Последний их Первых Миров – Эпоха Тишины. Том 1 (fb2)

- Последний их Первых Миров – Эпоха Тишины. Том 1 2312K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Андреевич Лагутин

Алексей Лагутин
Последний их Первых Миров – Эпоха Тишины. Том 1

Вступление

Испокон веков время, отведенное Первым Мирам его создателем на жизнь, разграничивалось Эпохами, смену каждой из которых вызывали лишь кардинальные его изменения – волнения всего мира, смена условий его и без того непростого существования. Каждая Эпоха была одинаково важна для мира, и стоит лишь одну из них вычесть из его истории, как сам он перевернется с ног на голову.

Первая Эпоха Последнего из Первых Миров – Эпоха Гармонии, граничащая с самим его сотворением. Мир пребывает в Гармонии Первородного Пламени, существа его познают новый мир, и делятся между собой информацией о нем. Также, существа находят себе друзей и союзников, и заранее запоминают тех, кто, наоборот, никогда не станет им друзьями, и вполне может стать врагом. Проходит лишь 80 лет после появления в мире первых его существ, сотканных из обрывков «Рукописи Лорда Винториса», и Гармония нарушается, вызывая первый раскол времен, войну между расами, в которой участие приняли не только Археи рас, Младшие рас, и их Верховные Властители – по миру ступают Правители и их Клинки Власти. Начинается Первая Война между людьми и имтердами. Первая Война, развязанная не теми, не другими, и так же не ими поддерживаемая.

Вторая Эпоха Последнего из Первых Миров – Эпоха Раскола, так и продлившаяся всего 20 лет. Расы, ведомые своими Верховными Властителями и Археями, вступают в ожесточенные схватки, планируя в мгновение ока смести противника за один ход. Едва лишь планы обеих сторон прерываются, им остается единственный путь – украсть силы Создателя Миров, и с их помощью создать мир лишь для своей расы. Но Клинки Власти не позволяют свершиться мнимому правосудию обеих сторон, и на переломе Эпох Археи людей и ардов запечатывают силу великого творения, вместе со страшнейшими напоминаниями о жестокости и коварстве мира, вызывая, запечатыванием Правителя Марконнор в Храме Актониса, Великий Спуск Земель Марконнор, ранее соединявших Стороны Света. Отныне мир поделен на части, будучи разделенным Бездной Марконнор, и лишь одно существо, наделенное безграничной властью, способно пересекать этот барьер, и помогает делать это своим союзникам. Пока люди празднуют победу над имтердами, Вестники имтердов, Геллар и Совенрар, при поддержке Негласного Правителя, как страшнейшие кошмары людей, возвращаются в мир. Битва еще не окончена.

Третья Эпоха Последнего из Первых Миров – Эпоха Грома, продлившаяся целых 400 лет. Пока цвел Запад, и лишь между людьми развязывались войны, будучи полностью под контролем Богов и Архея людей Мерсера, по их землям разносился далекий гром. Где-то вдалеке, за пределами видимости и тех, и других, бушевала буря. Север вступил в войну более жестокую, чем Первая Война, где людям пришлось столкнуться, казалось, со своим прошлым – Верховными Властителями имтердов и ардов, Совенраром и Хемирниром, развязавшими против них 400-летнюю войну. Один единственный Архей имтердов Геллар разрушил Восток, силами Негласного Правителя, вместе с новой спутницей Имперой Кацерой, своей племянницей, возвращаясь на Запад под именем Вестника Революции, направляя гнев людей друг против друга, разрушая их королевства у основания, но в тайне от Богов и Мерсера. На Юге ветер разносит голос Негласного Правителя, под именем Генерала Западных имтердов Бриза, среди ушей Хемир, жаждущих захватить Юг под началом своего нового правителя. Мерсер слишком поздно узнает о ситуации в мире, так тщательно от него скрываемой, и вынужден присоединиться к Плану Дорану, прося поддержки самого Клинка Власти, и Надзирателя Первых Миров Уиллекроми. Получая новые силы, он возвращает в мир всех своих самых близких, доверенных союзников, и готовится к Последней Войне. 400-летняя Война заканчивается полным разгромом людей на Севере, тем временем как на Юге Хемиры порабощают людей, занимая места под началом только вернувшегося с Севера своего прародителя, Отца Хемир Хемирнира, готовясь оттуда атаковать Запад. Имтерды и арды готовят все силы, чтобы в последний раз атаковать Запад, и уже готовую к бою армию людей. Последний ход обеих сторон – исполнить последний пункт своего договора с Клинком Власти Дораном, и выпустить из Храма Актониса желанные им силы, и прочие Клинки Власти. Орудием их воли, ведомым самим Негласным Правителем, становятся последние отпрыски рода Кацер, крови как Археев имтердов, так и Археев людей. Их задача – вернуть в мир старейших существ мира, сняв печати с Храма Актониса, как того желает каждая сторона. И им это удается.

Четвертая Эпоха Последнего из Первых Миров – Эпоха Тишины. Здесь все стороны выбирают союзников, продумывают уже собственные планы для победы в Последней Войне. Над миром нависает великая буря, предшествующая началу Пятой, и последней Эпохи – Эпохи Хаоса. Дела мира при этой Эпохе туманны, но лишь одной истории хватит, чтобы их описать. Тишина длится лишь неделю, но имеет не меньшую значимость для мира, чем остальные Эпохи. Начиная с исчезновения Соккона Кацеры, многие великие существа мира решили, наконец, закончить свои дела, откладываемые ими уже сотни лет. Они решают свести счеты, и получить всю возможную силу для победы в будущей Последней Войне. Время действия первой главы – день после исчезновения Соккона.

Часть 1. Лилика.

Глава 1. Прощания

Казалось, и сегодня солнце было не благосклонно к Лилике, и желало любым способом нарушить ее сон, и без того вполне тревожный. Но причиной ее внезапного пробуждения было не только солнце – за окном ее, с громким и одновременным хрустом брусчатки, по улице вдоль ее дома шагали солдаты. Лишь подняв веки и протерев глаза, Лилика вспомнила, что уже теперь она должна отправляться в путь. Даже после сна ее сознание мгновенно просветлело от этой мысли, и она, в спешке резко откинув одеяло на другой край кровати, резко соскочила на пол, поднятым от одеяла ветром колыхнув занавески. С ходу не найдя на полу тапочки, одеваться и собирать вещи она отправилась босиком, едва не споткнувшись о лежащий рядом детский розовый мячик. В путь ей стоило идти налегке, но ей обязательно требовалась пища. Каким бы долгим не был путь, Лилика часто нервничала, и много ела в путешествиях – она была готова нагрузить свою спину даже десятком килограммов пищи, отправляясь теперь в Храм Актониса, в котором ее волнение наверняка достигнет пика. Никто не знал, какие опасности будут ждать ее там, и она могла оставить пищу у входа в Храм – даже лишний килограмм груза наверняка помешал бы ей в бою, если она и вправду не сумеет полностью скрыться от глаз обитателей этого злого места как собиралась.

Но вовсе не страх смерти от рук имтердов тогда туманил ее мысли. Ее брат, цель ее поисков, мог быть теперь в опасности. Мысль о его очередной встрече с Самумом, или прочими не менее страшными существами, не давала ей покоя. На свете не было ничего ей дороже, чем любимый старший брат – единственный, кто всегда мог прижать ее к груди, успокоить, делая каждое мгновение ее жизни счастливым. Она не могла потерять его. Тем более, когда еще был шанс его вернуть, если делать так, как говорят Серпион и Ультра, которым она немало доверяла и питала уважение.

Еще не одевшись, так и крутясь волчком по дому в одном белье, она с большим шумом, как ураган, пронеслась по всем полкам на кухне, перевернула почти всю мебель, уронила все стулья и чуть было не опрокинула стол. Она всегда любила и ценила порядок, но совсем разучилась о нем думать, когда стала жить одна. Именно из-за ее расторопности, она часто останавливалась на середине дел, так и забывая, зачем их делала. Так же было и сейчас – она затолкала почти все содержимое кухни в рюкзак, что недавно сама кое-как, вместе с горой одежды, вытянула из шкафа, но совсем не обращала внимания, что, тем самым, создала ужасный бардак. Она почти не следила, что собирала, но была уверена, что рано или поздно ей, в пути, это все равно пригодится. Она взяла с собой некоторые октовые полезные мелочи, вроде винхори и лемоти. Также, она совсем не взяла с собой средств для оказания первой помощи, лишь на секунду задумавшись об этом, и решив, что, в случае чего, ей уже на месте поможет брат. Конечно, о том, что его там не окажется, она и думать не хотела. Точнее, не хотела думать, что она его не найдет.

Как говорил еще вчера Серпион, совсем скоро во всем мире начнется резкое потепление, когда солнце "растечется" по небосводу. Лилика не совсем поняла значения его слов, но уже заранее решила, что, в этот раз, не будет надевать слишком много одежды, пускай и раньше больше предпочитала легкие платья. В этот раз, открыв свой шкаф пошире, в лучах уже хорошо пробивавшегося через открытые занавески солнца, она с большим трудом, бросая каждую вещь в теперь уже кучу рядом, принялась выбирать что-нибудь наиболее подходящее. По ее мнению, лучше было выбрать одежду не сильно броскую или милую (не платье), не слишком тяжелую и теплую (не латы, наверное), но и достаточно прочную для возможных сражений. Она все еще была не уверена в своих силах в бою с возможными обитателями Храма Актониса. Она еще не раз пролистала свои лекции в тетради от Серпиона, дабы найти максимально полезную для боя информацию о Самуме, потому как его она тогда боялась больше всего. Следуя из особенностей его оружия, то есть топора, подаренного ему самим Винторисом, и способному буквально проходить насквозь любой защиты, она решила не заморачиваться именно с прочностью, а взять что-то наиболее удобное, в чем она сможет положиться на мобильность и проворство, тем более для встречи со столь грузным и тяжелым противником. Еще раз об этом подумав, она уже взглядом вытянула с вешалок синюю тканевую, достаточно плотно прилегающую к телу тунику без воротника и рукавов, открывающую плечи. К ней, с той же вешалки из ранее собранного комплекта, она достала длинные плотные белые перчатки с кружевами и высокие белые, не прозрачные, колготки с теми же кружевами. Юбка была достаточно короткой, чтобы не стеснять движений, но, в то же время, достаточно длинной, чтобы под нее полностью заходили колготки. В качестве обуви она, все же, предпочла сапогам полностью закрывающие голени туфли. Она планировала также взять с собой плотную вуаль с символикой Совета Октолимов и надеть его поверх остальной одежды, чтобы тяжелый рюкзак не сильно давил на ее маленькие, совсем открытые плечи, в то же время защищая ее от возможного ветра и вечного холода Леса Ренбира.

Еще раз покрутившись перед большим зеркалом в холле, легко, как перышко, развернувшись на носочках, довольная своим выбором она в последний раз, уже набрасывая на плечи вуаль, а на нее уже и огромный толстый рюкзак, ласковым взглядом окинула свою маленькую комнатенку. Она смотрела на так и не заправленную ей кровать, вдохнула носиком от кухни пропахший ванилином от чая сладкий воздух, и, в последний раз сама себе кивнув головой, подошла к двери, отворила засовы, и шагнула на улицу, сразу встречая все еще довольно прохладный и сухой слабый уличный ветерок, колыхавший края вуали.

Все еще в волнении, она едва не забыла закрыть за собой дверь, еще раз у порога оглядевшись, и положив ключ в щель между составляющими ее домик немного замшелыми камнями, но так, чтобы этого "никто не увидел". Легко, совсем не чувствуя нагрузки от уже серьезно давившего на плечи рюкзака, она резко спрыгнула со ступенек на брусчатку, накинула капюшон для защиты головы от уже разливающегося золотистым светом вокруг солнца, и быстро пошла по дороге, минуя проходивших мимо в сторону боевого центра города воинов. От металлических сапог их во все стороны летела пыль и мелкий песок, громом по аллее раскатывался их строевой шаг, совершенно монотонный и тяжелый. Все они шли централизованно, ровным строем, и ей становилось лишь грустнее от вида их лиц – большинства еще совсем юных, явно неготовых к войне, но теперь уже совершенно взрослых и зрелых мужчин, готовых любой ценой защищать свою расу. И все же небо над их светлыми головами, даже в шлемах с забралом, сегодня освещалось не на шутку веселым солнцем. Не было в лицах этих воинов ни капли страха – они были уверены, серьезны и мужественны как никогда. Ослепляюще сияли их доспехи, и ослепляюще горели их глаза. Шедший впереди них командир, со знаменем в руках, запевал обыкновенную солдатскую песню, лишь сегодня звучавшую как-то удивительно бодро. Ни в его голосе, ни в хоре солдат, ни чувствовалось даже малейшего напряжения – все они знали на что и куда они идут, и были горды, что поведут их в бой с настоящим злом их величайшие герои, кто сражался за них столетия назад, и кто не оставил их и в этот трудный час.

Лишь этой ночью во всех городах были собраны войска, и весть о начале мобилизации армий всех стран, о их объединении, облетела Запад в считанные часы. Каждый муж считал своим долгом в последний раз дать отпор врагам своего народа, и всю ночь во время речей Унзара с вершины лестницы Пирамиды по городу раскатывались радостные крики и хоровое громогласное «Ура!» солдат, и тех, кто стал ими лишь теперь по воле судьбы. В тот же день из стен Пирамиды валом на улицы выступили войска Демонов, древним соглашением призванные вернуться в мир, когда опасность снова нависнет над человеческим родом. В восторге от сияния их уже поеденных временем, поблекших и потрескавшихся доспехов, от внушавшего некогда страх имтредам их залитых вражеской кровью мечей, люди всю ночь гуляли, радуясь, сколь много защитников вернулось вновь исполнить свой долг и встать на их защиту. Они тотчас разошлись по Западу, каждый отправляясь на боевые рубежи своих прежним командиров, Богов, готовя силы помочь им в Последней Войне. Однако, тайной и для Лилики, и для всех остальных людей, остался вопрос – откуда же они все, на самом деле, пришли? Ведь изначально в Пирамиде их точно не было.

Обычных людей вокруг уже почти не оставалось, и лишь единицы все еще стояли у дверей своих домов, разглядывая шагающих строевым шагом мимо солдат. Город выглядел тогда как-то особенно серьезно, и в улочках за домами люди даже сами конструировали средства для будущей обороны города, с полной серьезностью приняв слова Унзара о том, что помочь своей расе должен каждый человек, и лишь объединением сил всех жителей города они смогут его защитить. Люди не жалели мебель и частей собственных домов, дабы создавать заграждения. Некоторые индивиды, однако, заранее переоценили силы своих Богов, полностью положившись на их защиту, и потому не делали ровным счетом ничего. Должно быть, былая на их решении сказалась былая дезинформация и слишком серьезное возвышение героев людей в рассказываемых им историях. О том, насколько страшен был их враг, они тогда даже не догадывались.

Весело и взволнованно пробегая вдоль по улице к самой Ренбирской Пирамиде, Лилика лишь на пару секунд задержалась между сомкнутыми рядами воинов перед самой лестницей, где уже не было места даже для старого, но красивого мраморного фонтана. Город потерял многие свои достопримечательности за предыдущую ночь, дабы освободить место для солдат, и почти все те места, где совсем недавно Лилика гуляла с друзьями и братьями, не стали исключением. Даже солдаты у лестницы, мимо которых теперь Лилика едва пролезала от плотности их строя к лестнице Пирамиды, выглядели довольно грустно, многие наверняка в прошлом жители этого города, теперь просто его не узнающие.

На самой лестнице уже не было никого, кроме спускающихся вниз людей, которых также было не много. Там, вниз ко всему городу, ветер разносил приторный и прелый землистый и гнилой запах оставленных воинами Демонов на ступеньках мокрых следов. Эти следы уже успели оттереть и вывести, но запах коррозии от них теперь, наверное, до конца времен останется витать в окружающем воздухе. Пусть это будет не смешно человеку, который точно знает, из сколь неприятного места вышли те воины, они и вправду во все времена умели… «оставить свой след в истории». Не предполагайте заранее, что это было за место. Наверняка, вы даже почти окажитесь правы.

Теперь в небе над головой Лилики совсем не было птиц, кошки и собаки в городе начали забиваться в углы, и даже мыши, вечная проблема этого города, совсем перестали вылезать из своих нор. Помимо людей весь мир будто затих, чуя надвигающуюся угрозу. В городе стало почти совсем тихо, и мысли Лилики не нарушали даже строевые песни, речи капитанов и крики воинов вокруг, тотчас сделавшие из Города Знаний самый настоящий Город Войны. Окружающий шум был вовсе не раздражающим, но девушка совсем не хотела его слушать и всячески его игнорировала. Ей все еще было тяжело принять такую перемену обстановки после недавнего праздника, после чего почти все люди в городе поменялись местами с солдатами, а яркие краски конфетти и мишуры заменились на отражения солнечного света от серых доспехов, мечей, и уже готовящихся заграждений.

Всего за минуту, не больше, волосы цвета океана Лилики в последний раз колыхнулись над верхним краем лестницы, и проскочила оттуда чуть вперед, в сторону теперь круглосуточно открытого входа в Великую Ренбирскую Пирамиду. На ее пути уже почти никого не было, и у Лилики была возможность теперь, отдышавшись после тяжелого подъема, особо не торопиться, наконец поняв, что так она только впустую тратит силы. Люди впереди редко стояли группами, и было их совсем мало. Все они выглядели чем-то озабоченными, но в их лицах вряд ли можно было прочитать, чем именно. Пока Лилика шла мимо них по каменной узорчатой дорожке, из раскрытых нараспашку дверей Пирамиды ей навстречу, к тому же спуску, вышли Защитник и Мираж, одни из самых скандальных членов Совета Октолимов. Огромный по человеческим меркам мужчина в латах, с не меньшим мечом за спиной, и совсем еще юная девчушка в темно-зеленой сорочке с длинной юбкой, с хитрым и будто чуть злым, или даже гадким, лицом. Должно быть, они были недовольны, что их так просто, как пушечное мясо, отправили на Южный фронт, под начало своего товарища Подчинителя, и Бога Смерти Чеистума. Задачей Южного фронта было отражение атак Хемир под началом Хемирнира с Земель Марконнор. По союзу Верховного Властителя имтердов Совенрара и Клинка Власти Дорана, Бездна Марконнор уже приняла Хемир с Юга, и там они ждут Великого Подъема, дабы напрямую атаковать оттуда Запад. Известно также, что Совенрар отправил по одному из своих самых близких командиров, созданных им же Горных Владык, на каждый фронт, дабы с их помощью контролировать ситуацию на отдаленных рубежах. Совенрар не до конца доверял верности двух из Военачальников, что должны были вести его войска в последнее наступление. Хемирнир, с которым они 400 лет побеждали войска Короля Альберта на Севере, поддерживался захваченным в те же времена Богом Небес Мосселькемом, порабощенным Черным Пламенем. Сам же Альберт, приняв сторону победителя, возглавил наступление Севера, управляя войсками лишь имтердов, под опекой, со стороны Совенрара, его Морского Владыки Гиса. С самих Земель Марконнор за Запад должна напасть Восточная Армия, под началом ее прямых Военачальника и Генерала – Даллахана и Самума. В лояльности Самума Совенрар не сомневался, однако совсем ничего не знал о его Военачальнике Даллахане, и наблюдал за ним через Земного Владыку Теса.

–Поверить не могу. Неслыханно! Почему эта больная тетка остается в городе, пока мы будем ставить свою жизнь на кон? Тем более – почему нами командует какой-то труп ходячий? – капризно дулась и кричала Мираж, от чего даже стоящие неподалеку, ранее изображавшие каменные статуи стражники, недовольно перевели взгляд на девочку. По крайней мере хорошо, что шли эти двое достаточно быстро, и стражники только провожали их взглядом.

–Т-с. – «легонько» стальной перчаткой ударил ее по голове Защитник, от чего девочка едва не упала на землю. – У нас все схвачено. Нами командует один из Богов, а это тебе не сотник с деревянным мечом.

–А что, если нас там убьют? – потерла макушку она.

–Если кому-то и предстоит тебя там убить, так это мне. – с неизвестной степенью серьезности в голосе посмеялся он.

Они шли настолько быстро, что уже обошли Лилику стороной, и скрылись за небольшой кучкой людей позади нее. Они не встретились взглядом, но и без того не были никогда знакомы лично. Лилика многое о них слышала, и понимала, что Защитник всего лишь пошутил, и Мираж наверняка сразу это поняла, ведь и без того часто это слышала. Их голоса дальше Лилика уже почти не слышала, но могла догадаться, что подумала та девочка.

–Дурак ты. Сил не хватит, ведь… – совсем тихо хихикнула Мираж.

Как и всегда раньше, по обеим сторонам от золотистого не то от солнца, не то от позолоты, входа в Пирамиду стояло всего два стражника, облаченных в парадную форму с красными кисточками перьев на плечах, которые то и дело колыхались от небольшого сквозняка из самой Пирамиды. Их Лилика старалась проходить как можно аккуратнее. Ее всегда немного удивляло и даже пугало, что их извечно ставили настолько близко ко входу, что посетители едва не терлись о них плечами, когда входили. То и дело в ее голове крутились страшные картины, в которых стражники, будто правда каменные статуи, вдруг оживали, и резко хватали ее за руки. Пусть и причин для волнения никогда не было, и никто из них никогда ее не трогал, она уже сама не знала, почему этого боялась. Может быть, это была какая-то детская травма? Например, когда ее рукав зацепился за дверную ручку кабинета ее отца в их старом имении, и она еще с минуту просила ее отпустить, подумав, что ее держит рука живого человека. Тогда она еще долго надеялась, что никто не видел этого ее позора, а мистические книги про страшные особняки с оживающими мертвецами и статуями, которые она читала тогда, совсем извратили ее воображение.

С момента последнего посещения ей Пирамиды, внутри стало заметно меньше людей, а общий антураж заметно потерял в красках. Основной колорит одежды окружающих людей из обыкновенных, по большей части синих и черных костюмов учеников Академии Окто, и совершенно разных одежд посетителей Библиотеки, разом сменился на редкие дорожные костюмы, рыцарские доспехи, формы тех или иных октолимов и искателей приключений. Праздничное настроение уже буквально сбежало из Библиотеки, не оставив за собой ни мишуры, ни украшений, оставляя величественную, как и прежде, Пирамиду совершенно голой, пусть и еще такой же ослепительно яркой. Почти нигде тогда уже не было столпотворений, а большинство посетителей стояли отдельно друг от друга и все время находились в движении, из-за чего внутри было уже не так шумно, как обычно, и здесь уже почти никто друг с другом не разговаривал, наверняка занимаясь только своими собственными делами. В то же время, некоторые работники Библиотеки еще немало шумели, разбирая книжные шкафы, стеллажи и мебель, готовя помещения для сохранения жителей города в Эпоху Хаоса, дабы места стало больше, и люди не страдали от тесноты. По указу Бога Людей, именно в Пирамиде должны были укрыться жители города, а сам Унзар и Боги Времени должны были встать на ее защиту. Потому же я пропустил описание прохода, ведущего от входа в Пирамиду к Библиотеке – с этой стороны здания его не было, а остальным людям и вовсе было велено входить в Пирамиду через Академию Окто, то есть с другой стороны.

Недолго бегая взглядом среди всех собравшихся людей, она легко приметила у лестниц далеко впереди своих друзей, Героев Шеагральминни, которые изначально и должны были находиться там, и все равно сильно выделялись внешне. Среди них были почти все таковые Герои кроме Филони, с которой Лилика прежде совсем не успела попрощаться, и очень об этом жалела. Даже если она и не была ей родной сестрой – они были дороги друг другу, и всегда были вместе, как настоящие сестры, и именно благодаря Филони в ночь пожара в Кацере девочка выжила и нашла новых друзей в Ренбире. Филони пропала той же прошлой ночью, вместе с Кайлой и Тиадрамом, которые сбежали из города лишь заранее обменявшись со всеми парой-тройкой слов, и, казалось, совсем не оставили ей ничего на прощание. На самом деле, у всех них появились свои немаловажные дела, и они езе рассчитывали встретиться с Лиликой позже и все-все ей рассказать.

Не раз едва не столкнувшись с посетителями, то и дело выскакивающими из-за чужих спин по бокам, она быстро промчалась между ними к Героям, которые как раз довольно оживленно что-то обсуждали, наверняка, как обычно, изо всех сил стараясь навязать друг другу свои идеи. Некоторые из них не раз бросали взгляд в ее сторону, и потому заранее старались закончить диалог, будто сделав какие-то итоговые выводы. Двое из них, Пофисс и Кози, стоявшие ко входу спиной, Лилику не видели, и потому не понимали спешки товарищей оставить интересовавшие их темы. Поприветствовали они ее, конечно, сначала жестом, чтобы та наверняка их не пропустила, и словами затем, когда она подбежала к ним достаточно близко, чтобы Пофисс и Кози сразу поняли, куда смотрят их товарищи.

–Надо же. Легка на помине. Хотя не так легка в пути. К чему тебе такой большой рюкзак? – подняв правую руку в приветствии девушки, затем сложил объятые почти зеркальными латными перчатками руки на груди тепло улыбающийся Рыцарь Корим.

–О, это припасы в дорогу. Путь может выдаться довольно длинным, так что… – беззаботно и радостно улыбаясь, остановилась она перед друзьями, еще раз на спине подтянув рюкзак за лямки. Поздороваться она даже не успела. Герои Шеагральминни, как всегда, оказались слишком разговорчивы.

–Ну и ну. Так и полнота не за горами. – насмешливо, но так же тепло, улыбалась из-под капюшона Элиза, аметистовыми глазами разглядывая груз за спиной девушки.

–Пожалуй, она из того же типа людей, что и я. Нам лишний вес не страшен. – тихо и на выдохе посмеивался Лиисерким, полностью закрытый расстегнутой вуалью, открывающей черный смокинг. Он улыбался всегда, и это всегда выглядело жутковато. По крайней мере для тех, кто знал его историю.

–Прости, Лиисерким, но твоего типа люди обычно не ходят по землям живых. А в смерти нет такой красоты, как у этой девочки. – узором глаз, салатовым циферблатом, подмигнул Лилике Пофисс.

–Что вы… – улыбаясь, чуть покраснела она.

–Все Герои Шеагральминни в сборе, за исключением одной капризной дамы. Итак, вопрос – где же она?

–Разве ты не знаешь? – удивился Корим.

–Извини, у ученика Бога Времени свой юмор. – блеснув все теми же глазами усмехнулся Пофисс, наверняка уже заглянув в будущее.

–Для тех, кто не видит на минуту вперед – еще ночью Филони ушла в руины Шеагральминни, на поиски Кортя. Лилика отправляется в Храм Актониса, на поиски Соккона. Я же отправляюсь на Север, дабы помочь госпоже Лорее в бою с Альбертом.

–Старый Король сойдется в бою со своей любимой ученицей и ее учеником? Вот так интересная будет встреча. – покачал головой Лиисерким.

–Не вижу ничего интересного в ужасном. – проговорил Кози, все время будто нарочно молчавший, стараясь не привлекать внимания Лилики, и также на нее не смотря. Хотя капюшон немало скрывал его лицо, тон его голоса выдавал в нем какую-то особую грусть.

–Куда пойдешь ты, Кози? – повернулся к нему Лиисерким.

–Учитель Унзар отправляет меня во служение Кортю, когда он вернется в Поместье Бога Людей. Что будет дальше – зависит от его воли.

–А наши с Элизой учителя оставили нас при себе тут, в Пирамиде. И Унзар, кажется, тоже планирует оставаться тут. – переглянулся с Элизой Пофисс.

–Боги не посвящают меня в свои планы. – покачал головой Кози, наверняка решив, что «Пофисс пытаемся ему что-то предъявить». Очевидно, настроение у него и вправду было не лучшее.

–К слову, все Боги уже покинули город, и отправились в Поместье. Все, кроме Серпиона. Он ведет себя очень подозрительно, вам не кажется? – уже чуть тише сказал Лиисерким, будто его это правда волновало, а не «как обычно».

–Может быть. Но он все еще Бог и герой нашего народа – он вправе сам выбирать свой путь. – покачал головой Корим.

–Путь? – не понял Лиисерким.

–Я…хотела попрощаться. – аккуратно перебила Героев Лилика. Если бы они сказали еще хоть пару слов, остановить их могло стать невозможно.

–Ах, да. Время ведь уже поджимает. Мы тоже собрались лишь попрощаться, и я это уже сделал, пока вы обсуждали свои планы. Удачи вам. В ваших собственных битвах. – так же загадочно посмеиваясь, повернулся и медленно пошел в сторону выхода Лиисерким. – Надеюсь, мы совсем скоро встретимся.

Его последние слова, то есть слова из уст мертвеца, звучали как-то особенно загадочно и двусмысленно. Почти все Герои смотрели ему вслед, как быстро, при каждом шаге упираясь в пол посохом, всему миру известным как Завядшая Роза, он покидал друзей, с которыми провел когда-то почти всю свою жизнь, а затем и жизнь после смерти. Сложно было сказать, настолько ли был он тогда уверен, что однажды вновь их встретит, или правда так спешил, что не имел времени как следует попрощаться. Единственным, кому он и вправду был обязан жизнью не меньше, чем собственным родителям, был Мерсер, однажды, еще десятки лет назад, спасший его отца от смерти в роли подопытного кролика его деда. Иронично было лишь то, что именно тогда Мерсер познакомился со своей будущей женой, Катой, из-за смерти которой в будущем совсем потерялся в Проклятье Забвения Белого Пламени, известного, также, как Ненависть. Пусть Ката и оставила величайшему человеку дочь и сына, ее смерть от руки безумного Геллара немало изменила его, пусть он и старался никому этого не показывать – во всем этом, почему-то, винил себя теперь именно Лиисерким, который однажды указал ему путь в подземелье под имением его деда, где тот и нашел Кату и убил самого деда.

–Было приятно снова видеть нас всех вместе, но пока нам тоже велено отправляться в Поместье Бога Людей. Увидимся там чуть позже. Не скучайте. – протянул последние слоги Пофисс, также развернувшись к выходу и неспешно покидая компанию.

–До новых встреч. – тихо пошла вслед за ним Элиза, едва не наступая тому на пятки.

–Мы должны прибыть в Поместье Бога Людей не позже, чем через два дня. Нужно собрать вещи. – чуть нервно вздохнул Кози, сопровождая движения взмахом плаща камзола, уже куда активнее и резко срываясь с места, направляясь в ту же сторону, что и остальные его товарищи.

Поначалу Лилика хотела остановить его, но он уходил достаточно быстро, и, уже в десятке метров от оставшихся стоять на том же месте Корима и Лилики, вдруг остановился сам, наверняка собираясь еще что-то сказать. Лилика не отрывала глаз от его движений, надеясь услышать от него хотя бы самое простое прощание, которого не слышала уже давно, и все еще скучала по тем временам, когда они были вместе. Она хотела хотя бы общаться с ним, как раньше, с тех самых пор, как он вдруг так от нее отдалился. Но он не повернулся к ним, простояв так не более трех секунд, только вздохнул, и продолжил путь к выходу, уже совсем пропадая за спинами то и дело ходивших туда-обратно людей. Лилика, так ничего и не дождавшись, лишь грустно опустила голову.

–Он опечален тем, что твой брат пропал. – вдруг тихо проговорил Корим, глядя в спину другу, скрывающемуся вдалеке в дверях выхода.

Тогда это прозвучало столь удивительно для Лилики, что она едва сразу не переспросила его, правильно ли она его расслышала. «Мой брат?» – думала она, подняв голову и глядя вечно честному и заботливому Рыцарю в глаза удивленным взглядом сапфировых глаз. Все так изменилось год назад, когда Кози узнал, что ее брат жив, что она даже не думала о подобном. Она даже не знала, что они когда-либо встречались лично. Как и не знала, что их могло теперь что-то связывать.

–Кози не привык рассказывать окружающим, что происходит в его голове. Но стоило ему узнать, что Соккон пропал – его тут же выдало лицо. Не знаю, что могло связывать этих двоих…Хотя нет. Я знаю. И ты знаешь. – улыбнулся вдруг он, ласково глядя в удивленные глаза девушки.

–Да, но ведь…уже год Кози совсем меня избегает. – в грустных размышлениях опустила голову она. – Я думала, что сделала что-то ужасное, сама того не понимая. А он даже ничего мне не рассказал.

–Или он оставил тебя кому-то более умелому. – тихо покрутил головой он.

–Что? – в размышлениях, почти не расслышала она.

–Послушай. – вдруг, погремев стыками лат, опустился он перед ней на одно колено, приложив большую, мужественную руку в холодной тяжелой латной перчатке к ее маленькому девичьему плечу. – Тебе предстоит путь в очень опасное место. Никто из нас не знает, что может тебя там ждать и помимо имтердов. И я лишь раз встречал его, за кем ты туда идешь. Поэтому мне ясна твоя цель. Но я также уверен, что он бы не был рад, если бы в попытке спасти его ты бы распрощалась с жизнью. Вспомни о людях, что будут лить слезы в память о тебе. Ты нужна нам всем. Побереги себя, и пусть удача улыбнется тебе. Ведь ты ее заслуживаешь. Не дай себя убить.

Он поднялся, все также не спуская глаз с восхищенной ее словами девочки, медленно развернулся, и спокойно, широко расправив большие плечи и выпрямившись в свой немалый полный рост, отправился в сторону выхода, сказав лишь напоследок «Мы не прощаемся.», и быстро совсем скрылся за силуэтами людей в зале. Впереди его тоже ждала решающая схватка, и он изо всех сил старался убедить себя, что готов к ней. Как он говорил однажды, «Только глупец не боится смерти, но только герой сможет побороть этот страх во имя тех, кто ему дорог». Он боялся, но уже поставил собственную жизнь на кон ради всех, кто был дорог ему теперь, после спасения этой самой его жизни Богиней Света. Он следовал светлому пути, указанному ему когда-то историями о величайшем герое человечества, Архее людей Корте, и был готов следовать ему до тех пор, пока в его теле совсем не погаснет жизнь. Наблюдая за ним, за его отражающими окружающий свет блестящими латами, за колыхающимися от легкого ветерка угольными с редкой сединой волосами на его и без того светлой голове, Лилика еще с минуту стояла на месте, счастливо улыбаясь, приложив правую руку к сердцу, вспоминая его слова, вдруг правда ее тронувшие. Она была готова на все ради брата, и на самом деле не пожалела бы ради него себя саму. Слова Корима напомнили ей, что и помимо брата у нее есть дорогие люди, ради кого стоит беречь себя, и сердце ее забилось сильнее, будоража все тело, каким-то особенным и особенно приятным теплом заливая каждую ее клетку. Недавно померкшая надежда снова вернулась, и она чувствовала себя уже намного лучше. Наконец она вспомнила что-то по-настоящему важное.

Теперь, ей оставалось попрощаться лишь с ними – своими братьями Френтосом и Тарготом, с которыми еще недавно договаривалась встретиться в Библиотеке. Она вспоминала немало моментов из старых времен своего детства, которое проводила с ними и Сокконом. Игры, веселые приключения, даже ссоры и драки. Они делили вместе все радости и печали, но только Соккону она открывала все свои тайны, свои переживания и свою душу. Она никогда не пугалась своих порывов, любви к родному брату, в присутствии которого ее губы всегда будто сами растягивались в улыбке, а сердце согревалось необычайной радостью. Вспоминая все это теперь, она лишь с еще большей легкостью повернулась к лестнице, что вела к беседкам выше, где она и должна была встретить братьев в тот день. Пройдя чуть вперед, к началу лестницы, особенно неприятно скрипнув ее первой ступенькой, она начала подниматься наверх, сама постепенно все глубже погружаясь в старые, но и не самые приятные воспоминания. Например, она никогда не находила общего языка с Френтосом, а в его присутствии, наоборот, будто глотая язык, подсознательно хотела уйти. Она боялась его, потому как тот всегда приставал к ней, говорил ей плохие вещи, всячески мешал ей и Соккону. Именно он находил противными их отношения, нередко даже причиняя, пусть и косвенно, вред им обоим. С другой стороны, когда его выходки заходили слишком далеко, и рядом не было родителей или Соккона чтобы заступиться за нее, ей на помощь приходил Таргот. Лилика очень доверяла, и даже уважала самого старшего брата, нередко прося у него помощи в самых разных делах, и тот никогда ей не отказывал, хотя и не казалось слишком дружелюбным. В детстве Соккон был довольно слаб физически, и не мог во всем поддерживать сестру – другое дело от рождения прекрасно сложенный, огромный Таргот, выносливый и сильный как дикий зверь. Лилика мало помнила свое раннее детство, но была почти уверена, что все это время Таргот совсем не менялся, будто его тело росло, появлялись новые знания – однако характер не менялся совсем. Ей всегда казалось это невероятным. Единственным для нее объяснением подобному был «ген Кацер», проявившийся лишь у него из всей четверки их поколения. Пока она не узнала о нем побольше, ее предположения были лишь обыкновенными детскими глупостями. Приютившие ее в Ренбире Боги достаточно много рассказали ей о ее роде, и многих его особенностях, так что многое в этих странностях уже не так ее удивляло.

Как оказалось, Таргот и Френтос заняли ту же беседку, что и ранее Лилика – на самом верху лестницы, по центру зала. Еще день назад правило о соблюдении тишины в библиотеке было отменено, и потому голоса обоих братьев оттуда разносились достаточно громко и отчетливо, чтобы их наверняка слышали все окружающие, в том числе и из других беседок, расположенных ниже. Из-за собственного шума, вызванного какой-то особенно бурной дискуссией, они не услышали приблизившихся шагов Лилики и стука ее твердых маленьких сапог о деревянные ступеньки. Первым ее, медленно подходящую за спиной Френтоса, заметил Таргот. Указав головой брату в ту сторону, он расцепил скрещенные на груди руки, и сам уже кивнул Лилике. Френтос, немного испуганно и удивленно, как бы не оказалось что сестра слышала его недавние слова, повернулся к ней лицом. Девушка так и не поняла, от какой темы оторвало братьев ее появление, но лицо Френтоса совершенно точно говорило об одном – эта тема была ему не интересна, неприятна, и он точно не хотел более ее обсуждать. Как ни в чем не бывало, лишь на секунду растерявшись, он подошел к Лилике, покачал плечами, и крепко ее обнял. Отношение Френтоса к Лилике и вправду очень изменилось той ночью, когда они гуляли по Ренбиру вместе, и сейчас он не скрывал симпатии, которую раньше в нем подавляло присутствие рядом Соккона, которого он и до сих пор считал «приватизатором». Лилика была очень рада новой дружбе с братом, ведь всегда хотела дружить с этим веселым забиякой, просто не понимая причину его внешней неприязни, но оставаясь уверенной, что на самом деле внутри он хороший человек. Единственное, что не менялось ни от времени, ни от событий, так это вечно серьезное лицо Таргота, сегодня кажущегося по размерам тела как-то меньше ввиду отсутствия за спиной огромного мешка. Он все так же был сосредоточен на их основных делах и задачах, поэтому почти никак от них не отвлекался даже внешне. Хотя то, что наверняка его тогда волновало, стояло прямо перед ним, разводя руками, и весело улыбаясь своей миниатюрной, любимой сестренке. И сестра эта уже частично догадывалась, что именно волнует Таргота в поведении его вечно всюду бунтующего брата.

–Ну что, мелкая? Готова со мной навалять сраному Самуму? – отцепившись от девочки и чуть ступив назад, радостно размял Френтос мускулистые плечи, все так же закрытые толстым шерстяным бахалибом, который он не спешил переодевать еще с деревни с Лесу Ренбира. От его слов Таргот только лишний раз покачал головой.

–С тобой? – не поняла она.

–Он хочет присоединиться к нам в поисках Соккона, а на слова Серпиона ему плевать. – уже как всегда недовольно насупился Таргот.

–Таргот, меня консервная банка заставляет идти с ней не пойми куда, когда Соккон пропал, и может быть в опасности. – сразу опустил улыбку Френтос, одной головой повернувшись к брату. – Да и вообще, я им не доверяю. Они могли нам помочь и раньше, но ничего не сделали. Ты же слышал Кози?

–Конечно, я не могу объяснить тебе дел всего мира за пару слов, да и ты все равно ни фига не поймешь. Но… – вдруг Таргот осекся. – Понимаешь ли – когда-то Серпион защитил прародителей нашего рода от смерти. Этот должок нужно вернуть. Поэтому мы должны хотя бы еще немного помочь им, чтобы потом они помогли нам. Я и сам не шибко им доверяю, но выбора у нас нет. Так будет лучше всем.

–Прости, братец, но сейчас я скажу нечто очень редкое. Это чепуха и ерунда, как тебе? Все, что дорого мне – моя сестра и братья. Всего остального у нас уже просто нет. И что, если они соврут, и отправят нас на бойню, из которой нам уже не выйти живыми, как тогда, в Храме Актониса? Вдруг, настоящий Соккон… – уже напряженно, зло щурясь, перебрасывал он взгляд между братом и сестрой, после чего вздохнул, и опустил голову. – Что, если ему нужна помощь каждого из нас?

Лилика также, уже в чем-то с ним соглашаясь, грустно опустила голову. Никто не мог знать, в какой беде оказался их брат, и с чем ему уже пришлось столкнуться. Наверняка, этого не знал никто со стороны людей. Таргот вполне понимал волнение их обоих, и сам частично его поддерживал. И все же…

–Никто не знает, что происходит с ним сейчас. Но если за его исчезновением стоит тот, о ком я думаю, то с ним наверняка все в порядке. – качал он головой. – По крайней мере он вне опасности, и о том, где он, и что делает, сейчас не знают не только люди Мерсера, но и весь мир. В том числе и наши враги.

–Не могу выкинуть все это из головы. Мы не можем так рисковать. – напрягая все лицо, крепко сжал зубы Френтос.

–Нет никаких гарантов, что сторона Мерсера нам поможет, но даже так – мы не можем рисковать своими жизнями, и ставить их на кон только за призрачную вероятность найти Соккона. В первую очередь – наша задача узнать наверняка, где он, а только потом действовать. Здесь наших сил может быть мало. У Богов будет куда больше шансов его найти.

–Ага…Значит, план всех перехреначить провалился. – вдруг шутливо вздохнул и покачал головой Френтос. – Все равно будет сделать как всегда, и послушать тебя. По крайней мере, пока я недостаточно далеко, чтобы делать все как захочу.

–Точно. Стало быть – решили. – кивнул Таргот. – А если сильно хочется подраться, подерешься потом, когда найдем Соккона.

–Верно. Поквитаемся с Самумом позже, и уже вчетвером! – радостно подняла голову Лилика, переняв боевой настрой Френтоса.

–Уж вчетвером мы и Самуму, и Думе натянем глаз на попу. Я, даже, начал говорить более умными словами, заметил? Наверняка, это умный воздух библиотеки постарался. – посмеялся Френтос.

–Надеюсь, нам не придется выбивать эти слова у тебя из головы. – ухмыльнулся Таргот, наконец хоть чуть улыбнувшись.

–Надеюсь, в пути не будет слишком скучно. Эта консервная банка по имени Ультра, вроде бы, не особо разговорчива. Но у меня есть знакомые по пути в Дафар. Надеюсь, это чучело позволит мне с ними немного поболтать. – еще раз, и вполне внезапно, Френтос, как плюшевую игрушку, прижал к себе Лилику, пусть на этот раз лишь на секунду. – Ну а если не позволит – сам пойду.

–Да. Тебе сложно что-то запрещать. – весело посмеялась Лилика, нехотя и без особого усилия отодвигая крепкого Френтоса маленькими ручками.

–Запретить не сложно – нужна лишь твердая рука и крепкая стена. – не менял лица Таргот.

–Встречаемся здесь же через три дня. Кто не придет – лично залью в рот дешевой водкой.

Он развернулся так резко, со страшным скрипом оттолкнувшись одной ногой от деревянного пола и далеко прыгнув с лестницы в сторону выхода, что Лилика на мгновение обомлела, совсем забыв про способности его окто. Теперь никакие силы не сдерживали его, и антиоктовая сфера на последнем этаже Пирамиды была временно отключена, пусть и лишь для некоторых «особенных» людей – в том числе и для Френтоса. Лилика смотрела на него с радостью, воодушевленная его словами. В этот раз ей даже не было за него стыдно, как при прежних его проделках, когда теперь он едва не приземлился нескольким людям внизу на головы, и тем самым распугал их и в прямом смысле вынудил к бегству в страшной панике. Теперь, рядом с ней остался лишь Таргот, в раздумьях даже, кажется, пропустивший прыжок брата, который не пропустила даже стоявшая в проходе стража, мгновенно бросившая тому вдогонку какие-то не очень добрые слова за оставленные им на полу при приземлении трещины, но вряд ли моральный ущерб, причиненный им людям, которые и без того стражникам уже сами надоели. Лилика повернулась к Тарготу, думая, что она должна сказать на прощание ему, как он сам вдруг поднял голову, так же задумчиво, пусть и почти с пустыми от сторонних мыслей глазами глядя на нее.

–Я бы так хотел, чтобы все мы были вместе, как когда-то. Не как это было в детстве, а гораздо раньше. Тогда все было лучше. Если бы я все не разрушил…Это никак не дает мне покоя. – грустно опустил глаза он.

–О чем ты? За что ты себя винишь? – удивилась Лилика, также вдруг безвозвратно потеряв веселую улыбку. Она знала, что он знает куда больше, чем рассказывает, но не ожидала, что он так внезапно решит открыть ей эти знания. Пускай обо всем этом она уже наверняка догадывалась и раньше.

–Тогда люди были другими. Они и вправду сражались за то, во что верили. Но когда они собрали меня из пепла и вручили Тоги, они просили меня быть готовым ко всему, оберегать тебя, Соккона и Френтоса. Но когда на нас напали Дума и Геллар, они даже не показались. Они знали, но ничего не сделали. И каждый раз…каждый раз, когда я хотел увести братьев подальше от них, они находили меня, и напоминали мне, кто я есть. Вот, почему я не верю им. Все они просто пешки Дорана, и сделают все, чего обязывает их договор. – зло стискивал зубы он, жмуря глаза, будто специально стараясь выговориться и побыстрее все забыть.

–Напоминали, кто ты есть? То есть…ты говоришь… – растерялась она, вдруг понимая, что где-то глубоко внутри хорошо все понимает, и уже слышала об этом раньше. Но все еще никак не могла поверить, что такое возможно.

–Таргот Кацера. Имтерд, уничтоживший Храм Бетоуэта и едва не убивший своих брата и сестру.

–Что?.. – ужаснулась Лилика, чуть ступив назад.

–Я не хотел, чтобы вы об этом знали. Вы бы этого не поняли. Таково было одно из условий, при котором я был возвращен в мир. Я умолял Уиллекроми сделать это, чтобы я вернулся к дорогим мне имтердам, и искупил свою вину. Я рос вашим братом, и навечно останусь им. Но у меня есть и другие брат и сестра. И они…тоже потерялись. Я бы хотел найти их, и помочь. Хоть как-нибудь…искусить свою вину.

Он чуть опустил голову, явно с ней же ушедший в старые воспоминания. Лилика уже слышала эту историю от Серпиона, ведь именно он защищал прародителей рода Кацер, Имперу и Лироя, по приказу Унзара, и именно он пытался спасти их от обезумевшего Клинка Власти Тоги в руках Таргота. Но тот Таргот, про которого рассказывал Серпиона, совсем не был похож на Таргота, который стоял тогда перед ней. Поймав себя на мысли об этом, она решила, что об этом нужно напомнить и ему. Что это может что-то изменить.

–Но ведь вы и вправду мои братья. Наши мама и папа…они и есть наши родители. Кем бы ты ни был – для меня ты все тот же Таргот, мой старший брат. Я люблю вас всех троих, и даже если мы не те, кем кажемся…плевать! Друг для друга мы те, кто мы есть сейчас! – стараясь привести брата в чувства, взволнованно и с дрожью в голосе говорила Лилика, все еще сомневаясь, что поняла все сказанное им в точности так, как это должно было быть, но уже уверенно плевав на это.

Таргот молчал лишь с десяток секунд, все время, теперь не открывая глаз, будто в голове переваривая каждое ее слово. Как ни странно, с каждой секундой, с каждым тем словом, он становился все веселее, будто изначально даже не рассчитывал на это, но был этим искренне приятно удивлен, и всецело принял эту истину.

–Хех. – покачал он головой, наконец правда улыбнувшись. – Кажется, я правда забыл что-то важное. Спасибо, Лилика. Как не погляди, ты и вправду моя сестра. И сейчас нам самое время отправляться на поиски брата. Кем бы мы ни оказались, и как бы тяжело нам ни было, вместе мы свернем любые горы. Даже если это будет Гора Геллара. – подошел он к девочке, заботливо и ласково улыбаясь. Он положил свою, будто мгновенно полегчавшую теперь большую руку в толстой кожаной перчатке ей на голову и медленно погладил, по крайней мере теперь не пытаясь так скрыть от нее свои настоящие чувства. По крайней мере – он старался выглядеть искренним, и Лилика даже не догадывалась о его истинных мыслях.

–Конечно. Ведь таковы мы, Кацеры! – снова лучезарно улыбаясь, хихикнула она.

Он опустил руку, будто через нее правда зарядившись от сестры некой особой энергией, и прошел мимо, уже как-то весело и активно, без окто спускаясь вниз по лестнице, будто вовсе уже не тот суровый и отчужденный мужчина, что совсем недавно готов был обвинить себя в чем угодно, даже если сам совсем не был в этом виноват. Лилика старалась не думать о его словах – кто они такие на самом деле. Не раз приходилось ей слышать об этом, и где-то глубоко внутри, сама не ведая откуда, она будто знала, кем он был, и не была столь удивлена услышать об этом лично от него. Лишь этим можно было объяснить сколь мало вдруг ее это задело, и почему была она столь спокойна, почему не думала, как все было, и что он делал в самом деле, о чем он ведал, но не говорил. Скорее всего, как и прежде, он всего лишь хотел уберечь ее и братьев от опасных знаний. Она уже догадывалась об этом, но так же придерживалась мнения, которое высказала раньше. Она лишь тот, кто она для дорогих людей, даже если и вовсе не людьми они окажутся на самом деле. Не важно, чья кровь течет в ее жилах – важно, что она течет в сердце, что верно лишь им. И она верна своему сердцу.

Она уже сама не думала, как покидала город, весело и так легко спустившись с немалой лестницы по ступеням вниз мимо Таргота, словно ветер проскользнув через людей внизу к выходу, и так же быстро, думая только о хорошем, покинула Пирамиду. Никто не останавливал ее, как и не останавливал на ней свой взгляд. Для всей Пирамиды она была уже почти символом счастья, так часто в ней появляясь по разным делам, вечно веселая и добрая, ласковая как сам Ренбирский ветер. Едва она выскочила из дверей Пирамиды, как ярко светящее прямо в глаза девушке Солнце, стоявшее уже в зените, на секунду ее остановило, будто передавая ей своими лучами последнее тепло, которое она уже скоро потеряет за верхушками деревьев в вечно темном Лесу Ренбира. Раньше, в тот Лес было опасно заходить ранним утром и вечером, ведь недостаточное освещение помогало в охоте светонелюбивым ардам, делая путь там куда опаснее. Теперь, когда солнце висело на небосводе почти совсем неподвижно и ровно над Лесом, Лилика могла не бояться столкнуться там с какими-нибудь опасностями. Тем более учитывая то, что она слышала совсем недавно – в Лесу Ренбира ардов уничтожили еще в прошлый день отряды Демонов и мобилизованных общих войск людей.

Скользя и порхая между людей, она бежала вперед, уже с вершины лестницы Пирамиды окинув решительным взглядом дорогу, на которую она совсем скоро должна будет ступить. На лестнице тогда совсем никого не было, а замков на перилах по бокам ее за последний день резко стало больше. Наверняка, большинство из них принадлежали уже новым воинам, уже разошедшимся от площади ниже лестницы в разные стороны, собирающимся тут и там в городе на учения, точно закрепившим их с одним единственным желанием и мольбой – выжить.

Лилика уже точно не хотела тратить свои силы на спуск, вечно казавшийся ей непродуманно опасным, и сразу решила более просто преодолеть его с помощью окто. Ее окто, именуемое не иначе как «сдавленный воздух», поднимало сухую Ренбирскую пыль со ступенек, разбрасывая ее в разные стороны, и сама она, вместе с той пылью, мчалась вниз без остановок, не теряя ни секунды на уже излишние размышления. Так она совсем скоро оказалась уже внизу, в стороне даже приметив довольно быстро удаляющегося за поворотом Френтоса, хоть и никак на это не отреагировав – он тоже уже спешил, и полностью был поглощен своими мыслями.

Не то из-за окто, не то от собственной ветрености, уже не чувствуя ни нагрузки рюкзака за спиной, ни груза ответственности, она за единственную минуту промчалась к воротам, через которые совсем недавно в город вошла ее истинная любовь, ее братья. Проходившие мимо воины совсем не пугались ее передвижения, все уже до предела замотивированные недавними словами Богов. Не столь велик был город по размерам, сколь был велик, или же великолепен, когда улочки его заполняли все эти герои. Окружающие их люди то и дело, без вещей, без рюкзаков и сумок, не прощаясь покидали свои дома, думая, что обязательно еще вернуться туда. Направлялись все они уже к Ренбирской Пирамиде, где через несколько часов Боги начнут их собирать. Они особо не спешили, и некоторые, даже, были не столь уверены, что отступать и прятаться в Пирамиде им вообще теперь придется, тем более под защитой стольких воинов и Богов. И Лилика, глядя на все это, на мгновение забыла, кем были их противники, и сколь малы, на самом деле, были их шансы на выживание. Она тоже надеялась, что Боги удержат этот рубеж, но и сама же в этом сомневалась.

Полностью игнорируя уже так поднявшуюся в дальних районах города суету, совсем не похожую на ранее свойственную Ренбиру, Лилика остановилась, вновь собравшись воедино, только в десятке метров от самих ворот. Таковая особенность ее окто немало напугала обычных жителей вокруг, будто из удовольствия вслушивавшихся теперь в почти монотонный гомон солдатских голосов около ворот, повторявших одни и те слова, и выполняя одни и те же действия. Лилика уже не обращала на них внимания, ведь и сама была поглощена мыслями, приносящими ей не меньшее удовольствие. Там, она в последний раз обернулась, посмотрев на город, над которым, вдали, так величественно возвышалась переливающаяся золотом от солнечного света Великая Ренбирская Пирамида. Она знала, что может уже никогда сюда не вернуться, но уже вовсе не думала об этом, и потому совсем не переживала. Ее мысли были сосредоточены лишь на одном теперь, и она давала самой себе обещания, которые как раз все это время и подпитывали ее энергией – «Я найду тебя, братик. Мы с тобой…нет, мы все еще прогуляемся по этой дороге до самой Пирамиды. Мы будем снова счастливы! Обещаю!». Здесь, в последний раз она подскочила на месте, подтягивая за лямки рюкзак на спине, надела капюшон, уже ощущая, как обещанное Серпионом потепление, по какой-то причине, начинает морозить ей уши. Растолкав по внутренним карманам вуали некоторые особо полезные октовые приспособления, она не спеша прошла ворота, на прощание махнув уже не раз встречавшим ее ранее стражникам рукой, и посмотрела вперед. Счастливые мысли, добавлявшие яркости ее улыбке все это время, только теперь начинали тихо таять. Их заменило нечто другое, о чем она тогда совсем не хотела думать. Она отправлялась вовсе не в веселое путешествие, и ей следовало сосредоточиться заранее – мир за пределами стен Ренбира, с недавних пор, был уже совсем не таким безопасным, как прежде.

Но она по-прежнему была полна уверенности, что это не станет для нее преградой на пути к брату.

Глава 2. Чужой город

Никогда прежде Лилике не приходилось уходить так далеко от дома. Уже крепко обжившись в Ренбире, она еще немного побаивалась его покидать даже для незначительных путешествий. Все свое детство, которое, как ей казалось, и заканчивалось для нее лишь теперь, когда она покидала город одна, она провела в окружении знакомых ей людей, в знакомой обстановке, и, что самое главное, в полной безопасности. Уже сделав первые шаги вглубь Леса, сегодня уже и вправду на вид будто совершенно спокойного, не такого темного и мрачного без своего извечного тумана, она чувствовала небольшое волнение, как и некогда в стенах Ренбирской Канализации, где ее, и остальных Информаторов, тренировал боевому ремеслу Серпион. Как и тогда, она была в меру расслаблена, но также была и максимально собрана, внимательна и аккуратна. Ей не следовало привлекать внимания местных ардов, чтобы не тратить силы понапрасну заранее. Конечно, даже самые чудовищные среди ардов существа, включая Малышей и Гиперимов, самых излюбленных питомцев Хемирнира, никак не сравнились бы в бою с легендарным Богом Природы, и Лилика была достаточно закалена в боях с ним – молниеносно быстрым, сильным, использующим в бою самые что ни на есть изощренные тактики для получения быстрой победы над любым противником. Он никогда особо не жалел своих учеников, и Лилике это было лишь на руку. Даже если он никогда не доводил ее до полусмерти, арды ее жалеть не станут точно. Лилика все еще не была до конца уверена, всех ли ардов в Лесу Ренбира день назад убили люди Унзара.

Однако, страхи ее в тот день были не совсем оправданы, даже для малейшего волнения. Солдаты людей прошлись по Лесу Ренбира убийственным катком, сметя всех чудовищ на своем пути, раскрыв их всех благодаря чувствительному туману Бога Смерти, который и командовал операцией по их уничтожению. Пусть большинство из тех ардов и не обладало разумом, скоро с Юга недалеко от Леса Ренбира на Запад нападут войска Хемирнира, вполне способного подчинить их своей воле, и заставить их атаковать город. Унзар не мог допустить подобного маневра, а потому не пожелал сил, чтобы избавиться от чудовищ. Миссия его людей там продолжалась до самого вечера, но пока Лилика не видела никаких следов ее исполнителей. Скорее всего, как подумала она, уже достаточно далеко отойдя от ворот, для выполнения такой задачи солдаты выбрали другую дорогу, и то было ни капли не удивительно. Чему она удивлялась еще раньше, только ее братья могли выбрать эту дорогу, чтобы попасть в Ренбир. Путь через речку Мертвянку, совершенно безопасный и короткий, знает каждый житель города, да и в Кацере об этом знали явно многие. Все, кроме вечно находящих «другой путь», вечно сложный и опасный, ее дорогих братьев.

Ни на секунду не останавливаясь, уже потеряв далеко позади ворота города, она, недолго водя рукой по мягкой ткани правого внутреннего кармана вуали, на всякий случай снова достала новенькую, нарисованную на чистом белоснежном пергаменте карту Леса, которую она положила туда еще вечером прошлого дня. Она проверяла карту и раньше, и не один раз, дабы максимально продумать свой путь, сделав его максимально коротким и безопасным. Уже давно знакомая ей тропа все еще казалась ей слишком длинной, пусть и была почти идеально прямой. Но «почти» совсем не устраивало ее, и она, раз за разом, пыталась как-либо укоротить этот путь. Она могла передвигаться по Лесу с помощью окто, слившись с ветром, но немного боялась делать это именно здесь. Ее способность была уникальна и крайне эффективна, что она не раз слышала от Серпиона, но у нее была и обратная сторона. Арды, чующие внутреннюю силу по ее присутствию в воздухе, обнаружат ее сразу, как она сольется с ветром. Пускай существ с настолько сильным чутьем на внутреннюю силу в мире и насчитывалось, на тот момент, лишь единицы – именно в этом Лесу те единицы и обитали.

Ветерок же, сегодня, и вправду был на удивление теплым и легким, пусть и не настолько, насколько это описывал Серпион. В Лесу Ренбира всегда царила тишина и спокойствие, но сегодня они были уже не так ощутимы, как прежде – голоса солдат и городская суета все еще немного слышались где-то позади, а обычный лесной шум деревьев и зарослей уже не так поглощался без тумана. Уже через первые 20 минут, не раз прокрутив в голове множество возможных исходов ее пребывания в Храме Актониса, уже почти совсем забыв про осторожность и внимательность, Лилика скинула капюшон, чтобы тот не мешал ей впредь разглядывать окружение. Когда с Леса Ренбира сошел туман, солнечный свет начал вполне активно, как и следовало, освещать уже совсем заросшую глушь, а земля стала в миг суше и теплее. Однако, Лилике еще почти с самого начала приходилось хорошенько смотреть под ноги, и многие места она либо обходила, либо перепрыгивала. Разумеется, не столь страшна была та грязь, сколь не подготовлена для нее была обувь девушки. Уже спустя полчаса, когда она дошла до небольшого мостика, идущего как раз над речкой Мертвянкой, она начала сомневаться, правильно ли она выбрала одежду, пряча чуть подмерзшие маленькие ручки под вуаль. Сам воздух был достаточно теплым, чтобы она чувствовала себя уютно, но то ли дело ветерок, дувший как раз ей навстречу, с вечно холодного моря Орги. Она всегда любила этот ветерок, и была теперь лишь рада снова его ощущать, ведь он никогда раньше оттуда не доходил до Ренбира. Именно этот ласковый, пусть и чуть неприятный своей влажностью и холодом ветерок, как и прежде, навевал ей воспоминания о старых, уже совсем потерянных временах. О временах, которые она, тем не менее, все еще надеялась вернуть.

Обратно накинув на голову капюшон и чуть растерев озябшие уши, недостаточно закрывавшиеся тогда от ветра даже достаточно плотными хвостиками волос, уже на мостике она впервые остановилась, с некоторым интересом осмотревшись вокруг, все так же не покидая мира своего подсознания, в котором она уже не раз представляла, как, совсем недавно, по этому самому мостику, только в обратную сторону, проходили ее братья. Под ее же весом он даже не скрипнул теперь, хотя Соккон и рассказывал ей, что, как только они на него ступили, он едва не прогнулся до самой речки, над которой он сам нависал в добрых двух метрах. И речка была не широкой, со стоячей жидкостью, похожей на расплавленный свинец. Здесь, недалеко от мостика, с обеих сторон, тут и там уже встречались окровавленные тушки будто совсем недавно порубленных чудовищ. При виде этого Лилика даже на мгновение, как с двухметровой высоты, вывалилась из своих мыслей. Сразу бросившаяся ей в глаза звериная пасть, разорванная и изуродованная, отрубленная от лежавшего рядом с ней в сантиметрах десяти мохнатого тела, и все еще полные какой-то особой ненависти мертвые глаза, вновь напомнили ей о том, куда она, на самом деле, направляется, и что ее там ждет. Разглядеть все те последствия операции на ликвидацию было достаточно тяжело из-за все еще густых, хоть и немного притоптанных зарослей. Солнце все еще слабо освещало те места, и можно было назвать чудом то, что Лилика вообще смогла все это там разглядеть. Долго не засматриваясь на эту картину, она еще раз тихо вздохнула, легко оторвавшись от деревянных досок ногами, и отправилась дальше. Одна мысль все еще радовала ее тогда – миссия по уничтожению ардов, порученная воинам Унзара, выполнялась как следует, и не только вдоль дороги, но, скорее всего, вообще везде, где были арды.

Лес почти затих, когда Лилика перешла Мертвянку. Солнечного света здесь до земли доходило все меньше, и деревья, все те же ели и сосны, с земли казались будто бесконечно высокими, достигающими самого неба. Теперь, от уже усилившегося впервые за многие годы ветра их верхушки, довольно громко скрипя и хрустя, пошатывались, будто готовы были в любой момент обломиться и упасть Лилике на голову. Капюшон мешал ей поднять голову, чтобы посмотреть наверх, и так ей было только спокойнее. Время от времени на ее пути еще попадались убитые воинами Унзара арды, некоторые еще молодые и мелкие, а некоторые весьма старые и крупные, уже не понаслышке опасные, уже давно известные ей. Не везде кровь, разлитая на земле, стекшая по деревьям, струившаяся из разных ран, принадлежала именно ардам. Очевидно, многие воины и сами были ранены в бою, а возможно и убиты. Их тела, наверняка, забирали их товарищи, чтобы не оставлять их в Лесу, и потому в некоторых особо приметных местах под прижатой телами травой еще оставались небольшие лужицы крови с множеством выходящих из них следов от сапог наверняка товарищей убитых людей. К сожалению, Лилика была именно из тех людей, у которых вид крови вызывал не то отвращение, не то общую неприязнь к насилию, и она старалась как можно быстрее проходить такие места. Она не была слабонервной, и сама не раз сражалась с ардами, иногда снося им головы ударами мощного окто, иногда буквально срубая их острыми как бритва потоками ветра. Но насилие все равно было ей противно. Она боялась смерти, и потому старалась как можно скорее уйти оттуда, где витал ее запах, тем более сопровождаемый и визуальными последствиями такого излишнего для ее разума насилия.

Шел уже второй час, и Лилика снова начинала вспоминать истории брата, дабы хоть как-то отвлечься от все так же гнетущей атмосферы этого жуткого Леса. Совсем рядом ее братья вошли в деревню Лукимм, где искали некоего Демона, а также встретили Бога Смерти. Он довольно часто встречался и ей в Ренбирской Пирамиде, и время от времени наведывал Серпиона. Она никогда раньше не понимала, о чем они общались между собой, и делали они это всегда закрыто. Теперь она уже совсем не понимала, зачем ему, Чеистуму, было так настойчиво нужно именно сдерживать ардов в Лесу, а не просто уничтожить их сразу. Также, она не понимала и его «игры» с ее братьями и Кайлой, зачем именно он создал того Демона, и в чем была его цель. Еще через пару часов, уже серьезно ускорившись, всем телом и душой желая покинуть этот Лес как можно скорее, в раздумьях она даже наткнулась на место, где некогда отдыхали ее братья, тот самый маленький заросший домик. Из интереса она даже заглянула в него, и вновь была удивлена – теперь в нем тут и там валялись окровавленные бинты и части брони. Очевидно, и воины Унзара нашли ему свое применение. Даже при всех размерах Леса Ренбира, слишком часто здесь, на одной только дороге, ей встречались следы битвы. Страшно было даже представить, сколько жизней оборвалось в нем за последние пару дней…

Кое-где вдали, за резкими обрывами по бокам каменистой дороги, на полянках и менее заросшей чаще прочие хвойные деревья сменяла гигантская секвойя, будто заранее посаженная там кем-то с юга, которая, на территории всего королевства Ирмии, и росла только в одном Лесу Ренбира. На некоторых полянках были и следы давнего пребывания групп людей, наверняка нашедших там себе место для отдыха. Да, не весь Лес Ренбира был опасен, и некоторые местные жители, жившие в Кацере, знали в нем такие места, где их наверняка бы никто не тронул. Как ни странно, они использовали эти места лишь с одной целью – употребить как можно больше алкоголя, и так избавиться от как можно более тяжелых мыслей. Основное население Ренбира было совершенно непьющим, максимум ограничиваясь парой бокалов вина, отчего-то принимая его за напиток умных людей. Другое дело – не признающие себя не только умными людьми, но и в принципе людьми жители Кацеры после первого пожара. Возможно, всему виной какая-то особенная атмосфера города, но все Кацеры, включая и Лилику, без особых возражений употребляли алкоголь. Лилика, за всю жизнь, еще не успела выработать какую-либо тягу к алкоголю, и серьезно выпивала лишь пару раз за всю жизнь в компании друзей. Соккон и Френтос оба пили умеренно, а Таргот всегда хлестал крепкие напитки словно воду, оттого совсем не пьянея, настолько был силен его организм. Вспоминая об этом в Лесу, где когда-то один ее друг детства по имени Никола, будучи в стельку пьяным, вместе с Френтосом пытался построить на дереве домик, чтобы там прятаться от «этого зануды с руками-дубинами» по имени Таргот, Лилика невольно представила довольно забавную историю, в которой она, пройдя в арку между деревьями впереди, попадет в старое время, в котором встретила бы всех своих старых друзей и прошлую версию себя, и отбила бы нападение Думы и Геллара на имение своей семьи. Единственное, о чем она не подумала тогда – даже сейчас у нее бы ничего не получилось противопоставить им обоим.

Уже вот-вот она должна была подойти к выходу их Леса, вернуться в некогда родные земли, и вот как раз уже вокруг деревья стали ниже, и потому и солнце будто стало светить ярче, а ветерок вновь стал более чем ощутим. Воздух становился все свежее и как-то слаще, становился все более влажным и густым. Она уже почти чувствовала приближение к родному морю, вечно грозному где-то вдали, но ласковому и доброму у берегов родной земли. Никаких конников больше не стояло у входа в Лес, как говорил ранее Соккон, и арка из деревьев, становящаяся, с каждым ее шагом, все больше и больше, открывающая ей путь к городу, по которому она уже так соскучилась, по виду той небольшой долины, куда она уже давно хотела вернуться. Все это заставляло ее сердце ускорять биение, ускоряя тогда и ее движения. «Еще чуть-чуть. Всего за три, может четыре часа. Если бы я была с ними…Хи-хи.» – смеялась она про себя, даже удивляясь своей скорости, совсем не чувствуя усталости, пусть часть времени она и вовсе бежала. Уже достаточно разогнавшись, она не смогла устоять перед удовольствием поскорее покинуть лес, просто перепрыгнув черту, отделяющую его от родной Кацеры. Вот, как она думала, и настал тот волнительный миг, а ее уже облепленные суховатой только снаружи грязью маленькие сапожки резко оторвались от земли. Тогда она была уверена, что подпрыгнула куда выше, чем когда-либо, и теперь, наверное, сможет даже перелететь те склонившиеся перед ярким золотым небом впереди деревья, приземлившись потом сразу в старой родной…Кацере?

