Под луной Греции (fb2)

- Под луной Греции [litres][Under a Greek Moon] (пер. Юлия Александровна Бугрова) 3314K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кэрол Кирквуд

Кэрол Кирквуд
Под луной Греции

Carol Kirkwood

UNDER A GREEK MOON

First published by HarperCollinsPublishers 2021 under the title UNDER A GREEK MOON

Translation © Eksmo Publishing 2023, translated under licence from HarperCollinsPublishers Ltd. Carol Kirkwood asserts the moral right to be acknowledged as the author of this work.

Перевод с английского Юлии Бугровой

Иллюстрация на обложке Катерины Киланянц

Во внутреннем оформлении использована иллюстрация:

Используется по лицензии от Shutterstock.com

* * *

Дональду и Стиву,

которые всегда слушали и были рядом

Пролог

Молодая женщина смотрела на море из комнаты, дававшей хороший обзор главной улочки маленького острова Итос. Со своего наблюдательного пункта она видела суматоху гавани, но жаркое полуденное солнце и толпы отдыхающих, которые прибыли сюда с Крита и Родоса и толпились на узких улочках, ее не донимали.

Скромная комната была обставлена в традиционном греческом стиле: терракотовая плитка на полу, простая кровать, сосновый комод, белоснежные простыни, оконные ставни. Легкий ветерок приподнял тонкую тюлевую занавеску – она упала девушке на плечи, подобно вуали, и снова обмякла.

Внизу вдоль пристани выстроились лодки. Рыбаки перебрасывались приветствиями, двигаясь в ритме, унаследованном от предков. Швартовались, вытягивали сети, перегружали драгоценный груз сардин и скумбрии с судна на берег. Девушка наслаждалась этим зрелищем. Ей казалось, здесь ничего не менялось веками.

Потом она отвернулась от окна, застегнула молнию уже упакованного рюкзачка и в последний раз оглядела комнату.

Увидев лежавшую рядом открытку, она взяла ее и перечитала слова, которые знала наизусть:

Надежда есть всегда. У нас есть мечты. Не жди меня…

Она перевернула открытку: на обороте был запечатлен Итос – греческая островная идиллия, вечно меняющаяся и неизменная, с белоснежными пляжами и сапфировым морем, мощеными улочками с традиционными домиками и скалистыми холмами в глубине.

Вздохнув, она положила уже ненужную открытку на комод. Хранить ее дальше не было смысла. Слова врезались ей в память – она никогда их не забудет. На каменной лестнице, ведущей в комнату, послышались шаги. В дверь постучали. Девушка бросила последний взгляд на открытку и повернулась к двери.

Часть первая

Глава первая

Лос-Анджелес, сентябрь 2000 г.

Шона Джексон надела темные очки, хотя в них не было необходимости, потому что ранний утренний свет едва проникал в окна международного аэропорта Лос-Анджелеса. Она посмотрела на часы, ей не терпелось забрать багаж и сесть в лимузин, который отвезет ее домой. «Домой, – подумала она, – сколько противоречивых чувств в этом слове». Она только что прилетела из Ирландии, которая уже много лет не была ее домом, но, как гласит старая поговорка, девушку можно вывезти из Эннискреа…

Порой, как, например, сегодня, она чувствовала себя в Лос-Анджелесе самозванкой. Как будто Шона Джексон, отмеченная наградами актриса, вдова маститого режиссера Дэна Джексона, была мошенницей и в любой момент ее могли лишить «Золотого глобуса» и «Эмми» и турнуть назад в Эннискреа – такой исход, несомненно, обрадовал бы мать.

Она поежилась. А вдруг это изморось и туман западного побережья Ирландии пробрали ее до костей или в сердце еще остался осколочек льда, который не могла растопить даже нарастающая жара Калифорнии? Будь здесь отец, он бы поделился с ней своим неиссякаемым оптимизмом. Он бы сказал: «Ну же, Шона, выше нос – радость и счастье под каждым камнем мостовой, нужно лишь приглядеться». Но его рядом не было, а она, при своем богатстве и всех атрибутах славы, не могла отгородиться от унижений и страданий.

О Дэн, ну зачем ты так со мной?

Шона окинула взглядом зону выдачи багажа сквозь солнцезащитные очки «Шанель», желая понять, не узнал ли ее кто-нибудь. Прежде она улыбалась бы и раздавала автографы, но сегодня использовала все ухищрения голливудских мегазвезд, чтобы остаться незамеченной: последней вышла из самолета, ограничилась минимальным багажом, огненно-рыжие волосы спрятала под широкополой шляпой, а зеленые глаза – за темными очками и путешествовала под своей девичьей фамилией, Шона О’Брайен, на случай если после просмотра списка пассажиров кто-нибудь стукнет папарацци. Общения с ними ей хватило до конца дней. Она была потрясена внезапной смертью мужа, а теперь еще фотографы донимали ее, впав в массовый психоз из-за известия о том, что он ей изменял и прижил сына от другой женщины. И как будто самой утраты было мало, ей пришлось мириться с тем, что любовница продает свою историю направо и налево, предавая огласке все грязные секреты. Жизнь Шоны превратилась в нескончаемый кошмар.

А в Ирландии все оказалось еще хуже…

Когда она вышла из самолета в аэропорту Шэннон, ощущение было такое, что время остановилось. Ни папарацци, притаившихся в засаде, ни любопытных взглядов вслед. Таксист, который вез ее в опрятный белый коттедж родителей, болтал всю дорогу, не подозревая о том, что пассажирка – знаменитость. Как будто она снова стала Шоной О’Брайен и никогда не покидала Эннискреа.

И волна недовольства, когда она вместе с чемоданами переступила порог, тоже была как в старые добрые времена. Она знала, что мать будет крайне раздосадована тем, что она явилась без предупреждения, но это был единственный способ застать ее врасплох и получить ответы.

– Ты ненадолго?

– Если это проблема, мамочка, я всегда могу поехать в отель.

– Я не говорила, что это проблема, – фыркнула мать. – Просто я не ждала тебя.

– Твое письмо меня встревожило. Я полетела первым же рейсом.

– Что ж, папа будет рад тебя видеть.

Судя по тону, матери было все равно.

– Что с ним? – Шона понизила голос на случай, если папа был где-то в пределах слышимости, хотя тогда он наверняка подошел бы к двери, чтобы поздороваться. – Из твоего письма у меня сложилось впечатление, что дело серьезное. Я теряюсь в догадках и вся извелась. Почему ты всегда напускаешь такого тумана?

Шона знала почему: это была форма контроля, способ обуздать обмен информацией между дочерью и мужем.

– Я полагала, у тебя и так забот хватает, с этим скандалом во всех новостях. – Губы матери скривились, от уголков рта побежали морщины, похожие на кожицу чернослива. – Как эта особа вообще посмела объявиться, и где – на поминках! Я не могу отделаться от мысли, какое же это благо, что у вас нет детей. Какой позор… Что, должно быть, подумал священник, увидев бумаги? Я надеюсь, ты извинилась перед ним. А твой муж… Я с трудом смотрела в глаза отцу Шону. Останься ты в Эннискреа, этого бы не случилось.

Шона знала, что спорить бессмысленно.

– Где папа?

– Он прилег. Скоро проснется. Я поставлю чайник, а ты пока приведи себя в порядок.

Шона знала, что ответов от матери можно не ждать, пока она не будет готова, и потому потащила чемоданы по узкой лестнице в свою старую мансардную комнату, откуда вдалеке виднелось море. Это был не тот панорамный вид на восходы и закаты Тихого океана, какой бывает в Калифорнии, но все же от видов Эннискреа, где ливни и солнечный свет, мешаясь, расцвечивали небо радугой, и не одной, а сразу двумя или тремя, захватывало дух. В детстве она могла любоваться ими бесконечно и звала папу, чтобы тот пришел посмотреть. Ей вспомнилось, как он качал ее на коленях и рассказывал истории о лепреконах – озорных человечках, которые прячут горшочки с золотом у конца радуги, где их никто никогда не найдет.

– А для счастья, конечно же, не нужны ни радуги, ни горшочки с золотом, – говорил он ей.

Шона отвернулась от окна, ее глаза были затуманены слезами. В такси по дороге сюда она крепилась духом, готовя себя к любым новостям, которые утаивала мать, но здесь, окруженная детскими воспоминаниями, она, похоже, утратила всю свою решимость. Вместо того чтобы идти вниз, она стояла, оглядывая маленькую спальню под крышей. Казалось, все тут осталось почти таким же, как в детстве. Старая одежда исчезла из шкафов и ящиков, но ее любимые романы и школьные тетради по-прежнему теснились на полках. Шона открыла шкаф, и при виде драгоценной коллекции старых выпусков «Фотоплей» ее глаза загорелись. В то время как девочки ее возраста зачитывались «Джеки» и «Семнадцать», чьи страницы пестрели фотографиями Дэвида Кэссиди и Дэвида Соула, Шона тратила скудные карманные деньги на старые издания библии киноманов, предпочитая упиваться голливудскими сплетнями минувших дней. Она потянулась, вынула наугад журнал из стопки и, вглядываясь в фотографию, бессознательно скопировала всеамериканскую улыбку Грейс Келли, запечатленную на обложке выпуска 1956 года. Полистав пожелтевшие, потрепанные страницы, она снова перечитала «Нерассказанную историю» Грейс. Все было так, как ей помнилось: никаких откровений, только стандартная биографическая информация на момент выпуска и фото из «Высшего общества», в котором она снималась с Бингом Кросби.

Голливудская легенда, ставшая княгиней, всегда была кумиром Шоны. Подростком она ненавидела свою рыжую шевелюру, мечтала быть блондинкой и такой же красавицей, как Грейс. Шоне потребовались годы, чтобы принять свою внешность, несмотря на то что Дэн называл ее «прерафаэлитской дриадой» и убеждал не осветлять волосы. По иронии судьбы, после того как она вернулась к своему естественному цвету и природной бледности, понимая, что это выделяет ее среди перманентных загаров и подтяжек Лос-Анджелеса, Дэн изменил ей.

Шона поморщилась. Она решила больше не мучить себя воспоминаниями о муже. Вместо этого она мысленно сосредоточилась на своем кумире и том вечере, когда они встретились. Воспоминание запечатлелось в ее сознании – грациозное рукопожатие, очаровательная улыбка. Тем вечером было еще много всего, что навсегда врезалось ей в память. Обещание. Нежность. Мечта, которой не дано стать явью. «Ты ни на кого не похожа, Шона…»

Вот если бы Грейс была жива и у них была возможность узнать друг друга лучше, какой совет она дала бы Шоне в ее нынешней ситуации? «Улыбайтесь и делайте вид, будто вам все равно, дорогая».

Совет хороший, но невыполнимый. Особенно учитывая, что внизу ждала мать с известием, ради которого Шона проделала весь этот путь. Теперь эта перспектива внушала ей такой ужас, что хотелось убежать или спрятаться, как будто до тех пор, пока правда о состоянии папы будет оставаться несказанной, она не будет реальной и можно представлять его таким, каким он был раньше.

Готовясь спуститься вниз, Шона взяла себя в руки, снова накрасилась и после этого закрыла дверь комнаты, где хранились ее старые вещи и юношеские мечты.

В день, когда хоронили отца, погода была типично ирландской – смесь солнца и дождя. Прощальная речь патера Брендана была проникнута мягким юмором и теплом, как то и полагается на панихиде по давнему прихожанину. Церковь была битком набита его старыми друзьями и коллегами, местными знакомыми и случайными людьми, которых никто никогда не узнаёт, но они появляются на всех похоронах в приходе обычно ради последующего бесплатного чая и бутербродов.

Когда отца опускали в могилу, мать, рыдая, прильнула к Шоне, вся ее внешняя раздражительность разом исчезла. Подыскивая слова утешения, Шона чувствовала себя ребенком, вынужденным играть роль взрослого. Она была в полной растерянности и отчаянно нуждалась в том, чтобы ее сильная и бескомпромиссная мать взяла инициативу на себя, вместо того чтобы искать поддержки у нее.

У могилы Шона прочитала отрывок из любимого отцовского стихотворения «Он жаждет небесного плаща» У. Б. Йейтса. Когда она дошла до строчки «Ступай по ним легко, мои ты топчешь грезы», ее голос дрогнул – в памяти возник музыкальный голос отца, когда он читал ей это в детстве. Шона мобилизовала все свои актерские способности и молилась о том, чтобы строка прозвучала достойно. Когда в небе вспыхнула радуга, она восприняла это как подтверждение того, что отец был доволен.

* * *

Когда лимузин съехал с автострады и свернул на Норт-Ноул-драйв, мысли Шоны резко вернулись к настоящему. Ее квартира в пентхаусе находилась не в самой престижной части Беверли-Хиллз, но она купила ее на гонорар за первый голливудский фильм «Только самые смелые». Роль жены ветерана Вьетнама, страдающего параличом нижних конечностей, принесла ей номинацию на «Эмми» за лучшую женскую роль второго плана и дала толчок карьере. Возможно, поэтому квартира имела для нее сентиментальную ценность и она не захотела расстаться с ней даже после того, как они с Дэном переехали в растянувшийся вдоль побережья особняк в Малибу. Шона оправдывала это тем, что из квартиры удобнее добираться до студий, но на самом деле ей нравилось иметь убежище, в котором она могла укрыться, – то, что Вирджиния Вульф называла «своей комнатой».

Когда Шона вышла из лимузина и оказалась в вестибюле, она сразу почувствовала себя спокойнее и собраннее. Да, сейчас это был дом, и как хорошо было сюда вернуться.

Глава вторая

– Шона, ты дома!

После сна с восемнадцатичасовым джетлагом Шона вышла на балкон, спасаясь от настойчиво мигающего индикатора автоответчика. Не успела она окинуть взглядом холмы Западного Голливуда, как к дому подъехал красный «Кадиллак» с открытым верхом, с пассажирского сиденья которого энергично махала рукой Рокси Леннон, ее самая давняя и лучшая подруга. Несколько минут спустя она взбежала по лестнице и оказалась у двери.

Рокси, чей рост в туфлях «Джимми Чу» составлял метр восемьдесят, возвышалась над Шоной, которая была босой и одета просто – в джинсы «Ливайс» и бейсбольную майку с логотипом «Нью-Йорк Янкис». Шона обходилась минимумом косметики, а подруга, как обычно, предпочла более вампирский образ: всклокоченные черные «шипы» были шедевром парикмахерского шика, толстая черная подводка подчеркивала карие глаза, а на губах, сейчас растянутых в счастливой улыбке, была алая помада. В брюках из красного тартана и потрепанной байкерской куртке, она выглядела просто сокрушительно.

– Шона!

Рокси долго и крепко обнимала подругу, а затем отступила и окинула ее внимательным взглядом. Когда-то она говорила с сильным ливерпульским акцентом, но теперь он смягчился калифорнийским выговором.

– Все так плохо, да?

Плечи Шоны поникли.

– Слава богу, ты здесь. Такое ощущение, точно я сошла с ума.

– Брось! Ты самый нормальный человек, которого я знаю.

– Уже нет. Кто это в «Кадиллаке»?

Рокси игриво подмигнула, взяла ее за руку и повела на балкон. С водительского сиденья на них поднял глаза красивый смуглый молодой человек, который выглядел вдвое моложе Рокси.

– Это Марко. Красавчик, да?

Марко дружески помахал в ответ, и Рокси послала ему воздушный поцелуй.

– Он был одной из моих моделей на Неделе моды в Милане. По-английски говорит плохо, зато разбирается в дорожных указателях, если ты понимаешь, о чем я.

Она выразительно повела бровями.

– А что случилось с тем молодым дизайнером, которого ты продвигала? По твоим словам, он тебя обожал и не мог без тебя жить?

Рокси нахмурилась.

– Джейсон Тернер? Слишком много о себе возомнил – захотел, чтобы я сделала ему новый лейбл. Я бы расстаралась, но застукала его, когда он трахал стажерку. Тогда я сказала, чтобы валил на фиг и делал лейбл на собственные деньги.

– Черт, мне жаль.

Несмотря на внешнюю браваду, чувства подруги были явно задеты. Рокси небрежно отмахнулась.

– Таких, как он, – пруд пруди, но у Марко этот номер не пройдет: через пару недель он возвращается в университет, так что времени у нас в обрез, и мы используем его по максимуму, – она озорно усмехнулась. – Ладно, хватит обо мне. Пора нам поговорить, и мне нужно выпить.

– Сухой мартини?

– Ты меня знаешь как никто.

– Вот это я понимаю – прием, – сказала Рокси, когда они уселись в кресла в испанском колониальном стиле, из которых открывался отличный вид. Она со стуком опустила шпильки на низкий столик, сделала глоток вязкой прозрачной жидкости, выудила оливку и сунула ее в рот. – Божественный вкус. Ну, давай, выкладывай.

– А это нормально, что Марко сидит в машине? Может, пригласить его присоединиться к нам?

– Не уходи от темы. Марко в порядке – он слушает саундтрек к следующему шоу Ральфа Лорена. У него показ в Париже. – Она сделала еще глоток, внимательно наблюдая за Шоной. – Ну, как ты? Как дела в Ирландии?

Шона уставилась на виски «Макдоналдс», покрутила бокал, но пить не стала.

– Папы больше нет. На прошлой неделе похоронили.

– О, моя дорогая! – Рокси тут же вскочила с кресла и, присев на корточки рядом с Шоной, крепко обняла ее. – Почему ты мне не позвонила? Ты же знаешь, я бы все бросила и примчалась.

Наконец-то оказавшись рядом с подругой, которой она могла излить душу, Шона не находила слов. Пока она рыдала, Рокси обнимала ее и успокаивала.

– Бедняжка, ну и дерьмовый год у тебя выдался. Как будто того, что пришлось пережить из-за Дэна, оказалось мало.

– Меня просто убивает, что папа незадолго до смерти услышал обо всем этом. Он любил Дэна, должно быть, это разбило ему сердце.

– Тебя он любил больше, ты была его принцессой. Будь у него сил побольше, он бы послал Дэна на все четыре стороны.

Шона поморщилась.

– Прости, дорогая.

– Все в порядке, может, ты и права. Мне просто хочется, чтобы мама не поднимала эту тему. Она все время напоминала мне о том, как сильно я их подвела.

– Господи, да ладно тебе! Две «Эмми», множество наград за сериалы и фильмы, а денег столько, что ей во сне не снилось – на них ты, в частности, купила дом, в котором она живет, и машину, на которой ездит! И твоя мать до сих пор не в состоянии признать, что ты – воплощение успеха? Порой мне кажется, она предпочла бы, чтобы ты выучилась на бухгалтера, вернулась домой и занималась скучной работенкой в Голуэе.

Шона издала смешок, но тут же снова заплакала.

– Тебе когда-нибудь хотелось повернуть время вспять? Вернуться в студенческие годы, когда все только начиналось?

– И жить в общаге в Манчестере? – Рокси иронически вскинула брови. – Боже, кажется, что это было сто лет назад, да? Но в глубине души мы все те же, верно?

Шона задумчиво посмотрела вдаль, где за крышами Лос-Анджелеса виднелась Санта-Моника, и грустно покачала головой.

– За последнюю пару месяцев я изменилась, Рокси. Я не думаю, что когда-нибудь снова стану прежней.

Она отчаянно старалась не раскисать, но всего навалилось слишком много, и потому она крепко зажмурила глаза, чтобы слезы не текли, но не могла их сдержать.

Рокси крепко сжала ее руку.

– Эй, ты прорвешься, слышишь меня? Бывало и похуже.

Шона снова покачала головой.

– Я пообещала себе, что мне никогда больше не будет так больно после…

– Эй, мы тогда преодолели и сейчас прорвемся. Ты не наивная девятнадцатилетняя девчушка, чей мир вот-вот развалится из-за того, что ее кинули. Да, Дэн поступил как скотина, но он тебя любил, это несомненно. А мерзкую жадную сучку, которая в него вцепилась, выброси из головы – для Дэна она ничего не значила. Ты же знаешь, как бывает: страдаешь, учишься и двигаешься дальше – так мы всегда делали.

– Думаешь, я действительно могу после всего этого двинуться дальше? Считаешь, после того лета в Греции у нас это получилось? Нет, что бы мы ни делали, это навсегда останется с нами.

Рокси кивнула, но позиции не сдала.

– Я не говорю, что тебе следует забыть о случившемся, – это не в твоем характере. Фокус в том, чтобы не дать этому съесть себя целиком.

Шона глубоко вздохнула, а затем залпом выпила бокал с виски.

– Эй, ты полегче.

– Не мешай, мне так нужно. – Шона глубоко вздохнула. – Слушай, Рокси, я знаю, что ты права и нужно двигаться дальше. Но я не знаю как. Я имею в виду, что меня ждет дальше?

– А мы сделаем вот как: будем двигаться маленькими шажками. Прямо сейчас тебе нужно сосредоточиться на том, как следующие несколько недель отражать натиск прессы и светской хроники. И помни старую поговорку: сегодняшняя новость забудется завтра. Ты все переживешь, выше голову. – Она помолчала. – И тогда, может быть, нам удастся истребить одного-двух демонов.

– У меня их немало.

– У меня тоже. И мы перебьем их по одному.

Шона кивнула, но ее зеленые глаза смотрели растерянно.

– Мы с тобой против всего мира?

– Вот именно! Как прежде, только на этот раз у нас прикид получше.

Шона невольно улыбнулась, воодушевленная безграничной силой и уверенностью Рокси.

– И ты должна снова включиться в работу, мы не допустим, чтобы какая-то подлая мерзавка лишила тебя самых колоритных ролей, когда все лучшие режиссеры отдали бы правую руку, чтобы получить тебя в свой фильм. А потом… – Рокси посмотрела подруге в глаза, – может, тебе пора вернуться…

– Куда? – спросила Шона, но ее сердце уже знало ответ.

Глава третья

Монако, июнь 1982 г.

Восхитительное средиземноморское солнце согревало плечи, уже покрытые крошечными веснушками, и при мысли о доме Шона улыбнулась. Лето здесь было намного приятнее, чем на западном побережье Ирландии. Папа был бы доволен тем, что она наслаждается жизнью, а вот за маму она бы не поручилась. Мать совершенно ясно дала понять, что на каникулах дочери следует заниматься учебой, а не «шляться». Шона задавалась вопросом, а способна ли вообще ее мать радоваться жизни – настолько сильно та стремилась лишить удовольствий всех вокруг. Она отмахнулась от этой мысли, решив не портить момент. Вот она наконец там, куда мечтала попасть с тех пор, как в детстве посмотрела по старенькому телевизору «Высшее общество» и была очарована манерами и красотой Грейс Келли.

Шона окинула взглядом расположенный на скале Монако-Вилль, выискивая известные достопримечательности: Океанографический музей, княжеский дворец, Дворец правосудия и собор. Монако было таким прекрасным, как ей представлялось, и от одной мысли о том, что на следующем углу она может мельком увидеть саму княгиню Грейс, захватывало дух. Отсюда просматривались белокаменные башенки дворца и терракотовая черепица крыш. Неужели там, за этими холодными каменными стенами, была княгина? Два дня назад Шона совершила паломничество во дворец и выяснила, что в настоящее время августейшее семейство находится в резиденции. Ей даже удалось вытащить Рокси под предлогом того, что они могут столкнуться с молодым плейбоем, князем Альбертом.

Радостно вздохнув, Шона оперлась на перила. Впереди было все лето. Просыпаться солнечным утром и не бояться забыть кардиган или плащ – это было похоже на чудо. А носить шлепанцы изо дня в день – какое же это блаженство.

Она натерпелась ужаса, пробираясь в ботанический сад с туристической группой, прибывшей на автобусе, но открывавшийся отсюда захватывающий вид того стоил. Сколько раз ей придется прочитать «Аве, Мария» в покаяние за то, что проникла без билета? Но Бог ведь не рассердится на нее за то, что она любуется этой залитой солнцем панорамой?

Здешняя атмосфера опьяняла. Кругом, куда ни посмотри, было богатство и роскошь. Шона никогда не видела ничего подобного и, как зачарованная, разглядывала сидящих в кафе и ресторанах гавани красивых людей в потрясающей дизайнерской одежде и со вкусом подобранными дорогими украшениями. Она завидовала гламурным женам, которых сопровождали внимательные мужья в белых брюках и темно-синих эспадрильях, а на спинках их стульев висели блейзеры от Армани. Все, казалось, обедали дарами моря и потягивали красное кампари со льдом. Ей хотелось быть одной из них.

Прискорбный факт состоял в том, что с начала их путешествия прошло всего десять дней, а франки стремительно убывали. В Монако все было очень дорого. Теперь она понимала, почему его называли раем для богатых и знаменитых. Простым смертным, как она, чей бюджет был ограничен, здесь было не место. Они с Рокси экономили изо всех сил: автостопом добрались до Дувра, а потом до Парижа, но на паром, а также на еду, проживание и проезд на автобусе до Монако пришлось раскошелиться. Рокси, при всем своем умении строить грандиозные планы и ливерпульском нахальстве, оказалась порядочной растяпой и даже умудрилась забыть их палатку на автозаправке. Но благодаря ее обходительности и пронырству они добрались до Монако, всю дорогу смеясь и наслаждаясь свободой. Сейчас они обитали в мансарде полуразрушенного хостела недалеко от улицы Бель-Респиро, но скоро даже эта конура им будем не по карману. Если они не найдут способ заработать денег, катастрофы не миновать.

Шона вздохнула, вспомнив утренний разговор с Рокси…

– Ой, башка раскалывается.

Рокси Леннон снова укрылась с головой, хотя был уже почти полдень. Ее черные волосы стояли дыбом, а вокруг покрасневших глаз виднелись следы вчерашней подводки.

– Поделом тебе за то, что шлялась до утра, а потом не давала мне уснуть разговорами о Тьерри.

– Тьерри, Тьерри. Тьерри. О, Шона, он такой классный. Как греческий бог – Зевс или Аполлон? Типа тех чуваков на облаках на картинах эпохи Возрождения. А как целуется… Сногсшибательно.

– А может, он своей божественной силой поможет нам найти работу, а?

– Работу? – Растрепанная голова подруги появилась снова, нос был презрительно сморщен. – Вот зачем ты все портишь?

Шона ухмыльнулась.

– Иначе не получается. И потом, тебе не кажется, что он немного староват для тебя? Ему, должно быть, не меньше сорока.

– Дорогая, – Рокси выразительно закатила глаза, – знала бы ты, сколько преимуществ в знакомстве с опытным мужчиной.

И похлопала ресницами.

Шона рассмеялась и швырнула в нее полотенце.

– Поспрашиваю насчет работы в ресторанчике на углу. У них в окне выставлена табличка. И в отелях рядом с вокзалом.

Рокси высунула из-под белоснежной простыни золотисто-коричневые ноги и хотела вскочить с кровати, но тут же рухнула обратно с похмельным синдромом.

– О боже, кажется, я умираю! Принеси мне круассан или багет… и термоядерный кофе, который здесь все пьют, – простонала она, прикрывая глаза рукой.

– Багет на двоих – это все, что мы можем себе позволить!

Шона сунула ноги в шлепанцы и схватила холщовую сумку.

Сердиться на Рокси было невозможно. Утро замечательное, они вообще-то в Монако, и в крайнем случае всегда можно спать на пляже. Они с Рокси познакомилась в октябре прошлого года, оказавшись соседками в одном из общежитий университета. С первого взгляда Рокси – в коротюсеньких джинсовых шортах поверх полосатых колготок, в замызганной футболке с вырезом на груди, из которого выглядывал черный лифчик, с густо подведенными глазами и кроваво-красной помадой – показалась Шоне воплощением крутости. По сравнению с ней она, в простом шерстяном джемпере и джинсах «Дебенхэмс», чувствовала себя робкой деревенской мышью.

– Меня зовут Рокси.

Она объяснила, что учится на дизайнера.

– Однажды я стану знаменитой, – сообщила она как бы между прочим. – Все великие дизайнеры – отличные портные, поэтому я обязательно приобрету нужные навыки. А ты кем будешь?

Шона помедлила, прежде чем ответить:

– Я собираюсь стать бухгалтером.

Рокси подняла голову над битком набитым чемоданом, который распаковывала, помолчала, глядя на соседку широко раскрытыми от удивления глазами, а потом расхохоталась.

– Ты чего смеешься?

– Ты – бухгалтер? Сроду не подумала бы.

– Что ты имеешь в виду?

Шона тоже рассмеялась.

– С такими рыжими волосами и зелеными глазами ты похожа на картину Рубенса. Тебе нужно быть моделью, или кинозвездой, или кем-то в этом роде, а никак не бухгалтером.

Вскоре Шона пришла к выводу, что подруга была права. Корпя весь день над числами, она не могла отделаться от ощущения, что что-то упускает. К счастью, она стала импровизированной моделью для многих творений Рокси, и в ее гардеробе уменьшилось «Маркса энд Спенсера» и появилось больше «Вивьен Вествуд». Сейчас в Монако она чувствовала, как раскрывается ее истинное «я». Ей казалось, она стоит на пороге чего-то захватывающего.

Глядя на яхты, пришвартованные в порту «Геркулес», Шона покачала головой. Может быть, этот внутренний трепет был навеян ощущением праздника и чувством свободы, возникшим вдали от унылого старого Манчестера?

Если они не найдут работу в ближайшее время, придется возвращаться домой, прежде чем путешествие толком начнется, и той уверенности, какая была сегодня утром, Шона уже не ощущала. Она побывала в гостиницах у вокзала и вдоль железной дороги, где было дешевле, и выяснила, что персонал почти не говорит по-английски, или, по крайней мере, они делали такой вид. Судя по всему, ее скудный французский их не впечатлил. Поняв, что она ищет работу, а не комнату, они качали головами и отмахивались. Ее привычный позитивный настрой ослаб, но она не считала себя побежденной и пришла в сад, чтобы перестроить стратегию.

Подняв сумку, она двинулась по тропинке вниз с холма, вышла из сада и спустилась к порту «Геркулес». Яхты, чьи размеры нередко превышали дом, в котором она выросла, поражали воображение. Выстроившись вдоль понтонов, они манили взгляд, открывая доступ в мир богачей. Женщины с идеальными фигурами в крошечных бикини, которые, должно быть, стоили целое состояние, несмотря на мизерное количество ткани, перемещались с палубы на палубу. Они были явно осведомлены о своем привилегированном положении и щеголяли им, держа в руках хрустальные бокалы с шампанским, которые блестели, как бриллианты на солнце. На задних палубах гости в воздушных палантинах и дизайнерских футболках закусывали, обслуживаемые персоналом в белоснежной или темно-синей униформе. Это был другой мир, который Шоне представлялся невероятно утонченным и притягательным. Такие яхты она видела в фильмах и журналах.

Она обошла оживленную рыночную площадь. При виде красочных прилавков, заваленных ярко-красными спелыми помидорами, глянцевой зеленью салата и сливочно-желтым многообразием сыров, ее желудок заурчал. Накануне она обратила внимание на то, что фрукты с изъянами торговцы отправляют в отбросы, и с самым небрежным видом направилась по проходу позади прилавков к такому сломанному деревянному ящику. Украдкой поглядев по сторонам и убедившись, что никто не смотрит, Шона схватила пару сильно помятых апельсинов и несколько яблок, раздавленных с одной стороны. Торговцам вряд ли удастся их продать, а она за милую душу съест хорошие половинки. Дома никогда ничего не выбрасывали. Сунув добычу в пакетик, который лежал в холщовой сумке, Шона двинулась дальше вдоль прилавков и уже собиралась подобрать довольно потрепанный кочан салата, когда над ее ухом кто-то протяжно произнес:

– Tu as faim?^[1]

Она испуганно подняла глаза и с улыбкой пожала плечами, мобилизуя свои школьные познания во французском:

– Un peu^[2].

Привлекательная темноволосая женщина смотрела на Шону с веселым любопытством во взгляде.

– Я не делаю ничего плохого. – Она вздернула подбородок, решив не отказываться от обеда из-за чувства ложного стыда. – Это отбросы.

Женщина окинула ее оценивающим взглядом и заговорила по-английски:

– Ты не похожа на нищенку.

– Я нет… просто у меня финансовые затруднения, вот и все… Я ищу работу.

– Среди отбросов?

Шона пожала плечами и криво усмехнулась.

– И какую работу ты ищешь?

– Любую, – сказала Шона. – Я трудолюбивая. Я учусь в университете и работала в баре и горничной, и умею… – Что же она умеет? – Я умею убирать, чистить картошку и печатать… немного.

– А на яхте случалось работать?

Шона раскрыла глаза и помотала головой.

– Нет, но я быстро учусь.

– Как тебя зовут?

– Шона О’Брайен. Я из Ирландии. Из графства Голуэй.

Женщина улыбнулась и похлопала по своей доверху набитой корзине.

– Я Шантель, шеф-повар на яхте «Святая Елена». Сегодня утром у нас сбежал член экипажа, и теперь не хватает рук. – Женщина сделала паузу, пристально разглядывая Шону с головы до ног. – Мне нравится твое лицо, ты вызываешь доверие. – Она улыбнулась. – Если хочешь, пойдем со мной, я устрою тебе собеседование с боссом.

– Правда?

Шона не верила своему счастью.

– Но больше ничем помочь не смогу. Решать будет он.

Она указала на корзину и две сумки у своих ног.

– Мне и с покупками помощь не помешала бы. Viens^[3].

Шона тут же подхватила сумки.

– Да, мэм.

Может быть, добрый Боженька все-таки присматривал за ней. За это, без сомнения, ей следовало благодарить маму.

Глава четвертая

Шантель ловко прыгнула на борт, поставила корзину и потянулась за сумками. Шона, обмирая и боясь произнести хоть слово, протянула их. Это была не яхта, а плавучий дворец. Практически круизный лайнер.

– Allons^[4], – Шантель преодолела крошечную лесенку и кивнула в сторону трапа. – Это совершенно безопасно.

Шона шагнула вперед, все еще не в силах поверить, что находится на борту яхты в порту «Геркулес» в Монако. Ей не терпелось рассказать об этом Рокси.

– Подожди здесь минутку.

– Хорошо.

Она огляделась и внезапно занервничала. По обеим сторонам шли ступеньки, ведущие на верхние палубы. Перед ней была тенистая зона отдыха с широкими белыми кожаными креслами, обшитыми по краю нарядной темно-синей окантовкой и расставленными вокруг низкого стеклянного столика. Она сразу представила, как ранним вечером здесь собираются гламурные пассажиры в шикарных нарядах, потягивают перед ужином коктейли, а потом сходят на берег и отправляются в один из многочисленных дорогих ресторанов на набережной.

Позади был светлый просторный салон, такой огромный, что она невольно моргнула. Солнечный свет струился сквозь громадные окна по обеим сторонам, освещая полдюжины плюшевых диванов, перемежавшихся глянцевыми деревянными столиками, на которых в идеальном порядке стояли светильники с тяжелыми основаниями. «Сколько человек могут путешествовать на такой яхте? – подумалось ей. – И кто может позволить себе такое судно?» В гавани было много больших яхт, но эта, пожалуй, была самая большая и шикарная.

Сейчас Шоне стало совсем не по себе. Подобный образ жизни и люди, которые его вели, были ей внове. Она косилась в сторону трапа, думая сбежать, прежде чем Шантель вернется с боссом, и тут послышались приближающиеся голоса и легкие шаги. Шона выпрямилась и вздернула подбородок в надежде произвести хорошее впечатление.

На лестнице справа появилась стройная девушка, глубокий золотистый загар оттенял ее платиновые волосы. У нее было крошечное бикини, не дававшее простор воображению, и самые длинные бронзовые ноги – таких Шона никогда не видела. Девушка держалась с естественной уверенностью человека, знающего о том, что весь мир лежит перед ним. Она повернула голову, смеясь мужчине, который остановился на верхней ступеньке, и Шона увидела пару крепких, загорелых, мускулистых ног.

– Пошли, Деметриос. Они вечность будут копаться. А мы пойдем прямо сейчас.

– Нормандия, ты всегда такая нетерпеливая, – упрекнул голос, бархатистый и густой, как патока.

От этого низкого тембра у Шоны побежали мурашки по коже, а может быть, в тени после солнышка ей просто стало прохладно.

Девушка спустилась по лестнице и, не оглядываясь, промчалась мимо Шоны. Ее модные сандалии цокали по деревянному настилу.

Теперь в поле зрения Шоны попала широкая грудь под расстегнутой белой льняной рубашкой, небрежно заправленной в шорты. Во рту разом пересохло. Прежде ей не случалось так близко видеть полуобнаженного мужчину, тем более столь хорошо сложенного, как этот.

Она не успела пошевелиться, и тут он заметил ее.

– А кто это у нас здесь? – поинтересовался он, его ореховые глаза искрились весельем.

– Э-э… Я жду встречи с… встречи с…

Господи, у нее совсем вылетело из головы, с кем ей предстоит встретиться!

– О, да ты стесняешься? – поддразнил он.

На его щетинистой щеке, переходящей в крепкую челюсть, неожиданно появилась ямочка, а во взгляде, осматривавшем ее с головы до ног, не было ни намека на деликатность. Заметив на его чувственных губах кривую бесстыжую ухмылку, Шона почувствовала, что заливается румянцем. В мужчине было что-то настолько откровенно сексуальное, что она казалась себе маленькой и глупой.

– А, сэр. Извините. – Рядом с ней возник слегка запыхавшийся молодой человек в форме. – Мы ищем замену девушке, которая ушла сегодня утром, и проводим собеседование.

– Эта явно будет получше. – Рот скривился в другую сторону, взгляд переместился ей на лицо. – В отличие от своей предшественницы, она появилась вовремя.

Прежде чем Шона успела осмыслить сказанное, ее провели на нижнюю палубу в большой камбуз без окон, где Шантель готовила салат.

– Садись, – сказала она, открывая огромный холодильник, до отказа набитый едой.

Мужчина скользнул на сиденье напротив.

– Здравствуй, Шона, и добро пожаловать на борт «Святой Елены». Я Джереми Прайор, старший стюард. Шантель сказала, ты ищешь работу. Что ты умеешь делать?

Шона повторила то, что ранее говорила Шантель.

– Мы ищем девушку, которая будет работать на камбузе, заправлять кровати, убираться в ванных, подавать еду – словом, заниматься всем понемногу. Трудолюбивую, вежливую и исполнительную, которая будет обслуживать гостей на борту. Тебе также придется быстро привыкнуть к манерам молодого Деметриоса. – Старший стюард рассмеялся. – Я видел, как ты на него смотрела. Он любит пялиться на девушек и делает это в открытую, но дальше этого дело не заходит. – Он посмотрел на Шону в упор. – На этот счет у нас строгие правила.

Шона кивнула, в то же время задаваясь вопросом, что произошло с девушками, нарушившими «правила».

– Как тебе такое предложение? Работа тяжелая, но семья Теодосис – хорошие работодатели.

– По сравнению с некоторыми они просто ангелы, – Шантель поставила на стол тарелку с сэндвичами и пододвинула ее к Шоне. – Давай-ка поешь.

– Спасибо, – Шона одарила ее благодарной улыбкой.

Багет с курицей и салатом выглядел намного аппетитнее раздавленных фруктов, лежавших в сумке.

– Вопросы есть? – спросил Джереми.

Шантель закатила глаза.

– Плата, Джереми.

– Ах да.

Он назвал сумму, которая показалась удручающе маленькой. Ее хватило бы на жилье, но на питание уже не оставалось.

– А еда включена? – Шона кивнула на тарелку с сэндвичами.

– О да, полный пансион с проживанием. Если тебе не случалось бывать на яхте, может, хочешь посмотреть каюту, прежде чем принять решение?

– Полный пансион с проживанием? – Шона нахмурилась и тотчас почувствовала себя глупо: до нее только сейчас дошло, что придется жить на яхте. – Я думала… – Она посмеялась над собой. – Я думала, вы ищете что-то вроде приходящей горничной, пока стоите в порту.

Джереми и Шантель рассмеялись.

– Нет, присоединяясь к команде, ты продаешься со всеми потрохами, – сказала Шантель. – Такая работа не для каждого. Но ты, я думаю, подойдешь.

– И о каком сроке идет речь? В середине сентября я должна вернуться в университет.

– Без проблем. Через несколько дней мы отправимся на Корсику, затем переберемся в Италию, на Амальфитанское побережье, оттуда поплывем вниз, обогнем Южную Италию и возьмем курс на Грецию. Сможешь оттуда вернуться домой?

– Звучит здорово, но я…

Она не могла бросить Рокси, ведь они вместе приехали сюда. Правда, в первую же ночь в Монако подруга познакомилась в ночном клубе с Тьерри и с тех пор, казалось, была готова проводить все время с ним.

– Тебя ведь не укачивает, а? – вдруг спросила Шантель.

Шона рассмеялась.

– Нет, я десятки раз пересекала Ирландское море. Я не страдаю морской болезнью.

Она снова подумала о Рокси и задалась вопросом, захочет ли та прийти сюда – а вдруг есть шанс, что возьмут их обеих?

– Можно… можно я дам ответ утром?

После визита на «Святую Елену» Шона вернулась в хостел в состоянии легкого потрясения и ломала голову над тем, что ей теперь делать. Когда последний лестничный пролет остался позади, она пришла к мысли отказаться от работы. Однако, открыв дверь, она увидела Рокси, которая засовывала одежду в рюкзак, и наблюдавшего за ней Тьерри. При виде Шоны лицо подруги оживилось от волнения.

– Шона, Тьерри нас спас!

Шона посмотрела на Тьерри. Это был красавчик средних лет, с резкими чертами лица, волосами с проседью и загорелой кожей, свидетельствующей о годах, проведенных под средиземноморским солнцем. Шона ничего не знала об этом человеке, которым так увлеклась подруга, и не была уверена, что разделяет ее энтузиазм.

Между тем Рокси продолжала взволнованно тараторить:

– У Тьерри дом на юге Франции, он художник и дружит с самыми разными людьми – с такими дизайнерами, как Жан-Поль Готье и Джон Гальяно, я могла бы многому научиться у них. Тьерри говорит, мы можем поехать вдвоем, это недалеко от пляжа, и нам не пришлось бы платить…

Тьерри и Шона посмотрели друг на друга.

– Это ведь так, Тьерри? Мы с Шоной путешествуем вместе и неразлучны.

– Oui^[5], – пожал плечами Тьерри, но не улыбнулся. – Если хочешь, можешь поехать с нами.

Судя по тону, Тьерри предпочел бы, чтобы она отказалась.

– Послушайте, – выпалила она, – мне только что предложили работу на яхте. Я собиралась отказаться, потому что не хотела бросать тебя. Но сейчас кажется… так будет к лучшему. – Она одарила их улыбкой. – Третий лишний, так ведь?

– Шона, ты не лишняя, – Рокси бросила одежду, которую засовывала в рюкзак, и кинулась обнимать подругу. – У нас обеих все замечательно складывается! Куда плывет яхта?

Услышав, что Шону высадят в Греции в конце августа, Рокси захлопала в ладоши.

– Здорово! Я встречу тебя в Греции. Тогда мы пару недель проведем вместе, а потом отправимся домой! О, Шона, путешествие на яхте – это звучит так гламурно.

– Я буду драить палубу и мыть ванные комнаты, – сказала Шона, тоже обнимая Рокси. – Но я буду скучать по тебе.

Внезапно почувствовав тревогу, она наклонилась поближе и прошептала:

– А ты уверена в Тьерри? Мы о нем ничего не знаем.

– Не волнуйся, он лапушка, – прошептала Рокси в ответ. – И как знать, с кем еще я могу познакомиться? В мире моды важны связи.

В животе у Шоны екнуло. А вдруг что-то пойдет не так, она окажется в затруднительном положении, а подруги рядом не будет?

Рокси заметила выражение, промелькнувшее на лице Шоны.

– Эй, даже не думай. Мы ведь обе хотели приключений, верно?

В тот же день Шона вернулась на «Святую Елену», и Шантель, открывая дверь в каюту, где едва помещалась двухъярусная кровать, сказала со смешком:

– Она крохотная, зато в ней есть ванная. Ты будешь жить с Фрейей, она из инженерной команды и большую часть времени проводит на мостике. Она скандинавка и очень славная. Обеими ногами стоит на земле, с хорошим чувством юмора, но в покер с ней не садись, обдерет как липку.

Шона кивнула, пытаясь воспринять информацию и оглядывая тесную каюту, которой на ближайшую пару месяцев предстояло стать ее домом.

– А владельцы яхты – кто они?

– Их семейный бизнес – морские перевозки, – пожала плечами Шантель. – Они невероятно богаты. Деметриос Теодосис – старший сын, и отец хочет передать бизнес ему.

– Он производит впечатление плейбоя.

Вспомнив, каким провокационным взглядом смотрел на нее Деметриос, Шона почувствовала, что снова краснеет.

– Он чистокровный кобель, это точно, но разрывается между желанием ублажить семью и самому весело проводить время. Ему еще тридцати нет.

Шона подумала о шикарной Нормандии в обтягивающем бикини, которая была с Деметриосом.

– А кто эта девушка, с которой он встречается?

– Нормандия Шапель? Ты явно не читаешь глянцевые журналы! Она французская модель, уже состояла в отношениях с Джеком Николсоном и Стингом. У нее есть все, а теперь еще и Деметриос в придачу.

Шона почувствовала, как упало сердце, и сама тому удивилась. «Не будь смешной, – приказала она себе. – В этом мире ты – невидимка». Деметриос был птицей высокого полета, а она – просто девчонка на побегушках. Она могла смотреть, но на этом ее возможности исчерпывались.

Глава пятая

– Шона, когда закончишь, отнесешь парочку в хозяйскую каюту? – попросила Гордана, стюардесса «Святой Елены».

По словам Шантель, она знала все, что происходит на борту, – от того, кто с кем спит, и заканчивая состоянием здоровья гостей.

Шона кивнула, вытащила из сушилки последние теплые полотенца и сложила все мягкие банные простыни в аккуратную стопку. Ей не терпелось выбраться из жарких, душных недр прачечной на воздух верхних палуб.

Поездка на Корсику отменилась, и неделю они провели в порту «Геркулес». Шона не возражала, это дало ей возможность освоиться на «Святой Елене». Став членом команды обслуживания, она овладела искусством быть невидимой для состоятельных гостей. Джереми внушил ей, что персонал, производя уборку и смену белья, должен входить и выходить из кают бесшумно.

Часть гостей, в том числе гламурная Нормандия, покинули судно. Деметриоса тоже почти не наблюдалось, но как-то утром Шоне поручили привести в порядок хозяйский люкс. Она изо всех сил старалась профессионально дистанцироваться, но стоило ей взять в руки шелковую камисоль и трусики «Шанель», небрежно брошенные на кровати, как ее воображение тотчас разыгралось. Она представила, с какой лихорадочной страстью руки Деметриоса срывают камисоль с Нормандии, а его губы ласкают ее тело…

Она одернула себя. Это тебе голову напекло, Шона О’Брайен.

Поднявшись по лестнице, она оказалась на верхней палубе и, не думая, распахнула дверь в хозяйскую каюту.

– Ой… Простите.

Чувствуя себя круглой дурой, она замерла в дверях, глядя во все глаза на Деметриоса, который застегивал пуговицы на рубашке. Его волосы были влажными, точно он недавно принимал душ. Как, собственно говоря, и было. Поэтому ее попросили отнести чистые полотенца.

– Нет проблем, – он продолжил застегивать рубашку. – Проходи.

Она бросилась в ванную, ее щеки пылали. Боже, он, наверное, принял ее за полную идиотку. Шона быстро повесила одно полотенце на держатель, еще пару положила на полки и схватила мокрое, висевшее на двери.

Она выскочила из ванной, надеясь улизнуть без разговоров. Они не виделись с того первого дня, но это не мешало ей задаваться вопросом, был ли он настолько красивым и уверенным в себе, каким ей показался. Память не подвела. Он действительно был чрезвычайно привлекателен и очень уверен в себе.

– Значит, ты по-прежнему здесь, – сказал он, прежде чем она успела сделать шаг.

Это было произнесено таким тоном, что резкий ответ вырвался у нее сам собой, она просто не успела сдержаться:

– А почему бы мне здесь не быть?

Он ухмыльнулся.

– Исполнение прихотей кучки богатых засранцев – такая работа устраивает далеко не каждого.

Шона почувствовала, что он каким-то образом проверяет ее.

– Мне не встречались засранцы на этом судне.

Деметриос снова усмехнулся.

– Это пока. До конца вояжа еще уйма времени.

– Во всяком случае, меня до сих пор не уволили. Но, может, конечно, вам не понравится, как я складываю полотенца.

Она опять удивилась себе. Но он провоцировал ее с таким высокомерием и самоуверенностью, что она невольно срывалась на дерзость.

– Уверен, они сложены идеально. Только этот твой талант, наверное, пропадет даром, раз ты собираешься стать бухгалтером.

– Откуда вам об этом известно? – озадачилась Шона.

– Я обязан знать обо всех, кто поднимается на борт моей яхты. Сама знаешь, кто попало у нас не работает.

Шона снова отметила про себя, какой у него богатый голос. В нем чувствовался греческий акцент, а еще, пожалуй, легкая американская гнусавость. Когда он сделал шаг к ней, она немного смутилась.

– Я даже знаю, как тебя зовут.

Он был совсем близко, и она видела его ореховые глаза – казалось, они отсвечивали золотыми искрами. На нее пахнуло ароматом цитрусовых и сандалового дерева.

– Шона О’Брайен.

Никогда еще ее имя не звучало так гламурно и чувственно. Жаль, что она не выглядела ему под стать – стояла в униформе из белого жилета и темно-синих шорт, чувствуя себя неловко. Деметриос уже подошел к ней вплотную, и на мгновение Шоне показалось, что он вот-вот коснется ее лица, но он взял у нее из рук последнее чистое полотенце и вытер голову. Потом неторопливо подошел к зеркалу, бросил полотенце и, глядя на свое отражение, взъерошил себе волосы. Шона увидела в зеркале себя – она стояла позади него, и глаза у нее были – о ужас! – круглые-прекруглые.

– Ты дружишь с числами, Шона?

– Конечно, – без колебаний ответила она.

Отец всегда говорил, что от ложной скромности один вред.

– Отлично. Ты можешь мне кое в чем помочь, Шона О’Брайен. Что бы ты ни думала, моя жизнь состоит не только из развлечений.

В его голосе слышалась серьезность, которой Шона не замечала прежде. Она задумалась о том, какого рода помощь ему нужна.

– Завтра я позову тебя.

Следующее утро выдалось насыщенным. В связи с приближающимся отплытием из Монако Джереми хотел, чтобы яхта была полностью готова, и, довольный общей работой, после обеда распустил команду.

– Какие планы на остаток дня? – поинтересовалась Шантель, садясь на скамейку рядом с Шоной, которая скинула рабочие туфли и потягивала пепси.

Шона покачала головой.

– Я бы побродила по Старому городу. Мне нравятся тамошние здания.

И она по-прежнему надеялась увидеть княгиню. Только вчера двое членов экипажа, вернувшись с прогулки, рассказали, что видели, как княжеская чета покидала дворец в лимузине. Княгиня Грейс помахала из окна собравшимся снаружи туристам.

– А я спущусь к побережью и проведаю старых друзей, которые остановились в Кап-д’Ай. Использую свободное время с максимальной пользой. Жаль, Деметриос на борту, а то я бы до конца дня нежилась под лучами солнца на верхней палубе.

– А нам это можно?

У Шоны заблестели глаза от подобной перспективы. Несмотря на типично ирландскую белую кожу и рыжие волосы, она могла загорать, правда, требовалось проявлять осторожность.

– Только когда на борту никого нет. Если он сошел на берег и в ближайшую пару часов не ожидается, тогда можно.

Шантель отложила вилку и обратилась через стол к Джереми:

– Ты в курсе, какие планы у Деметриоса на сегодня и на завтра?

– На завтра он вызвал водителя, чтобы тот заехал за ним в десять и привез обратно в три. Я полагаю, у него встречи в казино и обед с кем-то. Вечером заказана другая машина, чтобы ехать… – Джереми сделал паузу, глаза у него блестели, – во дворец Гримальди. Там будет вечеринка.

Шона сидела, оглушенная этой новостью. Деметриос собирался на вечер во дворец. Неужели он был знаком с княгиней? Значит, они встречались раньше? Она и в жизни так прекрасна, как на экране?

– Он умеет развлекаться, – сказал сидевший дальше Эрик, беря еще кусок багета.

– Когда в прошлом году мы были в Неаполе, на борту была вечеринка, и на ней присутствовали Дадли Мур и Лайза Минелли.

– А еще Кэтлин Тернер, Джерри Брукхаймер и Майкл Манн, – вмешалась его подружка Ребекка.

– Вечеринка была что надо, – сказал Джереми. – Почти все шампанское выпили.

Округлив глаза, Шона слушала рассказы о знаменитостях, встретить которых в жизни она даже не могла мечтать.

Во второй половине дня Шона полезла на верхнюю палубу, прихватив пару журналов «Она», оставленных в одной из гостевых кают, и полосатое полотенце, которое гармонировало с солнечно-желтыми подушками на шезлонгах. Еще у нее был стакан со льдом, пара полосатых соломинок и банка кока-колы, что представлялось ей верхом шика.

Хотя Шона проявила осмотрительность, уточнив у Джереми, можно ли приходить сюда, и удостоверилась, что яхта была в ее распоряжении, за исключением дежурной команды из двух матросов, проверявших работу двигателей, она перемещалась быстро и крадучись, не в силах отделаться от ощущения, что делать этого не должна. Но стоило ей снять трикотажное платье, намазаться солнцезащитным кремом и лечь в бикини на деревянный шезлонг, как тело начало расслабляться. Но и теперь она была слишком взволнована, чтобы сконцентрироваться на глянцевых страницах журнала, и потому прикрыла им лицо, исподтишка поглядывая по сторонам.

Из гавани открывался вид на белокаменную громаду княжеского дворца на вершине холма, а справа по крутым склонам взбирались розовые, оранжевые и кремовые строения. Прямо под ней вода плескалась о корпус в сонном ритме, навевая желание закрыть глаза. Поодаль на двух яхтах – сильно уступавших в размерах «Святой Елене», что Шона с горделивой усмешкой отметила про себя, – компания молодых людей лет двадцати с небольшим распивала вино, переговариваясь громкими голосами, разносившимися по воде, и явно красуясь перед туристами. Все девушки были в бикини ярких расцветок и надетых поверх прозрачных туниках и демонстрировали свои тела, точно стайка ярко окрашенных колибри.

Шона подумала, как все это прекрасно, улыбка осветила ее лицо, и через несколько мгновений ее сморил сон.

Когда она в конце концов снова всплыла на поверхность, наслаждаясь теплым солнцем и легким ветерком, то не могла сказать, как долго спала. Не желая нарушать магию момента, она с тихим вздохом потянулась, наслаждаясь этим ощущением и улыбаясь про себя, – и тут ей на лицо упала тень.

Шона распахнула глаза. Прямо над ней стоял Деметриос, и на его губах играла легкая ироническая усмешка.

– Ну, привет, Спящая Красавица.

Внезапно почувствовав себя очень уязвимой и обнаженной, она спустила ноги с шезлонга и схватила полотенце, чтобы прикрыться.

– О, не делай этого. Я любовался видом.

– Давно вы здесь?

Невыгодность ее положения была очевидной, учитывая, что перед ней стоял мужчина в галстуке, рубашке, брюках и с пиджаком, небрежно перекинутым через плечо. Шона накинула на себя полотенце, как платье, и попыталась схватить журналы, которые разлетелись по столу и оказались вне досягаемости.

– Недавно. Встреча закончилась рано, поэтому я решил вернуться. И теперь очень этому рад.

Шона уставилась на него, раздосадованная тем, как предательски бешено колотится сердце.

– Мне нужно идти.

Она шагнула вперед, ожидая, что он посторонится, но он не пошевелился, и она практически уткнулась носом в его грудь.

– Пожалуйста, не беспокойся, – промурлыкал он своим низким голосом с мальчишеским озорством в глазах. – Ты явно получала удовольствие от загара. Я никому не скажу, если сама не проболтаешься.

– Я не знала, что вы вернетесь… У меня есть работа.

Деметриос усмехнулся.

– А это ты врешь, Красавица. Сегодня у тебя, как и у остальной команды, выходной в награду за усердный труд и трепетную заботу о моих гостях. Если будешь врать, у тебя нос вырастет, и очень жаль, потому что он у тебя прехорошенький.

Он скрестил руки на груди и стоял как вкопанный, и она понятия не имела, как его миновать.

– Нет, это вы говорите ерунду, потому что носы не бывают хорошенькими, – язвительно заметила она, отступая на шаг. – А теперь простите, мне действительно нужно…

– Еще только час дня. Ты действительно хочешь потратить этот прекрасный день, застилая кровати и убирая ванные? – Он притопнул ногой, как ей показалось, чуть нетерпеливо. – И потом, если ты действительно хочешь поработать, то можешь мне помочь.

– В чем?

– Пойдем, я объясню.

Шона последовала за ним на нижнюю палубу в небольшой кабинет, где Деметриос устроился за письменным столом из красного дерева и пригласил ее сесть рядом.

– Ты слышала о греческом острове Итос?

Он открыл большую бухгалтерскую книгу, в которой, казалось, были одни цифры.

Шона покачала головой.

– Нет, пожалуй. Я только о Корфу слышала.

– Ничего общего с Корфу, боже упаси! – В его голосе звучал ужас, но глаза светились весельем. – Увы, тебе явно не хватает познаний.

– Я мало путешествовала, а Греция далеко от Эннискреа. В любом случае вы рассчитываете на мои познания, иначе не обратились бы ко мне за помощью.

В знак извинения Деметриос кивнул.

– Ты права, не следует забывать о манерах. Сегодня у тебя выходной, и я ценю твое время.

Шона удивилась тому, как искренне это прозвучало.

– Нужно сконцентрироваться, Шона О’Брайен. Это бухгалтерские книги моего отца. Тебе известно, что мы продаем суда и осуществляем грузоперевозки по всему миру?

– Да, Шантель говорила об этом.

– Забота о семейном бизнесе лежит на мне. У нас много клиентов и поставщиков, и не всем из них можно доверять. Дай им шанс, и они попытаются нами воспользоваться, поэтому мы должны быть бдительными. Я знаю, что в этой бухгалтерской книге что-то не так, но сколько ни смотрю, не могу разобраться. Ты поможешь мне?

– Я ничего не понимаю в бизнесе.

– Но ты дружишь с числами. – Он провел рукой по лицу и вдруг показался ей не тридцатилетним, а гораздо моложе, хотя глаза выдавали его внутреннее напряжение. – Оглянись по сторонам. Что ты видишь?

Шона не замедлила с ответом:

– Много денег и богатство.

– Nai^[6], – кивнул он. – Но богатство, деньги, все эти красивые вещи – мы заработали их трудом, Шона. Люди завистливы и слишком ленивы, чтобы работать на себя. Они считают, мы всего этого не заслужили, но правда в том, что мой отец и его братья многим пожертвовали ради этого, и я должен защищать дело отца и заботиться о процветании нашего бизнеса ради поколений, которые придут после нас. Для нас семья стоит на первом месте.

– Звучит почти как семейный кодекс, – рассмеялась Шона.

Лицо Деметриоса было серьезным, когда он ответил:

– Это и есть кодекс. Мы живем по нему.

– Конечно, я помогу вам, если смогу.

– Давай сконцентрируемся.

Следующий час или около того Шона и Деметриос вместе корпели над книгами. Близость к нему сбивала с толку, но ее интерес к проблеме и упорство оказались сильнее. В конце концов скрупулезность была вознаграждена, и она заметила несоответствие.

– Эти две цифры не соответствуют друг другу. – Шона указала на строчку в бухгалтерской книге. – Эта компания, «Валма и партнеры»… Количество проработанных часов не соответствуют выставленным к оплате. По моим расчетам, вам должны были предъявить счет на 6400 долларов, а не на 64 000 долларов. И поэтому столбцы не совпадают.

– Вот ублюдки! – Деметриос стукнул кулаком по столу. – Глава компании – один из старейших друзей отца. Кому доверять, как не ему, ведь так? Но это не первый раз, когда нас обманывают люди, которым следовало бы доверять. Поэтому мы стараемся все держать в семейном кругу. – Он на мгновение погрузился в размышления, сосредоточенно нахмурив брови. – Отцу это не понравится.

Шона понимала, что дело серьезное, но не знала, как реагировать. К ее облегчению, Деметриос подавил вспышку гнева, вызванную обманом, и сказал:

– Ты сэкономила моей компании кучу денег, и теперь я твой должник. Когда доберемся до Итоса, я лично прокачу тебя на одной из яхт и покажу тебе такой Итос, который тебе запомнится навсегда.

Услышав это, Шона почувствовала трепет, но вместе с тем понимала, что к тому времени, как они доберутся до Итоса, о ней уже забудут. Сейчас он был исполнен благодарности, но он был занятой человек, а она – просто горничная. Да, она только что сэкономила его семье кучу денег, но это не отменяло того факта, что она была всего лишь прислугой.

– Такого другого острова, как Итос, нет во всей Греции, – продолжал он. – Это жемчужина. И мой дом.

На мгновение во взгляде Деметриоса появилась отрешенность. Тронутая его внезапной задумчивостью, она тихо сказала:

– Похоже, вы очень любите его.

– Так и есть. Это единственное место, где я могу быть собой.

Серьезность и искренность, которые вдруг обнаружились в нем и шли вразрез с его образом плейбоя, взволновали ее.

– А мне кажется, я не знаю, кто я, – сказала она, задаваясь вопросом, откуда взялась ее собственная откровенность.

– Со временем узнаешь, но сначала тебе, Спящая Красавица, нужно немного пожить.

Он посмотрел на нее, выдержав встречный взгляд, и Шона почувствовала, как сердце забилось быстрее. Ей казалось, он вот-вот дотронется до нее, и лишь это удерживало ее от того, чтобы не коснуться его первой. На мгновение она подумала о белье, брошенном на его кровати, и задалась вопросом, как бы она себя чувствовала, окажись на ней.

Затем Деметриос опустил взгляд и потянулся к спутниковому телефону.

– Теперь извини, мне нужно сделать несколько звонков. Еще раз спасибо, Шона О’Брайен, я вижу, что ты ценный человек для судоходной компанию «Теодосис».

Шона поискала в его фразе иронический подтекст, но с удивлением обнаружила только искренность. Он уже набирал номер и, когда она выскользнула за дверь, оживленно заговорил по-гречески. Направляясь в свою каюту, она думала об Итосе и гадала, что может ждать ее там.

