Невеста на один день (fb2)

- Невеста на один день [One Day Fiance] (пер. Фатима Гомонова) 2329K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лорен Лэндиш

Лорен Лэндиш
Невеста на один день

Lauren Landish

One Day Fiance

Печатается с разрешения автора и Starlight Press

В оформлении макета использованы материалы по лицензии ©shutterstock.com

* * *

Пролог

Коннор

Десять лет назад

Сводчатый мраморный потолок отлично отражает звук. Я как-то уронил на пол ручку, и все обернулись, словно на выстрел из пистолета.

Из-за царящей здесь полной тишины работать в Музее изящных искусств трудно. Я тут самый молодой посетитель, если не считать двух светловолосых мальчишек, которых молодая женщина – явно их мать – привела сюда во время занятий в школе.

Впрочем, эти двое точно предпочли бы оказаться сейчас в любом другом месте, даже подбирать какашки за собакой и то было бы интереснее. Даже за соседской собакой.

Но мамаша полна решимости. На вид она уже готова зарычать от раздражения: разговаривать с мальчишками – все равно что с кирпичной стеной, но женщина продолжает экскурсию.

– А это портрет короля Шотландии Роберта Первого, – монотонно читает она подпись под картиной. – Он известен тем, что…Тимми!

– Что? – Тимми не отрывает глаз от телефона. Я-то вижу экран, в отличие от его матери, и мне очевидно, что те красоты искусства, которые Тимми сейчас рассматривает, могут заинтересовать разве что пластического хирурга. Гормоны уже щекочут его чресла. – Мам, ну пойдем уже. Я могу просто погуглить все, что нужно для домашнего задания.

– Правда, мам, – хнычет его младший брат, которому еще не интересны девочки, но искусство уже надоело. – Ты обещала, что через два часа мы пойдем в «Макдоналдс», а уже прошло часов пять!

Этого быть не может, разве что они пришли в восемь утра, в чем я сильно сомневаюсь. Но мать уже почти готова поддаться на уговоры, и я решаю вмешаться, сам не знаю почему. Подвинувшись ближе, я прислоняюсь к бронзовому поручню, отделяющему посетителей от экспонатов, и прочищаю горло.

– Вообще-то ваша мама права: тут страшно интересно.

Мелкие смотрят на меня, как будто я сумасшедший, их мать бросает внимательный взгляд в мою сторону: я вроде пытаюсь ей помочь, но она меня не знает, и инстинкты мамы-медведицы заставляют ее насторожиться.

Но ей нечего меня бояться.

– Я серьезно. Посмотрите только на этого Роберта. Правда, его обычно звали Роберт Брюс. Забудьте про Храброе сердце, этот парень был крут, как яй… я хочу сказать, он был настоящий вождь и воин. Он дрался на мечах, выигрывал сражения против превосходящих сил противника и вообще стал королем всего на свете. Не знаю, как вам, а мне кажется, что это очень круто.

– Правда? – Тимми немного опускает телефон, и я киваю в ответ.

– Про него есть одна легенда. Больше десяти лет он боролся за свою корону и за независимость Шотландии, и наконец в битве при Баннокберне у него появился шанс окончательно избавиться от английской угрозы. У вражеской армии был численный перевес, но Роберт все равно повел своих воинов в бой. Во время битвы он остался один, его латы были разбиты, щит потерян. Его войско уже готово было бежать. У него остался только боевой топор. Внезапно английский рыцарь в полной броне поскакал прямо на Роберта, нацелив копье в его сердце. А теперь представьте себе, стоите вы в полном изнеможении, руки-ноги дрожат после чертовски тяжелого боя, и тут на вас прет что-то вроде средневекового аналога Железного человека на танке.

– Я б, наверное, обосрался, – говорит один из мальчишек. Я смеюсь в ответ:

– Я тоже. Но Роберт не отступил, он увернулся от удара и свалил английского рыцаря с коня. Здесь как раз нарисован этот момент. После такого подвига его войска опомнились, отбросили англичан и выиграли битву.

Мелкие слушают, затаив дыхание, а мамаша беззвучно произносит «спасибо». Я киваю ей и пожимаю плечами, обращаясь к мальчишкам:

– Это, конечно, не «Наруто», но мне кажется, даже круче, потому что этот парень был настоящий.

Я направляюсь прочь, но через пару шагов мамаша догоняет меня:

– Спасибо вам.

– Рад быть полезным, – шепотом отвечаю я, глядя на мальчишек, которые с интересом читают табличку под следующей картиной. – Я бы на вашем месте посоветовал Тимми поискать нужную информацию в телефоне, чтобы он поделился с вами и братом. У него голова и пальцы будут заняты, а вы меньше устанете.

Мамаша смотрит на меня восторженными глазами и спрашивает, не проведу ли я «личную экскурсию», но замужние дамы меня не интересуют. Моя цель – женщина в углу, которая наблюдает за этой сценкой, не забывая приглядывать за посетителями и экспонатами.

– Не могли бы вы помочь мне хоть немного, ну хоть десять минут? – настаивает мама мальчишек.

У меня нет лишних десяти минут, но я все же соглашаюсь и рассказываю им еще про две картины, включая ту, ради которой они пришли в музей. Наконец мамаша с явным сожалением заявляет, что им пора идти. Уходя, она оборачивается, еще раз беззвучно выговаривает «спасибо», а я киваю и небрежно пожимаю плечами, как будто это был пустяк.

На самом деле это не пустяк. Для меня, так сказать, открылась нужная дверь. Я и сам не смог бы спланировать все лучше. Чувствуя чье-то присутствие за спиной, я оборачиваюсь и обнаруживаю ту самую женщину, которая стояла в углу. Она улыбается:

– Браво. Я так рада, когда кому-то удается заинтересовать подрастающее поколение искусством. Вы волонтер? Или учитесь в ближайшей школе?

Дальше я могу все разыграть парой способов. Можно включить обаяние. Если бы я хотел, чтобы эта женщина сегодня вечером забросила ноги мне на плечи, выкрикивая мое имя, это был бы лучший способ.

Но хотя это очень заманчиво, сегодня у меня другая цель. Поэтому я чуть сжимаюсь и сутулю плечи, стараясь держаться на тонкой линии между застенчивостью и уверенностью в себе.

– Нет, просто мне нравятся старинные портреты, особенно кисти английских мастеров.

– Тогда вы слышали о предстоящей выставке? – Женщина явно готова посудачить вместе с таким же фанатом искусства.

Отлично.

– Жду ее с нетерпением. Страшно хочется увидеть картину Россетти своими глазами.

Я держусь слегка смущенно, словно мне неловко говорить о его знаменитой обнаженной Венере. На самом деле мне начхать и на Данте Габриэля Россетти, и на его картины, даже если это самый знаменитый экспонат передвижной выставки.

Что меня интересует, так это музейная подсобка, где находится то, что мне нужно.

– Надеюсь, что смогу прийти снова, когда здесь не будет толпы, – вздыхаю я. – Сами знаете, как трудно изучить картину и оценить все мельчайшие детали, когда кругом полно народа.

Женщина обводит меня оценивающим взглядом. Я стараюсь еще полнее вжиться в роль законопослушного любителя искусства в невзрачной толстовке, который и мухи не обидит. Поправляю фальшивые очки на переносице, неловко улыбаюсь и приглаживаю волосы, хотя и знаю, что под гелем у меня с утра ни один волосок не растрепался.

Она минуту думает и слегка улыбается:

– Думаю, энтузиазм волонтера заслуживает небольшой награды. Идемте со мной.

Черт, все складывается даже лучше, чем я ожидал! Но, как известно, фанату искусства легче всего пробудить сочувствие у другого такого же фаната: они готовы часами трындеть про каждый мазок на картине.

В принципе, я их понимаю. Они как автолюбители с их разглагольствованиями про машины и степень сжатия, или повара с их специями. Но, в отличие от них, я смотрю на все это без эмоций и вижу механику и детали процесса. Ими движет страсть, мною – нечто совершенно иное.

Я направляюсь за сотрудницей музея в задний коридор, делая вид, что понятия не имею, куда мы идем – как будто я не присмотрел заранее все пути отхода. На самом же деле я знаю план здания не хуже, чем заядлый геймер знает все уровни Halo. Поворот направо, и мы наконец подходим к той самой подсобке. Дверь закрывается, мы одни, и женщина благоговейно шепчет:

– Вот она.

Я прикрываю рот рукой, притворно ахнув. Передо мной Венера во всей своей великолепной наготе… если бы древнегреческая богиня оказалась молочно-бледной, рыжеволосой британкой (не забывая о полурелигиозных мотивах). Но я делаю вид, что передо мной величайшее создание человечества. После горячего бутерброда с сыром, разумеется.

– Она прекрасна.

– Невероятно, правда? – искренне соглашается женщина.

Я смотрю на картину, словно передо мной нечто волшебное. Согласен, это на самом деле одна из величайших картин. Мастерство Россетти и точность в передаче деталей, текстуры волос Венеры изумительны, и я понимаю, чем картина так притягивает людей. Я слегка поворачиваюсь, словно пытаясь рассмотреть полотно под другим углом, а сам тем временем быстро оглядываю столы и стены.

Ага, я попал куда надо. Здесь собрали картины не для предстоящей выставки, а просто чтобы почистить и заменить рамы. Отлично, это означает, что исчезновение не вызовет вопросов. Все просто решат, что полотно забрал какой-то другой отдел.

Картина маленькая, не больше тетрадного листка, но ее ценность определяется не размером, а тем, насколько сильно ее хотят заполучить.

Пора приступать ко второй части моего плана. Я нажимаю приклеенную к груди кнопку блютус-наушников. Телефон, спрятанный в моем заднем кармане, звонит на заранее запрограммированный номер. Через секунду в подсобке раздается звонок.

– Странно, – удивляется женщина. – Сюда никогда никто не звонит.

Она неуверенно смотрит на меня, понимая, что мне нельзя здесь находиться. Я широко развожу руки и демонстративно убираю их в карманы. Видите? Я абсолютно безобиден:

– Все в порядке, я никуда не двинусь и ничего не буду трогать. Просто…

Я оборачиваюсь к картине с блестящими глазами.

– Понимаю, – шепчет женщина. – Вернусь через секунду.

Она торопится к телефону. Отлично, секунды мне вполне хватит.

Одним быстрым движением я хватаю маленькое полотно со стола и засовываю плашмя под толстовку в специальный карман на спине, который пришил на случай удачи. Когда женщина возвращается, я внимательно рассматриваю подпись Россетти в углу картины.

– Извините, там повесили трубку.

Я выпрямляюсь, пожав плечами:

– Ничего страшного, я был только рад побыть наедине с богиней красоты.

Женщина улыбается, но тень сомнения не покидает ее лицо. Она вспомнила, что в ее обязанности не входит водить всяких помешанных на живописи чудиков в неохраняемую часть музея. Мне пора уходить, что меня вполне устраивает – задание выполнено.

Почти выполнено. Осталось последнее… убраться без помех.

– Нам, наверное, лучше уйти, пока я не доставил вам неприятности? – негромко интересуюсь я, озираясь, словно кто-то мог зайти сюда, пока она отвечала на звонок.

– Да, пожалуй, так будет лучше.

– Понимаю. Спасибо, что показали картину. Вы сделали мой день. Может, даже месяц или год.

Женщина даже не представляет, насколько это точно, но в голосе ее снова слышится теплота:

– Вы же помогли тем мальчишкам, так что это справедливо.

Я отвечаю еще одной неловкой застенчивой улыбкой и иду за женщиной к главному выставочному залу.

– Еще раз спасибо.

Она уходит, а я неторопливо бреду по залу, задерживаясь, чтобы прочитать подпись под той или иной картиной, и стараясь не вызывать ни малейших подозрений. Перед выходом я снова вижу ту мамашу с ее двумя мальчишками, которые едят обещанные бургеры. Махнув им рукой, направляюсь прочь от музея.

Если они меня вспомнят, то как помешанного на живописи добродушного и дружелюбного чудика.

А не как парня, который только что стащил картину стоимостью в тысячи долларов.

Глава 1

Поппи

«Он взялся за набухший бугор в джинсах, сжав его, словно обещанное ей сокровище. “Сейчас я его в тебя засуну, – сказал он. – Тебе понравится”».

Блин. Я перечитываю предложение, с трудом подавляя рвотный рефлекс, и нажимаю на кнопку «Стереть». С минуту дышу ртом, пока желание блевать не проходит.

– Потрясающе. Четыре часа работы, и весь грандиозный результат – это пятьдесят слов? – Я еще раз проверяю счетчик. – Пятьдесят гребаных слов? Офигеть можно.

Надо признать, за последние минут пятнадцать я не написала и этого. Я стучу себя кулаком по лбу, пытаясь не поддаться желанию стереть вообще все к черту. Текст ужасный, но хоть что-то я выдала. Что-то лучше, чем ничего.

Продолжая убеждать себя в этом, я встаю из-за кухонного «письменного» стола и иду к холодильнику, где беру одну из заранее приготовленных чашечек холодного черного чая. Очень хочется достать вино вместо этого, но календарик на двери холодильника напоминает о приближающихся сроках сдачи книги.

Беспокойства мне и без того хватает. После успеха моей первой книги «Любовь в Грейт-Фоллз» я переоценила свои возможности. Когда издательство «Синяя птица» предложило мне сразу аванс за следующую книгу, я согласилась.

С тех пор я получила два чека и раз сто беседовала со своим агентом. Срок сдачи текста неумолимо приближается, так что, как говаривала моя двоюродная бабуля Ханна, сдохни – но сделай. Легко говорить, если тебя не мучает постоянный страх, что твоя вторая книга даже в подметки не годится первой.

Показываю календарику кукиш, словно во всем виноват он, а не моя неуверенность в себе.

– Подстегни же себя, Поппи. Привет, крайний срок. – Я отхлебываю чай и бросаю взгляд на свой ноутбук. Тот смотрит на меня почти полностью белым экраном. – Или срочный край.

Так, если я начала разговаривать сама с собой, значит, крыша у меня уже поехала. Тихое тявканье с дивана напоминает, что у меня на самом деле есть с кем поговорить.

– Ну почему я не могу писать, как Джей Эй Фокс? – спрашиваю я диван и расположившихся на нем двух белых померанских шпицев.

Их зовут Орешек и Сок, они братья, и достались мне от соседки, которая внезапно обнаружила, что ее собачка вовсе не больна, а просто беременна. Я пообещала ей забрать одного щенка, но каким-то образом один превратился в двух самых жалких малышей из помета. Теперь эта парочка выросла в здоровых пушистиков, сильно смахивающих на белые помпоны. Только большие, активные и шумные.

Орешек, который в эту минуту изо всех сил пытается сделать из братца сестричку, бросает свое занятие и смотрит на меня, улыбаясь собачьей улыбкой. Сок тоже смотрит на меня из-под Орешка пару секунд, а затем проводит прием ближнего боя и скидывает брата. Оба сваливаются с дивана и продолжают свою непрестанную шутливую борьбу.

– С чего я решила, что от вас можно дождаться совета?

Сок отпрыгивает от Орешка. Щенки, как всегда, не обращают на меня ни малейшего внимания. Я расправляю затекшие плечи, улавливаю вонь застарелого сыра от подмышек, и на меня снова накатывает тошнота. Я побыстрее прижимаю локти к бокам:

– Вот зараза, да от меня несет, как из сортира!

Это одно из преимуществ писательской профессии. Да, это именно преимущество. Можно сидеть здесь, пытаясь уложиться в срок, и вообще не думать о личной гигиене. И, черт возьми, можно одеваться во что захочешь. На дворе декабрь, и мне хочется закутаться в теплый халат? Да пожалуйста. А если в июле мне вздумается сесть за работу в одних трусах – тоже не проблема.

Но раз уж от запаха начинает тошнить, наверное, пора подумать о хоть каком-то уходе за собой. «Не отвлекайся, – мысленно уговариваю я себя. – Ты и так отлыниваешь от работы, тебе же не на свидание идти».

Так-то оно так, но Орешек и Сок уже поглядывают на меня с явным отвращением, так что придется помыть хотя бы стратегические места – под мышками и между ног. Знаете, когда тебя уже сторонятся даже собаки, которые здороваются, обнюхивая зады друг друга…

К тому же мне предстоит писательская встреча в библиотеке. Если собаки воротят от меня носы, то мои приятельницы просто зальют меня с ног до головы дезодорантом. Алерия как-то раз именно это и сделала, я потом несколько дней чихала. Противным голосом жрицы вуду она провозгласила, что так мое тело избавляется от токсинов. Но я уверена, что единственными токсинами были тот вонючий дезодорант и пицца-роллы, которыми я перекусила в тот день.

Впрочем, все это не важно. Если я не продвинусь в работе над книгой, мне кранты. Я со смехом думаю, что в этом случае вонять от меня будет еще хуже, но подобная мысль не прибавляет уверенности, и уж точно это не комплимент.

Я возвращаюсь к столу, но тут звонит телефон. Бросаю взгляд на экран, и сердце екает, когда я вижу, кто это. Как говорится, помяни черта… Звонит Хильда, мой литературный агент.

Мне не хочется отвечать на звонок. Хильда очень милая, но вряд ли ей понравится, что всю последнюю неделю я впустую барабанила по клавиатуре. Но ничего не поделаешь, придется сказать ей, как обстоят дела.

– Хильда, привет! – нервно отвечаю я. – Как ты?

– А как поживает моя любимая писательница? – осторожно, но не без оптимизма осведомляется она. – Наверное, уже почти готова обрадовать нас следующим шедевром?

Я тру лоб, надеясь чудесным образом пробудить мозги, но ничего не выходит:

– Э… ну, в общем… у тебя когда-нибудь бывал запор целую неделю? Знаешь, когда тужишься, тужишься и никакого результата? Просто ноль на выходе. Вот у меня сейчас вроде того… только с книгой.

Да, мне говорили, что у меня просто дар владения словом.

Хильду тоже проняло, судя по явно слышному «фу» в ее голосе:

– Какая гадость.

Я жду продолжения.

– Слушай, Поппи, срок сдачи книги приближается. Я могу успокоить издательство на какое-то время, если у тебя дело сдвинулось. Но ты мне уже два месяца ничего не показывала.

– Знаю.

– От этой книги многое зависит, – продолжает Хильда, будто я этого не понимаю и не твержу себе всякий раз, когда застреваю. – Репутация – это самое дорогое, что у тебя есть. Издательства всегда готовы работать с автором, который регулярно выдает результат, но если ты их подведешь, они в конце концов откажутся от тебя. Сама понимаешь, что это значит.

Ну спасибо. Можно подумать, она открыла мне глаза.

– Хиль, ты же знаешь…

– Но у меня есть приятная новость, которая должна помочь. Она заставит тебя выйти из дома и придаст вдохновения, чтобы ты разделалась с этой книгой в два счета.

– Что?

Морковка, которую Хильда подвесила перед моим носом, заставляет насторожиться. Не то чтобы я ей не доверяю, но понимаю: она пойдет на все, чтобы довести меня до финишной прямой. Независимо от того, понравится мне это или нет. В первую очередь она агент, и если я провалюсь, то и она тоже.

– Слушай, Поппи, я только что узнала, что освободилось место на литературном обеде с Джей Эй Фокс. Одна из участниц забыла, что секс ведет к появлению детей, хотя сама постоянно пишет любовные романы со случайными беременностями.

Ух ты! Мне, конечно, жаль авторшу, но… речь идет об обеде с Джей Эй Фокс. С самой Гранд Дамой Любовных романов. С величайшей из всех. Последние несколько лет она регулярно проводит творческие встречи-обеды с начинающими авторами любовных романов, рассказывает о своей блестящей карьере, дает советы и подписывает экземпляры своей последней книги. Газета New York Times уже объявила бестселлером ее последний роман «Похититель картин». К тому же она обещает продемонстрировать редкий портрет красивой женщины под названием «Черная Роза», который и вдохновил ее на эту книгу.

Услышав об обеде, я немножко размечталась… ладно, не так уж немножко.

– Ты еще не совсем доросла до подобной встречи, но я добилась, чтобы освободившееся место отдали тебе, потому что ты живешь неподалеку… – Хильда тут же поправляет себя. – Я знаю, что ты ее горячая поклонница, и подумала, что это будет тебе наградой за то, что заканчиваешь рукопись. Хотя, наверное, это не такая уж хорошая идея, поскольку ты не сильно-то продвинулась? Хм-м.

Я слишком возбуждена, чтобы обращать внимание на легкий выпад в начале или обижаться на отсутствие веры в меня. Я всегда мечтала встретиться с Джей Эй Фокс и всегда считала ее примером для себя. Она этого не знает, но она моя вдохновительница, наставница и путеводная звезда. Каждый раз, когда моя уверенность в собственных силах падает, я напоминаю себе, что раз Джей Эй Фокс смогла всего добиться, смогу и я. Когда речь заходит о книгах, я говорю себе, что если Джей Эй Фокс смогла, то смогу и я. Когда речь идет о писательстве, я спрашиваю себя: а как бы поступила на моем месте Джей Эй Фокс? Что сделала бы Джей Эй Фокс?

«Хватит лирики, Поппи», – напоминаю я себе и отвечаю:

– Хильда, боже мой! Разумеется, я пойду на встречу. Это именно то, что придаст мне силы закончить книгу. Ты самая лучшая, люблю тебя! Если, конечно, я попаду на этот обед.

Хильда выразительно фыркает:

– Ты не меня любишь, а то, что я могу сделать как агент. А стоило бы любить и меня саму, раз уж я терплю твои причуды и чокнутый характер и выставляю тебя перед издателями как милую и эксцентричную особу.

– Ты же знаешь, что я и за это тебя люблю. Ты потрясающая!

– Поверю на слово. Если ты готова любить меня за сухую куриную грудку без соуса – флаг тебе в руки. Для тебя это уникальный шанс, может, часть таланта Джей Эй Фокс перейдет тебе, и ты все же закончишь книгу.

Похоже, Хильда еще не готова ослабить давление. Она заставила бы попотеть даже инструктора морских пехотинцев.

– Так что не опаздывай и постарайся выглядеть на все сто. Хотя бы душ прими и приведи в порядок волосы.

Она слишком хорошо меня знает. Или от меня уже так несет, что запах можно учуять даже по телефону?

– Все сделаю, – обещаю я, перекрестившись, хотя Хильда меня не видит. – Слушай, мне нужно закончить главу или даже две, если удастся, а потом у меня назначена встреча. Но душ я приму. Обязательно!

– С мылом?

– Ну конечно, обещаю. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не запрыгать от восторга. Я иду на встречу с Джей Эй Фокс! – Пойду постучу по клаве, а потом вымоюсь с ног до головы. Обещаю!

– Смотри не подведи.

Хильда кладет трубку. Я обещала дописать главу, но, глянув на часы, вижу, что работа подождет. Времени едва хватит, чтобы выгулять Орешка с Соком и не опоздать в библиотеку. Но сначала я наскоро принимаю душ, натираясь гелем с ароматом корицы, как обещала, и одеваюсь.

Вещи выбираю самые простые – джинсы и мешковатый свитер, чтобы скрыть отсутствие бюстгальтера – и вывожу собакенов из дома. Я бы предпочла выгулять их на заднем дворе, но он такой крохотный, что там едва помещается столик для пикника и маленький гриль. К тому же там нет травы. Так что приходится выгуливать их перед домом, но малыши отлично знают, где проходит невидимая граница с улицей.

Оглядывая округу, я в который раз думаю, как мне повезло. Я живу в тихом районе в окружении небольших двух- трехкомнатных домиков. Перед каждым – ухоженный газон, вместительные парковочные места и забавные почтовые ящики, выражающие индивидуальность хозяев. Улица не тупиковая, но ее пересекает только один тупиковый переулок, а выезд из квартала находится в противоположном конце, так что можно спокойно гулять, бегать или кататься на велосипеде прямо посреди дороги.

Переезжая сюда, я не знала, что население здесь почти исключительно женское. Несколько девушек вроде меня, которые купили свой первый дом – эдакие бизнеследи мелкого пошиба; и довольно много разведенок, которые решили найти что-то поменьше и подешевле после развода. Я их понимаю: минимум расходов на содержание дома, безопасный район и рядом парк, где можно встретиться с бывшим и передать детей.

Рене, которая живет через четыре дома от меня, именно так все и объяснила. По договоренности с мужем она берет детей на две недели в месяц. Детишки очень милые. Ее сын Кайл даже предложил мне прошлым летом выгуливать померанцев, и ему по большому счету даже удалось справиться с ними. Орешек постоянно тянет за поводок, а Сок просто ложится на землю и отказывается идти дальше. При этом оба категорически не хотят разлучаться и гулять по одному.

А еще здесь есть несколько пожилых женщин. Одна из них, Хелен, вырывает меня из мечтаний, в которых Джей Эй Фокс на обеде восхищается моей работой и говорит, что я напоминаю ей, как начинала она сама.

– Смотри куда прешь, чертов придурок!

Она что, о моих собаках? Но Орешек присел по своим делам на газоне, а Сок деловито писает на круглый камень, под которым я храню запасной ключ от дома, так что это явно не к ним.

Я оборачиваюсь и вижу, что моя сумасбродная соседка орет на фургон у ее дома. Похоже, она переезжает, судя по снующим туда-сюда грузчикам. Хелен за шестьдесят, она одинока, и у нее зычный голос матерого водилы-дальнобойщика. Но ко мне она относится хорошо и любит посплетничать о драмах нашего района. Я несколько раз делала ее прототипом колоритных бабуль в своих книгах, разумеется, с некоторыми изменениями.

– Хелен! – удивленно ахаю я. – Ты что, переезжаешь? А мне почему не сказала?

– Все случилось так быстро, что не было времени забежать к тебе поделиться новостями, – усмехается она, подходя ко мне. – Помнишь, в прошлом месяце я ездила к дочери посмотреть на мою первую внучку?

Я киваю, вспомнив сотни фотографий малышки, которые мне гордо демонстрировала Хелен. Очень милая девочка, но младенцы все похожи друг на друга. Пухленькие, с припухшими веками, спящие или вопящие комочки с крохотными ручками и ножками вокруг круглого животика. Очень милые, и в то же время… не особо. По крайней мере, чужие младенцы милыми не кажутся.

– Ну конечно, помню.

– Так вот, дочка позвонила на прошлой неделе и сказала, что у них по соседству выставили на продажу маленький домик. Для меня идеальный вариант – бунгало с одной спальней, да еще совсем рядом с моей крошкой. Не такое маленькое, чтобы повернуться было нельзя, но и не слишком большое, чтобы замучиться с уборкой. Я его тут же купила. Оформила все за неделю, а этот дом продала инвестиционной компании.

Она щелкает пальцами:

– Оп-ля! Сваливаю из этой конуры!

Новость поразила меня куда сильнее, чем я думала. Мне всегда нравилось болтать с Хелен, и я ценила ее советы. Но в то же время я ее понимаю. Ей хочется жить поближе к долгожданной внучке. Так что я просто молча обнимаю ее.

– Хелен, я так рада за тебя. Но я буду по тебе скучать! А ты не знаешь, кто сюда въедет?

Ее дом – один из самых больших на улице, в нем три спальни и очень просторно. Он может понравиться легкому на подъем одиночке, работающему дома, как я… или семье с детьми.

Хочется надеяться на первый вариант или, в крайнем случае, на семью без шумных детей или закатывающих вечеринки подростков. Я и так отстала от графика.

Еще хуже ловить на себе взгляды чужих мужей, обнаруживших, что я – автор книжки, которую они читают тайком и ни за что в этом не признаются. Один тип заявил, что прочитал мою книгу, купленную его бывшей подружкой, и я определенно знаю толк в минете. Как насчет того, чтобы попрактиковаться с ним?

Спасибо, но такого мне не надо. Я хотела бы спокойного, тихого соседа, который не мешал бы мне сосредоточиться на работе.

Наверное, я слишком привередлива, вот и жалею, что Хелен уезжает.

– Не знаю, кто сюда въедет, но у тебя все будет в порядке, милочка, – ободряет соседка. – Ты спокойная, с тобой легко поладить.

Похоже, у нее проблемы со слухом, иначе она бы знала, что я частенько разговариваю сама с собой или ору на Орешка с Соком. Но по сравнению с шумными детьми и вечеринками по соседству я точно не худший вариант.

– Дай-ка я тебя на прощание еще раз обниму, – говорю я, и Хелен смеется, когда Орешек пристраивается к ее ноге со своим собственным вариантом «объятий». – Орешек, немедленно прекрати! Этот пес готов трахать любую встречную ногу!

– Ну, по крайней мере, хоть кому-то я еще кажусь привлекательной, – смеется Хелен. – Всего хорошего, милочка.

Помахав на прощание, я загоняю собак в дом и бегу к машине. Уже опаздываю.

Глава 2

Поппи

АХХ.

Наверное, это не самый удачный акроним в мире, но нам подходит, думаю я, взбегая по ступенькам на второй этаж публичной библиотеки Грейт-Фоллза. Хотя надо признать, название «Авторки Художественной Хренописи» не очень-то хорошо смотрится на официальных бланках.

Когда кто-нибудь спрашивает, что это такое, мы объясняем, что это хрип, который издают заядлые курильщики. Такая вот странная команда женщин, но они – мое племя.

Алерии всего тридцать, но она у нас самая старая. Блондинка, часто босая и, наверное, голая под своими летящими юбками. Обожает вставлять социальный подтекст во все, что говорит, делает или пишет. Она помешана на магии природы, внутренней силе и атрибутах здорового образа жизни типа медитации, кристаллов и чайного гриба. Мы не раз ловили ее на попытке навести на нас чары. Алерия уверяет, что хочет защитить нас от «черной магии патриархальной капиталистической системы, высасывающей из нас силу женского начала». Оную систему представляют закабаляющие контракты наподобие того, который ее убедили подписать как начинающей романистке.

Разумеется, Алерия пишет альтернативные фантастические романы с изобретательными сценами группового секса, которые способны открыть перед вами уникальные возможности, даже если вы никогда не встретите одновременно вампира, оборотня и эльфа.

Дейша – девушка бойкая, но при этом самая прагматичная из нас. У нее есть высшее образование: диплом бакалавра колледжа Спеллман и магистра Колумбийского университета, так что она нас всех строит. Если спросить ее мнение, то нужно быть готовой, что получишь максимально честный ответ. Ах, тебе обидно? Подумаешь! Она сама признает, что подобный подход частенько приводит к проблемам, но ей плевать. Дейша специализируется на мрачной романтике.

Жасмин – вечно саркастичная, остроумная и эксцентричная особа, которая мечется между научной фантастикой и научно-фантастической эротикой. Она моложе остальных, еще учится в колледже и перекрашивает волосы в новый цвет с каждой новой книгой, частенько это намек на основную тему будущего романа. Когда Жасмин писала книгу о вселенной типа Матрицы, ее волосы стали неоново-зелеными. Судя по тому, что сейчас она натуральная блондинка, какой и уродилась, у нее перерыв между книгами.

Самая шумная среди нас, пожалуй, Бекка. Можно сказать, она у нас чирлидерша. И неслучайно: колледж Бекка закончила благодаря спортивной стипендии чирлидерши. Поскольку она тусуется как в кругу избранных, так и за его пределами, Бекка отлично освоила умение бурно реагировать на любую тему. В кофейне «Космический олень» закончился ее любимый сорт кофе? Катастрофа! В какой-то далекой стране приключился ураган высшей категории опасности? Такая же катастрофа.

Но основной талант Бекки – профессиональный возмутитель спокойствия. Она умеет заводить людей и если когда-нибудь попадет в Голливуд, куда так стремится, то станет режиссером. Бекки превосходный манипулятор, и ее романтические комедии всегда полны затейливых интриг. Я уверена, что она вполне способна написать и снять двадцать сезонов сериала и при этом все равно ухитриться каждую неделю поддерживать интерес зрителей всякими «О боже, с кем переспал Джейсон?» и «Он умер от того, что ему на голову упал кокосовый орех».

– Дамы, привет, – говорю я и обнимаю всех по очереди.

Готова поклясться, что Алерия при этом тайком принюхалась. Слава богу, что я приняла душ и вымыла волосы.

– Надеюсь, ты сегодня использовала по максимуму свои восемьдесят шесть тысяч четыреста секунд? – спрашивает Алерия обычным легкомысленным тоном. Так она ненавязчиво напоминает, что не следует валять дурака, когда дедлайн на носу, иначе я узнаю, что на самом деле думает обо мне издательство.

– Не уверена. – Я сажусь и вытаскиваю из сумки ноутбук. – Но у меня отличная новость. Моя агент добыла мне место на предстоящем семинаре с Джей Эй Фокс.

Что мне особенно нравится в нашей АХХ-группе, это что в ней нет завистниц. Все радостно восклицают, а Дейша добавляет:

– Ах ты, везучая сучка, теперь тебе точно нужно приниматься за работу, чтобы было что ей показать. Итак, обычные двадцать минут, дамы? Поехали.

Спринт-сессия – одно из упражнений на наших встречах. Двадцать минут мы просто печатаем все, что в голову придет, наплевав на грамматику, орфографию и прочие мелочи.

Но у меня проблемы. Я смотрю на клавиатуру и не могу выдавить ни одного слова. Я уже неделю как застряла на любовной сцене в «Неприятностях в Грейт-Фоллз». Писала, стирала написанное, переписывала эту гребаную сцену столько раз, что у меня в прямом смысле руки заболели. И что? Да ничего, в том-то и дело!

Основная проблема – это мои главные герои, Эмбер и Райкер, и та чушь, которую они произносят. Они разговаривают, как роботы, а я теряюсь в догадках, почему мне на них глубоко наплевать? А если они не интересны мне, то читателям и подавно.

Сцены секса даются особенно трудно. Не потому ли, что уже почти год у меня если и был секс, то только с вибратором из тумбочки. Серьезно, я уже начинаю забывать, что это такое.

В этом-то и проблема. Автор должен знать или хотя бы исследовать предмет, о котором пишет. Если честно, Порнохаб уже не обеспечивает того вдохновения, что раньше.

Кроме того, неужели люди на самом деле занимаются сексом в самых странных местах? Например, на беговой дорожке, когда есть удобный диван или ковер на полу? Ковром, конечно, можно натереть кожу, но перспектива свалиться членом или сиськами прямо на жужжащее полотно дорожки совершенно не возбуждает. К тому же это прямая дорога в неприличные интернет-мемы.

– Наверное, мне нужен секс.

Над столом повисает тишина, все внезапно прекращают печатать, и я, к своему смущению, понимаю, что сказала это вслух.

– Дерьмо.

– Нет, это уже чересчур, – ежится Жасмин. – Даже я его в свои секс-сцены не включаю.

Я не смеюсь, и она спрашивает:

– Что с тобой?

Я со стоном откидываюсь назад:

– Не хотела говорить это вслух, но проблема в том, что я застряла! Похоже, мне нужен доброволец, чтобы провести с ним исследования.

– Нетушки! – Дейша показывает на меня с Жасмин. – Спринт-сессия еще не закончилась. Обсуждать отсутствие поцелуйчиков и потрахушечек в жизни Поппи будем через шесть минут.

Никто не спорит, и все опять опускают головы. Дейша всегда такая сосредоточенная, а вот я просто бесцельно барабаню по клавишам. Такого писательского блока у меня еще никогда не было! Я не способна написать сцену так, чтобы она возбудила даже меня.

Я понимаю, что, помимо отсутствия секса, есть и другая причина, почему я не могу писать. Заключив авансовый контракт с «Синей птицей», я взяла на себя слишком много обязательств. Я должна выдать сногсшибательную книгу, потому что от этого зависит вся моя будущая карьера.

Из-за стресса и нежелания мыться я несколько раз за последнюю неделю покрывалась какой-то сыпью, а сон вконец разладился. Внезапно, чтобы закрутить гайки еще сильнее, воображение подкидывает новый повод для тревоги: что, если на этом обеде с моим кумиром и другими писателями они меня засмеют?

– Время вышло, – прерывает мой внутренний диалог Дейша. – Итак, возвращаемся к действительно важным проблемам: Поппи не с кем перепихнуться.

– Вот, смотрите. – Я разворачиваю ноутбук, показывая последние страницы чепухи, которую я накропала после того, как все на фиг стерла. – Я старалась.

Бекка прищуривается и плюхается на стул, поняв, где я застряла:

– О боже мой, только не говори, что застряла на том, как они трахаются?

Жасмин хмыкает и раздраженно ерошит свои светлые кудри:

– Пока ты клевала клавиши, я описала космическое сражение, временную петлю и как звезда класса G буквально заставила нашу героиню взорваться в оргазме.

– Тебе легко говорить! – рычу я, защищаясь. – Над тобой не висит контракт на шестизначную сумму на том основании, что твоя будущая книга может заинтересовать «Нетфликс». И агент не напоминает каждый день, что ожидается астрономический доход от продаж, поклонники не засоряют электронную почту пожеланиями по сюжету. А герои не разговаривают, как роботы и не несут всякую чушь наподобие «войди в меня своим большим членом, чтобы я почувствовала тебя всем нутром».

Жасмин закатывает глаза:

– Ну конечно, как же не напомнить нам, что мы простые трудяги, а ты избранная, которую ожидает жирный куш.

– Извини, я не это хотела сказать…

Жасмин с усмешкой поправляет очки на носу, которые, когда она хочет, превращают ее из секс-бомбы в простую соседскую девчонку:

– Детка, да я прикалываюсь. Но, надеюсь, ты просто пошутила с тем диалогом? Он на самом деле очень плох, Поппи.

Алерия многозначительно прочищает горло:

– В принципе, у меня бы он заработал. – Она пожимает плечами. – Смотря по ситуации, само собой. Например, с суккубом. Но мы же договаривались, Жасмин, только конструктивная критика.

Та в ответ склоняет набок голову, словно говоря: «Ты вообще видела, что она написала? Кто-то же должен сказать ей правду». Я все понимаю, но сейчас приму любую помощь, конструктивную или нет.

– Алерия, а ты что можешь предложить? – спрашиваю я.

– Знаешь, у меня есть ароматическая свеча, которая может помочь сосредоточиться и найти зацепку для персонажей. – Она поворачивается к огромной сумке, которую всегда носит с собой. – Шалфей и конопля способны…

– Только попробуй зажечь здесь эту гадость, – возражает Дейша. – К тому же вряд ли это поможет Поппи.

– Дело даже не в том… Эта дрянь вообще не работает, – бормочет под нос Жасмин.

– Прошу прощения? – Алерия оборачивается к ней, слегка утрачивая свое спокойствие.

Дейша громко щелкает пальцами, в зародыше прекращая спор, переходящий в проповедь:

– Эй, народ, а ну-ка сосредоточьтесь!

– Я как раз и пытаюсь помочь Поппи сосредоточиться, – бормочет Алерия.

Дейша, не обращая на нее внимания, поворачивается ко мне:

– Поппи, ты сама сказала, что тебе нужен секс. Так вот и займись им. Подцепи какого-нибудь парня, назовись чужим именем и покувыркайся с ним во всех немыслимых позах, с игрушками и всяким реквизитом, попробуй все, что могло прийти в голову твоим героям. Прогони все варианты – считай, что это писательское расследование.

– Класс! – кивает Бекка. – Я слышала, что появилось отличное приложение как раз для…

– Просто подцепить какого-то случайного парня? – Алерия в ужасе мотает головой. – Ни в коем случае! Это святотатство по отношению к женской магии, Поппи. Как можно допустить незнамо кого в священную пещеру твоей сущности?

– Какая еще «священная пещера»? – ухмыляется Бекка. – Пожалуй, использую этот пафос в своей следующей книге, «Глядя в глаза Мистера Икса».

– Со всей ответственностью заявляю, что это плохая идея. – Дейша явно приняла слова Бекки всерьез. – Какие еще соображения?

Подруги так и сыплют противоречивыми советами: сделай его альфа-самцом, сделай его сложнее, сделай его проще. Свяжи ее. Привяжи его. Выражайся нецензурно, не используй ненормативную лексику… и так далее. Кое-что из их советов годится для реальной жизни, а кое-что можно использовать только в книге.

Всем весело и, как ни странно, это помогает. Мы пишем в разных поджанрах, над какими-то идеями можно только поржать, но мы забавляемся. Давно я так не веселилась.

– Слушай, – предлагает Дейша, – твоя героиня может приставить пистолет к голове героя и заявить, что если она не кончит раньше него, то ему конец. Если она у тебя плохая девчонка, и он в наручниках – может очень даже неплохо получиться.

– Блин, это же совсем чернуха получится, – говорю я. – Я же пишу «Неприятности в Грейт-Фоллз», а не «Игру Сопрано».

– Ты права, – вступает Жасмин, – но мне тоже нравится идея добавить немного жести. Может, ввести ему чего-нибудь в кровь? Я бы использовала наниты, но это на мой вкус.

– Трудами микроскопических роботов честного оргазма не наживешь, – строго замечает Алерия, и мы все прыскаем со смеху.

Что поделать, мы с девчонками знаем, сколько усилий нужно приложить, чтобы тебя заметили в переполненном рынке любовных романов. К тому же половина их предложений – не настоящие советы, а попытка меня растормошить. Подруги надеются пробить мой писательский блок и снизить стресс от приближающегося дедлайна.

Не уверена, что это помогает. Посмеяться – это хорошо, однако при первом же взгляде на белый лист меня охватывает оцепенение. Но эмоциональная поддержка и ободрение все равно поднимают настрой, и я выхожу из библиотеки, чувствуя себя чуть лучше и надеясь, что сегодня вечером у меня хоть что-то получится.

Самый дельный совет дала под конец Алерия. Когда мы собирали вещи, она похлопала меня по плечу:

– Порой наша энергия влечет нас не теми путями, которые мы ожидали. Если твоя энергия сейчас не настроена на чувственность, пропусти пока эту сцену и пиши дальше. Вернешься к ней позже. В конце концов, именно для этого изобрели клавиши Ctrl+X и Ctrl+C.

Она права, давно надо было так сделать, но я упрямая. Еще не хватало, чтобы работа застряла из-за какой-то дерьмовой сцены. Мне надо думать о развитии характеров и ключевых моментах, которые выведут отношения Эмбер и Райкера на новый уровень. И тогда секс выйдет естественным.

– Выйдет естественным! – хихикаю я. – Ес-с-стественным.

Мужчина, выгуливающий собаку, с удивлением смотрит на меня. Я отвечаю ему вызывающим взглядом: только посмей что-нибудь сказать. А что? Если женщина разговаривает сама с собой на улице, это не обязательно означает, что она трахнутая. По крайней мере, в этом смысле слова.

Да уж, комик из меня еще тот. Но мой перегруженный и залитый кофе мозг уверяет меня, что я настоящий гений с потрясающим чувством юмора. Надеюсь, мои поклонники с этим согласятся.

Глава 3

Коннор

Мой грузовичок Ford King Ranch заворачивает за угол в дальнем конце Мейплвуда – у меня встреча с моим посредником Хуаном Пабло.

Хотя я уже много лет ворую все что угодно, самого разного размера, цвета и формы, меня охватывает легкое беспокойство. Воры предпочитают, чтобы о их подвигах никто не знал. Но этот случай – особый. Сейчас важно, чтобы нужные люди поняли, кто я и что умею. От предстоящей встречи многое зависит: я должен доказать, что мои способности помогут завоевать положение в этой команде. Я работал на многих людей, но именно эта операция может открыть мне двери к успеху.

«Что, если все пойдет не так?» – шепчет тихий голос у меня в голове, но я заставляю себя не слушать его. Сейчас не время и не место для сомнений, учитывая, к чему может привести неудача. «Чистая работа и чистый уход» – вот девиз и задача любой моей операции. И эта не исключение.

Я стою на светофоре, телефон разрывается от звонков и сообщений. Я знаю, кто звонит, и не отвечаю, но сообщения продолжают сыпаться без остановки.

«Блин, мне предстоит опасное дело, я просто не могу отвлекаться на эту ерунду». Мне нужны сосредоточенность и ясная голова.

Надо было просто выключить телефон или хотя бы поставить на беззвучный режим, но какие-то жалкие остатки чувства долга, затаившиеся на дне моего высохшего сердца, заставляют ответить на звонок. Я и так игнорировал ее неделями.

Как-никак, она моя мать.

В раздражении от противоречивых эмоций, понимая, что мне сейчас некогда, я тихо рычу, заруливаю на ближайшую парковку и отвечаю на следующий звонок.

Прежде чем я успеваю выдавить хоть звук, меня буквально сносит словесным потоком из уст моей матери, Дебры Бредли:

– Стало быть, ты решил все же со мной поговорить? После стольких недель полного молчания! Я, знаешь ли, сорок два часа мучилась, чтобы произвести тебя на свет. Если понадобится, могу исправить эту ошибку!

Сколько лет я все это слышу… Когда она наконец замолкает, чтобы перевести дух, я небрежно отвечаю:

– Закончила? А то я стою на подозрительной парковке, и какой-то мужик смотрит на меня так, будто я мешаю ему дышать.

Никакого мужика рядом нет. И вообще это вполне приличный район. Но я слышу, как мать негромко ахает, и знаю, что слегка приглушил ее запал.

Дальше она говорит уже мягче и по делу:

– Постыдился бы, Коннор. Ты же вообще перестал общаться с семьей. Твоя сестра собирается замуж, и мне хотелось бы, чтобы ты познакомился с ее женихом Эваном до свадьбы. Она хочет, чтобы ты одобрил ее выбор.

Я что-то невнятно бурчу, но надо признать, что огорчение матери действует на меня куда сильнее, чем ее гнев. Это именно то, чего я так старался избежать. Надо честно признать, отношения в моей семье больше всего напоминают пожар в мусорном баке. Все это длится не первый год, и я не один в этом виноват.

Кейли, моя младшая сестра, хочет, чтобы ее жениха одобрил именно я, а не наш отец. Это только подливает масла в тлеющий костер и снова злит. Меня охватывает ярость: похоже, мой папаша, как всегда, не справляется со своими обязанностями. Но раз никто, кроме меня, не может одобрить выбор сестры, придется мне это делать.

Как обычно.

Черт бы побрал остатки родственных чувств, еще тлеющие в сердце. Какой бы я ни был сволочью, когда начинаются проблемы, именно я беру на себя ответственность и делаю то, что нужно семье. Особенно, когда папаша не может… или не хочет:

– Объясни, в чем дело.

Мать явно довольна, что я решил взять дело в свои руки, но одновременно ее злит, что отец слинял от ответственности:

– Кстати, должна тебя предупредить, что на свадьбе будут Одри с Йеном.

Я даже на расстоянии вижу, как она раздраженно закатывает глаза.

Если моя семья – это «пожар в мусорном баке», то отношения матери с ее сестрой Одри скорее напоминают ядерный взрыв. Понятия не имею, с чего начался их конфликт, но я, Кейли и мой двоюродный брат Йен с самого рождения заложники этой ситуации.

Мы всегда были не столько детьми, сколько достижениями, которыми беззастенчиво хвастались, и неудачами, на которые публично и ехидно указывали. Успехи в учебе? Надо отметить гордым постом в соцсетях. Кейли выбрали королевой выпускного бала? Ну, тут несколькими комментариями не обойдешься.

Я был подростком, когда меня замели за мелкое воровство, и тетушка Одри чуть ли не транспаранты по всему городу развесила. С ее точки зрения я представлял общественную опасность и меня нужно было запереть в клетке и вдобавок кастрировать, чтобы я не испортил генофонд.

Вот с тех пор мамуля и взяла на себя задачу доказать Одри, что я не какая-то там паршивя овца. Вот только проблема в том, что я такой и есть. Поэтому и держусь от нее подальше и вообще стараюсь поменьше контактировать с родней.

Но Кейли никогда не простит, если я не приду на ее свадьбу. Тем более я не могу объяснить, что это для ее же блага. На чувства семьи мне плевать, но что-то человеческое во мне еще живо, и я не хочу разбить сердце младшей сестрички.

Впрочем, сейчас мне нужно думать о другом.

– Мам, у меня встреча, я тебе потом перезвоню.

Она наверняка подумает, что это я про того неизвестного мужика на парковке, но я специально ничего не объясняю.

– Коннор, послушай…

Окончания фразы я уже не слышу, потому что сбрасываю вызов и от досады перевожу телефон в «режим полета». Сейчас нервирующие звонки ни к чему. Скоро мне придется принять решение, и это будет непросто. Единственный правильный поступок – не ходить на свадьбу сестры, но это означает окончательно сжечь все мосты. Для Кейли я все равно что умру.

Для нее самой было бы лучше порвать отношения со мной, но ее и так слишком часто все бросали, особенно наш отец, и мне не хочется стать очередным предавшим ее человеком. Надеюсь, Эван тоже ее не предаст. Я еще с ним не познакомился, не смерил взглядом и не решил, что с ним делать: пожать ему руку, сломать ему руку или прикопать парня где-нибудь в неглубокой могилке.

Придется пойти на свадьбу, хотя бы чтобы познакомиться. Но я не уверен, что даже ради Кейли смогу высидеть всю церемонию, как пай-мальчик.

Таймер телефона напоминает, что пора пошевеливаться, и я снова выезжаю на дорогу. Минут через пять я уже паркуюсь у заброшенного склада в промзоне. На самом деле местечко лучше, чем могло бы быть, и большинство зданий используются. Но этот склад служит только… временно.

Мой контакт ждет меня снаружи. Высокий черноволосый мужчина, что-то неуловимое выдает в нем европейца. Может, дизайнерская сигарета, которая наверняка пахнет какой-то дрянью. Может, зализанные черные волосы или костюм – скроенный точно по фигуре и малость облегающий. Такие не носят ни в Мэйплвуде, ни вообще в Штатах.

Но хотя Хуан Пабло и выглядит как жиголо, с ним лучше не связываться.

– Привет, Хуан. – Я выхожу из машины. – Как дела?

Он глубоко затягивается и выдыхает облако серого вонючего дыма. Я напоминаю себе держаться с наветренной стороны.

– Черт побери, почему американцы так любят пикапы?

Я пожимаю плечами и прислоняюсь к борту машины:

– Таков наш национальный характер. Какие планы?

ХП достает из кармана старомодный манильский конверт и протягивает мне. Я заглядываю внутрь и вижу ламинированный пропуск, какие-то документы и несколько машинописных страниц – скорее всего, информация, необходимая для работы.

– Предстоит официальный обед, – поясняет ХП. Не с тем, чтобы меня задеть – он отлично знает, что я и сам могу прочитать инструкции, просто у него такая привычка. – Будет выступать какая-то знаменитая писательница.

Я пролистываю бумаги и киваю:

– А что за произведение искусства?

– Твоя цель – картина, которую она принесет на встречу. – ХП показывает рисунок на обороте листа. – У тебя пропуск охранника частной фирмы. Делаешь свое дело и привозишь объект мне.

Я киваю, продолжая просматривать документы, как вдруг одна строчка бросается в глаза:

– Подмена?

ХП кивает.

Черт бы все побрал. Я заработал свою репутацию тяжелым трудом. Я не банальный грабитель, и люди, нанимающие меня, уверены, что все будет сделано аккуратно и без шума… После меня не остается никаких следов… кроме исчезнувших предметов. Но подмена – это совсем другое дело.

Кража – что-то вроде фокуса с кроликом из шляпы, когда основная задача – не дать людям заметить, что кролик все время сидел под столом. Подмена – это когда тебе нужно заставить аудиторию поверить, что котенок – это кролик, только потому, что оба белые и пушистые.

Но ХП лишь пожимает плечами, словно стащить картину посреди официального обеда, когда вокруг куча любопытных людей, – плевое дело:

– Так ты сможешь?

Похоже на завуалированный вызов.

– Нужна дополнительная подготовка, кое-какие прикидки, – спокойно отвечаю я. – Хотелось бы улизнуть из отеля прежде, чем пропажу заметят.

– С этим я могу помочь.

ХП исчезает в здании склада и минуту спустя возвращается с футляром, напоминающим одновременно чемодан и дорожную сумку. Мне уже приходилось пользоваться такими для картин в рамах. Снаружи они ничем не примечательны, но внутри выложены шелковистым материалом, чтобы защитить полотно. – Здесь подмена.

Я открываю сумку и присвистываю. Разумеется, «Черная роза» – не самый известный в мире шедевр. Эта честь принадлежит «Моне Лизе», и даже я не возьмусь украсть эту дамочку.

Но «Черная роза» хорошо известна и стала особенно популярна в последние годы, когда эта писательница с обеда Джей Эй Фокс купила ее на аукционе и стала повсюду расхваливать. Несомненно, картина имеет ценность, которую еще больше взвинтил тот факт, что она легко узнаваема.

Подделка выглядит отлично.

– Передай мои комплименты художнику, – тихо говорю я, но мой тренированный глаз видит мелкие неточности.

Они почти незаметны, но они есть: едва заметная разница в цвете, несовершенства процесса состаривания картины, а главное – в ней нет «души» оригинала.

Впрочем, мне по фиг. Искусство – моя работа, а не страсть, и мне всегда казались бездушными люди, которые платят миллионы за комочки краски на холсте, когда другие страдают и умирают от голода или отсутствия лекарств.

Все это не мешает мне видеть мастерство художника и красоту его работы. На то я и профессионал.

– Как вашим ребятам это удалось?

Мой вопрос звучит как небрежный комплимент Хуану и его организации. Но мне на самом деле интересно, кто в наших краях может так быстро выполнить настолько сложную работу. В моей профессии такой контакт совсем не помешал бы.

ХП пожимает плечами:

– Понятия не имею. Я такой же мальчик на побегушках, как и ты. Ты же знаешь, у Босса нас целая армия, и мы все выполняем его задания.

Он шевелит пальцами, словно управляя невидимыми марионетками. Я усмехаюсь про себя: я-то знаю, что Хуан никакой не мальчик на побегушках, он правая рука Босса, и ему регулярно поручают серьезную работу. Но он любит преуменьшать свое значение – ему нравится, когда его недооценивают.

Я такую ошибку не совершу, и уж точно не стану недооценивать его начальника. Босс – это загадка в стиле популярных комиксов, человек, про которого говорят шепотом и которого почти никто не знает. Словно невидимый осьминог, он опутал своими щупальцами весь местный криминальный мир. Даже какой-нибудь мелкий букмекер не посмеет чихнуть без разрешения Босса.

Но особенно он известен воровством произведений искусства. Подделки, кражи, контрабанда… Если речь идет о предметах искусства из США или как-то связанных с США, без Босса точно не обошлось.

Мне не по душе, когда меня называют мальчиком на побегушках, но сейчас не время и не место для споров.

– Ну что, сойдет? – интересуется ХП, которому далеко до моих познаний в искусстве. – Никто не заметит подмену?

Я снова осматриваю картину, напевая себе под нос. Я-то знаю, что это копия, но людей в нашем штате, которые смогут распознать подделку, можно пересчитать по пальцам. Пожалуй, главный куратор музея, один из профессоров факультета искусств нашего университета. Может, еще пара человек. Но даже им придется присмотреться повнимательнее.

– Сойдет. – Я выпрямляюсь и убираю документы обратно в конверт. – В конце концов кто-нибудь распознает подделку, но к тому времени я уже буду далеко, а оригинал окажется в жадных лапах Босса.

– Ты не в том положении, чтобы рассуждать, у кого жадные лапы, а у кого – нет. – Хуан прищуривается. – Не забывай, для тебя это очень важная работа. Если справишься и Босс будет доволен, без награды не останешься. Но только если не станешь его оскорблять.

Это звучит как неприкрытая угроза. Кем бы ни был Босс, у него везде есть глаза и уши. Если человек плохо о нем отзывается, то быстро оказывается на задворках преступного мира и становится легкой добычей для полиции.

О тех же, кто серьезно насолил Боссу, вообще никто не говорит. Скорее всего потому, что об их исчезновении мало кому известно. Провали я это задание, и где-то в мастерской художник будет рисовать очередную подделку моей кровью. Босс любит такие мелодраматические жесты.

Очень многие сломались бы под таким прессингом или отказались от задания.

Но я готов принять вызов.

– После обеда позвоню.

Я убираю поддельную «Черную розу» обратно в сумку. Разговор окончен, я сажусь в машину и уезжаю, обдумывая на ходу, что еще нужно для подготовки к работе.

* * *

Для встречи с писательницей подготовили банкетный зал в одном из лучших отелей города. Думаю, именно здесь мог проходить мой выпускной вечер в школе. Я на него не пошел. К тому времени я уже был отпетым хулиганом. Но в детстве мне доводилось бывать здесь с родителями, когда их приглашали на разные корпоративные или благотворительные мероприятия. Родители тогда еще старались, чтобы я произвел хорошее впечатление в нужных кругах.

Так что… давненько это было. Но мои приготовления прошли без сучка без задоринки, и сейчас я проверяю, не осталось ли пыли на черном костюме. Все вроде в порядке, хотя брюки и рубашка на пуговицах – не самая привычная одежда для моей профессии. Не верьте Пирсу Броснану в «Афере Томаса Крауна» – грабить музей в элегантном костюме не так уж удобно. Да и ноги уносить куда легче в кроссовках, а не в оксфордах со скользкой подошвой.

Напоследок я еще раз обхожу по периметру зала, мысленно отмечая расположение распределительных щитов и выходов. Все так, как я и предполагал, и я могу сделать последние приготовления без помех. Другие охранники бросают на меня суровые взгляды, но все мы – всего лишь наемные мускулы, и никто не настроен поболтать о детстве, завести дружбу или пропустить кружечку пива после мероприятия. Любые разговоры – коротко, четко и только по делу. Все высматривают потенциальные угрозы, и никому не приходит в голову, что главная угроза в этом зале – я.

Закончив обходить периметр, направляюсь к сцене, поближе к моей цели. Я здесь уже побывал и спрятал нужное в складках удачно расположенного занавеса, но хочу еще раз все проверить. Слишком много дел срывалось только потому, что кто-то в последний момент решил, что вот эту вазу нужно переставить, а экран проектора должен быть не здесь, а вон там.

Но со мной такого не случится, я готовлюсь к работе с маниакальной одержимостью. Тем не менее даже мое холодное сердце екает, когда я вижу оригинал картины вблизи. Вот она, настоящая «Черная роза». Это прекрасный портрет печальной женщины, на плечах которой словно лежат все горести мира. Она задевает какую-то струну в моем сердце. С горькой иронией я сознаю, что сочувствую этой незнакомке. Леди, я прекрасно вас понимаю.

«Некогда раскисать», – напоминаю я себе. Я здесь по делу, и печальной даме придется налаживать жизнь вдали от зрителей. Я заканчиваю осмотр и, видя, что в зале появляется больше персонала, мысленно делаю поправки по времени.

Работа предстоит нелегкая. Мне еще не приходилось проворачивать дела в зале, полном людей, под пристальными взглядами охранников. Но мне это по плечу.

Я должен это сделать.

Тут открывается боковая дверь и входит средних лет женщина в черном платье. Седые волосы собраны в пучок, очки украшены стразами. Она сама элегантность, но улыбается тепло и искренне. Она здесь среди своих, все в зале – поклонники Джей Эй Фокс. Согласно моим инструкциям, это та самая писательница, которая устраивает обед. Она направляется прямо к сцене, на ходу разговаривая с сопровождающей ее помощницей:

– Все готово?

– Да, мэм. Книги разложены, коробка с тонкими маркерами, ручки с синими чернилами уже на столе. «Черная роза» на сцене.

Я отступаю назад, безликий и незаметный для гостей, просто человек из персонала. Это как эффект зеленой краски, которой Дисней скрывает из виду двери. Только костюм на мне черный, а не цвета детской неожиданности.

– Тогда впускайте гостей.

Помощница кивает охраннику у двери, и тот молча распахивает створки. Писатели заходят в зал с возбужденным видом. Глаза у них горят, но им хватает самообладания, чтобы не ринуться толпой на сцену, как ошалевшие подростки-«белиберы» на концерте Джастина Бибера. Несколько человек восторженно ахают при виде Джей Эй Фокс, некоторые машут ей, словно старинной знакомой, но большинство ведет себя так, словно эта встреча для них – привычное дело.

Ну что ж, Коннор, представление начинается.

Глава 4

Поппи

Нервы у меня на взводе, в голове непрестанно крутится «Боже мой, боже мой!», а желудок грозится отправить съеденный за завтраком тост и кофе в обратном направлении.

Ланч? О нем я даже не вспомнила.

Я застыла как статуя перед высокими двойными дверями, изо всех сил стараясь не дергаться и не притопывать от нетерпения. Рука сама собой тянется поправить «удачливые» серьги в виде золотых желудей, которые мама подарила на шестнадцатилетие, и которые я надеваю всякий раз, когда мне нужна поддержка. На первой встрече с Хильдой это сработало, и я очень надеюсь, что сегодня они тоже помогут.

Вдруг Джей Эй Фокс посмотрит на меня так, как смотрели некоторые женщины в широком коридоре? С неприкрытым интересом, недоумением, а кто-то – с откровенным презрением. Я их понимаю. Я и сама ощущаю себя самозванкой среди авторов, многих из которых знаю в лицо, а других – по именам на бейджиках и даже по телевизионным интервью. А я кто? Какая-то Поппи Вудсток, автор одной несчастной книжки, про которую они, скорее всего, даже не слышали, а уж тем более не читали.

Я нервно разглаживаю на бедрах красное платье. Это обед, а не официальный прием, но мне все равно хотелось выглядеть получше, и я потратила пару часов, чтобы пройтись по магазинам и расслабиться. Получилось неплохо. Классическое платье до колен облегает все изгибы, а широкий вырез лодочкой открывает ключицы.

Просто и со вкусом, как сказала продавщица в бутике. Я уже упомянула ярко-красный цвет? Кое-кто считает, что красное мне не идет, плохо сочетается с темно-рыжими волосами, но я так не думаю. Все равно мою дикую гриву волос никуда не спрячешь. Меня видно издалека, даже если соберу волосы в строгий пучок.

Так что нечего даже и пытаться. В руках у меня черная сумка с ноутбуком для рабочей части мероприятия, и я чувствую себя очень взрослой.

Точнее, мне так кажется до тех пор, пока я не замечаю, как две женщины шушукаются, прикрывая рты руками и поглядывая на меня. Я знаю обеих по именам, точнее, по псевдонимам.

Вся моя уверенность в себе улетучивается за секунду, и мне снова кажется, что мои нервы завязались бантиком из колючей проволоки. Синдром Самозванки.

«Дыши ровно, Поппи. А еще лучше, подойди и заговори с ними. Это не сборище вампиров, никто не собирается пить твою кровь. Будь дружелюбной».

Блин, нужно будет поделиться этим страхом с Алерией. Она сможет сделать из этого отличный рассказ.

Я еще раздумываю, но тут двери открываются, и я с облегчением понимаю, что теперь мне не нужно идти знакомиться с вредными девчонками. Плевать, сколько им лет, подобные женщины на всю жизнь остаются «вредными девчонками».

При входе в банкетный зал меня охватывает потрясение. Дело не в самом помещении, оно ничего особенного из себя не представляет – стандартные кремовые стены с безобидными абстрактными картинами. Меня потрясает то, что я попала сюда – на знаменитый рабочий обед Джей Эй Фокс. Здесь можно завести нужные знакомства… конечно, если не оробеешь.

Перед сценой стоят столы буквой П, чтобы всем было видно Джей Эй Фокс. На белых скатертях – маленькие аккуратные цветочные композиции, цель которых – придать помещению пышность, при этом не загораживая выступающего. Тарелки с золотыми каемками, хрустальные бокалы, золотистые приборы.

В стороне стоят круглые столики, на каждом по четыре рабочих места. Судя по виду, эта секция предназначена для рабочего семинара. Я похлопываю по сумке с компьютером: пропустив сцену секса по совету Алерии, я смогла написать еще одну главу. Надеюсь, что сегодняшний семинар поможет мне вновь обрести вдохновение и наполнит меня новыми соками. Я имею в виду творческими. Не буду же я обсуждать с Джей Эй Фокс сцену секса. Это все равно что завести с английской королевой дискуссию о минете. Наверняка ей приходилось делать подобное, но лучше не пытаться себе это представить.

Черт… поздно.

Теперь эту сценку не вытравишь из воображения. Но тут я вижу ее. Джей Эй Фокс собственной персоной. На ней черное платье, седые волосы убраны в гладкую прическу. В ней есть даже что-то от классической бабушки, способной испечь шикарную ананасовую шарлотку. Но эта женщина способна творить блестящие вещи, которые не под силу никому больше в жанре романтических историй. Да, наверное, и в других жанрах тоже. Она чуть ли не в одиночку создала рынок подобной литературы, она пишет уже несколько десятилетий и, несмотря на время, по-прежнему создает увлекательные уникальные книги.

Она стоит перед знаменитой картиной, которая вдохновила ее на создание последнего бестселлера. «Черная роза» меньше, чем я себе представляла, с печатный лист. Может, мне казалось, что картина больше из-за ее значимости? Это словно образ исполнившейся мечты, и сцена притягивает меня, как луч из летающей тарелки – корову.

Я настолько потрясена тем, что передо мной стоит настоящая Джей Эй Фокс, что ноги у меня подгибаются, и я спотыкаюсь. За спиной раздается ехидное хихиканье, но, прежде чем я успеваю покраснеть или рухнуть на пол вниз лицом, натыкаюсь на твердое тело, и меня обхватывают сильные руки.

Я громко ойкаю. В толпе гостей снова хихикают, кто-то откашливается. Я поднимаю голову и вижу самые ярко-синие глаза на свете, потом и всего мужчину, настолько же привлекательного, и, напрочь забыв о дамочках позади меня, отмечаю карие и золотые крапинки в глубине этих потрясающих глаз.

Похоже, я слишком долго откладывала практическое изучение вопросов секса, поскольку мое предательское тело жадно напрягается, ощущая объятия и чувствуя устремленный на меня взгляд. Он стоит так близко, что я ощущаю запах мятной конфеты, которую он недавно съел. А мои придатки, лежавшие где-то в глубине тела, как косточки высохших персиков, сами собой расправляются и заинтересованно приплясывают.

– Кто вы? – выдыхаю я.

Мужчина только усмехается в ответ на детский вопрос, и я прихожу в себя, внезапно осознав, что выгляжу полной идиоткой, споткнувшейся на ровном месте, упавшей в объятия какого-то незнакомца и уставившейся на него с обожанием, словно я прямо здесь и сейчас готова завести с ним ребенка.

Я пытаюсь выпрямиться, но колени предательски подгибаются, и, к моему ужасу, потрясающий незнакомец вынужден снова меня подхватить:

– Будьте осторожнее.

– Кто-то влюбляется без памяти, но можно и без ног, – раздается сзади язвительный шепот.

Придя в себя и выпрямившись, я откашливаюсь и пытаюсь обрести хоть немного достоинства.

– Извините. Можно сказать, загляделась на звезду.

– Бывает. Я иногда произвожу такое впечатление на женщин, – отвечает мужчина с нахальной, но очаровательной усмешкой. – Главное, не сломайте себе ничего.

– Вообще-то, я не… не вас имела в виду. – Я бледнею от собственной глупости. Он явно мне не верит, но я продолжаю: – А ее. Джей Эй Фокс.

Можно подумать, он не знает, кто она такая. Раз он здесь, значит, его тоже пригласили и он в курсе. Но мужчин среди авторов любовных романов мало, и мне становится интересно, кто он и что здесь делает. Кстати, что с моим платьем, оно случайно не задралось на бедрах, не сползло с груди? К счастью, все нормально.

– Ну конечно. Она… это вы о ней? – Мужчина оглядывается на Гранд-Даму, которая даже не подозревает о моей оплошности и тепло приветствует других гостей.

И тут до меня доходит, что он не одет. То есть, одежда на нем, к сожалению, есть. К сожалению, потому что под ней я успела ощутить впечатляющие мускулы. Но он одет не для обеда. На нем строгий черный костюм, значит, это кто-то из персонала отеля.

«Ты просто молодчина, Поппи». Мало того что свалилась на руки незнакомому человеку, выставив себя полной дурой, так это еще и сотрудник отеля, у которого есть работа помимо ловли всяких падающих идиоток.

– Блин, так вы не писатель, правда?

Улыбка сходит с его лица, и оно каменеет. Казалось бы, это должно заставить его выглядеть холодно и зло, но сжавшиеся челюсти только добавляют ему яростной привлекательности. Кажется, у меня сейчас трусики расплавятся.

– Простите, это прозвучало грубо. Я не хотела.

Но момент упущен. Он разворачивается и уходит, не сказав ни слова. Походка у него уверенная и решительная, я не могу отвести взгляд. Мужчина направляется к сцене, по пути что-то говоря другому сотруднику в черном. И тут, как любой читатель детективов, я складываю картину по кусочкам и понимаю, что он не только не писатель, но и не из персонала отеля. Он охранник.

А я просто недотепа и хамка в придачу.

Женщина на сцене постукивает по микрофону, и внимание всех присутствующих обращается на нее.

– Пожалуйста, займите свои места, начинаем.

К счастью, на всех тарелках лежат карточки с именами гостей, так что мне не придется самой подбирать место. Я нахожу свою карточку, сажусь и вешаю сумку на спинку стула. Некоторые из гостей оставили сумки и кейсы возле рабочих столиков, но моя паранойя не позволяет расстаться с ноутом и рукописью, моим детищем.

Джей Эй Фокс подходит к микрофону:

– Приветствую всех присутствующих!

Ее аристократический британский акцент я запомнила, когда впервые услышала ее интервью с Опрой. Жаль, что я не могу достать ноутбук и записать то, что она говорит. Компьютер для записей имеется, но передо мной стоит тарелка, и на столе места нет. Впрочем, мы не на лекции в колледже, так что вряд ли здесь это принято.

– Я знаю, что вы все очень занятые люди, и ценю, что вы выкроили время, чтобы забежать перекусить со мной. – Она оглядывает зал. – Надеюсь, что к концу этой встречи мы все будем полны не только едой, но и новыми идеями и вдохновением. Не могли бы вы встать и представиться, пока персонал разносит еду. Спасибо.

Джей Эй Фокс кивает женщине за столом слева, та встает и говорит четким, уверенным голосом. Она явно не впервые на подобном мероприятии:

– Меня зовут Луиза Магнум, я автор цикла бестселлеров «Семья Оукхерст».

Ага, я ее знаю, хотя в лицо до этого не видела. Встает следующая женщина, и так по кругу, причем каждое следующее имя впечатляет еще больше. Когда очередь доходит до меня, я тоже представляюсь. Но и здесь не обходится без проблем:

– Здравствуйте. Я Вуди Попсток… то есть Поппи Вудсток. Я написала «Любовь в Грейт-Фоллз».

Так, раз мне удалось произнести нормальные слова на нормальном английском, и меня не стошнило от страха, значит, все прошло нормально. Но лучше не рисковать и не прикасаться к цыпленку с картошкой, которого поставил передо мной официант.

После того, как все представились, Джей Эй Фокс снова берет микрофон:

– Пожалуйста, не стесняйтесь. Если уж вам приходится слушать болтовню старой дамы, то хоть поешьте.

Вместе во всеми я беру вилку и притворяюсь, что наслаждаюсь салатом из латука и помидоров под соусом ранч, пока выступает сама Гранд-Дама.

Она рассказывает, как знаменитая картина подарила ей вдохновение для последнего романа, и это на самом деле интересно. Удивительно представлять, как вихрь разрозненных мыслей и образов сливается в единую историю, способную захватить сердца читателей.

– Ну и само собой, я должна напомнить, что самое главное – это хороший редактор. – Реплику встречают взрывом смеха. – Если бы не редактор, мой роман никогда бы не закончился, и смысла там не было бы вообще.

Слушатели смеются, и она продолжает делиться деталями писательского ремесла, которые понятны только другим авторам. Все это очень интересно, но я ловлю себя на том, что постоянно поглядываю туда, где справа от сцены стоит… он. Тот красавчик в черном, который мог бы стать главным героем любой книги и с легкостью сделать ее бестселлером только благодаря описанию его невероятной внешности. Глава один – глаза, глава десять (дюймов)…

Пару раз мне удается глянуть на него незаметно, но потом волоски у меня на шее поднимаются дыбом, я поворачиваю голову и вижу, что он пристально смотрит на меня. Он подмигивает, я краснею и перевожу взгляд на Джей Эй Фокс, размышляя, что, возможно, он и есть то вдохновение, которое, по ее мнению, абсолютно необходимо для творчества. Этакий секс-символ, достаточно нахальный, чтобы быть плохим парнем, и достаточно добрый, чтобы подхватить меня, когда я упала. Мысленно я уже корректирую образ Райкера, героя моей книги, добавляя жесткости его волосам и прикидывая, куда можно вставить сцену с падением героини.

Выдумка вдохновляется реальностью, так почему бы и нет? Говорят, даже у «Ромео и Джульетты» была реальная основа.

Выступление заканчивается слишком скоро, на мой взгляд, и Гранд-Дама отправляет нас за рабочие столики. Насколько я понимаю, мы должны ходить по залу и беседовать друг с другом, но тут я замечаю, что одна из женщин, смеявшихся надо мной, сидит за тем же столиком, на котором лежит карточка с моим именем.

К счастью, остальные две участницы радушно улыбаются. Мы достаем ноуты. Одна из них пишет любовные романы эпохи Регентства, вторая специализируется строго на ЛГБТ-тематике.

– Откройте новый документ, – говорит Джей Эй Фокс. – Быстро напишите основную идею книги, над которой сейчас работаете. Изящный слог и подробное изложение не требуются. Достаточно сюжета, имен героев, основных коллизий и их разрешения. У вас пять минут.

Паника во мне борется с возбуждением. Я здесь, в комнате, где творится магия. Но тут все участники прилипают к мониторам, я делаю то же самое и быстро набираю основную идею «Неприятностей в Грейт-Фоллз». Вот в таком чистом виде сюжет обретает смысл. Самое сложное тут – из двухсот слов синопсиса сделать триста страниц романа.

– Время вышло, – произносит Джей Эй Фокс. – А теперь пропустите несколько строчек и дальше напишите, в чем состоит ваша основная проблема при работе над книгой. Если таковой не найдется, – тут она делает драматичную паузу, – значит, вы куда лучший автор, чем я.

Мы все смеемся и снова принимаемся за работу. Я пишу о своих проблемах, но не с романом, а с завышенными ожиданиями как от себя самой, так и от Хильды и издательства. И как это привело меня почти к полному писательскому блоку. Оттого, что я выкладываю все на бумагу, становится легче, и хочется надеяться, что наставник вроде нашей Гранд-Дамы сможет мне помочь.

– Отлично. А теперь работайте дальше или обсуждайте ваши проблемы между собой. Это поможет обрести дополнительное вдохновение, а также помочь другим с их трудностями. Я тем временем буду приглашать вас к себе по одной.

Фанатка внутри меня взвизгивает от восторга, и я едва удерживаюсь, чтобы не начать приплясывать. Я поговорю с Джей Эй Фокс с глазу на глаз. Мои мечты исполнены, и теперь я могу умереть счастливой.

За нашим столом завязывается беседа, и я болтаю с двумя приятными соседками.

– Знаешь, у меня была такая же проблема, когда мне впервые пришлось писать сцену с двумя парнями, – говорит Ясмина. – То есть, это горячо и все такое, но я же не знаю, как это на самом деле, понимаете?

– И что ты сделала? – спрашивает Винни, которая пишет про Регентство.

– Пошла в гей-бар в своем городе и поделались проблемой с барменом. Он посоветовал сесть за столик, и следующие шесть часов я покупала выпивку мужикам, которые радостно рассказывали все, что мне нужно. Поверьте, после этого блока как не бывало.

– Ну, с технической точки зрения я знаю, что вилка А вставляется в розетку Б, – замечаю я.

– Может, в этом и есть твоя проблема? – хихикает Винни. – Розетки могут быть разные: есть П, есть Г, и даже Р.

Элизабет, та самая вредина, что смеялась надо мной, первый раз вступает в разговор:

– Р – это что такое?

– Рука, дорогуша, – отвечает Винни. – Остальные тебе тоже нужно пояснить?

Ага, похоже, не я одна ощущаю исходящие от Элизабет флюиды стервозности. И Винни явно за словом в карман не лезет.

Мы продолжаем писать, но я невольно провожаю взглядом каждую счастливицу, направляющуюся к сцене. Беседуют они довольно долго, минут по пять. Потом они рассказывают о своих романах, фотографируются на память и получают экземпляр «Похитителя картин» с автографом.

Я с нетерпением жду своей очереди.

Проходит целая вечность, но наконец помощница Джей Эй Фокс дотрагивается до моего плеча, я встаю и, прежде чем пойти к сцене, убираю ноут в сумку. Это мое детище.

– Я так рада вас видеть. – Я протягиваю руку, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Уверена, что вы не в первый раз это слышите, но я начала писать благодаря вам.

Она пожимает мне руку и тепло улыбается:

– Поппи, я тоже очень рада познакомиться. Мне очень понравилась «Любовь в Грейт-Фоллз». – В ее глазах пляшут искры, а у меня отваливается челюсть. – Да-да, я читала вашу книгу. Думаю, все тут ее читали.