И вправду, вряд ли это было то, чего она ожидала увидеть. Совсем, совсем не то. Некогда мирный и дивный край, белые от мильв и лилий поля, синее море, испещренное мелкими волнами, отражающее голубое небо – это было то, чего она так желала спустя годы жизни в вечно монотонном, хоть и ярком, крупном Городе Знаний. Все это пропало, будто навсегда оставшись в ее уже потерянном, детском прошлом. Не было больше мильв и лилий, не было яркого и вечно шумного города, и даже небо не казалось уже таким голубым, будто пожелтев от приближения к земле солнца. Слева от нее теперь было море – все такое же крупное и грозное, но уже вовсе не такое синее, покрытое бесчисленными фигурами кораблей с флагами Ордена в виде открытого глаза с наполовину фиолетовым, наполовину салатовым зрачком. Пристани были построены вдоль берега, а сами корабли стояли на якоре. Один из них, самый крупный фрегат, стоял будто в изголовье, дальше всего от берега в сторону Севера. Между кораблями, будто специально в направлении к Лафену от порта Кацеры, было оставлено некоторое расстояние, достаточное, чтобы уместить от двух до трех крупных суден. Скорее всего, недавно из Кацеры в Лафен выходили корабли с немногочисленными уцелевшими после пожара жителями, и поскольку боевые корабли тогда встали на якорь, расстояние это так до сих пор и не сокращалось, пускай и эвакуировать из города было уже точно некого.

Сам же город и его округа изменились куда больше, чем Лилика могла себе представить, покидая Ренбир. Мобилизация войска людей шла полным ходом, и в полях, заместо цветов и высокой травы тут и там высились лишь палатки, укрепления, рос военный лагерь и повсюду почти девственную землю топтали металлические сапоги солдат. Они собирались вокруг города, уже также обросшего множеством солдат, но будто специально старались в него не заходить. Воины тренировались, командиры обходили и осматривали территорию, уже совсем пропал в гуще доспехов и шлемов ранее мирно стоящий на опушке домик лесника, развивались от дувшего с моря бриза боевые знамена, и все вокруг теперь было во власти войны. Зря Лилика питала надежду, что еще раз увидит здесь мирную жизнь. Ее больше не было здесь, и ее больше не было нигде в мире.

Грустно опустив голову, она еще на секунду остановилась, стараясь отодвинуть вдруг так защемившее ей сердце грустные мысли подальше, вспоминая, что она хотела сделать прежде, чем попадет в Храм Актониса. Она знала, что наткнется на войска людей в городе, но не ожидала, что их окажется здесь столь много, и что с ними город будет выглядеть настолько ей неприятно. Она должна была передать им приказ Серпиона о ненападении на Гору Геллара, и теперь думала, где именно ей стоит искать командира центральной армии. Она не была уверена, стоит ли ей сразу начать с города, или же сначала расспросить обо всем воинов в лагере. На таком расстоянии ей все еще было тяжело в подробностях разглядеть, кто именно остановился в оставшемся от Кацеры пепелище, и почему прочие воины так боятся туда заходить. У нее уже было предположение на этот счет, и, если бы оно подтвердилось, то нужный ей человек наверняка оказался бы там. Тем более, после двух лет разлуки с Кацерой, ее уже мучал интерес – она хотела узнать, каким город стал теперь, после двух пожаров, и что сделало с ним Красное Пламя, эффекта которого она за время обучения у Серпиона ни разу не видела.

Гора Геллара же, как она успела заметить очень кстати с возвышенности, совсем не изменилась. На площадке перед открытым к городу входом в Храм Актониса, а также и на ведущей от нее к городу лестнице, не было ни души. Она никогда не видела эту Гору такой, но и никогда сама на нее не поднималась, исправно слушаясь родителей и держась от нее подальше. Теперь она понимала всю опасность, таившуюся в этом удивительном творении природы, горе из Сколы, и знала, от чего ее предостерегали мама и папа. Но их больше нет, и тот, кто поучаствовал в их исчезновении, уже почти вынуждает ее теперь познать все те опасности на собственной шкуре. В этом, пожалуй, даже есть своя ирония.

Сопровождаемая уже достаточно громкими криками чаек неподалеку, она быстро начала спуск к городу, почти скользя вниз по пыльной и растоптанной дорожке. Выйдя на развилку, уже частично заполненную воинами с двух сторон от дорожного указателя, там она повернула направо, рассчитывая войти в город через центральный вход, что находился как раз по пути от Горы Геллара к Кацере. Пока она спускалась и шла по дороге, почти каждый встреченный ей воин от мало до велика, от юноши до старика, будто посчитали своим долгом проследить за ней, для этого даже оторвавшись ото всех дел, и без того не особо важных. Они ничего не говорили и только смотрели на нее, некоторые будто уделяя особое внимание ее вуали и плащу со знаком Совета Октолимов, а некоторые даже как-то удивленно и с веселой насмешкой осматривая ее одежду, будто думая «И в этом-то ты на войну собралась?». Но ей вовсе не были неприятны эти взгляды, ведь от всех них веяло какой-то удивительной добротой и теплом. Она и сама была удивлена, когда, уже окруженная так и занимающимися своими делами воинами, наверняка отдыхающими на полянках после очередных учений, взглянула на их лица. Все они улыбались, все до единого, будто вовсе ничего страшного не было в этой войне. Они всего лишь должны были исполнить свой долг, сразиться со злом, защитить дорогих им людей, будто они делали это и раньше каждый день. «Почему все они улыбаются? Неужели им совсем не страшно?..». Лилика сглотнула уже излишнее не то смущение, не то недоумение, и постаралась как можно быстрее уйти с дороги и войти в подлесок. Пусть многие прежде и говорили ей, что она не может больше жить мыслями о вечном мире, и ей нужно стать более хладнокровной, чтобы выжить… Она была не такой, не хотела такой быть, и не хотела думать о том, что совсем скоро все эти люди могут встретить смерть, как бы они не рассчитывали на своих правда легендарных командиров.

Из особого интереса бывшей жительницы Кацеры, она успела немного приблизиться к городу, и как следует его осмотреть. Его стены были уже восстановлены и очень напоминали теперь уже не тот толстый бревенчатый забор, о котором рассказывали ей братья, а даже те самые стены, что окружали город до первого пожара. Возможно, конечно, выстланы они были уже не из того красивого белого камня, название которого она в детстве никак не могла выговорить, и говорила «малмор», но выглядели теперь не менее прочными и твердыми, и наверняка могли сдержать хоть какую-то вражескую агрессию. К сожалению, за этими стенами картина была уже не столь приятна. Почти чистая поляна осталась на месте города от Красного Пламени, и перестроили его новые жители, теперь уже в треугольных шлемах, достаточно экстравагантно – загадочные деревянные площадки со стульями и столами, несколько крупных квадратных зданий того же типа, и одна единственная, выложенная будто единой широкой деревянной доской от верхнего входа в город до самого порта дорога. Предположение Лилики о том, что город заняли не простые воины, а именно Рыцари Последнего Часа теперь подтвердилось, а потому и командира их ей стоило искать уже в самом городе. Она прошла до подлеска вдоль города, не обнаружив никаких других входов, и вошла в него уже по дороге выше, на пригорке. Через него она прошла почти вплотную к Горе Геллара, где повернула в сторону города, и еще раз окинула ведущую к Храму Актониса лестницу грустным взглядом. Именно от мысли, что эта лестница вела туда, ей и было грустно. Она понимала, что, поднявшись туда, обратного пути для нее может уже не быть.

Подходя ближе к городу по уже исхоженной недавно как бывшими жителями города, так и солдатами тропе, она едва не столкнулась лбом с как-раз заставшими ее в раздумьях рыцарями, выдавшими себя только довольно громким топотом, специально пытаясь так остановить девушку. Патруль из трех человек, явно вышедший из города, ничуть не отступил, видя, что Лилика не останавливается, и идет прямо на них. Едва звук удара их ног о мгновенно разлетевшуюся в стороны от такой силы землю достиг ее ушей, Лилика испуганно подняла глаза, теперь наблюдая в паре метров перед собой внезапно жутких, далеко не таких добродушных и веселых воинов. Они стояли не шевелясь, словно статуи, и лишь через пару секунд, выставив обе ноги ровно вмести, подняли мечи перед собой, прижав их к груди тыльной стороной. Теперь перед ними Лилика стояла почти в ступоре, никогда раньше не имев дела с Последним Часом, и лишь из слухов, доходивших до ее вечно любопытных от природы ушей, знала, что значила та их стойка. Последняя Минута, предвещающая начало казни, время суда над каждым кто осмелиться выступить против них. На службе Ордену и Богам, они были самыми настоящими инквизиторами, и были они страшны в первую очередь тем, что сами себе назначались и судьями и палачами. Они никогда не ошибались с вердиктом, в Последней Минуте наблюдая за действиями человека, решая какой участи тот достоин, и оттого лишь больше пугали людей, мгновенно находящих в себе зло, о котором раньше и не догадывались, заранее во всем им каясь. Их боялись все люди, включая и прочих служителей Ордена – никто просто не мог понять, что происходило в их головах, закрытых похожими на гильотину шлемами, и потому заранее могли ждать от них чего угодно.

–Мое имя Лилика Кацера, из Информаторов. – без промедления, едва уняв трепет будто подсознательно ради собственного блага, начала она. – Некогда мой род правил этими землями. Сейчас же я пришла сюда по приказу Бога Природы Серпиона, чтобы доложить вашему командиру о присутствии сил противника на Горе Геллара, что позади меня.

Еще несколько секунд ничего не происходило, и Лилика едва ли заранее не распрощалась с жизнью. Да, она была умелым октолимом, обучавшимся боевому ремеслу у самого Бога Природы, некогда грозного командира с Юга. Но тем для нее было только хуже, ведь она наверняка станет полагаться на окто в бою с Рыцарями, а именно против окто они и обучены сражаться.

Спустя те самые несколько секунд, Рыцари развели ноги как прежде и медленно опустили меч. Лилика облегченно, но как можно незаметнее, выдохнула – уже надуманная ей опасность миновала. Выработанное тренировками с друзьями ее умение трезво и максимально эффективно мыслить, несмотря на эмоции, оказалось теперь очень кстати, и она идеально точно подобрала слова и не слишком официальные, и достаточно убедительные. Махнув плащами, сверкнув от черных шлемов солнечным светом, Рыцари резко повернулись к городу, и жестом одной лишь руки указали ей идти с ними. Снова вспомнив, что, по слухам, всех Рыцарей Последнего Часа, принимая на службу, лишают языка, она пошла за ними следом, стараясь не отходить далеко, но и не идти слишком близко. Они прошли вперед неспеша, пусть и достаточно быстро, в полной тишине, и уже через минуту подошли к главному входу в город. Еще два Рыцаря молча приветствовали их, когда они проходили границу, отделяющую подлесок от города, и сделали это одним взглядом, будто даже излишнее дружелюбие в их странном войске было страшно наказуемо. Никаких ворот на входе уже не было, и стены стояли совершенно голые, будто только для того, чтобы отделить возможных гражданских или воинов из лагеря от самих Рыцарей, будто те относились к другим войскам (что вполне могло быть правдой). Спуск, со времен последнего присутствия Лилики в городе, стал куда ровнее, а дорога его будто просохла от былой вечной грязи, уже частично закрытая деревянными досками по центру, и оттуда в разные стороны. Прежних зданий, даже Дома Чудес ее братьев, в Кацере не осталось совсем. Тут и там Рыцари Последнего Часа стояли на своих местах будто статуи, лишь глазами провожая девочку к их командиру. Некоторые из них сидели на стульях за столами под навесами, которых было расставлено по всему городу теперь не больше четырех, но некоторые, совсем не показывая никакой усталости, стояли на месте будто по стойке «смирно», идеально ровно держа спину, и казалось в совершенно случайных местах. Обойдя теперь уже совсем неизвестный ей город до самого центра, уже почти всем телом чувствуя некоторую усталость, вздохнув и еще раз глянув в сторону порта, где еще стояли несколько НЕ боевых судов, она едва заметила, как ведущие ее к командиру Рыцари свернули налево, и остановились у человека, уже вовсе не в форме таковых, а в пошитом золотой нитью дублете, что стоял у одного из квадратных домиков, скорее всего предназначенных для сна Рыцарей. Человек этот, завидя их, спокойно и энергично кивнул Рыцарям, и те мгновенно, не делая никаких жестов, разошлись и ушли обратно вверх по дороге, как будто с самого начала собирались просто развернуться, дойдя до командира. Лилика вполне уверенно теперь подошла к этому человеку, на самом деле лишь на секунду удивившись тому, кем он оказался на самом деле, и о чем ей явно забыли рассказать в Ренбире, где он достаточно часто останавливался по личным делам. Среднего роста и телосложения темноволосый мужчина, на вид молодой, сухой, но с достаточно неприятным и будто хитрым лицом, со шрамами на уголках рта. Не было никаких сомнений, что это был тот же человек, который некогда встретил братьев Лилики, Кайлу и Витлафа у входа в Ренбир пару дней назад.

–Приветствую, юная Информатор. Мне приятен твой визит с целью донести до нас тактически важную информацию. Но он вовсе не необходим. – как-то самоуверенно улыбался Генерал Ситаран Во-Арнэль, для знатоков истории Ирмии известный как просто Арнэль, нынешняя правая рука Богов Времени в Ордене.

–Здравствуйте. Простите, я не знала, что этими войсками управляете вы…Точнее, что вы уже прибыли в город. – чуть опустила глаза она, понимая, что в ее информации Генералу и вправду необходимости нет, и она напрасно тратила нервные клетки, добираясь до города с его Рыцарями.

–Я прибыл вчера вместе со своими Рыцарями. Остальными силами этого фронта я собираюсь управлять через своих наместников. Это центральный фронт, и север тоже отправится на свой фронт отсюда, по морю. Мы ограничили город стенами, чтобы отделить воинов северного фронта от воинов центрального. Им здесь делать нечего.

–Так кто, в итоге, будет вести север? – еще раз бросила взгляд в сторону моря на его многочисленные корабли она.

–Их командир из числа союзных нам имтердов. Муссон, кажется.

–Муссон? – удивилась она, не отводя глаз от моря.

–Но она поставила условие, что после морской битвы с севером высадится на сушу по ту сторону Горы Геллара, чтобы встретить в лоб восточные войска имтердов. Ее намеченный противник их Генерал, Восточный Самум.

Удивление Лилики от его слов едва граничило с ее знаниями касательно этих двух генералов, всегда выделяющихся среди всех имтердов своим рвением в Первой Войне против людей. Она слышала про Муссон, Южного Генерала имтердов, от Серпиона, и знала, что та недолюбливала Самума еще в те давние времена, но никак не могла подумать, что она поведет войска людей против него и его армии. Она была достаточно загадочным персонажем истории мира, побеждала людей во многих морских сражениях, даже создала собственное войско, до сих пор укрепившее за всеми морскими негодяями имя пиратов. Она ненавидела людей, и так было всегда. Удивительно было то, что она изменилась в один момент лишь перед лицом более ненавистного ей противника, пусть и была когда-то с ним даже близка. Или же, возможно, ее Военачальник так повлиял на ее решение? Ведь и он сам уже принял сторону людей и укрылся в Поместье Бога Людей, с многими прочими их командирами. Кем он был, и почему ей никогда не приходилось слышать о нем буквально ничего точного, кроме туманных слухов и догадок ее учителей?..

–Что до Храма Актониса – мы не собираемся атаковать его сейчас. – перебил размышления Лилики Арнэль.

–Не собираетесь? – сразу переведя мысли, даже чуть успокоилась она. Если это было так, ей там вряд ли теперь что-то сможет помешать. Или, если не повезет – там ей никто теперь не поможет. Но об этом она даже и не думала.

–Наша армия заранее получила приказ не трогать Храм Актониса. У нас нет шансов выстоять против его обитателей. Нам уже передали, что их командиры покинули его и спустились в Бездну Марконнор. Но это не значит, что Храм остался открытым для всех желающих.

–Это верно…

Лилика снова замолчала, пока даже не зная, чем ей стоит продолжить этот разговор, и есть вообще в этом смысл. У нее все так же был вопрос к Арнэлю, который она хотела ему задать с самого начала их беседы, но все не знала, стоит ли ей вообще затрагивать эту тему. Он смотрел в сторону Горы Геллара, будто вспоминая о ней что-то совсем недоброе, что волновало его уже не один день, но с чем ничего не мог сделать. Понимая это, Лилика сама не заметила, как ее уста зашевелились, а слова будто сами прошли от них к его ушам.

–Почему вы решили стать командиром этого фронта? – тихо проговорила она.

–Войны всегда забирают у нас что-то дорогое, и взамен мы получаем покой. – не отрывал взгляда от Горы Арнэль. – Не обязательно мир в жизни, но и покой в смерти. Настоящий командир не должен страшиться принять этот покой в бою, и я из их числа. Да, так должны думать воины, понимая, что глубоко внутри я все равно боюсь. Но я… боюсь вовсе не смерти. – теперь он напряг скулы и чуть опустил голову, уже не смотря на Лилику, а будто уходя в себя, слегка покачивая головой. Размышления эти с каждой секундой явно давались ему все тяжелее и тяжелее, и он даже не пытался это скрывать.

–Вы…думаете о Даллахане, так ведь? – все-таки, с большим усилием решаясь, сказала она.

–Да. Потому что он не смог найти покоя в смерти. Потому что он потерялся между жизнью и смертью, и не знает, что есть добро, а что зло. Когда-то он научил меня, что мира не достичь без войны, и только добродетель приближает тьму к свету. То, что мы можем ее принять, может изменить ее. Потому, я очень хочу понять, почему же он предал нас. Поэтому я здесь, стою там, куда его армия обрушит свой первый удар. Как его ученик…я обязательно пойму его, а затем найду покой и для него. Или умру, пытаясь это сделать.

Он дышал все тяжелее, хрустели звенья кольчуги меж металлических пластин его латных перчаток, сжимаемых его дрожащими руками. Лилика знала, что Даллахана, некогда легендарного командира войск Ирмии, величайшее творение Хемирнира, наверняка почти невозможно одолеть в равной схватке. Было видно и то, что Арнэль тоже это понимал, и потому никак не мог унять дрожь. Путь, который он уже избрал для себя, просто не предполагал, что он сможет пережить эту схватку, как бы он к ней не готовился. Тем более зная, что его противник уже давно не человек, и убить просто невозможно.

–Забудь…Ты так и не сказала, зачем пришла. – покачав головой напоследок, явно отгоняя неприятные мысли, почти пустыми от усталости глазами посмотрел на нее он. – У тебя, ведь, есть ко мне и личная просьба?

–Да, точно… – чуть опустила голову уже она, чувствуя, что правда не должна была упоминать Даллахана, и уже слегла корила себя за это. – Мой брат пропал. Меня отправили на его поиски в Храм Актониса.

–Ты собираешься войти в него одна?

–Д-да. То есть…меня готовили к этому уже многие годы. Я справлюсь. – весело, но покраснев от слов «войти в него», каким-то неправильным смыслом прошедших по ее голове, кивнула она.

–В целом, у нас нет никакой информации о том, что происходит внутри. Увы, я ничем не смогу тебе помочь. Если ты собираешься входить через центральный вход, вещи лучше оставить за дверьми Храма. Надеюсь, хоть так у тебя будут шансы провести поисковую операцию без лишнего шума, и ты…эххх…найдешь кого ищешь. – вздохнул он, прикрыв глаза и уже молча отходя в сторону.

–Спасибо…И вам удачи. – неуверенно проговорила она, смотря уже в спину медленно уходящему в неизвестном направлении Генералу, наверняка все равно самому живому человечному человеку во всей этой «Новой Кацере».

Дневное солнце, играя блеклыми отражениями на слишком поглощающих свет шлемах Рыцарей, провожало теперь и ее в сторону почти неизвестного, таящего неведомые опасности, места. С рождения знакомый ей холодный бриз дул ей в спину с моря, и, в окружающей ее от безжизненных Рыцарей тишине, со стороны порта уши заливал постоянный и успокаивающий шум прибоя. Но ее этот шум успокаивал недостаточно хорошо, и она так ничего и не ела с самого утра, уже не на шутку проголодавшись от волнения. Даже так, она боялась останавливаться для этого под ближайшими навесами со столами, поскольку взгляды занимавших те столы Рыцарей, из-под металлических тонких масок на лице с едва открытыми глазами, был настолько безжизненен, а от того жуток, что даже делить с ними один стол она теперь не рисковала. Так и решив перекусить уже по пути на самой лестнице Горы Геллара, она даже невольно задумалась, правда ли эти люди вообще нуждались в пище, и зачем тогда занимали стол. На нем не было ни военных карт, ни снаряжения, и не было похоже, что среди них были иные командиры помимо Арнэля. Какие бы слухи про них не ходили, она почти все пропускала мимо ушей, все последнее время интересуясь только имтердами, и во всякие «детские сказки» про Рыцарей Последнего Часа, контролируемых самими Богами Времени на подсознательном уровне старалась не верить. Теперь ее уже брали сомнения, что истории те были сказками, и она только теперь задумалась, почему официальная информация об этом легионе была столь закрытой.

Не сбавляя темпа, специально поскорее проходя стороживших выход из города Рыцарей, она быстро пробежала оттуда до самой лестницы на горе, несколько раз по пути едва не споткнувшись о мало различимые в траве предметы, скорее напоминавшие камни, три дня назад вылетевшие из взорвавшейся Красным Пламенем Горы Геллара. Ветер хлестал ее в спину уже достаточно ощутимо, пусть вокруг и сохранялась почти идеальная погода без единого облачка на небе и прекрасной видимостью. Поднимаясь вверх по лестнице, с небольшим волнением ступая по маленьким и чуть неустойчивым от разрушений и коррозии ступенькам, она все сильнее ощущала, как тот же ветер затихал, а солнце будто холодело, все слабее согревая ее спину своими лучами. Наверняка, виной всему было ее волнение, и ей это только казалось. Она старалась как можно быстрее вспомнить все, что она знала о имтердах и их союзниках, и уже мысленно чуть не прокляла себя за это, оступившись на одной из почти порушенных ступеней. Теперь она лишь добавила скорости своему подъему, на время оставив размышления, еще раз перед вершиной постаравшись уловить изменения воздуха на площадке перед Храмом с помощью окто, чтобы убедиться, точно ли она там будет одна. Все пару раз проверив, она аккуратно поднялась на площадку, издали осмотрела все так же открытые, едва освещаемые солнечным светом, большие металлические вороты на входе в Храм, и уже со спокойной душой села на краю площадки, сбросив рюкзак с плеч на пол в метре от себя. Она опрокинула его ближе к себе, расстегнув его по центру, и уже ощущая исходящий оттуда аромат недавно собранных, еще свежих сладостей.

Но запах сладостей вдали от дома был уже не так приятен, и есть их рядом со столь волновавшим ее местом было само по себе тяжело. Она уже не раз невольно осматривала холмик, на котором раньше стояло имение ее рода, и ничто из ее окружения не казалось ей теперь родным. Картина военного лагеря и вид Рыцарей Последнего Часа слишком нарушили ее ожидая вновь увидеть родной край хотя бы в малой части его прежнего величия, превратив приятную ностальгию в волнение, вызванное лицезрением только лишь чужих, опасных мест. Она старалась перекусить как можно быстрее, чтобы избавиться от чувства голода, но не наесться сразу – полный желудок только помешает ей при возможной схватке с имтердами. Конечно, «полный желудок» всего лишь близкое и понятное вам выражение, ведь я совсем не рассказывал вам раньше, что организм октолима немного отличается от организма обычного человека, и имеет немного другое строение. Небольшой же объем пищи миниатюрное тело Лилики вполне может легко и быстро переработать во внутреннюю силу, особенно если ее достаточно активно требует сам организм. Почти затолкав в рот несколько пряников и ватрушек, засыпав ступеньки под собой и низ вуали крошками, запив все это заранее приготовленным и разлитым по бутылкам сладким чаем, она еще раз в спешке огляделась, не помешает ли кто-нибудь рядом ее трапезе. Сложно сказать, можно ли это было назвать паранойей, но волнение и осторожность Лилики едва ли позволяли ей нормально поесть, и она могла поклясться, что чувствует на себе чей-то взгляд, который, в подобной ситуации, просто не могла игнорировать, обозвав это обычным стрессом. Но давления чужой внутренней силы она не чувствовала, и это ее немного успокаивало. Хорошо, что тогда она не подумала, что именно тем и был опасен Храм Актониса – некоторые его обитатели пользовались способностями пострашнее, чем окто, и внутренней силой не обладали.

Ветер здесь и вправду становился все тише, и уже под каменным сводом входа в Храм, куда почти совсем не попадало солнце, из самих ворот, изнутри, будто эхом по ее ушам уже перекусившей Лилики разносилась гнетущая, звенящая тишина. Она слышала все это еще с той верхней ступеньки, с которой теперь поднялась даже не надевая рюкзака, только взяв его в руки, чтобы потом положить за двери Храма, как ей и советовал Арнэль. Сама уже дрожа больше от холода, чем от волнения, она прошла к тем самым дверям, при приближении казавшимся просто невероятно огромными, и лишь в нескольких шагах от них остановилась, почти с пустыми мыслями закинув рюкзак за двери. Теперь, как следует отряхнувшись от крошек и пыли, также заранее чуть размявшись, она растерла уже слегка озябшие руки и подошла вплотную ко входу. Кристаллы Зоота, теперь заменявшие держатели факелов на стенах входного коридора изнутри светили достаточно тускло, чтобы ограничить там ее зрение дальше, чем на 20-30 шагов. Сам владелец Храма, Актонис Геллар, уже наверняка покинул его, и совсем не собирался туда возвращаться, раз его союзники, теперь, решили заменить родное ему пламя факелов на вечно неприятный белоснежный свет Зоота. Продолжая попытки мыслить максимально позитивно, она снова посчитала это хорошим знаком – Геллар был опасен не меньше прочих, а возможно и больше любого другого имтерда. Она старалась думать, что не встретит его там, тем более зная, сколько страшные вещей и с ее родом Кацер он когда-то учинил.

Напоследок повернув голову к еще яркому золотистому небу, она сосредоточилась уже на полностью поглотившей ее тишине Храма, и заранее, будто подсознательно, попрощалась и с солнечным светом, и с самим солнцем. Теперь она ступала на территорию, подвластную самой настоящей тьме, и, если она не примет это, и допустит там лишь малейшую оплошность, она больше никогда не увидит родного ей света. В сторону входа, через те самые ворота, по полу дальше проходила тоненькая струйка крови. Она вспомнила историю брата о его недавней встрече впереди с Самумом.

Но она даже не представляла, со сколь страшными вещами она встретится там теперь сама.

Глава 3. Мама

Едва лишь она прошла порог Храма, как все ее ощущения будто перевернулись, а эхо от ее шагов вдруг стало в разы громче и глуше. Тьма захлестнула ее с головой, лишив недавнего света, и глаза, от болезненного света Зоота по стенам, начали слегка пощипывать. Даже воздух внутри для нее, единого с ним октолима, теперь стал совершенно другим, тяжелым и будто сдавленным. Обстановка эта очень походила на влияние окто Бога Смерти в виде тумана Леса Ренбира, и добавляла похожих аномальных чувств. Все вокруг нее будто замерло. Ранее она никак не могла решить, есть ли для нее необходимость здесь сливаться с ветром, и не слишком ли это будет опасно. Столь тихо и мирно было внутри, что каждое дуновение ветра, в плюс к реагирующим на внутреннюю силу Лилики кристаллам Зоота, наверняка покажутся обитателям Храма максимально подозрительными и лишь привлекут их внимание. Конечно, это было только подозрительнее с учетом полного отсутствия внутри даже ветра, который должен был тогда дуть Лилике в спину от сквозняка. С другой стороны, в телесной форме она уже наверняка бросится им в глаза, а так ни о какой скрытности и речи быть не может. Все-таки, из двух вариантов «остаться» или «скрыться», вариант использования окто был наименьшим злом, и девушке не пришлось над ним долго думать, лишь после глубокого внутреннего входа быстро всем телом растворившись в воздухе. Дабы избежать обнаружения с помощью мгновенно засиявших куда сильнее кристаллов Зоота, уловивших насыщение воздуха вокруг внутренней силой, она постаралась максимально сжаться, сосредоточив наибольшую свою массу в одной точке. Так она могла двигаться достаточно медленно, как следует рассчитывая силы, и тем самым свести возможную опасность к минимуму, в крайнем случае не задевая кристаллов или даже внутренней ауры возможного противника.

Уже совершенно бесшумно и осторожно она скользила вперед, по воздуху, который так и был будто пропитан чем-то совершенно зловещим, вроде заведомо враждебной сущности. Коридор, по которому она летела, был совсем чистым и пустым, с серыми каменными стенами, потолками, и полом, закрытым широким красным ковром, в некоторых местах полоской испачканным каплями крови. Изредка, останавливаясь перед дверьми по бокам коридора, она собиралась обратно в телесную форму, но так и не замечала за ними совсем никаких признаков недавнего пребывания кого-либо, будто место это не было запечатано на 400 лет, а в самом деле все это время просто пустовало. План Лилики по слежке предполагал, что в Храме она еще сможет найти кого-то, кто, так или иначе, может знать что-то о судьбе Соккона, потому как вряд ли сможет найти его сама. Пусть она и не умела читать мысли, а местные обитатели вряд ли ни с того ни с сего начнут рассказывать про него пока она скрывается, она вполне могла застать того же Самума за разговором с кем-то из имтердов, и тем самым вызнать у них что-то полезное. В спешке она совсем забыла взять дома карту Храма, которую ей, еще вчера, передал Серпион, но уже приметила ее явные сходства с Ренбирской Пирамидой. Она должна была и дальше идти вперед, если хотела добраться до тронного зала, где, как она думала, вероятность встретить кого-то из имтердов была наивысшей. Поворачивать в сторонние комнаты ей также было нельзя, ведь все они, так или иначе, начнут водить ее по кругу, и она лишь больше запутается.

Мертвая прохлада Храма уже неприятно разносилась по всему ее слитому с холодным воздухом телу, и она буквально чувствовала его каждой своей клеткой. Добравшись до тупика в конце главного коридора, она сразу собралась в телесную форму и накинула на голову капюшон. Ей все равно придется терпеть окружающий холод в форме ветра, дабы не подвергать себя излишней опасности, но ей нужно было хоть иногда останавливаться, чтобы согреть болевшие от мороза уши. Чуть постояв перед той комнатой с открытыми нараспашку дверьми, все это время растирая уши, Лилика еще раз огляделась, окончательно убедившись, что вокруг совершенно точно не наблюдается ничьего присутствия, и медленно прошла вперед, заходя в комнату.

Выглядела та комната крайне странно, будучи почти полностью покрытой деревянными щепками, частями столов и посуды, кусками стен и пола с целым слоем пыли. Скорее всего, это и была комната, в которой, ранее, ее братья и Кайла встретили Самума. Вновь растворившись в воздухе, подняв за собой плотный столб пыли, она проскользнула к проломленной стены впереди слева, но там сама же остановилась и собралась в телесную форму, на мгновение совсем забыв про скрытность. Да, сливаться со слишком пыльным воздухом ей тоже было неприятно, и она тут же закашлялась. Используя окто, одной рукой сжимая рот, а второй махая вокруг себя, она разогнала пыль в стороны, уже не чувствуя в подобных действиях никакой опасности для ее бесшумной миссии. Внутри было почти полностью темно, и лишь из боковых дверей, и пробитой стены перед ней, по остаткам учиненных ее братьями разрушений разливался тусклый белый свет. Лишь несколько уже давно догоревших бревен осталось от камина, и рядом, будучи совсем будто не тронутым, стоял запыленный и заваленный каменными осколками каштановый диван. Она едва могла это разглядеть, но, также, совсем не могла проглядеть ужасающих луж крови на полу, тем более что уже и без того уже уловила их отвратительный смрад. В одной стене справа, также почти проломленной, остались небольшие кусочки окровавленной белой ткани. Еще по рассказу Соккона она помнила, чем закончился тот бой ее братьев и Кайлы с Самумом, и сколь бессильны они оказались против этого Генерала. Все это лишь подбивало в ней волнение, все еще заставляя ее думать о том, достаточно ли она подготовилась ко встрече с чем-то подобным. В детстве Соккон всегда защищал ее, даже если обидчик оказывался на порядок сильнее, и он никогда не жалел себя ради нее. Естественно было то, что она считала его куда сильнее себя. Если даже он едва не был разбит об стену таким противником – каковы тогда были ее шансы?

Заглянув внутрь достаточно толстой, пробитой ранее Самумом стены, она, в первую очередь, обратила внимание на оставленную им же в стене впереди вмятину. Вокруг по комнате не было никаких разрушений, и сама она казалась лишь переходом между правой от нее и передней дверьми. В отличии от комнаты позади, это помещение было освещено кристаллами Зоота, как и почти все остальные, и также проводил через себя красный ковер, у дверей впереди особенно пыльный. Скакнув через дыру в эту комнату, на всякий случай снова растворившись в воздухе, она пролетела напрямую к центральной двери, надеясь уже за ней увидеть место, куда она все это время, пусть и совсем недолго, шла. Она уже представляла, как должно было выглядеть это место, тронный зал, по рассказам Серпиона, и потому это было ей особенно интересно. Едва пересилив себя, почему-то именно теперь почувствовав небольшую дрожь, она выглянула из-за открытой двери и принялась осматривать уже новый, совершенно отличный от предыдущего, коридор.

Еще там, она успела быстро и аккуратно переложить винхорь и лемоть из внутреннего кармана вуали в совсем маленький и незаметный правый нагрудный карман туники. Она все еще не очень хорошо пользовалась этими приспособлениями по собственной инициативе, но хорошо знала, как и против кого среди имтердов лучше их использовать. Осторожность никогда не бывает лишней, так ей говорил раньше и Серпион.

Да, это был не сам тронный зал, а лишь ведущий к нему коридор. Был он непомерно велик, широкий минимум как четыре предыдущих, с потолками, которые с пола едва можно было разглядеть (в первую очередь благодаря недостаточному освещению). Все тот же красный, но уже более широкий и качественный ковер вел от двери, где стояла Лилика, к нескольким боковым, небольшим дверям, и вперед, к огромным полуоткрытым воротам. Сам зал был уже куда сильнее освещен все тем же Зоотом, и сам по себе выглядел куда величественнее. Здесь Лилика уже не боялась становиться ветром, ведь от ее внутренней силы и без того яркий Зоот больше не усиливал свечения, да и был от центрального ковра достаточно далеко, чтобы не улавливать ее присутствия. Так она пролетела чуть вперед, уже явно осознав, что попала именно в то помещение, в котором ранее сражались имтерды, люди, Клинки Власти и сам Вильфеоренама. Некогда высокие белые колонны, некогда будто удерживавшие непомерно огромный потолок от падения, здесь были разрушены до основания, а стены в некоторых местах были порушены или порублены, и весь пол был тут и там залит отмечен пятнами, а то и целыми лужами крови. Окружающие разрушения этого громадного места выглядели столь чудовищно, что у Лилики, на мгновение, перехватило дыхание. Она не раз представляла, по рассказам Серпиона, как выглядела та страшная битва в день Великого Спуска, но никак не ожидала увидеть ее последствия вживую, или по крайней мере не хотела бы с ними сталкиваться. Корть и Джефф, со стороны людей, как и она теперь, пробрались в тот зал совершенно незаметно, но там же были встречены силами имтердов. Сам Винторис, а также Алиакиф, Ворд, Бетоуэт, Самум, Тайфун и Муссон вступили в схватку с ними, и победа вполне могла достаться имтердам, даже при всем боевом потенциале Архея Людей и Архея Ардов. Но до тех пор ни капли крови, что украшала теперь пол зала, еще не было пролито. Прошло совсем немного времени, и вот порушились те самые колонны, затрещал пол, все собравшиеся здесь воины в ужасе, получая увечья, руша своими телами стены, встретили нового неприятеля, но куда более могущественного. Он появился совершенно нежданно, желая своими силами уничтожить Винториса и забрать его способности творить миры, и сам так хотел стереть весь мир. Но даже он, Вильфеоренама, оказался в ловушке прочих властных над миром созданий – за секунду до его рывка к Винторису на его пути встали Клинки Власти Доран и Арконнор, жаждущие сами забрать силы великого творения, и с их помощью создать мир лишь для своего Первородного Пламени, погрузив весь Мир Гармонии в свой мир, Мир Бездны. Все вокруг лишь напоминало об этом сейчас, и с каждым шагом в сторону тронного зала, в сознании уже собравшейся в телесную форму Лилики, теперь даже обходящей стороной некоторые особенно крупные обломки зала на полу, будто совсем без причины росла щемящая сердце тревога. Этот зал имел ужасную ауру, и исход свершившейся здесь битвы только подгонял Лилику быстрее покинуть это проклятое место. Но тревога исходила вовсе не от дурной славы той битвы. С каждым шагом тревога источалась именно ее шестым чувством, то и дело нарушающим ритм биения ее сердца – дальше идти было нельзя.

И ей правда стоило тогда прислушаться к своему сердцу. Словно разрядом молнии по ее нервам, отражаясь от каждой стены к ее ушам, еще неизвестно откуда по залу пронесся глухой стук чего-то наверняка каменного о пол, мгновенно вынудивший ее, с единичным и сильным ударом сердца, обратно слиться с ветром. Тогда же она поняла, что стук тот доносился из дальних от нее правых дверей, куда больших чем остальные, и она, уже совершенно сосредоточенная и готовая ко всему, подлетела к ней поближе. Едва успев остановиться, лишь теперь уловив, что стуки те лишь усиливаются от приближения, она, на мгновение представив сразу множество возможных их источников, совсем не заметила, что было это больше похоже на шаги, ведь почти все известные ей имтерды носили именно металлические доспехи, звук шагов в которых она, прожившая два года вблизи всевозможных рыцарей, знала наизусть. Уникальность подобного едва граничила с уникальностью самой обстановки, ведь даже ожидавшая для слежки хоть кого-то Лилика совсем не ожидала, что этим кем-то окажется именно он, также облаченный в доспехи, но вовсе не из металла.

Едва осознав это, она, перепуганная даже в форме окто, уже подсознательно попыталась отступить. Оно, ранее совсем невозмутимое, быстрыми и широкими шагами вышедшее из-за тех же больших дверей, немало пригнувшись чтобы через них пройти, вдруг остановилось, едва не остановив тем самым сердце Лилики. Резко топнув тяжелой ногой со звоном кольчуги, оно повернулось в ее сторону, устремив взор ровно на то место, где она и сосредоточила наибольшую свою массу. Пусть она и должна была готовиться к этому с самого начала, и пусть ее навыки были максимально отточены именно для этого…Ее объял ужас, и она совсем не знала теперь, что ей делать. Развернув золотистый двусторонний топор в ее сторону, звеня золотыми звеньями кольчуги из-под нагрудника мерцающих словно опал фиолетовых доспехов с золотыми крапинками, он напряг сильные челюсти и оскалил острые клыки. Его мелкие звериные глаза теперь смотрели точно на нее, пропитанные леденящим гневом, взглядом замораживая ее, совсем беззащитную перед лицом могучего хищника, сковывая саму ее душу неотвратимостью судьбы стать его жертвой. Он видел насквозь ее окто, как оно вовсе не растворяло ее в воздухе, не делало ее его частью, а лишь скрывало за ним, делая ее легче и подгоняя ветром. Ни одна иллюзия, даже самая искусная, не могла обмануть того, кто по праву был их королем. Он видел их напуганное лицо девушки тогда насквозь.

–Говори. Сейчас же. Пока я даю тебе такую возможность. – крепко сжимал топор Самум, бешено кривя рыжую, не то медвежью, не то львиную, морду.

Долго думать было нельзя, и он вряд ли повторит приказ дважды. Его голос слегка привел ее в чувства, сколь страшен бы он ни был, и она смогла снова поверить, что не все еще кончено, и у нее остался шанс на спасение, если она сможет его переговорить. Лишь Самум мог видеть ее через окто, и лишь он же мог ее ранить. Золотистый топор с вечно светящимися изумрудами на полотне, подаренный ему за верность самим Винторисом, был способен рассекать любые силы мира. Стараясь не злить его ожиданием, она быстро собралась в телесную форму, или же, что более правдиво, рассеяла иллюзию, мгновенно тем чуть успокоив слегка удивленного, но все еще нервного Самума. Стараясь держаться максимально спокойно, едва заглушая прыгающее в груди сердце, Лилика сняла капюшон, так будто предварительно пытаясь успокоить зверя, и только тогда, глядя ему прямо в глаза, заговорила.

–Я Лилика Кацера, и пришла в Храм Актониса в поисках своего брата. – говорила она, стараясь выглядеть максимально серьезной и спокойной, думая тогда что Самум, ввиду своей звериной внешности, наверняка тоже чует страх.

–Ну и наплодилось же вас за 400 лет, Кацеры. И даже за столько лет вы так ничему и не научились. – раздраженно цыкнул он, пусть и остался немного удивленным, явно заранее приняв ее за кого-то другого от вида не то конкретно ее волос, не то от общей внешности.

–Простите, что побеспокоила вас. Я не хотела создавать проблем. – сглотнула она.

–Не люблю, когда за мной следят. – уже чуть спокойнее, закинув топор на плечо, сказал он.

Лилика молчала, все так же, от волнения, боясь сделать все своими словами только хуже. Она пыталась успокоиться, но каждый раз, смотря на теперь застывшего в раздумьях Самума, ловила себя на том, что ее волнение только усиливается по мере того, что она вспоминает, кого именно она ищет, и что произойдет, если он это узнает. Именно с ним, ее братом, совсем недавно он и дрался. Проще говоря – она искала его врага, и он наверняка об этом вспомнит. Даже по историям Серпиона, Самум был очень умен, хоть ему уму часто мешала вспыльчивость.

–Как зовут твоего брата? – вдруг выдохнул Самум, кажется уже чуть легче и спокойнее.

Его настрой вполне позволял ей рискнуть, и он наверняка не станет враждебным, если не вспомнит этого имени. Другое дело – что будет, если он его узнает, и сможет ей ответить.

–Соккон. Его зовут Соккон. – рискнула она, все еще веря только в лучший исход.

И лишь мгновение теперь продлилась, полная надеждой для Лилики, тишина. Лишь мгновение, в которое морда Самума исказилась, выпрямилась шея, и взгляд, ранее уже почти спокойный и мирный, ныне уверенно враждебный, устремился на врага. Его топор едва не коснулся пола, перехваченный двумя огромными руками, будто только теперь открыв взору его жертвы следы крови ее братьев, и будто кричащий, что жажда все еще его одолевает, и он уже готов вкусить больше крови, как он делал это и столетия назад.

–Твой брат мертв. – бросил Самум.

Пусть это можно было назвать испугом, Лилика лишь чуть дернулась, услышав эти слова. Она уже догадывалась, что он может это сказать, и совсем об этом забыла тогда от страха. Как ни странно, здравый рассудок только возвращался к ней теперь, будто она постепенно менялась местами с какой-то другой версией себя, которая уже не была так напугана, пусть и была не меньше взволнована. Скорее всего, ее чувства и вправду начинали меняться местами, ощущая атмосферу мрачного места, где некогда стоящий теперь перед ней монстр причинил немало вреда ее любимым братьям. Ее прежний страх уже медленно поглощала злость, так внезапно забурлившая в ее сознании от вида крови братьев на золотом топоре.

–Несколько дней назад он и другие Кацеры напали на нас. Я убил их на месте. Тебе не стоило приходить за ними сюда.

–Убили? – чуть опустив голову, исподлобья смотря в глаза Самуму, прошептала она.

Как она и думала, Самум даже не знал, что ее братья и Кайла пережили тот бой. Она была уверена, что это произошло благодаря Белому Пламени живущей внутри Соккона сущности Россе, но даже она тогда не знала, в какое месиво превратил ее братьев Самум. Очевидно, он и подумать не мог, что они могли после этого оклематься.

–Я порубил их на части, чтобы они не могли спастись своим Пламенем. Раз ты пришла за ними, значит вы на одной стороне…

–Вы ошиблись! – уверенно крикнула она.

Самум, теперь почувствовав на себе решительность и злость Лилики, будто оглушенный ее криком, удивленно поднял голову. Сама девушка уже не замечала, насколько вдруг изменилась сама, и прежние боевые тренировки наверняка придавали ей решительности. Но вовсе не они играли главную роль в мотивации ее действий.

–Вы убили невиновных! – резко указала пальцем в сторону Самума, сверля его с каждой секундой пламенеющим взглядом. – Один из вас обманом заманил их сюда, чтобы они распечатали этот Храм. Но они не были вашими врагами!

–Что? – не понимал Самум.

–Они сами были против планов Археев людей, и не собирались их выполнять! Они ничего не знали о…

–Ты противоречишь сама себе, девчонка! – вдруг почти рявкнул Самум, тем самым мгновенно заставив Лилику замолчать. – Я говорил с Тарготом тогда, и все слышал сам. Они знали о планах людей, и участвовали в них! Они пришли, чтобы добить нас, пока мы не собрались с силами. Есть ли тебе, что сказать на это?

Лилика вдруг затихла, так и не меняя злого взгляда, и больше не знала, что сказать. Ведь и он был прав, отчасти. Таргот правда знал про планы людей, однако Самум не знал, что он не хотел им следовать, и что он держал Соккона и Френтоса в неведении до самой встречи с ним. Она знала это, но совсем не знала, как она может убедить в этом его, и возможно ли это теперь вообще. И…хотела ли она его уговаривать?

–Вы слишком заврались. Мне жаль, что ваш род поддался людям. Теперь мне остается лишь вырезать вас всех до единого. Для нас теперь вы просто предатели. – через несколько секунд, все еще будто сам решаясь на это, отодвинул правую ногу назад для рывка он.

В своей правоте Лилика была уверена, и, возможно, она еще могла переговорить Самума, и без того явно долго решавшегося, начинать ли ему бой. Но она сама уже не хотела с ним говорить. Она больше не боялась, и не могла простить ему того, что он сделал с ее братьями. Может быть, она больше не была похожа на себя, но ей было плевать на это теперь, когда впервые в жизни она, хотя бы самой себе, могла показать, насколько она выросла за последние два года. Теперь пришел ее через вступиться за ее вечного защитника Соккона так же, как это делал он – наказать кого угодно, насколько бы он не был сильнее.

–Я заставлю вас поверить. – быстро и нервно расстегивая на груди вуаль, быстро подняв ее в правой руке и бросив в сторону, исподлобья смотрела в маленькие злые глаза Самума Лилика. – Пускай даже для этого мне придется вбить вас в пол.

–Давай!

Молниеносным, почти совсем не замеченным Лиликой движением, разрушив под своими ногами пол при рывке, Самум проскочил у ее правого плеча и с разворота горизонтально рубанул по центру ее тела, надеясь максимально ограничить ее маневры. Заметив это, она, уже знакомая с тактикой ведения боя Восточного Генерала, разделила себя на две половины с помощью окто, пустив их ровно над и под топором, тем самым избежав столкновения с его лезвиями. Основной способностью ее окто помимо сокрытия было именно ускорение за счёт снижения массы тела, и разделение, пусть и не полное растворение. Оттолкнувшись от самого Самума рукой, нажав на его доспех сосредоточенным в руке ветром окто, она отскочила подальше, вновь собравшись обратно позади него, потому как тот так же мгновенно повернул топор и ударил назад, уже во время удара готовясь броситься за ней и нанести вертикальный удар в броске, закончив замах мощным ударом ноги по земле, дабы максимально усилить атаку. Лилика знала такие его маневры, и потому решила упредить его действия, и броситься на него, а не отступать. Бросившийся тогда же вперед Самум не смог вовремя остановиться, ведь подогнанная своим окто Лилика чуть выигрывала его в скорости, и решил не атаковать в лоб, чтобы не пропустить удар, будучи неуверенным, что сумеет остановиться и вовремя ударить, а ловко перескочил ее, сильно оттолкнувшись от пола ногами, развернувшись в броске, и готовясь отскочить в новой атаке от стены. Так он надеялся перехитрить Лилику, и броситься атакой ей в спину. Поняв, что момент наступил, она достала из кармана Винхорь, которую ранее незаметно успела активировать на спине Самума после его первой атаки, замаскировав это так, будто она оттолкнулась от него, чтобы скорее отскочить назад. Активировав устройство пока Самум разворачивался, она мгновенно поменяла его восприятие окружения, поменяв местами некоторые его чувства. По ее предположению, он не сможет сразу разгадать принцип действия устройства в пылу битвы и ошибется, нанеся удар туда, где Лилики уже не будет. С ее окто, она сможет вовремя сокрыть настоящую себя в воздухе под потолком, и устройство помешает ему это заметить. Это и будет ее возможностью контратаковать – других окон для атаки Самум не предоставит.

Самум мгновенно оттолкнулся от стены, закрутившись волчком, нанося нескончаемые рубящие удары в воздухе, и после атаки по спине Лилики, мимо которой он пролетел, остановившись перед ней в полуприсяде, завершил атаку рубящим горизонтальным ударом. Из-за особенности своего оружия он не ощущал сопротивления ее тела удару, потому не заметил, что удар прошел по воздуху, в то время как настоящая Лилика уже вихрем промчалась к потолку и, вложив немало внутренней силы в один удар, оттолкнувшись от потолка как ранее от стены Самум, мощнейшим потоком ветра будто из всей своей злости, ударила на секунду замешкавшемуся монстру точно в голову. С ужасным треском и грохотом будто взрыва, разнеся пыль и разбросав окружающие осколки по всему залу, Самум по шею ушел головой в пол, тем не менее оставшись в приседе. Но здесь реакция подвела уже Лилику, и он, не теряя темпа, мгновенно схватил ее за руку и, резко оттолкнувшись ногой от пола, дернув ее за руку так, что она едва удержалась на ногах. С разбитой головы имтерда ручьем струилась кровь, а его челюсти приоткрылись, выпуская чудовищный, совершенно злобный рык. Ее рука хрустела, сжатая толстой перчаткой из уникального минерала, и теперь почти вплотную она видела его горящие все ярче звериные глаза. Она никак не могла разделиться, чтобы оставить руку и избежать атаки, поскольку ее опутала уже слишком давящая внутренняя сила Самума. Теперь она чувствовала, как ужасная боль, будто ее руку разрывает изнутри, парализует все тело. Она попалась под действие его окто.

Лилика знала, что длина топора Самума помешает ему нанести прямой рубящий удар с такой дистанции, и ему придется на мгновение отпустить ее и отскочить назад. И она не ошиблась. Когда это произошло она, уже собравшая еще большую внутреннюю силу в кулак мгновенно занесенной позади для замаха левой руки, ударила его по звериной морде, тем самым оттолкнувшись от него, надеясь нанести немалый урон, и избежать получения уже готовящегося удара его топора. Но как бы крепко она не сжала зубы, и как бы сильна не была ее воля, боль ее была слишком ужасна, и в нужный момент значительно ее замедлила. Снова сотрясая зал ударной волной, ее окто оттолкнуло Самума чуть назад, и сама она едва не врезалась в стену позади себя, рядом с тем проходом, откуда недавно вышел Самум. Истошно вскрикнув от чудовищной боли, она схватилась за плечо, пусть так и не спуская глаз с противника. Все ее платье стало теперь теплым и мокрым, и она слышала, как на пол начала капать кровь. Она лишь частично избежала удара, в результате чего топор не убил ее, но прорубил руку от плеча почти до левой груди, разрубив ключицу и едва не отрубив левую руку целиком. Самум был далеко, и боль ее теперь была уже совершенно обыкновенна без его окто. Обыкновенна настолько, что Лилика, в агонии схватившись правой рукой за левое плечо, крепко прищурила левый глаз и сжала зубы так, что они едва не потрескались. "Нет, нет, только не сейчас!" – кричала она у себя в голове. Противник все еще стоял впереди, и мог в любой момент сократить дистанцию. Она просто не могла отвлекаться на боль. Она должна была сосредоточиться, ведь он точно на этом не остановится!

Стоя на месте, она ждала нового броска со стороны Самума, но и он теперь остановился. Его лицо уже почти полностью было залито кровью, и было достаточно отчетливо видно, что его немного шатает – удар по голове сверху явно оказался куда тяжелее, чем ожидала даже Лилика, и второй удар попал ровно в то же самое место. Искрясь необузданной яростью, раз моргнув, зажигая в глазах Зеленое Пламя, он крепко уперся удерживаемым правой рукой топором, в пол, сжал в кулак левую руку, и, подняв голову, в громоподобном реве разинул пасть. Кристаллы Зоота на стенах неподалеку мгновенно треснули от давления его чудовищной внутренней силы, само пространство вокруг него будто исказилось, а осколки и пыль с полу разлетелись в разные стороны. С каждым мгновением вокруг становилось темнее, будто внутренняя сила Самума поглощала излишний свет, а от его присутствия Кристаллы Зоота совсем перестали светить, хотя обычно лишь разгораются от воздействия внутренней силы. Лилика с ужасом посмотрела на свою левую руку, понимая, что у нее теперь будет лишь одна рука, которой она сможет сражаться. Всего одна рука, чтобы одолеть саму Песчаную Бурю – самую ужасную способность Восточного Генерала имтердов, которой предшествует появление Зеленого Пламени. Ее сердце, с резким всплеском адреналина, будто мощными ударами залило ее тело остатками внутренней силы, которые она мгновенно собрала в левой руке. По всему ее телу разошлось тепло, и глаза ее залились яростью. Ударив левой рукой, она наверняка ее потеряет. Но ей было уже плевать на это, ведь потом Белое Пламя Соккона все равно сможет ее восстановить. Ей было нечего бояться.

–Пусть вас всех поглотит песчаная буря, род предателей!!! – расставив ноги на ширине плеч, закрутил топор над собой он, с каждым мгновением усиливая исходящий от него ветер.

Весь мир вокруг будто замер, и в тот же момент замер сам Самум. Последний поток ветра разбросал осколки зала вокруг Самума, в последний раз колыхнул волосы Лилики, от пота уже прилипшие к лицу, и одиночный глухой звон металла на мгновение залил ее уши. Но никакого удара так и не было. Не было тех известных ей по историям Серпиона потоков сухого ветра, переносящего с собой чудовищно жгучий песок, только больше обжигающий от окто Самума, и не было даже Зеленого Пламени. Оба они теперь замерли в недоумении, не сразу поняв, что произошло. Она – не понимая, почему прервалось применение песчаной бури, а он – как посмел человек, оказавшийся внезапно под самой его рукой, вмешаться в его бой с предателем.

–Даллахан… – злобно прошипел Самум, так и не опуская поднятый огромными руками над собой топор, остановленный и удерживаемый теперь не менее мощной рукой стоявшего рядом человека.

Он смотрел на Самума глазами, полными не то вечного безумия, не то обыкновенной ненависти. При виде этого, почти потерянный за недавним криком Самума рассудок мгновенно вернулся к Лилике, и лишь на секунду ее успокоил вид этого человека. Его легкий черный полный доспех с плащом на спине, широкий, но в целом не большой двуручный меч в правой руке, и открытый черный шлем с длинными зелеными перьями, направленными назад, как и в тех историях, которые она слышала еще в детстве, и которых так боялась. Как четыре года назад, когда закончилась последняя война между Ирмией и Волшеквией, когда распался военный совет Ордена, и обе стороны потеряли столько своих защитников, когда он совершил все преступления, которые только мог совершить человек. Весь его внешний вид так и говорил о высоком статусе в войске, и даже на плаще красовался символ в виде глаза, составленного будто из двух перекрещенных кос с точкой по центру как зрачок – символ самого войска имтердов. Он и был нынешним Восточным Военачальником, непосредственным командиром Самума. Только ему одному это подходило, ведь даже со всеми чертами имтерда, с двумя рядами острых клыков, мощными челюстями, вечно бешеными глазами и могучим телосложением, рядом с величайшим творением Хемирнира Самум казался уже вовсе не таким чудовищем.

–Что здесь происходит? – будто ледяным клинком пронзил мысли Лилики хриплый и тяжелый, но будто также рычащий как у Самума голос Военачальника.

Она хотела ответить, ведь она и вправду была тогда им спасена, и могла, в благодарность за это, рассказать ему всю правду. Ее злость растворилась в миг, когда она почувствовала, что, хотя бы теперь, кем бы ни был вмешавшийся в ее судьбу человек, она была в этом зале не одна, наедине с Самумом. Она всегда боялась одиночества, это делало ее почти беспомощной, заставляло ее торопиться поскорее вернуться к людям. Теперь она была так рада тому, что у нее так вовремя появился новый шанс переубедить Самума, и что кто-то столь сильный спас ее от неминуемой смерти, дав ей шанс…

Но в ее голове промелькнула и другая мысль, сопровождающая движение ее глаз, как раз разглядевших получше лицо этого человека. «Теперь у меня нет никаких шансов». Вечно грязное, покрытое множеством ужаснейших шрамов, даже из-под шлема покрытое густыми, но будто деревянными, темно-зелеными волосами, лицо истинного воителя. Лицо человека, но с глазами чудовища, маленькими и глубокими, с белой радужной оболочкой и едва заметными мелкими зрачками. Один его взгляд, само выражение его лица, будто заставило ее оцепенеть, почувствовать на себе леденящую ненависть в ее самой ужасной форме, самого исчадия злобы, некогда прародителя Рыцарей Последнего Часа. "Он пришел сюда не спасти меня…" – вернулась к реальности она. "Он пришел на казнь…"

–У тебя есть минута, чтобы ответить. – не меняя выражения лица, повторил Даллахан, отпуская топор Самума, теперь взяв обе руки свой собственный меч.

–Мой брат. Я ищу здесь своего брата. – мгновенно будто вырвала из груди воздух и почти крикнула она, снова стараясь как можно лучше унять так не вовремя вернувшийся к ней страх. Тем более, что на Даллахана тогда ей злиться было просто не за что – ее братьям он никакого вреда не причинял.

–Я же уже сказал – он мертв! – рыкнул в ее сторону все еще трясущийся не то от злобы, не то от ранения, Самум. – Пару дней назад он и его братья пришли в наш Храм по приказу людей, чтобы добить нас после схватки с Вильфеоренамой в этом зале.

–Это значит, что ты ищешь нашего врага. – чуть опустил голову Даллахан, исподлобья смотря в глаза Лилики.

–Их подставил кто-то из ваших, и они не были вашими врагами! – зло крикнув, махнула правой рукой она, вдруг снова совсем забыв, где она находится, и кто стоит перед ней. – Я знаю, что Таргот знал о вас и ваших планах, но он держал остальных братьев в неведении, и все как раз для того, чтобы не вмешивать их в планы людей! Они попали в ловушку, и ты первый на них напал!

–Если твои братья мертвы. – прищурил маленькие глаза Даллахан.

Она замерла.

–Тогда почему ты продолжаешь их искать?

И она, и Самум, посмотрели на него. На мгновение она совсем забыла об этом, и забыла, что Самум того все еще не знает. Она не собиралась рассказывать ему об этом раньше, но просто не могла обманывать Даллахана, ведь это было слишком опасно. Рыцари Последнего Часа, как и он, их создатель, не терпят лжи, и наверняка чуют, когда человек врет.

–Они…Живы.

–Что!? – крепче сжал топор Самум, рванув и наклонив все тело вперед, рыкнув так, что перья на шлеме Даллахана колыхнулись в сторону.

–После боя с вами они остались в живых и добрались до Ренбира, где рассказали нам о случившемся.

–Я их напополам разрубил! Они не могли выжить! Это невозможно!!! – сотрясая воздух ревом, из-за которого сам едва слышал Лилику, кричал Самум.

–Хватит впустую сотрясать воздух. Я хочу знать, зачем на самом деле вы сюда пришли. – резко махнув уже отпустившей меч рукой, почти заткнул Самума Даллахан.

–Но я говорю правду! Я пришла за своим братом! Он…пропал пару дней назад, и никто не знает, где он. Я думала, что за этим стоит кто-то из ваших союзников.

–Как бы ты не хотела показать братьев жертвами обстоятельств, не похоже, что ты врешь. Теперь я хочу услышать тебя. – вдруг поднял меч, направив его в сторону двери, теперь ближайшей правой от Лилики, Даллахан. – Кто бы ты ни был, у тебя есть пять секунд, чтобы перестать скрываться и выйти к нам.

Но Лилика совсем не чувствовала никакой внутренней силы со стороны той двери. Неужели, здесь был и еще кто-то помимо нее, кто не был товарищем Самума, и кого она совсем не заметила, как и, ранее, не заметила даже самого появления Даллахана. Силуэт этого существа, в чем-то даже меньше похожий на человеческий чем у Самума, и вправду промелькнул в дверном проеме, дверь куда уже была нараспашку открыта. Она выскочила оттуда достаточно спешно, от волнения едва не спотыкаясь о лежащие тут и там на полу камни, явно желая приблизиться именно к Лилике, чтобы встать рядом с ней. Пыль за ней подметал ее небольшой, но длинный костяной хвост, а за углы дверного проема ранее едва не зацепились ее тонкие перепончатые крылья. Только у Самума ее появления на мгновение вызвало шок, а Лилика и Даллахан едва ли знали ее в лицо.

–Ширава!? – будучи совершенно пораженным появлению девушки, широко раскрыл глаза и поднял голову Самум.

Но само ее имя было уже знакомо Лилике. Она уже не раз встречала эту девушку раньше, пусть она и была вечно закрыта плотной, скрывающей ее лицо вуалью с капюшоном. Но как бы она не скрывалась, Лилика будто всегда знала ее черты, даже если думала, что никогда раньше их не видела. Рыжие волнистые и короткие волосы, оранжевые большие глаза, маленький носик и рот, и даже так хорошо скрываемые ей за волосами маленькие рожки на совсем небольшой голове. Даже теперь, когда она, сама не то от удивления, не то от страха перед угрозой Даллахана, широко раскрытыми глазами смотрела прямо в глаза Лилики, та чувствовала, что знает ее куда лучше, чем ей кажется, и помимо знаний из тех случаев, когда та приходила в поместье ее рода много лет назад и следила за ней. Тогда она даже не представляла, кем была эта таинственная незнакомка. Ширава, Архей имтердов, по совместительству некогда их первый Верховный Властитель.

–Теперь говори. – опустил меч Даллахан, все это время будто сопровождавший им движения девушки.

–Да, я все объясню. – решительно повернулась к Даллахану Ширава, будто с некоторым усилием оторвав взгляд от глаз стоявшей совсем рядом Лилики.

–Но будет лучше, если это сделаю я.

И то был не Даллахан, пусть и он уже, казалось, успел что-то сказать. Совсем другой, инородный, будто совершенно чужой и заранее неприятный голос, звенящей волной прошедший по головам всех собравшихся в зале. Все они чуть испугались от внезапности его появления, но никто не смог сразу понять, откуда он шел, и только сильнее удивились, увидев под своими ногами, будто ледяную дымку, бегущее по всему полу, пробегая даже по осколкам, и собирающееся теперь перед Даллаханом и Самумом Синее Пламя. С каждой секундой тревога как Лилики, так и Ширавы, плавно перетекала в самую настоящую панику. Уже почти всхлипывая про себя, самой себе задавая вопрос, в чем же она столь провинилась, что все эти беды так внезапно начали сыпаться на ее голову, Лилика с ужасом представляла, кем окажется источник того зловещего, металлического голоса, разносимого точно появившимся будто из воздуха Синим Пламенем. Но Ширава уже совсем не шевелилась, ведь заранее знала, кем был тот внезапный гость, ранее надеявшаяся больше никогда в жизни его не видеть. С замершим сердцем, чувствуя как все ее тело медленно холодеет, она смотрела туда, где собиралось Пламя. Даже кровь, все еще текшая из раны на левом плече Лилики, совсем остановилась. И это не только крылатое выражение, вроде «ее кровь застыла». Вокруг и вправду стало куда холоднее.

Всего через несколько секунд Пламя небольшим столбом собралось на месте лишь в нескольких шагав перед Самумом и Даллаханом. Клубясь словно дым, оно разошлось по металлическому доспеху, и, открывая за собой взору напуганных девушек собранное им существо, окончательно растворилось в его глазах, аккуратно колыхнув черный рваный плащ за его спиной. Черные доспехи, украшенные металлическими черепами с рогами, рогатый шлем с горящими Синим Пламенем глазами, и само Синее Пламя, разливающееся по каждой части его доспеха. Не было никаких сомнений, что это был он, самый страшный кошмар человеческой расы – нынешний Верховный Властитель имтердов, Совенрар. Тот, кто развязал каждую войну имтердов с людьми, и был их главным военачальником.

–Мое почтение, Лилика и Ширава. Столько лет прошло, и уже столько кануло в лету. И вот, вы снова стоите передо мной. Это вызывает во мне не поддельную радость. – вдруг чуть поднял руку, раскрыв ладонь, он, своим внезапно равнодушным металлическим голосом заливая уши девушек.

–Радость?.. – чуть собралась, но все равно совсем не поняла его Ширава.

–О да. Ведь вы наши друзья. Наше победоносное знамя войны с людьми на Севере. – с хрустом металла сжал объятую в латную перчатку руку он.

Как и Ширава и даже Самум теперь, Лилика едва ли могла его понять. Чувствовала, что что-то здесь явно не так, хотела это узнать, и только лишь решилась открыть рот и спросить, что он подразумевает под теми словами, как ком в горле, память о недавних словах Таргота, сковал ее уста. Были вещи, о которых она подсознательно догадывалась и раньше. «Мы не те, кем кажемся». Тогда она подумала именно об этом.

–Что это значит? Они помогали тебе в 400-летней войне? – чуть повернулся к Совенрару Самум, так же теперь ничего не понимая, удивленно раскрыв глаза, придерживая левой рукой рану на голове.

–Верно, и мы бы никогда не справились без их помощи. – уже совсем не менялся голос имтерда.

–Нет, это ложь! – вдруг крикнула Ширава, с большим усилием выдавив из уст слова, зло сверкнув на Совенрара глазами. – Все не так, как он говорит. Не верь ему, Самум! Он врал всегда, и врет теперь.

Едва не охнув теперь, совершенно запутавшись, но все еще желая во всем разобраться, Самум посмотрел на нее. И Лилике он больше не казался ни капли злым или просто плохим, будто лишь ей так ранее показалось. Больше было похоже на правду теперь одно – и ее, и его, кто-то явно обманул, стравил их, и только теперь готовился рассказать правду. Хотя она и не была уверена, что с ее братьями ранее произошло то же самое.

–Ложь и обман мой удел, это верно. – как-то особо безразлично ухмыльнулся Совенрар. – Но сейчас, на закате времен, от них уже нет толку. Но раз ты заговорила о лжи – я никогда не обманывал тех, кто мне дорог. А твою ложь я раскрою прямо сейчас. Прямо перед ней. – кивнул головой Шираве как раз в сторону Лилики Совенрар.

Теперь они лишь молча смотрели друг на друга, будто между глазами Совенрара и Ширавы разразилась самая настоящая дуэль. Даллахан совсем не шевелился, будто с отсутствием какого-либо интереса стараясь во всю ситуацию даже не вдумываться. Самум, с самого начала слышавший, как столетия назад его дорогую сестру, Шираву, убили люди, вслушивался только сильнее, уже совсем не чувствуя боли от раненой головы. Теперь Лилика понимала, что Совенрар не лжет, и на себе чувствовала грустный, будто за что-то проклинающий саму себя, взгляд Ширавы, наконец отцепившийся от глаз ненавистного брата, все же приняв его правоту. Лилика чувствовала, что знает, какую правду скрывает имтерд, будто где-то глубоко в ее сердце осталась рана, только теперь занывшая тупой болью, и наверняка оставленная ей именно Ширавой. Это чувство было довольно сложным для описания, ведь память о событиях, оставивших тот след в памяти Лилики, давно растворилась во времени, и она уже сама не понимала, на что это было похоже.

–Давай…Расскажи про все, что ты с нами сделал. – уверенно и зло подняла голову Ширава, с еще большей решимостью смотря в скрытые за шлемом глаза Совенрара.

–Самое время. – блеснули те глаза.

Он чуть опустил голову, будто в некоторой мере удивленный храбрости ранее вечно избегавшей даже самого его взгляда в прошлом девушки, но уже даже к этому безразличный. Он начал не спеша, стараясь максимально выбирать слова, и казаться живее, спустя столько лет, и впитав столько Проклятья Забвения, оставляя уже так грызущее его хладнокровие.

–Все мы знаем, какой политики придерживалась моя сестра, первая Верховная Властительница имтердов. Мир с людьми, или мир во всем мире. И все мы помним, что сделали люди в Храме Вордилиона через своего Зверя, воспользовавшись ее добротой. Люди пошли против нас, и против своего Создателя, но она снова пыталась вернуть мир переговорами с людьми, как с друзьями.

