Пси-ON. Книга I (fb2)

- Пси-ON. Книга I (Пси-ON - 1) 875K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Нетт

Евгений Нетт
Пси-ON. Книга I

Глава 1
И время пошло вперед

Начало двадцать первого века, территория альтернативной Российской Империи. В раздираемом политическими игрищами государстве всё чаще случаются пси-прорывы, из которых в нашу реальность проникают невиданные прежде хищные твари. Всё чаще об обычных людях отзываются как о существах второго сорта, а на вершину возносятся всё новые и новые псионы, могучие разумы которых стремительно двигают вперёд технологический прогресс.

И среди всего этого безобразия Артур Геслер, обычный студент, платит непомерную цену, едва не сходит с ума, но обретает столь желанные им способности…

Приятного чтения!

***

Время… остановилось уже очень давно.

Птицы замерли в воздухе, деревья застыли недвижимыми колоссами, выроненный смартфон с набранным номером службы спасения повис в девяносто семи миллиметрах над землёй. А перед моим лицом, увязнув в ставшем невероятно густым воздухе, остановилась зубастая-клыкастая тварь, которая должна была уже в следующие секунды откусить мне, например, голову. Но вместо этого она «зависла» вместе со всем остальным миром.

Со ВСЕМ миром, включая и моё тело.

И в таком положении я провёл уже… много, очень много времени. Всё, что у меня было — это мои мысли, застывшая перед глазами и плывущая от захлестнувшего организм страха картинка, да тянущаяся в бесконечность какофония звуков, которую я ещё чёрт пойми когда смог разобрать на составляющие. Глупость? А что ещё оставалось делать, оставшись наедине с самим собой без банальной возможности даже всё это прекратить? Я ведь пытался поначалу, проведя взаперти, по собственным ощущениям, год или два. Пытался заснуть, пытался… исчезнуть, предав собственные принципы. Вот только не вышло ничего, и я был вынужден продолжать искать развлечения другого плана. Какого?

Я думал.

Размышлял над своей не самой впечатляющей жизнью обычного человека, который мечтал пробудить пси, но не смог этого сделать. Со всех сторон рассматривал ошибки и успехи прошлого, сохранившиеся в памяти и в деталях восстановленные агонизирующим из-за отсутствия новой поступающей извне информации сознанием. Учился, всё так же восстанавливая в памяти прочитанное, осмысляя и дополняя его. И сожалел, осознав, чего я лишился, что мог бы сделать за прожитые двадцать лет и чего уже не сделаю никогда.

Пси-прорыв… Я ведь знал, что в этом конкретном районе сегодня объявили жëлтый код из-за резко возросшей концентрации пси, что в двух процентах случаев приводило к появлению тварей из параллельных реальностей. Но сделал что? Правильно, последовал за своим чудаковатым «товарищем», суть таким же неудачником, который сейчас валялся на периферии зрения в виде качественно выпотрошенного трупа. Он искренне верил в то, что близкий контакт с пси может пробудить в обычном человеке способности псиона, и потому старался проводить всë своë время в жëлтых зонах. А я, безвольный мудак, ему радостно потакал. Как же — единственный, что б его, друг!

Друг, из-за которого я оказался заперт в вечности. Реальной вечности, ведь за те десятилетия, если не века, что я провëл наедине с собой вокруг не изменилось ровным счëтом ничего. И это при том, что я, кажется, стал намного быстрее думать, тем самым лишь растягивая свой «срок». Настоящая пытка, чудовищная, жуткая и…

«Созерцай!»

… бесконечная?

Тональность звука, который я слышал всë это время, немного изменилась. Когтистая лапа твари медленно, миллиметр за миллиметром пошла вперëд. Из динамика падающего коммуникатора раздался гудок.

А я, мечтавший о завершении своих мучений уже много лет, запаниковал.

Я не хотел провести в остановившемся мире вечность, предпочтя этому забвение. Но умереть, когда мир неожиданно и по совершенно неясной причине пришëл а движение? Нет уж! Я понимал, как можно избежать удара твари. Не сотню и даже не тысячу раз я представлял себе способы выжить в этой ситуации, мечтая об освобождении.

Оставалось только претворить один из всех этих планов в жизнь.

Тело слушалось неохотно, с как будто бы чудовищным откликом, напоминая этим персонажа видеоигры, которым управляют при помощи дешëвого китайского геймпада. Центр тяжести куда-то медленно уплывал, руки отказывались слушаться и пытались уйти в самостоятельное вращение, а глаза с каким-то затаённым фатализмом предпринимали попытки закрыться. Да, я определённо успел отвыкнуть от того, как управлять телом, и потому лишь спустя субъективную минуту и объективные две секунды понял, что моя тушка бесконтрольно падает на задницу. Правда, тварь напротив тоже оказалась не в лучших кондициях, и вместо того, чтобы ещё секунду назад распороть мне грудину, она грузно осела, вспарывая костяными отростками асфальт точно раскалённый нож — масло. Но если предположить, что в себя мы придём плюс-минус одновременно…

Промелькнула мысль о том, что прожить в одном мгновении сотни лет, стать многократно лучшей версией себя и в итоге умереть от когтей твари из параллельного мира, чуть ли не добровольно сунувшись к ней… очень иронично.

«Разрушай!»

А в следующее мгновение я почувствовал, как возвращается чувствительность к тому, чего у меня никогда не было. Нечто, пронизывающее весь мозг и тянущееся вовне мириадами тончайших нитей. Нечто с концентрацией столь плотной, что поначалу я подумал даже, будто в моей голове плещется океан, не меньше. Ощущение было странным, глубоким и необъятным, но ничего кроме удовлетворения оно не принесло. Удивление? Испуг? Я не удивлялся и не пугался. Зато думал, и у меня уже были догадки касательно того, чем именно это что-то является.

Пси — не энергия, но явление, подконтрольное крайне узкому кругу лиц. Эхо способности силами разума и воли воздействовать на реальность, подчиняя ту своим желаниям. Отражение чего-то большего, чего-то, человеку неподвластного.

Как этим управлять?

Хороший, прямо-таки охрененный и бьющий точно в цель вопрос.

В очень далëком прошлом я много читал про то, что ощущают псионы, использующие свои силы. Сначала пытался «оседлать волну», как сильнейшие из сильнейших, а потом и управлять искрой, как самая многочисленная, практически бессильная категория пси-одарённых. Но способностей у меня не было, и итогом всех тех попыток стало самое обыкновенное ничего. А сейчас, почувствовав в себе нечто новое, я решился на отчаянный шаг: ухватиться за чужие слова и попытаться воздействовать на окружающий мир. Да-да, пробовать буду по мемуарам и интервью гениев, которым больше было нечего делать. Выбора-то нет. Смогу — выживу и исправлю все ошибки прошлого. Провалюсь — умру так, как и подобает идиоту с комплексом неполноценности.

«Иди!»

Спокойно, хладнокровно и расчëтливо я всë-таки умудрился облечь свою волю в пси, направить еë и увидеть, как на покрытой фиолетовым хитином груди твари отпечатывается круг, от которого во все стороны расходятся трещины. Туша пытающегося подняться монстра вроде бы остановилась, но его лапы и челюсти начали движение в моëм направлении.

Значит того, что уже сделано недостаточно.

Следующий шаг пришлось делать второпях, так как мир оживал и двигался всë быстрее. Уже и коммуникатор упал на асфальт, прогудев второй раз, и я успел приземлиться рядом, отбив себе пятую точку. Только и только тогда визуализированного образа, приправленного пониманием сути задействованных физических процессов хватило для того, чтобы воздух передо мной пришëл в движение и завращался, издав протяжный, не прерывающийся гул. Стали видны отдельные его завихрения, одно из которых вспороло асфальт рядом с моей ногой, а следом…

Такого грохота я не слышал никогда в жизни. И уж тем более не видел, что б смертельно опасная для людей тварь, вылезшая из параллельного мира, разлеталась брызгами и трухой, точно попавшая под камаз болонка. И словно этого было мало, мой «снаряд» полетел дальше, разметав облака в стороны и закончив свой полëт чëрти где.

— Перебор… — Пробормотал я, с непривычки глотая звуки и удивляясь собственному голосу. Жив! И я могу двигаться! Да и силы теперь…

Плавающий по окружению взгляд наткнулся на то, что осталось от Петьки, земля ему пухом, Таранова. Настроение резко упало вниз, а к горлу подкатил тяжëлый ком. Сознание словно пыталось избавиться от наваждения, вычленяя из кровавого месива отдельные органы, пересчитывая и мысленно сортируя их по степени полученных повреждений, но от этого становилось только хуже. И когда разум переключился на подсчёт расстояния до удирающей кучки детишек, решивших полазить по опасной территории и ставших свидетелями кровавой расправы, легче почему-то не стало.

Больших трудов мне стоило отвернуться, и ещë больших — дотянуться до коммуникатора почившего друга, чтобы ответить встревоженному голосу дежурного правоохранителя. Взрыв он услышал, что ли, или уже отследил звонок и определил, в зоне с каким кодом я нахожусь?

— Пересечение улиц Лассо и Тригиды, на нас… — Я прокашлялся. Горло саднило с непривычки. Но я говорил разборчиво, и это главное. — На моего друга напала пси-тварь. Его разорвали…

Дальше мне пришлось подниматься на ноги и, прихрамывая, двигаться прочь согласно инструкциям дежурного. Уже позже, спустя пять-шесть минут я понял, что телефон-то не мой, да и лишний раз привлекать к себе внимание пока не стоит. Сложно сказать, чего я теперь хотел добиться, но плыть по течению, даже если это течение поставит меня в один ряд с мировой элитой…

Нет, в этот раз я буду грести до тех самых пор, пока у меня будут руки. Не останется рук — продолжу работать ногами. Откажут ноги — буду ужом извиваться, но плыть туда, куда надо мне, а не туда, где меня с удовольствием увидели бы другие. Так что звонок был сброшен, а смартфон улетел в ближайшую подворотню, где я его оперативно расплавил. И на этот раз я приказывал миру аккуратно, опасаясь превратить кусок стекла, пластика, металла и кремния в миниатюрную бомбу. К счастью, обошлось: устройство всего лишь растеклось лужицей с самыми разными вкраплениями, а я ещё раз убедился в том, что псионов лучше не злить. Да и озаботиться методами защиты от чужого воздействия стоит: а ну как кому приспичит мне какую-нибудь штуку от сердца оторвать? Это будет даже проще, чем смартфон расплавить, ей-богу. С воспламенением хоть энергию и еë воздействие на материю нужно контролировать, отлично представляя себе сам процесс.

А там раз-два — и человека уже не спасти.

Избавление от смартфона повлияло на меня в исключительно положительном ключе, и в дальнейший путь до съёмной студии я отправился, рассматривая всё вокруг и наслаждаясь поступающей по всем каналам сенсорной информацией. Аромат свежескошенной летней травы и вонь промчавшегося мимо мусоровоза одинаково приятно будоражили восприятие, а солнечные лучики, пляшущие на коже — это вообще оказался отвал башки! Даже странно, что «отмерший» мир не сложил меня прямо на месте с сенсорным шоком… Хотя здесь необычно и то, что мой мозг как-то поддерживал работу ускоряющегося сознания на протяжении пары веков, плюс-минус. Говорить, что думал я чем-то не материальным, а очень даже эфемерным было бы излишне самоуверенно, но какая-то собака здесь точно зарыта.

Или не собака, а полновесный динозавр, тут уж как посмотреть…

Искусно лавируя меж машин я без каких-либо проблем перебежал через дорогу, и едва ли не сунул голову в приоткрытое окошко ларька с шаурмой. Местный мастер ножа и лаваша не обрадовался такому развитию событий, но лишь до тех пор, пока я не заказал всего и побольше-поразнообразнее, оставив тому единственную наличную купюру номиналом в пять полновесных рублей. Ну и отказавшись ото сдачи, что значительно ускорило работу кулинара высшего класса, у которого, казалось, отросла ещё одна пара рук в довесок к прорезавшемуся третьему глазу.

Три минуты я ждал, созерцая пролетающие мимо бронированные грузовички с символикой службы поддержания национальной безопасности, держащие курс на район, из которого я стремительно свинтил. Надеюсь, меня не опознают по голосу и записям с камер, а то будет крайне неприятно отмазываться от того, что я сбежал с места смерти товарища только для того, чтобы обожраться шаурмой трёх видов. Со стороны оно так и будет, а рассказывать кому-то о своëм «сне»…

А оно мне надо? Это лишние вопросы, если не направление на ПМЖ в комнату с мягкими стенами. И пользы никакой, ведь что мне могут дать врачи и учëные? Фактически я прожил намного дольше любого из них, и познал частичку мира так, как не может никто больше. А где часть, там и целое.

Те же новоприобретëнные способности без этого понимания были ничем: сколько ни посылай свои желания в окружающую вселенную, а без конкретного, разжëванного для пси приказа даже целлофановый пакетик не зашуршит. А я могу как минимум запускать протуберанцы, размельчающие хитин и плоть до состояния мелкодисперсной взвеси, плавить и поджигать, да улавливать отголоски чужих эмоций и даже мыслей. Последнее немного раздражало, так как выглядел я сейчас так себе и вызывал соответствующий отклик у случайных прохожих, но я ведь не собирался ходить в таком виде до конца своих дней. Помоюсь, сменю одежду — и будет куда лучше. Внешностью-то я не то, чтобы очень страшный. Запущенный и неспортивный дрыщ, но то проблемы старого меня. Новый не будет тратить время впустую, и наверстает упущенное!

Тем не менее, мне всë ещë надо поразмыслить да прикинуть, что к чему и какой курс выбрать в дальнейшем.

Я много думал о месте человека в жизни, и пришёл к одному довольно простому, не требующему многих лет на размышления выводу: никакого места у человека не было, нет и не будет. Мы не рождаемся для чего-то конкретного, и даже ограничений, помимо чисто физических, перед нами не ставят. Делай что угодно, пока это «что угодно» устраивает других таких же, как ты. Или пока эти другие ничего не могут тебе сделать, что тоже вполне себе вариант.

Собственно, из этого следует, что цель мы выбираем сами.

Но нужна ли эта цель? Почему бы просто не наслаждаться жизнью и познанием мира, раз уж мне выпал, без преувеличений, второй шанс, а все «детские болезни» сознания я успешно пересидел. Ну, как успешно: с десяток раз сошёл с ума, разговаривал сам с собой и всячески извращался, лишь ухудшая своё положение через ускорение работы разума. Так сказать, растягивал субъективное восприятие как только мог в отчаянных попытках побороть своего злейшего врага: скуку…

«Познавай!»

Но сейчас я ни о чëм не жалел. Боль, страх и ужас остались в прошлом, в то время как в настоящем родился новый Артур, не чета прежнему!

Получив первую, пахнущую точно колдовской дурман шаурму я вгрызся в неё с жадностью ничего не евшего полтора года монаха. Только не ел я куда дольше, монашьей подготовки не имел и добровольно от мирских благ не отказывался, но кого это волнует? Мясо на языке распадалось на отдельные волокна, овощи брызгали соком, а пропитывающий внутренние слои лаваша соус прекрасно всё это дополнял, раз за разом вводя меня в сенсорно-кулинарный экстаз. Мне в буквальном смысле пришлось брать себя в руки и сдерживаться, чтобы случайно не сожрать ещё и салфетку, в которой вся эта прелесть подавалась. А уж когда мне выдали ещё две штуки, «за счёт заведения» приправив всё невероятным количеством соуса на вершину каждого рулона богов…

Короче говоря, для того, чтобы совладать с собой мне пришлось целенаправленно чем-то себя занимать. В частности, я решил аккуратно проверить, могу ли я форсировать скорость работы сознания до того уровня, на котором я, если верить ощущениям, «функционировал» в последние года или десятилетия «заморозки».

Секунда на то, чтобы сосредоточиться, ещё половина субъективной секунды на осознание того, что мир вокруг начал замедляться — и я от греха повернул назад, испугавшись перспективы «заморозиться» к чёртовой матери. Что, если это моё уникальное свойство, и я могу снова ускориться до уровня, на котором мир замрёт навечно? Звучит, конечно, нереально, да и я как только ни пытался выбраться из ловушки, а получилось по итогу… безо всяких триггеров, вроде. Просто раз — и вот уже всё вокруг начало ускоряться. Я тогда буквально ничего не делал, лишь повторял то, что помнил и что надумал из опасений всё забыть.

Чудо, не иначе.

Поблагодарив шаурмена, отбивающегося от подозрительно большой очереди покупателей, я продолжил свой путь до дома. Немного омрачил дорогу тот факт, что третью шаурму мне пришлось в себя запихивать силком, но тут ничего поделать было нельзя: может, разумом я и прокачался, но физически резиновым не стал. Но помешало ли мне это прикупить полулитровый стакан ядрёного кваса в избушке с бочкой-разливайкой? Ага, как же. Меня бы даже объявление жёлтого кода по району сейчас не остановило бы, ибо больше всего я соскучился по таким вот рутинным, ничем не примечательным вещам. Вкусная еда, леденящее горло питьё, солнечные лучи на коже, ветер, от которого дрожит футболка, красивые девушки и непередаваемое, абсолютное, всепоглощающее чувство свободы. Скажете, для счастья этого слишком мало? А вы эксперимента ради проведите в крошечной комнатушке два на два метра хотя бы месяц. Ладно уж — ешьте что-нибудь вроде каши на воде, запивая водицей. И что б никакой информации извне!

Отказываетесь? То-то и оно!

Морозящая руку прямо сквозь пластиковый стаканчик, кисловатая и пузырящаяся жидкость будто бы обжигала своим холодом горло, вдыхая в меня жизнь не хуже уже употреблённой шаурмы. Но даже так я заметил, как по дороге мимо промчался автомобиль, внутри которого я почти инстинктивно ощутил могучий, по-особенному ощущающийся разум… и понял, что это, скорее всего — другой псион.

И если я «вижу» его столь ярко, то и меня он может заметить аналогичным образом.

Вместе с опустевшим стаканчиком в урну полетели и мои планы жить, не раскрываясь перед правительством и другими участниками культа поп-звёзд имени псионов. Это в корне меняло все мои планы. В КОРНЕ! Ведь теперь я не смогу тихо и спокойно совершенствоваться, познавая свои способности и просто наслаждаясь жизнью. Впрочем, стоило ли на это изначально надеяться?..

Я тихо захихикал. Моя страстно любимая свобода песком просыпалась меж пальцев, поставив меня в очень неудобное положение. Кто я сейчас? Простой студент, у которого пробудились пси-способности. Весьма солидные, если сравнивать с основной массой низкопробных одарённых, которые были, например, сами себе зажигалкой, или могли зарядить от себя смартфон. Ограниченные не только в масштабах, но и в способах воздействия, они, тем не менее, обладали феноменальной мощи разумами, затмевая величайших гениев прошлого до пришествия пси. Всего пятьдесят лет прошло, а человечество не шагнуло — прыгнуло вперёд. Правда, в основном в вопросах войны, но и то хлеб.

Но возвращаясь к нашим баранам: интеллектом я, смею надеяться, другим псионам не уступал, и при этом обладал довольно приличными способностями, рамки и границы которых ещё только предстояло прощупать. И делать это на улице или в квартире, мягко говоря, опасно. А прибавить сюда тот факт, что меня может вычислить любой, предположим, сильный псион — и на прежних планах можно ставить крест. По-хорошему мне бы прямо сейчас идти ломиться в ближайшую академию, где более-менее способных псионов обучают и выковывают из них что-то, могущее принести пользу…

Вот только я чертовски сильно хотел почувствовать себя человеком. Вернуться домой, помыться, сменить одежду, отоспаться, чёрт подери! Я сознанием не спал лет так двести, и хоть физически не устал ни на йоту, а сна не было ни в одном глазу, но вот психологически… Так можно реально слететь с нарезки. Или слететь ещё сильнее, ведь неспроста говорят, что сумасшедший своего сумасшествия не замечает. А человека, просидевшего двести лет наедине со своими мыслями, я бы точно не назвал иначе как психом.

Тяжко вздохнув, я напоследок мазнул взглядом по избушке с квасом — и двинулся домой, благо, идти тут оставалось всего ничего. Ну и продолжил наслаждаться видами, конечно же, ведь я до сих пор не утолил свой сенсорный голод, и вряд ли когда-нибудь вообще смогу это сделать.

Вы и представить себе не сможете, что это такое — остановившееся мгновение…

Вот только от размышлений об утерённом и приобретённом меня отвлёк нагло закатившийся прямо на тротуар немецкий автомобиль, плавно и очень медленно со мной поравнявшийся. Мне не нужно было озираться, чтобы сказать, что поблизости никого кроме меня нет и не было, а взгляд поглядывающей из-за стекла девушки прикован к моему лицу. Узнала? Маловероятно: очно я с ней знаком не был. Забыл? На такой вариант есть все шансы, ведь точно сказать, что из моей головы ничего не выветрилось я не мог. Впрочем, гадать тоже смысла не имело, так как секундой позже окно водительской двери опустилось, и высунувшаяся оттуда аловолосая, — что за мода-то? — миловидная девица, окинув меня взглядом с головы до ног, с нотками лёгкого беспокойства бросила:

— Парень, случилось чего? — Я вскинул бровь. — Фонишь так, что аж внимание наблюдателей привлёк. Хорошо, что я тебя первой нашла… А ну-ка, ты из какой академии вообще?

А из документов у меня при себе только лапы и хвост. И, что естественно, никаких удостоверений всяких там академий.

Так Артур Геслер, несостоявшийся разведчик, и погорел…

Глава 2
Неограниченный(?) потенциал

— Как бы тебе сказать, красавица… — Я отчаянно и непонятно зачем тянул время, прекрасно понимая, что отбрехаться мне ну совсем не светит. Оставалось только с достоинством принять свою судьбу, и пойти, куда бы меня эта непростая юная мисс не отправила. Почему непростая? А тут всё просто. Она — местная знаменитость из рода аристократов, младшая дочь то ли графа, то ли маркиза. Способная, имеющая невероятные способности в пирокинетике. Имя… Хельга, кажется, но это неточно. — Я только сегодня пробудился, и сейчас очень хочу посидеть дома и как следует всё обдумать. И нет, сбегать я не собираюсь. Всё равно меня может почувствовать любой достаточно сильный псион…

— Тебя — вообще любой псион, парень. Ты своими эмоциями уже весь район затопил, обеспечив каждому магазину и киоску с чем-то съедобным тройную суточную выручку за один только последний час. — Девушка ткнула что-то на панели своего авто, и передняя пассажирская дверь приглашающе распахнулась. — Залезай, подкину тебя до академии. Подумать у тебя ещё время будет, а зарегистрироваться надо сразу. Иначе чуть что — и всё, пиши-пропало.

— А чем грозит «уклонение»?

— Проблемами. Но в твоём случае сложно сказать, кто кому будет грозить. — Девушка хихикнула, смахнув с лица выпавшую длинную прядку вьющихся волос, а я засмотрелся на её тонкую шейку с белоснежной, чуть ли не мертвенно-бледной кожей. — Ты же ментал, правильно? И совсем недавно, плотно отобедав, сподвиг сотни и тысячи людей страстно возжелать… что ты там ел?

— Шаурму. — Буркнул я, постепенно осознавая масштаб проблемы и появившиеся у меня варианты. Выдать себя за псиона-ментала? Но тогда о какой-то практике других направлений можно будет забыть, а незаметно этим не займёшься. Захочу я, скажем, ионизировать газ и создать плазму где-нибудь за городом или, если совсем уж отупеть, в квартире. К чему это приведёт? Может статься, я и сам убьюсь, и что-нибудь взорву, не понимая границ своих возможностей. А в академиях, смею надеяться, чему-то реально учат, контролируют и следят за безопасностью. Полигоны там, дежурные группы медиков и всё то, чего у меня-самостоятельного нет и в ближайшее время не будет.

— Шаурму? Забавно, конечно… — Я отчётливо уловил нотки презрения, направленного, впрочем, не на меня, а на озвученное блюдо. Отношение к «еде плебса» у неё, конечно, так себе, но очень даже в рамках ожидаемого: аристократка, как-никак. Уже одно только то, что она нормально со мной разговаривает уже достижение. Или в её глазах я достаточно перспективный псион, чтобы со мной имело смысл устанавливать хорошие отношения? Жаль, что мысли девушки больше «поймать» не получалось. Зря я тогда спалился, предвосхитив её вопрос про побег. — Если брать саму ситуацию, то ты неосознанно навязал свой аппетит всем вокруг, и люди толпами ломанулись скупать всё, до чего могли дотянуться. А представь, что было бы, испугайся ты или вообще начни гневаться?

— Это так работает? — Я вскинул бровь. Ладно аппетит — ему ещё можно поддаться, не заметив внушения или не став ему сопротивляться. Но страх и агрессия? И что же, я, наслаждаясь видами, улучшил настроение всем, кто только со мной пересёкся?

Да я прямо-таки генератор позитива!

— Именно. По этой причине такие псионы весьма ценятся государством. Не так, как серьёзные боевики, но тоже вполне неплохо. — Тем временем Хельга уже вырулила на дорогу, взяв курс на, подозреваю, ту академию, в которой она числилась. Мне память в отношении более подробных данных об известном аловолосом пирокинетике показала считай что фигу, но я не обижался: в заточении мною вспоминалось не всё. Я даже лица погибших в детстве родителей забыл напрочь. Обидно и неприятно, но что я могу поделать со свершившимся фактом? Слишком поздно спохватился, начав вспоминать всё, что ещё помнил, да и приоритеты у меня были другие. Не сойти с ума окончательно, например. — К слову о государстве. Мне надо позвонить, отчитаться о том, что я тебя подобрала.

— Тебя часто отправляют за такими, как я? — Я задал вопрос до того, как девушка даже нашла в смартфоне нужный контакт, так что и ответ тоже получил.

— За аномалиями, скорее. Вместо тебя здесь вполне мог обнаружиться ещё один пси-прорыв, странно воздействующий на наш мир… Эм, это не вам, Виктор Васильевич. Я нашла источник воздействия. Только сегодня пробудившийся псион из простолюдинов, навскидку — высокий потенциал в ментале. Мысли тоже улавливает неплохо, угу. Как тебя зовут?

Вопрос предназначался задумавшемуся и легонько пнутому мне.

— Артур. Артур Геслер.

— Артуг Геслер. Да, я вас поняла. Обязательно!

Отчётливо слышимый, в отличии от слов собеседника Хельги, гудок известил нас об окончании разговора, и девушка вновь скосила на меня взгляд.

— Я — Хельга Белёвская, пирокинет на обучении и службе Великой Московской Академии. — Название учебного заведения было произнесено таким тоном, что сомневаться в величии оного не приходилось даже скептически настроенному мне. — Как ты смотришь на то, чтобы принять покровительство моего рода? В обмен на верность ты получишь очень и очень многое…

Хельга начала красиво расписывать мои перспективы на службе у рода Белёвских, а я внимал и всё чётче понимал, что сама концепция служения кому-то, имеющему за собой лишь звучное имя и несметные богатства мне претит. Приятно, конечно, вот так и сходу получать такие предложения, но надо ли оно мне? Неужто государство, у которого я что так, что так буду «в долгу» и «на службе», оставит меня ни с чем? Уж комнату-то с едой мне поначалу обеспечат, а там я и сам продемонстрирую свои возможности и стану, например, те же прорывы закрывать. Собственные поместья, слуги и прочие излишества меня интересовали слабо, а на остальное можно и заработать по мере надобности. Так что…

— Я искренне благодарен тебе за это предложение, Хельга, но я не планирую присягать кому-либо, кроме самого императора. — Досада? Определённо, именно ею девушка и пыхнула. И это при том, что она видит во мне всего лишь ментала. — Тем не менее, мы можем быть хорошими друзьями. Ты уже помогла мне, не позволив натворить делов по незнанию, так что я в каком-то смысле перед тобой в долгу.

— Скажешь тоже — помогла. — Девушка немного смутилась. Искренне, а не наигранно, насколько я мог судить, впитывая отголоски её эмоций. — Это мой долг как псиона третьего ранга квалификации.

И прихвастнула так походя тем, в чём лично я не разбираюсь ни на йоту. Какие ранги? Квалификации чего? Забавная она, конечно. Но почему, чёрт подери, я воспринимаю её как несмышлёного ребёнка⁈ Последствия «сна»? Или мне «мудрость прожитых веков» в темечко ударила, и я теперь немного того? Временное помешательство?

Надо будет присмотреться к другим людям и понять, массовое это явление или нет.

И если массовое… это будет очень-очень грустно.

— Хельга, позволишь вопрос?

— Задавай.

— Среди псионов много сильных универсалов? Ну, тех, которые хороши сразу в нескольких направлениях? — Я решил не идти на девушку в лобовую со своей правдой, и вместо этого начать издалека. Хоть так смягчу эффект, заодно расспросами дотянув до того момента, когда мы припаркуемся у академии. Скажете, я переоцениваю крутость своей многофункциональности? Могло бы быть и так, да только об универсальных псионах я в прошлом даже не слышал.

Да и вообще, скромность — это черта, мне не присущая.

— Настоящих универсалов не существует, Артур. Каждый псион обладает пониманием только в одной из существующих «областей» вроде пиро-, крио-, теле-, магнито-, биокинеза. Крайне редко появляются так называемые психокинеты, обладающие способностями в двух, в исключительных случаях — в трёх направлениях. С годами можно натренировать в себе способности к новому направлению, но это долго, тяжело и не слишком-то эффективно. Врождённые способности всё равно будут кратно лучше натренированных, так что «универсальность» в себе пытаются развить единицы, а получается по итогу только у гениев. — А ей, оказывается, нравится рассказывать! Не удивлюсь, если в будущем она станет одним из преподавателей академии. — В любом случае, тебе с твоим потенциалом не стоит пытаться охватить многое. Телепатия — одно из самых сильных, опасных и сложных в контроле направлений, так что тебе предстоит хорошо потрудиться прежде чем ты даже просто перестанешь представлять опасность для общества.

— К слову, а сейчас-то я нормально, не фоню? — Если бы Хельга не сказала, я бы и не вспомнил о том, что мои эмоции представляют для окружающих нехилую такую опасность.

— Тогда я тебя заметила за километр. Сейчас, наверное, и с сотни метров не разгляжу. Сильно разволновался от пробуждения?

— Можно сказать и так. Проголодался очень. — Я не стал развивать тему, вместо этого устремив свой взгляд на комплекс, переплюнувший в плане масштабов и сложности любое строение из существовавших в до-псионную эпоху.

Великая Академия с этой точки зрения была действительно великой, ибо ничего подобного, насколько мне известно, не было больше нигде в мире. Первым в глаза бросался «купол» из голубого бронированного стекла, поддерживаемого угловатыми рёбрами из особых, открытых лишь с появлением псионов серо-чёрных сплавов. Высота этого, с позволения сказать, «сооружения» составляла в наивысшей точке четыре сотни метров, а площадь накрытых им территорий превышала восемь квадратных километров. Под него можно было два комплекса МИУ со всеми зданиями впихнуть, и сверху место под парк останется.

А ещё купол этот был окружён Москвой-рекой, углублённой, расширенной и на высшем уровне благоустроенной. Хамовная слобода, на месте которой теперь находилась академия, стала закрытой территорией, так что парки вынесли вовне, расположив их за рекой вокруг неё, тем самым создав прослойку между полным псионов участком и жилыми домами. А ещё со стороны всё это смотрелось очень красиво: такая махина в окружении деревьев! И хоть видел я это место не в первый и даже не в десятый раз, — фотографии и видео никто не отменял, да и лично я бывал неподалёку, — впечатления от созерцаемой картины образовались самые что ни на есть положительные. А учитывая тот факт, что меня почти гарантированно пригласят именно сюда…

— Ты же не впервые Москву видишь, правда? — Обеспокоенным голосом спросила Хельга, ткнув меня пальчиком в плечо. Я чуть вздрогнул, перевёл на неё взгляд и вздёрнул бровь. — Пробка. Людям почему-то сильно захотелось насладиться видами…

Последняя фраза была сказана таким тоном, что виновный, — я, тобишь, — почувствовал себя точно пойманный за руку школьник, укравший в магазине шоколадку. И это при том, что я-то ничего не делал, оно само! Но проблему нужно было решать, и решать оперативно. Я же теперь так буду на всё подряд реагировать, а это чревато.

— Считаешь, лучше было бы задуматься о том, как прекрасно было бы сейчас искупаться в такой манящей реке?

— Дурак! Попробуешь так сделать — будут проблемы! И вообще, возьми себя в руки, нам ехать-то оставалось пять минут! — Ну, пять — не пять, но мы действительно почти добрались. До моста полтора километра, а там уже и въезд на территорию академии. Даже с учётом начавшей рассасываться пробки это в худшем случае четверть часа.

Но щедро делиться с окружающими своими желаниями мне стало надоедать.

— Ты совершенно случайно не знаешь, как можно предотвратить это проецирование мыслей, желаний и эмоций?

— Нас учили просто закольцовывать сознание, ограничивая всю свою пси в границах головы. Но как это работает у кого-то, действительно способного в телепатии я не знаю.

— Попробую так, как ты описала. — Лучше делать хоть что-то, чем не делать ничего. Вот я и расслабился в кресле, обратив свой взор вовнутрь себя. Пси действительно свободно плескалась вокруг, растекаясь вовне, так что я начал плавно и целенаправленно его загонять «в себя». — Лучше?

— Ничуть.

— Категоричненько. — Я хмыкнул.

— Ты просто собрал в себе всю пси, да? — Киваю. — Прости, я изначально неправильно выразилась. Пси — это, знаешь ли, всего лишь эхо тех изменений, которые мы создаём силой своего разума. И собирать надо не эти волны и отголоски, а то, что является первопричиной… Сложно объяснить. И я не уверена, что делаю это правильно…

Вместо ответа начавшей сомневаться девушке я вновь сконцентрировался, но на этот раз уже не на самой пси, а на том, что было здесь кроме неё. Вспомнил ощущения от манипуляции энергией, позволившей мне разметать того монстра и расплавить смартфон, переложил это на иную плоскость воздействия… и едва не заскрипел зубами от боли, острейшим лезвием пронзившей мою голову. Разум физически сопротивлялся накладываемым ограничениям, и я вынужденно расширил границы ему дозволенного. Боль отступила, но небольшой дискомфорт на периферии остался.

Помогло ли это или нет я сказать пока не мог. Нужно было…

— Ты справился! Вот это и называется способностями к направлению телепатии!

— А-ага. — Я не сразу пришёл в себя, ибо попытка совсем уж пережать разум сказалась на мне не лучшим образом. Но самодеятельность на то и самодеятельность, что ошибки тут — в пределах нормы. И я бы даже на это не решился, если бы не отчётливое ощущение некоего предела. Это было чем-то вроде понимания того, что если махать руками у собственного лица — можно расквасить нос, а удар в пах принесёт невиданные доселе мучения. Что-то на уровне инстинктов, так сказать.

И не спрашивайте, откуда взялся этот инстинкт и в целом способность изменять реальность согласно своей воле. Всё равно не отвечу.

— Вот мы и добрались. У тебя паспорт с собой?

— Если бы. — Я развёл руками.

— Плохо, но решаемо. Посиди здесь, я сейчас. — Сказала Хельга — и покинула салон автомобиля, направившись к вышедшим из своей каморки охранникам. Ребята были серьёзные: в экипировке, при автоматах, в шлемах и выглядящих довольно технологично масках. Спасибо хоть не в броне, а то я бы точно решил, что привезли меня не в академию, а в тюрьму какую.

Процесс «решения» проблемы не занял и пары минут. Охранники переговорили с Хельгой, с кем-то связались — и вот уже перед нами распахиваются монструозных размеров и степени защищённости ворота. Такие наверняка даже танком не высадить. Но вот остановили бы такие моё первое в жизни «воздушное сверло», как я походя обозвал то нечто, разметавшее тварюшку из параллельного мира вместе с облаками?

И не проверишь же, хоть и любопытно.

— Так-так-так, как бы нам лучше всё сделать… — Девушка задумалась, придерживая руль одной рукой, а второй наматывая прядки волос на пальчик. Благо, движение здесь практически отсутствовало, а дороги напротив — были достаточно широки, три машины бок о бок могут ехать и особо о соседях не задумываться. Петляли местные тропки, правда, часто, но за парком вокруг ухаживали, так что видимости ничего не мешало.

А уж когда впереди показалось главное здание самого комплекса…

Признаться, перед этим колоссом Московский Императорский Университет выглядел этаким младшим братом… во всех смыслах. Здание Великой Московской Академии было намного более старомодным, и в нём отсутствовали решения, свойственные архитектурной школе ныне погибшего коммунистического движения. Можно сказать, что тут строили дворец, но больше и без чрезмерных изысков. Были тут и сверкающие в лучах заходящего солнца купола, и стены со статуями и лепниной, и стёкла, вьющиеся по громадам башен точно змеи, позволяющие рассмотреть их внутреннее убранство и, кое-где, винтовые лестницы. Но больше всего поражали, конечно же, колонны, поддерживающие своды множества переплетающихся меж собой балконов. Не знаю, как тут зимой обстоят дела с комфортом перемещений по этим «мостикам», но в разгар лета это выглядело недурно и вполне уместно.

— Ты меня вообще слушал⁈

— Прости, задумался. — Честно ответил я, оторвав взгляд от этой красоты. Учиться, да и работать здесь наверняка одно удовольствие. Я всегда мечтал побывать «во дворце», а тут как бы не лучше… — Слишком впечатлился величием этого места. Не могла бы ты повторить?

Хельга вздохнула, а я уловил смесь эмоций, которую расшифровал как «с него/них нет смысла требовать/ждать». Видимо, во мне настолько ярко отпечатался образ простолюдина, что в мыслях девушки я от этого понятия оказался неотделим. Ну а прослушанная речь окончательно всё увязала в один пучок.

Неприятно, но не критично: мне с ней не детей крестить, а на учёбе и работе мы уж как-нибудь разберёмся.

— Нас встретит один из старших преподавателей с преподавателями-сопровождающими, после чего согласно регламента проводит на ближайший подходящий полигон. Там ты под запись продемонстрируешь… — Хельга хмыкнула. Ну и любит же она это дело… — … свои способности, после чего пойдёшь оформляться в ректорат. Растекаться мыслью по полотнищу я второй раз с тобой не буду, так что как-то так.

— А по каким критериям выбирают полигон?

— С учётом приблизительного разрушительного потенциала псиона. В твоём случае подойдёт ближайший малый полигон…

— Не подойдёт. — Я покачал головой, поймав вопрошающий взгляд девушки. — Я так и не успел рассказать о том, что я могу работать не только с мыслями и эмоциями. Понимаешь, когда я пробудился, меня готовилась сожрать тварюка из другого мира, перед этим выпотрошившая моего друга… и я её слегка перемолол в пыль. И облака разогнал вместе с этим.

— Ты ещё и аэрокинет⁈

Что ж, судя по эмоциональному отклику придерживаться правды оказалось решением как минимум не самым худшим.

— Потом я расплавил смартфон друга, с которого звонил в службу спасения, подумав, что уж лучше мне ни в чём не быть замешанным. Я же планировал отсидеться и понять, что я вообще могу и что дальше делать, прежде чем идти сдаваться какой-нибудь академии. Остальное я не пробовал, но подозреваю, что я в каком-то смысле универсал…

— Покажи! — Хельга вытащила из кармана курточки свой смартфон, сунув его прямо мне в руки. — Расплавь его!

— Серьёзно? — Я взвесил в руке устройство последней модели, по всей видимости ещё и лимитированное. После чего вернул его хозяйке… и щёлкнул пальцами, заставив небольшой камешек на гранитных плитах прыгнуть ко мне в руку. Мгновение на то, чтобы разогнать сознание и сконцентироваться на пространстве вокруг себя и вокруг руки в частности, и вот уже я готов экспериментировать. Немного выжидаю, но Хельга меня не останавливает — лишь продолжает наблюдать, да нервно сжимает в руке свой смартфон, на дисплее которого высвечивается контакт того самого Виктора Васильевича, судя по фото — аккуратного, крепкого мужчины с бородкой и закрученными тонкими усами…

Открываю взгляд от смартфона и плотно обтянутой тканью груди девушки, и начинаю аккуратно действовать, попутно удивляясь той уверенности, что наполнила меня при одной лишь мысли о грядущих манипуляциях. Это было совсем не как в первый раз, ибо сейчас я почувствовал невероятное воодушевление пополам с неистовым желанием действовать. А уж после того, как я воздушным потоком подбросил и поймал, а после и заморозил камешек в своей ладони, всё тело охватило странное и приятное ощущение. Я словно обновился, стал настоящим собой…

Стал тем, кем и должен был быть.

Следом за криокинезом я поджёг камешек, расколол его надвое электрическим разрядом, растёр в порошок, управляя самой материей, а после заставил эти частички светиться. Немного подумав, я понял, что этим репертуаром пока и стоит ограничиться. Я прекрасно понимал устройство мира, но точно сказать, что попытка телепортировать вещество из точки в точку не вызовет детонацию непредсказуемой мощи не мог. Но чисто теоретически… Нет, к чёрту! Не хватало ещё убиться, поверив в то, что мне ясны и понятны все существующие физические процессы. Я на словах-то ничерта не смогу объяснить, чего только что сделал, так как это понимание — не наука, а чистое знание, без формул и терминов.

Мысленно похвалив самого себя, я вернул сознанию стандартную скорость работы и обратил взгляд на Хельгу, предварительно позволив светящемуся песочку ссыпаться на землю.

— Ну как?

— После этого ты обязан на мне жениться! — Глаза девушки опасно блеснули, а я поперхнулся, силясь разглядеть хоть в её глазах, хоть в эмоциях столь желанный сейчас отголосок шутки.

Но этого не было.

Совсем не было.

Млять?..

Глава 3
Невиданная щедрость

— Это, конечно, заманчивое предложение… — Я демонстративно окинул девушку взглядом, дабы ненароком не задеть её самолюбие. — … но мы знакомы час-полтора от силы.

— Помолвка с последующей свадьбой дадут тебе невероятные для простолюдина привилегии! Положение, деньги, доступ к ресурсам моего рода, крепкий тыл…

Я поднял руки в останавливающем жесте.

— Я всё это понимаю, но такой вариант не примет моя мужская гордость. Если захочешь, вернёмся к этому разговору через несколько месяцев. А пока — хватит, хорошо? — Я ничего не мог поделать с тем, что нелепые попытки Хельги меня заинтересовать лишь укрепляли сложившийся в моих глазах образ одарённого могучей силой и невероятным разумом, но всё-таки ребёнка. Да и поступать так, как не хочется самому я более не собирался. Хватит, первые двадцать лет жизни таким образом уже измазал в дерьме. Дальше обойдёмся без этого, пусть даже придётся попетлять и, возможно, потянуть время. — Ты, кстати, дозвонилась…

Тихо чертыхнувшись, Хельга бросила на меня сердитый взгляд, прикусила губу и, приложив к уху смартфон, начала поспешно, постоянно сбиваясь объяснять, что я за зверь такой и чего она не сказала в прошлый раз. В какой-то момент по другую сторону провода даже воцарилась тишина, завершившаяся чередой громогласных, и, судя по тону, не терпящих неповиновения приказов.

— Приведу. Как можно быстрее. Да, транспорт найдём. Пятнадцать минут?.. — Последовал ряд уточнений, но конкретики я, опять же, не разобрал. — Сделаю, Виктор Васильевич! Артур!

— Двес… двадцать лет уже Артур. — Я деловито кивнул. — Что-то поменялось?

— Многое. Сейчас сюда подъедет автомобиль, и нас доставят на полигон «Альфа». Туда же прибудет и комиссия, так что нам лучше поторопиться и оказаться на месте вовремя. — Параллельно с этой небольшой речью Хельга, одной рукой перебирая волосы на макушке, второй активно взаимодействовала со смартфоном. Такси, что ли, заказывала?..

Шутки шутками, но менее чем через три минуты рядом с нами действительно остановился кабриолет, внешне напоминающий некоего франкенштейна, в основе которого оказался один из ретроавтомобилей ещё тех времён, когда до псионов оставалось где-то шестьдесят лет. Отсутствующая крыша, диванчики вместо нормальных кресел, руль-баранка, на которую водителю в столь же старомодном костюме приходилось налегать всеми силами… В какой-то момент я понял, что это даже на франкенштейна не тянет, так как сия повозка допотопных времён не взболтала нас только потому, что дороги на территории академии были дюже какие хорошие. Но опыт передвижения на музейном экспонате оказался, конечно, крайне интересным. Ещё бы иметь возможность насладиться самой поездкой, а не раздумьями касательно предстоящей процедуры.

Да, я сознательно решил не скрывать основную массу своих возможностей. Первая причина — мне нужны были тренировки, организовать которые скрытно я, с учётом природы своих новообретённых сил, не смог бы. Вторая по порядку, а не по значимости причина — это статус или, что вернее, положение в обществе. Стать даже «просто» псионом-менталом очень почётно, но ничего сверхвыдающегося. Будут деньги и будет служба, но я то хотел иного! Познавать мир и наслаждаться жизнью по меньшей мере, а обеими этими вещами заниматься куда проще, если на тебя смотрят с уважением… или страхом. И не считайте меня злодеем! Я просто рассматриваю все варианты того, как можно наилучшим образом устроить свою жизнь.

Что до проблем, то будем честны: я так себе лицедей, а сокрытие сил — это лицедейство и есть. Смогу ли я проигнорировать угрозу кому-то из тех, кто по итогу станет мне другом? Не раскроюсь ли, когда сам окажусь в опасном, безвыходном без других направлений псионики положении? Не было ли там, где я уже спалил свои силы, каких-нибудь камер? И не на месте своего «пробуждения» ли я посеял телефон, который, между прочим, на меня-настоящего оформлен?

Ответ на эти вопросы един: а чёрт его знает.

Таким незамысловатым образом мы с вами и пришли к необходимости полноценной легализации. А уж что из этого получится — покажет только время.

Выгружали нас на краю лесополосы и рядом с солидным каменным трёхметровым забором, единственным видимым проходом через который служили здоровенные кованые ворота. Рядом с последними уже были припаркованы такие же, как и наш, автомобили, неподалёку от которых стояли люди при полном параде. Девять человек, включая Виктора Васильевича, опознанного мною по той фотографии профиля в смартфоне Хельги. В жизни мужчина внушал ещё сильнее, ибо был он не ниже меня, но заметно крепче и шире в плечах. Добавьте к этому не в пример мужественно смотрящиеся тонкие завитые усы и аккуратную бородку на грани с густой щетиной — и получите цельный образ властного, волевого и уверенного в себе человека.

— Быстрее, чем я ожидал. — Виктор Васильевич при нашем приближении широко улыбнулся, протянув мне могучую руку. Я её тут же пожал, не забыв, впрочем, поприветствовать всех присутствующих.

— Здравствуйте, господа. Артур Геслер.

— Виктор Белосельский. Ответственный за работу со студентами, псион пятого ранга. — Дальше поочерёдно представились вообще все члены впопыхах собравшейся комиссии, имена которых я хоть и запомнил, но в памяти их образы отпечатались постольку-поскольку. — Хельга, то, о чём ты сообщила по телефону…

— Артур, продемонстрируй ещё раз, пожалуйста. — Попросила аловласка, в присутствии своего кумира и членов комиссии ставшая куда как более смирной. В основном в плане тона, ибо иного она себе и до того не то, чтобы позволяла. Если мыслей не считать, хех.

— По ощущениям я способен на много большее в плане масштабов. Так, на всякий случай говорю. — Хмыкнул я после аналогичной предыдущей демонстрации.

— Весьма, весьма… — Виктор Васильевич задумчиво покивал. — Что ж, раз со знакомством и удовлетворением первой волны любопытства самых недоверчивых покончено, предлагаю проследовать на сам полигон для проведения более объективных экспериментов.

За воротами засуетились мною прежде незамеченные охранники, всё так же снаряжённые по высшему разряду, и совсем скоро мы, оседлав автомобили, проехали на территорию очень уж просторного полигона, разбитого на несколько секций. И если поначалу я не понимал назначения странных «бассейнов без воды», стенки и дно которых были выполнены из армированного бетона, то чуть позже, когда эти самые «бассейны» пошли уже глубиной в полтора десятка метров, резко всё осознал. Действительно: где это видано, что б полигоном для людей, порой скрывающих в себе разрушительную мощь артбатареи, называли просто засыпанную песком площадку?

Вот только все эти ямки комиссии не приглянулись, и ехать пришлось до массивного строения, напомнившего мне вытянутый колизей. Тут разве что стены были пониже, да материалы — покрепче. А в центре всего этого безобразия обнаружился очередной «бассейн», но уже глубиной в два десятка метров, с укреплёнными неведомо какими сплавами стенами и, подозреваю, активными системами предотвращения всяких нехороших вещей.

— Гарнитура. — Мне вручили основательный такой наушник, который я, ничтоже сумняшеся, сразу натянул на голову. — Мы в любом случае будем тебя слышать, но так звук будет гораздо лучше. Лифтов нет, а лестницы находятся здесь, здесь, здесь…

Всего мне указали на шесть полноценных площадок для спуска и подъёма, а «бонусом» шли аварийные лестницы, разбросанные по всему периметру углублённой арены. Не могу сказать, что такое решение — верх безопасности для неопытного псиона, который себя там может засыпать к чёртовой матери или вообще расплавить весь металл и заживо замуроваться в формате спёкшейся в угли курочки, но профессионалам виднее.

Надеюсь…

Уже оказавшись на дне этого котлована я понял, насколько это много: двадцать, чёрт подери, метров, плюс стены самого «колизея». Отсюда и видны-то были только овал голубого купола, да поблескивающие красными светодиодами камеры. Напрямую на меня смотреть выбрался только мужчина в чёрных очках и строгом классическом костюме, которого я ощущал своей «псионьей чуйкой», так что простым человеком он точно не был. Оно и логично: а ну как я отчебучу чего и с собой уважаемых членов общества заберу? А тут как бы и профессионал, — надеюсь, — который как минимум выживет сам, а как максимум сохранит меня в первозданном виде.

— Итак, Артур… — Эхом разлетающийся по котловану голос Виктора Васильевича был спокоен и собран. При этом его слова дублировались в гарнитуре, что было не то, чтобы очень комфортно. — … здесь и сейчас тебе нужно выполнить ряд задач настолько точно, насколько только возможно. Главное — не переборщи с силой воздействия. Если что, продемонстрировать удаль молодецкую можно всегда, а вот собраться обратно из горстки пепла или кучки фарша — уже нет. И Георгий может и не успеть тебя спасти. Помни об этом.

— Логично, Виктор Васильевич. С чего начнём? — Я окинул просторы «арены» взглядом, акцентировав внимание на расположенных практически рядом с моей позицией странного вида пирамидках. Явно металлические, они отличались размерами и оттенками, но располагались на одинаковом расстоянии друг от друга. Были тут и метровые экземпляры, был и пятиметровый великан. Совсем мелкой мелочи я не наблюдал: видимо, на этот полигон не выделяющихся силой псионов не водили. Или в моём случае вытащили именно такие снаряды?

Любопытно, но в целом — не важно.

— Начнём с телекинеза. Видишь пирамиды перед собой? Подними самую левую на высоту двух метров, после чего повращай её по часовой стрелке на протяжении десяти секунд. Справишься — переходи к следующей. Каждая пирамида весит вдвое больше предыдущей, минимальный вес — одна тонна.

— Какая прелесть. — На мелочи тут размениваться было не принято, и я, собравшись, вытянул область контроля своего разума к первой пирамиде, под конец, на расстоянии десяти метров, ощутив какое-то странное напряжение. Но его пока отложим в сторону, меня тут пирамиды некрученные ждут, да и оценивают меня не за красивые глаза, а за дело.

Всесторонне восприняв эту не в пример здоровую гирю и убедившись в том, что к полу она не прикручена, инициирую воздействие по аналогии с мелкими камешками. Пирамида взлетает сначала на пять метров, но я быстро всё исправляю и фиксирую высоту на двух метрах плюс-минус. Напряжение… есть, но не самое значительное. Можно сказать, что жонглирование камешком размером в сантиметр было не менее напряжным, так как там требуются значительно более тонкие манипуляции. Но сразу пирамидку бросать я не стал, отвращав её, как и было сказано. Следом пошла вторая, за ней — третья, четвёртая, пятая, шестая…

Последний «грузик» массой в шестьдесят четыре тонны был мною так же без особых проблем прокручен, после чего я решил сымпровизировать, подхватив сразу все пирамиды. И уже здесь у меня чуть пупок не развязался: контролировать столько тяжёлых объектов разом оказалось задачей невразумительно тяжёлой даже для ускоренного сознания. О чём я тут же и сообщил, но лишь после того, как все пирамиды отвращали положенную им норму.

— Это должна была быть следующая проверка, но мы тебе её засчитаем и так. Как самочувствие? — Голос Виктора Васильевича меня малость отрезвил, так что я отлип от попыток дотянуться до чего-то, расположенного от меня дальше, чем на расстоянии в девять целых и шестьдесят семь сотых метра. И не получалось же!

— Отличное. Но есть нюанс. — Перебивать требованием поведать об этом нюансе меня никто не стал, так что я спокойно продолжил. Люблю цивилизованное общество взрослых людей! — Я не могу воздействовать на объекты, расположенные более, чем в девяти с половиной метрах.

— Совсем? — В голосе ответственного за студентов прозвучало нешуточное недоумение.

— Абсолютно. В пределах этих границ всё прекрасно, но дальше — как отрезает. — Мелькала мыслишка-то, что я чуть ли не Бог во плоти? Мелькала! Вот и обломилось всё, возможно, непреодолимым или с трудом преодолимым ограничением на дистанцию моих воздействий. Хотя бы составляющую, отвечающую за восприятие это ограничение обошло стороной — и то хлеб: оценивающих мои успехи людей я чувствовал прекрасно, а располагались они на расстоянии в восемьдесят метров плюс-минус.

— Продолжаем проверку. — Молчание длилось недолго, всего секунд так пятнадцать, так что я даже расслабиться не успел. — Следующий на очереди — пирокинез…

И я стал жечь, завершив этот этап проверки созданием сферы высокотемпературной плазмы, после применения которой «по назначению» мне пришлось поспешно переходить в раздел криокинеза, дабы заморозить расплавленную пирамидку и охладить воздух вокруг себя. Аэрокинез, магнитокинез в простейшем проявлении, — магниты и электрические разряды, — и гидрокинез позволили себя продемонстрировать с меньшими последствиями для полигона, но вот намучался я знатно. В конце второго круга, — а повторять я эти упражнения должен был до состояния, близкого к отказу, — у меня начала болеть голова, а в конце четвёртого я официально запросил пощады, ибо день на этой прекрасной ноте к концу ещё не подошёл. Да, наступил вечер, но из академии до дома мне ехать минимум полтора-два часа.

Если подытожить, то я был способен во всём, кроме биокинеза, который не давался мне от слова совсем. Ну и контролировать свои воздействия я мог только на расстоянии девяти с половиной метров от себя. Дальше эти самые воздействия переставали поддерживаться моим разумом, и существовали на том, что было уже в них заложено. Именно так я «потерял» первый шар плазмы, который на радостях проплавил в самой маленькой пирамидке солидную дыру. Своего рода шаровая молния, но, как оказалось, с большим, нежели обычно, разрушительным потенциалом. И все эти явления я понимал с тем лишь уточнением, что объяснить ничерта не мог. Сказывалось отсутствие полноценного образования, которое я надеялся всё-таки получить в академии. Ведь и учились, и служили «студенты» бессрочно, так что во времени я был ничуть не ограничен. Как и в возможностях, со своим-то разумом.

— Прекрасная работа, Артур. — Виктор Васильевич первым подошёл ко мне, крепко пожав руку. Остальные члены комиссии что-то увлечённо друг с другом обсуждали, размахивая планшетами и то и дело бросая на меня взволнованные взгляды. Очевидно, я их впечатлил. Но очень надеюсь на то, что не до уровня «а давайте запрём его в лаборатории на благо Российской Империи⁈». — Вижу, что ты немного устал…

— Спасибо, Виктор Васильевич. А про усталость — это ещё мягко сказано. Денёк выдался… — Я криво усмехнулся. — … очень насыщенным. А ведь мне ещё и домой добираться…

— Ни в коем случае! — Мужчина почти воскликнул, и при этом был донельзя серьёзным. — В ближайшее время, уж извини, тебе с территории академии выходить нельзя. Сейчас ты представляешь слишком большую угрозу для окружающих. Потому мы поселим тебя здесь, в «общежитии».

— А там я, хотите сказать, не буду никому угрожать? А как же другие студенты?.. — В моей памяти всплыло общежитие училища, в котором мне довелось скоротать часть юности. Здание высотой в двенадцать этажей с восемью десятками комнат на каждом, и чёрт знает сколько учеников, набившихся в этот муравейник. Если с необученным псионом что-то пойдёт не так, например, посреди ночи, то последствия могут не понравиться никому.

С другой стороны, вполне очевидно, что уж здесь-то, для элиты элит, условия предоставлены получше.

Но по прошествии двадцати минут, когда меня довезли на том же «такси» до места, я признался самому себе, что ТАКОЕ нельзя было предположить даже в самых прекрасных снах. «Общежитие» представляло собой целый ученический посёлок, а «комнатами» здесь были коттеджи. Здоровенные и трёхэтажные, они, казалось, во всём пытались подражать «большому брату» — самой академии, представляющей из себя чуть менее роскошный и более функциональный дворец. Даже заинтересовавшие меня мостики здесь были, да и колонны…

Про то, что в одном таком домике можно было разместить десятка два человек без каких-либо неудобств я, пожалуй, говорить не буду. А вот о прислуге, суетящейся вокруг здания и, видимо, приводящей его в порядок, сказать точно надо.

