Поместье Уэйкфилд (fb2)

- Поместье Уэйкфилд [litres] (пер. Алексей Чайковский) (Вундеркидз - 2) 4003K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Жаклин Сильвестр

Жаклин Сильвестр
Вундеркидз. Поместье Уэйкфилд. Книга вторая

Любимым моим ребятам: Ники, Мише и Дэвиду.

А также – моему папе. Надеюсь, Рай похож на Мальдивы и ты проводишь время в караоке с остальными зашедшими рок-звездами.

Jacqueline Silvester

WUNDERKIDS PART 2: Wakefield Manor

Перевод Алексея Чайковского

Рисунки В. Н. Санджиевой

© Жаклин Сильвестр, текст, рисунок на переплете, оформление переплета, 2020

© Перевод, оформление, иллюстрации. АО «Издательство «Детская литература», 2020

Часть I
О золотых клетках и подрезанных крыльях

Глава 1
Ника

Нике снился кошмар – безмолвный вязкий мрак, в котором двигались бесшумные тени, стараясь затащить ее в черную бездну. Подобно русалкам, они выныривали из темных глубин и, осклабившись, тянули Нику за пальцы ног, чтобы утопить ее. Она проснулась с резким вздохом и болезненно прищурилась на яркий свет.

Ника не запомнила, что именно ей снилось, и это необычное ощущение неспособности вспомнить было и жутким, и освобождающим одновременно.

Она неуверенно пошевелила пальцами ног, рук, потом – ладонями, как будто выходя из комы. Когда ее глаза наконец привыкли к свету, Ника обнаружила, что она в просторной залитой солнцем спальне, окрашенной в бежевые и розовые тона. Над головой лениво вращались лопасти темного деревянного вентилятора. Сама она была словно упакована между одеялом и матрацем, как письмо в конверте.

Нике не в новинку было просыпаться в новом месте. В прошлом с ней такое случалось десятки раз: новое жилье, аренда по случаю, затхлые гостиничные номера… Ах да… еще ее милая комнатка в общежитии Вилдвудской академии. Но всякий раз это было прямым результатом действий матери – неоплаченного счета, разрыва отношений, отправленного без ведома Ники заявления в школу…

Ника свыклась уже со швыряющей ее к неизведанным берегам непредсказуемостью матери; однако до сих пор ей не доводилось просыпаться невесть где, даже не зная, как она туда попала.

В одно мгновение ее охватила острая паника, и Ника словно ошпаренная вскочила с кровати. В ответ на резкое движение вспыхнула дремавшая мигрень: боль обрушилась жгучим каскадом, сопровождаемым ритмичным грохотом и вибрацией. Ника прошипела в пустоту комнаты длинную череду проклятий. Где она, черт возьми, находится? И как она, черт возьми, сюда попала?

В комнате стояли деревянный шкаф с резными дверцами, ночной столик и тумбочка в том же стиле. Французское окно до пола. В углу высокое деревце в горшке, на стене большой металлический крест бирюзового цвета. Через арочный проход виднелась выложенная плиткой чистая и красивая ванная комната.

Ника пересекла комнату и выглянула в окно. За стеклом раскинулся ухоженный парк с кактусами, цветниками и кустарниками. Изразцовые дорожки тянулись по земле коричневыми нитями, соединяя декоративные озерца и белые статуи.

Все такое яркое! Все такое живописное!

Но Ника не доверяла подобной красоте. Уж этому-то ее в Академии научили. Замечательная частная школа предоставила ей все якобы даром, но на самом деле – только потому, что они намеревались похитить ее талант и продать его по самой высокой цене. Ей вспомнилось, как Академия хотела передать ее способности Заку. Сейчас она, конечно, понимала, что Вилдвуд покушался на ее фотографическую память.

Зак. В последний раз она видела его, когда парня тащили в лимузин.

Где он сейчас? Все ли с ним в порядке? Ника закрыла дверь этим мыслям в своей голове. Зак сейчас был вне пределов досягаемости. Не рядом. Пока еще не рядом.

Вдали виднелась стена, ограждающая всю территорию. За стеной раскинулась пустыня, автострада и что-то еще мерцало вдалеке – возможно бензоколонка.

«Я в закрытом комплексе», – эта мысль прорезала еще немного сонное сознание, как сверкающий луч солнца густую траву. Тошнота подкатила к горлу. Ника бросилась в ванную и стала, жадно глотая, пить из крана. Большие глотки воды тяжело падали в желудок.

В зеркале она увидела свое отражение в ореоле светлых вьющихся волос – спутанных и грязных. Темные мешки под серыми глазами. Ника выглядела бледной и болезненной. Она плеснула в лицо холодной водой, затем подошла к резной двери. Прислушалась.

Полная тишина.

Ника чуть приоткрыла дверь, с облегчением обнаружив, что она не заперта, и выглянула в щель. Длинный белый коридор с целым рядом резных дверей, растений в больших горшках и украшенных подушками скамеек тикового дерева.

Ника услышала шаги. Она осторожно притворила дверь и стала смотреть в замочную скважину. Мимо прошел солидный мужчина с идеальной осанкой, одетый в черную рубашку и брюки, напоминающие униформу. Ника затаила дыхание, увидев пистолет в кобуре у него на бедре, как раз перед тем как незнакомец исчез, повернув к лестнице в конце коридора.

Это охранник, поняла Ника. Она выждала несколько секунд, чтобы убедиться, что он не вернется, а затем стала осматривать комнату в поисках своего потрепанного рюкзака. Найдя, занялась ревизией своих пожитков; ее пальцы проворно пробирались сквозь вещи: вот старая вилдвудская форма, испачканная грязью во время лесного побега, когда она, Саймон, Зак, Квинн и Стелла вырвались из дома школьной медсестры Смит. Ника неосознанно коснулась того места на плече, куда медсестра всадила дозу транквилизатора. Крошечная ранка на плече до сих пор побаливала.

Ника запустила руку глубже в рюкзак и обнаружила красную книжечку с шифрованным текстом, которую похитила у директора, когда они с Саймоном и Квинном проникли в канцелярию. Потом, в туннеле она остановилась и спрятала книжечку под продранной подкладкой на дне рюкзака – так, на всякий случай. Ника убедилась, что книжечка на месте, затем затолкала ее обратно, поглубже, в секретное пространство между слоями ткани.

Ее пальцы замерли на деревянном кольце, которое вырезал для нее Квинн, и кулоне-монетке, что подарила ей Магда, домоправительница из Вилдвуда, перед первым Никиным показом. Сердце защемило при воспоминании о Магде. Магда и соседка Ники по комнате, Стелла, мертвы. Убиты Вилдвудской академией. Ника никогда больше не увидит их. Горло перехватил спазм. Ника спрятала дорогие ей безделушки. Нет времени. Сейчас на это времени точно не было.

Наконец она вытащила фотографию покойного отца и его армейских друзей, которую Зак подарил ей на прошлое Рождество. Больше в рюкзаке ничего не было, кроме разряженного телефона, который оставался бесполезным.

