На том же месте в тот же час*
    
     Васятке не следовало приходить в этот негостеприимный мир. Потому как Ирина - его мать - согрешила.
     Васенька был зачат случайно, как в лучших любовных романах - после первого и единственного раза. С чужим мужчиной. На новогоднем вечере в кафе. Подшофе, в полутемном коридоре. И как полагается в романах подобного жанра, получилось наскоро, развратно и обжигающе-страстно. Потому что симпатия оказалась взаимной. Ирина давно заметила: она нравится. И позволила бы себе влюбиться без памяти за несколькими весомыми "но". Он носил обручальное кольцо и воспитывал двоих детей. А на работе соблюдал дистанцию, обмениваясь лишь дружеским "привет" и парой незначащих фраз.
     Спиртное раскрепостило, развязало язык и руки. А встретившись после праздников на работе, они отводили виновато глаза, чувствуя себя крайне неловко. И усердно делали вид, что память коротка, да и ту смыло алкогольными возлияниями в новогодние каникулы. И старательно избегали друг друга.
     Васятке категорически не следовало появляться на свет. Причиной тому - противопоказания в здоровье Ирины. То, что в раннешние времена назвали бы расплатой за грех, в современном мире можно оправдать медицинскими терминами. Проблемы с щитовидкой, неблагоприятный гормональный фон и, как следствие, небольшие шансы на беременность. Поэтому две красных полоски стали полнейшей неожиданностью. Подарком. Тайной.
     И мама обрадовалась новости. Добрая, понимающая и мудрая мама. Пожалуй, чересчур мудрая. Другая бы заголосила, мол, куда ж ты, глупая, собралась без мужа рожать? Кто же будет семью кормить-одевать? А мама Иры сказала: "Выдюжим". И выпытывать не стала, от кого ребенок.
     День за днем, месяц за месяцем, прикладывая ладонь к животу, Ирина пропитывалась любовью и нежностью, которые даровало нечаянное материнство. А еще предвкушением чуда.
     Отец малыша не догадывался, а Ирина не сказала. Зачем разбивать чужую семью случайной ошибкой? Чтобы избежать расспросов и развеять подозрения, поспешила перевестись в другой отдел двумя этажами выше. Там и коллектив больше, и нет дефицита мужчин-коллег, а значит, раздолье для сплетников, выискивающих претендентов на отцовство.
     Её счастье и больше ничейное. Другие вот растят детей в одиночку и не тужат. Она свободная эмансипированная женщина, да и время нынче другое. Никто не осудит.
     Для себя родила и своей же рукой бросила ком мерзлой земли на черный траурный ситец.
     Сыночек появился на свет с ворохом патологий. Врачи не давали никаких прогнозов. Заявили напрямик, не жалея:
     - Крепитесь, мамаша. Ваш ребенок - не жилец. Не сегодня-завтра отойдет.
     А Васятка не оправдал предсказаний и продержался больше трех месяцев. Вася-Василёк. Глазки голубенькие, носик пуговкой.
     Человечек. А человеку полагается свидетельство о рождении и свидетельство о смерти. И отдельный угол на кладбище. Прямиком после череды больниц. Новая пластмассовая ванночка так и не дождалась, когда в дом внесут пищащий кружевной конверт, перевязанный атласной лентой.
     Первое время после похорон Ирина не жила - существовала. Ноги шли на работу, руки протягивали кассиру бумажки в магазине, рот что-то жевал.
     Сослуживцы выражали соболезнования, сочувствовали, и чужая жалость разъедала сердце кислотой. Ира вымученно кивала: "Да-да, спасибо", а в душе вспенивалась злоба. Сочувствие казалось фальшивым, сопереживание - наигранным. Немногочисленные друзья тоже раздражали суетливостью и неумелыми попытками помочь.
     Она отгородилась невидимой стеной. Так легче. Но не сгорбилась, не согнулась под тяжестью горя. Наоборот, расправила плечи, распрямила спину. Смотрела в глаза собеседнику открыто и не тыкала в лицо болью потери. Потому что это личное, вымученное. Спрятанное глубоко-глубоко, подальше от чужого ненужного участия.
     Сонные дети, которых по утрам тянули за руку в детский сад, мамочки с колясками и малышня в песочнице остались в прошлой жизни, которую Ирина успела навоображать для себя и для еще нерожденного ребенка.
     - Ты поплачь, легче станет, - уговаривала мать.
     А и не получалось. Ира отплакала свое, глядя, как задыхается от кашля её мальчик, как синеет крохотное личико.
     "Ждите, вас поставили в очередь на донорство".
     И к совершеннолетию не добралась бы очередь до Василька. Таких, как он, пруд пруди. Фотографиями увешаны остановки и доски объявлений, призывами о помощи пестрят сайты. "Требуются деньги на операцию...", "Необходима срочная пересадка органов..."
     Да и невыгодно врачам нянькаться с младенцем. Донора найти нелегко, а вероятность удачного исхода - мизерная.
     ----
     Ирина смахнула желтый кленовый лист с надгробия и отметила мимоходом: вот и осень пришла. Год назад, в сентябре, родился Васятка.
     Она натянула берет на уши и подняла воротник пальто. Хоть и пригревало солнце, а всё ж зябко сидеть долгое время без движения.
     Нужно поторапливаться, чтобы не пропустить автобус. Следующий рейс будет через полтора часа. Набитый садоводами-огородниками, тяпками, лопатами и мешками с тыквами и картошкой.
     Но уходить не хотелось.
     Поначалу после похорон такая боль грызла изнутри, что хоть волком вой. Верно говорят: белый свет не мил. На душе становилось покойнее лишь здесь, возле Васеньки. На скамейке, рядом с хрупким березовым прутиком, тянущимся к небу. Когда-нибудь прутик вырастет деревом и укроет листвой от палящего солнца.
     Начиная с весны, Ирина приходила к сынуле по пятницам. Рабочий день короче, и можно поспеть на рейсовый автобус. Прямой маршрут из центра города до кладбища. От обшарпанной остановки пройти по обочине и через лесополосу, миновать два квадрата с оградками и надгробиями, повернуть налево и срезать наискосок. Хорошее место выделили Васятке. Недалеко добираться, быстро и удобно. Словно знали: Ира будет часто здесь бывать. Другим вон приходится топать в противоположный конец кладбища, к обрыву.
     Она погладила крашеную поверхность скамейки, нагретую солнцем. Потрогала прутья оградки - столбики вкопали месяц назад, когда земля осела и уплотнилась в достаточной мере.
     Тишь да благодать. Птицы насвистывают, прощаются перед отлетом в теплые края.
     На кладбище и впрямь дышалось легче. Наверное, потому что оно жило в своем, особенном ритме. Пребывало в зоне безвременья. Не успеешь оглянуться, а стрелки на часах угрожают: поспеши, не то прозеваешь автобус. Здесь и звуки глохли, едва раздавшись, и в воздухе растекалась умиротворяющая тишина.
     Чем не город? Бескрайнее поле до горизонта. Есть улицы, есть кварталы и дома, есть жители. Стар и млад, скоропостижно ушедшие и заждавшиеся старуху с косой. А живые приходят в гости. Идут по улицам, пробираются меж домов. Чтобы встретиться и поговорить. Или просто помолчать.
     Васятке не одиноко. Слева - деревянный крест без фотографии, но табличка сообщает: в соседях мужчина тридцати лет. Справа - мраморный памятник с фотографией пожилой женщины в платке. Авдотья Ивановна прожила дольше восьмидесяти лет, вырастила детей, понянчила внуков. Значит, и за Васенькой присмотрит.
     Пару раз Ирина столкнулась с говорливыми родственниками усопшей и по этой причине не любила бывать на кладбище в выходные дни. Тут становилось шумнее, что ли, и суетливее. Мимо проходили люди, разглядывали фотографии и даты на памятниках. Любопытствующе: когда родился, когда умер. Надо же, и года не прожил... Ей хотелось накричать, прогнать, бросить вслед чем-нибудь поувесистее. Булыжником, например. Чтобы не лезли в чужое горе.
     Мать не отговаривала от регулярных поездок на кладбище и не докучала с сочувствием. Как-то сказала:
     - Я пожила достаточно, всякого навидалась. Как помру, найдется, кому помянуть меня добрым словом. А кто вспомнит о Васеньке?
     И то верно. Кроме мамы и бабушки никто не вспомнит. Васятка не успел построить дом, посадить дерево и вырастить детей. Поэтому и колеблется пламя церковной свечи. Оплывает воск, стекают желтые капли в плошку.
     Чтобы не забывать.
     Мудрая мама. Она знает: горе нужно пережить. Переболеть им, перестрадать. И боль притупится, уступив место тихой светлой грусти.
     ----
     Неожиданно для себя Ирина начала замечать таких же, как и она. Однажды огляделась и с удивлением увидела. Неприкаянных, одиноких. Женщин и мужчин, молодых и пожилых. Сгорбленных, поникших. Приходящих на кладбище с завидной регулярностью. Навещающих.
     Ира издали узнавала примелькавшиеся лица и фигуры. Они стали её молчаливыми знакомыми. Приятелями. Неважно, кого они отдали равнодушной земле. У каждого своя боль и своя память.
     И на него Ирина не сразу обратила внимание. Заметила лишь потому, что глаза уловили солнечный блик: что-то блестящее в нагрудном кармане. Наверное, колпачок ручки.
     Как часто и долго он приходил сюда? Неделю, месяц, год?
     Черный плащ, воротник белой рубашки, узел галстука. Руки спрятаны в карманах. Строгие линии. Деловой стиль.
     Он тоже бывал на кладбище по пятницам. Правда, появлялся чуть позже, зато Ирина уходила раньше, чтобы не опоздать на автобус.
     Стоял и смотрел. На того, к кому приходил. Ирине был знаком этот взгляд. Мешанина из несбывшихся надежд, опрокинутого будущего, злости на себя и осознания свершившегося. И неизбежности. Потому что уже не будет, как прежде. Часть разбитой счастливой жизни осталась здесь, под могильной плитой.
     ---
     Выпал первый снег. Робкий, прилипающий к подошвам сапог и ботинок. Укрыл землю, лег на крыши домов.
     Однажды он не пришел. И на следующей неделе отсутствовал. Не то, чтобы Ира отмечала в памяти галочками его появления на кладбище. Просто черное пальто выделялось на белом фоне и невольно попадало в угол зрения.
     Ирина поднялась со скамейки, грея руки в рукавах пуховика. Впервые ей стало любопытно: каков он, вкус чужого горя? каковы размеры чужой скорби?
     Недолго плутала. Вскоре отыскалась невысокая оградка из толстозвенных чугунных цепей и пустое надгробие. Ни цветов, ни венков, ни траурных лент. Впрочем, памятник смотрелся элегантно, явно штучная работа мастера.
     Он приходил к женщине. Возможно, к сестре. К Ангелине. Судьба отмерила ей чуть больше двадцати лет на земле и вечность - двумя метрами ниже.
     Вряд ли это сестра. Скорее, жена.
     Красавица. На фотографии смеется заразительно, запрокинув голову назад.
     Ирина хмыкнула. Он бросил вызов. К чему хвастать тем, что потерял? Так не принято.
     Хотя ей ли говорить о том, что принято, а что предосудительно? Ира бы тоже выбрала для памятника самую лучшую и самую веселую фотографию сына, будь у неё эта фотография. Поэтому под пустым овалом выбита скупая надпись с позолотой. Имя, фамилия и две даты.
     За внешней портретной веселостью Ангелины скрывалась печаль. Возможно, она ждала в гости родственников. Родителей, братьев или сестер. И друзей. Но те если и приходили, то редко. Гораздо реже, чем ей хотелось бы.
     Ира подумала-подумала и, переступив через ограду, воткнула тигровую лилию у надгробия. Земля смерзлась, и проволочный стебель согнулся. Пришлось сгрести кучку снега и закрепить цветок понадежнее.
     Дыша на застывшие руки, Ира вернулась протоптанной тропой к сыну. Вторая лилия досталась ему.
     - Мы ведь не обидимся, правда, малыш?
     "Я поступила опрометчиво", - размышляла Ирина по пути домой. - "Не стоило лезть, куда не просят. Наверняка он заметит и цветок, и следы. Я бы тоже не стерпела, посмей кто-нибудь потревожить покой Васятки".
     Он не заметил. Появился на кладбище через месяц, когда лилия исчезла под сугробом. В неизменном черном пальто, со светлым шарфом вокруг шеи. Он может щеголять, не опасаясь провалиться в снег: его Ангелине досталось место с краю. Центральные дороги на кладбище освещены, их расчищают бульдозером.
     Ирина посмотрела на свои ноги. Чтобы добраться до сыночка, пришлось протоптать тропинку, а потом вытряхивать снег из валенок.
     Погостила и хватит. Взяв сумку, она побрела проторенной дорожкой на остановку.
     -----
     Сегодня буранило. Непогода налетела внезапно, вычернив небо тучами. Свистели провода, ветер бросал снежные горсти в лицо. Забирался под пуховик, пересчитывал позвонки.
     Ирина притопывала на месте, выглядывая автобус. Остановка пустовала, покосившийся столб с тусклым фонарем вздрагивал под порывами ветра. Время шло, автобус не появлялся. Редкие машины пролетали по трассе, выхватывая фарами одинокую женскую фигуру.
     Что делать? Может, вызывать такси? По непогоде никто не поедет к черту на кулички, а если согласится, то запросит втридорога. Как назло в кошельке болтается мелочёвка. Надо же так опрофаниться!
     Теперь темнело рано, и вечерние поездки на кладбище становились опасными. Мало ли кто пристанет. Цыгане, наркоманы, бомжи... И от беспризорников можно ожидать чего угодно, особенно когда они сбиваются в стаю. Зимой придется навещать Васятку по выходным: засветло и в отсутствии сильных морозов, чтобы не подхватить простуду.
     Промчавшаяся машина вдруг затормозила и сдала назад. Из-под колес полетели комья снега. Дверца открылась, и в салоне загорелась лампочка.
     - Садитесь.
     Ирина не успела напугаться. Разглядела водителя и закусила губу, раздумывая: стоит или нет. А потом решительно поставила ногу на ступеньку и забралась в салон.
     Дверца захлопнулась, свет погас. И тут же загорелся.
     - Оставить?
     Ирина пожала плечами. Как угодно.
     Ему было угодно погрузить салон в полумрак. Единственным источником света стала приборная панель с рядами иллюминированных тумблеров и кнопок.
     Темнота спасительна. Она - верный и бескорыстный друг. С ней приятно и комфортно молчать. Забраться с ногами на диван и думать о разном. Вспоминать.
     Или ехать в автомобиле с незнакомцем.
     В салоне пахло приятно. Обивка сиденья оказалась шероховатой на ощупь. Дворники мерно счищали снег, налипающий на ветровое стекло. Снаружи мелькали фонари и дома, дома и фонари.
     Странно, Ире ни разу не пришло в голову, каким образом он добирался до города. Наверное, оставлял машину на обочине и шел на кладбище пешком.
     - Вам куда?
     Она назвала адрес.
     - Это где? - спросил он, повернув к Ирине голову, и снова переключился на дорогу.
     Ира объяснила.
     - Чтобы не плутать, высадите у ближайшей трамвайной остановки.
     Он не ответил. И довез до дома. Пассажирка успела отогреться и перестала швыркать носом.
     - Какой подъезд?
     - Третий.
     Открыв дверцу, Ирина невольно ахнула: автомобиль оказался высоким. А забираясь в салон, она не обратила внимания.
     - Спасибо.
     Он кивнул, и машина тронулась, набирая ход. Поплыла как лайнер по снежным гребням. А Ира пошла домой.
     ---
     На город навалилась зима. У кого-то предпраздничная суета, а у кого-то рецидив. Хоровод нерадостных воспоминаний. Время самобичевания и покаяния. Год - это немалый срок. Можно успеть дать начало новой жизни и проводить её в последний путь.
     С приближением скорбной даты вина обрушилась на Ирину с новой силой. Вина за бездействие, пока сыночек цеплялся за жизнь. Вина за то, что сохранила беременность, вообразив, что ребенок дарован свыше. А за самонадеянное решение пришлось расплачиваться Васятке.
     Мать, тревожась, в очередной раз предложила обратиться к вере. Сходить в церковь, исповедаться. Вдруг полегчает?
     Ирина честно пыталась. Не получилось.
     - Чужая я там. Видно, не моё это.
     Зато рядом с сыном накатывало успокоение, и душа переставала метаться.
     Теперь Ира ездила на кладбище по выходным - в субботу или в воскресенье - как позволяла погода. Приплачивала сторожу, и тот расчищал тропинку до ограды.
     Зимой на скамейке особо не насидишься. Ирина одевалась тепло, чтобы подольше побыть у Васятки, и, оставив сладенькое - печенье или конфетку - возвращалась на остановку. Но изменила маршрут и обходила другой стороной, чтобы поздороваться и с Ангелиной.
     Навскидку непонятно, навещал ли её кто-нибудь. Оградку замело, макушка сугроба добралась вязи витиеватых букв на мраморе. Ангелина по-прежнему смеялась задорно и солнечно на цветной фотографии, и, как казалось Ирине, ждала с нетерпением еженедельных коротких встреч.
     - Привет. Сегодня минус пятнадцать. Пришлось надеть две пары носков и валенки, - говорила Ира, замедлив шаг.
     В другой раз сообщала, проходя мимо:
     - Ужас, сколько снега нынче. Весной утонем в лужах.
     Слова не падали в пустоту. Ангелина внимала им, а вместе с ней внимали и её соседи. Зимой на кладбище мало гостей и оттого скучно.
    
