальней на время в управление передай. Хотя... Боюсь, большая гражданская война нас ждет. Она давно уже местами началась, а потом, чувствую, станет еще хуже и страшнее. Слишком большие силы с обеих сторон копятся. Только я в междоусобице участвовать категорически не намерен - рука не поднимется в соотечественников стрелять. Надеюсь переждать смутные времена за границей - с мамой и сестрами. Отец и братья мои тоже на германской войне полегли... Потому и в продотряд пошел - заработать нужно на дорогу. Даша, милая, ты готова ехать со мной?
- Конечно, Глебушка! Все сделаю, как надо - и сразу к тебе в город...
Их губы на мгновение сомкнулись, и утомленный Глеб тут же в блаженстве задремал. И не разобрал он, с каким особым выражением сказала "как надо" Даша. И уж, конечно, не мог видеть, с какой силой она сжала при этом кулак...