Глава шестая

На следующий день Шона снова дежурила в хозяйской каюте. Она отчасти надеялась, что наткнется на Деметриоса, но его нигде не было, поэтому она быстро навела порядок, с удовлетворением отметив, что на этот раз признаков нижнего белья Нормандии не наблюдалось.

Пока занималась уборкой, она то и дело думала о Деметриосе. Джереми сказал, что сегодня вечером он будет во дворце Гримальди. Шона все отдала бы за возможность взглянуть на это хоть одним глазком. Она представила, как княгиня Грейс сидит в кресле в стиле Людовика XV в огромной гардеробной и рассеянно листает номер «Вог», а горничная демонстрирует ей шикарные, элегантные платья, одно из которых предстоит надеть на сегодняшний прием. Вбегает семнадцатилетняя княжна-бунтарка Стефания, красивая, загорелая и необузданная. Она требует внимания, и дело с нарядом откладывается, пока мать не выслушает ее возбужденную болтовню. Возможно, они обсуждают последние слухи о богатой и могущественной элите Монако… или планируют выезд на Открытый чемпионат Франции, чтобы посмотреть на игру Джона Макинроя, или на концерт Элтона Джона, а после заглянуть к нему за кулисы…

Шона очнулась от грез, когда внизу на пристани, взвизгнув шинами, резко остановился ярко-красный «Феррари». Она подошла к борту и посмотрела на спортивный автомобиль с открытым верхом. На водительском сиденье была все та же Нормандия, а рядом сидел Деметриос. С одного взгляда было ясно, что между ними что-то не так. Шона отступила назад, чтобы ее не заметили. Она знала, что подслушивать неправильно, но боялась пошевелиться и привлечь к себе внимание. Поэтому она замерла на месте и слышала каждое слово.

– Ты – дерьмо, Деметриос! Как ты смеешь обращаться со мной так!

Голос девушки звучал гневно. Казалось, она вот-вот расплачется.

– Ты преувеличиваешь, – холодно и бесстрастно возразил Деметриос.

– Я видела тебя с этой шлюшкой, ты даже не скрывался.

– София Константис – дочь одного из деловых партнеров отца. Конечно, я должен проводить с ней время и, пока она здесь, показать ей Монако.

– А вечером доставить ее в гостиницу, а потом трахнуть – это ты тоже должен?

Она возвысила голос и буквально выплюнула эти слова.

– Говори тише, – прошипел он. – У тебя сильно разыгралось воображение. Откуда эта ревность и ребячество? Вечно ты требуешь внимания и закатываешь истерики.

– Тебя видели выходящим из гостиницы сегодня в семь утра.

Голос Нормандии то и дело срывался на крик.

Казалось, терпение Деметриоса лопнуло.

– Значит, теперь ты за мной следишь? Какого хрена ты играешь в эти игры? – Шона поразилась его вспышке гнева. – Я перед тобой не отчитываюсь, я не озабоченный теннисист и не престарелая рок-звезда, которым нужна твоя компания, чтобы производить впечатление.

– Ты ублюдок! – всхлипнула Нормандия.

– А ты неуверенная в себе, жалкая соплячка. – В его голосе звенела сталь. – Не тебе меня контролировать, и даже не пытайся. Презрение – это все, чего ты добьешься.

– Деметриос…

Шона поддалась искушению и выглянула. Нормандия потянулась к Деметриосу и, безудержно всхлипывая, хотела обнять его шею. Он спокойно и решительно отстранился, открыл дверь и вышел.

– Приведи себя в порядок, – сказал он, – выглядишь ужасно.

Нормандия не ответила. Уронив голову на руль, она рыдала, у нее сотрясались плечи. Шона почти ничего не знала о Нормандии, но испытывала к ней сочувствие и удивлялась, почему Деметриос обошелся с ней подобным образом.

– Я попрошу кого-нибудь из экипажа отвезти тебя обратно на виллу. В таком состоянии ты не можешь садиться за руль.

В ответ на это Нормандия вскинула голову и сказала с вызовом:

– Мне твои «шестерки» не нужны, проваливай ко всем чертям.

С этими словами она развернула машину, так что из-под колес засвистел гравий, но Деметриос, не оглядываясь, уже шел по трапу и, судя по всему, направлялся в свою каюту.

Шона вышла из тени, размышляя над этой новой стороной Деметриоса. Он, несомненно, был весьма многогранной личностью.

* * *

Закончив работу тем вечером, Шона направилась к маленькой палубе на корме. В гостиной для персонала она нашла старую книгу в мягкой обложке – «Шансы» Джеки Коллинз. Судя по аннотации, это была история дочери гангстера Лаки Сантанджело, которая разворачивалась в местах обитания богатых и знаменитых. Чтение было лучшим способом отвлечься от инцидента, свидетельницей которого она стала, – Шона, как ни старалась, не могла забыть о холодном безразличии Деметриоса к слезам Нормандии. Куда пропал тот чуткий мужчина, с которым она общалась накануне? Неужели превратился в эту безжалостную крысу?

Она все еще прокручивала в уме эту сцену, когда почувствовала, что кто-то идет по трапу в ее сторону. Повернувшись, она увидела Деметриоса. Он был чисто выбрит и одет в строгий черный костюм «Армани» и галстук-бабочку. На мгновение она подумала, что наколдовала его. Он был похож на греческого Джеймса Бонда и почти ослеплял своей красотой. Шона невольно отвела взгляд и поймала себя на том, что хочет рассмеяться.

– Что поделываешь, Красавица, и чему ты так загадочно улыбаешься? Неужели у тебя нет интересных планов на сегодняшний вечер?

– Нет. Часть экипажа отправилась в город пропустить по стаканчику, а мне не захотелось.

– А почему? От работы беспробудной станешь, Шона, ты занудой.

– Я не зануда. – Ее задели его подкалывания. – Это не мое, вот и все.

– А что твое?

Он кивнул на книгу, и Шоне стало немного стыдно за дешевое издание в мягкой обложке. Конечно, утонченные девушки, с которыми он общался, нашли бы способ провести вечер лучше. Тут она вспомнила о Нормандии и подумала, неужели та до сих пор вытирает слезы после того, как он с ней обошелся.

– В любом случае я рад, что ты осталась, – сказал Деметриос. – У меня к тебе просьба.

– Ко мне?

– Да, сегодня вечером я должен присутствовать на приеме во дворце Гримальди. Я бы хотел, чтобы ты составила мне компанию.

У Шоны отвисла челюсть. Она не знала, как реагировать.

– Но я… почему я?

– А почему нет?

– Я обычная девушка, у меня даже нет платья.

Шона была в полном смятении. Неужели он серьезно? Она испытывала досаду – с какой стати ему взбрело в голову взять на вечеринку во дворец Гримальди члена экипажа?

– Вы меня дразните, да? С вашей стороны это не очень-то красиво. Да, я человек маленький, но у меня тоже есть чувства, и смеяться надо мной вот так… ну, это просто жестоко, – дрогнувшим голосом сказала она.

Деметриос покачал головой и нежно взял ее за руку.

– Шона, я обращаюсь к тебе именно потому, что у тебя есть чувства. Если мне придется провести еще один час в компании ищущих внимания, двуличных притворщиц, которые отнимут у меня больше времени, чем следовало бы, то я вполне могу… – он посмотрел по сторонам, пытаясь найти нужные слова, – прыгнуть в Средиземное море и поплыть обратно на Итос.

Выражение его лица было настолько искренним, что Шона невольно расхохоталась.

– Все так плохо, да? – спросила она.

– Ты даже не представляешь насколько, – усмехнулся он.

– Может быть, представляю.

Они улыбнулись друг другу, и на мгновение Шона ощутила себя равной ему, точно они были друзьями и шутили о чем-то личном. Потом она вспомнила.

– Мне действительно нечего надеть.

– Предоставь это мне.

Через полчаса появилась Шантель с охапкой дизайнерских вечерних нарядов и предложила для примерки пойти в свою каюту, которая была больше, чем у Шоны. Одни были стильные, простые и элегантные, другие – блестящие и гламурные, но все они были красивые и разительно отличались от самой шикарной вещи, которую Шоне случалось надевать, – бархатного платья с рукавами-«фонариками» от Лоры Эшли, купленного в секонд-хенде по случаю первого университетского бала.

Шона не смогла сдержать вздох.

– Откуда все это?

– Дорогая, это Монако. Тут что ни день, то светский раут. Найти приличное платье в кратчайшие сроки здесь не проблема, уж поверь мне.

– Неужели я надену одно из них? Это невероятно!

Внезапно мысль о предстоящем вечере захватила ее целиком. А вдруг она ляпнет глупость, или окажется одна, или ее спросят, кто она такая?

Она озвучила свои опасения Шантель, но та в ответ рассмеялась.

– Chéri^[7], не переживай. Я пару раз бывала на подобных мероприятиях и скажу тебе, что большинство гостей настолько зациклены на себе, что им не будет до тебя дела.

– А это обычно для Деметриоса – брать членов экипажа на вечеринки?

Шантель помедлила с ответом, но в глаза ей смотреть не стала.

– Э, нет, но, вероятно, у него есть веская причина. И ему придется урегулировать это с Джереми.

– Но Деметриос – босс.

– А Джереми отвечает за экипаж. Ему не нравится, когда босс ведет себя панибратски с персоналом. Это может… осложнить жизнь.

«И должно быть, уже осложняло», – подумала Шона. Шантель, казалось, прочитала ее мысли.

– Послушай, Шона, Деметриос знает правила, но у него бывают прихоти, и мы должны с этим считаться. Но злить Джереми он не станет, так что ты в безопасности. Теперь давай, переодевайся.

Шона выбрала платье из блестящего зеленого атласа, без бретелек и с разрезом до бедра спереди. Оно было неброское, но вместе с тем элегантное и дерзко сексуальное. Шантель помогла ей собрать волосы в узел и поделилась дорогой косметикой «Эсте Лаудер». Голубые тени в сочетании с синей подводкой придали ее глазам кошачий вид, и, когда Шона надела золотые босоножки с ремешками и посмотрела в зеркало, она не узнала себя.

Шантель присвистнула и широко улыбнулась.

– Вау, выглядишь сокрушительно, на миллион! Вот тебе клатч и руки в ноги – босс ждет.

Шона неуверенно держалась на каблуках, направляясь в гостиную, где ее ожидал Деметриос. Он стоял к ней спиной, и Шона вдруг снова почувствовала себя застенчивой маленькой девочкой. Все это казалось слишком: яхта, Деметриос, вечер во дворце – это был чужой мир. Она боролась с желанием убежать.

Деметриос разливал «Дом Периньон». Должно быть, он услышал ее шаги, потому что заговорил прежде, чем обернулся:

– Я надеюсь, ты нашла что-то…

Он повернулся к ней с фужером – взгляд стал удивленным, он умолк, не находя слов.

– Что такое? – спросила Шона. – Вам не нравится?

Она посмотрела на себя, решив, что, вероятно, выбрала неподходящий наряд.

– Следовало надеть что-то более официальное? Я могу переодеться…

– Нет, – быстро ответил он и сделал шаг к ней.

Он подошел так близко, что Шона снова видела золотые искорки в его глазах.

– Нет, я… – Он запнулся, затем вроде бы пришел в себя. – Все отлично. Более чем. – Потом сглотнул и продолжил: – На самом деле, думаю, немало голов повернется тебе вслед. Сомневаюсь, что во дворце Гримальди найдется кто-нибудь, похожий на тебя. – Он протянул ей хрустальный фужер. – Вот, выпей шампанского, пока машина подъезжает.

Шона взяла фужер.

– Мы поедем на машине?

– Конечно, а как иначе мы доберемся туда?

– Я думала, пойдем пешком. Это же в нескольких минутах ходьбы. – Она посмотрела на себя и рассмеялась. – На самом деле я едва могу в них ходить.

– Выпей, – настойчиво повторил он, – оно придаст тебе храбрости.

Шона подняла фужер и сделала нерешительный глоток.

– Sláinte!^[8] О-о! – Она снова засмеялась, ощущая прилив восторга вместе с игристым вином. – Пузырьки ударили в нос. Оно действительно шипучее. Я никогда раньше не пила шампанского.

Он наклонил голову, словно заинтригованный этим признанием, затем поднял свой фужер и чокнулся с ней.

– Пусть не в последний раз!

Она порывисто воскликнула:

– Мне всегда хотелось попасть на вечеринку, где подают только шампанское, или выпить его за завтраком, как Холли Голайтли^[9] в «Завтраке у Тиффани».

– По-моему, она пила его до завтрака.

Деметриос серьезно посмотрел на нее поверх фужера.

– Вы видели этот фильм?

Он кивнул.

– Он у меня один из любимых, такой гламурный. Одри Хепберн просто великолепна, хотя больше всего я люблю Грейс Келли. – Шона бросила взгляд в сторону замка на вершине холма. – Именно поэтому я приехала в Монако. Сейчас это кажется глупостью.

– Это вовсе не глупость.

Он сделал паузу, а затем, глядя вдаль, добавил:

– Мечты всем нужны. Вот ты о чем мечтаешь?

Теперь можно было не таиться. Если этот посторонний человек сочтет ее признание странным или забавным, ну и пусть.

– Будь у меня возможность выбрать, я хотела бы однажды стать актрисой.

– Почему?

Простой вопрос застал ее врасплох. Она вскинула голову, желая посмотреть ему в лицо, и ей показалось, что он был искренне заинтересован.

– Потому что… Да, я знаю, это прозвучит немного дико – мама подумала бы, что я сошла с ума, – я ведь очень застенчивая, но, когда я притворяюсь кем-то, стеснительность пропадает. Как будто меня больше нет. Это дает силы и раскрепощает. Я могу быть кем угодно, кем захочу.

– Понимаю. Трудно быть тем, кем хотят тебя видеть другие.

На мгновение их взгляды встретились, и ее как обожгло.

– Это чувство знакомо мне лучше, чем можно подумать.

Сокрушенное выражение, которое отразилось на его лице, тронуло ее до глубины души, так что сразу захотелось поддержать его и утешить.

– И вы хотите заняться чем-то другим?

Он вздохнул.

– От меня ожидают, что я возглавлю семейный бизнес и стану следующим патриархом.

– Но вам этого не хочется?

– С моей стороны это будет неблагодарно. Смотри, – он повел рукой по сторонам, – у меня есть все, чего только можно желать. Но, помимо этого, у меня есть собственная мечта.

– И в чем она состоит?

Он быстро поднялся, словно в порыве раздражения, подошел к бортовому рейлингу и стал смотреть на гавань, обеими руками держась за металл. Его фигура выглядела так одиноко, что она подошла и встала рядом. Так они стояли, вперившись взглядами в горизонт, в ту четкую линию, где кобальтовая синь, розовый кармин и оранжевый кадмий сумерек сливались с ультрамарином моря.

– Наша семья – судостроители, но знаешь что? Мы больше не строим суда, за нас эту работу делают другие, а мы им платим. – Он посмотрел на нее. – Я хочу сам построить яхту. С нуля. Своими руками. Парусник, чувствительный к ветру и морю. Способный двигаться в гармонии с природой.

– Звучит замечательно, – улыбнулась она.

Теперь Деметриос выглядел смущенным.

– Такой вот я… как это говорят? – мечтатель.

Шона взялась за ограждение, и ее руки показались такими маленькими и хрупкими по сравнению с его – загорелыми и сильными. Ей не составило труда представить, как он сам работает по дереву.

– А я прямо сейчас мысленно увидела, как вы его делаете.

Деметриос выдержал ее взгляд.

– А знаешь, Шона, мне приятно, что ты меня мысленно видишь.

– О, это все ерунда. – Она опустила глаза. – Как быть актрисой.

Она задумчиво вздохнула.

– Эй… – Он протянул руку и нежно коснулся ее лица. – Мечты окрыляют душу, не забывай об этом.

Она сглотнула, не находя слов. Это было красиво сказано, и она могла лишь улыбнуться в ответ. Он опустил руку.

– Не переставай мечтать. – Затем его тон снова стал деловым. – Ну вот, мы подкрепились и готовы к спектаклю. Сегодня ты произведешь фурор в Монако. Как думаешь, справишься?

Шона не была в этом уверена, но радостное предвкушение и алкоголь придали ей храбрости.

– Я буду очень стараться, – сказала она.

– Молодец, девочка, – ответил он, и восторженный трепет отозвался во всем ее теле.

Глава седьмая

«Не очень удачное начало», – подумала она с легким смешком, спускаясь на цыпочках по сходням.

Рядом остановилась черная машина, и, хотя это было ожидаемо, Шона вздрогнула. Она постояла, глядя на тонированные окна, и тут Деметриос открыл перед ней дверь и сказал:

– Запрыгивай.

Она села первой, а он скользнул следом. Его близость волновала.

То недолгое время, пока они ехали до дворца, на языке у Шоны вертелся один вопрос. Он не давал ей покоя с тех пор, как Деметриос пригласил ее составить ему компанию этим вечером.

– Можно спросить?

– Конечно.

– Почему вы выбрали в сопровождающие именно меня?

Деметриос повернул голову и посмотрел в окно. Шона проследила за его взглядом. В вечерних сумерках завораживающе мерцали огни гавани.

– Красиво, да? – сказал он.

– Очень, – ответила она.

– Но это видимость… – Он сделал паузу. – Как и большинство людей здесь.

– Я думала, вы захотите взять Нормандию.

Он повернулся к ней.

– Не сегодня. Ты многого не знаешь о Нормандии. Начать с того, что она не самая учтивая гостья.

– А вдруг мне известно больше, чем вы думаете?

Это прозвучало смело. Он пристально посмотрел на нее, и Шона подумала, что переступила черту.

– Ты что-то видела или слышала сегодня?

Шона закусила губу. Ей не хотелось сознаваться в том, что она слышала не предназначенное для ее ушей, но он, казалось, прочитал ответ у нее на лице. И, как ни странно, не рассердился.

– Знаешь, Нормандия та еще актриса. У нее сплошные перепады настроения, и сейчас, я уверен, она уже нашла утешение в другом месте.

– Но она же ваша девушка?

Он невесело рассмеялся.

– Шона, ты такая наивная. У Нормандии куча любовников. Что ей нужно, так это чтобы я пал к ее ногам, как все остальные. Она жаждет славы и оваций. Поверь мне, ей нужен не я, а то, чем я могу быть ей полезен.

– А вы сами чего хотите?

Машина поднималась на холм к дворцу и миновала множество деревянных ворот и несколько каменных арок, прежде чем прозвучал ответ.

– Когда я отдам свое сердце, это будет не гламурная девица вроде Нормандии. А сегодня вечером, Шона, я просто хочу в кои-то веки пообщаться с реальным человеком.

Шона задалась вопросом, какой девушке он отдал бы сердце, но времени на его обдумывание уже не оставалось – машина подъехала к красной ковровой дорожке. «Бабочки» в животе взлетели разом и суетливо забили крылышками. Шона застыла на месте, когда водитель открыл дверь, и Деметриос выбрался наружу.

– Пора на сцену, Красавица, – улыбнулся он.

Она мысленно подбодрила себя и подождала, пока он протянет руку и поможет ей выйти. «Представь, что ты знаменитая актриса, – сказала она себе. – Или старлетка, только что получившая свою первую награду. Ты взяла Бродвей штурмом». Думая так, она вскинула подбородок, расправила плечи и царственным жестом протянула руку. Образ слегка «поплыл», потому что рука дрожала, когда она оперлась о его ладонь, но он нежно сжал ее пальцы и, когда продел ее руку в свою, как если бы она была его принцессой, ее дух воспарил снова.

– Ты должна получать удовольствие, – напомнил он ей с нежной улыбкой. – Сожмешь чуть крепче, и перекроешь мне кровоток, а я этой рукой очень дорожу.

Она издала небольшой смешок.

– Это от нервов. Извините.

– Перестань. Они такие же люди, как и мы.

– Хм. Только у них денег гораздо больше, – тихо заметила Шона, когда мимо прошла женщина, на шее которой сияло роскошное ожерелье с бриллиантами.

– Все будет в порядке, – на мгновение он накрыл ее руку своей. – Ты выглядишь очень красивой и столь же элегантной, как и другие присутствующие здесь дамы. И мы можем неплохо провести время.

Он был обходителен и пытался настроить ее непринужденно, но первое мгновение Шона лишь смотрела на него и была слишком ошеломлена, чтобы произнести хоть слово. Затем она вскинула подбородок и сказала себе: Я смогу.

Они следовали за вереницей хорошо одетых людей к мраморной лестнице, изогнутой в виде подковы. Дамы поднимались, чуть приподняв длинные юбки, чтобы не споткнуться. Шона провела рукой по дорогой ткани своего платья. Такого захватывающего приключения в ее жизни еще не было. Деметриос нежно погладил ее по руке, отчего в крови вспыхнул и рассыпался по телу сноп шипящих искр.

Чтобы успокоиться, она принялась глядеть по сторонам. Справа шла элегантная статная женщина в черном непретенциозном платье без бретелей и с жемчужным колье в полдюжины рядов.

– Кристи Тарлингтон, – пробормотал Деметриос.

– Что? – пискнула Шона и быстро понизила голос. – Модель?

Он кивнул и толкнул ее локтем.

– А вот и Бьянка Джаггер.

Шона повернулась: брюнетка в красном платье-халтер, расшитом пайетками и переливающемся при ходьбе, двигалась с волнующей грацией в компании двух других столь же привлекательных женщин.

– О боже, это Фара Фосетт-Мейджорс. – Шона пригнула голову, когда знаменитая актриса в развевающемся золотом платье из ламе прошла мимо, опираясь на руку мужчины, чье лицо показалось ей знакомым. – И Бионический человек.

Деметриос тихо рассмеялся.

– Не думаю, что тебе стоит называть его так, если нас представят.

– Вы знакомы?

– Нет.

Тут ей пришла в голову неожиданная мысль:

– А с князем и княгиней Грейс знакомы?

– Монако на самом деле очень маленькое. У отца бизнес с князем Ренье. Он попросил меня подменить его, поскольку вынужден задержаться в Афинах.

Что-то в его тоне побудило ее спросить:

– Вы не хотели приходить сюда?

Она не могла поверить, что такое возможно.

Он помедлил с ответом.

– Это бизнес. Они мне не друзья. Здесь так много людей, что поговорить с кем-то трудно. Это все спектакль. Игра. Здесь будут друзья и компаньоны отца, и я должен общаться с ними. Если я скажу, что это долг, который обязан выполнить, ты, пожалуй, решишь, что я ужасный тип?

– А как же, – весело отозвалась Шона, решив позаботиться о том, чтобы ему сегодня было весело.

Он рассмеялся, сочно и гулко, и от этого звука у нее потеплело в животе.

Теперь настала их очередь подниматься по ступенькам. Миновав ряды гвардейцев в белых мундирах и с ружьями, они прошли в приемный зал.

– Как изысканно, – прошептала Шона.

Огромная люстра сверкала и переливалась золотым светом, который, преломляясь, отражался в зеркалах, контрастировавших с белой штукатуркой и позолотой стен.

– Мне кажется, здесь немного душно.

Деметриос пожал плечами и огляделся по сторонам.

– Да, здесь как в музее, только тут живут настоящие люди. Посмотрите на стулья. – Она незаметно указала на массивные кресла в стиле Людовика XV с обивкой из шелковой парчи и отделкой из сусального золота. – И стены.

Поняв, что стены были обиты шелковой парчой в тон, она широко раскрыла глаза. Затем ее внимание привлекли стены, плавно переходящие в потолок и расписанные фресками с изображением сладострастных херувимов и богини с распущенными локонами цвета тициановского блонда.

Шона вертела головой то в одну, то в другую сторону, стараясь запомнить каждую мелочь, чтобы потом все пересказать в открытке родителям. Это было великолепно, зрелищно, изумительно, грандиозно… у нее никогда не хватит слов, чтобы описать это.

Наконец они подошли к помещению, настолько переполненному людьми, что она отвлеклась от созерцания роскошной обстановки. Гул голосов разносился по залу с высоким потолком, и Деметриос взял два бокала шампанского у нарядного официанта, стоявшего у дверного проема.

– Боже, до сегодняшнего дня я не пробовала шампанского, а теперь пью уже второй бокал.

Шона подняла руку в шутливом тосте.

– Похоже, я сбиваю тебя с правильного пути. Вряд ли твоей маме это понравится.

– Точно не понравится. Она не одобряет развлечения.

Шона с вызывающей усмешкой сделала глоток шампанского.

– А ты бунтарка, – поддразнил Деметриос.

– Вообще-то нет. Просто я решила насладиться моментом по максимуму. – Она просияла улыбкой и огляделась. – Я не ожидала такого количества людей. Это настоящее столпотворение.

– Теперь ты понимаешь, почему я не стремился сюда.

– Но здесь все так красиво, есть на что посмотреть. Не говоря уже о гостях. Взгляните-ка на ту пожилую пару – у дамы кудри стального цвета и черная трость. Они точно сошли со старинной картины.

– Это фон Габсбурги, потомки немецкой монаршей династии. У него фармбизнес.

Шона поймала себя на том, что смотрит по сторонам с открытым ртом, и посоветовала себе делать это не так явно. Деметриос хотел, чтобы она сыграла роль, именно этим она сейчас и займется. Они стали перемещаться по краю зала.

– Кто та высокая блондинка с довольно пожилым джентльменом?

– Грета Миттеран, племянница президента Франции, а рядом ее тренер по теннису.

– Тренер по теннису?

– О да. Несмотря на преклонные годы, от него еще есть толк на теннисном корте. В прошлом году она почти попала на Уимблдон. – Говоря это, Деметриос трясся от смеха. – Кроме того, он ее муж.

– Правда? – Шона еще раз взглянула на пару. – Это… Как вы думаете, она действительно любит его? – Она наморщила лоб. – Я имею в виду, он, ну, довольно старый, а она… очень красивая.

Деметриос покачал головой.

– Шона, ты действительно ничего не смыслишь в жизни людей из обеспеченного класса. – Затем он увидел кого-то и развернул ее в том направлении. – А как насчет них?

Он указал на очень эффектную пару, стоявшую под сверкающей люстрой рядом с длинным окном.

– Они… о, боже мой.

Она открыла рот от изумления.

– Это они. Это она, княгиня!

Отчаянно стараясь не выглядеть ротозейкой, Шона наклонила голову и попыталась украдкой посмотреть на княжескую чету. Княгиня – знаменитые светлые волосы собраны в элегантный узел, пурпурное платье из тафты, любимый жемчуг на шее – была великолепна, по-другому не скажешь. Она непринужденно беседовала с дамой, которая застенчиво теребила край юбки и много кивала. Шона могла представить, что та чувствовала. Должно быть, страшно оказаться лицом к лицу с легендой кино, которая к тому же была монаршей особой и иконой стиля планетарного масштаба.

– Пойдем?

Прежде чем Шона поняла его намерения, Деметриос взял ее за локоть и повел в сторону княжеской четы.

Князь Ренье поднял взгляд и радушно улыбнулся.

– Мсье Теодосис, как приятно вас видеть.

– Сэр, позвольте представить мисс Шону О’Брайен.

– Я очарован.

Князь кивнул и улыбнулся ей. Преодолевая застенчивость, Шона сглотнула и улыбнулась в ответ. К счастью, тут же на помощь ей пришел голос матери, мысленно упрекнувший: «Шона, где твои манеры?»

– Рада познакомиться, ваше высочество, у вас очень милый дом… дворец.

– Спасибо. – Его глаза блеснули. – Наша семья живет в нем давно, свыше девятисот лет. За эти годы мы накопили немало сокровищ.

– Это верно, – присоединилась княгиня. – И скажу честно, когда я впервые оказалась здесь, то ужасно боялась сломать что-нибудь очень ценное.

Ее лицо, хотя и потяжелевшее по сравнению с днями актерской карьеры, озарилось знаменитой лучистой улыбкой.

– О, могу себе представить.

Тон княгини был таким дружеским, что Шона уже не чувствовала стеснительности и благоговейного трепета.

– Часть меблировки выглядит настолько хрупкой, что я бы не отважилась присесть на нее.

Княгиня Грейс расхохоталась.

– Точно. Бедный Ренье. Я очень нервничала. – Она похлопала его по руке. – Это все история и протокол. Но опыт – хороший наставник. А я уже немолода. – Ее глаза сверкнули смехом. – Но, как вы со временем поймете, опыт и возраст способствуют прозрению.

Шона могла только кивнуть, запоминая слова. Она решила, что никогда их не забудет.

– Пожалуйста, передайте наши наилучшие пожелания вашему отцу, мистер Теодосис. Приятно познакомиться, мисс О’Брайен. Наслаждайтесь вечером. Как вы сможете убедиться, стулья довольно крепкие, но ужасно неудобные.

Княжеская чета удалилась, а Шона по-прежнему смотрела им вслед, ошеломленная тем, что княгиня запомнила ее фамилию.

– Обычные люди, правда? – тихо сказал Деметриос.

– Они намного дружелюбнее, чем я ожидала. Я думала, они довольно напыщенные и держатся официально. А она была… очень мила.

– И ты тоже. – Деметриос улыбнулся. – Я думаю, ты их очаровала, потому что не слишком старалась. А это редко кому удается. – Он протянул руку. – Ну что, пробьемся сквозь толпу и поищем еды?

– Как думаете, тут есть икра? – со смешком сказала она. – Теперь, попробовав шампанское, я просто обязана попробовать икру.

– Если нет, я попрошу принести.

Шона поняла, что он не шутил.

Икра была, а также копченый лосось, свежие анчоусы и фуа-гра, которое ей не понравилось, а еще супертонкие ломтики вяленой ветчины, нежные кусочки швейцарского сыра, крошечные меренги, бисквитные рулетики с малиной, миниатюрные лимонные тарталетки…

Деметриос рекомендовал все продегустировать, что Шона охотно и сделала. Она старалась не жадничать, хотя устоять перед таким разнообразием невиданных деликатесов было трудно, и он над ней потешался.

– Мы морим тебя голодом на яхте? – шутливо осведомился он.

– Вовсе нет, Шантель – прекрасный повар. Но таких дорогих вкусностей я никогда ела!

– Я очень рад, что взял тебя с собой.

– Я тоже, – искренне сказала она.

Прием оказался гораздо веселее и не столь связан протоколом, как ей представлялось.

В роскошном бальном зале играла музыка, мелодия показалась Шоне знакомой. Это была песня «Ты великолепна» из фильма «Высшее общество».

– Обожаю эту тему, – сказала она.

– Тогда идем танцевать.

– Я что-то не решаюсь. А вы танцуете?

– Конечно, меня готовили к любой социальной ситуации, – усмехнулся он.

– Я немного умею.

– Тогда давай в круг.

Он схватил ее за руку, прижал к себе и в такт музыке плавно заскользил по танцполу, одной рукой обхватив ее за талию, а другой – держа за руку.

– Вы отлично танцуете! – сказала Шона.

– Ты тоже неплохо.

– Вы танцуете за нас двоих. Мне вообще не нужно что-то делать.

Теперь они были очень близко, он наклонялся к ней, и, хотя был на полголовы выше, их щеки соприкасались. Сейчас он мог бы легко ее поцеловать, и на мгновение ей пришла дикая мысль: а что, если поцеловать его самой? Но прежде чем она успела поддаться искушению, кто-то похлопал ее по плечу. Она обернулась и чуть не ахнула от изумления, увидев княгиню Грейс с красивым молодым человеком, ее партнером по танцам.

– Вы шикарная пара и смотритесь великолепно! – промурлыкала она. – Деметриос, где вы нашли эту очаровательную девушку?

Двигаясь в такт музыке, она подмигнула Шоне.

– Я всегда оговариваю, чтобы оркестр исполнил эту мелодию, но Ренье категорически отказывается танцевать со мной, потому что все еще обижается на Фрэнка Синатру.

Шона не могла понять, было ли это сказано всерьез. Она заметила, что партнер княгини был поражен не меньше.

– Не упустите эту юную леди, Деметриос, другой такой нет, – с улыбкой добавила княгиня Грейс и в вихре танца заскользила дальше, болтая со своим молодым партнером.

Деметриос повернулся к Шоне и озорно усмехнулся.

– А знаешь, она права: мы хорошо смотримся вместе.

– Вот теперь вы точно надо мной подшучиваете.

Улыбка Деметриоса померкла.

– Когда это действительно важно, я никогда не подшучиваю.

Шона не знала, что на это сказать, и мгновение они стояли друг напротив друга, а все остальное отошло на задний план. Взгляд у него был такой пристальный, что, казалось, он смотрит вглубь нее, и она снова почувствовала желание протянуть руку и привлечь его к себе. Но прежде чем порыв взял верх, оркестр смолк, и они снова вернулись в реальность. Деметриос аккуратно взял бокалы с шампанским с башни, вручил один ей и свой поднял в тосте.

– За ночь сюрпризов, Красавица.

Она тоже подняла бокал и откуда-то поняла, что магия рассеялась и чудо исчезло. Они направились обратно в главный зал. По пути Деметриос неоднократно останавливался, как правило, чтобы переброситься парой слов с пожилыми парами, знавшими его родителей, или с деловыми партнерами компании. Никто из них не обращал особого внимания на Шону, точно она была всего-навсего аксессуаром. Это ее не смущало, потому что разговор неизменно заходил о людях, ей незнакомых, и сказать ей было нечего. Она много улыбалась, еще больше кивала, и хотя мало что могла добавить к общей беседе, но чувствовала себя вполне комфортно, проникаясь атмосферой, наблюдая за другими дамами и мысленно оценивая их наряды. Здесь было такое поле для наблюдений, что ей совсем не было скучно, но Деметриос, судя по виду, порядком устал от расспросов о самочувствии родителей, делах компании и о том, что он думает насчет недавних поглощений и слияний в судостроительной отрасли.

Их только что представили высокому светловолосому англичанину по имени Ричард. Оба с вежливым интересом слушали его очень подробное повествование о студии звукозаписи, которую тот обустраивал в своем поместье в Котсуолде, и тут Шона заметила, как выражение лица Деметриоса внезапно изменилось. Она проследила за его взглядом. Он смотрел на поразительно красивую женщину, одетую в белое платье с невероятно глубоким декольте, оставлявшим мало пространства для воображения. Женщина встретилась глазами с Деметриосом, а затем метнула напряженный взгляд в Шону. В глазах у нее мелькнуло раздражение, но она быстро взяла себя в руки.

Деметриос дотронулся до спины Шоны.

– Шона, Ричард, извините, я на минутку.

Он подошел к женщине и поцеловал ее в обе щеки. Та, снова зыркнув на Шону, подалась вперед и что-то прошептала ему на ухо. Деметриос тоже что-то прошептал, но женщину, судя по виду, его ответ не удовлетворил. Ричард продолжал болтать, не обращая внимания на отсутствие у Шоны интереса к клубу, который он собирался купить в Лондоне, а тем временем Деметриос и женщина отошли от небольшой компании, с которой она стояла, и их беседа стала оживленнее. Женщина снова посмотрела на Шону, теперь уже с нескрываемой враждебностью, и через мгновение Деметриос вернулся к ним вместе с ней.

– Ричард, Шона, это София Константис, близкий друг нашей семьи.

Шона сразу вспомнила, где слышала это имя. Нормандия обвиняла Деметриоса в том, что он спал с ней. Она улыбнулась и протянула руку.

– Здравствуйте, София. Приятно познакомиться.

Глаза женщины сузились. Она демонстративно не стала подавать руки и не попыталась улыбнуться в ответ. Вместо этого она повернулась к Деметриосу и спросила:

– Где ты ее взял? Она выглядит и говорит как ирландская крестьянка.

На секунду Шона опешила. Почему эта женщина нападает на нее? Ричард, явно смущенный вспышкой, вежливо кашлянул, извинился и отошел. Шона подумала было сделать то же самое, но потом услышала голос отца, который говорил: «Никогда никому не позволяй себя унижать, Шона О’Брайен. Всегда держи голову высоко».

Шона сама не поняла, откуда взялись эти слова. Они сказались как бы сами собой:

– О, я думаю, вы меня с кем-то спутали. О’Брайены ведут свой род от ирландских королей – но вы, не будучи особой королевской крови, едва ли в курсе этого.

Деметриос фыркнул и тотчас изобразил, что закашлялся. Его глаза озорно блеснули, и Шона поняла, что он отчаянно старается подавить смех.

– Да, – сказал он, беря себя в руки и поворачиваясь к Софии. – Шона отлично справляется с ролью представительницы своей страны.

Он бросил извиняющийся взгляд на Шону и, взяв Софию за локоть, отвел ее в сторону.

– Пойдем, София, я думаю, князь Альбер хочет узнать подробности о твоей недавней поездке в Нью-Йорк…

Они направились в другой угол зала, где сын Ренье и Грейс болтал с гостями. По пути София обернулась в последний раз и пригвоздила Шону убийственным взглядом.

Шона чувствовала себя птицей, на которую нацелилась разъяренная кошка, и не могла понять, чем была вызвана подобная агрессия. Она пыталась отделаться от неприятного переживания и снова сосредоточиться на великолепном окружении, но ее перышки были потрепаны. Значит, вот оно как – жить в мире Деметриоса? Бесконечно кружиться в вихре вечеринок, отгоняя полчища капризных и взбалмошных женщин? Неудивительно, что ему хотелось отдохнуть от всего этого.

Да, его репутация плейбоя была оправданна, по крайней мере отчасти. Но вместе с тем она узнала его и с другой стороны, как человека трудолюбивого и серьезного, изо всех сил старающегося оправдать ожидания своей семьи. Кто же из этих двоих был настоящим Деметриосом?

Шона вздохнула и допила бокал с шампанским. Секундой позже перед ней возник официант в белоснежном пиджаке и галстуке-бабочке, чтобы наполнить его снова. По примеру других гостей она прикрыла бокал рукой, показывая, что больше не хочет.

Ей было не дано узнать настоящего Деметриоса. За последний час ей пришло в голову, что причина, в силу которой лишь немногие из его знакомых обращали на нее внимание, заключалась в том, что они каждый раз видели его под руку с новой сопровождающей. Осознание этого позволило ей взглянуть на ситуацию здраво. Она была неопытной и в какой-то мере простодушной, но не глупой. Этим вечером Деметриос наслаждался игрой в Пигмалиона, взяв ее на роль Элизы Дулиттл, но как только прибудет очередная компания богатых приятелей, он потеряет к ней интерес. Для него она была лишь коротким развлечением, не более.

Завтра они уезжают из Монако и отправляются в путешествие. Через несколько недель она улетит назад в Англию и вернется к учебе. Воспоминания о сегодняшнем вечере поблекнут и будут казаться далеким сном, о котором потом можно будет рассказывать внукам: у нее был вечер с красивым плейбоем и сказочной княгиней.

Вскоре они покинули дворец. В машине Деметриос был молчалив, но на подъезде к гавани попросил водителя высадить их, чтобы остаток пути пройти пешком.

Когда они шли вдоль пирса, он сказал:

– Я хотел бы извиниться за грубость Софии, этому нет оправдания.

Это прозвучало так, словно извиняться за грубость Софии было ему привычно.

– Кто она такая?

– Близкий друг семьи. Ее отец – наш основной конкурент по бизнесу, так что отцу он одновременно и друг, и соперник. Держи друзей близко, а врагов еще ближе, так ведь говорят?

– Звучит серьезно.

– И да, и нет. София… Ну, скажем так, она олицетворяет собой и друга, и врага. Она, наверное, в равной мере любит и ненавидит меня. Родители хотели бы, чтобы я женился на ней и положил конец этой ее неопределенности.

Шона почувствовала, как по телу пробежала дрожь.

– И вы поступите так, как хотят родители?

– Когда я женюсь, это будет по любви. И довольно обо мне. Лучше скажи, этот вечер оправдал твои ожидания?

– О да, – она ослепительно улыбнулась. – Я встретила Грейс Келли, что может быть лучше?

– Я рад, что мы исполнили твою мечту.

Шона не могла отделаться от мысли, что должно произойти кое-что еще, благодаря чему эта ночь станет неповторимой.

Он посмотрел на часы.

– А знаешь, уже полночь.

– Прямо как в сказке про Золушку – не хватает только хрустальной туфельки.

– А как же поцелуй принца?

– Это из разряда фантастики. Никакого панибратства, разве вы забыли? – рассмеялась она.

Он тоже рассмеялся, но взял ее за руку.

– По-моему, ты очень хорошо сыграла свою роль, Красавица. Я был впечатлен.

Когда он коснулся ее, Шона почувствовала, как по спине побежали мурашки, и не отняла руку. «Наверное, это шампанское ударило в голову», – сказала она себе.

– Мне все-все очень понравилось. Кроме Софии, все были просто очаровательны. Как замечательно на один вечер побыть кем-то другим.

– Она ревнует.

– С чего бы ей ревновать ко мне?

– Ты в самом деле не понимаешь? Она злится, потому что ты со мной. И она знает, что я бы никого не взял с собой во дворец Гримальди. Ты особенная, Шона. Я думал, сегодня просто был…

Он замолчал и сделал шаг ближе. На этот раз она тоже придвинулась к нему и снова заглянула в его ореховые глаза с золотыми крапинками.

– Возможно, нам стоит добавить последний штрих к сегодняшнему вечеру, – прошептал он, словно давая ей шанс сказать «нет», но она как зачарованная смотрела в его глаза, которые, казалось, вбирали ее целиком.

– А что, пожалуй, – выдохнула она, гордясь своей неожиданной смелостью.

Он медленно обнял ее за талию и потянулся ближе, ни на мгновение не отводя взгляд.

Когда он приблизил губы к ее губам, ей подумалось, что он должен слышать, как бешено бьется ее сердце. Нежное прикосновение удивило и восхитило ее. Губы у него были мягкими, как атлас, и пробудили в ней восхитительный трепет, который взрывной волной отозвался во всем теле.

Его рука скользнула вверх по ее спине, прижимая к себе. Она чувствовала растущее волнение и поцеловала его в ответ. Пальцами она ощущала теплую кожу его шеи. Ночной воздух обволакивал их, донося ароматы моря и постукивание фалов на яхтах в гавани.

В конце концов он отстранился.

– Теперь в нашем вечере есть все. Завтра мы вернемся в реальность, но, по крайней мере, у нас обоих будет сказочный сон, который мы сохраним в сердце. В нем ты будешь моей Золушкой, а я…

Она коснулась его губ пальцами.

– Ни слова больше. И так все прекрасно. Спокойной ночи, Деметриос.

Шона сняла золотые босоножки, помчалась вверх по трапу и, ступив на борт, ощутила легкое покачивание. Это был волшебный вечер, проблеск иной жизни, но теперь она возвращалась в реальность, и посадка была мягкой, а не ударной. За это она была очень благодарна.

На яхте было тихо. Никто не видел, как она, сжимая золотые босоножки и поднимая юбку, спускалась по лестнице, молясь, чтобы никто не попался навстречу. Потом, сняв красивое шелковое платье, она с мечтательной улыбкой легла на койку, мысленно спрашивая себя, а так ли чувствовала себя Золушка после бала.

Глава восьмая

Когда яхта наконец отошла от причала, окруженная маневренными лоцманскими катерами, жужжащими подобно маленьким водяным мухам, Шоне казалось, что они отправляются в большое приключение. Она стояла на правом борту, готовая вытащить назначенный ей кранец, и волнение пульсировало в венах в унисон с гулким стуком двигателей. Она по совместительству выполняла судовые обязанности и, облаченная в элегантную униформу, ощущала собственную значимость под взглядами зевак, собравшихся поглазеть на отплытие «Святой Елены».

Как только катера доставили яхту на внешний рейд и отправились обратно в гавань, команда разошлась по своим делам. Деметриос нигде не наблюдался, и Шона не могла решить, хорошо это или плохо. Минувшим вечером во дворце Гримальди было божественно, это было волшебное окошко в другой мир, который, возможно, она никогда больше не увидит, но это укрепило ее решимость однажды стать кем-то.

Работа была тяжелой, но, несмотря на это, Шона чувствовала, что ритм жизни в море ей нравится. Когда яхта находилась в движении, ощущения были совершенно иные, чем во время стоянки в порту. Казалось, судно обрело свободу и само прокладывало путь по Средиземному морю. А море вело себя с непостоянством хамелеона. То устанавливалась безветренная погода и наступал штиль, в другие дни налетал ветер и поднимал небольшие волны. Это было так не похоже на паромную переправу по неспокойному Ирландскому морю. Здешние волны завораживали своим гипнотизмом, а небо всегда оставалось лазурным и безоблачным.

Их путь пролегал через Корсику, где они сделали остановку на одну ночь. Даже за столь короткое время она успела влюбиться в оживленный городок Бонифачо. Деметриос отправился на ужин с деловыми партнерами, дав экипажу несколько часов отдохнуть и развлечься. В гавани кипела жизнь, и товарищи по команде стремились попробовать все, что тут было, а Шона решила совершить долгий подъем на холм и осмотреть крепость тринадцатого века. Сказав, что подойдет позже, она отправилась в путь, наслаждаясь уединением и восхищаясь красивейшим видом на гавань.

Когда она присоединилась к товарищам в баре, где те пили пиво и дешевое вино, у нее возникло ощущение, что она здесь случайно. Ей нравились эти люди, но одной из них она не была, пусть даже Деметриос воспринимал ее в этом качестве. Казалось, она придумала себе вечер во дворце с Деметриосом и их сказочный поцелуй, но потом вспоминала, как он смотрел на нее, и чувствовала прилив удовольствия. Она задавалась вопросом, чем он сейчас занят. С той ночи он явно избегал ее. Он больше не расхаживал по палубе, не обозначал свое присутствие, не обменивался подколками с экипажем и не принимал участия в повседневной жизни «Святой Елены». Утром он первым делом уходил на мостик и оставался там, а вечером ужинал с капитаном и старшими офицерами. Должно быть, он сожалел о том вечере, проведенном вместе. Вот что случается, когда такие девушки, как она, общаются с мужчинами типа Деметриоса, говорила она себе. У богатых людей нет чувств.

На следующий день Шона видела Деметриоса еще реже. Джереми объяснил, что планы изменились и по пути на Итос они не будут останавливаться ни на Мальте, ни на Крите, как планировалось изначально.

– Деметриос решил, что хочет вернуться на Итос. – Джереми провел рукой по волосам. – Все перевернулось с ног на голову. Забавно, потому что это совсем на него не похоже.

– В смысле? – спросила она.

– Не пойми меня превратно, Деметриос требователен и хочет, чтобы все было по-его, но обычно он не капризен. Не настолько. Изменить план в последнюю минуту – это вообще на него не похоже. И вдобавок ко всему он сказал, что в этом плавании будет исполнять функции старшего помощника капитана.

Это объясняло, почему Деметриос появлялся только на мостике, взаимодействуя с капитаном. Он выглядел настолько поглощенным своими обязанностями, что Шона обратила на это внимание Шантель, когда помогала готовить обед для команды.

– Ну, он из семьи мореплавателей. Да, они занимаются торговлей, но исторически они – корабелы, и отец хочет, чтобы Деметриос знал судно вдоль и поперек. Разве можно решать управленческие проблемы судоходной компании, не имея понятия о том, как управлять судном?

– А почему он вдруг так торопится вернуться на Итос?

– Вероятно, это связано с бизнесом. Семья проживает то в Афинах, то на Итосе. Тебе понравится там – место очень красивое, нетронутое.

– Это я уже слышала.

Шона сделала паузу, размышляя, как перейти к следующей теме. В конце концов она решила не мудрить и сказала без обиняков:

– Расскажите мне о Софии Константис.

– О, так ты имела удовольствие познакомиться с тигрицей?

– Она была на вечеринке у Гримальди. Не могу сказать, что она вела себя очень дружелюбно.

Шантель рассмеялась.

– Дождешься от нее, как же. Отец Софии полон решимости поженить их с Деметриосом и соединить под одной крышей две корабельные династии Греции. Чего хочет отец, того же хочет София. Деметриос – завидный улов!

– А чего хочет Деметриос?

– Чего он хочет, никто не знает, даже сам Деметриос!

Шантель перевернула маринованную курицу над открытыми углями – она восхитительно пахла, и у Шоны заурчало в животе.

– Он успешно отбивается от назойливых приятельниц, но София другая – с ней так, как он хочет, не получится. И маменька Теодосис тоже плетет закулисные интриги. Никогда не стой на пути у матери-гречанки!

– Постараюсь, – ответила Шона.

– Папа Теодосис – босс на бумаге, а штаны в семье носит Элана. Она всегда добивается того, что хочет.

Шона молчала, размышляя о силах, давящих на Деметриоса, и задавалась вопросом, как должен чувствовать себя молодой человек, у которого есть мечта, но нет свободы, чтобы ее осуществить.

Шантель, казалось, прочитала ее мысли.

– Деметриос не всегда так усердно занимался семейным бизнесом. – Она искоса взглянула на Шону. – Я слышала, ты помогаешь ему.

Шона пожала плечами.

– Так говорят? – Мысль о том, что члены экипажа сплетничают о ней, была неприятна. – Так, по мелочи… Иногда приятно размять мозги.

– Никто ничего не думает. Ты слишком… Не обижайся, но ты невинная, славная девочка, а мы все знаем, что Деметриос предпочитает знойных, темпераментных красоток типа Нормандии. Во всяком случае, Деметриос знает, чего хочет, и не позволит на себя давить, но он также знает, что семья хочет лучшего для бизнеса. В нестабильном мире сила в численном превосходстве.

Шона закусила губу.

– Эй, – сказала Шантель, – почему такое хмурое лицо? Ты ведь не думала о Деметриосе в романтическом плане, нет?

– Конечно, нет, – сказала Шона. – Что за нелепость!

Шантель ласково посмотрела на нее.

– Слушай, дорогая, в этом случае ты была бы не первой из тех, кто очаровался Деметриосом. Он умеет внушить чувство, что ты особенная. Но это верный путь к разбитому сердцу, клянусь тебе.

– У вас совершенно неверное представление.

Схватив тарелку с греческим салатом и куриными шашлычками, Шона отправилась на палубу и с задумчивым видом принялась за еду.

Вверху, сквозь дымчатое стекло мостика, она видела Деметриоса и капитана Элиаса, склонившихся над картами.

Он на мгновение поднял взгляд, и Шоне показалось, что он видит ее и сейчас помашет рукой, но вместо этого он отвернулся. У нее упало сердце. Шантель была права: глупо было думать, будто тот поцелуй что-то значил для него.

На следующее утро Джереми перехватил ее, когда она наводила порядок в бельевом шкафу.

– Шона, ты понесешь это в каюту Деметриоса? Заодно захвати телекс, он сказал принести его, как только придет, это срочно. Еще он просил кофе, так что сделай доброе дело.

Меньше всего Шоне хотелось видеть Деметриоса – она убедила себя в том, что он, весело проведя время в ее компании, больше не хочет иметь с ней дела. Тем не менее на подступах к его каюте в животе у нее затрепетали «бабочки».

Она постучала, но ответа не последовало. Решив, что он, вероятно, в душе, она оставила телекс на столе вместе с кофейным подносом и уже собиралась уйти, но тут дверь ванной открылась и появился Деметриос. Его бедра были обернуты полотенцем, другим он вытирал волосы.

– Это что, долгожданный телекс? Кофе тоже кстати. Нальешь мне? Я слегка припозднился.

Он бросил полотенце и расположился на диване, совершенно не придавая значения тому, что сидит с голой грудью. Шона опустила глаза, с сосредоточенным видом налила чашку и подала ему.

– Присядь, не маячь. Так ты получаешь незаслуженное преимущество.

– Вы не одеты.

– Не будь ханжой. Тебе что, никогда не случалось видеть мужскую грудь?

Его голос звучал раздраженно и сердито.

– Может, мне лучше уйти? Уверена, у нас обоих много работы.

– Ты, Красавица, всегда такая спокойная и собранная? – ледяным тоном поинтересовался он, глядя на нее с обидой и высокомерием.

Озадаченная его раздраженным тоном, Шона замерла. Пусть она наивная, простодушная и из скромной семьи, но за что такое неуважение? Она вскинула подбородок.

– Я наемный работник и, как вам отлично известно, не могу дать отпор, но скажу напрямик – вы ведете себя грубо. Если я больше не нужна, я ухожу.

Она повернулась на каблуках и пошла к двери. Сердце, взволнованное неожиданным конфликтом, забилось быстрее.

– Стой! Подожди!

Он вскочил с дивана и перехватил ее у самой двери, мешая выйти.

Она посмотрела на него с вызовом, давая понять, что не боится.

Он улыбнулся, взгляд ореховых глаз потеплел и исполнился сожаления, лицо смягчилось.

– Я должен извиниться. Прости. Ты совершенно права, наверное, я встал не с той ноги.

Шона, все еще исполненная решимости покинуть каюту, натянуто кивнула.

– Ну, пожалуйста, Шона, посиди со мной.

Она почувствовала, что готова смягчиться.

– Я бы предпочла, чтобы вы сначала оделись.

Настала его очередь поднять брови. Но, увидев, как ее губы неумолимо сжались, он рассмеялся.

– Как пожелаете, мисс Чопорные Манеры. Стандарты необходимы.

Все в ней вознегодовало от такого определения. Получалось, что она благоразумная, нудная, педантичная – именно такая, какую хотела видеть в ней мать, тогда как сама она хотела быть кем угодно, только не этим. Теперь больше, чем когда-либо, ей хотелось быть одной из тех необузданных и прекрасных женщин, которые так нравились ему, которые носили «Шанель», по утрам пили «Боллинджер» и занимались сексом.

Он вернулся в бледно-зеленой льняной рубашке и хлопковых шортах темно-синего цвета и, скривив рот в едва сдерживаемом веселье, поинтересовался:

– Так лучше? Хочешь что-нибудь съесть? Там много всего.

– Я завтракала с экипажем. В половине седьмого.

– Туше́. – Он отсалютовал чашкой с кофе. – А что бы ты сказала, узнав, что я плохо спал?

– Прискорбно слышать. – Она сделала паузу. – Я всегда сплю исключительно хорошо.

– Да ну? – Он внимательно посмотрел на нее. – Неужели ничто не в силах лишить тебя сна по ночам?

Шона почувствовала, что он тянет ее в сторону опасного для жизни поля высокого напряжения.

– У вас точно есть все, что нужно?

– Так может казаться. Но иногда даже тот, кто вроде бы имеет все, не имеет того единственного, в чем действительно нуждается.

– И чего же не хватает вам?

Он помедлил, словно собираясь открыть какую-то тайну, но потом передумал и потянулся за сообщением. Прочитав его, он вздохнул.

– Последние дни я был очень занят – целиком сосредоточился на делах отца и не мог тратить время на то, чтобы узнать тебя ближе. А теперь мне снова нужна твоя помощь, Шона. Уделишь мне немного времени?

Говоря это, он казался таким искренним, что она не могла отказать.

– Хорошо, объявляем перемирие. И в чем нужна моя помощь? Опять с бухгалтерией?

– На этот раз нет. Отец хочет, чтобы я как можно скорее вернулся домой на Итос, по семейным обстоятельствам. – Он указал на телекс. – Он думает, я развлекаюсь и транжирю время попусту. – Он печально улыбнулся. – Может быть, он прав, но ему придется еще немного подождать. И ты поможешь мне оправдаться. Я скажу, что разрабатываю новые судоходные маршруты, но тогда мне потребуется представить ему доказательства. Ты поможешь мне разметить маршруты на этих картах, – он указал на стопку бумаг.

– Я ничего не понимаю в судоходстве и картах.

– Мы сделаем это вместе. Все, что тебе нужно, – это линейка и твердая рука. А пока мы этим занимаемся, я докажу тебе, что могу быть джентльменом, ты расскажешь мне о себе, а я – о себе. Так мы снова станем друзьями, только давай расположимся на палубе.

В то утро, когда они трудились над картами, Шона узнала, что он учился в Гарварде, год прожил в Лондоне и много раз бывал в Нью-Йорке. Он узнал, что ей нравится жить в Манчестере, что она выросла на побережье и в недавней постановке студенческого театра играла леди Макдуф, а хотела быть леди Макбет.

– Ты должна быть напористее, – сказал он. – Страсть нужно показать, а ты этого не делаешь. Ты хочешь всем нравиться. Скромная, застенчивая Шона. Пай-девочка.

Это было сказано по-доброму, и она не обиделась.

– Меня всегда учили не выпячиваться, но, если нужно, уметь за себя постоять. Это трудно, – вздохнула она.

– Не сказать, чтобы со мной тебе это было трудно.

– Вы – другое дело.

– В смысле?

– Не знаю.

Шона пристально посмотрела на него, пытаясь понять, почему Деметриос не внушал ей страха, и, сжав губы, с явным усилием продолжила:

– Думаю, в тот первый раз, когда мы только встретились… я что-то разглядела. Ваши надежды и мечты. Вы были открыты со мной, и я была открыта с вами… Я воспринимаю вас как того человека, а не как принца-плейбоя, которым вы притворяетесь.

Его глаза расширились.

– Шона, как тебе удалось заглянуть внутрь моей души? Может быть, ты ирландская ведьма?

– В Ирландии ведьм называют Калех, и они способны причинить много зла.

Она шутливо усмехнулась.

– В греческой мифологии есть богиня магии и колдовства Геката, которая может быть как доброй, так и злой. Ваша Калех такая же? Может, ты призовешь ее, чтобы она сотворила заклинание, которое спасет меня от приказов отца и вспышек гнева матери?

– О боже, неужели все так плохо?

Шона невольно рассмеялась.

– Порой я готов отдать все, лишь бы быть простым рыбаком, ставить сети, пить пиво с друзьями на Итосе… любить, – он внимательно посмотрел на нее, – и иметь семью, как у других.

Шона смотрела на ослепительное море, в котором солнечный свет отражался от сапфировой синевы воды.

– Вам бы не хватало этой гламурной жизни.

– Нашлись бы другие радости.

Когда он говорил так, сердце Шоны сжималось в груди. Чем больше она узнавала его, тем сильнее чувствовала, что попадает под его обаяние, хотя знала, что делать этого не следует.

К ее удивлению, он протянул руку и коснулся пальцами ее щеки, наклоняясь ближе, так что она почувствовала запах сандалового мыла, которым он пользовался.

– Шона, по-твоему, с моей стороны неправильно хотеть того, что другие считают само собой разумеющимся? Я никогда не встречал такую, как ты. Последние дни я пытался тебя не замечать, потому что чувствую, что ты обретаешь надо мной власть, которой я не в силах сопротивляться. С тех пор как мы поцеловались, я не могу выкинуть тебя из головы. Ночью, когда лежу с открытыми глазами, я мысленно представляю тебя, твои рыжие волосы и зеленые глаза, похожие на изумруды.

Он посмотрел на нее, и на его лице отразилось что-то вроде досады, точно она доставляла ему неудобство.

Ее охватила злость.

– Как вы смеете вот так играть с моими чувствами! Вам отлично известно, что такая, как я, и такой человек, как вы… что мы никогда не сможем быть вместе.

– А почему нет? – Теперь он тоже разозлился, и его глаза полыхнули страстью. – Это что, так трудно представить?

– Принц и нищая, – сказала она тихо, хотя сердце так отчаянно колотилось, точно в любой момент могло выскочить из груди и прыгнуть в море резвиться с дельфинами.

– Мне плевать на деньги.

Она знала, что он вот-вот поцелует ее, и хотела этого каждой клеточкой своего тела.

Когда его губы коснулись ее, она почувствовала божественный разряд, пробивший ее до каждого нервного окончания. Тело, приникшее к нему, размякло, как воск, и казалось, это самая естественная вещь на свете. Она счастливо вздохнула. Когда его поцелуй стал настойчивее, она потянулась в ответ, откликаясь на позыв тела. И когда его рука скользнула по ее груди, ее напряжение уже достигло такого накала, что она была не в силах оттолкнуть его руку. Напротив, подчиняясь острому желанию, сводившему бедра, она выгнулась, желая от него большего.

И только почувствовав дразнящие прикосновения его пальцев к бедрам, она запаниковала, выдохнула: «Стой!» – и схватила его за запястье.

– Мне нельзя… Это…

Ее голос дрогнул, когда до нее дошло, как близко она была к тому, чтобы забыть о последствиях. И ужаснулась при мысли, что католическое вероучение, которое прививалось ей с детства, чуть не было забыто.

– Прости, я не хотел тебя испугать.

– Я не испугалась, – Шона вскинула подбородок, – но нам не следует этого делать.

– Ты очень красивая, Шона. Кажется, я в тебя влюбляюсь.

– Ты это не всерьез. Я не могу, Деметриос. – Она встала и оправила шорты. – Мне нужно возвращаться к работе.

С этими словами она, не оглядываясь, побежала по палубе и вниз по лестнице.

Глава девятая

Шона с головой погрузилась в работу до конца дня, избегая других членов экипажа и Деметриоса. Той ночью она обнаружила, что, как и он, не может уснуть. Ее изнутри жгли воспоминания об ощущениях, которые пробудили в ней его прикосновения. К счастью, утром они наконец должны были причалить к Итосу, ей не терпелось увидеть остров, и это ее отвлекло. Хотя она знала, что ситуация с Деметриосом осложнилась сверх всякой меры, ей хотелось увидеть место, которое так много для него значило. Она надеялась, это поможет ей лучше понять, что он за человек.

Само собой, «Святая Елена» оказалась самой большой яхтой во всем порту. Она медленно направилась к самому дальнему, специально для нее построенному причалу. Когда они приближались к острову, Шона заметила на солнечной палубе Деметриоса, но намеренно не стала смотреть в его сторону. Остров был в точности таким прекрасным, как он рассказывал. Беленые постройки спускались по крутому склону холма к гавани, их стены сверкали в ярком солнечном свете, так что, глядя на них, приходилось прищуриваться. За ними, покрывая холмы, выделявшиеся на фоне пронзительной лазури неба, просматривались невысокие зеленые кустарники, произраставшие на песчаной почве. Ни единое облако не омрачало идеальный горизонт моря, где алмазно-яркий свет пестрил качающиеся волны.

Шона осмотрела красивую гавань из желтого песчаника, где располагались таверны с деревянными ставнями и террасами, увитыми виноградными лозами. Несколько человек сидели за столиками в тени, и ей захотелось тоже оказаться там, насладиться минутным одиночеством и обдумать все, что произошло. Скученная жизнь на яхте уже сказывалась на ней, и она радовалась тому, что экипаж получил столь необходимую передышку.

Когда все поверхности были протерты до блеска, скоропортящаяся еда поделена, моторы заглушены, а яхта закреплена, команда вместе с вещами высадилась на берег и тотчас была атакована стайкой мальчишек, звонко, по-птичьи галдевших:

– Дешевая таверна, дешевая таверна! Не проходите!

