- Ну, Прохор Петрович, у тебя и "колотушка"! Ещё немного и достал бы "концом" до нижней полки! - восхищённо проговорил Митяй, усердно намыливая с мочалкой тощую, волосатую грудь.
Деревенская баня... Где ещё можно поболтать с односельчанами обо всём на свете: о рыбалке, и хотя скоро начнётся зимняя, но летнюю то не забыть; о рекордном "урожае" собранных грибов, которых в этом году уродилось, хоть косой коси; о спорте, хотя про успехи советских спортсменов на прошедшей летней Олимпиаде в Москве обговорили уже всё, но нет-нет, да и вспомнишь двукратных чемпионов Игр: пловца вольным стилем - Владимира Сальникова, гимнаста - Николая Андрианова, а вспоминая победу женской сборной на Олимпиаде, обязательно возвращались к напряжённых до обморока, последним трём секундам в мужском баскетбольном финале 1972 года; не говоря уже об улетающим в голубое небо, олимпийского мишки, отчего в один миг рыдала половина жителей деревни, преимущественно "женского гарнизона", как говорил любимец деревенской публики, без сомнения и всей городской, Яшка - артиллерист: - Раз - раз и в точку!
А уж про колхозные будни или совместно проведённые праздники, столько переговорено, что вроде окажись при разговоре какой-нибудь посторонний человек, мог бы подумать, все в деревне живут одной большой семьёй и являются если не самыми близкими, то дальними родственниками точно, что кстати во многих деревнях так и было, и Зарницино, не было исключением.
Но всё равно, найдётся же какой-нибудь деревенский весельчак, который ненароком, а может и специально, начнёт такую тему, скажем о армии, или про тех же баб, что потом никого не остановишь, каждый норовит рассказать какую-нибудь забавную историю, произошедшую с ним или с его знакомыми когда-то, что вроде и слышали уже этот смешной случай от рассказчика, и не раз, но всё равно внимаешь будто впервые и ржешь потом вместе со всеми, так, что баня трясётся, словно она сама смеётся от рассказанного, при этом - скрипит полами, дверьми, рамами окон, шуршит брёвнами стен, а каменка в печи хохочет, шипит: - уф - уф - пшик, а вода в железной бадье закипает, пыхтит: - буль - буль, ах - ах...
Почему сегодня начали говорить на "эту" тему?... А кто его знает? Первым ведь начал вроде Митяй. Может невзначай ляпнул, не ожидая продолжения? А может оттого, что у всех было прекрасное настроение, будто впереди их ждёт и вправду, светлое будущее? Ведь сегодня четверг, позади короткая рабочая неделя и завтра начинаются ноябрьские праздники, а в этом году их аж целых три дня, вот почему баню Прохор Петрович решил сделать не в пятницу, как обычно, а на день раньше. Так ведь завтра 7 - ое, а значит как обычно, по телевизору утром все будут смотреть парад из столицы страны, а затем уже в деревне начнутся народные гулянья! Это обязательно пройдёт торжественное собрание в деревенском клубе, затем непременно будет праздничный концерт с приехавшими из области артистами, а вечером, вместо уже изрядно поднадоевших каких-нибудь революционных фильмов про Ленина, покажут к всеобщему восторгу всех жителей деревни, фильм - про Павку Корчагина, "Как закалялась сталь", тем более, завтра, уже первые три серии, а в субботу - продолжение шестисерийного фильма. Потом уже, вечером начнутся танцы, где будет участвовать ( как говорил дед Прохор, - дрыгать ногами! ), в основном молодёжь, а старики разбредутся по домам и будут отмечать праздник с родственниками или с друзьями - соседями, с задушевными песнями под гармонь, у кого - нибудь за общим столом.
Баню эту, Прохор срубил лет тридцать назад, уже после войны, когда деревня восстанавливалась, отстраивалась после Победы над немчурой. Знатный Прохор Петрович был плотник. Хотя почему был? Он и сейчас любому фору даст в плотницком деле! Он и многим односельчанам помог построить свою, семейную баню. Но эта, "прохоровская", была просторная, человек десять, а то и пятнадцать, запросто могли мыться, париться одновременно. И что важно, печником был тогда Тимофей ( Царствие ему небесное! ), и тяга получилась здесь особенная, жар держался долго и был влажный, что как говорили бывалые люди, очень помогало всему организму, изгоняя из него все хвори. Так и говорили раньше некоторые старики, собираясь к Прохору.
- Жаркий прохоровский парок ( или "тимофеевский", кому как было любо ), - любой недуг исцелит! - или - Прохоровский ( или опять же "тимофеевский ), душистый пар не только тело, но и душу лечит!
Не осталось уже почти стариков, ровесников Петровича в деревне. По пальцам одной руки можно было пересчитать, оставшихся в живых. Видать война сделала своё дело, не дожили люди, прошедшие, пережившие войну и до восьмидесяти лет.
Покойный Тимофей, тоже много печей успел положить не только в Зарницино, но и в других, соседних деревнях, во многих домах и банях. Но такой жар, особенный, был только у Прохора в парилке. В остальных банях он был какой-то сухой, хотя как знатоки утверждали, что такой жар в них было перенести даже легче организму, единственно надо было следить, чтобы при высокой температуре не обжечь носоглотку и дыхательные пути.
Злые языки поговаривали, что Прохор, при постройке бани, использовал особые строительные материалы, но это быстрее всего, была элементарная зависть. Нет, с такой же сосны, как почти у всех, правда тот лес, откуда брал Петрович тогда брёвна, полностью сгорел в конце 50 - х, говорят от удара молнии. И это вдобавок, и ещё послужило поводом посплетничать завистникам, что тот лес был какой-то особенный, рос дескать на земле с чудодейственной энергетикой. Хотя кто его знает? Всё может быть...