–Это все не важно! – вдруг крикнула Ширава, резко махнув рукой. – Мы знаем, что ты сделал. Через Клятву Душ, избив меня до полусмерти, ты забрал мои силы и развязал войну! Пусть даже ты и не мог знать наверняка, что за нападением Вильфеоренамы стояли люди, ты просто дал спуску своей злобе!

–Я взял цветок, который ты растила, и не дал людям его растоптать! Я сделал из него лозу, которая могла задушить их, чтобы они раз и навсегда забыли о мысли, что им в этом мире все дозволено. – вдруг уже куда агрессивнее, горячее также махнул рукой Совенрар. – Мир и процветание, любовь и радость – я поддерживал твои стремления, и ты знаешь это. Но когда я указывал тебе на гадость людей, твой миролюбивый мозг просто игнорировал меня. Я не хотел, чтобы наша раса пала, и поэтому взял все в свои руки. Это был единственный способ избежать дурного конца. И вот, испугавшись таких имтердов, ты сбежала к людям, решив, что я предал тебя, и не желая мириться с реальностью, в которой люди уже предприняли попытку свергнуть Винториса, своего же Создателя, и забрать его силы, чтобы раз и навсегда стереть нашу расу.

–И всему виной мое миролюбие? Да, возможно это так. Возможно, любить мир, пожелать процветания для всего живого, это страшный грех, который я совершила. Я хотела, чтобы все мы жили вместе в мире, который создал для нас отец, чтобы никто не считал себя выше других. И ты…просто растоптал мою мечту со своей…вечной жаждой крови…

С каждым вдохом ее глаза все больше застилали слезы. Она больше не могла говорить, и слишком большую боль причиняло ей каждое новое слово. Совенрар больше не шевелился, и позади него так же, будто виновато, теперь опустил голову Самум, некогда правда сам пытавшийся помочь девушке, но не поддержавший ее в самый важный момент. Неприятная тишина продлилась еще секунды, и Ширава едва удерживала полные боли всхлипы, дабы не показывать слабости ни перед Лиликой, ни перед Совенраром. Атмосфера становилась все тяжелее, и ранее без того сдавленный и холодный воздух начинал все больше давить на собравшихся.

–И тем не менее, сейчас мы оба знаем, что именно люди стояли за нападением Вильфеоренамы. – продолжил Совенрар, продолжая так же наблюдать за изменениями лица сестры. – Но сейчас мы говорили о другом. Да, о том, что ты даже собственной дочери не смогла рассказать правду. Дело в том, что, когда твои дети от Бетоуэта Кацеры, а именно Лирой и Импера, покинули Земли Марконнор и ушли под охрану людей, я приказал не трогать их. Пусть отец и был против, мы с Самумом выступили в их защиту.

Ширава на мгновение замерла, подняв голову и смотря в горящие Синим Пламенем глаза Совенрара. Она уже не могла понять, врет ли он, или в самом деле теперь говорит только правду. Она попыталась найти ответ в глазах Самума, и только снова убедилась – он правда больше не собирается ей лгать. И эта мысль шокировала ее только сильнее.

–Но однажды один из них, Таргот, обезумел от силы Белой Искры, которую ему подарил Клинок Власти Россе, и отправился за головами своих брата и сестры по его приказу. Люди, и сам Бетоуэт, смогли остановить его и забрали оставшийся от него меч Тоги, передав его тебе. Я был слишком занят войной, и во время Великого Спуска потерял почти все, что имел, и всю нашу расу поглотило Черное Пламя. Я сумел заключить договор с владыкой Бездны, Клинком Власти Дораном, и с его поддержкой снова вернулся в Мир Гармонии. Там меня нашли Бриз и Геллар, и они рассказали мне, что произошло наверху за время моего отсутствия. Думаю, об этом вы и сами знаете.

Еще говоря последние слова, он начал медленно приближаться к все еще напуганным девушкам, за скрежетом своих доспехом скрывая собственное тяжелое дыхание, вызванное внезапным волнением. Он уже давно позабыл это чувство из-за Проклятья Забвения Синего Пламени, и был почти счастлив ощущать его снова теперь. Все его тело начинало немного дрожать.

–Тогда я узнал, что Ширава и Бог Людей, Унзар, стали очень близки. – чуть тише продолжил говорить он. – Каждый день она проживала в его объятиях в поместье Бога Людей. Там же, где жили все наши враги. Никто из них не знал, что мы живы, и что великое существо уже создало для нас всех план, по которому наша месть обрушиться на их головы. Прошло несколько лет, и я узнал о противостоянии людям Хемирнира на Севере, о королевстве людей на Юге, и новых владыках людей на Востоке – о ваших с Бетоуэтом отпрысках, Импере и Лирое Кацерах. Тогда нас было всего четверо. Четыре Вестника. Вестник перемен, Бриз, занялся Югом. Вестник Революции, Геллар, занялся Востоком. И мы, Вестники Войны, Совенрар и Хемирнир, начали 400-летнюю войну на Севере. Но мне все еще не хватало сил, чтобы разбить войска этих сумасшедших фанатиков. Тогда я вспомнил то, что мне говорил сам создатель Верховных Властителей – наш прародитель, Клинок Власти Арконнор. Так же, как, некогда, от него я узнал про Клятву Душ, так и теперь я понял, как через нее же я смогу получить нескончаемую силу, с которой мои имтерды смогут победить кого угодно, и сами будут неуязвимы.

–Мы… – вдруг почти шепотом проговорила Ширава. – Ты использовал…

–Когда я узнал, что ты вот-вот родишь Унзару ребенка, я понял, что это и будет источником моих новых сил. Ребенок, рожденный с кровью некогда Верховного Властителя имтердов, а также с кровью воплощения Верховного Властителя людей Ниса, хранящего душу Дилион, некогда успокоившую великое зло. Больше полезных для нас совпадений было и не сыскать. Когда этот ребенок родился, своей связью, которой я однажды соединил нас с тобой, я понял, что это была она – девочка, само воплощение Дилион, наверняка выродившаяся с частичкой ее сил. То, что мне и было нужно. Одной ночью Бриз сумел забрать тебя и новорожденную девочку из Поместья Бога Людей и перенес нас в Катакомбы Мэй, к Надзирателю Первых Миров. Он помог нам, и сказал, что присмотрит за вами, пока вы будете спать вечным сном в моем Синем Пламене. Каждая рана на моем теле становилась твоей раной, и мгновенно затягивалась окутавшим тебя Пламенем, восстанавливая и меня, а из твоей дочери я получал силы, которыми топтал людей на Севере. Я был непобедим, и плечом к плечу с Хемирниром мы исполняли План Дорана, сражаясь с армией Короля Альберта, и сколь не был бы силен их дух, с вашей поддержкой мы разгромили их, и подчинили себе.

Теперь все встало на свои места. Пока он поднимал руку, указывая на Лилику, она уже и сама все поняла. Но от этого ей не становилось лучше – она уже едва дышала, и никак не могла сдержать дрожи.

–Именно так вы, Ширава и Лилика, стали моим победоносным знаменем. – указал рукой на нее Совенрар.

Теперь все они молчали, пока Совенрар опускал руку, и пока, сопровождая свои движения взмахом плаща со спины своего доспеха, поворачивался к Даллахану и Самуму, теперь достаточно быстро уходя в сторону тронного зала. Ширава, будто обиженная на саму себя за ту правду, которую она так долго скрывала от дочери, прикрыла глаза и виновато опустила голову, пока Лилика, не отрывая глаз от нее, пыталась сквозь веки найти в ее глазах ответ, почему она так скрывалась от нее сама, и почему никто до сих пор не мог ей об этом рассказать. Почему уже столько лет все, кто наверняка об этом знал, ей, до сих пор, лгали, и какой вообще был в этом смысл.

–Тебе стоит продолжить поиски брата в катакомбах Мэй. План Дорана уже вот-вот закончится, и я знаю эту его часть. Мы не прощаемся. Самум выведет вас обеих наружу. – проносился уже точно изнутри черепной коробки постепенно отдаляющийся голос уходящего мимо товарищей Совенрара. – Когда наступит время Хаоса, я покажу тебе эгоизм людей, сестра. Сколько бы боли нам не пришлось пережить, я не дрогну, и вместе с тобой, по их телам мы поднимемся к миру, о котором ты мечтала. И я…обещаю тебе это.

Даллахан также мгновенно повернулся и пошел за ним, когда он сказал те последние, будто куда более злые и холодные слова, затем растворившись в Синем Пламени, и им же просочившись через двери тронного зала вдалеке. Ширава чуть опустила голову, наверняка разбирая в голове те слова, и теперь точно стараясь избегать взгляда Лилики. Даже в раздумьях она слишком отчетливо чувствовала на себе ее взгляд. И в самом деле, Лилика никак не могла теперь оторвать глаз от девушки, которая точно оставалась рядом с ней столькие годы, но не решилась даже заговорить, будто боялась возвращаться к прошлому, в котором их обеих уже постигли столькие беды. Самум уже успел медленно, опустив голову, подойти к ним, спросив у Ширавы, готова ли она идти, теперь думая, что ей может понадобиться еще немного времени, чтобы еще в Храме поговорить с дочерью. Но девушка лишь молча развернулась, и пошла в сторону той же двери, через которую раньше в зал вошла Лилика. Самум все еще выглядел не столько злым, сколько раздраженным, но максимально старался не показывать этого до тех самых пор, пока они не прошли напрямик через двери к противоположной от них стене. Следовавшую за ними, не отстающую почти ни на шаг от матери Лилику лишь теперь оторвал от размышлений и привел в себя внезапный мощный удар тяжелейшей руки Самума о мгновенно провалившуюся от него стену. Через этот же пролом они прошли дальше, пусть даже это и чуть напугало теперь обеих девушек. Возможно, он и сам так пытался привести их в чувства, понимая, что и его самого эта ситуация уже немало гнетет. Я специально сократил описание их пути, ведь они сами терялись в своих действиях, и все это время в их голове крутились одни и те же, совсем поглотившие их разум мысли, и за ними они уже не ощущали ни холода, ни препятствий.

Недавняя попытка Самума вернуть обеих девушек в мир реальный, все-таки, довольно скоро дала плоды. Не сбавляя темпа, продолжая путь напрямую к выходу, ведущая за собой Лилику Ширава наконец решила заговорить, и так окончательно вернуть к делам насущным дочь и брата. Она понимала, что ей все равно придется говорить, когда они выйдут наружу, и просто решила попробовать сделать это заранее.

–Как твоя голова, братец? – все стараясь избегать взгляда дочери, уже, тем не менее, сосредоточенной уже не только на ней, старалась сложить как можно более спокойную улыбку на своем нежном, не по годам молодом личике Ширава.

–Я смог унять боль, но потерял слишком много крови. Я думаю, что с подобным даже моя регенерация справится не сразу. – уже спокойнее вздохнув, грустно прикрыл глаза и приложил руку к голове Самум.

–Простите…Я хотела переубедить вас, и…Я просто поддалась эмоциям. И все из-за того случая с моими братьями. – качала головой, чтобы хоть немного прийти в себя, Лилика. Отчасти она, все-таки, винила себя за это – они оба не до конца разобрались в ситуации, и поддались эмоциям. Хоть ее все еще удивляло, что она правда смогла ему так серьезно навредить в открытом бою.

–Если все было так, как говорил Совенрар…То я только рад, что твои братья пережили тот бой…– вдруг почти шепотом проговорил он.

Она не успела даже ничего сказать, как почувствовала, как ее тело обвила внутренняя сила Самума, будто обойдя при этом ее собственную. Она пробежала по всей ее левой руке, сосредоточившись в том самом месте, где совсем недавно его топор, которой он теперь почти с усилием нес на плече, оставил ужасную рану. Боль пропала почти сразу, пусть даже Лилика уже почти не обращала на нее внимания. Все же, теперь ей было куда легче.

–Вы не должны были… – еще больше погрустнела она.

–Это моя вина. Вот, кто здесь поддался чувствам. Этот Совенрар со своей вечной ложью, со своим "миром", который он там собрался создать. Да кто в это поверит!? – вдруг снова рыкнул он, взглядом будто растворенный в собственных мыслях.

–Но ты всегда сражался за то, во что верило твое сердце… – тихо проговорила Ширава.

–И оно ошибается. Постоянно!

–Ты выступил в защиту моей семьи перед отцом, и ты же защитил их от обезумевшего Тоги и Белой Искры. Я не хочу, чтобы ты винил себя за что-то теперь.

–Меня многие годы водили за нос. План Дорана? Я не понимаю, почему мы должны следовать планам этого монстра. Мы всегда сражались за то, во что верили, и не просили помощи ни у Клинков Власти, ни у Правителей. Меня это… – крепко, хрустя все сильнее сжимаемой в руке перчаткой, трещал зубами Самум. – Меня это просто бесит!

–И из-за этого плана…я потеряла связь даже с собственной дочерью. – все так же, не останавливаясь и смотря в пол перед собой, тихо шептала Ширава.

До боли в глазах "разжигая" своей внутренней силой кристаллы Зоота вокруг, они проходили все дальше по коридору, молча думая, что теперь они хотят друг другу сказать, и что хотят спросить. Львиное сердце Самума, обливавшееся теперь кровью в понимании собственных ошибок, обманутое ближайшими союзниками, уже почти терялось в сторонах. Всегда, как и столетия назад, за его грозной и дикой, звериной личиной таилась добрая, благородная душа. Все войны, в которых он участвовал, каждая капля его крови, пролитая в них – все было лишь ради его расы, родных ему имтердов. Для воина не было боли сильнее, чем подставить собственные идеалы, но быть обманутым своей целью и разочароваться в ней. Он думал об этом до самых ворот Храма, через которые они вместе перешагнули в совершенной тишине, будто правда переходя на совершенно чужую территорию. Лилика не остановилась даже чтобы забрать свои вещи из-за ворот, и вовсе не об этом теперь думала. Небо вокруг уже желтело, и само солнце над ними будто вправду стало больше. Даже совсем слабый холодный ветерок окончательно стих, и внизу, за склоном горы под ними, в городе и военном лагере крики воинов стали будто специально тише. Возможно, их уши все еще не привыкли к переменам после недавней аномальной тишины. Странно, что та тьма не притупила прочих их чувств.

–Значит…теперь мне нужно идти в Катакомбы Мэй? – грустно спросила Лилика, будто не ожидая ответа, глядя далеко через море в сторону Лафена, наблюдая, как где-то там, в порту города, еще качаются несколько кораблей на уже более высоких, чем прежде, синих волнах.

–Я не знаю, там ли он сам, но, если Совенрар отправил тебя к Уиллекроми… – задумался Самум.

–Надзиратель Первых Миров, Клинок Власти Золотого Пламени? Он, ведь…создал Вильфеоренаму?

–Он? Ррр… Я не знаю. – еще слабо от кровопотери покачал разбитой головой он. – Не хочу даже слышать это имя. Даже твои братья и та девчонка, со всей их силой, оказались легкой разминкой после боя с ним.

–Неужели он и вправду настолько страшен?

–Его Золотая Искра, как и та, которой Уиллекроми создал солнце, может без следа поглотить любую силу миру. Но в тот раз…В тот раз он порвал мне глотку, разбросал всех моих союзников, даже отца, Кортя и Джефф, а потом и Дорана с Арконнор одной только грубой силой. Он был быстрее света, сильнее кого-либо…И ты еще не видела его глаз.

Лилика невольно вспомнила о Дилион, про которую недавно говорил Совенрар. О том, что именно Лилика была носителем ее крови, пусть и совсем не понимала, как такое возможно. Никто не знал, что произошло с Дилион после того, как Вильфеоренама напал на Поместье Бога Людей, в котором, будучи ослабленным в бою, самого Ниса, Верховного Властителя людей, вместе с той самой душой Дилион поглотил Клинок Власти Доран. Это было множество столетий назад, и она только сейчас вспоминала, что была рождена тогда же, минимум три столетия назад. Даже для нее тогда это звучало невероятно, и она с трудом себя в этом убеждала.

–Что ты планируешь делать дальше? – вдруг спросила Самума Ширава.

–Моя цель впереди. Она видит меня даже оттуда… – смотрел он далеко в сторону шумного моря, скорее всего на один из кораблей северной армии.

–Вы про Муссон? – поняла Лилика.

–Да…Ее пираты атакуют Земли Марконнор на севере. Мы сможем отрезать им путь по морю, и им придется выйти на сушу.

–Там же…Великая Коса? – вспомнила Лилика название ближайшей, самой большой в мире песчаной косы.

–Я встречу их там. Моя задача – уничтожить ее, и ее флот.

–П-постой! Неужели ты готов пойти на это? Вы же с ней… – испуганно повернулась к нему Ширава.

–Она просто предатель, как и Алиакиф. Это всегда было нашим делом, только нас троих. И теперь пора раз и навсегда с этим покончить. – махнул рукой Самум.

–А Даллахан? Он, ведь, человек. Как вы приняли его в свои ряды? – не понимала Лилика.

–Он лишь временный союзник. Он взял на себя задачу уничтожить все, что находится там. – указал ровно в сторону лагеря Рыцарей Последнего Часа Самум.

–Разве он не собирается вести ваши центральные войска? – удивилась Лилика.

–Он отказался. Сказал, что не собирается вести войска имтердов, и у него только один план на Эпоху Хаоса. Он хочет убить тех, кто некогда посмел назвать его другом. Кажется, он так сказал. И Хемирнир попросил Совенрара его оставить, а центральный фронт доверить другому человеку. Альберту. – цыкнул он.

"Кто некогда назвал его другом?" – снова печально окинула город под горой почти сочувствующим взглядом Лилика. Как Арнэль нацелился убить его, так и он нацелился убить Арнэля. И он не остановится на этом. Когда, и если падет Арнэль и его армия…меч Даллахана доберется и до Вали, в самый Ренбир. Под угрозой будет весь город.

–Все еще болит? – вдруг Ширава обратила внимание на то, как Самум, чуть пошатнувшись, снова взялся рукой за разбитую голову. Возможно, правда, виной тому была и не рана, а общий упадок сил, который он вызвала.

–Никогда не рассчитывал получить по голове от твоей дочери. Твои отпрыски всегда брали лучшие качества от родителей. Я был мало знаком с Унзаром, но знаю о его твердости и мужестве. Этот человек был так же предан своей расе, как и я своей. И когда я увидел такие маленькие напуганные глазки и маленькое тельце, я даже не подумал, насколько ты окажешься сильна, дочь Ширавы. – повернулся он уже к Лилике, будто одобрительно кивнув ей головой.

–И вправду, она…Вся в него… – в так и не удавшейся попытке улыбнуться только еще сильнее погрустнела Ширава.

Лишь теперь слабый ветерок вернулся с Моря Орги, обдувая их, стоявших в тишине совсем рядом с обрывом, у лестницы. Он колыхал их волосы так же, как последние слова Ширавы будто колыхнули тему, от которой и сама она так старалась тогда уйти. Которую боялась затронуть, думая, что не сможет ничего рассказать, потеряв силы на полуслове. Самум тоже понимал это, и поэтому лишь молча, прикрыв глаза, развернулся, и, ничего не говоря, отправился обратно к Храму.

–Пожалуйста, не дай себя убить. Найди свой путь, и слушай только свое сердце. Только так мы все сможем выжить, и увидимся вновь. – тихо проговорила Ширава, так и не повернувшись в его сторону.

На секунду и он остановился, будто желая что-то ответить. Но в этом уже не было надобности. Она и так знала, что он всегда вернется живым, и будет защищать ее, как он делал это пытался делать это всегда. Пускай даже в последней Эпохе ему придется уничтожить часть собственной души. Тогда он уже думал только об этом.

–Ты готова, Лилика? Это… может быть тяжело принять. – вздохнула Ширава, все ниже опуская голову.

–Я справлюсь со всем, если это больше не будет ложью. – повернулась к ней Лилика, будто сверкнув отраженным от полных решимости глаз солнечным светом. И без этого, ее глаза блестели достаточно ярко, чтобы Ширава ощутила их свет на себе, и наконец решилась повернуться, чтобы посмотреть в них.

–Это правда. Я очень любила Унзара тогда, ведь он дал мне силы перешагнуть через все беды, которые мне подарил Совенрар. Из-за Великого Спуска я потеряла детей и возлюбленного, у меня остались лишь они – Унзар и Мерсер. Мы с Унзаром любили друг друга, и я чувствовала, что он очень похож на меня. Он искренне желал мира и процветания для своей расы, он не хотел войн и разрушений. Пусть он и был воплощением Ниса, он во многом отличался от него. Он был настоящим мечтателем, и как только люди перестали скорбеть об ушедших Думе и Корте, он предложил создать город, в котором люди снова будут по-настоящему счастливы. Когда ушли войны, это было именно то, чего он хотел – счастье и мир были его любовью, и он не жалел себя, чтобы их создать. Дела оставшейся расы людей легли теперь на плечи Мерсера. Он был растерян и подавлен, он не ожидал такого груза ответственности. Я часто подбадривала его, и он стал правда отличным владыкой, пусть и управлял расой он не сам, а через своих товарищей. Я жила в Поместье Бога Людей не зная печали, и была очень счастлива. Потому я никогда не забывала тот день, когда, после тяжелых родов, очнулась с тобой на руках в том жутком зале, и увидела перед собой его. – голос Ширавы стал более напряженным, и она зло прищурила глаза. – Это чудовище, что раз за разом забирало у меня все, что было мне дорого. Я никак не могла прийти в себя, и думала, что это просто ночной кошмар, от которого я вот-вот должна была проснуться. Он уложил нас с тобой в гроб из Синего Пламени, и погрузил нас в сон, сказав Уиллекроми, что однажды еще вернется за нами. Это то, что он сделал.

–Я общалась с Унзаром в Ренбире, но он никогда не говорил об этом…

–Пока мы были в том гробу и нас окружало Синее Пламя, из-за нашей с Совенраром связи я должна была чувствовать то же, что и он, и наоборот. Но я была в глубоком сне, поэтому ничего не чувствовала, и Синее Пламя мгновенно восстанавливало меня. Пока это продолжалось, Совенрар обладал нескончаемой силой, он был неуязвим. Бесконечное Синее Пламя Совенрара и Пурпурное Пламя Хемирнира против королевства людей. 400 лет – для тех, кто сражался с ними, это удивительный, даже шокирующий подвиг. Но их враги были непобедимы с самого начала.

–Постой. – вдруг осенило Лилику. – Разве ваша связь…

–Не волнуйся, он не знает, о чем мы говорим, и не может читать мои мысли. Но знаешь, может быть, от этой связи однажды и был толк. – вдруг как-то веселее усмехнулась она.

–Толк? – не понимала Лилика, почему вдруг лицо матери, после всей этой печали, так резко изменилось.

–Когда я рожала, он наверняка познал, какого быть матерью! – все еще чуть нервно, как могла, засмеялась она.

–Мама! – чуть надулась Лилика, будто шокированная тем, как просто о чем-то столь ужасном та смогла пошутить, совсем перевернув атмосферу сердечной беседы.

–Прости…Я п-правда так давно хотела вот так просто с тобой пообщаться. Вместе посмеяться за кружечкой чая, обсудить что-нибудь насущное и веселое. Чтобы уже забыть про все эти беды, и никогда к ним не возвращаться… – уже грустнее, все так же стараясь улыбаться, опустила руки она.

–Так…что было дальше? – все-таки, также полностью понимая чувства матери, хотела узнать побольше Лилика.

–Когда я проснулась после всего этого, нас с тобой из того гроба достал Мерсер. Это было лет 20 назад, и он пришел просить помощи у Уиллекроми. Тогда в мир вернулся Корть, Немира Кацера вдруг забеременела Тарготом, и им передали меч Тоги. Я была очень слаба, и Мерсер помог мне встать на ноги. Мы долго обсуждали дела мира, но я очень беспокоилась за тебя. С самого момента моего пробуждения ты не просыпалась, а твои глаза и волосы постепенно менялись, будто ты теряла силы. Унзар довольно скоро узнал обо всем и навестил меня, но…он был уже другим, совсем не таким, как тогда. Он казался будто уставшим, потерянным. Я уже не видела в его глазах такого счастья и добра, они были будто затуманены дымом войны, которая вот-вот готова вспыхнуть. Даже мое появление не вернуло ему уже затухшего тепла.

Теперь она повернулась к городу, снова бросив беглый взгляд в сторону возвышенности, на которой раньше и стояло поместье рода Кацер, прародительницей которого она и была. Это было чуть левее, за деревьями, и от него уже давно не осталось никаких следов.

–Время шло, родился Таргот, и через некоторое время Немира родила сначала Френтоса, потом Соккона. И в день, когда родился Соккон, ты вдруг впервые за то время открыла глазки и улыбнулась. Будто именно его рождение пробудило тебя от дурного сна, которым морил тебя Совенрар.

Лишь услышав это, Лилика мгновенно залилась румянцем, никак не сдержав улыбки.

–Через пару лет, когда мы убедились, что с тобой теперь все в порядке, нам вдруг пришло что-то вроде приказа от создателя Плана Дорана. Как раз по нему нас тобой пришлось разлучить, и я принесла тебя в то имение к Немире и Джоджи, чтобы они приняли тебя, как свою дочь. Мне нельзя было видеться с тобой, и я не знала, что дальше должно было произойти по Плану Дорана. Я могла рискнуть…но так и не решилась показаться вам.

–Но ты приходила в наше имение вместе с Дядей Римро. – уже веселее, стараясь успокоить маму, покачав пальцем напомнила ей Лилика.

–Хехе. Мерсер просил меня не следить за вами, но я слишком вас полюбила, и не могла удержаться.

–Это выглядело достаточно жутко. – усмехнулась Лилика.

–Конечно, тебе многого стоило бояться. Вдруг за тобой следил какой-нибудь отвергнутый ухажер? Наверняка же было много желающий на такую красоту. – вдруг и без предупреждения обняла и начала щекотать Лилику Ширава.

–Неееет, это не правда, у меня плохие формы и я маленькая. – смеялась она.

–Не ври родной матери! – так же смеялась Ширава.

Так они простояли еще с десяток секунд, весело почти подпрыгивая на месте, играясь уже как настоящие мать и дочь, в итоге так и закончив общение в крепких объятиях. Теперь они чувствовали друг друга совершенно иначе, им было очень тепло снаружи и на сердце, их глаза искрились счастьем, и по щекам уже вот-вот готовы были побежать сладкие от счастья слезы. Даже воздух вокруг них, кажется, стал теперь теплее и ласковее, а внизу совсем затихли люди. Это и было мгновение, которого они заслуживали после долгой разлуки, и было это то счастье, которое так искала уже покалеченная судьбой Ширава. Она медленно отошла от дочери, переводя дыхание, сразу принявшись маленькими ручками вытирать уже пробежавшие по мягким горячим щекам дочери. Они обе теперь делали это с большой любовью, вглядываясь в глаза друг друга, и зная, что им уже давно пора прощаться, чтобы не упустить возможности найти Соккона. Но они просто не могли так просто расстаться.

–Ты очень красивая, смелая и сильная, доченька. Ты справишься, и обязательно найдешь Соккона. Я верю в это! – гладила дочь по голове, проводя теплой рукой по волосам, синим, как и когда-то у нее самой, Ширава. – Когда это случится, я очень хочу вновь увидеть вас всех вместе, в Поместье Бога Людей, с Бетоуэтом, Имперой и Лироем. Я знаю, Таргот обязательно их найдет. Это…просто моя мечта!

–Да, мам. Мы обязательно найдем всех Кацер, и соберем их вместе. Наша семья очень сложная, но в одном я уверена – нас никому не под силу разделить! И вместе нам точно никто не страшен. – лучезарно улыбаясь всеми своими маленькими белоснежными зубками смеялась Лилика.

Теперь и Ширава в последний раз кивнула ей головой, чуть отходя назад, к обрыву. Едва заставляя собственные ноги в очередной раз хоть на шаг отдалиться от любимой дочери, повернувшись теперь в сторону Леса Ренбира, она приложила руки к груди, будто стараясь унять в нем так уже расчирикавшееся от счастья сердце. Ее рыжие волосы волнами развевались на только теперь поднявшемся ветру, и глаза ее все больше застилали полные не то счастья, не то горечи новой разлуки, слезы. Лилика смотрела ей в спину, не снимая с лица улыбки, совсем уже не замечая, сколь холодны от ветра становятся все еще стекающие по ее щекам слезы. Она никогда не думала, что такое возможно. Не думала, что у нее, на самом деле, всегда было целых две матери. И обе они…были прекрасны.

Пыль разлетелась по каменному полу, и за спиной Ширавы распахнулись крылья. Все еще пораженная и восхищенная, Лилика даже шагнула в ее сторону, когда та, оттолкнувшаяся одной ногой от края обрыва, быстро пропала за ним, затем взвившись ввысь, широко размахивая крыльями. Грациозными движениями, будто самая настоящая, прекрасная и гордая птица, она стрелой промчалась над уже пустой возвышенностью с выжженной три года назад землей, и, едва не касаясь крыльями верхушек деревьев Леса Ренбира, быстро скрылась из поля зрения девочки. Чуть опустив голову теперь, думая лишь об одном, за чем она и пришла на эту гору, она развернулась, вернувшись обратно за своими вещами к воротам Храма, и, найдя их там и набросив рюкзак теперь только на правое плечо, почти в припрыжку, весело встречая даже уже неприятно охлаждавший ее ветерок, подбежала к лестнице. Боль от разрубленного левого плеча, от помощи Самума, уже совсем пропала, и позитивные мысли слишком грели ее, чтобы окружающий холод стал для нее проблемой. Ее внутренняя сила почти иссякла после схватки с Самумом, но она даже не чувствовала, что ей ее не хватает. Она была полна сил настолько, насколько это было возможно, и так, на всякий случай, как раньше присев для этого на ступеньках, перевязала раненое плечо разрубленной тканью платья, и отправилась дальше, вниз, к порту Кацеры. Ее цель теперь была снова абсолютно ясна, и рвение в ней только возросло. Она уже совсем не желала терять темпа.

Лишь у одного из кораблей в порту был флаг, изображавший диковинную синюю птицу из дальних земель, и именно это судно стало новой целью Лилики. На нем были люди, которые наверняка помогут ей добраться туда, куда она как раз должна была попасть – в порт Лафен. Тем более, что у этих самопровозглашенных пиратов и так еще был должок перед братом, которого она как раз искала.

Глава 4. Вечно синие Попугаи

Уже заходящее солнце как раз напоминало Лилике о необходимости как можно быстрее добраться до корабля пиратов. При полном свете проплывать мимо флота Муссон будет наверняка опасно, тем более если та тоже знает страшную правду о принадлежности девушки к роду Кацер, с которым та никогда не дружила. С другой стороны, в полной тьме пираты точно не смогут аккуратно проплыть мимо кораблей Ордена, поэтому сейчас, а было уже около шести-семи часов вечера, это было лучшее время отправляться в путь. Внутренняя сила Лилики восстанавливалась достаточно медленно, и она уже собственными ушами слышала урчание в животе. Большую затрату внутренней силы на ее атаки по Самуму вполне можно было объяснить поглощением той собственной внутренней силой имтерда, и то, сколь много ее было нужно, чтобы через нее пробиться и нанести ему хотя бы малейший урон. Именно голод теперь замедлял метаболизм ее души и тела, и она была почти вынуждена теперь торопиться попасть на корабль, где она сможет и поесть и поспать, по крайней мере как она на это надеялась. Путь по морю от Кацеры к Лафену нередко занимает до 12-ти часов, и так Лилика наверняка прибудет в точку назначения только к утру следующего дня. Она успеет как следует отдохнуть за это время, если все пройдет гладко, как и предполагал ее, снова оптимистичный, настрой.

Ей все еще было страшновато спускаться по лестнице с Горы Геллара обычным путем, но помочь себе окто она уже не могла. Одно дело подъем – но спуск по этому порушенному и кривому абсурду заставлял ее сердце стучать от волнения не меньше того, как это было в бою с Самумом. К слову о пиратах, или же, как будет сказать вернее, морских торговцах Синих Попугаях, их дела были достаточно известны ей и до встречи с Сокконом, который тоже кое-что успел о них рассказать. Дело в том, что когда-то флот Синих Попугаев был боевым, и участвовал в нескольких морских боях около провинции Тимин, что на границе Ирмии. Да, войско Бруси, нападавшее оттуда, разбил еще Бог Войны много десятилетий назад. Захваченные земли Тимин еще долго принадлежали оставшимся там наемникам, и спустя десятилетия, всего пару лет назад, они решили отправиться в свое последнее шествие против Ирмии, и были полностью разбиты уже на границе. Особого повода к тому не было, скорее всего старые наемники просто заскучали, а все их бывшие друзья и товарищи уже погибли – как говорилось в их «Песни Бруси», они ушли под знамена врага, проливать кровь за своих ушедших воинов. Конечно, даже при своем малом количестве и отсутствии прежнего командира, Вестника Революции, они оказались достаточно опасны, чтобы для противостояния им ирмийцы запросили поддержку Ордену. Хватило всего пары дней, чтобы восстание наемников было полностью подавлено. Как раз теперь, думая об этом для подавления волнения при спуске с правда убогой лестницы от Храма к городу, Лилика пыталась вспомнить, какую роль в той единственной битве у границы сыграли Синие Попугаи. Она лишь слышала, что они в ней участвовали, и как раз после этого ушли в морскую торговлю (как я уже говорил – все морские воины-одиночки звались пиратами). Однозначно, должно было произойти что-то очень серьезное, чтобы боевой флот с хорошей подготовкой самостоятельно ушел в торговлю.

Не оставляя раздумий, хоть и стараясь придать им как можно более яркий и веселый тон, Лилика дошла до города, где также встретила все ту же троицу Рыцарей Последнего Часа, на этот раз совсем на нее не отреагировавших. Примерно так же, каждую секунду только набирая темп, она прошла главный вход в город, и по деревянной дорожке, будто вбитой в пол и оттого совсем не дергающейся от веса девушки, переходящим в бег быстрым шагом направилась в порт. Все ее хорошее настроение в этой новой Кацере только терялось, будто его глазами поглощали вечно хмурые и суровые Рыцари Последнего Часа, с самого ее появление не отрывавшие тех глаз от нее. На всякий случай, остановившись на самом центре города и оглядевшись, она еще раз попыталась, бегая глазами между каждым Рыцарем, найти их командира, которому она все еще хотела рассказать пару слов про планы имтердов, и, в первую, про цель Даллахана в Последней Войне. Хоть это и был уже потерянный человек, будто тот же Совенрар уже потерявший какое-либо стремление и цель в жизни, он должен был об этом знать. С другой стороны, одна мысль Лилики мгновенно оторвала ее от поисков Арнэля, и снова устремила ее взгляд в сторону порта. «Он уже знает об этом». Да, это вполне могло быть правдой, и девушка не сразу об этом подумала. Тем более, зная о прежних отношениях этих ученика и учителя, о том сколько боев они провели вместе – Арнэль совершенно точно знал Даллахана достаточно хорошо, чтобы представить его планы заранее.

Довольно скоро, все подгоняемая неприятным холодным взглядом всех окружающих Рыцарей, Лилика вышла на молчаливую и грубую брусчатку порта, лишь немного закидав ее сухой грязью с прежней дороги. Между той самой грязью и брусчаткой был весьма заметный переход, будто Красное Пламя добралось до порта, но не вышло на него, так и позволив отшвартоваться и уплыть нескольким остановившимся там до пожара кораблям. Наверняка, это и было так, раз судно Синих Попугаев, стоявшее там на якоре, внешнего совсем не выглядело поврежденным.

Экипаж Синих Попугаев, будто после пожара в Кацере поборовшие алкогольную зависимость, почти хаотично двигались по кораблю, кто-то занося из порта на корабль по немало сгибающемуся от их веса трапу различные ящики и бочки, а кто-то явно готовя корабль к отплытию, проверяя паруса и стропы, и с важным видом ходя вокруг них. Эта картина немало обрадовала Лилику, но вовсе не активностью будущих попутчиков, а их спешкой. Очевидно, она успела добраться до них в самый последний момент, и была рада как раз тому, что вообще туда успела. Теперь ей оставалось лишь обо всем договориться, и тогда, в контраст с недавним исследованием жуткого и мрачного Храма Актониса, она на целые полдня останется в компании не понаслышке веселых и добродушных людей. «В компании исключительно из мужчин» – явно забыла подумать она.

–Простите, это судно Синих Попугаев? – сложив руки вокруг рта, громко крикнула она в сторону уже последнего поднимавшегося по трапу пирата.

Его мгновенный испуг, от которого он едва не уронил небольшой бочонок «известно с чем» в воду, толкнул его только вперед, из-за чего он в один быстрый шаг оказался не на трапе, а уже на самом корабле, и совсем скрылся от глаз Лилики. Буквально через пару секунд, уже оставив девочку в полном недоумении, его синие волосы снова мелькнули перед трапом, и он наверняка хотел его убрать, но все-таки вовремя остановился, хотя бы из интереса начав разглядывать одежду девушки. Плаща с символикой Совета Октолимов на ней больше не было, и он бы наверняка еще раз дернулся тогда, увидев его. Думаю, скоро вы сами поймете, почему, и почему он дернулся тогда второй раз.

–Я ищу человека по имени Вильцед. Он, ведь, на этом корабле? – решила переспросить Лилика, все еще удивленно наблюдая за действиями пирата.

И вот, Вильцед дернулся уже третий раз, будто его пробрала икота, частая у всех пиратов ввиду их предпочтений в алкоголе. Первый раз он дернулся, потому что принял голос Лилики за сигнал к бегству (возможную инспекцию деятельности пиратов со стороны собравшихся в городе членов Ордена). Второй раз он дернулся от лицезрения синих волос девочки (традиционно синих, как и у всех пиратов Попугаев). Третий раз…

–А мы, типа, знакомы?.. – почесал он голову, едва колыхнув при этом склеенные от пота синие волосы, наконец целиком выйдя к началу трапа.

Лилика невольно хихикнула, чего пират тоже еще не понял.

–Кажется, у вас есть небольшой должок перед братьями Кацеры? – завела руки за спину и, все так же в улыбке, весело прикрыла глазки она.

По первости Вильцед не верил своим ушам, и едва мог поверить своим глазам, в которых даже образа "сестры его друганов" никогда не было, хотя и те наверняка когда-то о ней упоминали, но пират случайно пропустил это мимо ушей. Корабль Попугаев должен был выйти из порта уже через несколько минут, и Вильцед, все еще немного в сомнениях, пригласил Лилику взойти на борт и продолжить уже начатый ей рассказ там, чтобы не задерживать отплытие. Почти вприпрыжку она проскакала по трапу на борт, и едва, с испугом от встретившего ее восторженного и протяжного «Оооооо», чуть не упала обратно за борт. Пираты без доли сомнения бросили дела, чтобы помахать ей рукой, боцман прокрутился на мачте, как настоящий акробат, махая рукой, и только Вильцед как-то, будто все еще ничего не понимая, смотрел только на ее волосы. Никто из пиратов, наверняка, не был пьян, хотя и на неуверенный жест Лилики, которая уже и сама не была уверена, помахала она им рукой в знак приветствия, или просила их успокоиться, махали ей в ответ то тотчас отвязанными от головы банданами, то ногами, удерживая в руках ящики, то вовсе падали на колени и крутили кулаками над собой, будто крича "ЗАЖИГАЙ!". Была ли это искренняя радость? Однозначно да. Почему? Очевидно, что всех сбили с толку ее волосы, и потому сопровождающие их безумные танцы и кульбиты мысли были вполне очевидны. «Вильцед привел прелестную девочку, которая уже перекрасила волосы, чтобы стать одной из нас». Не подумайте, что они собирались этим как-то нехорошо воспользоваться, просто на их корабле всегда были только взрослые, все за тридцать, мужчины, и почти ни у кого из них не было своей семьи. А отцовские инстинкты заранее делали их добрее к столь внешне юным девочкам (хоть на самом деле Лилике было почти 400 лет).

Вильцед должен был отвести девочку к капитану корабля, Синяку Картофелю, и она была тому только рада, ведь даже если пираты вдруг приняли ее за одного из своих товарищей из-за цвета волос, она вполне могла этим воспользоваться, и обычным матросам можно было заранее ничего не рассказывать – с ними она уже итак подружилась. На корабле была одна палуба, и каюта капитана была тогда открыта, мягко говоря, для всех желающих, и в ней даже не было двери. Прошли они туда молча, наблюдая теперь как сам капитан уже вот-вот готовился головой открыть запасенную им на черный день и спрятанную от остальных бутылку рома, будто следуя стереотипному мнению о пиратах, не убирая ее с глаз Лилики и Вильцеда даже когда те уже почти вплотную к нему подошли. Едва он к ним повернулся, выражение его лица приняло стандартный вид «О нет, меня заметили!», и еще через секунду перешло в «Да и ладно». Он, не отрываясь зубами от пробки в горлышке бутылки, наклонил голову ближе к девочке и широко раскрытыми глазами посмотрел ей в лицо. Она, на секунду, даже чуть перепугалась, особенно учитывая реакцию на нее его экипажа, еще просто не зная о частичной слепоте капитана (всем известно, чем вызванной), из-за которой он так разглядывал каждого встречного, и не только ее. Едва через секунду, откинув бутылку на толстую дубовую кровать, он покашлял в кулак, да так, что, казалось, вот-вот выкашляет даже челюсть, распрямился, ввиду сутулости частично теперь догнав рост Лилики, и изобразил что-то едва ли похожее на поклон.

–Доброго вечера, юная леди! – почти крикнул он.

–Д-доброго. – растерялась она.

–Это сестра братьев Кацеры, если я правильно понял. – подсказал Вильцед.

–О, правда? У ребяток была сестра? – будто цитировал Вильцеда минуту назад старик, удивленно подняв голову и взявшись за длинную седую бороду.

–Да, но они вряд ли об этом рассказывали. Это долгая история, но, если коротко, они не знали, что я жива. – решила тоже повториться она.

–Оооох, вот как! А от них-то ни слуху ни духу. Как они там? Из-за пожара, небось, переживают?

–После пожара у них появилась другая проблема. Они пришли в Ренбир несколько дней назад, но потом мой брат, Соккон, исчез. Я как раз пришла в Кацеру, чтобы найти его. – решила, все так же подгоняемая голодом, говорить ближе к делу она.

–Соккон пропал!? – крикнул Вильцед почти в ухо девочке, да так внезапно, что та сама от испуга чуть не вскрикнула. – Нельзя же так! Мы все еще не выпили вместе!

–Опять по бабам пошел, как пить дать! – как много знающий, покачал головой старик.

–Не думаю, что ему это еще интересно… – немного даже смущенно и растерянно улыбнулась она, явно намекая на его новый «старый» интерес к ней.

–Что? Неужели он стал…таким?…– сам себя и Вильцеда шокировал старик.

–Каким?… – не поняла Лилика.

–Ну…Не по девочкам. – дополнил Вильцед.

Лилика в ужасе подпрыгнула на месте и закрутила руками.

–НЕТ, НЕТ, НЕТ, и еще раз НЕТ! Никогда бы он таким не стал! – сразу раскрасневшись и закипев, кричала она. Пусть даже теперь они и были с ним вместе, как раньше, она прекрасно знала, что он всегда был падок на девушек, и они легко западали на него. Пусть это и не меняло факта, что она была целиком и полностью уверена в его верности, ведь любил он всегда и вправду только ее одну, да и про недавнюю историю его мимолетного романа с Кайлой даже не рассказывал.

Внезапный хруст и болезненный всхлип на мгновение перебили даже смех уже рассмеявшихся от собственной шутки и реакции на нее Лилики старика и Вильцеда. Она уже совсем забыла про свое ранение, боли от которого, от помощи Самума, не чувствовала, и махала руками так, будто ничего страшного не произошло, в результате чего рана снова разошлась, и к Лилике вернулась прежняя боль, и настолько страшная, что мгновенно бросила ее на колени, заставив правой рукой крепко схватиться за рану.

–Что с твоим плечом, девочка!? – вдруг в ужасе бросился к ней напуганный старик, присев на одно колено, как раз в уже на пятнышко крови, брызнувшей из плеча девочки.

–А, и вправду! У тебя…у тебя все плечо в крови! – только через пару секунд сокрушенно схватился за голову теперь также тяжело дышащий от волнения Вильцед.

«Полуслепой старик заметил раньше тебя?» – удивилась уже сама Лилика, с крепко сжатыми от боли зубами пытаясь избавиться от кровотечения правой рукой. Ткань вуали, которой она ранее перевязывала рану, ее недавних движений руками просто не выдержала.

–Девочка, это очень плохо! У тебя сильное кровотечение! – нажал на руку, которой Лилика удерживала рану, старик.

–Пустяк… – через зубы тихо попыталась успокоить его и Вильцеда она.

–Ничего подобного! Кто это сделал?

–Те же, кто поджог город…

–Вот суки! Ладно на трех здоровяков Кацер напасть, но на маленькую девочку!..

–Тише ты, старый. Это же сестра братьев Кацеры. Она наверняка сильнее буйвола и круче вареного яйца! – сам неуверенно развел руками Вильцед, чуть присев позади девочки.

–Аргх, три тысячи якорей в бухту этим уродам! Вильцед, помоги мне, отнесем ее к Покрывалу, чтобы он ее поскорее залатал! – вдруг, как еще совсем молодой, сбоку подскочил к Лилике старик, хватая ее правой рукой за талию, а левой за ноги под колени, и поднимая ее слева от себя, чтобы она могла держаться за него правой рукой.

–Ч-что вы делаете? Не нужно б-беспокоиться! – вдруг, от смущения покраснев, едва не потеряла голос она.

–Сейчас, старик! – пролетел вперед, за, некогда, дверной проем, Вильцед, остановившись перед дверью, с покрасневшим от волнения лицом махая руками остальным пиратам.

–Не надо к Покрывалу! – почти плакала она.

Старик, приговаривая, чтобы Лилика "держалась", с завидной даже любому юноше скоростью пролетел вслед за товарищем, резко, от чего у Лилики хрустнула шея, повернул налево, к лестнице, ведущей в трюм, и быстро, даже на руках с девочкой, спустился в трюм. Пусть его путь до лестницы и составил всего не больше десятка шагов, и прошел он его примерно за три секунды, она уже, снова забыв про боль, испугалась единственной причины непрактичности своей девичьей одежды – не успел ли кто из пиратов снизу разглядеть ее нижнее белье. Только почти прыжки по ступенькам лестницы трюма, усилившие ее боль, заставили ее снова стать хоть чуточку серьезной, и больше не думать о глупостях. Она даже не подумала, как на подобное отреагировали пираты с палубы – девочка с Вильцедом зашли к капитану, и (сами подумайте, как это выглядело со стороны). Или те пираты, в отличии от старика и Вильцеда, заранее разглядели рану на ее плече? По крайней мере после следующей сцены вы точно поймете, что с этими пиратами удивляться вообще противопоказано.

Каюта, в которой обитал уже знакомый Лилике по историям Соккона "крупнокалиберный алкоголик-философ" по кличке Покрывало оказалась почти полностью типовой медицинской палатой госпиталя. Она сильно выделялась на фоне окружающей темноты трюма своими белыми "покрывалами", выполняющими роль прохода внутрь. Только стоило старику с Лиликой на руках через них проскочить, как сам, крупный и коренастый, пусть и на самом деле с умным лицом, матрос Покрывало вскочил с кровати, на которой он, как ни странно, читал некую книгу в твердом переплете, и с озабоченным и взволнованным лицом подлетел к ним. Его лицо вполне можно было назвать зеркалом, и оно отражало от лица Лилики ее же выражение.

Старик, ничего не говоря товарищу, протянул ему руки с Лиликой, и тот, едва заметив, как с ее ужасно изуродованного плеча на пол быстро капает кровь, так же схватил ее, повернулся, и, предварительно сняв с ее плеча рюкзак, уложил на кровать. От этого сама Лилика вообще мгновенно помолодела в собственном представлении до возраста годовалого ребенка, которого взрослые везде носят на руках и кормят с ложечки. Пока Покрывало, с задумчивым и умным лицом перебирал инструменты и открывал склянки с маслами, антисептиком и прочим, старый капитан незаметно, об "покрывала" на входе в импровизированную палату, пытался вытереть с волосатых как у зверя рук кровь девочки, вид которой пугал и его самого.

–П-правда, вам не обязательно… – все еще немного напугано рассматривала искривленные, похожие на ножницы, медицинские зажимы в руках Покрывала Лилика.

–Лежите смирно, юная леди. Я позабочусь о вашей ранке. – положил зажимы и взял в руки шприц, набрав им неизвестной жидкости из склянки с надписью "обезб. тер." Покрывало.

Лилика только молча, совершенно странным образом боясь обычного шприца после топора Самума, сглотнула, когда его игла, медленно и аккуратно, вошла в еще не поврежденную часть руки, под кожу, а затем куда-то глубоко-глубоко. Как бы она не боялась, это и вправду не было ни капли больно, хотя и ощущения от наполнения ее мышц, уже в двух местах вокруг ранения, странной жидкостью, она бы назвала как минимум спорными, и точно неприятными.

–Вот так, нечего бояться. Одна минута, и плечо онемеет, тогда я смогу его обработать и зашить. – принялся протирать спиртом все инструменты Покрывало.

–Ох…Спасибо вам, гос…

Покрывало взял в рот одну из склянок с медицинским спиртом и в мгновение ока ее опустошил. Лилика, широко раскрыв глаза, теперь правда забеспокоилась за свое здоровье.

–Не волнуйся. Это он так профессиональный навык нагуливает. – кивнул ей уже очистившийся от крови капитан Картофель.

–Надеюсь, что так… – неуверенно улыбнулась она.

–Так что? Ты пришла на наш корабль, чтобы поискать здесь Соккона? – спрашивал он, подходя к кровати девочки, и садясь на ее угол.

–Угх, нет. Не совсем. Мне нужно попасть в Лафен, и как можно скорее. Мне показалось, что ваш корабль…

–Ох, точно! Мы как раз сейчас собирались туда отплывать! – перебил ее старик.

–Пожалуй, я уже стала для вас обузой, со своей-то рукой… – загрустила она, совсем забыв, что у пиратов все еще был должок перед ее братьями, от которого она и собиралась отталкиваться в обсуждении «я поплыву с вами и точка».

–Скажи честно. Ты дралась с поджигателями города? – серьезно посмотрел на нее старик.

Лилика неуверенно, но без лишних размышлений, кивнула. Старик вздохнул, и только развел руками.

–Ты и вправду их сестра, никаких сомнений. Вечно во все драки первые лезете, а потом трофеи как звери зализываете. – прикрыв глаза, недовольно пробормотал он.

Лилика, на мгновение, даже удивилась его словам. "Трофеи – раны, полученные от драк. И их зализываем как звери?" – думала она, удивленная внезапной, но довольно точной и необычной метафоре, которую как-то смог придумать старый пират.

Старик теперь молчал, и в раздумьях Лилика сама едва не пропустила момент, когда "доктор Покрывало", все равно пугающе покачиваясь, протер ее рану несколькими ватками, пропитанными неизвестной жидкостью, натянул жгут, просунув его через правую подмышку Лилики и скрепив ее с правым плечом, чтобы рана больше не расходилась. Он уже взял кривую иглу, нагрел ее на горелке, выглядящей как небольшой октовый кристаллик на металлическом корпусе, и только тогда из палаты вышел капитан, явно не желая видеть сам процесс лечения. Лилика же, понимая, что от обезболивающего, которое ей ввел Покрывало, совсем ничего уже не чувствует, только в последний раз вздохнула, прикрыла глазки, и мирно погрузилась в дремотные мысли. Отчасти, все это было ей уже знакомо, и Филони, взявшая на себя однажды обязанности ее старшей сестры, если сразу не матери, не раз зашивала ее раны после их боевых тренировок с Серпионом. Сама окружающая ее теперь атмосфера, запахи трав и снадобий, только напоминала ей о тех временах, и понемногу туманили ее сознание. Наверняка, какая-то аэрозоль была распылена «доктором» для этого специально, и так им обоим будет спокойнее.

Она быстро потеряла счет времени, совсем провалившись в раздумья. С головой окунувшись в до боли знакомую атмосферу, она начала вспоминать друзей, и уже глубоко ушла в мысли о них. Филони и Тиадрам, ее уже старые друзья, с которыми она даже не успела попрощаться, когда покидала Ренбир – что с ними, какую задачу поставили им, справятся ли они с ней? Она понимала, куда отправилась Филони, и о каком "перерождении" говорил ей сразу после исчезновения Соккона Серпион. Миссия "Шеагральминни", в ходе которой Мерсер планировал избавить от Проклятья Забвения Красного Пламени своего брата, легендарного героя людей Кортя, возлюбленного Филони, должна была закончиться со дня на день. Наверняка, она отправилась туда, в руины Шеагральминни, вместе с остальными Героями Шеагральминни, чтобы встретить там Кортя. Лилика и сама давно хотела с ним познакомиться, но не была уверена, что вообще достойна встречи с таким героем. Раньше, она была бы рада встретиться с ним, если бы ее поддерживали добрые взгляды друзей, и она была бы достаточно смела от их присутствия. Ее друг Тиадрам, вечно веселый при любых обстоятельствах, всегда казался ей самим образцом смелости. Он всегда улыбался, даже в серьезных схватках с Серпионом, бросался в бой, пускай у него и кончались силы и даже если не было никакого плана. Единственным, чего он всегда боялся, кажется, была его собственная память. Он ничего не помнил про свое почти недавнее прошлое, и всегда думал, что было оно, тем не менее, не самым лучшим. Либо же, он просто боялся рассказать о себе друзьям, боялся даже ошибиться в собственном прошлом, чтобы потом не показаться друзьям обманщиком. Все они были глубоко ранены собственным прошлым, но это не мешало им улыбаться и радоваться жизни как ни в чем ни бывало, даже, все в ранах, лежа на полу перед беспощадным Серпионом. И он тоже понимал их страдания, и никогда слишком их не истязал, будто сам желая сделать их сильнее телом и духом, чтобы они могли в один шаг переступить любые беды, и всегда двигались только вперед.

Но все же, один вопрос никак не давал ей покоя. Все они трое, отдельно, и никогда не говоря этого друг другу, задумывались об этом. В чем была их цель? Зачем они хотели получить силу, и почему хотели сражаться именно с теми, о ком говорил им Серпион? И вот, когда их навыки правда становятся им нужны, она вспоминает, что видела и еще кого-то рядом с Серпионом. Кто-то, кто передавал ему списки для уроков, которые он для них проводил, давал различные советы, и доставал различные, труднодоступные и редкие материалы. Но почему-то, она никогда не могла вспомнить, как выглядел тот таинственный человек, и почему он хотел, чтобы они были готовы сражаться. Что-то всегда мешало ей, когда она об этом задумывалась, и этот раз не стал исключением.

–Вот так. Резких движений правой рукой не делать, подождать сутки до полного выздоровления, покинуть палату НЕМЕДЛЕННО. – вывел ее из раздумий явно совсем не пьяный, но уже более спокойный голос Покрывала.

Лилика, уже с собственными раздумьями едва не забывшая, где находится, резко и будто по стойке «смирно» поднялась с кровати, и осмотрела правда потрясающе залатанное плечо левой руки. Она не совсем понимала, как заядлый алкоголик вдруг мог оказаться таким прекрасным доктором, способным так ровно рассчитать объем обезболивающего и так точно ввести его в мышцы, затем так искусно зашив глубокую и сложную рану. Люди правда начали серьезно меняться в последнее время, и она все больше это замечала. Верховного Властителя людей, Ниса, уже давно не было в живых, и его воплощение, Унзар, никак не мог использовать его Синюю Искру, чтобы изменить людей, как он сделал это когда-то с Демоном. По мере осознания, все это ей казалось все более и более загадочным, будто на весь мир начинали действовать силы, которые даже ее знаниям были уже неподвластны.

–Спасибо вам…Теперь, простите, куда мне нужно идти? – обратила внимание, как само судно вокруг нее уже немного покачивается, Лилика. Очевидно, что они уже отшвартовались и отплыли пока она дремала.

Покрывало, взяв еще одну склянку спирта в правую руку, левой указал Лилике на окровавленные простыни на выходе, из-за разводов теперь правда выглядящие как вход в логово мясника-убийцы.

–Б-благодарю. – еще немного в недоумении, поклонилась ему она.

Уже куда веселее теперь, перекинув через левое плечо все это время дожидавшийся ее рядом рюкзак, она выскочила из палаты, оставив Покрывало наедине со своими инструментами и свойственным «медицинским» запахом. Она уже бывала на корабле раньше, когда так же переплывала Море Орги со своей мамой и братьями, чтобы там, из Лафена, отправиться в столицу. По прошествии все того времени, ее организм уже забыл все специфичные ощущения от мореплавания, и потому теперь девушку немного укачивало. Она старалась не обращать на это внимания, теперь поднимаясь по лестнице из трюма обратно на палубу, чтобы там поговорить с капитаном Картофелем, по пути стараясь ни с кем ни сталкиваться. Помимо нее, в трюме туда-сюда ходило еще немало весьма шумных пиратов, все уже почти не обращавшие на нее внимания, будто совсем недавно "кто-то", а именно Вильцед, что-то интересное рассказал им про нее. Что-то, за что она ему уже заранее была благодарна.

На палубе, в отличии от трюма, было довольно тихо. Оранжевый диск солнца, расплывшись почти над всем небосводом, уже немало припекал доски и мачты, а самой Лилике уже было достаточно жарко. Матросы, драящие палубу, явно создающие тогда только вид работы не то для капитана, не то для кораблей Ордена, которые и вовсе были уже не далеко, не раз окунали голову в ведра с водой, будто стараясь немного себя остудить. Они уплыли еще не далеко от порта, находясь как раз между ним и кораблями флота Муссон. Лилика еще очень надеялась, что бывшая союзница Самума не почует удержавшуюся на ней внутреннюю силу Генерала или его кровь на ее руках. С другой стороны, Муссон как минимум, за это, была бы ей благодарна, ведь она сама его заклятый враг. И все равно, девочка немного боялась встречи с ней, заранее зная ее репутацию хотя бы как Информатор.

Пройдя все те же несколько шагов, но уже самостоятельно, до каюты капитана, она негромко окликнула его, получила положительный ответ, и только тогда обогнула угол, за которым стояла перед каютой, и прошла внутрь. Капитан, как ни странно, сидел за столом с перьевой ручкой в руке, удерживая другой рукой перед собой лист бумаги. Стоило Лилике чуть подойти к нему, как он положил лист и повернулся к ней, взялся правой рукой за кончик седой бороды, и принялся внимательно осматривать ее плечо.

–Угум-с. Покрывало, как всегда, хорошо поработал. – все еще щурясь, постепенно приблизившись к ней почти вплотную, кивнул старик.

–Соккон говорил, что он…часто пьет. Очень часто. Не думала, что он окажется таким прекрасным врачом. – уже не смущаясь от приближения старика, не забывая о его зрении, говорила она.

–Они мало были с нами знакомы. – вздохнул он. – Твои братья, имею ввиду. А Покрывало всегда много пьет перед операциями. Его с детства приучили пить не воду, а чистый спирт, потому что иначе он сухой, как селедка в песке. – отодвинулся обратно старик.

–Так, как раз перед пожаром в Кацере, у него была какая-то важная операция? – поняла она, сначала сама расценив свои слова как шутку, и только через секунду поняв, что в них вполне может быть смысл.

–Да…Операция на мое зрение. – грустно вздохнул старик.

Лилика, удивленная тому еще сильнее, чем факту поднятия профессиональных навыков Покрывала за счет спирта, переспросила капитана, желая знать, где капитан вообще растерял зрение.

–Я потерял часть зрения в недавних боях с брусийцами пару лет назад, когда какой-то октолим засветил мне в глаза белой вспышкой своего окто. Я просил Покрывало сделать что-то с этим. Если не получится, и хрен бы с ним, пусть хоть без глаз буду. Все равно капитаном корабля с таким зрением быть невозможно, и за меня всю работу делают наши боцманы, Вильцед и Трева. Какой смысл экипажу от капитана, который даже скалу в десяти метрах по курсу не заметит. – еще грустнее опустил голову он.

Теперь и Лилика чуть, обиженно на саму себя, опустила голову. Ведь именно она, все это время, думала, что капитан потерял зрение, перегорев от крепкого алкоголя. Назвала бедного дедушку, который пострадал в боях за ее родную страну, алкоголиком…

–Операция не удалась? Ничего, ведь, не случилось? – подумала она, почему с глазами капитана ничего не произошло.

–Случилось. Но не операция. Мы до нее просто не дошли.

Лилика не шевелилась. Почти подсознательно, она уже понимала, в чем было дело. Мысли о словах капитана, о поджигателях и ее братьях, только теперь приобретали понятный ей смысл. И от этого ей становилось только грустнее.

–Ослепительный луч ударил из Горы Геллара, потом город загорелся. Мы в панике поднимали якорь, поворачивали судно, а от порта еще далеко пришлось отходить задним ходом. Весь экипаж кричал, все были в ужасе, а я только и видел там какие-то разноцветные пятна. На мгновение мне показалось, что от такого яркого света у меня заслезились глаза. Показалось. Это был обычный страх, как и тогда, с тем октолимом… – вздохнул старик, снова держа ручку над листом бумаги.

–Вы отменили операцию?..

Старик молчал. Не было похоже, что он собирается отвечать, да и что он хотя бы услышал вопрос. Наверное, и она сама об этом подумала, еще когда услышала о том пожаре от братьев, также видевших его своими глазами.

–Может, так оно и лучше. Может, не все мне правда нужно видеть. – прикрыл уже влажные, мутно-серые глаза старик.

Теперь все и вправду вставало на свои места. Вот, почему он так переживал за нее, пусть и совсем еще ничего о ней не знал. Все потому, что он испугался того кошмара, и отказывался его признать. Боялся даже видеть его. Но она была другой. Она сразилась с поджигателями, как бы юна и невинна на вид она не была, и едва не лишилась руки в бою с ними, совсем их не испугавшись. Наверняка, как бы оно не было на самом деле, он думал именно об этом. Для самого себя он, наверняка, выглядел просто жалко, тем более на фоне по-настоящему смелой Лилики.

–Но вы сделали все, как должны были. В такой панике, вы развернули корабль, и увели от опасности свой экипаж. Вы не должны корить себя. Вы герой. – добро и тепло улыбнулась ему Лилика.

Старик молчал с секунду, отложил ручку, и, вытерев все-таки набежавшие на глаза слезы кистями рук, поблагодарил ее, все же стараясь не подавать виду, что он, как на самом деле, был тронут ее словами. Видимо, бесперебойные пьянства и вправду как-то добавили ему не самых лучших качеств, вроде замкнутости в себе. Если это не была лишь очередная душевная травма еще со времен недавней войны, тем более что Лилика даже не знала, почему на самом деле Синие Попугаи в ней участвовали.

–Тебе полагается хорошенькая каюта, я думаю. Есть одна в трюме, для гостей, она куда лучше всех прочих. У нас тут есть кухня внизу. Я могу попросить, чтобы Шура тебе сварил чего-нибудь, или пожарил. Он отменно готовит. – уже как ни в чем не бывало улыбался старик, так и продолжая держать ручку над листом бумаги.

–Например, макароны? – весело усмехнулась Лилика.

–А, да! Его любимое блюдо. У него они получаются лучше всего. – щёлкнул пальцами свободной руки старик.

–Я люблю макароны. Если они не очень твердые, конечно.

–А, вот как. Я думал, что ты…эм, как бы. Мысли читать умеешь? – почесал голову ручкой старик.

–Нет, просто кое-кто рассказывал мне про его любовь к макаронам. – немного еще неуверенно, усмехнулась она, вспоминаю все ту же историю Соккона о их с Френтосом и Тарготом "попойке" на корабле пиратов.

Так до конца и не поняв слова девочки, капитан оставил подпись на листе бумаги, завернул его в трубочку, и отправился с ним в сторону трюма, жестом зовя Лилику идти за ним. Как он объяснил ей еще по пути, пока они спускались вниз по лестнице, это было письмо, предназначенное самой Муссон на корабль, мимо которого они как раз должны будут вот-вот проплыть. С каждой секундой приближения к кораблям Ордена, Лилика как-то все больше их боялась, таких больших, через которые они должны проплыть как через грань между спокойным, и между грозным морем Орги. Он не объяснил, какое послание он оставил в том письме, которое теперь собирался отправить Муссон вместе с почтовой птицей (хотя она и не думала, что ей был настоящий попугай, и считала мысли об этом глупостью из сказок о «типичных» пиратах, которыми Синие Попугаи точно не являлись). Дойдя по трюму до самого дальнего конца корабля, к самому его носу, он остановился с ней около каюты, в которой и собирался ее, пока, оставить. Корабль Попугаев и вправду был весьма велик, пусть в нем и не было совсем ничего, как раньше думала о пиратах Лилика, вроде пушек, склада ядер и оружия, и многого прочего. Пожалуй, их представление как "морских торговцев" и вправду было наиболее подходящим, тем более учитывая, как активно они ходили по трюму вокруг, перенося ящики и прочее с места на место, будто стараясь расставить их максимально устойчиво, но и достаточно компактно.

Она еще раз поблагодарила старика, уже попросившего ее сообщать ей каждый раз, когда кто-то из пиратов, подальше от которых он специально ее и поселил, будут слишком шуметь, или если она просто чего-то пожелает. Как он сказал, в порт они доберутся, в лучшем случае, к шести-семи часам утра следующего дня, и до того времени она остается для них важным и званным гостем, и просто другом команды. Сама ее каюта была довольно просторной, чистой и ухоженной, явно куда лучше, чем грязная и почти с ног на голову перевернутая каюта капитана. Здесь был и небольшой столик, и нары выглядели мягкими, будто стоило ей только в них забраться, как она тут же в них уснет. Здесь было и не так жарко, а ноги и вовсе почти мерзли от соприкосновения с холодными от самого моря досками. К счастью, почти весь пол каюты был покрыт огромной белой и мягкой шкурой совсем уже неизвестного ей животного, и о холоде ей уж точно переживать не следовало. Она спокойно поставила рюкзак на столик, приделанный к самой корме корабля, открыла его, и, убедившись, что всю еду в нем и вправду будет лучше оставить на путь до Леса Кортя от Лафена, закрыла его, и убрала под нары. Там уже лежала и ее новая одежда, которую за несколько минут до этого принес ей Вильцед. Как говорил капитан еще перед самыми дверями каюты, она принадлежала дочери кого-то из членов экипажа, которая, еще давно, покинула сей бренный мир. Лилике было все еще страшновато принимать такие вещи, но обратное наверняка просто оскорбило бы их, так старавшихся ей помочь людей, и она просто не могла им отказать. Тем более, почти все ее платье было насквозь пропитано кровью, от потери которой ее, что она приняла раньше за укачивание, все еще кружилась голова. Да, настоящих октолимов никогда не укачивает, и их вестибулярный аппарат работает куда лучше, чем у обычных людей.

Начав переодеваться, заранее как можно крепче закрыв дверь каюты на две щеколды, она уже заметила, что все еще почти не чувствует плеча в месте ранения от еще не прекратившегося действия обезболивающего, не сошедшего только с самого очага, мест уколов. Также, правая рука двигалась немного медленнее, чем она ожидала, и тому, наверняка, мешала пробитая ключица. Как бы не старался Покрывало, полностью восстановить разрубленную кость, тем более настолько сложную, он бы просто не сумел, и потому плечо теперь вряд ли когда-нибудь вернет прежнюю гибкость. Но Лилика, осознав это, только ухмыльнулась. Ей было не важно, как это произойдет, но она была уверена, что еще сможет стать сильнее, повысить всю свою ловкость до того уровня, при котором и сломанное плечо будет двигаться лучше, чем когда-либо раньше. Единственное, что ее волновало теперь, это шрам, который может там остаться. Шрамы на теле всегда казались ей интересным украшением, но отнюдь не придавали привлекательности женскому телу. Хотя бы ради Соккона, для кого она и старалась быть самой красивой и прелестной девочкой на свете, чтобы он больше никогда не думал о других девушках, кроме нее, она всегда старалась максимально ухаживать за собой. Пусть ее и стеснял ее низкий рост, она, уже и вправду как ребенок, все еще думала, что молоко поможет ей вырасти, и правильное питание улучшит формы ее тела. Гены и темперамент для нее, выросшей в роду заведомо не выделявшихся своими формами женщин, всегда были пустым звуком, и она была уверена, что сможет получить что угодно лишь как следует захотев. Даже если это не позволяли гены.

Платье, которое она надела теперь, быстро почти сорвав с себя, хоть и с некоторой жалостью, свое старое, легко на нее не совсем так, как она планировала. Груди было тесно, а юбка казалась ей слишком длинной, что могло помешать ей двигаться быстро, как раньше. Она надеялась, что ей больше не придется сражаться хотя бы до самого Леса Кортя, но должна была заранее быть к этому готова. Посмотрев в зеркало у стены, также прибитое к стене, она, все же, поймала себя на улыбке, расценив свой наряд достаточно милым, максимально ей подходящим. В таком виде она может не бояться показаться людям, и, в то же время, не будет выглядеть вызывающе, привлекая нежелательное внимание мужчин помимо Соккона.

