| [Все] [А] [Б] [В] [Г] [Д] [Е] [Ж] [З] [И] [Й] [К] [Л] [М] [Н] [О] [П] [Р] [С] [Т] [У] [Ф] [Х] [Ц] [Ч] [Ш] [Щ] [Э] [Ю] [Я] [Прочее] | [Рекомендации сообщества] [Книжный торрент] |
Почему нас ненавидят? (fb2)
- Почему нас ненавидят? (пер. Татьяна Алексеевна Кудрявцева,Алексей Александрович Файнгар) 237K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Гор ВидалГор ВИДАЛ
ПОЧЕМУ НАС НЕНАВИДЯТ? ВЕЧНАЯ ВОЙНА РАДИ ВЕЧНОГО МИРА
ПРЕДИСЛОВИЕ
Есть такой физический закон (когда я в последний раз заглядывал в учебник, он там был) — в природе нет действия без противодействия. Похоже, это касается и человеческой природы, а следовательно, истории. Две даты, относящиеся к событиям последних шести лет, в Соединенных Штатах Амнезии будут помнить дольше, чем обычно. (Первая — 19 апреля 1995 года, когда щедро увенчанный наградами солдат по имени Тимоти Маквей взорвал федеральное здание в Оклахома-Сити, убив 168 безвинных мужчин, женщин и детей. Почему он это сделал? Маквей объяснил свое деяние красноречиво и пространно, но наши правители и принадлежащие им средства массовой информации предпочли представить его садистом, свихнувшимся злодеем — непохожим на всех нас, добропорядочных людей, — совершившим этот акт просто так, забавы ради.) И вторая дата — 11 сентября 2001 года, когда Усама бен Ладен и его исламская террористическая организация нанесли удар по небоскребам Манхэттена и Пентагону. Пентагоновская хунта, заправляющая всеми нашими делами и манипулирующая своим президентом, запрограммировала его заявить, что бен Ладен — это злодей, снедаемый завистью к нашей свободе, богатству и добродетели.
В этих объяснениях не много смысла, однако наши правители за последние пятьдесят лет отучились говорить нам правду о том, что наше правительство делает с другими народами, а в случае Маквея — и со своим собственным. Единственное, что нам остается, — это черпать информацию из еженедельников «Тайм» и «Ньюсуик», с невнятных обложек которых на нас смотрят зловещие персонажи Иеронима Босха с адским пламенем во взоре, а тем временем «Нью-Йорк тайме» и хор ее подражателей раскручивают запутанные истории о сумасшедшем Усаме и трусливом Маквее, стараясь убедить американцев, что лишь горстка фанатиков могла ударить по стране, возомнившей себя настолько близкой к совершенству, насколько это достижимо для какого бы то ни было человеческого сообщества. Предположение же, что наша правящая хунта сама могла спровоцировать Маквея (выходца из американской глубинки, героя войны в Персидском заливе) и Усаму, считающего себя защитником истинной веры, никогда всерьез не анализировалось.
Согласно американским средствам массовой информации, где-то что-то происходит, но причины этих событий нам незачем растолковывать. Поэтому те из нас, кто задумывается о бесчисленных «почему», с трудом продираются сквозь спонсируемые корпорациями американские СМИ. Это стало мне абсолютно ясно, когда я попытался объяснить историю Маквея в журнале «Вэнити фэйр» и когда мои попытки опубликовать статью после 11 сентября закончились провалом.
Другой приглушенный сентябрем голос принадлежит Арно Дж. Майеру, отставному заслуженному профессору истории Принстонского университета. Его статья «Несвоевременные мысли» была отвергнута в Соединенных Штатах всеми, в том числе еженедельником «Нэйшн», в котором я сотрудничаю многие годы (и где мои несвоевременные мысли по поводу 11 сентября тоже были отклонены). Майер опубликовал свою статью во французской газете «Монд». В частности, он писал:
«В новейшее время вплоть до недавних событий акты индивидуального террора считались оружием слабых и бедных, тогда как акты государственного и экономического террора — оружием сильных. В обоих видах террора важно различать объект и жертву. Это различие кристально ясно в случае удара по Центру международной торговли: объект представляет собой ярчайший символ и средоточие глобальной корпоративной и экономической мощи, жертвами же стали несчастные, в основном рядовые служащие. Иное дело Пентагон: там сосредоточено высшее военное командование — ultima ratio regnum [1] — капиталистической глобализации, причиняющее, выражаясь пентагоновским языком, «побочный» ущерб человеческой жизни.
Так или иначе, после 1947 года Америка превратилась в главного преступника-первопроходца, виновного в «упреждающем» государственном терроризме, прежде всего по отношению к странам «третьего мира», и потому, как правило, игнорируемом. Кроме постоянной подрывной деятельности и свержения правительств в соперничестве с Советским Союзом в годы «холодной войны», Вашингтон прибегал к политическим убийствам, создавал суррогаты эскадронов смерти и отряды так называемых борцов за свободу (типа бен Ладена). Он организовал убийство Лумумбы и Альенде и пытался осуществить покушения на Кастро, Каддафи и Хусейна, накладывал вето на любые попытки обуздать не только нарушения Израилем международных соглашений и резолюций ООН, но и проводимую им политику «упреждающего» государственного террора».
Я хотел бы отметить, что «Монд» — это умеренно консервативная интеллектуальная газета, которая в течение десятилетий поддерживала Израиль. Сам Арно Дж. Майер провел «школьные годы» в немецком концентрационном лагере.
Моя собственная статья о событиях 11 сентября была позднее опубликована на итальянском языке в сборнике, подобном этому. Ко всеобщему изумлению, он мгновенно стал бестселлером и был переведен на десяток других языков. Я счел нужным рассказать в нем не только о бен Ладене и Маквее, но и о разного рода провокациях с нашей стороны, которые толкнули террористов на эти ужасные преступления.
НТЯБРЯ 2001 ГОДА (ВТОРНИК)
В Коране сказано, что во вторник Аллах создал тьму. Одиннадцатого сентября прошлого года, когда летчики-самоубийцы на коммерческих самолетах врезались в заполненные людьми американские здания, мне не надо было смотреть на календарь, проверяя, какой это день, — «черный вторник» отбросил длинную тень на Манхэттен и берега реки Потомак. Не удивило меня и то, что, хотя с 1950 года мы истратили около семи триллионов долларов на нечто, именуемое обороной ни ФБР, ни ЦРУ, ни Разведывательное управление министерства обороны никого не предупредили о возможности подобного акта.
В то время как сторонники Буша рьяно готовились к новой мировой войне, ожидая, что ракеты из Северной Кореи с маркировкой в виде флагов посыплются на Портленд в штате Орегон, но будут перехвачены нашей противоракетной защитой, хитрая лиса Усама бен Ладен знал, что ему для его священной войны против неверных нужны лишь летчики, готовые пойти на смерть вместе с теми случайными пассажирами, которые окажутся на борту захваченных ими самолетов.
Телефон звонит непрерывно. Летом я живу в Италии, к югу от Неаполя. Итальянские газеты, телевидение, радио ждут комментариев. Как и я сам. Недавно я написал о Пёрл-Хар-боре. А сейчас мне снова и снова задают один и тот же вопрос: то, что произошло, разве в точности не похоже на воскресное утро 7 декабря 1941 года? Нет, говорю я, не похоже. Насколько нам теперь известно, предупреждения о нападении во вторник не было [2]. Конечно, у нашего правительства много-много секретов, о которых наши враги почему-то всегда знают, а нашему народу их сообщают только через много лет, если вообще сообщают.(Президент Рузвельт спровоцировал японцев напасть на нас в Пёрл-Харборе.) Я описал шаги, которые он предпринял, в моем романе «Золотой век».(Мы теперь знаем, что было у него на уме: прийти на помощь Англии в борьбе против союзника Японии Гитлера — весьма изобретательная выдумка, принесшая победу человеческой расе) А что же было — что есть — на уме у Усамы бен Ладена?
На протяжении нескольких десятилетий американские средства массовой информации безостановочно изображали мусульманство в качестве некоего демона. Поскольку я лояльный американец, то не должен говорить вам, почему это происходило, мы вообще не привыкли анализировать, почему что-либо происходит, — мы просто обвиняем других людей в беспричинном злопыхательстве. «Мы хорошие, — объявляет Дж. У. Буш, — а они — злодеи», — помещая таким образом всех в один аккуратненький пакетик. Позже сам Буш завяжет на пакетике бантик, обращаясь к объединенной сессии конгресса и делясь с конгрессменами — как и со всеми нами, живущими за пределами Вашингтонского пояса, — своим глубоким пониманием исламского коварства и способов его проявления: «Они ненавидят все, что видят в этом зале». Я подозреваю, что миллион американцев слушали это по телевидению и печально кивали в знак согласия. «Их лидеры назначают себя сами. Они ненавидят наши свободы — нашу свободу вероисповедания, нашу свободу слова, нашу свободу голосовать, создавать организации и не соглашаться друг с другом». При таком громогласии какой американец, подобно флоридскому лещу, не заглатывал приманку?
Если сорокачетырехлетний уроженец Саудовской Аравии бен Ладен будет признан главной движущей силой терроризма, мы, несмотря на это, не сможем сказать, что достаточно много знаем о нем. Усама, ростом шесть футов семь дюймов, вошел в историю в 1979 году как воин-партизан, сражавшийся бок о бок с ЦРУ, защищая Афганистан в период советской оккупации. Был ли он антикоммунистом? Это не имеет значения. Он не хочет видеть иноверцев любого рода в исламском мире. О нем пишут как о сказочно богатом человеке, а у него, по словам одного родственника, «всего лишь» два-три миллиона долларов. Несметные богатства сколотил его отец, владевший строительной компанией, которая сооружала дворцы для королевской семьи Саудовской Аравии. Сейчас эта компания стоит несколько миллиардов долларов, и они предположительно поделены между пятьюдесятью четырьмя братьями и сестрами Усамы. Хотя Усама безупречно владеет английским языком, учился он исключительно в Джидде. Он никогда не выезжал за пределы Аравийского полуострова. Несколько его братьев и сестер жили в районе Бостона и пожертвовали Гарварду немалые суммы. Нам говорят, что большинство родственников бен Ладена отреклись от него и многие его вклады в Саудовской Аравии заморожены.
Откуда же теперь Усама получает деньги? Он умеет великолепно выколачивать деньги для того, что делается во имя Аллаха, но только в пределах арабского мира; вопреки легенде никаких денег у ЦРУ он не брал. Это он предупредил в свое время короля Саудовской Аравии, что Саддам Хусейн намерен вторгнуться в Кувейт. Усама полагал, что после его успешных партизанских вылазок против русских саудовцы используют его и созданную им организацию, чтобы остановить иракцев. К ужасу Усамы, король Фахд послал за американцами — так неверные оказались на священной земле Мухаммеда. «Это был, — сказал бен Ладен, — поистине шоковый момент в моей жизни». Иноверцы в его понимании это не люди, лишенные морали — ну, например, способные обмануть своего сексуального партнера, — скорее это люди, не верящие в Аллаха — единственного Бога — и его пророка Мухаммеда.
Усама убедил четыре тысячи обитателей Саудовской Аравии отправиться в Афганистан для воинской подготовки в его группе. В 1991 году он перебрался в Судан. В 1994 году, когда Саудовская Аравия лишила Усаму гражданства, он уже был легендарной фигурой в исламском мире и потому, подобно шекспировскому Кориолану, мог сказать королевскому семейству Саудовской Аравии: «Я отрекаюсь от вас. Мир существует и за пределами вашей страны». К сожалению, этот мир — мы.
В двенадцатистраничном «Объявлении войны» Усама изображает себя в виде потенциального освободителя мусульманского мира от олицетворяющих сатану современной коррумпированности Соединенных Штатов Америки.
Организация бен Ладена взорвала два наших посольства в Африке и проделала дыру в американском военном корабле у берегов Йемена, Клинтон убедил конгресс выпустить ракету по суданской фабрике, производящей аспирин, и так далее вплоть до событий «черного вторника». Дж. У. Буш на наших глазах превратился тогда в заводилу футбольных фанатов, каким был в начальной школе. Во-первых, он пообещал нам не только «новую войну», но к тому же еще и «секретную», а главное — с загоревшимися глазами — «очень долгую». А пока «наше правительство не будет болтать о планах, которые оно строит или не строит… Мы найдем злоумышленников и привлечем их к ответу» вместе с другими дьяволами, давшими Усаме приют.
Пентагонская хунта в первый же месяц 2002 года объявила разрушение Афганистана нашими летающими на большой высоте самолетами великой победой (при этом никто не упоминает, что афганцы не являются врагами Америки, ведь это все равно как если бы решили уничтожить Палермо, чтобы избавиться от мафии). В любом случае мы так никогда и не узнаем, что же — если вообще что-либо — было завоевано или утрачено (если не считать большей части Билля о правах).
Глава пентагонской хунты Рамсфелд, опытный эстрадный комик, ежедневно издевается над большой группой «журналистов» на телевидении в прайм-тайм, когда большинство телезрителей сидят у экрана. Выступая долго и часто забавно, Рамсфелд ничего не говорит о наших потерях и их потерях. Похоже, он верит, что сентиментальный Усама сидит в пещере на границе с Пакистаном, а не где-нибудь во дворце в Индонезии или Малайзии, этих многонаселенных странах, где ему поклоняются, а нам нет. Во всяком случае, никогда еще за нашу долгую историю необъявленных антиконституционных войн к нам, американскому народу, не относились с таким наглым пренебрежением — никогда еще всякую мелкую сошку не облагали такими высокими налогами (тех из нас, кто вовсе не богат) и время от времени не приглашали принять участие в дурацких, хорошо срежиссированных опросах.
Когда Усаме было четыре года, я приехал в Каир для беседы с Насером, которая должна была появиться в журнале «Лук». Меня принял Мухаммед Хейкаль, главный советник Насера. Сам Насер не мог со мной встретиться. Он находился в «Баррикаде», своем загородном доме на Ниле, после покушения на его жизнь. Хейкаль безупречно говорил по-английски, это был ироничный светский человек.
— Мы изучаем Коран в поисках намеков на контроль над рождаемостью. — Вздох.
— Безуспешно?
— Не слишком успешно. Но мы продолжаем искать подходящий текст.
Так мы беседовали целую неделю. Насер хочет осовременить Египет. Но в стране есть реакционные религиозные элементы…
Еще вздох. А потом неожиданно:
— Мы обнаружили кое-что очень странное: молодые деревенские парни — те, у которых голова работает и которых мы учили на инженеров, химиков и так далее, — выступают против нас с религиозных позиций.
— Поправели?
— Очень.
Хейкаль был духовным сыном нашего Просвещения восемнадцатого века. Я подумал о нем в «черный вторник», когда представитель «осовремененного» поколения арабов нанес удар по тому, что сорок лет назад служило для Насера моделью современного государства. А ведь Усама, судя по слухам, был не ревностным мусульманином — лишь человеком, исповедующим ислам. По иронии судьбы он получил инженерное образование. Понятно, что ему не нравятся Соединенные Штаты как символ. И не нравится сам факт их существования. Но когда наши клиенты, королевская семья Саудовской Аравии, разрешили американским солдатам оккупировать священную землю Пророка, Усама обозвал основного противника «Союзом крестоносцев-сионистов». Таким образом, этими тремя словами он дал и себе определение и напомнил своим критикам, что он мусульманин-ваххабит, активный пуританин вроде наших фигляров Фалуэл-ла — Робертсона [3], но только действует всерьез. Он готов пойти войной против Соединенных Штатов — «этой головы змеи». Более того: он очистит все мусульманские страны, начиная со своей родины, от поддерживаемых Западом режимов. Достичь подобной цели могут люди, называющие себя крестоносцами. В глазах многих мусульман христианский Запад, последнее время вступивший в союз с сионизмом, пытался на протяжении тысячи лет подчинить себе страны уммы — страны истинно верующих. Поэтому многие простые люди считают Усаму настоящим наследником Саладина, великого короля-воина, одержавшего победу над английским королем Ричардом Львиное Сердце и западными крестоносцами.
Что представлял собой Саладин? Даты его жизни: 1138— 1193. Он был армянским курдом. В предшествующий его рождению век западные христиане, к ужасу исламских правоверных, создали в Иерусалиме королевство. Подобно тому как Соединенные Штаты использовали войну в Заливе в качестве предлога для оккупации Саудовской Аравии, Саладин собрал армии, чтобы изгнать крестоносцев. Он завоевал Египет, аннексировал Сирию и, наконец, разгромил Иерусалимское королевство в религиозной войне, где сторонники Мухаммеда выступили против христиан. Он объединил и «очистил» мусульманский мир, и хотя Ричард Львиное Сердце был более опытным полководцем, он в конце концов сдался и отправился восвояси. Как писал один историк, Саладин «явился олицетворением способности мусульман всецело отдавать себя святому делу». Но этот правитель не оставил после себя ни правительства, ни политической системы. Это неудивительно, поскольку он сам говорил: «Мои войска ничего не предпримут, если я не скачу во главе их…» И вот теперь его дух вернулся, чтобы мстить.
Администрация Буша не способна — и это страшно — ни на что, кроме выполнения своей главной задачи, а именно: оберегать богатых от налогов. Она походя разорвала большинство договоров, под которыми подписались цивилизованные страны, — например, Киотские соглашения или соглашение с Россией об ограничении систем противоракетной обороны. Сподвижники Буша безостановочно опустошают казначейство, а теперь, благодаря Усаме, и социальное обеспечение (предположительно неприкосновенный фонд), которое, подобно сигаретам «Лаки страйк» с зеленой каймой, пошло на войну, стоящую нам три миллиарда долларов в месяц. Они позволили также ФБР и ЦРУ либо озвереть, либо вообще ничего не предпринимать, предоставляя нам, первой «абсолютно необходимой» — по просьбе народа — и последней мировой империи, проделывать, подобно Волшебнику из страны Оз, странные, якобы магические трюки, все время надеясь, что нас не разоблачат. А Джордж Буш тем временем гремит: «Либо вы с нами, либо вы с террористами» . Это все равно что подставиться.
Честно говоря, нельзя взваливать всю вину на нынешнего обитателя Овального кабинета за невнятное бормотание. Хотя у его предшественников был более высокий коэффициент умственного развития, они тоже усердно обслуживали один процент граждан, владеющих страной, предоставляя всем остальным выплывать как могут. Больше других повинен в этом Билл Клинтон. Правда, Клинтон, самый способный глава государства после Рузвельта, в своем отчаянном стремлении одержать победу на выборах установил рычаг для создания полицейского государства, на который сейчас охотно жмет его преемник.
Какое полицейское государство? О чем мы говорим?В апреле 1996 года, через год после взрыва в Оклахома-Сити, президент Клинтон подписал Закон о борьбе с терроризмом и фактической смертной казни, так называемый согласительный законопроект, в создании которого приняло участие немало деятелей с грязными руками, включая одного из соавторов, лидера сенатского большинства Доула. Хотя Клинтон, чтобы выиграть на выборах, совершил немало неразумных и авантюрных шагов, он, подобно Карлу II, редко говорил что-либо неразумное. Но, столкнувшись с оппозицией своему антитеррористическому закону, который не только дает генеральному прокурору право использовать вооруженные силы против гражданского населения, чем сводит на нет Закон о гражданском ополчении 1878 года, а также Закон о неприкосновенности личности, основу основ англо-американской свободы, Клинтон обрушился на своих критиков, обвинив их в «непатриотизме». Затем под сенью флага он произнес со своего трона: «Делая вид, что мы любим свою страну, и презирая свое правительство, мы поступаем отнюдь не патриотично». Это поразительно, поскольку в то или иное время так можно сказать о большинстве из нас. Подойдем к делу иначе: можно ли было назвать непатриотичным немца, сказавшего в 1939 году, что он ненавидит диктатуру нацистов?
С 70-х годов появились зловещие признаки того, что наши хрупкие свободы находятся под угрозой, когда фэ-бээровцы в синих костюмах и белых рубашках со скромными галстуками превратились из «эрудитов», сведущих в Законах и бухгалтерском учете, в боевую «Тактическую группу спецназначения», армию воинов в зеленых беретах, которые предпочитают напяливать камуфляжную форму или черную одежду и, в зависимости от специфики задания, — лыжные маски! В начале 80-х было создано суперподраз-. деление ФБР «Команда по спасению заложников 270». Как часто узнаешь из распространяемых в США слухов, это подразделение занималось не освобождением заложников или спасением жизни, а жестокими нападениями на вызвавшие раздражение властей группы вроде «Ветви Давидовой», христиан-евангелистов, которые мирно жили в своем селении в Уэйко, штат Техас, пока команда ФБР, противозаконно используя армейские танки, не убила 82 человека, включая 25 детей. Произошло это в 1993 году.
После «черного вторника» спецотряды ФБР могут теперь быть использованы для преследования подозрительных американских граждан-арабов или вообще кого угодно, кто может быть причислен к террористам, хотя этот термин в юриспруденции не имеет определения (как можно бороться с терроризмом, приостановив действие Закона о неприкосновенности личности и Закона о представлении арестованного в суд, если те, кто стремится вырваться из тюрьмы, уже в ней сидят?). Однако после взрыва в Оклахома-Сити, когда особенно остро ощущалась боль потери, Клинтон сказал, что те, кто не поддерживает его драконовский закон, сочувствуют террористам и хотят превратить «Америку в явочную квартиру для террористов». Если хладнокровный Клинтон мог так вскипеть, чего же ждать от перенакаленного после «вторника» Буша?
Кстати, те, кого поверг в шок возглас Буша-младшего, что мы теперь вступили «в войну» с Усамой, должны быстро мобилизовать свои мыслительные способности. Поскольку страна может воевать только с другой страной, почему наш дымящийся, но еще не загоревшийся Буш издал боевой клич? Подумайте как следует. Это зачтется вам на выпускных экзаменах. Сдаетесь? Так вот: большинство страховых компаний имеют право не возмещать ущерб, нанесенный «военными действиями». Хотя мужчины и женщины из окружения Буша ничего не знают о войне и еще меньше — о нашей конституции, они разбираются в законах накопления капитала. Так вот благодаря тому, что им не придется компенсировать нанесенный войной ущерб, страховая компания «Хартфорд лайф» скоро вскроет свою копилку и годы и годы будет финансировать республиканцев. Но подленькая газета «Вашингтон пост» написала, что по американскому закону только суверенное государство, а не горстка радикалов может «вести войну». Неплохой сделал шажок Дж. Б. Это значит, что нам, народу, нашими же налоговыми денежками будет разрешено выручать страховые компании, — редкая привилегия, какая не предоставлялась ни одному поколению в прошлом.
Хотя американский народ не имеет возможности напрямую влиять на правительство, его «мнения» время от времени выясняются путем опросов. Так/согласно опросу, проведенному «Си-эн-эн — Тайм» в ноябре 1995 года, 55 процентов населения считают, что «федеральное правительство стало до того всемогущим, что это ставит под угрозу права обычных граждан». Через три дня после «черного вторника» 74 процента заявили, что, по их мнению, «американцам придется отказаться от некоторых личных свобод», 86 процентов высказались в пользу того, чтобы в общественных зданиях и во время общественных собраний была организована охрана и установлены металлоис-катели. Таким образом полицейское государство уютно устраивается в нашей стране, и можно представить себе, как ликуют Чейни и Рамсфелд, изучая эти цифры.
— Они же всегда этого хотели, Дик.
— А мы никогда этого не знали, Дон.
— Спасибо либералам, Дик.
— Ну, теперь мы этих мерзавцев пригвоздим, Дон.
Похоже, наши средства массовой информации утратили память и забыли, что в свое время мы энергично поддерживали Саддама Хусейна в войне Ирака против Ирана, и на этом основании Саддам решил — вполне естественно, — что мы не станем возражать, если он приберет к рукам бензоколонки в Кувейте. За одну ночь наш наймит превратился в сатану — и остается им, а мы мучаем целый народ в надежде, что он восстанет и сбросит Саддама. Примерно такую же роль мы отводим кубинцам, которые, как предполагалось, страдая от навязанной США нищеты, отвернутся от Кастро за то, что он не дал братьям Кеннеди убить его в так называемой «Операции Мангуста».Наше имперское презрение к низшей расе не прошло незамеченным последним образованным поколением саудовцев и их эволюционировавшим лидером Усамой бен Ладеном, чей час пробил в 2001 году, когда слабый человек стал президентом США в результате весьма сомнительных выборов.
(Главным распространителем мнения корпоративной Америки является «Нью-Йорк тайме». Мнение это считается самым авторитетным или его пытаются представить таковым. Тем не менее 13 сентября редакционные статьи «Нью-Йорк тайме» слегка противоречили ему.
Статья, появившаяся в «Нью-Йорк тайме» под заголовком «Требования к руководству», звучала в общем-то оптимистично. Все будет о'кей, если вы, господин президент, не перестанете усердно трудиться и будете начеку. Судя по статье, перед Бушем «стоит множество проблем, но его главная задача — просто руководить». Слава Богу. Значит, надо только руководить, к тому же это еще и про-сто! На данный момент… Далее «Нью-Йорк тайме» рисует, как все выглядит в сравнении с тем, как должно выглядеть. «Вчера администрация большую часть времени старалась избавиться от впечатления, что мистер Буш проявил слабость, не вернувшись в Вашингтон после атаки террористов». Но, по-моему, никого это не волновало, а некоторые даже почувствовали, что они в большей безопасности, когда наш несмышленыш сидит в своем бункере в Небраске. «Нью-Йорк тайме» терпеливо разъясняет ситуацию Бушу и нам. «В предстоящие дни мистер Буш, возможно, попросит страну поддержать начало военных действий, что многие граждане, особенно те, чьи родственники находятся на военной службе, сочтут тревожным признаком. Мистер Буш должен будет показать: он знает, что делает». Ну, это прямо не в бровь, а в глаз. Вот если бы Рузвельт получал такие послания от Артура Крока из прежней «Нью-Йорк тайме»!