Кроме самого хозяина, который услышав завистливое замечание "молодого" Митяя, недовольно поморщился, потряхивая мокрым веником в воздухе. - "Достали за всю жизнь мужики этими подколками и ещё этот "сосунок" туда же"! - Митяя, который уже и забыл про свою фразу, смывая тёплой водой мыльную пену с тела, крикнул весело остальным:
- Поддайте ещё жарку! - было ещё трое мужиков. Это и была вся плотницко - строительная бригада Прохора Петровича, который был в ней бригадиром, а для некоторых, таких, как Митяй и Григорий, и одновременно наставником, и словно - "отец родной"!
Пару слов о каждом. Вообще-то, а надо ли? Хотя если только так, слегка, для проформы, чтобы легче было представлять героев рассказа.
Значит, начнём с хозяина бани.
Прохор Петрович, 70 годков стукнуло этой весной, выше среднего роста, сухощавый, но довольно крепкий для своих лет, старик. Никаких особых примет в пару бани не заметишь, кроме той, о чём ненароком сболтнул Митяй. Даже лысины старого плотника не было видно, потому что на голове была нахлобучена цветная панама, которую когда-то одевала в лес, по грибы и ягоды, его покойная, как уже пять лет, супруга - Серафима. Остальное: воевал, имел ранения, проработал всю жизнь в родном колхозе, значения для рассказа совершенно не имеет. Хотя было всё, как у всех людей, прошедших всю проклятую войну.
Митяй. Мы так и будем его называть, потому что Дмитрием его никто в деревне никогда не называл, разве что когда-то только в восьмилетней областной школе, его учительница, и то, только первая, в начальных классах. Да и в армии, если только командир роты, в первый месяц службы. З0 лет. Шалапай шалапаем. Может поэтому и не женат. Кстати, внук Тимофея, старого, прости Господи, покойного друга Прохора. Худой, как щепка! Да ещё...волосы на груди.
Его друг, Григорий. З2 года. По телосложению, вдобавок на голову ниже, полная противоположность Митяю. Как сам заявлял бригаде Гриша не раз перед обедом: - Что сожру, то и впрок! - 98 кг живого веса при росте - метр, 68 см. Это до обеда! После обеда имел замечательное свойство, уменьшаться на пару сантиметров. Балагур и шутник, как и Митяй! Хотя в отличии от друга, умудрился когда-то после армии жениться и воспроизвести, конечно же, с помощью жены, Фроси, двух толстощёких мальчуганов. После чего успешно развёлся! Точнее, Фрося убежала с детьми, с приезжавшим когда-то в их деревню, киномехаником. После чего, Григорий будучи часто по выходным навеселе, ходил по деревне и истошно орал:
- Фильм, фильм, фильм...
Досужие деревенские бабки, сидя на лавке в тени большого клена, охотно сплетничали:
- Это он так, дескать - детей пересчитывает! - Откуда третий "фильм"(?), то есть третье дитё, никто не догадывался, пока полуслепая Матрёна не шепнула всем, однажды, что - Фроська, с третьим то в животе и сбежала!
Причём, если Гриня, катясь, как колобок, по пыльной деревенской дороге к себе домой, весело кричал:
- Фильм, фильм, фильм! - значит, решали бабки - "в голове у него - комедия! Если плакал - трагедия, и только"!
Фрол. 60 лет. Правая рука Прохора. Тоже плотник, золотые руки! Мог такую свистульку выточить, что если свистнешь потом в неё, всё! Целую неделю потом соловьи молчали, стеснялись петь!
Одна беда, любил "за воротник заложить"! Правда, после работы и по праздникам. Но праздники то он находил какие-то каждый день. Как он всех уверял по утрам, по его же настенному календарю. То День шахтёра, то День - работников мясо - молочной промышленности, то День танкиста. Какое он имел к ним отношение, допустим к последнему, для всех была загадка. Ведь войну он прошёл, служа в сапёрных войсках. Нет, он должен был каждый год, 11 сентября, напиться, как говорил Митяй, - "под завязку" - и разъезжая вечером на телеге по деревне, орать во всё горло:
- Броня крепка, и танки наши быстры! - при этих последних словах, кобыла Маруська всё время беспокойно оглядывалась, но во взгляде сквозила такая... нет, не безнадёга, а наоборот, лошадиная надежда, что "танкист" скоро уснёт мертвецким сном и она медленно - медленно, как подбитый танк, шурша осенними листьями под копытами, отвезёт хозяина наконец-то домой.
Итак, любой календарный праздник! И если допустим, ещё с натугой можно было понять, что вчера Фрол "нажрался", отмечая день рождения Эрнесто Че Гевары или скажем, Розы Люксембург, всё же мировые политические лидеры, то все с недоумением поглядывали на прикуривавшего трясущими руками папиросу старого плотника, который шёпотом, кивая седой головой объявлял:
- Вчера было день рождение - Анжелы Дэвис! - все молча переглядывались, пожимая плечами: - "Зачем это ему? Кто она для него такая"?!
И вроде бы ничего, руки то работу знают и помнят, только с утра их так "колошматило", что стамеска в руках не держалась. Жалко было смотреть на Фрола, ей богу! Возьмёт в дрожащие руки деревянный метр отмерить что-нибудь, руки ходуном, а он шепчет пересохшими губами, вдобавок заикаясь:
- Три...тридцц...ать сан..тиметров... - да ещё тыкнет карандашом куда попало, что иной раз Прохор в сердцах бросит:
- У тебя Фрол вместо саней, хороший гроб сейчас получится! - на что Фрол, краснея от напряжения, отводя взгляд от сверкающей на солнце головы начальника и друга, будто боялся увидеть там своё отражение, старался очертить на доске прямую линию, шепча в полубессознательном состоянии:
- Д..два...дцать вши...вши...рину!...
Когда уже Петровичу не выдерживало сердце смотреть на такое, он отрывал свой шкафчик ( сейф - как называл его Митяй ), и наливал другу полстакана желтовато - мутной, но такой желанной самогонки. Что дальше происходило, это просто чудо какое - то!