Ника уставилась на фотографию отца, пытаясь сообразить, что ей делать дальше. Сердце заныло знакомой скорбью, прежде чем ее взгляд скользнул на другого человека в кадре. То был настоящий Чед. Чед, за которого выдавал себя байкер, чтобы затащить ее в туннель. Тот байкер, который застрелил охранников Вилдвуда прямо на глазах у Ники и ее друзей. Он разлучил девушку с Интегралом, Эмбер и Квинном, а затем привел к туннелю контрабандистов. Все для того, чтобы притащить сюда, в это место, чем бы оно ни оказалось.

Зачем самозванец привез ее сюда, в этот закрытый комплекс, Ника понятия не имела. Но оставаться здесь, чтобы узнать, она не собиралась.

Она забросила рюкзак на плечо, убедилась, что коридор пуст, и пошла в направлении противоположном тому, где скрылся охранник. По дороге Ника прихватила со стола массивный подсвечник на случай, если ее все-таки обнаружат.

С деревянных балок потолка свисали черные железные светильники. Ника мимолетно глянула на них, стараясь ступать бесшумно по терракотовому полу. Она спустилась по изразцовой лестнице, никого по пути не увидев и не услышав ни одного постороннего звука. Здесь было столь же тихо, сколь великолепно. Ее ладонь вспотела, она сильнее сжала подсвечник.

Тошнота и головная боль усилились, когда Ника кралась по другому коридору и сквозь анфиладу резных французских дверей, ведших во внутренний двор. Снаружи воздух был влажным и липким. Пот стекал ручейками по ее спине и груди. Только сейчас Ника поняла, что она все еще в грязной футболке «Международной корпорации вафель», которую Зак раздобыл для нее, когда они сбежали из Вилдвудской академии. Ника остановилась, чтобы отдышаться.

Ей следовало пить больше, пока была такая возможность. Она сглупила, не подумав об этом раньше. Но почему она так быстро выдохлась? Что-то пошло не так. Как-то совсем неправильно. Ника попыталась вспомнить туннель. Но все, что смогла припомнить сейчас, – это осознание того, что «Чед» на самом деле не Чед. А еще был страх, что она застрянет в том проходе навсегда, что пути назад не будет. Она вытащила фотографию отца, рассматривала ее в полутьме. Затем дернула рычаг люка, который вел наружу. Ника вспомнила, как белый свет залил промозглое пространство. Сопротивление тянущим ее рукам. Крик.

Горло сжалось при этих воспоминаниях. Сердце колотилось, отдаваясь в ушах. Она пыталась сосредоточиться на своем дыхании и внимательно огляделась.

Стены внутреннего двора были украшены изразцовыми нишами с толстыми свечами и вазами для цветов. Там были также выложенные мозаикой настенные фонтанчики и прогулочная аркада с элегантными витыми арками, которые тянулись от дома, словно обнаженные корни. Утопающие в виноградной лозе арки густо затеняли атриум, но все же солнце просачивалось сквозь щели. Лучи нежного утреннего света полосами легли Нике на руки. Она нахмурилась. Это приятное окружение резко контрастировало с беспокойством, болезненно шевелившимся где-то в животе, как острый рыболовный крючок. Она услышала приближающиеся шаги и вжалась в небольшую нишу. Ника затаила дыхание и до боли сжала кулаки, ожидая, пока шаги начнут удаляться. Что бы это ни было за место, попала она сюда не по своей воле, и нужно отсюда выбраться, прежде чем кто-либо ее заметит и остановит.

Ника на цыпочках прошла мимо бирюзовой гостиной, полной вышитых подушек, а затем вышла в сад. Внешняя стена была достаточно низкой, чтобы через нее перелезть, если бы только удалось добраться до нее незамеченной. Ника трусцой пересекла небольшой открытый участок и нырнула за большой кактус карнегии.

В отдалении Ника видела еще и еще такие же карнегии, мощные, с ответвлениями толщиной с торс взрослого мужчины, и вьющиеся тонкие можжевеловые деревья, тянущиеся к солнцу. Кем бы ни был байкер, он выполнил свое обещание.

Мексика.

Она точно была в Мексике. Ее дыхание снова стало частым, а голову сдавило, словно обручем. Нику охватил очередной панический приступ.

Прячась в тени, девушка пробралась мимо двух зданий персикового цвета, похожих на то, в котором она проснулась. Какова роль этого места? Кто здесь живет? Кто бы это ни был, он богат. Комплекс напомнил Нике о шикарной гостинице со спа-салоном, где они когда-то жили с матерью в Аризоне благодаря свободному обхождению Дарьи с чековой книжкой, которую вот-вот должно было постигнуть аннулирование. Здесь тоже сады представляли собой мозаику из мелких прудиков, густых зарослей бугенвиллии и экзотических, похожих на хищных птиц, цветов в горшках. И точно так же, как в том спа-отеле, Ника чувствовала, что ее здесь не должно быть, что ее обнаружат и накажут.

Ника подавила страх и замедлила шаги, передвигаясь от одного уголка сада к другому. Как она решилась довериться этому байкеру? С его жирными длинными волосами и взглядом убийцы. У него на лбу было написано, что он преступник. Тем не менее Ника поверила в его историю и позволила своим друзьям поехать с другими байкерами. Какая же дура!

Впрочем, был ли у нее выбор?

Она тогда только узнала, что Магда и Стелла погибли в огне Вилдвуда, и не была способна здраво рассуждать. Разум помутило горе. Даже сейчас воспоминание возбудило то знакомое чувство, будто кто-то сжимает ее сердце в кулаке.

Предупредительный выстрел – так сказал фальшивый Чед. Вот как он назвал то, в результате чего ее соседка по комнате и домоправительница сгорели заживо. Для Вилдвудской академии это был способ объяснить ребятам, что все серьезно. Заставить их молчать, показав им, что они тоже в шаге от смерти. Вот почему Ника поверила байкеру, когда он настаивал на том, что им нужно как можно быстрее добраться до Мексики. Она поверила ему, когда он сказал, что у Вилдвуда есть связи с полицией. Что Ника уже в черном списке в аэропортах и что ей нужно добираться отдельно от друзей. Через туннель. Ведь план «Чеда» в том и состоял, чтобы разделить их.

Ника на цыпочках пробежала вперед. Стена была уже близко, и путь к ней свободен. И хотя мускулы протестовали, она бросилась на преодоление последнего отрезка. Ника шла вдоль стены, пока не достигла кованых ворот. Она бросила подсвечник. Дрожащими пальцами вцепилась в ручку, повернула ее и вышла. Мир за воротами был другим, более сухим, как будто мираж в одно мгновение вытолкнул ее в мертвые объятия пустыни.

Слева от нее находилась тесная стоянка с тремя старыми машинами. Ника позволила себе вздох облегчения; она прошла через дом и миновала ворота, не будучи замеченной.

Грунтовая дорога поворачивала от дома завитком, подобно стружке из рубанка, обрамленная жаждущими полива деревьями. Вдалеке виднелось шоссе и невысокие коричневые горы. Металлический блеск, что Ника заметила ранее, все еще мерцал на горизонте. Теперь она была уверена: это заправочная станция – с телефоном, по которому она сможет позвать на помощь. Ника оглянулась. Через ворота было видно скопление домов: гасиенда. В голове все встало на свои места, когда она узнала стиль зданий по картинкам из журналов и телевидения.

Кто-то позади нее закричал.

