Безумные каникулы Фредди (fb2)

- Безумные каникулы Фредди (пер. Евгения Давидовна Канищева) 2496K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дженни Пирсон

Дженни Пирсон
Безумные каникулы Фредди

Jenny Pearson

The Super Miraculous Journey of Freddie Yates

* * *

Моим чудесам – Уильяму и Дагласу.

И Эндрю, который помог их сотворить

Чудеса, конечно, бывают какие угодно, но я все же не уверен, что чудо может быть таким мелким и лохматым, как Леди Гага

Люди готовы увидеть чудо в чем угодно. Когда с папой приключилась его «незадача», Бабс выдала: «Джо, это просто маленькое чудо, что ты не убился насмерть». Однако это было никакое не «маленькое чудо», это была Айлин из парикмахерской, ничуть не чудесная и уж точно не маленькая. Если бы она в тот самый момент не выгуливала свою собачонку Леди Гагу, она бы не заметила, что папин почтовый фургон катится с холма, и не заорала бы на папу, чтоб убирался с дороги. То есть, как я уже сказал, это было никакое не чудо, а просто счастливое совпадение во времени. Ну окей, не совсем счастливое – ногу-то папа все равно сломал.

А наша учительница миссис Уокер однажды сказала, что, если до конца учебного года она никого из нас не удушит, это будет чудо. Однако шестой класс закончился, а все мои одноклассники все еще живы… по крайней мере, я думаю, что они живы. Правда, Дилан Катано куда-то подевался еще в середине осеннего семестра, но я слышал, что он просто вернулся в Японию. Короче, я к тому, что миссис Уокер была неправа. Может, с нами и нелегко, но то, что она никого из нас не придушила, вовсе не чудо.

В старые времена чудеса были помасштабнее. Вот только неизвестно, были ли они на самом деле. Однажды мы с Беном и Чарли попытались разделить на троих пакетик рыбы с жареной картошкой из «Марлиз», и это чуть не положило конец нашей дружбе, несмотря на то что «Марлиз» славится здоровущими порциями. Как чувак по имени Иисус ухитрился разделить три пикши и пару ломтей хлеба на пять тысяч человек, мне неведомо. Думаю, людям просто очень хотелось в это поверить.

Папа говорит, люди любят сказки, и если сказка делает их счастливыми, то зачем, спрашивается, портить ее правдой? Подозреваю, именно это и произошло нынешним летом в Уэльсе: люди увидели то, что хотели видеть. А хотели они видеть чудеса.

Если бы вы в начале июля спросили меня, что я об этом думаю, я бы вам сказал, что важнее всего правда. Важнее всего факты. Тогда факты были для меня чуть ли не самым главным в жизни. Одни собирают карточки с покемонами, другие – наклейки, а я коллекционировал факты. Понимаете, когда узнаёшь какой-то факт, он становится твоим насовсем. Он тебя не покинет, и никто не сможет его у тебя отнять. Но потом, этим летом, я увидел кое-что настолько похожее на чудо, что усомнился во всем, в чем был убежден раньше.

Глава 1

Пожалуй, вам стоит кое-что узнать про Бена и Чарли, иначе вы не поймете, как их угораздило попасть в эту историю

Лето должно было проходить так: Бен с папой и новенькой мачехой Бекки едет в Америку, Чарли с родителями – в какой-то тайный веганский лагерь, а я торчу дома с папой и Бабс (так я называю свою бабушку). Но ничего из этого не произошло.

На первый взгляд может показаться, что самые радужные перспективы были у Бена. Но это только потому, что вы не видели Бекки. В присутствии Бекки даже Диснейленд не радует. Бабс говорила, что ей доводилось видывать таких женщин, как Бекки. Не знаю, что это были за женщины и где она их видывала, но у меня сложилось впечатление, что Бабс от них не в восторге.

В последний день учебного года на утреннике в честь окончания шестого класса мы во всю глотку проорали «Еще один шажок по огромному миру»^[1]. Потом миссис Уокер пожелала удачи нам и нашим будущим учителям и вывела нас на игровую площадку, где нас разобрали родители. К этому моменту она была уже совершенно измочаленная, потому что Бен прямо в классе бросил в бутылку колы пять упаковок «Ментоса» и устроил грандиозный фонтан. Он уверял, что даже не догадывался, что так получится, но мы все знали, что он врет, потому что веселая тетенька в полосатых колготках и со значком «Я люблю науку» показывала нам этот фокус на утреннике в конце пятого класса.

Мне разрешили пойти домой без взрослых, потому что папа после своей «незадачи» не мог вести машину, а Бабс запретили водить после того, как она врезалась в центре города в мемориал героям войны. Если я правильно расслышал, доктор сказал, это вышло из-за того, что у нее в глазах гуакамоле, – и это странно, потому что Бабс ни за что не притронулась бы к иностранной еде. (А еще Бабс не смогла бы забрать меня из школы по той причине, что к этому моменту она уже была мертва, но я в то время этого не знал. А вам говорю прямо сейчас, чтобы успели подготовиться, потому что дальше будет грустно.)

Мы с Беном и Чарли вышли из школьных ворот – я, как всегда после уроков, собирался в киоск за пакетиком чипсов «Монстер Манч», – и тут подкатила на своем новеньком «Ренджровере» Бекки, новенькая мачеха Бена, и опустила окно. На ней был топ с очень глубоким вырезом – «лишь бы привлечь внимание», сказала бы Бабс.

– Привет, мальчики! – Бекки улыбнулась, показав очень много зубов.

Между прочим, я знаю один факт насчет зубов – можете его записать, если хотите, он интересный. У взрослого человека тридцать два зуба, и это совсем немного, если сравнить с другими представителями животного мира. Люди часто думают, что больше всего зубов у акулы, но это не так. Больше всего зубов у улитки – свыше четырнадцати тысяч. У Бекки и то меньше.

Чарли присвистнул и сказал такое, что кого угодно вгонит в краску:

– Твоя новая мамочка просто отпад!

Бену это не понравилось, и он толкнул Чарли, хоть и не сильно. Бен считает, что Чарли у нас без тормозов: что на уме, то на языке. И Бен прав, уверяю вас.

Но Бекки только отбросила назад длинные светлые волосы и приподняла огромные солнечные очки:

– Давай, Бен, прыгай в машину, отвезу тебя подстричься перед отпуском. А то зарос, как дикарь.

Но Бен вовсе не зарос, как дикарь. У него всегда крутые кудри, а по бокам иногда даже выбриты зигзаги или какие-то рисунки. Девчонкам, похоже, нравится. По крайней мере, гораздо больше, чем моя стрижка. Бабс стригла меня фестонными ножницами с зубчиками, поэтому челка всегда получалась кривая. Но Бабс утверждала, что это тоже из-за гуакамоле.

Бену явно не понравилось, что его назвали дикарем. Он очень серьезно относится к своей прическе. Он сунул руки в карманы и пробурчал себе под нос, чтобы Бекки не расслышала (зато я расслышал отлично):

– Никакая она не новая мамочка. Она мне никто.

Бекки не любит ждать. Лицо у нее сделалось немного уродливым, и она гаркнула:

– Бенджамин!

Он как будто уменьшился и пробормотал:

– Я – Бен.

Все знают, что он не любит, когда его называют Бенджамином. Но Бекки, по-моему, не волновало, что Бен любит и чего не любит. Она закатила глаза:

– Какая разница, Бенджамин. Быстро в машину. Мы опаздываем.

Мы с Чарли переглянулись, пока Бен забирался на заднее сиденье и захлопывал дверцу. И хотя я знал, что он едет в Диснейленд, мне было его жалко.

Бекки посигналила и, должно быть, забыла, что сердится, потому что ее большие красные губы опять растянулись в гигантской улыбке. Она крикнула в окно: «Мальчики, чудесного вам лета!» – и «Ренджровер», взвизгнув шинами, рванул с места.

Когда он скрылся за углом, Чарли красноречиво вздохнул и сказал:

– Повезло Бену. Его новая мамочка – просто красотка.

Вот это я и имел в виду, когда говорил, что у Чарли нет тормозов и что на уме, то на языке. Я сурово посмотрел на него:

– Чарли, мы ненавидим Бекки, ты что, забыл?

Он надул щеки и шумно выдохнул:

– Знаю, знаю, но…

– Никаких «но».

После этого он уговорил меня идти не за «Монстром Манчем», а в «Техасских жареных цыплят». Сказал, что ему жизненно необходимо в последний раз нормально поесть перед отъездом в лагерь «Золотистая фасоль», где семейство Андерсон проводит ежегодный детокс. Мама Чарли три года назад заделалась веганкой, и с тех пор он ноет, что жизнь его разбита.

В «Цыплятах» он заказал самое большое ведерко и, дочиста обгладывая крылышки и ножки, трещал о том, до чего несчастное лето его ждет: одно сплошное авокадо под лозунгом «Здоровые детки = счастливые детки».

Если бы я мог тогда догадаться, что случится на самом деле, я бы сразу пресек это нытье. Но я-то не догадывался и потому выслушивал его планы – зашить конфеты в карманы пижамы, упрятать чипсы в спальный мешок, – а сам с тоской думал, что мое лето будет в миллион раз скучнее.

Глава 2

Окей, я вас предупредил, что сейчас будет грустно. Но придется об этом рассказать, потому что если бы Бабс не умерла, то не было бы никакого путешествия и никаких чудес

Признаюсь, домой я шел не в лучшем настроении. Но это и понятно: меня ждало целое лето без планов и без друзей. Уже подходя к дому, я увидел Айлин, которая выгуливала Леди Гагу. Под «выгуливала» я имею в виду, что она стояла на одном месте с полиэтиленовым пакетиком наготове, пока Леди Гага делала свои дела на тротуаре. Я попытался обойти ее, но она посмотрела на меня очень странным взглядом, – Айлин, не Леди Гага, потом склонила голову набок и сказала:

– Ах ты, бедняжка. Когда найдешь в себе силы, заходи ко мне, я подровняю эту твою нелепую челку.

Я не был близко знаком с Айлин и не понял, почему ее вдруг так заинтересовало состояние моих волос.

А она шмыгнула носом, промокнула его платком и сказала:

– Мне очень жаль, Фред. Просто пришло ее время, вот и все.

Я глянул на Леди Гагу и пожал плечами: пришло так пришло. Дело такое, надо – значит надо.

Теперь-то я, конечно, понимаю, что Айлин имела в виду вовсе не Леди Гагу, наложившую кучу возле бунгало мистера Бернли, но в тот момент я об этом не задумался, потому что взгляд мой привлекло удивительное зрелище – папа, стоящий у ворот.

Зрелище это было удивительным по двум причинам.

Причина номер один: с момента своей «незадачи» папа ни разу не покидал дивана.

Причина номер два: папа курил!

Я пришел в ярость. Я не собирался стоять и спокойно смотреть на это медленное самоубийство. Поэтому я завопил:

– Папа! Что ты делаешь?!

Он от неожиданности так вздрогнул, что чуть не упал. Я подбежал к нему – ярость придала мне ускорение – и с ходу начал пересказывать свой доклад о вреде курения, который делал на естествознании в пятом классе:

– Папа, в табачном дыме содержится более пяти тысяч химических веществ…

– Ты ведь не собираешься перечислять сейчас все пять тысяч, правда, Фред? – устало перебил он.

На мой взгляд, это вышло довольно грубо с учетом того, что я пытался спасти ему жизнь. Мне хватало и одного умершего родителя.

– Доказано, что минимум двести пятьдесят из них вредны, в том числе синильная кислота, угарный газ и аммиак. А из этих двухсот пятидесяти вредных веществ минимум шестьдесят девять вызывают рак.

Я глазам своим не поверил, когда после этих слов он снова затянулся сигаретой. Смотрел, как он выпускает дым из ноздрей, и думал, что сейчас рвану, как та бутылка колы на утреннике.

Папа, наверное, это понял, потому что сказал «извини, Фред», бросил окурок на землю и раздавил здоровой ногой.

– Почему ты курил?

– Потому что Бабс.

Окончательно сбитый с толку, я сказал:

– Ну нет, Бабс не курит. И, честно говоря, это низко – перекладывать вину на Бабс. Это же ты курил, причем тут она?

– Нет, я не это имел в виду.

– А что ты имел в виду?

– Ее нет.

До меня все не доходило, какое это имеет отношение к внезапной тяге моего отца к никотину.

– Может, она у мистера Бернли? – предположил я, потому что в прошлый раз, когда мы не могли отыскать Бабс, она преспокойно пила с мистером Бернли херес и играла в «Монополию» на раздевание. Ну не то чтобы совсем на раздевание, однако свой голубой кардиган она сняла, и мы с папой ее потом еще много недель дразнили – до тех пор, пока она не пригрозила, что перестанет стирать нам трусы и печь пироги. Только тогда мы успокоились.

– Она не у мистера Бернли, Фред, – сказал папа, медленно качая головой. – Ее нет в смысле совсем.

– Нет в смысле совсем?

В голове у меня зажужжало, и направление этого жужжания мне сильно не понравилось.

– Твоей Бабс больше нет с нами, Фред. Она умерла. Так он сказал. Такими словами.

Не знаю почему, но я засмеялся.

Не в смысле «ха-ха-ха, как смешно», а в смысле «ха-ха-ха-у-меня-в-мозгу-короткое-замыкание-и-я-не-контролирую-свои-эмоции».

Потом я заговорил, но не знаю, понял ли папа, что я сказал, потому что подбородок у меня вдруг сам собой затрясся. Я хотел сказать: «Как она могла умереть? Ты же говорил, она нас всех переживет!» Но прозвучало это, боюсь, примерно так: «Како… реть… рило… сехпе… вет!»

Папа как-то обмяк, привалившись к воротам, и сказал:

– Прости, Фред.

– Простить? За что? Ты ее убил?

Разумеется, я не думал, что он ее убил, – видимо, это у меня было нервное потрясение.

– Что-о? Нет! – Теперь потрясенным выглядел папа, что вполне понятно.

У меня сжалось горло, я изо всех сил пытался сглотнуть слюну, чтобы продышаться.

– Тогда что случилось? Утром, когда я уходил в школу, с ней было все в порядке!

– Она была старенькая, Фред. Просто пришло ее время. (Вот тогда-то я и понял, что Айлин говорила не про Леди Гагу.)

Папа протянул мне руку, но я отшатнулся – ничего не мог с собой поделать. Я был очень, очень зол, а кроме него, мне не на кого было наброситься с обвинениями. И я заорал:

– Она всегда была старенькая, но она раньше никогда не умирала! Как ты мог это допустить?

Я гневно протопал мимо него в дом. Сзади послышался стук костылей.

– Фред! Стой! Подожди! Послушай!

Но я не стал стоять и ждать, потому что не хотел больше ничего слышать. Швырнул школьный рюкзак в прихожей и ринулся в кухню. Тут же за спиной раздался оглушительный грохот – это папа рухнул, споткнувшись о мой рюкзак. Знаю, что это плохо, но крошечная частичка меня хотела, чтобы он ушибся – ну чуть-чуть, – просто в отместку за то, что он сообщил мне о Бабс.

Он не ушибся, но разозлился. У него вырвался поток слов, которые нельзя повторять. Некоторые из них я слышал раньше, некоторые – типа «долбоблин» – он, кажется, сочинил прямо на месте. Повезло ему, что Бабс умерла, потому что, если бы она это услышала, ему бы не поздоровилось.

– Фред! Что я тебе говорил про рюкзак? А ну бегом назад!

Какую-то долю секунды я думал, а не смыться ли мне, но совесть взяла верх, и я вернулся в прихожую – ровно в тот момент, когда он вышвыривал мой рюкзак на задний двор.

– Зря ты это, – сказал я. – У меня там «Капри-Сан», он, наверное, лопнул и залил табель.

Но папе, похоже, было наплевать, он все еще сильно сердился. Он попытался встать, но никак не мог распутать узел из конечностей и костылей. Тогда он снова выругался и метнул костыль куда глаза глядят, и тот вылетел во двор и приземлился на мой рюкзак. Папа схватился за второй костыль, но я успел перехватить его до того, как он тоже отправился в полет.

– Прекрати выбрасывать вещи, ладно? – И я добавил то, что наверняка сказала бы Бабс: – Что подумают соседи?

И вот тогда папина голова упала на грудь, и он начал странно пыхтеть и хрипеть, словно умирающий морж. (О, кстати, – то есть, наверное, некстати, – у меня есть факт про моржей. Морж весит тонну – как легковая машина. Люди в большинстве своем этого не знают; они почему-то думают, что моржи весят гораздо меньше, примерно как выдры. Но ничего подобного: морж – очень крупное животное.)

Но папа не подражал хрипу умирающего моржа. Он плакал. Я никогда раньше не видел, как он плачет, но, с другой стороны, раньше у меня и бабушка не умирала. Я не знал, что делать, и просто стоял с открытым ртом, сжимая костыль.

Когда наконец хрипы и всхлипы прекратились, папа сказал:

– Ну что, Фред, поможешь своему папаше подняться?

Я потянул его вверх, помог встать на здоровую ногу, потом подставил плечо. Он навалился на меня, и я кое-как дотащил его и усадил на диван.

– Извини, пап. – Я приподнял его больную ногу и положил на скамеечку. – Извини, что бросил рюкзак. Это просто потому, что Бабс умерла.

Он глубоко и шумно вздохнул и вытер нос рукавом, хотя меня всегда за такое ругает. Я хотел было указать ему на это обстоятельство, но потом решил, что момент неподходящий. Просто для информации: двойные стандарты не остаются незамеченными.

– Нет, это ты меня извини, Фред, – сказал он. – У меня не получилось правильно подобрать слова. Я весь день думал, как тебе об этом сказать, а потом взял и брякнул «нет в смысле совсем».

Это правда, с подбором слов у него вышло как-то не очень, но он выглядел таким несчастным, что я сказал ему, мол, ничего, все в порядке, и сел с ним рядом. Я больше не злился. Мне просто было грустно.

– Как это случилось?

– В один миг. Только что сидела в своем кресле с вязаньем и ругалась с телевизором, а в следующую секунду ее уже нет. Предположительно инсульт.

Папа посмотрел на пустое кресло Бабс. Я проследил за его взглядом. На сиденье осталось углубление от ее попы. На подлокотнике лежало вязанье. Я подошел и взял в руки недовязанный свитер – на груди красовался динозавр радужной расцветки. Я поднял свитер повыше, чтобы показать папе.

Он состроил печальную гримасу:

– Да. Очередной шедевр для любимого внука.

Стыдно признаться, но я не сильно расстроился, что Бабс не успела его довязать. Я уже много лет не интересуюсь динозаврами. Я положил ее спицы на кофейный столик, и мы немного посидели в тишине, слушая тиканье золотых каретных часов.

Примерно после сорок шестого «тик-така» папа прокашлялся.

– Все будет нормально, сын. Как бы там ни было, мы справимся. Да?

Я кивнул, но, глядя на его ногу, закованную в гипс от лодыжки до бедра, засомневался. Вы бы тоже засомневались, если бы единственным взрослым в семье был человек, который переехал сам себя собственным почтовым фургоном.

Остаток вечера мы просидели перед телевизором. Около девяти до меня дошло, что мы не ужинали. Но есть не хотелось, поэтому я оставил папу в гостиной с огромным пакетом луковых колец, а сам ушел к себе в комнату размышлять. Поразмышляв немного, я сходил в ванную, попи́сал перед сном, почистил зубы, еще раз пописал, потому что в первый раз получилось не до конца, и вернулся в свою комнату.

Но только я до нее не дошел, а свернул в спальню Бабс. Сел на ее цветастое одеяло и вдохнул ее запах – лаванды и мятных леденцов.

Я сидел, и вдыхал, и нюхал, и представлял ее морщинки и улыбку, и от этого у меня разболелось сердце, и я выдвинул ящик ее тумбочки, чтобы взять с собой в кровать что-нибудь из ее вещей. Я думал, что, может быть, тогда почувствую себя ближе к ней.

Я перерыл целую кучу карточек моментальной лотереи. Нашел очки для чтения, запасной зубной протез и несколько штучек бигуди. Ничего из этого не соответствовало моим представлениям о предмете, который хотелось бы взять на память, так что я закрыл ящик и выдвинул другой, ниже. Там лежал один из ее носовых платков с вышитыми фиолетовыми цветочками. Я прижал его к носу, вдохнул и закрыл глаза. Когда я опять их открыл, из них текли слезы.

Глава 3

В которой я наконец-то могу нормально поплакать, а потом получаю письмо от Бабс

На следующее утро к нам зашел мистер Бернли, чтобы отвезти папу в центр. Когда кто-то умирает, приходится заполнять целую гору бумажек, чтобы все убедились, что человек действительно умер.

Папа должен был зарегистрировать факт смерти Бабс и забрать ее свидетельство о смерти. Честно говоря, до сих пор не понимаю, зачем мертвому свидетельство о том, что он мертвый? Кому он будет его показывать?

Папа велел мне в его отсутствие чем-то себя занять, чтобы не было слишком грустно. Так что я зашел на свой любимый сайт с фактами – «Фактивизм» – и узнал, что:

Пчела может напиться спиртного и опьянеть, но, когда она вернется в улей, пчелы-вышибалы не пустят ее внутрь, пока она не протрезвеет. Ха-ха, смешно!

Лебеди-шипуны – те самые, которые являются собственностью королевы, – развивают скорость до пятидесяти пяти миль в час. Примерно на такой скорости Бабс и врезалась в мемориал героям войны.

Клетки детей остаются жить в матери. Оказывается, ДНК младенцев вплетены в ткани материнского мозга, костей и тела. Ничего себе.

После этого факта я закрыл сайт. Я понял, что, когда умерла мама, вместе с ней умерла и крошечная частичка меня. А когда умерла Бабс, с ней умерла и последняя крошечная частичка мамы.

Вот уж не ожидал, что от фактов станет еще хуже. Обычно мне от них становится лучше. А тут захотелось зарыться под одеяло и выключить окружающий мир. Я подошел к шкафу и достал один из свитеров, которые связала мне Бабс. Однажды она сказала, что вяжет свитеры, чтобы они весь день обнимали меня за нее. Тогда я почувствовал себя как-то неловко, но теперь объятия Бабс нужны были мне сильней всего на свете.

Я выбрал бежевый свитер с коричневым игрушечным мишкой и словами: «Семья – это счастье». Имейте в виду, я ни за что не показался бы в нем на людях. Но в тот момент он был для меня как уютный вязаный плед. Я забрался с головой под одеяло, достал из-под подушки носовой платок Бабс и глубоко вдохнул его запах. Я не очень опытный плакальщик, но это был тот случай, когда стоило попробовать. И должен признаться: после того как я несколько минут рыдал понастоящему, содрогаясь всем телом, мне стало немножко легче. А потом мне стало немножко жарко. Все-таки был июль, а я лежал под одеялом в толстом вязаном свитере.

Я отбросил одеяло и тут услышал стук папиных костылей по ковровому покрытию на лестнице. Он ни разу еще не поднимался на второй этаж после «незадачи».

Дверь открылась, и его голова просунулась в комнату.

– Ты в порядке, сын? – Он показал на меня костылем. – Это что, Бабс вязала?

– Угу.

– Это хорошо. Так ты чувствуешь себя ближе к ней, да?

– Вроде того. Я еще взял ее платок. – Я показал платок папе. – Пахнет лавандой.

Папа улыбнулся – улыбка вышла кривовата – и взял у меня платок. И в тот момент, когда он поднял его повыше, мы оба обнаружили мою грандиозную ошибку.

– Ох, Фредди, какой же ты балбес! – Папа фыркнул. – Ты нюхал ее трусы!

* * *

Не знаю, что еще об этом сказать. Что было, то было, и теперь это принадлежит прошлому. Отсмеявшись, папа вспомнил, зачем поднялся ко мне, и лицо его стало серьезным.

– Фред, у меня для тебя кое-что от адвокатов. – Он достал из заднего кармана конверт.

– Что это?

Глаза его опять увлажнились, и я поспешил сказать:

– Ты знал, что китайцы изобрели бумажные конверты во втором веке до нашей эры?

– Это прекрасно, Фред, – ответил он.

Что довольно странно, потому что этот факт ничуть не прекраснее всех прочих, которые я сообщал ему раньше.

Папа вручил мне конверт, и я увидел на нем свое имя – с завитушками, как пишут старушки.

– Это от Бабс.

– Но она умерла.

– Она написала письмо, когда была жива, чтобы ты прочел после ее смерти.

Это тоже было странно – ведь если она знала, что собирается умирать, то должна была бы кому-нибудь сказать об этом. Я просунул пальцы под клапан и вскрыл конверт.

Дорогой Фред,

мой храбрый солдатик!

Дальше этих слов я не продвинулся, потому что внезапно опять подступили слезы. Я сглотнул их и сделал медленный выдох.

Папа положил мне руку на плечо:

– Не обязательно читать прямо сейчас. Отложи, прочтешь, когда сможешь. Когда наберешься сил. – Он постучал костылем по гипсу. – Пойду прилягу. Эта нога меня добьет.

Я помог ему спуститься и устроиться на диване.

– У твоей Бабс не было ничего важнее тебя. – Голос у папы вдруг сделался тоненький, даже писклявый. – И у меня тоже нет ничего важнее.

В груди у меня как будто раздулся громадный пузырь из грусти, и я подумал, что лучше побыть одному.

– Пойду наверх. Сделать тебе что-нибудь, пока я здесь?

– Притащи баночку пивка и пачку «Уотситс», если тебе не трудно.

Я принес ему пиво и чипсы, взбил подушки и почесал спину там, где он не достает.

– Ты хороший парень, Фред. Мама бы тобой гордилась.

Я никогда не видел маму. Не знаю, какой у нее голос. Не знаю, пахла ли она лавандой, как Бабс, или каким-нибудь другим цветком. Не знаю, умела ли она скручивать язык трубочкой, как я (папа не умеет), не знаю, успела ли она меня увидеть, прежде чем умерла.

Я знаю о маме ровно один факт: она была легким человеком.

Ну то есть совсем легким.

Я оставил папу в облаке пыльцы от кукурузных чипсов «Уотситс», поднялся к себе и достал из ящика письменного стола блокнот «Мама бы мной гордилась». Я записываю в него свои поступки, которыми, по мнению папы, мама гордилась бы. Там довольно много записей. Совершить все эти поступки было не трудно, но мне все равно нравится перечитывать блокнот. Вот вам несколько примеров, чтобы вы понимали, о чем я:

Первый раз пошел в школу Святой Терезы.

Я только и сделал, что поел немного хлопьев «Фрости» и оделся в школьную форму (даже шнурки сам не завязывал – их завязала мне Бабс).

Играл в школьном рождественском спектакле.

У меня даже роль была без слов: стоял на четвереньках с привязанной к животу резиновой перчаткой (это было вымя) и время от времени говорил «му-у».

Научился ездить на велике.

Вообще-то буквально все (кроме Чарли) научились раньше меня.

Получил первую наклейку в тетрадке по математике (в 7 лет).

Я выучил таблицу умножения только на два, пять и десять. А Бен – на семь, что очень трудно, когда ты всего лишь в третьем классе.

* * *

Я добавил запись о том, что принес папе пиво и чипсы и почесал ему спину. А потом я, должно быть, незаметно задремал, потому что, когда проснулся, оказалось, что блокнот прилепился к моему лицу моей же собственной слюной. Я его аккуратно отлепил – несколько слов размазалось, но не полностью. Я глазам своим не поверил, когда посмотрел на свой будильник в виде робота и увидел, что уже восемь вечера. Восемь! Я пропустил чай! Бабс ни за что не дала бы мне пропустить чай, потому что мне нужно хорошо питаться. У меня молодой растущий организм.

Потом я вспомнил про Бабс.

А потом про Письмо.

Я выудил его из заднего кармана и открыл конверт. И увидел, что внутри было не только Письмо. Там еще было мое свидетельство о рождении.

Глава 4

Я, наверное, должен объяснить связь между моим свидетельством о рождении и путешествием, в которое мы с Беном и Чарли вскоре отправились

Бабс и папа никогда не держали это в тайне. Я всегда знал, что папа – не мой биологический отец. Мой биологический отец бросил маму, когда она была беременна мной, и вскоре после этого она познакомилась с папой. Когда она умерла – сразу после того, как родила меня, – папа остался со мной, потому что, кроме меня и Бабс, у него никого не было. Я однажды случайно услышал у школьных ворот, как чей-то папа сказал, что это просто чудо, что мой папа остался. Не знаю насчет чуда. Думаю, дело просто в том, что он очень хороший человек.

Про своего настоящего отца я спрашивал, наверное, пару раз в жизни. И Бабс утверждала, что ей ничего о нем не известно, даже как зовут. Знай я, что она такая виртуозная врунья, поднажал бы. А у папы от этих вопросов делался такой несчастный вид, что я перестал спрашивать. Да и потом, не так уж сильно меня это интересовало. Если честно, я вспоминал о биологическом отце, только когда мы с папой ссорились или когда нам не хватало денег на что-то, чего мне хотелось. Тогда я думал: «А вдруг тот, другой, папа богатый?»

И тут как гром среди ясного неба свидетельство о рождении, а в нем – имя.

Алан Квакли.

Да, имя не самое крутое.

Но я решил не делать преждевременных выводов об Алане, пока не дочитаю письмо Бабс.

Дорогой Фред,

мой храбрый солдатик!

Если ты читаешь это письмо, значит, меня, по всей вероятности, уже нет в живых.

Я оставила тебе немножко денег на банковском счету – ты сможешь их получить, когда тебе исполнится восемнадцать. Следовало бы сказать: «потрать их на учебу в университете», но я скажу иначе: «потрать их на то, что сделает тебя счастливым». А счастливым тебя сделает хорошее образование, потому что именно оно даст тебе достойные средства к существованию. И не спорь со мной!

Ты, наверное, уже заглянул в свое свидетельство о рождении. Возможно, надо было отдать его тебе раньше, хотя я подумывала и о том, чтобы вообще его тебе не показывать. Но, в конце концов, ты имеешь полное право знать, кто твой биологический отец. Если пожелаешь с ним встретиться, сможешь составить о нем собственное мнение. Я не собираюсь настраивать тебя против этого ничтожества. Твой настоящий папа, Джо, – вот он хороший человек. Он мне как сын. Он был добр к моей Молли, когда этот гаденыш Алан ее бросил. Джо любит тебя, Фредди, всем сердцем и всей душой.

Не забывай зимой поддевать безрукавку. «Поп-Тартс» – негодный завтрак. Напоминай папе по средам выкатывать мусорные баки за ворота.

Я тебя люблю, Фредди. Всегда.

Не грусти очень сильно.

Целую,

Бабс.

Я грустил. Сильно.

Но пока я лежал и грустил, в голове у меня вертелось только одно имя.

Алан Квакли.

Алан.

Квакли.

Ал.

Квак.

Я попробовал произнести это имя вслух несколько раз, надеясь, что это поможет мне ощутить родство.

Алан Квакли. Алан Квакли. Алан Квакли.

Не помогало.

Алан Квакли не желал возникать в моем воображении. Я держал в руке свидетельство о рождении, смотрел на него и думал: «Кто же ты, Алан?»

А потом я увидел в графе «место рождения отца» – Сент-Дейвидс, Уэльс.

Уэльс? Это что же, я – отчасти валлиец? Но я совсем не умею петь, мне медведь на ухо наступил. А в регби я просто безнадежен.

Не помню, чтобы я принимал сознательное решение искать его в интернете, просто вдруг обнаружил, что вбиваю «Алан Квакли» в поисковую строку. Результатов оказалось немного, что неудивительно. История про Алана Квакли, которому во Вторую мировую отстрелили ухо. Явно не тот. Еще был Алан Квакли в Америке, у которого самые длинные большие пальцы ног во всем штате Техас. Я сбросил свои тапочки с Невероятным Хал-ком – просто проверить, – но мои большие пальцы меньше среднего размера, так что американского Квакли тоже можно было спокойно вычеркивать. Последний Алан Квакли был примерно подходящего возраста. На его рабочем сайте висела зернистая черно-белая фотография. Это был сайт компании «Кардифф Аналитикс», и Алан Квакли, как было указано, работал там аналитиком-исследователем. На тот момент я еще не знал, кто такой аналитик-исследователь, поэтому погуглил:

«Аналитик-исследователь – специалист, отвечающий за сбор, обработку и презентацию разнообразных массивов данных и источников информации».

По сути, это означало, что он работает с фактами! Я ощутил в животе ту странную колышущуюся пустоту, которая возникала всякий раз, когда Бабс за рулем слишком быстро съезжала с горки.

Я попытался высмотреть фамильное сходство, но на крошечном фото невозможно было ничего разглядеть. Краткая биография сообщала, что Алан Квакли работает в компании семь лет и руководит командой из двенадцати аналитиков. И что он любит пешую ходьбу. На этом месте я взволновался, потому что тоже отлично хожу пешком. И еще там говорилось, что он любит плавать. А у меня бронзовая медаль за умение держаться на воде, и я могу проплыть три четверти дорожки под водой (но только в водонепроницаемых очках). Это меня убедило окончательно. Факты, ходьба и плавание – таких совпадений не бывает. Я его разыскал. По крайней мере, онлайн.

Я и сейчас не знаю, откуда у меня возникла идея разыскать его в реале. То ли оттого, что впереди ждало скучное, тоскливое лето, то ли потому, что мне хотелось что-то делать, вместо того чтобы сидеть дома, ухаживать за папой и тосковать по Бабс. А может, я забеспокоился, что наша семья теперь состоит всего лишь из двух человек. И если папа продолжит и дальше при каждом удобном случае переезжать себя фургоном, то вскоре может получиться так, что наша семья будет состоять из одного меня, а такая перспектива меня не радовала. Так или иначе, идея возникла и крепко засела в голове, и я понял, что ее оттуда ничем не вышибить. Мне необходимо встретиться с моим биологическим отцом.

Я открыл групповой чат с Беном и Чарли. Понятно было, что без тщательно разработанной легенды для прикрытия мне далеко не продвинуться, и я рассчитывал на помощь друзей.

Ф.: Как дела?

Ч.: Просто мрак. Мама нашла мою заначку для голодательного лагеря.

Б.: У меня еще мрачнее. Диснейленд – мой личный персональный ад.

Бен прицепил семейное фото с персонажами «Красавицы и чудовища» с прошлой, пасхальной, поездки в Диснейленд. В центре кадра Бекки обеими руками обнимала Люмьера. В жизни не видел, чтобы у подсвечника была такая довольная физиономия. Бен с кислой миной торчал где-то сзади.

Нытье друзей меня разозлило: я-то знал, кому из нас хуже всего. Мне даже как бы захотелось, чтобы им стало не по себе. И я написал:

Ф.: У меня самый мрачный мрак. У меня умерла Бабс.

Я смотрел на экран телефона, пытаясь представить их ответы. Сперва никаких ответов не было. А потом:

Ч.: Фред выиграл.

Б.: Согласен. Первый приз уходит Фреду. Сочувствую, брат.

Ч.: Теперь мне совестно. Чувак, ты как там, держишься?

Меня тоже сразу стала грызть совесть из-за того, как я сообщил им эту новость.

Ф.: Да, все норм.

Снова пауза.

Б.: Но… я вам говорил, что Бекки купила нам всем одинаковые футболки с Микки-Маусом и сердечками? Это тоже мрак.

Ч.: А я говорил, что мне придется каждое утро пить веганское смузи из авокадо и каких-то сорняков?

Б.: Сорняков? Чувак, у тебя есть шанс обойти Фреда.

И тут я достал козырную карту:

Ф.: Народ, я еду в Уэльс искать моего биологического отца.

Я никогда не говорил им, что мой папа мне не биологический отец. Не то чтобы я это скрывал, просто тема никогда не всплывала.