Она смеется, словно хорошей шутке, а я глазею на нее, разинув рот, как рыба.

– В нашем городе появилась новая писательница, и она чертовски хороша.

Мои мозги наконец-то включаются, и я снова обретаю способность говорить, хотя и выпаливаю то, что не следовало говорить вслух:

– По-моему, я сейчас описалась от счастья!

На это даже помощница Джей Эй Фокс смеется, и я слышу за спиной низкий смешок, переходящий в покашливание. Обернувшись, обнаруживаю того самого сексуального охранника. Ну конечно, он все слышал.

– Если у тебя какие-то проблемы с текстом, мы можем их обсудить, но мне бы не хотелось заранее узнать содержание. Я с нетерпением жду, когда смогу прочитать «Неприятности в Грейт-Фоллз», и мне не хочется подхватить спойлер.

Я моргаю, стараясь не выказать разочарование. Я-то надеялась, что она сможет подсказать мне какие-то важные вещи. Не могу же испортить ей впечатление от будущей книги тем, что основная моя проблема в героях, которые ведут себя, как дохлые рыбы, и между ними никак не завязываются чувства. О боже, она сказала, что собирается прочитать мою книгу!

– Ну конечно, – осторожно говорю я. – Не могли бы вы подсказать, что делать с писательским блоком? Я словно уперлась в каменную стену.

Я делаю вид, что бьюсь лбом о невидимую преграду, потому что даже писатели теряют дар речи перед такими мэтрами, как Гранд-Дама любовных романов.

Она задумчиво поджимает губы и наконец усмехается:

– Ничего страшного, моя милая. У тебя просто-напросто кризис второй книги.

– Именно этого я и боялась, – отвечаю я. – Слишком много людей ждут от меня настоящий Большой Шлем, а я в ужасе, что промажу. Впрочем, вы, наверное, не разбираетесь в бейсболе?

Джей Эй Фокс ласково улыбается:

– Он похож на крикет, так что я могу понять, о чем идет речь. Ты напоминаешь мне меня саму, когда я только начинала писать. Просто найди себя и никого не слушай. Только свое сердце.

– Ваше время истекло, – вежливо напоминает помощница. – Мисс Фокс, нам нужно сделать фото на память и подписать книгу.

Я понимаю, хотя и разочарована. Это всего лишь обед и семинар, встреча не рассчитана на целый день. Следуя указаниям, я кладу сумку на стол и подхожу к Джей Эй Фокс. Ассистентка держит планшет:

– Три, два, один…

Сексуальный охранник позади нее вдруг ловит мой взгляд. Он стоит неподвижно, но я замечаю, как он на долю секунды поднимает глаза к потолку, и…

И зал погружается в темноту.

На секунду все молча замирают, а потом начинается сущий бедлам. Кто-то визжит с перепугу, вокруг меня суета. Кто-то хватает меня за плечи, и на мгновение мне кажется, что меня хотят похитить, но меня просто бесцеремонно отталкивают в сторону.

Само собой, им же нужно обеспечить безопасность знаменитости. А я просто путаюсь под ногами.

Я охаю и падаю. На этот раз никто меня не подхватывает, и я растягиваюсь на жестком полу. Платье наверняка задралось, но в темноте все равно никто не увидит.

– Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и сохраняйте спокойствие, – отдает приказ низкий голос, и в комнате потихоньку восстанавливается порядок. Когда глубокий мужской бас приказывает вам сохранять спокойствие… вы успокаиваетесь.

Через минуту включается свет. Два охранника стоят по бокам от Джей Эй Фокс. Один высокий блондин, другой лысый, и оба смотрят на меня, как будто это я виновата. Ну да, конечно, это я специально выключила свет, профукала возможность сфотографироваться с моим кумиром и разлеглась на полу, чтобы продемонстрировать свои прелести.

Я пытаюсь встать, а все разом начинают говорить, что свидетельствует о том, как они испугались, но вроде бы все в порядке. Охрана решает, что опасности нет, хотя блондин по-прежнему поглядывает на меня с подозрением, словно я могу напасть на Джей Эй Фокс при любом удобном случае. «Черная роза» по-прежнему стоит на подставке, свет горит как положено. Удостоверившись, что я не пострадала, помощница направляет меня обратно на мое место.

Я сажусь, и только тогда до меня доходит самое главное. Исчез не только тот сексуальный охранник, но и… моя сумка! Сумка с ноутбуком!

О нет!

Глава 5

Коннор

Я торопливо иду к запасному выходу, по шее течет холодный пот.

Дело чуть было не кончилось полным провалом. Свет выключился в положенное время, но тут вступил в действие закон подлости. Футляр, который мне передал ХП, оказался полным дерьмом.

Во-первых, внутри был не шелк, а какой-то дешевый заменитель, и, когда я стал вынимать копию из футляра, проклятая сумка буквально разорвалась пополам. Картину-то я подменил без проблем, но дальше пришлось соображать на ходу.

Не нести же краденое прямо в руках, поэтому я схватил первую попавшуюся сумку, как можно осторожнее сунул туда «Черную розу» и растворился в темноте. Мне никто не мешал, и я беспрепятственно пошел к выходу из зала, пока все возились с распредщитами. Через две минуты я уже был в коридоре. Свою черную рубашку засунул в сумку, оставшись в модной футболке, и ничем не отличался от постояльцев отеля.

Еще через две минуты я вышел через боковую дверь, прошел мимо бассейна, перепрыгнул через живую изгородь и растворился в потоке прохожих в квартале от отеля. Лучше и не придумаешь.

Но я терпеть не могу, когда что-то идет не по плану. Я все изучаю и предусматриваю каждую мелочь, но вот этого не предвидел. Несмотря на успех, это мой промах. Уезжая прочь, я раздраженно хлопаю ладонью по рулю. Я зол на самого себя, но это послужит мне хорошим уроком.

Серьезно, это что была за сумка такая? Хотите украсть картину и даете вору кейс, который рвется пополам?

Я тоже хорош, не проверил заранее. Возись теперь с этим, размышляю я, сердито глядя на черную кожаную сумку на соседнем сиденье. Черт, чья это сумка?

Я мысленно заново проигрываю сцену в отеле. У помощницы была черная сумка, но поменьше, больше похожая на ридикюль. А эта большая и плоская, типа курьерской. И тут меня озаряет – да это же сумка той хорошенькой неловкой рыжухи. Я смеюсь, качая головой: сегодня явно не ее день.

Хуан Пабло должен ждать меня в темноте возле того же склада. Уже стемнело. Я осторожно оглядываюсь, боясь новых сюрпризов, но вокруг вроде бы никого нет. Я паркую машину, открываю окно и присвистываю. ХП появляется из-за груды ящиков:

– Привет. Ты один?

Не стоит задавать этот вопрос людям моей профессии: это означает недоверие. Я стазу настораживаюсь:

– Со мной парочка друзей, одного зовут Смит, другого – Вессон.

На самом деле оружия у меня нет, это слишком рискованно. Если меня поймают с краденым, я могу отбрехаться, что всего-навсего недотепа курьер, и последствия будут не столь серьезны. Но если добавить к этому еще и срок за ношение… это уже совсем другое дело.

Но ХП этого не знает, и моя шутка вызывает у него смех:

– Расслабься, приятель, мне просто не видно, есть ли кто еще в машине, кроме тебя.

Я даже не оглядываюсь на окна пикапа. И так знаю, что они тонированные, поэтому только пожимаю плечами.

– А ты один? Я же должен был отдать картину Боссу из рук в руки.

ХП только глаза закатывает:

– Ага, а я бы не отказался кое-что передать из рук в руки Селене Гомес. Ты же знаешь, какой Босс параноик, ему вечно кажется, что федералы сели на хвост…как будто их вообще волнует искусство.

ХП волен думать как ему угодно, но я склонен согласиться с Боссом. Федералов как раз очень интересуют кражи предметов искусства и люди, этим занимающиеся. Но дело в том, что доверие должно быть обоюдным, и мне совсем не по душе, что, потратив столько времени и рискнув собственной шкурой, я не встретился с человеком, который меня нанял. Я предпочитаю знать, кто отдает приказы и платит, а Босс упорно избегает любых контактов.

Я еще раз оглядываюсь на склад: если Босс опасается встречаться со мной, мне тоже становится неуютно.

– Значит, переносим встречу? – Я с подозрением смотрю на Хуана Пабло.

Тот хмурится:

– Ты с ума сошел. Давай я заберу эту штуку и передам ему. Встречу с ним организуем в другой раз. Скажем, для следующего задания.

– Я могу передать и сам, – упираюсь я. – Тем более что мне нужно обсудить с ним… кое-какие проблемы с сервисной поддержкой.

– Не получится. Ты знаешь установленный порядок: ты проворачиваешь дельце, я передаю полученный продукт, и дальше все как обычно. Все претензии, вопросы и жалобы тоже через меня.

У меня куча вопросов по поводу установленной процедуры, но если я начну расспрашивать, ХП только больше будет упираться. Работа на Босса – дело серьезное. Он заправляет всем черным рынком предметов искусства, и злить его рискованно.

ХП отлично знает, что деваться мне некуда. Я неохотно открываю дверь и достаю с сиденья черную сумку. ХП недовольно поднимает брови:

– Где та сумка?

– Я же сказал, есть вопросы к сервисной поддержке. – Я вытаскиваю и показываю половинки кейса. – Пришлось решать вопрос на ходу.

– Черт возьми, вот незадача. Ладно, разберусь.

– Да уж, разберись, пожалуйста. Пакеты из супермаркета и те надежнее. Так что, как видишь, мне пришлось импровизировать. Не благодари.

ХП пропускает сарказм мимо ушей, открывает сумку и достает «Черную розу», присвистнув от восхищения:

– Смотри-ка, вообще отличить невозможно.

Я только хмыкаю. Не мое дело, если он не способен увидеть различия. ХП опять заглядывает в сумку:

– А это что такое?

Он достает ноутбук, и я чуть в обморок не падаю:

– Блин, я даже не видел, что он там лежит!

Я тянусь за ноутбуком, но Хуан Пабло поднимет руку:

– Оставь, я сам его выброшу.

– Не надо, давай я его заберу, – быстро отвечаю я, сам не знаю, почему.

– Что ты еще придумал? Ты же не можешь его вернуть. Ушел чисто, вот и сиди тихо. Особенно если учесть, что у Босса какие-то неприятности. Так что лучше залечь на дно и подольше не показываться на глаза. Ноутбук я заберу.

Это не вопрос. Он переворачивает ноут, разглядывая наклейки на оборотной стороне, и негромко присвистывает.

– У моего сына есть такой. Похоже, хорошая вещица. Ему понравится.

Сыну? Не знал, что у ХП есть дети. На всякий случай запоминаю эту инфу. Я предпочел бы вернуть ноут рыжей, но ХП прав. Это была бы ошибка новичка, не с моим опытом такие совершать.

Я пожимаю плечами. Жаль, что я ничего не могу сделать, но, по крайней мере, ноутбук кому-то пригодится. Я мысленно ставлю галочку, что вопрос с передачей картины и неожиданная проблема с ноутбуком решены.

– Ну что, лады?

ХП кивает, но я продолжаю:

– Хотелось бы встретиться с Боссом в ближайшем будущем. Я показал себя в деле, доказал свои умения и преданность. Я хочу знать, на кого работаю.

ХП отмахивается, снова закатывая глаза:

– Когда звезды подскажут ему, что опасность миновала, он сам пригласит тебя на ужин и рюмку виски. Просто он параноик, понимаешь?

Нет, не понимаю, но все равно киваю и залезаю в машину.

– Ладно, до нового дела.

Я уезжаю, думая о следующей встрече на сегодняшний вечер. Всем, кто живет в тени и хочет избежать скорого знакомства с тюрьмой, нужен человек, которому можно доверять. У меня такой есть. Этого мастера на все руки зовут Хантер, я знаю его уже несколько лет, и он один из лучших посредников.

– У тебя есть место для меня? – Я заезжаю в его гараж и выхожу из машины.

Хантер уже достал сменные номера и принимается за работу. С номерами все будет в порядке – Хантер знает свое дело, он еще осторожнее, чем я, и достоин доверия.

– Держи ключи. – Он кидает мне связку. – Не так круто, как ты привык, но сойдет. Поживешь в хорошем месте, как нормальный человек, а не в какой-то дыре.

Он говорит о моем настоящем доме, где я давно не был. После каждого дела я предпочитаю отсидеться в безопасном месте и убедиться, что все чисто, прежде чем возвращаться домой. К тому же период вынужденного безделья позволяет исследовать рынок, узнать, кто ищет, кто покупает и кто это крадет. Люблю быть в курсе дел и знать всех игроков.

Хантер такой же, что бы он ни говорил. Он так часто переезжает с места на место, что я даже не знаю, где его настоящий дом, хотя уверен, что где-то он у него есть. У людей его возраста дом обычно уже имеется. Не сказать, что Хантер старик, но, по крайней мере, лет на десять опытнее меня. Мне бы тоже не помешало к сорока годам обзавестись хорошей хатой.

– Мне без разницы, сойдет любая нора. Это просто перевалочный пункт и база для работы.

– Не все так плохо. – Порывшись в кармане, Хантер достает клочок бумаги с адресом и информацией о квартире. Было бы глупо попасть в полицию из-за ненароком сработавшей сигнализации. – Для разнообразия поживешь в хороших условиях. Считай, что это отпуск, а не перерыв между работами. После такого дела можешь позволить себе побездельничать недельку-другую.

– Я бы и рад, но Босс так и не появился.

Хантер как раз меняет номерной знак. Оторвавшись от работы, он поднимает голову. Глаза у него серые, он задумчиво ерошит светлую бороду:

– Блин, похоже, накрылся твой отпуск. Что случилось?

– Не знаю. – Я прислоняюсь к машине. – Наверное, в последнюю минуту ему что-то почудилось. С оплатой все в порядке, деньги перевели, но в лицо я его так и не видел. Не нравится мне это.

Хантер что-то тихо бурчит, продолжая возиться с номером:

– Понимаю. Ты же любишь все держать под контролем и планировать заранее. Но люди не всегда вписываются в чей-то план, Коннор.

– Вот именно поэтому я и работаю с такими спецами, как ты. Спасибо, будем на связи.

Хмыкнув, Хантер заканчивает прикручивать номер и одобрительно стучит костяшками пальцев по капоту. Он слишком хорошо знает свое дело, чтобы похлопать по номерному знаку и оставить отпечатки пальцев или ладони.

– Береги свою задницу, – серьезным тоном напоминает он, скрестив руки на груди.

Я киваю и исчезаю в темноте ночи. Читаю адрес и быстро еду в тихий райончик. Даже в потемках вижу, что Хантер не соврал: по сравнению с моими обычными норами это просто шикарное убежище. Обычно мне в первую очередь приходится заезжать в ближайший круглосуточный супермаркет и закупать на полсотни долларов средства от крыс и тараканов.

Этот дом совсем другой. Здесь даже есть маленький дворик, отдельная дорожка к гаражу и симпатичный почтовый ящик, похожий на игрушечную пожарную машину. Минут пятнадцать я кружу по окрестным улицам, чтобы понаблюдать за районом.

Убедившись, что все в порядке, я паркую машину, прихватываю сумку и открываю дверь ключом, который дал Хантер. Я запираюсь изнутри и только после этого включаю свет. В гостиной нет ничего, кроме дивана и телевизора. Отсюда видно кухню. Благодаря Хантеру холодильник наверняка забит моим любимым пивом и кучей замороженной еды. Обо всем остальном придется позаботиться завтра.

Сегодня я слишком устал, так что включаю сигнализацию и направляюсь осматривать спальни. Потом принимаю душ, натягиваю шорты и падаю на кровать. Во сне я вижу печальную женщину с «Черной розы». В какой-то момент ее лицо превращается в лицо той веснушчатой ярко-рыжей красотки, которая свалилась мне в объятия, и которая сейчас наверняка переживает из-за пропавшего компьютера. Ее лицо тоже печально, словно я разбил ей сердце. Мне жаль ее, но я ничего не могу поделать.

Глава 6

Поппи

– Мисс Вудсток?

Голос принадлежит высокому блондину, который стоит в дверях на другой стороне комнаты. Секретарша даже не поднимает на меня голову и не отрывает глаз от экрана компьютера, когда я прохожу мимо. Но я вижу, что пальцы на клавиатуре почти замерли.

Впрочем, вряд ли она вообще хочет видеть меня, учитывая, какой разнос я ей устроила десять минут назад. Не то чтобы я стремилась соответствовать стереотипу о бешеном нраве рыжеволосых… но сейчас всем присутствующим лучше бы надеть противопожарные костюмы. Я не хвастаюсь своим поведением, но сейчас я в отчаянии и готова рвать и метать. Особенно после того, как целых два часа охранники игнорировали меня, спрашивая, не забыла ли я свой ноутбук где-то в другом месте. Затем меня препроводили в полицейский участок. Я надеялась, что уж здесь-то мне помогут, вместо этого пришлось сидеть и ждать, пока у кого-нибудь «найдется время со мной побеседовать».

– Да, это я. Спасибо, что приняли меня. – Я стараюсь говорить как можно спокойнее.

Я прохожу в кабинет мимо блондина и чувствую на себе его взгляд. Особенно на заднице. Красное платье, которое выглядело утонченно и шикарно на обеде, сейчас заставляет меня чувствовать себя уязвимой и чуть ли не голой.

То ли из-за этого взгляда, то ли из-за пропавшей сумки, но я опять начинаю плакать.

Почему, ну почему я не сделала самую разумную вещь и не сохранила копию текста на флешке, в облаке или еще где-нибудь? Скорее всего потому, что написанное казалось мне бездарным и я не хотела думать о тексте, как о каком-то «финальном» варианте.

– Я детектив Джакс Картер. Пожалуйста, присядьте, и расскажите, что вас сюда привело.

– Ну, я была на рабочем семинаре для писателей, устроенном Джей Эй Фокс… – начинаю я уже, пожалуй, в третий раз.

Я рассказала все охране и персоналу отеля, рассказала патрульным полицейским, которых вызвали, потом секретаршам в приемной…Что, опять все с начала?

– Понятно. – Детектив Картер бросает взгляд на лежащий перед ним листок бумаги. Наверное, патрульные передали ему отчет. – Значит, вы писательница?

– Да, – отвечаю я как можно спокойнее. – Погас свет, меня кто-то толкнул, и я упала на пол.

– Да, здесь все записано. Охрана мероприятия встревожилась, и я понимаю, почему. Похоже, мисс Фокс какая-то знаменитость.

– Но я же не нападала на нее, – продолжаю я, стараясь сохранять спокойствие, несмотря на его намек, что я сделала что-то не то. – Когда включили свет, и охранники поняли, что я не представляю никакой угрозы, они помогли мне подняться.

«Попутно продемонстрировав всему миру мое утягивающее белье», – бормочу я про себя, но явно недостаточно тихо, потому что вот теперь детектив явно заинтересовался.

– Продолжайте.

– Я пошла обратно к столику, за которым работала, и тут поняла, что моя сумка пропала. Я положила ее на стол на сцене, чтобы сфотографироваться с Джей Эй Фокс, и, когда включился свет, сумки там не было. Охранники искали ее вместе со мной, но она словно испарилась. Мне кажется, ее забрал тот другой охранник.

Детектив Картер задумчиво похлопывает пальцами, наклоняясь вперед, чтобы лучше слышать меня – или лучше рассмотреть мое декольте. Не знаю, что его больше интересует.

– Какой другой охранник? – спрашивает он.

– Там был еще один охранник на сцене. Он смотрел прямо на меня как раз, когда погас свет, а когда свет включили, этого парня уже не было. И моей сумки тоже.

Я развожу руками, словно связь этих вещей абсолютно очевидна.

Детектив снисходительно улыбается:

– Кто-нибудь еще видел этого охранника?

– Помощница мисс Фокс сказала, что их всех наняли специально для этого мероприятия. Никто не знал, как его зовут. Один из охранников припомнил, что имя вроде начиналось с К… Кайл, Коул… что-то вроде того. Они и сами друг друга не знали.

– От этой информации мало толку, – сухо замечает детектив. По-моему, он просто рассеянно рисует каракули на отчете.

– Какая информация о моем компьютере вам нужна? – спрашиваю я. – Цвет, модель?

Я пытаюсь добиться, чтобы кто-то начал заниматься этим делом. Мне нужно, чтобы мне как можно скорее вернули мой ноутбук. Разве скорость не важна, как в случаях с похищением человека? Первые четыре часа – всегда решающие.

– Что было в этом ноутбуке? Зачем его красть?

– Моя рукопись!

Детектив смотрит на меня с недоумением, и я поясняю:

– Моя книга. Я же писательница, как вы сами сказали.

Он весело прищуривается, готовый рассмеяться:

– А что вы такого пишете, что кому-то понадобилось красть вашу рукопись? Я слышал, что бывают совершенно чокнутые поклонники, но чтобы кто-то украл книгу… это уже чересчур. В сумке точно не было ничего, кроме компьютера?

Он так на меня смотрит, что я нервно скрещиваю ноги, стараясь не ерзать на месте. На глаза снова наворачиваются слезы. Я кажусь себе такой маленькой и нелепой, что хочется свернуться калачиком и исчезнуть.

Может, все происходящее – знак, что этой книге не суждено быть написанной. Работа и так шла тяжело, но я старалась изо всех сил. Может, судьба просто подсказывает мне бросить все это дело.

Видя, что я расстроена, детектив явно решает, что достаточно сделал для того, чтобы поставить меня на место, и добродушно протягивает бумажный платочек:

– Милочка, успокойтесь. Посмотрим, что можно сделать.

Таким же искренним тоном обычно пытаются впарить «настоящий» Ролекс за два доллара. Легче мне не становится. Снисходительное «милочка» раздражает, но, вместо того, чтобы возмутиться, я беру платочек и вытираю слезы.

– Расскажите, о чем ваша книга. Может быть, пригодится при расследовании.

– Это любовный роман, продолжение моей первой книги. – Я пытаюсь успокоиться.

– Ах, любовный роман.

Уголки губ детектива слегка дергаются в сдерживаемой усмешке, и сразу становится понятно, что он об этом думает.

– Это типа порно для женщин? Вздымающиеся груди и обнаженные мечи? Или у вас посовременнее: красные комнаты, хлысты и наручники?

Как ни странно, его откровенное презрение помогает: я перестаю плакать и опять начинаю злиться. Меня не смущает то, о чем я пишу, и слова детектива только подогревают мой гнев. В этом мире люди постоянно делают друг с другом самые мерзкие вещи. Так что плохого в том, чтобы писать о сильных независимых женщинах, о мужчинах с добрыми сердцами и любви, которая всегда заканчивается счастливо?

Что, блин, не так с любовью?

Да, иногда персонажам нужно время и помощь, чтобы превратиться из плохих парней в настоящих героев, чтобы слабость стала силой. Но так бывает и в реальной жизни.

Так что нет, я абсолютно не стесняюсь своей работы. Я расправляю плечи и смотрю на детектива в упор, ощущая, как все сильнее разгорается во мне злость. Какое право имеет этот человек… какой-то детектив Джакс Картер судить настолько поверхностно и грубо о чем-то, что так много для меня значит, и считать то, что моя душа и сердце выплескивают на страницы белой бумаги, всего лишь дешевым описанием секса?

Да пошел он.

– Знаете что? Забудьте! Сказала бы спасибо, да не за что, говнюк ты чертов. – Я специально повышаю голос, чтобы меня слышали другие офицеры и даже секретарь в приемной. – Мой агент свяжется с вами насчет полицейского отчета, чтобы мы могли подать на возмещение расходов.

Понятия не имею, что Хильда или издатели смогут сделать по этому поводу, но мне понадобится их поддержка, раз уж приходится иметь дело с таким придурком, как этот Джакс Картер. Мне жутко хочется дать оплеуху этой снисходительно посмеивающейся роже или просто оторвать ему голову. Про себя я благодарю папу. Рыжие волосы я унаследовала от матери, а взрывной темперамент и боевой дух – от отца. И сейчас я готова сражаться. Я встаю и вызывающе смотрю на детектива.

У него ошарашенный вид, возможно, от моих выражений или от того, что я вообще посмела бросить ему вызов. Наверняка он настолько привык чувствовать себя самым крутым перцем в округе, что дерзость женщины вводит его в ступор.

Он встает, чтобы стать выше меня и не выказать смущение после моего взрыва:

– Мисс Вудсток, подождите…

– Слишком поздно, мать вашу, – резко отвечаю я.

Все, мое желание сотрудничать с полицией пропало напрочь, и я, не мешкая, решительно выхожу из комнаты, стуча каблуками по плиткам пола.

Секретарша вздрагивает, когда я прохожу мимо нее, она явно слышала все до последнего слова. Вот и хорошо. Я хочу, чтобы все, от самого последнего патрульного до начальника полиции, знали, насколько грубо и презрительно вел себя детектив Картер.

– Мисс Вудсток, все в порядке? – спрашивает секретарша.

Наверняка рада, что кому-то еще досталось от меня, после того, как я наехала на нее в приемной. Впрочем, она также рада, что кто-то слегка поубавил мой пыл.

– Нет, не в порядке. Если вам приходится с этим работать каждый день, я прошу прощения за ту кучу дерьма, которую вывалила на вас раньше. Вам и так этого хватает.

Она вскидывает брови, но во взгляде явно читается «вот тут ты права, сестренка», так что мое извинение принято.

Я ухожу, не обращая внимания на нерешительную просьбу детектива вернуться и ответить на вопросы. Да пошел он.

* * *

В девять утра звонит телефон. Голова у меня тяжелая от недосыпа, и такое впечатление, что все случилось не прошлой ночью, а лет десять назад. Вчера я заела стресс, сожрав практически все сладкое, соленое и вредное, что было у меня в кладовке. Я бреду на кухню за чашкой кофе, вижу в зеркале полосатого енота и вспоминаю, что даже не умылась на ночь.

Весь вечер я рыдала, металась по комнате, опять рыдала и опять металась. Орешек с Соком в конце концов решили, что тут ничего не сделаешь, и завалились спать в углу. Периодически я дремала пару часов между пачками печенья «Орео» и пакетами чипсов с солью и уксусом.

Надо собраться с силами и позвонить Хильде, но мне так не хочется это делать, что я оттягиваю момент всеми известными способами. Я иду в туалет, потом умываюсь, чтобы не выглядеть страшилищем, когда придется ей позвонить. Фальшиво улыбаюсь отражению в зеркале, пытаясь обрести уверенность, но иллюзию разрушают крошки печенья, застрявшие между зубами. Я наскоро протираю зубы щеткой без зубной пасты, но на этом все уловки заканчиваются. Нужно звонить.

Дрожащими пальцами я набираю номер Хильды. Она берет трубку после первого же гудка:

– Рада услышать твое спасибо.

– Хильда, роман пропал.

Хильда, явно ожидавшая поток благодарностей и восторженные рассказы о мероприятии, секунду молчит.

– Что?

Я торопливо, путаясь в словах, объясняю, что произошло. Первый же ее вопрос – словно удар под дых:

– Ты что, не сохранила файл где-то еще?

Я отвечаю стоном. На глаза снова наворачиваются слезы, хотя их вроде бы уже неоткуда взять:

– Хильда, я знаю, что виновата. Я была в полиции. Пока не знаю, как, но я все исправлю.

– Да уж, постарайся пожалуйста, – отвечает Хильда. – Я поговорю с издательством, может, они решат дать тебе еще немного времени, раз придется начинать все с начала. Но пока ты не сдашь книгу, никаких авансовых чеков больше не будет. Живи на то, что есть на счете.

– Да, я понимаю.

Хильда вздыхает:

– Знаю, такое не спрашивают, но как у тебя с деньгами?

Я отвечаю, что хорошо, хотя придется быть аккуратнее с расходами. Деньги у меня еще есть, но большая часть гонорара за первую книгу ушла на покупку дома.

– Хиль, я справлюсь.

– Хорошо. Но вместе с новым ноутбуком сразу купи флешку и заведи привычку постоянно ею пользоваться. – Она смягчает тон. – Я рада, что с тобой все в порядке. Если что-нибудь понадобится, звони, хорошо?

– Хорошо. Тогда до скорого.

– Перезвони вечером и расскажи про новый компьютер.

Хильда вешает трубку. Сзади тявкают. Значит, Сок с Орешком проснулись. Затем раздается рычание и ответный лай. Щенки в стотысячный раз устроили потасовку.

– Потише, ребята, – ворчу я, оглядываясь на них и стараясь не заорать. Они не виноваты, что у меня болит голова. – Мамочка сегодня не в форме.

Сок смотрит на меня. Я готова поклясться, что они в очередной раз вытрясли пару граммов мозгов друг у друга. Но тут мое внимание привлекает гомон соседей и рычание мощного дизеля.

Какого черта? Я подхожу к окну гостиной и вижу толпу соседок-разведенок на тротуаре перед соседним домом. На подъездной дорожке припаркован большой черный пикап.

Новые жильцы? Надо же как быстро. Но почему сбежался весь этот приветственный комитет Отчаянных домохозяек?

Я выхожу на крыльцо, прикрыв дверь перед носом Орешка и Сока, и иду к толпе. Одна из женщин отодвигается в сторону, и я наконец вижу причину радостных приветствий.

Мужчина, вынимающий что-то из багажника, стоит ко мне спиной. Я вижу только, что он высок, широкоплеч и с узкой талией. На нем джинсы и черная футболка, но фигура у него такая, что от этого простого сочетания чуть ли не пышет жаром. Как бы под ним асфальт не начал плавиться.

«Вот почему наши пригородные разведенки затеяли брачные танцы, – весело размышляю я, подходя ближе. – Потом они начнут таскать ему пироги и домашнее печенье. Следующий шаг – кастрюлька с готовым ужином. Все ради того, чтобы попробовать этот соблазнительный фрукт».

Почему мне всегда удается отлично хохмить в мыслях и никогда – на бумаге? Я отмахиваюсь от воспоминаний о пропавшем компьютере и вытягиваю шею, чтобы получше рассмотреть смутно знакомую задницу нашего нового соседа, упакованную в поношенные «Левисы». Это зрелище заставляет меня подумать, не вложиться ли в покупку джинсов.

– Господи, девочка, это как же тебя приперло, если ты уже начинаешь узнавать задницы? – тихо бормочу я про себя.

Мне бы сейчас думать о совсем других вещах.

Но тут парень поворачивается, и я застываю в шоке.

Я его знаю.

Знаю и эту задницу, и говнюка, которому она принадлежит! Это тот самый охранник, имя которого начинается на К и который украл мой ноутбук!

Я едва успеваю осмыслить это, а ярость уже овладевает мной. Я перебегаю двор, перепрыгиваю через низкий заборчик между нашими домами и набрасываюсь на парня с пронзительным воплем валькирии, обещающим мучительную смерть и расчленение. Не обязательно в этом порядке.

– Ах ты проклятое крысиное отродье!

Мое плечо угодило ему в поясницу, он наклоняется, роняет то, что держал в руках, и начинает крутиться на месте:

– Блядь, что вообще происходит? – вопит он, пытаясь стряхнуть меня со спины.

Но я рычу от ярости и решимости, вцепившись в него, как бультерьер. У него мой ноут, и я без своего имущества не уйду.

– Поппи? – Это Джейн, она живет через несколько домов от меня. – Ты его знаешь?

– Еще как знаю! – рычу я сквозь стиснутые зубы.

Он изворачивается, пытаясь достать до меня, но тут я вскарабкиваюсь повыше и начинаю лупить его кулаком по плечам и голове, сопровождая каждый удар воплями:

– Где он? Куда ты его дел?!

Парень пытается дотянуться до меня через плечо, но я повисла на нем как мартышка, хотя мои удары, похоже, не причиняют ему ни малейшего вреда. Спина и плечи у него каменные от мышц. И такая горячая кожа… «Поппи, думай о важном!»

Я сжимаю ногами его талию, стараясь забраться повыше и достать до его лица. Даже супергерои вынуждены защищать глаза в бою.

– Я тебя прикончу! Я тебя на кусочки разделаю и удавлю твоими собственными кишками!

Я же говорила, периодически мне приходят в голову отличные фразы.

Но словами в драке много не сделаешь. Внезапно парень перекидывает меня через голову, я успеваю только взвизгнуть и оказываюсь спиной на траве. На секунду у меня прерывается дыхание, я теряюсь, и это все, что ему нужно. Он делает кульбит, оказавшись надо мной, его мощная рука давит на мои плечи, а коленом он прижимает мои бедра к земле. Я верчусь и пытаюсь вырваться, продолжая осыпать его градом проклятий.

– Какого черта, женщина, что происходит? – ревет он прямо мне в лицо.

Я моргаю и в шоке замолкаю. Внезапно до меня доходит, как все это выглядит. Я напала на него, а он бросил меня через плечо, как тряпичную куклу. Его бедро между моими ногами, и он так близко, что наше горячее дыхание смешивается.

Он украл мою долбаную книгу!

Ярость, вызванная сотнями бессонных ночей, бесконечных правок, сомнений в себе, в своей способности и в способности моей души создать что-либо достойное. Ярость от того, что мое создание было украдено у меня – эта ярость взмывает к небесам ядерным грибом, требующим справедливого возмездия. Я резко даю ему коленом по мошонке.

Он издает невнятный звук и шлепается на траву рядом со мной, скорчившись от боли.

– Какого дьявола ты пнула меня в яйца? – рычит он.

– Тебя еще не так пнуть надо! – сиплю я в ответ, пытаясь отдышаться.

Так мы и лежим рядышком, усталые и не в силах продолжать схватку.

Одна из соседок, кажется, опять Джейн, кричит собравшимся:

– Дамы, шоу закончено. Похоже, Поппи знает, что с ним делать.

Потом она обращается ко мне:

– Дай мне знать, если понадобится лопата и алиби. Женщины должны помогать друг другу.

Я едва знакома с Джейн, но сейчас она становится моей лучшей подругой. Надо будет отнести ей печенья в следующий раз, когда пойду за покупками.

Соседки начинают расходиться, и вскоре возле нас не остается никого.

Я приподнимаюсь на локте, слыша только свое сиплое дыхание и стоны боли парня:

– Где мой ноутбук?

– Какой еще ноутбук?

Похоже, боль начинает отступать, потому что его скрюченное тело понемногу распрямляется. Я вижу его длинные ноги рядом с моими и вспоминаю, каким широким и мощным было его тело, нависшее надо мной. В иных обстоятельствах это было бы потрясающе.

Я легко сажусь, мысленно благодаря себя за ту кучу упражнений, которые проделала три недели назад в креативной попытке зарядкой снять писательский блок. Чуда не произошло, только живот ныл какое-то время. Надо бы серьезно заняться собой, но сейчас не время думать о нехватке физкультуры. Итак, я сажусь и сгибаю колено, готовясь ко второму раунду. Драка еще не окончена, я прямо-таки ощущаю напряжение между нами.

– Мой ноутбук, который ты вчера украл, – поясняю я, хотя вряд ли парень уже забыл, что делал вчера. – Ты был там, когда выключился свет, и все… Ни тебя, ни ноута. Я знаю, что это ты его взял, как там тебя – Кайл, Коул или еще как. Я хочу свой ноут обратно!

Я тычу в него пальцем с облезлым красным лаком. А ведь только вчера покрасила ногти. Кататься по траве явно вредно для маникюра.

Не желая больше слушать чушь, которую несет парень, я снова набрасываюсь на него и колочу кулаками по груди. Сперва он пытается прикрыть лицо руками, но потом до него доходит, что, несмотря на боевой задор питбуля, на деле я слабее котенка, и он опускает руки на мои бедра. Я сижу на нем верхом, и он откровенно смеется над моей беспомощной атакой, глядя на меня снизу вверх. Его твердый живот вздрагивает от смеха, и это приятное ощущение, но ладони у меня уже болят – грудь у него словно каменная.

– Я ничего не брал, – пытается он выговорить между приступами смеха.

– А вот и брал!

– Докажи!

– Не могу! Я уже разговаривала с охраной и была в полиции. Мне нужен мой ноутбук! – Я в полном отчаянии, и в моем голосе появляются жалобные нотки. – Если я не получу его обратно, мне конец.

Парень сжимает руки на моих бедрах, и мне кажется, что он пытается себя обуздать. Он мог бы легко сбросить меня, но почему-то этого не делает. Вместо этого успокаивается и смотрит на меня с каким-то сочувствием:

– Слушай, давай я куплю тебе новый. Любой, какой захочешь. Идет?

Я удивленно моргаю от подобной любезности, но мою проблему это не решит.

– Нет, не пойдет. Мне нужен именно мой компьютер, в нем моя книга.

Парень запрокидывает голову и в недоумением прищуривается:

– Книга?

Он что, идиот? Я сердито смотрю на него:

– Можно подумать, ты не знал об этом, когда стащил компьютер.

Он собирается что-то сказать, но тут нас прерывает вибрирующий сигнал телефона. Парень поднимает палец с выражением «подожди секунду», словно это не я сижу на нем верхом и контролирую ситуацию, вытаскивает из кармана телефон и с раздражением смотрит на экран.

Он что, на все смотрит с раздражением? Мы знакомы всего два дня, и это выражение не сходило с его лица. Сердитый, сильный, сексуальный… похититель компьютеров.

Боже, у меня проблемы. И этих проблем будет еще больше, если я не получу свой ноутбук обратно.

Парень раздраженно хмыкает и закатывает глаза. Ага, еще одно выражение, я уже насчитала три. Пожалуй, даже четыре, если считать игривую усмешку, когда он меня подхватил вчера.

– Что не так? – вырывается у меня. – Я его раздавила?

Поделом ему, но он только качает головой:

– Нет, все нормально.

– Видно же, что что-то не так.

– Мать у меня… довольно настырная.

Это маленькое признание дается ему с явным трудом. Прежде чем я успеваю воспользоваться этой возможностью, телефон снова звонит. На экране по-прежнему слово «мама».

– Ты собираешься ей ответить?

– Нет.

Ага, мистер как-вас-там! Он, похоже, не понял, что только что преподнес мне оружие против себя на блюдечке с каемочкой.

Не дожидаясь, пока парень что-то сообразит, я с силой щиплю его через рубашку за сосок. Он орет от боли и пытается вскочить, почти сбросив меня, и мне удается схватить его телефон. Я немедленно вскакиваю и отбегаю в сторону, прячась за его машиной, но он вроде не собирается гоняться за мной.

– Отдай телефон!

Я стараюсь держаться по другую сторону машины, потихоньку обходя вокруг кузова.

– А если нет, что мне будет?

Я показываю ему все еще звонящий телефон.

– Не смей отвечать! – кричит он.

Еще один звонок, я нажимаю на прием и на клавишу громкой связи. Приказы на меня никогда не действовали.

– Коннор, какого черта ты не отвечаешь? – раздается сердитый голос пожилой женщины.

Вид у парня куда хуже, чем после моего пинка по яйцам.

– Решил вообще не отвечать на мои звонки? Ты хоть видел, что я тебе написала насчет Кейли? Твоя сестра беспокоится за тебя.

Ага, теперь я знаю, как его зовут. И имя его сестры.

– Извините, пожалуйста, Коннор сейчас не может разговаривать. Что ему передать? – отвечаю я преувеличенно вежливым голосом, словно секретарша.

– Ой… не узнала. Вы, наверное, Скарлетт? – отвечает женщина. – Я постоянно твержу Коннору, что мы бы очень хотели с вами встретиться. Придете завтра на обед? Он же вам рассказал? А на свадьбу?

Я поворачиваюсь к Коннору, у которого неожиданно уязвимый и даже жалобный вид, хотя он и пытается при этом напустить на себя злости. Я усмехаюсь при мысли, что сейчас я на самом деле держу его за яйца. Он медленно качает головой и беззвучно выговаривает «нет».

– Скарлетт? – спрашиваю я в притворном недоумении.

Пауза, потом женщина медленно отвечает:

– Но как же… невеста Коннора.

Он в отчаянии кричит в ответ:

– Мама, я же сказал, что она не сможет прийти. Но я буду.

Даже это обещание дается ему с трудом. Честно говоря, я тоже слегка разочарована тем, что у него есть невеста по имени Скарлетт. Хотя, казалось бы, какое мне до этого дело. Да пусть себе забирает своего вора и врунишку на здоровье.

– Почему Скарлетт не может прийти? – шепотом спрашиваю я у Коннора.

Мы сердито смотрим друг на друга. Но я не собираюсь уступать ни пяди. Может, он и способен кинуть меня через плечо, как пушинку, но сейчас преимущество на моей стороне.

Мне так кажется ровно до той минуты, когда Коннор внезапно огибает кузов и, совершив бросок, которому позавидовал бы баскетболист, хватает меня за руку и пытается отобрать телефон. Мы вырываем мобильник друг у друга.

– Так в чем дело, почему Скарлетт не может прийти? – снова шепчу я.

– Потому что ее не существует. Я выдумал ее, чтобы мать от меня отстала, – неохотно признается он, по-прежнему шепотом. В полном шоке я выпускаю телефон из рук, Коннор победно хватает его. – Мама, я тебе попозже перезвоню, хорошо?

Но я все еще не побеждена. Прежде, чем он успевает дать отбой, я кричу:

– Разумеется, я приду! Разве я могу такое пропустить. Коннор сейчас помогает мне с одной компьютерной проблемой, но я уверена, что мы быстро все решим и успеем на обед.

Он вздрагивает, услышав свое имя. Хотя, может быть, это от того, что я пообещала прийти с ним на семейный обед. Ничего, переживет, потому что я твердо решила использовать эту возможность, чтобы вернуть мой ноутбук. Я знаю, что он у него. Коннор практически в этом признался, иначе почему он предложил купить новый? Явно потому, что ему стало стыдно за кражу. Он не добрый дядюшка, а я не несчастная сиротка.

– Дорогая моя, это замечательно! Я так рада! – быстро отвечает его мать. Если я правильно поняла, она уже привыкла, что сын неожиданно заканчивает разговор. – Ладно, вешаю трубку, пока Коннор не возразил. Пока!

Коннор смотрит на умолкнувший телефон, словно не веря тому, что случилось. Медленно, так медленно, что я почти слышу тиканье секундной стрелки, он поднимает на меня взгляд. В синей глубине его глаз полыхает холодная ярость, золотые крапинки вспыхивают, как искры. Я улыбаюсь и грожу пальцем:

– Привет, женишок. Так как насчет моего ноутбука?

Глава 7

Коннор

Черт возьми, как я позволил ситуации так быстро выйти из-под контроля? Еще два часа назад все было в полном порядке. Я проснулся, съездил в тайник за личными вещами, потом заскочил в круглосуточный гипермаркет за всем остальным.

Даже не знаю, как так случилось. Обычно я контролирую все, даже то, что невозможно контролировать, предусматриваю то, что невозможно предусмотреть, и мгновенно приспосабливаюсь к любой ситуации. А тут меня уделала какая-то рыжая пигалица, ругающаяся, как портовый грузчик, и ведущая себя, как трехлетка, переевшая сладкого.

В полном раздражении я хватаю из кузова сумку и кидаю девчонке, которой удается ее поймать. Правда, внутри нет ничего важного. Я переезжал налегке, зная, что в доме уже есть все необходимое, но мне нужно было забрать одежду. Я достаю еще одну коробку и направляюсь в отрытые двери одноместного гаража.

Девчонка продолжает стоять на месте, поэтому у двери я поворачиваюсь и кричу:

– Ты идешь? Нам явно есть что обсудить.

Это возвращает мне ощущение контроля, злость утихает, и я молча жду девушку у двери. Ее неожиданное появление выбило меня из колеи, но я давно усвоил, что на всякое дерьмо нужно реагировать осмысленно. Это как в шахматах – можно пожертвовать пешкой, чтобы спасти короля, но всегда нужно думать на пару ходов вперед и приспосабливаться к любым изменениям ситуации.

Насколько я могу видеть, Сексуальная Рыжуха большую часть времени способна мыслить вперед примерно на пять минут. Сама она явно считает, что у нее все под контролем, перекидывает мою сумку через плечо и подходит к двери.

– У Хелен здесь были хорошенькие обои в цветочек? Куда они делись?

– Наверное, хозяин дома снял, – отвечаю я, глядя на свежевыкрашенные белые стены.

Понятия не имею, что Хантер тут сделал после того, как выехал прежний жилец. Может, я и не задержусь здесь настолько, чтобы пользоваться кухней, не говоря уже о том, чтобы запомнить обстановку. Уйду, как только предложат следующее дело.

Но девчонке это знать ни к чему. Я ставлю коробку на кухонный стол. Рыжая туда же водружает мою сумку и с вызовом смотрит на меня. Впрочем, это выражение слегка портит прядь рыжих волос, которая выбилась из растрепанного пучка и закрывает правый глаз, придавая ей обманчиво милый вид.

Обдумывая следующий ход, я молча прохожу мимо нее, выпрямив спину и стиснув челюсти. Во дворе прислоняюсь к машине, пытаясь понять, зачем я вообще вожусь с этой девицей.

«Что ты творишь? Ты же знаешь – никаких привязанностей, никаких связей. Ты слишком близок к успеху, чтобы рисковать испортить все из-за какой-то полоумной соседки».

Но я помню свои ощущения, когда она набросилась на меня и когда я подмял ее под себя, а особенно когда она сидела на мне верхом, и мое животное «я» подсказывает, что о на – именно то, что мне нужно. Она не миленькая сладкая девочка, она яростная и сексуальная – очень обольстительное сочетание.

И это означает, что мне нужно без промедления сесть за руль и уехать. В доме нет никаких вещей, без которых я не мог бы обойтись, да и Хантер в случае чего все привезет. Я мог бы сейчас уехать, забыв про девчонку и ее ноутбук, и думать только о следующем деле.

Но она интригует и привлекает меня. Возможно, я самую малость чувствую себя виноватым. Я же не намеренно подставил ее: мне нужна была сумка, и ее сумка просто оказалась под рукой. К тому же я знаю, где – точнее, у кого сейчас ее ноутбук. Будет непросто получить его обратно, но я могу что-нибудь придумать.

Я забираю последние пакеты из кузова, стараясь собраться с духом. Возможно, жизнь на самом деле как шахматная игра, но мне хватает ума понимать, что я далеко не всегда способен контролировать все, как мне бы хотелось. В предстоящем разговоре о ноутбуке… и о моей матери мне понадобится держать себя в руках.

Я заношу пакеты в дом и вижу, что соседка уже открыла коробку и распаковала мои личные вещи.

– Прекрати, это не твое дело, – бросаю я, ставлю сумку поверх той, которую она разбирает, и одновременно отталкиваю ее.

– Да уж, вдруг я что-то сломаю, – отвечает она, доставая старый кубик Рубика.

Я люблю вертеть его в руках, когда нужно подумать. Это моя дзен-игрушка. Следом рыжая достает большую кружку-термос, в которой жизненно важный для меня кофе остается горячим несколько часов. Девушка читает надпись на кружке «Внешне я спокоен, но уже придумал семь способов убить тебя». Она усмехается, словно это шутка, а не чистая правда. Это моя любимая кружка. Ее подарил мне Хантер после одного особенно непростого дела.

– Да уж, похоже, жених у меня сама жизнерадостность.

– Ты мне не невеста, – рычу я в ответ, отбираю кружку и ставлю в раковину, чтобы помыть перед следующей порцией кофе. – Нам надо поговорить.

– Да неужели? – ехидно отвечает девица, насмешливо подбоченясь. – Начнем с того же вопроса: где мой ноутбук?

– Нет, начнем с твоего имени.

– Можно подумать, ты не знаешь. – Она раздраженно прищуривается, откидывая прядь волос с лица, и замирает, видя мой ожидающий взгляд. – Погоди… правда не знаешь?

– Понятия не имею.

– Тогда зачем ты спер мой ноутбук?

Она думает, что меня интересовал компьютер, а не сумка. Может быть, мне еще удастся выкрутиться.

– Это длинная история.

– Ага! – она триумфально тычет в меня пальцем. – Вот и признался. Надо сообщить о тебе в полицию.

Однако после этого заявления она никуда не двигается, и я соображаю, что есть другие варианты развития событий. Вполне возможно, что она не доверяет полиции. Интересно, может, эта сексапильная рыжуха тоже в чем-то замешана? Я продолжаю выжидающе смотреть на нее, и она сдается.

– Меня зовут Поппи^[1] Вудсток.

Я весело фыркаю: имя-то у нее говорящее. На меня набросилась лихая рыжая девчонка по имени Маковый цвет. Хотя рыжина ее волос не совпадает с оттенком калифорнийских маков, но что-то в ней действительно напоминает яркое живое пламя цветка.

– Ну конечно, Поппи.

– Да… Коннор. Теперь, когда мы познакомились, не мог бы ты объяснить, зачем украл мой компьютер?

Вздохнув, я достаю телефон и нажимаю несколько кнопок:

– Какую пиццу ты предпочитаешь?

– А не рано для пиццы?

– Для пиццы никогда не рано.

– Тут ты прав, – признает она, не обращая внимания на мою попытку выиграть время для ответа. – Мне с колбасой и халапеньо.

Ее выбор меня не удивляет. Быстрота, с которой они принимает решения, тоже не удивляет. Еще очко в ее пользу. Я привык собирать впечатления о чужих личностях, привычках, слабостях и странностях. Для меня это как учеба перед экзаменом. Сколько раз уже меня выручала эта многолетняя привычка.

Я заказываю пиццу, диктуя адрес, который уже запомнил. Пиццу привезут через полчаса.

Я достаю из холодильника пиво и предлагаю бутылку Поппи. К моему удивлению, она спокойно берет пиво, не комментируя, что еще не полдень и слишком рано. Я успеваю отвернуть крышку, и рыжая благодарно улыбается. Я только небрежно пожимаю плечами. Я не полный невежа, но и не джентльмен. Никогда не было необходимости в этом.

– Так что насчет моего ноутбука? – протяжно спрашивает Поппи, перекатываясь с каблука на носок.

Я отпиваю глоток, размышляя, как объяснить ей ситуацию, не упоминая про «Черную розу». В конце концов решаю, что лучше всего будет полуправда.

– Да, я взял твой ноут. Я отдал его одному знакомому.

– Ты отдал мою сумку? – Она аж заикается от возмущения. – Ты хоть понимаешь, насколько важен для меня этот ноутбук?

– Хороший ноутбук. – Я вспоминаю реакцию Хуана Пабло. – Успокойся, думаю, я могу вернуть его назад.

Девица делает глоток и давится пивом:

– Ах, ты думаешь? Да что, блин, это вообще значит?

– Это значит, что я могу вернуть твой компьютер, – медленно повторяю я. – Я знаю, у кого он, и что он собирается с ним делать.

Поппи шагает ко мне. То ли это смелость, то ли полное безразличие к собственной безопасности – я еще не решил.

– Он мне нужен! – рычит она. – В нем моя рукопись, и у меня дедлайн на носу.

Я поднимаю руки, показывая, что совершенно безобиден. По крайней мере, сейчас.

– Расскажи про рукопись.

Поппи сразу сникает. Ее запал иссяк.

– Я писательница. Встреча с Джей Эй Фокс была для меня очень важна, пока все не полетело в полную задницу из-за тебя. – Она бросает на меня разъяренный взгляд. – Эта рукопись – мое детище. Я работала над ней несколько месяцев. Эти страницы политы кровью, потом и слезами. Мне нужно закончить и сдать книгу к началу следующего месяца, иначе я покойница.

Она выразительно проводит пальцем по шее, но я не думаю, что это буквально: вряд ли у ее издателей есть связи с мафией. Интересно, бывают ли у издательств связи с мафией? А что, вполне может быть. Бандиты ведь тоже читают книги.

Босс обожает искусство и при этом способен убить без малейшего сожаления.

– Ты что, больше нигде не сохранила файл? – удивляюсь я. – Хотя бы в облаке?

– Знаешь, сколько раз за последние годы хакеры добирались до файлов в облаке? Ладно, ладно, я понимаю, что виновата. Сама знаю!

– Тихо, тихо, я уже просек. – Я стучу своей бутылкой по ее бутылке в знак того, что все понимаю, и отпускаю ироничную шутку: – Сделаю все возможное, чтобы ты осталась в живых. Мы вернем твой компьютер.

В ответ она кривит губы и прищуривается, как заправский сорванец:

– Честное-пречестное?

Я киваю, но ей этого недостаточно. Она протягивает мне кулачок с отставленным мизинцем:

– Пожмем друг другу мизинцы в знак нерушимой клятвы. Нарушишь – я тебя точно за яйца прихвачу. Причем ножницами.

Я едва удерживаюсь от смеха, хотя в определенном смысле не возражал бы, если бы она на самом деле потрогала меня за яйца. Я кашляю, чтобы скрыть свои мысли, и мы сцепляемся мизинцами.

– Так, с моим ноутом определились. Теперь расскажи о своей маме – мне же завтра идти к ней на обед?

Я давлюсь пивом, половину выплевываю, а вторая половина попадает не в то горло. Я вытираю рот и рычу:

– Ни на какой обед ты не пойдешь.

– Еще как пойду, – непреклонно заявляет Поппи. – Твоя мама ждет меня. Точнее, она ждет Скарлетт, твою невесту. Зачем ты вообще все это придумал?

Опасно. Опасно было уже то, что я не смотался отсюда, как только рыжая узнала мое имя. Надо просто придумать для нее убедительную ложь. Черт, да мне столько приходится врать, что ложь давно уже кажется более реальной, чем правда.

Но что-то в этой Поппи Вудсток заставляет меня нарушить свои правила… и сказать ей правду:

– Семья у меня очень непростая. И с матерью тоже непросто. Она пытается вмешиваться в мои дела, а я не могу этого позволить. Чем-то она на тебя похожа.

– Такая же милашка и острая на язык? – Поппи с притворным простодушием хлопает светлыми ненакрашенными ресницами.

– Ты совсем не милашка, – ворчу я. – Как ты уже знаешь, у моей сестры скоро свадьба, а это означает, что будет весь этот семейный цирк с дядюшками-тетушками и кучей других родственников. Я не пойду.

– На свадьбу? На свадьбу сестры? – ужасается Поппи.

– И на свадьбу, и на ужин, – мрачно отвечаю я. – В каждой семье есть паршивая овца. В нашей это я. Я не просто паршивая, я еще и радиоактивная овца.

– Все это неважно, мы пойдем. – Она просто воплощение упрямства, а если учесть, что человека упрямее меня еще поискать надо, то это не комплимент. – Сестра наверняка хочет, чтобы ты пришел!

Поппи явно не понимает, что я собираюсь пропустить свадьбу для их же блага.

– Ты что, не слышала? Я радиоактивный. Мать не знает, кто я и чем занимаюсь. Она уверена, что я пай-мальчик и хочет похвастаться мной перед своей сестрой. Она и моя тетя Одри… между ними идет многолетнее состязание, в котором их дети – просто пешки на поле боя. Мне совершенно не хочется в чем-то состязаться с моим кузеном Йеном.

Поппи улыбается в ответ, блеснув белыми зубами, и прячет улыбку за бутылкой.

– Что ты смеешься?

Она качает головой, делая глоток пива, но под моим сердитым взглядом не выдерживает и хохочет во весь голос, указывая на меня:

– Я просто пытаюсь представить себе, как ты соревнуешься с парнем по имени Йен.

Я ощущаю укол обиды из-за усмешки, но тут Поппи немного печально говорит:

– Бедный парень. С таким именем у него с самого начала не было ни единого шанса.

Она на самом деле думает, что я лучше Йена? Поппи не знает его, а все, что она знает обо мне – это что я вру и краду компьютеры. И тем не менее каким-то загадочным образом я оказываюсь победителем ее воображаемого соревнования?

– Да уж, ему на самом деле ничего не светило, – довольно усмехаюсь я.

Между нами устанавливается хрупкая связь. Поппи расслабляется и отпивает еще пива:

– Расскажи мне о себе, а заодно и о Скарлетт, раз уж завтра мне придется играть ее роль.

О господи, опять Скарлетт. Я не успеваю ничего ответить: к моей радости, кто-то звонит в дверь. Правда, я все равно подпрыгиваю от неожиданности и соображаю, что не слышал, как к дому подъехала машина. «Возьми себя в руки, Коннор, и не отвлекайся на пустяки. Мало ли кто может приехать вместо доставщика пиццы».

Я забираю пиццу у курьера, отрезаю куски для себя и Поппи и кладу их на тарелки. Поппи садится к столу, и я замечаю, что она убрала коробки, пока я возился с пиццей. Мысленно я помечаю, что она явно готова помочь, если нужно.

Надеюсь, это так, потому что я как раз понял, что она права: если я не появлюсь на завтрашнем обеде, Кейли не простит меня, а мать никогда не оставит в покое.

Внутренний голос подсказывает, что если я надеюсь когда-нибудь расплатиться за свои грехи, мне нужно попробовать найти контакт со своей семьей.

– Ладно. – Я тяжело опускаюсь на стул, чувствуя, что мне больше не хочется ни колбасы, ни халапеньо.

Поппи бубнит с пиццей во рту:

– Адно хто?

– Я про обед. Ты можешь пойти со мной. Но только на обед, не на свадьбу. Будешь моей невестой на один день.

Я как будто делаю ей одолжение, но мы оба понимаем, что все наоборот. Это она готова дать мне хоть полшанса наладить отношения с семьей. Может быть.

Я понимаю, что прав, когда Поппи открывает рот, набитый пиццей:

– Отлично.

– Отлично – это когда ешь с закрытым ртом.

Моя насмешка действует, Поппи с трудом проглатывает кусок:

– Ладно, значит, там будут твоя мама, тетя, сестра и кузен. Кто еще? Представь себе, что я – Джейн Бонд, которая собирается на задание, и сообщи мне всю нужную информацию.

Я кладу кусок пиццы обратно на тарелку и смотрю на ее жирную поверхность:

– Я не всегда был плохим парнем, начиналось все хорошо. Но в детстве я пару раз попадал в переделки, так, ничего серьезного… Мелкое воровство, глупости всякие, но этого было достаточно, чтобы родня начала стыдиться меня. Дальше все пошло только хуже. Я ушел из дома, когда мне исполнилось восемнадцать, ну и потихоньку стал мастером в этом деле…

– В краже сумок?

Я киваю. Пусть Поппи думает, что дело было в компьютере. Мало ли, может, это был компьютер Джей Эй Фокс. Я не собираюсь разубеждать ее, она и так слишком увязла во всей этой истории. Нас без того чересчур связала эта скверная ситуация.

– В общем, я придумал Скарлетт, чтобы от меня хоть немного отстали. Родня считает, что из-за Скарлетт я изменил свою жизнь, стал добропорядочным гражданином, и что я сейчас успешный бизнес-консультант, у которого очаровательная, терпеливая и добрая подружка.

Поппи отвечает мне веселой ядовитой улыбкой. Она зловеще оскаливает зубы, но по глазам видно, что просто шутит:

– Ну, если ты способен вжиться в роль добропорядочного гражданина, я смогу сыграть твою очаровательную подружку. А твой отец? Ты ничего про него не сказал.

– Больная тема, – признаюсь я. – Он будет на обеде. То есть физически присутствовать он будет, но что касается всего остального – он давно поставил на семье крест. Скорее всего, он даже не станет с тобой разговаривать.

Ну вот, я коротко изложил нашу длинную семейную историю. Отец ушел из семьи десять лет тому назад, когда неожиданно умер его отец. Мы все по-разному переживали смерть деда, а отец так и не смог справиться с горем. Но вряд ли кто-нибудь станет обсуждать эту тему на обеде.

– Ага, проблемный отец, и сын, из которого информацию приходится тащить чуть ли не клещами… где-то я это уже видела, – говорит Поппи, и я чувствую обиду. Она задумчиво смотрит в пространство, постукивая пальцем по подбородку. Потом ее глаза проясняются и устремляются на меня:

– Ты не думай, я не забыла про мой ноутбук. И вообще, надо поторопиться. Мне нужен новый ноут, хотя я просто не представляю, что смогу сделать без пропавшего куска готового текста. Начать с нуля или с того места, где я остановилась?

Она явно рассуждает вслух, поэтому я благоразумно сохраняю молчание. За ней так любопытно наблюдать: она разговаривает сама с собой, при этом поворачивая голову, словно слушая незримого собеседника. Как будто на плечах у нее сидят чертик и ангелочек, как в старом мультике.

– Ну, что решила? Выиграл тот, кто слева – или справа? Или это секрет? – поддразниваю я.

Поппи дергает правым плечом, глядя на меня искоса:

– Буду продолжать работу в надежде, что ты не обманешь и вернешь мне мой ноут. Так что пока достаточно будет купить какой-нибудь дешевый на замену.

Я удивлен: у нее нет причин доверять мне, кроме разве что полного отчаяния. Но это не похоже не отчаяние. Я также думаю, что с проницательностью у нее не все в порядке, раз она вручает мне в руки свою жизнь – то есть рукопись.

– Порядок. Тогда ты пока купи себе новый ноут, а я кое-кому позвоню.

Поппи ставит пустую тарелку в мойку и направляется к двери. Я провожаю ее, оправдывая неожиданный джентльменский порыв возможностью еще раз полюбоваться ее задницей в обтягивающих штанах для йоги.

– Во сколько завтра обед? – спрашивает Поппи.

– В шесть. – Я смутно помню, что мать вроде бы назвала это время. – Если ты решишь не приходить, я пойму. Я все равно куплю тебе новый ноут.

Она смотрит на меня долгим взглядом, и я не могу решить, то ли она пытается понять мои чувства, то ли запомнить мое лицо. Мне некомфортно, но я молча выдерживаю ее взгляд. Наконец Поппи кивает и вдруг неожиданно щелкает пальцем по моему носу:

– К шести буду готова.

Изумленный ее жестом, я смотрю ей вслед, пока она пересекает двор. Бедра Поппи гипнотически покачиваются, и я внезапно понимаю, что ощущаю этот ритм своим членом.

Между нашими домами маленький забор, и мне любопытно, как Поппи его преодолеет. В первый раз она просто перескочила через него, когда в ярости напала на меня. Сейчас она, не замедляя шага, взлетает в воздух, как балерина, и легко приземляется на другой стороне.

Рановато я восхитился: на первом же шаге за забором Поппи спотыкается об траву и чуть не падает.

Я невольно делаю шаг вперед, чтобы помочь ей, но она ухитряется удержаться на ногах и оборачивается посмотреть, видел ли я ее конфуз. Я прислоняюсь к дверному косяку, улыбаясь и скрестив руки. Уверен, что с того места, где она стоит, ей отлично виден бугор в моих джинсах. Но Поппи смотрит только на мои ухмыляющиеся губы, разворачивается и топает к дому, уже не покачивая бедрами. Дверь с грохотом захлопывается за ней.

– Сок, орешек! – слышу я ее крик и не могу сдержать смех при этом странном проклятии.

Минуту я рассматриваю ее дом, мысленно представляя себе внутреннее устройство и отмечая все возможные пути доступа и проблемы с безопасностью. Хорошо, что Поппи заперла за собой дверь. Но на окнах, которые выходят на улицу, нет жалюзи или плотных штор, только прозрачные занавески. Придется поговорить с ней на эту тему.

Я внимательно оглядываю улицу в поисках чего-либо необычного. Но Хантер счел этот район самым безопасным для меня именно потому, что здесь спокойно и прилично.

Не увидев ничего, что могло бы вызвать тревогу, я поворачиваюсь и иду к дому. И только тут меня настигает понимание, что я на самом деле собираюсь пойти на семейный обед с фальшивой невестой!

Глава 8

Поппи

Без двух минут шесть я стою возле своей двери в наряде «для не самых важных встреч» и пытаюсь решить, как поступить. Пойти постучаться к Коннору? Но он может решить, что я слишком настырна, а я и так вчера надавила на него как следует.

Подождать, пока он сам подойдет? Но, если я хоть что-то поняла в его характере, он может просто смыться.

Подойти и подождать возле его машины? Слишком похоже на отчаянное преследование парня. У нас же не свидание.

Как полагается вести себя фальшивой невесте на обеде с родней «жениха»? Чем больше я обдумываю вопрос, тем яснее становится, что четких правил для подобных случаев не существует. Может, мне заняться сочинением кодекса поведения?

Впрочем, только я могла ввязаться в подобную ситуацию. Как ни смешно, у этой истории оказалась и положительная сторона. Опираясь на память и на сохранившиеся записи, я сегодня написала целую дополнительную главу на новом ноутбуке. После чего с удовлетворением сохранила ее на флешку.

Я не собираюсь повторять свои ошибки.

Я бросаю нервный взгляд в окно и вдруг вижу Коннора, выходящего из дома. Он смотрит на мой дом, и я чертовски рада, что осталась внутри, а не торчу перед дверью. Коннор не заслуживает знать, что со мной делает один только его вид.

Выглядит он потрясающе. Любой другой в черном костюме, белой рубашке и черном галстуке смотрелся бы скучно и пресно, но эта классика в сочетании с легкой небритостью превращает Коннора в сексуальную мечту любой девушки. Как бы мне хотелось провести ногтями по его щетине. Или потереться об нее своей щекой.

Мне не нравится, как сильно мое предательское тело реагирует на него. Словно кто-то прикасается к туго натянутой струне, заставляя мои бедра дрожать от желания, а сердце – колотиться в ритме безумного джаза.

«Хватит, Поппи». Так не годится, как бы тебе ни приспичило. То, что этот опасный незнакомец выглядит потрясающе, не имеет никакого значения. Да, так и хочется погладить эти облегающие брюки и медленно зубами расстегнуть пуговицы на его рубашке, но делать этого нельзя. Нельзя, несмотря на то, что закатанные рукава его рубашки обнажают мускулистые руки, а пиджак небрежно перекинут через плечо. На запястье у него поблескивают дорогие часы.

– Может, они краденые?

Вопрос сразу охлаждает мой пыл и помогает немного успокоиться. Эта неприятная мысль возвращает меня на землю, напоминая, что, несмотря на всю свою сексуальность, дьявол порой соблазняет нас самыми неожиданными методами.

Более-менее овладев собой, я открываю дверь и кричу своим собакам:

– Мальчики, ведите себя прилично. Мамочка скоро вернется.

Встретив удивленный взгляд Коннора, я поясняю:

– У меня два белых померанских шпица, Сок и Орешек. Мне показалось забавным их так назвать.

– Тебе по-прежнему так кажется? – сухо интересуется Коннор.

– Мне всегда весело, когда я их зову. Правда, если это происходит на улице, бывает неудобно: можно заработать репутацию местной деревенской дурочки.

Вообще, пока Сок и Орешек были совсем маленькие, с ними случалась куча забавных происшествий. Я ожидала, что Коннор хотя бы улыбнется, но он наоборот хмурится:

– Ты что, на самом деле деревенская дурочка?

– Наверное, да, – вслух рассуждаю я. – Сам подумай: здесь самая большая плотность разведенных и одиноких женщин, но все очень чинно и скучно. Местные жители идут на работу к восьми утра, в шесть возвращаются, чтобы пообедать, посмотреть новости или отвезти куда-нибудь детей. Здесь даже занятия Зумбой считаются признаком дикой раскрепощенности. Большая часть местных присоединяется к клубу пеших прогулок, что дает им возможность сплетничать на ходу о работе и обсуждать, насколько хорош – или ужасен – сад у соседей. Я же сижу дома и пишу любовные романы. Когда накатывает вдохновение, я могу целыми днями не мыться, ходить в пижаме, заказывать еду домой в любое время дня и ночи. И даже собаки у меня Сок и Орешек. Так что меня редко зовут на вечеринки у бассейна.

Я замолкаю и сама удивляюсь злости и горечи, прозвучавшей в моих словах. Вроде подобные вещи меня раньше не волновали – или же я притворялась так хорошо, что обманывала даже себя. Но, чувствуя на себе пронзительный взгляд Коннора, который еще хуже вписывается в местное сообщество, я понимаю, что все это волнует меня сильнее, чем я думала.

– Ты много работаешь, ты креативна и умеешь концентрироваться и расставлять приоритеты. – Он переворачивает все, что я сказала, и придает моему самоописанию противоположный смысл. – Не вижу в этом проблемы.

Я улыбаюсь, ощущая, как его слова словно бы исцеляют раны внутри меня, о которых я даже не подозревала. Я невольно протягиваю руку и шутливо стучу кулаком по груди Коннора, заставив его тоже улыбнуться.

– Ты забыл, что я еще и сексуальная. – Я кручусь перед ним, демонстрируя свой наряд. Не то чтобы я напрашивалась на комплименты, но лучше ему со мной согласиться.

Поскольку я понятия не имею, что принято надевать на семейный ужин, я решила не рисковать и выбрала беспроигрышную комбинацию из короткой пышной алой юбки и облегающей шелковой блузки. К этому прилагается жакет, который я могу снять, если будет жарко. Каблуки делают меня выше и придают уверенности рядом с Коннором.

– И сексуальная, – тихо соглашается он. Его низкий, глубокий голос заставляет мою кожу вибрировать, хотя нас разделяют добрых два фута. Коннор окидывает меня оценивающим взглядом, от которого я замираю на месте. Его слова звучат искренне и, похоже, он так же удивлен этим признанием, как и я. – Нам пора, садись в машину.

Он первый отводит глаза, но я не чувствую, что выиграла. Коннор куда быстрее овладел собой. Ничего, победителем все равно буду я. Мне приходится напомнить себе, что я все это проделываю только чтобы вернуть мой компьютер. Но я вся напряжена, и мое тело намекает, что немного горизонтальной гимнастики было бы очень даже к месту. Этот парень точно мог бы снять мой писательский блок, заодно сняв с меня все, что возможно, и довести меня до полного блаженства и творческого экстаза.

Но я отказываюсь слушать свою внутреннюю сексуально озабоченную сучку и с улыбкой направляюсь к пикапу Коннора. Взявшись за дверную ручку, я задерживаюсь и с улыбкой смотрю на «жениха»:

– Надеюсь, это поход на ужин к твоим родителям, а не похищение?

Что-то в его прищуренном взгляде заставляет меня подумать, что эта шутка задела его сильнее, чем должна была. Похищение или семейный ужин? Может, дело в том, что это я вынудила Коннора разыграть спектакль, хотя он совершенно не собирался идти на такое.

– Поппи, или лезь в машину, или нет. Выбор за тобой, делай, что хочешь.

Он садится за руль и заводит двигатель. Похоже, мы закончили изображать из себя джентльмена.

– Ладно, дверь дама сама себе откроет, – бурчу я, понимая, что Коннор все равно не услышит меня за рыком мотора. Я забираюсь в высокий джип, невольно устроив небольшой стриптиз, и пристегиваю ремень безопасности.

– Слушай, у тебя вообще есть какое-то чувство самосохранения? – Руки Коннора туго сжимают руль.

Я бросаю на него взгляд и вдруг понимаю, что весь этот цирк возле машины был устроен ради того, чтобы я испугалась этого мускулистого, опасного соседа и убежала домой.

Поступи я так, и Коннор бы просто уехал, спасенный от семейного ужина. Но я не оставила ему выбора, и это пугает его. Может, это он меня боится, а не я его.

– Конечно, есть. – Я не уверена, что это правда. Я начинаю бояться саму себя, потому что выйду машины разве что под дулом пистолета. – Но я что угодно готова сделать, чтобы вернуть мой ноут. Если мы поедем на ужин, я больше узнаю о тебе и, возможно, смогу это использовать для своих целей. – Не слишком продуманный план. Я пожимаю плечами. – К тому же, если ты все же похитишь меня и продашь за хорошие деньги, издатели меня не найдут и мне не придется беспокоиться о книге. Так что мне любой вариант подходит.

Юмор, конечно, чернушный, но я сижу, как на иголках. Как ни странно, Коннор слегка оттаивает и кивает мне:

– Ты права.

Я думала, что мы поболтаем по пути и я узнаю, что говорить и как отвечать на возможные каверзные вопросы, но всю дорогу Коннор молчит. Зато я трещу без умолку, спрашиваю его о семье, о том, как он начал воровать и как стал мастером в этом деле, о его сестре и кому он отдал мой ноутбук. Я засыпаю Коннора градом вопросов, чтобы он не думал, будто я сдамся и что я готова на все.

Но он молчит, не отвечая ни на один самый легкий или сложный вопрос. Так что я привычно разговариваю сама с собой:

– Знаешь, я просто очень любопытная. Я по природе своей хочу знать все о людях, их жизни, опыте, что делает их такими, какие они есть. Иногда я использую это при создании персонажей, но чаще это просто помогает взглянуть на мир под другим углом. Мне кажется, я лучше пишу из-за подобного опыта. Может, это даже делает меня лучше как человека. Я хороший слушатель.

Коннор только хмыкает в ответ. Впрочем, я и сама понимаю, что это не особо похоже на правду, поскольку я сорок минут болтаю, не закрывая рот. Но я на самом деле хороший слушатель и наблюдатель. Я заметила, что, хотя Коннор не сказал ни слова, многие мои вопросы явно вызвали у него реакцию. Он сжимает челюсти, если я слишком близко подхожу к больной теме, у него дергаются уголки рта, когда я говорю что-то смешное. И я уловила, как он искоса глянул на меня и сглотнул, когда машина подпрыгнула на ухабе и у меня задралась юбка.

Наконец я умолкаю, Коннор откашливается, и я уже готова услышать нечто крайне важное или хотя бы ответ на один из моих вопросов. Но вместо этого «жених» произносит:

– Мы почти приехали. У тебя есть две минуты, чтобы передумать.

Я решаю воспользоваться методом Алерии: кладу ладони на бедра и закрываю глаза:

– Прошу тебя, Мироздание, если ты не слишком занято прибоями и эрозией почвы, улучи минутку, пожалуйста, и проследи, чтобы наша с Коннором опасная миссия по встрече с его суперстрашной семейкой прошла успешно. Спасибо тебе. Мир, свет, любовь, жвачка. С меня пончики. Поппи.

Я открываю глаза и натыкаюсь на шокированный взгляд Коннора:

– Ты что, всерьез молилась Мирозданию, чтобы семейный обед прошел успешно? И обещала взамен пончики? Причем тут пончики?

– Все любят пончики. – Я пожимаю плечами. – Даже Мать-природа.

Коннор моргает в полном недоумении, не зная, что на это сказать. Я решаю окончательно запутать его:

– Я периодически ротирую молитвы и пожелания. Надо все тылы прикрыть, да и вдруг там, наверху, кто-то есть, и он мне поможет в будущем?

Коннор только хмыкает в ответ. Через минуту мы подъезжаем к дому. Не знаю, чего я ожидала, но явно не такого. Это не просто дом, это целый особняк. Особнячище, судя по размерам.

Машина останавливается. Коннор тяжело вздыхает, изо всех сил сжимая руль, и я впервые вижу признаки уязвимости в его броне.

– Ты в порядке?

– Это я должен тебя спросить, – говорит он, но ничего не спрашивает. Он обходит машину, открывает мою дверь и только тихо ворчит в ответ на мою благодарную улыбку: – Ладно, пошли, куда деваться.

Возле двери нас любезно встречает мать Коннора, высокая красивая женщина:

– Привет! Скарлетт, как приятно с вами познакомиться! – Она целует воздух возле моей щеки. – Я Дебра, но, пожалуйста, зовите меня мамой. Почему он все это время прятал вас?

– Он вообще держит меня в подвале на цепи, – поддразниваю я. Коннор напрягается, но Дебра только весело смеется, ее голубые глаза искрятся. – Я тоже очень рада познакомиться.

– Мы все так счастливы, что вы смогли приехать, – говорит Дебра. – Уверяю вас, мы вовсе не такие страшные, какими он на описывает.

Она бросает взгляд на сына, и ее фраза кажется больше правдой, чем шуткой. Коннор по-прежнему молчит, и я пытаюсь разрядить напряжение:

– Он мало говорит. Такой классический сильный молчаливый мужчина.

При этом я слегка прижимаюсь к Коннору, стараясь выглядеть как «невеста». К сожалению, он держится напряженно и выглядит так, будто у него в заднице кочерга. Я уже было решаю пихнуть его локтем в бок, чтобы слегка расслабился, но тут Дебра беззаботно смеется. Правда, смех этот не искренний, скорее дань вежливости:

– Хорошо, я пойду позову Кейли и отца, они в кабинете.

Дождавшись ее ухода, я отодвигаюсь от Коннора:

– Слушай, приятель, одна я не справлюсь. Ты тоже должен сыграть свою роль, если хочешь, чтобы спектакль удался. Постарайся получше вжиться в образ.

У Коннора такой вид, будто приветствия уже вымотали его.

– Я же здесь, чего еще надо?

– Этого мало, – предупреждаю я. – Продолжай в таком духе, и всем станет понятно, что я никакая не Скарлетт.

Он только пожимает плечами, и мне кажется, что он уже готов послать всю эту затею с поддельной невестой к дьяволу, а ведь мы всего пять минут как приехали. Я не ожидала такого быстрого финала.