Вздрогнув, Ника отшатнулась от пронзительного звука. Головная боль усилилась, как будто ремень стягивали вокруг ее головы, все туже и туже. Она зажмурилась, желая уменьшить боль. А открыв глаза, увидела мужчину, который, направив на нее пистолет, кричал:

– Vuelve! ^[1]

Его тон подходил тюремным надсмотрщикам и грабителям банков.

Ника сделала шаг назад и споткнулась. Сухая земля встретила ее жестко.

Рядом с ней стоял еще один охранник, направляя на нее пистолет. Он выкрикнул несколько слов, которые она не могла понять. Ника отшатнулась назад, словно загнанное в угол животное, подальше от смертельной стали. Теперь уже кричали оба охранника. Поднявшаяся при ее падении пыль попала в лицо и неприятно щекотала глаза.

– Andale! Vuelve a la casa! Ahora! ^[2] – рявкнул второй охранник, жестом указывая на дом.

Затем последовали ругательства на испанском, и даже со своим плохим знанием языка Ника могла понять, чего они требовали, – они хотели, чтоб она вернулась. Охранники выглядели нервными: было очевидно, что, зайдя так далеко, она подорвала их авторитет.

Охранник ростом поменьше схватил ее за руку и грубо потянул на себя, вызвав тем дополнительную волну боли, прокатившуюся по Никиному позвоночнику. Оглушительные вопли и дерганье продолжались, пока позади Ники не раздался окрик, пронзивший остальных, словно предупредительный выстрел, и моментально заставивший их замолчать.

– Silencio! Déjala ir! ^[3] – велел тот же голос.

Охранники замерли, и Ника устало подняла свою отяжелевшую голову на этот новый голос. Яркое солнце слепило ее, и все, что она могла видеть, это голову с черными волосами. Сердце екнуло, она затаила дыхание. Зак. Его имя отдалось в душе мучительным напоминанием и внезапным жгучим желанием. «Зак. Зак. Зак», – громко и ясно прозвучало его имя в ее тяжелой голове – как полицейская сирена, пронизывающая тишину глухой ночи.

Но когда ее глаза привыкли к яркому свету, она рассмотрела красивое молодое лицо, которое вовсе не принадлежало Заку. Глаза Ники наполнились слезами разочарования, стыда и боли – головной боли. Она выпрямилась и уставилась на незнакомца, собирая остатки куража. Красив, но, кроме этого, у него не было ничего общего с тем, за кого она его приняла поначалу. У него загорелая кожа, жесткое выражение лица, темные волосы и крошечные шрамы вдоль бровей.

Парень отдал еще несколько приказов по-испански своим людям, которые немного сникли в его присутствии.

Ника почувствовала слабость в коленках; она низко склонилась и сосредоточилась на дыхании. Парень подошел к ней.

– Hola ^[4]. Меня зовут Бастиан, – представился он, обнаружив мелодичный и сочный выговор. – Могу я вам чем-нибудь помочь?

Его английский был беглым, но подчеркнуто правильным. Он, как бы приглашая, указал на дом.

– Я… – начала было Ника, но запнулась, не слишком уверенная в том, хочет ли называть свое настоящее имя.

– …Ника, – закончил он за нее. – Я знаю.

Ника почувствовала, как от напряжения ей словно кости ломит. Откуда он знает ее имя? Он ли главный владелец дома? Нет, он слишком молод; слишком молод, чтобы владеть целым имением и отдавать приказы вооруженным охранникам. Он не мог быть существенно старше ее. Но он каким-то образом связан с байкером.

Взгляд Ники устремился в пустыню.

– Нам есть о чем поговорить! Может, зайдем в дом? – настаивал Бастиан.

Ника неспешно разогнулась. Но движение было слишком резким, и она покачнулась. Когда Бастиан бросился ей помочь, она подняла руки, жестом показывая, что с ней все в порядке, и подала знак, чтобы он шел вперед. Бастиан подчинился. Ника последовала за ним нарочито медленно, выигрывая время; как только он зашел в ворота, резко развернулась и побежала в открытую пустыню.

Ника чувствовала, что колени не хотят слушаться, но бежала изо всех сил – так быстро, как могла.

В глубине души она знала, что в нее не будут стрелять. Она была нужна им живой.

– Там на сотни миль только пустыня! – услышала она позади крик Бастиана.

Ника не слушала – он лгал. Она испытывала свое сердце и ноги до тех пор, пока те не стали болеть невыносимо, пока боль, переполнив ее, не подступила к горлу вместе с желчью.

Ника ожидала, что Бастиан прикажет охранникам преследовать ее. Она готовилась услышать выстрелы и свист пуль. Вместо этого раздался звук ревущего двигателя. Она ускорила бег. Бастиан сел в одну из тех старых машин, чтобы догнать ее. Ника силой воли подталкивала себя вперед. Все, что ей нужно было сделать, – это приблизиться к заправке. Тогда она сможет звать на помощь.

Ее ноги двигались словно сами по себе. Жара становилась все нестерпимее. Капли пота стекали по лбу и – в глаза. Головная боль стучала кулаками в череп. Машина, обогнав ее, проехала еще два-три десятка метров и остановилась. Из машины вышел Бастиан.

Ника резко повернула вправо.

– Разве ты не хочешь видеть своих друзей? – окликнул он Нику.

Только не оглядываться! Он лжет.

– Интеграл – светлые кудри. У Эмбер длинные рыжие волосы. И надоедливый ирландец в глупой шляпе…

Никин бег трусцой невольно перешел в прогулочный шаг. Ему не так сложно было бы получить описание ее друзей. Достаточно одного звонка байкера, чтобы Бастиан узнал, как они выглядят… Если только этот парень знает байкера, а он, скорее всего, знает – иначе с какой стати он бы оказался на этой стороне туннеля, по которому послал их Чед? Но ее друзья пробирались своим путем, отдельно от нее, и Бастиан, зная, как они выглядят, наверняка не имел в виду, что они у него. Он все еще мог ей лгать.

– Пожалуйста, позволь мне отвезти тебя обратно в дом, – спокойно сказал Бастиан.

Ника остановилась.

Ее остановило не упоминание друзей, а скорее то, как он говорил, его уверенность. Его тон звучал так, будто он не только хотел ее остановить, но как будто он уже это сделал. Как будто он действительно знал, что ей больше некуда идти. Как будто он был просто удивлен ее поведением. Именно эта уверенность остановила ее. Но разве там не было заправки? Неужели правда в пустыне не было ничего, кроме мерцающих миражей? И да, у нее не было воды, она не продержалась бы даже до конца дня. Она больна и ослаблена. Бастиан знал, что ему не нужно гнаться за ней: продолжи девушка свой побег, то просто погибнет там, в песках.

Ника оглянулась на него. Охранники стояли рядом с машиной, с опущенными вниз пистолетами.

Бастиан поднял руки, как бы сдаваясь.

– Твои друзья внутри; если бы ты проверила перед тем, как бежать, то убедилась бы, что они спят в комнатах, соседних с твоей. – Он показал большим пальцем себе за спину, жестом голосующего путешественника автостопом. – Клянусь.

Он мог бы застрелить ее уже сейчас, если бы хотел. Ника подумала: не похоже, чтобы он собирался причинить ей вред. Еще не сейчас. Он нуждался в ней, для каких-то целей. А ей нужна вода. Ей нужна провизия. Ей нужен лучший план побега.