Наконец, Энтони Льюис считает разумным отгородиться от сподвижников Буша и выступить за сотрудничество с другими странами, чтобы сдержать нависшую в «черный вторник» тьму, «попытавшись понять ее происхождение» (курсив мой. — Г.В.), и одновременно прекратить провокационные выпады против культур, отличных от нашей и не согласных с нашим образом жизни. Льюис — что весьма необычно для журналиста, публикующегося в «Нью-Йoрк тайме», — ратует теперь за мир. Как и я. Но оба мы люди пожилые, пережившие войны, и мы ценим наши быстро исчезающие свободы в противоположность ура-патриотам, которые бьют в барабаны на Таймс-сквер, выступая за всеобщую войну, где будут сражаться другие американцы.
Как обычно, самый разумный политический комментатор Уильям Пфафф выступил в международной «Геральд трибюн» (17 сентября 2001 года). В противоположность провинциальным поклонникам войны из «Нью-Йорк тайме» он был потрясен тем, что американский президент, который отказался служить своей стране во Вьетнаме, призывает к войне не против страны или даже вероисповедания, а против одного человека и его пособников, число которых, несомненно, будет увеличиваться.
Пфафф. Ответ цивилизованной нации: тот, кто верит в добро, в человеческое сообщество и выступает против зла, должен быть предельно собранным и, главное, разумным.
Ракеты — тупое орудие. Эти террористы достаточно умны и взваливают на других бремя совершенного ими поступка, а результатами пользуются сами.
Продиктованный яростью ответ США, ударивший по другим людям, — это именно то, чего они добиваются: такой ответ разожжет ненависть, которая уже воспламеняет их и оправдывает их противоправные действия против невинных людей.
Соединенным Штатам необходимо хладнокровно рассмотреть, как они попали в тупик. Более того: им необходимо предвидеть беды, которые могут ожидать их в будущем.
Война не принесет выигрыша никому — все только проиграют. Настало время воспользоваться услугами порядочного человека — Кофи Аннана. Сколько славы ни принесла бы нашим любителям повоевать тотальная месть, перемирие между Саладином и крестоносцами-сионистами в интересах всего человечества. Задолго до того, как наводящие страх монотеисты взяли историю за горло, нас учил класть конец раздорам не кто иной, как бог Аполлон, выведенный Эсхилом в «Эвменидах» (так греки вежливо обозначали фурий, которые ежедневно общаются с нами в передачах Си-эн-эн). Орест, караемый за убийство матери, не может избавиться от фурий, преследующих его, куда бы он ни пошел. Он взывает к богу Аполлону, который велит ему идти в ООН — известную также, как Собрание граждан Афин, — что он и делает. Его оправдывают на том основании, что ссоры между кровными родственниками следует прекратить, иначе им конца не будет — воевать станут поколение за поколением, и высокие башни будут рушиться в пламени и испепелят всех нас, пока «иссохшаяся пыль не перестанет всасывать темную дымящуюся кровь… и не прекратится месть, требующая смерти за смерть! Но человек с человеком и государство с государством дадут обет взаимной ненависти и взаимной дружбы, что для человека часто является избавлением от анафемы и будет для нас таким навсегда». Пусть Аннан выступит посредником между Востоком и Западом, пока не наступило такое время, когда никому из нас уже нечего будет спасать.
Ужасающий физический ущерб, который Усама и компания нанесли нам в «черный вторник», — ничто по сравнению с сокрушительным ударом по нашим исчезающим свободам: Закон против терроризма от 1996 года в сочетании с недавними обращениями к конгрессу за дополнительными особыми правами подслушивать разговоры без решения суда; депортирование постоянных законных обитателей нашей страны, гостей и не имеющих документов иммигрантов без должной процедуры и так далее. В то время, когда я это пишу, американский «концентрационный лагерь по просвечиванию» заполняется на военно-морской базе Гуантанамо в заливе на Кубе. Никому не известно, являются его злополучные обитатели военнопленными или они обычные злоумышленники. Они были захвачены в Афганистане американскими солдатами и теперь, похоже, предстанут перед попирающими принципы справедливости судами, когда их выпустят из клеток. ГА вот это текст доусамовского времени: «Ограничение личной свободы, права свободного выражения мнения, включая свободу прессы, права устраивать собрания и создавать ассоциации, а также нарушение тайны почтовой, телеграфной и телефонной связи и проведение обысков в домах, получение ордеров на конфискацию имущества, а также ограничение собственности разрешаются вне предусмотренных законом границ». Тон знакомый. Клинтон? Буш? Эшкрофт? Нет. Это цитата из речи, произнесенной Гитлером в 1933 году, в которой он призывал принять Закон об установлении «чрезвычайных полномочий» для «защиты народа и государства» после катастрофы с пожаром рейхстага, который тайно подожгли нацисты.
Только одна женщина-конгрессмен, Барбара Ли из Калифорнии, проголосовала против предоставления президенту дополнительных прав. А (согласно опросу, проведенному «Нью-Йорк тайме» и Си-би-эс, всего шесть процентов населения теперь против военных действий, тогда как значительное большинство выступает за войну, «даже если многие тысячи невинных граждан будут убиты». Одновременно рейтинг Буша взмывает вверх — правда, по традиции во время войны президент становится таким же тотемом, как и флаг. Когда рейтинг Кеннеди после разгрома в заливе Свиней необычайно вырос, он с весьма характерной для него иронией заметил: «Похоже, чем больше ты на этом посту совершаешь провалов, тем популярнее становишься». Буш-отец и Буш-сын еще могут, пожалуй, попасть на гору Рашмор [4], хотя было бы дешевле слегка переделать бюст двойника Барбары Буш, Джорджа Вашингтона, добавив две нитки искусственного жемчуга на его каменную шею, — в знак памяти, конечно.
(После победы над Японией в 1945 году (и окончания Второй мировой войны) мы ведем, как выразился историк Чарлз О. Бирд [5], «вечную войну ради вечного мира»! Я мимоходом упоминал о клубе «Враг месяца»: каждый месяц нам преподносят нового омерзительного врага, по которому мы должны нанести удар, прежде чем он уничтожит нас.)
Как я заинтересовался Тимоти Маквеем, а он мной.
Размышляя над непрекращающимся насилием, творимым Соединенными Штатами по отношению к остальному миру под предлогами, которые, в силу своей полной несостоятельности, дадут фору Гитлеру, оправдывавшему самую отъявленную ложь, начинаешь понимать, почему Усама нанес удар из-за рубежа во имя, как он заявляет, одного миллиарда мусульман. Упреждающими актами насилия и неустанной истерией в средствах массовой информации мы поощрили этот миллиард относиться к нам — как бы это помягче выразиться? — отнюдь не дружественно.
За пять лет до «черного вторника» я внимательно изучил дело Маквея: за пять предыдущих десятилетий как рядовой Второй мировой войны, а также как летописец нашей имперской истории я был постоянным и непосредственным свидетелем смертельной схватки между американской республикой, защитником которой я выступаю, и американской глобальной империей, врагом нашей старой республики.
Спровоцированный Усама нанес удар издалека. Спровоцированный Маквей ударил изнутри 19 апреля 1995 года. Оба были возмущены безрассудными акциями нашего правительства, ведущего, говоря словами великого американского историка, «вечную войну ради вечного мира» против других стран мира.
Должен признаться, сначала меня не очень заинтересовал взрыв федерального здания Альфреда П. Марра в Оклахома-Сити, потому что средства массовой информации очень быстро, в безапелляционной манере возложили вину за это преступление на американского злодея, одинокого безумного убийцу, а действия безумцев интересны только людям с дурными наклонностями. Мудрый Генри Джеймс всегда предупреждал писателей, что не стоит делать сумасшедшего героем повествования: коль скоро такой человек не наделен моральной ответственностью, то, по существу, и писать о нем нечего.
Однако мое внимание привлек город Оклахома-Сити, место для столь трагического события самое неподходящее. В 1907 году мой дед, Томас Прайор Гор, ввел штат Оклахома в состав Союза штатов, был избран первым сенатором от штата и служил в сенате до 1937 года. Первые десять лет своей жизни я провел в его доме в Рок-Крик-парке, Вашингтон, округ Колумбия, читая ему вслух (он был слеп с детства). Я воспитывался, окруженный основателями штата, известного когда-то как Пряжка на Библейском поясе [6]: по иронии мой дед был атеистом, и этот секрет у нас в доме строжайше оберегался. В годы Первой мировой войны Оклахома являлась одновременно прибежищем Ку-клукс-клана и социалистической партии — поразительная эклектика. Когда здание Альфреда П. Марра рухнуло, я ошибочно прочитал эту фамилию как «Мюр-рей», подумав, что сооружение было названо в честь Альфа-Альфа Билла Мюррея, первого губернатора Оклахомы, который написал всемирную историю, не побывав за пределами штата и не открыв, говорят, ни одной книги.
За судом над Маквеем я сначала следил довольно поверхностно. Кладезь расхожих мнений, «Нью-Йорк тайме», в соответствии со своей великой традицией сразу же объявила его виновным. Быть может, газетчики — пришла мне в голову глупая мысль — ради разнообразия руководствовались здравым смыслом. Но по мере развития событий эта история становилась все более невероятной. В конце концов нам предложили поверить, что худощавый молодой человек, действуя в одиночку, при возможном содействии некоего неизвестного, назовем его Имярек, неуловимого и столь же тщедушного сообщника, так и не обнаруженного ФБР, изготовил бомбу сложной конструкции весом в несколько тысяч фунтов, в одиночку погрузил ее во взятый напрокат грузовик, доехал, не взорвавшись, до федерального здания (Северная Ирландия усеяна останками бомбистов ИРА, которые нередко перевозят такие бомбы по ухабистым дорогам) и затем ясным утром взорвал ее возле здания со множеством окон, никем не замеченный. Все это противоречило здравому смыслу.
Признанный виновным, Маквей сказал, что совершил этот акт в одиночку с целью отомстить правительству за массовое убийство приверженцев религиозного культа в Уэйко, штат Техас. В коротком заявлении суду перед вынесением приговора он процитировал члена Верховного суда Брандейса [7], великолепно сформулировавшего свое особое мнение по делу Олмстеда. Это меня заинтриговало. Брандейс отмечал, что правительство должно быть образцом для народа и что когда оно нарушает законы, то тем самым подает пример для подражания, а это может привести только к анархии.
Примерно в это время, озабоченный наглым надругательством различных ведомств нашего правительства над Биллем о правах, я написал эссе для «Вэнити фэйр», опубликованное в ноябрьском номере за 1998 год. Его прочитал Маквей, тогда уже находившийся в камере смертников в Колорадо, и отправил мне письмо. Так началась наша переписка, результатом которой явилось приглашение с его стороны присутствовать в качестве гостя при его казни посредством смертельной инъекции. Я пообещал приехать.
Вот эссе, которое Маквей прочитал в тюрьме.
ИЗНИЧТОЖЕНИЕ БИЛЛЯ О ПРАВАХ
Большинство американцев соответствующего возраста точно помнят, где они находились и чем занимались 20 октября 1964 года, когда пришла весть о кончине Герберта Гувера. Что и говорить, остановилось сердце и угас разум Америки [8]. Но сколько американцев помнят, когда им впервые открылось, что та или иная поправка Билля о правах " перестала действовать? Я это понял приблизительно в 1960 году на вечеринке в Беверли-Хиллз, когда услышал печальную весть от обычно веселого и жизнерадостного актера Кэри Гранта. Он только что прилетел из Нью-Йорка. Он получал билет у стойки авиакомпании в милейшем аэропорту безвозвратно ушедшего мира, само название которого отражало состояние нашей.страны, — Айдлуайлд, то есть место «Пустое и дикое» [9]. «За стойкой суетились прелестные девушки, — рассказывал Грант. — Они были рады мне помочь, во всяком случае, так они говорили. Я раздавал автографы. Затем спросил одну из них про свой билет. Она вдруг сделалась торжественно-серьезной. „У вас есть удостоверение личности?“ — спросила она. (Друзья рассказывают, что примерно такой диалог звучит в телевизионных коммерческих роликах компании „Виза“, но я их, к сожалению, не видел.) Я бы сильно преувеличил, сказав, что все во мне похолодело в тот давным-давно минувший вечер в Беверли-Хиллз. По правде говоря, тогда мы просто смеялись. Но на какое-то мгновение я все же задумался, не наступило ли легонько будущее своим сапогом на нашу братскую могилу».
Забавно, что именно Грант со свойственной ему беспечностью снова принес весть о том, что принцип невмешательства в частную жизнь в нашей стране висит на тонкой, как паутинка, ниточке. «Сегодня мне позвонил мой друг из Лондона, — рассказывал он. Это было 4 июня 1963 года. — Обычно мы называем друг друга кодовыми именами, но на сей раз он об этом забыл. Поэтому, когда он позвал меня к телефону, я сказал в трубку: „Порядок. Сент-Луис кладет трубку. И вы тоже, Милуоки“ — ну и так далее. Телефонистки обожают подслушивать. Порасспросив о делах, приятель захотел узнать последние голливудские сплетни. Я сказал: „Знаешь, Лана Тернер все еще крутит роман с чернокожим бейсбольным подающим“. И тут одна из телефонисток отчаянно завопила: „О Боже, только не это!“»
Если имя Гранта обеспечивало ему почитателей в лице телефонисток, то всех других просто игнорировали. Но это было тогда. Сегодня, во время всеобъемлющей войны против наркотиков и террористов, победа в которой недостижима, два миллиона телефонных переговоров ежегодно перехватываются чиновниками правоприменительных органов. Что же касается пресловутых «рабочих мест», к которым множество американцев прикованы в силу необходимости, то «ежедневное нарушение их гражданских свобод… стало нашим национальным позором», гласит отчет Американского союза гражданских свобод за 1996 год.
Согласно этому отчету, между 1990 и 1996 годами количество работников, ставших объектами электронного наблюдения, увеличилось с 8 до 30 миллионов в год. При этом наниматели подслушивают примерно 400 миллионов телефонных разговоров в год — около 750 в минуту. В 1990 году крупные компании обязали 38 процентов своих служащих сдать мочу на анализ на предмет обнаружения в ней наркотиков. К 1996 году эту процедуру прошли 70 процентов служащих. Обращение к закону не дало обнадеживающих результатов. Фактически Верховный суд штата Калифорния поддержал право работодателей на проведение анализов на наличие наркотиков не только тех служащих, которым поручено управление самолетами и защита национальных границ от панамского империализма, но и тех, кому доверено мытье полов. Суд также постановил, что правительственные учреждения имеют право проверять на наркотики и алкоголь претендентов на вакантные должности.
Суд вдохновили действия, предпринятые городом-государством Глендейл, штат Калифорния, который пожелал проверять подобным образом всех служащих, представленных к повышению в должности. Против Глендейла было возбужден иск на том основании, что подобными действиями нарушается Четвертая поправка к конституции США, защищающая от «необоснованных обысков и арестов». Практику Глендейла поддержал Верховный суд штата Калифорния, хотя член Верховного суда штата Стенли Моек написал протест: «Анализ на наркотики представляет собой значительное нарушение основных прав соискателя должности на невмешательство в его личную жизнь и попирает его достоинство… городские власти не выполнили возложенные на них обязанности и не доказали, что подобное вторжение оправдано в отношении всех соискателей должностей».
В прошлом, кажется, году я сделал два открытия в духе Кэри Гранта, гораздо более мрачных по сравнению с теми, что имели место в доброе старое время относительной свободы от государства. Хорошо известная актерская супружеская пара с двумя маленькими детьми приехала погостить у меня прошлым летом. Мы много снимали детей, одного четырех, другого шести лет, нагишом плескавшихся в море. Когда чета вернулась домой в Манхэттен, отец отнес пленки в ближайшее фотоателье, чтобы их проявили и напечатали. Через некоторое время раздался звонок по телефону и в трубке послышался взволнованный голос приемщика, к счастью, дружески расположенного: «Если мы напечатаем эти снимки, то должны будем сообщить о вас и вы можете получить пять лет тюрьмы за распространение детской порнографии». Борьба с детской порнографией ныне набирает обороты, хотя некогда Уорделл Помрой, коллега Алфреда Кинзи [10] по исследованиям в области секса, заверил меня, что педофилия представляет лишь крошечную светящуюся точку на статистическом экране, уступая даже скотоложству среди сельскохозяйственных рабочих.
Знаком американской свободы, в отличие от стран с постоянным наполеоновским надзором, всегда считалось то, что мы не обязаны были постоянно иметь при себе удостоверение личности и показывать его любопытным чиновникам или назойливым полицейским. Но теперь, благодаря терроризму, всех нас останавливают в аэропортах и требуют предъявить удостоверение личности, на котором должно быть полицейское фото [11] (как известно Аллаху, это нечто такое, что не отважится подделать ни один террорист). В Чикаго после интервью со Стадсом Терке-лом [12] я пожаловался ему, что, поскольку у меня нет водительских прав, я должен иметь при себе паспорт в моей собственной стране, как если бы я был гражданином старого Советского Союза. То же заботило и Теркела. «У меня потребовали удостоверение личности с фотографией в южном аэропорту, и я сказал, что у меня нет ничего, кроме местной газеты с моим крупным фотопортретом на первой полосе, которую я им и показал, но они заявили, что удостоверением личности это служить не может. В конце концов я им надоел и они разрешили мне пройти на посадку в самолет».
Недавно я просматривал статистические данные, касающиеся терроризма (обычно это прямая реакция на преступления, которые наше правительство совершает по отношению к иностранцам, — хотя в последнее время растет число преступлений федеральных властей против собственного народа). До «черного вторника» за двенадцать лет террористами дважды были взорваны самолеты американских коммерческих авиакомпаний, причем оба вылетели не с территории Соединенных Штатов.
Если говорить о притеснении наших граждан, то пока оно переживает стадию младенчества. Однако на рынке появляются все новые и все более дорогостоящие приспособления — скоро ими будут оснащены ближайшие к вашему дому аэропорты, — в их числе есть и предел мечтаний сексуально озабоченного подростка. «Система обыска для обнаружения контрабанды», созданная Американской научной и инженерной ассоциацией (АНИА), способна «просветить» одежду и представить на обозрение голое тело, увеличенная картинка которого может быть спроецирована на экран для разглядывания похотливыми чиновниками. Гордый производитель хвастливо утверждает, будто изображение настолько четкое, что можно в деталях рассмотреть пупок, если он, конечно, не набит кокаином и не заклеен скотчем. Система снабжена также тем, что АНИА именует «опцией увеличения с помощью рукоятки», позволяющей оператору увеличить заинтересовавшие его части тела. Во время этой процедуры, горделиво сообщает АНИА, жертве не нужно раздеваться. Заказы на такую машину следует направлять преподобному Пэту Робертсону, они будут выполняться в порядке поступления, а каждого нового счастливого обладателя «Системы обыска» автоматически включат в базу данных ФБР о сексуальных дегенератах, раздел Б. Интересно, что еще в феврале 1997 года комиссия Эла Гора потребовала приобрести 54 высокотехнологичных прибора для обнаружения взрывчатки, известных как «СТХ-5000», сканер для багажа стоимостью один миллион долларов, ежегодное обслуживание которого обходится в сто тысяч долларов. К сожалению, «СТХ-5000» просматривает багаж со скоростью двести пятьдесят единиц в час, а это значит, что в главных аэропортах потребуется установить, наверное, по тысяче таких приборов.
Наркотики. Если бы их не существовало, нашим правителям следовало бы их выдумать, чтобы наложить на них запрет и, как следствие, подвергнуть значительную часть населения аресту, тюремному заключению, конфискации имущества и так далее. В 1970 году я писал в «Нью-Йорк тайме», в самом неподходящем из всех органов печати:
«Наркомании в Соединенных Штатах можно положить конец в самое короткое время. Достаточно сделать наркотики доступными и продавать по твердой цене. Снабдить каждый наркотик ярлыком с точным описанием действия — положительного или отрицательного — на человека. Это потребует героической честности. Не говорите, что марихуана вызывает привыкание или опасна, — то и другое не соответствует истине, что хорошо известно миллионам людей, в отличие от наркотика „спид“, убивающего самым жестоким образом, или героина, который формирует зависимость, от которой трудна избавиться. Наряду с призывами покончить с наркотиками и предупреждениями об их вреде нашим гражданам было бы полезно вспомнить (или узнать) следующее: Соединенные Штаты созданы людьми, убежденными, что каждый человек имеет право делать со своей жизнью что ему угодно, пока он не мешает своим ближним стремиться к счастью [13] (тот факт, что представление ближнего о счастье зачастую сводится к преследованию других людей, несколько путает дело)».
Я подозреваю, что написанное мной двадцать восемь лет назад сегодня выглядит столь же неприемлемым, как и тогда, причем добавилась проблема раздраженных дам, протестующих против сексизма, то есть дискриминации по признаку пола с моей стороны, выражающейся в том, что я пишу исключительно с мужской точки зрения, как это делали, кстати говоря, основатели сексизма. В той статье я обратил также внимание на провал попыток запретить алкоголь с 1919 по 1933 год. Волна преступности, которую вызвал к жизни «сухой закон», очень похожа на сегодняшнюю, поскольку «и Управление по борьбе с наркотиками, и мафия равно заинтересованы в строгих законах против продажи и употребления наркотиков: если наркотики будут продаваться по твердой цене, то это никому не принесет прибыли». Будет ли сделано хоть что-то разумное? — спрашивал я. «Американцы в той же степени привержены идее греха и воздаяния, как и зарабатыванию денег, а борьба с наркотиками столь же большой бизнес, как и их распространение. Поскольку комбинации греха и денег невозможно противостоять (особенно если речь идет о профессиональном политическом деятеле), ситуация будет меняться только к худшему». Мне кажется, что уж пророком-то я оказался довольно хорошим.
Средства массовой информации постоянно осуждают наркокультуру, и каждое на свой лад винит страны вроде Колумбии за то, что они подчиняются железному закону спроса и предложения, которому мы как страна поклялись в вечной верности. И еще мы обожаем военные метафоры. Цари ведут наши армии на войну против наркодельцов и наркоманов. Это вечное чрезвычайное положение настолько серьезно, что мы больше не можем себе позволить такие вольности, как неприкосновенность личности и должная правовая процедура. В 1989 году бывший наркобарон и болванчик телевизионных ток-шоу Уильям Беннет предложил де-юре и де-факто пренебрегать Законом о неприкосновенности личности в делах, связанных с наркотиками, а также (я вовсе не выдумываю) публично обезглавливать наркодельцов. Годом позже аятолла Беннет заявил: «Я не вижу пользы от легализации наркотиков. Простой факт состоит в том, что применение наркотиков безнравственно. А моральный аргумент в конечном счете является самым убедительным». Разумеется, то, что этот комедиант находит моральным, Джеймс Мэдисон [14] и виргинский государственный деятель и поборник прав Джордж Мэйсон [15] сочли бы опасной глупостью, в частности и потому, что «мораль» Беннета уничтожает то, чем они одарили нас, Билль о правах. Но Беннет не одинок в своем безумии. Специальный помощник президента по проблемам незаконного оборота наркотиков заявил в 1984 году: «Нельзя разрешить один наркотик и сказать: „С этим препаратом все в порядке“. Мы подвели черту. Нет такого понятия, как „мягкий наркотик“». А как же быть с тайленолом-3, содержащим кодеин? Кто бы мог подумать, что старые как мир болеутоляющие средства могут с легкостью заменить единственную национальную религию, которая когда-либо была у Соединенных Штатов? Я имею в виду антикоммунизм.
10 июня 1998 года с одной из внутренних полос «Нью-Йорк тайме» прозвучали отважные еретические мысли. Под заголовком «ИЗВЕСТНЫЕ ЛЮДИ ПОДПИСАЛИ ПИСЬМО, КРИТИКУЮЩЕЕ ВОЙНУ ПРОТИВ НАРКОТИКОВ». Миллиардер по имени «Джордж Сорос собрал подписи сотен влиятельных людей по всему миру под письмом, в котором утверждалось, что глобальная война с наркотиками приносит больше вреда, чем злоупотребление наркотиками». Очевидно, Центр Линдсмита в Нью-Йорке, основанный Соросом, поместил рекламу в «Нью-Йорк тайме», большими деньгами соблазнив редактора. Среди подписавших этот документ бывший государственный секретарь, парочка бывших сенаторов. Хотя объявление было приурочено к специальной сессии ООН, посвященной сатанинскому зелью, оно ничуть не повлияло на генерала Барри Маккаффри, помощника президента Клинтона в войне с наркотиками. По мнению генерала, это письмо отражает «уровень понимания 1950 года», что бы это ни значило. Все-таки увлечение наркотиками в пятидесятые годы было не так широко распространено, как сегодня, после четырех десятилетий неустанной борьбы с ними. Забавно, что в заметке «Нью-Йорк тайме» сделана попытка представить подписантов как немногочисленных эксцентриков, тогда как в манчестерской «Гардиан» в Англии сообщалось, что среди них «бывший премьер-министр Нидерландов… бывшие президенты Боливии и Колумбии… трое [16] федеральных судей… религиозные деятели высокого ранга, бывшие офицеры подразделений по борьбе с наркотиками…» Но «Нью-Йорк тайме» лучше знает, что достойно печати [17].