Улыбаясь им всем, она не знала, на ком из мальчуганов остановить выбор, чтобы не огорчить остальных.

Джереми сжалился над ней и пришел на помощь.

– Попридержите лошадок, – обратился он к мальчишкам, а затем повернулся к Шоне. – Сколько тебе посильно заплатить?

Поторговавшись минуту с жилистым черноглазым пацаном, он договорился о приемлемой цене за ночь.

– Ну вот, Шона, возможно, наутро тебе захочется переехать, – предупредил он. – Многого не жди, но места будет больше, чем в каюте.

– Что угодно больше, чем моя каюта, – усмехнулась она. – Спасибо, что помогли.

– Без проблем. Ты точно будешь в порядке? Может, пойдешь с нами?

– Нет. Я хочу остаться здесь и осмотреться. Я впервые в Греции.

– Тогда удачи. Увидимся через неделю.

Она закинула на плечо рюкзак и, не оглядываясь, отправилась вслед за мальчиком, наблюдавшим за ней, как лев за добычей, которая может ускользнуть. Но с каждым шагом на душе становилось тоскливее, ей хотелось назад, в привычный и безопасный мир «Святой Елены». Она сомневалась в том, что приключения в одиночку – это ее.

Комната над таверной Нико была маленькой, с крохотным балкончиком, выходящим на гавань. Бросив сумку на кровать, Шона распахнула выцветшие синие ставни, оперлась о кованую балюстраду и принялась разглядывать вид, чуть не в голос смеясь над парой пожилых мужчин, которые, яростно жестикулируя, спорили о чем-то, между тем как их потрепанная рыбацкая лодка подскакивала и проседала. Снизу, из таверны, доносились тихие, приглушенные разговоры и звон столовых приборов. Комната была скудно меблированная, но чистая, со смежной ванной на два соседних номера, которые в данный момент пустовали. Нико, хозяин, принес тарелку с фаршированными виноградными листьями, полбутылки рецины и бутылку воды. Он отлично говорил по-английски и, стоило Шоне открыть рот, тотчас обрушил на нее поток восторженных слов. В двадцать с небольшим он несколько лет работал в Дублине и отнесся к Шоне с таким участием, точно она была его давно потерянной дочерью. Его огромные усы топорщились от удовольствия, он позвал жену и дочь познакомиться с ирландской гостьей. Хотя Шона была в Дублине всего два раза, он решил, что она знает город как свои пять пальцев, и поинтересовался, по-прежнему ли Пэдди и Морин управляют пабом «О’Донохью» на Меррион-Роу и продается ли в пекарне на Томас-стрит его любимый содовый хлеб.

Оказаться на суше впервые за неделю было странно – Шону не покидало ощущение, что все вокруг зыбко и неустойчиво, но она была настроена исследовать окрестности. Нико сказал, что лучший пляж на острове всего в двух шагах. День обещал быть жарким, и она отправилась туда, прихватив купальник, полотенце и бутылку воды. По пути ей встретилось несколько туристических лавчонок – она купила английскую газету, соломенную шляпу с широкими полями и солнцезащитный крем с высокой степенью защиты для светлой кожи. Сидя на пляже, она большую часть времени наблюдала за людьми из-под полей шляпы, не чувствуя себя настолько одинокой, как можно было предположить. Этим она пошла в отца – ее всегда вполне устраивала собственная компания.

Улыбаясь шумно играющим в воде детям, она смотрела на бирюзово-голубое море. В одну сторону маленькая подковообразная бухта заканчивалась крутым скальным обрывом, переходящим в высокий утес, нависавший над пляжем. Теперь, предоставленная самой себе, она могла предаться раздумьям. В голове была полная неразбериха. Может быть, накануне она отреагировала слишком импульсивно? Деметриос остановился, как только она попросила, – отбиваться от него ей не пришлось.

Шона убрала газету в сумку и легла подремать на солнце. Мысли унесли ее далеко, в воображаемый пейзаж, где она смогла бы целовать Деметриоса с томным удовольствием, ни о чем не беспокоясь.

Когда она вернулась в гостиницу, Нико настоял на том, чтобы в семь часов она спустилась на ужин в таверну.

– Я оставлю для вас лучший столик.

Он смотрел на нее с сияющим видом, и она улыбалась, когда поднималась к себе по лестнице, изгибавшейся вдоль стены здания, и когда, встав под прохладный душ, смывала с кожи соль и песок и наслаждалась ощущением того, как вода стекает по волосам. После она вышла на балкон и принялась цедить стакан пива, наблюдая за туристами, которые сходили с экскурсионного катера. Судя по всему, они изрядно выпили, потому что были в приподнятом настроении. Двое, обнявшись, прислонились к причальной стенке и целовались взасос, совершенно не обращая внимания на окружающих. Такое полное отсутствие смущения вызвало в ней зависть – она помнила об удовольствии, которое ей доставили поцелуи Деметриоса.

В семь часов она надела единственное платье, которое привезла с собой, решив, что доброе отношение Нико того заслуживает, спустилась в таверну.

– Моя ирландская despoinída!^[10] Прошу, прошу.

Гарцуя перед ней, точно цирковой пони – радостно и с толикой величавой гордости, отчего она невольно улыбнулась, – хозяин обогнул обеденный зал и провел ее по маленькой лестнице на красивую террасу под перголой, утопающей в розовых и оранжевых соцветиях бугенвиллей, откуда открывался прекрасный вид на гавань. Здесь стояло три столика, отгороженных друг от друга оливковыми деревцами в больших кадках, и воздух был напоен ароматом розмарина, струившимся из балконных ящиков.

– Пожалуйста.

Нико пододвинул стул к накрытому на двоих столу, со свечой, уже горящей в изящной фарфоровой плошке. Благодарная за галантность, Шона опустилась на стул. Нико был очень мил, и все в целом было очень романтично, но она чувствовала себя немного глупо, сидя здесь совсем одна. Он суетился – принес меню, бокал рецины за счет заведения и смел со стола листик, залетевший с куста. Потом он умчался. Шона открыла меню, решив, когда он вернется, попросить пересадить ее в обеденный зал – здесь она совсем одна, а там кругом будут люди.

– Не возражаешь, если я присоединюсь?

Сердце отчаянно заколотилось, когда раздался этот низкий голос.

– Деметриос!

– Не возражаешь?

Вопрос звучал неуверенно. Ее вдруг охватила внезапная радость, и губы сами растянулись в улыбке. Разве он не видит ее сияющий взгляд, ее подрагивающие руки, сжимающие меню?

Не в силах ничего сказать, она покачала головой, глядя на него во все глаза. Он сел и, увидев, какое вино она выбрала, поднял бровь.

– Пожалуй, мы заслуживаем большего.

Тут, как по волшебству, появился Нико и стиснул Деметриоса в объятиях. Они обрадовались друг другу, точно разлученные братья, и быстро заговорили по-гречески – в этом потоке речи Шона не улавливала ни слова. Что сказал Деметриос, осталось неясным, но Нико тотчас схватил бокал и поспешно удалился.

– Что ты ему сказал?

– Я сказал, что такая особенная женщина, как ты, заслуживает вина получше.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, вздернув подбородок и глядя на него в упор.

– Если хочешь, я уйду, но мне хотелось извиниться лично. – Он грустно улыбался, поигрывая зубцами лежавшей перед ним вилки. – Мне жаль, что я не проявил должного уважения. Маме было бы стыдно за меня. Думаю, такая хорошая девочка, как ты, ей понравилась бы.

Она была честна с ним и протестующе подняла руку.

– Ты остановился, как только я попросила.

– Но все же, Шона, я должен был…

– Я бы не стала извиняться за то, что поцеловала тебя.

Ее голос был спокоен, глаза смотрели прямо. Он заслуживал честного отношения.

Он долго разглядывал ее лицо, а затем взял ее за руку.

– Это значит, что ты меня прощаешь?

– Тут и прощать нечего.

– Я чувствую, что вел себя бестактно. Я бы хотел… пригласить тебя завтра на прогулку. Ты согласна?

Целый день с Деметриосом – не оглядываться по сторонам и не переживать о том, что подумают другие.

– Да.

Она не смогла сдержать расплывающуюся на лице улыбку.

– Я бы очень этого хотела.

Нико вернулся с охлажденным белым вином. По элегантной стеклянной бутылке стекал конденсат. Он церемонно открыл ее и налил на пробу.

– Сначала попробуй, – твердо сказал Деметриос, пододвигая бокал к ней.

– Я ничего не понимаю в вине.

– Все, что нужно знать, это нравится оно или нет.

Деметриос наблюдал за ее лицом с уже знакомым напряженным выражением.

Она сделала глоток прохладного молодого вина и сразу поняла, что это совсем не та дешевая бурда, которая продавалась в баре студенческого союза.

– Оно великолепно.

Нико наполнил оба бокала и с сияющим видом удалился, как если бы он был их личной феей-крестной. Шона сузила глаза.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Новости распространяются быстро. Красивых рыжеволосых ирландок не так-то много на острове, и потом… Нико – двоюродный брат отца.

Она удивленно вскинула бровь.

– Обстановка скромная, но это ничего не значит. Нико чрезвычайно успешный бизнесмен. В общей сложности у него пять таверн, а также гостиница на Крите. Его, как и меня, тянет сюда в летние месяцы. Этот остров – наш дом. Надеюсь, завтра я смогу показать тебе, почему я так люблю его. А теперь что бы ты хотела поесть? Тереза, жена Нико, отлично готовит. Она работала в Париже, Афинах и Лондоне. Такой спанакопиты, как у нее, я нигде не пробовал. Только не вздумай сказать это – γιαγιά никогда меня не простит.

Он смотрел на нее, хитро щурясь поверх меню с заговорщицкой улыбкой, и напомнил ей маленького проказника.

– Обещаю, – улыбнулась она в ответ. – Но только если ты скажешь, что это такое. А кто такая йайя?

– По-гречески γιαγιά – бабушка. А спанакопита – пирог из теста фило с начинкой из сыра фета и шпината с добавлением укропа и петрушки. Это объедение.

Он наклонился вперед и добавил доверительным шепотом:

– Шантель очень прилично готовит ее на яхте.

– Она балует тебя. Разве тебе не… – Ее голос пресекся, но он склонил голову, побуждая ее продолжить. – Мне бы вряд ли понравилось, если бы все всегда шли у меня на поводу.

– Ты все неправильно понимаешь, – уголок рта у него немного дернулся. – Моему отцу очень трудно угодить. Но работа, которую мы проделали, его порадовала. В кои-то веки он остался мной доволен.

– А раньше не был?

Деметриос наклонил голову и заговорил не сразу.

– Отец… его считают жестким, но он всегда хотел только одного – обеспечить свою семью. Он помог Нико начать бизнес. Он щедр к людям, которые готовы усердно работать, и презирает лентяев. Он думает, что я нуждаюсь в руководстве, и последнюю пару лет занимался этим.

Еда, когда ее принесли, оказалась именно такой, как обещал Деметриос. Шона откусила от хрустящего пирога и издала довольный вздох – настолько изумительным было сочетание солоноватой, с кислинкой феты и шпината.

– Это объедение.

– Что я тебе и говорил.

Это прозвучало с таким самодовольным высокомерием, что она досадливо закатила глаза.

– А ты всегда прав.

– Нет, не всегда. И это мне особенно нравится в тебе. Ты не соглашаешься со мной. Тебе все равно, кто я.

– Как сказала бы моя мать, в глазах Бога мы все равны.

Она посмотрела на распахнутый ворот рубашки, в котором виднелись блестящие темные волоски, затем скользнула взглядом по его сильным мускулистым рукам и хорошо очерченному подбородку.

– Сомневаюсь, что моя мать вообще тебя одобрила бы.

Она улыбнулась, когда он радостно рассмеялся.

– Ты всегда умеешь поставить меня на место, Шона О’Брайен.

Покончив с едой, они еще долго разговаривали, пока оплывшая свеча не погасла. И только когда появился Нико и, извиняясь, объявил, что ресторан закрыт, они поняли, что вокруг уже никого нет и огни гавани гаснут.

Деметриос проводил ее до двери.

– Спасибо за прекрасный вечер, Шона.

– И тебе спасибо.

Когда их взгляды встретились, нежность, с которой он смотрел, потрясла ее.

Он наклонился и целомудренно поцеловал ее в лоб.

– Доброй ночи. Увидимся утром, после завтрака. Скажем, в девять тридцать?

Она подняла глаза и, поддаваясь нахлынувшему желанию, сделала шаг вперед, но он отступил и порывисто взмахнул рукой.

– До завтра.

Он повернулся и ушел, оставив ее в разброде чувств. Потом она долго не могла уснуть, казалось, сон никогда не придет к ней. Когда же она наконец затихла, ей почудилось, что кровать покачивается и она снова на яхте. Она погрузилась в сон, и все ее грезы были о нем, о Деметриосе.

Глава десятая

Белый катер подпрыгивал на волнах, ветер трепал волосы, и Шона обеими руками держала шляпу.

– Это чудесно! – воскликнула она, перекрывая шум двигателя, и оглянулась на растекавшуюся позади пенящуюся волну, прорезавшую темно-синее море, подобно плюмажу.

Деметриос стоял за рулем лицом к встречному ветру. Он быстро улыбнулся ей и нажал на рычаг, увеличивая скорость.

– Хочешь повести?

– Конечно, нет. Я хочу наслаждаться каждым мгновением.

Он прибыл раньше с тяжелым термобоксом и большой сумкой и отказался сообщить, что внутри, хотя после того помог ей сесть в стильный скоростной катер, вручил бутылку воды. Она старалась не подавать виду, но смотрела во все глаза на небольшое судно – ей еще не случалось бывать на таком. Выйдя из гавани, катер взял курс вправо и какое-то время двигался вдоль побережья, параллельно скалам песочного цвета, кишевшим птицами – они то взлетали с отвесных склонов, то приземлялись на них. Шона была очарована переливами моря и великолепной радугой оттенков, менявшихся от синих, зеленых и бледно-бирюзовых до солнечных всполохов в береговых карманах и насыщенной, таинственной темноты более глубоких вод.

Некоторое время спустя катер замедлил ход и, обогнув возвышающийся утес, зашел в небольшую бухточку с крошечной полоской белого песка, окаймленного бирюзовыми отмелями.

– Это наш собственный пляж.

– Потрясающе.

– Иначе как по морю сюда не добраться. Туристов здесь не бывает, да и местные приезжают нечасто.

Деметриос подвел катер почти вплотную к берегу, выключил двигатель и бросил якорь. Когда он перелез через борт, вода доходила ему всего до пояса. Шона подала термобокс, а затем тоже спрыгнула, готовясь к ледяному холоду.

– О, – взвизгнула она в радостном удивлении, – замечательно. Это…

Кристально чистая вода не была теплой, но и не люто холодной, к которой она привыкла. Тени крошечных рыбок проносились по песчаной поверхности. Солнечные блики скользили по воде, образуя танцующие потоки света и движения. Она последовала за Деметриосом на пляж, ноги утопали в мягчайшем песке – она и представить не могла, что такой бывает.

– Мне кажется, я на небесах.

Она удовлетворенно вздохнула, наблюдая за тем, как он поставил термобокс и пошел обратно к катеру за большой холщовой сумкой.

Из нее он достал велюровые пляжные полотенца, зонтик и флакон солнцезащитного крема.

– Ты все предусмотрел.

– Надеюсь, что да.

Она села на полотенце, радуясь тому, что под платьем из легчайшего мадаполама надето бикини.

Деметриос снял рубашку – Шона быстро отвела взгляд от его груди и тотчас поймала себя на том, что разглядывает его загорелые ноги, что было почти столь же волнительно.

– Я говорил тебе, что собираюсь построить судно?

– Говорил раз сто, – рассмеялась Шона.

– Я построю его для тебя. Мне хочется создать нечто такое же красивое и уникальное, как и ты.

– Я бы обрадовалась букету цветов или просто улыбке. Мой папа всегда говорит: «Радость на сердце, улыбка пошире, монета или две в кармане, что еще нужно в этом мире?»

– Думаю, мне бы понравился твой отец.

– Я думаю, и ты ему понравишься… особенно если построишь корабль, который отвезет меня домой.

– Ирландское море неспокойное, да? Думаю, это мне по силам.

Он небрежно махнул рукой в сторону моря. Она рассмеялась.

– Не сяду я на твой корабль на пути домой.

– Я назову его «Красавицей» в честь тебя.

Шона хихикнула, даже не допуская мысли, что он говорит всерьез.

Весь день они читали, купались и перекусили свежеиспеченной питой, дзадзики, хрустящим салатом из сладких помидоров, огурца, лука и феты, запивая охлажденной кока-колой. Деметриос рассказал о своем волшебном детстве на Итосе, жестоко оборвавшемся в тот день, когда его отправили в элитную закрытую школу в Афинах.

После обеда Шона легла на живот и взяла книгу. Она дочитала Джеки Коллинз и теперь принялась за «Поющих в терновнике». Роман оставили в одной из кают, и он перекочевал в угол камбуза, где хранились забытые вещи. Ее мать пришла бы в ужас от одной только мысли, что католический священник может влюбиться, но Шона упивалась романтической историей и идеей запретной любви. Хотя сегодня, когда Деметриос находился так близко, сосредоточиться было невозможно.

Он дремал. Ореховые глаза в бахроме темных ресниц были закрыты, и она то и дело поглядывала на его лицо. Если эпитет «красивый» применим к мужчине, то это был его случай. Находиться так близко к нему было своеобразной пыткой. Ей хотелось дотронуться до него и чтобы он прикоснулся к ней, но Деметриос весь день вел себя как образцовый джентльмен. Даже во время купания он держался на расстоянии. Шона вздохнула и вернулась к книге, но вскоре почувствовала, что веки тяжелеют.

В конце концов она сдалась, перевернулась на спину и погрузилась в сон.

Первое, что она увидела, открыв глаза, была ленивая кошачья улыбка Деметриоса.

– С пробуждением, Спящая Красавица.

Это напомнило ей их первую встречу. Она лежала, глядя на него и желая, чтобы он сократил расстояние между ними и поцеловал ее. С тупой болью в сердце она хотела почувствовать вкус его губ.

– Ну что, еще один заплыв, а потом нужно возвращаться.

Деметриос вскочил и рванул к морю. Удивленная его внезапной прытью, она засмеялась и побежала следом. Когда она приблизилась к кромке воды, он уже уплыл далеко, рассекая гладь мощным кролем и увеличивая расстояние, точно пытался убежать от чего-то. Шона плавала не очень хорошо и, оставаясь на мелководье, наблюдала за рыбками, сновавшими туда-сюда и напоминавшими крошечные серебряные полоски.

Когда он наконец направился к ней из моря, она просто смотрела на него, завороженная тем, как капли воды на коже переливаются под солнцем. Он был просто великолепен, и желание прикоснуться к нему стало сильнее прежнего.

Он приблизился к ней, и в этот момент она поняла, что хочет сказать. При всем старании она не смогла бы сопротивляться зову тела.

– Деметриос, – проговорила она голосом, полным желания, – я сделала что-то не так?

– О, Шона, ты понятия не имеешь, что делаешь со мной. Находиться рядом с тобой и быть святым – это настоящая мука.

Она сузила глаза.

– Я не просила тебя быть святым.

Шагнув ближе, она нежно коснулась губами его губ, и ее пронзило желание. Он отстранился и простонал:

– Шона, я не каменный.

– Кто сказал, что этого жду от тебя?

Она шептала, касаясь губами его губ и прижимаясь к нему всем телом. После столь долгого томления ощущать его тело, чувствовать тепло его кожи и наконец поддаться желанию, которое терзало ее столько дней, было сродни облегчению.

Он отстранился, нежно дотронулся до ее щеки и впился в нее взглядом такого накала, что все ее чувства разом обострились.

– Я тоже хочу тебя…

От его прикосновений у нее по телу побежал озноб, между бедрами обдало жаром, и в груди возникла щемящая боль. В этот момент она поняла, что любит его с такой страстью, какой в себе даже не подозревала.

– Шона, – пробормотал он, наклоняясь и легкими поцелуями касаясь ее щек, – ты завладела моим сердцем.

Она затрепетала всем телом и расслабилась, облегчение и радость смешивались с волнением и ожиданием.

Поцелуй захватил их целиком, и на этот раз она разжигала бурю, ее тело жаждало, и желание было отчаянным. Он поднял ее и понес в тень зонтика, его губы ласкали ее лицо и грудь. Когда они упали на мягкие полотенца, ее руки стремились познать его тело столь же страстно, как прочувствовать его касания.

Деметриос положил руку поверх ее, когда, увлекаемая любопытством, она коснулась темных волос ниже его пояса.

– Шона, мы должны остановиться.

Оба тяжело дышали, и она радовалась тем ощущениям, которые будила в нем.

– В самом деле?

Властность и желание гудели у нее в крови. Наклонившись, она поцеловала его в губы с трепетным благоговением, упиваясь пронзившим ее яростным взрывом силы.

– А если я не хочу останавливаться?

– Шона, дорогая, – он запустил руки ей в волосы, удерживая ее на расстоянии, – ты уверена?

– Абсолютно.

Она вся дрожала от желания, но голос звучал решительно. И дальше они обходились без слов.

После они лежали, сплетясь руками и ногами, и Шона упивалась блаженным чувством восторга и эйфории. Благодаря Деметриосу, его безмерной деликатности и нежности она ощутила себя самой драгоценной женщиной в мире и теперь чувствовала себя прекрасно. Повернув голову, она едва могла поверить, что он был рядом. Они лежали нагими под солнцем, и это опьяняло.

Слегка смущаясь, они помогли друг другу одеться, собрали вещи и перебрались на катер. Деметриос поцеловал ее жадно и страстно, и она почувствовала, как желание в нем снова зашевелилось, пробуждая ее собственное. Ее рука потянулась вниз, готовая к ласке.

– Если ты продолжишь, мы никогда отсюда не уедем, – сказал он.

– Почему ты думаешь, что я этого хочу?

Когда они вернулись в гавань, уже сгустились сумерки, и Шона немного испугалась. Неужели это очередной сон, от которого ей предстоит очнуться, столкнувшись с реальностью? Ей хотелось, чтобы этот день никогда не кончался. Однако Деметриос направил катер не к пристани, а к «Святой Елене».

– Зачем ты привез нас сюда?

– Я не готов пожелать спокойной ночи. – Он притянул ее к себе. – Вместо этого я хочу пожелать тебе доброго утра.

– Что ты имеешь в виду? Мы не можем остаться здесь на ночь.

– Почему бы нет? Яхта почти пустая, все на берегу, а вахтенные нас не заметят, и потом, это мое судно и я могу делать все, что захочу.

Он усмехнулся ей, как Чеширский кот.

– В этом определенно есть свои преимущества.

Когда они поднялись по трапу, свисавшему с борта, он потянул ее вверх, на себя, и поднял на палубу.

– О, любимая, кожа твоя бела, чистейший алебастр. Нежна ты, как белоснежная лилия, раскрывающая свои лепестки только ночью, – прошептал он ей на ухо.

– Красиво. Что это?

– Сапфо. Дорогое образование не прошло для меня совсем впустую.

– Ты опять меня дразнишь.

– Не сегодня, Красавица. Сегодня я хочу тебя больше, чем когда-либо.

Он отвел ее в свою каюту, и пока Шона не уснула в объятиях Деметриоса, все ее мысли были только о нем.

* * *

Проснувшись следующим утром, когда солнце светило в иллюминатор, Шона поняла, что опыта пробуждения в чужой постели рядом с голым мужчиной у нее нет. Какое-то мгновение она не знала, что делать. К счастью, Деметриос обхватил ее за талию и привлек к себе, а после, втиснув ногу ей между бедрами, завладел ее голой грудью и принялся целовать с такой страстью, что она едва дышала и следующие полчаса совершенно лишилась способности соображать.

Остатки ее стыдливости испарились, когда он настоял том, чтобы вместе принять душ. Он ходил голым без всякого смущения – казалось, для него не существовало никаких запретов.

Она не была настолько раскованной и надела халат, когда они в поисках завтрака отправились в пустой камбуз. Еды было мало, но Шона приготовила черный кофе, и Деметриос, развалившись на скамейке, наблюдал за ней.

– Чем бы ты хотела заняться сегодня? – спросил он.

Она оглянулась на скалистые холмы, возвышавшиеся за гаванью.

– Мне бы хотелось лучше узнать остров. Понять, как здесь живут.

– Это можно устроить. У меня есть джип с идеальной проходимостью для здешних мест. В горах бывают дороги чуть шире тропинок. На мысе по другую сторону острова есть монастырь. Там потрясающий вид, и в начале глубокой бухты, где обитают местные каменщики, стоит красивая рыбацкая деревушка.

Шона прибралась и заправила постель, все время улыбаясь при воспоминании о том, как разбирала ее прошлой ночью.

Закончив, она с удовлетворением огляделась. Почти ничто не указывало на то, что они были здесь, и это по какой-то непонятной причине ее устраивало. Ей хотелось на время сохранить их любовь в сладкой тайне. Вдруг кто-нибудь заподозрит, что она была здесь с Деметриосом? Эта мысль ее нервировала. И что будет, когда экипаж вернется на борт?

– Ну что, порядок?

– Да, я готова.

– А может, хочешь еще часок-другой поваляться в постели?

Он скользнул рукой по внутренней стороне ее бедра, и она почувствовала, как по телу пробежал озноб.

– Деметриос Теодосис, ты неисправим.

– Да, – он подхватил ее и закружил, – но ты любишь меня.

Когда его руки замерли у нее на талии, она подняла глаза и посмотрела ему прямо в лицо.

– Да.

Глава одиннадцатая

Деметриос проснулся после очередной беспокойной ночи и, повернувшись, увидел, что рядом никого не было. Ну вот, сон снова выветрился из памяти, но, как всегда, оставил ощущение, будто грозовые тучи сгущаются. Потом он вспомнил – сегодня ему предстояло увидеться с матерью и отцом. Они вернулись из Афин, и уклониться от встречи было невозможно.

Он вытянул руку и коснулся пустого места. Вот бы Шона проснулась вместе с ним в залитой солнцем каюте – тогда ей не пришлось бы ночью крадучись пробираться к себе. Неделю назад команда вернулась на борт, и Шона настояла на том, чтобы сохранить их отношения в тайне. По правде говоря, это его тоже устраивало, хотя он с тоской вспоминал о той неделе, когда яхта была в их полном распоряжении. При необходимости Шона могла быть очень упрямой, но все свободное время они проводили вместе.

Теперь, вернувшись на Итос, он с головой ушел в управление бизнесом, встречался с инвесторами отца и обдумывал планы на будущее. Компания испытывала финансовые трудности. Потрясения на фондовых рынках и избыток сырой нефти привели к дестабилизации судоходной отрасли, и в последнее время инвестиции отца не приносили прибыли. Деметриос знал, что сегодня будет день расплаты. Отец никак не мог решиться на то, чтобы передать бразды правления компанией. Хотя его здоровье пошатнулось, но отказаться от дела всей своей жизни ему было трудно.

Последние несколько недель Деметриоса угнетало сознание того, что могучая сила под названием «семья» того гляди раздавит его, как многотонный грузовик. Время, которое они с Шоной провели вместе, исследуя остров, было волшебной интерлюдией, и он мечтал, чтобы она длилась вечно. Мысль о том, как они познавали друг друга и, к его большому удивлению и восторгу, Шона приняла свою чувственность и с соблазнительной уверенностью научилась подтрунивать и насмехаться над ним, вызвала у него улыбку. Благодаря ей в нем что-то снова пробудилось. Может быть, причина крылась в ее невинности, но было и еще кое-что: теперь у него появилась новая цель.

Брюзжа, он скатился с кровати, а затем с еще большей досадой вспомнил, что сегодня она не будет ждать его на солнечной палубе. У нее был выходной и какие-то дела. Он хотел где-нибудь пообедать вместе, но она была непреклонна. И теперь их встреча откладывалась до вечера. Ну вот, снова проволочка, это его не устраивало. Деметриос пересек каюту и открыл ящик комода. Среди футболок лежал конверт. Два билета из Хитроу в Нью-Йорк и обратно. Номер в «Уолдорф-Астория» уже был забронирован. От сладкого предвкушения ныло под ложечкой. Он не мог дождаться момента, когда окажется с любимой женщиной в любимом городе, покажет ей все-все и ее большие глаза широко распахнутся от удивления и восторга.

Он быстро оделся, оставив конверт на комоде. Для такого, как он, привыкшего получать желаемое, мысль о необходимости ждать была невыносима. Может, он избалован сверх меры или так проявляется его решительность и целеустремленность? Он знал себя, в этом не было ничего предосудительного. Пора переходить к следующему жизненному этапу, выполнить данное себе обещание, а для этого рядом должна быть правильная женщина. Он принял решение.

Обычно, проведя несколько дней в обществе Иванок, Тамар или Нормандий – как выяснилось, все они были вполне взаимозаменяемы – и утомившись их легкомысленной болтовней и ленивым образом жизни, он был вынужден искать убежища в кабинете и отдохновения в умственном труде. Теперь же он знал, какой могла, а вернее, должна быть его жизнь.

Деметриос всегда понимал, что однажды ему придется полностью посвятить себя семейному бизнесу, но гнал эту мысль. Момент выяснения отношений надвигался, и Шона помогла ему примириться с неизбежным. Ее дельные замечания и проницательность помогли понять, что работа действительно может быть интересной. Она на многое открыла ему глаза. Он бросил взгляд на «Ролекс». В двенадцать его ждали в семейном доме. Возможно, перед этим он успеет поговорить с Шоной. Ей пора узнать, чего он хочет. Чего ожидать. Он надеялся, что она будет сильной и поймет.

Большая белая вилла, на которой проживали Теодосисы на Итосе, принадлежала семье на протяжении нескольких поколений и отходила в наследство старшему сыну. Каждый добавлял к ней что-то свое, но кое-что всегда оставалось неизменным, например восхитительный вид из рощи на вершине холма, возвышавшегося над морем. Своим величием она затмевала виллы поменьше – с закрытыми окнами и красочными навесами, – вытянувшиеся вдоль узких извилистых улочек до маленькой гавани.

Подъезжая к вилле на «Порше», Деметриос увидел мать, сидевшую на балконе, обращенном к морю. В темных волосах Эланы мелькала седина, но она по-прежнему была красива, и хотя девичьей мягкости в лице уже не осталось, но благодаря выразительным скулам, стройной фигуре и гриве идеально уложенных волос она выглядела намного моложе.

Деметриос припарковался на широкой подъездной дорожке между «Феррари» и «Мерседесом» и, взбежав по лестнице, у входа в дом обнял мать и поцеловал ее в обе щеки.

– Где папа?

– В кабинете, опять кричит на юристов.

– Что происходит?

– Он сам тебе расскажет. Дела не ахти.

Деметриос поднялся по мраморной лестнице, расположенной по центру вестибюля. На первом этаже, где принимали гостей, были просторные залы с роскошными белыми кожаными диванами и невычурной, но дорогой антикварной мебелью, приобретенной на «Сотбис» и «Кристис», а также со вкусом подобранной модернистской живописью.

Аристотель сидел в кабинете наверху за большим письменным столом из красного дерева, в стоявшей перед ним огромной хрустальной пепельнице тлела кубинская сигара.

– Ты куда, черт возьми, запропастился? Ты вообще представляешь, что происходит? Я уже тебя заждался!

– Успокойся, отец, так и до инфаркта недолго.

– Нет, вы только послушайте! – Аристотель развел руками. – Знаешь, из-за чего у меня будет инфаркт? Из-за тебя. Занимаешься глупостями с прислугой, а должен быть здесь и выполнять свои обязанности.

Деметриос сузил глаза.

– Я вижу, Джереми опять шпионит?

– Хватит об этом, – Аристотель пренебрежительно махнул рукой. – Есть проблемы поважнее. Грубо говоря, мы в полном дерьме.

Элана, которая вошла в комнату вслед за сыном, положила руку на плечо мужу и сказала успокаивающе:

– Деметриос прав, мы должны сохранять спокойствие. Налей-ка мне выпить, Деми. А ты, Ари, потуши сигару: дым ест мне глаза.

Пока Деметриос наливал кампари с содовой из маленького бара в углу, Элана присела на край просторного кожаного кресла мужа. В отличие от стройной жены, Аристотель был полным, редеющие волосы были зачесаны назад, проницательные глаза возмущенно взирали на единственного сына сквозь очки в толстой оправе черного цвета.

Деметриос передал бокал матери, и та сделала неспешный глоток.

– У бизнеса серьезные проблемы, – сказала она.

– Мы вложили значительные средства в добычу нефти и столкнулись с ее избытком, – объяснил отец, туша сигару. – Рынки нестабильны, и банки грозятся взысканием. У нас накопились значительные долги, и теперь они хотят вернуть свои деньги. Мы либо прокачаем существенную долю капитала, либо потеряем все.

Деметриос был потрясен.

– Эти паршивые адвокаты, которые тебя консультировали, на самом деле пытались тебя обанкротить…

Аристотель всплеснул руками.

– Мы теряем миллионы долларов справа, слева и по центру. Все кому не лень хотят нас достать.

– Мы должны принять немедленные меры и, пока не поздно, консолидировать бизнес, – вставила Элана.

– Лукас Константис хочет объединить наши компании. Он готов нас выручить при условии, что взамен получит контрольный пакет.

– Этому не бывать! – воскликнул Деметриос. – Только через мой труп. Лучше потерять все.

– Деметриос, ты несмышленый мальчишка! – рявкнула Элана, в ее голосе звучало презрение. – Речь не о тебе, а о семье. Мы рассмотрели все возможные варианты, и этот – единственный.

– Контроль над бизнесом он никогда не получит. Он хитрый, как змей, и, если ты уступишь ему хоть на йоту, он подомнет под себя все.

– Если мы не пойдем на его условия, от бизнеса ничего не останется.

Деметриос прошелся по комнате.

– Он всегда целился на наш бизнес и мечтал лишь о том, чтобы сидеть в твоем кресле, папа.

– Думаешь, я этого не знаю? Но иного способа спасти компанию не существует.

Мать встала и подошла к огромному окну, выходящему на бухту Итос – она была одной из немногих безопасных гаваней на острове, и этим объяснялось, почему поселение возникло именно здесь. Элана смотрела в окно, но видела перед собой не захватывающий вид, а будущее своей семьи.

– Мы можем кое-что предложить.

– Что именно? – спросил Аристотель.

– Он больше всего на свете любит свою дочь Софию и всегда хотел стать родоначальником династии.

– О да, эта его чокнутая дочурка, которая всегда получает то, что хочет, – усмехнулся Аристотель.

– Мама, ты затеваешь опасную игру, – предупредил Деметриос.

– И что с того? Наш долг – долг каждого из нас – ставить семью на первое место. София станет идеальной женой и родит тебе сыновей.

– Нет, мама, ты слишком многого хочешь.

– Мы все должны идти на жертвы. Разве ты не хочешь сохранить бизнес?

– Во имя семьи, мой мальчик, – поддакнул отец.

– Да, во имя семьи. Тебе же не все равно? – промурлыкала Элана.

Деметриос невозмутимо смотрел на мать, никак не выдавая своих чувств.

– Пришло время тебе, сын мой, встать во главе бизнеса, а твоему отцу – уйти в отставку.

Ее глаза, обращенные на мужа, смотрели непреклонно, с вызовом.

– О да, ты права, – слабым голосом произнес Аристотель, – я уже слишком стар для этого.

– Ну что, Деметриос, мы договорились?

– Мама…

Элана прошла к бару и достала из холодильника бутылку охлажденного шампанского.

– Давайте праздновать. – Открыв бутылку, она налила три фужера и первый протянула сыну. – За будущее – твое и бизнеса. За большую династию. – Она чокнулась с Деметриосом. – Как ты его представляешь – будущее? Сегодня оставайся на ужин, и мы обо всем поговорим.

Он холодно посмотрел на нее, и, когда зазвенели бокалы, ему показалось, что это захлопнулась дверь.

Глава двенадцатая

Шона вышла из почтового отделения в волнении. Прибыв на остров, она отправила Рокси открытку с просьбой написать до востребования, как только та определится с днем приезда. С тех пор как подруга пустилась на авантюру с Тьерри и уехала из Монако, казалось, прошла целая жизнь, и Шона знала, что им будет о чем поговорить. Она мечтала познакомить Рокси с Деметриосом и была уверена, что они понравятся друг другу.

Она разорвала авиаконверт и с удивлением обнаружила внутри всего несколько наспех нацарапанных строчек:

Я покидаю Францию и Тьерри и направляюсь к тебе. Буду раньше, чем договаривались. Не уезжай без меня. Рокси ХХХ

Шона задумалась, что же это значило. Может, они поссорились? Ей всегда казалось, что для такой довольно напористой и деятельной особы, как Рокси, Тьерри был явно староват. Но что бы там ни произошло, Шона не могла дождаться воссоединения с подругой. Жизнь на яхте была восхитительной, а Деметриос… О, какие чувства пробуждали в ней его прикосновения! Шона улыбнулась. Ей очень хотелось рассказать о том, как много он для нее значил, каким особенным был, и посвятить в их тайную любовь подругу, которая сможет за нее порадоваться.

В первую неделю на Итосе они каждый день были вместе и продолжали тайком встречаться, даже когда экипаж вернулся на борт, при любой возможности уплывали на катере на уединенный пляж. Казалось, она знала его всегда, как будто он заполнил собой каждую ее частичку, ее сердце и ум, а также… Подумав о том, как они занимались любовью, как он исследовал каждый сантиметр ее тела и взывал к ее любознательности, она ощутила внутри знакомый трепет.

Часы на деревенской площади пробили четыре, и Шона с удивлением поняла, что потеряла счет времени. Желая насладиться видом, она спустилась по крутой тропинке к подножию горы, возвышавшейся над деревней. Теперь она любила остров всем сердцем, почти так же сильно, как Деметриос. Казалось, время здесь остановилось и веками ничего не менялось. Местные фермеры, как прежде, возили на осликах продукты для еженедельного рынка. Старушки в черном, сидя у порога, лущили белую фасоль, молодые женщины чинили сети, развлекая себя болтовней. По вечерам молодежь собиралась на деревенской площади, и задорный смех далеко разносился по мощеным улочкам. Воздух был напоен ароматами дикого жасмина, ярко-красные герани силились закрепиться в трещинах брусчатки, и, куда ни глянь, везде цвела прославленная греческая красавица – розовая бугенвиллея. Итос действительно был волшебным местом.

Шона расположилась возле небольшой таверны и написала открытку родителям. О Деметриосе она рассказывать не стала – пока ей не хотелось признаваться в том, что намерена переосмыслить все свое будущее. Она подумывала на год взять академический отпуск в университете и остаться с Деметриосом. И даже нафантазировала, что он приедет к ней в Манчестер и будет слоняться по коридорам студенческого общежития. Эта мысль вызвала у нее улыбку. Пойдет ли он на это? Она нахмурилась, поняв, что слишком увлеклась. Он сказал, что любит ее, и она поверила ему. В ближайшие недели они, безусловно, обо всем поговорят.

Но одно она знала точно: она отнюдь не была готова возвращаться домой.

Шона гигантскими прыжками преодолела трап. Деметриос, наверное, рассердится, что она вернулась позже обещанного, но в награду ему будет новое бикини, купленное на сэкономленное жалованье. Оно было серебряного цвета, с завязками по бокам – развязывать их будет такое удовольствие…

На палубах его не было, поэтому Шона поспешила к нему в каюту. Там его тоже не оказалось, и вообще место казалось странно опустевшим. Она заглянула в гардероб – его одежда и вещи исчезли. Выдвинула ящик для футболок – и там ничего, только белый конверт. Шона заглянула в него – внутри лежали два билета первого класса до Нью-Йорка. Что бы это значило? Он говорил, что любит этот город, но о поездке речи не шло.

Озадаченная, она огляделась и увидела на прикроватной тумбочке открытку. Сердце тревожно заныло. Ей не хотелось трогать открытку и читать то, что в ней написано, но она все равно протянула руку. Открытка была сама обычная, с изображением гавани Итоса – туристы покупают такие, чтобы отправить домой. На обороте знакомым почерком Деметриоса было написано:

Моя дорогая Красавица!

Надежда есть всегда. У нас есть мечты. И помни, свет в наших душах будет гореть еще ярче.

Не жди меня…

Шона ахнула, чувствуя невыносимую боль. Он что, прощается? Она не успела осмыслить это, как снаружи послышались шаги. Тоже мне, напридумывала всякое – а он вот, с облегчением подумалось ей. Сейчас он обнимет ее и отругает за то, что была такой дурехой.

Но вместо Деметриоса, при виде которого ее сердце начинало ликовать, в дверях появился Джереми. Лицо его было сурово – он смотрел на нее без улыбки, в голосе не звучало веселого подтрунивания.

– Шона, я искал тебя. Давай-ка собирай вещи. Не буду ходить вокруг да около и скажу прямо: ты уволена.

Сердце бешено забилось в груди.

– Я… Что значит… Я не сделала ничего плохого.

– Неужели? У нас есть правила, регламентирующие поведение членов экипажа, а ты, вместо того чтобы заниматься своими обязанностями, отлынивала от работы и состояла в отношениях с членом семьи Теодосис. Это строго запрещено, и мне было приказано тебя уволить.

– Кем приказано? – с трудом произнесла она.

– Мной.

В каюту вошла красивая женщина лет сорока или чуть больше, и Шона сразу отметила ее сходство с Деметриосом. Это была его мать, Элана Теодосис.

– Собирай вещи и убирайся, – ее голос звучал холодно и сурово.

Шона не пошевелилась.

– Я не уйду, пока не увижу Деметриоса. Он этого не допустит.

Женщина шагнула ближе, ее глаза сверкнули.

– Деметриос делает то, что ему говорят. – Она окинула Шону оценивающим взглядом. – Ты не похожа на его обычный типаж. Красивая, но сколько вас таких. Если думаешь, что ты для него особенная, то ошибаешься.

– Нет, это вы ошибаетесь. Деметриос любит меня.

Голос у нее пресекся, в этот момент она чувствовала себя такой уязвимой и одинокой. Где же он? Почему допустил эту расправу?

Женщина повернулась к Джереми.

– Вышвырни ее отсюда. Дай денег, если нужно, но я хочу, чтобы сегодня вечером ноги ее не было на острове.

По лицу Шоны текли слезы, а внутри все негодовало.

– Не нужны мне ваши деньги. Мне ничего от вас не нужно.

– Как угодно… – Женщина шагнула ближе, и Шона уловила запах дорогих духов – «Шанель» или «Живанши». Чего-то классического. – Слезами горю не поможешь. Я бы даже посочувствовала тебе, но я столько раз это видела. У Деметриоса свои приоритеты, и мимолетный роман не из их числа.

С этими словами она вышла, оставив Шону с Джереми, который мотнул головой и сказал:

– Пойдем собираться.

Если он и жалел ее, то никак этого не показывал. Пока они шли до каюты, Шона по-прежнему крепко сжимала в руке открытку.

Джереми встал в дверях и, скрестив руки на груди, принялся наблюдать за тем, как Шона складывала вещи в рюкзачок.

Через минуту-другую он подключился к сборам, скорее из желания ускорить процесс, чем из доброты, потому что она плакала не переставая.

Их прервала Шантель:

– Что, черт возьми, происходит?

– Не лезь в это дело, Шантель. Элана потребовала прогнать Шону с яхты, и этим все сказано. Ты знаешь правила.

– Конечно, я знаю правила, но ты-то, Джереми, будь человеком!

– При чем тут это?

– Иди отсюда. Мама Теодосис свое получит, но мы поступим иначе. Так что иди и оставь это мне.

Казалось, Джереми вот-вот взорвется от возмущения, но он только сжал губы и повернулся на каблуках. Шантель подошла к Шоне и крепко обняла.

Шона была настолько тронута ее добротой, что новые слезы потекли по ее щекам.

– О, дорогая, я говорила тебе, что это может произойти, но ты не слушала.

– Он говорил, что любит меня.

– И может быть, любил немного, но, как ты сама убедилась, он неволен делать то, что хочет. – Она взяла Шону за подбородок и заглянула ей в глаза. – Ну вот, твое сердечко разбито, и, вероятно, это случится еще, но этот первый раз ты никогда не забудешь. Однажды боль уйдет, а драгоценные воспоминания останутся.

Она достала из кармана вышитый носовой платок и вытерла им слезы Шоны.

– Когда станешь старше и мудрее, как я, ты поймешь, что прерванная любовь ценна тем, что, строго говоря, никогда не умирает.

Шона поникла головой. Она была уверена, что ей никогда не захочется вспоминать это чувство.

– Пожалуйста, пойдемте.

– Да, дорогая… – Шантель посмотрела по сторонам, проверяя, все ли они упаковали. – Однажды ты захочешь взглянуть и на это.

Она сунула открытку ей в рюкзак.

Шона огляделась в последний раз. Мечты, которые она лелеяла о любви и будущем, теперь превратились в пепел.

Она стояла на пристани, ожидая туристический катер, который курсировал между островами и материком. Сегодня это был последний рейс, и Шоне не хотелось его пропустить. Шантель проводила ее до пристани и поговорила с начальником порта, который сообщил, что до прибытия катера осталось несколько минут.

Она изо всех сил старалась держаться, и тут в ее голове прозвучал голос. На этот раз это был голос матери, а не отца. «Вытри слезы и подними голову, Шона О’Брайен, – сказал он. – Не доставляй им удовольствия».

Когда катер показался на горизонте, Шантель прижала ее к груди и попыталась дать ей денег, но Шона отказалась.

– У меня еще осталась часть жалованья, – твердо сказала она.

– Мне очень жаль, Шона. Экипаж «Святой Елены» будет по тебе скучать. Ты достойна лучшего. Джереми будет непросто найти тебе замену, но, к сожалению, это ничего не изменит. Жалованье ему платят мама и папа Теодосис, а не Деметриос.

Они снова обнялись, Шантель грустно махнула рукой и пошла назад на яхту. Больше всего на свете Шоне хотелось убраться как можно дальше от этого места. Последняя пара часов была худшей в ее жизни. Несмотря на все, она надеялась, что Деметриос объявится и скажет, что это была ошибка, что все неправда, что он любит ее и всю оставшуюся жизнь они будут вместе.

Она окинула взглядом гавань и даже посмотрела на холмы, где сквозь деревья проглядывали высокие башенки виллы Теодосисов. Может быть, пойти туда и встретиться с ним лицом к лицу? Почему он ведет себя как трус и всю грязную работу за него делает мать?

Услышав гудок парома, Шона повернулась к пристани. Вечером поток пассажиров редел. Утренние рейсы были до отказа забиты отдыхающими, которые приезжали сюда на один день, а вечером ехали местные – они возвращались домой с работы на других островах – или туристы в надежде найти пляж, где можно спать под звездами. Когда катер приблизился, Шона увидела, что кто-то на палубе делает знаки, и не поверила своим глазам. Это была Рокси. Она подскакивала на месте и, как безумная, махала рукой. Казалось, Вселенная откликнулась на боль Шоны и послала ей подругу.

Катер пришвартовался, и Рокси стала проталкиваться вперед. Пассажиры выказывали недовольство, жестикулировали ей вслед и что-то кричали по-гречески.

Не обращая внимания, Рокси спрыгнула на пристань и стиснула Шону в объятиях. Так они долго стояли, прижавшись друг к другу, а потом расцепили руки, и Рокси сказала:

– Как ты узнала, что я на пароме?

– Я этого не знала.

Рокси покачала головой, и мгновение они смотрели друг на друга. Именно тогда Шона поняла, что подруга стала какая-то другая. Она похудела, а вокруг глаз залегли тени от недосыпания.

Забыв о собственных проблемах, Шона спросила:

– Что случилось, Рокси? В чем дело?

– Я не могу… – Рокси оглядела причал и катер. – Не здесь, позже расскажу, когда доберемся до…

Тут ее взгляд остановился на рюкзаке Шоны, и она нахмурилась.

– Меня уволили, – сказала Шона.

– Кто?

– Неважно. А это значит, что я не смогу устроить тебе грандиозную экскурсию по Итосу. Это последний рейс, и мы должны на него сесть.

Рокси пожала плечами.

– Ну и ладно. Я приехала сюда только из-за тебя. Иди вперед, а я следом.

Они закинули рюкзаки на плечи и отправились на паром.

Когда катер отчалил, а остров исчез вдали, Шона подумала обо всем, что произошло. Всего за несколько недель ее жизнь изменилась – и она тоже изменилась. Она влюбилась и позволила себе мечтать о будущем. Теперь она знала, что Деметриос был прав. Богатые люди не такие, как все, – у них нет сердца. Теперь, по крайней мере, она это знала и больше не попадется в эту ловушку.

Она отвернулась от Итоса и поклялась, что никогда туда не вернется.

Шона и Рокси сидели на палубе и пили купленное на борту холодное пиво. Солнце стояло низко над горизонтом, и Шоне казалось, что это гигантский оранжевый шар, который медленно опускается за горизонт и тает в море.

Рокси потягивала пиво и молча слушала рассказ обо всех перипетиях, произошедших в жизни Шоны с момента их последней встречи.

– Не могу поверить, что Деметриос так обошелся с тобой. А ты не думала, что тут замешана его властная мамочка?

– Пусть даже так, но что ты за мужчина, если позволяешь своей мамочке так распоряжаться собственной жизнью? Нет, я просто была дурой. Мне следовало догадаться, что он за субъект, когда он так поступил с Нормандией. Он эгоистичный, избалованный ублюдок.

Шона знала, что все еще любит его и какая-то ее часть будет любить его всегда, но прямо сейчас ей следовало его ненавидеть и убедить себя в том, что без него ей будет лучше. В противном случае боль будет точить ее изнутри до тех пор, пока от нее ничего не останется. Больше ни слезы по Деметриосу, решила она про себя.

– Хватит обо мне, – сказала она. – Что у тебя с Тьерри? Что-то плохое, да?

Рокси отвела взгляд. Шона молча ждала. Она видела, что подруга старается подобрать нужные слова.

– Тьерри… – Рокси горько рассмеялась. – Как выяснилось, он тоже был лгунишкой, но гораздо гаже. – Она сделала еще глоток пива. – Мы приехали на большую виллу в местечке под названием Кап д’Агде, и там я с одного взгляда поняла, что он наврал с три короба. Это была не колония художников, а скорее коммуна хиппи. Куча обкуренного и обдолбанного народа слонялась туда-сюда. Среди них было несколько художников, но в основном – старичье, трахающее юных цыпочек. Я продержалась пару недель, потом сказала, что сваливаю. Тьерри давай меня отговаривать, мол, люди, с которыми я хотела познакомиться, уже в пути и мне нужно набраться терпения. Он все твердил: «Расслабься, Рокси…» – Она изобразила его акцент, но без тени юмора.

Казалось, она крепилась духом, чтобы продолжать.

– Как-то вечером появились музыканты, и пошла настоящая туса. Все танцевали – было весело… поначалу.

– Продолжай, – мягко подбодрила ее Шона.

– Ты меня знаешь, наркотики я не принимаю. Но думаю, мне что-то подмешали в выпивку. Голова вдруг закружилась, язык стал заплетаться, и ноги перестали слушаться. Я болтала с Тьерри и другими старыми чуваками, которые там были. Они казались нормальными, но половину того, что они говорили, я не понимала. Следующее, что я помню, – это как Тьерри сказал: «Приляг, дорогая, ты ведь устала, да?»

Я оперлась на него, чтобы подняться, и это было как-то неправильно – когда напьешься, чувствуешь себя иначе, а тут мне казалось, что я… беспомощная. Он отвел меня в какую-то комнату. Не в ту, в которой жили мы с ним, и там вроде бы уже кто-то был. Это мне смутно помнится.

Ее голос дрогнул. Шона видела, что Рокси трудно продолжать, поэтому она обняла ее одной рукой, в другой стиснула ее ладонь.

– Я лежала на кровати, и тут этот другой лег рядом и начал меня щупать. Мне хотелось заорать, но я не могла, голос не слушался. Потом он оказался на мне, и я, похоже, вырубилась. Следующее, что я помню, – это то, что я проснулась и одежды на мне не было. А этот другой спал рядом – он был старше Тьерри, с реденькими седыми волосами.

Она всхлипнула.

– О, Рокси, – Шона почувствовала, как по ее собственным щекам текут слезы.

– Шона, он изнасиловал меня, и Тьерри позволил ему это, – она глубоко вздохнула. – Я не раздумывая схватила вещи и умотала оттуда. Было еще рано, и никого поблизости не оказалось. Больше я их не видела.

– Рокси, мне так жаль. Их обоих убить мало.

– Но это еще не самое худшее. У меня задержка. Мне кажется, я беременна.

Обе замолчали. Как случилось, что путешествие, о котором они так мечтали, обернулось кошмаром? За что их лишили счастья? Сердце Шоны было разбито, но она знала, что боль пройдет. Теперь она должна была помочь Рокси.

– Что я могу сделать? – спросила она.

– Просто отвези меня домой.

– Конечно… и, что бы ни случилось, я буду рядом.

– Я знаю, Шона, я знаю…

Часть вторая

Журнал Hello!

Спустя восемь месяцев после помолвки София Константис и Деметриос Теодосис связали себя узами брака на частной церемонии в Афинах. София – одна из самых богатых наследниц в мире, которая унаследует миллионы своего отца, судового магната. До помолвки Деметриос считался одним из самых завидных холостяков Европы. Его имя связывают с рядом красавиц, включая модель Нормандию Шапель и актрису Брук Шилдс.

Из источника, близкого к паре, Hello! стало известно, что свадьба прошла за закрытыми дверями и среди гостей присутствовали Джерри Холл, Мик Джаггер и Ники Лаудер.

Медовый месяц молодожены провели в Нью-Йорке, любимом городе счастливого супруга. На греческом острове Итос начато строительство нового крыла семейной виллы, куда молодые планируют переехать по завершении работ. «Они мечтают о прибавлении в семействе», – сообщает наш источник.

Глава тринадцатая

Манчестер, март 1983 г.

Шона посмотрела на зажатый в руке листок и сверила указанный там адрес с табличкой на стене у входа в здание. Дождь хлестал, она щурилась, пытаясь понять, туда ли они пришли, а затем кивнула.

– Это оно – агентство «Новая семья».

– Ты уверена, что место то самое? – обеспокоенно спросила Рокси.

Она сутулилась, стараясь, чтобы вода не текла за шиворот, но без особого успеха.

– Да, так сказано в письме.

– И мы действительно хотим это сделать?

– Давай зайдем. Какой смысл торчать на улице в такую непогоду? Так станет еще хуже.

Они поднялись по двум лестничным пролетам на обшарпанную площадку, покрытую потертым серым ковром. Там имелась единственная дверь, и они встали перед ней, глядя через стекло на женщину, сидевшую за маленьким столом.

Ее мышиные волосы были собраны в пучок, она оживленно болтала по телефону. Увидев их через стекло, она закончила разговор и сделала им знак.

– Нам сюда, – сказала Рокси и вошла первой, а Шона последовала за ней.

– Здравствуйте, дамы, ну и погодка, да? – В голосе женщины слышался сильный северный акцент. – Который день льет как из ведра. Чудо, что нас всех еще не смыло в канал! – Она рассмеялась, и от уголков ее глаз за стеклами очков побежали «лучики». – Слушаю вас.

Подруги переглянулись, и Шона протянула женщине письмо.

– Здесь все сказано.

Прочитав письмо, женщина посмотрела на них и доверительно понизила голос:

– Ясно. Кому из вас оно адресовано?

– Э-э… – замялась Рокси.

– Нам обеим, – выпалила Шона.

Женщина в замешательстве перевела взгляд с одной на другую.

– Простите, не понимаю.

– Послушайте, мы просто хотим пойти вместе, вот и все…

Женщина на мгновение задумалась, а затем кивнула.

– Конечно. Когда подруга рядом, это хорошо. Пока присядьте, вас скоро пригласят.

Они послушно сели рядом в низкие кресла, видавшие лучшие времена. Женщина поднялась с места и, подойдя к двери кабинета, постучала один раз, а затем ненадолго исчезла внутри. Вернувшись, она сообщила:

– Сандра освободится через несколько минут, пока она занята с другими клиентами.

Шона сняла расклешенный плащ. На улице из-за дождя казалось, что по-прежнему зима, но в приемной ей вдруг стало невыносимо жарко и душно.

Рокси оглядела пустые стены.

– Хоть бы картинки повесили – чуточку веселее было бы.

– Вряд ли те, кто приходят сюда, обращают внимание на декор, – заметила Шона.

Они посидели еще немного, Рокси нетерпеливо постукивала ногой. Шона дотронулась до ее колена.

– Эй, постарайся расслабиться.

– Ничего не могу с собой поделать. Мне все кажется, что это дурной сон и через минуту я проснусь.

– Мне тоже. Но мы уже здесь и пока не должны ничего подписывать, верно?

– Надеюсь, что нет, – Рокси взяла ее за руку и крепко сжала. – Знаешь, Шона, я думаю, нам нужно уйти. Повторяю тебе, я справлюсь.

В ответ Шона стиснула руку подруги.

– Рокси, мы обсуждали это много раз. Тогда тебе придется бросить все – учебу, наработки, все пойдет прахом.

– Плевать. Ты меня знаешь.

– А мне нет. – В глазах Шоны стояли слезы. – Пожалуйста… Ты поставишь под угрозу все свое будущее. Я знаю, ты готова отказаться от всего – у тебя большое сердце, и поэтому ты такая замечательная, но это слишком большая жертва.

Рокси плакала, горячие слезы катились по ее щекам.

– Шона, я понимаю, что твои слова звучат разумно, но все это так несправедливо.

Шона достала из кармана салфетку и протянула подруге.

– Вытри слезы. Мы должны быть мужественными. Иначе нам не выдержать.

Рокси кивнула и высморкалась как раз в тот момент, когда дверь кабинета открылась и вышла пара лет под сорок.

Мужчина взял спутницу за руку и, сияя от счастья, проговорил:

– Ну вот, наконец-то у нас будет настоящая семья! Мне просто не верится!

Та поцеловала его в щеку, чуть не плача от счастья, а затем повернулась к женщине в строгом темно-синем костюме, которая провожала их до двери:

– Сандра, мы даже не знаем, как вас благодарить. Вы не представляете, что это для нас значит.

Когда пара, оживленно разговаривая, вышла из приемной, Сандра с улыбкой посмотрела на подруг:

– Здравствуйте, спасибо, что обратились к нам. Пройдемте, пожалуйста, в мой кабинет.

Шона и Рокси переглянулись, потом Шона встала и протянула руку.

– Давай, поднимайся.

Рокси встала и последовала в кабинет, а женщина тихо притворила за ними дверь.

Секретарша, краем глаза наблюдавшая за этой сценой, снова принялась разбирать входящую корреспонденцию. Затем тишину нарушил телефонный звонок. Она сняла трубку и сказала:

– Доброе утро, агентство «Новая семья» слушает.

Глава четырнадцатая

Лос-Анджелес, 1986 г.

– Боже мой, боже мой, боже мой, не могу поверить, что мы здесь! – кричала Рокси, подпрыгивая от возбуждения.

– Он огромный! – Шона тоже кричала. – Вот уж не думала, что он такой большой и выглядит точь-в-точь как во время оскаровской церемонии!

Китайский театр Граумана на Голливудском бульваре возвышался над тротуаром, и, казалось, тут толпился весь мир – туристы таращились, охали и ахали, разглядывая отпечатки ладоней голливудских звезд в бетоне. Японцы фотографировались, быстро щелкая затворами фотоаппаратов, толстый мальчишка-американец в бейсболке и футболке с надписью «Лучший стрелок» прихлебывал через соломинку кока-колу из стакана гигантских размеров, а его мать с угольно-черными волосами, залакированными почти намертво, ворковала над отпечатками ладоней Фрэнка Синатра.

– Эй, Джоуи, – кричала она с характерным выговором жительницы Нью-Джерси, – давай сюда, пожми руку Фрэнку!

– Шона, смотри, – взвизгнула Рокси, – тут Элизабет Тейлор и Рок Хадсон. А вот Джон Траволта – о, он такой лапочка, я обожаю его в «Бриолине».

Опустив глаза, Шона пробиралась сквозь толпу, ища отпечатки ладоней одного-единственного человека. Вот увидит их, и тогда этот день действительно станет особенным. Она методично ходила взад-вперед, осматривая землю, но не находила то, что искала.

Рядом возникла Рокси.

– Уличные обдиралы хотят десять долларов за экскурсию по «домам богатых и знаменитых» в Беверли-Хиллз. Представляешь?

– Хм?

– Что ты ищешь?

– Так, ничего…

– А, я поняла. Ты ищешь Грейс Келли, да?

– Как ты угадала? – Шона смущенно улыбнулась.

– У тебя на ней пунктик!

– Только, по-моему, ее здесь нет.

Плечи Шоны поникли, но тут Рокси хлопнула ее по руке и снова взвизгнула.

– Сегодня самый лучший день! Не могу поверить, что мы здесь, в Лос-Анджелесе.

Шона рассмеялась, ее мимолетное разочарование улетучилось.

– Кто бы мог подумать, что мы окажемся здесь?

– Мы мечтали об этом, ты что, забыла?

– Разве такое забудешь! Чем теперь займемся? Я проголодалась.

– Я тоже. Давай-ка поищем закусочную.

Десять минут спустя они сидели в дайнере за углом и, пуская слюни, изучали меню. Вдоль блестящей стойки стояли хромированные стулья, но они устроились на кожаных диванчиках за пластиковым столом.

– Я буду панкейки с черникой и кленовым сиропом, – сказала Рокси.

Шона облизнулась. Все выглядело очень аппетитно. Когда официантка в фартучке с рюшами подошла принять заказ, она сказала:

– Яичница с беконом на французском тосте без сахара.

– Ты говоришь как местная, – сказала Рокси, когда официантка понеслась к окну раздачи и, озвучив заказ задерганному шеф-повару, приколола листок к доске.

– Пожалуй. Здесь ко всему быстро привыкаешь. Мне нравится это место. Тут дешево, порции огромные, но все посыпают сахарной пудрой. Для меня, ирландки, это просто дикость.

– И для меня, уроженки Ливерпуля, тоже, – заметила Рокси. – Сейчас бы лабскауса навернуть! Дома не была целую вечность.

– Как твои?

– Мама и папа по-прежнему ладят, как кошка с собакой. Шейла выходит замуж за своего лоботряса и хочет, чтобы я сшила ей платье. А что твои?

– Послушать мою маму, так здесь Содом и Гоморра. Она неустанно твердит мне не разговаривать с незнакомыми мужчинами, а они в Лос-Анджелесе все незнакомые, – рассмеялась Шона. – Как тебе Милан?