Ей нужны ее друзья. Ей нужны ответы.

Ника мимоходом глянула в сторону заправки.

– Кстати, эта заправка заброшена. Уже в течение семи лет, – сообщил Бастиан.

Ника прищурилась. Сейчас, будучи чуть ближе, она вроде бы различила полуразрушенный фасад здания. Рядом не было припаркованных машин. Окна разбиты. Бастиан говорил правду. Место заброшено.

Она снова посмотрела на гасиенду. Неужели ее друзья действительно там? Она не была в этом уверена. Пустыня предлагала сомнительную свободу. Гасиенда предлагала ответы. Смирившись, она пошла к парню и его охранникам.

Ника всегда предпочитала ответы свободе.

Она медленно шла, волоча ноги по пыли, чтобы сохранить немного энергии, давая себе шанс чуточку восстановить силы.

– Что это за место? – спросила она, приблизившись наконец к Бастиану.

– Гасиенда де Лос Сантос, – сказал он с улыбкой. – Мой дом.

Ника пристально посмотрела на него. Как будто пытаясь увидеть его насквозь.

– Я отведу тебя к твоим друзьям, – уговаривал он.

Ника позволила ему помочь ей пройти в ворота и вернуться в этот странный мираж вечнозеленых садов.

– Есть кто-то, с кем тебе нужно встретиться в первую очередь.

Глава 2
Зак

Зак дождался наступления ночи, чтобы проникнуть в кабинет своего дяди. Поместье Уэйкфилд – дом его детства и резиденция дяди Митчема – представляло собой таинственный лабиринт, наполненный люстрами, мебелью красного дерева и коврами ручной работы, но Зак провел здесь достаточно времени, исследуя и разнюхивая, чтобы знать, где спрятаны самые важные вещи. Если Митчему есть что скрывать, это должно находиться в старинном бюро в его кабинете.

Зак знал, что горничные хранят запасные ключи от всех комнат в кладовке на третьем этаже. Он ведь сам подкупил старшую горничную, чтобы она завела такой порядок и чтобы он мог получать доступ к дядиной коллекции выдержанных виски всякий раз, как ему захочется выпить. В конце концов эту горничную уволили, как и большинство сотрудников Уэйкфилдского поместья, но система с ключами сохранилась.

Зак стащил нужные ключи и направился по коридору к кабинету могущественного магната «Фармы».

Ноги онемели, а в левой лодыжке ощущалась пульсирующая боль. Вероятно, от удара в дверь лимузина. Зак хмурился, хромая. Не следовало ему доверять Сильвио. Когда их план побега из Вилдвуда зашел в тупик и им понадобились деньги, Зак обратился к Сильвио, личному помощнику своего дяди. В прошлом Сильвио за определенную плату выполнял пожелания Зака. И всегда держал эти поручения в секрете: его грандиозные вечеринки, недельные отлучки… Но в этот раз Сильвио предал его. Когда они отправились на встречу с ним на стоянке, то попали в засаду, и Зак был разлучен со своими одноклассниками и Никой.

Зака затащили в лимузин и удерживали там. Он сопротивлялся, пиная во все стороны и крича. Именно тогда, наверное, он повредил лодыжку, зацепив ногой дверь.

В любом случае все его усилия были напрасны. Зака жестко «упаковали», доставили в усадьбу Уэйкфилд, затащили на второй этаж и бросили в его детскую комнату. Дядя, вероятно, ожидал, что он просто будет сидеть и тихо ждать прощения, как наказанная собака. Как будто его снова поймали на посещении ночного клуба или застукали целующимся со школьной подружкой Вайолет, а не пресекли реальную попытку побега из школы. Попытку по-настоящему изменить свою жизнь.

Митчем знал, где Ника. Зак был уверен, что тот в курсе. Митчем также был в курсе, что Вилдвудская академия ворует таланты. Черт возьми! Его дядя, вероятнее всего, был к этому причастен. Хотя Зак понимал, что дядя мало интересуется талантами, несмотря на то что залы Уэйкфилда были увешаны бесценными шедеврами. Его обширная коллекция произведений искусства была дымовой завесой для званых обедов и гостей. Дяде Зака не было дела до красоты, таланта или изысканного внутреннего убранства – Митчема волновали только сила и только власть.

Если Митчем сотрудничал с Вилдвудом, значило ли это, что он бросил Вилдвуду на растерзание Нику, Квинна, Интеграла и Эмбер? Отдал их в руки директора? Попытается ли директор убить их? Зак отпер дверь кабинета.

Он должен был найти доказательства причастности Митчема. Затем он сможет пойти в полицию, или обратиться к прессе, или шантажировать Митчема, чтобы тот вернул ему друзей. Осматривая безупречный стол дяди, Зак в глубине души понимал, что это бесполезно, однако не мог же он просто ничего не делать.

Зак пролистал и переворошил бумаги дяди с небрежностью вора-любителя, нисколько не волнуясь о беспорядке, который он при этом создавал. В любом случае Митчем узнает, что племянник там побывал, – в поместье Уэйкфилда камер было достаточно, чтобы вести собственное реалити-шоу. Зак отбросил банкноты, письма, документы с монограммой и всяческую именную кожгалантерею.

Его внимание привлекла сверкающая рамка в углу кабинета. Фотография Митчема с действующим президентом. Они улыбались и пожимали друг другу руки. Дядя терпеть не мог фотографии, но это был не просто снимок. Это был силовой ход.

Между родственниками не было ощутимого семейного сходства. Мюриэль, мать Зака, была красавицей, с кудрями цвета вороньего крыла, выразительными чертами лица и блестящими зелеными глазами, которые унаследовал ее сын. Лишь когда она заболела, часть этой красоты ушла, выжатая из нее, как вода из мочалки. У Зака было узкое лицо с высокими скулами и темные волосы. Митчем же был коренастым и ничуть не элегантным. Неестественного красновато-коричневого цвета волосы он зачесывал «переплюйчиком», чтобы скрыть начинающую лысеть часть головы. Настороженно-мрачный ястребиный взгляд темных глаз, тонкие злые губы – все это выражало коварство. Своим видом на фото Митчем словно утверждал, что он будет похитрее самого президента. Зак раздраженно перевернул рамку, не желая смотреть на самодовольное лицо Митчема.

Он открыл дверцы встроенных в стену шкафчиков. Потом перелистал все файлы на букву «В» и вытащил папку Академии Вилдвуд. Досье оказалось толстым и тяжелым, но школьных заявлений Зака, его аттестатов и результатов за полугодие там не нашлось. На самом деле в папке было не много того, что вообще указывало бы на существование Зака. В основном это был каталог пожертвований Митчема Академии.

Зак широко раскрыл глаза от удивления. Он знал, что Митчем состоял в совете Вилдвуда и что он щедрый спонсор этого заведения. Это нормально для человека, стремящегося удержать своего племянника в престижной школе, несмотря на буйное поведение и плохие оценки. Оказалось, однако, что его членство в правлении Вилдвуда исчислялось годами еще до того, как Зак начал там обучение. До того даже, как Зак пошел в среднюю школу.