     Как ни сопротивлялась Ирина, а все ж мать уговорила сделать пару глотков шампанского на Новый год.
     - Я загадала: как пристрою тебя в надежные руки, можно помирать с чистой совестью, - пошутила, отставив бокал.
     - Не вздумай ни пристраивать, ни помирать, - ответила Ирина строго. - Чего мы замужем не видали?
     На самом деле, следовало выходить замуж по молодости и по глупости, а не привередничать в ожидании идеального жениха. Как говорится, всему своё время. А теперь и подавно не ужиться с другим человеком. Да и стоит ли оно того?
     - А ты что загадала?
     - Не скажу, иначе не сбудется.
     Потому что банальное желание. Здоровья маме и себе. Себе - чтобы достало сил навещать Васеньку, покуда ноги ходят по земле.
     ---
     Рецидив прошел, началась ремиссия. Наверное, потому что в воздухе запахло предвестием весны, улетучившим хандру и тоскливое настроение.
     Ира и не заметила, что улыбается небу, приобретающему день ото дня всё более насыщенный цвет. Она возобновила общение с друзьями. Получалось не ахти, но пытаться стоило. Пару раз посидела с коллегами в пивнушке, правда, больше помалкивала, слушая, как другие соревнуются в остроумии. А еще записалась на курсы повышения квалификации.
     Но поездки на кладбище остались неизменным ритуалом. Непреложной традицией.
     Не успел стаять снег, как Ирина натянула резиновые сапоги и по распутице отправилась к Васеньке. Не забыла и об Ангелине, воткнув в ноздреватый снег веточку вербы с набухающими почками.
     Наверняка муж навещал Ангелину. На рыхлой колее - следы от протектора. То ли бульдозер прошел, то ли легковая машина. Просто приезжали в разные дни: Ира - по выходным, он - по пятницам.
     ---
     Сегодня она собиралась основательно, нагрузив тележку. Прихватила и перчатки, и капарульку, и садовые грабельки. И банку краски не забыла. Бывалые люди предупредили: по весне смотрители массово и без лишних церемоний выжигают сухостой и мусор. Под огнем обгорает краска, обугливаются деревянные кресты, гибнут молоденькие деревца.
     Он тоже был там. Возле своей Ангелины. В знакомом черном плаще, в знакомой позе. "На том же месте в тот же час" - вспомнились слова из песни.
     Только час оказался неурочным. Как и воскресный день.
     В его руке Ирина заметила оранжевый цветок. Лилия благополучно перезимовала под снегом, и лепестки не поблекли.
     Он оглядывался по сторонам, щурясь на ярком апрельском солнце, наверное, выискивал смельчака, посмевшего вторгнуться на территорию чужого горя.
     Ира склонила голову еще ниже, усердно рыхля землю. В этом году она посадит здесь васильки и маки. А оторвавшись от работы, чтобы утереть пот со лба, встретилась с ним глазами. И невольно ответила на улыбку, точнее, на её слабый намёк. На безмолвное приветствие.
     Через час она покрасит облупившуюся от огня оградку и, сунув карамельку за щеку, направится к остановке, с осторожностью катя тележку по колдобинам. Рядом притормозит машина, откроется дверца, и водитель молчаливо предложит подбросить до города.
     Они разговорятся, сначала односложно, а потом - более словоохотливо. Или доедут в тишине. Чтобы стать друзьями, не обязательно слыть душой компании и сыпать шутками. Достаточно иметь что-то общее. Объединяющее.
     Быть может, со временем дружба перерастет в нечто большее. В искренность и доверие. В надежность. И в желание сохранить и упрочить связующую нить. Потому что тот, кто не терял, не способен понять и ценить.
     Быть может, они помогут друг другу избавиться от призраков прошлого и от чувства вины. И рискнут продолжить историю жизни, начав с новой страницы. Вместе.
     _______________________________________________
     "На том же месте в тот же час"*, автор слов С. Трофимов
    
    
     Как кошка с собакой
    
    1.
    Константин жил на третьем этаже, Машка - на четвертом. Константин учился в кораблестроительном, Машка - на экономиста. Константин обожал тяжелый рок, Машка - отечественные хиты. Константин предпочитал рваные джинсы и рубашки навыпуск, Машка - мини-юбки и шортики. Словом, ничего общего.
    Хотя нет, кое-что их объединяло.
    Совместное выгуливание домашних питомцев в сквере возле дома. То есть, выгуливали не вместе, но одновременно.
    Машка приносила свою живность на руках и сажала в травку. Прежде всего, потому что замучилась бы тащить Мурзика на поводке. Кот гулял неторопливо: останавливался, подолгу принюхивался и осматривался, изучал муравьев и жуков, наблюдал за птичками, иными словами, всячески тормозил, а Машка не любила, когда буксуют, пусть даже и коты.
    Костя появлялся в сквере с собакой. Точнее, с маленькой и мохнатенькой собачонкой, деловито семенящей по дорожкам.
    Машка, увидев псинку впервые, открыла рот от удивления:
    - Что это за метёлка?
    - Собак, что ли, ни разу не видела? Это йоркширский терьер, - пояснил Костя солидно.
    - На клоуна похожа, - сказала Машка, разглядывая бантик на голове собаки и полосатые носочки на лапках.
    - Сама ты клоун, - парировал Костя. - Маркиза, идем.
    Собачка послушно потрусила за хозяином.
    Машка засмеялась:
    - Маркизка-редиска... в носках!
    Костя смерил соседку уничижительным взглядом.
    - У кого-то редиска, а у кого-то тюлень. Неподъемный гиппопотам.
    - А твоя Маркизка... крыска! Вот! - крикнула Машка вдогонку.
    - Зато Мурзилка - жиртрест! - не остался в долгу Костя.
    Он, конечно, преувеличивал, но Мурзик, и правда, вырос крупным упитанным котом. Увальнем. В драки с сородичами не вступал и на провокации кошек не поддавался. Словом, был самодостаточным котом. Индивидуалистом.
    С тех пор и понеслось. При встречах в сквере Машка не упускала случая поддеть Костю, а Костя при случае злил Машку.
    - Почему собака без намордника? - осведомлялась строгим голосом Машка. - Позвоню, кому следует, и её заберут в питомник. В целях безопасности.
    - Звони, звони, - разрешил Костя. - Только Мурзилку спрячь, а то перепутают. Маркиза, в отличие от твоего слонопотама, воспитанная и умная собака.
    - Ой-ёй-ёй, метёлка умеет писать? - сострила Машка. - И читает тебе сказки перед сном?
    - Не то что твой, безмозглый. Спит, жрёт и срёт. Никакого толку, - парировал Костя.
    - А почему она слюну пустила? Наверное, бешеная? - донимала Машка.
    - На Мурзилку посмотрела и испугалась. Такое увидишь и заикаться начнешь.
    - Ага. Г-ав, г-гав, г-ав, - продемонстрировала Машка фальцетом и расхохоталась.
    - Маркиза - аристократка, а Мурзилка - холоп.
    - Ой, не могу, аристократка! Лежит на подушечке, а вокруг неё прыгают, кудри начесывают, бантики меняют. Костька - личный парикмахер! Или стилист. Учись вязать шарфики, зимой будет холодно.
    Костя не отставал:
    - Не кот, а недоразумение. Пятьдесят килограмм бестолковости. На холодец откармливаешь?
    - На тебя натаскиваю. Дрессирую. По команде "фас" убегай и не забудь прихватить свою аристократку.
    В общем, два взрослых и вполне адекватных человека при встречах вели себя как недозрелые школьники. Но остановиться уже не могли.
    - Вот это да! Кошка мимо прошла, а он и ухом не повел. Бедняга! Лишили Мурзилку плотских радостей жизни.
    - Никто его не лишал! Просто Мурзик разборчивый. На какую попало не кидается.
    - Может, он любит котов, а не кошек? - ухмыльнулся Костя, стараясь, чтобы ухмылка вышла дьявольской.
    - Ну, тебе виднее, любит или нет, - съязвила Машка.
    - В каком смысле? - насторожился Костя.
    - В самом прямом. Малявки - собаки для гомиков.
    Костя побагровел.
    - Повтори-ка да помедленнее, - произнес с угрозой. - А лучше по слогам. А то я плохо расслышал чей-то комариный писк.
    - А еще малявок выгуливают глухомани из дома номер двадцать по Кленовой улице, - не угомонялась соседка.
    Костя потер кулак.
    - Чеши, Машка, отсюда и поскорее, пока я не размазал тебя и Мурзилку по асфальту.
    - Что, правда глаза колет? Ой, как страшно!
    Однако ж Машка вняла предупреждению. С натугой подняла Мурзика на руки и поспешила к дому.
    - Смотри, не надорвись. Кто будет таскать твоего борова? Придется сбрасывать Мурзилку с балкона, - крикнул вслед Костя.
    Машка обернулась и показала средний палец.
    
    2.
    - Выглядишь так, словно тебя лопатой пришибли, - сказал в перерыве между парами Гошан, лучший друг и идейный соратник.
    - А-а, с Машкой пообщался, - отмахнулся Костя.
    - Опять? Не люблю склочных девчонок. Забей на неё.
    - Ты что? Какое "забей"? Да у меня день испорчен, если я утром с Машкой не поцапаюсь. Знаешь, как бодрит?
    - Это называется адреналиновой зависимостью. Ты подсел, - пришел Гошан к выводу и сочувственно похлопал Костю по плечу.
    Гошан был знаком с Машкой заочно, на основе Костиных рассказов, и покатывался со смеху, когда тот живописал в красках прогулки Мурзилки по скверу. В устах рассказчика Машкин кот побывал и "тюленем", и "поросенком", "и сарделькой на ножках", и "Мурзиллой-Годзиллой".
    Знакомство так бы и осталось заочным, если бы однажды Гошан не забежал к Косте за конспектами по гидравлике. А тут как раз Машка по лестнице спускалась.
    - Привет, Костик-лягушачий хвостик, - пропела ядовито и послала кокетливый взгляд Гошану.
    - Привет, Машка-чебурашка, - не остался в долгу Костя. - Шагай, не задерживайся.
    Машка зыркнула зло и проплыла мимо с гордо поднятой головой.
    Гошан проводил Машку взглядом, и Константину не понравился пристальный интерес друга.
    - Значит, это и есть легендарная Машка? Не понимаю, за что ты на неё взъелся, - сказал Гошан, когда стихли шаги соседки. - Нормальная девчонка, без закидонов.
    - Нормальная?! - возмутился Костя. - Да у нее... У нее ноги колесом!
    - Разве? Не заметил.
    - И она крашеная. Тебе такие не нравятся.
    - Сегодня крашеная, завтра свои отрастут, - проявил неожиданную снисходительность Гошан.
    Ну и ну.
    - К тому же, тупая как пробка. Ты говорил, что терпеть не можешь безмозглых, - напомнил Костя.
    - Ну, говорил. По ней не скажешь, что тупая.
    - Ты это по короткой юбке определил?
    - Длина юбки вторична. Первичен ум в глазах.
    - Ага, светится как у собаки Баскервилей, - сострил Костя.
    - И все равно, я бы с ней того... замутил, - сказал Гошан, отсмеявшись.
    - Слушай, что ты к ней привязался? Она дымит как паровоз и не может двух слов связать. Интеллект как у Людоедки Эллочки.
    - Кто такая Эллочка? Твоя бывшая?
    Костя махнул рукой. Это ж надо, прошла мимо, повиляла задницей, и лучший друг готов. Добровольно улегся на блюде и обсыпал себя специями. Цыпленок табака, млин. Да она сожрет и не подавится.
    - У Машки таких, как ты, вот сколько перебывало. - Костя провел ребром ладони по горлу. - И папаша у нее крутой мент... полицай то есть. Шишка. Чуть кто девочку обидит, она сразу бежит к папеньке жаловаться, и тот шьет дело.
    - Ого. Чумовой папашка. Это хорошо, полезно иметь полезные связи, - не унимался Гошан.
    Спятил он, то ли?
    Костя лихорадочно соображал. Что бы еще придумать?
    - Машка сейчас с бандюганом гуляет. Он на джипаре приезжает и носит ствол.
    - Жаль, - расстроился Гошан. - Ну, может, когда-нибудь разойдутся. Сам же сказал, что она в поиске.
    - Я так сказал? - изумился Костя.
    - Ну да. Ищет своего идеального парня. Слушай, Костян, маякни, когда она отошьет бандюгана. Попробую подкатить.
    - Разоришься её ублажать.
    - Ничего, стоит попробовать, - отозвался Гошан с воодушевлением.
    Никакие доводы его не берут. Совсем чеканулся.
    - Ладно. Маякну, если что, - согласился Костя и про себя добавил: "А вот хр*н тебе".
    Гошан и не подозревал, что Костя взвалил на себя миссию по спасению из лап хищницы. Не хватало, чтобы Машка надела ошейник на лучшего друга и выгуливала на пару с Мурзилкой.
    
    3.
     - Привет, Машка-промокашка, - поздоровался Костя в своей обычной манере.
    Сегодня Машка, против обычая, не ответила. Сидела на лавочке и возила носком по асфальту.
    - Машка, ты язык проглотила?
    - Можешь радоваться, ты его доконал.
    - Кого? - не понял Костя.
    - Мурзика.
    Её голос дрогнул, глаза подозрительно заблестели.
    - Я-то причем? Я и мизинчиком не прикоснулся к твоему Мурзилке.
    - Ты желал ему зла! - выпалила Машка и всхлипнула.
    Костя опешил.
    - Неправда. Что случилось?
    Машка не ответила. Вместо этого расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Костя совсем растерялся. Присел рядом и неловко приобнял, а Машка уткнулась ему в плечо.
    - Маш, ну, Маш... Ну, не плачь. Все наладится.
    - Не наладится, - пуще прежнего разревелась Машка.
    - Ну, хорошо. Не наладится, - согласился Костя. Женская истерика - страшная штука.
    Кое-как ему удалось выжать из Машки причину подавленного настроения. Ее любимый Мурзилка возомнил себя великим охотником. Сидел себе на балконе и вдруг сиганул то ли за воробьём, то ли за синичкой. Подлые птицы дразнили кота, издевательски чирикая и прыгая по веткам. Мурзилка ушел в свободный полет и сверзился наземь с четвертого этажа. Само собой, падение не прошло бесследно для немаленькой туши. Кот заработал переломы двух лап и отбил внутренности.
    - И сотрясе-ение, - всхлипывала Машка, увлажняя рубашку Кости слезами.
    Пострадавшего отвезли в ветлечебницу, где наложили гипс и напичкали лекарствами. Машка провела полдня у страдающего кота, выполняя обязанности медсестры и сиделки, а потом её сменила Викуся, вернувшаяся из школы.
    Викуся - младшая сестра Машки и вторая её копия. Та еще ехидна. Круглый год терзала фортепианными гаммами две трети родного подъезда и половину соседнего. Здоровалась с Костей тоненьким голоском, вежливо и без хамства, а у самой вид хитренький, и на языке припасена колкость.
    - У Мурзика глаза больные-пребольные. Тоскливые. И стонет совсем как человек, - швыркнула носом Машка. - У меня сердце кровью обливается. Вышла вот проветриться.
    - А ты как хотела? Это свалиться легко, а выздороветь трудно. Главное, твой Мурзилка жив. Оклемается, не боись.
    - Толстокожий ты. Плевать тебе на чужие страдания, - сказала Машка, отстраняясь. Вытащила из сумочки платок и высморкалась.
    - Вовсе нет, - оскорбился Костя. - Найдется пара свободных часов?
    - Найдется. Сейчас Викуся дежурит, вечером родители с работы придут. А что?
    - Надо поднимать тебе настроение. Приглашаю в кино.
    - В кино? - переспросила недоверчиво Машка. - Признайся, в чем подвох?
    - Ни в чем. По-твоему, я совсем свинья?
    Судя по взгляду Машки, так оно и было.
    - Думаешь, Мурзилке хочется смотреть на зареванные лица? От хозяина должна исходить уверенность. Ты ревешь, твоя сестра ревет, Мурзилка видит и понимает - ему кобздец. И перестает бороться за жизнь. Ясно?
    - Ясно. Просто... ему так плохо, бедненькому, - снова хлюпнула носом Машка, готовясь зареветь.
    - Ради Мурзилки ты должна быть сильной. Ну, что идем? А то закиснешь в тоске и скорби.
    - Ладно, пошли, - согласилась Машка. - А точно ты - это ты? Может, тебя подменили?
    - Обычно подменивают в роддоме. А сейчас уже поздно, - разъяснил Костя. - Короче, я - доктор, ты - пациент. И это не свиданка, а сеанс психотерапии.
    - Сказал тоже, свиданка, - фыркнула Машка. - Чтобы я с тобой на свиданку? Ни за какие коврижки. А на психологическую реабилитацию соглашусь.
    Таки они сходили в кино. На какую-то комедию, Костя забыл название фильма, едва вышел из кинозала. Но это и неважно. Главная цель достигнута: Машка повеселела. А значит, нужно закрепить успех посещением кафе и угостить "пациентку" мороженым.
    Костя и не подозревал, что с Машкой можно продуктивно общаться и на другие темы, помимо насмешек и едких подколок.
    - А все-таки, почему Маркиза? - спросила Машка, отправляя в рот ложку мороженого.
    - Потому что породистая. Маркиза Теолина Небраска.
    Машка с мученическим видом возвела глаза к потолку.
    - А я, думаешь, обрадовался? Маркизку подарил поклонник матери. Коллекционер, - пояснил Костя. - У меня мать - художник-иллюстратор, в свободное время рисует картины и продает через Интернет. Лично я ни капельки не смыслю в её полотнах. Какие-то глаза летают по небу, или женская рука, которая сама себя ест, прикинь?
    Машка закивала сочувственно.
    - Ну вот. Видно, я один не в теме, что это круто. А иностранцы в теме и платят валютой. Короче, повадился некий финн покупать эти глаза и руки. Допёк так, что мать не знала, куда от него прятаться. А он взял и презентовал Маркизку, вроде как от восторга глазастой живописью. А постоянным клиентам нужно угождать и потакать, иначе они перестанут покупать наши картины, - Костя потер пальцами, изобразив "денежный" жест. - Нам и без Маркизки неплохо жилось, но куда деваться? В принципе, она собака некапризная, истерик не закатывает, но марку держит. Маркизка же бракованной оказалась.
    - То есть?
    - Имеет отклонения от стандарта. Тяжелее, чем полагается, и морда длинная.
    - Длинная? - удивилась Машка. - Как у крокодила, что ли?
    Костя посмотрел снисходительно, мол, только женщина могла ляпнуть такое о другой женщине. А Машка пожала плечами. Подумаешь!
    - На пару сантиметров длиннее, чем положено, - пояснил Костя сдержанно.
    - Кем положено? Какими-то дядями и тетями, которые вымеряют с рулеткой длину морды и бракуют неидеальных? - Отозвалась возмущенно Машка. - Ненавижу выставки. Ненавижу, когда животных вяжут. Ах, мама - такая-то чемпионка, ах, папа - трижды такой-то чемпион! Ой, щеночки будут сюси-пуси! Ну и что? А если бы нас, людей, скрещивали как собак и кошек, чтобы вывести потомство по стандарту?
    - Машка, не нервничай. Не забывай, у нас сеанс психотерапии.
    - Ну и пусть твоя Маркизка плюет с высокого балкона на всякие там "длиннее, чем положено"! - не унималась Машка.
    - Она и плюет, - подтвердил Костя. - Маркизка - собака независимая и не зазнайка. Похожа на принцессу Диану.
    - Ну, ты загнул. Ничего себе сравнение, - засмеялась Машка.
    - Почему бы и нет? У каждого животного свой характер, схожий с человеческим. Вот твой Мурзилка на кого похож?
    Машка задумалась, облизывая ложку, а Костя посмотрел на её губы и вдруг смутился.
    - Пожалуй... Мурзик похож на Емелю из сказки, - ответила Машка, вертя ложкой. - Спокойный и не мстительный. Ленивый немножко. Но добрый и честный. Никогда не утащит колбасу тайком.
    - Вот видишь. А почему имя незамысловатое - Мурзик? Ты, что ли, кошатница?
    - Не я. Папа. Он привез Мурзика с Севера. Подобрал в каком-то поселке, когда работал в геологоразведке. Мурзика выбросили вместе с другими котятами. Оставили коробку на помойке, а на улице минус тридцать. Выжил только Мурзик. Так и приехал к нам домой в кармане папиной дубленки. Отогревался. Глазки гнойные, хвостик сломан и глисты в придачу. Задние лапки вывихнуты, таким родился. Вот, в общем-то, и вся история, - пожала плечами Машка. - Ни родословной, ни наград, ни титулов. Зато сибирская порода, - сказала она с гордостью. - Мурзик поддерживает баланс полов в нашей семье.
    - Чего-чего?
    - Баланс полов. Это папино выражение. Папа - единственный мужчина в семье против трех женщин.
    - Погоди. Стало быть, Мурзик - мужик номер два. А кто третий?
    - Чук. Викусин попугай, - пояснила Машка. - Был еще и Гек. Самочка. Умер в прошлом году.
    Костя сдавленно зафыркал и поперхнулся мороженым.
    - Гек - самочка? И Гек умер, - уточнил на всякий случай.
    - Я же не смеюсь над твоей метёлкой, - обиделась Машка. - Просто Викусе понравились имена. Прочитала книжку и назвала попугайчиков Чуком и Геком. Потом выяснилось, что это самочка и самец, но имена-то приклеились.
     - Да уж. Бедный Гек. Точнее бедная, - пособолезновал Костя, а про себя подумал: "Ну и семейка".
    В целом, Машка оказалась неплохим собеседником. И чувство юмора у нее оказалось на достойном уровне. Смеялась в нужных местах над Костиными анекдотами, и надо сказать, весело и задорно смеялась. Парни за соседним столиком заинтересованно оглядывались, и Костя придвинул стул поближе к Машке во избежание недоразумений.
    А еще Машка знала крылатые фразы из лексикона Людоедки Эллочки. И ноги у Машки оказались не кривые, а очень даже вполне. Стройные. А на руках у Машки - золотистые волоски. Потому что она натуральная блондинка, а вовсе не крашеная.
    Поэтому возле Машкиной квартиры Костя неожиданно сделал то, что не давало ему покоя с тех самых пор, как он вышел из кафе. Костя склонился к Машке и неуклюже ткнулся ртом. Попал то ли в щеку, то ли в нос.
    Ну всё, сейчас Машка включит сирену.
    - Ай! Ты мне губу прикусил!
    - Маш, ну, извини, я не хотел. Прости, пожалуйста.
    Пора драпать. Вот лошара. Это же не свиданка, а психотерапевтический сеанс.
    - Подуй, - потребовала капризно Машка и ткнула пальчиком в уголок рта. - Вот сюда.
    Костя опять наклонился и осторожно подул. Шею обвили Машкины руки, и её лицо оказалось совсем рядом.
    - Ты хороший доктор, - признала Машка. - А хорошим докторам полагается вознаграждение.
    Костя и сам не понял, как его руки оказались на Машкиной талии и притянули "пациентку". Ну, а губы поцеловали уже смелее и настойчивее.
    - Машка... Машенька...
    Неизвестно, как далеко зашел бы процесс, если бы не вежливое покашливание за спиной. Источником звуков явился отец Машки, возникший в дверном проеме. Судя по выражению лица, он возник давно, просто онемел от увиденной сцены.
    - Пап... Мы тут это... общались... - промямлила Машка и, покраснев не хуже вареного рака, проскользнула мимо родителя в квартиру.
    - Добрый вечер и до свидания, - сказал Костя и с достоинством удалился. Достоинства хватило до следующего лестничного пролета.
    Костя нервно утер пот со лба. Спокойный у Машки отец, продвинутый. Не стал устраивать сцен с нацеливанием ружья и не потребовал занимать очередь в ЗАГС с утра пораньше.
    Надо бы завтра спросить у Машки номер мобильника. А собственно, зачем тянуть? Вбить цифры в память телефона - дело пяти секунд.
    И Костя, вдохнув побольше воздуха, решительно потопал вниз.
    