– Это какое-то безумие! Итальянцы просто сумасшедшие, у всех любовницы, женщины все как одна выглядят на миллион долларов, а после пятидесяти носят только черное, как вдовы.

– Ты серьезно?

– Шучу немного. Мне там нравится, Шона.

Обойдя четырех стажеров, Рокси получила заветную должность помощника дизайнера в модном доме Миссони в Милане. Пока она занималась инвентаризацией тканей и в несметных количествах готовила крепчайший кофе для команды дизайнеров.

– Я уже столько всего узнала. Там все такие суперкреативные.

– Я рада за тебя, Рокси. Ты же так этого хотела.

Официантка принесла заказ – порции были гигантские, от еды поднимался пар – и сказала:

– Приятного аппетита и хорошего дня.

– Этим можно накормить всю мою семью.

– Я уже оставила попытки съедать здесь все. Иначе в конце концов жиром заплыву.

– Ненавижу тебя, Шона О’Брайен. Можешь есть что хочешь и не прибавляешь ни грамма.

– И ты можешь. У тебя рост как у баскетболистки.

Они принялись уплетать, и Рокси, прожевав, снова заговорила о Милане:

– Работа действительно тяжелая, корпим весь день за гроши, но одежда умопомрачительная, а мужчины… у меня, скажем так, интенсивный курс итальянского языка!

Обе захихикали.

– Ну а ты?

– Мне так повезло, Рокси. У меня появились друзья, хотя и не сразу, но времени на общение все равно не остается.

– Забавно, как все сложилось. Мы обе там, куда мечтали попасть.

– Да. Но если бы бухгалтерская фирма, в которую я попала после университета, не открыла офис в Лос-Анджелесе, я бы до сих пор тянула лямку в конторе на Тоттенхэм-Корт-роуд.

После выпускных экзаменов Шона устроилась в крупную бухгалтерскую фирму в Лондоне. Как она и предполагала, там было скучно, но, когда компания открыла отделение в Лос-Анджелесе, Шона уговорила босса отправить ее туда на год. Он ей симпатизировал и пошел навстречу. Первые несколько месяцев стали для нее откровением. Казалось, она попала в кино: роллеры с огромными наушниками рассекали по тротуарам Голливуда, милые собачки семенили рядом с облаченными в лайкру владельцами, возбужденные таксисты громко препирались на светофорах с другими водителями… А лучше всего было то, что пиццу и китайскую еду доставляли на дом – в Ирландии о таком сроду не слышали. Шона также выяснила, что американцы трудолюбивы, амбициозны и оптимистичны. Во всем здесь чувствовался размах.

Она была на хорошем счету и, проработав год в лос-анджелесском отделении, по примеру одного из коллег перевелась в крупную производственную компанию, которая базировалась в финансовом центре города. Шона трудилась в поте лица, первой приходила на службу и уходила последней. Она взвалила на себя дополнительные обязанности, координировала как одержимая взаимодействие отделов и успешно подключилась к внестудийной работе – помогала на съемках локейшн-менеджеру и держала бюджет под жестким контролем. Она снимала крошечную квартирку напополам с другой девушкой, которая работала в той же компании, хотя они почти совсем не виделись, потому что постоянно работали.

– А что за фильм вы снимаете? – спросила Рокси, жуя панкейк.

– Не говори с набитым ртом, Рокси. В создании фильма как такового я не участвую, моя задача – не допустить превышения бюджета. Но сама атмосфера – это что-то невероятное. Том Круз – звезда, и он просто потрясающий. Работает больше и дольше, чем кто бы то ни было. Снимает Дэн Джексон – это его первый высокобюджетный фильм. Когда работает, он такой взрывной и дотошный, а вне площадки – просто милейший человек.

– Шона О’Брайен, у тебя сияют глаза! Этот Дэн Джексон, в нем есть что-то особенное, да?

– О, не говори глупостей, ничего подобного. Просто он воодушевляет, вот и все. Я столько всего узнала о кинопроизводстве даже за то небольшое время, что провела на съемочной площадке.

– А как твои занятия по актерскому мастерству?

– Откуда ты узнала?

Шона покраснела.

– От меня ничего не утаишь.

– Если честно, это была дурацкая затея. Я подумываю бросить. На работе задерживаюсь допоздна и все время их пропускаю – преподаватель уже махнул на меня рукой.

Рокси погрозила пальцем и цокнула языком.

– Никогда не отказывайся от мечты, моя милая.

На мгновение Шоне показалось, будто она вернулась в прошлое, в тот момент, когда кто-то другой сказал ей эти слова. Ее лицо помрачнело, но она не стала рыться в памяти и бросила взгляд на часы.

– О господи, времени-то сколько! Мне нужно возвращаться в офис. У нас очередное заседание по кризисному бюджету. Локации вот-вот поменяются, и продюсер Джерри Брукхаймер переживает из-за перерасхода. Думаю, нам светит хорошая взбучка.

– Черт, все настолько плохо?

– Мы так просто не сдадимся – я уже уяснила: если складывать лапки, тебя тут съедят со всеми потрохами.

– Это боевой настрой.

– Еще бы, хотя как Джерри скажет, так и будет. А у тебя какие дальнейшие планы?

Рокси наклонилась с заговорщицким видом.

– Сама не верю в то, что говорю: я сейчас как Золушка перед балом – отправляюсь на примерку с одним из главных дизайнеров. Никогда не угадаешь, к кому.

– Колись немедленно!

– Всего лишь к Кэтлин Тернер – она хочет платье для «Оскара».

Шона потеряла дар речи.

– Она великолепна!

– Не верится, да? Я буду всего лишь снимать мерки и фиксировать идеи, но надеюсь, шить платье мне позволят! Может быть, что-то раскроить или хотя бы сметать.

– Доедай скорее, а то не будет нам ни платья, ни работы!

Рокси еще пару раз откусила и прожевала.

– Сегодня было так здорово, – сказала Шона. – Я рада, что нам удалось пересечься до твоего возвращения в Милан.

– Жаль, что ты не нашла отпечатков Грейс.

– Мне тоже. – Шона сделала паузу. – Я до сих пор не могу поверить, что ее больше нет.

В сентябре 1982 года Грейс Келли погибла в автомобильной аварии, а ее дочь Стефани чудом осталась жива. Весь мир был потрясен трагедией, прервавшей столь блестящую и необыкновенную жизнь, а Шона переживала случившееся как личное горе. Это был еще один ужасный удар, обрушившийся на нее в тот ужасный год.

– Я когда-нибудь говорила, что мне довелось встретиться с ней?

– Конечно, говорила. Всего-то миллион раз…

Шона была счастлива повидаться с Рокси и чувствовала знакомую боль разлуки, когда несколько дней спустя они обнялись на прощание. Рокси возвращалась в Милан, и кто знает, когда они снова увидятся. Но подруга оставила ей на память кое-что действительно прекрасное. Это был изумительно сшитый брючный костюм из легкого как перышко светло-кремового кашемира – широкие брюки и двубортный жакет. В нем она чувствовала себя такой взрослой и утонченной.

– Иногда мне удается использовать обрезки для собственных моделей. Эту я придумала для тебя – мне хотелось, чтобы на новой работе ты выглядела фантастически.

Шона бросилась на шею Рокси со словами благодарности, но Рокси отмахнулась.

– Ты моя муза, и это только начало. Продолжай ходить на курсы актерского мастерства, и скоро я сошью тебе платье для «Оскара»!

Шона направилась в студию, зная, что впереди очередной четырнадцатичасовой рабочий день. Группа только что вернулась из Скалистых гор, где всем потребовалось проявить мастерство и выдержку на съемках продолжительной сцены, в которой главный герой и его заклятый враг вступили в борьбу не на жизнь, а на смерть, спускаясь с горного перевала в живописное ущелье. Трудности возникали на каждом шагу, нервы у всех были натянуты до предела, но с каждым напряженным и утомительным днем Шона все больше восхищалась Дэном Джексоном. Она и ее босс, англичанин Терри Салливан, были обязаны жестко контролировать расходы на съемках, но не ценой безопасности. Как правило, это означало говорить «нет» людям, которые привыкли добиваться своего, а режиссеры этого не любят, но Дэн был абсолютным профессионалом, относился к ситуации с пониманием и юмором, но собственному видению не изменял.

Пока актеры и съемочная группа снимали пару сцен в павильоне, Шона, как обычно, помогала Терри. Проработав несколько недель на износ, он подхватил грипп, к вечеру уже валился с ног и по телефону попросил ее взять бразды правления на себя.

– Джерри нужна детальная разбивка локационных затрат на съемках в Нью-Йорке. Это форменный кошмар, в мэрии меня уже доконали насчет закрытия Таймс-сквер для финальной сцены. Можешь напечатать все по пунктам, чтобы я мог собрать мысли в кучу, прежде чем сунусь к нему завтра?

– Конечно, шеф, прямо сейчас начну. А вы поезжайте домой и приготовьте горячий пунш – ирландский виски с лимоном и медом.

– Спасибо, ты прелесть. Виски найдется, насчет остального я не уверен.

Шона печатала пару часов, но хотя к тому времени, когда она закончила, все уже разбежались, она не чувствовала усталости, а только беспокойство.

Она решила прогуляться до павильона, где шли съемки, просто чтобы проветрить мозги после обилия цифр за день. Ощущение было такое, что в голове полная каша.

«Вот если бы я могла заниматься чем-то другим, тем, что я действительно люблю», – думала она.

Не то чтобы она ненавидела свою работу – нет, она понимала, что ей повезло. Мир голливудского кинопроизводства пугал, волновал, опьянял, утомлял и одновременно радовал, но в глубине души она знала, что актерство – вот что сделает ее по-настоящему счастливой.

Павильон тонул в полумраке и казался пустым. Декорация изображала кабинет, в котором должен был состояться жесткий разговор между коррумпированным начальником полиции и главным героем.

Шона села на стул. Оказаться по другую сторону камеры было непривычно. Она попыталась представить, каково быть актером на съемочной площадке, где прямо напротив – режиссер и операторская группа, гримеры наносят последние штрихи, пока ты повторяешь текст, ассистенты носятся туда-сюда, и тут режиссер призывает к тишине на площадке, все замолкают, звучит хлопушка, и раздается команда: «Начали!»

Внезапно ей на память пришел монолог Грейс Келли из фильма «Деревенская девушка». В нем она сыграла многострадальную жену актера-алкоголика и удостоилась премии Американской киноакадемии, скорее всего, за тот памятный монолог.

Впервые Шона увидела фильм в подростковом возрасте и плакала в той сцене, когда героиня Грейс Келли, исчерпав запасы терпения после многих лет поддержки мужа-алкоголика, стоит перед Уильямом Холденом и говорит о боли, которую терпела, о жертвах, которые принесла, и о том, чего ей это стоило. Недолго думая, Шона встала и надрывно, с хрипом выговаривая слова, произнесла монолог Джорджи Элджин:

– Можете поставить его на ноги? Потому что все мои молитвы были об этом… я простила бы даже вас, мистер Додд, если бы с вашей помощью он продержался настолько долго, чтобы я смогла выбраться из-под…

Внезапно вспыхнул свет, и Шона осеклась на полуслове. Откуда-то слышались хлопки.

– Браво, Шона! Браво!

Свет слепил глаза. Шона щурилась в темноту, откуда звучал голос. И вот в поле ее зрения, все еще хлопая в ладоши и широко улыбаясь, появился Дэн Джексон.

– Кажется, в этот момент Уильям Холден целует Грейс Келли?

Шона потеряла дар речи.

– Дэн, простите, я не знала, что здесь кто-то есть.

– Не обращай внимания, продолжай. – Он шагнул вперед и схватил ее за руку, как было в сцене Уильяма Холдена и Грейс Келли. – Он целует ее, а потом она говорит…

На мгновение Шона почувствовала себя кроликом в свете фар, но Дэн был серьезен, смотрел прямо и ободряюще, и она произнесла не раздумывая:

– Как вы могли так злиться на меня, ведь вы меня по-настоящему не знаете…

– Может быть, я на самом деле и не…

Вместе они закончили сцену, и Шона была поражена, что Дэн тоже знал все слова. Когда прозвучали последние фразы и Джорджи согласилась остаться с мужем, чтобы мюзикл продолжал идти, они какое-то время молча смотрели друг на друга, а потом Шона засмеялась, и Дэн последовал ее примеру. Они покатывались от смеха, как подростки.

– Это было так… волнующе.

– Джордж Ситон был блестящим режиссером, и «Деревенская девушка» – один из лучших его фильмов. Я смотрел его раз сто. – Его глаза задорно блестели. – Выходит, Шона, я не знал тебя – это был мощный эмоциональный посыл. Получается, ты актриса?

– Нет.

– Вообще нет?

– Разве что начинающая.

– В Голливуде их пруд пруди.

Она печально опустила глаза.

– Я знаю.

Дэн добродушно улыбнулся.

– И очень мало актеров, способных сделать то, что только что сделала ты, Шона.

Она не знала, что сказать, но снова мысленно услышала голос отца: «Когда возможность у порога, Шона, нужно открыть дверь…»

– Я беру уроки актерского мастерства.

– Тому, что есть у тебя, невозможно научиться на курсах актерского мастерства.

Он смотрел ей в лицо изучающим взглядом.

– Уже поздно, и нам обоим нужно выспаться перед завтрашней съемкой, но я не устал. Хочешь выпить?

Глава пятнадцатая

Шона не могла точно сказать, когда влюбилась в Дэна Джексона. Возможно, это произошло в самый первый день, когда она увидела его за работой на съемочной площадке или когда они выпивали в ирландском баре «Молли Мэлоун» возле Мелроуз-авеню той ночью, после того как он застал ее врасплох в павильоне.

Они развлекли друг друга своими историями. Бабушка и дедушка Дэна были ирландцами, но он воспитывался как типичный представитель английского среднего класса: окончил частную школу, затем Кембридж, где был членом любительского театрального клуба «Рампа». Его первое появление в профессиональной постановке вместе с другом Джулианом Феллоузом сопровождалось разгромными отзывами, и это навело его на мысль, что его место не на сцене, а за кулисами.

Больше всего Шоне нравилось то, как Дэн слушал ее и казался искренне заинтересованным в том, что она хотела сказать. Он был больше чем на десять лет старше, но выглядел моложе. У него была непослушная копна каштановых волос, по-мальчишески торчавших во все стороны, и теплые голубые глаза, которые всегда смотрели на нее с улыбкой. Дэн уже был женат. С женой Хелен они расстались мирно, она была не из актерской среды.

– Возлюбленным и женам с нами непросто, Шона, – сказал он. – Режиссеры никогда не бывают дома, и возникает старая как мир проблема – одиночество. Только самые крепкие отношения способны выстоять, но ты еще слишком молода, чтобы знать об этом.

– Я уже стреляный воробей, смею вас заверить.

Дэн вопросительно посмотрел на нее, но любопытствовать не стал. Разговор зашел о ее актерских амбициях, он посоветовал ей оттачивать навыки: дескать, актерство – бесконечный процесс обучения и совершенствования мастерства.

– Может, тебе сменить фамилию? – предложил он.

– Что мне это даст?

– Это поможет совершить ментальный скачок в осознании того, что ты – актриса. Порой новый образ способствует освобождению – ты обретешь уверенность, необходимую для перехода к следующему жизненному этапу.

Шона задумалась над его словами.

– Тогда, в знак признательности за вдохновение, я возьму вашу фамилию.

– А что, Джексон – звучит не хуже многих, я польщен. Добро пожаловать в мир, Шона Джексон.

Обычно Дэн был слишком занят на съемочной площадке, но порой, когда их взгляды встречались, он всегда по-мальчишески озорно улыбался ей и подмигивал. Шона поймала себя на том, что ждет этих особых мгновений.

По окончании съемок фильма «Жесткая позиция», как водится, состоялась грандиозная вечеринка. Актеры и съемочная группа тусили вместе, и Шона чувствовала себя своей в этой большой команде. Том Круз и Дэн выступили с речами, поблагодарив всех за проделанную работу. Том говорил эмоционально и сердечно, Дэн, по своему обыкновению, держался скромно и самокритично.

– Мне повезло, потому что я трудился бок о бок с друзьями – старыми и новыми, и все мы были как одна семья. – Группа отреагировала одобрительными выкриками и свистом. – Как в любой семье, среди нас есть те, от кого вполне достаточно открытки на Рождество, – Том, это я о тебе! – Все рассмеялись, а Том Круз добродушно послал его на фиг. – Но есть и те, с кем я надеюсь видеться чаще.

Говоря это, Дэн поймал взгляд Шоны в толпе, и она почувствовала, что краснеет.

Пока группа воздавала должное щедрому угощению, организованному студией, и надиралась бесплатной выпивкой, Шона заметила, что Дэн пробирается в ее сторону сквозь толпу. Его то и дело останавливали, хлопали по спине, пожимали ему руку. Он всегда держался по-свойски, но Шона уже уяснила: в Голливуде к режиссерам относятся с особым почтением – и актеры, и сотрудники цехов знают, что режиссеры (даже если речь идет о таком, казалось бы, адекватном человеке, как Дэн) обладают большим влиянием и могут способствовать карьере или сломать ее.

Дэн присоединился к небольшой компании, с которой стояла Шона, включился в беседу и предложил выпить красного вина – бутылку он принес с собой. Когда очередь дошла до Шоны, она сказала:

– Мне только капельку. Красное вино ударяет мне в голову.

– Это хорошее, – возразил он. – Я сказал Джерри, чтобы не присылал своего калифорнийского уксуса. К твоему сведению, это отличный французский кларет.

– Тогда похмелье будет еще хуже!

Следующую пару часов Дэн почти не отходил от нее, и Шона поняла, что он ее искал. Ей самой не хотелось ни с кем болтать, и когда он предложил смыться и где-нибудь поужинать, она кивнула.

– Вы как будто сбежали с собственного дня рождения, – сказала она, когда они вышли наружу.

– Ерунда, – ответил он. – Никто даже не заметит, что я ушел. Все в стельку и уже сосутся.

Он отвел ее в свой любимый ресторан «Спаго» – один из самых знаковых в Беверли-Хиллз. Они ели лингвини с моллюсками, за соседним столиком ужинали Роберт Де Ниро и Мартин Скорсезе, а неподалеку сидела Мэрил Стрип со своим агентом. Шона почти привыкла к тому, что звезды где-то рядом, но сегодня все ее внимание было сосредоточено на Дэне.

– Что у вас дальше? – поинтересовалась она.

– Моя следующая картина – об ирландской семье, переживающей раскол во время гражданской войны. Сценарий великолепный, бюджет меньше, чем у этой картины, это скорее ансамблевый фильм. Блокбастеры – отличный формат, они дают сборы, но мне ближе по духу такое кино.

– Звучит увлекательно. У каждого ирландца найдется семейная история, связанная с тем временем.

– Сейчас у нас кастинг. Мне хочется, чтобы главу семьи сыграл Ричард Харрис, а с исполнительницей главной женской роли мы пока не определились – ведем переговоры с парой актрис.

– Как здорово.

Он помолчал, а потом добавил:

– И есть небольшая роль дочери, всего пара сцен, но она – ключевой персонаж. Она уезжает из Ирландии с новым мужем, подальше от происходящего, и это разбивает сердце ее отца.

– И кого вы видите в этой роли?

– Мне нужно свежее лицо, не примелькавшееся – новый голос. – Он пристально посмотрел на нее. – Я наблюдал за тобой и думаю, что ты, пожалуй, подойдешь.

Шона потеряла дар речи.

– Дэн, я…

– Пока ничего не говори. Сначала придется сделать кинопробы. Нужно, чтобы продюсеры согласились с предложением взять непрофессиональную актрису, но в тебе есть уравновешенность… и спокойная сосредоточенность – это именно то, что требуется в этой роли…

Шоне казалось, все это происходит с ней во сне. Агент, которого порекомендовал Дэн, договорился о гонораре – такую сумму она не заработала бы за десять лет в качестве помощника менеджера по локациям. Кинопробы, начавшись ни шатко ни валко, в итоге прошли хорошо. Дэн добился от нее сдержанной и естественной манеры игры, и она почувствовала, что вживается в образ своего персонажа, Мараид О’Галлахер.

Она до сих пор силилась понять, кто эта новая Шона Джексон, которую она еще не знала. Она даже Рокси не рассказала о невероятном шансе, данном ей Дэном, – это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, – и лишь прибыв на натуру в Голуэй, написала короткое письмо и поделилась новостями.

На протяжении съемок Дэн держался абсолютно профессионально – Шона знала, что ее чувства вышли за рамки глубокого восхищения, которое она всегда питала к нему как к режиссеру. Она чувствовала, как более мощная эмоциональная сила вовлекает ее в его орбиту, и не была уверена в том, что хочет ей сопротивляться.

Харрис позволял себе дикие выходки, но Дэн, проявляя терпение и чуткость, добился от него потрясающей игры. Актеры и съемочная группа понимали, что участвуют в создании чего-то поистине уникального, – поговаривали, что Дэн и Ричард будут номинированы на «Оскар».

Когда съемочный период завершился, у Шоны появилось небольшое «окошко» до начала постпродакшна в Лос-Анджелесе, и она решила навестить родителей. К ее удивлению, Дэн предложил подвезти ее на машине.

Мать была несколько сбита с толку появлением жизнерадостного красавца-англичанина и явно захотела, чтобы ему нашлось место в жизни дочери. Дэн быстро завоевал ее расположение, а папа вскоре уже потчевал Дэна байками о дяде, который в 1916 году попал в тюрьму за участие в ирландском восстании и чудом избежал повешения.

Тем не менее, когда они уже прощались, мать не удержалась от шпильки:

– Это твое актерство, Шона, пустая затея. Отказ от своей фамилии ничем хорошим не закончится.

– Тише, Кэтлин, – сказал отец, а Дэн обнял Шону за плечи.

– Вы должны очень гордиться дочерью, миссис О’Брайен. Она замечательная актриса, и в один прекрасный день все в Эннискреа будут знать Шону Джексон.

Возможно, именно тогда она поняла, что влюбилась в Дэна. Той ночью, в маленькой гостинице с видом на Голуэйский залив, они впервые занимались любовью. Он говорил, что она прекрасна и с ним ее мечты станут явью. Он был нежен, нетороплив и возродил в ней страсть – и неважно, в какой конкретный момент она полюбила его, главное, что к ней пришла любовь.

Дэн стал ее задушевным другом. Работа была неотъемлемой частью его существа, а Шона стала нитью, вплетенной в жизненную канву. Она знала, что он любил ее всем сердцем, и испытывала к нему те же чувства.

За тот их первый фильм, «Однажды в апреле», он получил свой первый «Оскар» и сказал, что это она принесла ему удачу. Ее роль, хотя и небольшая, не осталась незамеченной. Номинаций она не получила, зато были блестящие отзывы в ирландской и в американской прессе.

Дэн убеждал ее пойти на оскаровскую церемонию, но Шона решила остаться дома, заказать доставку китайской еды и смотреть по телевизору. Она не была готова оказаться на красной дорожке под прицелом камер, хотя Рокси очень на этом настаивала.

– Я ужасно боюсь. Мне станут задавать вопросы, а я ляпну какую-нибудь глупость и выставлю себя дурой.

– Зря ты не позволила мне сшить тебе платье, – сказала Рокси по телефону из Милана.

– Извини, может быть, в следующий раз.

– Поклянись!

Когда Дэн получил награду, Шона расплакалась: она знала, как много это значит для него, и вместе с тем понимала, что это – полет в стратосферу. Теперь он отдалится от нее, у него начнется другая жизнь и, возможно, появится новая подруга, более соответствующая его звездному статусу.

Но в три часа ночи Дэн завалился к ней в квартиру – в стельку пьяный и изрядно помятый. Смеясь, она пыталась помочь ему снять смокинг, что оказалось непросто – не умолкая ни на минуту, он говорил о том, какой длинной и скучной была церемония и как здорово, что при нем оказалась фляжка с бренди, потому что их очень долго не выпускали из зала.

– В следующем году, Шона, придется тебе составить мне компанию – одному мне больше не вытерпеть. Скажи, что согласна!

– Считай меня возможной кандидатурой, – сказала она, отчаянным усилием пытаясь стянуть с него брюки.

– Но к тому моменту ты будешь моей женой, так что тебе придется.

– Теперь мне окончательно ясно, что ты пьян, – засмеялась она.

– Вовсе нет. Вот… – Он пошарил в кармане и протянул ей коробочку с логотипом «короля бриллиантов» Гарри Уинстона. – Давай, открывай.

Шона взяла коробочку, осторожно открыла и ахнула.

Внутри было кольцо-солитер с огромным бриллиантом в огранке «кушон» – таких она никогда не видела. В свете стоявшей у кровати винтажной лампы в стиле ар-деко его многочисленные грани отражались на потолке калейдоскопом радужных бликов.

– Дэн?..

– Ты согласна, да?

Он качнулся, лицо выражало смесь пьяной любви и легкого беспокойства.

– О, Дэн, да, да, да!!

Она обвила его руками, и он, как подкошенный, рухнул на кровать. Так они лежали, обнявшись и давясь от смеха и слез.

Дэн поцеловал ее с ленивой страстью крепко выпившего человека.

– Я люблю тебя, Шона Джексон.

– И я люблю тебя, Дэн Джексон.

И Дэн, счастливо улыбаясь, тотчас уснул.

Несколько месяцев спустя они поженились на острове Мюстик в присутствии горстки гостей. На церемонию прибыли мать Дэна и его брат с супругой. Рокси, которую сопровождал штатный возлюбленный – доставщик пиццы из Бруклина, где она теперь проживала, была подружкой невесты. «Он привез пепперони и остался!»

Шона также пригласила свою новую приятельницу, визажистку Мэл Розарию, с которой подружилась на съемочной площадке. Теперь она просила ее в каждый свой новый фильм, памятуя слова Дэна: «Тебя должны окружать хорошие люди, которым ты доверяешь».

Родители отказались от долгого путешествия, но отец вручил Шоне обручальное кольцо бабушки. Даже мать прослезилась, узнав о новостях от Шоны, которая приехала их навестить.

Свадебное платье сшила Рокси. Оно было облегающее, без рукавов и бретелек, и шло вразрез с господствующими в восьмидесятых объемными рукавами и подплечниками. Они написали собственные клятвы, и, когда Дэн объявил, что отныне она навсегда в его сердце, Шона расплакалась. Она в свою очередь поклялась всегда быть рядом, какие бы испытания ни уготовила им жизнь. Букет, который она бросила, Рокси ловить не стала – его поймала Мэл. Затем они отправились в бар «У Бэзила», где танцевали под звездами под музыку калипсо.

Прощаясь с гостями, Шона стиснула подругу в объятиях.

– Ты такая красивая и счастливая, – сказала Рокси.

В черном до пола платье с блестками она смотрелась абсолютной противоположностью Шоны.

– Так и есть… А ты?

– Джейкоб – именно тот, кто мне нужен в данный момент. Он отличный любовник и не притворяется, что любит меня.

– Мы проделали такой путь! Трудно поверить, что всего несколько лет назад…

– Молчи! Сегодня не лучший день для подобных воспоминаний.

– Ты права, но я никогда не забуду, даже сегодня.

– Знаю, но теперь ты счастлива, и это главное.

Она жестом изобразила, как поднимает бокал:

– За начало новой главы. И за грядущую жизнь!

Глава шестнадцатая

Первые шаги на пути к славе Шона сделала еще до того, как вышла замуж за Дэна, но, как только его кольцо оказалось у нее на пальце, казалось, перед ней волшебным образом распахнулись все двери. Ей не хотелось думать, что это произошло из-за Дэна, и он старательно убеждал ее, что это не так, но она была полна решимости добиваться всего своими силами.

Она выбирала только проекты, способствующие ее профессиональному росту и общению с людьми, которыми восхищалась. Она избегала блокбастеров, хотя предложения сыпались как из рога изобилия, и ее агент Айзек Орвиц, которого рекомендовал Дэн, поддерживал ее решения. Айзек был человеком старой закалки, его услуги стоили дорого, но клиентов он защищал отчаянно, выбивал отличные условия и к Шоне относился как к дочери.

От него первого Шона узнала о фильме «Только самые смелые», который находился на начальном этапе проектирования. На главную роль уже взяли Джессику Лэнг, но второстепенная, роль жены парализованного ветерана Вьетнама, которому по возвращении домой предстоял долгий путь к выздоровлению, тоже представляла интерес.

– Она не самый приятный персонаж, – объяснял Айзек, – и не в состоянии справиться с тем, что с ним произошло. В итоге она бросает его, но ты сможешь сыграть ее так, что у нее есть сердце.

Прочитав сценарий, Дэн пришел к тому же выводу, что и Айзек, и очень советовал ей взяться за эту работу.

Режиссер имел четкое представление о том, кто ему видится в этой роли, – и это была не Шона. Он хотел Мэри Элизабет Мастрантонио, и Шона понимала, что сможет склонить его в свою сторону, только сделав что-то экстраординарное. Благодаря тому, что ее бывший босс Терри Салливан потянул за нужные ниточки, а Мэл преобразила до неузнаваемости, Шона стала новой официанткой в любимом баре режиссера и несколько вечеров кряду подавала напитки инкогнито, чтобы свести с ним знакомство. Она придумала слезливую историю, что бывший муж, недавно вышедший из тюрьмы, якобы угрожает ее убить и ей нужна тысяча долларов, чтобы уехать из города. Шона была настолько убедительна, что он дал ей деньги наличными и предложил сам отвезти в безопасное место.

Шона вернула деньги через курьера, приложив свою фотографию с автографом и записку, которая гласила: «Надеюсь, я вас убедила?»

И получила роль. И когда история с розыгрышем выплыла наружу, это лишь укрепило ее репутацию как актрисы, готовой пойти на риск ради заветной цели.

Съемки были изнурительными, сцены переснимали месяцами, страсти кипели нешуточные. Она заново открывала в себе эмоции, которых давно не испытывала, и, когда снималась сцена, в которой она уходила от своего экранного мужа, а он кричал, чтобы не бросала его, Шона чуть не отдала концы. Режиссеру пришлось дать ей выходной, чтобы пришла в чувство.

Когда съемки завершились, Шона чувствовала опустошение и вместе с тем душевный подъем. Она раскрылась эмоционально и сыграла свою героиню так, как сама от себя не ожидала, – впервые в жизни она ощущала себя настолько живой.

В следующем году фильм получил номинации практически во всех основных категориях «Золотого глобуса» и «Оскара». Шона и Дэн впервые вместе присутствовали на церемониях вручения наград, и Дэн советовал ей получать удовольствие от происходящего.

– Вот это и есть Голливуд, детка, – сказал он уголком рта с фальшивым американским акцентом, когда они стояли на красной дорожке «Золотого глобуса».

Шона, верная своему обещанию, была в платье, сшитом Рокси. Оно было сине-голубое, сидело точно по фигуре и смотрелось не настолько броско, чтобы затмевать других актрис, номинированных в той же категории, но вместе с тем элегантно, с тонким намеком на стиль Грейс Келли. Шона то и дело щипала себя, не в силах поверить, что она была номинирована. Фильм был по достоинству оценен во всем мире, а ее исполнение роли изломанной, обиженной на жизнь и в то же время несчастной жены привлекло к ней общее внимание.

Весь вечер вспыхивали фотоаппараты, звучали интервью, а потом вдруг Ширли Маклейн стала зачитывать имена номинантов. Шона была уверена, что не выиграет, и сохраняла на лице улыбку, опасаясь, как бы ее расстроенный взгляд не попал в объектив камер. И все же, услышав себя в числе номинантов, она почувствовала внутреннюю тоску – она мечтала получить заветную награду, но не смела на это надеяться.

Ширли Маклейн медленно открыла конверт – казалось, время на секунду остановилось – и радостно взвизгнула:

– Премия в категории «Лучшая актриса второго плана» достается другой рыжуле – Шоне Джексон!

Глаза Дэна сияли любовью и гордостью, когда Шона встала с места. Она держалась со скромным достоинством, поблагодарила режиссера и съемочную группу и посвятила награду раненым ветеранам и членам их семей, которым война принесла столько страданий. Благодарственную речь она отрепетировала заранее, на этом настоял Дэн, хотя Шона была убеждена в том, что шансов на победу у нее нет. И теперь она была признательна ему за настойчивость.

Но когда она позировала для фотографий и отвечала на вопросы журналистов, прижимая к груди «Золотой глобус», она поняла, что единственным человеком, которого она забыла поблагодарить, был Дэн.

Глава семнадцатая

Канны, 2000 г.

Обычно Дэну Джексону нравилось бывать на Каннском кинофестивале. Здесь не было одержимости Голливудом, европейская направленность предполагала встречи с режиссерами-единомышленниками и беседы с вдумчивыми интервьюерами о любви к кино. Тем не менее график был сумасшедший, только сегодня у него брали интервью Джонатон Росс, «Развлечения сегодня вечером», BBC и голландская съемочная группа. За обедом он обсуждал с Сэмом Мендесом финансирование нового проекта, а вечером они с Шоной ужинали с Тимом Роббинсом и Сьюзан Сарандон после показа фильма «Колыбель будет качаться», который претендовал на заветную «Золотую пальмовую ветвь». Но плотный график был наименьшей из его проблем.

В данный момент Шона давала интервью французскому телешоу, а он остался в отеле – это было его единственное маленькое «окошко». Он собирался быстро принять душ и одеться.

Дэн стоял в ванной и разглядывал себя в большое зеркало с подсветкой, которое ничего не скрывало. Ему было под пятьдесят, и часы, проведенные на беговой дорожке в домашнем спортзале, или бег трусцой по променаду неподалеку от их растянувшегося вдоль побережья особняка в Малибу никак не влияли на жировые отложения, скопившиеся на боках. В каштановых волосах сильно проглядывала седина, лицо покрывали – он предпочитал думать «прорезали» – морщины, под покрасневшими глазами набрякли мешки. Боже, ему нужно поспать.

Он, как всегда, брызнул на себя «4711» – Шона заботилась о том, чтобы запас одеколона не иссякал. «Мне нравится по запаху определять, что ты близко», – шутила она. Потом он открыл несессер и достал пузырек с таблетками.

– Вам нужно притормозить, – сказал врач. – Никакого табака, алкоголя и «снежка» – у вас давление зашкаливает.

Дэн запрокинул голову и проглотил суточную дозу таблеток от гипертонии. Он не был уверен в том, что они помогают.

Потом он прошел в спальню и сел на край кровати. Они остановились в отеле «Барьер Ле Мажестик», окна апартаментов выходили на набережную Круазетт, а дальше открывался вид на Средиземное море. Не в первый раз Дэн подумывал о том, чтобы спуститься к берегу, войти в море – и не вернуться.

На него опять накатили угрызения совести, в желудке возник спазм. Он подавил страх, ощущение того, что жизнь вышла из-под контроля, и попытался сосредоточиться на сборах, поиске носков, галстука… В отсутствие Шоны он чувствовал себя здесь не в своей тарелке и знал, что без нее он будет чувствовать себя так в жизни. Как его угораздило вляпаться в это дерьмо?

Зазвонил телефон. Он поднял трубку, надеясь, что это Шона, – звук ее голоса успокоит его, хотя бы на мгновение.

– Дэн Джексон.

– Дэн… это я.

Голос был женский, акцент – американский, с толикой латиноамериканского выговора.

Желудок снова скрутило.

– Я же сказал не звонить мне – каким чудом тебя соединили?

– У меня не только смазливая мордашка, – отрезала она. – А что еще мне оставалось делать? Ты не отвечаешь ни по мобильному, ни на звонки в офис, – голос звучал раздраженно. – Тебе не удастся так просто вычеркнуть меня из своей жизни, Дэн. Даже не надейся.

Дэн поморщился и провел рукой по лбу, на котором выступили капли пота.

– Я тебя не игнорирую, но пойми, я не могу сделать то, о чем ты просишь…

– Когда трахал меня, ты говорил иначе. Тогда ты меня хотел.

– Да… я знаю… Только тогда я почти не соображал.

– Ты ублюдок. Получил свое, а теперь хочешь оставить меня и нашего сына ни с чем.

– Я дал тебе денег более чем достаточно, но я не могу… На шантаж я не поддамся.

– Вот тут ты ошибаешься. Ты заплатишь. Еще как заплатишь.

Она повесила трубку, оставив Дэна в испарине, с колотящимся сердцем. В этот момент в номер вошла Шона, одетая в классическую розово-черную «двойку» «Шанель» и сопровождаемая дуновением «№ 5». Она бросила на кровать «Биркин» и поцеловала его в голову.

– Слава богу, закончилось! Если еще один интервьюер спросит, почему я отказалась от «Влюбленного Шекспира», у меня случится истерика. Гвинни идеальна в этой роли. Налей-ка мне выпить, милый.

Только тут она заметила, что лицо Дэна пепельно-серого цвета.

– Дэн, о боже, что случилось? – Она присела возле него. – Вызвать доктора?

– К черту доктора! – рявкнул он. Затем, сделав глубокий вдох, поднял руку, как бы сдерживая волнение, и заговорил более спокойно: – Правда, Шона, я в порядке. Наверное, переутомился, вот и все.

– Ты уверен? Выглядишь ужасно.

– Это мило, – он невесело рассмеялся.

– Дэн, ты понимаешь, о чем я. Что-то не так.

Превозмогая себя, он постарался улыбнуться и успокоить ее.

– Дорогая, я в полном порядке. В Каннах это вечная история – слишком много кордон блю и отличного бренди. Пожалуйста, не волнуйся.

Он бросил выразительный взгляд на часы – эти «Патек Филипп» Шона подарила ему на десятую годовщину свадьбы.

– Лучше прими ванну, впереди еще одна долгая ночь.

– Слушай, мы можем отказаться. Важнее, чтобы ты отдохнул – помнишь, что доктор сказал о давлении?

Его терпение лопнуло.

– К дьяволу доктора! Это не он, а я – гребаный режиссер на содержании у студии, которая выжимает все соки.

Уязвленная, Шона смирилась.

– Ты сам выбрал эту жизнь, Дэн. Мы оба ее выбрали, но это не значит, что она должна разрушить твое здоровье – или наш брак.

– Ты так же думала, когда упорхнула на полгода на съемки с Ричардом Гиром?

Его слова звучали как обвинение. Глаза Шоны блеснули.

– Ты сам посоветовал мне согласиться. «Хорошо бы тебе сняться в комедии», – сказал ты.

Дэн протер глаза. Он устал от бесконечных препирательств и знал, что причина была в нем самом.

– Шона, мы можем хоть на пять минут не говорить о твоей гребаной карьере?

– Хорошо. Я приму ванну.

Она вошла в огромную ванную комнату, оборудованную утопленной в пол ванной из золотого мрамора, и захлопнула дверь.

Дэн понимал, что Шона не заслуживала его колкостей. Досадуя на себя, он провел рукой по подбородку, потянулся к тумбочке, из верхнего ящика достал таблетницу и вынул бумажку с белым порошком, который врач ему не прописывал. Отмерив крошечной ложечкой небольшое количество, он с помощью кредитной карты разделил порошок на две дорожки, скрутил трубочкой купюру в двадцать евро и втянул кокаин.

Ему сразу стало лучше. Он взял телефон и позвонил своему бухгалтеру в Нью-Йорке. Пока устанавливалось соединение, он нетерпеливо постукивал ногой.

– Эйб, это Дэн Джексон. Помнишь, я говорил тебе перевести сто тысяч на имя Фрэнки Мартинес? Мне нужно, чтобы ты сделал еще один перевод.

Он отодвинул трубку подальше от его уха, пока Эйб кричал в ответ.

– Да, знаю, она актриса эпизода. Я знаю, что это безумие, – но сделай, как я прошу, отправь ей еще сто штук. И держи рот на замке, ладно? Шона не должна узнать.

Шона чувствовала себя обособленно, когда они с Дэном позировали для папарацци возле кинотеатра, в котором проходил вечер. Хотя фестиваль был утомительным и однообразным, мероприятия тянулись допоздна, но усилия, затраченные на то, чтобы выглядеть гламурно и радостно, себя оправдывали. Подобные торжества на красной ковровой дорожке держали в тонусе киноиндустрию. Поднятая вокруг них шумиха способствовала бизнесу и была жизненно необходима для малобюджетных фильмов, которым в противном случае пришлось бы отчаянно бороться за толику внимания. Однако этим вечером Шона действовала на автопилоте, ее мысли были заняты мучительной проблемой, которая много месяцев не давала ей покоя: Дэн что-то от нее скрывал, и с их браком творилось что-то ужасное.

И дело было не только в том, что он все чаще нюхал кокаин. В Малибу у них был огромный дом, где у обоих были свои апартаменты, но они все равно спали вместе, и, хотя он старался прятать улики, она замечала неладное. В прошлом году это стало еще явственнее, потому что он все небрежнее заметал следы на стеклянном столе в кабинете. Перепады настроения были непредсказуемыми и постоянными. Когда она попыталась затронуть эту тему, он ушел от разговора, мужская гордость не позволила ему открыться ей. Замечательный во многих отношениях, Дэн был старомоден и держал проблемы при себе.

Семейные неурядицы участились за последнюю пару лет. Съемки в Шотландии, ознаменовавшиеся скандалом, когда режиссер в разгар работы покинул проект, обернулись для них долгой вынужденной разлукой. Как она сейчас понимала, это было ошибкой. Когда все пошло вкривь и вкось, Дэн умолял ее вернуться в Лос-Анджелес, но Шона сочла это непорядочным по отношению к съемочной группе. Когда она вернулась, Дэн уже отбыл в Южную Америку. По условиям контракта, он снимал драму, действие которой происходило в тропическом лесу, хотя ни физических, ни душевных сил у него на это не было.

Когда они снова увиделись, миновало полгода. Дэн внешне заметно сдал – похудел и выглядел так, будто постарел лет на десять. Но самое худшее было в том, что он, казалось, эмоционально отдалился от нее. Когда он уставал или находился в состоянии стресса, он начинал придираться к ней, обвинял в эгоцентризме, говорил, что ее заботит только карьера. Опасаясь того, что в его словах есть доля правды, она всеми силами старалась вернуть его доверие и отказывалась от проектов, связанных с разъездами. Но что бы она ни делала, этого всегда было мало.

Фотографы приветствовали их обоих, забрасывали ее вопросами на испанском, итальянском, французском и английском – она даже не пыталась ответить, ограничиваясь улыбками и взмахами руки.

А может, пора сделать перерыв в карьере? Врач прописал Дэну сердечные препараты, и сегодня она встревожилась не на шутку. Да… перерыв на год-другой пойдет им на пользу, если удастся убедить Дэна сделать то же самое. Они могли бы вернуться в Ирландию и обосноваться, может, не в Эннискреа, но где-нибудь неподалеку, чтобы она могла навещать отца. Дэн любил западное побережье Ирландии, они оба его любили и запросто найдут красивое уединенное местечко, где их ничто не будет отвлекать. Может быть, Дэн напишет книгу о французском кино, а она возьмется за роман…

Когда они вошли в вестибюль, Дэн опустил руку и, не сказав ни слова, направился к Дэвиду Линчу и завязал с ним разговор. Оказаться одной на вечеринке, пусть даже на несколько мгновений, – Шона давно отвыкла от этого. Она взяла у официанта бокал шампанского и окинула взглядом переполненный зал. Сьюзен Сарандон болтала с Биллом Мюрреем, Эмили Уотсон, заметив ее, одними губами произнесла: «Увидимся за ужином». Шона ответила улыбкой и подняла вверх большой палец.

Внезапно ее сердце екнуло: взгляд выхватил лицо, которое она надеялась никогда больше не увидеть. Тотчас всколыхнулись непрошеные чувства и вернули ее в то время и место, которые она изо всех сил пыталась забыть. С момента их последней встречи женщина изменилась, но это точно была она, София Константис, в ней по-прежнему чувствовались повадки властной кошки – неслучайно Шантель называла ее «тигрицей». Шона сделала шаг в сторону и спряталась за колонну. София с беспечным видом оглядывала зал, не обращая внимания на низкорослого лысоватого толстяка, который, судя по всему, намеревался с ней заговорить. И прежде чем мысль успела оформиться в голове у Шоны – что Деметриос тоже находится где-то тут, – рядом с Софией возник мужчина. Шона увидела его лицо лишь мельком, потому что он сразу отвернулся, но она узнала Деметриоса. Все та же уверенная осанка, все то же красивое загорелое лицо, а в волосах слегка проглядывает седина, но это только добавляет ему привлекательности.

Ей бы очень хотелось полюбоваться им из своего укрытия, но она боялась, что, уступив желанию, окажется не в силах сопротивляться магнетическому притяжению, которое, судя по всему, по-прежнему имело власть над ней. «Не будь смешной, – сказала она себе, – это просто фактор неожиданности». Когда Рокси с радостным видом сообщила, что, по утверждениям всех европейских таблоидов, их брак находится на грани, Шона сказала, что ей это неинтересно ни в малейшей степени. И тогда она не кривила душой, а вот теперь она стоит, не в силах оторвать от него взгляд. Как так получается, что в присутствии Деметриоса она всегда ведет себя как дура?

Шона не успела обдумать эту мысль, потому что рядом появился Дэн.

– Почему ты прячешься? Я думал, смысл таких мероприятий – быть на виду. – Он оглянулся через плечо. – Пойдем, уже запускают.

Она взяла Дэна за руку, изобразила лучшую улыбку, и вместе они пересекли вестибюль. Если бы Шона бросила взгляд в их сторону – чего она не сделала, – она бы увидела, как окаменело лицо Софии, как нахмурил брови и недоуменно посмотрел им вслед Деметриос, когда они продефилировали мимо и исчезли на лестнице с красной ковровой дорожкой.

Глава восемнадцатая

Деметриос Теодосис смотрел на Гудзон из своего офиса на вершине Рокфеллер-центра в Манхэттене. Он принял решение перенести штаб-квартиру компании из Афин в Нью-Йорк четыре года назад, когда его дочь уехала из Греции, чтобы учиться в закрытой школе в Англии. С ее отъездом у него больше не было причин оставаться в Греции, зато имелись все основания для побега. Будь Лукас Константис по-прежнему президентом компании, он бы наложил вето на этот шаг уже потому, что инициатива исходила от Деметриоса. Но после смерти Лукаса в 1996 году Деметриос наконец получил контроль над «Греческими предприятиями» – компанией, образованной в результате слияния семейных холдингов Теодосиса и Константиса.

Провозглашая тост за жениха и невесту на свадьбе, скрепившей слияние, Лукас торжественно объявил:

– Объединимся для потомков!

Но никакого единства между ними никогда не было. Деметриос печально думал об этом, глядя на лежавшие на столе бумаги – вступившее в силу решение суда о расторжении брака, которое знаменовало конец этого фарса.

До сих пор им удавалось скрывать развод от таблоидов, но Деметриоса уже давно не заботило, что кто-то там думает о его браке. Они с Софией изначально не подходили друг другу и вечно скандалили. Она ничего не понимала в бизнесе и в том, как много времени отнимают дела, а он… ну, он никогда не любил ее. Он надеялся, что со временем любовь придет, но просчитался. С годами противоречия между ними только обострились. Ради семьи они продолжали притворяться и сохраняли брак, хотя у обоих на стороне были интрижки, тайные и не очень, и целое состояние было потрачено на взятки и судебные запреты, чтобы последующие скандалы не попадали в газеты и папарацци с длиннофокусными объективами умерили прыть. Деметриос наплевал бы на огласку, но если бы Ариана узнала, что родители на дух не выносят друг друга, ее сердце было бы разбито.

Он взял в руки стоявшую на столе фотографию дочери в золотой рамке. Ариане исполнилось шестнадцать. Она уже задумалась о том, в какой университет будет поступать. Деметриос хотел, чтобы дочь пошла по его стопам и училась в Гарварде, а мать настаивала на Оксфорде или Кембридже. София, безусловно, приложит все силы, чтобы Ариана осталась в Англии, но вмешиваться он не собирался. Его самым сокровенным желанием было, чтобы его единственный ребенок был свободен в выборе своего жизненного пути.

Он достал ручку «Ватерман», мгновение поколебался и поставил размашистую подпись. Адвокаты потратили на переговоры несколько месяцев. София никогда не интересовалась бизнесом, и хотя они не переваривали друг друга, но интересы Арианы для обоих были превыше всего. Это означало сохранение «Греческих предприятий», наследия, которое однажды перейдет к ней. Поэтому они договорились о том, что развод должен быть максимально быстрым и безболезненным. Теперь у Софии появлялась возможность перейти к следующему жизненному этапу, вероятно, выйти замуж за менеджера хедж-фонда и навсегда обосноваться в Лондоне, где большую часть времени она будет шопиться на Бонд-стрит или в «Хэрродз».

Что касается его… Деметриос взял чашку кофе и подошел к окну. В молодости он любил Нью-Йорк, но теперь мечтал о простой жизни, которую знал на Итосе. Нью-Йорк, пожалуй, был идеальным местом для охочего до жизни юноши, но чего хотелось ему теперь, когда он стал старше… и чувствовал себя более одиноким?

«Когда ты начал упиваться жалостью к себе, старик?» – упрекнул он себя.

Деметриос вернулся к столу, положил бумаги в лоток для исходящих документов и попросил секретаря доставить их адвокату в тот же день. Тут его взгляд упал на журнал «Эмпайр», купленный накануне в газетном киоске.

Обложку украшала фотография актрисы Шоны Джексон. Зеленые глаза смотрели бесстрастно, светлые мелированные волосы рыжели у корней.

Несколько мгновений он вглядывался в черты прекрасного лица и вникал в смысл заголовка:

Шона Джексон,
экспортная гордость Ирландии, —
вместе с ней на съемках нового фильма

Деметриос сцепил пальцы под подбородком. Где были его глаза все эти годы? Да, другой возможности смотреть фильмы, кроме как во время трансатлантических перелетов, у него не было, но даже тогда он отвлекался на бумаги или отсыпался. Как он мог ее проглядеть? У него что, были шоры на глазах?

А может, показалось? Деметриос снова бросил взгляд на фотографию. Нет, это определенно была она. Он утвердился в этой мысли еще месяц назад, когда мельком увидел ее в Каннах. Тогда они с Софией последний раз вышли в свет вместе, и он согласился на это только потому, что Ариана увидела приглашение от новой продюсерской компании, ищущей инвесторов, и загорелась желанием туда поехать. Когда актриса, очевидно с мужем, прошла мимо, он поинтересовался у дочери, кто это такая. Ариана закатила глаза:

– Папа, ты что, в пещере живешь? Это Шона Джексон, суперзвезда.

С той поры Деметриос стал скупать все журналы со сплетнями о знаменитостях, пытаясь узнать больше. Пока ему удалось выяснить, что киноактриса и ее муж – режиссер Дэн Джексон – ревностно охраняют свою частную жизнь. Она редко попадала в кадр в Лос-Анджелесе, а официальная информация о ней мало что проясняла. Он пытался вспомнить, что рассказывала о себе Шона. Кажется, она была родом с западного побережья Ирландии, но откуда именно? Как называлось то местечко? Он проклинал себя за то, что так мало знал о женщине, в которую влюбился.

Холодные зеленые глаза по-прежнему бесстрастно смотрели на него с обложки журнала. Неужели это его Шона? Деметриос поморщился, напомнив себе, что она уже давно не его Шона… он позволил ей уехать, время упущено, и сейчас уже ничего не исправить.

Он бросил журнал в корзинку у стола. Какой смысл ворошить прошлое после стольких лет?

Фрэнки Мартинес уложила сынишку в кровать и подоткнула одеяло. Крохотная комнатка в Линкольн-Хайтс – это все, на что хватало ее средств. Было только шесть вечера, но в открытое окно уже врывалась симфония завывающих сирен – копы устраивали облаву на подростковую банду после очередного мотообстрела. При мысли о том, что малыш Александер растет в этом районе, Фрэнки становилось жутко. Она видела, во что тут превратилась жизнь ее братьев.

– Маме пора идти, мой дорогой.

– Пожалуйста, мамочка, не уходи! – умолял он, глядя широко раскрытыми испуганными глазами. Так было всегда, когда сынишка оставался один.

– Я ненадолго, обещаю.

– Ты и раньше так говорила, а потом долго не приходила.

Его голубые глаза смотрели на нее с упреком.

– Извини, я больше не буду.

Фрэнки надеялась, что на этот раз так и будет. Ей очень не хотелось оставлять сынишку одного, но другого выхода не было. С прошлого года он посещал государственное дошкольное учреждение, куда брали детей с трехлетнего возраста, что позволяло ей работать по семь часов в местной мелочной лавке, но услуги няни ее минимальная заработная плата не покрывала. Иногда старушка, проживавшая по соседству, брала к себе Алекса на пару часов, но сейчас ее не было дома. А если Фрэнки не поторопится, то пропустит часы посещения в больнице и не навестит сестру.

– Помнишь, что нужно делать, чтобы заснуть?

– Считать лам в горах. Как они перепрыгивают через стенку, чтобы добраться до вкусной травки.

– Верно, милый. Так что обними альпаку Альфи и начинай считать. И сразу заснешь.

Малыш прижал к себе игрушку, и большая слеза скатилась по его мордашке.

– Правильно, милый, будь смелым мальчиком и ничего не бойся. Я скоро вернусь, хорошо?

Александер кивнул, Фрэнки поцеловала его и накинула бомбер поверх черной футболки. Выскользнув из квартиры, она убедилась, что дверь прочно заперта, и побежала по грязному коридору мимо других обшарпанных квартир. В одной вопил младенец и слышались скандалящие голоса, в другой на полную мощность орала музыкальная заставка из «Кто хочет стать миллионером?».

Номер 251, который шел до больницы, ожидался с минуты на минуту, поэтому Фрэнки помчалась по улице и прибежала к остановке почти впритык. Едва она успела выдохнуть, как подъехал знакомый оранжевый автобус. Оплатив проезд, она направилась в хвост, миновав крепко спящего бомжа, одетого как капуста, и старуху, которая что-то бормотала себе под нос. Фрэнки села, мысленно отключилась и стала смотреть на автостраду. Машины со свистом проносились мимо, автобус медленно катил по правой полосе, до больницы оставалось еще двадцать пять минут езды, и при мысли о том, что там, впереди, в голове у нее был полный хаос и кошмар.

Ее родители были нелегальными иммигрантами из Мексики. Отца она никогда не знала, он ушел вскоре после ее рождения, оставив жену с четырьмя детьми в бедном районе Южного Лос-Анджелеса. Мать изо всех сил пыталась свести концы с концами – с утра до вечера работала уборщицей и надолго уходила из дома. Она всеми силами старалась привить детям правильные ценности, но не могла тягаться с двумя пороками, идущими в одной связке, – уличными бандами и мучительной нищетой, которая способствовала пополнению численности банд.

Катастрофа разразилась, когда матери диагностировали агрессивную форму рака молочной железы. Без медицинской страховки и сбережений возможности ее лечения были ограниченны. Мать умерла, когда ей было немногим за сорок, оставив детей на попечении старшей сестры Изабелл. Хотя та изо всех сил старалась быть для них троих сестрой и матерью, но мальчиков уже было не спасти. Младшего убили в поножовщине, а старший в настоящее время отбывал два пожизненных срока в Сан-Квентинской тюрьме.

В семье Фрэнки была мечтательницей и, сколько себя помнила, всегда хотела стать актрисой. Но хотя Страна Свободы сулила богатство тем, кто усердно трудится, успех ускользал от нее. До рождения сына Фрэнки проходила одно «постельное собеседование» за другим, но это окупалось лишь эпизодическими ролями в третьеразрядных картинах. Казалось, перемены наметились, когда она получила небольшую роль со словами в фильме Дэна Джексона. Как водится, она играла проститутку – ее всегда звали на проституток или официанток, – но хотя сцен было мало, она, в короткой кожаной юбке и черном кружевном топе с глубоким вырезом, произвела впечатление. По крайней мере, так ей казалось, но больше предложений не поступало, и Фрэнки пришлось устроиться в бар, чтобы помочь сестре оплачивать счета. А потом как-то вечером к ним в бар заглянул не кто иной, как Дэн Джексон.

– Что-то вы далеко от дома, мистер Джексон, – сказала она, ставя перед ним чистый виски.

– Мы знакомы?

В этом районе его английский акцент звучал неуместно, привлекая внимание подонков, зависавших в баре.

– Вы бы побереглись: тут, не ровен час, кошелек свистнут, так что глядите в оба, – предупредила она.

Но он проигнорировал ее слова и продолжал пить, а она зыркала по сторонам, взглядом предостерегая падальщиков, увидевших в нем легкую добычу.

Фрэнки знала, что привлекает внимание, – у нее были черные волосы и черные глаза, клубнично-красные губы и фигура «песочные часы», но ее интересовали только мужчины, способные стать для нее трамплином из бедности. Она знала, что должна распорядиться божьими дарами с умом – от этого зависел ее единственный шанс на лучшую жизнь.

– Мы знакомы? – пробормотал Дэн.

Он щурился, пытаясь пробиться сквозь алкогольные пары, затуманивавшие его зрение и память.

Она назвала себя и напомнила, что снималась в его картине.

– О да – проститутка номер один. Мне помнится, ты произвела большое впечатление. – Ее задело, что он помнил только роль, а не ее саму, но улыбнулась. – Что ты делаешь в этой помойке?

– Я сама оплачиваю счета. В отличие от актрисулек-блондинок с голубыми глазами, которым богатые папики оплачивают апартаменты в Бель-Эйр, мне не так повезло. В любом случае у меня к вам тот же вопрос. Что вы здесь делаете и не пора ли вам домой к жене – как там ее, Шона Джексон?

– Ах да! – Дэн поднял стакан. – За бесподобную, изумительную и всеми любимую Шону Джексон!

Фрэнки уловила интонации недовольного мужа. В свое время она их наслушалась.

– Моя жена в Ирландии… и я… – Он осушил стакан и сделал знак, чтобы она снова налила виски. – Я предоставлен самому себе, пока она там совершенствует мастерство с Ричардом Гиром!

Он снова залпом осушил стакан и слегка поежился, когда золотая жидкость пошла по пищеводу.

– В любом случае рад встрече – зови меня Дэн.

– Эй, Дэн, может, вам немного притормозить, – сказала она, но еще одну порцию тем не менее налила.

Страдания – это область возможностей. Фрэнки душевно отнеслась к Дэну Джексону: расспросила о жизни, с пониманием поинтересовалась работой и осторожно переключила его внимание с жены на себя. Той ночью она затолкала его в такси и обрадовалась, когда следующим вечером он снова пришел и последующим тоже, ища встречи с ней. Фрэнки знала, что ему льстило ее внимание – черт возьми, мужик был лет на двадцать старше ее, но он ей нравился. Он был добр и, несмотря на то что был явно несчастлив в браке, жену не ругал. Фрэнки, судя по всему, тоже была ему симпатична, так почему бы не поощрить его?

Как-то он выпил даже больше обычного, и, когда вернулся из туалета, Фрэнки заметила у него под носом характерные следы белого порошка.

– Что, Дэн, душа не на месте, да? – спросила она.

Он сказал, что жена задерживается на съемках в Европе. На несколько месяцев. Дэн явно чувствовал себя одиноко, и ей тоже было одиноко. Все парни, с которыми она встречалась, хотели одного – трахнуть ее, а Дэн был человек обходительный. Поэтому она попросила сменщицу ее прикрыть, пообещав потом отработать, и подошла к Дэну.

– Давайте-ка уйдем отсюда, Дэн. Только выпивки и кокаина вам сегодня мало, нужно кое-что еще.

Она отвезла его в приличный мотель в лучшей части города и занялась с ним любовью. И когда он овладел ею, она улыбнулась, уверенная, что Дэн Джексон был ее билетом в светлое будущее.

Автобус остановился возле больницы. Фрэнки поблагодарила водителя, быстро пересекла вестибюль и поднялась на десятый этаж.

Многолетняя опека над младшими детьми подкосила Изабелл, и по жестокой иронии судьбы у нее развилась та же форма рака, которая погубила их мать. Но благодаря Фрэнки ее лечили самыми оптимальными методами.

В данный момент у постели Изабелл находилась медсестра, которая снимала данные мониторов и делала заметки.

– Привет, Руби, – приветствовала ее Фрэнки.

– О, Франческа, можно вас на пару слов? – радостно откликнулась та и, как только они вышли в коридор, продолжила: – Изабелл сегодня чувствует себя неважно – химия не проходит бесследно. У нее была сильная рвота, и теперь она ослабела. Так что не задерживайтесь слишком долго, ладно?

Фрэнки кивнула и, вернувшись в палату, села в кресло у кровати.

Волосы у Изабелл выпали, голову прикрывала шапка-бини. Кожа выглядела бледной и тонкой, как бумага, а губы имели синюшный оттенок. Веки были опущены.

– Hola, cariño mio^[11]. – Фрэнки взяла Изабелл за руку, и ее веки дрогнули.

– Hola, hermanita^[12], – чуть улыбнувшись, прошептала та в ответ.

– Ты лучше молчи, – сказала Фрэнки.

– Дерьмовый день сегодня.

– Я знаю, просто отдохни сейчас.

Изабелл открыла один глаз.

– Где Алекс? – с беспокойством спросила она.

– С ним все в порядке, за ним присматривает подруга, – солгала Фрэнки.

Узнай Изабелл, что Фрэнки оставила малыша одного, потому что иной возможности увидеть любимую сестру у нее не было, она подняла бы страшную бучу.

– Крепко обними моего племянника, слышишь?

– Обещаю. Мне уйти?

Изабелл смотрела на Фрэнки, ее веки трепетали, силясь оставаться открытыми.

– Пока не уходи, Фрэнки, побудь еще чуток.

Фрэнки тихо сидела, держа сестру за руку, и напевала любимую колыбельную матери «Луна Лунера» о молодом человеке, который просит луну сказать его возлюбленной, что он любит ее.

Когда сестра задремала, мысли Фрэнки снова обратились к Дэну. Она надеялась, что он распахнет перед ней двери, поможет получить роль, за которую заплатят большие деньги, и она пойдет по пути славы. В конце концов, он же сделал это для своей жены. Фрэнки не считала свои притязания необоснованными, она понимала, что ее козырь – сексуальная привлекательность, а не актерский талант, но разве этого мало для «Спасателей Малибу» или «Диагноз: убийство»? Однако все пошло не так, как она планировала. Дэн отказался играть в эту игру. Сказал, что их короткий роман был ошибкой и для него все кончено. Фрэнки не считала себя жестокой, но не без злорадства огорошила его известием о том, что ждет от него ребенка.