А платежи…

Зак протер глаза и снова посмотрел. Взносы Митчема превышали просто щедрые пожертвования. Это не были даже суммы в стиле «вашего мальчика застукали со спиртным, так что профинансируйте-ка строительство нового библиотечного корпуса». Нет, там были цифры, которые предполагали получение дивидендов: инвестиции. Зак нахмурился: почему Митчем инвестировал в Вилдвудскую академию задолго до того, как туда зачислили его племянника?

Пальцы парня цепко впились в досье. В нем содержалась полезная информация; он понимал интуитивно, что может ее использовать.

Менее года назад газета «Лос-Анджелес Таймс» опубликовала статью о Митчеме. Заку велено было оставаться в своей комнате во время интервью, как, впрочем, во время любого важного события в Уэйкфилде. Тем не менее он прочитал этот материал, когда газета вышла. Он до сих пор помнил имя журналистки. Журналистки, изобразившей Митчема властолюбивым вором в законе, циничным магнатом «Фармы», не заботящимся о человеческой жизни. Зак все еще помнил, как его дядя злился, и помнил собственное злорадство, которое пытался скрыть, видя Митчема таким разъяренным.

Зак может найти эту журналистку и, использовав ее, напугать Митчема, чтобы тот освободил Нику, где бы та ни была. Он может пригрозить тем, что предоставит журналистке эти файлы и тем даст возможность прессе завершить расследование.

Машина Зака все еще находилась в Академии, в двух с половиной часах езды, в горах Сан-Хасинто, но ключи от всех машин Митчема лежали на кожаном подносе у бара. Написать письмо журналистке было невозможно, поскольку все компьютеры Митчема были запаролены. Зак должен встретиться с ней лично. Он знал, где находится редакция «Лос-Анджелес Таймс». Их большую вывеску было видно даже с автострады. Он мог встретиться с журналисткой и дать ей достаточно информации для небольшой статьи, а затем пригрозить Митчему опубликованием всего остального.

Направляясь к двери, он с кем-то столкнулся. Это был личный помощник Митчема. Сильвио выронил из рук несколько документов, которые большими белыми бабочками приземлились на пол. Зака затрясло от гнева, когда предатель, разлучивший его с Никой, трусливо опустил взгляд и попятился.

– Это была не моя вина… – начал он оправдываться, но тут кулак Зака врезался в его лицо.

Захрустели кости, и брызнула кровь. Зак сгреб изящного Сильвио за воротник и швырнул к стене.

– Куда они ее забрали? – прорычал Зак. – Куда?!

За вопросом последовал очередной сильный удар, а затем еще один. Дрожащими руками Сильвио вцепился в стиснутые кулаки Зака, побелевшие от напряжения. Ухоженные длинные ногти Сильвио впились в его кожу.

– Я не… – Он не сумел договорить.

Внезапно чьи-то руки легли на плечи Зака. Двое охранников оттащили его от Сильвио, но парень отчаянно дергался в их лапах, пока предатель деловито поправлял свой воротник.

– Достаточно, – донесся знакомый голос из коридора.

Зак посмотрел туда, где стоял Митчем, наблюдавший за ними. Холодный и отстраненный. Сердце Зака оборвалось, когда он перехватил взгляд дяди, направленный на похищенную папку, валявшуюся теперь на полу.

Митчем дернул головой, показывая Сильвио, чтобы тот удалился, и подлый трус, подобрав документы и не глядя в сторону Зака, послушно исчез. Парень с презрением посмотрел ему вслед.

Митчем оглядел разгромленный кабинет, усыпанный бумагами.

– Я не в восторге от беспорядка, который ты здесь устроил, – холодно заметил он, подбирая с пола папку с записями о пожертвованиях.

Зак не переставал дергаться, пытаясь вырваться из рук охранников, которые потащили его по коридору, как какой-нибудь мешок с картошкой.

– Плевать мне на твой невосторг, – крикнул Зак Митчему, который шел перед ними, не оглядываясь.

Они миновали одну дверь, другую, весь третий этаж, затем спустились на три этажа по служебной лестнице.

Зак понял, что его тащат в подвал. Но зачем? Там не было ничего, кроме антиквариата и дополнительных наборов стульев для модных фармацевтических вечеринок Митчема.

– Зак… – начал Митчем.

Парня передернуло от того, как дядя произнес его имя – как если бы оно было обременительным, несло в себе что-то крайне нежелательное.

– …честно говоря, я думал, прошедшие годы научили тебя, что лучшая форма самосохранения – это сотрудничество.

Зак собирался сказать что-нибудь обидное и остроумное в ответ, но промолчал, поскольку они как раз достигли подвала. Здесь было пусто: ничего, кроме бетонного пола и низких стен.

Митчем подошел к противоположной стене и набрал код на почти незаметной встроенной клавиатуре.

Зак снова попытался освободиться, но сражаться с могучими охранниками было бесполезно.

– Я тут кое-что перестроил в прошлом году, – желчно усмехнулся Митчем, предвкушая эффект.

Бетонная стена отодвинулась в сторону, открыв тайную комнату. Обстановка комнаты придавала ей вид лаборатории в соединении с бомбоубежищем. Здесь стояли металлический хирургический стол и стеллажи, заполненные оборудованием. Стены были покрыты панелями с кнопками и ручками. Митчем набрал код на другой клавиатуре, и стеклянная стена отъехала с пугающей скоростью.

– Я всегда полагал, что человеку, которого так ненавидят, как тебя, очень даже может пригодиться секретное убежище, – сказал Зак, когда обрел дар речи.

Митчем снова усмехнулся. Его самодовольная ухмылка бесила племянника.

– Это не убежище.

– А что?.. – глухо проговорил Зак.

Хотя он твердо стоял обеими ногами на бетонном полу, его плечи ослабли от страха. В животе что-то сжалось, и он чувствовал избыток адреналина в крови. Тело больше не ощущалось как собственное, оно мучительно трепетало в руках охранников. Он был пойманной рыбой и беспомощно болтался на леске, приближаясь к берегу, к своему удушению.

– В убежищах люди прячутся сами, – сказал Митчем, – а здесь людей удерживают, не спрашивая их желания.

Он махнул рукой, и прежде чем парень успел опомниться, крепкий охранник, справа от Зака, вонзил шприц ему в шею и надавил на поршень.

Зак пытался сопротивляться, отбиваться, кричать и дергаться, но это было все равно что барахтаться в зыбучих песках.

Охранники затолкали его в комнату, и стеклянная стена вернулась на место. Он был в ловушке. Зак резко бросился на стекло, надеясь перебороть действие успокоительного.

Митчем смотрел на племянника, засунув руки в карманы брюк, смотрел на него как посетитель зоопарка на зверька в клетке. Зак колотил кулаками по стеклу. Стекло не сдвинулось с места. Стерильная тишина комнаты укутала его в кокон, проглотила его. Силы Зака угасали.

– Зачем было колоть мне успокоительное, если ты собирался просто запереть меня здесь! – громко выкрикивал Зак в тишину, надеясь, что слова пройдут сквозь стеклянную преграду.

– Незачем, конечно. Я просто так захотел, – отвечал Митчем и сделал паузу. – Я давал тебе весь мир, Зак. Свободу, богатство, первоклассное образование, а ты просто швырнул это все мне в лицо – и ноль благодарности. Я был очень разочарован, узнав, что ты сбежал из Академии.