    4.
    Константин Евгеньевич Миронов живет на пятом этаже, Мария Дмитриевна Миронова тоже живет на пятом этаже. Константин Евгеньевич проектирует подводные лодки, Мария Дмитриевна находится в долгосрочном отпуске. Константин Евгеньевич обожает тяжелый рок, Мария Дмитриевна - отечественные хиты. И оба любят колыбельные.
    Константин Евгеньевич предпочитает пиджаки и галстуки, Мария Дмитриевна - платья и строгие юбки. Константин Евгеньевич по утрам и вечерам выгуливает в парке немецкую овчарку по кличке Эдмон Дантес, Мария Дмитриевна души не чает в беспородном коте Барсике.
    У них нет ничего общего. Разве что Сергей Константинович Миронов, стучащий ложкой по столику и требующий добавку в виде фруктового пюре для тех, кому от полугода и до трех.
    А Мурзилка, то есть Мурзик оклемался. Что ему сделается? Ведь у кошек, говорят, семь жизней. Живет у Машкиных родителей, гуляет в сквере под присмотром Викуси, которая, кстати, терпеть не может соседа и его противного пса из дома напротив.
    
    
     Цель вовремя
    Три, четыре, пять... До чего же медленно ползет лифт. Челка лезет в глаза, щекоча лоб, но поправить ее нет никакой возможности. Обе руки заняты тем, что держат кипу толстенных дел с отчетами за последний квартал. Как назло, и нос зачесался.
    Семь, восемь... Вдруг на девятом этаже лифт остановился, и в кабину вошел ОН. Босс. Самый большой начальник нашего холдинга. Большой во всех смыслах. Сергей Дмитриевич - наш генеральный, и увидеть его живьем вот так запросто, в лифте, сродни чуду. И сейчас он один. Совсем один. Без неизменных телохранителей, трех заместителей и секретарши. При его виде мои глаза сделались, наверное, размером с чайные блюдца, и задрожали руки. Хорошо, что ноги не подкосились.
    Обитает Большой Босс на четырнадцатом этаже, это я точно знаю, а вот что забыл здесь, непонятно. Заслонив проем, он развернулся и заметил меня. Изогнул бровь, нажал на кнопку "14" и, прислонившись плечом к стенке лифта, принялся изучать мою согнувшуюся под тяжестью документов тщедушную фигуру.
    - Здрасьте, - пробормотала я, смутившись.
    - Здрасьте, - ответил хмуро Сергей Дмитриевич. - Куда едем?
    - На пятнадцатый.
    - Зачем?
    - Хочу сдать дела в архив, ну, и...- замялась я, - надо пробежаться в последний раз по цифрам.
    Сергей Дмитриевич помрачнел.
    - Интересно, Ирина Семеновна, - сказал, бросив взгляд на мой бейджик. - А дома вас не хватятся? Как-никак девятый час.
    - Ничего страшного, - ответила я с вызовом. - Домашние поймут и не будут ругать.
    Засунув руки в карманы брюк, Сергей Дмитриевич продолжил мое изучение.
    - А мне вот любопытно и крайне подозрительно, - сказал с ухмылкой, чем вызвал новую волну смущения. - Если вы, Ирина Семеновна, задерживаетесь на работе допоздна, могу предположить, что не успеваете выполнить задание в течение восьми трудовых и, кстати, оплачиваемых, часов рабочего времени. Отсюда следуют два вывода.
    Сказал - и замолчал.
    - И какие же? - не сдержалась я.
    - Первый вывод - ума у вас с гулькин нос. - При этих словах меня аж захлестнуло волной негодования. - А второй - хотите выслужиться и потребовать повышение, так?
    Я упрямо вздернула подбородок:
    - Прежде всего, Сергей Дмитриевич, хочу доказать, что стою чего-то как личность, и что ума у меня гораздо больше, чем вы предположили.
    Большой Босс ухмыльнулся. Тут двери лифта разъехались, и Сергей Дмитриевич вышел на свой 14 этаж.
    - Ну, что же, Ирина Семеновна, - сказал напоследок, - постарайтесь не уснуть на рабочем месте. А то домашние выгонят из дома. Не поверят, что проводите на работе всё свободное время.
    Вот же блин! Большой начальник тем уже гад, что возразить ему не можешь, и приходится, скрипя зубами, терпеливо выслушивать высокоумные шуточки.
    Елки-палки, как же лоб чешется. Просто до невозможности.
    ***
     - Таким образом, перехожу к завершающей части совещания. Как ни прискорбно признавать, - при этих словах генеральный скривился так, будто съел килограмм лимонов без сахара, - но проект Чернявской Ирины Семеновны признан наиболее привлекательным в коммерческом отношении.
    Не менее окосевшие от удивления и физиономии у всех присутствующих: начальников групп, бюро и отделов, в том числе и у меня, единственного офис-менеджера в зале заседаний совета директоров.
    - Но... как? - растерялась Изабелла Юрьевна, первостатейная стерва и претендентка на место победителя конкурса. - Каким образом?
    - Да вот так, - развел руками Сергей Дмитриевич. - Сам не понимаю. Тем не менее, французские инвесторы после независимой экспертизы признали, что проект... Ирины Семеновны, - тут генеральный окинул меня тяжелым взглядом, заставив съежиться и уменьшиться в размерах, - железобетонно гарантирует окупаемость в течение двух лет и прибыль не менее тридцати процентов от суммы вкладываемых средств за каждый последующий год.
    Оч-чень хорошо. Присутствующие проглотили языки, подавившись ошеломленными ахами. Ну, и я тоже. Еще бы! Как раз то состояние, которое называется массовым анафилактическим шоком.
    - Есть одно "но", - констатировал Сергей Дмитриевич. - Французы не намерены разбрасываться временем, и поэтому вопрос о заключении контракта решится в ближайшие... - он поглядел на часы, - три-четыре дня.
    О! - как по команде раскрылись рты у всех присутствующих. Разумеется, кроме Сергея Дмитриевича, который не смог этого сделать по той простой причине, что продолжал говорить:
    - Таким образом, Людочка, записывайте. Заказать билеты на самолет до Парижа на ближайший рейс, а также номера в отеле. На три дня. И про обратную дорогу не забыть. На время моего отсутствия - исполнение обязанностей согласно приказу.
    И Людочка застрочила.
    - Сколько командированных? - пискнула, прервавшись на секунду.
    - Поеду я, поскольку придется подписывать контракт. Ну, и разработчик проекта. Это обязательное условие с французской стороны, - улыбнулся кисло Сергей Дмитриевич.
    - А переводчик? - вовремя сориентировалась Изабелла Юрьевна. - Я знаю пять европейских языков.
    - Я тоже много чего знаю, - обрубил Сергей Дмитриевич. - На данном этапе обойдемся.
    Пока я со спутавшимися мыслями пыталась состроить невозмутимый вид, Людочка посмела возразить самому (!) генеральному:
    - Сергей Дмитриевич, у Чернявской просрочен загранпаспорт.
    Сергей Дмитриевич начал наливаться цветом как спелый помидор. Еще мгновение, и грянет буря. Присутствующие втянули головы в плечи, даже Изабелла Юрьевна.
    - Людочка, - процедил через сжатые зубы генеральный, одновременно буравя меня нехорошим взглядом, - если я сказал, что вылет в ближайшее время, значит, альтернатив быть не может. Достаточно внятно? Выполнять немедленно.
    - Ясно, Сергей Дмитриевич, - прошелестела Людочка и испарилась.
    ***
    Возвращаясь глубокой ночью первого дня из ресторана в отель "Наполеон", Сергей Дмитриевич по-хозяйски обнимал меня в такси и прижимал к себе.
    - Отлично, просто отлично, - мурлыкал мне на ухо. - Французы почти готовы. Они уже тепленькие. Если будете меньше дергаться, Ирина Семеновна, и перестанете строить глазки тому черномазому бублику, то, возможно, успеете насладиться достопримечательностями Парижа.
    Насладишься тут! Во-первых, языка совсем не знаю и поэтому ощущаю себя полной дурой. В частности, это почувствовалось, когда закончился первый этап переговоров, и французские коллеги пригласили нас с Сергеем Дмитриевичем в ресторан. Босс запретил отходить от себя даже на шаг и вдохновенно трещал о чем-то с французами. Иногда они смеялись, наверное, над веселыми шутками и поглядывали на меня, а мне казалось, что смеются надо мной, и это очень обижало.
    Во-вторых, наши номера в отеле оказались разделенными смежной дверью, и хотя администратор уверял, что в отелях является обычной практикой, когда два номера соединяются подобным образом, меня это напрягало, и очень. Особенно, если знаешь, КТО живет в соседнем номере, кто бреется каждое утро, напевая при этом незатейливую песенку, безбожно перевирая мотив, кто бросает использованную зубную щетку вместе с незакрытым тюбиком зубной пасты на буртике ванной, и кто разбрасывает носки по комнате.
    Да что, в конце концов? Далась мне эта дверь! Не до нее было. Уставали мы как собаки.
    В первый день по приезде провели весь день в офисе французской компании, и Сергей Дмитриевич без устали доказывал, втолковывал, спорил. Изредка обращался ко мне с вопросами и снова бросался в бой. Я словно воочию видела, как его деятельная кипучая натура сравнивает горы с землей и поворачивает вспять реки. А еще Сергей Дмитриевич подключил свое обаяние. Бог мой, что у него за улыбка!
    Мне пришлось выдать экспромтом презентацию перед дюжиной мужчин в деловых костюмах, а Сергей Дмитриевич выступил в роли переводчика. И еще я с достоинством ответила на кучу каверзных вопросов, за что была награждена молчаливым одобрением со стороны босса.
    Так что после ресторана мы походили на выпотрошенных килек и, молча расставшись, скрылись каждый в своем номере.
    На второй день нас повезли по пригородным филиалам фирмы, чтобы на месте ознакомиться с образцами материалов. Нас возили и возили, возили и возили... Мы ходили и ходили, ходили и ходили... Мне надели на голову оранжевую каску, и Сергей Дмитриевич лукаво улыбнулся:
    - А вам идет эта шляпка, Ирина Семеновна. И каблучки удачно вас красят.
    От злости я прикусила губу. Черт бы побрал семисантиметровые шпильки! Кто ж знал, что придется так много ходить? Конечно, не мешало бы накануне поинтересоваться у Сергея Дмитриевича о планах на предстоящий день, но из чувства гордости я этого не сделала. И теперь, заметив смешинки в глазах босса, надменно задрала нос. Хотя ноги жутко гудели.
    По приезду в город я завалилась в постель и отрубилась.
    