— Хельга, а поскромнее жилья здесь нет?

Мне действительно не хотелось даже просто ночевать в такой громаде, не то, что жить.

— Все студенты живут в одинаковых условиях. Даже расселение проводится случайно, выбрать себе дом нельзя. Ну и соответственно все живут вперемешку. Я, например, через один ряд, к северу. — Сказала Хельга, махнув рукой в вычисленную ей сторону. Мне оставалось только понимающе покивать, так как ориентацию в «общежитии» я потерял где-то на третьем повороте среди абсолютно одинаковых коттеджей. — Думаю, с домом ты уж как-нибудь сам разберёшься? В крайнем случае попроси прислугу проводить тебя, куда будет надо. А мне нужно бежать!

— Как-нибудь разберусь. — Я заторможенно кивнул, параллельно предпринимая попытки объять коттедж восприятием. Живых людей там было семеро, из которых только трое суетились на первом этаже, двое — на втором, и двое на третьем. Их разумы выглядели так, словно одного псиона взяли и раскололи на множество частичек, а семь штук из тысячи раскидали по дому. Я бы, может, и не заметил бы их, если бы не слова Хельги о прислуге. — И спасибо за этот день.

— Говоришь так, будто это было свидание. — Девушка хихикнула. Безо всякого, впрочем, намёка на романтику. Обычная шутка.

— Ну, тут уж тебе решать. Себя в жёны предлагал не я…

— Ты бы предлагал себя в мужья… И вообще! — Я с искренним удовольствием запечатлел в памяти её делано-возмущённую мордашку. Не зря же старался? — Я говорила вполне серьёзно! Любовь приходит со временем, а новая кровь вводится в каждую фамилию!

Девушка резко развернулась и широкими шагами направилась к «такси», но своевременно ускорившееся сознание позволило мне увидеть начавший распространяться по её лицу румянец. Правильно говорят: чёрт их, этих девушек, поймёшь. Вроде и не ощущается она как девица из той категории, что «ведётся» на деньги или аналогичные блага, а впечатление при нашей первой встрече упорно клонится именно в этом направлении. Её, что очевидно, заинтересовали мои способности, и ради введения их в род она даже себя предложила. И то ли у Белёвских такой фетиш на усиление своей фамилии и введение в неё всех и вся с приличными перспективами, то ли я в силу незнания чего-то не понимаю.

— Не понять мне этих вещей, Хельга. Пока не понять. Доброй ночи!

В ответ девушка то ли махнула мне рукой, то ли потребовала от водителя дать газу, но исход оказался единственно возможным: она уехала, а я остался стоять на пороге своего временного-не временного обиталища. Второе вероятнее всего, ибо то, как меня встречали — это лучшее доказательство моей ценности для академии в частности и Российской Империи в целом.

Постояв так ещё несколько минут, я сполна насладился видами и направился ко входу в коттедж, жилая площадь которого превышала, наверное, три десятка моих студий. Одно только меня смущало: ни одно государство в мире ни при каких условиях ничего не давало просто так…

Глава 4
Предложение. Снова

Утро началось с кофе, круассанов и парного молока. И я не шучу, ведь именно этот набор блюд доставили мне в спальню, — единственное помещение в доме, которое успели расконсервировать и подготовить, — после чего звоном колокольчика добились моего пробуждения. Саму служанку я успел заметить лишь краем глаза, ибо, по всей видимости, у них правилами было запрещено мозолить глаза студентам. И я бы с большим удовольствием повалялся бы в постели ещё какое-то время, но приближающаяся к семёрке стрелка на настенных часах и побудка силами прислуги недвусмысленно намекали на то, что мне куда-то надо.

А вот сказать, куда именно мне почему-то забыли.

Не на уроки же, право слово?..

Свою одежду я обнаружил на специальном шкафчике «в ногах» кровати. Всё было постирано, высушено и выглажено до, есть такое мнение, состояния сверхновых вещей. Потому что та же футболка в магазинной упаковке и с картонной подложкой, если верить моей проверенной веками памяти, выглядела хуже.

Поверх вещей обнаружился небольшой кейс из матового металла, в котором находился чёрный медальон с золотой эмблемой академии и такого же тёмного оттенка цепочкой, и бляха для ремня, выполненная в аналогичном стиле. Самого ремня при этом не полагалось, что как бы намекало на неидеальность системы или, в моём случае, недостаток времени: персонал просто забыл, не успел или не подумал о том, что простые штаны «военного» кроя можно носить безо всяких ремней.

Сразу одеваться я не стал, так как заприметил ещё кое-что: целый поднос с принадлежностями для проведения утренних процедур. Тут нашлось место мылу, шампуню, бритве, комплекту из трёх полотенец и бутылочке без надписей. Уже после, стоя в ванной комнате и избавляясь от лёгкой щетины, я определил в содержимом гель для бритья. Полотенца тоже приятно удивили, так как одно из них было действительно огромным и притом почти невесомым. На всё про всё, включая, конечно же, завтрак, у меня ушло двадцать минут, после чего я вышел из своих «покоев» посвежевшим и максимально довольным жизнью. Прислуги видно не было, но лишь до тех самых пор, пока я не переступил порок коттеджа. Там меня дожидалась женщина лет тридцати в форме служанки, и вчерашнее «такси», водитель за рулём которого был собран, суров и молчалив.

— Господин Артур, нами было получено распоряжение на ваш счёт. — Я уверенно кивнул, хоть и не понял, почему нужно было говорить настолько странно. — Автомобиль доставит вас прямиком к главному крылу академии. Там вас должна встретить госпожа Хельга. Прошу.

… и она открыла мне дверь «такси», отчего рассерженно заскрежетало, казалось, всё моё мужское естество. Но с эмоциями я совладал, мысленно убеждая себя в том, что оно тут так принято, и сел в автомобиль, который споро повёз меня прямо туда, куда надо. Другие машины по дороге встречались крайне редко, а вот пешеходов было действительно много. Начиная с подростков и заканчивая взрослыми и состоявшимися людьми, у которых так или иначе, но болтался на виду аналогичный моему медальон. Правда, были тут в основном серебряные, золотые, бирюзовые и бледно-пурпурные, а вот чёрных я не заметил вообще. То ли моё «свидетельство статуса» временное, то ли уникальное. Но на последнее рассчитывать, учитывая неожиданность моего появления, было бы глупо. Значит это — времянка, а медальоны по цвету отличаются, скажем, в соответствии с принадлежностью того или иного студента к конкретному факультету или направлению псионики. И я уверен, что все вариации медальонов не разглядел, ибо здесь было слишком много привлекающих внимание моментов. Начиная от самих студентов, и заканчивая устройством и архитектурой этого колоссального, необъятного комплекса, напомнившего мне мир-в-себе. А купол, громадой нависающий над нами и закрывающий небо, это впечатление делал стократ сильнее.

Так или иначе, но «такси» доставило меня к тому же входу, откуда нас забрали для доставки прямиком на полигон «Альфа». Но на этот раз я получил возможность насладиться видами в тишине и спокойствии, всецело отдавшись созерцанию и восприятию окружающего мира. Запахи, щекочущий кожу ветерок, жар солнца, ощущение чистой ткани, прилегающей к коже, даже пощипывание в носу — всё это провоцировало сенсорный экстаз, стоило только немного сосредоточиться…

— Ого! Смотри-смотри!.. — Чьи-то крики покорёжили идеальную картину мира, и я открыл правый глаз, повернул голову и немедленно обнаружил источник аномального даже для этого центрального входа шума. И обнаружилась там группа подростков от четырнадцати до шестнадцати лет плюс-минус, окруживших смуглого ушастого парня, вращающего в руках сотканную из ярко-оранжевого пламени палку. Или боевой шест, если судить по движениям и тому, как красиво он своим «оружием» размахивал. Пирокинет, и притом весьма талантливый. Совсем не факт, что я смог бы так же, ибо, во-первых, не пробовал, а во-вторых моя физическая форма оставляла желать лучшего.

— А подпрыгнуть⁈

И парень, выцепив взглядом из толпы предложившую сий шаг девчонку, подмигнул ей, в какой-то момент ткнул навершием посоха в землю, взлетев на три-четыре метра вверх. И это меня сильно заинтересовало, так как одно дело — «изображать» посох, контролируя плазму своим разумом. И другое — от плазмы оттолкнуться. Теоретически возможно, но практически… сложновато. Мне тут же захотелось попробовать, но здравый смысл остановил встрепенувшееся было ощущение «правильности», взявшее начало в голове и начавшее растекаться по всему телу.

— Интересно наблюдать за тем, как они дурачатся? Между прочим, формально использование пси-сил вне специальных зон запрещено. — Знакомый голос заставил меня обернуться, а после и кивнуть с улыбкой на лице.

— Доброе утро, Хельга. Извини за то, что тебе и дальше приходится со мной возиться…

— Не беспокойся об этом, Артур. Это моя работа, да и задача не такая уж непосильная. — Хельга небрежно, но изящно качнула головой, отчего отдельные прядки её волос рассыпались по плечам инфернальным песком. — Будешь досматривать «представление», или сразу займёмся делами?

В этой ситуации меня заинтересовала не столько показная небрежность и нотки лёгкого опасения, следующие за словами девушки, сколько неожиданно приковавшееся к ней же внимание детишек. Которые, между прочим, нестройной волной уже выдвинулись в нашем направлении. Отчаянную попытку Хельги, схватившей меня за запястье и потянувшей вслед за собой, я предотвратил, банально оставшись стоять на своём месте: невероятной девичьей физической мощи не хватило даже для того, чтобы сдвинуть меня с места. А десятком секунд позже стало уже позже, и девушка, как мне показалось, испуганно пискнула…

— Госпожа Хельга! Вы же видели⁈

— Госпожа Хельга!

— Госпожа!..

Подростки моментально окружили нас плотным кольцом, и основная масса их внимания при этом была направлена на Хельгу. Учитывая мои способности к улавливанию эмоций, мне не стоило труда понять, что они девушку буквально превозносили и безмерно уважали, будто та была их учителем, а не просто студентом постарше. И из их вопросов, а также залившего лицо местной знаменитости румянца я сделал один простой вывод…

— Дурачатся, говоришь? — Я не сдержал ехидной ухмылки, чем окончательно вогнал аловласку в краску.

— Госпожа Хельга, представите нас вашему спутнику? — А это вышел вперёд тот самый смуглый парень, прежде показывавший класс с огненным посохом. Теперь я мог рассмотреть его вблизи, сходу отметив аристократическую выправку, прямой открытый взгляд и непомерное самомнение. Ну и одет он был соответствующе: в целом ни разу не вычурно, но весьма дорого, если судить только по ткани той же рубахи, аналоги которой я если и видел, то только в фильмах или за витринами магазинов «не для простого люда», и ремню со сдвоенной пряжкой, уместившей эмблему академии и ещё какого-то рода.

— Обязательно. — Хельга подобралась, плавно сместившись так, чтобы оказаться одновременно и между нами, и чуть в стороне. Определённо, это была часть этикета аристократии, но в этом вопросе я пока ничего не смыслил. Плохо, ведь первое впечатление такими темпами получится оставить только совсем уж невразумительное. А девушка тем временем внутренней стороной ладони указала на вставшего напротив меня парня. — Георгий Литке, старший наследник рода Литке, студент академии и псион первого ранга квалификации…

Правая рука Хельги опустилась, а левая таким же образом указала на меня.

— Артур Геслер, студент академии и очень перспективный псион. — При том «очень» она выделила тоном таким образом, что у начавшего было смотреть на меня с толикой пренебрежения смугляша глаза расширились до стандартных для людей славянской внешности размеров. Оказалось, что до сего момента он недобро щурился, что вкупе с загаром заставило меня принять его за выходца из средней азии. А так он даже выглядеть стал лучше и представительнее, хоть и преобладала в этом его образе растерянность. — Виктор Васильевич поручил мне присмотреть за Артуром, объяснить, как устроена академия и познакомить его с того достойными людьми…

А вот теперь взгляд Хельги стал очень-очень недобрым, и недоброта эта была направлена на присмиревшего парня, который не был готов к подобному в исполнении своего кумира. Я напрягся, предприняв осознанную попытку уловить отголоски эмоций девушки, но ничего толком не смог. Вокруг было слишком много людей, и только некое инстинктивное, неосознанное понимание процесса позволяло мне нет-нет, да и поймать что-то такое, точно определив источник.

— Рад знакомству. — Я понимал, что нынешняя улыбка вышла насквозь фальшивой, но исправлять эту проблему не стал. Зачем? Ничего помимо затаённого презрения я таким образом не заработаю, а лизоблюдом я, пожалуй, и «до всего» не был. Знатный ребёнок, для которого я был сродни грязи из-под ногтей до тех самых пор, пока Хельга не намекнула на уровень моей «ценности»? Ну и пошёл он к чёртовой матери! — Но сейчас нам, как и сказала Хельга, надо идти. Верно?..

Я отвернулся таким образом, чтобы парень не видел моего лица, и весьма характерным образом вскинул бровь, поймав между тем взгляд Хельги. Она поняла всё верно, и, видно, смирилась с тем, что впечатление ото встречи с одним из «достойных» оказалось испорчено словами и поведением этого самого «достойного». Почему я решил, что этот парень входил в список? Да всё то же самое: интонации Хельги и отголоски её эмоций. Да и фамилия Литке нет-нет, да всплывала в памяти. Не последний в Российской Империи род, промышляющий морской торговлей и известный своими чиновниками, верно служащими императорской семье — вот, кем они были. Но исконно-русскими ни их, ни их фамилию назвать было нельзя.

— Верно. — Хельга кивнула, ещё раз бросив на бедного Георгия обвиняющий взгляд. Тот в ответ лишь пожал плечами — и отступил, вернувшись к своей «группе поддержки».

Вот уж о чём можно говорить смело, так это о том, что среди студентов лет семнадцати и ниже Георгий Литке — авторитет. Поманил рукой, и все фанаты Хельги тут же от неё отступили, переключив своё внимание на парня и внимая каждому его слову. И десяти секунд не прошло, как мы остались в относительном одиночестве и тишине, если, конечно, таковая вообще может существовать перед входом в административное здание крупнейшей академии москвы, и по совместительству — первым и единственным учебным заведением для псионов, которые, на минуточку, представляют из себя силу многократно большую, чем какие-нибудь обученные силовики. Вести за собой таких — не только отличная возможность, но и нешуточная ответственность.

— Значит, он один из тех, с кем меня было нужно познакомить? Неприятный тип…

— Боюсь, все аристократы будут казаться тебе «неприятными». — Девушка пожала плечами, как бы извиняясь. — Я могу вкратце описать тебе причины такого их отношения к выходцам из простого люда, но если разбирать предмет подробно, то это — тема не на один десяток часов…

— Я примерно себе представляю, почему так происходит. Может, я выскажу свои предположения, а ты меня подправишь, если я скажу что-то не так? — Хельга думала недолго, всего пару секунд, после чего неуверенно кивнула.

— Это, знаешь ли, не такая уж и однозначная тема. Хотя псионы с самого начала отличались хорошими аналитическими способностями, так что, быть может, ты и догадаешься…

— Что ж, начну я с того, что первым бросается в глаза: наследственность. Связь двух псионов повышает вероятность рождения другого псиона до, можно сказать, абсолютных значений. При этом, насколько я могу судить, ребёнок наследует таланты родителей. Учитывая то, что ты рассказывала о псионах нескольких направлений, ребёнку едва ли возможно таким образом привить «способности» универсала. Но талант передаётся и, возможно, значительно усиливается в зависимости от потенциала родителей. — А к этому я пришёл, заново проанализировав свои воспоминания перед сном. И наложив на это желание Хельги увидеть меня в качестве своего спутника жизни. Ведь будь дело в моей уникальности, и тот же брак был бы предложен в качестве формального. Или меня иным образом приблизили к роду, не «предлагая» талантливую дочь главной ветви. — Из этого следует, что «безымянный» псион по прошествии пятидесяти лет с момента появления первых сверхлюдей с крайне высокой вероятностью будет значительно слабее «родовитых», даже если не брать в расчёт образование и подход к развитию способностей.

Хельга немного удивилась, — спасибо эмпатии, — но виду не подала. Только взглядом продемонстрировала заинтересованность в моих дальнейших рассуждениях, а уж там я развернулся как следует! Попробуйте, просуществуйте пару веков, — или всё-таки меньше? — наедине с самим собой. Я вас уверяю: любой собеседник будет для вас сродни манне небесной.

— Второй пункт — это, конечно же, образование. Я хоть и говорил про это ранее, но столь важная вещь точно достойна отдельного упоминания. Потому что простолюдину банально недоступно образование того же уровня, которое получают аристократы. — Тут бы сказать, что я был парнем неглупым, и из-за разделения общества на слои не получил должного образования… Но проблема в том, что умным я как раз-таки не был, и все свои шансы пробиться в университеты и институты просрал по собственному хотению. Просто не считал это важным, и концентрировался на вещах мимолётных и мешающих развитию личности и разума. Сейчас я осознавал это как никогда, но вместе с тем не испытывал большого желания прожить жизнь заново. Ведь случись это, и я, возможно, не шатался бы в пси-активных зонах и не пробудился бы как псион. — И я знаю, что ты хочешь сейчас сказать. Социальные лифты работают, и это действительно так. Но там, где даже самому захудалому и неспособному аристократу не придётся напрягаться для получения доступа к знаниям и учителям, простолюдин будет вынужден пройти все круги Ада. И по итогу высшее образование всё равно получат лучшие из лучших, в то время как многие способные люди останутся за бортом просто потому, что квот окажется недостаточно.

— И тем не менее, с учётом числа, м-м-м, обычных людей, этот вариант — единственно возможный для столь большого государства вроде нашего. — Хельга приятно меня удивила тем, что, во-первых, говорила абсолютно спокойно, а во-вторых начать решила с аргументов, которые я и сам понимал и принимал. Государственный аппарат на самом деле был слишком велик и неповоротлив для того, чтобы функционировать с подобающей колоссу вроде Российской Империи эффективностью, и из этого проистекало немало проблем. Начиная от коррупции и своячничества, и заканчивая абсурдно большим штатом чиновников там, где могло бы хватить и пары людей с группой низкоквалифицированных помощников. — А ещё многие семьи выбирают среди простолюдинов самых достойных, вводя тех в семью или иными способами продвигая их вверх. Очень часто таким образом основываются новые младшие фамилии, иногда даже самостоятельные…

— Не знал. — Я правда не был в курсе о такой возможности по вполне понятным причинам. «До» мне это было не нужно, а «после» у меня не было времени. Я пришёл в себя, и меня в тот же час подхватил вихрь перемен, волею которого я оказался в стенах, о которых раньше только мечтал.

— Это особенно не афишируется. Выбирают по-настоящему талантливых людей, обладающих серьёзным потенциалом. И псионы занимают едва ли десятую часть ото всех тех, кому удалось получить такой шанс.

— Потому что среди псионов нечасто встречаются по-настоящему сильные?

— Потому что псионы — индивидуалисты и свободолюбцы. Ты ведь не захотел присягать моему роду, верно? — Девушка неожиданно, но крайне звонко и красиво рассмеялась. — Я угадаю, если скажу, что ты захотел сначала встать если не вровень с сильнейшими мира сего, то как минимум обрести полную самодостаточность и получить возможность прогибать условия под себя…

На самом деле мои мотивы были несколько иными, но в значительной мере Хельга всё-таки попала в цель.

— Угадала. Больше всего остального я ценю свободу, которую мне подарила псионика. — А без неё я едва ли вырвался бы из той ловушки. Уж не знаю, чем являлась остановившая время аномалия, но пропала она только тогда, когда я открыл в себе Дар. Теперь, по-минимуму освоившись со своими силами, я понимаю это как нельзя отчётливо. А ещё понимаю, что, возможно, мои мысли могут стать достоянием общественности, но ничего с этим поделать не могу. Максимум — использовать показанный Хельгой метод наоборот, стараясь защитить не то, что снаружи от себя, а себя от того, что снаружи. — К слову, куда мы забрели? Что-то тут не особо многолюдно. Даже безлюдно, я бы сказал…

А мы тем временем действительно миновали главный холл, в котором было не протолкнуться от студентов и преподавателей, и по циклопической винтовой лестнице в одной из башен поднялись на обезлюдевший этаж. Здесь не было никого кроме нас и белой кошки, вылизывающей шёрстку на подоконнике, что на контрасте с холлом ощущалось очень и очень необычным образом.

Меня словно переместили из живого и пышущего мыслями «волшебного замка» в красивые, но мёртвые руины.

— Артур, ты же не забыл о том моём предложении? — Я как нутром чуял, что что-то подобное непременно последует. И это что-то не заставило себя ждать: напротив меня встала, резко развернувшись, настоящая валькирия с алыми волосами и рубиновыми глазами, в склерах которых стреляли белоснежные искры. Красиво и завораживающе настолько, что я даже засмотрелся. — Я хочу, чтобы ты ещё раз его обдумал… и выслушал меня, прежде чем давать свой ответ. Ты сможешь сделать для меня такую малость?

Время уже привычным образом замедлилось… но я вернул всё взад, решив, что здесь и сейчас субъективно долгие размышления будут не к месту. Да, привычка в любой непонятной ситуации разгонять мышление — это определённо плюс, но так можно докатиться до чего-то очень… нечеловеческого.

— Выслушать — могу. Но не требуй от меня многого, Хельга. Прежде всего я хочу разобраться с миром, в котором оказался. — И почему эта фраза была сказана с такой лёгкостью? Я мягко и вполне себе искренне улыбнулся, после чего скрестил руки на груди. — Здесь и сейчас я — весь внимание.

И девушка начала выкладывать обстоятельства, побудившие её сделать столь необычное, — или особенное? — даже для аристократов предложение…

Глава 5
Важное решение

— Возможно, ты даже знаешь о том, что я вхожу в сотню потенциально сильнейших псионов третьего поколения нашего государства. Из-за этого обстоятельства род пытается подобрать мне соответствующего спутника, а кандидаты… — Девушка покачала головой. — Они не нравятся мне, и они не подходят роду. В твоём же случае всё практически идеально: у тебя огромный потенциал и, уж прости, за спиной нет ни фамилии, ни покровителей. При этом ты довольно неплох как личность, а в моих обстоятельствах это уже немало…

— А такие вещи как любовь и симпатия ты в расчёт не берёшь принципиально? — Я ещё в детстве, читая учебники истории, поражался тому, как порой сходились совершенно незнакомые друг с другом именитые люди. Появлялась политическая или экономическая выгода, главы родов договаривались между собой — и вуаля, вот она, помолвка. А то и свадьба, в зависимости от обстоятельств и возраста тех, чьими жизнями решили скрепить сделку или союз. И ладно сами рода, что-то от этого приобретающие. Но с чужой подачи «предначертанные друг другу»?

Тем более в моей голове ещё свежо было воспоминание о том пренебрежительном оттенке её мыслей…

— Это… второстепенно. И если бы ты знал тех «кандидатов», то не увидел бы в моём предложении ничего странного. — Девушка поправила выбившиеся из причёски локоны, параллельно с этим подперев сложенными руками грудь, отчего ткань белой, с чёрными узорами блузки опасно натянулась. Я же вопреки собственному мироощущению на эту картину всё-таки завис, ибо Хельга явно скастовала на меня что-то из арсенала женских чар. Признаюсь: приятно, но обстоятельства всё несколько портили. С другой стороны, силы — это такая же часть меня, как и «неплохая личность», так что интерес к моему потенциалу можно считать за интерес ко мне самому.

— Боюсь, что для выходца из простонародья такое предложение будет странным в любом случае, Хельга. У тебя есть причины настолько сильно торопиться? Помимо того, что остальные кандидаты тебе «не нравятся»?.. — Взять и признать новоприобретённую знакомую странной мне не позволяла логика. Не знаю, как раньше, до аномалии, но сейчас я жаждал видеть в действии всех и каждого некий смысл. Ведь просто так ничего никогда не происходит, и странные, неоднозначные решения могут на деле оказаться вполне адекватными. Просто со стороны эту адекватность по каким-то причинам не разглядеть.

Я бы, может, и не думал в таком ключе, но Хельга выглядела и «эмоционировала» так, словно ей самой было не по себе. Смущение, капелька стыда, решимость и даже каким-то образом примешавшаяся в коктейль уверенность — всё это я различал так же чётко, как и тот факт, что со стороны лестниц к нам кто-то приближался. Здесь, в отдалении от основной массы людей, посторонний источник эмоций уподобился второму солнцу на небосводе.

Даже если захочешь, жар его лучей не пропустишь.

— Причины? Они есть. — Девушка тем временем пару раз взмахнула естественно-подведёнными ресницами, — явно специально, — и потупила взгляд. — Но не обо всех я тебе пока могу рассказать, Артур. И раз уж для тебя так сильно важны…

— Тс-с-с… — Я и словом, и жестом перебил девушку, широко распахнул глаза и уставился в сторону лестницы, одновременно с тем начав говорить немного громче. — Ты уверена, что Виктор Васильевич и комиссия ничего не напутали?

Хельга замешкалась лишь на секунду, быстро найдясь с тем, как бы подхватить сказанное мной.

— Они не могут ничего напутать, Артур. Тут, знаешь ли, работают лучшие из лучших, так что просто иди за мной…

И девушка двинулась куда-то вглубь коридоров такой, знаете ли, более скромной версией походочки «от бедра». Я направился следом, инстинктивно держась чуть позади. Во-первых, картина дюже приятная, а во-вторых так проще было обособиться от разума Хельги, и соответственно сконцентрироваться на человеке, который остановился на лестнице. За нами он не пошёл, о чём я, немного выждав и дождавшись очередного поворота, и поведал своей спутнице.

— Он остался на лестнице. Или она: по разуму и не скажешь…

— Обучишься — и сможешь сказать даже больше. Но в стенах академии ментальные штуки не приветствуются, не считая пассивного сканирования.

— Как я делаю сейчас?

— Как ты делаешь сейчас… наверное. — Прозвучало не слишком уверенно, так что я пообещал себе перестать налегать на разного рода попытки улучшить работу своего ментального восприятия. А тем временем Хельга остановилась напротив одной из дверей, которую я открыл не используя рук: щепотка телекинеза и никакого мошенничества. — М-м-м… Лучше так пока не делай. И на чём мы остановились?..

— На том, что «так сильно для меня важно»… — Напомнил я, втянув носом воздух, тянущий вслед за собой приятный аромат свежеобработанной древесины. Мы оказались в пустующей аудитории, мебель в которой, казалось, доставили с фабрики только вчера. Да и внутреннюю отделку нельзя было назвать старой: тут явно провели ремонт. Ничего удивительного в этом не было, так как академии совсем недавно исполнилось сорок семь лет.

Более, чем достаточно для того, чтобы здание не раз обветшало.

— Я имела ввиду привязанность и любовь. Их ты, кажется, упоминал? — Хельга плавно переместилась к учительскому столу, соседствующему с массивной дубовой кафедрой, опёрлась на него руками и ловко уселась сверху, закинув ногу на ногу. Благодаря тому, что стол был совсем не низким, — а то и для какого-то верзилы сделанным, — мы оказались наравне. — Всё это не появляется из ниоткуда, и это понятно. Но ты мне симпатичен, я тебе, надеюсь, тоже… Так почему бы нам не начать фиктивно встречаться?

— И за это время получше узнать друг друга?

— Да! — Хельга очень и очень активно закивала. И обрадовалась. — Именно так!

— Надеюсь, у тебя есть план на случай, если мы друг другу не подойдём…

А мы скорее всего не подойдём, как бы Хельге ни хотелось обратного. Я не чувствовал большой необходимости в такого рода отношениях, так как у меня, простите, планов и без того было выше крыши. Девушка точно нужна, но вот ТАКАЯ девушка? Впрочем, стоило только этой фразе прозвучать, как от Хельги ударила настоящая волна чистого, незамутнённого счастья. И на фоне этого казалось, что пятью секундами ранее она не радовалась, нет-нет. Она была воплощением спокойствия, чуть ли не безэмоциональным каменным изваянием! И то ли я настроился на неё, то ли ещё что, но эти чистые эмоции меня опьянили сильнее, чем что бы то ни было за этот и прошедший дни.

Хотя нет, вру: та первая шаурма, возможно, была чуточку лучше.

Но давайте вернёмся к нашим баранам. Да, я прогнулся под первую попавшуюся красивую девушку, которая как минимум подсознательно воспринимает меня простолюдином. Это если смотреть с одной стороны. Но если немного подумать, — и желательно той головой, которая на плечах, — то мне не помешают пусть не друзья, но хотя бы союзники среди аристократов. Просто так знакомства я не заведу: мне это вообще не нужно, а изображать искренность в условиях существования менталов может быть чревато. Так что из доступных вариантов остаётся всего ничего: или никаких знакомств и потенциальная обида Хельги, или игра в парочку и прикрытие в виде имени рода Белёвских, помощью которых я без веских причин пользоваться точно не буду. Как по мне, так выбор очевиден.

Если можешь не плодить врагов на ровном месте — стоит так и сделать.

— Плана нет, но он может появиться. — Хельга пожала плечами, порядком приободрившись. — Итак, тогда давай обсудим, что и как мы обыграем…

И начался непродолжительный, но насыщенный разговор, в котором я окольными путями выяснил чуть больше информации о том, с какими проблемами столкнулась Хельга Белёвская. И если я правильно истолковал её оговорки, то выходило, что на девушку действительно давил род и родители, простите за тавтологию. Боевые псионы, — а Хельга была именно что боевым псионом, — жили не слишком долго в силу рода своей деятельности, а наивысшим потенциалом в основной ветви Белёвских третьего поколения обладала именно эта миниатюрная, боевитая аловолосая девушка девятнадцати лет. Не просто так я был о ней наслышан, ибо пирокинета такого возраста и такой силы ещё поди найди. Но сама ситуация…

Не так, конечно, я представлял себе отношения в семьях сильных мира сего.

— Значит, у тебя есть два года. Не так уж и мало…

— Эти два года мне дадут только в том случае, если я сама найду кандидата с равным потенциалом или лучше. Задача практически невыполнимая, знаешь ли! — Девушка хитро и даже злорадно ухмыльнулась. — Но я встретила тебя, и это меняет всё!

— Чую, что без проблем в академии это провернуть не выйдет. Скажи честно: какое число парней будет точить на твоего скромного парня зуб, а какое решит устроить тёмную? — О, сколько драк из-за девчонок случалось в моём родном училище — словами не передать! И это при том, что чувство собственной важности у студентов там было пониже и пожиже, чем у высоко порхающих птЫц в этой, без преувеличений, лучшей и самой статусной академии Российской Империи, а из средств избиения ближнего своего имелось лишь нечто приземлённое вроде кулаков. Здесь же обучались сплошь псионы, а уж они могут устроить много всего неприятного. С этой стороны, конечно, любые конфликты мне противопоказаны… Но чёрт подери, я УЖЕ выделялся из толпы, и я УЖЕ стал магнитом для проблем. Белых ворон не любят нигде, а настоящего универсала из простого люда детишки-аристократы не примут. И пусть учатся в этих стенах студенты всех возрастов, взрослые наверняка самоустраняются от дел молодёжи. Оно так было с преподавателями в училище, оно так будет и здесь.

Одно только то, что отпрыск Литке может себе позволить в окружении толпы детей размахивать шестом из плазмы уже говорит о многом.

— Если ты поступишь на факультет боевой псионики, то проблемы, скорее всего, будут… — Медленно, чётко и разборчиво поведала девушка, по привычке наматывая на палец локон алых волос, поблескивающих в свете неидеального дежурно освещения. — Но, Артур, они будут и так. Ты слишком… выделяешься. Возможно даже, что и пугаешь. Обстановка на всей «пси-арене» перевернётся, как только информация о тебе уйдёт дальше высшего преподавательского состава и Императорской семьи…

— Императорской семьи? — Я вздел бровь. Такого я не ожидал, хоть и должен был.

— Кажется, я проговорилась. — Девушка тихо хихикнула, но брошенный на меня взгляд нёс в себе вполне однозначный посыл: об услышанном лучше не распространяться. — В любом случае, связь со мной и моим родом для тебя всё только упростит.

Я хмыкнул. Хотелось бы верить, конечно, но чутьё и рациональный подход в один голос твердили, что в вопросе конфликтов всё обстоит далеко не так радужно. Но Белёвские за спиной могут подсобить в других сферах, и как минимум отвадить от меня хотя бы самых мелких рыбёшек, что уже немало. А с остальным я, смею надеяться, как-нибудь справлюсь.

— Допустим, так оно и будет. Я при случае делаю всё для того, чтобы у окружающих сложилось соответствующее мнение о наших взаимоотношениях, и?..

— И всё. — Хельга спрыгнула со стола. — Больше ничего делать не надо: ни бегать за мной, ни размахивать гербом Белёвских. Ну, разве что успешно демонстрировать всем свои способности, но это вы, парни, и так до одури любите делать, так что проблем быть не должно.

— Превосходно. И раз уж с этим мы разобрались, то как насчёт того, ради чего я сюда и приехал?

— А разве ты сделал это не ради меня, Ар-тур-чик? — Хельга намеренно сказала это настолько томным и манящим голосом, что не отреагировать я не мог. Но прежде, чем я успел ответить, девушка рассмеялась и, проходя мимо, полезла обниматься. Я отреагировал на сие действо единственно верным образом: приобнял девушку за талию, при этом вопросительно на неё уставившись. — Что? Лучше уж убедиться сейчас, чем узнать о твоей скромности потом, когда ты при свидетелях неубедительно сыграешь моего парня.

— И как, похож я на скромняшку? — Так и хотелось отчебучить что-нибудь эдакое, но я не стал давать рукам волю. По крайней мере, полную волю, ибо ладони всё-таки опустились чуть ниже талии Хельги. Время привычным уже образом замедлилось многократно, а я медленно вылил стакан воды на пожар, вызванный неутомимым сенсорным голодом. Новое за эти дни ощущение благодатно сказалось на моём настроении, по пожар, казалось, разгорелся с новой силой; я уже и не тешил себя надеждой когда-нибудь с ним совладать, и, так сказать, учился наслаждаться своим безумием. Раз уж всё в этом мире доставляло мне нешуточное удовольствие, к которому я так стремился, то почему бы не поддаться этому порыву?..

— Похож ещё меньше, чем на того, кто пятнадцать минут назад рассказывал мне про симпатию и любовь. — Хельга, находясь в моих объятиях, чувствовала себя не очень-то уверенно. Это ощущалось и ментально, и «по-обычному». Потому я решил не проверять девушку на прочность и мягко отстранился.

— Я плохой актёр, но не могу не признать того, что ты — чертовски соблазнительная девушка. — Чистейшая, в общем-то, правда. И если бы я был «старым» собой, то Хельге не пришлось бы меня даже уговаривать. — Нас, к слову, ещё Виктор Васильевич не потерял?

Аловласка вытащила из болтающейся на бедре маленькой сумочки телефон, посмотрела время и покачала головой:

— Нет, мы как раз успеваем добраться до ректората. Пойдём.

И мы пошли, на этот раз — совсем другими, полными студентов и преподавателей путями. И вновь я погрузился в океан могучих разумов, среди которых моё «Я» воспринималось особенно чётко. Никаких размытых контуров: только строгие границы, размеры которых зависели неизвестно от чего. Я тут был как бы не самым «маленьким», но небольшой эксперимент со снятием ограничений на разуме показал, что при желании я могу «раскинуться» на куда большую площадь. Правда, Хельга этот мой ход не одобрила, схватила за запястье и вдвое быстрее потащила в искомом направлении. Я не сопротивлялся: против меня происходящее всё равно не работает, а так хоть что-то необычное.

— Не делай так больше! — Тихо, но яростно прошептала аловласка, едва мы оказались, с натяжечкой, наедине. — Такое неожиданно наваливающееся ментальное давление — это очень, очень неприятная вещь! Думаешь, просто так от себя все отшатнулись?

— Вообще я просто попробовал немного ослабить сферу, сдерживающую моё влияние на окружающих. Чисто теоретически, псионы должны обладать устойчивостью к таким воздействиям, разве нет?

— Одно дело — когда могучий чужой разум как бы приближается к тебе постепенно. К этому можно привыкнуть, и дискомфорта не будет в принципе. Но если этот же разум резко раскроется, может поплохеть даже слабым псионам, не то, что обычным людям! — Поучительно выдала Хельга, подавшаяся вперёд и потрясающая у меня перед лицом указательным пальцем. Правда, из-за её позы смотрел я совсем не на палец, параллельно обдумывая варианты касательно доступа к иным источникам «редкой» сенсорной информации на территории академии. Да-да, даже разум вроде моего не позволял осознанно контролировать гормоны, ибо где мысли — и где функции организма, «зашитые» в него на базовом уровне? — Повторюсь: больше так не делай. Потенциала у тебя выше крыши, и я сама едва не упала там же, где стояла. Хорошо, что шли мы по верхним этажам, куда слабосилки не попадают…

— Хочешь сказать, «слабосилкам» я мог бы и навредить?

— Да. Вплоть до потери сознания, а неудачно упасть не так уж и сложно. — Аловласка пожала плечами. — Лучше просто ни с чем не экспериментируй до тех пор, пока тебе не объяснят хотя бы базу. Ментал — это действительно очень опасное направление, а телепаты — настоящие монстры. Ты, например, знал, что сильный и обученный ментал может убить всё живое вокруг себя в радиусе нескольких сотен метров? И защитить от этого могут только другие псионы, которых в таких количествах ещё найди…

Пока мы шли до пункта назначения, Хельга успела многое мне рассказать именно о боевой сфере применения псионических способностей. И сложившаяся картина меня-обывателя не то, чтобы очень радовала, ведь обычные люди выглядели… ну, не как пушечное мясо, но как безликие декорации точно. Даже стратегическое ядерное оружие, со слов Хельги, не котировалось в противостоянии с псионами. Превратить любую ракету в ничто, потопить целую армаду, сбить сколь угодно много самолëтов…

Понятно, что на деле эффективность псионов была не столь высока, и без простых парней с оружием в руках псион на поле боя становился прекрасной мишенью, но сам факт! Государство без псионов было буквально безоружным, а простой люд об этом знал постольку-поскольку. Я, например, даже себе не представлял, что такие монстры вообще существуют. А они существовали, стояли на страже своих народов и пользовались неизмеримым уважением. И где я, по итогу, в этой вертикали со своими умениями?

— Мне нужен доступ к полигону и теоретическим материалам, касающимся боевого направления псионики. Академия может такое предоставить?

— Да. Но самостоятельное обучение — прерогатива тех, кому уже известны основы. Самостоятельно и без фундамента ты скорее навредишь себе, чем добьëшься чего-то весомого. — Девушка с подозрением на меня посмотрела, но продолжать не стала, дав мне слово.

— Тогда я поговорю с Виктором Васильевичем. Думаю, учиться я буду быстро. — Потому что не заметил я за окружающими той скорости мышления, которую лично я могу развить сходу и безо всяких проблем. Спросите, как я мог это заметить? А тут всë просто: реакции. Я просто сравнивал их со своими. Моë тело буквально не поспевало за разумом, что выливалось в некоторую дëрганность, например, зрачков, наигранность эмоций и повышенную плавность всех прочих действий, которые я мог контролировать.

Окружающие этим не отличались. Улыбки на их лицах были настоящими, а зрачки не меняли направление движения по пять раз за секунду. С огромной вероятностью такая скорость мышления — это моя особенность, как и универсальность, и ограниченный радиус воздействия. И со всем этим нужно учиться правильно работать.

— Попытка не пытка. — Девушка пожала плечами. — Но на твоём месте я бы не рассчитывала на многое.

Мы оказались перед массивной дверью, на которой обнаружилась стальная табличка с чернёными буквами: «В. В. Белосельский, ОзРсС». За этой дверью я ощущал всего двоих людей, из которых только один по-настоящему внушал. И это, очевидно, был сам Виктор Васильевич. Я потянулся к двери и аккуратно постучал, попутно ухмыльнувшись.

— Это мы ещё посмотрим, Хельга. Это мы ещё посмотрим…

Глава 6
Факультет, потенциал и первый учитель(?)

Просторный кабинет «ответственного за работу со студентами» предстал перед нами во всей своей красе. За широким панорамным окном, лишь немного не дотягивающим до пола и потолка, был виден центральный вход в здание академии со всей массой людей, у него столпившейся. Но не крошечные фигурки студентов, да и не общее убранство кабинета привлекли моё внимание. Сделала это деревянная рама, не походящая на те, что мне встречались обычно: резная и переполненная деталями, она представляла собой настоящую картину.

На нижней её части стояло, сидело, бродило и занималось своими делами дикое зверьё, а само застывшее во мгновении действо разворачивалось вокруг облюбованных птицами стволов деревьев — вертикальных поверхностей рамы. Рассмотреть что-то наверху было не так и просто, но восприятием я легко распознал в узоре облака и скрывающиеся среди них силуэты птиц. Вся эта картина дополнялась тенями, над которыми была проведена воистину грандиозная работа. Они в реальном времени струились, ложились и расчерчивали тенями — чёрными мазками, лёгшими на древесину и выгодно её украсившими. Возможно, что если бы тогда у меня перед глазами застыло что-то такое…

Нет, всё одно: любая картина рано или поздно «закончилась» бы, а лишний месяц на фоне многих лет не играет никакой роли. И сейчас у меня совсем иные задачи, нежели разглядывание красивой оконной рамы.

Я плавно вышел на «стандартную» или ощущающуюся таковой скорость мышления, подойдя к столу и пожав протянутую руку Виктора Васильевича, не поленившегося с нашим появлением встать. Этот мужчина нравился мне всё больше и больше, ибо, во-первых, от него я с самого начала не чувствовал ни крупицы презрения или чего-то подобного, а во-вторых он как мог демонстрировал, что считает меня себе ровней. И пусть оба этих «плюса» могли быть следствием его колоссального опыта в псионике и интригах, пока оснований считать именно так у меня не было. А значит отталкиваемся от того, что он вполне себе нормальный мужик.

— Артур, рад тебя видеть. Надеюсь, ночью ты хорошо отдохнул, потому что сегодня тебе предстоит очень и очень многое. — Взгляд мужчины скользнул по медальону, который я, ничтоже сумняшеся, закрепил на правом плече, по-особому перекрутив предназначенную именно для этого цепочку. — Медальон в ближайшем будущем придётся поменять, но меня радует тот факт, что ты нашёл свой способ его закрепления.

— «Свой»? — Говорить, что я поначалу вообще думал, что так и должно быть я, конечно же, не стал. Но Виктор Васильевич однозначно об этом догадался. Определённо, в будущем для важных разговоров стоит безо всяких сомнений использовать ускорение сознания.

— Сами медальоны и их цепи устроены таким образом, что их можно закреплять на чём угодно и как угодно. Небольшая отличительная особенность нашей академии, аксессуар, позаимствованный у Леона Тригиды. — Я хмыкнул, услышав знакомую фамилию. Прибывший из-за границы герой войны с Германией, впоследствии ставшей Немецкой Губернией, прочно вписался в культуру нашей огромной страны. — Но о таких мелочах ты узнаешь и сам. Сейчас перейдём к самому важному. Позволь представить тебе Дмитрия Синицына, студента и псиона второго ранга квалификации. Дмитрий поможет тебе обжиться в академии, покажет её устройство и в целом будет отвечать за первую неделю твоего обучения телепатии. Именно как наставник.

— Не хочу никого обижать, но структура академии не показалась мне сколь-нибудь сложной. Мне хватит простенькой поэтажной схемы для того, чтобы всё запомнить. — Это была слишком явная попытка приблизить ко мне «товарища», который мне вот вообще никуда не впёрся. Да и Хельга, внешность которой доставляла определённое эстетическое удовольствие, меня устраивала куда больше, нежели татуированный блондин в пляжной футболке и шортах. Ему ещё и лет было плюс-минус как мне, и выглядел он точно местный гопник. Растрёпанный, с наглым выражением лица… такому только сигары не хватало, да шлёпок вместо брендовых кроссовок. А аристократ ли это вообще, или Виктор Васильевич решил состыковать меня с кем-то, кто был бы мне-старому ближе по духу?

— Дело не только в структуре. Все вопросы будешь адресовать мне, я подскажу, что к чему. — Блондин хитро ухмыльнулся, скрестив руки на груди. — Или ты думаешь, что Хельге Белёвской по рангу за тобой присматривать?

Я вздел бровь, с запозданием осознав, что сий индивидуум перестал ощущаться в ментальном поле. Вообще. Я словно разговаривал с пустотой, но при этом отчётливо видел и иными способами ощущал стоящего напротив человека.

— Кажется, я понял. Хорошо, ничего против не имею. — В том, что присматривать за мной будет именно ментал, какой-то смысл определённо имелся. Из всего моего «репертуара» неосознанно навредить я с наибольшей вероятностью могу именно ментальным направлением псионики. Тут банальное снятие «защиты», со слов Хельги, могло вырубить слабосилков с первых этажей, а ведь я даже не пробовал все те варианты манипуляций, уже пришедшие мне на ум!

— Ну и отлично. А то мне не понравилось откачивать мальков двумя этажами ниже тебя. — Синицын демонстративно поскрёб щетину на подбородке, пока я переваривал услышанное, не прибегая к ускорению работы сознания. Значит, я всё-таки кому-то навредил, а Хельга этого просто не заметила в силу отсутствия таланта к менталу. — И давай сразу договоримся: втихую ничего не делаешь, мои советы воспринимаешь серьёзно, от учёбы не отлыниваешь…

— Дима, это — после, пожалуйста. — Вставил своё веское слово Виктор Васильевич, которому надоело наблюдать за этим небольшим представлением для двух зрителей: Хельги, которая хмурилась и полыхала недовольством из-за того, что нас так быстро решили разделить, и самого ответственного за работу со студентами. — Итак, Артур. Касательно твоего размещения — дом, в котором ты ночевал, теперь твой. О бытовых делах не беспокойся: ими займётся прислуга. Твоё обучение на первых порах будет проводиться индивидуально, расписание получишь вечером. Стипендия… — Мне в руку перекочевала банковская карта, которую нельзя было спутать ни с одной другой. Благо, по форме она всё-таки ничем не отличалась. — … здесь. Тебе всё ещё запрещено покидать территорию академии, и изменится это лишь после того, как ты освоишь все базовые дисциплины на достойном уровне. Документы заберëшь в своëм доме: их туда доставят к вечеру. Что же касается направления обучения, то тут твоя ситуация уникальна, и учиться ты будешь всему параллельно. Тем не менее, формально тебе, Артур, необходимо числиться на каком-то факультете. Твоë слово?

Медлить я не стал.

— Боевой факультет, Виктор Васильевич.

— Интересный выбор, нечего сказать. Считаешь, что со своим ограничением ты сможешь многого достичь на поле боя? — Мужчина скрестил руки перед собой, внимательно на меня посмотрев. — Псионы боевых направлений делают свой выбор только раз. Просто бросить, подписав такой договор с государством, уже не удастся.

— А что насчëт практики боевых направлений «мирными» псионами?

— Запрещено. — Отрезал Виктор Васильевич. — На баловство закроют глаза, как и на методы самозащиты. Но не более того.

Ожидаемо и абсолютно верно в масштабах государства, которому как-то нужно было контролировать псионов. И принятие этого закона определëнно связано с первой и последней попыткой мирного коммунистического режима стать не совсем мирным: тогда Российская Империя едва не утонула в крови собственных граждан, но всë обошлось. К счастью.

— Тогда мой выбор не поменяется.

Ответственный за работу со студентами тяжко выдохнул, выдвинул верхний ящик своего стола и достал оттуда явно временный футляр, из которого изъяли медальон и цепь из отдающего алым металла. Свой аксессуар, пробывший со мной часа полтора от силы, я сдал здесь же, нацепив новый. Ну что ж: теперь силового метода решения конфликтов точно не избежать.

Я ж формально боевик, хоть и не умею ничего.

— Что ж, да будет так. Соответствующе изменëнное расписание получишь после завершения базового курса. На его освоение у тебя будет чуть меньше пары месяцев: тебе нужно успеть к началу сентября. Вопросы, Артур?

— Никаких, Виктор Васильевич. — У матроса нет вопросов. Так было и у меня: есть задача, есть путь еë решения. А проблемы будем решать по мере поступления.

— Прекрасно. Тогда далее тобой займëтся Дима. За сим вы свободны, господа студенты. Хельга, а ты задержись.

И мы с навязанным мне «проводником»-Дмитрием вышли в коридор, где переглянулись и, синхронно хмыкнув, отошли к пустующему лестничному пролёту.

— Артур Геслер. — Я протянул парню руку, поймав его взгляд и попытавшись ощутить хоть что-то там, где должен был быть его разум. Но там была даже не непроницаемая стена, а просто ничего. Пустота, которую можно было пронзить насквозь и не нащупать ничего лишнего. — Как ты уже понял, новенький студент.

— А ещё универсал и потенциальное оружие трона? — «Проводник» пожал мне руку. — Дмитрий Синицын, студент и псион третьего ранга квалификации, как ты уже мог слышать. Основное направление — телепатия, второстепенные — телекинез и криокинез. И раз уж меня назначили твоей нянькой, я собираюсь сделать всё для того, чтобы ты, находясь под моей ответственностью, не снискал себе проблем. Вопросы?

— Виктор Васильевич говорил, что ты — псион второго ранга, разве нет? — На память я не жаловался, а подсказывала она именно это. Но вот взгляд парня посмурнел, а он сам, помолчав пару секунд, объяснил это «расхождение».

— Формально я ещё в том году мог претендовать на третий ранг, но фактически мне его не дают под разными, чаще всего надуманными, предлогами. — Было забавно видеть, как здоровый «хулиган» с покрытыми татуировками руками морщится, словно ребёнок, которому не давали мороженое. — Уж поверь: если мы столкнёмся с Хельгой, однозначно сказать, кто победит будет невозможно.

— Справедливости ради, боевые возможности псионов для меня всё ещё остаются загадкой. — Я-«прошлый», как оказалось, практически ничего о псионах и не знал. А то, о чём мне уже рассказали или что я понял сам не давало сколь-нибудь полной картины, от которой можно было бы плясать. — Но рассказами, как я понимаю, тут не обойтись.

— Именно. Но через два дня будут практические сражения в «безопасном» формате, и я советую тебе их посетить. Узнаешь много нового о возможностях боевиков разных рангов. — Синицын подпёр спиной стену, проводив равнодушным взглядом прошедших мимо студентов, которые, казалось, не обращали на нас внимания. Я только-только обратил на это внимание, и почти сразу понял, что нас для них действительно не существует. — Заметил наконец?

— И как скоро я тоже буду способен на подобное?

— Отвести от себя внимание обычных людей ты сможешь, если твой потенциал не завышен, уже через неделю-две. Но на мой уровень выйти будет непросто: я тренируюсь с десяти лет, и при этом считаюсь если не лучшим менталом в третьем поколении, то одним из.

Я промолчал, так как лицемерить и изображать удивление или впечатлённость не хотел. Но Дмитрий Синицын, похоже, на это ни разу не обиделся.

— Итак, тебе, наверное, интересно, как будет проходить процесс обучения?

— Ещё как. — Я кивнул.

— Обычно это объясняют наставники, но в твоём случае было решено хотя бы на первое время воспользоваться моей помощью. Неправильная оценка ментального потенциала уже привела к тому, что семеро студентов просто отрубились, когда ты решил развернуть своё ментальное поле на полную, так что штатные учителя могут просто с тобой не справиться.

— Я не люблю хвастаться, но сегодня я приоткрылся совсем немного, даже полностью не сворачивая ограничивающую оболочку. И почти сразу прекратил, так как…

Договорить мне Дмитрий не дал:

— Ты уже изучал телепатию?

— На этот метод меня навела Хельга, объяснив, как перестать проецировать на всех свои эмоции. По дороге в академию я сначала целый район сподвиг набить животы, а после организовал пробку на трассе. И не сказать точно, скольких мне удалось зарядить отличным настроением. — И об этом меня отдельно, к слову, не расспрашивали. Смогла ли Хельга в своём разговоре с Виктором Васильевичем передать весь масштаб «бедствия»?

Судя по тому, как на меня смотрит Синицын — нет.

— За мной. — Как я ожидал, мы должны были вернуться в кабинет явно ответственного за меня Виктора Васильевича, но у Синицына на этот счёт были другие планы. Миновав ту самую дверь, за которой я ощутил явно недовольную и «кипящую» Хельгу, мы спустились на первый этаж, где мне была продемонстрирована дверь, открыть которую без соответствующих доступов было нельзя. Но моего проводника умная система с камерами опознала по морде лица, и уже через пять минут, пройдя по монолитной лестнице, обшитой металлом и стоящей в коробе из стальных конструкций, мы оказались в зале-полусфере, чем-то напоминающем мне увиденные вчера полигоны.

— Это малый внутренний полигон, один из нескольких. Здесь можно более-менее сносно тренироваться с тем, что в перспективе не вызовет серьёзных разрушений. Доступ сюда выдают только лучшим, зарекомендовавшим себя и доказавшим серьёзное отношение к псионике…

— Не думал, что в этой академии может быть иначе.

— О, ещё как может! Всякий псион обладает выдающимся интеллектом, но не всякого псиона жизнь одаряет мудростью. Среди нашего брата встречаются и тупые, в чём ты убедишься уже очень скоро. Но я тебе этого не говорил. — Дмитрий тем временем вышел в центр зала, замер на секунду — и я ощутил, как его разум развернулся из крошечной точки, затопив собой всю комнату. Изначальная «волна» не заставила меня даже поморщиться, но вот дальше я напрягся. Парень будто специально увеличивал давление, пристально за мной наблюдая.

— Это так я ударил по тем несчастным?

— Намного слабее. — Синицын покачал головой, не сводя с меня какого-то странного взгляда. — Если бы в этой комнате оказался кто-то из тех, кого ты вырубил там… — Он задрал глаза. — … то всё закончилось бы семёркой трупов. И не парься так: я отслеживал твоё состояние, и прекратил бы при первых признаках серьёзного недомогания.

— И на том спасибо. — Не то, чтобы мне понравилось произошедшее, но здесь и сейчас я ничего с этим поделать не мог. Мир псионов был для меня абсолютно непонятен, а размахивать и кричать, что так не делается, даже не вникнув в суть… Ну, есть и более простые способы выставить себя идиотом в глазах ровесника, по квалификации стоящего вровень с Хельгой. — Но к чему эта проверка?

— В срочно созванной комиссии не было менталов, так что по этому направлению тебя толком не проверили, и вообще непонятно, каким местом ставили оценку потенциала в телепатии. — Парень достал свой смартфон, посмотрел на него секунду и чертыхнулся, вернув гаджет в карман. — Постоянно забываю, что связи здесь нет. Но подниматься мне лень, так что давай просто поступим так, как поступил бы любой разумный человек. Ты не стой, присаживайся: если что, будет не так высоко падать…

— Тебя не в Китае учили, случаем? — Я вопросительно вскинул бровь. Что-то методы этого товарища мне напоминали какие-то адские тренировки восточных мастеров боевых искусств, где ты или добился успеха, или сдох.

— Хуже. Меня учила госпожа Марина Несвицкая, мир её праху. Методы у неё были жуткие, но иным образом выучить меня не представлялось возможным. — Судя по тому, как этот блондинистый здоровяк прикрыл затылок, обучение там было действительно не самым мягким. Но о Несвицкой я не слышал, что, похоже, было упущением. Раз уж я познакомился с её учеником, то неплохо будет и о ней самой что-то да узнать. — Итак, объясню суть. Что такое телепатия? Это направление псионики, подразумевающее работу с ограниченной областью реальности силами своего разума. И под разумом я имею в виду не только мозг, но и ментальное поле псиона. То, что в каком-то смысле делает нас частично-энергетическими формами жизни…

Что ж, по крайней мере это объясняет тот факт, что я чертовски много времени прожил в застывшем мгновении. Мозг наверняка встал намертво, а вот энергетическая часть разума осталась, и её каким-то образом хватило для того, чтобы я осознавал себя, обстоятельства и всё происходящее.

— Потому, когда мы говорим о ментальном поле, подразумевается именно эта энергетическая часть разума. Ты пробовал сжать свой разум сильнее, чем есть сейчас?

— Пробовал. И чуть не помер от боли. — Я, вспомнив то мгновение, не удержался и нахмурился. — Ужасное ощущение.

— Это значит, что ты залез на территорию «ядра» своего разума, того, что является тобой. У всех менталов эта область отличается, но можно точно сказать, что её размеры зависят от ментальной мощи конкретного псиона. Ядра лишённых способностей к телепатии псионов, как правило, не особо сильно расходятся с физическими размерами их мозга. У обычных людей «ядер» нет вовсе. И эта же область — то, что ты должен защищать любой ценой. Догадываешься, почему?

Я задумался.

— Возможно ли, что наша сила — это наша же слабость? — Мне даже особо ускорять разум для размышлений не потребовалось, так как логическая цепочка выстроилась сама собой.

— Подробнее. — Уголки губ Синицына чуть приподнялись, а его взгляд изменился. Судя по всему, я размышляю в верном направлении.

— Мне сложно представить ситуацию, в которой телепаты могли бы проиграть любому другому псиону, имея возможность незаметно и быстро вскипятить тому мозги. Значит, мы по какой-то причине не можем этого сделать, или это достаточно проблематичная задача… — Я продолжал отслеживать реакции «наставника», но тот особо ничего не демонстрировал. Просто слушал, кивая в такт моим словам. — Но при этом ты практически прямо указал на то, что я должен всячески защищать ядро своего разума. Следовательно, оно уязвимо. И, что вполне вероятно, уязвимо куда больше, чем ядро, например, Хельги.