Я, ведь, уже рассказывал, чем была вызвана эта мания между братьями и сестрами в роду Кацер, из-за которой и Лилика с Сокконом были как будто одержимы друг другом? Конечно, это была не обычная привязанность, и у нее была свои, прямо скажем, очень глубокие корни, уходящие в самые времена начала Эпохи Грома. Можно сказать, что это был приказ на генетическом уровне «размножаться», сохраняя чистому своей крови имтердов для всего рода Кацер. Конечно, Лилика появилась на свет раньше, чем этот приказ захватил кровь Кацер, и сама она, фактически, не была Кацерой. Но о причинах и того, и другого, вы узнаете позже, и сейчас я лишь напомнил вам, что в Последнем из Первых Миров даже самые обычные взаимоотношения между живыми существами, как и любыми силами мира, имеют свою, совсем не обычную подоплеку.

Закончив все приготовления, так и оставив свою каюту открытой, она, весело осматриваясь вокруг, взглядом приветствуя то и дело весело кивающих ей пиратов. Чаще всего они занимались упаковкой грузов, доставляемых ими, как поняла Лилика, в Лафен для торговли. Совсем не чувствуя движения корабля под своими ногами, лишь слушая глухой звук бьющихся о борта снаружи волн, она прошла трюм почти до самой палаты Покрывала, повернула направо, и спокойно прошла в местную, не раз упомянутую капитаном, столовую. Импровизирована она была довольно умело, состояла из небольшой комнаты с четырьмя столами и четырьмя стульями у каждого, и самим обиталищем повара, тогда варившего, конечно, те же самые, упомянутые уже всеми подряд, макароны в огромной кастрюле. Потолок над ним был обит тонким слоем металла, а сам огонь повар брал из кристаллов, наполненных энергией наверняка какого-нибудь огненного арда. Это снова, как и в случае с горелкой Покрывала, почти поразило Лилику, думавшую тогда, что пираты, точнее морские торговцы, сами по себе люди не самые богатые, просто не могли потратить деньги на что-то столь дорогое, как "огненный камень" для столь не сильно важных, как она думала, вещей. Подобные диковинки было вовсе не удивительно увидеть где-нибудь рядом с Ренбиром, но не на пиратском корабле.

К слову, спросите вы, почему торговцы редко бывают богаты? Конкретно морские торговцы закупают товар по низкой цене в одном месте, чтобы переплыть море, и продать его подороже в другом месте. Почти всегда все их деньги находятся в обороте, и лежат, в виде самого товара, в трюме. Денег на руках для прочих покупок у них обычно недостает.

–Вот и мой работодатель! Ты на всю жизнь запомнишь эти макароны! – внезапно, перепугав Лилику, повернулся к ней толстяк-повар, махнув при этом половником с кипятком так, что тот едва не улетел ей в лоб. При этом он, правда, почти ничего не выплеснул.

–Ах, я…Люблю макароны. – решила, на всякий случай, повторить она.

–Правильный подход, девочка! Макароны – это тесто. Тесто очень полезно! Любой пекарь скажет тебе это. Потому – эти макароны будут лучшими макаронами, которые ты когда-либо ела! Десять минут, и все будет готово. – продолжал махать половником он, все-таки залив стены. Теперь вода была не только с той стороны кормы корабля, но и с внутренней.

–Б-буду очень рада их попробовать. – неуверенно, не меняя лица, проговорила она, не понимая, "почему именно эти макароны будут лучшими".

"А мне показалось, что он хочет сделать макароны настолько страшными, что я этого во век не забуду…" – думала она. "Я уже и так проголодалась. Надеюсь, он не шутит, и макароны будут что надо."

Как можно скромнее она устроилась за столом в ожидании "комплимента от шеф-повара", его уже именитых лучших на свете макарон. Теперь только осматриваясь вокруг, оценивая вид тарелок и столовых приборов, которыми уже явно пользовались недавние посетители импровизированной пиратской кухни, грязных, с уже задеревеневшими остатками макарон, лежащих на столе как раз рядом с ней. Так прошла первая минута, и так же, как она думала, пройдут и остальные, наверное, девять. Повар, как ей казалось, не особо спешил, да и торопиться при готовке просто незачем – макароны не сварятся от этого быстрее. Также, удивительным ей казалось то, насколько много он их варил, ведь она одна и десятой доли такого их объема не съест. Этот вопрос не давал ей покоя как раз кстати, ведь она уже знала ответ, и знала, что волнуется она не зря. Спустя уже три-четыре минуты почти полной тишины, в столовую, сопровождаясь немалым шумом, через очередную импровизацию на этот раз двери, почти ворвались несколько пиратов. Их было не больше шести-семи человек, и от одного их появления Лилика ужаснулась, решив сначала, что это может закончиться домогательствами (раньше она старалась не думать об этом, заранее присуждая Попугаям качества по крайней мере хороших людей), но потом испугалась уже того, как бы от их присутствия не провалился уже ходящий ходуном пол. Кажется, ели они все по сменам, делясь на тех, кто работает, а кто в это время отдыхает. Пусть она и не видела от них особой работы последние полчаса, прошедшие теперь мимо нее, садящиеся на стулья, по большей части, именно за ее столом, пираты выглядели скорее правда уставшими, нежели отлынивающими и отдыхающими. Те самые пираты, которых она бы назвала, учитывая их необычную реакцию почти на все происходящее вокруг них, не "Синими Попугаями", а, скорее, "Резкими Ребятами". Ей это название казалось забавным, и ни капли не глупым.

Куча неуместных вопросов, шум, балаган, как и думала Лилика, свалились на ее голову как самое настоящее проклятье. При ее голоде и оставшейся ослабленности от кровопотери она с самого начала очень рассчитывала на тишину и покой, и пусть компания пиратов не была так уж ей противна или надоедлива, у нее правда почти не было сил, чтобы хотя бы держать улыбку в разговоре. Помимо внезапных восхищений пиратами ее внешности, особенно учитывая, что те даже не подозревали о ее ни капли не юном возрасте, собеседники ее делились, в основном, на тех, кто хотел заинтересовать ее рассказами о их приключениях, и тех, кто просто был рад, что "маленький ангел" проводил время здесь именно с ними (хотя они сами навязали ей свое общество). Уже сгорая от смущения, получая, как и прежде, вовсе не то внимание, ради которого она так старалась выделяться, она еще раз попросила пиратов, так, чтобы на этот раз они ее точно услышали, не мучать ее разговорами ввиду ее плохого самочувствия. Услышав ее теперь, все собравшиеся уже за ее столом около десяти пиратов совсем обмякли, извинились, и как-то погрустнели в лицах. Она все еще не совсем понимала, почему такое внимание они уделяли именно ей, было ли это следствием ее внешности, ее синих, как и у них, волос, или же просто того, что на их судне никогда не бывало девушек, тем более возрастом годящихся им в дочери. Теперь, когда все они замолчали, ей и самой стало как-то не по себе, ведь как бы они ее не превозносили, что ее саму только пугало, ее компания правда радовала их, и с ней они были куда счастливее. Она постаралась успокоить их тем, что сможет поддерживать беседу только когда поест, и те снова, переглянувшись, начали о чем-то непринужденно болтать. Как раз по мере этого в помещение подтягивались и другие пираты.

Довольно неожиданно большая круглая тарелка с огромной горой макарон украсила стол Лилики. Попробовав с вилки всего пару из них, она отложила столовые приборы, встала из-за стола, подошла к умывальнику неподалеку, и помыла маленькие ручки, что совсем забыла сделать раньше от постоянного внимания достаточно плотно окруживших ее пиратов. С вдруг почти маниакальной улыбкой она вернулась к столу, а окружавшие ее пираты в недоумении отодвинулись подальше. Забыв уже хотя бы о каких-то манерах, голодная до предела, она голыми руками набивала рот макаронами, и, почти не прожевывая их, глотала. Первые секунды пираты были почти в шоке от такой картины, но через несколько секунд вдруг засмеялись, решив, что Лилика, просто-напросто, сама настолько хочет поскорее вернуться в форму, чтобы точно стать, как они думали, душой их компании, ведь она сама говорила, что не может много говорить от бессилия и голода. Силы возвращались к ней быстрее, чем когда-либо, и она чувствовала напор все время возрастающей внутренней силы, мгновенно восстанавливающей ее не по меркам роста сильное тело. Раненное плечо под платьем уже чуть хрустело, отдаваясь довольно приятным теплом, и уже к концу тарелки, казалось, полностью вернулось в норму. Возможно, ткани и зажили неправильно, и ей все равно не вернуть плечу былую гибкость, но оно уже не было повреждено, и она сама сможет теперь его изменить. Внезапно у нее в голове даже появился образ гончара, придающего форму глине. Ее оптимистичный настрой силами своего ума свернуть горы явно был наследием ее кровных родителей, какими они были еще давно.

Пока повар, стуча половником по новому казану с уже кипящей водой, в которой он собирался готовить новые макароны для новой компании бегал туда-сюда, разбрасывая старые макароны по другим тарелкам, сама компания Лилики уже заметно оживилась, еще больше забрасывая девочку комплиментами. Не все они звучали уместно, и почти все не имели друг с другом особой связи. Тем не менее, из всего окружающего шума, поднятого пиратами, Лилика вполне отчетливо разобрала причину ее превращения в их идола. На самом деле, она не задумывалась об этом раньше, но ведь они все много слышали о ее братьях, и хоть не так часто с ними общались, были о них очень высокого мнения. Естественно, что после истории Вильцеда о ней, которую тот рассказал совсем недавно, они в полной мере разглядели в ней настоящую Кацеру. Настоящую авантюристку, но при этом невероятно милую.

Конечно, у их отношения к Лилике как к новому идолу Синих Попугаев тоже были свои глубокие корни, и на них действовало достаточно много факторов, которые читатель узнает только чуть позже. Не буду рассказывать об этом сейчас – еще слишком рано вспоминать о грустном. Обычно для этого сначала нужно как следует выпить.

–Вот так вечеринка, господа! – вдруг пронесся по ее голове веселый и невероятно громкий басистый крик откуда-то со стороны входа.

Она повернулась в ту сторону, чтобы посмотреть, кто еще пришел на ужин к уже точно макаронному мастеру, и, главное, сколько этих гостей было. Гостями, как ни странно, были Вильцед и еще несколько пиратов, на руках несущие в ее сторону огромную деревянную бочку. Помимо мгновенного, разрывающего уши громового "ООООО" со стороны прочих пиратов, что-то только добавляло ей уверенности, что эта бочка была наполнена именно алкоголем. Скорее всего, пивом, элем, или чем-то похожим.

Как и ожидалось, пираты совсем бесцеремонно сдвинули все столы и стулья столовой к центру, взяли из "личного арсенала" повара необходимые сосуды, сняли крышку с одной стороны бочки, и принялись окунать туда, в золотистую пенную жидкость, большие пивные кружки, сопровождая это еще большим шумом. Лилика, уже чувствуя, что попала в самое что ни на есть "пекло", старалась тихо покинуть пиратов, но те слишком много внимания уделяли ей, и уйти незаметно она просто не могла. Они спрашивали ее о самых разных вещах, в итоге только постоянно с большим удивлением опустошая кружки, будто беседы были лишь сопровождением для по-настоящему интересных дел. По прошествии буквально нескольких минут, ее волнение как-то само собой улетучилось, и она даже начала немного веселиться. Ей все еще было по-своему приятно то, как ее присутствие влияло на пиратов, и снова старалась всем их радовать, не унывать, и не забывать, каким ее всегда хотел видеть ее брат, который, как всегда, занимал минимум половину ее внутреннего мира. Зная, как непросто будет им, Синим Попугаям, в Последней Войне, а также осознавая, что весь ее дальнейший путь будет как минимум сложен и опасен, она была уже совсем не против, может даже в последний раз, хотя бы немного повеселиться.

Настоящее веселье началось как раз по пришествию в столовую еще пяти новых пиратов, один из которых и предложил девочке, еще также не зная ее возраста, выпить с ними пива. Такое предложение на мгновение выбило из колеи почти всех, включая и Лилику, и кто-то даже дал пирату подзатыльник, говоря, что ей еще рано пить такие напитки. Вторая волна удивления, и даже восхищения, прошла по столовой почти сразу, как девочка, едва весело ухмыльнувшись, взяла кружку, которую ей заранее принес кто-то из окружающих, набрала в нее до самых краев пива, и, как следует набрав воздуха в легкие, опустошила ее до дна. Когда-то ей уже приходилось пить этот напиток еще на дне рождения Таргота, в результате чего ее либидо едва не "съело" Соккона, и так же ей предлагали выпить пива некоторые друзья из Ренбира, для которых подобное было совершенно обычным дружеским делом. Она считала почти недостойным себя напиваться, думая об этом, как о занятии только для самых потерянных людей, и потому не собиралась много пить теперь. Даже при всем этом, улыбка на ее покрытых пивной пенкой губах была столь лучезарна, что кто-то из пиратов громко крикнул "НАША БОГИНЯ!", что мгновенно подхватили и другие. Думая, не сделала ли она лишнего, так поддержав их компанию своими действиями, она, стараясь все так же, пусть уже совсем смущенно, улыбаться, чуть опустила голову.

Веселье продолжалось еще целых полчаса. Звенела посуда с макаронной закуской к пиву от, уже самого как следует напившегося, повара, и без устали, утопая в веселом гомоне, звенели кружки. Лилику совсем покинула сонливость, а после последних двух кружек она уже переставала саму себя понимать. Тело стало будто легче, но ей было теперь совсем тяжело его двигать. Ее уже немного пошатывало, а ее речь саму прежнюю Лилику наверняка бы теперь до смерти напугала. Она стала слишком открытой, очень много смеялась, шутила, хотя все так же смущалась от постоянных комплиментов теперь уже настоящих собутыльников. В один момент, после того, как кто-то из пиратов решил померяться с ней, сестрой Кацер, силами, вся столовая залилась смехом, когда в противоборстве на руках она в одно движение чуть не перевернула пирата за руку вместе со столом. Все они громко смеялись, и даже Лилика, удивленная силе своего миниатюрного тела, неловко улыбалась. Вильцед, явно выпивший меньше всех среди пиратов в столовой, на всякий случай напомнил девочке про необходимый отдых, на что та решила, как минимум, больше не пить, как бы не хотелось, и как бы не было сложно остановиться. Тем более учитывая, что она уже выпила не меньше десяти литров, что для октолима было эквивалентно примерно двум литрам у обычного человека, даже не учитывая насколько быстрее октолимы трезвели.

Снаружи становилось все темнее, и из окон, ведущих в трюм, внутрь уже почти не пробивался солнечный свет. Все еще веселая и совсем расслабленная от алкоголя Лилика медленно, стараясь не задевать плечами стены, пробиралась к своей каюте, уже не в состоянии даже вспомнить точно, сколько она выпила после того, как пообещала Вильцеду больше не пить. Она была только рада этому, ведь она была правда счастлива, и знала, что, если бы ее семья и друзья были рядом, они бы наверняка к ней присоединились. Дорогие ей люди всегда присматривали за ней, и никто даже не был против ее союза с братом, ее всегда поддерживали и любили, заботились о ее собственном счастье. Именно для этих людей она всегда старалась брать от жизни все, не думать о плохом и всегда быть максимально позитивной. Она верила, что поступает правильно, когда, даже зная о возможной судьбе брата, веселится так, как бы хотел он. Как бы она за него не переживала, он всегда делал все возможное ради нее, и как-то подсознательно чувствовала, что и с его исчезновением он будто отогнал от нее какую-то беду. Пускай пока и не понимала, какую именно, и что навеяло ей такие мысли.

Едва пару раз не споткнувшись о уже развалившихся кое-где по трюму от алкоголя пиратов, сползая по дверному косяку как недавно макароны со стен столовой, которыми пираты весьма активно друг в друга кидались, Лилика ввалилась в собственную каюту, изо всех сил теперь стараясь не упасть, не понимая качается ли это вокруг нее корабль, или у нее просто кружится голова. В таком состоянии она кое-как, не зацепив подволакивающимися ногами ковер из шкуры какого-то белого зверя, подошла к зеркалу, желая перед сном хотя бы очиститься от следов недавней попойки. Конечно, следов этих было слишком много, и разлитое несколько раз на ее платье пиво она никак не смогла бы убрать сама. В один момент, все еще от пьяного бессилия наполовину прикрывая глаза веками, она даже весело качнула руками в жесте «Ура, я это сделала!». Она уже давно и многим доказывала, что вовсе не ребенок, и это было почти клеше для многих ей подобных девочек. Теперь она выпила больше десяти литров пива в компании не менее чем тридцати пиратов на их же корабле. Кто после такого посмеет назвать ее ребенком?

К слову, напились на том корабле тогда абсолютно все пираты, и их смена, которая должна была работать на палубе, тоже почти сразу присоединились к товарищам по попойке. Единственным, кто так и не пришел на пиршество – занятый в то время одним очень важным делом капитан Картофель, настоящее имя которого было Картоль, что звучало не менее странно.

Сон уже застилал глаза девушки, а мысли ее, и без того хаотичные, просто разлетались в разные стороны, как макароны…кажется, я уже упоминал про это. Уже забросив попытки вернуть разум в привычное ей состояние, Лилика довольно громко кинула свое тело, как мешок с песком, на мягкие нары, и почти сразу в них укуталась. Глаза двигались куда-то в сторону сами, голова кружилась, а все тело было будто ватным. Она уже очень давно, с того самого дня рождения Таргота, не чувствовала подобного, хоть в тот раз выпила минимум в десяток раз больше. Даже пираты, как она думала, привыкшие к подобному, после пятого литра оставили ее единственным крепко стоявшим на ногах человеком во всей столовой. Она и сама над этим тогда посмеялась, шуточно думая "Я и вправду теперь взрослее их.", вряд ли подразумевая свой истинный возраст, ведь фактически активна она была всего 16 лет, а остальное время просто проспала.

В то же время по судну по своим каютам расходились и пираты, все еще весело подгоняя друг друга дружескими шутками и все такими же дружескими подзатыльниками и пинками. Для них все произошедшее имело немного иной вид, нежели для Лилики, так раньше и не слышавшей истории, стоявшей за платьем, которое та недавно надела по совету Вильцеда. Да, на их корабле уже был ребенок, дочка одного из самих пиратов, который тоже недавно покинул сей бренный мир. Девочка часто ходила на корабль к отцу, смотрела как он работает, и всячески своей детской невинностью поднимала боевой дух тогда еще настоящих мужчин, гордых пиратов на службе Ордена, единственных заключивших контракт с последними, оставаясь при этом вне их законов. Те, кого принято называть пиратами, морскими грабителями и разбойниками, они презирали, и всюду с ними сражались, забирая и продавая их имущества с потопленных кораблей. Но именно их боевые свершения вышли для них боком однажды, в той самой морской битве, где капитан Картофель частично потерял зрение, а пошедшие на абордаж брусийцы убили почти половину экипажа Попугаев. Никто не брал ту девочку с собой, и они нашли ее совершенно случайно в трюме, спрятавшуюся в одном из ящиков с ядрами, лишь сказав нашедшему ее отцу «Я хочу быть с тобой, папа! Я не боюсь!». Она не боялась и когда пушечные ядра разрывали корму их корабля, и помогала Попугаям быстро латать дыры, всюду следуя за отцом. Она последовала за отцом и в его последний путь, когда того, во время абордажа, безжалостно зарубили саблей. Конечно, никто не пожалел ребенка, и она умерла прямо на груди у отца, до самой смерти не поверив, что тот ее безвозвратно оставил. Для жителя Последнего из Первых Миров в этой истории не было ничего удивительного, а войны были и остаются самой сутью их существования, и все уже давно к ним привыкли. Наверное, в этом и состоит ирония нашей судьбы – мы стараемся ради себя и близких всю свою жизнь, проливаем пот и слезы чтобы проложить себе дорогу в счастливое будущее. Но однажды все это заканчивается, и нашим планам никогда не дано увидеть свет. Все мы однажды уйдем, и мы должны делать все, чтобы перед этим как следует насладиться жизнью, и помочь это сделать другим.

Как вы уже поняли, прежняя хозяйка нового платья Лилики была правда на нее похожа, и Синие Попугаи точно вспомнили былые времена, представляя на ее месте ту свою старую «дочь корабля», почти никогда не сходившую с него на сушу, и потому были к ней так добры. Теперь же сама Лилика, кое-как повернувшись на бок в самом настоящем коконе из нар, улыбнувшись забавному узору на доске стены перед собой, мирно закрыла глазки, медленно погружаясь в сон. Под убаюкивающую качку, пока судно, качаясь на спокойных волнах чаще всего грозного Моря Орги, приближалось к совершенно новой для Лилики земле, она уже чувствовала, как пересекает некую точку невозврата, но даже это чувство теперь терялось где-то слишком глубоко, и она совсем его не замечала. Возможно последние свои мирные часы она хотела использовать теперь, чтобы как следует отдохнуть, ведь теперь никто и вправду не знал, что ждет ее впереди. Окружающие звуки быстро пропали, заменившись звуками подсознания, которые она так редко встречала, и уже через пару минут ее совсем поглотил сон.

Лилика в самом деле редко видела сны, и еще реже их запоминала. Но в этот раз все было иначе. Вся развернувшаяся перед ней картина, освещаемый летающими вокруг светлячками темный зал со столом, окруженным тронами из различных драгоценных камней, были почти подсознательно знакомы Лилике, но она никак не могла их точно вспомнить. Все это, окружающее ее собственное дыхание в совершенно мертвой тишине, образ существа по ту сторону стола и взгляд его золотых глаз, и вправду были ей знакомы, и она все лучше вспоминала их теперь, пока продолжалась та немая сцена. Она стояла на месте, глядя на восседавшее на золотом троне существо, и оно, так же, смотрело на нее. Этот сон пропадал с каждой секундой все быстрее, так же, как и появился, а где-то на границе сна и яви она могла поклясться, что слышала его голос, но никак не могла понять, что он говорил. Ждал ли он ее теперь, как столетия назад, в том самом зале, или же наоборот угрожал, не желая ее видеть. Нет же. Он лишь показывал ей прошлое, которое принадлежало не ей. Он говорил не с ней, а с тем, чьими глазами она его видела. Не было никаких сомнений, что он сам навевал ей этот сон, как он делал это и раньше и не только с ней. Клинок Власти Золотого Пламени, также известный как Надзиратель Первых Миров. Именно к нему она и направлялась теперь.

И он совершенно точно ее ждал.

Глава 5. Надежды целого народа

Тихое поскрипывание уже точно стоявшего на месте судна и яркий солнечный свет, пробивавшийся в каюту через окно, заставляли ее, так резко поднявшуюся с нар Лилику, усомниться была ли хоть небольшая пауза между моментом ее засыпания и пробуждения. Она проснулась, совсем не чувствуя обыкновенной утренней слабости, и никакого, известного ей по рассказам друзей, похмелья, совершенно неудивительного для столь большого объема выпитого ей алкоголя. Если говорить совсем просто, она была "как огурчик", свежа и полна энергии, хорошо отдохнувшая и выспавшаяся. Судя по всему, ее тело сумело целиком и полностью переработать алкоголь и макароны во внутреннюю силу, и потому теперь она чувствовала себя даже лучше, чем до по посещения Храма Актониса. Мысли о увиденном ей во сне очень быстро растворились, и сама память о том сне в миг улетучилась. Сейчас, даже все еще немного в смятении от внезапного пробуждения, она больше была сосредоточена на текущих задачах и проблемах – она все еще не знала, как давно корабль вошел в порт, сколько сейчас было времени, и чем тогда занимался экипаж. Ее сон был настолько сладок и крепок, что она наверняка бы не заметила, если бы кто-то постучал к ней в дверь или окликнул ее, и она могла так пролежать уже очень долго. Все нары под ней, ее волосы и одежда точно подтверждали своим видом, то есть видом полного хаоса, это предположение. Собираться и покидать корабль следовало как можно скорее, тем более учитывая насколько активен был пробивающийся в корабль с порта гомон криков, шума телег, и шуршания волн по корме корабля.

Как ни странно, ее каюта была уже открыта, хоть и закрывалась она изнутри. Возможно, будучи в нетрезвом виде, она только мысленно представила, что закрыла дверь на щеколду, но на самом деле этого не делала. Так тогда подумала она. На самом же деле, она просто просыпалась однажды ночью, хоть и совсем этого не помнила, и зачем-то выходила из каюты. Для чего она это делала – даже для меня загадка. Могу лишь сказать, что ее вещи были уже собраны, и рюкзак ее уже, совсем для нее не заметно, давил на плечи. Она искала его взглядом по всей каюте почти минуту прежде чем поняла, что он уже был на ее спине. Она не задумывалась, как это произошло, списав это на проблемы собственной памяти после попойки. И дверь она не закрывала, и рюкзак надела сама, и макароны в столовой, по пути к которой она дважды упала на уже уснувших в трюме пиратов, тоже не доедала.

Теперь, выйдя из каюты, она совсем не заметила вокруг никакой особой активности, будто корабль пиратами был уже покинут. Груз, который они перевозили в Лафен, тоже целиком пропал, хотя пол был еще немного мокрым после, скорее всего, работ над этим самих пиратов, которые успели запачкать его ночью. Все это немало насторожило Лилику, ведь раз корабль стоял на якоре, а людей и груза там уже не было, значит она правда серьезно проспала время прибытия, и ей следовало спешить. Тем более, что о дальнейших планах экипажа она еще не знала, и они вполне могли бросить корабль, продав товар, и с деньгами бежать на запад, куда собирались многие простые люди, желая избежать Последней Войны.

В спешке пробежав по трюму в сторону лестницы, затем поднявшись по ней наверх на палубу, она также приметила довольно характерный храп со стороны "медицинской палаты Покрывала». Это ее немного успокоило, ведь пираты не могли окончательно покинуть корабль, бросив своего товарища там. Наверняка, они просто отправились заключать сделки с еще оставшимися в порту торговцами, и собирались после этого вернуться на корабль.

Встретило Лилику уже правда очень яркое, палящее золотое солнце. Оно было куда больше, и будто ближе к поднебесной, чем когда-либо раньше, как это ранее и предсказывал Серпион. Из-за появившейся тогда жары платье Лилики резко потеряло свою актуальность, и единственной ее надеждой на спасение от вечно неприятного соприкосновения пропотевших вещей на будущем холоде Леса Кортя с телом, стали еще не закрывшиеся в Лафене магазины одежды, в которые Лилике нужно было срочно заглянуть. Даже не учитывая проблем жары от ее платья, в таком виде в Лес Кортя, под завязку набитый ардами, она идти не могла.

Довольно сильный для моря Орги бриз разносил по палубе корабля свою прохладную влажность, особенно приятную на фоне окружающей жары. На самом корабле не было ни единой души, которые бы смогла от лестницы разглядеть Лилика, но она уже отчетливо слышала их речь со стороны порта, пусть та и весьма сильно перебивалась прочими шумами, доносящимися из порта. Девушка пробежала в ту сторону, к трапу, в надежде увидеть там всю компанию, чтобы потом не думать, куда они на самом деле делись. Оказалось, там стояло лишь четыре пирата, наверняка охранявших судно от возможных посетителей из порта. Все ящики с грузом были аккуратно расставлены вдоль края деревянного мостика, у которого и пришвартовались Попугаи. Больше пиратов, помимо упомянутой четверки, в порту видно не было. По крайней мере, их было бы слишком сложно разглядеть во всей творящейся там путанице.

Там, как и ожидалось, утренняя суета выглядела более чем энергичной – люди то и дело передвигались только бегом, работали на погрузке и разгрузке чрезвычайно активно, лицами демонстрируя нечеловеческие усилия, хотя и на деле редко переносили что-то достаточно тяжелое. Наверняка уже наслышанные о будущей войне, многие отправлялись в путь далеко на запад, надеясь переждать войну там. Те, кто были не в состоянии сражаться, думали теперь только о выживании, зная, что имтерды атакуют Запад, концентрируя наибольшие свои силы именно у самих Земель Марконнор. Никто не знал, что именно будет тогда происходить в мире, возможно ли будет хоть кому-либо это пережить. Но люди не переставали верить, и тут они то и дело, с так и обеспокоенными лицами, носились за покупками, грузили телеги, максимально снаряжаясь в скорый путь. На самом деле, не все жители решили бежать из города. Некоторые так и не решились покидать родных земель, либо особенно надеясь на помощь своих Богов в будущую войну, либо тоже подготовившись в путь. В последний путь.

Лилика стояла у начала трапа, еще на самом корабле, и едва не пропустила свиста снизу, наверняка, по звуку, направленному в ее сторону. Конечно, ее окликнули те же пираты, которые сторожили корабль у того же трапа, и которым вообще, судя по виду, было страшно скучно там стоять. Пираты сказали, что большинство людей из их команды отправились также, как и многие в порту сегодня, продавать товары. Лилика думала, что Попугаи еще не были в курсе подробностей о Последней Войне, и им казалось, что остальные торговцы нашли «золотую жилу», и им, уже много знающим морским торговцам, было просто необходимо узнать, что именно они задумали. Если бы пираты ушли в море, вполне возможно, что им бы удалось в нем затеряться, пусть даже с Земель Марконнор, с Севера, по Западу, через Море Орги, ударит Морской Владыка имтердов. Но их планы значительно отличались от тех, которые в своей голове уже нарисовала для них Лилика. Возможно, она бы узнала об этом побольше, если бы спросила прошлым днем капитана Картофеля, что за письмо он написал Ордену, и что они собираются делать дальше. Увы, почему пираты веселились всю ночь, как в последний раз в жизни, она тогда тоже не поняла, хотя на то и были вполне очевидные намеки.

–По любому куркуму грузят, черти! – вдруг перебил мысли Лилики один из пиратов громким криком на ухо товарищу.

–Ага, у нее теперь цена от срока годности зависит. Срок годности у куркумы, как тебе? – следил за движениями грузчиков на соседнем мостике его товарищ.

–Все закупаются, чтобы точно хватило переждать эту войну. Но все равно – бред же переплачивать за такое. – вздохнул первый пират.

Лилика, уже спускаясь по трапу вниз, удивленно наблюдала за изменениями лиц пиратов при упоминании Последней Войны. Конечно, вероятность того, что они, наблюдая вокруг скопления регулярной армии и воинов Ордена в Кацере так ничего и не узнали про эту войну, была крайне мала, но Лилика все еще на это надеялась.

–Надеюсь, наши там с покупками не застряли? – почесал синюю бороду третий пират.

–Что вы теперь закупаете? – решила поинтересоваться уже остановившаяся рядом пиратами Лилика.

–Оружие и боеприпасы. – уверенно кивнул первый пират.

–Так…значит, вы тоже примете участие в Последней Войне? – все же грустно вздохнула девушка.

–Картошкин уже обо всем договорился. Вчера он отправил Ордену письмо от нас всех. Когда-то нас, в их составе, уже разбили одни уроды. Мы копили злость все последние годы, и только ждали, на кого бы ее выплеснуть. – уверенно посмеялся четвертый пират, по виду наверняка самый боевой, и больше всех в старых битвах поиздержавший собственное здоровье.

–Так то письмо было адресовано Ордену? Вы возвращаетесь в его ряды? – удивилась Лилика.

–Хех. Одно дело воевать с наемниками, для которых нет ничего святое, а другое с древним врагом всей человеческой расы! Тем более, что люди их уже побеждали. Да мы этим супостатам глаза их нечеловеческие на их нечеловеческие жопы натянем! – смеялся то же пират.

–Слышь, пивная рожа, ты бы при ребенке получше за словами следил! – с глухим стуком дал подзатыльник товарищу первый пират.

–Какой ребенок? – испуганно начал оглядываться вокруг тот.

–Люди побеждали имтердов?

«Стойте, я же не сказала это вслух?» – подумала про себя Лилика. «Ах, да. Это грустно, но…лучше не ломать их надежду.»

–Я точно ничего вам не должна за эту поездку? – решила поинтересоваться Лилика, уже сама понимая, что деньги ей скоро совсем станут без надобности, и будет лучше отдать их в хорошие руки (даже если эти руки протянут их торговцу алкоголем).

–А, ты о чем? – не понял первый пират.

–Разве ты не останешься с нами? – удивился третий пират, тогда явно самый грустный и неразговорчивый.

–У меня есть важные дела в Лесу Кортя. Мне нужно…

–Где у тебя важные дела? – широко раскрыл глаза первый пират.

–Я же из числа Информаторов, если вы про таких слышали. У нас свои планы на Последнюю Войну, и мы должны по-своему ослабить войска имтердов.

–И что же? Ты полезешь в этот Лес? – продолжал удивляться первый пират.

–Не волнуйтесь. Покрывало хорошо поработал над моим плечом, и дважды я никому не дам его повредить. – весело била себя кулаком по левому плечу Лилика. – Буду глядеть в оба, и все будет хорошо.

–А, ты уже проснулась? – вдруг раздался быстро приближающийся хрипловатый голос кого-то со стороны порта.

Лилика сначала не подумала, что этот риторический вопрос был задан ей, но все равно повернулась в ту сторону. Оказывается, со стороны города к кораблю, постоянно материализуясь из толп так и ходивших туда-сюда по набережной людей, выходили груженые ящиками с тогда не ясно чем пираты. В изголовье их строя шел также груженый парой явно тяжелых ящиков капитан Картофель, теперь уже наполовину раздетый, повязавший форму на поясе, открывая виду девушки вполне, для его возраста, завидные мускулы. Скорее всего, попойка с Лиликой прошлой ночью поставила точку на процветающем алкоголизме всего экипажа (кроме Покрывала), и теперь все они вернулись к своему старому образу бывалых морских вояк. И капитан от них ни на шаг не отставал, как бы говоря «я все молодых еще фору дам!».

–О, вот и наш ангел снизошел на землю! – посмеялся кто-то из пиратов.

–Да, мне уже давно пора в путь, но я не могла не остановиться, чтобы поблагодарить вас за помощь. – хихикнула Лилика.

–Так, к слову, зачем ты с нами плыла? – вдруг спросил капитан, останавливаясь около ящиков, уже ранее принесенных его командой к кораблю, и охраняемых теми самыми четырьмя пиратами.

–Старик, ну это уже слишком. – помогал ему ставить ящики на места уже разгрузившийся Вильцед.

–Что слишком?

–Она же вчера говорила, что брат ее, Соккон, где-то потерялся, а она его ищет.

–Аааааа, точно! – с широко раскрытыми глазами ударил рука об руку старик. – Вроде же по бабам пошел!

–Ну…если и так, то по очень опасным. – тихо вздохнула Лилика.

–Как всегда. Я слышал, что он дочку Селивана охмурил даже! – поддакнул один из, пожалуй, самых крупных пиратов среди Попугаев.

–Оооо, да! Вот это стерва так стерва! – усмехнулся другой пират, на которого явно еще по пути, на жилетку, сбросили «мертвый груз» портовые чайки.

–В общем, как бы вам сказать. Мне нужно идти. – с ходу немного смущенно перевела тему девушка.

–Что же могу сказать…Пусть Боги улыбаются тебе на твоем пути, юная Кацера. – статуей с закрытыми глазами встал перед ней капитан. – Ты не забывай, что тебе всегда будут рады на нашем корабле, и…в общем, ты, как бы…

–Старик? – удивленно наблюдал за внезапной робостью капитана недавний «первый пират».

–Мы были бы очень рады, если бы ты снова посетила нашу компанию потом, когда эта война закончится. – все-таки смущенно опустил голову старик. А вы думали, что смущение не характерно для старого пирата?

–Д-да, конечно. Буду рада снова с вами встретиться. Может быть, даже вместе с братьями! – тоже удивилась внезапной экспрессии старого закоренелого вояки Лилика, тем не менее сразу стараясь его подбодрить.

–Хорошо сказала! – будто как тост выкрикнул кто-то из пиратов, еще только ждущих свою очередь на разгрузку, но по голосу совершенно не уставший.

–Что ж…Тогда, как говорится, не прощаемся! Говорим лишь «до встречи!». Приходи целой и невредимой. И не забывай старика. Хе-хе.

–Не забуду. И вы берегите себя.

Воодушевленный словами девушки старый капитан взял сразу пару ящиков, каждый весом наверняка не меньше 30-40 килограмма, и с ними на руках пошел в сторону трапа к кораблю. Вся команда, кто также остановился лишь поговорить с Лиликой, и для того временно поставили ящики на пол, отправились поочередно, с определенным интервалом чтобы не проломить своим весом дощатый трап, с грузом стали подниматься на корабль. Все они почти поочередно, проходя мимо Лилики, попрощались с ней кто словом, кто жестом. Очевидно, все они в тот день были на позитиве, и еще особо не задумывались о предназначении всего того груза, который они покупали на последние деньги явно для войны, и для того даже немало накинули монет торговцам, и без того почти все уже продавшим. Наблюдая за ними, Лилика сама едва не забыла своей истинной цели, за которой она и прибыла в Лафен. Провожая друзей-пиратов взглядом, она прошла мимо них в сторону города, уже весело подпрыгнув по пути, чуть приподняв за лямки немало греющий спину в окружающей жаре рюкзак.

Лилика с усилием прорвалась через ряды стражников, торговцев, путешественников и местных жителей, почти все из которых уже вот-вот собирались покинуть город и только теперь собирали вещи. Город этот был куда больше, чем «новая Кацера», и было здесь, теперь, даже оживленнее, чем в Ренбире во время празднования Дня Бога Людей. Такая невысокая и в целом миниатюрная девочка как Лилика с трудом могла протискиваться между людей, пусть и ее частенько подхватывало их течение. Большинство людей здесь, оставляя место посередине дороги только для телег и повозок, шли именно в ту же сторону, что и Лилика, и поэтому она почти не сбивалась с пути и не останавливалась. Она прошла всего пару минут вперед от порта, совсем потеряв его позади за головами явно более высоких, чем она, людей, и только тогда, заметив, что люди вокруг нее все это время идут одни и те же, решилась поинтересоваться, где в городе еще есть открытые магазины одежды.

Она миновала уже несколько улиц, прежде чем вышла на менее оживленный, но все еще полный людей сквер уже на окраине города. Наверняка этот портовый городок был достаточно богат на достопримечательности, и отличался особенным для всех городов окружающей местности антуражем, из-за чего был прозван не иначе, как Городом Черепиц. Вдоль каждой дороги по земле проходили небольшие, но толстые решетки, а у каждого дома было сразу по несколько дождеотводов. Такие же, круглые и красные металлические трубы, украшали углы того самого дома, на который недавно указали Лилике ее случайные попутчики из толпы на дороге. По их словам, именно там она могла купить подходящий для странствий наряд, тем более хорошо подходящий для путешествий по их вечно покрытым дождями землям.

Очевидно, что тогда Лилика была уже одной из последних посетителей этого совсем небольшого, и вполне заурядного магазинчика. Едва она прошла его порог, зазвенев столкнувшимся с дверью над ней же колокольчиком, единственный оставшийся, и явно уже собиравший вещи торговец показался над прилавком, кладя на него перед собой закрытый, распухший от едва вместившегося в него содержимого чемодан.

–Здравствуйте. – недоумевая от недоумевающего лица хозяина магазина тихо проговорила Лилика.

Тот, достаточно молодой и явно по жизни очень активный, только кивнул ей в ответ, тогда же продолжив собирать вещи.

Сопровождаемая даже за дверьми магазина не утихающим шумом людей снаружи, девушка без промедления, в раздумьях приложив палец к подбородку, начала исследовать магазин, был который сам по себе невелик, а вещей в нем было уже и вовсе чуть. На самом деле, он явно знал и лучшие времена, и теперь был похож, скорее, на результат разгула стихии, с разбросанными тут и там костюмами, брошенной в кучу обувью, и перевернутыми деревянными манекенами. Вид последнего больше всего не нравился Лилике – она с детства до жути боялась любой имитации живой природы в виде чучел, папье-маше, манекенов, и даже детских кукол. Когда-то тогда до ее неокончательно сформировавшегося разума дошла история о оживших куклах-убийцах из книги «Кукольный Домик Рейна Матиса», который она, следуя из названия, сначала приняла за детскую сказку. Рассказывая о своей новой фобии своей горничной, как раз занимавшейся шитьем костюмов и часто имеющей дело с манекенами, в ответ она получала только «Вот и читай теперь детские сказки».

Но, как оказалось только теперь, страхи Лилики отчасти были оправданы. Проходя мимо одной из стен, на которой когда-то были развешаны дождевые плащи, но теперь полностью пустой, она едва не получила сердечный приступ от испуга, столкнувшись лицом к лицу с внезапно ожившим перед ней манекеном в черной вуали. На самом деле, конечно, это изначально не был манекен, и Лилика приняла его за таковой только ввиду его отсутствующей активности. Едва он повернулся в ее сторону, как ее детский, будто мышиный, писк сразу обратил его внимание на нее. Вид его лица мгновенно обратил ее испуг в облегчение, что «Все-таки, оживших манекенов не бывает», но в то же время немного ее насторожил. Кто бы не стоял тогда перед ней, он сам по себе выглядел достаточно жутко, и Лилика, сама не понимая от чего, заранее чувствовала в нем своеобразную опасность.

–Ох, я не ожидал встретить здесь еще путешественников. – вдруг улыбнулся этот седой старик, сделав тем самым черты своего частично закрытого волосами лица еще более жуткими.

–А вы…тоже путешественник? – сглотнув вдруг набежавший с мурашками по всему телу тихий страх тихо спросила Лилика.

–Да, своего рода. Блуждаю по свету, грустно взирая на его обитателей, что совсем стремятся его уничтожить. – с явной иронией в голосе устало посмеялся старик.

–В-вот как?

–А что же здесь делаешь ты? Неужели ищешь замену своему прелестному платью?

–Да, я очень тороплюсь, но не могу уйти в такой одежде. Мне нужно что-нибудь…

–…вроде этого? – поднял морщинистую и дряхлую руку старик, указывая ей на стену левее Лилики.

Лилика с большим удивлением повернулась в ту сторону, куда указал старик. На стене, предназначенной для дождевиков, все еще оставался один из них, но очень своеобразный. Она не сразу приметила его там, и была вдруг правда заинтригована его видом. Это была необычная вуаль, скорее всего октовая, и даже внешне она очень подходила остальным элементам ее одежды, которые она ранее и не снимала, и которые не были повреждены в бою с Самумом, и без проблем были оттерты от крови еще в палате Покрывала, пока она дремала. Пусть та вуаль и была тканевой, очевидно, что на ней были и кожаные части, скорее всего из кожи какого-то особенного арда. Вся она была темно-синей, и только два небольших плащика на ее спине были черными, с золотистыми металлическими концами.

Совсем засмотревшись на вуаль, Лилика не заметила, как стоявшей рядом с ней человек ушел, и хотела было поблагодарить его за подсказку, как вдруг, не увидев его рядом, ранее даже не слышав его шагов, вспомнила «Но ведь раньше эта стена была пуста…». Конечно, она не разглядела и того старика в магазине, когда первый раз осмотрелась у входа. По ее телу снова пробежали мурашки.

Хоть брать с собой что-то столь подозрительное при подобных не менее подозрительных обстоятельствах и было опасно, вид той вуали слишком нравился Лилике, тем более что она сочла ее максимально подходящей для будущего пути. Вуаль не сковывала движений, наверняка была водонепроницаема, прочна, и довольно красива сама по себе. Отказываться от такого подарка судьбы было нельзя (Лилика правда поверила, что просто не разглядела вуаль на пустой стене раньше). Она весело, поднявшись на носочках сапожек, сняла с крючка на стене ту вуаль, и с ней, лишь пару секунд побегав глазами по помещения, забежала в специальное место за ширмой для примерки одежды. Она на одном дыхании сняла с себя все это время немного давившее на грудь платье, и переоделась в новую вуаль. Даже вечно в детстве будучи почти куклой своей матери Немиры, обожавшей переодевать дочь в разные милые наряды, она не могла теперь угадать материал нового наряда по ощущениям тела. Ощущения ее были настолько спорными, что точнее, чем «мягкое, но твердое», это было описать невозможно.

Чуть наклонившись, вытянувшись руки в сторону полу, потянувшись затем в стороны и назад, она окончательно убедилась в практичности нового наряда, и уже в нем покинула ширму, все равно взяв с собой в руках старое платье. Лилика должна была вернуть его Синим Попугаям, но вдруг подумала, что будет лучше оставить его на том же месте, на котором только что она взяла загадочную вуаль. Ей казалось, что то платье наверняка притягивает удачу, и если в будущем, в Лесу Ренбира, ей и не повезет, пускай удача найдет хотя бы того, кто следующим наденет то платье. К слову, прежняя хозяйка этого платья и правда часто его носила, но погибла, на время боев Попугаев с брусийцами, сменив его на другое. Так что, возможно, данное платье и вправду обладало какими-то особыми свойствами.

Повесив старое платье на крючок на той же стене, Лилика весело, почти вприпрыжку, снова ощущая прежнюю гибкость и подвижность, добежала до прилавка, возле которого все еще довольно шумно и взволнованно собирал вещи хозяин магазина. Она окликнула его, и тот еще раз немало ее напугал, резко вскочив на месте, и почти бешеными глазами посмотрев на нее. Наверное, этот магазин тоже обладал своими особыми свойствами. Например – силой пугать всех посетителей.

–Простите, я хочу купить эту вуаль. – потянула вуаль на животе Лилика, так указывая на нее хозяину.

Тот, в свою очередь, получше пригляделся к одежде девушки, даже демонстративно почесав макушку. Все же, как он и подумал с первого взгляда…

–Это не мой товар.

–Нет? – удивилась Лилика.

–Нет, не мой. И вообще, мне казалось, что вы сюда в этом и пришли. – развел немного дрожащими руками продавец.

«Быть не может…» – подумала Лилика. Конечно, в таком случае ей не нужно было платить за новую одежду, но это, скорее, могли быть тогда мысли ее старшего брата, Таргота, вечно пекущегося о деньгах своей семьи. Она же, в первую очередь, подумала, не связан ли с появлением этой вуали в магазине тот таинственный старик, который ей на него и указал. Но покинула она магазин уже совсем без мыслей об этом, что было вовсе не удивительно. Везде, куда устремлял взор своих слепых глаз этот старик, реальность начинала рваться на части. И над ее восприятием у окружающих живых существ он тоже работал мастерски, наверняка также внушив Лилике «спокойствие».

Выйдя на все еще оживленную улица, видя, как кто-то особенно нервный еще по пути к выходу из города пытался перекричать сидевших где-то на крышах домов чаек, она сумела, кое-как, выбраться на менее оживленную дорогу, ведущую уже явно только вперед, к столице, и проходящую через сам Лес Кортя. Там же, не сбавляя темпа проходя в сторону открытых нараспашку городских ворот, теперь уже почти никем не сторожившихся, ей как раз вдруг подал руку с одной повозки, проходящей мимо, неотесанный деревенский рыжий мужик. Лилика сначала не поняла его жеста, но затем легко прочитала его на самом лице мужика – он выглядел достаточно добрым и простым, будто не раз уже так помогал людям чуть отдохнуть и не задохнуться в давке, которой здесь пусть и было уже заметно меньше, но все еще было не избежать, сталкиваясь с то и дело ходящими в разные стороны людьми. Колеса повозки совсем медленно крутились, еще немного застревая в окружающей вечно мокрой от дождей земле, и по городским улочкам она наверняка шла еще медленнее. Лилика, тут же расценившая проходящую мимо повозку с тем мужиком за отличный шанс отдохнуть по пути к Лесу Кортя, в два движения, схватив руку музыка и сразу за нее подтянувшись наверх, запрыгнула на нее. Кучеров у повозки было три, и кто-то из них даже проговорил «Ну вот, еще одна», хоть и вполне спокойно. Узды двух стареньких лошадок, тянущих повозку, держала центральная явно деревенская баба в сорочке и с платком на голове, чтобы ее слишком не припекало солнце.

Тихо, будто для себя самой, извинившись перед всеми уже текущими пассажирами повозки, она спустилась в кузов, и сразу нашла там себе место в дальнем левом углу, куда и попыталась как можно осторожнее пробраться. Помимо нее здесь в кузове сидело еще не меньше десяти человек, и все равно там было относительно просторно. Ее деревянный пол с достаточно широкими щелями был частично усыпан сухим сеном и соломой, и сам ими же пах. Скорее всего, эта повозка стала перевозить людей только недавно, ввиду обстоятельств, и раньше использовалась только в работах на полях. Конечно, даже при своем не слишком уверенном виде, это была очень вместительная конструкция, и вес стольких человек она почти не чувствовала, что нельзя было сказать о ее совсем страшных деревянных, похожих на треснутые жернова, колесах.

Еще по пути, переступая через ноги прочих пассажиров, Лилика скинула с плеч в руки свой рюкзак, и, еще пошатываясь от движения по не совсем ровной поверхности повозки под собой, почти упала в угол, в котором собиралась обустроить свое новое место. Хоть я и не упомянул реакции окружающих ее людей раньше, только половина из них тогда смотрели на нее, и наверняка о многих странных фактах думали. Необычного цвета глаза и волосы, загадочная одежда, и, самое интересное, приятно пахнущий чем-то аппетитным большой рюкзак. Последнее настолько заинтересовало ее попутчиком, что они невольно переглянулись между собой, и, пока сама она старалась как можно аккуратнее, чтобы не обжечься о сильно нагревшиеся края кузова, устраивалась поудобнее, уже успели в голове прокрутить диалог, который они вот-вот хотели с ней завести.

–Слушай, деточка. – вдруг тихо обратилась к Лилике женщина, очевидно, самая смелая в повозке, и, возможно, самая голодная. – А что это у тебя там в рюкзачке так вкусно пахнет?

Даже те, кто полностью проигнорировал появлением девушки в повозке, кажется, тогда внезапно подняли к ней интерес, и все вместе посмотрели на нее. Лилика тогда была точно в отличном расположении духа и отлично себя чувствовала, потому не сочла вопрос женщины за дерзость, как об этом подумала она сама, и только с веселой улыбкой открыла свой рюкзачок, представив взору всех окружающих его содержимое.

–Я взяла с собой в дорогу много всего, но вряд ли сама это съем. Здесь есть и чай. Буду рада, если вы тоже этим угоститесь! – так же лучезарно улыбаясь, смеялась она.

Ворота города были уже не так полны людьми, и едва повозка их пересекла, а кучер крикнула «Следующая остановка – новая жизнь!», все это время устававшие будто от недостатка скорости лошади значительно ускорились, тем самым вынуждая идущий впереди людей уже активнее расходиться по сторонам. Пусть сами воротам города, подкрепленные будто ранее Кацерским бревенчатым забором, были в размерах довольно скромны, дорога за ними оказалось более чем широкой, ровной, хоть и очень пыльной. Очевидно, что из-за частых дождей местные жители не привыкли подметать ту дорогу, и сухие пыль с песком вообще были для них редким зрелищем. С другой стороны, частые дожди, вечно ходившие будто взад-вперед между Манне-Дотом и Лафеном, здорово помогли окружающей город и его округу растительности. Светло-зеленые, сочные кустарники, широколиственные деревья и трава ослепительно играли лучами как никогда прежде яркого солнца, и оттого многих окружающих тогда людей донимала резь в глазах. Тени, отбрасываемые деревьями, были особенно отчетливы, но даже в них окружающая жара была безжалостна к и без того легко одетым беженцам. Со стороны Лафена в сторону повозки с Лиликой все еще дул легкий морской бриз, колыхая траву и листву, хоть немного спасая окружающий горячий воздух от сухости.

Всего за несколько минут с начала начатого Лиликой пиршества, грустные лица ее попутчиком превратились в довольные и счастливые, а замкнутые замершие губы начали то и дело, в перерывах между приемом пищи, воспроизводить обыкновенные для небольшой компании людей рассказы и истории не то из их жизни, не от из их предполагаемой будущей жизни. Лилика и сама быстро к ним присоединилась, стараясь, тем не менее, не выдавать своих знаний о происходящем, ведь сама тема будущей Войны вообще ими никак не покидалась. Все они думали, что еще смогут пережить эту войну, в будущем наладят производство, хозяйство, и даже смогут вернуться в родные земли. В большинстве случаев, на их вопросы к Лилике о ее личности, планах, и просто о ее мнении касательно будущего Запада, девушка отвечала аллегориями на абстрактные вещи, в которых попутчики должны были сами найти точный ответ, но переспрашивать уточнения бы просто постеснялись. Все пассажиры, включая кучера с ее отцом, сидевшим левее, чуть не подпрыгнули, узнав, что собирается она в Лес Кортя, который, тем не менее, был как раз у них по пути.

–У девушек должны быть свои секреты, правда ведь? – смеялась она на вопросы о цели ее визита в столь загадочное место, пусть и чуть стеснялась так говорить, ведь, на самом деле, вообще редко находила себя женственной, не совсем понимая, что именно это значит в понимании окружающих. По крайней мере при ее почти детской внешности.

Она и сама хорошенько перекусила с этими, на самом деле, бедными людьми, и была тогда еще энергичнее, чувствуя почти распирающую ее энергию. Ее энергичность оказалась весьма заразной, и уже через полчаса, а то и вовсе двадцать минут, почти целиком опустошив рюкзак девочки, уже повеселевшие и разговорившиеся мужики и бабы (а молодых среди них никого и не было), уже во всю горланили старые с детства знакомые им песни. Они думали еще раньше, стоит ли им начинать петь всем вместе, ведь было очевидно, что Лилика являлась вовсе не простой деревенской девочкой как они, а самой настоящей знатью. Разговоры с ней открыли им и обратную сторону ее личности, которую она даже с некоторой радостью им рассказала. Конечно, все местные жители любили и уважали род Кацер, некогда правящий соседними землями, и сразу почуяли в Лилике едва ли не родственную душу. Конечно, часто игравшая с простыми ребятами около Кацеры девочка хорошо знала многие их песенные мотивы. Теперь, она с радостью была готова проверить, насколько еще она была хороша в пении, и какую часть тех песен она запомнила. На всякий раз заранее смочив горло уже почти опустевшим в бутыли чаем, она, продолжая вместе со всеми хлопать в ладоши, с поистине большой скоростью запевала песенку-скороговорку:

Где-то в нашем крае, под травой и под песком,

За хатой бабы Вали, через дальний хуторок.

Там за полем расцветает примечательный лесок,

И у моря возвышается портовый городок.

Никто уже не замечал, как быстро теперь летело время, и Лилика совсем не успела отдохнуть, как собиралась раньше. Да, она отдохнула, но немного иначе, чем следовало перед тяжелым путем, который ожидал ее дальше. Уже через неопределенное из-за интересных бесед время повозка медленно остановилась у перекрестка возле начала некой лесополосы. Уже там было видно, что был лес в той стороне куда гуще всех предыдущих, и даже гуще Леса Ренбира, и само то место было совершенно глухим. Также, по одному только вдруг изменившемуся с той остановкой лицу попутчиков, Лилика поняла, что прибыла именно туда, куда и собиралась. Еще раз поблагодарив кучера за помощь, а прочих попутчиков за веселую компанию, она спрыгнула с повозки на дорогу, уже совсем пустую, и куда менее ухоженную. Вокруг было достаточно глухо, и за верхушками окружающих высоких сосен почти все вокруг ушло в непроглядную солнечную тень. Небо все еще было золотым от будто растекшегося по нему Золотого Пламени, из которого некогда Надзиратель Первых Миров Уиллекроми и создал солнце, и благодаря этому весь мир тогда приобрел специфичный желтоватый оттенок. Задумавшись об этом Лилика даже пропустила слова женщины-кучера с повозки, чтобы та «была осторожна», тогда вспомнив кое о чем не самом веселом.

Под стук колес уже медленно отходящей по дороге левее повозки, сопровождаемая взглядами заранее помолившихся за сохранность девушки людей, Лилика медленно подошла к началу тому Лесу, остановившись уже у первого же на ее пути дерева. Она не знала, где ей стоило искать вход в Катакомбы Мэй, и где уже там она должна искать Уиллекроми. Еще по рассказам Серпиона она знала, что Лес Кортя – самая настоящая ловушка для всех смельчаков, вздумавших осквернить его былую, по правде страшную память. Именно в Лесу Кортя еще в Эпоху Гармонии Хемирнир, тогда именовавшийся Крэнсингом, создал свою расу ардов, и именно оттуда они нападали на Запад в Первую Войну. С тех пор прошли сотни лет, и Лес был полностью закрыт от всех желающих, каждый раз, углубляясь вперед, в итоге неизвестным образом возвращавшихся к месту, откуда они пришли. Все это время обитатели этого Леса были заперты в нем, и через них, в их же владениях, Лилика должна была добраться до Уиллекроми, который когда-то три сотни лет держал ее, по просьбе Совенрара, в плену Синего Пламени. Как ни погляди, это была самая настоящая ловушка, и у бедной девочки совершенно не было другого выбора, кроме как в нее войти.

Все ее чувства будто замерли, когда она прошла чуть вперед, как-то аномально тихо хрустя ломающимися под ногами веточками. Она отлично чувствовала, что что-то будто во всем мире вокруг изменилось, и оттенок света от неба куда-то пропал, а само оно стало, как когда-то, хмуро-серым. Лес не пускал в себя чужаков, и Лилика прекрасно это помнила. Она обернулась назад, думая, есть ли у нее еще шанс передумать, и лишь уже чуть трясущейся от страха рукой вытерла со лба проступивший на нем холодный пот. Ее будто копьем пронзила жуткая мысль – «Я не чужак, и Лес это понимает. Он помнит, что я уже была здесь.». Позади нее уже был только густой Лес. Весь мир вокруг превратился в Лес. «Ловушка захлопнулась».

Глава 6. Путь к чертогам разума

Если верить легендам – Лес Кортя воздействует на сознание всех посещающих его людей. Тех, кто в нем не званный гость, он разворачивает, возвращая их к месту, откуда они пришли. Тем же, кого он в себя впускает, он показывает, скажем так, свой внутренний мир, то есть ту версию Леса, которую он сам некогда запомнил, и которая повторяет его вид до начала вторжения людей. В реальности, скорее всего, Лес просто уже восстановился после прежних битв там между силами сразу всех трех рас, но подтвердить ни одну из теорий тогда Лилика не могла, просто не находя никаких доказательств. При том же недостаточном освещении и густой растительности их она могла просто не замечать, по крайней мере в той части Леса, в которой оказалась.

Как я уже говорил, Лилика обладала довольно скудными знаниями касательно этого Леса. Из историй Серпиона она знала, что именно в Лесу Кортя войска людей разбили главные силы ардов, поддерживающих имтердов, в Первой Войне. Свое название Лес Кортя получил от того, что, как не трудно догадаться, серьезный вклад в завершение битвы в Катакомбах Мэй, что под самим Лесом, вложил Архей Людей Корть. Тогда его войскам удалось пробиться в самое логово Верховного Властителя ардов Крэнсинга, и у Кортя были все шансы его победить, но тогда им помешал забравший арда в Земли Марконнор Генерал Западных имтердов Бриз. Полностью перейдя на сторону имтердов, Крэнсинг выбрал себе новое имя Хемирнир, а Корть, пусть и потерял множество воинов еще по пути в Катакомбы Мэй, и вовсе остался один после битв там, обзавелся новым союзником, сестрой Крэнсинга, Археем ардов Джефф. Но это всего лишь часть истории, которую знала Лилика. Серпион не смог рассказать ей, как теперь обстоят дела в Лесу Кортя, где находится вход в Катакомбы Мэй, и тем более как ей там найти Уиллекроми. Более того – никто даже не знал, что он находится там, и никто никогда его там не встречал. По все тем же историям Серпиона, Уиллекроми надзирал за Миром Гармонии, находясь на границе этого мира с Миром Бездны, что было очень глубоко под землей, и точно не известно, где именно. Хоть Катакомбы Мэй и уходили глубоко под землю, они точно не были так глубоки, чтобы достигнуть Мира Душ, находящегося как раз между двумя мирами, подконтрольными Правителю Гармонии и Правителю Бездны. Считается, что Правителем Мира Душ является именно Негласный Правитель, но никто не может это подтвердить – его тайны недоступны никому в мире, возможно даже и другим Правителям тоже, а его действия всегда носят довольно случайный характер.

Лилика обо многом рассуждала тогда, пробираясь через густой лишайник, крайне высокую и вечно влажную траву. Лес состоял из самых разных деревьев, и их корни, под землей, наверняка переплетались между собой, настолько близко друг к другу они были. Пожалуй, описания «дерево, куст, дерево, куст» здесь, все-таки, было бы недостаточно. Пару раз девушка выходила к, так скажем, большим лужам, чаще всего в небольших углублениях, где будто произошел оползень. В таких местах корни довольно жутко торчали из земли, из-за чего можно было без проблем представить всю корневую систему тех деревьев. Подобных луж было достаточно много, и вокруг них, по какой-то причине, растительность была уже не столь густой, а вся округа была заметно забросана зелеными листьями, иголками, и обломанными ветками. Все это, на самом деле, только подтверждало теории местных жителей о том, что Лес этот непростой, и будто застрял в прошлом, затем совсем остановившись во времени. Все окружающие листья не могли быть зелеными, если давно опали с деревьев, а веткам с деревьев было не от чего отламываться, ведь в Лесу всегда стоял мертвый штиль. Здесь было довольно прохладно, хотя снаружи, совсем недавно, было весьма жарко. Лилика не раз проходила мимо одних и тех же мест, хотя была почти уверена, что шла в совсем другую сторону, и никак не могла к ним вернуться. Было очевидно, что даже Лилику этот Лес не хотел пускать дальше, и потому она никак не могла уйти слишком далеко.

Прошло около десяти минут с начала ее блужданий, и она уже начала делать довольно примечательные наблюдения. Например, она пыталась ускориться, и немного устала во время пробежки, но в следующий раз, когда прибежала на уже знакомое ей место, обратила внимание что силы ее никуда не потратились, будто все это время она никуда не бежала. Помимо этого, она случайно нашла место, откуда видела что-то новое, но до куда, как оказалось, она никак не могла добраться. Она уже разметила территорию, которую, уже точно, не могла покинуть, и потому воспользовалась единственно логичным тогда решением – исследовать ее центр. Оказывается, им было все то же самое место, где, как я говорил раньше, будто случился оползень. Да, все подобные места, которые находила Лилика раньше, были одним и тем же местом. Два пригорка, на краю одного из которых почти с корнем было вырвано дерево, и небольшая «лужа» в углублении между ними. На самом деле, поваленное дерево имело довольно характерные рубцы у основания ствола, и на них даже осталось немного шерсти. Помимо этого, и редких следов в местах с недостаточно высокой травой, в этой части Леса Лилика не нашла больше никаких признаков присутствия в округе ардов, чтобы было особенно подозрительно. Она могла поклясться, что видела трудно распознаваемые фигуры монстров где-то далеко в тех местах, до которых не могла добраться, будто Лес не выпускал ее именно из того места, куда не впускал их, и вдалеке они стояли совершенно неподвижно. Вряд ли сам Лес был устроен так, и это вполне могло быть вмешательством инородных сил, указывающих Лилике правильную дорогу, уберегая ее от опасностей. Но были ли это силы Уиллекроми, или же чего-то даже более могущественного – она не знала.

Из-за окружающей прохлады Лилика не хотела прикасаться к воде в луже рядом, и очень надеялась, что в этом не будет необходимости теперь, когда она, спустившись в то самое углубление в земле, начала активно искать путь под землю. Она разгребала листву и ветки руками, уже замечая, что земля под ней была очень мягкой, а ее сапожки в нее, с каждым шагом, даже проваливались. На мгновение ее осенила довольно неожиданная для нее же мысль, с которой она и начала те поиски – «проход внизу». Она не могла этого знать, и вряд ли смогла бы так скоро до этого додуматься. На самом деле, ее предположение о том, что эти мысли навязали ей сторонние силы, было не совсем верно. Я видел другие миры, что были до Последнего, и знал ответ. Если говорить совсем просто – во всех этих мирах повторялись примерно одни события, и если что-то следовало им с небольшими отклонениями, то миры сами это меняли, убирая те отклонения. То же было не так давно с Сокконом, по пробуждению в один день после второго пожара в Кацере подумавшим, что видел меня в своем сне, хотя этого не произошло. Да, он вспомнил то, чего не было, и что происходило не с ним, а со мной, и в моем мире. Поверьте, помимо этого, и Проклятий Забвения, Первые Миры имели множество и других загадочных особенностей, с которыми, очевидно, даже сам их Создатель, Лорд Винторис, ничего не мог поделать.

Тогда, под ногами Лилики тоже произошло одно весьма загадочное явление. Земля, когда она сделала лишь один шаг в сторону уже многократно упомянутой «лужи», ушла из-под ее ног, а листва мгновенно разлетелась в разные стороны. Девушка вскрикнула от испуга, поняв, что земля пропала не сама по себе, и ее ноги ощутимо больно сжимает животная хватка чьих-то, явно нечеловеческих, лап. Она хотела использовать окто, чтобы вырваться из хватки чудовища, но не успела даже опомниться, как монстр рванул ее вниз, под землю, едва об еще оставшуюся землю вокруг не разодрав ее открытые плечи. В ужасе, она инстинктивно закрыла глаза, чтобы не завалить их валящейся ей на голову землей, пока чудовище, будто само недавно прорывшее этот ход под землей, тащило ее вниз. Рот девушка тоже старалась держать закрытым, даже учитывая, как больно окружающая, ниже уже не такая мягкая, земля хрустела ее костями и терлась об открытые части тела весь путь вниз. Уши заливал глухой шум переваливающейся землю. Хватка монстра не слабела, и в таких условиях, при такой внезапной панике, Лилика совсем ничего не могла с этим сделать. Тем более, еще прежние знания о подобном давали ей уверенность, что мешать монстру было нельзя, иначе она намертво застрянет в земле, и никто уже не сможет ее оттуда вытащить. Ее окто вряд ли бы справилось с такой задачей, если бы она была настолько сжата землей со всех сторон, и ей было совсем нечем дышать, то есть вокруг не было воздуха.

Вдруг земля под ее ногами, вместе с хваткой монстра, снова пропали. Она, уже легко от действия самой обыкновенной гравитации, упала на гладкий каменный пол внизу, не более чем в двух метрах от потолка, теперь пробитого ее телом. Она упала достаточно жестко, не успев сосредоточиться и выпрямить ноги, ударившись о землю коленями, а затем и всем остальным телом. Высота в два метра для нее, хорошо подготовленного бойца и октолима, была не страшна, и такое падение почти никак не могло ей навредить. Другое дело повреждения, которые она получила по пути, пока чудовище тащило ее за ноги, и которые, пусть не были так уж серьезны, отдавались неприятной обжигающей болью.

Звук от ее падения разнесся эхом по окружающей темноте, и сама она мгновенно лишь за секунду догнала этот звук тяжелым сдавленным дыханием, когда вскочила с места и встала на ноги. Она была готова сразу нанести удар монстру, который на нее явно напал, и для этого собрала немало внутренней силы в кулак правой руки. Скрипя зубами, сразу чуть прищурив глаза, разглядывая окружающий мрак, она начала нервно крутиться вокруг, вращая головой. Если нечто ее атаковавшее было настолько сильно, что смогло без проблем протащить ее через землю, то мешкать было точно нельзя – она не могла допустить, чтобы оно атаковало ее снова.

Но вокруг было совсем тихо. Тьма, которая ее окружала, не была кромешной, хотя вокруг точно нечему было освещать ей путь. Все равно, она достаточно хорошо видела, что происходило вокруг, и достаточно отчетливо чувствовала еще удержавшийся на полу животный запах того монстра. Она оказалась в небольшой каменной пещере, ведущей в две стороны, полностью окруженной стенами. Вперед, по каменному гладкому и холодному полу, уходили явные следы монстра, испещренные каменными крошками, которые тот наверняка собирал телом, пока пробирался через землю. В ту же сторону уходил и приторный прелый запах разложения, вполне свойственный одичавшим собакам, вечно где-нибудь подранным до мяса. Второй путь был совершенно чист, и Лилика, пожелавшая все-таки избежать новой встречи с ардами, решила пойти вперед именно по нему. Эхо от ее шагов оказалось настолько громким, что она сама его слегка испугалась. Пусть вокруг все еще было весьма темно, она уже успела окинуть полученные ей повреждения быстрым взглядом, и размяла побаливающие колени. Если учитывать ее недавние повреждения после боя с Самумом, можно сказать что она была в норме. Если судить по ее состоянию несколько минут назад – она была не более, чем поцарапана.