Сначала он пошел в отказ, называл ее мошенницей и лгуньей, но Фрэнки взяла паузу и, когда родился Алекс, пришла в восторг от того, что он выглядел копией своего папаши.

Тогда она отправила в офис Дэна в «Бербанк Студиос» посылку, куда положила пластиковый идентификационный браслет из роддома, на котором было указано имя – Александер Родриго Джексон, и увеличенную фотографию их сына с копной каштановых волос и глазами как у Дэна.

Тогда Дэн согласился встретиться с ней наедине, без мальчика.

– Что тебе от меня нужно? – требовательно осведомился он, сжав губы.

Фрэнки поняла, что за фасадом «приличного человека» скрывался обычный мужчина – он с радостью ею воспользовался, а после выкинул, не считая себя ответственным за предсказуемые последствия.

– Мне нужно сто тысяч долларов и главная роль в твоем следующем фильме.

– Смеешься?

– Я серьезно. У меня на быстром наборе журналист из «Нэшнл Инквайрер», и я готова поделиться с ним подробностями.

Роль он ей не дал, но отступные заплатил.

Фрэнки хотела на этом успокоиться. Если не сорить деньгами, их хватит на годы или по крайней мере настолько, чтобы дать сыну достойный жизненный старт. Изабелл обожала племянника и настояла на том, чтобы нянчиться с ним. Так они стали жить вместе счастливой маленькой семьей, и это продолжалось ровно до тех пор, пока Изабелл не стало плохо. Тогда они узнали, что у нее рак, и это изменило все. Когда врач сказал Фрэнки, что без химиотерапии сестра сгорит за несколько месяцев, она спустила все подчистую на оплату медицинских счетов. А когда деньги закончились, позвонила Дэну и потребовала еще сто тысяч.

Дыхание Изабелл стало глубже, грудь поднималась и опускалась более ритмично. Фрэнки встала, надела куртку и, поцеловав сестру в лоб, сказала:

– Те amo, pequeña madre^[13].

«Маленькая мама» – так она всегда называла Изабелл.

Было уже восемь часов, до прибытия автобуса оставалось десять минут, но на пути к лифту Фрэнки увидела врача. Он был совсем молодой, лет тридцати, и Фрэнки всегда казалось, что он немного похож на Джорджа Клуни в «Скорой помощи».

– Добрый вечер, Франческа, у вас есть минутка?

– Ммм, здравствуйте, доктор Скотт, вообще-то я тороплюсь…

– Я вас долго не задержу. Просто хочу сказать, что лечение вашей сестры дает хороший результат. Мы сделали несколько снимков и уверены, что рак уменьшается.

Фрэнки почувствовала, как забилось сердце.

– Замечательно! Значит, она скоро сможет вернуться домой?

– Мы ведь уже говорили, это очень агрессивная форма рака. Потребуются месяцы лечения, прежде чем мы сможем с уверенностью говорить о ремиссии.

Лицо Фрэнки помрачнело.

– Но ведь это хорошие новости, да?

Доктор кивнул.

– Это так… пока вы можете продолжать лечение. Оно ультрасовременное, но очень дорогое.

Фрэнки нахмурилась.

– Я же говорила, что о деньгах не нужно беспокоиться. Я ведь нашла их, разве нет?

– Да, Франческа, но нам потребуется еще…

Фрэнки вздернула подбородок.

– Деньги для нее я найду, чего бы это ни стоило. Это стопроцентно. Послушайте, док, мне нужно бежать.

– Конечно. До свидания, Франческа.

Фрэнки пронеслась мимо лифта и бегом помчалась вниз по лестнице. Доктор Скотт посмотрел ей вслед и покачал головой. Лечение рака может обойтись в сотни тысяч долларов. Он понятия не имел, откуда у Фрэнки средства на лечение сестры, – не его дело задавать подобные вопросы. Систему здравоохранения в США едва ли можно назвать справедливой, и пустое любопытство ни к чему хорошему не ведет. Врач надеялся на то, что раз сестра Изабелл нашла деньги один раз, то сможет сделать это снова.

Глава девятнадцатая

Шона не считала себя любопытной, но любознательность, скажем честно, была в ее характере, поэтому она, подслушивая под дверью кабинета мужа, глушила в себе чувство вины.

С Дэном определенно что-то было не так. Он снова слишком много пил и, судя по следам, которые она неоднократно находила дома в Малибу, все чаще употреблял наркотики. Когда она поднимала эту тему, он огрызался и говорил ей, чтобы отстала, поэтому она была вынуждена прибегать к уловкам.

Массивная деревянная дверь заглушала звуки, и поначалу Шона ничего не слышала, но потом вдруг Дэн перешел на крик, обвиняя кого-то в вымогательстве и говоря, что из него выжимают последнее.

Шона знала, что с финансированием последнего проекта возникли проблемы, возможно, это как-то связано с этим. В кинобизнесе драмы разворачиваются не только на большом экране. Актеры, режиссеры и продюсеры склонны к эмоциональным реакциям, доходящим порой до истерики, когда не могут получить желаемое. Должно быть, именно это происходит с Дэном. Ведь насчет шантажа он, конечно же, не всерьез? Шона покачала головой и направилась в свой кабинет, окна которого выходили на Тихий океан. Их дом стоил три миллиона долларов, и вид на океан открывался практически из всех комнат. В кабинете у Дэна была библиотека, а у Шоны – ее любимая коллекция в стиле ар-деко, которую она собирала с тех пор, как переехала в Лос-Анджелес.

Сейчас она окончательно утвердилась в мысли, что им нужно вдвоем уехать и сделать перерыв. Они оба слишком много работали и давно вели разговоры о поездке в Европу – Шона мечтала о том, как они поедут в Рим и Париж и снова почувствуют себя туристами. Может, тогда, в более спокойной обстановке, она снова поговорит с ним о ребенке. Они были женаты уже почти тринадцать лет, но все это время получалось так, что работа была для обоих на первом месте. Она не была готова… но теперь жаждала ощутить прикосновение цепких детских пальчиков, почувствовать сладкий запах сына или дочки, крепко спящих у нее на груди. Шона знала, что Дэн будет замечательным отцом.

А какой матерью будет она? Шона редко позволяла себе предаваться этим мыслям, но сегодня была не в силах им сопротивляться. Да, вдали от прессинга Голливуда они смогут быть собой и снова обретут друг друга.

Шона упала на большой кожаный диван и посмотрела на стопку сценариев, полученных от Айзека на этой неделе. Он отправлял ей только самые интересные, но стоило ей открыть первый – он был от Джулиана Феллоуза, старинного приятеля Дэна, – как телефон зазвонил.

Это был Айзек.

– Эй, куколка, как дела?

Он звонил из офиса в Нью-Йорке, и Шона мысленно представила, как Айзек, покуривая кубинскую сигару, смотрит на Центральный парк.

– Слушай, Айзек, расскажи-ка о сценарии «Госфорд-парка»…

– Подожди, я только что услышал о проекте, который тебя точно заинтересует.

– Не знаю, Айзек. Я думаю на время прерваться, чтобы мы с Дэном могли уехать из Лос-Анджелеса. Он слишком много работал и очень нуждается в отдыхе. А съемки в Англии станут отличным компромиссом: пока я работаю, Дэн отдохнет, побудет с семьей и…

– Для начала выслушай, а потом решай.

– Хорошо, Айзек. Я вижу, пока не расскажешь, ты не успокоишься.

– Ты погоди… Сейчас запускается биографический фильм о Грейс Келли.

Шона рассмеялась – Айзек слишком хорошо знал ее.

– Допустим, ты меня зацепил. И кто запускает?

– «Коламбия Пикчерз» – они хотят Стивена Спилберга, а он подпишется под этим только в том случае, если ты согласишься.

Шона почувствовала знакомый прилив адреналина, особое волнение, которое актриса испытывает очень редко. Спилберг – режиссер, а она в роли Грейс. Должно быть, это сон.

– Айзек, ты уверен?

– Как никогда в жизни. Он хочет встретиться с тобой и обсудить роль.

– Когда?

– Скоро. Ну что, загорелась?

Шона сделала глубокий вдох, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце.

– Как никогда в жизни.

– Так я и думал… что ж, предоставь это мне.

Сказав это, он отключился.

Шона постояла в оцепенении, его слова звучали у нее в ушах, а потом вскочила с дивана и заплясала от радости. Полегче, одернула она себя, в этом городе ни в чем нельзя быть уверенной, пока не распишешься на пунктирной линии. Рим и Париж подождут.

Она выбежала из комнаты, спустилась по лестнице и постучала в дверь кабинета мужа. Когда он не ответил, она решила войти и поделиться хорошими новостями, но его там не оказалось. Тогда она отправилась на его поиски и увидела сквозь окна в холле какое-то движение. Дэн садился в винтажный «Ягуар», припаркованный на дорожке рядом с ее BMW. Взвизгнули шины, и машина исчезла.

Шона задавалась вопросом, чем была вызвана такая спешка. Никто из них не собирался уезжать до вечера, когда был запланирован ужин с друзьями. Затем, вспомнив про телефонный разговор, она почувствовала тревогу и решила окончательно разобраться в том, что с ним происходит. Сегодня же вечером, когда они вернутся домой после ужина, она заставит его рассказать всю правду.

Гэри Фишер был одним из самых близких друзей Дэна. По возрасту он годился ему в отцы, во времена Маккарти был занесен в черный список и долго жил изгнанником в Европе. Годы отшельничества подошли к концу, когда сотрудничество с Дэвидом Лином принесло ему заветный «Оскар» – это знаменовало возрождение его славы в Голливуде, и теперь Гэри Фишер считался одним из лучших кинематографистов своего поколения. Его партнер Эрик, голливудский стилист, был на несколько десятков лет моложе и в курсе последних сплетен – кто с кем спит и кого недавно выкинули со съемок. Дэн любил проводить время в их компании. Он знал, как в прошлом Гэри тяжело переживал остракизм со стороны голливудской элиты, и радовался тому, что в зрелые годы друг обрел заслуженное признание и нашел партнера, который искренне его любил и заботился о нем.

Дэн обожал расслабляться в их компании, но сегодня он чувствовал себя в ловушке. Сегодняшний день был одним из худших в его жизни. Фрэнки позвонила ему домой и, отметая все возражения, потребовала немедленной встречи.

– Мне нужно больше денег, – заявила она, когда он подобрал ее в центре города. Садясь на пассажирское сиденье «Ягуара», она мрачно зыркнула на него.

– Ты уже получила от меня двести тысяч. Я не могу постоянно ссужать тебя деньгами, Фрэнки, это нужно прекратить.

– Это прекратится, когда я скажу, – выплюнула она. – У тебя есть все – дом, стоящий миллионы долларов, роскошные машины, прекрасная жена.

Было время, когда Дэн испытывал к ней определенное сочувствие, но теперь он понимал, что она хотела его уничтожить. Он дал слабину, и теперь это зашло очень далеко.

– Нет, Фрэнки. Я не дам тебе ни пенни.

– Тогда твоя прекрасная жизнь полетит ко всем чертям, потому что я раструблю на всех углах о твоем грязном секретике.

Дэна охватил гнев, он схватил Фрэнки за плечи.

– Мне плевать, Фрэнки. Больше ты не получишь от меня ни пенни, поняла? Втюхивай свою грязную историю вместе с грязным секретом тому, кто больше заплатит.

– Я тебя уничтожу, я все расскажу – и про Алекса, и про твое пристрастие к наркотикам…

Дэн чудом удержался от того, чтобы не выбросить ее из машины. Вместо этого он перегнулся, открыл пассажирскую дверь и скомандовал:

– Пошла вон.

Фрэнки бросила на него последний взгляд – ее лицо было искажено ненавистью и гневом – и вышла из машины.

Дэн поехал прямо домой и, открыв входную дверь, увидел Шону. Она стояла в огромном коридоре с обеспокоенным выражением на лице.

– Дэн, где ты был? Я так волновалась.

Он быстро обнял ее и сказал:

– Я в порядке, просто возникло одно дельце. А теперь я вернулся.

– Дэн, пожалуйста, я чувствую, что что-то не так. Ты должен мне довериться.

Его плечи поникли.

– Я знаю… Последние несколько лет нам обоим пришлось нелегко. – Он поцеловал ее в лоб, крепко прижимая к себе. – Я люблю тебя, Шона, и обещаю, что сегодня вечером, после ужина с Гэри и Эриком, расскажу тебе все.

– Все?

– Да, больше никаких секретов.

Дэн заказал стейк и крем-брюле, и Эрик не удержался от подколки.

– У вас, англичан, одна песня – кругом калории и холестерин.

– Школьные обеды по-прежнему являются «пунктиком» питомцев частных школ, – пошутила Шона.

Она сжала руку Дэна, и он ответил ей пожатием. В сшитом на заказ сером брючном костюме, который подчеркивал фигуру, повседневном и вместе с тем элегантном, она выглядела обворожительно и блистала весь вечер. Она пикировалась с Эриком и веселила их с Гэри рассказами о своем ирландском детстве – как своровала пенни из кружки для пожертвований в церкви, после чего мать заставила ее извиниться перед священником, а тот в качестве покаяния сказал тысячу раз прочитать «Пять Радостных Тайн святого Розария».

Сердце Дэна сжималось при мысли о том, что после сегодняшнего вечера, когда он наконец расскажет ей правду о Фрэнки и сыне, которого не признавал, все навсегда изменится. Возможно, их брак этого не переживет. Он корил себя не только за это, но и за ужасную несправедливость, которую совершал по отношению к ни в чем не повинному ребенку. Он даже Фрэнки не мог винить – это был его косяк, и расплачиваться предстояло ему. Дэн почувствовал, как стиснуло грудь, и острая боль пронзила левую руку.

– Извините.

Он поднялся и отодвинул стул.

– Ты в порядке, дорогой? – спросила Шона.

– Да, конечно, я скоро вернусь.

Он прошел в туалет, заперся в кабинке и достал из кармана маленький бумажный пакетик. В последнее время он не выходил из дома без порошка. Потом, положив на колено зеркальце, трясущимися руками сформировал «дорожки» и быстро втянул. Но вместо обычного кайфа грудь сдавило сильнее, и боль в левой руке обострилась. Тяжесть не отпускала, он едва дышал. Невероятными усилиями он вышел из туалета, добрался до стола и краем уха услышал слова Эрика:

– Очевидно, у них дело катится к разводу, в Голливуде это ни для кого не тайна. Она устала от его контроля и дикого культа, на котором он помешался. Можете мне поверить, она уйдет.

Шона посмотрела на Дэна и тут же встала.

– Дорогой, тебе плохо…

Эрик тоже подскочил, крикнул официанту вызывать неотложку, но теперь боль в груди уже отдавалась во всем теле. Дэн тянул руку к Шоне, но она, казалось, была невероятно далеко. Он никак не мог до нее дотянуться.

Голоса вокруг стихли. Дэну хотелось одного – поговорить с Шоной, сказать, что любит ее и что ему жаль, но изо рта у него вырвался только сдавленный вздох. Он осел на пол рядом с ней, слезы текли по ее лицу, а губы, казалось, говорили:

– Не оставляй меня, Дэн… не уходи…

Затем все вокруг почернело, слов больше не было, и наступила тишина.

Глава двадцатая

Беверли-Хиллз, июль 2000 г.

Шона О’Брайен поправила аккуратную шляпку-таблетку и опустила вуаль, молясь о том, чтобы ее опухшие покрасневшие глаза были не так видны. Даже такой талантливый визажист, как Мэл, не смогла замаскировать следы потрясения на ее лице. Кожа вдруг стала сухой и потрескавшейся, как будто слезы высосали из нее всю влагу. Неужели всего неделя прошла с тех пор, как начался этот кошмар? Дрожащей рукой Шона одернула юбку, которая по сравнению с прошлым разом стала свободнее в талии, с трудом выпрямилась и натянула аккуратный, зауженный в талии жакет. Пальцы, касавшиеся плотного атласного шелка, подрагивали.

– Ты готова?

Голос Айзека звучал заботливо и вместе с тем по-деловому. Сегодня она была благодарна ему за выдержку, руководство и практически идеальные организаторские способности его административного помощника. Шона вскинула подбородок и кивнула. Они оба знали, что стоит ей переступить порог этой двери, как телевизионщики и папарацци, толпящиеся у ворот похоронного бюро, будут из кожи вон лезть, чтобы хоть мельком увидеть скорбящую Шону Джексон.

Не говоря ни слова, она оперлась на руку Айзека, а он открыл дверь навстречу лучам калифорнийского солнца. Она уловила внезапное волнение, когда процессия двинулась вперед: сначала распорядитель похорон и его команда, затем Мэл и Рокси, шедшие по одну ее руку, и Айзек – по другую.

При виде большого черного катафалка, ожидавшего перед лимузином, и гробовщика в строгом облачении, придерживающего дверь, с таким трудом сохраняемое самообладание едва не покинуло ее. Она не была готова к этому. Шона юркнула в машину и стала глядеть прямо перед собой, пока другие усаживались по обе стороны от нее. Рокси молча сжала ее руку в перчатке, и процессия плавно тронулась.

Когда ворота открылись, папарацци защелкали камерами, хотя стекла машины были сильно тонированы. Все хранили молчание, пока лимузин вслед за величественным катафалком спустился с холма, миновал улицы и на четырехполосном бульваре Санта-Моника присоединился к степенной кавалькаде из роскошных кабриолетов «бентли», бегемотообразных «Рендж-Роверов», «Феррари» и «Ламборгини», курсировавших по улицам в это время суток. Айзек предупреждал ее о том, что на службе людей будет пруд пруди. Дэна все любили. Да и как было его не любить? Он был красивый, обаятельный и всегда первым протягивал руку помощи. И душа у него была широкая, как река Шаннон в его родной Ирландии.

Процессия плавно повернула налево, затем, сделав еще один поворот, замедлила ход и остановилась у исторической церкви Доброго Пастыря. Стоя на утреннем солнце, Шона смотрела на оштукатуренное здание кремового цвета с двумя симметричными четырехъярусными колокольнями, увенчанными золотыми куполами, которые сияли на ярком солнце. Фоном ему было безоблачное голубое небо, чей бесконечный простор подавлял. Шона глядела на небо, мечтая отыскать хоть облачко, на котором она могла бы сосредоточиться и не думать о том, что рядом, сверкая латунной фурнитурой на ярком солнце, стоит дубовый гроб. Ей бы хватило одного облачка, чтобы воображение зацепилось за него и унесло ее прочь отсюда. Она отдельно оговорила, чтобы служба прошла без мессы. Мать пришла бы в ужас, но Шона знала, что не вынесет затянувшуюся агонию прощания.

В церкви было прохладно и уже многолюдно, когда траурная процессия проследовала внутрь. Священник приветствовал их и окропил гроб святой водой. Для него это был еще один день в святом месте, повидавшем много заупокойных служб, в том числе по Рудольфо Валентино, Альфреду Хичкоку, Фрэнку Синатре и Рите Хейворт. Когда Шона направилась к передней скамье, ее провожали взглядами. Сколько знакомых лиц! Брэд и Джен, шикарные и красивые, как всегда, в почти одинаковых сшитых на заказ костюмах. На несколько рядов впереди от них – Харрисон Форд с женой Мелиссой, оба кивнули сдержанно и бесстрастно. Семья Дэна в полном составе – кроме матери, которая была убита горем и слишком стара для подобного путешествия, – сидела на передней скамье. Шона сжала губы, давя душащую ее обиду. Ее мать сказала, что за такой короткий срок они не успеют собраться, чтобы лететь в Лос-Анджелес.

Чувствуя себя ужасно под прицелом обращенных на нее взглядов, Шона уставилась на богато украшенный мраморный алтарь, но время от времени поглядывала на гроб. Будь у нее хоть капля веры, которая придавала силы ее матери, она бы не думала о том, что тело Дэна лежит там. Что он никогда больше не улыбнется ей легкой, мимолетной улыбкой. И не посмеется вместе с ней над только им понятной шуткой, и его теплые голубые глаза никогда больше не подмигнут ей поверх «рей-бенов». Шона невольно всхлипнула и вскинула подбородок выше. Она выдержит, и Дэн будет гордиться ею. Хотя она понятия не имела, что будет делать без него. Рот у нее скривился, нижняя губа задрожала, когда она отчаянно пыталась подавить эмоции. Слезы по Дэну были ее личным делом, не предназначенным для публики. Черт побери, ты актриса или кто? Вот и ломай комедию, приказывала она себе. Но это не помогало. Как она ни сдерживала рыдания, они подкатывали к горлу, душили ее, слезы наворачивались на глаза и текли по щекам. Рокси, не глядя, нашла ее руку и сжала.

Служба казалась бесконечной, и колени у Шоны ныли, несмотря на сшитую вручную подушечку. Когда Гэри поднялся, чтобы произнести надгробную речь, ей удалось взять себя в руки. Дэн в полной мере заслужил дань уважения от этого прославленного кинематографиста, назвавшего его «одним из лучших режиссеров нашего поколения, который никогда не забывал о том, как важен каждый человек».

Наконец гроб вынесли, и Шона в очередной раз вытерла слезы бумажным платочком, которых у Рокси был неиссякаемый запас.

– Ты блестяще держишься. Осталось недолго, – сказала она.

– Шона, дорогая, я очень сожалею о вашей утрате. Дэн был… замечательным человеком.

Шона поморщилась и небрежно кивнула ведущей местных новостей Барбаре Дрейвен.

– Надеюсь, вы посмотрели некролог, который мы подготовили, – натянуто улыбнулась Барбара.

– Боюсь, что нет.

Шона держалась вежливо, но оправдываться не собиралась. Когда гроб с телом Дэна опустили в землю, внутри нее что-то сломалось, а ей еще предстояло пережить поминки.

– Это она серьезно? – прошептала ей на ухо Рокси, когда они вошли в банкетный зал отеля «Беверли-Хиллз», где собрались скорбящие.

– Все, что касается местных новостей, для нее серьезно – она их печет, как пирожки. Почему здесь так много медийщиков? Голливуд обычно не особо интересуется режиссерами, будь они даже трижды замечательными и талантливыми.

Она чувствовала, что ее нервная система снова дает сбой.

– Потому что он был замечательным, талантливым и женат на тебе, одной из самых ярких звезд Голливуда.

Шона никогда не забывала о том, что знакомство с Дэном стало ее счастливым билетом, и всегда признавала, что он дал ей старт в кинобизнесе. Она также понимала, что история о том, как началась ее карьера, придавала романтический флер их браку и репутации одной из самых влиятельных пар Голливуда. Но все последующее было результатом упорного труда, целеустремленности и самоотдачи. Она не могла поверить, что теперь все закончилось: их жизнь и все, что они построили. Теперь она никогда не узнает, что терзало Дэна. Наверняка она знала лишь одно – что связанные с этим стресс и тревога стали одной из причин его кончины.

Экспертиза нашла в крови Дэна следы кокаина. Шона знала, что он употребляет, при голливудском образе жизни с его бессонными ночами, долгими съемками, нескончаемым процессом монтажа без наркотиков не обойтись. Сама она редко прикасалась к этой дряни, предпочитая крепкие напитки, но ей следовало приложить больше усилий и остановить Дэна. И за это она корила себя тоже.

Гул голосов в банкетном зале сменился шепотом – казалось, присутствующие отступили от нее, точно между ними и Шоной существовала невидимая преграда, за которую никто не хотел заступать. Впервые в жизни она ощущала себя настолько одинокой. Ей послышалось, как кто-то сказал:

– Бедняжка, всегда узнаешь последней…

Узнаешь о чем?

– Шона? – Почувствовав прикосновение, она вздрогнула. Это был Айзек. – Ты как?

– Терпимо, – сказала она, с тоской глядя на открытые двери. – О Дэне говорят так много хорошего. Я знала, что он был прекрасным человеком. Оказывается, не только я это знала.

– Ага… он был настоящим святым. – Айзек смотрел куда-то вдаль, серые глаза глядели отчужденно. Потом он повернулся к ней и похлопал ее по руке. – Ты сегодня ела?

Шона подняла бровь, скривила губы.

– А ты как думаешь?

– Я думаю, хотя ссылаться на меня не следует, что излишняя худоба не канает даже в Голливуде. – Он вскинул густую седую бровь. – Не забывай, я стою на страже своих активов. Тебе нужно поесть.

– Спасибо, Айзек. – Она знала, что за грубоватым тоном агента скрывается искренняя забота. – Вряд ли я смогу.

Но она знала, что должна поесть. Никто не должен догадаться, что горе сводит ее с ума.

– Сможешь, малышка. Иначе ты зачахнешь, а Дэна это не обрадовало бы.

– Удар ниже пояса, Айзек, – пробормотала она, беря его под руку.

– Я бизнесмен. Или ты забыла?

Он подмигнул и повел ее подальше от дверей.

Превозмогая себя, она притронулась к закускам, но от запаха икры на изящных волованах ее стало подташнивать, а от нежных клубных сэндвичей во рту оставался привкус песка. Шона охотно отправила бы содержимое тарелки в мусорное ведро и, как только Айзек отвлекся, отставила ее в сторону, выскользнула в соседнее помещение, где было гораздо тише, а оттуда вышла во дворик.

Оказавшись снаружи, она полной грудью вдохнула теплый воздух и спряталась в тени ароматной жимолости, ползущей вверх по одной из стройных колонн небольшой галереи. Скрытая от посторонних взглядов, она наблюдала за мальчиком, который носился по саду с маленькой машинкой. Он был поглощен игрой, тягостные переживания взрослых были ему невдомек, и это вызывало зависть.

Краем глаза она увидела Айзека, выходящего из здания. Ей хотелось еще немного побыть одной, и она отступила подальше в тень. Айзек был с молодой женщиной, вернее, она была с ним, потому что он крепко держал ее за руку и почти тащил к выходу.

Шона была поражена, она никогда не видела Айзека настолько злым. Она уже собиралась выйти из укрытия и вмешаться, но тут увидела лицо женщины. Взгляд у нее был кошачий, цепкий – Шона не узнала ее, но сразу поняла, что вмешиваться не стоит.

– Что за игры ты ведешь, черт возьми? – прошипел Айзек, и Шона вздрогнула от его тона. Айзек редко выходил из себя и поэтому, в частности, так нравился ей: он был уравновешенным и невосприимчивым к наигранности и притворству их среды. – Тебе здесь не место.

– Не место мне? Ты что, смеешься?

Женщина повысила голос. Акцент соответствовал ее латиноамериканской внешности.

– Говори тише. И прояви уважение.

Айзек дернул женщину за руку.

Шона смотрела сквозь листву: Айзек и женщина ругались шепотом, ее лицо скривилось от гнева. Что происходит? Кто эта женщина и что она здесь делает?

Мальчик врезался в кованый садовый столик, и стул отлетел к ногам Шоны. Она легко поймала его, а затем посмотрела на малыша – все ли с ним в порядке. Большие голубые глаза выражали тревогу, мордашка сморщилась от испуга. Она улыбнулась ему.

– Это… – Шона вдруг почувствовала, что ноги подкашиваются, и схватилась за ближайшую колонну. – Дэн, – растерянно выдохнула она.

Ей вдруг стало тяжело дышать, сердце отчаянно забилось от выброса адреналина. Земля покачнулась, подступила дурнота, и все поплыло перед глазами.

Мальчик смотрел на нее снизу вверх, готовый заплакать и вместе с тем испытывая любопытство, нижняя губка у него подрагивала. Она глядела на него, покачивая головой. Горе творило призраков из живых людей. Мозг играл с ней злые шутки. Последние трое суток она почти не спала.

– Ничего страшного, – заверила она, собираясь в подтверждение своих слов коснуться его плечика.

Яростным движением ее руку оттолкнули.

– Не трогай его.

– Я не…

Шона удивленно отпрянула назад, ноги все еще дрожали, пульс частил. Казалось, она потеряла связь с реальностью.

– Алекс!

Женщина схватила ребенка собственническим жестом и выставила перед собой, как щит. Сузив глаза, она с вызовом смотрела на Шону.

Шона тоже внимательно посмотрела на женщину. Под глазами, которые казались почти черными, залегли темные тени. Она была на редкость красива.

Айзек подошел к ним.

– Фрэнки, ты должна… Я могу…

– Чтобы я ушла отсюда, поджав хвост? И доставила тебе удовольствие, да? Этому не бывать, дядя. Мне нужны деньги, чтобы вырастить сына. То, что ему причитается.

Ее голос звенел, и Шона поняла, что за ее внешней агрессией скрывалась отчаянная гордость.

Шона нахмурилась и опять перевела взгляд на малыша, чьи глаза казались такими знакомыми. Он был вылитый Дэн. Неужели родственник? Мальчику было года три-четыре.

Шона снова посмотрела на женщину и – когда до нее вдруг дошло – почувствовала, как земля уходит из-под ног.

За спиной Айзека люди толпились у панорамных окон, смотрели во дворик и перешептывались. Тогда Шона узнала, что существует много способов разбить сердце. Ее треснуло надвое в тот день, когда она хоронила мужа и поняла, что он предал ее.

На лице женщины отразилось торжество. Лицо Шоны было спокойно, а в душе бушевал хаос. Теперь Шона точно знала, кем был этот мальчик.

Часть третья

Глава двадцать первая

Итос, июнь 2002 г.

Сидя за столиком под бело-голубым навесом таверны Нико, Деметриос наблюдал за девушкой на молу, которая то вынимала вещи из рюкзака, то складывала их обратно. Она явно потеряла что-то важное и находилась в затруднительном положении, а поскольку девушка была примерно одного возраста с его дочерью, Деметриосу хотелось ей помочь. Он сопротивлялся этому порыву, мотивируя тем, что это не его дело, и предложение помощи от мужчины средних лет едва ли придется ей по душе. Конечно, он, в темно-синих брюках чинос, эспадрильях и льняной рубашке с открытым воротом, мало походил на стареющего ловеласа, но в его густых темных волосах уже проглядывала седина. Нет, Итос известен своим гостеприимством, рассуждал он, и если этой молодой особе нужна помощь, то местные жители не останутся в стороне. Кроме того, на сегодня сложностей ему уже хватило.

Он вернулся к газете и сделал глоток крепкого сладкого греческого кофе. Несмотря на ранний час, в гавани Итоса царила суета. На главной площади торговцы выгружали товар на прилавки – ставили корзины, доверху наполненные сочными помидорами и оливками, выкладывали рядами пурпурные баклажаны и кабачки, спелые сливы и нектарины.

Деметриос изо всех сил старался сосредоточиться на газете, но то и дело поглядывал на девушку. Возможно, потому, что она напоминала ему Ариану. У нее была оливковая кожа и темные волосы до плеч, ее можно было принять за гречанку, но что-то ему подсказывало, что это не так. Скорее всего, она была из числа туристов, прибывших на пароме, – любознательных чужаков видно сразу, их не спутать с соотечественниками.

Ариана… Он нахмурился. Его вспыльчивая, темпераментная, восторженная и эмоционально изматывающая дочь вернулась домой на остров, и теперь все они оказались в эпицентре этого урагана. Она во многом напоминала свою мать…

Эта мысль его неприятно поразила. Тем временем девушка уже спустилась с мола и заняла место по соседству.

Столики стояли в тени перголы, увитой виноградом, и были накрыты скатертями в синюю клетку. Тереза, жена хозяина, подошла к девушке и спросила по-английски:

– Что вам принести?

– Сколько стоит кока-кола?

Девушка достала из кармана горстку монет и сосредоточенно их пересчитала.

– Два евро.

Девушка ойкнула. Вид у нее был удрученный.

Краем глаза Деметриос увидел, как Тереза сочувственно склонила голову набок.

– Все в порядке, этого достаточно.

Терезе было немногим за шестьдесят. Длинные седые волосы она заплетала в толстую, доходящую до талии косу, была женщиной хваткой и трезвомыслящей, мужа Нико, экстраверта и временами растяпу, держала в узде, но сердце у нее было золотое. Она ласково улыбнулась девушке, кивнула и поспешила внутрь.

Казалось, эта неожиданная доброта выбила девушку из колеи. Слезы потекли по ее щекам, она тщетно вытирала их, не в силах остановить рвущиеся из груди рыдания. Деметриос решил больше не самоустраняться, пересел за соседний столик и, когда девушка подняла голову, предложил ей салфетку. Она взяла ее и высморкалась.

Пока она громко сморкалась и приходила в себя, он молча смотрел на нее ореховыми глазами с золотыми крапинками. Она вытащила из кармана резинку, встряхнула густой черной гривой и стянула волосы резинкой.

– Извините, – сказала она, – ненавижу раскисать.

– В слезах нет ничего плохого, – сказал он, давая ей время успокоиться. Он никуда не торопился.

Тереза принесла девушке прохладную колу в высоком стакане, а Деметриосу – стопку узо.

– Yiamas^[14], – сказал он, поднимая стакан.

– Спасибо.

Она залпом выпила кока-колу. Он кивнул, но с расспросами приставать не стал – чувствовал, что немного погодя она сама все расскажет. А пока он принялся смотреть на оживленную набережную, где туристы, прибывшие вместе с девушкой на первом пароме, радостно фотографировали все, что попадалось на глаза.

– Ну как, тебе лучше?

– Немного. Извините, вы, должно быть, думаете, что я нюня.

Он очень давно не слышал это слово и с трудом подавил желание улыбнуться.

– Теперь расскажешь, что случилось?

– Обычная глупость: я заснула на пароме, и у меня украли деньги и паспорт. Теперь я застряла.

– А я думал, ты поведаешь мне о предательстве и разбитом сердце.

Она слабо улыбнулась.

– Увы, ничего такого захватывающего.

– Жаль. Это была бы очень мелодраматичная история, и мы могли бы поплакать над ней вместе.

Девушка невольно засмеялась – ее лицо оживилось, проявляя красоту, которую, он был уверен, она не сознавала.

– Быть ограбленной – это вполне мелодраматично.

– Согласен. Но в некотором смысле это хорошая новость, потому что мы в состоянии тебе помочь. А будь у тебя разбитое сердце, я бы в этом не поручился.

– Это верно. Только вряд ли здесь есть консульство, так что мне придется возвращаться на Крит. – Губа у нее дрогнула, и она быстро прикусила ее, чтобы опять не заплакать. – У меня все деньги украли, придется возвращаться домой…

– У меня есть кое-какие связи. – Он не хотел, чтобы это прозвучало так, будто он хвастается. – С твоего согласия я могу сделать несколько телефонных звонков и, вероятно, смогу тебе помочь. Как тебя зовут?

– Грейс Тейлор.

Он подозвал Терезу и рассказал, что случилось. Та потрясенно вскрикнула и тут же засуетилась вокруг Грейс.

– Пожалуйста, я бы хотела позвонить родителям, если это возможно.

Тереза кивнула и повела ее внутрь к телефону-автомату, по пути ссудив горстью монет из кассы.

Тем временем Деметриос достал из кармана «Нокиа» и сделал несколько звонков. Чуть погодя прибыла полиция. Девушка принялась рассказывать свою историю, а Деметриос сидел и слушал.

В таверну потянулись местные жители. Заинтригованные присутствием полиции, они желали узнать, из-за чего весь сыр-бор. Девушка с невозмутимым видом повторила историю еще раз. Она вела себя рассудительно и спокойно, и Деметриос невольно был впечатлен.

Наконец полиция уехала, толпа рассеялась, и Деметриос снова подсел к ней.

– Ты поговорила с отцом?

– Да, он предложил перевести мне денег.

– Это правильно, – кивнул Деметриос.

– Он у меня хороший. Но я думаю, он хочет, чтобы я вернулась домой.

– А ты хочешь домой?

– Нет, совсем нет. Я так ждала этой поездки, и возвращаться домой теперь, когда я только приехала, это будет ужасно.

Деметриос хлопнул в ладоши, как бы подводя черту.

– Тогда Итос примет тебя в свои объятия и будет держать до тех пор, пока все не образуется. Но сначала ты должна поесть.

Без лишних слов он позвал Терезу, и та поспешила на зов от другого столика, который обслуживала. Деметриос поговорил с ней по-гречески, после чего Тереза убежала в таверну. Через несколько минут она вернулась и поставила на стол оливки, сыр, яйца, мясную нарезку, йогурт с фруктовым желе и корзину свежих булочек. Это был греческий завтрак.

– Ешь давай, – настойчиво сказал Деметриос.

Немного поколебавшись из вежливости, девушка напала на еду с аппетитом проголодавшегося человека – уплетала вкуснятину за обе щеки, стараясь не говорить с набитым ртом, когда он осторожно стал расспрашивать.

– Откуда ты, Грейс Тейлор?

– Из Англии. Наш город недалеко от Манчестера – он очень маленький, о нем мало кто слышал. А вы кто?

Деметриос рассмеялся.

– Извините, я не хотела показаться грубой. – Она снова набила рот вкуснейшим хлебом и сыром, на время забыв о своих проблемах. – Когда смеетесь, вы выглядите не таким серьезным, у вас возле глаз появляются красивые лучики.

– Меня зовут Деметриос Теодосис. Моя семья живет на этом острове не одно поколение. Возможно, мы жили здесь всегда. – Деметриос усмехнулся. – Я занимаюсь морскими перевозками, отсюда столько морщин, которые ты мило называешь лучиками, а Тереза – жена Нико, владельца этой таверны. Нико – двоюродный брат моего отца и мой старейший друг, мы с ним как братья.

Тереза обслуживала другие столики и прислушивалась к их беседе. Глаза ее блеснули, когда Деметриос сделал ей знак подойти. Они быстро заговорили по-гречески, и Тереза посмотрела на Грейс оценивающим взглядом.

– Ты ищешь работу?

Грейс мгновение поколебалась, затем кивнула.

– Да.

– А официанткой случалось работать?

– Да.

– Нынче вечером сможешь начать?

– Э-э…

Грейс посмотрела на Деметриоса.

– Давай-ка поясню, – сказал он. – Тебе нужны деньги и где-то остановиться?

Грейс кивнула.

– А Терезе и Нико нужна официантка – та, что работала у них, выскочила замуж, так что теперь им не хватает рук.

– Но мне негде остановиться, и денег у меня нет…

Деметриос поднял палец, прерывая ее.

– Над таверной есть комната, в ней и остановишься. Тебе заплатят за неделю вперед, а я буду поручителем на случай, если ты вздумаешь сбежать под покровом ночи, что вряд ли.

Грейс энергично замотала головой.

– Конечно, нет, только как же вы будете за меня…

– Я настаиваю. Море доставило тебя на Итос, и Итос о тебе позаботится. Так что теперь у тебя есть работа и комната, а у Терезы – помощница. И все довольны, верно?

– А как быть с паспортом?

– Ты же сообщила полиции свои данные, да? – Она кивнула. – Тогда предоставь это мне.

Деметриос поднялся, собираясь уйти, и напоследок легонько поцеловал ее в обе щеки на греческий манер, обдав запахом цитрусовых и сандалового дерева.

Грейс моргнула, все еще не веря тому, как все обернулось, но Тереза не дала ей время на раздумья.

– Пойдем, покажу тебе комнату.

Девушка схватила рюкзачок, а Деметриос обернулся через плечо и, глядя на то, как она спешит вслед за Терезой, улыбнулся.

Ариана провела щеткой по длинным густым волосам, сердито глядя янтарными глазами на свое отражение в зеркале. Отец ее бесил – почему он никогда не слушает ее и не придает значения тому, что она хочет от жизни? Она была в ярости.

«Мы дали тебе лучшее образование, а ты вот как нас благодаришь», – распекал он ее.

Ариана бросила щетку. Откуда он знает, что для нее лучше? И отец и мать не могли дождаться момента, чтобы от нее избавиться, и отправили в английскую частную школу, как только ей исполнилось тринадцать. Лучшее образование, скажут тоже! Они сделали то, что устраивало их, а не ее.

– Вы отправили меня в Мальборо, чтобы жить в свое удовольствие, а я не мешалась у вас под ногами! – кричала она.

– Ты сама просила отправить тебя туда. Я хотел, чтобы ты осталась в Афинах! – орал он в ответ.

Ариана фыркнула, снова взяла щетку и решительно провела ею по волосам. Чтобы волосы были красивыми и шелковистыми, их нужно расчесывать сто раз в день, твердила ей бабушка. И что с того, что она просилась в английскую частную школу, фыркнула она про себя, гоня воспоминание о том, как месяцами изводила родителей своим нытьем.

Первые семестры она кайфовала. Оказаться вдали от предков, которые вечно ругались, а потому в основном проживали на разных континентах, было здорово. Мать тотчас переехала в Лондон, чтобы быть ближе к ней, но всякий раз, когда Ариана навещала ее в таунхаусе в Челси, София была с любовником или обедала с приятельницами в «Харви Николс» или «Чиприани».

Вскоре школа наскучила Ариане. Одноклассницы-англичанки были как под копирку – у всех длинные светлые волосы и папаши инвестбанкиры или пэры, не вылезавшие из Палаты лордов. Но были и исключения, те, кто не мечтал выйти замуж за принца, и среди них – ее лучшая подруга Мэдди, или достопочтенная леди Маделейн Дорчестер. Как оказалось, они родственные души – вряд ли еще кто-нибудь в школе имел представление о том, как ловить тунца на удочку, или мог погрузиться на пятнадцать метров с задержкой дыхания. Мэдди была второй дочерью английского лорда, до девяти лет росла в обветшалой усадьбе в Дербишире под присмотром сменявших друг друга нянек, а затем была отправлена в пансион. На момент прибытия в колледж Мальборо она уже была полной оторвой, и Ариана быстро стала ее добровольной ученицей. В конце концов обеих поймали на курении травки, и если Ариана восприняла отстранение от учебы и всех форм внеклассной активности довольно спокойно, то Мэдди окончательно слетела с катушек. Ей было всего шестнадцать, когда она сбежала с музыкантом. Поговаривали, что в итоге родители разыскали ее в притоне в Камден-Тауне, где она жила в нищете и подсела на тяжелые наркотики. Больше Ариана ничего о ней не слышала.

Для Арианы худшим в истории с отстранением было то, что отец сильно огорчился. Потом она старалась быть послушной дочерью и сосредоточиться на учебе, но это было так скучно. Теперь он хотел, чтобы она поступила в хороший университет, а ей хотелось одного – остаться на Итосе. Здесь было все, что ей нужно. Старые друзья в портовом поселке, бабушка, позволявшая делать все, что заблагорассудится, и отец, которого она любила, но который ее не понимал… Да, она скучала по магазинам Лондона, Парижа и Нью-Йорка, но так ли много одежды нужно девушке?

Но самым большим плюсом в пользу Итоса было то, что здесь жил Христиан, сын Нико и Терезы. Вспомнив про его голубые глаза и волосы цвета золотого песка, Ариана мечтательно улыбнулась. Его сестра уже давно была замужем и родила двоих малышей, но Христиан все еще оставался холостяком. Его лишь нужно подтолкнуть в правильном направлении, думала она. Отец относится к Христиану как к сыну, которого у него никогда не было, а значит, обрадуется такому зятю, разве нет? Она представила себя в день свадьбы – сотни гостей, соединенные шелковой ленточкой венцы-«стефана», а после танцы… Гнев на отца тотчас прошел, когда она представила, как он, исполненный гордости, ведет ее по проходу, а она, в красивом платье, сияет от счастья.

Эта мысль подбодрила ее, и Ариана улыбнулась. Сейчас она попросит бабушку заплести косу, а потом спустится в гавань и встретится с Христианом. Уже далеко за полдень, и Христиан, надо думать, вернулся из эллинга в бухте Фенгари, где трудится с отцом.

Ариана прошла в гардеробную. Когда родители только поженились, мать настояла на том, чтобы вилла Теодосисов была полностью перестроена, иначе ноги ее тут не будет. Тогда и было возведено новое крыло. В отличие от остальной части виллы, которую по-прежнему занимала бабушка, оно было современным, и спальня Арианы, с просторной ванной комнатой и балконом, выходящим на залив и гавань, больше походила на квартиру.

В гардеробной Ариана, склонив голову набок, принялась разглядывать ряды одежды, развешанной по цветам и брендам – «Гуччи», «Александр Маккуин», «Баленсиага»… Пожалуй, сегодня будет уместен повседневный и вместе с тем привлекательный «лук», а еще можно слегка, но не слишком показать подтянутое и упругое тело. Ее взгляд остановился на розово-кремовом пляжном платье в стиле бохо с лифом крест-накрест и боковым разрезом, обнажавшим ноги. Пусть она почти на десять лет моложе Христиана, но перед таким образом он не устоит.

Ариана сбросила майку и шорты и, поймав в большом зеркале отражение своего обнаженного тела, осталась довольна увиденным. Ее оливковая кожа, поблекшая за английскую зиму, загорела и снова стала золотистой.

Да, сегодня Христиан не сможет ее проигнорировать. Возможно, раньше он считал ее ребенком, но теперь ей исполнилось восемнадцать, и сейчас он поймет, насколько она повзрослела.

Глава двадцать вторая

– Так, еще немного туши…

Шона застонала и рассмеялась.

– Отличная работа, Мэл, я тебя обожаю.

– Конечно, обожаешь, как же иначе! – Выговор у Мэл был нью-йоркский, гнусавый, а нахальная воинственность – ее обычным стилем общения. Для Шоны она была и подругой, и коллегой. – Я здесь для того, чтобы ты отлично выглядела, но если ты меня достанешь… – Мэл с шутливой угрозой приподняла темные, тонко выщипанные брови.

– Я буду паинькой, – пообещала Шона.

Смотреть в зеркало и видеть там Грейс Келли было странно, хотя за месяцы съемок в «Пайнвуд Студиос» неподалеку от Лондона и в Европе Шона уже привыкла к этому. Ей нравилось каждый день наблюдать за тем, как она превращается в своего кумира, нравилось работать над стилем речи и манерами. Лишь однажды у нее случился сбой: в тот день, когда они прибыли во дворец Гримальди. Со времени ее первого визита там практически ничего не изменилось, и Шону охватили воспоминания о летнем вечере 1982 года, когда она, совсем юная, предстала перед княгиней Монако. На память пришли сказанные напоследок слова Шантель: «Однажды боль уйдет, а драгоценные воспоминания останутся». Воспоминания были такими же яркими, но в том, что боль ушла, она не была уверена. Шона отмахнулась от воспоминаний и целиком сосредоточилась на работе.

Это был ее первый опыт работы со Спилбергом, и она была впечатлена его режиссерскими методами и умением добиваться желаемого результата – все актеры хорошо ладили, и Спилберг относился к ней с особой теплотой. Хотя постоянное нахождение на площадке очень выматывало, Шона держалась и играла с полной самоотдачей. Спилберг вкладывал в фильм всю душу, и она следовала его примеру.

«Посвящается Грейс» находился на стадии постпродакшна, с датой релиза еще не определились, но уже циркулировали слухи о номинациях на «Оскар». Рекламная машина стремилась использовать слухи на полную катушку, поэтому сегодня Шоне предстояло воссоздать момент в 1955 году, когда Грейс получила «Оскар» за лучшую женскую роль.

Мэл отступила, любуясь результатом своего труда.

– А вот теперь ты Грейс. Мне тоже подайте «Оскар» за эту работу!

Шона посмотрела на свое отражение изучающим взглядом: пшеничные волосы уложены в изысканную прическу, которая очень ей шла. По такому торжественному случаю Мэл изобразила верх элегантности.

– Когда Грейс оставила актерство, ей было лет на десять с лишним меньше, чем мне теперь.

– Камера никогда не лжет, – сказала Мэл.

В дверь резко постучали.

– Десять минут.

– Это моя реплика.

Шона встала и сняла легкий шелковый халат, накинутый поверх платья. Оно не уступало оригиналу, и на мгновение Шона задумалась о том, что сказала бы княгиня, окажись она здесь. Это была точная копия платья, в котором Грейс Келли появилась на «Оскаре»: приталенного силуэта, из атласа мятного оттенка, с элегантными бретельками-спагетти.

За дверью ждали фотограф Кевин и его помощник-осветитель.

– Привет, Шона, – Кевин зааплодировал, – выглядишь потрясающе.

Она, уже в образе Грейс, наклонила голову и улыбнулась.

– Это мне?

Она приняла от помощника копию Золотого «Оскара» и, повернувшись лицом к камере, встала в той же позе, как ее кумир сорок семь лет назад. Затем по-девчачьи звонко рассмеялась собственным мыслям.

– Ходят слухи, ты блеснула, – сказал Кевин.

– Все прошло хорошо.

И она улыбнулась спокойно и удовлетворенно.

– Скромничаешь, как всегда. Говорят, это бомба.

Шоне уже доводилось это слышать, и хотя она была уверена в том, как сыграла, но знала, что случиться может все. В Голливуде все вопрос расклада: кто выиграет, а кто нет, какие фильмы Академия примет с распростертыми объятиями, а какие отвергнет, и делать там ставки – задача неблагодарная.

– Я бы не загадывала вперед.

Он рассмеялся.

– А Айзек может. Кстати, он пару раз звонил. Говорит, ему очень нужно поговорить с тобой.

– Он всегда так говорит. – Шона покачала головой и откинулась на спинку стула. – Ладно, давайте работать.

После смерти Дэна Шона продала огромный дом в Малибу и купила не столь роскошный и гораздо меньших размеров в Западном Голливуде. Шоне нравился его классический винтажный облик в стиле ар-деко, он идеально соответствовал ее антикварной коллекции. Она сразу почувствовала себя комфортно, камерное пространство ей было ближе, чем необъятные просторы в Малибу, особенно теперь, когда она жила одна. Она притворила за собой тяжелую дубовую дверь и на мгновение замерла, наслаждаясь спокойной атмосферой дома. Теперь это было ее место отдохновения. Хотя она сохранила квартиру, но не бывала в ней месяцами, возможно, потому, что убежище ей больше не требовалось. Может быть, пришло время с ним расстаться.

После смерти Дэна многое изменилось. Шона по-прежнему двигалась вперед на ощупь, пытаясь осмыслить случившееся. В одночасье она стала вдовой, и, хотя прошло почти два года, она до сих пор не привыкла к этой роли. Она больше не могла с уверенностью сказать, кто такая Шона Джексон. А что касается Шоны О’Брайен, то она очень далеко ушла от своего прежнего «я», от него ей осталась лишь горстка поблекших воспоминаний.

С тех пор как умер отец, она почти не общалась с матерью. Пока он был жив, Шона усиленно играла в счастливую семью, держала лицо. Теперь они перезванивались на дни рождения и Рождество, и даже тогда разговор заходил в тупик. Шона была уверена, что мать чувствовала то же самое: они слишком устали друг от друга, чтобы пытаться дальше.

Шона скинула туфли, налила выпить и вышла наружу, подумывая о том, а не освежиться ли в бассейне – он был в форме сердца, – и в итоге решила отложить купание на потом. У нее накопились бумаги, и нужно было перезвонить Айзеку – судя по его последним сообщениям, он был на грани апоплексического удара. Ему требовались ответы по двум сценариям, которые лежали на столе у нее в кабинете, и еще он, безусловно, опять подступит к ней с идеей засесть за мемуары – пара международных издательств высказала свою заинтересованность.

– Наконец-то, черт возьми! – рявкнул Айзек, когда секретарь перевел звонок.

Шону позабавил его сварливый тон. Ему нравилось представлять дело так, как будто это она работает на него, а не наоборот.

– Я еще не определилась со сценариями – скажу честно, они меня не вдохновляют. Когда нужно дать ответ?

– Да, возможно, ты права.

В трубке повисла неожиданная пауза.

– Что случилось, Айзек?

– Слушай, тебе это не понравится…

– Айзек, только не это. Я же говорила, юристы обо всем позаботились. Я не буду с ней разговаривать.

– Просто выслушай меня…

– Нет, я не хочу возвращаться к разговору об этой женщине.

Шона почувствовала, что в гневе повышает голос. Зачем он снова это ворошит? Ведь вопрос уже решен.

– Шона, послушай… Фрэнки Мартинес больна. Очень серьезно больна.

– Я все равно не стану с ней встречаться. Пожалуйста, Айзек, это мой окончательный ответ. Я не хочу иметь с ней ничего общего.

– Она умирает, Шона. Она, считай, одной ногой в могиле и отчаянно хочет поговорить с тобой.

– Откуда ты знаешь, что она говорит правду?

– Я позвонил в клинику и поговорил с ее лечащим врачом, доктором Скоттом. Он без обиняков сказал, что у нее рак в последней стадии.

Шона невольно содрогнулась. Фрэнки был молодая женщина, у нее был ребенок. Что бы она ни натворила, но такой приговор звучал просто ужасно.

– Она сказала, о чем хочет поговорить?

– Это не о деньгах. – Айзек кашлянул. – Она… она сказала, что хочет поговорить о ребенке.

Шона закрыла глаза. Все, что следовало сделать в отношении мальчика, она выполнила. Он был обеспечен. Более чем щедро. Что еще нужно этой женщине?

– Айзек, я должна подумать. Не могу ничего обещать…

* * *

Шона сидела в больничном коридоре, потягивая темную жидкость, которую тут именовали кофе, и чувствовала, что ей, с ее безупречным макияжем, здесь не место. Проходившие мимо медсестры, чьи тапочки поскрипывали по полу с резиновым покрытием, бросали на нее любопытные взгляды. После телефонного разговора с Айзеком она несколько ночей почти не спала – ей мерещился Дэн, который пытался до нее дотянуться, откуда-то вне досягаемости слышались крики ребенка, и она просыпалась вся в поту, с огромным чувством одиночества, от которого не могла избавиться. Раздираемая нерешительностью и нежеланным чувством ответственности, она посреди ночи позвонила Айзеку и потребовала сказать название больницы, где лежала Фрэнки.

И вот она здесь. Погруженная в грустные раздумья, она ждала уже больше часа, и наконец к ней вышел врач.

– Боюсь, у меня скверные новости. Мисс Мартинес очень плоха.

– Могу я узнать, что с ней?

– У нее очень агрессивный тип рака молочной железы. Она обратилась за лечением, когда он уже сильно развился. Мы попробовали химиотерапию, но она оказалась малоэффективной. – Судя по бейджику, доктора звали Дэвид Скотт. Он выразительно смотрел на нее добрыми серыми глазами, и Шона поняла, что он имел в виду. – Вы подруга?

Шона не могла заставить себя сказать «да».

– Э-э, у нас есть общий друг. А что ее родные?

– Ее сестра приходила сегодня с сынишкой Фрэнки, они бывают здесь каждый день. Зайдете к ней? Она слаба, но в сознании.

Доктор уже направился к двери, приняв ее молчание за согласие. Шона обеспокоенно сглотнула – казалось, ноги двигались сами, помимо ее воли – и последовала за ним в палату.

Фрэнки лежала, опираясь на подушки – маленькая, почти детская фигурка. Рядом с кроватью стояла капельница, соединенная с канюлей в тонкой руке больной. В изголовье висели детские рисунки. У кровати стояла игрушечная лама, что придавало толику радости этой печальной сцене.

Глаза Фрэнки были закрыты, в одной руке она держала четки.

– Она в основном на морфии из-за болей, но, когда узнала, что вы здесь, попросила его не колоть, – тихо сказал врач. – Если потребуется медсестра, кнопка вызова над кроватью. Мы пытаемся сделать ее пребывание максимально комфортным.

– Я вас слышу, Дэвид.

Голос у Фрэнки охрип, но в нем слышалась сила. Она открыла глаза. Несмотря на слабость, она была начеку.

– Я ни минуты не сомневался в этом. – Он повернулся к Шоне. – Не задерживайтесь слишком долго.

Легкая улыбка промелькнула на лице Фрэнки, и врач, выходя из палаты, дотронулся до ее руки. Судя по всему, он относился к пациентке с большим участием. Интересно, а Дэн тоже о ней заботился? Она почти ничего не знала об их романе, не хотела знать, но сейчас ей стало любопытно. Любил ли Дэн ее? Виделся ли с сыном? Она поручила адвокатам выплачивать щедрое ежемесячное содержание, пока мальчику не исполнится восемнадцать, и, как только вопрос был улажен, постаралась о нем забыть.

Женщина вперила в нее взгляд, и это произошло так внезапно, что Шона вздрогнула. Пока они смотрели друг на друга, Фрэнки напряглась, пытаясь сесть.

– Нет, лежи, – сказала Шона, поняв, что той нужно беречь жалкий остаток сил.

– Я рада, что ты пришла.

– Айзек рассказал мне о том…

Шона не знала, как продолжить фразу.

– Давай без обиняков, я умираю.

– Я знаю, – тихо сказала Шона.

– Речь не обо мне. Об Алексе.

Темные выразительные глаза Фрэнки были обращены на Шону. Неистовые, умные, они, казалось, пылали на ее лице, изможденном, но все еще красивом.

– Он с моей сестрой… – Фрэнки закрыла глаза, превозмогая болезненный спазм.

– Позвать медсестру?

Шона потянулась к кнопке вызова.

– Нет, не надо. Они просто поставят еще морфий, и я не смогу говорить… а мне нужно поговорить с тобой о будущем Алекса.

Шона открыла рот с намерением возразить, но Фрэнки перебила ее:

– Речь не о деньгах. А о том, что будет с ним, когда меня не станет.

Впервые в глазах Фрэнки отразился страх – за себя и за сына.

– Я уверена, что твоя сестра…

– У Изабелл ремиссия. У нее тот же рак, что у меня, но его схватили раньше. Она жива только потому, что я шантажировала твоего мужа, чтобы он заплатил за лечение.

Шона была ошеломлена этой новостью, но постаралась не показать виду.

– Знай Дэн, зачем тебе нужны деньги, он бы дал.

– Теперь я это знаю…

На лбу Фрэнки выступил пот, она стиснула челюсти, борясь с очередной волной боли. Как только спазм прошел, она быстро заговорила, как будто торопилась все сказать, пока еще могла:

– Послушай, Шона, сестра любит Алекса, но рак – это такая гадость. Он убил мою мать и меня убьет. Если с Изабелл что-то случится, у Алекса никого не останется. Он этого не заслуживает. Он хороший мальчик, и хотя я его мать, но ты видела, какой он славный – копия отец, верно?

Шона вспомнила день похорон и как она удивилась, насколько мальчик похож на Дэна.

– Я хочу, чтобы ты забрала его к себе. С тобой ему будет лучше, у тебя возможности, связи.

Шона помотала головой, в душе нарастала паника.

– Я не могу.

– Пожалуйста… ты должна. – Фрэнки потянулась и с удивительной силой вцепилась в руку Шоны. – Я хочу, чтобы Алекс рос в безопасности. Чтобы не попал в уличную банду, как мои братья. – Фрэнки снова поморщилась. – Дэн… он говорил, ты добрая. Хорошая.

Шона знала, что Дэн, будь он здесь, согласился бы не раздумывая. Дэн не оставил завещания, умер скоропостижно, но ему хотелось бы, чтобы она взяла мальчика и любила как своего. Она знала это и все же колебалась. Она всем сердцем сочувствовала ребенку. Потерять мать в таком юном возрасте будет для него страшным ударом, и, как бы противоречиво она ни относилась к Фрэнки, сама мысль о том, что мальчик будет страдать, ей претила. Но станет ли ему легче от того, что он переедет к ней, а не останется у тети? Да, Шона могла дать ему все материальные блага, возможности и связи, о которых говорила Фрэнки, но она была ему чужой. Если тетя любила его, а он любил ее, то мальчику, конечно же, лучше остаться с ней?

Фрэнки тяжело вздохнула, ее глаза потеряли фокус.

– Я знаю, что ты обо мне думаешь, но должна сказать, что Дэн любил тебя. И мне очень хотелось немного такой любви. Поэтому я пыталась испортить ему жизнь. Сейчас я в этом раскаиваюсь. У Алекса так много от Дэна – слава богу, у него отцовские гены.

Шона понимала, что, несмотря на боль и слабость, Фрэнки будет и дальше умолять и в итоге она согласится. Однако ей не хотелось давать пустых обещаний только ради спокойствия умирающей. Она взяла Фрэнки за руку и, тщательно подбирая слова, сказала:

– Хорошо, я позабочусь о нем. Но сначала он должен со мной познакомиться и проникнуться ко мне доверием. Я оставлю тебе мой номер, пусть Изабелл позвонит мне, и мы обо всем поговорим.

– Пообещай, – Фрэнки не отпускала руку Шоны.

– Я пообщаюсь с Изабелл, и вместе мы поступим так, как будет лучше для него. Она будет нужна ему в жизни. У Алекса есть еще родственники?

Фрэнки покачала головой.

– Только Изабелл. Если что-нибудь случится с ней, у него никого не останется.

– У него буду я. – Шона выдержала взгляд Фрэнки. – Я тебе обещаю.

Ее искренний ответ, казалось, удовлетворил женщину. Она отпустила руку и закрыла глаза.

Глава двадцать третья

Рокси и Шона не виделись больше года. Шона надеялась повстречаться с подругой, пока была в Европе на съемках «Посвящается Грейс», но новая линия одежды, запущенная Рокси, имела такой успех в Милане и Париже, что она решила открыть флагманский магазин на Мелроуз-авеню в Лос-Анджелесе, так что они снова оказались на разных континентах. Даже когда съемки закончились и Шона вернулась в Штаты, график у обеих был настолько плотный, что пересечься никак не удавалось. Поскольку бренд «РОКС» обрел популярность среди знаменитостей и «засветился» во всех трендовых местах, Рокси приходилось появляться на модных показах в разных уголках земного шара: на Лондонской неделе моды она сидела рядом с Анной Винтур, которая была в платье с заниженной талией от «РОКС». В Париже ее сфотографировали с Кейт Мосс. На открытии магазина в Нью-Йорке Сара Джессика Паркер появилась в потрясающем черном платье-пачке, которое попало на страницы сотен женских журналов по всему миру.

Шона была рада вернуться в Лос-Анджелес, и сегодня они завтракали в Фонтанном зале отеля «Беверли-Хиллз», где Рокси любила останавливаться. Шона заказала белковый омлет со шпинатом, а Рокси – панкейки на молоке.

– И как ты можешь это есть! Я даже смотреть на них не могу! От одного взгляда полнею как на дрожжах.

– Что за бред! От еды нужно получать удовольствие. От вида здешних сушеных вобл меня воротит с души! Чем так себя мучить, лучше я буду носить одежду четырнадцатого размера, как в старые добрые времена.

– А я боюсь набрать полкило, у нас еще не снята реклама для фильма о Грейс. Камера не лжет.

– Чепуха! Ты будешь выглядеть сногсшибательно. Для чего иначе существует корректирующее белье, а?

– Никогда не умела его носить, в итоге трусики сползали, и я не могла пошевелиться!

– А как дела с издательством? Сколько они предлагают тебе за откровения?

– Миллион долларов за глобальные права.

Рокси присвистнула.

– Это большие деньги. И что, ты согласишься?