— В точку. — Парень демонстративно похлопал в ладоши. — Ядра разума менталов действительно намного уязвимее таковых у остальных псионов. Потому что в «стандартном режиме» мы как бы открываемся, подаёмся навстречу всему остальному миру, и вместе с тем становимся уязвимыми. А любая попытка привести свой разум в состояние, аналогичное таковому у не-телепатов… приводит к безумию.

Во взгляде Синицына промелькнуло нечто, заставившее меня удержать рвущийся наружу вопрос о конкретных случаях при себе. Я безо всякой телепатии почувствовал, что на эту тему ему говорить попросту больно.

— Но как тогда ты полностью изчезал из моего восприятия?

Парень хмыкнул и покачал пальцем:

— Замкнуться в себе и скрыть разум в «кармане» — это не одно и то же. И тебе пока рано об этом думать. В первую очередь мы займёмся такими базовыми вещами, как ослабление проецирования твоих мыслей на окружающих без этих твоих «границ» из дерьма и палок. Если успеем, то и с фильтрацией «входящих» мыслей и эмоций разберёмся.

— Толпа не вызывала у меня никакого дискомфорта. — Припомнил я, предварительно прикинув, для чего может понадобиться фильтровать поток улавливаемых мною мыслей.

— Ну, это дело твоё, Артур. Просто многих гнетёт то, что они как будто подсматривают за своими друзьями, знакомыми, семьёй… — Что ж, меня к этой категории причислить нельзя. — Если тебя это не волнует, то и чёрт с ним, займёмся обратным: намеренным сканированием.

— Хельга говорила, что за такое по головке не погладят…

— Если заметят. — Я вскинул бровь. — Что? Сам же видел во мне «хулигана», а теперь удивляешься?

Значит, мои мысли частично утекли. Дерьмово. И даже думать не буду о том, о чём нельзя думать. Во избежание.

— Один вопрос, Дима. Могу же я так тебя называть?

— Никаких проблем. — Парень размял шею. — Спрашивай.

— Почему ты взялся меня учить, да ещё и так? Подозреваю, что «базовая программа» выглядит совсем иначе…

— Тебе правду сказать или честно ответить? — На субъективную пару секунд я всё-таки завис, но быстро уловил суть этой фразы.

— Я бы выслушал оба варианта.

— Ну, первое — мне приказали, а я птица подневольная, контрактами связанная и приказы выполняющая. — Это правда, в которой нет ни слова лжи. — А второе — я наконец-то встретил человека, потенциал которого не уступает моему! И просто отдать тебя боевикам, которые наверняка загубят твой потенциал своим дуболомством… Да ну их нахер, я так тебе скажу!

— Критичненько. Но мне нравится. — Хвалите меня полностью! — Тогда давайте приступим, учитель.

Блондин довольно осклабился, расправил плечи и начал выхаживать передо мной взад-вперёд, толкая речь и активно жестикулируя. Ну надо же: второй псион-ровесник, и тоже с задатками наставника! Повезло, или это в целом весьма распространено? Кто знает…

— Итак, проецирование мыслей. Теорию ты и сам потом подтянешь, так что мы перейдём к сжатому пересказу и практике. Запоминай, но пока не повторяй…

Я обратился во внимание, решив сходу продемонстрировать, на что способен мой разум. Потому что два месяца учиться основам — это, с моими-то возможностями, всё равно что микроскопом гвозди забивать.

Наверное…

Глава 7
Искренность и симпатия

Всё занятие включая практику отняло у меня шесть часов, и в конечном итоге я вогнал Синицына в депрессию. Он-то думал, что это его таланты находятся вне всяких рамок, но появился я, задумчиво послушал объяснения наставника — и за считанные часы обучился всему тому, что блондин планировал преподавать мне в первую неделю. За что бы я ни взялся — всё получалось с наскока и ощущалось так, словно я вспоминал давно забытое старое. Но откуда взяться этому ощущению у меня, к псионике впервые прикоснувшемуся только вчера — большой, прямо-таки огромный вопрос.

— Схемы, которые ты просил. Рассортированы по этажам, подписаны, насколько мне известно, довольно точно. Пришлось повозиться, что б мне дали их распечатать. — Порядком уставший и несколько хмурый, вернувшийся из ректората Дмитрий Синицын вручил мне стопку распечатанных на бумаге листов в довесок к паре десятков книг, которые я честно выгрыз у местной библиотекарши. Она не верила в то, что мне может понадобиться столько литературы единомоментно, но уставшее лицо моего «наставника» вкупе с его же словами поставили в этом деле жирную точку. Артур Геслер, ваш скромный слуга, получил свои читательские документы с расширенным доступом под ответственность псиона третьего ранга квалификации.

Синицын так же посоветовал взять подпись у Виктора Васильевича, но я решил с этим не торопиться и заняться только при случае. Пока же у меня образовалось свободное время, которое я намеревался провести в окружении набранных книг, содержащих в себе «базовые знания о псионике». Каждые два-три тома повествовали о чём-то одном, так что плёвым делом освоение этого знания действительно не было. Но знаете, за какое объективное время я мог прочесть и освоить «средней тяжести» труд в пятьсот листов мелким шрифтом?

За пятнадцать-двадцать минут объективного времени, и проверено это было на «базе» по телепатии, прямо на глазах у Синицына. Всё было бы ещё быстрее, если бы мне не нужно было иногда задерживаться и медленнее переворачивать страницы телекинезом: слишком высокая скорость представляла для бумаги угрозу, а за мои книги, как-никак, поручился другой человек. Я же был не из тех, кто вот так просто возьмёт и подставит ближнего своего, так что читал «медленно и аккуратно».

— Спасибо. Где и когда встречаемся завтра?

— Ты не дурак, так что в первой половине дня сориентируешься сам. А в обед встретимся во второй столовой, и уже оттуда дойдëм до ближайшего свободного полигона. — Синицын развернулся, не оборачиваясь махнул рукой и бросил: — Бывай! И не сыщи себе проблем!

— Если бы я их ещë и искал…

На том мы и разошлись: чай, не кисейные барышни и не закадычные приятели, что б прощаться иначе.

Спустя половину часа, в предвкушении скорого погружения в мир нового и неизведанного я шагал по широкой тропинке, наслаждаясь видами и сверяясь с «сохранённой» в голове схемой академии и отдельно «общежития», в середине четвёртого ряда которого и находилось моё новое, просторное жилище. И пусть просторы эти мне пока были без надобности, такое отношение приятно грело душу. И даже то, что я по итогу окажусь в том же положении, что и Дмитрий, не слишком портило картину. Всё равно ведь получу то, что мне нужно: знания, возможности и стабильность. А если в будущем мне станет чего-то не хватать, то условия можно будет и изменить.

Достаточно просто стать сверхценным, желательно незаменимым человеком, а остальное приложится.

Прошедший день дал мне чертовски много, так что я был практически полностью погружен в собственные мысли. И потому не сразу заметил неясные шевеления среди деревьев, откуда раздавались ругательства пополам с заливистым ржачем нескольких мужских глоток. И я бы прошёл мимо, если бы не отчётливо шибанувший в голову «аромат» обиды, стыда и отчаяния, исходящий совсем не от выстроившихся полукругом «веселящихся» разумов.

— В академии не происходит ничего из ряда вон, говорила она. Не сыщи себе проблем, говорил он. — Я огляделся, но на всём обозримом пространстве не было никого и ничего кроме вашего покорного слуги и его книг. Последние я, тяжко вздохнув, сгрузил на ближайшую лавочку, понадеявшись на то, что успею, если что, заявить права на своё добро и не дать ему никого утащить. — А камеры — и те поленились поставить! Одни фонари, зато с коваными украшениями…

Кусты и деревья расступились, стоило только сделать несколько шагов вглубь этой слегка запущенной части парка. И увиденная картина полностью совпала с той, что я нарисовал для себя с помощью своего комбинированного восприятия, которое было во многом куда лучше зрения. Правда, последнее было привычнее, но логика требует отказаться от худшего в пользу лучшего.

Решу этот вопрос потом, а пока — дебилы, издевающиеся над неспособным дать им отпор бедолагой. Всего семеро человек, все как один носят тёмно-алые медальоны, что косвенно объясняет природу конфликта: Хельга как-то обмолвилась о том, что «боевики» решают проблемы в основном силовыми методами. Но что б вшестером кидаться на одного…

Впрочем, избиения тут не было, а была обычная травля условных школьников, нашедших среди «одноклассников» беззащитную жертву. В траве валялась сумка с рассыпавшимися книгами и личными вещами, на ветке на высоте пяти метров болтался аккуратный белый пиджачок, а в эпицентре сего безобразия дебилы перебрасывали друг другу некий кейс а-ля пенал для ручки, до которого отчаянно и безо всякого эффекта пытался допрыгнуть невысокий беловолосый паренёк. Или ничерта не паренёк, если судить по забранным в пучок на затылке длинным волосам? Да ну: это каким надо быть животным, что б так издеваться над слабым полом? Так что будем исходить из лучшего, и действовать соответствующе.

Ну а если всё окажется иначе…

— Парни, я, конечно, судить не берусь, но какая-то у вас борьба односторонняя, не находите? — Я уже примерно, — очень, — представлял себе, чем можно впечатлить других псионов, и потому не постеснялся подхватить телекинезом всё честно отнятое у выбранного целью издёвок бедолаги, закружив это над поляной и поочерёдно опустив всё на травку перед ним. — Давайте разойдёмся на этой ноте и не будем создавать друг другу проблем, а?

— Самый смелый, что ли? — На меня воззрился самый приметный, крупный и рыжий, как факел верзила. Ну, как верзила: широтой плеч он похвастаться не мог, но был высоким и довольно крепким парнем. — Новенький тут?

— Можно сказать и так. Но я тут полистал правила этого прекрасного учебного заведения, и издевательства, особенно такого плана, там описаны отдельным пунктом. За свидетеля я сойду, объект издевательств у нас тоже есть… — Я смотрел на хулиганьё лет шестнадцати-семнадцати, и пока не видел никаких попыток огрызнуться. Только рыжий смотрел на меня недобро, но главарю это простительно. — Давайте не будем доводить до крайностей?

— До крайностей доведёшь ты, если будешь и дальше заступаться за эту тварь. Ты хоть её знаешь?

— Её? — Я прищурился, а мои «лишние конечности», казалось, разом налились силой. Я вновь почувствовал воодушевление и правильность в том, что собирался сделать, и решил не спорить с собой. «Боевики» дерутся, порой с использованием своих сил? Дерутся. Их за это не исключают? Не исключают. Значит, можно действовать в неких рамках разумного. До самого далёкого горе-студента как раз осталось всего восемь метров. — Ладно, бедолаги. Переговоры завершены досрочно, выводы сделаны не в вашу пользу…

Сегодня я очень много времени уделил именно менталу, попутно «качая» телекинез под присмотром Синицына. Он настаивал на том, что мне нужно развивать многозадачность, но так и не понял, что в этом плане я уже весьма неплох. Не столько за счёт ускорения сознания, сколько благодаря своему разуму как таковому. Вот и сейчас пласты земли в ногах у всей шестёрки синхронно поползли в стороны, невидимые потоки подхватили падающих и не позволили им обо что-то удариться, а «спущенное с цепи» ментальное поле, направляемое моей волей, аккуратно, даже слишком мягко прошлось по каждому отдельно.

Спокойно, хладнокровно и расчётливо.

Ничего не успело начаться, как уже наступил конец. Поспать отправились абсолютно все, и все же не получили никаких травм. Даже кровотечения из носа не было ни у одной из целей, хоть Дима и предупреждал меня о том, что попервой с слабосилками легко переборщить. И сильных среди них не оказалось, что тоже большой плюс.

— Цела и здорова? — Я наконец-то обратил внимание своих глаз на девушку, которая при ближайшем рассмотрении действительно оказалась девушкой. Просто одевалась почти так же, как Хельга, но не имея столь выдающихся форм. Брюки, рубашка а-ля блузка, пиджачок, который у неё отняли, галстук, туфли с невысоким каблуком и пронзительные ярко-голубые глаза, контрастирующие со светлой кожей и белоснежными, — не седыми! — волосами. Прямо-таки милашка, если не обращать внимания на общую растрёпанность, следы от слёз и припухшее от них же лицо.

— Да. Они не били, просто… шутили.

— За такие шутки их ожидает прекрасное пробуждение в парке посреди ночи. — Я довольно оскалился. Если так можно решать конфликты со всеми псионами значительно слабее меня, — а это абсолютное большинство, — то жизнь не так уж и плоха! — И… почему ты так на меня смотришь?

— Я думала, что ты слепой… — Видимо, вопрос в моём взгляде читался слишком явно, так что малявка поспешила пуститься в объяснения: — Когда ты вышел сюда, ты зрачками не шевелил. А сейчас всё стало нормально…

— Слишком сосредоточился на том, чтобы и вырубить их, и не навредить. Я, знаешь ли, и правда новичок. — Новичок новичком, но я что, реально совсем не полагался на зрение в «критический момент»? И хорошо это или плохо? — Не сочти за грубость, но позволь тебе помочь. Меня зовут Артур, к слову.

Ронять и ловить людей телекинезом я уже потренировался, так что и с очисткой вещей девчонки от налипшей грязи проблем тоже не возникло. Правда, совсем мелкие загрязнения убрать не вышло, но вот веточки, кусочки земли и всё такое я удачно с вещей снял. Зачем? Захотелось! Бывает такое у парней, включая и желание заступиться. И явление, между прочим, нормальное.

Хоть и не всегда правильное, а иногда — последнее в жизни.

— Ксения. — Девушка то ли глубоко кивнула, то ли коротко поклонилась. — А как ты их?..

— Телепатия и немного телекинеза. Тебя проводить?

— Лучше не надо! — Сразу встрепенулась она. — Со мной вообще не стоит общаться. Тоже попадёшь под удар, и всё…

— Под удар я попаду и так. — Философски заметил я. — Так что называй адрес и собирайся. Но не торопись: я никуда не спешу.

Тут-то я и вспомнил про книги, обратил в нужном направлении внимание — и облегчённо выдохнул: моя маленькая личная библиотека находилась в целости и сохранности. Правда, совсем скоро целость и сохранность оказалась под угрозой, так как всего через пять минут серое вечернее небо затянули тяжёлые тучи, каждая из которых грозила утопить мою литературу раз и навсегда.

— Как бы дождь не начался… — Ксения посмотрела на меня с большим подозрением и непониманием. — У меня книги, а телекинезом закрываться от ливней я ещё не учился.

— Над академией же купол. Дождей здесь не бывает…

На мгновение показалось, что я никогда ещё не чувствовал себя настолько тупым. Но память услужливо вывалила ряд таких случаев, которые мне категорически не нравились. Я ускорил сознание, быстро проанализировав свои действия от начала до конца… и понял, что гормоны — это действительно штука, которая может исказить даже самый могущественный разум, стоит тому только расслабиться. Но с другой стороны, эта стычка принесла мне интересный опыт, новое знакомство и ряд непривычных ощущений. Стоило ли оно того? Это покажет время. А пока я с удовольствием залезу ещё глубже в болото, ибо моё лицо вся шестёрка один хрен видела, а стирать память я даже пробовать не стану: без соответствующей подготовки телепат скорее себе навредит, чем кому-то ещё.

— Я упустил этот момент из виду. Так что насчёт адреса? — Книги и сумка девушки заняли место позади меня, — телекинез — идеальный бытовой инструмент, — а она сама пристроилась по правую руку, то и дело озираясь. Ну и зашугали её, конечно. Узнать бы за что, да вот так в лоб спрашивать как-то некорректно.

— Первая линия, одиннадцатый дом. — Тихо ответила Ксения, смирившись, по всей видимости, со своей судьбой. Ну да: от меня так просто не отделаться.

Первую четверть часа мы шли в практически полной тишине. Из всех голосов я слышал только слова студентов, проходивших мимо, чаще всего — нам навстречу. Общительностью моя новая знакомая не отличалась, а я не пытался это изменить. Понимал, что человеку, против которого настроены все и вся сложно будет сразу взять и принять кого-то, предложившего свою помощь. Да и не определился я ещё со своими намерениями, если честно. Стоит как минимум разобраться в её проблеме, прежде чем что-то делать.

Но ничто не длится вечно, и тишина — не исключение.

— Почему ты мне помог?

Я хмыкнул. Есть контакт?

— Захотел. — Ни слова лжи, ни грана правды. — Не в моих правилах игнорировать такие ситуации. Да и приключения я люблю, чего уж.

— Ты же даже не знаешь, почему они это делали. Может, я и помощи недостойна?

— Лично ты ничего не сделала, а на обиды окружающих мне, если честно, плевать. Каждый нормальный парень помог бы красивой девушке, попавшей в беду. — Говорить, что я поначалу принял её за парня было смерти подобно, так что этот вариант я даже не рассматривал. — А в местной кухне с интригами я ещё разберусь.

Последующие слова Ксении должны были донести до меня какую-то информацию, но в этом тихом шёпоте разобрать хоть что-то было решительно невозможно. И я не разобрал, сначала просто внимательно посмотрев на вжавшую голову в плечи девушку, а потом и попросив её повторить.

— Если ты будешь так шептать, я тебя никогда не услышу.

И снова пауза. Короткая, но способная сказать менталу очень и очень многое. Да даже простой человек что-то, да понял бы, не прибегая к «поимке» эха эмоций, в которых смешался стыд, грусть, тоска… и ненависть. Отборная такая, яркая, объятая пламенем и буквально обжигающая.

— Я — Алексеева. Мой отец собирался свергнуть императора, но заговор был раскрыт и предотвращён. Я… ничего не знала, и меня оставили в живых. Но всеобщей любви мне это не прибавило, как видишь… — Мне оставалось только хмыкнуть. О событиях шестимесячной давности не знал только ленивый, как и о заговоре, зревшем без малого полтора века. Идея свержения монарха передавалась у Алексеевых от отца к сыну, но по счастливой случайности всё своевременно всплыло, и целый могущественный род военачальников исчез отовсюду.

Но кое-что осталось… и кое-кто тоже.

— Тебя оставили в живых? Приказом самого Императора Алексея Второго? — Девушка кивнула. — Тогда у тебя нет повода считать себя виноватой. И куда смотрят преподаватели? Ректорат?

— Скорее всего, они опасаются что-то предпринимать по политическим причинам. Помощь дочери предателя — сродни помощи самому предателю. Так что и тебе не стоит в это лезть, от меня в любом случае не отстанут. Тогда слишком многие погибли, а из «виноватых» осталась только я.

Я не был защитником сирых и убогих, как и не считал себя кому-то чем-то обязанным только по половому признаку. Но и трусость презирал, ибо нет оков худших, чем страх и боязнь попасть под удар. Свободен ли тот, кто и шагу не делает, если знает, что в выбранном направлении ему что-то грозит? Нет, конечно же. Настоящая свобода — это сила и бескомпромиссность, это страсть и движение вперёд. И я, помимо всего прочего, хотел обрести именно такую свободу. А раз уж начинать стоит с малого, то дать старт прощупыванию границ дозволенного можно и с помощи этой бедняжке.

Достаточно одного только желания.

— Это не причина. Ну и я привык доводить дело до конца.

Впереди тем временем показался искомый дом, состояние которого, вопреки моим опасениям, не отличалось от такового у всех остальных строений в округе. Значит, хотя бы видимость нормальной обстановки тут соблюдают, и травля — это максимум дозволенного для местных дебилов. В голове несвоевременно всплыл вопрос касательно того, чем я, чёрт подери, занимаюсь в своё «время для чтения», но я быстро его отмёл, едва взглянув на развернувшуюся ко мне девушку. В её эмоциях, — да и во взгляде тоже, — читалась благодарность, и это было, несомненно, ощущением приятным, можно сказать — новым. Ведь каждый отголосок эмоции или мысли ощущался по-своему, и «коллекцию» я мог пополнять практически бесконечно.

— Ещё раз спасибо, Артур. И… я надеюсь, в следующий раз мы встретимся при иных обстоятельствах.

— Обязательно. — А что я, чёрт вас дери, вообще оправдываюсь? Скажем честно: мне она понравилась, точка! Нужны ещё причины? Нет? Тогда закрыли тему! Правда, тут ещё вопрос с Хельгой, но там всё слишком неоднозначно и вообще фиктивно. — Оставишь свой номер?

Я потянулся было за телефоном, но вспомнил о том, что я его благополучно потерял. Может, дома оставил в тот злополучный день. Но идеальная память — это всё ещё идеальная память, так что варианты у меня были. Потому осталось лишь дождаться решения девушки, которое станет ключевым. Примет она мою помощь, — без задних мыслей, но и если «не», то я тоже не слишком расстроюсь, — или откажется, опасаясь последствий для меня или для себя.

Тогда и только тогда я додумался до того, что Ксения Алексеева — аристократка, хоть и бывшая. А вот я простолюдин, и о моём настоящем потенциале ей знать неоткуда. Мне резко стало намного более интересно, как она себя поведёт и что решит, так что момент, когда она приоткрыла ротик, в моменте был воспринят мною сродни началу концерта любимой группы.

— Запишешь, или так запомнишь?

— Запомню.

Я улыбнулся. Второй день, а столько событий, столько красок! Как можно было не ценить этого в далёком прошлом? А я не ценил, и считал, что жизнь — это нечто само собой разумеющееся.

Одним словом, был круглым дураком…

Глава 8
Отголоски безумия

Утро началось с кофе, круассанов и парного молока… Нет, не так. Кофе, круассаны и молоко были вчера, а сегодня меня потчевали увесистым бубликом с ручкой и начинкой в виде ароматного фарша с какими-то специями. Бонусом шёл фруктовый чай и конфеты столичной кондитерской фабрики. Вроде бы и тяжёло для завтрака, но по ощущениям — в самый раз! Так что заряд бодрости вышел самый что ни на есть хороший, и из дома я вышел в приподнятом, — опять? — настроении.

За прошедшую ночь я не только поспал и отдохнул, но и обдумал своё… поведение, так скажем. Спросил сам себя, зачем и почему я не просто помог девчушке, — с этим-то как раз понятно, — но и пошёл дальше, заведя знакомство и очевидно загнав себя в не самую благоприятную ситуацию. Стали очевидны явные проблемы с логикой, которые вчера я старательно не замечал. Вроде бы тем же днём согласился с предложением Хельги, а спустя несколько часов связался с дочерью раскрытого и сверженного «потомственного» предателя.

Ещё и номер у неё стрельнул…

Помощь как таковая — это нормально. Ненормально было бы спокойно пройти мимо и ничего не попытаться сделать. Но вот так влезать в чуждые мне «аристократические» распри… решение, мягко говоря, сомнительное. Списать это на лёгкое помутнение и заторможенность, которые мне пророчил Синицын после тяжёлой тренировки ментала было сложно. Я бы это наверняка заметил. Гормоны? Так я точно не настолько плох, чтобы до такой степени им поддаваться. Но тогда что? Пресловутое сумасшествие, которого я так опасался, выразилось в неистовом желании стать в каждой бочке, — и не только бочке, — затычкой?

Или я всё-таки слегка дурак, действия которого рационально не объяснить?

С этим нужно было разобраться, так или иначе.

Пока же я мог только следовать намеченному «плану» с учётом отклонения от курса, да надеяться на то, что ситуация прояснится уже в ближайшие дни. Ничего критичного, в целом, пока не случилось: договор с Хельгой я не нарушил просто потому, что ничего с ней пока и не начиналось, а высказанное Ксении намерение ей помочь, так-то, не обязывало ни меня, ни её к близкому общению. Может, обзаведусь славой защитника слабых и угнетённых — будет и у меня своя странность.

На том я, ступая под своды центрального холла академии, и порешил.

Первым пунктом в моём расписании на сегодня значилось индивидуальное занятие с псионом-пирокинетиком в одной из аудиторий на одиннадцатом этаже, так что я направился именно туда. И каково же было моё удивление, когда встретил меня не умудрённый годами профессор, а одна аловолосая особа, которая, как я полагал, должна была хотя бы на пару дней пропасть с радаров в силу отличий в наших расписаниях. Хельга восседала за учительским столом спиной ко мне, и, закинув ногу на ногу, покачивала головой в такт звучащей в наушниках мелодии. Я пришёл раньше требуемого, и до начала занятий согласно расписанию оставалось ещё что-то около двадцати минут, так что я не стал сразу её одёргивать. Просто просочился за один из столов первого ряда, где с комфортом устроился: всего-то и надо было, что прихватить с собой недочитанную с вечера книгу. Моя теоретическая подкованность в «базовых» манипуляциях практически достигла ста процентов, так как этот увесистый, тёмно-синий с золотой окантовкой том, посвящённый телепатическим воздействиям, остался последним.

И мне как раз должно было хватить времени для того, чтобы с ним справиться…

Спустя двенадцать минут я захлопнул книгу, закинул её в сумку, — которых в доме была целая коллекция, между прочим, — и аккуратно спроецировал на так ни разу не обернувшуюся девушку ощущение своего присутствия. Получилось неплохо: Хельга в какой-то момент действительно развернулась, удивлённо распахнула глаза и стянула с головы наушники.

— И давно ты тут?

— Минут пятнадцать. — Я пожал плечами. — Не хотел отвлекать, да и книгу дочитать было надо.

Естественно, книги она взглядом найти не смогла, так как я ту уже убрал. А спрашивать она не стала, решив, по всей видимости, обобщить:

— Многое понял?

— Всё. И раз уж ты сегодня заменяешь преподавателя пирокинетики, как насчёт того, чтобы прогнать меня по всем базовым основам и провести практический зачёт? У тебя же есть доступ на полигоны на минус первом этаже? — Честно сказать, проверить я хотел не только пирокинетику, но и другие «дисциплины». Теоретическое знание, наложившееся на понимание — это, конечно, хорошо, но без практических навыков не обойтись.

— Ты, должно быть, шутишь? — Хельга сделала бровки домиком, встала и оперлась обеими руками на стол. При этом я ощутил, как она будто бы сконцентрировалась на пространстве вокруг меня, что было эффектом крайне интересным. Готовится к чему-то? — Как насчёт того, чтобы продемонстрировать мне, скажем, дуговой разряд?

Я развёл указательный и большой пальцы, натянув между ними бело-прозрачную дугу плазмы, которой, при желании, можно было резать металл, и на которую было банально опасно смотреть напрямую. И пусть со стороны щелчок пальцами выглядел так, словно я уже сто раз так делал, в действительности сий процесс протекал для меня неадекватно долго. Я был готов в любое мгновение всё прервать и отступить во избежание, но ничего сверхъестественного не произошло. Плазма стабильно делала своё грязное дело, я её удерживал и не позволял жару навредить своему телу. Но вокруг постепенно становилось всё теплее, и я, взвесив все риски, начал параллельно охлаждать воздух, использовав вполне себе базовый метод. Концентрация? Усилие? Всё это можно было даже не учитывать, до того простым оказалось действо на самом деле.

— Ослабь воздействие до уровня тлеющего разряда… — Я поступил так, как было сказано, и дуга перестала считаться таковой, оставив после себя нечто похожее, но при том не обладающее соответствующей разрушительной силой. — Прекрати процесс. Бери свои вещи, спустимся на полигон. А мне нужно позвонить…

Кабинет мы покинули в спешке, и точно так же Хельга получала инструкции от, очевидно, Виктора Васильевича, которого тоже приятно удивила моя обучаемость. Удивила до того, что он возжелал лично взглянуть на мои успехи, и на крошечном полигоне мы втроём собрались уже через четверть часа. Право слово: проще было в моём случае не дёргать постоянно не последнего человека в Великой Академии, а пересмотреть методики тестирования и не упразднять обещанные проверки в пользу скорейшего начала обучения. Правда, ещё вчера я и знать не знал о том, какой возьму темп, но кто тут профессионально учит псионов Российской Империи — я или они⁈

— Прекрасно! Просто прекрасно! — Виктор Васильевич рассмеялся что есть мочи, и не думая скрывать своего удовлетворения. Премию ему, что ли, за меня выдадут? — Значит, ты изучил всю литературу, включённую в базовый список, за один вечер?

— Прочитал — да. — Слукавил я. — Но понимание может помочь обрести только практика. Дайте мне доступ к какому-нибудь пустующему полигону — и через неделю я, скорее всего, легко сдам все положенные экзамены.

Мужчина пару раз ударил в ладоши, демонстрируя при этом ряд идеально-белых зубов. Вот уж у кого тут превосходное настроение, так это у него.

— Будут тебе доступы, Артур. Но помни о том, что любые манипуляции сверх базовых впервые проводить следует на других, специальным образом подготовленных и удалённых от других людей полигонах. — Лучше десять раз повторить, чем единожды не донести до инициативного студента эту непреложную истину. С трупами ведь не студенту этому придётся разбираться, а человеку, ответственному по меньшей мере за пару тысяч псионов, числящихся в этом учебном заведении. — Я не запрещаю тебе посещать полигоны в одиночку, но лучше будет, если ты станешь практиковаться в чём-то новом только под присмотром Хельги или Дмитрия.

— Само собой, Виктор Васильевич. — Я кивнул, неявно кривя сердцем. Кое-что мне нужно будет сначала проверить в одиночестве, но это «кое-что» — манипуляции абсолютно безопасные. — И у меня есть ещё несколько вопросов, которые мне бы хотелось обсудить с вами лично.

Хельга в ответ на это моё заявление вскинула бровь, но возникать не стала. Стоило только уважаемому ею Виктору Васильевичу переменить взгляд, как девушка чуть ли не испарилась, скрывшись за массивной бронированной дверью. Собственно, гулкий рокот автоматических замков последней и разделил разговор на «до» и «после».

— Вчера я, возвращаясь в дом, столкнулся со здоровыми лбами с боевого направления, вшестером травящими другую студентку. Не знаю, слышали ли вы, но я их аккуратно вырубил и оставил отдыхать в парке среди деревьев. Обошлось без травм. — Я старался подбирать слова, но почему-то воспоминания о том вечере вызывали во мне явную, с трудом поддающуюся контролю злобу. И направлена она была на скотов, считающих, что издеваться над слабыми — это вполне себе норма. Такое в нормальном обществе даже детям не спускают, а тут псионы, обучающиеся в лучшей академии страны. — И эта девушка мне поведала о том, что руководство академии и преподаватели в частности не делают ничего для того, чтобы прекратить травлю.

Уроки Синицына не прошли даром, и от Виктора Васильевича я уловил очень слабое, почти задавленное, но всё-таки эхо досады, тесно со мной связанной.

— Ранее вы мне говорили, что силовые методы решения вопросов, в пределах разумного, естественно, распространены среди студентов боевых направлений, и я это принял. Вы также называли академию как бы не самым безопасным местом в стране, и в целом делали всё для того, чтобы у меня сложилось о ней самое лучшее впечатление. Но как можно несколько месяцев закрывать глаза на очевидные попытки загнобить человека, который в силу обстоятельств даже ответить неспособен?

— Ты говоришь о Ксении Алексеевой. — Не спросил — сказал мужчина. — С ней сложилась очень непростая ситуация, Артур. Потомок ныне уничтоженного рода предателей и единственная живая носительница крови Алексеевых — это красный флаг для быков, для разъярённых детей и дочерей тех мужчин и женщин, что погибли во время подавления так и не начавшегося восстания. Её доказанная невиновность не играет роли для тех, чей взор застлала боль потери.

Не стоит и говорить о том, что я об этом уже знал. Что-то сказала сама Ксения, а что-то я восстановил из недр своей памяти, собрав воедино некое подобие цельной картины.

— Я могу их понять. — Могу? — Но не принять. Можете считать меня идеалистом, но спокойно смотреть за травлей в отношении сломленного, неспособного за себя постоять человека я не стану.

— Ты и представить себе не можешь, в какую грязь собираешься влезть, Артур. — Не телепатией, но неким человеческим чутьём я воспринял недовольство мужчины, сколь ни пытался тот его скрыть. — Я не буду скрывать: ты интересен многим, и тебе готовы делать послабления. Но у всего есть предел. Ты собираешься помочь дочери ПРЕДАТЕЛЯ ТРОНА, понимаешь? Человека, собиравшегося покуситься на жизнь всей императорской семьи!

— Виктор Васильевич… — Я тяжко, словно древний старец, вздохнул. Хотя почему «словно»? Разумом я был древнее любого из когда-либо живших людей. А что до опыта, то за него можно считать и безумные видения, в которых я жил и умирал. — Когда убийца лишает кого-то жизни, никто не винит в этом его близких, которые и знать не знали о промысле своего родственника. И нескольких месяцев более, чем достаточно для того, чтобы потерявшие кого-то во время подавления восстания люди перегорели и перестали винить во всём невиновного. Тех же, кто продолжает заниматься травлей и издевательствами, я не могу считать людьми.

— Думай, что и кому говоришь. — Серые глаза ответственного за работу со студентами вспыхнули холодной сталью, а он сам, казалось, избавился ото всего человеческого. Широкими шагами он приблизился ко двери и опустил ладонь на разблокирующий её рычаг, один из нескольких. — Я не могу ничего тебе запретить: ты не зелёный юнец, которого нужно учить жизни против его на то желания. Но и одобрить твоё стремление я тоже не в праве. Подумай о последствиях, Артур. Подумай, и только тогда действуй.

Дверь с тяжёлым шелестом отъехала в сторону, а Виктор Васильевич, пребывая в непростом расположении духа, молча прошёл мимо Хельги, которую эта картина неслабо удивила. Именно эта эмоция преобладала в её ментальном фоне, так что сомневаться в сделанных выводах не приходилось: ничего девушка не слышала, хоть и очень хотела.

— О чём вы говорили?..

— Дела житейские. — Желанием объяснять я не горел. Мне было, над чем подумать, ибо того, что мне «в лоб» заявят о нежелании вмешиваться в «межродовой» конфликт я никак не ожидал. И чёрт с ней, с конкретной ситуацией: в общем и целом получалось, что стоит кому-то стать изгоем и проштрафиться перед аристократией, как на него и на всех его близких может обрушиться такое давление, что атлантам мало не покажется. И законы с правилами будут этой самой аристократии побоку.

Ещё одно подтверждение, что прав тот, кто сильней.

— Не сказала бы, что в первый раз вижу Виктора Васильевича таким, но… — Хельга переступила порог и покачала головой. — … ты у него как будто дворец попросил.

— Хуже. Но тебе я обо всём потом расскажу, если возникнет такая необходимость. — Я бросил взгляд на часы. — А пока не проконсультируешь меня по кое-каким практическим приёмам пирокинетики? Меня интересует, чем обычно атакуют, и чем от таких атак защищаются разные псионы…

Мне очень легко удалось перевести разговор в рабочее русло, так что расспросов удалось избежать за «боевой практикой»: девушка демонстрировала мне разные манипуляции, а я повторял то, что получалось. А получалось многое, и в глазах аловласки я быстро стал разве что не воплощением пирокинетики. При том у меня самого складывалось неоднозначное ощущение, будто все вокруг — это инвалиды. Вроде и псионы, но ограниченные в манипуляциях, вынужденные реально напрягаться там, где я и предела-то не чувствовал. Ощущалось это не везде и не со всем, но слишком уж часто я ловил себя на похожих мыслях. Но была у этой медали и другая сторона: я ещё не видел «в деле» матёрых псионов вроде того же Виктора Васильевича с его пятым рангом. А на что способен шестой или вообще седьмой?..

Так или иначе, но расслабляться я не торопился, и на встречу с Синицыным, — а проходила она в местной столовой, — прибыл вовремя вопреки страстному желанию Хельги узнать, о чём мы всё-таки говорили с Виктором Васильевичем. Там мы с «наставником» отобедали вкуснейшими разносолами, да выдвинулись к ближайшему полигону… который оказался занят, и мы были вынуждены шагать к другому. И именно тогда я, улучив момент, решил поинтересоваться у «наставника» вопросами снабжения во время наличия запрета на выход в город.

— Я тут обнаружил, что мой телефон где-то потерялся. Здесь вообще реально разжиться новым? За территорию меня, понятное дело, никто не отпустит…

— Ну, есть три варианта решения такого рода проблемы. Первый — попросить родных, что б тебе этот телефон привезли. Второй — заплатить какому-нибудь… кому-нибудь, в общем, что б он вышел в город и купил тебе телефон. — Я стойко проигнорировал прозвучавшую оговорку. — И третий — наведаться к завхозу и взять то, что там выдают. Но это если быть совсем уж неприхотливым.

— И что, номер тоже выдадут?

Блондин пожал плечами:

— Чёрт его знает, я не пользовался. Но среди простолюдинов этот вариант довольно популярен, особенно в первые дни. — Вот как его понять? То он сбивается, лишь бы не упоминать в разговоре со мной простой люд, то спокойно о нём говорит. Это я дурак и чего-то не понимаю?.. — Можем по дороге заскочить, если надо.

— Будет очень даже к месту. Хочу позвонить, а не с чего…

— Что, девчонку подцепить успел? — Рассмеялся Синицын, сам не подозревая, насколько точными оказались его слова. Я же не стал давать ему поводов для размышлений, заржав вместе с ним. Благо, курс мы таки скорректировали с учётом дополнительного пункта назначения.

«Завхоз» оказался приятной женщиной лет сорока, которая без лишних вопросов выдала всё запрошенное, не потребовав даже расписаться или документы показать. Вместе с телефоном, — новым и вполне неплохим, — я обзавёлся также парой обуви взамен старой, от которой избавился здесь же, плюс вполне приличным комплектом летней одежды, которая была явно получше моей нынешней. Даже странно, что всё это мне не притараканили прямо домой, ибо такой шаг прямо напрашивался. Но чего нет — того нет, и я, подхватив телекинезом своё добро, поволок его за собой.

— У меня есть ещё один вопрос. В какой момент разум псиона становится менее восприимчивым к ментальному давлению? — Дима посмотрел на меня с немым вопросом во взгляде, и я был вынужден пояснить проще и на примере: — Если я захочу вырубить кого-то, по потенциалу пси-способностей равного мне, сколько времени на это уйдёт?

— Если речь только о телепатии в качестве оружия, то от пяти минут. Но за это время «обычного» ментала находят и размазывают ровным слоем, так что в лобовую они не ходят. Исключения — такие менталы как, например, я. Телекинез и криокинез открывают массу возможностей для выигрыша времени. В твоём случае всё ещё лучше, так как универсальность позволяет найти ответ на любой ход противника. — Я, если честно, надеялся на большее. Пять минут — это как-то слишком уж долго. — Но ты учитывай, что подобных тебе псионов во всей Москве наберётся сотни четыре, не больше. Это если считать не только студентов, но и первое-второе поколения.

— А потенциал мой измеряли по тестированию первого дня. — Когда я не спал чёрт пойми сколько десятилетий, был слегка не в себе и не умел даже правильно дозировать силы. Подход к оценке студентов — десять из десяти. — Что ж, тогда я тем более попрошу тебя кое с чем помочь.

— Если речь об устранении конкурента за девичью попку, то я пас. Ты с этим и сам справишься, если захочешь… — Шутка, конечно, но насколько же точно в цель он бьёт!

— Я хочу опробовать продвинутый метод защиты, базирующийся на стыке телекинеза и телепатии. — Поспешил я остановить словесный понос «наставника», который сегодня был готов говорить о чём угодно, но не о деле.

— Не рановато ли?

— Я уже продемонстрировал почти всю «базу» перед Виктором Васильевичем и Хельгой. За прошлый день я изучил и более-менее сносно понял почти всю теорию… — Понял-то я её всю и полностью, но знать об этом всем точно не надо. Не хочу в лабораторию к вивисекторам, носящим белые халаты. — Но это не принесло мне чувства защищённости.

— Я тебе так скажу: ты, выбирая способ защиты, выбрал как раз то, что надо. Лучше варианта просто нет. — А то я из книг, в которых об этом не раз говорилось прямым текстом, не понял. Телекинез в принципе позволял противостоять практически всем воздействиям, где напрямую, а где опосредованно. Только со светом были некоторые проблемы, но тут на помощь придут мои собственные способности в этом направлении пси. — А обучить тебя лучше того, кто сам практикует такой способ не сможет никто. Так что сегодня ты дважды сорвал банк!

— Всё бы ничего, да только на это я и рассчитывал. Чай, телепаты — ребята не самые тупые…

И мы снова рассмеялись, разблокировав верхние бронедвери полигона и ступив на ведущую вниз лестницу. Сейчас мне предстояло оценить свои перспективы в защите, которая мне может понадобиться уже очень скоро, а после набрать один отпечатавшийся в памяти номерок.

Раз уж что-то начал, то надо это что-то доводить до конца…

Глава 9
Первый кирпич в фундаменте известности(?)

— Ты прекрасно понимаешь суть метода, но кое-что нуждается в корректировке. Стоит учитывать, что объять все свои десять метров ты не сможешь, и уж тем более тебе не удастся расширить «зону перехвата» ещё дальше по мере того, как ты будешь развивать свои способности. Начни с двух-трёх метров, а после, когда твоя защита станет абсолютной, начни расширять получившуюся сферу. — Комментарии Синицына не мешали, но настраивали на нужный лад, подталкивая в правильном направлении. По крайней мере, он считал, что в правильном, ведь сейчас сходу добиться идеального результата у меня не получилось. Что-то мешало, и вместо желаемой сферы в десять метров радиусом у меня получалось создать только трёхметровую. И то, местами сквозь неё спокойно проходили воздействия «наставника», которому, казалось, очень нравилось ввергать меня в уныние. Но я старался изо всех сил, напрягался как мог… и не слишком злоупотреблял ускорением сознания, разумно полагая, что если у других псионов защита работает без «замедления времени», то и я должен сначала научиться так же.

— Даже три метра — это слишком мало. Полностью погасить ту же плазму или остановить снаряды любой природы будет проще, если сфера будет больше. А начинать с малого, чтобы потом переучиваться… — Я резко расширил «сферу контроля» до пяти с половиной метров, перехватив и нейтрализовав все кинетические толчки, которые должны были пройти через мою территорию. Это далось непросто, но я справился. — Это вообще стоит того?

— Замахиваясь на большее ты остаёшься ни с чем в моменте, понимаешь? — Дима задумался на секунду, явно вспомнив, как я только что изменил размеры своей сферы и всё равно справился. — По крайней мере, у большинства это так. Я буду только рад, если ты сможешь свободно манипулировать «областью контроля», но не перегибай палку. И на сегодня лучше закончить.

Я кивнул, обратной стороной ладони размазав по лбу пот. Наконец-то пришло понимание того, что крошечные душевые у полигонов в стенах академии — не блажь, а необходимость. Да и новая одёжка сразу в дело пойдёт. Удачно получилось, но в следующий раз лучше озаботиться сменкой.

— Нет, с моей физической формой надо что-то делать. Если в реальном бою мне придётся скакать так же…

— Скакать придётся ещё активнее. — Блондин оскалился во все тридцать два. — Завтра в двенадцать часов на полигоне «Гамма-2» будут проводиться учебные бои. Хоть там никто и не сражается по-настоящему, но кое-что почерпнуть сможешь. Может, поймёшь, к чему стремиться и чего ожидать от потенциального недруга, бросившего тебе вызов на учебную дуэль.

Я кивнул, разблокировав дверь и застыв на пороге одной из трёх душевых.

— Может, есть что-то, что ты можешь мне посоветовать?

— Не занимайся хернёй, вкладывайся в учёбу и всё будет. Не сразу, но со временем точно. И поменьше бегай за девками! — Синицын хохотнул, обошёл меня по широкой дуге, махнул рукой и скрылся на лестнице. Ему мыться было не надо: в отличии от вашего покорного слуги, он не скакал четыре часа как ужаленная в зад белка, а просто стоял на месте, всячески надо мной издеваясь. Телекинез на самом деле оказался очень многогранным оружием, и способы его применения варьировались от банального кинетического толчка до формирования натуральных вихрей и безвоздушных областей безо всякой аэрокинетики. Последнее я честным способом так и не «законтрил», нагнав себе атмосферы напрямую. Что тут скажешь?

Только то, что я могу себе такое позволить, в отличии от всех остальных не-универсальных псионов.

На душ у меня ушло с десяток минут, и половину этого времени я медитировал, глядя на встроенный в стену шкафчик с одноразовыми принадлежностями и пузырьками. Раздумывал о том, насколько, оказывается, всё может быть продумано в учебных заведениях наивысшего уровня. Тут даже раздолбай, похоже, никогда не окажется в ситуации, где ему чего-то недостаёт. Разве что следующей по пятам прислуги не хватает, но это был бы откровенный перебор.

Совсем скоро я, посвежевший в обоих смыслах, уже вышагивал по академии, параллельно по памяти набирая номер своей новой знакомой… и до сих пор не определившись с тем, что именно я хочу получить от этой встречи. Проводить и проследить, чтобы до неё никто не докопался? Если не заниматься этим ежедневно, то смысла будет хрен да маленько, простите за мой французский. А репутации, способной одним только моим появлением рядом с Алексеевой отвадить от неё всех скотов у меня пока как бы и нет. Но она нужна, и она появится, стоит только первым конфликтам завершиться в мою пользу. Главное что б противниками не оказались детишки, которых тут полно, да девушки, наказывать которых будет как-то некрасиво. Псионика псионикой, но слабый пол останется слабым независимо ни от чего.

Ну а со всеми остальными я или совладаю, или огребу и получу дополнительную мотивацию к самосовершенствованию. И второй вариант я, если быть честным, считал крайне маловероятным. Не потому, что я птица о-го-го какого высокого полёта, нет. Просто по-настоящему сильный псион не будет заниматься такой фигнёй. Делать сильнейшим больше нечего, что ли?

Вот и я думал, что очень даже есть, и гоняться за опасающейся им ответить девушкой они не будут.

А с остальными можно и поговорить, пользуясь превосходством в голой силе. Цинично? Так и мы не в сказке, где главный герой обязан быть слабее тех, на кого он лезет ради торжества добра и справедливости…

— Ксения? Привет, это Артур. Не отвлекаю? — Забавно было бы, дай мне девушка прошлым вечером чужой номер. Но вот из динамика раздался знакомый голос, и вся интрига смылась в унитаз.

— Привет, Артур. Не отвлекаешь, я как раз закончила с занятиями…

— Где встретимся? — Я окончательно уверился в том, что хочу её просто проводить, проследив за тем, что вчерашние дегенераты не решатся на повторение своего подвига. Не к чему сейчас городить что-то сверх того.

— Как насчёт главного холла?..

— Идёт. Пять минут, и я буду на месте. Тебя когда ждать?

— Я почти там. — Этот ответ уже прозвучал чуточку увереннее, чем прошлый. Прогресс! — Наверное, буду там даже раньше тебя.

— Только не потеряйся, скоро буду.

— Угу…

Трубку девушка повесила первой, и я, телекинезом вернув новенький телефон в карман брюк, устремился в обозначенное место. Вопреки тому, что сама академия занимала не один десяток зданий, разбросанных по огромной территории, пока все мои «активности» располагались в одном, самом главном «дворце», который безостановочно радовал меня чем-то новым и интересным. Где-то коридоры украшали бесчисленные портреты видных деятелей прошлого и настоящего, где-то в нишах стен возвышались мраморные статуи, а где-то куполообразный потолок представлял собой сложнейшую мозаику, меняющуюся в лучах закатного солнца за счёт одних лишь теней. Люди умели строить с размахом, а у некоторых это получалось даже слишком хорошо: была бы только возможность ни в чём себя не ограничивать. Здесь же архитекторам предоставили полный карт-бланш с минимумом ограничений, которые, возможно, и ограничениями-то не были.

И результатом их трудов я наслаждался вновь и вновь, открывая для себя что-то новое в необъятной громаде центрального здания академии.

Беловолосую макушку я выцепил взглядом спустя три минуты, едва ступив под своды главного холла, могущего похвастаться резными колоннами и куполом под потолком, к которому стекались угловатые, образующие преинтереснейшие узоры балки. Ксения Алексеева стояла у стены, прижимала к груди чёрный кожаный портфель и задумчиво смотрела в потолок, туда, где фреска изображала ныне царствующего Императора Алексея Второго в окружении глав преданнейших родов. Тогда и только тогда я заметил тёмное, подготовленное к «реставрации» пятно в форме человеческого силуэта, которое, похоже, появилось на «полотне» относительно недавно.

И гадать, кто же этот таинственный «стёртый» мне не пришлось.

Маневрируя в толпе, я мягко спроецировал на девушку желание посмотреть в мою сторону, и помахал ей рукой, когда она оторвала взгляд от изображённого на дереве болезненного напоминания обо всём произошедшем. При том внимание на меня обратила не только Ксения, но и вчерашняя стайка шакалов, отирающихся рядом и, очевидно, поджидающих свою жертву. Но последних я решил пока проигнорировать, развернув, впрочем, защитное поле до приемлемого минимума радиусом в три с половиной метра. Снующие в нём студенты не мешали, так как никакой «автоматикой» тут и не пахло. Сугубо область, которую я «держал» телекинезом и мог в любой момент воздействовать на что-либо внутри неё. Спросите, при чём здесь тогда телепатия, о которой говорил Синицын? Тут всё просто: организация и скорость сознания в таком методе защиты были слабым звеном. Простой телекинетик мог и не среагировать на, скажем, плазменный жгут или банальную пулю, которой его решит попотчевать условный противник.

А вот если этот псион умелый телепат… тут появлялись варианты, так скажем.

— Ксения, долго ждала? — Я демонстративно ухмыльнулся отнюдь не в сторону девушки, прищурившись и мазнув взглядом по собравшимся парням, резко потерявшим только что переполнявший их гонор.

Память, конечно, у бедолаг так себе.

— Нет. — Лицо девушки тронула слабая улыбка. Она хотела спросить что-то ещё, но я не дал, вставив своё веское и, безусловно, громкое слово поперёк. Ну ладно: фразу, не придирайтесь!

— Пойдём, а то, похоже, тут до многих очень плохо доходит. — Хотелось бы верить в то, что моего повторного появления и недвусмысленной угрозы будет достаточно, но по прошествии минуты шесть высоковозрастных дебилушек, — не могу воспринимать их иначе, — уже шествовали в полусотне метров позади нас. Что ж, значит в действие вступает вариант номер два, в котором я использую ситуацию для того, чтобы начать создавать себе какую-никакую репутацию достаточно сильного, хоть и не опытного псиона. Но в этот раз нужны свидетели и как минимум некое подобие боя, а не тихое устранение под покровом вечернего сумрака. Проблемы в обоих случаях будут одинаковые, а так, может, получится что-то дельное. — Хотите что-то спросить?

Вперёд выступил рыжий главарь, сжавший кулаки и очень по-доброму на меня уставившийся. От такого потока любви и доброжелательности человек со слабым сердцем, может, и коньки бы отбросил.

— Ты вчера ударил нам в спину, как крыса. Сегодня мы хотим реванша.

Ускорение работы сознания позволяло мне более-менее сносно моделировать некое подобие естественных реакций, которые были нужны именно мне, и попутно пользоваться своими способностями. Так что выбрать из расходящихся по домам студентов тех, что поприличнее, и спроецировать на них слабенькое желание посмотреть на нашу постановку оказалось проще простого.

А потом я издевательски заржал.

— Орлы, уверены, что издеваясь вшестером над девчонкой, которая самому низкому из вас по плечо, вы в праве вякать что-то про крыс? — К нам уже было приковано полтора десятка взглядов, и зрители всё прибывали. Оставалось только обставить всё таким образом, чтобы мой уговор с Хельгой пострадал не слишком сильно. А то пока она там родит и скажет, где и когда мы начинаем запланированный фарс, я уже успею славу бабника сыскать. — Я вчера сделал вам замечание на этот счёт, но что я вижу сегодня? Вы снова её караулите, даром что ещё друзей не позвали. Больше не на ком самоутвердиться? Или нормальные оппоненты вас уже за равных не считают?..

Вот, что я называю первозданными яростью и гневом! С их лиц, — или морд? — можно прямо сейчас статую лепить, очень реалистично получится. И я, получается, был прав, говоря о том, что никого кроме опасающейся давать им сдачи девушки они себе в «соперники» найти не смогли. Такая себе будет слава, конечно, но если соответствующим образом подать…

Хельга мне ещё спасибо скажет, и вряд ли вспомнит о спровоцировавшей конфликт причине.

— Один на один, но без этих твоих ментальных штучек!

— Пойдёт. — А мне-то какая хрен разница? — Условие победы? Направление?

— Подавление чужой манипуляции. — Рыжий оскалился так, словно я угодил в ловушку. Ну, немудрено, что он так считает, ведь фактически он уже видел в моём исполнении телекинез и телепатию. Третье направление — редкость, и шансы на то, что я уже сейчас дам заднюю в его глазах крайне велики. — Пирокинез.

Одно радует: ему хватило интеллекта не предлагать честную драку, в которой убить друг друга — как на асфальт плюнуть. А о методах состязания между псионами в целом и студентами в частности я уже был наслышан как от Синицына, который на данный момент для моего образования сделал больше, чем кто либо ещё, так и из буклетика, изученного в библиотеке.

Я демонстративно огляделся, а после так же демонстративно, жестами попросил ближайших зрителей набрать дистанцию. Из-под контроля ничего выйти не должно, да и в случае чего я смогу остановить всё, что планировал сейчас создавать, но мало ли?

— Предлагаю поддерживать и подавлять сферы низкотемпературной плазмы радиусом в, скажем, метр. Методы подавления любые, кроме причинения вреда напрямую.

Сказал — и создал над собой соответствующую сферу, удерживая ту под своим полным контролем и не позволяя ей нагревать воздух вокруг. На лице рыжего не дрогнул ни один мускул, но вот глаза опасно сузились. Он напрягся — и за пару секунд повторил то, что я сделал моментально. Я ещё раз огляделся, убедился в том, что преподаватели в радиусе видимости присутствуют, за всем наблюдают, но не вмешиваются, и только тогда взглядом выхватил темноволосого студента с тёмно-алым медальоном, с интересом взирающего на «поле боя».

— Проведёте отсчёт?

— И судьёй выступлю, если необходимо. — Хмыкнул тот, подойдя поближе и заняв позицию на плюс-минус одинаковом расстоянии от нас обоих. — Стороны готовы?

Что я, что мой оппонент синхронно кивнули.

— Отлично. Начинаете насчёт три. Раз, два…

Ну разве могло быть иначе⁈ Естественно, рыжий начал чуть раньше, но его манипуляции не имели внешних проявлений, и так просто обнаружить их было едва ли возможно. Он всего-то начал продавливать мою волю, намереваясь быстро и решительно повредить сферу-цель, вырвав тем самым себе победу, но наткнулся на мою непроницаемую защиту. Хорошо быть аномально способным псионом!

— … три!

Но вот прозвучала команда, и я, по-злодейски ухмыльнувшись, вытянул вперёд правую руку, памятуя о том, что большинству псионов жесты нехило помогают в таком непростом деле, как воплощение требований их разума в материи. Мне-то всё равно, но почему бы не создать видимость, досчитав до семи тогда, когда можешь и до сотни? Я воплотил простейшую манипуляцию из области криокинеза, буквально — прямое охлаждение конкретной области, предмета или существа. Другого псиона так заморозить вряд ли получится, но сферу средней паршивости студента, отвлёкшегося на прямое подавление «мишени»?

Целостность его плазменного шара нарушилась уже в последующие полсекунды, но мой холод не позволил случиться чему-то плохому. Видимая даже невооружённым глазом волна осыпающихся льдинок «захлопнула челюсти» прямо над головой опешившего хулигана, и из вороха пара на него пролился кратковременный тропический дождик. Тёплый, а то и обжигающий. Но он сам дурак: кто вешает «мишень» над головой, когда даже в кратком, — вроде мною прочитанного, — руководстве по таким вот соревнованиям прямым текстом говорится о том, что сферу, цилиндр или что ты там создал нужно размещать как можно дальше от себя, и исключения из этого правила крайне редки?

Я, восхищаясь собственной коварностью, выборочно усилил эмоции рыжего. Пусть утопает в стыде и страхе за своё имя: заслужил, скотина такая.

А если ещё и подбросить поленьев в топку…

— Браво, ты продержался девять десятых секунды.

Вот, теперь результат идеальный! Слегка сбавил накал, что б он ненароком не самоликвидировался, и оставил всякие попытки дальнейшего вмешательства в его эмоциональный фон. И так уже наворотил того, что, по-хорошему, надо сначала тестировать на крысах…

— Ты переведённый студент? — Задал вопрос «судья», уже совсем по-другому на меня посмотревший.

— Не поверишь, но я новенький. Вчера провёл первый день в этих стенах, позавчера пробудился. Артур Геслер. — Предвосхитить вопрос собеседника оказалось проще простого, так как тот и не думал закрывать свой разум. А ощущал он удивление, эмоционируя неким намерением предложить/пригласить/высказать.

— Игорь Трубецкий, студент второго ранга квалификации. — Короткий кивок, на который я ответил зеркально. — Могу помочь тебе освоиться. Такие, как ты, академии очень и очень нужны…

— Увы. Меня курирует Виктор Васильевич, и его же приказом за мной уже присматривают. Не круглосуточно, конечно, иначе оказался бы я здесь? — Я коротко рассмеялся, и на удивление адекватный парень меня поддержал. Даже не обиделся ни разу, но я всё равно решил сгладить углы. — Но против новых товарищей я ничего не имею, так что если представится случай…

— Дела? — И короткий взгляд на Ксению. Волна сожаления и щепотка желания помочь, которая была тут же, прямо с корнем выкорчевана. — Если что, меня можно найти на внеклассных занятиях по боевому фотокинезу. И поздравляю с победой: это было быстро, хоть и не очень зрелищно.