К сожалению, все свои вещи Лилика уже оставила в повозке, на которой прибыла в Лес Кортя, и потому была тогда лишена некоторых вспомогательных средств, которые, как раз на подобный случай, она взяла с собой еще в Ренбире. Снова говоря о странностях, могу сказать, что также, наверное, как и вы, не понимаю сути ее поступка, ведь она точно знала, что путь по древним катакомбам не будет хорошо освещен, и ей наверняка понадобится переносной источник света. Она шла вперед, не оглядываясь по сторонам просто ввиду отсутствия там чего-либо интересного, тем более что видно ей это было бы все равно слишком плохо. Все, что еще было при ней, это Лемоть, и неизвестно было, придется ли ей ее еще использовать. Лемоть действовала как лекарство почти от любых недугов и отравляющих факторов окружающей среды, помимо лечения также делая организм невосприимчивым к этим эффектам. Октолимов возможно отравить на короткое время, пусть действие токсинов для них и будет не так губительно, как для обычных людей. Настоящей проблемой для Лилики, особенно в Лесу Кортя, могли стать арды, использующие для охоты нейротоксины, мгновенно поражающие нервную систему, на короткое время парализующие жертву. Да, время подобного паралича для октолима с уровнем внутренней силы Лилики будет невелик, и все же легко подставит ее под удар чудовища, что вполне может закончиться трагично. Тем более, что самые опасные в мире арды, пользующиеся в бою парализующими иглами на кончиках хвостов, названные Гиперимами, тоже обитали в Лесу Кортя, и наверняка могли повстречаться девушке где-то в Катакомбах. Лилика, все же, думала, что даже Лемоть вряд ли спасет ее жизнь при встрече с подобными монстрами, и использовать ее в бою было как минимум опасно ввиду сложности применения.

Сеть пещер, в которой оказалась Лилика, не была так уж похожа на катакомбы, если глубоко вдуматься в суть этого слова. Вокруг не было ничего, кроме стен, пола и потолка, которые будто проело какой-то кислотой, или же внутри просто долгое время (сотни лет) бурным потоком двигалась вода, сточив все углы. Скорее раздражительная боль на некоторых частях тела Лилики, от недавнего спуска вниз, уже затихала, и девушка окончательно перестала уделять ей внимание. Полностью сосредоточенная на своей цели, она легко приметила на полу впереди небольшие кусочки влажной черной земли, позади которых пол украшали небольшие обломанные части потолка. Она лишь чуть замедлилась, увидев это, понимая куда идет, и что какие-то неизвестные силы снова провели ее будто по кругу, вернув ее туда, откуда она пришла. Теперь она была уверена, что должна идти вперед, по следам того монстра, который наверняка тоже пытался указать ей какой-то путь. Ее сердце билось чуть быстрее, и эхо заметнее, перебиваясь уже более тихими стуками шагов твердой подошвы ее сапожек о каменный пол, разносило вперед звук ее все тяжелеющего с каждым тем шагом дыхания.

Крошки на полу совсем пропали уже через минуту пути, но вдруг пропала и левая стена. Вместо нее всю левую сторону до середины потолка заняла пустота, за которой не было видно уже совсем ничего. Но звук оттуда шел. Уже более глухим, но и более тихим, эхом по всему пространству с той стороны разносилось многократное одновременное рычащее дыхание. Этот звук был жуток сам по себе, и немало волновал так ничего не видящую в той стороне Лилику, но все же был достаточно далек, чтобы она не слишком волновалась о своей безопасности там, явно над головами издающих рык чудовищ. То помещение совершенно точно было огромным, и внутри, так же точно, было невероятно много ардов. Их дыхание выдавало в них своеобразный храм, и наверняка все они были в глубокой спячке. Никаких сторонних звуков со стороны пропасти слышно не было, и девушка не была уверена, что существо, которое недавно тянуло ее вниз, находилось там же. Рисковать и спускаться вниз все равно было слишком опасно, тем более в такой тьме.

Она шла дальше, вдоль той пропасти, и со временем начала замечать летающих вокруг светлячков, так же светом иногда перебивающихся с выпирающими из стен мелкими светящимися кристаллами, хоть и вряд ли Зоота. Очевидно, что путь, по которому проходила Лилика, был не прямой, и с некоторым небольшим наклоном уводил ее вниз. Светлячков становилось все больше, больше становилось и кристаллов. В некоторых местах она уже могла разглядеть землю в пропасти слева, и была она, на самом деле, уже не так низко. Арды, которые лежали там правда в спячке, почти не шевелились, и с такого расстояния Лилика едва могла разглядеть сокращение их грудных клеток при дыхании. Это были самые разные существа, включая и тех, которых девушка не только не видела лично, но о которых даже никогда не слышала. Здесь были большие жуткие монстры, похожие на ракушки с глазами и множеством усиков, и огромные зубастые челюсти с маленькими, покрытыми щупальцами, тельцами. Очевидно, больной (в понимании людей) фантазии Верховного Властителя ардов не было предела, и он как мог экспериментировал со структурой их тел. Наверняка, они владели и широким спектром самых разных уникальных способностей, но проверять хотя бы одну из них на себе Лилика очень не хотела, и потому старалась передвигаться как можно тише.

Она все еще шла вперед, когда нечто впереди, на той же дороге, не преградило ей путь. Нет, это была не стена, и даже не ард. В один момент она просто остановилась, понимая, что не может идти дальше. Причин для таких мыслей не было, и ей будто командовал какой-то особый инстинкт, более свойственным именно зверю, чем человеку. Возможно, это был инстинкт, родной ее истинной расе имтердов? Нет, скорее всего подобное есть у всех живых существ, но люди редко замечают его влияние, и еще реже могут объяснить себе механизм его работы. Это чувство было не сложно описать – Лилика чувствовала, что идти вперед опасно, и мозг сам не пускал тело вперед. Она всегда доверяла своему телу, тем более всегда тщательно о нем заботясь, и теперь, особенно ввиду недавней путаницы с помощью неведомых сил в поиске правильного пути, без раздумий ему верила.

Вокруг было уже достаточно светло, и уши Лилики заливал не столько храп чудовищ снизу, сколько звон постоянно трещащих по неизвестной причине кристаллов, уже немало длинных, прорезающихся из глубины стен и потолка. Все те звуки складывались в почти постоянный шум, вызывающий слабые вибрации всего окружения от своей громкости. Расстояние до пола от пути, по которому шла Лилика, было не так велико, хотя и все еще было для нее опасным. Как следует осмотревшись, она подумала, что не сможет использовать окто, чтобы спуститься вниз, ведь тогда она точно разбудит ардов, и те мгновенно ринутся в атаку. Тогда же она с удивлением подловила себя на другой мысли – ее внутренняя аура и без того задевала некоторых ардов внизу, но они совсем на нее не реагировали. Как бы это ни было странно, даже учитывая в какой глубокой спячке они были, она могла задеть их потоками ветра при приземлении, или вовсе наступить на кого-нибудь из них потом по пути. Хоть она уже решила, что ей точно придется спускаться вниз, она хотела хотя бы понять, куда ей следует бежать, и куда она должна попасть. Очевидно, что место, в которое она попала, еще не было самими Катакомбами Мэй, ведь было выполнено трудом не рукотворным, и туда она наверняка должна была скоро попасть. Скорее всего, путь, по которому она шла, был как раз спуском в это гигантское помещение, и оттуда, в конце самого пути, можно было попасть в какое-то новое место. Учитывая глубину погружения, этим местом наверняка и должны были стать сами Катакомбы Мэй.

Лилика уже вполне уверенно слилась с воздухом, и в виде него, максимально медленно и аккуратно, спустилась вниз. Она нашла для приземления самое подходящее место, прямо между тремя большими ардами, больше Лилики примерно в пять раз. Из-за своеобразного освещения было сложно понять, кем они являлись – были ли это Гротвалы, на которых они были точно похожи, или же какие-то совершенно новые, доселе неизвестные ей арды. Лилика едва ли коснулась их поднятым ветерком, и они, как и ожидалось, никак на это не отреагировали. Она без особого волнения собралась в телесную форму, пусть все еще переживала, как бы что-либо особенно мелкое не оказалось под ее ногами, чтобы она на это не наступила, и, таким образом, не подняла лишнего шума. С того же места, где теперь стояла она, были видны некоторые трещины в каменном полу, из которых на небольшое расстояние вокруг них пробивался очень слабый красноватый свет. В наиболее крупную такую щель Лилика даже смогла заглянуть, но увидела там лишь яркую красную жидкость, похожую скорее на магму, чем на воду. Сложно сказать, насколько глубоко она была – пол под ногами Лилики был не слишком толстым, максимум пять метров в глубину, и все под ним было покрыто этой алой жидкостью. Читатель уже наверняка слышал про подобное раньше, и знает про Алое Озеро, у которого некогда Соккон Кацера встретил меня. Лилика тоже знала про эту жидкость, Алую Жизнь, занимающую все пространство между Миром Гармонии и Миром Бездны. Ее вид едва не привел девушку в шок, ведь она не так долго спускалась вниз, и совершенно точно не спустилась так глубоко, чтобы добраться до Алой Жизни, то есть до Мира Душ. С другой стороны, если она могла видеть его внизу в том месте, значит и ее недавние рассуждения на тему местоположения Уиллекроми из историй Серпиона были не так уж бессмысленны. Ей лишь нужно было спускаться вниз, и она наверняка найдет его где-то там. Оставалось лишь понять, как ей до туда добраться.

Теперь она шла вперед, окруженная кружащимися вокруг светлячками, мимо так и храпящих ардов, в сторону мелькающих где-то очень вдалеке красных огоньков, отражающихся там от стен. Она все еще старалась как можно дальше обходить окружающих монстров, но совсем не было похоже, что они хоть как-то могут отреагировать на ее действия. В окружающем специфичном освещении, со множеством не менее специфичных запахов, тогда перемешавшихся между собой, плюс с окружающей уже влажной жарой, без следа сместившей недавнюю прохладу, Лилика и сама ощущала внезапно набежавшую сонливость, теперь постепенно путающую ее мысли и замедляющую движения. Подобный эффект не казался ей аномальным по ощущениям, но довольно подозрительно сочетался с окружающей обстановкой, ведь арды вокруг тоже находились в спячке, в которую явно клонило теперь и Лилику. Хоть тогда это было еще не слишком заметно, Лилика решила перестраховаться, и на всякий случай, все же предчувствуя скорое окончание своего путешествия, прикрепила больно впившуюся в кожу маленькими иглами Лемоть на свое открытое и чуть поцарапанное правое плечо. Ничего не изменилось, сонливость никак не пропадала. Иными словами, подобный эффект не был вызван окружающим воздухом, который вполне мог быть пропитан особыми, вызывающими сонливость, испарениями снизу. Она продолжала идти вперед уже чуть вяло, несколько раз потирая веки все еще грязными от земли руками, сопровождая это едва не рвущими уголки рта зевками. Спящие арды уже перестали казаться ей опасными, и она была совершенно спокойна, как будто находилась вовсе не в окружении злобных монстров, и чувствовала она себя странно, но уже почти не могла об этом думать – гармония слишком поглощала ее разум, и мозг терял способность адекватно мыслить. Потеря мыслей ее пугала, и она больше всего в жизни боялась безумия, неспособности рационально мыслить, ведь именно это для нее было синонимом слова «забвение». Потому она всегда тяжело засыпала, ведь для этого нужно было оставить мысли, а это было очень сложно. У них с братом Сокконом эта особенность была как будто семейной, хоть причина частой бессонницы того и была сложнее. Всю дорогу по огромной пещере вперед, куда она шла еще осознанно, она изо всех сил крутила головой, сильно и громко била себя по щекам, тем самым уже не боясь разбудить окружающих ардов, будто совсем о них забыв, и саму себя умоляла не поддаваться сну. Она еще недавно спала, и совсем не устала по пути к Лесу Кортя, а значит сонливость ее точно была не простой, и не спроста появилась. Она просто не имела права ей поддаться, пока не встретит Уиллекроми, и пока не найдет брата.

Светлячки летели из той стороны, куда шла Лилика, часто садясь на ее одежду, на голову, чирканьем своих крылышек заливая ее уши, уже почти свободные от храпа ардов. Уже почти никого не было там, и где-то впереди, где было светло уже не от кристаллов и светлячков, а от особого подземного красного света, было совершенно безжизненно. Там не было кристаллов, не было светлячков, и в уже очень многих местах частично не было пола. Все вокруг постепенно пропадало, будто Лилика в самом деле двигалась в небытие, где даже ее самой скоро не станет, как с каждой секундой не становилось ее мыслей. В ее ушах оставался лишь один звук – ее собственное сердцебиение. Дыхание стало совсем тихим и расслабленным, а в ее голове она даже не слышала голоса собственных мыслей, которым часто их озвучивала про себя. Она уже понимала ардов, мимо которых совсем недавно проходила, лежащих в таком месте в глубокой спячке. Они тоже чувствовали то умиротворение, с головой погрузившись в мертвый покой мира снов, в которых наверняка видели другой мир, в которой вот-вот должна была попасть и Лилика.

Красный свет впереди становился все ярче, и впереди ввысь рос потолок, пропадали стены, и уже совсем скоро по краям начинал пропадать пол, открывая перед девушкой абсолютную бескрайнюю пропасть. Еще минута, а может быть и две, даже три, и дорога впереди кончилась, а Лилика, одним только своим телом, стояла на краю. Ее сознания в теле уже совсем не было, и она никак не могла этому сопротивляться. Взгляд ее постепенно смыкающихся бессильных глаз был направлен вниз, под самый кончик той вершины, на которой она остановилась перед бескрайним Миром Душ. Да, это был он, и в его режущем глаза ярком красном свете не было видно совсем ничего. Движения волн Алой Жизни вызывали невероятный гул в ушах уже поглощенной им девушки, и настолько велико было пространство внизу, что она могла смотреть только туда, ведь видела ее на всем просторе, везде, будто снова оказалась на корабле посреди бескрайнего моря, и никак не могла оттуда увидеть сушу.

Расстояние до Мира Душ было огромно, наверняка не меньше пары километров, и Лилика все равно видела его так, как будто стояла в метре перед ним. Ей не было страшно, она совсем не волновалась. Ее бездумное тело уже всей верхней половиной, будто под грузом недавних переживаний, свесилось над пропастью, и она вот-вот была готова его совсем отпустить. Она не уловила момента, когда это произошло, и был ли вообще тот миг между мгновениями, когда она закрыла глаза, и когда открыла их снова. Не было никакого нарастающего свиста в ушах, ветра, и тем более никакой боли при ударе, будто она вовсе не летела вниз, а сразу очутилась там, внизу. Не было никаких лишних звуков, никаких лишних ощущений, будто она правда уснула теперь, и видела сон, хоть и все еще чувствовала свое тело.

Она чувствовала все уже иначе, и едва ли понимала почему, открыв глаза теперь. Ей было на удивление легко дышать, ее тело будто находилось в вакууме, хоть и окруженное каким-то особенным теплом. Едва открытыми в полном расслаблении глазами она видела окружающий мир, и всем телом чувствовала его колебания. Она была объята Алой Жизнью, гармонийной формой Красного Пламени, такого же как в Мире Гармонии. Она чувствовала, как Мир Душ повторяет Мир Гармонии, что окружающие ее тут и там белые сгустки Белого Пламени, искрящиеся Зеленым Пламенем, названные Белыми Душами, повторяют действия живых существ в Мире Гармонии, находясь на том же расстоянии, на тех же местах, будто сам Мир Душ был лишь отражением Мира Гармонии в том виде, в котором его и создал создатель миров. Способность мыслить вернулась к Лилики, но мысли ее были очень просты, и ей было на удивление легко думать, находясь там. Она поняла, почему Правитель Бездны вечно наводит смуту в Мире Гармонии. Она будто чувствовала суть Проклятий Забвения, которыми мир наградил Черное и Синие Пламя. Черное Пламя – Единство. Синее Пламя – Одиночество. Лилика не понимала, почему чувствует в себе их проявления, ведь она никогда не владела ни одним из этих двух видов Первородного Пламени. Она забыла очень важную деталь собственной истории из прошлого, которое точно принадлежало не ей, но которое она случайно унаследовала. С самого начала она шла к Уиллекроми не только для того, чтобы найти брата, но и чтобы узнать эту часть истории, давно ее преследующую. Мир Бездны, что был ниже Мира Душ, был очень одинок, все его обитатели были одинаковы, и несли одну волю. Именно поэтому Правитель Бездны завидовал Мирам, подконтрольным другим Правителям, в которых он и видел настоящую жизнь. Теперь Лилика все понимала, сама чувствуя этот мир всем своим телом. Она могла чувствовать все его колебания, и была почти уверена, что чувствовала где-то вдалеке огромную, белоснежную душу любимого брата. Но она никак не могла до нее дотянуться, и даже понять, где в Мире Гармонии находился он сам.

Она окончательно потонула в той тишине и покое, и совсем растворилась в их великом спокойствии. Все ее чувства пропали, и вместе с тем пропало и ее тело. Ей было не место там, куда она попала, и даже я тогда почувствовал ее присутствие в потоке Алой Жизни, все так же тогда оставаясь у Алого Озера в Землях Марконнор. Едва я почувствовал ее появление, как она исчезла, оставив лишь слабый, но очень характерный след. Крошечный слой Золотого Пламени, которое было подвластно лишь ему, своему Клинку Власти Уиллекроми. Девушка исчезла, но появилась в другом месте, в его личных покоях. И я даже теперь не могу сказать, где именно она находилось. Она и вправду попала в самое настоящие небытие. Место, которое существовало в одном лишь сознании целого мира, и которого не было в мире материальном. Это были самые настоящие чертоги разума.

Глава 7. Надзиратель, кому все ведомо

Состояние Лилики почти не изменилось, когда она снова открыла глаза в этот раз. Она стояла на ногах, вокруг было довольно темно, в ушах звенела мертвая тишина, а тело было таким же легким, но в то же время и таким же тяжелым, как и всегда. Все те умиротворяющие ощущения, вызванные контактом ее тела с Алой Жизнью, бесследно пропали, и она едва ли могла воспроизвести их телесной памятью. Довольно быстро она поняла, что оказалась в уже совершенно новом месте, но даже пока она об этом думала, само это место немного изменилось. Когда она открывала глаза, ее встретила беспросветная тьма. Теперь же, когда она решила немного осмотреться, вокруг с каждой секундой становилось все светлее, и вокруг нее будто из воздуха материализовались тихо чиркающие крылышками, летающие вокруг нее светлячки. Помимо них, на потолке не так уже высоко, зажигались светящиеся кристаллы, своим неприятным белым светом одаряя все окружение.

Представляло из себя помещение довольно скромный зал с высоким потолком, продолговатый, и все еще очень слабо освещенный. Чуть выше места, где остановилась уже прошедшая чуть вперед Лилика, вверх по пятиступенчатой лестнице, на уже более продолговатой площадке стоял длинный каменный стол, накрытый алой скатертью, с нескольких сторон окруженный четырьмя необычными тронами. Украшенные удивительными письменами, покрытые драгоценными камнями, и сами будто из них состоя, они напоминали определенные виды Первородного Пламени, будто для Надзирателей которых и были созданы. Стол тянулся почти от места, где вошла Лилика, до самой дальней стены, и по бокам его стояли три трона – аметистовый с гравировкой «Пурпурный Крэнсинг», рубиновый с гравировкой «Красный Римро», и из белого мрамора с гравировкой «Белый Россе». Рубиновый трон был справа, пурпурный слева, а мраморный стоял прямо перед Лиликой. Впереди, по ту сторону стола, стоял золотой трон, но Лилике вовсе не нужно было знать, что там написано, ведь это было более чем очевидно. Она знала это еще с очень давних времен, почти со времени собственного рождения, когда впервые попала в это, все еще не узнаваемое ей, место.

Как и ожидалось, дальний трон не был пуст, и Лилика, сглотнув, едва разглядев впереди силуэт того существа, стала всматриваться в его черты. Медленно и осторожно проходя вперед, уже дойдя до мраморного трона, она подумала, что существо это ее не видит, и именно для поддержания его сна окружающая обстановка была так спокойна. Вдруг светлячки, там впереди, закружились в медленном, но ярком танце, все больше открывая для ее взора дальний конец стола, золотую посуду и искрящиеся золотым блеском кольца на руках худощавого мужчины, теперь все лучше освящаемого будто заблестевшими по его воле кристаллами позади него и на потолке. Золотые глаза, частично закрытые золотыми волосами, золотой кубок в правой руке, наполовину наполненный Алой Жизнью, внешне это был высокий мужчина средних лет, одетый в золотые одеяния, величественный и невероятно красивый. Он не спал, и уж точно за все время существования мира не было мгновения, когда бы он чего-то не видел, постоянно и не смыкая глаз за ним наблюдая. Он смотрел на Лилику чуть подняв голову, пронзающим взглядом золотых глаз, что блестели, будто залитые расплавленным золотом. Он, «Золотой Уиллекроми», надзиратель Последнего из Первых Миров, старший среди Клинков Власти, и правая рука его Создателя, Лорда Винториса. Лишь от одного осознания его величия, Лилика была готова пасть ниц, просить его извинения за вторжение, но никак не могла даже заставить себя признать величину пропасти, что отделяла ее от него. Она понимала, что он не хочет этого, и сам навевает ей мысленное спокойствие, внушая его ей одной лишь своей мыслью. Не было в мире ничего, на что он не был бы способен. – это и было то, что она знала еще с самого вступления в Информаторы. И все же, помимо этого, он же был тем, кто когда-то «подарил» ее и ее мать Мерсеру, вызволив их из ловушки Совенрара. Пусть ее все еще мучал вопрос, не дававшей ей чувствовать себя рядом с ним хоть немного как с союзником – ведь именно Уиллекроми помог Совенрару сокрыть их в гробу Синего Пламени, и она совершенно не понимала, зачем он это сделал. Но его взгляд только подтверждал мнение, вызванное ее вдруг распластавшейся по земле самооценки при осознании его величия – он был настолько мудр, и знал такие тонкие материи мира, которые Лилика не могла себе даже представить. И то, как он следил за Гармонией мира по приказу его Создателя, было слишком далеко за пределами понимания ее скудного разума.

Он восседал на золотом троне, со всех сторон теперь освещенный белоснежным светом, и все же будто переливаясь золотом. Он улыбался.

–Путь твой был непрост, дитя. И все же, я впечатлен твоим рвением и мужеством, что до сих пор помогали тебе двигаться дальше, к своей великой цели, даже осознавая всю опасность. Я рад, что в них ты не потеряла себя, и добралась сюда целой и невредимой. – улыбался он, от чего Лилика подсознательно перевела свой взгляд на правое плечо, на котором след боя с Самумом вдруг пропал, будто его никогда и не было. – Пожалуй, нам стоит представиться друг другу. Мое имя Уиллекроми, или же Бог Судьбы Россе. Конечно, я не могу более носить его имени, ведь он уже покинул этот зал, покинув и свой пост. И именно его поиски стали причиной твоего появления здесь, как ни прискорбно.

–Его поиски? – кое-как выдавила из себя вопрос Лилика, как и прежде отталкиваясь лишь от силы воли и желания, при этом даже не пытаясь сдерживать волнение.

–Актонис Геллар желает получить Душу Россе, Клинка Власти, запертого теперь в душе твоего брата, Соккона Кацеры. О последнем, кажется, ты и сама уже знаешь от него.

–Зачем ему это?

–Возможно, он все еще ищет силы, с помощью которой сумеет отомстить моему старому другу, Чеисому Мерсеру, за давние обиды.

–Но…разве Мерсер навредил Геллару? Ведь это Геллар убил жену и сына Мерсера. – удивилась она.

–И то была месть. Чтобы сделать это, ему и пришлось стать Актонисом – впитать Черное Пламя самой Бездны, и поглотить своим телом собственную душу, выловленную из Алого Озера. Объединив тело и душу, он стал Актонисом, или же – Окто Нисом, Повелителем Окто. Одним из трех на данный момент. И одним из тех, кто, поэтому, находится вне моей власти.

–Почему он сделал это? Что такого сделал ему Мерсер?

–Прошу, присядь. – вдруг рукой с кубком медленно указал на белоснежный трон «Белого Россе» Уиллекроми. – Эта история может затянуться. Негоже, когда один собеседник сидит, а второй вынужден слушать его стоя.

Лилика на секунду задумалась, но не могла перечить блеску его глаз, мягкости и доброте в его голосе, свойственной будто не правителю, не другу, а скорее отцу, даже если отцу всего сущего. Она тихо обошла трон, рядом с которым и так стояла, и аккуратно заняла его, сразу немного испуганно поймав себя на мысли, вызванной взглядом Уиллекроми, что она теперь находится совсем близко к нему – к тому, кто, фактически, правит всем ее миром, и почему-то будто нарочно создает видимость, что они с ней равны. Так же он и смотрел на нее, теперь лишь спокойно, продолжая улыбаться, водя указательным пальцем правой руки по краям удерживаемого ей же золотого кубка.

–Любовь – невероятная сила в нашем мире. Она может развеять даже беспросветную тьму, но она же может ее и породить. И эта история о том, как свет любви, однажды потухнув, зажег в сердце одного героя абсолютную тьму, в который неизвестно, есть ли еще свет. – начал он, слегка прикрыв глаза и отпив Алой Жизни из золотого кубка, пусть вовсе и не казалось, что жидкости от этого в нем становится меньше.

Светлячки быстро сели на стены и стол, будто тоже готовые слушать историю Уиллекроми, не отвлекаясь при этом даже на полет. Лилика сосредоточилась и прислушалась, и все звуки вокруг, помимо ее собственного дыхания, на секунду исчезли. Эта секунда длилась еще секунду, и еще, и, казалось, еще долго не закончится. По крайней мере, до тех самых пор, пока Уиллекроми не закончит свой рассказ.

–С самого своего сотворения Геллар ненавидел людей. Он считал их дерзкими насекомыми, посмевшими равнять себя с великими существами, которыми он считал подобных себе имтердов. Он держался в стороне от конфликтов до тех пор, пока существо, созданное мной однажды для поддержания мира среди всех рас, Вильфеоренама, не был использован людьми против самого их Создателя. Едва пересилив себя, согласившись с планом Верховного Властителя имтердов Совенрара, он предал любимую сестру, Шираву, тем самым способствуя ее свержению и началу Первой Войны. Он, также, бросился уничтожить Вильфеоренаму, но не сумел его одолеть. Он всегда был слаб, не способный удержать собственных мечей, с такой заботой врученных ему Создателем, содержащих его волю, которую он до сих пор никак не может понять. Приняв сторону Совенрара, как одного из его самых близких Военачальников, он бесконечно сражался с людьми, становился сильнее, и даже сам придумал, как ему одним разом избавиться от всех людей, и окончательно положить конец Первой Войне, выйдя с поля брани победителем. Но его сил не хватило, чтобы пережить эту войну. За час до Великого Спуска, под собственным Храмом, он пал от руки Археев людей и ардов, Кортя и Джефф, и остался умирать у самых его дверей.

–Пал?.. – удивилась Лилика.

–Сие правда. Корть пробил его грудь рукой, и несчастный имтерд потерял жизнь.

–Он не умер.

Лилика с немалым испугом повернулась в сторону того голоса, лишь теперь заметив, что было в «зале» и другое существо помимо Лилики и Уиллекроми, ранее безжизненно наблюдавшее за их беседой. Вполне возможно, что золотой взор скрыл его от ее глаз, и она с самого начала не могла его видеть. Она также легко его узнала – его яркие, пламенные черты. Красные волосы, красные глаза, множество украшений с рубинами, костюм с высоким воротником, весь покрытый узорами в виде языков пламени. Тот, кто еще давно назывался ее дядей, когда она была еще ребенком, он Клинок Власти, надзирающий за Красным Пламенем. Смотрел он, восседающий на рубиновом троне Красный Римро, лишь на стол перед собой, будто полностью поглощенный собственными мыслями, но все еще вникающий в суть беседы Лилики слева и Уиллекроми справа.

–Римро? – чуть прищурил глаза Уиллекроми, одарив товарища уже более серьезным взглядом.

–Расскажи ей, что я сделал… – вздохнул он.

–Верно, ведь мне все равно придется об этом рассказать. Перед смертью, именами всех Клинков Власти, всех Правителей и самого Создателя, Геллар заклинал, умолял дать ему сил, помочь ему в неравном бою с изменниками Кортем и Джефф, к слову некогда помогавшим имтердам. Подняв руку к небу, он просил сил, и совсем скоро получил ответ на свои мольбы. Его руку сжала рука Римро. Красное Пламя разошлось по его телу и душе, передав ему над собой власть, и мгновенно погрузив его в долгий сон. Он не дал никаких обещаний, не ставил никаких целей. Все, что произошло тогда…

–Ты скажешь, что я ошибся? – поднял голову Римро, махнув пламенными волосами, и серьезными, горящими глазами вцепившись в золотые глаза Уиллекроми.

–Что же ты увидел? Что стало причиной для твоего решения? – блестя теми же глазами, не меняя лица спрашивал Уиллекроми.

Римро молчал, так и не спуская глаз с Надзирателя.

–Так опрометчиво для Клинка Власти думать, что создание Гармонии, впервые представ перед Первородным Пламенем, сумеет побороть его Проклятье. Именно благодаря осознанию Проклятья собственного Пламени, Клинки Власти способны им повелевать, и лишь они…

–Я сделал то, что подсказывало мне сердце. Я не пытаюсь защищать свой поступок. Я не пытаюсь защитить Геллара. Но мы оба знаем, что я помог тому, кому хотел, и кому это было нужно. – снова вернул взгляд к столу Римро. – Вы в праве судить меня за мое решение, ведь оно нарушило Гармонию. И вы сами знаете – я всегда готов принять за это свое наказание.

Уиллекроми лишь вздохнул, будто не в силах винить Римро, будучи его наставником и дорогим другом.

–О чем вы? – не понимала Лилика, подсознательно все еще удивляясь, какую картину она наблюдает, где и с кем рядом она находится. Она представляла себя на месте старосты деревенского поселка возле Лафена, некогда прибывшего в Кацеру лично к ее отцу, Джожди Кацере, просить поддержки их хозяйства. Она чувствовала себя совсем ничтожной на фоне своих собеседников, и ее прежнее дворянское положение, даже в котором она никогда не ставила себя выше других, никак не помогало ей чувствовать себя уверенней в подобной компании.

–Гел лар, истинный герой. Наш отец, Лорд Винторис, всегда любил вкладывать глубокий смысл в имена своих созданий. Через 20 лет после Великого Спуска Геллар пришел в себя, и тогда же был найден своим товарищем, Негласным Правителем. Он отвел его к уцелевшим Совенрару и Хемирниру, в тот момент развязавшим 400-летнюю Войну на Севере против людей. Объединившись, приняв имена Вестников, они все приняли «игру» Правителя Бездны, с которым они заключили союз, и стали основными силами для противостояния теперь уже всему остальному миру. Геллар вспомнил про земли, что он когда-то ненавидел, и выбрал в качестве зоны своих боевых операций ее. Восток, которым некогда правил его брат, Бетоуэт, с которым тот часто конфликтовал, и в землях которого обитали самые наглые, по его мнению, люди. С новыми силами, с могучим Красным Пламенем, он ворвался на земли людей, выжигая и поглощая их, обращая свой гнев в радость битвы, как он и мечтал еще будучи слабым. Так, за пару недель уничтожив весь Восток, целую Сторону Света, он добрался до Храма Бетоуэта, и встретил там самопровозглашенных владык людей. Тех, кто отрекся от цепей своей расы ради любви и мира – его племянника Лироя и племянницу Имперу, детей самих Бетоуэта и Ширавы.

Лилика чуть вздрогнула. Ведь она уже слышала о них, и знает, что они, на самом деле, часть и ее семьи. Дети Ширавы, и говоря иначе, ее прямые брат и сестра.

–Так, в бою с ними он случайно ранил Лироя так, что передал ему Проклятье Забвения Красного Пламени. Его руки покрылись жуткими шрамами, а его тело загорелось Красным Пламенем. Через несколько секунд агонии, он рухнул на землю без чувств. Не понимая происходящего, Геллар растерялся, но вдруг рядом появился Негласный Правитель и рассказал ему о Проклятье, что отныне разрушало душу Лироя. Он сказал, что, когда тот придет в себя, он забудет почти обо всем, что помнил раньше, и будет забывать себя постоянно, возможно каждый день, или даже каждый час. Также, он рассказал ему и Импере о том, что все это время происходило на Западе. Что Мерсер, по приказу Унзара, убил Шираву, дабы окончательно избавить мир от имтердов ради людей.

–Что?.. – не поняла Лилика, мгновенно, в растерянности, проглотив слова.

–Это было то, что он рассказал им. Подавленная и разбитая, загнанная в угол Импера не смогла полностью отрицать его слов. Ее дух был слишком слаб, а все близкие ей люди и имтерды мертвы. Чтобы ее любимый дядя Мерсер, Унзар, и прочие люди, кто когда-то так заботился о ней и ее матери, и даже спасли их некогда от безумия ее брата Таргота, так поступили с Ширавой? Геллар и сам был поражен этим. Негласный Правитель предложил ему вернуться на Запад и найти все ответы самостоятельно. Его прежнее желание убить предателей, прямую кровь Археев имтердов, вдруг пропало, и ему стало жалко Имперу. Он взял ее с собой, и она также теперь нашла цель в поиске правды. Негласный Правитель забрал Лироя туда, где он сможет вернуть себе силы и память, однако больше никогда не приходил с ним, и в новых землях он пошел по своему собственному пути.

–Значит, Вестницей Революции с Гелларом была Импера? – вспомнила Лилика.

–Вестниками Войны были Совенрар и Хемирнир. Вестником Перемен был Негласный Правитель. И Вестниками Революции были Геллар и Импера.

–Почему? Почему она приняла его сторону? Я знаю, она любила людей. Почему она помогала тому, кто уничтожал их, заставлял их убивать друг друга? – напряженно, будто чувствуя, что не хотела бы видеть сестру Имперу такой, Лилика понемногу теряла голос и сбивала дыхание.

–Первое время, придя на Запад, они скрывались среди людей, собирая информацию. Они узнали, что люди и вправду начали уничтожать доказательства зверств имтердов в Первой Войне, и сами их следы. Идея о том, что Негласный Правитель рассказал им правду, все больше крепла в их головах, и пусть Импера до конца не разделяла методов и желаний Геллара, она была вынуждена следовать за ним, ведь только он точно был с ней искренен. Помимо всего прочего, она начинала чувствовать тепло к нему, ведь в мире, помимо него и Совенрара, больше не осталось других правда родных ей имтердов. Но одной истории Негласного Правителя было недостаточно, и Импера нашла другое объяснение. Спустя несколько лет, Негласный Правитель привел ее и Геллара на Север, где она встретила Совенрара. Прежде она боялась и ненавидела его, зная, сколь жестоко он обошелся с ее матерью, забрав ее силы Верховного Властителя, затем развязав Первую Войну. Но Совенрар был только рад ее видеть, и был даже горд ей, ведь она выбрала их сторону, сторону своей родной расы. Он рассказал ей, что всегда любил Шираву, и не желал причинять ей боль. Что у него не осталось выбора, и он специально не трогал ее и ее детей, ведь ему было жалко их, и он не считал их своими врагами. Он говорил, что сам видел, как она обратилась за помощью к Мерсеру, своему другу, но была им же убита. Тогда он, Совенрар, пообещал отомстить Мерсеру и его подлой расе. Не было ничего странного и зазорного в вере словам родного дяди со стороны Имперы, и она приняла это за чистую монету.

–Но это не было правдой? Я знаю, мама говорила мне. Совенрар за…пер… – вдруг осеклась она, вспомнив, что именно с поддержкой Уиллекроми она и Ширава попали в плен Совенрара. Она хотела не упоминать этого, почему-то подумав, что так Уиллекроми не поймет, что она про это уже знает. Но он знал, и знал куда больше, чем она могла себе представить.

Уиллекроми вздохнул, чуть опустил голову, и вновь отпил из золотого кубка. Похоже, для него это, все-таки, была грустная история.

–Конечно, это было не так. Никто из них, никто из людей, никогда бы не причинил зла Шираве. Но, пожалуй, и вы поняли это не совсем верно. То, что Совенрар рассказал вам в Храме Актониса – теперь ты понимаешь выбор Имперы, раз и ты приняла это за чистую монету?

Лилика удивленно раскрыла глаза, уже совсем не понимая его слов.

–Лимит сил у Верховного Властителя? Глупости. Единственная причина, по которой он сокрыл вас здесь, окружив своим Пламенем – это его страх. Страх потерять Шираву, с которой он был связан Клятвой Душ, с помощью которой он, однажды, забрал ее силы Верховного Властителя. Стоило Совенрару получить ранение, его бы получила и она, и тогда же он бы сумел восстановиться – но не она. Его силы все то время именно защищали ее.

–Это… – пораженная, шокированная, Лилика просто не могла в это поверить. Ее руки тряслись, а зрачки сузились, будто совсем пропали. После всего, что она знала про Совенрара, про его злые деяния, и какой его образ могла себе представить, неужели такое было возможно? Нежели это была…

–Правда…– покрутил головой Уиллекроми. – Я не понимал этого, пока он не пришел ко мне, чтобы просить моей помощи. И я все еще удивляюсь, на что способна любовь, и в ком порой она встречается. Жаль…что этого не понимает «он».

–Он? – не поняла Лилика, уже сама стараясь поскорее прийти в себя, подумав тогда, что «все это не важно, я здесь не за этим!».

–Ох, я сказал это вслух? Прошу прощения. Я расскажу об этом позже, а пока… – Уиллекроми снова вздохнул. – Геллар и Импера начали создавать миф о воинах, что ведомы желанием больших перемен. Наверняка, ты уже сама знаешь эту историю – те, кто желали восстать против гнета сильнейших мира сего, звали их, Вестников Революции, и сражались вместе с ними против угнетателей. Пока Импера была ведома мыслью, что так она помогает людям, которые оказались брошены режимом предавших ее Мерсера и Унзара, Геллар понимал более тонкие политические грани, и следовал им. Революция для него заключалась вовсе не в помощи слабым людям, а в уничтожении самого основания их жизни, помощи будущим правителям, имтердам. Слабые люди, недовольные своей жизнью, сталкивались со своими правителями в жестоких боях, и обе стороны теряли немало людей. В кровопролитных боях мятежники свергали власть буржуазии, и сами принимали бразды правления. Не зная тех самых тонких граней правления, они вели свои государства лишь к забвению, а потеряв множество сил в гражданской войне, открывались перед более хитрыми и хищными странами, что теперь без проблем могли их захватить.

История Уиллекроми не прерывалась до тех самых пор, пока он не приложил губы к золотому кубку, отпив из него немного Алой Жизни, тем будто поддерживая, силами Мира Душ, свой ясный разум. Он дошел до части истории, которая явно была особенно интересна для Римро, и тот, все это время в раздумьях державший потупленный взгляд на столе перед собой, перевел внезапно острые и блестящие рубиновые глаза на уже снова готового продолжать историю Уиллекроми.

–Но однажды планы Геллара дали сбой. Поведя за собой войско наемников из провинции Бруси в Волшеквии против Ирмии, силами своей армии он уничтожил немало людей, даже тех, кто желали лишь мира и покоя, и ничем не были связаны с правлением Мерсера. Импера уже не могла его остановить, он совсем ее не слушал. Ей все еще было больно смотреть на страдания невинных. Но армия Геллара не прошла слишком далеко. Едва они пересекли границу Ирмии, как в бой с ними вступил Бог Войны людей, прозванный так именно после той самой битвы.

–Это был я. – окончательно поднял голову Римро.

–Далее история за тобой. – прикрыл глаза Уиллекроми.

Римро задумался. Он пытался вспомнить все, что происходило в тот день, в том месте. Как он, чувствуя Красное Пламя, что он некогда подарил существу, в глазах которого он увидел свет, настолько яркий, что на мгновение ввел его в роковую слепоту, и как он, сжав собственное Пламя в своих кулаках, решил сам проверить, правда ли это была его ошибка. Проверить, в чем он мог тогда ошибиться. Он начал неторопливо, но история его все быстрее обрастала деталями. Он уже не замечал окружения, глазами глядя лишь на стол, видя перед собой, одна за другой, картины из далекого прошлого, все быстрее погружаясь в него, заново переживая все ту же боль.

Красное Пламя пожирало людей вокруг него, земля разверзалась и будто кричала от боли. Тут и там знамена рвались и сгорали, ломались щиты и мечи, вместе с доспехами сгорали воины. Сама ненависть, гнев, окрасили небеса в алый, а под ними кровь покрыла поля и горы, затихали в пламенном шторме боевые рапсодии, взрывы заглушали бой барабанов, и быстрым шагом, безжалостно разбрасывая под собой людей, по полю битвы шагала смерть. Здесь впереди, где сходилось их Пламя, из огненной стены навстречу ему, разгневанному Клинку Власти, вышел воин в доспехах из черного металла, покрытого почти выгоревшей мятой серой тканью, с горящим позади пепельным плащом. Клинки по бокам его будто тихо кричали, по самую рукоять залитые кровью, жаждущие ее все больше, удерживаемые от полного безрассудства лишь тяжелыми окровавленными металлическими перчатками воина. Черные волосы его дрожали от ветра, горячего словно магма, выгорающего вокруг страдающей земли, по которой он шел, сжав острые клыки, встречая пламя как саму свою суть, из глаз искрясь лишь им и жаждой крови. Они стояли друг напротив друга здесь, куда не было ходу его ненависти. Ему не нужны были больше ответы, которых так ждал от него Римро. В нем жила лишь одна идея, одно желание – разорвать, растоптать людей, никому не позволяя встать у себя на пути.

–Почему? – зло сжал зубы Римро.

–А ты не знаешь? Ведь это ты дал мне эту силу. – так же сжимал зубы Геллар.

–Нет, это ты ничего не знаешь! Ты думаешь, что для этого должно служить Первородное Пламя?! Для этого я его тебе подарил!?

–Мое терпение лопнуло! Это не их мир, и я не позволю им его забрать!

–Да что ты знаешь о мире!? С чего ты решил, что знаешь, чего они хотят!?

–Хватит! Я не желаю больше слушать эти бредни! Они выступили против нас, пожелали стереть нас, чтобы забрать этот мир себе…

–Они хотят жить! – громоподобно раскатился по земле крик Римро. – Они всего лишь хотят жить! И вы пытались раздавить их желание, вы угнетали их!

–За все, что они сделали – они не достойны жизни! Если Создатель желает видеть мир без войн и страданий, тогда мы, имтерды, уничтожим любую угрозу, и станем глашатаями нового рассвета этого мира. А если другие падут…то я сам закончу их дело! Я выжгу все зло мира, и восстановлю порядок! Таков мой путь, и я до самой смерти с него не сойду!

–П-порядок?.. – трясясь от злости, до хруста сжимая зубы своего крепчайшего материального тела, сильной, до предела напряженной рукой с играющими под всей кожей жилами, он провел вокруг себя, указывая Геллару на все, что он принес миру. – Это? Порядок?

–Это необходимые жертвы. Не бывает мира без жертв. Ты Клинок Власти, и должен знать это.

–Нет! Не должно быть никаких жертв! То, что ты вбил себе в голову, это просто эгоизм и дурость! Твоя ненависть может только погубить этот мир!

–Если так…Он все равно прогнил. Я буду лишь рад, если он выгорит дотла, даже если он не сможет из него восстать. – широко раскрыв глаза, источая раскаленную, чудовищную ненависть, он взялся за рукояти своих катан, и быстро вытащил их из ножен.

–Вот, значит, как ты отплатил мне за мою доброту? – с жутким хрустом, еще сильнее сжал кулаки Римро, от чего те начали медленно истекать кровью.

Геллар занес мечи, готовясь к бою. Его решимость была непоколебима.

–Я – Клинок Власти. Я люблю этот мир. Я люблю жизнь. И я…никому…НИКОМУ НЕ ПОЗВОЛЮ ЕЕ РАЗРУШАТЬ!!!

Земля взревела, и оглушающий взрыв разнесся по полю боя. Мощнейшими потоками Красного Пламени столкнулись кулаки Римро и мечи Геллара. Они почти не видели друг друга из-за вспышек Пламени, но прекрасно все чувствовали. Все вокруг было залито им, они чувствовали каждое изменение его потока, отражая атаки друг друга, нападая и парируя, постоянно наступая, не отрываясь, заливая окружающий их ад животными криками, пропитанными злобой, что так и принадлежала не людям, чего они уже просто не могли за собой заметить. Они не были людьми, но теперь никто из них не был на них похож, они не были похожи на себя. Никто не видел их со стороны, это была лишь их схватка. Бой двух чудовищ, одержимых жаждой убийства.

Но этот бой не мог длиться долго, и Геллар помнил это – помнил, кем был его противник. Они уже успели ранить друг друга, но ранение Римро просто не могло быть для него опасно. Красное Пламя в руках его, Клинка Власти, быстро латало его раны, изменяло его черты, обращалось в его меч и щит. Прошло совсем немного времени, и силы Геллара начали иссякать. Тогда Римро использовал больше силы, и напрямую, подскочив к Геллару снизу, когда тот оказался на мгновение открыт, ударил его двумя руками в грудь. С отвратительным хрустом, кости Геллара сокрушились, и, сопровождаясь истошным криком и тяжелым выдохом, из его рта на Римро рванула кровь. Отброшенный чудовищным импульсом от удара, он влетел в часть поднятой Пламенем возвышенности, ударившись об нее спиной, мгновенно затем распластавшись на земле. Тугая и жгучая боль разошлась по всему его телу, и сам он будто впал в конвульсии. Внутренности горели, и он почти совсем не мог пошевелиться. Едва он взялся за мечи, которые, все же, не отпустил из рук, как заметил, что горящие Красным Пламенем глаза Римро, принявшего уже облик не то человека, не то монстра, уже почти вплотную смотрят на него, прожигая его все тем же, никак не выгорающим, гневом. Он посмотрел вокруг – все его воины, все кто пошли за ним, были уже мертвы. Земля вокруг была уничтожена и выжжена на целые километры, была поглощена родственным ей Пламенем, некогда ее создавшим. Настолько была велика мощь Клинка Власти, созданного, чтобы править высшими силами. И даже он, Геллар, не мог с ней совладать. Это был конец, он знал это. Ни одному созданию Гармонии не одолеть Клинок Власти.

–Нет! Стойте! – вдруг пронесся низкий, мягкий, встревоженный женский голос близ Геллара.

Оба они устремили взор к краю горы, откуда с огромной скоростью вылетела к ним одетая в шерстяную кофту с небольшим стальным нагрудником поверху, небольшим хвостом и рожками, с красными косичками и красными глазами девушка. Она подскочила к ним почти вплотную, и встала между ними, будто закрывая собой Геллара от Римро. Тот знал эту девушку, Имперу Кацеру, но не мог поверить, что увидит ее здесь. Он растерялся, запутался в происходящем, и совсем вдруг потерял прежнюю злость.

–Пожалуйста, вы не должны! – повторила она.

–Ты? Импера Кацера? – удивился он, широко раскрыв глаза.

–Агх…Уходи. Не вставай у него на пути. – напрягаясь, вызывая агонию во всем теле, через окровавленные зубы от боли рычал Геллар.

–Нет, я не уйду! Ты не должен был вступать в бой! – будто сама теряясь, рада ли она, что успела вовремя, или зла на Геллара за то, что он оставил ее позади, Импера резко махнула перед ним рукой.

–Импера… – зло, но в то же время как-то печально, выдохнул Геллар.

–Почему, Импера? Ты же знаешь, чем он занимается. Он враг для людей, для всего мира. – неуверенно, все еще ничего не понимая, крутил головой Римро.

–Я должна была рассказать вам все раньше, но я не знала, как вас найти. И…я боялась. – чуть опустила голову она.

–Почему? Я…Я бы никогда не причинил тебе зла. – удивился он.

–Я не была уверена, ведь…Ведь я думала также и о других. Я помню, когда нам помогали Унзар, Мерсер, Серпион и Чеистум. Дядя Мерсер… – вдруг будто проглотила слова она, сильно сжав зубы и прикрыв глаза. – Все они…так поступили с моей мамой…

Римро, с еще большим удивлением, сделал шаг назад. Он пытался вспомнить, что происходило с Ширавой в те уже далекие, спокойные года. Но все, что он и вправду мог вспомнить – очертания рубинового трона, к которому он был будто прикован все последние годы, находясь почти в спячке.

–Я думала, что они могли ввязать в это и вас. – подняла она голову уже уверенней.

–В-во что? Что произошло? – не понимал он.

–Так…Вы не знаете? – удивилась уже она.

–Уиллекроми не пускал меня дальше моего трона почти с самого момента Великого Спуска. Там иногда появлялись люди, даже Мерсер и Унзар. Часто гостили Боги людей. Чаще – Негласный Правитель. В какой-то момент, пока я дремал, в зале появилось что-то вроде гроба. Я не замечал почти никаких изменений помимо этого, и я редко покидал свой трон.

–Тогда…Что вы помните о времени после Великого Спуска? Что было с Ширавой? – загорелись глаза Имперы. Ведь именно это она, все это время, и пытается узнать. Именно из-за этого она пошла за Гелларом.

–Я лишь помню, что…Унзар и Мерсер помогали ей. И она помогала им. У них с Унзаром…кажется, у них был ребенок. Я был на дне его рождения. – приложив руку к голове, все крепче ее сжимая, будто все тяжелее давались ему те воспоминания, говорил он. Все-таки, сдерживать Проклятье Забвения собственного Пламени ему тоже было нелегко.

–Р-ребенок? У мамы и Унзара? – вдруг, будучи в шоке, подскочила она.

–У них? – удивленно выдохнул и попытался приподнялся Геллар, мгновенно сраженный болью. – Аах!

Импера сочувственно и встревоженно бросила взгляд на него, но он смотрел только на Римро, явно и сам желая во всем разобраться как есть.

–Я не помню всего. Это…Проклятье мешает мне. – еще крепче сжал голову тот.

–Но, ведь, она пропала? Ты не знаешь, что с ней произошло?

–Нет, но…Я сомневаюсь, что кто-то из людей причинил бы ей вред. Но сейчас нет следа ни ее самой, ни ее ребенка. Я никогда не интересовался этим… – задумался он.

–Бриз…Негласный Правитель…рассказал нам, что произошло. – зло шипя, сжимая черную от огня землю под собой напряженными руками, сказал Геллар.

–Бриз, значит?.. – сразу неприязненно насупился Римро.

–Чтобы избавиться от всех имтердов, отпраздновать свою победу, они не пожалели и ее. Вот, за что я сражаюсь. Если даже это месть – она справедлива. – поднял пылающие глаза на Римро он.

–Убили ее, чтобы окончательно избавиться от имтердов? И ты поверила в это? – пораженно опустил голову Римро, все теми же заботливыми, печальными глазами смотря в лицо Имперы.

–Я…Прости… – грустно и виновато опустила глаза она. – Я уже не знаю, во что мне верить…

И вот началась она – мучительная, болезненная пауза. Момент для размышлений, обдумывания всего произошедшего, возможностей и возможного прошлого. В чем была истина, и как глубоко закралась ложь. Что им делать, куда пойти, на чьей стороне быть? Римро не мог знать ответа. Просто не имел права. Он был Клинком Власти, и его выбор…

–Был в моих руках. – закончил историю Уиллекроми, с шумом стукнув дном кубка о стол.

–Но чем закончилась та встреча? – не поняла Лилика.

–Я просто ушел. Сказал, что мне нужно разобраться во всем самому. Я видел, как горели тогда их глаза, и хотел им помочь. Не мог я тогда ошибиться. Я хотел все исправить… – прикрыв глаза, постоянно тяжело выдыхая, говорил Римро.

–Но ты не мог, ведь твое место…

–Я такой же живой, как и они! – вдруг сорвался он, резко встав со своего места, перебив тем Уиллекроми.

Лилика испугалась, но больше не самого его действия, а того, что могло последовать за ним – реакции Уиллекроми. Она ждала чего угодно, но максимально надеялась на его доброту и понимание. Так, в итоге он лишь вздохнул и чуть приосанился. Он понимал чувства Римро, и не мог его за них судить.

–Я понимаю твои чувства, Римро. Клинки Власти занимают те места, которые положены им их Правителями. Твое место – мир Гармонии, его сердце. Это и есть место для тебя, единственного Клинка Власти помимо меня, пожелавшего сохранить себя здесь в первоначальном виде. Но и я восседаю здесь не совсем по своей воле. Будь моя воля…этому миру необходимы великие изменения. – спокойно, чуть прикрыв глаза, поднял голову он, наблюдая за движениями сверчков под потолком.

–Разве вы не можете покинуть это место? – кое-как, немного дрожа, спросила Лилика.

–Мы можем…но мы не знаем, к чему это приведет.

–О чем вы?

–Что сделает он…

–Вы про…Лорда Винториса? – не понимала она.

–В нашем мире есть кое-кто, кто обладает невероятной властью, куда большей чем наша. Нам не нужно предполагать, кто он и чего он хочет. Тот, о ком я говорю, из-за кого мы, Клинки Власти, привязаны к своим местам, всегда рядом. Он везде и нигде, в Гармонии и Бездне, в воздухе вокруг нас и в самих нас…

Лилика ужаснулась, вспоминая те же слова, неоднократно говоримые Серпионом, прочими Богами, разносимые по миру как сам воздух. «Это…он?» – подумала она, будто мысленно воспринимая образ, что появлялся перед глазами от слов Уиллекроми. Образ седого старца, ни одной из своих частых встреч с которым она, на самом деле, не помнила.

–Негласный Правитель…– почти шепотом проговорила она. – Он обманул Геллара и Имперу…зачем?

–Только одно существо в мире может знать ответ. И это существо – он сам. – наконец снова притронулся губами к краю своего кубка Уиллекроми, отпивая пару глотков, и махнув рукой позади себя, будто подзывая кого-то к себе.

–Да. Он стоит за всем ужасным, что происходит в этом мире. – цыкнув, сел на место и сложил руки на столе перед собой Римро.

–Но кто он? – уже сгорая от любопытства решила спросить Лилика.

–Ох, даже для нас это довольно сложно. Кто он? Возможно, надзиратель мира, как и я. Возможно…что ж, могу сказать только одно… – он вдруг медленно чуть протянулся над столом, уже куда серьезнее, почти пугающе, посмотрев в глаза Лилики. – И для нас есть вещи, которых лучше не знать. То же я рекомендую и тебе – будь осторожна с тем, чего не можешь понять, или судьба твоя будет куда страшнее.

Лилика сглотнула, от уже неподдельного страха чуть отодвинувшись на троне ближе к его спинке. Теперь Уиллекроми бросил взгляд на Римро, но тот молчал, будто глубоко задумавшись, глядя на стол перед собой.

–Твой брат, Соккон Кацера, находится в подземельях Синокина. Это прежняя база Демонов и Богов людей, глубоко под Ренбиром и его канализационными туннелями. – уже легче вздохнул Уиллекроми, возвращаясь к прежнему положению, как ни в чем не бывало снова улыбаясь.

–П-почему именно там? – удивилась Лилика.

–Сложный вопрос. Но я знаю, что и он там не один. – бросил он на нее многозначительный взгляд.

–Я…Я должна предупредить Френтоса и Таргота! – вспомнила она.

–В этом уже нет надобности. – улыбнулся он.

–Нет?

–Все пути ведут вас в Синокин. Вас, всех вас. – задумчиво наклонил голову он. – Ведь ты…тоже это видела?

Лилика не успела даже открыть рта, как ее собственные мысли, едва ее не перепугавшие, упредили будущие вопросы. Почему-то, она уже знала, что Таргот и Френтос двигались в ту же сторону, и так же знала, что был в той канализации Соккон не один. Образы, которые она видела совсем недавно, напоминавшие огромные сгустки Белого Пламени среди Алой Жизни, оставили свой след в ее памяти, хотя она совсем не помнила, что происходило после того, как она спустилась в Катакомбы Мэй буквально не больше часа назад. Ее мозг тогда работал совершенно иначе, чем теперь, и о времени ее пребывания в Мире Душ она помнить не могла – это была память ее души, но не ее тела, даже если они там, на короткое время, слились воедино.

Все-таки окончательно опомнившись, Лилика хотела задать и еще один вопрос Уиллекроми, но ее резко, от чего сама она едва не подпрыгнула на троне, перебило нечто, как раз выскочившее из-за трона Уиллекроми и остановившееся рядом с ним, мгновенно согнувшееся рядом в почтенном поклоне, глядя в сторону стола.

–Прошу простить, я задержалась! – виновато качая головой, прокричал нежданный гость.

Лилика едва не подпрыгнула второй раз, но уже от осознания, кого она теперь видела перед собой. Молодая на вид, высокая и хорошо сложенная, беловолосая девушка, лицо которой, как и ее легкое и почти прозрачное платье, сиявшее белоснежным светом, и покрытое рунами на человеческом языке. Письмена эти складывались, образуя ее имя, «Лорея», и ее титул, «Мать Света».

–Вы, ведь, еще не были представлены? – мягко улыбаясь, прикрыл глаза Уиллекроми, снова отпивая из золотого кубка. – Наша гостья – Богиня Света людей, Лорея.

Девушка подняла голову, мягко и нежно улыбнулась Лилике. Нечто невероятно теплое было в этой улыбке, будто ласкавшее, как лучи теплого солнца, выглянувшего из-за черных туч в холодный дождливый день. Нечто это мгновенно вытянуло из девочки всю прежнюю грусть и страхи, и она, сама того не замечая, счастливо улыбнулась.

–Ох, Корим много рассказывал о тебе. Но вживую ты куда милее, чем я могла себе представить. – мягко, в маленький кулачок, похихикала она.

–Корим… – вдруг снова тепло вспомнила слова «Рыцаря Света» Лилика, сказанные ей еще перед уходом из Ренбира.

–Ты поможешь Лилике найти ее брата? – повернул одни только глаза к Лорее Уиллекроми.

–Ох, конечно! Соккон. Я слышала, он настоящее дитя света! Я очень хочу с ним познакомиться. – все так же улыбаясь, от радости чуть подпрыгивая на месте, повернулась она к нему.

–Эта дверь, – указал он на дверь позади трона Лилики, на площадке ниже, – приведет вас к цели. Прошу.

Он поднялся со своего места, мгновенно вынуждая тем Лорею пойти за собой к двери. Лилика также сразу поднялась и пошла туда, уже глубоко внутри трепещущая, чувствуя уже точно близость к цели. Не так долог и труден был ее путь, если в конце ее ждало долгожданное, даже за пару дней, воссоединение. Такова была воля ее сердца – теперь, когда она встретила его после 3-х лет разлуки, она просто не могла его отпустить. Она больше не видела жизни без него, и даже пара дней разлуки были для нее невыносимы.

Пройдя все троны, не отвлекая так же глядевшего на стол Римро, Уиллекроми подошел к двери, встав рядом с ней, в то время как Лорея и Лилика медленно шли за ним, затем остановившись у несуществующего порога. Ожидая последних напутственных слов от Надзирателя Мира, обе они с волнением следили за его движениями, и он совсем не торопился. И все же, они никак не могли и не посмели бы его торопить.

–Здесь я могу пожелать вам лишь удачи. Возможно, мы еще встретимся в будущем. Судьба проведет тебя через не самые добрые времена, но ты никогда не должна падать духом. Держись за тех, кто близок тебе, и ты не будешь знать горя. – говорил Уиллекроми, со все той же мягкой улыбкой смотря в глаза Лилики. – Следуй за живым светом, и ты найдешь, что ищешь.

Дверь начала медленно открываться, заливая всю обитель Надзирателя Первых Миров тихим, но мягким скрипом, открывая перед девушками свою внутреннюю, кромешную тьму. Но сколь густа бы не была эта тьма, насколько не был бы страшен ее дальнейший путь, в этот раз, помимо мыслей о брате, ее согревало и нечто еще, в данный момент куда более материальное – она отправлялась в путь вместе с самой Богиней Света, и была совершенно уверена – в мире нет тьмы, которую не сумел бы развеять ее свет.

–Что ж. В путь? – улыбнулась Лилике она.

–В путь. – радостно кивнула ей Лилика.

Они шагнули вперед быстро, и прошли вперед, не теряя темпа, тогда окончательно растворившись во тьме. Они остановились впереди, стараясь понять, где оказались, пока дверь позади них не закрылась, и само пространство вокруг не исказилось. Прежде, чем дверь исчезла, по ту сторону ее раздался громкий шлепок и удары брызг, сопровождаемые вполне ожидаемыми напуганными вскриками. Дверь та исчезла и со стороны Уиллекроми, где она изначально была лишь иллюзией. Надзиратель Первых Миров лишь воспроизвел ее вид для перемещения девушек из своего «мира разума» в Мир Гармонии, дабы сохранить правду о том месте от тех, был не в силах ее понять. Все еще оставаясь там, он прикрыл глаза, спустив с лица улыбку одним задумчивым вздохом.

–Живое существо может стать Актонисом, если соединит свою душу из Мира Душ со своим телом из Мира Гармонии. Ты была там, но не стала Актонисом. И ты не почувствовала «его» рядом с братом, ведь душ Актонисов нет в потоке Алой Жизни. Но я знаю, что он там. И не только он.

Уиллекроми задумался, направив взор своих, как думали многие, всевидящих глаз в сторону Римро. Он понимал, что в мире есть вещи, которых он не может видеть, и над которыми он не имеет власти. И самое печальное, что поглощало его думы теперь – он не имел права вмешиваться в дела тех, кто был над этими вещами властен.

–Я не чувствую их, но знаю, что они скоро будут там. Случится катастрофа, как тогда, когда закончилась Эпоха Раскола.

Теперь он смотрел в другую сторону, в единственный темный угол слева, в который не пробивался никакой свет, и в котором, казалось, совершенно ничего не было. Но, то, к чему обращался Уиллекроми, было не только там. Оно было везде, и читатель уже точно должен понимать, что это было. И его голос прозвучал только в голове Уиллекроми.

–Они всего лишь узнают правду, и этого не избежать. Все это должно закончиться. Их встреча положит конец…эпохе лжи.

Глава 8. Конец трудного пути

Мир, в котором только что была Лилика, мгновенно пропал, и вместо него так же мгновенно появился новый. Она едва пошатнулась, почувствовав, как пол под ней резко поменялся, и вдруг едва не оглохла от раскатившегося вокруг нее, многократно отраженного от еще невидимых ей стен, пола и потолка, высокого визга. Предшествующий визгу шлепок и удары брызг были почти нераспознаваемы теперь, хотя все еще сопровождали крики, будто некто кричавший все еще плескался в воде. На мгновение, повернувшись в сторону криков, Лилика чуть было не ослепла – все вокруг резкой вспышкой залил белоснежный свет, ударивший по ее, еще не привыкшим к тьме, глазам.

–Госпожа Лорея! – крикнула она, от колющей боли в глазах закрывая их рукой, отворачиваясь от света в сторону.

Сбавив силу своего окто света Лорея быстро, будто ошпаренная, выскочила из сточного канала, в который ей не повезло упасть уже при выходе, по самую грудь окунувшись в ее грязные и почти липкие воды. При падении она, все-таки, окунулась в них целиком, и теперь, судорожно и безумно крутя руками, старалась ими от всей той воды отчиститься.

–Какой ужааааааас! – кричала, почти плача, она, в первую очередь протирая лицо.

–Ч-что с вами произошло? – все еще в шоке и от внезапного крика, и от резкого света, напуганная так, что звук сердцебиения едва не перебивал ее слова, наблюдала за состоянием Богини Светы Лилика.

–Господин Уиллекроми открыл дверь не в том месте! – продолжала оттирать свое платье и плотную, уже не прозрачную, блузку под ним, Лорея.

–То есть… – не поняла Лилика, почти с ужасом подумав, что ее планы вдруг были так неприятно сломаны, и ее отправили вовсе не к брату.

–Почему он это сделал? Неужели это наказание за опоздание? Но почему такое мерзкое? – все еще едва не плакала Лорея.

Лилика на мгновение даже забыла, что в три погибели согнувшаяся перед ней девушка, оттирающая нечто очень похожее на слизь теперь со своего тела и одежды, и вправду Богиня Света. Даже страшно представить, насколько иное впечатление она создавала еще совсем недавно, даже если в ее текущей реакции на происходящее и была вполне ясная причина. Кто-то столь возвышенный, тем более поддерживающая внешнюю красоту для поддержания своего титула в глазах последователей Богиня, наверняка не могла терпеть чего-то грязного, зловонного, и тем более такого неприятного на вид. Все равно, теперь она, скорее, оставляла впечатление капризной молодой дворянки, нежели великой богини, Матери Света, и тем более доблестного командира Демонов.

Лилика без промедления принялась помогать Лорее отряхнуться и чуть прийти в себя, вдруг удивившись схожести ее окто (окружившим ее, и летающим теперь вокруг них светящимся сферам) и окто Соккона, которое он ей как-то описывал, но которого сама она так и не успела увидеть. Среди всего многообразия окто среди октолимов, было даже удивительно, что они оказались так похожи. Пусть ей и было еще немного жалко, что сами они, Соккон и Лорея, на самом деле оказались совсем не так похожи, как думала она изначально, и что вскрылось только теперь.

–Ой, даже туфли теперь в…Ужас! Я бы бросила все дела и мигом заскочила в ту дверь сразу, как она появилась, если бы знала про это! – надулась Лорея, недовольно бормоча, и поставив руки в боки, но смотря будто в неизвестность.

–В дверь? – подумала Лилика, что речь идет явно не о той двери, в которую вошли они вместе.

–Уиллекроми всегда создает двери, через которые мы можем к нему попасть. Мы с Гим…с одним из наших командиров, разбирали карту боевых действий северного фронта. – оговорившись, но притворившись, что ничего не было, говорила она. – Но вдруг рядом появилась эта дверь. Я едва успела договорить с ним и войти в нее, а Уиллекроми уже вот так меня за это наказал!

–Но и мы с ним тогда разговаривали. – подумала Лилика.

–Ух. Клинки Власти такие злые… – вздохнула Лорея, все больше надувая щеки.

Лилика посмотрела по сторонам, стараясь понять, куда на самом деле они попали, и куда им нужно было идти теперь. От света окто Лореи вокруг было уже достаточно светло, хотя и девушки все еще не могли слишком далеко осматриваться. Вода в стоке чуть ниже, в этом полукруглом туннеле, бежала медленно, но она вполне могла разобрать направление ее движения. Стены были влажными, сложенными из кирпича, а сам сток опускался по центру, в углублении, окруженный с двух сторон бетонным полукругом стен.

–Нам, ведь, нужен Синокин? – уже чуть успокоившись, может быть даже смирившись со своим положением, спросила Лорея.

–Да…Уиллекроми, кажется, сказал так – «Все пути ведут в Синокин». По крайней мере, наверняка он имел ввиду это.

–Ох, тогда нам туда. – указала в сторону, куда бежала вода, Лорея, и сразу, ничего больше не говоря, пошла вперед.

–Вы уверены? – удивилась Лилика, также быстро идя за ней.

–Конечно! Все стоки идут в Синокин. Наш старый городок совсем залил этот кошмар. Демоны совсем недавно ушли оттуда, так что там вряд ли будет кто-то еще кроме нас. Я смогу даже устроить тебе экскурсию. – посмеялась она.

«Демоны?» – вспомнила Лилика, как совсем недавно, ночью, из дверей Ренбирской Пирамиды выходили на улицы строи закованных в доспехи людей, на вид древних как сам мир. «Так они пришли оттуда?»

–Древним соглашением они вернулись в мир, когда угроза вновь нависла над нашей расой. Их призвал Унзар, наш старший Бог. По совместительству, он воплощение нашего создателя, Ниса. – крутила пальцем, весело посмеиваясь, уже будто совсем забыв про недавнее происшествие, Лорея.

–И по совместительству – мой отец… – вздохнула Лилика.

Лорея молча опустила руку и только весело ухмыльнулась.

На самом деле, отношение Унзара к себе Лилика всегда находила довольно необычным. Он частенько навещал ее на занятиях с Серпионом, сам рассказывал ей некоторые интересные вещи, но чаще всего оправдывал это ее связью с его единственным учеником, Кози, и потому помогал ей. Еще у Храма Актониса недавно она поняла, чем на самом деле была обусловлена своеобразная забота Бога Людей о ней, из-за которой он вполне ощутимо за ней наблюдал. Все последние годы тем же самым занималась и ее мать, Ширава, и она уже знала, что было это связано ни с чем иным, как с неким соглашением между стороной людей и Правителем Бездны, из-за которого Ширава и Унзар не могли рассказать девушке правду. Всех подробностей она еще не знала, и надеялась узнать это чуть позже, когда уже встретит брата. Она даже подумывала, что никто больше не будет судить ее выбора, если правда окажется, что Соккон не был ей родным братом. С другой стороны, она боялась, что тогда пропадет и та невероятная нежность, с которой она называла его «братик», что ему самому очень нравилось. Она была бы только рада, если бы он сам придумал потом, как ей будет лучше его называть. Какое бы название он ей не предложил, она была уверена, что оно ей понравится.

В некоторых размышлениях пройдя, уже молча, еще минимум сотню метров, наблюдая вокруг исключительную картину «стена-вода», они остановились на краю около высокого спуска в большой круглой комнате вроде колодца, ведущего по центру на каменную лестницу, вниз по которой была развилка, и где собиралась вся вода, со страшным шумом падающая вниз. Била почти вся та вода из крупных металлических труб, выходящих из стен, и потоки те были очень мощными. Лорея вдруг громко сглотнула, и застыла на месте как статуя, осматривая и лестницу, и стоки. И, скорее всего, почувствовав стоявший везде вокруг, в уже весьма жарком и душном воздухе, прелый неприятный запах, активно подумывала выбрать другой маршрут.

–Нам нужно вниз? – спросила Лилика, уже заранее понимая, что Лорея вот-вот снова начнет дуться, заявляя, что не хочет иметь дела с сопровождающим спуск вниз окружающим зловонием.