Ч.: Твой биологический отец – валлиец?

Да-да, это все, что Чарли вынес из моих слов.

Ч.: Стоп! Биологического?!

Кажется, дошло.

Ф.: Он ушел еще до моего рождения. А теперь я его нашел.

Б.: Ты уверен? А что говорит твой настоящий папа? И как ты поедешь? Я думал, он сейчас не может водить машину.

Ф.: Папа не знает. Я поеду сам. В эти выходные. И вы должны меня прикрыть.

Чарли печатает ответ… Бен печатает ответ… – сообщил мне телефон.

Я затаил дыхание.

Потом перестал таить, потому что они как-то чересчур долго печатали.

Ф.: Эй, вы тут?

Они, похоже, сидели в отдельном чате. Совещались, что ответить.

«Сколько можно», – подумал я.

Ч.: Я еду с тобой. Хоть развлекусь, а то через две недели начнется веганский ад.

Б.: И я поеду. Бекки выносит мне мозг. Отдохну перед США.

Ф.: Вы уверены?

Втайне я надеялся, что они уверены.

Б.: Мы все равно летим только через 6 дней.

Ч.: Уверен.

Ф.: Придете ко мне завтра, обсудим план?

Ч.: Само собой. В 10 утра норм?

Ф.: Да.

Б.: Пока.

Глава 5

В которой мы с Беном и Чарли придумываем план, но, как выясняется впоследствии, кое-что недодумываем

Разбудил меня звук песни «Веселого Рождества». Папа когда-то купил музыкальный звонок, и он застрял на этой мелодии. А папа чинить его не стал – говорит, мы оглянуться не успеем, как настанет Рождество. Подозреваю, у взрослых время пролетает быстрее.

– Фред, открой, пожалуйста! – заорал снизу папа.

Я нашарил ногами тапочки и поскакал вниз. Папа вытянул шею, чтобы увидеть меня в дверном проеме гостиной.

– Эх, соня, я-то думал дать тебе поспать подольше. Спорим, ты не выспался.

Он протянул мне пакет шоколадных печенек, но я помотал головой – что сказала бы Бабс, если бы узнала, что я начал день со сладостей?

– Ты это видел? – Папа кивнул на телевизор. – Какой-то ловкач увел бесценные кольца прямо из-под носа у Фионы Брюс.

– У кого?

На экране я увидел женщину с очень белыми зубами и очень растерянным взглядом.

– Вот это – Фиона Брюс, ведущая «Антикваров на колесах». А вон у той старушки в шапке с помпончиком были очень ценные старинные кольца. «Антиквары» приехали на них взглянуть, а какой-то проходимец стибрил эти кольца буквально в прямом эфире и как в воздухе растаял.

Если честно, я слушал папу вполуха. Я не очень-то интересуюсь антиквариатом.

– Пойду открою дверь.

Бен и Чарли стояли на пороге, обняв друг друга за плечи и раскачиваясь.

– …и с Новым годом! – допели они и поклонились, а Бен снял бейсболку и подставил, будто прося денег.

Я слегка расчувствовался, когда их увидел. И чтобы не заплакать, спросил:

– Вы знали, что Джозеф Генри изобрел дверной звонок в 1831 году?

И слезы перестали щипать глаза.

Чарли, спасибо ему, впечатлился:

– Вау. Я не знал.

Бена, однако же, факт о дверном звонке не сбил с толку. Он сочувственно сдвинул брови:

– Ты в порядке, Фред?

– Как он может быть в порядке, если переживает личный кризис? – возмутился Чарли и протиснулся мимо меня в гостиную.

Папа все еще смотрел новости. Там во весь экран красовались два золотых кольца в форме лебедей, а под ними была надпись: «ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ». Папа приглушил звук.

– Доброе утро, мальчики.

Чарли прокашлялся.

– Мама велела, чтобы я выразил вам соболезнования, мистер Йейтс, по поводу вашей… – Он замялся. – Кем она вам приходилась, Бабс? Она же мама мамы Фредди, да? Значит, для вас она мама вашей мертвой подружки?

Папа уставился на Чарли и дважды моргнул. Потом перевел взгляд на меня. Я пожал плечами – что я мог сказать?

Чарли сделал вторую попытку:

– Мистер Йейтс, мне очень жаль, что мама вашей мертвой подружки теперь тоже мертвая. – Он глянул на шоколадное печенье, которое папа держал перед разинутым ртом. – Вы будете это есть?

Папа протянул ему печенье и сказал очень четко и медленно:

– Спасибо за твои искренние соболезнования, Чарли.

– На здоровье, мистер Йейтс.

– Как ваша нога, мистер Йейтс? – спросил Бен.

– Спасибо, получше. Но еще несколько недель прохожу в гипсе.

– Мама говорит, нужно быть необыкновенным человеком, чтобы переехать себя собственной машиной, – сказал Чарли и расплылся в широченной ухмылке.

Бен ткнул его под ребра.

– Что такое? – возмущенно уставился на него Чарли. – Это же комплимент!

Папа вздохнул.

– Как твоя мама, Бен? Уже пришла в себя после всего этого?

– Она в Испанию переехала. Захотела убраться как можно дальше от папы и Бекки. Она не понимает, почему папа разбогател, только когда она от него ушла. Думает, он нарочно это сделал, ей назло.

– Ясно. – Папа взъерошил себе волосы, и они встали дыбом, как у сумасшедшего профессора. – А что, можно кому-то назло выиграть пятьсот тысяч в мгновенную лотерею?

– Мама, кажется, считает, что можно.

– Ну, пошли ко мне! – Я хотел поскорее приступить к разработке плана, а не торчать полдня в гостиной, болтая с папой.

* * *

Чарли уселся в мое кресло на колесиках и забросил свои ножищи на кровать:

– Так что, у тебя теперь два папы?

– Угу. Мой нормальный папа и биологический, который в Уэльсе.

– А где вообще этот Уэльс? Это остров, что ли, из тех, что между нами и Францией?

Миссис Уокер права: Чарли надо внимательнее слушать на уроках.

– Да нет же, чучело! Уэльс – это та штуковина, что прилеплена прямо к нам и похожа на кабанью башку, – разъяснил Бен.

– Вот это? И как мы туда попадем?

– На поезде. – Я открыл на компьютере сайт национальных железных дорог Великобритании. – Только это недешево. Сколько у вас денег, народ?

Чарли вывернул карманы своих штанов-карго:

– У меня четыре фунта четыре пенса.

– Не хватит.

Мои сбережения хранились в копилке – она у меня в форме лягушонка Кермита. Я вытащил затычку, и на ковер пролился дождь из серебряных и медных монет. На вид их было очень, очень много. Я вдруг заметил, что Бен ухмыляется.

– Что такое? – спросил я сердито.

– Чувак, у тебя копилка в виде Кермита.

– Ну и?

– Вот гляди. Кермит. Лягушонок. И вдруг выясняется, что фамилия твоего биопапы – Квакли. Тебе не кажется, что это забавно?

Нет, мне не казалось, что это забавно. Мне казалось, что это знак, хотя в то время я в них и не верил. Обратите внимание: знак, не чудо.

Однако когда я пересчитал монеты и в сумме они составили восемь фунтов пятьдесят три пенса, это перестало тянуть на знак.

– Всего двенадцать фунтов. До Уэльса не доехать.

Мне не хотелось казаться наглым, но при этих словах я посмотрел прямо на Бена. Возможно, я с самого начала рассчитывал на его денежный вклад, однако старался проявить деликатность. Я надеялся тонко подвести его к той точке, в которой он сам предложит финансовую помощь.

Зато Чарли проявлять деликатность не собирался. Он легонько пнул Бена и сказал:

– Ну давай, раскошеливайся.

Бену явно было не по себе. Ему постоянно кажется, что все тянут из него деньги – с тех пор как его папа внезапно разбогател. Но Бен и правда получает на карманные расходы больше, чем мы с Чарли вместе взятые.

– Он не обязан, если не хочет, – сказал я неискренне.

С моей стороны это был, как говорится, двойной блеф. Или одинарный, не помню точно.

– Давай, давай, Бен, не жадничай. У него Бабс умерла. А я вообще всегда хотел побывать в Уэльсе.

– Да ты две минуты назад не знал, где этот Уэльс находится!

Повисла неловкая пауза, и я уж было подумал, что Бен денег не даст, но тут он сказал:

– Ладно уж. То есть, извини, я в смысле – да, конечно. Я добавлю.

– Я тебе верну, обещаю, – сказал я.

Обратите внимание, срок возврата я не обозначил. Решил не сковывать себя временны́ми рамками.

Разобравшись с денежным вопросом, мы стали обдумывать легенду для прикрытия. Я предложил сказать, что нас наградили поездкой за хорошую учебу, но это было слишком сложно. У Чарли возникла мысль притвориться, будто нас похитили, и оставить записку с требованием выкупа, но мы сообразили, что родители, пожалуй, могут не в меру всполошиться. В итоге победила идея Бена: я говорю, что остаюсь с ночевкой у Бена, Бен – что остается у Чарли, а Чарли – что у меня. Как выразился Бен, этот план был гениален в своей простоте.

* * *

Как оказалось, родители восприняли известие совершенно спокойно. Я-то думал, папа сразу меня раскусит, потому что я сделал очень уж честное лицо. Но когда я произнес: «Пап, я к Бену с ночевкой. Вернусь в воскресенье», он только и спросил:

– А где пульт от телика?

Теперь-то, после всего, что случилось, он заставляет меня перед выходом из дома во всех подробностях расписывать маршрут. Он даже подумывал вживить в меня электронный чип, как в Леди Гагу (в собаку, не певицу; хотя, может, у певицы тоже есть чип, не знаю).

Мы с Беном и Чарли договорились встретиться в восемь утра на автобусной остановке. Вещей решили взять по минимуму: запасные трусы и легкий перекус. Наверное, в тот момент я рассчитывал, что мой новый папа, Алан, приютит нас на ночь, а на следующий день мы уже будем дома. Когда меня спрашивают, сделал ли бы я что-нибудь иначе, если бы планировал поездку сейчас, я отвечаю: взял бы побольше трусов. Вообще побольше одежды.

Глава 6

Кажется, это уже начало нашего путешествия

Из-за волнения, которое шипело и бурлило в животе, я проснулся в несусветную рань. Попытался уснуть обратно, но куда там. Поэтому я встал и положил в рюкзак свои самые лучшие трусы-«боксеры». Помню, еще подумал, что к моменту, когда я их надену, я буду уже знако́м с Аланом Квакли. Любопытно, что первые мужские трусы появились семь тысяч лет назад (!) и имели форму кожаной набедренной повязки. Теперь кожаного белья никто не носит, потому что обильное потоотделение чрезвычайно неприятно для нижней половины туловища.

Я на цыпочках прокрался через гостиную, которая после «незадачи» превратилась в папину спальню. Папа лежал на диване, лицо его было озарено голубым светом с телеэкрана. Я знал, что надо позавтракать, хоть меня тошнило от волнения, и уже потянулся за шоколадным печеньем «Поп-Тартс», но, вспомнив письмо Бабс, сделал выбор в пользу цельнозерновых хлопьев «Уитабикс».

В семь с минутами я решил, что уже вполне можно отправляться на автобусную остановку возле дома Бена. Я не знал, стоит ли будить папу. Стоял над ним и смотрел, как поднимается и опадает его грудь. Он выглядел так мирно, так безмятежно, что мне захотелось обхватить его руками, как раньше, когда я был маленький…

Это был очень милый и трогательный момент – до тех пор, пока папа вдруг не подскочил и не замахнулся на меня костылем. От неожиданности я чуточку намочил свои «боксеры».

Я заорал. И он заорал. Мы оба заорали.

– Фред! Какого черта?! Я думал, к нам забрался вор!

– Я смотрел, как ты спишь!

– Матерь Божья, с какой стати ты это делал, сын? У меня чуть инфаркт не случился!

– Но это же ты размахался костылем!

– Фред, смотреть на спящего – это что-то из фильмов ужасов. Никогда больше так не делай.

Это прозвучало убедительно.

– Хотел попрощаться. Я иду к Бену.

Папа поскреб свою щетину. Он с каждым днем зарастал все сильнее.

– А который час?

– Начало восьмого.

– Ради блага всех живых существ, Фред, зачем ты вскочил в такую рань?

– Не такая уж и рань.

– Для меня – рань.

Тут он был прав. С тех пор как папа перестал ездить на работу, он редко вставал раньше одиннадцати.

– Когда вернешься? – спросил он.

– Завтра вечером.

Он потянулся, раскинув руки, и издал зевок, похожий на рев разъяренного динозавра. Папа всегда очень шумно зевает.

– Будь хорошим мальчиком, сделай мне перед уходом чашечку чаю.

Я принес ему чай, и он сказал, что мама мною гордилась бы. Я бы записал это в блокнот, но такая запись там уже была. Папа пьет много чая. Честно говоря, он пьет только два напитка – чай и пиво.

– До свиданья, пап.

– Развлекайся на здоровье. Веди себя хорошо.

Я замешкался у двери. Момент получался не такой торжественный, как я представлял.

– Я люблю тебя, пап. И я скоро вернусь, обещаю. Не волнуйся, ладно?

Папа наморщил лоб:

– Фред, с тобой все в порядке?

Наверное, я сказал слишком много. Он-то считал, что я всего-навсего иду к Бену. Я уж подумал, что выдал себя, но тут он продолжил:

– Прости. Конечно, с тобой не все в порядке. Я знаю, как тебе плохо без Бабс. И какое унылое лето тебе предстоит, раз я тут у тебя прикован к дивану…

Мне пришлось плотно сжать губы, чтобы не выложить, что вообще-то я намылился тайком съездить в Уэльс и разыскать Алана Квакли. Я привык рассказывать папе обо всем – но не мог же я рассказать ему, что намерен подстраховаться и обеспечить себе запасного папу. Вдруг бы он меня не отпустил?

А, ну и, конечно же, я не решался причинить ему такую боль.

* * *

Я с удивлением обнаружил, что Бен уже на остановке, хотя до прихода автобуса было еще целых полчаса.

– Бекки хотела, чтоб я с ними занимался какой-то там глубинной медитацией напополам с йогой. Пришлось делать ноги, – объяснил он. – Она заставила папу натянуть такую штуковину из лайкры.

Я скорчил рожу. Поверьте, папа Бена в чем-либо в обтяжку – то еще зрелище.

– Спасибо, я в курсе! Это был практически купальник. Как только он в этом купальнике сел на корточки, я и свалил.

Со стороны Бена это было разумным шагом. Человек не обязан смотреть на такое. Это не для слабонервных.

– Так что, они поверили, что ты остаешься с ночевкой у Чарли?

– Легко. Хотя, по-моему, папа вообще не услышал. – Бен смотрел куда-то мне за плечо. – Кстати, о Чарли…

Да, к нам подгребал Чарли: в каждой руке – по батончику «Марс», под мышкой – гипоаллергенная подушка.

– Ты что, не наелся? – спросил Бен.

– Это подготовка. Наедаюсь впрок к отъезду клана Андерсонов в «Голодный экстаз».

К приходу автобуса Чарли расправился с обоими батончиками, а на остановку заявилась стайка бабулек из книжного клуба, который посещала Бабс. Я испугался, что они что-то заподозрят и начнут выспрашивать, куда это мы собрались, – но они нас даже не заметили, поскольку оживленно обсуждали утренние занятия зумбой. Но потом одна старушка по имени Дорин все-таки меня узнала. После этого всю дорогу в автобусе бабули вздыхали, и смотрели на меня грустными глазами в морщинках и говорили, что Бабс была чудесным человеком. Особенно расхваливала ее Дорин, а потом дала нам по двадцать пенсов и велела не тратить все сразу. Мне вспомнилось, что Бабс отзывалась о Дорин вовсе не так хвалебно. Однажды, когда они поссорились в «Маркс энд Спенсер» из-за скидочной ветчины, Бабс сказала что-то вроде: «Она бы и у черта из пасти последний кусок вырвала, эта Дорин».

Когда мы добрались до железнодорожной станции, меня вдруг начало трясти. Папа лежит дома, практически одноногий, и некому подать ему чашку чаю, а я веду себя не как хороший, заботливый сын. Как предатель – вот как я себя веду.

Но когда я об этом заикнулся, Бен снисходительно бросил:

– Как-нибудь переживет твой папа одну ночь без своей чашечки чаю.

Потом он велел нам ждать у мусорных баков и не отходить от них ни на шаг, пока он покупает билеты. Бен говорил командирским голосом, словно отдавая приказ. Думаю, ему приятно было в кои-то веки покомандовать. Я чуть было не высказал вслух, что об этом думаю, но вовремя сообразил, что источник средств лучше не злить.

На нужный поезд сели без приключений – не считая того, что Чарли застрял в воротцах турникета. Он опустил свой билетик, но протиснуться не сумел. Охранник сказал:

– Тринадцать лет тут работаю и никогда еще такого не видел.

Чарли горделиво приосанился.

Когда двери поезда закрылись и вокзал стал удаляться, меня затрясло уже по полной программе.

– Может, выскочим на следующей и вернемся?

Бену эта идея не понравилась. Он сказал очень строго:

– Мы едем в Кардифф, Фредди. И не думай, что это только ради тебя.

Я даже растерялся немного. Я-то как раз думал, что ради меня. Но оказалось, что Бен так же сильно стремился сбежать от своей семьи, как я – найти свою.

Глава 7

В которой мы находим «Кардифф Аналитикс», – а вы небось думали, что не найдем?

В Кардиффе мы сразу пошли в «Бургер Кинг», чтобы взбодрить и утешить Чарли, который забыл в поезде свою гипоаллергенную подушку. Он объяснил это тем, что сахар у него в крови упал до опасного для жизни уровня. Когда Чарли голоден, он не в лучшем настроении, поэтому мы решили как можно быстрее его накормить. К нашему с Беном удивлению, заказывая себе гигантский гамбургер, Чарли внезапно заговорил с сильным валлийским акцентом. Кассирша с нарисованными бровями, похоже, не слишком этому обрадовалась.

– Вы пытаетесь меня оскорбить? – спросила она.

– Извините, – поспешно сказал Бен, – он просто немножко переволновался.

Усевшись за пластиковый стол, мы спросили Чарли, что это вообще было.

– Стоит мне услышать какой-то акцент, как он мгновенно прилипает к языку, – объяснил он.

– Но мы здесь и пяти минут не пробыли.

– Что я могу поделать? Талант есть талант.

Я выяснил, что «Кардифф Аналитикс» совсем недалеко – можно дойти пешком. Мы последовали за голубым человечком на гугл-карте и спустя двадцать минут и одну туалетную остановку оказались перед вращающимися дверями офисного здания, где работал Алан Квакли. Мне не верилось, что это оказалось так просто. Я даже начал задумываться о карьере частного детектива.

– Ты готов? – спросил Бен.

– Да, – сказал я, хотя внезапно почувствовал, что не очень. Я весь был как натянутая струна.

Бен, видимо, это заметил, потому что сказал:

– Хочешь, чтобы мы пошли с тобой?

Я хотел, но ответил: «Нет, все нормально», потому что думал, что это, наверное, такое дело, которое я должен делать сам. И потом, вдруг Чарли снова пустит в ход эту свою жуткую пародию на валлийский акцент?

– Удачи, Фред, – сказал Бен с таким торжественным видом, что я занервничал еще сильнее.

Чарли притянул меня к себе, чтобы обнять. От него слегка отдавало кетчупом и маринованными огурцами.

– Все будет тип-топ, – сказал он, как часто говорят ирландцы.

Его чутье на акценты все же было не настолько тонким, чтобы не путать Уэльс с Ирландией.

Я вошел во вращающуюся дверь и очень медленно двинулся по кругу. Все это время Бен и Чарли мне махали – даже когда, по идее, у них уже должны были устать руки. Они перестали махать, только когда я завершил полный круг и снова оказался на улице.

– Что ты делаешь?! – Бен сердито скрестил руки на груди.

– Да он боится, – объяснил Чарли.

Чарли был прав. Я постепенно заполнялся страхом. Вдруг этот Алан не захочет иметь со мной ничего общего? Что тогда? Еще одного эмоционального потрясения мне не вынести.

Бен указал на дверь:

– Ну-ка давай чеши. Между прочим, билеты на поезд обошлись мне в пятьдесят четыре фунта.

Мне не так чтобы очень нравилась эта его новая командирская манера, однако было видно, что он не шутит, поэтому я попятился обратно во вращающуюся дверь. Пока я не начал медленно вращаться вместе с ней, Бен крикнул:

– Не бойся, чувак, он тебя полюбит!

Хотелось бы верить.

Когда я вошел в просторный холл, охранник с очень основательными усами смерил меня взглядом и сообщил:

– Тут не детская площадка.

К чему объяснять очевидные вещи? И так понятно, что это офисное здание.

Я решительно направился мимо него к стойке приема посетителей. За стойкой сидела женщина с очень большим лицом и ртом чуть ли не больше лица и клацала длинными блестящими ногтями по клавиатуре компьютера. При виде меня она растянула губы в улыбку, однако тон оказался холодным.

– Здравствуйте, чем я могу вам помочь? – спросила женщина, но глаза ее говорили: «Чего тебе от меня надо, мальчик?»

Я выпятил грудь и постарался придать голосу уверенности.

– Мне нужно увидеть Алана Квакли.

– Как это пишется?

– А, Л, А…

– Я имею в виду Квакли. КваК или КваГ?

– К. Ква-кли.

Блестящие когти зацокали по клавиатуре с удвоенной силой, и я заподозрил, что мое «А, Л, А…» ее разозлило.

– Прошу прощения, в «Кардифф Аналитикс» никаких Аланов Квакли нет. Я могу помочь вам чем-то еще?

Весь воздух, который я набрал в грудь, с шипением потек обратно.

– Вы уверены? Вы правильно набрали «Алан»?

Она смотрела на меня не мигая добрую минуту, а потом сказала чересчур уж любезно:

– В «Кардифф Аналитикс» нет сотрудника по имени Алан – а, эл, а, эн – Квакли.

– Но на вашем сайте он есть.

– Прошу прощения, никаких Аланов Квакли здесь нет.

– Он любит пешую ходьбу и плавание.

Она снова улыбнулась:

– Я могу помочь вам чем-то еще?

– Но в интернете же написано, что он у вас работает. Я сам видел!

Последние слова я нечаянно не сказал, а выкрикнул, но Мисс Мордатость бровью не повела.

Улыбка ее стала чуть у́же, но она опять повторила то же самое, слово в слово:

– Прошу прощения, в «Кардифф Аналитикс» никаких Аланов Квакли нет. Я могу помочь вам чем-то еще?

– Но я приехал издалека! Из Эндовера!

И вот тут-то Мисс Мордатость-Блестящие-Когти по-настоящему взбесилась. Она наклонилась ко мне и зашипела:

– А теперь слушай меня внимательно, мелкий поганец. Я тебе ясно сказала, никаких Аланов Квакли у нас нет. Отстань от меня и катись отсюда.

Я так ошалел, что не мог шевельнуться. Все пошло совсем не так, как я себе представлял.

– Я сказала, катись. – Она подняла глаза на охранника. – Найджел, выведи его отсюда.

Усатый охранник сделал шаг в мою сторону. Я понимал, что, если не уйду, у меня будут большие проблемы. Но только я не был уверен, что Мисс Мордатость говорит правду. А я не только преодолел долгий путь из Эндовера в Кардифф – я даже вошел во вращающуюся дверь. И теперь я просто не мог повернуться и уйти, так и не узнав ничего об Алане. Я должен был что-то сделать.

У меня мелькнула мысль рвануть по коридору вглубь здания и на бегу громко позвать Алана. Видимо, это отразилось на моем лице, потому что усатый Найджел метнулся ко мне и схватил за плечи до того, как я успел выкрикнуть: «Алан Квакли, где вы?»

– Попался, – сказал он и оторвал меня от пола.

– Вы не можете так делать!

– Как видишь, могу.

Я бешено засучил ногами, словно крутил педали, но он не отпускал меня. Он явно намеревался вынести меня на улицу.

Я бросил отчаянный взгляд сквозь стекло на друзей, рассчитывая на помощь и поддержку, но они сражались на палках, как на лазерных мечах, и в пылу битвы ничего не замечали. Меня охватила паника. «Кардифф Аналитикс» был единственной ниточкой, ведущей к Алану Квакли. Они не смеют вышвыривать меня отсюда! Надо что-то придумать!

– Счастливого пути. – Найджел попытался втолкнуть меня во вращающуюся дверь.

– Нет, – сказал я.

Не скажу, что на все сто процентов горжусь тем, что сделал сразу после этого, но правда есть правда: я упал на пол, обхватил его ноги и взмолился:

– Я не уйду, пока не получу хоть какую-то информацию! Кто-то же должен хоть что-то знать! Пожалуйста!

Оказывается, я умею довольно громко вопить, когда необходимо.

Найджел пытался меня стряхнуть, но я держался крепко. Бабс всегда говорила, что, если уж мне что взбредет в голову, я своего добьюсь.

– А ну отцепись!

– Не отцеплюсь, пока не скажете честно, где он! Что вы скрываете? Тут что-то нечисто!

Найджел запрыгал по холлу, но я не отцеплялся.

– Я не уйду, пока мне не скажут, что случилось с Аланом Квакли! Я требую!

– У тебя все нормально, Найджел? – заорала вдруг Мисс-Мордатость-Блестящие-Когти. – Может, мне вызвать охрану?

– Я и есть охрана, Тиффани. Как-нибудь управлюсь с одним одуревшим ребенком.

Я слегка ослабил хватку. А что, если я и правда всего лишь одуревший ребенок? Может, я совершаю капитальную ошибку? Может, я что-то перепутал?

Но тут Найджел вдруг перестал прыгать и сказал:

– Алан Квакли, говоришь?

Я посмотрел на него снизу вверх:

– Да, Алан Квакли, который любит ходить пешком и плавать. Где он?

Он посмотрел на меня сверху вниз:

– Я знаю Алана Квакли. Он уволился два с лишним года назад. По личным причинам.

– Вы его знаете?

Наконец-то я разговаривал с человеком, который был знаком с моим биологическим отцом.

– Не то чтоб мы особо дружили или вроде того, но да, Ала я знаю.

– Ал? Он называет себя Ал? – Я отпустил ногу Найджела и соскользнул на пол. – А куда он девался, когда уволился?

Найджел опустился на корточки рядом со мной, и я увидел, что глаза у него добрые.

– Что ты хочешь, парень? Что это все значит?

Мне не хотелось затевать разговор о важном, так что я просто сказал:

– Мне надо его найти, вот и все.

– Наверное, он уехал обратно домой.

– А куда? Вы знаете?

Найджел потеребил ус.

– Нет, сынок. Извини.

Но Найджелу незачем было извиняться, я и так все понял. Я же видел в своем свидетельстве о рождении место рождения отца. Я знаю, где его дом!

Я вскочил на ноги:

– Спасибо вам, Найджел.

– Эй, парень, погоди! С тобой все в порядке? – крикнул он мне вслед.

– Да, Найджел, все в порядке. Более чем.

И тут я притормозил.

– А он похож на меня?

Найджел вгляделся в меня, сдвинув брови:

– Да, парень. Немножко похож.

Сердце у меня затрепетало сильно-сильно. Я выбежал наружу. Чарли и Бен опустили лазерные мечи.

– Быстро же ты.

– Его там нет. Мы едем дальше.

Они взволнованно переглянулись. Но я сам был слишком взволнован, чтобы еще волноваться из-за их взволнованных взглядов, поэтому просто сказал:

– Не стойте как вкопанные, поехали!

– Да куда же? – спросил Чарли.

– В Сент-Дейвидс. Это родной город Алана Квакли.

Глава 8

Мы едем в Сент-Дейвидс (но сперва заезжаем в Барри за луком)

Где находится Сент-Дейвидс, никто из нас не знал, поэтому я его погуглил.

– Похоже, что Сент-Дейвидс – самая западная точка Уэльса. Написано, что там упокоился Сент-Дейвид, святой покровитель Уэльса. Это место стало его последним пристанищем.

Чарли достал из заднего кармана пакетик «Хрусти-ков с беконом», но открывать не спешил.

– То есть он упокоился в местечке с таким же именем, как у него самого? Ничего себе совпадение. Лучше мне держаться подальше от городков под названием Сент-Чарли.

– Город назвали в его честь уже после того, как он там упокоился, – просветил его Бен. – Чарли, ты балда.

Чарли засунул в рот хрустик почти целиком, потом вынул и спросил:

– Так что, он и сейчас там покоится, этот Сент-Дейвид?

– Не знаю. Может быть. Проверим, – сказал я и зашагал в направлении станции.

– Ты сегодня как взвинченный, – заметил Чарли, догоняя меня.

– Я и есть взвинченный.

– А как ты думаешь платить за билеты? – спросил Бен, чем вмиг меня развинтил.

Я-то как раз не думал платить за билеты. Я думал, он заплатит за билеты.

– Ну, я надеялся, что…

– Потому что, – продолжил он, не дав мне договорить, – у меня деньги кончились.

Это означало, что нашему плану – труба.

– А на что они ушли?

– На вашу кормежку, – сказал Бен. – У меня с собой было всего восемьдесят фунтов, и бо́льшая часть пошла на билеты сюда, обед и всякие чипсы-дрипсы. Много чипсов-дрипсов.

Это было не самое приятное известие.

– И сколько у нас осталось? Давайте доедем хотя бы дотуда, докуда хватит денег.

– Примерно одиннадцать фунтов.

Одно слово: негусто.

– Что делать будем? – спросил Чарли у хрустика.

Я упер руки в бока и сказал:

– Автобусы дешевле поездов. Может, туда ходит автобус?

Итак, у нашего плана появилось ответвление: доехать автобусом до Сент-Дейвидса.

Автобусная остановка нашлась быстро. Мы понятия не имели, какой номер нам нужен, но я решил, что мы дождемся первого автобуса и поглядим, куда он направляется, – вдруг именно туда, куда нам нужно? Я надеялся на чудо, однако в Кардиффе его не случилось.

Едва Чарли прикончил хрустики, как подкатил автобус 96А и открыл двери.

– Нам нужно в Сент-Дейвидс.

– Я туда не еду.

– А куда едете?

– Конечный пункт – Барри.

– А потом вы с Барри куда поедете?

– Барри никуда не едет, парень! Барри – это город.

– Его назвали в честь какого-то Барри? – встрял Чарли.

– Не знаю, может быть.

– И тот Барри там это… упокаивается?

– Слушайте, пацаны, у меня сегодня трудный день – фестиваль в Барри и все такое. Вы садитесь или нет?

– А от Барри ближе до Сент-Дейвидса, чем отсюда? – спросил я.

– Да пожалуй что…

– В таком случае нам три билета до Барри, будьте добры.

* * *

Всю поездку я не находил себе места. Бабс сказала бы, что я верчусь как ужаленный, но мой мозг совершенно отказывался успокаиваться. Все мысли были только о том, что я скажу Алану, когда его увижу. Если увижу. В смысле, не было никакой гарантии, что я его найду. Но я, наверное, уже начал представлять его себе как резервного папу. Папу на случай крайней необходимости.

«Впрочем, – подумал я, – лучше не говорить ему, что он у меня в резерве. Никому не нравится торчать на скамейке запасных».

С другой стороны, а вдруг он и в основном составе быть не захочет?

Если честно, в голове у меня был полный туман, и он ничуть не рассеялся к тому моменту, как мы прибыли на конечную остановку «Пристань Барри».

День был ясный, и, пока я смотрел, как покачиваются на волнах маленькие суденышки, в башке у меня начало слегка проясняться, и я малость приободрился, несмотря на наше финансовое положение. Поездка Кардифф – Барри обошлась нам в пятерку. Вышло бы еще дороже, но Бен уболтал водителя сделать скидку, пообещав, что мы уберем в автобусе и вынесем весь мусор. У Бена настоящий предпринимательский талант. Но все равно было понятно, что без существенного пополнения наличности далеко мы не уедем. Вот почему я говорю, что нам сильно повезло, когда в процессе уборки Чарли под смятой газетой «Ве́сти Барри» обнаружил флайер.

– А вот это я могу, – сказал он, помахивая флайером.

– Что ты можешь? – спросил Бен.

– Вот это. Победа у меня, считай, в кармане.

Я выхватил у него листок и прочитал вслух:

– «Гвоздь программы Фестиваля Барри: ежегодный турнир лукоедов!»

– С бегом и футболом у меня так себе, – сказал Чарли, – с плаванием еще хуже, но вот это – это я могу.

Глаза у него так блестели, что я сразу поверил: может.

– Турнир лукоедов? – Бен хмыкнул. – Кто станет по доброй воле есть лук?

– Например, тот, кто хочет выиграть пятьдесят фунтов? – предположил я.

Тут Бен заинтересовался:

– Да ладно! Полсотни фунтов за то, чтоб схомячить луковицу?

– Между прочим, репчатый лук – отличный источник витамина C. А также близкий родственник лука-порея, шнитт-лука и чеснока, – сказал я просто потому, что хорошо помнил эти факты.

– У овощей что, есть родственники? – спросил Чарли.

Бен ухмыльнулся:

– Ну у тебя же есть!

Я ткнул пальцем во флайер:

– Тут написано: «Победителем станет тот, кто съест луковицу быстрее всех». Чарли, ты уверен, что сможешь?

Чарли небрежно пожал плечами:

– Считай, что победа у нас в кармане. Я прирожденный лукоед.

Водитель, который курил на солнышке у автобуса (несмотря на мою пламенную речь о том, что с каждой затяжкой он вдыхает пять тысяч вредных химических веществ), должно быть, подслушал наш разговор, потому что сказал:

– Не так уж это и просто – есть сырой лук.

– Не хочу показаться невежливым, сэр водитель автобуса, – сказал Бен, – но что, спрашивается, в этом сложного?

Как оказалось, сложно в этом все.

По дороге от пристани до парка мы поняли, что Фестиваль Барри играет большую роль в жизни баррийцев. Жизнь в городке бурлила. На фонарных столбах развевались флаги; по пути мы миновали три фургончика с мороженым и уличный оркестр: бородатые пожилые музыканты играли музыку кантри на банджо. Деревья и дорожные знаки были украшены яркими вязаными штуковинами – зачем, до сих пор не знаем.

Мы последовали за толпой к месту проведения лукового турнира. Чарли по-прежнему верил в свою победу и оставался невозмутим, несмотря на то, что мы сразу заметили огромного амбала в ковбойских сапогах и с широченным ремнем, как у чемпионов по боксу. Только вместо боксерских логотипов ремень был украшен тремя железными луковицами. Позже мы узнали, что парня зовут Большой Трев и что он – действующий чемпион по лукоедению.

В центре зеленой лужайки возвышалась сцена. Нам пришлось заплатить по пятьдесят пенсов и сказать наши имена тетеньке в футболке с надписью: «Что общего у лука и мелодрамы?» Я задумался над этим вопросом, но тут она повернулась спиной, и оказалось, что на спине написан ответ: «Слезы!» Это было смешно.

В ожидании начала мы пошли поглядеть, что продается на лотках. Нам предлагали бесплатно попробовать образцы луковой продукции, но мы с Беном решили, что состязаться лучше на голодный желудок.

– Незачем набивать живот, – сказал Бен.

Однако Чарли придерживался иного мнения. Он стал пробовать все подряд: луковое варенье, чатни, повидло, желе и даже мороженое со вкусом лука. Тогда мне казалось, что Чарли лишает себя шансов на победу, но потом выяснилось, что он-то как раз поступал разумно: во-первых, его вкусовые сосочки приспосабливались ко вкусу лука, а во-вторых, он таким образом защищал стенки желудка.