– Не знаю. Мне было бы интересно рассказать свою историю, как все было. Если, конечно, я решусь.

– А что тебя сдерживает?

– Правда, – не сразу ответила Шона.

Рокси кивнула. Они помолчали, а затем Рокси сказала:

– Если ты действительно хочешь рассказать правду, значит, тебе придется встретиться с прошлым лицом к лицу.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты отлично знаешь, что я имею в виду. Мне все известно про коробку, которую ты прячешь. С письмами и открытками, которые ты пишешь, но никогда не отправляешь.

– Рокси… Я не хочу об этом говорить.

Рокси отложила вилку.

– Шона, ты никогда не хочешь говорить об этом. Послушай, раньше я молчала, но теперь скажу: я была у психотерапевта.

– Ой… – Глаза Шоны расширились от удивления. – А почему ты не говорила мне об этом раньше?

– Вот сейчас говорю, – Рокси нахмурилась. – Мне давно нужно было сбросить с души груз, который так долго лежал под спудом. Я о Тьерри.

Шона упрекнула себя за недогадливость и эгоизм.

– Прости, Рокси, мне следовало подробнее расспросить тебя об этом, но я думала, точнее, хотела обо всем забыть и считала, что ты тоже.

– Я не могу забыть, мы не можем забыть. Я до сих пор просыпаюсь от ночных кошмаров. Избегаю отношений с равными мне мужчинами, потому что хочу все держать под контролем. Тот тип покусился на мой душевный покой, и мне нужно его вернуть.

– О, Рокси.

– Чтобы вернуть душевный покой, одного желания мало, нужно сильно постараться. Я хочу, чтобы ты поехала со мной, давай назовем это очищением жизни. Мы очень давно говорим о путешествии, и я считаю, что тебе нужно вернуться на Итос. Впервые за многие годы у меня есть возможность уехать. Пока меня не будет, моя команда присмотрит за конторой. С ними «РОКС» будет в надежных руках. Розничная сеть говорит, что я все равно только мешаюсь, а с Марко во главе дизайна мне не о чем беспокоиться.

– Забавно, что он так и не вернулся в Италию.

Шона улыбнулась. Марко, который пару лет назад делал первые шаги в качестве модели, теперь стал одним из ее ключевых сотрудников.

Шона посмотрела на часы.

– Совсем забыла: Изабелл должна привезти домой Алекса, а потом мы собираемся в парк развлечений «Юниверсал Студиос».

– Алексу там понравится. Как он?

– Он чуткий и смышленый. Трудно сказать, сколько он понимает, но по матери скучает и дичится. Ко мне, вполне понятно, относится настороженно, и как это преодолеть, я не знаю.

Когда Шона пришла в квартиру Изабелл, чтобы впервые забрать Алекса с ночевкой, она очень нервничала. Они договорились посмотреть, как все пойдет, и что иногда Изабелл тоже будет оставаться на ночь. Изабелл была спокойной и доброжелательной, но с Шоной держалась настороженно, ее доверие тоже предстояло завоевать. Шона много раз говорила себе, что поступает неправильно, и Айзек, который пытался отговорить ее от этой затеи, твердил то же самое, но обещание было дано.

Алекс прижимал к груди игрушечную ламу, ту самую, которая стояла возле больничной койки Фрэнки.

– Привет, Шона.

Он улыбнулся и, к ее удивлению, указал на газетную вырезку с ее фотографией, прикрепленную к покосившейся настенной полке. Возможно, дело было во взгляде, в голубых глазах Дэна, которыми он смотрел на нее, бесхитростно и невинно, а затем вдруг сосредоточенно нахмурился. Он был таким тихим и таким смелым.

– У тебя есть сад? – спросил он.

– Да, есть, – сказала Шона.

– А мы посадим там травку для Альфи? Альфи любит травку.

Он протянул ей игрушку, и Шона взяла ее.

– Привет, Альфи.

Она обняла игрушку и вернула ее Алексу.

– Еще у нас есть бассейн. Ты умеешь плавать?

Алекс посмотрел на Изабелл, которая ободряюще кивнула.

– Я учусь. Я умею плавать с нарукавниками!

– Ты их положил?

Изабелл кивнула.

– Тогда сегодня днем мы поплаваем. Будет очень весело, Алекс, – сказала Шона.

Она протянула руку – он взялся за нее, а потом повернулся и попрощался с Изабелл.

– Увидимся через пару дней, pequeño^[15], – сказала она, и Алекс махнул ей, когда они выходили из дома.

– Пока с трудом, но мы не торопимся. Ему до сих пор снятся кошмары, и по ночам он зовет Фрэнки. Я так рада, что они с Изабелл очень близки. Алекс все больше времени проводит со мной, а через Изабелл у него сохраняется связь с матерью.

– Как Изабелл?

– У нее все еще ремиссия, слава богу, но она очень страдает из-за Фрэнки.

Последний месяц напоминал американские горки, но Шона не пожалела времени на то, чтобы выстроить отношения с Алексом.

Она добилась судебного запрета на любое освещение своей жизни желтой прессой, и этот опыт стал для нее настоящим откровением. Алекс был невероятно любознателен и засыпал ее вопросами обо всем на свете:

– Почему сверчки громко стрекочут? Почему кузнечики зеленые? Почему солнце встает каждое утро?

Он любил панкейки с кленовым сиропом, «Барни и Друзей», делился с ней радостью жизни, и она с каждым днем любила его все больше. Она разгрузила свой рабочий график на ближайшее будущее и всерьез размышляла об отпуске. Но, может, не стоило ворошить прошлое?

В тот день Шона уложила Алекса спать в новой комнате. В ней были новые обои с ламами, игрушки-трансформеры и всякая мелочовка, которую они покупали во время дневных вылазок. Алекс любил аттракционы, а Шона бывала в парках развлечений в далеком детстве, поэтому оба получали море удовольствия, и Шона снова чувствовала себя ребенком. Она ужасно радовалась, что Алекс настолько счастлив, но старалась его не баловать, поскольку знала, что Изабелл этого не одобрит, но Алекс не был избалован, и потому они веселились на полную катушку.

– Мы катались на аттракционе «Назад в будущее», Tía!^[16]

Это Алекс сообщил по телефону Изабелл, когда они вернулись домой. Он звал ее Tía, что по-испански означает «тетушка». Шона воспринимала это спокойно, она не стремилась изгнать Фрэнки из сердца малыша, ей хотелось занять в нем свое место.

Пока он спал, Шона закинула ноги на большой диван в гостиной, окна которого выходили на роскошный сад и бассейн, и поговорила по телефону с Айзеком.

Он звонил из нью-йоркского офиса на Пятой авеню.

– Как развлекается мальчишка? – спросил он.

– Так, что спит без задних ног! – рассмеялась она. – Не верится, что мы знакомы всего несколько месяцев. И как только я жила без него!

– Шона, я тут столкнулся с дилеммой. На твое имя доставили пакет, и я не знал, как поступить. Поэтому я отправил его с курьером, вечером тебе доставят.

В этом не было ничего странного – как агент, Айзек получал уйму корреспонденции для своих клиентов, как правило, это были фанатские письма или сценарии от начинающих писателей, надеющихся на удачу. Бывало, присылали откровенную дичь, типа любовных посланий, написанных кровью, а порой попадались милые просьбы подписать фотографию, которые Шона охотно выполняла.

– А что в нем?

– Книга стихов и письмо. В сопроводительной записке сказано, что это тебе лично от старого друга.

Поговорив с Айзеком, Шона призадумалась: кому пришло в голову послать ей стихи? Возможно, это связано с ролью в фильме, но Айзек знал бы об этом… Заинтригованная, она ломала голову: может, это кто-то из университетских приятелей или однокашников из Ирландии?

Немного погодя в дверь постучали, и Шона приняла пакет, вручив курьеру десять долларов чаевых.

Потом она уселась у окна на удобный кожаный «честерфилд» и принялась вертеть пакет в руках. Он был обычный, из желтой бумаги, но когда она, посмотрев на почтовый штемпель, поняла, что он из Греции, ее сердце отчаянно забилось. Ей захотелось тотчас отправить пакет в мусорное ведро, не интересуясь его содержимым, но какая-то ее частичка, прежняя Шона О’Брайен, которая два десятилетия назад оставила в той прекрасной стране часть своей души, изнывала от желания узнать, что было внутри.

Она медленно открыла пакет и достала книгу. При ней была сопроводительная записка, которая гласила:

Много лет назад мне выпала честь познакомиться с Шоной Джексон, в ту пору известной как Шона О’Брайен, и я был бы признателен, если бы вы передали ей это на добрую память.

С уважением,
Деметриос Теодосис

Шона почувствовала, как краска ударила в лицо. Даже теперь, столько лет спустя, ему удалось ее разволновать. Она прочитала название – «Лирика Сапфо». Издание было очень старое, в переплете из красной кожи. Одна страница была заложена запечатанным письмом. Она открыла страницу – это был сонет «Лилии».

О, любимая, кожа твоя бела,

Чистейший алебастр.

Нежна ты, как белоснежная лилия,

Раскрывающая свои лепестки только ночью.

Отклик был мгновенным. Шона вернулась в тот день, когда они с Деметриосом занимались любовью на «Святой Елене» и провели там свою первую ночь.

Она вскрыла письмо.

Дорогая Шона,

Много лет я вспоминаю тебя и то лето, которое мы провели вместе. Судьба уготовила нам серьезное испытание. В одном письме невозможно высказать все то, что есть на сердце, но я постараюсь. Я уже не тот мужчина, которого ты когда-то знала, но одно осталось неизменным, и это мое отношение к тебе.

Я никогда не забуду те драгоценные недели, которые мы провели вместе, и каждый день корю себя за то, что не приложил больше усилий, разыскивая тебя. Если ты когда-нибудь захочешь еще раз посетить наш волшебный остров, я буду счастлив снова увидеться с тобой. Я так много хотел бы тебе рассказать.

Неизменно твой,
Деметриос

Шона вгляделась в подпись с росчерком, узнав ее по прошествии двух десятилетий: вместо прописной – строчная «д» с характерной изогнутой петелькой.

В письме было что-то такое, сейчас представлявшееся ей неизбежным. Она так отчаянно старалась забыть, стереть все следы пережитого чувства. Любовь Дэна во многом смягчила ее обиду и печаль, но, как сказала Рокси, чувство по-прежнему было там, заперто в тайничке, скрытом от всех, даже от Дэна. Иначе почему она никогда не рассказывала ему об этом?

Появление Алекса в ее жизни подтверждало, что тайное всегда становится явным. Рокси была права, пришло время ей встретиться с прошлым лицом к лицу. Деметриос был не единственным, кому требовалось объясниться. Ей тоже было что рассказать…

Глава двадцать четвертая

Ариана смотрела, как бабушка нарезала фисташки и грецкие орехи для традиционной пахлавы, которую любили все в доме. Сегодня был день рождения Нико, и по такому случаю в таверне всегда устраивался праздник. Нико любил веселиться, и таких вечеринок, как у него, больше не было нигде.

Бабушка по-прежнему была красива, но со смертью мужа как-то поблекла. Она страдала артритом, и Ариана смотрела, как скрюченные старческие пальцы перемешивают смесь ложкой.

– Как вы с дедушкой познакомились?

– О, он сразу стал осаждать меня, но я не торопилась говорить «да». – Элана улыбнулась при воспоминании. – Он очень пылко ухаживал, но отец не хотел, чтобы я выходила за него.

– Почему? Ведь он уже тогда был богатым бизнесменом.

– Он был молод, ему предстояло многому научиться… а отец хотел, чтобы я была счастлива. Он сказал: «Элана, его бизнес станет твоим делом, а ты станешь его боссом».

– Что он имел в виду?

– Он понимал, что для успеха твоему деду требовалась поддержка. А отец хотел, чтобы я занималась детьми и была хорошей женой, он считал, что молодой женщине нужно только это для счастья.

– Но ты же была счастлива, да?

– Конечно! И участие в бизнесе отвечало моим склонностям в той же мере, в какой отвечало потребностям твоего дедушки! – Ее глаза блеснули. – Меня печалит только одно – что бог не дал нам других детей и у твоего отца нет брата, который мог бы разделить с ним это бремя.

При этих словах ее лицо опечалилось.

– Но отцу ведь нравится заниматься бизнесом, так что все получилось хорошо.

Элана вздохнула.

– Я бы так не сказала. Он больше времени проводит в эллинге, где вместе с Христианом строит лодки, чем занимается бизнесом.

Ариана подперла рукой подбородок и мечтательно произнесла:

– Христиан.

Элана цокнула языком.

– У тебя голова забита романтическими бреднями. Зачем ты расстраиваешь отца, Ари?

– Я его не расстраиваю. Он просто не хочет, чтобы я болталась здесь и мешала ему с его драгоценными лодками.

– Это неправда. Он любит тебя больше всего на свете, но ты такая же упрямая, как твоя мать.

Элана выложила смесь на тесто фило и полила ее подслащенным медовым сиропом.

– Я не виновата, что папа всегда был настолько обязательным. Не все хотят работать, работать, работать.

Ариана потянулась к липкой начинке. Бабушка шлепнула ее по пальцам.

– Ой!

– За дело. Не кусочничай! – резко сказала Элана. – Да, твой отец всегда знал, что такое долг, и умел жертвовать ради блага семьи.

– Разве ему никогда не хотелось заниматься чем-то другим?

Элана помедлила с ответом.

– Возможно… когда-то давно.

В этот момент на кухню вошел Деметриос и поцеловал мать в щеку. Ариана все еще злилась на него и, когда он наклонился к ней, отвернулась.

– Как хочешь, – он пожал плечами.

Она нахмурилась.

– Когда пахлава будет готова, я отнесу ее Терезе для сегодняшнего праздника.

Деметриос подозрительно посмотрел на дочь.

– Она решит, что ты пришла не просто так.

Ариана с невинным видом похлопала ресницами.

– Кто, я?

Деметриос закатил глаза.

– Напрасно тратишь время. Осенью ты отправляешься в Оксфорд, и тебе нужно готовиться.

– Папа, мы обсуждали это миллион раз: я не хочу возвращаться в Англию.

– Хорошо, тогда поезжай в Гарвард или в Сорбонну. Если ты хочешь пробиться в жизни, тебе потребуется образование. У тебя хорошая голова, ее нужно использовать.

– Чем плохо жить на Итосе? Ты все время проводишь здесь.

– В жизни на Итосе нет ничего плохого, но… когда ты повзрослеешь, тебе придется помогать мне с бизнесом.

– Я не хочу заниматься судоходством, это так скучно.

– Посмотри на Руперта Мердока и его дочь – она такая же хваткая, как он. Через несколько лет ты будешь думать иначе.

– Нет, не буду! Ты меня не заставишь! – закричала она.

– Тебе придется, – он тоже повысил голос.

– А вот и нет.

– Что за детский спор, прекратите оба, – вмешалась Элана. – Ари, вот пахлава, отнеси ее в таверну и скажи Терезе, что я приду позже.

Глаза Арианы вызывающе вспыхнули, но она послушалась. Ей надоело, что отец обращался с ней как с собственностью, она будет делать то, что сочтет нужным, нравится ему это или нет.

Деметриос сидел в кабинете, задумчиво потягивая коньяк и раздумывая над следующим шагом. Злиться на дочь не стоило, но ее своеволие приводило его в ярость. Он еще раз проверил почту. Ответа по-прежнему не было. Напрасно он написал Шоне. Не следовало давать шанс надежде. Теперь он чувствовал себя дураком. Повел себя как незрелый, потерявший голову юнец.

Ответ из офиса Айзека Орвица пришел несколько недель назад. Агент подтвердил, что подарок был вручен, так что книгу сонетов Шона получила. Деметриос надеялся, что стихи напомнят ей о времени, проведенном вместе, и она откликнется на его письмо. Теперь он корил себя – разумеется, она не желала иметь с ним никаких дел. Ему следовало проявить больше усердия много лет назад – она, пожалуй, вообще забыла, кто он такой.

В кабинет вошла мать.

– Я тебя искала, – она уселась в кресло. – Не рановато ли для бренди, а?

Деметриос проигнорировал ее комментарий и сделал еще один глоток винтажного «Курвуазье».

– Ариана пошла в гавань, – продолжила Элана. – Ты на нее слишком давишь. Если не затормозишь, потеряешь ее навсегда.

Деметриос был не в настроении слушать нотации матери.

– Тебе ли морализаторствовать, мама?

– Может быть, не мне, – примирительным тоном заметила мать. – Я понимаю, что в прошлом, возможно, слишком на тебя давила.

– Возможно?

В глазах матери вспыхнул прежний огонь.

– Семья всегда стоит на первом месте, мы оба это знаем. Но если на Ариану надавить еще чуть-чуть, она сломается или наделает глупостей.

– И что ты предлагаешь? Пусть забивает себе голову тряпками и побрякушками?

– Нет, но есть другой способ.

Деметриос сощурил глаза.

– Ты что задумала, мама?

– Не смотри так, – отмахнулась она. – На самом деле тебе ведь нужен помощник по бизнесу, так?

Деметриос неопределенно хмыкнул.

– Послушай, Ариана никогда не станет тебе помогать. – Элана сделала паузу, взвешивая слова. – А ты в курсе, что она сильно увлечена Христианом?

– Сыном Нико? И что ты предлагаешь?

– Ты ведь готовишь его себе в помощь? Он уже работает на тебя и хочет продвинуться в компании?

– Он хороший судостроитель… и мечтает осваивать судоходство.

– И поэтому ты обучаешь его тем же способом, каким тебя учил отец: отправляешь на яхту, чтобы он научился морскому делу. И у него есть деловая хватка, ты это тысячу раз говорил.

Деметриос кивнул.

– Да, он парень серьезный и трудолюбивый. Он станет ценным приобретением для компании. Куда ты клонишь, мама?

– Если Ариана и Христиан заключат «альянс», то она получит то, что нужно ей, а бизнес останется в руках семьи.

Деметриос молча посмотрел на мать и чуть погодя сказал:

– Черного кобеля не отмоешь добела.

– Приму это за комплимент, сын мой, – холодно улыбнулась она.

У него на лице оставалось каменное выражение.

– Это был не комплимент.

– Деми, и так и эдак не выйдет. Если хочешь, чтобы она пошла тебе навстречу, ее нужно слегка… скажем так, мотивировать.

– Отцам в сердечные дела лучше не лезть, я так считаю. Ариана слишком молода и…

– Чушь. Когда я вышла за твоего отца, мне было всего восемнадцать.

– Помнится, ты знала, как будет лучше для меня, и посмотри, что из этого получилось.

– София не знала, что такое долг, и была плохой женой.

– А я был плохим мужем, мама.

– Деми, ты слишком драматизируешь. Мы всего-навсего поможем нашей девочке осуществить ее мечты. Доверяй женской интуиции…

Грейс как-то незаметно вписалась в ритм жизни на Итосе. Она уже немного понимала по-гречески и даже могла поддержать беседу с постоянными посетителями таверны.

Сегодня была суббота, самый загруженный день недели, и все же вечером таверна будет закрыта. Это был день рождения Нико, по такому случаю все работники получили выходной и были приглашены на праздник. Но Грейс любила помогать и все утро провела на кухне с Терезой, готовя угощение.

Христиан, сын Нико, пришел поздравить отца, и Тереза немедленно припрягла его к делу – заставила проверять счета. Вот почему он сидел за семейным столом в ресторане и, поедая домашние калицуньи, считал на калькуляторе.

Христиан вернулся на Итос всего неделю назад – он ходил на одной из яхт Деметриоса. Грейс уже с нетерпением ждала его появлений в таверне. Он был старшим из троих детей Нико, ему было около тридцати. Грейс никогда не видела, чтобы он расслаблялся, но его спокойствие и выдержка вызывали у нее восхищение. Ей хотелось обладать этими качествами.

Стоя у кофейного автомата, она разглядывала его лицо, а он в этот момент сосредоточенно хмурил брови. В отличие от большинства греков, которых ей доводилось видеть, волосы у него были светлые, песочного цвета. Нико шутил, что Христиана оставил у дверей таверны аист, но Тереза сказала, что он пошел в ее бабушку, которая была немкой.

Грейс хотелось подойти чуть ближе и понять, какого цвета у него глаза. Тут он, как будто услышав ее мысли, поднял голову и встретился с ней взглядом. Она быстро отвернулась и покраснела. Разумеется, голубые.

Когда она снова оглянулась, он по-прежнему спокойно смотрел на нее и улыбался. Она улыбнулась в ответ. Он поманил ее к себе, приглашая поговорить.

– Я занята, не хочу огорчать Терезу.

Грейс склонила голову набок, извиняясь.

– Я тут желанный гость, – улыбнулся он, – мама не станет возражать, если мы поболтаем.

Он сделал знак матери, указывая на Грейс и давая понять, что хочет поговорить с ней. В ответ Тереза погрозила ему и подняла ладонь с растопыренными пальцами, де, пять минут, не больше.

Грейс вытерла руки о фартук и убрала с лица выбившиеся темные пряди. Волосы у нее были стянуты в хвост.

– Садись, Грейс. У меня есть для тебя подарок.

Ей нравилось, как раскатисто он произносил букву «р» в ее имени. Христиан полез в задний карман и достал что-то эффектным жестом.

– Мой паспорт – наконец-то!

Она захлопала в ладоши от восторга и едва удержалась от желания его поцеловать.

Вскоре после ее прибытия на Итос Деметриос сделал несколько звонков, и неделю спустя из полиции сообщили, что воры, ограбившие ее, были задержаны на Китире. Грейс думала, что ее паспорт продали на черном рынке, но оказалось, один из воров отдал его своей сестре. Деметриос поручил Христиану забрать его.

– Спасибо, Христиан. Подумать только, как долго он добирался сюда.

– Прости, – он покраснел, – Деметриос поручил мне забрать его из полицейского управления на Крите, но, как выяснилось, твой паспорт отправили в Афины, так что отчасти в проволочке виновна местная бюрократия. А потом мы возвращались на Итос более длинным путем, чем планировалось изначально, и к тому времени, когда добрались сюда, я совершенно про него забыл.

– Неважно, я просто так рада, что он нашелся. Как я могу тебя отблагодарить?

– Твоей улыбки вполне достаточно. – От его слов она улыбнулась еще шире. – Ну все, теперь ты можешь уехать.

– Я так не думаю. Тереза говорит, сейчас самая горячая пора и наплыв отдыхающих на однодневных турах с других островов. Занятия в университете начнутся только в конце сентября, так что я могу остаться еще примерно на месяц.

На лице Христиана появилась такая же широкая улыбка.

– Чудесно! – Он тут же сдержал себя. – Я имею в виду, замечательно, что родителям не придется спешно искать другую официантку. Они все время говорят, какая ты замечательная помощница.

В этот момент перед входом в таверну возникло оживление. С площади послышались одобрительные свисты и гудки. Грейс выглянула в окно: восторг мальчишек вызвала девушка в крошечных джинсовых шортиках, вязаном лифе-бикини и в широкополой шляпе от солнца. Она направлялась в таверну с коробкой пахлавы и, обернувшись перед входом, послала мальчишкам воздушный поцелуй, на который те отреагировали еще более яростным гудением и свистом.

– Любишь ты эффектные появления, Ариана, – сказал Христиан, покачав головой.

– Эти мальчики, они такие юные… Христиан!

Ариана наклонилась и, явно не торопясь, поцеловала его.

– Привет, Ариана, – сказала Грейс. – Какие у тебя красивые римские сандалии.

Ариана стрельнула в нее взглядом и посмотрела на свои золотые босоножки.

– Они старые.

Затем она повернулась к Христиану и больше не обращала внимания на Грейс.

Грейс привыкла к ее высокомерию. Ариана часто появлялась в таверне, особенно после того, как Христиан вернулся из плаванья, но Грейс казалось, он знал, что Ариана ищет с ним встреч, и намеренно ее избегал.

– Я так жду сегодняшнюю вечеринку, Христиан. Я принесла бабушкину пахлаву. Они с папой придут позже.

Она сняла шляпу, и ее прямые темные волосы соблазнительно рассыпались по плечам.

– Грейс, ты ведь тоже придешь, да? – учтиво спросил Христиан, приглашая Грейс присоединиться к разговору.

Ариана бросила на нее пренебрежительный взгляд.

– Да, очень мило, что персонал приходит на правах настоящих гостей.

– Грейс тоже гостья, Ари, притом очень желанная.

Он тепло посмотрел на Грейс, и она невольно улыбнулась в ответ.

– Я действительно не могу дождаться. – Ариана пыталась не хмуриться, но у нее плохо получалось. Она повернулась спиной к Грейс и наклонилась к Христиану. – Ты должен потанцевать со мной, Христиан. По такому случаю я надену особое платье.

Христиан слегка отстранился от нее.

– Боюсь, танцор из меня неважный, Ариана.

– Ты обломщик, – Ариана сменила тактику. – А когда ты покатаешь меня на катере? Все обещаешь и обещаешь. Завтра воскресенье и у тебя выходной, папа никогда не работает по воскресеньям, так что давай завтра.

– Не могу, – быстро ответил он.

– Это почему?

Ариана обиженно выпятила нижнюю губу.

На лице Христиана мелькнула нерешительность, а затем он сказал:

– Я обещал покатать Грейс.

– Что? – в унисон воскликнули обе девушки.

– Разве ты забыла, Грейс? Я обещал завтра показать тебе бухту Фенгари.

Грейс быстро сообразила.

– Ах да, верно, действительно обещал.

Ариана не могла скрыть раздражения.

– Ну, понятно.

– Мы должны проявлять внимание к гостям острова, Ариана. Ведь мы люди гостеприимные, так?

На лице Арианы отразилось разочарование, но либо ей не хотелось устраивать сцену перед Грейс, либо у нее на уме был иной план, но она тряхнула волосами и беззаботно сказала:

– Пойду отдам Терезе бабушкин подарок.

Она направилась на кухню, попутно напомнив Христиану о том, что ждет от него танец. На выходе она послала ему воздушный поцелуй через плечо, одновременно ухитрившись пригвоздить Грейс убийственным взглядом.

Грейс выжидающе посмотрела на Христиана, и тот с заминкой проговорил:

– Я… Я хотел пригласить тебя прокатиться в бухту Фенгари. Могу показать тебе лодку, которую строит Деметриос.

– Что ж, хорошая новость в том, что завтра у меня тоже выходной.

– Значит, ты согласна? – неуверенно спросил Христиан.

– С большой радостью!

– Тогда не забудь купальный костюм, – улыбнулся он.

Глава двадцать пятая

Грейс в последний раз критически осмотрела свой наряд. Она не ожидала, что пробудет на Итосе так долго, но за это время смогла пополнить свой скудный гардероб несколькими приобретениями. На воскресном рынке, где продавцы получали удовольствие от торга и давали хорошую цену, она купила коричневые кожаные сандалии, новое бикини и пару дешевых, но красивых летних платьев.

Сегодня ей предстояло выбрать либо желтое, до колен, в цыганском стиле, либо пастельно-синее, с вырезом под горло и легким клешем, что придавало ему винтажный вид. Она предпочла синее и надела его через голову, с наслаждением ощутив, как оно скользнуло по бедрам.

Она слегка подкрасила веки серыми тенями, подчеркнула контур темно-серой подводкой – черная показалась ей слишком резкой – и нанесла на губы розовый блеск.

– Сойдет, – сказала она себе, довольная результатом.

В окно уже долетал гомон голосов, и это рождало восхитительное чувство предвкушения. Спускаясь в таверну, Грейс увидела, что все столики на террасе были составлены в два длинных стола, которые заполняли все пространство, и площадь была забита людьми, танцующими под народную деревенскую музыку. Ее охватил дух праздника. Куда ни глянь, везде люди смеялись, пили, ели и веселились.

Почувствовав внезапную застенчивость, Грейс замедлила шаг. Может быть, ей стоит остаться в комнате и почитать книгу? Никто не заметит ее отсутствия, она всего лишь официантка и к тому же иностранка.

Она уже собиралась повернуть назад, но тут ее заметил Нико, который, сидя за столом, рассказывал анекдот под оглушительный хохот гостей. Увидев Грейс, он бросился к ней и обнял за плечи.

– А вот и наша дорогая Грейс! Проходи, знакомься и присоединяйся к вечеринке!

Он весело схватил ее за руку, подвел к столу и усадил рядом с Деметриосом.

– Это Элана, мать Деметриоиса, – сказал он, представляя ее пожилой женщине, сидевшей по другую руку от Деметриоса.

Затем Нико указал на пожилую даму напротив – судя по виду, она годилась ему в прабабушки.

– А это моя mitéra^[17], Катерина, – поддразнил он. – Ей девяносто лет, но по сравнению с ней мы все выглядим стариками, верно?

– Stamάta na me peirάzo gios^[18].

Старушка погрозила ему пальцем.

– Как можно, мама! Чтобы я над тобой подсмеивался? Да никогда, цыпочка ты моя!

Он звонко чмокнул старуху и умчался встречать новых гостей.

– Добро пожаловать, Грейс, ешь, пей и веселись. Сегодня такой вечер.

Деметриос налил ей стакан красного вина и подал тарелку клефтико, которое было фирменным блюдом Терезы.

Грейс попробовала тушеного барашка, наслаждаясь вкусом и ароматом орегано, лимона и чеснока, которые таяли на языке.

– Это объедение.

В этот момент к столу подсел Христиан. На нем были белые льняные брюки и темно-синяя рубашка. Несколько пуговиц были расстегнуты, и Грейс изо всех сил старалась не смотреть на его мускулистую грудь.

– Привет, Грейс, – сказал он. – Ты выглядишь… замечательно. Я рад, что ты пришла.

– Я тоже. В жизни не ела такой вкуснотищи.

– А теперь, Грейс, – сказал Деметриос, – расскажи-ка нам о себе. Ты уже месяца три здесь и до сих пор для всех остаешься тайной, как истинная англичанка.

– У тебя есть парень? – спросил Христиан.

Грейс чуть не подавилась тушеным мясом.

– Вот так, прямо в лоб!

Христиан неловко кашлянул.

– Я просто подумал, какой парень мог отпустить свою симпатичную подружку одну на все лето.

Грейс снова почувствовала, что пропадает в голубизне его глаз, и попыталась сосредоточиться на тарелке.

– Парня у меня нет. В сентябре я приступаю к занятиям в университете, но сначала решила заработать денег на учебу и попутешествовать.

– А как тебя к нам занесло? – Деметриос смотрел на нее вопросительно. – Обычно Итос не входит в перечень мест, обязательных для посещения молодыми людьми. У нас здесь в каком-то смысле глухомань. Сдается мне, ты здесь оказалась неслучайно. Ты уже чувствуешь себя среди нас как член семьи.

Элана ничего не заметила на эти слова Деметриоса, но глаза ее сузились. Грейс случалось несколько раз встречаться с ней на рынке, где Элана выбирала свежие фрукты. Несмотря на возраст, она производила неизгладимое впечатление.

– Мне всегда хотелось побывать в Греции, но об Итосе я узнала совсем недавно.

– Он лежит в стороне от проторенных путей, – сказал Христиан. – И как же ты о нем узнала?

– Ну, я…

Она не успела договорить, потому что вмешалась Элана:

– Деметриос, где твоя дочь? Пусть поспешит сюда, ведь Христиан здесь. – Она повернулась к молодому человеку. – Я слышала, ты обещал ей танец?

Ее глаза озорно блеснули.

– Элана, вы же знаете, что я не умею танцевать.

– Это неправда, я сама тебя учила. Ариана, иди сюда!

Элана помахала внучке, которая смеялась в дружеской компании. В этот момент оркестр заиграл известный во всей Греции танец сиртаки.

Ариана в белом, с открытыми плечами, шелковом платье в пол, которое эффектно подчеркивало ее пышную грудь и женственные бедра, выглядела потрясающе. Когда она направилась к их столику, держа курс прямо на Христиана, все молодые мужчины на площади провожали ее взглядами, а подруги и жены тем временем ревниво пихали их в бока. Ариана определенно привлекала внимание.

– Пойдем, Христиан!

Ариана схватила его за руки, увлекая в круг, он явно был не в силах ей сопротивляться. Ариана закружилась вокруг него – подол приподнялся, в вихре танца обнажились идеально загорелые ноги и мелькнули бедра.

– Красивая пара, да?

Элана самодовольно наблюдала за тем, как ее внучка и Христиан царят на танцполе, вызывая аплодисменты и восторженные возгласы праздничной толпы.

– Да, – согласилась Грейс, снова чувствуя себя чужой.

– Чему быть, того не миновать, – с удовлетворенным видом кивнула Элана.

Деметриос молчал с бесстрастным выражением на лице, и догадаться, о чем он думает, было непросто.

– С каких это пор, Элана, ты отсиживаешься на вечеринках? – Нико неожиданно объявился возле их стола и поднял Элану на ноги. – Мы этого не допустим. Всем известно, что ты лучше всех танцуешь на Итосе.

Элана рассмеялась, явно наслаждаясь вниманием, и они оба присоединились к танцорам, которые теперь двигались по кругу, положив руки друг другу на плечи.

До сих пор мать Нико хранила молчание, наблюдая за происходящим и получая удовольствие от праздника, но теперь она потянулась к Грейс и дотронулась до ее руки. Грейс не поняла, чего хочет от нее пожилая женщина, и покачала головой.

Деметриос пришел ей на помощь:

– Катерина просит тебя показать ладонь. Она хочет тебе погадать.

Грейс не очень этого хотелось, но она боялась обидеть женщину отказом и потому неуверенно протянула руку.

– У Катерины в роду якобы были цыгане. Нико говорит, она ясновидящая.

По тону Деметриоса было неясно, верит ли он в это сам или нет. Женщина разглядывала руку Грейс, что-то бормоча по-гречески.

Потом она подняла глаза, и Грейс почувствовала себя неловко под ее пристальным взглядом. Когда она снова заговорила, Деметриос стал переводить:

– Катерина говорит, Итос позвал тебя, и ты пришла.

Катерина кивнула, улыбаясь Грейс, и продолжила.

– Не бойся искать истину. Не нужно бояться света, – перевел Деметриос. Женщина сказала что-то еще. – Катерина говорит, что завтра, при полной луне, желание твоего сердца осуществится.

Грейс нервно рассмеялась, но Катерина посмотрела на нее мудрыми глазами и добавила на ломаном английском:

– Ты ищешь свою правду, но искать ее нужно в правильном месте.

Она одарила Грейс блаженной улыбкой, похлопала ее по руке и снова принялась притопывать в такт музыке. Грейс моргнула, по ее спине пробежали мурашки. Казалось, слова Катерины повисли в воздухе.

– Катерина – мудрая женщина, – сказал Деметриос. – Мы все что-то ищем, так ведь? – Он взял ее за руку. – Брось, излишек самоанализа вреден для души, а танец полезен.

С этими словами он вытянул ее на танцпол, и Грейс закружилась под музыку, благодарная ему за доброту и радуясь при мысли о том, что завтрашний день принесет в ее жизнь что-то новое.

Глава двадцать шестая

Когда яхта пришвартовалась в гавани Итоса, было далеко за полночь. Капитан радировал об их прибытии, и когда они сошли с трапа, машина уже ждала.

Шона несла на руках крепко спящего Алекса. Он так переволновался из-за прибытия на Итос, что уснул и пропустил момент, когда яхта вошла в гавань. За последние две недели они посетили афинский Акрополь и Парфенон, побывали на Крите и Родосе, и Алекс был переполнен впечатлениями. Шоне и Рокси это напоминало юность, они с радостью снова ощутили себя туристками, правда, на этот раз, как заметила Рокси, подбирать отбросы на рынке им не приходилось – они обедали в лучших ресторанах и останавливались в лучших отелях. Шона путешествовала инкогнито, под именем О’Брайен, а еще она отказалась от мелирования и снова стала рыжей. Пока им удавалось избегать папарацци. В Афинах они зафрахтовали яхту и поплыли к острову с ощущением свободы и в приподнятом настроении. Шона совсем не скучала по миру кино и забыла о своем звездном статусе – теперь все ее мысли были заняты Алексом.

Шона окинула взглядом гавань. Гуляки, вывалившиеся из таверны, еще слонялись по площади, смех и музыка плыли в воздухе, и пахло розовой бугенвиллеей, чей аромат был так памятен ей. Неужели по прошествии стольких лет она снова здесь?

Они загрузились в машину – Алекс на мгновение проснулся, когда она усаживала его себе на колени, – а багаж последовал отдельно. По узкой дороге машина поднялась на бровку холма, и Шона мельком увидела виллу Теодосис. Их вилла стояла чуть дальше, и вскоре выбежавшая навстречу экономка Дельфина, особа говорливая и расторопная, уже вела их в прохладу дома. Она показала им спальни, забрала Алекса и уложила его в постель. Он ненадолго проснулся, потер глазки и поинтересовался, где они.

– Мы сейчас на Итосе, дорогой, – сказала Шона.

– Спой «Луна Лунера», тетя Шона, – зевнул он.

Алекс засыпал только под эту колыбельную, поэтому Шона, которая не знала испанского, напевала ее на английском, и малыша, судя по всему, это устраивало. Сейчас она тихо шептала:

– «Луна, яркая луна, ты видишь, как я плачу…»

Мгновения спустя Алекс уснул. Шона поцеловала его и выключила свет.

Рокси не терпелось обследовать виллу, ждать до утра она не желала, поэтому подруги отправились осматривать дом. Они любовались интерьерами, декорированными в минималистическом стиле, восторженно охали и ахали и, дойдя до большого холла, выходившего на широкую террасу, за которой были ворота в бассейн, потеряли дар речи. Бассейн располагался на краю нависающей скалы, откуда к востоку открывался обзор на бухту Фенгари и к западу – на гавань Итоса.

– Алексу здесь понравится. Ему не захочется отсюда уезжать, – сказала Рокси.

– Возможно, не только ему. Это сказочное место, – сказала Шона.

– Как ты себя чувствуешь?

Шона улыбнулась.

– Забавно, но здесь хорошо – как-то правильно. Я и забыла, как сильно любила это место.

Было уже поздно, обе устали, и Шона поднялась к себе. В комнате был большой балкон, выходивший на бассейн. Высоко в небе стояла луна – она была почти полная, с розоватым отсветом, который, казалось, окрашивал залив теплым светом.

Перед их отъездом Айзек сделал несколько телефонных звонков и выяснил, что летние месяцы Деметриос Теодосис всегда проводил на Итосе. Ветер трепал ее легкую шелковую блузку и раздувал рыжие волосы, и ей было странно думать, что Деметриос где-то рядом, возможно, в этот самый момент смотрит на луну.

– Ты снова фантазируешь, Шона, – сказала она себе, забираясь в постель.

Сон быстро пришел – ей приснилась луна, нашептывающая об утраченной любви.

– Тетя Шона, по-моему, я вижу Китай!

– Да ну? – Шона прищурилась и посмотрела за край бассейна в сторону залива. – У тебя зоркие глазки, Алекс. Или это мне пора купить новые очки?

Он хихикнул, покачался на поверхности, как утка, а затем, проплыв под водой в конец бассейна, вылез, прибежал в начало и снова плюхнулся в воду, вынырнув рядом с Шоной. Она взвизгнула в притворном испуге, Алекс подхватил, и они завизжали в два голоса, брызгая водой друг в друга. Шона сдалась первой, умоляя его о пощаде.

Первое, что сделал Алекс, проснувшись утром, – это надел плавки и устроил ей побудку с требованием пойти купаться. Он много занимался плаваньем, с тех пор как стал жить у нее, и теперь отлично держался на воде. Дома Шона с трудом вытаскивала его из бассейна, а сейчас было утро, и Итос манил. Ей хотелось, чтобы они отправились обследовать остров, но тут из ворот, увитых виноградом, появилась Рокси. Заметив ее, Шона удивилась: она была уверена, что подруга до сих пор валяется в постели.

– Доброе утро! – приветствовала Рокси их обоих.

Она была в широкополой шляпе и в юбке-саронге с пальмовым принтом. Вид у нее был загорелый и вальяжный.

– Ходила на экскурсию? – спросила Шона.

– Не могла удержаться. Не поверишь, но за воротами есть тропинка в скалах, ведущая к пляжу. У нас есть отдельный спуск.

Появилась Дельфина, неся поднос с напитками и восхитительно выглядящим мезе из долмады, оливок, хумуса и греческого салата.

Все трое тотчас почувствовали приступ голода. Алекс выбрался из бассейна, Шона последовала его примеру, накинув поверх белого купальника легкое шелковое кимоно. Кожа у нее была золотистого цвета, но она намазалась солнцезащитным кремом, чтобы защититься от жаркого солнца.

– Да, – сказала Дельфина, услышав конец их разговора, – это отдельный спуск, ведущий к пляжу, но он пересекается с другими тропками, поэтому будьте осторожны, чтобы не сбиться с курса. Иначе пойдете вдоль моря, а не к нему.

– Давай мы с Алексом сходим на пляж, а ты пока отдохнешь, – предложила Рокси.

– Я совсем не устала, – ответила Шона, – но мне нужно поработать, пора браться за мемуары.

– Ты еще не взяла аванс у издателя.

– Но и не отказалась. Может, стоит попробовать…

Рокси откусила толстую сочную оливку.

– Ты на отдыхе. А это означает, что нужно есть мезе и мороженое – и, само собой, пить вино.

– Звучит заманчиво.

– Я серьезно. Пара часиков свободного времени тебе не помешала бы.

Она многозначительно посмотрела на Шону.

– Не смотри так, – Шона нахмурилась. Рокси ждала от нее плана действий относительно Деметриоса. – Может, вы с Алексом пойдете вперед, а я к вам присоединюсь чуть позже?

– По рукам. Используй время с умом.

Шона вздернула нос.

– Как ты правильно подметила, мы на отдыхе, и я буду распоряжаться своим временем, как захочу.

– Это говоришь ты или Грейс Келли?

– Я уже толком не знаю, кто именно! – рассмеялась Шона.

Грейс нравилось работать в таверне, но отдыхать она любила не меньше. У нее был всего один выходной в неделю, но она не обижалась на Терезу: сезон был коротким, и использовать его требовалось по максимуму, прежде чем туристы и отдыхающие вернутся в родные места. В таверне все сбивались с ног, и прежде всего сами хозяева, у которых, казалось, вообще не было выходных.

Грейс обожала плавать с маской – она научилась этому еще в детстве, когда отдыхала с родителями. Они с отцом всегда настаивали на местах, где была возможность подводного плаванья. На Мальте ей довелось нырять с лодки и любоваться красочными рифами, в которых кишела жизнь, – это было воспоминание на всю жизнь.

Посетители таверны порой забывали вещи, и в шкафу у Нико скопилось немало ласт, очков, шляп от солнца и шлепанцев. Он не возражал против того, чтобы Грейс брала кое-что «напрокат», и сегодня она час плавала неподалеку от берега в надежде увидеть неуловимых морских черепах, а может, и застенчивых рыб-попугаев. Но день оказался неудачный, и теперь она сидела на пляжном полотенце, глазея по сторонам.

По меркам Итоса, на пляже было многолюдно, но вообще-то толп туристов на острове не бывает. Путешественники приезжают взглянуть на живописную гавань и узкие улочки с традиционными ремесленными магазинчиками, в которых продаются изделия из кожи местного дубления и корзины – местные жительницы плетут их, сидя на пороге.

Неподалеку от Грейс женщина и маленький мальчик играли с гигантским пляжным мячом. Мальчуган был настоящий живчик, и женщина с трудом успевала за ним. Вдруг легкий ветерок подхватил разноцветный мяч и погнал в ее сторону. Грейс не раздумывая вскочила и поймала его. В школе она была чемпионкой по нетболу и обожала игры с мячом. Она бросила мяч мальчику, и тот помчался ей навстречу, но запнулся и не удержался на ногах.

– О нет! – выдохнула Грейс и бросилась к нему.

Она не успела его подхватить, но малыш, похоже, не пострадал. Хотя он набрал полный рот песка, но смеялся во все горло.

– Алекс! Ты в порядке? – спросила подбежавшая женщина.

– Мне очень жаль. Наверное, это из-за меня, – сказала Грейс, поднимая мальчугана. – Мне очень жаль, Алекс. Я – Грейс, приятно познакомиться.

– Он в порядке, да, Алекс?

Женщина отряхнула с него песок. Она была выше Грейс, с короткими волосами, торчащими как шипы. В ее облике было что-то узнаваемое, но Грейс не могла сказать, что именно.

– У этого парня стальная броня, – сказала женщина.

– Он у вас егоза.

– Кому вы говорите! – Женщина закатила глаза. – Но я сама вызвалась поиграть с ним, а значит, сама виновата. Я ему почти тетушка.

– Почти тетушки – самые лучшие. А я обожаю играть с мячом. Если хотите, могу вас подменить, а вы пока почитайте. – Она кивнула на «Жизнь Пи», лежавшую на полотенце. – Я люблю дурачиться.

– В самом деле?

– Конечно, для меня это будет отличная разминка.

– Я хочу поиграть с Грейс!

Алекс подпрыгивал от нетерпения.

– А ну-ка догони!

С этими словами Грейс схватила мяч и побежала к берегу. Алекс, хохоча, погнался за ней.

На следующие полчаса Алекс обрел идеального компаньона в лице Грейс. Они плескались у берега, Грейс показывала маленьких рыбок, которые любили объедать кожу ног, – мальчуган подпрыгивал, после чего они принимались носиться друг за другом. Грейс потеряла счет времени и, когда спохватилась, доставила Алекса обратно к Рокси.

– Прости, Алекс, мне пора. Друг везет меня кататься на лодке, я не могу опаздывать. Мы еще увидимся, – заверила она, увидев, как вытянулась его мордашка. – Вы долго пробудете на Итосе?

– Пока не знаю. Там видно будет. Я здесь с подругой – у нее, скажем так, тут жизненно важное дело. Может, все решится быстро, а может, и нет.

– Извините, что спрашиваю, но мы раньше не встречались? Ваше лицо мне кажется знакомым.

– Меня зовут Рокси, я занимаюсь дизайном модной одежды.

Грейс склонила голову набок, размышляя, а затем распахнула глаза от удивления:

– Вы – Рокси Леннон? Я обожаю «РОКС»! Платье, которое было на Кейт Мосс на прошлогодней премии Британского совета моды, – это что-то невероятное.

Рокси кивнула со скромным достоинством.

– Я делаю одежду, которая мне нравится. А на Кейт Мосс даже бумажный пакет будет выглядеть гламурно.

– Я люблю моду, вы икона!

– Тебе лучше остановиться, иначе меня раздует от важности!

– Извините, веду себя как фанатка. Это не круто, – сказала Грейс.

– Приму твои слова за комплимент. Но разве тебе не пора бежать? Иначе друг уедет без тебя.

– Господи! – Грейс похватала свои вещи. – Еще как пора, приятно было познакомиться! До свидания, Алекс!

Она умчалась, а Рокси крикнула ей вслед:

– Надеюсь, он того стоит!

Шоне казалось, она уже вечность смотрит в макбук, хотя на самом деле прошло совсем немного времени. Она пыталась сосредоточиться на воспоминаниях о детстве в Ирландии, но единственное, что ей приходило на память при виде лазурно-голубой глади Средиземного моря, были слова отца, который как-то сказал: «Никто не должен работать, когда солнце высоко и море спокойно».

Оставив надежду написать что-нибудь толковое, она решила спуститься на пляж, куда уже ушли Алекс и Рокси. Длинный белый сарафан в стиле бохо и «биркенштоки» из коричневой кожи идеально подходили для этой цели. Шона кинула в сумку полотенце, надела любимую широкополую шляпу и направилась к старым ржавым воротам, через которые пришла Рокси. Тропинка привела ее к развилке. Пляж казался прямо под ногами, но куда следовало повернуть, направо или налево, было неясно. Шона пожала плечами и взяла правее, полагая, что в худшем случае выйдет в город.

Тропинка поворачивала, виляла и в скором времени перешла в крапивную поросль, которая больно хлестала по ногам. Шона поняла, что пошла не в ту сторону, и решила повернуть назад, но и в обратном направлении все тоже выглядело незнакомым, и вскоре она сбилась с пути.

Солнце палило, она жалела, что не прихватила бутылку воды. Дорога совсем заросла, впереди ее преграждал кустарник с раскидистыми ветвями, и Шона запаниковала. А вдруг она окончательно заблудилась? Она потеряла счет времени, единственным различимым звуком был крик канюков, которые, заметив добычу, пикировали с высоты.

Она пробралась через подлесок и уже чувствовала слабость, когда вышла на поляну. Относительно начала пути теперь она оказалась выше по склону, слева внизу проглядывало море, впереди виднелись оливковые рощи, а над макушками деревьев возвышалась верхняя башня виллы Теодосис.

Шона не успела все осмыслить, потому что зной стал невыносимым. Почувствовав слабость, она опустилась на валун под сенью оливкового дерева, сняла шляпу и принялась яростно ею обмахиваться.

Она сидела под деревом, размышляя о том, как вернуться на тропу и при этом не потерять сознание, когда заметила фигуру, двигавшуюся сквозь деревья по направлению к ней со стороны виллы.

Это была женщина лет за семьдесят, с седыми волосами, собранными в пучок, и в длинной тунике. Даже по прошествии двадцати лет Шона узнала ее лицо: это была Элана Теодосис. Они виделись всего один раз, и в ту единственную встречу она приказала Шоне убраться с острова и навсегда исчезнуть из жизни ее сына.

Глава двадцать седьмая

Из приличной обуви у Грейс имелись только «найки», но по этому поводу она не переживала. Ее дядя владел парусником, и вместе с родителями она неоднократно плавала у берегов Кауса, что ей доставило большое удовольствие. Грейс гордилась своей отличной морской подготовкой и знала о судах немного больше, чем предполагал Христиан.

У него был одномачтовый парусник – кэтбот. Когда позднее тем днем Грейс ступила на борт, Христиан предложил ей сесть, пока сам развернет парус и приготовится к отплытию. Грейс удивила его, закрепив булинь.

– Ты рули, а я отчалю, – сказала она.

Он почесал голову.

– Ты не говорила, что умеешь ходить под парусом.

– А ты не спрашивал! – Увидев ошарашенное выражение его лица, она рассмеялась. – Ну и видок у тебя! Давай, полный вперед.

Это был идеальный день для плавания. Ветер надувал парус, кэтбот скользил по воде, но море было спокойным. Грейс наслаждалась вкусом соли на губах и свистом ветра.

– Это твой парусник?

– Я построил его сам, а Деметриос мне помогал. Он терпеливый учитель.

Из них получилась хорошая команда. Грейс понимала ветер и знала, что и когда нужно делать, а Христиан с помощью румпеля держал курс, принимая в расчет волну и ветер, как будто был с парусником одним целым.

– Куда мы идем? – поинтересовалась она, присаживаясь.

– В бухту Фенгари. Туда по суше не попасть, только морем. О ней мало кто знает, только островитяне.

До места они добрались довольно быстро. Полуденная жара спала, и ближе к вечеру стало более терпимо. У небольшого причала Грейс спрыгнула в воду, поймала веревку, брошенную Христианом, подтянула парусник и узлом закрепила ее за рым.

Ожидая, пока Христиан выберется на берег, она окинула взглядом подковообразную бухту. Кобальтово-синее море омывало белый песчаный берег, вызывая отчаянное желание искупаться, но Грейс еще стеснялась Христиана и потому указала на эллинг, притулившийся возле причала. В отличие от подобных строений в гавани, казавшихся древними и почерневшими от времени, он был свежеокрашен и выглядел как новый.

– Чей эллинг?

– Деметриоса. Он приплывает сюда, когда хочет обо всем забыть. Он говорит, что дома не может расслабиться, потому что телефон звонит не переставая. Тут он учил меня строить кэтбот – тот, на котором мы прибыли.

Грейс повернулась и снова посмотрела на парусник. Прежде она не заметила, что у него на боку было название – «Селена».

– Это ты его так назвал? Кто такая Селена?

– Селена – богиня луны, ее почитают на Итосе. Пойдем, я покажу, что внутри. Деметриос не будет возражать, если мы зайдем.

Внутри было прохладно и темно. Со стропил свисало каноэ, удерживаемое веревками, по стенам были развешаны рыболовные сети и ловушки для омаров. В углу стоял гамак и потрепанный кожаный диван, вдоль одной стены висели книжные полки с классическими романами. Грейс взяла наугад один – это оказался «Доктор Живаго» – и полистала потрепанные страницы. Судя по всему, книгу неоднократно читали. Грейс просмотрела остальную часть полки: Александр Дюма, несколько криминальных романов Элмора Леонарда. Еще был томик любовной лирики Сапфо.

– Деметриос любит классическую поэзию, – сказал подошедший Христиан.

Грейс открыла страницу, отмеченную закладкой, и прочитала:

Луна и Плеяды скрылись,

Давно наступила полночь,

Проходит, проходит время,

А я все одна в постели^[19].

– Как грустно, – заметила она. – Должно быть, Деметриос чувствует себя очень одиноким.

Христиан пожал плечами.

– Он очень закрытый и мало рассказывает о себе. Мать говорит, что в молодости ему разбили сердце.

– А теперь он снова разведен и одинок.

Грейс вернула томик на полку. В центре под брезентом находилось что-то большое, стоявшее на опорах.

– А это что?

– Это magnus opus^[20] Деметриоса, его шедевр!

– Лодка?

– Конечно.

– Можно взглянуть?

Христиан ослабил веревку на брезенте, и под ним обнаружилась шхуна размером с небольшой скоростной катер. Она была из дерева, с U-образным кокпитом с деревянным рулем и консолью из красного дерева, ошлифованной вручную. Двигателя и систем управления еще не имелось, пока велись работы над корпусом.

Грейс провела рукой по внешней стороне, наслаждаясь ощущением гладкого дерева, и ощутила пальцами контуры букв, написанных на боку: «Красавица».

– Деметриос еще не закончил. Он часто трудится здесь один, но не очень продвигается вперед. Такое ощущение, что он не стремится ее доделать.

– Как думаешь, кто такая Красавица?

– Может, та девушка, которая разбила ему сердце?

Остаток дня они провели в прохладе эллинга и съели закуски, которые прихватил Христиан. Как выяснилось, он вовсе не был застегнут на все пуговицы – с ним было легко, он много смеялся и расспрашивал ее о жизни. Он сообщил, что Деметриос взял его под крыло, когда ему было четырнадцать лет.

– Я думаю, ему хотелось сына, которому он мог бы передать знания.

– А что ему мешает делиться ими с Арианой? Женщины тоже бывают корабелами.

– Это так, только Ариана не из такого теста, у нее ни капли терпения. Ей нравятся танцы, музыка, веселье, мальчики…

– Еще ей нравишься ты, – Грейс ткнула его локтем в бок.

– Ариана сама не знает, чего хочет. Когда я постарею, обзаведусь брюшком и поседею, как отец, я ей разонравлюсь. Она молода – ей нужно пожить, прежде чем строить планы на жизнь.

– Не представляю тебя с брюшком, – рассмеялась Грейс.

Он поднялся и стянул через голову футболку. Под ней оказался сильно загорелый торс с плоским, как стиральная доска, животом и накачанным прессом.

– Ну что, Грейс, пляж в нашем распоряжении. Будет глупо не устроить заплыв – надеюсь, ты не забыла взять купальный костюм?

– Ты такой старомодный. – Она засмеялась, избегая смотреть на него в плавках. – В Англии не говорят «купальный костюм».

– А как нужно говорить?

– Купальник… или бикини.

– Хорошо, надеюсь, ты не забыла бикини. Это слово лучше звучит.

Она поднялась, он смотрел на нее дразнящим взглядом. К счастью, бикини было на ней, но раздеться перед ним она не решалась.

– Ты хорошо плаваешь?

– Довольно прилично.

– Тогда кто вперед – до той большой скалы и обратно. – Он направился к воде. – Я быстрый, ты меня не обгонишь.

Нырнув, он быстро поплыл кролем, рассекая воду широкими взмахами.

– Хвастун! Да будет тебе известно, я выиграла бронзовую медаль на чемпионате графства! – крикнула Грейс ему вдогонку, скидывая одежду и оставаясь в красном бикини с топом-бандо.

Ступив в прохладную чистую воду, она позабыла про застенчивость и рванула вперед, твердо решив не проиграть.

* * *

Шона смотрела на Элану Теодосис из-под полей шляпы, скрывавшей ее рыжие волосы.

– Chairiete! Boró na se voithíso?^[21] – спросила Элана.

– Sygnómi^[22]… Извините, я плохо говорю по-гречески.

– Вам помочь? – спросила Элана. – Вы заблудились?

Хотя прошло двадцать лет, мать Деметриоса не утратила былой красоты. Умные глаза с любопытством смотрели на Шону, но, судя по всему, она не узнала ее.

– Да, боюсь, что так. Я проживаю в вилле на холме и направлялась на пляж, но, должно быть, свернула не туда.

– Неопытному путешественнику тут легко заблудиться, столько всяких тропинок и развилок.

– Похоже, это мой случай.

Элана улыбнулась.

– Я покажу, как быстро и легко спуститься к пляжу, но мне кажется, вы слегка перегрелись на солнце. Могу предложить вам что-нибудь прохладительное.

Шона с радостью убралась бы как можно дальше отсюда, но чувствовала себя неважно.

– Мне действительно пора идти, друзья будут волноваться, но прохладительный напиток… это было бы очень любезно с вашей стороны.

– Любезность и гостеприимство – наш девиз на Итосе. Прошу за мной.

Шона поборола желание сказать, что в их прошлую встречу Элана была отнюдь не любезной и гостеприимной. Она молча пошла следом через оливковую рощу к небольшой деревянной беседке, в которой стоял деревянный стол с кувшином холодного апельсинового сока и парой стаканов.

– Экономка приносит сок из дома, когда я иду осматривать оливковые деревья. – Элана указала на стул. – Пожалуйста, располагайтесь.

Она налила стакан сока и протянула Шоне. Пить хотелось ужасно, но Шона постаралась не осушить стакан залпом.

– Вы сами выращиваете оливки? – спросила она.

– Увы, да. У меня есть приходящие садовники, но у моего мужа это была страсть. А сейчас его уже нет с нами…

Элана поникла головой и опустила глаза. Шона невольно посочувствовала ей, она по себе знала, что такое горе.

– Мне очень жаль, я тоже недавно потеряла мужа.

Элана подняла взгляд.

– Для вдовы вы слишком молоды, мои соболезнования, – она снова наполнила ее стакан. – Вы молоды и красивы. И снова встретите любовь.

Шона подавила улыбку. И это говорит о любви та, которая много лет назад разбила ей сердце!

– Я была бы по-настоящему счастлива, если бы сын помогал мне здесь, но у него вечно нет времени.

– А чем занимается ваш сын?

С ее стороны было лукавством задавать подобные вопросы, но Шона сказала себе, что это всего лишь проявление ее ирландского любопытства.

– Он возглавляет семейный бизнес, но сейчас предпочитает прятаться в эллинге, а не управлять компанией.

Шона попыталась представить Деметриоса за работой на стапеле, но перед ее мысленным взором возникал только молодой человек, а того, которым он стал, она видела лишь мельком и не запомнила.

– Может, ему пора заняться чем-то другим?

– Пусть себе так думает, – неодобрительно фыркнула Элана, – но бизнесу и семье нужно, чтобы он стоял у штурвала.

«Тут ничего не изменилось, – подумала Шона. – Те же притязания, то же давление. Не потому ли он в разводе?»

– Что мы все обо мне, – сказала Элана. – Расскажите о себе.

Шона ответила фразой, которую всегда использовала в разговоре с людьми, не знавшими, кто она такая. Хвастовство ей претило, находиться в центре внимания она могла лишь в рамках рекламного турне в связи с предстоящей кинопремьерой.

– О, я работаю в СМИ. Я здесь потому, что… ну, скажем так, ищу покоя.

– Что ж, это прекрасное место для отдыха. У нас на Итосе есть поговорка: Óla káto apó to fengári eínai edó, что означает «здесь все, что есть в подлунном мире».

– Прекрасное изречение.

– Надеюсь, вы найдете то, что ищете. Может быть, вы хотите перекусить?

– Нет, спасибо, мне действительно пора.

– Что ж, было приятно познакомиться. Чтобы выйти на тропинку к пляжу, идите напрямик через рощу, – Элана махнула рукой. – В конце есть деревянные ворота, от них тропинка идет прямо вниз.

– До свидания, еще раз спасибо за сок. Это было очень любезно с вашей стороны.

Шона пошла в указанном направлении, и тут Элана крикнула ей вслед:

– До свидания, но вы не сказали, как вас зовут…

Шона сделала вид, что не слышит, и, пройдя через ворота, пошла по тропинке к пляжу.

Глава двадцать восьмая

Они не вылезали из воды несколько часов – плавали с маской и наперегонки, а когда день сменился вечером, поняли, что сильно проголодались. В термосумке, которую захватил Христиан, еще оставалось много еды: мягкая пита, нежная тарамасалата, цацики, а также ломтики спанакопиты, в которой восхитительно хрустящее тесто фило сочеталось с соленой фетой и свежим шпинатом. Они выложили все вкусности на саронг Грейс, который заменял им одеяло для пикника. Христиан не забыл прихватить бутылку охлажденной рецины, которую налил в два разномастных стакана, найденных в эллинге. Последним штрихом стала большая свеча в керосиновой лампе, чей огонек танцевал и поблескивал гипнотическим золотистым светом в ароматном ночном воздухе.

Теперь, когда они поели, пламя начало гаснуть, и Грейс сонно расслабилась.

– Посмотри на цвет полной луны.

Христиан указал на небо. Луна поднималась с востока и стояла уже довольно высоко. Она была невероятно большая и яркая, с розоватым оттенком, а небо с мириадами крошечных переливающихся огоньков казалось балдахином, украшенным драгоценностями.

– Никогда не видела такую красивую луну, – сказала Грейс, завороженная ее гипнотическим свечением.

– У нас на Итосе своя луна, – сказал он.

– Не выдумывай. Луна везде одинаковая.

– А у нас особенная. И эта бухта названа в ее честь. «Фенгари» означает луна.

– И что такого особенного в вашей луне?

– Ты разве сама не видишь?

Грейс пришлось согласиться. Сегодня луна действительно выглядела иначе, чем обычно.

– Селена – богиня луны, – сказал Христиан. – Ее дух силен на Итосе, а здесь, в бухте Фенгари, я думаю, она еще сильнее.

Грейс толкнула его плечом.

– Если смотреть на луну слишком долго, можно сойти с ума.

– На Итосе луна символизирует любовь и течение времени. По мере того как она растет или убывает, время идет, и цикл начинается заново.