Весьма забавно — если воспользоваться самым вялым определением, — что наше спонтанно тираническое и бесчувственное правительство в течение многих лет заботится о нашем здоровье, одновременно с этим проверяя и пере-првверяя лекарства, доступные в других странах, и подвергая аресту тех, кто применяет «жесткие» наркотики, на том основании, что они вредны для здоровья. Трогательная забота, трогательная и сомнительная. Ведь эти самые заботливые хранители нашего благополучия упрямо год за годом отказываются позволить нам иметь то, что есть в любой стране «первого мира», — национальную систему здравоохранения.
Когда мистер и миссис Клинтон приехали в Вашингтон, зеленые, как трава, покрывающая арканзасские холмы, румяные и раскрасневшиеся от прогулок вдоль стремительных ручьев Уайтуотера [18], они попытались дать американскому народу такую систему здравоохранения — крошечное вознаграждение за отчисления от налогов, вложенных в «оборону» от врага, который самым коварным образом перестал существовать, когда мы на минуточку повернулись к нему спиной. При первом же заявлении, что нам пора наконец присоединиться к цивилизованному миру, возник широчайший заговор с целью приостановить любую попытку организовать хоть какую-то систему национального здравоохранения. Вряд ли этому противилось только «правое крыло», как предположил Клинтон. Скорее страховые и фармацевтические компании объединились с некоторыми структурами Американской медицинской ассоциации с целью похоронить саму мысль о том, что мы можем стать страной, которая хоть что-то делает для своих граждан в области здравоохранения.
Одна из проблем столь жестко контролируемого общества, как наше, состоит в том, что мы получаем очень мало информации о своих согражданах, истинный образ мыслей которых нам почти не известен. Это звучит парадоксально сегодня, когда политика связана с проведением ежеминутных опросов по всем значимым проблемам, но политики и мастера опросов знают, что ответ респондента зависит от постановки вопроса. Кроме того, есть обширные районы, например, сельская Америка, представляющие собой необитаемую и ненанесенную на карту землю для корпораций, владеющих средствами массовой информации, которые тратят миллиарды долларов на проведение опросов, чтобы протолкнуть своих юристов на высокие выборные должности.
Руби-Ридж. УэйкоГбклахома-Сити. Три удара колокола из глубинки, о которой большинство из нас, горожан, знает очень мало или почти ничего. В чем причина гнева жителей глубинки? В 1996 году в интересах «консолидации» произошло 1471 слияние американских корпораций. Это рекордная цифра в нашей истории, пик тенденции, набиравшей силу в сельском хозяйстве с конца 1970-х годов. Общее, что объединяло жертв в Руби-Ридже и Уэйко, а также Тимоти Маквея, который, возможно, во имя этих несчастных и совершил массовое убийство в Оклахома-Сити, это убежденность в том, что правительство Соединенных Штатов является их злейшим врагом и спастись они могут либо укрывшись в пустыне, либо объединившись в коммуну вокруг мессианского лидера, либо в качестве мести за хладнокровное убийство федеральными органами двух членов семьи Уивер в Руби-Ридже взорвать здание, где размещается бюро, ответственное за это убийство.
Отдавая должное средствам массовой информации, следует сказать, что они неустанно информируют нас о религиозных и политических убеждениях сельских диссидентов. Есть неонацисты, именуемые «Арийскими нациями». Есть христианские фундаменталисты, называющие свое направление «Христианской идентичностью», они известны также как представители «Британского израилиз-ма». Вся эта вдохновленная Библией ерунда самые глубокие корни пустила там, где люди не так давно потеряли свои фермы. Излишне напоминать, что христианские демагоги раздувают на телеэкране пламя расовой и сектантской ненависти и нелегально вливают церковные деньги в политические кампании.
Теории заговора цветут пышным цветом в пустыне подобно ночной шизофрении, и завороженные ими люди неизменно становятся посмешищем… в глазах подлинных заговорщиков. Джоэл Дайер в книге «Жатва гнева: почему Оклахома-Сити это только начало» раскрыл вполне реальные заговоры, но злоумышленники умело переключают внимание общественности на другие проблемы, например, наркотики. Как, разве вы не знаете, что королева Елизавета II — главный дирижер мировой торговли наркотиками (ах, если бы бедняжка Лиллибет [19] могла провидеть эти республиканские времена!)? Говорят, что Трехсторонняя комиссия представляет собой всемирный коммунистический заговор, возглавляемый Рокфеллерами. На самом деле комиссия — это действующая под отличным прикрытием организация, с помощью которой Рокфеллеры собирают политиков и тщеславных ученых, служащих интересам этой семьи в правительстве и вне его. Тот, кто сказал, подобно фашисту Линдону Ларушу, что эта рокфеллеровская коза ностра служит прикрытием для коммунистов, действовал под влиянием истинного вдохновения.
(Но Дайер открыл настоящий заговор, который касается всех граждан Соединенных Штатов. В наши дни несколько агроконгломератов стараются согнать с земли уцелевших мелких фермеров, систематически занижая цены на их продукцию, тем самым вынуждая их брать кредиты в принадлежащих конгломератам банках, закладывать землю и, разоряясь, продавать ее представителям агробизнеса, управляемого конгломератами. Но действительно ли это заговор или результат эффективного функционирования рынка вкупе с законами Дарвина? Есть, однако, дымящееся ружье в виде проекта, в котором говорится о том, каким образом лучше всего избавить страну от мелких фермеров. Дайер пишет: «В 1962 году Комитет экономического развития собрал около семидесяти пяти наиболее влиятельных руководителей корпораций. Они представляли не только пищевую промышленность, но также нефтяную, газовую индустрию, страховое дело, инвестиционные банки и розничную торговлю. В комитете были представлены почти все группы, которые выигрывали от консолидации. Их доклад („Программа адаптации сельского хозяйства“) включал план уничтожения ферм и фермеров. Доклад подробный и тщательно продуманный». Наряду с этим «еще в 1964 году такие гиганты индустрии, как компании „Пиллс-бери“, „Свифт“, „Дженерал фудс“ и „Кэмпбелл суп“, начали уверять конгрессменов, что крупнейшая проблема сельского хозяйства заключается в чрезмерном количестве фермеров». Будучи неплохими психологами, руководители компаний отмечали, что дети фермеров, поступившие в колледжи, редко возвращаются на семейную ферму. Или, как сказал один знаменитый экономист не менее знаменитому сенатору, который жаловался на временной провал при ночном перелете из Нью-Йорка в Лондон, «да, это похлеще, чем при занятии фермерством». Комитет содействовал отправке фермерских детей в колледжи. Никто не сомневался при этом, что большинство домой не вернутся. Затем правительство предложило фермерам сменить род деятельности, чтобы консолидировать их земли в руках все более крупных объединений и конгломератов.
Так начал осуществляться план, призванный заменить джефферсоновский идеал страны, хребтом которой служила бы независимая фермерская семья, на монополии агробизнеса, когда, пишет Дайер, «всего от пяти до восьми межнациональных компаний станут практически единственными скупщиками и перевозчиками не только американского, но и мирового урожая зерна». К 1982 году «эти компании контролировали 96 процентов американского экспорта пшеницы, 95 процентов экспорта американской кукурузы» и так далее, вплоть до оживленных прилавков шикарных «Гристедов», по-домашнему уютных «Ральфов» и симпатичнейших «Пигли Уигли» [20].
Хороша ли такая консолидация для потребителей? В целом нет. Монополии не допускают скидок, и им не приходится проявлять особую заботу о качестве, потому что альтернативы тому, что они предлагают, нет. Разумеется, они враждебно настроены по отношению к профсоюзам и их мало заботят условия труда бывших независимых фермеров, а ныне плохо оплачиваемых наемных рабочих. Те из нас, кто вырос в довоенных Соединенных Штатах, хорошо помнят, что такое бутерброд с настоящей ветчиной. Теперь же ветчина стала безвкусной, похожей на резину, впечатление такое, будто в основном она состоит из розового пластика. Почему? В колоссальных свинарниках свинья содержится на одном месте, на ногах. Она не роет корни, почти не двигается и теряет иммунитет к заболеваниям. Поэтому в организм пленницы закачивается масса лекарств вплоть до ее кончины и преображения в несъедобную ветчину.
В целом антитрестовский закон Шермана [21] давно перестал действовать. Сегодня три компании контролируют 80 процентов всего рынка расфасовки и упаковки мяса. Почему так происходит? Почему обездоленные фермеры не могут обратиться к своим представителям в конгрессе? Почему потребители должны мириться с загадочным ценообразованием на продукты, качество которых заметно снизилось за последние десятилетия в сравнении с прошлым? Ответ Дайера прост, но убедителен. Через своих лоббистов руководители корпораций, принявшие «Программу адаптации сельского хозяйства», ныне владеют конгрессменами и президентами, нанимают, а то и запугивают их. А что касается судов, то в них председательствуют бывшие лоббисты корпораций, нескончаемая вереница прислужников в белых воротничках, тем более что две трети всех адвокатов на нашей маленькой планете — американцы. Наконец, народ в целом не представлен в правительстве, в отличие от корпораций, представленных в нем более чем широко.
Что же делать? По мнению Дайера, помочь может только одно: реформа финансирования избирательных кампаний. Но те, кому выгодна нынешняя система, никогда не проголосуют за самоизгнание из органов власти. Поэтому между канадской и мексиканской границами города и деревни приходят в упадок, а в массах обездоленного сельского населения зреют отчаяние и гнев. Отсюда апокалиптический тон целого ряда нерелигиозных журналистских расследований и анализов, с неподдельным ужасом констатирующих отчуждение одной группы за другой в Соединенных Штатах Америки.
Поскольку энциклопедия «Британика» — это «Брита-ника», а не «Американа», то неудивительно, что статья «Билль о правах, Соединенные Штаты» занимает всего одну колонку, столько же, сколько «Билль о торговле» — документ, очевидно, гораздо более значимый для составителей энциклопедии с Британских островoв. Но даже если так, они сообщают, что наши права произрастают из Великой хартии вольностей и что Билль о правах, добавленный в виде десяти поправок к нашей конституции в 1791 году, — в основном дело рук Джеймса Мэдисона, который, в свою очередь, следовал Декларации прав Виргинии 1776 года. Сначала эти десять поправок применялись к американским гражданам только как гражданам Соединенных Штатов в целом, а не гражданам Виргинии или Нью-Йорка, где законы штата могли иметь преимущество над федеральными в соответствии с правами штатов, что признавалось в Десятой из оригинальных поправок. И только в 1868 году Четырнадцатая поправка запретила штатам принимать законы, противоречащие изначальному Биллю. Таким образом каждому гражданину Соединенных Штатов гарантировались в его родном штате свобода «слова и печати или право народа мирно собираться и обращаться к правительству с петициями», а также свобода от «установления религии». Что касается Второй поправки, то создается впечатление, будто ее наряду с револьверами и чадолюбивыми «узи» принес нам Чарлтон Хестон, получив ее на горе Де Милля [22]. Первоначально право гражданского ополчения носить оружие предназначалось для острастки постоянной армии штата или страны и защиты от бед, которые вооруженный штат мог причинить людям, желавшим жить не под сенью винтовки, а мирно, где-нибудь в лесной глуши в горах Руби-Ридж.
Сейчас Четвертая поправка пребывает в процессе распада «в силу военной необходимости» — эту конституционную формулу использовал Линкольн для оправдания Гражданской войны, отмены Закона о неприкосновенности личности, за-крытия газет и освобождения рабов на Юге. Четвертая поправка гарантирует «право народа на неприкосновенность личности, жилища, бумаг и имущества от необоснованных обысков и арестов… никакие ордера не должны выдаваться иначе как при достаточных к тому основаниях, подтвержденных присягой или заявлением, с подробным описанием места, подлежащего обыску, и лиц или предметов, подлежащих аресту». Четвертая поправка — это главное средство защиты от тоталитарного правительства, и эта поправка ныне каждодневно попирается законодательными актами и действиями.
В книге «Утерянные права», изданной в 1994 году, Джеймс Бовард собрал огромное количество материалов о том, что намерены предпринять наши правоохранительные службы в ходе повседневной войны с наркотиками и терроризмом, победа в которой недостижима. Тем не менее власти ведут неустанную борьбу с американцами в их домах и автомобилях, в автобусах и самолетах, там, где могут каким-либо способом до них добраться. Военная необходимость — чересчур претенциозное оправдание для нынешних федеральных и местных чиновников, когда они посреди ночи вламываются в дома, как правило, без ордера на обыск или арест и без предупреждения, чем терроризируют несчастных граждан [23]. Подобные противозаконные вторжения и аресты зачастую оправдывают возможным существованием сливных бачков в туалетах помещений, намеченных к обыску. (Если борцы с наркотиками не захватят наркомана врасплох, он спустит вещественные доказательства в канализацию.) Это нестерпимо для тех, кто хочет видеть нас безгрешными и послушными. Итак, отдавая должное изобретению сэра Томаса Крэппера, сделавшего нашу жизнь более удобной, они успешно отменяют Четвертую поправку.
«Энрон» — обанкротившаяся энергетическая компания, замешанная в незаконных пожертвованиях на избирательную кампанию Дж. Буша, предмет новейшего вашингтонского скандала.
1992 год. Бриджпорт, штат Коннектикут. Газета «Хартфорд курант» известила, что местная Тактическая группа по борьбе с наркотиками в плановом порядке разгромила дом и предприятие, где проводила «обыск». Полицейские в штатском ворвались к бакалейщику и владельцу ресторана с Ямайки с воинственным криком: «Стоять, черномазые! Ни с места!» Полки были сметены на пол, товар испорчен. «Эти люди так и не сообщили, что они из полиции», — отмечает «Хартфорд курант». И хотя они ничего не нашли, кроме зарегистрированного ружья, владелец был арестован, его обвинили в «противодействии аресту» и посадили за решетку. Судья позднее закрыл дело. Бовард пишет: «В 1991 году в Гарленде, штат Техас, полицейские в черном и черных лыжных масках ворвались в трейлер, размахивая пистолетами, взломали дверь спальни, где спал Кеннет Болч с полуторагодовалым сыном. Полицейский заявил, что Болч представлял смертельную угрозу жизни стражей правопорядка, потому что держал в левой руке пепельницу. Так он объяснил, почему выстрелил Болчу в спину и убил его. (Внутреннее полицейское расследование не нашло в действиях полицейского ничего противозаконного.) В марте 1992 года полицейская Группа особого назначения убила в Эверетте, штат Вашингтон, Робин Пратт, мать малолетнего ребенка, во время произведенного без ордера налета, предъявив ордер на арест ее мужа. (Муж Робин Пратт был позднее освобожден, подозрения в отношении его не подтвердились.)». Кстати, этот прием в духе КГБ — задержать кого-то за преступление, а затем отпустить, если данный человек назовет виновного в большем преступлении, — очень часто приводит к ложным или скороспелым выводам, на основе которых нельзя действовать столь варварским образом, к тому же без всякой дополнительной проверки. «Сиэтл тайме» описывает последние минуты Робин. Когда ворвалась полиция, женщина была дома с шестилетней дочерью и пятилетней племянницей. Когда к ней приблизился с пистолетом в руке самый отважный полицейский по имени Эстон, второй полицейский крикнул: «Ложись!» — и она начала сползать на колени. Посмотрев на Эстона, Робин сказала: «Только не трогайте детей…» Эстон навел на нее пистолет и выстрелил, попав ей в шею. Согласно данным адвоката семьи Пратт Джона Мюнстера, она была жива еще одну-две минуты, но говорить не могла из-за ранения. На Робин, лежавшую ничком, нацепили наручники. Очевидно, Эстон боялся воскрешения и отмщения. Не секрет, что американские полицейские редко соблюдают законы страны, когда действуют заодно, и, как может рассказать любой честный судья по уголовным делам, в суде их родной язык — лжесвидетельство.
Налоговое управление США в недавнее время стало объектом проверки из-за нарушений не только Четвертой, но и Пятой поправки. Пятая поправка требует обвинительного заключения большого жюри для суда за серьезные преступления. Она также постановляет, что ни одно лицо не может быть принуждено свидетельствовать против себя, запрещает лишать жизни, свободы или собственности без законного судопроизводства или обращать личную собственность в общественное пользование без компенсации.
В течение многих лет вечно скрытое за завесой секретности Налоговое управление захватывает собственность где только может, не утруждая себя послать хотя бы почтовую открытку в ближайшее большое жюри, ведь законная правовая процедура никак не совместима с целеустремленным захватом добычи. Бовард пишет:
«Начиная с 1980 года количество конфискаций — захватов Налоговым управлением банковских счетов и платежных чеков — увеличилось в четыре раза, достигнув в 1992 году 3 253 000. По подсчетам Генерального счетного управления (ГСУ), Налоговое управление накладывает более 50 000 необоснованных или ошибочных штрафов в год на граждан и предпринимателей. ГСУ подсчитало, что почти шесть процентов штрафов, наложенных Налоговым управлением на предпринимателей, некорректны… Налоговое управление, кроме того, накладывает почти 1 500 000 арестов на имущество ежегодно, что на 200 процентов больше, чем в 1980 году. Журнал „Мани“ изучил в 1990 году документы 156 налогоплательщиков, на имущество которых Налоговое управление наложило арест, и обнаружил, что 35 процентов налогоплательщиков не получили от Налогового управления предупреждения о намерении наложить арест на имущество через 30 дней, а некоторые узнали об аресте, лишь когда с ними связалась редакция журнала».
Нынешний Верховный суд не проявляет желания ограничить деятельность столь мощного и скрытого от глаз публики федерального агентства, постоянно нарушающего Четвертую, Пятую и Четырнадцатую поправки к конституции США. Что и говорить, суд этот по сути своей авторитарный, он упивается властью государства над гражданами, а некоторые наиболее жизнерадостные его члены проявляют редкостное остроумие, консультируясь с доской Уиджа для спиритических сеансов и пытаясь точно определить, что имели в виду отцы-основатели, и игнорируя при этом совершенно ясные высказывания Мэйсона, Мэдисона и других о таких абсолютах права, как недопустимость изъятия чужой собственности без предварительного обращения к большому жюри и признания подозреваемого виновным в том или ином преступлении, как требует закон. В этих вопросах священные мысли и намерения отцов-основателей настолько ясны, что Верховный суд вынужден, к всеобщему изумлению, поворачиваться к ним спиной. Одиночные голоса протеста иной раз слышатся в конгрессе. В 1993 году сенатор Дэвид Прайор высказался в том смысле, что было бы желательно, чтобы Налоговое управление информировало кредитные организации, когда будет доказано, что управление ошибочно наложило штраф на собственность налогоплательщика, чем сделало невозможным дальнейший кредит для него. В Налоговом управлении только посмеялись над его предложением. Такое вопиющее требование наложило бы непосильное бремя на выбивающихся из сил чиновников.
Законодательные акты США, касающиеся правил налогообложения, составляют около девяти тысяч страниц, и в них путаются даже налоговые эксперты. Поэтому ошибка в расчетах некоего инспектора Налогового управления относительно собственности семьи Икс вполне вероятна.
Но в конечном счете вина лежит не столько на жульническом налоговом бюро, сколько на системе налогообложения, навязанной ключевыми фигурами конгресса с целью вывести из-под налогов своих дружков и финансовых доноров. Конечно, само Налоговое управление имеет законные основания жаловаться на своих номинальных хозяев в конгрессе. Директор отдела налогоплательщиков Налогового управления Роберт Лебоб говорил в 1989 году: «Начиная с 1976 года было принято 138 государственных законов, вносящих изменения во Внутренний налоговый кодекс. После Закона о реформе налогообложения 1986 года было принято тринадцать законов, меняющих кодекс, а в одном только 1988 году — семь законов, касающихся кодекса». Вот что отмечает, но никак не объясняет Бовард: «Налоговый закон есть не что иное, как новейшая творческая интерпретация правительственными чиновниками налоговой неразберихи, созданной актами конгресса. Чиновникам Налогового управления потребуется пять, семь или больше лет на выработку инструкций по применению нового налогового закона, а конгресс в рутинном порядке принимает новые законопроекты, когда инструкции еще не обнародованы. Почти все налоговое законодательство носит временный характер — оно пребывает в ожидании либо новейшего закона, либо принятия уже предложенных изменений».
Чем же объясняется существование этой проблемы? Итак, корпорации посылают своих юристов в конгресс для принятия специальных законов, освобождающих доходы корпораций от чрезмерного налогообложения: добиваются этого принятием все более сложных и практически непостижимых налоговых законов, которые всегда будут оставаться временными, поскольку всегда будут появляться новые корпорации, требующие снижения налогов в форме частного законопроекта о льготах, скажем, на пожертвования по случаю Дня древонасаждений. Сенаторам, экономящим корпорациям миллионы, не придется тратить слишком много времени, обзванивая жертвователей, когда ему — о да, конечно, и ей тоже — настанет пора переизбираться. Если только — но это несбыточная мечта — затраты на избирательные кампании не будут снижены на 90 процентов, а сами эти кампании не будут длиться дольше восьми недель. До тех пор пока национальное телевидение не начнет предоставлять бесплатное время национальным кандидатам, а местное телевидение — местным кандидатам (как принято в цивилизованных странах), налоговой реформы не будет. А тем временем кроты из Налогового управления, отлично осведомленные о величайшей коррумпированности их неприкасаемых хозяев в конгрессе, преследуют беспомощных граждан и деморализуют страну.
На редкость логично, что слово террорист (согласно Оксфордскому словарю английского языка) появилось во время Великой Французской революции для обозначения «приверженца или сторонника якобинцев, которые отстаивали и применяли методы партийных репрессий и кровопролития при защите принципов демократии и равенства». Хотя наши правители воскресили это слово, используя его для обозначения злостных врагов Соединенных Штатов, большинство сегодняшних подлинных террористов находятся в составе наших правительств — федерального, штатов и муниципальных. Бюро по контролю за продажей алкогольных напитков, табачных изделий и оружия (КАТО), Агентство по контролю за распространением наркотиков (КРН), ФБР, Налоговое управление и другие ведомства — это настоящие якобинцы, постоянно воюющие против жизни, свободы и собственности наших граждан. Кровавая резня, устроенная ФБР над невинными людьми в Уэйко, может служить моделью чисто якобинского мероприятия. Слегка тронутый религиозный лидер по имени Дэвид Кореш организовал коммуну из нескольких сот последователей — мужчин, женщин и детей. Кореш проповедовал конец света. КАТО и ФБР сочли его идеальным объектом для преследования. Его обвинили во множестве мелких правонарушений, в том числе в коронном преступлении этого десятилетия — педофилии, но не затруднили себя законной правовой процедурой для установления вины или невиновности подозреваемого. Дэвид Копел и Пол X. Блэкман выпустили недавно лучшее и самое подробное ис-cледование войны американского правительства против своих несчастных граждан — «Новые Уэйко недопустимы: что неладно с исполнением федеральных законов и как исправить это положение».
Во-первых, они рассказывают о преследовании Кореша и его религиозной группы «Ветвь Давидова», занимающейся божественным делом; во-вторых, о демонизации этого человека в средствах массовой информации; в-третьих, о штурме коммуны 28 февраля 1993 года: 76 агентов взяли штурмом здание коммуны, где находилось 127 мужчин, женщин и детей. Четыре агента КАТО и шесть членов коммуны погибли. Кореша обвиняли в незаконном владении стрелковым оружием, хотя ранее он приглашал агентов правоохранительных органов в коммуну, чтобы они посмотрели на это оружие и проверили регистрационные документы. На основании Закона о свободе информации Копел и Блэкман установили: с самого начала операции, превратившейся в осаду, а затем «силовое проникновение» (военный жаргон для жестокого обстрела и резни), КАТО тайно обратилось к армии США для организации особой подготовки к террористическим действиям, несмотря на то что Закон о праве шерифа на созыв ополчения 1878 года запрещает использовать федеральную армию для выполнения гражданских законов. Как и многие другие наши законы, в интересах войны с наркотиками этот закон может быть приостановлен, если Агентство по борьбе с наркотиками сочтет нужным призвать армию на борьбу со злом. КАТО тайно обвинило Кореша в изготовлении ме-тамфетамина, который он якобы импортировал из Мексики, находящейся неподалеку, всего в трехстах милях к югу. Спасите! Армия должна помочь. Она помогла, хотя обвинения против отвергавшего наркотики Кореша были ложью. Разрушение «Ветви Давидовой» перестало быть гражданским делом, по которому решающее слово якобы принадлежит конституции. Скорее это стало предметом жесткой военной необходимости: отсюда применение газа «Си-Эс» (договор об обязательстве неприменения которого в военных действиях Соединенные Штаты только что подписали) 19 апреля 1993 года, за которым последовало проламывание танками стен здания, где укрывались 27 детей, а затем потрясающий фейерверк, уничтоживший коммуну, а заодно и Дэвида Кореша — ему так и не было предъявлено обвинение. Генеральный прокурор Джанет Рино считает своей заслугой успешное проведение операции, но не снимает с себя и «вину». Она сравнивала себя и президента с генералами Второй мировой войны, которые были не в состоянии уследить за всем, что происходит… Ветераны этой войны хорошо знают, что значит такое объяснение: это попытка прикрыть собственную задницу.
Так или иначе, миз Рино руководила крупнейшей резней, учиненной федеральными властями США после 1890 года. Я имею в виду бойню, устроенную у Вундед-Ни [24]. Восемьдесят два члена «Ветви Давидовой» погибли в Уэйко, в том числе 30 женщин и 25 детей.
Потерпят ли поражение наши якобинцы, как это случилось с французскими? Что и говорить, намеренное уничтожение отдельных элементов Билля о правах (юридическое в отличие от фактического, когда полиция начинает неистовствовать, круша законы и головы) можно обнаружить в безумных решениях судов низшей инстанции, которые Верховный суд предпочитает не сверять с Биллем о правах. Хорошо известно, что Агентство по борьбе с наркотиками и Налоговое управление — это закоренелые похитители частной собственности без установленной законом процедуры, без компенсации или возмещения лицу, ограбленному государством, но не совершившему никакого преступления.