Нам же с Беном предстояло мучительное открытие: профессиональные лукоеды никогда не соревнуются натощак.

Обойдя все лотки, мы полюбовались кандидатами на участие в конкурсе пу́гал – главном событии следующего дня. Я думал, пугала будут отстойные, но они оказались очень даже ничего. Там был, например, Губка Боб Квадратные Штаны и еще какой-то Том Джонс – похоже, известный уэльский певец. Но больше всех нам понравились три пугала в виде супергероев. Мы даже сделали с ними селфи. Это были Человек-Паук, Бэтмен и Супердевочка.

Потом послушали, как какой-то старичок играет на электрических клавишах. Все кругом называли его Кит-Клавишник, и он был очень веселый. Он заменял слова известных песен на другие, связанные с луком. Например, в песне Леди Гаги «Телефон» вместо «Мне тошно от этого звука» он пел «Мне тошно от этого лука», это было просто убиться как смешно, и через пару минут мы тоже уже подпевали во весь голос. Что-что, а веселиться в Уэльсе умеют.

Когда мы допели, в толпе внезапно стало тихо. На сцену вышли какие-то люди и с суровым видом стали выкладывать луковицы на столики для участников. Я никогда не видел ничего подобного. Они были громадные, просто гигантские. Я не про людей, а про луковицы. Бен толкнул меня в бок, Чарли ахнул, а я подумал: «Во что мы ввязались!..»

– Я не осилю луковицу размером с футбольный мяч, – сказал я. – Никогда и ни за что. Хоть там пятьдесят фунтов, хоть миллион.

Бен издал свист, тихий и протяжный, потом сказал:

– В жизни таких не видел.

Чарли наклонил голову влево, потом вправо, потом размял кулаки и похрустел костяшками:

– Спокойно, парни. Все под контролем.

Но тут Кит-Клавишник объявил, что сейчас жюри будет присуждать приз за самую большую луковицу, и мы с облегчением выдохнули. Луковица, которую вырастила Диллис, была выше, зато луковица Эрика весила больше, и после очень долгого совещания была объявлена ничья – что, конечно, всех слегка разочаровало.

После этого Кит-Клавишник снова взялся за микрофон и пригласил всех участников основного соревнования – турнира лукоедов – занять свои места на сцене.

Чарли размял плечи и пару раз подпрыгнул.

– Вперед! Лука хочется – прямо слюнки текут!

Мы с Беном поплелись за Чарли, не разделяя его энтузиазма.

Столы были выстроены в три ряда. Большой Трев уселся в центре первого ряда на специальный стул, украшенный золотистыми пластмассовыми луковицами, – трон, да и только. Мы втроем расположились в третьем ряду, как и остальные лукоеды-дебютанты. Вдоль рядов двинулись две тетеньки: одна ставила на каждый столик одноразовую бумажную тарелку, а вторая, с корзинкой, клала на каждую тарелку очищенную луковицу.

Бен, сидевший слева от меня, завел беседу со своей луковицей:

– Ты просто лук. Всего-навсего. Я могу тебя съесть. За пятьдесят фунтов я тебя спокойно сожру.

Не думаю, что он ее убедил. И меня – тоже. Я взял со стола свою луковицу и понюхал, просто чтобы лучше прочувствовать, с чем предстоит иметь дело, – но тетка с корзинкой прикрикнула на меня:

– Ничего не трогать, пока он не сыграет туш!

Я посмотрел, куда она показывает, и понял, что он – это Кит-Клавишник, который уже поднес к губам трубу. С трубы свисал флажок, расшитый луковыми мотивами. Я в очередной раз уверился, что луковый турнир играет большую роль в жизни города Барри.

Когда Кит доиграл длинное соло, появились местные скауты, вооруженные секундомерами, и встали за спинами участников.

– Участники, возьмите свои луковицы и поднимите на уровень рта, – приказал Кит-Клавишник. – Но не кусайте, пока не прозвучит команда.

– А какая команда? – спросил Бен.

– Команда «кусайте»! – сердито ответил Кит.

Большой Трев, должно быть, понял его неправильно, потому что с хрустом откусил кусок своей луковицы. Толпа ахнула. Мы с Чарли переглянулись. Что-то явно пошло очень сильно не так.

Кит яростно дунул в трубу и прокричал:

– Дисквалификация!

Большой Трев вскочил и заорал:

– Ты сказал «кусайте»!

– Я не говорил!

– Вообще-то вы сказали, – заметил Бен. Вид у него был такой, будто все это его забавляет.

– Я объяснял правила, потому что ты спросил, – сказал Кит, указывая трубой на Бена.

– Я тут ни при чем. Я задал законный вопрос. А вот он – он взял и куснул. Никто его не заставлял.

Большой Трев угрожающе развернулся к Бену. Обстановка на сцене накалялась.

– Я действующий чемпион турнира лукоедов!

– Вообще-то, уже нет, – спокойно ответил Бен.

Я был уверен, что Большой Трев превратит его в лепешку. Но он не превратил. Вместо этого он с отчаянием на лице повернулся к Киту и взмолился:

– Можно мне новую луковицу?

– Нет. Ты знаешь правила.

Большой Трев тяжело опустился на луковый трон.

– Нет. Нет. Нет. Это не может так кончиться. Я становился чемпионом четыре года подряд, и никогда такого не случалось.

Кит дважды хлопнул Трева по плечу.

– Давай, приятель, не выставляй себя на посмешище. Правила одни для всех. Ты откусил до команды. Пожалуйста, сойди со сцены.

По толпе пронесся ропот. Казалось, Большой Трев вот-вот взорвется. Послышались выкрики: «Кит, дай ему шанс!», но Кит оставался непоколебим.

Большой Трев снял свой призовой пояс, поцеловал его и положил на стол. Потом медленно поклонился и сошел со сцены, жестом пообещав Бену перерезать ему горло.

Во внезапно наступившей зловещей тишине Бен прошептал Чарли:

– Главный противник устранен. Лови момент! – А потом наклонился ко мне и тихо сказал: – Считай, полсотни у нас в кармане.

Я по сей день не знаю, случайно ли Бен подставил Большого Трева или это был его изначальный коварный план. Никогда не думал, что Бен на такое способен.

Глянув на Чарли, который все еще разминался перед стартом, я кое-что осознал. Мы сможем продолжить путь к Алану только в одном случае: если Чарли сумеет сожрать луковицу быстрее, чем жители города Барри. И если честно, это открытие не прибавило мне оптимизма.

Глава 9

В которой мы все едим сырой лук. Спойлер: это страшная гадость

Я и так-то не большой поклонник овощей, а уж лукоедение для меня всегда было проблемой. Честно говоря, я всего один раз в жизни забросил в рот луковичку. Она была красная и притаилась на блюде среди креветок, вот я ее и не заметил. Это событие испортило мне весь поход в ресторан «Харвестер», и я поклялся никогда больше не есть сырого лука. Но вот, пожалуйста, я – на сцене в Уэльсе с этим блестящим белым шаром в руке. И я был готов к бою – к бою за билет на автобус, который доставит меня к последнему пристанищу Сент-Дейвида. То есть, в случае везения, к Алану Квакли.

Кит скомандовал:

– Участники, поднимите луковицы.

Бен чокнулся со мной луковицей и сказал:

– Твое здоровье.

Я с трудом сглотнул. Рот был полон густой слюны – он прекрасно понимал, что с ним сейчас произойдет.

Кит поклонился участникам, повернулся лицом к зрителям и завопил:

– Кусайте!

Никто не шевельнулся – на случай, если опять ослышались и поняли все неправильно.

– Ну? – гаркнул снова Кит. – Чего ждете? Кусайте!

И снова дунул в свою трубу.

Время пошло!

Я глубоко вдохнул, закрыл глаза и вонзил зубы в луковицу. И целую секунду все даже было ничего. Откусить кусок лука мне оказалось вполне по силам. Но как только я приступил к жеванию, носу стало ужасно жарко, а язык защипало. А потом он начал пульсировать, бедный мой язык. Губы затряслись. Бросило в пот. В глазах помутилось от слез, текущих в три ручья. Из носа тоже текло. И даже изо рта вытекла струйка слюны. Я весь куда-то тек.

Организм ребенка средних размеров на шестьдесят пять процентов состоит из воды – это общеизвестный факт. По моим прикидкам, примерно на середине прожевывания первого куска количество жидкости в моем организме сократилось до тридцати пяти процентов.

Еще один общеизвестный факт: сырой лук – это ужасная гадость.

В луковом аду я был не один – Бену тоже пришлось несладко (в прямом смысле слова). Он, как и я, превратился в нечто сопливое, слезливое и слюнявое, глаза налились кровью, лицо сделалось ярко-красным. Когда он посмотрел на меня, взгляд его был полон такого отчаяния, что мне захотелось сказать: «Все в порядке, можешь выплюнуть, главное – не победа, а участие».

У Чарли дела шли гораздо успешнее. Он расправлялся со своей луковицей как с шоколадным яйцом. В глазах его читалась отчаянная решимость, он действительно хотел победить. И я тоже хотел, чтобы он победил. Не столько ради денег, сколько ради него самого.

Я оглянулся на остальных участников. Мы с Беном, успевшие откусить всего по два раза, безнадежно отстали. Теперь основная борьба шла между тройкой лидеров. Это были: Чарли; женщина с кожей цвета мандарина, морщинистым лицом и комками туалетной бумаги в ноздрях; тощий как скелет мужчина в блестящей зеленой куртке.

У каждого была собственная уникальная методика лукоедения. Чарли действовал по принципу «отхватывай кус побольше и перемалывай челюстями». Мандариновая дама быстро откусывала крохотные кусочки, перекатывая луковицу в ладонях, словно кукурузный початок. Скелет же запихнул всю луковицу целиком в рот и уж там принялся с ней бороться. Он был похож на змею, проглотившую яйцо.

Так или иначе, дело шло к финалу. Чарли и мандариновая дама – тогда я еще не знал, что ее и зовут Клементиной, как мандарин! – почти одновременно вскинули руки и разинули рты, показывая, что они закончили. Если честно, подозреваю, что она могла спрятать остатки под язык. Змеевидный заморыш закончил на долю секунды позже их обоих.

Кит подул в трубу. Мы с Беном бросили погрызенные луковицы на тарелки и со стоном выдохнули. Мой живот уже начал выражать протест против гадости, которую я его заставил переваривать. Тетка в луково-мелодрамной футболке взбежала на сцену и что-то зашептала Киту на ухо. Я говорю «зашептала», но шепот был громкий, сердитый, долетавший до всех и каждого. И вполне разборчивый. Насколько я расслышал, она сказала: «Кит, мы не можем позволить себе еще одну ничью! Луковый турнир – это гвоздь программы! Нам нужен победитель!» Она сурово уставилась на Кита, потыкала пальцем в свой блокнот, потом обернулась на Чарли и Клементину и очень выразительно приподняла бровь.

Кит, похоже, уловил ее мысль. Он медленно, торжественно кивнул и провозгласил, обращаясь к толпе:

– Сегодня, на сто четырнадцатом лукоедческом турнире в Барри, на ваших глазах развернулась ожесточенная борьба за лидерство. Все участники большие молодцы… но победитель бывает только один.

Чарли вытер рот футболкой и покосился на мандариновую даму. Наверное, он подумал то же, что и я, – что пятидесяти фунтов нам не видать. Внутри у меня все оборвалось от ужасного разочарования.

– К сожалению, у нас еще одна дисквалификация. – Кит оттянул ворот рубашки и подождал, пока утихнут ахи, охи и недовольные выкрики. – Согласно правилу номер шестнадцать, раздел 1.2а, участникам турнира запрещено: надевать защитные очки и маски, закрывающие глаза; цеплять на нос прищепки, клипсы и другие зажимы, а также засовывать что-либо в одну или обе ноздри.

Клементина попыталась незаметно вытащить из носа бумажные тампоны, но она все-таки стояла на сцене лицом ко всему населению города Барри. Какая уж тут незаметность.

– Следовательно, имею честь объявить, что сто четырнадцатым победителем турнира лукоедов в городе Барри становится… – Кит сверился с листком у себя в руке, – Чарли Андерсон!

Это была полная противоположность ужасному разочарованию!

Я не очень-то интересуюсь правилами, но правило шестнадцатое, раздел 1.2а – отличная вещь. В тот момент это точно было мое самое любимое правило в мире.

Чарли, судя по его виду, не верил собственным ушам. Тогда Бен сказал:

– Чарли, чувак, ты это сделал. Ты победил!

Лицо Чарли расплылось в одну колоссальную улыбку. Он потряс кулаками, сорвал с себя футболку и принялся нареза́ть круги по сцене, как будто только что забил решающий гол на чемпионате мира по футболу. Справедливости ради должен сказать, что народ города Барри и правда приветствовал его как чемпиона мира по футболу.

Набегавшись, Чарли сказал мне:

– Никогда не думал, что узна́ю вкус победы.

Глава 10

В которой мы уламываем Чарли заночевать в Барри и он наконец сдается

Чарли вручили выигрыш (в конверте) и набор луковой продукции (в большой плетеной корзине с крышкой). Честное слово, я никогда еще не видел его таким счастливым. К сожалению, пришлось объяснить ему, что тащить корзину с собой в Сент-Дейвидс непрактично. Он согласился, добавив, что, пожалуй, ничего лукового ему в ближайшее время не захочется. Поэтому он вытащил из корзины только пачку чипсов с луком и сыром, а все остальное отдал Клементине. Оказалось, что она – мама Большого Трева, так что со стороны Чарли это был благородный жест, призванный слегка подсластить (если это слово тут уместно) горечь поражения.

– Это был честный бой, – сказала она, принимая корзину. – Жаль только, что Тревору моему так не повезло. Он хороший парень, только иногда ужасно вспыльчивый. Ну, мне пора, – завтра же еще конкурс пу́гал. Мы с Тревором день и ночь трудились.

– А какое из пугал ваше? – спросил я.

– Не какое, – сказала она с заговорщицкой улыбкой, – а какие. Супергерои!

– Да это же наши любимцы! Они лучше всех!

На мой взгляд, у супергероев были отличные шансы на победу.

К тому времени как Чарли сфотографировали для «Вестей Барри», было уже довольно поздно. Из-за всей этой чемпионской суматохи мы совсем позабыли, что ограничены жесткими временны́ми рамками. Мой уровень тревожности резко возрос. Мы все позвонили домой, чтобы родители ничего не заподозрили, сообщили им, что у нас все хорошо, и поспешили на остановку. Но когда мы прибежали на «Пристань Барри», ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего автобус, там не оказалось. Мы залезли в телефоны, сверились с графиком автобусного движения в Южном Уэльсе и убедились, что в шесть тридцать вечера в направлении Сент-Дейвидса уже ничего не едет. А это означало, что нам не светит переночевать у Алана. Иными словами, мы накрепко застряли в Барри.

Нельзя сказать, что Чарли воспринял эту информацию достойно. Хуже того, он повел себя как типичная примадонна. Вот ведь как влияет на некоторых одна-единственная минутка в лучах славы!

– Что же делать? Мама считает, что мне необходим полноценный ночной сон на удобной кровати, иначе с утра я не в духе.

«Мне» и «я» Чарли произнес с большим почтением к собственной персоне.

– Может, доедем до Сент-Дейвидса автостопом и все же заночуем у Фредова нового папы? – предложил Бен.

– Еще не хватало! Мало ли кто окажется за рулем! Вдруг мы нарвемся на серийного убийцу или чокнутого фаната?

Я согласился с Чарли – мне тоже не хотелось, чтобы наша поездка закончилась серийным убийством всех нас, – но Бен отнесся к опасности чрезвычайно беспечно.

– Я считаю, что шансы близки к нулю, – заявил он.

– Какие шансы? На серийного убийцу или на чокнутого фаната? – спросил я, хотя, если вдуматься, разницы никакой.

– На обоих.

В этот момент проходившая мимо компания парней постарше, заметив Чарли, запела: «Ты – один-единственный, Чарли Андерсон»^[2].

Мы с Беном посмотрели на них так, словно они свалились с уэльского неба. Зато Чарли был доволен как слон. Он хлопнул их, всех по очереди, по ладоням – «хай-файв» – и опять изобразил чемпионский бег, только теперь это был бег на месте. Сквозь восторженные возгласы парней пробивалось бурчание Бена – что-то насчет того, что Чарли неплохо бы обзавестись совестью.

Так или иначе, парни вели себя как фанаты Чарли, и этого оказалось достаточно, чтобы убедить Бена: если чокнутые фанаты существуют, то шансы на то, что где-то поблизости рыщут серийные убийцы, не так уж близки к нулю. Поэтому идею автостопа мы единодушно отвергли.

Я начал подумывать, что, возможно, стоило перед отъездом из Эндовера чуточку лучше все распланировать. Вообще, главное, что я вынес из всей этой истории: всегда нужно иметь в запасе план Б, а в идеале еще и план В, – на случай, если все вдруг пойдет не так и люди (в частности, биологические отцы) окажутся не там, где вы ожидаете их застать. Но поскольку я не догадался продумать заранее, что мы станем делать, если не найдем Алана Квакли в «Кардифф Аналитикс», приходилось полагаться на собственную смекалку и импровизировать. Именно мне, как лидеру нашей группы, предстояло найти выход из положения – и, как лидер нашей группы, я наметил два основных варианта действий.

Вариант первый: с помощью денег, выигранных Чарли, добраться до железнодорожной станции и поехать домой в Эндовер.

Вариант второй: найти ночлег в Барри, а рано утром сесть на автобус до Сент-Дейвидса, найти Алана Квакли и вернуться в Эндовер, пока нас не хватились.

Сейчас, глядя в прошлое, я понимаю, что первый вариант был гораздо разумнее. Но тогда у меня было чувство, что это полный отказ от борьбы и признание своего поражения. Зато второй вариант казался мне очень разумным и уж точно не пораженческим. Поэтому про первый я решил даже не упоминать.

– Я вижу ровно один выход, – сказал я. – Заночевать здесь, в Барри. Какие будут мнения?

Мнения разделились.

Бен сказал:

– По мне, нормально. Меня пока что-то не тянет домой.

Зато у Чарли глаза чуть не вылезли из орбит:

– Ты предлагаешь остаться здесь?!

– Всего на одну ночь.

– Но где мы будем спать?!

Это был хороший вопрос, однако эту часть плана я еще не разработал как следует, поэтому ответил:

– Ну… где-нибудь.

– Где-нибудь? А гипоаллергенная подушка там будет?

– Скорее всего. – На самом деле я думал, что вряд ли она там будет, но решил не ранить друга твердым «нет». – И потом, это же всего на одну ночь.

Бен приобнял Чарли за плечи:

– Да ладно, чувак, это же приключение. Тебе что, не охота развлечься, пока тебя не услали к черту на рога в веганский лагерь?

– Что-то я не уверен, – сказал Чарли.

– Зато в смузи из авокадо и сорняков ты уверен! Чарли, да мы в сентябре вообще пойдем в другую школу. Может, нас даже распихают по разным седьмым классам. Последнее приключение втроем, разве это не круто? – напирал Бен.

– Наверное, круто. Но круче было бы все-таки поспать там, где у меня не будет приступа аллергии.

– Чарли, как ты не понимаешь? Мы это делаем для Фреда. Мама у него умерла, Бабс тоже умерла. У папы пока что всего одна нога. А посмотри на его дурацкую стрижку! Ты эту челку видишь? – Бен понизил голос, как будто кривая челка была худшим из моих бедствий. – Мы должны это сделать для него. Чарли, сегодня ты съел сырую луковицу за одну минуту тридцать семь секунд. Это четырнадцатое место по скорости за всю историю турнира в Барри. Чарли, ты был бесстрашен, как лев.

Чарли покраснел и пробормотал:

– Да это ерунда.

– Нет, Чарли, это не ерунда. Ты был великолепен. В глазах баррийцев ты герой. И в наших глазах ты герой. А герои не сдаются.

– Думаешь, я герой?

– Без вариантов, – сказал Бен. – Ты уничтожил эту луковицу. Стер с лица земли. Никогда не забуду, как ты на нее набросился… Ты настоящий герой.

Эта проникновенная речь подействовала даже на меня.

– Ты не просто герой, ты еще и настоящий друг, – произнес я. – О таких друзьях человек может только мечтать.

Это, кстати, чистая правда. Не у каждого есть друг, готовый съесть ради него целую сырую луковицу. А у меня таких оказалось целых два.

– Ты всех победил, Чарли! – Бен обхватил нас обоих за плечи и завопил: – Мы всех победили!

– Ладно, парни! – Чарли широко улыбнулся. – Я с вами.

Бен незаметно подмигнул мне. Его личный рецепт – наглый шантаж напополам с грубой лестью – принес свои плоды.

Теперь, с Чарли на борту, настало время для решения практических задач:

– Где бы нам переночевать, чтобы ничего не платить?

Это был заковыристый вопрос. Мы все замолчали и задумались. А потом Бен сказал:

– Чуваки, есть одна идея.

Идеи в тот вечер из Бена так и перли. И эта конкретная показалась мне очень даже неплохой, хотя и слегка противозаконной.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что с нее-то все и пошло кувырком. Но тогда, конечно, мы об этом не догадывались.

Глава 11

В которой мы находим «Лливелина Великого» и зверски ссоримся

Бен довольно потер руки и спросил:

– Ну, какая вам больше нравится?

Как будто они все были его собственностью!

Чарли чуто́к подумал и сказал:

– Мне нравится «Иволга».

Я нахмурился:

– Тебе не кажется, что она слегка обшарпанная?

– Это кому как. Лично я вижу шарм и элегантность. – А мне больше нравится «Бриллиант». Смотри, красота какая.

– Ну не знаю… – засомневался Бен. – Чересчур навороченная, тебе не кажется? И слишком бросается в глаза. Я бы скорее подумал о «Лли-ве-ли-н», или как там это произносится? Маленькая, скромная, приткнулась в сторонке, в самой темной части пристани…

Это были веские доводы, да и сама идея тайком переночевать на какой-нибудь яхте принадлежала Бену, так что выбор по праву оставался за ним.

– Решено, «Лливелин Великий», – сказал я.

У Бена сделалось ужасно довольное лицо. Зато Чарли засомневался.

– Слушай, – сказал ему Бен, – мы ничего плохого не делаем. Этот «Лливелин» болтается на воде без дела. Мы просто поспим на нем ночку, и все. Мы же никуда не плывем, ничего такого.

– Вот именно, – поддакнул я. – Что такого уж страшного может случиться?

Теперь-то я понимаю, какую глупость сморозил.

Мы несколько раз небрежной походкой прошлись по пристани, высматривая, как бы половчее забраться на борт «Лливелина Великого», и очень стараясь не вызывать подозрений. Впрочем, чуть ли не все жители Барри отправились в какой-то паб на грандиозный вечер караоке, так что вокруг, к счастью, не было ни души.

К «Лливелину» не вели сходни, но мы прикинули, что сумеем запрыгнуть на трап. Для верности решили дождаться, пока стемнеет, чтобы уж точно пробраться на борт незамеченными.

Но ждать нам быстро наскучило: все-таки стояла середина лета и темнело часов в десять, не раньше. Чтобы убить время, Бен предложил прогуляться обратно в Барри, в зал игровых автоматов. По его словам, он нутром чуял, что ему повезет. А когда сын человека, выигравшего в лотерею полмиллиона, нутром чует, что ему повезет, к нему сто́ит прислушаться.

Бен обменял пять фунтов на 250 фишек по два пенса, и мы целый час скармливали их игровым автоматам, пока не получили 625 фишек по два пенса! Мы чувствовали себя королями. «Почему я раньше не играл в азартные игры, – думал я. – Вот они, шальные деньги!»

Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что тут-то нам и следовало бы остановиться. Но мы не остановились. От жужжания игровых автоматов глаза у нас горели, сердца колотились.

Бен сказал:

– Пошли к автоматам по десять пенсов. Заработаем себе на отель с гипоаллергенными подушками.

Мы с Чарли завопили от восторга. Нам казалось, что это беспроигрышный план. Мы обменяли свои 625 двухпенсовых фишек на 125 новеньких блестящих десятипенсовых – и глазом моргнуть не успели, как от них осталось две.

Я глазам своим не верил. Потратить пять фунтов – и получить обратно двадцать пенсов! Если честно, меня это просто убило. Первый раз в жизни до меня дошло значение пословицы «Чем выше взлетишь, тем больнее падать». Я поклялся себе никогда больше не играть в азартные игры.

У Бена были совсем другие идеи. Глаза у него по-прежнему горели, и он как заведенный повторял, что если разменять еще пятерку, то он отыграется.

Но мы с Чарли даже слышать об этом не желали.

– Я ради этих денег целую луковицу сожрал! – заявил Чарли, ясно давая понять, кто тут главный.

Против этого Бену возразить было нечего, но это не помешало ему дуться и бурчать всю дорогу до пристани. Кажется, у него игровая зависимость. Ему надо бы заглянуть в себя поглубже и разобраться с этим.

Под нытье Бена о том, что его силком увели и не дали «сорвать большой куш», мы на цыпочках прокрались по пристани к «Лливелину Великому». На наше счастье, кругом по-прежнему никого не наблюдалось. Но, хотя все это было захватывающе – настоящее приключение, в чужих краях, с друзьями, – я не мог выбросить из головы мысль о папе. Как он там один? Ведь обычно я все ему приношу…

Однако долго беспокоиться о папе мне не пришлось, потому что обнаружился новый повод для беспокойства: стоя напротив своего будущего приюта, мы осознали, что расстояние от края причала до трапа гораздо больше, чем казалось вначале.

– Она что, отплыла подальше? – спросил Чарли. – Я не допрыгну!

– Допрыгнешь, – попытался успокоить его я, но без всякой уверенности.

Не в обиду Чарли будь сказано, он у нас не особо аэродинамичный. Но зато сильный – так что с короткого разбега он легко перескочил на яхту. Бену это тоже не составило труда, он у нас вообще был чемпионом пятого класса по прыжкам.

А вот я, наоборот, в последний момент испугался. Я выбрал длинный разбег, чтобы развить максимальную скорость. И разбег вышел отличный. Не хватило только одной малости – самого́ прыжка. В итоге ноги мои остались на причале, руки уцепились за верхнюю перекладину трапа, подо мной плескались морские волны, а надо мной стояли Бен и Чарли и ржали.

Бен присел на корточки и оказался на уровне моих глаз:

– Как ты, чувак, нормально?

– Великолепно, спасибо за заботу. Тяните меня скорее, пока нас никто не увидел.

Они втащили меня на борт и плюхнули на палубу, словно тунца-переростка.

Вернув себе вертикальное положение, я огляделся по сторонам. Надо сказать, что слово «Великий» подходило яхте как нельзя лучше. Мой опыт водных путешествий ограничивался тремя эпизодами: водный велосипед в парке аттракционов «Полтонс», двухместная байдарка в школьном походе и поездка на остров Уайт на пароме «Красная труба». В сравнении со всем этим «Лливелин» был поистине велик: вдоль бортов – мягкие сиденья, обтянутые белой кожей, а в центре маленькой рубки – огромный штурвал из какого-то очень гладкого и блестящего дерева.

– Шикарно, – проговорил Бен и растянулся на одной из скамей.

Это правда было шикарно. Нам удалось проникнуть на роскошную яхту, и нас никто не засек. Мы опять победили, и уже казалось, что у нас все получится.

И получилось бы, если б не зверская ссора и то, что из нее проистекло.

– Прямо не верится, что это мы, – сказал Чарли. – Мама меня убила бы, если б узнала.

– А мой папа небось и не заметил бы. Ему все равно, чем я занят. Его интересует только Бекки.

– Его легко понять. Бекки – красотка. Не пойму, с чего она тебя так бесит.

Вы, наверное, уже заметили, что Бен становился болезненно чувствителен, когда дело касалось Бекки. Так вот, Бену не понравилось, что сказал Чарли, поэтому он, то есть Бен, ответил:

– Вот прямо сейчас меня бесишь ты.

Что, конечно, было грубовато.

Чарли разозлился всерьез и, передразнивая Бена, противно пропищал:

– Вот прямо сейчас меня бесишь ты.

– Чарли, ты идиот, – сказал Бен.

– Ты же говорил, что я герой! – притворно-жалобно проныл Чарли.

– Как будто ты не можешь быть тем и другим вместе.

– Заткнись, Бен.

– Заткнись, Чарли.

– Заткнись…

Они затыка́ли друг друга все громче и громче, и я испугался, что кто-нибудь услышит.

– Заткнитесь оба, пока нас не арестовали!

Это вроде бы сработало. Но потом Бен сказал:

– Чарли точно надо арестовать за эту дикую вонь изо рта.

И все началось сначала.

Я заорал, очень громко:

– Да прекратите же вы орать!

Кажется, даже потопал ногами для эффекта. К счастью, они заткнулись. Но через секунду Чарли сказал:

– Слышь, Фред, остынь-ка.

А Бен сказал:

– Да, Фред, не обязательно так орать. У тебя что, проблемы?

Это меня капитально взбесило, потому что да, у меня были проблемы, и этими проблемами были они, но я смолчал, иначе они опять завелись бы. Кстати, они тоже замолчали. С минутку мы просто стояли и пытались успокоиться. Я сосредоточился на покачивании палубы под ногами и одновременно думал о том, зачем я взял этих двоих на поиски Алана Квакли. И зачем я сам отправился в это идиотское путешествие.

Потом Бен сказал:

– Звезды сегодня красивые…

Что я расшифровал как «Простите, что я вел себя как полный урод».

А Чарли сказал:

– И небо в Эндовере не такое.

Что я тоже расшифровал как «Простите, что я вел себя как полный урод».

Я посмотрел на небо. Звезды правда очень ярко сверкали. Я сказал:

– А вы знаете, что на самом деле мы состоим из звездной пыли? Практически все химические элементы, обнаруженные на Земле, возникли в самом сердце звезды!

И это был не просто крутой факт – это расшифровывалось как «Я прощаю вас обоих за то, что вы вели себя как полные уроды».

– Из звездной пыли? Вот это класс, – сказал Чарли.

А Бен сказал:

– В жизни не видел столько звезд. Поглядите вон на ту!

– Это не звезда, это Юпитер, – объяснил я.

– Откуда ты знаешь?

– Гляди, он намного ярче и формой похож на диск.

– А, точно.

– Между прочим, он состоит в основном из газов.

Бен сказал:

– Как наш Чарли.

И мы все заржали. Потому что Бен был не так уж неправ. Чарли испускал убийственные луковые газы.

– Пока что можете ржать, – сказал Чарли. – Посмотрим, как вам будет весело ночью, когда я буду пер-деть вам в лицо, пока вы спите.

От этой перспективы мы резко перестали смеяться. – Как думаете, – спросил я, – если долго смотреть, мы увидим падающую звезду?

– А если увидим, ты какое желание загадаешь?

Это был чересчур серьезный вопрос, поэтому я сказал:

– Чтобы Чарли перестал пердеть. Ну или мир во всем мире.

– А я бы загадал себе друзей получше, – сказал Чарли и наступил мне на ногу, что я, пожалуй, заслужил. Потом он добавил: – Но вообще-то, если честно, я бы загадал, чтобы мама перестала все время долдонить насчет брокколи и дала мне спокойно удовлетворять мои плотоядные инстинкты.

Бену, видно, это не понравилось, потому что он сказал:

– И что, вот этого ты хочешь больше всего на свете?

– А помните, как в третьем классе, когда медсестра в школе измеряла нам рост и вес, некоторым дали с собой письмо для родителей?

Мы с Беном кивнули.

– Ну вот и мне дали. И сразу – это не совпадение! – мама посадила нас всех на свою идиотскую диету «Андерсоны переходят на здоровый образ жизни!». Начала покупать авокадо и киноа целыми мешками. Она считает, что я жирный.

– Ты не жирный, – сказал я. – Ты просто… ну… как бы сказать… плотный.

– Ты так думаешь? Плотный… Плотный… – Чарли покатал это слово на языке. – Хм, мне нравится. Звучит солидно.

– О, солидный – тоже хорошее слово. Тебе идет.

Чарли повернулся к Бену:

– Знаешь что? Ты прав. Это было плохое желание. На самом деле я хочу, чтобы мама поняла: мне нравится быть таким, какой я есть.

Бен кивнул:

– А вот это нормальное желание.

Мы немного помолчали. А потом Бен заговорил – очень тихо, но я все-таки расслышал:

– Я бы загадал, чтобы Бекки куда-нибудь делась, а мама с папой снова стали жить вместе.

– И тогда ты был бы счастлив? – спросил я.

– Ага.

– Но они же все время ссорились, разве нет?

Это был невинный вопрос, но Бену он не понравился. Он скривился, как тогда, когда ел лук.

– Заткнись, Фред. Ты ничего не знаешь о моих родителях!

Мне бы смолчать – но я не смолчал:

– Не смей говорить мне «заткнись». Сам заткнись.

– Ты заткнись.

– Нет, ты заткнись.

И все это ты-заткнись-нет-ты-заткнись опять пошло по кругу. Наконец Бен психанул. Он вскочил, навис надо мной и завопил:

– Буду говорить тебе «заткнись» сколько захочу! Думаешь, ты самый умный? Достал уже всех своими фактами. Можно подумать, кому-то интересно, что лук и чеснок близкие родственники!

Вот это было уже слишком. Людям нравятся мои факты! Я тоже вскочил и уставился на него в упор:

– Не обязательно на меня злиться только потому, что твои предки друг друга ненавидят.

Даже в тот момент, когда я это говорил, я уже понимал, что говорить этого не стоит, но не смог удержаться. День был долгий и трудный, и я, должно быть, устал, и эмоции у меня зашкаливали. У Бена, наверное, тоже, потому что дальше все понеслось как лавина. Бен тоже уставился на меня в упор:

– Ты думаешь, ты самый умный. А ты – такой же дурак, как твой папаша.

Вот! Он ткнул меня в больное место. А потом сразу же ткнул еще раз:

– Ой, прости, я забыл. Он же тебе не папаша.

И вот тут уже психанул я. Схватил его за грудки и сказал:

– Ну-ка повтори.

А Бен засмеялся и сказал:

– А то что?

На это у меня ответа не было, и, к счастью, между нами протиснулся Чарли:

– Парни, успокойтесь, а? У меня вот пакетик «Скиттлз», давайте его разделим и…

Но Бен, продолжая смотреть на меня в упор, сказал:

– Отвали, Чарли.

И не глядя выбил «Скиттлз» у него из руки, и они раскатились по всей палубе.

Чарли так и не удалось «попробовать радугу», как предлагает реклама «Скиттлз», и нельзя сказать, что он воспринял это добродушно. Он толкнул нас обоих и сказал:

– Не смей говорить мне «отвали»!

– Да ты тут вообще ни при чем, – сказал я, но Чарли это не успокоило, а, наоборот, конкретно разозлило.

– Как это на вас похоже! Вечно ржете надо мной, вечно я у вас лишний!

Мне показалось, что у Чарли серьезные внутренние проблемы.

– Ты что, тоже хочешь подраться? – спросил Бен.

– Да, хочу!

– Ну ладно.

– Так что, деремся? – спросил я.

Если быть стопроцентно честным, то, произнося эти слова, я уже о них жалел.

Бен толкнул меня в грудь – сильней, чем требовалось.

– Да, деремся, – сказал он.

Я вцепился в его футболку и сказал:

– Ну что ж. Готовься к смерти!

Мне казалось, это звучит угрожающе.