Фрол хватал рубанок и так бешено тесал доски без перерыва и до обеда, что потом бедные гуси, думая, что в их краях разлилось море, зарывались в стружках с головой, сводя птичницу Тамару с ума, которая их потом до вечера искала: а набежавшие с птичьего двора куры, усевшись на свежеотёсанные опилки, весело кудахтали, очевидно представляя себя на этом море, белыми лебедями.
Афанас. Судя по документам, как уверял потом областной участковый, Жариков, 53 года.
Если у Митяя была только грудь волосатая, да и то, как зубоскалил Григорий: - три волосинки в шесть рядов уложены, - то черноволосый Афанас, был заросший весь. С пальцев ног, до головы! Как шептались молодые, но уже после армии, Митяй с Григорием в предбаннике, увидев в первый раз Афанаса: - Не его ли предка, встретил в старину английский путешественник - Чарльз Дарвин?!
Откуда появился он в деревне в начале 70 - х? - было тайной за семью печатями. Не прожив и неделю у бабки Матрёны, женился на Нине Александрове, агрономше колхоза.
Не везло Нине с любовью! Замуж вышла в первый раз, ещё перед самой войной. Сама прошла всю войну от Прибалтики до Берлина, от должности медсестры до заместителя медицинской службы дивизии. Но мужа Ивана, так и не дождалась. Пропал без вести!
Второй замуж вышла за Никифора, лучшего гармониста деревни, по которому в молодости вздыхала не одна девка. Но вот Судьба! Утонул Никифор, через неделю после свадьбы. Вездесущие бабки шептались:
- Порча видать на Нинке! Это ей месть, за то что матка её, Степанида, отбила в молодости мужа у деревенской лекарши Клавки, уведя его от семьи, малолетних детей!
Как бы то ни было, кто-то на небе дал ещё шанс Нине. Вот где бабы почесали языки! Нина Александрова была вдобавок на семь лет старше Афанаса!
- Третий раз замуж! Сдурела баба! - шептались по углам и калиткам деревенские сплетницы. - Да ещё за кого? Невесть откуда-то взялся! То ли татарин, то ли цыган, а может вообще из Индии?! - хотя нет, бабы так и говорили - индеец, - показывая, что им презрительно всё равно, индиец он или откуда-то с далёкой Америки. Латинской или Северной, им было совершенно наплевать! Хотя Матрёна, не будь она подслеповата, всегда вздыхала в конце:
- Повезло Нине! Такого красавца "захомутала"!
И вправду, смугловатый Афанасий, по-видимому, нравился женщинам. А как запоёт на каком-нибудь празднике, не одна женщина заерзает ногами под столом! То ли ноги просились сами в пляс, то ли ещё чего, может со злости, якобы невзначай, хотели ткнуть каблуком какую-нибудь соседку, чтобы та открыв рот, не глазела на смазливого Афанаса. Хороший, звонкий голос был у черноволосого, как оказалось вдобавок, и хорошего плотника. Любая столярная работа была ему по плечу.
Не понятно только, какой же язык был роднее Афанасу! Запоёт белорусскую народную, так аж сердце замирает, не одна женщина за столом украдкой вытирала слёзы. Запоёт на украинском, руки невольно тянулись к рюмкам, стаканам и фужерам, хотелось выпить, потому что от песни, аж дух захватывало! А начнёт какую-то песню, то ли на молдавском, то ли на румынском, пойди узнай эти народные, все выскакивали из-за стола и так отплясывали под лихую мелодию, что аж сердце выпрыгивало из груди, и в глазах рябило от кружащих в танце юбок!
Нинка после этих песен, с гордостью заявляла притихшим бабам, в глазах которых мелькала зависть и тут же злость, когда они поглядывали на своих мужей, которые между собой тихо шептались, чтобы выпить без очереди, без всяких этих нудных тостов, да так, чтобы не заметили благоверные:
- Мне все мужики по жизни попадаются музыкальные! - и вскрикивала восхищённо: - Афанас! Спой, пожалуйста, ту, закарпатскую, где кузнец утонул пьяный, потому что не закусывал салом и так не дошёл до свидания на другом берегу озера, со своей любимой! - и все бабы тут же доставали из-за рукавов носовые платки, приготовившись залиться горькими слезами о несостоявшемся свидании под печальной закарпатской луной.
А когда Нина Александровна, родила первенца после двух лет супружества, что тут началось!
- Дура! - кричали уже не только старухи. - Это то в пятьдесят то с гаком лет , совсем с ума сошла наша агрономша!
А потом, появился на свет второй, третий...
И бабы затихли. Потому что жили Афанас с Ниной, в мире и согласии. На зависть всем!
Только иногда сам Афанас, выпив пол-литра для храбрости перед своим очередным, каким-нибудь застольным выступлении, нет-нет, и канючил мужикам:
- Что за хрен у меня? Как не засуну, так ребёнок! Трёх "настругал"! - подвыпившие мужики не особо придавали значение словам черноволосого, голосистого плотника. - "Может чего о работе говорит? Что он там настругал"? - другие, меньше хватившие зелья, тихо посмеивались про себя: - "Меньше надо этим заниматься! - а то вон, свои уже пилят, завидуют, дескать, вон как Афанас с агрономшей любовью занимаются"! - А пьяный Гришка, даже клялся много лет спустя, что якобы Афанас приговаривал всегда в конце:
- Опять "смастерил" троих!
Что способствовало ещё большему его воодушевлению, когда он затем пьяный орал на всю деревню:
- Фильм, фильм, фильм!
Забегая вперёд, скажу по секрету, что уже потом, в середине 80-х, в самый разгар Великой перестройки и сопутствующей ей, борьбе с пьянством, случилось непредвиденное! Почему именно это связанно с этими событиями( ? ), да быстрее всего совпадение.
Афанас пропал!
- Как в воду канул! - шептала каждый раз, крестясь, всем испуганным происшедшему бабам, старая Матрёна.
Искали тело Афанаса и в озере, приехавшие в Зарницино водолазы из города! Всю неделю!