В настоящее время, согласно Копелу и Блэкману, федеральные законы и законы штатов таковы: когда полицейскому предоставляется возможность с разрешения суда или без оного расследовать потенциальное преступление, он может захватить и присвоить столько имущества, принадлежащего предполагаемому преступнику, сколько сочтет нужным. Хотя конфискация предусмотрена в отношении имущества, использованного в ходе совершения преступления, при этом нет обязательного требования, чтобы его владелец был осужден за совершение преступления. Не важно, был ли оправдан человек, обвинявшийся в совершении преступления, на основании чего и произвели захват собственности, или ему вообще не предъявили обвинения. Естественно, в судебном процессе 1987 года («Соединенные Штаты против Сандини»), когда эта безумная формула стала законом, председательствовал судья Кафка. «Невиновность владельца несущественна, — провозгласил суд. — Достаточно того, что собственность была задействована в процессе нарушения закона, предусматривающего конфискацию». Значит ли это, что лицо, не совершившее никакого преступления, но способное совершить его в неопределенном будущем, не сможет получить обратно свою собственность, потому что решение по делу «Соединенные Штаты против Сандини» провозглашает: «Бремя доказательства ложится на обладателя указанной собственности»?
Эта ситуация не может не привести в волнение полицейских налетчиков, поскольку, по словам бывшего министра юстиции Ричарда Торнбера, более 90 процентов американских долларов несут на себе остаточные следы наркотиков; это значит, что человек, у которого есть при себе, скажем, 1000 долларов наличными, может быть уличен во владении «наркодолларами», а эти деньги подлежат аресту и конфискации для проведения анализа, причем они никогда не будут возвращены владельцу, если умница полицейский знаком с решением по делу Сандини.
По всей стране спортсмены в колледжах проходят проверку на предмет употребления наркотиков, время от времени в учебных аудиториях проводятся обыски. 8 марта 1991 года, согласно Боварду, в школе Сэндберга в Чикаго двое учителей (их пол не указывается, поэтому любители порнушки с воображением имеют возможность домыслить подробности) обратили внимание на шестнадцатилетнего подростка в облегающих тренировочных брюках. Четыре их глаза загорелись тревогой, они принялись рассматривать то место, которое, на их взгляд, «слишком выпирало». Парня отвели в раздевалку и раздели. Никаких наркотиков и ничего подозрительного, если не считать нестандартно развитой мошонки, не обнаружили. Его отпустили, поскольку пока нет закона для наказания подростка, сильнее физически развитого, чем его учителя. Мальчик и его родители обратились в суд. Судья не проявил сочувствия. Учителя, постановил он, «сделали все, что было в их силах, дабы не нанести ущерба личной неприкосновенности истца». Судья Кафка бдит.
Хотя наркотики «аморальны» и должны быть недоступны для молодежи, тысячи школ оказывают давление на родителей в пользу наркотика риталина, который дают всем активным детям, если те, что вполне объяснимо, скучают на уроках. Риталин делает ребенка послушным и даже вялым. .Побочные эффекты? Задержка развития, нервный тик, возбудимость и агрессивность, бессонница, потеря аппетита, головные боли, рези в желудке и припадки. Марихуана куда менее вредна.
Взрыв федерального здания Альфреда Марра в Оклахома-Сити явился ничуть не меньшим шоком для всей страны, чем «черный вторник», и, будем надеяться, стал своего рода сигналом побудки для американцев, знаком того, что с нами не все благополучно. Как обычно, средства массовой информации откликнулись единственным возможным для них образом. В течение одного дня Тимоти Маквей стал олицетворением зла и немотивированной озлобленности. Начались обычные пересуды о соучастниках. Было названо еще только одно имя — Терри Николе; он был признан виновным в «сговоре» с Маквеем, но сам в злодеянии якобы не участвовал.
Журналист Ричард А. Серрано только что выпустил книгу «Один из нас: Тимоти Маквей и взрыв в Оклахома-Сити». Наверное, как и всех прочих, меня мутило от этой темы. Ничто не может оправдать убийство 168 мужчин, женщин и детей, ни один из которых не имел, насколько нам известно, никакого отношения к злодеянию федеральных властей в Уэйко, якобы вызвавшему возмущение Мак-вея. Зачем тогда писать такую книгу? Серрано вряд ли сочувствует Маквею, но в своем зловещем и завораживающем исследовании он создает весьма правдоподобный образ этого человека.
Родившийся в 1968 году Маквей вырос в сельской семье, предыдущее поколение которой стало в какой-то степени обездоленным. Его отец Билл служил в американской армии, мать работала. Они жили в городке Пендлтон (западная часть штата Нью-Йорк), населенном в основном «синими воротничками». Билл выращивал овощи, работал на местном заводе «Дженерал моторе», принадлежал к римско-католической церкви. О родном крае он говорил: «Когда я вырос, повсюду были фермы. Когда вырос Тим, осталась лишь половина из них».
Тим был необычайно умным и любознательным мальчиком. Успешно учился в средней школе. Его адвокат подчеркивал, что он «прирожденный политик». Читал книги по истории, конституцию США. Страстно любил оружие, что стало мотивом для ухода на службу в армию. В бушев-ской Буре в пустыне солдат-пехотинец Маквей удостоился многих наград. Прирожденный солдат. Но война открыла ему глаза, заставив увидеть истинную суть событий, как это всегда происходит с теми, на чью долю выпадает принимать в них участие. Позднее он напишет журналисту о том, как «нас всех надули». Ритуальная демонизация средствами массовой информации Саддама, арабов, иракцев настолько преувеличена, что когда Маквей попал в Ирак, он с удивлением обнаружил, что они «нормальные люди, как вы или я. Нас обманом заставляют их убивать. Нам сказали, что мы должны защитить Кувейт, где людей насилуют и убивают. Война пробудила меня».
Как всегда, были приняты строгие законы против братания американских солдат с противником. Маквей пишет другу: «Голодные дети, а иногда и взрослые приходят к нам и просят чего-нибудь поесть… Это настоящая эмоциональная пытка. Это даже не щенок возле стола, это гораздо хуже. Чем быстрее мы отсюда уйдем, тем будет лучше. Теперь я понимаю, почему наших ребят во Вьетнаме убивали дети». Серано замечает: «К концу войны, войны необычайно популярной, Маквей понял: ему не по вкусу убийства ни в чем не повинных людей. Он сплевывал в песок при мысли о том, что его заставляют причинять зло людям, которые ненавидят его ничуть не больше, чем он их».
* * *
Как только война закончилась, Маквей расстался с армией. Он брался за случайную работу. Заинтересовался параноидальными теориями крайне правых и тем, что Джоэл Дайер называет «религией заговора». Армейский приятель Терри Николе стал его поводырем. Вместе они раздобыли книгу под названием «Частная жизнь» — о том, как исчезнуть из-под надзора государства, уйти под землю, изготовлять оружие1. Другие делали то же самое, в том числе семья Уивер, уехавшая в далекий Руби-Ридж в штате Айдахо. Рэнди Уивер, эксцентричный белый сепаратист, исповедовал «христианскую идентичность». Он хотел жить со своей семьей, отделившись от остальной Америки. ФБР восприняло это как вызов. Когда Уивер не появился в суде для урегулирования мелкого обвинения, связанного со стрелковым оружием, 21 августа 1992 года полиция нагрянула к нему. Собака Уивера залаяла, полицейские пристрелили ее; когда четырнадцатилетний сын Уивера выстрелил в их сторону, они выстрелом в спину убили его. Миссис Уивер с ребенком на руках подошла к двери, фэ-бээровский снайпер Лон Хориучи буквально отстрелил ей голову! На следующий год федералы взялись за «Ветвь Давидову».
Для Тимоти Маквея Бюро по контролю за продажей алкоголя, табачных изделий и оружия превратилось в символ угнетения и убийства. Обуреваемый обостренным чувством справедливости — черта для Америки нехарактерная, — он фактически в одиночку объявил войну и закончил убийством большего числа ни в чем не повинных людей, чем федералы уничтожили в Уэйко. Отдавал ли он себе отчет в том, что делал, взрывая федеральное здание Альфреда П. Марра в Оклахома-Сити, в котором располагалось ненавистное бюро? Маквей молчал на протяжении всего суда. Наконец перед самым вынесением приговора судья спросил, не желает ли он что-нибудь сказать. Маквей встал и сказал: «Я хотел бы процитировать члена Верховного суда Брандейса, выразившего несогласие по делу Олмстеда. Он писал: „Наше правительство — это мощный и вездесущий наставник. К лучшему или худшему, оно учит весь народ своим примером“». После этого правительство приговорило Маквея к смертной казни.
Присутствующие были глубоко смущены приведенной Маквеем цитатой. Как такое возможно, чтобы дьявол цитировал почтеннейшего судью? Мне кажется, он сделал это, руководствуясь тем же, чем и Яго, когда его спросили, почему он совершил то, что совершил: «Не спрашивайте ничего, вы знаете то, что знаете, с этой минуты я не скажу нихлова». Теперь мы тоже знаем или, как говаривал мой дед еще в бытность свою в Оклахоме, «у каждой оладьи две стороны».
«Вэнити фэйр», ноябрь 1998г.
СМЫСЛ СОДЕЯННОГО МАКВЕЕМ
В конце позапрошлого столетия Рихард Вагнер посетил южноитальянский городок Равелло, где ему показали сады Руфоло, виллы, построенной тысячу лет назад. «Маэстро, — поинтересовался главный садовник, — разве эти фантастические сады под синим небом, что сливается в совершенной гармонии с синим морем, не похожи на сказочные сады Клингзора, где происходит большая часть вашей бессмертной оперы „Парсифаль“? Разве не это видение красоты вдохновило вас?» Вагнер пробормотал что-то по-немецки. «Он спросил, — пояснил переводчик, — как такое возможно?»
Действительно, как такое возможно, думал я, пробираясь в угол того самого сказочного сада, где Эй-би-си, программа «Доброе утро, Америка», и Си-би-эс, программа «Ранним утром», установили свои камеры, чтобы я появился «вживую» перед телезрителями богоизбранной страны.
Это произошло в мае прошлого года. Через неделю «бомбиста из Оклахома-Сити», увенчанного наградами за войну в Заливе, одного из бойскаутов — защитников природы, Тимоти Маквея должны были казнить, введя смертельную инъекцию в Терре-Хоте, штат Индиана, за то, что этот человек, как он сам настоятельно подчеркивал, в одиночку изготовил бомбу и сам же привел ее в действие, взорвав федеральное здание, где погибли 168 мужчин, женщин и детей. Это было крупнейшее массовое убийство в Америке, совершенное американцем, после того как федеральное правительство решило стереть с лица земли помещение приверженцев адвентистов Седьмого дня неподалеку от Уэйко, штат Техас. «Ветвь Давидова», как адепты этого культа себя называли, представляла собой мирную группу мужчин, женщин и детей, живших и молившихся совместно в ожидании конца света, который наступил для них 28 февраля 1993 года. Федеральное Бюро по контролю за продажей алкоголя, табачных изделий и оружия, пользуясь мандатом «на регулирование» приобретения оружия, отклонило все приглашения лидера секты Дэвида Кореша проверить его лицензию. Бюро КАТО вместо этого предпочло устроить большую потеху. Более сотни агентов КАТО, не имея, как положено, ордера, атаковали культовое помещение, а сверху по крайней мере один вертолет КАТО открыл огонь по крыше главного помещения. В этот день погибли шесть членов секты. Были застрелены четыре агента КАТО, как полагают, в них попали свои же.
Это был тупик. Затем последовала пятидесятиоднодневная осада под оглушающую музыку, неистовствовавшую у стен здания двадцать четыре часа в сутки. Отключили электричество. Дети остались без еды. Тем временем средства массовой информации регулярно получали информацию о пороках Дэвида Кореша. Якобы он изготовлял и продавал кристаллический метиловый спирт, кроме того, он — что еще может прийти в голову в наше нездоровое время? — вовсе не Божий человек, а педофил. Новый генеральный прокурор Джанет Рино заняла жесткую позицию. 19 апреля она отдала приказ ФБР довести до конца дело, начатое Бюро КАТО. Вопреки Закону об ополчении для подавления беспорядков (это главный оплот наших хрупких свобод, запрещающий использовать армию против гражданского населения) танки Национальной гвардии Техаса и армейская Шестая спецгруппа атаковали помещение секты газом, смертельным для детей и отнюдь не полезным для взрослых. Были проделаны также проломы в здании. Нескольким сектантам удалось бежать. Некоторые пали под огнем фэбээровских снайперов.
Во время расследования, проведенного шестью годами позже, ФБР отрицало применение огня, признав лишь подрыв пиротехнической канистры со слезоточивым газом. В конце концов во время шестичасового штурма здание было подожжено, а позже сровнено с землей бронетранспортерами «Брэдли». Бог позаботился о том, чтобы ни один фэбээровец не погиб, тогда как было убито более 80 сектантов, из них 27 детей. Величайшая победа Дядюшки Сэма в исполнении ФБР, кодовое название штурма — «Час телешоу». И только 14 мая 1995 года Джанет Рино в программе «60 минут» призналась в своих сомнениях: «Я видела, что произошло, и, отдавая себе в этом отчет, не сделаю этого снова». Поучительный опыт для дочери чемпионки по вольной борьбе с аллигаторами из Флориды.
Шоу 19 апреля 1993 года в Уэйко оказалось крупнейшей стычкой американцев со своим собственным правительством с 1890 года, когда несколько коренных жителей Америки были убиты в Вундед-Ни, штат Южная Дакота. Что ж, ставки растут.
Хотя Маквей вскоре дал понять, что он действовал, желая отомстить за резню в Уэйко (и даже выбрал для акта возмездия 19 апреля, вторую годовщину трагических событий), тайная полиция нашего правительства совместно со своими дружками из средств массовой информации опустила на чашу весов увесистый кулак. Впредь допустима только одна версия: порочный от рождения одиночка захотел лишить жизни ни в чем не повинных людей без всякой на то причины, просто чтобы получить мгновенное удовольствие от совершенного злодеяния. С самого начала было предопределено, что у Маквея не будет вразумительного мотива для содеянного, разве что шекспировская беспричинная злонамеренность. Яго снова в городе, но не с носовым платком, а с бомбой в руках. Более значимо, что он и обвинение согласились с тем, что у него не было серьезных сообщников.
Меня усадили на неудобный стул перед камерой. Между дельфинариями загудели генераторы. Первой была программа «Доброе утро, Америка». Меня предупредили, что вопросы из нью-йоркской студии будет задавать Дайана Сойер, но у Эй-би-си есть «эксперт» по Маквею, некто Чарлз Гибсон, и он тоже окажет нам честь. Интервью должно былo продлиться около четырех минут. Итак, меня собирались проинтервьюировать, что называется, обстоятельно. Это значило всего лишь, что каждый второй вопрос будет начинаться следующим образом: «А теперь расскажите нам вкратце…» Я покорно и кратко рассказал, почему Маквей, с которым я не был знаком, выбрал меня одним из пяти свидетелей его казни.
Вкратце — это началось с ноябрьского номера «Вэни-ти фэйр» за 1998 год. Я написал статью об изничтожении нашего Билля о правах. Я процитировал примеры захвата Налоговым управлением собственности без должной правовой процедуры, налетов без ордера и убийств невинных людей различными подразделениями по борьбе с распространением наркотиков, причастности правительства к успешным попыткам агробизнеса согнать мелких фермеров с земли и так далее. Затем в качестве заключительного аккорда я рассказал о незаконных, но сошедших с рук убийствах в Руби-Ридже, штат Айдахо (совершенных ФБР), а также, годом позже, в Уэйко.
Когда Маквей, находясь в тюрьме штата Колорадо, после апелляции прочитал написанное мной, он прислал мне письмо и…
Но я бросил вас в клингзорском саду Равелло, где в прямом телеэфире произнес крайне нежелательное слово почему и подобное ядерному спусковому крючку название Уэйко. Чарлз Гибсон в трех с половиной тысячах миль от меня глубоко задышал. «Подождите-ка минутку…» — прервал он меня. Но я продолжал говорить, заглушая его голос. Внезапно я услышал его слова: «У нас тут какие-то неполадки со звуком», — и он тут же отключил аппаратуру, соединявшую Эй-би-си со мной. Звукооператор, стоящий рядом со мной, покачал головой: «Со звуком все было в полном порядке. Он просто вас вырубил». 'Итак, подражая правительству, изорвавшему в клочья Четвертую, Пятую, Шестую, Восьмую и Четырнадцатую поправки к конституции США, мистер Гибсон изорвал и священную для журналистов Первую поправку [25].
Почему? Как и многим его взаимозаменяемым коллегам, ему положено сообщать телезрителям, что бывший сенатор Джон Дэнфорт недавно завершил четырнадцатимесячное расследование ФБР, которое сняло с бюро всякие обвинения в неправильных действиях в Уэйко. Правда, Дэнфорт признал, что «получать от ФБР нужные документы было все равно что выдирать зубы».
В марте 1993 года Маквей отправился из Аризонй в Уэйко, штат Техас, чтобы лично увидеть проводимуюфедералами осаду. Вместе с другими протестующими он был, как положено, сфотографирован ФБР. Во время осады сектантов развлекали двадцатичетырехчасовой оглушающей музыкой (Нэнси Синатра: «Эти ботиночки предназначены для прогулок / именно этим они сейчас и займутся /ив один прекрасный день они через тебя переступят»), а также записанными на пленку визгами умирающих кроликов, вызывающими в памяти первую необъявленную войну Джорджа Буша-старшего против Панамы, которая после нескольких подобных концертов возле посольства Ватикана выдала главного торговца наркотиками (и бывшегоагента ЦРУ) Норьегу, укрывавшегося там. Подобно телевизионным компаниям, у нашего правительства есть коронные номера, и они повторяются снова и снова. Освальд? Заговор? Общий смех в студии.
Не сомневаюсь, телезрители часто замечали, что взаимозаменяемые телеведущие умеют ставить на место тех, кто пытается объяснить, почему произошло то или иное событие. «Вы хотите сказать, что был заговор?» В ярких контактных линзах вспыхивают огоньки. Каким бы ни был ответ, ведущий корчится, затем следует фырканье, и многозначительный взгляд устремляется в камеру: телезрителям дают понять, что гость только что прибыл в студию на «летающей тарелке». Это один из способов не позволить публике понять, что на уме у подлинных заговорщиков в ФБР, в Верховном суде или у тех, кто обслуживает крупнейшие табачные компании. Увы, такова функция корпоративных средств массовой информации.
На самом деле в какой-то момент бывший сенатор Дэнфорт угрожал неподатливому директору ФБР Луису Фри ордером на обыск. Жаль, что сенатор его так и не получил. Он мог бы в ходе обыска узнать гораздо больше о членстве Фри в «Опус Деи» (что значит «Божье дело»), тайном международном римско-католическом ордене, цель которого состоит в продвижении своих приверженцев на высокие политические, корпоративные и религиозные должности (в том числе и на Небесах, наверное) в разных странах и ради достижения разных целей. Недавно луч средств массовой информации весьма неохотно упал на этот орден, когда выяснилось, что Роберт Ханссен, агент ФБР, был российским шпионом в течение двадцати двух лет и что он и его директор Луис Фри, по словам их попутчика Уильяма Рашера («Вашингтон тайме», 15 марта 2001 года), «оба не только были прихожанами одной и той же римско-католической церкви в виргинском пригороде… но и принадлежали к местному капитулу „Опус Деи“. Мистер Ра-шер, некогда трудившийся в низкопробном издании „Нэшнл ревью“, находит это обстоятельство „пикантным“.
«Опус Деи» был основан в 1928 году Хосе-Мария Эск-рива. Крестным отцом ордена в ранние годы был испан-ский диктатор Франсиско Франко. Одним из его новейших рыцарей был коррумпированный президент Перу Аль-берто Фухимори, по-прежнему находящийся в бегах. Хотя «Опус Деи» близок к фашизму, нынешний папа причислил Эскрива к лику блаженных, несмотря на протест испанского теолога Хуана Мартина Веласко: «Мы не имеем права называть образцом христианской жизни кого-то, кто служил власти государства [26] и кто использовал эту власть для учреждения своего «Опуса», которым он правил, руководствуясь темными принципами, словно мафиози в белых одеждах, не считаясь с папским мнением, когда оно не совпадало с его образом мысли».
Однажды, когда загадочного мистера Фри спросили, является ли он членом «Опус Деи», он отказался отвечать, приказав ответить вместо себя специальному агенту ФБР Джону Э. Коллингвуду. Тот сказал: «Хотя я не могу дать ответ на ваши специфические вопросы, должен заметить, что вас неверно „информировали“».
Весьма прискорбно, что в Соединенных Штатах, светской стране, конституция которой покоится на вечном принципе разделения церкви и государства, абсолютистский религиозный орден не только поставил одного из своих членов во главе нашей тайной (и в целом никому не подотчетной) полиции, но и может ныне рассчитывать на благожелательность по меньшей мере двух членов Верховного суда.
Из еженедельника «Ньюсуик» от 9 марта 2001 года:
«[27] Скалиа считается олицетворением католика-консерватора… Он не является членом ордена «Опус Деи», но его жена Морин посещает духовные мероприятия «Опус Деи»… [28] отец Пол Скалиа четыре года назад содействовал обращению в католицизм Кларенса Томаса. В прошлом месяце Томас произнес злобную речь в Американском институте предпринимательства, консервативном мозговом центре, перед аудиторией, в которой было полно членов администрации Буша. В своей речи Томас превозносил папу Иоанна Павла II за готовность отстаивать непопулярные принципы».
И подумать только, что Томас Джефферсон и Джон Адаме [29] противились присутствию относительно безвредного ордена иезуитов в нашей стране закона, если не самого Господа Бога. Президент Буш сказал, что Скалиа и Томас — образцовые члены Верховного суда, именно таких он хотел бы назначать во время своего пребывания на посту президента. Недавно в виде искупления за обхаживание во время избирательной кампании протестантов-фундаменталистов в Университете Боба Джонса Буш «метнулся» на крайний правый фланг к католикам. Он ведь уже установил прочные отношения с протестантами-фундаменталистами. Его генеральный прокурор Дж. Д. Эшк-рофт — христианин-пятидесятник, начинающий каждый день с молитвы, на которой присутствуют служащие министерства юстиции, жаждущие пропитаться кровью агнца. В 1999 году Эшкрофт сказал выпускникам Университета Боба Джонса, что Америка была основана на религиозных принципах (вот так новость для Джефферсона и других!) и что «у нас нет иного владыки, кроме Иисуса». Я уже упоминал целый ряд заговоров, которые начинают откладываться в памяти, а тем временем подвергшаяся умелой обработке история Маквея движется к этому ужасному слову «завершение», которое в данном случае знаменует начало. Заговор «Опус Деи» является — или являлся — главным заговором министерства юстиции. Затем ФБР организовало заговор с целью утаивания документов от защитников Маквея, а также от предполагаемого хозяина этого министерства, которым являемся Мы, Народ Соединенных Штатов [30], воплощаемый в конгрессе бывшим сенатором Дэнфортом. И наконец, непрекращающийся заговор средств массовой информации, направленный на демонизацию Маквея, который, конечно же, действовал в одиночку, чему противоречат очевидные свидетельства.
Но вернемся к заговору ФБР с целью сокрытия его преступления в Уэйко. Сенатор Дэнфорт благородный человек, благородным человеком был и председатель Верховного суда Эрл Уоррен [31], но выводы комиссии, носившей его имя, относительно событий в Далласе, как рассказывают, не убедили полностью даже его самого. 1 июня Дэнфорт заявил газете «Вашингтон пост»: «Могу поручиться, что Тимоти Маквей в какой-то момент, не знаю, когда точно, будет казнен, а после казни где-нибудь обнаружится некая коробка с доказательствами». Вы не ошиблись, сенатор. В тот же день, 1 июня, «Нью-Йорк тайме» напечатала сообщение Ассошиэйтед Пресс, где говорилось: адвокаты «Ветви Давидовой» утверждают, что во время обстрела сектантов агенты ФБР пользовались короткоствольными крупнокалиберными штурмовыми винтовками, что позднее так и не было проверено. Представитель ФБР по связям с прессой Джон Коллингвуд сказал, что проверка отчетов бюро показала: «короткоствольные винтовки были среди примененного оружия». Ответ Дэнфорта в общем и целом можно свести к замечанию типа: «Ну, раз вы это говорите…» Он снова заметил, что встретил со стороны ФБР нечто «меньшее, чем полную готовность к сотрудничеству». Как говорил когда-то Г.Л. Менкен [32], «[33] с первых дней своего существования отличалось жестокостью действий и сегодня остается инициатором подавления граждан и поддержки коррупционеров. Трудно вспомнить администрацию, при которой оно не оказывалось бы в центре отвратительного скандала».
Сам мистер Фри, очевидно, приверженец жестоких действий. В 1996 году он выступил в обличье безжалостного инспектора Джаверта, который со всей жестокостью обрушился на охранника Ричарда Джуэла в связи со взрывом во время Олимпийских игр в Атланте. Джуэл был невиновен. Когда Фри заказывал новую власяницу (члены «Опус Деи» с ее помощью умерщвляют плоть) и отдавал приказ о сооружении новой гильотины, лаборатория ФБР, как всегда, сорвала расследование (см. работу Дж. Ф. Кел-ли и П.К. Уирн «Уничтожение вещественных доказательств»). Позднее Фри руководил битвой, призванной доказать, что Вэнь Холи являлся шпионом-коммунистом. Путаные обвинения против ни в чем не повинного ученого из Лос-Аламоса разгневанный судья отказался принять, заявив, что ФБР «ставит в неудобное положение всю страну». Скажем прямо, «Божье дело» ведет весьма рискованную игру.