Тут Чарли обхватил нас обоих так крепко, что мы стали как трехголовое чудище с двенадцатью конечностями. Что делать дальше, я понятия не имел. Я никогда раньше не дрался и точно знал, что Бен и Чарли тоже никогда раньше не дрались. Поэтому мы просто стояли, ухватив друг друга за футболки, и то тянули, то толкали. Не знаю даже, ударил ли кто-то кого-то, – может, и нет. Мы просто раскачивались и шатались от одного борта яхты к другому, пока не случилось неизбежное, а именно: мы упали за борт.

Глава 12

Чарли Андерсону никогда, никогда нельзя доверять белье

Просто поразительно, как снимает напряженность внезапное падение в море! К тому времени, когда мы, цепляясь за борта и подтягиваясь, вскарабкались обратно на палубу «Лливелина Великого» и перевели дух, вся наша злость как будто растворилась в прибрежных уэльских водах.

– Это было неожиданно, – сказал я.

– Телефон сдох, – объявил Бен, безуспешно пытаясь его выключить и включить снова.

Я вытащил свой телефон из хлюпающего кармана.

– Мой тоже.

Чарли глянул за борт:

– А мой остался в море.

– Что на нас нашло? – сказал я. – Это было так тупо! – Не знаю. Но у меня было чувство, что я прямо хочу с тобой подраться. – Бен помотал головой, выливая воду из ушей.

– Ага, мне тоже казалось, что я хочу с тобой подраться, – сказал я.

Бен перестал мотать головой и посмотрел на меня:

– Но на самом деле я не хочу с тобой драться.

– И я с тобой не хочу. Мир?

– Мир.

Это был трогательный момент, но очень краткий, потому что между нами, по-собачьи отряхиваясь, встал Чарли:

– Вы, парни, можете делать все что захотите, только не оставляйте меня за бортом.

– Обещаем никогда не оставлять тебя за бортом! Вот сейчас не оставили же!

– Хорошо. А то смотрите у меня.

Он сорвал с себя футболку, скрутил ее, отжимая, и этой своей скрученной футболкой шлепнул по ногам меня, потом Бена, а потом стал гонять нас по яхте, пока мы все не устали и не плюхнулись на мягкие скамьи.

– Что делать будем? – спросил Бен. – Я замерз, а вы?

– Что-то неохота сидеть тут до утра, – сказал я.

– Идемте вниз. Согреемся в каюте.

– Там небось заперто, – сказал я.

Чарли подергал ручку:

– Конечно заперто.

– Может, не так уж и заперто. – Не успели мы слова сказать, как Бен дернул ручку – гораздо сильней, чем Чарли, – и наподдал плечом. Послышался треск, и дверь распахнулась. – Видите? «Заперто» бывают разные.

– Просто поверить не могу, что ты это сделал, – сказал Чарли.

– Мы и так уже вломились на чужую яхту. Ясно, что, если вломиться еще и в каюту, хуже не будет, – сказал, Бен и включил свет. – В конце концов, мы в критическом положении.

Я посмотрел на Чарли. Он вздохнул и спросил:

– Как думаете, в тюрьме дают гипоаллергенные подушки?

Хотя над нами нависла угроза уголовного преследования, я не мог не вздохнуть с облегчением, обретя крышу над головой. Мы принялись осматривать каюту, оставляя повсюду мокрые следы. В одном конце было что-то вроде маленькой кухни, в середине – малюсенький столик с сиденьями, а в другом конце – самый крошечный в мире туалет и койки. Я велел Бену и Чарли ничего не трогать. Следовало оставить все точно в таком же виде, в каком оно было.

Я жутко устал, Бен и Чарли тоже зевали вовсю, но я предложил, прежде чем завалиться спать, снять с себя все мокрое и переодеться в запасное белье. Нам предстояло встать ни свет ни заря и смыться, не дожидаясь, пока нас застукают.

Чарли сгреб все наши мокрые шмотки – он сказал, что знает, где их можно просушить, – и мы с Беном улеглись валетом на нижнюю койку. Чарли досталась верхняя. Лучше бы наоборот, потому что Чарли так и не перестал пукать, но к этому моменту у меня уже не было сил шевелиться. И мы все очень быстро отрубились – то ли от усталости, то ли от ядовитых луковых выхлопов, испускаемых Чарли.

* * *

Прошло, наверное, всего несколько часов, когда я проснулся от оглушительного завывания. Я подскочил и принюхался.

Дым.

Мне хватило секунды, чтобы вспомнить, где я, и понять, что яхта, должно быть, охвачена огнем. Я стал трясти Бена и Чарли.

– Вставайте! Кажется, пожар.

Чарли потянулся, потер глаза и сиганул с койки:

– Ой, нет! Я забыл!

Эти слова мне сильно не понравились.

– Что ты забыл, Чарли?

Он, не отвечая, ринулся в трусах в другой конец каюты, в крошечную кухню. Мы с Беном бросились за ним. Чарли отодвинул скользящую дверь – и на нас вывалились клубы дыма.

Чарли схватил кухонное полотенце и замахал им, причитая:

– Нет, нет, нет, нет, нет!

Все это очень напоминало народный танец, только танцор был в тоске и отчаянии.

– Что ты натворил? – заорал Бен.

– Ты что-то жарил? – спросил я, разглядев сквозь дым непонятную кучу на плите, охваченную пламенем.

Я набрал в кружку воды из крана и плеснул на эту кучу. Если честно, эффект был примерно такой, как если бы пописать в извергающийся вулкан. К счастью, Бен сорвал со стены маленький огнетушитель, нажал на рычаг и направил струю на плиту. Огненная куча зашипела и потухла, а мы начали плеваться и кашлять, потому что дыма стало еще больше. Пожарный оповещатель все завывал и завывал, поэтому я вырвал у Чарли из рук кухонное полотенце и замахал им прямо под детектором дыма. Это ничего не дало. Тогда я стал нажимать на «выкл», но тоже безрезультатно.

– Выключи его! – завопил Чарли, чем, конечно, очень мне помог. – Нас сейчас услышат!

– А я что делаю, по-твоему?!

Бен открыл дверь, чтобы дым выходил наружу, а я нашел в одном из кухонных ящичков деревянную лопатку и, решив прибегнуть к более жестким мерам, принялся дубасить ею по детектору. Он упал с потолка, но завывания тише не стали. По-моему, они даже стали громче.

– Н-на тебе!

ХРЯСЬ!

– И еще получи!

ХРЯСЬ!

– Давай, Фред, мочи его! – вопил Чарли.

Мои удары становились все яростнее. Белый пластмассовый колпачок треснул, потом отвалился, и детектор в агонии издал жалобный визг.

– Прикончи его! – заорал Бен.

Я прицелился лопаткой прямо в сердце детектора и нанес смертельный удар. Штуковина в последний раз взвыла и умолкла. В матче Фредди Йейтс – Детектор Дыма со счетом один ноль победил Фредди Йейтс.

– Ну что, доволен? – спросил Бен.

Я покраснел. Я и правда был доволен, но как-то не по-доброму.

– Ну… как сказать…

– В руках этого парня кухонная утварь превращается в грозное оружие! – объявил Чарли и рассмеялся.

Я пошерудил лопаткой тлеющие угольки на плите. Что-то они мне напоминали.

– Что это такое?

Чарли резко перестал смеяться. Он начал переминаться с ноги на ногу, клонясь то влево, то вправо, и вид у него сделался какой-то… уклончивый.

– Чарли?

– Я просто хотел их слегка подогреть. Чтобы просушить. Я же не думал, что они загорятся.

Среди золы я заметил обуглившуюся этикетку: «Маркс энд Спенсер, 11–12 лет».

– Чарли, пожалуйста, скажи, что это не то, что я думаю.

– Это наша одежда.

– Я же просил не говорить этого.

Чарли явно было неловко.

– Мне тогда показалось, что это удачная мысль.

– Поджарить нашу одежду?! – Бен аж задохнулся. – Ты собирался ею позавтракать?!

– Но эта плита без огня, на ней просто такие горячие круги, понимаете?

– Просто горячие круги? – Я ушам своим не верил.

– Я только хотел чуточку подогреть…

– Чарли! Это была наша одежда, а не блинчики! У нас теперь ничего не осталось, кроме трусов, ты это понимаешь? Я не могу ехать к Алану Квакли в одних трусах. Просто не могу, и все.

Тут Бен по неизвестной мне причине расхохотался. А мое чувство юмора дало серьезный сбой.

– Бен, это не смешно!

– Немножко смешно.

– Нет! Это катастрофа!

– Не устраивай драму.

– Бен, мы в Уэльсе, на яхте, на которую мы вломились и устроили пожар, а теперь мы еще и практически голые – ты считаешь, это не катастрофа?

Бен закатил глаза:

– Слушай, успокойся. Никто же не умер, правда?

Эти его слова как будто заняли все пространство каюты.

Он виновато посмотрел на меня:

– Ой. Прости. Я хотел сказать – никто, кроме твоей Бабс. Больше никто не умер.

Я так и стоял и глазел на него с открытым ртом.

Бен торопливо отвел взгляд, собрал обломки детектора дыма и метнул их в мусорное ведро.

– Все в порядке, – сказал он. – Мы что-нибудь придумаем.

До меня никак не доходило, что тут может быть в порядке.

– В порядке? Да нас теперь может спасти только чудо!

Но чуда не произошло. По меньшей мере тогда. Наоборот, все стало гораздо, гораздо хуже.

Глава 13

Мы с Беном и Чарли кое-что находим и пускаемся в бега

Мне очень хотелось скорее продолжить путь, и пока Чарли безуспешно отчищал пятна копоти с кухонных стен зубной щеткой, мы с Беном стали обыскивать каюту в поисках хоть какой-нибудь одежды. Часы на панели управления плиты показывали без нескольких минут пять. Желательно было убраться с этой яхты не позднее шести, чтобы ни с кем не столкнуться.

Бен рылся в крошечном шкафчике в кормовой части, а я – в ящиках комода. В тот момент, когда я выдвинул самый нижний ящик, наше путешествие приняло совершенно новый и неожиданный оборот.

Я ахнул.

Потом поморгал.

Потом потер глаза.

Потом, если не ошибаюсь, еще раз ахнул и со стуком закрыл ящик.

– Все нормально, Фред? – спросил наконец Бен.

Я только и сумел, что тоненько пискнуть. Такого звука я не издавал больше никогда в жизни – ни до, ни после.

– Фред, что с тобой? Что ты там нашел?

Я не ответил. Я не мог ни говорить, ни думать. Мой мозг был заблокирован одной-единственной картинкой. Это был образ Фионы Брюс. Той тетки с зубами и ошалелым видом. Из «Антикваров на колесах».

– Фред, ты что, язык проглотил? – Бен заглянул в ящик. – Очень мило, но за них много не выручишь.

Мне наконец удалось выжать из себя пару слов. Примерно таких:

– Бен, Бен, видишь? А? А?

Бен непонимающе сдвинул брови. Догадавшись, что у меня получилось не слишком содержательно, я сделал вторую попытку:

– Бен, ты знаешь, что это такое?

– Ясное дело, я же не идиот. Это кольца. Причем довольно уродливые.

Ровно в этот самый миг наша история основательно запахла безумием. Из кухни, странно подвывая, вывалился Чарли. Лицо у него было очень белое, и он что-то держал в руке.

– Парни, парни! Вы только посмотрите.

Глаза у меня так выпучились, что я даже испугался, как бы они не выпали на пол.

– Чарли, елки-метелки! Где ты это взял?! – заорал Бен.

– В правом шкафчике под раковиной, между кондиционером для белья «Комфорт» и средством для мытья посуды «Фейри».

С учетом всех обстоятельств можно было только подивиться точности и подробности этого описания.

– Что делал пистолет рядом с «Фейри»? – воскликнул я.

– Положи его. Он может быть заряжен, – скомандовал Бен.

Чарли положил пистолет на нижнюю койку и отступил на шаг, продолжая тихонько подвывать. Потом ноги его очень медленно подогнулись, и он, как будто сложившись гармошкой, опустился на пол и начал раскачиваться.

На мне не было почти никакой одежды, но почему-то стало очень жарко. Примерно как в жерле вулкана.

– Парни, быстро уходим.

– Фред, что это все значит? – спросил Бен.

Я протянул ему два довольно уродливых, но бесценных золотых кольца в форме лебедей.

– Мой папа кое-что видел по телику про эти кольца.

– Да о чем ты, Фред?

– Парни, я думаю, что мы вломились на яхту преступника, который ворует драгоценности и у которого есть пистолет.

Эта информация ненадолго зависла в воздухе, прежде чем они ее впитали. А когда впитали, Чарли стал раскачиваться быстрее, а Бен забе́гал кругами, бормоча что-то не слишком конструктивное типа «О нет, о нет, о нет, они нас убьют, я не хочу умирать, я еще так молод».

Все это раскачивание и бегание кругами только повысило уровень стресса в моем организме. И когда Бен схватил меня за руки с криком «Фред, что нам делать? Придумай что-нибудь!», я только и сумел выговорить:

– А вы знаете, что лебедь-шипун способен развить скорость до пятидесяти пяти миль в час?

Чарли перестал раскачиваться, и они с Беном ошарашенно на меня уставились. После долгой паузы Бен спросил:

– Чарли, вот это вообще что сейчас было, а?

– Простите… Сам не знаю, зачем я это сказал.

– Короче, развиваем скорость лебедя-шипуна и уматываем, – приказал Бен.

Чарли кое-как поднялся с пола.

– Погодите, – сказал он, – вот прямо в трусах?

– А ты хочешь дождаться владельца пистолета?

Чарли помотал головой:

– Нет. Погнали!

Мы покинули «Лливелина-уже-не-столь-Великого» в мокрых кроссовках и трусах, выбравшись через выбитую нами дверь на серый утренний свет. На этот раз я легко преодолел дистанцию между яхтой и причалом – думаю, что страх придал мне ускорение. Мы с гулким топотом пронеслись по пристани, знать не зная, куда бежим, лишь бы подальше от этой яхты… и от этого пистолета… и снова очутились в парке. Бен затормозил первым и затащил нас с Чарли за огромный пышный куст – отличное укрытие, только зверски колючее. В парке было пустынно; сцену еще не разобрали, но палатки были закрыты. Мы знали, что народ подтянется на фестиваль только к десяти, потому что в десять начинался конкурс пу́гал.

– Что будем делать? – спросил Чарли. – Может, обратимся в полицию? Расскажем, что мы нашли…

Бену эта идея не понравилась.

– Ты представляешь, во что мы вляпаемся? Нас поставят на учет как малолетних преступников. А может, и хуже того.

– Ты имеешь в виду, посадят в тюрьму? – спросил я.

– Не знаю, возможно. Мы же правда проникли на чужую яхту. А Чарли у нас еще и поджигатель, так что…

– Окей, в полицию не идем. Все согласны?

Я посмотрел на них. Они кивнули.

– Я считаю, из этого Барри пора уматывать, – сказал Бен.

Он был совершенно прав. Мне тоже хотелось умотать из Барри, и чем быстрее, тем лучше. Однако имелась проблема.

– Если мы сядем в автобус в одних трусах, у других пассажиров могут возникнуть вопросы.

– Нужно найти одежду, – задумчиво сказал Чарли.

– Ты полагаешь? – съязвил Бен, что было не слишком по-дружески с его стороны. – И где, по-твоему, мы найдем одежду в пять утра?

Это был хороший вопрос.

Бывают хорошие вопросы, на которые легко найти ответ, например: «Каково население планеты Земля?» (Между прочим, около семи целых и восьми сотых миллиарда человек.) Бывают и каверзные хорошие вопросы, например: «Какое животное будет самым миленьким, если его уменьшить до размеров мыши?» (Тут даже и не знаешь, как подступиться к ответу.) Но еще бывают хорошие вопросы, ответ на которые сперва не находится, а потом буквально наскакивает на тебя из-за угла. И это был как раз такой хороший вопрос, потому что, когда Бен спросил: «И где, по-твоему, мы найдем одежду в пять утра?», я ответил:

– Здесь.

Глава 14

В которой до нас доходит, что у нас на хвосте может сидеть Бугор

Примерно через секунду до Бена и Чарли дошло, что я указываю на экспонаты выставки пугал. Бен понимающе усмехнулся, и не успел я разъяснить ему порядок действий, как он бросился к пугалам с криком:

– Бэтмен!

«Только не это, – подумал я. – Бэтмен ему не достанется! Это я придумал гениальное решение, значит, и выбирать мне!»

Но Бену было наплевать на мои доводы – он схватил Бэтмена и понесся с суперпугалом под мышкой, оставляя за собой соломенный след. Он прекрасно видел, что я начинаю злиться, но все равно не остановился. А бегает он отлично, мне ни за что не догнать.

– Ладно, – сказал я, – пожалуйста, забирай, если тебе нравится вести себя как в детском саду.

Таким образом, оставались Человек-Паук и Супердевочка. Причем вариант Супердевочки для меня отпадал категорически. Но, видимо, Чарли пришел к этому выводу одновременно со мной, потому что бросился к Человеку-Пауку с воплем:

– Чур, Паучишка мой!

Как я ни пытался вырвать Человека-Паука из его лап, все мои усилия были тщетны, поскольку Чарли, как известно, плотный и солидный.

И я остался один на один с Супердевочкой.

Конечно, я был в ярости, но, если вдуматься, Чарли ни за что не втиснулся бы в костюм Супердевочки, так что этот наряд неизбежно должен был достаться мне. То есть результат был предрешен, но я не собирался притворяться, будто он меня устраивает.

– Не надо делать такое несчастное лицо, – сказал Бен. – Вообще-то тебе идет. Только погляди, как юбка взлетает при ходьбе.

– Заткнись.

Я резко отвернулся и против воли заметил, как красиво взметнулась при этом юбка. Сразу захотелось крутануться еще разок, но я подождал, пока Бен и Чарли отвлекутся.

– А маски прихватим? – спросил Чарли. – Без маски у меня незавершенный образ.

– Еще бы не прихватить, – отозвался Бен, надевая маску.

– Ладно уж, так и быть, – сказал я с притворным вздохом.

Ни за что на свете не согласился бы показаться в таком наряде без маски, но им не обязательно было об этом знать.

Мы кое-как пристроили пугала на место. Одно из них осталось без руки, а голова Супердевочки свесилась на плечо анатомически невозможным образом, так что я не рискнул бы утверждать, что наша презентация претендовала на призовые места.

Мне до сих пор немного стыдно, что мы уничтожили плоды кропотливого труда Клементины, но, честно говоря, нам одежда была гораздо нужнее, чем пугалам.

К несчастью, костюмы супергероев не имеют карманов, что я считаю капитальной недоработкой. Карманы нужны всем, даже супергероям. Зато ткань, из которой шьют эти костюмы, сильно липнет к телу, поэтому, спрятав деньги в трусы, мы ощутили, что наши сбережения крепятся к нам весьма надежно.

Но прежде чем покинуть парк, я должен был сделать еще кое-что. Я вытащил из трусов золотые кольца с лебедями и запихнул их в соломенную руку одного из пугал.

Бен вытаращился на меня:

– Ты что, их утащил?!

– Да. Нечаянно. У меня была паника. Из-за пистолета, и вообще…

– Ты спер бесценные кольца у вооруженного вора? Ты завещание-то написал?

– Я же тебе сказал, я не нарочно. Откуда вор узнает, что это я? А если оставить кольца здесь, то, может, они отнесут их в полицию.

У Чарли сделалось растерянное лицо:

– Фред, это пугала, понимаешь? Пугала не ходят в полицию.

– Не пугала. Большой Трев и его мама. Допустим, они отнесут кольца в полицию. И получат награду – допустим, пятьдесят фунтов. Как раз столько, сколько выиграл бы Большой Трев, если бы Бен не подстроил ему дисквалификацию. Парни, мы с вами испортили им весь фестиваль!

– Ничего я не подстраивал!

Я смерил Бена взглядом, в котором должно было читаться: «Кого ты пытаешься обмануть?»

– Это точно хорошая идея – оставить кольца здесь? – спросил Чарли.

– Но мы-то сами не можем отнести их в полицию, правда? Нам пришлось бы рассказать, где и как мы их нашли, а значит, признаться в том, что мы вломились на чужую яхту. И тогда мне можно забыть о поездке к Алану Квакли.

– Ладно, – сказал Бен. – Уговорил. Оставляем и бежим.

Оставив три пугала в самом жалком и неприглядном виде, мы поспешили в центр города Барри. Поскольку телефона в рабочем состоянии ни у кого из нас не было, расписание автобусов пришлось узнавать по старинке – разглядывая висящий на остановке листок. В пятом классе нас учили разбирать расписания, так что мы были хорошо подготовлены. Однако мы оказались совершенно не готовы к тому, что прямой маршрут Барри – Сент-Дейвидс отсутствовал как таковой.

– И что теперь? – Чарли зыркнул на меня так, словно это я во всем виноват.

Просто невероятно. Как будто не он поджарил на плите нашу одежду!

Я в сто пятый раз соскользнул с узенькой скамейки. Юбка из лайкры плюс гладкая поверхность = нулевое трение.

– Думаю, мы продолжим двигаться на запад. Первый автобус, на Джилстон, – через двадцать минут. Согласно расписанию, поездка длится тридцать две минуты.

– Вау. Гениальный план. – Бен пнул в мою сторону пустую банку из-под колы.

Его сарказм ни в малейшей степени не улучшал нашего положения.

– Предложи получше.

Подозреваю, что я, говоря это, с покровительственным видом склонил голову набок, потому что Бен тоже склонил голову набок, ко мне, и произнес:

– Как насчет такси?

Насчет такси я не задумывался. А когда задумался, был вынужден согласиться, что идея неплоха. Чарли, наверное, тоже так подумал, потому что сказал:

– Отличный план, Бэтмен.

– Вот поэтому мне и полагается самый крутой костюм, – заявил Бен, наградив меня особо издевательской улыбочкой с прищуром.

И он двинулся к стоянке такси этой своей самодовольной развинченной походкой.

Я выждал, когда он удалится на несколько метров, и показал ему в спину язык. Всего разок. Ладно, два.

На стоянке было одно-единственное такси. Серебристое, с черной буквой «Т» на капоте. На водительском месте сидел лохматый и небритый человек с татуировкой во всю руку, включавшей в себя флаг Уэльса, дракона и подробную карту – очень полезная вещь, когда ты таксист. Бен и Чарли внезапно застеснялись и вытолкнули меня вперед. Я прочистил горло.

– Простите, сэр. Сколько стоит такси до Сент-Дейвидса?

Он смерил меня взглядом и ответил:

– Сто пятьдесят фунтов, но для тебя, принцесса, будет сто сорок пять.

Мне, конечно, польстило, что костюм Супердевочки выбил нам скидку в целых пять фунтов, но все равно искомой суммы у нас и близко не было.

– Эх, – вздохнул Чарли, – возвращаемся к теме автобуса.

Но когда мы собрались уходить, в такси зажужжала рация.

– Алло, Дейв, что там у тебя? – спросил косматый таксист.

– Стю, Бугор велит всем высматривать трех пацанов, которые сегодня рано утром драпанули с его яхты. Люди их видели.

От страха меня чуть не вырвало прямо в окошко к таксисту. Было ясно как день, что речь о нас. Мы с Беном и Чарли в ужасе переглянулись.

– Как они выглядят? – спросил Стю. – Особые приметы есть?

Мы вмиг опустили маски на лица.

– Ага. Они в одних трусах. Один жирноват…

Я беззвучно ахнул, стараясь не смотреть на Чарли. Тот изо всех сил втягивал живот, стараясь казаться стройнее, но лайкра – безжалостная материя.

– Лет им примерно от восьми до шестнадцати…

От восьми?! Кому из нас, по его мнению, восемь? Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что он имел в виду Бена, который и вправду порой ведет себя чересчур незрело.

– А что они натворили-то? – спросил Стю, ковыряя в зубах.

– Не знаю. Но Бугру они, видать, сильно нужны. И голос у него не так чтоб радостный.

– Окей, Дейв, буду смотреть в оба. У меня тут сейчас как раз трое детишек, но все одеты, и один из них вообще девчонка.

Меня охватило сложное чувство – смесь обиды и облегчения.

Когда Стю положил трубку, я проговорил самым девчачьим голосом, на какой был способен:

– Спасибо, что уделили нам время.

И мы на бешеной скорости помчались к автобусной остановке. Едва завернув за угол, мы увидели, что автобус номер 303 до Джилстона уже тронулся с места согласно расписанию. Бен рванул за ним и успел постучать в окно. Водитель притормозил и впустил нас – с крайне недовольным видом, хотя мы были его единственными пассажирами.

– Парни, что такое Бугор? – пыхтя, спросил Чарли, пока мы пробирались по проходу между креслами. – Это же вроде такой пригорок?

– Сам ты пригорок, Чарли, – сказал Бен. – Бугор – это то же самое, что босс.

– А-а, ну так понятнее. Думаете, этот Бугор – хозяин яхты? Думаете, он знает, что мы сперли у него то, что сперва он сам спер?

Я плюхнулся на заднее сиденье, а Бен и Чарли уселись по бокам от меня.

– Не знаю… – сказал я. – Может быть. Но я предпочел бы не выяснять. Очень рад, что нас там уже нет.

– Я уж думал, все, нам конец. Хорошо, что у Фреда такое милое личико, – сказал Бен и ущипнул меня за щеку.

– Отвяжись, – отмахнулся я. Мне было не до шуток. – Не утро, а полный кошмар.

– Да уж, не самый приятный денек, – согласился Бен.

Чарли поднял маску Человека-Паука на макушку.

– А он не пустится за нами в погоню? Этот, как его, Бугор?

Лицо у Чарли стало бледно-зеленым, примерно таким же, как за секунду до момента, когда его вырвало после аттракционов на Эндоверской ярмарке.

– Не-а, ему нипочем не узнать, что мы – это мы, – сказал я, но в голове все завихрилось, как на тех самых аттракционах.

К Чарли вернулся его обычный розоватый оттенок.

– Точно. Ты прав. Кто хочет орешек? – Он, словно фокусник, извлек откуда-то из недр своего костюма пакетик арахиса.

Я откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Орешков мне не хотелось. Хотелось минутку тишины. Мне нужно было сосредоточиться и подумать.

– Слишком много волнений для одного дня.

– Ты прямо как моя бабуля, – рассмеялся Чарли, и вдруг его лицо вытянулось. – Ой, прости, Фред. Я забыл, что твоя Бабс умерла.

– Ладно, ничего.

– Э-э… Фред?

– Что, Чарли?

– Фред, как ты думаешь, Джилстон так называется, потому что там обрел последнее пристанище какой-то Джилс?

– Чарли, а как ты думаешь, могли бы мы минутку посидеть в тишине?

– Окей, Фред.

Я опять откинулся на спинку сиденья и опять закрыл глаза. Первые несколько секунд я наслаждался тишиной и покоем. Потом начал прокручивать в голове утренние события. А потом меня охватила тихая паника.

А если Бугор все-таки докопается, что это именно мы забрались на его яхту, выбили дверь, устроили пожар, безнадежно испортили зубную щетку и стащили кольца? Мы ведь небось понаставили отпечатков пальцев везде, где только можно.

Самым разумным сейчас было бы бросить все это дело и вернуться домой. Но при мысли, что я так и не увижу своего биологического отца, – и это после всего, что нам довелось пережить, – у меня сразу начинало мучительно ныть в животе.

Теперь-то я понимаю, что это мучительное нытье в животе было в основном из-за Бабс. Просто тогда, в незнакомом месте, мне было трудно в этом разобраться. Мозг решал только одну задачу: добраться до Алана Квакли. А для этого следовало быть в сто раз осмотрительней, чем обычно, и держаться в тени, не привлекая к себе внимания. В частности, покончить с незаконными проникновениями, взломами, поджогами и грабежами.

Однако держаться в тени оказалось куда труднее, чем я предполагал.

Глава 15

В ней мы встречаем Альбертаи Филлис Гриффитс.

Ах да, и еще констебля Майка

Тридцатидвухминутная поездка оказалась небогата на события, не считая того, что Чарли чуть не задохнулся, когда Бен с силой забросил ему в рот орешек и, по словам Чарли, ушиб ему гортань. После того как Бен завершил осмотр его горла и Чарли перестал жаловаться на повреждения слизистой оболочки, я сообщил, что отныне, с этого момента, мы будем действовать не так демонстративно.

– Согласен на все сто, – сказал Чарли, а потом спросил: – А что такое «демонстративно»?

Я пояснил свою мысль:

– Мы должны стать незаметными. Слиться с пейзажем. Запахло проблемами – бежим в другую сторону.

Чарли кивнул, поплевал на ладонь и протянул руку. В целом я противник клятв, при которых надо плеваться, потому что, согласно имеющимся данным, в каждом миллиметре слюны содержится более ста миллионов бактерий, но, учитывая серьезность положения, я тоже поплевал на ладонь, и Бен проделал то же самое. Прижимая свою заплеванную ладонь к заплеванным ладоням друзей, я старался не думать о трех сотнях миллионов бактерий, которые резвятся у меня между пальцами. Обычай омерзительный, но мне было спокойнее оттого, что мы с друзьями – одна команда.

К несчастью, ощущение спокойствия продлилось недолго. Еще и слюна на ладонях обсохнуть не успела, как наша плевательная клятва слиться с пейзажем была нарушена. И лично я виню в этом Филлис и Альберта… ах да, и еще констебля Майка – на нем тоже лежит доля ответственности.

* * *

Выйдя из автобуса, мы оказались, как мне теперь известно, в одной из самых крошечных деревушек Южного Уэльса. Помню, как я подумал: «Прекрасно! Здесь мы уж точно не влипнем в неприятности». У нас было ровно одно дело: топтаться на месте в ожидании другого автобуса, который отвезет нас в нужном направлении.

Первым человеком, которого мы увидели в Джилстоне, была милая маленькая старушка, во всю мощь своих легких горланившая «Ради блага всех живых существ»^[3]. Она топала в нашу сторону по деревенской улочке в зеленой вязаной шапчонке с красным помпоном, как у мультяшного Кролика Бенджамина, и помахивала сумочкой.

Старушка была такая громкая, такая… живая. Я глаз от нее не мог отвести, пока Чарли не ткнул меня в бок:

– Эй, Фред, смотри, что это он удумал?

Он показывал пальцем на старичка, который притаился на корточках за низенькой каменной оградой. Что-то в этом старичке было подозрительное. То ли холодный стальной взгляд серых глаз, то ли косматые кустистые брови. А может быть, лопата, которую он держал наготове в своих грубых загорелых лапищах.

– Не знаю, Чарли, – ответил я, потому что не знал.

– Что-то не похоже, чтобы он собрался сажать цветочки, – заметил Бен.

Старичок приподнял голову над оградой, бросил хищный взгляд на старушку и нырнул обратно. А та тем временем все топала себе по дороге, распевая во весь голос, как хорошо поступил Господь, создав больших и малых.

Старичок опять вынырнул из-за ограды, засек старушку и присел – все как раньше. Губы его шевелились, будто он разговаривал сам с собой. Он поудобнее перехватил лопату. Короче говоря, это было весьма странное поведение.

– Знаете что? – сказал Бен. – По-моему, он собирается звездануть эту бабушку лопатой.

Я не мог не согласиться. У меня создалось точно такое же впечатление.

– И что? – спросил Бен. – Не можем же мы спокойно смотреть, как он это делает.

Стыдно сказать, но крошечная часть меня упорно цеплялась за мысль, что бег по улице в костюмах супергероев плохо сочетается с решением держаться в тени. Однако бо́льшая и не такая противная часть меня отказывалась стоять и наблюдать, как милую старушку, похожую на кролика Бенджамина, метелят лопатой. Так что я опустил на лицо маску, отбросил плащ за спину и помчался на помощь. И должен признать, это и правда круто: мчаться кому-то на помощь, когда у тебя за спиной развевается супергеройский плащ.

В тот момент, когда старушка выводила заключительную строчку «Господь их всех созда́л», старичок выпрыгнул из-за стенки и с воплем «Позор тебе, Филлис Гриффитс!» занес лопату над головой.

Что он собирался делать дальше, так и осталось неизвестным, потому что мы с Беном и Чарли набросились на него, регбийным приемом ухватили под коленки, и он с гулким «буммс» рухнул на тротуар. Это было реально круто.

Филлис Гриффитс завизжала. Старичок завопил. Мы, навалившись, крепко держали его за ноги, а он трепыхался, словно престарелый осьминог в твидовой кепке.

– Не беспокойтесь, миссис Бабушка, – сказал Бен. – Мы его не выпустим.

– Б-б-бэтмен?! – запинаясь, выговорила старушка.

Удостоверившись, что злодей с лопатой надежно зафиксирован под попой Чарли, Бен отпустил его ноги и протянул старушке руку в перчатке:

– К вашим услугам, мадам.

Старушка медленно пожала ему руку и озадаченно нахмурилась, отчего на лбу у нее появились дополнительные морщины:

– Кто вы? Неужто вы… Не может быть, чтоб вы…

Не успел я открыть рот, как Бен сказал:

– Мы прибыли на помощь, мадам!

Можно было подумать, он настоящий супергерой!

Я застонал, а вместе со мной застонал и расплющенный под Чарли пожилой злоумышленник:

– А ну слезьте с меня немедленно! Филлис, это никакой не Бэтмен, это просто ребенок.

– Может быть, я и ребенок, – Бен поправил маску, – но я ребенок, который пришел в этот мир бороться со злом.

Судя по всему, Бен окончательно уверовал в собственное супергеройство.

Старик сердито фыркнул:

– Бороться со злом? Да она и есть воплощенное зло! Испорчена до мозга костей.

Филлис закатила глаза:

– Ой, все, Альберт. Успокойся. Не делай из себя посмешище.

Это был интересный поворот событий.

– Вы знаете этого человека? – спросил я.

Филлис Гриффитс осмотрела меня с ног до головы.

– Да, Чудо-Женщина, знаю.

– Супердевочка, – поправил я и тут же пожалел об этом, потому что Бен с довольной ухмылкой сказал:

– Вот видишь, я так и знал, что ты легко войдешь в роль.

Я, словно не слыша, обратился к Филлис:

– А откуда вы знаете этого человека?

– Он мой брат.

– Брат? Да он же собирался огреть вас лопатой!

Альберт под нами протестующе заерзал:

– Я не собирался огревать ее лопатой!

Я сел поудобнее, чтобы сильней его придавить.

– А выглядело это так, как будто собирались. Вы не имеете права колошматить пожилых дам лопатами, даже если состоите с ними в родстве.

– Да я и не думал ее колошматить. Я хотел ей пригрозить. Ну-ка быстро встали с меня, оба!

Обдумав услышанное, я пришел к выводу, что попытка пригрозить человеку лопатой тоже, скорее всего, является уголовно наказуемым преступлением, поэтому продолжил допрос:

– А почему вы хотели ей пригрозить?

– Потому что это из-за нее они пропали! Говорил я тебе, не хвастайся ими, не показывай никому, но ты и слушать не хотела! А мама их завещала нам обоим!

Филлис Гриффитс порылась в сумочке, извлекла оттуда небольшую картофелину с таким видом, как будто носить картошку в дамских сумочках – самое обычное дело, и метнула в человека, назвавшегося ее братом.

– Ты опять за свое, Альберт?

Картошка пролетела в миллиметре от его головы и приземлилась на тротуаре.

– Это из-за тебя они пропали, и тебе придется выплатить мне мою долю! – не унимался Альберт. – Я получу свое!

– Хорошую взбучку, вот что ты у меня получишь!

На этот раз она достала из сумочки грушу и тоже метнула в Альберта, но опять промахнулась. Груша угодила в дюжего, но удивительно юного полицейского, который как раз вышел из-за угла.

– Это что еще за фруктометание? Может мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит? – Голос полицейского не предвещал ничего хорошего.

Чарли выпятил грудь:

– Офицер, мы задержали этого человека, которого, по имеющимся у нас сведениям, зовут Альбертом.