— Ну, насчёт зрелищности я бы поспорил…

К этому моменту рыжего и его шайки уже и след простыл, так что я спокойно развернулся, подмигнул «спасённой от дракона принцессе», легонько развернул её и слабеньким толчком инициировал начало движения. Задерживаться здесь дольше необходимого без конкретного понимания, что и кому лучше говорить я не хотел.

Тем более Ксения явно хотела мне что-то сказать, но молчала до тех пор, пока мы не отошли подальше ото всех остальных студентов.

— Спасибо…

Глава 10
Пламя/Лилия

— Спасибо. — Ксения посмотрела на меня своими большими ярко-голубыми глазами, источая любопытство, доверие и надежду. Последних двух эмоций было, правда, очень мало, но я всё равно их улавливал. С каждым часом всё лучше и лучше! — Правда, спасибо. Но… кто ты на самом деле? Не верится, что ты правда новенький…

Вот она, женская любознательность! Её не сдержать никакими цепями, и стоит лишь заинтересовать…

— Я просто сделал то, что должны были сделать уже очень давно. — До сих пор не понимаю, почему среди тысяч человек не нашлось ни одного, готового помочь. Заступника не четвертуют: не тот масштаб проблемы. А значит дело в простом людском равнодушии. Даже гадко как-то. — И я действительно новенький здесь. Студент, в академии второй день, пробудился три дня назад. Пошёл на боевое направление…

Я постучал пальцем по медальону, плотно закреплённому на руке.

— И у тебя сразу четыре таланта? Телепатия, телекинез, пирокинез и криокинез… — Произнесла девушка удивлённо, будто бы пытаясь убедить саму себя. — Поразительно! Я впервые в жизни встречаю кого-то подобного тебе!

— Мне говорили о том, что я уникум. — И не соврал же. Подумаешь, что направлений намного больше? — Я вот что хотел сказать. Давай условимся насчёт тех, кто решит продолжить над тобой издеваться. У тебя же остался мой номер?

— Конечно! — Она даже надулась. Мило.

— Значит, в случае чего просто звонишь мне. Не факт, что я примчусь по первому зову, но рано или поздно я донесу нормы правильного поведения в обществе до всех и каждого. Или надорвусь в процессе… — Я хмыкнул, подметив плавную смену эмоций Ксении. Ей больше не было весело, и в целом она взяла себя в руки, мигом посерьезнев.

— Ты так и не объяснил, зачем тебе это. В чём твоя выгода? Я лишена рода с титулом, и взять с меня нечего. Мне было бы приятно думать, что я тебе просто понравилась, но брать это в качестве причины было бы глупо. — Логичные рассуждения. Чего и следовало ожидать, собственно. — Что скажешь на этот счёт?

— Во-первых, я не люблю, когда издеваются над беззащитными. И не возражай: да, ты псион на боевом факультете, но разве ты хоть раз кому-то ответила? Готов поспорить, что на все нападки ты отвечала своим безграничным терпением. — Я примерно понимал расклад, выпавший на долю Ксении Алексеевой. Она осталась одна, в окружении равнодушных или ненавидящих её, — скорее срывающих на ней злость, — людей. Попытаться дать отпор — значит рисковать спровоцировать сначала аристократию, а после всё то же имперское следствие, что ранее не выявило ничего того, что могло бы доказать или хотя бы косвенно указать на её участие в заговоре. Вот она и ждала, безмолвно вынося травлю. — Во-вторых, ты мне действительно понравилась. Ну и в-третьих, мне сейчас выгодно примелькаться в слухах и донести до всех, что я есть, и с моим мнением стоит считаться. Это поможет в будущем. Даже одной из перечисленных сейчас причин для меня было бы достаточно, чтобы нагло влезть в происходящее. А уж всех трёх разом…

— А можно поподробнее о втором пункте?

Я беззвучно вздохнул. Да, есть у женского любопытства слабые стороны. Но я был уверен в том, что и завершение моего монолога мимо беловолосой красавицы не проскользнуло. Просто внимание она акцентировала на середине то ли потому, что так захотела, то ли из вежливости.

— Бывает такое, что к человеку возникает симпатия. Тут то же самое, а сказать сверх того мне нечего. И, если что, я помогаю тебе не потому, что набиваюсь в парни. — Я поймал взгляд Ксении, отметив, что лицо она сейчас держала отменно. И эмоции тоже старалась приглушить, но её усилий оказалось недостаточно.

— Будем считать, что я всё поняла, и согласна с твоим подходом. Тебе действительно не помешает какая-то репутация… но метод ты выбрал не лучший. Многие от тебя отвернутся только из-за меня.

— Наивно полагать, что взрослые и состоявшиеся люди будут точить зуб на невиновного человека, и уж тем более скалиться на тех, кто этому человеку решил помочь. А до мнения идиотов мне нет дела, раз уж на то пошло. — Лучше уж как можно раньше, — сейчас, например, — выяснить, кто входит в категорию идиотов, дабы загодя их отсеять. Просто? Просто! Эффективно? Эффективно!

Вдалеке показались первые дома «общежития», а нам до сих пор не попытались доставить ещё больше проблем. Хорошо: значит, в ближайшие дни до моей подопечной, — звучит-то как! — докапываться, скорее всего, не будут. Или всё произойдёт с точностью до наоборот, но я парень наивный, и верю в то, что интеллектом элита человечества не обделена.

По крайней мере, в большинстве своём.

— И тем не менее, целых шесть месяцев до этого дня «взрослые и состоявшиеся» люди и пальцем не шевелили. И я готова поспорить, что кто-то из них пытался тебя отговорить. Если ты вообще кому-то о своих планах рассказывал…

Ксения просто предположила, «выстрелила вслепую». Но как же метко она всадила пулю! В яблочко, выбив сто очков из ста. Говорить ей об этом я, впрочем, не буду.

Нет в этом никакого смысла.

— Как бы то ни было, я здесь, и отступать не собираюсь.

— И за это я тебе очень благодарна. Честно говоря, я уже думала перевестись в другое место, но такой шаг означал бы окончательный крест на хоть каких-то перспективах. Почти как ссылка, но мягче. — Очень точные выражения она подобрала, и сравнения не сильно хуже. — Может, я могу тебе как-то помочь? Всё-таки я учусь здесь уже шесть лет, и многое знаю об академии. Со связями и знакомствами всё, конечно, плохо, но лучше меня проводника ты не найдёшь…

Я припомнил «наставника»-блондина, который, по сути, «проводником» был чисто формальным. Тут — столовая, там — душевые, здесь — полигоны. Всё то же самое я мог узнать и из план-схемы, но быстрее и точнее. Зато учил Синицын очень и очень хорошо: возможно, именно благодаря его вкладу я взял такой темп.

Ещё бы с защитой разобраться, и будет вообще замечательно.

— Это очень заманчивое предложение, но пока я даже занятия как таковые не посещаю. Нужно официально сдать все основы, доказать свою безопасность для общества, и только тогда, возможно, я выйду «в люди» и смогу воспользоваться твоей помощью. — А ещё разобраться с Хельгой, ибо от той по нашему вопросу пока ни единой обмолвки. — И как бы то ни было, я завершу начатое в любом случае.

— Может, встретимся утром? Мне неловко говорить, но ещё есть другие… студенты. — Крошечная заминка, вызванная «автоцензом» и заменой ругательного слова на нейтральное, от меня не ускользнула. — И если мы раньше со всем разберёмся, то, может, меня и так перестанут донимать?..

— Тогда в шесть тридцать я буду у твоего дома. — Мы как раз остановились напротив, да и я ещё с прошлого раза запомнил местоположение и маршрут. — До завтра.

— До завтра! — Ксения махнула рукой на прощанье, и быстро скрылась за массивной дубовой дверью. Внутри я ощутил присутствие засуетившихся слуг, после чего со спокойной душой выдвинулся домой. Мне отсюда идти было всего — ничего, а там можно книги подхватить и спокойно всё отволочь в библиотеку, для обмена. Я им прочитанное, они мне — что-то новенькое. Ведь той информации, которую я получал за день, категорически не хватало моему разуму. Интересные ощущения от общения с людьми были яркими, но незначительными и маленькими, в то время как полезные знания ощущались этакими громадными пластами, способными утолить информационный голод. Знаете, как сложно бороться с самим собой ради того, что б не казаться сумасшедшим маньяком, таскающим за собой вереницу книг? Если б я мог, то читал бы на ходу, во время практики, за едой, в бою, всегда!

Но окружающие такого рвения точно не оценят…

Так или иначе, но спустя сорок минут я уже сдавал книги библиотекарше, не перестающей удивляться тому, что я действительно всё это уже осилил. Собственно, она и не поверила. Логично: я бы и сам себе не поверил, если б не знал всю подноготную. Но так как доверие мне было без надобности, а новые книги очень даже требовались, на сомневающийся взгляд я внимания не обратил никакого. Просто снарядился целой горой литературы, — в основном по боевому направлению развития псионов, — и в приподнятом настроении направился домой.

И на выходе столкнулся с Хельгой, которая во всей своей валькирьей ярости спорила с Дмитрием Синициным, который даже ругаясь выглядел так, будто ему на всё наплевать с двух высочайших колоколен нашего государства. Руки в карманах, расслабленный взгляд и поза — прямо-таки эталон пофигизма. Но вот взгляд, которым он глядел на собеседницу…

Было в нём что-то такое.

Совсем иначе выглядела аловласка, размахивающая рукой и зрелищно сыплющая искрами направо и налево. Из того, что я успел услышать прежде чем позволил себя заметить стало понятно, что она надеялась отвоевать для себя «пост» моего наставника. Ибо Виктор Васильевич, такой негодяй, категорически отказывался допускать Хельгу до моей скромной персоны. И с чего бы, спрашивается? Понял что-то, его попросили или дело в другом?

— Вы тут холл не сожжёте? Хотя чего это я: Дима, если что, всё потушит. — Я демонстративно рассмеялся, дабы перевести внимание знакомых на себя. — А если серьёзно, то из-за чего сыр-бор?

Синицын тяжко вздохнул и открыл было рот, но Хельга не дала ему сказать ни слова.

— Он настаивает на том, что как учитель он подходит тебе лучше, чем я! — Девушка так на меня воззрилась, что я уже подумал, будто она вот-вот подмигнёт. Мол, вспоминай о договорённостях и говори, что надо! И чёрт с ним, с тем, что ментал ментала обучит всяко лучше, и такая рокировка — это мне только в минус. Да и эмоции её…

— Так оно и есть. Я — телепат… — Тыкаю себя большим пальцем в грудь. — Он — тоже телепат. А ещё мы оба парни, что подразумевает идеальное взаимопонимание и концентрацию на обучении.

Если бы взглядом можно было сжигать, то вместо меня тут лежала бы горстка пепла. Ах да…

Обошлось: я пока даже не тлел. И на том спасибо.

— А пирокинетика тебе, значит, не нужна?

— Так мы сегодня и занимались. Или… — Я вскинул бровь. — … второй раз так не получится? Тебе нашли нового подопечного? Виктор Васильевич наложил «вето» после нашего с ним разговора?

— Последнее! И я уже знаю, о чём вы говорили!

— Правильнее будет сказать — почти все знают. — Добродушно оскалился блондин. — Но я понять не могу, чего ты, Хельга, так из-за этого бесишься? Ну не получится у тебя повозиться с новичком, так что с того? Или сама на перспективного парня глаз положила, проигнорировав вариант получше?..

Говорят, что пирокинетики отличаются вспыльчивостью так же, как криокинетики — ледяным спокойствием. Опровергаю: всë это чушь, ибо, во-первых, меня бы тогда разорвало, а во-вторых прямо на моих глазах «ледяной» парень разжигал костëр негодования в Хельге, щедро делясь своими «искрами», а аловласка отчаянно пыталась не вспылить во второй раз, ибо на нас и так уже пялились.

В этом аристократы ничем от обычных людей не отличались, к моему облегчению.

— Получше⁈ И ни на кого я ничего не положила! А даже если бы положила, то всë равно ничего бы не вышло! Телефон! — Хельга требовательно протянула руку… Синицыну, а не мне, отчего я выпал в осадок. И тот даже не стал сопротивляться или задавать вопросы, спокойно, — и с улыбкой! — отдав девушке свой смартфон!..

Уже после пришла моя очередь, и я, обзавёдшись новым контактом, вроде как раскусил эту часть плана Хельги: сделать вид, что ей нужны номера нас обоих, а не только мой. Всё это вылилось в интересное, новое ощущение. Моему внутреннему зверю, вечно охочему до сенсорных ощущений и информации, понравилось.

— Я проконтролирую то, чему и как ты учишь Артура. Что б на все звонки отвечали! И не смей лепить из него свою копию! Всë, счастливо оставаться!

Хельга широкими шагами, сжимая кулачки вылетела из холла метеоритом, оставив меня наедине с Димой и кучкой особо любопытных студентов.

— Чего это она так? Что вы не поделили? И когда успели вообще? — Неприязнь Хельги в отношении моего «наставника» прослеживалась очень отчëтливо, но вот эхо эмоций другой стороны щеголяло пустотой. Блондин банально закрывался ментально, и делал это на высшем уровне. Матëрый…

— Лет пять назад я ей признался и получил отказ. С тех пор она несмотря ни на что меня стойко игнорировала. — Сказано это было настолько спокойно, что я даже не сразу осознал суть услышанных слов. — Иронично, но её номер я смог получить только через тебя-посредника.

— Вау. — Я искренне удивился. Не ожидал, что они действительно будут знакомы. Да ещё и таким образом. — Всё настолько очевидно?

— Она неплохо закрывается, но этого недостаточно. Опытному телепату даже слабого эха эмоций будет достаточно для того, чтобы рассказать о своей цели очень и очень многое. — Синицын наконец-то заметил мою личную библиотеку, удерживаемую телекинезом за моей спиной. — Ты смотри, я за тебя поручился, так что все книги должны оставаться в первозданном виде.

— Обижаешь. К источникам знаний я отношусь с трепетом, так что о сохранности литературы можешь не беспокоиться.

— Вот и замечательно. А сейчас я, пожалуй, пойду. — Блондин сунул руки в карманы шорт неизменного фасона, двинувшись прямиком к выходу. — И мой тебе совет напоследок: будь настороже. Есть в академии люди, которым твоя светленькая как кость поперёк горла.

— Учту, спасибо. — Как будто я этого и сам не понимаю. Может, мои поступки и выглядят со стороны так, словно у руля пришибленный свалившейся на него силой подросток, но на деле я таки пытаюсь что-то планировать и анализировать. Не всегда выходит хорошо ввиду недостатка информации, но со временем я освоюсь в Великой Московской Академии, перестану быть этаким нуворишем от мира аристократической псионики, и этот недостаток самостоятельно канет в лету.

Пока же мне остаётся только учиться, подготавливать фундамент для дальнейшей жизни, да наслаждаться моментом.

Домой я вернулся к девяти вечера, и тогда же, обложившись книгами, приступил к чтению. С каждой страницей моё понимание того, как именно псионы ведут бои становилось всё шире, а руки всё сильнее чесались от желания опробовать теоретические выкладки на практике. Отдельного упоминания стоили упоминаемые «масштабные манипуляции», едва ли полезные против равного по силе противника, но незаменимые там, где речь шла об устранении большого числа слабых псионов или простых людей. Да-да, книги я подобрал самые что ни на есть лучшие, с минимумом цензуры и максимумом информации. По крайней мере, насколько это позволяли определить те секунды, когда я бегло проверял их содержание.

Я уже «добивал» пятую книгу, когда раздался телефонный звонок, а на экране смартфона высветился контакт Хельги. И подписалась она как Хель: видимо, любила скандинавскую культуру.

— Геслер у аппарата. — Я не стал откладывать книгу в сторону, справедливо посчитав, что моего разума будет достаточно и для ведения разговора, и для чтения одновременно. Может, потом попробовать по две книги разом читать? Так нагрузка на переворачиваемую страницу снизится благодаря тому, что листать я их буду поочерёдно. Нужно проверить, насколько вырастет или снизится коэффициент усвоения информации за отрезок времени.

— Артур, ты один?

— Если не считать книги, то да, один. — Я бы кивнул, да только собеседница этот жест всё равно не оценит.

— Тогда через пятнадцать минут буду у тебя. Нужно кое-что обсудить…

Сказала — и бросила трубку. Я же хмыкнул, вернул телефон на прикроватную тумбу и задумался. Что мне известно? Виктор Васильевич что-то узнал, и высказался против того, чтобы Хельга общалась или даже просто часто со мной встречалась. При этом он буквально этим утром он заменил ею моего наставника пирокинеза, что как бы указывает на готовность выполнять некоторые её просьбы. Кто он для неё? Родственник? Крёстный отец? Друг семьи? Истинным может оказаться любой из перечисленных вариантов, но ответ мне, похоже, просто ничего не даст. Нужно ставить вопрос иначе: могло ли в какой-то степени повлиять на его решение касательно меня и Хельги появление «на доске» Ксении? Теоретически — могло, но для столь радикальных мер его, скажем так, «сопротивление» в нашем последнем разговоре было слишком уж незначительным. Да, в конце я явно задел не ту тему, но могло ли это довести до такого? Нет. А спровоцировать более глубокое рассмотрение моей кандидатуры со всеми вытекающими, включая и прилипшую ко мне Хельгу?

Такое очень даже могло быть.

В подобном ключе я размышлял, — и тем самым развлекал себя, — ещё с четверть часа, прежде чем в спальню постучалась женщина из прислуги, сообщившая о том, что на пороге меня ожидает гостья. Я честно посмотрел на себя в ростовое зеркало, убедился в том, что мой внешний вид соответствует всем понятиям приличия, и только после этого быстро спустился вниз, распахнув массивную дубовую дверь. За ней обнаружилась Хельга, сменившая «студенческую» одежду на нечто более неформальное: чёрная блузка, юбка длиной чуть повыше колена, туфли на невысоком каблуке, такая же чёрная заколка, удерживающая хвост пышных волос, и необычного вида тёмно-алое украшение на запястье: этакие браслет и кольцо, связанные изящной цепочкой. Память услужливо подсказала, что сие носит довольно простое название: панье. И откуда я это вообще знаю, спрашивается?..

— Привет. Проходи. — Я пропустил даму в дом, обогнул её по небольшой дуге и повёл прямиком в гостиную, которую слуги привели в порядок ещё вчера. Да и сейчас не подвели, прямо на наших глазах водружая поднос с чашками и фарфоровыми чайниками на единственный столик. Как истинный джентльмен, — не факт, конечно, — я выдвинул для дамы стул, после чего занял место напротив. Прислушался к себе — и понял, что ничего кроме общего интереса к девушке я не испытываю. Прав я был, когда не стал рассчитывать на появление между нами какой-то симпатии. — Я так понимаю, по телефону некоторые вопросы лучше не обсуждать?

— Всё так. — Девушка вздохнула, приняв из рук служанки чашку с исходящим паром наваристым чаем. — Могут ли слуги тоже удалиться?

Я вопросительно посмотрел на служанку, стоящую чуть в стороне. Та коротко поклонилась — и вышла из гостиной, оставив нас наедине. Вот это я понимаю — выучка…

— Если говорить ёмко, то Виктор Васильевич всё понял. А после твоей выходки с Алексеевой его и вовсе невозможно будет убедить пойти мне навстречу! — Хельга посмотрела на меня обвинительно. — В его глазах ты наверняка отделился от общества, решив встать на сторону изгоя. А обо мне он слишком сильно печётся, чтобы позволить оказаться под ударом…

— Я не буду повторяться и в который уже раз за сегодня говорить о том, что я поступил так, как должно. Но замечу, что до Алексеевой и моего вмешательства ему должно быть до лампочки, уж прости за выражение. И противодействовать нам он, скорее всего, начал только потому, что новые обстоятельства открыли ему глаза и позволили разглядеть твой план. Разглядеть ещё до того, как он начал приводиться в исполнение, между прочим…

— Если бы ты не пропадал невесть где вечерами, всё уже было бы сделано! — Возмутилась девушка. — Мы же это обсуждали!

— Обсуждалось то, как мы будем себя вести после того, как «начнём игру». Но мы-то ничего не начали…

— Тогда давай начнём! Здесь и сейчас!

Я поймал взгляд красивой девушки, к которой не чувствовал ровным счётом ничего. Просто потому, что я улавливал её эмоции, и понимал, кем она меня видит. То пренебрежение никуда не исчезло: оно всё так же таилось где-то в глубинах её сознания. Слабенькая заинтересованность ещё теплилась, но и она порядком ослабла с того, первого дня. А страх… Он только окреп, усилился и поднял голову. Всё это пытались укрыть плотным водоворотом другие эмоции, но именно сейчас я, казалось, взглянул в самую суть аловласки. И понял, что даже потенциальные выгоды того не стоят.

— Ты и сама этого не хочешь. Просто врёшь сама себе.

Глаза Хельги расширились не в удивлении, но в испуге, а мгновением позже она даже немного отпрянула.

— Что с тобой?..

Я ускорил работу сознания, но даже так едва успел запечатлеть картину, напугавшую девушку. Успел увидеть, как спешно успокаивается прежде струящаяся и кружащая подобно вихрю пси, от которой ощутимо несло ментальной… не составляющей, но структурой, эхом. Несколько субъективных минут мне потребовалось для того, чтобы поверхностно разобраться в произошедшем и понять, что таким образом я всего лишь «стихийно» воспользовался способностями на полную катушку. И сознательно это повторить у меня не вышло, хоть я и попытался, окрылённый впечатлениями от столь глубокого чтения чужого эмоционального фона.

Но сама перспектива… пугающая и манящая.

— Смотрю тебе прямо в душу. — Я усмехнулся. — И я говорил серьёзно, Хельга. Я думал, что ты избавишься от этого пренебрежения. Отбросишь страх, который толкает тебя на такие шаги. Но этого не произошло, и всё стало только хуже. Всё указывает на то, что фальшивые отношения не нужны ни тебе, ни мне.

Аловласка насупилась, поджала губы, несколько секунд так просидела… и разрыдалась, едва я успел худо-бедно, но создать безвоздушную прослойку вокруг нас. Хоть какая-то звукоизоляция, ибо слухи в том случае, если Хельга откажется от своей гениальной и гнетущей её саму идеи мне только помешают. А дальше… Дальше она рыдала, а я не особенно интенсивно пытался её успокоить традиционными методами. Потому что меньше всего мне было надо, что б она начала мне по-настоящему симпатизировать просто из-за того, что я её утешу.

И не в том смысле, о котором вы подумали, извращенцы!

Долгих двадцать минут я пытался «держать» Хельгу в адеквате, проецируя эмоции и помогая добрым словом. И итог моих трудов не заставил себя ждать: аловласка чуть подуспокоилась, а страх в её распахнутом всем ветрам разуме затух, словно истлевшая спичка. Только тогда она подобралась и вернула себе самоконтроль, заново возведя ментальную защиту и лишив меня свободного доступа к её эмоциям и, отчасти, даже мыслям. В последние я благоразумно не лез, так как мне моё «Я» ещё дорого. Вот подучусь, заматерею — тогда да, можно будет наворотить делов.

Но сейчас точно нет.

— Думаешь, я знаю, что мне теперь делать? Кроме тебя у меня не было никаких вариантов. Никаких!.. — И Хельга снова оказалась в шаге от того, чтобы начать выть навзрыд. Да что ж такое-то! Я думал, что будет нелегко, но что б настолько⁈

— Давай рассуждать логически. Чего конкретно ты не хочешь? Помолвки и свадьбы с незнакомым человеком? — Девушка неуверенно кивнула. — Тогда я ничем не отличаюсь от любого другого кандидата. Мы точно так же не знакомы, только обо мне до кучи никто ничего не знает. Или вот, скажем, чем тебе Синицын не угодил? Ты ему нравишься — это раз. Он силён — это два. Адекватен — это три…

— Адекватен⁈ Он⁈ — В глазах и эмоциях Хельги вспыхнула праведная ярость, что, впрочем, было лучше тоски, уныния и обречённости. — Да ты хоть знаешь, как он меня опозорил⁈ И не узнаешь!

— Не то, чтобы очень хотелось. — Хмыкнул я, радуясь достигнутому успеху. — Но по остальным пунктам его кандидатуры возражений нет? Тогда я передам, и он предпримет вторую попытку…

— Вторую⁈ — Не только эмоции, но и мысли меня как обухом по голове огрели. Зато я узнал о том, что попыток этих было много, и они не прекращались по сий день. Так что «стойко игнорировала» от Димы относилось скорее к тому, что ему не отвечали взаимностью.

— Всё-всё, понял, осознал, исправлюсь. Но согласиться с тем, что у тебя действительно нет вариантов не могу. — Вся проблема была раздута на ровном месте, и, по всей видимости, являлась не более чем придурью одной конкретной аловласки. Почему придурью? Да потому что она была готова не то, что шило на мыло сменять, а шило на шило! Какая к чёртовой матери разница с кем уживаться: с аристократом каким или со мной? Исходные данные те же, разве что я со способностями, но без влияния и богатств. Я-то думал, что с кандидатами действительно всё плохо. А теперь мне на глаза попался Синицын, и я могу сказать, что парень он неплохой. Просто у Хельги, как и у всякой девушки, есть ряд заскоков, с которыми она и не пытается бороться. — Уже уходишь?

Девушка действительно поднялась и направилась к двери, ведущей в коридор.

— Да! Мне нужна тишина, спокойствие и бокал вина там, где меня никто не побеспокоит! — Я заранее убрал «звукоизоляцию», последовав за девушкой. К её отбытию даже прислуга не успела, так что дверь я закрывал самостоятельно.

— И всё-таки, присмотрись к Синицыну! А лучше хорошенько обдумай менее радикальные способы достичь желаемого!

Хельга напоследок мазнула по мне сердитым, но не злым взглядом, после чего нырнула в дожидавшееся её «такси» и была такова. Тоже мне, конспираторша: по телефону нельзя, а пользоваться местной службой перевозки, которую почему-то никто кроме неё не эксплуатирует, можно. Но свою задачу я выполнил: до Хельги достучался, в проблеме разобрался и свой на неё взгляд определил. Да, аловласка чертовски красива. Да, она буквально предлагает себя, ведь просто отсрочка ничего ей не даст. Но не вижу я её как свою пару, и всё тут!

Фиктивщина же с упущенным моментом и при наличии стольких противодействующих факторов, — род Белёвских, Виктор Васильевич, моё знакомство с Ксенией, — бесперспективна. Если не задушат в корне саму идею, то раскроют или иным образом переиграют и уничтожат. Не буквально уничтожат, конечно, но приятного тоже будет мало. Потому сейчас я вернулся в спальню и продолжил чтение, не переставая, впрочем, обдумывать ситуацию и моё место в ней.

Близилась ночь, а за ней новый день, полный открытий чудных…

Глава 11
Защита и нападение

Утро для меня началось в полпятого, ибо я, загодя предупредив прислугу, переоделся в «старые» вещи и вышел во внутренний дворик, чтобы там начать, наконец, работу над своим телом. В плане физических кондиций я был очень не очень, но намеревался это исправить. Для начала — базовыми тренировками, которые в подкорку вбили ещё со школы, а потом, когда чуть окрепну, и полноценными занятиями. Благо, варианты в академии имелись, и было их немало. Тут тебе и секции «мирного» спорта, и целая россыпь различных школ боевых искусств, в которых из слабака могли сделать конфетку. Ведь это только на первый взгляд можно было предположить, что физическая подготовка для могучего разума псиона не очень-то и нужна.

На деле же именно тренированные псионы чаще всего доживали до седины, и основной причиной была, конечно же, их выносливость. Каким бы могучим ты ни был, если через два часа метаний, — или вообще после непродолжительной пробежки, — по полю боя тебя начнёт подводить дыхалка, сражаться станет куда сложнее. Да и слабенькое эхо ударной волны, прошедшее через защиту, худощавый слабак переживёт с меньшим шансом, нежели человек с крепким мышечным каркасом, который частично поглотит предназначающийся костям и органам урон.

А ещё псионы могли относительно легко совмещать физические тренировки с псионическими, чем ваш покорный слуга и занялся. Ничего серьёзного: просто я, растягиваясь, отжимаясь, приседая и выполняя подобные упражнения, постепенно нагружал свой контроль, подхватывая с земли всё больше и больше небольших предметов. И если сначала я просто держал их в воздухе, то потом, достигнув некоего предела, попытался закружить их вокруг себя по строгим траекториям так, чтобы у них не было возможности столкнуться друг с другом. Естественно, получилось плохо, и из ста сорока четырёх объектов я потерял контроль над половиной. Но в этом и заключается суть тренировки: ты нарабатываешь навык и учишься делать правильно, постепенно повышая нагрузку.

За таким занятием я провёл практически целый час, после чего наскоро помылся, позавтракал приготовленным по моей просьбе тушёной курятиной и картошкой в горшочке, осушил кувшин морса и выдвинулся к дому своей подопечной, Ксении. Ожидаемо прибыл с небольшим запасом, и, как оказалось, не зря: девушка как раз выходила из дома, а снаружи её дожидался рыжий, которому, похоже, вчерашнего внушения оказалось мало. Но каково было моё удивление, когда он, ещё не видя меня и не зная о моём приближении… начал извиняться. Почему я решил, что он именно извиняется? Да потому, что он в начале своей речи довольно глубоко поклонился, да и эмоциями светил так, словно непрощение светит ему по меньшей мере розгами.

Или чем там у аристократов наказывают, чёрт их знает.

Делать выводы на основе этой картины было рано и преждевременно, но вот предположения я, учитывая отголоски чужих эмоций, построить мог. Родня сего «героя» узнала о произошедшем от неизвестных доброжелателей, и промыла хулигану мозги на предмет того, как в такой ситуации должно поступить, дабы не запятнать своё и родовое имя ещё сильнее. Проиграл — неси ответственность, скотина! Такой подход мне нравился, и я его всецело одобрял.

— Ксения. — Я махнул рукой и поприветствовал девушку, привлекая к себе внимание. Рыжий же вздрогнул, повернул голову и поймал мой взгляд. Теперь его черёд. — Я не ошибусь, если предположу, что тебе хватило смелости принести свои извинения?

— Всё так. — К моему вящему удивлению, парень вёл себя и «ощущался» вполне адекватно. Никакой затаённой обиды, максимум лёгкая досада, да и та висела в сопряжении не неким облегчением. Он и на выпад в свою сторону никак не отреагировал. — Я вёл себя не так, как подобает дворянину. И за это я должен ответить. Жербин Егор, к вашим услугам.

— Артур Геслер. — Я не колебался, пожимая протянутую руку. Своё он уже получил, и раскаяние, которое я сейчас наблюдаю, было искренним. Не мог средней паршивости псион-студент без способностей к телепатии нормально от меня закрыться. Не мог — и всё тут. Так что ощущение того, что рыжий находился не в своей тарелке и хотел, что б прошлое куда-нибудь стёрлось, я воспринимал в полной мере. — Значит, ответить? Как по мне, так наилучшим свидетельством твоей искренности станет участие в дальнейшей судьбе Ксении. Присмотришь за ней там, куда не дотягиваются мои руки — и можешь считать, что я забуду о прежних обидах.

Ну, как сказать — забуду? Просто дам ему ещё один шанс.

— Эй! За мной не нужно ТАК присматривать! — Возмутилась девушка, сжав кулачки и едва ли ножкой не топнув. Так и хотелось сказать, что, мол, да, присматривать конечно же не надо. А то что она сейчас день ото дня всё больше на живого человека становится похожа — это чистой воды случайность, и заступничество тут ни при чём.

— Я сделаю всё, что будет в моих силах. — Ну, совсем другое дело. Уважаю такую решимость! Ещё бы он изначально не был говнюком, не творил дичи, и до него не приходилось бы доносить всё через унижение и эмоциональный кризис — какой прекрасный человек бы получился!

На мгновение я почувствовал себя древним стариком, воспитывающим молодёжь…

— Договорились. — Я не стал никоим образом воздействовать на парня, который и так всё понимал. — Сейчас мы, я полагаю, справимся и сами, но в дальнейшем, во время занятий, я на тебя рассчитываю. Мой номер…

По наитию я подхватил пролетающий мимо листик, ускорил сознание и за мгновение выжег на нём вереницу цифр. Получилось сносно, читабельно и пафосно. По крайней мере, девушка, наблюдающая за этими манипуляциями, оценила.

Рыжий же пробежался по номеру глазами, кивнул:

— Я запомню. И… спасибо за то, что привёл в чувство и не дал натворить ничего по-настоящему страшного.

Ну надо же, он реально засмущался, развернулся и быстрым, прямо-таки стремительным шагом скрылся за горизонтом. Я всё больше убеждаюсь в том, что телепатия — моё самое лучшее приобретение. И плевать, что вещь опасная и извращающая человечность. Единожды попробовав, я уже просто не могу себе представить жизни без ощущения чужих эмоций.

— Ну что, в академию?

— Угу! — Может же, когда хочет. Никаких тебе грустных лиц и давящей тоски, только вера в лучшее, радость… и симпатия.

До центрального холла академии мы дошли безо всяких проблем, и там же распрощались. Я даже успел обменяться взглядами с Жербиным, честно ожидающим свою вчерашнюю жертву и сегодняшнюю подопечную. Парень был настроен весьма решительно, что меня более чем устраивало. Интересно даже, как местный социум отреагирует на такую «смену стороны» одним из отпрысков дворянства? Или он просто обставит свою помощь так, что к нему будет не докопаться?

Определëнно, к той паре книжек по этикету и устройству аристократических обществ нужно добавить ещë несколько томов. Десятка так три примерно, ибо иным образом разобраться в содержимом кипящего котла, в котором я ныне оказался, не представлялось возможным.

Проследив за тем, как Ксения скрылась на одной из лестниц, я вздохнул, размял шею и двинулся на первое занятие по фотокинезу, которое опять превратилось в экзамен. Я не стал тянуть резину, сразу же настояв на проверке моих базовых знаний, и менее чем через час оказался предоставлен самому себе. Преподаватель, нервничающий и оттого постоянно поправляющий очки, умчался докладывать о моих успехах Виктору Васильевичу, наказав мне не пропускать следующий урок, грозящий закончиться аналогичным образом. Собирался ли я его пропускать? Конечно же нет! А вот посетить полигон, дабы после, в обед, нагрянуть на местный «турнир» — очень даже да! Так что ноги привели меня к бронированной двери, которая меня опознала и распахнулась, пропуская внутрь. Миновав уже привычную винтовую лестницу, я самоизолировался от окружающей действительности, выставил «ментальный будильник» так, чтобы не пропустить организованный псионический мордобой — и приступил к полноценной тренировке.

Синицын не единожды объяснял мне механизм работы «области защиты», представляющей из себя контролируемую разумом псиона сферу, в которой все чужеродные воздействия моментально и решительно подавляются. Настоящие мастера этой «техники» в бою напоминали островки спокойствия в охваченном бушующим штормом океане, не подпуская к себе ничего и никого. И огрызаясь при этом, что кратно сложнее простого поддержания защиты. Но сколь бы много я ни раздумывал над этой концепцией, что-то внутри меня как бы выступало против использования «области защиты».

Не то! Не так! Можно иначе!

А вот как «иначе» я, естественно, не знал, и сюда пришёл экспериментов ради. Не единожды уже было такое, что я подсознательно вытворял что-то эдакое, в нормальном состоянии мне недоступное. Как, например, то «глубокое чтение» Хельги, не последнего в табели о рангах псиона, между прочим.

Так почему бы чему-то подобному не повторится прямо сейчас?

Я уселся посреди полигона, сосредоточился на своих способностях и начал воспроизводить вбитые в меня шаги по созданию пресловутой «идеальной защиты». Вот телекинетическая часть техники, отвечающая за собственно перехват и подавление чужеродных манипуляций и явлений, обозначила границы охраняемой зоны. Вот моё внимание, суть целенаправленное осознание, послушно растеклось по сфере, принося с собой информацию обо всём, что происходило рядом со мной. А вот и восприятие начало меняться, дрожать… и сжиматься.

Нахлынуло ощущение неправильности, и я, определив источник такой простой проблемы, тут же «отменил» последний шаг. Всё нормализовалось, но расслабляться я не спешил: существовала вероятность того, что это не очередная моя особенность, а естественная вещь, мешающая нормальному функционированию защиты. Оставалось только подтвердить или опровергнуть свои предположения на чём-нибудь безопасном, и уже после делать выводы. Но как проверить защиту, не имея под рукой другого псиона? Очень просто: низкотемпературная плазма нам в помощь! Достаточно было просто создать один небольшой шарик вне границ моей защиты, после чего кинуть его в себя же, — условно, конечно, — и «отпустить» контроль.

Как и предполагалось, огонёк отлично ощущался даже вне зоны защиты, и потому перехвачен был практически мгновенно. Как и последующие за ним снаряды, осколки и прочие остатки разложенной на составляющие мишени, для таких дел и предназначенной. Всё работало как часы, но «мою» версию этого метода защиты всё равно нужно было повторно проверить совместно с Синицыным, который легко сможет сымитировать настоящую атаку. А пока можно заняться отработкой других маломощных и не слишком опасных, но полезных манипуляций, каждая из которых могла пригодиться в определённый момент непростой жизни псиона.

В общей сложности на всё про всё ушло пять часов, и в нестройный поток студентов я вливался самую малость уставшим, но донельзя воодушевлённым. Успехи в принципе способствовали росту мотивации, а уж когда эти успехи были незапланированными и неожиданными… В общем, и так ясно, что прирост заинтересованности в дальнейшем самосовершенствовании становится как минимум двойным. А если добавить к этому перехваченную горку хотдогов с чашечкой горького кофе, то жизнь и вовсе начинает играть новыми красками! Оставалось только Ксению найти, да «добровольца» на время от дозора освободить.

Благо, телефонный номер у меня был, и скоординироваться мы смогли за считанные минуты.

— Обошлось без проблем? — Первым делом спросил я Ксению, едва мы встретились и отделились от общего людского потока. Рыжего, к слову говоря, нигде видно не было.

— Практически. — Девушка вздохнула. — Но Жербин попал в лазарет. Перехватил тех, кто обычно издевался надо мной в классе…

— Имена, пароли и явки? — Как бы желание исправиться после этого у рыжего здоровяка не отбило. Нехорошо: я-то прогнозировал хотя бы несколько дней спокойствия, но всё оказалось не так радужно.

— Они тоже в лазарете. — Я вскинул бровь в немом вопросе. — Да, он справился со всеми. Но и сам пострадал. Ничего слишком уж серьёзного, но дисциплинарное взыскание легло на всех участников этого конфликта.

— Восхитительная оперативность. — Ещё бы кто-то прививал дисциплину тем, кто издевался над беззащитной Ксенией вместо того, чтобы игнорировать сие — было бы вообще замечательно. Ну да ничего, и это поправим, благо, хотя бы один благоразумный человек уже на нашей стороне, так сказать. — Они там хоть без псионики обошлись?

— Без. Обычная драка. — Пожала плечами девушка. — Я, правда, и не думала, что до такого дойдёт…

— Я тоже ожидал другого, но мы имеем то, что имеем. А ещё у меня есть обоснованное подозрение, что пока я рядом — никто к тебе не сунется. — Думай, голова, шапку куплю! Не рыскать же мне по всей академии, сверяясь со списком негодяев, который, допустим, можно выпытать у Ксении? Так меня самого того, дисциплинарно взыщут, если не чего посерьёзнее. А защищающейся стороной стать пока не получалось…

— Если нужно сделать так, чтобы твоё имя было на слуху, можно попробовать принять участие в сегодняшних учебных боях. Ты как раз проходишь как студент, не достигший третьего ранга или обучающийся менее трёх лет…

Ксения ещё продолжала расписывать механизм участия в таком «турнире», а я уже примерял себя на место, хе-хе, «гладиатора». Взвешивал плюсы и минусы, рассматривал выгоды и потенциальные потери, анализировал и планировал. И по прошествии нескольких субъективных минут понял, что ничего плохого в самой затее не было. Да, я могу проиграть, но нанесёт ли это непоправимый урон моей репутации, которая пока только начала складываться? Нет. Просто потому, что от псиона, пробудившегося на этой неделе изначально ничего особенного ждать не будут. Я же был уверен в том, что хоть сколько-то «боёв» выиграю, ибо силушки во мне куда больше, чем, скажем, есть и когда-либо будет у Жербина.

И при этом турнир — это реальная возможность оценить способности других псионов не как зритель, а как непосредственный участник схватки. Оценить перед тем, как, возможно, столкнуться с кем-то из них, «закрывая спиной» Ксению. Здесь проигрыш не будет чем-то катастрофическим и даже обидным, а вот вне арены…

— Как записаться? — Я обратил свой взор на Ксению, не постеснявшись в мыслях подметить, насколько та всё-таки мила лицом. Впечатляюще яркие голубые глаза, белоснежные волосы, светлая кожа, тонкая линия губ и застывшая на них полуулыбка, которую я впервые увидел только вчера — всё это формировало образ, ярко контрастирующий с тем клеймом, которое несла на себе эта девушка. «Предательница», скажут тоже. Будь так, и имперское следствие уже давно привело бы приговор в исполнение. А так просто похоже на то, что Император не решился прерывать ценную линию крови, в которой, как и у всех великих аристократических семей, рождались сильные псионы.

— На входе сказать, что хочешь участвовать. Больше от студентов боевого направления ничего не требуется. — Пояснила Ксения, заглянув мне в глаза. — У меня что-то с лицом?

— Нет-нет, ничего такого. Просто любуюсь. — Я хмыкнул, но взгляда не оторвал. Эта игра в гляделки продолжалась ещё с десяток секунд, пока перед нами не вырос весьма приметный татуированный блондин, из-за спины которого выглядывала Хельга.

— Воркуете, голубки? Ауч! — Синицын даже договорить не успел, а аловласка уже впечатала ему локоть меж рёбер. Мне что, поздравить Диму с тем, что он наконец приблизился к «неприступной крепости»? Или наоборот, посочувствовать?

— Привет, Артур. Ксения… — Хельга по-женски помахала одними лишь пальчиками, но не смогла сдержать прищура, озвучив имя моей подопечной.

— И вам не хворать. Специально искали?

— Конечно же нет. — Синицын ухмыльнулся во все тридцать два. — Случайно простояли здесь двадцать минут. Облаками любовались, да…

С учётом пасмурной погоды, оправдание выходило ещё менее реалистичным.

— Допустим, я в это поверил. — Легко, всё-таки, с Синицыным общаться. Адекватный, умеет шутить, нет этой неприятной предвзятости по отношению ко всем ниже по статусу. А ведь при этом он — один из лучших студентов академии, с тремя направлениями и огромным потенциалом. — Решили посмотреть на «учебные бои»?

— Кто посмотреть, а кто и поучаствовать. — Блондин хмыкнул. — Претендент на третий ранг обязан иметь за пазухой определённое количество четвертьфиналов. Мне в этом году надо ещё всего три штуки, но затягивать я не хочу. Всё-таки тех, кто уже отучился больше трёх лет, пускают через раз независимо от ранга…

— А «турниры» эти, как я понимаю, еженедельные?

— Не-а. Два раза в месяц, плюс «праздничные». — Блондин зевнул. Да так, что я едва не подхватил эту «чуму».

— Ну, вряд ли мы встретимся на «верхушке», но если что — не вздумай сдерживаться. — Я подхватил Ксению под руку, выдвинулся вперёд и похлопал опешившего парня по плечу. — Давай-давай, а то на регистрацию опоздаем. Или тут её нет?

— Есть. Но… — Синицын набрал в грудь побольше воздуха, но спустя половину секунды сдулся. — А, к чёрту! Поступай, как знаешь, но я на твоём месте в ближайший месяц никуда бы не лез. Травмы — явление редкое, но не невозможное. А в твоём случае…

— Я это понимаю, и наглеть не буду. — Совсем уж за дурака меня считать не стоит. — Просто хочу прикинуть, кто и на что способен из первых рядов.

— Ради такого обычно просто занимают места на, ха-ха, первом ряду. — Хохотнул блондин, со мной поравнявшийся. Хельга не отставала, и заняла место по левую руку от «ненавистного влюблённого». — А если серьёзно, то сосредоточься на защите. Кое-что ты уже умеешь, и на первые бои этого точно хватит. Если, конечно, жребий не поставит тебя с кем-то, уже получившим хотя бы первый ранг.

— Ты слишком низко меня оцениваешь.

— Нет, это ты слишком высокого о себе мнения. Талант и скорость обучения — это ещё не всё. — Объективно, конечно, но не в моём случае. — В общем-то, я сказал, что хотел. А там уже сам думай.

— Я поддержу Синицына. — Неожиданно заявила Хельга. — Он дело говорит. С минимальными практическими навыками тебе может прийтись непросто. Это уже не тот уровень возни в песочнице, на котором всё может решить голая сила.

— А для того, чтобы не полагаться только на голую силу, мне нужно на своём примере понять, к чему стремиться. — Несмотря на обвинительные нотки в словах знакомых, мой голос не дрогнул, и сказано было только то, что я как следует обдумал. Ну не рассказывать же им, что помимо всего прочего меня влечёт вперёд желание прикоснуться к чему-то новому? — Не очень-то тут многолюдно.

— А ты думал? Обычно толпа собирается по праздникам или в те дни, когда на арену выходит кто-то известный. — Сказала Хельга, последней частью фразы заставив Синицына поморщиться. Ну да: формально он известным, видимо, не был. Вот у аловласки фанклуб был, а у блондина… Увы, увы.

— Что ж, буду знать. И расписание потом раскопаю… — И стану здесь завсегдатаем, потому что практика — это хорошо. Теорию можно забыть, теорию можно не суметь применить, а качественно вбитый в подкорку навык останется с тобой навечно.

По крайней мере, какая-то его часть, если забить на тренировки.

Стойка регистрации оказалась действительно стойкой, на манер касс вынесенной на лицевую часть местного то ли колизея, то ли стадиона. Для зрителей вход был, естественно, свободным, но меня и Диму пустили только после того, как мы заполнили несколько бумаг об ответственности и ознакомлении с правилами, — ничего сверхъестественного, кстати, — и получили бейджики, банально крепящиеся на грудь. И всё: никакой бюрократии сверх того нас не ожидало. Вот, что значит отлаженная и работающая как часы система!

— Артур. — Ксения обратилась ко мне едва слышимо, и я чуть наклонился в её сторону. — Видишь лысого парня с ожогами? Он один из зачинщиков. С его подачи сегодня началась драка…

— Ты же говорила, что в лазарет попали все?

— Все, кто… пытался принять участие. — Она очень осторожно подбирала слова, чем ещё сильнее разжигала во мне желание пересечься с этим индивидуумом на арене. Он ведь тоже, скотина такая, регистрируется. А это значит, что шансы есть. Особенно если он достаточно силён, что б не вылететь в самом начале.

И если я достаточно силён, чтобы не вылететь в начале…

М-да, конечно.

— Разберёмся. Но в следующий раз перечисляй всех, никого не упускай, поняла?

— Угу…

Тем временем приятный женский голос, слегка искажённый несовершенным хрипом динамиков, объявил о завершении предварительной жеребьёвки. На огромных экранах начали мелькать списки участников с конкретными площадками, — ну, не на одной выступаем — и на том спасибо, — и почти в самом начале списка я увидел себя.

Понеслась, что ли?..

Глава 12
Осознание превосходства

В детстве, читая романы о боевых искусствах или, скажем, магии, я всегда поражался тому, как там проводили дуэли и турниры. Подростков, ударная мощь которых была сравнима с ракетным ударом, ставили друг напротив друга и предлагали выложиться на полную, но так, что б обойтись без травм или вообще смертей. Абсурд? Абсурд! Не всегда там даже судьи были, способные, случись что, остановить бой. К счастью, реальность отличалась от книг в лучшую сторону, и в главном учебном заведении страны любые стычки строго регламентировались, будь то дуэли вроде той, что произошла с участием меня и рыжего, или такие вот соревнования. Несколько «дисциплин» на выбор, и никакого прямого контакта. Грубое нарушение — моментальное исключение и наказания независимо от того, дворянин ты или выходец из простого люда. Потому что жизни псионов ценили, а восточная концепция «выживает сильнейший» у нас банально не прижилась. Они себе могут это позволить ввиду ограниченности ресурсов и огромного населения, мы — нет.

Прямо сейчас я изучал брошюру, описывающую все «дисциплины», используемые на этом турнире. Было их не так много, но де-факто они серьёзно отличались друг от друга, а выпавшая мне на автоматической жеребьёвке и вовсе относилась к основным. Какая, спросите вы? А я отвечу: защита своей статуи и уничтожение вражеской. Делали эти статуи из, образно выражаясь, дерьма и палок, так что уничтожить такую при желании мог даже не очень сильный псион. А так как статуи эти находились на два-три метра выше той плоскости, по которой перемещались соревнующиеся, вероятность получения кем-либо ранений падала ещё ниже. Но не до нуля, конечно: в брошюрке неоднократно указывалось на необходимость в первую очередь думать не о победе, а о сохранности собственной тушки.

Ну, иного я от здравомыслящих людей и не ждал.

— Артур Геслер! — Автоматическая система объявила о моей очереди, и я, вернув бумажку на столик, двинулся к выходу. Следом огласили имя моего противника. — Виктор Ивашкин!

Всех участников заранее распределили по аренам и соответствующим комнатам ожидания, так что на то, чтобы ступить на обшитую металлом поверхность мне потребовалось от силы две минуты. Моим оппонентом выступал пресловутый Ивашкин, невысокий, щуплый паренёк лет восемнадцати, нервно теребящий в руках медальон. Что ж: у всех свои причуды, а беспокоиться за кого-то в моей ситуации просто опасно. Арена — она ведь двадцать пять метров в длину и пятнадцать в ширину, плюс постаменты для статуй и чуть приподнятые дорожки, причудливым узором струящиеся по полу.

А мой радиус воздействия хоть и подрос, но границу в десять метров пока не пересёк.

— Стороны готовы? — Судья поочерёдно посмотрел сначала на меня, а после на Виктора. — Начало после отсчёта и звукового сигнала. Готовьтесь!

Я начал подготовку, рассчитывая использовать все пятнадцать секунд, выделяемые «бойцам», на полную. И если с защитой мне выдумывать было нечего, то над атакой я решил попотеть без ускорения сознания, создав два с половиной десятка вытянутых сгустков низкотемпературной, — а иное было бы излишне, — плазмы. Со своей стороны мой оппонент запаниковал, но всё равно сообразил возвести вокруг своей статуи ледяной короб четыре на четыре метра, который, вероятно, мои нынешние снаряды пробили бы с большим трудом. Увеличивать плотность и температуру трёх плазменных сгустков пришлось синхронно с загромыхавшим отсчётом, а после…

Хотел бы я сказать, что события пустились вскачь, или начался великий бой, но всё закончилось через три секунды. Лёд не выстоял под моим обстрелом, а Ивашкин, почуяв спиной нахлынувший жар, выбросил вверх левую руку и сдался. Судья практически моментально усмирил буйствующее пламя, уже добравшееся до статуи и опалившее её, а мне засчитали первую победу.

Быстро, скучно и совсем неинтересно.

В комнату ожидания я возвращался в расстроенных чувствах. Очевидно, что на эти легализованные дуэли не шли совсем уж слабые псионы. Но что б всё было настолько плохо? Или он новичок вроде меня? Но нет: проигравшего встречают друзья, в три горла вещающие о том, что в этот раз ему просто не повезло, и в следующий он точно сможет забраться повыше. Шумную компанию быстро выгоняют присматривающие за нами сотрудники «арены», и в комнате вновь устанавливается приятная тишина…

— Быстро ты с ним. — Я обернулся, найдя взглядом обратившегося ко мне паренька лет шестнадцати. Был он смугл, мускулист и весел, а в тёмно-зелёных глазах, казалось, навеки поселился юношеский задор. О причинах его здесь нахождения гадать не приходилось: он просто развлекался, используя варианты, которые ему предоставляла академия. — Какой ранг?

— Никакого. — Эмоции… ничего удивительного для удивлённого человека, простите за тавтологию. — Я только на неделе пробудился и поступил в академию.

— Ну и дури в тебе тогда! — Парень уже полноценно развернулся, приподнявшись над скамейкой на одних только руках, после чего протянул мне правую конечность. — Руди Фохх, студент второго года обучения и первого ранга квалификации.

— Артур Геслер. — Щепотка разочарования в его эмоциях промелькнула, но не более того. Похоже, он практически сразу отбросил моё «недворянство», — не иначе как выучил все эти сотни фамилий наизусть, — словно нечто незначительное. — Ты не в первый раз тут?

— Обижаешь! Мне ещё один четвертьфинал, и можно пробовать сдавать на второй ранг.

— А ты хорош. — Тут было, чем гордиться. По крайней мере, с учётом его возраста. Хельга вон, была постарше и на третьем ранге, а на неё разве что не молились. — Может, есть пара советов новичку?

— Не забывай про защиту и не трать силы понапрасну. Иначе выдохнешься к финалу. — Прозвучал сигнал, призывающий оставшихся участников занять свои места на отведённых аренах, и мой собеседник, мазнув взглядом по экрану с распределением, бодро вскочил на ног…у. Да, всё верно: вместо правой опорной конечности он щеголял блестящим в свете ламп протезом. — И если в конце мы встретимся, будь настороже!

— Я никогда не недооцениваю достойных людей. — И недостойных тоже. Но почему бы не скрепить мимолётное знакомство добрым словом?

— Тогда в этом мы с тобой похожи.

Я отсалютовал Руди Фохху, и повернулся к ближайшему экрану, — одному из множества, — на котором, к счастью, был предусмотрен выбор арены для наблюдения. Я начал переключаться между ними в поисках того лысого товарища, но прошло десять минут, а его я так и не обнаружил. То ли он прошёл в первой волне и теперь тоже ждал, то ли я просто не успел до него долистать перед тем, как пришёл черёд второго боя. Или «боя», учитывая то, как прошёл предыдущий.

Но расслабляться я не собирался, ибо теперь задача сменилась на чуть более интересную, гибкую и выдаваемую только телекинетикам: вместо уничтожения статуэток мне предстояло сыграть в «пси-футбол», где мячом выступала стальная сфера весом в семьдесят семь килограмм. И тут сразу становится понятно истинное назначение дорожек: только по ним можно «катать шары», чтобы не вылететь за нарушение правил. А ещё мячик было запрещено разбивать, целенаправленно отрывать от дорожки или напрямую атаковать соперника, что так же каралось техническим поражением. И что б вы не подумали лишнего, скажу, что у каждого направления была как минимум одна «своя» дисциплина, специфическая и уникальная. Соответственно, рассматривать происходящее на «арене» следовало как соревнование, но не в моменте, а на дистанции. Студенты копили очки, получая соответствующее вознаграждение в конце года.

И это, на мой субъективный взгляд, было наиболее эффективным способом адекватно оценить всех участников этого движения.

— Артур Геслер! — И снова меня представили перед тем, как я вышел на арену. Всё ту же, но с рядом добавившихся в процессе предыдущих боёв повреждений. Тут тебе и выбоины, и подпалины, и подтаившая изморозь кое-где. Только оторванных конечностей и крови не хватает для полноты картины, но я не то, чтобы этому не рад. — Мария Соколова!

Передо мной предстала невысокая, полненькая брюнетка, зыркающая исподлобья и выглядящая так, словно за победу в этом раунде она готова убить. Между нами уже был размещён мячик, которым, при желании, можно пришибить насмерть. Буду поосторожнее: мало ли, маньячка какая. И не читается же ещё, что косвенно указывает на немаленький уровень навыков.

И снова отсчёт и время на подготовку, и снова сигнал, давший старт непростой, честно вам скажу, борьбе. В плане сил я девушку явно превосходил, но вот ограничение на дистанцию воздействия и то, как она орудовала телекинетическими щупами… Больше четырёх минут я выкладывался на все сто, — но без ускорения сознания, — прежде чем смог банально задавить оппонента голой мощью. И эти минуты дали мне понимания больше, чем вся практика с телекинезом до этого. Странно? А ничуть! Просто я очень и очень многое подсмотрел у этой маленькой злой брюнетки, до последнего цеплявшейся за победу. Даже когда стало очевидно, что тут выиграю я и только я, она не переставала блокировать мячу путь. Даром, что под него не бросилась и своим телом остановить не попыталась.

Я бы такому исходу вообще не удивился…

— Победитель — Артур Геслер! Проигравшая — Мария Соколова! — Я и не заметил, как споро у нас сменился судья. На более болтливого, угу. — Участникам арены ноль-семь пройти в комнату ожидания.

И мы разошлись в, между прочим, разные комнаты. И прошлого своего соперника я в наших «покоях» не видел. Это что же, всех заранее разбивают на пары и разделяют, в дальнейшем сталкивая только с теми, кто находится в другом зале?

Это наблюдение полезное, это нужно запомнить…

В ожидании следующего раунда, — будем называть это так, ибо боёв тут как бы и нет, — я вновь прилип к экрану, найдя, наконец, своего лысого недруга! Тому повезло больше, и сейчас он с явно читающимся по лицу удовлетворением раскатывал в блин другого студента, пытающегося защитить свою плазменную сферу. Что ж, как минимум в пирокинетике этот парень был очень хорош, ибо подобного при мне ещё никто ни разу не демонстрировал. Ну, Литке со своим посохом разве что, но там кроме контроля и физической подготовки ничего показано не было. Здесь же — пожалуйста: скорость, масштаб и точность манипуляций на уровне, превосходящем таковой у всех моих предыдущих соперников на целую голову. Без ускорения сознания мне его не забодать, как ни крути.