Но даже если так, то чем больше узнаешь о ФБР, тем отчетливее начинаешь понимать, что это очень опасное учреждение. Келли и Уирн в своем расследовании работы лаборатории ФБР, а это буквально вопрос жизни и смерти для тех, кто попадает под следствие, цитируют мнение двух английских судебных экспертов о взрыве в Оклахома-Сити. Профессор Брайан Кэдди после изучения выводов лаборатории заявил: «Если именно эти отчеты предназначены для передачи в суд в качестве доказательств, то их структура и содержание приводят меня в ужас. Доклад как будто специально скомпонован так, чтобы запутать читателя, а не помочь ему». Доктор Джон Ллойд заметил: «Выводы абсолютно безапелляционны по характеру. Невозможно определить, что кому было поручено, какая работа проделана по каждому пункту». Очевидно, настало время заменить эту огромную, неповоротливую и практически никому не подотчетную тайную полицию на более эффективное ведомство под названием Бюро расследований Соединенных Штатов.
Сегодня 11 июня, здесь, в Равелло, жаркое, мглистое утро. Мы только что посмотрели программу «Сын „Часа шоу“» из Терре-Хота, штат Индиана. Си-эн-эн должным образом отметила, что я не смог быть в числе свидетелей, о чем просил Маквей: генеральный прокурор дал мне слишком мало времени, чтобы добраться туда из Италии. Я испытал чувство облегчения, когда мне рассказали, что, лежа на экзекуционном столе в камере для совершения казни, Маквей не мог видеть никого из свидетелей сквозь цветные оконные стекла. Но потом присутствовавшие корреспонденты рассказали, что он искал глазами своих свидетелей и корреспондентов. Он видел свидетелей, уверяет Кейт Макколей, она была среди них. «Было видно, что он потерял сознание после первого укола», — сказала она. Кейт работала над его делом в течение года в качестве одного из следователей защиты.
Я спросил о его последних часах. Маквей искал по телевизору кинофильм и сумел найти только «Фарго», не соответствовавший его настроению. Конечно, он умер достойно, вполне владея собой. Первый укол — содиум пен-тотал — выключает сознание. Но глаза его оставались открытыми. Второй укол — панкурониум бромид — парализовал легкие. Как человек, научившийся выживать в трудных условиях, он, похоже, дозировал последние вздохи. Когда через четыре минуты Маквей был официально объявлен мертвым, глаза его по-прежнему были открыты, они были устремлены на потолочную кинокамеру, которая в прямом эфире передавала репортаж для жителей Оклахома-Сити.
Последнего заявления Маквей не сделал, но записал, видимо по памяти, «Инвиктус» [34], стихотворение У.Е. Хенли (1849-1903). Среди многочисленных работ Хенли есть популярный сборник «Героическая лира» (1892) — о тех, кто совершает самоотверженные героические поступки. Сомневаюсь, что Маквей его читал, но он без сомнения отождествлял себя с членами группы молодых писателей, с Киплингом в том числе, которые получили известность как «мальчики Хенли», те, что до конца стоят на горящей палубе, каждый хозяин своей судьбы, капитан своей души. Характерно, что ни одна «говорящая голова» не упомянула имя Хенли, потому что не знала, кто он такой. Многие подумали, что это знаменитое стихотворение принадлежит перу Маквея. Одна раздраженная дама назвала Хенли «инвалидом XIX века». Я отправил злое послание по электронной почте на телестудию: одноногий Хенли был «вызовом, брошенным отчаянию».
Стоическая выдержка, проявленная Маквеем в его последние дни, конечно, делает его героем типа Хенли. Он не жаловался на судьбу, взял на себя ответственность за то, что, по общему мнению, совершил, не просил о снисхождении, как того требуют наши садистские средства массовой информации. Тем временем противоречащие детали накапливаются — ужасающая мозаика — и складывается впечатление, что он по ошибке попал не в ту американскую эпоху. Ясно, Маквею требовалось всепоглощающее дело, чтобы найти себя. Отмена рабства или сохранение Союза штатов более соответствовали его устремлениям, чем возмущение беззаконием, творимым продажной тайной полицией. Но он оказался там, где было ему суждено, и он пошел войной на правительство, объявившее, по его убеждению, войну своему народу.
Есть один поэтический момент в том, что в целом воспринимается как тщательно аранжированный гимн ненависти. У стен тюрьмы группа противников смертной казни с первыми лучами солнца совершила коллективную молитву. Внезапно появилась птица и устроилась на левой руке не прекратившей молитву женщины. Когда она наконец поднялась на ноги, птица осталась сидеть на ее руке — в знак утешения? Ora pro nobis [35].
Си-эн-эн передала репортаж о последних часах Маквея. Когда его спросили, почему он хотя бы не сказал, что сожалеет об убийстве безвинных людей, он ответил, что мог бы это сказать, но это не было бы правдой. Он был солдатом на войне, которую не он начинал. Он был человеком склада Хенли. Один из биографов pисует его чересчур честным. Маквей сказал также, что Гарри Трумэн так никогда и не извинился за две атомные бомбы, сброшенные на уже поверженную Японию, в результате чего по-: гибли около 200 000 человек, в основном женщин и детей. Средства массовой информации завопили, что то было во время войны. Но Маквей тоже считал, справедливо или ошибочно, что находится в состоянии войны. Кстати говоря, обожествление Гарри Трумэна — существенный аспект нашей расползающейся имперской системы. Широко распространено мнение, будто эти бомбы были сброшены ради спасения жизней американцев. Это неверно. Бомбы были сброшены, чтобы запугать нашего нового врага, Сталина. Наши ведущие военачальники времен Второй мировой войны, в том числе Дуайт Эйзенхауэр, Честер Нимиц и даже Кёртис Лимэй (блистательно сыгранный Джорджем С. Скоттом в фильме «Доктор Стрейнджлав»), все до единого не одобрили применение атомных бомб против разгромленного врага, ищущего пути к капитуля-ции. Мой друг, мастер телевизионного репортажа, ныне покойный Роберт Алан Ортур снял документальный фильм о Трумэне. Я спросил его, что он думает о своем герое. «Он отвечал избитыми фразами. Единственный раз он оживился, когда я предложил ему рассказать о решении сбросить атомные бомбы, стоя среди подлинных руин Хиросимы. Трумэн впервые удостоил меня взглядом. „О'кей, — сказал он. — Но целовать им задницы я не собираюсь“». Еще один герой породы Хенли, нанесший куда больший побочный вред, чем Маквей. Кажется, чаплинский месье Верду сказал, что когда говорят об установлении ответственности за убийство, то в конечном счете речь идет о масштабе.
После моих приключений в садах Равелло (Брайант Габел из Си-би-эс был, как всегда, сдержан, вежлив и провода из розетки не выдергивал) я отправился в Терре-Хот через Манхэттен. Участвовал в нескольких телепрограммах, где меня вырубали при одном упоминании Уэйко. Только Грета Ван Састерн из Си-эн-эн поняла мою мысль. «Два зла не делают одного добра», — разумно заметила она. Я полностью с ней согласился. Но дальше, поскольку я противник смертной казни, я сказал, что три зла ничуть не улучшают ситуацию.
Затем смертную казнь отложили. Я вернулся в Равелло. Средства массовой информации пристально следили за мной. Снова и снова я слышал или читал, что будто бы я первый написал Маквею, очевидно, поздравив его с совершенным убийством. Я продолжал терпеливо объяснять, как, прочитав мою статью в «Вэнити фэйр», именно Маквей написал мне, и так началась длившаяся три года с перерывами переписка. Случилось так, что я не смог приехать и собственными глазами увидеть птицу утренней зари, опустившуюся на руку женщины.
В первом письме Маквей отдал мне должное за мою публикацию. Я ему ответил. О том» насколько сильна во мне меркантильная жилка — вряд ли я принадлежу к школе Трумэна Капоте, — можно судить по тому, что я не сохранил копий своих писем Маквею, кроме последнего, написанного в мае.
Второе письмо из тюрьмы в Колорадо датировано «28 фев. 99». «Мистер Видал, спасибо за Ваше письмо. Я получил Вашу книгу „United States“ на прошлой неделе и за это время прочитал большую часть второго раздела — Ваших литературных размышлений». Должен отметить, что грамматика и орфография всюду безукоризненны, почерк удивительно ровный, с небольшим наклоном влево, словно смотришь на строчки в зеркало. «Думаю, вы удивитесь, насколько я согласен с тем, что вы пишете…
Что касается Вашего письма, я полностью признаю, что «общий бунт против того, во что превратилось наше правительство, это самая интересная (и, думаю я, важная) тема этого столетия». Вот почему я был крайне разочарован прошлыми публикациями, представляющими взрыв в Оклахома-Сити простым актом «мести» за Уэйко, — потому-то я был очень рад прочитать Вашу статью в нояб. номере «Вэнити фэйр». За четыре года со времени взрыва Ваша статья первая исследует глубинные мотивации такого удара по правительству США — и за это я Вам благодарен. Я уверен, что эти глубокие размышления жизненно важны, если действительно кто-то хочет понять события апреля 1995 года.
Хотя у меня накопилось множество наблюдений, которыми мне хотелось бы с Вами поделиться, я должен оставить это письмо разумно коротким, поэтому упомяну только об одном: если федеральные агенты подобны «множеству якобинцев, ступивших на тропу войны» с гражданами этой страны, и если федеральные ведомства «каждодневно ведут войну» против этих граждан, то разве нельзя назвать взрыв в Оклахома-Сити «контратакой», а не объявлением личной войны? Разве это не сродни скорее Хиросиме, чем Пёрл-Харбору? (Я уверен, японцы в Хиросиме были столь же ошеломлены и шокированы — разве не в этом фактически заключался эффект, составная часть общего стратегического замысла той бомбардировки?)
Но вернемся к Вашему письму: я никогда не считал Ваш возраст помехой (тут он переусердствовал по части такта!), пока не получил Ваше письмо и не увидел, что оно напечатано на обычной пишущей машинке. Не волнуйтесь, последние медицинские исследования говорят о том, что пристрастие итальянцев к рапсовому и оливковому маслу и вину помогает продлить средний срок жизни и предотвращает болезни сердца, поэтому Вы выбрали лучшее место для укрытия от суеты.
Снова благодарю Вас за то, что черкнули мне; а что касается озабоченности по поводу того, как писать человеку «в моем положении», то, я думаю, Вы сочтете многих из нас прежними «нормальными Джо» — вне зависимости от понятий публики, — поэтому не нужно особых ухищрений, если Вы захотите мне написать. До следующего раза…»
Под этой строчкой он написал, взяв в кавычки: «"Каждый нормальный человек должен время от времени испытать искушение поплевать себе на руки, выбросить черный флаг и начать резать глотки". ГЛ. Менкен. Удачи Вам».
Он подписал письмо небрежными инициалами. Что и говорить, это письмо никак не вязалось с представлениями, сложившимися у меня после чтения взбесившейся американской прессы, как всегда предводительствуемой «Нью-Йорк тайме». Ее журналисты предприняли неуклюжие попытки фрейдистского анализа (а именно: Маквей был сломанным цветком, потому что его мать оставила его отца, когда ему было шестнадцать лет. На самом же деле он испытал от этого облегчение). Потом я ничего не получал от него около года. Два репортера газеты города Буффало (Маквей родился и вырос недалеко от Буффало) взяли у него интервью для книги «Американский террорист». Помнится, я написал ему, что Менкен часто прибегал к гиперболам в духе Свифта и его нельзя понимать чересчур буквально. Можно ли то же самое сказать про Маквея? Остается интереснейшая возможность — приготовьтесь к самому грандиозному заговору из всех, — что он не изготовлял и не взрывал бомбу возле федерального здания в Оклахома-Сити, и только потом, перед лицом смерти или пожизненного заключения, позаботился о том, чтобы ему одному приписали заслугу за выброшенный черный флаг и разрезанные глотки, к бешеной ярости всяческих «ополченцев» по всей стране. Они были разгневаны тем, что ему одному приписывается заслуга совершения революционного акта, организованного, как поговаривают, многими. В конечном счете если этот сценарий верен, то Маквей и ненавидимые им федералы действовали заодно.
Как предвидел сенатор Дэнфорт, правительство казнило Маквея в наикратчайший срок (в течение десяти дней после заявления Дэнфорта газете «Вашингтон пост»), чтобы не представлять слишком быстро эту затерявшуюся коробку с документами, свидетельствующими о том, что в подготовке и проведении взрыва могли участвовать и другие. Тот факт, что сам Маквей жаждал совершить то, что он назвал «самоубийством с помощью федералов», казался просто причудливым витком истории, которая, как ее ни сглаживай, никогда полностью не согласуется с положенным, к примеру, в ее основу заговором одинокого безумного убийцы (Освальда), убитого вторым одиноким безумным убийцей (Руби), погибшим в тюрьме и унесшим с собой нерассказанную, как он утверждал, версию. В отличие от Ли Харви Освальда («Я козел отпущения») наш герой в духе Хенли не смог противостоять искушению выступить в роли одинокого борца против плохого государства. Если в первом письме ко мне он не признаётся ни в чем по той очевидной причине, что его защитники подали апелляцию, то в последнем письме от 20 апреля 2001 года — «Т. Маквей. 12076-064, п/я 33 Терре-Хот, № 47808 (США) —он пишет: „Мистер Видал, если Вы прочитали вышедшую недавно книгу „Американский террорист“, то Вы наверное поняли, что своей статьей „Война внутри нашего дома“ попали в самую точку. Я прилагаю к письму дополнительный материал, подтверждающий Вашу проницательность“. Среди присланных документов запись беседы на сайте АВС-News.com с психиатром Тимоти Маквея. Интервью с доктором Джоном Смитом провел посредник 29 марта 2002 года. Доктор Смит только один раз освидетельствовал Маквея шесть лет назад. По-видимому, Маквей освободил его от обязательства хранить врачебную тайну, и он ответил на вопросы Лу Мишель и Дэна Гербека, авторов книги „Американский террорист“.
Посредник. Вы утверждаете, что Тимоти Маквей «не лишился рассудка» и что у него «нет серьезных проблем с психикой». Так почему же он, с вашей точки зрения, совершил такое ужасное преступление?
Д-р Джoн Смит. Ну, я не думаю, что он совершил его в результате помешательства или неадекватной оценки реальности… У него повышенная чувствительность, доходящая до легкой паранойи по отношению к действиям правительства. Он совершил это в основном из мести за штурм в Уэйко и хотел также сделать политическое заявление о роли федерального правительства, выразить протест против применения им силы по отношению к своим гражданам. Поэтому, отвечая на ваш изначальный вопрос, скажу, что это был сознательный выбор с его стороны, а не результат помешательства, и действовал он обдуманно.
Доктор Смит далее отмечает разочарование Маквея в связи с тем, что средства массовой информации уклонились от всякого диалога «о злоупотреблении силой со стороны федерального правительства». И далее: «Он сказал мне: „Я не жду революции“. Он, правда, сказал, что у него были разговоры с рядом ополченцев, живущих в горах неподалеку от Кингмана в штате Аризона, о том, как было бы легко с помощью соответствующего оружия перерезать скоростную магистраль номер 40 и таким образом нарушить транспортную артерию между восточной и западной частями США, но у них вышел по этому поводу большой спор».
Большой, но, думаю я, в духе тех бунтовщиков, что любят называть себя патриотами и уподобляться американским колонистам, отделившимся от Англии. Говорят, таких от двух до четырех миллионов, из них 400 000 принимают активное участие в ополчении. Хотя Маквей формально не присоединился к какой-нибудь группе, в течение трех лет он колесил по стране, устанавливая контакты с подобными ему любителями оружия и противниками федерального правительства. Согласно «Американскому террористу», он узнал также, «что правительство планирует массированную облаву на владельцев оружия и членов сообщества „патриотов“ весной 1995 года». Именно этот повод и нужен был Маквею для того, что он собирался совершить, — так сказать, пройтись вразвалочку по палубе.
«Дневники Тернера» — это воздушный замок, построенный бывшим учителем физики, пишущим под псевдонимом Эндрю Макдональд. Хотя у Маквея нет каких-либо предубеждений по отношению к чернокожим, евреям и всем прочим врагам разных «арийских» белых наций, перечисляемых «патриотами», он разделяет одержимость «Дневников» оружием и взрывчаткой и последней, решительной схваткой с «системой». Много правильных слов было сказано о содержащихся в книге инструкциях по изготовлению бомбы типа той, что была использована в Оклахома-Сити. На вопрос, признал ли Маквей, что он воспользовался этим отрывком из романа, доктор Смит сказал: «Вроде того. Тим хотел, чтобы все знали: в отличие от героя „Дневников Тернера“ он не расист. Он ясно дал это понять. Он не испытывает ненависти к гомосексуалистам. Он и это ясно дал понять». Что касается влияния книги, «он ни с кем не собирается делить ответственность». На просьбу суммировать свои впечатления умница доктор просто сказал: «Я всегда говорил себе, что без Уэйко не было бы и Оклахома-Сити».
В 1998 году Маквей прислал мне текст, написанный им для «Медиа байпасе». Он назвал его «Эссе о лицемерии».
Администрация заявляла, что Ирак не имеет права накапливать химическое или биологическое оружие… главным образом потому, что он его исполь-зовал в прошлом. Что ж, если это стандарт для решения подобных проблем, то США — страна, создавшая прецедент. Соединенные Штаты накапливают такое же оружие (и другое тоже) более сорока лет. Соединенные Штаты утверждают, что делалось это в целях создания баланса в годы «холодной войны» с Советским Союзом. Почему же тогда это неприменимо к Ираку, выдвигающему ту же причину (отпор) в его (реальной) войне с соседним Ираном, откуда для него исходит постоянная угроза?..
Однако всякий раз, когда спор касается Ирака, любой детский сад в правительственном здании немедленно становится «щитом». Подумайте об этом. (На самом деле тут есть разница. Администрация США признавала свою осведомленность о наличии детей в иракских правительственных зданиях или около них, но продолжала осуществлять план бомбардировок и заявляла, что не берет на себя ответственность за гибель детей. Доказательств того, что было известно о наличии детей в федеральном здании Оклахома-Сити, не существует.) Таким образом, Маквей отрицает, что знал о присутствии детей в здании Марра, в отличие от ФБР, которое было отлично осведомлено, что в помещении «Ветви Давидовой» находились дети, и 27 из них погибли.
Маквей снова цитирует члена Верховного суда Брандей-са: «Наше правительство — всесильный и вездесущий наставник. К лучшему это или к худшему, оно учит своим примером весь народ». Здесь он прерывает цитату. Но вот что пишет Брандейс о своем несогласии с решением по судебному делу: «Преступление заразительно. Если правительство становится нарушителем закона, оно порождает презрение к закону, оно как бы призывает каждого стать законом самому себе». Итак, добропорядочный образцовый солдат обнажил страшный карающий меч, и невиновный пал замертво. Но ведь беззаконное правительство, пишет Брандейс, «порождает анархию. Объявить, что в правовом уголовном процессе цель оправдывает средства — объявить, что правительство может совершить преступление ради того, чтобы добиться осуждения отдельного преступника, — такое может повлечь за собой ужасные последствия».
Интересно, задумывалось ли нынешнее большинство «Опус Деи» в Верховном суде над этими словами, столь непохожими на высказывание одного из их любимых мыслителей, Макиавелли, который прежде всего настаивал на том, что Государя надлежит бояться.
Наконец, Маквей прислал мне три страницы, написанные от руки и датированные 4 апреля 2001 года, за несколько недель до первоначально установленной даты казни. Они адресованы «С. Дж.» (?), инициалы перечеркнуты.
«Настоящим хочу объяснить, почему я взорвал федеральное здание Марра в Оклахома-Сити. Я объясняю это не для публики, не для того, чтобы привести победный аргумент в споре. Я делаю это для того, чтобы осталась ясная запись о моем образе мыслей и мотивах подрыва правительственного сооружения.
Я решил взорвать федеральное правительственное здание, потому что именно такая акция наиболее полно отвечала моим намерениям. Прежде всего взрыв был актом возмездия, контрударом в ответ на бесчисленные облавы (связанные с насилием и ущербом), которые осуществляли федеральные службы в предшествующие годы (в том числе, но не только, в Уэйко). С образованием таких формирований, как группа «Освобождение заложников» ФБР и других штурмовых отрядов федеральных агентств на протяжении 80-х годов, деятельность которых достигла пика в Уэйко, действия федерального правительства принимают все более милитаристский и насильственный характер, вплоть до развертывания в Уэйко танковых подразделений — подобно китайцам на площади Тяньаньмынь — против своих собственных граждан.
…Какими бы ни были их намерения, федеральные агенты превратились в «солдат» (они проводили военные учения, применяли военную тактику и технику, военное снаряжение, пользовались военной терминологией, носили военную форму, были по-военному организованы и мыслили как военные), действия которых становились все более угрожающими. Поэтому взрыв был задуман как упреждающий и предупредительный удар против этих сил, их центров командования и управления, располагавшихся в федеральном правительственном здании. Когда силы агрессора постоянно наносят удары с определенной базы, здравая военная стратегия состоит в том, чтобы обрушиться на эту вражескую базу. Кроме того, заимствуя опыт американской дипломатической службы, я решил дать сигнал все более враждебному правительству, взорвав правительственное здание вместе с правительственными служащими, это правительство представляющими. Взрыв федерального здания Марра был морально и стратегически эквивалентен бомбардировкам Соединенными Штатами правительственных зданий в Сербии, Ираке и других странах. На основании наблюдения за политикой моего собственного правительства я счел свои действия допустимыми и возможными. С этой точки зрения случившееся в Оклахома-Сити ничем не отличается от того, что американцы постоянно обрушивают на головы других, и, таким образом, мой образ мысли отличала абсолютная объективность. (Взрыв здания Марра носил не более личный характер, чем бомбардировка или ракетный обстрел военнослужащими ВВС, армии, военно-морского флота или морской пехоты [36] правительственных зданий и находящихся в них служащих.)
Надеюсь, это разъяснение полностью отвечает на ваш вопрос.
Искренне ваш, Т.М., заключенный. Тюрьма США в Терре-Хоте».
я сказал, что Маквей страдал от чрезмерного чувства справедливости, на меня посыпались возмущенные письма и высказывания в печати. На самом деле эта характеристика была излишней, поскольку я всегда знал: мало кто из американцев верит, что кто-то способен что-либо сделать иначе как из эгоистического интереса. А тот, кто готов рискнуть — и пожертвовать — своей жизнью, чтобы предупредить сограждан об опасности, исходящей от злонамеренного правительства, воспринимается как истинный безумец. Но умница доктор Смит представил картину в подлинной перспективе: Маквей не сумасшедший. Он действовал продуманно.
Сегодня 16 июня. Такое впечатление, что со дня казни прошло не пять дней, а пять лет. Накануне казни «Нью-Йорк тайме» развернула дискуссию «Будущее американского терроризма». Очевидно, у терроризма есть будущее, а потому нам надлежит не забывать о скинхедах и «дырах» нашей глубинки. «Нью-Йорк тайме» время от времени бывает, хоть и ненамеренно, права. К примеру, нынешнее здравомыслие этой газеты состоит в распространении иллюзии, что, дескать, «Маквей — это просто пешка обширного заговора, руководимого группой неких Джонов Доу [37], у которых могут быть и правительственные связи. Но мало кто может долго верить в эту теорию». Благодарение Богу, а то вдруг слухи о большем по размаху заговоре укоренятся и перед нашими глазами замаячит звездно-полосатый флаг. Скорее в гневе, нежели в печали «Нью-Йорк тайме» осознает, что Маквей отверг мученичество, сначала не признав себя виновным, а затем отказавшись использовать судебный процесс как трибуну для «политического заявления о Руби-Ридже и Уэйко». Маквей согласился с «Тайме» и возложил вину на своего первого адвоката Стивена Джонса, который в бесчестном тандеме с судьей предал его. В ходе апелляции его новые защитники утверждали, что такая сделка имела место, когда Джонс из тщеславия встретился с корреспондентом «Тайме» Пэмом Беллаком. Вина Маквея была тихо признана, что объясняет, почему защита действовала столь слабо. (Джонс уверяет, что не сделал ничего непорядочного.)