– Потому что он намеревался звездануть… – подхватил Бен.

– Пригрозить! – перебил Альберт.

– Окей, – продолжил Бен, – намеревался пригрозить этой даме лопатой. А мы поклялись изучать, спасать и защищать.

При его словах я презрительно хмыкнул, потому что это девиз мультяшных октонавтов, а не супергероев. Бен все перепутал.

Полицейский скрестил на груди могучие руки, возвел взгляд к небесам и пробормотал что-то вроде «О, дай мне силы». На подбородке у него торчали кустики волос, которые поблескивали на солнце. Этим он напомнил мне Бабс, и я горестно вздохнул. Я так скучал по ее мохнатому лицу.

Полицейский перевел взгляд на Филлис.

– Это правда?

– Да, он хотел шарахнуть меня лопатой!

– Я уже сказал, у меня и в мыслях не было тебя шарахать. Я хотел только слегка тебя припугнуть!

– Ха! Меня? Думал, я испугаюсь? Да никогда! – заявила Филлис, презрительно фыркнув.

И я ей поверил. Вблизи я подметил у нее такое особое выражение лица, волевое и непреклонное, какое бывает у пожилых дам. У Бабс тоже иногда такое бывало, например, когда она засекла, что я украдкой рассовываю брокколи по карманам, вместо того чтобы есть, или когда папа попытался отправиться в спортивном костюме на вечеринку по случаю ухода мистера Бернли на пенсию. И еще когда она примчалась в школу, потому что в третьем классе я немножко распсиховался оттого, что у меня нет мамы и мне не для кого сочинить стишок, чтобы прочитать его на утреннике в День матери. Я бы отдал все на свете, чтобы еще хоть один разочек увидеть на ее лице это выражение.

Полицейский расправил плечи и сказал:

– Ну что же. Пора взять ситуацию под контроль.

Это звучало обнадеживающе. Потому что мне было некогда рассиживаться на старичках, я спешил поскорее отыскать Алана Квакли.

Полицейский достал из кармана телефон:

– Можно мне сделать снимок?

– Для следствия? – спросил я.

– Нет, для джилстонской газеты. У меня есть еще вторая работа: я местный репортер. «Трое детей предотвращают разбойное нападение!» – такой сенсации в наших краях не было со времен… да вообще никогда не было!

Такой подход показался мне не вполне профессиональным:

– Полицейский и одновременно репортер – разве тут нет конфликта интересов?

– В наших краях такими мелочами не заморачиваются. Идем, девчушка. Одно фото, ладно?

У меня не было ни малейшего желания красоваться на фото в костюме Супердевочки, пусть даже в местной газете с читательской аудиторией примерно в дюжину человек. Поэтому я сказал:

– Никаких фото.

– Не стесняйся! Ты мне окажешь огромную услугу.

– А я не против фото, – сказал Бен.

Я бросил на него выразительный взгляд, в котором должно было ясно читаться: «Нет, ты против!», но Бен то ли не сумел прочитать мое сообщение, то ли предпочел его не заметить.

– Где тут самое хорошее освещение? – спросил он.

Чарли уже сложил губы бантиком, как для селфи в Инстаграме, и я понял, что от него поддержки не дождешься.

– Мы, кажется, решили держаться в тени, – прошипел я.

Бен одернул на мне сзади юбку.

– Расправь складки, – посоветовал он. – Никто не догадается, что мы – это мы. Ну давай, представь, как мы потом поржем!

Я понял, что их не отговорить, и сказал полисмену-журналисту:

– Ладно. Но при условии полной анонимности.

Бена и Чарли я заставил в порядке предосторожности опустить маски на лица. Они приняли залихватские позы супергероев, а я лишь уныло разгладил юбку, убеждая себя, что новости Джилстона вряд ли разлетятся далеко за его пределы. Я ни на миг не мог забыть о том, что нас разыскивает страшный Бугор и он в ярости, а наши родители в Эндовере, наверное, в еще большей ярости. Но я постарался выкинуть эти мысли из головы. Мне нужно было сосредоточиться и посвятить всего себя поискам родителя, к встрече с которым я так отчаянно стремился.

Глава 16

Ура! У нас есть собственный транспорт. Ну или типа того

Закончив нас фотографировать, констебль Майк – то есть полисмен-журналист – отпустил Альберта со строгим предупреждением, напомнив заодно, что за ним еще тридцать часов общественно-полезных работ за предыдущее нарушение. Нарушение состояло в том, что Альберт запустил в садик Филлис козла, а козел сожрал розы, до сих пор неизменно занимавшие первое место на городской выставке цветов. Так мы узнали, что Альберт уже состоит на учете в полиции. Его война с сестрой началась несколькими неделями раньше с крупной ссоры из-за неких фамильных драгоценностей, и Альберт с тех пор никак не мог остыть.

Если бы в тот момент хоть кто-то из нас троих додумался поинтересоваться подробностями этой ссоры, мы бы уже тогда узнали, о каких именно фамильных драгоценностях идет речь. Но мы не спросили, поэтому провести логическую связь нам удалось только гораздо позже, после мертвой чайки. (Вы поймете, о чем я, когда мы до этого дойдем.)

Майк конфисковал у Альберта лопату, и Альберт побрел домой, что-то сердито бурча насчет коррумпированных копов. Майк расстроился, но когда Филлис сказала: «Ты настоящий храбрый полицейский, Майк. Будь выше этого», ему удалось проглотить обиду и взять себя в руки.

В награду за героизм Филлис пригласила нас на чай с пирожками. Мы провели краткое совещание, решая, стоит ли соглашаться, ведь, в конце концов, Филлис – это незнакомец, вернее, незнакомка. Но поскольку мы проголодались и к тому же с нами был полицейский и журналист в одном флаконе, мы решили, что нет никакого смысла отказываться от угощения. Хотя, может, и отказались бы, если бы заранее знали, чем она собирается нас угощать. Грушево-картофельные пирожки – это, знаете ли, штука, которую не каждому удается полюбить с первого раза.

Дом Филлис был прямо за углом, меньше чем в минуте ходьбы, – маленький каменный коттедж. Майк расположился за кухонным столом как у себя дома (чуть позже выяснилось, что он и был дома) и защелкал шариковой ручкой. Видно было, что ему не терпится начать статью.

– Итак, расскажите, пожалуйста, что привело вас в Джилстон.

Мне вмиг стало нехорошо. Полицейское расследование – нет, такого я не выдержу! Я сразу выболтаю все: что мы беглецы, взломщики, воры и поджигатели, – и нас отправят в колонию для несовершеннолетних, и я никогда не встречусь с Аланом Квакли. Нет уж, лучше всего держать рот на замке. Я послал Бену и Чарли взгляд, ясно говоривший: «Ни слова! Молчим как рыбы!»

Невероятно, но Чарли умудрился не понять мой взгляд. Он сердито покосился на меня и начал:

– Дело в том, что мы ищем…

Я ткнул его локтем в бок, и у него изо рта вылетел кусок картошки – или груши, поди разбери. Бен, в отличие от Чарли, взгляд мой понял правильно и сказал:

– Просто мы приехали на каникулы к родне Фреда…

– Фред – это в смысле Фредерика? Как это пишется?

– Фред – это в смысле Фред. Ф-Р-Е-Д.

Майк глянул на меня, потом присмотрелся получше, и в его глазах мелькнуло понимание.

– Извини, парень. Я думал, ты девочка. Знаешь, юбка и все такое.

Я вздохнул. Вся эта история с девчачьим нарядом мне уже порядком надоела. Мне – но не Бену с Чарли. Пока они ржали, я почти прикончил здоровенный грушево-картофельный пирожок.

– Назовите мне, пожалуйста, ваши полные имена. – Ручка Майка застыла над блокнотом.

– Чарли А… Ай!

Это я лягнул Чарли под столом. И сказал:

– Мы предпочли бы сохранить анонимность.

Майк кивнул, но я увидел, как он вывел в блокноте: «Чарли Ай». Вот дурачок.

– Не много же вы мне поведали, ребятки, – сказал он разочарованно.

Филлис поставила в центр стола чайник и взъерошила Майку волосы.

– Не волнуйся, ты непременно напишешь что-то такое, что придется по душе читателю. Ты отыщешь свой неповторимый стиль.

Майк надул щеки:

– Надеюсь, ты не советуешь мне прибегнуть к измышлениям? Это абсолютно неприемлемо. Я скорее умру, чем поступлюсь принципами честной журналистики.

Теперь, когда я знаю, какие именно слова вышли из-под его пера, мне просто не верится, что он и впрямь это сказал. Констебль Майк действительно нашел свой стиль. Я бы назвал этот стиль «ни слова правды».

Филлис принесла свекольно-малиновые лепешки и положила одну мне на тарелку, хотя я очень четко сказал самым звонким своим голосом:

– Благодарю вас, я не большой поклонник свеклы.

Бабс специально обучила меня этой вежливой фразе для отказа от нелюбимой еды.

Филлис намазала свою лепешку очень толстым слоем пасты «Мармайт», окунула ее в чай и уставилась на меня водянисто-голубыми глазами. Глядя на нее, я снова подумал о Бабс. (Глядя на Филлис, а не на лепешку с «Мармайтом».)

– И где же твоя родня?

Это был сложный и опасный вопрос, поэтому я сказал:

– Вы знаете, что «Мармайт» делается из пивных дрожжей, а открыт он был по чистой случайности?

Филлис подняла бровь:

– Ну разве это не маленькое чудо?

Открытие «Мармайта» вовсе не было маленьким чудом, но я не стал поправлять Филлис, надеясь, что эта тема отвлекла ее от расспросов о моей семье.

– Как же вышло, дети, что вы оказались в Джилстоне одни, без взрослых?

Кусок свекольной лепешки застрял у меня в горле. Я всегда очень плохо умел врать. К счастью, Бен в этом деле крупный специалист. Он лучезарно улыбнулся Филлис:

– Как я уже сказал, мы тут гостим на каникулах, вот и решили обследовать окрестности.

– Ясно. А где вы остановились?

Сердце у меня чуть не выскочило из груди, но на лице Бена не отразилось ни малейших признаков беспокойства:

– В этой деревушке поблизости, как ее там…

– Лламфа?

– Да, точно, – подтвердил Бен, глазом не моргнув.

– Может, тогда позвоним вашим, пусть они за вами приедут?

Я судорожно вдохнул, что было не самым умным поступком в моей жизни, потому что Филлис внимательно на меня посмотрела, а здоровущий кусок лепешки попал не в то горло.

Филлис нахмурилась, и на лбу у нее опять прибавилось морщин.

– С Супердевочкой все в порядке? – спросила она с тревогой.

– Да все с ней отлично.

Бен хлопнул меня по спине, и кусок свеклы вылетел обратно в рот. Я старательно прожевал его и аккуратно проглотил.

– Так что, хотите, я позвоню вашим родителям?

Я несколько раз открыл и закрыл рот:

– Э-э… м-м… эм-м-м…

Зато спокойствие Бена оставалось нерушимым, как гора нетронутых сэндвичей с огурцом и вареньем в центре стола.

– Это было бы здорово, но они ушли на весь день на прогулку. Мы поедем автобусом.

Он так уверенно это сказал, что я сам ему чуть не поверил.

– Автобусом не получится. По воскресеньям никакие автобусы здесь не ходят, кроме того, на котором вы приехали, – сказала Филлис, помахивая свекольной лепешкой.

Кусочек лепешки с плеском упал в чай и пошел на дно – как и мои надежды. Нам не суждено добраться до Сент-Дейвидса, потому что родители хватятся нас раньше.

Мне наконец удалось выдавить из себя полноценные слова:

– Так что же, выходит, мы тут застряли?

– Нет, что ты. – Филлис отряхнула крошки с ладоней. – Это совсем недалеко. Я вас подвезу.

У констебля Майка брови поползли на лоб.

– Исключено. Даже не думай. Тебе запрещено водить. Тот колодец, от которого ты почти ничего не оставила, был объектом исторического наследия. И ему триста лет.

– У вас тоже гуакамоле в глазах? – спросил я у Фил-лис.

Но она меня, похоже, не услышала, потому что как раз фыркнула – очень громко и презрительно.

– Не слушайте его! – Филлис показала на констебля Майка. – У него вместо мозгов тушенка. Я отлично вожу машину.

Констебль Майк побагровел и стукнул кулаками по столу, да так, что все тарелки и чашки подпрыгнули.

– Я не позволю прилюдно компрометировать меня, тетя Филлис!

Они с минуту смотрели друг на друга в упор.

Чарли поймал мой взгляд и прошептал:

– Влипли…

Филлис с вызовом скрестила руки на груди, и я уловил в воздухе знакомые вибрации сильно рассердившейся пожилой дамы. Филлис мне очень нравилась, но в этой ситуации я определенно был на стороне констебля Майка: опыт поездок со старушками за рулем приучил меня к осторожности. Так что я побаивался садиться в машину Филлис, тем более что мой вопрос про гуакамоле она проигнорировала.

– Если бы Майк сдал экзамен по вождению, он мог бы обеспечить вам полицейский эскорт. – Она залпом допила свой чай и встала из-за стола. – Да только он не сдал и потому не обеспечит. Но вы не унывайте, мальчики. У меня в сарае есть кое-что, что может вам пригодиться.

Мы вслед за Филлис вышли из дома, а констебль Майк отправился писать статью, изобилующую (как выявилось позднее) фактическими ошибками. Филлис потянула на себя двери гаража и воскликнула:

– Та-дам! Они ваши, берите, если хотите! До Лламфы доедете в два счета.

Среди паутины и цветочных горшков, рядом с газонокосилкой, стояли старая байдарка и гребной тренажер. Я подумал, что у Филлис на пикнике явная нехватка сэндвичей. С вареньем и огурцом. Или, иными словами, в голове у нее явно не хватает пары заклепок.

Мы с Беном и Чарли обменялись многозначительными взглядами. Филлис, похоже, это заметила, потому что спросила:

– Что скажете?

Я решил проявить деликатность:

– Спасибо, это просто прекрасно, но мы не очень-то умеем обращаться с веслами.

Филлис в ответ деликатничать не стала:

– Сардина ты бестолковая, я про велосипеды! Берете или нет?

Только тут я заметил в углу два велосипеда: один очень длинный, а второй на вид очень старый.

– К тандему, конечно, нужно привыкнуть, – продолжала она, – но я уверена, вы справитесь.

Я стал пробираться к ве́ликам:

– Вы правда нам разрешаете их взять?

– Я ими больше не пользуюсь. Суставы уже не те.

Нельзя сказать, что это были самые крутые велики в мире. К тому, который обычный, спереди была приделана плетеная корзинка, и еще он был сиреневого цвета, а с рукояток руля свисала ярко-розовая бахрома. А тандем вообще выглядел современником мамонтов. И все же это был какой-никакой, а транспорт.

– Шины лучше бы подкачать, но в остальном – велосипеды в отличном состоянии.

С этим, конечно, можно было поспорить, но я не из тех, кто станет смотреть в зубы дареному коню.

Я приподнял тандем и сказал:

– Спасибо, это очень благородно с вашей стороны.

– Вам, конечно, нужны шлемы. Пойду попрошу Майка, пусть выдаст из своих полицейских запасов. Можете пока поучиться ездить на тандеме, покатайтесь по саду.

Она повернулась к выходу, но тут я спросил:

– А сколько отсюда до Сент-Дейвидса?

Понятия не имею, как меня угораздило это ляпнуть.

– С чего вдруг ты спрашиваешь?

– Да ни с чего, просто любопытно.

– Примерно сотня миль, – ответила Филлис и направилась в дом.

– Сто миль… – Я перебросил ногу через переднее сиденье тандема.

Сто миль – это не так уж и много. Я просто не знал, согласятся ли остальные. Но не успел я открыть рот, как Бен сказал:

– У тебя опять это выражение лица.

– Какое выражение?

– Такое же, как когда ты заставил нас раздеть семейку пу́гал. – Бен смотрел на меня с подозрением. – О нет. Нет, нет, нет, только не это. Теперь ты хочешь заставить нас крутить педали до Сент-Дейвидса? Я угадал?

– По-моему, это не так уж и страшно, – сказал я. – А ты как думаешь?

Я ждал ответа. Бен посмотрел на небо, надул щеки и с шумом выпустил воздух.

– Я думаю, что если я и соглашусь пилить сотню миль до самой западной точки Уэльса, то уж точно не на лиловеньком велике с бахромой. Этот велик просто создан для Супердевочки.

По спине у меня пробежала радостная дрожь. Он не сказал «нет!».

– Окей, значит, если я беру сиреневый, то ты согласен?

– Ну наверное. Если ты правда очень хочешь.

Это была суперклассная новость.

– Ты реально лучший друг!

– Я знаю, – сказал Бен и тихо добавил: – Я пока не слишком тороплюсь домой.

За спиной у меня раздалось сердитое покашливание, и тут я вспомнил, что убедить нужно не только Бена.

– Значит, Бен твой реально лучший друг. И кто тогда я?

Я сделал большие жалобные глаза, молитвенно сложил руки и бухнулся на колени:

– Точно такой же реальнейший лучшайший дружище! Да?

– Вставай, – буркнул Чарли, – и не веди себя как идиот. Я согласен. Чем дальше я окажусь от лагеря «Авокадо – то, что надо!», тем лучше. Но только, наверное, нужно позвонить домой, раз мы собрались задержаться еще на одну ночь. Сказать, чтоб не волновались, придумать отмазку…

– Вот гениальнейший план одного из двух моих реальнейших лучшайших друзей! – сказал я.

– Потому что я гений, – отозвался Чарли и оседлал тандем сзади. – Эй, а руль-то где?

Бен закатил глаза:

– Чувак. Ты сел задом наперед.

Глава 17

В которой мы встречаем Шейлу

Пока Майк наверху писал свой репортаж, а Филлис возилась в кухне, куда наши голоса не долетали, мы улучили момент и позвонили родителям с ее домашнего телефона. Мы заранее договорились соврать одно и то же: каждый скажет, что остается в гостях еще на одну ночь и что телефон у него барахлит.

У Бена дома трубку взяла Бекки. По его словам, весть о том, что он задерживается, ее нисколько не обеспокоила – скорее, обрадовала. Она велела ему не сильно докучать людям и бросила трубку. После этого разговора Бена слегка перекосило.

У Чарли трубку взяла одна из его трех сестер. Фоном доносился ужасный шум. После громких криков к телефону наконец-то подошла мама, заставила Чарли пообещать есть только здоровую пищу и вести себя прилично и сказала, что, когда он вернется домой, у нее с ним будет отдельный разговор насчет неработающего телефона.

Папа взял трубку с первого звонка.

– Фред, я как раз начал тебя набирать. Все хорошо?

Мне показалось, что у него грустный голос. От этого мне было сложнее врать.

– Да, извини, у меня просто телефон поломался. Как ты там?

– Все нормально, только скучаю по тебе, сын.

После этих слов мне стало совсем кисло.

– Я тоже скучаю… – Я сглотнул слюну и выпалил: – Но можно я останусь еще на одну ночь?

В трубке повисла пауза.

– Конечно, сын. Если хочешь.

– Просто, понимаешь, Бен и Чарли скоро уезжают… – Формально это не было обманом.

– Понимаю. Ладно, играй, не беспокойся о стареньком папаше. Мистер Бернли заходит, присматривает за мной.

– Сейчас ведь каникулы, мы с тобой еще целую кучу времени будем вместе.

– Конечно, Фред. Ну иди, развлекайся.

– Спасибо, пап. Я тебя люблю.

– И я тебя люблю, Фред.

– Береги себя. Старайся есть на завтрак что-то полезное.

Я услышал «пш-ш-ш» открываемой банки пива.

– Я тобой горжусь, сын.

Я чувствовал себя самым ужасным человеком в мире. Бен, должно быть, это почуял, потому что, едва я повесил трубку, спросил, все ли у меня в порядке.

– Все хорошо, – сказал я. – А у тебя?

Бен кивнул:

– Ну, в общем, ты понимаешь…

Из чего я заключил, что у него не все хорошо. Точнее, ничего хорошего.

* * *

Когда мы наконец отправились в путь на своих новых старых великах, было уже за полдень. Филлис хотела было испечь нам на дорожку еще пирожков, но, поскольку перед этим она закидала Альберта и Майка грушами и картошкой, ингредиентов у нее не осталось. Поэтому она завернула нам с собой те самые сэндвичи с вареньем и огурцом. Я думал, они несъедобны, но они оказались вполне ничего.

Констебль Майк со второго этажа прокричал нам «пока», и голос у него был радостно-возбужденный. Отъезжая, я успел расслышать: «Уже семьсот лайков, рекордное число. Это просто чудо, тетя Филлис!»

Это было не чудо – это была сила интернета, помноженная на капитально приукрашенную историю о супергероях, но тогда-то я вообще понятия не имел, о чем он. Это все выяснилось позже.

– План такой, – сказал я, крутя педали. – Едем без остановки сколько сможем, а как стемнеет – находим себе гостиницу или какой-нибудь молодежный хостел…

– Главное, чтоб не яхту, – сказал Бен.

Я проверил деньги в трусах.

– У нас примерно сорок фунтов. Я рассчитал, что сто миль мы легко одолеем за полтора дня.

Очевидно, что расчеты мои оказались ошибочны, но в тот момент я искренне верил в наши физические способности. Должно быть, костюм супергероя наделяет человека непоколебимой уверенностью в собственных силах.

Когда дорога первый раз круто пошла в гору и мы доползли примерно до середины склона, Бен осознал, что уступить мне сиреневый велик было большой ошибкой с его стороны. Ему приходилось прилагать двойное усилие, чтобы перемещать в пространстве такое физическое тело, как Чарли. Бен то и дело кричал:

– Ты уверен, что крутишь педали?

На что Чарли отвечал:

– Изо всех сил!

Но я видел, что он сидит, как король, пока Бен отдувается за двоих. Я хотел сообщить об этом Бену, но тут он сказал: «Чего лыбишься, Супердевочка?», так что я захлопнул рот и покатил к вершине холма.

Там-то я и увидел нечто поистине удивительное. На середине дороги лежала овца. Она лежала на спине, устремив все четыре ноги к небесам.

К тому времени, когда Чарли и Бен добрались до вершины, я успел слезть с велосипеда, прислонить его к кусту и в раздумьях склониться над овцой. Бен, пыхтя, остановил тандем рядом со мной.

На лице у Чарли читался откровенный ужас:

– Фред! Что ты сделал с овцой?

– Я ничего с ней не делал. Просто нашел.

Бен слез с велосипеда и тоже наклонился над овцой, чтобы получше ее рассмотреть.

– Она живая?

Овца пошевелила ногами – еле-еле, словно из последних сил.

– Живая. Только не очень энергичная.

– Как думаешь, откуда она взялась? – Чарли задрал голову, точно предполагал, что овца свалилась с неба.

– Да уж не оттуда! Давайте ее перевернем. Я читал в книге фактов, что, если овца падает на спину, она не может сама перевернуться.

Чарли нахмурился:

– Фред, ты вечно читаешь что-то очень странное.

Бен присел на корточки рядом с овцой.

– Итак, герои, настало наше время! Паучище, Супердевочка, – раз, два, взяли!

Я всегда думал, что овца – это пушистое белое облачко, и не был готов к тому, что она окажется такой тяжелой. Сперва мне показалось, что нам не хватит сил ее перевернуть, но, как всякие приличные супергерои, мы не сдались, пока овца не встала прочно на все четыре ноги.

– Ну давай, Шейла, – сказал Чарли. – Чеши отсюда, ищи свою семью.

– Шейла? – переспросил Бен.

– По-моему, типичная Шейла, – ответил Чарли. – Вам не кажется?

Я пожал плечами:

– Возможно.

Шейла низко опустила голову, словно говоря: «Спасибо вам, бравые супергерои», после чего протиснулась сквозь дырку в заборе и скрылась в полях. А мы, довольные своим подвигом, вскочили обратно на велики.

Когда мы наконец добрались до следующей деревни, мне казалось, что мы крутим педали уже целую вечность. Ягодицы у меня были напрочь отбиты, ноги отваливались, на руках вздулись странного вида желтые волдыри, костюм промок от пота. По моим прикидкам, мы преодолели минимум тридцать миль. Измученные, бросили велосипеды на лужайке возле деревенского магазина, купили три банки «Фанты» и три пакетика кукурузных палочек, и я решил выяснить у хозяина магазина наши точные географические координаты.

Хозяин был усатый, с лицом, похожим на редьку. Протягивая ему через прилавок пять фунтов, я сказал:

– Простите, сэр, вы не знаете, который час?

– Почти два, – ответил он, не отрывая взгляда от маленького телевизора.

Это была явная чушь. Не может быть, чтобы мы ехали меньше двух часов!

– А далеко ли отсюда до Джилстона?

– По прямой – чуть больше пяти миль.

– Всего-то?!..

– Прости, милая, ничего не могу поделать.

Он протянул мне сдачу. Я повернулся к Бену и Чарли:

– Выходит, что мы едем со скоростью примерно три мили в час. Пешком и то было бы быстрее.

– Слишком много горок, – сказал Чарли.

– И слишком сильный ветер, – сказал Бен.

– Да еще и Шейла, – добавил Чарли.

– Вы представляете, сколько нам понадобится времени, чтобы проехать сотню миль?

– Триста часов? – Чарли привалился к прилавку. – Я не продержусь на велике триста часов!

– Всего тридцать три часа, Чарли, балбес ты, – сказал Бен, что было не больно-то по-дружески. – Но и это тоже очень много.

Чарли никогда не был силен в математике, зато с языками у него все отлично. В четвертом классе он даже придумал свой собственный язык и целый семестр разговаривал с нами по-чарлийски.

Мы вышли из магазина, я закрыл дверь, и на ней звякнул колокольчик.

– Хоть убейся, нам не проехать сегодня еще сорок пять миль и завтра – пятьдесят! Чем я только думал?!

– Не раскисай. Супергерои не киснут! – Бен открыл свою банку прямо у меня перед носом, и «Фанта» брызнула мне в глаза. – Просто нужно подкорректировать наш план. Это должен быть суперплан. Супергерой ский суперплан.

Глава 18

Мы по чистой случайности делаем кое-что чуточку героическое

Мы лежали на траве, глядя на облака, и пытались разработать суперплан. Но не успели мы продумать и первых шагов, как хозяин магазина вдруг выскочил наружу и закричал, тыча в нас коротким пухлым пальцем:

– Это вы, да? Костюмы те самые! Это были вы, я точно знаю!

Мы обернулись посмотреть – может, он обращается к кому-то, стоящему позади нас, – но нет, вокруг больше не было ни души.

Чарли проглотил последнюю кукурузную палочку.

– В каком смысле «это мы»?

Хозяин магазина прыгал с ноги на ногу, лицо его порозовело от волнения.

– Зайдите – и увидите! Скорее!

Мы вошли обратно в магазин. Он показал на экран телевизора и захлопал в пухлые ладоши:

– Видите? Это вы!

Я остолбенел.

Он не ошибся. Это были мы. В «Новостях Южного Уэльса». Верхом на поверженном Альберте.

– Когда вы только вошли, я не знал, что вы настоящие супергерои! Думал, просто дети в костюмах!

Но я его почти не слушал, потому что на экране возник констебль Майк. Девушка в ярко-голубом костюме и с прической, напоминавшей одуванчик, держала микрофон у его улыбающегося рта.

– Рядом со мной сейчас Майк Гриффитс, журналист, первым поведавший нам эту историю, полную чудес и благих знамений. Сколько откликов вы получили с тех пор, как опубликовали свой пост в Твиттере?

– Чуть больше полумиллиона за несколько часов.

– Полмиллиона! – вскричал я.

Трудно было поверить, что новости способны распространяться с такой скоростью, но интернет – великая сила.

Позже мы узнали, что одуванчиковая девушка приходилась троюродной сестрой констеблю Майку. Так вышло, что она снимала в деревне в паре миль от Джилстона «скаутскую молчанку» – это когда скауты, чтобы привлечь к себе внимание и собрать больше денег на благотворительность, сидят и долго-долго молчат. Ясно, что рейтинг у этого сюжета был не самый высокий. Так что, когда Майк позвонил своей кузине, она не раздумывая примчалась к нему и теперь задавала вопросы типа:

– Как вы думаете, почему это супертрио приковало к себе внимание всей страны? Что в них такого особенного?

– О, Кэрис, многое, очень многое. Во-первых, их храбрость. На фото мы видим только одного злодея, но на самом деле их было десять. Десятеро против троих! Что, как не чудо, могло…

Это была первая чудовищно наглая ложь констебля Майка. Можно подумать, в Джилстоне наберется десять жителей!

– Во-вторых, совершенно очевидно, что они обладают сверхъестественными способностями.

А?! Что?! Да он прирожденный лжец!

– А в-третьих, они появились из ниоткуда, а потом так же мгновенно скрылись в никуда.

Вот уж не думал, что мы так стремительно крутили педали!

– Но кто же они, кто эти герои, втроем давшие отпор десятку злодеев? Неужели нет никаких догадок?

Я затаил дыхание.

– Насколько я знаю, один из них носит имя Чарли Ай. Это все, что мне известно.

– Спасибо, Майк! – Одуванчиковая журналистка повернулась лицом к камере. – Думаю, нынешней ночью все мы будем спать в своих кроватях еще безмятежней, чем обычно, потому что знаем: на страже нашего покоя стоят самые настоящие, реальные, а не вымышленные супергерои. Если вы их встретите, сообщите нам, пожалуйста! Мы мечтаем с ними побеседовать. А теперь возвращаемся в студию…

Не в силах шелохнуться, мы так и пялились в экран, пока ведущий прогноза погоды рассказывал, что в ближайшие сутки будет по-прежнему жарко и солнечно, а вероятность осадков в виде супергероев крайне низка…

Из транса меня вывела фотовспышка.

– Что вы делаете, мистер владелец магазина, сэр? – воскликнул я, ослепленный.

– Хочу отправить ваше фото в «Новости Южного Уэльса». Реальные супергерои у меня в магазине – представляю, как теперь пойдут продажи! – И он скрылся за прилавком.

Интуиция подсказала мне, что это очень плохая идея, и я бросился за ним, крича:

– Мы не супергерои, честно!

– Ну да, конечно!

– Честное слово, нет!

– Если Кэрис Гриффитс из «Новостей Южного Уэльса» говорит, что вы супергерои, и я говорю, что вы супергерои, значит, вы супергерои, окей?

Нет, совершенно не окей, потому что это неправда, но у меня было ощущение, что правда его интересует меньше всего.

К сожалению, то, что произошло дальше, оказалось не в нашу пользу, потому что – по чистой случайности! – нас угораздило произвести слегка супергеройское впечатление.

Снаружи донесся рокот, от которого задрожали окна магазина. Это подъехал мотоцикл. Мотоциклист, с ног до головы затянутый в черную кожу, был похож на Могучего Рейнджера, переметнувшегося на темную сторону. Я подумал, что это Бугор, и все мои мышцы до единой сжались. Честно говоря, сжались они так сильно, что часть костюма Супердевочки накрепко застряла между ягодицами.

В этом, не самом удобном, положении я с ужасом наблюдал, как Рейнджер спрыгивает с мотоцикла и направляется к дверям. Спрятаться времени не было. Убежать – тоже. Я понял, что сейчас все будет плохо. Совсем плохо. Для этого вывода у меня были следующие основания:

Основание первое. Войдя в магазин, мотоциклист не снял шлем.

Основание второе. В руке у него был пистолет.

Основание третье. Он сказал: «Добрый день, леди и джентльмены. Если вы окажете мне любезность и согласитесь сохранять спокойствие на протяжении всего ограбления, я буду вам крайне признателен».

Вынужден отметить, что для вооруженного грабителя он был чрезвычайно учтив. От этого прямо сразу хотелось выполнить его просьбу. Однако выяснилось, что хозяин магазина был не из тех, кто следует инструкциям грабителей. Он просто хлопнулся в обморок. Неплохо было бы и нам поступить так же, но мы, как назло, оставались в сознании на все сто процентов.

– В-вы Бугор? – запинаясь, выговорил я.

Мотоциклетный шлем повернулся ко мне:

– Кто?

Я задохнулся:

– П-простите.

Нас грабил не Бугор, а совершенно другой преступник! И хотя пункт «быть ограбленным» не входил в первую десятку дел, которыми я планировал заняться на каникулах, мне все же стало чуточку легче.

Грабитель бросил Чарли дорожную сумку:

– Человек-Паук… я ведь могу к вам так обращаться – Человек-Паук?

Чарли словно воды в рот набрал.

– Сочту ваше молчание за знак согласия. Так вот, Человек-Паук, могу ли я обеспокоить вас просьбой? Не будете ли вы добры наполнить эту сумку содержимым кассы?

Чарли по-прежнему не отвечал. Просто стоял с перепуганным лицом и тихонечко поскуливал, что, с учетом обстоятельств, было вполне объяснимо.

– Пользуясь случаем, хочу напомнить вам, что вот это – пистолет и он заряжен.

Бен задохнулся. Я задохнулся. Чарли заскулил чуть громче.

– Так что откройте, пожалуйста, кассу, если не возражаете.

Повисла неловкая пауза. Бену пришлось пихнуть Чарли локтем в бок. Чарли пришел в движение. Он шагнул за прилавок и стал с грохотом дергать ящик кассы.

– Не могу. Она заперта. Я не умею.

– Могу ли я побеспокоить вас просьбой сделать еще попытку, и, по возможности, более настойчивую?

Чарли загрохотал громче, потом поднял кассу и стал трясти.

– Можете беспокоить меня сколько хотите, но она не открывается!

– Боюсь, так дело не пойдет. Вариант уйти с пустыми руками не рассматривается.

У грабителя сделался обиженный голос, и мне стало как-то даже стыдно, что мы его подводим.

– Дай я попробую! – Бен подскочил к Чарли и принялся нажимать все подряд кнопки на кассе.

Грабитель явно начинал терять терпение, и тогда я задал себе вопрос: «Что сделала бы на моем месте Супердевочка?» Выбить пистолет у него из рук, совершив «удар ножницами» в прыжке, я вряд ли смог бы, поэтому решил прибегнуть к силе убеждения:

– Знаете, если касса так и не откроется, взамен вы сможете угоститься шоколадкой.

Мое предложение не вызвало у него энтузиазма.

– На батончиках далеко не уедешь, мадемуазель. Будьте любезны, откройте кто-нибудь кассу, да поживее, пока тут не стало очень неуютно.

Атмосфера накалялась. Было ясно, что он не уйдет, пока не получит желаемого, но касса никак не открывалась – даже когда мы уронили ее на пол.

Когда нам уже казалось, что вот-вот действительно станет неуютно, Бен спросил:

– А как насчет этого? Это, конечно, не деньги, но все же лучше, чем батончики. – Он засунул руку куда-то в глубины своего костюма. Я понятия не имел, что он намеревается оттуда извлечь. – Чистое золото. Ему нет цены. Его показывали в «Антикварах на колесах» и все такое.

У меня отпала челюсть – в руке у Бена было кольцо с лебедями.

– Бен! Ты его взял?!

Он небрежно пожал плечами:

– Подумал, вдруг нам понадобится откупиться.

– От чего откупиться?!

– Ну не знаю. Могли же мы, к примеру, стать жертвами вооруженного ограбления?

В данных обстоятельствах трудно было с ним не согласиться.

– Великолепно. Это меня вполне устроит.

Грабитель выхватил у Бена кольцо и поднял к свету, чтобы получше разглядеть. Судя по тому, что он попытался опустить кольцо в карман, увиденное ему понравилось. Только у него все равно ничего не получилось – тесные кожаные штаны сидели на нем в облипку.