–Ох…Вниз? – не то с надеждой, не то со страхом в голосе, переспросила Лорея. Хотя, возможно, на самом деле она просто плохо слышала и без того тихую Лилику, голос которой очень сильно перебивал окружающий шум водных потоков.

–Вы сами так говорили. – немного уставши прикрыла глаза Лилика.

–Но…там же… – экспрессивно, как настоящая актриса, приложила руку к груди Лорея, будто ужасаясь своей «дальнейшей судьбе».

–Если только вы не знаете обходного пути.

–Я знаю. Здесь есть такой путь! – притворно радостно, стараясь не показывать страха, крикнула она, поворачиваясь к Лилике.

Не успела она сделать и шагу, как нечто невидимое будто толкнуло ее назад, и она, с еще более нечеловеческим визгом от испуга, полетела вниз, чуть сбоку от лестницы. Все произошло очень быстро и совершенно внезапно – Лилика пыталась схватить девушку за руку, но не успела, потому как на мгновение была ошеломлена внезапной вспышкой чего-то вроде черного тумана за спиной Богини Света, сопровождающегося появлением поистине чудовищной внутренней силы. Неизвестно, в какой момент появилась та сила, но она явно была настроена враждебно, и ее владелец наверняка был растворен в окружающем воздухе совсем рядом. Оставаться на том же месте было уже нельзя, и, если Лилика не видела противника, ей следовало не рисковать, и как можно быстрее покинуть опасное место. Слившись с воздухом, она не раздумывая прыгнула вперед и промчалась вниз вслед за Лореей, поймав ее ярко светящееся тело своими ветряными потоками уже у самого дна резервуара, в котором они находились. Под ними была толстая ржавая решетка с мелкими прорезями, и на ней тут и там комьями копились зловонные отходы, которые, скорее всего, проектировщики канализации планировали вычищать с проходящей через решетку лестницы. При виде тех жутких зеленоватых ошметков и прочих отходов, Лилика даже передумала собираться обратно из воздуха в телесную форму на этой решетке, чтобы перейти на лестницу, и вместо этого унесла за собой еще кричавшую, закрывшую глаза и сжавшую все лицо от неприязни ко всему окружению, Лорею чуть выше на смотровую площадку, выглядывающую из стены чуть выше. Протянув девушку с собой наверх, Лилика аккуратно отпустила ее там на пол, перед тем случайно ударив ее ногами о перила на краях площадки, что сама она совсем не заметила. Там она собралась обратно, и снова прикрыла глаза руками, чтобы их не колол все время усиливающийся свет, исходящий от Богини Света, будто то правда была защитная реакция ее организма на сторонние нарушения ее привычной окружающей среды.

–Бежим отсюда! – закрывая нос пальцами, наконец открыв глаза, подскочила к двери на площадке Лорея, быстро открывая ее одной рукой и забегая внутрь.

Движение руки девушки было настолько резким и сильным, что тяжелая металлическая дверь едва не раскрошила и без того облезлую стену, о которую та ударилась. Лилика решила также не медлить, и больше ни секунды не оставаться среди того отвратительного зловонья, которое теперь даже ей терпеть было невозможно. Забежав внутрь, прихватив по пути правой рукой ту самую дверь и закрыв ее за собой покрепче, она вновь уловила все ту же пугающую внутреннюю силу, исходящую теперь будто от всего окружения, и не ясно точно где больше сосредоточенную.

Помещение, в котором оказались девушки, было уже не таким темным само по себе и без света Лореи, но было каким-то особенно душным, жарким, и чересчур влажным. На стенах здесь светились и мерцали разного цвета растения и грибы, воздух был будто насыщен их светом, и влагой, окружающей их по всей канализации воды. Оказались они точно в коридоре, но до сих пор не было ясно, куда он вел, и впереди была лишь еще одна такая же дверь, что и позади. Лорея изо всех сил пыталась отдышаться, придерживая рукой грудь, будто стараясь успокоить чересчур сильное и быстрое сердцебиение. К счастью обеих девушек, в полете они не задели ни одного водного потока, бьющего из труб выше, и потому тогда хотя бы Лилика была еще сухой, хоть немного вспотела от окружающей жары и излишнего волнения.

Невероятно мощная внутренняя сила, с которой девушки столкнулись минуту назад, кажется, все это время не отставала от них, и Лилика вполне отчетливо чувствовала ее вокруг, хоть и все равно не могла разобрать ее источник достаточно точно.

–Я тебя придушу, гаденыш! – вдруг крикнула Лорея, озлобленно махая рукой в сторону дальней двери, затем демонстративно, будто тряпки, выворачивая промокшие рукава, выпуская из них целые литры грязной воды на пол.

Лилика слегка испугалась ее крика и жеста, но довольно быстро ее поняла, уже заметив, как странно все это время, явно от влияния окружающей их внутренней силы, двигались их тени.

–А поймаешь ли? – вдруг пронесся по всему помещению от той же двери впереди жуткий, хрипящий, низкий мужской голос.

Лорея, недовольно ухмыльнувшись, поставила руки в боки.

–Не забывай, это все еще моя территория. Я и не такие развлечения могу тебе устроить. – уже точно впереди пронесся тот же мужской голос.

Все это время будто расплывающиеся по полу и стенам тени Лилики и Лореи теперь остановились, а впереди, всего в метрах трех от них, будто из пола выросла новая тень, стремительно растущая, поднимающаяся в человеческий рост. Лилике еще в первый раз, когда она услышала голос этого существа, показалось, что она уже сталкивалась с ним раньше, но не смогла сразу вспомнить, где именно. Теперь же, когда этот голос приобрел и телесную оболочку, в прямом смысле выйдя из тени, Лилика лишь на мгновение удивилась его виду, ведь должна была с самого начала ожидать его появления. Да, именно в той же канализации, но другой ее части, где Серпион тренировал ее и прочих Информаторов, она чаще всего и встречала его, теперь совершенно обычно стоявшего перед ними, едва не давясь от смеха, осматривая злую и грязную Лорею. Черная кожаная куртка, два меча скимитара за спиной, угольные волосы и такие же глаза, грубая щетина, все сопровождающее самое выделяющееся – безумную, неприятную улыбку. Пусть Лилика глубоко уважала созданный когда-то людьми образ «прекрасной доброй Богини Света», его нарушение именно им, ее братом, было не так уж оскорбительно. Тем более, что у него, Бога Тьмы Коллорина, также известного как Кенн Гедыр, вообще никогда не было последователей или учеников, и не только благодаря его жуткому чувству юмора.

–Ты знаешь, что могло произойти, если бы Лилика не поймала меня!? – вполне серьезно, точно не понимая шуток брата, крикнула Лорея.

–Все равно бы этого не произошло. – уверенно ухмыльнулся он.

–Потому что вы двигалась за нами, чтобы поймать ее? – поняла Лилика, точно вспоминая, как его же внутренняя сила двигалась вниз за Лореей одновременно с Лиликой.

–Не знаю, о чем ты. – так же улыбаясь покачал головой Кенн.

Лорея только вздохнула, будто и сама это раньше поняла, но просто хотела выпустить пар на брата, который, все-таки, страшно ее перепугал.

–Почему вы здесь? – понимала Лилика только то, что устала слушать недовольства Лореи, и хотела ее хоть как-то перебить, перейдя ближе к делу, раньше, чем она хоть что-то скажет.

–Тот же вопрос к вам. – мгновенно сбросил улыбку и скрестил руки на груди он. – В последнее время у меня было столько посетителей, сколько не было и за сотню лет. И все не самые приятные. Я, конечно, гостеприимный и великодушный хозяин…

–Да-да, мы поняли. Мы ищем Соккона Кацеру. Он был среди твоих гостей? – вздохнула Лорея, немного помахав рукой, будто отмахиваясь от слов брата.

–Соккон, да? Дай-ка подумать… – явно шутливым тоном сказал Кенн, приложив руку к подбородку будто в правда серьезных раздумьях.

–Нас отправил сюда за ним Уиллекроми. – уточнила Лорея.

–Да, он здесь. Сначала чуть не развалил мое логово, а потом устроился там как у себя дома. – уверенно ответил Кенн.

–Чего и требовалось доказать.

–Значит, с ним все в порядке? – с надеждой в голосе, вдруг засиявшей не меньше все это время светившейся Лореи, подскочила на месте сразу веселая Лилика.

–С ним все хорошо.

–Я…Я знала. Просто… – вдруг одновременно весело и грустно пустила одну крохотную слезинку Лилика. С одной стороны, она была рада, что с братом все хорошо, но, с другой стороны.

–…по крайней мере теперь. – закончил мысль Кенн.

Лилика, все это время о том и думавшая, удивленно подняла влажные от тех же вышеописанных чувств глазки на Бога Тьмы. Конечно, было очевидно, что Соккон все это время находился в какой-то неизвестной опасности, ведь иначе сердце Лилики бы так не ныло все время ее путешествия. Это можно было назвать результатом той особой связи между ними, которая и без того имела немало загадочных особенностей. И все же, если опасность миновала ее любимого брата благодаря поддержке его старого друга, самого Бога Тьмы, она бы мгновенно и сама перешла в число его редких среди людей последователей, и до конца своей жизни была бы ему благодарна.

–Если ты хочешь обсудить это, то лучше будет сделать это уже по пути. Тем более, что сам Соккон мне толком ничего не объяснял. – покачал он плечами. – Я только понял, что тут минимум три Хемиры пришли по его душу, и привел их всех сюда некто Бриз, Западный Генерал имтердов.

–Бриз? Хемиры? – сразу заволновалась Лилика, все-таки не совсем понимая, зачем Соккон мог понадобиться Бризу, или же, иными словами, Негласному Правителю.

–Да…Перепугали мне тут всю живность, а мелкотня даже из убежища боится высовываться. В иной раз я бы просто порубил их, и пустил бы своим питомцам на закуску. Но среди них…скажем так, есть кое-кто особенный. Не хочется трогать.

–Кто же это? – удивилась Лилика.

–Наше убежище недалеко, и Соккон сейчас там. Прогуляемся туда, сама все узнаешь. – снова улыбался Кенн, теперь уже, кажется, даже не так неприятно, и явно дружелюбнее.

–Конечно! – радостно, забыв про прежние думы, кивнула Лилика.

–По пути без шуток, пожалуйста. – уже легче выдохнув, покачав Кенну пальцем, добавила Лорея.

–Постараюсь, сестрица. – ухмыльнулся он, поворачиваясь к двери, и указывая будто одной только Лилике идти за ним вперед.

Дышать в том помещении становилось все тяжелее. Сложно сказать, чья вина в этом была больше – испарений, жары, запаха, или неприятного света люминесцентных грибов, будто чуявших повысившуюся общую влажность воздуха вокруг с появлением в нем нашим героев. Чувствуя, как коридор будто сам их выгоняет, Лорея и Лилика без промедления пошагали по бетонному полу за Кенном, и с ним же помещение покинули. Лилика почти не замечала ничего вокруг себя, совсем поглощенная мыслями о брате, уже думая, как она будет рассказывать ему о проделанном ей пути. Она была уверена, что он отругает ее, если узнает, что она сражалась за него против Самума, и полезла за ним даже в Катакомбы Мэй. Конечно, Соккон был не из тех, кто проявлял заботу таким образом, и вообще не любил кого-то за что-то ругать. Как и Лилика, он всю жизнь учился анализировать поступки окружающих людей исключительно с хорошей стороны, находя каждому плохому поступку вполне человечную подоплеку. Но как бы он отреагировал на весть, что его дорогая сестра, ради которой он и поставил свою жизнь на кон, попав в эти жуткие места, отправилась на его поиски, и подвергла себя еще большей опасности, чем та, которую он от нее пытался отвести? Наверняка, он был этому не очень рад.

Дабы немного отвлечься, Лилика прислушалась к разговору Кенна и Лореи, не замолкавший, с некоторого времени пути, ни на секунду. Они уже решили, что Лилика совсем их не слушает, поэтому общались уже так, будто остались наедине, и никто теперь им не мешал, хоть и делали это довольно тихо. Они шли по полукруглому туннелю, очень похожему на тот, где Уиллекроми открыл Лилике и Лорее свою «дверь междумирья». Единственными отличиями этих двух туннелей между собой были так же светящиеся грибы и прочие растения, отсутствие желоба по центру туннеля, и куда больший радиус самого полукруга стен.

–…да, Альберт и Мосселькем уже не с нами. Это мне сказал Гимилл. – грустно говорила Лорея.

–Они держались так долго…И все равно, теперь мы потеряли всех Богов, способных вести бой в небе. Гимилл не в счет – от него уже мало что осталось. – с куда более серьезным лицом качал головой Кенн.

–Гимилл не остановится. Пусть хоть он лишится обеих рук и ног, это будет мешать ему только до следующей ночи. Вот увидишь – первая же ночь, и имтерды заплатят за то, что сделали с Севером.

На самом деле, с такими попытками воодушевить брата, Лорея только больше врала себе самой. Ее слова «теперь не с нами» про ее бывшего наставника, Бога Света Альберта, и его товарища, Бога Небес Мосселькема, имели совсем не тот смысл, который принял ее брат, и который так специально старалась донести ему Лорея. Возможно, так было даже лучше. По крайней мере – они будут сражаться на разных фронтах, и он вряд ли об этом узнает. Альберт был уже не с ними, потому что принял сторону Совенрара в конце их войны на Севере. Мосселькем больше не был человеком – его поглотило Пурпурное Пламя Хемирнира, и он стал хемиром. Теперь они оба были врагами для людей, с которыми когда-то сражались бок-о-бок.

Обо всем этом, как ни странно, Кенн еще не знал – большую часть времени последних лет он проводил именно в этом месте, Ренбирской канализации, всей системе его подземелий, и самом древнем городе Синокине. Никто, включая его сестру, не понимал его привязанности к этим местам, ведь они еще не знали о его скрытых связях с Черным Пламенем, вызвавшим в его сознании весьма болезненные воспоминания о прошлом, отравляя каждый день его существования мыслями о Единстве, Проклятье Забвения самого Черного Пламени. Среди всех Богов, в свое время, он больше всех проводил время в этих землях Демонов, и именно память о их былом единстве в те дни сводила теперь его с ума. Пусть Демоны покинули Синокин совсем недавно, Кенн уже чувствовал некую пустоту в своем сердце, и очень хотел поскорее покинуть эти подземелья, чтобы вернуться в ряды былых товарищей по оружию на поверхности. Но права выбора у него больше не было – пока он не имел права покинуть это место, и в будущем вы поймете, почему. Он должен был следовать Великому Плану, с сутью которого вовсе не был согласен, но не мог что-либо возразить его создателю.

–Вы ведь брат и сестра? – решила нарушить неловкую паузу после недавних слов Лореи Лилика.

–А? Мы думали, что ты совсем провалилась в себя. – повернулся к ней Кенн, все еще не меняя серьезного и грустного лица.

–Это так. Но я уже вернулась. – неловко улыбнулась она.

–Хех. Да, это так. Свет и тьма, сестра и брат. Символично, да? – похлопал Лорею по плечу он, от чего та мгновенно подняла голову.

–Как вы стали Богами?

–Тебе длинную версию?

–Я знаю, что этому предшествовали не самые добрые события, так что…

–Ничего страшного. – понимающе вздохнула Лорея, жестом руки успокаивая Лилику, боявшуюся задеть неприятную для Богов тему. – Имтерды Похитители Душ, которые воруют внутреннюю силу особенных людей, хотели сделать то же самое и со мной, но мне на помощь пришел Кенн. Потом на нас напало еще больше имтердов, и нас спасли Дума и Мерсер. Мы хорошо отбивались, и они решили, что нам найдется место в рядах их Демонов. Мы сражались под их командованием совсем недолго, и вот, однажды, нас обоих, с еще несколькими странными людьми, собрали в «Музее» Синокина, и объявили, что отныне мы станем главными командирами людей, их Богами.

–Кто еще был среди тех Богов?

–Все эти люди собирались в Синокине, но пришли с разных Сторон Света. Скажем, Серпиона туда привел с самого Востока Чеистум. Мой наставник, Альберт, пришел с Севера. Гимилл и Мосселькем тоже пришли оттуда, и их даже назначили ответственными за свои земли. То же было и с Серпионом и Чеистумом, пока они охраняли… – вдруг осеклась Лорея.

–Я знаю. – кивнула Лилика, вспоминая историю Таргота 400-летней давности, случившуюся как раз на Востоке.

–В общем…По большей части, мы все остались там, откуда пришли. – закончила Лорея. – Были и другие Боги, но не все они пережили ту войну. Многие из них погибли как герои, а некоторые упали в Бездну вместе с войском Думы, когда начался Великий Спуск. И пара-тройка Богов решили ждать дальнейших приказов нашего Верховного Властителя в Синокине. Забавно, что они тоже покинули город недавно…хотя самого Верховного Властителя, Ниса, уже нет в живых.

–Может быть, они признали его в Боге Людей?

–А если так – ты тоже можешь нами командовать. Ты же его дочь. – снова неприятно улыбнулся Кенн. К слову, имя Кенн Гедыр было его настоящим.

Лилика лишь покачала головой. Она никогда не любила командовать людьми, потому как, в первую очередь, не могла поставить себя выше их. Да что теперь давал ей титул дочери Бога Людей, если отец сам до сих пор ничего не сказал ей об этом, и открыто не проявлял большого внимания?

Конечно, брат и сестра Гедыр очень многого не рассказывали Лилике, и эта тема все еще, даже спустя столетия, была для них тяжела. Они перестали стареть из-за благословения своего Верховного Властителя, но с годами их разум все равно немного притуплялся, они все хуже помнили события, произошедшие с ними в далеком прошлом. Но то, что произошло с ними, когда они получили свое окто, под гнетом имтердов, отпечаталось не только в их памяти – эти события оставили страшные шрамы на их сердцах. Они остались совсем одни, окруженные безжалостными врагами, еще совсем недавно перебившими всех их друзей, родных и близких. Это был самый настоящий кошмар, который они никак не могли забыть, как не могли забыть и то, как внезапно светло он закончился. Как они были спасены своими истинными героями, за что навечно поклялись сражаться с угнетателями, и отомстить им за каждую жизнь, что они у них отняли. Как они сами стали героями своей расы.

Все окружение только больше возвращало их к мыслям о былых временах, которые они проводили здесь с прочими Богами, пока не закончилась Первая Война, и те не разошлись по миру заниматься собственными делами. На полу и потолке вокруг то и дело встречались напоминания о прежней жизни этих ходов, хоть и переделанных однажды в канализационную систему нового главного города человеческой расы, но все еще, в некоторых местах, сохранивших следы, оставленные там историей. Пробитые стены, выжженные в некоторых местах потолки, вырванные из пола каменные куски и остатки материализации чьей-то внутренней силы – по этому туннелю некогда до Синокина пытались добраться имтерды, встречая по пути агрессивное сопротивление. Пусть все это уже частично заросло свойственной только для канализаций растительностью, в свете окто Лореи все это еще хорошо угадывалось, и о многом говорило Лилике. Примерно в таких же местах Серпион тренировал ее и прочих Информаторов, и, наверняка, те места были частью той же системы туннелей, где-то оставленной в первозданном виде. Канализация, созданная из древней базы людей, таким образом замаскированная от глаз обычных людей. Никто сам не решится лезть в это, в прямом смысле, оставленное Богами место. Так никто не мог узнать, что на самом деле таится глубоко под землей, в самых недрах этих подземелий. Это было последнее напоминание людям о темном прошлом, времени гнета имтердов, и они очень умело от него избавились, хоть и оставили там дорогу для возвращения немногим осколкам памяти о тех временах, Демонам, в новую реальность.

Совсем скоро они вышли к новому крупному залу, на мост, под которым ширилась беспросветная темная пропасть, а по бокам которой, через трубы, также вниз совсем слабым потоком текли стоки. Как и прежде, в убежище Уиллекроми, здесь всюду летали светлячки, зеленоватым светом своих брюшек освещая путь вперед, где, совсем уже не далеко, снова начинался новый туннель. Лилика прошла чуть вперед, наблюдая за мотыльками, будто зачарованная их танцем в беспросветной тьме, уже не замечая, как тихо пропали позади нее чужие шаги, и с ними совсем пропал сопровождающий ее белоснежный свет Богини Света. Она все еще была очарована той же мыслью, что преследовала ее еще у самой двери, которую им с Лореей открыл Уиллекроми. Теперь ей было куда проще, чем в начале пути – она знала, куда попала, куда ей нужно идти, и чувствовала рядом присутствие товарищей, надежного плеча, и знала, что ее брат уже где-то совсем рядом, будто самим сердцем чувствуя приближение к нему.

Задумавшись над этим чувством, вдруг так внезапно ее захватившим, она обернулась назад, но уже не увидела никого там. Ни Кенна, ни Лореи больше не было рядом. Но чувство тепла, той же безопасности, все не пропадало, будто все то же надежное плечо оставалось рядом, даже если это были уже не сопровождавшие ее Боги, теперь, почему-то, ее молча покинувшие. Она посмотрела вперед. Светлячки вдруг закружились, по очереди садясь на перила вдоль моста до самого противоположного туннеля, и сердце Лилики забилось сильнее от волнения. Она вспомнила слова Уиллекроми – живой свет, о котором он говорил, был совсем рядом, и она всей своей сущностью его чувствовала. С той стороны, впереди, к ней приближались чьи-то слабо разбираемые в стрекотании светлячков шаги, тем более перебиваемые звуком сердцебиения и дыхании Лилики. Она очень старалась получше разглядеть того, кто тогда шел к ней, но глаза ее вдруг застлали слезы, и она едва ли могла его разглядеть. Теперь ей даже не хватало воли протереть глаза, и она и без того понимала, кого тогда увидит, ведь только в его присутствии ее сердце билось тем особым, ликующим биением. Светлячки разлетелись, а вокруг того едва разбираемого впереди, медленно приближающегося шаг за шагом, силуэта, в воздух поднялись горящие особенно теплым светом для сердца Лилики сферы света окто. На лице девушки медленно, но невероятно ярко, расцвела улыбка. Сладкая от счастья слеза пробежала по ее щеке, и она, дрожа, приложила руку к сердцу, смотря на его уже совсем близкое, такое родное и любимое лицо. Она произнесла его имя, и он ответил ей. С этими словами ее восприятие окончательно изменилось, а весь мир вокруг только них двоих исчез. Ее путь был окончен, и она наконец нашла его. Слезы счастья снова побежали ручьем по ее щекам, как это было, казалось, совсем недавно, когда он прижимал ее к своей груди, встретив ее снова спустя долгих два года, и тогда же пообещав себе самой всегда оставаться рядом с ним. Она обещала найти его, когда он пропал, и потому отправилась в путь. Как и говорил Уиллекроми, путь ее был непрост, и все же…Она справилась.

–Братик…

Часть 2. Таргот.

Глава 1. Путь искупления

У окраины Ренбира, с той стороны, у правых ворот города, жизнь кипела куда слабее, чем у основных центральных ворот. Прошло всего полчаса с того момента, как Лилика покинула город, войдя в Лес Ренбира, и за это время в городе только усилилась суета. Люди все торопливее занимали дома Ренбира, многие занимали подвалы и чердаки, даже магазины и забегаловки. Многие из этих людей только недавно прибыли в город, и хотели укрыться там от Последней Войны, тем более услышав, что город будут защищать сами Боги, их ученики, и Совет Октолимов. Все же, достаточно умные люди, понимая, что бои на городских улочках непременно будут стягиваться к центру города, заранее, услышав, что в Пирамиде все места уже заняты, в спешке скупали жилье ближе к центру. У правых ворот города людей почти не было – все, кто должны были покинуть город, и отправиться на Южный фронт, уже оттуда ушли. Прочие люди предпочитали не останавливаться надолго там, тем более что там и без того уже почти никого и ничего не оставалось, и все магазины, лавки, и даже редкие таверны в скором темпе закрывались.

Три конюшни у тех ворот, двери куда были нараспашку открыты, уже пустовали, и только в одной из них, еще закрытой, ржала оставленная в ожидании хозяина молодая вороная кобыла. Конюх ушел, надеясь, что хозяин лошади, вернее даже ее покупатель, выложивший за нее целый мешок монет, появится в его владениях сам, и никто другой ее не заберет, тем более, что только ему он рассказал, куда спрятал ключи от дверей амбара. Стук большой деревянной щеколды и резкий удар двери о стену совсем не напугал лошадь, явно оттого чуть успокоившуюся в ожидании появления хозяина, но немного заерзала, поняв, что среди двух вошедших, и теперь бодро движущихся к ней по хрустящей под их ногами соломе людей, вовсе нет человека, которому она верой и правдой служила вот уже несколько лет. И все же, пусть к ней шел и не старый хозяин, вид нового ее не слишком пугал, даже учитывая, что он сам размерами едва не догонял ее.

–Ты купил лучшую лошадь в Ренбире? Во сколько она тебе обошлась? – загадочно усмехнулся Кози, еще отмахивающий руками прелый запах конского навоза, сена и гнилой соломы, словами явно намекая на…

–Я бросил конюху весь мешок, может 5-6 рунион. – серьезно, как отрезал, стараясь ни на что лишний раз не отвлекаться, сказал Таргот.

–Деньги, за которые можно нанять целую армию всадников и роскошную карету, запряженную сотней таких лошадей.

–Как жаль, что мы накопили столько денег к моменту, когда они стали бесполезны. – с некоторым сарказмом вздохнул он.

–Верно. Мир вряд ли оправиться после этой войны. Но всегда нужно думать о будущем. – покачал головой Кози.

Таргот остановился у стойла с лошадью, уже излюбленным собой же хмурым и тяжелым взглядом визуально промеряя зад, холку и копыта лошади, на которые он надеялся больше всего. Везти его, весящего многим больше сотни килограмм, великана – задача не из легких для любой лошади.

Забавно было то, что про эту лошадь Тарготу рассказал лично Серпион, как раз уже собиравшийся в путь к старательно не упоминаемому им городу, где у него была особая задача, и также не ясно, какая. Таргот достаточно хорошо общался с Серпионом, они были во многом согласны, и так же многим ограничены против своей воли, вместе этому немало недовольные. Бог Природы частенько доносил Тарготу информацию, которую прочие Боги от него специально скрывали, и он же рассказал ему, где ему теперь искать Кози. Он потратил не больше сорока минут, чтобы дойти, от самой Ренбирской Пирамиды, до дальней таверны, около тех самых правых ворот города, где и нашел Кози по словам Серпиона. Таверна не закрывалась до тех самых пор, пока «особенный клиент», член Совета Октолимов Алый Кози, не перестанет напиваться, и только благодаря его постоянному спонсированию, хозяин заведения временно свернул сбор вещей. Визит Таргота не только оторвал Кози от браги, но и поспособствовал завершению работы таверны, хозяин которой, в поклоне великой благодарности своему спасителю, чуть лбом не клюнул пол. По какой же причине Кози упал на дно пивной кружки, зная, что ему, с его уровнем внутренней силы, опьянеть от чего-то не столь крепкого будет почти невозможно? И да, хозяин заведения заранее соврал бедному юноше, что ничего крепче у него нет, и никогда не было. Кози, желавший хоть как-то побороть так сдерживаемое от окружающих внутреннее волнение, которым он особенно тяжело заболел после ухода от товарищей Героев Шеагральминни и Лилики из Ренбирской Библиотеки, был готов пить что угодно, лишь бы для него мир вокруг, хотя бы на часик-другой, исчез.

–Таргот. Я…Все же, кое-чего так и не сказал. – вздохнул Кози, чуть опустив голову, уже чуть тяжелую, но почти совсем трезвую.

–Самое время. – повернулся к нему Таргот.

–Я знаю, что думать о будущем и вправду не про меня, но…Я, все же, надеюсь, что мы все сможем пережить эту войну. Пусть без рук или без ног, но мы останемся собой, и мы все будем вместе.

–Когда все закончится, ты, наконец, снимешь свой капюшон? – скрестил руки на груди Таргот, одаривая друга наставительным серьезным взглядом, сопровождаемым фырканьем наблюдавшей за разговором лошади.

–Если это то, что будет нужно ей. Но пообещай, что вы все вернетесь живыми. Она и Соккон – тоже. – серьезно кивнул он Тарготу.

–Ты так и не решил, чего хочешь?

–Если она будет с ним…

–Нет. – Таргот вдруг протянул руку к Кози, тем самым его немного напугав, взял его за плечо, и крепко его сжал. – Я хочу знать, чего хочешь именно ты.

Кози не отвечал, еще ниже опустив голову. Созданная вопросом Таргота пауза прервалась достаточно быстро ржанием лошади, и он отпустил плечо друга, подойдя теперь ближе к загону, убирая щеколду и открывая стойло, снова желая не тратить время на пустые раздумья.

–Я готов на что угодно, лишь бы она была счастлива. Я знаю, ты понимаешь меня. Еще бы…Еще бы я сам понимал себя. – тяжело вздохнул Кози.

–Я верну их, и мы обсудим это вместе. Будешь мямлить – прибью. – шутливо, стараясь приободрить друга, но со все тем же каменным лицом, проговорил Таргот.

–Знаю, знаю. – тихо усмехнулся Кози.

Запахи конюшни здесь были довольно едки, и они оба торопились поскорее выйти на улицу. Многие люди за последние пару дней успели посетить это место, и минимум пара дюжин хороших лошадей разошлись по тем или иным добровольцам, желавшим, не вступая в армию людей, быть ее частью на стороне. Новая кобыла Таргота легко и спокойно, лишь раз топнув задним левым копытом, поддалась выводящему ее наружу за поводья Тарготу, и вместе они уже за десяток секунд вышли во двор, где он, на всякий случай, решил заново, за конюха, проверить состояние сбруи и подков лошади. Особенно активно скача вокруг кобылы, убедившись во всем как следует, он попытался забраться на нее. При его физических данных, это не составляло совершенно никакого труда. Сделав это, он дернул за вожжи, и кобыла покорно и тихо прошла открытую ограду, за которую уже успел выйти Кози. Он выглядел уже чуть веселее, проходя вперед рядом с кобылой, все еще изредка покачивая головой, сам стараясь поскорее полностью протрезветь, ведь даже для октолима он выпил немало. Таргот покачал на спине новым мешком, в который успел запихнуть немало еды, питья и прочего необходимого, как он думал, в долгий путь, еще раз подумав, не нужно ли ему разложить это по сумкам на сбруе лошади. Его мешок по-прежнему украшал веревочными затяжками на груди большую темно-серую толстовку, и прикрывался, сзади, немалым капюшоном.

Пройдя еще пару шагов вперед уже по каменной дороге, он остановился и осмотрелся. Людей вокруг правда уже совсем не было, а дома вокруг стояли почти все пустые. Ворота была впереди, совсем недалеко, и даже там стражников и воинов армии людей было в разы меньше, чем на центральном входе. План Таргота был в обходе Леса Ренбира как раз по дороге за теми воротами, идущей вдоль Леса, заканчивающейся на полпути к Дафару, куда собирались идти его брат Френтос и, некто, Бог Душ Ультра, тем не менее, ранее Тарготу, почему-то, не знакомый. Обойдя Лес, он собирался повернуть направо, и там напрямую добраться до Леса Кортя и Катакомб Мэй. Это был самый быстрый путь, и так ему точно не придется иметь дело с северной армией людей, и тем более выходить в Море Орги.

–Путь впереди не близкий, но ты наверняка видывал и дальние. Мне нужно идти в Поместье Бога людей, надеюсь там мы и встретимся. Когда закончишь с поисками – буду ждать тебя там. Или, возможно, тебя, и еще кое-кого. – с непритворной улыбкой провожал его Кози.

–Не буду говорить заранее, но…далеко не факт, что я вернусь к людям. – грустно отвел взгляд Таргот, зная, как особенно жестоко его слова прозвучали для Кози.

–Да, знаю. Эх. Это печально, но…я уверен, что ты выберешь правильный путь.

–Уверен, да?.. – задумался Таргот.

Кози, кажется, желал что-то сказать в ответ, но вместо этого, ничего не придумав, только пожал плечами.

–Ладно. Там уже будет видно, что к чему. – отмахнулся от грустных мыслей тяжелой рукой Таргот. – Не хочу идти по пути Самума, который вечно сомневается, все ли он делает правильно.

–Точно. В общем…

–Удачи, Кози. И смотри – если узнаю, что ты снова напился…

–…прибьешь. – усмехнулся Кози.

Таргот промолчал, уже чуть веселее кивнув другу, прощаясь с ним, возможно, уже навсегда, ведь никто не знал, чем закончится его новое путешествие.

Медленный шаг в сторону открытых ворот, мимо людей, мимо уже готовящихся к будущим сражениям воинов, теперь небольшой группой отдыхающих у стен. Шаг лошади, медленно переходящий в галоп. Чуть сгибаясь, Таргот готовится к быстрому, стремительному бегу, и как можно крепче сжимает ногами облегающий лошадь и свисающий под седлом чепрак. Еще раз вздохнув, уверенно и целеустремленно, он сжимает вожжи, про себя думая «Лирой, Импера. Я приду за вами. Ведь я обещал…Дождитесь меня.» Кобыла ржет, качая головой, на сильной шее развивая по ветру угольной гривой, будто радуясь воле, звуку стучащих под копытами камней. Хлест вожжей, и кобыла, резко ударяясь копытами о мягкую землю уже в метре за воротами города, разбрасывая ее во все стороны, переходит в неистовый карьер. Ветер ударяет в глаза, хлещет лицо Таргота, едва не скидывая с него капюшон, который тот лишь перед началом бега успел завязать под горлом покрепче. Его огненные, буйные волосы скачут по лицу, колотя уши и щеки, и он, щурясь от ветра, опускает капюшон еще чуть ниже, из-за чего тот едва не закрывает его горящие не то от природы, не то от желания скорее разобраться с только своими важными делами, глаза. Впереди его ждет долгий путь, и сбавлять темп нельзя. Ему остается лишь надеяться на лошадь, ведь опоздание для него – просто непозволительная роскошь.

Вихрем они промчались мимо нескольких идущих не то вперед, на запад, не то назад, в Ренбир, переселенцев, от собственной скорости даже не разобрав, идут ли те люди вообще, или вовсе стоят на месте, еще издалека приметив несущегося, будто за ним гонятся демоны, огромного всадника. Напротив – Демоны, занявшие свои места под началом Бога Смерти Чеистума и Советников из Совета Октолимов, ходили вдалеке, почти что за горизонтом вечных желтых полей вокруг Ренбира, собираясь у самого Южного фронта. Даже на такой скорости силуэты их укреплений за теми полями слева почти не двигались, настолько далеки и велики они были.

Немало опустевших деревень и огромные военные лагеря встречались Тарготу на ходу. Однообразно и одинаково динамично шел первый час его пути, и все это время он наблюдал массовую миграцию людей изо всех уголков мира в сторону именно Ренбира, первого в мире крупного города людей. Таргот невольно вспомнил далекое прошлое, когда и сам, вместе с отцом и матерью, Бетоуэтом и Ширавой, пересекал целый мир, чтобы посмотреть на этот город. Он всегда хотел быть похожим на своих родителей – добрым, и таким же живым, как его мама, и серьезным, мужественным как его отец. С большим трудом он переживал первые годы после своего воскрешенья, когда он официально был отдан на попечение своим дальним потомкам, семье Джоджи и Немиры Кацер. Острой болью в его сердце расплывались краски белых искр, будто извергающихся из его тела, и так же расплывались очертания маленького родного тельца в его чудовищной огромной руке, с теми заполненными ужасом огненными глазами под алыми, не то залитыми кровью, не то такими от природы, волосами. С ужасом, до хруста сжимая зубы, он вспоминал хруст сжимаемой им шеи его сестры Имперы, как будто наблюдая за этим со стороны, не способный что-то сделать. Тогда он молил Создателя прекратить это, убить его, лишь бы он не убил их, его любимых брата и сестру. Он помнил, как тяжело его гигантский меч Тоги прошелся по телу Серпиона, переломав ему почти все кости, когда тот всеми силами пытался закрыть от него Имперу, готовый даже пожертвовать собой ради тех, кто, будто по задумке самого Создателя, был врагом для его расы, что его тогда совсем уже не волновало. И самое последнее, что он помнил – его схватила колючая металлическая лоза, пропитанная ядом, называемая Завядшей Розой, оружием Бога Смерти, и как, затем, его сожгла Синяя Искра Бога Людей, сияние которой сопровождалось взглядом его подчиненного Самума, отказавшегося помогать его безумию уничтожить свою семью, также собой застилая Имперу и Лироя от монстра, принявшего облик их брата. Он всегда пытался не вспоминать об этом, пусть и не мог этого забыть. Завалив себя делами, чувствуя ответственность за свою новую семью, он старался заглушить в себе боль, но с каждым днем замечал, что становится лишь черствей, хладнокровней, и почти перестает желать покоя. Он знал, что виной тому было все то же оружие, ножнами которого он, по собственной глупости, стал, но никак не мог от него избавиться, ведь тогда и он сам исчезнет. Это оружие все еще украшало его спину под огромным мешком, но он прекрасно чувствовал его аномальное вечное тепло, будто прижимался он к нему не через толстый слой одежды, а через самую кожу.

Еще раз уверенно махнув головой, он отбросил дурные мысли подальше, чтобы они, по крайней мере до нужного времени, не мешали его дороге. То, о чем он думал, как можно избавить его от этого проклятья, как можно уничтожить Душу Россе, было слишком ему противно, и он ненавидел себя за мысли о подобном. Как бы не страдал он – он не мог навредить семье ради самого себя, ведь Душа Россе была в теле Соккона, и он отлично это знал. Но даже если Россе и был виноват во всех несчастьях, когда-то свалившихся на его голову, а вернее даже в руки Тарготу, он не мог поддаваться мести. Он боялся, что это снова разбудит в нем чудовище, которого он сам еще боялся, и которого очень старался удержать в себе.

Воздух в этот день был довольно приятен, не сух и не влажен, а будто свеж, прогретый солнцем с самого утра, и ласкаемый им до сих пор. Солнце стояло высоко, и казалось сегодня будто больше обычного, теплее и веселее, будто смеясь над теми, кто уже вот-вот, под его лучами, был готов превратить мир в свалку искалеченных судеб. Не нужно было проклинать его за это – как и Таргот, все они сделали свой выбор, и он вновь замечал, как каждый в мире теперь, любыми методами, старался выжить. В целой деревне недалеко от дороги он видел, как жители копали огромную яму, желая, когда придет время, все вместе забраться туда, и прожить там до конца войны. Не то, чтобы им могло хватить времени закончить хорошее убежище в срок, но Таргот знал, что пережить эту войну и так, и как угодно иначе, будет и вправду невозможно. Эпоха Хаоса, последняя война всего мира, лишь поначалу станет полем битвы для людей, ардов и имтердов. Когда все знамена сгорят и прольется последняя капля крови существ Гармонии, на поле боя выйдут неподвластные пониманию тех существ силы. Если это произойдет – мир исчезнет, захлебнется в Пламени, что его и создало, и как раз думая об этом, Таргот вновь опустил голову. Как он и сказал Кози, он не был уверен, что вернется на сторону людей, и будет сражаться вместе с ними в Последней Войне. Он не хотел становиться для них врагами, по крайней мере не для всех, и тем более не для тех, кто всегда был с ним честен.

В пути у Таргота было еще много времени подумать – Лес был очень широк, и даже на хорошей лошади ему наверняка понадобится больше полдня, чтобы достигнуть его края. Стараясь не думать о плохом, то есть о своем прошлом в Эпоху Расколу, он вспоминал о вещах куда более позитивных, свое отношение к которым он всегда старался скрывать от окружающих, дабы не показывать слабости. Приключения с братьями, веселая обстановка дома принявших его как своего собственного сына Немиры и Джожди Кацер, из-за которых его былые обиды на самого себя, тяжесть его грехов, уже не так нагружали его плечи, и он мог, хоть время от времени, наслаждаться жизнью, тем более понимая, как ему повезло снова ее обрести. Текущая ситуация с Сокконом очень волновала и его, но большую часть этой проблемы он уже мысленно доверил Лилике, сам больше желая разобраться с собственными проблемами, то есть своей прежней родней. Он надеялся, что, даже если он их найдет, ему не придется выбирать стороны, и все они, вместе с его новой семьей, будут вместе. Именно поэтому он и учил братьев целые два года не доверять стороне людей, чтобы, если он найдет Имперу и Лироя, и узнает от них что-то, что автоматически сделает людей врагами Кацер, Соккон и Френтос не заняли их сторону, чтобы они не оказались ему врагами. Конечно, он не был уверен, не произойдет ли подобного с Лиликой, но надеялся, что Соккон, как правда самый важный для нее человек, сможет ее переубедить. Даже теперь Таргот считал своим долгом перед семьей собрать их всех вместе, и также вместе принимать все решения. Помимо братьев и сестер, он думал и родителях, Бетоуэте и Шираве, но, по большей части, рассчитывал лишь на их поддержку. Более дальние родственники, создатель рода Кацер Римро, а также дядя Таргота Геллар, уже совсем не признавались им родней.

Спустя совершенно одинаковые десять часов пути, постоянно меняя темп, лошадь уже начала дышать тяжелее. Первоначальный разгон после долгого застоя дал о себе знать, и Таргот решил ненадолго замедлился, переведя лошадь в легкий галоп. Лес Ренбира все еще не заканчивался, пусть за время пути Таргот и сумел преодолеть расстояние минимум в 10 раз большее, чем прежде за то же время пешком с братьями и Кайлой через сам Лес, проходя его вдоль, а не поперек. Лес уже вот-вот должен был закончиться, и тогда ему останется лишь повернуть в сторону Манне-Дота, соседнего с Лафеном города, и через него добраться до Леса Кортя. Кобыла нуждалась в отдыхе, как в нем уже нуждался и сам Таргот, все-таки чувствуя неудобства собственного веса от долгого пребывания в седле. Когда боль в костях таза совсем его доконала, он бросил изучающий взгляд в сторону желтых полей, и смотрел в их сторону несколько минут подряд, пока взгляд тот окончательно не остановился вместе с его лошадью. Совсем близко к Лесу с той стороны дороги простиралась небольшая, но достаточно тихая деревушка. Зеленой растительности вокруг нее было уже куда больше, чем в чистых полях, и многие дома в ней было почти не видно, хоть домов там было совсем мало. Солнце уже активно заходило за горизонт, начинало холодать, и Тарготу оставалось лишь завести кобылу в деревню, накормить и напоить ее, дать ей отдохнуть, самому поесть, и, возможно, переодеться. В этот день он не надел кожаную куртку под толстовку, но взял ее с собой, и теперь, начиная немного мерзнуть, уже нуждался в ней как никогда.

Однако, это были вовсе не все причины, по которым Тарготу пришлось остановиться именно около той деревни. За секунды до остановки, земля под лошадью, в один момент, будто провалилась. Кое-как она успела перепрыгнуть провалившийся участок, но все равно едва не упала, споткнувшись задними копытами, и так же резко толкнувшись вперед из ямки передними. Таргот с большим усилием сумел удержать вожжи, но сам едва не вылетел с седла. Остановившись и осмотрев землю, заметив, как ее, будто, вскопали чем-то маленьким и острым, он на мгновение подумал, что кто-то уже начал создавать что-то вроде охотничьих ям для будущей войны, дабы задержать врага. Перестал он об этом думать лишь вспомнив, что, если бы даже это было так, наступление имтердов будет как раз сходиться к Лесу Ренбира, и вряд ли кто-то из них будет пользоваться этой дорогой. Все закончилось хорошо, и ни лошадь, ни Таргот, не получили повреждений, но нужные наблюдения за состоянием кобылы и самого себя он, все-таки, уже сделал. Внезапный прыжок через яму после стольких часов бега окончательно измотал и без того запыхавшуюся лошадку, а сам Таргот, с его уже затекшей спиной, едва не надорвал ее от того же самого прыжка.

Конечно, никто не строил населенные пункты так уж рядом с дорогой. Была ближайшая деревушка буквально в 50-60 метрах от выпуклой насыпи дороги, на открытом поле, лишь чуть дальше, с небольшой возвышенностью, покрытой редкими деревьями, но тут и там поросшей травой и лишайником. У нее не было никакого забора, и дома стояли здесь одиноко, тропинки были едва протоптаны, и лишь в одном доме, в тот момент, горел свет. Тарготу не казалось это удивительным, ведь многие люди уже итак покинули свои дома в поисках спасения в Последней Войне, но некоторые делать это отказались наотрез, желая до самой смерти остаться в родных местах. Думаю, здесь можно использовать фразу «старого пса мяукать не научишь», что, по крайней мере, имеет схожий смысл. Или, возможно, эти люди просто недооценивали имтердов.

Становилось все темнее, и дорогу у себя под ногами Тарготу искать становилось тяжелее с каждой минутой. Скользя сапогами по песчаной дорожке вниз к деревне, ведя рядом за поводья лошадь, осматривая округу он сделал вывод довольно печальный, явно плохо сочетавшийся с его планами. Деревушка правда выглядела брошенной, но вовсе не недавно, а, скорее, хотя бы год назад. Он прошел по деревне до самой возвышенности, соединяющей деревню тройной развилкой песчаных дорог, крутого подъема с деревянной лестницей, ведущей к некой церкви. Краски здания давно поблекли, и Таргот едва ли смог бы теперь различить, какому именно Богу поклонялись местные жители. Вокруг церкви, ниже, за стеной кустов явно журчал не то ручей, не то бил церковный источник. Он стоял на площадке, явно в центре деревни, и от него в три стороны расходились дома, было которых с обеих сторон всего по 4. Здесь царила полная тишина, которая правда мешала Тарготу. Если в этой деревне уже давно не было людей, то и еды для лошади в подходящем состоянии он здесь не найдет. То, что он взял с собой в мешке, точно не придется кобыле по вкусу, даже если она серьезно проголодается.

Однако, едва он успел прислушаться к журчанию воды за тихо колыхавшейся от совсем легких дуновений ветра кустами перед церковью, как в его сторону, с самой вершины лестницы, направился довольно неожиданный, но успокаивающий одним своим существованием скрип досок под чьими-то тяжелыми ногами. Таргот с большой надеждой бросил взгляд в ту сторону, и увидел одетого в белые церковные одеяния мужчину, наверняка также заметившего его от самой церкви, и теперь шедшего к нему на приветствие. Был он рыжим, с низко опущенной бородой, с зелеными закатившимися глазами, довольно худой и грязный, даже для службы в церкви не надевший головной убор. Вслед за ним из церкви вышло уже довольно много людей, точно не меньше двадцати, что, вполне вероятно, и были все жители деревни. Их вид уже окончательно успокоил Таргота, очень не любившего, когда что-нибудь мешало его планам. По крайней мере, эти люди наверняка смогут ему помочь.

Священнослужитель спустился по лестнице довольно быстро и остановился перед самым Тарготом, с головы до ног осмотрев его, осмотрев его стоящую рядом кобылу, и, лишь спустя десяток секунд, решил с ним заговорить, будто только теперь окончательно в чем-то убедился.

–Будь здоров, господин. – легко и быстро поклонился он Тарготу. – По какому делу ты прибыл в нашу скромную деревеньку?

–Разве деревни с церквями не называются селами? – не меняя выражения вечно серьезного лица спросил Таргот.

–Мы всегда звались деревней. Так было описано везде, на всем, что у нас есть. Нам не стоит менять названия. Много сложностей будет. – покачал головой тот.

–Я прибыл издалека, и мне нужно двигаться дальше. Но, для начала, мне и моей лошади нужен отдых. В вашей деревне есть стойло?

–Ох, конечно. И…Судя по твоему снаряжению, ты из тех, кто решил сражаться с захватчиками в предстоящей войне? – улыбнулся он.

–Верно.

«Смотря кого считать захватчиками…» – параллельно подумал он.

–Тогда прошу за мной. – еще раз поклонился мужик, после чего рукой указал путь, куда все равно пошел первый.

Люди расходились по домам, сами с некоторым усилием пробираясь через заросли. Таргот и священник, молча, прошли несколько домов левее церкви, и остановились у грязного, почти совсем не ухоженного стойла. Воды и зерна, или хотя бы сена, здесь не было, поэтому священник еще раз поклонился, и попросил подождать его, на прощание спросив имя Таргота. Получив ответ, он как-то даже подозрительно улыбнулся, и еще добавил темпу, отправляясь в еще совсем недавно, кажется, заброшенный хлев на краю деревни. Теперь могло показаться, что и в этих землях род Кацер был известен, но Таргот даже не подумал, что дело было именно в этом. С самого начала, окружающая атмосфера казалась ему какой-то слишком подозрительной, как о вечных странностях всего окружающего всю жизнь думал его брат Соккон. Больше всего его волновало состояние деревни, и почему его, в таком виде, еще не исправили местные жители. Ему начинало казаться, что люди здесь пришли сюда совсем недавно, возможно даже использовав деревню как место для остановки после долгого пути к Ренбиру из других земель, что было вполне возможно. Единственная загвоздка – священник явно принадлежал именно к этой церкви, если только он, и остальные люди, никак не были раньше связаны.

Сам же священник не заставил себя долго ждать, за минуту принеся охапку даже не подгнившего сена, и из большой десятилитровой стеклянной бутыли налил воды для попойки лошади. Она же, в свое время, не дожидаясь команды, прошла в стойло и принялась есть и пить. Таргот спокойно, еще раз погладив ее шею, привязал ее, и спросил, где может остановиться он сам. Немного подумав, священник пошел в другую сторону, тем самым вынуждая идти за собой и Таргота. Тот отвел его в пустой дом, где разрешил ему провести хоть всю ночь, обусловив это тем, что в прошлую ночь многие жители покинули деревню, и остались в ней лишь те, кто был готов остаться в ней хоть навсегда. Он был не очень многословен, и сказав это, не поклонившись и не прощаясь, просто ушел обратно к церкви. Вокруг было уже достаточно темно, чтобы Таргот за десяток секунд впереди потерял из виду очертания того человека. Теперь деревню почти целиком поглотила тишина, едва нарушаемая фырканьем и треском сена со стороны стойла, где Таргот оставил лошадь, и редким карканьем сидевших на крышах ворон. Таргот совсем не переживал за лошадь, ведь был уверен, что окружающий ее тогда холод совсем скоро пройдет, и уже в эту ночь солнце значительно приблизится к Миру Гармонии. По крайней мере, за это время его кобыла точно не успеет замерзнуть и сможет хоть немного отдохнуть.

Еще со входа в хату, слева под окном, Таргот заприметил пустой деревянный стол, на который, затем, уверенно бросил со спины свой мешок, сразу как окончательно проводил взглядом священника. Помимо стола в хате, не ветхой, будто совсем новой, он уже почти ничего не видел. Вокруг было весьма темно, и лишь из окна перед тем же столом свет пробивался внутрь, тенями рамы разбивая его свет на полу на четыре ровных квадратика. Кровать здесь ему, без окто, скорее всего придется искать на ощупь, пусть хотя бы, чтобы ненадолго прилечь. Оставаться здесь на ночь он просто не мог, да и не хотел. Тратить время на отдых – увы, это было против его планов.

Громко и звонко он захлопнул за собой дверь, даже не пожелав запереть ее на щеколду, и медленно, устало сгорбившись, занял место перед столом на небольшой скамейке, там же сразу развязывая мешок и разбрасывая его содержимое по столу. Истинных манер Таргота, содержащих не столько дворянского этикета, сколько обычной гонки за эффективностью, теперь ему было просто не от кого скрывать. Он и вовсе не любил потакать обществу в соблюдении каких-либо традиций и законов, если не видел в них смысла. Он разбросал еду по столу так, чтобы лучше всего видеть, где что лежит, и мог почти наугад ее брать, чтобы вернуть немного уже улетученной за время пути внутренней силы. Как вы еще наверняка помните, из тела октолимов постоянно выходит небольшой объем внутренней силы через, так называемую, внутреннюю ауру. Недостатки этой самой внутренней силы могли стать проблемой для Таргота в будущем, и поэтому он решил заранее от них избавиться. Небольшой отдых на кровати (как всегда для Таргота не расстилая ее) должен был дать ему время переработать новые ресурсы тела, то есть еду, во внутреннюю силу, и заодно избавить его от уже набежавшей усталости и сонливости, которые с внутренней силой тела связанны не были, хоть у октолимов и копились значительно медленнее.

Открывая вяленое мясо острыми зубами на мощных челюстях, запивая это бутилированной водой, Таргот еще раз, на несколько секунд, сорвался с места, все-таки решив запереть за собой дверь и на щеколду, и на засов. Подобные его действия стали результатом непростых размышлений касательно состояния самой деревни. В его ситуации любые подозрительные вещи не могли оставаться без внимания, особенно учитывая, что и о его планах предположительные похитители Соккона наверняка уже знали, и могли приготовить ему серьезную ловушку. Логичной версией происходящего вокруг был банальный переход жителей каких-нибудь дальних земель либо в Ренбир, либо наоборот на запад, в сторону Волшеквии. Если связывать это со словами священника – многие жители деревни ушли, но некоторые, включая и его, остались. Те, кто ушли, сделали это совсем недавно по неизвестным причинам, хотя проходы у их домов заросли так, будто ушли они минимум полгода назад. На смену тем жителям, также совсем недавно, пришли беженцы, остановившиеся в заброшенных домах на ночлег. Священник собрал всех старых жителей и гостей деревни в церкви, и как раз, когда Таргот пришел в деревню, они вместе молились. Во всем этом была некоторая логика, как и было в этом место для множества несостыковок. Даже если некоторые жители остались в деревне, они бы наверняка ухаживали за своими домами, но Таргот специально осмотрел все дворы, и совершенно все они были заросшими. Больше животная, нежели человеческая, сторона Таргота, унаследованная им вместе с кровью имтердов, давила на то самое его чувство опасности, как правило больше развитое именно у зверей. Именно поэтому отдых никак к нему не приходил, даже когда он, уже закончив трапезу, начал складывать обратно в мешок не съеденную еду, и вот-вот собирался бросить уже завязанный мешок ближе к кровати. Но пройти в сторону едва видимой кровати он так и не успел.

Едва он отвернулся и пошел вперед, как за его спиной с резким звоном и хрустом вдребезги лопнуло стекло. В мгновение ока мешок ушел из рук Таргота, и он, мгновенно повернувшись в сторону окна, выхватил из ножен за спиной меч Тоги. Все это произошло настолько быстро, что отпущенный им мешок даже не успел удариться о пол, как сам он уже принял боевую стойку с мечом, направленным в сторону теперь почти пустой оконной рамы. Разбитое стекло, и сопровождавшая это, краем коснувшаяся его, внутренняя сила. Как он и догадывался, в этой деревне что-то было не так, и теперь он совершенно точно это почувствовал. Здесь был кто-то, кто пришел туда именно по его душу, и он был совсем рядом.

Его дыхание почти не участилось, но окружающий запах древесины, теперь больше поглощаемый носом, уже начал действовать ему на нервы. Простояв в том же положении с протянутым к окну мечом всего несколько секунд, он рывком подскочил к двери, и мощным ударом ноги, чтобы не тратить время на засовы, вышиб ее с петель. Было это настолько резко и громко, что самые любопытные, не испугавшиеся даже грохота разбитого стекла, сидевшие на крышах домов вокруг вороны все-таки с карканьем разлетелись кто куда. Злым и серьезным взглядом Таргот окинул округу, удерживая еще маленький, но все равно тяжелый меч Тоги обеими руками, и, так и не найдя никого снаружи в пределах поля зрения, решил проверить, чем именно было разбито его окно. Он все еще был зол, как это случалось всегда, когда его от чего-то отрывали, особенно от его личных планов, и поэтому на дверь, которая, от удара его ноги, едва не снесла заборчик перед домом, даже не посмотрел.

На полу, в мелких и паре крупных треугольных осколков стекла, будучи достаточно хорошо освещенным от света снаружи, лежал обернутый в бумагу камень. Таргот в одно движение нагнулся, взял камень, и разогнулся обратно. Он не боялся пораниться, ведь его кожа, не учитывая толстых перчаток, даже по меркам имтердов была очень твердой. Даже в новой, куда более схожей с человеческой, форме он оставался крепким великаном, и какое-то мелкое стекло точно было ему не страшно. Развернув чуть подранную от удара о стекло записку, прочитав ее содержание, он быстро и без лишних мыслей скомкал ее, положил в карман, а камень из другой руки просто отпустил на пол. Не убирая меч в ножны, он развернулся в сторону выхода, даже не подумав тогда о своих вещах, которые, возможно, просто заранее решил оставить внутри. В его мешке все еще была кожаная куртка, которую он хотел на себя надеть под толстовку, но передумал делать это теперь. Снаружи дома стоял мертвый штиль, и некоторые, ранее улетевшие, вороны уже вернулись на свои места, молча наблюдая за движениями Таргота. Удерживая меч в правой руке, он прошел мимо выбитой им двери, и по дорожке, так же немало заросшей, направился напрямую к церкви. О том и гласила записка – «Я жду тебя в подвале церкви, Таргот Кацера. Брось монеты в чашу статуи, и ты окажется там, где нужно. Приходи один.». Так он и собирался поступить, и поэтому не собирался надевать новую одежду, чтобы случайно ее не порвать. Все время пути, глядя на старую кирпичную церковь, левой рукой он гладил золотое ожерелье в виде двух скрещенных мечей на цепочке у себя на груди под толстовкой. Он надеялся, что оно поможет ему там, тем более что он совсем не знал, кого встретит.

Таргот понимал, что идет прямиком в ловушку, но в то же время осознавал, что подготовлена она была изначально именно для него, и ни для кого другого. Тот, кто оставил эту записку, наверняка был кем-то, кого он уже итак знал, и кто, наверняка, поскольку был в числе его врагов, мог бы знать о местоположении цели его поисков, его брата. Единственный, кого он никак не желал там встретить, что было бы наиболее логично – Актонис Геллар. Он знал, что не сумеет с ним справиться, но и прекрасно, еще с детства, помнил его почерк. Почерк же существа, написавшему ему послание, больше был похож на почерк скорее арда, чем человека или имтерда, да с довольно кривыми лапами. Таковых среди его врагов никогда не было, и потому он был только вдвое сосредоточенней.

Никого уже не было вокруг, дома все были закрыты, а свет в окнах будто только что совсем пропал. Возможно, все те люди просто разыгрывали своеобразный спектакль перед Тарготом, и теперь все спрятались в своих домах, чтобы не вмешиваться в дела тех, кто наверняка заставил их это делать. Уже довольно бодро, с Тоги на плече, он поднялся вверх по лестнице, едва не проламывая своими тяжелыми сапогами ее гнилые доски. Еще оттуда, сверху, он видел, что лошадь его стояла в стойле почти неподвижно, наверняка отдыхая, не чувствуя вокруг никакой опасности. Почти сразу за лестницей наверху, метрах в трех, и был вход в ту церковь. Мощным толчком руки отворяя и без того приоткрытые двери перед собой, он прошел внутрь почти совсем темного, едва освящаемого красным солнцем через высокие окна зала. Оранжевый свет, исходящий уже от горящих факелов по окружающему помещению, падал здесь и на предмет его поисков по записке – на небольшой пьедестал со статуэткой в виде женщины, поднимающей над головой серебряную чашу. Он медленно, постоянно оглядываясь вокруг, не теряя бдительности, прошел вперед по залу, мимо деревянных скамеек, по большей части стоявших не ровно, а наискось. Церковь, как и ожидалась, была совсем небольшой, и в ней уже давно не было настоящих прихожан и священников. Облезлые краски серых стен с проглядывающими красноватыми кирпичами, отсутствующая на потолке люстра, будто давно еще украденная мародерами, и совершенная пустота вокруг скамей. Пройдя по грязному красному ковру у алтаря к той самой статуэтке, Таргот быстро залез рукой в карман толстовки, но, как и ожидалось, не нашел там никаких монет, которые, иногда, он забывал оттуда доставать. Пока он рассматривал саму статуэтку, подозрительно похожую на его настоящую мать Шираву, по крайней мере точно с ее крыльями, хвостом и прической, он обратил внимание и на гравюру на стене дальше, изображавшую слева точно державшего в руке выпирающий из стены золотой кубок Уиллекроми, и державшего разгорающееся каменное пламя, также выпирающее из стены, Дорана. Подойдя чуть ближе, с подозрением рассматривая уже гравюру, он заметил золотую монетку в кубке Уиллекроми, и такую же монетку за пламенем в руке Дорана. Самым необычным был тогда факт, что в этой церкви он видел именно этих двух Клинков Власти, ведь люди не просто редко, а почти никогда о них даже не знали. Тем более, серебряная статуэтка позади него была и вправду очень похожа на любимую Тарготом его мать, с которой он очень редко встречался в последние годы, и знал, что она не имеет права с ним разговаривать. Он скучал по разговорам с ней, по ее вечному добродушному оптимизму, и морю позитива, который когда-то помогал ей находить друзей среди любых рас, и так же помог ей встретить свою первую любовь, благодаря которой и появился на свет Таргот. Наличие этой статуэтки в таком месте, рядом с гравюрами Уиллекроми (который запер Шираву в своих чертогах разума), и Дорана (который когда-то был основой ее сил Верховного Властителя), точно связывали эту церковь именно с Тарготом, будто специально для того, чтобы он ее посетил, она и была однажды создана.

–Бред какой-то… – обошел со всех сторон статуэтку на алтаре Таргот. – Только одно существо продумывает свои планы на столько лет вперед. Но…зачем ему я?

Лишний раз не уходя в опасные при его положении мысли, он положил обе золотые монетки в чашу на голове статуэтки, отчего та чуть опустилась, издав характерный хруст, опустив после себя уже статуэтку целиком в самый пьедестал, заставляя двигаться некий механизм где-то под собой. Стена с гравюрами впереди с грохотом отодвинулась вперед, а затем опустилась под пол. Скорее всего, запустить механизм можно было любой нагрузкой, и сложный механизм под полом все равно бы сделал свое дело. Хорошо освещенный изнутри проход за стеной с гравюрами был явно тем самым местом, куда заманивал Таргота неназванный адресат записки, хотя он пока и не чувствовал впереди его внутренней силы. Он подошел ближе, и увидел внутри крутую лестницу с факелами по бокам, ведущую в другое помещение – скорее всего, тот самый подвал, про который говорилось в записке. Крепче сжав рукоять меча, он начал спускаться вниз, по пути вслушиваясь даже в эхо собственных шагов, дабы не пропустить ничего опасного. То, что ждало его внизу, могло быть очень опасно, ведь внутренняя сила, которую он ощутил недавно в хате, была весьма сильна. Не сказать, что Таргот сильно волновался, и по большей части он был именно зол на человека, который так нагло нарушил его планы, и, как всегда, о себе сама совсем не переживал. Ему не была ценна его собственная жизнь, ведь он уже терял ее, и вернул с условием, что будет заботиться о своей семье, как он не смог этого сделать раньше. Он жил теперь только этой идеей.

В Эпоху Раскола, когда люди находились под гнетом имтердов за свое преступление в Храме Вордилиона, его брат и сестра находились под опекой Бога Природы в их родных землях, на Востоке, подконтрольных их отцу Бетоуэту Кацере. Таргот помогал отцу, и всячески поддерживал Имперу и Лироя, которых все равно очень любил, пусть и встречал очень редко из-за распоряжения Верховного Властителя имтердов Совенрара им обоим, Бетоуэту и Тарготу, помогать с военными делами ему, взамен на что он не трогал явных предателей из их семьи, принявших сторону людей. Таргот целыми днями был завален бумажной волокитой, но с гордостью решал все дела, не раз сам отдавая приказы войскам восточной армии имтердов, с которыми не спорил даже Генерал его отца, Песчаная Буря Самум. Иногда его посещал Алиакиф, рассказывал ему различные истории, и однажды даже предложил ему свою помощь, с которой, по его словам, он наверняка сможет стать настоящим защитником для своей семьи, и они вместе с отцом смогут уйти из-под крыла Совенрара к Импере, Лирою, и даже Шираве. Именно дойдя до момента принятия его помощи Таргот обычно обрывал свои размышления о прошлом, сильно щуря глаза и с треском сжимая зубы. Все, что происходило после этого, когда он принял Тоги из рук Алиакифа, вернее поглотившего его разум Клинка Власти Россе, было настолько ужасно, что Таргот никак не хотел об этом вспоминать, даже понимая, что не многое с тех времен изменилось, и он все еще чувствует пылающую внутри него злобу, постепенно сводящую его с ума.

На конце пути по той лестнице вниз его ждала маленькая комнатенка, в центре которой, прямо в деревянном полу, была огромная дыра, минимум шесть метров в диаметре. Внизу – кромешная тьмы, каменный пол, освещенный светом факелов лишь сверху. Внутренняя сила, которую он чувствовал раньше, и которая привела его в это места, была именно внизу, и он отлично чувствовал ее немалое давление теперь. Он был еще более заинтригован, но уже почти не боялся. Кто бы не ждал его внизу, его внутренняя сила была немного слабее, чем у Таргота, но он вряд ли был опасен его мечу Тоги, самому по себе более могущественному оружию, чем его хозяин. Махнув мечом, мгновенно, со снобом Белых Искр втрое его увеличив, он снова приложил руку к груди, чувствуя, как, от явного возбуждения его оружия, затрепетал под толстовкой его золотой амулет, для того и созданный, чтобы сдерживать мощь его оружия, ведь именно его ножнами был Таргот.

Но времена, когда Таргот боялся показывать окружающим людям истинного себя, и сдерживать горящую в нем злобу, уже прошли. Кто бы ни пришел за ним теперь, если он встанет у него на пути, Белая Искра Тоги без промедления разорвет его в клочья. Совсем скоро все должно было закончиться, и цель всей жизни Таргота наконец исполнится. Он уверенно шагнул в бездну перед собой, обеими руками сжимая рукоять тяжелого меча, и с грохотом, воткнув лезвие меча в каменный пол внизу, одним приземлением порушил под собой пол, подняв вокруг себя немало пыли. Время незамедлительно двигалось вперед, и он не мог терять его здесь. Он должен был решить эту проблему здесь и сейчас, и как можно скорее. Он должен был двигаться дальше.

Глава 2. Облик настоящего имтерда

Только в центре этого места, каменной пропасти, свет сверху освещал почти целиком скрытого в пыли Таргота, и в окружающей его тьме не было видно ни зги. Демонстративно резко, дабы показать будущему противнику свою немереную силу, он вытащил ушедший в каменный пол на полметра меч обеими руками, и также сразу закинул его на плечо, поднявшись в свой немалый рост. Пускай вокруг ничего и не было видно, его зрачки сами начали сужаться, и взор их был направлен точно в ту сторону, откуда исходила вражеская внутренняя сила. Его глаза уже тогда были мало похожи на человеческие, и зрачок меньше сжимался, чем просто сплющивался, превращаясь в одну большую прорезь. Он начинал меньше видеть на свету, чем в полной темноте. Прошло не больше пяти секунд, как внутренняя сила существа, на которое он явно ровно смотрел, начала колебаться, и впереди послышались явные шаги, эхом от каменных стен отражавшиеся в чуткие уши Таргота. Его противник понял, что не сможет долго скрываться.

–Ты видишь меня? – раздался впереди точно совершенно незнакомый ему высокий женский голос.

–Тебя выдала внутренняя сила. Если ты правда пыталась скрыться. – не меняя лица, сосредоточенный больше на ушах, чем на глазах, ответил Таргот.

–Хочешь сказать, что я не умею прятаться? – раздался тихий смех.

–Вряд ли ты пришла сюда играть в прятки. Зачем ты искала меня?

Лишь на секунду наступила тишина, но Таргот совершенно точно уловил очередное изменение внутренней силы девушки.

–Удивительно, как это было похоже на нее. – совсем другим тоном, снова, но уже тише, пронесся тот же голос.

–О ком ты?

–О моей сестричке. У тебя такие же волосы, глаза, да и у вас, кажется, одна фамилия. Мне даже стало интересно, почему дедушка просил тебя убрать, да и так настойчиво, что даже план для меня придумал. – усмехнувшись, вздохнул голос.

Таргот зло прищурил глаза, понимая, что его первоначальные догадки теперь сполна оправдывались.

–Бриз. – однозначно проговорил он.

–Ага. Он сказал мне выкопать ямку на дороге, чтобы ты остановился в этой деревне, а потом заманить тебя сюда. Вот такую он дал мне работенку, пока сестры ищут какого-то Соккона.

–Ищут Соккона? – удивился Таргот. – Где?

–Эмм…Кажется, это место называется…Си…Сикином? Я помню, что это какие-то каналы, или что-то в этом роде. – задумчиво, запутался в словах голос.

–Синокин и канализация Ренбира? – чуть подался вперед Таргот, с уже вполне свойственным для человека удивлением напрягая уши.

–Да! Они должны найти его, и отвести его в какой-то подземный город к нашему покровителю.

–К Актонису Геллару?

–К нашему Военачальнику! – весело поддакнул голос, затем разразившись не громким, но почти безумным смехом.

«Кто бы сомневался!» – от злости хрустнул сжатыми зубами Таргот.

–Я так рада, что дедушка доверил это задание мне! Теперь, как говорится, дело за малым. Нужно просто убить тебя. – продолжал смеяться про себя голос.

–Какая жалость, что он не пришел лично. – цыкнул Таргот.