Зак фыркнул. «Свобода»? Собрав остатки сил и со всей злости, он в последний раз ударил кулаком по стеклу. Потом пнул его ногой так, что раненая лодыжка снова заныла.

– И этот дом! И Вилдвуд! Все, что ты делал, – это сажал меня в дорогие клетки! Ты обращался со мной как с VIP-заключенным.

Он пытался выглядеть вызывающе и проклинал ребенка внутри себя, который, вместо этого бунта, хотел плакать. Ребенок хотел свернуться калачиком и умереть прямо на холодном цементном полу. Тот самый ребенок, который прятался от медсестер после смерти матери.

Зак ослаб под действием препарата, его колени подогнулись, он ссутулился и опустился на пол. Митчем подошел вплотную к перегородке – его дыхание оставляло на стекле запотевший след. Он смотрел на племянника, и на лице его отражалась смесь разочарования и недовольства.

– Мы все пленники своих демонов, – произнес он, положив ладонь на стекло. – Но лишь некоторым из нас достаточно повезло, чтобы иметь золотую клетку.

Митчем повернулся и пошел прочь. У выхода он остановился.

– Возможно, тебе следует больше это ценить.

С этими словами Митчем оставил племянника в покое. Он выключил свет в подвале. Цементная стена вернулась на место. Теперь была только тьма и бесконечная тишина.

Зак почувствовал, как сознание ускользает от него. Когда сон пришел за ним, парень охотно поддался его зову.

Глава 3
Ника

Бастиан помогал Нике пересечь территорию таинственной гасиенды. Но прошла всего минута, и ей понадобилась передышка.

– Дай мне две секунды, – попросила она.

– Не торопись, – успокоил он ее и жестом предложил присесть на край фонтана. Ника проковыляла к воде и села. Вопросы и желчь просились к ней на язык. В голове все еще стучало.

Что с ней происходит? Она была слишком слаба, и, хотя могла теперь вспомнить, как оказалась в Мексике, она совершенно запамятовала, каким образом добралась от туннеля до гасиенды. Что это значит? Ее накачали какими-то препаратами? Оглушили ударом по голове? Мысли когтями царапали разум. И процарапывали все глубже, до глубокой зияющей раны, пóлой и ужасающей.

Ей нужно было непременно увидеться с друзьями.

О ком Бастиан говорил, с кем она должна встреться в первую очередь? Ника глянула на своего провожатого. Она впервые могла рассмотреть его внимательно. Густые брови, рубцы над ними, шрам на левой щеке. Похоже, он в этой жизни уже получил изрядную порцию ударов. Тем не менее Бастиан не мог быть намного старше ее. Максимум восемнадцать. У него сильные руки, с выраженными венами и четко очерченными мышцами и стройное телосложение. Как может такой юный парень распоряжаться таким имением?

Бастиан поймал ее взгляд и улыбнулся. У него глаза медового цвета, и ямочки на загорелых щеках. Парень засунул руки в карманы синих льняных штанов, подпоясанных ремнем с претенциозной золотой пряжкой. Он напоминал рекламу летнего одеколона в дьюти-фри. Вроде тех рекламных плакатов на стенах аэропортов в июле. Ника нахмурилась и отвернулась.

Несколько минут миновали в молчании, прерываемом лишь вздохами Ники и пением птиц над головой.

Ника посмотрела на ближайший дом. Более подходящим был бы термин «вилла». Грубые фактурные стены этой виллы были выкрашены в оранжевый цвет. Черепичная крыша, разумеется, терракотового цвета. Тернистая бугенвиллия, небрежно взбирающаяся на нее по передней стене. Ярко-розовые цветы рассыпались по балконам и над парадным входом.

Несмотря на жару, тело Ники покрылось гусиной кожей. Страх и тошнота спрятались у нее в животе, вызывая ощущение, будто она в падающем самолете.

Это место. Этот парень. Это все было неправильно.

– Готова? – спросил он, словно почувствовав ее сомнения.

Бастиан протянул ей руку и помог подняться.

– Отведи меня к моим друзьям, – попросила Ника.

Его ответ был немедленным:

– Не сейчас.

Бастиан вел ее в самый маленький из трех домов. Ника крепко сжала лямки своего рюкзака и побледнела. Бастиан поднял бровь.

– Ты здесь в безопасности, тебе не нужно беспокоиться, – убеждал он Нику.

– Мне было бы безопаснее, если бы ты ответил на несколько вопросов, – следовала она за ним через длинный коридор, мимо ряда ярко окрашенных дверей. – Кто ты? Где я?

– Мы друзья Чеда. Это мой дом. Ты в Мексике. Разве не здесь ты хотела оказаться? – слегка усмехнулся он.

Лжец. Чеда не было. Чед был поддельным. Ника не позволила знанию его лжи отразиться на ее лице.

– Я знаю, что я в Мексике. Но как я сюда попала? Из туннеля?

Он оглянулся.

– Ты не помнишь?

Ника отрицательно покачала головой.

Бастиан пожал плечами.

– Возможно, память еще вернется к тебе, – пообещал он.

Ледяной холодок пробежал по позвоночнику Ники. «Возможно, память еще вернется к тебе». Знает ли он, что Вилдвудская академия хотела забрать ее фотографическую память? Может, он работает на них? Ника замедлила шаги, теперь она едва волочила ноги по плитке.

– К кому ты меня ведешь?

– Jefe.

– Кефе?

– Хе-фе, – деликатно исправил он ее произношение. – Иначе говоря, босс, глава дома.

Он повел ее по широкой лестнице на второй этаж. Ника пыталась систематизировать информацию, чтобы понять, насколько опасно ее положение. Ясно было одно: кем бы ни был этот Хефе, он был богатым, очень богатым, если, конечно, роскошное жилье можно считать объективным показателем. Бастиан остановился и постучал в арочную дверь.

– Entrar ^[5], – раздался голос.

Бастиан открыл дверь для Ники, и она вошла в просторный, богато обставленный кабинет. Там, на дорогом кожаном диване лежал загорелый мужчина солидного возраста.

Ника до этого момента не представляла себе, чего ей ожидать, как должен выглядеть этот Хефе: то ли у него шрамы на лице, как у Бастиана, то ли он окажется грозным, как директор Вилдвуда. Но этот человек, лет пятидесяти, оказался довольно красив и ухожен. Развалившись на диване с задранными ногами, он походил на расслабившегося пациента на приеме у психолога. У него были темные, но с сильной проседью волосы и дружелюбное выражение лица. Он присел и улыбнулся девушке.

– Ола, Ника, тебе уже получше? – спросил мужчина.

У него был приятный мягкий выговор, как у Бастиана.

Ника осторожно оценивала его. Как и Бастиан, он знал ее имя – даже ее прозвище. При том, что она им ничего о себе не сообщала. Наверное, им Чед рассказал все о ней?

– Добро пожаловать в мой дом. Я полагаю, Бастиан ясно дал тебе понять, что ты в безопасности и являешься здесь желанной гостьей, – продолжил мужчина.

– «В безопасности»… хм, – повторила Ника его слова. – Ваши охранники направляли на меня свое оружие.