Прежде чем Коннор успевает что-то сказать, появляется Дебра в сопровождении более старой версии моего «жениха». Рядом с ними девушка, явно унаследовавшая от матери красоту и элегантность. Такое впечатление, что в этой семье детей не рожали, а произвели на свет копипастой.

Дебра представляет мне пришедших:

– Это Роберт, мой муж, а это наша дочь Кейли. Дорогие, это Скарл…

– Меня зовут Поппи, – улыбаюсь я. – Простите за путаницу с именем.

– Но я думала, вас зовут Скарлетт? – с любопытством спрашивает Кейли. Похоже, она знает своего братца лучше, чем родители, и сейчас смотрит на меня настороженно.

Продолжая разыгрывать спектакль, я прижимаюсь к Коннору и бросаю на него смущенный взгляд:

– Ну, это наш Кинг-Конг меня так называет. Из-за моих волос, понимаете…

Я показываю на свои рыжие волосы, чтобы объяснить, откуда взялось прозвище. Пусть считают, что это что-то интимное, и отстанут от меня. Вряд ли они захотят, чтобы я называла их сыночка Кинг-Конгом за обеденным столом – вдруг это наведет кого-то на мысли о размере члена обезьяны и о диком сексе в джунглях.

– Понятно, – спокойно соглашается Кейли, не поддаваясь на провокацию.

– А где жених? – прерывает нас Коннор, стараясь перевести разговор в другое русло. – Я думал, что встречусь с ним.

Он отлично понимает, что сестра предпочтет говорить о женихе, а не о нас.

– Эван скоро придет, – с улыбкой поясняет Кейли. – Мне надо было обсудить с мамой последние приготовления к свадьбе, а он уже устал от разговоров на эту тему. Я, наверное, слегка свихнулась на торжестве, сами понимаете.

Я не понимаю. Я из тех женщин, которые выскакивают замуж по случайной прихоти, когда время придет, но нужно играть свою роль:

– Ну конечно, понимаю. Однако всему свое время, это ваше время уже пришло. Вы, наверное, так взволнованы.

В восторге от того, что нашла нового слушателя, Кейли слегка взвизгивает и приплясывает:

– Просто дождаться не могу! Вы должны прийти на свадьбу и заставить прийти его.

Она бросает на нас умоляющий взгляд. Коннор только хмыкает в ответ:

– Кейли, я приехал на ужин и обещал встретиться с Эваном. Давай на этом остановимся.

Кейли разочарована его спокойным небрежным тоном, на глаза у нее наворачиваются слезы, но она смотрит на брата с улыбкой:

– Ладно, я на самом деле рада, что ты пришел. Просто я думала, что…

Дверь открывается, и мужской голос зовет:

– Детка, ты где?

Просияв, Кейли бежит к двери. Сквозь дверной проем видно, как она бросается в объятия светловолосого мужчины в костюме. Он кружит ее в воздухе и смачно целует. Очевидно, это и есть Эван.

– Я так по тебе скучал, – ласково говорит он, словно герой голливудской мелодрамы, окидывая ее обожающим взглядом.

Та светится о счастья. Они заходят в комнату, и Кейли возбужденно тянет жениха за руку:

– Эван, это мой брат Коннор и его невеста Поппи.

Эван с улыбкой протягивает Коннору руку:

– Рад встрече, дружище. Кейли много про тебя рассказывала.

– Но вряд ли что-то хорошее, – острит Коннор и вежливо, но твердо пожимает протянутую руку.

– Прошу к столу, – вмешивается мать семейства, пока разговор не принял нежелательную окраску.

Мне кажется, Коннор прав: вряд ли Эван слышал много хорошего про него.

Мы переходим в столовую. Несмотря на размер и официальное убранство комнаты, стол сервирован по-домашнему. Похоже, хоть семья и богатая, нос они не задирают.

– Как прошел день, Эван? – спрашивает Дебра, открывая бутылку вина. – Готов к главному событию?

– Все в порядке. Босс одобрил отпуск, а сотрудники даже закатили импровизированную вечеринку в столовой. – Он поворачивается к Кейли. – Подарки уже в машине, Дженис записала, кто что прислал, чтобы мы не ошиблись в благодарственных письмах.

– Очень мило с ее стороны. – Сияющая Кейли похлопывает его по руке.

– Она даже испекла мне торт. Я ей, конечно, этого не сказал, но я очень надеюсь, что свадебный окажется вкуснее. – Эван обводит всех смеющимся взглядом, заранее предвкушая впечатление от своей шутки. – Она украсила торт каторжной цепью с ядром из бисквита. Идея забавная, но в ее исполнении это куда больше смахивало на шоколадные собачьи какашки. Аппетит отбивает напрочь.

Присутствующие сдержанно смеются. Коннор тихо фыркает, но Роберт не реагирует, словно и не слышал шутку. Тем временем разносят еду, тарелки наполняются.

– Поппи, Конни так и не сказал нам, чем ты занимаешься, – обращается ко мне Кейли.

– Конни? – Я насмешливо приподнимаю брови, глядя на Коннора. Вид у него сердитый, но он не поправляет сестру, и это говорит о нем больше, чем что-либо. – Честно говоря, мне многим приходилось заниматься. Но сейчас я пишу свою вторую книгу «Неприятности в Грейт-Фоллз».

– Серьезно? – спрашивает Дебра, но уже через секунду расширяет глаза. – То есть ты та самая Поппи Вудсток? Я читала твою книгу! Коннор, да ты нашел настоящее сокровище!

– Скорее украл, чем нашел, – поддеваю я своего спутника. Он только тихо рычит в ответ, раздраженный то ли моими словами, то ли тем, что его мать удивлена его находкой.

– Ну как я могла устоять перед таким сердитым взглядом? Да, моя основная задача сделать так, чтобы эта упрямая морщинка между бровей разгладилась.

Подтверждая слова делом, я нежно провожу пальцем по нахмуренным бровям Коннора и чувствую удовлетворение, когда он не отстраняется и смотрит мне прямо в глаза.

– Желаю успеха, – говорит Кейли. – Коннор так хмурится с самого детства.

– Кстати о детях… – встревает Дебра, и я весело замечаю, что выражение лица Кейли становится до смешного похожим на выражение ее сердитого брата.

– Мама, повторяй за мной. – Кейли берет Эвана за руку. – Сперва свадьба, потом медовый месяц, и только потом, где-то в отдаленном будущем – дети.

Похоже, они не впервые поднимают эту тему.

– А если ты будешь настаивать, мне придется рассказать тебе во всех подробностях, как мы на практике занимаемся этим процессом. Вряд ли тебе этого хочется. Не лезь в мою матку, а я обещаю, что сразу же скажу тебе, как только появится повод.

– Кейли! – только и способна выговорить шокированная Дебра. Будь на ней жемчужное ожерелье, сейчас она нервно перебирала бы бусины.

Кейли пожимает плечами:

– Ты сама завела разговор о потенциальном результате моей сексуальной жизни за обеденным столом. Так что ты получила что хотела.

Я делаю несколько мысленных пометок, сожалея, что не могу записать их прямо здесь и сейчас. Сидящая напротив меня Кейли – настоящая находка и вдохновение для писателя. Я попала в писательский рай.

Разговор за столом продолжается, Кейли задают кучу вопросов о свадьбе, стараясь больше не касаться темы детей, а сама Кейли и Дебра забрасывают вопросами нас с Коннором. Отвечает в основном Коннор, но и я не отстаю. Меня забавляет этот процесс, когда я пытаюсь попасть в такт с Коннором и вплетаю кусочки правды в небылицы, которые он рассказывал семье.

К счастью, недостаток его общения с близкими предоставляет достаточно дыр, которые можно заполнить фактами. Странно, однако, что Роберт Брэдли явно не хочет ни с кем общаться. Я не услышала от отца Коннора ни единого слова с тех пор, как пожала его руку, да и то это явно был чистый жест вежливости.

Роберт молча сидит, потягивая вино и без аппетита гоняя еду по тарелке. Коннор ведет себя ненамного лучше, кроме тех случаев, когда к нему обращаются напрямую. Периодически он бросает на отца сердитый взгляд. Между ними явно нет близости. Коннор уже говорил мне об этом, но я не ожидала, что все настолько плохо.

Хотя, похоже, невидимая стена отделяет Роберта Брэдли не только от сына, но и от остальных. В этой комнате, в окружении семьи, он кажется одиноким островом. Коннора это раздражает, хотя он ведет себя точно так же с матерью и сестрой.

Посередине обеда раздается звонок в дверь. Коннор сразу напрягается, и я не понимаю, почему. Уловив мой вопросительный взгляд, Коннор старается расслабиться, опускает плечи, разжимает челюсти и делает глубокий вдох.

– Кто это может быть? – впервые подает голос Роберт.

– Пойду посмотрю. – Дебра встает, направляется в прихожую, и через минуту мы слышим, как она удивленно с кем-то здоровается. – Мы думали, ты приедешь через несколько дней. Мы как раз ужинаем.

– Вот и отлично, – отвечает другой женский голос. – Я умираю с голода. Надеюсь, у вас найдется хоть что-нибудь съедобное.

Напряжение вокруг стола резко возрастает. Ко мне это не относится, потому что я понятия не имею, что происходит. У меня такое впечатление, что я случайно оказалась посреди непонятной театральной постановки какого-то детектива, только мне никто не подсказывает мои реплики и на полу не лежит труп. Хотя, возможно, труп еще появится. Я поглядываю на Коннора и его отца, как на потенциальных подозреваемых. Ну, с ними все чересчур очевидно. Я решаю, что вежливый и милый Эван отлично подойдет на роль жертвы или даже убийцы в еще несовершенном преступлении.

Входит Дебра с каменным лицом, за ней следуют пожилая женщина и молодой человек.

– Одри, Йен, познакомьтесь, это Поппи, невеста Коннора. Поппи, это Одри, тетя Коннора, и его двоюродный брат Йен.

Ага, теперь все понятно. Если бы мы на самом деле были на сцене, я бы точно заявила: «Расследование начинается!» Это та самая тетя и ее сын, про которых рассказывал Коннор. Интересно, похоже, их дружно ненавидит вся семья, а не только он один. Все присутствующие явно напряглись, даже Роберт.

Одри сильно напоминает Дебру, только густо обмазанную гламуром и посыпанную блестками. Одежда от известного дизайнера, сверкающие украшения, безупречный макияж, а волосы того светлого оттенка, которого можно добиться, только проведя в салоне весь день.

Йена я примерно таким себе и представляла – ухоженным и лощеным парнем, который без проблем проживает папины денежки, и уверен, что даже его дерьмо пахнет фиалками. Мне приходилось описывать подобных персонажей. Они всегда либо плохие парни, либо просто надоедливые типы, которых постоянно ставят на место и которые призваны отвлекать внимание от настоящего злодея. Странно и смешно, что рядом со мной сидит настоящий преступник, но главным бякой в этой комнате кажется именно Йен.

Одри без спроса берет стул и сразу же принимается критиковать обед, который она еще даже не попробовала:

– Свиное жаркое с картошкой? Как мило… такая простая заурядная еда. Йен, когда мы в последний раз ели жаркое? Кажется, в том маленьком ресторанчике в шале в Швейцарии?

Йен кивает, хотя мне кажется, что он даже не слушает мать. Его глаза прикованы ко мне. Я тут чужая, новенькая, и я привыкла, что мои рыжие волосы всегда привлекают внимание. Но тут Коннор с собственническим видом кладет руку на спинку моего стула – ему явно кажется, что Йен проникает на его территорию:

– Рад встрече, Йен. Что поделываешь?

Прежде чем Йен успевает ответить, Одри встревает в разговор:

– О, в этом году Йен купил еще пять домов, так что теперь у него их пятьдесят. – Она бросает взгляд на сына, но не ждет от него ответа и надменно добавляет: – Что касается недвижимости, он у нас теперь настоящий магнат. В наше время недвижимость – единственное разумное вложение капитала.

– Тут не поспоришь, – великодушно соглашается Коннор и тут же подкидывает врагу гранату: – особенно если мамочка с папочкой дают деньги на это, а управляющая компания все за тебя делает. Отличная работенка, где бы найти такую.

Удар достигает цели, и Одри раздраженно фыркает:

– Все лучше, чем быть каким-то головорезом.

– Разница только в названии, – парирует Коннор, не желая опускаться до уровня Одри. – Все мы что-то у кого-то крадем. Уверен, что те, у кого Йен покупает дома, тоже считают его просто мошенником, который скупает недвижимость за бесценок, тратит сотню-другую долларов на краску и косметический ремонт и сдает втридорога. Я хотя бы честен и не скрываю, что делаю.

Не задумываясь, я кладу ему руку на колено и уточняю:

– Что ты делал раньше, дорогой. Ты не забыл, что давно завязал?

Приходится напомнить, что Коннор сам рассказал родителям, что теперь он бизнес-консультант, поскольку подружка наставила его на путь истинный.

Интересно, а можно ли вообще сделать из этой лжи реальность? И что для этого нужно?

Он опускает взгляд на мою ладонь. Мне так хочется еще раз сжать его твердое мускулистое бедро. Коннор хочет, чтобы я убрала руку? Но он накрывает ее своей:

– Да, завязал. Но будем реалистами: мир бизнеса жесток, и мы все до какой-то степени преступники.

Его слова яснее, чем все предыдущие, выдают опасную натуру Коннора. Так почему я все еще чинно сижу рядом с ним, держа руку на его бедре, а не бегу со всех ног из комнаты? Наверное, потому, что пока он рычит свои угрозы, его пальцы мягко, нежно, чуть ли не благоговейно гладят мою ладонь.

Он преступник, он опасен, насколько я знаю, но, судя по его прикосновениям, для меня он угрозы не представляет. Другое дело, что его близость несет опасность совершенно другого рода. Приятную опасность.

Эта тонкая разница опьяняет меня.

Дебра нарушает неловкое молчание, возвращаясь к самой безопасной теме – к свадьбе:

– Поппи, я еще не видела твое кольцо. Можно взглянуть?

Я смущенно прячу сжатую руку под стол, словно надеясь, что на пальце внезапно появится кольцо:

– Мне очень жаль…но я… оно сейчас…

– Оно сейчас в ювелирной мастерской, – быстро говорит Коннор.

Я бросаю на него вопросительный взгляд: неужели врать на самом деле так легко? Он только моргает и отпивает вино, предоставляя дальше отдуваться мне.

– Да, Коннор сказал, что я должна получить кольцо своей мечты, так что ювелир делает по индивидуальному дизайну обручальное кольцо с центральным камнем и подгоняет по размеру, потому что я уже никогда не сниму его с руки.

Я умильно улыбаюсь Коннору, надеясь, что всем видно плавающие у меня в глазах сердечки.

«Как видишь, я умею врать не хуже тебя! Но ты тоже помогай».

– Это так чудесно, – Кейли в восторге от окружающей нас атмосферы любви. У нее есть любимый, значит, брат тоже должен быть счастлив, не так ли? – Значит, кольцо делается на заказ?

– Он небось платит за него в рассрочку, – произносит Одри нарочито громким шепотом, чтобы ее точно все услышали. Йен насмешливо смотрит на Коннора.

Но Дебра вполне способна постоять за себя и за сына. Она оборачивается к сестре и с приторной улыбкой интересуется:

– Ах да, Гарольд тоже платил за твое кольцо в рассрочку? Или я запамятовала, и тебе пришлось купить его самой?

Господи, это не семейка, а ходячая мыльная опера.

На лице Одри такое выражение, как будто она съела лимон, щедро посыпанный перцем:

– Да, я купила кольцо сама. Потому что выходила замуж по любви, а не из-за денег.

Она переводит презрительный взгляд с Дебры на Роберта. Я чувствую, что Коннор с трудом удерживается от взрыва ярости, дрожа, как скаковая лошадь, готовая сорваться с места.

Кейли разряжает обстановку, громко фыркнув:

– Может, хватит? У меня через неделю свадьба, и мне совершенно не нужна Третья мировая война среди родни. Давайте объявим ничью и разойдемся по углам. Вы можете продолжить боевые действия после свадьбы.

Похоже, война между сестрами достала не только Коннора. Кейли права: у нее сейчас столько забот, что ей некогда возиться со взрослыми людьми, ведущими себя, как малышня в песочнице.

Дебра кивает Кейли и сдается, хотя я вижу, что злые слова в адрес сестры так и вертятся у нее на языке.

– Дорогая, ты права, – начинает Одри. – Ты знаешь, что мы все собрались ради тебя. Это твой день…

– Вот и хорошо, – перебивает ее Кейли. – Коннор, ты же придешь? Брат должен быть на свадьбе. Ты же знаешь, что такой день бывает раз в жизни.

Тот качает головой, даже не дослушав:

– Кейли, я не могу. Я же обещал только на ужин, и я пришел.

Похоже, он подзабыл, что это я согласилась на ужин, а не он. Мне больно видеть разочарование в глазах Кейли. Но у нее есть Эван, который смотрит на нее с обожанием. Одри с удовольствием наблюдает за сценкой, особенно после того, как Дебра нервно отпивает большой глоток вина. У Роберта вид человека, примирившегося с неизбежным, словно он не ожидал от сына ничего другого.

– Ну конечно, он придет. Мы придем вместе. – На этот раз я не глажу бедро Коннора, а щиплю, чтобы не думал возражать. Он тихо ахает от боли, и я щиплю его еще раз, только повыше, угрожающе близко от его курятника, чтобы не забывал, что я легко использую запретные приемы. – Дорогой, скажи, что ты согласен. Разве мы можем пропустить свадьбу Кейли?

Его ответный взгляд полон такой ярости, что я даже удивляюсь: кто бы мог подумать, что он может выглядеть еще более угрожающе? Да уж, похоже, попала я в переделку.

Глава 9

Коннор

Если бы взглядом можно было убить, Поппи рухнула бы мертвой прямо за обеденным столом моих родителей. Я молча обдумываю те самые семь убийств, про которые написано на моей кружке для кофе. Я могу закопать ее сексуальный трупик где-нибудь под деревьями на заднем дворе, и никто об этом не узнает.

На самом деле я никогда никого не убивал. Я вор, я мерзавец и лгун, я топаю по головам, когда мне надо, но я не убийца.

Жаль, потому что сейчас убийство выглядит как никогда соблазнительным. Меня пугает, что, как бы ни старался, я никогда не смогу контролировать эту девушку или предугадывать ее поступки. Я могу только на ходу приспосабливаться и наблюдать, приведет ли это к катастрофе или нет.

Ее слова разозлили меня, но, похоже, она сказала именно то, что надо, поскольку Кейли хлопает в ладоши и кричит:

– Поппи, спасибо тебе! И тебе, Коннор. Господи, ты же знаешь, как много это для меня значит!

Она снова радостно хлопает в ладоши. Сейчас наши пути разошлись, но когда-то мы с Кейли были не разлей вода. Сам не знаю почему, но для меня важно, что я сейчас здесь. Пусть даже сестре не очень нужен такой говнюк, как я, в ее самый радостный день.

– Извините, мы на минуточку.

Я вытаскиваю Поппи из-за стола и увожу в прихожую. Она с трудом поспевает, спотыкаясь на высоких каблуках. Я резко разворачиваюсь, прижимаю ее к стене и грозно нависаю над ней:

– Какого дьявола ты это устроила?!

Она скашивает глаза в сторону столовой, где гости явно прислушиваются к каждому нашему слову. Но мне все равно, я намеренно веду себя, как конченая дрянь, пока кому-то из участников этого спектакля не стало еще хуже. Она смотрит на меня предостерегающе и шепчет:

– Речь идет о свадьбе твоей сестры. Ты что, не видел, как она обрадовалась? Ты должен пойти.

– Ничего я не должен.

Я даже не пытаюсь понизить голос. Наоборот, хочу, чтобы меня все слышали. Да, это неприятно, но так будет лучше для всех, и особенно для Кейли. Я вовсе не хочу причинять ей боль, но она должна понять, что на меня рассчитывать нельзя, по крайней мере, в семейных вопросах. Я упрямо не желаю обсуждать то, что невозможно для меня.

– Коннор… – Тихий голос Поппи звучит умоляюще, и мне стоит огромного труда не поддаться на ее уговоры. Этого нельзя делать.

И нельзя допускать, чтобы неясные чувства, которые она пробуждает во мне, развились во что-либо большее. Чувства не для таких, как я.

Я пытаюсь сдержать то, что поднимается внутри меня, и подавляю то, что пробуждают во мне ее жалобные щенячьи глаза.

– Один день, – на сей раз тихо напоминаю я. – Ты будешь изображать мою невесту всего один день. Я согласился на ужин только после того, как ты влезла куда не следует.

Она вздрагивает, и я горько жалею о своих словах. Я не хотел причинить ей боль. Я знаю, что боль сейчас способна спасти ее от грядущего полного разочарования, но по какой-то причине эта боль заставляет меня свернуть с обдуманного курса:

– Черт, я не это хотел сказать.

– Ничего, я привыкла, – говорит Поппи, повесив голову, и внезапно лихая языкатая стерва исчезает, ее место занимает маленькая неуверенная девчонка.

Да что с ней такое? Что я такого сделал?

– Поппи. – Я наклоняюсь ближе, но она еще сильнее сжимается. – Поппи, посмотри на меня.

Я не осознаю, что делаю, но моя рука сама собой прикасается к ее гладкой щеке, поднимает ей подбородок, чтобы она посмотрела мне в глаза. Большим пальцем я нежно провожу по ее мягкой коже, наслаждаясь ее шелковистостью. Я произношу слова, которые говорил, наверное, всего несколько раз за последние годы:

– Извини, я не хотел тебя обидеть. Это я здесь – нежеланный гость.

Она облизывает губы и осторожно выговаривает слова:

– Коннор, ты не прав. Мне кажется, Кейли очень рада, что ты пришел, да и твоя мама тоже. И вовсе не из-за ее странной вражды с Одри и Йеном. – Она встряхивает головой, словно пытается собраться с мыслями и найти логичные доводы, но это не получается, и она просто обрушивает на меня водопад эмоций. – Я не могла стерпеть, как они говорят с тобой и о тебе. Я едва тебя знаю, ты украл мой компьютер, но даже мне понятно, что ты вовсе не такое чудовище, каким тебя пытаются представить. Или каким ты пытаешься представить себя.

Я удивлен. Нет, я потрясен до глубины души. У Поппи нет ни малейших причин защищать меня или верить в меня. Я вторгся в ее жизнь, как то самое чудовище, и украл то, ради чего она живет. Так почему она защищает меня?

Почему?

Она кажется мягкой и уязвимой, глядя на меня снизу вверх, словно ожидая, что я буду возражать. Но тут я слышу приближающиеся шаги, и какой-то порыв заставляет меня сделать то, что совсем не в моем стиле.

Я целую Поппи. И не легким вежливым поцелуем. Нет, я впиваюсь в ее губы, страстно, грубо, словно беру ее рот в плен. Словно у меня есть право ее целовать и я уже делал это сотни раз. Словно она принадлежит мне. Ее руки рефлекторно ложатся мне на грудь, и секунду я думаю, что сейчас Поппи оттолкнет меня. Ей стоило бы это сделать – я ничем не заслужил ее поцелуй. Но вместо этого она сжимает в кулачках мою рубашку, удерживая меня рядом.

Я наклоняю голову, чтобы углубить поцелуй, и прикусываю ее нижнюю губу, когда она не поддается. Поппи тихо ахает, и я проталкиваю язык в ее рот.

Не понимаю, что на меня нашло, но мне это нравится, хотя в голове громко звенят предупреждающие колокольчики. Поппи словно тает, отвечая на мою страсть без сомнений и задних мыслей. Наш языки сражаются за контроль, и я не сдаюсь.

Я хочу ее, я хочу эту огненную женщину так, что между ног у меня все каменеет от желания. Я еще сильнее вжимаюсь в ее тело, вдавливаю Поппи в стену. Ее руки обнимают мою шею, она приподнимает ногу и прижимает к моему бедру, и я ощущаю исходящий от нее жар сквозь брюки.

Боже правый, она тоже хочет меня! После всего, что она видела… Поппи хочет меня. Я с силой сжимаю ее бедро ладонью и ловлю ее стоны губами. Мне хочется, чтобы эта страсть не угасала.

Где-то совсем рядом покашливают. Это Йен.

Поппи испуганно вздрагивает, ее губы отрываются от моих, и мне внезапно страшно хочется как следует врезать кузену в нос за то, что он помешал.

Поппи, хихикая, бормочет невнятные извинения, словно школьница, которую учитель застал в коридоре с мальчиком. Но я не мальчик, она не маленькая девочка, а Йен точно не годится на роль блюстителя нравов. Конечно, разлад между матерью и тетей Одри – не его вина, но яблочко недалеко укатилось от ядовитой яблони, и он тот еще подонок.

– Сожалею, что пришлось прервать это представление, но, понимаете ли… – Он кивает на столовую, где родня с жадностью прислушивается к происходящему. Взгляд, которым Йен окидывает Поппи, приводит меня в ярость. Он скользит глазами по ее телу, словно замечая то, что не имеет ни малейшего права замечать.

«Она моя, ублюдок».

Сам не знаю, откуда приходит ко мне эта мысль, но она заставляет меня встать между Йеном и Поппи, загородив ее от кузена, и резко ответить:

– Мы придем, когда закончим наш разговор.

– Разговор? Так это теперь называется? – Мой неожиданный гнев только подогревает интерес Йена. – Может, ты лучше обсудишь свои проблемы по поводу свадьбы с матерью, а с Поппи поговорю я? Я бы с удовольствием рассказал ей историю нашей семьи.

Уверен, что все рассказы Йена сведутся к тому, что я законченный придурок. Но я не собираюсь оставлять его наедине с Поппи, видя, как он мысленно облизывается от грязных образов, возникающих в его мозгу. Это ему кажется, что он умен и хорош собой, на деле он просто липкий скользкий мерзавец.

Одна мысль о том, что он может иметь виды на Поппи, заставляет меня прийти в ярость. Словно красная завеса падает на глаза, прежде чем я успеваю подумать, с чего бы это я вдруг встал на защиту скандальной рыжухи, которая сейчас стоит за моей спиной.

Точнее, уже не стоит. Поппи одним легким движением оказывается передо мной, уперев руку в бок, а другой тыча в грудь Йена:

– Слушай, ты, чушь, которую ты несешь, на самом деле работает, или ты просто привык болтать что ни попадя, зная, что у тебя толстый кошелек?

Она еще сильнее вжимает наманикюренный ноготь в его грудь, почти наверняка оставляя следы на его тонкой коже под дорогой рубашкой и прерывая несвязные оправдания:

– Молчи лучше, ответ мы и так знаем. Все равно ничего не сможешь объяснить, ты же способен только повторять, что скажут другие, как попугай. Шел бы ты обратно к своей мамочке, пока взрослые люди разговаривают. Как сказал Коннор, мы придем, когда закончим беседу. А сколько это займет времени – это уже наше дело.

Йен ошалело смотрит на Поппи. Наверное, ему немного больно, потому что она напоследок еще раз вонзила в него ноготь. Я тоже потрясен… и в восторге. Еще никому не удавалось так отбрить Йена, но Поппи проделала это легко и непринужденно, врезав ему по самому больному месту.

«Лучше не зли ее, а то как бы она не оторвала тебе яйца».

Я делаю себе зарубку на память.

И в прихожей, и в столовой воцаряется оглушительное молчание. Все ждут, что ответит Йен. Все, кроме Поппи, которая не ждет никого и ничего. Видя, что мой кузен не двигается с места, она повелительно машет рукой, прогоняя его:

– Брысь отсюда. А то я отойду в сторону и позволю Коннору разобраться с тобой в его стиле.

Вообще-то я не дрессированный пес, которого можно натравить по команде, но злое удовольствие от ее слов чертовски возбуждает. Я могу только мечтать о давно заслуженной трепке, которую задал бы Йену при малейшей возможности.

Жаль, что сегодня не получится: хоть он и пытается показать, что ему все равно, но при первом же моем шаге к нему бросается обратно к гостям, по-мышиному пискнув.

Я с мрачным видом оборачиваюсь к Поппи, которая тщетно пытается унять приступ смеха, зажав рот обеими руками. Я с угрожающим видом подхожу к ней.

– По-твоему, устроить скандал при моей семье – это смешно?

Она небрежно пожимает плечами, едва сдерживая хохот, и выдавливает:

– Твоя мама и Кейли точно этого не заслуживают. Но вот он… – Она тычет пальцем через плечо. – Он заслуживает. И да, это было смешно.

Она права, но я продолжаю хмуриться, не желая снова терять контроль. Хмурюсь я секунды две, но тут Поппи сжимается и подтягивает плечи к ушам, передразнивая испуганного Йена:

– Мамочка, на помощь!

Я не выдерживаю и начинаю хохотать. Этой рыжей бестии явно начхать, что про нее подумают. Она делает что хочет, и это чертовски интересно и притягательно.

Поппи вдруг кладет ладонь на мою грудь, глядя мне в глаза.

– Что такое? – Мой смех угасает.

– Ничего, просто я хотела ощутить твой смех, – тихо отвечает она. – Сдается мне, ты не слишком часто смеешься.

Нечасто – это не то слово. Не помню, когда в последний раз хохотал от души. Вежливая усмешка? Запросто. Фальшиво посмеяться с Ханом Пабло, чтобы наладить отношения? Разумеется. Но искренний смех? Не могу припомнить, когда в последний раз мне было так легко и весело. Это заслуга Поппи, и мне кажется, что у нее это может получиться снова. Черт, да ей достаточно попросить меня рассмеяться.

– Не знаю, о чем ты. Я часто смеюсь, я вообще парень веселый.

– Заметно, – саркастически бросает Поппи, берет меня за галстук и тянет обратно в столовую. – Пошли уже, весельчак, скажи своей сестре, что придешь на ее свадьбу.

– Это не обсуждается.

Поппи бросает на меня хитрый взгляд:

– Вот именно, не стоит это обсуждать. Ты знаешь, что придешь, и я знаю, что ты придешь, так что давай задвинем все эти «да» и «нет» и займемся действительно важными вещами. Твоя мама сказала, что на десерт будет шоколадный торт, а я не ела торт уже шестнадцать дней. Так что лучше тебе не становиться между мной и тортом, усек?

– Точно шестнадцать дней?

– Из всего, что я сказала, ты расслышал только это? – Она со вздохом поясняет: – Обычно я покупаю себе пирожное в награду за кусок написанного текста. А поскольку в последнее время у меня был писательский блок, я их и не покупала. Нет текста – нет пирожного. Но для твоей мамы я сделаю исключение, не могу же я отказать матери жениха. К тому же торт – это не пирожное.

– Да ну?

Мука, яйца, масло, шоколад и сахар. Найдите отличие.

– Торт – это совсем другое, – настаивает Поппи. – Пирожное – это просто кекс с кремом сверху. А торт… это торт.

– Как в той песне «Торт на берегу океана»?

– Не шути на эту тему. Я утверждаю, что торт отличается от пирожного. – Поппи вызывающе смотрит на меня. – К тому же это ты виноват в том, что я не закончила очередную часть романа. Будет справедливо получить кусок торта в качестве компенсации.

Хотя она и делает вид, что сердита, это в основном притворство.

Но напоминание, почему Поппи вообще оказалась здесь, неожиданно причиняет мне боль. Ее ноутбук. Все зависит от проклятого ноутбука и от моего возможного решения этой проблемы. Вот именно поэтому я обычно так тщательно готовлюсь к каждому делу – чтобы избежать таких провалов. А Поппи ведь даже не подозревает, почему я на самом деле украл ее компьютер. Что бы она подумала, узнав правду? Что я не просто мелкий воришка, что это я стащил «Черную розу».

Она нащупала мое слабое место – привычку все доводить до совершенства и потребность никого не подпускать близко к себе. Нарастающее раздражение скребет душу, пытаясь вырваться и причинить максимальную боль тому, кто его вызвал. Что хуже всего, мне начинает нравиться это раздражение – и это только сильнее меня злит.

– Ты такая милашка, когда сердишься, – снисходительно бросаю я, словно желая раздразнить Поппи в ответ. Чтобы еще подлить масла в огонь, я притворно небрежно наматываю на палец локон ее рыжих волос, внимательно наблюдая за ее реакций.

Как я и ожидал, следует взрыв. Дыхание Поппи прерывается, глаза расширяются, а затем прищуриваются, и она резко дергает головой, вырывая волосы из моих пальцев. Вскинув подбородок, Поппи решительно проходит мимо меня в столовую, нарочно толкнув плечом.

Я напоминаю себе, что делаю все это для ее же блага.

Как, впрочем, и для своего. При воспоминании о ее волосах в моих пальцах в штанах снова образуется натянутый парус, так что приходится отвернуться к стене и медленно сосчитать до десяти.

А потом я слышу, как Кейли спрашивает:

– Ну что, он согласился?

Я до боли сжимаю зубы, зная, что выиграл: Поппи теперь будет видеть меня таким, какой я есть, и держаться от меня подальше…

– Да, он придет. Мы оба придем. Для нас это всего один день, но для вас с Эваном это так важно, и мы ни в коем случае не пропустим твою свадьбу.

Какого черта?

Но дело сделано. Я слышу радостный вопль Кейли и звук быстрых шагов:

– Поппи, спасибо!

Прежде, чем я успеваю что-то сделать, Кейли подбегает ко мне, рассыпая лучи счастья, как зеркальный дискотечный шар, и крепко обнимает.

– Я знала, что ты не подведешь меня, Коннор! Как бы я пошла к алтарю без тебя?

Поппи выглядывает из столовой, и я смотрю на нее поверх головы прижавшейся ко мне Кейли. Я даже не помню, когда Кейли обнимала меня в последний раз. Облизнув палец, Поппи ставит в воздухе галочку – она выиграла.

Нет, я все-таки убью ее.

Или снова поцелую.

«А может, сперва поцеловать, а убить потом?» – предлагает внутренний голос. Так это меньше будет смахивать на сюжет Тима Бертона.

Глава 10

Поппи

– А потом… господи, вы даже не представляете, как Коннор выглядел… просто ням-ням!

Подруги за столом смотрят на меня с разными выражениями. Дейш – весело, а Бекка – с легким недоумением.

– Коннор? – спрашивает Бекка.

– Ты что, забыла? – перебивает ее Жасмин. – Тот сексуальный охранник, который стащил ее ноутбук.

– Да? А я думала… впрочем, это не важно, – ухмыляется Бекка. – Сексуальный охранник Коннор. Понятно. И что дальше?

Что дальше? Черт, как я могу все это описать? У меня такое ощущение, что я засунула голову в блендер и нажала на «Пуск», чтобы меня немного «встряхнуло». Я сама еще не поняла, что случилось, и едва способна выдать пару связных мыслей.

– Так вот, после того, как я на него набросилась…

– Молодец, так держать!

– Да не в том смысле, – поправляю я Бекку, и она немедленно обижается. – Я прыгнула ему на спину и принялась его бить. Точнее, я попыталась. Но он сбросил меня на землю.

Алерии это не нравится:

– Он применил к тебе насилие?

– Ал, это она на него напала, – говорит Дейша. – Первое всеобщее правило жизни: начнешь драку – получишь по мозгам.

– А я в ответ пнула его по яйцам, – продолжаю я, заставив Дейшу удивленно уставиться на меня.

– Ты что, серьезно? Ну ты даешь, – смеется она.

– Ага, – усмехаюсь я. – А он признался, что на самом деле спер мой ноутбук.

– И что ты сделала? Полицию вызвала? – это Жасмин.

Она что, проспала все то время, пока я рассказывала про свой поход в полицию? Насколько мало от этого было толку, и как мне хотелось прибить детектива Картера?

– Поняла, поняла, никакой полиции. Так что ты сделала дальше?

– Ну… тут у него зазвонил телефон, я схватила его и сказала его матери, что я его невеста.

В ответ раздается дружное: «Что ты сказала?».

– Я подумала, что от полиции не будет никакой помощи, – пытаюсь я пояснить свой неожиданный поступок. – Даже если бы Коннор выдал того другого типа, тот вряд ли прямо сразу признался бы, и все такое прочее. Но Коннор согласился вернуть ноутбук, и я решила, что лучше не выпускать его из виду. К тому же мне нужны были рычаги давления, так что я пошла с ним на семейный ужин, притворившись его невестой.

– Невестой парня, который украл у тебя компьютер? – недоумевает Бекка.

Как ей удается не запутаться в своих героях, если она никак не может сообразить, кто был кто? Я говорю только о двоих – о себе и Конноре, а она никак не может удержать это в уме.

– Да, пожалуй, это звучит странно.

– Детка, это более чем странно, – насмешливо фыркает Дейша. – Что дальше?

– А на обеде родичи так безобразно с ним обращались, хотя они даже не знают, что он вор! – объясняю я притихшим подругам. – Так что, когда зашел разговор о свадьбе, я сказала да.

– Какая еще свадьба? – спрашивает Алерия. – Ты собралась замуж за этого типа, который стащил твой ноут?

– Что? – Вопрос приводит меня в замешательство. – Да нет же, мы говорили про свадьбу его сестры. Он рассвирепел, утащил меня в прихожую, и там мы с ним поцеловались.

– Ты целовалась с соседом, который украл твой компьютер? – изумленно поднимает брови Жасмин. Ну, хоть она поняла что к чему. Бекка на сей раз кивает, синопсис ей явно помог.

Я счастливо вздыхаю:

– Это был не поцелуй, а нечто неописуемое. Меня никто никогда не целовал так, чтобы я забыла, как меня зовут. Я буквально опьянела.

Я никак не могу забыть вчерашний вечер.

Все молча смотрят на меня, потом Дейша тоже вздыхает:

– Значит, это был самый лучший поцелуй.

– Вот это новость! Кто бы мог подумать, наша крутая Дейша, оказывается, в душе обожает нежность и романтизм? – поддразнивает ее Бекка. – А я-то думала, что у тебя в голове только хлысты, наручники да эмоционально уязвимые герои-спасители.

– Так, мы сейчас запутаемся, где чья история. Но к этому разговору мы еще вернемся, – говорит Алерия.

– Вернемся, – фыркает Бекка.

Я прерываю их, пока не разгорелся серьезный спор:

– Так вот, на следующей неделе мы идем на свадьбу.

Все, кроме Алерии, смотрят на меня, как на помешанную.

– А что насчет твоего ноутбука? А твоя книга?

– Коннор сказал, что попробует решить эту проблему. – Я показываю им мой новый ноут. – А пока работаю на этом.

– Детка, ты лучше сама займись поисками, не то Хильда живьем сдерет с тебя шкуру, – замечает Жасмин.

– Я знаю! Но что мне делать? – Я в отчаянии смотрю на подруг. – Что мне делать с ноутом и с книгой? И вообще со всем этим. Мне нужен совет Команды АХХ!

Сейчас я совершенно серьезна, мне действительно нужен совет и поддержка. Все четверо моих верных подруг моментально прекращают смеяться, готовые помочь.

Дейша садится и внимательно смотрит на меня светло-карими глазами:

– Хорошо, нужно собраться с мыслями. Этот твой Коннор, может, и хорош, как черт, но я ему не доверяю. Ничего личного, просто он не дал тебе ни единого повода верить ему.

В ее словах есть смысл, к тому же с головой и мозгами у нее все в порядке.

– Ты права, но я верю интуиции, которая подсказывает мне, что он не совсем такой, каким себя выставляет.

– Всегда нужно верить своим инстинктам. Иногда твое животное «я» понимает то, в чем мозг еще не разобрался, – серьезно заявляет Алерия.

– А мои инстинкты говорят мне, что ты не просто хочешь его понять, ты бы не возражала его поиметь, – встревает Жасмин. – А это может повлиять на верность твоих суждений.

Тоже верно.

– Он хоть объяснил, зачем украл твой ноут?

– Вообще-то нет.

Все четверо многозначительно переглядываются. Даже Алерия выглядит встревоженной.

– Слушайте, он даже не знал, что я писательница. А ноут хороший. Ну, в общем, он сказал, что отдал его какому-то типу.

– В этом нет никакого смысла, – говорит Жасмин. – Сама подумай, ты была посреди зала, где полно известных писателей и всяких дорогих вещей. Компьютеры, недописанные книги, дорогие сумочки, драгоценности и к тому же «Черная роза» на сцене! Зачем ему твой ноут? Бессмыслица какая-то.

– Вот именно. Я же сказала, нельзя ему доверять, – делает заключение Дейша. – Теперь перейдем ко второму вопросу. Самое главное, тебе нужно продолжать работать, пока ты пытаешься найти и вернуть ноут. Писать, писать и еще раз писать. Хочешь, я буду заказывать тебе еду, чтобы ты не отрывалась от работы даже на минуту?

Дейша хорошая подруга, и она права. Она позаботится, чтобы я не голодала, если это поможет мне закончить книгу. С нее также станется поселиться у меня и шлепать линейкой, когда я буду отлынивать от работы. Я надеюсь, первое мне поможет, а до второго не дойдет.

Мы принимаемся за работу, и мне пишется легко, как никогда. Я решила пока не возвращаться к постельной сцене, но глава, которую я начала, словно льется из-под моих рук.

Наконец Бекка закрывает свой ноут:

– Все, спринт-сессия закончена. Попс, я знаю, что тебе нужно идти работать, но нам все же придется обговорить нашу, так сказать, «Белую Обезьяну». Расскажи-ка нам поподробнее про тот поцелуй.

– Это было как… – Я качаю головой, не в силах подобрать нужные слова. – Это был лучший поцелуй в моей жизни. Я, наверное, с ума сошла, но я хочу поцеловать его снова. Даже зная, что он спер мой ноут. Я чокнутая, да?

– Ага, – отвечает мне хор голосов.

– Абсолютно чокнутая, – повторяет Жасмин.

Видя мое расстроенное лицо, она протягивает руку и трясет меня за плечо:

– Это не так страшно и вообще меня не удивило: я с самого начала знала, что ты чокнутая.

– Не знаю, не знаю… мне кажется, это не самая лучшая идея, – говорит Бекка, но остальные хором шикают на нее.

– Поппи, Вселенная хочет, чтобы мы обрели счастье, – говорит Алерия. – Она хочет, чтобы мы следовали за своим сердцем и обретали новые связи в нашем путешествии по жизни. Так что в этом мгновении, в этом безумии, как ты его называешь, есть определенный смысл. Возможно, сейчас он тебе недоступен, но все будет явлено позднее, когда придет нужное время. Понимаешь?

– Точно. Следуй за своим сердцем, только не забудь прихватить в путешествие голову. – Совет Дейши звучит более цинично, но она пожимает плечами и добавляет: – Кто его знает, вдруг это будет лучшее приключение твоей жизни.

Глава 11

Коннор

В кофейне полно народа, но это даже хорошо: в такой толкучке никто меня не заметит и не запомнит. Я усаживаюсь на высокий стул перед барной стойкой у большого окна, откуда хорошо просматривается улица.

Сегодня обычное утро буднего дня, и среди посетителей мужчины и женщины в деловых костюмах соседствуют со студентами из ближайшего колледжа в более свободной одежде. Время от времени забегают работяги в рабочей форме, доставщики, почтальоны или даже сотрудники ресторана. Они добавляют разнообразия местному колориту. Люди проходят, погруженные в свои мысли, свои планы, свою жизнь, по большей части не замечая ни обстановки, ни окружающих.

За этим потоком интересно наблюдать, хотя это совершенно не мой стиль жизни.

Я отпиваю глоток кофе, ставлю чашку на блюдце логотипом в сторону окна и исподтишка наблюдаю за человеком на автобусной остановке на другой стороне улицы. Он встает и направляется к кофейне. Войдя, заказывает кофе, берет свою чашку и садится рядом со мной:

– Жара стоит такая, что придется перейти на латте с ванильным мороженым, словно я студенточка какая и меня зовут Мэдисон.

– Ну уж нет, только черный кофе. Никаких заменителей.

Когда все протоколы безопасности соблюдены, Хантер переходит к делу:

– Не ожидал, что ты так скоро со мной свяжешься, Коннор.

Обмен паролями означает, что можно говорить свободно, но мы всегда настороже и контролируем обстановку. Мы неспроста встречаемся в кофейнях этой сети. Дело в поляризованных стеклах. Глядя в окно, видишь не только человека на улице, но и призрачное отражение комнаты позади себя.

– К сожалению, это было неизбежно. Мне нужно твое мнение по одному вопросу.

Брови Хантера удивленно поднимаются:

– Мое мнение?

Я начинаю думать, что эта встреча была ошибкой. Но помимо того, что Хантер помогает со всеми организационными вопросами и иногда работает со мной в паре, он еще и мой друг. Точнее, он ближе всего к тому, что я назвал бы «другом». Предстоящий разговор выходит далеко за рамки наших обычных тем, но я надеюсь, что Хантер поможет разобраться в ситуации и подскажет, как мне начать думать головой, а не членом.

– Давай рассказывай, в чем дело. – Выражение лица Хантера снова становится непроницаемым.

Я медленно отпиваю глоток кофе. Мне нравится заставлять Хантера ждать.

– Я кое-кого встретил.

Он со стуком ставит чашку на пластиковую поверхность стола, изумленно глядя на меня:

– Что ты сказал?

– Все еще хуже, чем ты думаешь. – Я смотрю в окно, сфокусировав взгляд на улице, а не на его отражении. Мне не хочется видеть выражение лица Хантера, тем более что оно вполне предсказуемо:

– Я встретил ее на том обеде во время последнего дела.

– Черт тебя побери, Коннор. – Хантер разозлен и разочарован. – Ты же должен понимать, что так нельзя. Что ей известно?

– Ничего, – вздыхаю я. – Помнишь, я сказал тебе, что во время работы были кое-какие осложнения? – Краем глаза я замечаю его кивок. – Так вот она – одно из них. Мне срочно нужна была сумка, и я схватил первую попавшуюся. Это была ее сумка, и я не знал, что там лежит ее ноутбук.

– Ну и что? Погорюет и купит себе новый. Или сделай ей анонимный подарок, если чувствуешь себя виноватым, – холодно отвечает Картер. – Дело сделано, назад пути нет.

– Она оказалась моей соседкой, и она знает, что это я взял сумку.

Хантер выпрямляется на стуле и обводит помещение внимательным взглядом. Я знаю, что он видит то же, что и я: все выходы, всех посетителей, забежавших в кафе за утренней дозой кофеина, и все факторы риска. С точки зрения риска в кафе есть только две возможные угрозы… он и я.

– Ты это серьезно?

– Ты не представляешь себе, насколько серьезно. Ты поселил меня в соседнем с ней доме.

– Чтоб меня… – Хантер замолкает и трет переносицу. – Что ей известно?

– Насчет самого дела – ничего. Она думает, что я просто симпатичный вор, укравший ее компьютер. – Хантер чуть заметно расслабляется. – Но она хочет, чтобы я вернул ей ноут. На нем есть то, что ей очень нужно.

Надо отдать ему должное, Хантер не спрашивает, что именно в том ноутбуке или что я думаю делать. Он сразу переходит к главному:

– Где сейчас ноут?

– У Хуана Пабло. Он сказал, что отдаст его своему сыну.

Хантер мрачно смеется.

– Мне нужно встретиться с ХП. Завтра, в любое время и в любом месте. Мне нужно поговорить с ним, и ты единственный человек, который может это устроить.

– Ты прекрасно знаешь, что это так не работает: ХП назначает встречу, а не наоборот.

– Устрой мне эту встречу, – ровным тоном предупреждаю я, допивая остатки кофе. – Иначе мне придется самому найти Хуана.

Хантер оглядывает меня оценивающим взглядом:

– Сколько месяцев ты уже работаешь с Хуаном Пабло, стараясь пробиться наверх? И ты готов все это похерить ради какой-то юбки…

Я спрыгиваю с барного стула, и каким-то непостижимым образом моя рука сжимает горло Хантеру, прежде чем он успевает вымолвить что-то еще про Поппи. Я инстинктом понимаю, что скажи он хоть одно грубое слово, я убью его здесь и сейчас, и он испустит свое последнее дыхание посреди луж кофе на полу.

– Назначь встречу, Хантер.

Глаза у него вылезли из орбит, а подбородок упирается в мою ладонь. Хантер кивает. Я отпускаю его и вижу, что все присутствующие уставились на нас, а парочка посетителей уже достала телефоны.

Я смеюсь и развожу руками:

– Ребята, простите, я виноват. Но он посмел утверждать, что Backstreet Boys лучше, чем N’Sync. Представляете? N’Sync рулит!

Несколько человек неловко кивают, но кто-то из посетителей тихо напевает знакомую мелодию.

Хантер пытается откашляться и неуклюже исправить ситуацию:

– Да ладно тебе, я же сказал, Backstreet Boys – это вечное.

Я заставляю себя улыбнуться широкой дружелюбной улыбкой. Я уже давно перестал притворяться пушистым и безобидным, но еще могу сыграть роль, когда мне нужно. К счастью, это действует и посетители опускают телефоны. Взгляды всех присутствующих провожают меня, когда я иду к двери.

Не успеваю пройти и квартал, как звонит телефон в кармане, на экране сообщение: «Сделано. Время и место сообщу позднее. Надеюсь, она того стоит. Х.».

Я тоже очень на это надеюсь.

Я тоже.

* * *

Возможно, природа подает мне какой-то знак, но стоявшая всю неделю хорошая погода внезапно сменяется ветром и дождем. Причем, это не тихий моросящий дождик, а настоящий ливень, заливающий город.

Но у меня назначена встреча. Хантер сообщил, где и когда. Я знаю, что этот разговор с ХП может поставить под удар все, что я до этого делал. Но если я не приду, плохо будет не только Поппи, пострадаю и я сам. ХП не тот человек, которого можно заставить ждать впустую. Надежды на спокойную старость после этого улетучиваются как дым.

Подняв повыше воротник куртки и надвинув пониже бейсболку, я добегаю до пикапа, сажусь за руль – и обнаруживаю Поппи на пассажирском сиденье.

– Куда мы едем?

– Блин! – Я не могу сдержаться от удивленного возгласа. Я не только удивлен, я еще и слегка испуган – как я мог не заметить ее? Она хоть понимает, что могла ненароком получить кулаком в глаз? – Как ты сюда попала? Ты никуда не едешь. Вылезай!

– Леди никому не рассказывает свои секреты. Ты куда-то собрался, я с тобой. Даже не пробуй отвязаться от меня, я хуже суперклея. – Она соединяет ладони и зловеще улыбается. – Так куда мы едем?

– Я уже сказал, ты никуда не едешь. Тебе разве не надо собак выгуливать?

– Я их уже выгуляла. И, к твоему сведению, они ненавидят дождь. – Она задумчиво склоняет набок голову. – Хотя любят свои ботиночки: у Орешка желтенькие, а у Сока – красненькие. Я хотела купить обоим голубенькие, они же мальчики, но тогда они вечно дрались бы из-за них. А они и так постоянно дерутся, так что я купила разные цвета.

Я вообще не понимаю, что она несет. Нить разговора я потерял где-то в районе «ботиночек» для собак.

– Куда мы едем? – медленно повторяет Поппи, словно это не она только что несла бесконечную чушь про собачек и их ботики.

Я раздраженно ворчу:

– Собираюсь узнать, что с твоим ноутом.

– Еду за твоим ноутм – это ты хочешь сказать? – уточняет она.

Я молча пожимаю плечами, не желая спорить из-за формулировок, и она сердито рычит. Наверняка ей кажется, что это звучит угрожающе, а на деле чертовски мило.

– Я еду с тобой.

– Нет.

– Да.

Мы напрасно теряем время. Боюсь, что мой пикап успеет заржаветь, прежде чем мне удастся выпихнуть Поппи из кабины. Если я не приеду вовремя, Хуан Пабло точно решит, что я подставил его. Может, прихватить ее с собой и просто высадить за несколько минут до самой встречи? Так будет лучше для нее самой, к тому же она не узнает, с кем я встречался.

– Хорошо, но у меня встреча с опасными людьми, так ты должна пообещать делать все, что я скажу.

Поппи явно слегка напугана, но пытается выглядеть уверенно:

– Поехали.

Мы направляемся в центр города, к университетскому Музею искусств, где ХП назначил мне встречу. Место меня не удивило: охрана у музея не слишком хорошая, к тому же, как я подозреваю, сам Хуан Пабло или кто-то еще из организации Босса вербует для создания подделок студентов-художников с местного факультета искусств. Босса больше интересует цена предмета на черном рынке, но глаз у него наметан. Что немаловажно при выборе объекта для очередной кражи.

– Пойдем посмотрим выставку техноландшафтов, – говорю я, зная, что этот зал ближе всего к месту встречи. Поппи соглашается, и мы направляемся на выставку, где картины профессиональных художников соседствуют с работами студентов.

– Вот этот неплохо пишет. – Я останавливаюсь перед картиной, изображающей автомобильную свалку. Поппи смотрит на нее, но я понимаю, что она не видит тех деталей, которые видны мне. – Посмотри, как ровно сделана труба, явно по линейке. Но при этом он не размазал нижние слои краски, а для этого нужно умение.

– Понимаю, – отвечает Поппи, приглядевшись. – Я никогда раньше об этом не думала.

– Посмотри, как он пользуется светом и тенями. Вот здесь тени придают этой еще целой машине угрожающий вид, а свет, заливающий старые развалюхи на заднем плане, придает им нечто ангельское. Интересно сделано.

Я читаю имя художника и запоминаю на всякий случай. Вполне возможно, что в будущем мне предстоит украсть его работы.

– Ты хорошо разбираешься в живописи. – Поппи смотрит на меня с любопытством.

– Прошел курс для любителей искусства, чтобы хоть немного разбираться. Так многие делают, – отмахиваюсь я, боясь, что разговор примет опасный оборот.

– Для большинства людей этот курс означает только то, что они способны узнать несколько картин Моне. Ты явно знаешь больше, – говорит Поппи и добавляет: – когда парень умен, это очень сексуально.

И мы опять вступаем на опасную почву. В ее упрямой голове никак не укладывается, что общение со мной небезопасно, хотя я и пытаюсь заставить ее это уяснить.

– У меня сложилось впечатление, что ты все и всех считаешь сексуальными. Встретила вора? Сексуально. Семейная ссора? Еще как, детка. Никому не нужные знания о никому не интересных вещах? Боже, я готова отсосать тебе прямо посреди экспозиции «Техноландшафты XXI века».

От моей грубости Поппи невольно вздрагивает. Пора нанести решающий удар:

– Даже сейчас ты не уверена, нравится ли тебе то, как я разговариваю с тобой. Но пульс у тебя зачастил, и это говорит мне все, что нужно знать.

Поппи краснеет, но не от смущения, а от злости, что мне и требовалось:

– Думаешь, ты самый умный? Ты ни фига обо мне не знаешь! Может, пульс у меня частит оттого, что мне противны твои слова, грязная ты тварь. Мужчины должны быть джентльменами, как герои моих книг.

Ага, джентльмен… я бы тоже не возражал им быть. Но жизнь уже давно заставила меня забыть об этом.

– Если ты ожидаешь, что мужчины будут вести себя как джентльмены, из этого следует, что женщины тоже должны вести себя как леди.

– Ты что, намекаешь, что я не леди? – огрызается Поппи.

– Я не намекаю, я прямо говорю. – Я обвожу ее взглядом с ног до головы.

Она только возмущенно фыркает. Лицо ее покрылось пятнами от злости и стало почти такого же цвета, как волосы.

– К тому же твои книги – это выдумки, – добавляю я с горечью. – Женщины всегда думают, что им нужен милый романтический тип, который будет носить их на руках и обращаться, как с принцессой.

– Но ты-то знаешь лучше? – язвит она.

– Некоторым женщинам на самом деле нужен именно этот вариант, но не тебе, Поппи Вудсток, – перехожу я на хриплый шепот, заметив, что в зал входит парочка. К счастью, они понимают, что здесь явно что-то неладно, и идут дальше. – Тебе не нужен подкаблучник. Тебе нужен сильный мужчина, который сможет справиться с тобой и с твоей привычкой грубить. Мужчина, который и ухом не поведет, если ты в очередной раз устроишь какую-нибудь чокнутую выходку. Особенно, когда ты понятия не имеешь, во что ввязалась.

– Ага, так ты на себя намекаешь? Сильный, грубый плохой парень, который даст мне все, что мне нужно.

В ее голосе едва слышно звучит надежда как подсознательное подтверждение моей правоты. Ей нужен партнер, и она понимает, что я достаточно силен для этой роли.

Но ради нас обоих я должен убить эту надежду.

– Нет. Я просто верну тебе твой компьютер… и распрощаюсь.

Правда доставляет мне больше боли, чей ей, но я давно научился скрывать свои чувства и реакции. А она не умеет это делать. Поппи отшатывается, словно я ударил ее по лицу. В глазах у нее вспыхивают сердитые огоньки, она сжимает кулаки, и я прикидываю, сможет ли она ударить меня, как уже один раз пыталась. Вряд ли, она скорее привыкла к словесным схваткам, так что мне нужно не дать ей времени опомниться и перейти в наступление:

– И когда это произойдет, я забуду тебя, а ты будешь только рада, что удачно выпуталась из этой истории.

Я со злостью бью себя в грудь кулаком. Мне сейчас больнее, чем Поппи, и я ненавижу себя за то, чем я стал. Я перестал быть человеком и превратился в нацеленную пулю. Мной управляют другие люди, и скорее всего когда-нибудь я умру от их руки.

Для ее же блага лучше ей со мной не связываться.

Она делает резкий вдох и замирает, глядя мне в глаза.

– Попс, ты лучше дыши нормально. А то пытаешься выглядеть разъяренной, а вместо этого только тычешь своими сиськами мне в лицо. – Я демонстративно облизываюсь, с жадностью глядя в вырез ее платья и понимая, что мне никогда не удастся попробовать их на вкус.

Нельзя с ней связываться, это слишком рискованно.

Она обреченно вздыхает.

– Я всего-навсего хотела сделать тебе комплимент. Просто сказать, как хорошо ты разбираешься в искусстве. – Она обводит рукой выставку. – Я не собиралась затевать драку, или как это еще называется.

– Это называется разговор, – печально отвечаю я, пытаясь смягчить долей юмора горечь ее поражения. – Драка – это кулаки и кровь. У нас с тобой пока кровь не течет.

Я показываю ей чистые ладони, зная, что пятен, которым покрыта моя душа, Поппи не увидеть.

Она заставляет себя подыграть мне:

– Откуда тебе знать, может, все еще впереди.

Поппи молча направляется к следующей картине. Почему-то я подозреваю, что все сказанное мной только укрепило ее решимость.

Что я должен сделать, чтобы убедить эту женщину, что я – худшее, что могло случиться с ней в жизни?

Через пару минут в соседнем зале появляется Хуан Пабло. Он не обращает на меня внимания, но я знаю, что он меня заметил.

– Поппи, – тихо говорю я, – выйди в туалет минут на пять. Вторая дверь по коридору.

Она с удивлением поворачивается ко мне:

– Что?

– Не спорь, просто делай, как я сказал, – рычу я. – Это для твоего же блага.

Она еле удерживается от возражений, но умолкает, видя, что я серьезен, и выходит из зала. Сейчас у меня нет времени любоваться на ее покачивающиеся бедра.

Я перехожу в соседний зал, где постоянно выставляется часть музейной коллекции местных художников. На некоторых пейзажах запечатлено далекое прошлое, когда коровы еще бродили по тем местам, где сейчас расположен аэропорт.

Хуан Пабло сидит на скамье для посетителей, внимательно разглядывая картину с церковным пикником времен Великой Депрессии.

– Отличная вещь. Смотри, какие глубокие тона, – сухо бросает он.

Поскольку картина представляет из себя черно-белую фотографию, перенесенную на холст, следует понимать, что это он так шутит.

– Это «Воскресенье весной», – говорю я, – одна из моих самых любимых работ на этой выставке.

– Ты попросил о встрече, значит, речь идет о чем-то важном. Вряд ли ты это хотел обсудить. – ХП небрежно кивает в сторону картины.

– Это насчет последнего дела. Помнишь тот ноутбук? Мне он нужен.

ХП искоса смотрит на меня:

– Ничего не выйдет. Я отдал его сыну, а он отнес ноут на работу.

– Черт, ты серьезно?

ХП кивает.

– Зачем он тебе?

– На нем было что-то важно, о чем я не знал.

Как и всякого преступника, ХП больше всего интересует денежная сторона дела:

– Что-то ценное?

– Не особенно, но там кое-то важное для одного человека. – Я не хочу говорить ему всей правды. Если ХП решит, что может с этого что-то поиметь, будет сложнее добиться своего. – Слушай, давай я куплю твоему сыну новый ноут, еще мощнее, со всякими наворотами. Мне нужен именно тот.

ХП смотрит на меня долгим взглядом, пытаясь понять, где я вру. Естественно, он ожидает, что я буду врать – это для нас привычно. Вопрос только в количестве лжи, именно на этом строится доверие между людьми нашей профессии. Решив, что он ничего на этом не потеряет, он спрашивает:

– Ты знаешь, где находится «Пупуса»?

– Ресторанчик с сальвадорской кухней, – киваю я.

– Сын недавно начал работать у них на кухне, там все законно. Его зовут Мануэль. Только попробуй причинить ему какой-либо вред.

«Сам знаешь, чем это закончится» можно не произносить. Я киваю:

– Я не собираюсь этого делать. Мне просто нужен этот ноут. Я ценю твое доверие.

– Вот именно.

– Будем считать, что это между друзьями.

Хуан Пабло кивает, но и он, и я знаем, что мы не друзья.

Коллеги?

Возможно.

Соучастники? Вот это точнее.

Но я на самом деле не собираюсь причинять никакого вреда его сыну. Это не в моих привычках. По крайней мере, я стараюсь подобного не допускать, и сейчас у меня появилась возможность выполнить сразу два обещания, данные ХП и Поппи.

– Я скажу сыну, что ты зайдешь. – ХП встает и уходит, не пожав мне руки.

Через минуту, когда появляется Поппи, я сижу один и разглядываю какой-то пейзаж.

– Пойдем поедим.

Вместо ответа Поппи смотрит на меня, как на сумасшедшего. Сперва я намеренно оттолкнул ее, нагрубил, а теперь вот приглашаю пойти поесть…

– Ты серьезно?

Глава 12

Поппи

Он молчит, пока мы едем через город, но так даже лучше. То, что я по-прежнему сижу в его машине, несмотря на все оскорбления и грубости, говорит о ситуации все, что нужно.

– Мы приехали.

Мы останавливаемся перед ресторанчиком с вывеской «Пупуса». Коннор выходит из машины, предоставляя мне открыть дверь самой. Понятно, что он делает: пытается оттолкнуть меня. Будь я поумнее, я бы послушалась и унесла бы ноги подальше.

Мы заходим внутрь и занимаем свободную кабинку. Вокруг настоящее буйство цвета: красно-оранжевые плитки пола, светящаяся ярко-голубая надпись с названием ресторана на стене.

Пока Коннор оглядывает помещение, я бросаю быстрый взгляд в меню, но в конце концов решаю, что есть вещи поважнее, чем мой бурчащий от голода желудок.

– Ты забрал мой ноутбук? – в десятый раз спрашиваю я.

Если Коннор решил избавиться он меня, я покажу ему, насколько упрямой могу быть. Сперва он ничего не отвечает, но я настаиваю. Черт побери, мне нужны ответы.

– Ну так что, тебе вернули мой ноут?

Десять раз спросила, спрошу и в одиннадцатый раз.

– Нет.

– Ты хочешь сказать, что мы сейчас перекусим, а потом поедем за ноутом?

Если он думает, что, наевшись тамале, я от него отвяжусь, то придется продемонстрировать ему, что этого не случится: в поедании тамале я чемпион.

– Я сказал тебе, что мне нужна была информация. Так вот, я ее получил. Поэтому мы здесь. Ешь.

Он хватает сухарик из корзинки на столе и с хрустом перекусывает его, словно давая мне понять, что разговор окончен. Но это не так.

– Какая информация? Где мой ноут? Когда его вернут? – Я хватаю сумочку и начинаю вставать из-за стола. – Пошли заберем его.

Быстрым, как молния, движением Коннор хватает меня за руку. Я замираю, чувствуя электрическое покалывание там, где наши руки соприкасаются. Он всего-навсего держит меня за запястье, но я даже не могу пошевелиться.

– Мы никуда не пойдем. Пока что.

Я, прищурившись, всматриваюсь в его лицо:

– Почему? В чем дело?

Коннор отпускает мою руку и еле заметно улыбается:

– Тебе уже говорили, что ты задаешь слишком много вопросов?

– Куда чаще, чем ты думаешь, – насмешливо фыркаю я. – И люди куда получше, чем ты.

Я не могу удержаться от насмешки, помня нашу последнюю ссору.

Но Коннор не обращает на укол ни малейшего внимания:

– Ничуть в этом не сомневаюсь.

Странно, я думала, реакция будет сильнее.

– Коннор, послушай, если я могу что-то сделать и если нам нужно еще куда-то пойти, чтобы получить мой ноут, давай туда и направимся.

– Ничего не нужно делать, мы уже на месте.

– Что? – недоумеваю я. Коннор насмешливо приподнимает брови, и тут до меня доходит: – Значит, это здесь! Мой компьютер здесь!

– Тише, – шипит он. – Нет, твоего ноута здесь нет, но его новый владелец должен быть здесь.

Возможно, я говорила слишком громко. Женщина за одним из столиков бросает на меня странный взгляд и вновь поворачивается к своему спутнику. Я повторяю чуть тише:

– Где он?

– Во-первых, успокойся, – приказывает Коннор.

Я сажусь, сжав руки на коленях, но едва не прыгаю от возбуждения и надежды.

– Ну, хоть так, – саркастически замечает Коннор. – Мой знакомый отдал компьютер сыну, который здесь работает.

Коннор обводит жестом зал, и теперь мне все понятно. Я готова расцеловать этого парня, причем не в щечку. Мне так хотелось бы, чтобы он по-прежнему держал меня за руку, но вместо этого он складывает руки на столе.

Я оглядываю помещение, пытаясь понять, кто из присутствующих может быть новым хозяином моего ноута. Коннор сказал, что он здесь работает, так что это явно кто-то из персонала. Но я вижу только парочку официанток и скучающую молоденькую кассиршу, занятую своими ногтями.

– Как его зовут? – настаиваю я, готовая чуть ли не обыскать всех вокруг, если понадобится. Сейчас я готова на все, хотя простой выкуп наверняка будет лучше, чем нападение или похищение?

«Может, из этого выйдет неплохой сюжетный ход? Пусть герой вызволит героиню после того, как ее похитили. Книга же называется “Неприятности в Грейт-Фоллз”, так что, в принципе, ситуация туда вписывается».

Сейчас, когда я так близка к своей цели, мой писательский блок развеялся, как дым, и все мои мысли заняты развитием сюжета. Или даже идеями для третьей книги. Пока я размышляю, к нам подходит официантка:

– Добрый день, вам принести что-нибудь попить?

Коннор улыбается ей, и его лицо совершенно преображается:

– Два стакана воды, пожалуйста. И скажите Мануэлю, что к нему посетитель. Он меня ждет.

Вежливый голос и ослепительная улыбка делают его совершенно не похожим на того Коннора, которого знаю я. Официантка улыбается в ответ, не обращая на меня ни малейшего внимания, и неожиданно меня пронзает укол ревности.

Я демонстративно накрываю рукой руку Коннора и уточняю:

– Нас. Мануэль ждет нас.

Если бы я могла пометить Коннора, как свою территорию, я бы это сделала. Но крайние меры вряд ли понадобятся, официантка и так поняла мой выпад.

– Хорошо, две воды и сказать Мануэлю, что вы пришли. Я мигом. – Она быстро уходит, а Коннор ухмыляется:

– Ага, ты ревнуешь.

Коннор, в отличие от меня, редко задает вопросы. В основном он просто излагает факты, мнения, а иногда его мнение и является фактом.

– Ты же мой жених, – поддразниваю я, невинно хлопая ресницами. – Я не собираюсь позволять какой-то проходимке строить глазки моему мужику.

– Ох, лучше не напоминай об этом, – ворчит Коннор, но я вижу веселые искорки в глубине его глаз. А может, мне хочется их там видеть.

Через пару минут официантка возвращается с двумя стаканами воды:

– Мануэль сказал, что сейчас к вам подойдет.

Я готова снова указать ей на ее место, но она не поднимает глаз и молча скрывается за дверью кухни. Когда мы остаемся одни, Коннор поворачивается ко мне:

– Расскажи мне, почему ты начала писать книги?

– Ты серьезно?

– Надеюсь, тебе никогда не придется узнать, чем я расплачусь за этот ноут. Не буду спорить с тобой, моя это вина или нет, но мне хочется понять, почему я все это делаю.

Ух ты! Это так… круто. Его слова возбуждают меня. Что бы он ни заплатил за возврат моего ноута, похоже, ему это недешево обошлось.

– Я еще никому этого не рассказывала, кроме подруг, которые тоже пишут, – признаюсь я. – Наверное, частично это из-за моего детства. Я вечно была не такая, как все. Неловкая, ни то, ни се. Я всегда была аутсайдером, понимаешь?

Коннор кивает, но я подозреваю, что он не чувствовал неловкости ни разу в жизни.

– Я никогда не могла понять, почему так. Поэтому я постоянно наблюдала за остальными детьми, пытаясь понять, что их делает «своими». С годами я стала придумывать разные истории про окружающих. Я могла случайно увидеть человека в магазине, и, если он казался мне интересным, я придумывала в голове целый рассказ: кто он такой, откуда, что у него за жизнь. Потом я стала все это записывать и сочинять истории уже про выдуманных людей, которые жили у меня в голове.

Коннор отпивает глоток воды:

– Жили у тебя в голове?

– Не надо думать, что я сумасшедшая, – тихо говорю я. – Я просто поняла, что оставаться собой означало признать, что все то, что не позволяло мне сблизиться с другими людьми, никуда не исчезнет. Поэтому я стала придумывать себе вымышленных друзей и устраивать им всякие жуткие испытания… но только с доброй целью.

– С обязательным хэппиэндом? – Коннор хочет уколоть меня, не подозревая, что я на самом деле верю в это всем сердцем.

– Да. Все люди заслуживают счастливой концовки.

Коннор поражен, что неудивительно. Учитывая, как упорно он пытается оттолкнуть меня, вряд ли он верит в хэппиэнд для себя.

– Думаешь, тебе удастся стать счастливой? – тихо спрашивает он.

– Счастье не обязательно означает, что все идеально, – отвечаю я. – С этой точки зрения я и так счастлива. У меня есть друзья, которые меня поддерживают – а я поддерживаю их. Я неплохо зарабатываю, делая то, что мне нравится. У меня два пса, которые обожают меня. Так что я на самом деле счастлива.

– А как же прекрасный принц?

«Что ж, ты вполне годишься на роль Темного Принца», – думаю я. Он опешил бы от подобного сравнения, да и я еще не вполне готова признаться себе в своих чувствах.

– Конечно, мне хотелось бы его встретить, но если этого не случится, я переживу. Мне вполне хватает принцев на страницах моих книг. К тому же в моей жизни появился мрачный ворчливый сосед.

Даже этот шутливый намек заставляет Коннора сжать губы и бросить на меня угрожающий взгляд.

Пару минут мы сидим молча. Потом из кухни выходит и направляется к нам подросток в мокрой футболке под грязным фартуком. На ходу он вытирает лоб банданой.

– Извините, что заставил ждать, – застенчиво говорит он. – Это вы спрашивали про меня?

– Ты Мануэль? – Мальчик кивает в ответ на вопрос Коннора. – Отлично. Слушай, я иногда веду дела с твоим отцом. Я его друг.

На этом слове он слегка запинается. Мне уже надоело ждать, и я решительно прерываю его:

– Где мой ноутбук?

Глаза Мануэля расширяются, он бросает быстрый взгляд в сторону, потом смотрит на Коннора, хотя вопрос задала я. Между ними явно происходит какой-то немой диалог, хотя они вроде бы только что познакомились.

– Кто? – спрашивается Коннор тихо и почти ласково. Доброе требование… это что-то новенькое.

– Все в порядке, не беспокойтесь. – Мальчик нервно оглядывается через плечо на скучающую кассиршу. Он явно боится кого-то, и этот кто-то – не Коннор.

– У тебя следы крови на лице и кровь на фартуке, – спокойно заявляет Коннор. – Это не простое кровотечение из носа. Кто это сделал?

Теперь и я вижу крохотное пятнышко засохшей крови на левой ноздре Мануэля и яркое красное пятно в самом низу фартука. Мануэль нервно переминается с ноги на ногу, словно его дергают за веревочки.

– Кто это сделал? – почти рычит Коннор.

Мануэль испуганно моргает и отвечает шепотом:

– Раз вы друг моего отца, вы же можете вернуть ноутбук?

Коннор кивает:

– Я отдал его твоему отцу, не подозревая, что этот компьютер очень нужен одному человеку.

Мануэль вопросительно смотрит на меня, и Коннор кивает:

– Да, это ее ноут. Он ей нужен, а тебе куплю новый.

Я вклиниваюсь в разговор, прикинув, что могу противопоставить жесткости Коннора мягкий подкуп:

– Слушай, я сама куплю тебе новый компьютер, знаешь, один из этих больших игровых ноутов. Или даже Xbox, Playstation… что угодно. Мне просто страшно нужен именно мой ноут.

Мануэль явно рад списку того, что я готова купить ему. Понятия не имею, откуда я возьму деньги, но что-нибудь придумаю. Главное, получить обратно рукопись и продолжить работу.

Коннор поправляет меня с недовольным взглядом:

– Мы купим тебе ноут. О всяких улучшенных вариантах подумаем после того, как получим обратно оригинал.

Мануэль пожимает плечами, явно довольный сделкой:

– Он у одного повара. Высокий тип, выглядит, как танк.

Коннор кивает:

– Как его зовут?

– Деррик.

Коннор встает и прижимает палец к столу:

– Сиди здесь.

Это приказ, и его жесткий тон не обещает ничего хорошего.

Коннор направляется на кухню, но я продолжаю сверлить его спину сердитым взглядом, желая, чтобы он это почувствовал. Он исчезает за дверью, и я поворачиваюсь к Мануэлю:

– Ты тут для того, чтобы приглядеть за мной? – Я намеренно понижаю голос, чтобы мои слова звучали как можно серьезнее.

Судя по едва сдерживаемой улыбке мальчика, это не подействовало. Он отрицательно качает головой. Я встаю, потирая шею, и киваю на кассиршу:

– Вот и хорошо. Лучше иди поговори с той девушкой.

Но парень только застенчиво улыбается.

Решив выглядеть как можно круче, я встаю и решительно направляюсь к двери на кухню. Перед самой дверью слегка притормаживаю: сейчас не время для необдуманных поступков. Слишком многое поставлено на кон.

Наконец я открываю дверь и обнаруживаю за ней… абсолютно пустую кухню. Никого нет, но задняя дверь открыта. Я осторожно иду туда, словно лепешки, жарящиеся на гриле, могут внезапно на меня наброситься. Я даже оглядываюсь на дверь в зал, сожалея, что Мануэль не пошел за мной. Хоть какая-то моральная поддержка.

Выглянув за дверь, я вижу маленькую группу людей в проулке за рестораном. Коннор тычет пальцем в лицо высокого мужчины. Похоже, этот громила и есть Деррик, поскольку он на самом деле больше похож на танк, чем на человека. Деррик нахально ухмыляется, сложив руки на груди, его явно ничуть не беспокоит человек, который требует у него ответа.

– Куда ты дел этот долбаный ноут? – орет Коннор.

– Поищи в пизде у своей мамаши, она достаточно широкая.

Я ожидаю, что Коннор ему врежет, но он не ведется на вызов:

– Не заставляй меня повторять еще раз, мудак. Гони ноут.

– Да пошел ты!

Коннор сжимает кулаки:

– Ты делаешь серьезную ошибку!

Знаю, что встревать не нужно, но я уже не могу себя контролировать и вдруг обнаруживаю, что стою между двумя мужчинами:

– Где мой ноут, говнюк?

Коннор молчит, но я чувствую, что он напрягся, понимая, что меня, возможно, придется удерживать. Деррик ржет, сверкая белыми зубами:

– Держи свою сучку под контролем, мужик, она совсем чокнутая.

– Я не его сучка, – рычу я. – Мной никто не командует.

– Похоже, в этом вся проблема, – отвечает Деррик. – Хочешь, я покажу, что тебе нужно: настоящего мужика, который с тобой справится.

Он тянется к моим волосам, я отпрыгиваю, но вдруг вижу, как Коннор молниеносно хватает огромного парня и со всей силы впечатывает его в кирпичную стену ресторана. Вес и габариты Деррика играют против него, только усиливая удар.

– Не прикасайся к ней! – рычит разъяренный Коннор.

Остальные сотрудника ресторана замерли, удивленные тем, что ожидаемая драка идет совсем не так, как было запланировано.