    На третий день контракт с французами был подписан, и Сергей Дмитриевич находился прямо-таки в ударе. Он с чувством распрощался с французскими партнерами, после чего обратился ко мне:
    - Знаете, Ирина Семеновна, все-таки чудеса случаются на белом свете. Хотя я до последнего момента не верил, что поездка окажется удачной.
    Я обиделась и поджала губы:
    - Значит, вы до сих пор сомневаетесь в моих способностях, Сергей Дмитриевич?
    Он задумчиво посмотрел на меня и ответил, проигнорировав вопрос:
    - Нужно развеяться. Эти дни оказались напряженными во всех смыслах. Завтра улетаем, поэтому я хочу наконец-то отдохнуть. В конце концов, в Париже мы или где?
    И мы поехали развлекаться. Я думала, что Сергей Дмитриевич предложит прогуляться по ночному городу, или, на крайний случай, пригласит в Гранд Опера. Но он привез меня в местечко под названием "Rex Club".
    Вот уж он там оторвался! Конечно, нечто подобное я ожидала, но при виде того, как он зажигает на танцполе в окружении длинноногих француженок, у меня руки начали сами собой чесаться и норовили сложиться в кулаки, чтобы, если не по его лицу заехать, то уж точно что-нибудь оторвать. Решив, что подпирание стены мало способствует успокоению, я присоединилась к пляскам.
    А как Сергей Дмитриевич танцует! Глядя на него в нерабочей обстановке и не скажешь, что перед тобой генеральный директор преуспевающего холдинга. В общем, не знаю как, но завел он меня основательно: то невзначай пробежится рукой по бедру, то прижмет и отпустит, заставляя учащаться и без того прерывистое дыхание, а сердечный ритм - зашкаливать. И наши последующие танцы-жманцы-обжиманцы я запомнила смутно.
    Зато в памяти хорошо отложилось, как мы страстно целовались в туалетной кабинке, причем рука Сергея Дмитриевича, задрав мой пуловер, недвусмысленно изучала застежку лифчика. Мы целовались лихорадочно, словно боялись не успеть.
    Не запомнила так же, как очутились на улице, потом в такси, а затем в отеле. И уж совсем из памяти изгладилось воспоминание о том, в чьем мы номере оказались - в моем или в номере Сергея Дмитриевича. И все это время целовались, целовались. И обнимались, жарко и жадно.
    А потом была ночь. Его руки, сводящие с ума, хриплый стон и всякие развратные словечки, которые он шептал на ухо.
    ***
    Пристроившись на его плече, я расслабленно вздохнула. И только сейчас услышала просачивающиеся в открытое окно шорохи автомобильных шин и далекие гудки клаксонов. Вдохнула полной грудью воздух, посвежевший после дождя и пропитанный слабым цветочным ароматом. В Париже цвели каштаны.
    Он обнимал, поглаживая меня по плечу, и поцеловал в макушку.
    - Черт те что и сбоку бантик, - пробормотал. - Жутко хочется курить. Вот до чего ты довела меня, Иришка.
    - Причем здесь я? - взбрыкнула было, но получилось вяло ... и удовлетворенно.
    - Ир, может, хватит кому-то и что-то доказывать? Я же почти не вижу тебя дома. Скучаю невероятно.
    - М-м-м... - не нашлась, что ответить. Мне было хорошо, и ругаться я не собиралась. Видимо, мысль об этом пришла и в его голову.
    - Ир, прости за нашу последнюю ссору. Я сорвался. Меня же пресса на ком только не женила и с кем только не сводила! А я хочу, чтобы только с тобой. И чтобы в газетах стояла подпись под фотографиями: "Сергей и Ирина Казанины". Понимаешь, Казанины! Ну, чем тебе не нравится моя фамилия?
    - М-м-м... всем нравится, - промурлыкала я, обнимая его покрепче и прижимаясь к теплому боку.
    - Ну, так что?
    - Что "так что"?
    - Фамилию менять будем?
    - Не знаю. Надо подумать.
    - Опять ты за своё. Уже третий год раздумываешь, - он попытался сбросить мою руку, но я приклеилась как пиявка. - Подозреваю, что ты вышла замуж за работу, а не за меня.
    Я рассмеялась.
    - Ого. И давно тебя озарило?
    - Ирка, хватит издеваться, - обиделся он и пожаловался: - Я, между прочим, цель потерял. Компания есть - отлично, карьера - мама не горюй, клиенты и контракты всегда найдутся, было бы желание. А для чего всё это, если вот здесь, - он постучал по груди в том месте, где сердце, - пусто?
    - Цель тебе нужна? Ах, цель тебе нужна... - засюсюкала я, взъерошив его волосы. - Хорошо, капитан, попробую вывернуть ваш корабль на новый курс.
    И поведала громким шепотом о новых вехах, ожидающих его в скором будущем.
    Он выслушал с окаменевшим лицом и осведомился таким же громким шепотом:
    - Шутишь, что ли? Мне кажется, я целую вечность не видел тебя в нашей постели. Ты предпочитаешь спать в обнимку с ноутбуком, укрывшись биржевыми сводками. И папаша, вероятнее всего, не я, а курс доллара на валютной бирже.
    - Да ну тебя! - Я толкнула его в бок. - Между прочим, у беременных настроение меняется по сто раз на дню. Минуту назад всё было чудесно, а теперь хочется плакать. Потому что ты меня обидел, - закончила жалостливо.
    - Ира, Ирочка! Ну, прости меня, балбеса! - Он принялся утешать, высушивая губами несуществующие слезы на моих щеках. - Я... просто не могу в себя прийти. Мне еще никто и никогда не говорил подобного.
    - Ну да, попробовал бы кто, - проворчала я.
    - Такую новость нужно сообщать под фанфары и с обязательным распитием шампанского. О, точно, шампанское! Самое лучшее! "Мадам Клико"!
    Он засуетился, выбираясь из постели. Я захихикала.
    - А ты лежи, Ируська. Теперь тебе надо дольше спать и чаще отдыхать. Да, и витаминов побольше. - Он натянул брюки и направился к выходу из спальни, рассуждая на ходу сам с собой. - Так, значит, нужно записаться к врачу... родителям сообщить... и пора подыскивать няню...
    Я откинулась на подушки с безмолвным стоном. В этом весь он, мой любимый мужчина. Ни минуты не усидит спокойно.
    В приоткрытую дверь было видно, как он разговаривает по телефону, неслышно вышагивая туда-сюда в полумраке гостиной, освещенной бледным светом уличных фонарей.
    - Ир, - позвал, оторвавшись от трубки. - Фамилию менять-то будем? Без этого, ну, никак.
    Вот чтоб тебя!
    - Ладно, - махнула я рукой. Гулять, так гулять.
    
    
    

    - Брат Северный Ветер, единственно на тебя могу положиться. Не оставь меня наедине с моим горем. Знаю, проницателен ты и дальновиден, помоги в беде, друг любезный!
    - Ох, лукавишь, брат Поздний Заморозок... Говори, в чем твоя печаль. Чем смогу - пособлю.
    - Слышал ты, наверное, что совсем свихнулся отпрыск мой, потерял рассудок и последние мозги. Кудахчет над своей зверушкой, будто наседка. И это в ту пору, когда сама Властительница намедни намекнула, что не прочь принять обхаживания от моего лоботряса. Снежная лавина ему на голову! Вздорный юнец не желает замечать очевидных намеков. Скоро все Чертоги будут потешаться надо мной, дураком старым. А у Займы, сам знаешь, терпения на один ноготок, долго ждать не будет. Ножкой топнет, глазами сверкнет и отправит на выселки - айсберги морозить. Ох, чую, беда за моей спиной стоит и через плечо заглядывает.
    - Не волнуйся раньше времени, братец Заморозок. Посвяти меня в суть твоей переделки. Знать, нечасто бываю в последнее время в Чертогах, коль упустил столь редкостную новость. Так что за зверушка появилась у твоего отрока?
    - Человеческая. Владыка Леттий, в уплату долга за скороспелую весну, прислал дюжину людишек из своих владений. Из тех мест, куда нашей силе вовек не добраться. Кровь у человечишек горячая, а сердца быстрые, и выглядят они не как северяне. Каждый обликом смугл, поросль на голове - что шлейф Полярной Ночи. Норовом все как один - строптивы и независимы, и с трудом приручаемы.
    - Хм... В том беды пока не вижу. Лаской и льдистой плеткою можно приручить любого упрямца. Нужно лишь время и терпение.
    - Ой ли, брат Северный Ветер... Мой балбес никогда с такими игрушками не играл, да на ту беду Снежнейшая Займа лично преподнесла ему в подарочек одну из людишек. Из упрямства мой оболтус было взъерепенился, но отцовская затрещина порой творит чудеса.
    - Стало быть, отрок приобрел зверушку по нужде, а не от большой радости?
    - Поначалу так оно и вышло. Мой лоботряс ровно никакого внимания на обузу не обращал, и я уж смирился с тем, что вскоре Холодная Вечность заберет человечишку, и тогда одной заботой меньше с плеч. Да не тут-то было. Понемногу стал я замечать, что он уделяет зверушке все больше внимания, и возликовал, подумав, что упрямец наконец-то решил сделать приятное Властительнице. Да не сразу скумекал я, что дело неладно. Хотя следовало догадаться еще тогда, когда мой раздолбай потребовал от Снежнейшей принести солнечные лучи, что пылились без дела в чулане, без малого полтораста нетленностей после неудачного сватовства.
    - Свадебный подарок Леттия?! Что за небылица? Слушаю тебя, братец Заморозок, и отказываюсь верить в услышанное. Чудные дела творятся в Чертогах. Неужто и вправду ополоумел твой отпрыск, решив, что может приказывать Властительнице?
    - Град с яйцо мне на нос, брат Северный Ветер, не вру! Ты же видишь, как я уныл и печален. Да, этот поганец посмел давать советы Снежнейшей, и, как ни странно, та согласилась, повелев зажечь по одному солнечному лучу в обиталищах человечишек.
    - Ну да, ну да... И чем же ответил твой отпрыск на неслыханную милость Займы?
    - Ничем, брат Северный Ветер. Поклонился и ушел исполнять её волю. Позор на мои седины! Вырастил простофилю на свою голову! Прояви он внимание к Властительнице, сейчас бы, словно конёк по льду катался. Сам понимаешь, в умелых руках любая женщина послушна как снежок из мокрого снега. А уж я бы тогда не нарадовался!
    - Ох, хитришь, братец Заморозок. Думаю, еще больше ты обрадовался бы ключам от властительной казны.
     - Ледяную глыбу тебе на язык, брат! Для меня нет ничего превыше счастья нашей Властительницы и собственной безопасности. А за дельный совет, как избавиться от напасти, думаю, казна отблагодарила бы тебя сполна в будущем.
    - Что ж, братец Поздний Заморозок, занятную историю ты поведал. Знаю, как помочь беде, но действовать нужно тонко и осторожно, чтобы отрок твой ничего не заподозрил, иначе озлобится, и не видать нам властительной казны как сосулек во дворце Леттия.

    Эх, славная вышла забава! Развлекается Властительница Займа, смеется звонко. Свита выпустила наперед гончих. С пересвистами да под заливистый лай погнали всадники широким клином, вымораживая землю, сковывая реки, засыпая глубоким снегом, заметая напрочь дороги. Звенит вокруг веселье! Жаль, Буран отказался от празднества, вернувшись в Чертоги. Чуть было не отказалась от развлечения и Снежнейшая, опечалившись.
    Но негоже Властительнице делать первый шаг - так не принято. А беловолосый красавец будто не замечает призывных взглядов и тонких намеков, увлеченный новой игрушкою.
    От досады чуть не расплакалась Займа. Если б знала заранее, чем забота обернется, ни за что не подарила бы презренную человечишку, тем паче, приказала бы тут же изломать лучи солнечные.
    Нет, не хватит у Снежнейшей терпения смотреть, как Буран с людишкой, словно с дитём малым, нянчится. Смотреть - и завистью захлебываться. Ведь не Займе он улыбается, мороженым с ложечки кормит и позволяет заплетать себе косы белоснежные, будто девице.
    Когда же потекли на ушко доносы мелкие, что нашептывали угодливые сплетники, мрачнее снеговой тучи сделалась Властительница. Не смогла удержаться, приказав подглядывать и докладывать по мелочи.
    Каждый взгляд красавца, на зверушку брошенный, ледяным жалом пронзал насквозь Снежнейшую. А от слов, что Буран, обнимая, человечишке нашептывал, сама краснела, будто девочка, даром, что не для властительного слуха предназначались речи обольщающие.
    Вдосталь искусала Займа губы от злости, а признаться самой себе так и не смогла, что съедает ее ревность жестокая, обгладывающая подчистую. Где же видано, чтобы Властительница страдала по простому услужнику? Гордость - и та опосля неё на белом свете зародилась.
    Одного не могла понять Снежнейшая - почему не замерзла в холодных объятиях зверушка человеческая? "И ведь нет, чтобы взять да и заснуть вечным сном на плече у возлюбленного" - мечтала ревнивица и ядовито улыбалась, представляя в фантазиях желаемое.
    Как же жаждала Займа расправиться с людишкою, унизившей её, пусть и нечаянно! Сколько планов мести перекрутилось во властительной голове - не перечесть, и один кровожаднее другого и искуснее. Ну, и случится что с девкой - Бурану-то какая печаль? Человечишкой больше, человечишкой меньше - быстро утешится красавец, было бы с кем.
    
    Не ко времени примчавшийся гонец из Чертогов прервал потеху, доложив о побеге. Неожиданное бегство людишек оказалось на руку Властительнице. Кабы сбежала девка с соплеменниками, то, не мешкая, превратила бы Займа беглянку в ледяную пыль вместе с остальными смутьянами.
    Разочаровал доносчик Снежнейшую: зверушка не бросила своего хозяина. Более того, добавил он, один из беглецов смертельно ранил ненаглядного услужника Займы солнечным лучом. Острие, отломившись, застряло в плече, и от солнценосного жара стремительно слабеет Буран, утекает его сила.
    Ох, и страшна во гневе Властительница - кто ж не знает? Услышав это известие, велела гнать во весь опор к Чертогам. Не будет прощения тому, кто посмел поднять руку на положенное ей по праву.
    Заспешила Снежнейшая, посему спустила гончих - ледяных мантикор. И следом со свитой припустила - за возмездием, предвкушая, как разделается с неудачливой соперницей. Обвинит её Займа в сообщничестве с соплеменниками и заставит признаться, что подсобила та нападению на Буранчика - добровольно или силою вытянет из людишки нужные слова. А услужник о предательстве возлюбленной услышит из её же уст.
    Но не только не сбежала зверушка из Чертогов, а и спасла Бурана, успев вытащить солнечное острие из глубокой раны, покуда он не обессилел вконец. И хотя почти угас обломок, все же был достаточно горяч, чтобы дочерна сжечь руки спасительницы. Одной судьбе ведомо, каких сил стоило человечишке извлечь застрявшую лучину.
    Не подвели мантикоры хозяюшку. Задрожали стены, загулял пол под ногами. То ворвались гончие в Чертоги, и, взяв след, бросились за добычей, замораживая встречных дыханием, разбивая лед шипами на хвостах. Успела человечишка лишь поцеловать раненого да и застыла ледяным изваянием, с дорожками слез замерзших, прижимаючи обгоревшие руки к груди.
    В отчаянии застонал Буран, пытаясь дотянуться до девушки, однако не достало сил и пальцем шевельнуть, не то что придушить поганых псов.
    
    Займа чуть в ладоши не захлопала от радости, да сдержалась. Приказала отправить погоню за беглецами да с гончими, чтобы те лапы поразмяли.
    - Недалеко убегут человечишки, Снежнейшая, - заверил Мороз, склонившись в низком поклоне. - От меня никто не уходил.
    Размышляя, нахмурилась Займа, недовольно поморщилась:
    - Ненадежных и дерзких людишек прислал нынче Леттий. Сплошные заботы, а пользы никакой.
    С поклоном подтвердил Иней:
    - Мудрая мысль, Властительница. Никак подарок с подвохом был.
    Появилась Холодная Вечность - забрать, что положено.
    - Верно чуешь ты поживу. За хорошую службу не обижу тебя, - похвалила Властительница. - Подарю всех до единого, как вернется погоня. Кроме этой, - указала пальчиком на ледяную статую. - Для неё особая награда, по заслугам, - косо глянула на раненого. - Ишь, посмела лишить меня лучшего услужника. А ну как собачки не поспели бы вовремя? Убила бы она тебя, Буранчик.
    - То неправда, - слабым голосом воспротивился лежащий и устало прикрыл пустые глаза. - Отпусти её, Снежнейшая, смилуйся. И того достаточно, что отобрана у неё жизнь.
    - Вот еще, - топнула та властительной ножкой. - Поигрались и хватит. Теперь мой черед настал. Позвать немедля Ледяного Мастера.
    Привели ледяных дел Мастера, и велела Властительница изготовить ледяную темницу для разлучницы, хоть и простой человечишки, но возымевшей силу немереную над беловолосым красавцем. Люто завидовала Займа людишке и ненавидела, исходя злобою даже после смерти соперницы, хотя виду и не показывала.
    Щелкнула пальчиками Снежнейшая, и рассыпалась ледяными брызгами статуя. Видела Властительница, что больно смотреть Бурану на это зрелище, и мстительно улыбнулась. Самолично извлекла из осколков душеньку девки человеческой и в темницу запрятала. Провела рукой, запечатала - не словами и знаками, а собственной злобой.
    Напоследок колко обронила раненому:
    - Как оправишься, жду тебя на торжественном пиру. А пока полюбуйся, отдыхаючи. Развей скуку с новой игрушкою.
    И ледяную темницу ему бросила.

    Бурное, мрачное, беспредельное море штормило под нависшими свинцовыми тучами. Альбатрос, расхаживавший по льдине, оказался единственным свидетелем угрюмой решимости странника, сидевшего на краю огромного айсберга. Морской Ветер, неразговорчивый соглядатай, трепал волосы одинокого гостя.
    Сумрачно и пусто в голове. Тоскливо до отчаяния в том месте, где у людишек находится сердце. То самое, что размеренно и четко билось у неё в груди, учащаясь при несмелых поцелуях нежных горячих губ.
    Таял, таял в жарких объятиях и не чувствовал боли.
    Тонул, тонул в её глазах, не пытаясь выбраться на поверхность.
    Если кто-нибудь и когда-нибудь сказал, что боль, природу которой не смогли объяснить лучшие знахари Чертогов, будет съедать его заживо, он рассмеялся бы тому в лицо. И не физические муки погнали его к краю света и за край, а потребность, названия которой он не знал.
    Странник достал из кармана небольшой льдистый шарик - крошечный саркофаг, в сердцевине которого мягко переливалось нежно-коралловое сияние, контрастирующее с монохромной картинкой непогоды.
    Заперто, запечатано, и открыть темницу смогла бы лишь добрая воля Властительницы Займы. Но разве захочет Снежнейшая отпустить на свободу то немногое, что осталось от соперницы? Ни за что! Пропадай же пропадом, человечишка! Коли не пришел Буран к Властительнице по собственному желанию, то и не видать никому счастья, а сам он пускай катится на четыре стороны. А уж Займа постарается забыть нанесенную ей обиду, утешаясь в объятиях очередного любимчика.
    Беспредельна сила Займы, но всё же изгнанный из Чертогов нашел способ взломать заклятие. Не напрасно он провел немало нетленностей в поисках, странствуя по свету, и стал частым гостем во владениях Леттия. Среди дымящихся на солнце песков и ночами холоднее, чем самые студеные ночи в Чертогах, в руинах, оставшихся от давней эпохи, странник нашел то, что искал.
    Слова. Набор звуков, обладающих древней и страшной силой, способной стереть страны с лица земли, повернуть вспять реки и пробудить к жизни дремлющие вулканы.
    И сейчас, вглядываясь вдаль, туда, где на горизонте небо смешивалось с морской пучиной, он наконец решился. Прочь сомнения, задуманное должно свершиться.
    Медленно и отчетливо произнес Слова, и каждый звук, слетая с взволнованных уст, с тихим шипением взрезал поверхность шарика, покоящегося в сложенных лодочкой ладонях, въедаясь вспышками огненных прожилок в бесцветную белесость сферы. Удар за ударом, звуки хлестали бичом, проникая вглубь ледяной темницы.
    Когда эхо последнего звука растаяло в глубине шарика, на миг страннику показалось, что тот вздрогнул в руках. Прошло немало времени, прежде чем наблюдавший понял, что ничего не изменилось. С растущей тревогой и отчаянием вглядывался странник в прозрачные стенки ледяного саркофага. Быть может, сила Слов ослабела со временем, став такой же хрупкой, какими становятся вещи, сотнями нетленностей ждущие своих хозяев?
    Надежда медленно угасала, как вдруг, наливаясь цветом, коралловое пламя внутри шарика вспыхнуло нестерпимо яркой вспышкой и с невероятной мощью разорвало оковы, распыляя на множество ледяных осколков.
    Странник замер, не в силах поверить увиденному. Расцветший цветок в его ладонях медленно закрылся, свернувшись в бутон, и поплыл ввысь, плавно покачиваясь на воздушных потоках.
    

    Её душа заслужила покой.
    Скиталец следил за удаляющейся точкой, пока та не исчезла в тучах, отяжелевших от дождя. Догонять и преследовать не имело смысла. Тем более, он знал, что обязательно её отыщет - нетленностью раньше или позже. Ведь на коралловом цветке души теперь стояла его метка. Недаром он вплел в древние Слова и свою силу.