Даже пробовать не стану!

А впереди замаячил следующий раунд, на который меня вызвали с небольшим запозданием: видно, наспех латали арену, ибо не просто так через наш зал ожидания сновали сотрудники в характерных спецовках. Мне даже интересно стало, случалось ли такое, что одна из арен приходила в полную негодность. Чисто теоретически, я и сам мог бы её разломать, чтобы использовать обломки в качестве своего оружия. В правилах сказано только, что нельзя намеренно уничтожать арену, но ведь ломать можно не ради того, что б сломать, а для приближения собственной победы. Ведь если та же статуя соперника навернётся с постамента, мало этой хрупкой штуке точно не покажется. Вопрос только в том, сколько дури нужно, чтобы без проблем это реализовать…

Тем временем я вышел на арену, окинул взглядом почти пустующие трибуны, — зрителей изначально было совсем немного, — и воззрился на третьего по счёту оппонента. Осилю ли без ускорения? Вопрос хороший, но рисковать, если что, я не стану. Мне нужно пробиться как можно выше, раз уж «турнир» этот не культовый, и простым на нём появлением никакого имени заработать не выйдет. Потому…

Извини, парень, но ты победишь как-нибудь в другой раз.

* * *

В то же самое время, трибуны.

Хельга и Ксения по чистой случайности заняли соседние места, но пересаживаться не стали, ограничившись простым взаимным игнорированием. Или, что точнее, игнорировать решила Хельга, не ответившая на приветственный кивок беловолосой девушки. Но обидело ли это дочь рода Алексеевых? Трижды ха! На фоне последнего полугода такая мелочь даже не воспринималась ею как оскорбление, и Ксения со спокойной душой принялась наблюдать за выступлениями её… кого? Знакомого? Друга? Покровителя?

Ни сама Ксения, ни уж тем более Артур ещё с этим не определились. Последний в принципе крайне неспешно, как будто бы даже неохотно предпринимал хоть какие-то шаги. Знаки внимания были, но в слишком незначительных количествах для того, чтобы Ксения могла сделать однозначный вывод касательно его интереса. Может, это всего лишь вежливость? Или он таким образом просто пытается приблизить её к себе?

Но одно девушка могла сказать с абсолютной уверенностью: её жизнь вновь разделилась на части, в одной из которых осталось всё плохое, а в другой слабым огоньком затлела надежда. Надежда на лучшее будущее и на то, что у носительницы клейма «дочери предателя» ещё есть шанс восстановить хотя бы толику былого не величия даже, а всеобщего уважения. Ведь всё, чего сейчас желала Ксения Алексеева — это нормального к себе отношения. И зависело всё не от неё, как можно было бы подумать, а от Артура Геслера, парня, появившегося из ниоткуда и тут же нагло вмешавшегося в устоявшиеся внутри академии устои.

Взгляд девушки прикипел к характерному силуэту, вышедшему на арену против первого серьёзного противника — псиона, давно получившего первый ранг квалификации, и теперь уверенно стремящегося ко второму. И если Ксения ещё могла опознать тощего брюнета с характерной внешностью, то Артур определённо пребывал в полном неведении относительно грядущего противостояния. И это могло стоить ему победы, ведь младший сын рода Литке выделялся своей… не жестокостью, но жёсткостью и бескомпромиссностью.

Секунды начавшегося отсчёта растянулись, словно подтаявший воск, а после пронзительной трелью разразился гонг. И грянул первый взрыв, поднявший в воздух пыль, разметавший дым и скрывший за собой значительную часть арены. На полной мощности заработали вытяжки, всасывающие в себя всё лишнее, но следующее же столкновение, — очевидно, в первую секунду закончить бой у Литке не вышло, — поставило крест на любых дальнейших попытках сделать бой видимым для кого-то кроме самих соревнующихся и судьи, находящегося в непосредственной близости от разошедшихся не на шутку студентов. Но даже под образовавшейся завесой были видны безостановочные, сплошные и яркие вспышки, перемежающиеся с разлетающимися во все стороны ледяными осколками.

Ксения видела, как нахмурился и приподнялся на своём месте Георгий Литке, прежде не выказывавший к происходящему на аренах особого интереса: он просто лениво посматривал на младшего брата, подавляющего всех на своём пути. Не упустила и того, что Хельга вперила взгляд на арену Артура, явно силясь дотянуться дотуда своим восприятием. Да и в целом число заинтересованных, обращающих внимание именно на седьмую арену, выросло кратно: все остальные стычки банально терялись на фоне чего-то столь масштабного. Напряжение и интерес возрастали, и останавливаться явно не планировали.

А потом прозвучал оглушительный хлопок, и мощнейшие потоки воздуха, разошедшиеся от центра арены, вымели дым, пыль и пар вверх, к накрывающему «колизей» куполу. С трудом проморгавшись, — какая-то часть пыли всё-таки накрыла ближайших зрителей, — Ксения прищурилась и увидела окружённого восходящими потоками воздуха Артура, стоящего так, словно он только что просто хлопнул в ладоши. В стороне от него на высоте четырёх метров висела нетронутая плазменная сфера, а напротив, в пятнадцати метрах, на полу распластался Литке, вокруг которого рассыпался на части частично уничтоженный многослойный ледяной барьер, выполненный из плотно подогнанных друг к другу сот. Сферы, которую тот должен был удерживать, не было, а о её существовании напоминало разве что почти рассеявшееся облачко пара.

— Победитель — Артур Геслер! Проигравший — Фёдор Литке! — Несмотря на некоторую паузу, судья всё-таки отмер и вынес свой вердикт. — Участникам арены ноль-семь пройти в комнату ожидания…

К счастью и всеобщему удивлению, пострадавших не оказалось, и дежурную медбригаду не стали срывать с их поста. При том никто не удивился бы, получи Артур или Литке травму, ведь их бой больше всего напоминал именно бой, а не студенческое соревнование. Жестокая и беспощадная стычка на грани.

Даром, что напрямую друг по другу никто не бил, судя по тому, что всё закончилось без технического поражения одной из сторон…

— Ты это видела? — Хельга первой подала голос, повернув голову к той, кого совсем недавно игнорировала.

— Всё, от первой до последней секунды. Поразительно…

— Я тоже не ожидала такого. Никто не ожидал. Он впервые пробудился всего лишь четыре дня тому назад, а сейчас… — Девушка задумчиво покачала головой. — … одолел того, кто учится уже два с половиной года. Можно подумать, что он не тот, за кого себя выдаёт. Но…

— Но? — Ксения не выдержала затянувшегося молчания.

— Он точно Артур Геслер. Его проверили от и до. Я сама видела распечатку с событиями дня нашей встречи, видела отчёты… — Хельга резко обернулась и прищурилась. — Не то, чтобы я должна была тебе об этом рассказывать!

— Я никому не скажу. — Мягко улыбнулась Ксения, про себя решив, что Артуру точно стоит знать о том, насколько глубоко под него уже копнули. — Но я удивлена. Артур ещё и аэрокинет…

— Аэрокинет? — Аловласая девушка успехнулась. — Он настоящий универсал. Может практически всё, а что не может — скорее всего временно, от недостатка знаний. Неужто он тебе об этом не сказал, м?

— Не сказал… — Вопреки ожиданиям Хельги, сидящая рядом девушка не расстроилась. Но удивилась, и крепко-накрепко задумалась. А потом резко и совершенно неожиданно для собеседницы хитро прищурилась. — Зато ему интересна я, а не кто-то ещё. Так важно ли остальное?

Пока Хельга меняла выражение лица с выжидающе-хищного на в лучших чувствах оскорблённое, Артур Геслер поудобнее устраивался на скамейке в комнате ожидания, рассматривая экран с постепенно появляющимися «двойками», прошедшими в четвертьфинал.

И надо же: его противником оказался именно тот, с кем парень так хотел встретиться на «поле боя»…

Глава 13
Безумцы слепы

Я ощущал направленные на арену эмоции даже сейчас, в утопленном под землёй помещении и по прошествии пяти минут с завершения предыдущего раунда. Удивление, уважение, опасение, восхищение и многие другие эмоции плавали вокруг, будто бы требуя, чтобы их схватили. Знал ли я о том, что эхо человеческого разума может так себя вести? Нет. Но теперь знаю, а остальное… не так уж и важно, наверное? Уж точно не важнее того, что в зале ожидания я находился в гордом одиночестве, если не считать персонала, мелькающего перед глазами и, по всей видимости, латающего арену. Дорогое всё-таки это удовольствие — соревнование между псионами. Но и мы с Литке-младшим сами молодцы: разошлись не на шутку, и не иначе как благодаря соблюдению правил и отличному самоконтролю друг друга не поубивали. Без ускорения сознания я бы никак не справился, а это уже указывает на то, что сейчас кто-то сильнее огненно-ледяного парня может образно надавать мне подзатыльников.

В плане масштабов воздействий я был серьёзно ограничен дистанцией прямого контроля над этими самыми воздействиями, и Литке-младший показал, что с такими может сделать худо-бедно обученный боевик. Думаете, арену он своими силами переработал на щебень и обломки? А вот ни разу! Это мои попытки дотянуться до его сферы пресекались, стоило только подконтрольным мне явлениям выйти за пределы радиуса в десять метров. И это моя плазма с телекинетическими волнами крушили всё подряд, меняя траекторию полёта и регулярно вынуждая судью перехватывать то, что летело в зрителей.

Литке-младший в принципе очень быстро обнаружил мою слабость, но не учёл многозадачности, произрастающей из ускорения сознания. А без неё я бы продул секунд через двадцать после начала боя, и при том — вообще без шансов. Так что в каком-то смысле уже третий раунд слегка охладил мой пыл, а впереди маячил четвёртый, против псиона, который обладал полноценным вторым рангом квалификации: об этом на моём любимом экране было написано прямым текстом, ибо теперь участников стало меньше, а информация о них — подробнее. И я со своими сроками обучения и пробуждения, а так же перечнем направлений смотрелся на этих «билбордах» крайне забавно. Этакий чёрт из табакерки, пролезший в четвертьфинал и потенциально способный пройти дальше.

А вот лысый, мой заклятый друг, оказался с сюрпризом: пирокинетика, телекинез… и телепатия.

— Артур Геслер, проследуйте за мной. Смена арены.

— Да, конечно. — Я встал, двинувшись следом за молодым мужчиной в представительном костюме. Идти пришлось недолго, ибо здесь, под землёй, коридоры «только для персонала» связывали воедино всё и вся практически напрямую. Всего пять минут, и вот я уже нахожусь в новеньком зале ожидания, который вообще не нёс на себе следов недавнего использования. Всё на своих местах, никаких тебе сумок, грязи и прочих следов эксплуатации. И сам по себе он очень маленький. Уж не центральный ли это треугольник, вокруг которого и были разбросаны остальные арены? Если так, то автоматически отметается множество «дисциплин», применимых только по дороге к полуфиналу, на малых аренах. Может ли быть такое? Теоретически — да, была там сноска, указывающая на то, что если время позволяет, то уже с четвертьфинала можно проводить раунды в центре арены.

Что ж, мне так только лучше… наверное.

— Артур Геслер! — Я уже направлялся к выходу на поверхность, ибо система внутреннего оповещения срабатывала чуть раньше, чтобы участники успели спокойно подойти к выходу. — Василий Карганов! Дисциплина: уничтожение и защита плазменных тройственных сфер.

Что ж, его имя-фамилию я уже знал, но мне она ни о чём не говорила. Потому сейчас лучше сосредоточиться на деле, а именно — подготовке к столкновению. Мы уже вышли на заметно «растолстевшую» арену, представляющую собой треугольник со сторонами в пятьдесят метров каждая. Вроде бы и здоровая дура, но из центра я буду покрывать чуть меньше трети площади всей арены, что уже можно считать приемлемым. И отлично будет только в том случае, если я «раскачаю» дистанцию воздействия до, хотя бы, полусотни метров.

Но судя по моей прогрессии, без целенаправленных тренировок это произойдёт ой как нескоро…

Судья жестом и звуковым оповещением дал отмашку на начало пятнадцатисекундного временного отрезка, позволяющего свободно подготавливаться и использовать любые манипуляции на своей части арены, и я, разом подобравшись и ускорив сознание, создал три десятка плазменных снарядов разных форм и размеров, попутно ведя подготовку по их «усложнению». Обычные сферы отвратно себя показали ещё в прошлом раунде, а в этом на них в принципе нельзя было полагаться: лысый как минимум не слабее Литке-младшего, а то и значительно сильнее. И я не полагался, справедливо решив, что раз уж я могу свободно ускорять сознание, то не подготовить сложную, многоуровневую атаку будет просто глупо. Что можно сделать за пятнадцать секунд реального времени и пятнадцать минут субъективного? О, позвольте я продемонстрирую это на практике!

Первым делом я, не мудрствуя лукаво, организовал плотную паровую завесу, лишив оппонента возможности полагаться на основной человеческий орган чувств: зрение. Аэрокинетика позволила не пустить пар на нейтральную полосу, так что о техническом поражении я мог не беспокоиться, спокойно подготавливая комплексный удар сразу двумя направлинями псионики: пирокинезом и телекинезом. Всё остальное я решил использовать в качестве вспомогательных средств, которые позволили бы мне без эксцессов приблизиться к противнику и, возможно, подавить его сферы своей волей.

Вот уж с чем у меня не было проблем, так это с ней.

Звон гонга ознаменовал начало раунда, и с моей стороны из пара вырвалось три десятка плазменных сфер, хаотично переплетённых друг с другом плазменными же жгутами, которые я удерживал телекинезом. А для того, чтобы вся эта прелесть не развалилась к чёртовой матери в первые полсекунды со старта, я телекинезом подхватил себя самого, и вместе с «подзащитными» сферами ринулся в самую гущу событий. Но за долю секунды до того, как вся эта мощь должна была обрушиться на сферы лысого урода, я ощутил мимолётное касание чужого разума.

Перед глазами в полный рост встало чужое воспоминание, на котором группка студентов жестоко избивает девушку с характерными белыми волосами. Это была не травля, не издёвки: избиение в том виде, в котором за него полагалось тюремное заключение или принудительная служба в штрафбате. На мгновение всё померкло, а следом пришло новое воспоминание, где уже другие девч… нет, мрази, делали всё для того, чтобы унизить Ксению, полностью растоптать её достоинство и довести до ручки. Я запомнил каждое лицо и каждый голос, прежде чем мне показали третье воспоминание. Дом. Точь-в-точь такой же, как и «мой» нынешний. И снова заливающиеся хохотом ублюдки, наблюдающие за тем, как с их высочайшего дозволения прислуга Ксении портит той одежду. Сама девушка при этом сидит в углу комнаты и, закрыв лицо руками, безмолвно рыдает. Картинка сменяется тем, первым навеянным воспоминанием, а я понимаю, что более для меня лысая тварь ничего не подготовила. А это значит, что теперь я могу наглухо закрыться ото внешнего мира, защитить разум и продолжить бой так, чтобы раздавить, размазать носящую человеческое имя тварь по металлу, которым была обшита арена.

Но стоило только мне это сделать, как на плечи обрушилось… ничто. Я видел глазами и ощущал восприятием, слышал звуки, мог мыслить и двигаться, но при этом не мог… чего-то. Я не отрезал себя от окружающего мира, нет. Я отрезал себя от чего-то очень важного. От чего-то, что только мешало мне ясно мыслить. И нужно ли оно мне теперь? Нужен ли этот балласт, только и делающий, что тянущий на дно?

«Убить! Убить! Убить!»

Нельзя.

Выставленная для защиты стена чужой высокотемпературной плазмы подчиняется моей воле и сжимается в точку, после чего тончайшим лучом, под огромным давлением и с оглушительным рокотом выстреливает в первую сферу врага. Та лопается и распадается на части, а голубая нить продолжает движение, неуловимым росчерком устремляясь в небо и пробивая телекинетические барьеры, выставленные судьями. Летящий в направлении моих сфер телекинетический удар разбивается обо встречную волну, а заледеневший было воздух вокруг стремительно разогревается. Изо рта вырывается облачко пара, а вторая сфера врага дрожит и покрывается тут же испаряющимся инеем. Секунда — и у врага остаётся только одна сфера, да его собственная жизнь.

«Уничтожить! Разрушить!»

Нет.

«Унизить! Растоптать!»

Да.

Одновременно отпускаю контроль надо всеми доступными явлениями, и арена утопает в пламени, холоде и рукотворных вихрях. Я же подлетаю вверх, взирая на врага, занятого выживанием в пылкой, леденящей душу и рассекающей плоть атмосфере арены. Он тяжело дышит и обливается потом, но ранений не имеет. Его способность защитить себя уже на исходе, и потому я, дабы соблюсти все правила, уничтожаю всё прежде сотворённое. На арене остаёмся только мы, и взгляд врага устремляется в мою сторону. В его глазах легко читается первобытный животный страх, но мне нет дела до испытываемых им эмоций. Последняя сфера…

Рассыпается на сгустки плазмы после того, как над ней утратили контроль.

— Победитель — Артур Геслер! — Прозвучало громко, но неуверенно. — Проигравший — Василий Карганов! Участникам немедленно покинуть арену и пройти медицинское обследование у квалифицированного персонала. Повторяю…

«Недостаточно!»

Да, этого мало. Но здесь и сейчас я не имею права на большее: слишком много свидетелей. Эмоций, подталкивающих меня к неоправданным шагам, больше нет. Но и чужие разумы мне недоступны, а это куда как хуже. Чувствую себя слепым, что неприемлемо. Следовательно, нужно вернуться в обычное состояние и в дальнейшем учитывать боевую эффективность этого. Решено — сделано.

Меня как обухом огрели в момент, когда я избавился от защиты, удерживающей мой разум в стороне ото внешнего мира. Пришлось срочно и с нуля формировать ментальные структуры, не позволяющие мне несознательно проецировать свои эмоции вовне, при этом паря в сторону выхода с арены. Паря⁈ Я в спешке приземлился, мысленно костеря самого себя на все лады. Полёты… их, зная о такой способности теле- и аэрокинетов, стоило опробовать и раньше. Это же какая мобильность! Правда, и напрягаться, летая, приходилось не меньше, так как человек сам по себе тяжёлый, хрупкий и гнущийся не во все стороны. Тут одна ошибка — и ты себе что-нибудь вывернул, сломал или ещё каким-нибудь замысловатым образом повредился. Да и формально в академии запрещено так пользоваться способностями, а летающий от дома на учёбу и обратно студент гарантированно привлечёт лишнее внимание…

Да и думать мне сейчас, если говорить честно, нужно о другом. Я не справился с тем, чтобы показательно унизить лысого за то, что он сделал и что мне продемонстрировал. Такое его поражение — это не унижение, ведь я не слабак, а проигрывать сильному не стыдно. Вот если бы он рыдал, молил о пощаде и всё в таком духе…

Впереди замаячила бригада медиков, уже развернувших множество приборов прямо в зале ожидания.

— Артур Геслер? Присаживайтесь, пожалуйста. Как ваше самочувствие? Есть жалобы? — Я на мгновение задумался, а после решил, что лучше заранее начать прорабатывать оправдание тому, что я устроил на арене. Да, от правил я не отступал, но есть буква закона, а есть его дух.

И последний в нашем случае пошёл по… далеко и надолго он пошёл, в общем.

— Голова. — Я поймал взгляд медика. — В начале боя мой оппонент внушил мне… всякое, из-за чего я вышел из себя. Он не пострадал?

— Насколько нам известно, нет. Проглотите эти таблетки, и ответьте на следующие вопросы…

В течение получаса меня мурыжили, пытаясь понять, как на мне сказался пропущенный ментальный удар, и только после, установив сохранение адекватности и отсутствие угрозы физическому и психическому здоровью, отпустили, наказав наведаться не абы куда, а прямиком в ректорат. Дальнейшие этапы соревнования отменили «по техническим причинам», что, в общем-то, было ожидаемо. Мне же, по всей видимости, предстояло повидаться с директором, ибо иной причины отправлять меня в святая святых академии я не видел. Впрочем, беспрепятственно добраться до обозначенного места мне было не суждено: меня самым наглым образом перехватили… ну, пожалуй что и друзья, раз уж на то пошло.

— Потеряли? — На лицо сама собой пролезла улыбка. Ксения выглядела обеспокоенной, Хельга стойко держала «покерфейс», а Синицын смотрел на меня с демонстративным, прямо-таки карикатурным уважением.

— Артур, мои поздравления. — Дима заржал в голос. — Тебе гарантированно запретят участвовать в соревнованиях на аренах в будущем.

— Чего? — Я вскинул бровь.

— Студентов третьего ранга и выше не допускают на соревнования, так как они в плане масштабов и разрушительности своих воздействий выходят за допустимые границы. — Поучительно добавила Ксения, с улыбкой на меня смотрящая. — Это было великолепно, Артур!

— И безответственно! — Не могла не вставить своё веское слово Хельга. Но ей простительно, ибо озвучена была чистая правда. — Тебя вызвали к Виктору Васильевичу, да?

— В ректорат. А уж кто конкретно там будет…

— Скорее всего, представители государственного комитета по управлению псионами высокого класса опасности. Ты по всем параметрам попадаешь в эту категорию. — Пояснил Синицын, на этом, впрочем, не остановившийся. — Ну и директор соответственно. Может, Виктор Васильевич тоже будет… Даже гарантированно будет: тебя же через него регистрировали, и то, что ты спокойно пролез на турнир — это его ответственность…

— Да никто в здравом уме и представить себе не сможет, что только пробудившийся псион сможет продемонстрировать подобное! У меня только для того, чтобы немного освоиться со способностями ушёл год, а Артур показал уровень контроля, свойственный взрослым, состоявшимся псионам! — Да, эмоционировала аловласка в такт своим словам, даром, что пыталась себя контролировать. Вулкан в миниатюре, не иначе. — Даже Виктор Васильевич не мог такого предугадать!

— Между прочим, меня тестировали. И именно Виктор Васильевич решил упразднить углублённые проверки в пользу обучения. Не то, чтобы я жаловался, но… — Но для окружающих это было опасно, раз уж все так переполошились. С другой стороны, меня на разбирательство не под конвоем ведут, так что, может, я слишком нагнетаю? — Будь я чуть глупее, и могло бы случиться непоправимое.

— Но не случилось. Досталось только арене, и то — немного, бывало и хуже. Ты на удивление хорошо контролировал десятки явлений вокруг себя…

— Я намеренно делал их не слишком сильными, если ты про те, что в конце пошли в разнос. Не хотел ранить или убить. — Чистой воды ложь. Настолько явная, что Синицын даже покосился в мою сторону: не иначе, что-то просочилось наружу. Я ведь и правда хотел, хочу и буду хотеть прервать существование ублюдка, позволившего себе такое… и показавшего мне это так, словно это я наблюдал, смеялся и отдавал приказы своим шестёркам.

Всего двадцать один человек, каждому из которых нужно воздать по заслугам. Чем не цель на грядущий учебный год, если учитывать, что я не могу просто найти их и зверски избить? Но если получится закончить быстрее, то я не особо расстроюсь: просто исходить нужно из худшего варианта, а надеяться на лучший.

— Хорошо, что ты сохранил самоконтроль. Но почему ты вообще стал… таким?

Я открыл было рот, но вовремя одумался и проглотил чуть не сказанные слова. Не стоит им знать. Ни Хельге, ни Диме, ни уж тем более Ксении, для которой эти воспоминания — тёмное, несмываемое пятно на прошлом. Каково ей будет, если она поймёт, что я это увидел? Нет: лучше обставлю всё так, будто имена пришли ко мне из другого места. С тем же Каргановым, — лысым, — мы ещё не раз встретимся, и мне нужно будет просто убедительно попросить его молчать в тряпочку и сделать вид, будто он раскаялся и выдал своих то ли шестёрок, то ли подельников. А если не получится…

Что ж, с недавних пор я уверился в собственной способности убеждать…

Глава 14
Разговоры и переговоры

— Хорошо, что ты сохранил самоконтроль. Но почему ты вообще стал… таким?

— Едва не потерял сознание от ментального удара и полностью закрыл свой разум. Ощущение неприятное, вот и слегка протёк крышей. — Что ж ты так на меня косишься, Дима⁈ Определённо, мне нужно срочно научиться нормально защищать свои мысли и эмоции. Второго такого «кинотеатра» недоброжелатель может и не пережить.

— Мы сами дураки, что не отговорили. Но кто ж знал, что ты спокойно дойдёшь до четвертьфинала?..

— Я. — А что? Высокое самомнение — не порок. Не завышенное же! — Зато теперь куда лучше понимаю, что ты имел ввиду, говоря про уязвимость разумов телепатов. Этот засранец ведь не был слишком уж сильным, но саданул так саданул…

— Всё ещё хреново? — Синицын посмотрел на меня с беспокойством.

— Так, с серединки на половинку. — Я неопределённо покачал раскрытой ладонью. Я действительно чувствовал себя так себе, но то скорее от перенапряжения нервной системы и разума, нежели от спроецированных воспоминаний. — Жить можно, а хороший сон, скорее всего, решит все проблемы.

— Тебе ещё предстоит от обвинений отбиваться, так что я бы на твоём месте не расслаблялся. — Прямо и уверенно заявил Синицын. — Но правила ты не нарушал, так что закон на твоей стороне. В остальном твоей вины нет: откуда только пробудившийся псион из простого люда может знать, кто и на что способен?

— К слову, об этом. Раз уж все мы здесь сегодня собрались, а топать ещё минут пятнадцать… — Я хмыкнул. — Может, распишете мне в красках, какой ранг и на что способен? Потому что я запутался окончательно…

А запутался я потому, что в моей голове концепция псионики складывалась из трёх частей: самоощущения, наблюдаемой картины и чужих рассказов.

Проще всего было с самоощущением, так как я примерно понимал, на что способен, что могу и к чему пока опасно подступаться. Проблемой для адекватного восприятия окружающего «псионического» мира можно было считать тот факт, что я оказался априори сильнее любого другого свежепробудившегося псиона, и не только в плане доступных направлений. Скорость моего мышления была минимум на порядок выше, контроль — лучше, а выносливость разума явно зашкаливала. Усталость? Не знаю, о чём вы: к нынешнему моменту перенапрячь мозги и их аналог из чистой энергии мне было действительно трудно. Единственным слабым звеном оставалось тело и нервная система, но и это дело поправимое. Тренировки и практика повысят мои пределы, а если заняться этим уже сейчас, то с потолком я столкнусь ещё нескоро.

Наблюдаемая картина… Тут всё было довольно однозначно: студенты в большинстве своём не представляли из себя ничего серьёзного, но при этом они же были скованы правилами академии. Кто знает, что сможет учудить боевик, которому дадут добро на убийство? Может, их слабость проистекает именно из наложенных ограничений? С другой стороны, с ускоренным сознанием я могу банально раздавить, спалить и множеством иных способов устранить сколь угодно много псионов до второго ранга включительно за секунду плюс-минус. Тот же лысый не пережил бы столкновение с лучом, которым я нарушил целостность его сферы и продырявил атмосферу, а таких лучей я, при желании, могу создать очень и очень много. Сам процесс не сложнее формирования и удержания обычного сгустка высокотемпературной плазмы, так что единственным ограничением выступает только неспособность разума охватывать бесконечное число таких объектов. И вновь напомню себе о том, что начатую этим утром традицию следует продолжить, ибо только тренировка позволит мне стать сильнее и избавиться от очень неприятного «десятиметрового» ограничения.

Наконец, чужие рассказы. Хельга говорила о том, что полноценный боевой псион способен заменить тактическое ядерное оружие, и я был склонен ей верить. Потому что те же ракеты или снаряды даже я, будь радиус воздействия выше раз так в двадцать, мог бы сбивать или приводить в негодность сотнями. Да и с уничтожением чего-либо проблем возникнуть не должно, ведь я уже могу управляться с плазмой, а к чему приводит ядерная реакция в какой-нибудь бомбе? Правильно! К образованию сгустка высокотемпературной, — очень, — плазмы, которая и устраивает большой «бум». Потому рассказы аловласки я воспринимал всерьёз от и до: сам мог, чисто теоретически, такое повторить. А перспективы телепортации вещества, которое можно попытаться целенаправленно «поместить» в другое? А перемещение самого себя с последующей «бомбардировкой» и отступлением?

То-то и оно.

— На самом деле тут нет ничего сложного. — Начала Хельга. — С первого ранга по третий — студенты и обучающиеся псионы относительно низкого уровня силы, так скажем. Это общепринятая мировая классификация, не совпадающая, разве что, с восточной. Четвёртый ранг и выше — это уже полноценные псионы, обладающие необходимыми знаниями и способные полноценно использовать свои способности. Виктор Васильевич как-то обмолвился, что его сил будет достаточно для уничтожения нашей академии вместе со всеми студентами, если тут не будет высокоранговых псионов в качестве охраны…

А ответственный за работу со студентами, если мне не изменяет память, — ха-ха! — находится на пятом ранге. Что ж, это уже куда больше похоже на правду, нежели то, что я наблюдал своими глазами. Сравнивал себя с «детьми», которые и суть явлений не понимают. Низко же я пал, однако…

— Добавлю, что на арене ты не показал разрушительную мощь, свойственную четвёртому рангу. — Аловласку прервал Синицын, умело воспользовавшийся кратковременной паузой. — Но твой контроль был вполне на уровне. Даже я пока не могу управлять таким количеством явлений с приемлемой точностью.

— Он, попытавшись, просто сжёг бы или себя, или оппонента. — Хельга сердито уставилась на блондина. — Как и я, впрочем.

— Значит, в плане контроля и понимания сути физических процессов я вас превосхожу. — С одной стороны, это хорошо. С другой — а не попрут ли меня с академии? Нет, маловероятно. А вот «отделить» от студенческой массы могут, переведя на «домашнее обучение». И тогда у Ксении будут большие проблемы. Да и я сам не имел большого желания отказываться от общества, которое приносило мне столько приятных, — и не очень, — ощущений. Значит, на переговорах в ректорате нужно крепко держаться за продолжение обучения в качестве обычного студента. Или необычного, но тут уж не от меня зависит. — А вот знаний мне недостаёт. С какой вероятностью меня выпнут из академии доучиваться отдельно?

— Я бы сказал, что это даже не обсуждается… — Синицын бросил на меня короткий взгляд, а от Ксении ощутимо повеяло страхом.

— Значит, мне нужно будет сделать всё для того, чтобы обсуждалось. — В конце концов, ко мне не могут не прислушаться. Есть же головы на плечах у тех, кто контролирует людей, способных стирать с лица планеты мегаполисы? В противном случае наш шарик уже давно посерел бы, растянув между собой и космосом непроницаемый слой радиоактивного или не очень пепла. Но этого не произошло по одной из двух причин: или у всех сильных псионов есть мозги, или не все сильные псионы способны устроить апокалипсис в миниатюре. — Можете что-то рассказать о директоре и о, как там сказали, сотрудниках управления псионами высокого класса опасности?

— Сотрудник может попасться любой, но люди там серьёзные, возражений не терпящие. С ними лучше договариваться по-хорошему, нежели спорить. А директор… Вячеслав Борисович весьма своеобразен. Ставленник Императорской семьи, квалифицированный управленец, не очень сильный псион четвёртого ранга, придирчивый, чтящий каждую букву законов и правил…

Чем дольше Ксения говорила, тем больше я понимал, насколько глубокими познаниями располагают окружающие. Но не я, нувориш от мира аристократии и псионики. Имена ни о чём мне не говорили, титулы — давали лишь самое общее представление о положении человека в обществе, а упоминание этикета не вызывало в голове никакого отклика. Мне банально не на что было опереться, ибо я «играл» вслепую.

И ощущение это было не из приятных, мягко говоря.

— Спасибо, действительно нужная и подробная справка. — Я улыбнулся, и девушка улыбнулась в ответ. — Значит, не всё так плохо, как могло бы быть.

— Раз уж на то пошло… — Синицын вздохнул. — Пожалею я об этом, но не могу не посоветовать вести себя… чуточку наглее. Ты и так наглый, конечно, но, может, перед директором в струнку решишь вытянуться…

— И не собирался. — Перед кем я в принципе «вытягивался в струнку» после освобождения из заточения? Вот-вот. Уважение уважением, а раболепия и чего-то похожего от меня не дождётся никто.

— Я поддержу Синицына. Ты крайне перспективен, так что даже государственные структуры захотят видеть тебя не как подчинённого, но как союзника. А это подразумевает по-настоящему взаимовыгодные договорённости. — Пересилила Хельга своё неодобрение, с которым она смотрела поочерёдно то на блондина, то на Ксению. Ей такие разговоры, судя по всему, не очень-то и нравились, но оно и понятно: очень уж девочка уважала вышестоящих, и Виктор Васильевич тому отличный пример.

— Учту. Но дальше, пожалуй, я сам. — Мы как раз остановились посреди главного холла центрального здания академии, так что тут или разделяться, или шуровать всей весёлой компанией аж до ректората. Второй вариант был менее предпочтителен, так как до точки назначения добраться я хотел в одиночестве.

Подготовиться, так сказать, морально…

— Можно тебя на пару слов? — Ксения осторожно коснулась моего плеча. Я кивнул, и мы под подозрительным взглядом Хельги и насмешливым — Синицына, отошли в сторонку. Тут же нас от окружающего мира отрезала безвоздушная прослойка, и девушка повернувшись ко мне лицом и спиной к остальным, продолжила. — Хельга недавно обмолвилась о том, что о тебе всем заинтересованным уже известно всё и даже больше. Обычно это означает поднятие всех возможных источников информации: семья, друзья, знакомые, документы, записи с камер. Учитывай это, когда будешь договариваться с контроллёрами.

— Спасибо, учту. — Я серьёзно кивнул, поймав взгляд ярко-голубых глаз. — Подождёшь меня здесь, или?..

— Подожду. — Эмоции девушки струились ровным потоком, в котором всё было по-прежнему. Разве что щепотка опасения пополам с беспокойством прибавились, но оно в нынешних обстоятельствах вполне себе объяснимо. — Ни пуха, ни пера.

— К чёрту.

Что ж, теперь я, по крайней мере, знаю о том, что одним из направлений беловолосой красавицы является аэрокинетика. Телекинез тоже позволяет такое провернуть, но куда сложнее и не с таким «привкусом» воздействия.

Впереди замаячила лестница, ведущая в святая святых главного учебного заведения Российской Империи. Но глубина моих раздумий оказалась такова, что я даже не успел оглянуться, как оказался напротив нужной двери. Последняя «проверка всех систем» и внешнего вида завершилась критическим успехом, — оказывается, я умудрился где-то вляпаться в грязюку, так что пришлось экстренно почистить ботинок, — после чего я костяшкой среднего пальца постучал по двери.

— Входите. — Мягкий, даже какой-то слабый голос принадлежал, как оказалось, самому директору, портрет которого я видел в академии уже несколько раз. Благодушный немолодой мужчина с полноценной густой седеющей бородой восседал на богато украшенном кресле за своим рабочим столом. Ещё три таких же стула занимали другие участники нашего мероприятия: мужчина и женщина в форме, догадаюсь, «контроллёров», плюс Виктор Васильевич во всём своём суровом великолепии. Мне же места не уготовили, то ли решив меня этим оскорбить, то ли недосмотрев. Но не наплевать ли мне эту мелочь? Ага, именно.

— Приветствую всех собравшихся. — Я неглубоко кивнул, не став выделять каждого по-отдельности. — Артур Геслер, студент.

— Андрей Ворошилов. — Представился мужчина в форме, встав со своего места, шагнув вперёд и протянув мне руку, которую я тут же, оценив, так сказать, жест, и пожал. Обратно он садиться не стал, а вот стульчик тихонько отлевитировал к стенке. — Обер-комиссар первого класса, комитет по управлению псионами высокого класса опасности.

— Комиссар Анастасия Белёвская. — О, так вот почему её волосы отдают алым. Родственники с Хельгой? Интересно. — Комитет тот же.

— Алексей Михайлович, директор академии. — Вставать он не стал, но вместо этого вполне по-доброму улыбнулся. При этом взгляд директора оставался всё таким же, каким был в начале: цепким, въедливым и суровым. — А с Виктором Васильевичем вы, Артур, уже знакомы. У вас есть вопросы касательно того, по какой причине вас попросили сюда явиться?

Обер-комиссар при слове «попросили» нехило так удивился, хотя виду не подал. Железная выдержка, но эмоции всё-таки просачиваются. Даже интересно, насколько он силён как псион, ибо разум его ощущается вполне «по-нашему».

— Я предполагаю, что дело в моём неполном соответствии статусу студента, господин директор. — И больше ничего не скажу. Болтливость — не лучшее качество, а прежде чем что-то предлагать нужно хотя бы выслушать, чего им от меня вообще надо.

— В общем смысле верно, Артур. Вы в значительной мере вышли за рамки того, каким все привыкли видеть даже достаточно опытных студентов. И первым делом я бы хотел задать вам один важный в нашей ситуации вопрос. — Я ощутил… не эмоцию, но напряжение, пришедшее со стороны Виктора Васильевича. — В какой конкретно момент вы осознали, что способны на воздействия, продемонстрированные вами на арене час тому назад?

Конечно, все здесь присутствующие помимо обер-комиссара читались с огромным трудом, но по слабеньким отголоскам их состояния и эмоций, да за счёт банальной логики я сразу понял, что под Виктором Васильевичем зашатался стул. Но «убирать» этого человека мне пока было невыгодно по ряду причин, включая то, как к нему относится Хельга. Я ведь изначально не отказал ей только потому, что мне не нужны были очевидные враги в стане аристократов, с которыми ещё можно было навести мосты. Так что ответ всплыл в голове практически моментально, если брать за точку отсчёта реальное время.

— В тот момент, когда мой оппонент в последнем проведённом на арене раунде атаковал меня ментально. Это было неожиданно, и я, испугавшись, инстинктивно попытался от него закрыться, что только усугубило последствия. — Неожиданно, но родственница Хельги на этом моменте поморщилась, словно от зубной боли. — В дальнейшем я плохо себя контролировал, но удержался от того, чтобы не убить источник угрозы на месте.

— А смог бы? — Холодный взгляд стальных серых глаз обер-комиссара перехватил мой, и сама реальность, казалось, застыла в ожидании моего ответа. Но это было всего лишь наваждением: уж кому как не мне знать, что это такое — застывшая реальность?

— Думаю, что да. Я уже видел смерть, и убивал, хоть то и был монстр из другой реальности. Здесь же… всё проще. — Разбавляя ложь правдой, можно добиться нужного эффекта. Но почему Белёвская не перестаёт изображать пантомиму, полную боли? Или же… она ментал? И что её так колбасит, если я даже не ощущаю попыток проникновения?

Не ощущаю!

Мой разум как по команде мобилизовался и «поднял щиты», использовав для защиты всё, что только у меня было. Ускорение сознания, закольцованные «как по учебнику» участки мыслей, мнимые эмоции — всё это было создано во мгновение ока, и, как оказалось, не по пустой придури. Комиссар резко побледнела, обеими руками схватилась за виски и едва не свалилась со стула. Удержал её только стоящий рядом мужчина, успевший схватить коллегу за плечи и потянувшийся к кобуре на поясе.

Пистолет против псиона? Я для него что, какая-то шутка?

— Не надо! — Белёвская схватила обер-комиссара за запястье. — Я… сама виновата.

Мужчина тем временем перестал тянуться к оружию, поймал взгляд девушки, набрал в лёгкие побольше воздуха… и тяжело выдохнул, прижав свободную руку ко лбу и начав тот медленно, до красноты растирать. Я отчётливо ощущал, как он разрывается между двумя одинаково сильными, но неизвестными мне желаниями. И понадобилось ему для этого несколько секунд, на протяжении которых все остальные присутствующие в комнате люди изображали из себя мебель.

— Прошу извинить мою подопечную. Я разберусь в ситуации. А пока дайте мне пару минут, я выведу её из кабинета…

— Не стоит, обер-комиссар. — Мужчина вопросительно на меня посмотрел, чуть приподняв бровь. — Её присутствие здесь чем-то обусловлено и, скорее всего, необходимо, а я не обижаюсь на эту попытку понять, что движет потенциально опасным псионом. Но впредь мне очень не хотелось бы, чтобы кто-то лез в мою голову.

Думаете, я резко проникся любовью и пониманием ко всем вокруг? Да ни разу! Просто мне представился шанс получить «обратную услугу» от не последнего по табели о рангах человека, и для её получения нужно было всего — ничего.

Даровать прощение в такой неоднозначной, противной лично мне ситуации.

— Вы уверены, Артур? — Не доверяет. Ничего удивительного, впрочем.

— Абсолютно. Тем более, вашу подчинённую нельзя сейчас отпускать одну. Я слышал, что провалившиеся попытки проникнуть в чужой разум опасны в первую очередь для «нападающего». — Так оно и было. Но если судить по состоянию родственницы Хельги, она и не пыталась проникнуть на слой мыслей. Просто хотела чётче считывать мои эмоции, не полагаясь на то, что проникает вовне ментального поля.

— Благодфарю за беспокойство. — Пробормотала причина всех проблем, зажимающая рукой начавший кровоточить нос. — Но я в порядфке.

— Только до нашего возвращения в управление. — Со злым прищуром пробормотал обер-комиссар, усевшись на подхвативший его пятую точку стул. — Я услышал ваш ответ, Артур. Но у меня ещё есть вопросы…

— Спрашивайте, господин обер-комиссар. Я постараюсь ответить. — Раунд только начался, а у меня уже было одно внепланово заработанное «очко». И ценой чего? Всего лишь небольшой уступки, которая мне ничего не стоила.

Осталось только развить успех, закрепиться и продавить свои хотелки…

Глава 15
Неголословное обвинение

— Какой вы видите свою дальнейшую жизнь как псиона? — Что ж, на такой вопрос можно и ответить. Чистую правду! Чистейшую, я бы сказал.

— Всё очень сильно зависит от того, в какой области мои способности будут наиболее востребованными. Но я выбрал боевое направление, так как прозябание в лабораториях и научных центрах меня не прельщает.

— А работы на гражданских направлениях? Могущественные псионы востребованы во множестве областей, включая крайне масштабную строительную сферу.

Я покачал головой:

— Несмотря на то, что я уважаю и ценю специалистов, делающих нашу жизнь лучше, мне такая деятельность едва ли придётся по вкусу. Это рутина, а рутина зачастую убивает разум и притупляет чувства. — Нужно очень любить свою рутину, что б с улыбкой на лице посвятить ей жизнь. А ещё высок шанс ошибиться, и в итоге когда-нибудь понять, что находишься ты не там, где хотел бы оказаться сейчас.

— Здравые суждения. — Обер-комиссар кивнул, как бы подтверждая свои слова. — Значит, вас привлекает служба. Это хорошо. Прямо-таки замечательно. Но…

Намеренно сделанная затянувшаяся пауза. Ждать пришлось больше десяти секунд, прежде чем мужчина продолжил, слабо блеснув неудовольствием. Ну да, хотел, чтобы я крепче втянулся в разговор, поставив себя в вопрошающее положение.

— Но поступление на государственную военную службу в качестве боевого псиона сопряжено с рядом трудностей. Начиная от дополнительных программ подготовки, и заканчивая долгом, от которого уже никогда не выйдет отмахнуться. Перед этой встречей я успел изучить вашу характеристику, и не могу сказать, что вы — идеальный кандидат для такой работы. — Мужчина демонстративно опустил руку в протянутый родственницей Хельги портфель, достав оттуда тоненькую папку, на лицевой стороне которой красовалась моя фотография из паспорта, плюс все прочие данные, внесённые машинописным шрифтом. — Артур Геслер, двадцать лет, среднее профессиональное образование, с отличием пройденный курс общей военной подготовки, две провалившиеся попытки поступления на заочную форму обучения. В порочащих имя и честь гражданина событиях не участвовал, нежелательных знакомств не имел. Семьи нет, друзья… отсутствуют. Характер… замкнутый и апатичный. Дальше можно не продолжать: это детали, вам и без меня известные.

И снова обер-комиссар воззрился на меня, точно покупатель на предложенный ему товар.

— Меня, а значит и государство, беспокоят изменения, с вами, Артур, произошедшие. Фактически, Артур Геслер до второго июня две тысячи тридцать первого и Артур Геслер после этой даты — совершенно разные люди. — Серые глаза, казалось, пытались пробурить во мне дырку, что б разглядеть внутри шпиона.

Но я им не был, а о том, что я скрываю, кроме как от меня узнать невозможно.

— Я уверен, господин обер-комиссар, что у вас там… — Взглядом показываю на папку. — … уже есть теории касательно произошедших со мной изменений. Которых я, к слову, совсем не ощущаю. Но могу предположить причину. Например то, что моя жизнь кардинально изменилась одним днём. Меня выдернули с улицы, объявили о том, что я представляю опасность для других людей и разместили в академии, о которой я раньше только слухи слышал. При этом я оказался уникумом, и потому никакой системы в подходе к моему обучению не оказалось, а вместе с ней — и твёрдой опоры под ногами. Что бы вы делали и как себя ощущали на моём месте, господин обер-комиссар?

— Ответ принимается. — Мужчина позволил себе скупую улыбку. — Теперь следующий вопрос. Как часто вы прибегаете к телепатии?

— Если речь о пассивном восприятии эха чужих эмоций и мыслей, то я делаю это постоянно. Даже сейчас. Активные методики я не использую, так как не обучен, а навредить себе или кому-либо ещё не хочу. — Ранее я уже избрал тактику раскрытия большей части правды, и сейчас необходимо ей следовать. Потому что сейчас я иным образом «играть» с государством не могу. Не дорос ещё.

Но кое-что всё равно нужно скрыть.

Проецирование эмоций, например.

— И как много вы улавливаете?

— Ваш интерес. Опасение госпожи Белёвской. Удовлетворение Виктора Васильевича… Удивление Алексея Михайловича. — С последним я немного не успел, так как директор успел удивиться, услышав перечисляемые мной эмоции. — Вы уже должны знать о моём потенциале в ментальном направлении, так как меня даже обнаружили из-за того, что я непроизвольно проецировал свои желания на окружающих людей.

— Об этом нам известно, но сейчас речь идёт не о силе воздействия, которую вы продемонстрировали в городе, а о восприимчивости. Не каждому телепату дано улавливать эмоции защищающих свои разумы псионов. — Хм. Было бы замечательно, если бы я об этом узнал, но ни учебники, ни объяснения Синицына не несли в себе подобной конкретики. — И это в любом случае большой плюс, Артур. Мой следующий вопрос может показаться вам неудобным, но какие отношения связывают вас с мисс Ксенией Алексеевой?

Для окружающих не прошло и секунды, а на деле я под ускорением детально продумал свой ответ. Последствия такого шага я себе представлял уже давно, и был к ним готов. По крайней мере, если в дальнейшем разговоре мне не откроется ничего нового.

— Мы едва знакомы, но она мне нравится, и я принципиально решил сделать всё для того, чтобы прекратить длящуюся уже полгода травлю.

— Принципиально? — Обер-комиссар вскинул бровь. — Собираетесь помогать всем людям, оказавшимся в беде?

— Я не альтруист, господин обер-комиссар. Скорее даже наоборот. — Все люди эгоисты. Просто некоторые умело маскируются. — И помочь решил потому, что захотел того, не более.

Мужчина шумно втянул носом воздух, скрестил руки на груди и, немного подумав, кивнул:

— Принимается. В таком случае последний вопрос из категории важных: готовы ли вы отказаться от своего прошлого? Начать новую, тесно связанную со службой трону жизнь?

— Да. — Отвечаю без малейшей заминки, ибо иное чревато. Да и само «предложение»… Я уже давно, — субъективно, конечно же, — отказался от прошлого, которое потерялось где-то там, позади минувших десятилетий. Лица, голоса, характеры и общие воспоминания тех, с кем я вообще был знаком напрочь стёрлись из памяти, а что-то если и сохранилось, то выцвело и не вызывало в душе ни малейшего отклика. Родителей я так и не вспомнил, хоть и пытался. Единственный друг мёртв. Учёба, работа и знакомые… они для «нового» меня ничто.

— Быстрый и уверенный ответ. Превосходно. — Обер-комиссар улыбнулся куда шире, едва бросив взгляд на свою подопечную. Ну, говорил же: нужна она здесь! Сидит, не отсвечивает и ловит фон моих эмоций, даже не пытаясь пробраться в разум. Сразу бы так. — Полагаю, вы, Артур, понимаете, что здесь и сейчас у вас присягу брать никто не будет: нам всем предстоит ещё много работы, прежде чем вы сможете занять место, вам уготованное. И перед этим необходимо решить ряд проблем, произрастающих из ряда ошибочно принятых руководством академии решений.

— Я бы попросил вас конкретизировать, обер-комиссар Ворошилов. — Высказался нахмурившийся директор, от которого начала исходить тревога, разбавленная напряжением. Не скажу, что это ожидаемо, но причины более-менее ясны: во все времена вмешательство такого калибра государственных структур в «твою» зону ответственности было чревато проблемами.

— Де-факто мы имеем необученного, не до конца протестированного псиона, который по ряду критериев способен замахнуться на четвёртый ранг. Определение причин этого явления оставим нашим белохалатникам. — Обер-комиссар окинул суровым взглядом всех собравшихся в кабинете, встал со стула и вновь скрестил руки на груди. — От нас требуется лишь обеспечить надлежащее, корректное обучение без вмешательства родов и наращивания влияния оных соответственно.

— Ввиду присутствия здесь Анастасии Белёвской это звучит… не очень честно. — Тихо произнёс директор, скрыв подбородок и рот за переплетёнными меж собой пальцами.

— Алексей Михайлович… — Обер-комиссар хотел продолжить, но не стал этого делать из-за моего присутствия. Не захотел выносить сор из избы, не иначе. — Это мы обсудим после. Суть моих слов неизменна: с этого момента Артур Геслер будет обучаться под патронажем моего комитета. Наши люди также за несколько дней проведут всестороннее его тестирование, максимально точно определив потенциал Геслера как псиона. Обучение будет проводиться на территории академии, но обособленно от остальных студентов…

Моё желание высказаться было замечено, и обер-комиссар замолчал, одним лишь взглядом дав мне слово.

— Я бы хотел обучаться совместно с основной массой студентов. Хотя бы посещать некоторые занятия, и значительную часть времени находиться в центральном здании академии.

— Индивидуальные учителя дадут тебе, Артур, куда больше, чем лекторы, нацеленные на работу с целыми группами. — Как-то плавно обер-комиссар перешёл на «ты». Хороший знак. — Или же причина в ином, и ты не хочешь оставлять свою… подопечную?

— Не только, господин обер-комиссар. Я… ценю общество других людей, и не готов от него отказываться. — Не исключено, что под индивидуальным обучением подразумевается разве что не изоляция, где всё моё время будет расписано по часам. А я хочу жить, и жить хорошо, ярко. В приоритете ли для меня учёба? Если смотреть на всё с точки зрения логики, то — да. Чем быстрее я стану сильнее, тем проще будет в дальнейшем. Но человек живёт не одним только рациональным мышлением, но и чувствами. В довесок к этому в моём случае имеет место быть сенсорно-информационный голод. И утолить его одними только псионическими тренировками будет невозможно. — Есть и более практичная причина. В дальнейшем я так или иначе буду взаимодействовать с аристократией, и здесь, в академии, у меня есть возможность лично разобраться в том, как функционирует этот социальный механизм.

Мужчина посмотрел на меня тяжёлым взглядом, словно бы надеясь на то, что я отступлю, но для меня выдержать эту игру в гляделки было плёвым делом. Так что спустя несколько секунд обер-комиссар выдохнул сквозь зубы и поправил фуражку:

— Это выполнимо. Но на тебя всё равно будут наложены ограничения, с перечнем которых ты будешь ознакомлен чуть позже. Сразу скажу, что касаться они будут только безопасности других людей на территории академии и вне её.

— Я и не собирался злоупотреблять своими способностями, обер-комиссар. Позволите один вопрос, напрямую к теме нашего разговора не относящийся?

О как все напряглись. И самым напряжённым оказался директор. И не зря они чествуют свой страх, ой не зря. Ведь теперь, после того, как я оказался «на карандаше» у комитета по управлению особо опасными псионами, лично наказать отыгрывавшихся на девушке скотов я в ближайшее время вряд ли смогу. Потому что простого плевка в лицо будет мало, а за что-то большее меня по головке не погладят. А это значит, что задачу можно делегировать лицам уполномоченным.

Если те, конечно, не в курсе того, что происходило в этих стенах.

— Спрашивай, Артур. С сего дня я — твой куратор от комитета, так что любые возникающие вопросы будут решаться через меня или через моих доверенных лиц.

— Мне интересно узнать ваше мнение касательно ситуации с открытой, продлившейся шесть месяцев травлей человека, невиновность и непричастность которого к преступлению доказало имперское следствие. — Что ж, сказанное не обратишь вспять, так что теперь мне оставалось лишь в нужном ключе подать всю имеющуюся у меня информацию.

— Никто не в силах запретить кому бы то ни было игнорировать другого человека, пренебрежительно к нему обращаться и иными способами демонстрировать своё отношение…

— Вы не так поняли, господин обер-комиссар. — Мужчина чуть прищурился. — Речь идёт о полноценной травле. Избиение, порча имущества, унижение чести и достоинства, подкуп прислуги с целью продолжения травли даже в доме жертвы. На самое дно участники этого действа не опустились, но остановились не слишком далеко от границы, за которой по нашим же законам их ждёт казнь.

— Тому есть свидетели?

— Один из инициаторов травли был столь любезен, что самолично продемонстрировал мне свои воспоминания, которые я, если возникнет такая необходимость, могу попытаться передать следствию. С этим справится и начинающий телепат. — По крайней мере, если проецировать нужно будет на опытного ментала, который откроется и воспримет воспоминания. — И я уверен в том, что следствие сможет опросить студентов и найти множество подтверждений моих слов. Потому что только слепой не видел, что происходит в академии с преступного попустительства его руководства…

— Вы заходите слишком далеко, герр Геслер! — Вскинулся белый, словно мел Алексей Михайлович. Он не кричал, но его слова прозвучали резко и угрожающе.

— Я всего лишь требую соблюдения законов, господин директор.

— Тишина. — Обер-комиссар поднял ладонь, и все, включая меня, замолчали. — Артур Геслер, сказанное тобой — серьёзное обвинение. ты уверен в том, что твой… оппонент не подделал воспоминания для того, чтобы ударить как можно сильнее?

— Никакому студенту не под силу подделать воспоминание с такой детализацией за десять-пятнадцать минут, которые есть у участников соревнований с момента объявления результатов жеребьёвки и до начала боя. — Чистая правда. Об этом писали в учебниках, об этом мне не раз говорил Синицын, растолковывая прописные истины телепатии и старательно акцентируя внимание на том, что работа с памятью в любом виде — занятие опасное, требующее невероятной концентрации и уровня самоконтроля. И проще всего работать именно с тем, что уже есть в твоей голове.

— Артур, вы сможете сейчас попытаться передать мне эти воспоминания? — Подала голос Анастасия Белёвская, вполне себе оправившаяся от столкновения с моей недоделанной защитой. — Я смогу подтвердить или опровергнуть их подлинность.

— Да. — Что ж, новому опыту я рад всегда, а получение этого самого опыта под присмотром квалифицированного специалиста всяко лучше самодеятельности. Да и особой сложностью процесс при передаче от телепата к телепату не отличается: нужно просто вывести нужное воспоминание на внешний слой ментального поля, после чего позволить другому псиону это воспоминание считать. То, что я лишь теоретически себе представляю процесс — это уже дело десятое. Да и кто у нас быстро учится? Правильно, ваш покорный слуга!

В отличии ото всех остальных направлений псионики, телепатия в первую очередь требовала не понимания физических законов, — без которых, впрочем, всё равно не обходилось, — а высокого уровня самоосознания, воли и самоконтроля. И среди всех доступных мне направлений лучше всего дела обстояли именно с менталом, так как наедине со своим разумом я прожил много, очень много лет. Каждое воспоминание и каждая мысль были открыты мне, что позволяло прекрасно ориентироваться в ментальном поле. И сейчас мне предстояло зачерпнуть нужные воспоминания из ядра, прокрутить их в виде мыслей и вывести на внешний слой, аккуратно приоткрыв защиту.

Процесс затянулся на долгих три минуты, но в итоге я отчётливо ощутил прикосновение ко внешним слоям своего ментального поля, а после — и «отдачу» слепка воспоминаний, которые не передавались в прямом смысле, но воспринимались чужим разумом и как бы им копировались.

— Подлинные. Воспоминания — подлинные. — Тихо произнесла Белёвская, поджав губы. Могу её понять: людям не чуждо сострадание даже в отношении незнакомых людей, а там было, чему сострадать. — Я могу это гарантировать.

Обер-комиссар тяжело выдохнул и потянулся было к карману, но одёрнул самого себя. Курить в чужом кабинете как-то не комильфо.

— Сможешь спроецировать эти образы на меня?

Родственница Хельги кивнула, и за пару минут передала увиденное обер-комиссару. Тому увиденное понравилось ещё меньше, ибо в его эмоциях поднялась сдерживаемая, но всё-таки буря. Человек явно горел своим делом и чтил закон, так что произошедшее в стенах альма-матер его огорошило, расстроило и разгневало.

— Артур, я полагаю, что на сегодня у тебя уже есть планы? — Бросил он, не сводя взгляда с Алексея Михайловича.

— В каком-то смысле, господин обер-комиссар. Учёба и тренировки, по большей части. — Не покривил душой? Не покривил. Ведь даже пятьдесят один процент — это уже большая часть.