Грейс заметила, что их плечи по-прежнему соприкасаются – ни он, ни она не спешили отодвинуться.

– Я очень мало знаю о тебе, Грейс, – сказал Христиан. – Ты очень хорошо слушаешь, но мало говоришь.

– Возможно, дело в темных секретах, которые я храню, – она прикрыла глаза и попыталась выглядеть загадочно.

Он растянулся на песке перед ней, чтобы видеть ее лицо.

– Хорошо, тогда три вопроса. Я спрошу, а ты должна ответить.

Она закатила глаза.

– Хорошо, только, чур, без пошлостей.

Он посмотрел на нее с притворным возмущением.

– Как можно! Я же джентльмен. Первый вопрос: ты когда-нибудь была влюблена?

Грейс вздохнула.

– Это нечестно.

– Ты должна ответить.

– Окей… Мне казалось, что да, но это было не по-настоящему.

– А кто это был?

– Мальчик в школе. Он бросил меня ради моей лучшей подруги, но это не разбило мне сердце.

– Ясно. Следующий вопрос – какое у тебя второе имя?

– У меня его нет.

– В самом деле? – Он выглядел удивленным. – В Греции у всех как минимум два имени. У меня четыре.

Грейс пожала плечами.

– Вопрос не ко мне.

– Ладно, проехали. Последний вопрос… Какое твое заветное желание?

Грейс снова закатила глаза.

– Что это вообще значит?

– У тебя нет мечты?

– Конечно, есть… – Она опустила глаза. – Мечты есть у всех. А какое твое заветное желание?

– Я… Я хочу заняться бизнесом и добиться успеха.

– Под началом Деметриоса?

– Сейчас он босс, но я хочу сам себе быть боссом. Не пойми меня неправильно, он мне как второй отец, но, когда работаешь на себя, это другое дело.

– Ладно, теперь моя очередь. Какой твой знак зодиака?

– Козерог.

– Любопытно! А я Близнецы.

– Значит, у тебя раздвоение личности и я никогда не пойму, кто передо мной.

– Хватит!

Она пнула в него песком, и он в шутку схватил ее за палец. Мгновение они смотрели друг другу в глаза – между ними проскакивали электрические искры.

– Нам пора возвращаться, – сказала она.

– Почему? Мы сами себе хозяева. Кроме того, купаться при полной луне – к большой удаче.

Грейс тоже не хотелось возвращаться. Общение с Христианом доставляло ей удовольствие – он был честным и открытым, имел свое мнение и знал, чего хочет от жизни. Она бы с радостью поведала ему о том, что привело ее на Итос, но она так долго держала это в себе, что не знала, с чего начать.

– Давай еще поплаваем, – прошептал он. – Жаль упускать такую ночь.

И, вскочив, плавно погрузился в воду. Лунный свет выхватывал очертания его тела.

– Чего ты ждешь?

Он уже появился на поверхности с прилизанными волосами, похожий на тюленя или водяного.

Грейс последовала за ним. Прохладная вода плескалась, усиливая ощущения во всем теле. Она перекинула длинные волосы назад, с наслаждением касаясь ногами влажного песка. От луны по воде тянулась дорожка. Наверное, так чувствовали себя потерпевшие кораблекрушение на необитаемом острове.

Христиан поплыл к ней.

– Ты похожа на залитую лунным светом нимфу.

– Я чувствую себя ею.

И это было правдой. В этом месте действительно было что-то волшебное. В свете луны их вполне можно было принять за персонажей греческих мифов.

Он подошел к ней по воде и остановился совсем близко.

– Грейс, ты такая…

Он коснулся ее волос, взял ее лицо в ладони, поглядел ей прямо в глаза и поцеловал. Его пальцы гладили ее по лицу и спускались ниже, к груди. Он снова поцеловал ее, и она ответила, тело вдруг заныло от поднимающегося внутри желания, но мгновение спустя она отстранилась.

Он улыбнулся. И они постояли так, а потом она заговорила:

– Эй… Я ни к чему такому не готова. Пока нет.

Он кивнул, по-видимому не смущенный ее сдержанностью.

– Когда будешь готова, ты поймешь, а я буду рядом.

Он взял ее за руку, и они вместе пошли обратно к берегу. Там он накинул полотенце ей на плечи и, обняв, повел к эллингу, чтобы собрать вещи.

Грейс помогла ему отчалить и запрыгнула в кэтбот, когда Христиан повернул «Селену» к гавани. Прощаться с бухтой Фенгари было грустно, но она радовалась тому, что вопрос о заветном желании остался без ответа. С рассказом о нем придется немного подождать.

– Давай, Ари, ты же знаешь, чего хочешь…

Ариана оттолкнула парня, который одной рукой мял ей грудь, а другой хватал за бедро, пытаясь стянуть с нее трусики.

– Хватит, Георгиу. – Она отстранилась. – Держи руки при себе, пожалуйста!

– В какие игры ты играешь? – Парень был раздосадован. – Помнится, на прошлой неделе ты не возражала. Ты даже очень этого хотела.

Он снова придвинулся, куснул ее за ухо и запустил руку ей в декольте.

– Тогда было тогда.

Она отдернула голову и хмуро посмотрела на него.

– Квартира двоюродного братца еще свободна, можем завалиться туда и…

Он погладил ее по бедру.

– Нет, не сегодня.

– Ты сводишь меня с ума, ты ведь знаешь это, так?

– И очень жаль. Слушай, я сегодня не в настроении.

Она открыла пассажирскую дверь кабриолета BMW и вышла. Они припарковались в темном углу позади пакгауза. На прошлой неделе она ходила на вечеринку к подруге, и Георгиу за ней приударил. Она выпила водки, он был хорош собой и хотел ее, так почему бы и нет? Ариана потеряла девственность в шестнадцать, во время летнего фестиваля. Они с Мэдди купили билеты по поддельным удостоверениям, и ее первый сексуальный опыт случился с парнем, чье имя она никогда бы не вспомнила, но у него было много наркоты, и он охотно с ними делился. Тот секс был чем-то вроде довеска к эксцессам того дня. С тех пор у нее было много любовников, но ни в одного из них она не была влюблена. Иное дело Христиан. Он волновал ее, как никто другой.

– Ариана! – крикнул ей вдогонку Георгиу.

– Я позвоню тебе как-нибудь.

Весь день она была расстроенная и злая. На вчерашнюю вечеринку у Нико она надела самое сексуальное платье, все тело намазала маслом и присыпала пудрой с блестками. От ее декольте у мужчин голова шла кругом, и при каждом удобном случае она приподнимала юбку, чтобы Христиан понял, что его ждет.

Во время танца она шепнула ему на ухо:

– Давай где-нибудь уединимся и побудем вдвоем.

И коснулась губами его губ. И ничего из этого не сработало. Христиан только рассмеялся, отвел ее назад к столу и целомудренно чмокнул в лоб.

Яростно цокая по булыжникам каблуками «Джимми Чу», Ариана направилась к таверне Нико. Еще было не настолько поздно, чтобы все расползлись по домам. Несколько посетителей заканчивали трапезу и смаковали рецину, которую производили из винограда, выращенного на Итосе.

Ариана села за столик, подозвала официантку и заказала «Бакарди» и колу. Официантка неуверенно посмотрела на нее, но пошла выполнять заказ. Ариана достала из клатча «Луи Виттон» пачку легкого «Мальборо», дедушкину зажигалку «Картье» и закурила. После глубокой затяжки голова слегка закружилась.

Глядя на гавань, она размышляла. Что бы такого сделать, чтобы Христиан ее заметил? Может, он стесняется показывать чувства перед родными? Он парень сдержанный, так что, должно быть, причина в этом. Дело, конечно, не в ней – парни ходят за ней хвостом, стоит лишь пальцем поманить.

Она снова затянулась. Еще эта новенькая, Грейс, путается под ногами. Только Христиану она даром не сдалась. Да, нужно признать, она довольно хорошенькая, но тихая, как мышь, и скоро вернется к своей скучной жизни в Англии.

Ариана стряхнула пепел в пепельницу. Элана на ее стороне, но тут требуется стратегический подход. Она должна добиться Христиана самостоятельно, чтобы он не смог перед ней устоять.

Где, черт возьми, ром? И куда запропастилась официантка? Ариана повертела головой по сторонам, и, когда снова посмотрела на гавань, сердце у нее екнуло. К пристани подходила «Селена», парусник Христиана. Решив при его приближении выглядеть крутой и расслабленной, она потушила сигарету, достала помаду и зеркальце и заново нанесла на губы толстый слой «Шанель Руж Аллюр». Сделав это, надула губки и оценила результат. Еще чуть-чуть подводки? Она порылась в клатче, нашла черный карандаш и, ловко нанеся пару мазков, растушевала их для дымчатого эффекта. После этого снова надула губки – идеально.

Ариана скрестила ноги и откинула назад волосы. Когда Христиан войдет, она махнет ему и пригласит выпить. Он не откажется пропустить стаканчик.

Тем временем Христиан закончил закреплять швартовы и, протянув руку, помог сойти на берег англичанке. Капризная гримаска на лице Арианы сменилась выражением ярости. Христиан держал англичанку за руку. Они не спеша направлялись к таверне, переговариваясь вполголоса. О чем, черт возьми, они могли говорить?

Потом она увидела, что в руке Христиана была термосумка, а у Грейс – полотенце, и поняла, что они, должно быть, весь день до вечера были вместе.

Сузив глаза, Ариана в холодном бешенстве наблюдала за ними. Сердце замерло, когда он наклонился и поцеловал Грейс в щеку – для дружеского поцелуя это продолжалось слишком долго. Чем еще они занимались во время своей прогулки? Грейс выпустила его руку и направилась в сторону лестницы, ведущей в ее комнату. Христиан посмотрел ей вслед и пошел ко входу в таверну. Увидев ее, он весело помахал. Ариана изобразила натянутую улыбку и махнула в ответ – на большее ее не хватило.

Она сидела ошеломленная, чувствуя себя так, будто ее окатили ведром воды.

Через мгновение официантка вернулась, но без рома.

– Где мой «Бакарди»? – рявкнула Ариана.

Официантка мялась, вид у нее был смущенный.

– Тереза сказала, ваш отец рассердится, если она продаст вам алкоголь.

– Мне восемнадцать, – сквозь зубы процедила Ариана.

Официантка пожала плечами.

– Я тут ни при чем. Все вопросы к Терезе. Хотите колу?

– Да не хочу я гребаной кока-колы!

Ариана швырнула пепельницу на пол, схватила сумку и пошла в направлении причальной стенки. Ей хотелось орать. Когда к ней перестанут относиться как к ребенку? Она женщина и точно знает, чего хочет.

– Эй, Ариана!

Она повернулась: в открытом кабриолете, все с тем же надменным выражением на физиономии, сидел Георгиу и похотливо пялился на нее.

– В заливе вечеринка у бассейна, хочешь оттянуться?

Он сунул руку в карман и вытащил пакетик с белым порошок.

Легкая улыбка скользнула по ее губам. Кокаин.

Георгиу открыл пассажирскую дверь.

– Прыгай.

Ариана села в машину. Она уже не ребенок, и пришла пора им всем это понять.

Глава двадцать девятая

Утром Рокси и Алекс, как обычно, собирались на пляж. Шона посулилась готовить еду и отдать Рокси свыше десяти процентов гонорара за книгу, если та обязуется присматривать за Алексом пару часов в день, пока сама она будет работать над мемуарами.

– Ха! – рассмеялась Рокси. – Я даже цента не увижу.

После нескольких дней, проведенных в попытках написать о детстве, Шона начала склоняться к мысли, что подруга была права. Если работа и дальше пойдет такими темпами, то книга никогда не будет написана.

Алексу не терпелось отправиться на пляж. Он дергал Рокси за руку, взволнованный перспективой встречи со своей новой подругой Грейс.

Шона с тоской смотрела на море. Сегодня оно было лазурным и спокойным, как мельничная запруда. Она бы с радостью тоже пошла на пляж и познакомилась с молодой официанткой, в которой Алекс души не чаял. Судя по всему, девушка почти каждое утро приходила купаться перед работой и всегда находила время для игр с Алексом.

– Значит, сегодня, да? – улыбнулась Рокси. – Больше не будешь тянуть?

– Я достаточно долго откладывала, – согласилась Шона.

В конце концов, они приехали на Итос не просто так – на то была причина.

Когда Рокси и Алекс ушли, Шона принялась выбирать наряд. Как одеться, встречаясь с первой любовью по прошествии двух десятков лет? Она перемерила все, что привезла с собой, включая четыре шляпы и шесть пар босоножек.

Потом в отчаянии присела на край кровати и поймала свое отражение в зеркале. На нее смотрела женщина тридцати девяти лет. У нее не было седых волос, лишь несколько мимических морщинок вокруг глаз. Она была загорелой и подтянутой. Черт, она хорошо выглядела. Ей послышался голос отца, который говорил: «Ты выглядишь великолепно такая, как есть, моя дорогая девочка».

Она схватила красную цыганскую юбку с боковым разрезом и поверх белого топа накинула полупрозрачную рубашку из батиста. Слегка подкрасила губы, нанесла немного бронзера, надела любимую широкополую шляпу, взяла «Биркин» и направилась по дороге в город.

Таверна Нико, похоже, совсем не изменилась. Над входом все так же висел бело-голубой навес, на столиках по-прежнему лежали белые скатерти и меню из традиционных греческих блюд.

Она села снаружи и сняла шляпу. Конечно, ее могли узнать, такая вероятность существовала всегда, но, с другой стороны, она оделась неброско, и большинство посетителей были поглощены своими делами – болтали или ели. Кто-то просто любовался видом.

– Извините…

Шона сделала знак мужчине, который обслуживал столики. Тот быстро направился к ней, и она сразу узнала Нико, хотя он постарел, поседел и на лице прибавилось морщин.

– Доброго вам утра, – сказала она с выраженным ирландским акцентом.

Нико поднял голову, на лице появилось озадаченное выражение. Он внимательно помотрел на нее и воскликнул:

– Моя ирландская despoinída! – Он заключил ее в крепкие медвежьи объятия и несколько раз смачно чмокнул. – Ты вернулась!

После он крикнул жене, которая вышла на зов и тоже радушно приветствовала ее.

– У нас на Итосе старый друг – самый лучший друг, – сказал он. – Ты стала еще красивее, чем мне запомнилось! Угощение за наш счет. Грейс!

Он махнул официантке, но Шона жестом остановила его и покачала головой. Нико снова махнул официантке.

– Я так рада видеть тебя, Нико, и с радостью провела бы здесь весь день, но мне нужно еще с кое-кем повидаться.

– Ах да, конечно. И этот другой важнее, чем Нико, – ласково произнес он. – Понимаю. Ему будет сюрприз, да?

– Где он, Нико?

Внезапно по прошествии многих ночей и лет размышлений и вопросов, остававшихся без ответа, она поняла, что не может ждать ни минуты дольше. Должно быть, Нико увидел это в ее глазах.

– Я позову сына, Христиана, он отвезет тебя к нему.

Сын Нико оказался светловолосым красавцем. Казалось, его черты были высечены из мрамора.

– Я работаю с Деметриосом в эллинге, – сказал Христиан, когда катер отъехал от пристани.

– Он работает в эллинге? Я думала, офисы его компании в Афинах и Нью-Йорке.

Мужчина пожал плечами.

– Последние несколько лет он проводит там все меньше времени. Вы сами у него спросите. – Он с любопытством смотрел на нее, ведя катер по волнам. – Откуда вы знаете Деметриоса?

– Когда-то были друзьями… давным-давно, – сказала она.

– На Итосе поговаривают, что у Деметриоса разбито сердце. Полагаю, вам об этом ничего не известно?

– Боюсь, что нет.

Шона была искренне озадачена. Это ее изгнали с Итоса. Это ей, а не Деметриосу разбили сердце.

Она поняла, что катер направлялся к бухте Фенгари, где они с Деметриосом впервые занимались любовью. Выходит, эллинг построен там? Почему он выбрал именно то место?

Когда они обогнули бухту, эллинг появился в поле зрения. У причала был пришвартован ботик, дальше неподалеку от берега барахтались купальщики. Но в целом здесь, как и прежде, было уединенно.

Христиан подвел катер к причалу и помог ей выйти. Шона бросила взгляд в сторону эллинга.

– Он внутри, – сказал Христиан, с интересом глядя на нее.

Ей вдруг стало не по себе. Мысль, что нужно идти туда одной, ее смущала.

Она повернулась к Христиану. Судя по всему, он не собирался сходить на берег.

– Вы не пойдете?

Он покачал головой.

– Думаю, вам, старым друзьям, зрители без надобности. Пожалуй, я прокачусь вдоль залива, а после вернусь за вами.

Он завел мотор и поплыл, но Шона не сдвинулась с места – она стояла, стиснув руки. Если Деметриос внутри, почему он не вышел на шум катера, не поинтересовался, кто это был? Гул мотора разносится далеко.

Наконец, решив, что хватит тянуть резину, она пошла по деревянным доскам пристани, ступая почти неслышно. Побеленные деревянные двери были широко распахнуты, из глубины доносился звук радиоприемника, настроенного на дневные новости.

Внутри по стенам висели части парусной оснастки и книжные полки с классикой «Пингвин-букс», на всех поверхностях валялись инструменты. Еще имелось несколько лодок на разных стадиях готовности. Брезент частично прикрывал небольшое деревянное суденышко, у дальнего конца которого, опустив голову, сосредоточенно трудился мужчина.

Шона стояла в дверях, не зная, как быть дальше. Сердце отчаянно колотилось. Потом то ли ветер зашуршал ее юбкой, то ли иной звук привлек его внимание, но мужчина поднял голову.

– Вам помочь?

Во рту у Шоны пересохло, она не могла произнести ни слова. Сколько раз на протяжении всех этих лет она думала о том, что сказала бы ему, если бы снова встретила, и вот теперь он находился в двух шагах, а в голове у нее было пусто.

Деметриос встал и направился к ней. Он был в старой футболке, заляпанной краской, и в свободных шортах цвета хаки. Он скорее походил на работягу, чем на главу международного конгломерата.

– Ко мне в эллинг редко заглядывают посетители, вы, наверное, ошиблись, despoinída?

Он подходил, приветливо улыбаясь, но, когда оказался совсем близко, его улыбка дрогнула. Шона сняла шляпу, рыжие волосы рассыпались по плечам.

– Здравствуй, Деметриос.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Казалось, эти до боли знакомые ореховые глаза с золотыми крапинками не могли поверить тому, что видели. Вместо пыла и страсти молодого человека, которого она помнила, в них была настороженность и затаенная печаль.

Деметриос откашлялся:

– Шона, ты приехала…

Он потянулся к ней и, прежде чем она успела отстраниться, стиснул в объятиях, не говоря ни слова. Шона чувствовала, что готова дать слабину – всплеск эмоций грозил пробить брешь в ее самообладании. Инстинктивно она знала, что он чувствует то же, что и она. Ей не хотелось портить момент, обрывать короткую паузу и начинать болезненный разговор, который, как она знала, был неминуем. Она вдыхала памятный аромат цитрусовых и сандалового дерева, к которому теперь примешивался запах пота, неизбежный при занятиях физическим трудом. Она отстранилась.

– Рад тебя видеть, – сказал он.

Она улыбнулась и кивнула, не пытаясь скрыть, что испытывала те же чувства.

– Это твой новый офис?

Он провел руками по волосам и вытер их о шорты. Движение было нервное, выдававшее тревогу.

– Назовем это прихотью мужчины средних лет. Здесь я могу притвориться, что я кто-то другой.

– По-прежнему пытаешься сбежать?

Он грустно рассмеялся.

– Пытаюсь и терплю неудачу. Но что же мы стоим? Сюда редко заглядывают гости, но кое-какой комфорт я могу создать.

Он взял два прислоненных к стене деревянных шезлонга и поставил их в дверях эллинга, развернув к морю.

– Садись, пожалуйста.

Затем метнулся к стоявшему в углу термобоксу и вернулся с бутылкой рецины и двумя стаканами.

Сначала он наполнил один стакан и протянул ей, затем наполнил другой и поднял его в тосте.

– Давай за… – Деметриос задумался на пару секунд, подбирая нужные слова, – за тебя и твой успех. Я всегда знал, что ты особенная, и мне приятно, что остальной мир тоже признал это.

– Спасибо.

Она чокнулась с ним и сделала глоток прохладного терпкого вина. «Выпить мне не помешает», – сказала она себе.

– Я так рад, что ты решила приехать. Я только недавно узнал, что Шона О’Брайен, с которой я был когда-то знаком, стала известной актрисой. Всего пару лет назад, когда я мельком увидел тебя в Каннах…

– Жаль, что мы не встретились, – солгала она. – Да и откуда тебе было знать? Наши пути разминулись.

– Если бы я знал, я бы написал тебе раньше, чтобы объясниться.

– Тут и объяснять-то нечего. Мы были молоды и из разных миров. У нас ничего не получилось бы.

Деметриос нахмурился.

– Понятно. Ты считаешь, что это было увлечение молодости?

– Никто и не ожидал, что такой молодой человек, как ты, свяжет себя обязательствами с такой девушкой, как я. Это было невероятно – так оно и оказалось.

Деметриос сделал медленный глоток. Казалось, он взвешивал слова.

– Я всегда сожалел о том, что не пытался найти тебя. Когда Джереми тебя уволил, ты исчезла так быстро, что я не успел…

– По правде говоря, Деметриос, не стоит ворошить старое. Что было, то прошло и быльем поросло.

Шона знала, что с ее стороны это жестоко, но от нее требовалось быть сильной.

– Тогда зачем ты приехала?

– Есть кое-что, что тебе нужно знать… – Она встала и сделала несколько шагов, собираясь с духом. – Кое-что, имеющее отношение к нам.

Он посмотрел на нее, не понимая, к чему она клонит. Увидев, как она нервничает, он ободряюще кивнул, но не торопил продолжать.

– Так вот… мой муж Дэн…

– Мои глубочайшие соболезнования. Я видел в новостях и…

– У него был роман. – Теперь она стояла к нему лицом. – Тогда он, должно быть, сошел с ума.

Деметриос встал и сделал шаг к ней.

– У него был роман и родился ребенок. В начале этого года любовница Дэна позвонила мне… У нее был рак, она знала, что ей осталось недолго. Она переживала за сына – сына Дэна. Ему четыре года, и он оставался почти сиротой. Она хотела, чтобы я взяла его и дала ему то, чего она никогда не смогла бы ему дать.

– И ты его взяла?

– Да… – Она глубоко вздохнула. – И я рада, что сделала это. Я очень сильно его люблю.

– У тебя всегда было большое сердце, Шона.

Ее уже била нервная дрожь. Деметриос, видя ее состояние, протянул к ней руки, но Шона попятилась.

– Я должна кое-что тебе рассказать. Если не расскажу сейчас, то уже никогда не смогу, – она глубоко вздохнула. – Покинув Итос, я вернулась в Англию, обратно в университет… А через несколько недель поняла, что беременна.

По лицу Деметриоса пробежала тень, его голос дрогнул.

– Я был осторожен… Я не понимаю…

– Недостаточно осторожен.

Его лицо страдальчески исказилось.

– Ребенок… ты…

– Я не знала, что делать! – отрезала она. – Мне было девятнадцать. Я скрывала беременность, сколько могла. Носила большие джемперы и мешковатые брюки, чтобы никто ничего не заподозрил. Потом стала пропускать лекции. Это не укрылось от моего куратора – она пришла в квартиру, которую снимали мы с Рокси.

Деметриос сжал челюсти.

– И что потом? – В его голосе звенело нетерпение.

– Я рассказала ей все. Джоанна – мой куратор – была замечательным человеком. Я была готова бросить учебу, но она сказала не пороть горячку и хорошенько все обдумать. – Шона сглотнула. – Видишь ли, я была только на втором курсе.

– А как отреагировали твои родители?

Возвращение к давно похороненным воспоминаниям разбередило в ней пережитые чувства. Глаза защипало от слез, которые пресекали на корню попытку держаться строгих фактов. Шона покачала головой.

– Я никогда не смогла бы сказать родителям. Они были католики… это разбило бы сердце отцу. Мне не хватило смелости, а должно было хватить, – с трудом выдавила она.

– Шона…

Деметриос снова потянулся к ней, но она вскинула руки в отстраняющем жесте.

– Дай мне договорить.

Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и продолжила:

– Джоанна отвела меня в агентство по усыновлению. Рокси не хотела, чтобы я это делала, сказала, что тоже бросит учебу и мы будем растить ребенка вместе, – Шона вытерла слезы. – И она сделала бы это. Ради меня Рокси отказалась бы от своей мечты.

Лицо Деметриоса скривилось, он пытался сдержать слезы.

– Наш ребенок…

Шона невольно улыбнулась при воспоминании.

– Она была такой красивой, Деметриос. У нее была копна темных волос, как у тебя, и голубые глаза, но акушерка сказала, что у всех новорожденных глаза голубые.

– Что с ней случилось?

Шона заговорила не сразу – ей требовалось время, чтобы собраться с силами. Она села и сделала глоток вина. Дальше предстояло рассказать самое тяжелое.

– Я подписала отказ до ее рождения, но я знала, что это правильно, так было лучше для нее. Мы провели вместе два идиллических дня. Я не могла на нее наглядеться, она была такой прелестной, просто чудо-малышкой. Когда за ней пришли, мне сказали не реветь, потому что это ее расстроит, и я изо всех сил крепилась. Я дала им письмо, которое попросила ей отдать, когда она вырастет.

Деметриос опустился на колени рядом с Шоной и взял ее за руку, а она говорила дальше.

– Она спала, и ее маленький ротик бантиком был приоткрыт. Я слышала ее дыхание. Когда я передавала ее с рук на руки, она вздрогнула, потянулась ко мне крошечной ручкой и снова успокоилась. Она как будто потянулась ко мне во сне… только мне больше не было места в ее снах.

Некоторое время они молча держались за руки, объединившись в мыслях о ребенке, которого создали, а затем потеряли. Затем Деметриос вытер глаза и покачал головой.

– Чего я никогда не пойму, так это почему ты не попыталась связаться со мной, – с отчаянием сказал он. – Я бы помог… Мы что-нибудь придумали бы.

Его слова сработали как детонатор. Шона ощетинилась от гнева.

– Да как ты смеешь! Меня прогнали с Итоса, а ты даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне.

– Это неправда!

– Да неужели? Ты даже не пришел попрощаться. Вместо этого ты позволил своей матери выполнить за тебя грязную работу точно так же, как ты позволил своей семье определить твое будущее. Ты мог бы защитить меня, но не стал.

Деметриос воззрился на нее, потеряв дар речи. Затем спросил:

– А при чем тут моя мать? Какое отношение она имеет к этому?

– Только не говори, что не знаешь!

– В день, когда ты уехала, я отправился на виллу родителей. Компания находилась в катастрофическом положении. Отец Софии был готов выручить нас при условии, что я заключу «альянс» с его дочерью. Когда я вернулся на яхту, тебя уже не было.

– Твоя мать вышвырнула меня с острова. Она пришла на яхту и сказала, что я дура, если думаю, будто ты любишь меня.

На его лице промелькнуло понимание, которое затем сменилось ожесточением. Деметриос сжал кулаки, его голос звучал гневно и потрясенно.

– Потом я узнал, что Джереми уволил тебя, но я понятия не имел, что моя мать… – Он взял ее за плечи, во взгляде была мольба. – Когда мне сказали, что я должен жениться на Софии, чтобы спасти бизнес, я отказался. Я сказал «нет». Я любил тебя и сказал матери, что сам выберу себе жену.

– Тогда почему ты не вернулся на яхту за мной?

– Мать рассердилась и умчалась, как фурия. Я остался поговорить с отцом и поискать иной способ спасти бизнес. Она, должно быть, пошла прямиком на яхту. Ей не удалось прижать к ногтю меня, поэтому она набросилась на тебя.

Правда вышла наружу. По прошествии многих лет они наконец узнали, что на самом деле произошло в тот день. Но какой в этом смысл сейчас, думала Шона. Правда вскрылась слишком поздно, уже ничего не изменить.

– Когда я добрался до гавани, тебя не было. Я искал тебя… пытался выйти на след… но я почти ничего не знал о тебе.

– Я прочитала сообщение о вашей свадьбе – твоя мать добилась, чего хотела.

– Не сразу. Я искал тебя, но не смог выяснить даже то, где вы сошли на берег. Я бы спросил Шантель, но на следующее утро после твоего отъезда она уволилась и первым паромом уехала с Итоса.

– По крайней мере, кто-то проявил немного лояльности. А ты все-таки женился на Софии.

– Мне не удалось разыскать тебя…

– С глаз долой, из сердца вон. Ты забыл обо мне.

– Нет!

– Забыл. Слушай, это все бессмысленно. Я приехала сюда, потому что считала нужным рассказать о нашей дочери. Много лет я пыталась похоронить воспоминания, потому что было слишком больно. Я не знаю, счастлива ли она, правильно ли я тогда поступила. Я пыталась найти ее через агентство, но там отказались помочь, и мои адвокаты говорят, что сделать ничего нельзя. Я бы все отдала за возможность ее увидеть и объяснить, почему мне пришлось ее оставить. Я хочу, чтобы она знала: пусть мы пробыли вместе недолго, но я любила ее больше всех на свете и буду любить всегда.

Деметриос грустно кивнул.

– Знаешь, Шона, когда я написал тебе, я надеялся, что мы сможем продолжить с того места, на котором остановились, и что наша любовь будет прежней, но теперь я вижу, что мы уже не те. Было глупо об этом мечтать.

Он выглядел таким опустошенным, что она почти потянулась к нему, но остановила себя. Он был прав, заклятие было снято. Она сделала то, ради чего приехала, и теперь можно возвращаться.

– Мне пора, Алекс меня потеряет.

– Это сын твоего мужа?

– Да. Он самый смышленый, самый славный, самый любящий мальчик на свете.

– Ему повезло с тобой.

– Наоборот, Деметриос. Это он слегка залатал брешь в моем сердце.

Шум катера возвестил о возвращении Христиана. Он махал им. Шона повернулась к Деметриосу.

– Я хочу вернуться на Итос прямо сейчас.

– Конечно, как пожелаешь. Я отвезу тебя сам. Я подам сигнал Христиану.

Шона подняла шляпу – под ней оказался томик Сапфо. Она улыбнулась.

– По-прежнему любишь ее?

– Это любовь навсегда. Как она говорит, «Прощай, иди и помни обо мне…»

– Можно подумать, я когда-нибудь смогу забыть тебя! – Их взгляды на мгновение встретились. Воздух был пронизан их чувствами. Она отвела глаза. – Что под брезентом?

Деметриос помедлил с ответом.

– О, еще один «полет фантазии», как ты выразилась бы. Пойдем.

Шона надела шляпу, взяла сумку и, когда Деметриос повернул катер к гавани Итоса, бросила последний взгляд на бухту Фенгари.

Глава тридцатая

Ариана разглядывала яркие шарфы, висевшие на одном из прилавков на рынке Итоса. Сняла с вешалки темно-синий с кисточками и примерила его, любуясь своим отражением. Хозяйка одобрительно улыбнулась, но Ариана покачала головой и вернула шарф. Потом она прошлась вдоль других прилавков, все это время выглядывая Христиана, и, услышав шум приближающегося катера, почувствовала, как забилось сердце. Но, к ее удивлению, за штурвалом стоял отец, а с ним была привлекательная рыжеволосая женщина.

Ариана с любопытством наблюдала за тем, как отец помог женщине сойти на пристань. Они перебросились парой слов, быстро обнялись, а потом она ушла. Отец немного постоял, глядя, как она поднимается по извилистой тропинке, ведущей мимо их собственной виллы, и скрывается из виду.

Ариана была уверена, что это Шона Джексон, известная актриса. Родители всегда приятельствовали со знаменитостями, но в основном это были «звезды» из континентальной Европы. Отец каждый год играл в теннис с Вигго Мортенсеном, Рэйф Файнс время от времени приезжал на остров и останавливался у них на вилле, но Шона Джексон? Насколько помнится, она никогда раньше не посещала Итос. Нужно будет расспросить Терезу – кому, как не ей, знать, кто эта женщина, – но прямо сейчас у Арианы были другие планы.

Отец направился к таверне, и навстречу ему появился Нико. Они недолго поговорили, Нико хлопнул отца по плечу, и оба зашли внутрь. Судя по всему, это был один из тех дней, когда рецина будет литься рекой.

Ариана бросила взгляд на часики «Гуччи»: был всего лишь полдень, но отец явно закончил работу на сегодня. А Христиан, должно быть, по-прежнему в эллинге. Такой шанс упускать нельзя, там-то она застанет его врасплох. Ариана остановилась у прилавка, где продавалась одежда, и оглядела себя в зеркало: сквозь прозрачную ткань длинного белого платья отчетливо виднелось бикини. Идеально.

Довольная собой, она направилась к отцовскому катеру. К счастью, он предпочел сесть в таверне, а не на террасе. Через окно она видела его за столиком с бутылкой рецины и бокалом. Оставалось надеяться, что за разговором с Нико он не заметит, что она задумала. Ключи, как всегда, были в зажигании. Никто не посмел бы покуситься на его транспорт: отца знали все на острове. Рыбак, сидевший по соседству, с любопытством покосился на нее. Он должен был догадаться, кто она такая, поэтому Ариана помахала старику и послала воздушный поцелуй, а он в ответ улыбнулся беззубым ртом.

Катер, прыгая по волнам, стремительно удалялся от гавани, а она все давила на газ, наблюдая за тем, как растет цифра на спидометре. Зачем плыть медленно, когда можно плыть быстро, рассуждала она. Вскоре в поле зрения появилась бухта Фенгари. Довольная улыбка заиграла на губах Арианы, когда она заметила у эллинга кэтбот Христиана.

На подходе к причалу она заглушила двигатель и пришвартовалась тихо, на приливной волне. Закрепив швартовый канат за кнехт, Ариана не сразу пошла внутрь, а сначала сняла платье. Это ведь пляж, и вполне уместно, что она появится перед ним в бикини и предложит искупаться. В бикини из золотистой лайкры – с откровенным верхом и крошечным низом – она чувствовала себя потрясающе. На пляже мужчины пожирали ее глазами. Христиан рухнет к ее ногам и потеряет всякий интерес к этой занудной англичанке.

Ариана осторожно проскользнула в двери эллинга и, положив руку на дверной косяк, приняла позу, в которой ее фигура выглядела максимально выигрышно, после чего принялась ждать, пока он ее заметит. Его голова виделась из-под днища строящейся лодки. Он поднял глаза, увидел ее и вылез.

Она смотрела на него свысока, улыбаясь своей самой манящей улыбкой.

– Привет, Христиан, – промурлыкала она. – Я пришла пригласить тебя искупаться.

Христиан ловко спрыгнул с напольной тележки и посмотрел на нее с прищуром.

– А отец в курсе, что ты здесь?

– Какая разница, в курсе он или нет? Мне восемнадцать, и я могу делать что хочу.

Он заметил катер Деметриоса, пришвартованный снаружи. У Арианы не было прав на управление им, так что отец ни за что не позволил бы ей встать за штурвал.

– Где он?

– На моих глазах зашел к Нико. Он не вернется сюда, если ты об этом беспокоишься.

– А рыжая все еще с ним?

– Какая разница? Пойдем купаться, Христиан. Я мечтаю окунуться.

Она расправила плечи, подчеркивая грудь.

Он отвернулся, бросил инструменты и потянулся за полотенцем, чтобы вытереть жирные руки.

– Не сейчас, Ари, я занят. Пригласи кого-нибудь из своих приятелей на Итосе.

– Мне они неинтересны. Именно поэтому я приехала к тебе, – надулась она. – Давай, Христиан, рабочий день почти закончился. Тебе не мешает развлечься.

Она двинулась ему навстречу, покачивая бедрами, как будто шла по подиуму.

– Ари…

– Что? – с невинным видом поинтересовалась она, обнимая его и запуская пальцы в его светлые волосы.

Их тела соприкасались, она теснее прижималась к нему грудью, ощущая, как внутри разливается тепло.

– Ариана, прекрати. – Он отдернул голову и отступил на несколько шагов назад. – Не нужно так делать.

Ариана хихикнула.

– Не стесняйся, Христиан, я уже взрослая… и кое-что умею.

Она сунула руку за спину и щелкнула застежкой. Лямки ослабли, и она медленно стянула лиф, обнажая идеально загорелую грудь.

– Хватит, Ари! – Христиан швырнул ей полотенце, которое держал в руке. – Прикройся – не делай из себя дуру. Мне неинтересно. Просто прими это как факт.

Смех замер на ее губах. Ариана прижала к телу полотенце, прикрывая обнаженную грудь.

– Что ты имеешь в виду?

– Именно то, что сказал, – теперь его голос звучал мягче. – Послушай, Ари, ты красивая девушка, однажды кто-нибудь тебя полюбит и сделает счастливой, но это буду не я.

– А почему? Что со мной не так?

– С тобой все так, – ласково ответил он. – Но я знаю тебя с тех пор, как ты была малышкой. Ты мне как младшая сестренка.

– Я не ребенок! Давай займемся любовью, и сам убедишься.

Она порывисто прижалась к нему.

– Ариана, я не хочу заниматься с тобой любовью и никогда не буду. Не хочу ранить твои чувства, но это правда.

– Это все из-за долбаной английской шлюшки, да?

– Ты о Грейс?

– Это все из-за нее. Я видела тебя на днях с этой сучкой.

– Ари, успокойся.

– Не успокоюсь! – Ариана отшвырнула полотенце и неуклюже натянула топ от бикини. – Пока она здесь не появилась, ты меня хотел.

– Нет, – сказал Христиан. – Это неправда. Я никогда с тобой не заигрывал.

Ариану душили слезы, смешанные с яростью, его слова провоцировали гнев, рожденный унижением.

– Как ты мог так поступить со мной? – Голос у нее звучал надсадно, почти моляще. – Ты – это все, о чем я мечтала…

Тушь текла по ее лицу, смешиваясь со слезами и оставляя на щеках черные полосы. Она повернулась и выбежала из эллинга.

Христиан с криком бросился следом:

– Ариана, не дури, давай я отвезу тебя обратно на Итос!

Но она сорвала с кнехта канат, прыгнула в катер и надавила на газ. Ей отчаянно хотелось убраться как можно дальше от Христиана и жестоких слов, которые разбили ей сердце.

Глава тридцать первая

День выдался суматошный. В обед в таверну нагрянула большая группа английских экскурсантов – они много ели, пили и засиделись до вечера. Когда они ушли, повалили местные – греки предпочитали ужинать поздно. Было уже далеко за полночь, и, не считая пары завсегдатаев на террасе, пропускавших по последнему стаканчику, таверна опустела.

Но даже в этот час работы было по горло. Грейс вытирала столы и убирала приправы, когда Нико хлопнул ее по плечу.

– Грейс, заканчивай. День был долгий, а завтра у тебя ранняя смена.

– Вы уверены? – Она потерла глаза. – Мне нетрудно все доделать.

– Тебе нужно хорошенько выспаться, иначе утром будешь зевать на завтраке, – проворчал он. – А теперь беги, спокойной ночи.

Она поцеловала его в щеку.

– Вы такой милый, Нико. Спасибо.

Грейс не брала сумочку в таверну, потому что жила наверху и там ее имущество было в полной сохранности. С собой она носила только ключ, который клала в карман. Пожелав Нико спокойной ночи, она покинула таверну через главную дверь, выходящую на площадь.

Сегодня здесь было почти пусто, хотя издалека доносились крики рыбаков, отправлявшихся на ночной промысел. Грейс свернула в переулок и, пройдя через маленький дворик за таверной, поднялась по каменной лесенке к двери, ведущей на площадку. Снизу послышался шум.

– Кто там? – вздрогнув, крикнула она.

Следом за ней по лестнице двигалась какая-то помятая фигура.

От лампочки над дверью шел тусклый свет, и поначалу Грейс не поняла, кто это. А узнав, потеряла дар речи. Макияж у Арианы размазался, глаза осоловели, как будто она была сильно пьяна.

– Ариана? Ты в порядке? Что ты здесь делаешь?

– Ты сука!

Ариана бросилась на нее, но споткнулась о ступеньку и, пролетев вперед, со стоном свалилась к ее ногам.

Грейс наклонилась.

– Ты как, цела?

Ариана снова застонала.

– Не знаю… Меня мутит.

– Пойдем ко мне.

Грейс помогла ей подняться. Приходилось ее поддерживать, потому что она не стояла на каблуках и с трудом держалась в вертикальном положении. Когда Грейс открыла ключом дверь и включила свет, Ариана повалилась вперед и рухнула на кровать. Там она прикрыла лицо рукой и снова застонала. Грейс быстро налила стакан воды из бутылки, стоявшей у кровати, и дала ей.

– Тьфу, теплая. А чего-нибудь похолоднее нет, что ли? – пробурчала Ариана.

– Комната замечательная, но холодильник тут не предусмотрен. Думаю, тебе нужна чашка чая.

На комоде стоял поднос с чайником. Там же в маленькой корзинке лежали пакетики с чаем и кофе.

– Где ты так набралась? – поинтересовалась Грейс.

– Не твое дело, – злобно пробурчала Ариана.

– Мама всегда говорит, что лучшее лекарство от пьянства – сладкий чай, – сказала Грейс. – В идеале «Йоркширский», но в минимаркете его не продают, так что обойдемся «Липтоном».

Она высыпала в кружку пакетик сахара и туда же налила молоко длительного хранения.

– Обычного молока, увы, нет.

Потом она села на кровать рядом с Арианой.

– Давай пей. Через несколько минут тебе станет гораздо лучше, обещаю.

Ариана сердито посмотрела на нее.

– Откуда ты знаешь, от чего мне станет лучше?

– Может, и не станет, – согласилась Грейс. – Но хуже точно не будет.

Ариана отхлебнула сладкой жидкости и поморщилась.

– Гадость.

– Ты пей. Так где же ты была?

Ариана с несчастным видом отхлебнула чай.

– С Георгиу и его приятелями. У нас была пляжная вечеринка на другой стороне острова.

– И что ты пила?

Ариана посмотрела на Грейс как на дурочку.

– Это был не просто алкоголь, соображай.

– А, понятно. Не самый разумный поступок.

– Ты вообще ничего не соображаешь, мисс Ходячая Добродетель, – фыркнула она. – Это все твоя вина.

– А я тут при чем?

– Христиан… – Ариана заплакала. Большие горячие слезы закапали в кружку. – Он… он… – она икнула, – он не хочет меня.

Грейс взяла у нее кружку, отставила в сторону и, достав из пачки бумажный платок, протянула его Ариане.

– Он хочет тебя, а не меня, – всхлипнула та и, промокнув глаза, шумно высморкалась.

– Он это сказал?

– Нет… но я видела, как ты выходила из кэтбота. Вы были вместе.

Она надулась, выпятив нижнюю губу.

– Мы провели день на пляже, вот и все. Мы друзья, ничего больше.

– Ты врешь.

– Я не… Ну, не совсем.

Из глаз Арианы снова полились слезы.

– Мы поцеловались, вот и все. Это же так, пустяк. Просто был хороший день. – Грейс пожала плечами, но Ариану, похоже, это не убедило. – Но даже если он нравится мне, а я ему, это ничего не значит, я скоро уеду в Англию.

– Правда?

– Конечно. Мне нравится Итос, но я не могу остаться тут навсегда… Видишь ли, я кое-что искала здесь, но не нашла, и больше меня тут ничего не держит.

– А что ты искала? – спросила Ариана. – Не то чтобы мне есть дело…

– Я приемная. Я никогда не переживала из-за этого – я люблю своих родителей, они дали мне такую жизнь, о какой можно только мечтать. Я всегда знала, что приемная, так что для меня это не было большим шоком или проблемой. Долгое время меня не интересовало, кто мои биологические родители, но потом я узнала, что по достижении восемнадцати лет приемные дети имеют право обращаться за информацией. – Она сделала паузу. – Когда я смотрю на себя в зеркало, я понимаю, что я не типичная английская роза, и это всегда меня интриговало, как пропавший фрагмент головоломки. Поэтому в прошлом году, когда мне исполнилось восемнадцать, я обратилась в агентство по усыновлению.

– И что было дальше?

Похоже, выпитое ранее начало выветриваться, и в глазах Арианы промелькнула вспышка интереса.

– Они прислали письмо…

Грейс вспомнила, как родители вручили ей конверт из агентства, а сами вышли из комнаты, чтобы она открыла его наедине.

– Если что, мы будем внизу. И если не захочешь открывать, тоже не проблема.

Они крепко обнялись, и Грейс почувствовала себя такой счастливой, что эти люди приняли ее как свою.

Письмо лежало у нее на коленях, а в душе был полный сумбур. В нем могло сообщаться что угодно, скажем, что мать не хотела никаких контактов или что она умерла. Грейс не сразу набралась смелости открыть конверт. Внутри оказалось письмо от ее биологической матери:

Дорогая Грейс,

С восемнадцатилетием тебя. На рассвете твоей взрослой жизни я хочу, чтобы ты знала, что родилась в любви. Я никогда не забуду те драгоценные несколько дней, которые мы провели вместе, и не проходит и дня, чтобы я не думала о тебе и не молилась за тебя. Мать и отец, которых дала тебе судьба, никогда не допустили бы, чтобы ты считала свое рождение постыдной тайной.

Я надеюсь, что твоя жизнь наполнена добротой, радостью и надеждами и в будущем тебя ждет счастье и любовь. Живи счастливой и полноценной жизнью, Грейс, ты этого заслуживаешь. Я никогда, никогда не забуду тебя, и, если однажды ты захочешь меня найти, я буду ждать.

ххх

Грейс вспомнила, как сидела едва дыша – в душе все переворачивалось при мысли о том, что биологическая мать любила ее и не хотела отдавать. Она встряхнула конверт, и, к ее удивлению, оттуда выпала открытка. Она была разорвана пополам и склеена. Скотч, скреплявший половинки, слегка пожелтел. На открытке было изображено место под названием Итос – Грейс никогда о таком не слышала. Гавань с рыбацкими лодками, чуть дальше – таверна Нико и главная площадь. На обороте она прочитала слова:

Моя дорогая Красавица!

Надежда есть всегда. У нас есть мечты. И помни, свет в наших душах будет гореть еще ярче.

Не жди меня…

От кого была эта открытка? Почерк был не тот, что у ее биологической матери. Более того, он был совсем другим. Как только она выяснила, что Итос находится в Греции, следом сразу возник вопрос, не поэтому ли у нее оливковая кожа и волосы почти черные. Письмо и открытка вызвали больше вопросов, чем ответов, и для Грейс это оказалось непосильным грузом. Ее радовало, что биологическая мать любила ее, но она не находила в себе настоящих чувств к этой женщине, которая не смогла оставить ее у себя. Грейс сомневалась, что ей хватит смелости или любопытства начать поиски.

Однако открытка таинственным образом манила ее. Раз за разом Грейс доставала ее из тайника, перечитывая снова и снова.

– Я по-прежнему не была уверена в том, что готова встретить родную мать, но, глядя на открытку, каждый раз чувствовала, что меня тянет к этому месту. Чем больше я думала об этом, тем больше приходила к мысли, что я каким-то образом связана с Итосом. Но с тех пор, как я здесь…

Ариана посмотрела на открытку, прищурясь.

– А почему она не подписана?

– Не знаю, это вроде как прощание.

– А может, того, кто это писал, прервали? – Ариана снова посмотрела на открытку. – Почерк какой-то такой… и имя… – Она поморщилась и схватилась за голову. – Башка раскалывается, и мозги не варят. Не могу собраться с мыслями, – она вернула открытку Грейс и зевнула. – Спасибо за историю жизни.

Грейс рассмеялась.

– Не знаю, что я ожидала найти здесь. Я имею в виду, что открытка, наверное, была написана почти двадцать лет назад, потому что именно тогда моя биологическая мать написала письмо. Может быть, она приехала сюда и у нее случился летний роман?

Ариана фыркнула.

– Слушай, это все очень интересно, но мне пора идти.

– Может, побудешь еще немного, пока голова не прояснится?

– Не хочу, и все тут.

Ариана слезла с кровати и поднялась. Судя по всему, теперь она гораздо тверже держалась на ногах.

– Может, заглянем в таверну? Нико все еще там, он отвезет тебя домой.

– Нико? – Ариана скривилась и высунула язык. – Он папашкин шпион. Нет, я доберусь домой сама.

– Как?

– Возьму такси на площади.

Грейс встала и пошла за ней, но Ариана остановила ее.

– Слушай, англичанка, может, ты не положила глаз на Христиана, – несмотря на смазанный макияж и налитые кровью глаза, в ее лице сохранялась некоторая гордость, – но в подружки мне не навязывайся, ладно?

Грейс вздохнула. Хотя ей не улыбалась мысль, что Ариана будет добираться самостоятельно, но навязывать свою помощь она не хотела. Итос был местом безопасным, и таксисты наверняка знали, чья она дочь.

Она смотрела, как Ариана, пошатываясь на высоких каблуках, спускалась по лестнице, а потом медленно, но целенаправленно шла через дворик.

– Будь осторожна, ладно? – крикнула Грейс ей вдогонку.

Ариана вскинула руку, но что означал этот жест – прощание или пренебрежение, Грейс не могла сказать. Она закрыла дверь, легла на кровать и взяла открытку, брошенную Арианой. Открытка была старой, потрепанной, уже пожелтевшей от времени.

Не жди меня…

«Я все еще жду», – подумала Грейс. Она до сих пор не приблизилась к разгадке того, как Итос связан с ее появлением на свет. Существовал только один способ это узнать, но была ли она готова сделать тот шаг?

Глава тридцать вторая

Деметриос встал раньше обычного и отправился на пробежку в горы. Наверху дышалось легче, воздух был более бодрящим – как правило, на рассвете ему никто не попадался на пути, разве что случайный фермер, пасший коз. В одиночестве ему лучше думалось, а за последние дни случилось столько всего, что ему было о чем подумать.

Шона стала еще красивее, чем ему помнилось сквозь розовый флер молодости. Бархатистая, отливающая золотом кожа, россыпь веснушек на идеальном носике и глаза изумрудно-зеленого цвета, как трилистники в ее родной стране. Она расцвела, формы приобрели восхитительную женственность. Деметриос держал темп, устремляясь к вершине, до которой оставалось всего полкилометра, но подъем был крутой, и икры уже болели. На вершине он остановился, прерывисто дыша. Грудь вздымалась и опускалась, он ждал, пока дыхание выровняется.

Отсюда весь Итос был виден как на ладони. Остров, который он называл своим домом, был прекрасен, и обычно этот вид дарил ему умиротворение. Однако сегодня на душе было слишком тревожно, чтобы наслаждаться красотой. Его угнетала мысль о том, что у них с Шоной есть дочь, которую он никогда не держал на руках, чьи первые робкие шажки пропустил и которую, вероятно, никогда не увидит. Ей, зачатой летом 1982 года, сейчас должно быть около девятнадцати. Она на год старше Арианы. Это было похоже на удар под дых. Деметриос был семейным человеком, дети значили для него все. Что бы ни думала Шона, но, узнай он в свое время, он поступил бы правильно.

Шону он не винил. Это все дело рук Эланы.

Мать всегда вмешивалась в его жизнь. И в жизнь всех домочадцев. Дергала их за ниточки, как марионеток, и манипулировала.

Что ж, пора ей услышать горькую правду. Ему это вряд ли поможет, но, по крайней мере, положит конец ее планам относительно Арианы.

Он повернулся и широкими шагами двинулся по тропинке прямиком вниз. Пришла пора поставить мать на место раз и навсегда.

Шона потрогала воду ногой и, ощутив наманикюренными ногтями приятную прохладу, вошла в море до пояса. На Итосе его цвет постоянно менялся, как у драгоценного камня. Сегодня оно было бирюзовым и таким чистым, что были видны снующие туда-сюда крошечные рыбки. Ритмично работая ногами, Шона сплавала к скалам и обратно – прохладная вода и ветерок составляли приятный контраст палящему солнцу, которое стояло высоко в небе. Итос снова околдовал ее, уезжать отсюда будет тяжело, но ничего не поделаешь.

Подплывая к берегу, она помахала Рокси, которая читала «Вог», и Алексу, пытавшемуся взорвать надувного дельфина.

Шона упала на песок рядом с Рокси, снова намазалась кремом от загара и накинула на плечи разноцветный шелковый саронг.

Рокси отложила журнал.

– Ну как, лучше?

Шона кивнула.

– Гораздо… Ну, немного.

– Не жалеешь?

– О том, что рассказала? – Она задумчиво склонила голову. – Нет. Настало время тайне выйти наружу. Деметриос не меньше меня причастен к появлению на свет этого ребенка.

– И ты действительно веришь, что он пытался тебя найти?

Шона помедлила с ответом.

– Я думаю, ему хочется в это верить. На него сильно давили родители, желавшие спасти компанию и построить династию. – Она запустила руку в горячий песок, наслаждаясь тем, как он струится сквозь пальцы. – Думаю, рядом со мной он был бы сильнее, но стоило мне уехать…

– Может быть, это и к лучшему. Останься вы вместе, ты никогда не стала бы той, кем стала.

– Мы были слишком молоды и в итоге через несколько лет, вероятно, развелись бы, – она понизила голос до шепота. – Разве отказаться от ребенка, которого любишь, может быть к лучшему?

Рокси взяла ее за руку.

– Мне жаль.

– Я знаю. Но он сделал свой выбор, и я тоже.

– Ну, когда уезжаем? – мягко спросила Рокси. – Хотя, нужно сказать, прощаться с этим местом будет тяжело.

– Это верно. Но любой праздник когда-нибудь заканчивается.

– Может, ближе к вечеру поужинаем у Нико? Я хочу попрощаться с Грейс. Алекс будет скучать по ней.

– Я до сих пор с ней не познакомилась.

– Заодно и познакомишься.

* * *

Элана налила чашку «Эрл Грея» из серебряного заварочного чайника. Она никогда не считала себя англоманом, но что-то цивилизованное в послеобеденном чаепитии определенно было. Англичане утверждали, что в жару чай охлаждает. Это ей представлялось чепухой, но сам ритуал заваривания, наливания и питья действовал на нее умиротворяюще. Сидя на террасе, Элана обвела взглядом бассейн, оливковую рощу и простиравшееся вдали море. Сколько раз она смотрела на этот пейзаж? Пожалуй, тысячи. Считалось, что вилла Теодосисов принадлежала ее мужу, но все было наоборот. В этом доме прошло ее детство, и он стал частью ее приданого. Здесь она родилась и здесь умрет. Эта мысль успокаивала ее. Элана находила утешение в простом круговороте жизни, но сегодня на душе было неспокойно, какое-то щемящее чувство посылало сигналы в мозг, лишая ее самообладания, и даже чай не помогал. Что-то тревожило ее, но причину этого она определить не могла.

Элана раздраженно постукивала ногой. Куда все запропастились? Ариана еще носа не показывала, наверное, в очередной раз допоздна гуляла с друзьями и до сих пор спит. Хотя обычно к этому времени она уже появлялась, ища, чем бы перекусить. Элана решила приготовить веци, которые внучка очень любила.

Она поднялась, одернула длинное платье с набивным рисунком, и тут со стороны дома послышались приближающиеся шаги. Через несколько секунд Деметриос вышел на террасу. Он был одет не буднично – в элегантных льняных брюках и белоснежной рубашке – и, вопреки обыкновению, не поцеловал ее в щеку.

– Ты куда-то идешь? – поинтересовалась она.

– Да, мама. Я решил, что задержался здесь достаточно долго. Поеду в афинский офис отдать кое-какие распоряжения. Я решил переехать в Лондон и Ариану заберу с собой. Кто-то должен оказывать на нее положительное влияние, и кому это делать, как не родителям? Может, когда она была помладше, нам следовало лучше договариваться между собой, а не вести войну. Но я уверен, что ради блага дочери мы можем сосуществовать в одном городе.

– Что на тебя нашло, Деми? С чего вдруг? Почему ты раньше ничего не сказал о своих планах?

– Я всегда знал, мама, что ты очень коварная женщина, но даже понятия не имел о том, как дорого мне стоило твое вмешательство в мою жизнь. Я не буду стоять в стороне и не позволю тебе разрушить жизнь и моей дочери.

Элана почувствовала дрожь в ногах.

– О чем ты говоришь?

Деметриос прошелся по террасе, куда он клонил, было неясно.

– К нам на остров приезжает много людей, мама, и некоторые из них порой возвращаются. На этой неделе прибыла твоя давняя знакомая – или, лучше сказать, давний реванш.

– Реванш? Деми, я понятия не имею, что ты имеешь в виду.

– Неужели? Ну, тогда я тебе напомню. Двадцать лет назад ты взялась определить мое будущее. Когда я отказался подчиниться вашим планам, ты взяла дело в свои руки, – голос Деметриоса был полон сарказма и яростного гнева, – и, точно олимпийская богиня, прогнала женщину, которую я любил.

– Двадцать лет… Не помню, это было так давно…

Голос Эланы дрожал, но ее ум, несмотря на заверения, был по-прежнему острым, и она тотчас вспомнила все события того дня…

Лето 1982 г.

– Выпьем за будущее, твое и бизнеса, за великую династию, – она протянула Деметриосу бокал и чокнулась с ним. – Как ты его представляешь – будущее? Сегодня оставайся на ужин, и мы обо всем поговорим.

Сын холодно посмотрел на нее:

– Мама, это не шахматная партия, а я не твоя пешка.

– Не говори глупостей. Какие могут быть игры, когда речь идет о будущем! Ты ведь хочешь того же, что и мы?

– Ты так считаешь? – Деметриос поставил на стол бокал с шампанским. – Знаешь, мама, несколько лет назад ты смогла бы задурить мне голову этими разговорами, но теперь я представляю себе другую жизнь.

– Не смеши, это единственная жизнь, которую мы знаем, она у нас в крови.

Голос Деметриоса зазвучал громче, лицо пылало от гнева, глаза сверкали, он едва сдерживал обуревавшие его эмоции.

– Константис – коварный ублюдок, но даже если он приберет к рукам компанию, вы все равно не обеднеете, сможете купить другую компанию, попробовать что-то другое.

– Теперь ты ведешь себя неразумно, – вмешался отец, закуривая другую сигару.

– Ты серьезно предлагаешь мне жениться на той, которую я не люблю? Отказаться от мечты ради бизнеса?

– Какие у тебя могут быть мечты? – пренебрежительно усмехнулась Элана. – Что молодой человек может знать о любви?

– Очень много. Я знаю, что любовь не эгоистична и не жадна, ей нет дела до денег и статуса. Я знаю это, потому что есть женщина, которая любит меня ради меня самого, которой нет дела до всего этого.

У Эланы вырвался жестокий смешок.

– Ты про соплячку-горничную, с которой трахаешься?

– Мама… ты переходишь границы!

Но Элана не подумала остановиться.

– О да, я о ней наслышана. Но ты дурак, если думаешь, что она не такая, как все остальные.

– Ты ошибаешься.

– Я никогда не ошибаюсь. Ты глупый, влюбленный щенок, если думаешь, что деньги ее не интересуют. Этот ваш великий роман продлится еще недельку-другую, а потом она покинет остров и будет продавать вашу историю направо и налево желтой прессе. И ты будешь выглядеть еще большим идиотом, чем сейчас.

Деметриос придвинулся к ней вплотную, так что их носы едва не соприкоснулись.

– А как ты выглядишь сейчас, мама? – Его глаза были холодными. – Думаешь, ты по-прежнему прекрасна? Может, снаружи – да, но внутри ты безобразна и порочна.

Сердце Эланы дрогнуло, прежде она никогда не видела в глазах сына такой ненависти. Возможно, она зашла слишком далеко, а всему виной жадная мерзавка, которая задурила ему мозги.

– Деми, – укорил его отец, – не смей говорить с матерью подобным тоном. Кем бы ни была эта девушка, она вскружила тебе голову.

Элана взяла себя в руки.

– Не нервничай, Аристотель. Давай не будем пороть горячку, да? – Она похлопала сына по руке. – Нам всем нужно взять паузу и успокоиться.

Она безмятежно улыбнулась, твердо настроенная не выпускать ситуацию из-под контроля. Если дело дошло до таких страстей, значит, все обстоит гораздо хуже, чем она думала.

– Деметриос, ты поговори с отцом, возможно, вам удастся прийти к правильному решению. А я вас оставлю, чтобы вы могли обсудить все наедине.

Выйдя из кабинета, Элана прыгнула в «ягуар» и помчалась в гавань разыскивать Джереми.

– Что, черт возьми, происходит?

Джереми поведал ей все о молодой женщине, которой был так увлечен сын. С тех пор как «Святая Елена» пришвартовалась на Итосе, эти двое были почти неразлучны.

– Идиот, почему ты не рассказал мне об этом раньше? Она могла все испортить. От нее нужно избавиться. Я хочу, чтобы ты ее уволил.

Джереми начал возражать, но Элана напомнила, что его работодатель – она, а не Деметриос, и вопрос был исчерпан.

Элана не смогла удержаться от искушения взглянуть на особу, от которой у сына поехали мозги. Та оказалась совсем не такой, как она ожидала, но вела себя достойно и от предложенных денег отказалась. У девушки были зеленые глаза и огненно-рыжие волосы…

Элана ахнула: та женщина в оливковой роще – это была она! Конечно, она выглядела старше, но изменилась не настолько сильно, по-прежнему была красива и держалась с тем же внутренним спокойствием.

– Та женщина… она была здесь…

– Значит, ты тоже ее видела. Так вот, мама, она приехала сюда сказать, что у нас родилась девочка и она отдала ее на удочерение. Девочку из семьи Теодосис, – подчеркнул он.

У Эланы чуть не подкосились ноги. Она упала на плетеный стул и закрыла лицо руками.

– О, Деметриос, откуда я могла знать?

– Теперь твоя грязная тайна раскрыта, мама, – голос у него был ледяной. – Ты прогнала ее, а с ней и ребенка, которого я никогда не знал. Дочь, которую я никогда не узнаю. Ты хоть представляешь, что я теперь чувствую?

– Сын… – всхлипнула Элана. – Деми, пожалуйста, я сделала лишь то, что считала правильным для нас.

– Да, для нас, но не для меня. Вряд ли я когда-нибудь смогу тебя простить.

– Пожалуйста, Деми, не говори так, – она потянулась к нему.

Но он не пошевелился.

Их прервала экономка Магда, которая сказала:

– К вам Христиан, сын Нико.

– Направь его сюда, – сказал Деметриос.

Когда Христиан вышел на террасу, Элана все еще приходила в себя и утирала глаза, но молодой человек казался слишком обеспокоенным, чтобы заметить неладное.