    Ночь. Полвторого. Раскрытая книжка. Не спится, а в голове пусто и гулко.
    Лада с трудом дочитала дешевый детективчик до середины и отложила в сторону. Хитросплетения взаимоотношений подозреваемых невероятно утомили мозг и зрение.
    Зевая и потирая уставшие глаза, девушка встала с измятой постели и подошла к окну. Хорошо, что стекло в пластике не замерзает в сильные морозы.
    Пейзаж за окном состоял из многоэтажки, загораживающей обзор бетонным фасадом. В нескольких окнах, разбросанных по стене здания, горел свет. Интересно, за ними собратья по несчастью, также бессмысленно убивающие ночное время?
     За окном властвовал буран со снегом. Порывы ветра поднимали снежную крупу с земли и швыряли её в стены, в окна, в машины, закручивали в сумасшедшие хороводы вьюги под свист метели - охотницы.
    Снежные горсти прилипли к стеклу, в вентиляционной шахте надрывно гудел ветер. Край крыши соседней высотки выделялся мрачной темной полосой на фоне белесых облаков, стремительно движущихся по ночному небу. Погодка не ахти.
    Лада зябко повела плечами. Она с детства не любила зиму, и та отвечала ей взаимностью. Лыжи, коньки, санки, горки и прочие активные виды зимнего отдыха неизменно заканчивались ушибами, вывихами, переломами, кровотечениями и разными мелкими или крупными неприятностями. Посыпанная песком дорожка обязательно грозила разбитыми коленками или сломанным каблуком у сапога. В прошлом году зима же отняла у Лады единственного близкого ей человека - бабушку. Баба Тоня воспитывала внучку с младенчества, когда беспутная мать, едва девочке исполнился год, отправилась завоевывать столицу и канула в неизвестности.
    Возможно, выверты судьбы являлись цепью случайных совпадений, и морозное время года было не причём, но факт оставался фактом - жизненные неприятности валились на девушку как из рога изобилия именно зимой. И все же, каждый раз, когда весна заявляла о своих правах звонкими ручьями и наглым мартовским солнцем, Лада испытывала тоску и чувство беспредельной утраты.
    Еще горше становилось девушке от непонятных и тяжелых снов, в которых она кого-то ждала, искала и не могла найти. После безысходных сновидений в душу заползала хандра, и хотелось забраться с ногами под бабушкин вязаный плед, чтобы плакать и жалеть себя. Чем, собственно говоря, Лада и занималась.
    Зима в этом году выдалась морозная, снежная, вьюжистая. Деревья стояли в живописном махровом инее, окна в домах разукрасились морозными узорами, ветки сгибались под тяжестью богатых снежных шапок. Радости для Лады в том было мало - она успела дважды тяжело переболеть простудой и потому предпочитала проводить свободное время в тепле и уюте крохотной квартирки, наблюдая в окошко за зимней роскошью и разгулом стихии.
    Вот и сейчас девушка смотрела на ночной двор, увязший в сугробах. Буран, начавшийся вечером, и не думал прекращаться. Сильный порыв ветра с глухим звуком врезался в окно, заставив вздрогнуть от неожиданности.
    Снег царствовал. И на крыше высотки тоже нагло хозяйничал. Ветер сдувал его белыми космами и тут же, играясь, насыпал новые снежные барханы.
    На самом краю крыши скопилась огромная снежная гора. Опасно. Свалится такая куча на голову - и каюк случайному прохожему.
    А меж тем гора на крыше каждую секунду меняла форму на ветру и в следующее мгновение стала похожей на силуэт сидящего человека, непринужденно болтающего ногой. Заглядевшись, Лада представила, будто бы снежная фигура по сторонам посматривает и выискивает, на кого бы упасть. А та вдруг как повернёт голову к её окну!
    У Лады замерло сердце и подскочило в груди. И что только не привидится глубокой ночью!
    Вдоль подъездов проехала машина, высветив фарами занесенную снегом колею и распугивая стелющуюся по земле поземку. Та, словно огрызаясь, с новой силою набросилась на капот автомобиля.
    Девушка вернулась глазами к крыше. Точно, показалось - всего лишь мираж, игра света и тени. На самом деле снег скопился у подветренной стороны шахты.
    Вдруг снежная гора стремительно ухнула вниз. В три взмаха ресниц - и к земле. Лада в испуге зажмурила глаза, закрыв для верности ладонями. Разобьется ведь!
    Вот смешная. С чего бы и кому бы?
    Отняла руки от лица - и не поверила глазам. Странные шутки играет зрение глубокой ночью. В свете подъездного фонаря девушка разглядела неподвижную темную фигуру в балахоне с непокрытой головой. Длинные светлые пряди развевались на ветру, а лицо скрывалось в тени. Но Лада точно знала, что незнакомец смотрел на нее.
    Она отпрянула от окна с колотящимся сердцем. Опрометью бросилась в прихожую, проверила замки, прислушалась к шорохам за входной дверью. На цыпочках вернулась в комнату, выключила ночник. Чуть дыша, осторожно выглянула в окно, прячась за шторой.
    Безлюдно на улице. Лишь ветер играет с проводами, извлекая стонущие звуки.
    Лада судорожно вдохнула и выдохнула, приводя дыхание в норму. Потерла виски.
    Вспомнила, что сегодня ходила в аптеку за витаминами, как вдруг поднялась метель и, швыряя в лицо горсти снега, норовила утянуть в глубокий снег, повалить в сугробы. Но, странное дело, вскоре ветер и снег будто стали обходить девушку стороной. Вроде и не стихла пурга, а умело её огибала, позволив дойти с комфортом до аптеки. Лишь зайдя в помещение, Лада протянула руку к воротнику и заметила, что стряхивать нечего - на пуховике не было ни капелюшечки снега.
    Обратно она дошла, чувствуя себя более чем странно. Вокруг бесновалась непогода, а девушка, словно в незримом коконе, без приключений добрела до дома, если можно считать приключением отсутствие неприятностей. Правда, у подъезда умудрилась поскользнуться и едва не упала, но какой-то неведомой силой удержала равновесие. Сквозь завывания ветра послышался над ухом тихий шепот: "Не обиж-жу...", и легкое дуновение погладило щеку.
     Отгоняя воспоминания, взбудоражившие не на шутку, Лада вновь обратила взгляд в окно. А там господствовала неукротимая стихия, устроившая настоящий разгул. Клубились снежные пушинки, завиваясь в спирали, стягиваясь в косы, соединяясь в завихрения снежных россыпей. Собирались снежинки - а потом бросались врассыпную.
    Вот и на перилах соседского балкона закрутилась воронка. И почудилось девушке, будто в снежной круговерти наметились слабые контуры человеческого лица, по крайней мере, отдельных его черт. Вот проявились брови, линия носа, глазницы, очертания улыбающегося рта. Пляшут, вертятся снежные вихорьки - то соберутся в лицо, то снова рассыпаются.
    Как завороженная смотрела она на это зрелище. Уже и слабый абрис человеческой фигуры, сидящей на перилах, привиделся. Вскинуло кипенное облако снежную бровь, и снежная улыбка съехала на бок. А в голове прошелестело: "Я не х-хочу напугать..."
    Докатилась! Уже и голоса мерещатся.
    Но почему-то было совсем не страшно, а таинственно, и пахнуло ... чем-то странно знакомым. В груди защекотало, и защипало глаза.
    Ну и пусть почудилось, ну и пусть потом окажется, что сон! Зато в этом сне царапало где-то там, в глубине, немыслимой нежностью, и ноги дрожали от непонятного смятения, накатившего высокой волной. Поэтому Лада, сглотнув, молчала, крепко вцепившись в штору, и зачарованно смотрела на снежный танец.
    "А ты з-забавная..."
    - Почему? - хриплый голос прозвучал нелепо в темной комнате.
    "Не з-знаю. Не такая, как все. И я з-знаю, как тебя з-зовут"
    - Мне не нравятся, когда за мной следят, - нахмурилась она.
    "С-следить? Нам это не интерес-сно...", - с тихим присвистом отозвалось в голове.
    - Кому это "нам"?
    "Ну, нам... мне..."
    Фигура то рассыпалась в снежную пудру, то воссоединялась вновь, поигрывая снежком.
    "Точно, крыша поехала", - подумала Лада, потирая виски и лоб, и крепко зажмурилась.
    "Не-ет, крыш-ша на месте. Но и там скуш-шно", - заверил голос в голове.
    Снежный собеседник склонил голову набок, словно изучая девушку, и перестал подкидывать шарик. А может, это игра разнузданного воображения, и чужой голос в голове - сплошной бред?
    "Ты грустишь?"
    - Я спать хочу.
    "Так спи-и..."
    - Не спится.
    "Почему-у?"
    - Не знаю.
    "Ты боиш-шься?"
    Лада невольно вздрогнула.
    - Вот еще, - пожала деланно плечами.
    "Нет, боиш-шься. Закроешь глаза, и што-то прис-снится. А што долж-жно прис-сниться?" - допытывался голос.
    - Кошмар, наверное, - согласилась она уныло. - Мне часто снятся кошмары.
    "Я их прогоню, - уверенно заявил голос в голове. - Я с-смогу. Не вериш-шь?"
    Призрачная снежная рука отшвырнула в сторону шарик, и эфемерный собеседник развернулся лицом к окошку. Девушка почувствовала волну азарта, выплеснувшуюся от снежной галлюцинации.
    "Поймаю твой с-сон, и он до тебя не доберется. Я умею. Иди с-спать и не бойс-ся".
    - Ну-ну, - отозвалась она скептически, - а зачем тебе это всё?
    "Ш-што всё?"
    - Ну, это... Зачем ты мне помогаешь?
    Снежная физиономия смутилась, не торопясь с ответом.
    "Я бы хотел... Я думал...."
    Так это ОН?!
    "Мы могли бы стать друз-зьями..." - закончил неуверенно снежный силуэт, рассыпавшись на круговерть снежинок, а затем вновь собравшись в призрачную фигуру.
    - А тебе с таким другом, как я, не будет скучно? - спросила добродушно Лада и зевнула.
    "Не-ет, што ты, што ты, - замахал снежный Он руками. - Я беш-шено... то есть, без-зумно рад!"
    И рассыпался поземкой, а потом опять уселся на перилах.
    Девушка пожала плечами, прикрывая ладонью рот, грозивший разорваться от сладкой зевоты. Глаза начали слипаться.
    "Лож-жись с-спать, а я немнож-жко погуляю".

    Впервые за долгое время Лада уснула глубоким и крепким сном, пришедшим на удивление быстро и незаметно. Уснула под завывание ветра в вентиляционной шахте, не обращая внимания на пугающие тени деревьев, метавшиеся по обоям.
    Она и не подозревала, что всё это время новый знакомый чутко охранял её сон, отгоняя неспокойные видения, пытавшиеся прокрасться внутрь, и улыбался вслед своим мыслям - значит, поиски были не напрасны. Он нашел своё, и оно того стоило.
    Следующим утром Лада пробудилась, словно от толчка, с отличным настроением и невыразимой легкостью в теле. Вспорхнула и, подбежав к окну, раздвинула шторы. И ахнула в удивлении.
    А там!
    Ясное тихое утро... И изумительное по своей красоте прозрачное нетканое полотно, будто созданное талантливой рукой мастера, покрывавшее поверхность оконного стекла. А за льдистой красотой пробивался диск восходящего солнца.
    Худшее позади! - промелькнула в голове шальная мысль. И верно - согласилась с ней Лада, лучась от счастья. Да, отныне всё будет отлично. Теперь она не одна.
    

     Вся правда о Снегурочке

     - Батюшка, матушка, за что же вы отдали меня на погибель? Братья и сестрицы милые, помогите! - умоляла юная худенькая девушка, тщетно пытаясь вырваться из удерживающих крепких рук.
     Двое высоких русобородых мужчин в теплых шапках и крепких овчинных дохах волоком тащили несчастную к жертвенному дереву. Майя была боса, в одной нательной рубашке. Она плакала и кричала, и пар от ее дыхания окутывал лицо, замерзая инеем на соболиных бровях и густых ресницах.
     За жертвой двигалась молчаливая деревенская толпа.
     - Где же справедливость на белом свете? Рейно, любимый, вели отпустить меня! - с отчаянием взывала несчастная к высокому стройному парню. Тот отвел глаза.
     Пока девушку привязывали крепкими путами к высохшей иве, бедняжка сопротивлялась и вырывалась, умоляя родителей и суженого помочь ей.
     Мороз крепчал и с усердием жалил щеки и носы. Недолго постояв около жертвенника, люди начали расходиться один за другим.
     Вдруг Майя, подняв к небу заплаканное лицо с ледяными дорожками застывших слез, закричала:
     - Все равно судьбу не обманете! Не моя доля была привечать Деда, а её. - И с искаженным яростью лицом кивнула на богато и тепло одетую девушку, стоявшую в сторонке. Дочь старосты поспешила спрятаться за чьей-то широкой спиной.
     - Значит, брошенный жребий можно обойти, потому что защитить меня некому! - с горечью воскликнула несчастная, смотря в глаза суженому.
    Тот отвернулся и, ссутулившись, побрел к своему дому с поникшей головой. Дочка старосты догнала парня, и, погладив сочувственно по рукаву дохи, взяла под локоть.
     - Да будьте вы прокляты за вашу подлость! - стуча зубами, крикнула Майя собравшимся. - Проклинаю вас всех в вашем потомстве!
     Мало кто обратил внимания на отчаянные возгласы девушки, и вскоре она осталась в одиночестве.
     О боги, как же мучительно отдавать свою, пусть и коротенькую, жизнь в угоду кровожадному Северному Деду! Бедняжка дрожала от нестерпимого холода все сильнее и сильнее. Ее трясло, зубы стучали, кожа побелела и покрылась мурашками. Майя не заметила, как подул слабый ветерок, обмораживая лицо, пальцы рук и ног. Невдомек ей было, что любил Северный Дед, когда его встречали бледным румянцем.
     Звонкая тишина стояла на улице, лишь деревья изредка потрескивали на морозе. Багровый шар солнца быстро уходил за горизонт в сгущающихся сумерках. В избах начали зажигать лучины.
     Как же хочется спать! Как же Майя устала! Странно, и холода совсем не чувствовалось, будто отступил мороз. Может, передумал Дед и решил отказаться от дани, а ненаглядный Рейно сейчас придет за нареченной, чтобы вызволить из неволи? Но все-таки, как же хочется спать...
     Тут почудились Майе поблизости чьи-то шаги. Встрепенулась, вглядываясь в потемках - ан нет, видно, показалось. Вскоре девушка впала в забытье, и уж больно хороший сон ей приснился: будто она и Рейно счастливы вместе, будто обнимает он нежно и целует ласково, а вокруг крутятся розовощекие детишки. Но вдруг во сне появилась из ниоткуда разлучница, дочка старосты, взяла за руку Рейно и повела прочь как послушного теленка. "Рейно! Рейно!" - кричала Майя, сорвав голос, да так и не дозвалась суженого. Исчез он в дали, растворился вместе с ненавистной соперницей.
     Горько всхлипнула страдалица и очнулась от забытья, слепо вглядываясь в темноту позднего вечера. Точно кто-то вокруг нее похаживает!
     - Северный Дед, верно, ты за мной пришел? - прошептали беззвучно заледеневшие губы. - Да как видишь, еще жива я. Просто так не сдамся.
     И все же с каждой минутой слабое человеческое сердце билось все медленнее, дыхание становилось все более поверхностным, пока почти не угасло. Кровь загустела настолько, что с трудом прокачивалась по сосудам. Вскоре те начали ломаться, и вся жидкость из них вышла в ткани, стремительно леденеющие на жестоком морозе. Сердце милосердно остановилось, дыхание замерло, и голова с роскошной русой косой поникла.
     - Слаба человечка телом, но сильна духом, - прогудел под ухом мертвой девушки голос. - А я еще сильнее. Недаром такого трескучего морозцу навел, что колодцы да реки до дна промерзли. Ишь, как людишки перепугались, решили задобрить меня подарком. Хороша игрушечка - чистая, мужскими лапищами не зашарканная. Люба ты мне, девица, посему быть тебе отныне и вовек моей спутницей, названной внученькой ненаглядною, а всяк, кто посмеет тебя зазнобою назвать, вмиг заледенеет телом и душою. Нарекаю тебя Снегурочкой.

     Трижды стукнул огромным посохом Северный Дед, задрожала земля, вспыхнула голубым пламенем сухая ива. Родилась в тот миг Снегурочка - с волосами белее снега, с глазами нежнейшей голубизны, с бархатными щечками, с алыми губами и с замерзшим сердцем, в глубине которого уютным клубочком спряталась месть, до поры, до времени ожидая своего часа.

***

     - Машенька, посмотри, кто к нам в гости пришел! - воскликнул мужчина, повернув голову в сторону застекленных дверей. Створки с дребезжанием распахнулись, одна с силой ударила о стену. Из комнаты, в которой смутным пятном угадывались очертания наряженной елки, выбежало чудо пяти-шести лет, с пышными кудряшками, в нарядном платье и чудесных лакированных туфельках.
     - Снегурочка! - восторженно закричало чудо и, подбежав к мужчине, спряталось за ним, застенчиво поглядывая на меня.
     - Да, Снегурочка! - чересчур радостно воскликнул мужчина. - Посмотри, Машенька, какая она красивая! Какие у нее потрясающие снежинки на короне!
     - На кокошнике, - машинально поправила я, разглядывая заказчика.
     - Что? А, да-да, - отвлеченно поддакнул он. - Машенька, а давай пригласим Снегурочку в зал. Ты же приготовила для нее стишок? - многозначительно намекнул девочке. Та нехотя оторвалась от брючины.
     - А где Дедушка Мороз? - застенчиво поинтересовалась. - Хочу ему стишок рассказать.
     - Дедушка припаздывает. Сегодня много детишек нужно навестить, вот он и не успевает, - улыбнулась я, надеясь, что улыбка не вышла похожей на волчий оскал.
     Девочка недоверчиво поглядела на меня. В который раз я убедилась, что дети тонко чувствуют фальшь.
     Мы прошли в комнату, оказавшуюся большой гостиной. Стоявшая в центре елка была хороша: с густыми ветвями и с пушистой, словно посудные ершики, хвоей; увешанная коллекционными дорогими игрушками и красивыми мигающими огоньками.
    