Хефе обернулся к Бастиану и спросил его о чем-то по-испански, Ника не могла следить за их беседой. Бастиан отвечал ему, щедро жестикулируя.

– Понятно, – мягко сказал, наконец, Хефе. – Извини. Они очень серьезно относятся к своей работе.

– А в чем именно состоит их работа?

Мужчина щелкнул языком.

– Главным образом… охранять гасиенду.

– Главным образом?..

Хефе прищурил свои светло-карие глаза, глядя на Нику. Он встал с дивана и пересел за письменный стол. Ника тем временем продолжала изучать его кабинет – взгляд ее переместился на мини-холодильник, стопку книг, несколько распечатанных пакетов с таблетками на широком столе и какой-то кубический предмет, накрытый черной тканью.

– Знаешь, если бы мои люди не остановили тебя, ты бы проводила время в пустыне, наедине с койотами. – Его глаза следили за ее взглядом, наблюдая, как она все это воспринимает. – Со змеями… Но хуже всего – обезвоживание.

– Значит, вы оказали мне услугу, похитив меня?

Хефе нахмурился с отвращением.

– Похищение – слишком сильное слово. Давай назовем это условным задержанием.

– Я знаю, что Чед на самом деле не Чед, – заявила Ника, за отсутствием чего-нибудь лучшего.

Она пыталась оценить его реакцию. Почти незаметно Хефе посмотрел на Бастиана, а Бастиан отвел глаза. Лицо Хефе вспыхнуло то ли раздражением, то ли чем-то еще, чего Ника не могла точно определить. Разочарование?

– Да, ты была очень расстроена, когда поняла это. И слишком возбуждена. Мы должны были успокоить тебя ради твоей же безопасности.

Расстроена? У Ники возникло слабое воспоминание о тянущихся к ней руках. Она сопротивляется им… Осознание проникло в ее тело холодом и сосредоточилось где-то в области желудка.

– Так вы меня усыпили? После туннеля?

– Да.

Ника приняла эту информацию, как таблетку, и она стала растворяться у нее на языке – горьким резким вкусом, липко осевшим в горле. Она чувствовала себя преданной. Одновременно Ника ощутила некое болезненное облегчение. Теперь нашлось объяснение ее тошноте и частичной потере памяти. Ее память не украли. Это лишь последствия действия препарата. По крайней мере, это уже было что-то.

– Итак, вы ввезли меня нелегально в Мексику, усыпили, а затем доставили сюда. Зачем? Что вам от меня нужно? Где мои друзья?

Хефе потер переносицу двумя пальцами, словно пытаясь избавиться от головной боли.

– Твои друзья внизу, завтракают.

Ника двинулась к двери, но Бастиан преградил ей путь.

– Ты увидишь их через мгновение, – продолжил Хефе. – А прежде у меня к тебе несколько вопросов. Пожалуйста, сядь, – указал он на стул.

– Я лучше постою.

Хефе улыбнулся, как будто находил ее поведение забавным.

– Очень хорошо, – согласился он. – Когда вы проникли в кабинет директора Вилдвудской академии, ты кое-что там позаимствовала. Я хочу знать, где оно, – огорошил он ее.

Красная книжечка. Усилием воли Ника заставила замереть все мышцы лица, сохраняя непроницаемое выражение, и сумела удержаться от того, чтобы глянуть на висевший у нее на руке рюкзак.

– Понятия не имею, о чем речь, – пожала она плечами.

– Нет смысла отрицать. Мы знаем, ты что-то взяла.

– Почему бы вам не спросить своих друзей в Вилдвуде, что именно я якобы взяла? Я не смогу вам помочь, если не буду знать, что вы ищете.

– Я уверен, ты понимаешь, что, если бы я сотрудничал с Вилдвудской академией, тебя бы здесь не было, вы все были бы мертвы, – наклонился вперед Хефе. – Теперь вернемся к моему вопросу. Ты что-то украла. Я хочу это. Где оно сейчас?

Если они не сотрудничают с Вилдвудом, то кто эти люди? Знают ли они Митчема, дядю Зака? Чушь какая-то. Если Хефе называет книжечку «это» и «оно», то, возможно, он действительно не знает, о чем конкретно речь.

– Обыщи ее, – велел Хефе Бастиану.

Ника попятилась.

– Мы уже обыскали все ее вещи. Ничего там нет, – покачал головой Бастиан.

Хефе в ответ на слова помощника закатил глаза.

– Веро-ника, – медленно произнес он ее полное имя, словно угрожая (Ника заметила, что его глаза все-таки не карие, а тоже медового цвета, только более темного оттенка, как нефильтрованный мед), – будет намного проще, если ты согласишься по-хорошему.

Эти люди слишком много знали о ней. Если они не заодно с Вилдвудской академией, то откуда у них столько информации?

– Я соглашаюсь в обмен на ответы, – сказала Ника, хотя и не собиралась отдавать красную книжечку. – Этот фальшивый Чед знал массу вещей. – Она сделала паузу, так как адское давление начало нарастать у нее в глазах. – Он знал многое обо мне, о моей семье. Интимные вещи. Откуда?

Хефе слегка прищурил глаза.

– Ответ в ответ на ответ. Что ты взяла из Вилдвуда?

– Понятия не имею, о чем вы говорите.

Хефе внимательно изучал ее. Каждую линию ее лица – в точности как делала Ника, готовясь нарисовать что-нибудь по памяти. Он снова вздохнул.

На столе зазвонил телефон, и взгляд Хефе остановился на нем. Он кивнул Бастиану, и Ника почувствовала, как рука парня слегка толкнула ее в спину.

– Мы можем продолжить этот разговор позже, – вполне дружелюбно пообещал Хефе.

Ника хотела задать больше вопросов, но уже была по другую сторону двери, прежде чем успела открыть рот. Записная книжка, спрятанная в рюкзаке, казалась теперь якорем, который – как нечто ценное, но и опасное – удерживал ее на месте и одновременно топил, притягивая к морскому дну…

Бастиан провел ее мимо целой галереи живописных картин, изображавших пустынные пейзажи с барханами, кактусами, садоводами в больших сомбреро на голове. Затем, отворив французские двери, пропустил ее в большую кухню-столовую с островом-столом черного мрамора посередине.

Квинн, Интеграл и Эмбер сидели за ним, вокруг кучи тарелок. Железный кулак, стискивавший сердце Ники, немного ослаб, когда она увидела их всех вместе. Ее друзья были в безопасности. Ребята же при виде ее замолчали.

Квинн вскочил со стула так резко, что чуть не поранился о каменный стол. Он сгреб Нику в охапку и уткнулся носом в ее светлые волосы.

Он касался ее рук, ладоней и лица кончиками пальцев, рассматривал, стараясь убедиться, что с ней все в порядке. Его наполненные беспокойством глаза были широко распахнуты, буквально выдавая морские штормы, бушевавшие в его душе. Но вдруг он весело рассмеялся.

Ника покраснела. Ей стало неловко за свой вид, за то, что на ней грязная футболка от «Международной корпорации вафель», пропитанная запахом плесени из туннеля.

– Я думал, ты еще спишь. А то зашел бы за тобой непременно. Я спустился, только чтобы поесть… – торопливо оправдывался Квинн.