, (На самом деле, соглашается «Тайме», сразу вслед за взрывом движение ополченцев резко активизировалось, число антиправительственных групп подскочило с 220 в 1995 году до более чем 850 в конце 1996-го. Одним из факторов, способствующих этому росту, было распространенное в среде ополченческих групп убеждение, «что бомбу установили правительственные агенты для обоснования антитеррористического законодательства. Даже генерал ВВС в отставке поддержал теорию о том, что в дополнение к бомбе в грузовике Маквея в здании были еще бомбы». Хотя «Нью-Йорк тайме» любит проводить аналогии с нацистской Германией, она забавным образом избегает сравнения, скажем, с поджогом рейхстага в 1933 году (Геринг позднее приписал себе заслугу за это творческое преступление), позволившим Гитлеру провести закон, наделяющий его всеми диктаторскими полномочиями «для защиты народа и государства» и так далее вплоть да Аушвица. Проницательный редактор «Портленд фри» Эйс Хейс заметил, что в каждом случае проявления терроризма обязательно должна залаять хотя бы одна собака. Смысл любого террористического акта состоит в принятии ответственности и распространении настроений тревоги и страха по стране. Но ответственность никто на себя не взял, пока этого не сделал Маквей после суда, который приговорил его к смерти на основании косвенных доказательств, представленных обвинением. Эйс Хейс писал: «Если взрыв — не терроризм, то что же это? Это был псевдотерроризм, сотворенный тайными агентами в интересах полицейского государства». Что касается вывода Хейса, то Адам Пар-фри писал в «Калт рэпчур»: «[38] ничем не отличается от действий фиктивных подразделений Вьетконга, которым поручалось убивать и насиловать вьетнамцев для дискредитации Фронта национального освобождения. Он ничем не отличается от «находок» фиктивных коммунистических складов оружия в Сальвадоре. Он ничем не отличается от фиктивной Симбионистской армии освобождения, созданной ЦРУ/ФБР для дискредитации подлинных революционеров». Свидетельства заговора? Гэри Такман на Си-эн-эн 23 мая 1995 года взял интервью у Идай Смит. Она должным образом отметила, что семнадцать сотрудников Бюро КАТО на девятом этаже не пострадали. На самом деле в тот день они не вышли на работу. Джим Кейт сообщил в книге «О'кей-бомба!» некоторые подробности, а И. Смит с телеэкрана заметила: «Может быть, КАТО предупредили? Я хочу сказать, может, они решили, что в этот день лучше не выходить на работу? У них была возможность остаться дома, а вот у моих детей такой возможности не было». Во время взрыва она потеряла двоих детей. КАТО представило объяснения. Вот самое последнее: пять сотрудников были в помещении, но не пострадали.
Еще одна нить, не приведшая никуда: сестра Маквея прочитала письмо, которое он направил в большое жюри, в нем утверждалось, что он был членом «спецгруппы, занимавшейся преступной деятельностью».
В конце концов Маквей, уже приговоренный к смерти, решил взять на себя всю ответственность за взрыв. Прикрывал ли он, будучи профессиональным солдатом, других? Или же он, быть может, видел теперь себя в исторической роли, в своем личном Харперс-Ферри [39] и, хотя его прах покоится в могиле, его дух по-прежнему марширует? Мы это узнаем — когда-нибудь.
Что же касается «целей полицейского государства», то после взрыва президент Клинтон узаконил право полиции совершать любые преступления против конституции в интересах борьбы с терроризмом. 20 апреля 1996 года (блаженной памяти день рождения Гитлера, по крайней мере для продюсеров фильма «Продюсеры» [40]) президент Клин.-тон подписал Закон о борьбе с терроризмом («для защиты народа и государства» — ударение, разумеется, на последнем слове), а месяцем ранее загадочный Луис Фри информировал конгресс о своих планах расширения объемов прослушивания силами тайной полиции. Клинтон охарактеризовал свой антитеррористический закон в знакомых выражениях («Ю-эс-эй тудей», 1 марта 1993): «Мы не можем упрямо цепляться за права простых американцев». Годом позже (19 апреля 1994, Эм-ти-ви): «Многие говорят, что личных свобод слишком много. Когда личной свободой злоупотребляют, ее приходится ограничивать». На этой звучной ноте он, так сказать, с отличием окончил академию Ньюта Гингрича [41].
По существу, клинтоновский Закон о борьбе с терроризмом возводит на могилах давно сгинувших отцов-основателей национальные полицейские силы. Подробности смотрите в законе под грифом «Палата представителей-97», химере, порожденной Клинтоном, Рино и загадочным мистером Фри. Будут сформированы Ударные силы быстрого развертывания численностью 2500 человек, подчиняющиеся генеральному прокурору, наделенному диктаторскими полномочиями. Глава полиции Виндзора, штат Миссури, Джо Гендрикс выступил против подобного надкон-ституционного полицейского формирования. Согласно этому закону, сказал Гендрикс, «агент ФБР может войти в мой кабинет и командовать этими полицейскими силами. Если вы этому не верите, прочитайте закон, подписанный Клинтоном… Поговаривают о том, что они будут выше полицейского управления Вашингтона, округ Колумбия. Мне это кажется опасным прецедентом». Но после полувека истерики по поводу того, что «русские идут», а потом и терроризма, процветающего в странах-изгоях, нескончаемых ужасов преступности, связанной с наркотиками, народу даже не дают возможности отдышаться и продолжают постоянно скармливать ему дезинформацию. Однако у американцев, похоже, есть врожденная черта, ставшая частью их национального характера, — подозрительность, что так или иначе демонстрируют опросы общественного мнения. Согласно опросу, проведенному Службой новостей Скриппса — Говарда, 40 процентов американцев считают вполне вероятным, что фейерверк в Уэйко устроило ФБР. 51 процент верит, что Джека Кеннеди убили федеральные службы (О, Оливер, что ты наделал! [42]). 81 процент полагает, будто военные придерживают информацию о том, что Ирак использовал во время войны в Заливе нервный газ или иное смертоносное средство. Увы, оборотная сторона этой медали вызывает тревогу. После Оклахома-Сити 58 процентов американцев, согласно опросу «Лос-Анджелес тайме», были готовы поступиться некоторыми своими свободами, чтобы остановить терроризм, — в том числе, хочется спросить, священным правом оставаться не информированными правительством?
Вскоре после осуждения Маквея директор Фри успокаивал юридический комитет сената: «Большинство опол-ченческих организаций по всей стране не представляют, на наш взгляд, угрозы и опасности». Однако ранее, выступая перед комитетом сената по ассигнованиям, он «признался»: его бюро беспокоят «разные личности, а также организации, идеология которых наводит на мысль о всемирном заговоре, личности, вступившие в организации, что ведут борьбу против Соединенных Штатов». Суммируя, этот чиновник, вершащий дело Божье, видит угрозу в «личностях, исповедующих идеологию, несовместимую с принципами федерального правительства». Странно, что бывшему судье невдомек, насколько зловеще звучит его последняя фраза.
Бывший директор ЦРУ Уильям Колби тоже нервничает из-за недовольных. В беседе с сенатором штата Небраска Джоном Декампом (незадолго до взрыва в Оклахома-Сити) он размышляет: «Я был свидетелем того, как антивоенное движение сделало для этой страны невозможным ведение войны и достижение победы во Вьетнаме… Эти ополченческие и патриотические движения… гораздо более серьезны и опасны для американцев, чем антивоенное движение в прошлом, если с этим не разобраться по-умному… Но не потому Америка должна встревожиться, что они вооружены». Колби продолжает: «Они опасны потому, что их слишком много. Одно дело несколько психов или диссидентов. С ними можно разобраться, справедливо или как-то иначе (курсив мой. — /./?.), чтобы они не представляли угрозы для системы. И совсем другое дело, когда вы сталкиваетесь с настоящим движением — миллионами граждан, во что-то верящих, особенно когда движение составляют средние, преуспевающие граждане». По-видимому, как-то иначе разобраться с таким движением — это выбрать президента полумиллионом голосов, призвать единомышленников, составляющих большинство в Верховном суде, пресечь пересчет голосов в штате, произвольно объявить крайние сроки этого пересчета и изобрести всяческого рода отсрочки, пока наша древняя избирательная система — за отсутствием другой — не отдаст пост президента кандидату «системы», а не тому, за кого проголосовал народ.
Многие так называемые эксперты и настоящие эксперты полагают, что Маквей не изготовлял и не взрывал бомбу, которая снесла большую часть федерального здания Оклахома-Сити 19 апреля 1995 года. Если оглянуться назад — не на то, каким образом ФБР вело дело, — если Маквей не был виновен, то почему он сознался в смертоносном акте? Переписка с ним, а также то, что стало известно о нем из все удлиняющегося ряда книг, убеждают меня, что, когда он был признан виновным из-за неудовлетворительной работы его главного адвоката Стивена Джонса (его «подельника» Терри Николса блестяще защищал адвокат Майкл Тигар), Маквей понял, что альтернативой смерти от инъекции являются пятьдесят лет или даже больше за тюремной решеткой. Есть еще один аспект нашей тюремной системы (считающейся самой варварской в цивилизованных странах), подмеченный английским автором в газете «Гардиан». Он процитировал генерального прокурора Калифорнии Билла Локьера, говорившего о генеральном директоре энергетической компании, наживающемся на все более скудном снабжении Калифорнии электричеством: «Как бы я хотел лично проводить этого директора в камеру восемь на десять футов, которую он делил бы с татуированным типом, что встретил бы его словами: „Привет, меня зовут Штырь, мой сладенький…“» Старший представитель закона в штате подтвердил (мы это подозревали), что изнасилование — это тюремная политика. Сесть в тюрьму и служить сексуальным рабом какого-нибудь Ангела Ада — это считается частью наказания. Пару десятков лет отражать поползновения Штыря не соответствовало представлению героя Хенли о достойном времяпрепровождении. Лучше умереть, чем терпеть унижения. Поэтому — «Я взорвал здание Марра».
Однако есть множество свидетельств заговора, в котором участвовали типы из ополчений и правительственные лазутчики, — кто знает, быть может, в качестве главных сеятелей паники, по причине которой Клинтон подпишет бесславный Закон о борьбе с терроризмом. Но если соучаствовали многие заинтересованные стороны, что сегодня выглядит вполне вероятным, то единая теория поля никогда не будет открыта, но если бы такая существовала, то Джоэл Дайер мог бы претендовать на роль Эйнштейна. (Эйнштейн тоже, конечно, так и не добился единства своего поля.) В 1998 году я прочитал «Жатву гнева» Дайера. Он был редактором «Боулдер уикли». Дайер пишет о кризисе сельской Америки из-за упадка семейного фермерства, совпавшем по времени с формированием всевозможных ополчений и религиозных культов, частью опасных, частью печально знаменитых. В «Жатве гнева» Дайер доказывает, что Маквей и Терри Николе не могли одни устроить взрыв в Оклахома-Сити. Теперь после долгого расследования он написал эпилог к судам над двумя заговорщиками.
Интересно было бы узнать, достаточно ли заинтриговано ФБР тем, что написал Джоэл Дайер, чтобы пойти по следам, столь великодушно этим автором предоставленным.
На сегодняшний день «Взрыв в Оклахома-Сити и политика террора» Дэвида Хоффмана представляет собой самое тщательное из одного-двух десятков отчетов о том, что произошло или не произошло в тот апрельский день. Хоффман начинает расследование с письма отставного бригадного генерала ВВС Бентона К. Партина от 17 мая 1995 года, врученного всем членам сената и палаты представителей: «Когда я впервые увидел фотографии асимметричного повреждения федерального здания бомбой, заложенной в грузовике, то сразу же заключил, что повреждения по своему характеру технически невозможны без дополнительных зарядов у основания нескольких опорных бетонных колонн… Для бомбы упрощенного заряда, установленной в грузовике, указанных размера и начинки, достать объект, находящийся примерно в 60 футах, и обрушить усиленную базу колонны размера А-7 не представляется вероятным». С этим соглашается Сэ-мюэл Коэн, отец нейтронной бомбы, когда-то принимавший участие в проекте «Манхэттен» и написавший члену законодательного собрания Оклахомы: «Чтобы аммиачная селитра и моторное топливо в кузове грузовика… безотносительно к их количеству могли обрушить здание — такое абсолютно немыслимо и противоречит законам природы». Создается впечатление, что защитник Маквея, поглощенный поисками ближневосточного следа, мог бы вызвать этих признанных экспертов для показаний, но поиски этих имен в отчете Джонса о деле Маквея обречены на неудачу.
В информационном бюллетене «Стратегические капиталовложения» от 20 марта 1996 года сообщалось, что аналитики Пентагона склонны согласиться с генералом Парти-ном. «Секретный доклад, подготовленный независимыми экспертами Пентагона, содержит вывод, что разрушение федерального здания в Оклахома-Сити в апреле прошлого года было вызвано пятью отдельными бомбами… Источники, близкие к расследованию, утверждают, что Тимоти Маквей играл роль в этом взрыве, но лишь „периферийную“, роль „удобного болванчика“». И наконец, со всей неизбежностью, все-таки мы живем в военное время: «Эти бомбы отличает ближневосточный „почерк“, что указывает на иракский или сирийский след».
В конечном счете бескорыстные попытки Партина и Коэна исследовать руины ни к чему не привели. Через шестнадцать дней после взрыва прекратился поиск погибших. В другом письме конгрессу Партии указывал, что здание нельзя сносить, пока команда независимых судебных экспертов не обследует нанесенные ему повреждения. «Очень легко скрыть важнейшие вещественные доказательства, как это, по-видимому, было сделано в Уэйко… Зачем такая спешка с уничтожением улик?» Следующие слова имеют ключевое значение: федеральные власти через шесть дней уничтожили руины. Они дали то же объяснение, что и в Уэйко: «опасность для здоровья». Партии: «Это классическое укрывательство».
Партину мерещится коммунистический заговор. Что ж, все мы небезгрешны.
«Итак, что же в остатке?» — этот вопрос часто задавали телепродюсеры в так называемый золотой век «живых» телеспектаклей. Это означало: какие мысли возникнут у публики по окончании пьесы? История Маквея предоставляет немало поводов для размышлений. Если Маквей всего лишь «удобный болванчик», орудие возможного широкого заговора с участием разных доморощенных опол-ченческих образований, не исключено — с участием ближневосточных помощников, то отказ ФБР расследовать множество перспективных версий выходит за рамки его обычной некомпетентности и попахивает предательством. Если Маквей был единственным организатором и исполнителем взрыва, что маловероятно, то «бесчеловечное» (это эпитет для Унабомбера, посылавшего письма, начиненные взрывчаткой) уничтожение им многих человеческих жизней вообще не служит никакой цели, если только мы не воспримем серьезно, как данность, что это предупреждение, брошенное ненавистному федеральному правительству от имени, быть может, миллионов. (Вспомните, что популярнейший Рональд Рейган всегда наскакивал на федеральное правительство, хотя и по недоразумению.) И последний «остаток», но с далеко идущими последствиями: Маквей не изготовлял и не взрывал бомбу, но, арестованный по другому обвинению, присвоил всю «славу» себе и за это поплатился жизнью. Тогда это история не столько в духе У.Э. Хенли, сколько одного из его молодых последователей — Редьярда Киплинга, автора «Человека, который мог стать королем».
Наконец, тот факт, что сценарий Маквея — Николса вообще не имеет никакого смысла, дает основания предположить: мы снова имеем дело с «безукоризненным» преступлением — во всяком случае, на данный момент.
«Вэнити фэйр», сентябрь 2001 г.
ПОБОЧНЫЙ ЭФФЕКТ
Как только наши средства массовой информации изобрели гротескный образ национального злодея или героя, любой, кто придерживается противоположной версии, подается ими в неблагоприятном свете. Мой рассудительно-мягкий анализ личности Маквея был подан как одобрение взрыва в Оклахома-Сити, утверждали, что я превозносил его как «борца за свободу», хотя, как вы могли убедиться, я ничего подобного не говорил. Я считал для всех очевидным, что я согласен с мнением психиатра, заявившего: «Если бы не было Уэйко, то не было бы и Оклахома-Сити». Это значит, правдоискателю следует сосредоточиться на различных обстоятельствах, которые привели к кровавой резне, устроенной федералами в Уэйко на том основании, что какие бы меры федеральное правительство ни предпринимало, оно делает это во имя нас всех. То, что совершил Маквей, он совершил самостоятельно, по причинам, в которых стоит разобраться, поскольку на него, по-видимому, во многом похожи миллионы американцев из глубинки.
В своей первой статье я процитировал Джоэла Дайера обширнее, чем делаю сейчас. Он в течение многих лет распутывал нити, ведущие к потенциальным подельникам Маквея по заговору. В Оклахома-Сити обнаружили даже потенциальный иракский след, от которого могли бы зардеться щеки наших активистов правого крыла, жаждущих войны не только с Ираком, но также и с Ираном, Сомали и любой другой мусульманской страной, отказывающейся нам подчиняться. Так или иначе, сейчас я оставляю все эти версии, не расследованные ФБР в надежде на то, что следы, как говорил Тарзан, имеют свойство стираться со временем.
Но тогда Дайер и я были готовы поделиться нашими находками, пусть нежеланными, с ФБР. Загадочный Луис Фри ушел с поста директора, его место занял Р.С. Мюллер, — для него я приготовил письмо, которое зачитал в программе Эн-би-си «Сегодня», не раскрыв имена тех, кто давал наводки, но включив номера докладов ФБР, собранных Дайером в ходе разных «открывающих глаза» судебных слушаний:
27 августа 2001
Достопочтенному Роберту С. Мюллеру III, новоназначенному директору Федерального бюро расследований
Здание Дж. Эдгара Гувера
935, Пенсильвания-авеню, СЗ.
Вашингтон, округ Колумбия, 20535-0001
Уважаемый новоназначенный директор Мюллер!
Примите мои поздравления по случаю Вашего недавнего назначения директором Федерального бюро расследований. Если можно верить последним сообщениям, Вашим приоритетом будет восстановление потускневшего облика бюро, возглавлявшегося мистером Фри. Мы воспринимаем Вас как Шейна [43], появившегося в городе. В этой связи могу ли я предложить Вам провести добросовестное расследование взрыва в Оклахома-Сити? С этой целью я направляю Вам список 302 — доклады о сомнительном «расследовании» ФБР, которые Вы, надеюсь, найдете заслуживающими большего внимания, чем проявил Ваш предшественник мистер Луис Фри.
DCNO 005290001-1 DCNO 004623001-1
DCNO 016598001-1 DCNO 004622001-1
DCNO U04412001-1 Russell Roe DCNO № — неразборчиво
DCNO 004613001-1
DCNO 016417001-1 DCNO 007936001-1
DCNO 006333001-1 DCNO 008597001-1
DCNO 015040001-1 DCNO 015830001-1
DCNO 015042001-1 DCNO 016016001-1
DCNO 015039001-1 DCNO 007986001-1
DCNO 015041001-1След.15004 DCNO № —неразборчиво
По рассмотрении Вы обнаружите, что эти 19 из списка докладов 302 появились в результате опросов Вашей организацией персонала правоохранительных органов Канзаса, свидетелей, тайных информаторов, членов ополченческих групп и так далее. В целом они содержат информацию, кроме прочего, о четырех лицах, проживавших в восточном Канзасе во время взрыва в Оклахома-Сити и хорошо известных как радикальные противники правительства США.
Позвольте мне кратко суммировать содержание этих документов.
Первая серия документов — это доклад о единственном, пожалуй, свидетеле монтажа компонентов бомбы. Приблизительно 17 апреля 1995 года он находился в Гиэри-Лейк и видел одного своего знакомого и нескольких неизвестных, перегружавших аммиачную селитру с грузовика фермы на грузовик «райдер».
Во второй серии — сведения о человеке, чьи слова подслушали за несколько недель до взрыва: «Кое-кто собирается подкоптить оклахомцев — подождите, вот Тим сделает свое дело». Там отмечается также, что этот человек предлагал совершить множество террористических актов как до, так и после взрыва в Оклахома-Сити. Фактически Ваше учреждение арестовало его за это. Будем надеяться, что Вам об этом доложат.
Третья группа документов из списка 302 включает подробную информацию об опасном, ненавидящем правительство радикале, который, рассказывают, взрывал бомбы, начиненные аммиачной селитрой, на принадлежащем ему земельном участке в отдаленном районе Канзаса еще до взрыва аналогичной бомбы в Оклахома-Сити. Вам не составит труда найти информацию об этом человеке, поскольку Ваше учреждение вело с ним необычные дела на протяжении нескольких лет. Чтобы сэкономить Ваше драгоценное время, поскольку, я уверен, Вы заняты расчисткой завалов, оставленных мистером Фри, подскажу, что если Вы запросите досье на этого человека по первоначальному номеру, присвоенному ему ФБР (W924376484) , то — с его обнаружением могут возникнуть трудности, поскольку, как мне сообщили, этот же номер загадочным образом присвоили досье совершенно другого дела в штате Нью-Джерси, не имеющему к данному делу никакого отношения, а досье на упомянутого жителя Канзаса получило новый номер. Спрашивается, что бы это могло значить?
Последняя серия докладов содержит информацию правоохранительных служб Канзаса на антиправительственного радикала, живущего в том же городке, что и Терри Николе (единственный известный подельник Маквея). Вы найдете его имя также и на видеокассете ополчения, которую ФБР захватило на ферме брата Николса в штате Мичиган. Мне кажется, на захваченной видеокассете он предстает как ближайший личный друг лидера ополчения, телефон которого оказался в бумажнике мистера Николса в момент его ареста. Но потом эти два дружка-единомышленника каким-то образом не сталкиваются друг с другом в городке, население которого составляет 636 человек.
Эти доклады указывают также на то, что вышеупомянутые люди имели отношение как к мичиган-скому ополчению, так и к «Патриотам Аризоны», двум антиправительственным организациям, с которыми, в свою очередь, был связан Маквей до взрыва в Оклахоме.
Все это тревожит меня и, как я полагаю, всех думающих американцев. Основываясь на изучении доказательств, представленных в ходе следствия и суда, можно прийти к выводу, что ФБР, несмотря на имевшиеся сведения, не позаботилось о том, чтобы серьезно использовать данную информацию. Указанные люди не были допрошены, им даже не задали обязательного в таких случаях вопроса по телефону: «Где вы были 19 апреля?» Фактически их никак не проверили, как не проверили регистрационные номера автомашины, вообще ничего. Кстати говоря, я полагаю, что вопрос об автомашине покажется Вам интересным. Если бы ФБР изучило этот след хотя бы бегло, оно узнало бы, что все четверо были тесно связаны с той же радикальной антиправительственной фракцией. Надеюсь, Вы согласитесь, что это позволило бы нам установить, кто и что делал в тот страшный апрельский день.
Кроме того, как утверждается в моей последней статье в «Вэнити фэйр», имя по крайней мере еще одного человека, связанного с той же организацией, было сообщено ФБР тремя разными лицами, но доклада 302 относительно этих трех человек нет, как нет и вообще никакой информации по данному вопросу в материалах следствия, представленных правительством.
Я не могу с уверенностью утверждать, что эти люди были участниками заговора и подготовки взрыва, в результате которого погибли 168 ни в чем не повинных граждан. Прийти к столь смелому выводу невозможно, поскольку ФБР даже не рассматривало эту версию. Я просто хочу указать на то, что продолжающиеся правительственные заверения о том, что оно «расследовало все версии» и что «нет достоверных доказательств соучастия других лиц», ничем не обоснованы, кроме все более нервозных заявлений отдела связей с общественностью ФБР. Представленные до сего момента доказательства по делу говорят о пренебрежении к самому понятию справедливости, что свидетельствует о странной некомпетентности бюро. Проявляя великодушие, я высказываю предположение, что бюро пыталось распутать больше нитей, чем оно рассказало публике, поэтому, как заметил сенатор Дэнфорт до казни Маквея, после казни где-нибудь обнаружится некая коробка с доказательствами, утаенными от адвокатов Маквея.
Теперь, когда Маквея уже отправили в лучший мир, я уверен, что бюро стоит перед трудным выбором в поисках объяснения поставленных мной вопросов. Что это было — некомпетентное расследование, о чем говорит цепочка проигнорированных версий, или это нечто более зловещее — утаивание свидетельств в ходе расследования, что является уголовным преступлением? В любом случае я полагаю, что американский народ, особенно люди, более всего пострадавшие от смертоносного взрыва, заслужили право получить объяснение.
Пожалуйста, ответьте при первой же возможности.
Искренне ваш, Гор Видал.
Через редакцию «Вэнити фэйр»
4, Таймс-сквер, 22-й этаж
Нью-Йорк, штат Нью-Йоркf 10036
К сведению читателей, которые, как выражался Альфа-Альфа Мюррей, «заглотнули наживку» и хотят знать, как же мне ответил новоназначенный директор. Никак. К тому же складывается впечатление, что снова был разыгран сценарий Ли Харви Освальда. Когда меня засыпали вопросами на Эн-би-си — зачем я поднял все это, лишь умножив страдания оклахомцев? — я сказал, что обсуждаю эту тему, чтобы избавить их и всю страну от новых страданий, потому что потенциальные враги Соединенных Штатов по-прежнему на свободе и наверняка готовят новые удары. Я не обладаю редким даром предвидения и не мог добавить: даже пока мы говорим, некоторые из них учатся в Оклахоме управлять самолетом в полете, оставляя без внимания такую мелочь, как взлет.
И наконец, Маквей говорил со мной из могилы. Я получил записку от Эрика Ф. Магнусона, магистра Ордена освободителей мира (ООМ). 21 мая 2001 года мистер Маг-нусон написал Маквею в камеру смертников, спросив, какие изменения внес бы он в систему правления Соединенных Штатов. Маквей откликнулся на его письмо, прислав десять добавлений к десяти поправкам к конституции, составляющих наш Билль о правах. Вот они, предваряемые мнением мистера Магнусона.
ОТМЕЖЕВАНИЕ ЭРИКА Ф. МАГНУСОНА
20 июня 2001 года. Здесь надлежит подчеркнуть, что ООМ необязательно разделяет идеи Тимоти Маквея, даже их публикуя. Наши тексты никак не связаны с тем, что написал он. Мы, разумеется, не защищаем и не оправдываем взрыв больших зданий, где всегда много людей. Так можно убить будущего Освободителя мира. Однако мы полагаем, что подобные трагические события нельзя предотвратить, если только мы не попытаемся ясно и четко установить причины, в силу которых они происходили в прошлом. Мы убеждены, что все здравомыслящие люди согласятся с этим фундаментальным принципом. Те, кто с этим не согласен, правде предпочитают химеры. Такие люди не способствуют решению проблемы. Тот факт, что Тимоти Маквей совершил отчаянный разрушительный акт, никак не отрицает другой факт: американское правительство стало чересчур неповоротливым и деспотическим.