– Приятно иметь с вами дело, леди и джентльмены, – сказал он и скрылся за дверью, на прощание помахав нам пистолетом.

Я услышал рев мотора, потом визг шин – и грабителя как не бывало.

– Ну что же, – сказал я, – пожалуй, это было не самое ужасное из вооруженных ограблений.

Бен медленно сполз на пол, точно проколотый воздушный шарик, а Чарли схватил с полки батончик «Фрут энд нат» и вгрызся в него, даже не содрав обертки.

Хозяин магазина, должно быть, нутром почуял, что самое время очнуться, – его голова внезапно возникла над прилавком и спросила:

– Он ушел?

– Ага, ушел, – сказал Бен.

«Только не благодаря вам», – захотелось мне добавить.

Хозяин кое-как доковылял до кассы, нажал неприметную кнопочку сбоку, и ящик выехал вперед.

– А-а-а! – выдохнули мы трое хором. – Так вот как она открывается!

– Все деньги на месте! Он что, ничего не взял?

– Ничего, – ответил Бен.

Хозяин повернулся к нам и окинул нас странным, полным восхищения взглядом.

– Это чудо! – воскликнул он. – Вы и правда супергерои!

Я мог бы попытаться вывести его из заблуждения и объяснить подлинное положение дел, но понимал, что это – пустая трата времени. К тому же этот человек был нам так признателен. В смысле, на самом деле. Он тряс нам руки, снова и снова рассыпа́лся в благодарностях, а слова «чудо» и «настоящие супергерои» прозвучали столько раз, что мы и сами уже были готовы во все это поверить. Теперь я думаю, что даже без ударов «ножницами» в прыжке и без проявления сверхчеловеческих способностей мы все равно самую чуточную чуточку ощущали себя супергероями – просто потому, что остались живы.

Хозяин магазина выдал нам в награду коробку конфет. Укладывая ее в корзину моего сиреневого велика, Бен сказал:

– Знаешь, что я подумал, Фред? Если уж мы сумели выйти живыми из вооруженного ограбления, то как-нибудь сумеем и найти Алана Квакли.

А Чарли пропел:

– И нас ничто не остановит!

И знаете что? Я тоже так думал.

Глава 19

Я впадаю в хандру и отыгрываюсь на плаще Супердевочки

Весь шестой класс миссис Уокер произносила пылкие речи о том, как важно быть готовым к уроку и всегда иметь при себе транспортир. Она даже повесила на дверь табличку: «Кто не умеет готовиться, тот готовится не уметь»^[4]. Тогда я не понимал, зачем поднимать столько шума из-за какого-то транспортира, но в тот миг, когда я сидел на травке перед деревенским магазином в Лламфе, готовясь к велопробегу до Сент-Дейвидса, на меня снизошло откровение. Транспортир и правда был ни при чем – миссис Уокер говорила не об измерительных инструментах, она говорила о жизни.

И хотя теперь мы были отчасти супергероями и у меня прибавилось уверенности, что мы сумеем добраться до Сент-Дейвидса, я подумал, что подготовка не повредит. Пока Бен и Чарли прикорнули на солнышке, я решил произвести комплексную оценку нашего положения. Тогда-то я и уяснил следующие тревожные факты:

Наше краденое кольцо находится у преступника. Он, скорее всего, попытается продать его на черном рынке.

Весть об этом долетит до Бугра.

Бугор узнает, что кольцо преступнику вручили трое детей в костюмах супергероев в деревне Лламфа.

Бугор в любой момент может явиться сюда за нами.

К горлу внезапно подступила неприятная отрыжка. Пока я, морщась, сглатывал слюну, решение созрело: надо уносить ноги.

Я принялся расталкивать Бена и Чарли.

Чарли подскочил и сел с растерянным видом.

– Фред, с тобой все в порядке? Выглядишь ты не очень.

Я и чувствовал себя не очень, но нужно было сосредоточиться на практических вопросах:

– Мы должны ехать прямо сейчас.

– А нельзя сперва…

– Нельзя, мы уезжаем, и еще нужно найти другую одежду.

– Ты что, тоже уписался? – спросил Чарли.

– Фу-у! Нет, конечно.

– А хоть бы и да, – ухмыльнулся Бен, глядя на меня, – стесняться незачем. Было чего испугаться.

– Говорю же, нет!

Разве что самую капельку, но Бену не обязательно было об этом знать.

– И я нет, – сказал Чарли, но я, конечно же, заметил темноватое пятно на костюме Человека-Паука.

– Ладно, переодеться можно и позже, но убираться отсюда надо прямо сейчас.

– С чего вдруг такая спешка? – спросил Бен.

– Если грабитель кому-нибудь расскажет, откуда у него краденое кольцо, Бугор попробует нас отыскать, а это не так уж трудно, вряд ли тут в округе целая толпа детей в костюмах супергероев.

Бен побледнел.

– Я… я об этом не подумал.

– Вот почему надо скорей уносить ноги.

Чарли не нужно было повторять дважды – он вскочил на заднее сиденье тандема и стал бешено крутить педали еще до того, как Бен успел запрыгнуть вперед. Но управлять тандемом с помощью одних только задних педалей довольно трудно, и Чарли рухнул на землю, не проехав и пары метров.

Бену не очень-то понравилось, что его забыли:

– Ты хотел меня бросить тут! Ты… ты… бросатель!

Чарли выкарабкался из-под тандема.

– Прости, друг. Это была паника.

Бен покачал головой:

– Лучше бы ты крутил педали с такой же силой, когда мы взбираемся на горку.

Мы на огромной скорости рванули куда глаза глядят, лишь бы оказаться как можно дальше от Лламфы. Миссис Уокер наверняка назвала бы это неумением готовиться.

После первого броска мы немножко снизили скорость, и я стал внимательнее смотреть по сторонам. Мы выбирали узкие проселочные дороги – я решил, что на них мы будем незаметнее, – и оказался прав. Дороги становились все у́же и у́же, пока не превратились в тропинки. За тот час, пока мы углублялись в сельскую местность, мы не встретили ни одной живой души. Больше того, мы вообще не встретили никаких признаков жизни, не считая овец. И разумеется, Чарли в каждой из них видел Шейлу.

Я слегка занервничал, но решил не показывать Бену и Чарли, что понятия не имею, где мы. Когда мы в третий раз проехали мимо подозрительно знакомых овец, я окончательно убедился, что мы ездим кругами. Примерно еще с полчаса я держал эту ценную информацию при себе, но затем моя тревога, – а также трение между лайкрой, ягодицами и велосипедным сиденьем – сделались невыносимы. Я свернул на какое-то поле и остановился, готовясь сознаться Бену и Чарли, что мы полностью, окончательно и бесповоротно заблудились в дремучей уэльской глуши.

Я прислонил велик к забору и опустился на траву, не заметив, что зацепился плащом за гвоздь. Плащ натянулся и чуть меня не задушил. Когда твоя собственная одежда нападает на тебя и душит – это уже чересчур, такое оскорбление я не смог снести. Я содрал с себя плащ и попытался разорвать его. Однако те, кто изобрел лайкру, знали свое дело туго. Разодрать эту ткань практически невозможно, и я распсиховался по полной программе. Я швырнул плащ на землю и стал на нем прыгать.

Я прыгал и прыгал, а потом, убедившись, что он больше не собирается на меня нападать, метнул его за забор, после чего без сил повалился на землю.

– Что, цвет не подходит? – съязвил Бен, усаживаясь рядом.

– Я считаю, нам надо ехать домой.

Я сам удивился – не ожидал, что скажу такое. Но как только слова вылетели, я понял, что это правда. Все было очень, очень плохо.

Бен легонько толкнул меня плечом:

– На самом деле ты так не думаешь.

– Думаю. Честно. Мы заблудились, до Сент-Дейвидса еще много миль, на нас, скорее всего, охотится преступник по кличке Бугор, а родители запрут нас дома на веки вечные, как только обо всем этом узна́ют, – а они узна́ют.

– Да, все так. Офигительно, правда?

– Именно что офигительно, – подтвердил Чарли.

Я подумал, что Бен утратил связь с реальностью. Все, что с нами происходило, было вовсе не офигительно, а отвратительно.

Но у Бена было другое мнение:

– Фред, ты не можешь вот так взять и сдаться.

– Ты так думаешь?

– Послушай, ну ясно же, что тебе очень важно найти Алана Квакли. А когда ты делаешь что-то по-настоящему важное, сдаваться нельзя. Некоторые люди слишком легко опускают лапки. При малейших трудностях – прыг-скок и в Испанию.

Бен явно прокручивал в голове что-то свое. Теперь уже я толкнул его плечом:

– Ты в норме, чувак?

Он подобрал камешек и швырнул его через забор. Потом мотнул головой и выдавил из себя улыбку:

– Ну да, я тут начал о себе… но все-таки: не сдавайся. Супердевочка ни за что не сдалась бы.

– Ха-ха. – Я тяжко вздохнул. – Не знаю, Бен. Все знаки ясно говорят, что надо остановиться, пока нас не убили или не упрятали в колонию для малолетних до конца наших дней.

– Ты не можешь быть в колонии для малолетних до конца своих дней. В какой-то момент тебя переведут в колонию для взрослых, – заметил Чарли.

– Сейчас не время, Человек-Паук, – оборвал его Бен и снова перевел взгляд на меня. – Фред, а как насчет знаков, которые ясно говорят, что нужно продолжать?

Я саркастически усмехнулся:

– И что же это за знаки? Покажешь?

– Смотри. – Бен указал на Чарли.

– Куда? На Чарли?

У Бена странно заблестели глаза:

– Да не на Чарли. А на то, что Чарли ест.

Я по-прежнему не понимал, к чему он клонит, однако забеспокоился, что Чарли всерьез взялся за наши наградные конфеты из магазина. А вдруг это последнее, чем нам удастся перекусить до того, как мы умрем от голода в уэльских пустошах?

– Ты видишь, что он ест? – настаивал Бен.

– Он лопает наши конфеты. «Фреддо Квак».

Бен широко улыбнулся.

– Фреддо Квак. Ты что, не понял, Фред? Это же ты. Фреддо Квакли! Это даже не знак, это… – Он посмотрел на Чарли. – Сколько там осталось?

Чарли перевернул коробку.

– Шестьдесят минус три… окей, ладно, минус шесть.

– Видишь? Целых пятьдесят четыре знака, ясно говорящих, что ты должен продолжить поиск своего биологического отца. – Бен с победным видом скрестил руки на груди.

Он, судя по всему, хотел, чтобы я сказал что-то значительное, подобающее моменту, но я только и смог выговорить:

– Фредди Квакли? Фредди Квакли?

Я никак не мог позволить себе стать Фредди Квакли. В средней школе трудно выжить и с нормальным именем-фамилией, не говоря уж о том, чтобы зваться, как самые дешевые конфеты «Кэдбери». Но не успел я опомниться после этого потрясения, как Бен вскочил на ноги и запел.

Сперва я подумал: «Как он может? Сейчас, когда все так ужасно?», а потом понял, что он поет. Он пел «Еще один шажок по огромному миру». Только вместо «шажок» он пел «прыг-скок», это он намекал на лягушек. Такой лягушачий юмор. Но получилось смешно.

Чарли, конечно, сразу начал подпевать. Ничего не скажешь, песню Бен выбрал умно: она была как бы обо мне и в то же время о том, что нужно двигаться дальше. Друзья протянули мне руки, я поднялся и тоже запел с ними. Допев до конца, мы начали сначала. Где-то в поле на просторах Южного Уэльса мы пели, и плясали, и квакали, и прыгали, и хохотали, пока Чарли не вырвало шоколадом на костюм Человека-Паука. Таким образом, костюм второй раз пострадал от телесных выделений. Вопрос перемены одежды стал еще актуальнее.

Глава 20

Мы ночуем в церкви, и я узнаю факты о свиньях и креветках

Подкрепившись шоколадными амфибиями (по десятку на брата), еле передвигая изогнутые колесом ноги (последствия контакта наших ягодиц с велосипедными сиденьями), мы с Беном пропихивали ве́лики сквозь отару овец, в то время как Чарли традиционно высматривал Шейлу. Бен сказал, что вроде бы заметил вдали какое-то здание. Для лучшего обзора мы с Чарли забрались на ограду и пришли к выводу, что Бену не померещилось. Мы надеялись, что здание – это люди, или телефон, или, на худой конец, возможность переодеться.

На самом деле оказалось, что здание – это купель, ряды скамей и орга́н. В чистом поле, в глухомани, в безлюдном месте непонятно где на краю земли мы умудрились наткнуться на церковь.

– «Церковь Трех Святых», – вслух прочитал Чарли.

Часы на церковном шпиле показывали половину шестого. Дело шло к вечеру, мы устали, не говоря уж о болевых ощущениях в области ягодиц, – и я, как все хорошие лидеры, взял на себя решение:

– Давайте узнаем, можно ли тут заночевать. Отдохнем, а утром поедем дальше. Что скажете?

Я с волнением ждал ответа. По сути, я просил друзей провести еще одну ночь вдали от дома, зная, что по нашему следу идет Бугор.

Чарли заключил меня в объятия. Пахло от него не очень, но я на радостях не стал ему об этом сообщать и просто старался дышать ртом.

– Фред, это гениально! А то, знаешь, мой зад и сиденье ве́лика больше не могут быть вместе.

– Я тоже за то, чтоб отдохнуть, – сказал Бен и толкнул дверь.

Я вошел в церковь вслед за ним, крикнул «Здравствуйте!» и скрестил пальцы в надежде, что ответа не будет.

Скрещивание пальцев сработало прекрасно – в здании было пустынно и зябко. Я почувствовал, как руки под рукавами из лайкры покрываются гусиной кожей.

– Ну и холодина тут!

– Да, свежо, – сказал Бен, кутаясь в плащ.

И я пожалел, что психанул и втоптал свой плащ в грязь.

Я нащупал выключатель и включил свет.

– Давайте поглядим, что тут есть.

Рядом с дверью, через которую мы вошли, стоял стол, накрытый белой скатертью. На столе лежала большая книга в кожаном переплете – история церкви Трех Святых.

Я провел пальцем по рукописным строчкам. Почерк был с завитушками, как у Бабс.

– Тут написано, что церковь Трех Святых была построена в 1766 году в честь трех уэльских святых – Сиана, Данода и Элвиса.

– Ну-ка дай гляну, – влез ко мне под руку Бен. – Святой Элвис? Не гони! Не было никакого святого Элвиса.

Я отпихнул его плечом.

– Тот, кто это написал, считал, что очень даже был. Слушайте лучше: «Святой Сиан был причислен к святым, потому что из его уст выходили только слова Священного Писания и ничего другого, целых тридцать лет, днем и ночью…»

– Могу себе представить, как его все обожали, – заметил Чарли, садясь на скамью в последнем ряду.

– Так, теперь святой Данод… Про него написано, что он был «мужчиной изрядных пропорций». Его признали святым, потому что он спас жителей Лламфы от потопа – перенес их в безопасное место.

Чарли опустил подбородок на спинку скамьи.

– А святой Элвис? Он чем прославился?

Текст про Элвиса я просмотрел бегло, потому что он был огромный, – что-то о земле, почве, удобрениях и семенах.

– Он… короче, он был хорошим садовником.

Чарли фыркнул:

– Это что же, тебя могут принять в святые только за то, что ты хороший садовник?

– Похоже на то.

– А почему тогда мистер Блум не святой?

– Это который веселый садовник из телевизора? Ну, может, еще станет, когда умрет, – сказал Бен.

Я перевернул страницу.

– Ничего себе! Слушайте: однажды останки трех святых исчезли из подземной часовни, они так и не были найдены. Прежде же, когда останки были здесь, эта церковь была местом паломничества.

– Напомни, что такое паломничество, а то я забыл, – попросил Чарли.

Точного ответа я не знал, но я не люблю не знать ответов, поэтому, исходя из логики, предположил:

– Наверное, это то, что делают паломники.

Чарли озадаченно нахмурился:

– Паломники – это такие насекомые?

– Нет, это палочники! – рассмеялся Бен. – А паломничество – это когда люди едут типа на курорт, но молиться.

– Точно, – сказал я и продолжил читать: – «Когда в XIX веке трое святых исчезли, поток паломников иссяк, и о церкви постепенно забыли». Как это печально!

– Бедняжка церковь, – сказал Чарли и погладил скамью.

Бен двинулся по проходу:

– Пошли разведаем, что тут есть, пока Чарли не слишком прикипел душой к здешней мебели.

В дальнем конце церкви располагался стол, а на нем – крест и статуэтка Иисуса. Кроме того, там были ступеньки, ведущие на кафедру, откуда викарий обычно читает проповеди прихожанам, а также два ряда скамеек для хора. Чарли двинулся вверх по ступенькам.

– Что ты делаешь? – воскликнул я. – Туда можно только особенным людям!

Чарли ухмыльнулся:

– Ну уж если Человек-Паук не особенный, тогда я прямо не знаю.

– Нет, правда! В эту часть церкви можно только тем, кого благословил священник… или сам Бог.

– И что, по-твоему, случится, если я туда поднимусь?

– Например, ты будешь сокрушен.

– Это как?

Я не был стопроцентно уверен, но сказал:

– Бог тебя оттуда сбросит.

– Как? Чем?

– Не знаю, чем-то с неба. Типа удара молнии.

Внезапно церковь заполонило очень громкое, низкое гудение, и у меня мелькнула мысль, что сейчас мы на собственном опыте узнаем, что такое «сокрушить».

Чарли мигом слетел со ступенек и ухватился за меня. Я хотел было отскочить: не желаю, чтобы он болтался на мне в тот момент, когда его будут сокрушать за вторжение на святые ступеньки! Но я замешкался, и Чарли успел повиснуть у меня на спине, как детеныш шимпанзе. Я стал бешено вращаться, пытаясь его сбросить, и остановился, только когда услышал хохот Бена:

– Видели б вы себя!

Тут по церкви раскатился еще один звук, на этот раз – почти веселый. И определенно знакомый.

Бен сидел за церковным органом и играл «Затейника»^[5] – мелодию для фортепьяно, которую выучил в четвертом классе.

Я наконец отцепил Чарли от себя.

– Бен, перестань, услышат!

– Остынь, Фред. Кому мы помешаем – стаду овец? Тут ни единого человека на много миль вокруг.

Он одарил меня очередной ехидной ухмылочкой и переключился с «Затейника» на «Собачий вальс».

– Хватит! – взорвался я. – И вообще это отара, понял?

– Что?

– У овец отара, а не стадо!

– Как скажешь, красотка. Это отара! – тоненько пропищал он, передразнивая меня. Но вышло совсем не похоже.

Бен еще громче застучал по клавишам и крикнул Чарли:

– Давай в четыре руки?

И эти двое начали терзать орган вместе.

Когда Чарли сказал: «А теперь еще раз сначала», я решил оставить их в покое. Пусть себе пинают балду, а я сделаю что-нибудь полезное. И я отправился изучать церковь.

Они уже доуродовали «Старого Макдональда» примерно до середины, когда я обнаружил дверь, ведущую в маленькую комнатушку. Наверное, священник или викарий удалялись туда, чтобы помолиться в одиночестве. В комнатке был письменный стол, застекленный шкафчик и шкаф для одежды. После тщательных поисков я обнаружил следующие предметы:

Большую коробку облаток для причастия со сроком годности до августа 1998 года.

Ручку с надписью «А что написал бы Иисус?»

Коробок спичек.

Массивную свечу.

Двенадцать белых одежек, в которых поют мальчики в хоре, – позже я выяснил, что это называется «альба».

Когда я вернулся в главный зал, Бен и Чарли уже распевали, что на ферме у старого Макдональда жил птеродактиль.

– Глядите, что у меня есть! – крикнул я, перекрывая клекот птеродактиля и протягивая к ним руки с тремя этими белыми одежками. Я был чрезвычайно доволен своими трофеями. – Пока вы музицировали, я занимался полезными делами.

– Ты встретил мальчиков-хористов и ограбил их? – осведомился Чарли.

Я тяжко вздохнул.

– Нет. Эти штуки висели в шкафу. Круто, а?

Бен, судя по выражению лица, так не считал:

– Ты хочешь, чтобы мы это на себя напялили?

– Да, я хочу, чтобы мы это на себя напялили. Мы больше не можем позволить себе костюмы супергероев, это слишком большой риск. Что, если Бугор уже напал на наш след?

– Да, но…

– И еще. Прошу прощения, Чарли, но от тебя воняет. – Это было жестоко, но зато честно.

– Ты, между прочим, тоже не благоухаешь, как освежитель воздуха!

– Вот поэтому нам и нужно переодеться.

Я выразительно посмотрел на них. Конечно, они прекрасно понимали, что я прав.

– Ну ладно… – Бен стянул с себя верхнюю часть наряда Бэтмена. – Только сперва надо помыться.

Разумеется, я успел об этом подумать. Однако была одна проблема.

– Там, в дальнем углу, есть туалет – унитаз и умывальник. Но, когда открываешь краны, они издают страшный рев и из них хлещет отвратная коричневая вода.

– А как насчет купели? – спросил Бен.

Я засомневался.

– Святая вода? Разве в ней можно мыться? У нее же… особые свойства?

– И что, по-твоему, с нами случится? Крылья вырастут?

– Я не знаю, как действуют эти религиозные штуки… – ответил я.

Купель была самым внушительным элементом церкви. На ней висела табличка, гласившая, что эта вода набрана из святого источника. То есть это должна была быть святая вода высшего класса. Но больше всего мне понравилась статуя Девы Марии в основании купели. Хоть она и была каменная, лицо у нее было очень доброе. Она явно была не из тех, кто запретил бы нам мыть подмышки святой водой.

Выбраться из заскорузлых костюмов – вот это было настоящее наслаждение. Когда я надел альбу, мне показалось, что я окутан цветочным лепестком.

Я покружился:

– Отлично! Просторно, удобно и в то же время тепло. Бен только фыркнул. А мог бы и проявить немного благодарности, от него бы не убыло.

* * *

После того как мы прикончили остатки «Фреддо Квака» и облатки для причастия (на вкус они были как летающие тарелки… или просто как тарелки), Чарли понадобилось воспользоваться удобствами. Это я деликатно пытаюсь объяснить, что он пошел по-большому. А мы с Беном выскочили на улицу попи́сать, что, между прочим, не так просто, когда на тебе облачение хориста. Звездное небо выглядело еще великолепнее, чем в Барри. Я показал Бену Млечный Путь – его видно, только когда очень темно. В больших городах слишком яркое освещение, зато на церковном дворе в Южном Уэльсе красота звезд просто завораживала.

– Ты знал, что два миллиона лет назад первобытные люди могли наблюдать свет от сверхмассивной черной дыры в Млечном Пути? – спросил я.

– Что такое черная дыра? – спросил Бен.

– Это то, что остается после взрыва большой звезды. Она как бы сжимается и начинает втягивать в себя все с убийственной силой.

Я это знал, потому что, когда мне исполнилось десять, папа подарил мне на день рождения книгу «Ночное небо: пятьсот потрясающих фактов» и написал на обороте обложки: «Потрясающие факты для моего потрясающего сына».

– Чем больше смотришь, тем больше звезд видно, – сказал Бен.

– И на фоне этих звезд начинаешь чувствовать себя совсем мелким и ничтожным…

– Я и без всяких звезд это чувствую, – проговорил Бен очень тихо.

* * *

Вернувшись в церковь, мы, в ожидании Чарли, который все еще делал свои дела, перетащили все подушечки со скамей в ту маленькую комнатку и устроили гигантскую кровать, а потом выключили свет и зажгли большую свечу. Бен заранее сходил посмотреть, где находится огнетушитель, – на случай чего-то похожего на инцидент на яхте.

Я лег, накрылся одной из альб, потянулся и закрыл глаза.

– Между прочим, очень удобно.

– Поудобнее, чем дома. – Бен перекатился ко мне поближе. – И к тому же бонус: тут нет никакой Бекки.

– Она что, правда такая жуткая?

Бен не ответил. Приоткрыв один глаз, я увидел, что его грудная клетка высоко вздымается, и одновременно услышал громкий и тяжкий вздох.

– Когда она рядом, папа меня не замечает.

– Тебе надо бы с ним об этом поговорить. Поделись с ним!

– Можно подумать, я не пытался. Он обещает, что мы будем проводить время вместе, – в смысле, вдвоем, только он и я, – но это все одни слова.

– А с Бекки ты пробовал об этом говорить?

– Смеешься? Проблема-то как раз в ней!

– Если проблема в ней, то, может, в ней и решение?

Бен приподнялся на локте и заглянул мне в глаза:

– Фред, ты что, предлагаешь… Потому что у меня как раз созрел план… как избавиться от…

Я заподозрил – и сразу же поверил, что Бен замыслил убийство Бекки и хочет поделиться со мной этим замыслом.

– Нет, Бен! Нельзя! Убийство – это не решение!

Он схватил подушечку и с размаху дал ею мне по башке, у меня аж искры из глаз посыпались. Эти подушечки для церковных скамеек куда тяжелее, чем кажется.

– Я не собираюсь убивать Бекки, балда ты!

– Приятно слышать. Но если передумаешь, можешь воспользоваться такой подушкой. Она весит как кирпич.

– Я хочу избавиться от папиных денег. Потому что Бекки только они и интересуют, это уж точно. Если денег не будет, она свалит.

Звучало вполне здраво.

– Если хочешь, могу помочь. Я совсем не против потратить все денежки твоего папы. Можешь рассматривать это как мою благодарность за помощь в поисках Алана Квакли.

– Ты думал, что ему скажешь, когда мы его найдем?

– Немного… Точнее, много. Не знаю. Может, что-то вроде: «Здравствуйте, приятно познакомиться, я ваш сын Фредди».

– А тебя не волнует, что почувствует при этом твой другой папа? Мама говорит, он отличный парень.

– Меня капитально волнует, что почувствует мой папа. Я не хочу его огорчать. Он и правда отличный парень… отличный папа, самый лучший. Я и не думал менять его на другого.

– Тогда почему?

Это было трудно выразить словами.

– Просто я не знаю никого из своей родни. Совсем никого. Если с папой что-то случится – а вероятность велика, – я останусь совсем один. Я не могу этого допустить. Мне нужны еще родственники. Другие члены семьи.

– Ничего с твоим папой не случится.

– Откуда тебе знать? Люди умирают, Бен. Все время умирают.

Это были мрачные слова – но правдивые. Я сжал зубы, стараясь не обращать внимания на сверхмассивную черную дыру, которая во мне разверзалась. Я не хотел думать о смерти. И об умерших. Например, о Бабс. Или о маме. Я хотел сосредоточиться на поисках Алана.

Мы немного помолчали. А потом Бен сказал:

– А ты знаешь, что свиньи – это реальный факт! – физически не способны поднять глаза к небу?

Я повернулся к нему:

– А?

– Я это однажды на йогурте прочитал, – сказал Бен и посмотрел в окно. – Только представь: ты живешь, ни разу не увидев звезд, а потом тебя шлепают на хлеб с листком салата и ломтиком помидора.

Это прозвучало так неожиданно, что я опять спросил:

– А?

– Понимаешь, как бы нам ни было плохо, мы, по крайней мере, хотя бы не свиньи. Мы, по крайней мере, хотя бы можем посмотреть в небо и увидеть звезды.

Я так растерялся, что услышал свой голос как будто со стороны:

– Да, мы хотя бы не свиньи.

– Я – не то, что ты, я мало фактов знаю. Но этот у меня типа застрял в голове. Так что я подумал: вдруг и тебе пригодится, для твоей коллекции.

– Спасибо.

Не знаю почему, – то ли Бенов факт заполнил во мне часть черной дыры, то ли потому, что Бен был рядом, то ли я просто обрадовался, что я не свинья, – но, так или иначе, я больше не чувствовал такой пустоты внутри.

И тут Бен сказал:

– Вообще-то, я вспомнил еще один факт. Ты знал, что у креветок сердце находится в голове?

Я засмеялся:

– Что, честно?!

Это тоже была совершенно новая для меня информация.

– Ничего себе фишка, скажи?

– Откуда ты все это берешь? – спросил я.

– Это была упаковка из четырех йогуртов. Но два остальных факта я не помню. Просто я так обалдел от этих свиней…

«Похоже, отличный йогурт, – подумал я, – не забыть бы добавить его в список покупок, когда вернусь домой».

Но как только я собрался спросить у Бена марку йогурта, в комнатку ворвался Чарли, мокрый с головы до ног.

– Кто сказал «йогурт»? Помираю с голоду!

Чарли так долго не было, что я о нем чуть не забыл.

– Чарли, с тобой все в порядке?

Бен хихикнул:

– Твоя рубашонка стала совсем прозрачной. Вон, соски́ просвечивают!

Чарли обхватил себя руками и сдул с лица мокрую прядь.

– Нет, со мной не все в порядке. Во-первых, я голоден как волк, а во-вторых, у меня была маленькая туалетная проблема.

Это была плохая новость. В третьем классе у Чарли уже была маленькая туалетная проблема, после которой мальчикам пришлось бегать в девчачий туалет, пока не приехала аварийная служба прочистки канализации.

– Наверное, все из-за этих грушево-картофельных пирожков. Тяжелая пища. Таким пирожком можно линкор потопить. Да он и сам размером с линкор. – Чарли плюхнулся между нами. – Под конец пришлось воспользоваться ручкой от швабры. Я так думаю, это и доконало систему.

– Систему? – переспросил я.

– Ну да, все эти трубы за унитазом. Да не смотри ты на меня так, я уже все починил. Там сорвало краны, но я нашел такой маленький вентиль, повернул его и перекрыл воду. Но потом она опять хлынула, и тогда я еще что-то подкрутил, и, кажется, у меня вышло. То есть там слышны какие-то странные звуки, но большой аварии не случилось. Ну так что, где он?

Мы уставились на него непонимающе.

– Где этот ваш йогурт?

Глава 21

В которой Чарли сообщает нам кое-что об Иисусе и леопардах

Мы очень даже неплохо выспались на самодельной постели из молитвенных подушечек и проснулись от первых солнечных лучей, бьющих в окно. И хотя в такую рань вряд ли можно было кого-то встретить, все равно хотелось смыться побыстрее, пока весь Уэльс еще дремал.

На доске с объявлениями у входа в церковь, рядом с плакатом 1997 года, призывающим присоединиться к движению за похудение, была пришпилена карта района.

Мы вычислили, что до ближайшей деревушки всего несколько миль, но решили ехать дальше, до деревни побольше, которая лежала в восьми милях от нашей церкви и называлась Титэгстон. Мы надеялись там позавтракать, позвонить домой, а также выяснить, как добраться до Сент-Дейвидса на наши тридцать пять с чем-то фунтов. На великах весь путь не одолеть, это мы хорошо понимали. А вот если попробовать их продать и добавить вырученные деньги к имеющимся, то, может, хватит на билеты на поезд.

Мы аккуратно разложили подушечки по местам и навели порядок в церкви, чтобы все выглядело точно так, как перед нашим появлением. Трубы издавали глухой рев, иногда в них что-то вскрикивало и пощелкивало. Похоже, они все еще пытались переварить грушево-картофельные пирожки Филлис.

Ехать на велосипеде в наряде церковного хориста – дело не из простых. Мы обмотали развевающиеся на ветру полы альб вокруг руля, чтобы они поменьше развевались и чтобы рукам было теплее, и покатили.

Церковный двор был окутан туманом, и Бену взбрело в голову позавывать – уууууу! – словно он привидение или что-то в этом роде. Скажу сразу: позже выяснилось, что это была не лучшая из его идей.

Мы действовали строго по плану: без остановки проехали первую деревню и двинули через холмы к следующей. Утро было прекрасное. В такое прекрасное утро особенно приятно быть живыми. Мы спели все самые лучшие гимны, какие учили в школе: и «Кто даровал верблюду горб?», и «Еще один шажок по огромному миру». Похоже, это был побочный эффект ночевки в доме Господа Нашего и купания в святой воде.

Примерно через пару миль, на совсем уж узкой дороге, мы встретили целый караван фургонов с логотипами телеканалов «Южный Уэльс сегодня», BBC, ITV, «4 канал»… Чарли перепугался, упал с велика и порвал свою альбу. Увидев его трусы с Губкой Бобом, мы с Беном покатились со смеху, и нам даже в голову не пришло, что эти фургоны могут иметь к нам какое-то отношение.

Настроение было отличное, ехали мы быстро, сделали всего две коротенькие туалетные остановки, и мне даже начало казаться, что дела наши, для разнообразия, каким-то чудом пошли на лад.

Пока мы не увидели такси.

Бен заметил его первым, обернувшись посмотреть, крутит Чарли педали или опять отлынивает. И тут тандем со скрежетом затормозил, и я чуть не врезался носом в Губку Боба.

Только я собрался возмущенно заявить, что нужно быть внимательнее к другим участникам дорожного движения – имея в виду себя, – как Бен дрожащим пальцем указал куда-то мне за плечо:

– Фред, смотри, это же такси?

Машина была далеко, но на белом капоте безошибочно просматривалась большая черная буква «Т».

– Д-да, Бен, это т-такси, – запинаясь, проговорил я.

Чарли издал странный прерывистый звук, похожий на кулдыканье сердитого индюка, и схватился за живот. В тот момент я не придал этому значения. Теперь-то я знаю, что Чарли – тайный контрабандист, но выяснилось это гораздо позже.

Бен уставился на меня круглыми глазами:

– Думаешь, это…

Он не договорил, а только громко сглотнул, как будто пытался унять подступающую тошноту, поэтому договаривать пришлось мне. И я сказал вслух то, что все мы подумали:

– Бугор?

– Угу, Бугор. – И Бен опять сглотнул.

Я поставил ноги на педали.

– Предлагаю не ждать, пока он нас заметит. А ну погнали!

И мы припустили по дороге, крутя педали что было сил. Я пытался убедить себя, что, если мы увидели такси с буквой «Т» на капоте, точно такое, как в Барри, это еще не значит, что в нем сидит Бугор, – но, как выяснилось, убеждать я умею не слишком хорошо.

Каждый раз, когда я оглядывался, мне казалось, что такси все ближе, – что, если вдуматься, вполне резонно, поскольку у такси – двигатель внутреннего сгорания, а у нас – всего-навсего шесть ног. «Быстрей, быстрей!» – кричал я Бену и Чарли, но было ясно, что такси нас нагоняет.

Я заозирался в поисках путей отступления. По обе стороны дороги тянулись живые изгороди, высокие и густые, и никаких тропинок вправо-влево не наблюдалось. По сути, это означало, что мы в ловушке. Я вспомнил пистолет – тот, на яхте, – и понял, что нас сейчас либо изрешетят пулями, либо собьют, как кегли. Если вдуматься, в этих белых альбах мы и вправду слегка напоминали кегли.

Сзади взревел мотор, и мы завопили. Я обернулся. За рулем такси сидел лысый амбал, словно прямиком из криминального сериала «Жители Ист-Энда».

Меня волной захлестнула паника – и, уверяю вас, волна вовсе не схлынула, когда Чарли заголосил:

– Мы все умрем!

А Бен заголосил в ответ:

– Я сам тебя прикончу, если не поднажмешь!

И вот тогда-то Чарли проорал:

– Нас может спасти только чудо!

Что, с моей точки зрения, никак не нельзя было назвать активной жизненной позицией и стремлением действовать на опережение.

Я в последний раз бросил взгляд через плечо. Такси нагоняло нас; теперь оно было всего лишь метрах в тридцати. Пожалуй, Чарли был прав: нас могло спасти только чудо. А поскольку в чудеса я не верю, я стал готовить себя к неизбежному.