Но как же мою душу согревали эти холодная ярость и решимость, которой воспылали сотрудники весьма влиятельного комитета по управлению псионами высокого класса опасности! И даже опасения касательно мести попавших под удар личностей и дворянских родов не могли испортить мне настроение. Да, всё это можно было попытаться обставить изящнее, например, переговорив с обер-комиссаром наедине, но вы правда думаете, что никто не догадался бы о том, что именно я приложил руку к началу расследования?

Единственный человек во всей академии, вступившийся за всеми гонимую девушку?

Да и в целом у меня просто не осталось вариантов: или так, или смириться с прошлым и забыть о справедливом возмездии на долгие годы, сидя под колпаком у государственных структур, которые с меня глаз не спустят и почти гарантированно заметят любые попытки навредить конкретным личностям. И раз уж я пообещал самому себе никогда больше не сожалеть о несделанном…

Обещания нужно выполнять.

— Тогда на сегодня ты свободен. Мой человек наведается к тебе этим вечером, сообщит о времени завтрашней встречи. — И не только, ибо гонять отдельного сотрудника ради того, что можно просто сказать по телефону будет только дурак.

А на дурака Андрей Ворошилов не походил.

— Благодарю. Господин обер-комиссар, госпожа комиссар, господин директор, Виктор Васильевич… — Я вновь отделался одним кивком, перечислив имена и обозначив, что прощаюсь со всеми. Заодно это позволило мне привлечь к себе направленное внимание, восприняв испытываемые всеми присутствующими эмоции. «Господин директор» находился в глубоких раздумьях, и на меня как будто бы не злился. Ощущение, словно он просто принял факт наличия проблемы, и теперь пытался её решить. Виктор Васильевич источал смирение и нечто вроде ощущения подтверждения собственных предположений. Никак ждал, что я поступлю именно так. Обер-комиссар… Он был зол, и не в последнюю очередь на присутствующего сейчас в кабинете человека, несущего ответственность за всю академию. Не фонила только Белёвская, но оно и понятно: закрылась наглухо.

Я бы сам так сделал, если бы мне было важно скрыть даже слабенькое эхо эмоций. Но сейчас то, что я «вымывал» наружу должно было послужить лишним доказательством моей искренности в глазах другого телепата, да и полностью исчезать из ментального восприятия я пока не умел. А надо научиться, ведь это, по сути, позволит мне стать невидимкой для других менталов. Неслабое подспорье будет всюду, где бы я по итогу не оказался. Хоть на войне, хоть в спецслужбах каких.

Последнее, впрочем, наиболее вероятно.

Я вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Мой путь лежал в центральный холл, где меня дожидалась как минимум Ксения, а как максимум — и остальные…

Глава 16
Закулисье и то, о чем не всем положено знать

— Итак… — Обер-комиссар дождался, пока дверь с той стороны захлопнется, и нарастил толстую воздушную прослойку, отделяющую кабинет от коридора. — Господин Зубов, вам есть, что сказать по этому поводу?

— Юноша скор на суждения, господин обер-комиссар. Травля… имела место быть, но её поддерживало слишком большое число дворянских родов. Любая попытка соблюсти закон в нашем случае могла привести к движениям, не нужным Его Императорскому Величеству. Вы и сами должны это понимать куда лучше нас, так что я, возможно, зря распинаюсь. — Внешне немолодой мужчина не выказывал особых признаков беспокойства, и держался вполне себе уверенно. Разве что взгляд его то и дело пытался уплыть куда-то в сторону, не выдерживая столкновения с холодной сталью в глазах обер-комиссара, да пальцы подрагивали, словно у оказавшегося лицом к лицу с хищником пещерного человека.

— Так могло быть в первый месяц, господин директор. Но что помешало вам остановить это после, когда гнев родственников погибших ослаб?

— Я намеревался поспособствовать переводу Ксении Алесеевой в Петроградскую академию, но недооценил упорство девочки. А дальше… — Директор опустил веки, тяжко, совсем по-старчески вздохнул. — Как и сказал юноша, это было преступное попустительство. Я признаю свою в том вину, и готов понести заслуженное наказание.

Обер-комиссар едва заметно ухмыльнулся. Не в первый, да и не в последний раз на его памяти преступившие закон люди предпочитали расписаться в содеянном и согласиться добровольно сложить полномочия, попутно оказав максимально возможную помощь следствию. Потому что в противном случае наказание их грозило увеличиться в разы соразмерно тому, какую работу пришлось провести компетентным органам. За границей такой подход считали неоправданно жестоким, но на огромных территориях Российской Империи он всецело оправдывал себя.

— Рассчитываю на ваше содействие в процессе проведения расследования, господин Зубов. Анастасия, забери господина Зубова и вызови оперативную группировку, пусть заходят и начинают опросы. Суть дела передай командирам отделений лично. — Несмотря на расслабленный голос, обер-комиссар сохранял полную сосредоточенность и был готов к чему угодно. Но экс-директор, похоже, действительно не имел намерения сопротивляться, здраво оценивая шансы «гражданского» псиона против двоих, а то и трёх боевиков. Он поднялся следом за девушкой, и позволил вывести себя в коридор. — Теперь вы, Виктор Васильевич.

— Я, господин обер-комиссар. — На губах мужчины растянулась неясная улыбка. — Ошибся, признаю. Положился на свой опыт вопреки уникальности прецедента, и посчитал, что всесторонне опасного псиона следует начать обучать как можно раньше во благо безопасности окружающих.

— Вы могли изолировать Геслера хотя бы на первое время. — Без особого энтузиазма произнёс обер-комиссар, будто бы уже вынесший для себя конкретное решение и по этому «делу» тоже.

— В силу его возраста и продемонстрированных личностных качеств я счёл изоляционные меры неэффективными. Он и в последнем разговоре с вами недвусмысленно указал на нежелание запираться в четырёх стенах.

— Моя «любимая» эксцентричность всякого более-менее сильного псиона. — Обер-комиссар поправил фуражку и усмехнулся. Теперь, когда в кабинете не было Артура и Алексея Михайловича, он мог говорить чуть свободнее, чем раньше. Почему? Потому что он знал Виктора Васильевича, который уже работал в академии, когда ещё молодой и полный энтузиазма студент Ворошилов наводил шороху в стенах альма-матер. — Но желание псиона в нашем с вами случае не играет никакой роли. Геслер показался мне достаточно разумным человеком для того, чтобы внять логичным аргументам и пересилить своё «не хочу» хотя бы на месяц.

— Если озвученное ранее не воспринимается в качестве аргумента, то у меня не остаётся иного выбора, кроме как признать свою вину. — Виктор Васильевич развёл руками и по-доброму усмехнулся.

Обер-комиссар тяжело вздохнул.

— Вам вменяется лёгкой степени халатность, Виктор Васильевич. В силу вашего положения и заслуг перед отечеством, я только устно накладываю на вас ограничения на передвижение. Также вы обязуетесь по первому требованию прибыть туда, куда укажет следствие. — Будь у уполномоченного вершить правосудие такое желание, и озвученное преступление было бы совсем иным. Начиная от халатности тяжёлой степени, и заканчивая превышением служебных полномочий в пользу договорённостей с дворянским родом, которому стал интересен Геслер. Но ситуация складывалась таким образом, что к серьёзным последствиям действия Виктора Васильевича не привели, так что обер-комиссар решил не рубить с плеча. Последняя услуга старому наставнику, так сказать. — Помимо этого, особая комиссия может добавить что-то «от себя». Прибудет она завтра.

— Что ж, в сложившихся обстоятельствах это лучший итог из всех возможных. Я могу идти?

— Да. — Обер-комиссар кивнул. — Ректор в своём кабинете?

— Должен быть.

— Хорошо. Прямо-таки замечательно… — Мужчина широким шагом подошёл ко входной двери, распахнул её и вышел в коридор, шуганув студентов, проходивших мимо и не ожидавших появления человека в форме старшего комиссара отдела, вызывающего опасение у всех более-менее перспективных псионов. — До скорой встречи, Виктор Васильевич.

Ответственный за работу со студентами не стал ничего говорить, выйдя в коридор и проводив взглядом широкую спину бывшего ученика. Ему сильно повезло с тем, что сюда прибыл именно Ворошилов, так как кто-то другой мог и не проявить такой мягкости. Нет, решение одного обер-комиссара не обезопасило Виктора Васильевича окончательно, но дала ему солидный шанс оправдаться и сохранить за собой нынешний пост, привилегии и доброе имя. Что с учётом допущенной ошибки уже очень и очень немало: головы порой снимали и за меньшее.

Потратив на раздумья пару минут, умудрённый опытом боевой псион первого поколения ступил в коридор, заперев за собой кабинет: благо, опытному телекинету для этого не нужно было даже напрягаться. Впереди его ждал напряжённый, полный дел день, исход которого нельзя было предсказать сколь-нибудь точно…

* * *

Немногим ранее, центральный холл главного здания академии.

Сам разговор занял совсем немного времени, так что меня, похоже, даже «потерять» не успели. Ксения стояла у своей любимой стены меж массивных резных колонн, но смотрела не наверх, где на фреске всё ещё пятном выделялось место её отца, а на нестройные потоки студентов, снующих по лестницам. Цеплялась за них взглядом, фонтанируя то сожалением и тоской, то тёплой ностальгией, то неприязнью и ярчайшим гневом. Я мигом ухватился за эту возможность, ускорив сознание и начав сопоставлять её взгляды с эмоциями, формируя, так скажем, основу «списка своих-чужих». Понятное дело, что в таком виде список этот в дело не пойдёт, но с чего-то же надо было начинать?

Вот я и начал, в течение десяти минут не только запоминая лица, но и разбираясь со своим сознанием, рассортировывая всё «по полочкам», избавляясь от ненужного и поднимая на поверхность самое важное. Это всё равно пришлось бы делать, просто сейчас выпала хорошая возможность не заниматься тем же самым во время разговора, когда лично мне хотелось бы всецело сконцентрироваться на своих собеседниках, окружении и приятном общении. И простоял бы я так ещё долго, если бы девушка не обернулась и не заметила меня, подпирающего спиной стену чуть в стороне от венчающей лестницу арки. Пришлось «отлипать» и выдвигаться ей навстречу, отложив завершение дел с собственными мозгами на потом.

— Ты долго там стоял? — Спросила девушка, чуть наклонив голову и начав тем самым напоминать маленькую экзотическую птичку.

— Не засекал. Просто нужно было рассортировать мысли в голове и кое-с-чем определиться. — Я очень надеялся на то, что обер-комиссар, как и положено имперским службам, не будет особо распространяться среди лиц непричастных касательно источника переданных ему воспоминаний. Потому что иначе мне придётся объясняться с Ксенией, будоража в ней те воспоминания, а этого делать мне не хотелось. — Ты одна, как я понимаю?

— Все решили, что ты задержишься там надолго, и вряд ли вернутся в ближайшее время. Разбежались, в общем.

— Ясненько… — Я улыбнулся и предложил даме руку. — Тогда как насчёт прогулки под сенью деревьев?

— С удовольствием! — Ярко-голубые глаза девушки довольно блеснули, и совсем скоро мы, взяв курс на находящуюся в процессе реставрации часть комплекса академии, избавились от лишних глаз в лице снующих повсюду студентов. Хотя казалось бы, их учится здесь не так много, тысячи так полторы, но куда ни плюнь — в кого-то да попадёшь. В каком-то смысле это меня напрягало, так как общество чужих и незнакомых людей я никогда не любил, но с другой…

Так и выглядит место, что полнится жизнью.

— В академию правда прибыли «контроллёры»? — Спустя непродолжительное время спросила моя спутница, неспешно вышагивая по мощёной булыжником дорожке, вьющейся среди деревьев, кустов и «естественных» клумб.

— Я видел как минимум двоих. Обер-комиссар Ворошилов и комиссар Белёвская. Да и уверен я, что они прибыли не в одиночку.

— Всё серьёзно? Что тебе вообще сказали?..

— Мне — практически ничего. Тем, кто отвечал за мою по большей части отменённую экзаменовку… — Я покачал головой. Интересно даже, как это скажется на Викторе Васильевиче. Отвечать за травлю именно его вряд ли заставят: как-никак, в равной степени виноват весь преподавательский состав. А вот директор… Ну, ему всё равно оставался год до десятилетия на посту, срока, по достижении которого директоров меняют. — … скорее всего придётся куда хуже. Слишком уж я оказался опасным.

— Там, на арене, ты таким и казался. — Девушка посмотрела на меня исподлобья. — Скажи, Карганов действительно просто атаковал тебя ментально? Не подумай, но спрашиваю я потому, что тогда ты как будто пришёл в бешенство, с трудом себя контролируя. Весь этот огонь, останавливающийся у его кожи, лёд, высекающий искры у него в ногах…

И напрямую спросила, хитрая какая. Совру сейчас — потом, если правда раскроется, окажусь совсем уж наглым лжецом. Но и напрямую говорить что и почему у меня желания нет, даже если в её глазах «праведный гнев» меня только украсит. Это извращенец вроде меня может получать удовольствие от ощущения или эмоций, если те просто достаточно уникальны. Обычным же людям негатив строго противопоказан, ибо ментальное здоровье — это штука, которую можно угробить за день, и не восстановить за всю последующую жизнь.

— Это был достаточно специфический удар, Ксения. Напрямую связанный с тобой, и потому легко выбивший меня из колеи. — Благо, её эмоциональный фон после этого не слишком изменился. Что-то негативное промелькнуло, но быстро схлынуло под напором ожидания, нетерпения, интереса, симпатии и любопытства.

— Ты сказал об этом так, будто я представляю для тебя какую-то особую ценность…

Нет, если я проигнорирую такой намёк, то это будет сродни тому, что я признаюсь в отсутствии интереса к своей подопечной. Или выставлю себя идиотом, что ещё хуже для моего неописуемого самолюбия.

— Потому что так и есть. Ты мне нравишься, и отступать я не собираюсь. Просто действую осторожно, мягко и понемногу…

Ксения прыснула в кулачок:

— Прямо уж понемногу?

— Кое-где переборщил, но не в этом суть. — Что ж, по крайней мере меня не послали, и в эмоциях я такого желания не уловил. Зато радости и тепла там было хоть отбавляй. Меня аж разморило. — Я не хочу, чтобы симпатия, если такая возникнет с твоей стороны, брала начало в моей тебе помощи. Потому что это забудется, и останется лишь настоящее отношение к человеку.

— Это… логично. Но недостижимо. — Наставительно сказала улыбающаяся Ксения. — Все поступки отражаются на взаимоотношениях людей, но некоторые, как ты и сказал, забываются, а некоторые — словно костёр, продолжают гореть, пока в них подбрасывают дрова. Может, твоё решение заступиться за никому не нужного человека будет как раз таким поступком?..

Я чуть поморщился: не понравилась мне формулировка про ненужность, но оспорить было нечем. Я не видел, чтобы у Ксении оставались друзья. Не слышал про родственников, которые или были уничтожены, или открестились ото всяких связей с фамилией Алексеевых. А говорить про то, что она нужна мне… слишком вульгарно.

— Может. — Я задумчиво посмотрел на не слишком высокий, массивный шпиль уже отреставрированного, но ещё не «запущенного в работу» здания. На самой верхушке имелся достаточно просторный балкончик, с которого наверняка открывался шикарный вид. — Ты же аэрокинет, верно?

— Да. И ты слишком хитро улыбаешься. Только не говори, что хочешь забраться на часовую башню?..

— Хорошо, не буду. Потому что ты уже всё сказала. — Я подхватил себя телекинезом, убедился в том, что предел контроля остался всё так же далеко — и аналогичным образом приподнял тихо пискнувшую девушку, которая, впрочем, страха не показывала. Только светилась позитивными эмоциями, как лампочка, да требовательно смотрела на эту самую часовую башню. Часов-то на неё как раз и не повесили, а назначение круга «под часы» я вот так сходу не определил. Ну круг и круг, ни цифр, ни выделения цветом…

— И не скажешь, что ты пробудился на днях. — Сказала Ксения, силясь перекричать пока ещё слабый шум ветра. Забавно, но левую руку от меня она не убрала, и теперь как будто бы держалась за моё предплечье. — Я тоже могу летать, но недолго и точно не с кем-то!..

— Как-то так вышло. — Всего лишь просуществовал наедине с собой пару веков, подумаешь. Удивительно вообще, что я не стал овощем и что-то от этого заточения приобрёл. — Так…

Я первым перелетел через перила, убедился в том, что тут можно стоять без опасения свалиться вниз, и приземлил рядом свою спутницу, подав ей руку так, словно она выходила из кареты. В каком-то смысле так оно и было, ибо полёт я организовывал максимально безопасным образом. Даже если бы в нас сейчас влетел вертолёт, чёрта с два он бы кому-то навредил.

Я неплохо учусь, а Синицын отлично объяснял, и не отмалчивался там, где дело касалось реально нужных в жизни вещей.

Открывшийся нам вид с высоты в двадцать метров оказался более, чем восхитительным. Он буквально перехватывал дух, ибо видели мы и далёкую громаду центрального здания академии, и парк, зелёным морем простирающийся на многие километры. Дороги и тропинки казались отсюда жилами в плоти великана, а блестящая в лучах тянущегося к горизонту солнца водная гладь заставляла щуриться, то и дело переводя взгляд на пушистые, низко летящие облака. Или шуршащие изумрудные кроны деревьев, среди которых можно было разглядеть всякую мелкую дикую живность вроде белок.

— Это моё тайное место, представляешь? — Сказала девушка, оперевшись обеими руками на деревянные перила. — Всегда любила сюда приходить, пока это крыло не закрыли, и не сосредоточили всех студентов в центральном. Всего два года назад в академии было как будто намного меньше людей. Боевое направление училось здесь, гражданские — в центральном, северном и южном крыльях. Вечером можно было дойти до библиотеки и никого не встретить, а утром, если встать рано, и на занятия прийти в одиночестве…

— Не любишь людей?

— Не люблю толпу. Раньше мне трудно было сходиться с кем-то потому, что вперёд меня все видели мою фамилию, род и влияние. Я как Ксения была мало кому интересна, а общаться как Алексеева не хотела уже сама. Итог ты видишь и сам. Пропала фамилия — пропали и все те, кто отирался вокруг…

— Не то, чтобы в этом была твоя вина…

— Ты ошибаешься. Я была слишком высокого о себе мнения. Презирала простых людей и даже мелких дворян, воротила от них нос, считала всех ищущими выгоды в моей семье… — Сильный порыв ветра растрепал белоснежные волосы Ксении, явив моему взору эстетически прекрасную картину. Окрашиваемые в разные оттенки жёлто-красного башня, деревья и небо выступили холстом, на котором божественного уровня художник белоснежными мазками, небесно-голубыми каменьями и оттенёнными контурами изобразил девушку внеземной красоты. — И в итоге у меня не осталось друзей. А ведь всего один человек мог кардинально всё изменить.

Судя по направленному на меня взгляду и эмоциям, «всего один человек» — это я.

— Теперь всё иначе. — Я не стал дёргаться, когда девушка опустила голову мне на плечо. Мгновение как будто замерло, и лишь плывущие по небу облака, да перекатывающиеся по океану деревьев волны показывали, что это совсем не так. Определённо, случись мне «застрять» здесь и сейчас, заключение было бы куда как более приятным. — Тебе так хоть удобно?

— Какая разница, если мне нравится? — Меня легонько, почти неощутимо стукнули локотком по рёбрам. — Не дёргайся. Давай просто так постоим…

И мы продолжили стоять, наблюдая за тем, как медленно солнце клонится к горизонту, а небо постепенно раскрашивается в алый. И знаете что?

Ни с чем не сравнимое и только наше ощущение…

Глава 17
Полночные разговоры. Но не те

Я стоял у дома Ксении, наблюдал за тем, как сотрудники в форме выводят из него прислугу — и молча… удивлялся той оперативности, с которой, как оказалось, работает даже не столько комитет «контроллёров», сколько громадный чиновничий аппарат, обычно разгоняющийся очень неторопливо, с ленцой. Казалось бы, всего лишь семь часов тому назад я имел разговор с обер-комиссаром. Пока он примет решение, пока передаст информацию коллегам из другой, занимающейся расследованиями преступлений организации пройдёт немало времени.

А поди ж ты: тем же поздним вечером мы, дойдя до дома девушки, обнаружили там целое собрание на пяти автомобилях: новую прислугу, разве что в шеренгу не выстроившуюся, троих чиновников из наспех собранной комиссии по расследованию произошедшего инцидента, — и речь не обо мне, — и нескольких правоохранителей, присутствие которых было обусловлено необходимостью задержать предыдущих работников, занимавшихся домом Ксении Алексеевой. Хозяйку жилища они дожидались для того, чтобы всецело соблюсти букву закона, и были не очень-то довольны нашим поздним проявлением. Время-то уже близилось к полуночи, а они всё ещё находились здесь, даже не приступив к выполнению поставленной задачи.

Тем не менее, ничего сверх лёгкого раздражения никто из собравшихся не продемонстрировал, а с задержанием было покончено минут за десять. Автомобили заполнились новыми пассажирами, сменившие преступивших закон коллег слуги разбежались по дому, а вырванные из уютных кабинетов чиновники раскланялись и отбыли, по всей видимости, на ночёвку, ибо ничего более они сегодня сделать не успевали. Зато отдохнули на свежем воздухе, чего уж…

— Спасибо за сегодня. Было интересно и очень тепло. — С тёплой улыбкой обронила Ксения через плечо, одной ногой уже переступив порог резко избавившегося от налёта боли прошлого дома. — И за остальное тоже спасибо.

Эмпатия подсказала мне, что под «остальным» имелась в виду попытка установить торжество закона там, где на него давно и надёжно поклали… дощечку, прибив ту гвоздями из собственного бесчестия. Для надёжности.

— Не за что. Если завтра я пропаду, значит меня похоронили под горой учебных материалов. — Усмехнулся я. Очевидно, что для меня уже следующим днём поменяется всё. И мне очень хотелось, чтобы перемены эти коснулись только подхода к обучению. — Но я постараюсь быть здесь вовремя…

— Если это неудобно, то не стоит. Да и я, если что, позвоню. — Определённо, мой выбор не был ошибочным. Кто бы ещё эмоционировал так, чтобы я буквально купался в эмоциях? — До завтра, Артур.

— До завтра, Ксения.

Дверь закрылась, а я, посмотрев на звёзды, едва видимые за стеклом накрывающего Хамовную слободу купола, беззвучно выругался, не избавив, впрочем, своё лицо от глупой улыбки. Этим вечером ко мне должен был нагрянуть человек обер-комиссара, а я проваландался чёрт пойми где аж до полуночи. Некрасиво, да и получается, что я соврал, сказав о своём намерении большую часть оставшегося времени потратить на учёбу и тренировки. С другой стороны, я действительно учился. Просто не псионике, а жизни. Заново учился жить!..

Но такой аргумент никто не примет, так что обратный путь до дома следовало максимально сократить. А заодно совместить с безопасным экспериментом, касающимся использования для полётов не телекинеза, а аэрокинетики. Теоретически тут всё было просто, и нужную модель мой разум выстроил практически моментально. Но на практике, — а взлетел я незамедлительно, хоть и не очень высоко, — оказалось, что потоки воздуха при моём нынешнем подходе вырывались вовне, и как минимум беззвучным и незаметным такое перемещение не было. Пришлось ускорять сознание и просчитывать иные варианты, покуда не получилось нечто более-менее приемлемое. А вот идеальный результат при условии разумной траты ментальных сил оказался недостижим, так что на полпути к дому я перешёл на телекинез, лишённый всяческих побочных эффектов вроде ветра или расходящихся воздушных потоков.

— Доброй ночи, господин корнет. Прошу меня простить за опоздание: неожиданно возникшие дела…

— Знаем мы про такие дела, господин Геслер. Все были молодыми. — Парень годков на пять старше моего «старого» возраста усмехнулся. Старик, тоже мне. — Но извинения не нужны: я сам прибыл только что. И вы что же, сюда долетели, что ли?

— Вспомнил о словах обер-комиссара и решил поторопиться, пусть и в нарушение правил. Зато выяснил для себя, что аэрокинетика проигрывает телекинезу в плане полёта. Слишком шумно, заметно и затратно в плане ментального напряжения. — Я не чувствовал от собеседника никаких негативных эмоций, так что решил, что нормальный диалог будет как раз к месту. А там, если ему такой подход будет неприятен, всегда можно вернуться к суровому официозу, где любой шаг в сторону есть грубейшая из грубейших ошибка.

— Хорошо, что вспомнили. Плохо, что за четверть часа до полуночи. — Корнет бросил недвусмысленный взгляд на наручные часы, а я кивнул на двери моего жилища.

— Полагаю, любой серьёзный разговор лучше вести под крышей, а не на улице. Как насчёт того, чтобы пройти в гостиную? — Я телекинезом открыл незапертую дверь, предложив «гостю» войти. Тот отказываться не стал, и уже спустя пару минут мы устроились на диване в пресловутой гостиной, напротив камина, который вечерами не затухал ни на минуту. Прислуга оправдала своё высокое звание лучших из лучших, сразу водрузив перед нами кружки с ароматным чаем, и мы, опустив ничего не значащие расшаркивания, наконец перешли к делу.

— Итак, Артур. Вы уже видели, что работа по выявлению виновных в травле и их последующему наказанию уже начата. Две независимых комиссии проверят всё и всех, и к концу недели в академии не останется ни одного причастного лица. Господин обер-комиссар велел передать также, что в случае каких-либо проблем, связанных с вашим во всём участием, вы должны будете сразу же обратиться к уполномоченным лицам, коих на территории академии теперь будет достаточно много. Никакой самодеятельности. — Тихо и спокойно произнёс корнет, сделав пару небольших глотков. — Дворянство в значительной мере будет оскорблено тем, что произойдёт далее, и даже наше желание скрыть ваше участие во всём этом может не дать результата. Уверен, вы и сами понимаете, почему.

— Очевидно. Я был первым и единственным, поднявшим бучу, так что все стрелки уже указывают на меня. Но что насчёт безопасности Ксении Алексеевой? Она, в отличии от меня, не обладает внушительным потенциалом…

— Не полагайтесь на потенциал, Артур. Он не защитит вас от пущенной в висок посреди ночи пули, и не поможет, если вы сами наденете куртку со взведённой гранатой в кармане. — В свете ламп на лицо корнета легла серая тень, сделав его в чём-то даже пугающим. Я же лишь хмыкнул: мимолётное воздействие, по всей видимости, фотокинеза от меня не укрылось. — И не недооценивайте слабый пол. Даже если Алексеева выглядит слабой и беззащитной, на деле она могла вытереть пол любым из своих обидчиков. Всего полгода назад она стабильно входила в первую пятёрку лидеров арены по своим направлениям. Выводы делайте сами.

А вот это было откровение. Я, конечно, понимал, что ребёнок именитого рода — это априори сильный псион, но как-то понимание это не рисовало в голове нужной картинки. Оно и сейчас этого не делало, но теперь я вцепился в озвученный факт цепкой хваткой своего разума.

— Учту, спасибо. — Действительно учту. — А про пулю… Есть неиллюзорная вероятность, что от меня попытаются избавиться?

Корнет въедливо посмотрел мне в глаза, словно пытаясь там что-то высмотреть.

— Такая вероятность есть всегда. И не потому, что вы, Артур, подняли на поверхность всю ту грязь, что творилась в академии в последние полгода. Собственно, это и есть основная тема разговора. — Парень потянулся к лежащей у него на коленях сумке, достав оттуда минималистично и по-военному оформленные документы. — Ваше будущее, в вопросах которого мне приказано быть предельно честным. Прямо сейчас за право присвоить ваши таланты идёт определённого рода борьба среди глав отдельных управлений, включая наше. И борьба эта видится всем неразрешимой без явно выказанного намерения вас или Его Императорского Величества.

— Каким образом я могу выказать намерение, ничего не зная о самих управлениях?

— Я здесь именно для того, чтобы помочь вам сделать выбор, господин Геслер. Но перед этим вам придётся подписать несколько документов о неразглашении, а также дать добровольное согласие о невыезде за границы Великой Российской Империи в последующие пять лет. Срок значительно меньше стандартного в силу ваших… особых условий. — Словно умелый игрок в карты, корнет одним движением разложил передо мной с десяток листков бумаги. Я ускорил сознание и за десять объективных секунд, — нужно было время, чтобы телекинезом сместить листы и зафиксировать написанное в памяти, — изучил, запомнил и проанализировал всё увиденное.

— Ожидаемо. Возражений я не имею. — В действительности представленные ограничения были лишь формальностью, так как я и так уже был «невыездным»: студентам воспрещалось выбираться за границу без согласования во время учёбы и в течение четырёх лет после неё, так что пять лет с сего момента — это так, пшик.

А подписки о неразглашении являлись просто способом донести до псионов информацию о том, что по конкретным темам трепаться запрещено. Не факт, что у основной массы кандидатов идеальная память, так что такие меры виделись мне вполне логичными.

Ведь что, если не подписанный документ отложится в голове?

— Замечательно. Тогда поставьте свою подпись в нижнем правом углу документа. — Палец корнета ткнул в названное место. Я старательно прошёлся по всем бумагам, подписав каждую. — Что ж, теперь мы можем вести разговор чуть более свободно. И начну я, пожалуй, с нашего комитета…

Ну вот это напрашивалось само собой. Уверен: одно только то, что меня встретил корнет комитета по управлению псионами высокого класса опасности дорого этому самому комитету обошлось, или обойдётся в будущем.

— Комитет по управлению псионами высокого класса опасности, в народе, как вы уже могли слышать, «контроллёры». — Парень хмыкнул. — На словах мы занимаемся выявлением, пресечением и сдерживанием псионов, по тем или иным причинам представляющих серьёзную угрозу для окружающих. На практике в нашем ведении оказываются преступники, террористы, диверсанты и разбушевавшиеся идиоты. Нередки также случаи, в которых от нас требуется отрабатывать не по профилю: охранять, устранять, проникать, узнавать. Происходит это в силу того, что штат нашего комитета достаточно велик, но профильной работы иногда не бывает вовсе. А простаивать ценным специалистам не даст никто…

Дальше пошли менее интересные, «рутинные» вещи вроде положения членов комитета в обществе, их места в табели о рангах, зарплатах, снабжении, условиях, ограничениях, обучении и многом другом. Только на один этот комитет у корнета ушло полчаса времени, так что о «конкурентах» я ожидал услышать не меньше. Но вот что забавно: о государственном военном псионическом управлении, управлении разведки и контрразведки и о семи иных вариантах он рассказал за тридцать минут в сумме.

Сразу видно, кто в меня вцепился зубами, и к каким методам готов прибегнуть.

— У меня такой вопрос, господин корнет…

— Александр Троекуров. — Запоздало представился мой интересный и щедрый на информацию собеседник. — Спрашивайте, господин Геслер.

— На каком месте я буду наиболее полезен? Не для политических игрищ и влияния глав «сторон», а для трона? — Да, вот так, в лоб. И трон приплету для того, что б у корнета было побольше мотивации отвечать честно, и поменьше желания привирать в пользу своего комитета. Не то, чтобы мне не нравилась возможность стать «контроллёром», которые на все руки мастера с упором в боевое направление, но превращаться в игрушку какого-нибудь тайного советника я не хотел.

Просто потому, что мне претила власть кого-то недостойного.

Троекуров тем временем выдохнул:

— Это сложный вопрос. Не зная, на что вы способны, к чему склонны и как себя проявите в разных областях невозможно сказать, какое место вам лучше всего подходит. — Истину глаголит, и сам верит своим словам. Это хорошо. — Но я уверен в том, что наш комитет сделает всё для того, чтобы раскрыть ваш потенциал и применить его в нужном русле, с минимальной замешанностью в политических игрищах.

— А что насчёт прорывов? Кто их устраняет, и почему они во мне не заинтересованы?..

Я ведь универсал с серьёзным боевым потенциалом, так что меня должны были «возжелать» те, кто со всякими тварями борется. Если такие вообще есть в лице отдельной государственной организации, конечно.

— Потому что прорывы — это наименьшая из бед нашего мира, господин Геслер. Пехота и авиация способна уничтожить любую тварь с «той стороны», и участие псионов нужно лишь для успокоения общества. Проще жить, когда знаешь, что тебя защищают «герои». — Что-то во взгляде корнета зацепило моё внимание, а эхо эмоций принесло с собой слабую тоску по далёкому прошлому.

— «По ту сторону» может скрываться серьёзная угроза, разве нет?

— Разрушенные миры, господин Геслер. Не удивляйтесь так: никто не делает из этого тайны, и даже обычный гражданский может успеть заслать туда дрон, снять окружение и автоматически вернуть «птичку» обратно, покуда прорыв не закрылся. Максимум, что грозит такому энтузиасту — это радиация, которую может нахватать на себя устройство, да заведённое на него дело. Японцы вообще уже давно снимают свои мультики о том, как они героически покоряют брошенную планету «на той стороне». — Никогда не слышал, но оно и неудивительно: зарубежная культура каким-то образом прошла мимо меня. Что же до тайны, то она меня очень заинтересовала.

Резко появилось желание поподробнее узнать о прорывах и о том, что они за собой скрывают.

— И тем не менее, лично я впервые слышу что-то конкретное о «той стороне». И раз уж там находятся разрушенные миры, пусть я и не совсем понимаю, какой смысл вы вкладываете в это слово, не разумно было бы ожидать, что угроза оттуда может пробраться к нам? Монстры ли, аномалии ли…

— Не проберётся. — Троекуров покачал головой. — Потому что люди там вымерли. Исчезли как вид, разрушив собственные планеты и оставив после себя лишь руины и прах. Я ведь не шутил, говоря о том, что прорывы угрожают нам меньше, чем мы сами.

О том, что нам угрожаем мы сами корнет до сего момента, собственно, напрямую и не говорил. Но я всё равно медленно кивнул.

— Это точная информация? И сколько таких миров существует? Чем они являются? — Мне захотелось задать тысячу вопросов, но я был ограничен своей физической оболочкой и чужими ментальными способностями. А ещё пониманием касательно того, что простой корнет едва ли посвящён во все детали.

Банально потому, что ему самому это может быть не очень-то и интересно.

— Ни число таких миров, ни их природа доподлинно неизвестны. Просто все свидетельства указывают на то, что причиной их гибели были войны. Подробностями я не интересовался. — Поймав мой взгляд, парень развёл руками: — У нас есть задачи более приземлённые, требующие решения здесь и сейчас. К чему забивать головы пустыми теориями?

Я промолчал, не став объяснять очевидного. Что поделать, если конкретный человек ограничен малым, и считает это приемлемым? Я ожидал подобного, так что тут остаётся лишь поискать кого-то более компетентного.

— Я смогу получить доступ к более детальной информации?

— Не сразу. Первостепенной задачей для вас, господин Геслер, является учёба. И тренировки, к которым вас подведут уже в ближайшие дни.

Печально, но, повторюсь в который уже раз за этот день, ожидаемо.

— В таком случае, господин Троекуров, я бы хотел заступить на службу Его Императорскому Величеству в рядах комитета по управлению псионами высокого класса опасности. — В глазах корнета я принял поспешное, но нужное ему решение. В действительности же я пару часов провёл под ускорением, размышляя, обдумывая и взвешивая те «за» и «против», о которых в принципе мог знать.

От варианта «взять время на подумать» я отказался потому, что это мне ничего не принесло бы. Я не мог расспросить своих друзей-товарищей о представленных мне «сторонах», ибо те поинтересовались бы причиной, а у меня тут стопка подписок о неразглашении. А слежка за мной уже установлена: иначе почему корнет приехал только к моменту, когда я сам направился домой? И откуда узнал о том, чем я занимался? Не пальцем в небо же ткнул? А своими силами я добыл бы максимум горсть сведений сомнительной подлинности, а оно того не стоило.

— Прекрасное решение, господин Геслер. — Парень опять посмотрел на свои наручные часы. — Тогда, чтобы не тратить ваше и своё время, я попрошу вас подписать вот эти документы. А вот это — распорядок завтрашнего дня…

Передо мной легла ещё одна стопка бумаг, а я понял, что нормально поспать сегодня не выйдет. Что ж: я сам знал, на что шёл, загуливаясь допоздна. Так кого теперь винить?

Только и только себя…

Глава 18
Настоящий наставник и жаждущие подробностей

Я не успел даже толком сомкнуть веки, как утро вступило в свои права, а лучи восходящего солнца ткнулись в левый, не успевший схорониться под подушкой глаз. Умом я понимал, что покончив с делами в три ночи, к пяти утра выспаться едва ли получится. Но надеялся на лучшее, ведь ещё вчера нельзя было сказать, что моему разуму точно нужны эти семь-восемь часов здорового сна. Вот только чуда не случилось, и недосып на мне сказался точно так же, как и на любом другом здоровом человеке: очень хотелось приложиться головой об подушку и поспать ещё пару часиков. Но обстоятельства уже сложились так, что сон мог серьёзно мне аукнуться.

Чай, не с друзьями о встрече договаривался, а с людьми, одно название места работы которых могло заставить не последнего человека в государстве сбледнуть с лица.

Пришлось просить у служанки кофе покрепче, а после давиться напитком, нелюбовь к которому прошла сквозь века. Последующая за двумя кружками тренировка и холодный, бодрящий душ тоже поспособствовали обретению более-менее нормального самочувствия, и до дома Ксении я дошёл уже во вполне вменяемом состоянии. Не слишком добродушном, конечно, но ко всеобщему облегчению на этот раз утро действительно прошло без происшествий. Никаких тебе карикатурных злодеев, желающих поквитаться за обиду, никаких огорашивающих новостей. А единственной необычностью оказалось обилие снующих везде и всюду сотрудников управлений и комитетов, среди которых аж целый министр псионического образования в составе комиссии на два десятка человек затесался.

Слишком много для расследования травли, так что наружу, похоже, вылез целый кладезь иных серьëзных проблем.

— Что-то мне подсказывает, что занятий сегодня не будет. — Задумчиво пробормотала Ксения, глядя на одного из профессоров, под конвоем идущего к автомобилю.

— Похоже, я закинул тротиловую шашку в выгребную яму, уж простите за мой французский. — Тут как бы реально не пристрелили с подачки всех пострадавших в происходящем. Зато лишний повод учиться постоянно держать защиту в активном состоянии появился. Буду оптимистом, во всём ищущим плюсы!

— Чистка напрашивалась давно. Просто поводов не было. — Пожала плечами девушка. — Когда всë это закончится, учиться в академии станет куда приятнее.

— Очень на то надеюсь. — Мы уже добрались до холла, так что настало время разделяться. — Я на связи, так что, надеюсь, не пропаду. Когда ты заканчиваешь?

— Если по расписанию, то в пять вечера. А как оно будет на деле я не знаю.

— Тогда буду ориентироваться на пять часов. — Это не гиперопëка и не одержимость, вовсе нет. Всего лишь суровая необходимость, продиктованная отнюдь не иллюзорной угрозой, исходящей от столкнувшихся с жестокой реальностью студентов. Мало ли, найдëтся идиот, которому нападение на «виновную во всех грехах» девушку покажется отличной идеей. А я как в той сказке — ответственен за тех, кого приручил. — Если что-то изменится — отправь сообщение или позвони.

— Угу! — Ксения быстро скрылась на лестнице, а я, бросив взгляд на часы, в темпе вальса выдвинулся к полигону, о котором мне сообщил корнет Александр Троекуров перед тем, как раствориться в ночи.

Именно там должен начаться мой путь в качестве новобранца-«контроллëра», и там же я познакомлюсь с как минимум одним наставником от комитета. Кто это будет, чему станет учить — пока загадка. Но такого рода организация явно не пришлëт кого-то бесполезного, и в худшем варианте развития событий это будет средней паршивости профессионал и агент влияния в одном флаконе. Но он будет чистым боевиком, что мне сейчас и надо.

В коридорах академии я петлял недолго, к назначенному времени уже отворив двери полигона и спустившись на саму площадку…

— Геслер, проходи. — В центре зала стояла и жонглировала потоками плазмы Белëвская. Не та, которая Хельга, а та, которая Анастасия, комиссар и телепат по совместительству. Одета она была в чëрный спортивный топ, свободные тëмные штаны «военного» кроя и отполированные до блеска берцы. Не особо длинные чëрные волосы были собраны на затылке в тугой хвост, а лоб стягивала спортивная тканевая лента, не позволяющая поту и чëлке лезть в глаза. Практично? В каком-то смысле. Носили ли такую одежду обычно? Едва ли. Нет, если Белëвскую прочат мне в учителя, то я попрошу сменить еë на кого-то мужского пола. Потому что жить куда проще, если не нужно тратить ресурсы на самоконтроль. — Удивлëн?

— В моëм представлении наставник от комитета должен быть свирепым небритым мужиком, а не хрупкой девушкой полутора метров ростом…

— Так и я не твой «наставник». — Белëвская хмыкнула. — Он сейчас подойдëт. А я здесь в качестве наглядного учебного пособия.

— Хм. — Что ж, это хорошо. — Тогда я, пожалуй, устроюсь в уголке и займусь разминк…

Появившийся из ниоткуда и остановившийся в трëх метрах от моего затылка резиновый мячик разорвало в клочья телекинетическим прессом, а я обернулся, уставившись на «пустое» место. Делаю пару шагов вперëд, и под давлением моей воли свет начинает искажаться в пользу естественных своих течений, открывая моему взору довольно неприметного вида мужчину, наблюдающего за мной со скучающим выражением лица. Следом лопается и поддерживаемый Анастасией ментальный карман, отчего незнакомец морщится:

— А вот так лучше не делать.

— Так и меня лучше не пугать. — Отвечаю, выходя из состояния ускоренного сознания. Свежая порция необычных данных, порождённых всей этой ситуацией, взбодрила мой разум, и принесла немало удовольствия, так что на саму выходку я закрыл глаза. Чем бы великовозрастные дети ни тешились, лишь бы мне нормально было.

Но из засады на меня «нападали» впервые, и, в целом, своей реакцией я доволен.

— Наглый, значит?

— Мне больше по душе слово «своевольный».

— И правда, наглец. Это хорошо. Лучше, чем мямля или маменькин сыночек какой. С таким материалом можно работать… — Мужик наконец отлип от своей любимой стены, сделав пару шагов мне навстречу. — Чему хочешь научиться в первую очередь?

— Защищаться. — Я ответил не раздумывая.

— И почему?

— Потому что трупы не атакуют. Да и с моим нынешним радиусом воздействия лучше сосредоточиться именно на защите. — А когда-нибудь потом, увеличив этот радиус, начинать всерьëз учиться атаке. Если не окажется, что лучше всего будет поступить иначе, конечно же. — Плюс именно защиту можно тренировать везде и всегда. Плазмой или телекинезом в академии, всё-таки, особо не помашешь…

— Уже пытаешься постоянно держать защиту активной?

— Мне объяснили принцип и показали, как надо. Так что да: в силу своих навыков, я пытаюсь сделать поддержание «зоны подавления» постоянным, не требующим постоянного сосредоточения на ней. Выковать из навыка рефлекс, если хотите. — Теоретически такое было возможно, ибо всё, за что бы человек ни брался, со временем переходит из разряда контролируемого разумом процесса в разряд процесса подсознательного, рефлекторного. Дети поначалу целенаправленно контролируют ноги, пытаясь ходить, а после едва ли даже задумываются над тем, как лучше ступать и что делать для того, чтобы прыгнуть.

Это и минус, и плюс одновременно, но отрицательные стороны такого укоренения навыка на подкорке обыватель заметить едва ли способен.

— Сама идея хороша, но если твоя защита несовершенна, по итогу можно получить совсем не тот рефлекс, который будет нужен в дальнейшем. — Я вскинул брови от удивления, когда мужчина поднял руку к лицу, пыхнул дымом и зажал пальцами появившуюся из ниоткуда сигарету. Уел: я её существования даже и не заметил, и на слегка искажённую мимику внимания не обратил. — И придётся тебе, парень, переучиваться…

— Лучше уж так, чем однажды обнаружить в теле отсутствующее в изначальном проекте отверстие, напоследок начав сожалеть о том, что у тебя нет даже вшивенького и неидеального рефлекса…

Мужчина хрипло рассмеялся, отнял сигарету ото рта и разжал пальцы. На пол долетел лишь бело-серый пепел.

— Гвардии майор Георгий Троекуров, ныне — твой учитель по вопросам боевой подготовки. Владею фото-, теле- и магнитокинезом. — Теперь его взгляд был не равнодушным, а просто спокойным, оценивающим. Гвардии майор пристально наблюдал за всеми моими движениями, но при том делал вид, что просто из вежливости смотрит на меня-собеседника. — И начнём мы с того, что ты покажешь мне всё, на что способна твоя телекинетическая мышца. Любишь жонглировать песчинками?

— Только начал этим увлекаться. — Хмыкнул я, понимая, к чему он клонит. Поиски подходящего для дробления чего-то надолго не затянулись, и спустя секунду я уже окружил себя максимальным на данный момент числом недвижимых частиц.

— Прекрасно. А теперь бросай половину, а оставшееся разноси во все стороны как можно дальше от себя. Заодно оценим твои перспективы в расширении радиуса воздействия…

Так начался первый день тренировок, которые оказались ничуть не менее интересными и полезными, чем обучение у того же Синицына. Последний, правда, много времени посвящал теории, в то время как родственник или однофамилец вчерашнего, — или сегодняшнего, заполночь же? — корнета был последователем чистейшей практики, но результат не заставил себя ждать: плюс три сантиметра к радиусу воздействия за чуть менее, чем пять часов истязаний на пределе моих возможностей.

Мигрень и желание убивать шли бонусом, как и напутственный, образный пинок под зад с наказом тренировать ментальную выносливость и закалять нервную систему, которая от обилия тончайших и сложнейших манипуляций, мягко говоря, пошла вразнос. Я уже после того, как все включая так и не проявившую себя Бельскую оставили меня в гордом одиночестве сидел — и ждал, пока правую руку перестанет колбасить так, словно все мышцы в ней свело напрочь. Не помог с этим ни душ, ни осознание того, что реальных результатов при использовании метода опытного псиона удалось достичь за каких-то пять часов. Это действительно было физическое ограничение тела, что меня очень, очень сильно расстраивало. Имея разум, позволяющий секунду растянуть на час, я в силу недалёкости себя-«прошлого» оказался нетренированным и слабым.

«Учись!».

Эхо какой-то физподготовки сохранилось от общего военного курса, но не более того.

С территории скрытого под академией полигона я выбирался в двояком состоянии. С одной стороны — успех и возможность развиваться, с другой — телесная слабость, с которой можно разобраться, но она уже отнимет у меня время. Не самими тренировками, которые ещё можно будет совместить с псионикой, а тем, что и псионику я тренировать полноценно смогу ещё нескоро.

Вот если дотянуть хотя бы до восьми-девяти часов, то это будет другой разговор…

А студенты тем временем жили своей жизнью, копошась вокруг, точно пчёлы в разворошённом улье. Они шли по своим делам поодиночке и группами, собирались в кучки и обсуждали всё подряд, конфликтовали, мирились, делились собственными открытиями… и всё это эхом разлеталось по коридорам, позволяя мне воспринимать отголоски, поглощать их и наслаждаться заключёнными в них ароматами. Телепатия, несомненно, уже стала для меня чем-то незаменимым, ибо я и представить себе не мог способа побороть сенсорно-информационный голод иным путём и так, чтобы не отвлекаться от других дел. Особенно ярко это ощущалось на контрасте с «изоляцией», где я был наедине лишь с двумя людьми, из которых худо-бедно ощущался только Троекуров-старший, и выходом в эпицентр бури, состоящей из отголосков мыслей и эха эмоций сотен студентов. Тут я мог раствориться, если бы пожелал, и простоять недвижимой статуей несколько часов. Там же, — на полигоне, — внутри всё свербило и требовало смены места дислокации на более подходящее.

Хорошо хоть я ночами сплю, да и в доме всегда находится прислуга, создающая приемлемый эмоциональный фон.

— Ой, привет. Ты же Артур Геслер, да?.. — Я повернулся к миловидной девчушке с каштановыми волосами, которая смотрела на меня так, словно встретила Будду во плоти. Или Христа? Вот уж от чего, а от религий я всегда был достаточно далёк в силу общей приземлённости себя-«прошлого». А теперь приобщиться мне мешает болтающийся на плечах орган и сложившаяся в нём картина мира, ограниченно подчиняющегося моей воле. — Я слышала, что ты универсал. Это правда⁈

— А ещё хэтчбэк и седан. — Хмыкнул я, оценив направленный на наш разговор интерес, по всей видимости, друзей этой малявки. Каждый из которых был старше её, между прочим! Но парламентёра они выбрали верно: я не настолько плох, что б проигнорировать или послать ребёнка. Да и искренние эмоции девчушки недвусмысленно указывали на то, что она на самом деле просто отважилась задать всех волнующий вопрос, ответ на который преподаватели давать отказывались, а выловить моих друзей было задачей почти невыполнимой. Всё это я считал за доли секунды, зачтя себе какой-никакой прогресс в нелёгком деле освоения основ работы с ментальными полями. — Да, милая девушка, я универсал. Но некоторые области для меня пока закрыты: например, биокинез я даже не пробовал.

Пробовать-то пробовал, но так, не имея за душой конкретных знаний, без чего ни один другой нормальный псион даже жалкую искру высечь не мог, или там виноградину заморозить, от доступных направлений зависит. Потому и существовала академия, в которой работали даже обычные профессора, преподающие физику, химию, биологию, естествознание, математику, геометрию и в целом абсолютно всё, способное описать мир.

Ибо знание и воля позволяли напрямую воздействовать на реальность, чем псионы и занимались.

А зардевшаяся девочка тем временем открыла глаза ещё шире:

— Круто! А это правда, что ты заступился за предательницу⁈ — Последняя фраза была произнесена заговорщицким шёпотом и сопровождалась очень неловкой попыткой заглушить звуки завихрениями воздуха, которые их максимум слегка приглушили.

Я тяжко вздохнул, понимая, что винить надо не ребёнка двенадцати лет отроду, а его окружение, у которого в голове, простите, навалили кучку навоза.

— Во-первых, не предательницу. Во-вторых, правда. И давай-ка, что ли, соберём твоих друзей и отойдём в сторону. А то проходу мешаем. — Я кивнул в сторону студентов, вынужденно огибающих нас по большой дуге. Толпа-то собралась будь здоров, так что моё предложение пришлось к месту. А секундой позже я его дополнил, обнаружив пустующий кабинет, который совершенно случайно и безо всякого моего вмешательства оказался не заперт. Повезло-то как! — Лучше даже в кабинете поболтать. У меня как раз есть время, а у тебя и твоих друзей — вопросы, верно?

До следующего занятия, которое, как я понял, будет доносить до меня уже более общие и доступные любому человеку навыки обращения с оружием и войсковым снаряжением, оставалось два с половиной часа. Да-да, согласно плану Троекуров должен был тренировать меня в полтора раза дольше, но я, что говорится, сдулся, и к нынешнему моменту не то, чтобы особо оклемался.

— А тут открыто?.. — Я повернул ручку двери, и та послушно распахнулась. За ней обнаружился кабинет, которым пользовались, но не то, чтобы очень часто. — Круто! А это ты открыл, да⁈ Я слышала щелчок!

— Тебе показалось. Просто кто-то запереть забыл. — Отрешённо бросил я, проходя внутрь и присматривая себе местечко поудобнее. За моей спиной уже скопилось столько разумов, что в пору было садиться на место преподавателя, ибо иначе опять получится куча-мала с людьми за моей спиной. А после тренировки Троекурова я очень нервно воспринимал каждого человека, пытающегося обойти меня с тыла.

Даже если у них не было этих проклятых резиновых мячиков…

— Проходите и устраивайтесь поудобнее, если это, конечно, кому-то надо. Хотя судя по тому, как вы сегодня вокруг меня толпились, «надо» всем… — Не совсем привычно было наблюдать такое количество людей, заинтересованных в моей скромной персоне, но я успокаивал себя тем, что им, по большей части, просто интересно узнать обо всём происходящем. Я же здесь затесался как катализатор, позволивший неумолимой государственной машине проехаться по всем причастным. — Пообщаемся в формате вопрос-ответ. Только учтите, что не на все вопросы я готов ответить.

— А у тебя есть девушка? — Я демонстративно вздохнул, посмотрев на задавший такой вопрос девицу лет семнадцати, у которой, судя по всему, половину её портфеля занимала косметика. Слишком вульгарно, но кто я такой, что б судить? Вот только на вопрос ответить всё равно было надо.

Тем более, что Хельга меня предупреждала касательно повышенного ко мне интереса именно в этом плане. Зря дворянство селекционирует псионов, что ли?

— В относительно близкой перспективе — есть.

— И кто она? — Надулась вопрошающая.

— С моей стороны было бы некрасиво называть имя. — Я ухмыльнулся. — Потому что пока мы не в тех отношениях. Следующий вопрос!

— А ты обучаешься по отдельной программе⁈..

Как я докатился до жизни такой, собрав натуральную пресс-конференцию имени себя? И ведь были умники, которые меня снимали! Ох, чует моё сердце, нужно очень внимательно следить за словами и не позволять себе очень уж лишнего. Почти пятьдесят студентов разных возрастов, полов и социальных слоёв одинаково заинтересованно мне внимали, так что любая ошибка может аукнуться мне уже в ближайшем будущем. Даже интересно: сколько тут тех, кто целенаправленно за мной таскался? Сходу я узнал только три чужих разума, но копать дальше мне не хотелось. Голова грозила лопнуть от излишней нагрузки, так что я не решился злоупотреблять ускорением сознания, подводя себя к той грани, за которой могли обнаружиться последствия для организма. Мало ли, что сегодня ещё произойдёт? Вторжение пришельцев там, террористы какие, отбитые студенты-смертники…

Это я, конечно, шучу, инстинктивно пытаясь думать о чём угодно, но не о деле. Лень-матушка, ты ли это? Но даже если так, вариантов у меня не так много.

Сам начал — сам и закончу, подбросив дров в топку формирования соответствующей репутации…

Глава 19
Пули и деньги

— Сегодня мы будем говорить об одном из бичей всякого псиона: высококвалифицированных, отлично обученных снайперских двойках, активно применяемых как на поле боя, так и в «мирных зонах» с целью устранения особо опасных единиц противника. И для начала я приведу вам краткую справку… — Военный в форме без знаков различия стоял перед всеми нами на просторном, но не особо защищённом полигоне академии, размеренно толкая речь, к которой прислушивались все здесь присутствующие. И — да, в вопросе военной подготовки мне отдельного наставника не выделили, вместо этого отправив на «общий» урок. Правда, попасть сюда всё равно могли исключительно студенты боевого направления, и то — не все. По какому методу проводилась сортировка я доподлинно не знал, но подозревал, что всё дело в специализации. Я вот универсал, а в «строю» все те, с кем я успел обменяться любезностями, являлись телекинетами. — Стандартный срок обучения самой ценной части двойки, псиона-пробойщика — полгода. Каждое государство, входящее в первую категорию, ежегодно выпускает до трёх сотен пробойщиков. И в тридцати процентах случаев двойка снайпер-пробойщик успешно устраняет полноценного псиона, обучение которого занимает куда больше времени. Чаще всего такие двойки — расходный материал. На поле боя их стремятся обнаружить и уничтожить как можно раньше, а в «мирных зонах» не дают сделать больше одного выстрела: как правило, особыми способностями в чём-то кроме своей узкой специализации псионы-пробойщики не выделяются, и защититься или ответить не могут. Тем не менее, именно они представляют наибольшую угрозу как для вас, господа студенты, так и для матёрых, опытных боевых псионов, за спинами которых не один десяток кровопролитных сражений. Вопросы?

— Вы так и не объяснили, что эти «пробойщики» из себя представляют, и как помогают снайперу поражать цели. — Высказался я, поняв, что остальные решили помолчать.

— А вот это для начала лучше показать на практике. Защита активна? — Он посмотрел на меня, приподняв бровь. Я кивнул, и от рук ассистента преподавателя ко мне перекочевала металлическая пластина с нарисованной на ней мишенью. — Твоя задача — защитить эту мишень. Предположим, что ты знаешь о присутствии в непосредственной близости такой двойки, но ни направление, ни их точное местоположение тебе неизвестны. Две секунды, и мы начнём «обучающий процесс».

Я кивнул, отойдя от остальных студентов, которые и сами посторонились, не желая оказываться на линии стрельбы снайпера. Вот уж не знаю, с чего он там будет стрелять, но пластину мне вручили солидную: килограммов на шесть-семь. Такую и обычная пуля не продырявит, не то, что учебная.

Две секунды тем временем подошли к концу, и я начал осматриваться, давая снайперу шанс поразить мишень. А так как ускорение сознания достигло тридцатикратной величины, момент и точку, с которой был произведён выстрел я зафиксировал тут же. Как и чем? Да глазами, чем же ещё? Моё восприятие так далеко не растягивалось, но сейчас это было и не надо. Мишень я держал перед собой, так что у снайпера не было иных вариантов, кроме как палить в лоб. Что он и сделал, позволив мне всесторонне подготовиться к отражению пули.

Вот только ради чистоты эксперимента, — мы же рассматривали ситуацию, в которой я не знаю, что по мне вот-вот выстрелят при поддержке пробойщика, — я не стал целенаправленно возводить защиту, оставив всё на откуп тому минимуму, который пытался привить себе в качестве рефлекса. Но как только пуля, — пейнтбольный шарик, судя по всему, — вошла в радиус моей «защитной сферы», телекинетические потоки на её пути дестабилизировались, а спустя долю секунды на мишени расцвело цветастое ало-зелёное пятно.