– Ари здесь?

Деметриос бросил раздраженный взгляд на мать.

– А что?

– Я волнуюсь за нее, – Христиан провел рукой по волосам. – Вашего катера нет в гавани. Вчера днем Ари приезжала на нем в эллинг, но в гавань его не вернула.

– Она ведь здесь, да? – Деметриос повернулся к Элане.

Элана покачала головой, в ее глазах мелькнула паника.

– Сегодня я не видела ее. Я подумала, что она спит после ночной гулянки.

Деметриос позвал Магду и спросил, у себя ли Ариана. Та покачала головой.

– Я не видела ее сегодня. И когда я пришла убирать, кровать была не смята.

– Дерьмо… – сказал Христиан, который выглядел еще более обеспокоенным. – Уже день.

– Не стоит впадать в панику, – сказал Деметриос. – Она могла заночевать у друзей. Она знает, что ей попадет из-за катера, и поэтому держится от меня подальше.

Элана качала головой, ее охватил леденящий ужас.

– Дело в том, что мы поссорились, – сказал Христиан. – Она была расстроена и уплыла, прежде чем я успел ее остановить. Сегодня утром катера не оказалось на месте, и я поспрашивал рыбаков. Двое видели, как Ариана вернулась на нем прошлой ночью, но потом кто-то сказал, что после полуночи она снова куда-то умчалась.

Краска отхлынула от лица Деметриоса.

– Из-за чего вы поссорились? – сверкая глазами, требовательно осведомился он. – Рассказывай все.

– Она приплыла в эллинг и… мне неловко это говорить… – Он покраснел. – Она пыталась соблазнить меня.

Деметриос кинулся на Христиана и схватил его за футболку.

– Если ты ее обидел…

Христиан поднял руки:

– Нет, босс, конечно, нет. Я сказал, что между нами ничего быть не может, что я отношусь к ней как к младшей сестре. Именно тогда она умчалась прочь.

– Это еще хуже! – простонала Элана. – Теперь она чувствует себя отвергнутой и униженной! Сам посуди, Деми…

Деметриос повернулся к матери.

– Это все ты! Ты, глупая старуха, забиваешь ей голову всякой чушью, вечно всеми манипулируешь, заключаешь «альянсы»…

Элана заламывала руки, рыдая:

– Деми, пожалуйста, оставь свою ненависть на потом. Сейчас найди Ариану…

Глава тридцать третья

– Ура!

Шона чокнулась с Рокси бокалом холодной рецины. Когда они пришли в таверну, Нико обнял их обеих, как давно потерянных дочерей, потом, не слушая возражений, подал бутылку лучшего вина за счет заведения и сказал, что будет обслуживать их лично. Тем самым он привлек внимание к их столику, и впервые за несколько недель у Шоны попросили автограф. Поклонники, супружеская пара из Германии, сидевшая по соседству, вежливо переговаривались с ней, пока она ставила подпись, а затем ушли с довольными улыбками на лицах. К счастью, больше вроде бы никто не выказал к ним интерес.

Алекс вернулся с пляжа совершенно измотанным и, когда Шона пришла собрать его на ужин, уже крепко спал.

– Вы идите вдвоем, а я за ним присмотрю, – сказала экономка Дельфина.

– Он расстроится, что не встретился с Грейс, – сказала Рокси.

– Мы выкроим время перед завтрашним отъездом, – пообещала Шона.

Теперь они наслаждались первым блюдом – восхитительным мезе из долмады, питы, оливок, помидоров и перца, начиненного сыром фета. Это было объедение.

Рокси облизала губы.

– Пожалуй, этого мне будет не хватать больше всего. Впрочем, на Итосе все замечательное.

– Это волшебное место, но…

– Эй, никаких сожалений, ты забыла?

– Я не верю, когда люди говорят, что ни о чем не жалеют. Это место навсегда останется в моем сердце, и Деметриос тоже.

Рокси покачала головой.

– Предполагалось, что ты начнешь жизнь с нового листа.

– Не пойми меня неправильно. Я знаю, что, приехав сюда и встретившись лицом к лицу с Деметриосом, поступила правильно. И теперь я готова сконцентрироваться на следующем жизненном этапе.

– На «Оскаре»!

– Тс-с, не искушай судьбу, – предостерегла она, делая притворно строгую мину. – Жаль только, что мы с Деметриосом простились на такой грустной ноте.

Рокси наклонила голову, ожидая продолжения. Вчера по возвращении на виллу Шона не пожелала вдаваться в подробности встречи с Деметриосом, и Рокси не стала на нее давить.

– Я сказала, что мы будем на связи, но… В голове у меня был такой кавардак, а он был настолько потрясен известием о том, что у нас где-то есть дочь. Возможно, мы не сказали всего, что на самом деле было у нас на душе. Но увидеться с ним было приятно.

При этих словах глаза Шоны затуманились слезами.

– О, дорогая, – Рокси сжала ее руку.

И тут, точно по волшебству, у таверны остановился красный «Феррари» и из него вышел Деметриос. Он прошел мимо них через террасу в сопровождении Христиана, даже не заметив ее.

– Это судьба, – сказала Рокси. – Пригласи его выпить с нами, вернее, с тобой. Как известно, третий лишний.

Шона рассмеялась.

– Не глупи. Я хочу вас наконец-то познакомить, и ты сама убедишься, что он действительно такой красивый, как я рассказывала.

Может быть, рецина ударила ей в голову, но Шона внезапно почувствовала, что пока не готова попрощаться с ним.

– Подожди здесь, – сказала она Рокси, – я мигом.

Сегодня она надела хлопчатобумажное платье в римском стиле от Ани Хиндмарч. Оно было цвета шалфея, почти до пола и, касаясь терракотовых плиток, производило шуршащий звук. Шона ожидала найти Деметриоса сидящим за столиком и оживленно болтающим и была потрясена, увидев его кричащим на официантку. Не раздумывая, она подошла ближе. Официантка была молоденькой и казалась смутно знакомой, хотя Шона не могла понять откуда.

Стоявшая рядом жена Нико обнимала ее с покровительственным видом.

– Значит, ты видела, как она ушла в ночь, и ничего не сделала?

Деметриос был в ярости, но в то же время в его голосе сквозили нотки отчаяния.

Девушка была на грани слез, но изо всех сил старалась держаться.

– Она сказала, что возьмет такси. Я не думала, что ей что-то угрожает.

– Но ты только что сказала, что она была пьяна.

Девушка нервно вертела в руках кухонное полотенце.

– Ну да, но…

– И все же ты отпустила ее одну? – Он потрясенно покачал головой. – Значит, вот как ты платишь за гостеприимство? А может, тебе пора отсюда убраться?

Тереза что-то сказала по-гречески – судя по выражению лица, вероятно, в защиту девушки. Христиан вступил в спор, оживленно размахивая руками. Официантка, которая явно не понимала, о чем идет речь, стояла, закусив губу, по ее щекам текли слезы.

Шона искренне сочувствовала бедняжке. Что бы та ни натворила, это было издевательством. Решив встать на защиту девушки, она сделала шаг вперед.

– Яблочко от яблоньки, – свирепо сказала она, перебивая тираду Деметриоса.

Он осекся на полуслове и в замешательстве посмотрел на нее.

– Шона?

Но тут же пришел в себя и рявкнул:

– Тебя это не касается. И не вмешивайся!

– Еще как касается. Я отлично знаю, каково это, когда напускаются так, как ты на эту бедняжку.

Она встала между Деметриосом и девушкой и, глядя ему в глаза, отчеканила:

– Два десятилетия назад кое-кто из семейства Теодосис вышвырнул меня с острова, не проявив никакого сострадания. Я не буду стоять в стороне, я не позволю тебе вести себя подобным образом.

– Ты ничего не знаешь, – теперь его глаза выражали скорее отчаяние, чем гнев. – У меня пропала дочь, и виновны в этом эти двое, – он указал на Христиана и Грейс.

– Это не повод запугивать молодую девушку, – стояла на своем Шона.

– Не вмешивайся, Шона, – произнес он сквозь стиснутые зубы. – Она моя дочь… если с ней что-то случилось, я…

Он посмотрел в упор на Грейс:

– Не попадайся мне на глаза.

Девушка заплакала, а Деметриос повернулся и бросился вон из таверны.

Шона была в ярости. Да как он смеет? Она поспешила следом. Деметриос направлялся к «Феррари», и, когда вставил ключ в зажигание, она крикнула:

– Вот бы ты с таким рвением искал меня, когда я исчезла.

– Шона, пожалуйста, сейчас не время и не место.

Его взгляд был полон отчаяния, и ей стало его жаль.

– Тебе нужно мыслить трезво, – ее голос уже звучал спокойно. – Расскажи, что случилось.

Деметриос объяснил, что Ариану видели после полуночи садящейся на катер. Таким образом, она не стала брать такси, а уехала на катере – и с тех пор ее никто не видел.

– А может, она отправилась к друзьям? Ты обзванивал ее…

– Христиан уже сделал это. По их словам, большую часть вечера она провела на пляжной вечеринке, где не только пила, но и принимала наркотики.

– О нет.

– Когда доберусь до этого Георгиу, я убью его, – он стиснул зубы.

– Гнев оставь на потом. Ты предупредил полицию?

– Да. Береговая охрана в курсе…

В этот момент со стороны гавани послышался шум. К пристани подходило рыбацкое судно, и капитан, жестикулируя и крича, указывал на то, что следовало на буксире.

Оба, не сговариваясь, бросились к причалу. Шона с одного взгляда узнала катер Деметриоса – на нем они возвращались из бухты Фенгари. В руках у рыбака были туфли на высоких каблуках – при виде их Шоне стало дурно. Она не понимала, что он говорил, но, судя по жестам, туфли валялись на палубе, а катер был пуст.

Капитан рассказал Деметриосу все, что знал, и отдал туфли.

Деметриос повернулся к Шоне.

– Катер дрейфовал неподалеку от бухты Фенгари, но Ариану они не видели.

– Деметриос…

На лице Деметриоса читался ужас.

– Шона, моя малышка… она пропала.

– Логика тут бессмысленна – нужно думать как подросток, который напился и очень несчастен, – сказала Рокси.

Шона привела Деметриоса обратно в таверну. Он хотел присоединиться к поискам дочери, в которых уже были задействованы патрульные катера и рыболовные боты, но Шона убедила его, что здесь с ним будет проще связаться. По правде говоря, она боялась, что в итоге обнаружат тело.

– Но лодка… ее туфли, – сказал Деметриос.

– Это еще ничего не значит, – сказала Рокси.

Ее непоколебимый оптимизм в сочетании с ливерпульским здравомыслием был единственным, что поддерживало в них надежду.

– Послушайте, Деметриос, вы знаете ее как никто. Куда она инстинктивно отправится, если ей плохо? Где будет чувствовать себя в безопасности?

– Христиан сказал, что проверил эллинг, но ее там не оказалось.

– А еще куда? – спросила Шона.

– У нее есть друзья из начальной школы, можно их поспрашивать.

Понимая, что ему лучше действовать, чем пассивно ждать, Шона сказала:

– Тогда поехали. Я поеду с тобой.

– Спасибо, Шона… – дрогнувшим голосом произнес Деметриос.

Он не находил слов, чтобы выразить, как много для него значило ее спокойное присутствие.

– Да, поезжайте, пока еще светло, и не складывайте руки, – с присущей ей практичностью предложила Рокси.

– Я позвоню, когда будут новости, – сказала Шона, и они обнялись.

Рокси смотрела им вслед. За эти годы она столько слышала от Шоны о Деметриосе, и странно, что знакомство с ним произошло при таких обстоятельствах. Ей представлялось очень правильным, что эти двое были вместе. И дело было не только в том, что оба были поразительно красивы и смотрелись такой эффектной парой. Они идеально подходили друг другу, как если бы Шона была светом, а он – тенью, она – штилем, а он – бурей.

Несмотря на бодрый настрой, Рокси беспокоилась о пропавшей девушке. Она надеялась, что Ариана скоро объявится целой и невредимой и недоуменно поинтересуется, из-за чего весь сыр-бор. Она гнала от себя мысль о том, что будет с Деметриосом, если с его дочерью что-то случилось.

Рокси собиралась допить бокал рецины и вернуться на виллу, когда заметила Грейс, которая направлялась в сторону гавани.

– Грейс! – Она энергично замахала рукой. – Я здесь!

Грейс шла, опустив голову, на плече у нее висел рюкзак. На оклик она обернулась и, заметив Рокси, помахала в ответ и подошла.

– Куда ты? – Рокси указала на рюкзак.

Грейс пожала плечами. Вопреки обыкновению, на ней были не майка и шорты, а прочные брюки и рубашка поло – она скорее была одета как в дорогу.

– Я уезжаю, – сказала Грейс. – Есть ночной паром до Афин. Мне в самом деле пора возвращаться в Англию, так почему бы не сейчас?

– Послушай, Деметриос это брякнул сгоряча. Он просто сходит с ума от беспокойства.

– А вы как об этом узнали?

– Я была здесь, на террасе, и случайно услышала. Не стоит уезжать из-за этого. Серьезно, он опомнится, как только придет в себя.

Грейс выглядела печальной.

– Возможно, вы правы. Только мое пребывание здесь все равно заканчивалось. Так что теперь самое время уехать.

Рокси встала и обняла ее.

– Грейс, дорогая, ты такая грустная. Присядь и давай-ка выпьем по бокальчику. Тебе станет лучше.

Грейс тоже обняла Рокси и отстранилась.

– Мне не грустно, честно-честно. Я прекрасно провела здесь время, познакомилась с удивительными людьми и никогда не забуду это место. Я рада, что познакомилась с вами и с Алексом… О, чуть не забыла… – Она покопалась в рюкзаке и достала мягкую игрушку – маленькую козочку. – Вот, это Алексу.

– О, Грейс, какая милашка!

– Она будет подружкой альпаке Алфи, – сказала Грейс. – Скажите Алексу, пусть назовет ее Козой Грейс, если захочет, – она рассмеялась.

– Козы – замечательные существа: независимые, умные и цепкие, – Рокси тоже рассмеялась. – Ну, до свидания, Грейс. Если когда-нибудь окажешься в Лондоне или в Нью-Йорке, позвони, хорошо? Я буду рада увидеться с тобой снова. Мне жаль, что ты так и не встретилась с Шоной.

– Не могу дождаться, когда выйдет ее фильм с Грейс Келли. Передайте ей привет.

Они снова обнялись, и Грейс направилась к парому. Рокси посмотрела на игрушку. Алекс расстроится, что не попрощался с Грейс, но козочка станет ему утешением. И кто знает, может быть, однажды Грейс их найдет.

* * *

– Возьми себя в руки. Угрозами ты от него ничего не добьешься, – сказала Шона.

Лицо Деметриоса было перекошено от ярости. Они уже пообщались с друзьями Арианы – все были в курсе, что она исчезла, весь день обзванивали общих приятелей и знакомых, пытаясь ее найти, но безуспешно. Одно имя упорно всплывало при каждом разговоре: Георгиу Андино.

Последние несколько недель Ариану часто видели с этим парнем, они вместе появлялись на вечеринках и тусовках. Еще страшнее было то, что Георгиу подсел на наркотики. Шона предложила сообщить в полицию, чтобы парня допросили официально, но Деметриос, не слушая возражений, сам отправился в дом Андино. Парень валялся у бассейна в обтягивающих плавках и покуривал косяк. В ответ он недоуменно пожал плечами.

– Старик, я не в курсе. Твоя дочь делает что хочет, и я тоже.

– Ты про дурь? – холодно поинтересовался Деметриос.

– В этом деле я Ари без надобности. Она тащится от кокса. Вообще-то это она вчера вечером заявилась на вечеринку и предложила мне нюхнуть.

– Врешь! – прорычал Деметриос.

Шона взяла его за руку, успокаивая.

– Слушай, мы просто пытаемся найти ее, вот и все. Она говорила, куда собирается после вечеринки?

Георгиу снова пожал плечами.

– Она все твердила про английскую цыпочку, мол, покажет той, что почем, только что она имела в виду, я без понятия.

– Что она принимала? – спросил Деметриос.

– Пару дорожек кокса, немного. Все твердила, что устала и хочет спать.

Когда они потом сидели в машине, вид у Деметриоса был мрачный.

– Я слишком сильно на нее надавил – пытался заставить вести так, как мне хотелось. Шона, если с ней что-то случилось, я себе никогда не прощу, – он уронил голову на руки. – Я был ей плохим отцом. Если бы мы с ее матерью не были такими эгоистами, она не выросла бы такой неуправляемой.

– Как знать. Помнится, в тебе тоже что-то подобное было. Она молода, и ей нужно понять, что делать с собственной жизнью.

– Когда она была маленькой, я брал ее с собой в море. Знаешь, она разбирается в морском деле не хуже меня.

Шона улыбнулась.

– Держу пари, ты хороший учитель.

– Иногда да… Она помогала мне строить эллинг. Ей было всего восемь, когда я начал его строить, но она хотела во всем принимать участие. Я брал ее с собой, и она помогала до тех пор, пока не падала с ног, и потом я обнаруживал ее в одной из лодок – она спала под одеялом, свернувшись калачиком.

Он вспоминал о том времени с сияющими глазами.

– О, боже мой, Деметриос! Христиан сказал, что обыскал эллинг, но заглянул ли он…

Они смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами.

– Эллинг…

Деметриос повернул ключ в зажигании, вдавил педаль газа, и машина на сумасшедшей скорости понеслась к гавани.

Глава тридцать четвертая

Рокси бросила взгляд на часы «Булгари». Солнце садилось, пора было возвращаться на виллу. Дельфина и Алекс будут теряться в догадках, куда это они с Шоной подевались.

Оставив огромные чаевые – Нико отказался брать деньги, сколько она ни настаивала, – Рокси положила кошелек, очки и телефон в черную сумку из змеиной кожи, украшенную ее логотипом «РОКС» со щитом и брелоками в виде буквы R. Затем она поднялась из-за стола и отодвинула стул. Перспектива долгого подъема в гору с наступлением темноты ее не прельщала, поэтому она решила взять такси – у гавани всегда стояло несколько машин. По привычке, привитой матерью, она остановилась, желая в последний раз проверить, что ничего не забыла. Ни на столе, ни на стульях ничего не было… а что же это под столом?

Рокси наклонилась ближе: это оказался паспорт. Он был европейский, как у нее, но она могла поклясться, что ее паспорт остался на вилле. Она открыла его: с фотографии на нее смотрело неулыбающееся лицо Грейс. Во взгляде широко распахнутых глаз чувствовалось напряжение, как это нередко бывает на паспортных фотографиях.

Страница, на которой стоял штамп о прибытии в Грецию, была заложена открыткой. Это была старая выцветшая фотография Итоса – разорванная пополам, а затем склеенная скотчем, который теперь пожелтел и отклеивался.

На мгновение Рокси показалось, что мир вокруг замер. Эту открытку она видела давным-давно, но узнала сразу. Перевернув ее, она прочитала слова на обороте и перенеслась назад во времени, в тот день, когда эта открытка была разорвана пополам…

Манчестер, 1983 г.

Шона сидела на краю кровати в квартире, которую они снимали в Манчестере. Лицо у нее было опустошенным, и Рокси понимала, что это лишь бледная тень того внутреннего хаоса, который царил в ее душе.

– Я приготовила тебе чай, – сказала она, вкладывая чашку в руку Шоны.

Та непонимающе посмотрела на нее.

– Спасибо.

Впервые в жизни Рокси была в полной растерянности. Что говорят женщине, только что отдавшей ребенка, который был ей дорог? Разве есть слова, способные ее утешить? Она молча села рядом и обняла подругу. Так они сидели долго-долго, Рокси крепко обнимала ее, и наконец Шона заговорила:

– Знай я тогда, что буду чувствовать сегодня, я бы никогда не согласилась работать на «Святой Елене». Я бы бежала оттуда со всех ног.

– Я знаю, милая, – Рокси опустила взгляд и увидела в руках у Шоны открытку. – Что это?

Шона протянула открытку ей.

– Это так он попрощался со мной.

– «Не жди меня»? Странный способ сказать до свидания.

– Вот смотрю на нее сейчас, и меня тошнит.

– Тогда почему не выбросишь?

– Что-то меня останавливает.

– Тогда давай я выброшу.

Шона кивнула, одинокая слеза прочертила дорожку по ее лицу. При мысли о том, как этот ублюдок поступил с подругой, бросил ее вот так, Рокси чуть не задохнулась от гнева. Это он должен был расхлебывать последствия, а в итоге пострадала бедняжка Шона. Когда они покидали Итос, Рокси думала, что она беременна, но, к счастью, тревога оказалась ложной. Но потом Шона узнала, что ждет ребенка. Это был ужасный, жестокий поворот судьбы.

Она взяла открытку, разорвала ее прямо посередине и выбросила в ведро.

– Вот и все.

– Спасибо, – сказала Шона тихим голосом.

– Давай-ка ты приляжешь.

Рокси откинула одеяло, Шона скользнула в кровать и свернулась калачиком. Рокси укрыла ее и поцеловала в лоб, как если бы она была ребенком…

Рокси снова посмотрела на фотографию в паспорте Грейс и на дату рождения: 8 апреля 1983 года.

С бешено колотящимся сердцем она вглядывалась в фотографию: длинные темные кудри, ореховые глаза… в точности как у отца. И губы бантиком… в точности как у матери.

– Черт!

Она подняла голову, обеспокоенным взглядом осматривая гавань. Куда там направлялась Грейс?

Взвизгнув шинами, машина затормозила у причальной стенки.

– Где, черт возьми, Христиан? Мне нужен его кэтбот.

Деметриос выпрыгнул из «Феррари», даже не удосужившись открыть дверь – просто перескочил через борт кабриолета, – перебросился парой слов с хозяином одной из моторок и сделал знак Шоне.

– Он сказал, мы можем воспользоваться его ботом – давай, прыгай.

Он подал ей руку, она перешагнула в лодку и тут услышала, что ее окликнули.

Рокси мчалась по набережной, махала рукой и кричала:

– Стой! Шона, подожди!

Она догнала их и теперь изо всех сил пыталась отдышаться.

– У нас нет на это времени, – нетерпеливо сказал Деметриос, не выключая двигатель.

– Шона, – выдохнула Рокси, – ты должна это увидеть.

Она спрыгнула в лодку и сунула ей в руку открытку.

В первый момент Шона не узнала ее. Потом перевернула и увидела надпись на обороте.

– Откуда… Каким образом… Я не понимаю, откуда она?

– Лежала в паспорте Грейс.

Деметриос посмотрел через плечо Шоны и потянулся за открыткой. Прочитав, он нахмурился.

– Это я писал.

– Твоя прощальная записка, – сказала Шона.

– Вовсе не прощальная, – он растерянно покачал головой. – Слушайте, у нас нет на это времени. Рокси, это подождет – сейчас я должен найти дочь.

Когда они взяли курс на бухту, море было неспокойным, а солнце медленно опускалось за горизонт. По прибытии на место пляж оказался безлюдным, но из эллинга сочился тусклый свет.

Шона с опаской покосилась на Деметриоса: губы у него были плотно сжаты. «Пожалуйста, пусть Ариана будет в безопасности», – подумала она, но после известия о том, что открытка обнаружилась у Грейс, ее мысли пребывали в полном смятении. Расспрашивать Рокси на лодке, где было слишком шумно, не представлялось возможным, а теперь, когда они находились здесь, первоочередной задачей было найти Ариану.

Лодка врезалась в причал, Деметриос выскочил, а женщины последовали за ним. Войдя в эллинг, Деметриос вскрикнул – все страхи и переживания, которые он сдерживал, выплеснулись наружу. Ариана сидела, сгорбившись, подтянув колени к подбородку. Она выглядела устало, но была цела и невредима.

Он подхватил ее на руки, и она уткнулась ему в шею.

– Папа, прости, – всхлипнула она.

Его голос пресекся от волнения.

– Моя дорогая девочка… А я такого себе напридумывал… Хвала Господу.

В этот момент Шона поняла, что в эллинге они не одни. Поодаль тихо стояла Грейс, и вид у нее был такой, точно ей хочется провалиться сквозь землю.

– Деметриос… – тихо сказала Шона.

Он повел глазами и увидел англичанку, которая, казалось, вжималась в стену.

– Грейс? – удивился он. – И ты здесь?

– Это она меня нашла, – сказала Ариана.

Деметриос всмотрелся в лицо дочери.

– Тогда расскажи нам, Ари, что случилось.

Ариана была поразительно похожа на Софию. Впрочем, сейчас она была уязвима и напугана и выглядела гораздо моложе своих восемнадцати лет.

– Прошлой ночью, выходя от Грейс, я собиралась поехать домой на такси, но я знала, что ты разозлишься, если я приду домой пьяной, – робко проговорила она.

– Ари… Лучше уж прийти домой пьяной, чем не приходить вообще.

– Это ты сейчас так говоришь, а тогда пришел бы в ярость!

Она сверкнула глазами, и Деметриос тотчас сказал:

– Ладно, давай не будем спорить.

– Я увидела катер в гавани, и тогда мне пришла мысль отправиться в эллинг. Помнишь, как в детстве ты брал меня сюда, когда строил лодку, а я сворачивалась калачиком и засыпала? Мне хотелось чувствовать себя как тогда… любимой и в безопасности.

Говоря это, она указала на лодку, которой занимался Деметриос, и Шона увидела на носу ее название – «Красавица». Ей вспомнилось обещание Деметриоса построить шхуну и назвать в ее честь. Сердце сладко забилось.

Деметриос крепко обнимал дочь, а она продолжала:

– Когда я проснулась, прошло уже много времени и катер исчез. Я плохо закрепила его. Я поднялась по тропинке в гору, чтобы найти место, откуда просматривалось побережье – вдруг его отнесло куда-нибудь, но его нигде не было. Потом я целую вечность искала тропинку вниз. Грейс услышала, как я зову на помощь, и нашла меня.

– А ты, Грейс, как сюда попала?

– Я встретила Христиана в гавани сразу после того, как попрощалась с Рокси. Он собирался присоединиться к поискам Арианы, и я попросила взять меня с собой, – она нервно стискивала руки. – Я чувствовала себя виноватой из-за того, что не проявила больше настойчивости прошлой ночью, и поняла, что смогу покинуть Итос, только если буду знать, что с ней все в порядке. Когда мы добрались до Фенгари, мне показалось, что пляж не обыскивали, поэтому я сказала, что осмотрюсь тут, а ему предложила обследовать бухту, пока еще светло.

– И где он теперь?

– Все еще ищет. Он сказал, что вернется, когда совсем стемнеет. Мы планировали заночевать здесь… – Она внезапно смутилась и замолчала.

– Все в порядке, – сказала Ариана. – Я знаю, что в этом плане его не интересую. Ему нравишься ты, – она пожала плечами. – Я смирилась.

– Нет, все совсем не так. Если бы мы не нашли тебя, мы бы возобновили поиски с первыми лучами солнца. Я собиралась спать в гамаке, а он – на полу, – чопорно добавила она.

– Грейс, – сказал Деметриос, отпуская дочь и делая шаг к ней. – Я должен извиниться перед тобой. Я накричал на тебя, это было непростительно. Мне жаль. Ты простишь меня?

Грейс кивнула, и Рокси направилась в ее сторону, доставая из сумочки паспорт.

– Грейс, дорогая, ты обронила это в таверне.

– О, мой паспорт, – засмеялась девушка. – Недалеко бы я уехала без него.

Рокси открыла паспорт и вынула открытку.

– Я знаю, это прозвучит странно, но где ты взяла эту открытку?

– А зачем вам моя открытка? – нахмурилась Грейс. – Почему вы спрашиваете?

Шона сделала шаг вперед, руки у нее предательски тряслись, голос дрожал.

– Пожалуйста, Грейс, расскажи, как она попала к тебе.

Грейс нахмурилась.

– Не понимаю, к чему эти расспросы. Когда мне было восемнадцать, я написала в агентство по усыновлению и запросила информацию о моих биологических родителях. Они прислали письмо моей матери. И с ним была эта открытка.

У Деметриоса вырвался вздох.

– И что говорилось в письме твоей матери? – дрожащим голосом спросила Шона.

Грейс, совсем сбитая с толку, объяснила:

– Она поздравляла меня с днем рождения и писала, что хочет, чтобы я знала, что родилась в любви, и что она не хочет, чтобы я считала свое рождение постыдной тайной.

Грейс столько раз перечитывала письмо, что выучила его наизусть:

– «Я надеюсь, что твоя жизнь наполнена добротой, радостью и надеждами и в будущем тебя ждет счастье и любовь. Живи счастливой и полноценной жизнью, Грейс, ты этого заслуживаешь…»

Шона подошла еще ближе и закончила за нее:

– «… я никогда, никогда не забуду тебя, и если однажды ты захочешь меня найти, я буду ждать», – взволнованным голосом проговорила она. – Это так, Грейс, я никогда не забывала тебя. Ты всегда была в моем сердце, но я не смела мечтать о том, что увижу тебя снова.

Грейс попятилась, качая головой.

– Вы моя мать? Этого не может быть.

Деметриос встал рядом с Шоной.

– Грейс, я знаю, тебе это трудно понять – и тебе, Ариана, тоже, – добавил он, глядя на дочь, – но двадцать лет назад Шона и я… мы полюбили друг друга. – Он заглянул в глаза Шоне и продолжил: – Я был молод и слаб. Мне следовало проявить твердость, тогда все могло бы сложиться иначе.

Ариана подошла и посмотрела на открытку в руке Грейс.

– Когда ты показала ее мне прошлой ночью, меня что-то в ней смутило, но что именно, я не могла понять. Теперь я знаю, – она указала на характерную изогнутую петельку буквы «д» в слове «дорогая», – так пишет «д» мой папа.

Девушки стояли рядом и смотрели на Деметриоса. Шона была поражена их сходством: у обеих были отцовские ореховые глаза с золотыми искорками и длинные темные волосы. Они были примерно одного роста.

Грейс снова покачала головой, явно расстроенная.

– Нет, вы не мой отец… это уже слишком, я вам не верю.

Голос у нее дрогнул, она всхлипнула. Рокси подошла и обняла ее.

– Дайте ей время все осмыслить, на нее столько всего свалилось.

Сердце Шоны сжалось. Она знала, что Рокси была права, но ей хотелось только одного – обнять Грейс, она столько раз мечтала об этом. И теперь, когда ее мечта должна была осуществиться, Шоне вдруг показалось, что она ускользает от нее.

Снаружи послышался шум катера, и через мгновение в эллинг вошел Христиан.

– Ари! А мы тебя обыскались!

– Как видишь, мы ее уже нашли, – сказал Деметриос.

Христиан посмотрел на всех с радостной улыбкой, а потом заметил Грейс, рыдающую в объятиях Рокси, и его лицо потускнело.

– Что произошло?

Грейс вырвалась из объятий Рокси и подбежала к нему.

– Христиан, отвези меня обратно на Итос, пожалуйста.

– Да в чем дело?

Она покачала головой.

– Пожалуйста, просто увези меня, прямо сейчас.

По лицу Шоны текли слезы.

– Грейс, дорогая, прости…

– Христиан, пожалуйста, попроси родителей, чтобы позаботились о ней сегодня, – сказал Деметриос.

Христиан взял вещи Грейс и повел ее к лодке. Рокси ласково похлопала Шону по руке.

– Пока пусть едет, – прошептала она. – Потом все наладится.

Когда Христиан завел мотор, Ариана побежала к катеру.

– Подожди, ты забыла, – она отдала Грейс открытку и обняла ее. И Грейс обняла Ариану в ответ.

Лодка отошла от пристани, и Грейс повернулась спиной к тем четверым, что смотрели ей вслед с берега. В этот момент Шоне казалось, что ее сердце снова разорвется.

– Деметриос, это же наша дочь. Мы что, так и отпустим ее?

– Она знает, что мы здесь. Все, что нам сейчас остается, – это молиться, чтобы она к нам вернулась…

Глава тридцать пятая

Сидя рядом с Шоной на террасе таверны Нико, Деметриос всем своим видом выказывал нетерпение.

– А вдруг она передумала?

У Шоны тоже душа была не на месте, но какой смысл изводить себя? Как нередко в моменты волнений, ей припомнились слова отца: «Ничто так не заживляет старые раны, как терпение».

Поначалу Грейс была одержима идеей уехать с Итоса первым паромом. После нескольких дней уговоров со стороны Рокси, Христиана и Арианы она согласилась поговорить с Шоной и Деметриосом, но даже сейчас оставалось неясным, придет ли она и захочет ли выслушать то, что они должны были ей рассказать.

Шоне с трудом верилось, что они с Деметриосом сидят бок о бок и ждут дочь, которую потеряли. Она даже мысли не допускала, что события последних дней приведут к такой развязке, но в то же время чувствовала, что так и должно было случиться.

– Просто держись спокойно, иначе мы ее спугнем, – инструктировала она с удивлявшим ее саму самообладанием. В душе она была отнюдь не спокойна.

– Да знаю я. А вдруг она на нас злится?

– У нее есть полное право злиться, переживать и быть в растерянности. Нам придется все это принять, как бы ни было больно. А будем оправдываться или спорить, только отпугнем ее.

– Ты права.

Он посмотрел на часы и закусил губу. Шона невольно рассмеялась.

– Ты совсем не изменился. Все такой же нетерпеливый и вспыльчивый. Все так же желаешь, чтобы жизнь под тебя подстраивалась.

Он нахмурился.

– Это несправедливо. Какое может быть терпение в подобной ситуации? Ты, кстати, тоже не изменилась… Все так же лезешь мне под кожу, даже сейчас, – его лицо смягчилось. – Хотя, нужно сказать, я не против.

Он коснулся ее руки.

– Деметриос…

Она не успела договорить. Со стороны пляжа к ним направлялась Рокси.

– Дельфина и Алекс барахтаются в море. Грейс еще нет?

И тут они увидели ее. Грейс шла по набережной с Христианом. Они держались за руки и тихо разговаривали. Заметив их, она что-то сказала ему – они быстро поцеловались, и она поспешила в их сторону. Шона почувствовала, как участился пульс. Она совсем не знала Грейс, и вместе с тем девушка казалась ей такой знакомой. Это было как видеть в зеркале другую версию себя. Она тысячи раз мысленно представляла себе ее лицо, и вот она здесь, воссоединилась с дочерью. Та улыбается, смеется.

– Здравствуйте. – Голос Грейс звучал вежливо и смущенно, но в то же время в нем слышалась внутренняя уверенность. – Простите, что задержалась.

Шона и Деметриос сказали ей не извиняться и, путаясь в словах, заговорили хором.

Шона заметила, что Деметриос взял на себя смелость говорить от лица их обоих, и решила уступить.

– Спасибо, что встретилась с нами, Грейс, и за то, что дала нам шанс объясниться.

– Да, – добавила Шона, – я полагаю, у тебя к нам много вопросов.

– Они есть. Но сначала хотелось бы узнать, есть ли у вас вопросы ко мне.

Шона на мгновение потеряла дар речи. Ей ужасно хотелось спросить правильную вещь, но в голове было пусто, точно на экзамене. Затем сам по себе возник вопрос, который преследовал ее на протяжении многих лет, мучил и не давал уснуть по ночам. Деметриос сжал ее руку под столом, и она была рада этому.

– Грейс, скажи… Ты… – Ее голос дрогнул. – Ты счастлива? У тебя все хорошо в жизни?

Шона впервые встретилась глазами с дочерью и увидела в них отражение их о’брайеновской породы. Тогда она поняла, что задала правильный вопрос.

– У меня отличная жизнь и замечательные мама с папой. Я всегда знала, что меня удочерили, но они очень любят меня и дали мне лучший старт в жизни.

Шона почувствовала, как ее захлестнула волна облегчения. Не скупясь на подробности, Грейс рассказала о приемных родителях и о детстве. Ее мать была учительницей, а отец руководил фирмой электроники. Она училась в гимназии и добилась успехов в спорте, особенно в плавании и в дисциплинах с ракеткой.

Затем наступил момент, которого Шона боялась:

– Так… почему же ты отдала меня на удочерение?

Много лет она всеми силами держала это воспоминание под спудом. Даже сейчас при мысли о том дне ее пробил холодный пот. Но дочь имела право на ответ.

– Когда я узнала, что беременна, мне стало страшно, но я знала, что хочу оставить тебя. – Она повернулась к Деметриосу. – Это единственное, о чем я не рассказала тебе. Мне до сих пор больно. Видите ли, я вернулась домой в Ирландию…

Шона знала, что живот уже обозначился, но скрывала его под объемным трикотажным кардиганом и мешковатой футболкой. Мать смотрела поверх очков, буравя ее взглядом.

– Ну, давай, выкладывай.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты вернулась не просто так. Мы ждали тебя не раньше лета.

– Хочешь сказать, мне не стоило приезжать?

Почему в присутствии матери она всегда чувствовала себя незваной гостьей в родительском доме?

– Не драматизируй, – лицо матери стало жестким. – Так или иначе, я не дура. Думала, я не замечу твой живот?

– Мамочка, я…

– Молчи, Шона О’Брайен. Ты грязная потаскуха! Как ты посмела заявиться сюда в таком положении?

– Что ты такое говоришь, мамочка? Я же твоя дочь.

Мать встала из-за стола и подошла вплотную.

– Моя дочь не стала бы доводить себя до такого состояния и при этом ждать сочувствия.

– Следовало предположить, что сочувствия от тебя не дождаться.

– Чего тогда тебе нужно? Денег? Хватает же наглости!

– Не нужны мне твои деньги, – Шона изо всех сил сдерживала слезы стыда и обиды, но от этого мать распалялась еще больше. – Я хочу поговорить с папой.

Мать схватила ее за руку и крепко сжала.

– Даже не думай сказать отцу. Это разобьет ему сердце. При виде тебя в таком положении он умрет от позора. Думаешь только о себе, какая же ты эгоистка!

– Это я эгоистка? В любом случае насчет папы ты ошибаешься, он бы помог мне, если бы ты не вмешивалась. Это ты переживаешь из-за позора.

Лицо матери посуровело.

– Думай ты о ком-нибудь кроме себя, родила бы ребенка и отдала его на усыновление. И никто ничего не узнает.

В тот момент Шона попрощалась с наивной и глупой фантазией о том, что мать посердится, а потом скажет, что они как-нибудь справятся и малыша полюбят, что бы там кто ни думал. А мать продолжала обличительную речь, ее слова были холодными и жестокими.

– Если оставишь ребенка себе, вся жизнь пойдет под откос. Люди будут тыкать пальцами в ублюдка Шоны О’Брайен. Ты этого хочешь? Лично я умываю руки, убирайся отсюда немедленно вместе со своим греховным приплодом.

– Почему ты такая жестокосердная, мама?

– При чем тут жестокосердие? Я реалистка. Если хочешь когда-нибудь переступить порог этого дома и увидеть отца, ты поступишь так, как следует…

– В тот же день я уехала и, если бы не отец, никогда не вернулась бы домой. Потом, когда ребенка… – она поправилась, – когда тебя удочерили, мать ни разу не спросила, что с тобой случилось, и я никогда не заговаривала об этом. Как будто ничего и не было.

Она печально посмотрела себе на руки.

– Теперь я знаю, что она лишила себя и моего отца шанса стать бабушкой и дедушкой. Это была не только моя утрата, но и их тоже.

Деметриос взял ее за руку.

– О, Шона, от тебя отвернулись те, кто должен был заботиться больше всего.

– Все, кроме Рокси.

Она улыбнулась своей самой дорогой подруге, а та повернулась к Грейс и сказала:

– Я сказала, что смогу вырастить тебя сама.

– Это было бы здорово, – улыбнулась Грейс. – Теперь вы были бы мне почти тетушкой.

– Для меня это было бы честью.

– Но я все еще не понимаю, при чем тут открытка.

– Открытку написал я, – подал голос Деметриос. – Но совсем не с той целью, как ты думаешь, – он повернулся к Шоне.

– Что ты имеешь в виду?

– Я написал ее, чтобы тебя подбодрить. Ты грустила из-за того, что лето подходит к концу, и думала, что же будет с нами. И, чтобы поднять тебе дух, я написал: «Надежда есть всегда. У нас есть мечты». Я именно это имел в виду.

Шона почувствовал, как внутри потеплело. Выходит, он по-прежнему обладал над ней властью?

– Тогда почему ты не дописал ее?

– Меня прервал Джереми. Он сказал, что отец меня разыскивает, и я решил, что закончу потом. Я написал «Не жди меня», потому что предполагал, что вернусь поздно. Я знал, что родители дадут мне взбучку.

– Ясно. – Шона задумчиво нахмурила брови. – Получается, это было сплошное недоразумение?

– Когда мать приказала Джереми собрать мои вещи, он, должно быть, нашел открытку и оставил для тебя на видном месте, зная, как это будет выглядеть.

– Или по ошибке. Вряд ли мы узнаем, как было на самом деле.

– Но как она оказалась у меня? – спросила Грейс.

– А это уже моя вина, – сказала Рокси.

Она рассказала, как разорвала открытку, и пояснила:

– Когда Шона уснула, я достала открытку из мусорного ведра, склеила скотчем и сунула в конверт, лежавший рядом с кроватью.

– А в том конверте было мое письмо. Я отправила его на следующий день. В агентстве сказали, что я могу что-нибудь написать и это будет храниться в твоем личном деле, пока тебе не исполнится восемнадцать. Мне также объяснили, что я не буду иметь никаких контактов с тобой, а ты сможешь запросить информацию о биологической матери только по достижении совершеннолетия. Мне так хотелось, чтобы у тебя что-то было от меня, чтобы однажды ты узнала правду.

– Открытка и поздравительное письмо были в одном конверте, – подтвердила Грейс.

– Так они попали к тебе в руки, – сказал Деметриос. – Но если это все, что у тебя было, тогда как ты оказалась на Итосе?

– На самом деле я не пыталась найти свою биологическую мать, – Грейс посмотрела на Шону. – Не обижайся, но я люблю своих приемных родителей и никогда не хотела, чтобы они думали, будто я мечтаю о другой жизни, потому что это не так.

– Я восхищаюсь твоей прямотой, Грейс, она делает честь тебе и им. Я уверена, они замечательные люди.

– Так и есть. Но открытка не шла у меня из головы – это было так интригующе. Меня всегда занимал вопрос о происхождении. Совершенно очевидно, что я не типичная англичанка.

– Нет, ты греческая красавица, – с гордостью произнес Деметриос.

Грейс рассмеялась.

– Я надеялась найти подсказки о моем происхождении, но, пробыв здесь некоторое время, поняла, что ответов мне не найти. Я уже была готова сдаться, и тогда встретила Рокси.

– Так что, возможно, я был прав: Итос позвал тебя, и теперь ты все знаешь, – сказал Деметриос и, чуть помедлив, спросил: – И какие теперь твои планы? Если захочешь, Итос навсегда станет твоим домом.

– Мне приятно это слышать. Христиан тоже попросил меня остаться, но я скучаю по родителям. Мне нужно рассказать им обо всем, и я хочу сделать это лично.

– Конечно, – сказала Шона.

Грейс помедлила, а затем посмотрела на них обоих.

– Простите, что заставила вас ждать, – ее голос звучал уверенно и искренне. – Я не хотела вас обидеть и томить в неизвестности. Просто я знаю, кто я такая, и хотела убедиться, что знакомство с вами обоими этого не изменит.

Шона почувствовала прилив любви к своей разумной не по годам дочери.

– И как теперь ты себя ощущаешь? – спросила она.

Грейс склонила голову набок.

– Теперь я думаю – я надеюсь, – что все будет хорошо.

Их взгляды встретились, и на мгновение Шона почувствовала, что между ними установился контакт. «Хорошо» прозвучало для нее как прекрасная музыка.

– Когда ты уезжаешь?

– Сегодня. Христиан отнес мои вещи на кэтбот и отвезет меня на Родос, а оттуда я полечу в Англию.

– Нет, я сам отвезу тебя на Родос на «Святой Елене», – сказал Деметриос. – Я настаиваю. Это меньшее, что я могу сделать.

Христиан поднимался с рюкзаком Грейс на борт «Святой Елены», а Шона, Рокси и Алекс стояли на пристани.

– Точно не поедешь с нами? – обратился Деметриос к Шоне, собираясь последовать за Христианом.

– Нет. Одного биологического родителя, пожалуй, будет с головой. Поучишь ее морскому делу.

– Христиан сказал, она уже заправский моряк.

– Почему-то меня это не удивляет.

– У нас с тобой получилась очень красивая и талантливая дочь.

– Ее приемные родители, должно быть, замечательные люди.

– Шона, пока ты здесь, я хочу тебе кое-что сказать. Когда я раньше писал тебе, я всерьез думал рассказать тебе о своих чувствах.

– Деметриос, мы уже обо всем поговорили.

– Может быть, но позволь я договорю – возможно, это мой последний шанс, и когда еще мы снова увидимся.

Он стоял очень близко к ней, и Шона чувствовала знакомый запах цитрусовых и сандалового дерева.

– Слушаю.

Деметриос взял ее руки в свои.

– Когда я влюбился в тебя, я плохо понимал смысл слова «любовь». Но после того, как ты исчезла из моей жизни, у меня было время его осознать. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что ты была единственной женщиной в моей жизни. С теми, кто были потом, я пытался вернуть то, что было у нас с тобой, и эти попытки всегда были обречены на провал.

– Я любила Дэна, Деметриос. Он был для меня целым миром и вернул меня к жизни.

– Я рад слышать это. Но, пожалуйста, Шона, дай мне шанс любить тебя снова. Любить как мужчина, а не как юнец.

Шона прижала его ладонь к своей щеке, чувствуя мозолистость рук, умевших строгать и пилить древесину и строить лодки. Рискнет ли она снова отдать свое сердце в эти руки?

– Дай мне время, Деметриос. Пока у меня разброд в мыслях. Дело не только в тебе, просто мне нужно быть уверенной и в себе тоже.

Он кивнул и слегка коснулся губами ее губ.

– Я не тороплюсь. Когда – и если – будешь готова, я буду ждать.

Послышались шаги: к ним приближалась Грейс в сопровождении Нико, Терезы, Эланы и Арианы. Дойдя до трапа, Грейс повернулась к Нико и Терезе, обняла их и поблагодарила за доброту.

Затем настала очередь Арианы.

– Надеюсь, увидимся в Англии, – сказала она, глядя на отца. – Я решила, что осенью все же отправлюсь в университет. Я немного скучаю по Англии – солнце, песок и красоты природы могут наскучить.

– Можешь остановиться у нас – почувствуешь радость жизни без канализации.

– Я привезу дворецкого, – ответила Ариана, и обе девушки засмеялись.

Элана шагнула вперед.

– Я счастлива, что у меня на старости лет появилась еще одна внучка, – она что-то сунула в руку Грейс.

Это был синий амулет, известный как «глаз от сглаза». Грейс видела такие по всей Греции. Он был сделан из дутого стекла и висел на серебряной цепочке.

– Он защитит тебя и убережет, – сказала Элана, обнимая ее.

– Спасибо, он красивый, – Грейс надела амулет на шею.

– Ты готова? – спросил Деметриос.

Грейс кивнула и повернулась к Рокси и Шоне.

– Если однажды решишь, что хочешь работать в модной индустрии, ты знаешь, где меня найти, – сказала Рокси.

Грейс закатила глаза.

– Я не знаю, как вдеть нитку в иголку. Вот рифовый узел завязать или румпель повернуть – это другое дело.

– Мореплавание у тебя в крови, – гордо произнес Деметриос.

Грейс повернулась к Шоне и, немного смущаясь, сказала:

– Знаешь, я ведь однажды видела тебя.

Шона удивилась.

– В самом деле? А где и когда?

– В Каннах. Отец поехал по делам в Ниццу и взял меня с собой. Это было несколько лет назад. Помню, я увидела тебя на красной дорожке и подумала, какая ты красивая. Я и представить не могла, что однажды встречу тебя или что… – Она замолчала, недоуменно качая головой.

– Ты привыкнешь, Грейс, хотя и не сразу. Я и не рассчитываю, что ты примешь меня в одночасье. Я знаю, что тебе нужно время. У тебя уже есть замечательные родители. Я буду счастлива просто… – Шона почувствовала, что вот-вот не вынесет нахлынувшей волны эмоций, но усилием воли сдержала себя ради дочери. – Даже если ты будешь видеть во мне только друга, я буду благодарна тебе за это.

Лицо Грейс расплылось в широкой улыбке, и для Шоны это было как миллион лампочек, вспыхнувших одновременно.

– Я уверена, что смогу стать ближе, – сказала Грейс.

С этими словами протянула руки и крепко обняла Шону. Шона гладила волосы дочери, вдыхая исходящий от нее запах ванили. На короткое мгновение ей показалось, будто она снова держит на руках свою крошечную малышку.

Место, пустовавшее в ее сердце после расставания с Грейс, наконец заполнилось, и Шона поняла, что на этот раз это было не прощание, а начало.

Глава тридцать шестая

Итос, март 2003 г.

Деметриос потер глаза, изо всех сил стараясь не клевать носом. Не для того он полночи бодрствовал, как томящийся от любви подросток, чтобы уснуть в тот самый момент, когда по телевизору покажут любимую женщину.

Он пересидел бесконечный парад платьев на красной ковровой дорожке у Китайского театра Граумана, смеялся, когда Джоан Риверс подкалывала «гламурных и знаменитых», и все это время отчаянно мечтал хоть мельком увидеть Шону.

И когда наконец он увидел, как она позирует на красной дорожке, машет толпе и доброжелательно отвечает на сотни вопросов, которыми забрасывали ее журналисты, у него перехватило дыхание. Он знал, что платье ей сшила Рокси – оно было до пола, из черного шифона с воланами, простой верх украшали крошечные хрустальные черепа. Глаза были выразительно акцентированы, и весь ее облик был смелым вызовом ее обычной вневременной элегантности. Это говорило о вновь обретенной уверенности и принятии себя, способности выйти из тени покойного мужа и с честью выстоять перед шквалом бульварных историй, обрушившимся на нее в последние несколько лет.

И вот настал момент, которого ждал весь мир. В этом году в номинации «Лучшая женская роль» развернулась нешуточная борьба. Конкурентками Шоны были лучшие киноактрисы, включая фаворитку Николь Кидман. Камера показала лица претенденток, Дензел Вашингтон зачитал фамилии, и на экране стали демонстрироваться фрагменты из фильмов.

Когда прозвучала фамилия Шоны, камера задержалась на ее лице, безмятежном и спокойном, зеленые глаза смотрели невозмутимо и отстраненно, но Деметриос знал, что ноги под платьем у нее дрожат.

– И победительницей становится… – повисла ужасная пауза, которая, казалось, будет длиться вечно, – Шона Джексон за «Посвящается Грейс».

Зал взорвался аплодисментами, а Деметриос сорвался с места, запрыгал и завопил от радости. Такого он от себя никак не ожидал.

Шона вышла на сцену. Принимая награду у ведущего и крепко обхватывая пальцами статуэтку, она чувствовала, как дрожат руки.

Потом она потянулась к микрофону, поправила его и растроганно проговорила:

– Спасибо большое… Киноакадемии… Прочитав сценарий, я поняла, что хочу сыграть эту роль, как ни одну другую. Грейс Келли всегда была моей героиней. Моей ролевой моделью. Я поняла, что хочу стать актрисой, когда вместе с мамой смотрела ее фильм «Высшее общество». Играя Грейс Келли, я не воспринимала это как работу…

Поблагодарив остальных актеров и съемочную группу, Шона добавила:

– Хочу сказать спасибо самой Грейс. Однажды мне посчастливилось встретиться с ней, это было за несколько месяцев до ее гибели. Мне было всего девятнадцать, и меня не должно было быть на том приеме, но она, как и следовало ожидать, была сама любезность и доброта. Еще в ней была доля озорства. Она сказала: «Опыт и возраст способствуют прозрению». Вряд ли я смогла бы сыграть Грейс, если бы не познала в жизни радости и печали. Это ее «Оскар».

Деметриос щелкнул пультом и выключил телевизор. После эйфории от ее победы он вдруг пал духом. Она была в Голливуде, а он – здесь, на Итосе. Их разделяли тысячи миль, но его смущала не пространственная, а эмоциональная дистанция, которую он отчаянно хотел сократить.

Он понял, что сидит в темноте, когда вдруг зажегся свет. Моргнув, он увидел мать, которая тихо вошла в комнату.

– Боже мой, Деметриос, из-за чего весь шум?

– Я не хотел будить тебя, мама. Шона получила «Оскар».

Мать молитвенно сложила руки и подняла глаза к потолку:

– Слава богу! Может, теперь ты перестанешь ходить из угла в угол и днем и ночью. Но я ужасно рада, она очень талантливая.

– Я знаю.

Мать проницательно посмотрела на него:

– Тебе придется смириться с тем, что порой работа будет для нее на первом месте.

Деметриос поднял брови:

– Это не похоже на тебя, мама. Откуда такие современные взгляды, а?

Элана беззаботно пожала плечами:

– Сейчас молодые женщины не обязаны следовать путем, который выбирало мое поколение. В ее возрасте мы держались старых традиций, но даже тогда мне удавалось делать что хочу.

Деметриос усмехнулся:

– А то мы все были не в курсе!

Она вздохнула:

– Ты устало выглядишь, и это не только потому, что ты не спал всю ночь. – Она подошла и села рядом с ним. – Я слышу, как ты звонишь ей из кабинета, заказываешь для нее цветы и подарки.

Деметриос и Шона действительно часто разговаривали. Но, несмотря на его попытки ухаживать, она по-прежнему держала дистанцию.

– Что я могу сделать, мама? Я не хочу на нее давить. Вдруг я снова ее потеряю?

Элана похлопала его по руке:

– Сынок, ты сказал, что готов подождать. Но нужно не ждать ее, а догонять.

Он почесал подбородок:

– И каким образом?

– Чтобы завоевать ее сердце, ты должен к ней поехать и найти себе место в ее мире. Поверь мне, я старая и кое-что поняла за жизнь. И как женщина, знаю: Шоне нужно знать, что ты готов изменить свою жизнь и приспособиться к ней и не ждешь, что она впишется в твой мир.

– Но я ничего не знаю о Голливуде.

– Ну так узнай. Ты обещал Христиану передать бразды правления, и он доказал, что способен на многое. Мы все можем прожить без тебя какое-то время.

– Я как раз подумываю над тем, чтобы диверсифицировать инвестиционный портфель… – задумчиво сказал он.

– Семья – это все, Деми, и так было всегда. Теперь она у нас стала больше, и я хочу насладиться этим в полной мере, пока еще не слишком стара.

Элана протянула ему беспроводной телефон:

– «Британские авиалинии» работают круглосуточно. Звони прямо сейчас.

Он взял трубку и, когда через несколько секунд ему ответили, сказал:

– Билет в один конец до Лос-Анджелеса, пожалуйста. Первый класс.

Эпилог

Итос, лето 2003 г.

Шона расчесывала длинные рыжие волосы, размеренные движения создавали почти гипнотическое состояние спокойствия, а раннее утреннее солнце лилось в окна.

Она выбрала идеальный наряд для морской прогулки – светлые шорты и свободную хлопковую блузку. Алексу рыбалка придется по душе, он несколько дней уговаривал ее съездить куда-нибудь, и она наконец согласилась, при условии, что ее тоже возьмут в компанию.

Шона придирчиво посмотрела на себя в зеркало, поискала новые морщинки, но не нашла. Впрочем, пусть бы и были – своим внешним видом она была довольна и твердо решила, что не падет жертвой голливудской одержимости пластической хирургией. Грейс Келли никогда не делала пластических операций, и если Грейс без них обходилась, то и ей без них хорошо.

За время вне съемочной площадки она определенно прибавила в весе, воздавая должное вкусной еде и искусности поваров. Ну и пусть ее бюст стал немного пышнее, а одежда чуть плотнее облегает фигуру.

Она поймала себя на том, что улыбается. Деметриос определенно не возражал, что ее формы стали несколько аппетитнее.

Шона встала и вышла на балкон. Вдалеке за оливковой рощей искрилась лазурь Средиземного моря.

Внизу на террасе Деметриос и Алекс играли в футбол.

– Ну, вы готовы? Я иду! – крикнула она.

Когда она спустилась вниз, они уже взяли удочки, а Деметриос подхватил сумку-холодильник с напитками и едой. Шона шла следом, с удовольствием прислушиваясь к их возбужденной болтовне.

У набережной их ждала «Красавица», за штурвалом которой стоял Христиан. Шхуна недаром носила свое название. Обшитая деревом, она сверкала на солнце, и Шона всякий раз радовалась, глядя на нее.

– Карета подана, миледи, – сказал Деметриос.

– Я отлучусь на минутку, – сказала Шона, когда Деметриос и Алекс поднимались на борт.

Деметриос обернулся, помахал ей и послал воздушный поцелуй. Шона смотрела на двух самых главных мужчин в своей жизни, и поток любви захлестнул ее. Но было еще кое-что, благодаря чему этот день должен был стать для нее абсолютно счастливым.

Снаружи послышались шаги, когда Грейс взяла рюкзачок и бросила последний взгляд на открытку, стоявшую на комоде в комнате над таверной Нико. Вроде бы пустячок, но она открыла ей прошлое и, возможно, изменит ее будущее.

Вернуться на Итос представлялось ей правильным, причем она сама не смела поверить насколько. Христиан был терпелив и понимал, что прежде она не могла связывать себя обязательствами, но теперь все было по-другому. Деметриос пригласил ее пожить на вилле Теодосисов, но Грейс предпочла независимость и остановилась у Нико. Или, возможно, она еще не была готова к тому, чтобы ее окончательно приняли в лоно семьи.

Но теперь, по крайней мере, она выяснила, откуда этот кусочек мозаики. В ней было немного ирландки, немного гречанки и очень много благоразумной английской девушки со скромными, обожавшими ее родителями.

Теперь у нее появилась еще одна семья. Перед ней открывался мир возможностей, и при желании он мог быть здесь, на Итосе. Ее приемные родители просто хотели, чтобы она была счастлива. После первоначального шока они обрадовались, что Грейс узнала, откуда она и кто ее настоящие родители. Они надеялись, это поможет ей понять, куда двигаться дальше.

Впрочем, обо всем этом предстояло подумать потом. А сегодня ее ждала рыбалка и много удовольствия. Она услышала стук и голос той, кого узнавала все лучше с каждым днем.

Грейс распахнула дверь. Лицо Шоны сияло предвкушением и заразительной радостью.

– Доброе утро, дорогая, мальчики ждут на шхуне. Ты все взяла? Помощь нужна?

Грейс похлопала по рюкзачку, надела шляпу от солнца и, не взглянув на открытку, закрыла дверь.

– Все в порядке, мама. Все, что нужно, у меня с собой.

Благодарности

Я благодарна за поддержку и терпение всем родным и друзьям, которые поверили в меня и в мою способность написать эту книгу, и особенно – Стиву и Дональду, которые всегда были рядом. Горько признаваться, что моего дорогого кота Дональда больше нет, но он будет вечно жить в моем сердце. Когда я читала ему очередную главу, он ненадолго открывал глаз ото сна и снова его закрывал (спешу добавить, что замечаний по поводу услышанного он не делал!). Мне не хватает слов, чтобы выразить благодарность Стиву, который невероятно поддерживал, ободрял, вдохновлял и расспрашивал, когда я чувствовала, что что-то не совсем получается…

Филу и Крису – вы для меня как семья, всегда рядом и на сто процентов поддерживаете все мои начинания.

Моей семье, которая неизменно поддерживает и гордится тем, что я делаю.

Моему агенту Керру Макрею – без вас ничего бы этого не было. Спасибо за веру в мои способности и за мудрость, проявленную на протяжении всего процесса.

Кейт, моему редактору в HarperCollins, – невероятно талантливой и замечательной даме. Вы исключительно верно поняли мой замысел. Прежде я не занималась писательством, и благодаря вам этот опыт был очень познавательным и увлекательным. Вы многому научили меня и дали возможность по-новому взглянуть на издательскую деятельность.

Наконец, моя благодарность за публикацию этой книги издательству HarperCollins и большой команде тех, кто над ней работал, включая издателя Кимберли Янг – за поддержку, Элизабет Доусон и Эмме Пикард – за маркетинг и рекламу, а также Клэр Уорд и Кэролайн Янг – за замечательную обложку.

Примечания

1

Ты голодна? (франц.)

(обратно)

2

Немного (франц.).

(обратно)

3

Пойдем (франц.).

(обратно)

4

Идем (франц.).

(обратно)

5

Да (франц.).

(обратно)

6

Да (греч.).

(обратно)

7

Дорогая (франц.).

(обратно)

8

Ваше здоровье (ирл.).

(обратно)

9

Главная героиня фильма «Завтрак у Тиффани».

(обратно)

10

Девушка, барышня – вежливое обращение (греч.).

(обратно)

11

Здравствуй, моя дорогая (исп.).

(обратно)

12

Здравствуй, сестренка (исп.).

(обратно)

13

Я тебя люблю, маленькая мама (исп.).

(обратно)

14

Ваше здоровье! (греч.)

(обратно)

15

Малыш (исп.).

(обратно)

16

Тетя (исп.).

(обратно)

17

Мама (греч.).

(обратно)

18

Перестань подсмеиваться надо мной, сынок (греч.).

(обратно)

19

Перевод В. В. Вересаева.

(обратно)

20

Великая работа (лат.).

(обратно)

21

Здравствуйте! Вам помочь? (греч.)

(обратно)

22

Извините (греч.).

(обратно)

Флибуста

Под луной Греции (fb2)

Кэрол Кирквуд Под луной Греции

* * *

Пролог

Часть первая

Глава первая

Лос-Анджелес, сентябрь 2000 г.

* * *

Глава вторая

Глава третья

Монако, июнь 1982 г.

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

* * *

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

* * *

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Часть вторая

Журнал Hello!

Глава тринадцатая

Манчестер, март 1983 г.

Глава четырнадцатая

Лос-Анджелес, 1986 г.

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Канны, 2000 г.

Глава восемнадцатая

Шона Джексон,

экспортная гордость Ирландии, —

вместе с ней на съемках нового фильма

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Беверли-Хиллз, июль 2000 г.

Часть третья

Глава двадцать первая

Итос, июнь 2002 г.

Глава двадцать вторая

* * *

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

* * *

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

* * *

Лето 1982 г.

Глава тридцать третья

* * *

Глава тридцать четвертая

Манчестер, 1983 г.

Глава тридцать пятая

Глава тридцать шестая

Итос, март 2003 г.

Эпилог

Итос, лето 2003 г.

Благодарности

Примечания

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

Кэрол Кирквуд
Под луной Греции