Искали и со служебными собаками приехавшая из области милиция. Вместе с деревенскими обыскали каждый пригорок, просмотрели каждый кустик в близлежащих лесах. Две недели подряд! Ни слуху, ни духу! Нинка была сама не своя! Всё же трое мальцов на руках, одной то поднимать в эту самую перестройку!
А через месяц из столицы приехал следователь.
И грянул гром! Все в деревне были в шоке!
Оказывается Афанасий, успел уже до этого, "настругать" детей и в Закарпатье, и в Молдавии, и в белорусской деревеньке в глухих лесах Гродненской области. И везде по трое детей! И конечно же, нигде не платил элементы!
Услышав об этом, Нина Александровна только прошептала побледневшими враз губами:
- Лучше бы он утонул!
И после этого никто из деревенских не слышал никогда, чтобы она вслух произнесла имя - Афанас, или упомянула его каким-нибудь образом. Она похоронила его глубоко в своём сердце! Раз и навсегда!
И если потом уже, что в начале 90-х случалось всё реже и реже, на общих застольях, подвыпившие односельчане начинали петь, она тихо вставала и молча с поникшей головой, уходила домой.
Через сколько то лет после пропажи Афанаса, Матрёна, водрузив на нос очки, в которых её глаза выглядели, точно чайные блюдца, якобы увидела по телевизору, о чём она тут же рассказала на следующий день всем оставшимся живым на тот момент подругам, один сюжет о празднике Нового года в Китае. Матрёна, крестясь, горячо уверяла удивлённых донельзя баб, что в толпе празднующих событие китайцев, мелькнуло лицо Афанаса!
Да брешет старая сплетница! Показалось старухе!
Быстрее всего, как думали некоторые мужики, в том числе и Митяй с Гришкой, судя по сообщениям о демографическом взрыве в Индонезии, черноволосый плотник и певец, добрался точно дотуда! Чем чёрт не шутит! И сейчас поёт какой-нибудь счастливой, но плачущей индонезийке - о закарпатском кузнеце, так и не пожравшем вволю сала и не успевшим шепнуть на прощание: - чтоб вы сдохли москали! - бесследно утонувшим в чистейших водах горного озера Закарпатья, так и не увидев свою Ганночку ( вместо первой буквы "Г", правильно, чтобы не по-кацапски, надо произносить букву - Х ).
Итак, мы вкратце познакомились о моющихся в бане. Продолжу своё повествование.
Начнём с начала. Только чуть побыстрее, зачем повторяться?
- Ну, Прохор Петрович, у тебя и "колотушка"! - сказал Митяй. - "И этот "сосунок" туда же"! - недовольно подумал Прохор, у которого мелькнуло ещё: - "Может запустить горячий веник в болтуна, чтобы рот закрыл"?
Тут Митяй крикнул:
- Поддайте мужики жару!
Сидевший рядом с ним на лавке, Григорий, встал, чтобы зачерпнуть ковшиком специально настоянную на отваре из хвои воду из большого таза и выплеснуть на горячие от жара, камни.
В этот момент, нет чуть раньше, Фрол, увидев недовольное лицо Прохора, хотел сделать замечание Митяю ( дескать, прикуси молодняк язык ), и уже было открыл рот, но увидев затем перед собой толстую задницу Гришки, который потом медленно повернулся к нему передом, чтобы сильно взмахнув назад рукой, плеснуть хвойным отваром на камни, не удержался и ляпнул, что пришло в этот миг в голову.
- Гриня, чего у тебя такие яйца маленькие? Как кедровые орешки"!
Митяй тут же громко заржал. Григорий всё же успел вылить отвар на камни, хотя в последний момент рука дрогнула, но это не от насмешливого вопроса, а быстрее всего от предательского смеха друга - соседа. - "Хорошо, что пар поднялся"! - быстро подумал толстяк и так же с неожиданной резвостью, молниеносно юркнул опять на лавку, где бросив в таз ковш, схватил березовый веник и начал им легонько хлестать себя по телу, тихо произнеся с обидой не столько Фролу и другим, сколько наверное, себе:
- Почему кедровые орешки? Что я кедровые орешки не видел в жизни? Быстрее всего, грецкие...
Но Митяй не унимался, смеялся, насколько это было возможно в горячем пару, на что получил тут же от друга локтем в бок, а точнее в торчащие, как у стиральной доски, рёбра.
- Чего ты? - удивился Митяй, потирая мочалкой ушибленное соседом место.
- Ничего! - буркнул обозлённый Гришка, сильнее лупя себя по спине веником.
Здесь с верхней лавки подал голос Прохор, который внимательно и насмешливо всматривался вниз.
- Ничего хорошего Митяй, что у тебя яйца чуть крупнее алычи. Для чего они, если "аппарат" небольшой? Только мешают танцевать!
Теперь уже громко захихикал Григорий. Глядя, как Митяй согнувшись, начал усердно тереть мочалкой ноги, он даже хотел сказать насмешливо другу: - "У меня хоть двое детей, а у тебя то"? - но благоразумно промолчал, зная, что услышит обидные слова в адрес бывшей жёнушки, не только от Митяя, но и от других. Он сам мог обозвать Фросю самыми последними матерными словами, но когда это делали посторонние люди, считай, по сути, совершенно чужие, ему это было почему -то крайне неприятно. Словно не она когда-то предала его, а он при обзывании её чужими людьми, предаёт её в этот момент, или если хотите, память о прожитых совместно лет.
Теперь Митяй, уже обидевшись, ткнул кулаком с мочалкой в живот Григорию.
- Ты лучше расскажи всем, как ты в военкомате медицинскую комиссию проходил! - буркнул он толстяку.
Гришка, прекратив смеяться, тут же толкнул Митяя обратно в бок, угрюмо проворчав:
- Сам рассказывай!
- Чего там произошло? - с интересом спросил Прохор Петрович.
- Расскажи! - толкнул Григория Митяй.
- Сам расскажи! - ткнул веником в грудь соседу, Гришка.