— Метод работы псиона-пробойщика прост: он прочерчивает линию от ствола винтовки до цели, стабилизируя реальность на всём её протяжении. Никакими особыми способностями, кроме изначальной предрасположенности именно к такому типу воздействия, пробойщик обладать не должен. Его личная сила тоже не учитывается: сам он может одни лишь искры высекать, и при том стабилизировать реальность за расстоянии до километра. Но такое воздействие сильно бьёт по нервной системе и мозгам, так что, в зависимости от оказываемого целью сопротивления, «пробойщик» может и провалиться. — Преподаватель окинул взглядом всех собравшихся. — Догадываетесь теперь, почему все здесь присутствующие — телекинеты?

— Мы находимся в группе риска, так как в защите полагаемся на телекинез, влияющий на реальность напрямую и не оставляющий побочных эффектов или явлений после развеивания. — Высказался высокий, крепкий и поджарый блондин, уловивший суть всей этой демонстрации. Я ведь в действительности «привыкал» защищаться телекинезом, который мог остановить любое воздействие, будь то плазма, лёд, воздух, пуля, ракета или что угодно ещё. Даже свет худо-бедно, но можно было ослабить. Вот только эта универсальность имела огромную дыру ненадёжности, на которую нам здесь же и указали: если стабилизировать реальность и не позволить телекинетическим потокам встать на пути пули снайпера, жизнь псиона с «идеальной защитой» оборвётся моментально.

А ведь любые другие «несовершенные» методы надёжно защищали от дуэта снайпер-пробойщик: та же плазма, стабилизируй её кто-то, просто продолжит существовать уже как что-то самостоятельное. Не исчезнет, как телекинетический поток, а начнёт распадаться или полетит куда. Аналогичной ситуация будет и со льдом, плотью, ветром, да чем угодно, воплощённым в материальном мире!

Синицын удружил так удружил, даже словечком не обмолвившись о такой дыре в моей защите. Я бы, может, заранее начал тренироваться совмещать телекинез и криокинез, дабы в случае чего защититься от пули, летящей мне в висок по проложенной пробойщиком дорожке.

— Тем не менее, надёжные способы противодействия такой угрозе уже выработаны и отточены. От вас требуется лишь овладеть ими, и постоянно сохранять готовность к отражению удара. Вот, например… — Неуловимым движением преподаватель выхватил из кобуры пистолет, дважды выстрелив в спину своего ассистента. Благодаря ускорению сознания я успел заметить момент формирования сегментированной трёхслойной ледяной прослойки, перед которой вполне себе настоящую пулю растерзали телекинетические потоки, среагировавшие на вторжение в «подзащитную область». Для остальных же выстрелы ничем не отличались от холостых: разве что появление ледяных щитков спровоцировали, но и только. — Постоянная бдительность, господа студенты. Только она сохранит вам жизни. И в особенности это касается тех, кто собирается заявить о себе всему миру, или уже это сделал.

Взгляд ненадолго задержался на мне, лишь укрепив уже имеющуюся уверенность в необходимости срочно «прокачивать» имеющуюся защиту. А желательно ещё как-то организовать её поддержание во сне, но это как будто находилось за границами разумного. С другой стороны, мозг ведь не отключается целиком и полностью: он продолжает функционировать, очищаясь, рассортировывая собранную за день информацию и подновляя старую. Может, всё-таки получится себя натренировать?

Я ж иначе спокойно спать не смогу, понимая, что во сне меня кто угодно пристрелить может!

— Но что делать тем, для кого единственный инструмент, способный защитить — это телекинез и, например, фотокинез? — Подняла руку статная, смуглая девушка с выдающимися формами и уверенным, суровым голосом.

— Адаптироваться и искать свой, уникальный способ. Фотокинез тоже способен защитить, пусть и не так легко, как крио- или пирокинез. — Преподаватель не растерялся ни на секунду. — Например, ни один снайпер, будь то профессионал в паре с пробойщиком или сам пробойщик, овладевший искусством стрельбы, не сможет подстрелить псиона, который находится не там, где все его видят.

Тоже недурственная идея, между прочим. Совсем не обязательно полностью скрывать себя от чужих взглядов: можно просто сместить видимый силуэт в сторону на полметра, что сделать куда проще реалистичного и стабильного искажения отражаемого света! А там уже пусть снайпер поймёт, куда конкретно ему стрелять в расчёте на поражение цели. И это я не говорю о творческом подходе, с помощью которого можно извратиться таким образом, что любой на тебя смотрящий враг поедет крышей…

— Но это же неудобно!

— Неудобно лежать в сырой земле, госпожа Тенишева. Всё остальное можно отнести к категории временных или даже решаемых трудностей. — Н-да, мужик-то за словом в карман не лезет. Видно, обучением студентов занимается не первый год. — А сейчас мы с моим ассистентом наглядно вам продемонстрируем, как можно применить пиро- и криокинез в связке с телекинезом, для защиты, конечно же. Но начнём мы с определения того, на что способна самая опасная для псиона снайперская винтовка из ныне существующих, и что нужно для того, чтобы гарантировать остановку или уничтожение выпущенной пули…

Я впитывал новые знания точно высохшая до хруста губка, ненароком обронённая в океан даже несмотря на то, что до сего момента не посещал подобных занятий. Всё, начиная от подачи и заканчивая выбором освещаемых вопросов прямо-таки кричало о том, что этот неприметный мужчина из псионов куёт солдат, готовых ко всему. Объяснить и донести всё, что знаешь сам. Не допустить того, чтобы хотя бы один студент пропустил сказанное мимо ушей.

И в конце проверить, усвоен ли данный урок.

Я смотрел на прозрачный ледяной цветок, на другой стороне которого расплескалась краска, и едва сдерживал довольную улыбку: наспех внесённые в мою методику изменения работали так, как надо. Получившаяся структура, опирающаяся на крио- и аэрокинез, была достаточно компактной и не слишком сложной, но при этом могла выдержать полновесную бронебойную пулю с тройным перекрытием по прочности, не то, что мячик с краской. Из всех остальных студентов, выбранных для этой проверки, справились только я, да тот худощавый блондин, даже не посмотревший на ледяные соты, перехватившие шарик с краской.

— Достойное завершение сегодняшнего занятия. Разграничивает, кто есть кто. — Хмыкнул этот парень с завышенным самомнением, окинув взглядом испачкавшихся в краске и получивших заслуженные синяки товарищей. Хотя, считал ли он остальных студентов товарищами? Судя по взгляду — едва ли.

Комментировать его слова я никак не стал, спокойно собравшись и направившись по своим делам: на сегодня план-минимум был выполнен, да и сил, если говорить честно, осталось не шибко много. Устал как собака даже несмотря на то, что после тренировки у Троекурова старался не особо напрягаться: экономил силы и всячески себя ограничивал. Меньше устал бы только в кровати, и то не факт, ибо за неимением других занятий мог удариться в какую-нибудь новую крайность.

Так или иначе, но на встречу с Ксенией я слегка опаздывал, о чём честно её предупредил, отправив сообщение. Девушка в ответ предложила чуть позже встретиться в библиотеке, куда я сейчас и держал путь, приближаясь к центральному зданию академии и задаваясь вопросом касательно того, на кой чёрт было собирать всех студентов в одном месте, имея несколько зданий, всецело подходящих для обучения? Не все же из них на ремонт закрыли, а вполне себе одно. Значит, изначально преследовались совсем другие цели вроде упрощения наблюдения за учащимися.

А уж зачем — это вопрос многогранный и требующий всестороннего рассмотрения.

— Геслер? Артур Геслер? — У дверей меня перехватил студент, в котором я сходу определил один из катализаторов, провоцирующих у Ксении отчётливую волну неприязни, ненависти и гнева. — Есть пара минут? Нужно поговорить.

— Если только пара минут. — Я уже примерно представлял себе, что будет им сказано, но всё равно согласился и решил проверить свои предположения. Потому-то мы и отошли спокойно в один из пустующих коридоров, где студенты если и ходили, то совсем нечасто и исключительно по утрам.

— Для начала я представлюсь: Виктор Оржевский, наследник Оржевских, студент и псион первого ранга квалификации. И я бы хотел обсудить весьма… щекотливую тему. — Потому-то он и оградил нас от окружающего мира безвоздушной прослойкой, не пропускающей звуки. — Я ведь не ошибусь, если предположу, что именно ты спровоцировал это возмездие за «травлю»?

— Говоришь так, словно это была не травля, а клоунские игрища. — Я прищурился, заставив собеседника совсем чуть-чуть, но отпрянуть. А ещё испытать некий спектр не самых позитивных эмоций, часть которых была направлена, конечно же, на меня. Всё-таки хорошо быть менталом там, где о твоих способностях пока мало кто знает: читаешь людей, словно книги, а они этого даже не видят.

— Я не отрицаю серьёзности того, что уже произошло. Но всё равно приношу свои извинения и предлагаю… откуп. — Парень поджал губы, посмотрев на меня крайне серьёзным взглядом. — Мою причастность пока не установили, но непременно установят уже в ближайшие часы. И если ты сможешь договориться с Алексеевой о том, чтобы она сказала слово в мою пользу, то награда не заставит себя ждать.

Я смотрел на студента перед собой, и… не видел в том человека. Мне не была известна ни степень его вины, ни отношение Ксении именно к нему, но я улавливал отголоски эмоций. Страх? Даже излишне сильный. Презрение? Этого добра у него было навалом. Отчаяние? И оно нашлось.

Раскаяние? Ублюдок даже не знал, что это такое, но очень умело изображал соответствующие эмоции чисто физически. Речь, мимика, жесты — всё это могло обвести вокруг пальца Ксению, следователей, преподавателей… но не меня, и не любого другого телепата.

— Меньше всего я хочу, чтобы кто-то из преступивших закон избежал правосудия. — Не из принципов, а потому, что в данном случае преступление было направлено против человека, который мне уже был небезразличен. — Но я передам твоё предложение. Это всё?

— Сумма. — Сухо бросил глядящий на меня исподлобья парень, протянув мне сложенный вдвое листок бумаги. Я даже не стал его разворачивать, просто сунув записку в карман. — С таким подходом легко тебе не будет…

— Прямолинейность нынче не в почёте, это правда. Но изворотливость, лицедейство и ложь тоже мало кого привлекают, уж поверь. — Я развернулся и пошёл прочь, напоследок махнув носителю звучной фамилии рукой. Уверен, что Ксения даже пальчиком не пошевелит для его спасения, если, конечно, не будет предложено что-то действительно серьёзное. Принципы и обиды — это принципы и обиды, но в своём нынешнем положении девушке финансы бы точно не помешали. Пусть даже ради этого потребуется помочь обидчику избежать наказания или просто его смягчить…

— Иначе в нашем обществе не выжить, «чистюля». И если бы ты знал, скольких врагов нажил за последние дни, то не вёл бы себя столь самоуверенно!

… Но одно я могу гарантировать точно: от меня Ксения не услышит ни единого слова в защиту этого пронырливого и желающего откупиться индивидуума. Потому что существуют в жизни границы, переступив которые уже не стоит надеяться на понимание, сочувствие или помощь. Не факт, что Оржевский эти границы переступил, но я мог позволить себе быть категоричным в своих суждениях.

— Уж поверь, я прекрасно это себе представляю…

Невиновен только тот, кто ничего о травле не знал. Остальные — под вопросом, ибо уж сообщить о происходящем куда надо мог любой, и при том абсолютно анонимно. А участников я бы с большим удовольствием считал не более, чем зверьми, от которых нужно как можно быстрее избавляться: бешенство, оно ведь заразно. Жестоко? Конечно же! Просто иначе до подобных существ не достучаться, и не заставить их прятать свою сущность под овечьей шкурой, не мешая окружающим. Ведь уничтожить всех под корень не представлялось возможным: слишком уж их много, а я отнюдь не Император.

Вот и оставалось мне составлять список, внося в него всех неугодных, и по возможности карать. Своими или чужими руками — не суть важно.

Терпеть тех, против кого скалилось моё же нутро я не собирался…

Глава 20
Самый обычный вечер

— Ксения. — Я моментально и безошибочно, — что было не очень-то сложно, — высмотрел головку девушки среди множества других заседающих в библиотеке студентов, нависнув над её пустующим столом. — Извини за опоздание, последнее занятие несколько затянулось.

— О чём рассказывали? — Как бы невзначай поинтересовалась девушка, откладывая в сторону изучаемую книгу.

— Пробойщики и то, как им противостоять. Неприятное открытие, но адаптироваться можно. — Я устроился напротив, ловким движением выудив из сумки книгу по этикету и поведению в высоком обществе. — Рад, что тебе не пришлось тратить время зазря.

— О, ты даже не представляешь, насколько, Артур. — Ксения поправила выбившийся из причёски локон белоснежных волос, который, впрочем, тут же вернулся на своё «законное» место. — Ко мне за весь день подошло пятеро человек, и из них двое — здесь, в библиотеке.

— Дай угадаю: хотели, чтобы ты выгородила их перед следствием? — Девушка кивнула. — Ко мне тоже один подходил. Предлагал тебе деньги, сумму я, если честно, не проверял.

Бумажка перекочевала из рук в руки, и девушка, выгнув бровь, бросила:

— И кто?..

— Виктор Оржевский. Неприятный, ни разу не раскаивающийся лицедей. И в последнем он, на мой скромный взгляд, неплох. — Я неспроста говорил о том, что он мог обвести вокруг пальца любого не-телепата. А если бы умел полноценно закрываться…

В будущем он может стать достаточно опасным во всех смыслах человеком.

— Я его знаю. Хотя лучше бы и не знала никогда. — Ксения нахмурилась, а я начал улавливать направленное на обсуждаемый объект презрение. — Но предлагает он немало. Даже очень немало, учитывая то, что он почти ничего и не делал. А что ты думаешь насчёт… этого?

— Здесь я тебе не советчик, Ксения. — Потому что нельзя проецировать свой характер и свои принципы на другого человека, если тебе хоть сколько-то небезразлична судьба этого самого человека. Очень легко подмять кого-то под себя, принимая решения за него. И очень непросто вернуть отнятую самостоятельность. — Так что делай, как знаешь.

— А ты бы как поступил?

Я укоризненно посмотрел на девушку.

— Было бы весьма лицемерно утверждать, что я бы сделал так-то и так-то. Потому что я не в курсе всей ситуации, и не знаю, что и как происходило. — Хотя одного только увиденного в тех воспоминаниях для меня оказалось вполне достаточно, чтобы внести всех узнанных ублюдков в «чёрный список»: если подвернётся случай, я этих индивидуумов уничтожу, тем или иным способом.

— И всё-таки… — Ксения задумалась, в то время как я сосредоточился на «поимке» эха её эмоций. Ничего нового: задумчивость, интерес, симпатия, растерянность, размытый и направленный прочь гнев, опасение… Полный набор для человека, разрывающегося между двумя вариантами и опасающегося совершить ошибку. Но такие моменты необходимы для становления личности, так что лезть в них — только всё портить, отсрочивая ключевое событие в жизни каждого человека.

На секунду в голове промелькнула мысль о том, что я, возможно, слишком много на себя беру. Но минуло мгновение — и я избавился от этого сомнительного порождения моего собственного разума.

Тем временем девушка решительно вскинулась, вперив в меня донельзя серьёзный, воодушевлённый взгляд:

— Я приму эти деньги и извинения. Но обиду не забуду. — Я одобрительно хмыкнул, протянув руку и взъерошив прохладные и шелковистые волосы девушки. Та возмущённо надулась, но не отстранилась — лишь потянулась к портфелю, изъяв оттуда красивую металлическую расчёску. — И почему ты так любишь портить мне причёску?

— Потому что это приятно. Хочешь посидеть здесь ещё немного, или?..

— Нужно дочитать. — Ксения постучала пальчиком по страницам раскрытой книги. — Да и тебе разве не нужна будет консультация по содержимому уже твоей книжки?

Я перевёл взгляд на «Высокий этикет и фундаментальные нормы дворянства. Том первый, расширенный и дополненный…». Полное название этого труда на обложку и корешок не влезло, так что ознакомиться с ним можно было только на первой странице. А содержимое… Даже инструкция по пользованию заграничной микроволновкой, написанная для слабоумных, была бы для меня куда интереснее. Там хотя бы ясна система: человек глупый, человек не знает, что животных в микроволновке сушить нельзя. Пишем, что помещать живую скотину внутрь запрещено…

В тех же «учебниках» этикета, которые мне довелось просмотреть по диагонали, причинно-следственная связь отсутствовала как класс. «Так повелось», «со стародавних времён» и «согласно традициям» — вот объяснение для девяти десятых этикета в целом.

Казалось бы — с идеальной памятью проблем быть не должно. Вот только если я чего-то не пойму, то мне придётся обращаться к конкретной области памяти за разъяснениями, а это — лишние усилия и время. Пониманию же мешало как раз то, что даже в самом подробном наставлении о культуре дворянства не было нормальных сносок, поясняющих, что, как и почему повелось. Выверт сознания, скажете вы? А я соглашусь! Но согласиться — не значит принять. Потому я и не освоил до сих пор непростое искусство правильного поведения в высоком обществе.

— Консультация… — Я тяжело вздохнул. — Тут скорее нужна будет реабилитация. Вот так, в отрыве от реальности, тяжело воспринимать сий свод не имеющих под собой большого смысла правил.

— Знаешь, я согласна с тем, что этикет может казаться непонятным. Но если копнуть чуть глубже и не относиться к предмету с таким скепсисом, можно узнать много нового!

— Новое — это хорошо. — Кивнул я. — Но если новое ещё и представляет какой-то интерес помимо сугубо практического, то это ещё лучше. Я вообще подумываю записаться ещё и на уроки этикета, что б получить хоть какую-то практику. Как считаешь, в этом есть смысл?

— Ну-у-у… — Задумчиво и как-то двусмысленно протянула Ксения. — Там тебе не дадут ничего из того, с чем не могла бы помочь я. Да и практика совсем скоро тебя точно настигнет. В высший свет пытаются затянуть всех мало-мальски способных псионов, а ты уникум, подобного которому нет на всей планете…

— Сложно назвать практикой полноценные приёмы, на которых я или создам хорошее первое впечатление, или наоборот — испорчу его. — А от этого, будем честны, зависит достаточно многое. И неотёсанный варвар, — в глазах дворянства, — мало кому понравится. Нет, от меня не отвернутся, но их «фи» я определённо почувствую… и это будет очень неприятно, учитывая мою обычную реакцию на дворянское пренебрежение. Не просто так обер-комиссар отметил, что я обладаю редкой ментальной восприимчивостью. А ведь была ситуация, в которой я буквально «читал» Хельгу, словно открытую книгу. И это несмотря на то, что она сама по себе сильный, по меркам студенчества, псион. Потому с аристократией, особенно неодарённой, всё может быть ещё «хуже». — И я правильно понял, что ты не против мне помочь с отработкой навыков?

— Не то, что не против, но и очень даже за. — Улыбнулась девушка, тыкнув пальцем в мою книгу. — И первым делом тебе лучше сменить книги на те, которые я порекомендую. Сама не без их помощи училась, так что знаю, о чём говорю.

Возможно, изучение этикета будет не столь скучным, как представлялось изначально.

Уже неплохо…

— Я выбирал варианты, в которых списку правил придана хоть какая-то глубина. Ну, знаешь, обоснование того, почему повелось именно так, а не иначе…

— Какое совпадение! — Ксения сложила пальцы домиком, чуть наклонившись вперёд. — У меня было то же требование. И не только к этикету, но и ко всему прочему. Из-за этого отцу пришлось сменить многих преподавателей, прежде чем удалось подобрать подходящих…

В эмоциях девушки начала править бал не угнетающая, а тёплая, обволакивающая ностальгия. А следом, стоило только ей продолжить свой рассказ и погрузиться в воспоминания, волной накатили и другие эмоции, слабые отголоски которых проникали вовне, позволяя мне их воспринять и насладиться этим интересным коктейлем. Как-то плавно от дела мы перешли к беседе о прошлом, обмену воспоминаниями и просто болтовне «ни о чём», просидев в библиотеке что-то около четырёх часов. Не сказать, что в плане усвоения знаний это время прошло сколь-нибудь продуктивно, но я избавился от лишнего напряжения и, по итогу не самого простого дня, выдохнул. «Псионическая мышца» отдохнула, и теперь я не ощущал себя словно пропущенная через прокатный станок металлическая болванка. Даже уходить никуда не хотелось, до того мне понравилась атмосфера и этот тихий, продолжительный разговор…

Свет погас как-то неожиданно, тогда, когда мы ждали этого в самую последнюю очередь. А следом зажглись лампы дежурного освещения, в тусклом свете которых я получил возможность запечатлеть в памяти удивлённое выражение на лице Ксении. Она как раз отмерла, потянулась за телефоном и, бросив взгляд на время, удивлённо ойкнула:

— Нас же должны были выпроводить отсюда вместе с остальными студентами! Или… — Она сосредоточилась, а я почувствовал… нечто. И вместе с тем понял, что вокруг нас образовался своеобразный пузырь, «раздувшийся» из ядра моего ментального поля. Попытки Ксении разобраться, в чём дело я заметил именно из-за этого пузыря, который пришлось тут же экстренно сворачивать. Эффект мне был неизвестен, а рисковать зазря я не хотел. — … ты что-то сделал, да? Телепатические штучки?

— Интуитивные телепатические штучки. — Поправил я, пытаясь понять, что и как было проделано. Желание остаться незамеченным оказалось настолько велико, что я не уследил за собственным разумом? Всё походило именно на это, но логика твердила: так не бывает! Ментальное ядро и поле — это не рука, которая может «сама собой» пойти блуждать по телу любимой девушки в кинотеатре. Я всё это время себя контролировал, проводил определённую работу с разумом, пытаясь выработать способность мыслить в двух разных плоскостях. И тем не менее, «отвёл внимание» именно я, и из-за этого же библиотекари, простые люди, не заметили нас в одном из читальных залов. И способ, которым я это сделал, на классический не походил: никакого точечного проецирования, лишь концентрация соответствующего намерения вокруг себя без соприкосновения с «целями».

Механизм сего действа я более-менее понимал, но вот объяснить его даже самому себе было бы слишком сложно. Главную роль играли мои ментальное ядро и ментальное же поле, оказавшие непрямое воздействие на разумы библиотекарей — простых людей. Как и через что — вопрос, на который у меня ответа пока не было. Это себя я всецело изучил и понял, а вот чужие разумы оказались в зоне доступа только после возвращения течения времени к норме. И теоретический экскурс от Синицына, — и учебников, — особо картину не прояснял. Просто потому, что нацелены выданные ими основы были на минимизацию угрозы со стороны новорождённого телепата, тобишь меня. Никто не стремился предоставлять мне опасные знания и методики, а я не торопился к ним приобщаться против воли куда более опытных в этом вопросе «старших».

И, судя по всему, зря. Сейчас мне понимание происходящего точно не помешало бы.

— Это плохо. Я не почувствовала, чтобы ты что-то транслировал вовне. Может, нас просто не заметили?..

— Вероятность этого крайне мала. Тем более, я действительно обнаружил… аномалию. И прервал процесс. — Я встал из-за стола, окинув восприятием пустующий читальный зал. За запертыми дверьми ожидаемо было оживлённо: студенты приходили сдавать и получать книги, а библиотекари суетились, стремясь «переработать» весь этот поток. Ни страха, ни чего-либо негативного я там не почувствовал, так что моё воздействие, видимо, никому не навредило. Это уже хорошо…

— Ты же понимаешь, что незамеченными выйти отсюда не получится?

Я посмотрел сначала на Ксению, а после на большие окна, нижняя граница которых начиналась на высоте двух с половиной метров относительно пола. Ощупав один из замков телекинезом, я тут же его и вскрыл, распахнув тяжёлую дубовую раму и впустив в помещение по-настоящему свежий, пахнущий листвой и приближающимся дождём воздух. На пару секунд застыв наедине с нахлынувшим приятным чувством, я обернулся и кивнул девушке на окно, после чего зацепился руками за массивный подоконник, подтянулся, забрался на него и, развернувшись, протянул руку.

— Может, я просто перелечу?..

— Тебе нужно попробовать. Совсем другие ощущения. — Сказал — и наклонился ещё ниже, хватая Ксению за запястье и аккуратно подтягивая её вверх. Каюсь: пришлось помочь себе телекинезом, ибо слишком уж высоко я забрался, и до руки девушки не дотягивался. А давать заднюю не хотелось, так что пришлось жульничать. — Ну как?

Ксения, едва не запутавшись в юбке, неожиданно поднялась на ноги, ухватилась за оконную раму и высунулась наружу, вынудив меня придержать её за талию. Случайный порыв ветра ударил нам в лицо, и где-то позади послышался шелест разлетающейся бумаги. Больших усилий мне стоило подхватить кем-то оставленные записи до того, как они отдалились от меня более, чем на десять метров. Но я справился, и не допустил порчи чужого имущества. А как иначе? Творя беспорядок, следует присмотреть за тем, чтобы это ни на ком не сказалось. Основы поведения в социуме, так сказать.

Потому, спустившись по ту сторону окна, я поймал Ксению и вернул «запасной выход» в первозданное состояние: закрыл окно, запер его и даже затёр следы, которые остались от нашей обуви. Телекинез был действительно универсальной штукой, и у меня как раз возникла пара идей по его использованию в бою. Не факт, что до этого никто не додумался, — скорее даже гарантированно додумался, — но реализовать подобное наверняка могли не только лишь все. А хотел я создать лезвие толщиной в две-три молекулы, состоящее из телекинетического жгута — того самого, с помощью которого я взаимодействовал с окружающим миром, поднимая себя, двигая предметы и защищаясь…

— Артур?

— Извини. — Я улыбнулся, заталкивая мысли о боевом применении псионики как можно дальше. Завтра следует во время утренней «разминки» ещё и сознание ускорить, дабы обдумать как можно больше вещей. Слишком много дел тянется за мной следом, а ведь нужно всего-то притормозить, поумерить пыл и заняться всем тем, что было отложено в сторону. — Задумался немного. Ты не против, если сегодня мы не будем задерживаться допоздна? Нужно разобраться с кое-какими делами…

Я снова задействовал телекинез, прокладывая нам дорогу меж буйной растительности, опоясывающей здание подобно оборонительному периметру.

— Ты же не всерьёз считаешь, что я буду тебе что-то запрещать или требовать ещë больше твоего внимания? — С какой-то детской обидой спросила Ксения, когда мы наконец продрались через густые заросли. — Ты и так сделал для меня слишком много, Артур.

— Чем чаще ты это повторяешь, тем меньше мне это нравится. — Хмыкнул я. — Но твою позицию я понял. Тебе, если что, будет, чем заняться?

— Конечно. — Ксения уверенно кивнула. — Я и сама думала о том, что, возможно, сегодня с прогулками стоит закончить пораньше. Мне ещë пояснение писать…

— Пояснение?..

— Мой взгляд на происходящее в академии с уклоном на конкретных людей. Я же говорила про чистки? — Если бы о таком можно было забыть. — Ну вот: меня попросили ничего не скрывать, тем самым позволив следствию кардинально решить вопрос с теми, кто им «интересен».

— Какая прелесть. — С одной стороны, меня радовала серьëзность и неотвратимость кары, настигшей виновных. С другой же, как-то всë это было слишком масштабно для воздаяния за травлю. А это значит, что в академии столкнулись интересы рыбëшек покрупнее нас или даже директора, которому уже сделали ручкой. Что из этого следовало, спросите? Я отвечу: неудержимый ветер перемен, не ко всем относящийся благосклонно и грозящий чуть что перерасти в бурю. — Пойдём. Раз уж у нас обоих есть дела, то лучше не сильно медлить…

Ведь наша главная задача сейчас — удержаться в самом центре «глаза бури», пережив происходящее и оставшись, по крайней мере, при своих…

Глава 21
Вечер, лес… вода?

Дела, на которые я ссылался, представляли собой ни много, ни мало, а изучение теоретических материалов, предоставленных Троекуровым. Он просто и незатейливо сказал, что дома меня будет дожидаться планшет, данные на котором я должен изучить за вечер. Справлюсь — мои способности к обучению подтвердятся. Нет — значит, нет. В общем-то, это был в достаточной мере разумный, преследующий сразу несколько целей шаг. Вероятность того, что я откуда-то знаю предоставленный материал — минимальна, объём — достаточно велик, польза для меня — предельно высока. Сейчас я, лёжа в постели с лёгким «учебным» планшетом, снабжённым своеобразным утолщением с правой части для удобства хвата, прислушивался к странной пульсации на периферии сознания и проверял систему устройства на прочность, просматривая что-то около двенадцати страниц в секунду. Планшет справлялся, но периодически подтупливал: незаметно в рамках обычного пользователя, но весьма ощутимо для ускоряющего сознание меня. Это раздражало, но не мешало в полной мере этого слова. Я просто получал чуть больше времени на размышления, что, возможно, было только в плюс: очень уж специфичные и новые для меня знания посчитал необходимыми Троекуров.

А представлены на планшете были основы применения уникальной экипировки нашего государства, включая броню, высокотехнологичные устройства, системы связи, оружие и прочая, прочая. Текст, изображения и видеозаписи. Последние мне не нравились, так как их нельзя было ускорить в достаточной мере, — максимум — вдвое, — но смотреть приходилось всё. Потому что не везде составителям этих инструкций удавалось словами передать всё то, что было нужно знать подготовленному гвардейцу. А руководства предназначались именно для солдат-специалистов особого назначения и положения, благодаря чему я ещё сильнее уверился в том, на какую роль меня готовится посадить комитет.

В общем-то, я и ожидал чего-то такого. И даже более того — хотел стать «агентом-универсалом» с расчётом на определённого рода свободу действий. Ведь иные варианты, какими бы они ни были, даже теоретически меня не устраивали. Под удар вставала моя свобода, ибо куда ни ткни, а полевой агент в любой форме существо подневольное. А свободу я терять не хотел, намереваясь раздуться до такого калибра, что меня станет нерационально отправлять делать не особо важную, «рутинную» работу. Зато особые поручения или демонстративные игры мышцой в рамках охватившей мир холодной войны меня, теоретически, вполне устраивали. Теоретически потому, что я мало что понимал в том, чем мне на самом деле придётся заниматься в дальнейшем. Уникальные обстоятельства и силы накладывали свой отпечаток, ставя крест на детальном и долгосрочном планировании. Мне даже не на кого было посмотреть, чтобы понять, насколько большие уступки можно ожидать от «работодателя»! Конечно, на слуху всё ещё оставались псионы-«попзвёзды», но сравнивать себя с ними…

Глупо? Пожалуй. Ведь та же Хельга в стране очень популярна, её знают, ей восхищаются… но на деле сама по себе она пока ничего не стоит. Талантливый, перспективный, но — всего лишь студент, коммуницирующий с общественностью и поддерживающий светлый и незапятнанный образ псионов, из которых государство по возможности куёт орудия войны. Она достигла больших высот — третьего ранга в своём возрасте, по сути — максимума возможного для обучающегося, но… Всегда было «но». И заключалось оно в том, что между тройкой и четвёркой лежала пропасть. Я это понял из многочисленных оговорок окружающих, учебников и теоретических материалов, здесь и сейчас мною штудируемых.

Псион четвëртого ранга боевого направления в плане своей позиции на вертикали табели о рангах стоял вровень с полковником регулярной имперской армии. Не хухры-мухры, да? Пятый же ранг «братался» с генералами, а о шестом, пиковом, можно было и не заикаться. Да и такие уникумы в Российской Империи существовали в шести экземплярах, и были как бы не основными подпорками, удерживающими колоссальное государство от падения. И не подумайте тут, что Империя — это колосс с глиняными ногами! Просто столь большое государство испокон веков содрогалось под ударами внешнего врага, а с появлением огромных сил, заключённых в отдельных людях, ситуация лишь усугубилась. Достигла, можно сказать, апогея, ибо теперь один-единственный псион мог стереть с лица земли целый город, а сильный — вообще мегаполис. При этом обычные люди лоб-в-лоб противостоять такой мощи не могли, и были вынуждены уступить место новым «лидерам» мировой арены. Могущество стран начало измеряться в количестве и качестве обученных псионов, а исходящая от них угроза — элитой, к каковой относились все профессионалы пятого и шестого рангов.

Но оставили ли обычные люди попытки вернуть себе главенство? Вовсе нет. За прошедшие с момента появления первого псиона пятьдесят лет человечество упорно создавало всё более и более страшное оружие, в этой гонке со смертью проявляя невероятные чудеса изобретательности. Не раз и не два мир чудом избегал уничтожения, пресекая попытки радикальных организаций и правительств «доказать всему миру, что опасаться стоит не только псионов»! Да, сверхлюди могли превратить в туфту любую ракету или бомбу, но для этого им нужно было её заметить, добраться до неё и провести все необходимые манипуляции. Радикалы же делали всё для того, чтобы тезис «псионы защитят» потерял свой вес. Демонстративный подрыв бомб в жилых районах густонаселённых городов, морское и не только пиратство, «красочное» устранение высокопоставленных и известных лиц — всё это было, есть и будет даже несмотря на то, что пресловутые радикальные правительства канули в лету ещё двадцать лет назад, после того, как обеспокоенные происходящим государства смогли договориться и нанести совместные удары по источникам угрозы.

Под таким предлогом и началась война, закончившаяся восемнадцать лет назад, когда мне было два года. И что самое забавное — я об этом временном отрезке мало что знал, так как в силу молодости старался избегать всех неприятных лично мне тем. А войну я не любил, презирая насилие в любой его форме. И «отлично» по строевой подготовке этому не противоречило: то был долг перед страной, которую я когда-то искренне называл Родиной с большой буквы. И — нет, я Российскую Империю презирать не начал, да и не собираюсь, в общем-то. Просто я «постарел», и перестал идеализировать всё подряд, начав замечать грязь там, где раньше мне мерещились блёстки и единороги, какающие радугой.

Одна только ситуация с Ксенией чего стоит, и где? В учебном заведении, которое считается лучшим на материке!..

В общем и целом я, мучаясь во время просмотра едва ускоряемых видеозаписей, мог додуматься до чего-то не слишком хорошего, но меня самым наглым образом отвлекли. Телефон сначала завибрировал, а после разразился трелью стандартного рингтона, чем-то напоминающим мелодию гимна. Я отложил планшет в сторону, поднялся с кровати, дотянулся до телефона, ответил, и…

— Артур? — Голос Ксении одновременно и едва заметно подрагивал, и оставался спокойным. Странная, новая для меня и оттого интересная комбинация. — У тебя всё в порядке?

— Вполне. Что-то случилось? — Я неспешно подошёл к большому окну, распахнув то и выглянув на улицу. Пульсация на периферии сознания неожиданно усилилась, и я сосредоточился, обратившись ко своему восприятию.

— На территории студгородка повысился фон пси. Возможно скорое образование прорыва, так что на территорию академии должны вот-вот ввести спецвойска. Лучше сиди дома и не высовывайся, хорошо?

— Спасибо за беспокойство, конечно, но всё должно быть наоборот. — Я хмыкнул. В принципе, по воздуху мне до дома девушки лететь меньше пяти минут. Не то, чтобы я был могучим воителем, но уж с тварюшками, умирающими и от пуль солдат, справлюсь. Заодно можно удостовериться, что у меня нет никаких фобий касательно существ, само существование которых уже задавало определённые вопросы. Но всё это будет актуально только в том случае, если фон пси не повысился «вхолостую», как оно нередко бывает. — На территории академии часто повышается концентрация пси?

— Часто. Но естественным путём, без участия человека и с перспективой образования прорыва… — Я практически ощутил, как Ксения покачала головой. И понял, что мне сильно недостаёт возможности уловить её эмоции. Наверное, можно даже сравнить с «живым» разговором и обменом текстовыми сообщениями. Два абсолютно разных уровня коммуникации. — … это скорее редкость. Правда, на территории академии такое случается систематически, если ты это имел ввиду.

Какой-либо статистикой по прорывам я не располагал, так что сразу заинтересовался тем, взаимосвязана ли частота пси-проявлений в области с частотой, собственно, образования прорывов. И теперь получил ответ, который меня не то, чтобы сильно обрадовал. Ведь тогда выходит, что купол над бывшей Хамовной слободой защищал не только обычных людей от псионов, но и город — от того, что тут могло вылезти из-за на постоянной основе повышенного фона пси.

— Именно это. Будь готова к тому, что минут так через пять я приду к тебе…

— Я и сама смогу отбиться от порождений «той стороны», Артур. — С тихим смешком заметила девушка. — И того же нельзя сказать о прислуге, которая работает и ночует в твоём доме. Случись что, и их просто некому будет защитить.

Я мигом посмурнел, невольно обратив ещё больше внимания на продолжающую нарастать пульсацию. Теперь я уже мог определить её направление, а также то, что меня нестерпимо туда влекло. Словно кто-то подталкивал в спину и тянул за плечи, но в силу нематериальности доносил до меня лишь эхо своих действий. Интересная, конечно, интерпретация вывертов сознания, но мне ли привыкать? Я, так-то, вообще в какой-то мере сумасшедший, так что к этому внутреннему советнику могу и прислушаться.

— Пообещаешь никуда не высовываться?

— Только если ты пообещаешь не срываться с места, чтобы меня защитить. — Встречное контр-предложение девушки меня всецело устроило, так что ответил я незамедлительно.

— Обещаю. Но чуть что — звони, я прибуду так быстро, как только смогу. — Я накинул на плечи ветровку, отлевитировал в руки чистые кроссовки, надел их и с ногами забрался на подоконник. В лицо ударило дуновение тёплого летнего ветра, принёсшего приятный, путь и исчезающе-тонкий аромат хвойного леса. Мыслями я уже всецело был где-то там, так что разговор не продолжился, и девушка, после финального обмена любезностями, положила трубку. Я же сунул телефон в карман, застегнул молнию и спокойно полетел по своим делам, чутко прислушиваясь к собственному восприятию. Пульсация уже не казалась такой размеренной: по мере приближения к её источнику я начал улавливать куда больше деталей.

А ещё я, последовав требованию погрустневшей рациональной части моего сознания, опустился на землю, перейдя на иной, совершенно новый способ передвижения: скольжение среди деревьев и троп точно на коньках. Пискнул телефон, и я, вытащив его, обнаружил сообщение, призывающее всех укрыться в домах и следовать стандартным для этой ситуации инструкциям.

Стоит ли говорить, что инструкциями на случай угрозы прорыва меня никто снабдить не удосужился?..

Всё тот же рационализм тщетно возопил об опасности, ссылаясь на то, что чтить нужно не букву, а дух, но всё прочее моё естество пересилило этот прорыв, и я продолжил двигаться к источнику «сердцебиения», волнами разносящего пси по округе. Здесь, в километре от моего домика и на полпути к выходу с территории академии, это ощущалось особенно чётко. Любопытство уже не принюхивалось — оно сделало стойку, требуя срочно разузнать, что же там такое, и почему «это» было замечено столь поздно. Ведь даже я, занятый другими делами и впервые столкнувшийся с подобным явлением, начал улавливать нечто странное ещё часа так три назад. Просто списал это на последствия перенапряжения «псионической мышцы», и намеревался стойко игнорировать.

Вот только теперь я оказался здесь, среди деревьев, и невооружённым взглядом наблюдал, как на высоте пятнадцати метров над землёй, у самых макушек елей комкается и искажается свет, образуя нечто вроде разрыва в реальности. Ощущалась намечающаяся дырка, пульсирующая в такт моему сердцебиению, словно нечто не особо опасное, но грандиозное и притягательное. Я даже засмотрелся на неё во всех спектрах, стараясь отпечатать в памяти каждое мгновение и каждую деталь.

Пять минут, десять — время утекало сквозь пальцы, но сознание я не ускорял. Пока не ускорял, ибо пульсация как-то резко зачастила, а волны пси стали мощнее. Какому бы явлению я ни стал свидетелем, эхо от него было воистину ужасающим. Я даже при всём желании не смог бы «фонить» столь сильно, и оттого мне было лишь интереснее!

Постепенно где-то далеко-далеко начали вспыхивать отпечатки разумов обычных людей, движущихся к тому самому месту, где я сейчас находился, а в момент, когда им оставалось преодолеть всего несколько сотен метров, разлом вспучился, словно гнойный нарыв, и лопнул, исторнув из себя настоящий водопад. И это была ни разу не шутка, ибо хлынувший строго вниз поток холодной мутной воды заставил меня подлететь на пару метров, пропуская растекающуюся во все стороны жидкость под ногами. Но не она меня интересовала, а те… существа, которых «вымыло» с той стороны вопреки их на то желанию.

Крупные, похожие на моржей и крокодилов одновременно тварюшки забавно рычали, выли и булькали, цепляясь продолговатыми мощными лапами за почву. Одна животинка даже вгрызлась в ствол ели, изрядно тот обглодав и продемонстрировав мощь грандиозных челюстей. Попади в такую пасть живое существо — и оно оттуда выберется только через задний проход, и исключительно в виде фекалий. Из-за характерного болотисто-зелёного цвета их шкур, монстров с большим трудом можно было заметить невооружённым взглядом. А ещё они боялись света, что я проверил, создав небольшое «солнце», дабы получше рассмотреть их глазами. Все «моржекроки» мало того, что отвернулись от источника тёплого сияния, так ещё и попытались нырнуть, ожидаемо не отыскав достаточной глубины. Несмотря на то, что вода хлестала и хлестала, озера тут не получилось: слишком просторные территории безо всяких низин, где могла бы скопиться жидкость. К слову, о низинах и затоплении…

Я поспешно облетел затапливаемую область по кругу, телекинезом подняв почву и заморозив часть воды таким образом, чтобы в итоге получился бортик высотой в два с половиной метра. Его единственным предназначением являлось пресечение дальнейшего затопления милого моему сердцу парка, и по истечении пяти минут я мог твёрдо сказать: получилось неплохо, хоть и криво в силу того, что я не мог возвести стену вокруг области радиусом чуть больше сотни метров. Но вот что делать с «моржекроками» я так и не решил, оставив сие действо на откуп приближающимся войскам, к которым присоединились отчётливо видимые в моём восприятии псионы. Их, по всей видимости, оперативно среагировавшие спецвойска и ждали, дабы начать ускоренно продвигаться к моему нынешнему местоположению.

Наскоро окинув взглядом получившийся прудик, его обитателей и начинающий пульсировать всё реже разлом в ткани реальности, я решил этим и ограничиться. Я собрал достаточно данных для осмысления, а лезть в неведомо куда ведущую дыру, или хотя бы приближаться к ней было небезопасно. Завтра можно будет и поведать тому же Троекурову о том, что это я тут постарался, а сегодня нужно вернуться к изучению теоретических материалов. Текст-то я уже воспринял и проанализировал, но вот с видеозаписями засада: их там на двадцать часов непрерывного просмотра, не меньше…

Так я и заскользил по направлению к дому, то и дело косясь на карман с телефоном. Отследят или нет? Но даже если и отследят, то я всё равно не собирался скрываться. Просто разбирательств на ночь глядя не хотелось, а так понести ответственность за то, что поддался порыву я был готов. Тем более, ответственность эта вряд ли будет серьёзной: к прорывам не просто так относились с некоторой… пофигистичностью? Даже гражданские порой лазали на ту сторону, лично или с помощью техники, если судить со слов обер-комиссара. Я же просто полетал рядом, никаких излучений не почувствовал, — а теоретически должен был, будь там что-то из ряда вон выходящее, — потоп остановил и ни одной иномирной тварюшки не прикончил. Да и угрозы от «моржекроков» не исходило никакой: да, явно хищники, но кто вообще полезет в новообразовавшееся болотце, да ещё и поздним вечером?..

А подумать и попытаться понять суть разлома мне хотелось очень и очень сильно. Ведь никто лучше меня не мог осознавать лучше, довольствуясь лишь воспоминаниями и тем, что видел своими глазами! Ну а если не получится, то попробую напроситься на ещё одно, — или не одно? — такое происшествие. Летать умею, о себе позабочусь, к разрешению и содействию отнесусь с благодарностью.

А чего ещё желать тем, кому нужна моя лояльность?

Все в плюсе, что есть суть любой взаимовыгодной сделки…

Глава 22
Длинные руки Трона

Что я знал о разломах? До прошлого вечера — преступно мало. Лишь то, что они ведут вовне нашей планеты, и оттуда лезут не брезгующие человечиной твари. Ну и о фоне пси, повышение которого каким-то образом фиксируется, что позволяет заранее стянуть силы подавления к точке с потенциальным разломом. И фиксация эта не совсем эффективна, ибо я ощутил неладное задолго до. Даже направление мог бы указать, если бы понимал, что вообще происходит.

Но вот о том, как это выглядит и ощущается я узнал лишь вчера. Можете представить себе лист бумаги? А окружающий мир, состоящий из таких листов? Отлично. Разлом — это растягивающийся подобно резине, сминаемый и оттого разрывающийся лист. Сложновоспринимаемая многомерная конструкция, в центре которой растяжение достигает такого уровня, что от попыток осознать его даже у меня кипел котелок. Я привык осмысливать трёхмерный мир, а эффект, возникающий рядом с разломом, воспринимался разумом в штыки. О полноценном осознании природы разлома при таких исходных не могло быть и речи, но я всё равно понял очень и очень многое. Например то, что перемещение вещества из точки в точку всё-таки возможно. Осталось только окончательно разобраться в процессе и когда-нибудь его воспроизвести: моментальные перемещения даже в пределах радиуса воздействия — это уже очень и очень немало!

Тем не менее, здесь и сейчас меня волновало не столько практическое применение этих знаний, сколько их углубление для обретения максимально полного понимания сути разломов как таковых. Что их порождало? Как можно предотвратить их появление? Возможно ли стабилизировать разлом? Ответы на этот и все остальные вопросы ещё только предстояло получить… или не получить в силу сложностей, с которыми, очевидно, столкнулось всё остальное человечество. Пятьдесят лет прошло с появления первого псиона и, подозреваю, разлома, а мы всё там же: никаких тебе стабильных «порталов» на ту сторону, лишь разгребание последствий да ловля всяких мутированных чудищ. И казалось бы: бери да делай, однако…

— Это было безответственно, Артур Геслер. — Троекуров-старший сурово, но с какой-то смешинкой в глазах смотрел прямо на меня, убрав руки за спину и всем своим видом демонстрируя обуревающее его недовольство. При этом его эмоции слабо, но указывали на то, что ни о каком серьёзном разговоре пока не шло и речи. Слишком уж легкомысленно он держался. — Разломы опасны не только существами, периодически в них попадающими и появляющимися с нашей стороны. Бактерии и вирусы, радиация, газ — всё это тоже представляет нешуточную угрозу, которой ты, безо всякой экипировки приблизившись к разлому, себя подверг.

— Господин Троекуров, я предположу, что вы просто не можете мне этого не сказать… — В силу, допустим, должностных инструкций. Потому что иначе я решительно не понимаю, почему вообще идёт речь о таких опасностях при том, что ни сейчас, ни «обычно» соответствующие меры не принимались, или принимались крайне редко. Я много лет назад слышал об угрозе подрыва «грязной бомбы» радикалов в Европе, и в силу доступности информации видел, как силовики подходили к её устранению. Вывезли целый город, в то время как здесь и сейчас студентам, жилища которых располагались в километре-двух от разлома, просто сказали сидеть дома. Да и в городе эвакуацию проводили лишь когда «с той стороны» наружу лезли совсем уж недружелюбные существа, а не бактерии и радиация. — … но не могу не отметить, что, судя по всему, обозначенная вами угроза или крайне мала, или отсутствует вовсе. За свою жизнь я неоднократно видел, что предпринимают в случае появления разломов, и пока ещё ни разу туда не отправлялись войска или псионы в костюмах химбиозащиты.

— Верно подмечено, Геслер. Но то, что угрозы нет обычно, не означает, что она не может вдруг обозначить себя. И что бы ты делал, надышавшись испарений какой-нибудь едкой дряни?

— Я бы заранее обнаружил эти испарения, и просто не подпустил бы их к себе, господин Троекуров. — Значительные отличия в составе воздуха вокруг не прошли бы мимо моего восприятия в момент чрезвычайного его напряжения, так что подхватить болезнь из иного мира я не опасался. — В этом плане я подошёл к своей вылазке с максимально возможной ответственностью.

— Максимально возможная ответственность в данном случае — это остаться сидеть дома, как предписано инструкциями. — Мужчина ещё пару секунд сверлил меня взглядом, после чего вздохнул: — Но за своевременно поднятые стены хвалю. Не будь их, и устранение последствий затопления отняло бы куда больше времени. За сколько справился?

— Пять минут. — И то лишь потому, что мне пришлось летать вокруг, компенсируя свой невысокий радиус воздействия. — И у меня есть вопрос… не совсем по теме, скажем так.

— Слушаю. — Занятно, но в отсутствие других людей Троекуров вёл себя чуточку иначе, да и ощущался по-другому. Менее жёсткий, более расслабленный. Правда, несмотря на это на фоне других людей он всё равно казался человеком в достаточной мере жёстким.

— Я могу как-либо получить разрешение на посещение прорывов, находящихся в активной фазе?

— Не раньше, чем тебя проаттестуют хотя бы на первый ранг, Геслер. И у такого стремления должна быть серьёзная причина… помимо утоления юношеского любопытства. — Я хмыкнул. Может, жизненного опыта мне и недостаёт, а некоторые особенности разума провоцируют поведение «как у юнца», но ментально я намного старше даже этого матёрого псиона. — Я сказал что-то смешное?

— Никак нет, господин Троекуров. Просто мне показалось забавным то, что в моём научном интересе вы видите всего лишь любопытство. — Для того, чтобы задать вопрос слов гвардии майору не потребовалось. Он просто посмотрел на меня так, что я не мог не развить поднятую тему. — Сам разлом очень интересно взаимодействует с материей, будто растягивая её, но не разрушая. Почти всё время, проведённое у эпицентра, я пытался понять, что это и как оно работает.

— И результат?..

— Практического результата нет. Тем не менее, я склонен считать, что дальнейшее изучение разломов может помочь их стабилизировать. А где стабилизация — там и исследование новых миров, как в японских мультиках. — Надо хоть глянуть, что они там нарисовали. Когда-нибудь, если появится свободная минутка. А про телепортацию я пока буду молчать: ни разу не услышал о том, чтобы псионы такое проворачивали, так что пусть эта потенциальная возможность останется моим маленьким секретом. — Я сказал что-то смешное?

Я воспользовался той же фразой, что и Троекуров минутой ранее. Просто потому, что она идеально легла на «почву» в лице улыбнувшегося и коротко рассмеявшегося мужчины.

— Уже много лет лучшие учёные умы бьются над тем, как можно стабилизировать разлом. Но их усилия пока не принесли никаких результатов. — Мужчина потянулся к поясу, достав табельный пистолет достаточно футуристичного, хоть и без изысков, вида. «Злат-7», совсем новый, только поступивший на вооружение и пока особо себя не проявивший, этот пистолет с уникальной конструкцией был мне знаком исключительно по соответствующему руководству в планшете. — Меня рассмешила твоя самоуверенность, Геслер. Ты же изучил все материалы, которые были на планшете?

— Кроме видеозаписей. Ускорить их в достаточной мере планшет не мог, а времени у меня было не так много. — Кивнул я, глядя на то, как ловко опустившийся на корточки Троекуров-старший, повернувшись ко мне боком, разбирает оружие, размещая его составляющие прямо на полу. Самого процесса я не видел, да и подглядывать не собирался, уже понимая, что он хочет сделать.

Не прошло и десяти секунд, как мужчина пригласительно махнул рукой.

— Собери и сделай несколько выстрелов по во-о-он той мишени. — Я кивнул, телекинезом подхватил разобранный пистолет и за неполных пять секунд собрал его в нечто цельное и, теоретически, работающее. Едва слышимый щелчок уведомил меня о том, что «Злат-7» автоматически дослал патрон в ствол, и я, наведя оружие на пресловутую мишень, начал стрелять, морщась от достаточно громкого и в условиях компактного подземного полигона бьющего по ушам рокота. Благо, уже к третьему выстрелу я сообразил приглушить шум оружия безвоздушной прослойкой, так что оглохнуть не успел. — Прекрасно. Стрелять ты, конечно, ни черта не умеешь, но способности к обучению, похоже, соответствуют заявленным. Предельная дальность эффективного разлёта осколков гранаты «ОФ-2»?

— Шестьдесят метров.

— Какую последовательность действий необходимо выполнить оператору комплекса связи «Решето» для того, чтобы прибор начал работать как широкополосная глушилка?..

Я отвечал и отвечал, по большей части сосредотачиваясь не на вопросах, а на отношении к ним и ответам моего преподавателя. Потому что порыться в памяти и выдать уже известное — это наипростейшая задача, в то время как понять человека было на два порядка сложнее. И справиться с ней вот так просто я, конечно же, не мог. Никакая телепатия не поможет разобраться в хитросплетениях чужой личности, но вот понять, какая форма ответов находит у Троекурова наибольший отклик я всё-таки сумел. И к концу растянувшегося на двадцать минут блиц-опроса заработал несколько баллов в копилку репутации у этого цепкого, дотошного, но не чрезмерно строгого человека.

— Выглядит всё так, будто теорию тебе преподавать бессмысленно. Значит, сегодня мы займёмся практикой, а в скором времени и остальную программу скорректируем. — Троекуров-старший повёл плечами, крякнул и, отойдя подальше от стен, поманил меня рукой, в которую прилетело ровно семь выпущенных мною в мишень сплющенных пуль. На расстоянии в шестьдесят метров, хочу заметить. — Задача, Геслер, весьма проста. Отними у меня пули телекинезом, возьми их под полный свой контроль. Продержишь их «у себя» минуту — и я поспособствую тому, чтобы тебе выдали разрешение на выход с территории академии.

— Когда начинаем? — Я загорелся энтузиазмом как никогда ранее, ибо выход с территории академии — это первый шаг на пути к изучению прорывов! В целом, я и так, без официального одобрения смогу посещать интересующие места, но всё упирается в своевременность. Мне ведь нужен действующий разлом, а попасть к такому без «оповещения» от лиц уполномоченных будет непросто. Сколько они существуют? Пару часов от силы в большинстве случаев. За это время я и из академии-то не выйду, если буду узнавать обо всём из новостей.

— Да хоть сейчас. Давай, Геслер, не стесняйся. От того, что ты сейчас покажешь, зависит моя оценка твоего боевого потенциала…

Я выждал пару секунд, глядя на взлетающие в воздух и смещающиеся в сторону от наставника пули, после чего начал прощупывать чужие телекинетические жгуты…

Нет, не жгуты: плотные сети, подобно многослойным покрывалам окружающие объекты интереса. Гнущиеся, прогибающиеся, но не рвущиеся. Весьма тонкая работа, прекрасная организация разума и новый вызов, который я уже принял, начав избавляться от привычных гибких телекинетических «канатов» в пользу сплетённых воедино нитей, в общем обладающих большей гибкостью и, подозреваю, устойчивостью к противодействию чужой воле. Прямо сейчас удостовериться в том, что это имеет смысл я не мог, но весьма глупо было бы считать, что опытный боевой телекинет стал бы пользоваться чем-то бесполезным. Да и воплощение чужой «техники» не отняло у меня много времени, и спустя десяток реальных секунд я обрушился на наставника с новой силой, рассекая окружающую пули защиту и прорываясь к ним. С каждой секундой я действовал всё эффективнее, понимая, как лучше противостоять «противнику» и что из себя представляет телекинетическая недо-дуэль. Но как только я почти дотянулся до первого приза, Троекуров-старший просто отступил, отведя пули назад и сформировав новый слой защиты, покуда я разбирался со старым. Пришлось наступать и в буквальном смысле приближаться к нему, дабы получить возможность свободно давить со всех сторон разом.

— Уже видишь свою слабость? Думаешь над тем, как её можно компенсировать? — И вновь мужчина просто разорвал дистанцию между мной и пулями, искусно лавируя меж стремительных и крепких сетей, призванных его задержать. Естественно, я никоим образом не воздействовал на самого Троекурова, и поймать пытался пули, но пока выходило это как-то не очень. Радиус воздействия опытного боевого псиона намного превосходил мой, а давить голой силой я не решался. Хотел продемонстрировать умение, которого, как оказалось, не было. Я просто не успевал за Троекуровым, отставал на целый шаг, и слишком медленно «сокращал дистанцию». Но вот уж что-что, а прогрессировал я очень быстро, перенимая чужие приёмы и вписывая их в свою тактику. Не даром от наставника то и дело шибало волнами удивления, когда я обрушивал на его защиту что-то, только что подсмотренное и адаптированное для атаки.

Сложные объёмные структуры, пронзающие телекинетические сети и раскрывающиеся внутри подобно инструменту безумного вивисектора, нити-обманки, хлещущие защиту противника и оттягивающие на себя внимание, давящие стены, за которыми скрывалась настоящая угроза — всё это по-отдельности не особо впечатляло, но вместе, комбинируемое с десятками и сотнями других элементов…

В какой-то момент я даже почувствовал, что стоит немного надавить — и Троекуров-старший просто за мной не успеет, но уже в следующую секунду это ощущение кануло в лету. Мой оппонент ускорился и увеличил напор столь резко, что на мгновение мне показалось, будто мои мысли прорвали некую дамбу, стали тем триггером, что спровоцировал псиона на «серьёзную игру». Все мои сто семнадцать единовременных комплексных воздействий лишились численного преимущества, а пули… перешли ко мне. Троекуров просто выбросил их в мою сторону.

— Защищайся. Пытайся воспроизвести то, что увидел.