Наверное, именно потому, что я был занят подготовкой к неизбежному, я не сразу заметил овцу. Она стояла посреди дороги с таким хозяйским видом, будто все здесь принадлежало ей. Я еле успел придержать велосипед, чтобы в нее не врезаться.

– Осторожно, овца! – крикнул я.

А Чарли завопил в ответ:

– Это не просто овца! Это Шейла!

Не знаю, прав он был или нет, потому что в этот миг из дыры в живой изгороди показалась еще одна овца, и она тоже была вылитая Шейла. А за ней еще одна. А за ней еще целая тьма овец. Сотни Шейл. А может быть, тысячи. Блеющая, мекающая, шерстистая и курчавая баррикада на пути такси.

Лысый выскочил из машины. Он принялся махать руками и орать на овец, чтобы они убирались с дороги, но, к счастью, овцы его не понимали. Вероятно, потому, что они – овцы.

Тогда он обратился к нам:

– Эй, пацаны, постойте! Я просто хочу с вами поговорить.

Честно говоря, прозвучало это донельзя фальшиво.

– Уматываем! – сказал Бен.

И мы умотали, потому что это была очень хорошая идея. Мы слышали, как лысый орет нам вслед, но ни у кого из нас не было желания останавливаться и вступать с ним в беседу.

Почувствовав, что оторвались от него на приличное расстояние, мы бросили велики у живой изгороди и рухнули на траву, тяжело дыша. Наши грудные клетки вздымались и опадали, мысли скакали и путались.

Я заговорил первым:

– Просто поверить не могу. Мы ведь были на волосок от смерти.

– Вот тут ты прав, – сказал Бен. – Я был уверен, что нам труба.

Чарли приподнялся и сел. Взгляд его был затуманен.

– Вы поняли? Случилось невероятное! Шейла и ее семья пришли нам на помощь! Вы видели, как они возникли из ниоткуда?

Бен выразительно покосился на меня.

– Чувак, – осторожно сказал он Чарли, – я не уверен, что это была Шейла.

– Зато я уверен, и мне этого достаточно. Это было чудо. Самое настоящее чудо.

– Нам просто повезло, вот и все, – сказал я.

Мне не верилось, что на свете бывают овцы-чудотворцы. Но Чарли не желал слышать никаких возражений.

– Нет, Фред, это не везение. Это спасение. Мы спаслись от Бугра. И спасло нас чудо. Овцы – это библейские животные. У Иисуса была целая отара.

– Правда? – Мне смутно припоминалась какая-то связь между Иисусом и ягнятами, но уверенности не было.

Бен тоже усомнился:

– Так что же, пока Иисус в стародавние времена делал всякие добрые дела для людей, за ним повсюду ходило это стадо? Ни в жисть не поверю. Овцы мешали бы, путались у всех под ногами…

– Иисус был пастырем! – сказал Чарли, явно гордясь, что ему удалось вспомнить слово. – Это значит – пастухом.

Бен совсем запутался:

– А я думал, он плотничал… работал по дереву… или что-то такое делал с деревьями.

Чарли кивнул:

– У него было очень много талантов, у этого Иисуса. Потому-то он и знаменит по сей день. Он был и плотником, и пастухом, и делал добрые дела для бедных… а, и еще для леопардов^[6].

– Для леопардов? – Тут уже и я почувствовал, что ни в жисть не поверю.

– Да, – ответил Чарли, – однажды он спас целую толпу леопардов. А сегодня он спас нас.

Он говорил так убежденно, что я решил не возражать. Если Чарли уверовал, что Шейла-Спасительница совершила для него чудо, я не имел права губить его веру посредством фактов. К тому же, если честно, в тот момент меня интересовал ровно один факт: мы спаслись от Бугра и продолжаем путь к Алану.

Глава 22

Мы узнаём, что обнаружила Берил, вернувшись с игры в бинго

После короткой передышки мы покатили дальше узкими неприметными тропами – меньше всего нам хотелось снова попасться на глаза лысому. Честно говоря, всю дорогу нас трясло от страха, но никаких признаков Бугра, равно как и его такси, мы больше не замечали.

В Титэгстон мы прибыли в одиннадцать тридцать утра – идеальное время для ланча. Мы припарковали ве́лики в «зоне отдыха» – на зеленой лужайке с качелями и покосившимися футбольными воротами – и пошли по главной улице. Предстояло решить две проблемы: проблему голода и проблему одежды (опять). При ярком свете дня наши альбы уже мало напоминали белые лепестки, а главное, теперь, после того как Бугор видел наши наряды, переодеться стало вопросом жизни и смерти (опять).

Мы решили спросить у первого встречного, где можно купить какую-нибудь одежду. Первым встречным оказался человек с татуированными до подмышек руками и огромной рыжей бородой, сверкавшей на солнце.

Мы спросили, есть ли поблизости магазин одежды. Он рассмеялся:

– Ну, парни, «Маркс и Спенсер» вы тут не отыщете, но как раз сейчас скауты в клубе устроили распродажу секонд-хэнда. Может, вы там что-то подберете.

Клуб был в конце улицы. Женщина в бархатной головной повязке и с поднятым воротником продала нам ношеные скаутские шорты и футболки – всю охапку за три фунта. Это была выгодная покупка, однако нашу наличность она свела к сумме примерно в тридцать один фунт, что меня несколько беспокоило. Мы предложили женщине купить наши велосипеды, надеясь выручить денег на билеты на поезд, но она не проявила интереса. Тогда мы выбросили альбы в мусорный бак и поспешили в кафе завтракать. Никогда раньше я не видел, чтобы Чарли так быстро двигался. Впрочем, я не мог поставить ему это в упрек – у меня самого желудок от голода сложился вдвое.

Человек за прилавком вытер жирные руки о фартук, приветственно помахал нам и сказал:

– О, денежки пожаловали!

– Сэр, будьте добры, принесите нам все, что у вас есть, – попросил Чарли.

Я толкнул его локтем в бок:

– Чарли, у нас режим строгой экономии.

Он закатил глаза:

– Хорошо, мамочка. Сэр, мне, пожалуйста, ваш Большой-Пребольшой Завтрак и еще кусок пиццы с пепперони.

Я в итоге заказал яичницу-болтунью и тост. Честно говоря, я мечтал о сэндвиче с беконом, салатом и помидором, но у меня никак не выходил из головы тот факт с Бенова йогурта. Может быть, подумалось мне, я вообще больше никогда не притронусь к бекону – теперь, когда знаю, что свиньи не могут увидеть звездное небо.

Я был до того голоден, что телевизор, привинченный к стене рядом с нами, заметил, только доедая вторую половинку тоста. Обычно я новости не смотрю, это скучновато, но этот конкретный репортаж вмиг приковал к себе мое внимание. Да что там, он приковал всеобщее внимание.

Хью Джонс, ведущий «Новостей Южного Уэльса», завершил рассказ о сложностях новой системы одностороннего кругового движения транспорта в Кармартене и повернулся к своей коллеге-ведущей, которой оказалась не кто иная, как Кэрис Гриффитс:

«Зато для героев нашего следующего сюжета заторы на дорогах – вовсе не препятствие. Не так ли, Кэрис?»

Кэрис тоненько засмеялась, и ее одуванчиковые волосы несколько раз подпрыгнули.

«О да, Хью, ты совершенно прав! В нашем Южном Уэльсе уже второй раз происходит нечто супергеройское!»

Рот у меня открылся сам собой, и недожеванный кусок тоста плюхнулся в апельсиновый сок.

– Ну что там еще? – простонал я.

Хозяин кафе вышел из-за прилавка; на плече у него висело грязное полотенце.

– Вы что, не слыхали о супергероях? Во всех соцсетях только о них и пишут!

– Да мы слыхали, мы сами… – начал Чарли, но я пнул его ногой под столом и отчаянно замотал головой.

Кэрис в телевизоре выдала очередную улыбку мощностью в тысячу киловатт:

«Вчера все обсуждали новость о трех загадочных супергероях, которые спасли пенсионерку Филлис Гриффитс от злодейского нападения в Джилстоне».

«А теперь Бэтмен, Человек-Паук и Супердевочка совершили новый подвиг, не так ли, Кэрис?»

«Именно так, Хью, и на этот раз их супергероизм проявился в том, что они предотвратили вооруженное ограбление и прогнали незадачливого грабителя».

На экране появилось зернистое изображение меня, Бена, Чарли и редькообразного хозяина магазина. Мне и в голову не приходило, что в деревенском магазинчике могут быть камеры наблюдения!

Хью Джонс ткнул пальцем в экран:

«А теперь смотрите внимательно. Грабитель входит в магазин. Мистер Дэвид Дэвис – владелец магазина – от ужаса падает в обморок. И дальше начинается самое интересное. Героическая троица приближается к грабителю. Они обмениваются репликами, после чего грабитель, очевидно, передумывает грабить магазин и уходит. Он понял, что против супергероев Южного Уэльса шансов у него ноль!»

«Безумно любопытно, Хью, что именно сказала ему эта потрясающая троица. Что вынудило его уйти?»

«К сожалению, мистер Дэвис на протяжении всего инцидента оставался без сознания, но сейчас он на телефонной связи с нами в прямом эфире».

«Мистер Дэвис, – сказала Кэрис, не переставая ослепительно улыбаться в камеру, – вы поделитесь с нами впечатлением о супергероях?»

На экране появилась фотография редькоподобного хозяина.

«Я ощущал присутствие существ из иного мира! Они были не такие, как мы с вами! Они излучали могущество, величие!»

Мы, конечно, отлично себя проявили, но «излучали могущество» – это было, пожалуй, некоторое преувеличение.

«Мистер Дэвис, – заговорила Кэрис, – значит, вы полагаете, мы имеем дело со сверхъестественным? Подлинные супергерои прямо здесь, у нас, в Южном Уэльсе?»

«Я в этом стопроцентно убежден».

«Но почему?»

«Да я же сам видел, как они улетали из магазина!»

«Улетали?!» – хором изумились Кэрис (на экране) и я (в кафе).

«Да, они летели, я видел это своими собственными глазами!»

Что. За. Идиотский. Бред.

Мистер Дэвис получил свою минуту славы, он купался в ее лучах и делал все возможное, чтобы воссиять как можно ярче. Пусть даже ради этого следовало врать напропалую, полностью игнорируя факты.

Но не успели мы с Беном и Чарли обсудить этот неожиданный оборот событий, как Кэрис и Хью обрушили на наши головы кое-что еще.

«Однако наш сегодняшний репортаж не ограничивается очередной новостью о супергероях, верно, Кэрис?»

«О да, Хью, не ограничивается! Наша съемочная группа побывала в церкви Трех Святых близ деревни Лламфа, где произошло событие, которое невозможно назвать иначе, кроме как чудом».

– Да вы издеваетесь! – не сдержался я.

Это была наша церковь! Я сразу, сразу понял, что и в этом сюжете без нас не обойдется.

Мы впились взглядами в экран, на котором Бе́рил – судя по всему, смотрительница церкви Трех Святых – рассказывала целой толпе репортеров о том, что ей довелось увидеть рано утром. Я угадал правильно: без нас там не обошлось. И это еще мягко сказано.

Бедная Берил не сразу и не без труда уразумела, что она в прямом эфире.

«Берил, – сказала Кэрис, – вы можете рассказать нам о чудесных событиях, которые произошли в церкви Трех Святых?»

«Что, прямо сейчас?» – спросила Берил.

«Если вы не возражаете», – ответила Кэрис.

«Ну ладно. Когда я вчера вечером вернулась домой после бинго, меня ждало сообщение от Элси. Она гуляла с собаками в поле и позвонила сказать, что в нашей старой церкви звучит музыка. Было уже поздно, и я решила: дождусь утра и тогда уж гляну, что да как».

«Берил, можете ли вы рассказать нам, что вы увидели утром в церкви?»

«Я увидела нечто невообразимое. Это было виде́ние, Кэрис, да, виде́ние!»

«А можете ли вы описать его для наших телезрителей, Берил?»

«Я вам больше скажу: я его сняла на телефон!»

В потрясенном молчании мы смотрели видео с телефона Берил. По двору церкви Трех святых плыли три призрачные фигуры. Мы-то, понятное дело, знали, что это мы – на великах, в ворованных альбах. Но, попробовав взглянуть на это глазами Берил, я понял, почему она приняла нас за привидения. В утренней дымке мы как будто плыли среди могил на церковном кладбище, а солнце отражалось в наших шлемах, образуя нечто вроде нимбов. Надо сказать, что загробные завывания Бена – «уууууу!» – только усиливали эффект.

«Поистине невероятное зрелище», – проговорила Кэрис.

«Это были они, трое святых! – с горящими глазами продолжила Берил. – Сиан, Данод и Элвис, клянусь жизнью! Тот, что сзади, – наверняка Данод, «мужчина изрядных пропорций».

Чарли поперхнулся и обдал меня с головы до ног апельсиновым соком.

– Слыхали? – воскликнул он с гордостью.

«Нашим телезрителям я кратко объясню: когда-то церковь Трех Святых была местом паломничества – до того, как останки трех святых бесследно исчезли».

«Это верно», – подтвердила Берил.

«Что же произошло дальше, вы нам расскажете?» – спросил Хью.

– Что, еще не все?! – Я опять застонал.

Берил говорила все вдохновеннее, воздев кулаки к небу:

«Я всеми фибрами души ощутила, что происходит нечто чудесное. А потом я услыхала зов. Это были голоса, они звали меня: «Берил, Берил, ты нам нужна! Войди же, Берил! Войди, дитя!»

– Берил, Берил, что ты несешь, – вздохнул я и запихнул в рот большой кусок яичницы.

Мне было чуточку стыдно оттого, что мы нечаянно ввели Берил в заблуждение, но никто из нас ее никуда не звал, это уж точно.

«И когда я вошла, я увидала, что статуя Девы Марии плачет. По ее лицу текли самые настоящие слезы. Это было прекрасно. Меня охватил священный трепет. Я стояла, и смотрела, и тоже плакала. Так мы с ней стояли и плакали вместе, она и я, добрых десять минут».

В тот момент я подумал, что Берил совершенно бесцеремонно обходится с фактами.

«Что же произошло затем, Берил? Расскажите нашим телезрителям!» – настаивал Хью.

«А затем раздался душераздирающий вой, стон, от которого все во мне затрепетало еще сильней. Он пронял меня до мозга костей. Словно Сам Господь проходил сквозь меня! – Берил говорила взахлеб, прижимая руки к груди. Нужно отдать ей должное, выглядело это убедительно. – И тут голова Девы Марии оторвалась от туловища и улетела в дальний конец церкви, а из шеи хлынула святая вода – бурным потоком, словно река Иордан. – Берил на секунду закрыла глаза и снова открыла. – Это было подлинно библейское событие. Я пережила чудо».

«Можно, конечно, и так сформулировать», – подумал я.

«Что же вы обнаружили потом, Берил? – спросил Хью очень тихим голосом. – Нечто поразительное, не так ли?»

«А потом купель Трех Святых треснула ровно посередке, и под ней оказались три скелета! Утраченные останки трех святых! Они наконец свободны!»

– Да чтоб меня ранило! – ахнул Чарли, когда камера поползла вниз по безголовой фигуре Девы Марии.

Да, против фактов не попрешь. Там лежали кости. На какой-то миг я готов был поверить во все, что наговорила Берил.

А потом в мозгу у меня раздался щелчок, и все встало на места.

То, что пережила Берил, было не чудом. То, что пережила Берил, было последствиями мощного грушево-картофельного воздействия кишечника Чарли на столетнюю канализацию. Напор воды прорвал ветхие трубы, напрочь снес голову Деве Марии и обнажил кости трех святых, зарытые под купелью.

Но Берил – равно как Хью и Кэрис – знать не знала о туалетных суперспособностях Чарли. И теперь по телевизору объявили, что в церкви произошло чудо. А раз так объявили по телевизору, значит, вскоре о чуде будет говорить вся страна.

Глава 23

Как выяснилось, «Вести Барри» разлетаются далеко за пределы Барри

Мы не слушали ни прогноз погоды, ни хозяина кафе, который без умолку тарахтел о супергероях, святых и о том, что Южный Уэльс – избранная Богом земля. Мы просто молча сидели, глядя друг на друга и силясь понять, как нас все-таки угораздило влипнуть в то, во что мы влипли. Виной всему, разумеется, был кишечник Чарли.

Наконец Чарли сказал:

– Святой Данод. Она решила, что я святой Данод?

– Скорее уж святой «Данон», – буркнул Бен, – ты же у нас любитель йогурта.

Это было смешно, но я метнул на него предостерегающий взгляд, в котором должно было читаться «сейчас не время».

Чарли отодвинул подальше тарелку и пробормотал:

– Мама права. Чем больше порции, тем больше пропорции.

Бен придвинул тарелку обратно к Чарли:

– В телевизоре все кажутся на несколько кило толще, чем на самом деле. Все с тобой в порядке, доедай спокойно.

Чарли оживился и заглотил остаток своей пиццы.

– Как вы считаете, нам нужно обсудить то, что только что произошло? – спросил я.

– Чувак, я даже не знаю, с чего начать, – развел руками Бен.

Я положил голову на стол – меня вдруг охватило чувство ужасной усталости.

– У нас не очень-то получилось держаться в тени. Мы три раза попали в главные новости Уэльса.

– А я еще и в «Вести Барри», – добавил довольный Чарли.

– Фред, не волнуйся ты так, – сказал Бен. – Никто не знает, что это именно мы. Все думают, что где-то тут летают настоящие супергерои и что одной тетке по имени Берил вдруг явились трое святых.

Под щекой было что-то вязкое. Я поднял голову – это оказалась загустевшая капля кетчупа. Я выпрямился, вытер щеку салфеткой и сказал:

– Но это же все неправда.

Бен пожал плечами:

– Ну и что?

– Ну и что?! – возмутился я.

Чарли вздохнул.

– Нет, правда, ну и что? Какая разница? Кому от этого плохо?

У меня не получалось с ходу придумать ответ.

– Люди должны знать факты, – сказал я наконец. – Нельзя, чтобы они думали, что тут на самом деле происходят чудеса.

– Почему нельзя? – спросил Бен.

– Потому что.

– Потому что что?

Я не желал продолжать этот спор, тем более что ответа у меня не было. Поэтому сказал:

– А если Бугор нас все-таки вычислит и погонится за нами, чтоб отомстить?

– Да как он вычислит?

Подумав немного, я решил, что Бен прав. Бугор никак нас не вычислит. У него нет никаких зацепок.

По крайней мере, так нам казалось.

Бен вымакал последнюю каплю соуса от бобов последним кусочком хлеба и забросил его в рот.

– Сейчас у нас ровно два важных дела, – сказал он. – Первое – найти Алана Квакли, второе – успокоить родителей, чтоб не всполошились. Надо им позвонить.

Звучало резонно. Бен откинулся на стуле и крикнул хозяину:

– У вас есть телефон-автомат?

Тот указал подбородком в угол:

– Вон там.

Чарли подскочил, и его стул со скрежетом проехался по полу.

– Я первый!

Бен высыпал ему в ладони пригоршню монет, и Чарли скормил их телефону.

– Привет, это я, мама там есть? – Долгая пауза. – Габриэлла, это Чарли… Чарли, твой брат!.. Да перестань ты! Просто позови маму. – Чарли посмотрел на нас и закатил глаза. А потом вдруг изменился в лице. – В каком смысле жуткие неприятности? Кто-кто меня разыскивает?

Нам стало ясно: что-то случилось. Чарли озадаченно хмурился:

– И чего ему было надо? А он сказал, кто он такой?

Мы с Беном быстро переглянулись. Я силился расслышать, что говорит сестра Чарли, но из трубки непрерывным потоком неслось пронзительное верещание, и слов было не разобрать.

– Но откуда он узнал, что это мой носок?

Верещание сделалось еще пронзительнее.

– Хорошо, хорошо, ладно… Ладно. А теперь можно мне маму? Пожалуйста! – Габриэлла что-то ответила, и Чарли, обмякнув, без сил опустился на стул. – Окей, тогда передай им, что я звонил и что у меня все хорошо, и пусть они не волнуются, я вернусь сегодня вечером. Можешь это для меня сделать?

Верещание в трубке возобновилось. Чарли закрыл глаза.

– Габриэлла… Габриэлла… да Габриэлла же!

Он трижды стукнул трубкой по столу и потом проорал в нее:

– ПРОСТО. ПОСЛУШАЙ. МЕНЯ. Все нормально. Я тут с Беном и Фредом, и мы скоро вернемся. Донеси это до них, ладно?

Чарли брякнул трубку на рычаг и посмотрел на меня, потом на Бена. Лицо у него было белое как простыня.

– Дела у нас не очень.

В животе у меня заколыхалась пустота.

– Они все знают, да?

– Габриэлла сказала, – медленно проговорил Чарли, – что вчера к нам домой заявился какой-то мужик. На такси.

– На такси? – Голос у Бена дрогнул.

– Он попросил разрешения взять у меня интервью в связи с моей победой на турнире лукоедов в Барри. Мама, ясное дело, сказала, что он ошибается, и тогда он показал ей мое фото и сказал, что он точно знает, что это я, потому что при регистрации на турнир я указал свое имя и адрес, а еще про меня написано в «Вестях Барри».

– Логично, – сказал я, чувствуя, как теперь что-то неприятно сжалось в груди.

– Габриэлла говорит, у мамы началась истерика, – она-то думала, что я играю дома у Фреда, а не лопаю лук в Уэльсе. Тогда тот мужик сказал, что мечтает со мной побеседовать, и вручил маме носок.

– Носок? С какой стати он вручил ей носок?

– Это мой носок. Он сказал, что я, должно быть, его обронил.

Я не улавливал смысла в этом высказывании:

– Откуда он узнал, что это твой носок?

– Оттуда, что на носке ярлычок с моим именем. Габриэлла сказала, что носок был обгорелый.

Я обдумал эту информацию:

– Значит, он нашел его на яхте, да? В смысле, Бугор?

Чарли поерзал на стуле:

– Наверно.

Все стало ясно. Бен вцепился в стол с такой силой, что костяшки пальцев побелели.

– Он знает, кто мы, он знает, что это мы были на яхте и что это мы украли кольца, – выпалил я очень быстро и пискляво.

По лицам Бена и Чарли было ясно, что они ничего не поняли, и тогда я повторил еще раз.

– Что будем делать? – спросил Чарли. – Предки нас убьют.

– Не убьют, потому что Бугор убьет нас первым, – заметил Бен.

Во рту у меня пересохло.

– Едем домой?

Мы помолчали, пытаясь переварить все, что обрушилось на наши головы за последние полчаса. А это было многовато.

Потом Бен сказал:

– Можно, конечно, махнуть домой и все рассказать родителям и полиции. Но вообще-то я думаю, что в этой новой одежде мы можем рискнуть и поехать в Сент-Дейвидс. Если будем очень осторожны. Смотрите, куда мы уже добрались. Что нам стоит сделать еще один шажок?

Я удивленно заморгал:

– Ты уверен?

Бен улыбнулся:

– Абсолютно.

– А ты как думаешь? – обратился я к Чарли.

– Разумная часть меня подсказывает, что надо ехать домой. Но разумная часть меня всегда была гораздо меньше неразумной, поэтому я говорю: едем дальше. Бен прав: раз уж мы забрались в такую даль…

– Не знаю… – сказал я. – Все знаки указывают, что лучше вернуться в Эндовер.

Тут дверь в кафе распахнулась, и веснушчатый мальчик в скаутской форме крикнул:

– Автобус на слет отходит через пять минут!

– А где слет? – спросил Бен, сообразив, что мальчик обращается к нам.

Тот состроил гримасу:

– В Сент-Дейвидсе, не знаете, что ли? Ну вы идете или нет?

Бен и Чарли посмотрели на меня. Бен сказал:

– Не знаю… Фред, мы идем или нет?

Вот так мы и оказались в автобусе, едущем к месту последнего упокоения Сент-Дейвида.

Следующая остановка – Алан Квакли.

Глава 24

Мы наконец доезжаем до последнего пристанища Святого Дейвида

Скауты обожают петь. Всю дорогу до Сент-Дейвидса они пели. Громко и весело. Явно отыгрываясь за долгие часы скаутской молчанки. Но как бы жизнерадостно они ни горланили «Гин-гэн-гули»^[7] и как бы я ни был взволнован предстоящей встречей, основным моим чувством было волнение пополам с ужасом. Я не сомневался, что Бугор идет по нашему следу, и всякий раз, когда мимо пролетало такси, мне стоило больших усилий не нырнуть под сиденье.

В неумолчном пении скаутов была большая польза: поскольку рты у них были заняты «Гин-гэн-гули», они не спрашивали, кто мы такие и почему без галстуков. Петь они прекратили, только когда водитель включил радио и в новостях сообщили, что римский папа собирается посетить церковь Трех Святых в Уэльсе.

Мы все выгрузились из автобуса на автостанции, и нам удалось благополучно оторваться от скаутов. Я поверить не мог, что мы наконец в Сент-Дейвидсе. Мы добрались! Мы это сделали! Однако ликование мое было недолгим, потому что я вдруг со всей ясностью понял: хотя мы и в Сент-Дейвидсе, я не имею ни малейшего представления, где искать Алана Квакли.

– Надо обратиться в центр информации для туристов, – предложил Чарли.

«Странная идея», – подумал я и сказал:

– Вряд ли Алан Квакли – модная достопримечательность.

Чарли ухмыльнулся:

– Церковь Трех Святых тоже не была модной достопримечательностью, а вот теперь папа римский собирается туда в отпуск.

– Вообще-то, это неглупо: спросить в центре информации, – сказал Бен. – Тем более что больше все равно негде.

Я вовсе не был в этом уверен, но поскольку плана получше у меня не было, мы поплелись в местный центр информации для туристов.

Лианна – женщина, которая там работала, – оказалась очень приветливой и компетентной. У нее было доброе лицо, напомнившее мне Деву Марию из церкви Трех Святых, только у Лианны волосы были перехвачены толстенной вязаной резинкой, а в ушах болтались огромные золотые кольца.

Она сообщила Чарли, что место последнего упокоения Сент-Дейвида – в Сент-Дейвидском соборе, и дала нам с собой очень полезную карту города. Когда мы спросили про Алана, она посоветовала нам пойти в мэрию.

– А у них там что, есть списки всех жителей? – спросил я.

– Ну-у-у может быть. Но главное – там работает Хильда. Вот с ней вам и нужно потолковать. Она знает чуть ли не всех в городе. Если кто и слышал про вашего Алана, то это она.

– Спасибо, Лианна, – сказал я.

– Мы оставим о вас отличный отзыв на «Трипэдвайзоре», – добавил Бен.

Хильду мы нашли не сразу, потому что у нее был перекур, – она стояла во дворике и дымила сигаретой. Для такой пожилой дамы у нее был жутко густой и яркий макияж, а ее манеру одеваться Бабс назвала бы «довольно вызывающей». Хильда куталась в кардиган леопардовой расцветки, белые обесцвеченные волосы были собраны в пучок на макушке. Она напомнила мне Леди Гагу. Как певицу, так и собачку.

Закончив свою обычную лекцию о вреде курения, я перешел к подлинной цели нашего визита.

– Нам сказали, вы можете помочь нам кое-кого найти, – сказал я, разгоняя обеими руками сигаретный дым.

Она пренебрежительно махнула рукой. При этом у нее на запястье зазвенела целая куча браслетов.

– Кто я, по-твоему, черт побери, – частный детектив?

На частного детектива она совсем не походила, на ней не было ни шляпы, ни темных очков, поэтому я ответил:

– Нет. Просто Лианна из центра информации сказала, что вы тут всех знаете.

– Лианна, это которая дочка нашей Кэти? Та, что раньше работала в боулинг-клубе? Которая встречалась с тем пареньком, Эриком Джонсоном, а потом разбила ему сердце?

Вот и Бабс часто так делала – трещала, как сорока, о каких-то незнакомых людях, которых я никогда не встречал и встречать не собирался.

– У нее толстая резинка для волос и большие кольца в ушах, – уточнил я.

– А-а, эта Лианна. Это дочка Морин. Чего ж вы сразу не сказали? – Она выпустила дым. – Да, ясно теперь, что за Лианна. Говорит, я тут знаю всех и каждого? Правильно говорит. Ну и кого вы ищете, парни?

– Алана Квакли, – ответил я.

Она сделала нетвердый шажок назад и привалилась спиной к стене.

– Миссис, с вами все в порядке? – спросил Чарли.

Хильда сделала длинную затяжку и окинула меня подозрительным взглядом.

– А кем ты приходишься Алану Квакли?

Я не знал, что ответить. Мне не хотелось выбалтывать человеку, которого я вижу впервые в жизни, что я сын Алана Квакли. И я сказал:

– Моя мама была с ним знакома. Кажется.

– И кто твоя мама?

– Ее звали Молли Йейтс.

Хильда покачала головой:

– Никогда не слышала.

А потом она вдруг замолчала и уставилась на меня. Она смотрела очень пристально и долго. Целую вечность. Столбик пепла на ее сигарете рос и рос, и она стряхнула его щелчком, только когда Бен сказал:

– Так вы знаете Алана Квакли или как?

Она медленно кивнула.

– Знаете что, поедем-ка со мной.

Я мысленно оценил ситуацию: одна хрупкая старушка против трех дюжих супергероев – и сказал:

– Окей, а куда?

– Ко мне домой. Я не стану говорить о моем Алане прямо здесь.

Это в каком же смысле «о ее Алане»? Как это мой Алан может быть ее Аланом? Мне не терпелось засы́пать Хильду вопросами, но что-то в ее лице подсказывало, что она не станет отвечать на них прямо сейчас.

* * *

Такого странного авто, как у Хильды, я не видел никогда в жизни. У него была складывающаяся крыша, запаска на капоте, а чтобы завестись, Хильда с размаху стукнула по машине спереди какой-то колотушкой. Она сказала, что это «Ситроен 2CV» 1965 года выпуска.

– Не знал, что тогда уже существовали машины, – удивился Чарли.

Когда я сообщил ему, что первый автомобиль был создан Карлом Бенцем – тем самым, который половинка «Мерседес-Бенц», – еще в 1885 году, Хильда, похоже, впечатлилась моими познаниями, потому что спросила:

– Что, правда?

А Бен сказал:

– Он у нас помешан на всяких фактах.

И Хильда опять спросила:

– Что, правда?

Всю дорогу я пытался расспрашивать ее об Алане Квакли, но она отвечала одно: «Погоди, доедем домой» – и все время поглядывала на меня в зеркало заднего вида.

Дом у нее оказался красивый: маленький белый коттедж с видом на море. Она вынесла в сад поднос с лимонадом и печеньем «Вэгон виллз», и мы сидели на ветхой скамейке и смотрели, как играют на волнах солнечные блики.

– Откуда вы, мальчики? – спросила Хильда.

– Из Эндовера, – сказал я.

Она кивнула с таким видом, словно заранее знала ответ.

– И сколько тебе лет? – спросила она у меня.

– Одиннадцать с хвостиком. – Я не хотел говорить о себе. О себе я и так знал. Мой биологический отец – вот о ком я не знал ничего! Я залпом осушил стакан. – Значит, вы знаете Алана Квакли?

Она смотрела на море.

– Да, я знала Алана. Очень хорошо знала.

Странно, как одно короткое слово может вмиг все изменить.

Она сказала «знала». Не «знаю». Знала.

И в тот же миг я тоже все узнал и понял.

– Он умер, да?

Это спросил я сам, но при этом слышал себя как будто со стороны. Как будто этот вопрос задал кто-то другой.

– Увы, да. Скоро два года, как он умер.

И по ее щеке побежала тоненькая струйка черной туши для ресниц.

По-моему, потом она говорила что-то еще, но я не слушал. Я вспоминал то, что сказал в церкви Бену: «Люди умирают. Все время умирают». Как минимум, те люди, которые состоят в родстве со мной.

Волна тошноты стала подниматься к горлу прямо от пяток.

Все, все было напрасно, все оказалось впустую. Я впустую втравил Бена и Чарли в опасности. Мы впустую проехали через всю страну…

Друзья смотрели на меня с тревогой, а Хильда положила морщинистую руку мне на колено. Я не хотел, чтоб на меня смотрели. Не хотел, чтобы трогали. Не хотел, чтобы были ко мне добры.

Я встал и сказал:

– Простите, мне… хочется немного побыть… одному, если вы не… против…

И я побежал. Из ее сада, вниз по холму, к морю – и вбежал прямо в чудо. Мое чудо.

Глава 25

Мое чудо

То, что клокотало во мне, пока я бежал, – это была не злость. Вернее, и она тоже, но не только. Все смешалось – и смятение, и чувство несправедливости, и ярость. И эта ярость росла, и мне нужно было избавиться от нее, пока она не стала больше меня.

Добежав до края воды, я поднял камень и со всей силы метнул его в море. Это было приятное чувство, и тогда я швырнул другой камень и третий и бросал и бросал, пока у меня не устали руки, а потом я стал кричать, выкрикивать прямо в небо, до чего все это нечестно и несправедливо, и орал и орал, пока не заболело горло.

Я прислушался и почувствовал, как во мне что-то меняется. Ярость прошла, на ее место явилось другое чувство. Глубокая, всепоглощающая печаль.

Я упал на колени и заплакал.

Я плакал о Бабс, и о маме, и об Алане, но еще и о себе. Ладно, если честно, больше всего о себе. Я плакал навзрыд и жалобно всхлипывал, и мне было очень, очень, очень себя жаль. Я плакал и плакал, пока из меня не вытекли все слезы и сопли. Но я все равно не хотел останавливаться и заставлял себя плакать дальше, хотя это был уже не плач, а непонятно что. Я просто издавал пронзительные звуки, похожие на крики чаек, носившихся у меня над головой.

А потом кто-то сказал:

– Ну все, все, хватит. Выплакался, вот и хорошо.

Стыд пробежал по мне волной, я резко развернулся посмотреть, кто это застал меня в таком растекшемся и хлюпающем состоянии. Но солнце било прямо в глаза, и я не мог разглядеть стоящую передо мной фигуру.

И тут эта фигура сказала такое, отчего внутри у меня все подпрыгнуло.

Она сказала:

– Не плачь, мой храбрый солдатик.

Только один-единственный человек на всем белом свете называл меня своим храбрым солдатиком.

Я прикрыл глаза ладонью от солнца и яростно заморгал и, не успев подумать, услышал собственный голос:

– Бабс?

– Кто же еще? – Она шагнула ко мне, и я увидел, что это правда она. – Скорее встань и обними свою старенькую Бабс. У меня мало времени.

– Но ты же умерла.

– Спасибо, Фред, я знаю. Но еще я знаю, когда нужна своему внуку.

– Но ты умерла, – повторил я. – У тебя свидетельство и все такое.

– Свидетельство? Да, припоминаю. Но я тут не затем, чтобы говорить о себе. И пусть даже я умерла, все равно я твоя Бабс. Понятно?

Я кивнул, хотя мне ничего не было понятно. Ничегошеньки. Она говорила в точности как Бабс. Я зажмурился, опять открыл глаза. Выглядела она тоже в точности как Бабс, правда, контуры ее тела слегка светились, но этот подбородок с кустиками волосков я узнал бы из тысячи.

– Ты прямо из рая?

– А откуда еще, по-твоему? Я перестирала столько подштанников, твоих и твоего папочки, что заслужила себе место в раю на добрых три вечности.

– Это реальность? Ты по-настоящему здесь?

– Может, реальность, а может, я плод твоего воображения, помогающий тебе пережить потрясение. Сам решишь. А теперь объясни мне, пожалуйста, почему мы с тобой стоим на пляже в самой западной точке Уэльса в поисках…

Она на миг закрыла глаза, и я понял, что ей трудно произнести это имя вслух. Наконец она выжала из себя улыбку и сказала:

– …Алана Квакли.