Эрик Ф. Магнусон,
магистр,
Орден освободителей мира
БИЛЛЬ О ПРАВАХ ТИМА МАКВЕЯ
1. Свобода слова, печати, религии и собраний не должна ни нарушаться, ни навязываться кому-либо правительством Соединенных Штатов.
2. В мирное время не допускается создание постоянной армии, в том числе крупных подразделений федеральных правоприменительных ведомств или групп сотрудников таких ведомств, способных выступать в качестве вооруженной силы, за исключением военно-морских сил морского базирования.
3. Исполнительная власть не должна обладать правом в одностороннем порядке изменять конституционные права.
4. Ни одно лицо не должно облагаться прямыми налогами или наказываться удержанием заработной платы федеральным правительством.
5. Ничья жизнь или свобода не могут быть отняты иначе как в узаконенном порядке. Любой государственный служащий, действующий в обход законного порядка, наказывается тюремным заключением. Жилище и собственность граждан не должны подвергаться вторжению со стороны служащих федерального правительства. Собственность и иное достояние граждан Соединенных Штатов не могут быть конфискованы в пользу федерального правительства.
6. Личная деятельность, не наносящая ущерба правам или собственности других, не может стать поводом для обвинения, преследоваться и наказываться правительством Соединенных Штатов. Любое предполагаемое преступление должно разбираться в суде, ближайшем к месту совершения предполагаемого преступления. Никого нельзя судить дважды за предполагаемое правонарушение или судить в другом суде. Никто не может быть подвергнут жестокому или необычному наказанию, а федеральное правительство не должно иметь права подвергнуть казни любое лицо, осужденное за преступление, или передавать это право кому бы то ни было. Никто не должен отвечать за действия другого лица, если не подтверждено более чем одним свидетелем, что он направлял действия этого лица.
7. Все денежные знаки должны обмениваться на всемирно признанный материал подлинной ценности, например, на серебро.
8. Депутаты законодательных органов не должны получать вознаграждение, более чем вдвое превышающее текущий уровень бедности, и не могут получать какую-либо дополнительную оплату в виде премий, гонораров, подарков, пособий или иных привилегий, поскольку выборная должность подразумевает служение народу и не может рассматриваться как источник извлечения капиталистического дохода.
9. В тех случаях, когда ненасильственная система сдер-жек и противовесов не способна положить конец правонарушениям или тираническим действиям правительства, простой народ резервирует за собой право на бунт. В соответствии с этим правом простой народ имеет полное право владеть и распоряжаться тем видом оружия, которым располагают любые правительственные формирования в процессе осуществления ими внутренней политики.
10. Любые не перечисленные здесь права бесспорно принадлежат народу каждого штата соответственно и не могут по недосмотру присваиваться федеральным правительством и передаваться под его юрисдикцию.
Тимоти Дж. Маквей 28 мая 2001г.
НОВЫЕ ТЕОКРАТЫ
18 июня 1997 года останется еще одним позорным днем в истории «Уолл-стрит джорнэл», или СВИВМ, «Самого важного издания в мире», как оно себя величает, пребывая в блаженном неведении относительно того, насколько мало знают об этой бодрой неофашистской газете большинство американцев, не говоря уж о миллиардах людей настолько темных, что для них желто-зеленые огни газетенки с Уоллстрит не более чем вспышки болотного газа в трясинах далекой свихнувшейся империи. 18 июня — это день, когда СВИВМ разместило рекламу в «Нью-Йорк тайме», газете, печатающей только новости, годные для публикации и соответствующие миропониманию и своему, и СВИВМ. Реклама представляет собой перепечатку редакционной статьи «Уолл-стрит джорнэл» под названием «Современная мораль». Тема эта, не мог не подумать я, враждебна основным установкам обеих газет. Ведь для американцев мораль не имеет никакого отношения к этике, к справедливости, к тому, кто у кого украл деньги, а заодно и свободы. Мораль для них — это секс. Секс. Секс.
Редакционная врезка просто обжигает: «На той же неделе, когда армейский генерал, имеющий на своем счету 147 боевых операций во Вьетнаме (помните эту подлинно милую войну, особенно для роста индекса Доу Джонса?), завершил свою карьеру из-за адюльтера тринадцатилетней давности (СВИВМ тут стоит на твердой почве: ни генерал, ни дама, ни любой другой боец не должны нести наказание за адюльтеры, имевшие место не на боевой вахте во время вражеской атаки), грянула новость (мне очень нравится это выражение в газете, наполненной комментариями сильных мира сего и минимумом новостей) о том, что девочка из Нью-Джерси родила ребенка в туалетной комнате во время школьного бала, положила его в мусорный ящик и, подойдя к диск-жокею, попросила поставить „тяжелый металл“ для ее приятеля. Ребенок умер».
Сбитый с толку словом «девочка», я представил напуганного подростка, едва достигшего половой зрелости. Но через несколько дней, когда эту самую Мелиссу Дрекслер осудили за убийство, «Нью-Йорк тайме» справедливо назвала ее «женщиной 18 лет». На опубликованной недавно фотографии, где Мелисса запечатлена рядом с любовником на балу, обоим лет под тридцать. Но СВИВМ захотелось представить мисс Дрекслер в ложном свете, как еще одного невинного ребенка, развращенного вседозволенностью американских либеральных «ценностей» — в отличие от вседозволенности капиталистического предпринимательства, нашего величайшего блага.
Все это не что иное, как «моральный хаос», причитает автор. А я бы сказал, что это просто старомодная американская глупость, когда правящий истеблишмент с помощью оголтелой «Уолл-стрит джорнэл» цинично провоцирует одурманенное религией большинство.
«У нас нет готового совета, как страна могла бы в кратчайший срок выбраться из болота сексуальной распущенности…» Можно повторять это снова и снова, что газета, конечно, и будет делать. Но вместо того чтобы давать плохие советы, лучше бы воздержаться от рекламных полос, взваливающих вину на нечто, именуемое «либеральными ценностями». В стране, разделенной на политических реакционеров и религиозных маньяков, либерала встретишь не чаще, чем ходячее дерево или даже горящий куст [44]. Но автор ясно дает понять, что с наказанным генералом поступили несправедливо. Что касается «девочки» с ребенком, то это статистика, которой злоупотребляют журналисты правого толка, сами зачастую недалеко стоящие от отвратительных, опьяненных «тяжелым металлом» групп женщин, бросающих младенцев в сортирах, — этой мерзкой ситуации можно было бы избежать, если бы «мальчик» и «девочка», занимаясь сексом, пользовались бы, скажем, презервативом.
Но нет. Нас уверяют, что моральный хаос — это результат сексуального образования и «засорения», как говорится в рекламе, «болота» «кондомами, которые вот уже пять лет распространяются в школах взрослыми… или автоматами, по чистому совпадению установленными в туалетных комнатах». Из этого можно заключить, что исповедальня была бы более подходящим местом. Итак, с одной стороны, плохо — и с этим мы все согласны, — когда женщина рожает и тут же бросает младенца, но плохо также и — по какой-то метафизической причине — предотвращать деторождение такого рода. В этих гусиных криках не ощущается причинно-следственной связи. Конечно, СВИВМ имеет свою программу: никакого секса вне брака для низших классов и преследование всех, генералов в том числе, а также людей достойных — благодаря тем же либералам, которые ныне «ничего не запрещают, но наказывают за все подряд». Это полный абсурд, все равно что заставить космический корабль гнаться за кометой.
Разумный поведенческий кодекс, соблюдаемый всем миром (кроме некоторых монотеистических еврейских фундаменталистов, а также христиан и мусульман), заключается в том, что сексуальные связи «по взаимному согласию» государства не касаются. Соединенные Штаты в этих вопросах всегда плелись позади всех, отчасти из-за своих пуританских корней, а также в результате социальной организации, достигнутой за несколько тысячелетий семейного ведения сельского хозяйства, которой всего столетие назад бросила грубый вызов индустриальная революция, подъем городов и, в самое последнее время, постиндустриальный мир услуг, в котором «безопасная» проституция была бы сегодня бриллиантом чистой воды.
Хотя «тягомотина» (любимое словечко правых), напечатанная на рекламной полосе «Нью-Йорк тайме», представляет собой сплошное пустословие, которое не нужно принимать всерьез, за этим вздором прячется забавное лицемерие. СВИВМ мораль нисколько не интересует. В самом деле, какая-нибудь компания, способная увеличить квартальную прибыль, отравив при этом реку, достойна восхваления. Однако статья отражает некое беспокойство по поводу того, что все люди через секс — это всего доступнее — могут попытаться освободиться от своих хозяев, которые по части всевозможных запретов становятся все более жесткими и требовательными: их грязный секрет состоит в том, что вас могут выгнать за одну неосторожную связь. В середине своей занудной статьи газета почти попадает в точку: «Все очень просто [45]: мы полагаем, что кодекс сексуального поведения, установленный когда-то укоренившейся в США религией, поддерживал общество в более или менее здоровом состоянии, не имеющем ничего общего с очевидной катастрофой сегодняшнего дня». Вот так. Где сейчас Норман Лир, создатель «Мэри Харт-ман, Мэри Хартман» [46], когда он нам так нужен? Представьте себе на экране серую режиссерскую хлопушку, аспидное небо, зловещую (любимое словечко Дэррила Занука [47], которое он никак не мог выговорить) музыку. Затем слышится жалобный женский голос, зовущий «Эстер Принн, Эстер Принн!» — а экран заполняет алая пульсирующая буква А [48].
СВИВМ настолько плетется в хвосте, что иной раз даже оказывается вполне авангардистской. На сей раз они кое-что учуяли. Хотя я не думаю, что кто-нибудь в редакции слышал о Вико, неаполитанском ученом XVIII века, но наши читатели вспомнят, что Вико, отталкиваясь от Платона, установил органические фазы развития человеческо— го общества. Сначала Хаос. Затем Теократия. За ней Аристократия. Потом Демократия. Но поскольку республики имеют тенденцию становиться имперскими и тираническими, они рушатся, и мы снова возвращаемся в Хаос и его порождение — Теократию. Далее следует новый цикл. В настоящий момент Соединенные Штаты представляют собой слегка хаотичную имперскую республику, приближающуюся к выходу, что не так уж плохо, если только не возобладает Хаос, а в таком случае нас ждет новая эра религии. Все, кому когда-то была дорога наша старая республика — не важно, что она всегда страдала от религиозного засилья, — не могут не предпочесть Хаос жесткому теократическому правлению. Сегодня теократы совсем распоясались в Израиле и некоторых мусульманских странах вроде Афганистана. К счастью, пока их социальные инстинкты не в состоянии противостоять всеобщей жажде обладания потребительскими товарами, отважному новому миру где-то на краю демократии. Что же касается американцев, то мы пока можем удерживать форт, обороняясь от наших собственных богомолов — в основном христиан-фундаменталистов, поощряемых свирепым загнивающим капитализмом и рабски склоняющихся перед тоталитаризмом, что столь развязно проповедуется в «Нью-Йорк тайме» от 18 июня 1997 года.
Линия фронта обозначилась. Пока несчастная «девоч-ка» из Нью-Джерси инструктировала диск-жокея, право-христианские организации пошли войной на вседозволенность в увеселительно-зрелищном мире. 18 июня «Южные баптисты» на своем ежегодном конвенте осудили компанию Диснея и ее телесеть Эй-би-си за человечное изображение лесбиянки, обрушились на разгул насилия в дешевом чтиве и размывание христианских семейных ценностей. Мне не довелось увидеть полное обвинительное заключение (был роздан список из более чем ста произведений, на которые приобретены права, но которые надлежит бойкотировать). Выглядит это как досудебное обвинение, напоминающее славные денечки процессов над сейлем-скими ведьмами. Хотя я критиковал картель Диснея за его господство на медиарынке, теперь я должен встать рядом с этим осьминогом, которому брошен вызов.
Наступил момент, когда «Дисней» должен всем своим весом и богатством ударить по баптистам; им следует преподать урок конституционного права, который они забудут не скоро. Их следует предать суду за игнорирование Первой поправки конституции, а также за противодействие торговле. Далее надо наконец добраться до корня проблемы. Налоговые исключения на доходы всех церквей — от баптистов до в той же мере абсурдных и столь же злобных сайентологов — должны быть отменены.
Изначальное джентльменское соглашение между Церковью и Государством состояло в том, что Мы, Народ (то есть государство) никоим образом не станем помогать или вредить любой религии, издали за ними наблюдая, на том основании, что коль скоро религия — это «доброе дело», то какая-нибудь церквушка на Элм-стрит не будет платить налог на собственность. Никто не мог предвидеть, что самая ценная недвижимость в центре большинства наших городов не будет облагаться налогом, а церкви и храмы начнут расширять свои владения, множить свои оргоно-вые ящики [49] и портфели акций. Услуга за услугу — религия будет стоять в стороне от политики и не навязывать свои предрассудки Нам, Народу. Соглашение давно не действует. Скандальная карьера достопочтенного кандидата в президенты Пэта Робертсона тому пример.
Поскольку конгресс не ударит палец о палец, нужно поднять движение рядовых граждан за внесение поправки в конституцию, хотя в оригинальной Первой поправке нет ни слова о налоговых льготах или иных особых правах церквей, храмов и оргоновых ящиков. Было бы крайне полезно, если бы «Дисней» начал эту войну, хотя я отлично понимаю, что нет никого трусливее киностудии или телевизионной компании, чем конгломерат, вынужденный действовать в открытую. Но если ты этого не сделаешь, Микки-Маус, 15,7 миллиона баптистов возьмут тебя за твою серую задницу, не говоря уже о задницах всех остальных американцев.
«Нэйшн», 21 июля 1997г.
ВРУЧИТЬ АДРЕСАТУ
Я пишу эти строки за десять дней до инаугурации президента, потерпевшего поражение на выборах 2000 года. Теперь нас ждет ситуация, напоминающая Японию XVII века: бессильный микадо, управляемый сегуном — вице-президентом и его пентагоновскими военными советниками. Уж не мечтают ли они, подобно сегунам прошлого, завоевать Китай? Поживем — увидим, чем скорее, тем лучше. Саёнара [50].
11 января 2001 г.
* * *
Мои поздравления [51], мистер новоизбранный президент. Как и все прочие американцы, я жду не дождусь Вашей инаугурационной речи. Как Вам уже известно, нам так недоставало Ваших речей в ходе недавних выборов, на которых победил самый достойный, как и положено, пользуясь знаменитым афоризмом Спиро Агню [52], «в самой великой стране в государстве».
Возвращаясь к Вашей первой речи в качестве президента, надеюсь, Вы не станете возражать, если я кое-что Вам предложу, как делал это в шестидесятые годы, выступая с регулярными обозрениями о положении страны на достойном самой светлой памяти телешоу Дэвида Саскайн-да. Прежде всего мне кажется, это новое начало представляет прекрасную возможность признать, что на протяжении последних пятидесяти лет мы вели, говоря словами историка Чарлза О. Бирда, «вечную войну ради вечного мира».
У меня сложилось впечатление, мистер новоизбранный президент, что большинство американцев хотели бы перевода нашей экономики с военных на мирные рельсы. Конечно, мы желаем остаться сильными. Мы не потерпим, чтобы часть наших налогов транжирилась на здравоохранение, потому что это равнозначно коммунизму, который мы ненавидим. Но мы бы хотели, чтобы часть наших налоговых долларов была потрачена на образование. Помните, что Вы сказали во время последних дебатов с Вашим оппонентом, ныне обратившимся в подгоревший в тостере хлебец? «Образование — ключ в новое тысячелетие». (Впрочем, заглянув в свои записки, вижу, что это вы говорили все четверо.)
Так или иначе пора отказаться от нашей никем не оцененной роли мирового полицейского, ныне разоряющего Колумбию, источник сатанинского зелья, и держащего в «исправительном доме» (так на полицейском жаргоне называется домашний арест) Кубу, Ирак и до недавнего времени Сербию. Это навязчивое вмешательство в чужие дела дорого и бессмысленно. Лучше привести в порядок собственную страну посредством «внутренних улучшений», как говаривал когда-то Генри Клей [53]. Но для этого Вам придется в качестве первоочередной задачи приструнить пентагоновских «ястребов» и соучастников их заговора в конгрессе и кабинетах правлений корпоративной Америки. С того момента, когда Советский Союз так неспортивно распался на части, чтобы заняться первичным накоплением капитала и двойной бухгалтерией, наши военачальники приступили к лихорадочным поискам новых врагов, чтобы оправдать постоянно растущий военный бюджет. Очевидно, предстоит борьба с терроризмом. Остается также война с наркотиками, в ней, правда, нельзя победить. Но даже если так, обреченная на провал попытка разрушения Колумбии, некогда либеральной демократической страны, сулит большую потеху военным и средствам массовой информации, хотя вряд ли обрадует жителей некогда счастливой страны. Недавно была обнаружена новая очевидная опасность: страны-изгои, или «страны, внушающие тревогу». Сегодня таким образом наш указательный палец наставлен на Северную Корею, Ирак и Иран, в то время как миллиард мусульман демонизируют-ся и именуются безумными фанатиками, стремящимися уничтожить все, что есть доброго на земле, иными словами — нас с вами.
Коль скоро враги обозначены, Пентагон делает вывод, что рано или поздно изгои, по всей видимости — с космических кораблей, разрушат наши города. Чтобы защититься, нужно возвести мемориал Рональда Рейгана — космический ядерный щит, стоимость которого, по предварительным оценкам, составит 60 миллиардов долларов, хотя по положению на июль этого года испытания системы, при всей фальсификации их результатов Пентагоном, остаются неудачными. Согласно опросам, большинство Ваших избирателей считают, что у нас уже есть такой щит, и это дает Вам возможность, ничего не предпринимая, заявить: Вы намерены его усовершенствовать. Ведь с 1949 по 1999 год Соединенные Штаты истратили на «национальную оборону» 1,7 триллиона долларов. В результате национальный долг составляет 5,6 триллиона, из которых 3,6 триллиона государство должно народу, а 2 триллиона — Фонду социально-медицинского страхования. И все это из-за военных расходов и процентов по обслуживанию долга.
5 Мистер новоизбранный президент, поскольку данные сводок министерства финансов традиционно фальсифицируются, было бы замечательно, если бы Вы проследили за тем, чтобы информация о федеральных доходах и расходах соответствовала действительности. В прошлом году правительство сказало нам неправду, что его доходы превышают 1,8 триллиона, а истратило оно менее 1,8 триллиона. Отсюда и берется этот знаменитый фантомный профицит, хотя на самом деле мы, разумеется, остались с обычным внутренним дефицитом в сумме 90 миллиардов долларов. Год за годом официальные доходы правительства раздуваются за счет приплюсовывания доходов трастовых фондов социального и медицинского страхования. Это не федеральные доходы. В этом году социальное страхование имеет здоровый профицит в сумме 150 миллиардов долларов. Неудивительно, что корпоративная Америка и ее служащие в конгрессе просто жаждут приватизировать этот процветающий фонд, и это пока единственная опасность, которая ему грозит.
Хотя реальные военные расходы в прошлом году оказались ниже, чем обычно, половина бюджета все равно ушла на оплату будущих войн и на бомбардировку подозрительной фабрики по производству аспирина в Судане. Расходы на военных составили 344 миллиарда долларов, а проценты на вызванный военными расходами национальный долг — 282 миллиарда. Простите, что докучаю Вам статистикой, но она лежит в основе нашего — помните неудачное словечко Джимми Картера? — нездоровья («malaise» — французское слово, оно означает «разорение»). Бодрые обещания администрации Клинтона дать нам 1,8 триллиона долларов профицита в течение следующего десятилетия представляют, разумеется, смелую, но вряд ли утешительную выдумку, основанную на сюрреалистической оценке будущих доходов федерального бюджета, не говоря уж о расходах: если повторится относящееся к сентябрю прошлого года растранжиривание денег конгрессом, мы просто утонем в красных чернилах.
Сэр, если Вы собираетесь принести пользу нашей стране, а также миру, который она держит в заложниках, Вам придется обуздать американских военных. Приструните вышедших из-под контроля начальников штабов. В сентябре прошлого года председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Х.Х. Шелтон заявил, что ему нужно больше, отнюдь не меньше, долларов. Так, морская пехота требует дополнительно 1,5 миллиарда в год, армия — более 30 миллиардов, военно-морской флот — 20 миллиардов, военно-воздушные силы — 30 миллиардов, и все это при отсутствии врага (мы тратим в 22 раза больше, чем семь наших потенциальных противников — Куба, Иран, Ирак, Ливия, Северная Корея, Судан и Сирия, вместе взятые. Вы не должны допустить эти губительные прибавки. J
В августе 1961 года я навестил в Хайанис-Порте президента Кеннеди. Возводилась Берлинская стена, и он был готов начать громадное наращивание вооруженных сил — с большой неохотой, сказал он, попыхивая сигарой, кстати говоря, освобожденной одним его приятелем от Кастро. Следует заметить, что Джек ненавидел либералов еще сильнее, чем консерваторов.
— Никто не может быть достаточно либеральным для «Нью-Йорк пост», — сказал он. — Что ж, теперь «Пост» должна быть счастлива. Берлин будет стоить нам по меньшей мере три с половиной миллиарда долларов. С учетом такого военного наращивания мы получим в этом году дефицит в семь миллиардов долларов. Это очень большая денежная накачка. — Он сердито нахмурился. — Боже, как мне обрыдло это пентагоновское транжирство.
— Это не их транжирство, — сказал я. — Твое. Твоей администрации.
Он живо изложил мне факты жизни, и я повторю их в качестве совета тридцать пятого президента сорок… — какой Вы по счету, мистер новоизбранный президент? Сорок третий?
— Единственный способ контроля над Пентагоном со стороны президента — посвятить этому, не занимаясь больше ничем, все четыре года первого срока, только приводя в порядок царящий там хаос, это и значит не иметь возможности заниматься чем-нибудь еще…
— Например, добиваться переизбрания? Он улыбнулся:
— Вроде того.
Вот я и предлагаю, мистер новоизбранный президент, пока есть время, сосредоточьтесь на связях между корпоративной Америкой и военными и сделайте разумными всевозможные планы ассигнований, особенно на мемориальный ядерный щит Рональда Рейгана. Вам следует также организовать утечку некоторых пентагоновских секретов, чтобы о них узнали все. В 1995 году наши ракеты по-прежнему были нацелены на 2500 зарубежных объектов. Сегодня, как бы отдавая должное миру на земле, наши ракеты нацелены на 3000 объектов, из которых 2260 в России, а остальные в Китае и странах-изгоях. Хотя президент Клинтон красноречиво говорил о сокращении этих угрожающих цифр, Пентагон действует по своему усмотрению, делая мир опасным для всех. Ведь «Ю-эс-эй ту-дей» сообщила недавно, что военные обладают в стране наивысшим по сравнению с любой другой группой населения рейтингом популярности — конгресс и большой бизнес имеют наименьший рейтинг. Оно и понятно, вооруженные силы тратят на рекламу 265 миллионов долларов в год.Джеку Кеннеди очень понравился остросюжетный роман Флетчера Нибела «Семь дней в мае», по которому потом был снят фильм. Сюжет: ультраконсервативный генерал, прообразом которого послужил более чем реальный адмирал Артур Редфорд, готовит военный переворот с целью захвата Белого дома. Захватывающее чтение, говорил он. «Только… — Он сначала хмыкнул, но потом сказал довольно мрачным тоном: — Более вероятно, что этот президент в один прекрасный день соберет свою армию и оккупирует проклятый Пентагон».
Нет, я не согласен с Оливером Стоуном, что Кеннеди убили генералы. Где-то там есть сторожевой пес, он никогда не лает по ночам. Но именно пес, не лающий по ночам, охраняет дом от грабителей, в данном случае — от военно-промышленного комплекса, о коварстве которого нас столь великодушно предупреждал президент Эйзенхауэр. Хотя в средствах массовой информации полным-полно историй о перерасходах в военной промышленности, а настоящие дебаты о ядерном щите, видение которого посетило Рейгана после фильма Альфреда Хичкока «Порванное покрывало», фильма куда более слабого, чем «Семь дней в мае», разворачиваются крайне медленно, и вообще не ведутся дебаты о роли военных в жизни страны и исходящей от них угрозе, объясняемой высокомерием старших офицеров, привыкших тратить огромные суммы народных денег на ракеты, не попадающие в цель, и бомбардировщики, неспособные летать в дождливую погоду. Конгресс, призванный распоряжаться деньгами, этого не делает, поскольку слишком многие его члены финансируются теми же компаниями, что поглощают наши налоговые деньги.
Ничуть не меняет ситуации то обстоятельство, что старшие офицеры, распределив заказы в военной промышленности, зачастую становятся коммивояжерами компаний, у которых они покупали продукцию.
Из всех президентов последнего времени именно от Клинтона можно было ожидать разумных действий в сфере экономики. Он понимал, как работает экономика. Но, пойдя на различные уловки, чтобы не попасть на войну во Вьетнаме, он, общаясь с военными, чувствовал себя не в своей тарелке. Когда Клинтон попытался выполнить свое обещание избирателям-гомосексуалистам о том, что частная жизнь любого военнослужащего останется его личным делом, военные завопили об упадке морали. Клинтон отступил. Когда Клинтон поднялся на борт авианосца «Теодор Рузвельт» принять рапорт, моряки принялись скакать вокруг, нацепив на головы насадки от швабр, изображая педерастов и освистывая президента, который молча за ними наблюдал. Безнаказанные оскорбления гражданской власти делают «ястребов» еще более агрессивными и наглыми. Пора поставить их на место.