И начался форменный ад для моего разума. Я не единожды срывался в десятикратное ускорение, лишь за его счёт успевая отразить тот или иной выпад опытнейшего боевика. От столкновений телекинетических энергий то и дело расходились ударные волны, оставляющие на покрывающем стены, пол и потолок металле глубокие царапины, из которых сыпался измельчённый в труху бетон, а оглушительные хлопки уже минуту как стали для меня обыденностью. Формально я продержался столько, сколько было нужно, но на деле я сам нарушил навязанное себе же ограничение: слишком часто и крайне значительно ускорял сознание. Да и Троекуров-старший явно не выкладывался на все сто, хоть и был предельно сосредоточен. Сосредоточен настолько, что эмоции, исходящие от него, к нынешнему моменту исчезли практически полностью. И это пугало: впервые я встретил человека, который ощущался, но вместе с тем был ничем. Это не Синицын со своим «карманом для разума», когда сознание просто не ощущается, и не блок опытного псиона, притупляющего эхо эмоций до уровня, когда в размеренно текущей каше невозможно ничего разобрать.

Это пустота, абсолютное ничто, штиль, затишье там, где его не должно быть никогда. И почему-то это пугало меня до дрожи. Пугало настолько, что я ускорил разум ещё сильнее, приведя наше противостояние к паритету. Но лишь затем, чтобы безэмоциональная машина, стоящая напротив меня, взвинтила темп ещё выше, и продемонстрировала ещё больше силы. Звуковой сигнал, оповещающий о превышении допустимой нормы воздействия на этом полигоне, утонул в грохоте сталкивающийся телекинетических волн, а моргнувшее и сменившееся аварийным освещение нас совсем не остановило. Я знал, что реальная прочность полигона превышала установленные нормы на двадцать пять-тридцать процентов, но будет ли этого достаточно, если наставник от комитета ещё больше задерёт взятую планку?..

Определённо, допускать этого нельзя. Одно дело — рисковать собой, и совсем другое — кучей студентов над нашими головами. Придя к этой мысли, я извернулся и выдвинул пули на передний фланг, где их практически моментально стёрло в пыль. От Троекурова шибануло на удивление яркой вспышкой досады и раздражения, а спустя секунду всё стихло. Лишь шум вентиляционной системы разрывал тишину, ибо та разогналась на максимум в попытках очистить воздух от поднятой пыли.

— Что-то мы увлеклись. — Я тоже начал успокаиваться, ощутив вполне нормальные, человеческие эмоции, исходящие от наставника. — Кхм, ладно, я увлёкся. Хорошо, что ты сообразил избавиться от пуль.

— Могу я поинтересоваться тем, что это было? Что с вами было? — Последнюю фразу я выделил голосом, как бы указав на то, что я заметил.

— Боевой транс. Я не телепат, как ты уже знаешь, и не могу форсировать работу разума, ускорить его, что доступно, например, тебе. Но я всё равно могу развивать своё ментальное поле и тренировать ядро, пусть и таким… неоднозначным способом. — Троекуров-старший достал сигарету, запалил её одинокой искрой и с наслаждением затянулся. Похоже, этот «форсаж» не проходил для психики бесследно. — Боевой транс позволяет сосредоточиться на цели и многократно ускорить работу сознания именно в области применения псионических способностей. Но плата за это — утрата гибкости мышления и перегрузка нервной системы. Десять минут в таком состоянии выматывают не хуже, чем пять часов обычного боя, и то, что ты выдержал наше «столкновение» говорит о многом.

— Я заметил, что вы сознательно ограничивали себя…

— У меня почти тридцать лет боевого опыта за плечами. Я убивал, когда тебя ещё в планах не было. — Фыркнул он. — А ограничения для такой «игры» — норма. Почти все курсанты спецотделов так тренируются. Отличный способ развить скорость реакции и научиться инстинктивно отвечать на неожиданную угрозу.

— Странно, что в академии так не «играют»…

Мужчина скупо хохотнул:

— Ты сам видел, насколько это разрушительная «игра», Геслер. Её не доверить детям, а те, кто постарше, так тренируются втихую. Просто не афишируют. — Ну, не то, чтобы подобные «нарушения» сильно скрывались. Что-то помельче и вовсе у всех на виду, вроде того же махания посохом из плазмы в исполнении Литке. — Формально в стенах академии существует конкретный свод правил, за нарушение которых могут и исключить.

— Значит, нужно найти эти «кружки по интересам», и если там будет что-то полезное…

— Забудь. По крайней мере в ближайшие месяцы у тебя не будет свободного времени: уж поверь, если не тренировками, то «общением» тебя в конец за… — Мужчина закашлялся, рывками выдыхая клубы дыма. — Достанут, в общем. Я это когда-то тоже пережил, и могу сказать, что в какой-то момент тебе захочется убивать. Так что подготовься морально, парень. Простолюдин, каким бы могучим псионом он ни был, в глазах снобов навсегда останется простолюдином…

— А вы?.. — Я вопросительно посмотрел на Троекурова. То, что он сказал, и как он это сказал указывало на одно…

— Я не рождён дворянином, если ты об этом. — Спокойно, безо всяких эмоций, — вполне ожидаемых, между прочим, — сказал он. — Вошёл в род на правах супруга женщины из побочной ветви. И это было не так радужно, как мне хотелось бы. Презрение по отношению к выходцам из простого люда — для дворянства норма…

— Я уже успел это заметить. — Интересный выход на откровенную беседу. — Но мне встречались и вполне разумные люди, с которыми можно вести дела.

— Ты чувствительный ментал, Геслер. Это и твоя сила, и твоя слабость — тут уж как посмотреть. — Что интересно, лицемерия в этих откровениях я не ощущал. Значит, высока вероятность того, что весь этот разговор или инициатива самого Троекурова-старшего, или выданные ему указания не расходятся с его собственными стремлениями. И то, и то для меня хорошо. — Но в одном ты можешь быть уверен точно: Император всегда будет на твоей стороне. Потому что для того, чтобы уравновесить дворянство, нужны простые люди. Сильные люди.

Мне услышанное показалось крайне занимательным, ибо Троекуров практически прямым текстом сказал, чьи интересы преследует. Или же он просто хочет сделать вид, что для него первостепенен Трон? Тогда неясно, зачем пытаться настроить меня против дворянства в целом. Я и так не очень лояльно отношусь к аристократии хотя бы из-за того, что с их попустительства и одобрения происходило с Ксенией, а подбрасываемые со стороны дровишки и вовсе могли «нормального» двадцатилетнего псиона унести не в ту степь. Определённо, я уже оказался в эпицентре «игры». И теперь мне нужно было определить игроков, за ней стоящих, и попутно не поступиться своими интересами.

— Я никогда не скрывал своего отношения к служению, господин Троекуров. Как и того, что в моих глазах только Его Императорское Высочество достоин того, чтобы перед ним склоняли голову. — О нет, это не слепая преданность дурака с промытыми мозгами. Всего лишь гордыня, которой я не стыжусь, но и не трепещу перед ней. Ведь если и следовать за кем-то, то этот кто-то должен быть на три порядка лучше всех остальных.

А человек, удерживающий в своих руках такую власть и такое могущество, был именно таковым.

— Нам об этом известно, Геслер. Потому я здесь и стою: для тебя — лучший наставник из всех возможных. По крайней мере, пока что лучший. — Ну да, сам себя не похвалишь — никто не похвалит. Но как бы я ни ёрничал в своих мыслях, отрицать то, что к Троекурову как к личности я уже относился крайне положительно, было нельзя. Прямой как топор человек, добившийся значимых высот. У такого не стыдно учиться. — Ладно, бросили всю эту болтовню. Хватай камни, и продолжаем. Но на этот раз без перегибов!..

Волею наставника от пола оторвалась горсть камешков, которые перекочевали под мою ответственность. Я же подобрался, временно отложил все посторонние мысли и приготовился учиться, параллельно оттачивая перенимаемые навыки на практике.

Для меня — идеальный подход, и как же хорошо, что кто-то это понимает!..

Глава 23
Биокинез и зов дворянства

— Вертолёт есть… — Пробормотал я, проводив взглядом вытянутую, угловатую махину гражданской «вертушки». Та двигалась достаточно низко, так что и грохот стоял соответствующий. И деревья изгибались волнами, и всякий мелкий сор разлетался по воздуху, норовя попасть в глаз или открытый рот. Даром, что растительности тут было достаточно много, и основной удар она брала на себя. — … а «окошка» нет. Или я его не видел…

В общем-то, вертолёту для того, чтобы просочиться под купол нужен был не такой уж и большой проём, но вот в то, что он будет незаметным мне как-то не верилось. Тем не менее, я ни в далёком, ни в недавнем прошлом ничего выделяющегося на поверхности купола не видел…

Резко захотелось отыскать «врата», через которые на территорию академии могут пролететь вертолёты, но я удержал себя от этого ненужного сейчас порыва. Да, любопытство — это то, ради утоления чего я и живу, но наживать себе ещё больше проблем как-то не хотелось. И без того щепотка этих самых проблем уже оказалась в наличии. Пока небольших, представляющих собой устный выговор с занесением в личное дело, весьма далёкий от реального наказания, но вряд ли во второй раз я обойдусь таким же предупреждением.

Это только Троекурову, судя по всему, на это моё приключение было почти что всё равно: лишь долг заставил его поднять эту тему в ответ на честно изложенные обстоятельства произошедшего этим вечером. Совсем иначе обстояли дела с Виктором Васильевичем, временно назначенным исполняющим обязанности ни много, ни мало, а директора. Его человек меня перехватил сразу после «урока», и доставил в кабинет, где мне целую лекцию прочли о том, что большая сила — это большая ответственность, а потенциал и имеющиеся способности не делают меня неуязвимым. Отдельно Виктор Васильевич указал на то, что не стоит и пытаться пролезть на «ту сторону», что я, конечно же, делать и не собирался… пока что.

О чём и сказал, получив из рук в руки солидный буклет с полными правилами сего дивного учебного заведения. Уверен: эту книжку на двести страниц не всякий преподаватель в руках держал, чего уж о студентах говорить. Но спорить — значит выставлять себя с не лучшей стороны, так что пришлось мне старательно изображать смирение и послушание. В меру, конечно же. Но по итогу меня отпустили с одним лишь выговором, да взяли обещание до получения ранга к разломам даже не приближаться.

А о том, что Троекуров обещал мне организовать экзамен на этот самый ранг уже через месяц я, конечно же, говорить не стал.

Так или иначе, но в ходе этой беседы я не только обтекал, выслушивая закономерные упрёки в свой адрес. Во-первых, я разжился документами на выдачу «учебного» ноутбука, с которого можно было выходить в общую сеть академии, не толпясь ради этого у общих терминалов. И самим ноутбуком тоже: благо, «кладовщик» располагался в том же крыле. Во-вторых, получил заверенное директорской печатью и аккуратной приземлённой подписью разрешение на доступ к любым имеющимся в библиотеке материалам третьего ранга и ниже, включая электронные копии. Тут стоило бы хлопнуть себя лопатой по лбу, ибо именно я таскался с увесистыми бумажными носителями информации по всей академии… Но все мы, — даже псионы, — хороши задним умом. Плюс никто из окружающих меня людей не сказал о том, что к источникам информации можно приобщаться по-современному, за считанные минуты закачивая на устройство объёмы информации, которые обычному человеку и за пятьдесят лет усвоить нереально. Я до этого дошёл, только когда мне почти буквально сунули в руки планшет со всем «рекомендованным к изучению».

Тоже, кстати, интересный момент: ещё живы были люди, в молодости которых пределом мечтаний была электрическая лампа да паровой котёл, а десяток редких книг считался неплохим таким достоянием целого посёлка. Они пережили появление псионов, череду жестоких войн и продолжительных конфликтов. Стали свидетелями прогресса, за считанные десятилетия шагнувшего так далеко, что это даже сейчас сложно себе по-настоящему вообразить. Каждый обыватель получил возможность прикоснуться к любой информации, какая ему только может потребоваться, а средняя продолжительность жизни увеличилась чуть ли не вдвое. И что?

Стало ли теперь больше по-настоящему образованных людей, не в абсолютном, а в процентном соотношении? А если из уравнения исключить псионов?..

Пожалуй, стоит вернуться к нашим баранам, которые вертолёты… Шучу. За первым и вторым периодически следует третье. И это третье — знание. Я узнал о том, что Виктора Васильевича не только временно исполняющим обязанности назначили, но и тщательнейшим образом рассматривали в качестве одного из постоянных кандидатов на эту должность. И то, как он себя сейчас покажет, могло оказать значительное влияние на принимаемое специально собранной высокой комиссией решение. Ещё один грузик в пользу того, что отпустить меня без хоть какого-то наказания он меня никак не мог.

Но я-то понимал, на что шёл, приближаясь к разрыву пространства, — и времени? — а после честно признаваясь во всём наставнику от комитета, который, по всей видимости, с руководством академии был на короткой ноге.

Или меня просто запеленговали, телефон-то академии, да и камер тут не может не быть.

Итог всё равно один: я понёс пока ещё условное наказание, и сразу после головомойки оказался предоставлен сам себе. Да-да, Ксению сегодня взяли в оборот правоохранители, закончившие с составлением «предварительных списков» преступивших закон и перешедших к следующей, предвещающей финал фазе расследования, так что дожидаться её не имело смысла. Как сказала сама девушка, до дома её довезут на местном «такси», а освободится она не раньше девяти часов вечера: слишком уж большой список задач предоставило следствие.

Собственно, по этой причине я и подходил сейчас к возвышающейся в окружении деревьев громаде северного крыла академии, твёрдо намереваясь отыскать аудиторию пятьсот четыре «С» и приобщиться к весьма ценным для меня знаниям. Делать всё равно больше было нечего, а лекция по биокинезу показалась мне наиболее притягательной, ибо в этой области я ничерта не понимал, и оттого, скорее всего, не мог ничего из себя выдавить.

Не от природной вредности многие пробуждённые студенты и сами не знают, на что они способны, и в эти стены попадают таким же макаром, как и я: псион псиона чует издалека, а город наводнён проверяющими, которым или документики, или будь добр проследовать в академию для регистрации. Собственно, первые тесты с такими новобранцами так вообще проводят только после того, как пробудившийся псион попробует свои силы со всеми направлениями. Ну, знаете — поднять камешек, зажечь спичку, охладить воду, отрастить ноготь или волос. Смог — есть талант. Нет — увы, увы. Базовым, стандартизированным операциям, призванным упростить определение способностей тех псионов, которые по каким-то причинам после пробуждения ничего о себе не узнали обучали за считанные дни, ибо всё уже давно было поставлено на поток.

Это я оказался со всех сторон уникумом, но то являлось лишь следствием «понимания» мироустройства, продиктованного необходимостью хоть чем-то занять агонизирующее в отсутствии информации извне сознание. Доходило в те неприятные времена до того, что я пытался создать свой собственный мир. Воздушный замок, готовый разрушиться от одной лишь неловкой мысли. Но вот уж что-что, а «понимание» поддержание этого ментального мирка развивало семимильными шагами, ибо я стремился к тому, чтобы обмануть самого себя, убедив в том, что всё вокруг реально. Получилось ли? Нет. Пошло ли это на пользу? Да.

Но повторять я это не собирался.

Искомую аудиторию я обнаружил через пять минут, заняв место в конце крайнего правого ряда, у окна. Что в школе, что в училище эти места плотно ассоциировались с образом хулиганов и лентяев, но для меня они так и оставались местами мечтателей. Где погружаться в свои мысли, если не здесь? Хороший вид, свежий воздух, минимум соседей, тишина…

Не могу сказать ничего типа «лучше бы я тогда учился, а не мечтал», ибо тогда вся моя жизнь пошла бы совсем иначе. Может, я бы и не пробудился вовсе. Но рациональная сторона моей личности упорно твердила, что буквально вся моя жизнь была посвящена чему угодно, но не самосовершенствованию. Труд не успел сделать из обезьяны человека, ибо обезьяна эта оказалась слишком уж ленивой. По меркам эволюции — тупиковая ветвь развития, спасением которой стала псионика, являющаяся новым витком эволюции… Иронично? Как по мне — так очень.

Но едва ли кто-то ещё оценит такой юмор, так что свои размышления я держал при себе, сосредоточенно внимая лектору… и понимая от силы каждое второе слово. Определённо, мне стоило как можно скорее разобраться с наиболее критичными сейчас псионическими моментами, и начать, наконец, учиться «в целом». Потому что услышанное и увиденное запоминать-то я запоминал, да только дальнейшее применение этих непонятых знаний потребует дополнительных манипуляций с памятью и сознанием. А я в последнее время начал с осторожностью относиться к ускорению сознания там, где этого можно было не делать вовсе.

Потому что осознал — моё восприятие времени сбилось к чёртовой матери!

С момента моего освобождения и пробуждения не прошло и недели реального времени, а я прожил семь, если не восемь месяцев. Естественно, что вчерашний знакомый в таком случае будет казаться проверенным товарищем, а мимолётная симпатия разовьётся до конкретной, основательной и глубокой. Как и антипатия, впрочем: многих отпрысков дворянства, учащихся в академии, я воспринимал в качестве своих врагов. В основном попадания в эту категорию удостоились замешанные в травле уроды, но потихоньку-помаленьку туда просачивались и индивидуумы, демонстрирующие своё ко мне презрение. Мне ведь многого не надо: обменяться приветствиями, уловить соответствующий коктейль эмоций и сделать выводы. Да, о том, что я — телепат, к нынешнему моменту знали многие.

Но вот о моей чувствительности им известно не было, а я не торопился делиться этим знанием с теми, кому это было не надо.

Хорошо было бы, окажись моя легкомысленность в глазах окружающих единственной проблемой, проистекающей из регулярно ускоряемого сознания. Так ведь нет: присутствовал целый комплекс проблем, с этим связанных. Я сам относился ко всему не так, как должно, и воспринимал людей через призму своего уникального восприятия. То, что на этой почве до сих пор не произошло ничего слишком уж неприятного — самого по себе чудо, продиктованное разве что небольшим числом «внешних контактов». Да-да, если не считать студентов и всех тех, с кем я просто познакомился да перекинулся парой слов, моих знакомых можно было по пальцам пересчитать. А что вы хотели? Я или сидел по макушку погружённый в учёбу, или проводил время с друзьями. В последнее время — с Ксенией, так как наше общение с Синицыным и уж тем более Хельгой за неимением общих дел резко сократилось. Девушка отбивалась от женихов, — иногда даже ногами, — а блондин продолжал работать над собой с целью достигнуть-таки уровня, на котором его просто не посмеют завернуть за шаг до обретения столь им желанного третьего ранга. Им обоим я желал только успехов во всех начинаниях, не направленных против меня, но вот помочь ничем не мог.

Просто потому, что у меня и своих дел более, чем достаточно.

А лектор тем временем перешёл от теоретических знаний к тем, что имели сугубо практическое применение. Подвешенный под потолком проектор отобразил на белоснежном полотне схему строения уже не совсем человеческого тела, на девяносто пять процентов закрашенного серым. Сейчас нас интересовал только кровоток в шее, модернизацию которого с помощью биокинеза мы и рассматривали.

— Оптимизация человеческого тела посредством псионических способностей — задача, повторюсь, наисложнейшая и наиопаснейшая. Нередки случаи осложнений даже тогда, когда неопытный псион пытается перестроить кровоток в, скажем, пальце, из-за чего среди имеющих потенциал в этом направлении псионов крайне редки случаи основательной самостоятельной модификации. — Женщина лет сорока подпёрла руками грудь, окинув взглядом полупустую аудиторию. К сожалению или счастью, но биокинетов появлялось не то, чтобы очень много, и большая часть таких одарённых при наличии альтернативы действительно не решалась переходить от базовых вещей к глубокой практике. Их уделом оставалась перестройка тел по проектам, о которых здесь, в академии на открытых лекциях, и рассказывали. — И это не значит, что вы, следуя проекту, гарантированно и безопасно получите желаемых результат. Только упорство и внимательность помогут вам на этом пути, что я никогда не устану повторять…

Кроме шуток — всё то же самое я слышал за последний час уже в пятый раз. Просто преподносилась необходимость с осторожностью подходить к любым модификациям под разным соусом и так, чтобы дошло даже до самого самоуверенного или тупого. Благо, что информация между этими «приступами» выглядела очень и очень пристойно, и даже со своим уровнем образования я обретал некое общее представление о процессе перестройки человеческого тела при помощи биокинеза. И здраво оценивал сложность, ибо менять в себе что-то сродни тому, чтобы ремонтировать, обслуживать и перебирать работающий двигатель. Сердце нельзя поставить на паузу, что б переместить артерии так, как тебе хочется, а нервы легко «отсоединить», но не так-то просто вернуть всё как было. Огромные возможности и перспективы, подразумевающие долголетие или, чего греха таить, бессмертие с одной стороны, и колоссальные риски с другой. Псион, перестраивая тело, не имеет за плечами тысячелетий «обкатки» механизма для выявления всех проблем.

А это значит, что случись мне ошибиться — и можно в момент расстаться с жизнью.

Но несмотря на все эти откровенно неприятные препятствия я сидел здесь, внимал и всерьёз намеревался заниматься биокинезом, если у меня получится добиться его «пробуждения». Ведь что было главным препятствием в освоении этого направления псионики для обычного человека? Время, конечно же! У него просто недоставало времени на то, чтобы всё обдумать, смоделировать и реализовать. Опять же, в моменте, когда всплывает ошибка и у псиона остаются считанные секунды на принятие решения, моё ускорение сознания кратно увеличит шансы на выживание. А риск…

Вечная или почти-вечная жизнь того стоили, и портрет Оболенского Евгения Дмитриевича, одного из шести столпов Российской Империи, псиона шестого ранга квалификации, вызывал у меня острое чувство зависти. И мотивировал, ибо в свои девяносто выглядеть на тридцать — это, что б вас, надо уметь! Князь мало того, что пробудился на пятом десятке, так ещё и стал одним из сильнейших псионов планеты. Даром, что ему доступен только биокинез и магнитокинез: этого, как оказалось, более чем достаточно. Просвещённый двадцать первый век потакал властелинам магнитных полей, а меня заставлял разрываться между нужными и очень нужными дисциплинами.

Я всё так же спокойно себе сидел, глядя на сменяющие друг друга изображения на полотнище проектора, как вдруг на стол передо мной упала сложенная вчетверо бумажка. Спланировала она не без применения псионики: я заранее ощутил искусственный порыв ветра, нарушивший естественную картину окружающего мира. Вида не подал по всё той же причине: умея считать до ста…

Ну, вы поняли.

Тем не менее, листок я развернул, в написанное вник — и покосился на изображающего святую невинность здоровяка, переводящего взгляд с меня на преподавателя и обратно. А записанной на бумаге оказалась просьба ответить на сообщение связывающей академию социальной сети, в которой у меня таки была автоматически созданная страница. Правда, я туда не заходил в силу отсутствия желания и необходимости, но теперь нужда явила себя, и открыла передо мной дивный мир чуть более, чем четырёх сотен непрочитанных сообщений. Игоря Витмана я нашёл в этом списке не сразу,

Потому что здоровяк с лицом добродушного парня лет шестнадцати, как оказалось, выступал парламентёром, избранным целым консилиумом глав местных кружков по интересам, во мне заинтересованных. Клубами или секциями у меня язык их назвать не повернётся, так как группы аристократов представляли собой нечто иное. Там — спорт и творчество, грубо говоря. Тут — чёрти что и сбоку бантик. На первый взгляд мне предлагали встретиться и обсудить вступление в «могучую кучку», объединённую конкретным направлением развития псионического дара. Но вот как это будет выглядеть на деле из коротенького сообщения узнать было невозможно, а переписываться мне почему-то не хотелось.

Вот и пришлось дожидаться, пока лекция подойдёт к концу, а здоровяк выйдет в коридор. Только тут я прислушался к ментальному восприятию — и понял, что мой грядущий собеседник сильно нервничал. Внешне это тоже проявлялось: держался он отнюдь не расслабленно, не знал, куда пристроить руки, часто моргал и наверняка потел, что под классическим пиджаком было едва ли заметно. Тем не менее, ничего негативного я не уловил. Интерес и любопытство, толика опасения — всё это и многое другое имело место быть, но и только.

— Игорь Витман, студент. — Представился парень, протянув мне правую руку, которую я тут же и пожал.

— Артур Геслер. Но об этом ты, должно быть, в курсе. У меня есть парочка вопросов, касающаяся предложения, которое ты передал. — А то и не парочка, тут уж как пойдёт.

— Для этого меня и отправили. — Игорь натянуто улыбнулся.

— Что ж, тогда, если ты не против, поговорим по пути в библиотеку. — Свежеобретённый ноутбук перекочевал в выданную вместе с ним поясную сумку, болтающуюся на ремне через плечо, а я сам выдвинулся в хранилище знаний. Прозвучит смешно, но просто открыть и скачать, что мне надо, я не мог. Нужно было или разжиться особыми удалёнными доступами, каковые мне пока не светили в силу отсутствия должного уровня доверия, или лично запрашивать всё меня интересующее через терминал в библиотеке. Так что нет, я не за очередной порцией книг туда направлялся. — Первое — почему отправили именно тебя?

— Потому что я не состою ни в одной из заинтересованных групп, но при этом моё слово чего-то да стоит. — Честно, пусть и с небольшим промедлением ответил парень. — А ещё я не испытываю свойственного немалой части дворянства пренебрежения к выходцам из простого люда.

— Я так понимаю, ко мне хорошенько присмотрелись за прошедшие дни?

— Не могу сказать многого, так как и сам не знаю, но скорее всего — да. — Игорь развёл руками. — По крайней мере, заинтересованные лица знали о твоей нелюбви к ставящим себя выше всех прочих аристократам.

Казалось бы — я особо и не «светил» этим, а оно вон как получилось. Акулы политики в бассейне, блин. Но есть в этом и плюсы: я по крайней мере примерно себе представляю, насколько хорошо мои действия могут проанализировать в стенах академии.

Или о том, что кто-то из моего круга общения может сливать информацию на сторону.

— Что ж, тогда я наверняка могу рассчитывать на то, что среди приглашающих меня в свою группу не будет личностей, лично мне неприятных. — Парень промолчал, но просочившееся наружу сомнение и так сказало мне достаточно. — Второй вопрос, лично тебе адресованный. Насколько большую роль играет в таких «кружках» политический аспект?

— Насколько я могу судить, основной упор делается не на политику. В «кружках», как ты выразился, состоят самые разные люди. В некоторых — идеологические противники, в других — конкуренты или вообще кровные враги. Но ты и сам должен понимать, что полностью обособиться от политики возможно только не заводя знакомств. А «группы по интересам» предназначены строго для обратного: знакомства, совместная работа и самосовершенствование.

Я задумчиво покивал, осмысливая всё услышанное в реальном времени, без ускорения сознания. Сказанное звучало логично, и встреча с политикой, как бы я ни упирался на пути к этому зловонному болотцу, была неизбежна. Хочешь — не хочешь, а с людьми общаться будешь. Слово здесь, слово там — и я уже недруг одного и товарищ второго. Дворяне неотделимы от своих родов, а отделять себя ото всех них я желанием не горел. Ведь поддержание подлинного нейтралитета дорогого стоило, и не в плане материальных благ, а в плане прикладываемых усилий.

Нейтрал не может помочь тому, кому хочет. Нейтрал не должен ввязываться в распри, затрагивающие членов тех или иных сторон. И только эти два пункта, по сути вершина айсберга, уже меня категорически не устраивают. Потому что я на стороне Ксении, а её некоторые особо одарённые личности считают врагом. И пройти мимо того, кому я хочу и могу помочь я не смогу. Не потому что я весь из себя благородный и замечательный, а совсем даже наоборот: я эгоист. И мой интерес для меня превыше всего. Могу помочь другу, а могу ударить врага, посчитав момент подходящим.

Возможно, что ударить буквально.

— На словах всё это очень замечательно, но как оно будет на деле… — Я хмыкнул. Мы уже подходили к кабинету, за стенами которого ощущалось подозрительно много сильных псионов. — Я должен знать что-то ещё помимо того, о чём ты писал и что рассказал сейчас?

— Только об одном, Геслер. — Здоровяк добродушно улыбнулся. Славный парень, такого я точно запомню. — Там собрались только те люди, которые не хотят видеть тебя своим врагом. Учтёшь это — обязательно останешься в выигрыше.

— Остальных прикопали за академией?

— Просто не позволили присутствовать. — Игорь замер напротив той самой, запримеченной мною двери. — Ну, дальше ты сам. Удачи!

— И тебе. Спасибо за честность!

Парень странно хмыкнул, а я, мобилизовав разум и приготовившись к ускорению, — подготовка заметно снижала нагрузку на нервную систему по сравнению с ситуацией, где я проваливался в ускорение в то же мгновение, — открыл дверь.

Вот и ты, первая масштабная и в определённом роде самостоятельная встреча с аристократами…

Глава 24
Ледяная Звезда и Триумф

Внутри кабинет ничем не отличался от десятков себе подобных. Всё та же преподавательская трибуна, всё тот же амфитеатр со скрытыми за дубовыми столами лавками, те же яркие, утопленные в потолке лампы и приятная свежесть, волнами накатывающая из настежь распахнутых четырёхметровых окон. Красиво и атмосферно, точно так, как и должно быть.

Впрочем, убранство меня интересовало разве что не в последнюю очередь.

Выдохнув, я окинул взглядом всех собравшихся, наибольшее внимание уделив самым примечательным людям. Их было не так много, да и держались они соответствующе, так что в своём их определении я был практически уверен. Интуиция, опять же, не оставляла иных вариантов, а телепатия позволяла худо-бедно, но закрепить результат, попутно осознав необходимость получения опыта именно в работе с группами людей.

Когда-нибудь может и пригодиться способность с первого взгляда определять отведённые людям роли.

Первой в глаза бросилась высокая, статная блондинка — обладательница внушительной груди и копны распущенных, вьющихся длинных волос, опускающихся чуть пониже лопаток. Идеально сидящая «официальная» одежда в лице белоснежной рубашки, белого же жакета, чёрного «галстука наоборот» с утолщением у основания, юбки-карандаша и тёмно-фиолетового оттенка чулок, гармонирующих с почти пурпурными глазами оставляла сугубо положительное впечатление. Но нейтрально-доброе выражение лица как будто бы скрывало за собой некое пренебрежение вообще ко всему девушку окружающему, выравнивая, так сказать, баланс. Ментально эта аристократка ощущалась, но довольно слабо. И совсем не потому, что она умело закрывалась: просто её эмоции сами по себе были подавленными, затухающими. Столкновение со столь необычным разумом меня обрадовало настолько, что в какой-то момент я даже ускорил сознание, дабы не потерять момент и всецело воспринять этот феномен.

— Приветствую, Артур Геслер. — Первой обратилась девушка, внимательно всматриваясь в моё лицо. И не догадываясь даже, что я делал то же самое, но в отношении её разума. Даже мелькнуло желание шагнуть чуть дальше, перейдя от пассивного созерцания к активному исследованию, но я одёрнул себя: неизвестно, какие последствия повлечёт за собой такой шаг. — Благодарю за то, что откликнулся на наше приглашение.

Я бы хмыкнул, если бы на меня не смотрели абсолютно все собравшиеся здесь отпрыски дворянства. Благодарность, по сути своей, была формальной: никто не ожидал отказа, собираясь здесь именно сейчас. Такая возможность просто не подразумевалась. Почему? Всё очень просто: ну не стали бы достаточно сильные псионы, — не все, впрочем, — и просто влиятельные в рамках академии люди собираться здесь, лишь надеясь на то, что я незамедлительно, сразу после лекции рвану к ним! Хотя о лекции, на самом-то деле, они могли и не знать, так как я сам до неё «дошёл» абсолютно случайным образом, направляясь, вообще, в столовую ради раннего ужина.

Ага…

— Надеюсь, я не заставил никого ждать. — Эмоциональный отклик части присутствующих студентов указал на то, что очень даже заставил. Хотя тут, конечно, судить сложно: может, они изначально негативно ко мне настроены, и любые слова воспринимают в штыки. — Ради соблюдения приличий я бы предпочёл начать с представления нас друг другу. Артур Геслер, студент и псион-универсал.

— Марина Орлова, студентка, псион второго ранга квалификации и лидер «Ледяной Звезды», клуба единомышленников, изучающих возможности криокинеза. — Странная она, всё-таки. Не в плане поведения или внешности, а в отношении эмоций. Сколь бы много сил я ни прикладывал, а ощутить что-то сверх едва слышимого эха — не мог. Каждая из её эмоций шла вровень с другими, из-за чего определить сильнейшую или слабейшую было невозможно. А это, в свою очередь, сильно било по моей уверенности: привык я к телепатии и тем благам, что она привносит в общение с людьми. — И организатор этого собрания по совместительству. Моя заместительница — Линетт Назимова.

Невысокая смуглая девчушка с каштановыми волосами чуть ли не до пола упрямо смотрела в этот самый пол, не переставая, впрочем, проводить некие активные действия в своём ментальном поле. Собственно, я и обратил на неё внимание потому, что при ближайшем рассмотрении в ней вскрылся телепат. И довольно опытный, через боль удерживающий разум в рамках, свойственных средней паршивости псиону первого ранга. Даже интересно: её маскировку может раскрыть любой опытный телепат, или это очередное моё уникальное свойство, проистекающее из восприимчивости?..

— Насчёт организации я бы поспорил. Все здесь присутствующие внесли свой вклад, а с моей стороны он был как бы не наибольшим. — Поправил очки невысокий и лишь на первый взгляд тощий паренёк, разум которого был, пожалуй, наиболее развитым среди всех присутствующих. Внушительная ментальная сфера, и при том практически полная тишина в плане отголосков эмоций. Лишь изредка я мог уловить хоть что-то, и не всегда это «что-то» удавалось разобрать на составляющие. Вот только ощущался он «стандартно», без изюминки, как у до сих пор изучающей плитку на полу девчушки. — Георгий Трубецкий, студент, псион второго ранга квалификации и глава «Мысли», организации, объединившей в себе наиболее перспективных телепатов нашего поколения. С моим заместителем ты наверняка уже знаком…

Я кивнул, бросая на Синицына вопросительный взгляд. Вот уж чего-чего, а встретить его в каком-то «кружке» я не ожидал. Но раз уж он здесь, то значимость сих организаций, возможно, куда выше того, что я себе представлял. В ответ блондин вздел брови и беззвучно фыркнул, и пантомима эта, естественно, не прошла незамеченной. Что ж: скрывать факт нашего знакомства я не собирался.

И Синицын, похоже, тоже.

В последующие семь минут я только и делал, что знакомился, — или «знакомился», как с Синицыным, — со всеми здесь присутствующими, коих насчитывалось одиннадцать человек. По двое от каждого «клуба» за исключением биокинеза. Его представитель в лице заместителя главы прибыл один, так как пресловутый глава присутствовать не смог. И даже так поддержание фокуса внимания на нужных людях без ускорения сознания мне давалось совсем непросто: мы пока не обсуждали ничего серьёзного, обмениваясь любезностями и слегка углубляя знакомство, но я уже находился на грани.

Да, никто не перебивал друг друга, и в целом беседа велась неспешно, но отслеживать мимику и минимально-базовые «характеристики» их тел вроде сердцебиения в реальном времени было невозможно. Я просто не успевал, и потому вынужденно признал: без соответствующего опыта на ведение таких разговоров вне состояния ускорения не стоило и замахиваться. А с ускорением было или сложно, или скучно: баланс я найти так и не смог, качаясь на этих качелях и оттого всё больше раздражаясь.

— Раз мы покончили со знакомством и прочими формальностями, предлагаю перейти к делу. У меня, к сожалению, не так много свободного времени, как хотелось бы. — Активность малявки-телепата повысилась, а глава «Мысли» даже бровью не повёл. Не чувствует, или отлично себя контролирует? — Я же не ошибусь, если скажу, что вы пригласили меня сюда, чтобы представить свои организации в, так скажем, равных условиях?.

— Именно. — Кивнула Марина Орлова, восседающая, как и я вместе со всеми остальными, в самом центре амфитеатра. Здесь располагался центральный проход, так что нам удалось рассесться в своеобразный, хоть и угловатый, круг. — Твоя кандидатура заинтересовала многих, что грозило вылиться в ненужные никому из нас конфликты. Прецеденты, к сожалению, уже были, и в те разы «борьба» не принесла большинству ничего, кроме потерь.

— И в этот раз было решено прислушаться к голосу разума, дав тебе, Геслер, возможность выбирать. Не все, конечно, согласились, но это их проблемы, а не наши. — Лидер «Мысли» пафосно поправил очки, в то время как я заподозрил его в том, что он обладает способностями не только к телепатии, но и к управлению светом. Потому что иначе «блеснуть стёклами» он бы сейчас не смог. — Надеюсь, это тебя не сильно расстроит.

— Ни капли не расстроит. — Какими бы ни были причины отказа у остальных клубов, которых непонятно сколько существует, все интересные лично мне «направления» находились сейчас в этой комнате. И первостепенно это была телепатия, как наиболее перспективное для меня направление, не ограниченное радиусом воздействия. Если удастся превратить его в оружие, всё станет куда как проще. — Да и представители клубов по интересующим меня направлениям здесь уже присутствуют.

А вот раскрывать карты сразу я не стал, подвесив в воздухе некоторую недосказанность. Тут разве что Синицын мог бы сказать, что среди всего прочего больше всего мне интересна телепатия.

Остальные-то вряд ли располагают такой информацией…

— Тогда на правах организатора я возьму слово. — Орлова похлопала в ладоши, а Трубецкий, — очкарик-телепат, — недовольно прищурился. — И для начала, пожалуй, стоит объяснить, что в принципе из себя представляют наши клубы, организации или группы — название не играет роли…

Определённо, Трубецкий о роли придерживается иного мнения. Вон, как нахмурился, да и в эмоциональном плане проскользнуло что-то такое. Не просто так он представлял свою «Мысль» как организацию, ой, не просто так.

— Изначально клубы представляли из себя места, в которых интересующийся конкретным направлением псион мог получить совет и помощь, поспарринговаться, обменяться опытом и всё подобное тому. Это и сейчас основное направление нашей деятельности, но… не единственное, так скажем. — Если мне сейчас представят очевидные истины, я расстроюсь. — Во-первых, большой акцент сделан на формировании новых связей между перспективными студентами. Клубы проводят регулярные встречи, небольшие турниры и игры, что способствует расширению круга общения их членов. Из всего списка каждый найдёт себе что-то по душе. Спарринги по правилам ежемесячного турнира, вечера чтения, лекции от приглашённых преподавателей, экскурсии в необычные места вроде поместий дворянских родов или, как было недавно, гвардейской базы — всего не перечесть…

Что ж, по всей видимости, дворянская самодеятельность сильно отличалась от «обычной», ибо перечисленные возможности — это сильно. И интересно.

— Во-вторых, именно клубы получают максимум преференций от руководства академии. Происходит это за счёт лучшей организации и дополнительных средств, выделяемых имперским фондом высокого образования. Например, наш клуб периодически слушает дополнительные лекции от сильнейших криокинетов. Общие лекции они, конечно же, тоже читают, но ты сам должен понимать, сколь многое может дать опытный наставник десятикратно меньшей группе студентов. — Я согласно покивал, не став, впрочем, ничего говорить. Не хотелось прерывать эту «лекцию, нарушая умело сплетённый поток слов девушки, которую чисто физически хотелось слушать. Помнится, я называл Хельгу будущим преподавателем? Забудьте: Марина в этой роли смотрелась куда лучше. — В общем-то, 'дружественные» клубы нередко позволяют друзьям из других клубов присутствовать на «своих» закрытых чтениях.

— Но не все такое практикуют. — Вставил своё веское слово лидер «Мысли». — Собственно, почти все здесь присутствующие — участники этой инициативы. Остальные держатся особняком, делая упор на привлечение максимума знаний в свой закрытый круг.

— Не самая эффективная стратегия. Но с учётом того, что псионы крайне редко обладают способностями даже к трём направлениям… — Из здесь присутствующих именно я могу извлечь максимум пользы из союза, сугубо за счёт того, что мне нужно всё и сразу. — … я, в каком-то смысле, их понимаю.

— Выгода всё равно есть. Не всегда, конечно, но и отказываться от таких возможностей только потому, что в рамках ближайшей пары лет это не нужно… недальновидно. — Дипломатично закончила Орлова. — Что же до третьего пункта, то здесь всё достаточно очевидно. Сила. Клубы, что бы кто про нас не говорил, дают много возможностей, выходящих за рамки общей программы. Много навыков и знаний, в конечном счёте наделяющих своего обладателя невероятным могуществом. Для многих именно этот аргумент — решающий.

Мне не соврали ни единым словом. Разве что относительно уверенности в правильности избранного здесь присутствующими пути Орлова всё-таки поколебалась: видимо, клубам непросто было поддерживать союз и «делиться» лекциями, знаниями и секретами. Насколько глубоко эта дружба проникла — вопрос десятый, так как у меня и выбора-то особого не было. Куда я в принципе мог вступить? На что должен был делать упор? Точно не на криокинез. И не на магнитокинез, не на аэрокинез и не на биокинез. Выбор в принципе лежал между телепатией и биокинезом, но последний был едва ли полезен во всём, что не касалось выживания и долголетия. Физически стать сверхчеловеком, которому промоют мозги или обратят в ничто, раздробят, заморозят, истерзают или просто пристрелят? Нет, приоритет стоило отдать другому.

— Благодарю за этот рассказ, Марина. Было познавательно. — Я с искренней благодарностью кивнул девушке, которая в ответ на это чуть наклонила голову и хитро прищурилась. Эмоции её остались всё такими же «приравненными» и блеклыми. Защита это такая, что ли?.. — Скажи честно, вы же уже догадывались, какой клуб я выберу?

Трубецкий победно, с довольной ухмылкой поправил очки. Что ж, ещё одно подтверждение тому, что и моё решение сюда прийти, и выбор клуба уже был «срежессирован». Зачем? Да хотя бы для того, чтобы я чувствовал себя хоть чуточку виноватым перед той же Мариной. Как же: она так старательно всё рассказывала, проявляя максимум доброжелательности, а я в итоге ушёл под крыло «вредного» главы «Мысли». Или тут игра куда глубже, и меня, например, хотят «попилить», ссылаясь на мою универсальность. Буду и тут, и там, и вообще везде. С одной стороны — сплошные плюсы. С другой — время откуда на всё это достать⁈

Я ведь не только учиться хочу, но и наслаждаться жизнью.

— Догадывались. Всё-таки твоё знакомство с Синицыным на почве обучения уже само по себе о многом говорило. — Орлова пожала плечами. — Но твоё вступление в «Мысль» никоим образом не помешает поддерживать дружеские отношения с остальными клубами, верно?

— Признаться, такая схема мне видится оптимальной. Всё-таки я не ограничен определённым набором способностей, и могу развиваться в любую из сторон. — Моё главное преимущество, и мои же рельсы, с которых я просто не имею права сойти. — Но как на это отреагируют другие студенты? Если я правильно понимаю, сама концепция клубов подразумевает выбор…

— Quod licet Iovi, non licet bovi. Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку, Артур. — Блондинка усмехнулась, а её глаза хитро заблестели. — После того, что ты показал на соревновании никто не скажет ни слова против, какими бы привилегиями тебя ни одаривали.

— Разве что глупцы, мнение которых никого не интересует. — Трубецкий намеренно ждал возможности вставить своё слово, не желая окончательно уступать пальму первенства своей, вероятно, сопернице. Вряд ли они были врагами, так как их клубы позиционировали себя в качестве союзных. — Значит, Геслер, ты выбираешь «Мысль»?

— Хотел бы я выбрать всё и сразу, но это невозможно. — Слегка сгладим углы, что б некоторым очкарикам неповадно было. — Потому — да, я намерен вступить в организацию, сплотившуются вокруг телепатии. Но предварительно я бы хотел изучить полный перечень условий. Правила, обязательства, регламент — всё.

— Дима? — Трубецкий чуть обернулся, и Синицын, фыркнув, вручил ему заранее подготовленную папку, раздувшуюся от бумаги. — Мы заранее всё подготовили, так что…

Едва папка перекочевала в мои руки, как я тут же приступил к изучению её содержимого. Всё-таки нельзя было прийти, спокойно всё обсудить, принять решение и так же, без эксцессов, разойтись. Требовалось дополнительно убедить всех собравшихся в том, что особое ко мне отношение — не ошибка, а мои возможности не ограничены только лишь универсальностью и выносливостью. И раз уж ничего красочного в условиях кабинета я показать не мог, — да и не знал, чем именно удивить, — демонстрация скорости усвоения информации оставалась оптимальным вариантом. Чем я и занялся, разогнав сознание до уровня, вылезать за который мне запрещала интуиция, возвёдшая стену из первобытного, холодящего душу страха. Но и того, чего я сейчас достиг было вполне достаточно: все шестьдесят листов были изучены вдоль и поперёк за семь реальных секунд. И сейчас это — мой максимум, уровень, долго поддерживать который было слишком сложно. И не нужно в большинстве ситуаций, так как здесь я банально упирался в предел своей способности к телекинезу: бумага от такого обращения могла пострадать, а её защита требовала дополнительной концентрации.

— В целом меня устраивает всё, кроме раздела о лояльности. — Я поймал взгляд Георгия Трубецкого, главы «Мысли», почему-то считающего, что все члены «организации» должны в обязательном порядке сохранять свою к нему лояльность. При том лояльность в плане чуть ли не служения. — Если этот пункт можно видоизменить или вычеркнуть, то с моей стороны не останется никаких препятствий для вступления.

— Это невозможно. «Мысль» держится на сплочении вокруг лидера, которым сейчас являюсь я. — Георгий не отводя взгляд поправил очки. — И всех устраивает такое положение дел. Иначе быть не может.

Парень испытывал абсолютную уверенность в своей правоте, а я — раздражение, вызванное тем, что «Мысль» оказалась как бы не игрушкой в руках Трубецкого. Сама идея образования такого клуба была хороша, организация — выше всяких похвал, выгоды тоже обещали быть значительными, ибо сам глава клуба брал на себя немало обязательств и давал гарантии…

Но всё это лишь в обмен на лояльность ему лично, что для меня было неприемлемым условием.

— Удивительно, как с таким подходом к вам попал Синицын. — Я с немым вопросом посмотрел на блондина, но тот лишь опустил веки, не дав мне столь желанного ответа. — Марина, могу я поинтересоваться наличием в вашем своде правил аналогично пункта?

— У нас такого нет. — С отчётливо читаемым удовольствием произнесла блондинка. Правда, читалось оно лишь по тону, мимике и языку тела, в то время как эмоции оставались всё таким же ровным плато, в противовес другим «горам» хозяйки. — И насколько мне известно, ни один другой клуб не придерживается таких взглядов.

Я задумчиво кивнул, переводя взгляд на заместителя главы клуба биокинеза, носящего отражающее суть предмета название: «Изменение». Если телепатия отпадает, то самым очевидным вариантом будет биокинез. Но заместитель главы этого клуба был… никаким, пожалуй? Его тусклый и слабый разум не внушал особых надежд, теряясь на фоне остальных присутствующих здесь псионов. Магнитокинез? Тоже вариант вполне себе, ибо его эффективность в бою доказана одним из шести столпов Российской Империи. Вот только битве меня обучать будут те, кому я нужен в будущем как специалист широкого профиля, и едва ли студенты переплюнут профессиональных преподавателей от «конторы». А в плане нужных знакомств и укрепления своих позиций в социуме, наполненном вредными детишками аристократов, «Ледяная Звезда» явно вырывается вперёд.

Плюс мне были интересны разумы как Марины, так и её заместительницы. У одной — интересная врождённая аномалия и защита, у другой — интересный навык и железная выдержка. Решено: клуб ради знакомств, связей и информации.

А в отношении псионики у меня и так предостаточно отличных вариантов.

— С твоего позволения, я бы хотел изучить полный свод правил «Ледяной Звезды». «Мысль» по названной ранее причине, к сожалению, мне не подходит. — Ну что ж, глядя на то, как загорелась госпожа Орлова, я получил прекрасную возможность убедиться в крепости этой её «защиты». А заодно понять, насколько неприятным типом являлся Трубецкий на самом деле. Выплеснувшимся из него коктейлем негатива можно было убивать, до того ярким и мерзким тот был.

А ведь казалось бы: ментал, контролирующий свой разум и эмоции.

Орлова смутилась:

— Мы не распечатывали документы, так как считали, что ты гарантированно вступишь в «Мысль». Но всё необходимое есть на планшете. Вряд ли с его помощью можно будет так же быстро перебирать страницы, но…

— Это мелочи. — Я поспешил успокоить, в перспективе, будущую главу «моего» клуба. — Что несколько секунд, что пара минут — всё едино.

А ранее упомянутое условие тем временем перекочевало из рук Линетт, заместительницы главы «Ледяной Звезды», в мои загребущие лапы. На экране обычного учебного планшета был открыт файл, состоящий из всего-навсего двадцати семи страниц, которые я изучил за полминуты. Даже напрягаться ради этого не пришлось, ибо разум и так уже был разогнан до нужного уровня. И что, спросите, я могу сказать об этом уставе? А только то, что он намного лучше такового у «Мысли». Ни единого намёка на искусственную сегрегацию членов клуба на тех, кто выше, и тех, кто ниже с главой в качестве бессменного лидера, перед которым все должны гнуть спину. Сугубо товарищески-деловой подход, подразумевающий именно что объединение студентов ради общих интересов.

Даром, что в «Звезде» всё на бумаге выглядело не так масштабно, как в случае с «Мыслью».

— Что от меня требуется для вступления? — Я наконец поднял взгляд на нетерпеливо дожидающуюся вердикта Марину Орлову, на которую волком смотрел Трубецкой. Справедливости ради, за всё это время он своего недовольства ничем кроме взгляда не проявил. А ведь мог и даже хотел вспылить, но сдержался.

— Желание. — Блондинка мягко и по-доброму улыбнулась. — Ну и завтра, когда ректорат снова будет работать, понадобится подписать ряд документов для формального внесения тебя в состав «Ледяной Звезды».

— Тогда решено. — Сомнения всё равно ни к чему не приведут, а так я получу всё то, чего не взять из иных источников. — Я хочу вступить в «Ледяную Звезду». Правила меня полностью устраивают.

— Тогда позволь поздравить тебя со вступлением в наши ряды, Артур! — Я честно ожидал того, что девушка хоть как-то продемонстрирует своё превосходство в отношении «провалившегося» главы «Мысли», но этого не последовало. Впрочем, отсутствие всякого внимания для человека с завышенным самомнением — это тоже своего рода удар, что я понял, едва ли не скрип зубов Трубецкого услышав. Ну а чего он хотел, набирая не товарищей, а слуг? Того, что я буду на носочках скакать, благодаря его за россыпь возможностей? Так мне предложат кратно больше, стоит только выразить такое желание. Но я этого не делаю, так как не хочу раньше времени влезать в долги. — Могу прямо сейчас показать тебе кабинеты и полигон, отведённые под наши занятия. И познакомить с остальными!..

— Почту за честь. — Я неглубоко кивнул, ступая следом за поднявшимися со своих мест… соклубниками? Звучит! Что же до остальных присутствующих, то тут мне нечего было сказать. Мы попрощались, — с Трубецким — весьма сдержанно, Дима так и вовсе ограничился скупым кивком, — и направились на первый этаж, к северным коридорам. По дороге Марина, находясь в явно приподнятом настроении, рассказывала мне истории о своём клубе, вспоминала и описывала то, что считала важным и в целом вводила меня в курс дела, рассказывая обо всём одновременно.

Я же расслабился, и, возможно, именно из-за этого не обратил особого внимания на появление поблизости натурального сгустка злобы.

Нам навстречу шёл парень лет семнадцати, бледный, как сама смерть, с кругами под глазами и ментальной сферой на уровне обычного псиона первого ранга квалификации. Совершенно непримечательный студент-дворянин, не блещущий талантами или, хотя бы, происхождением. Я бы на него и не посмотрел, если бы не прикипевшее ко мне в ту же секунду внимание вместе с агрессивным, ясно читающимся намерением.

И теперь, как следует рассмотрев брюнета с безумными глазами, я опознал в том одного из «мелких» обидчиков Ксении, срисованных на одной из наших недавних прогулок. А что? Я никогда не переставал пополнять свой список, и сортировал вписанных в него индивидуумов по реакции на них моей подопечной. И делал это с прицелом на подобную этой ситуацию, когда некто незнакомый, но явно жаждущий наказания попытается нафаршировать вашего скромного слугу ледяными иглами. Попытается, проигнорировав даже то, что вокруг — обычные студенты, не ждущие ничего такого и могущие попасть под удар.

Та же Марина с Линетт были так увлечены разговором, — первая говорила, вторая слушала, — что летящий на нас ворох снарядов был ими замечен только в тот момент, когда те пересекли границу радиуса моего защитного периметра. Бесспорно, они отреагировали бы и защитились, но то — глава и заместитель не последнего в академии клуба «боевиков». А «гражданские» студенты?

Осколки льда ничем не уступают шрапнели, а куски льда именно осколками при столкновении с чем-то ещё и разлетаются…

В состоянии ускорившегося на два порядка сознания я планомерно, шаг за шагом подводил всё к тому, чтобы моя «рефлекторно поднятая» защита не только свела на нет эту нелепую попытку нападения, но и отразила её в брюнета. Я ни разу не шутил, когда размышлял о том, чтобы при случае удавить людей, присоединившихся к травле и едва не довёдших Ксению до ручки. Потому сейчас, получив возможность претворить справедливое наказание в жизнь, я испытал что-то навроде экстаза. Убийства здесь, конечно, не выйдет, но вот возмездие получится вполне себе сносным.

И наглядным, так как град ледяных осколков ещё никому не прибавлял ни здоровья, ни красоты.

В полном соответствии с моим планом все двадцать семь «сосулек» разбились об барьер из телекинетических нитей, прогнувшийся — и от намеренно вложенного переизбытка силы отправивший лишь прибавившие в смертоносности осколки назад, прямиком в брюнета, для которого сейчас не существовало ничего и никого кроме меня. Он буквально упивался жаждой убийства и своим отчаянием, не мысля ни о чём больше. Походило на то, будто бы его или накачали чем, или промыли мозги, поставив перед изнасилованным мозгом одну-единственную задачу. Но так как мне было наплевать на состояние своих врагов, делать удар слабее я не стал.

Лишь поставил отметку в памяти касательно того, что надо бы разобраться в вопросе этой самой «промывки сознания», формально в отношении псионов практически невозможной.

Сразу после выхода моего сознания из ускорения последовал треск попавшей под удар особо крупных и направленных мною мимо цели осколков древесины, а уже в следующее мгновение раздался полный боли крик, ставший бальзамом для моих ушей и надолго отпечатавшийся в памяти. Ублюдок в один миг потерял всякую боеспособность, и сейчас мог лишь выть, да раздирать одежду, в коже под которой засели сотни и сотни крошечных осколков. Ни один не погрузился слишком глубоко, но суммарно это должно было быть довольно-таки больно. В какой-то момент я даже подумал над тем, чтобы усилить испытываемые «жертвой» ощущения, но не успел: брюнет потерял сознание, а к месту подоспел первый преподаватель, в непосредственной близости от которого я злоупотреблять телепатией не собирался.

Немалых трудов мне стоило не позволить улыбке проявиться на лице, и ещё сложнее оказалось с изображением обеспокоенности и щепотки напускной паники. Но оно того стоило, ведь уже сейчас всё пошло в точности по моему плану: полный коридор свидетелей, и все как один утверждают, что пострадавший напал первым, и сам же «убился» об выставленную защиту.

«Триумф!».

Маленькая, но приятная победа, сделавшая нынешний день ещё лучше даже несмотря на то время, что будет потрачено впустую из-за разбирательств…

— Пойдём. Тут и без нас разберутся. — Марина коснулась моего плеча. — Если что — вызовут. А так, может, и без разбирательств обойдётся…

— Тут ты права. — Я отошёл в сторону, ожидая хоть какой-то реакции от преподавателей и парочки охранителей, стянувшихся к месту инцидента, но их мои поползновения не интересовали. Значит, пока я им не нужен, и можно заняться своими делами.

Что и было проделано, в общем-то…

//

Первый том завершён. Второй том — по готовности первой главы, третьего или четвёртого января. Всем, кто дочитал до этого момента — большое спасибо! Дальше будет только интереснее, ведь с рутиной Артур понемногу разгребается, и в новых для него обстоятельствах осваивается;)

Всегда ваш, Евгений Нетт!

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/306472

Оглавление

Глава 1 И время пошло вперед

Глава 2 Неограниченный(?) потенциал

Глава 3 Невиданная щедрость

Глава 4 Предложение. Снова

Глава 5 Важное решение

Глава 6 Факультет, потенциал и первый учитель(?)

Глава 7 Искренность и симпатия

Глава 8 Отголоски безумия

Глава 9 Первый кирпич в фундаменте известности(?)

Глава 10 Пламя/Лилия

Глава 11 Защита и нападение

Глава 12 Осознание превосходства

Глава 13 Безумцы слепы

Глава 14 Разговоры и переговоры

Глава 15 Неголословное обвинение

Глава 16 Закулисье и то, о чем не всем положено знать

Глава 17 Полночные разговоры. Но не те

Глава 18 Настоящий наставник и жаждущие подробностей

Глава 19 Пули и деньги

Глава 20 Самый обычный вечер

Глава 21 Вечер, лес… вода?

Глава 22 Длинные руки Трона

Глава 23 Биокинез и зов дворянства

Глава 24 Ледяная Звезда и Триумф