Я ногой нарисовал кружок на песке.

– Я думал, что все будет хорошо, что я буду счастлив, если найду Алана Квакли.

Бабс возвела глаза к небу:

– Господи, дай мне сил. Ты что, думал, Алан Квакли сделает тебя счастливым? Как тебе такое взбрело в голову?

В глазах у меня опять защипало, и я еле сдержал слезы:

– Потому что семья – это счастье, ты сама говорила. Ты даже на свитере это вышила.

– Ох, Фред. Ты действительно так думал?

Я заметил, что, хотя контуры ее все еще светились и мерцали, тело начало тускнеть и расплываться. Я утер нос рукавом и с вызовом на нее посмотрел:

– Вообще-то у меня не такая уж большая семья, тебе не кажется?

– Это зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «семья». Мне кажется, что неправильный.

– Да-а?

– Да. Но я уверена, что ты скоро разберешься. А пока, напомню, я просила меня обнять!

Она раскрыла мне объятия, и я погрузился в запах лаванды и мятных леденцов.

– Не уходи, – сказал я.

Она взяла меня за плечи и заглянула в глаза. Теперь мерцали и расплывались уже не только контуры, но и вся она.

– Не уходить? Ты прекрасно понимаешь, что я не могу остаться. К тому же у тебя теперь есть еще одна бабушка, она за тобой присмотрит.

– Еще одна бабушка?

– Хильда. Только пообещай, что не будешь любить ее сильнее, чем меня. Не то я снова спущусь и сокрушу тебя.

– Не буду, – пролепетал я, а потом спросил: – Так что, сокрушение бывает по-настоящему?

– Рекомендую тебе не проверять это на себе. Смотри же, никаких больше слез! Все будет хорошо. Этот мир – прекрасное место, Фредди. Он полон приключений, и героев, и чудес – для тех, кому не лень искать.

Я кивнул, стараясь быть храбрым и не реветь.

– Я тебя люблю, Фред.

– Я тебя люблю, Бабс.

Свечение стало ярче, разглядеть ее было все труднее. – Ох, чуть не забыла! Скажешь папе, чтобы для церемонии прощания взял фотографию, где я в голубом кардигане. На той, что он выбрал, я в персиковом костюме, который мне совершенно не к лицу.

Она повернулась, чтобы уйти. И тут у меня в мозгу вспыхнула мысль. Если Бабс смогла попасть сюда, значит… Я не мог не спросить.

– Подожди! – крикнул я. – Ты ее видела?

Бабс улыбнулась и кивнула:

– Обернись.

Я ощутил чью-то руку на плече и обернулся.

Это была мама. И она вся была из звездной пыли.

Я обнял ее. Она пахла морским воздухом и лепестками роз.

Она уткнулась подбородком в мою макушку и прошептала мне в волосы:

– Папа уже едет за тобой.

И еще я почувствовал слова «я люблю тебя».

А потом они обе исчезли.

Глава 26

В которой меня находит папа

Оказалось, что переживать чудо весьма утомительно. Должно быть, я уснул, потому что вдруг стало очень холодно и море отступило довольно далеко – шел отлив. Я встал, вытряхнул из волос песок и, обхватив себя руками, направился к холму, с которого сбежал к морю от Хильдиного дома.

«Чарли с Беном, наверное, волнуются», – думал я. Я понятия не имел, сколько времени отсутствовал. Скажу им, что пошел прогуляться, а потом заблудился, или что-то вроде того.

Я решил молчать о том, что болтал с умершей бабушкой и видел маму, а то Бен наверняка подумает, что я от стресса свихнулся, а Чарли, наоборот, придет в бурный восторг от очередного чуда, хотя еще не отошел от предыдущего, с участием Шейлы – Овцы-Спасительницы.

Шагая по песку, я увидел фигуру, которая нетвердой походкой направлялась ко мне, взмахивая какой-то длинной палкой.

– Фред? Фред!

– Папа?

Я перешел на бег.

Он тоже ускорился, стараясь проворнее ковылять на костылях.

Под глазами у него темнели круги от усталости, но зато он был тщательно выбрит и даже в рубашке, а не в замурзанной мятой футболке, как обычно.

– Папа, что ты тут делаешь?

– Что я тут делаю? – Его голос дрожал от гнева. Он нацелил на меня костыль. – Что, во имя всего святого, ты тут делаешь? – Но не успел я ответить, как он притянул меня к себе: – Никогда больше не поступай со мной так, слышишь? Никогда больше от меня не убегай!

Он прижимал меня так крепко, что я уже не понимал, обнимает он меня или душит. Наверное, то и другое вместе. Он схватил меня за плечи – костыли болтались у него на запястьях – и заглянул в глаза:

– Если ты еще раз сбежишь, я тебя выслежу и поймаю. А когда я тебя поймаю, ты пожалеешь, что не сбежал куда подальше! Пожалеешь, что не стал чемпионом мира по побегу! Ты меня понял?

– Не очень. По-моему, в твоих словах не слишком много логики.

– Это потому, что я чувствую слишком много всего одновременно, Фред.

– Может быть, тебе лучше сосредоточиться на приятных чувствах, а не на сердитых? – предложил я.

– С этого момента ты будешь мне докладывать обо всем, что делаешь. Каждую секунду каждой минуты каждого часа твоей жизни. Будешь отчитываться, где ты и с кем ты. Я должен знать о тебе все. Идешь пи́сать – сообщаешь мне.

Последний пункт показался мне несколько избыточным, но я решил не спорить с человеком на грани нервного срыва, поэтому сказал:

– Хорошо, папа. Я буду сообщать тебе, когда писаю.

– Окей. Ладно. Про пи́санье можешь забыть. Но все остальное – обо всем остальном ты должен мне отчитываться.

– И ты запрешь меня дома до конца моих дней?

– Нет. Дольше.

«Что ж, – подумал я, – это справедливо».

Его глаза чуть потеплели:

– Бен и Чарли рассказали мне о мистере Квакли. Как ты, в порядке?

Тут я заметил поодаль Бена, Чарли и их родителей. Все они махали мне. Я помахал в ответ.

– Да, пап, я в порядке.

– Хорошие ребята. Они разволновались, когда ты унесся невесть куда.

– Да, я виноват. Я не подумал.

Папа покачал головой и вздохнул:

– Я рад, что нашел тебя целым и невредимым, Фред.

В том-то и дело. Как он меня нашел?

– Как ты так быстро добрался из Эндовера?

– Папа Бена, Бекки, мама Чарли и я – мы все помчали в Уэльс сразу после того, как объявился этот таксист с газеткой и стал допытываться.

– С газеткой?

– С газетной заметкой про Чарли Андерсона, сто четырнадцатого чемпиона традиционного турнира лукоедов в Барри.

– Ах, с этой газеткой.

– Мы выехали вчера вечером, Бекки за рулем, повторили ваш путь до Джилстона. И как раз когда мы были там и разговаривали с констеблем Майком, позвонил Бен и рассказал, что случилось, – и что ты очень огорчен.

– Извини, что тебе пришлось поволноваться. Я думал, съезжу сюда и быстро вернусь и ты ничего не заметишь.

– Но почему ты решил сюда ехать, Фред?

Я посмотрел на море. Отлив еще больше усилился.

– Я думал найти здесь кое-что очень нужное. Но выяснилось, что я ошибся.

Он обнял меня одной рукой:

– Ты замерз. Пойдем в дом, согреешься. А потом обсудим, что нам с тобой предстоит поменять в нашей жизни. В последнее время я был никудышным отцом. – Он вскинул ладонь. – Нет-нет, не возражай!

Я и не собирался возражать, но решил не сообщать ему об этом.

– Я дал обещание твоей маме – и если бы твоя Бабс сейчас слышала меня, я дал бы точно такое же обещание ей. Я пообещал, что буду заботиться о тебе и любить тебя до последнего своего вздоха.

Я обернулся и увидел, как поблескивают на море последние закатные блики.

– Знаешь что, пап? Может быть, она и слышит. – А потом я снова посмотрел на него и спросил: – Как ты думаешь, а ты мог бы отложить свой последний вздох на попозже?

– Договорились, если ты обещаешь больше не искать неприятностей на свою голову.

Но не успел я сказать, что неприятностей этих пары дней мне с лихвой хватит на целую жизнь, как в дальнем конце пляжа показалось такси. Неприятности сами меня нашли. Опять.

Глава 27

Оказывается, что у Чарли Андерсона ГИГАНТСКИЙ пупок, отчего у всех у нас гигантские проблемы

Такси с большой буквой «Т» остановилось прямо возле Бена, Чарли и их родителей. Мы с папой поспешили туда же. Лысый таксист теперь был не один, а с приятелем. Они выбрались из машины и захлопнули дверцы. На таксисте были темные очки, лысая голова сияла, как отполированная. Второй – такой же здоровенный амбал – был в кожаной куртке поверх гавайской рубашки; из-под закатанных рукавов виднелись мощные руки.

Блестящая Лысина зажег сигарету и сказал (мы с папой как раз подошли поближе и расслышали):

– Наш Бугор хочет перекинуться парой слов с вашими ребятками.

Я смотрел на дым, вырывающийся из его рта, и думал: вот он, самый подходящий момент, чтобы хотя бы одно из пяти тысяч ядовитых веществ, содержащихся в сигаретном дыме, сделало свое дело. Увы: лысый оставался все таким же здоровяком и не выказывал ни малейших признаков смертельной болезни.

– Пускай ваш босс для начала поговорит со мной! – заявил папа и похромал на костылях прямо к ним.

Эти двое переглянулись и мерзко осклабились, и я жутко пожалел, что не настоящий супергерой и не могу заехать им обоим в рожу.

Гавайская Рубашка повернулся к машине и крикнул:

– Босс, тут один попрыгунчик хочет с вами поговорить.

Задняя дверь такси распахнулась, и вышел Бугор. В ковбойских сапогах.

Большой Трев.

Мы с Чарли и Беном изумленно переглянулись. Большой Трев – Бугор?!

Большой Трев вразвалочку подошел к папе:

– Просто чтоб вы понимали. Я не хочу проблем. Хочу только получить обратно свое. Ваши мальчишки возвращают мне кольца, и я оставляю вас в покое.

– У нас нет ваших колец, – сказал Бен.

– Тут вот какое дело: я точно знаю, что вы врете. Я ж не просто так проделал весь этот путь на хвосте у ваших родителей. Отдавайте кольца.

Мама Чарли шагнула вперед. Все ее лицо превратилось в один хищный оскал:

– Если наши мальчики говорят, что знать не знают ни о каких кольцах, значит, они знать не знают ни о каких кольцах! Ясно вам? Теперь валите отсюда!

Большой Трев усмехнулся:

– Дело в том, миссис, что у меня есть доказательства. Эти мелкие мерзавцы стащили у меня два кольца, и я бы очень хотел получить их обратно.

Он распахнул куртку, выхватил что-то очень похожее на пистолет и направил на нас.

– Можете размахивать своей пушкой сколько хотите, – продолжала мама Чарли, – но от этого мой сын не станет вором. Мы уже сказали: они не брали ваших колец!

– Ну вообще-то… – сказал Бен.

Все повернулись к нему.

– Я взял одно кольцо, но потом отдал его человеку, который хотел ограбить магазин.

– Что?! – закричали все родители хором.

Но Большой Трев ничуть не удивился. Он вынул из кармана кольцо и показал нам:

– Знаю. Пришлось у него выкупить. Меня интересует второе. Эти кольца с лебедями ценны только в паре. Поодиночке от них никакого толку.

– Не понимаю, – сказал я. – Второе кольцо должно быть в вашем пугале. Мы его там оставили.

Папа вытаращил на меня глаза. «Что-о?! Где-е?!» – говорил его взгляд.

– Мы думали, вы сдадите его в полицию и получите награду, – объяснил я.

– Я много месяцев разрабатывал план, как выкрасть их у «Антикваров на колесах». С какой стати мне после всех этих хлопот нести его в полицию?!

– Мы же не знали, что это вы их выкрали, – сказал я, еле сдержавшись, чтобы не добавить «неужели не ясно?».

Большой Трев скрестил руки на груди.

– Хорошая попытка, пацан. Но попробуем еще раз. Я прочесал весь Барри вдоль и поперек – кольца нет как нет. Никто не сдавал его в полицию, и на пугале его тоже не было, а значит, парни, оно все еще у вас.

– Но оно не у нас, честное слово. Это факт, – сказал я.

Большой Трев взмахнул той штуковиной, которую достал из-под куртки. Это, несомненно, был пистолет, причем весьма пугающего вида.

– Хорошо бы кое-кто начал говорить правду, иначе кое-кому сейчас станет очень больно и обидно.

– Мы говорим правду, – сказал Бен.

Бекки положила руки ему на плечи и заявила:

– Наш Бен никогда не лжет.

А его папа добавил:

– Это верно. Он очень хороший мальчик.

И лицо у Бена сделалось смущенное, и счастливое, и испуганное – все одновременно.

– Это, конечно, трогательно и все такое, но вы, ребятки, уже украли у меня законную победу в луковом турнире, а теперь еще и кольцо. Не надейтесь, что вам это сойдет с рук.

– Да поймите же, – сказал я. – Мы вас не обманываем. Нет у нас вашего дурацкого кольца. Правда же, Чарли?

Но Чарли ничего не ответил. Он выглядывал из-за своей мамы, и я подумал, что никогда в жизни еще не видел у него такого виноватого выражения лица.

– Чарли… – сказал я.

Чарли был весь красный, включая уши.

– Чарли, где оно?

И он прошептал мне:

– Я его спрятал. В пупке.

Я так растерялся, что, вместо того чтобы прошептать, нечаянно выкрикнул в ответ:

– В пупке?!

(Если вы хотите спросить, почему оно не выпало, то я вам на это отвечу: видели бы вы этот пупок. Крикните в него, и вам ответит эхо, клянусь!)

– Но зачем? – спросил я.

– Не знаю… Наверное, потому же, почему и Бен… Потому что оно красивое.

– Что?! – возмутился Бен. – Я свое не потому взял! Я его взял на всякий случай, чтобы было чем откупиться.

Лицо у Чарли сделалось еще виноватее, хотя, казалось бы, куда уж больше.

– Да, я это и хотел сказать. Конечно, чтобы откупиться.

Большой Трев с досадой хлопнул себя по лбу:

– Ну все. С меня хватит.

Он взглядом подозвал к себе Блестящую Лысину, кивнул на Чарли и сказал:

– Обыщи его.

Лысый явно не пришел в восторг от такого поручения. Он неуверенно глядел на Чарли, переминаясь с ноги на ногу.

– Ну не знаю, босс. Он же еще ребенок.

Большой Трев был не из тех, кого может устроить ответ «нет».

– Не спорь со мной. Делай, что велено. Или окажешься на бирже труда быстрее, чем успеешь сказать «П45».

Не знаю, что на меня нашло, – возможно, это был просто шок, вызванный стрессовой ситуацией, – но я зачем-то спросил:

– Что такое «П45»?

Большой Трев ответил:

– Это свидетельство о том, что ты уволен.

– Об этом тоже дают свидетельство?!

Мне это показалось таким же бредом, как свидетельство о смерти Бабс, которое уж точно никак не могло ей пригодиться.

– Не отвлекай меня! – бросил мне Большой Трев и повернулся к лысому. – Быстро обыщи этого жирного!

Мама Чарли решительно шагнула вперед.

– Значит, так. Слушайте меня внимательно. Мой Чарли не жирный! Он идеален, причем абсолютно во всем. Он само совершенство. Только троньте его пальцем. Откушу!

Гавайская Рубашка оттолкнул миссис Андерсон. Прямо взял и отпихнул. Потом сгреб Чарли за ворот и приподнял на цыпочки. Чарли только и сумел, что жалобно хныкнуть.

Большой Трев сказал:

– Давай, сорви с него тряпье. Как он сорвал с моего пугала.

Чарли замахал руками и ногами, вырываясь. Тут миссис Андерсон всерьез рассвирепела и с громкими воплями начала молотить Гавайскую Рубашку кулаками. Лысый схватил ее за локти и попытался оттащить, а Бек-ки и папа Бена повисли на лысом, а он начал их с себя стряхивать, а папа вре́зался в эту композицию, вращая костыль над головой, как ниндзя. Это было незабываемое зрелище.

Большому Треву такой поворот событий не понравился. Лицо его сделалось такого же цвета, как та красная луковица, которую я случайно съел в ресторане «Харвестер».

– Что ты там копошишься? – заорал он на Гавайскую Рубашку. – Кольцо забери у жирного, и все дела!

Гавайская Рубашка ткнул Чарли пальцем в грудь и сказал:

– Давай, жирдяй, гони кольцо.

И когда он это сказал, во мне что-то перевернулось. Никто, никто больше не посмеет обзывать Чарли! Не думая ни секунды, я запрыгнул на спину Гавайской Рубашке, крича при этом Треву:

– Он не жирный, он плотный!

Бен тоже бросился на помощь Чарли с криком:

– И солидный!

Мы повалились наземь, и вся эта куча-мала из трех мальчиков и одного громилы начала кататься по песку, врезаясь друг в друга коленями и локтями. Родители не заставили себя ждать. Два-три удара миссис Андерсон случайно достались мне, а Бен крепко получил папиным костылем. Это была настоящая бойня, и конец ей положил только страшный грохот, от которого у меня заложило уши.

Я вывернулся из-под мышки Гавайской Рубашки и увидел Большого Трева с направленным в небо пистолетом.

– Так, с меня хватит. Давайте сюда кольцо, пока я не превратил кое-кого в дуршлаг.

И он опять выстрелил в воздух.

Все застыли. Большой Трев шагнул к Чарли.

И тут произошло мое чудо номер два.

Насмерть продырявленная выстрелом чайка камнем упала на голову Большого Трева и вырубила его.

Трев рухнул как подкошенный.

Это не был удар молнии, но Большой Трев, вне всякого сомнения, был сокрушен. По полной программе.

Поскольку не каждый день видишь, как человека вырубает чайка, все мы – включая приспешников Большого Трева – сначала уставились в небо, а потом вниз, на Трева, лежавшего лицом в песке.

Мы бы, наверное, еще долго так задирали и опускали головы, если бы не появление полиции.

Две полицейские машины со скрежетом затормозили у пляжа, сирены завывали, мигали синие огни. Третья машина останавливаться не стала, а съехала по песку прямо к нам. За рулем сидела Филлис – с тем самым волевым и непреклонным выражением лица. Рядом с водительницей зажмурился и вцепился обеими руками в шлем констебль Майк, а из заднего окна высовывался Альберт и издавал вопли, напоминавшие боевой клич. Машина остановилась, Альберт выскочил с лопатой наперевес:

– Ну, у кого из вас мое наследство?

Мы все непонимающе уставились на него.

– Кольца! – заорал он. – Кольца с лебедями! Те, которые сперли у «Антикваров на колесах», потому что моя безмозглая сестрица не могла не похвастаться!

Мы все как один показали пальцами на Большого Трева, который все еще валялся на песке без сознания.

Очухавшись, Большой Трев заявил, что чувствует себя так, будто ему на голову обрушилась тонна кирпичей. Но даже самая крупная из чаек, а именно большая морская чайка, весит всего лишь одну целую и семьдесят пять сотых килограмма, а не тонну. Вот если бы на Большого Трева с неба упал морж, тогда, конечно, дело другое.

Констебль Майк и остальные полицейские быстренько арестовали Большого Трева и его подельников. (Позже мы узнали, что это был первый и единственный арест, произведенный Майком. А поскольку формально именно Майк изъял кольца и вернул их законным владельцам, то бишь Филлис и Альберту, он и получил обещанную награду в одну тысячу фунтов. Филлис взяла его в оборот и заставляет оплачивать из этих средств уроки вождения.) Когда мы спросили у Майка, как он догадался, где нас искать, а главное – откуда вообще узнал, что кольца у нас, он ответил, что у него тоже есть свои суперспособности. Чарли сперва даже на минутку в это поверил, но потом Филлис рассказала, что он просто с помощью полицейской рации перехватил радиопереговоры в такси.

Пока родители наперебой рассказывали полицейским, что произошло на пляже, мы с Беном и Чарли спустились к самой воде «печь блинчики».

Бен сказал:

– Чувак, мне жаль, что ты не нашел своего папу.

– Да все нормально. У меня уже есть папа, и вполне крутой.

А Чарли сказал:

– Но не такой крутой, как Бекки.

Я думал, Бен на него наедет. Но он не наехал, а сказал:

– Вообще-то она ничего, нормальная.

Чарли запустил в море очередной плоский камешек.

– Все, что с нами случилось за эти дни… вам верится, что это правда было?

Я улыбнулся:

– Не знаю, но одно могу сказать: прокатились мы неплохо!

Глава 28

В которой мы прощаемся с Бабс

Я сел на переднюю скамью рядом с папой и перевернул брошюру, в которой была расписана церемония прощания. На обложку поместили фото Бабс в голубом кардигане – том самом, который она сбросила с себя у мистера Бернли, когда играла в «Монополию» на раздевание. Именно та фотография, которую она хотела. Я передал брошюрку мистеру Бернли в конец скамьи, и он улыбнулся.

Викарий сказал очень много добрых слов о Бабс, а потом сделал такой краткий обзор ее жизни. Как в телепрограмме «Матч дня», когда рассказывают про лучшие голы сезона, только викарий говорил не о голах, а о самых лучших поступках Бабс.

О некоторых я и так знал – например о том, что в 2016 году она победила в конкурсе на лучший апельсиновый джем; еще бы мне не знать, если я перепробовал примерно три тысячи вариантов! А о некоторых не знал – например о том, что она однажды выиграла три калитки за Гемпшир. Я вообще понятия не имел, что она играла в крикет. Еще я узнал, что она перестала водить машину, потому что у нее было заболевание глаз под названием «глаукома», а не «гуакамоле», и это, конечно, логичнее, поскольку гуакамоле – это мексиканское блюдо.

Мне было приятно узнавать о ней новое, но и грустно было тоже. Я очень жалел, что так мало ее расспрашивал.

Папа, перед тем как выбраться говорить речь, сжал мое плечо. Костыли он оставил на скамье, достал из кармана листок бумаги и положил перед собой на кафедру. Как только я увидел его стоящим на своих двоих, мне захотелось плакать. Подбородок опять неудержимо затрясся, еще чуть-чуть – и слезы хлынули бы потоком, но тут Хильда перестала ковырять свой никотиновый пластырь и сжала мою руку, и мне немножко полегчало.

Хильда, конечно, не из типичных бабушек, но, между прочим, справляется она неплохо. Не скажу «блестяще», а то мало ли, вдруг Бабс услышит, а я вовсе не хочу быть сокрушенным. Мне, кстати, до сих пор кажется, что это Бабс приложила руку к истории с чайкой.

Папа откашлялся, поправил галстук и сделал глубокий вдох.

– Мне очень, очень повезло, что я знал Айрис. Благодаря ей я узнал, что такое любовь и счастье, а также благодаря ее дочери – моей Молли – и ее внуку, моему сыну Фреду.

Именно Айрис показала мне, что значит семья. Когда моя Молли умерла, я не знал, что делать. Некоторые из вас помнят, в каком состоянии я тогда был. Но Ай-рис – она распахнула мне свое сердце. Она научила меня быть отцом. Не кровь, которая струится в наших жилах, а любовь, живущая в наших сердцах, – вот что нас объединяет. И это показала мне она, Айрис. – Папины глаза наполнились слезами, и он посмотрел на меня. – И я навсегда понял одну вещь: даже когда человека больше нет рядом, это не значит, что ты перестаешь его любить.

Хильда снова пожала мою руку, и ее браслеты звякнули.

Потом я закрыл глаза, потому что не хотел смотреть, как выносили гроб, в котором лежала Бабс. Я сказал себе, что на самом деле ее там нет. Она где-то в другом месте, там, где ее очертания светятся и мерцают.

Открыв глаза, я с удивлением увидел перед собой Бена и Чарли. Они слегка мне улыбнулись, а потом повернулись к викарию и кивнули.

В динамиках зазвучали первые аккорды какой-то песни. (Наша церковь в Эндовере несколько более современная, чем церковь Трех Святых в Уэльсе.)

Я моментально узнал мелодию.

Бен и Чарли запели:

– Еще один шажок по огромному миру…

Вскоре уже все прихожане пели вместе с ними.

Папа наклонился ко мне и зашептал:

– Твои друзья подумали, что ты захочешь услышать сегодня именно эту песню. Когда я вслушался в слова – о том, как идти по жизни вместе, – я решил, что это идеальный выбор.

– Так и есть, – шепнул я в ответ.

А потом Чарли и Бен вместо «шажок» пропели «прыг-скок» – и подпрыгнули, а потом еще и еще.

Папа посмотрел на них, а потом на меня с таким растерянным видом, что я не выдержал и рассмеялся. И в этот самый миг я понял, что имела в виду Бабс. Я действительно вкладывал неправильный смысл в слово «семья». Я не видел того, что все время было у меня перед глазами, примерно как свиньи не видят звезд. Мне просто нужно было изменить угол зрения, чтобы увидеть.

Глава 29

Факт о чудесах

В тот вечер, после похорон Бабс, улегшись в кровать, я внезапно почувствовал под головой что-то твердое. Я сунул руку под подушку и вытащил свой блокнот «Мама бы мной гордилась». Мне не помнилось, чтобы я его там оставлял. Я пролистал страницы и обнаружил, что все-все до единой строчки заполнены. Не осталось ни одного пустого места. Даже поля были исписаны папиным корявым почерком.

Там было все-все, что я делал в своей жизни. Мои первые слова, мои первые шаги. Как я впервые сам завязал шнурки. Как я в школе не ударил Барри Уильямса, хоть он и обозвал меня идиотом. Как я ударил Барри Уильямса, когда он обозвал меня идиотом во второй раз. Как я отдал свое мороженое маленькой девочке, которая уронила свое… И так далее. Папа вспомнил все. А на самой последней странице он написал: «Моему сыну, моему чуду».

И я задумался о чудесах.

В самом начале я вам сказал, что не очень-то в них верю. Согласно Википедии, «чудо – это необыкновенное и желаемое событие, которое невозможно объяснить законами природы и науки». Из этого определения сразу становится ясно: многое из того, что люди называют чудесами, вовсе никакие не чудеса.

Смотрительница Берил в то утро не видела на церковном дворе призраков трех святых. Дэвид Дэвис не видел, как трое супергероев вылетают из его магазина. И констебль Майк не видел никаких проявлений сверхъестественной силы, когда мы сидели верхом на Альберте.

Но, как и сказала Бабс, может быть, я просто вкладывал в слово «чудо» неправильный смысл. Может, мне просто нужно изменить угол зрения.

Потому что, хотя в то утро Берил видела не святых, а всего-навсего нас, именно благодаря нам нашлись останки настоящих святых. И хотя мы и не умеем летать, мистер Дэвис действительно видел троицу лучших друзей, вместе пускающихся в полный опасностей путь. И констебль Майк, когда мы пригвоздили Альберта к тротуару, действительно видел проявления силы, пусть и другого рода. Потому что, как мне теперь известно, супергерои не носят развевающихся плащей и им не нужны мощные бицепсы. Супергерои – это люди, которые появляются там, где они нужны, в тот самый миг, когда они нужны. В общем-то, как и семья.

И может быть, там, у моря, в самой западной точке Уэльса, я не видел свою Бабс и не чувствовал маминых поцелуев. Может, я все это выдумал. Может, я просто грезил.

Я не знаю наверняка.

Я не могу утверждать, что это факт.

Но может быть – может быть, – это все-таки было на самом деле.

И лично мне этого «может быть» вполне достаточно.

Дженни Пирсон: вопросы и ответы

Вы когда-нибудь видели чудо?

Фредди и его Бабс на это сказали бы: все зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «чудо». Я, пожалуй, не смогу дать точного определения чуда, потому что меня очень легко удивить, для меня мир вообще состоит из сплошных чудес. Успеть забросить детей в школу до звонка – чудо; компьютеры, да и вообще всякие технологии, – чудо, которому я не перестаю изумляться; чудо, что я написала книжку; чудо, что я сейчас отвечаю на эти вопросы. И еще я думаю, что само существование жизни, Вселенной и человека – тоже чудо, да еще какое.

Какое путешествие было самым долгим в вашей жизни?

Поездка в Италию в девятом классе. Двадцать шесть часов в автобусе! Я слопала столько лимонного мороженого, что у меня весь рот покрылся язвочками.

Какая у вас самая любимая дорожная еда?

Уж точно не лимонное мороженое.

Они не продаются на каждом углу, и из-за них я не вызываю особой приязни у других пассажиров общественного транспорта, – но я обожаю гребешки с солью и уксусом; побольше соли и уксуса!

Что вдохновило вас на написание «Безумных каникул Фредди»?

О, очень много всего. Тема чудес и то, как наши представления преломляются в зависимости от точки зрения, – все это так интересно. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что начала «Фредди» вскоре после того, как потеряла отчима, и это, должно быть, сыграло свою роль в том, что я написала о горе утраты. И еще я хотела написать книгу о крепкой мальчишеской дружбе – я вижу такие дружбы в школе. Во Фредди, Чарли и Бене отразились очень-очень многие мои ученики.

Книга очень смешная и при этом теплая и сердечная; может быть, кто-то из ваших родных послужил вам особым источником вдохновения?

О-о-о, опасный вопрос: если я вдруг забуду кого-то назвать, разразится жуткий семейный скандал. Поэтому вынуждена сказать, что послужили все, вся семья. Что, кстати, правда.

Но все же – мой отчим и мама; то, как героически они сражались с его болезнью.

Скажите как учитель: почему смешные книги так важны?

Все любят смеяться; думаю, что юмор в книгах – один из главных ингредиентов, отправная точка, с которой начинается любовь к чтению, любовь на всю жизнь. Однако дело не только в том, чтобы приохотить детей к чтению, дело в том, чтобы помочь им идти по жизни. Юмор помогает нам справляться с трудностями. Помогает выстраивать дружеские отношения. И еще очень важно научиться смеяться над собой: кто умеет рассмеяться, когда упадет, тот умеет подняться и начать сначала.

Над чем вы сейчас работаете?

Писать я очень люблю, так что запросто можете рассчитывать на новые смешные книги о школьниках! Моя следующая книжка будет о Люси и ее стремлении побить мировой рекорд с целью (ошибочной, кстати) снова сделать маму счастливой.

А прямо сейчас я пишу о маленьком мальчике по имени Фрэнк, который по ошибке получает в наследство кучу денег и распоряжение присматривать за дедушкой. И решает, что лучший способ осчастливить ворчливого деда – это приобщить его к монстр-тракингу, паркуру и подобным занятиям…

Благодарности

В первую очередь я хочу поблагодарить ЛУЧШЕГО В МИРЕ агента и чудо из чудес – Сэма Коупленда, пинком запустившего меня в издательский полет. И какой же это был полет! Спасибо за все, я получила невероятное удовольствие.

Ребекка Хилл, мой редактор, и Бекки Уокер из Usborne – сияющие жемчужины издательского мира. Спасибо за то, что поверили во «Фредди» и разглядели его будущее. Работа с вами обеими – просто мечта, мне невероятно повезло!

Роб Биддальф! С ума сойти, вы это слышали? – мою книгу проиллюстрировал сам Роб Биддальф! СПАСИБО! Вы сделали нечто потрясающее.

Спасибо моей сестре Каролин Баун, самому веселому и смешному человеку на свете. А еще самому доброму, потому что ты разбирала мои жуткие каракули. Спасибо еще Джози Шен, Кэти Мюррей, Полли Скуби, которые тоже прошли через эту пытку – чтение моих черновиков.

Джо Олни, ты лапочка и котик, спасибо за креативность и за то, что разрешила мне целый день побыть супергероем в развевающемся плаще. А Эмме Бакстер с ее фотографическим суперталантом спасибо за то, что запечатлела это!

И еще про Usborne. Моя благодарность Саре Стюарт, научившей учительницу грамматике и работе со шрифтами. Кристиан Хэррисон, Лорен Робертсон и Арфана Ислам – спасибо вам за то, что снарядили Фредди и его друзей в дорогу. Катарина Йованович, богиня публикаций, Фрита Линдквист, Уилл Стил («стиль»!) – огромное спасибо за дизайн книги, а Саре Кронин – за ее великолепное нутро (нутро книги, а не Сары, хотя я уверена, что нутро Сары не менее великолепно). Вообще, в Usborne нужно сказать спасибо всем до одного – вы все потрясающие!

Огромная благодарность удивительной Кэтрин Джонсон из «Кертис Браун Криэйтив» и всем, с кем мы подружились в ходе писательского курса; вы сами знаете, какие вы! Спасибо также моей писательской группе SCBWI за полезные замечания и поддержку. И Стюарту Уайту из «Писательского наставника», и Кэролин Уорд, лучшему в мире чирлидеру. И моему американскому коллеге и тестеру Джошу Леви – за великолепный резонанс.

Спасибо детям из школы Сент-Маргарет в Дареме, особенно шестиклассникам из «серебряного» и «золотого» классов (2018–2019) и третьеклассникам из «оранжевого» и «фиолетового» (2019–2020), – вы настоящие рок-звезды, и учить вас всех большая радость (ну почти всех).

И, наконец, моя признательность исключительным, уморительным и талантливым детям, учить которых мне выпала честь – и радость. Каждый из вас – чудо, и спасибо вам за бесконечное вдохновение, которое вы мне дарите без всякого умысла. (Видите, я не шутила, когда говорила, что если вы будете плохо себя вести, то попадете прямиком в мою книгу.)

Если я кого-то забыла, простите и не обижайтесь, пожалуйста, вы же меня знаете. Я куплю вам выпить чего-нибудь вкусненького, чтобы загладить вину.

Примечания

1

One More Step Along the World I Go – церковный гимн для детей, который часто поют в начале и в конце учебного года. (Примеч. пер.)

(обратно)

2

Парни переделали в честь Чарли строчку из There is only one United – песни фанатов футбольной команды «Манчестер Юнайтед». (Примеч. пер.)

(обратно)

3

All Things Bright and Beautiful – очень известная детская христианская песня. Кстати, папа Фреда цитирует ее в шестой главе. (Примеч. пер.)

(обратно)

4

Знаменитое изречение, которое приписывают Бенджамину Франклину. (Примеч. пер.)

(обратно)

5

The Entertainer – знаменитый американский рэгтайм 1902 года, один из музыкальных символов XX века. Послушайте эту мелодию, вы наверняка ее узнаете. (Примеч. пер.)

(обратно)

6

Чарли, должно быть, вспомнил слова библейского пророка Иеремии о том, что леопард не может изменить свои пятна. По крайней мере, так пророк утверждает в английском переводе Библии. В русском переводе это не леопард, а барс, а в переводах на другие языки встречаются и пантера, и рысь, и другие крупные кошки. Но Иисус тут ни при чем! (Примеч. пер.)

(обратно)

7

Ging Gang Goolie – любимая песня скаутов, целиком состоящая из бессмысленных слов. (Примеч. пер.)

(обратно)

Флибуста

Безумные каникулы Фредди (fb2)

Дженни Пирсон Безумные каникулы Фредди

* * *

Глава 1

Глава 2

Глава 3

* * *

* * *

Глава 4

Глава 5

* * *

* * *

Глава 6

* * *

Глава 7

Глава 8

* * *

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

* * *

Глава 13

Глава 14

Глава 15

* * *

Глава 16

Глава 17

* * *

Глава 18

Глава 19

Глава 20

* * *

* * *

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

* * *

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Дженни Пирсон: вопросы и ответы

Благодарности

Примечания

1

2

3

4

5

6

7

Оглавление

Дженни Пирсон
Безумные каникулы Фредди