Этим летом высшие военные чины из Пентагона представили министру обороны меморандум под названием «Программные цели». Обычно это составленный в вежливых выражениях список подарков, которые они хотели бы найти у себя под рождественской елкой. Но в сентябре список пожеланий зазвучал как жесткий ультиматум. Как выразился один диссидентствующий офицер, «вместо бюджета, учитывающего приоритетные цели, начальники штабов требуют бюджета, исходящего из военной стратегии».
Хотя их военные стратегии за последние пятьдесят лет обычно оказывались катастрофическими, военная стратегия в данном контексте означает просто вышибание из правительства дополнительных 30 миллиардов долларов сверх.51 процента бюджета, идущего ныне на военные цели. Мистер новоизбранный президент, я посоветовал бы Вам перенести свой кабинет из западного крыла Белого дома в Пентагон, на другую сторону Потомака. И хотя каждый день, проведенный там, может обернуться для Вас мартовскими идами, Вы по крайней мере испытаете удовлетворение от сознания того, что сделали что-то для нас, людей, до сих пор лишенных представительства.
Пятьдесят лет назад Гарри Трумэн заменил старую республику на государство национальной безопасности, чьей единственной целью является вечная война, горячая, холодная или чуть теплая. Точная дата этой подмены: 27 февраля 1947 года. Место действия: комната заседаний кабинета министров в Белом доме. Участники: Трумэн, заместитель государственного секретаря Дин Ачесон, несколько лидеров конгресса. Сенатор-республиканец Артур Ванденберг сказал Трумэну, что он может получить свой военный бюджет, только если «как следует припугнет американский народ» тем, что «русские идут». Трумэн последовал совету. Началась вечная война. Представительное правительство народа, управляемое народом и для народа [54], превратилось в поблекшее воспоминание. Только корпоративная Америка имеет представительство в виде конгресса и президентов, которых она оплачивает по условиям сделки, где никто полностью не подотчетен, потому что те, кто купил правительство, купили и средства массовой информации. Теперь, когда преторианская гвардия в Пентагоне подняла бунт, мы вступаем в новую опасную фазу. И хотя мы регулярно клеймим другие государства, называя их странами-изгоями, мы сами превратились в самую большую страну-изгоя. Мы не соблюдаем договоров. Мы пренебрегаем международными судами. По собственному усмотрению мы наносим удары туда, куда пожелаем. Мы отдаем приказы Организации Объединенных Наций, но не платим членских взносов. Мы жалуемся на терроризм, но наша империя стала сегодня самым дерзким террористом. Мы бомбим, вторгаемся, подрываем другие страны. Хотя Мы, Народ Соединенных Штатов, являемся единственным источником законной власти в этой стране, мы больше не представлены в собраниях конгресса. Наш конгресс захватила корпоративная Америка и ее исполнительная власть, имперская военная машина. Мы, лишенный представительства Народ Соединенных Штатов, такие же жертвы этого милитаризованного правительства, как панамцы, иракцы или сомалийцы. Мы допустили захват наших институтов во имя глобальной американской империи, концептуально абсолютно враждебной всему, что подразумевали наши отцы-основатели. Боюсь, мы сегодня уже опоздали с восстановлением республики, потерянной нами пятьдесят лет назад.
Но даже если так, мистер новоизбранный президент, остается все же небольшой шанс на то, что Вы будете не таким, как все, если приступите теперь же к обузданию «ястребов».
Сократите военные расходы, это сделает Вас популярным, потому что тогда Вы сможете законно снизить наши налоги. Сделайте это вместо того, за что Вас финансировали — освобождения корпоративной Америки от и без того легкого налогового бремени. В 1950 году налоги на прибыли корпораций составили 25 процентов федеральных доходов, в 1999 году — только 10,1 процента. Наконец — это так же точно, как то, что Вы не были избраны Нами, Народом, а большими неподотчетными деньгами корпораций, — приближается Судный день. Используйте Ваш первый срок для разрушения Пентагона. Забудьте о втором сроке. Ведь если Вы добьетесь успеха на противоположной стороне Потомака, то будете героем всех Нас, Народа. Если Вы проиграете или, что еще хуже, не сделаете ничего, то можете оказаться последним президентом, и история перестанет обращать внимание на Соединенные Штаты, а вся наша горделивая риторика обратится в постепенно затухающее эхо. Задумайтесь также над странным замечанием, брошенным Вашим ловким, хотя и несчастливым предшественником Клинтоном. Когда Гин-грич и его Контракт на Америку (так более верно, чем «с Америкой») завладели конгрессом, Клинтон сказал: «Президент пока еще не стал ненужным». Странное допущение, что он мог таковым стать. Что ж, сэр, будьте нужным. Берегите, храните и защищайте [55] то, что осталось от наших старых свобод, не говоря уж о нашем заложенном и перезаложенном богатстве.
«Вэнити фэйр», декабрь 2000 г.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Гор Видал — романист, драматург, эссеист — крупнейшее имя на американском литературном олимпе. Из-под его пера вышло три десятка романов, на Бродвее были поставлены его пьесы, по его сценариям Голливуд снимал фильмы, сотни эссе напечатаны в газетах и журналах. Общее число изданных Видалом книг приближается к пятидесяти. Журналисты регулярно берут у него интервью, в том числе и на телевидении, зная, что писатель, обладая редкой эрудицией и проницательностью, пристально следит за тем, что происходит в мире и прежде всего в его родной стране — Соединенных Штатах Америки. Этому нисколько не мешает то обстоятельство, что большую часть года он проводит в своем итальянском доме, прилепившемся к скале над заливом Амальфи, в городке Равелло к югу от Неаполя и неподалеку от руин Помпеи. «Как это так, вы живете в Италии и позволяете себе критиковать Соединенные Штаты?» — спросила у него однажды бойкая знаменитая телеведущая. Видал спокойно ответил, что он исправно платит налоги американскому правительству, а посему имеет право не только знать, но и судить о том, как оно их расходует.
В том, что писатель живет за границей, нет ничего ни особенного, ни предосудительного. В Англии жил знаменитый Генри Джеймс, между Парижем, Испанией и Кубой делил время Эрнест Хемингуэй, да и вообще список только американских писателей, живших в Европе, бесконечен. Дело не в том, что значительную часть своей чуть более двухвековой истории Америка, без всяких на то оснований, считалась «культурной пустыней». В таких оценках было больше европейского снобизма, чем здравого смысла. Писатель живет там, где ему лучше пишется, а то, что Гор Видал выбрал Италию, совсем, кажется мне, не случайно. И опять-таки не в том дело, что писатель ведет свою родословную от легионеров Древнего Рима.
Когда отцы-основатели США выбирали для новой страны образ правления и писали конституцию, у них, детей Просвещения, перед глазами стоял римский прецедент. Разумеется, Римская республика, а не Римская империя. Народное волеизъявление («Все на Форум!»), Сенат, Капитолий и Капитолийский холм. До переезда в Равелло Видал долгое время жил в Риме, древние камни которого вызывали в его чуткой к истории душе богатые и сложные ассоциации.
Эти размышления накладывались на впечатления детства и юности. Он вырос в доме деда по материнской линии, сенатора Томаса Прайора Гора. Слепому с детских лет законодателю внук читал «Ведомости конгресса» и всевозможную политическую литературу, служил поводырем, по поручению бабушки забегал к нему в зал заседаний сената.
Если вспомнить еще бесчисленных знакомых деда из мира политики и сплошные политические разговоры, в том числе и об обитателях Белого дома (вот, например, рассказ бабушки Гора Видала. Когда они с приятельницей переходили вброд ручей, внезапно из-за кустов появился Теодор Рузвельт верхом на коне. «С дороги, женщины! — крикнул он. — Я президент!» Это забавно и с точки зрения проезда президентских кортежей, но суть все же в том, что в те чопорные времена дам не называли женщинами. «Неудивительно, — говорила бабушка, — что на следующий год президентом стал порядочный человек мистер Тафт».), то понятно, откуда у Видала обостренный интерес к американской политической системе, к будням политики, откуда наблюдения и детали, которые потом можно будет обнаружить в его романах и публицистике.
К политической истории США он обратился уже зрелым писателем, выпустив в 1967 году роман «Вашингтон, округ Колумбия». Так началась серия романов, позже названная им «Американской сагой». Писатель начал с конца, с современности, поэтому через тридцать с лишним лет ему пришлось «заменить» этот роман другим — «Золотым веком», иначе у него не сходились некоторые сюжетные линии, завязанные в романах «Бэрр», «1876», «Империя» и «Голливуд». Относящийся к «Саге» роман «Линкольн», по его собственным словам, стоит несколько особняком, он посвящен колоссальной фигуре главного героя, вытеснившего вымышленную семью, сменяющие друг друга поколения которой действуют в остальных романах. «Бэрр» — это истоки, Война за независимость от английской Короны, рождение новой страны. За двести с лишним лет сама история и ее герои приобрели хрестоматийный глянец, обрели святость, неприкасаемость и подверглись официальной канонизации. Такое происходит не только в Америке. Всякая попытка пересмотра устоявшихся исторических воззрений, как правило, встречается в штыки, объявляется ревизионистской версией. Быть может, «ревизионизм» в американской историографии — это не такое убийственное обвинение, как когда-то в марксистских разборках, но все же американская академическая наука попыталась дать Видалу бой после выхода «Бэрра» и «Линкольна». Всякий раз возникала шумная полемика в печати, и голос Видала в ней звучал куда убедительнее упреков его дипломированных оппонентов.
В романе «Бэрр» яркая фигура Аарона Бэрра, вошед-шего в школьные учебники едва ли не предателем («Уже в школе я понимал: если судить по тому, что мне довелось знать лично, история не только плохо преподается, но и серьезно искажается», — пишет Видал), решительно теснит Вашингтона, Джефферсона и Гамильтона. Видал, конечно, не нигилист, он отдает должное отцам-основателям, однако Вашингтон у него — бездарный генерал, не выигравший ни одного сражения, но хитроумный политик, умело выбивавший деньги из конгресса; поборник «неотчуждаемых прав» Джефферсон — лицемер, рабовладелец, приживший детей от рабыни Сэлли Хэмингс (это долгое время отрицалось, но сейчас в США действует ассоциация потомков Джефферсона без разделения на законных и не совсем законных), а также не вполне чисто вырвавший место в Белом доме у Бэрра, с которым у него оказалось равное число голосов в коллегии выборщиков; Гамильтон — хитрый лис, ловко манипулировавший Вашингтоном, снедаемый ненавистью к своему сопернику Бэрру, потому что, не будучи уроженцем США, Гамильтон по конституции не имел права баллотироваться в президенты. Дуэль между ними стала неизбежной, и Гамильтон пал, сраженный пулей вице-президента Бэрра. Пережив судебные преследования и длительное изгнание, Бэрр дожил до глубокой старости, занимаясь адвокатской практикой и не без злорадства наблюдая, как один за другим уходят в иной мир отцы-основатели, его соперники, как правило, в весьма стесненных обстоятельствах.
Чарлза Скайлера, незаконного сына Бэрра (это уже чисто романная линия), другой его незаконный сын, президент Мартин ван Бюрен (насчет отцовства Бэрра среди историков согласия нет), назначает на должность консула, и Скайлер отбывает в Европу, где становится отцом-основателем вымышленной автором семьи, члены которой действуют в других книгах.
В романе «Линкольн» Чарлз Скайлер появляется только в последней главе и существенной роли не играет. Здесь доминирует президент, о котором, кроме бесчисленных научных трактатов, биографий и романов, писались даже стихи (нас такое не может удивить, а вот для США это обстоятельство из ряда вон выходящее) — помните «О, капитан, мой капитан» Уолта Уитмена? По поводу этого романа возникла особенно острая полемика, но Видал был к ней отлично подготовлен. По его словам, прежде чем взяться за работу над «Линкольном», он прочитал тысячу книг. К тому же писатель обладает существенным преимуществом перед учеными-историками: пространство между установленными фактами — проклятие для историка и благодать для романиста, заполняющего исторические лакуны своим художественным воображением. Впрочем, дело не в полемике. Со страниц романа предстает монументальная, но человечная фигура, далекая от безжизненного канона (не столько освободитель рабов, сколько объединитель страны типа Бисмарка и основоположник сильного президентства), но куда более убедительная.
В романе «1876» Чарлз Скайлер после сорокалетнего отсутствия возвращается в США известным литератором, он собирается писать о том, как изменилась страна к своему столетнему юбилею, а заодно выдать замуж овдовевшую дочь. Его глазам открылась неслыханная коррупция, поразившая администрацию президента Гранта, конгресс, мир бизнеса. Последние мазки на этот холст нанесла самая грязная в истории США избирательная кампания, когда исход выборов на Юге (в том числе в злополучной Флориде!) был фальсифицирован и президентом вместо победителя Тилдена стал Хейс. Ассоциации возникают сами собой. Надорвавшийся от трудов и переживаний Скайлер умирает, но преуспевает его дочь Эмма, с новообретенной американской хваткой найдя себе мужа-миллионера.
Действие «Империи» отнесено к рубежу XIX — XX веков, когда американская республика в результате испано-американской войны начала превращаться в империю. Знаковое для Видала преображение: в книге, которую вы только что прочитали, он называет себя защитником старой республики, в отличие от империи, преобразовавшейся при Трумэне еще раз — в имперское «государство национальной безопасности».
В романе «Империя» писатель запечатлел рождение еще одной империи — газетной монополии Херста, манипулирующей общественным мнением. Именно с империи Херста начинается история современных гигантов массовой информации, которым изрядно достается от Видала в книге «Вечная война…». Каролина, дочь Эммы из романа «1876», заворожена Херстом и приступает к изданию собственной газеты — эта увлекательная вымышленная сюжетная линия вместе с борьбой Каролины за наследство до конца держат читателя в напряжении.
В романе «Голливуд» и Херст, и Каролина, чутко уловив веяние времени, с головой погружаются в киноиндустрию. Это происходит на фоне Первой мировой войны, когда президенту Вильсону удается втянуть изоляционистскую Америку в европейскую бойню. Тут впервые на страницах «Саги» появляется Франклин Рузвельт, молодой заместитель военно-морского министра.
И наконец — «Золотой век». Название ироничное. «Никогда минувшие времена не были для нас золотыми», — замечает Видал. В центре романа яркая, незаурядная и неоднозначная личность Франклина Делано Рузвельта. Когда-то Рузвельт положил конец политической карьере деда Видала, сенатора Гора, ярого изоляциониста, однако смешно думать, будто писатель сводит с ним семейные счеты. Он просто поддерживает версию, имеющую в США немало сторонников: Рузвельт намеренно спровоцировал нападение Японии на Пёрл-Харбор, чтобы Америка вступила во Вторую мировую войну на стороне антигитлеровской коалиции и вышла из нее властелином мира.
Таково в самом кратком изложении содержание «Американской саги» писателя. На ее страницах возникают полнокровные образы политических деятелей — президентов Вашингтона, Адамса, Джефферсона, Мэдисона, Джексона, Линкольна, Гранта, Мак-Кинли, Теодора Рузвельта, Вильсона, Гардинга, Франклина Рузвельта, вице-президента Аарона Бэрра, государственного секретаря Джона Хэя (мало кто помнит, что именно Хэю принадлежит ставшее ныне популярным выражение «прелестная маленькая война») и многих других политиков, генералов, дипломатов, газетного магната Уильяма Рэндолфа Херста, литераторов Вашингтона Ирвинга, Уильяма Брайанта, Марка Твена, Генри Джеймса (забавно, что в «Золотом веке» среди действующих лиц мелькает и Гор Видал), историка и литератора Генри Адамса — здесь перечислены лишь наиболее яркие фигуры американской истории» Вымышленные писателем семьи Скайлер и Сэнфорд позволяют ему воссоздать американские частные и общественные нравы.
Как переводчик, причастный к работе над этими текстами, могу сказать, что выборочные обращения к исторической литературе для более точной передачи отдельных эпизодов на русском языке свидетельствуют о величайшей добросовестности писателя: даже в репликах исторических лиц использованы источники — их сочинения и письма, мемуары современников; пресловутые лакуны между установленными и общепризнанными фактами заполнены на редкость правдоподобно. Значит ли это, что историю США можно изучать по Видалу? Наверное, нет. Но это исключительно познавательное и поучительное чтение, полное иронии, подчас сарказма и, не в последнюю очередь, забавнейших исторических ассоциаций.
Политическая тема в полный голос звучит в публицистике Гора Видала. Недавно он собрал свои избранные эссе за сорок лет под одной обложкой, получился увесистый том, названный им «United States». В данном случае это не «Соединенные Штаты»; state значит также «состояние дел», в томе три раздела — состояние политики, состояние литературы и состояние нравов.
Сборник статей «Вечная война ради вечного мира» в особых пояснениях не нуждается. Писатель выступает в нем последовательным противником империи, в которую, по его мнению, превратились Соединенные Штаты, обладающие всеми имперскими атрибутами: агрессивной внешней политикой, тем, что известный американский сенатор Уильям Фулбрайт некогда окрестил «высокомерием силы», разрастанием военного истеблишмента и безудержным ростом оборонного бюджета, всевластием и произволом органов внутреннего правопорядка. Видала можно было бы назвать правозащитником, если бы это слово не так сильно затерлось у нас и не приобрело ненужные смысловые оттенки, но по существу так и есть. Видал проницательно подметил, что Билль о правах, этот предмет законной гордости американцев (только представьте силу этого документа с конца XVIII века и вплоть до Первой мировой войны, когда на карте Европы еще преобладали монархии!), каждодневно попирается и в ряде случаев просто не действует. А сегодня это особенно опасно, когда в условиях борьбы с терроризмом очень легко лишиться и тех прав, что еще уцелели. И относится это отнюдь не только к Соединенным Штатам.
Писатель, разумеется, далек от того, чтобы оправдывать Маквея или бен Ладена. Он стремится понять и объяснить, откуда берется терроризм. Он видит истоки этого явления в сложном переплетении политических, экономических и нравственных причин и призывает искать решение не в воинственной риторике, не в произвольном применении силы на международной арене и ограничении гражданских прав внутри страны, а в переориентации государственной политики. К его голосу стоит прислушаться.
Ал. ФАЙНГАР
Примечания
1
Последний довод королей (лат.). — Здесь и далее, кроме особо оговоренных примечаний автора, примеч. пер.
(обратно)2
В настоящее время появились свидетельства о том, что предупреждения были, но их оставили без внимания.
(обратно)3
Евангелистские проповедники крайне реакционных убеждений. Пэт Робертсон в 1988 году баллотировался в президенты. Оба постоянно появляются на телеэкранах.
(обратно)4
На отвесном склоне горы Рашмор (штат Южная Дакота) выбиты барельефы президентов США Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Авраама Линкольна и Теодора Рузвельта. Словом, физический ущерб, который Усама и его друзья могут нам нанести — а до сих пор он был страшный, — это ничто по сравнению с тем, что он может сделать с нашими свободами. Стоит отторгнуть от нас эти «неотчуждаемые права», и это может оказаться навсегда; в таком случае мы даже отдаленно не сможем считаться последней надеждой Земли, а станем просто не внушающим доверия империалистическим государством, граждан которого отряды боевиков выстраивают в линейки и чьей смерти — а не образу жизни — все подражают.
(обратно)5
Бирд, Чарлз Остин (1874-1948), один из основателей экономического направления в историографии США, автор 4-томного труда «Становление американской цивилизации».
(обратно)6
Библейский пояс — часть Юга и Среднего Запада США, где преобладает протестантский фундаментализм.
(обратно)7
Брандейс, Луис Дембиц (1856-1941) — член Верховного суда США в 1916-1939 гг.
(обратно)8
Гувер, Герберт Кларк (1874-1964) — 31-й президент США (1929-1933), на президентство которого пришлась Великая депрессия конца 20-х — начала 30-х гг. Отсюда — авторская ирония. (Расхожие выражения того времени: «гуверовское одеяло» — старые газеты; «туверовский автомобиль» — тележка с домашним скарбом; «гуверовские ботинки» — драная обувь безработных и т.д.).
(обратно)9
Ныне международный аэропорт Джона Кеннеди.
(обратно)10
Кинзи, Альфред (1894-1956) — автор исследований сексуального поведения американцев.
(обратно)11
По положению на сегодня! — Примеч. авт.
(обратно)12
Теркел, Стаде (род. 1912) — американский публицист, лауреат Пулитцеровской премии. Ряд его книг («Америка, улица Разделения», «Работа» и др.) переведены на русский язык.
(обратно)13
Стремление к счастью входит в число неотчуждаемых прав человека, упомянутых в Декларации независимости США (1776).
(обратно)14
Мэдисон, Джеймс (1751-1836) — четвертый президент США (1809-1817), один из авторов конституции США.
(обратно)15
Мэйсон, Джордж (1725-1792) — один из авторов Декларации независимости и конституции США.
(обратно)16
американских
(обратно)17
Девиз газеты «Нью-Йорк тайме» — «Все новости, достойные печати».
(обратно)18
Намек на операции с земельными участками в Уайтуоте-ре (штат Арканзас), ставшие предметом судебных разбирательств и шумихи в печати, затронувших репутацию супругов Клинтон.
(обратно)19
Лиллибет — ласкательное детское имя королевы Великобритании Елизаветы П.
(обратно)20
Сети продовольственных супермаркетов.
(обратно)21
Закон Шермана, ограничивающий монополии, был принят в 1890 г. в основном в связи с деятельностью рокфеллеровской компании «Стандард ойл».
(обратно)22
Вторая поправка к конституции США гласит, что «право народа хранить и носить оружие не должно ограничиваться». Чарлтон Хестон (род. 1923) — актер; Сесил Б. Де Милль (1881— 1959) — режиссер и продюсер, в фильме которого «Десять заповедей» Хестон исполнил роль Моисея, получившего эти заповеди от Господа на горе Синай. Хестон возглавляет Американскую ружейную ассоциацию, мощное лобби производителей оружия. Здесь у Видала ироничная корреляция Десяти заповедей и Десяти поправок к конституции США, образующих Билль о правах.
(обратно)23
К счастью для них, наш энроновско-пентагоновский президент объявил «длительную войну», и теперь мы живем в условиях расползающихся метастазов военного положения. — Примеч. авт.
(обратно)24
Вблизи ручья Вундед-Ни (штат Южная Дакота) в 1890 г. американские солдаты зверски расправились с индейцами племени сиу.
(обратно)25
Первая поправка к конституции США запрещает конгрессу издавать законы, ограничивающие, в частности, свободу слова и печати.
(обратно)26
фашиста Франко
(обратно)27
Член Верховного суда Энтонин
(обратно)28
а их сын
(обратно)29
Адаме, Джон (1735-1826) — второй президент США (1797-1801); Джефферсон, Томас (1743-1826) — третий президент США (1801-1809), один из основных авторов Декларации независимости (1776).
(обратно)30
Словами «Мы, Народ Соединенных Штатов…» начинается конституция США.
(обратно)31
Уоррен, Эрл (1891-1974) — председатель Верховного суда США (1953-1969), возглавлял комиссию по расследованию убийства президента Джона Кеннеди.
(обратно)32
Менкен, Генри Луис (1880-1956) — американский писатель, публицист и критик.
(обратно)33
Министерство юстиции
(обратно)34
«Непобежденный» (лат.).
(обратно)35
Молитесь за нас (лат.).
(обратно)36
иностранных
(обратно)37
Джон Доу — символическое имя, имярек.
(обратно)38
Взрыв
(обратно)39
Харперс-Ферри — город в штате Западная Виргиния, арсенал которого в 1859 г. был захвачен сподвижниками Джона Брауна, планировавшего поход с целью освобождения рабов в рабовладельческих штатах.
(обратно)40
Фильм, основанный на пьесе «Весна для Гитлера», о любовной жизни фюрера. Как говорит Г. Видал, «это хит, хотя я надеялся, что он провалится».
(обратно)41
Гингрич, Ньют — бывший конгрессмен, лидер республиканцев в палате представителей, политик крайне консервативных убеждений.
(обратно)42
Имеется в виду Оливер Стоун (р. 1946) — режиссер, сценарист. Создатель кинофильмов: «Взвод», удостоенного четырех премий «Оскар»; «Джей-Эф-Кей: выстрелы в Далласе» об убийстве Дж. Кеннеди.
(обратно)43
Герой знаменитого одноименного вестерна о новом шерифе, наводящем порядок в охваченном преступностью городе.
(обратно)44
Из горящего куста Моисею был глас Господа, передавшего ему десять заповедей (Исход, 19, 18).
(обратно)45
sic
(обратно)46
Сатирическая мыльная опера про домохозяйку Мэри Хартман.
(обратно)47
Занук, Дэррил (1902-1979) — кинопродюсер, создатель кинокомпании «XX век — Фокс».
(обратно)48
Эстер Принн — неверная жена, героиня романа Н. Готорна «Алая буква». А — первая буква слова «адюльтер», эту букву алого цвета она должна была носить в Сейлеме XVII века.
(обратно)49
Герметическое устройство, в котором с помощью оргона якобы происходит исцеление от неизлечимых болезней.
(обратно)50
Саёнара — до свидания (ля.).
(обратно)51
Написано для «Вэнити фэйр» до президентских выборов 7 ноября 2000 г. — Примеч. авт.
(обратно)52
Агню, Спиро (р. 1918) — вице-президент США (1969— 1973), был вынужден подать в отставку в связи с уклонением от уплаты налогов, отличался крайне реакционными политическими взглядами и неудачными выражениями в публичных выступлениях.
(обратно)53
Клей, Генри (1777-1852) — американский политический деятель, сенатор.
(обратно)54
«Правительство народа, управляемое народом и для народа» — ставшие нарицательными слова президента Авраама Линкольна из его знаменитой Геттисбергской речи (1863).
(обратно)55
Вступая в должность, президент США присягает «беречь, хранить и защищать конституцию», из текста которой и взято это выражение.
(обратно)