- Хватит Вам, честное слово, как дети! - сказал нетерпеливо Фрол. - Ещё на работе не натолкались!
- Чего там Гришка в военкомате натворил, рассказывай?! - поддержал друга Прохор, поудобней ложась животом вниз на лавку.
- Да чего... - смутился Гриня и внезапно схватив ковш, зачерпнул холодной воды и тут же окатил Митяя с головой.
- Ах! - взвизгнул от неожиданности Митяй, у него на губах надулся мыльный пузырь, превратившись в круглый, небольшой, радужный шар, он с хлопком треснул. Гришка захохотал. - Ах, так! - возмутился худощавый. - Тогда я расскажу!
- Я сам расскажу! - заспорил, тряся от смеха брюхом, Григорий.
-Так начнешь же! - в сердцах Петрович хлестнул веником по лавке.
Григорий враз посерьёзнел и начал:
- Значит, в последний раз в военкомате, собрали нас на мед.комиссию. Разделись мы догола и ждём перед какой-то дверью. Запускали туда по человек десять. Выходит через какое-то время, какой-то военный в белом халате, отсчитывает группу, в которой оказался и я, и коротко бросив:
- Шагом марш! - легонько шлепает каждого по спине, вталкивает в дверь. Заходим. Смотрю - "батюшки мои"! Огромный зал, у окна ряд столов, за столом мужчины, женщины в белых халатах. Нас, как баранов, выстроили перед ними в шеренгу. Все пацаны стоят красные, словно бураки, и прикрывают руками причинное место. А я почему-то, наверное из-за роста, с самого края оказался. Смотрю - ёлки - палки! Как раз напротив меня, за столом, две молоденькие девушки - практикантки сидят. Непросто так сидят, а глаза вылупили, рот ладонью прикрыли и давятся от смеха. И мне очень даже показалось, что ржут с меня.
Я так легонько нагибаюсь и смотрю на себя сверху вниз. У меня тогда ещё не было такого живота, как сейчас. Значит, нагнулся я и обмер.
Мать честная! А у меня там ничего не висит! Наверное, от волнения и страху, гад, спрятался в волосах! Я от неожиданности даже чуть обернулся, посмотрел, не торчит ли чего сзади?! А девки в белых халатах заливаются, глаза к потолку закатывают, а потом опять на меня и трясутся от смеха. Бесстыжие! Мне даже показалось, все с нашей шеренги по очереди поглядывали в мою сторону, точнее на ноги. Готов был провалиться сквозь пол! Думал - "руками закрыть! А чего закрывать то? Ничего же не видно"?
Самое обидное, даже яйки куда-то пропали! Ещё раз посмотрел вниз. - "Точно, и эти не висят? Растворились они что ли в воздухе"?
А у меня ещё голова кружиться от этих проводов в армию. Столько самогона перепили!
Девчонки аж от смеха сползают под стол. Я попробовал подрыгать слегка ляжками. - "Не шевелятся, етить то раз! Яйца куда-то мои пропали"! - Голова тяжёлая, ничего понять не могу. Здесь подходит этот военный в белом халате, который нас в дверь запускал. Он каждого так по очереди внимательно осматривал с ног до головы. Подошёл ко мне. У меня руки по швам, точнее по ляжкам, я стараюсь вытянуться во весь фронт. Он молча посмотрел вниз, а затем на меня. Я сдуру и выпалил громким шёпотом:
- Выскочка! - объясняю ему таким образом, что дескать, у меня всё нормально. Просто съёжился зараза от страха, а если надо выскочит - огого!
Этот вояка, придурак, приложил ладонь к уху, будто он не слышит и громко спрашивает:
- Чего??
Я ещё подумал: - "Как таких глухих идиотов в армию берут"? - Стою, не шелохнусь, смотрю - а уже ржут за столом все врачи: и мужчины, и женщины. А ещё взрослые люди, честное слово, некрасиво очень, так смеяться с будущих защитников Отечества!
Врач - военный, вдруг, как крикнет:
- Кругом!
Я от неожиданности вздрогнул и повернулся не от левого плеча, а от правого, по пути нечаянно легонько толкнув этого глухого вояку. Он, как завизжит:
- Всем нагнуться!
Я нагнулся, а сам думаю - "для чего это"? - На всякий случай, нагнулся как можно ниже, мало ли чего? Стою так, смотрю через ноги вперёд. - "Пресвятая Богородица"! - Вижу - яички мои нашлись! К ляжкам заразы прилипли, вспотел я очень тогда от волнения. Я чуть задницей кручу, чтобы они отлипли от ног. Куда там! Как присохли! Глядь, а девки эти, медсёстры, пунцовые от смеха, уже под столом сидят, держаться за живот. Я вижу очень отчётливо их смеющиеся лица, хотя они и перевёрнутые.
А медик, этот военный, в это время обходил всю шеренгу новобранцев и то ли указкой, то ли ручкой какой-то холодной, то ли пальцем, проводил по спине каждому, проверял зачем-то позвоночник. А я стоял в три погибели, смотрел на свои яйца на фоне ржущих медсестёр и как не кстати, всё произошло в один миг, перед глазами выросли ноги в брюках. Военный медик со словами:
- Что ты согнулся, будто чернику собираешь? - чирк меня чем-то холодным по спине. Я от неожиданности, хвать его за брючину, этот в белом халате, тут же на месте чуть не ёб.....
Потом я целый час сидел в коридоре, правда уже в трусах, комиссия всё решала, брать меня в армию или наверное, комиссовать, как идиота. Слава Богу, признали годным! Вы же знаете, как у нас в деревне относятся к тем, кто с "белым" билетом!
Во время рассказа, Прохор Петрович стонал, кряхтел, подавляя желание, чтобы не заржать во всё горло, а когда Гришка закончил, старый плотник, вытирая панамой выступившие слёзы на глазах, только выдохнул:
- Ну Гришка, рассмешил старика, думал с лавки свалюсь!