– Эй, парень, ты лучше успокойся, – говорит один из работников, но не делает никакой попытки помешать Коннору.

Наглая ухмылка Деррика сменяется гримасой злости и страха, но он пытается разрядить ситуацию компанейским тоном:

– Да ладно тебе, мужик, я же ничего плохого не сделал. Это она на меня набросилась, как чокнутая.

– Я тебе покажу чокнутую. – Я протискиваюсь между обоими мужчинами и сжимаю кулак. Коннор одной рукой отталкивает меня в лоб, второй продолжая давить на горло Деррика:

– Попс, я сам разберусь. Ради бога, хоть раз в жизни постой в сторонке и помолчи.

Я ненавижу, когда мне приказывают заткнуться. Мне столько раз в жизни это говорили, что я давно уже перестала даже пытаться. С чего это я должна молчать, если у меня так хорошо получается разговаривать?

– Потом выскажешь мне все, что думаешь. А пока помолчи, хотя бы ради своего компьютера.

Он взглядом умоляет вести себя разумно. Ну, или хотя бы разумнее, чем до этого. Коннор на моей стороне и играет в игру, правил которой я не знаю. Хотя мне все равно это не по душе.

– Ладно. – Я недовольно скрещиваю руки на груди, продолжая во все глаза наблюдать за обоими мужчинами. В этаком стиле «если вы еще не знали, львицы жрут своих детенышей. Так вот я – именно такая львица».

– Я был неправ, – в голосе Деррика снова звучит нахальство. – Похоже, ты знаешь, как с ней управиться.

– А ты не знаешь, когда лучше помолчать, – сердито бросает Коннор. – Где ноут?

– Я его своей девчонке отдал.

– Адрес? – требует Коннор.

– Не скажу, – мотает головой Деррик. – Ты же вконец чокнутый.

Рука Коннора еще сильнее придавливает его горло. Я вижу, как напряглись его плечи под тонкой рубашкой. Лицо Деррика начинает приобретать бледно-лиловый оттенок.

– Ты даже не представляешь, в какое дерьмо вляпался. – Спокойный голос Коннора звучит жутковато. – Во-первых, мне нужен этот компьютер. Прямо сейчас. И меня не волнует, что мне придется сделать, чтобы получить его обратно. Во-вторых, ты отобрал его у мальчишки, с которым тебе совсем не стоило бы связываться.

Деррик пытается засмеяться, но из-за перекрытого горла смех звучит странно:

– Это ты про Мэнни-посудомойку?

Два сотрудника ресторана, наблюдающие за спектаклем, усмехаются. Они готовы посмеяться над Мануэлем, но не горят желанием помочь Деррику. Что ж, хоть кому здесь хватает ума не лезть в драку с Коннором.

– Его зовут Мануэль, – поправляет Коннор. – И в дальнейшем ты будешь обходить его десятой дорогой. Иначе я покажусь тебе просто пасхальным зайчиком по сравнению с тем, кто тобой займется. Уяснил?

– Да ладно тебе. – Слова Коннора не убеждают Деррика.

– Гони ноутбук, – напоминает ему холодный спокойный голос.

Если я права, Коннор начинает терять терпение. Он из тех людей, которые делаются все тише и спокойнее, чем больше на них давишь. А потом вдруг сразу ядерный взрыв.

– Где живет твоя девчонка?

– На самом деле я отнес ноут в ломбард, – ухмыляется Деррик.

Губы Коннора злобно кривятся:

– Ты только что сказал, что отдал его своей подружке. Ненавижу гребаных лжецов.

До Деррика, похоже, начинает доходить серьезность ситуации, и в его глазах появляется страх:

– Я не вру.

– Ты врал тогда или врешь сейчас. Так что ты в любом случае лжец. Я слышал, ты тут повар?

Внезапная смена темы слегка удивляет, но тут Коннор спрашивает:

– Ты ведь знаешь, что повару нужнее всего?

Глаза Деррика расширяются:

– Мужик, не надо! Не…

Его слова переходят в вопль боли: Коннор хватает его левую ладонь свободной рукой, и мгновенно ломает указательный палец.

Я слышу, как остальные двое резко вдыхают.

Ни фига себе! Коннор даже глазом не моргнул!

Деррик причитает, глядя на свой кривой палец:

– Я же говорю, заложил я его. В ломбард на углу. Я клянусь!

Он начинает всхлипывать, как любой громила, которому неожиданно указали на его место.

Один из его коллег подтверждает:

– Да правду он говорит. Он ходил туда в перерыв и вернулся с кипой зеленых.

Коннор отталкивает Деррика, который выпрямляется, отчаянно стараясь сделать вид, что ничего особенного не произошло, баюкая поврежденную руку. Обнаружив, что он снова может дышать, Деррик внезапно вспоминает, что у него есть яйца, которые до этого сжались до размеров невидимости. Он поворачивается ко мне с наглой ухмылкой и делает выразительный жест здоровой рукой прямо перед моим лицом:

– Кажись, я ошибся, и это не тебя надо бы посадить на цепь, а твоего дружка.

Одним молниеносным движением Коннор наносит удар ладонью по носу Деррика, голова которого откидывается назад и с громким стуком врезается в стену. Кровь хлещет из его носа, и Деррик падает как подкошенный.

– Блядь. – Он едва может что-то пробормотать из-за капающей на бетон крови. Судя по тому, что он больше не пытается демонстрировать дерзость, носу больнее, чем руке.

– Я предупреждал, чтобы ты не трогал ее, – напоминает ему Коннор.

Вообще-то Деррик до меня не дотронулся, хотя и был совсем близко. Коннор приседает на корточки рядом с Дерриком, но обращается ко всем, стоящим вокруг:

– Еще раз говорю, не трогайте Мануэля. Он хороший парень, и если вы его обидите, вы сами пожелаете, чтобы это я пришел за вами.

По его губам скользит ядовитая улыбка, словно он предвкушает все те беды, которые обрушатся на Деррика, если он хотя бы косо посмотрит на Мануэля. Если мужиков не убедили его слова или избиение Деррика, эта вот безумная улыбочка способна заставить их обмочиться от страха.

Не дожидаясь ответа, Коннор встает и берет меня за руку – куда мягче, чем можно было бы ожидать после того, как он обошелся с Дерриком.

Мы проходим через кухню и через зал ресторана. Коннор на ходу кивает Мануэлю, и мы выходим на улицу к машине. Он открывает мне дверь, но в его манере нет ни малейшей любезности, он почти запихивает меня в салон и захлопывает за мной дверь.

Коннор садится за руль и заводит мотор, сжимая обтянутый кожей руль с такой силой, что костяшки пальцев белеют. Наконец он глубоко вздыхает, глядя на свои руки, как будто они не принадлежат ему.

– Ладно, говори.

– Что говорить? – недоумеваю я.

– Все, что ты думаешь по поводу моей просьбы заткнуться. Я же знаю, что ты хочешь высказаться.

Что на него нашло? Он только что избил Деррика, и при этом его беспокоит мое мнение?

– Для начала, ты сказал, чтобы я помолчала, а не заткнулась, – спокойно, чуть ли не с улыбкой, поясняю я. – Вроде бы одно и то же, но разница есть.

Коннор с удивлением смотрит на меня:

– В любом случае извини. Но мне нужно было, чтобы ты помолчала минутку, пока я не получу нужную нам информацию.

Меня учили, что извинение, заканчивающееся на «но…» таковым не является, но сейчас я готова поверить Коннору. Он явно сожалеет о случившемся, и, возможно, он в некоторой степени прав – он точно лучше меня умеет добывать информацию.

К тому же, он сказал «нам». Не «мне» и не «тебе», а нужную «нам»! Поэтому я решаю, что в данном случае «но» в его извинении можно не засчитывать.

– Извинение принято. Теперь поехали в ломбард. – Я невольно хихикаю. – Никогда бы не подумала, что скажу нечто подобное, особенно на свидании.

Коннор хрипло смеется:

– Но это не свидание.

Не буду с ним спорить, хотя он и не прав. Для меня это именно свидание, причем, возможно, самое лучшее в моей жизни. Наверное, это покажется кому-то печальным, но я только еще больше убеждаюсь, какая я потрясающая. И Коннор потрясающий. Правда, он вор, но сейчас он пытается исправиться, так что это тоже не в счет.

Глава 13

Коннор

Пока мы едем в ближайший ломбард в четверти мили от ресторана, я пытаюсь разобраться в сумятице мыслей и эмоций. С одной стороны, этот говнюк заслужил все, что я с ним сделал, и даже больше.

Он поднял руку на ребенка. Черт, да за такое сломанный палец и разбитый нос – просто подарок. Узнай Хуан Пабло, что случилось с его сыном, последствия были бы куда серьезнее.

Но неужели я сделал это только из-за Мануэля?

Где-то в глубине души я вынужден признать, что слетел с катушек, только когда Деррик начал обижать Поппи. Которая тем временем безмятежно сидит рядом со мной, и ее явно не волнует, что она стала свидетельницей моей вспышки ярости.

Что-то в этом есть неправильное.

Ломбард с грязными окнами и старомодной неоновой вывеской выглядит довольно убого. Навес над окнами выцвел, и кое-где в потертом старом виниле видны дыры.

Значит, бизнес идет из рук вон плохо, и многих подобное заведение отпугнет. Но меня это радует: похоже, покупатели сюда заходят нечасто и есть шансы, что ноутбук еще здесь.

К сожалению, я уже издалека вижу, что ломбард закрылся. На всякий случай подхожу и изо всех сил барабаню в дверь. Поппи заглядывает в окно:

– Там никого нет. Они закрыты.

Но я не собираюсь так легко сдаваться.

– Они могут быть в служебном помещении, подсчитывают заработанное за день.

Шансов на это мало, но Поппи принимается стучать в окно, шумя еще сильнее, чем я, а потом дергает дверную ручку так, словно от этого зависит вся ее жизнь. Впрочем, так оно и есть, если ноутбук с рукописью еще в ломбарде.

На стук никто не выходит, и она устало приваливается к двери:

– Блин!

– Ничего, вернемся завтра, – обещаю я. – Заберем ноут, а пока…

Я замолкаю, видя, что Поппи внимательно оглядывает улицу. Вокруг только несколько припаркованных машин, да десяток пешеходов. Поппи поворачивается ко мне, опасный блеск в ее глазах вызывает у меня тревогу – несомненно, она задумала очередную безумную выходку.

Хотя рядом никого нет, она переходит на шепот:

– Давай просто взломаем дверь, заберем ноут и смоемся.

Впервые в жизни мои преступные навыки могут помочь предотвратить преступление:

– Ну конечно. Правда, придется поторопиться. Тут наверняка есть сигнализация. Возможно, даже автоматический вызов полиции в случае взлома. – Я прищуриваюсь, разглядывая ломбард. – Учитывая, где находится ближайшее отделение полиции, наряд прибудет минут через шесть, максимум шесть с половиной. Не так уж много времени, чтобы найти ноут, убедиться, что он твой, возможно даже взломать сейф, чтобы получить доступ к видеокамере и стереть пленку. И еще чисто уйти после этого. На всякий случай предупреждаю, это тебе не просто вломиться в дверь или выбить окно.

Поппи закатывает глаза:

– Мог бы просто сказать «нет».

– А ты начала бы спорить, – усмехаюсь я. – Зато после моей лекции ты знаешь, что прав я.

– Возможно, ты прав. – Ей явно не хочется расставаться с мечтой вернуть рукопись прямо сегодня. – Значит, приедем сюда утром, к самому открытию.

– Обещаю.

Я отворачиваюсь, пытаясь скрыть от Поппи, насколько я встревожен. Что-то я стал раздавать обещания направо и налево в последнее время. Не хотелось бы, чтобы это перешло в привычку. Я не из тех, кто дает обещания, потому что обычно я их не держу.

Это невозможно.

Но что-то во мне изменилось. Я открываю дверь со стороны Поппи и подаю ей руку, чтобы помочь взобраться на сиденье. Она делает вид, что так и надо. Умница. Я и без того знаю, что иду по опасной тропинке, но, похоже, не могу с нее свернуть. Я давно уже осознал, что я заядлый адреналинщик, но мне не приходило в голову, что может найтись человек, способный без конца удивлять меня и заставлять возбуждение кипеть в крови, словно от опасной работы.

Мы направляемся к моему дому. Дождь наконец перестал, но серо-стальное небо обещает новые ливни.

– Хочешь ко мне зайти? – спрашивает Поппи. – Так, заглянуть на минутку.

Не стоило бы. Да, я сказал ей, что проникнуть в ломбард будет очень опасно, но для меня это пара пустяков. Я всю дорогу думал, что могу провернуть это сегодня ночью, но потребуется несколько часов, чтобы подготовиться.

Но что-то в лице Поппи, в мокрых волосах, прилипших ко лбу, заставляет меня сказать:

– Да.

Пряча от меня улыбку, рыжая поворачивается, и мы вместе идем к ее дому. Она открывает дверь и пропускает меня вперед. Такое впечатление, что Поппи обращается с вещами так: сваливает их в кучу, запихивает в середину ручную гранату и срывает чеку.

Нет, конечно, все не настолько плохо, но кругом… беспорядок. Она явно работает там же, где и ест, судя по огромной белой доске, покрытой записями и увешанной листочками бумаги на магнитиках. Рядом висит пробковая доска, которая выглядит, как голубая мечта сторонника теории конспирации – на ней десятки фотографий знаменитостей и стоковых фото моделей, соединенные цветными нитками.

– Ничего себе.

Я впечатлен и слегка напуган. Я планирую работу похожим образом, только держу все в голове. Так безопаснее. А у нее все висит на виду, чтобы всем было видно, насколько она чокнутая.

Проследив за моим взглядом, Поппи с нервным смехом комментирует:

– Честное слово, я не полоумная любительница заговоров. Это просто мои наброски для книг. Когда я придумываю персонажа, я прикидываю, как он должен выглядеть. А цветные нитки – это чтобы сразу видеть его связи с другими персонажами. На белой доске у меня вся остальная информация.

Я не успеваю ответить, как раздается звонкое тявканье, и в комнату влетают два пушистых шарика. Когда до них доходит, что в комнате чужой человек, на меня начинают прыгать, тявкать и обнюхивать.

– Это Сок и Орешек, – представляет их Поппи, как будто я и без нее не понял.

Они настоящие маньяки, но я знаю, что нужно делать. Вместо того, чтобы погладить, я резко щелкаю пальцами и протягиваю им открытую ладонью. Они моментально успокаиваются, уставившись на меня с интересом.

– Хорошие песики.

Поппи смотрит на меня с изумлением:

– Как тебе это удалось? Со мной они никогда так себя не ведут.

– Думаю, просто признали вожака, – пожимаю я плечами.

Она недоверчиво хмыкает, думая, что это шутка. Шутка, конечно, но только наполовину.

– Я хочу тебе кое-что показать, – говорит она и направляется на кухню. – Иди сюда.

Не люблю, когда мне приказывают, но любопытно, что там у нее еще. «Если она сама это знает», – иронично думаю я. Чем больше времени я провожу с Поппи, тем сильнее впечатление, что каждые пятнадцать секунд у нее начинается новая жизнь.

На кухне она пинком пододвигает мне деревянный стул. Я сажусь, быстро оглядывая помещение, и убеждаюсь, что планировка, как и в моем доме. На кухне у нее куда чище, чем в столовой-рабочей зоне.

Поппи роется в ящике и достает небольшую сумочку, похожую на дорожную косметичку.

– Давай сюда руку, – приказывает она.

Я молча поднимаю бровь, не двигаясь с места. Поппи сердито ворчит и пытается схватить мою руку. Я мог бы легко отодвинуться, но остаюсь на месте. Мне интересно, что она собирается делать.

И только когда Поппи принимается рассматривать мою ладонь и пальцы, до меня доходит, что она проверяет, нет ли у меня ран, и что в сумочке просто аптечка первой помощи. Аптечка в желто-зеленой косметичке…

Ну кто еще на такое способен, кроме Поппи.

– Со мной все в порядке, – говорю я, но руку не убираю.

Мне приятно прикосновение ее легких пальцев, пробегающих по моей коже в поисках повреждений. Я не привык, чтобы обо мне заботились. Это приятно. Но в голове уже орет тревожная сирена, предупреждающая, что не стоит к этому привыкать.

– Конечно, все в порядке, ты же у нас крутой. Но тот громила явно перенюхал больше «снежка», чем лежит на вершине гор в Колорадо, и мне не хотелось бы, чтобы ты подхватил какую-нибудь заразу из его крови, если у тебя есть оторванная заусеница или мелкая ранка.

Я осмысливаю сказанное:

– Звучит как-то чересчур конкретно.

– Я же говорила, что придумываю целые истории. – Поппи обиженно поджимает губы. – И постоянно добавляю все новые детали и драмы. Это делает мою жизнь и мои истории интереснее.

Она достает из аптечки маленькую бутылочку дезинфицирующего геля и берет со стола салфетку. Потом прикладывает салфетку к единственной крохотной царапине, которую ей удалось обнаружить. Ранку начинает пощипывать.

– А теперь помажем Неоспорином.

Поверх Неоспорина она еще наклеивает пластырь.

Я сгибаю и разгибаю пальцы:

– Спасибо. Надеюсь, что выживу.

– Очень смешно. – Поппи все еще держит меня за руку. – Коннор, послушай, то, что ты сделал с Дерриком…

Она замолкает и вопросительно смотрит на меня. Потом берет мою свободную руку и прижимает ее к своей груди. Она так близко, что я чувствую биение ее сердца под мокрой тканью футболки и слышу ее прерывистое дыхание.

– Я не хотел пугать тебя, – пытаюсь я успокоить ее. Понятия не имею, почему ее испуг меня беспокоит, но это так. Поппи и раньше знала, что я полный говнюк, но мне не хочется, чтобы она считала меня монстром.

Я осторожно поднимаю руку, надеясь, что она не испугается и не отпрянет. Поппи не двигается с места. Я дотрагиваюсь до выбившегося рыжего локона, ласково убираю его за ухо, и замираю, когда она вдруг закрывает глаза и наклоняется ко мне.

– Мне очень жаль, что тебе пришлось это увидеть.

– А мне не жаль.

Поппи открывает глаза, поворачивает мою руку и нежно целует над пластырем. У нее такие мягкие губы. Секунду я думаю, не почудилось ли мне все это, но тело уже отвечает на ее прикосновение, словно на удар током.

– Поппи, – вырывается из моего горла хриплый низкий рык.

Она тянет мою руку к себе и кладет ее поверх той, что уже лежит над ее сердцем:

– Послушай, мое сердце колотится не от испуга. И я боялась не тебя, я боялась за тебя. Но это было не нужно, не так ли? – Она нервно сгладывает. Я бормочу что-то невнятное, но ей, похоже, это надо. – Спасибо, что защитил меня, когда я очертя голову бросилась в бой.

Она опускает мою руку ниже, на свою теплую грудь.

Следуя чистым инстинктам, ладонь непроизвольно охватывает ее, ощущая мягкий вес и твердый камешек соска под ладонью. Я осторожно сжимаю и поглаживаю грудь, запоминая ее реакции.

– Поппи, ты просто нечто. – Я встаю и тяну ее за собой. Потом прижимаю к кухонному столу, словно поймав в клетку моих рук. – Пока я рядом, никто не посмеет тебя обзывать.

Она вздыхает, и я ловлю этот звук поцелуем, прижимаясь к ее бархатисто-мягким губам. Мне самому страшно, потому что я проделываю это по одной причине – я хочу ее.

Я просто отчаянно хочу ее.

Она издает жадный стон и притягивает к себе мою голову. Теперь уже ее язык требует, чтобы я впустил его в мой рот, и поцелуй становится все глубже, все горячее… все серьезнее.

Все началось как выдумка, как прикрытие от любопытства моей семьи. Но в том, что мы делаем сейчас, нет ни выдумки, ни притворства. Сейчас происходит нечто вполне реальное. Это страсть, секс и горячее желание. И внезапное осознание опасности заставляет меня отодвинуться на другой край стола, хотя все мое тело протестует в горячем желании сделать с Поппи все, что она захочет. Все, чего мы оба так хотим.

Но это по-настоящему, а мне такого не нужно. Слишком опасно для нас обоих.

– Я не могу. Нам нельзя это делать. – Я тяжело дышу, чувствуя, как все мое тело протестует против этих слов. – Поппи, я совсем не то, что тебе нужно.

– А кто сказал, что мне нужно? Откуда ты знаешь, что для меня хорошо, а что плохо? – Ее голос дрожит от желания. – Может, мне как раз нужен кто-то плохой и опасный.

Мои яйца можно только пожалеть.

Я держусь поодаль, не пытаясь даже шевельнуться. Мои руки все сильнее сжимают край стола. А Поппи подходит все ближе, и желание борется во мне с инстинктом самосохранения. Она не оставляет мне никакого выхода, когда ее пальцы зарывается в волосы у меня на затылке, а губы скользят по щеке. Я легко могу усадить ее на стол, стащить джинсы, раздвинуть ее ноги и утолить свой голод и желание ее тела, или я мог бы нагнуть ее над стулом и грубо взять сзади. Я уверен, что она будет рада любому варианту развития событий.

Но что-то подсказывает мне, что делать так нельзя. Она заслуживает лучшего, и, хотя сейчас она готова на все, позднее она вспомнит и поймет, что я был прав. И будет считать меня мерзавцем, ловко использовавшим ее слабость.

Раздраженно рыча, я отталкиваю ее, чтобы между нами образовалась хоть какая-то дистанция, отчаянно сопротивляясь желанию немедленно притянуть ее обратно.

– Я страшно хочу тебя, но я пытаюсь сделать все как нужно Хотя это и чертовски трудно. – Я давно не слышал, чтобы в моем голосе звучала такая боль. – Пожалуйста, позволь мне сделать так.

Поппи обижена, но я вижу, что она обдумывает мои слова, как обдумывает истории, которые пишет. Мне еще никогда не было так трудно выразить свои мысли при помощи случайных комбинаций двадцати шести букв английского алфавита.

– Мне надо идти. – Я отдаляюсь от нее еще на один шаг, но этого по-прежнему недостаточно.

Я вижу ее, слышу, чувствую ее запах и ощущаю ее тело, ее вкус. Она так близко и в то же время так далеко. Далеко не в смысле расстояния, просто она где-то надо мной. Даже посреди своих самых безумных выходок она намного чище меня. Но я отчаянно пытаюсь стать лучше.

– Послушай, сегодня ночью мне нужно кое-что сделать. Утром встретимся и вместе поедем в ломбард.

Поппи напряженно кивает. Уже выходя из двери, я слышу ее голос:

– Коннор!

Я оборачиваюсь, одновременно надеясь, что сейчас Поппи позовет меня обратно, и молясь, чтобы приказала уходить. Рыжие волосы растрепались, губы распухли от моих поцелуев, она выглядит разгоряченной и желанной. Странно, что у меня еще молния на джинсах не разъехалась.

– В девять часов я буду ждать тебя у машины, – говорит она.

Я киваю и торопливо иду к дому. Быстрая проверка системы безопасности показывает, что все чисто. Мне ничего не грозит.

Ничего, кроме женщины в соседнем доме. Я смотрю на нее через окно в кухне. Я стою в тени, и она не видит меня. Но я вижу, как она ходит по комнате, а потом садится к столу с ошеломленным и растерянным видом. Детка, со мной все то же самое. Черт бы все побрал.

Она прижимает пальцы к своим губам, словно все еще чувствуя мое прикосновение.

Потом улыбается, ее ладонь ложится на грудь, туда, где лежала моя рука, пальцы находят напряженный сосок и щиплют его.

Я не успеваю даже подумать. Мои пальцы расстегивают ремень, молнию на брюках, и член распрямляется, словно пружина. Мои глаза прикованы к Поппи и к тому, что она делает.

Конечно, мне ничего не слышно, и край окна и столешницы не дают увидеть все, что я хотел бы видеть. Но мое воображение помогает мне додумать все нужные детали. Я обхватываю член рукой и начинаю медленно дрочить, мысленно придумывая слова и жесты.

– Давай, детка, – шепчу я, размазывая пальцем капли густой жидкости, вытекающей из головки члена, – поиграй с сосками.

Поппи не может слышать мои слова, но она так и делает. Одна ее рука сжимает грудь, а другая исчезает между ног, явно занимаясь тем же, чем и я на другой стороне улицы. Я не могу оторвать от нее глаз, мы движемся синхронно, и возбуждение нарастает все сильнее.

Я вижу, как Поппи ритмично приподнимается и опускается на стуле, и мысленно представляю, как ее пухлые чувственные губы страстно шепчут мне про ее желание.

Сам не знаю, как мне удается удержаться и не броситься туда, к ней, но я остаюсь на месте. Наши движения все ускоряются, пока она не начинает содрогаться в яростном оргазме с криком, который я слышу даже на расстоянии. Я отвечаю низким хриплым рыком.

Член сейчас взорвется. Какое-то время я терплю эту невыносимо сладкую боль, а потом кончаю, забрызгивая спермой пол и кухонные шкафы. Оргазм такой силы не удержишь, все равно все вокруг будет заляпано.

Колени у меня трясутся, и мне приходится опереться руками на край стола, чтобы не упасть. Я медленно моргаю в ожидании, пока пройдет чернота в глазах, задыхаясь и слыша, как бешено колотится сердце.

Ничего себе.

Приходится подождать, пока я снова обретаю способность двигаться. На подгибающихся ногах я беру тряпку и начинаю убирать за собой.

Убедившись, что все чисто, швыряю тряпку в стиральную машину и иду мыть руки. Стоя над раковиной, я бросаю еще один взгляд на дом Поппи. Ее уже нет на кухне, но в гостиной зажегся свет.

– Молодец, девочка. Давай работай.

Черт его знает, какие романтические идеи она втемяшила мне в голову, но я внезапно посылаю ей воздушный поцелуй. И тут же трясу головой, поражаясь нелепости этой выходки. Что-то я совсем размяк, хотя мне даже не видно ее сейчас.

Теперь мне нужен горячий душ и хорошенько выспаться, чтобы успешно противостоять Поппи завтра. И вернуть ей ноутбук.

– Увидимся утром.

Глава 14

Поппи

Я немного устала, но чувствую себя такой довольной и счастливой, что это меня не беспокоит. После того, как ушел Коннор и я помогла себе избавиться от возбуждения, я переоделась и уселась работать. И проработала до трех утра, прервавшись только ради того, чтобы вывести моих сорванцов погулять и съесть штуки три батончиков гранола.

Я написала целых три главы! Мне почти никогда не удавалось написать столько за один присест. Разумеется, понадобятся правки, но я наконец-то поймала волну. Писательского блок как не бывало. Мои персонажи живут, разговаривают, и отдельные сцены складываются в гармоничное многослойное целое.

Уже утро, я проспала и вылезла из постели всего пятнадцать минут назад. Мне едва хватает времени наскоро почистить зубы и выгнать собакенов на улицу, не выпуская чашки кофе из рук.

Коннор сказал, что утром мы поедем в ломбард. Мне нужен мой ноутбук, чтобы свести в общий файл основную рукопись и то, что я написала на этой дешевой замене.

Я бросаю быстрый взгляд в окно, дабы убедиться, что Коннор еще не уехал. Я отнюдь не исключаю, что он может смыться без меня. Наверное, лучший способ этого избежать: забраться в его машину заранее, как в прошлый раз.

Именно так я и сделаю.

Блин, надо поторапливаться. На ходу допивая кофе, я заскакиваю в душ, потом быстро натягиваю джинсы и футболку, поглядывая в зеркало. На голове у меня настоящее воронье гнездо, но нет времени приводить волосы в порядок. Вместо этого я жертвую парой минут, чтобы быстро накрасить ресницы.

На ходу надевая легкие кроссовки на случай, если придется принять участие во взломе, я направляюсь к двери. Без ноутбука я сегодня не вернусь. И тут звонит телефон. В любое другое время я не ответила бы на звонок, особенно с незнакомого номера.

Но вдруг это Коннор.

– Слушаю?

– Алло! Это мисс Поппи Вудсток?

Черт, очередная реклама. У меня нет на них времени.

– Нет, – отвечаю я. – Может, пришлете сообщение?

Я прыгаю на одной ноге, пытаясь надеть вторую кроссовку и вполуха слушая голос в трубке, поскольку жду звонка насчет продления страховки на машину. Господи, как же надоели эти рекламщики. Неужели хоть кто-нибудь когда-нибудь заинтересовался тем, что они предлагают? Что-то я сомневаюсь в этом.

– Мне очень нужно немедленно поговорить с мисс Вудсток. Это касается проблемы, которую мы с ней обсуждали.

Что-то знакомое в голосе пробивается сквозь какофонию мыслей у меня в голове. Я застываю на месте:

– Подождите, в чем дело? Кто это?

– Это детектив Джакс Картер.

– Вы серьезно?

Я немедленно прихожу в ярость. Этот придурок осмеливается звонить мне после того, как пальцем о палец не ударил, чтобы помочь. Только по чистой случайности Коннор поселился в соседнем доме и у меня появился шанс получить свой ноутбук обратно. Детектив Картер не сделал для этого ничего.

– Да, мэм. – Судя по его запинающемуся голосу, он ожидал, что я буду благодарна за то, что он снизошел до звонка мне. – Доброе утро, мисс Вудсток.

– Какого дьявола вам нужно? – После того, как он вел себя в отделении полиции, я не собираюсь придерживаться норм вежливости.

– Послушайте… возможно, в прошлый раз разговор у нас не получился.

Я фыркаю в ответ:

– Можно сказать и так. А можно сказать, что вы вели себя, как высокомерный придурок. Но вы же не за этим позвонили? Так, дайте мне подумать. Наверняка моя агентша позвонила вам и провертела вам дополнительную дырку в заднице, не так ли? И теперь вы пытаетесь исправиться?

Детектив неловко откашливается. Если он и не упал с небес на землю, то, по крайней мере, спустился чуть пониже. Он хотя бы пытается изобразить сожаление в голосе:

– Послушайте, Поппи…

Я снова прерываю его:

– Разговаривайте с Хильдой, а не со мной. Я не собираюсь снова обсуждать с вами эту тему.

– Мы напали на след, – торопливо говорит он, словно боится, что я повешу трубку.

– Что? – Я застываю на месте с открытым от изумления ртом.

– Да, мисс Вудсток, у нас появились зацепки, и я хотел бы их с вами обсудить. Я сожалею о своем поведении в прошлый раз, но это важно. Это очень важно.

Внезапно его голос становится серьезным, значительным и куда более профессиональным, чем тогда в отделении.

На какой след они напали?

Вряд ли это связано с тем, что известно мне.

А вдруг связано?

Неужели он сообразил, кто такой Коннор? Когда я пошла в полицию, я была в таком отчаянии и ярости, что, попадись мне вор тогда, я придушила бы его голыми руками.

Но сейчас ситуация изменилась. Я по-прежнему хочу получить обратно мой ноут, но теперь я знаю, кто вор.

Коннор… мой Коннор. Мой ненастоящий жених.

Нельзя, чтобы его арестовали до свадьбы Кейли.

Впрочем, надо признаться, и после – тоже. Раз я получу обратно свой ноут, у меня не будет больше претензий. А судя по последним дням, Коннор делает все возможное и невозможное, чтобы помочь мне.

Наверное, я слишком долго молчала в трубку, потерявшись в мешанине мыслей, потому что больше не слышала, что говорил детектив Картер и даже не заметила, как в дом вошли.

– Поппи, ты в порядке?

Голос Коннора раздается прямо над моим ухом.

Я с воплем подскакиваю и разворачиваюсь в воздухе еще до того, как приземляюсь на пол:

– Блин, ты меня напугал до смерти!

Я раздраженно хлопаю по его твердой груди, для которой мои слабые удары ничего не значат. Он надменно усмехается и отмахивается от моих ударов, словно от комара.

– Мисс Вудсток, с вами все в порядке? – раздается в трубке.

До меня доходит, что детектива Картера испугал внезапный вопль:

– Да, все хорошо.

Коннор вопросительно смотрит на телефон. Да, я знаю, у тебя много вопросов. У меня тоже, парень, у меня целая куча вопросов. Но сейчас мне не до них. Сейчас надо заняться ноутом.

Могу я хоть раз в жизни поступить умно и задавать вопросы потом, когда все закончится? Слишком многое поставлено на кон.

– Мне это неинтересно. Всего доброго. – Я даю отбой, хотя детектив Картер все еще пытается что-то сказать.

Как ни странно, Коннор не спрашивает, кто мне звонил.

Он никогда не задает вопросы.

Обычно причина проста: я сама выкладываю всю информацию, пожалуй, даже больше, чем нужно. Моя жизнь – словно открытая книга. Я готова делиться деталями с Коннором, с кассиром в банке и даже с моими читателями, когда вдохновляюсь личным опытом. Обычно моя жизнь скучна до идиотизма. Но не сейчас.

– Готов? – спрашиваю я. – Дай я только кроссовки надену.

Я наклоняюсь, чтобы завязать шнурки, и, выпрямившись, обнаруживаю, что Коннор внимательно наблюдает за мной. И тут до меня доходит. Я опоздала. Он мог съездить в ломбард без меня, а то и вовсе переехать из дома, предоставив мне выкручиваться самой. Но он этого не сделал. Он здесь. Он пришел за мной. Он не бросил меня. Он сдержал слово, а для такого человека, как Коннор, это значит очень много. Особенно после того поцелуя.

– Спасибо, – серьезно говорю я.

– Мы еще не вернули твой ноутбук, – говорит он, не понимая, что я имею в виду нечто другое. Но его взгляд скользит по моему лицу и опускается к моим губам – он по-прежнему хочет меня, несмотря на свою выдержку.

Я облизываю губы, надеясь, что не в последний раз ощущала вкус его горячего рта. Неужели он не понимает, что я не боюсь его, что я видела его темную сторону, и она не отталкивает меня? Я вижу сомнение и борьбу в его глазах. Он даже не понимает, что его собственные губы чувственно приоткрылись, словно бы от голода или жажды. Жажды меня. Тлеющее желание разгорается, поглощая все остальное, и мир вокруг бледнеет и исчезает. Остается только Коннор.

Но он не теряет контроль.

Отступив на шаг, он с трудом сглатывает и кивает на дверь:

– Поехали.

Я хотела, чтобы он сделал то, чего мы оба так страстно желаем, и поцеловал меня. Его выдержка удивляет меня. Я хотела бы, чтобы он схватил меня в объятия, швырнул на кровать, сорвал с меня одежду и завладел мной, словно завоеванной территорией. Так что да, я весьма разочарована. К тому же между ногами у меня так мокро, будто я только вышла из моря.

Но тут трезвая реальность напоминает о себе, прокалывая мечты, словно шарик. Самое важное сейчас, это мой ноутбук и моя книга. Если Коннор может сконцентрироваться, значит, могу и я.

– Да, нам пора. – Я выхожу из гостиной, где Сок и Орешек устроились подремать на диване.

Я давно уже потеряла надежду отучить их забираться на мебель, так что больше и не пытаюсь. К тому же они особенно раздражаются, когда я куда-то ухожу, так что я стараюсь быть как можно тише, хватаю сумочку, ключи и направляюсь к машине Коннора.

В ясный солнечный день ломбард смотрится особенно убого. На грязных окнах потеки после вчерашнего дождя, а желтый навес кажется еще более блеклым на фоне голубого неба.

– Поппи, мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала, – говорит Коннор. – Это очень важно.

Я просто таю от того, как он произносит мое имя:

– Все что угодно.

– Держи язык за зубами и делай, что я скажу.

Этот маленький холодный душ разом возвращает меня на землю:

– И не подумаю!

– У тебя есть свой план? Надо же, а я и не знал. – Коннор искоса смотрит на меня, жестом приглашая поделиться этим моим волшебным, загадочным несуществующим планом. К сожалению, он прав. Что касается книг, там у меня все спланировано, пусть порой и сумбурно.

А вот в жизни… Единственный план, который сейчас зреет у меня в голове, касается того, что у Коннора между ног. Да и тот неосуществим на данный момент, поскольку я вряд ли смогу просунуть голову между рулем и его ногами.

– Я попрошу хозяина отдать мне ноут, – отвечаю я решительно. – Если это не поможет, то потребую. Если и это не поможет, начну крушить все вокруг и швыряться чем попало, пока он не отдаст мне мой ноут.

Коннор смеется. Как и в доме его родителей, этот смех звучит хрипловато, но он теплый, искренний, и от него у меня по спине бегут мурашки. Позже, возможно, в постели, как вчера, я буду прокручивать в голове этот смех и наслаждаться им. Сейчас же он только раздражает меня.

– Ты уверен, что мой план не сработает?

Коннор поворачивается и окидывает меня насмешливым взглядом:

– Ну почему, может и сработать. Но у меня есть подозрение, что просто показать ему сиськи будет куда эффективнее, чем крушить чужую собственность. К тому же, не стоит забывать, что ноут можно просто купить. Тебе не приходилось слышать, что на мед летит больше мух, чем на уксус?

– Об этом я как-то не подумала… – Вчера я была готова заплатить Мануэлю сколько угодно, а сегодня у меня вдруг появилось желание надрать кому-то задницу. С чего бы это?

– Давай сперва попробуем мой план, – говорит Коннор и вылезает из машины, не дожидаясь ответа. По-джентльменски открывает мне дверь, пусть даже не считает себя джентльменом.

Внутри ломбард производит такое же впечатление грязного запустения, как и снаружи. Большая часть товара, лежащего на полках, не стоит даже места, которое занимает, не говоря уже о цифрах на ценниках. Ассортимент обычный: камеры, телефоны, на одной стене стойка с ружьями, музыкальные инструменты и разная электроника.

Мы входим в дверь под треньканье бронзового колокольчика. Хозяину на вид лет сорок пять, у него толстая шея, щетина и грязные пятна на тесной рубашке поло с логотипом «Ломбард Пита» на спине. Он поворачивается к нам и приглушает звук телевизора, где идет какое-то игровое шоу. По всем законам иронии, приз в игре – как раз навороченный ноутбук.

– Привет, ребята! Добро пожаловать. Чем могу помочь? – Получше рассмотрев нас, он улыбается и включает «режим продавца» на полную катушку. – А – а, давайте я угадаю… вам нужны обручальные кольца! Я мигом!

Он проворно спрыгивает с табурета, на котором сидел, и бросается открывать одну из витрин.

– Нет-нет, мы не за… – Я безуспешно пытаюсь остановить его.

Он твердо решил, зачем мы к нему зашли, и видит перед собой цель. Мужчина и женщина вместе означает обручальные кольца!

Жаль, что мы пришли не за этим. Мне бы мои гигабайты, а не бриллианты. Пока я смотрю на выложенные ряды колец, мой мозг автоматически начинает сочинять разные истории, ведь каждое из этих колец – нарушенное обещание, отношения, которые должны были быть долгими и счастливыми, а вместо этого закончились слезами, чувством вины – и несколькими долларами за возможность больше никогда не видеть этот символ.

Питу подобные депрессивные мысли явно не приходят в голову. Он достает из витрины кольцо с огромным бриллиантом:

– Вот это идеальный вариант. Только посмотрите, какое красивое!

Я отмахиваюсь от кольца. Во-первых, камень настолько же настоящий, как и состязания по реслингу. Во-вторых, я пришла за кремнием, а не за углеродом.

– Нам нужно…

– Слишком большое? Я понимаю. Хотите что-то поменьше? – Он поглядывает на Коннора, явно решив, что меня пугает цена большого камня.

Коннор только усмехается, наклоняясь поближе к витрине. Я, пожалуй, забеспокоилась бы, что он оставит отпечатки пальцев, но эту витрину не мыли столько лет, что можно ничего не опасаться.

– Что стоишь, примерь кольцо.

Я не ослышалась? Это что, и есть его план? Мы впустую тратим драгоценное время. Я было собираюсь выпалить, что меня интересует только компьютер, но тут замечаю смешинки в его глазах. А когда он улыбается своей ослепительной улыбкой, я одновременно таю и скрежещу зубами от раздражения. Ситуация явно его забавляет. Невыносимый придурок!

Я чуть не спотыкаюсь, когда Коннор подталкивает меня к прилавку, где Пит по-прежнему держит кольцо. Пит по-своему понимает мою неловкость:

– Прямо ослепительная штучка, не правда ли?

– Я всегда буду рядом, чтобы поддержать тебя, – торжественно произносит Коннор, словно дает клятву, а не удерживает меня от падения на грязном ковролине, который лет сто не пылесосили и не мыли.

Я мысленно напоминаю себе снять кроссовки за порогом, когда вернусь домой, и помыть их. С хлоркой. Может, просто сжечь. Я не хочу заносить в дом здешнюю коллекцию микробов. А то, глядишь, мои собаки заполучать какую-нибудь венерическую болезнь. Как я буду объяснять ветеринару, что они привыкли плюхаться на ковер пузом, вытянут ноги назад, а я занесла домой устойчивую к антибиотикам заразу с пола ломбарда?

Коннор берет мою руку и протягивает Питу. Тот, разумеется, с ним заодно и спешит надеть на мой палец это кольцо с гигантским бриллиантом.

– Оно просто потрясающе смотрится на вашей руке! – драматически ахает Пит.

Судя по забитым барахлом полкам и отсутствию других покупателей, дела у него идут совсем не блестяще. Он начинает нести всякую непонятную ерунду про караты, блеск и тому подобные вещи. А у меня в голове начинает расцветать фантазия, где любовь, смех и настоящие бриллианты… и счастливый конец.

Но сейчас это не то, что мне нужно.

Коннор не дает мне вставить ни слова:

– Может, лучше рубин? Мне кажется, он больше тебе подходит.

Я начинаю было возражать, но тут Коннор обнимает меня, притягивает к себе, нежно целуя в висок, и от его прикосновения все мои доводы улетучиваются, как пух с одуванчика.

Разумеется, он играет роль, как играл роль охранника – но все это кажется настоящим.

Тут я вижу протянутую руку Пита и соображаю, что нужно снять кольцо и отдать ему. Как ни странно, мне ужасно жаль его снимать. Я ведь тоже играю роль. Роль невесты Коннора. Настоящей невесты, а не подделки. Я не уверена, что это все еще игра, а не что-то большее.

Пит протягивает мне другое кольцо, и я замираю на месте при виде рубина. Понятия не имею, настоящий ли он, но кольцо прекрасное.

Камень овальной формы куда меньше, чем тот базарного вида бриллиант, но кольцо смотрится элегантно и изящно.

Оно просто неповторимое.

«Может быть, как и я сама?»

Скорее, какой мне хочется быть. Алерия сейчас заявила бы, что кольцо персонифицирует мое стремление достичь совершенного «я», моей идеальной внутренней сути. Я только понимаю, что оно должно быть моим.

Пит, сообразив, что рыбка заглотила крючок, буквально растекается похвалами в желании продать кольцо:

– Я много колец продал и много повидал в своей жизни, и я вижу, что вы просто созданы друг для друга.

Он протягивает кольцо Коннору, который бережно держит его на ладони и осматривает со всех сторон. Но сейчас нет ни малейшей надобности обсуждать караты, цвет и прочие технические детали.

Хотя с первого раза лавчонка показалась мне очень унылой, в ней нашлось кольцо, созданное для меня.

Коннор берет меня за руку и торжественно надевает кольцо на левый безымянный палец:

– Ну, вот и все.

Не самые романтичные слова для этой ситуации, но сейчас это не важно. Мы стоим в грязном ломбарде, потный толстяк смотрит на нас, как на двух доверчивых простофиль, мы пришли сюда не за кольцом, а за ноутбуком… и все это сейчас не имеет ни малейшего значения.

Мы Коннор и Поппи, мы пара. Нам предстоит узнать друг друга, помогать друг другу и, вероятно, еще что-то большее? Мы смотрим друг другу в глаза. Не может быть, чтобы я одна это чувствовала. Не может же он не чувствовать, что между нами разгорается пожар, готовый спалить этот убогий ломбард, хотя Коннор и говорил, что разгромить это заведение – не самый лучший план.

Пит хлопает в ладоши, и очарование проходит:

– Замечательно, я обожаю этот момент! Вы можете поцеловать невесту!

– Но мы не… – начинаю я, но Коннор кладет мою руку себе на грудь и, наклонившись, целует меня.

Нежным глубоким поцелуем, совсем не так, как прежде. Я словно растворяюсь в нем, а он изучает каждый мой уголок… я имею в виду не дырки в зубах, а мою душу. Он читает меня, словно карту. Не знаю, понимает ли он, что это палка о двух концах. Я чувствую, как с каждой секундой рушатся его стены, и я проникаю в его душу. Больше нет никаких масок, никакой лжи, которую он твердит себе и миру. Я чувствую его таким, какой он есть.

Наконец мы отодвигаемся друг от друга, чтобы вдохнуть, и Коннор пригвождает меня мрачным взглядом, словно пытаясь понять, что сейчас произошло.

– Я тоже… – говорю я, не имея ни малейшего понятия, на что я сейчас соглашаюсь. Без разницы, я согласна на все. На что угодно.

Губы Коннора вздрагивают в едва заметной усмешке, потом он с серьезным видом поворачивается к Питу:

– Мы берем кольцо.

Я вижу ухмылку Пита, хотя не отвожу глаз от Коннора.

– Вот и отлично! Коробочку возьмете? У меня их навалом, отдам бесплатно в придачу…

Коннор поворачивается к Питу:

– Да, и заодно ноутбук, который Деррик продал тебе вчера.

На лице Пита в одно мгновение сменяются удивление, замешательство, беспокойство и наконец неуверенность:

– Какой ноутбук?

Голос Коннора становится убийственно серьезным, холодным и жутким, как вчера. Это уже не мой Коннор, это Коннор-на-работе:

– Деррик, повар из ближайшего ресторанчика, продал тебе вчера ноут. Который он украл у моего друга.

– Не знаю я никакого Деррика, но ноутбуки у меня есть. Вот, посмотрите здесь. – Пит нервничает при виде того, как Коннор в мгновение ока превратился из романтического влюбленного в холодного мерзавца.

Коннор подходит к витрине с ноутбуками:

– Твой здесь есть?

Слезы наворачиваются на глаза, когда я вижу, что в витрине лежат какие-то развалюхи, а моего нет: я думала, мы придем, я заберу свой ноут и закончу книгу. Мне в голову не пришло, что может быть по-другому. Я качаю головой.

– Что мне теперь делать? – спрашиваю я Коннора.

Он поворачивается к Питу:

– Где ноутбук, который тебе продал Деррик?

– Говорю же, не знаю я никакого Деррика.

Коннор лезет в задний карман, и я замираю. Он что, отругал меня за планы все разнести, а сам пришел с пистолетом или ножом? Какого черта?

Пит тоже замирает. Наверняка в эту секунду вся жизнь проносится перед его глазами. Он всего-навсего бедолага, торгующий подержанным товаром, и ему приходилось видеть всякое, но вряд ли он ожидал, что погибнет от рук парня, который пришел за обручальным кольцом.

Коннор вытаскивает из кармана не пистолет, а бумажник. Большой и черный. Плотно набитый купюрами. Коннор кладет его на прилавок и на всякий случай придерживает рукой:

– Так, слушай внимательно… Деррик работает поваром в соседнем ресторане. Он украл ноутбук у моего друга. Очень хорошего парня. После недолгих уговоров Деррик признался, что заложил ноутбук в твоем ломбарде. Именно поэтому я здесь. – Коннор обводит взглядом помещение. – Я не собираюсь никого ни в чем обвинять. Но мне интересно, сколько здесь еще краденых вещей? Это кольцо тоже краденое?

Пит отчаянно мотает головой:

– Нет, клянусь, оно не краденое. Я купил его на распродаже имущества.

– А ноутбук? – переспрашивает Коннор.

– Я не знал, что он краденый.

Коннор улыбается ледяной улыбкой человека, которого ничуть не волнует, что для достижения цели придется использовать насилие:

– Понимаю. Бизнес есть бизнес. Я и сам иногда занимаюсь такими делами. – Он похлопывает по бумажнику. – Но это особенный ноутбук, и он мне нужен.

– У меня … у меня его больше нет, – заикается Пит, поглядывая на бумажник Коннора. Он уже готов обоссаться от страха, но все равно хочет денег.

– Где он? – рявкаю я, решив принять участие в представлении.

Пит смотрит на меня, как на помешанную. Может, он принимает меня за пушистого пуделечка, решившего поиграть с питбулями? Так я ему покажу, кто тут питбуль! Я рычу и клацаю зубами перед его лицом.

Теперь уже и Коннор смотрит на меня так, словно я сошла с ума. Но я вижу, что его глаза смеются.

– Слышал ее? Где ноут? – спрашивает Коннор.

Почему-то его вопрос Пит воспринимает куда серьезнее.

Мужчины… я мысленно закатываю глаза.

– Я его продал.

– Говори, кому. И не пытайся убедить меня, что не знаешь имя, или я натравлю на тебя мою девчонку. Слыхал небось, что хорошенькие опаснее всех? Так вот, это про нее. Она больная на всю голову. Она вообще хотела все тут разнести к черту, чтобы ты отдал ноутбук.

Поняв, что сейчас мой выход, я хватаю клюшку для гольфа с соседней витрины и кручу ее в руках, изображая Харли Квинн. Точнее, пытаюсь крутить, но с непривычки получается не очень:

– Что там кричат, когда посторонний мешается на поле для гольфа? – Я прикидываюсь глупой блондинкой, хотя на самом деле рыжая. – Три? Пять? Вспомнила! ФОР!

Я заношу клюшку над ближайшей витриной. Когда бита начинает опускаться, Пит кричит:

– Диана Николс!

Коннор перехватывает клюшку почти у самого стекла:

– Видишь, как все просто.

Он обращается к Питу, но… да, это очень просто. Занести биту было несложно, но как тяжело было бы остановиться! После я бы почувствовала раскаяние и наверняка послала бы чек, чтобы возместить стоимость витрины, но в глубине души мне очень хотелось расколошматить эту витрину, как огромную пиньяту.

Может, удастся использовать это в книге? Если уж нельзя в реальной жизни, то почему бы не сделать это на страницах романа?

Или просто купить пиньяту, повесить на заднем дворе и как следует отвести душу? То-то соседи посудачат на мой счет. Хотя кто их знает, после моего нападения на Коннора они, возможно, опасаются за свою безопасность. Не хотелось бы стать основной темой злобного обсуждения на следующем собрании домовладельцев.

– Диана Николс, – повторяет Пит, поглядывая на меня с опаской.

Я осторожно кладу клюшку на место и ласково похлопываю по ней.

Коннор качает головой, он явно не против моего посильного участия в шоу:

– Значит так, я беру кольцо и добавлю еще сотню за чек на ноутбук. Мне нужно найти Диану Николс.

– Ты покупаешь кольцо? – Я бросаю взгляд вниз, на свою руку с поблескивающим на ней красным камнем. – Но это не нужно…

Взгляд Коннора заставляет меня замолчать. На время…

– И я хочу клюшку для гольфа, – весело добавляю я, прикидывая, что получится отличный сувенир, который послужит вдохновением, когда я буду писать про эту сцену. Да и для обороны пригодится, если что. Но сперва куплю пиньяту, разнесу ее в хлам и съем все конфеты.

Пит переводит взгляд с меня на Коннора, который тяжело вздыхает:

– Мы не причиним мисс Николс никакого вреда. Мне нужен только ноутбук. Мы заплатим ей столько, что она купит себе новый компьютер.

– Две сотни, – торгуется Пит. Это у него в крови: он нашел покупателя и теперь не выпустит его без выгоды для себя. – Плюс стоимость кольца и клюшки.

– Хорошо.

Коннор вытаскивает из бумажника толстую пачку стодолларовых бумажек, но выпускает их из пальцев только после того, как Пит вручает ему распечатанную расписку с адресом мисс Николс и описанием ноутбука, в котором я узнаю свой.

Получив нужную информацию, мы направляемся к двери.

– Вы ведь ничего плохого ей не сделаете?

Я смотрю на Коннора, но по его взгляду понимаю, что вопрос Пита был адресован не ему, а мне. Коннор опасен, но хозяин ломбарда боится именно меня. Видимо, я на самом деле слегка тронулась, потому что эта мысль заставляет меня улыбнуться:

– Обещаю, что не причиню ей никакого вреда.

Клюшку для гольфа я решила назвать Гэри. Сидя в машине Коннора, я прижимаю Гэри к груди, глядя на кольцо на моем пальце, и ухмыляюсь во весь рот, как малыш на Рождество.

– Что ж, все прошло неплохо, – сухо замечает Коннор.

Сердитый взгляд, которым сопровождаются эти слова, совершенно не пугает меня. Наоборот, я решаю, что это даже мило:

– Ага, мне тоже так показалось.

Коннор вздыхает, заводя двигатель:

– Она живет на другом конце города.

Через несколько минут он вдруг спрашивает:

– Ты на самом деле собиралась разбить витрину?

– Хмм… может быть, – размышляю я. – Слушай, а мы можем по пути купить пиньяту?

Коннор, наверное, думает, что я сумасшедшая, но идея раздолбать что-то на кусочки кажется очень привлекательной. Моя книга, ноутбук, даже то, что я постоянно хочу Коннора – отличный был бы способ снять весь этот стресс.

Зато теперь у меня есть кольцо и чудесная клюшка для гольфа. Это айрон № 3, мне как раз подходит. Коннор опять молчит, но теперь это вполне уютное молчание. Мы работаем вместе, вот что главное.

До дома Дианы Николс мы доезжаем быстро, дороги сегодня свободны. Я задумываюсь, как вообще Диана попала в этот обшарпанный ломбард, но в общем это не имеет значения.

Диана живет не в лучшей части города, мне было бы некомфортно ходить здесь по ночам. На ступеньках одного из домов сидит какой-то парень, на вид дружелюбный. Может, даже чересчур: он словно ожидает своих обычных клиентов.

Но Коннор ведет себя в этой обстановке абсолютно непринужденно, что удивительно: я-то видела, в какой семье он рос.

Коннор подходит к этому типу и ставит ногу на ступеньку:

– Здесь живет Диана Николс?

Парень откидывается назад, чтобы получше рассмотреть нас. Наверное, пытается понять, будут ли от нас какие-то неприятности, поскольку на миссионеров мы не похожи, и на сборщиков подписей тоже. Чтобы ускорить процесс, Коннор лезет в карман. Парень напрягается, но Коннор просто вытаскивает купюру в пять долларов:

– Диана Николс?

Парень, не глядя, прячет деньги в карман:

– Да, она здесь живет. Но сейчас ее дома нет.

– Нет дома? – расстраиваюсь я. – А где она?

– На работе. У нее смены по двадцать четыре часа, так что вернется домой завтра после обеда.

– Где она работает? – спрашивает Коннор.

– Везде. Она на скорой. Может быть где угодно. Я не знаю, где у них станция.

– Ты что, нам голову морочишь? – шиплю я, но парень только пожимает плечами. Он говорит правду.

Коннор тоже это понимает и вздыхает:

– Ладно, поехали домой. Ты пока поработай, потом вернемся, чтобы встретиться с Дианой.

Я молчу, пока он усаживает меня в машину, потом не выдерживаю и ору от раздражения:

– Блин, мы же были почти у цели!

Глава 15

Коннор

Поппи молчит по пути домой, но я практически вижу, как напряженно работает ее мозг, и пытаюсь понять, что происходит сейчас в ее голове: то ли она прислушивается к своему творческому гению и выдумывает очередные сценарии, персонажей и ситуации для книги, то ли просто бесится от того, что опять не смогла получить обратно свою рукопись. А может, вспоминает, что вообще не оказалась бы в этой ситуации, если бы я не украл ее ноутбук.

Мы подъезжаем к дому, она открывает дверь машины, молча выходит, и я кожей ощущаю, как давит на меня ее молчание. Сейчас Поппи уйдет в дом… я не хочу, чтобы она уходила. Но она вдруг обходит машину с моей стороны и указывает на дом:

– Зайдешь ко мне?

Идея не самая удачная, и мне стоило бы так и сказать, но я чувствую странное безумие, охватившее меня в ту минуту, когда я надел ей рубиновое кольцо на палец и поцеловал ее. Я не хочу и не могу уйти, Поппи словно околдовала меня:

– Да.

В гостиной я напряженно присаживаюсь на самый край кушетки, точно кот, готовый сорваться с места при любом звуке. Я чувствую себя школьным шалопаем, которого вызвали в кабинет к директору на взбучку. Но мои грехи не ограничиваются дракой в коридоре или прогулянным уроком. Они куда серьезнее. Я вор, я драчун, я способен расквасить нос какому-то повару просто чтобы получить то, что мне нужно. В данный момент не важно, что он заслужил это и что Хуан Пабло обошелся бы с ним куда круче. Все равно мои поступки многое говорят обо мне. И я лжец – Поппи даже не представляет себе, как далеко простирается моя ложь.

Поппи прислоняет клюшку для гольфа к стене под доской с заметками и садится рядом со мной.

– Извини меня, – сам не зная почему, я внезапно ощущаю себя полным дерьмом.

– За что? Ты же не виноват, что Дианы Николс не было дома. – Поппи не понимает, в какую темную глубокую пропасть нырнула сейчас моя душа.

– Я не про это. – Я опускаю голову и вздыхаю, не в силах встретить ее взгляд. Не хочу увидеть там осуждение. Понимаю, что заслужил его, но не хочу, чтобы это воспоминание преследовало меня снова и снова. – Извини, что украл твой ноутбук. Это не входило в план. Я просто делал свою работу.

Мысленно я подыскиваю слова, которые объяснили бы случившееся, но скрыли от Поппи все убожество моей души. Сам не знаю, чего я ищу: прощения, покоя или возможности забыть. Что-то в глубине моей души тянется к этой девушке. Рубин на ее пальце словно дразнит меня чем-то желанным и несбывшимся.

Поппи кладет руку мне на плечо, осторожно поглаживая меня через ткань футболки, и я тяжело вздыхаю, понимая, что ничем не заслужил ее доброту, но не в силах отказаться от ее прикосновений. Я так давно не сталкивался с мягкостью, с подобной щедростью души. Понимаю, что это делает меня мерзавцем вдвойне, но я никогда и не претендовал на иное звание.

– Не знаю, почему ты занимаешься своим ремеслом, Коннор, но ты хороший человек.

Ее слова – удар под дых. Как она может думать подобное после всего, что случилось? Мне придется продемонстрировать ей, что все совсем не так, иначе рухнувший карточный домик погребет ее под своими обломками. А он непременно рухнет.

В полном отчаянии я пытаюсь выложить последние карты, всю уродливую правду, которая позволит мне оттолкнуть Поппи:

– Я был еще подростком, когда пошел по кривой дорожке. Ты же видела мой дом и семью. Там были правила, которые следовало соблюдать. Правила семьи, правила общества – я просто ненавидел все это. Что носить, что говорить, как улыбаться, даже если каждое твое слово сочится ядом. Все это было фальшиво и бесполезно. И я бунтовал против всего этого. Вначале просто делал всякие глупости.

Рука Поппи замирает, но она не убирает ее с моего плеча:

– Какие глупости?

– Я тайком убегал из дома, просто чтобы побыть на свободе и чтобы меня не поймали. Никому ни разу не удалось засечь меня. Потом я начал пить, курить, употреблять наркотики, и вообще делать все, что могло позлить моих родителей. Что угодно, лишь бы заставить их обратить на меня внимание. Я хотел одного: чтобы во мне видели личность, а не полезную собственность семьи, игрушку, которой можно хвастаться перед важными людьми. Но родители даже не заметили этого. Тогда я начал воровать, лазить по карманам…

Я встряхиваю головой, вспоминая, каким неуязвимым казался сам себе в те дни:

– Я ловил кайф от всего этого. Я жил ради того, чтобы обойти правила, чтобы иметь возможность показать миру фигу. Мне не было никакого толка от правил, и мир вокруг казался помойкой. Сперва я сбывал украденное друзьям и знакомым, но потом обо мне узнали и стали предлагать разные дела. Как это ни смешно, мне казалось, что жизнь удалась, что мне многого удалось добиться. Люди стали замечать меня, и я думал, что это успех.

– Понимаю.

– Я кайфовал от того, что без проблем провернул очередное дело, и с каждым разом рисковал все больше. И вот тут я увяз всерьез. Поппи, я очень хорош в своем деле. И я явно не смогу сидеть целый день за компьютером, писать отчеты, заполнять формы, и все в таком роде. Но то, что я хорош в выбранном деле не означает, блин, что я хороший человек. Сколько бы добра я ни сделал, оно никогда не уравновесит все плохое, что я натворил.

Должна же она наконец понять, что я за человек. Она не может не догадаться.

Но вместо этого Поппи запускает пальцы в мои волосы и легонько царапает мою шею:

– Я вижу, что ты хороший парень.

Я невесело усмехаюсь:

– Ты глухая? Ты что, не услышала ничего из того, что я сказал?

Блин, я никому еще не рассказывал о себе столько, сколько теперь знает Поппи.

Но даже все мои секреты, лежавшие словно в темном колодце, в глубине моей души, не пугают ее. Она упряма, как ослица. Поэтому я выкладываю напрямик:

– Послушай, если ты хочешь, чтобы у тебя была хорошая и счастливая жизнь, которую ты заслужила, – беги от меня. Отворачивайся и беги каждый раз, когда увидишь меня. Потому что хуже всего то, что я жадный мерзавец, и я не в силах отказаться от тебя.

Поппи поднимает мое лицо, чтобы заглянуть мне в глаза. В ее собственных глазах стоят слезы, но в голубой глубине блестит сталь:

– Слушайте меня, мистер. Я имею право злиться на тебя, как никто. Но я знаю все, что ты мне рассказал – и все равно пригласила тебя в мой дом. Потому что мне видно то, в чем ты не можешь себе признаться то ли от страха, то ли от боли или стыда. В твоем сердце по-прежнему есть добро. Ты стараешься исправить то зло, которое сделал в жизни. Был бы ты самым раздерьмовым говнюком, тогда другое дело. Но ты не такой. Тебя же беспокоит, что я в такой панике? Правда?

– Раздерьмовым? Такое слово вообще существует?

– Правда? – настойчиво переспрашивает она, сильнее сжимая пальцы на моем подбородке.

Чувство самосохранения у Поппи отсутствует напрочь, и она не принимает в расчет, что я с трудом удерживаюсь на самом краю. На краю чего? Я и сам не понимаю, знаю только, что меня распирает от бурлящих внутри чувств.

– Правда, – с неохотой отвечаю я.

– И ты мне поможешь, правда?

– Я постараюсь, но ты делаешь все возможное, чтобы вляпаться в неприятности. Типа кражи со взломом и нападения с применением оружия, – шучу я в последней попытке хоть как-то уменьшить эффект от того, как Поппи небрежно вычерпывает мою душу ржавой ложкой.

– Очень смешно, – сухо говорит она. – К тому же, на самом деле ты заботишься о своей семье. Иначе ты не думал бы о Кейли и ее свадьбе.

– Да. – На этот раз я соглашаюсь с большей готовностью, понимая, что мне не удастся избежать сеанса этой безжалостной самотерапии.

Мне казалось, что я выстроил вокруг себя непроходимый лабиринт из бетонных стен на гранитном основании, но Поппи рушит их с легкостью бульдозера, целясь в самое сердце. Туда, где скрывается не нежная мягкость, а огонь, который ей нравится. Угли моей души не обжигают, а греют ее. С нее станется испечь что-нибудь вкусное на этом огне.

– Ты не сказала, чтобы я перестал воровать.

Поппи смотрит на меня с удивлением:

– А почему я должна была это сказать?

– Ну, я вор, и я явно испытываю смешанные чувства по этому поводу, но ты не приказала мне бросить это занятие.

– Когда или если ты будешь к этому готов, сам бросишь, – заявляет Поппи со спокойной уверенностью. – Возможно, я еще придумаю, как использовать твои таланты на благо. Потому что ты хороший человек.

И она улыбается мне сияющей уверенной улыбкой.

Поппи и половины всего не знает обо мне, тем не менее сейчас она ближе к моему настоящему «я», чем кто бы то ни было за долгое время. Я наконец-то ощущаю себя человеком, а не просто орудием в руках сильных мира сего.

Когда я с Поппи, есть только мы, и мне хочется раствориться в этом, пусть и ненадолго. Я беру ее за руку и целую кончики пальцев:

– Спасибо тебе.

Поппи дала мне больше, чем может представить, но я жадный. Ее доброта заставляет меня отчаянно желать ее всю. Хотя бы раз я должен выразить эмоциональную бурю в физической форме.

Я с трудом делаю вдох.

– О чем ты думаешь? – спрашивает Поппи, чувствуя, что мое настроение изменилось.

– О том, что хочу трахнуть тебя прямо здесь и сейчас, – может, грубость на грани оскорбления она поймет лучше.

Вместо возмущения Поппи весело усмехается:

– Хорошо.

– Что? – изумляюсь я.

– Я сказала, давно пора. – Она хихикает. – Сколько можно ждать. Здесь или пойдем в спальню? А может, на кухне?

Она еще и выбор предлагает.

– Поппи, ты не сказала, чтобы я перестал воровать, но сейчас ты должна сказать мне, чтобы я остановился. Потому что потом я уже не смогу этого сделать, – тихо рычу я, сожалея, что во мне еще остались крохи какой-то порядочности. Не будь их, я мог бы отыметь ее отсюда и до следующего четверга без малейших угрызений совести.

Она садится на мои колени, обхватив мое лицо ладонями, чтобы я не мог отвести глаз от ее прямого взгляда:

– Если ты сейчас же не трахнешь меня на этой кушетке, мне придется самой этим заняться. Можешь наблюдать или нет, уж как захочешь, но ты весь такой сексуальный … – Она машет в воздухе руками, словно показывая, какой я потрясающий. – Что я и так почти уже кончила.

Я покрепче беру ее за бедра и прижимаю к моему вставшему на дыбы члену, чтобы Поппи почувствовала, что делает со мной ее близость. Я ритмично покачиваю ее, заставляя издавать страстные стоны:

– Ну как, кончила уже?

Она откидывает голову, ее длинные волосы щекочут мои руки. Я собираю пряди в ладонь и осторожно тяну за них, наблюдая за ее реакцией. Поппи хрипло выдыхает «да».

Даже сквозь джинсы я ощущаю жар ее тела. Вспомнив прошлую ночь, утыкаюсь лицом между мягкими холмиками ее грудей, покусывая их через тонкую ткань майки. Поппи вскрикивает, ее бедра содрогаются от желания, и она еще крепче хватается за мои плечи, впиваясь к кожу ногтями.

– Сними майку, – рычу я, не отрываясь от ее груди, Поппи кивает и чуть отстраняется, чтобы легче было стащить одежду. Потом она наклоняется, чтобы расстегнуть и сбросить лифчик, и мягкие, сливочного цвета груди оказываются прямо перед моим лицом.

Они само совершенство, словно два мягких холмика, увенчанные бледно-розовыми сосками, напрягшимися в ожидании прикосновения моего жадного языка и зубов. Я сосу и кусаю один сосок, заставляя Поппи изгибаться и вздрагивать у меня на коленях.

Когда я осторожно кусаю и тяну сосок и мои зубы скользят по шелковистой коже, она содрогается всем телом и раз за разом шепчет мое имя. Я ничуть не удивлен, что ей нравятся жесткие прикосновения. Ее бедра дрожат, все теснее прижимаясь к моим, и, когда я прикусываю сосок посильнее, она содрогается всем напряженным телом.

Я покрепче прижимаю ее к себе, жадно наблюдая, как Поппи вздрагивает, стонет и изгибается от наслаждения. Это само по себе божественное ощущение – смотреть, как стонет женщина, которую ты только что довел до оргазма. Наконец она немного успокаивается, но я отпускаю ее только тогда, когда слышу встревоженное тявканье двух собачек у ее ног.

– Тише, ребята, – хрипло говорит Поппи. – Со мной все в порядке.

– Маленькие монстры готовы защищать хозяйку. – Мне это нравится.

Поппи улыбается, встает и тянет меня за руку в спальню. Я киваю и покорно следую за ней. Она закрывает за нами дверь и выставляет шпицев из комнаты, чтобы не мешали. Судя по тому, что я слышу удаляющееся цоканье их коготков, их это не беспокоит.

– Если повезет, минут на двадцать они забудут, что хотят гулять или вкусняшку, так что давай раздевайся побыстрее.

Поппи торопливо расстегивает пуговицу на джинсах, спускает их на бедра и оказывается в очаровательных «бабушкиных» трусах в красную полосочку с вышитым эльфом на правом бедре.

– Но Рождество еще не наступило… – бормочу я, наблюдая за ее стремительным стриптизом.

– Ты о чем? – Поппи скидывает туфли, пытаясь вылезти из джинсов и не упасть при этом. – Если ты готов заниматься сексом только на Рождество, я сейчас вытащу гирлянду и развешу ее на дереве перед домом. Потом могу еще и рождественский эгг-ног сварить, а пока давай раздевайся.

– Это я про твои… – Вот как мужчине произнести «трусы»? Или это плавки? Я не знаю, что сказать, поэтому просто стаскиваю рубашку через голову. – Я имел в виду эльфа.

Поппи опускает взгляд на свое белье с видом человека, который наконец понял, в чем дело:

– Надо бы бросить их в стирку. Но хоть сейчас и не Новый год, ты вполне можешь набить мой чулок своими подарками. – Ее глаза расширяются. – Ой, господи, ну и шутка получилась. Притворись, что ты этого не слышал. Или что мне не платят за сексуальные грязные шуточки.

Она опускает голову и добавляет так тихо, что я едва слышу ее:

– Но этот раз я хоть обошлась без разговорчиков о набухшем сокровище.

– Что? – Мои пальцы застывают на пуговице джинсов.

– Не обращай внимания, это книжное. И не волнуйся, я предохраняюсь. Честное слово.

Черт, вряд ли я способен остановиться, даже если она начнет вещать что-то странное о всяких набухших сокровищах. Меня такое не возбуждает, но если ей нравится, почему бы и нет.

К счастью, останавливаться вроде бы не требуется. Когда мы наконец раздеты, то замираем, глядя друг на друга.

– Ты такая красивая. – Мне нравится, как все ее тело розовеет от моих слов. – Ложись на кровать.

Поппи послушно растягивается на огромной кровати. Я делаю два шага и останавливаюсь перед ней, глядя вниз на разметавшиеся вокруг ее головы рыжие волосы, ее румяные щеки и блестящие глаза. Она хочет меня.

А я хочу провести руками по всем изгибам ее тела, найти все те точки, прикосновение к которым заставит ее обезуметь от страсти, и почувствовать, как мой член погружается в бархат ее тела.

Но сперва я грубовато хватаю ее за щиколотку, раздвигаю колени и устраиваюсь между ними, наблюдая, как Поппи кусает кубы и как что-то меняется в ее взгляде.

– Что-то не так? Ты хочешь, чтобы я остановился?

– Нет, – отвечает она, – просто никто никогда не смотрел на меня так напряженно, как ты. Ты заставляешь меня чувствовать себя сексуальной.

– Ты и есть сексуальная. – Я наклоняюсь, чтобы поцеловать внутреннюю поверхность ее бедер. Я нежно дразню ее, поднимаясь все выше, пока не дохожу до ее киски. Сладкий запах кружит мне голову.

Так я про адреналин от краж забуду… есть наркотики посильнее.

Посмотрим. Пока что я целую и пробую на вкус самую нежную часть ее тела, прислушиваясь к реакции Поппи. Мой язык исследует ее влажные складки, и я ощущаю, как слизь смачивает головку члена и простыни.

Я держу ноги Поппи раздвинутыми, продолжая изучать ее тело, и наконец нахожу жемчужинку – и краду ее, как настоящий вор, лаская языком, заставляя Поппи вздрагивать, глядя, как она вскрикивает, впивается пальцами в простыни и приподнимается, чтобы мне было удобнее лизать и целовать ее.

– Черт, Коннор, вот так! Именно здесь! – кричит она, закидывая голову, пока я не довожу ее почти до предела. Дальше я уже не могу сдерживаться. Рыча от охватившего меня желания, я придвигаюсь ближе, Поппи обхватывает меня за шею и целует, приглушая наши стоны, когда я одним толчком вхожу в нее.

– Еще, я хочу всего тебя. – Я ощущаю, как тесно сжимают меня скользкие стенки ее вагины. – Коннор, трахни меня как следует, я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Я на седьмом небе, и мне хочется дать ей больше, чем я могу взять. Может, если я смогу подарить ей наслаждение, которого она так жаждет, она не будет потом ненавидеть меня за все, что я сказал или сделал до этого.

Желание и злость на самого себя кипят в моих жилах, и я использую эту гремучую смесь, чтобы сделать то, о чем Поппи просит. Я вхожу в нее глубокими толчками, слыша, как мои яйца шлепают о ее тело.

Вот так, Поппи, ты сама этого хотела…Сам не знаю, кого из нас я наказываю в этот момент: себя за то, что я недостоин ее, или Поппи за то, что она все еще хочет меня. Но она не только не сопротивляется, она отвечает мне с такой же страстью, приподнимаясь, чтобы впиться в мои губы долгим жадным поцелуем.

И мы одновременно теряем контроль над собой. Это словно сражение: вырванные волосы, кровавые борозды на моей спине от ее ногтей. Бедра работают, как поршни, мой член разбух и затвердел так, как еще со мной не было. Внезапно мы оказываемся на самом краю вечности, словно перед падением в черную бездну, и я замираю.

Я смотрю в эту пропасть, но, как сказал один философ, пропасть тоже смотрит на меня, и, когда Поппи вдруг содрогается и прижимается ко мне всем телом, я вижу…

Ее прыжок. Она не падает в пропасть наслаждения, она бросается в нее, словно летит без крыльев, сталкивая и меня в ту же бездну.

– Поппи! – рычу я, в каменном напряжении перед последним горячим толчком, перед тем, как заполнить ее всю моим семенем. Она обхватывает меня ногами, ее тело пульсирует в конвульсиях оргазма.

В наступившей тишине я падаю рядом с ней, прижимая ее к себе на влажных от пота простынях. Как ни странно, мне стало легче, словно Поппи вдохнула в мою душу частицу своего света.

Поппи прижимается ко мне, целуя мою грудь и издавая тихое довольное мурлыканье, как вдруг все ее тело неожиданно напрягается.

– В чем дело? – недоумеваю я.

Поппи резко садится на постели:

– Мне нужен мой ноут!

Ок, скажем так, это не совсем то, чего я ожидал. Я боялся, что она расплачется, раскричится или даже выгонит меня из дома – но никак не такой реакции:

– Я знаю, мы съездим за ним завтра.

– Нет, я имею в виду тот, что на кухне. – Поппи хихикает. – Мне нужно записать, что я думаю про все это. Прямо сейчас!

Поппи спрыгивает с кровати в чем мама родила и бежит на кухню. Я лежу, очумело глядя ей вслед. Такого со мной еще никогда не было, и я не знаю, что делать.

Она сказала «про все это», очевидно имея в виду наш секс. Она что, собирается выдать мне карточку с оценкой моего труда? Типа «нуждается в улучшении» или «превзошел все ожидания»? Я всегда рад обратной связи, но это уже чересчур.

Пока я решаю, что делать дальше, Поппи возвращается с дешевым маленьким ноутбуком, шлепается в постель рядом со мной и начинает что-то печатать.

Поскольку она не возражает, я гляжу на экран через ее плечо.

«…его взгляд обшаривает мое тело, оставляя после себя горячий след, словно от прошедшего луча лазера. Его жажда ощутима физически, столь же реальная, как и его сексуальная мускулистая грудь. Когда он тянется, чтобы заключить меня в объятия, я не могу сопротивляться, хотя и знаю, что не должна этого делать. Хорошие девочки так не поступают».

Поппи печатает с такой скоростью, что мои глаза не успевают за курсором. Странно, что от клавиатуры дым не пошел, особенно если учесть, насколько вулканически горячи ее описания.

То, что она пишет, не на шутку возбуждает, и я начинаю думать, что мужчинам не мешало бы почитать нечто подобное. Глядишь, паре новых трюков научились бы.

– Ах да, забыла написать про клитор… – Поппи поднимает палец, и ее руки вновь принимаются летать по клавиатуре, оставляя на экране дымящиеся строчки.

– Это то, что ты обычно пишешь? – спрашиваю я, когда она на мгновение замедляется.

– Погоди секундочку. – Поппи жестом просит меня замолчать и принимается читать вслух то, что написала. Ее чувственный голос превращает текст из «дамской порнухи» в что-то наподобие глотка Red Bull пополам с Виагрой. Я чувствую, как мой инструмент наполняется вдохновением и встает, готовый ко второму раунду. А может, и к третьему или даже четвертому.

– Ну что, нормально звучит? – спрашивает Поппи. – Это черновой вариант, так что не страшно, если пока не очень.

Я перекатываюсь на спину, сжимая член в кулаке и наглядно демонстрируя эффект ее слов:

– Чертовски возбуждает, когда ты все это читаешь, и я понимаю, какие же грязные мысли обитают в твоей головке.