     Интересно, что произойдет, если рассказать Машеньке о том, как в древности друиды развешивали на елке не игрушки и гирлянды, а внутренние органы и кишки людей и животных, чтобы задобрить кровожадного лесного духа? По мне так - хороша была друидская традиция.
     Ах, как заверещит девочка, услышав эту сказку, и в какое оцепенение впадет ее папочка! Ах, сколько будет писку и визгу! Отвлекшись, я безмятежно улыбалась своим мыслям, но детский голосок возвратил в реальность. Девочка, забравшись на табурет, читала с запинками стишок, поглядывая на отца, а он подсказывал слова в нужных местах.
     Я не слушала корявые рифмы, старательно извлекаемые детским беззащитным горлом, а жадно вглядывалась в мужское лицо и с каждой секундой находила все больше знакомых черт: тот же волевой подбородок, упрямо сведенные брови, серьезный взгляд и ямочка на левой щеке, возникавшая, когда он ободряюще улыбался девочке. Или мне хотелось, чтобы он был похож?
     Меня начинала раздражать забота, с коей мужчина обращался с ребенком. "И вовсе доченька не похожа на папочку", - подумала я злорадно. Вот если бы заморозить эту бледную поганку на месте, было бы, наверное, весело. По крайне мере, мне.
     Не успела отвести взгляд. Мужчина поймал его и нахмурился.
     - Машенька, иди, поиграй в своей комнате. - Снял девочку с табуретки.
     - Отчего же? Машенька еще не дочитала свой стишок. - Я наклонилась к ребенку и спросила: - А где твоя мамочка? В такой радостный день вся семья должна собираться дома.
     - А наша мамочка...
     Не успела девочка договорить, как мужчина мягко прикрыл ей рот ладонью и вывел в коридор, после чего плотно закрыл двери. Привалился спиной к мозаичному стеклу и посмотрел на меня.
     - Ну, здравствуй, Майя, - сказал тихо. - Я знал, что ты придешь.
     Сказать, что я опешила, значит, ничего не сказать. Откуда он знал мое настоящее имя, погребенное под слоями вековой пыли? Не может быть, чтобы передо мной был он, мой Рейно из прошлой жизни! Это невозможно.
     - Уже не Майя, - пытаясь справиться с волнением, ответила я. - Только Снегурочка.
     - Хорошо, Майя - Снегурочка, - кивнул мужчина, заставив меня вздрогнуть при упоминании выцветшего имени, о котором не помнил никто, да и я сама давным-давно вырвала его из сердца.
     Всех причастных к моей смерти поразило проклятие. Век за веком их потомство хирело и вымирало, постепенно вырождаясь. И все же предатель Рейно, женившись на старостиной дочке, казалось, смог одолеть чары, наложенные умирающей мною. Год от года, век от века его род плодился и размножался, процветая, а я могла лишь наблюдать со стороны, кусая от бессилия губы - Северный Дед строго-настрого запретил причинять вред смертным. В то время Дедуля увлекся тем, что создавал себе репутацию заботливого Морозного Дедушки, которого должны были полюбить детишки и взрослые. Он сообразил, что добром можно взять гораздо больше, чем силою, и поэтому старательно изображал благодушие и саму добропорядочность. И надо же, у него получилось!
     Пока Северный Дед неуклонно становился все розовее и пушистее, я занялась возмездием там, куда не смогло добраться проклятие. Напрямик мстить было нельзя, поэтому я действовала окольными путями: невзначай подкладывала наследникам рода Рейно различные искушения, приводящие в итоге к их гибели - роковых любовников, запретные удовольствия, азартные игры, опасные связи. Потомки моего несостоявшегося суженого тонули, стрелялись, вешались, спивались, умирали от страшных болезней, их убивали.
     И все же род Рейно, порядком оскудевший и изрядно потрепанный, был жив. Мужчина, стоявший сейчас передо мной, являлся последним его представителем, целым и невредимым. Несмотря на приложенные усилия, наследник крови Рейно не погиб и не умер, умело лавируя между расставленных сетей, поэтому, когда мое терпение иссякло, пришлось наведаться в гости лично.
     Будь, что будет. Со смертью последнего из рода Рейно и его миленькой дочки месть закончится, и у меня не будет причин для существования. Я не боюсь наказания Северного Деда и с радостью его приму.
     - Ты - не он.
     - Не он, - подтвердил мужчина, - оторвавшись от двери и сделав шаг навстречу.
     - Откуда тебе известно имя?
     - Семейное предание, Майя. - Мужчина начал потихоньку приближаться.
    Я благоразумно переместилась за ёлку. Что ж, если хочется, поиграем в зайчика и серого волка.
     - И что ты собираешься делать?
     - Остановить тебя! - Мужчина расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и снял с шеи небольшой круглый амулет на медной цепочке.
     - Ой, как страшно! Напугал! - откликнулась я весело.
     В то время как преследователь начал обходить елку следом за мной, я старалась держаться от него в нескольких шагах. Веселье весельем, но иногда простые безделушки начинялись мощными заклинаниями, способными причинить вред даже всесильному Северному Деду.
     - Что за миленькая штучка у тебя в руках? Перебрось мне, я полюбуюсь!
     - Это то, что освободит тебя, Майя, - ответил потомок Рейно, продолжая неспешно преследовать меня вокруг елки.
     - А зачем меня освобождать? Я и так счастлива. Вот избавлюсь от тебя и буду самой счастливой на свете, - хохотнула я.
     - Откуда в тебе столько злобы? - вдруг остановился мужчина. - Разве не достаточно того, что загублены сотни невинных людей?
     - Невинных? - В трюмо отразилось мое искаженное ненавистью лицо. - Каждый из них виноват в том, что случилась вопиющая несправедливость! А поганую кровь нужно вытравливать целиком с лица земли.
     - Ты не щадила никого, бездушная тварь! Ни взрослых, ни детей!
     - Ошибаешься, - хихикнула я в ответ на комплимент. - Тварь была очень добра, терпеливо ожидая, пока детки вырастут, заведут семьи, и уже потом предоставляла выбор. В конце концов, в чем ты меня обвиняешь? В том, что один из твоих предков проигрался в игорном доме и пустил пулю в лоб, а его жене пришлось стать уличной шлюхой, чтобы дети не умерли с голоду?
     Мужчина заметно побледнел.
     - Да, дорогой, - понизила я голос, - грязная кровь твоего прапрапрадеда сама сделала выбор, заставив проиграть случайно найденные на дороге деньги да еще заложить собственный дом.
     - Это несправедливо! - воскликнул мужчина. - Дети не должны отвечать за поступки своих родителей.
     - Еще как должны. - Я выразительно поглядела в сторону дверей и для пущей наглядности выпустила с кончиков пальцев морозное облачко.
     - Нет! - взревел мужчина и бросился догонять. Да и мне, в конце концов, надоело возиться с этим бугаем.
     Обычно нужно совсем немного: запустить ледяные когти под кожу и добраться до маленького тикающего механизма в груди, а потом сжимать его, наблюдая за трепещущим в агонии телом. Но сегодня был определенно не мой день.
     Жертва отчаянно сопротивлялась. Борясь, мужчина неожиданно приложил медальон к тому месту, где когда-то стучало мое человеческое сердце, и начал нараспев произносить слова. Я догадалась, что это было заклинание, и сильнее сжала когтями кусок бьющейся мышечной ткани. Противник побледнел и пошатнулся, но, заметив торжествующее выражение моего лица, собрал последние силы и еще громче понес свою тарабарщину.
     После каждого произнесенного слова металлическая бляха нагревалась все больше и больше, пока не ужалила меня огнем. От боли я охнула и вместе с мужчиной осела на пол. На последнем издыхании враг, прижимая медальон к моей груди, продолжал шептать заклинание, в то время как моя хватка с каждым мигом слабела. Рука онемела, заставляя втянуться ледяные когти. По телу пробегали теплые волны, и их жар неуклонно усиливался. Мужчина с трудом выдохнул последние слова и упал без сознания на пол. Я же сгорала и таяла в огне, разрастающемся откуда-то изнутри. А затем перед глазами повисло голубое небо с застывшими островками облаков.

***

     Тело мягко покачивалось на убаюкивающих волнах, а надо мной склонился Рейно. Милый Рейно, когда-то предавший и бросивший меня. Странно, при этой мысли я не почувствовала прежней вымораживающей ненависти, на смену ей пришло опустошение.
     Держа мою голову на коленях, Рейно расчесывал мне пятерней волосы, пропуская пряди между пальцами. Потом мягко поцеловал в лоб:
     - Спи, милая, ты достаточно настрадалась.
     "Но почему? Как..." - Губы силились сказать хотя бы слово, но с них и звука не сорвалось. Однако Рейно понял.
     - Я безмерно виноват перед тобой, Майя, и моя вина постоянно при мне. Всех жизней не хватит, чтобы исправить совершенную ошибку. - Подняв голову, он невидяще смотрел вдаль. - Но и губить невинных людей я не мог тебе позволить.
     - Ты жил счастливо со своей женушкой, растил детей и внуков, в то время как я стала чудовищем! - Если бы криком можно было убить, Рейно разорвало бы от боли в моем голосе. Увы, горло было способно лишь на слабый шепот.
     - Я не смог жить без тебя, ненаглядная. - Рейно посмотрел в мои глаза, выискивая в них что-то, одному ему ведомое. - Не сумел. Но нашел способ сказать тебе, что раскаиваюсь.
     - Надо же! - просипела я и закашлялась.
     - Одна старая ведьма согласилась заговорить оберег, и для завершения ритуала потребовалось вложить в него жизнь и душу, что я с радостью и сделал, потому что не было сил жить так, как я жил. Перед смертью наказал сыну передавать этот оберег из поколения в поколение, не забывая и о семейном предании, потому что знал - рано или поздно ты придешь за возмездием.
     Слушая его, я вдруг заплакала. Я столько времени мечтала о том, чтобы выплакаться, потому что не могла сделать этого долгие столетия - слезы застывали, не успев родиться. Какое же облегчение пришло вместе с мокрыми солеными дорожками, проложившими путь по щекам!
     - Майя, - нежно, но твердо сказал Рейно, вытирая мои слезы, - нужно простить. Без твоего прощения никто не может уйти отсюда.
     Он кивнул куда-то в сторону. Повернув голову, я увидела в размытой дали крохотные фигурки множества людей: сидящих, бесцельно шатающихся и раскачивающихся на месте - всех тех, кого застала месть, поддерживавшая меня день за днем.
     Мести помогала память. Раньше я думала, почему Северный Дед не стер мне её? Ведь знала, он мог. Но не сделал, наверное, потому, чтобы исподтишка забавляться моими мучениями.
     - Возможно, со временем, - буркнула я невнятно, отворачиваясь.
     Рейно улыбнулся:
     - Я сделаю всё, чтобы ты простила.

***

     - Папа! Папа! - Девочка тормошила мужчину, лежавшего в большой луже воды. - Проснись!
     - А? Что? - Тот очнулся от забытья, медленно фокусируя взгляд на девочке, и крепко прижал её к себе. - Все кончилось, родная. Круг замкнулся. Теперь мы не будем бояться, правда?
     - Папа, а где красивая тетя Снегурочка? - перебила Машенька, не особо вникая в смысл сказанного.
     - Она ушла искать Дедушку Мороза, - рассеянно пояснил отец, расправляя непослушными пальцами складки на платье ребенка. - Вдруг он заблудился?
     - А Снегурочка вернется? - с надеждой спросила девочка. - Я не дочитала стишок.
     Мужчина вздрогнул.
     - Нет, Машенька, они с Дедушкой пошли к другим деткам. Знаешь, сколько еще подарков им нужно подарить? - и, увидев расстроенное лицо дочери, торопливо добавил: - А пойдем-ка на кухню, посмотрим, какой торт нам бабушка испекла.
     - Ура! - Машенька вскочила и запрыгала как козлик, тут же забыв о детских горестях, а потом вдруг притихла: - Папа, а на небушке тоже бывает Новый Год?
     - Да, родная, бывает.
     - Значит, и мамочке тоже там весело, правда?
     - Конечно, милая.

***

     - Эх, растяпой же оказалась Снегурочка, - сетовал Северный Дед, сидя под огромной мохнатой елью. - Однако ж, отучился я быть в одиночестве. Грустно, скучно. Пойду-ка поищу себе спутницу, новую внученьку.
     ____________________________________

     * Рассказ был опубликован в номере 11-2012 электронного журнала КТД, для рубрики "Неживой уголок", сайт/форум "ЛедиВебнайс"

     По делам да воздастся
    После завершения положенного траура осиротевшее герцогство, наконец, обрело нового господина. Следующий по старшинству из рода ди Вейда вступил в права наследования титулом и землями, и на пиршества, устроенные по этому случаю, съехались гости из разных уголков обширных владений.
    Альв прибыл в замок перед окончанием празднеств, опоздав из-за неотложных дел: во вверенных ему землях начался падёж скота. Атмосфера разгульного веселья не заразила гостя. Характеру Альва, закаленному северными ветрами Пограничья, претили безудержное пьянство и бахвальство гостей друг перед другом. Но следовало усмирить гордый нрав и выполнить две миссии: заручиться поддержкой нового синьора и просить руки его сестры по давней договоренности между покойным герцогом и отцом Альва.
    Прежний господин скончался от апоплексического удара, дожив до преклонных лет. Достойный был человек. Заботился о своих землях, о народе, справедливо разрешал споры, не усердствовал с налогами. Покойный владетель понимал важность северных территорий и всячески поддерживал людей, охраняющих границу от алчных соседей. Дабы упрочить отношения, он предложил связать брачными узами Альва и свою племянницу.
    В силе ли договоренность? Отец скончался полгода назад, старый герцог две недели как отошел в мир иной, и с его смертью в Пограничье перестали поставлять лес, железо и продуктовые подводы. Теперь племянник покойного сидел во главе пиршественного стола и принимал хвалебные оды. Дождался-таки, когда дядюшка отойдет в мир иной.
    Факелы чадили, вино плескалось в кубках и одуряло головы хмелем. Приглашенные прославляли гостеприимство и щедрость нового владетеля, а боле того - исключительную красоту леди Инги, и восхваления не преувеличивали красоту сестры герцога. Пригожа дева лицом, сильна духом да и умом не обижена. Она станет достойной хозяйкой в северных землях: Альву - опорой, его людям - примером. А то, что нет любви и страсти... Добрый и крепкий брак строится на взаимном уважении и доверии, а не на скоротечных чувствах.
    Ди Вейда не поскупился на увеселения, наняв музыкантов, жонглеров, менестрелей. И клетка в углу являлась частью развлечений - маленькая, сбитая из корявых орясин, со следами застарелых испражнений. Для зверья или для преступников? В чем провинилась девчонка, брошенная в тесное узилище?
    Затравленный зверек, сжавшийся в комочек... Заострившийся подбородок, синяки под глазами. Бледное личико, спутанные сальные волосы, ноги и руки в ссадинах, грязная мужская рубаха на голое тело. Дрожит, не переставая.
    Сколько времени провела она взаперти? Три дня? Неделю? За что наказана?
    - Обманули, аспиды! - рявкнул ди Вейда, грохнув кубком, и вино расплескалось по столу. - А уверяли, что это нимфа. - Ткнул перстом в сторону клетки.
    Альв едва не ахнул от изумления. Видно, хмель помутил рассудок хозяина замка, коли герцог посмел обращаться с нимфой как с животным. Знать, потерял новый владетель чувство страха и забыл, что неземные создания грозны в гневе и мщении.
    Ловчий, застывший за креслом, наклонился, чтобы подсказать на ухо синьору, но тот оттолкнул подсказчика.
    - Обещали развлечение и разочаровали. Разве она похожа на наяду? Девка как девка. Дикая и вонючая. Тиной от неё несет да болотом. На, грызи!
    Кость от бараньей ноги ударилась о жердины, и девчонка забилась в угол клетки, вызвав взрыв веселья.
    - Не похожа на нимфу, - сказал один из гостей, вытирая о камзол жирные пальцы. - Те красотки хоть куда. Чем приманивали?
    - Медом и орехами, - пояснил ловчий. - Попалась в сети на вторую ночь.
    - На вторую ночь... - передразнил ди Вейда. - А на третью попалась бы вся деревня. Какая ж это нимфа? - вспылил он. - Обычная девка, охочая до лакомств. Ни рожи, ни кожи. Врешь, шельмец.
    - Без обману, господин... - начал оправдываться ловчий, но герцог схватил его за бороду и притянул к столу.
    - Уверял, что танцует без удержу и заплясывает любого вусмерть. И где танцы, спрашиваю? Паршивка чуть лицо не расцарапала. Ненавидит меня. Ишь, зенки посверкивают.
    "Скорее, безумно боится" - скривился Альв.
    - Нужна хорошая плетка и твердая рука! - крикнул пьяно другой гость. - Сразу вспомнит, как отплясывать.
    - Что умеет гадать, говорил? Говорил. - Ди Вейда тянул ловчего за бороду. - А она не понимает ни слова. Может, язык проглотила?
    - Не могу знать, синьор, - мычал ловчий, больно стукаясь лбом о стол.
    - На дыбу ее! - крикнул третий гость. - Запоет на всю округу.
    - За обман ответишь, - разгневался герцог. - Посажу в клетку. Будете вдвоем веселить народ на ярмарке, харчи отрабатывать.
    Он отпустил бороду ловчего, и тот, не удержавшись на ногах, упал лицом в заливное из осетра. Знать захохотала, а затем интерес переключился на сказания о подвигах великих воинов. А Альв отпустил рукоять меча. Если бы ди Вейда прислушался к советам захмелевших вассалов, сегодняшний вечер мог закончиться кровопролитием.
    Ночью, когда погасли камины, и замок уснул, Альв спустился в пиршественный зал, прикрывая рукой колеблющееся пламя свечи. Груда тряпья в углу клетки не пошевелилась.
    - Эй, ты жива?
    Альв подышал на ладони и потер. Холодно в замке, сквозняки гуляют. Толстые каменные стены половину лета нагреваются и за половину дня выхолаживаются.
    - Слышишь меня? - окликнул пленницу.
    Комочек в углу зашевелился, и в темноте сверкнули глаза. Девчонка испуганно жалась к жердинам. Была б ее воля - растворилась бы, исчезла.
    - Не трону тебя. Возьми. - Альв протянул яблоко. Ароматное, спелое, сочное, сладкое. Одно из тех, что привез в небольшом сундучке в подарок Инге. А высокородная леди поинтересовалась с насмешкой:
    - Уж если яблоки - немыслимое сокровище, то какова цена золота в ваших краях?
    - У нас считается драгоценностью каждая капля воды, - пояснил Альв и не покривил душой. Холмы и степи Пограничья, растянувшегося по плоскогорью, веками изнывали без живительной влаги.
    Альв любил свой край - обветренным лицом, бронзовым загаром, мозолистыми руками. Он родился на севере, как его отец, дед и прадед, и помыслить не мог, чтобы бросить места, бывшие его родиной.
    Жить можно везде, было бы желание. И яблоневый сад в крепости - тому пример. Хотя сад - громко сказано. Три саженца из двадцати, прижившихся на каменистой почве. Воду для поливки доставляли в бурдюках из затхлого болотца поблизости.
    Альв вдохнул фруктовый аромат. Чудесные яблоки. А Инга посмеялась.
    - Что же, бусы вязать из вашего подарка? Шею оттянут. А здесь и своих деликатесов в избытке.
    Несмотря на хмель, ди Вейда не рискнул насмехаться над гостем. Как-никак, Пограничье прикрывало земли герцогства, защищая от жадных соседей. Новый владетель миролюбиво заметил, похлопав Альва по плечу:
    - За обязательства дядюшки я не в ответе, а о сестре забочусь. Подыскиваю ей более достойную партию. Вам же советую затянуть пояса потуже на ближайший год. Понимаю ваше беспокойство, но и наши закрома не беспредельны.
    Где год, там и два. И три, понял Альв. Герцог отказал в поддержке.
    