–Уууу. Ты просто еще не знаешь, кто я. – чуть издевательски, с насмешкой, растягивая слоги, хихикал голос.

В тот же миг окружающая Таргота тьма рассеялась, вокруг него окончательно осела на пол поднятая его падением пыль, и яму со всех сторон осветили торчащие в каменных стенах в двадцати метрах от Таргота со всех сторон мерцающие фиолетовые перья. Начали они мерцать и на теле загадочной гостьи, стоявшей уже шагах в десяти от центра ямы, полностью ее освещая своим светом. Она была довольно высокой, сплошь покрытой фиолетовыми или розовыми перьями, с кисточками на лисьих ушах, с зелеными кошачьими глазами, одетая в нечто вроде покрова из тех же перьев, закрывающих все ее тело по самый подбородок. Руки и ноги ее также заканчивались небольшими, но острыми, когтями на пальцах, тем не менее больше похожих на человеческие, нежели звериные. Так она вся была больше человеком, а не, уже точно, ардом. Иными словами – она была Хемирой.

–Ксария. Будем знакомы хотя бы последние для тебя минуты. – снова, водя пером в правой руке по щеке, посмеивалась она.

Вся новая арена боя была сплошь усеяна острыми перьями Хемиры с остатками ее внутренней силы на них. Все окружение, фактически, было подконтрольно ей. Это была самая настоящая ловушка, капкан на особо крупную дичь, даже такую крупную, как Таргот. По крайней мере, именно о таких мыслях Ксарии говорила ее беззаботная и самоуверенная улыбка. Она не знала, что Таргот уже сталкивался с подобными ситуациями, ведя шуточные бои со своим братом Френтосом, также покрывающим своим окто всю территорию вокруг себя, полагаясь на контроль поля боя с его помощью. Хоть для них эти бои и были шуточными, для окружающих это было самое настоящее побоище между двумя чудовищами.

–Мои последние минуты, говоришь? – окинул округу беглым серьезным взглядом Таргот. – Обычно Хемиры берут планку выше – секунды. Но не проживают и их.

Мгновенно, со свистом и почти незаметно, перо из ее руки, оказавшись вдруг чудовищно плотным, пролетело мимо его головы, будто специально, по желанию Ксарии, коснувшись только его щеки, но и та едва ли пострадала. Открывшаяся ранка была настолько неглубокой, что не вызвала даже капиллярного кровотечения. Сам Таргот не колыхнулся, и был совершенно уверен, что слышал металлический скрежет кристаллического пера о скрытую под кожей его щеки чешую. Открытая глазам Ксарии кожа Таргота потеряла лишь маленький лоскуток, и Таргот этого совсем не почувствовал.

–Какой плотный мальчик. Мне становится все яснее, почему дедушка Бриз приказал тебя уничтожить. – снова посмеялась она, доставая из собственного левого плеча новое перо.

–Хватит разговоров. Несчастная поделка на имтерда не заслуживает моего времени. – с грохотом уронил тяжелое лезвие Тоги на порушенный пол около себя Таргот, так же крепко удерживая рукоять меча обеими руками.

–Так скучно. Но ладно. Раз уж ты этого желаешь…– посмеялась она.

Тоги мгновенно разгорелся, и Таргот, понимая сколь мало внутренней силы успеет собрать в нем для быстрой атаки, ударил мечом по земле, освобождая хотя бы толики взрывной энергии, чтобы поднять небольшую ударную волну. Пол впереди разлетелся в дребезги и раскрошился в пыль, полностью скрыв противников друг от друга. Окто Таргота позволяло ему наделять объекты, к которым прикасалась его внутренняя сила, взрывной энергией, покрывая их мощным пламенем изнутри, от вспышки которого в замкнутом пространстве, то есть внутри предмета, и происходил взрыв. Тоги был лучше всего для этого приспособлен, постоянно восстанавливающийся собственными силами, тем более что раз за разом его разрушать для Таргота было особенно приятно, учитывая, как однажды этот меч разрушил его прошлое. Поднятые им теперь разрушения вряд ли достигли Ксарии, а взрыв прокатился по всей яме, сопровождаясь неконтролируемым пламенем, сотрясая стены и потолок, от чего все вокруг с грохотом взрыва залил громкий гул. Хемира наверняка успела отскочить во время атаки Таргота, но завеса из пыли, теперь, даже ей, с ее животным зрением, помешает разглядеть противника, вполне способного наносить удары по площади, из-за чего приближаться к нему было слишком опасно. Таргот уже давно привык к этому, его глаза имтерда были плотны как стекло и отлично видели в темноте, если свет хоть немного попадал на окружающие его предметы. Он прекрасно видел все, что было вокруг него теперь, и ему не нужно было щурить глаза из-за пыли – поле боя теперь полностью принадлежало уже не Ксарии, а ему.

Все еще полагаясь больше на слух ввиду мешавшей глазам темноте, он и по дуновениям ветра улавливал движения противника, с большой скоростью кружившего вокруг него. Постоянно и очень быстро звенели удары чего-то острого о стены, и на них, что было видно только лучше, все сильнее мерцал фиолетовый свет кристаллических перьев. «Окружает?» – удивился Таргот, понимая, что противник, хоть и не был заранее подготовлен к подобному повороту с пылевой завесой, смог быстро найти из него выход. Но Таргота этим было не взять. Он поднял Тоги снова, распалив его так, что от влияния его внутренней силы меч возбудился до предела, значительно увеличиваясь в размере. От окто он совсем побелел, и Таргот, в приседе с тяжелым упором на левое колено, удерживая меч над собой, начал вращаться, с огромной силой, в развороте, ударив по воздуху вокруг себя, выпустив всю собранную им взрывную энергию за один удар, взорвав само лезвие меча. Земля под ним затрещала от давления его ног, прижимной силы, и веером по пещере во все стороны от него, раскатился ужасающий, сотрясающий само пространство ямы, взрыв, снимая, помимо пыли и уже лежащих на полу камней, слой каменной породы минимум на десяток сантиметров вглубь. Ксария не могла уйти от ударной волны целиком, но сумела, крепко вцепившись когтями в одну из стен прямо в момент удара, удержаться и избежать повреждений, от летящих в нее от центра камней защитившись крупным слоем перьев на спине. Пусть энергия того взрыва и была нарочно направлена в стороны вокруг Таргота, ударная волна со всех сторон слегка контузила и его, даже учитывая крепость его мощного тела. В его ушах встал легкий свист. Созданный взрывом поток ветра быстро разнес пыль от центра к стенам, и Таргот, подумав, что противник как минимум пока прижат к стене и не сумеет уклониться, с уже вновь раскаленным огромным Тоги бросился на нее. Мгновение, и он едва не поплатился за это жизнью – перья на стенах пещеры будто завибрировали, а сама Ксария, развернувшись на месте, содрала с покрова перьев у себя на груди десяток таковых, и напрямую метнула их в лицо Тарготу. Он сумел отскочить в сторону, но, сосредоточившись на них, едва не пропустил саму суть маневра противника, в котором в него, отвлеченного внезапной атакой в лоб, уже полетели перья со всех окружающих стен. Он не мог заблокировать их все разом, а потому решил сбить их, ударив Тоги об землю перед собой, так же высвобождая взрывную энергию, сам в маневре уклонения чуть присаживаясь. Стена пламени закрыла его лишь фронтально, но по бокам и со спины он все так же остался уязвим. С его окто, у него не было возможности блокировать все атаки, как бы это сделал Френтос, и он не мог просто уклониться от них со своим грузным телом, как это сделал бы проворный Соккон. Но кое-что в этом бою было похоже на одну уже знакомую ему сцену, подсказывающую правильные действия. Сцену из книги, которую он получил два года назад лично от Лиисеркима Одержимого, ее автора и Героя Шеагральминни. То была последняя глава книги Падение Преисподней Шеагральминни, и в ней главный герой тоже столкнулся с противником, управляющим окружающими его предметами с помощью внутренней силы. И это тоже был телекинез.

Быстро распрямившись в полный рост, мощно и злобно топнув правой ногой по подлетевшим от удара на месте мелким камням, он буквально взорвал вокруг себя плотный слой своей внутренней силы, мощным потоком мгновенно достигнувший окружающие его перья, подавляя удерживающую их внутреннюю силу, тем самым рассеивая окто Ксарии, от чего все перья быстро сбились с курса. Стена пламени перед Тарготом еще не до конца выгорела, а Тоги уже буквально кричал от жажды крови. Противник не видел Таргота, и не мог успеть отреагировать на его будущую атаку. Но вид пламени перед глазами Таргота, крик Тоги в его голове, ярость…Его левая рука сама зашла под толстовку, схватила золотое ожерелье, и с немереной силой дернула его вверх. Хруст цепочки сопроводил звук куда более страшный и отвратительный, похожий на хруст разрываемой плоти и ломаемых костей. «Подражателям…не место среди имтердов!»

Стена пламени, – нет, – стена Белых Искр, рассеивая пламя перед Тарготом, своим белоснежным светом залила всю яму, взорвавшись совсем перед Ксарией металлическим скрежетом, от которого уши Хемиры мгновенно опустились и прижались к голове. Вся она чуть отступила, в мгновенном животном ужасе наблюдая за тем, что происходило с ее противником. Из искрящегося белого света на землю легло острие, толстое уже как молот, будто часть совершенно другого меча, покрытого теперь загадочными узорами и Белой Искрой. Стена Белой Искры чуть оседает, но только так, что из нее становится видно лицо. С тихим рыком, удерживая огромный меч в правой руке, оно стоит прямо перед ней, настолько страшное, что Ксария пятится назад, широко раскрывая глаза и рот в ужасе, дрожащей спиной прижимаясь к стене. Вся ее самоуверенность и решимость уже выгорели той же Белой Искрой, она была в полном оцепенении, как уже умирающая жертва перед лицом беспощадного хищника.

Зажимая оборванное ожерелье в левой руке, лишь по ту же левую сторону тела оставшись собой, горящим от злобы взглядом залитых Белой Искрой глаз на уже точно чудовищном лице, он смотрел на Ксарию, точно решив ее убить. Вся правая часть его тела стала подобна монстру, его алые волосы стали куда длиннее, а над ушами назад тянулись растущие будто на глазах тонкие золотые рога. С мощной, будто сразу несколько рук, правой рукой, он весь стал заметно выше и крупнее, и из многих частей правой половины его тела, прямо через одежду, разрывая ее по ниточкам, росли острые кости, как и все тело теперь вырывающиеся из покрытой каменной чешуей кожи. Его приоткрытый рот с чудовищными мощными челюстями только подтверждает захвативший Ксарию ужас – он был в бешенстве, и почти совсем потерял от него разум. И главное – это точно, совершенно заметно, был не человек.

Резким взмахом он поднимает покрытый Белой Искрой гигантский Тоги, занося его за собой точно для рывка вперед. Но его вид, давление его внутренней силы, и ослепляющий свет от Белой Искры, окончательно заморозили мышцы и разум Ксарии. Она не могла двигаться, и не могла даже думать, как ей спастись. Покров ее кристаллических перьев по всему телу мог защитить ее от взрыва окто даже при прямом попадании удара Тоги, хоть и повредил бы ее голову. Но то, что использовал ее противник теперь, было неподвластно никакой защите, и она должна была прекрасно это понимать, видя, как вся земля вокруг Таргота поглощается его Искрой. Но она не понимала и этого. Она просто не могла ничего понять, в ужасе совсем забыв про все на свете.

Резким толчком чудовищной правой лапы от пола, принявший свой истинный облик Таргот толкается вперед, в прыжке останавливаясь лишь в метре перед противником, даже видя в ее стеклянных глазах отражение своего искореженного гневом лица, но уже полностью его принимая, не чувствуя, как эта картина напоминала ему времена, в которые он впервые умер, и после чего всю новую жизнь сам себя боялся. Девушка в мгновение исчезла за светом Белой Искры, и ее полностью закрыл Тоги. По яме во все стороны разнесся последний удар, и от стен ее оглушительно отразился железный треск, извечно сопровождающий все виды Первородного Пламени и его Искры. За ним тогда было невозможно расслышать истошный хрип, мгновенно захлебнувшееся дыхание, и удары брызг крови о стены и пол. Мощь Белой Искры Таргота, которую он всегда не без причины скрывал от окружающих, поглотила все вокруг себя, включая даже звуки.

Свет Белой Искры медленно тухнет, и все звуки постепенно пропадают. Проходят секунды, хоть и тянущиеся как минуты. Осознавая свою победу, Тоги возвращается к первоначальному виду, и вместе с этим Таргот вешает золотое ожерелье из своей левой руки обратно на шею, теперь не застегивая ее порванные звенья, а просто обматывая вокруг тихо уменьшающейся шеи. Сила, которую ему дал Уиллекроми, в виде ожерелья, для сдерживания бывшей воли Россе, возвращает всю правую часть его тела к исходному состоянию, и так он быстро становится меньше, каким и был раньше. Половина его одежды растянулась, в некоторых местах порвавшись или лопнув, но именно на такой случай Таргот и брал именно ее, на несколько размеров больше, и из специального материала. Именно из-за этого он брал с собой и сменную одежду, которую сможет надеть поверх порванной, тем более зная, как пройдет изменение его тела без касания его Золота Судьбы Уиллекроми, которое он сам когда-то отщепил от своего золотого кубка, являвшегося частью его сил Золотого Пламени.

Внешность Таргота полностью вернулась к прежнему виду, и вместе с этим прошла и его злость. Это была и злость на то, что его противник подражала имтердам, и на то, что она тратила его время. Все эти чувства не были частью изначальной личности Таргота, но их заметно подкрепляло то проклятье, которым его наделило его оружие. Если, конечно, не будет сказать правильнее, что оружием в этом случае был именно Таргот, и именно по воле Тоги он действовал. На самом же деле, даже в последний момент перед ударом он успел сделать свой собственный выбор, противоречащий воле Тоги. Именно поэтому, за мгновение до этого, он отвел в сторону чудовищный удар, который наверняка мог и должен был разорвать Ксарию в клочья, поглотив Белой Искрой все ее тело. У него были все причины убить ее, но он, право, был не из тех, кто без колебаний лишает живых существ жизни, и тому была большая заслуга его брата Соккона, открывшего ему однажды немало вещей, о которых он сам никогда не задумывался, или думать о которых просто не хотел. Он все еще должен был задать несколько вопросов своему противнику, и по крайней мере это вернуло его к реальности.

Ксария распласталась на земле у самой стены, теперь почти полностью покрытой кровью. Удар был горизонтальный, и она, возможно также из инстинкта самосохранения, успела закрыться от него почти всей своей внутренней силой, выставив против удара руку с множеством перьев. Сама мощь удара подкрепилась поглотившим внутреннюю силу и часть материи Белой Искрой, потому защита ее и сошла на нет. Тем не менее, Таргот достаточно рассчитал силы, когда отвел удар, ведь иначе девушку бы просто размазало по стене. Пусть она и была тяжело ранена, она все еще была жива, и оставалась в сознании. Ее левая рука была наполовину уничтожена, кость на ней сломана, плечо и часть груди также были тяжело повреждены, от силы удара также потеряв немало костей, включая верхние ребра, едва не пробившие ее сердце и легкие. Ключица была проломлена, и вся ее левая рука теперь совершенно точно не могла больше функционировать. Но то было лишь физическое состояние. Ее глаза, тогда бешено бегающие в орбитах от ужаса, говорили о целом спектре чувств, хоть и всех синонимов слова «страх». Ее губы дрожали, как дрожало и все ее тело. Конечно, Таргот нанес удар врагу, которого и без того хотел убить, но ее теперешний вид и вправду залил его сердце каким-то особым волнением, суть которого он тогда никак не мог понять. Это тоже было частью той пресловутой связи между всеми Кацерами, ведь в то же время, но уже в другом месте, в бой с подобным ему монстром вступила и другая невинная девушка, ведомая своей великой целью. Таргот не мог об этом знать, но просто чувствовал это. И это только лишний раз напомнило ему о том, кто, чаще всего, был виновен в подобных вещах, и кто точно был виновен в том, что произошло с ним и его противником теперь.

–Что от меня нужно Негласному Правителю? – серьезно спросил Таргот, легко схватив Ксарию за плечо и чуть присев перед ней на одно колено.

–К-кто?.. – дрожащим голосом не то от бессилия, не то от страха, шептала девушка.

–Бриз. Ведь это он тебя сюда послал? – стараясь выглядеть как можно спокойнее, чтобы своим видом успокоить и девушку, продолжал он. Хотя и не было похоже, что вид Таргота, даже в его человеческой форме, хоть сколько-то ее успокаивал.

–Он…Я…Я не могу… – всхлипывала девушка, уже заливая слезами и без того залитое каплями крови лицо.

–Я ищу Имперу. Она моя сестра. Я пообещал своей матери, что сохраню ее от таких, как Бриз и Геллар. Ради нее, и ради нашей семьи, я должен сделать это. Понимаешь? – чуть взволнованно, будто умоляя, кивнул девушке Таргот.

Удивление, в купе с каким-то непониманием, мгновенно зажглись в глазах Ксарии от тех слов. Она, кто с детства была брошена на улице не то человеком, не то чудовищем, так рьяно защищала свою новую семью, созданную так заботившимся о ней имтердом, первым в мире, кому она была не безразлична. Она мечтала быть такой же, как он, стать тем, для кого не будет в мире ничего невозможного. Тем, кем желали стать все Хемиры, для чего они и были созданы – стать имтердом. Та, кого она называла сестрой, милая и заботливая, вежливая и добрая девушка Импера…все это время была тем, о ком говорит так внезапно обратившийся имтердом человек перед ней? Имтердом…и чудовищем, пробудившим в ней на мгновение настоящий, первобытный страх, которого она уже многие годы не испытывала, все время находясь в компании заботливого старика.

–Дедушка…плохой? – с еще большим непониманием, но уже меньшим страхом, будто ребенок спросила она.

–Я говорю не про него, а про Геллара. Он уже пытался убить Имперу, и пока он рядом с ней – она в опасности. Поэтому мне нужно, чтобы ты ответила: что от меня хочет Бриз, и где мне искать Имперу?

–Я хочу…чтобы ей было хорошо. Ты ее брат? Почему тогда…ты не был с ней все это время? Где ты был?.. – прикрыла глаза она, глядя на уже растворяющийся во тьме ее гаснущих глаз потолок.

–Я был мертв. Но теперь я снова здесь, и хочу защитить ее… – осекся он на мысли «защитить от кого?..»

Ксария снова замолчала, но уже не было похоже, что она просто думает или на что-то решается. Сознание постепенно покидало ее, и она уже едва не провалилась в себя, как Таргот вновь потряс ее за плечо, стараясь вернуть ее в чувства. Даже если он знал, где ему искать брата, ему все еще было нужно найти Имперу, и он должен был убедиться во всем заранее, тем более если по пути Бриз приготовил ему и другие ловушки, ведь он всегда продумывает все на несколько шагов вперед. Информации, что Импера ищет Соккона в Ренбирской Канализации, было недостаточно, учитывая размеры зоны поиска.

–Ксария! – сказал он громче, но стараясь звучать максимально дружелюбно.

–Она…Она там, в этом городе под землей. – на одном дыхании, уже бессильно крутя головой с закатывающимися от бессилия глазами, сказала она. – Она ищет того человека, которого ищет Военачальник…Не обмани меня. Пожалуйста…помоги ей… – уже окончательно теряя сознание, шептала она.

Теперь ее тело, едва живое, израненное, держалось на одной лишь руке Тарготе. На секунду ему даже стало жалко ее, ведь она и вправду, как и он, вполне естественно заботилась о Импере, как о сестре. Таргот помнил, к чему однажды привела его забота, и очень надеялся исправить те давние ошибки теперь. Он не знал подробностей о том, что происходило с Имперой те 400 лет, пока он был мертв, и уже думал, что, возможно, вновь лишь сам создаст для нее новые проблемы. Все те 400 лет вместо него за ней следил Геллар, его дядя, и это едва ли не сводило его с ума натуральной злобой. Он знал, насколько тот ненавидел людей, и во многом здесь их взгляды даже сходились, хоть их мировоззрение и круг ценностей заметно разнились. Его мнение о том, что Геллар мог научить Имперу только злу, было непоколебимо и до сих пор, тем более если он и Бриз отправили кого-то, называющего себя сестрой Имперы, его убить. Всем этим размышлениям мешало только одно – мысль, которую он совсем недавно запустил в свою голову, теперь поедающую его изнутри. «Сестра…От кого на самом деле я должен тебя защитить?..»

Он отпустил тело Ксарии, все еще спиной прижатое к стене, поднялся с одного колена в полный рост, и медленно убрал в ножны совсем чистый и незапятнанный, наверняка сжегший всю кровь Хемиры Белой Искрой меч Тоги. Так, развернувшись, все еще в глубоких и грустных раздумьях, он прошел к центру ямы, уже даже лучше освещенному светом сверху из-за повышенной запыленности помещения. Песчинки той пыли мерцали в свете факелов особенно для него символично, снова напоминая ему горящую землю около Храма Бетоуэта столетия назад. Совершенно так же он провалился в пропасть своего сознания, освещенную лишь в одном месте, где стоял он, окруженную бескрайней тьмой. Где-то там тогда, наверху, шли бои, и его тело убивало имтердов, людей, пыталось убить дорогих ему брата и сестру. И даже тогда его окружала все та же мертвая тишина, нарушаемая лишь звуком его же дыхания.

На секунду теперь он обернулся к умирающей Ксарии, все же подумав, что не может оставить ее в таком состоянии, и будучи живой она была бы хорошим подарком для Имперы, которому она точно будет рада. По крайней мере, это смогло бы хоть немного искупить его вину перед сестрой, и изменить ее новое мнение о нем, наверняка уже сформированное ей по вине ее постоянного спутника Геллара. Но Ксарии в той стороне, у стены, уже не было. На ее месте осталась лишь небольшая лужица крови. Учитывая, по чьей воле девушка пришла за Тарготом, было совсем не удивительно, что она так незаметно пропала. Если ее забрал он, то волноваться о ней уже не стоило.

Таргот одним прыжком, с помощью окто подорвав под собой пол, выпрыгнул из ямы, остановившись на ее краю, и стремительно направился оттуда в сторону лестницы. Не медля ни секунды, он начал подниматься вверх, по пути сняв с шеи ожерелье, теперь пытаясь получше его закрепить на еще не оборванных звеньях, чтобы оно держалось на шее не слишком туго. Ему не удавалось это сделать до самой последней верхней ступени лестницы, на чем он сосредоточился так, что совсем не замечал гаснущих за ним, при каждом шаге, факелов. Он остановился лишь уже снаружи, случайно краем глаза зацепив частично ушедшую в стену гравюру Уиллекроми с золотым кубком справа. Он простоял на месте, глядя в глаза Надзирателю, с десяток секунд, но никак не мог оторвать от него взгляда. Так прошла даже минута, и мысли в голове Таргота успели совсем остановиться, в то время как наполовину прикрытые веками глаза гравюры, как ему казалось, все больше поворачивались в его сторону. Конечно, это было лишь его воображение.

Наконец что-то додумав, он отвернулся, и продолжил свой путь вперед, мимо статуэтки своей матери, в сторону выхода из этой злосчастной церкви. Ожерелье из особого Золота Судьбы в его руках, загадочным образом, как-то само восстановилось пока он смотрел на гравюру его создателя, и он спокойно закрепил его на шее, сам себе даже не обещая, что больше не будет его снимать. В конце концов, он долгие годы этого не делал, и теперь лишь понимал, что страхи его были не так оправданы – даже в таком состоянии он еще мог себя контролировать, получая невероятную мощь, правда способную помочь ему в защите семьи. По крайней мере, он думал так потому, что не замечал влияния Тоги на его чувства при превращении, и считал их своими собственными. Если бы он знал, насколько воля Тоги корежила его разум, он бы точно подумал об этом иначе.

Двери церкви были все так же открыты нараспашку. Снаружи было уже довольно темно, и отправляться в путь в таких сумерках Тарготу было просто глупо, тем более учитывая, насколько его измотало недавнее использование им силы Тоги. Ему нужен был отдых. Так, думая об этом, уже бессильно волоча ноги по сухой пыльной дорожке в несколько метров перед центральной лестницей, он дошел до спуска, и оттуда внимательно осмотрел деревню. Местных жителей было теперь совсем не видно, особенно если они и вправду теперь все сидели по домам. Лошадь Таргота все еще отдыхала в стойле, и ее точно никто не трогал за время его отсутствия. Таргот тяжело, одним только носом, выдохнул свежий и теплый окружающий воздух, и так, почти бессильно положив левую руку на подгнившие перила лестницы, начал спускаться вниз. Окружающие его сумерки были уже почти осязаемы, и, закрывая плотной стеной каждую и без того мелкую и крутую ступеньку, лишь повышали шансы его, вдруг самого заметившего собственную слабость, спуститься с нее лишь кубарем. Спускаться ему приходилось теперь, на всякий случай, боком, переставляя ноги одну за другой по очереди, и он еще лишь раз на секунду остановился, с неким даже теплом пытаясь вспомнить, что ему это напоминало, и почему при этом ему становилось смешно.

–Не так мы и отличаемся, да?.. – ухмыльнувшись и покачивая головой, тихо шептал про себя он.

С последних ступеней резко спрыгнув на землю, со шлепком разбросав еще мокрую только под лестницей грязь сапогами во все стороны, он неторопливо направился в сторону стойла с лошадью, желая хотя бы на ночь оставить ей побольше еды и воды, уже решив, что переночует он, все-таки, в деревне, в доме где и оставил свой мешок. Шел он довольно медленно, постоянно осматриваясь, вслушиваясь в окружающее его стрекотание цикад и кузнечиков, тем более частое для подобных мест. Состояние его толстовки, порванной на плече по ниточкам его костями, составляющими защитный панцирь в его форме имтерда, далеко не так мешало ему, как он рассчитывал изначально, когда брал с собой запасную одежду. Как и говорил ему Серпион, что Таргот игнорировал своим вечным «на всякий случай», погода значительно менялась теперь, и на замену недавним холодным ночам приходила уже постоянная жара, вызванная приближением солнца к Миру Гармонии.

Интересно было то, что именно с волей создателя солнца, Уиллекроми, мир и поделился на сутки по времени его жизни. Днем солнце, как огромное око Надзирателя Первых Миров из Золотого Пламени, освещало Мир Гармонии, позволяя Уиллекроми видеть все, что происходит там в это время. Ночью же солнце скрывалось за горизонтом, уходя под Уровень Мира, освещая своим светом уже Бездну, наблюдая за изменениями ее Черного Пламени, а на ее место приходила отражающая его свет с той стороны луна, в виде огромного каменного шара, созданного уже самим Создателем мира, Лордом Винторисом. Именно из-за свойств солнца, как ока Уиллекроми, было принято считать, что ночью Надзиратель был слеп, и люди часто этим пользовались, по крайней мере так давая хоть какие-то оправдания своим темным делишкам. Они не знали, что луна отражала и саму волю Уиллекроми вместе со светом солнца, и тот чувствовал все, что происходило с Миром Гармонии от своей связи с составляющими его видами Пламени. Хоть, на самом деле, ночью Надзиратель и правда был больше сосредоточен на Мире Бездны.

Размышления Таргота, поддерживающие его медленный шаг, прервались только у самого стояла с лошадью, где его, пройдя из-за ближайшего поворота в его сторону, встретил тот же рыжий служитель церкви, уже точно замешанный в недавней ловушке Ксарии для Таргота. Специально не обращая на него внимания теперь, Таргот прошел к лошади, погладил ее по холке, и как раз уже начал думать, что конкретно ему следует делать дальше, и что ему следует сказать этому человеку. Тем более, что он уже заранее ему не доверял.

–Таргот? – тихо окликнул его медленно подходящий священнослужитель.

–Я не в настроении, поп. – исподлобья одарил его хмурым взглядом Таргот, успокаивая и без того спящую стоя лошадь, гладя тяжелой рукой ее холку.

–Прости, я не хотел занимать твое время, но все же…Седовласый господин просил передать это тебе в качестве награды за помощь нашей деревне тобой и госпожой Ксарией. – уверенно говорил мужик, вытащив из внутреннего кармана белой рясы небольшой кожаный мешочек с золотой веревочной обмоткой, протягивая его Тарготу.

Таргот повернулся к нему достаточно резко, переменив лицо на еще более серьезное, тем самым едва не перепугав все это время выглядящего непринужденным мужика. Таргот одним молниеносным движением правой руки выхватил мешочек из его руки, другой рукой развязал его, и быстро, взволнованно, достал содержимое. Он думал, что же ему мог передать лично Негласный Правитель, но никак не ожидал увидеть там это. Перо. Такое же перо, как и у Ксарии. Оно было почти прозрачным как стекло, стержень его был мутным внутри, розовым, а перья были уже непрозрачными, пурпурными. Прикоснувшись к его острию, он почувствовал настоящую боль, очень редкую для него от таких легких прикосновений. Было очевидно, что материал этого пера был очень похож на порождение окто его друга Кози, создающего с его помощью похожие, невероятно крепкие, и оттого невероятно острые, кристаллы. Послание от седовласого господина, как и следовало ожидать, с первого взгляда не несло никакого открытого смысла. И все же, смысл в нем точно был, и это перо Тарготу еще наверняка пригодится позже.

–Что он вам приказал? – недружелюбно, убрав перо обратно в мешочек, а сам мешочек положив в карман толстовки, спросил мужика Таргот.

–Он обещал, что заберет нашу деревню туда, где нам не придется страдать от имтердов, когда начнется эта война. Я уже слышал о том, сколь ужасен их гнет. Если это единственный путь к спасению, пусть будет так.

–Иронично, что для этого вы приняли помощь именно от него. – нехотя вздохнул и прикрыл глаза Таргот, отворачиваясь обратно к лошади, осматривая ее стойло, проверяя хватит ли ей еды и воды до утра.

–Каждый в праве сам делать свой выбор, Таргот. – звучал позади него тот же голос, вдруг ставший немного более низким, будто мужик тот мгновенно постарел, и голос его стал даже более хриплым. – Ты же знаешь, чего я хочу. Но ты не знаешь, чего хочешь сам.

Таргот молчал, и его взгляд совсем остановился. Он узнал те слова, и узнавал того, кто их говорил. Все это уже совсем его не удивляло, и он заранее был к этому почти готов. Опустив голову, он прислушался.

–Пелена лжи, покрывающая этот мир, никогда не рассеется, если мы не будем делать выбор. Прорваться через эту пелену, или задохнуться в ней…

–Я знаю, о чем ты говоришь. – резко повернувшись к морщинистому, старому и сухому седому старику, махнул рукой Таргот. Его голос был снова взволнован, он звучал все так же серьезно и зло, но уже как будто злился он не на мир вокруг себя, а как раз только на себя. – Но я не знаю, что произойдет, когда я узнаю правду, и не хочу, чтобы это навредило им.

–Воистину, будущее непредсказуемо, и это понимают даже Правители. Есть вещи, которые специально скрываются от тех, кто не должен их знать, а упорство, интерес к скрытому, лишь подтверждает нашу глупость и невежество. Зачем мы интересуемся вещами, которые все равно не в состоянии понять? Зачем мы думаем о том, что не в силах изменить?

–Говори что хочешь. – отрезал Таргот, резко качнув головой в сторону. – Я обещал, Бриз. Обещал, что исправлю все свои ошибки, и защищу свою семью…

–От чего же? – перебил его Бриз.

–Защищу…от тех же ошибок, которые совершил сам. Чтобы ни одна из них не повторилась. Для этого я добьюсь правды, чего бы мне это не стоило.

Сказав последние слова, Таргот повернулся к церкви, еще раз окинув ее уверенным взглядом, про себя подумав: «Мы соберемся вместе, и расскажем друг другу всю правду. Если мы будем вместе…не будет уже ничего, что мы не сможем изменить.»

Наступила тишина, и алые волосы Таргота едва колыхал окружающий его теплый ветерок. Улыбка сама растянулась на лице старика, под его закрытыми седыми волосами, слепыми от времени глазами, полная чего-то правда похожего на ностальгию. Он вспоминал времена не столь старые, которые все-таки не застал Таргот, ведь то было как раз за несколько дней до его восстановления руками Уиллекроми, десятки лет назад. Когда-то такие-же алые волосы были и у другого Кацеры, говорившего те же слова Импере, обещая ему во что бы то ни стало добиться правды, найти для нее Лироя, и вновь объединить семью Кацер.

–Ты и вправду похож на него. – ухмыльнулся старик. – Скоро ты встретишь его, и сам все узнаешь. А пока – ты знаешь, что делать дальше. Не сбейся с пути, коли предоставил свой выбор им. Я встречу тебя вместе с ними. Надеюсь, ты будешь готов к этому.

Таргот молчал, как следует в голове перебирая его слова. Теперь он все больше терялся в своих мыслях, думая о «нем», кого он должен был скоро встретить. Он понимал, что это неизбежно, и сам же хотел узнать все у него. Но все это вызывало в его личности лишь большие конфликты. Он, Актонис Геллар, был хорошо знаком ему раньше. Он не мог назвать его плохим до тех самых пор, пока он и Бриз не помогли Совенрару свергнуть его мать Шираву, сестру Геллара, с трона Верховного Властителя имтердов. После своего воскрешения, Таргот узнал от Мерсера немало подробностей о делах своего дяди за те 400 лет, что он оставался в небытие, и потому, даже мягко говоря, возненавидел его. Бриз всегда был хитер, и ему Таргот вообще никогда не доверял, считая его злым и хитрым мерзавцем, тем не менее часто действующим против любых ожиданий, непредсказуемо, нарушая как свой образ в глазах окружающих, так и планы сторон, к которым он принадлежал. Истинные цели этого существа никогда не были ему до конца ясны, и он всегда принимал его слова на веру лишь наполовину. Не было похоже, чтобы он врал ему теперь, но Таргот все равно никак не мог смириться с его словами. Единственное, в чем он мог быть уверен – факты, которые были подтверждены не только им, даже если все это входило в поставленный им же спектакль, указывали на одно и то же место, и на одну цель. Канализационная система Ренбира, ведущая в Синокин, и Таргот еще с самой первой Эпохи, названной Гармонией, знал, как туда попасть.

Вокруг него уже никого не было, а Негласный Правитель, как он всегда любил это делать, будто растворился в воздухе. Все же убедившись, что его лошади ничего не угрожает, и еды с питьем у нее на ночь точно хватит, Таргот направился в сторону той же хаты, возле которой, невзначай, на небольшом заборчике все так же лежала выбитая им недавно деревянная толстая дверь. В его сознании уже не откладывался путь к тому домику, он не запомнил даже как, войдя внутрь, прошел к дальней от дверного проема стене, упал на кровать, и совсем перестал шевелиться. Он не думал о безопасности, да и вообще уже почти не мог думать. На время разговора со стариком его разум стал яснее, а усталость, вызванная истощением тела от силы Тоги и переизбытка эмоций, временно отступила. Следовало только старику пропасть, как все это снова вернулось к Тарготу, и его глаза целиком застлала сонливость.

Уже много лет его не посещали сны. С детства, лет до 10, во сне он видел лишь одну картину, все то, что некогда видел поглощенный Клинком Власти Тоги его изнуренный разум. Но время шло, и сны его появлялись все реже. Он терял детали, картина происходящего все больше комкалась, сливалась в бред, и в какой-то момент совсем исчезла. После пожара в Кацере, пока Таргот был без сознания, тот же сон снова посетил его, и после этого он совсем перестал спать, боясь снова вернуться к тому же кошмару. И вот, совсем недавно, в деревне Лукимм, пробираясь с братьями и Кайлой через Лес Ренбира в сам Ренбир, он снова случайно уснул. Тогда все было иначе, куда тревожнее и неопределенней, но только в начале. Он едва ли запомнил, что происходило в том сне, но ясно помнил, что был в нем он не один. Вся его семья была с ним, все они стояли позади него, положив свои руки на его плечи. Впереди было ослепительно светло, и его, как и тогда, 400 лет назад, объял страх. Он не мог повернуться назад, чтобы посмотреть на свою семью, но чувствовал их тепло, как чувствовал и их поддержку. Он шел вперед. Шаг за шагом, его страх развеивался, а свет впереди становился все ближе и ярче. Он видел, как Белая Искра зажигает его глаза, и он вновь становится тем, кем был всегда, как за его спиной расправляются крылья и там же до коленей отрастают волосы. Он не помнил, чем закончился тот сон, но именно он заставил его снова задуматься о своей значимости для семьи, не раз потом думая, какой потайной смысл имел тот белоснежный свет, ведь когда-то и принятий им от Россе свет на деле оказался кромешной тьмой.

Прошел всего час, и серебристый свет все так же далекой луны покрыл всю поднебесную гладь, окружающую деревню, пробиваясь в комнату Таргота через разбитое у входа в хату окно. Совершенно нелепые, казалось, картины представали пред глазами засыпающего Таргота, и он то и дело старался их поддерживать, хотя бы своими силами, как умел когда-то, вызывая сон, надеясь, что хоть в нем он увидит что-то, что может предсказать его будущее. В один миг мир вокруг него колыхнулся, и даже стрекотание цикад, запах старой пыльной кровати под ним, все чувства как тепла, так и осязания, пропали.

Он отчетливо слышал свое сердцебиение, слышал свое дыхание, и по мере погружения в сон чуял все усиливающийся запах гари. Стало невыносимо жарко, но еще более невыносимым становился страх. Дыхание, которое он слышал, искажалось, превращаясь в самый настоящий чудовищный рык, едва ли теперь перебивающий заслонивший уши нарастающий гул и треск. Он чувствовал давление внутренней силы впереди, касавшейся его собственной, уже совершенно иной силы. Его левая рука страшно болела, и принадлежавший точно ему страх мгновенно перешел в ярость, принадлежавшую чему-то совершенно иному. Кошмар полностью поглотил его снова, как он делал это прежде, показывая ему то, что он так старался забыть, и за что желал искупления. Весь мир вокруг него снова поглотило Пламя, и он был вынужден бессильно за ним наблюдать, пока тело его совершает страшные преступления. В его голове зашептал голос Тоги.

Глава 3. Монстр

По полю боя кружили огненные смерчи, со свистом проходя по выжженной земле, поднимая в сухой воздух мелкие камни и пыль. Кое-где те вихри поглощали глубокие лужи, занявшие пробитые мощным напором своей воды трещины. Высоко над всей той картиной стихийных бедствий, что создал в бою Бог Природы, небо простирали черные клубящиеся тучи, то и дело со страшным грохотом извергающие из себя на землю лазурные молнии. Совсем недавно на поле боя шел дождь, но теперь и от него ни осталось ни капли. Вся вода вокруг быстро испарялась, будто сама природа чувствовала, как слабеет воля заботившегося о ней человека. Бог Природы Серпион, восставший против имтердов, разрушавших флору его родных земель, был тяжело ранен теперь, попытавшись утихомирить разозленного на брата и сестру Таргота, но только на месте понял, что имеет дело с чем-то куда более зловещим, и точно не похожим на обычный, хотя бы для имтердов, семейный конфликт.

Таргот остановился совсем близко к ним, метрах в 10, не более, и все же чувствовал всем телом, будто держал их в самых руках, дрожащих тогда от неведомой злобы. Серпион все еще стоял перед ними, закрывая их от безумного чудовища, огромного как сразу десять Серпионов. Рана на теле Бога простиралась от самого его левого бедра к правому плечу, и он сильно напрягал еще оставшиеся мышцы живота, чтобы его внутренние органы не покинули брюшную полость. Правые ребра были раздроблены, с каждым вздохом своими осколками больно впиваясь в едва не поврежденное легкое. Он принял на себя лишь один удар горящего Белой Искрой меча в огромной руке Таргота, от которого не смог уклониться, и даже его одного было достаточно, чтобы смертельно ранить закаленного в боях Бога. Хоть он и терял кровь, его организм октолима продолжал активно регенерировать, путь и точно истощил бы ресурсы его тела для этого за пару минут продолжения боя. Серпион даже не надеялся тогда, что кто-то сможет ему помочь, тем более дав отпор Тарготу, и также защитив сидящих рядом, также серьезно раненных Имперу и Лироя. Но им правда вовремя помогли. Теперь между ними стоял лишь огромный имтерд с рыжей мордой подобной львиной, в кристаллических мерцающих доспехах, направляющий в сторону Таргота огромный гравированный топор.

–Uki hens fob? Gellei! (Ты слышишь меня? Отступи!) – раскатывался по полю боя взволнованный, бешеный рык Самума.

Но взгляд горящих Белой Искрой глаз монстра, на его чешуйчатом закостеневшем лице, продолжал прожигать собой глаза брата и сестры Таргота, кто некогда владел телом монстра, но от личности которого теперь не осталось и следа.

Недавний удар Самума топором по левой руке монстра, в которой тот, хрустя костями бедной напуганной Имперы, сжимал ее маленькое тело, на секунду остановил его, а из небольшой раны на той руке медленно сочилась розовая, точно не человеческая, кровь. Того удара хватило, чтобы вынудить монстра отпустить едва не раздавленную его страшной хваткой Имперу, и сражавшийся тогда также из последних сил Лирой успел схватить сестру, и с ней отскочить назад. Самум не решился серьезно атаковать Таргота, придя на помощь отпрыскам своего Военачальника Бетоуэта в последний, но особенно важный момент, до сих пор не разобравшись, почему Таргот впал в столь неистовую ярость и так резко изменил облик. Он все еще не верил, что перед ним стоял не он, а всего лишь злобный зверь, принявший его облик.

–Почему?.. – плача, мешая на лице слезы с золой и кровью, всхлипывала Импера. – Почему это произошло с тобой?..

–Серпион, Самум… – кое-как, совсем бессильно, поднялся на ноги сидевший рядом с Имперой Лирой. – Вы знаете, как его спасти?

Серпион молчал, едва ли в состоянии теперь говорить, уже держась за рассеченный живот левой рукой, всем телом опираясь на свое толстое копье, воткнутое в залитую кровью землю. Кровопотеря уже серьезно влияла на его сознание, и ему становилось все тяжелее думать. Самум, стоящий спиной к нему лишь в паре метров впереди, тоже молчал, уже частично понимая суть внезапного изменения личности Таргота, теперь стараясь получше понять ее причину. Вернее, он пытался понять первоисточник той причины, ведь и без того понимал, что именно свело бедного имтерда с ума. «Почему ты к этому прибег?» – думал он. «Зачем тебе сила Россе?».

За всем этим разум Таргота наблюдал со стороны, прямо из собственного тела, тем не менее отделяя мысли и чувства того чудовищного тела и своего реального разума. Он постоянно с ужасом смотрел на брата и сестру, а те, в свою очередь, с еще большим ужасом смотрели на него. Облаченный в доспехи с плащом, теперь немало изодранным, обладавший бандитской красотой и бунтарской внешностью юноша, Лирой, смотрел на Таргота из-под свисающих на лоб окровавленных, но и без того алых, волос, не менее алыми напуганными глазами. Со всей той грязью и кровью на своем теле, теперь он уже не выглядел ни капли гордо, как раньше, теперь своим видом вызывая только жалость. Он все еще старался закрывать собой сестру, пусть в этом уже и не было особого смысла, делая это уже бессознательно, защищая близкого имтерда. Сама Импера была в еще большем ужасе, и от него даже зрачки ее прекрасных глубоких огненных глаз пропали, дрожью метая себя от стороны в стороны по глазному яблоку, наблюдая за движениями страшной огромной челюсти Таргота, вид которой до сих пор стоял перед ее глазами. Над самым ее правым глазом, под алыми косичками, заливая лицо ниже и стекая на глаза, по грязному лицу к подбородку текла горячая темная кровь. Недавно Таргот ударил ее о землю головой, и также поэтому кровь на ее лице теперь смешивалась и с золой, покрывавшей ту землю. Недавняя хватка монстра серьезно травмировала ее тело, и она совсем не могла теперь пошевелиться, будто все ее тело под легкой шерстяной блузкой, точно не предназначенной для сражений, залил металл, который она уже никак не могла поднять, не говоря уже о сковавшем ее ледяными цепями ужасе.

Больше Таргот ничего не видел. Все прочее, что находилось вокруг него, было ему тогда не интересно. Он чувствовал то же, что чувствовало его тело, и должен был слышать его мысли, находясь в чертогах собственного разума, но окружала его тогда лишь полная тишина. Монстр, что принял его облик, ни о чем не думал, будто даже не зверь, а самая настоящая бездумная кукла. Его чудовищная зубастая пасть, даже большая, чем у Самума, была постоянно угрожающе приоткрыта, а маленькие глубоко запавшие глаза, источая Белую Искру, совсем не шевелились. Он тихо стоял на месте, искажая собственное дыхание в рык, показывая своим врагам точно то же, о чем они думали теперь, и чего особенно боялись.

«Он потерял разум. Воля Россе полностью подчинила его себе». – думал про себя Самум, щуря звериные глазки, от волнения только крепче сжимая каменными перчатками золотую ручку своего топора. – «Почему же, Россе? Разве не мы исполнители твоей воли?..»

–Den fob leme iaken… (если ты продолжишь это) – занес над головой топор Самум, разводя ноги на ширине плеч, отводя правую ногу чуть назад.

Специально легкое и медленное движение Самума тоже разозлило Таргота, мгновенно выплеснувшего злость на врага, широко открыв свою огромную пасть в злобной гримасе, поднимая голову, извергая из самых своих недр громогласный рык, мгновенно оглушительно заливая им все свое окружение, вместе с тем покрывая пространство вокруг вибрациями от давления собственной внутренней силы. Самум не боялся его рыка, готовый во что бы ни стало выполнить свой долг опекуна семьи Кацер, которым оставался каждый раз, когда их отца, Бетоуэта, не было рядом. Его не было рядом и теперь, когда Таргота постигла сия страшная судьба, и только Самум мог остановить его, хоть и не хотел его убивать, все же понимая теперь, что у него может просто не остаться иного выхода. Воля Таргота была поглощена Белой Искрой, и он знал, кто стоял за таким его превращением. И к счастью, только Самум знал, как сопротивляться этой силе, пусть и всегда скрывал это от окружающих. Именно Самум был порождением той воли, что однажды обрела собственный разум.

Рывок, будто взрыв, разорвавший под собой землю, но сопровождаемый громким металлическим хрустом. Самум уже был готов использовать подаренную ему самим Россе способность Песчаной Бури, но замешкал в последний момент, заметив, как тело точно рванувшего в его сторону разъяренного Таргота лишь на метр двинулось в его сторону, затем чем-то мгновенно остановленное. Хруст металла принадлежал именно этому, металлической острой лозе, обвившей его тело. Таргот не растерялся, злобно рванув руками звенья металла, разрывая их Белой Искрой, и часть лозы мгновенно оторвалась от его тела, а часть вернулась обратно в посох, из которого и была выпущена. Она проскочила назад, собираясь в тонких бледных руках неожиданного гостя, ее хозяина, туда же направляя и злобный взгляд Таргота.

–Невосприимчив к яду, или моя лоза не смогла проткнуть его чешую? – серьезно щуря глаза, осматривал твердое как камень тело Таргота тот человек.

Он, Бог Смерти Чеистум Лиисерким, стоял довольно далеко от Таргота, облаченный в черную мятую и изодранную вуаль с капюшоном, закрывая свое только теперь удивленное и сосредоточенное лицо, чаще жуткое и безумное, тем более с его чертами явного мертвеца. Тарготу уже был знаком пугающий блеск его белых глаз, но разум едва ли напоминал ему об этом, как и совсем не казался он ему теперь пугающим. Никто из собравшихся вокруг него живых существ не воспринимался им больше как друг, и именно как на врагов, продолжая злобно рычать, он на них и смотрел. Но так на них смотрел не только он. На него, Бога Смерти, и на того, с кем он пришел решить так внезапно возникшую с Тарготом проблему, с большим подозрением смотрел Самум.

–Люди. – чуть опустил топор Самум, продолжая крепко сжимать его ручку, теперь так же крепко, в подозрении, сжимая зубы. – Вы пришли.

–Это и наша проблема. – прошел вперед, перед Чеистумом, синеволосый и синеглазый юноша в таком же синем камзоле, с толстым посохом в правой руке. – Надеюсь, ты понимаешь, какое преступление совершил Россе, и не станешь защищать его перед Уиллекроми.

«Он знает…» – про себя цыкнул Самум. «Знает про создания Рукописи Россе.»

–Нарушение Гармонии не должно остаться безнаказанным.

–Ты знал, что это произойдет. – окинул Бога Людей Унзара злым взглядом Самум.

–Что, прости? – повернулся к нему Унзар.

–Ваше место на Западе, и вы бы никак не успели прийти сюда, даже узнав о происходящем здесь в тот же миг, как Таргот вышел из Храма Бетоуэта.

Унзар был удивлен его словам, но в голове очень по-своему озвучил это удивление. «Нет ничего удивительного, что он этого не знает. Имтерды слишком глупы…даже если их создал Россе». На его слова он только покачал головой, решив не затрагивать эту тему. То, что происходило вокруг ситуации с Тарготом, и что Унзар с Чеистумом как раз пытались решить на Востоке, из-за чего и оказались рядом в нужный момент, Самума точно не касалось.

–У нас свои причины. Тем более… – со вздохом приложил левую руку ко лбу Унзар. – Нас попросила о помощи Ширава.

–Мама?.. – обомлела Импера, уже едва оставаясь в сознании от кровопотери. Но из-за окружающего гула уже затихающих стихийных бедствий, ее едва ли кто-то тогда услышал.

–Знаю, что она находится под вашей защитой. – удивленно поднял голову Самум. – Но…откуда она знала?

–Мы просто были рядом вместе с ней. Ты враг людей, Самум. Не думай, что я расскажу тебе причину. – окинул Самума вполне недружелюбным взглядом блестящих серьезных глаз под колыхавшимися на горячем ветре волосами Унзар.

–Тц. Плевать. Главное, что ты знаешь что-то про дела Россе, и сможешь решить эту проблему. – все-таки смирился с ситуацией Самум, решив хотя бы перед Лироем и Имперой не идти на поводу эмоций.

Таргот все это время не двигался, хотя раньше, пока на место бойни не пришли Унзар и Чеистум, совсем не останавливался, и не давал никому из окружающих говорить. Вокруг него со всех сторон лежало множество убитых им людей и имтердов, многие из которых уже сгорели от огненных смерчей, вызванных шальным окто Бога Природы. Получив последнее ранение, он почти перестал контролировать свою внутреннюю силу, и смятение гаснущего сознания серьезно изменило его материализацию. Только теперь Лирой и Импера, между которыми и Тарготом раньше стоял Серпион, заметили его внезапное отсутствие. Он исчез ровно тогда же, когда рядом появились Унзар и Чеистум, и только Лирой, будучи еще полностью в сознании, обратил на это внимание.

–Серпион пропал? – беглым взглядом огляделся Лирой, не находя нигде вокруг Бога Природы, тем не менее еще ощущая его внутреннюю силу где-то поблизости. С его исчезновением окружающий шум, вместе с самими природными явлениями, пропадал, а черные тучи медленно растворялись в небе.

–Эту проблемы мы тоже скоро решим. – не сводил серьезных глаз с монстра Таргота Унзар.

–Что вы намерены делать? – окончательно опустил топор Самум, понимая, что дальнейший бой будут вести уже Боги с Тарготом, и сам он, Самум, не должен допустить, чтобы от этого пострадали Лирой и Импера.

–Забирай Лироя и Имперу. – повернул к нему голову Унзар.

Самум молча опустил голову, продолжая подозрительно смотреть в глаза Унзара.

–Укрой их в Храме Бетоуэта. Там, где наши силы не смогут им навредить.

Самум мгновенно повернулся на месте, подскакивая к раненым имтердам, быстро поднимая Имперу на правое плечо, а напуганного и вскрикнувшего от подобной резкости Лироя хватая и кладя под левую руку на бедро. В то же время Унзар, продолжая теперь смотреть на все разгорающуюся в глазах Таргота Белую Искру, поднял свой посох выше, хватая его не у вершины, а по центру, явно собираясь использовать его как оружие. Окто Чеистума голубым мерцанием восстановило поврежденные звенья его посоха-кнута из сложенной вокруг острого шеста лозы. Они оба были готовы вступить в бой, и уже собирали свою внутреннюю силу вокруг своих тел.

–Именем Гармонии, что ты нарушил, Россе…

Огненные вихри, смерчи, и даже бьющие с неба молнии окончательно замолчали, чувствуя чудовищную решимость посланника Правителя Гармонии наказать тех, кто нарушает его законы. Земля под Самумом треснула, когда его тяжелые каменные сапоги рванули вперед, с прыжком поднимая его в небо, в сторону его Храма. Унзар крепче сжал посох обеими руками, понимая, что никто со стороны теперь не увидит его слабости, если его рука внезапно дрогнет, ведь именно поэтому он просил Самума и Кацер уйти подальше. Чувствуя это, в последний раз печальным взглядом наблюдая за последними секундами жизни брата Таргота, даже лежащая на плече Самума Импера в ужасе, бессильно пуская слезы, закрыла глаза. «Прости, братик…» – думала она. «Мы ничего…ничего не смогли сделать». Таргот занес Тоги за собой, а глаза Унзара ярко загорелись синим мерцанием его окто.

–Я уничтожу тебя!

Синяя стрела окто ударила вперед из посоха Унзара, сопровождаясь кружащими вокруг нее белыми сферами, также устремившимися в сторону Таргота. Монстр не мешкал, и быстрым движением своего грузного тела развернул огромный Тоги, с ударом, в сторону той вспышки, с характерным скрипом Белой Искрой сжигая окто Бога Людей. В тот же момент позади него будто из ниоткуда появился Чеистум, быстрым и сильным ударом своего посоха, теперь сжимаемого обеими руками, ударив по спине чудовища между его крыльями, сопровождая удар взрывом черной, клубящейся энергии. Удар чуть оттолкнул Таргота, но он тут же, злобно рыкнув от полученного урона, развернулся на месте, также сопровождая все свои движения атакой меча Тоги. В тот же момент, пока меч Таргота, поднимая в воздух золу и пыль под собой, Белой Искрой скользил над головой присевшего под ним Чеистума, сбоку его ударила новая вспышка окто Унзара, теперь сгустком синей разрывной энергии разрушив чешую монстра на правом боку. Тот удар едва ли остановил Таргота, на что Чеистум совсем не успел отреагировать, тут же получив нечеловечески мощный удар тяжелой ноги монстра в голову, ударной волной совсем закрыв Таргота в облаке золы. Этого удара более чем хватило, чтобы сломать Богу Смерти шею, и разорвать солнечное сплетение, едва удержавшее голову на плечах.

Отброшенный страшным ударом назад, со шлепком, разбрасывая воду во все стороны, влетев в крупную лужу недалеко позади, Чеистум без промедления оттолкнулся руками от земли под водой, так отскакивая назад и вставая на ноги. Капюшон с него слетел, а изо лба, открывая часть разрушенного теперь черепа, на лицо вытекала кровь. Она не струилась, не фонтанировала, ведь в мертвом теле Чеистума не было напора крови, и даже потеря внутренних органов не была проблемой для управляющего им проклятья. Проклятья, содержавшего его волю, которым он когда-то сам убил свое тело, затем им же его воскресив и подчинив.

Атака, которой Унзар пытался прикрыть маневр Чеистума, не дала желанного результата, но дала ему достаточно времени для подготовки новой, но уже куда более мощной атаки. Собрав вокруг своего посоха побольше внутренней силы, он заставил посох сиять, подняться в воздух перед ним, полностью покрываясь его невероятной силой окто. Таргот уже развернулся в его сторону, когда посох вернулся в правую руку Бога Людей, заливая все свое окружение лазурным сиянием, разгоняя землю, пыль и пепел вокруг себя, теперь занесенный позади Унзара, будто им он собирался ударить по Тарготу, тем более что тот уже ринулся к нему, со злобной гримасой страшного лица покрывая все свое тело Белой Искрой.

С ударом вперед, приняв тяжелый упор на левую ногу позади себя, чтобы устоять на ногах, посох Унзара разразился ужасным взрывом, фокусируя всю свою мощь в толстый луч окто, ударивший с такой силой по рванувшему в сторону Бога Тарготу, что даже изредка продолжавшие бить в округе по своей воле с уже почти чистых небес молнии не сумели своим громом перебить тот взрыв. Весь мир вокруг залил невыносимый свет, а уши Унзара поглотил грохот. Он чувствовал, как Белая Искра Таргота поглощает его окто, но не успевает сделать этого достаточно быстро, ведь именно поэтому он решил использовать столько внутренней силы для создания одного мощного удара. Всю его разрывающую силу монстр бы никак не успел поглотить, даже используя Искру, обладавшую невероятным поглощением Зеленого и Красного Пламени.

Но поднятая тем ударом окто земля мгновенно разлетелась теперь, разгоняемая, вместе с еще не угасшей энергией Унзара, давящей на все свое окружение внутренней силой Таргота, Белой искрой поглощая все пространство вокруг него. Открывая его правда поврежденное теперь огромное тело, с раздробленной кровоточащей левой рукой, которой тот явно закрылся от удара, поле боя залил новый грохот, но теперь исходивший из пасти монстра, сопровождаемый до предела злобным, ненавидящим все живое, рыком.

–В нем не осталось ни капли сознания… – пробежала по лбу Унзара капля холодного пота. – Даже если я использую всю свою внутреннюю силу, его Белая Искра не выгорит, и я не смогу лишить его тела ее воли. Так мне его не освободить.

Рык чудовища не прекращался, а его сила, кажется, с каждой секундой только росла.

–«Ширава…» – крепко сжимая зубы, думал про себя Унзар. – «Как же мне…спасти его?»

Рык остановился, и Таргот занес правую ногу назад, готовясь к рывку, лишь одной правой рукой забрасывая Тоги над собой, готовясь им в одно движением уничтожить вставшего у него на пути Унзара. Его левая рука бессильно болталась от его движений, раздробленная по самое плечо, ужасной болью только добавляя Тарготу бешенства. Совсем недалеко уже собирал в свой посох Завядшую Розу внутреннюю силу Чеистум, сам думая, стоит ли ему вмешиваться в дело, изначально порученное только Унзару.

–Уиллекроми дал приказ, и мы не можем его игнорировать. – достаточно тихо проговорил он.

Унзар молчал, наблюдая за изменениями чудовищной гримасы Таргота, что уже точно был готов разорвать его в клочья. Он все еще надеялся, что разум вернется к нему хотя бы на мгновение, и он сможет подсказать ему, как ему поступить, что сделать для выполнения воли Уиллекроми, но и для спасения сына его дорогой подруги Ширавы, о которой он теперь заботился будто о собственной сестре, а то и вовсе возлюбленной.

Мир исказился в тот же миг, когда Таргот сделал рывок вперед, и когда резкая острая боль пронзила уже его правую руку. Он все еще все чувствовал, все видел, и все слышал со стороны, наблюдая за своим телом из собственных чертогов разума. Только теперь его сон стал осознанным, и он понял, где находится, и что происходит вокруг него. Он дошел до того самого момента, на котором его вечный ночной кошмар всегда заканчивался. Через секунду Унзар Синей Искрой должен был отрубить его страшную огромную руку, разделив его тело и Тоги, в результате чего все тело сгорит в Белой Искре, больше не в силах ей сопротивляться. Это был момент его смерти, и он навсегда его запомнил, после того во многом виня людей, заранее им не доверяя. И картина именно этого момента всегда искажалась в его кошмарах, показывая лишь то, что запомнил он, и что подделал его мозг.

Вспышка пламени, а не Искры, и не первородного, а созданного чьим-то окто. Два длинных меча, будто ножницы, отрезают его руку, как через масло пройдя защиту ее чешуи. Он не помнил этого, и был уверен совершенно в другом. Ослепительный свет собственной Белой Искры залил его глаза, а уши раздирали звон и свист. Сознание быстро покидало его, вместе с чем, тогда, на самом деле, его покидала и жизнь. Мир начал мерцать, исчезая, а в его голове совсем затих голос Тоги, из-за которого он уже совсем не слышал даже собственного дыхания. Сон быстро проходил, но вместе с ним росло и волнение настоящего Таргота. То, что лишило его руки, не было посохом Унзара, и вовсе не Унзар стоял перед ним теперь, грустными и злыми глазами смотря на его сгорающее в белоснежном свете тело.

–Ты?.. – быстро отдаляясь, звучал в его голове испуганный голос настоящего Унзара, все еще стоявшего перед ним, но так и не решившегося что-то сделать.

Тот, кто встал между ним и Тарготом тогда, отрубив его руку, продолжал молчать, пока тело Таргота совсем не исчезло, а его меч Тоги не вернулся в свою первоначальную форму. Но сон Таргота еще не закончился, будто вовсе не свою память он видел теперь, и совершенно иначе чувствовал тело. Теперь он видел память Тоги.

–Почему?.. – зло шипел Унзар.

–Это был единственный способ. – тихо дрожал голос перед ним.

–Должен был быть и другой. – злобно крикнул Унзар.

Тогда тот, кто стоял перед ним, все так же держа в руках мечи, посмотрел на него, и голос Унзара совсем пропал. Что-то было не так с тем лицом, вечно казавшимся ему самым ужасным, самым гадким и подлым, из-за которого и случились все беды семьи Кацер до и после того случая. Впервые за долгие годы, он увидел на этом лице слезы и злость будто на самого себя.

–Поверь… – прикрыл влажные угольные глаза Геллар, поворачиваясь обратно к месту, на котором только что, по воле Россе, погиб его племянник, сын его дорогой сестры, которую он предал, за что до сих пор себя ненавидел. – Я знаю, как жестоко Белое Пламя. Как жестока его Рукопись.

Унзар молчал, наверняка и сам понимая, что иного выбора не было, теперь уже злясь на другое, что сам не заметил подвоха, и не смог защитить Таргота от воздействия Россе. Он отправил Бога Природы на защиту Кацер не только по просьбе Ширавы, но и по собственному желанию, из личных подозрений, зная о порождениях воли Россе, окружающих весь род Кацер. Но его создатель, Верховный Властитель людей Нис, потерял связь с Серпионом, будто тот исчез из людского мира, и уже предчувствуя неладное, они с Чеистумом, теперь молча стоящим в стороне, отправились на его поиски. Он не знал, что происходило с Кацерами все то время, пока они не пришли им на помощь, но были совершенно уверены, почему это произошло, и кто был в этом виноват.

–С этой силой ты сможешь защитить их. – пронесся по голове уже просыпающегося Таргота нежный и добрый голос Южного Военачальника имтердов Алиакифа, кто и подарил ему Тоги. – Не бойся. Я напишу про тебя книгу, в которой ты будешь сильнее, величественнее…

Даже через сон, Таргот чувствовал, как теплая кровь стекает в его рот с прикушенного острыми зубами языка. Он изо всех сил нажимал на него, пытаясь болью вернуться в сознание, не желая больше слышать те слова. Особенно противно было то, что Россе говорил с ним устами Алиакифа, ведь его, Самума и Муссон он тоже свел с ума, и их руками делал ужасные вещи, пока его не покарал за это Уиллекроми. Все они стали жертвой Белого Пламени, хоть никто и не знал, что даже сам Россе был лишь обезумевшей жертвой силы, которую должен был контролировать, но Проклятья которой не выдержал. Многих его тайн не знали даже Правители, и никак не могли добраться до предмета, в котором теряющий разум Клинок Власти оставил все свои ответы.

–Это будет моя Рукопись. И в ней я опишу…новую историю для этого покинутого Создателем мира.

Глава 4. Старый брошенный мир

Разливаясь по небосводу золотым сиянием, солнце все росло на глазах жителей поднебесья, угрожающе приближаясь к земле, будто готовое в любой момент обрушиться на нее дождем из Золотого Пламени. Становилось все жарче, и даже свою новую кожаную курку, пришедшую на замену выброшенной порванной толстовке, Таргот полностью расстегнул, пусть даже и чувствовал теперь небольшую прохладу от несшегося ему на встречу ветра. Он уже сидел на лошади, карьером бежавшей от самой деревни в сторону Ренбира, по той же дороге, уже даже живее и энергичнее, чем вчера. Глаза Таргота все еще слезились от постоянной зевоты, и даже ему, когда-то жившему и умиравшему в огне, приходилось скрывать от солнца и без того горячую от мыслей голову тонким кожаным капюшоном. Едва проснувшись недавно, он в спешке разобрал свой мешок, съел всю содержавшуюся в нем еду, и так же быстро переоделся, сами мешок и бывшую толстовку оставив в хате, и так, без лишнего груза, вывел свою лошадь из стойла и, затем, из деревни. Никого кроме него в деревне не было, и в этом он был уже полностью убежден. Скорее всего, никаких жителей, как и никакого рыжего священника, там не было изначально, и все происходившие с ним в деревне события были заранее подстроены Негласным Правителем. Впрочем, если это было не так, Тарготу уже все равно не было до этого никакого дела. Теперь он думал совсем о другом.

Он задавал немало вопросов самому себе, и своему мечу Тоги, так и занимавшему собственные ножны на спине Таргота, что тот всегда хотел исправить, просто выбросив злое оружие куда подальше, чтобы никогда его больше не видеть, но чего сделать не мог, ведь, в прямом смысле, боялся этого не пережить. Опекуны, то есть Немира и Джожди Кацеры, подарили Тарготу Тоги, вместе с ожерельем из Золота Судьбы, на его восемнадцатилетие, и с ними же передали ему послание от Уиллекроми, по которому он никогда не должен был снимать ожерелья, и по которому всегда должен был следить за Тоги, заботиться о нем, и ни в коем случае с ним не расставаться. В недавнем сне Таргот узнал, что вовсе не Унзар разрушил волю Тоги, отрубив Тарготу руку с мечом, хотя именно этого от него требовал Уиллекроми. Этот факт только усиливал внезапное смятение бедного имтерда, ведь получалось, что всю его новую жизнь, в которой он не раз сам разговаривал на тему случившегося 400 лет назад инцидента с Унзаром, его обманывали. Бог Людей сам говорил, что отрубил руку Тарготу в попытке его остановить, и именно это он помнил раньше сам. Почему-то теперь, когда он увидел правду во сне, в его голове начали всплывать и другие истины, которые он раньше никак не мог заметить, и просто не мог о них думать, ведь его восприятие вещей, с которыми они были связаны, слишком от них отличалось. Теперь ему понемногу открывался и смысл слов Негласного Правителя, которые он слышал от него вчера перед сном. Неужели люди, которым он и без того никогда не доверял, врали ему даже о делах его дяди Геллара в те времена, когда он был еще мертв? Зачем ему было останавливать Тоги? Ответы на эти вопросы теперь он мог узнать только у их первоисточника.

Отставив раздумья на второй план, Таргот не раз останавливался по пути, еще с некоторым интересом наблюдая за шествующими в окружающих полях войсками людей. В некоторых местах, по всей Ренбирской равнине, тянулись вдаль, и даже ввысь, линии обороны Демонов. Тем не менее, расстояние от них до границы Запада и Юга составляло не меньше десятка километров, да и сама линия обороны была не так плотна. Скорее всего, как изначально и думал Таргот, Мерсер приказал людям сосредоточить наибольшие свои силы в нападении, а не в обороне. Земли Марконнор должны стать тяжелым полем боя, ведь противник идеально к ним приспособлен, а большая часть информации о строении их горных гряд за сотни лет уже бесследно исчезла. Тем не менее, в армии людей было куда больше сильных воинов, и все они были уникальны сами по себе, в то время как воины имтердов были почти полностью идентичны друг другу, и ведомы не собственным разумом, а волей своего Верховного Властителя и его командиров. Южный фронт, откуда, со стороны Земель Марконнор, наступление будет вести наиболее опасный Военачальник, Архей ардов и их Верховный Властитель Хемирнир, был подкреплен наибольшими силами его Хемир и ардов, в то время как Восточную армию, нападающую с самого центра Земель Марконнор, люди решили останавливать силами лишь Рыцарей Последнего Часа. Старых Демонов было не так много, чтобы дать достойный отпор объединенным силам имтердов и ардов, но в их числе было и не мало известных героев, включая и Богов. И Тарготу, все еще теряющемуся в сторонах, заранее стоило запомнить расположение войск обеих сторон, если дальнейший путь однажды приведет его в Земли Марконнор. Наверняка, люди еще дадут ему право выбора перед началом войны, и он сможет получить важную информацию касательно их планов на этот период из первых уст. По крайней мере, он должен был знать, где ему и его семье будет проще всего пережить первые бои, чтобы присоединиться к ним уже под конец, когда все Первые рас будут повержены, и в живых останутся только самые важные для мира существа.

Облака совсем теперь перестали двигаться, пропадал ветер, и только теперь, через пару-тройку часов пути, Таргот начал чувствовать в себе небольшое аномальное волнение, наверняка вызванное в нем той самой частью изменения окружающей погоды, в которой солнце, как «всевидящее око Уиллекроми», накрывало своим светом все большую площадь земли, и, чувствуя на себе его взгляд, на спине Таргота трепетал так же связанный с сознанием своего владельца Тоги. Вместе с обыкновенными явлениями природы, пропадали теперь и менее заметные вещи, включая вчерашнее пение птиц, и даже стрекотание цикад и кузнечиков. Почти все животные вокруг прятались по своим жилищам, кое-где мыши-полевки уже сбегались в свои норы рядом с дорогой, будто пытаясь хоть где-то укрыться от приближающейся бури. Весь мир вокруг будто затих, и именно дурным знамением все это приходило в голову Таргота теперь. Мир хотел жить, и в нем еще были те, кто жаждал этой жизни, цеплялись за нее, и кто был далек от всех тех Проклятий, что свели с ума существ, что в этом мире должны быть самыми мудрыми и сильными, но теперь жаждущие только смерти как последние безумцы.