Поппи смотрит на меня и нервно облизывает губы:

– Боже милосердный…

– Почитай мне еще.

Она продолжает читать, ее низкий глубокий голос возбуждает меня так, как еще никто не возбуждал. Конечно, вид ее чувственного обнаженного тела, запах секса, еще витающий в воздухе, тоже помогают, но главное – ее голос и слова.

– А дальше там что? – хрипло говорю я, когда Поппи дочитывает.

Она снова начинает печатать, проговаривая текст вслух. Поппи улыбается и стучит пальцами по клавиатуре, переводя взгляд с моей руки на экран и обратно. «Его толстый член напрягся, вены вздулись на гладкой поверхности, когда он принялся дрочить, сжимая его у основания, так что блестящие капли выступили на кончике. Он ласкал себя все быстрее и сильнее, ожидая неминуемого взрыва и экстаза, который обрушится на него через мгновение».

Я воспринимаю ее слова, как инструкцию, и мои движения становятся все резче и быстрее.

– Я хочу, чтобы ты кончил на меня, – говорит она.

Я не уверен, чьи это слова – ее или ее героини, но поворачиваюсь к ней.

– Ну, давай же, залей мою киску своей спермой. Так мне будет приятнее кончить потом.

– Блядь… – рычу я, едва успевая повернуться на бок, прежде чем судорога скручивает мое тело. Струя семени падает на живот Поппи рядом с пупком. Она предусмотрительно убрала в сторону ноут, подозревая, что так и будет.

Я продолжаю доить конец, чтобы все до последней капли оказалось на ее киске. Потом ладонью стираю остатки с головки члена и размазываю их по клитору и губам Поппи.

– Хочешь, я вотру это в тебя поглубже? Помечу тебя своим семенем, как свою собственность? – сам не знаю, что я несу. Слова льются с языка так же легко, как из-под пальцев Поппи.

– Да, да, сделай это. – Глаза Поппи снова загораются от желания и страсти.

Я с силой втираю скользкую массу в ее клитор:

– Поппи, кончи для меня. Я хочу, чтобы ты тоже оставила на мне свою отметину.

Отметины завтра будут видны на нас обоих. У нее на шее засос, а у меня спина горит от царапин, оставленных ее ногтями. Но я думаю не об этом. Сейчас речь идет не об утолении физической страсти, а о каком-то другом инстинкте, столь же древнем и первобытном.

Когда ее тело взрывается оргазмом, я засовываю в нее пальцы, чтобы не потерять ни капли ее соков, смешивающихся с моим семенем и покрывающих нас и постель. Обессиленные, мы падаем на постель.

– Пресвятые яйца… Да не твои, а вообще… сам знаешь. – Поппи лениво машет рукой.

– Знаю, – соглашаюсь я.

Хоть что-то я сделал правильно. Надеюсь, это мне зачтется позднее, когда Поппи пожалеет, что вообще встретила меня. Я стараюсь отогнать эти мысли.

Это позднее наступит достаточно скоро, никуда от него не денешься, но сейчас я могу притвориться, что все будет хорошо.

Притворяться и лгать – это я умею отлично. Даже лгать самому себе.

– У меня есть пицца-роллы, – внезапно говорит Поппи. – Или позвоним в доставку?

Я смеюсь от такого неожиданного вопроса:

– Если мы выйдем к курьеру в таком виде, тебе придется написать совершенно другую историю. Например: «Доставщик пиццы упал замертво в тихом пригороде».

Поппи поворачивается ко мне:

– Ты это серьезно?

– Нет. – Я приподнимаю брови, удивленный ее вопросом. – Но я не собираюсь делить тебя ни с кем.

– Отлично, – отвечает Поппи. – Я и сама жадная сучка.

Глава 16

Коннор

– Слушай, это очень глупо, что я не хочу, чтобы ты уходил?

Я обнимаю Поппи, уткнув подбородок в ее макушку, а она обхватила меня за пояс и вцепилась пальцами в мой ремень.

– Нет, но тебе нужно работать.

Она недовольно ворчит, и ее голос отдается возбуждающей вибрацией у меня в груди:

– Я и так всю ночь работала, пока ты спал.

Это правда, она печатала всю ночь. Я спал, но иногда Поппи будила меня и зачитывала вслух очередной кусок, чтобы спросить мое мнение. Мысли ее забавно перепрыгивают с одного на другое, а потом она добавляет разные детали, чтобы персонажи оказались там, где задумано. Жаль, что когда-то давно никто не проделал то же самое с моей жизнью. У меня самого получается не очень хорошо, и я вечно оказываюсь в заднице.

– Согласен, но тебе необходимо сосредоточиться, а я буду мешать. Я пойду приму душ, сделаю кое-какие дела и вернусь позже.

Я опять лгу ей. «Дела» – это встреча с Хуаном Пабло, но я не хочу, чтобы Поппи беспокоилась обо мне. Она и так опаздывает с книгой из-за меня, не хочется еще больше мешать ей.

Поппи приподнимается на цыпочки и быстро целует меня:

– Хорошо, увидимся вечером.

В ее голосе звучат предупреждающие нотки: я должен вернуться вовремя и взять ее с собой к Диане Николс.

Уходя, я оборачиваюсь и вижу, как Поппи, пританцовывая, направляется к дивану за ноутом. Она садится между Соком и Орешком и немедленно начинает печатать, зажав в зубах карандаш. Непонятно, зачем ей карандаш, если она пишет не на бумаге, но я не собираюсь задавать лишние вопросы. Лучше просто полюбуюсь на нее.

Я принимаю душ, бреюсь и наскоро завтракаю черным кофе с протеиновым батончиком. Садясь в машину, бросаю быстрый взгляд на дом Поппи – она все еще занята работой и даже не отвечает, когда я машу ей на прощание.

Хуан Пабло будет ждать меня в кафе, но не в том, в котором я встречался с Хантером, а в заведении, связанном с мафией. Этот факт заставляет меня снова задуматься, кто же такой наш Босс.

– Мне сказали, что ты сделал для моего сына, – вместо приветствия бесстрастно говорит ХП.

Я не понимаю: он злится? Или он рад? Или это просто уловка, чтобы отвлечь мое внимание, пока кто-то подкрадывается сзади, чтобы огреть меня по башке тяжелой вазой, после чего я просто исчезну без следа?

Но я стараюсь сохранять спокойствие и сажусь, не выпуская кружку с кофе из рук. Мысленно я проигрываю разные варианты, сколько среди посетителей бандитов, как можно использовать эту кружку для обороны и куда лучше бежать в случае нападения.

Хуан Пабло делает глоток черного, как деготь, кофе, который здесь пользуется популярностью:

– Спасибо, приятель. Мануэль сказал, что Деррика уволили в тот же день, поскольку им не нужны сотрудники, которые грабят и избивают других рабочих. – ХП сухо усмехается. – К тому же, как я понимаю, работник из него в тот день был никакой: кто-то расквасил ему нос и сломал палец.

– Ему еще повезло, что палец на левой руке, а не на правой.

– Это точно. Ну, хоть задницу себе он по-прежнему может подтереть.

ХП ухмыляется, словно представив, как кто-то подтирает задницу Деррику. Наверное, он не возражал бы, если бы я сломал Деррику палец на ведущей руке.

– Я обещал Мануэлю, что куплю ему другой ноутбук, и я сдержу обещание, – говорю я.

ХП снова отхлебывает кофе:

– Не стоит, я сам куплю. Я как раз собирался купить ему новый компьютер, когда у тебя оказался этот ноут, вот я и подумал, к чему тратить лишние деньги. А со мной ты расплатился, когда вступился за моего сынишку.

Я с облегчением отпиваю кофе, и минуту мы сидим молча.

– Он хороший мальчик, – говорю я наконец. – Много ли он знает?

– Достаточно, чтобы понимать: лучше честно мыть тарелки в кафе, чем жить как его отец.

Кажется, я заметил горечь во взгляде ХП, но я не уверен.

– Я приехал сюда и делал все возможное, чтобы дать моему сыну выбор, которого не было у меня, – тихо усмехается ХП. – Сейчас он может делать что хочет. Правда, я предпочел бы, чтобы он учился на инженера или доктора. Но у детей в наше время куча своих идей, и мечтают они о своем.

Хуан Пабло закатывает глаза, но он явно рад, что его мальчик может позволить себе роскошь мечтать о будущем.

– Если хочешь, я могу время от времени заглядывать туда, чтобы убедиться, что с ним хорошо обращаются. Мне так и не удалось там поесть, так что я не прочь попробовать их кухню.

– Не стоит, – отмахивается ХП. – Я уже съездил туда, посидел там с Мануэлем у всех на виду и выслушал всю эту историю. Правда, у меня есть к тебе вопрос. Мануэль сказал, что ты можешь на него ответить.

– Какой же?

– Официантка назвала меня El Hombre Conejo. Можешь объяснить, почему?

Я усмехаюсь в кружку. Мои познания в испанском ограничиваются ругательствами, которые могут привести к неприятностям, но их хватает понять, что ХП прозвали человеком-кроликом, который еще хуже пасхального зайчика.

– Я кое-что сказал, чтобы припугнуть тамошних идиотов. Только не сдирай с них шкуры заживо.

Хуан Пабло пожимает плечами, не поддерживая шутку.

– Просто заклею им рты скотчем и тем решу проблему.

Он ставит чашку на стол, и лицо его приобретает серьезное выражение – пора переходить к делу. Он достает из внутреннего кармана небольшой конверт:

– Вот, у Босса для тебя новое задание.

– Так скоро? – недоумеваю я. Обычно между заданиями проходят недели или даже месяцы. Слишком частые кражи могут заставить полицию задуматься, что вообще происходит. – Я сейчас занят одним делом, но через пару дней закончу.

ХП бросает на меня проницательный взгляд:

– Это дело, случайно, не связано с хорошенькой рыжеволосой девчонкой ростом пять футов три дюйма? Которая даже не собирается прятаться?

Во мне все леденеет при упоминании Поппи, и я немедленно меняю тактику, понимая, что столкнулся с открытой угрозой:

– Что это за новое дело?

Хотелось бы мне сказать «нет», но я не могу. Это моя работа, и я должен стараться проявить себя перед ХП и наконец познакомиться с самим Боссом. Мне это нужно. Я заслужил личной встречи после всего, что сделал для этого человека.

Поппи сказала, что я сам пойму, когда нужно завязать с криминальным миром, но сейчас еще не время. Мне совершенно не хочется, чтобы ХП решил, будто Поппи имеет хоть какое-то отношение к моей работе. Или, что еще хуже, пытается отговорить меня выполнять поручение Босса. Это может быть опасно для нее.

– В город должны привезти одну вещь. – Видя, что я согласен, Хуан Пабло расслабляется и отхлебывает кофе.

– Какие сроки? – спрашиваю я.

ХП протягивает мне конверт:

– Здесь вся информация. Посмотри, насколько реально заполучить этот предмет. План нужно проработать до мельчайших деталей, чтобы ничего не сорвалось. Но если Босс прикажет, времени будет совсем немного.

Я прячу конверт в задний карман:

– Понятно. Будем на связи.

С делами покончено. Я допиваю кофе и прощаюсь с Хуаном Пабло. Покидая кофейню, я держусь начеку, но, похоже, все чисто.

По пути домой я обдумываю сложившуюся ситуацию. Должен признать, я горжусь своей работой, хотя она далека от общепринятых норм. Я много трудился, чтобы стать настоящим мастером своего дела, и я так близок ко встрече с Боссом. В последнее время знакомство с ним стало моей целью, и сейчас я в шаге от нее.

Но я также отдаю себе отчет, что занимаюсь опасным ремеслом. Хуан Пабло сказал, что план нужно продумать до последнего винтика, и никто лучше меня не знает, насколько это важно. В случае провала платить – тюремным сроком или даже жизнью – буду я.

Когда я уже на полпути к дому, до меня доходит, что Поппи тоже придется расплачиваться. Я не хотел, чтобы так случилось, но сейчас уже ничего не поделаешь, пути назад нет. Или все же есть?

Так не должно было быть. Случайная встреча на обеде и порвавшаяся сумка направили наши жизни в совершенно неожиданную сторону. Более того, Поппи может пострадать, и виноват буду я.

Да, я предупреждал ее, но это не умаляет моей вины.

К вечеру я уже почти уговорил себя порвать с Поппи, объяснить ей, что мы не можем продолжать встречаться, но при этой мысли что-то начинает болеть в глубине груди. Вряд ли это сердце, его я давно продал дьяволу. Может, это пустое место, где оно должно быть?

Ради Поппи надо вернуть сегодня ноут и прекратить все это безумие, хочу я этого или нет.

Полный решимости, я стучу в дверь… и чуть не падаю, когда Поппи вылетает мне навстречу, обхватывает меня руками и ногами и крепко целует. Собаки с оглушительным тявканьем скачут вокруг моих ног.

– Привет! – говорит она. – Я скучала по тебе.

Убедившись, что я крепко стою на ногах и в случае падения не придавлю ее собачонок, я покрепче прижимаю Поппи к себе.

– Вижу, – отвечаю я, держа ее на руках и прижимая к себе все крепче, чтобы подольше ощущать тепло ее тела. Ее энергия – мощный наркотик, к которому я запросто могу пристраститься.

Возможно, я уже от нее зависим.

– Ты переквалифицировалась в паукообразную обезьяну?

– Нет, я предпочитаю древесного ленивца, но это только потому, что у тебя есть толстая ветка, за которую можно держаться, – дразнит Поппи, покачиваясь на моей «ветке». – Я приготовила ужин. Давай перекусим перед поездкой?

Не зная, что ответить, я позволяю ей соскользнуть вниз по моему телу, а затем следую за ней на кухню. Поппи немного прибралась, и хотя белая доска и пробковая все еще находятся на своих привычных местах, сам стол полностью расчищен. Бумаги исчезли – скорее всего распихнуты по разным местам. На столе, в центре которого горит свеча, стоят два сервиза.

Все это чертовски напоминает романтическое свидание.

– Ничего себе… Сколько же времени ты на это угрохала? – шепчу я. – А как же работа?

– Мне хотелось сделать тебе приятно. С работой все нормально: я и так уже много сделала. Кроме того, разве мы не помолвлены? – Поппи пальцами рисует кавычки у слова «помолвлены», хотя все кажется слишком реальным на фоне происходящей передо мной сцены. Поппи достает из шкафа две тарелки и ставит их, жестом приглашая меня сесть, после чего вытаскивает из духовки горячее блюдо. Я наблюдаю, как она подает две порции чего-то вкусно пахнущего.

– О, я и Диане приготовила, – говорит Поппи, ставя передо мной тарелку с блюдом, похожим на домашний, но вкусный пастуший пирог. – Она наверняка проголодается после смены, а если ее накормить, то пользы от нее будет куда больше.

– Додумалась же. Правильно мыслишь.

– Обычно я готовлю, когда нервничаю, или когда взволнована, или и то, и другое. – Поппи плюхается на стул.

– Значит, ты взволнована? Нервничаешь?

Поппи с энтузиазмом кивает, и я замечаю, что ее обычный беспорядочный пучок волос сегодня собран в хвост. Он игриво прыгает на затылке, и мне хочется намотать его на кулак, откинуть ее голову и глубоко и сильно вонзиться в ее тело, заставляя кричать мое имя. Но я держу мысли при себе, изо всех сил стараясь помнить о сегодняшних целях… Ноутбук…

Пока мы едим, Поппи рассказывает, как сегодня продвинулась в работе над книгой. Ее улыбка легка, волнение заразительно. И то, и другое немного смягчает мою вину за то, что я испортил ей жизнь, украв ноут.

– Так что да, я смогла написать несколько отличных экшн-сцен, – тараторит она, пережевывая мясо и картофель. – А ещё я создала отдельный документ, где хранятся задуманные интимные сцены. Должна признаться, сегодня я накатала две из них, как будто это пустяк. Знаешь, еще никогда они не давались мне с такой легкостью.

– Рад, что вдохновил тебя на творчество, – шучу я. – Твой писательский блок наконец-то снят, – констатирую, откусывая чертовски вкусный пирог. И хотя для ужина еще рановато, я с удовольствием лакомлюсь этим угощением.

– В яблочко! Как только ноут вернется к своей мамочке, я вставлю в текст новые сцены. Результат будет бомбический! Хильде, конечно, придется понервничать: она обрадуется только тогда, когда увидит рукопись у себя в почте. – Поппи наклоняет голову, и ее лицо больше не сияет лучезарной улыбкой. Вскоре мрак рассеивается, и она снова полна радости. – У меня получится. У меня обязательно все получится!

Ее утверждение адресовано себе, а не мне, но я все равно киваю, принимая его близко к сердцу. Может быть, у меня тоже все получится – забрать ноутбук, выполнить работу для Босса и не разбить при этом сердце Поппи.

Фантазия? Еще бы. Но случались и более странные вещи, например, кто-то вроде нее принимает такого человека, как я, таким, какой я есть.

Но как бы хорошо Поппи ни относилась к своим будущим успехам, я не чувствую подобной уверенности в отношении своих.

Глава 17

Поппи

Когда мы возвращаемся к дому Дианы Николс, солнце уже заходит, и ему на смену загораются уличные фонари.

Коннор припарковал свой пикап на улице. Я замечаю, что, выходя из машины, он нажимает кнопку на брелоке, чтобы двойной звуковой сигнал и мигающие фары сообщили любопытным глазам, что машина заперта.

Райончик еще тот.

Тот же парень, что и вчера, по-прежнему сидит на ступеньках, только теперь черную майку сменил на зеленую. С ним сидит его друг. По крайней мере, я предполагаю, что это друг, судя по их болтовне.

– Ты, должно быть, с катушек слетел! Не может быть, чтобы Леброн был лучше ЭмДжея!

– Посмотри на количество очков, чувак. Леброн крупнее, выше, у него больше…

– Чемпионаты! Это единственное, что имеет значение!

Когда я подхожу ближе, вчерашний парень кивает мне.

– И снова здрасьте. – Он поднимает подбородок в сторону двери, после чего возвращается к разговору с приятелем: – Мужик, у меня давление подскочит, если ты продолжишь утверждать, что ЭмДжей не самый лучший.

Я не поняла, дает ли он нам разрешение зайти внутрь или говорит, что Диана дома, но Коннор пытается затащить меня внутрь, положив руку мне на поясницу.

– Подожди. – Я выкручиваюсь из его рук, роюсь в сумке с едой, поворачиваюсь обратно к парню и протягиваю ему пакет с печеньем. – Держи. Я сама приготовила. Спасибо за помощь.

Тот отмахивается.

– Не, я ничем не помогал.

Другой парень вклинивается в беседу:

– Эй, это какое-то особенное печенье?

Я улыбаюсь его интересу.

– Да, рецепт моей бабушки.

– Твоя бабушка пекла особое печенье?

– Конечно! А разве не у всех такие славные бабушки? Шоколадная крошка, моя любимая. А еще я добавила немного любви и шоколада, – признаюсь я с подмигиванием, мельтеша пальцами, словно посыпая печенье волшебной сказочной пылью. Глаза обоих парней загораются.

– Ладно, ладно. – Тот, что в зеленой майке, хватает пакет с печеньем. – Одно – тебе, второе – мне, – говорит он своему другу.

Они едят, хрустят и стонут от восторга, закрывая глаза.

– Черт, чувак, теперь мне придется позвонить бабуле.

– Приятного аппетита!

Я возвращаюсь к Коннору, чьи губы подергиваются, как будто он пытается сдержать смех. Почему ему так смешно – не имею понятия.

Он проводит меня внутрь, и мы поднимаемся по двум лестничным пролетам на этаж Дианы Николс. Найдя ее квартиру по адресу из ломбарда, мы останавливаемся перед потертой, но крепкой на вид дверью. Перед тем как Коннор успевает постучать, я кладу руку ему на грудь.

– Подожди. Позволь мне самой разобраться.

– Не понял, – удивляется Коннор, и я вижу, что он готов спорить и защищать меня.

– В ломбарде ты был вожаком, и я тебе не препятствовала, – тихо отвечаю я, – но сейчас ситуация изменилась. Здесь нужен нежный подход.

– Ты чуть с клюшкой на торгаша не накинулась. Это ты называешь нежным подходом? – ворчит он. – Кроме того, я тоже умею быть ласковым.

– С этим не поспоришь. Вот только есть одно «но»: Диана не откроет дверь, если увидит в глазок высокого, хмурого, опасного типа. Будет проще заставить ее выслушать, если ты не будешь похож на Джона Уика. – Я указываю на его голову пальцами-пистолетами и делаю вид, что стреляю, желая продемонстрировать, насколько устрашающим он выглядит – особенно для женщины, которая одна дома. – Позволь мне все уладить, ну а если не сработает… Впрочем, такой вариант я даже не рассматриваю.

Я поправляю хвост и изо всех сил стараюсь выглядеть дружелюбно, чтобы показать Коннору, как это делается. Он вздыхает, понимая, что не может соперничать с моей улыбкой.

– Отлично. Только давай обойдемся без клюшек для гольфа.

Я хмурю брови, бросая на него недоуменный взгляд.

– Да ты что! Я же оставила Гэри дома.

– Гэри?

– Да, клюшку.

Мне кажется, Коннор бормочет себе под нос что-то о сумасшедших девчонках, когда отходит в сторону от глазка. Но тут черты его лица смягчаются. Он разжимает челюсть и разглаживает брови, превращается из пугающего типа в красавчика. И я даже не уверена, какой образ мне нравится больше.

Я выпрямляю спину и стучу в дверь Дианы Николс.

Долгую минуту ничего не происходит.

– Я думала, она дома.

– Может, ты выглядишь слишком устрашающе? – подтрунивает Коннор.

Я хмуро смотрю в его сторону, но затем натягиваю на лицо очаровательную, дружелюбную улыбку и снова стучу. Через несколько секунд я слышу шаги, а затем усталый, настороженный голос с другой стороны:

– Чего надо?

– Здравствуйте, мисс Николс. Меня зовут Поппи Вудсток. Я вас беспокою, потому что…

С другой стороны глазка раздается резкий смех.

– Женщина, вы не Поппи Вудсток, так что отойдите от двери.

– Что за… – Я смотрю на Коннора не в поисках помощи, а потому что не ожидала, что Диана скажет мне, что я – это не… я. – Уверяю вас, я Поппи Вудсток. – Меня вдруг осеняет. – Я могу доказать!

Я роюсь в сумочке, в крошечном клатче, и достаю водительские права.

– Видите, я… это я. – Я подношу удостоверение к глазку, а затем сдвигаю его вниз, чтобы Диана могла меня видеть.

«Улыбайся. Выгляди мило», – напоминаю я себе.

– О господи! – слышу я ее шипение, а затем раздается стук, как будто она ударилась головой о дверь. Прежде чем я успеваю спросить, не нужно ли мне вызвать скорую, как бы иронично это ни было, замки начинают отпираться. Все еще осторожно Диана открывает дверь. – Вы та самая Поппи Вудсток?

– Именно. – Я засовываю водительские права обратно в клатч, немного не понимая, почему она так спросила. – Поппи Вудсток собственной персоной.

– Писательница? – уточняет она.

Мои глаза удивленно распахиваются.

– Подождите… вы знаете мою книгу?

– «Любовь в Грейт-Фоллз»? Я думала, все ее читали! Разве нет? – восторгается она.

– Вы будете крайне удивлены… – говорю я язвительно.

– Боже, я проглотила ее за одну смену, а потом прочитала еще раз, чтобы убедиться, что все поняла. Не могу дождаться второй книги! – Она явно фанатеет: глаза ее загорелись, улыбка растеклась по лицу, пальцы сцепились под подбородком.

– Забавная история вышла… но, вообще-то, я здесь именно поэтому. – Как в книге, я забрасываю крючок, надеясь, что Диана захочет большего. – Мне нужна ваша помощь.

– Серьезно? – удивляется она, нахмурив брови. – Моя помощь? Вы что, пишете о фельдшере?

– Это довольно длинная история. – Я осторожно подтягиваю, подтягиваю, подтягиваю леску, надеясь, что она клюнет. – Мы можем зайти на секунду?

– Мы?

Я киваю в сторону коридора.

– Это Коннор, мой жених. – Я вижу, как его глаза резко сужаются, но я точно знаю, что делаю. Если я представлю его как «парень, с которым я встречаюсь», он будет угрожать. Хотя…

– Жених! – визжит Диана.

Коннор отталкивается от стены и делает шаг вперед. Диана оглядывает его с головы до ног, ее челюсть отпадает, а глаза становятся все шире и шире. Клянусь, она измеряет ширину его плеч по меньшей мере три раза.

– Святое дерьмо, Поппи! Теперь я понимаю, откуда вы черпаете вдохновение.

Она всего лишь делает комплимент внешности Коннора, а не флиртует с ним, но во мне все равно просыпается чувство собственничества. Я прижимаюсь к нему, кладу руку на грудь, чтобы показать кольцо с рубином.

– О, вот так удача! – восторженно протягивает Диана с огромной счастливой ухмылкой. – Отхватить такой лакомый кусочек!

Сначала я думаю, что она обращается ко мне, но она смотрит прямо на Коннора. Он, кажется, тоже уловил ее посыл, поэтому крепче притягивает меня к себе свободной рукой.

– Кряк, кряк, – произносит он. – Приветики.

Я смотрю на него в шоке.

– Ты только что пошутил?

Коннор не улыбается, но его глаза впиваются в мои, прежде чем перевести их на Диану. О, он играет роль… роль послушного жениха известной писательницы Поппи Вудсток.

Подождите, когда, черт возьми, я стала знаменитой?

Я качаю головой, возвращаясь в образ. В образ… себя.

– Клянусь, я все объясню, если мы сможем на минутку зайти.

– Да, да, конечно! – тараторит Диана, приветственно отступая от двери. – Извините за беспорядок. Я пришла домой с работы и упала замертво.

Я смотрю туда, куда она указывает, и вижу подушки, разложенные в уютном уголке дивана, отброшенное в сторону одеяло и полный до краев бокал красного вина на столе. У изножья дивана лежит куча нестиранного белья. Что ж, я видела зрелища и похуже. У себя дома. По крайней мере, у нее диван не покрыт шерстью померанцев.

– Кстати, я приготовила тебе ужин. Можно на «ты»? – Я беру коричневый пакет с лакомствами у Коннора и протягиваю его Диане. Она с любопытством берет его и заглядывает внутрь.

– Ты приготовила ужин? Зачем? – В ее тоне звучит подозрение.

– Мы уже заходили, и парень внизу сказал, что у тебя длинные смены. – Я пожимаю плечами. – Я сама знаю, как это бывает – работать как проклятая и забывать поесть. Я решила, что ты проголодалась.

– И станешь более внимательным слушателем, – добавляет Коннор, возвращая нас к сути визита.

– О чем речь?

Я оглядываюсь по сторонам, замечая несколько стульев.

– Можно присесть?

– Ну, да. Наверное, – протягивает Диана, но делает несколько шагов в гостиную, и мы следуем за ней.

Она указывает на диван, куда мы с Коннором плюхаемся, предварительно сдвинув одеяло и белье. Диана ставит пакет с едой на кухне, а затем возвращается, берет стул и тоже садится.

Итак, я начинаю.

Выдумать историю, которая заставит читателей что-то почувствовать, нутром ощутить слова, излитые на страницу, – это не только моя работа, но и страсть. Но никогда еще мои выдумки не были так важны, как сейчас. И я не привыкла работать на ходу: предпочитаю выкладывать слова на бумагу, чтобы потом помассировать их, пока не найду нужную комбинацию.

Но тут другая ситуация. Сейчас… или никогда.

Если Диана поймет, и я получу обратно свой ноутбук, я смогу написать вторую книгу и даже уложиться в срок. Если нет, я не знаю, что буду делать.

Я уже прибегала к взлому с проникновением и запугиванию. Как далеко я зайду? Надеюсь, мне не придется узнать.

– Диана, ты отчасти права. Я работала, как сумасшедшая, над второй книгой.

Диана ерзает на месте, уже в нетерпении.

– А как она называется?

Мне нельзя говорить: это прописано в контракте с издательством «Синяя птица». Ладно, это меньшее из зол. Хотя…

– Умеешь хранить секреты?

Глаза Дианы загораются, она шевелит губами, кивая. Она не только узнает историю, но и получает инсайдерскую информацию. Что может быть лучше?

– Она называется… – Я делаю вдох, ныряя в воду с головой без всякой страховки: – «Неприятности в Грейт-Фоллз».

– О! – Рот ее открывается на долю секунды, прежде чем она закрывает его обеими руками. – Нет! Только не Эмбер и Райкер! Я думала, они счастливо прожили свою жизнь.

– Ну… – Я кривлю губы, не говоря, что это неправда, но определенно подразумевая.

Диана наклоняется, явно желая услышать больше.

– Слушай, я работаю над книгой, но у меня возникли небольшие проблемы.

– С книгой?

– Можно так сказать. – Я резко вздыхаю. – Мой ноутбук украли. Вместе с рукописью.

– Черт побери! Не может быть!

Я грустно киваю.

– Может. Мы уже с ног сбились его разыскивать. Серьезно, я катаюсь из одного конца города в другой. Я как будто квест прохожу, пытаясь отыскать свое сердце. – Я складываю руки на груди, чтобы подчеркнуть важность слов.

– И какое отношение это имеет ко мне? – спрашивает Диана с обеспокоенным лицом. – Зачем вы пришли?

Коннор смотрит на нее безжизненными, холодными глазами, хмуря брови, и даже в своем переутомленном состоянии она догадывается о деталях головоломки. Глаза Дианы расширяются:

– Не может быть!

– Может, – подтверждаю я. – Диана, это звучит безумно, я знаю. Ноут прошел через несколько пар рук, но то устройство, которое ты купила в ломбарде, мое. На нем рукопись «Неприятностей в Грейт-Фоллз». По крайней мере, я надеюсь, что она все еще там.

– Рукопись на моем ноутбуке? – повторяет она, а затем смеется над нелепостью заявления, хотя это и правда. – Ты из меня дуру делаешь?

– Не на твоем, а на моем, – осторожно поправляю я. – Дуру я из тебя не делаю. Если ты его достанешь, я могу войти под своим логином и найти файл.

Выражение лица Дианы быстро меняется от замешательства до удивления.

– Подожди, ты думаешь, я…

Коннор с серьезным видом наклоняется вперед и опирается локтями на колени.

– Мы уверены, что ты не знала, Диана. Ты просто пошла в ломбард, чтобы купить новый компьютер.

– Да, так я сделала, – подтверждает Диана, защищаясь.

– Но это все равно хранение краденого, – категорично добавляет Коннор.

Диана тяжело вздыхает, откидываясь на спинку стула.

– Иди в ломбард, Диана. Там точно урвешь лакомый кусочек, – тараторит она высоким, горьким голосом, подражая тому человеку, кому принадлежала эта фраза. Нам она говорит: – Завтра у меня начинаются курсы. Мне нужен ноутбук, чтобы войти в систему.

– Где он? – требует Коннор, и я вижу, как Диана вздрагивает.

– Подождите! – Я вмешиваюсь, пытаясь смягчить ситуацию, потому что Коннор вряд ли намеревался говорить настолько зловещим тоном. Или, может быть, он так и планировал, но должного эффекта это все равно не произвело.

– Послушай, Диана. Мне нужно вернуть ноутбук. Я выкуплю его у тебя. Я знаю, что ты купила его на с трудом заработанные деньги, и я уважаю это. Я заплачу тебе ту же сумму, и ты сможешь купить новый компьютер. Мне нужны мои файлы. Сегодня. В противном случае, когда мой редактор мне все-таки позвонит, ты уже приедешь не ко мне домой, а на место убийства. Моего убийства.

– Поппи… – обращается Коннор, но я поднимаю руку в знак протеста. Потому что это правда. Я бы с удовольствием вернула ноутбук. Эти клавиши практически прилегают к кончикам моих пальцев, и это сентиментально, потому что я написала на нем свой первый бестселлер. Но я могу обойтись и заменой… если у меня будут все мои данные.

– Я не знаю… – медленно протягивает Диана.

– Назови цену, – требует Коннор. – Или, если тебе действительно нужен компьютер, подожди здесь с Поппи. Я привезу его вечером, чтобы ты была готова к утренним занятиям.

– Пожалуйста, – умоляю я. – Пожалуйста, Диана. Я знаю, что прошу многого, но… мне это нужно.

– Поппи Вудсток… Грейт-Фоллз… вторая книга… на моем ноутбуке… – Диана бормочет себе под нос в полном изумлении. Глаза ее остекленели и пристально на меня глядят. Она качает головой и вздыхает. – Из всех ноутбуков мне попался именно этот?

– Разреши мне взглянуть, – прошу я, и после минутного колебания Диана встает и исчезает в коридоре. Когда она уходит, я смотрю на Коннора. Он поднимает палец, и его глаза говорят все, что мне нужно знать: тише, тише… это еще не конец.

Диана возвращается с ноутбуком, моим ноутбуком, и я не могу удержаться, чтобы не ерзать на месте. Я дам ей практически все, что она захочет, лишь бы вернуть свое чадо в мамочкины ручки.

– Так, а теперь мои условия, – говорит Диана, обнимая мой ноутбук.

Полагаю, у нее было время обдумать все это дерьмо, пока она шла в спальню и обратно.

– Я хочу прочитать книгу как можно скорее. Пожалуйста.

О, ну это легко.

– Обещаю, я пришлю тебе первый подписанный экземпляр.

– Отлично. А еще, в этой или следующей я хочу, чтобы персонажа-парамедика назвали в мою честь.

Коннор бросает на нее мрачный взгляд:

– Это же «Неприятности в Грейт-Фоллз». Уверен, можно придумать парочку мрачных сцен.

Я не совсем понимаю, говорит ли он о персонаже или о настоящей Диане. Скорее всего, о воображаемой.

– Нет уж, – возражает Диана, игнорируя Коннора. – Не надо делать из меня символическую красную рубашку, которая умирает через пять минут после того, как ее представили. Не посылайте меня расследовать жуткие звуки или искать мужа доктора Филгуд в больнице. Я слишком умна для этого. – Она постукивает себя по виску. – Не нужно делать меня главной героиней, и мне не нужна доза прекрасного принца. Но я хочу несколько реплик, я хочу жить, и я не хочу быть исчадием ада или стриптизершей.

– По рукам.

– А посвящение?

– Обязательно.

Диана делает глубокий вдох, улыбаясь тому, как хорошо идут ее переговоры.

– И последнее. Я серьезно отношусь к учебе. Мне нужна замена, а не деньги, и у меня нет времени, чтобы бегать за покупками.

Я бросаю взгляд на Коннора, ожидая, что он начнет спорить. Но вместо этого он просто достает телефон и начинает что-то нажимать. Примерно через десять секунд он поднимает глаза и кивает.

– Готово. Он будет здесь в восемь утра. Тебе придется принять доставку.

– Не стоило, Коннор, – возражаю я, хотя и рада этому. Я, конечно, могла бы купить Диане ноутбук для занятий, но у меня нет связей, чтобы доставить его к утру. Может быть, к десяти вечера, если я заплачу за срочную доставку.

– Я же сказал, что все исправлю, – напоминает он.

– Вот, – Диана кладет ноут с зарядкой на журнальный столик. – Не хочу испытывать судьбу…

– Слишком поздно, – рычит Коннор. Его терпение на исходе, и он уже готов взять мой ноутбук и выйти через парадную дверь, не сказав Диане Николс ни слова.

Она вздрагивает, и я кладу руку на бедро Коннора.

– В чем дело, Диана?

– Просто скажи мне, что у них все получится, – просит она, но потом вдруг качает головой. – Нет, не надо. Не говори. Пусть будет сюрприз.

Я рада, что кто-то настолько сильно переживает за персонажей, которые живут в моей голове.

– Может, я просто скажу, что… мои романы всегда заканчиваются счастливым концом… Иногда путь к нему очень тернистый, посылающий героев и читателей через кучу взлетов и падений, прежде чем они доберутся до окончательного финала.

– Как в реальной жизни, – мудро подмечает Диана.

– Именно, – соглашаюсь я, бросая взгляд на Коннора. Он уже смотрит на меня с непостижимым выражением лица.

– Хорошо. – Согласие Дианы застает меня врасплох, хотя именно этого я и хочу. Что ж, было… почти легко. – Спасибо.

Диана наблюдает за тем, как я беру ноутбук в дрожащие руки и открываю крышку. Облегчение прорывается сквозь меня, поскольку я вижу, что на экране появляется моя заставка – хороший знак.

– О боже мой! Орешек! Сок!

– Простите? – удивляется Диана.

– Ее собаки, – объясняет Коннор вместо меня. – Померанцы.

– Твоих собак зовут Орешек и Сок? – спрашивает Диана, борясь с ухмылкой.

– Я тоже не поверил, – соглашается Коннор, но я игнорирую старый комментарий о странных кличках – в основном потому, что танцую по квартире Дианы со своим ноутбуком вместо партнера.

– Спасибо, – тарахчу я, закончив пляски, после чего подхожу к Диане, чтобы пожать ей руку. Я бы и обняла, но мне мешает ноутбук. – Скорее бы приступить к работе. Мне нужно столько всего сделать! – Волнение и счастье проносятся сквозь меня; творческая энергия закручивается в торнадо, которое, я знаю, не даст мне спать всю ночь.

Диана улыбается.

– Я рада. Не могу дождаться, чтобы прочитать историю.

Не в силах устоять, я закрываю ноутбук и обнимаю ее одной рукой, привлекая к импровизированной танцевальной вечеринке:

– Я обещаю, что сделаю персонаж Дианы таким же потрясающим, как ты. Может быть, она сможет спасти кого-нибудь, отвезти в больницу на скорой и стать героем!

Диана отпрыгивает от меня, дико трясет руками, а потом затыкает уши кончиками пальцев.

– Нет! Ла, ла, ла, ла… никаких спойлеров! Просто работай над своей магией, Поппи, и все будет идеально. Но если я спасу какого-то высокого, опасного и сексуального типа, обещаю, я все равно удивлюсь!

У меня такое прекрасное настроение, что я почти танцую с Коннором. Но один его каменный взгляд дает мне понять, что он готов мириться со многими моими безумствами, но не с танцами под музыку, которой не существует, кроме как в моем сердце. Я киваю.

– Пора ехать домой. Мне нужно приступать к работе.

Наши глаза встречаются; золотые искорки в его синеве кружат в огненном вихре, хотя черты лица по-прежнему холодны. Но эти глаза и невысказанные слова, заключенные в них, меня обездвиживают. Я вижу, как формируются слова, слова, которые не могут или не хотят сорваться с его губ.

Миссия выполнена. Или, по крайней мере, мы вернули мой ноут. Но неужели это все? Я, конечно, так не думаю, но думает ли он?

Диана наблюдает за нами, а через несколько секунд начинает обмахивать себя руками, точно каким-то веером.

– Уфф, не обращайте внимания, что я здесь…

Момент волшебства прерван. Коннор моргает, и я неловко прочищаю горло.

– Береги ее. Она единственная в своем роде. Настоящее сокровище.

– Ты даже не представляешь, насколько права, – говорит Коннор, его голос гремит и посылает ударные волны восторга по всему моему телу. – Пойдем.

– Еще раз спасибо! – благодарю я, направляясь к входной двери. Когда Коннор придерживает для меня дверь, я останавливаюсь, оборачиваясь. – О, и разогрей ужин в духовке на триста пятьдесят градусов в течение пятнадцати минут. Еще в пакете есть печенье, приготовленное по особому рецепту моей бабушки.

Диана улыбается, кладя руки на грудь.

– Обожаю печенье!

Глава 18

Коннор

Я поставил машину на стоянку, откинулся на водительском сиденье и почувствовал, как силы меня покидают.

– Похоже, пора расходиться. Я знаю, у тебя много работы.

Мои руки словно свинцовые, а нутро – каменное. Наблюдая за беседой Поппи с Дианой Николс, я чувствовал себя так, будто у меня перед носом медленно закрывалась дверь. У Поппи теперь есть то, что ей нужно, и, очевидно, моя тактика – сначала грубить, потом ломать кости, а затем испытывать раскаяние – не пригодилась.

По правде говоря, я думаю, что я ей больше не нужен, теперь, когда она вернула ноутбук. Я хочу опередить Поппи, прежде чем она неловко попросит меня уйти. Ноут – это то, с чего все началось, и теперь, когда я исправил этот промах, я чувствую себя лучше, может быть, менее виноватым.

Кроме того, мне еще предстоит прощупать почву для новой работы на Босса. Я рад, что теперь смогу отвлечься, броситься в работу с головой и сказать себе, что все к лучшему. По крайней мере, для Поппи.

– Черта с два, – смеется Поппи, глядя на меня так, будто у меня из головы вдруг выросли антенны и я начал нести всякую чушь. – У меня, конечно, есть работа, но я бы хотела, чтобы ты зашел в дом.

– В дом? – уныло повторяю я, на что она кивает. – Зачем?

– Ради вдохновения, конечно. Ты… моя муза. – Она широко размахивает руками, напоминая модель из Price is Right^[2].

– И что, собственно, должна делать муза? – спрашиваю я, уже привыкший к ее выходкам и лишь слегка уязвленный собственным желанием остаться с ней, каким бы плохим ни был план.

Поппи усмехается, зная, что она меня раскусила.

– Все просто. Сиди на диване и выгляди суровым, ворчливым и чертовски сексуальным. Желательно голым, но этот нюанс можно обсудить. Если это поможет принять решение, я положу чистую простынь, чтобы к твоей заднице не прилипла шерсть Орешка и Сока.

Она почему-то говорит об этом как о серьезной уступке.

– Очень признателен, – отвечаю я, все еще не уверенный. – Ты не возражаешь, если я… почитаю, пока буду изображать музу? Э-э, рабочие дела.

Поппи делает паузу, всего на крошечную долю секунды, но я чувствую это колебание, как укол в нутро. Все же она соглашается.

– Да без проблем. Можешь пользоваться запасным ноутбуком, – предлагает Поппи, крепко обнимая свой родной ноут.

Она выходит, и я следую за ней внутрь, где она зовет Орешка и Сока.

– Приветики, мои драгоценные детки! Хорошо себя вели, мальчики?

В ответ раздается тявканье, и Поппи открывает дверь пошире, чтобы псы могли выбежать и сделать свои дела. Я понятия не имею, как она приучила их гулять во дворе, где нет ничего, кроме низенького забора, который они запросто могут перепрыгнуть. Тем не менее они справляют нужду, катаются по газону минимальное количество времени, а затем рысью заходят внутрь, как будто они здесь хозяева. Поппи дает каждому по лакомству, ласково гладит, после чего бросает мяч в коридор.

– Идите поиграйте немного. У мамы много работы, – докладывает Поппи, и собаки тут же убегают за игрушкой. Она смотрит им вслед, прислушиваясь к шуму игры, а затем переводит взгляд на меня. – Хочешь пива?

– Не откажусь, – отвечаю я, подхожу к дивану и плюхаюсь на подушки. Я снимаю обувь, стягиваю рубашку и откидываюсь назад, широко раскинув руки вдоль спинки дивана. Когда Поппи возвращается, ее челюсть отпадает. – Чувствуешь вдохновение?

– Пресвятые угодники… Что-то я точно чувствую. – Она прижимает ко лбу одну из бутылок, не сводя с меня глаз.

Я хлопаю по дивану, приглашая присоединиться.

– Хочешь, сниму джинсы?

– Нет, не стоит, – уверяет она, ставя пиво на журнальный столик. – Ты разденешься, я отвлекусь, мы будем заниматься безумным сексом всю ночь, я не закончу книгу, Хильда убьет меня, а потом придется разбираться со всем этим бардаком, а у меня нет подходящего черного платья, в котором меня можно было бы похоронить.

Она удивляет меня на каждом шагу, переходя от секса к смерти и выбору наряда в одном предложении. Думаю, именно поэтому она писатель, а не я.

– И без того я могу написать абзацы о сосках, груди и милой маленькой счастливой тропинке в Членотопию. – Она качает головой, выводя себя из сцены, которую в данный момент представляет. – Но сейчас я буду хорошей девочкой.

Первым делом она идет к рабочему месту, расставляет все на места и включает ноутбук. Я тем временем делаю глоток пива и молча за ней наблюдаю.

– Я понимаю, – начинаю я. – Я знаю, что с возвращением ноутбука ты будешь жечь свечу с двух сторон.

– Я буду жечь ее не только с двух концов, но и в середине, и везде, – подтверждает Поппи.

– Я лишь хочу сказать… тебе не обязательно идти на свадьбу Кейли. Я все понимаю. Ты была однодневной невестой, и ты мне больше ничего не должна. Особенно теперь, когда у тебя есть то, чего ты хотела. – Я поднимаю подбородок в сторону компа, который загружается и демонстрирует фотографию Орешка и Сока, мокрых и похожих на крыс. – Я обещаю, что пойду. Я все им объясняю, и они точно поймут, почему ты меня «кинула» и почему свадьба отменяется.

– Ни за что! – выпаливает Поппи, переводя на меня взгляд и отталкивая бумаги. – Ты идешь. Я иду. Мы идем.

Черт, она догадалась, что я лгал. Она слишком хорошо меня знает и понимает, что я брошу семью.

– Я пытаюсь защитить их… и тебя.

– Защитить от кого? – уточняет Поппи. – От тебя?

Она встает, пересекает комнату, садится рядом со мной на диван, но я не могу смотреть ей в глаза.

– Коннор, я знаю, что не имею даже малейшего понятия обо всем том дерьме, которое ты натворил, и о драме между тобой и семьей. Но я не дура, и правду легко увидеть. Ты не пытаешься защитить их, ты пытаешься защитить себя. И я тебя понимаю – особенно после того, как увидела их в действии. Они – гребаное реалити-шоу во плоти. И все-таки мне кажется, что твою маму можно спасти. Тетю и кузину, возможно, нет. Отца? Понятия не имею. Но именно поэтому мы должны пойти. Ты не можешь бросить Кейли на съедение волкам. Ей нужна поддержка. Я знаю, что ты не такой.

– У Кейли есть Эван, – напоминаю я, на что Поппи только усмехается. – Почему ты смеешься?

– Эван отличный парень, но у него будут другие хлопоты в день свадьбы, даже если его семья полна святых, в чем я искренне сомневаюсь. Кейли нужен брат. Ей нужно, чтобы ты присматривал за ней, был на ее стороне против всех остальных.

Я вздыхаю, делаю глоток пива.

– Знаю.

Я замолкаю, вспоминая то время, когда мы с Кейли были близки, еще до того, как все пошло прахом, особенно отец. Мы были друзьями, играли вместе на заднем дворе. Наша самая любимая игра называлась «речные пороги». Кейли выстраивала камни и гальку в извилистую дорожку, а я копал яму в конце. Затем мы наполняли ее водой из шланга, создавая миниатюрную реку и пруд, где могли «плавать» маленькие животные из зоомагазина Кейли.

У каждого из нас были свои любимые животные. Кейли нравился розовый пудель, а мне – акула, потому что акула – водное животное, пусть и не живущее в пресной воде.

Даже когда мы стали старше, мы оба справлялись со своим дерьмом по-своему, но я всегда присматривал за Кейли. В средней школе, уже после того, как в нашем доме все пошло прахом, у нее появился парень – миниатюрная двенадцатилетняя версия засранца. Это, наверное, обычное дело, но этот тип был особенно ужасен.

Когда я услышал, как Кейли плачет из-за этого тупого придурка, из-за того, что он заставил ее чувствовать себя неполноценной, флиртуя с другой девчонкой, я мигом поспешил ей на помощь. Визит на его футбольную тренировку, короткий «разговор», и все, дело в шляпе. Они расстались, но после этого он ни слова ей не сказал. Кейли не знала об этом тогда и не знает сейчас.

Меня мучает чувство вины за то, что я не проверил Эвана по-настоящему, но еще острее я понимаю, что в разрыве между Кейли и мной виноват я. Это я вычеркнул ее из своей жизни. Нельзя было втягивать ее в мое хулиганство, особенно когда оно перешло от простого бунтарства к откровенной преступности.

– Ну так что, мы идем на свадьбу? – тихо спрашивает Поппи, позволив мне надолго погрузиться в воспоминания.

– Тебе не обязательно туда идти. – Я все еще беспокоюсь о Поппи, о развитии наших отношений. О ее безопасности. – Я сам справлюсь.

– Но я хочу пойти, – настаивает Поппи тем же мягким, нежным голосом. – Тебе тоже нужна поддержка. Если только… ты не хочешь, чтобы я пошла.

Я слышу незаданный вопрос, чувствую боль, которую она испытывает, боясь быть отвергнутой. Все это время она была рядом, поддерживала… но даже у такого упрямого человека, как Поппи, есть пределы.

Теперь, когда мы их достигли, я знаю и кое-что еще.

Я был абсолютно неправ, продолжая ее отталкивать.

– Я хочу, чтобы ты пошла. – Слова звучат не так, как я хочу, поэтому я прочищаю горло и произношу их снова, смелее и с большим чувством: – Я хочу, Поппи.

Улыбка Поппи стоит того, что может произойти от этих четырех слов, и она радостно хлопает в ладоши.

– Отлично. Значит, решено. Но сначала я сяду писать. За работу, муза!

И тут я сдаюсь.

* * *

В месте проведения свадьбы нет ничего особенного. Методистская церковь Риверсайд – обычная бежевая часовня, ненавязчивая, одно из тех мест, где прихожане, любящие футбол, всегда могут рассчитывать на то, что успеют вернуться домой к началу игры.

Я в своем черном костюме, который обычно приберегаю для парадных выходов, но Кейли заслуживает лучшего.

– Я уже говорила, что ты выглядишь сексуально? – флиртует Поппи с блеском в глазах, когда я выхожу из мужского туалета.

Она и сама выглядит сексуально в бледно-голубом платье, оголяющем плечи и верхнюю часть спины. Интересно, носит ли она этот странный лифчик? Или ее соски находятся на расстоянии нескольких слоев шифона от моего прикосновения? Я мог бы выяснить это, едва коснувшись ткани, но даже одной этой мысли достаточно, чтобы брюки стали немного тесны.

– Ну-ка покрутись.

– И не мечтай. – Я тут же отвлекаюсь от ее груди.

– Крутись, муза!

Я скрещиваю руки, пытаясь оскалиться.

– Не буду.

Поппи выжидающе поднимает брови, и тогда с тяжелым вздохом я делаю один оборот. Не верчусь, ничего такого изящного, а скорее проверяю периметр, хотя это совершенно излишне. По крайней мере, так я говорю себе.

– То-то же! – восхищается Поппи, легко кружась. Юбка ее платья раскручивается, демонстрируя верхнюю часть бедер всем, кто может оказаться рядом. Я бросаюсь к ней, помогая опустить юбку, чтобы спрятать ноги от чужих глаз. – Не раздави мой цветок!

Поппи смотрит на атласный пояс вокруг талии, где шелковый цветок с пуговицей в центре сидит чуть выше левого бедра.

– Я сама его сделала с помощью горячего клея, слез и пуговицы от собачьей подстилки. Не волнуйся, сначала я ее постирала. Пуговицу, я имею в виду. А слезы были потому, что я сожгла все пальцы, но в конце концов оно того стоило. – Она без нужды распушивает цветок. – Или, по крайней мере, стоило, пока этот брак не закончится разводом, но эй… зато я снова могу надеть платье подружки невесты. Так что это счастливый конец.

Поппи рассказала мне о платье вчера вечером, когда спросила, подходит ли оно для свадьбы. Оказалось, несколько лет назад она была подружкой невесты на свадьбе кузины и платье ей понравилось, хотя кузина жаловалась, что рыжие волосы Поппи выделяются на фотографиях, как бельмо на глазу.

– Ты чертовски хороша, – снова говорю я Поппи. – И спасибо, что пришла.

Она улыбается мне, нежно обхватывая лицо ладонями. Ее голубые глаза искрятся счастьем, и я до сих пор каждый раз потрясен, что это из-за меня.

– Я бы и не мечтала оказаться где-нибудь еще, – искренне признает она. Но потом слишком сильно похлопывает меня по щекам. – А теперь ищи свою сестру, пока я найду нам места. Предупреждаю сразу, если я увижу маленьких старушек с ходунками, я собью их с ног, чтобы попасть в первый ряд. Все знают, что там самая яростная толкучка.

– Не думаю, что во время церемонии будет слэм. Слэм запланирован на время приема, – сухо отвечаю я.

– Хм, я, должно быть, пропустила это мимо ушей, – легкомысленно стрекочет Поппи. Пожав плечами, она добавляет: – Ну, если случится что-то неординарное, это точно не моя вина. Точно-точно.

Поцеловав меня так быстро, что я даже не успеваю поморщиться, она уходит. Оставшись один в коридоре, я делаю спокойный вдох, прежде чем отправиться на поиски Кейли.

Я брожу, пока не отыскиваю закрытую дверь с табличкой «Невеста», а затем стучусь. Медленно открыв дверь, я спрашиваю:

– Все в порядке? Можно?

Кейли отвечает:

– Да, входи.

В комнате почти ничего нет, только несколько чемоданов на полу и два стола с косметикой и аксессуарами для прически. Но я не вижу ничего, кроме Кейли, ни точек входа и выхода, ни сигнализации, ни других вещей, которые обычно автоматически отмечаю. Здесь только моя сестра, совсем взрослая.

Кейли прекрасно выглядит в свадебном платье – белом, облегающем, с кружевами на лифе и бедрах. Ее волосы убраны в локоны, а на голове сидит красивая диадема, которая делает Кейли похожей на принцессу.

– Коннор! – кричит она, крепко обнимая меня, когда понимает, что я действительно сдержал обещание и пришел на свадьбу. – Спасибо тебе.

– Выглядишь потрясающе, – делаю я комплимент. – Серьезно, Кейли.

– Ты и сам не так уж плох, старший братишка. – Она улыбается, такая счастливая, что чуть не плачет. – Поверить не могу, что ты приехал.

Я вздыхаю, кивая.

– Хотел бы я сказать, что ни за что бы не пропустил твою свадьбу, но мы оба знаем, что это было бы ложью.

Улыбка Кейли гаснет, в глазах появляется намек на грусть, но она не начинает читать мне мораль о долгом отсутствии. Вместо этого она заявляет:

– Поппи тебе подходит.

Я хочу с ней поспорить, да только она права. Прошлой ночью после ее работы и моего «позирования в качестве музы» мы были настолько измотаны, что завалились в ее кровать. Не для того, чтобы заниматься сексом, а чтобы поспать. Я обнимал Поппи, пока она тихонько похрапывала, и спал так спокойно, как не спал уже много лет. Я хотел бы поделиться этим с Кейли, но в конце концов я довольствуюсь правдой:

– А я боюсь, что я ей не подхожу.

Кейли смотрит на меня с жалостью.

– Я знаю. У меня были такие же проблемы, когда мы с Эваном только начали встречаться. Тяжело иметь родителей, которым не угодить, что бы мы ни делали.

Что здесь ответишь? Это просто суровая правда.

– Слушай, я раньше не очень-то угождал людям.

– Да, но… Я пыталась угождать. Все время пыталась, – говорит Кейли с некоторой горечью. – Ты всегда был умным, шел другим путем, когда видел, что ничего не получится.

Я фыркаю на ее оценку – как на то, что я умный, так и на то, что юношеские проступки, о которых Кейли наслышана, можно назвать правильным выбором. Интересно, если бы она знала, как далеко я зашел и как глубоко упал, она бы все еще чувствовала то же самое? Но помимо себя, я понимаю, что, когда я взбунтовался, оставив позади ожидания и правила родителей, я также оставил позади… Кейли.

– Мне жаль. – Слова душат меня, и я кашляю: не ожидал что это будет так чертовски тяжело. – Прости, Кей. Прости за прошлое и прости за настоящее.

Кейли поджимает губы, поднимает глаза, быстро моргает и обмахивает руками лицо.

– Перестань. Если ты заставишь меня плакать перед фотосессией, я буду похожа на бесноватого енота с красными глазами и черной кляксой подводки. Тогда мне придется надрать тебе задницу.

– Думай о кокосах, – бурчу я.

Кейли удивленно оглядывается.

– Чего?

– Кокосы, – повторяю я. – Солнцезащитный крем. Песок. Море. Представь все это, почувствуй запах, ощути. На пляже нельзя плакать. Это невозможно с человеческой точки зрения. А может, даже незаконно. По крайней мере, в нескольких странах.

Это слова Поппи вылетают из моего рта. Я чувствую их случайность, но они идут от сердца и, похоже, работают, потому что Кейли тут же смеется и утирает глаза.

– Кокосы. Тогда ладно. Спасибо. И спасибо, что пришел на свадьбу.

– Закрой глаза, – прошу я, роясь в кармане. – И протяни руки.

Кейли одаривает меня недоверчивой улыбкой, но слушается. Когда солнце освещает ее лицо, она выглядит настолько неземной, что у меня перехватывает дыхание. Я вдруг понимаю, как она выросла: теперь она не зубастый ребенок со сбитыми коленками, а красивая женщина, создающая собственную семью.

Вытащив руку из кармана, я достаю маленький блестящий камушек, хотя и сомневаюсь в правильности выбора. А вдруг она не поймет? Вдруг не вспомнит? Слишком поздно. Кейли с нетерпением протягивает руки, и ее улыбка становится ярче с каждой секундой. Поэтому, сильно нервничая, я кладу белый камень в ее ладони.

– Держи.

Кейли открывает глаза и смотрит на подарок. Испустив изумленный вздох, она смыкает пальцы вокруг камня и прижимает его к груди.

– Коннор! Он великолепен!

Я не могу сдержаться – улыбаюсь ее волнению.

– Ты не забыла? Речку на заднем дворе? Я думал о ней на днях, и мне показалось, что это хорошее воспоминание.

– Конечно, я помню. Мы проводили там детство, – говорит Кейли со счастливым, тоскливым смехом. – Знаешь, я ненавидела пачкаться. Вечно грязь под ногтями застревала и лицо было вымазано. Но если ты хотел пойти, я всегда была готова потусоваться со своим старшим братом.

Я удивленно моргаю.

– Кейли… я тоже не хотел. Это ты всегда рвалась поиграть с животными.

Мы закрываем глаза, и оба понимаем, что делали это друг для друга. Что тогда мы сделали бы друг для друга все. И, возможно, сделали бы даже сейчас. Смеясь, я протягиваю руку и впервые за долгое время по-настоящему обнимаю сестру.

– Черт, – признаюсь я, когда она крепко обнимает меня в ответ, – я сейчас заплачу.

Смех Кейли вибрирует в моей груди.

– Нельзя, приятель. Ты заплачешь, я заплачу, а потом заплачет Поппи, потому что я надеру тебе задницу.

Линия разлома в наших отношениях начинает заживать. Конечно, боль по-прежнему остается, но это только начало. Я просто надеюсь, что смогу быть рядом достаточно долго. Впрочем, с моей работой я ничего не могу обещать.

– Кейли, – шепчу я, когда мы немного расходимся, – даже когда меня здесь нет или мы не видимся какое-то время… я люблю тебя.

Кейли гладит меня по груди, даря ту самую лучезарную улыбку, которой мне так давно не хватало.

– Я тоже тебя люблю.

– Стоять, вот так! – раздается голос.

Я поднимаю глаза и вижу фотографа, снимающего момент воссоединения. Инстинктивно я хочу возразить, сказать «никаких фотографий», увернуться от объектива. Такие люди, как я, не любят, когда их фотографируют. Но ради Кейли, на этот раз… я не стану возражать. Я смело смотрю в камеру и обнимаю ее чуть крепче.

Она замечает, и ее улыбка только расширяется.

– Она тебе подходит.

– Не могу не согласиться. – Она хороша… несмотря на мои опасения.

– Не облажайся, Коннор. Тебе сейчас лучше, и я думаю, что Поппи имеет к этому отношение, – продолжает Кейли, когда фотограф отходит чуть дальше. – Кроме того, я всегда хотела иметь сестру. И я не могу представить себе лучшую сестру, чем Поппи Вудсток. – Кейли вдруг обретает серьезность. – Она не любит розовых пуделей, правда же? Тобой я поделюсь, но точно не мистером Пибоди.

Я хмыкаю, как будто обдумывая вопрос.

– Нет, розовых пуделей она не любит. Померанцев – да.

– Отлично, тогда я хочу, чтобы она осталась с нами, – говорит Кейли. – Кроме того, я хочу познакомиться с Орешком и Соком.

– Ты знаешь, как зовут ее собак?

Кейли краснеет.

– Ну, я навела справки о твоей невесте. – Она смыкает большой и указательный пальцы, показывая «чуточку». – Просто немного погуглила и, возможно, присоединилась к онлайн-группе поклонников. Она иногда выкладывает фотографии собак.

Я смотрю на Кейли с удивлением и вновь обретенным уважением.

– Эй, ты проверял Эвана, так что будет справедливо, если я проверю Поппи. Мы, братья и сестры, должны держаться вместе.

Входит организатор свадьбы и смотрит на часы.

– Тук-тук. Пора поторапливаться.

Меня отпихивают, и я иду искать Поппи, но не в первом, а во втором ряду.

– Очевидно, он зарезервирован, – шепчет она. – Так что когда я встану, чтобы потанцевать, убедись, что следуешь моему примеру.

Она шутит. Скорее всего.

Церемония проходит в уютной обстановке. Впрочем, когда отец стоически провожает Кейли к алтарю, я сжимаю кулак. Он не заслуживает этой чести, точно не после того, каким он был последние десять лет. Но когда папа перекладывает руку Кейли в руку Эвана и поворачивается, чтобы сесть с мамой, я вижу, как он быстро опускает глаза.

Серьезно?

Быть может, старик не такой пустой и безэмоциональный, как я думал? Хотя, если свадьба дочурки не вызывает у тебя эмоций, то ты, вероятно, совершенно холоден и мертв внутри.

Эван смотрит на Кейли так, будто ей нет на этом свете равных. Я решаю, что да, он может еще немного пожить. Тем более что Кейли смотрит на него с таким же благоговением и любовью.

Расслабив сжатый кулак, я беру Поппи за руку. Она удивленно смотрит на наши переплетенные пальцы, но затем прислоняется ко мне, кладя голову мне на плечо:

– Свадьбы – это прекрасно.

Я не так хорошо владею словом, но она, кажется, понимает глубину моих эмоций. Я чувствую ее улыбку на своем плече, и она прижимается ко мне до конца церемонии. На приеме все начинается хорошо, мама выглядит счастливой.

– Разве она не прекрасна? – восторгается она, когда Кейли и Эван кружатся в первом танце. Мама с горящими глазами потягивает шампанское.

– Она великолепна, – соглашаюсь я.

Заметив кольцо на пальце Поппи, мама переключает внимание:

– О, оно чудесное! Скоро наступит и твой день.

– Спасибо. Да… скоро, – поддерживает Поппи, переводя на меня глаза.

Я неловко смеюсь и обнимаю Поппи за плечи.

– Давайте насладимся днем Кейли и переведем дух прежде, чем спешить на другую свадьбу.

Мама рассеянно кивает, вытирая глаза.

– Я знаю. Я просто очень счастлива.

Она выглядит так, будто действительно в восторге от большого дня Кейли и начала ее супружеской жизни с Эваном. Черт, она выглядит счастливее, чем когда-либо на моей памяти.

– О, вот и Паркеры. Прошу меня извинить, – шепчет мама, прежде чем уйти.

Поппи наклоняется ко мне:

– Ты хорошо справляешься.

– Пока да, но вечер только начинается, – поддразниваю я.

Я как будто заранее предвидел проблемы. Пока мы с Поппи продвигаемся вперед, хорошее настроение сменяется хмуростью: некоторые причины, на которые я старался не обращать внимания, дают о себе знать.

– Спрячь столовое серебро, – шепчет Джастин, один из моих двоюродных братьев, проходя мимо. – Коннвор рядом.

– Коннвор? – шепчет Поппи, отчего я стискиваю зубы.

– Прозвище, которое я получил, когда впервые попал в беду. – Я стараюсь не реагировать.

Другая родственница, которую я даже не знаю, проходит мимо и открыто оглядывает меня с ног до головы, прежде чем сказать женщине, стоящей рядом:

– Он строго смотрит, но не трогает. На руку не чист, если вы понимаете, о чем я. Позвольте мне познакомить вас с кем-то, кто стоит вашего времени.

Поппи ахает и чуть не бросается за женщиной. Я представляю, как сейчас… Поппи оттаскает ее за волосы и потребует, чтобы та извинилась передо мной за свои слова. Но я не хочу устраивать сцену. Сегодня день Кейли.

– Никаких разборок и никаких драк за мою честь среди людей, у которых ее нет, – предупреждаю я Поппи.

Она сужает глаза, угрожающе глядя на двух женщин, но остается рядом со мной.

– Конечно. Но мне, возможно, придется надрать им зады позже, ну, если они пойдут попудрить носики. – Она говорит это сладко и невинно, но что-то подсказывает мне, что Поппи познакомит их со своей сумочкой Полеттой, если учесть, что клюшка Гэри осталась дома.

Мы смешиваемся с толпой. Некоторые гости сердечны и любезны, но потом я слышу голос, который скребет по позвоночнику, как гвозди по меловой доске.

– Коннор! Иди поздоровайся с тетушками и дядюшками!

Я глубоко вдыхаю через нос, поворачиваюсь и вижу тетю Одри вместе с несколькими другими «тетями» и «дядями», кузенами из старшего поколения. Большинство из них, конечно, верят в шумиху обо мне, а не в реальность.

– Привет, Одри, – здороваюсь я строго. – Джин, Лиза, Берни.

– Привет, Конвор, – смеется Берни, которого, если я правильно помню, это прозвище зацепило сильнее, чем всех остальных членов семьи. – Ну что, твой носик чист в последнее время?

– Чище, чем твой, – спокойно отвечаю я, пристально глядя ему на ноздри.

Берни начинает шмыгать и тереть нос, пытаясь «спрятать» несуществующую козявку и одновременно задаваясь вопросом, не знаю ли я чего-то такого, о чем он предпочел бы, чтобы я не знал. Не секрет, что он допустил некоторые неосторожные поступки, как личные, так и профессиональные.

Рядом со мной Поппи ухмыляется, и, конечно же, не остается без внимания Одри:

– Еще раз привет, Поппи. Йен где-то здесь, я уверена.

– Не сомневаюсь. На коротком поводке далеко не убежишь. – Она подмигивает, а затем смеется, как будто шутит.

Однако лицо Одри искажает гнев.

– Так ты девушка Коннора? – уточняет Лиза, которая была одной из самых больших подхалимок тети Одри задолго до моего рождения. – Я так много о тебе слышала. Так чем ты занимаешься, напомни-ка? – Это очевидная подстава, но Поппи не клюет на приманку.

– Я писательница, работаю над второй книгой.

Одри фыркает, явно пытаясь ехидничать.

– Она пишет любовные романы.

– Все ясно. – Лиза выглядит так, будто только что понюхала тухлое яйцо трехдневной давности.

– Кхм, – ворчит Берни, который, вероятно, ничего не знает ни о романах, ни о любви. – Ты ведь знаешь, с каким выродком-преступником ты связалась?

– Знает, – рычу я. Берни всегда был особенно одержим моей преступностью.

Одри печально качает головой, делая вид, что о на – долготерпеливый источник мудрости, хотя на самом деле только подливает масло в огонь.

– Я пыталась ей сказать. Но, к сожалению, некоторые люди не принимают хороших советов.

Джин хмыкает, его взгляд прикован к фигуре Поппи в платье.

– Какая жалость. Такая красивая девушка, как ты, могла бы добиться гораздо большего, чем уродец Коннор.

Он не имеет в виду мою внешность. Он говорит о моей душе – что она уродлива, черна от греха и ничего не стоит, потому что я не склоняюсь перед тем, что он считает правильным.

Берни, потягивая шампанское, соглашается с Джином, после чего, посмотрев на Поппи, пренебрежительно пожимает плечами:

– Ты все равно никогда не получишь деньги его семьи. Роберт и Дебра не одобряют его образ жизни.

– Что ты сказал, сукин сын? – огрызаюсь я слишком громко. Резкий и отрывистый тон привлекает внимание окружающих. Одри выглядит так, будто чувствует вкус победы.

Я даже не злюсь на то, что он говорит о родителях и обо мне. Я в ярости от того, что он низводит Поппи до уровня золотоискательской шлюхи, хотя она совсем не такая.

Поппи, у которой есть все основания для того, чтобы впасть в полное безумие, остается скалой. Спокойно она кладет свою руку на мою, пока я не впал в ярость и не испортил особенный день Кейли, став жестоким бандитом, каким меня считает моя семья.

– Коннор, – тихо говорит она, нежно похлопывая меня по ладони, словно я ручной песик, которым можно управлять по команде. Я мгновенно затихаю, зная по ее слишком сладкой улыбке, что она собирается нарезать этого парня на куски, и я, со своей стороны, не могу дождаться, чтобы посмотреть шоу.

Улыбка Поппи приобретает тот маниакальный блеск, который я видел раньше, тот, который она показывала парню из ломбарда, которого она упорно называет «приемным папой» Гэри.

– Я с Коннором не из-за его красивого лица или семьи, – говорит она с фальшивым, как черт, чванливым акцентом, слегка смеясь, будто это абсурд. – Я с ним из-за его гигантского члена. – Все задыхаются от шока, но Поппи продолжает, не отступая ни перед чем. Особенно перед чем-то безумным. Ее сахарная улыбка расширяется. – И мне не больно оттого, что он действительно знает, как им пользоваться. Ну, иногда бывает больно, но в лучшем смысле этого слова. Вы ведь понимаете, о чем я, правда? – Поппи подталкивает двоюродную бабушку Эдну, бросая на нее заговорщицкий взгляд.

– Я, ну… нет, я никогда… – Эдна брызжет слюной, прикрывая рукой жемчуг, буквально сжимая его в ужасе.

Поппи хмурится:

– Никогда? О, дорогая, как трагично. – На ее лице появляется грустная улыбка, и Поппи, понизив голос, продолжает: – Вот что я вам скажу: я пришлю вам копию моей книги-бестселлера. Райкер и Эмбер послужат вам примером. Пользуйтесь на здоровье и не благодарите. – Поппи подмигивает с открытым ртом, как будто делится каким-то великим секретом. – Одно предупреждение… там есть анал. Возможно, это немного чересчур для начала, но вы посмотрите сами, что вам больше понравится, ладно?

– Анал? – заикается Эдна.

Поппи широко улыбается, намеренно не понимая ее реакцию.

– О, Эдна! Да вы непослушная шалунья! Не волнуйтесь, если анальный секс – это то, что вас привлекает, я опишу его в мельчайших подробностях. Знаете, что главное в недвижимости? Локация. Так вот, в анальном сексе главное – это смазка. Смазки много не бывает, правда, детка? – спрашивает меня Поппи.

Я протягиваю руку и хватаю ее задницу, вульгарно сжимая.

– Смазки много не бывает, – соглашаюсь я.

Если бы она говорила об анальном сексе с кем-то еще, кроме моей морщинистой тети Эдны, думаю, мой член затвердел бы как камень, однако нелепая гениальность ума Поппи направляет кровь к моему мозгу, а не в штаны, так что я могу в полной мере насладиться ее особым брендом безумия. Признаться, мне нравится лицо тети Одри, которое выглядит так, будто она сосала лимон, покрытый многолетней горечью.

– Ты что, спятила? Я никогда! – восклицает Одри, и я ухмыляюсь, присваивая победу себе и Поппи.

– Конечно, конечно. – Решив, что лучше уйти, я беру руку Поппи в свою и говорю собравшейся семейной группе: – Прошу нас простить.

– О, да… извините нас. – Поппи машет двумя пальцами. – Не переживайте за меня, если мы ненадолго исчезнем. Со мной все будет в порядке… – Она покачивает бедрами в дурацком танце, хотя мы находимся далеко от танцпола, явно намекая на то, что я уведу ее прочь и трахну в каком-нибудь отдаленном уголке до подачи торта.

Я сжимаю челюсть и стискиваю зубы, чтобы побороть смех, рвущийся наружу.

Мы уходим, оставляя изумленных родственников. Пусть посплетничают.

– Знаешь, мы только что подтвердили их убеждения, – шепчу я, как только мы оказываемся вне зоны слышимости, – что я полный дегенерат, и все, кто проводит со мной время, должны быть такими же негодяями.

Поппи пожимает плечами, как будто в том, что только что произошло, нет ничего страшного.

– Не важно, насколько ты вырос. Некоторые люди никогда этого не заметят. Их мнение уже сложилось, и они не хотят видеть, что обстоятельства могут быть другими.

– Но это не значит, что я должен с этим мириться, – бормочу я. – И уж тем более это не значит, что ты должна.

– Кто тот болван, который называл тебя Конвором? – интересуется Поппи. – Вы еще встретитесь? Ему миллиард лет, и он выглядит так, будто заключил сделку со Смертью, чтобы увидеть сегодняшний рассвет. Так кого, черт подери, волнует его мнение? Тебе не все равно, что говорит о тебе старый сморщенный чернослив? Мне вот плевать. Кроме того, может, маленький член в заднице Эдны поможет ей стать добрее? Никогда не знаешь.

Я качаю головой, отчасти пытаясь понять, как работает разум этой девушки, но в то же время пытаясь избавиться от образа в своей голове.

– Ты удивительная, Поппи.

– Знаю.

Мы проходим примерно половину комнаты, и я останавливаюсь, беру Поппи за руку и притягиваю к себе.

– К черту. Давай потанцуем.

Поппи смотрит на меня в удивленном восторге.

– Ты танцуешь?

Я поднимаю бровь, как будто это глупый вопрос.

– Правила просты. Двигать ногами, качаться, тереться… что в этом сложного?

Поппи смеется.

– Ты такой романтик. В таком случае к концу танца у кого-то разъедутся штаны.

– Ну и кто теперь романтик? – подтруниваю я, притягивая ее к себе, двигаясь под веселую, праздничную музыку. Ну, и чтобы быть милым, я не трусь об нее членом… не так сильно, как хотелось бы. Но мне нравится держать ее в объятиях, когда наши тела все ближе, когда вежливые сантиметры между нами исчезают.

– Ммм, ты умеешь двигаться, – хвалит Поппи, когда ее грудь касается моей.

– Только когда у меня хороший партнер, – отвечаю я. Темп замедляется, становясь нежно-романтичным, и я притягиваю ее ближе, пока Поппи не кладет голову мне на грудь, слушая биение сердца. Я закрываю глаза на долгий миг, потерявшись в Поппи, не обращая внимания на всех и вся. Это небезопасно, но она заставляет меня чувствовать себя обычным мужчиной, влюбившимся в уникальную женщину. Она заставляет меня чувствовать, что у меня – у нас – может быть будущее.

И даже если это неправда, я хочу притвориться на мгновение.

Рядом с нами раздается горловой звук, и я, приоткрыв один глаз, вижу Йена, очевидно, посланного Одри. Он сверкает наглой ухмылкой.

– Могу я вас разлучить?

Манеры требуют, чтобы я сказал «да». Этикет требует, чтобы Поппи станцевала с ним. Это такая искусственно вежливая структура, в которой моя семья процветала на протяжении многих поколений, и Йен, черт возьми, это знает.

Но он и, очевидно, тетя Одри, которая сидит за столиком у края танцпола и с кривой ухмылкой наблюдает за происходящим, совершенно забыли ключевой элемент вежливости: это работает только в том случае, если все играют по одним правилам. А мы с Поппи действуем иначе, чем Йен, Одри и остальные лицемерные члены семьи.

– Нет.

Улыбка Йена гаснет, и он бросает взгляд через плечо на свою мать, которая взмахом руки приказывает ему продолжать. В это время, не отходя от меня, Поппи явно забавляется. Глаза Йена возвращаются ко мне.

– Не понял… – раздражается он. Вероятно, ему никогда в жизни не отказывали. – Я бы хотел потанцевать.

Но Йен и Одри, похоже, забыли еще одну вещь: такое понятие, как «просить мужчину станцевать с его женщиной» до смешного устарело. Да и Поппи не из тех, кто станет покорно следовать правилам.

– Да что ты говоришь. – Поппи, скрестив руки на груди, бросает на Йена язвительный взгляд. – Тебе не кажется, что ты должен пригласить меня на танец? Если, конечно, ты не хочешь танцевать с Коннором. В этом случае я не осуждаю. Дело щекотливое, знаешь ли.

Я хихикаю, глядя, как Йен обхаживает Поппи. Мне смешно, потому что на самом деле речь идет вовсе не о ней. Дело во мне. В том, чтобы взять то, что принадлежит мне. В том, чтобы воспользоваться возможностью показать меня в плохом свете.

Его фальшивая улыбка снова расцветает, поскольку Йен думает, что нашел новый путь к победе.

– Да, конечно, некрасиво вышло. Пожалуйста, извините за мой неуместный вопрос, но не окажете ли вы мне честь станцевать с вами? – Он протягивает руку, приглашая ее взяться за локоть. Но Поппи даже не двигается.