    Девчонка смотрела на Альва, не шелохнувшись и не мигая.
    - На. Возьми. - Он протягивал яблоко и, не дождавшись отклика, бросил.
    Зеленый шар покатился прямиком к замухрышке. Рука неуверенно потянулась и отдернулась, а пленница вопросительно посмотрела на Альва: шутка или нет?
    Он покачал головой. Хороши же развлечения в замке: бросать узнице еду на веревке и тут же отбирать.
    - Ешь, - велел Альв.
    Худышка осторожно вытерла яблоко о подол рубахи и, как и Альв, втянула носом фруктовый аромат. И с хрустом вонзилась зубами - неожиданно белыми на грязном лице с разводами от слез.
    Альв наблюдал за быстротой, с коей пленница уплетала яблоко. Следом покатилось второе, третье. Девчонка смотрела благодарно и перестала дичиться. Тощая шейка, костлявые плечики. Видно, её держали впроголодь, добиваясь покорности. За что? Неужто за то, что углядели в воробышке нимфу?
    - Хочешь пить? - Альв потряс баклажкой. - Иди сюда.
    Жидкость заплескалась, и грязнулька сглотнула. Настороженно приблизилась, приготовившись в любое мгновение дать стрекача. Пила жадно, обхватив баклажку обеими руками. Подчистую опустошила и постучала по донышку, чтобы последние капли попали в рот. Вытерев губы тыльной стороной ладони, худышка замерла с щенячьей преданностью в глазах.
    До чего довели человека. Ослепли, что ли? Какая же она нимфа? Обыкновенная девчонка и ребенок, к тому же.
    В предрассветных сумерках, когда стража, перепившись, спала как убитая, Альв выехал из ворот замка, прижимая укутанную в теплый плащ малявку. Она перестала цепляться и дрожать, пока Альв нес её к конюшне и седлал лошадь, а потом пригрелась и уснула.
    Пустив лошадь шагом, всадник повернул к лесу и растаял в утреннем тумане. К седлу был пристегнут сундучок с яблоками.
    - Ты свободна. - Альв попытался спустить пассажирку с лошади у первого встретившегося озера, но девчонка отчаянно мотала головой, ухватившись за него крепче плюща-ползуна.
    Уж и уговаривал он - и по-доброму, и пригрозил - всё без толку. Грязнулька приклеилась намертво. Даже умываться отказалась, потому что боялась: вдруг спаситель её бросит.
    - Куда ж я тебя дену... Со мной поедешь? Домой, - как мог, пояснил Альв и показал, сведя ладони шалашиком.
    Девчонка закивала, и худенькое личико озарилось счастливой улыбкой.
    
    Возвращались назад несколько дней. Ночами грелись у костра, потому как девчуля наотрез отказалась заезжать в селения, плача горькими слезами. Альв кормил спутницу яблоками, хлебом, сыром, захваченными из замка, и предлагал разбавленное вино, но она, смеясь, отказывалась, предпочитая воду из родников и ручьев. Девчонка оказалась боса, и Альв укоротил портянки, обмотав отрезами её холодные ступни. Ручей, смывший грязь и горечь обид, нанесенных людьми, выявил прехорошенькое личико бывшей пленницы герцога.
    Её смех звенел колокольчиком, и Альв замирал, слушая журчащие переливы в голосе. Девчонка оттаяла душой и радовалась полевым цветам, пению птиц, ветру и солнцу. И пусть не понимала слов, зато ласковые интонации хорошо различала. И пахла не тиной и болотом, а утренними росами и грибным дождиком.
    Перелесье и рощи редели и скудели, путь неуклонно тянулся в гору, и вскоре пошли ковыльные степи плоскогорья.
    Альв возвращался с двойственным чувством. С одной стороны, взыграла его гордость в ответ на пренебрежение нового герцога к людям, служившим верой и правдой сиятельной фамилии. С другой стороны, нужно что-то говорить сородичам, ожидавшим хороших вестей. Эх, следовало усмирить строптивый нрав и упасть в ноги сюзерену.
    На перепутье дорог Альв повернул к крепости, но девчонка, и без того егозившая в седле, показала налево, требуя свернуть к чахлому болотцу, питавшему мутной водой половину Пограничья. А вторую половину северных земель поила хилая речушка, стекавшая с гор и пересыхающая к осени.
    Спешившись у болота, Альв спустил с лошади радостно улыбающуюся девчонку. Чему радоваться? Ветер пронизывающий и кожа гусиная, а ей весело. Вот блаженная.
    Не успел он глазом моргнуть, как малявка запрыгала по кочкам и, помахав на прощанье, исчезла. Альв метался вдоль берега и звал глупую, пока не охрип. Пока не понял, что девчонка, к которой успел прикипеть сердцем, увязла в топи и захлебнулась.
    Вернувшись в крепость, Альв погрузился с головой в насущные дела, отмалчиваясь на расспросы. Но, как ни оттягивай, а ответ предстояло держать. Эта зима обещала быть суровой. Скудные припасы быстро закончатся, и люди начнут голодать.
    А через несколько дней в Пограничье начались удивительные перемены. Болото вышло из берегов, и вода, пробивая дорогу, устремилась меж холмов, затопляя низины и преодолевая день за днем новые расстояния.
    - Воистину чудо! - говорили одни. - Наши молитвы наконец услышаны.
    - Ох, - сетовали другие, смотря на новорожденную реку. - Раньше не было преград, а как теперь перебраться на другую сторону?
    - Будем строить мосты, - отвечали третьи.
    А старожилы, напрягши память, поговаривали, будто давным-давно здесь текла полноводная река, и что холмы - вешки высохшего русла. Но подземные источники ушли глубоко под землю, и река исчезла, оставив болотце, питаемое заиленным родником.
    Лишь Альв разгадал причину свершившегося чуда, но боялся поверить в догадку. Он часто приходил на берег озера, вода в котором стала прозрачнее горного хрусталя, и подолгу ждал неизвестно чего. Наверное, ещё одного волшебства. Но дары, что по указанию Альва приносили к берегу, оставались нетронутыми.
    Отчаявшись, он вдруг вспомнил. Орешки в меду!
    От нетерпения Альв не мог усидеть на месте и бродил у озера до позднего вечера. Там же и уснул под большим валуном. А под утро приснился сон: ослепительной красоты дева, укутанная в шелка молочного тумана, склонилась над Альвом. Звезды отражались в её глазах, нежные губы манили розовыми лепестками, золотые кудри струились волнами.
    Неземная красавица улыбнулась, явив на щеках ямочки.
    - Неужели сбежишь? - воскликнул с отчаяньем Альв, протянув руку к видению.
    В ответ тонкие пальчики, измазанные медом, доверительно легли в мужскую ладонь. Волшебный сон оказался явью.
    Сколь плодовитее становились земли Пограничья, столь бедственнее жилось в землях герцогства, хиреющих и приходящих в запустение. Рыба пропала из рек и озер, ручьи мельчали, колодцы пересыхали. А ди Вейда испытал на себе чары, которых требовал от пленницы. Он забыл, что, помимо неистовых танцев и гаданий, нимфы могут наделять безумием. Пустившись во все тяжкие и прожигая время в пьянстве, увеселениях и охотах, за короткое время герцог растратил казну и вверг жителей в нищету, придумывая всевозможные виды податей и налогов - за право дышать воздухом и пить воду. Ди Вейда был бы и рад остановиться, но не мог, мучимый жаждой веселья. Однажды, будучи в сильном подпитии, он отправился на охоту и упал с лошади, сломав шею. Или ему помогли.
    Из-за отсутствия у герцога наследников отчаявшиеся жители отправили к владетелю Пограничья делегацию с предложением примерить высокородный титул.
    - Благодатный край! - восхищались посланники, проезжая мимо полей с колосящейся рожью и овсом. Там, где в былые времена дочерна выгорали степи, пошли в рост молодые леса и рощи.
    Владетель северного края внимательно выслушал приезжих, отметил их изможденный вид и заношенные одежды, и, подумав, дал ответ.
    
    Красота и ум дочерей Альва прогремели по всей стране, а сын Альва, когда пришло время, сменил отца и правил также мудро и достойно.
    Приняв предложение посланцев, со временем Альв вернул процветание истощенным землям и увеличил казну герцогства в несколько раз, чем во времена герцогов ди Вейда. Но дороже всех сокровищ мира для Альва была любимая и ненаглядная жена. Ведь для того, чтобы найти свое счастье, необязательно говорить на одном языке.
     ____________________________________

     * Рассказ был опубликован в номере 14-2013 электронного журнала КТД, для рубрики "Неживой уголок", сайт/форум "ЛедиВебнайс"

     Бдительность лишней не бывает.
    
    В нашем доме поселился необычный сосед. А если точнее, в нашем подъезде. А если конкретнее, занял жилплощадь над моей головой, этажом выше.
    Случилось это феноменальное событие субботним летним вечером, когда люди, обремененные семьями, оздоравливают организмы на дачных грядках или макают телеса в речки, озера и прочие водосодержащие формы рельефа.
    Я же сплавила дочь к дедусям-бабусям и провалялась все выходные на диване, переключая телевизионные каналы и жуя, жуя, жуя. От лени, опять же, и от жары. На улице пекло, а дома прохладно. А к вечеру мне приспичило заесть прожитый день мороженым. К тому же, жара пошла на спад, пора бы выбраться наружу и размять ноги. Ну, и отправилась я в магазин, а вернулась, как полагается, с полной авоськой и липкими от мороженого пальцами, пожалев, что не захватила денег, чтобы "только-только". А теперь придется съедать всё купленное, а то испортится.
    Бабули-соседки тоже выбрались во двор и расселись чинно по лавочкам. И я, поздоровавшись, пристроилась с краешка. Дай, думаю, тоже посижу. Полезно изредка проветривать легкие свежим воздухом.
    Бабули оглядели внушительный пакет с покупками.
    - Вот в наше время очередь за шпротами выстраивалась ажно до ступенек магазина. Сутками дежурили, и то не каждому доставалось, - сказала баба Нюра. - А сейчас лежат на полках, бери - не хочу. Никому не нужны.
    - Не нужны, потому что в них много холестерина, - парировала Анна Ивановна.
    Давным-давно Анна Ивановна работала учительницей, но и теперь, будучи в преклонном возрасте, одевалась элегантно и подкрашивала губы, пусть и для посиделок на лавочке. А баба Нюра, которую на старости лет сын со снохой забрали из деревни, носила безразмерные платья из ситца.
    - Намедни прочитала я в газете, что холестерин пройдет, если прикладывать к пяткам прошлогоднюю солому, смоченную козлиной мочой, - сказала Авдотья Степановна. Она обычно выходила во двор с костыльком и куталась даже в летнюю жару, потому что зябла круглогодично.
    - Неверно прочитала. Видно, сослепу. Меняй очки. Козлиную мочу нужно принимать внутрь, натощак, - пресекла баба Липа. На самом деле звали её Олимпиадой, думаю, понятно, в чью честь.
    И понеслось. Бабули устроили живое обсуждение о продуктах жизнедеятельности козлоногих, о холестерине и об атеросклерозе, будь он неладен, поделились своими болячками, посочувствовали соседкиным недугам, переключились на обслуживание в ближайшей аптеке, на дороговизну лекарств, почему-то вспомнили о ленивом ЖЭКе, забывающем убирать в подъезде.
    Словом, тянулся обычный вечер выходного дня. Бабули общаются, а я сижу рядышком, в качестве приложения к их компании.
    И тут вдруг возле подъезда останавливается нечто красное, блестящее и бесшумное.
    Бабули не сразу сообразили, что и к чему, а вместе с ними и я. Но когда хлопнула дверца автомобиля, воцарилась тишина.
    Мы уставились скопом, надеюсь, с закрытыми ртами и невытянувшимися лицами. Потому как с водительского сиденья выбралась наружу умопомрачительная блондинка, я таких красоток видела в фильмах с эротическим уклоном. Яркая помада, глаза вычернены стрелками, колготки в крупную сетку, сапоги на шпильках и блестящие шорты, наверное, из латекса. Лиф утянут в латексный пиджачок, и ложбинка такая глубокая и эффектная, что я бы присвистнула, если б умела.
    Это еще что. С пассажирского сиденья выпорхнул "чел", как выражается моя дочь. Или "мэн". Хотя одет гораздо проще свой спутницы, но произвел должное впечатление, по крайней мере, на меня. На внешность очень даже ничего. Майка-боксёрка облепила поджарое тело, можно пересчитать все кубики на прессе. На левом трицепсе или бицепсе - сложная татуировка: то ли дракон, то ли змея. Ну, а когда "чел" улыбнулся и поздоровался с бабулями, я поняла: это галлюцинации из-за жары. Голову напекло. Не бывает таких ослепительных и галантных красавцев в реальной жизни. Не бывает.
    Бабули нестройно откликнулись и обратились в слух и в зрение. И я вместе с ними.
    Сидим, смотрим, как блондинка курит, обтирая попой капот, а небесной красоты мужчина вынимает из багажника коробки и относит к подъезду, где составляет неустойчивым штабелем.
    Блин, и так у этой парочки получалось красиво и к месту, что мне стало завидно. Блондинка и сигарету держала изящно, и ко рту подносила аристократически, и выдыхала дым томной струйкой. А спутник блондинки перетаскивал коробки ловко и бесшумно, а его движения напоминали кошачьи, что ли. Носит коробки, а бицепсы или как их там, раздулись, значит, поклажа тяжелая.
    Перетаскал он коробки к подъезду и багажник закрыл, а потом начал носить коробки в подъезд. Взял одну под мышку и скрылся за дверью. Тут до меня дошло: наверняка переезжает. Понапрягала извилины, вспоминая. Ага, пустует квартира над моей, хозяева сдают.
    А бабулям страсть как хочется обсудить сногсшибательное событие. И машину, и блондинку, и кросавчега. Но не решаются: дамочка никуда не делась, курит себе и курит.
    И тут вдруг верхняя коробка на шаткой пирамиде возьми и упади. Завалившись набок, открылась, и оттуда выпало та-акое. И наручники, и плетка, и дубинка, и непонятное кожаное шмотьё, и тот самый... который имитатор, и шарики на резинках. В фильмах с эротическим уклоном такими шариками затыкают рты жертвам, чтобы те вели себя тихо и не кричали от неземного наслаждения. И еще много чего вывалилось из коробки, но я в таких делах не спец, не разбираюсь. А уж бабули и подавно.
    - Ох ты, господи. Вдруг разбилось? - сказала баба Нюра.
    - Вроде бы не звякнуло, - ответила Анна Ивановна, изучая россыпи. - Наверняка у него есть оружие.
    Соседки ахнули.
    - Может, он из бандитов? Как в нашенском сериале. В последней серии как раз пытали. Утюгом и пакетом, - ответила баба Липа.
    - Не похож, - заключила Анна Ивановна.
    Еще бы, у бандитов бычьи шеи, налитые кровью глаза и взгляды уголовников. А этот, ну, никак не тянет на преступника со своей голливудской во все тридцать два.
    - Или вор. Вылитый домушник, - выдвинула новую версию баба Липа.
    - Воры обычно утаскивают, а этот заносит, - просветила Анна Ивановна.
    - Из ментов он, - сказала баба Нюра. - По этим... под прикрытием.
    - Говорю, бандит. У него на плече намулевано. У бандитов есть этот... общак и есть этот... главный урка. И у него намулёвано. Как в фильме, - явила неожиданные познания Авдотья Степановна.
    - У моего зятя тоже мулёвано на плече: "За ВДВ", - сказала Анна Ивановна.
    - Маньяк, не иначе. Больно похож, - не унималась Авдотья Степановна.
    - Степановна, маньяки как менты. Тоже под прикрытием. Проживешь с ними двадцать лет на одной площадке и не догадаешься.
    - Все равно надо сказать участковому. Вот в прошлом годе пахло у нас газом. Я говорю: "Ведь несёт из подвала, али забило нос гайморитом?", а мне весь подъезд твердил: "Вот заладила старая, не пахнет ничем, окромя Сенькиного ссанья". Так ведь что оказалось? Таки пахло газом. Вот! - подняла Авдотья Степановна указательный палец.
    - Сенька, мерзавец, все цветы в палисаднике подрыл, чтоб ему пусто было, - сказала баба Нюра.
    Сенька, о котором зашла речь, наш знаменитый соседский кот, который метит всё, на что ляжет глаз.
    - А с сентября повышают плату за газ, - озвучила баба Липа новость, обсосанную бабулями на сто рядов. Для поддержания разговора, так сказать. Или из-за атеросклероза и плохой памяти.
    - У тебя, Липа, большая пенсия, и ею надо делиться с государством, - сказала баба Нюра.
    - Вот-вот. Подняли на пять рублёв, а отчекрыжат сто пять, - согласилась баба Липа.
    Тут из подъезда показался таинственный незнакомец. Увидев погром на асфальте, развел театрально руками, мол, боже ж ты мой, вот напасть так напасть, и давай складывать рассыпавшееся содержимое в коробку. При этом мило улыбнулся всем сидящим, и бабули потеряли нить разговора. А уж я вообще отключилась от действительности, потому что почувствовала себя особенной. Неповторимой. И в этом улыбка "чела" виновата, да. Думаю, его обаяние подействовало и на бабушек. Они и об участковом забыли, и о своих подозрениях.
    - Ты, мил человек, к кому пожаловал в гости? - осведомилась Авдотья Степановна.
    - Ни к кому. Жить буду. В сорок пятой, - ответил незнакомец.
    Голос у него оказался приятным, с бархатцей. Вот как кошку гладят по шерстке, так же подействовал на меня и голос "мэна".
    - Вот оно что. Самойленки предупреждали, что снова сдают, - пояснила баба Липа приятельницам. А то они не знали.
    - Ты уж не шуми особливо, милок. Мы хоть и старые, но как звонить в милицию, еще не забыли, - сказала баба Нюра.
    - Где тут старые? Не вижу, - повертел головой красавчик. - Вижу обворожительных и прелестных дам.
    Взял руку Анны Ивановны и поцеловал.
    Ну, естественно, на этом моменте у бабушек, то есть, у дам, приключилось онемение и заодно повышение давления.
    Блондинка: хмыкнула, запульнула окурок в урну, села в машину и укатила.
    Незнакомец: подхватил аж две коробки зараз, водрузил на плечо и понес в сорок пятую.
    Бабули: разом выдохнули и начали бурную дискуссию о распущенности и об отсутствии порядочности у некоторых разных блондинок.
    Я: подхватила пакет и поплелась на родимый третий этаж.
    Пока плелась, новый сосед успел сбежать вниз за оставшимися коробками. Спортивно так, перепрыгивая через ступеньки. Пропустил меня и в пролете перемахнул через перила, срезая угол. Красиво.
    Весь вечер наверху скрипел пол. Дом у нас старый, полы дощатые, доски давно рассохлись. Поэтому слышен каждый шаг, притом что красавчик ступает бесшумно, как кот. Раз - новый сосед прошел в ванную. Два - прошагал через зал на балкон. Птичек, к примеру, посчитать или повесить выстиранные боксеры на просушку. Такие, как он, стопудово не курят, так что никотином не протравит.
    Уже смеркалось, когда в дверь постучали. Посмотрела я в глазок - кросавчег переминается. А на мне растянутая футболка а-ля примадонна и в зеркале маячит пресная и скучная физиономия. Мда. Ну, он ведь не на свиданье пришел, чего стесняться?
    - Соли не найдется, соседка? - улыбнулся гость.
    - Ага. Соли. У меня. Могу еще спичек отсыпать на всякий пожарный.
    - Отсыпь, если не жалко, - разулыбался незнакомец. - Просто я решил пойти по соседям. Думаю, надо познакомиться, это всегда пригодится. Стучал - не открывают. А ты открыла, не побоялась.
    - Соседи на дачах, так что в подъезде остались только ты, я и бабушки.
    Он засмеялся.
    - Чернобыль. Вымершая зона. Если честно, жрать охота. Не найдется чего-нибудь съедобного? Я потом компенсирую. Умотался сегодня. Сплошные разъезды, беготня. Неохота идти в магазин.
    - Ты не по адресу. Я не шеф-повар. Но на скорую руку сварганю что-нибудь пережевываемое, если поможешь.
    - Не вопрос. А то желудок скоро меня съест. Я, кстати, Дима.
    Дима оказался весьма харизматичным молодым человеком моложе меня, навскидку лет эдак на пять. И конечно же, при искусственном освещении в моей кухне оказалось теснее, грязнее и неприбраннее, чем обычно. Но Диме было фиолетово. Я заставила его помешивать пельмени, чтобы не слиплись при варке, и занялась салатом. Кромсала не кубиками - кирпичами. Опять же из-за лени, к тому же, готовить особенно не для кого, вот кулинарные навыки и атрофировались.
    - Дима, ты бандит?
    Он фыркнул.
    - Маньяк?
    - А что, похож?
    - Кто тебя знает.
    - Меня знают только моя мама и я, - не полез Дима за словом в карман.
    - Мент под прикрытием?
    - Поиграем в угадайку? - развеселился он.
    - Давай. Зря шифруешься. Наши бабули всё про тебя знают. Один раз взглянули, просканировали и вывели на чистую воду.
    - Не сомневался. Бабули - они такие.
    - Ты этот... урка?
    Дима долго смеялся, ну, и я тоже, потому что у него оказался заразительный смех.
    - Матёрый урка, - согнув руку, Дима "надул" бицепс. Или трицепс. - Так и передай бабулям.
    - Передам. Порадую. А в коробке что было?
    - Сценические реквизиты, - ухмыльнулся Дима и добавил после паузы: - Ведь догадалась, по глазам вижу. А все равно ходишь вокруг да около. Что уж там, говори.
    - А надо?
     - Как хочешь. - Пожал он плечами.
    - Ты надолго в наши края?
    - Не знаю. Жизнь покажет. - Дима посмотрел в потолок. - Обещаю, шуметь буду в пределах дозволенных децибел. Бутылки о голову не бью, песни не ору. Шалманы устраиваю тихие и пристойные.
    - Как поминки, что ли?
    - Примерно так, - рассмеялся Дима. - С вашими бабулями нужно держать ухо востро. А то живо упекут в кутузку.
    - Они могут. Спят с открытыми глазами и всё видят и слышат. Последних самойленковских жильцов взяли измором. Те держали собак. Разводили и продавали. Ну, и представь, выгуливали свою живность, и собаки помечали каждый столбик, не говоря о щедрых какахах. А бабулям и Сеньки по горло хватает. С ним воюют и с его хозяевами.
    - Не, собаке в квартирных условиях не место, - согласился Дима. - Жалко её, прежде всего.
    - А что за машина была? Классная. Я в моделях не разбираюсь.
    - "Феррари Модена".
    - Ого. Круто.
    - Кому как. - Дима заглянул в кастрюлю. - Блин, как их выловить? Разлезлись в кашу.
    - Варят пять минут в кипящей, не дольше, - сказала я наставительно и протянула шумовку. - Лови, выгружай. Всё равно в желудке перемешаются.
    