Но тут, Митяй, сам отсмеявшись уже в который раз от этой истории друга, весело крикнул:
- Это что, я сейчас расскажу, как мы с Гришкой после армии на рыбалку ходили! И начал без предисловий.
- Мы тогда пошли на озеро с ночёвкой, чтобы раненько поутру попасть на первый клёв. Палатку с собой взяли, не торопясь поставили.
- Эту палатку, мы с Митяем ещё в юности с пионерского лагеря свистнули! - пояснил Григорий, встряв в повествование друга, за что тут же получил локтем в бок.
- Взяли с собой только пол-литра водочки, - продолжил Митяй, - чтобы назавтра проснуться со свежей головой. Сидим около костра, тихо беседуем, ещё светло и по чуть-чуть за разговорами, приступили к ужину. Выпили по первой, по второй. Закусили поджаренными на костре сосисками и картошечкой, запечённой в углях. Сидим, курим, благодать то какая, солнце только заходить за озеро стало, красотище - не передать словами! Тут Гришка и ляпнул, чтобы его тогда чуть не комиссовали по полной в военкомате!
- Я совсем забыл, у меня же баночка мёда со свежего урожая! Знаешь со свежим огурцом какая закусь! Закачаешься! - Полез в палатку, в рюкзак. Ну я и разлил под это дело по третьей.
Выпили. Гриня и говорит:
- У тебя Митяй пальцы от картошки грязные, открывай рот, я тебе мёда дам.
А я сижу в таком приятном "расслабоне", в одних семейных трусах, плавки то зачем, одни же мы, кругом ни души. Штаны ещё в палатке сбросил, позагорать надумал. Тем более жарко и комары еще не появились. Ну я рот и раскрыл, зажмурившись заранее от кайфа, держа в руке огурец. Этот болван, целую столовую ложку мёда мне в рот суёт. Я мёд смакую, уже ко рту подношу огурец, но чувствую, что капнуло мне что-то куда-то. А этот, вдруг мне шипит:
- Митяй, замри! - я глядь куда он смотрит, и тут же обомлел. А у меня из трусов яйцо вылезло и эта сволочь, прямо на него мёдом попала. Ну не это страшное! На яйце сидела большая, пребольшая... оса! Вы матку пчёл видели? Так эта желто - коричневая тварь, была ещё крупнее. Я даже успел заметить очень длинные усы, огромные глаза и мощные жвала. Было очень щекотно и страшно до ужаса - одновременно! Это как с девкой в любви, в конце так кайфово, а в голове проносится мысль: - "Б.... не заделать бы киндера"! - Митяй, прижимая мочалку к груди, сделал паузу, очевидно вспоминая ужасный момент и сглотнув с неким усилием слюну ( видно вспомнив запах мёда и огурца ), продолжил:
- Вы когда нибудь видели своими глазами идиота? Нет? Тогда попрошу познакомиться. Он перед Вами! - Митяй при этих словах, показал мочалкой на Григория, который в свою очередь при этих словах соседа, закрыл лицо веником, но судя по трясущимся плечам и животу толстяка, Григорий заливался смехом.
- Это ж надо было додуматься! - возмущённо продолжил Митяй, - этой же ложкой, с которой он меня кормил мёдом, ударить меня по яйцу!
У меня в глазах сразу всё потемнело! Я в секунду вскочил от ужасной боли и как сейчас помню, взвыл то ли от удара этого придурка по такому нежному месту, то ли от укуса этой мерзкой твари. Быстрее всего и от того, и другого одновременно, потому что когда туман во взгляде немного рассеялся, я заметил, что красное, как переспелый мандарин яйцо, вспухло прямо на глазах и было размером с... - Митяй сжал руку в кулак и посмотрев внимательно на него, помахал затем им перед носом у Григория, сказав остальным: - размером с хороший апельсин, это точно!
Здесь я еле сдерживаясь от боли и жжения в паху, вдруг замечаю, вокруг что-то не то. То ли в воздухе пепел от костра разлетался, то ли какие-то мухи налетели. А этот обормот, как заорёт:
- Митяй! Скидывай трусы, наверное, в них матка ос запуталась! - и побежал гад, крича:
- Атас! Злые осы на нас напали!
Я даже не помню как, в один миг сбросил труселя и давай догонять Гришку.
Хорошо сказать, догонять. В другой раз, я бы этого хомяка в два счёта бы догнал и перегнал. А тут бегу, "этот" болтается по сторонам, хлясть по ляжке одной ноги, хлясть по другой, а вспухшее неимоверно яйцо, прямо торчит перед глазами, так, что приходиться ноги даже пошире раздвигать, чтобы не мешало быстрому передвижению. Я бегу за толстозадым, точнее пытаюсь бежать, переваливаюсь из стороны в стороны, как медведь, этот хлясть по ляжкам, яйцо, что гиря, на правый бок затягивает, приходиться на бегу налево чуть наклоняться, чтобы выровнять положение тела, а этот идиот, ещё оглянувшись, истошно завопил:
- Митяй! За тобой весь рой диких ос летит!
Не поверите! Что у меня и было в голове от этих выпитых трёх рюмок, мгновенно испарилось, я будто враз протрезвел! И дальше я помню, словно видел себя со стороны! Эта задница впереди бежит, руками машет, я пыхчу сзади, проклиная всю эту рыбалку, а главное, Григория с его новым урожаем мёда! А потом в голове, вдруг с ясностью мелькнуло: - "Да что это я?! Как же я в деревне появлюсь с голой задницей и с одним большим яйцом"? - А тут ещё над головой что-то зажужжало. Я бросился вправо, благо что меня туда тянуло и через все кусты, ломанулся прямо к озеру. Мне было уже всё равно, или змеи под ногами, или крокодил за каким-нибудь деревом (что могло бы быть, в моём бредовом, полубессознательном состоянии ), но когда я попал в крапивник, не поверите братцы, аж заплакал! Обжёг всё, что можно было обжечь!