Уже к полудню Таргот стал замечать, как еще недавно обдувавший его ветер, хоть немного разбавлявший окружающую жару, окончательно пропал, переходя теперь в полный сухой и горячий штиль. До Ренбира оставалось всего пару верст, но он не планировал заглядывать в сам город, тем более что места на дороге теперь становилось довольно мало из-за уже куда чаще встречающихся людей, идущих в ту же сторону. Из-за них Тарготу уже пришлось немного сбросить скорость, что тем более не входило в его планы. Вместо этого, на узкой и заросшей тропке, проходящей влево от самого города, уже по Лесу, он свернул к другому пути, известному тогда уже ему одному, а потому полностью безлюдному, и более удобному для выполнения его планов.

Конечно, подземная система ходов под Ренбиром содержала в себе далеко не только одну систему канализации, но и целую уйму секретных ходов, некогда предназначавшихся именно для передвижения Демонов. В те далекие времена, с которых этими ходами люди совсем перестали пользоваться, и сам город Ренбир выглядел иначе, и был он почти пустым, вместо домов содержащим одни только укрепления, защищавшие от имтердов Ренбирскую Пирамиду, единственную с тех времен сохранившуюся почти в первозданном виде. Синокин был выстроен людьми прямо из камня глубоко под Ренбиром, и именно к нему вели всего его тайные ходы, и там же была тайная база Демонов, скрытая от глаз имтердов. Даже зная о существовании этого города, враги людей ничего не могли с ним сделать, и часто погибали сами в лабиринтах каменных туннелей, выработавших собственную экосистему за время своего существования, породившую немало жутких созданий в окрестностях подземного города, убивавших любых встреченных ими живых существ. Все входы в подземную систему Ренбиру были давно запечатаны и скрыты от людских глаз, и только те, кто уже бывали там раньше, помнили о их существовании, и могли найти их снова на прежних местах. В числе таких счастливчиков очень кстати был и Таргот, некогда посещавший Синокин в одиночку, еще 400 лет назад, сам желая встретиться с Археями людей для «важного разговора». Тогда подобная выходка едва не стоила ему жизни, и людям самим пришлось спасать его от опасностей Ренбирских подземелий. Где находился ближайший к нему теперь, и потому наиболее удобный, вход, он все еще хорошо помнил, тем более что и найти его тогда было совсем не сложно – кто-то еще совсем недавно, до него, приходил его искать, и, вполне вероятно, свою задачу выполнил.

Он остановился на небольшой полянке в лесной чаще, окруженный елями и соснами, в свете залившего золотом все вокруг солнца выглядящих как-то особенно красиво. Его лошадь еще почти не успела устать, и Таргот мог бы многое еще из этого выжать, как бы он, наверняка, и сделал бы раньше, постоянно стараясь получать от своего окружения максимум, теперь в этом просто не нуждаясь. Спрыгнув с лошади в высокую, хоть и притоптанную недавно в некоторых местах, траву, глухо хрустнув под собой сухими еловыми ветками, он прошел мимо лошади, гладя ее рукой, в сторону одного единственного особенного места на той поляне. Здесь уже не было слышно людской суеты с дороги, и даже ветер больше не шумел деревьями вокруг. Здесь Таргот видел еще выглядывающие даже из-под высокой травы серые каменные дверцы, треснувшие, с уже едва разбираемой гравировкой по центру, совсем изъеденные временем и заросшие. Таргот тихо прошел в сторону тех дверей, еще торчащих из земли, как и столетия назад серых, и все таких же маленьких для его роста. Присев рядом с ними на одно колено, он достал Тоги из ножен, и ими резко рубанул траву перед собой, теперь точно видя тот каменный прямоугольник, уже не запечатанный, будто его правда совсем недавно кто-то открывал, и наверняка, как и Таргот, оттуда отправился в Синокин. Ржание уже уходящей обратно к дороге лошади, которой Таргот указал «идти на свободу», сопроводило внезапно пронзившую его разум мысль о сущности тех, кто мог воспользоваться тайным ходом под Ренбиром до него. Именно с этой мыслью, уже не теряя ни секунды на раздумья, он почти выкопал заваленные землей и срубленной травой дверцы, и изо всех своих немереных сил воткнул руки между ними по центру, потянув их на себя, едва не вырвав их из твердой земли, отчего они мгновенно распахнулись, открывая глазам Таргота свою мрачную внутренность.

Поднявшись обратно на ноги, сразу кладя Тоги на плечо, совершенно уверенно и бесстрашно теперь он ступил внутрь, под землю, всем телом сжимаясь, пролезая через мелкий проход внутрь на уже более широкую и высокую каменную лестницу. Своего рода ностальгию вызывали в нем очертания давно знакомых стен, узкого прохода с невысоким потолком, серых ступенек, освещаемых по бокам, на стенах, кристаллами Зоота, свет которых уже давно померк, но все еще был хорошо заметен острым глазам имтерда. Блеклые стены, частью уже посыпавшиеся от времени, были еще влажными и холодными, и Таргот, на всякий случай, чтобы не поскользнуться на скользких ступенях, все время спуска держался за них левой рукой, так почти не чувствуя их холода из-за перчаток. Чем ниже он спускался, тем холоднее становился окружающий воздух – солнце еще не успело пропечь землю, как оно делало это раньше, пусть и вовсе не в столь раннее время, и вовсе не на такую глубину. Здесь, под землей, оно уже совсем не доставало Таргота, и даже чувство тревоги Тоги, которое в нем все не затихало, постепенно слабело с каждым метром его погружения в пучину тьмы, в которой никакие силы более не смогут за ним следить, но и в которых он сам не знал, что будет делать. Он ступал на землю по-настоящему чужую, и должен был, впредь, как следует продумывать свои дальнейшие действия.

Спустя буквально несколько минут, по пути один раз остановившись, совсем уже забыв, сколь велик был всегда тот спуск, он, наконец, вышел уже к самим серым туннелям, сразу остановившись там у небольшой развилки, ведущей в три стороны. Он уже почти не помнил, как выглядела эта часть подземелья раньше, но был уже наверняка уверен, что путь вести ему было нужно только вперед – все остальные пути лишь водили бы его по кругу, на что некогда и рассчитывали люди в войне с имтердами, также снабжая те пути редкими и хитрыми ловушками, уже давным-давно обезвреженными и не опасными. Тут и там теперь Таргота встречали прямоугольные туннели, также тускло освещенные Зоотом, выглядящие тогда еще в меру ухоженными, будто какое-то время люди за ними следили, и только недавно их запустили. Вокруг стояла мертвая тишина, не нарушаемая пока даже ударами капель воды о землю, и все это уже начинало угнетать его, пусть и ценившего тишину, но все же еще настороженного и взволнованного. Дабы долго не терпеть этого, он ускорился, так и держа меч на плече, готовый в любой момент им воспользоваться, тем более учитывая возможность его скорой встречи с кем-то, кто воспользовался тем же ходом до него наверняка совсем недавно. Еще через пару минут, пройдя по пути несколько других неинтересных развилок, он добрался до новой, но уже куда меньшей, лестницы. Общая влажность воздуха поднималась с каждым его шагом вглубь этих подземелий, уже точно частично перестроенных в канализацию после последнего визита в них Таргота. Сама та новая лестница, ее ровные прямоугольные ступеньки, и очередная развилка перед ней, по определенной причине были ему уже совершенно не знакомы, и полагаться в них ему оставалось лишь на собственные интуицию и логику.

Вечная влажность последующих туннелей, постоянно капающие с потолка капли грязной воды, с шумом разбивающиеся о зеленоватый пол под собой, уже куда отчетливее запомнились Тарготу еще сотни лет назад, и, скорее всего, он уже был в тех туннелях, хоть и попал в них по другому пути. По уже совершенно туманным остаткам памяти, он двигался здесь снова вперед, уже обращая внимание, как ранее бетонные стены теперь совсем заменили четко выделяющиеся, частично обвалившиеся и подгнившие, кирпичи. Тут и там с них свисала на пол не совсем понятная Тарготу тягучая зеленая жижа, а где-то росли и "грязные" растения. Не нужно быть семью пядями во лбу, чтобы понять – над ним уже как раз простилалась Ренбирская Канализация. Говоря еще проще, он был теперь совсем близок к цели, пусть и не совсем понимал, где ее теперь искать. В нескольких местах впереди, когда он дошел до стены даже продолжая путь все время вперед, с еще двумя развилками по бокам, пол и стены украшали следы явных взрывов и огня, а некоторые проходы дальше были хорошенько завалены. Он не мог активно применять окто в этих туннелях, чтобы, хотя бы, не обрушить их себе на голову, и потому не мог разобрать те завалы с его помощью. Еще раз, на секунду, задумавшись, он повернул направо, в итоге пройдя полукруглый тоннель, вернувшись туда же, откуда пришел. Его цель и вправду теперь будто ускользала от него в этом скользком, холодном и влажном подземелье, наверняка для этого когда-то и созданного, теперь работавшего строго по плану. Плану путать имтердов.

Лабиринт, в который превратилось это место за время отсутствия Таргота, очень сильно петлял теперь даже сторонними путями, и почти все они вели в одни и те же места. Последний туннель, на который вышел Таргот, и по которому теперь ходил кругами, был не очень большим, и по бокам его частенько встречались те или иные препятствия, будто кто-то нарочно завалил внешние ходы канализации от подземных ходов как мог. Движение Таргота к возможному выходу, в купе с его активными размышлениями на этот счет, только сильнее подгонялись окружающим неприятным даже на ощупь холодным воздухом, и источаемым всем его окружением запахом почти токсичной коррозии. Тем более, что ему уже надоело тут и там спотыкаться о камни на полу, совершенно незаметные в тусклом свете окружающего Зоота, в некоторых случаях даже не закрепленного держателями на стенах, а просто лежащего на полу вместе с самими держателями.

Неспешным шагом, держа левую руку на подбородке, водя пальцами по грубой и черствой бороде, он прошел чуть вперед, по самому центральному коридору, теперь стараясь сосредоточиться и придумать дальнейший план, хотя бы, чтобы выбраться из этого тоннеля. Он хорошо запомнил весь проделанный им теперь путь, и был совершенно уверен, что открытых выходов из последнего туннеля, в котором он застрял, из-за завалов не осталось. Именно потому идея разгребать камни голыми руками теперь уже не казалась ему слишком бредовой, ведь он не мог терять время на пустые блуждания, зная, что в это самое время где-то наверху на его брата Соккона может охотиться его сестра Импера, чему он был обязан вовремя помешать. Как нельзя кстати, его размышления о завалах и тяжелом физическом труде прервались почти мгновенно, когда за пазуху ему, как раз проходившему под самым центром туннеля, с потолка упала капля ледяной воды. Он резко убрал руку от подбородка, развернув голову назад, и почти с ударом махнул Тоги за собой, направляя его острием куда-то в сторону пустого коридора. Он был столь сосредоточен на своих мыслях, что едва не был готов теперь со всей силы ударить окто по тому, кто его отвлек. Поняв же, что отвлек его не «кто-то», а «что-то», он быстро осмотрел потолок над собой, откуда ему, снова, уже на лоб упала новая капля ледяной воды, от которой он успел вовремя закрыться левой рукой. Касания этой воды его тела были ему ужасно неприятны, но все же правда кое в чем помогли. По крайней мере, теперь он обратил внимание на то, что действительно было важно, и невыгодные его планам идеи быстро покинули его голову.

Был потолок, конечно, невысок, и Таргот вполне мог рукой дотянуться до него, ощупать, и сделать нужный вывод, осматривая затем свою мокрую от осевшей на потолке воды перчатку. "Вот оно." – подумал Таргот. Над ним, по крайней мере в том месте, где он остановился, было помещение, наполненное водой. Таргот отошел на пару шагов назад от того места, взяв Тоги в обе руки, чуть согнувшись на месте, целясь получше, чтобы, буквально, вскрыть потолок мечом. Если его предположение теперь было верно, по ту сторону потолка наверху могла быть часть некоего резервуара, скорее всего, судя по состоянию потолка, не сильно вместительного, тем не менее являющегося частью именно канализации, куда он и пытался попасть. Он вполне мог пробить потолок здесь, подождать пока из него выльется вся вода, и затем уже спокойно подняться наверх, куда бы это его, на самом деле, не привело. Это был очень рискованный шаг, ведь он бы наверняка утонул, если бы той воды оказалось много, и она бы затопила все окружающие туннели (для чего ее должно было быть не просто много, а невероятно много). В любом случае, он все еще торопился поскорее найти сестру, и потому этот вариант казался ему лучшим выходом, чем разбор окружающих завалов, тем более в недостаточном для этого освещении кристаллов Зоота вокруг.

Одним колющим ударом он вонзил меч, еще обычных размеров, глубоко в центр того прямоугольника, который на потолке, от стены, был наиболее влажным, и точно был полом резервуара с водой. Вода быстро побежала по лезвию меча, с хрустом вошедшего в мягкий камень, и Таргот, использовав меч как лом, сильно напрягая мышцы своего нечеловеческого тела, обеими руками нажимая на рукоять, буквально выломал так часть потолка, отскакивая при этом назад, сам едва не попав под струю воды, ударившую из оставленной им щели. Как он и надеялся, поток тот был не очень силен, а значит и воды наверху было не слишком много. Пусть он и не мог усилить ее напор, он мог добавить потолку новых дыр, чтобы вода оттуда слилась быстрее, и он скорее смог подняться наверх. Он нанес еще удар, еще два, три удара, и все еще ему казалось это медленным. Его снова объяло какое-то напряжение, но уже не похожее на злость, а больше напоминавшее страх. Ему казалось, что в окружающей его темноте, в почти мертвой тишине, где рядом с ним, был кто-то еще, тихо и скрытно следя за каждым его действием. Внутренняя аура Таргота не улавливала присутствия никого постороннего, и это было больше похоже на паранойю, что все равно не меняло факта его внезапного волнения, никогда не возникавшего без причины. Шум, созданный им, лишь подтолкнул его к идее, что кто-то теперь заметит его присутствие уже в канализации, и придет оттуда наверх по его душу, а возможно и устроит ему там засаду. В таком случае лишний враг на хвосте был ему тем более очень некстати.

Еще раз почти судорожно оглядевшись, уже почти всем телом промокнув от вырывающейся из потолка воды, он занес Тоги под собой, слева, раскалив его своим окто, теперь уже плевав на шум и возможность обрушения потолка, что было ему тогда только на руку. Влив в меч совсем немного внутренней силы, испаряя им, все время нагревающимся, бьющую сверху воду, он вертикально, снизу-вверх, ударил по потолку, окончательно его разрушая между оставленными им ранее дырами. Удар оказался не столь мощен, как ожидал Таргот, и вода, ринувшаяся мощным потоком теперь через уже полностью разрушенный вместе с частью стены рядом прямоугольник потолка, поглотила большую часть взрыва огненного окто, залив окружающий, и без того сырой и влажный, коридор пеленой парового тумана. Таргот все равно был уже мокр до ниточки, и теперь ему не нужно было отходить от потоков воды подальше. Вода сверху уже перестала бить из всего прямоугольника, а начала стекать лишь сбоку, показывая, что уже почти вся она вытекла оттуда, где находилась, и помещение сверху от себя она уже освободила. Из-за застилавшего весь туннель вокруг пара Таргот почти не видел, что происходило наверху, но уже и без того собирался во всем разобраться сам, залезая наверх, скрываясь подальше от все время нарастающего в нем чувства слежки, которому и туман не был помехой, и через который кто-то, не видимый Тарготом, продолжал за ним следить.

Он убрал ни чуть теперь не изменившийся Тоги в ножны, чуть подпрыгнул, схватившись за наиболее ровный от взрыва уступ потолка, еще в прыжке подтянулся рукой, и поднялся наверх, под конец левой ногой отталкиваясь от кирпичей стены. Он уже почти ничего не видел, ведь в помещении выше не было никаких источников света. Тем не менее, глаза Таргот тоже были непростыми, и им много света было не нужно, и даже с тем, что он имел, и что еще светило наверх через дыру под ним, он хорошо мог рассмотреть свое окружение. Идеи, как всегда быстро посещающие в подобных случаях в меру начитанного и наделенного острым умом Таргота, мгновенно пронзили его голову, и дали куда более точную картину местности, чем то, что я описал выше. Он лег над проделанной им дырой, свесив над ней лишь верхнюю часть тела, протянул руку к держателю Зоота совсем рядом, сорвал кристалл, и, подбавив ему света своей внутренней силой, мгновенно осветил им все помещение, в котором ему довелось оказаться теперь.

Он поднялся на ноги, еще раньше приметив рядом небольшую приставную лесенку, ведущую уже наверх, к чему-то вроде смотровой площадки. Как оказалось, было это помещение и вправду небольшим резервуаром с водой, бетонной ванной, находящейся в совершенно мелкой комнате. Как понял Таргот – это помещение было одним из ответвлений канализации, а его целью была перегонка сточной воды в воды самой системы очистки через уже давно забившиеся от времени трубы по бокам стен. С тех пор, как канализация перестала обслуживаться реальным человеческим персоналом, многие ее части перестали функционировать как полагается, и совсем ушли в запустение. Эта ее часть, судя по качеству воды, с осевшей на полу и прилипшей к нему грязи, наверняка также была заброшена. Уже даже не отряхиваясь или выжимая мокрую до нитки одежду, Таргот перескочил край резервуара, забрался на лестницу, и по ней, скрипя ее старыми металлическими прутьями, сложенными вместе для объема, забрался на верхнюю площадку, в стене которой и была дверь, наверняка связывающая то помещение с остальной канализацией.

Отворив ту съеденную временем, а оттого со скрипом еле двигавшуюся дверь одной рукой, удерживая в другой руке кристалл Зоота, он незамедлительно ступил внутрь, выходя уже в куда больший туннель, и, также, куда более освещенный. Дверь за собой он закрывал медленно, дабы ее скрип не слишком вредил его ушам, и поглотившей их мертвой тишине, только частично нарушаемой и другим шумом – ударами капель воды о бетонный пол, и гулом той же воды, падающей уже куда большими потоками, где-то вдалеке. За той же дверью было уже теплее, чем в помещении с резервуаром, и тем более жарче, чем в подземельях под ним. Никаких запахов, впрочем, Таргот почти не чувствовал – он и сам теперь весь насквозь пропах сточной водой.

Подсвеченный мерцающими тут и там зелеными грибами, белыми цветками, и прочими элементами флоры наверняка только Ренбирской канализации, тоннель казался куда больше, чем был на самом деле, ведь потолок его почти целиком покрывала большая тень, за которой и вовсе казалось, что его там нет. Таргот постарался направить свет кристалла Зоота в своей руке в дальний верхний конец потолка туннеля, концентрируя свою внутреннюю силу на определенной маленькой площади кристалла, но вместо этого разжег его целиком, будто окружающий то место кристалл равномерно распределял внутреннюю силу по всей своей площади, и сильно светить только в одном месте и сильным лучом не собирался. Лицо Таргота тогда даже ни капли не изменилось, будто он заранее понимал глупость своей затеи, и не слишком в нее верил. Тоннель вел только в две стороны, то есть теперь, для вышедшего сбоку из двери Таргота, направо и налево. Был он полукруглый, диаметром не меньше десятка метров, и освещен, как и было описано ранее, лишь снизу, и в редких местах наверху, чего Таргот почти не видел, и куда ему смотреть было не за чем.

«Вот я и на месте.» – продолжал осматриваться Таргот. – «Если я правильно помню, все эти туннели закольцованы, хотя из-за размеров самой системы угол их поворотов сложно заметить. Обходить все по кругу слишком долго, так что лучше выбрать правильное направление сразу.»

Совсем не обращая внимания на состояние своего тела и одежды после купания в местной сточной воде, Таргот спустился по небольшой каменной лестнице с площадки вниз, проходя мимо ядовито-зеленых светящихся растений, специально переступая их, стараясь, по крайней мере, не прожечь ими свои сапоги. Да, подобного типа растения, также выросшие в подобных условиях, частенько оказываются токсичными не только внешне, но и внутренне, выживая в по-настоящему грязной и опасной среде, так же серьезно защищаясь от ее воздействия, вырабатывая крайне мощные яды и даже кислоты. Тут и там по стенам туннеля на пол бежали мелкие ручейки мутной серой воды, блестя от всего спектра попадающих на нее зеленого и белого света, также как от света Зоота в руке Таргота светились и впитывающие окружающий излишний свет и некоторые цветы. По большей части, они росли на стенах и углах между ними и полом, подпитываясь бежавшей в небольших углублениях тех углов грязной водой. Именно свойства той воды, немало растворенной и в окружающем влажном и тяжелом, теплом воздухе, и придавали необычных свойств окружающей растительности, пусть не слишком густой, но куда более активной, нежели таковая на поверхности. Некоторые цветы по своей воле закрывали бутоны, скрывая их от раздражающего света Зоота, а то и вовсе от внутренней силы Таргота, и в некоторых местах трава чуть вытягивалась ввысь, будто пытаясь что-то показать активной форме жизни рядом, отпугивая ее своим «грозным видом». Вовсе не такими запомнил те туннели Таргот, и правда вовсе не такими они были раньше. Следы от давнего пребывания в этой местности людей были почти не заметны, и, если бы Таргот не знал истории этих путей, столетия назад пользовавшихся большой популярностью у желавших посетить Синокин людей или диверсантов-имтердов, он бы даже не обратил на них внимания, а то и вовсе бы их не заметил. Так или иначе, он не питал никакой ностальгии и тепла в памяти к этим местам, в которых он и бывал прежде лишь раз, сам тогда потерявшись в их вечных лабиринтах, только благодаря помощи добрых людей найдя оттуда выход. Он уже вытащил Тоги из ножен, положив его в правую руку, а кристалл Зоота в левую, все еще чувствуя на себе давление света направленных на него глаз уже упомянутого ранее неизвестного наблюдателя откуда-то со стороны, и не мог долго стоять на одном месте. Хоть и смутно, он уже представлял, в какую именно часть канализации он теперь попал, и оттуда вполне смог бы сориентироваться, если бы смог вспомнить, в какую сторону ему нужно было повернуть. В его памяти уже всплыл образ похожего туннеля, заканчивающегося мостом над высокой пропастью, где и была прямая дорога в Синокин. Состояние этих туннелей наверняка изменилось за последние годы, и прямого выхода оттуда на мост, как и самого моста, он мог уже не найти. В любом случае, столь большой мост не мог исчезнуть без следа, и по виду зала, в который он попадет, если найдет то же место, он наверняка поймет, что пришел куда собирался. Осталось только выбрать подходящее направление.

То, что я недавно назвал паранойей Таргота, с каждой секундой только усиливалось, и, только теперь как следует на этом сосредоточившись, он смог понять, откуда на него смотрел тайный наблюдатель, совершенно серьезно решив тогда, что таковой правда существует, и находится рядом. Тело Таргота было куда больше восприимчиво к давлению света, чем тела простых людей, и это было, своего рода, его защитным механизмом. Он без труда разобрал направление света, подкрепив его обычной логикой – тот, кто следил за ним еще недавно в туннелях под резервуаром с водой, наверняка оставался там, или, по крайней мере, последовал за ним через ту же дыру в потолке, которую он оставил мечом. Именно из-за двери, которая отделяла туннели от комнаты с резервуаром, и которую Таргот закрыл за собой, выходя оттуда, на него и смотрели те глаза. В помещении за той дверью, из-за той же дыры в полу, должен был оставаться слабый свет, и его Таргот мог видеть в щели между дверью и стеной, а также в небольшие щели самой двери, уже разваливающейся от коррозии. Именно подумав об этом, Таргот быстро выбрал направление, налево, и быстро пошел по коридору в ту сторону. За дверью не было никакого света, лишь полная тьма, и тот, кто находился там, наверняка ту тьму и излучал. Осознание этого Таргота и подгоняло.

Весь туннель дальше был абсолютно симметричен, и почти ни в чем не менялся по пути. В нем встречались все те же растения, все те же водные потоки, и впереди, все так же, совершенно ничего не было видно по крайней мере на пару дюжин шагов. Было очевидно, что окружающие растения и вправду поглощали излишний свет, и Таргот даже готов был поклясться всеми своими знаниями, некогда полученными в Ренбирской Библиотеке, пока ждал вечно занятых Информаторов для важных разговоров, что у подобного явления в науке было четкое название, имя которому он теперь все никак не мог вспомнить. Факт преследования его неизвестным существом слишком тревожил его, если и вовсе не действовал ему на нервы. Его внутренняя сила улавливала чье-то присутствие за той дверью позади, и он специально светил Зоотом в ту сторону, стараясь получше разглядеть ту клубящуюся под самой дверью тьму. Он мог подумать, что за ним следил Бог Тьмы, Кенн Гедыр, и то было вполне вероятно в месте, которое ему, некогда, поручили защищать от посторонних сами Археи людей. Единственное НО – Таргот отлично помнил внутреннюю силу Кенна, и не чувствовал ее раньше за дверью. Что было еще хуже – он не чувствовал оттуда вообще никакой внутренней силы, хотя и чувствовал, что его собственная внутренняя сила за ту дверь попасть не могла. Все это было очень странно, и Таргот точно не хотел иметь дела с тем, чего он настолько не понимал, и что наверняка было для него опасно.

И вправду, туннель, по которому тогда шел Таргот, напоминал ему тот, по которому он когда-то попал на тот самый, уже упомянутый мной ранее, мост. Здесь остались и те же вмятины с рубцами на стенах, оставшиеся после коротких боев людей и имтердов столетия назад, и некоторые площадки с дверями по бокам, похожие на ту, из которой недавно вышел Таргот. Все это было точь-в-точь таким же, каким это запомнил Таргот, и он даже успел молча улыбнуться своей удаче. Удаче в том, что он выбрал правильный путь, и удаче в том, что когда-то Уиллекроми подарил ему настолько эффективное тело, обладающее прекрасной памятью, не говоря уже о прочих его нечеловеческих способностях, благодаря которым он мог эту память как следует реализовать.

Все же, как говорил когда-то Тарготу Уиллекроми, «удача есть ресурс, и именно такой она была создана для баланса сил мира». Именно поэтому Таргот всегда следовал правилу «чем больше удача, тем больше неудача», и рассчитывал свои действия из этого правила, теперь снова убеждаясь, что, выбрав правильный маршрут недавно, получил слишком большую удачу, значительно сократив время своих поисков, которого у него и без того было не много. В наказание, его неудачей стал огромный завал, на который он наткнулся почти носом, все время размышляя про себя о темах будущего, к которому он все еще пытался себя подготовить, и к которому он, в чем был уверен, еще не был готов. То был его хлеб насущный, и с ним он совсем забыл про дорогу, отвлекшись лишь в последний момент, уже лбом едва не столкнувшись с камнями бывшего потолка, грудой лежавшими теперь перед ним.

Он чуть отошел назад, со светом своего Зоота разглядывая теперь тот завал, полностью заслонивший собой все пространство туннеля впереди, хоть и все еще пропуская глухой шум водных потоков, падающих вниз с большой высоты где-то дальше, куда Тарготу теперь было так просто не пройти. Чертыхнувшись про себя, он уже подумал было разломать те камни своим окто, полностью уверенный, что единственным местом впереди, где вода могла падать с подходящей для создания такого шума высоты, был разыскиваемый им мост, и только сломав камни хотя бы в определенных местах, у потолка, он сможет пройти дальше к нему. Чувство чужого взгляда позади него пропало, будто следившее за ним существо приходило в канализацию вовсе не за ним, хоть и не желало показываться ему на глаза, и ушло в другую сторону сразу, когда Таргот ушел налево. Наверняка, Таргот бы выбрал тот шумный и яркий путь, силой окто прорываясь через завалы, если бы не увидел рядом с тем местом новую дверь, на этот раз уже без площадок и лестниц, на общем уровне туннеля. Хоть цель Таргота и была совсем близко, и идея уничтожать все препятствия на пути к ней ему очень даже нравилась, опасность привлечения к себе внимания слуг Негласного Правителя, фактически, держала его в ежовых рукавицах. Он помнил, что враг ищет его брата в окружающей местности, как его теперь искал и он сам, тем более что с врагом была и его сестра Импера, из-за чего он не мог сильно буйствовать, дабы не потрепать ее и Соккона. Злость на это его, всегда ненавидевшего все, что его сдерживало, быстро перешла в принятие, и он, молча даже в своих мыслях, прошел к толстой металлической двери, медленно и аккуратно приоткрывая ее, и заглядывая внутрь.

Убедившись, что за дверью его не ждет никаких новых сюрпризов, он шагнул внутрь, на мелкую лакированную плитку, заходя в совершенно новое помещение, сразу не показавшееся ему похожим ни на что из того, что он когда-либо видел в тех подземельях раньше. Большая каменная комната, усеянная тут и там проросшей через пол светящейся растительностью, на каждой стене уместившая сотни, а то и тысячи кривых, мало разборчивых надписей. В разных местах здесь, на полу и стенах, кем-то явно диким были установлены деревянные и металлические тотемы, почти каждый из которых, будучи выполненным рукотворным трудом, выглядел совершенно нелепо и даже смешно, будто изначально для развлечения и задумывался. В раздумьях подойдя к одной из стен рядом с дверью, освещая ту Зоотом, Таргот попытался прочитать несколько подобных записей, в некоторых и вправду уловив юмор, пусть и весьма глупый, а где-то и вовсе дикарский. Слова были расставлены неверно, а некоторые предложения вообще не имели связи между составляющими их словами. Таргот уже окрестил все это, как «бред сумасшедшего», пока случайно, уже отходя в сторону другой двери, краем глаза не зацепил на другой стене слова с до боли знакомым ему подчерком, и без того особенно выделявшиеся на фоне прочих.

На широкой стене левее Таргота, почти на все ее протяжение, была нанесена одна большая юмористическая вставка, написанная светящейся краской (со светом, очень похожим на свет окружающих растений, в чем наверняка была связь), красивым четким подчерком. Гласила та надпись, что «Здесь покоится здравый смысл.». Помимо явной попытки разбавить ее автором мрачную атмосферу темных туннелей и серых комнат, она несла и особый смысл конкретно для Таргота. Он и сам не заметил, как на его лице появилась улыбка, будто даже его тьму развеял тот свет, что нес начертанными на стене словами человек, и без того всю жизнь боровшийся с тьмой. Учитывая текст того послания, с ним, Сокконом, все было в порядке, и одно лишнее волнение, по крайней мере на время, Таргот мог отложить в сторонку, сосредоточившись на проблеме более явной – судьбе его сестры.

К сожалению, улыбка Таргота, будучи редчайшим в мире явлением в принципе, даже теперь не продержалась на его лице слишком долго, сорванная резким грохотом где-то за дверью, куда тот как раз собирался идти. Уже на взводе, навострив уши, он крепко сжал в руке меч, подскакивая с ним к той двери, бросая ненужный ему теперь из-за более острой опасности обнаружения кристалл Зоота на пол, и дернул дверь рукой с мечом на себя, второй рукой ее придерживая, дабы та особенно не шумела.

Перед его глазами встала довольно странная картина, не удивительная только для тех, кто, не как Таргот, хоть иногда думал о состоянии канализации, до которой прежде ему просто не было дела. Большой туннель, так же освещаемый со всех сторон различными светящимися растениями, но теперь освещаемый и огнем, горящим на полу, меж сложенных кругом каменных куч с древесиной по центру, наверняка для роли костра и созданных. Конечно, это было прямым сигналом о наличии разумной жизни в канализации и помимо точно заселивших ее ардов, но вовсе не об этом тогда думал Таргот. За крутым поворотом слева, мелькая тенями на стене от света огня в каменных кучах где-то далеко впереди, к нему приближалось что-то слабо разбираемое, но все равно явно человекоподобное. Таргот, немедля, с разворотом налево выскочил из-за своей двери в центр туннеля, обеими руками хватаясь за меч, с каменным сосредоточенным лицом теперь наблюдая за движениями тени впереди, постоянно уменьшающейся от приближения, все равно точно разобранной его имтердовым зрением, как гуманоид среднего роста, скорее всего девушка. Одну таковую он уже как раз искал, и не ожидал встретить ее так скоро, пусть изначально и был бы этому только рад. Теперь он стоял между двумя каменными кучами, в которых уже догорала явно гнилая древесина, полным носом, от волнения, поглощая слабый запах дыма, смешанный с окружающим тяжелым влажным воздухом. Он надеялся, что, если он встретит так именно Имперу, она сможет быстро его рассмотреть в свете того пламени, и он даже специально воткнул меч в каменный пол перед собой, дабы не выглядеть слишком грозно, и случайно не напугать сестру, пусть и оставаясь готовым к другому, менее благоприятному обороту.

За поворотом впереди послышался голос, и теперь Таргот точно убедился, что это был голос молодой девушки. Были в том голове и человеческие, и животные нотки, и уши имтерда отлично их улавливали, будто для совмещения именно с таким голосом и были когда-то созданы. Был ли это голос имтерда? Как бы Таргот не хотел в это верить, даже у этой монеты была обратная, и очень неприятная сторона. Слуги Негласного Правителя были Хемирами, и те во всем копировали имтердов. Именно поэтому Таргот все еще не убирал оружия, и не мог слишком рисковать.

Существо, все это время приближавшееся к нему спереди, уже вот-вот должно было выйти из-за поворота, как сердце Таргота забилось сильнее и быстрее, а кровь мощными потоками забегала по его телу. Пусть на мгновение, он почувствовал впереди внутреннюю силу Имперы, и был на все сто процентов в этом уверен. Голос с той стороны все не пропадал, и Таргот, уже с радостной мыслью «Это она!», уже начал убирать меч в ножны, сам того не замечая, шаг за шагом ступая вперед. Он пытался разобрать доносившийся спереди голос получше, ведь уже столько лет его не слышал, и уже совсем начал забывать, как тот звучал. Не было у него и мысли, что кем-то, кто только теперь в явной спешке выбежал из-за поворота впереди, окажется не его сестрой. Впервые за долгие годы, он чувствовал настоящее счастье, и никак не мог унять дрожь. Он уже не замечал, что происходило вокруг на самом деле, и какой именно шум доносился спереди. Его сознание полностью поглотила радость.

Глава 5. Родной голос

«Очнись!»

Резкая и просто чудовищная боль на мгновение пронзила спину Таргота, от чего тот, почти с рыком вскрикнув, обернулся, вытащив еще не до конца убранный в ножны Тоги, готовый убить любого негодяя, кто так нагло вывел его из эйфории, вернув его обратно в реальность. Вернула его в противную зловонную канализацию, которая уже и без того одним своим видом вызывала в нем отвращение. Но бить мечом ему было некого, ведь, от той боли придя в себя, он разобрал источник голоса не позади себя, и даже не у себя в голове. Женский голос, который он слышал и без того часто все последние годы, принадлежал именно оружию в его руке, и именно Тоги поразил его спину Белой Искрой, особенно болезненной для него в человеческой форме с ожерельем на шее. Именно голос Тоги он слышал совсем недавно, спутав его с голосом сестры.

–Сюда! – раздался позади него, из-за того же поворота туннеля, совершенно незнакомый ему другой женский голос.

Махнув еще мокрыми, налипшими на вески огненными волосами, тем более яркими в свете окружающего огня каменных куч, он повернулся обратно в сторону, от куда уже ждал встретить любимую сестру Имперу, полностью разобрав в движении теней там ее черты, даже ее внутреннюю силу, так не изменившуюся за сотни лет. Его сердце замерло от удивления теперь, а глаза широко открылись, передавая мозгу уже совсем не ту картину, которую они видели впереди совсем недавно. И теней, и голосов, впереди было куда больше, и все они быстро приближались к нему, сливаясь друг с другом, выражая схожие между собой нотки чистого ужаса. Почти все грязные и израненные, в панике они бежали к нему, наверняка просто со всех ног удирая от опасности, внезапно настигшей их позади, на стоящего в ступоре великана Таргота уже не обращая ни малейшего внимания. То были десятки Хемир, почти все маленькие и юные, с чертами как людей, так и совершенно разных ардов, наверняка не редких именно в их жилище, Ренбирской Канализации. В смятении Таргот медленно шел вперед, не опуская меча наблюдая за пробегающими уже сбоку от него, кричащими и плачущими детьми, одна из которых даже, впопыхах не разбирая дороги, врезалась в его твердый как камень живот, отскочив от него на пол, и лежа перед ним, правда, как беззащитное дитя. Никто вокруг даже не замедлился, не обратил на нее внимания, и никому уже не было дела до ее дальнейшей судьбы, которую, судя по вдруг исказившемуся в ужасе при виде Таргота ее лицу, она уже успела себе предсказать.

–Н-нет, зачем?.. – плакала она, панически трясясь на полу, прижимая маленькие, покрытые белой шерстью и рукавами мятой рубахи, руки к лицу, закрывая ими себе вид так же растерянно теперь смотрящего на него Таргота.

Это создание наверняка чьих-то страшных экспериментов по созданию новых подобий имтердов, будто скрещенная с белой мышью юная девочка, едва оставалась в сознании от страха, бешено водя глазами в орбитах. В таком состоянии она совсем не была готова сопротивляться возможной опасности в лице минимум втрое большего, вооруженного жутким мечом Таргота, стоявшего как раз над ней. Понимая это, она только бессильно будто скулила перед ним на светло-сером, как и ее грязная шерсть, каменном полу.

Таргот и сам совсем не понимал, что происходило вокруг него, и окружавшие его Хемиры, поток которых со стороны поворота уже иссякал, даже не думали останавливаться, чтобы что-то ему сказать, и даже будучи еще в шоке от этой картины, он понимал, что могло стать тому причиной. Он снова уловил внутреннюю силу сестры впереди, и был совершенно уверен, что это не было галлюцинацией, в отличии от того, что он видел раньше, и из-за чего не слышал голосов всех Хемир, и даже не видел за поворотом их теней. Воздух в помещении, в котором он был недавно, и где читал послание брата, был отравлен, одурманил его, и именно об этом ему сообщал связанный с ним ментально Тоги. Даже организм октолима, тем более Таргота, не зная о отравляющем факторе воздуха, не мог мгновенно его побороть. Все равно, внутренняя сила сестры была реальна, и теперь он уже совсем в этом не сомневался.

«Она там, впереди!» – серьезно подумал он, окончательно выходя из шока.

–Хемира? – довольно грубо и зло обратился он к бедной девочке на полу у себя под ногами.

Та только вздрогнула.

–Там, откуда вы бежите, объявились другие Хемиры? – почти кричал он.

Девочка все еще молчала, онемевшая от страха.

–Отвечай!

–Другие, другие! – скукоживаясь и сворачиваясь в клубок, всхлипывала девочка.

–С ними есть девушка с волосами и глазами как у меня? – уже спокойнее, сам испугавшись своей злости на подобное безобидное создание, спросил он.

–Д-да…

Он бросил чрезвычайно серьезный взгляд в сторону того поворота направо, откуда, в его сторону, уже никто не бежал, хотя и еще раздавались глухие, не слишком понятные шумы. Наверняка, Хемиры Негласного Правителя напали на логово всех этих мелких Хемир не без причины, и среди них была его сестра. Совсем рядом с этим местом он нашел записи Соккона, и это только усиливало его волнение. Его аналитические способности, в купе с сознанием Тоги, давали вполне очевидную для них, но и не менее логичную саму по себе картину происходящего. Враг громил логово существ, которые приютили у себя его брата, и которого они все это время искали.

–Моя сестра!

Таргот вдруг осекся, подумав, кому именно принадлежали те слова, и не были ли они лишь частью его собственных мыслей.

–Она там! Она осталась в убежище! – все-таки плакала та же девочка-Хемира, лежа у него под ногами.

Таргот смотрел на нее с удивлением, по известным причинам уделив этим словам особое внимание, будто вовсе не о ее сестре думал, а…Искал в тех словах отражение своих мыслей?

–У меня нет никого, кроме нее…Пожалуйста, помогите ей! – совсем залилась в слезах та. – Умоляю…

Еще с десяток секунд он стоял там, не спуская глаз с барахтающейся на полу, грязной, с кровоточащей раной на левой ноге, испуганной и бессильной девочки.

«Почему?…» – пронесся по его голове голос из кошмара, в последнее время так часто представляемого им. Стоило ему остаться одному, и все вокруг него падали перед ним на землю, орошая ее кровью, умоляя его оставить их в покое. Разве таким имтердом он хотел когда-то стать? «Почему все это…постоянно происходит со мной? Что это за проклятье?..». И он совершенно точно не хотел увидеть их повторения, когда встретит сестру.

Крики убегающих Хемир продолжали быстро удаляться, и Таргот уверенным шагом обошел лежавшую перед ним девочку, направляясь уже вперед, к своей цели, все еще всем телом дрожа от волнения, но стараясь как можно сильнее его сдерживать. С помощью окто он разогрел свою перчатку, и ей, с шипением, начал испарять воду на мокрых волосах, высушивая их, повторяя тот же трюк и со всей своей одеждой. Он не мог выглядеть столь плохо при своей первой встрече с сестрой за столькие годы, и его вид должен был добавить ему способности убеждения, ни в коем случае не напоминая ей о его виде перед смертью, когда он, одержимый все тем же мечом, что теперь носил везде с собой, пытался ее убить. Он уже скрыл Тоги в ножнах, чтобы сестра ни в коем случае его не увидела, и тем более надеялся, что ему не придется им теперь пользоваться в бою с Хемирами Бриза. По крайней мере, он надеялся, что ему не придется сражаться с сестрой. Если бы это произошло – он бы и вправду позволил ей себя убить за былые грехи.

Очевидно, что не все Хемиры, бежавшие из своего убежища впереди, смогли оттуда выбраться, и речь даже не о тех, кто остался в нем – даже по пути оттуда, на полу и у стен, встречались некоторые из них, мертвые девушки, кто-то с чертами, пауков, кто-то осьминогов, но обязательно девушки. Говоря по-научному, именно организм женских особей человека был наиболее восприимчив к мутациям Пурпурного Пламени, то есть к превращению человека в Хемиру. Но даже так, Хемиры мужского пола, хоть и были во всем мире редкостью, также должны были встречаться здесь, если Таргот правильно понимал причину возникновения в канализации целого поселения подобных существ. Если вернуться к вопросы их мертвых тел за пределами убежища, можно с уверенностью сказать, что некоторые из них умерли по пути в попытке сбежать, уже получив смертельные ранения раньше, после чего просто обессилили и потеряли сознание, что даже добавляло вероятности, что не все они были уже мертвы. Тел было совсем немного, и лежали они хаотично у самого выхода, небольшой каменной арки в конце уже сузившегося туннеля, где, впереди, и находилось само убежище. Мягко говоря – не далеко они смогли от него уйти.

Здесь, за той аркой, туннель совсем сужался, заканчиваясь тупиком. Трупов Хемир здесь было совсем не много, и их вид уже вызывал у Таргота неприятную дрожь. От единственного прохода справа, наверняка ведущего в центральные помещения убежища, до самой арки, все окружающие трупы лежали в строго определенных позах, кто-то вбитый в стену, кто-то вбитый в пол, а кто-то просто отброшенный силой удара неизвестного противника подальше на пол. Кто-то буквально разбросал своими могучими руками всех этих девочек как щенят, точно не способных сопротивляться никакой грубой силе хотя бы ввиду своих размеров. Не все они были, правда, мертвы, и кое-кто из них еще подавал признаки жизни, даже пытался подняться на ноги или ползти, но делал это уже из последних сил, чувствуя на себе тяжесть собственных сломанных костей. Так же у стены сидела девушка с длинными ушами, скорее напоминавшая видом обычного человека, в кожаной куртке почти как у Таргота, явно одним ударом вбитая в стену, как несколько дней назад сделал это с Сокконом Самум, разрушив им стену. Единственным отличием от того случая было то, что удар неведомого врага для этой девочки оказался куда опаснее, а ее тяжелое дыхание и текущая изо рта кровь только заметнее выражали тихо покидающую ее жизнь. В ее руке, как и в руках многих других Хемир, лежащих у тупика за небольшим металлическим ограждением, до сих пор сжимались свойственные дикарям орудия самообороны – палки, самодельные луки, куски арматуры. Наверняка, враг настиг всех этих девочек у выхода из убежища с оружием не просто так, и они специально вступили в бой, в котором не могли победить, пытаясь защитить от врага своих убегающих друзей. Осознание этого только больше пугало Таргота, уже изо всех сил надеявшегося, что его сестра, Импера, не имела к этому никакого отношения, и совсем не она напала на этих бедных существ, наверняка брошенных новым миром в этой и без того недружелюбной канализации, изо всех сил пытаясь выжить среди ее опасностей. «Настоящая Импера…не могла этого сделать.» – продолжая путь к основному убежищу, переступая трупы, думал про себя Таргот. И, к сожалению для себя же, он шел именно туда, откуда уже отчетливо чувствовал внутреннюю силу сестры, и где трупом было только больше.

Проходя уже мимо чего-то вроде бывшего пропускного пункта наверняка очистной станции, переделанной теперь под не весть что, Таргот почувствовал на себе своим шестым чувством, то есть восприятием давления света, чужой взгляд, точно не ясно откуда направленный. Большой и узкий холл впереди был сплошь усеян трупами бедных местных жителей, возможно так и погибших на месте, не получив и малейшей возможности сопротивляться. Таргот проходил вперед уже с большей опаской и внимательностью, осматривая некоторые еще так же судорожно дрожащие тела, окружающие интерьер точно подземного жилища, с кучей различного бестолкового барахла, с множеством проходов справа и слева, так и оставивших на стенах рядом старые, оставшиеся еще со времен работы канализации, таблички. В воздухе еще не витал запах смерти, а прочие запахи этого места были даже приятны носу Тарготу, мешая в воздухе благоухание жареного мяса с больших костров по углам холла с совсем свежим запахом алкоголя, который Хемиры вполне могли постоянно гнать из окружающих вод для себя, тем более если знали технологию. Именно огонь расположенных у каждой стены костров тогда работал освещением холла, хотя даже ему было тяжело справиться с окружающей темнотой всего этого места, простирающегося довольно далеко вперед, имевшего весьма высокие потолки. В его свете хорошо видно было только то, что происходило на полу, что и без огня было очевидно. Тот, кто убивал Хемир здесь, явно не брезговал грубой силой, и порушил ей большую часть окружающих стен, теперь пыльными кусками лежа на полу вокруг, пылью в воздухе ухудшая и видимость.

Явных следов противников рядом пока было не видно, и те зачищали территорию убежища, наверняка, так же в спешке, даже особо не разбираясь, убивали ли они своих жертв, или просто их калечили. Даже на глазах Таргота, смотревшегося на фоне всего того погрома более чем грозно и с убранным в ножны мечом, в сторону выхода рядом с ним подползала еще серьезно раненая, но так и не оставлявшая надежды спастись, девочка явно с рыбьими плавниками и их же чешуей. Пусть картина побоища и была ужасна сама по себе, и детская внешность окружающих мертвых или полумертвых тел вызывала в Тарготе какую-то особую злость на учинивших все это существ, в общем виде она выглядела не так серьезно, будто ворвавшийся в то убежище, наверняка внезапно, враг разбрасывал окружающих жителей в разные стороны просто для галочки, создавая видимость жестокой сечи, так только привлекая к этому чье-то внимание. Вокруг не было ни одного тела Хемиры с похожими чертами на встреченную им ранее девочку-мышь, что говорило и о том, что ее сестры среди них в том холле не было, либо она просто не была похожа на сестру. Об этом Таргот теперь даже не думал, ведь у него точно были темы для размышления и поважнее. Он и сам искал свою сестру, и с каждой секундой, пока за ним продолжал скрытно наблюдать кто-то из тени, своей затерявшейся вокруг внутренней силой перебивая таковую его сестры, он с неприязнью ловил себя на мысли, что уже сам боится встретить ее снова такой, какой она могла стать за время его отсутствия на этом свете. Тем более, если она участвовала в таком погроме.

Странная вибрация вдруг отвлекла его от осмотра самого убежища, раздражая его живот справа, будто происходила откуда-то из его кармана. Он приложил руку к правому карману куртки, сразу понимая, что стало источником той вибрации, хотя еще и не понимал, что стало причиной для подобной реакции от предмета в его кармане. Резким движением руки он вынул из кармана кожаный мешочек, недавно дарованный ему Бризом, и достал будто ожившее в нем, теперь через саму кожу мешочка заметно светящееся фиолетовым светом кристаллическое перо. Оно совсем не изменилось внешне с момента его получения Тарготом в деревне, где он сражался с Ксарией, но явно приобрело новых невидимых, хоть и вполне осязаемых, сил. Окто, создающее высокочастотные вибрации, уже было ему знакомо, и еще столетия назад было почти знаком семьи Кацер, проявляясь в разном виде у его брата Лироя и сестры Имперы. Задумавшись об этом, Таргот уже не гадал, чем могла быть вызвана подобная реакция пера Ксарии, и сам без того чувствуя на себе похожую дрожь, ощущая ту же внутреннюю силу, способную заставить его дрожать одним своим существованием и без материализации. Но даже ей еще было сложно его коснуться – на ее пути к нему было что-то другое, и это что-то он заметил только теперь, когда рядом с ним, на пол, с потолка упал крохотный камешек, а вслед за ним и нечто куда крупнее, грохотом заливая его уши.

–Оп-с. – сопровождал то падение высокий женский голос «объекта покрупнее».

Таргот совсем этому не удивился, даже не стараясь специально сохранять хладнокровие, а сам по себе еще ничем не взволнованный. Что его сестра не была тогда рядом, а помимо нее в убежище Хемир канализации были и другие Хемиры, он и без того прекрасно понимал. Тот, кто теперь приземлился на пол перед ним, теперь быстро и энергично подскакивая на месте, вставая на ноги и разглядывая нежданного гостя, на самом деле, внешне был не слишком похож на Хемиру. Невысокого роста девушка средних лет, с золотистыми волосами, сзади собранными в один большой хвост, смуглая и хорошо сложенная. Единственное, что выдавало в ней Хемиру – твердая песчаного цвета чешуя на руках, и похожая чешуя по всему остальному телу кроме лица. Хоть Таргот и чувствовал ее присутствие и взгляд с того самого момента, как пересек границу убежища, он еще не понимал их направления, и не мог точно понять, где та находилась. Ее подобное поведение было вовсе не удивительно, учитывая, что ожидала она там встретить совершенно другого человека, и уже готовила ему ловушку. Его самого она так и не дождалась.

–А я тут пряталась, думала его перехитрить… – весело качала головой девушка, будто не замечая окружающей ее картины, судя по окровавленным по локоть рукам, ими же и созданной.

–Соккона? – серьезно, с настоящим каменным лицом говорил Таргот, убирая все продолжавшее вибрировать в его руке перо и мешочек из-под него обратно в карман.

–Агась. Деда многого нам о нем не рассказал. Это невозможный противник. – грустно вздыхала она. – Постоянно путает следы, проходит самые опасные участки как ни в чем не бывало, да еще и силища у него не меньше моей. Однажды он стрелой из лука окто сбил опоры моста, по которому мы шли, и мы чуть не упали с ним в пропасть. Одни беды…

«Она решила, что Бриз отправил меня им в помощь. Из-за этого пера.» – думал про себя Таргот, пока девушка активно возмущалась своей пыльной работе, в которой явно за последнее время не преуспела, и что Таргота вполне радовало. «Чтобы поймать Соккона в таких туннелях нужен гениальный ум и немереные способности. Это даже для меня было бы проблемой, что уж говорить про вас.»

–…вот мы и решили его выманить, а вместо него наткнулись на тебя. – продолжала жаловаться девушка. – Я думала, что это он, потому что тут только у него так же много внутренней силы, как у тебя.

–С чего ты решила, что он на это клюнет?

–Это все мой острый ум и имтердова смекалка!

Таргот про себя зарычал, услышав, как очередная пародия на имтерда хвалится перед ним чем-то «имтердовым», в чем, опять же, совсем не преуспела, и что для качеств настоящего имтерда было просто оскорблением.

–Ладно, ладно…Не рычи ты так. – наигранно напугано, с явной шуткой в голосе, покрутила перед ним руками Хемира. – Не все еще потеряно. Даже если бы он пришел, мы…может быть и не справились бы с ним. Но с тобой…

–Где Импера? – не меняя серьезного и злого лица, перешел обратно к своей теме Таргот.

–А, сестра то? Где-то рядышком, наверное… – огляделась она.

–Она не принимала участия в том, что здесь происходило? – в надежде сбросить с шеи хотя бы камень с биркой «она изменилась в худшую сторону», спросил он.

–Ты же не скажешь деду?

–Нет.

–Она ничего не делает! – зло махнула руками Хемира. – Совсем нам не помогает, и все последнее время молчит как немая. Я ее, конечно, очень люблю, и должна бы ее понимать…но она даже не пытается нам что-то объяснить. Как будто у нее в голове происходит что-то, о чем она нарочно молчит, и только об этом думает.

«Теряется?..» – сглотнул Таргот. «Ей всегда не хватало решимости, но…что на этот раз стало тому причиной?»

–Слушай…Я же не спросила, кто ты такой. – поставила руки в боки девушка, уже довольно внимательно осматривая задумчивого, но все такого же сосредоточенного на ситуации, красноволосого великана. – Судя по виду, ты тоже Хемир? Или…если тебя послал Бриз…

–Имтерд. – однозначно ответил Таргот.

–Настоящий имтерд!? – едва не подпрыгнула на месте от радости Хемира. – С ума сойти!

Эти слова показались Тарготу особенно странными, ведь если даже Бриз заранее сообщил своим слугам о будущем визите в канализации его посланника, он должен был рассказать им немного и о нем самом, по крайней мере указав им на его родство с Имперой, тем более после чего они бы не задавали ему лишних вопросов, и так ничему уже не удивлялись.

От внезапной реакции на слова Таргота буквально засиявшей радостью Хемиры, где-то уже явно ближе, чем раньше, дрогнула и внутренняя силы Имперы, приближение которой вполне оправданно повышало волнение ее брата, все последнее время боявшегося, что вместо нее встретит лишь ее тело, поглощенное чужой, и совершенно новой злой личностью.

–Обалдеть! Первый имтерд после старика и Геллара, которого я встретила за всю свою жизнь! – продолжала смеяться девушка.

«Что?..» – снова вздрогнул все слабее сдерживающий волнение даже внешне Таргот. «Но Импера, ведь…»

–Сестра, давай к нам! – резко развернулась на каменных сапогах в сторону коридора, и громко крикнула туда Хемира. – Здесь господин имтерд, посланник Бриза!

Его сердце билось быстрее, ведь он никак уже не мог остановить того, что вот-вот должно было произойти, и чему точно способствовал еще в деревне Бриз, дав ему все те указания, что привели его в то убежище под землей, и его же подарком, пером Ксарии, сам того не поняв, убедил его слуг в своем дружественном настрое. Все это было похоже на ловушку, ведь он вовсе не был другом Бризу, и тем более, после всего уже произошедшего с ним в деревне с Ксарией, не был другом его слугам. Его волновала и судьба бедных Хемир вокруг, сбивших его с толку своим безобидным детским видом, за хладнокровное убийство которых он никак не готов был простить и ту Хемиру, что стояла теперь совсем рядом с ним, прямо пылая к нему дружелюбием и даже восхищением. Все это слишком отвлекло его от настоящей цели, и он совсем потерялся в словах, думая, что он должен был теперь сказать сестре, уже активно приближающейся, даже по звуку шагов уже подходящей откуда-то справа к тому холлу, в котором он стоял с ее подругой, все так и не перестающей осматривать его с ног до головы зачарованным взглядом.

Шаги сестры, с некоторым звоном, отчетливым эхом раздавались по черепной коробке Тарготе, с каждой секундой все больше концентрируя на себе его слух. Он уже чувствовал своеобразную усталость, и недавний случай с похожей галлюцинацией оставил на его восприятии неприятный след. По его недавним размышлениям, по логике его личности и происходившим с ним, совсем недавно, событиям, ее появление должно было растопить его все черствеющее с годами сердце, залить его горячей радостью, приблизить его к реальности куда более светлой, чем та, которую он уже выстроил в своей голове, ведомый постоянным кошмарами. Никакая усталость не могла убить в нем этих чувств, и он не мог не улыбаться, глядя на нее теперь, только-только выходящую из-за того поворота, украшенного кляксами крови, проходящую вдоль горящей рядом каменной кучи осторожным и медленным шагом своих обутых в резиновые сапоги с каучуковой подошвой ног, даже походкой оставшись такой же благородной, какой он ее запомнил, и которую так старался встретить все последние годы. Он и вправду улыбался, наблюдая, как она подходила ближе, своими горящими от окружающего огня, и от огня собственной души, алыми глазами смотря в глаза ему. Пусть его чувства были смешаны, он продолжал убеждать себя в том, что видит перед собой именно того, за кем последовал бы и на край мира, и за кем бы без раздумий прыгнул в бездну. От удовольствия снова видеть то же родное личико он даже прикрыл глаза, в своей голове вспоминая, какой он запомнил ее по своим снам, и как она успела измениться за столетия, кровью Археев спасенная от старения. Алые волосы с маленькими косичками, небольшие кошачьи, также алые, глазки. Все, что выделялось в ней больше всего, и за образ чего он цеплялся каждый раз, забывая прочие черты, ее маленькие золотые рожки, в тех же местах на голове, что и у мамы, и того же искрящегося блеска, что и у папы. Она была все так же красива, ее черты были так же ярки и мягки, как и всегда. Но лишь для Таргота, они были куда ярче, и точно в сотню раз красивее.

–Ты?..

Глаза Таргота сами открылись от ее речи, и пока еще на его лице сохранялась улыбка. Но она вовсе не улыбалась, стоя теперь совсем рядом, всего в нескольких шагах от него, совсем чуть-чуть не доставая до уровня, на котором Таргот смог бы к ней прикоснуться. «Смотри, братик!» – разносился по голове Таргота ее голос из прошлого, которого он не слышал теперь, но который очень хотел услышать. «Пока тебя не было, у меня выросли рожки!». Он часто уходил от нее еще в прошлом, работая с отцом над делами восточных имтердов, но никогда не оставлял ее так надолго, как это было теперь. Конечно, прошло слишком много времени, чтобы он снова увидел ее той же юной и веселой девочкой, тем более после того, что он сделал с ней столетия назад, и след от чего наверняка сильно ее изменил. Взгляд теперешней Имперы все так же был направлен в глаза Таргота, но выражение ее лица все больше его обнадеживало, и совсем не отражение брата в глазах сестры он видел. Она стояла на таком расстоянии от него, на котором он не мог до нее дотянуться. И именно эта мысль вдруг сорвала с его лица улыбку.

–Импера…

К его горлу подступил ком, и даже носом ему становилось все тяжелее вдыхать окружающий тяжелый и запыленный воздух. Импера старательно всматривалась в его лицо, но будто совсем его не узнавала, не понимала кто именно стоит перед ней. Проводя аналогии в своей голове, она поднесла к лицу свою объятую толстой металлической перчаткой руку, закрытую почти по самое запястье облегающим тело прочным шерстяным свитером, и той рукой, пальцами водя по своим алым, как и у Таргота, волосам, открыла тому нечто совершенно неожиданное, что едва сразу не остановило его сердце. Рукав свитера на той руке чуть опустился, и свет огня вокруг осветил ужасные следы на ее кисти, искривленные, рельефные, и кроваво-красные. Вид этого буквально подкосил Таргота, пронзая его неподдельным, столь редким для него, ужасом. Его голова закружилась, уши залил тихий свист, а огненные глаза совсем потухли, отказываясь воспринимать то, что увидели на тех руках, закрывая все зрение своего хозяина черной пеленой. Он пошатнулся, и чуть ступил назад. Даже для его могучего тела…это было слишком.

–Как всегда – ты очень догадлив, Таргот. – пронесся по его голове до боли знакомый, хриплый низкий голос Негласного Правителя.

Девушки, прозванной Каменной Девой, уже не было рядом, и ни Таргот, ни Импера, не заметили, в какой момент они остались одни. Вернее, они не были одни никогда, ведь это существо, седой жуткий старик, теперь занявший место своей светловолосой подопечной-Хемиры, не только теперь стоял рядом с ними, но и был в том убежище с самого начала, даже до того, как туда пришла Импера. Его вид ни капли не испугал Имперу, хоть та и задалась вопросом, куда пропала ее подруга, а Таргот и вовсе оставался теперь в прострации и смятении, уже не в силах думать, и даже не в силах смотреть на сестру.

–Я предупреждал тебя, но ты все равно решил двигаться дальше. – стоя как раз сбоку, между опустившим голову Тарготом и так же смотрящей в сторону брата Имперы, качал головой старик. – Хоть я глубоко ценю это качество, Проклятья Забвения, однажды, настигают всех живых существ. Они есть смысл Первородного Пламени, создавшего всех нас, и они же его главный недостаток. Судя по твоей реакции, ты уже понял, какое Проклятье настигло твою сестру. Вопрос лишь в том – как это произошло?

Таргот продолжал молчать, все еще в шоке держась за грудь, стараясь хотя бы успокоить собственное обезумевшее сердце. Все звуки, окружающие его, включая даже его собственное дыхание, как и не менее взволнованное дыхание сестры, застлал свист и шум, тем не менее совсем не мешавшие пробиваться в его голову голосу Негласного Правителя. Импера тоже внимательно слушала своего наставника, заботившегося о ней все последние годы, помогавшего ей вспомнить что-то очень важное, что потерялось в ее прошлом, и чего ее мозг касаться просто не желал. Черты согнувшегося перед ней от собственной душевной боли имтерда постоянно рисовали в ее сознании самые разные картины, которые она очень старалась разобрать получше, каждый раз будто разбивая их, как стекло, одним касанием. И все равно, эти чувства казались ей внезапно теплыми и светлыми, и именно поэтому она так волновалась, сама дрожа на месте даже в хорошо гревшем ее розовом свитере. Она хотела, чтобы эти чувства жили, и если то было частью ее давно позабытого прошлого, она правда хотела вернуть их в реальность.

–Проклятье Забвения Красного Пламени, также известное, как «Память». Оболочки для жизни, созданные Гармонийным Красным Пламенем, не должны жить вечно, и даже если что-то мешает ходу времени такой оболочки, поддерживающая такую жизнь Душа медленно теряет силы, с чем разрушается и личность. – вздыхал старик. – Это Проклятье вызвано связью Мира Гармонии и Мира Душ, чтобы поддерживать порядок в жизни первого. Те, кто смог обмануть старение, никогда от него не умрут, но рано или поздно они начнут замечать пробелы в своей памяти, ведь их вид просто не может столькие годы поддерживать в своем мозгу слишком много знаний. Те же, кто обратится к силе чистого Красного Пламени, дарованного Клинками Власти, также получат его Проклятье, но уже в куда более радикальной форме. Внешний след этого Проклятья выглядит жутко. Но еще страшнее след, который он оставляет на сознании.

Этих слов старик не говорил прежде даже самой Импере, когда брал ее себе во служение на Юге, где она сама не понимала, как оказалась, и даже не помнила собственного имени. Башни Хемир, правящие частью земель той стороны света, рушились одна за одной, когда он проходил по ним, забирая с собой в дальние странствия их владычиц, Сестер-Хемир, в число которых входила и она. Их было всего четыре – Ксария, Лисица, Каменная Дева, и Импера. Все они стали спутницами старика, назвавшегося им Западным Генералом имтердов Бризом, пообещавшим им приближение к «истине имтердов», на которых они все хотели быть похожи, ведь именно Хемирами всю жизнь были. Именно Хемирой ее представил своему Военачальнику этот старик, и именно он отправил ее, и ее Сестер, в ту канализацию, на поиски некоего Соккона. Именно тот Военачальник, Актонис Геллар, всячески избегал встречи с ней, и именно его образ постоянно крутился в ее голове теперь, когда она смотрела на оставленные ей неизвестной силой на руках жуткие шрамы. Именно с его образом она их связывала.

–Я не верю… – качая головой, с большим усилием поднимая голову и направляя печальный, запутавшийся взгляд влажных от сердечной боли глаз на старика, шептал Таргот. – После всех моих поисков…После всех страданий…

–По крайней мере, теперь ты убедился, что она совсем не изменилась с вашей последней встречи. – уверенно говорил старик. – Возможно, в ней еще есть воспоминания о тебе, но…

–Сестра, пожалуйста!.. Ответь мне!.. – с невероятной надеждой в голосе крикнул он, теми же печальными и испуганными глазами глядя в не менее напуганные глаза сестры.

Разумеется, никакого родного голоса он тогда не услышал, и уста девушки по-прежнему были плотно закрыты, хоть и продолжали так же дрожать. Она наверняка хотела что-то ответить ему, назвавшемуся ее братом, правда наверняка родному ей имтерду. Будто подсознательно, она и сама хотела назвать его братом, и все же…

–Вы оба в смятении, и оба совсем ничего не знаете. – качал головой старик.

Таргот сразу перекинул свой взгляд на него, но даже в его закрытых седыми волосами белых глазах не увидел ответа, даже попытки что-то ему подсказать, пролить свет на истину, которую он уже так жаждал, пусть которой все еще боялся.

–Я не смогу рассказать тебе всего. Это должен сделать он. Тем более, что именно для этого вы все…собираетесь здесь.

Только теперь Таргот заметил, как его тело поглощает совершенно новая, хоть и давно знакомая внутренняя сила людей, медленно подходящих к тому же убежищу сзади.

–Геллар, да?… – закрывая глаза вздохнул он, еще трясущимися руками вытирая со лба холодный пот.

–Я отозвал всех своих подопечных, и они уже отправились в наше настоящее логово. Путь в Синокин скоро откроется вам. Осталось лишь…найти еще одного члена семьи. Вы все должны прийти туда, и поговорить с ним. Это – ваша судьба.

Наступила тишина. Только позади Таргота, постоянно медленно приближаясь, по каменному полу стучали маленькие сапожки с металлической подошвой, и сопровождавшие их кожаные ботинки. Внутренняя сила Имперы пропала сама собой вместе со звуком ее дыхания, наверняка перемещаясь с Негласным Правителем в сам Синокин. Туда, где Таргот рассчитывал найти ответы на все свои вопросы, лицом к лицу столкнувшись с Гелларом, кто наверняка уже ждал всех Кацер там. И куда ему идти было уже не так страшно, чувствуя обволакивающую его тело родную внутреннюю силу остановившихся теперь позади него в нескольких шагах синеволосой девочки и беловолосого юноши.

Он последний раз облегченно вздохнул, поворачиваясь к ним лицом, медленно и с удовольствием открывая глаза, за время своего пути устав, и страшно соскучившись по тем добрым лицам рядом. Свист в его ушах сразу пропал, будто внезапно пробитый родными голосами этой пары, правда способной найти друг друга даже на краю света, и сделавших это теперь. Пока они были рядом, ему не был страшен предстоящий выбор, и так же не была страшна правда, которую они точно помогут ему принять. С ними он был непобедим, и именно с ними он хотел быть в тот час. С ними он хотел вернуть Имперу, и с ними же хотел найти Лироя.

Вся боль его отступила, и сердце забилось совершенно спокойно, даже приятно для остального тела. На его лице снова расплывалась улыбка.

«Осталось найти Френтоса, и мы все снова будем вместе. Вместе примем все решения. И вместе…мы найдем спасение.»

Эпилог первого тома

Данный том рассказал читателю истории пути в Ренбирскую Канализацию Лилики и Таргота, последовательно закончившиеся во временном промежутке с разницей в десятки минут между собой. Пускай и эти истории не были обделены событиями, в то же самое время, но уже в других местах, с другими важными людьми, происходили не менее красочные события. Пока Лилика и Таргот занимались поисками Соккона, на ходу импровизируя и подстраиваясь, их брат Френтос, а также Кайла и Тиадрам, следовали четко установленному плану, по пути, к сожалению, подготовившему каждому из них свои опасности и трудности.

Увы, истории этого тома, связанные между собой нитью Гармонии, подошли к концу, и я не могу оставить будущие истории Эпохи Тишины здесь. Второй том подготовит для вас истории куда более темные, связанные уже не с Гармонией, а с самой Бездной. Даже если все они совсем скоро сплетутся в одну судьбу, ведь именно это открывает миру Бездна. Проклятье «Единства».

Оглавление

Вступление

Часть 1. Лилика.

  Глава 1. Прощания

  Глава 2. Чужой город

  Глава 3. Мама

  Глава 4. Вечно синие Попугаи

  Глава 5. Надежды целого народа

  Глава 6. Путь к чертогам разума

  Глава 7. Надзиратель, кому все ведомо

  Глава 8. Конец трудного пути

Часть 2. Таргот.

  Глава 1. Путь искупления

  Глава 2. Облик настоящего имтерда

  Глава 3. Монстр

  Глава 4. Старый брошенный мир

  Глава 5. Родной голос

Эпилог первого тома