– Не окажу. – Ее ответ такой же плоский и пренебрежительный, как и мой.

Улыбка Йена превращается в досаду.

– Прощу прощения?

– Слушай, все очень просто, – говорит Поппи. – Ты задал вопрос. Вопрос, по своей природе, допускает выбор и варианты ответа. И мой ответ – нет. Если только ты не задал риторический вопрос и не хочешь сказать, что у меня нет выбора, с кем танцевать?

Йен смущен ее логикой, или, может быть, это из-за таких громких слов, как «риторический»? Краем глаза я вижу, что Кейли смотрит на нас, ухмыляясь. Она в команде Поппи или в команде Коннора, или кем бы мы ни были.

Йен краснеет.

– Нет.

– Вот именно. Нет. Это мой ответ, Йен. А теперь беги к мамочке и скажи ей, что ее интриги прозрачны и подлы.

Йен начинает поворачиваться, но Поппи зовет его обратно:

– Йен? Ты тоже можешь сказать ей «нет».

Йен смеется, как будто это смешно, и убегает с танцплощадки, пока не привлек еще больше внимания. Поппи смотрит ему вслед, затем поворачивается ко мне и пожимает плечами.

– Всех спасти невозможно.

Я тихонько смеюсь, обнимая ее, чтобы продолжить танец, и смотрю в ее искрящиеся глаза.

– Ты потрясающая.

– Благодарю.

Может, пора остановиться? Но прежде я хочу подарить ей маленький камешек своей души. Даже более важный, чем тот, который я дал Кейли.

– Ты спасаешь меня.

Улыбка Поппи на мгновение исчезает, а потом она поднимается на цыпочки, чтобы нежно меня поцеловать. На этот раз поцелуй кажется другим, более глубоким и значимым, более опасным. Но то, что ее губы так открыто принимают мои, смывает все мои опасения, позволяя надежде обрести опору. После Поппи хихикает и шепчет:

– Я показала Одри средний палец, пока целовала тебя. Знаю, это как-то по-детски, но мне стало легче.

Я оглядываюсь и вижу, как Йен пытается успокоить Одри, которая заметно сердится, но слишком озабочена своим внешним видом, чтобы сделать хоть что-то, кроме как бросить на нас неприязненный взгляд.

Я тоже показываю ей средний палец, подмигивая.

– Ты права. Так действительно лучше.

Мы возвращаемся на места, наслаждаясь праздником и едой, пока не приходит время тостов. Кейли, возможно, мудро не дает мне слова, но когда приходит время бросать цветы, Поппи выходит на танцпол с остальными незамужними женщинами, готовая играть роль ресивера. Женщины добродушно переругиваются за позицию, и хотя я не могу их слышать, мне кажется, они успевают изрядно поболтать.

Кейли в последний раз оглядывается через плечо, улыбается гостям, а затем делает три тренировочных взмаха. Три… два… один. Букет взлетает высоко в воздух, едва не зацепившись за люстру, и все одновременно ныряют за ним, отскакивая друг от друга. Похоже, Поппи была права насчет толкучки. И вот она в самом ее центре.

Цветы отскакивают от рук и падают на танцпол, женщины бегут за ними, как футболисты за мячом. Кейли поднимает платье и отступает от набегающей волны с криком, призывающим к гонке.

Вокруг мечется куча тюля, кружев и красивых платьев, но Поппи извивается вокруг них, уклоняется, изгибается, а потом выскакивает с чуть помятыми цветами в руках.

– Выкусите! – Она торжествующе поднимает букет вверх, пока остальные женщины смеются, осознав, что устроили битву за дюжину роз, которые можно купить в магазине.

Традиции… Куда от них денешься?

Кейли аплодирует, а потом, поймав мой взгляд, произносит одними губами:

– Она мне нравится. Не облажайся.

Поппи возвращается к столу, держа букет как трофей.

– Поймала!

Я притягиваю ее к себе, целую в щеку.

– Ты подняла его с пола.

– Какая разница. Он мой, и ты знаешь, что это значит, – радостно верещит Поппи.

На мгновение все это кажется… настоящим. Как будто она действительно моя, как будто мы действительно помолвлены, как будто мы, и правда, собираемся пожениться. Это отличный подарок от Кейли, даже если она не знает, что дарит его.

Глава 19

Коннор

– Сегодняшний вечер был потрясающим, – говорит Поппи, когда мы забираемся в мой пикап, чтобы уехать с приема.

Я беру ее за руку, глажу ее пальцы. Мне нужно прикасаться к ней, я хочу, чтобы ощущение ожившей сказки оставалось во мне как можно дольше.

Мы уже на полпути к дому, когда Поппи поворачивается ко мне:

– Коннор, остановись.

– Что? – беспокоюсь я. – Ты в порядке?

– Остановись вон там, – просит она, указывая на место недалеко от дороги. Я так и делаю, замечая, что мы находимся в довольно глухом месте. Прием проходил на холмах, окружающих город, и сейчас мы практически одни, фар не видно на много миль.

Я переключаюсь на паркинг и поворачиваюсь к Поппи.

– Поппи, я…

Мои слова обрываются, когда она почти перепрыгивает через центральную консоль и крепко меня целует. Я целую ее в ответ, пропуская руки сквозь толщу волос, чтобы прижать ее ближе и глубже поцеловать.

О на – мой воздух, мое дыхание, моя душа, и я не могу насытиться ею. Я никогда не смогу ей насладиться.

Я не могу объяснить. Это просто… Поппи.

Я хотел ее весь вечер, может быть, даже дольше. Возможно, с тех самых пор, как в последний раз покинул ее рай. Но я старался вести себя хорошо и ждать, пока мы хотя бы не вернемся домой. Однако время ожиданий подошло к концу. Она хочет меня прямо здесь и сейчас, и я более чем готов.

– Подожди, – рычу я, когда она пытается переползти через консоль между нами и ударяется головой о крышу. – Заднее сиденье.

Поппи оборачивается с широкой улыбкой, сверкая зубами в тусклом свете приборной панели.

– Встретимся там… голыми.

Я смеюсь, когда она переваливается назад, задрав задницу над головой. Я расстегиваю штаны еще до того, как отпираю свою дверь, расстегиваю рубашку в стиле Супермена, а потом опускаю ноги прямо в грязь. Пуговицы разлетаются, но и к черту.

Поппи стоит, ждет, пока я открываю заднюю дверь, и благодаря чуду хорошо скроенного платья она уже обнажена, за исключением пары голубых прозрачных трусиков, которые восхитительно обтягивают ее бедра.

Я забираюсь внутрь, запираю за собой дверь, и свет в салоне гаснет. В любом случае он нам не нужен. Я уже знаю тело Поппи наизусть и не хочу рисковать тем, что кто-то еще увидит нас на обочине. Потому что она моя.

– Иди сюда, – зову я. Не хочу раздавить ее, поэтому сижу прямо, широко расставив ноги.

Маленький рост Поппи как нельзя кстати, когда она заползает ко мне на колени и устраивается на согнутых ногах, прижимаясь киской к моему пульсирующему члену. Я обхватываю ее руками, притягивая к себе снова и снова, дразня нас обоих тем, чего мы так отчаянно хотим.

Она громко стонет мне в ухо, а я извиваюсь, пытаясь найти рычаг на тесном заднем сиденье, чтобы нам было легче двигаться.

Мы ничего не говорим, но когда наши рты находят друг друга, бешеный темп становится более мягким, более нежным. Поцелуй углубляется, но торопиться не стоит. Если понадобится, мы можем простоять здесь всю ночь, исследуя рот и тело друг друга.

Рука Поппи тянется к моему члену. Ее вздох возбуждает меня еще больше: она чувствует, как он затвердел.

– Для тебя, Поппи.

Она выгибает спину, дав мне пространство для работы, и я скольжу руками вниз по ее телу, дразня и пощипывая соски, грубо хватая за задницу и царапая заднюю поверхность ног. Бедра Поппи инстинктивно подрагивают, указывая мне, где она хочет прикосновений. Я оттягиваю стринги в сторону, скольжу рукой вниз и обнаруживаю, что Поппи вся мокрая.

– Для тебя, Коннор.

Сквозь меня прокатывается спазм удовольствия, почти заставляя кончить, но я сдерживаюсь.

Рука Поппи гладит меня вверх-вниз, и я повторяю ее размеренный темп своим пальцем, погружаясь в нее, чтобы почувствовать тепло. Она опускается поцелуями по моей груди и пересаживается на сиденье рядом со мной. Все еще стоя на коленях, она наклоняется, оставляя влажный след языка на моей коже, а потом заглатывает меня в темноте.

Это рай. Я едва вижу движение ее головы в лунном свете, проникающем через окна, но это только усиливает удовольствие. Все, что я могу чувствовать, это ощущение языка, кружащегося вокруг головки, ее губ на моем стволе и мягкость волос в моей руке, когда я провожу ею вверх и вниз по моему ноющему члену.

– Да, детка… – Я не могу сказать ничего другого, мой мозг настолько перегружен, что я едва способен произнести хоть какой-либо осознанный звук.

Я просто отдаюсь Поппи, смакуя подаренное мне удовольствие, пока не оказываюсь на грани и не запускаю пальцы в ее волосы, останавливая ее.

– Твоя очередь, – шепчу я, и она отстраняется, чтобы забраться ко мне на колени.

Я притягиваю ее лицо к своему и целую до тех пор, пока она не начинает хныкать, нуждаясь во мне так же сильно, как и я в ней. Я оттягиваю ее трусики, и меня тут же встречает скользкое тепло, когда она садится на меня на всю глубину.

В темноте мы встречаемся взглядами. Поппи разрывает меня; многолетние стены рушатся, как щебень, оставляя меня уязвимым. Она внутри меня… мое сердце, моя душа. И я вижу прямую, открытую линию к ее сердцу. Какие бы стены у нее ни были, они не такие непробиваемые, как мои, но я все равно понимаю, какой драгоценный дар она преподносит мне, впуская меня внутрь.

Я давно научился доверять интуиции, даже если разум говорит, что это неправильно. Поппи – это то, что мне нужно… Это безумная и совершенно нелепая идея, но абсолютно истинная.

Она моя, и рубин на ее пальце значит нечто большее. Я пока не знаю, что именно – об этом нам еще придется поговорить. Но что я знаю наверняка, – Поппи не просто однодневная невеста, и речь идет о чем-то гораздо более важном, чем ноутбук.

Поппи крутит бедрами, прижимаясь ко мне клитором, пока мы снова целуемся.

Я знаю, что нам предстоит. Я должен рассказать ей все, хорошее и плохое. Мне придется рассказать ей о «Черной розе» и, возможно, даже о Боссе. Но я хочу быть с ней полностью обнаженным, без фальши и фасадов, потому что я никогда не был таким ни с кем.

Может быть, даже с самим собой.

Поппи заслуживает знать правду. Всю правду.

Я сдерживаю рвущиеся наружу слова, потому что не хочу, чтобы оставались сомнения в моей честности, когда мне придется разоблачать грязные делишки, о которых Поппи еще не знает. Поэтому я приберегаю их до поры до времени. Но я могу сделать так, чтобы она знала, что я чувствую. Я должен это сделать. То, что я не могу сказать, я изливаю в своих прикосновениях; мои руки ласкают все чувствительные места Поппи. Пальцы щиплют набухшие соски, затем обхватывают бедра. Она скачет на мне, и ее тихие крики удовольствия дают мне то, чего я так жажду. Ее стоны – спасение для моей души.

Я двигаю тазом сильнее и быстрее, глубоко в нее проникая. Поппи подает тело вперед, опирается предплечьями о заднее стекло, и я пользуюсь моментом, засасывая тугой сосок в рот.

– Коннор! – задыхается она, находясь на грани оргазма. Киска сжимается вокруг меня почти как тиски. Я поднимаюсь, мои яйца напряжены, тело на грани, но я жду Поппи в этот блаженный момент.

– Да, – шипит она.

Когда я чувствую ее оргазм в дрожащих стенках влагалища, я прекращаю себя сдерживать. Может быть, я произношу ее имя, может быть, нет, но, взрываясь внутри нее, я понимаю, что никогда не буду прежним. Она изменила меня навсегда, и пути назад нет.

Я прижимаю ее к себе, наши сердца бьются в такт. Единственный звук – наше прерывистое дыхание, хотя…

Мимо проезжает грузовик, громко и назойливо сигналя, заставляя нас обоих подпрыгнуть, как нашкодивших подростков.

Поппи смеется, когда понимает, что это было, и восклицает:

– Хорошо, что ты не гудел несколькими секундами раньше, засранец. Я бы очень разозлилась, если бы ты испортил мой большой О.

– Я не думаю, что он тебя слышал, – говорю я, проводя пальцами по ее волосам и целуя ее лоб, пока мой удовлетворенный член сдувается. Выскользнуть из нее – это горько-сладкий жест, потеря рая, но я молюсь, чтобы меня пригласили обратно… навсегда.

Она стонет, тоже чувствуя потерю.

– Колени не болят? – шепчу я.

Поппи слабо вздрагивает.

– Пока не знаю. Несколько минут назад я перестала чувствовать ноги, но тогда это не казалось важным, – отвечает она, пожимая плечами.

Я улыбаюсь и тянусь к ее пальцам, чтобы восстановить в них кровообращение, но это определенно неправильный поступок, потому что Поппи резко визжит и дергается, падая на сиденье.

– Я боюсь щекотки! Не трогай ноги!

В итоге она каким-то образом ударяет пяткой по окну, оставляя отпечаток прямо на стекле.

– Ой!

– Ты ведь знаешь, на что это похоже? – спрашиваю я, пока она пытается стереть след. – Нет, оставь. Мне вроде как нравится.

Вместо того чтобы оставить все как есть, Поппи прижимает ладонь к стеклу.

– Теперь люди будут гадать, в какие безумные позы ты становишься. – Она поднимает одну руку в сторону, ногу – в другую, а затем меняет их местами, пытаясь совместить два отпечатка одновременно.

– Ты сумасшедшая, – с улыбкой констатирую я.

– Ты только сейчас это понял? – Поппи хмурится, как будто я только что сказал, будто научился складывать два плюс два.

Я посмеиваюсь, гладя рукой ее бедро, но держась на расстоянии от ее ног.

– Я хочу, чтобы ты осталась у меня на ночь. – Слова вырываются прежде, чем я это осознаю. – Я хочу, чтобы ты всю ночь лежала в моих объятиях.

Поппи медленно моргает, словно позволяя сказанному проникнуть в сознание, а затем расплывается в сияющей улыбке.

– Мне придется выпустить собак перед сном и с утра. Но, думаю, это можно устроить!

Глава 20

Поппи

Шлеп!

Я хихикаю от игривого шлепка Коннора по моей заднице. Впрочем, когда он заявился, чтобы поднять меня с постели, я тоже ущипнула его за сосок. Мы только что провели полчаса в обнимку, и несмотря на его напоминания о работе и сроках, в которые мы должны уложиться, я не хотела вставать. Даже когда Коннор вылез из кровати и сделал себе кофе, я обнаружила, что обнимаю его подушку и вдыхаю ее запах, как какая-то маньячка.

– Вставай, бургеры не останутся горячими вечно, – рычит Коннор, безуспешно пытаясь казаться строгим. О, я уверена, что с большинством людей он по-прежнему говорит грубо, как ворчливый мудак.

Но теперь-то я знаю его и знаю этот рычащий звук. Он – его уникальный способ сказать: «Позволь мне накормить тебя и позаботиться». Но это только со мной! Для всех остальных его рык – предупреждение о надвигающейся гибели.

Прошлой ночью мы открыли множество эмоциональных дверей и разрушили череду внутренних стен, и я думаю, что Коннору все еще некомфортно копаться в некоторых обломках. Его ворчливость – это его способ сказать: «Я не отрицаю всего, что произошло; мне просто нужно время, чтобы изучить произошедшее и разобраться в этом дерьме».

Я не против дать ему время, потому что я знаю, что чувствую. Кроме того, я чуть более открыта для счастливых, конфетно-букетных эмоций. Ладно, я гораздо более готова, чем он. Но, как бы то ни было, я уверена, что Коннор тоже однажды к этому придет.

Я вскакиваю и сажусь, сотрясая наш траходром.

– Ладно, ладно, – отвечаю я. – Только я слегка раздета.

На Конноре нет ничего изысканного, только футболка и спортивные шорты, но это гораздо больше, чем абсолютно ничего на мне. Я жестом показываю на свое обнаженное тело, рассматривая собственную кожу: упс, похоже, у меня свежий засос на правой груди и несколько отпечатков пальцев на бедрах.

Коннор тоже меня осматривает, вполне довольный собой за оставленные следы любви.

– Держи, – сняв с себя футболку, он протягивает ее мне.

Глаза мои блуждают по его коже, получая извращенное удовольствие от исчезающих на груди розовых линий, прочерченных моими ногтями. Я знаю, что на его спине тоже остались метки. Мы были грубыми, но в удивительной манере, которую я бы с удовольствием повторила.

Я вдыхаю запах его футболки и счастливо стону, прежде чем натянуть ее через голову. Я могла бы целый день ее не снимать. Я закручиваю волосы в привычный беспорядочный пучок на макушке, завязываю его узлом, чтобы он держался без резинки. Довольная своим новым утренним нарядом, я встаю с кровати и иду за Коннором на кухню, где от вкусных запахов у меня сразу же урчит в животе.

Это всего лишь хороший ароматный кофе и бургеры из духовки, но когда мы садимся с нашими кружками (его чашка с надписью про семь способов убить тебя, моя – простая, белая), все кажется идеальным и домашним. Мои ноги спрятаны в его безразмерной футболке, так что колени находятся возле подбородка, отчего кажется, что у меня арбузные сиськи, то есть большие и длинные.

– Доброе утро. – Я посылаю ему воздушный поцелуй через край кружки.

Коннор, вскинув брови, отпивает кофе.

– Доброе, – рычит он. – Хотя, если бы я тебя послушал, сейчас был бы полдень.

Я не могу сдержать улыбку, особенно после прошлой ночи.

– Почему ты так смотришь?

Я отхлебываю кофе и протягиваю руку за бургером.

– Я тебе нравлюсь, – хвастаюсь я. – Ни один мужчина не поделится бургером, если ты ему не нравишься.

– Да уж, ничего «умнее» я еще не слышал, – невозмутимо говорит Коннор.

Я откусываю огромный кусок и принимаюсь громко пережевывать. Пока Коннор не стонет от отвращения, это только доказывает мою правоту.

– Тебе не по душе многие люди, ты сам это сказал. Но я тебе нравлюсь. – Заявление звучит твердо и гордо, потому что я полностью в нем уверена.

Я покачиваюсь на стуле, отчего мои груди-колени пускаются в пляс. Я знаю, что Коннору нравится мое тело.

Я никогда не чувствовала себя более сексуальной, чем в те моменты, когда он на меня смотрел.

– Не зазнавайся, – фыркает Коннор. – Кстати, этот стул довольно хлипкий. Может, не стоит раскачиваться?

– Слишком поздно. – Я спрыгиваю с абсолютно прочного стула и без приглашения усаживаюсь к Коннору на колени, теснясь в его пространстве. Он широко раскидывает руки, стараясь удержать кофе и не пролить на меня. Но как только кофе оказывается в безопасности, Коннор обхватывает меня, и мы устраиваемся поудобнее с кружками в руках. Я в его объятиях, моя голая задница прижата к мягкому члену в шортах.

– Какие у тебя планы на сегодня?

– Подготовиться к работе, – увиливает Коннор. – А у тебя?

Я начинаю стонать.

– Не напоминай.

– Я думал, книга идет хорошо, разве нет? – удивляется он. – Писательский блок снят?

– О, это-то да, – говорю я, проводя пальцами по его волосам. – Но ты не представляешь, как хорошо было вчера. И я не только о сексе. Знаешь, чего я действительно хочу?

– Нет.

– Оставаться в постели весь день – голыми, конечно. Закажем еду, посмотрим фильм, вздремнем. Посвятим день отдыху.

Идея отличная, и мы оба это знаем. Я вижу искушение в глазах Коннора, хотя он и хмурится.

– Поппи, – обращается он предупреждающим тоном, – у нас обоих есть цели, требующие действовать.

– Коннор. – Я копирую его тон, но собственным, более ярким, дразнящим голосом. – Я упоминала, что «просмотр фильма» – это кодовая фраза, обозначающая «секс»? Из любопытства, без особой причины, сколько раз за день ты можешь кончить? Хотя я не буду спорить, если твой член сдастся, и мы прибегнем к пальцам и язычкам.

Коннор стонет, и я чувствую, как в меня толкается его приятное и твердое естество.

– Ну, я никогда не проверял, хотя сейчас мне бы очень хотелось узнать…

– Вот и отлично! – провозглашаю я. – Тогда решено. Мы выгуливаем собак, берем воду из холодильника и приступаем к работе! И под работой я имею в виду первый раунд. – Я хмурюсь. – Подожди, разве это все еще первый раунд, если мы занимались сексом прошлой ночью после полуночи? Какие здесь правила? Считается ли тот раз? Технически, секс был ночью и сегодня утром, значит, это один и тот же двадцатичетырехчасовой период? Если да, то мы начинаем третий раунд, и ты уже отлично справляешься. Давай нацелимся на… как думаешь? Шесть? Десять?

Коннор задумывается, и я надеюсь, что он представляет себе от трех до десяти, потому что именно на это я сегодня и рассчитываю.

– К сожалению, работа означает реальную работу, как в твоем, так и в моем случае, – напоминает Коннор. – У тебя установлен срок. У меня тоже. И я не хочу, чтобы мне пришлось спасать тебя от разгневанного агента.

Он прав, но я чувствую, что мы заключены в один из тех мыльных пузырей, которые плавают в воздухе, переливаясь в солнечном свете, и я боюсь, что если не буду осторожна, то он лопнет, и мы с Коннором рухнем прямо на землю.

Впрочем, взрыв пузыря точно приближается, потому что я собираюсь спросить Коннора о работе, о том, что именно он намерен украсть. Или, может, мне лучше не знать? Я не забыла, чем занимается Коннор и насколько это неправильно. Кроме того, он сам упомянул, что ему нужно изучить информацию, а это значит, что он подготавливает почву для следующей кражи.

Мне с детства вбили в голову, что воровать – это плохо. Может быть, голодному человеку позволительно стащить хлеб или что-то подобное, но не красть электронику при первой же возможности. Даже если Коннор и помог мне вернуть ноутбук. А как насчет других людей, которые потеряли телефоны, компы, кошельки и многое другое?

Смирюсь ли я?

Коннор гладит большим пальцем мою шею, вызывая дрожь удовольствия.

– Ты что-то затихла.

Беспокойство закрадывается в мое нутро. Я вздыхаю, кладя голову ему на плечо:

– Я за тебя волнуюсь.

– Не стоит. У меня все под контролем, – убеждает он, хотя я слышу странную нотку в его голосе.

Я сажусь поудобнее.

– Ты в этом уверен? Я не говорю тебе, что делать, но то, чем ты занимаешься – опасно. И больно. Что, если ты отнимешь вещь у жестокого человека?

Коннор ухмыляется.

– У такого, как ты? Ты на меня напала, но я пока жив.

– Я серьезно! Я не говорю, что все вокруг такие невинные лапочки, но я не хочу, чтобы ты пострадал!

Коннор почти печально вздыхает.

– Я ждал этого.

– Ждал?

Он кивает.

– Я занимаюсь этим по веским причинам. Тем, которые не могу объяснить… ни тебе, ни семье, ни даже себе иногда. Но я в порядке. Обещаю.

– Ты можешь пообещать, что будешь осторожен? Что никто не пострадает, особенно ты?

– Даю слово, – говорит он, целуя меня в лоб. – Я занимаюсь этим почти половину жизни, а поймали меня всего два раза. В первый раз – в магазине в детстве… а во второй – ты. Это довольно хороший послужной список.

Он видит, что я другое хотела услышать, так что целует меня в нос и добавляет:

– Я обещаю.

Да, этого недостаточно, но на данном этапе сойдет. Мы быстро доедаем бургеры, хотя я все равно предпочла бы прохлаждаться весь день.

После слишком быстрого прощания мне приходится спешить домой, чтобы выпустить собак по их утренним делам. По пути к дому я убеждаю себя, что это не круг позора, а Аллея славы. Пусть все завистливые соседки смотрят, как я выхожу в футболке Коннора. Пусть догадываются, где именно я провела прошлую ночь.

Я иду через маленький двор к себе домой с платьем и туфлями в руках, с высоко поднятой головой, и виляю бедрами, зная, что Коннор провожает меня взглядом.

– Доброе утро, Поппи! – раздается голос. Я поворачиваюсь и вижу на тротуаре в нескольких метрах соседку Джейн и еще нескольких жительниц района. Все они одеты в тренировочную экипировку: пояса для бутылок, солнцезащитные козырьки… и одинаковые ухмылки в придачу.

– Привет, Джейн. Дамы. Как дела?

– Не так хорошо, как у тебя, – говорит Джейн, глядя на меня исподлобья.

Нет уж, я не позволю ей себя пристыдить.

– Отличная ночка, – стрекочу я, как бы соглашаясь, что чувствую себя великолепно, удовлетворенно и без сил от блаженства.

– Похоже на то, – вклинивается одна из женщин рядом с Джейн. – У меня вот чертовски давно не было хорошей ночки.

– Я бы тоже не отказалась, – добавляет другая.

Я прослеживаю за их взглядами, оглядываюсь и вижу Коннора, прислонившегося к дверному проему своего дома. Он скрестил руки на голой груди, в руке у него чашка с кофе. Одетый в одни шорты, он излучает сексуальность от всклокоченных волос и неряшливой бороды до босых ног. Его глаза пылают жаром, буравят меня, а затем по-хозяйски сканируют тело. Я краснею, сдвигая футболку вниз, в основном потому, что, чувствую, могу вспыхнуть, если он продолжит в том же духе.

– Давайте, дамы. У нас впереди еще целая миля… хотя мое сердце и без того колотится. – Джейн похлопывает себя по груди. – Хорошего утра, Поппи.

– Спасибо, – искренне отвечаю я. – Хорошей пробежки. Я пойду… пойду, пожалуй. – Я показываю в сторону своего дома, видя, как Орешек и Сок лают у входного окна. – Там, наверное, лужа.

– Я бы от него тоже лужу оставила, – подмечает одна из женщин и машет Коннору. – И вам доброго утра, мистер Сексуальный Кофе!

Все смеются, когда он поднимает кружку в знак приветствия. Между тем Коннор смотрит только на меня, пока я возвращаюсь в свой дом в приподнятом настроении. Весь район теперь знает… и никто не пытается со мной соперничать.

Нет, я не говорю, что могу «претендовать» на него, как на место в кинотеатре, но да… он мой. А я – его, даже если у нас есть дела, которые нужно уладить.

Я выпускаю собак сделать свои дела, захожу в дом и направляюсь в свою спальню. Наверное, нужно принять душ и надеть трусы. Вот только мне совсем не хочется. Мне нравится, что от меня пахнет Коннором, что на мне его футболка. Поэтому я просто натягиваю короткие шорты, чтобы задница не прилипла к стулу, и сажусь за работу.

Первым делом я посылаю Хильде свежую информацию, сообщая ей, что я снова на коне. Я не рассказываю никаких подробностей о том, как вернула ноутбук, только то, что теперь все хорошо, и я работаю, не покладая задницы, и делаю хорошие успехи. Она отвечает мгновенно, советуя продолжать в том же духе и напоминая, что срок сдачи быстро приближается.

– Да, – бормочу я, доставая флешку, сохраняя вчерашнюю работу и возвращаясь к текстовому процессору. – Знала бы ты, Хильда, что ради этой книги я отказываюсь от многочисленных оргазмов…

Но хотя я и раздражаюсь, все же приступаю к работе, и слова льются из меня на экран.

Через пару часов раздается стук в дверь, отчего сердце невольно подскакивает. Надеясь, что это Коннор пришел поцеловать меня, я спешу к двери и распахиваю ее с улыбкой.

– Ну что, ты передумал…

Только это не Коннор. Это детектив Джакс Картер.

– Мисс Вудсток?

– Какого черта вам надо? – огрызаюсь я.

Он чуть отходит, лицо слегка розовеет от менее чем дружеского приветствия.

– Кхм. Как я и говорил по телефону, я хочу обсудить полученную информацию о вашем ноутбуке. Могу я войти?

– Вы что, издеваетесь? – Я кладу руки на бедра, и мой тон становится все более пронзительным. – Все разговоры – с Хильдой, или у вас память отшибло?

Я буквально отпихиваю его, желая, чтобы Орешек и Сок подняли свои ленивые задницы с дивана, облаяли его или хотя бы нагадили на ботинки. Но они крепко спят, поэтому я изо всех сил блокирую дверь.

Я чуть было не говорю, что мой ноутбук нашелся, но мне вовремя удается прикусить язык. Я не хочу помогать придурку-офицеру, который отпихнул меня, когда требовалась помощь.

– Боюсь, дело гораздо серьезнее, мисс Вудсток, – продолжает он, не двигаясь с места. – Мы выяснили, что ваш ноутбук – не единственная пропажа.

Я останавливаюсь, ошеломленная.

– Что?

Коннор ничего не говорил о другой краже. Только о моей сумке.

Детектив Картер кивает, заглядывая в дом, как будто все еще хочет войти.

– «Черная роза» тоже пропала.

– Нет, этого не может быть. – Я смеюсь в недоумении. – Она стояла на сцене. Картину проверили почти сразу после того, как убедились, что с Джей Эй Фокс все в порядке. Помните, я рассказывала? Меня бросили на полу, наплевав на то, что мне больно или что я выставила свою киску на всеобщее обозрение.

Детектив переводит взгляд на мои ноги, и я делаю шаг за дверь, используя ее как щит, но даже с деревянным полотном между нами вдруг чувствую себя очень голой. Подняв руку, я подхожу к вешалке и беру самую длинную вещь – красный тренч длиной до колен, который купила в прошлом году и с тех пор ни разу не надевала. Накинув его, я выхожу из дома, завязываю пояс на талии и, скрестив руки на груди, смотрю на Картера.

– Глаза поднимите, детектив, – ворчу я, щелкнув пальцами возле его лица, когда он опускает глаза, похоже, разочарованный тем, что я укрыта до колен.

Его взгляд скользит вверх по моему телу к лицу, но при этом он не приносит никаких извинений. Наверное, он считает очаровательной свою самодовольную улыбку.

– Картина, которую вы видели, – это репродукция, подделка.

– Ну и ну, спасибо за объяснение, детектив! Если вы помните, я зарабатываю на жизнь писательством, поэтому разумно предположить, что я владею английским языком. Хотя я ожидала, что офицер полиции должен быть наблюдательным и читать людей по глазам, вы, очевидно, этим даром не обладаете, – размышляю с ноткой ехидства. – Я знаю, что такое репродукция.

Пока я попрекаю его грубыми замечаниями, мой мозг пытается переварить только что услышанные слова. Этого типа, должно быть, слишком часто били по голове во время автомобильных погонь, потому что никакого смысла я уловить не могу. Картина все время находилась рядом. Разве что…

– Вы уверены, что это был оригинал? Если это была копия, возможно, оригинал был украден до начала приема?

Детектив Картер качает головой.

– Скорее всего, отключение света служило прикрытием для замены картины на репродукцию. И ваш ноутбук каким-то образом с этим связан.

– Подождите секунду, мать вашу! Вы думаете, я имею к этому какое-то отношение? – выпаливаю я в полном негодовании. – Какого хрена…

Детектив протягивает руки, выставляя перед собой ладони.

– Нет, нет, вас ни в чем не обвиняют. Нас интересует тот охранник, о котором вы упоминали в участке.

Я закатываю глаза, хотя мне и кажется, что я стремительно перехожу в царство пантомимы, пока остальная часть мозга кружится в вихре страхов.

– Так вы готовы меня выслушать?

Тут все кусочки головоломки сходятся. Я понимаю, что он ищет Коннора!

Он пытается сказать, что Коннор украл «Черную розу»!

«Он стащил мой ноутбук и открыто в этом признался – ну, вернее, после того, как я запрыгнула ему на спину. Но разве это связано? Неужели он мог украсть и «Черную розу»»?

Нет. Не может быть. Он бы ни за что этого не сделал. Должно быть, Джей Эй Фокс выставила репродукцию уже украденной картины. Или она лжет. Или у нее никогда не было подлинника. Или…

«А что, если это так? – шепчет голосок где-то в темных недрах моего разума, где живут такие демоны, как страх и недоверие. – За одну картину можно получить гораздо больше, чем за ноутбук. Эй, с момента знакомства он ведь не каждый день обшаривает карманы?»

Я вспоминаю, как Коннор рассказывал в музее интересные подробности об искусстве, и понимаю, что, возможно… он мог это сделать. Кража ноутбука никогда не казалась мне чем-то логичным, но я не заостряла на этом внимание.

«Потому что ты была слишком занята, трахая его… и влюбляясь».

Детектив Картер выжидающе на меня смотрит. Черт, он, должно быть, сказал что-то еще, а я прозевала.

– Простите?

– Охранник, – повторяет Картер. – Он представляет наибольший интерес для следствия.

– Эм, да. Как там его? Кайл, Коул? Кстати, другие охранники что-то выяснили?

За считанные секунды я перехожу от мысли, что Коннор никак не мог украсть произведение искусства, к идее, что он мог это сделать, а затем выпытываю у детектива информацию, потому что боюсь… за Коннора.

Мелкая кража – это одно. Но вот крупное ограбление – совсем другое.

Он вляпался в серьезное дерьмо, и я тоже.

Картер качает головой, вздыхая.

– Не совсем. Может, вы вспомните что-то? Вы вроде как упоминали, что будете проводить собственное… расследование.

Приятель говорит так, будто я Нэнси Дрю, которая пытается играть с большими мальчиками. Это оскорбительно, но я чертовски напугана, чтобы оскорбляться.

Что мне сказать? Что мне делать?

Я испытываю чувства к Коннору, и я знаю, что они взаимны. Я замечала их в его взгляде, в прикосновениях. В том, как он смотрел на меня, приветствуя соседок кружкой с кофе. Я видела чувства в его глазах, даже в том темном пикапе. Я знаю это наверняка.

И все же мое нутро продолжает борьбу. Вроде бы я должна сказать правду, всю правду и ничего, кроме правды. Ложь – это неправильно. Но я не могу заставить себя. Я хочу защитить Коннора, спасти его, даже от самого себя. Поэтому, хотя я не уверена, что это правильно, я его прикрываю:

– Нет. Я так и не узнала ничего полезного.

Картер выдыхает.

– Жаль это слышать. – Неискренний вздох разочарования звучит так, словно он ожидал, что я буду бесполезна в выслеживании преступника.

– Вы его все еще ищете?

Картер кивает.

– Конечно. Не волнуйтесь, Поппи, мы его найдем.

Поппи? Когда это мы начали общаться по имени?

– Удачи, – говорю я также снисходительно.

– Спасибо. Я обязательно дам вам знать, как только появится новая информация. – Я не раскланиваюсь и не благодарю за любезность, и он вдруг спрашивает: – Кстати, как продвигается книга?

Я впадаю в ступор от внезапной смены темы и тона.

– Да вроде ничего.

Детектив делает паузу, явно желая по какой-то причине получить дополнительную информацию. Когда я не предлагаю ничего другого, он добавляет:

– Рад слышать. Я бы с удовольствием прочел ее на досуге. Как она называется?

– «Любовь в Грейт-Фоллз». Я работаю над продолжением, к которому, наверное, стоит вернуться… – Я прерываюсь, внезапно почувствовав дискомфорт от этого разговора. Я не могу решить, то ли детектив Картер флиртует… то ли это все еще беседа о похищенном имуществе.

Это уже слишком. К тому же, мне нужно переварить полученную информацию.

Потому что я влюбилась… не в мелкого воришку, а в похитителя произведений искусства… который все это время мне лгал.

Картер, кажется, готов оставить все как есть. На какое-то время.

– Конечно. Я понимаю. Буду на связи.

Я медленно киваю.

– До свидания, детектив Картер, – заикаясь, произношу я, стараясь не выдавать своего волнения.

Однако, вернувшись в дом, я чертовски пугаюсь. Что, если они поймут, что это Коннор украл мой ноутбук и картину? Что, если они выследят его? Что, если они поймут, что мы встречаемся… и говорим людям, что помолвлены? Они подумают, что я в этом замешана. Особенно после того, как я соврала полиции, будто не видела его.

– Сукин сын, что мне теперь делать? – шепчу я, заглядывая в глазок, чтобы убедиться в отсутствии детектива. – Блин, блин, блин!

Я начинаю вышагивать по гостиной, отчего просыпаются Орешек и Сок. Они обеспокоенно смотрят на меня, вероятно, гадая, какого черта их мамочка сходит с ума. Это они должны бегать кругами, а не я.

– Что мне делать? – спрашиваю я их, но Орешек только зевает и ложится обратно. – Спасибо за игнор, пушистый маленький монстр!

Сок слезает с дивана и подходит, чтобы лизнуть мою ногу. Мне щекотно, и когда я шевелю пальцами, Сок думает, что я играю, хотя это не игра.

Я снова начинаю вышагивать, паника нарастает, а мысли кружатся в голове быстрее, чем корова в торнадо.

Что, черт возьми, мне делать?

Глава 21

Коннор

Я провел всевозможные исследования в Интернете, и теперь пришло время воочию взглянуть на свою цель.

Я немного подкорректировал черты лица, как обычно делаю. Сначала вставил цветные линзы, чтобы глаза стали карими, а затем спрятал их за парой дизайнерских, немного вульгарных очков. Небольшая вставка между десной и верхней губой придала лицу едва заметную пухлость, а серьга в левом ухе будет отвлекать внимание от остального. Все это идет в сочетании с черным костюмом с фиолетовым галстуком в полоску. Теперь я выгляжу совсем по-другому.

Я выгляжу… броско и дорого. Но в то же время так, будто мне самое место в аукционном доме, словно я там хозяин или хотя бы личный помощник богача.

За стойкой администратора сидит за компьютером женщина и что-то рассеянно печатает – явный признак, что сейчас она не получает удовольствия от работы. Остальная часть помещения пуста, как и планировалось.

– Я могу чем-то помочь? – спрашивает женщина скучающим голосом, не отрываясь от экрана.

Я прочищаю горло, готовясь к отработанному годами акценту. У меня их три, но этот идеально подходит для данной ситуации – слегка британский, но достаточно близкий к американскому.

– Да, благодарю. Я представляю потенциального покупателя нескольких произведений, выставленных на аукцион. Меня послали осмотреть и проверить подлинность предметов, которые его… – Я опускаю подбородок, как будто оговорился, и добавляю: – Ее… интересуют.

Брови женщины приподнимаются, она смотрит на меня, внезапно настороженная и внимательная – на что я и рассчитывал.

– У вас назначена встреча? – Она прекрасно знает, что нет, однако охотно вступает в игру.

– Мой работодатель не из тех, кто афиширует свой интерес: это плохо сказывается на цене покупки. Уверен, вы понимаете. – Я потираю рукой подбородок, изображая очаровательную улыбку и обнажая дорогие часы. Ее воспоминания должны быть сосредоточены вокруг блеска и шика, а не вокруг личности мужчины в костюме.

Женщина колеблется, и это понятно, ведь она работает с широким спектром дорогих товаров. Однако она также связана с богатыми, а иногда и эксцентричными покупателями. И их представителями.

Когда она все же выдерживает паузу, я лезу во внутренний карман и достаю небольшой конверт, который медленно кладу на стол. В нем явно что-то есть, судя по едва заметной толщине. Женщина внимательно смотрит на конверт, ее брови поднимаются, а затем опускаются.

– Ну, если только одним глазком?

– Именно, – соглашаюсь я, поправляя пиджак. Вообще-то, я немного сутулюсь, но, опять же, я научился делать это так, чтобы выглядело естественно.

Я следую за женщиной по коридору, определяя слабые места помещения. Я уже многое знаю о безопасности объекта, но сейчас перепроверяю данные о системе сигнализации и сканере пропусков, пока моя провожатая прикладывает удостоверение к массивной черной панели с небольшим названием компании, выгравированным в верхней части. Система безопасности здесь первоклассная, как, впрочем, и спринклерная – возможности для ложной пожарной тревоги здесь нет, да и внутрь без пропуска – либо украденного, либо воспроизведенного – не попадешь.

Пока что их единственный и очевидный изъян – это женщина, подпустившая совершенно незнакомого человека к товарам с предстоящего аукциона. Что ж, на этот раз отвлечь толпу и похитить произведение искусства точно не получится: у них камеры натыканы в каждом помещении и даже в коридоре. Надеюсь, поддельные очки помогут замаскировать мою внешность. В качестве дополнительного бонуса в них встроена маленькая камера за стразом – у меня будет возможность просмотреть запись кадр за кадром.

Женщина снова сканирует идентификационный бейдж, а потом открывает дверь в большое складское помещение. Столы здесь длинные, расставлены по секциям и заполнены сокровищами. Более слабый человек начал бы набивать карманы, а после убежал бы прочь. Но я никогда так не делал – не в моем стиле.

– Какие предметы вы хотите посмотреть? – уточняет женщина деловито, но нервно. – Нужно торопиться: сотрудники скоро вернутся с обеда.

– Меня интересуют три вещи. – Я говорю ей названия, и она подводит меня к первой картине.

Картина драматическая: корабль викингов с рваными парусами в бурном море на фоне грозовых туч. Я достаю из кармана лупу и наклоняюсь, чтобы рассмотреть подпись.

Женщина рассказывает о произведении, как настоящий искусный продавец, но эту информацию я знаю и без нее. После быстрого, но тщательного осмотра мазков, рамы и небольшого скола по боковому краю я киваю.

Женщина улыбается и торопит меня подойти ко второй работе. И хотя я пришел не за ней, она удачно расположена рядом с предметом моего любопытства. Пока женщина рассказывает подробности о японском искусстве, я сужаю глаза, поглядывая мимо на каменную женскую фигурку в деревенском стиле.

Она удивительно прочная; ее вес заметен по выпуклым изгибам камня. В остальном она маленькая, размером примерно с предплечье, и примитивная по дизайну. Пристально вглядываясь, я убеждаюсь, что это именно та скульптура, которая мне нужна, и отмечаю ее самую уникальную особенность – хорошо задокументированную трещину на левой руке, которая отломилась лет четыреста назад.

– Последняя? – спрашиваю я, выпрямляясь. Я хочу отвести от себя все подозрения, когда буду красть каменную фигурку. Вот почему я рассматриваю три шедевра и стараюсь не показать, что знаю о том, который меня действительно интересует.

Я – призрак на ветру, не вызывающий ни подозрений, ни даже сомнений.

Беспокойство женщины нарастает, судя по тому, как она закусывает губу. Что это – время поджимает или совесть заговорила?

– Нужно торопиться.

Я киваю, и она ведет меня к третьей картине. Я бегло осматриваю ее, особо не интересуясь, но тут меня кое-что привлекает в слоях краски. Я смотрю еще раз в другом месте, потом еще. Растрескивание – неправильный процесс: этому изделию следовало бы состариться с трещинами, образовавшимися по принципу паутины, и они есть, но слишком выражены в одних местах и почти не видны в других. Возможно, потому что картину хранили в помещениях без климат-контроля, что странно, ведь она находилась в частной коллекции на протяжении нескольких поколений и за ней должны были тщательно ухаживать.

Мне нужно провести более глубокую экспертизу, но я уверен, что это подделка. То, что она выставлена на продажу авторитетным аукционным домом, говорит мне о том, что этот факт неизвестен, и я невольно задумываюсь, как давно не существует оригинала. Насколько я знаю, подделка могла передаваться из поколения в поколение или даже больше. Или это может быть новая вариация семьи, которая нуждается в средствах, но не желает продавать важную реликвию.

Тем не менее я не рассказываю об этом женщине, которая поглядывает то на дверь, то на часы. Я приберегу эту информацию для себя. Вместо этого я сдвигаю очки на нос и наклоняю подбородок:

– Благодарю вас.

– Не за что. Нам пора идти.

Я киваю и следую за ней к выходу. Я сознательно не оглядываюсь ни на что, не желая выдать себя в середине игры. Любой, кто просмотрит запись, поймет, что я пришел, посмотрел и ушел.

Когда мы возвращаемся к стойке регистрации, в дверь неожиданно входит мужчина. При виде него женщина замирает, как олень в свете фар, и начинает заикаться и мямлить.

«Преступник из тебя отстойный, дамочка».

– О, привет… Рэнди. Это…

Я делаю шаг вперед, пока она не разрушила все к чертовой матери, даже не собираясь этого делать. Это для ее блага, как и для моего собственного.

– Меня зовут Майк. Я… ее друг. – Слово «друг» я произношу с намеком на нечто большее. Бойфренд, партия, просто приятель – пусть сам догадается. – Как дела?

Пока Рэнди удивленно таращится, женщина подходит ко мне. Одновременно борясь с желанием гаркнуть на ее близость, я смотрю на нее сверху вниз, притворяясь ласковым, чтобы все купились на мою уловку.

– Увидимся позже?

Подтекст просачивается из вопроса, и брови Рэнди поднимаются еще выше. Идеально. Теперь, чтобы заставить эту женщину рассказать о недавнем походе в хранилище, придется совершить чудо.

– Конечно. – Она заправляет волосы за ухо.

Я двигаюсь к двери, разок оглянувшись, чтобы убедиться в том, что Рэнди купился. Но тот уже идет по коридору, не обращая на женщину никакого внимания. Она тем временем берет конверт и беззвучно шепчет мне «спасибо».

Я улыбаюсь в ответ, но как только за мной закрывается дверь, фальшивая улыбка тут же исчезает.

Мне предстоит еще много работы.

* * *

Вернувшись вечером домой, я переодеваюсь в удобные джинсы и футболку и иду в соседний дом. Я стучу и слышу, как по ту сторону Орешек и Сок сходят с ума.

– Это я, маленькие монстры. Зовите Поппи.

Мгновение спустя замок отпирается – я готов протиснуться внутрь и как можно скорее притянуть Поппи к себе. Но не тут-то было: одного взгляда на нее достаточно, чтобы почувствовать надвигающуюся катастрофу. Во-первых, ее рот превратился в тонкую напряженную линию. Во-вторых, она не набрасывается на меня, как одна из ее гиперактивных собак, которые крутятся вокруг моих лодыжек.

– Тащи свою задницу сюда.

Твою мать. Что случилось? Ровность в ее обычно ярком тоне выводит меня из себя.

– Писательский блок вернулся? – ухмыляюсь я, надеясь, что ничего более серьезного не произошло. Кроме того, я более чем готов на роль музы, ободряющие беседы и все остальное, что к ним прилагается.

Увы, но на этот раз мне не повезло.

Поппи, качая головой, садится на дальний конец дивана, подгибая под себя ноги и тем самым создавая стену. Я сажусь на другой конец, поворачиваюсь к ней и кладу руку на спинку дивана, намеренно выбирая открытую позу, которая приглашает ее заползти ко мне на колени.

Поппи не принимает приглашения и смотрит на меня безразлично.

– Как ты украл мой ноут? Рассказывай.

– Мы уже все обсудили, – замечаю я.

– Ты не все рассказал, – заявляет она, и у меня сжимается желудок.

Нет. Еще рано. Я хочу признаться, но сейчас – не время. Я смотрю на Поппи, надеясь, что она оставит все в прошлом. Мне нужно, чтобы она оставила… хотя бы ненадолго.

Поппи смотрит в ответ, а потом вытягивает одну ногу и упирается большим пальцем мне бедро.

– Я даю тебе шанс признаться. Не облажайтесь, мистер. Последний шанс… расскажи мне о том, как ты украл мой ноутбук.

Черт. Откуда она узнала? Она никак не могла знать. Она никак не должна знать. Но по ее глазам видно, что она в курсе всего.

Каким-то образом она выяснила, зачем я приходил на тот ужин.

– Я не знаю, что ты знаешь или как ты узнала, но да, – говорю я ей, сохраняя спокойный голос, – там было нечто большее, чем твой ноутбук.

Поппи рычит, но убирает палец, внимательно слушая.

– Выкладывай. Я хочу, чтобы все твои внутренности были выложены на этом диване, прямо здесь, прямо сейчас, или, да поможет мне Бог, я сделаю это за тебя. Выпотрошу тебя, как Рэмбо посреди джунглей, но при этом воспользуюсь тупыми, ржавыми ножницами и буду резать тебя медленно и болезненно. – Она делает выпад, но, к счастью, ее рука пока что пуста.

– Не сомневаюсь. – Я вздыхаю, вытираю лицо и смотрю на потолок. Так много всего нужно раскрыть, а у меня пока не было шанса понять, как рассказать эту историю, где она начнется и где остановится.

Так что придется действовать наобум.

– Я украл твой ноутбук, но приходил туда не за ним. Я приходил за гораздо более ценной вещью.

Неужели только вчера вечером я обещал себе все рассказать? Тогда это казалось чем-то простым, теоретическим. Теперь же я до смерти боюсь раскрывать уродливую правду. Я не хочу, чтобы Поппи посмотрела на меня с презрением, с тем же отвращением, с которым я уже слишком хорошо знаком. Или, что еще хуже, – с разочарованием. Я слишком часто видел его в лицах родителей. Когда я был моложе, мне нравилось быть бунтарем, который бросал вызов их убеждениям. Но с возрастом я понял, насколько это не важно. То, как я живу, по-настоящему влияет только на меня. Во всяком случае, так было до сих пор.

– За «Черной розой», – договаривает Поппи, пока я молчу. – Ты украл ее и заменил подделкой.

Я ворчу в знак согласия. Больше мне ничего не остается.

Поппи перепрыгивает со своего края дивана на тот, где сижу я, и приземляется мне на колени, только не в хорошем смысле. Ее ладони бьют по моей груди, скорее раздражая, чем причиняя боль.

– Сукин ты сын!

Пощечина.

– Почему ты мне не сказал?

Пощечина.

– Лживый засранец! – Она дергает меня за ухо, и у меня глаза слезятся от боли.

Она начинает колотить меня в грудь, и каждый удар сопровождается одним и тем же словом: «Почему… почему… почему?»

Я принимаю удары, не сопротивляясь и даже не защищаясь, что еще больше ее злит. Она тычет меня в грудь, прямо над сердцем, зазубренным ногтем, который она, очевидно, грызла от волнения.

– Почему ты мне не сказал? Ты мне солгал!

Поппи наносит еще одну пощечину, и на этот раз я аккуратно ловлю запястье и крепко прижимаю раскинутые руки к своей груди. Она борется, но я успокаиваю ее рычащей мольбой:

– Поппи. Выслушай меня.

Когда она затихает, я вижу блеск слез в ее глазах. Тише и менее уверенно она спрашивает:

– Так все это было ложью?

Медленно отпустив руки, я нежно обхватываю ее лицо ладонями.

– Нет. Это не ложь. Я клянусь.

Она фыркает, обижается, и я вижу, как под этими надутыми губами скрывается боль.

– Я не верю тебе.

Я сглатываю, понимая, что пришло время раскрыть душу.

– Поппи, если бы все это было ложью, меня бы здесь не было. Ты вернула ноутбук, и ты более чем прикрыла меня с семьей. Если бы я врал, я бы уже двигался дальше.

Я провожу большим пальцем по ее губам, ненавидя боль, которую причинил. Ее глаза сужаются, выискивая в моих словах полуправду и ложь. Поппи ищет лазейки, как ищет сюжеты для своих книг, вникая в каждый нюанс.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что соседний дом – это прикрытие, место, где можно спрятаться вдали от настоящего дома, чтобы не оставлять следов. За последние несколько лет я жил в дюжине или более таких мест. Поппи, я остался здесь из-за тебя. Если бы не ты, я бы свалил отсюда неделю назад.

Она дуется.

– Ненавижу, когда ты применяешь логику, особенно, мать твою, когда я так хорошо на тебе сижу, – напоминает она с последним любовным похлопыванием, на этот раз по моей щеке. Хотя она огрызается, ее гнев ослабевает. Поппи соскальзывает с моих колен на диван. – Расскажи мне всю историю. Всю, каждую деталь.

Это трудно, и я сижу молча какое-то время, прежде чем встать и начать расхаживать по гостиной, то в одну сторону, то в другую, пытаясь выразить свои мысли словами. Орешек и Сок следуют за мной первый круг, но потом ложатся на свой лежак и смотрят, как я брожу кругами, изредка поглядывая на Поппи в поисках подсказки о том, что происходит.

Я бы тоже хотел знать, но я, так же, как и они, уже запутался.

– То, что я рассказал тебе раньше, не было ложью, разве что короткой версией истории. Я действительно начинал как карманник и с мелкого воровства. Однажды, когда я был еще несовершеннолетним, меня поймали за кражу в магазине, но родители помогли выпутаться. Ущерб я возмещал волонтерской работой. Вот только родители никогда не давали забыть о промахах. Именно с тех пор я стал паршивой овцой. Преступником. Неблагодарным за все, что они для меня сделали. Я мог бы стать лучше, доказать им, что достоин их любви. Но я этого не сделал. Я решил, что если они уже списали меня со счетов, то зачем пытаться доказать обратное?

Я прочищаю горло, мысленно устремив взгляд в прошлое.

– По иронии судьбы, именно на общественных работах я встретил людей, которые меня ценили. Там были другие малолетние преступники, и они приняли мою точку зрения и кое-чему научили. Они дали мне новые связи. Так я начал падать все ниже и ниже.

– Коннор, я знаю, что это прозвучит стервозно, но сейчас меня не волнуют твои проблемы избалованного богатого мальчика, – говорит Поппи, выжидающе вскидывая руку. – Переходи к ограблению.

– Я уже перехожу, поверь мне. После того, как я обзавелся связями, у меня появился уголок, где я околачивался, обворовывая туристов. Однажды я подслушал, как парень в костюме говорил по телефону о выставке в галерее. Он сказал, что готов заплатить десять тысяч долларов за картину. Не знаю, почему я это сделал, но я пошел за ним, увидел, где он работает, и имя на двери.

Я вспоминаю, качая головой, как мне глупо повезло с первой работой.

– На следующий день я отправился в упомянутую им галерею и посмотрел картины. Я бывал в музеях на экскурсиях, но на этом мои познания в искусстве заканчивались. Но яйца-то у меня больше, чем мозги, поэтому я решил, что справлюсь. Так что я наблюдал, ждал, и в конце концов все оказалось просто.

– Просто?

Я пожимаю плечами.

– Ты не представляешь, насколько порой халтурит охрана в галереях. Они даже не осознают этого, потому что большинство посетителей – законопослушные, хорошие люди, которые не собираются красть предметы искусства. Слушай, я буквально засунул картину под толстовку и вышел. Позже в тот же день я появился в офисе того парня и сказал ему, что у меня кое-что есть. Ты бы видела его глаза, – продолжаю я, покачивая головой. – Они стали большими, как чертовы блюдца. Он был так взволнован, что его даже не волновал факт кражи. Он сунул мне десять тысяч наличными прямо на месте, как будто это была мелочь, и я ушел, чувствуя себя богом.

– Должно быть, это был кайф, – бормочет Поппи, на что я хмыкаю в знак согласия.

– Был, но когда он угас, я больше не чувствовал себя богом. Я чувствовал себя как… как дьявол. Я стал именно таким, каким меня считали родители. Поэтому я решил упиваться этим, наивно полагая, что, восстав против них, я смогу уменьшить последствия их разочарования.

– И что потом?

– Потом я начал гоняться за кайфом. Я делал это снова и снова. Но я был умнее многих. Я изучил искусство, перешел от карманных краж к взлому с проникновением, а затем к более сложным методам. Я стал мастером своего дела. Слухи распространились, и меня стали нанимать на работу. Все было бы хорошо, только… – Я сглатываю, проводя руками по волосам, когда воспоминания о былых днях начинают мрачнеть. – Неожиданно умер мой дед. Я находился за городом по работе, и мама с папой не могли до меня дозвониться. Я не знал, поэтому пропустил службу. Отец впал в ярость и до сих пор меня не простил.

Я тоже не простил себя, но сейчас речь идет не об отпущении моих грехов.

– После смерти деда отец так и не оправился. Он… сник, стал таким, каким ты его видела. Может быть, если бы я не ушел, я мог бы как-то помочь. Но этого я никогда не узнаю…

Я вздыхаю, оставляя позади боль тех черных дней, тот одинокий визит на могилу человека, который в детстве научил меня фокусам, вытаскивая четвертаки из-за ушей. Эти ловкие трюки пригодились мне так, как он и представить себе не мог. В каком-то извращенном смысле я чувствую, что мое воровство – это дань уважения. Я использую знания деда, хотя и не совсем так, как он хотел. Интересно, стыдился бы он меня или гордился?

– В каком-то смысле меня это спасло. Я перестал воровать ради кайфа и стал профессионалом во всех аспектах. В тот вечер мне нужно было украсть «Черную розу». Все было готово: подмена, сумка для оригинала, пусковой механизм на лампах. Все!

Поппи делает глубокий вдох.

– Но я тебе помешала?

Я смотрю на нее, желая, чтобы она увидела честность в моих глазах.

– Нет. План заключался в том, чтобы выкрасть картину во время индивидуальных бесед. Я подстроил все так, потому что люди плохо запоминают, кто где находился, когда вокруг все суетятся. Ты тут не при чем. Во время подготовки заказчик дал мне сумку, чтобы защитить картину, пока я буду удирать. Но потом, когда я вытащил подмену… чертова сумка разорвалась. Мне нужно было во что-то спрятать оригинал, чтобы выбраться из зала, поэтому я схватил ближайшую вещь. Твою сумку.

Стыд одолевает меня; я жалею, что втянул в это Поппи. Похоже, судьба все же вмешалась. Если бы моя сумка не порвалась, сумка Поппи мне бы не понадобилась. Если бы она не фотографировалась на сцене, я бы не схватил ее ноут. Если бы Хантер не поселил меня по соседству, мы бы никогда больше не встретились. Но все эти события произошли именно для того, чтобы мы снова оказались рядом. И за этот поворот судьбы я безгранично благодарен.

– А я, стало быть, случайная жертва?

Я бы и хотел возразить, но это правда.

– Я был настолько сосредоточен на побеге, что даже не заметил веса ноутбука. Это была просто сумка, пока я не доставил «Черную розу» по назначению. Но как только ты рассказала о пропаже, я захотел помочь вернуть его. Я и помог.

– Да, помог, – признает Поппи. – Но что насчет «Черной розы»? Где она теперь?

Я пожимаю плечами, зная, что мой ответ ее разочарует.

– Я не храню украденные вещи. Последний раз я видел картину менее чем через два часа после кражи. Я передал ее связному, и с тех пор это его проблема.

– Так это все? – в недоумении спрашивает Поппи. – Ты взял ее, а потом ничего? Просто доставил, как пиццу? Динь-дон, Домино! – Она звонит в воображаемую дверь, скептически на меня глядя.

– Такова реальность. Я делаю работу, беру на себя риск, но в конечном итоге приз принадлежит кому-то другому. Я перехожу к следующей работе с депозитами на счету. Поппи, я этим занимаюсь уже почти десять лет. Я живу и работаю в тени, исчезая и вновь появляясь по желанию.

Суровое резюме моей жизни. Я думал, что меня все устраивает… до сих пор. Потому что я хочу, чтобы Поппи увидела меня, приняла меня, даже если это худшая моя версия. Нет, это невыполнимая просьба, особенно для такой женщины, как она. Но я все равно прошу.

Медленно я опускаюсь на колени, беру ее руки в свои:

– Поппи, ты… я… ты можешь понять?

– Понять, что ты не мелкий воришка, который украл мой ноут, а какой-то сверхквалифицированный мега-арт-вор? – спрашивает она, как будто даже с восхищением, а не с ужасом. – Ты понимаешь, насколько ты сексуален, плохой мальчишка?

Я качаю головой, усиленно моргая, чтобы не потерять голову от услышанного.

– Не романтизируй, Поппи. Все серьезно. Ты сама это сказала. Ты не хочешь и не нуждаешься в плохом парне. Ты заслуживаешь достойного мужчину.

– Я знаю. А еще я знаю, что ты, Коннор Брэдли, одновременно и плохой парень, и хороший человек. Если бы ты сказал мне, что я сошла с ума, или попытался бы солгать, я бы надрала тебе задницу и сказала, чтобы ты убирался к чертовой матери. Но твоя честность неожиданна, особенно после стольких обманов.

В ее словах все еще слышится жесткость, напоминание о том, что лгать ей – нехорошо. Но в остальном она кажется… принимающей?

– Ты сейчас серьезно?

Нет, Поппи должна бросать вещи, кричать, вызывать полицию. В какой-то степени мне хочется встряхнуть ее, выбить из нее эту драму. По логике вещей, я должен схватить свою сумку и убраться отсюда.

Однако у Поппи есть то, что я не могу оставить. Мое сердце.

Знает она или нет, но оно принадлежит ей. Возможно, знает, потому что ее глаза добреют, а руки крепче сжимают мои.

– Может быть. Я пока не решила. Я все еще злюсь.

Она выжидает долгий момент, после чего прыгает на меня, толкая на пол, а затем забирается сверху и прижимается ко мне, как коала к эвкалиптовому дереву. Я обхватываю ее руками, берусь за ее задницу, крепко прижимаю к себе, не желая отпускать.

Поппи кусает меня за подбородок, но успокаивает нежным поцелуем, и облегчение проходит через меня, как приливная волна. Я не заслуживаю эту девушку, никогда не заслуживал и, вероятно, никогда не заслужу, но я урою любого, кто попытается отнять ее у меня. Пока что, однако, я обнимаю ее, позволяя ей прижиматься ко мне, даже несмотря на то, что Орешек и Сок обнюхивают наши головы, задаваясь вопросом, какого черта мы делаем на их уровне.

Поппи поднимает голову, и я нежно целую ее в губы. В моем сердце все еще живет страх, неверие в реальность или долгосрочность происходящего. Но больше всего я боюсь, что тьма моей жизни заберет у меня Поппи.

– Ты уверена? – спрашиваю я. – В моей жизни… много всякого дерьма.

Поппи пожимает плечами, слегка поглаживая мою грудь, как будто может стереть мелкие и вполне заслуженные синяки, которые оставила там ранее.

– Уверена, насколько могу быть в данной ситуации.

Я бы хотел, чтобы она была абсолютно уверена, но я также понимаю, что это уже слишком. Я все еще переживаю, что потеряю ее. Честно говоря, я не уверен, моя ли она вообще.

Осторожно мы садимся, и я прислоняюсь спиной к передней части дивана с Поппи на руках. На полу менее удобно, чем на диване, но, по крайней мере, в таком положении собаки больше не нюхают мое ухо.

– Как ты догадалась?

Поппи перемещается ко мне на колени, довольная тем, где в данный момент находится.

– Этот гребаный мудак детектив приходил сегодня, задавал вопросы, как будто я помогу ему после того, как он отшил меня в участке.

Я замираю, напрягаясь. Поппи чувствует это и откидывается назад, глядя мне в глаза.

– Коннор, все в порядке. Правда.

– Детектив приходил? – спрашиваю я, молясь, что ослышался. – Задавал вопросы? Кто он?

Столько вопросов подряд я еще никогда не задавал – это заметно по реакции Поппи. Ее брови тревожно хмурятся.

– Расслабься. Я ничего ему не сказала.

Я делаю глубокий вдох, зная, что если бы Поппи решила сдать меня, она бы уже сделала это. Меня бы встретили у дверей полицейские, а не она.

– Ладно. Расскажи, что случилось.

Она встает с дивана, и я следую за ней. В итоге мы снова оказываемся лицом к лицу почти в тех же позах, в которых начали разговор. Но мы теперь заодно, я чувствую это.

Поппи начинает свой рассказ, бешено жестикулируя, пока пересказывает детали.

– Случился детектив Джакс Картер – тот парень, который был настолько чертовски снисходителен в тот вечер, когда ты украл мой ноут, что я смешала его с дерьмом прямо там, в участке.

Я поднимаю брови, представляя, как это было.

– Да, это было глупо, но совершенно оправданно, – признает Поппи. – Он звонил несколько дней назад, сказал, что у него есть зацепка. Но на тот момент мы уже знали, где компьютер, поэтому я послала его на хрен. В общем, он заявился сегодня, начал расспрашивать, потому что, как выяснилось, «Черную розу» заменили на копию.

Я морщусь, понимая, какую оплошность допустил. Честно говоря, я не думал, что репродукцию обнаружат так скоро. Да, копия не была идеальной, но при этом достаточно правдоподобной, чтобы не распознать ее в течение многих лет.

– Черт! – выплевываю я, беспокоясь еще сильнее. – Что еще он знал? Что ты ему сказала?

На мой плохо сформулированный вопрос, который можно было бы принять за обвинение, Поп-пи гневно на меня смотрит. Сарказм сочится из каждого слова, пока она перечисляет на пальцах:

– Только то, что я знала: тот, кто украл мой ноутбук, – это тот, кто украл картину. О, и что ты живешь по соседству и скоро будешь дома. Спецназ сидит у меня в прачечной и ждет, чтобы тебя арестовать.

Я знаю, что Орешек и Сок впали бы в бешенство, если бы в доме находились незнакомцы. Так что остальное, скорее всего, – тоже ложь.

– Поппи. Это не шутки.

– Правда, что ли? – говорит она, снова становясь серьезной. – Коннор, я ничего ему не говорила. Вообще-то я пыталась получить информацию. Другие охранники, с которыми ты работал, не помнят твоего имени, так что это тупик. Я сказала ему, что мне не удалось тебя найти. У детектива Картера нет причин связывать моего соседа с украденным ноутбуком или «Черной розой». Так что, если ты сам не облажался, передавая картину, ты должен быть в безопасности.

– Кроме сумки и ноутбука все шло по плану, – уверяю я. – За другого парня я не могу отвечать… хотя он еще больший дым на ветру, чем я.

Поппи широко разводит руки в стороны.

– Ну, тогда все в порядке?

Наверное. И все же это слишком большой риск, как для меня, так и для Поппи.

Я знаю, что должен сделать. Я должен уйти, по крайней мере, сейчас. Только так мы оба будем в безопасности. И прежде всего, я не буду рисковать Поппи. Ее жизнь была хорошей и счастливой до того, как я все испортил.

– Поппи, – я медленно встаю. – Мне нужно идти.

Ее глаза сужаются, сканируя мои на предмет того, что происходит в моей голове.

– Почему? Ты можешь мне доверять.

Я делаю глубокий вдох.

– Я знаю. Но ты не можешь доверять мне. Я лжец. Засранец. Вор.

Поппи фыркает и встает, приковывая ко мне взгляд.

– Ты так говоришь, будто я не знала этого с самого начала. Я знала с того дня, когда выяснила, что ты не совсем мистер Роджерс.

Хотя я только что сказал ей не доверять мне, я противоречу сам себе:

– Мне нужно, чтобы ты поверила, что есть веская причина. Мне нужно идти.

– Идти или уйти? – повторяет Поппи напряженным, обеспокоенным голосом.

Я хочу солгать, что это временно. Но больше никакой лжи. Только не с Поппи.

– Я постараюсь вернуться, – обещаю я, надеясь, что этого достаточно.

Этого должно быть достаточно.

Глава 22

Поппи

В моем доме пахнет хвоей и лимонами.

Коннор ушел, но я не сломалась – я в ярости мечусь по комнатам, проклиная его имя. А когда злость начинает зашкаливать, сразу принимаюсь за уборку, выплескивая все свои противоречивые эмоции на плитку в душе, грозя содрать с нее покрытие.

Я почти до полуночи не выпускаю из рук пылесос – мне кажется, что, кроме как на собаках, в доме не осталось ни единой шерстинки. Каждая тарелка вымыта до скрипа, плита блестит, как стекло, а когда я сажусь за стол с банкой арахисового масла и ложкой, возникает чувство, что на нем можно делать операцию.

Я съедаю половину банки, пока сердитый маленький демон в животе не затихает, а потом сворачиваюсь калачиком с Орешком и Соком. Я почти не плачу, хотя засыпать без объятий Коннора – трудно.

Я уверена, что в какой-то момент я все-таки засыпаю, но это не более чем дрема, да и кошмары будят меня сразу после рассвета. Снова заснуть не получается: тревога и нервное перенапряжение пульсируют в венах, как будто я получила капельницу Red Bull. Поэтому, вместо того чтобы бороться со сном, я хватаю батончик мюсли и сажусь за компьютер, погружаясь в работу.

Время ползет очень медленно, хотя пальцы так и летают по клавиатуре. К моменту захода солнца я в рекордно короткие сроки осиливаю целых три главы. Остановившись, чтобы разогреть в микроволновке миску рамена, я снова возвращаюсь к работе. На диван я заваливаюсь лишь после того, как Орешек и Сок драматично отправляются спать в три часа ночи.

К девяти утра я снова на ногах и снова пишу. Единственная причина, ввиду которой мне приходится делать паузу, – это выгул собак. Но даже большую часть этого времени я провожу, глядя на дом Коннора, на его подъездную дорожку. Его машины нет, окна завешаны. Впрочем, о его отсутствии говорят не внешние признаки, а внутренняя пустота. Мое сердце как будто чувствует, что он слишком далеко, куда бы он ни уехал.

Таков был мой распорядок в течение пяти дней. Я игнорировала звонки Хильды и просто отправляла ей электронные письма, успокаивая, что работа движется хорошо. Я пропустила сеанс в библиотеке с девочками. По сути, я просто засунула голову в песок, писала день и ночь напролет и временами подскакивала, чтобы проверить, не вернулся ли Коннор.

Единственные места, куда я теперь хожу, – это мой двор, ванная и диван. В кровати я не сплю, потому что без Коннора мне там неуютно. О, еще один раз я подошла к двери, чтобы заплатить за доставку пиццы, так как не могу выделить ни внимания, ни времени на полноценную готовку.

Стук в дверь не дает мне никакой надежды: мелодичное «тук-тук-тук» звучит совсем не в стиле Коннора. Но на всякий случай я открываю. Это не Коннор или доставщик пиццы, а мои девочки.

– Что вы здесь… – только и успеваю спросить я, когда Дейша тянется ко мне, чтобы обнять. Она мгновенно отшатывается, морщась и хватая себя за нос. – Черт, женщина! От тебя воняет потными ногами! – Другой рукой она размахивает в воздухе, незаметно отталкивая меня назад, чтобы остальные девушки могли войти. – Что, черт подери, ты делала?

Алерия молчит, просто тянется к органической конопляной рогоже, которую использует в качестве сумочки, достает пучок трав и идет на кухню искать зажигалку.

– Алерия, что ты делаешь? Я не хочу, чтобы в моем доме пахло скунсами с ароматом пачули! – восклицаю я, но Жасмин кладет руку мне на плечо.

– Дейша права. Здесь пахнет. Плохо пахнет. И ты тоже воняешь.

Я переключаю на нее внимание, готовая сказать что-то язвительное, но у Жасмин хватает порядочности смягчить критику заботливым вопросом:

– У тебя все хорошо?

– Нормально, – говорю я ей.

Краем глаза я вижу, как Бекка весело играет с Орешком и Соком, которые всегда рады человеческому вниманию. Возможно, она тайком их угощает, но я-то знаю, что кормила их, даже если последние несколько дней не очень заботилась о себе.

– Давно тебя не видно. Как продвигается работа над книгой? – спрашивает Дейша.

Алерия возвращается, помахивая своей палочкой, которая благоухает лесом, цветами и совсем не неприятно. Тем не менее я подхожу и открываю окно.

– Я не принимала душ, почти не ела, и мои псы одичали от одиночества, – признаюсь я. – Но зато я всецело посвящаю себя книге и делаю успехи.

– Отличная новость! – выпаливает Бекка. – Порадуйся за мамочку, мой сладкий песик. – Она поднимает лапу Орешка и хвалит себя за это, потому что он, конечно, не знает никаких трюков.

– Нет, не отличная, – вклинивается Жасмин. – Ты посмотри на нее. Без обид, детка, но я бы сожгла эту футболку!

– Она права, – соглашается Дейша. – Иди прими душ, а мы пока приготовим тебе еду. Расскажешь нам, что происходит.

Я качаю головой, демонстрируя врожденное упрямство. К тому же я не так уж и плохо пахну. Я нюхаю правую подмышку, чтобы доказать свою правоту. Ладно, я воняю.

– Нет времени, мне нужно закончить работу.

– Ты ни черта не закончишь, если сдохнешь в процессе, – говорит Дейша. – Иди уже! Бекка, сможешь позаботиться о щенках?

– Еще как! – радостно восклицает Бекка, влюбленная в моих питомцев. Те смотрят на нее так, словно она их новый любимый человек. – Я позабочусь об этих очаровательных малышах. Кто хочет прогуляться? – по-детски обращается она к Орешку и Соку.

– А я пока закончу очищать энергию дома, – добавляет Алерия. – После душа я очищу и твою ауру, и тогда ты действительно сможешь начать все с чистого листа. – Она принимается расхаживать по комнате, напевая: «Освободись, обновись, живи в уважении». Потом она закрывает глаза, и ее шепот становится слишком тихим, чтобы я могла хоть что-то расслышать. Надеюсь, она не натолкнется на журнальный столик. Впрочем, даже с закрытыми глазами она выглядит довольно уверенной.

Я вижу, что без помощи Гэри этих женщин мне из дома не выгнать. Вздохнув, я соглашаюсь.

– Ладно, я быстро.

Я иду в ванную и прыгаю в душ, вздыхая от неожиданного удовольствия, когда пульсирующая горячая вода попадает мне на плечи. Я пытаюсь управиться быстро, но ощущение свежести и очищения тела вынуждают задержаться чуть дольше. Выйдя из душа, я вдруг обращаю внимание на свое отражение в запотевшем зеркале. Я вытираю пар и удивляюсь тому, что вижу: круги под глазами стали темно-фиолетовыми, а мешки такими большими, что в самолете пришлось бы платить за перевес. А когда я натягиваю чистую одежду, она оказывается немного свободнее, чем обычно.

Вернувшись в гостиную, я обнаруживаю, что Жасмин радостно возится на кухне, следя за чем-то на плите, что вкусно пахнет, а Дейша и Алерия моют и убирают посуду. Думаю, Бекка все еще гуляет с собаками.

Когда я вхожу, Дейша улыбается мне гораздо приветливее:

– О, она жива!

– Едва ли.

– Жасмин готовит свой знаменитый соус для спагетти, так что скоро ты подкрепишься вкусными углеводами! – Алерия ведет меня обратно к дивану, где толкает вниз, заставляя сесть.

– Выкладывай. С книгой что-то не так? – спрашивает Алерия, присаживаясь на край стула напротив меня. Все это смахивает на терапию – похоже, дальше она спросит, как я себя чувствую.

– Нет, с книгой все в порядке. – Я молча беру предложенную расческу и начинаю вычесывать колтуны. – Серьезно, работа над книгой идет хорошо. Но это только потому, что я парила на девятом облаке, пока писала про отношения персонажей, развивающиеся параллельно с нашими с Коннором.

– Пока ты охотилась за ноутбуком.

– Ну да, – соглашаюсь я. – Теперь все идет гладко, и я работаю над последним кусочком сюжета.

– Это хорошо, – одобрительно говорит Алерия. – Несколько недель назад ты не могла написать ни одной сцены, так что это уже прогресс.

– Но теперь, когда я злюсь на Коннора, я пишу про персонажей, которые тоже взрываются от ярости. Я вымещаю свой гнев на Райкере и заставляю Эмбер говорить все то дерьмо, которое я сама хочу высказать Коннору. Например: «Как ты мог? Ты все это время меня использовал?».

– Похоже, дела плохи? – кричит Жасмин из кухни.

– Или все путем? – добавляет Дейша, вытирая стакан, который я не помню, чтобы использовала. – Переполох помогает написанию хороших книг. Вот только я не могу понять, используешь ли ты реальную жизнь в качестве вдохновения в хорошем смысле или клеветы, из-за которой на тебя подадут в суд?

– И то, и другое, – подтверждаю я, вздыхая. – Я просто… Я злюсь, потому что ему пришлось уехать.

– Почему? – спрашивает Алерия, и я вижу, как Жасмин и Дейша бросают друг на друга укоризненные взгляды. Но прежде, чем я успеваю ответить, возвращается Бекка. Рядом с ней плетутся тяжело пыхтящие Сок и Орешек.

– Эй, пришлось их погонять, чтобы выпустить энергию, – объясняет розовощекая Бекка. – М-м-м-м, как вкусно пахнет, Жасмин!

– Бекка! – кричит Дейша. – Что ты там говорила, Поппи? Что-то об отъезде Коннора?

– Вот блин, – шипит Бекка, плюхаясь на другой конец дивана. Орешек и Сок, изверги-предатели, тут же сворачиваются калачиком возле ее ног.