Целый час я просидел голышом в озере. Только когда какая-то тварь пролетает на головой, я раз, и тут же нырну. Смотрю, начало понемногу темнеть. И тут мне пришло в голову. - "Какого чёрта я здесь сижу( ? ), надо плыть вдоль берега к тому месту, где у нас стоит палатка".
- Короче, когда я вылез на берег, был почти без сил. Смотрю, а трусы, наверное когда я их сбросил, в костёр попали, сгорели полностью, только уже резинка тлела с краю костра, догорала. Я недолго думая, натянул штаны, затем выпил с горла всю водку и завалился в палатку.
Я пролежал, как в забытье, может даже у меня жар начался от сидения в холодной воде. Хотя тогда мне даже легче было, во всём теле, особенности в укушенном, прошёл зуд и жжение. Сколько я пролежал не помню, может даже на чуток заснул.
- Часа два, не больше! - пробормотал Гришка, на всякий случай отодвигаясь от Митяя.
- Слышу шаги! - продолжал худощавый, бросив красноречивый взгляд на соседа. - Я спросил с трудом:
- Гриня ты? - а тот весело так:
- Я, конечно! Кто ещё?
Вижу отодвигается дверь в палатку и показывается морда, а на ней...защитная маска пчеловода. Даже через неё я в темноте, увидел как этот идиот улыбается! И ещё спрашивает:
- Как ты? - Говорю - плохо, слабость во всём теле, наверное температура. Что бы Вы подумали? Этот придурок отодвигает мне штаны и внезапно я чувствую опять жжение в паху. Я с трудом приподнялся, смотрю, нет, сначала почувствовал мокроту и холод. Этот безмозглый улыбается сквозь маску.
- Я тебе льда принёс, с морозильника соскребал и кубики взял замороженные!
Откуда только взялись силы? Я вскочил, выбежал из палатки, отломил первую попавшуюся под руку корягу и гнал этого придурка до самой деревни. Хорошо что было темно и в деревне было уже ни души.
- Где там! - тяжело вздохнул Митяй. - Я бегу за ним, а всё в штанах хлюпает, такое чувство было, что будто я опять маленький и меня в пеленку спеленали.
- Да-а, дела! - произнёс после небольшой паузы, Фрол. - Я смотрю, Вы братцы, друзья - не разлей вода! Один другого лучше! - худощавый молча развёл руками, дескать, - "а я о чём"?! - при этом мыльной мочалкой в левой руке попал в грудь Григория.
- Что ты здесь сиськи свои расставил, вон висят уже, как у бабы?!
Григорий слегка ударил Митяя веником по спине.
- А чего ты размахался здесь руками?
- Так что, Вы братья? - удивился, прислонившись к стене и продолжая улыбаться, Афанас.
- Троюродные! - протянул глухо Григорий, нагибаясь поднять с пола веник, так как Митяй больно ударил его по руке.
- По материнской линии! - добавил Митяй, убирая ногу, в которую хотел попасть сосед веником.
- По отцовской! - Гришка всё же ткнул веником ему в бок.
- У тебя по отцу, а у меня по матери! - звонко шлёпнул толстяка ладонью по спине, худощавый.
- Ах ты гад! - полез к нему бороться Гришка. - У тебя тоже по отцу, ты же сопляк, не знаешь!
Митяй ловко извернувшись, поймал Григория за руку и заломив тому её за спину, моментально прижал троюродного братца к лавке, тяжело дыша и приговаривая при этом:
- Мать моей матери, бабка моя, была сестрой твоему деду, Афанасию! Я тебе дам сопляк, всего на два года старше!
- Да угомонитесь Вы! - крикнул сердито с лавки Прохор. - Удочки хоть не забыли тогда забрать? - спросил он уже помягче, кряхтя, усаживаясь на полку.
- Какие удочки? - сразу не сообразил Митяй, отпустив руку Григорию и тут же получил веником по ноге. - А...а! - вспомнил Митяй. - Этот придурок забрал всё с утра!
Григорий недовольно засопев, потирая руку, добавил:
- И удочку, и палатку, и все вещи! Один тащил, пока ты дрых у себя дома!
- Я целый день провалялся в постели! - пояснил Прохору Митяй. - Не мог встать!
- Не мог встать! - передразнил Гришка. - Целый день телик смотрел.
- А кто прибежал с утра, перед тем как на озеро идти и предложил приложить к укушенному месту, или сок чеснока, или кусок сахара, смоченного в воде?
- Мать так сказала! - оправдывался Гриня. - Сказала, что снимает припухлость!
- Снимает припухлость! - теперь уже с усмешкой передразнил его Митяй и уже сердито: - А ты не сказал ей, в какое место меня укусили? А ты не сказал ей, что это была - самая главная и большая оса в лесу?
- Я...я - забормотал толстяк.
- Ручка от ...! - выпалил Митяй. - А ты не пробовал себе яйца смазывать соком чеснока? Придурок! - Григорий не зная и что сказать, отодвинулся подальше, только тихо затем спросив с любопытством
- Что, сжёг?...
- Что я дурак? - засмеялся Митяй. - Чесноком смазывать, чтобы потом целый день воняло!
Я сахар приложил!
- Помогло? - участливо спросил Гришка.
- А ты не помнишь?! - свирепо произнёс худощавый. - Целый день провалялся, мух от постели отгонял. А когда в форточку залетела пчела, я вообще под кроватью спрятался! - он с ненависть так зыркнул на братца, что тот сначала замямлил:
- А я чего... - А потом внезапно разозлившись, брякнул: - нечего было яйца на рыбалке раскладывать, где попало!
- Я...я? - Митяй аж задохнулся от возмущения и теперь уже он полез бороться с соседом. - А кто мне про закусь с мёдом? Закачаешься! Сейчас ты у меня закачаешься!
- Да тише Вы! - грозно крикнул Фрол. - Не баня, а борцовский клуб какой-то!
- Это точно! - подтвердил Прохор, смотря с усмешкой с верхней полки на притихших сразу молодых мужиков.
- Пойду покурю! - объявил Фрол, вставая. - Свежего воздуха глотну.