    Так и началось наше общение.
    Не сразу, но я узнала - от Димы, между прочим, а не от вездесущих бабуль - что он окончил институт по технической специальности, но выбрал "творческую" стезю. С детства посещал танцевальный кружок, параллельно осваивал паркур. И для зарабатывания денег пригодилась не профессия инженера, а основы дансинга, заложенные в детстве.
    Судя по всему, Диме нравилась его работа. Но ни разу он не продемонстрировал передо мной умение раздеваться красиво под музыку и не рассказывал о тонкостях профдеятельности. И в клуб, где выступал по вечерам, тоже не приглашал.
    - Личную жизнь и работу не смешиваю. И не проси, - заявил как-то.
    Я напрягла лоб, вспоминая: спрашивала или нет. Вроде бы не было такого.
    Зато Дима охотно показал татуировку на предплечье - анаконду, свернувшуюся кольцами. Стянул майку и повернулся боком, поигрывая мускулами. Ну, а я оценила и картинку, и подтянутую спортивную фигуру. Ужасно хотелось запищать от восторга... потрогать, погладить, прижаться, но я ограничилась сдержанным: "круто".
    Выяснилось, что у Димы много друзей и знакомых обоих полов, причем попадались эпатажные личности и, подозреваю, лица с нетрадиционной ориентацией. Не раз я наблюдала в окно, как он усаживался в красный "Феррари" в качестве пассажира. А та блондинка оказалась Диминой "коллегой по цеху".
    - Почему не садишься за руль?
    - А-а, лень, - отмахнулся Дима. - Когда-нибудь я отпущу бороду и отращу пузо. Надену треники и куплю "Жигуль", чтобы целыми днями ремонтировать в гараже, как делал батя.
    - Ну да, верится с трудом.
    - Я тоже не верю, но наследственность и карма сильнее меня, - сострил Дима с серьезным видом.
    Шумел он, как и пообещал, в рамках. Гулянки сворачивал быстро, видимо, его напрягала отличная слышимость и бдительные бабули-соседки. Они почему-то уверовали, что Дима - талантливый и востребованный хореограф, а он и не опровергал. Пару раз Дима приглашал и меня присоединиться к тусовке, но безуспешно. Хотя и я не оставалась в долгу перед танцевальными басами, бухающими этажом выше. И воздействовала на соседа через дочь с её фортепианными гаммами. Кстати, Дима немало удивился факту существования Маруськи в моей жизни.
    - Ты в пятнадцать, что ли, залетела?
    Да, он умело льстил, и лесть выходила естественной и убедительной. Дима, вообще, оказался компанейским и простым "челом", но его простецкость усугублялась убойной дозой шарма. И стало бы нонсенсом, если бы Маруська не попала под обаяние соседа. Сомневаюсь, что на белом свете нашелся хотя бы один человек, смогший устоять перед улыбкой Димы. Да и как устоять, когда раздается трель дверного звонка, на пороге возникает сосед, помахивающий мусорным пакетом, и говорит весело:
    - Вот, пошел на помойку. Если у вас есть мусор, то мне с ним по пути. Давайте, что есть. Выброшу.
    Временами мне казалось, что Дима пользуется обаянием, словно хищник. Без жалости к жертвам. Поначалу он попытался вовлечь и меня в стан своих фанатов, но заметив бесплодность попыток, отступил. Так что вспышки лести получались скорее, машинально. На самом деле я почти сразу же заглушила растрепанные чувства и успокоилась. Хоть и нелегко далась мне битва с сердечной тоской, да. Болезненно.
    Во-первых, рано или поздно Дима покинет обитель престарелых соседей. Дому сто лет в обед, наверняка в квартире Димы последний ремонт делали в позапрошлом веке. Не мотаться же мужику до старости по съемным квартирам, надо стремиться к вершинам: делать карьеру, приобретать собственную жилплощадь и заводить семью, собаку, кошку.
    Так думала я, а вот Дима пока что съезжать не собирался. Работал в прежнем ритме, общался с друзьями и заглядывал в гости.
    Во-вторых, до "коллег по цеху" нам и за всю жизнь не дотянуться, да и возраст поджимает, поэтому будем не летать, а ползать в обществе подобных себе. И для начала примем ухаживания лысеющего сослуживца с багажом в виде развода и ржавенькой "копейки". Опять же примем со скуки. Ну, а что? Женщине важно чувствовать себя желанной. Кроме того, наличие поклонника оказывает целебное воздействие на женский организм, как говорит моя мама.
    Евгений ухаживал в пределах своих доходов. Приглашал откушать в недорогое кафе или посетить театральную премьеру. Он не проявлял настойчивости, наверное, ждал, что я первой запрыгну на него как оголодавшая самка. А я ленилась прыгать. Чего доброго, придавлю беднягу.
    Зато Дима заинтересовался ухажёром. Расспросил в подробностях: что, где и когда.
    - У вас с ним как, взаимно? Платонически или гормональная феерия? - допытывался, забыв о тарелке с остывающим супом.
    - По-разному, - отнекивалась я, изображая с загадочным видом то, чем в действительности и не пахло в отношениях с Евгением.
    Расспросив, Дима начал надо мной подшучивать. Мол, с таким унылым г*вном, пардон, интеллигентным типом, должно быть, скучно до зевоты. И ведь попал в точку. Неделю подшучивал, две, а потом перестал. И вообще, перестал захаживать в гости. Пропадал сутками где-то, ни шалманов этажом выше, ни гулянок, ни музыки. Мертвая зона, короче.
    Стояла я как-то возле подъезда и выглядывала Евгения. Принарядилась, как-никак пойдем на выставку даров природы. Маруську отправила с ночевкой к родителям, надо же мне устраивать личную жизнь. И соседские бабули тут как тут, оккупировали лавочку. Греются на осеннем солнышке, обсуждают n-цатую серию очередной мыльной оперы.
    Смотрю - движется мимо подъездов машина, по виду иномарка. Остановилась возле меня, и дверца открылась. А за рулем Дима собственной персоной.
    - Здравствуйте, дамы, - говорит бабулям. - Привет, - говорит мне. - На "Жигуль" бабла не хватило, а на "Мазду" выгреб всю мелочь из карманов.
    - Вот это да, - говорю. - И машина крутая, и ты круто смотришься. Права есть?
    - В восемнадцать вручили. Садись, что ли. Покатаемся.
    Я растерялась. Как так, распланированный вечер насмарку? И Евгений вот-вот появится из-за угла.
    Дима побарабанил по рулю.
    - Сядешь или нет? - спросил с внезапной злостью. Всё обаяние с него вмиг слетело. Остался насупленный и недовольный мужик.
    Блин, неудобно-то как. Автомобиль проезд загораживает, жильцам мешает. И бабули навострили уши, очки протерли.
    Ладно, сяду, так и быть.
    Машина тронулась с места. Покатила неслышно, прям как её хозяин, и с ленцой взяла разгон. Дима переключил скорость и на ощупь нашел мои пальцы. Наверное, перепутал с рукояткой коробки передач. Так и вел автомобиль: одной рукой держал руль, другой - сжимал мою ладонь. Уй, больно, скоро пальцы онемеют.
    - Значит так, - сказал Дима. - Своему хахалю сегодня же скажешь "бай-бай". И чтобы он дорогу сюда забыл. Я доходчиво объяснил?
    - Да. Дим... зачем всё это? Объясни, - спросила я, обдумав услышанное.
    - А надо? По-моему, и так понятно.
    Я вздохнула. Вот ведь мужчины. Считают, что их мысли прозрачны как стекло, а логика поступков ясна и понятна.
    - Я старше тебя.
    - Биологически, и то ненамного, - хмыкнул он. - А интеллектуально и в бытовом плане?
    Ведь знает, что бьет по больному. Есть такое - неприспособленность и непритязательность в бытовых удобствах. Розетка в зале три года как вышла из строя, и еще бы целую вечность не функционировала, если бы не Дима, случайно обнаруживший, что его мобильник не подзарядился во время вечернего дружеского чаепития.
    - Я ни разу не была у тебя дома.
    - Туда и поедем. Сделаем кружок по району и вернемся. Маруську сдала предкам?
    Я кивнула.
    - Это хорошо, - пробормотал он под нос. - Просто отлично.
    - Дим, я ведь не того, - изобразила руками контур песочных часов. - И платье на мне - не "Дольче" и не "Габана". Как-то так.
    - Самое то. У меня "Габана" вот где, - провел он ладонью по горлу.
    - И потом. Ты почему-то уверен, что всё будет ништяк, а мы, между прочим, ни разу не поцеловались.
    - Да потому что ты ведешь себя как вмороженная в лед! - вспылил Дима. - Я всё испробовал. С какой стороны ни подкачу, везде облом. Видите ли, дружба у нас. По-соседски. Запомни, не бывает дружеских отношений между мужчиной и женщиной.
    Честно, я немало удивилась Диминым словам. Оказывается, он вкладывал другой смысл в наши совместные посиделки.
    - Сейчас и проверим, так это или не так, - сказал Дима, и машина завернула во двор.
    Всё-таки я побывала у Димы в гостях, где он и доказал правдивость своего заявления, а перед Евгением извинилась по телефону за испорченный вечер. Гостевать мне очень понравилось. Обычно ждешь чего-то, ждешь, а оно раз! - и не оправдывает ожиданий. В итоге сплошное разочарование. А тут в результате экспромта вышел неплохой счет. Двухочковый в обе корзины. Ну, и Диме вроде бы тоже понравилось.
    Поутру мы валялись на надувном матрасе, служившем Диме постелью, потому что продавленный самойленковский диван, выглядевший как орудие пыток, гарантировал перелом позвоночника. Валялись, обнимались и целовались.
    - А ты говорила: "друзья-соседи", - проворчал Дима добродушно.
    - А оказалось, сносные любовники, - добавила я.
    - Ну да, ну да, - протянул Дима задумчиво, поглядывая на меня. Наверное, обиделся за "сносное" сравнение.
    - Может, тебя смущает моя работа? - спросил он чуть погодя.
    - Сдается мне, твоя работа смущает тебя. Пусть каждый решает сам, как ему зарабатывать на жизнь, а уж по совести или нет - это другой вопрос.
    - Спасибо. Твое доверие для меня много значит. Успел нахлебаться по уши претензий и упреков. И бесконечных разборок.
    А потом Дима проводил меня домой. Мы спустились на цыпочках этажом ниже и, стараясь не шуметь, ковырялись ключом в замке. Впустую шифровались. Анна Ивановна как бы между прочим вышла на лестничную площадку, чтобы снять показания счетчика в середине месяца.
    - А что это вы тут делаете спозаранку? - оживилась, увидев нас. И о счетчике тут же забыла.
    - Замок заедает, ну, я и попросила...
    - Смазывать надо, чтобы не заедал. А то, в самом деле, скрипит каждый раз как колодезная бадья, - сказала Анна Ивановна.
    - Смажем. Обязательно, - кивнул Дима с серьезным видом. Открыл дверь и увлек меня в прихожую, пряча от падкого на сенсации любопытства Анны Ивановны.
    
     В нашем подъезде живет необычный сосед. Этажом выше, над моей квартирой. Не поймешь, то ли друг мне, то ли любовник, то ли сожитель. Хотя ни один из этих статусов Диме не нравится, и он грозится в любой момент кардинально их поменять. Ну, и заодно сменить мой статус. А меня устраивает, как есть, хотя мама уверяет, что я расцвела и стала совсем другой. Влюбленной.
    Бабули-соседки по-прежнему следят не только за чистотой и порядком во вверенной территории, но и за моральным обликом жильцов. Как-то баба Липа спросила напрямик у Димы:
    - Что это по вечерам у тебя происходит? Стоны, вздохи. Или убивают кого?
    - Да вот, забываю приглушить звук в телевизоре, - не растерялся Дима. - Обещаю исправиться.
    Сомневаюсь, что баба Липа поверила. У них, у бабуль, тонкий нюх на аморальное поведение.
    Что касается работы, то Дима перешел в другую весовую категорию. Увлекся спортивными танцами, прошел отбор в известную в городе труппу современного танца. Пашет как проклятый, но страсть как доволен. Труппа выступает с концертами, собирает аншлаги, даже за границей недавно побывала и привезла оттуда лауреатскую статуэтку. А Дима привез сувениры: для Маруськи - продвинутый ноутбук, для меня - продвинутый кухонный комбайн. А соседским бабулям презентовал тряпицы, контактировавшие с мощами великого христианского святого, я не запомнила, какого. Вроде как в качестве благодарности за бдительность и участие в личной жизни соседей. И заверил, что если приложить тряпицу к больному месту, недуг сходит на нет. Бабули говорят, помогает.
    Так и живем.

---

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"