– Ага, – соглашаюсь я, не вдаваясь в подробности. Подруги знают, что он украл мой ноутбук, но кража произведений искусства? Нет, я обещала Коннору не рассказывать, и я сдержу обещание, несмотря ни на что. Даже девочкам я ничего говорить не буду. Даже теперь, когда он испарился, как призрак.

Сейчас я жалею, что рассказала им о краже, потому что это может привести к неприятностям. Особенно если они узнают, что «Черная роза» тоже исчезла. Никому из них не понадобится больше доли секунды, чтобы собрать пазл воедино и выйти на Коннора.

Все чертовски сложно. И опасно.

– Слушайте, девочки, мне нужно, чтобы вы кое-что мне пообещали, – шепчу я. – Это касается Коннора… То, что я вам скажу, будет секретом. Вы должны поклясться.

Подруги тут же клянутся, не задавая лишних вопросов. Благослови Господь их терпение. Алерия даже кладет руку на грудь – сигнал, который она не воспринимает легкомысленно, поскольку всегда следует своему сердцу.

– Хорошо. – Я делаю глубокий вдох. – У него возникли проблемы. И я не знаю, куда он уехал, как долго его не будет, и даже… вернется ли он.

Я ожидаю жалости, может быть, даже упрека из-за того, что потеряла свое сердце из-за преступника. Но чего я точно не ожидаю, так это всеобщего гнева.

– Мужики – свиньи.

– Вот почему я пишу о пришельцах!

– Вот почему мы все пишем о вымышленных героях.

– Что правда, то правда.

Мне становится легче, пусть даже я и не согласна. Или, по крайней мере, я надеюсь, что они ошибаются. Потому что в глубине души я верю, что Коннор стоит этой боли… и не лжет мне о тайной жене и детях, которых прячет в другом городе (извращенная мысль Дейши).

Остаток дня девочки мне помогают. Жасмин готовит вкусные спагетти, а Дейша и Бекка прочесывают черновой вариант книги.

Резервный компьютер и флешка пригодились, когда я вошла в раж, пулей пробегая по сценам и главам.

– Открывай шире, – приказывает Бекка, засовывая мне в рот пончик. – Умница!

– Это еще за что? – бормочу я с набитым ртом.

– За каждые десять страниц ты получаешь награду, – объявляет Бекка, поглаживая меня по голове. – А теперь за работу!

– Попс, ты обращаешься с ними, как с помоечными крысами, – говорит Жасмин, глядя на собак. – Ты же погуляешь с ними вечером?

– Если надо.

Я сижу на диване залитая лунным светом. Девочки уже давно ушли, и я потягиваю кофе без кофеина. Честно говоря, лишать кофе кофеина – это оскорбление природы и откровенное зло, но горький кофе соответствует моему настроению, и мне сегодня действительно хочется выспаться.

Внезапно Сок и Орешек начинают сходить с ума у двери, рычать и лаять. Я ничего не слышала, но они явно чем-то обеспокоены.

– Коннор?

Я выглядываю и вижу машину на его подъездной дорожке, но это не его большой King Ranch. Это черный Suburban. Кроме того, я вижу в коридоре теплый свет.

– Черта с два, чувак. Я уничтожу тебя прежде, чем позволю тебе причинить ему боль, – клянусь я пустой комнате. Вскочив с дивана, я не утруждаюсь завязать халат или надеть приличную обувь. Нет, я бегу прямо в пушистых тапочках, а халат развевается за мной, как плащ. Я была бы похожа на ангела-мстителя, если бы на мне не было пижамных штанов с мультяшными героями и любимого Гэри.

Я не стучу – я распахиваю входную дверь, держа Гэри на плече, и сразу топаю в гостиную.

– Какого черта ты тут роешься?

Мужчина плотного телосложения со светлыми волосами и в черной одежде оборачивается, нацелив на меня маленький пистолет.

– Замри.

– Сам замри, придурок. – Пистолет против клюшки не выводит меня в победители, но ярость и беспокойство на моей стороне. Плюс значительный недостаток самосохранения. – Ты кто такой?

– Хантер.

Что ж, похоже, мы сразу перешли на «ты».

– Поппи.

Пистолет не двигается; глаза Хантера сканируют мое тело, после чего возвращаются обратно к лицу. Он как будто меня оценивает, как андроид сканирует человека, чтобы сравнить со своими базами данных или что-то в этом роде.

– Так это тебя он встретил, значит.

– Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. Пока ты не скажешь мне больше, чем свое имя.

Я боюсь, что это офицер, посланный детективом Картером, хотя не знаю, как он мог связать все кусочки головоломки. У Картера одни значки и никаких мозгов. И он определенно пришел бы сам, если бы получил горячую наводку на местонахождение вора «Черной розы». Он хотел бы получить все заслуги и не стал бы делиться. В конце концов, герой получает все лавры.

Хантер насмехается и бросает на меня язвительный взгляд.

– Я лучший друг Коннора. Помогаю ему с… работой. – Он вскидывает брови, сомневаясь, что мне известно, а что – нет.

– Ты работаешь с Коннором, и он рассказал обо мне? – повторяю я.

Когда Хантер кивает, я отбрасываю всю осторожность и набрасываюсь с диким криком:

– Где он? Его уже давно нет! С ним все в порядке? Скажи мне, где он!

Ладно, возможно, я становлюсь немного истеричной и властной. И, вероятно, слишком громкой.

Хантер поднимает руку, приказывая мне замолчать. Заметив, что пистолет все еще у него в руке, он засовывает его обратно в кобуру.

– Он на задании. Выполняет работу для некоторых очень опасных людей.

– Где? – умоляю я рассказать. – Он мне нужен!

– В чем проблема? – требует Хантер, мгновенно становясь серьезным. – Ты вляпалась в какое-то дерьмо? Тебе угрожают? Или… беременна?

Я хожу по кругу, разглагольствуя:

– Что? Нет, я не беременна. – Я повторяю его последние слова, качая головой: – В чем проблема, хочешь знать? Что ж, я скажу: он вываливает на меня все это дерьмо, а потом исчезает, как гребаный Каспер! Нет, не Каспер. Каспер – дружелюбный призрак. Коннор исчез, как гребаный полтергейст! Он исчез, а я осталась, нервная и напуганная.

Пока я шагаю, кружась то в одну сторону, то в другую, Хантер уворачивается от клюшки на моем плече. Наконец он кладет руку мне на плечо, останавливает меня и вынуждает посмотреть ему в лицо.

– Какое именно дерьмо он на тебя вывалил? – Он скрупулезно повторяет мои слова, вызывая во мне подозрения. Может быть, он один из подручных Картера? Наверняка у кого-то в полицейском управлении все-таки есть половина мозга и одно яйцо между ног.

Я тут же делаю резкий выпад и приставляю клюшку к шее Хантера, жалея, что она не железная.

– Что ты знаешь о Конноре? Ты говоришь, что ты друг, но что, если я тебе не верю?

Тот замирает, хотя у меня есть все основания полагать, что он мог бы легко оттолкнуть клюшку.

– Он украл твой ноутбук, но помог его вернуть. Ты на него вышла, и каким-то образом он взял тебя на свадьбу сестры. Кстати, я до сих пор не понимаю, как тебе это удалось.

Я вздыхаю, тщательно взвешивая его слова. Все это правда, но я пытаюсь убедиться, что он узнал ее от Коннора, а не от кого-то еще. Хантер медленно отталкивает клюшку.

– Теперь веришь?

– Да. Но ты так и не ответил на главный вопрос. Где Коннор?

– Если я скажу, мне придется взять с тебя слово, что ты не причинишь ему вреда.

– Нет, дружок, если он зависает в стрип-клубе, я оторву ему яйца и засуну их ему в глотку, пока та не распухнет настолько, что он будет похож на лягушку-быка, – категорично и абсолютно серьезно заявляю я. – Но если ему нужна помощь, то я задницу порву, но сделаю все, чтобы его защитить.

Хантер усмехается; его улыбка превращает его суровое лицо в нечто гораздо более теплое.

– Теперь понятно, почему ты ему нравишься. Никакого стрип-клуба, обещаю.

– Тогда выкладывай.

Хантер делает большой вдох и указывает на кухонный стол.

– Тебе придется на какое-то время присесть. Позволь мне ввести тебя в курс дела.

Глава 22

Коннор

Другая кофейня, та же рутина. Мы с Хантером никогда не встречаемся в одном и том же месте чаще, чем раз в несколько месяцев, но сам процесс всегда одинаков. Та же сеть, те же кодовые фразы, те же напитки. Все это служит знаком, что мы в состоянии обсуждать дела.

Как только все старые, знакомые вопросы перемолоты, я, потягивая черный кофе, выкладываю все Хантеру:

– У меня проблема, чувак. С легавыми.

Хантер отпивает кофе, морщась.

– Как, черт возьми, можно испоганить кофе? Блин, горький – это одно. Жженый – совсем другое. – Я согласен. По сравнению с другими местами, где мы побывали, кофе в этой кофейне просто отвратный. Однако напитки – это не совсем то, на чем я хочу заострять внимание. Наконец Хантер опускает кружку, смотрит на ее дно, а затем сканирует меня вдоль и поперек. – Приятель, у тебя есть проблемы и посерьезнее, но давай начнем с этой.

Я почти уверен, что это подкоп, хотя у меня нет времени отвечать и выкладывать ему все дерьмо. Я сразу начинаю рассказывать о детективе Джаксе Картере, его поведении, особенно о приходе к Поппи, и о том, что они связали ноутбук с пропавшей картиной.

– Они не должны были так быстро догадаться, что это подделка. Какого черта так вышло?

– Говорят, Фокс пыталась ее застраховать сразу после кражи. Инцидент с отключением света ее напугал, а картина была не застрахована, поэтому Фокс сразу бросилась решать проблему. Ну а копы знают свое дело.

Я фыркаю.

– Ладно, но откуда им знать, что подмена была недавней? Это могло случиться месяц, годы тому назад!

– Смена владельца была задокументирована, когда Фокс вступила во владение, так что оценка была достаточно недавней, чтобы сузить круг подозреваемых. Тем более, что картина не так много где бывает, в основном просто висит на стене в офисе Фокс в качестве трофея. – Хантер пожимает плечами, прекрасно понимая, что говорит мне то, что я уже и так знаю.

Все, что он говорит, объясняет, почему лучше всего было украсть картину на ужине, и если бы все пошло по плану, я был бы в выигрыше. Но тот факт, что подделку обнаружили так скоро, делает ситуацию еще более запутанной.

– Мне все это не нравится.

– Мне тоже, но что ты собираешься делать? – спрашивает Хантер.

Последние несколько дней я ломал голову, занимаясь планированием кражи статуи и одновременно изучая детектива Картера – трудно работать в двух направлениях одновременно. Да не просто трудно, а еще и рискованно. Раньше я всегда был целеустремленным. Но сейчас… сейчас все изменилось.

– Понятия не имею. Я так близок к тому, чтобы добраться до Босса, но сейчас все это не кажется таким важным. Я думаю только о ней.

Хантер откидывается в кресле, вытянув ноги. Он смотрит мне в глаза, но мне кажется, что он заглядывает прямо в душу. Видит ли он, что моего сердца больше там нет? Что та зияющая рана, которую я пытался заполнить воровством, теперь заполнена Поппи?

Наконец, он говорит:

– Ты расслабился, потерял концентрацию. Никогда не думал, что скажу это о великом Конноре Брэдли, но это гребаная правда. Ты должен был залечь на дно, но из какого-то ошибочного чувства долга вернул ноутбук этой женщине. Теперь пришло время ее бросить. От баб одни беды, чувак.

Его голос мертвенно-холодный, и я понимаю, что он прав. Но мотаю головой, запуская пальцы в волосы.

– Я не могу. Я не хочу. Она – моя судьба. Я не заслуживаю ее, но хочу. Чего бы мне это ни стоило.

Голос Хантера ничуть не смягчается, когда он наклоняется и резко шипит:

– Ты знаешь, что не можешь просто уйти. Наша работа влечет за собой последствия! Если ты потеряешь концентрацию или провалишь миссию, расплачиваться будешь не только ты. Но и она.

– Ты думаешь, я этого не знаю? – рычу я. – Но отчаянные времена требуют отчаянных мер. Я должен найти способ уйти и в то же время защитить ее. Сейчас все слишком сильно изменилось.

– Чушь собачья! – выплевывает Хантер, не обращая внимания на мое отчаяние. – Ты слишком изменился, потерял грань, а человек без грани в нашем мире – это человек на пути к неглубокой могиле. Ты слишком много знаешь, слишком много видел и слишком много сделал.

Мы снова встречаемся взглядами, и молчание становится все более долгим, пока до нас обоих доходит правда. Вполне возможно, что я вижу Хантера в последний раз. У него есть своя работа, своя роль в этом безумном мире, и если я сойду с нашего с ним пути, а он останется на каменистой дороге, куда бы он ни отправился дальше, мы можем больше никогда не увидеться.

Мы крепко жмем друг другу руки.

– Честь среди воров, брат. Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, как меня найти.

– Взаимно, брат. Смотри в оба.

Я не оборачиваюсь, когда Хантер выходит из кафе, но смотрю на его отражение в окне напротив. И потому, что мне грустно видеть, как он уходит, и потому, что я хочу убедиться, что он не обманет меня, когда окажется за спиной. Честь среди воров – распространенный девиз, но известна и обратная формулировка – нет чести среди воров. Но Хантер, не оглядываясь, выходит за дверь и вливается в небольшую толпе на улице.

Когда он уходит, я допиваю кофе, размышляя и планируя.

* * *

Пока я сижу среди собравшейся на аукционе публики, мое тело расслаблено, разум спокоен, но чувства все еще начеку. Я уже осмотрел толпу, заметил двух известных миллионеров, известных коллекционеров, четырех ассистентов и небольшое количество незнакомых лиц, вероятно, зевак, не желающих делать ставки. Сбоку за столом сидят несколько человек, некоторые – за компьютерами, некоторые – с телефонами, чтобы принимать ставки.

Я вижу женщину, которая впустила меня на импровизированный просмотр. Она вежливо улыбается в знак признания, и я отвечаю ей взаимностью.

Но тут я слышу голос позади, и на меня накатывает волна шока:

– Вам лучше перестать улыбаться, мистер, иначе я выбью все эти белые зубы, и вы будете выглядеть, как надувная кукла, готовая к члену во рту.

Моя спина выпрямляется, и я быстро поворачиваюсь. Поппи… потрясающе выглядит в юбке и шелковой блузке; ее густые рыжие волосы собраны в профессиональный пучок; на носу очки в черной оправе, которые я никогда раньше не видел.

– Какого черта ты здесь забыла? – шиплю я.

Поппи приглаживает прилизанные волосы и поправляет очки.

– Если я скажу, что проверяю тебя, ты решишь, что я милашка или маньяк? – Она невинно трепещет ресницами.

– Тебе нельзя здесь находиться. Уходи, – рычу я. – Сейчас же.

Поппи смотрит на меня безразлично, совершенно не реагируя на мою агрессию, что почему-то чертовски сексуально. Если бы я не боялся, что она может пострадать, находясь здесь, я бы зацеловал ее до смерти.

– Хм, нет.

Она улыбается, но это выглядит скорее убийственно, чем конгениально, и ее задница все еще сидит на стуле, ничуть не двигаясь.

– Поппи, это серьезное дело, – умоляю я, пробуя другую тактику. – Здесь опасно. Я не хочу, чтобы ты пострадала.

– Да, я знаю. Вон тот парень, – указывает она на местного миллионера, который коллекционирует все – от примитивной керамики до бархатных клоунских картин середины прошлого века, – выглядит очень подозрительно.

Поппи кивает, как будто что-то знает, хотя у нее нет ни малейшего понятия. Она даже не понимает, что я здесь по работе. То есть она даже не может сложить один плюс один и понять, что я и художественный аукцион – дело нечистое.

– Есть ли шанс уговорить тебя посидеть и помолчать? Дай мне заняться делом и не вмешивайся.

Прежде чем она отвечает, кто-то опускается на пустой стул рядом со мной. К черту мою жизнь, когда я вижу, кто это.

– Здорова, приятель.

Не будь я в зале, я бы точно вскинул руки.

– Да что за… Может, нам провести собрание совета директоров? Вся банда на месте, – бормочу я. – ХП, что ты здесь делаешь?

Хуан Пабло выглядит спокойным, как огурец, совершенно невозмутимым из-за этой импровизированной встречи между ним и мной, что меня чертовски настораживает. Особенно когда он поправляет свой и без того аккуратный галстук.

– Сегодня твой счастливый день. Босс готов к встрече.

– Сегодня?

ХП сверлит меня взглядом.

– Сейчас.

– Он здесь? – недоверчиво спрашиваю я. – Я работаю! – Не то чтобы все шло по плану, но я не собираюсь говорить об этом ХП. Или Боссу, уж точно.

– Ни хрена. Сейчас.

Мое сердце начинает биться от волнения. Я так долго этого ждал – увидеть пресловутого Босса, человека, которого никто не видит, никто не встречает. Он практически призрак и одновременно покупает и продает большую часть черного рынка произведений искусства. Я снова оглядываюсь вокруг, рассматривая людей, которых записал в разряд зевак, решая, могут ли они быть Боссом.

– Пойдем, – зовет ХП. – Следуй за мной.

Хуан Пабло встает, и после секундного раздумья я тоже поднимаюсь со стула.

– А куда мы идем?

ХП наклоняет голову, указывая на боковую дверь. Как только он отворачивается, я бросаю на Поппи хмурый взгляд, безмолвно умоляя остаться на месте. Я не хочу оставлять ее здесь без защиты, но у меня нет выбора. Я стискиваю зубы и следую за ХП.

Мы оказываемся в коридоре. Как иронично! Именно так я планировал украсть статую, воспользовавшись послеаукционной суматохой, чтобы проскользнуть внутрь и сделать свое дело.

ХП стучит в дверь, которую я хорошо знаю, потому что уже бывал по другую сторону. Я поднимаю взгляд на камеру, когда мы проходим через нее, и замечаю, что свет, показывающий запись, темный. В комнате я вижу знакомые столы и полки с сокровищами. Здесь должно быть полно людей, готовых выносить предметы на аукцион, возвращать их на хранение и точно отслеживать каждый предмет. Но здесь нет никого, кроме единственного человека.

– Босс, я полагаю?

– Коннор Брэдли. – Он вскидывает подбородок, но только один раз.

Он меньше и моложе, чем я предполагал, кажется обходительным и модным в дизайнерском костюме. Для человека, который на протяжении почти двух десятилетий оставался королем мира краж произведений искусства, он выглядит исключительно заурядно: каштановые волосы, карие глаза и не особенно устрашающая внешность. Вы можете пройти мимо него на улице и принять его за одного из тысяч бизнесменов, а затем мгновенно забыть, как он выглядел.

Я присматриваюсь к его лицу, изучаю и запоминаю нужные мне детали, и только тогда его узнаю. Он не является лицом, известным широкой публике, но когда ты входишь в группу владельцев местной бейсбольной команды низшей лиги, то иногда попадаешь в газеты.

Похоже, Босс – всесторонне развитый негодяй, глубоко разбирающийся как в искусстве, так и в спорте. И теперь я знаю его настоящее имя. Босс – это Шейн Харрис, но я благоразумно оставлю эту информацию при себе. Пока что.

Босс поворачивается и проводит рукой по краю стола, кивая и рассматривая лежащие там предметы. Я продолжаю молчать. Что бы он ни хотел сказать, я пока не собираюсь подавать ему руку.

– Похоже, я в долгу перед тобой за работу, которую ты для меня сделал.

Я небрежно пожимаю плечами.

– Вы хорошо мне заплатили. Рассчитывались сполна после каждой работы.

Его лицо напрягается, как будто он немного запыхался, и он снова поворачивается ко мне с каменным взглядом.

– Если бы только это было правдой, – грустно говорит он сквозь сжатые губы.

– Если бы? – переспрашиваю я. В голове вмиг раздаются тревожные звонки. Что-то здесь не так. Почему, черт возьми, он появился именно в тот момент, когда я на задании?

Если только…

О, черт.

– Предательство – забавная штука, – говорит Босс, заметив перемену в моем взгляде. – Ты ожидаешь, что оно придет от врагов, а оно приходит оттуда, откуда совсем не ждешь.

Я замираю. Не знаю, откуда он узнал и что именно, но ему явно что-то известно.

Мысли разбегаются сразу в десяти направлениях… как выбраться отсюда; как убедиться, что Поппи в безопасности; как Босс мог узнать; какова роль ХП в этом деле.

Прежде чем я успеваю что-либо расшифровать, Босс достает из кармана пиджака пистолет. Я уже ожидаю резкого треска и удара пули, попавшей мне в брюхо. Я готовлюсь к этому. Но вместо этого Босс целится в ХП.

– Какого хрена? – восклицаю я, стараясь держать руки по бокам.

ХП вскидывает ладони, что-то бормоча по-испански. Я вроде как улавливаю молитву, прежде чем он переходит на английский:

– Босс…

– Я считал тебя надежным парнем, Хуан Пабло. Я был очень разочарован, узнав, что ты общался с полицией.

Я удивленно смотрю на ХП, но тот дико трясет головой.

– Нет, босс, нет, нет.

– Подождите, подождите. Должно быть, здесь какое-то недоразумение. Зачем ХП говорить с полицией? Он любит свою работу. – Я пытаюсь разрядить обстановку, потому что не до конца улавливаю смысл.

– Зачем – не важно, – отвечает мне Босс, после чего обращается к ХП: – Важно только то, что ты это сделал.

Босс снова направляет пистолет, выплескивая свой гнев на притихшего ХП. Что-то позади Босса привлекает мое внимание, и только опыт удерживает меня от реакции на вспышку рыжего цвета, которую я вижу за ящиком на одной из полок.

Гребаное дерьмо! Это Поппи.

Что она делает? Я велел ей оставаться на месте и позволить мне закончить работу. Теперь мне придется спасать двух людей, ХП и Поппи.

– Коннор, ты отлично поработал, и это твой шанс подняться по карьерной лестнице. Сегодняшнее задание, как ты, наверное, догадываешься, было… проверкой. Убери посредника, и в бу-дущем ты будешь работать непосредственно на меня. Звучит неплохо? – Босс поднимает пистолет, и я понимаю, в чем заключается тест. Нужно либо застрелить ХП, либо избавиться от тела. Любой из этих вариантов продемонстрирует мою верность.

ХП что-то бормочет по-испански, но не двигается. Лично я не желаю его смерти по множеству причин и хотел бы предотвратить это, если возможно.

– Я ценю комплимент моей работе, хотя и не уверен насчет всей ситуации. – Я машу рукой от пистолета в сторону ХП. – Вот это – не самый лучший способ начинать близкое сотрудничество.

Пока я разглагольствую, Поппи подкрадывается сзади к Боссу и безмолвно шевелит ртом: «Продолжай говорить».

ХП смотрит на меня круглыми от удивления глазами, и я определенно слышу, как он говорит по-испански «Perra loca». Я согласен с ним, Поппи – сумасшедшая сучка. Но она моя сумасшедшая сучка, и это моя работа – предупреждать ее. Я смотрю на нее, пытаясь взглядом сказать, чтобы она отвалила и убиралась отсюда. В ответ она показывает большой палец вверх и делает еще два шага на цыпочках в нашу сторону.

Она что, пытается меня спасти?

К счастью, боги благоволят дуракам и рыжим, а поскольку Поппи – и то, и другое, Босс ее не замечает.

– Я понимаю твои колебания, но мне важно показать, чего я требую от своих людей. Я серьезно отношусь к преданности.

– Я заметил, – отвечаю я, стараясь привлечь внимание Босса, чтобы он не услышал Поппи.

Но я не удивляюсь, когда все идет не по плану. Обходя ящик, возле которого стоит Босс, она спотыкается о собственные ноги и падает прямо на открытое пространство.

Босс поворачивается и наставляет на нее пистолет.

– Кто ты такая, черт подери?

– О! – восклицает Поппи, полностью игнорируя пистолет, нацеленный ей в грудь, и принимая вид глупой овцы. – Я искала туалет и, кажется, немного заблудилась. – Она подносит руку ко рту, словно сообщая сверхсекретную информацию. – Вы не знаете, где женский туалет? Клянусь, я не проживу больше нескольких минут, если срочно не схожу по-маленькому. Так моя бабушка говорила. Она считала, что это более женственно, чем сказать, что тебе нужно отлить. А вообще странно, ведь мы все ходим в туалет, так зачем нужны кодовые слова?

Она продолжает нести ахинею, подходя все ближе и ближе, как будто даже не видит пистолета. Но это настолько необычно, что срабатывает, и Босс почему-то не стреляет в нее.

– Что ты несешь? Стой на месте. И заткнись.

Поппи останавливается, как будто только что поняла, во что ввязалась. Сняв очки, она протирает линзы, затем надевает их обратно, дважды взглянув на Босса.

– Святое дерьмо. – Ее глаза расширяются, и она закрывает рот руками. – Это что, пистолет? Я во что-то вляпалась? Я не хотела мешать, извините. Мне просто нужно было пописать. – Она смотрит на потолок, отступая назад. – Прости, большой брат.

Она пятится, ударяется задницей о стол, отчего все на его поверхности дребезжит, а ваза, стоящая в нескольких футах от нее, разбивается.

– Стой на месте, женщина, – кричу я в последней попытке уберечь Поппи. Может быть, если Босс поверит, что она заблудшая посетительница аукциона, он отпустит ее. Я надеюсь, что это правда, хотя и знаю, что вероятность этого ничтожна.

Когда Босс бросает на меня взгляд, Поппи пользуется моментом и хватает ближайший тяжелый предмет – статую, которую меня якобы послали украсть. Тяжелая фигурка вмиг превращается в адскую дубину, и как только Босс отворачивает, она прилетает ему прямо в висок.

Босс падает на пол, как будто это в него стреляли, а Поппи начинает прыгать вверх-вниз, словно она выиграла соревнование по ударам молота на ярмарке.

– Я сделала это! – Ее восторженный крик напоминает Дашу Путешественницу, такой громкий и нелепый, учитывая то, что она только что сделала. – Сработало лучше, чем я думала! Я спасла тебя! С помощью женской изобретательности и… сисек! – Она показывает на грудь статуи, гордясь собой, пока я пребываю в полном замешательстве. – Что ты так смотришь? Ты меня не спас, так что я решила сама спасти твою задницу.

Поппи насмехается, держа импровизированное оружие так, как будто для женщины совершенно естественно регулярно пользоваться такими предметами, как биты и древние каменные статуи.

– Конечно, так и было.

Живот скручивается, страх потерять ее превращается в горячую, жидкую ярость, когда я смотрю на все еще ошеломленного Босса. На Поппи, мою женщину, наставили пистолет, а я ничего не смог с этим поделать. Я не смог ее спасти.

Стыд тяготит мою душу.

Она – яркий свет, в котором нуждается мир, а он чуть не потух до срока. Из-за меня.

Но я могу все исправить. Быстро подойдя к распростертому телу Босса, я подбираю пистолет с бетона, а затем выхватываю статуэтку из рук Поппи, не желая, чтобы она и меня ударила по голове. ХП, который понимает, что каким-то образом в последний момент ему подарили жизнь, смотрит на меня в шоке.

– Коннор?

Я смотрю ему в глаза, доверяя чутью.

– Валим отсюда. Сейчас же. – Глаза ХП сужаются, и я знаю, о чем он думает. Я разозлил очень ценного, очень жестокого человека.

– Не вопрос, – отвечаю я, засовывая пистолет за пояс. – Нам есть о чем потолковать.

Мы выходим через заднюю дверь, обходим здание сбоку и забираемся в мой пикап. Поппи сидит сзади, а ХП – на пассажирском сиденье, потому что я еще не готов доверить ему место за своей головой.

Как только мы выезжаем с парковки, я хватаю телефон и набираю номер Хантера.

Несмотря на наш последний разговор, он отвечает с первого же звонка.

– Уже соскучился?

Времени на любезности и манеры нет. Дерьмо попало в вентилятор, официально и серьезно.

– Нужна подмога в аукционном доме. Босс без сознания в подсобке. Вы его узнаете. Шейн Харрис.

Тон Хантера мгновенно становится серьезным:

– Какого?.. Что ты наделал?

– Не я, Поппи, – отвечаю я, глядя в зеркало заднего вида. Поппи все еще выглядит довольной собой. – Она трахнула его по башке этой гребаной статуей!

Хантер неожиданно разражается смехом.

– Она обожает бить вещи, а?

– Ты о чем это?

– А ты у нее спроси. Забавная история вышла.

Я смотрю на Поппи, а она улыбается, как будто в мире нет ничего плохого, хотя сама только что испортила все, над чем я работал несколько месяцев. И чуть не подстрелила себя в процессе!

– Поппи и ХП со мной. Босс уверяет, что он разговаривал с полицией.

Голос Хантера становится таким жестким, что я удивляюсь, как он вообще сумел разжать челюсть, чтобы мне ответить.

– Хреново.

– Да, – соглашаюсь я. – Буду на связи.

Я вешаю трубку и бросаю взгляд на ХП, который смотрит на меня в замешательстве. Обычно он командует, но планирование – это моя работа, вплоть до стратегий выхода. Даже тогда, когда они такие фиговые.

Глава 24

Поппи

Коннор, повесив трубку, выглядит разъяренным.

Я никогда не думала, что ярость может настолько сексуально выражаться на его лице – да на чьем бы то ни было. Я думала, что гнев делает людей страшными. Но нет, Коннор выглядит так, будто может прикончить дракона, а потом приготовить его на костре, чтобы весь город пировал.

Возможно, я смогу вписать это в книгу? Хотя… у меня не фэнтези, так что случайное появление дракона может насторожить читателя. Но, может быть, городское барбекю? Чувак, одетый в клетчатый фартук, стоит у гриля и держит лопатку. Хм… как-то не очень сексуально. Не важно, думаю я, вычеркивая идею из мысленного списка. На самом деле я сейчас хочу одного – сорвать этот костюм и получить немного мяса Коннора.

– Поппи.

– Коннор, – отвечаю я, все еще довольная собой.

– Почему Хантер считает тебя агрессивной? – спрашивает он, встречая мой взгляд в зеркале заднего вида.

– А? – Мне требуется секунда, чтобы оставить позади сценарий с барбекю и вернуться к сцене, где Коннор настолько сильно стискивает зубы, что мышцы его челюсти выпирают. – О, потому что я познакомила его с Гэри. Лично. По-настоящему лично. В свою защиту скажу, что это было абсолютно оправданно.

Коннор напряженно смотрит на дорогу.

– Когда?

– Когда он приходил к тебе домой прошлой ночью. Я потребовала рассказать, где ты. Сначала он не хотел признаваться, но после уговоров Гэри запел, как канарейка. Чик-чирик! Он сказал, где тебя найти, какой дресс-код и дал мне эти классные очки в качестве маскировки.

ХП настороженно смотрит на Коннора.

– Кто такой Гэри?

Когда Коннор не отвечает, он поворачивается и смотрит на меня, будто не может решить, кто из нас представляет большую угрозу его благополучию.

– Кто он?

– Моя клюшка для гольфа, – с гордостью отвечаю я. – Надежный и крепкий дружок.

Коннор, однако, не так весел.

– Черт! Я видел его сегодня утром. – Он хлопает рукой по рулю. – Этот ублюдок обвел меня вокруг пальца. Он проверял меня, когда просил тебя бросить.

– Он что? – кричу я, наклоняясь вперед над сиденьем, чтобы выхватить телефон Коннора и набрать Хантера. Я собираюсь высказать этому парню все, что думаю. – Вот засранец! Я убью его. Упс, может, нам не стоит обсуждать наши планы в присутствии информатора, – говорю я Коннору, наклоняя голову в сторону ХП, который придвинулся чуть ближе к двери, словно этот лишний сантиметр может его защитить.

Коннор не мешает мне взять телефон, и через несколько секунд я понимаю, почему: тот заблокирован.

– Нужен мой отпечаток и графический ключ, – рычит он. – И никто никого убивать не будет.

– Да уж понятно, что не сейчас, когда ты ему все выложил. – Я закатываю глаза и откидываюсь на сиденье. – Отпечаток пальца? Серьезно? Как твоя невеста я должна иметь доступ. Правило счастливого брака 42. Или, может быть, 24? Я забыла, но оно – одно из главных.

Я, конечно, все выдумала, но я смотрела достаточно вечерних шоу, чтобы знать: если твой мужчина блокирует телефон, значит, у него есть подружка.

– Я преступник с телефоном. Либо так, либо постоянно все удалять, – говорит Коннор. Оглядевшись, он обращается к приятелю: – ХП… какого хрена?

У Коннора усталый голос. Возможно, у него был долгий день, но здесь я точно смогу помочь. Вероятно, после того как мы разберемся с проблемой ХП, мы заляжем в кровать, расслабимся, пожуем пиццу. Я сделаю ему массаж, сниму весь этот стресс. А потом он снимет мой…

– Мне пришлось, – умоляет ХП Коннора.

Он говорит так, будто все еще не понимает, что, черт возьми, происходит. Вступай в клуб, парень! Но не забывай, что мы в безопасности благодаря мне. Это я нас спасла! Эй, а благодарности будут? Конечно, нет. Они продолжают трепаться, как будто я не сижу на заднем сиденье.

– Меня поймал чувак, офицер полиции. Он сказал, что мои отпечатки нашли на поддельной картине, и обещал обвинить меня в краже в особо крупных размерах, если я не соглашусь им помочь. – ХП качает головой. – Я не хотел, но мне пришлось… ради жены и детей. Моя дочь беременна, а Мануэль еще совсем пацан. Я ему нужен.

– О, поздравляю, дедуля! – вклиниваюсь я, легонько похлопывая ХП по плечу. Он вскакивает, как будто я его напугала. Тем временем Коннор смотрит на меня так, будто слова ХП не имеют никакого значения, хотя я и не согласна. Семья – это очень важно.

– Ты рассказал обо мне копу? – требует Коннор достаточно жестко. Мне сразу становится ясно, что ответ имеет огромное значение. ХП тоже это понял.

– Нет, клянусь! – обещает он.

Я не эксперт, но я ему верю. Коннор ворчит, так что я думаю, он тоже верит. Либо так, либо он строит план убийства.

– Только боссу. Хотя, думаю, теперь это не имеет значения, ведь он мертв.

Его слова застали меня врасплох – сердце заколотилось в груди.

– Неужели я его убила? Боже мой, я его убила?

Я внезапно перестаю гордиться собой. Я выхожу из себя и с круглыми от ужаса глазами молю Коннора сказать мне, что я никого не убивала. Ну, а если это и так, то у того парня был пистолет, так что я, вероятно, отделаюсь самообороной… Но все же… У меня даже нет растений, потому что я чувствую себя виноватой, когда забываю их полить, и они умирают на моем подоконнике. Я люблю своих собак, потому что они никогда не позволят мне забыть или игнорировать их.

Я определенно буду испытывать огромную вину, если убью человека, ударив его старой статуей какой-то кривой женщины. Вспомнив об этом, я смотрю на каменную фигурку на сиденье рядом и отодвигаюсь от нее еще на дюйм, как будто она может взлететь в воздух сама по себе и огреть меня по голове.

– Нет… ты не убивала его. Не думаю. – Коннор пожимает плечами, как будто это не имеет значения. – Он дышал, когда мы уходили, и Хантер сохранит ему жизнь. Возможно.

– Возможно? – повторяю я в пустоту.

Коннор смотрит мне в глаза через зеркало заднего вида.

– Если кому-то и суждено умереть, я бы предпочел, чтобы это был он, а не ты.

Может ли разговор о смерти и убийстве быть романтичным? Видимо, да, потому что я таю.

– О, это так мило.

– Perra loca, – шепчет ХП.

– Следи за языком, – предупреждает Коннор.

Я не знаю, что он сказал, так как единственные два слова, которые я знаю по-испански, – это тако и начос.

ХП поднимает руки в знак извинения.

– Офицер… как его зовут?

– Картер, – без промедлений отвечает ХП. – Джакс Картер.

Я задыхаюсь, и Коннор снова ударяет кулаком по рулю.

– Вот сволочь!

– Я уже говорила, что ненавижу этого парня? – рычу я сквозь стиснутые зубы. – Он настоящий Дерьмодемон.

– Кто? – переспрашивает ХП, и я не могу сдержать ухмылку. Я не знаю испанского, а он не знает языка Поппи.

– Дерьмо плюс демон… Дерьмодемон.

ХП фыркает, прикрывая рот рукой, но кивает в знак согласия.

Я снова смотрю на Коннора. Я знаю больше, чем он думает, но не могу сказать ему об этом, пока мы не останемся одни.

– Что будем делать? Нам нужен план.

Коннор не сводит глаз с дороги. Он едет окольными путями, чтобы обезопасить наши задницы, но я точно знаю, что мы держим путь к дому.

– Я пока думаю.

– Пока ты думаешь, можем мы поехать домой? Орешек и Сок хотят справить нужду.

Он ничего не говорит, но дает по газам, что для меня много значит. Возможно, он тоже беспокоится о щенках.

ХП поворачивается и смотрит на меня, нахмурив брови, пытаясь сообразить, что к чему.

– Английский – не мой родной язык. И даже не второй. Но ты сказала «ореховый сок»? Это значит… ну…

Я смеюсь над неуклюжим вопросом. Да, меня не каждый сможет понять.

– Это два моих померанца. Их так зовут. В те времена их имена показались мне забавными. Возможно, в этом была замешана бутылка вина. А поскольку я по пьяни купила специально выгравированные бирки с именами, они так и прижились.

ХП смотрит на Коннора, еще более озадаченный после моего вполне разумного объяснения.

– Это твоя женщина? – Он бормочет что-то по-испански, отчего Коннор сжимает челюсти, и ХП вздыхает.

– Да, – рычит Коннор. – Она моя женщина, так что следи за своим гребаным языком.

Пещерный тон Коннора воспламеняет все мое тело. Обычно – особенно на страницах книг – я похожа на романтичную Золушку, которая встречает прекрасного принца. Ни один из моих героев не отличается грозным, собственническим, мудаковатым характером, но я определенно переосмыслю своих главных героев. Уже слишком поздно менять персонажей и сюжетную линию «Грейт-Фоллз», но, может быть, я использую последние несколько глав, чтобы представить нового персонажа, немного страдающего от мудачества.

– Ты такой сексуальный, – мурлычу я, наклоняясь вперед, чтобы обхватить Коннора сзади. Ремень безопасности дергает меня назад, и мне приходится довольствоваться лишь прикосновением к плечу. – Я уже говорила?

Я чувствую, что ХП смотрит на меня так, будто я сошла с ума, но мои глаза прикованы к Коннору. Его взгляд перемещается на зеркало заднего вида, и он улыбается. Вернее, улыбаются его глаза. Губы не приподнимаются, но я точно знаю, что ему нравится, что я считаю его сексуальным, потому что золотые искорки в центре глаз вспыхивают, как огонь. Я передвигаю ремень, чтобы снова наклониться вперед, приподнимаюсь с сиденья и прижимаюсь губами к его щеке.

Одна из его рук покидает руль и обхватывает мою голову. Он поворачивается, чтобы поцеловать меня в губы, но прежде, чем они соприкасаются, я ругаю его сквозь улыбку:

– Так-так, мистер! Мы в первую очередь за безопасность, так что следи за дорогой. Нельзя в момент побега попадать в аварию.

Он рычит, когда я отстраняюсь и пристегиваю ремень, но снова кладет руку на руль.

– Ты меня в гроб загонишь, – стонет Коннор.

– Вот так мы и понимаем, что это настоящая любовь. У нас с женой так же, – смеется ХП. – Один мудрый человек однажды сказал… если ты хотя бы немного не боишься своей женщины, значит, она не та самая.

Коннор фыркает.

– Ты боишься свою жену?

– Еще как, – без раздумий отвечает ХП. Оглядываясь на меня, он сводит большой и указательный пальцы на расстоянии сантиметра друг от друга, но медленно отдаляет их все дальше и дальше, пока не разводит руки в стороны, как будто измеряет рыбу. Его смех громче и глубже, теперь он исходит из его живота. – Ты тоже его держишь в ежовых рукавицах?

– Стараюсь изо всех сил, – хвастаюсь я, надуваясь и стараясь выглядеть как можно более авторитетно. – Твоя жена, похоже, мой человек. Может, нам стоит познакомиться?

Коннор весело прочищает горло, но тут же возвращается к делу.

– Забыла что-то, Поппи? Сначала нужно выяснить, что делать с Картером.

Моя улыбка исчезает, когда маленький кусочек нормальной жизни пережевывается ситуацией, в которой мы оказались.

– Фу, не напоминай мне о нем. Он мгновенно портит хорошее настроение.

– Вот почему нужно с ним разобраться, – повторяет Коннор, включая поворотник, чтобы сделать предпоследний поворот на пути домой. – Чтобы тебе больше никогда не пришлось хмуриться.

Я все еще не убеждена, но верю в него и в свое сердце. Мне просто не терпится увидеть, какого туза Коннор припрятал в рукаве.

Глава 25

Коннор

Мне не очень хочется приводить такого человека, как ХП, в дом Поппи, но она права насчет собак. Они, вероятно, разрушат дом, если их долго игнорировать. Как только мы подходим к двери, щенки начинают лаять и царапаться в предвкушении.

– Да, мои детки, – зовет Поппи, слегка пританцовывая. – Мамочка идет. Попридержите свои мочевые пузыри еще минутку!

Она отпирает дверь, и два белых помпона проносятся мимо наших ног, нарезая круги по траве, прежде чем Орешек приседает в своем уголке. ХП издает удивленный возглас, переходящий в смех.

– А, я понял… Ореховый сок.

Поппи поправляет его, указывая на одну собаку, а затем на другую:

– Орешек и Сок.

Сок находит свое место. Он больше похож на делового бродячего писаку. Как только он закончил, оба рысью забегают в дом, готовые к угощению от Поппи.

Пока она кормит своих монстров, я жестом приглашаю ХП сесть на диван. Он садится медленно; ноги его напряжены, локти упираются в бедра, чтобы быстрее встать, если понадобится. Он готов бороться за жизнь, сражаться со мной или с любым другим, кто угрожает ему или его семье. Это я точно уважаю, потому что готов сделать то же самое.

Но если разговор пойдет так, как я надеюсь, до драки дело точно не дойдет.

ХП бросает на меня настороженный взгляд, все еще не расслабляясь.

– Все ли у нас… хорошо, друг мой? – осторожно спрашивает он. – Никаких проблем?

Я сажусь на стул напротив, держа руки на рукоятках и на виду, чтобы показать, что я не намерен причинять вред… во всяком случае в данный момент.

– У таких людей, как мы, всегда есть проблемы, но, надеюсь, между нами их не будет. Однако мне нужно, чтобы ты рассказал все о Боссе и детективе Картере. Все. Чем больше я буду знать, тем легче мне будет вытащить нас из этого дерьма. Ты оказал мне большую услугу, рассказав, где работает твой сын, а теперь я оказываю тебе услугу, приводя сюда.

Я смотрю в кухню, где Поппи сидит на полу с собаками на коленях, забыв про их ужин. Туфли валяются в стороне, и она совершенно не замечает, что сейчас делает с юбкой. Пока Поппи гладит щенков, все трое издают довольные звуки.

– Я знаю, мамы долго не было. Я тоже по вам скучала.

Конечно, она из тех людей, которые по-детски разговаривают со своими собаками. И повизгивает вместе с ними, потому что свободно говорит по-померански.

ХП следит за моим взглядом, затем снова переводит глаза на меня и кивает. В этой тишине крепнет связь. Я надеюсь, что мы оба будем ее соблюдать.

Он откидывается назад, скрещивая ноги, чтобы принять удобную, почти разговорную позу, как будто мы собираемся обсуждать погоду или наши любимые спортивные команды. Этот намеренный жест демонстрирует готовность работать со мной.

– Я сотрудничаю с Боссом уже пять лет. Все начиналось не так… – Ему не нужно ничего объяснять, и без того ясно, что «не так» – это полная катастрофа. Он смотрит вверх, вероятно, задаваясь вопросом, где все пошло не так. Я его очень хорошо понимаю. – Веришь или нет, он нанял меня в качестве личного помощника, все было честно и чисто… поначалу. Это была хорошая работа для такого человека, как я. Я умею добиваться результата, но у меня нет корпоративного резюме, которое принято здесь иметь. – ХП смотрит на меня, убеждаясь, что я все понимаю, а затем, вздохнув, продолжает: – Я мог вести его дела, общаться с партнерами по всему миру, возить его, и все в таком духе. Мы хорошо работали вместе, и он начал мне доверять. Он доверял мне, хотя мы не были друзьями. Он следил за тем, чтобы я не забывал о своем месте – служить ему. Со временем он стал посылать меня за вещами или встречаться с людьми для передачи сообщений. – Он машет рукой в мою сторону.

– Например, мне, – добавляю я.

ХП кивает.

– Да. Сначала я не понимал, что он делает что-то незаконное. Он бизнесмен, поэтому покупает и продает вещи – ничего необычного. Я не разбираюсь в искусстве. – Он широко разводит руки, приглашая меня посмотреть на него, как будто знание искусства – это видимая черта. – Конечно, до тебя были другие. Я не глупый человек. Я скоро понял, что Босс делает то, чего делать не следует. Но к тому времени, – пожимает плечами ХП, – моя семья… у нас появился дом, жизнь.

– Я понимаю.

Когда-то я не понимал, но теперь, после встречи с Поппи, я знаю, что это такое – быть втянутым в дерьмо и бояться поставить под угрозу самого дорогого человека.

– Я обещал себе, что никто не пострадает, – продолжает ХП, разочарованный в себе. – Это всего лишь краска на холсте или статуи. Ну краду я у богатых, какая разница? Я не вынимаю еду изо рта… по крайней мере, так я говорил себе до того, как Босс заставил меня договориться с «чистильщиками». И когда этот детектив схватил меня, я понял, что пострадаю я. Я и моя семья. Босс? Он нашел бы мне замену и продолжил бы жить как ни в чем не бывало.

Я наклоняю голову.

– Ты рассказал Картеру то, что должен был.

– Да, но только о Боссе. Он спросил меня, где «Черная роза», и сначала я прикинулся дурачком: я не похож на человека, разбирающегося в искусстве, – сухо говорит он. – Но полицейский продолжал задавать вопросы, утверждать, что они знают, что я трогал замену, и в конце концов я сказал ему, что не знаю, где оригинал, потому что мой работодатель его продал. Это его очень заинтересовало.

– Всегда лучше ловить большую рыбу, а не мелюзгу. – Я показываю с него на себя, признавая, что мы не те преступники, которые больше всего интересуют полицию, когда есть шанс поймать настоящего мафиози.

На мгновение мы замолкаем, оба погружаемся в свои мысли. Я пытаюсь решить, как поступит Картер. У него есть свой человек в лице ХП, и он захочет максимально увеличить свои шансы на поимку Босса.

– Картер знал о сегодняшнем аукционе? О том, что Босс пришел встретиться со мной?

ХП качает головой, сузив глаза.

– Нет, у меня не было времени сказать ему. Это была внезапная встреча. Первоначальный план состоял в том, чтобы ты украл статую в качестве последнего испытания. Если бы ты смог пройти через охрану Босса… ну, это не важно. Когда он сказал мне, я был удивлен, но теперь понимаю. Он не хотел говорить, что узнал о моем предательстве.

– Ты никого не предавал, – честно и сочувственно говорю я. – Кроме, может быть, себя. Но мы все исправим.

Надежда и страх смешиваются в его темных глазах.

– Мне нужно позвонить жене. – Он спрашивает разрешения, и я хочу сказать «нет». Это риск, на который мы не должны идти, но я отсутствовал дома всего несколько дней, прежде чем Поппи замахнулась клюшкой в голову Хантера. Интересно, сколько времени понадобится жене ХП, чтобы сделать то же самое?

– Ты говорил, что она понравится Поппи, – замечаю я. – Она тоже perra loca?

Впервые за последний час ХП улыбается.

– Еще какая. И я бы не хотел, чтобы было иначе.

Я улыбаюсь в ответ, подтверждая все, чем он поделился, и давая разрешение на звонок.

– По громкой связи, пожалуйста.

ХП кивает в знак понимания, достает телефон и набирает номер. Отвечает женщина на испанском языке, которая уже тараторит быстро и яростно. Я улавливаю достаточно, чтобы понять, что у ХП неприятности из-за пропуска ужина и еще большие неприятности, когда он говорит жене, что ему снова придется работать ночью.

Она перестает его ругать, но я слышу напряжение в голосе. Как и ее сын, она не в курсе всего, что делает муж, но знает достаточно. Она понимает, что задавать вопросы не стоит.

Я даю им столько личного пространства, сколько могу, прохожу на кухню к Поппи и собакам, но при этом продолжаю следить за разговором.

Мне нужна Поппи. Пока я стою над ней, она не сводит с меня обеспокоенных глаз. Нижняя губа красная и пухлая от того, что Поппи ее кусала; волосы больше не уложены в тугой пучок, а растрепаны.

– Все наладится?

Она хочет, чтобы я сказал «да». Ей это нужно. Но правда в том, что я понятия не имею. И я уже столько всего наврал, а она еще столько не знает. Я не хочу добавлять лжи к этой куче дерьма.

Я тянусь вниз, беру Поппи за руку и поднимаю на ноги. Она мгновенно падает в мои объятия, прижимается щекой к груди и обхватывает руками талию. Я обнимаю ее в ответ, крепко прижимая к себе, запоминая все, что с ней связано: запах шампуня, прикосновение груди, звук дыхания и даже то, как она заставляет меня себя чувствовать. Как будто я стал полноценным.

– Я сделаю так, что все будет хорошо, – клянусь я. – Просто дай мне время, и я все сделаю. Обещаю.

– Я тебе верю.

Эти слова много значат после всей этой лжи.

– Я тоже всегда буду верить в тебя, – шепчет Поппи.

Еще одно чувство, но не менее важное. Это так много значит. Я как будто возвращаюсь к чему-то приближенному к нормальной жизни.

Поппи пытается поработать, но она слишком возбуждена и в итоге рассказывает ХП о своей книге. Он даже читает часть черновика, делая замечания.

– Из тебя получился бы хороший сценарист телесериала. Это комплимент.

– Спасибо, – любезно отвечает Поппи.

Через несколько часов я все еще пытаюсь решить, что делать, когда раздается стук в дверь. Я собираюсь ответить, но Поппи дико машет рукой, отгоняя меня.

– Моя дверь – я открою. Что, если это Картер? – шепчет она не совсем тихо. – Нельзя, чтобы он вас здесь увидел. – Она показывает на меня и ХП.

Поппи права, но мне не нравится, что она открывает дверь одна. Кто, черт подери, может прийти в такое время?

– Возьми Гэри.

Она подмигивает. Наверняка Поппи думает о том, что я наконец-то понял, насколько это гениально – иметь под рукой клюшку. Хотя я сам не любитель оружия, я бы хотел, чтобы Гэри был «глоком».

Поппи поднимает Гэри с порога и небрежно перекидывает через плечо. Я стою за дверью на всякий случай. Поппи слегка приоткрывает дверь, и я слышу знакомый голос:

– Собираешься еще раз замахнуться, тигрица?

– Возможно, – поддразнивает Поппи, когда я чувствую облегчение. – Зависит от того, сохранил ли ты жизнь Боссу или нет, Хантер.

Я слышу его хихиканье, и мне хочется броситься к двери, чтобы обнять Поппи и затащить Хантера внутрь. Совершенно ясно, что мне нужно обнять и его тоже… прямо перед тем, как надрать задницу.

– Честно говоря, не знаю, что бы ты предпочла. Чтобы он выжил? Или сдох?

– Впусти его, Поппи, – говорю я, сохраняя спокойствие, насколько это возможно. – Нам нужно кое-что выяснить.

Она открывает дверь в знак приглашения, но делает выпад в сторону Хантера, когда он проходит мимо. Тот не отшатывается, а делает выпад в ее сторону, и они оба замирают, прежде чем я успеваю броситься между ними. Они улыбаются, словно обменялись тайным рукопожатием, и я чувствую, как мое сердце замирает в груди.

– Вы двое… – Поппи ухмыляется. – Ну, присаживайтесь, мальчики. Я уверена, что у меня где-то припрятана бутылка вина. Думаю, пора осушить несколько бокалов. О, и пицца. Я лучше всех умею заказывать пиццу.

Когда она снова уходит на кухню, Хантер смотрит на меня и тихо говорит:

– Я понял, чувак. Я поддержу твою игру, раз так нужно.

Глава 26

Поппи

Следующее утро слишком светлое и раннее, особенно когда мой живот недоволен количеством пиццы, вина и стресса, которому я подвергла его прошлой ночью. Но когда Коннор будит меня поцелуем и говорит, что пора идти, я медленно поднимаюсь на ноги. Настроение пока что не очень хорошее.

Зайдя в гостиную, я вижу, что все трое мужчин встали и готовы идти, очевидно, уже угостившись кофе.

– Куда мы собираемся? В бега? Нужно забрать семью ХП, прежде чем мы покинем страну. О, подождите… Надо найти паспорт. И попросить Бекку присмотреть за собаками, раз нельзя их взять с собой. Зато когда мы вернемся, снимем очаровательное видео о воссоединении.

Хантер вздыхает с дивана, потирая заросшую щетиной щеку.

– Она серьезно?

Коннор посмеивается, и этот удивительный звук притягивает меня к себе, чтобы я могла почувствовать его вибрацию на своей коже. Он обхватывает меня рукой и кивает, прежде чем поцеловать в макушку.

– Да, она такая. Если тебе не известно, сумасшествие – это просто камуфляж для весьма сообразительной головы.

– О, спасибо, детка, – поддразниваю я, пропуская кофе и переходя сразу к серьезным напиткам. Мне и раньше приходилось заниматься «самолечением», чтобы проснуться после поздней рабочей ночи, поэтому я точно знаю, что мне нужно. Взяв из холодильника Red Bull без сахара, я проделываю штопором дырку в банке и выпиваю содержимое за один длинный глоток.

– Зажигание через три, два, один… – бурчу я. – Старт. – Я трясусь всем телом, посылая кофеин в кровь. Глаза ясны, я смотрю на Коннора. – Давай сделаем это!

Глаза его расширяются, и тогда я, ухмыляясь, игриво и непристойно облизываю губы. Он рычит, забирая у меня банку, чтобы выбросить в мусорное ведро.

– Иди одевайся.

– Ты такой сексуальный, когда ворчишь, – говорю я ему, возвращаясь в прихожую, чтобы натянуть джинсы и футболку. Из обуви я выбираю кеды, на тот случай, если придется бежать. Теперь я планирую все и вся.

Как только Коннор заверяет, что паспорт мне не понадобится, мы загружаемся в его пикап. На этот раз мы с ХП пересаживаемся на заднее сиденье, а Хантер и Коннор садятся спереди. Когда мы отъезжаем, я вижу женщин из клуба, совершающих обход. Они останавливаются, широко раскрыв глаза, и смотрят на нас. Я машу им рукой, опуская окно.

– Привет, дамы! Прекрасное утро, не правда ли?

Джейн, которая однажды тайком попросила меня подписать для нее экземпляр книги, видит трех красивых мужчин.

– Эм, привет, Поппи. Ты не собираешься познакомить нас со своими друзьями?

Она указывает на ХП и Хантера, принимая кокетливую позу, положив одну руку на бедро, а другую убрав за ухо. Но прежде чем я успеваю что-то сказать, Коннор поднимает окно и уезжает прочь.

– Как грубо, – комментирую я. – Я как раз хотела сказать им, что изучаю историю гарема, получая реальный опыт из первых рук!

Коннор не смеется, но его губы подрагивают. Как будто мне может понадобиться другой мужчина после него?

– ХП женат, а Хантер еще больший засранец, чем я.

Я наклоняюсь вперед и смотрю на Хантера, который просто пожимает плечами.

– Прошу прощения за Коннора, – говорю я крайне серьезно. – Я знакома с его семьей, и манеры – не их сильная сторона. Слова как оружие – это больше в их стиле.

Хантер ухмыляется, и я думаю, что он и хотел бы посмеяться над моим юмором, но ему, как и Коннору до моего появления, смех незнаком.

– Может, и так, но Коннор не ошибается. Я определенно засранец.

Мы едем в тишине несколько минут, пока я не понимаю, куда мы направляемся.

– В полицейский участок? Кажется, это плохая идея, ребята. Очень плохая.

Коннор с самоуверенным видом включает поворотник на красном сигнале светофора.

– Поверь мне. Мы вчера все обсудили, после того как ты свалилась.

Я смотрю на ХП, потому что он, похоже, единственный, кто ненавидит детектива Картера так же сильно, как и я, но тот ободряюще улыбается. Я скрещиваю руки на груди, дуясь.

– Ладно, не хочу сниматься в следующем эпизоде «Оранжевый – хит сезона».

Когда мы подъезжаем к участку, Коннор паркуется, но оставляет машину заведенной. Он поворачивается и смотрит на меня серьезным взглядом:

– Я иду с Хантером. Вы двое ждете здесь.

– О, это машина для побега? Тогда я пересяду на переднее сиденье.

Слава богу Коннор понимает, что, по крайней мере, половина моих глупостей – это способ справиться со стрессом и нервами, поэтому не кричит и не бесится. Он просто воспринимает меня всерьез и ровно отвечает:

– Нет, это не машина для побега. Мы хотим поговорить с Картером и уладить кое-какие дела. Пока вы ждете здесь.

Последняя часть звучит опасно, как приказ. На свете есть только одно место, где мне нравится, когда мной командуют, и сейчас мы не там. Да, Коннор, конечно, был немного властным, когда мы трахались на том же месте, где я сейчас сижу, но в тот раз он имел право, ибо был голый и возбужденный. В других случаях приказы не сработают.

Я молчу, не соглашаясь, но и не возражая, пока думаю о том, чего он от меня «просит». Я определенно влипла по уши, а у Коннора и Хантера явно созрел план, который они согласовали после того, как я уснула.

Меня это бесит, честно говоря. Я что, домохозяйка из ситкома? Хороша для смеха, когда размахиваю клюшкой, но не способна оставаться в курсе реальных деталей происходящего? Нет, так не пойдет.

Мы с Коннором обсудим это позже.

Кроме того, я за него волнуюсь. Он идет в полицейское управление, где этот засранец Картер активно ищет вора «Черной розы».

Я думаю, что Коннор планирует использовать репутацию Босса как человека, с которым Картеру лучше не связываться, но насколько он действительно крут, если я могу уничтожить его одним ударом статуи?

Когда Коннор и Хантер заходят внутрь, мы с ХП остаемся одни. Я около двух минут терпеливо тереблю пальцы, но потом поворачиваюсь к нему и задаю вопрос:

– Так ты, значит, должен за мной следить?

ХП добродушно улыбается.

– Нет, но мы должны ждать. Пусть Коннор и Хантер поговорят с полицией.

Я киваю, обдумывая варианты, но все еще не понимая, что лучше. После минутного колебания я снова смотрю на ХП, который по-прежнему спокоен и собран.

– Но если я выйду, ты меня не остановишь?

ХП выглядит обеспокоенным, поглядывая в сторону двери полицейского управления. Чтобы проверить его, я открываю дверь и высовываю ногу.

– Поппи? – неуверенно говорит он. – Por favor.

Я одариваю его мега-сладкой улыбкой, стараясь успокоить его нервы.

– Все будет хорошо.

Я не уверена, говорю я ему или убеждаю себя. Так или иначе я выхожу, закрываю дверь пикапа и направляюсь к двери участка с таким мужеством, на какое только способна. Ничего плохого не происходит, или, по крайней мере, никто не выбегает, чтобы арестовать меня за нападение на Босса, и я становлюсь смелее.

Внутри я вижу ту же дежурную, что и раньше, и она тепло улыбается. Думаю, она помнит меня и мое вызванное гневом громкое оскорбление детектива Картера в первый раз, когда я была здесь. Но все же я надеюсь, что она забыла мою драматическую тираду, когда я была вынуждена ждать, выходя из себя.

Ее приветствие придает мне уверенности – я подхожу к столу с гордо поднятой головой:

– Я пришла поговорить с детективом Картером.

Дежурная жестом указывает на стулья справа от меня.

– Он сейчас занят. Не хотите подождать?

Я не могу ждать. Я потеряю все свое мужество, если сяду на один из этих стульев. Я и так не выполняю просьбы Коннора, так зачем мне следовать указаниям этой женщины? Я сохраняю самообладание и одариваю ее непринужденной улыбкой.

– Два мускулистых сексуальных чувака, один из которых – ходячий секс на палочке, а другой – мудак? Я вообще-то тоже с ними, так что я сама себя провожу. Это срочно.

Я не жду разрешения и прохожу в дальнюю комнату, заставленную столами. Коннор, Хантер и детектив Картер стоят у одного из них. Картер выглядит убийственно; его ладони лежат на столе, в то время как сам он наклоняется вперед, огрызаясь на Коннора и Хантера.

– Ни за что. Вы не заберете его. Я работал над этим делом. Оно – мое. – Он бьет себя в грудь кулаком, как горилла, пытающаяся напугать потенциальную угрозу.

Хантер выглядит совершенно невозмутимым.

– В этой сфере федеральные полномочия превыше всего, а не какой-то городской хрен, который хочет сделать себе имя, – холодно усмехается Хантер. – Хочешь привлечь к делу наше начальство?

– Я месяцами работал над этим гребаным делом, – цедит Коннор сквозь стиснутые зубы; он настолько напряжен, что челюсть выглядит точеной. – Ты свалился на голову и все испортил. Тебе повезет, если после разговора с начальством у тебя вообще останется значок.

Подождите… что?

Коннор поворачивается, видит меня. Я замечаю ошеломленную реакцию: он понимает, что я только что слышала произнесенные им слова. Я все еще перевариваю информацию; кусочки головоломки сходятся в моем сознании, как сюжетные точки в книге, закручивающиеся в повороты и неожиданный финал.

– Поппи.

Только мое имя на его губах приводит меня в чувства.

– Ты… как долго ты собирался мне лгать? Чертов лжец.

Я знала, что он врун, но по глупости думала, что он больше не обманет. Что ж, лжец всегда остается лжецом. Коннор – не мелкий воришка. И не похититель произведений искусства.

Судя по тому, что он только что сказал и как сказал…

Он федеральный агент под прикрытием.

Он не хотел, чтобы я знала. Он скрывал все это время.

Ярость закипает в жилах; ноги двигаются по собственной воле: я собираюсь снова на него накинуться. На этот раз за то, что он украл нечто еще более ценное, чем моя рукопись. Он украл мое сердце. Этот глупый доверчивый орган, который сейчас слишком быстро бьется в груди.

– Мисс Вудсток? – перебивает детектив Картер, явно не получив от Коннора и Хантера полной информации. Его губы кривит самодовольная ухмылка. – Дайте-ка угадаю, вся эта история с «украденной рукописью» – своего рода пиар, связанный с кражей «Черной розы»?

Он делает кавычки пальцами, когда говорит о том, как я потеряла свою книгу, так же снисходительно, как в тот первый вечер, когда я пыталась заявить о краже. Выражение его лица – толчок через край, которого мне не хватало. С воплем валькирии я бросаюсь на детектива Картера, царапая и скребя обгрызенными от стресса ногтями его лицо.

– Какого хрена? – кричит он, пытаясь меня оттолкнуть.

– Ты должен был помочь мне в тот первый вечер! Ничего бы этого не случилось! – Я кричу, пока боль выплескивается вместе с гневом.

Коннор и Хантер хватают меня, оттаскивают от детектива Картера, просят появившихся офицеров не вмешиваться. Но те не слушают двух случайных мужчин, и не успеваю я опомниться, как меня хватают за руки, отрывают от цели и отталкивают на несколько шагов назад. Коннор рычит, вырывая руки офицера из моих рук. Он пытается схватить меня, обнимая, говорит, чтобы я успокоилась и что все в порядке, но я борюсь и с ним.

Я сражаюсь с ними со всеми.

Я буду бороться до тех пор, пока у меня ничего не останется. Пока я не превращаюсь в тряпичную куклу, пустую, со следами слез на щеках.

Офицер говорит:

– Сюда!

Не успеваю я опомниться, как раздается звук задвижки и лязг – меня запирают в какой-то камере в углу комнаты.

Не имея ничего, что могло бы меня удержать, я падаю на пол, свернувшись калачиком.

Коннор находится по другую сторону металлической решетки, сидя на корточках. Нас разделяет всего несколько миллиметров стали.

– Поппи, детка, – тихо говорит он, – мне так жаль.

Я смотрю на него, желая причинить ему такую же боль, какую он причинил мне своей ложью и предательством.

– Несколько недель назад я была в порядке. Посмотри на меня сейчас, – шепчу я, злясь и разбивая себе сердце. – И все потому, что меня угораздило с тобой встретиться. Ты не паршивая овца. Ты – гребаный яд.

Он пытается дотянуться до меня через решетку, даже когда его пронзают мои колкие слова. Но я отхожу, не желая, чтобы он меня трогал. Его прикосновение в любом случае будет ложью.

Это все ложь.

Детектив Картер, который наблюдает за происходящим, стирая кровь от оставленных мной царапин, решает вмешаться:

– Сумасшедшая сука.

Коннор тут же поворачивает и бьет Картера в нос. Кровь забрызгивает его щеки красной струей, а руки взлетают вверх, чтобы закрыть нос.

Хантер хватает Коннора, пытается оттащить его от Картера и от меня. Он толкает его на несколько метров назад, рыча, что Коннору нужно взять себя в руки.

– Оставь, парень. Прекрати.

Детектив Картер звучит более гнусаво, чем раньше:

– Ты сломал мой гребаный нос.

Даже в своем пустом, бездушном состоянии я получаю нездоровое удовольствие: детектив Картер это заслужил. Коннор тоже. И даже Хантер. Они все заслуживают того, чтобы чувствовать боль, как я, вот только жизнь несправедлива, и мое желание не исполняется. Я сворачиваюсь калачиком на полу, пытаясь себя успокоить.

Тут вмешивается громкий властный голос:

– Что здесь происходит?

Все замирают, обратив взоры на мужчину, который вышел из соседнего кабинета.

Кроме меня. Быстро оглядевшись, я смотрю на пол, пытаясь понять, где все пошло не так. Приглушенно я слышу, как Коннор говорит:

– Я все исправлю. Обещаю.

Но я не реагирую.

Я жду, пока за Картером, Хантером и Коннором закроется дверь кабинета, прежде чем дать волю слезам.

Я не знаю, сколько времени прошло, когда в кабинет входит мужчина в черном костюме. Я задаюсь вопросом, мой ли это адвокат, но тот ничего не говорит.

«Ладно, пошел ты тоже, – думаю я. – К черту всех и вся».

Однако ярость недолговечна – она быстро и горячо сгорает, оставляя меня в тяжелом внутреннем мраке. Я вздыхаю и сворачиваюсь калачиком. Я смотрю на стену, пока через некоторое время не появляется дежурная с бумажным пакетом с едой.

– Эй, дорогая. Я подумала, что вы голодны – принесла вам обед.

– Не хочу есть.

– Ладно, я оставлю его на случай, если передумаете. Только сделайте одолжение, не разбрасывайте бутерброд с мясным рулетом по всему кабинету.

Она сидит с минуту, выглядя неловко. Когда она оглядывается через плечо во второй раз, я бросаю на нее взгляд.

– Что?

– Я знаю, сейчас неподходящее время, но я действительно большая поклонница, – говорит она, слегка прикусив губу. – Я корила себя за то, что не спросила в прошлый раз. Не могли бы вы подписать книгу?

Она протягивает маркер и экземпляр «Любви в Грейт-Фоллз», который, очевидно, был прочитан много раз. Даже когда все рушится, я не могу быть с ней грубой. Не тогда, когда она оказалась настолько добра. Это не ее вина, что я нахожусь там, где нахожусь.

Это вина Коннора.

И моя.

Я подхожу к щели в решетке, и дежурная протягивает маркер. Я тянусь, но она вдруг отодвигает его в сторону:

– Вы же никого им не заколете?

Я вскидываю брови, безмолвно спрашивая «серьезно?», на что она улыбается.

– Шучу.

Пока я подписываю книгу, которую женщина держит открытой, она прочищает горло:

– В социальных сетях пишут, что у вас в разработке новая книга. «Неприятности в Грейт-Фоллз».

О боже. Хильда меня убьет. Я ни за что не успею к сроку, а если станет известно, что я в тюрьме за нападение на офицера полиции, мне конец.

– Ммм, да. Как ваше имя?

Дежурная взволнованно улыбается.

– Пенелопа. У Райкера и Эмбер все наладится?

Я смотрю в другой конец офиса, где мужчины изливают друг другу дерьмо – то, что у них лучше всего получается.

– Я прикончу Райкера.

Офицер Пенелопа хмуро следит за моим взглядом.

– Я вас понимаю, дорогая. Может, все же не стоит переносить свою ярость на моего Райкера? Он мой любимый книжный парень.

– Посмотрим, – говорю я ей. – Никаких обещаний, и все такое.

Но все знают, что это просто более мягкий и добрый способ сказать «нет».

Офицер Пенелопа уходит, а я, видимо, в какой-то момент засыпаю, потому что меня будит стук ключей. Я открываю глаза и вижу Хантера и офицера в форме, стоящих у двери камеры.

– Ты уверен, что сможешь с ней справиться? – усмехается тот. – Я могу вызвать подмогу, если понадобится.

Я смотрю на него, клацая зубами.

Хантер вздыхает и закатывает глаза в отчаянии.

– Поппи, ты не могла вести себя прилично? Ты даже не представляешь, через что мы только что прошли, чтобы вытащить отсюда твою задницу. А ты, – говорит он, глядя на офицера, – будь профессионалом!

Это немного смягчает мою нервозность. Хантер прав по обоим пунктам.

– Я могу идти?

Он протягивает руку, но хмурится, что не улучшает моего настроения.

– Не совсем. Тебя отпустили под мою опеку. В качестве свидетеля по нашему делу против Босса. – Он пристально смотрит на меня; его глаза просят внимательно слушать. – Мне придется надеть на тебя наручники, пока мы не доберемся до машины. Похоже, ты напугала Картера до смерти, и он собирается выдвинуть обвинение в нападении. Он не очень любит, когда его посылают к чертям.

Я перевожу взгляд туда, куда он указывает, и вижу, как детектив Картер смотрит на меня с другого конца кабинета. Если бы взглядом можно было убивать, я бы уже лежала на полу. Я отвечаю ему тем же взглядом, желая сделать то же самое и с ним.

– Ладно. – Я встаю и поворачиваюсь, заложив руки за спину, как я видела в телевизионных шоу.

Офицер отпирает дверь, чтобы впустить Хантера и надеть на меня наручники, после чего бормочет:

– Тебе конец, приятель.

Мысль о том, что он считает, будто Хантер не сможет надеть на меня наручники, доставляет мне маленькую извращенную радость. Даже будучи сломленной, я по-прежнему сильна.

Глава 27

Коннор

Когда мы выходим из кабинета капитана, Поппи уже спит на полу камеры. Хантер просит доверять ему, обещает, что сделает все правильно, но я знаю, что какое-то время я ее не увижу. Я должен сделать шаг назад, пока Хантер все уладит. Это его работа… Он мой куратор, когда я работаю под прикрытием. И закрытие этого огромного дела поможет нам обоим сделать карьеру. Но все это не имеет значения, когда я вижу Поппи, свернувшуюся калачиком на боку и крепко спящую.

Она права.

Это я сделал.

До того ужина она была успешной писательницей с небольшим авторским блоком, живущей своей лучшей жизнью. А теперь… она борется за то, чтобы крепко стоять на ногах, но все равно попадает впросак.

Из-за меня.

Хуже всего то, что я знаю – она до сих пор не закончила свою чертову книгу. По крайней мере, я мог бы дать ей шанс.

Я так долго хотел сказать ей правду. С того первого вечера за поеданием пиццей я хотел впустить ее в свой мир. Я знал, что могу доверять ей. Но все это не так просто, как кажется. Я уже привык справляться со стрессом. Я так долго жил в череде вранья, что иногда трудно вспомнить, где кончается правда и начинается ложь… или это все одно и то же.

Все, на чем я мог сосредоточиться, – это работа и адреналин. А потом я нашел ее. Я помню каждую улыбку и хмурый взгляд, каждый разделенный секрет и все, что я чувствовал. Все, что я по-прежнему… чувствую.

Я ненавижу себя за это – мне физически больно, но я выхожу из полицейского участка к пикапу и оставляю ее там. Я должен верить, что Хантер сдержит свое слово и вытащит ее из этого дерьма.

Пока я направляюсь к машине, я вспоминаю кое-что… или кое-кого.

ХП должен был ждать в грузовике с Поппи, когда мы приехали, но он не зашел в участок вместе с ней, а машина пуста. Сердце уходит в пятки – я осматриваю парковку в поисках любого признака неприятностей. С осторожностью я открываю дверь и сажусь внутрь, проверяя, не прилег ли он на заднее сиденье, чтобы спрятаться и заснуть, как это делала Поппи.

Но нет.

Я нигде его не вижу, однако нахожу записку, нацарапанную на обратной стороне квитанции, лежащей на консоли.

«Не ищи меня. Я сказал все, что знаю. Я забираю свою семью туда, где мы будем в безопасности. Мы уже начинали все сначала и сможем сделать это снова. Будь здоров, друг».

Я сжимаю записку в руке, сминая бумагу, еще раз оглядываюсь, надеясь увидеть ХП где-нибудь поблизости. Суть в том, что его все равно не оставят в покое. Его будут искать. Такие люди, как Хантер, который во многом заслуживает своего имени. Но часть меня надеется, что всегда найдется рыба покрупнее, чем Хуан Пабло. Именно это я и имел в виду, говоря, что такие люди, как я и он, – мелюзга.

Когда я не вижу его, я говорю вслух:

– И ты тоже, мой друг. Будь здоров.

Я надеюсь, что каким-то образом он меня слышит.

Я иду к Поппи, чтобы выпустить собак. Они прыгают на мои ноги, но через пару секунд поглаживаний все-таки устремляются к газону и делают свои грязные делишки в траву. Вернувшись в дом, я приступаю к работе. У меня много забот, пока Хантер закрывает дело.

ПОППИ

– Ты уверен, что его взяли? – Я щупаю карманы, но у меня закончилась жвачка, а во рту неприятно. – Дай мне жвачку.

Хантер достает несколько штук, после чего передает мне упаковку.

Он засовывает драже в рот и молча кивает. Он часто так делает. Если Коннор – король взглядов, то Хантер – тихий, но смертоносный. Что-то вроде испорченного воздуха, только гораздо хуже. Когда Хантер молчит, я пытаюсь болтать, чтобы заполнить тишину, но мне кажется, что я его до такой степени раздражаю, что он меня просто не слушает.

Я его понимаю: мы три дня сидели один на один в гостиничном номере… Единственное время, когда он меня покидал, – это когда один из нас ходил в туалет. Сейчас все происходящее кажется чем-то жутким.

Моя болтовня – вот что побудило Хантера предложить мне жвачку в первый день, и это быстро вошло в привычку. Нервничаешь? Жвачка. Болтаешь без умолку? Жвачка. Злишься на ситуацию? Жвачка. Скучно до чертиков? Жвачка.

Но хотя я и сходила с ума, сейчас, когда мы едем домой, мне хочется вернуться в безопасность гостиничного номера. Здесь я чувствую себя уязвимой. И одинокой.

– Он позаботился о собаках?

Хантер снова кивает, но на этот раз добавляет:

– Я держал его в курсе дела. Босс, он же Шейн Харрис, надолго уедет в места отдаленные. Ну, как только выйдет из больницы, конечно. Зато как он там очутился – этого уже никто не узнает. – Хантер зловеще ухмыляется, уже похвалив и прочитав мне лекцию о моих действиях и заверив меня, что это было абсолютно правильное применение силы для спасения ХП и Коннора.

– Харрис тут же потерял всякий авторитет среди деловых людей города, его активы заморожены, а конгломерат, владеющий бейсбольной командой, выкупил его долю и выгнал из совета директоров. С нападением на детектива Картера все ясно. – Он делает паузу, подняв палец, чтобы предупредить мои возражения. – Да, я знаю, что он заслужил. Статуя вернулась туда, где должна быть. Черт, мы даже получили наводку на еще одну подделку благодаря разведке Коннора. По сути, это дело – победитель с голубой лентой, если верить начальству.

– А «Черная роза»?

– Возвращена Джей Эй Фокс. На самом деле Харрис хранил ее у себя. Он фанат, как мне кажется, и она висела в комнате в его пентхаусе. – Хантер барабанит пальцами по рулю и смотрит на меня. – Все кончено. Если ты этого хочешь.

Конец? Ничего не кончено, пока я не узнаю ответ на один вопрос.

– Где он?