Проходя мимо Афанаса, Фрол неожиданно остановился и кинув быстрый взгляд на черноволосого везде, коллегу по работе, ехидно произнёс:
- Афанас, всё у тебя хотел спросить. Чего у тебя конец такой скрюченный, как у хряка? Ты случайно концом в мясорубку в детстве не попал?
Афанас, было смутившись от всех взглядов, враз уставившихся на его "хозяйство", даже сначала чуть прикрылся веником, но затем по-видимому решив, - "чего стесняться то ( ? ), и так столько детворы настругал", - встал и со словами:
- Надо парку поддать! - набрал полный ковш настоя из хвои.
Фрол не дождавшись ответа ( "стесняется что ли"? ), махнув рукой, вышел в предбанник. Его там ждало холодное пиво. Надо было подготовить организм к завтрашнему, календарному празднику.
Прохор смотря как Афанас выплеснул воды на камни и уже в поднявшемся в воздухе пахучем паре, задумчиво сказал:
- А ведь действительно, Афанас! У тебя конец, как штопор!
Уже из пара прозвучал голос:
- Мне мать рассказывала, не знаю, шутила или правда, но при родах я выходил ногами вперёд и дескать медсестра, чтобы ускорить процесс, потянула меня за писку! Может сломала чего? Наверное, мать шутила!
- Точно шутила! - подтвердил Григорий. - Это от генов! У моего отца тоже были яйца, как орешки.
- Троих то придурков заделал! - тут же вставил Митяй, за что получил сразу кулаком под дых.
- Ты у отца видел? - весело спросил Гришка Афанаса. - Такой же конец?
После длительной паузы, при которой было слышно как Афанас сильно хлестал себя веником, тот тихо произнёс:
- Не помню я отца своего! Бросил он мать с детьми. Я шестой был, самый младший!
- Значит, гены! - задумчиво сказал Петрович с верхней полки. Несколько минут мылись молча, каждый думал о своём.
Здесь дверь открылась, ввалился Фрол и весело крикнул.
- Видать ночью мороз будет крепкий, чуть яйца не отморозил! - судя по его блестевшим глазам, он явно махнул что-то покрепче пива.
- Ты хоть не в предбаннике курил? - потянув воздух носом, обеспокоенно спросил Прохор. - Чего - то дымом потянуло!
- Да нет! - рассмеялся Фрол, оживлённо растирая причинное место. - Я же тулуп набросил и покурил на улице. Говорю же, чуть "конец" не отморозил!
Афанас вообще - то был человек немногословен. Знаете таких? В компании молчуны, слово клещами не вытащишь. За день работы мог не произнести трёх слов подряд. Так, самое необходимое. - Привет, подай, подержи, спасибо, возьми, пока. - Даже матом не ругался! Никто не услышал, даже когда у Фрола выпал из рук большой молоток ему на ногу. Афанас просто застонал со слезами на глазах, произнеся только: - Ой!
"Прорывало" его, только когда он выпивал пол-литра на голову, не меньше. Вот когда он мог тараторить без умолку, появлялся в его речи даже какой-то странный акцент, то ли молдавский, то ли украинский. Но откровенничать Афанас не любил, не пускал никого в свою душу, ставил какую-то невидимую преграду перед собеседником, защиту. Если чувствовал, что чуток расслабился, то тут же концентрировался, словно трезвел и начинал петь. Когда он пел, тогда не пил!
Афанас посмотрел на "хозяйство" Фрола. Конечно, не как у Прохора Петровича, но всё же. К тому же в два раза толще, точно как у коня. Правда "он" сейчас маленько, нет, весьма, скукожился
Какие ассоциации возникли у него в голове?
Только недавно навеяло воспоминаниями о доме, даже неприятными, при одном слове - "отец". А здесь "этот" перед глазами у печки, скукожившись. "Дымом потянуло"!
Может он хотел подчеркнуть, что тоже не курит, как и Петрович, и медленно произнёс, глядя почему-то на Фрола.
- Я где-то читал, что с каждой выкуренной сигаретой, член у мужика уменьшается! Может на какие-то микроны, не помню!
Наступила непривычная тишина в бане! Было слышно даже, как "шипят" камни в печи. Все "переваривали" сказанное, удивлённые от такой длинной тирады черноволосого.
Первый заговорил Прохор. Он удивлённо посмотрел на "свой", свисавшим почти до полки и изумлённо сказал:
- Это что получается? Если бы я не курил с пятнадцати лет до пятидесяти, а скурил наверное, тысячи, нет что я говорю, десятки тысяч...
- А сотни не хочешь! - ввернул Фрол. Он хотел было мысленно подсчитать, но сбился на второй сотни тысяч.
- Так что, это у меня настолько уменьшился? - не унимался Прохор после небольшой паузы, очевидно тоже занятый подсчётом выкуренных за жизнь сигарет.
- Не знаю! - пожал плечами Афанас. - Так писал какой-то учёный.
- Сейчас бы ты, Прохор Петрович, запросто мог бы до нижней полки достать своим концом! - уверенно заявил Митяй, ковыряя пальцем в носу.
- "Цены бы ему не было, да и сейчас, если бы он был "рабочий"! - хотел уже было произнести Фрол, но вовремя осёкся, передумал. - "Обидится Петрович, не поймёт шутки, к тому же я хорошо знал Серафиму, хорошая баба была"! - а вслух произнёс, деланно печально вздохнув:
- Прокурили мы свой хрен, Петрович! Вот так - то! - и развёл руками.
Помолчали немного, каждый усердно парясь.
- Прохор Петрович! А ты не помнишь свою первую... девку? - неожиданно, после паузы спросил Митяй. Судя по его смеющимся глазам, Прохор понял, что наверное, покойный Тимофей, когда-то что-то лишнее взболтнул в кругу семьи. У него рука с веником повисла в воздухе.
- Снасильничал он! - тихо, но твёрдо, вдруг заявил Фрол.
- Как это? - в один голос спросили Григорий и Афанас.