Хантер пожимает плечами, снова молчит. Клянусь, он как будто использует весь запас слов на день за одну минуту, а потом, пуф… ничего в течение нескольких часов. Это сводит меня с ума.

– Я увижу его?

Хантер смотрит на меня равнодушным взглядом, не столько пристальным, сколько пронзительным.

– А ты этого хочешь? – В вопросе нет осуждения или давления. Ему действительно любопытно, но я чувствую тяжесть в груди, от которой перехватывает дыхание.

На этот раз я молчу. У меня было много времени на размышления о работе Коннора. Он нарушил много правил, чтобы провести время со мной, впустив меня в свою настоящую жизнь и историю. Хантер признался мне, как много это значит для такого человека, как Коннор, которого обманули и который играет с преданностью, как ребенок с игрушкой. Но как только я успокоилась и преодолела шок от того, что Коннор оказался федеральным агентом под прикрытием, мне нужно было, чтобы Хантер убедил меня в отсутствии лжи между мной и Коннором, ведь я чувствовала, что он говорил со мной искренне.

Я медленно киваю, не доверяя своему голосу.

– Дай ему немного времени, – советует Хантер. – Он тоже в полной заднице. Ты же знаешь, что у него накопилось проблем, как у чертовой белки орехов.

Мы возвращаемся ко мне домой; я выхожу из внедорожника и иду внутрь. Хотя Хантер только что сказал мне, что Коннора здесь нет, маленькая часть меня все еще надеется увидеть его сидящим на диване и ждущим меня.

Но в доме только Орешек и Сок. Они навостряют уши при открытии двери, а когда видят меня, то приходят в ярость. Орешек вскакивает с дивана и бежит приветствовать, в то время как Сок наворачивает круги по дивану, лая при этом как сумасшедший.

– Привет, детки мои, – приветствую я, не давая им понять, как я сейчас расстроена. У них и без того было достаточно плохих дней. Я могу хотя бы дать им возможность вернуться к нормальной жизни. – Да, мама тоже скучала. Вы в порядке?

Я глажу их мягкий мех, чувствую круглые животики и понимаю, что Коннор хорошо заботился о них в мое отсутствие. Он кормил их, гулял… купал, судя по тому, что от Сока пахнет шампунем.

Меня омывает волна грусти. Я скучаю по Коннору.

* * *

Я работаю за столом в кухне, чтобы сменить обстановку. Моя задница онемела еще несколько часов назад: я пытаюсь осилить последний кусок книги, но не могу остановиться. И не остановлюсь. Книга и дедлайн – единственное, что поддерживает мою работоспособность, а это, как я точно знаю, – чертовски неблагополучный знак.

Я пью Red Bull из кружки Коннора «Семь способов убить тебя» вместо банки, просто для удобства, чтобы его вещи находились рядом. Я нашла ее в раковине, когда вернулась домой несколько дней назад, и с тех пор ею пользуюсь. Я надеюсь, что это знак от него, что он вернется, а не просто знак, чтобы я помнила о нем.

Вестей от него нет. Хантер тоже не отвечает на сообщения, и я чувствую, что, возможно, все это была афера, чтобы умыть руки.

Я перечитываю последнюю страницу текста, внося правки по ходу дела. Все хорошо, но должно быть великолепно. После всего, через что мне пришлось пройти, чтобы довести книгу до конца, она должна стать лучшим, что я когда-либо писала, а это значит, что мне нужна помощь. Я открываю новую вкладку и пишу сообщение в групповой чат банды, спрашивая их, могут ли они встретиться в библиотеке для спринт-сессии.

Все отвечают утвердительно, а Бекка даже обещает вознаграждение в виде пончиков, поскольку в прошлый они хорошо на меня подействовали. Мои девочки – лучшие подруги, о которых только можно мечтать. Они помогали мне даже после того, как я исчезла и замолчала на несколько дней в отеле с Хантером.

С кислым лицом я допиваю остатки уже теплого Red Bull. Я пью слишком много этого дерьма – почки уже должны быть наполовину маринованными. После того, как книга будет закончена, мне понадобится детоксикация или что-то в этом роде.

Но это проблема будущей Поппи. Сейчас ничто не имеет значения, кроме окончания книги. И Коннора.

Волосы собраны в беспорядочный грязный пучок; на мне одежда, в которой я спала, и дезодорант, нанесенный слоями, поэтому я трачу десять минут на душ. Я хочу, чтобы девочки хоть раз подумали, что у меня все в порядке, даже если это только фасад.

Я направляюсь в библиотеку с ноутбуком в сумке. Это совершенно новая сумка с дополнительным ремешком безопасности, который крепится вокруг талии. Я больше не хочу рисковать.

В кармане лежит флешка с резервными копиями.

Я прихожу в библиотеку, а девочки уже здесь, собрались и ждут меня. Они замолкают, когда я вхожу, давая понять, что они говорили обо мне. После небольшой суеты и брызг самодельного спрея для тела с эфирными маслами от Алерии, который, как она клянется, полезен для очищения сознания, но заставляет меня чихать, мы собираемся вокруг стола и достаем технику.

– Итак, что случилось? – спрашивает Жасмин, прежде чем я успеваю напечатать хоть одно слово. – Ты пропала на несколько дней. Работаешь? – с надеждой интересуется она.

Я тру свои слишком уставшие глаза, мотая головой.

– Столько всего произошло, что я даже не могу все объяснить.

И действительно, я не могу ничего им рассказать, согласно приказу Хантера. Я не могу рисковать испортить дело.

– Твоя аура полна помех, – знающе говорит Алерия. – Тебе нужно искупаться в шалфее.

– А я просто рада, что ты хотя бы приняла душ, – говорит Дейша, нюхая воздух в моем направлении. Я корчу ей рожицу, зная, что на этот раз от меня не воняет. Особенно после спрея для тела.

Бекка, глядя на Дейшу, меняет тему.

– Как дела с книгой? Расскажи нам, что тебе нужно, кроме спринтерской сессии.

Я тяжело вздыхаю.

– Было бы здорово, если бы вы перечитали последние несколько глав и посмотрели, не пропустила ли я чего-нибудь, – признаюсь я. – Знаю, что это отстой – просить вас, ребята, но мне очень нужна помощь. Мне кажется, что я связала все концы с концами, но хочу быть уверена, потому что скоро наступит счастливый период. И обрыв на самом интересном месте…

– Серьезно? – говорит Жасмин, морща нос. – Читатели их ненавидят. Если только ты прямо не говоришь, что так и должно быть.

– Я знаю, но я была совершенно открыта. Это серия из трех книг, уже все продумано и законтрактовано, – напоминаю я им. – Так что кульминация – это необходимое зло, но мне нужно, чтобы было какое-то приятное разрешение.

– Тогда давайте сделаем это дерьмо, – говорит Дейша, открывая ноутбук. – Дай мне копию.

Я протягиваю ей флешку, а Алерия кладет руку мне на плечо.

– Позволь мне убрать некоторые помехи. Мне кажется, это поможет. – Она уже делала мне очистку ауры, так что я знаю – это не повредит, а в данный момент все, что может помочь, считается честной игрой.

Я киваю, и Алерия встает позади меня, тихонько напевая, проводя ладонями по моей коже в нескольких сантиметрах от лица.

– Позволь творчеству течь свободно, не ограничиваясь мирскими заботами. Освободись от стрессов и принеси только теплый свет в душу Поппи. Будь благословенна, – произносит Алерия. Ее голос успокаивает, даже если слова на самом деле ничего не делают.

– Спасибо, – говорю я ей, ценя эту мысль и поддержку больше всего на свете.

Дейша передает мне флешку, и через минуту после того, как все открыли файл, мы приступаем к работе. Подруги читают последние несколько глав, делают пометки для обсуждения или исправления, а я пишу дальше, от последней точки остановки. Расцветает новая надежда, что я смогу завершить книгу и сделать качественно, что эта история станет моим новым любимым произведением.

Я так благодарна, что мы все помогаем друг другу. Все пятеро, мы стали лучшими писателями с тех пор, как начали называть друг друга «дерьмом», подталкивая к тому, чтобы делать больше и быть лучше.

Пока девочки читают, я надеваю наушники с подобранным плейлистом вдохновляющих песен для этих персонажей и выливаю историю в своем воображении на экран. Кажется, до дедлайна остались считанные часы, а не дни, и ситуация настолько напряженная, что даже Хильда оставляет меня в покое просто потому, что знает: минуты, которые она тратит на то, чтобы ездить мне по ушам, – это минуты, когда я не могу работать.

Я печатаю, пока не чувствую на себе пристальный взгляд. Я перевожу глаза на часы, желая проверить, закончила ли я спринт, готовая к пончику, но обнаруживаю, что на таймере осталось еще шесть минут. Я вопросительно поднимаю глаза от экрана и вижу, что все четыре женщины смотрят куда-то вдаль.

– Что? – Я оборачиваюсь, не зная, кого ожидать: Хильду, требующую книгу, Хантера, говорящего мне, что я облажалась, или Босса, вернувшегося, чтобы отомстить. Все эти варианты меня ужасают.

Но это не один из этих людей.

Это Коннор. Наконец-то.

Я встаю, с дрожащими коленями иду к двери, не совсем веря в то, что вижу.

– Ты настоящий? – с нерешительной улыбкой я тыкаю его в крепкий живот в черной футболке.

Видя его, живого и во плоти, я избавляюсь от стольких тревог и страхов. Тех, которые не давали мне спать по ночам и отвлекали от написания книги. Тех, от которых у меня замирало дыхание в груди, а в сердце жила пустота.

– Настоящий, – говорит Коннор; его голос настойчив, глаза горят. – Я здесь ради тебя.

Слезы застилают мне глаза, и я закрываю рот руками, чтобы не завизжать слишком громко в библиотеке. Но довольно громкий, высокочастотный звук все равно прорывается сквозь мои пальцы, и библиотекарь мне шикает.

Я должна сказать ей, чтобы она не прерывала важный романтический момент, но не могу отвести взгляд от Коннора. Он действительно здесь. Нам еще многое предстоит выяснить, но то, что он здесь, означает, что все было по-настоящему. Я не сошла с ума, не ошиблась.

Я прыгаю в его объятия, быстро обвивая ногами его талию и принимая позу коалы, как он ее называет. Даже не дожидаясь, я осыпаю его щеки поцелуями, чувствуя, как его руки крепко сжимают мою задницу.

– Значит ли это, что ты простила меня? – неуверенно спрашивает он.

Мои губы прижимаются к уголку его рта, и я чувствую, как на его губах медленно расцветает улыбка.

Дейша прерывает его, лукаво спрашивая:

– За что именно?

Я не отвечаю. Все мое внимание приковано к Коннору. Я хочу прижаться к нему и никогда не отпускать, или заползти ему под кожу и написать свое имя на сердце, или и то, и другое.

– Конечно! – отвечаю я ему в шею, стараясь не лизать ее, как леденец. Но я сдаюсь и провожу языком по его коже, пробуя на вкус солоноватый мускус и думая: «Я лизнула его – он мой».

– Если ты тоже меня простишь.

Алерия хмыкает, видимо, услышав.

– О, она тоже облажалась. Наверное, поэтому ей нужен шалфей. Но ее аура уже выглядит лучше.

– Прощать нечего, Поппи, – говорит Коннор, крепче прижимая меня к себе, чтобы прошептать мне на ухо: – Я люблю тебя.

Слова тихие, предназначенные только для нас, но мои девочки отчетливо слышат Коннора в тихой комнате и задыхаются от восторга. Я тоже, особенно когда он медленно трется кончиком носа о мой нос, заставляя внутреннего романтика вздыхать в блаженном восторге.

Коннор нежно целует мою челюсть, щеку, мочку уха, а затем снова говорит, обжигая дыханием:

– Я люблю тебя.

Он прикусывает мочку зубами, притягивая меня к себе и заставляя вскрикнуть от неожиданности. Это Коннор, которого я знаю.

– Я тоже тебя люблю!

Это было определенно слишком громко, но даже библиотекарь смотрит на нас с удивлением, ведь мы, по сути, целуемся в отделе исторической фантастики.

– О боже мой! Вы это слышали? – визжит Бекка, восторженно хлопая в ладоши и ухмыляясь, как дурочка. – Они влюблены! Я сейчас в обморок упаду! Это как адаптация книги к реальной жизни прямо у нас на глазах.

На взгляд библиотекаря Бекка сжимает руки под подбородком, выглядя до смешного счастливой. Такое чувство, что она сейчас разрыдается.

– Где Netflix, когда они нужны? Я голосую за Джулию Робертс, чтобы она сыграла Поппи, потому что у нее рыжие волосы.

Дейша прижимает палец к губам, говоря Бекке:

– Ш-ш-ш, может, они забудут, что мы здесь, и тогда мы поймем, что, черт возьми, происходит. Джулия Робертс слишком стара, чтобы играть Поппи, но она могла бы сыграть ее маму.

– Эмма Стоун? – предлагает Алерия.

Коннор медленно опускает меня на землю, но продолжает прижимать к себе, обнимая за плечи, словно не может вынести и секунды без прикосновений. Или, может быть, он боится, что я снова совершу что-нибудь безумное. Но у меня на уме только одно.

– Спасибо, дамы, но мне пора.

– А как же книга?! – напомнила Жасмин, закатывая глаза. – К черту книгу. Ты ее допишешь.

– Да, – рычит Коннор. – Я прослежу, чтобы она закончила, но сначала нам нужно разобраться с некоторыми делами.

Дейша хмыкает.

– Просто убедись, что она сможет сформировать связную мысль, когда ты закончишь, и, возможно, все еще будет печатать, иначе писать под диктовку будешь ты!

– Да-да, так и будет. Под членовку, я бы сказала, а не диктовку! – повторяет Бекка, непристойно играя словами. – Отличная идея, кстати! – Она протягивает палец, подразумевая эрегированный пенис, а затем делает постукивающее движение, как будто кто-то может печатать членом.

– Вся твоя, – забавляется Дейша. – Это не совсем мой стиль.

Пока Бекка и Жасмин уговаривают Дейшу внести хоть какой-то светлый момент в ее супер-мрачные, извращенные истории, Коннор запихивает мой ноутбук в сумку и перекидывает ремень через плечо. Протягивая мне руку, он переплетает свои пальцы с моими и целует висок – особенный и интимный жест, как будто я ему дорога.

– Пойдем домой.

Глава 28

Коннор

Как только открывается дверь в дом Поппи, начинается настоящий ад. На меня налетает дуэт пушистых белоснежных машин для поднятия настроения, которые тявкают, прыгают и широко улыбаются, высунув розовые языки, понимая, что я вернулся. При этом они совершенно не обращают внимания на Поппи, которая наблюдает за всем этим с надутыми губами. Я почти вижу, как у нее в голове крутится мысль: «А как же я?»

– Я все вижу, неблагодарные сопляки, – ругает она. Ее глаза улыбаются, даже если она говорит об отвращении к своим щенкам. – Неужели Коннор кормил вас печеньем чаще, чем я?

Я даю Поппи шанс бросить сумку с компьютером на обеденный стол, затем щелкаю пальцами, и обе собаки мгновенно успокаиваются и садятся на место, не сводя с меня глаз.

– Сидеть… мальчики.

У Поппи отвисает челюсть, а глаза расширяются, когда Орешек и Сок сидят неподвижно, как камни, хотя Сок так сильно виляет хвостом, что его зад ходит из стороны в сторону по ковру.

– Выпендрежник! – говорит она, ухмыляясь. – Ладно, мистер Собачий Заговорщик, как ты это сделал? Научи меня своим фокусам.

Я опускаю руку, «освобождая» мальчиков из их позы, опускаюсь на колени и начинаю чесать им под подбородком. После смехотворно малого количества ласк обе собаки ложатся и подставляют мне животы. Я почесываю их, хваля за отличное поведение.

– У меня было несколько дней. К тому же пакет с лакомствами делает свое дело. Орешек хочет учиться, а Сок во всем повторяет за братом.

За те одинокие дни, пока я был разлучен с Поппи, я довольно хорошо узнал обоих щенков. Сначала я думал остаться дома по соседству и приходить только для того, чтобы позаботиться о мальчиках. Но я очень скучал по Поппи и хотел любой связи с ней, которую только мог получить, поэтому мне нужно было находиться в ее пространстве. Сидеть на ее диване, нюхать ее шампунь и обнимать ее подушку – это единственное, что помогало оставаться в здравом уме… и не искать ее в отелях, которые, как я знаю, Хантер использует в качестве убежища.

Когда я встаю, глаза Поппи смотрят на меня, и она выглядит неуверенной. Я тоже это чувствую. Волнение от встречи проходит, и снова появляются вопросы. Мы понимаем, что эмоционально мы находимся в одном месте; признания в любви реальны и спонтанны, но нам есть чем поделиться. И не все из сказанного пройдет легко и комфортно.

– Давай присядем, – предлагаю я, указывая на диван. – Я знаю, что тебе нужно работать, но если ты можешь уделить мне несколько минут, я хочу тебе все рассказать.

Я мотаю головой.

– Нет, мне нужно, чтобы ты все знала, – перефразирую я. Я никогда не изливал душу, но с Поппи мне хочется это сделать. Ради себя, и… – Ты заслуживаешь знать правду. Я хочу, чтобы ты жила долго и счастливо, а это значит, что иногда придется делать и трудные вещи.

Поппи уже близка к слезам, но позволяет мне взять ее за руку и отвести к дивану, где мы оба садимся. Ее ноги скрещены перед собой, руки сцеплены на коленях. Она делает большой вдох и решительно говорит:

– Ладно, я готова. Ошарашь меня.

Я улыбаюсь, но пока даже не знаю, с чего начать.

– Во-первых, позволь извиниться, – начинаю я с самого важного. – Я никогда не хотел тебе лгать. Мне важно, чтобы ты понимала… Я – это я, тот самый человек, которого ты знала все это время. Я сказал тебе больше, чем кому-либо за долгое время, возможно, за все время… – Я беру паузу. – Я стал собой, человеком, о существовании которого я, возможно, даже забыл.

– Прости меня. Я была в шоке… напугана и зла, – признается Поппи. – Я чувствовала себя преданной, как будто ты использовал меня.

Я пытаюсь прервать ее, но она не дает мне вставить ни слова.

– Я знаю. Хантер ввел меня в курс дела, поэтому я и оказалась на аукционе. Но он не все рассказал. Он позволил мне думать, что ты… преступник. – Ее челюсть сжимается при воспоминании. – Поверь мне, я изводила его по этому поводу. Сказала ему, что засуну Гэри ему в задницу и отобью яйца. После этого он стал намного откровеннее…

Она гордится, что запугала Хантера, и, честно говоря, эту сцену я бы хотел увидеть.

Интересно, что именно он рассказал? Ладно, это мы обсудим позже. Вероятно, этот разговор нужно провести с Хантером, потому что Поппи не имеет права знать о некоторых деталях нашей предыдущей совместной работы.

Но, помимо подробностей каждого дела, мне нужно, чтобы она поняла: все, что произошло, привело меня к этому моменту, к ней.

– Дело… – продолжаю я, прежде чем покачать головой. Мысленно я возвращаюсь на много лет назад. – Все началось задолго до этого. То, что я тебе рассказал, было правдой. Я начал с мелких краж, когда был еще подростком. Потом я перешел к искусству. Я был на задании, и Хантер меня нашел. Он остановил меня.

Я вспоминаю ту работу. Я украл постмодернистское произведение – одну из тех чернильных клякс, похожих на картинки, которые психиатры показывают своим пациентам. Один парень хотел купить ее для своего офиса, поэтому нанял меня. Тогда я был хорош и мог бы сделать это, но Хантер следил за парнем и знал, что тот меня нанял. Он вел себя спокойно, ждал, наблюдая за моими навыками, и положил руку мне на плечо буквально за секунду до того, как я собрался сделать шаг.

– Он остановил меня и предложил работать с ним. Не как специальный агент или что-то в этом роде, а как… ну, кем-то вроде свободного агента, я полагаю? Но на правильной стороне закона. Сначала я смеялся, но каждый раз, когда я оборачивался, Хантер был там. Он останавливал меня раз за разом. Я месяцами не имел успешных краж. Он измотал меня, и я согласился. Я был самоуверенным ублюдком, но он многому меня научил. Мы были напарниками много лет, прошли через десятки дел. Это дело, поимка Босс, должно было сделать нам карьеру. Возможно, для Хантера так и будет.

Брови Поппи хмурятся.

– А как же ты?

Я мотаю головой, не вдаваясь в подробности вероятных ограничений на моем карьерном пути. Это не самое важное. Поппи важнее.

– Я думал об этом последние несколько дней. Я уведомил их. Я ухожу с поля боя. Никакого прикрытия, никаких краж. Даже для хороших парней. Теперь все по-другому… Я не хочу бросать тебя, рисковать нами ради какой-то старой картины.

Рот Поппи открывается от удивления, а затем она забирается ко мне на колени, обхватывает ногами бедра и прижимается к щекам так крепко, что сжимает мои губы в неправильной формы морщинку.

– Я так тебя люблю, – взволнованно говорит она. – Ты ворчун-ублюдок, но я люблю тебя!

Это странное, почти оскорбительное прозвище удивительно мило в своей точности, и я рычу ей в рот, целуя в ответ.

– Я тоже тебя люблю.

Мы с Поппи обмениваемся долгим, глубоким поцелуем, а когда она отстраняется, начинает танцевать у меня на коленях и ухмыляется.

– Что ты собираешься делать? Потому что я не сладкая мамочка! – Она касается моего носа и поднимает палец, чтобы поправить себя. – Разве что для Орешка и Сока.

Я совсем не против делить ее с собаками. Они… просто очаровательны в своем слюнявом и пушистом виде. В настоящее время щенки наблюдают за нами с собачьей лежанки в углу, услышав свои имена.

– По иронии судьбы, я перехожу на роль консультанта. Для ФБР, когда я им нужен, но в основном как частный подрядчик. Буду планировать и оценивать протоколы безопасности для музеев и коллекционеров с ценными коллекциями.

– Это потрясающе, но ты сам-то не против? – спрашивает Поппи. – Я не хочу, чтобы ты жалел о том, что отказался от любимой работы ради меня. Будь то настоящая кража или служба в ФБР.

Я крепче прижимаю Поппи к себе, не веря в свою удачу. Хотя я уверен, что даже если бы я сказал ей, что решил стать частным лицом и зарабатывать на жизнь воровством, она бы велела мне идти за мечтой. Такое принятие ценнее всего, что я когда-либо знал. Я сжимаю ее бедра, чувствуя себя счастливым человеком, которого она любит.

– Ты этого стоишь. К тому же, я хорошо подумал. – Я сглатываю, не привыкший так выкладывать свои внутренности, и мне это чертовски не нравится. – Все это началось… – Я подыскиваю слова. – Были дни, когда я чувствовал пустоту. Я держался слишком крепко, грань снова становилась слишком размытой. Я потерял зрение, у меня не было якоря. Мне нужно было что-то. Цель.

Это было трудно сказать, но я рад, что теперь мы открыты друг перед другом, потому что правда в том, что…

– Я больше не такой. Не такой пустой. И все благодаря тебе.

Поппи обдумывает мои слова мгновение, затем говорит:

– Но я такая.

Я замираю.

Она пустая?

Меня недостаточно? Даже после всего этого? Отказаться от всего, ради чего я работал, чтобы быть с ней?

Даже когда я люблю ее всем сердцем?

А потом она нежно улыбается и наклоняется, чтобы соблазнительно прошептать мне на ухо:

– Но мы можем это исправить.

Когда Поппи прижимается ко мне, я не могу сдержаться. Я стону, но прежде, чем успеваю что-то сказать, она окидывает меня серьезным взглядом.

– Тебе было трудно признаться. Я понимаю. Я хочу, чтобы ты знал – я вижу тебя и все, что ты делаешь. Я ценю твое мужество и люблю за это.

Говоря это, она поднимает и опускает бедра, потираясь своей киской о мой крепнущий член в восхитительной пытке. Я рычу, благодарный за смену направления. Я хочу ее снова, она нужна мне, и я не хочу больше говорить об этом дерьме.

Я человек действия, и я могу показать ей все, что ей нужно знать, поклоняясь ей, трахая, пока она не кончит снова и снова.

Я толкаю Поппи обратно на диван, укладываю и забираюсь сверху. Ей приятно извиваться подо мной; она гладит мне грудь через футболку.

– Коннор.

– Поппи. – Я смотрю ей в глаза, крепко сжимая выгибающиеся бедра. – Я буду отвечать на любые твои вопросы до конца наших дней. Но сейчас мне нужно то, что невозможно выразить словами.

– Хорошо… Мне тоже нужно нечто большее, чем слова, – соглашается она, притягивая к себе.

Мы целуемся, сначала нежно, чтобы растворить разрыв последних нескольких дней, затем горячо; жар и желание проникают в каждое наше прикосновение.

Я прижимаюсь к ней, позволяя Поппи почувствовать, что она сделала со мной. Мы безумно близко к тому, чего оба хотим, несмотря на слои ткани между нами.

– Знаешь, – говорю я ей, потянувшись вниз, приподнимая ее бедро, чтобы коснуться ее задницы, – ты отлично выглядишь в джинсах.

Поппи обхватывает ногой мою спину, упираясь каблуком в мой зад.

– Ты тоже. Но знаешь, что заставляет тебя выглядеть еще лучше?

– Когда ты без них! – заканчиваем мы вместе, хихикая.

Я останавливаюсь, ошеломленный. Я смеюсь? Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз искренне смеялся над чем-либо. Поппи тоже это понимает, и она проводит большим пальцем по моей нижней губе, прежде чем притянуть меня в еще один долгий поцелуй. Я задираю футболку, готовый полакомиться ее грудью, когда Поппи вдруг напрягается, ударяя меня.

– Стой! Да!

– Уже? – удивляюсь я.

Но потом логика возвращается, и я поднимаюсь в замешательстве, едва успевая слезть с Поппи. Она садится, вскакивает с дивана и бежит к своей сумке с ноутбуком.

Выхватив его, она усаживается за обеденный стол и начинает печатать в бешеном темпе; ее пальцев почти не видно, пока она бьет по клавишам с огромной скоростью.

Мой член стонет и болит, но я понимаю, что так возбудило Поппи, поэтому с благоговением смотрю, как она пишет. Через несколько мгновений она закусывает губу и сосредотачивается на экране. Это чертовски сексуально – видеть ее гениальность в действии.

– Я так долго пыталась придумать концовку, – объясняет она. – Ты меня вдохновил. Это идеально.

Я пробираюсь к ней, чтобы читать через ее плечо, поправляя джинсы.

– Достань член, – говорит Поппи, не отрывая глаз от экрана.

Сердце замирает; член становится твердым, как сталь. Обычно ей не нужно повторять дважды, но она, похоже, очень увлечена книгой, поэтому ее приказ имеет смысл.

– Что?

– Ты меня слышал. Доставай.

Ее пальцы продолжают печатать. Мои переходят к футболке, стягивая ее через голову на пол, а затем к джинсам. Я стягиваю трусы, беру в кулак член и начинаю двигать рукой. Поппи отрывается от работы, облизывает губы, наблюдая за мной, и я повторяю это снова.

– Чувствуешь вдохновение? – рычу я грубым от потребности голосом.

– Трахни меня в рот, – просит она. – Я хочу, чтобы эта сцена была нашей. Их счастье и наше одновременно.

Я смотрю ей в лицо, и она одаривает меня улыбкой искусительницы. Я запускаю свои пальцы в ее волосы, хватаю за пучок, чтобы направить рот к моему члену. Она лижет головку, стонет, пробуя на вкус собравшиеся капли спермы.

– Открой, – приказываю я.

Поппи широко открывает рот, мгновенно высовывая язык. Я скольжу по нему, погружаясь все дальше и дальше во влажную теплоту, а она смыкает губы, засасывая меня еще глубже. Наши глаза встречаются, голод и любовь смешиваются в равной степени. Я отвожу бедра назад и снова вхожу в нее, наблюдая, как ее глаза закрываются.

– Вот так. Соси меня, но продолжай печатать, Поппи. У тебя срок.

Она слабо хнычет, но ее руки возвращаются к клавишам. Теперь они двигаются медленно, но слова все еще льются на экран. Я молчу, лишь изредка постанывая, когда проникаю в ее горло, чтобы она могла подумать. Мои глаза переходят с ее рта на экран.

Она пишет финальную сцену секса в романе. Все происходит с точки зрения Эмбер, и я думаю, что мысли героини Поппи – это то, о чем думает и она. Это уникальная перспектива, позволяющая мне прочитать, что именно на уме у Поппи. На экране Райкер дергает Эмбер за волосы, быстрее проникая в ее рот, и я делаю то же самое. Поппи вскрикивает от удовольствия, ее пальцы прыгают по клавиатуре.

Кончи мне в рот. Кончай сейчас. Сделай меня своей навсегда.

Как только эти слова появляются на экране, я кончаю.

– Да, детка! – выкрикиваю я, глубоко вгоняя член ей в горло, чтобы освободиться. Она жадно глотает каждую струю моей спермы.

Мой мозг превратился в кашу. Член размягчается. Я не представляю, как Поппи может продолжать печатать, одновременно меня вылизывая.

С дрожащим вдохом я наклоняюсь над столом, чтобы скрыть тряску в коленях. Поппи удовлетворенно усмехается, а затем поднимает палец.

– Почти готово.

Тяжело дыша, я выпускаю смех.

– Не торопись, – говорю я ей, засовывая член обратно в джинсы.

Она печатает легко и быстро, полностью сосредоточившись на завершении истории. Она снова свела Эмбер и Райкера вместе, с надежным счастливым концом, хотя есть намек на продолжение истории, которая, очевидно, будет в следующей книге. Но самое лучшее – это когда она дважды нажимает клавишу Enter, центрирует курсор и набирает… Конец.

– Поздравляю, – говорю я ей, когда она откидывается на спинку стула и хрустит костяшками пальцев.

– Отправишь Хильде?

– Еще нет, – говорит Поппи, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня сияющими, счастливыми глазами. – Я хочу прочитать ее утром и посмотреть, что скажут девочки. Но да, Хильда получит его к обеду. Хотя, если не проверять орфографию… Я закончила!

– Ты заслужила награду, – говорю я назидательно.

– Есть пончики? – спрашивает Поппи.

Я понятия не имею, о чем она. Может, это писательская фишка?

– К сожалению, нет. Но у меня есть кое-что получше.

– Лучше, чем пончики? – Ее нос мило морщится, давая понять, что она серьезно сомневается в моих навыках награждения. – Кекс? – догадывается она.

– Лучше, чем пончики и кекс, – клянусь я. – Иди сюда.

Я беру ее за руку, чтобы поднять со стула. Как только она встала, я подхватываю ее и держу за попу, пока она обхватывает меня руками и ногами. На голом животе я чувствую через ее джинсы влажный жар киски. Я несу ее по коридору в ее спальню, закрываю дверь, чтобы не пустить собак.

– Три… два… – Я бросаю ее на кровать. Поппи держит меня в тонусе, так что будет справедливо отплатить ей тем же. Она подпрыгивает, ее смех яркий и счастливый.

– Коннор!

– Тебе это нравится. А теперь раздевайся и ложись, – говорю я ей, приподняв брови, осмеливаясь возразить.

Но она более чем согласна. Мгновенно она скидывает одежду, которая разлетается по всей комнате. Джинсы летят в одну сторону, футболка – в другую, а трусики в итоге свисают с потолочного вентилятора. На ней даже не было лифчика. Я тоже сбрасываю свои джинсы и трусы, забираюсь на кровать и нависаю над Поппи.

С высоты своего положения я наблюдаю, как она счастливо извивается, готовая к большему. Я заставляю собственную улыбку угаснуть и смотрю на Поппи прямо.

– Я был здесь несколько дней, ты знаешь, – говорю я ей. – Я скучал по тебе… очень.

Ее брови морщатся от печали, и она тянется руками к моей талии.

– Я тоже скучала. – Поппи пытается притянуть меня к себе, желая контакта кожа к коже.

– Ты назвала меня музой, но я тоже нашел вдохновение, находясь здесь, в твоем доме. – Секс капает из слов, и глаза Поппи светятся огнем.

– Ты дрочил в моей постели? – догадывается она.

Я мотаю головой. Мне казалось неправильным вторгаться в ее пространство, хотя я украл ее подушку, чтобы спать с ней на диване.

– Нет, но я провел небольшую… разведку. Цель – Поппи Вудсток. Миссия – узнать о ней все, что можно, чтобы у меня было хоть полшанса сделать ее своей.

Она прерывается, чтобы сказать:

– Я твоя.

– Я знаю. Но я узнал о тебе довольно интересные вещи, Поппи. – Я тянусь к ее тумбочке, а она визжит, отталкивая меня от нее.

– Боже мой! Ты же не рылся в ящиках! Правда? – На ее щеках появляется красивый розовый румянец.

– Конечно, рылся. И я прочитал «Любовь в Грейт-Фоллз», чтобы узнать больше о тех сказочных принцах, которых, как ты утверждаешь, ты любишь. Все это было очень познавательно. – Это не простое заявление, а угроза, и Поппи понимает это, ведь мне известно, что лежит в тумбочке. И я действительно кое-что узнал о романтических жестах из ее писательской группы.

Я снова иду к тумбочке, и на этот раз Поппи меня не останавливает. Если я не ошибаюсь, она дышит немного быстрее. Я вытаскиваю одну из игрушек. Сначала она напугала меня до смерти, потому что я подумал, что это фаллоимитатор. Очень большой. Но короткое исследование показало, что это «волшебная палочка».

– Что ты собираешься с ней делать? – спрашивает Поппи, задыхаясь.

– Увидишь. – Я провожу все еще молчащей головкой по ее бедру и по ее бугорку, наслаждаясь тем, как поднимаются ее бедра, пытаясь заставить игрушку коснуться того места, где она хочет. Губы Поппи покрыты соками, благоухающими ее желанием, и я опускаю головку на ее киску, чтобы собрать влагу. Поппи стонет:

– Пожалуйста, Коннор. Включи его.

Со злой ухмылкой я так и делаю. И хотя она просила меня об этом, она подпрыгивает от удивления, а затем стонет от разочарования, когда я снова прикладываю жужжащее устройство к бедру, а не к клитору.

Медленно я двигаюсь вверх по ноге, по бедру, по бугорку, все ближе и ближе. Когда я наконец позволяю вибрации коснуться клитора Поппи, она вскрикивает от облегчения.

– Да, вот здесь.

Я прижимаю вибратор, наблюдая, как пульсирует ее киска, пока я провожу носом по внутренней стороне бедра, чтобы рассмотреть ее рай.

– Так чертовски сексуально, Поппи. Я мог бы смотреть на твои красоты весь день, пить тебя, пока ты не смочишь меня, а потом делать это снова и снова. – Я подкрепляю слова нежными покусываниями и поцелуями, опускаюсь ниже, чтобы облизать и провести языком по ее губам.

Внезапно все ее тело напрягается, оргазм настигает Поппи быстрее, чем я ожидал. Руки устремляются к вибратору, и вместе мы испытываем наслаждение. Она трахает игрушку, а я бездумно бью бедрами о кровать. Но когда Поппи ослабляет хватку, я не убираю игрушку, а держу на месте и ввожу в Поппи два пальца.

Она залита собственными соками, скользкая и липкая, и я использую эту смазку, чтобы трахать ее пальцами. Вхожу и выхожу, сначала медленно, давая ей привыкнуть к дополнительным ощущениям.

– Еще раз, – требую я.

Поппи хнычет, ее голова бьется о подушки, а руки царапают простыни.

– Еще… еще… – умоляет она.

Я ввожу пальцы быстрее, сильнее, глубже, сгибая их, чтобы попасть в то место на ее передней стенке, которое вынуждает Поппи бороться со мной. Не для того, чтобы заставить остановиться, а для того, чтобы я не останавливался.

Она близка. Я чувствую, как стенки влагалища крепко сжимают пальцы, а все ее тело замерло на грани разрядки. И тут из ее горла вырывается звериный звук, и она бьется в диких спазмах. Свежие соки пропитывают мою руку, и я продолжаю трахать ее пальцами во время оргазма, но мне приходится отложить вибратор, чтобы попробовать ее на вкус.

Поппи чувствительна к языку, бьется о мой рот, хватая меня за волосы и прижимая к себе. Я всасываю клитор губами и бью по нему языком.

– О боже, Коннор. Я не могу, – вскрикивает она.

– Можешь. Прошло уже несколько дней с тех пор, как я тебя имел.

– Тогда возьми меня, – умоляет она. – Я хочу, чтобы ты был внутри.

Мне приходится сильно и быстро сжать член, чтобы не кончить прямо сейчас.

– Перевернись.

Она быстро переворачивается, подтягивает колени под себя, но опускается на локти, чтобы предстать передо мной во всей красе. Я встаю на колени позади и развратно раздвигаю ей зад, чтобы видеть ее всю. Поппи покачивает бедрами, соблазняя меня, но я уже и так принадлежу ей.

Я принадлежу ей весь. Всегда.

Я нахожусь на одной линии с ее киской и одним толчком вхожу в нее на всю длину. Поппи выгибает спину, чтобы принять меня целиком. Я не даю ей пощады. Мне нужно трахнуть ее до самой души. Все, что я могу предложить, – это уродливое пятно того, кто я есть, как в прошлом, так и в настоящем, но я надеюсь, что этого достаточно. Потому что я могу стать лучше. Я уже стал. Поппи изменила меня, каким-то образом превратив то, что должно было быть одним днем, в вечность.

Я хватаю ее за задницу, раздвигая ее, чтобы посмотреть, как мой член исчезает в ее киске. Это великолепное зрелище, которое я никогда не буду принимать как должное. Я на взводе, но хочу, чтобы Поппи кончила еще раз. Я хочу, чтобы она кончила вместе со мной.

Я опускаю палец вниз, провожу им по ее губам, собирая соки и размазывая их по тугой киске.

– Поппи? – спрашиваю я, желая получить разрешение.

Она кивает, опираясь на подушку, и я замедляю движения, сосредоточившись на том, чтобы нежно ввести палец в ее попку. Пока мой член находится в сладкой киске, а палец – в тугой попке, я двигаюсь в тандеме, ныряя по самые яйца, а потом отступая.

– Ты в порядке?

Поппи издает глубокий стон удовольствия, и я увеличиваю темп. Я внимательно наблюдаю за ней, читаю ее звуки и движения, чтобы понять, что ей нравится в этом новом способе. Я понял, что она не хочет быстро, как до этого хотела мои пальцы. Вместо этого ей нравится медленно и глубоко, поэтому я вхожу в нее снова и снова, наблюдая, как покачиваются шарики ее попки при каждом толчке.

Проходит совсем немного времени, прежде чем мы оба оказываемся на грани оргазма. На периферии моего зрения начинают мелькать звезды, но мне нужно от Поппи последнее. Сохраняя темп пальцами и членом, я протягиваю вперед вторую руку, хватая ее за волосы.

– Скажи мне, Поппи. Пожалуйста. – Это не приказ и не требование. Это умоляющая мольба, чтобы она сказала мне, что этого достаточно. Что меня достаточно. Что она верит мне, прощает меня… любит меня.

– Я люблю тебя.

Ответ мгновенный, и я слетаю с обрыва в парящее пространство, прорычав:

– Я тоже тебя люблю.

Я чувствую, как ее киска обсасывает меня, когда она кончает, мы оба испытываем столько всего сразу… вместе. Струи спермы вырываются, устремляются вниз по моему стволу, чтобы заполнить Поппи, и она жадно принимает все это. Наши крики громкие, и в отдалении я понимаю, что Сок и Орешек поют вместе с нами. Но мне нет дела до того, что я беспокою соседей. Все, что имеет значение – это Поппи. Все, что имеет значение – это мы.

Когда мы кончаем, я нежно целую ее спину, и Поппи смотрит на меня через плечо.

– Я правда люблю тебя, Коннор. Именно таким, какой ты есть.

Я выхожу из нее, помогаю перевернуться на спину. Теперь мне нужны ее глаза. Опираясь на локти, я смотрю на нее со всей серьезностью.

– Я люблю тебя, Поппи. Может быть, даже потому, что ты сумасшедшая, дикая и импульсивная.

Она смеется, а ее в глазах пляшут искры.

– Да, черт побери, любишь. И не забывай об этом.

Я падаю на бок, а затем тащу Поппи на себя. Она раскинулась на мне, переплетя свои ноги с моими, а сама тем временем царапает мою грудь ногтями.

Я чувствую, как меня охватывает мир и принятие, о которых я никогда не думал. Будущее, о котором я никогда не мечтал. И все это благодаря Поппи.

После нескольких минут тишины она кладет подбородок мне на грудь и улыбается.

– Эй, помнишь тот раз, когда я закончила книгу, и ты подарил мне в награду миллион оргазмов?

Я смеюсь, покачивая ее своей вибрацией.

– Да, смутно.

– Это было потрясающе, но знаешь, чего я хочу?

Святое дерьмо! Она хочет большего? Я, по сути, мешок с костями, и не тот, кто ей нужен, но для нее могу постараться. В том ящике было еще несколько игрушек, а у меня все еще есть пальцы и язык.

– Чего? – говорю я медленно.

– Пончиков, – отвечает она. – Пончики – самые вкусные.

Я качаю головой.

– Серьезно?

Поппи пожимает плечами.

– Не кекс? – спрашиваю я, интересуясь иерархией системы поощрения лакомствами.

Она хмыкает, размышляя.

– Пончики лучше. Мы могли бы заказать несколько штук, – предлагает она.

Черт, пончики позволят мне немного прийти в себя, прежде чем мы приступим к следующему раунду. И мне тоже не помешает подкрепиться.

– Дай я возьму свой телефон.

Поппи вскакивает с кровати, очевидно, не такая измотанная, как я, и выбегает из комнаты. Да, она буквально выбегает. А возвращается с обоими нашими телефонами из гостиной, ее грудь подпрыгивает при каждом маленьком шаге. Стоя там голой, она крутится и вертится, щелкая по экрану и заказывая пончики.

Я смотрю на нее, с каждой секундой влюбляясь еще больше. Думаю, так будет всегда. Моя любовь будет глубже, больше, и продолжит расти все сильнее.

– Через тридцать минут привезут. Что будем делать? – говорит Поппи с блеском в глазах.

Я тянусь к своему члену, начинаю его поглаживать. Я уже твердею, наблюдая за ее радостью при мысли о пончиках.

– Я не знаю, но уверен, что ты что-нибудь придумаешь.

– Да! – восклицает Поппи с широкой ухмылкой, запрыгивая на кровать, чтобы облокотиться на меня. – Вызов принят.

– Единственное предупреждение: ты не пойдешь открывать дверь в голом виде, так что нам лучше управиться за двадцать пять минут, чтобы быть в безопасности.

Она подмигивает.

– Ну, это не страшно. Я пошлю тебя открывать дверь голым.

– А если это женщина? – спрашиваю я.

Поппи рычит, мгновенно ревнуя.

– Я выковыряю ей глазные яблоки ложкой.

– Двадцать четыре минуты осталось, моя маленькая ревнивая шлюшка, – говорю я.

Она приподнимает бедра и легко опускается на меня. Внезапно мне становится плевать на пончики.

Глава 29

Поппи

– Прекрати возиться с галстуком, – говорю я Коннору, когда он снова начинает ерзать. Мне приходится подниматься, чтобы отдернуть его руку. – Он выглядит идеально.

Дело не только в галстуке. Он так хорош в черном костюме, который демонстрирует его широкие плечи и длинные ноги, а синий галстук подчеркивает красивые глаза. Коннор свежевыбрит, на запястье поблескивают модные часы, а челюсть сжата таким образом, что он выглядит сильным и властным. Если не считать нервных вздрагиваний, он невероятно сексуален.

– Скажи мне еще раз, зачем мы это делаем. – Он тяжело вздыхает, оглядываясь на пикап на подъездной дорожке.

– Ты и двух шагов не сделаешь, прежде чем я повалю тебя на землю. И если ты испачкаешь мое платье до ужина, я буду злее, чем Орешек и Сок вместе взятые, когда я обещаю им поездку в собачий парк, а сама везу к ветеринару.

– Понятно.

Я не думаю, что Коннор сбежит, но он точно беспокоится о сегодняшнем вечере.

Коннор еще раз дергает за галстук, смещая его до смешного. Я рычу и с большей силой, чем нужно, поправляю его в последний раз.

– Оставь галстук в покое на целых две гребаных минуты. Потом делай что хочешь. Мне все равно, если ты снимешь его и наденешь на лоб. Две минуты – это все, о чем я прошу.

Стоя на крыльце дома его родителей, где мы сегодня ужинаем, я хочу произвести хорошее первое впечатление. В конце концов, это была просьба Коннора. Вероятно, их просто потрясла его просьба. Они, наверное, думают, что их сына посадят в тюрьму. Наверняка они считают, что это прощальный ужин перед тем, как он сдастся.

Я? Я с нетерпением жду вечера, потому что хочу увидеть выражение лиц его семьи, когда они узнают, как долго ошибались. Я думаю, случится один из двух вариантов. Первый: они извинятся за свое ужасное поведение, что может привести к восстановлению мостов. Я думаю, это будет Кейли, потому что она кажется хорошим человеком. Она любит своего старшего брата, и хотя она изумится, но будет вне себя от радости, когда поймет, что он хороший парень, каким Кейли всегда его считала.

Второй: они не поверят Коннору, и я буду наблюдать за тем, как его уничтожают. Что может произойти с его родителями. Если так, то я, вероятно, помогу, потому что, пока он будет злится, я устрою спонтанный словесный понос, который заставит их пожалеть обо всех гадостях, которые они когда-либо ему говорили. Этот вариант может быть более веселым, но Коннору потом будет еще больнее.

Поэтому, как ответственный, добросердечный человек, я надеюсь на первый вариант. Ради Коннора.

– Просто помни, ты хороший парень, и ты можешь жить честной жизнью. – Я разглаживаю его лацканы, а затем похлопываю по плечу. – И ты сексуальный.

Он игнорирует комплимент и с лукавой ухмылкой уточняет:

– Раз теперь я честный, значит, я могу говорить все, что захочу.

Я закатываю глаза, высоко и туго затягиваю узел его галстука, слегка удушая.

– Только без оскорблений и подлого дерьма. Это то, что мы пытаемся остановить, помнишь? Ты можешь быть честным, но не до конца. Никакого варварского, сварливого дерьма.

Я медленно отпускаю галстук, осмеливаясь возразить, но Коннор наклоняет голову и поправляет узел в менее стесняющее положение, прежде чем сделать глубокий вдох.

– Конан однажды сказал, что предпочитает варваров вежливому обществу, потому что человек гораздо более уважителен, когда знает, что может получить топором по голове.

– Ну, у нас нет топора, – напоминаю я, – а Гэри дома. Но как насчет другого варианта? Если они начинают, ты заканчиваешь.

Сама мысль о возможности расправиться с его семьей, кажется, помогает ему справиться с нервами, и он более уверенно говорит:

– Давай покончим с этим дерьмом.

Я вижу легкое колебание перед тем, как Коннор звонит в дверь. Он нервничает, что даже правды будет недостаточно, чтобы удовлетворить родителей или изменить их давнее мнение о нем. Звонок гулко отдается эхом, и смутно мне кажется, что он звучит как чертов похоронный марш. Надеюсь, это не плохое предзнаменование.

Дебра открывает дверь. Ее улыбка немного дрожит, когда она отступает назад, чтобы впустить нас.

– Привет, дети! Заходите! – Ее тон чрезмерно яркий и бодрый, отчего звучит фальшиво. – Вы так хорошо выглядите.

– Спасибо, Дебра. Вы тоже, – отвечаю я, даже не глядя на нее. Я слишком занята тем, что сосредотачиваюсь на ее взоре, обращенном на Коннора. В ее глазах тьма, беспокойство, которое она вынашивала долгое время. Надеюсь, то, что скажет Коннор, поможет развеять это беспокойство.

Кейли зовет из глубины дома:

– Мы здесь!

Мы следуем за Деброй в гостиную, где Кейли и Эван сидят на диване. Их бедра прижаты друг к другу, а рука Эвана перекинута через спинку дивана и защищает Кейли. Они выглядят милыми, счастливыми и очень влюбленными. И немного загорелыми после медового месяца.

Роберт, со своей стороны, сидит в кожаном кресле, его бокал с виски выглядит свеженалитым. И несмотря на то, что мы пришли вовремя, возникает ощущение, будто мы что-то прерываем.

– Вы решили собраться пораньше, чтобы посплетничать обо мне, – догадывается Коннор, оглядывая комнату. Я чувствую, как его вес смещается, когда он готовится уйти, поэтому крепче сжимаю его руку. Это напоминание о том, что мы здесь, мы делаем это вместе, и ему лучше не заставлять меня бежать в самых сексуальных туфлях на каблуках. Я, вероятно, сломаю лодыжку, упаду, и тогда Коннору придется решать, бросить меня на съедение волкам или найти время, чтобы подхватить и отнести в безопасное место.

Хм… подождите, отличная идея для следующей книги. Может быть, Райкер сможет спасти Эмбер? Или, черт возьми, она могла бы спасти его. Я не зациклена на гендерных ролях. Эмбер может стать рыцарем в сияющих доспехах.

– Нет, конечно нет, дорогой. Мы просто… – тараторит Дебра, делая паузу в поисках нужных слов, – взволнованы, какими новостями ты можешь поделиться с нами.

Кейли не подыгрывает лжи Дебры, смеется и говорит Коннору:

– Мама поспорила, что Поппи беременна. У тебя маленький пирожок в духовке?

– Кейли Мари! – кричит Дебра. Она смотрит на меня с ужасом в глазах, но не от слов дочери, а от того, что она так открыто рассказала правду. Стараясь сохранить подобие манер, она спрашивает: – Хм, но раз уж Кейли упомянула об этом… вы…

– Нет, мам, – огрызается Коннор, не видя во всем этом юмора. – Я не обрюхатил ее.

Я качаю головой и говорю Дебре чуть более мягко:

– Нет, я не беременна, хотя практика – это очень весело. Но мы в безопасности: растягиваемся до и после, чтобы предотвратить травмы мышц.

Какое бы облегчение она ни почувствовала, узнав, что я не беременна, оно исчезло при упоминании о нашей с Коннором сексуальной жизни, но эй… задал личный вопрос – получай личный ответ.

Коннор, однако, ведет себя как бык в посудной лавке, почти не расслабляющийся, несмотря на мои попытки шутить.

– Готов поспорить, папа решил, что меня в чем-то обвинили. А ты, Кейли?

Кейли закатывает глаза, но не выглядит расстроенной.

– Ты прав насчет папы. – Она прижимается к Эвану и добавляет: – Наша ставка, что вы двое сбежали, а теперь хотите сказать нам, что свадьбы не будет, потому что вы уже поженились. – Она вздыхает. – Я бы не винила. Я бы ничего, конечно, не хотела менять в нашей свадьбе, но черт… Все это планирование и дела, расходы и люди. Если бы я знала, я бы подумала о том, чтобы сбежать куда-нибудь на пляж и пожениться без свидетелей. Одни только свадебные расходы позволили бы нам внести первый взнос за дом.

– Мы скоро все оплатим, дорогая, – говорит Эван, глядя на свою невесту с такой новобрачной любовью, что это меня вдохновляет.

Это определенно лучшая муза для третьей книги. Я свела Райкера и Эмбер после всех неприятностей, но мне нужна новая драма, а потом, возможно, я смогу найти способ заставить их возобновить обязательства друг перед другом каким-нибудь милым способом.

Свежая драма… может быть, похищение? Или как насчет комы? Немного мыльной оперы… Ладно, разберусь.

– Спасибо, ребята. Побег – это потрясающая идея, – говорю я им, постукивая себя по лбу, откладывая эту мысль на потом. Коннор смотрит на меня, и я заверяю его: – Для истории. Объясню позже.

Закрыв глаза, он на долгую секунду сжимает переносицу, прежде чем подойти к бару. Он наливает двойную порцию скотча и выпивает ее одним глотком, не скорчив гримасу, несмотря на жжение.

Я сажусь на другой диван и указываю на стул рядом с Робертом, говоря Дебре, что она тоже должна сесть.

– Сейчас все узнаете.

Дебра медленно садится, но она напряжена сильнее, чем девственная задница, смазанная лимонным соком.

Коннор поворачивается, опираясь на барную стойку. Когда его глаза встречаются с моими, я ожидаю увидеть решимость, волнение, может быть, даже некоторое злорадство, учитывая, что он собирается выбросить в канаву предвзятые представления своей семьи о нем и помочиться на них. Но что я вижу – это сомнения, неуверенность и подавляющее количество страха. Мы говорили об этом, прежде чем проситься на ужин, и я знаю, Коннор беспокоится, что даже правды будет недостаточно.

Но я верю в счастливый конец, и у меня достаточно веры для нас обоих. Черт, раз я смогла простить его, то и родители поймут, если им дать немного времени и рассказать всю историю.

– Коннор, – говорю я ему, – сначала поведай о самом главном. Я хочу видеть их лица.

Он стискивает зубы и на моих глазах набирается храбрости.

Медленно, надеясь, что меня не заметят, я вытаскиваю телефон. Но Коннор, который всегда все знает, видит.

– Не надо снимать, Поппи.

Я хочу возразить, объяснить, что сейчас я восхищаюсь им как никогда раньше, но это не поможет Коннору. Поэтому вместо этого я ухмыляюсь:

– Зануда. Я думала, будет смешно… позже. Намного позже.

Он рычит. Я извиняюсь, кладу телефон на журнальный столик, чтобы он оставался на виду, а затем перемещаю руки на скрещенные ноги и невинно улыбаюсь.

– Я долгое время вам врал, – начинает Коннор.

Роберт прерывает его, фыркнув:

– Это что, новость?

Дебра кладет ладонь на руку Роберта, шипя его имя.

– Что? Как будто это достойно заголовка? – Он убирает руку от Дебры и проводит ею по воздуху, словно читает газетный заголовок. – Коннор – лжец. Если ты помнишь, именно мне пришлось вызволять его, когда его забрали. И все это дерьмо про «консультанта»? Как будто ты в это веришь.

Дебра бледнеет, давая нам понять, что Роберт говорит правду. Родители Коннора решили, что он все это время был мошенником.

Кейли прерывает спор родителей, надеясь спасти ситуацию, пока Леонардо Ди Каприо не подписался на главную роль в экранизации.

– Коннор, я надеюсь, что в этом громком объявлении есть что-то еще?

Гнев клубится в комнате, перемещаясь от Коннора к его родителям и обратно. И я знаю, что должна помочь Кейли вернуть все на круги своя.

– Расскажи им остальное, – подбадриваю я Коннора. – Просто сделай это.

Коннор фыркает, как только что его отец.

– Они даже не заслуживают того, чтобы знать.

– Может, и нет, – соглашаюсь я, – но ты заслуживаешь того, чтобы рассказать. И кроме того, Кейли должна знать правду.

Наш разговор вынудил Роберта и Дебру замолчать. Они переводят глаза с Коннора на меня, понимая, что, возможно, есть что-то, чего они не знают. Коннор глубоко вдыхает и смотрит на свою сестру, затем на меня и продолжает.

– Ты права. Ладно, слушайте. Я долгое время обманывал вас, и нет, я не консультант. Я работаю на ФБР, в основном под прикрытием. Точнее, работал до прошлой недели, когда, по сути, ушел в отставку.

В комнате становится тихо и спокойно. Никто не дышит, не двигается. Вдруг Роберт начинает смеяться. Дебра пытается улыбнуться, не уверенная, что это не какая-то изощренная шутка.

Роберт смотрит на меня, его глаза помутнели от неверия и виски.

– Девочка, тебе лучше держаться от него подальше. Он нехороший. Хуже, чем я думал, если он тебе так говорит.

В этот момент я встаю, со злостью выхватывая стакан из рук Роберта. Я только хотела взять его, но импульс движения, и скользкий хрусталь заставляют стакан выскользнуть из моих пальцев, и я случайно бросаю его через всю комнату, где он разбивается о каменный камин.

– Упс!

Но как бы это ни было непреднамеренно, драматизм сработал, приковав ко мне все взгляды. Я решаю вести себя так, будто действительно хотела это сделать, и шиплю на Роберта:

– Он говорит правду, а вы слишком большой засранец, чтобы поверить. То, что вы давным-давно решили списать его со счетов, не означает, что все остальные должны это делать.

– Поппи! – Кейли протестует, но я продолжаю, показывая на Коннора: – Я любила его, когда думала, что он мелкий воришка. Я любила его, когда думала, что он похититель произведений искусства, и я люблю его сейчас, когда знаю правду… что он работает под прикрытием на федералов. Какая жалость, что его собственная плоть и кровь не может любить его так же, как тот, кого он встретил всего несколько недель назад. – Мой голос становится громче с каждым уродливым обвинением. Я стою перед Коннором, защищая его, готовая сражаться за его честь.

Глаза Дебры расширяются: вероятно, она не привыкла, чтобы с ней так разговаривали. Или все дело в том, что она не привыкла к тому, что в ее гостиной находится кричащая банши? Она встает, не двигаясь к нам, но и не в состоянии оставаться на месте.

– Подождите, что? Я потерялась… мелкая кража, искусство, ФБР? Что значит, вы познакомились всего несколько недель назад?

Коннор вздыхает позади меня, обхватывая руками мою талию. Его голос ровный и жесткий:

– Это все, что ты услышала из рассказа Поппи?

Дебра быстро моргает, все еще ошеломленная.

– Ну, дай мне минутку. Мне нужно многое понять.

Роберт надувается.

– Ты ведь не веришь в это, правда?

Но когда Дебра переводит взгляд с мужа на сына, что-то происходит. Она видит правду, что Роберт – это оболочка его прежнего «я», хорошего человека, каким, по словам Коннора, он когда-то был, и что ее сын стоит перед ней, опустив все свои стены, и просто просит у матери любви.

– Я верю, Роберт, – тихо говорит она, в последний раз отворачиваясь от мужа, чтобы сосредоточиться на сыне. – Пожалуйста, скажи мне, Коннор. Я думаю, мне нужно знать. И Поппи права: тебе стоит все рассказать.

Она приглашает к дивану открытой рукой и умоляющим взглядом.

Я чувствую, как Коннор пытается принять решение, его сердце колотится о мою спину. Я не буду принимать решение за него или даже подталкивать его в ту или иную сторону. Это его выбор.

Он может продолжать бросать гранаты, чтобы нанести наибольший ущерб, или он может начать по-настоящему объяснять, более мягкими словами и правдой.

Но когда он направляется к дивану, берет меня за руку, чтобы взять с собой, я чувствую облегчение. Я думаю, у него есть шанс наладить отношения с мамой. Его отец – это совершенно другая проблема, но если Коннор сможет заставить маму выслушать, думаю, это поможет им обоим.

Сев, Коннор делает спокойный вдох.

– Все началось в старших классах. Я занимался всякой ерундой, воровал в магазинах и карманничал. Причины… сейчас не имеют значения. Некоторые из них вы знаете, а некоторые – нет. Тогда я попался, и ты внес за меня залог. После этого мне было больно, очень больно, поэтому я перешел к более крупной и лучшей работе – краже произведений искусства.

– Искусство? – спрашивает Эван, на что Коннор кивает. – Как «Афера Томаса Крауна»?

– Что-то вроде того, наверное, но гораздо менее сексуальное, – отвечает Коннор, с чем я не согласна, но пока оставлю это при себе. Коннор оглядывается на мать. – У меня все шло хорошо. Действительно хорошо.

Дебра внимательно слушает, и хотя он не смотрит на Коннора, Роберт тоже внимательно слушает.

– Я пробился наверх, начиная с работ стоимостью в тысячи долларов, затем в сотни тысяч долларов, и работал на очень сомнительных людей.

Кейли бледнеет, ее подбородок дрожит.

– Это звучит опасно, Коннор.

Он кивает.

– Так и было. Несколько раз я думал, что с меня хватит.

Дебра издает тихий возглас и берет Роберта за руку.

– Около десяти лет назад я был на работе, и меня нашел агент. Он мог бы арестовать меня прямо там, но он увидел возможность для нас обоих. Я не хвастаюсь, но я хорошо умею воровать. Каждый раз я чувствую, что дедушка присматривает за мной.

Эта фраза заставляет глаза Роберта сфокусироваться на Конноре.

– Папа?

Коннор кивает, впервые обращаясь к своему отцу.

– Помнишь, в детстве он научил меня всем этим волшебным трюкам? Эти навыки, они как фундамент. Так я могу почтить его память, почувствовать близость к нему.

– Воруя? – резко говорит Роберт, обидевшись. – Как ты смеешь?

– Ты прав. Но позже я стал использовать то, чему он меня научил, для хороших парней. Став таким же хорошим парнем. Агент, с которым я работаю? Мы уничтожили бизнесменов, которые думают, что правила на них не распространяются, мастеров черного рынка, которые используют свои средства для финансирования террористических групп, и поймали мошенников, которые ежегодно крадут тысячи долларов на поддельных аукционах и страховых возмещениях. Так что да, я думаю, дедушка гордился бы тем, что я делаю.

– Агент ФБР под прикрытием, который крадет предметы искусства? – спрашивает Роберт, и я вижу, что он тоже начинает верить Коннору.

– Не совсем, я не учился в Квантико, чтобы стать специальным агентом… и я в отставке, – отмечает Коннор, – но, в принципе, да. – Он берет мою руку, так же, как его мать взяла руку его отца, и крепко сжимает ее. – Что касается нас, я недавно встретил Поппи на работе, и она все изменила.

Дебра все еще выглядит озадаченной.

– А как насчет Скарлетт?

Коннор пожимает плечом, не стыдясь и просто признавая правду.

– Еще одна ложь. Я не хожу на свидания, мама. Отношения невозможны, когда я не могу точно объяснить, почему меня нет или что я делаю. Моя работа всепоглощающая, но я не хотел, чтобы ты волновалась.

Дебра грустно улыбается.

– Мне… мне очень жаль.

– Послушайте, я знаю, что это много, и вы не сможете понять все сразу. У вас будут вопросы, но я хочу, чтобы вы знали, что я не черная овца, которой вы меня выставили. Когда-то, да, это было так. Но больше нет. И теперь, когда все меняется, я хочу это исправить. – Он переводит руку со своей груди на родителей, а затем на Кейли и Эвана. – Если вы хотите.

Дебра говорит за себя и Роберта:

– Конечно, хотим.

Роберт все еще держит руку Дебры, но тоже кивает, так что, похоже, и он согласен.

– Это займет некоторое время.

Коннор поджимает губы, выглядя суровым и сильным, как никогда, но я думаю… он борется с улыбкой?

– Я знаю. Но мы сможем преодолеть любые преграды. Поппи научила меня, что все возможно. – Его губы слегка подрагивают, и я вижу, как он рад и облегчен реакцией родителей.

Он смотрит на меня с любовью в глазах. Я, может, и подтолкнула его к разговору с семьей, и он не был уверен, что это хорошая идея, но сейчас я чувствую, что он рад, что я заставила его. У них снова есть шанс на отношения. На семейное счастье.

Дебра встает и медленно подходит к Коннору. Он тоже встает, и когда Дебра обхватывает его за плечи, обнимая так, словно он – ее малыш, которого она знала и любила все это время, он прижимается к ней. Хотя он на фут выше Дебры, в этот момент Коннор – мальчик, которого обнимает мама, в чем он нуждался больше, чем когда-либо признался бы.

Наконец выпустив его из объятий, она поворачивается, чтобы обнять меня. Она шепчет мне на ухо:

– Спасибо, что вернула его нам. Я не знала, насколько сильно мы его потеряли и как много в этом нашей вины.

Роберт, которому, похоже, нужно еще немного времени, чтобы дать волю слезам, все еще ищет подходящий шаг. Прочистив горло, он говорит:

– Как насчет того, чтобы поужинать? Дебра приготовила жареную курицу и овощи, которые целый день вкусно пахли.

Комплимент неожиданный, и Дебра улыбается мужу в знак благодарности. Кейли и Коннор встречаются взглядами, их брови подняты, и они безмолвно спрашивают друг друга: «Что только что произошло?»

– Звучит отлично… папа.

Роберт прочищает горло от ласкового слова, и мы проходим в столовую. Дебра приносит из кухни сервировочные тарелки и ставит их на стол, а Эван открывает вино.

Мы как раз собираемся поднять бокал, когда вдруг звонит телефон. Дебра останавливается, чтобы посмотреть на экран, держа в руках тарелку с булочками. Но вместо того, чтобы ответить, она закатывает глаза и говорит:

– Это Одри. Я не позволю ей прерывать семейный ужин своим нарциссизмом.

Пока Дебра переставляет несколько тарелок, чтобы освободить место, Роберт, Кейли и Коннор в шоке смотрят друг на друга.

– Э, мам? – Кейли спрашивает, отставляя бокал с вином: – Где ты узнала о нарциссизме?

Дебра слегка краснеет.

– Ну, в последнее время все было не так просто. Как ты сказала, свадьба оказалась большим стрессом… – Она запнулась, посмотрела на Роберта и Коннора, прежде чем слова вырвались на одном дыхании: – Я начала ходить на терапию. Прошло всего несколько сеансов, но я уже многому научилась.

Кейли широко улыбается. Кажется, что она потрясена.

– Вау, мама. Это здорово.

– Ты так думаешь? – нерешительно спрашивает Дебра. – Ты не считаешь, что это глупо?

– Добро пожаловать в новое поколение, мам. Сейчас все ходят на терапию, – говорит Кейли. – Здесь нет ничего постыдного. У меня было несколько сеансов, когда мне нужна была помощь в колледже. Да и с Эваном мы проходили добрачную терапию, чтобы определить границы и научиться лучше общаться. Терапия – это здорово.

Дебра выпрямляется, садясь рядом с Робертом.

– О, ну… да. Я тоже думаю, что это хорошо.

Мы едим, честно делая Дебре комплименты по поводу вкусной еды, и как-то разговор переходит на дедушку Коннора. Роберту, кажется, особенно интересно узнать, как старые фокусы его отца, которые, судя по всему, были не так уж хороши, могли помочь Коннору украсть хорошо охраняемое произведение искусства.

– Он научил меня, что иногда нужно смириться. Я не могу сказать, сколько четвертаков он уронил, прежде чем вытащить один у меня из-за уха. И он объяснял это тем, что мои уши настолько полны монет, что он не мог поймать их все. Так я научился практиковаться. Теория, которой он меня обучил, верна, несмотря на несколько брошенных четвертаков.

Это хорошее воспоминание вызывает улыбку на лице Коннора и даже небольшую улыбку на лице Роберта.

– Когда я был ребенком, он показывал карточные фокусы, играл со мной в карты, – немного с тоской вспоминает Роберт. – Тогда он был моложе, и его навыки… ну, он мог выигрывать весь день, если хотел, но в конце концов он позволял мне взять банк. Я съедал все конфеты, но клубничные оставлял для него, потому что они были его любимыми.

Кейли оживляется и расплывается в улыбке.

– Я помню. У него всегда были клубничные конфеты в кармане. – Она похлопывает себя по груди, прямо над сердцем, и я мысленно представляю, как миниатюрная Кейли роется в кармане дедушки в поисках сладостей каждый раз, когда его видит.

Коннор говорил мне, что Роберт стал другим после смерти отца, и я думаю, не потому ли это, что никто больше не говорил о нем. Он жил со всей этой печалью и горем внутри, и ему не с кем было поделиться. Надеюсь, сегодняшний день станет для всех нас новым началом, с открытыми линиями общения.

За десертом Коннор кладет свою салфетку на стол и говорит:

– Есть еще кое-что.

Я удивленно смотрю на него, и настороженное беспокойство крадет улыбку, которую Дебра демонстрировала весь ужин.

– О чем ты говоришь? Это все.

Коннор вопросительно поднимает брови, отчего я бледнею.

– Разве не так? О, черт, есть еще что-то, чего я не знаю? Лучше бы это было что-то хорошее, потому что у меня сейчас кончилось терпение и понимание. У меня не осталось ни хрена, Коннор, так что выбирай свое следующее большое признание тщательно.

Он улыбается, ничуть не напуганный угрозой, и встает.

– Поппи, я встретил тебя несколько недель назад и никогда не мог предположить, что твоя встреча со мной на том ужине сделает с моим сердцем. Или с моей ногой. Эти твои каблуки оставили синяк на несколько дней.

Я перебиваю, ухмыляясь:

– Ты заслужил. – Я смотрю на Кейли, Эвана, Дебру и Роберта, отстаивая свою правоту: – Он заслужил!

Коннор усмехается и опускается на одно колено.

– Ты серьезно собираешься показать им синяк? – удивляюсь я. – Он зажил. Я видела, как ты ходил утром голый, размахивая членом, как вертолетом. И на твоей ноге не было синяка.

Коннор бросает на меня взгляд в насмешливом гневе.

– Если мой член на свободе, а ты смотришь на ноги, значит, у нас проблема.

Я пожимаю плечами, не обращая внимания на случайный шокированный вздох Дебры.

– Справедливо. Но к чему ты ведешь?

Кейли задыхается, поняв все раньше других:

– Коннор, разве ты уже не делал этого?

– Что делал? – спрашиваю я, все еще сбитая с толку.

Коннор улыбается и оглядывает комнату.

– Поппи добровольно захотела пойти на тот ужин. Она должна была стать однодневной невестой. Но я хочу большего. Я хочу, чтобы она стала моей женой навсегда.

Мои щеки раздуваются от того, как широко я улыбаюсь, а глаза горят от непролитых слез счастья.

– Ты делаешь мне предложение? – спрашиваю я его, зная, что он никогда ничего не просит. Ему уже лучше, но он все еще ворчлив и опирается на утверждения. Вопросы для него – как золотые монеты. Но на этот раз Коннор кивает и грубым голосом, полным эмоций, спрашивает:

– Поппи Вудсток, ты станешь моей женой?

Я бросаюсь на него, повалив на пол. К счастью, ковер мягкий – он смягчает наше приземление, пока я осыпаю Коннора поцелуями. Чмок-чмок-чмок.

Он смеется, вибрация в его груди подогревает мое собственное счастье, и наши зубы клацают друг о друга, когда я целую его снова и снова, не позволяя такой мелочи, как смех, встать на моем пути.

– Я воспринимаю это как «да».

– Да, да, да! – Я прижимаюсь к его лицу, ухмыляясь. – Ты, большой плохой вор. Ты украл мое сердце.

Я слышу хихиканье за столом и понимаю, что это могло прозвучать как разговор в спальне, но я слишком счастлива, чтобы беспокоиться. Особенно когда Коннор подыгрывает мне, рыча:

– Я не крал его. Оно было моим с самого начала.

О да! Моим следующим главным героем будет навязчивый тип, вдохновленный Коннором, потому что мой инструмент для создания детей сейчас взрывается, как фейерверк. Может, это звук овуляции? Уверена, что так и есть.

На самом деле история уже сама собой пишется в моем воображении… мудак, не ищущий любви, и спонтанная, сумасшедшая девушка, которая верит в сказки. Там должны быть повороты, кто-то чуть не умирает. О, и любовная сцена на пляже, где они выражают свои самые глубокие, самые сладкие эмоции. Да, это похоже на бестселлер!

– Поппи?

Я возвращаюсь из своего мысленного путешествия в следующую книгу и вижу, что Коннор смотрит на меня с беспокойством, избороздившим его брови. Снимая это напряжение, я улыбаюсь и целую его.

– Мы можем сбежать на пляж, как сказала Кейли? Я думаю, это будет хорошим исследованием для моей следующей книги.

Коннор качает головой. Брови его вопросительно поднимаются.

– Все, что захочешь.

– Даже если я скажу, что хочу «Мону Лизу»? – поддразниваю я, делая из этого невозможную работу.

Коннор пожимает плечами, как будто я только что попросила его купить мне коктейль в магазине на углу.

– Та, что в Лувре, – уже копия. Настоящая хранится в безопасном месте. Какую ты хочешь?

Мы все смеемся, но я не уверена, что он шутит. Думаю, это не имеет значения, потому что мой похититель произведений искусства уже в отставке, а его однодневная невеста собирается стать женой навеки.

Эпилог

Коннор

– Включи громкую связь! – кричу я Поппи.

Наконец телефон зазвонил.

Я думал, что сойду с ума. Я занимался многочисленными кражами, делал опасные предложения, даже украл кое-что из чертова Пентагона. Но этого мне не вынести.

Она ждала звонка весь день. Я пытался отвлечь ее, но теперь, когда телефон звонит, я тоже нервничаю.

Поппи отвечает, поднося телефон к уху дрожащей рукой:

– Алло.

Хильда на другом конце линии задыхается от волнения еще до того, как первые слова слетают с ее губ:

– Поппи Вудсток! Ты сидишь?

Поппи опускается на журнальный столик, ближайшую плоскую поверхность. Я сажусь на диван напротив, обхватываю ее колени своими ногами и кладу руки ей на бедра. Я верю в нее, и голос Хильды говорит о многом. Но иногда нужно просто услышать слова…

– Да, теперь сижу.

– «Неприятности в Грейт-Фоллз» – официально бестселлер Times! Даже лучше, чем первая книга, что редкость для сиквелов! Она на вершине чартов, и продажи все еще идут полным ходом. Ты сделала это, Поппи!

Глаза Поппи расширены, как блюдца, ее челюсть отвисла, а изо рта вырывается странный звук. Через несколько мгновений после этого я прочищаю горло.

– Я думаю, она взволнована, Хильда. Она застыла, но в хорошем смысле. Прием, Попс, прием!

– О, привет, Коннор! – Хильда приветствует меня, как случайного приятеля в баре, что забавно, поскольку до сих пор мы встречались лицом к лицу только дважды. – Когда она придет в себя, скажи ей, что издатель хочет обсудить дальнейшие планы… после завершения трилогии о Грейт-Фоллз. Я думаю, они рассмотрят все, что она захочет написать. Мне просто нужно что-то предложить, и, держу пари, они пришлют контракт раньше, чем вы успеете это понять.

– Обязательно. Спасибо, Хил. Мы позвоним завтра.

Я кладу трубку, беру лицо Поппи в ладони и успокаивающе поглаживаю большими пальцами ее щеки.

– Милая? Ты в порядке?

– Угу. Хильда сказала, что вторая часть лучше, чем первая? – говорит она в пустоту.

– Сказала. Ты слышала остальное?

Поппи кивает, и ее лицо загорается, когда все становится понятно. Она визжит и в восторге прыгает ко мне на колени.

– О боже! – восклицает она, потрясая кулаком в воздухе. – Я сделала это! Мы сделали это! А-а-а-а-а-а!

Ее слова превращаются в тарабарщину и звуки радости, пока она трясет меня за плечи. У наших ног Сок и Орешек лают и воют, подпитываясь нашей энергией. В конце концов, если Поппи сходит с ума, то и все сходят с ума.

– Мы должны отпраздновать! – говорю я, когда она делает паузу, чтобы перевести дух. – Одевайся, я приглашаю тебя на ужин. Я даже позвоню девочкам, чтобы они нас встретили.

Я ожидаю, что она спрыгнет с колен и побежит собираться. Это событие достойно праздника. Но Поппи этого не делает. Она наклоняется и целует меня.

– Или мы расскажем девочкам завтра за обедом, а вечером разденемся и отпразднуем, – говорит она. – Только ты и я.

На это есть только один ответ:

– Мне нравится ход твоих мыслей.

Я подхватываю ее на руки, несу в спальню, пинком закрываю дверь, чтобы запереть собак. Я полюбил этих крыс, но я не занимаюсь сексом на публике.

Я укладываю Поппи на кровать – теперь уже нашу – и мы, действительно, празднуем. Только вдвоем. Она и я. Празднуем ее успех, мою новую карьеру и, самое главное, нашу совместную жизнь.

Долгую и счастливую.

Сноски

1

Поппи в переводе с английского означает «мак».

(обратно)

2

Американское телевизионное шоу.

(обратно)

Флибуста

Невеста на один день (fb2)

Лорен Лэндиш Невеста на один день

* * *

Пролог

Коннор

Глава 1

Поппи

Глава 2

Поппи

Глава 3

Коннор

* * *

Глава 4

Поппи

Глава 5

Коннор

Глава 6

Поппи

* * *

Глава 7

Коннор

Глава 8

Поппи

Глава 9

Коннор

Глава 10

Поппи

Глава 11

Коннор

* * *

Глава 12

Поппи

Глава 13

Коннор

Глава 14

Поппи

Глава 15

Коннор

Глава 16

Коннор

Глава 17

Поппи

Глава 18

Коннор

* * *

Глава 19

Коннор

Глава 20

Поппи

Глава 21

Коннор

* * *

Глава 22

Поппи

Глава 22

Коннор

* * *

Глава 24

Поппи

Глава 25

Коннор

Глава 26

Поппи

Глава 27

Коннор

ПОППИ

* * *

Глава 28

Коннор

Глава 29

Поппи

Эпилог

Коннор

Сноски

1

2

Оглавление

Лорен Лэндиш
Невеста на один день