Когда он волновался, его ирландский акцент становился заметнее, превращая фразы в звонкую музыкальную импровизацию.

– Привет, Ника, – тихо произнес Интеграл.

Его упругие светлые кудри были спутаны больше, чем обычно. Он прижал мостик очков к переносице – нервный тик, знакомый Нике еще по экзаменационным неделям Вилдвуда.

Квинн провел рукой по своим каштановым волосам, бросив ревниво-обвиняющий взгляд на провожатого Ники.

– Я вижу, ты уже подружилась с нашим восхитительным хозяином, Бастианом, – проворчал он.

– Спокойно, дружище, – отшутился Бастиан. – Я просто помогал ей сориентироваться.

Квинн закатил глаза. Ника переводила взгляд с одного парня на другого, удивляясь, что те не только успели познакомиться, но между ними уже установились какие-то взаимоотношения.

Насколько же ее друзья в курсе происходящего? Знают ли они о вооруженных охранниках? О стене вокруг всего комплекса?

Квинн подвел Нику к столу, где Интеграл и Эмбер по очереди стиснули ее в объятиях.

Позади Интеграла стояла тарелка с целой горой блинчиков.

Ника пристально осмотрела каждого из друзей.

– С вами все в порядке?

– У нас все хорошо, – заверила ее Эмбер.

Улыбка озарила ее веснушчатое лицо. Немытые рыжие волосы были собраны в неаккуратный пучок на макушке. На свою тарелку она набрала кучу фруктов. Несмотря на улыбку, ее зеленые глаза были уставшими и тусклыми, лишенными обычного блеска.

Интеграл макал свернутый треугольником блинчик в лужицу кленового сиропа. Стройная пожилая женщина у плиты готовила очередную порцию. Она оглянулась и улыбнулась Нике. Та почувствовала, как внутри закипает гнев, за которым тут же последовал стыд. Она пыталась убежать, запаниковала и испугалась, когда они все сидели здесь, наслаждаясь спокойным завтраком. Их спокойствие бесило ее. Они должны были сразу же прийти за ней.

– Поездка была долгой, – заметил Интеграл. – И когда мы добрались до… как ты это называешь? – повернулся он к Бастиану.

– Гасиенда де Лос Сантос.

– Да… до гасиенды де Лос Сантос, нам сказали, что ты уже спишь. Ты что, плохо себя чувствуешь?

Вот почему они не пришли за ней. Ее друзья понятия не имели, что они в опасности. Ника посмотрела на Бастиана. Тот ответил ей взглядом более чем многозначительным – предостерегающим.

Она хотела объяснить Интегралу, что ее усыпили. Она должна была сказать друзьям, что Чед не был Чедом. Рассказать им о Хефе и красной книжечке. Сообщить, что все в опасности. Но Ника решила подождать, пока Бастиан перестанет нависать над ними, как ястреб. Хотя она уже призналась ему, что знает о фальшивой личине Чеда, обсуждать мотивы их похищения в присутствии соглядатая было не безопасно.

– Ты неважно выглядишь. Тебе нужно поесть, – посоветовала Эмбер.

Ника вернулась к действительности. Она окинула взглядом мраморный стол: кувшины сока гуавы, выпечка в сахарной глазури, вазы с кубиками фруктов… Ее рот наполнился слюной, а сердце – тоской, и она ненавидела себя за это: несмотря на опасения, на желание предостеречь друзей, запах свежей выпечки и горячих блинчиков на мгновение затмил все остальное. А ей нужно было согласовать с друзьями план действий. Ей нужно было удалить Бастиана.

– Да, я и правда чувствую себя неважно, – обратила она невинный взгляд к Бастиану. – Мне бы не помешала таблетка «Адвила»^[6].

С понимающей ухмылкой Бастиан полез в ящик, вытащил флакончик безымянных таблеток и демонстративно выставил перед ней лекарство – он, мол, никуда отсюда не уйдет.

Ника видела похожие флакончики в кабинете Хефе. Интеграл при виде таблеток нахмурился – черты его лица приобрели то выражение, которое у него всегда возникало при решении уравнений. Таблетки были определенно не «Адвилом». На флакончике не было этикетки. Бастиан, скрестив руки, оперся спиной на холодильник и наблюдал за ней.

Ника не притронулась к безымянным таблеткам. Интеграл и Эмбер вернулись к еде, но напряжение оставалось очень ощутимым.

Из заднего кармана Бастиана раздался сигнал мобильного.

– Я сейчас вернусь, – пообещал он тоном человека, которого срочно и неожиданно куда-то вызывают. – Постарайтесь хорошо себя вести.

Он одарил их ослепительной улыбкой, от которой на его щеках появились ямочки, достал баночку мексиканской содовой из большого холодильника и ушел.

Ника почувствовала на себе выжидательные взгляды всей троицы.

– Ника, у тебя такой вид, словно тебе явился призрак, – прошептала Эмбер.

– Что не так? – спросил Квинн.

– Что не так? – повторила Ника. – Зак! Магда! Стелла! – взмахнула она обеими руками. – Все это место! Что-нибудь вообще «так»?!

– Тс-с! – резко оборвал ее Квинн.

Выражение его лица стало мрачным. Он полностью преобразился в сравнении с тем, каким беззаботным казался минуту назад.

Интеграл поймал взгляд Ники, и глазами указал куда-то вверх. Ника проследила за его взглядом к месту позади себя и увидела на стене камеру, направленную на них. Квинн показал пальцем на свой глаз: «они могут видеть нас».

Затем показал глазами на стряпуху. Тронул себя за ухо: «они могут также слышать нас».

Ника обиженно оглядела их. Если они знали, что дом небезопасен, то точно должны были прийти и разбудить ее, а не оставлять одну.

– Такой милый дом, – вслух размышлял Интеграл.

– Такой же милый, как у медсестры Смит, – подтвердил Квинн, уставившись на Нику.

Он имел в виду дом сумасшедшей школьной медсестры Вилдвуда, которая позже оказалась генетиком. Дом, в который они тогда пробрались. Они определенно знали. Ее друзья знали, что они в опасности. Что гасиенда опасна. Вот что они пытались ей сказать.

Ника уставилась на спину поварихи, желая, чтобы та ушла. Она не была уверена даже, говорит ли эта женщина по-английски. Но риск все же оставался. Девушка взялась за еду.

– Итак, – тихо сказала Ника, глядя на Квинна, – ты не фанат Бастиана?

– Он такой, знаешь… немного… как бы сказать? – сделал паузу Квинн, подбирая слово.

– Неприятно привлекательный? – подсказал Интеграл.

Квинн ответил ему раздраженным взглядом.

– Я хотел сказать, «подленький».

– Мне не нравится его аура, – поддержала его Эмбер.

Ника кивнула.

Значит, она была права, не доверяя ему.

Интеграл закатил глаза.

– Квинн невзлюбил его, потому что, когда мы спросили, где ты, он назвал тебя красоткой.

Ника отмахнулась от этого, и вдруг Эмбер закашлялась. Кашель сотрясал ее, отдаваясь целым регистром трескучих и свистящих звуков где-то глубоко в легких.

– Слишком сухой воздух. Пустыня, – небрежно объяснила Эмбер в ответ на встревоженный взгляд Ники.

Интеграл нахмурился, поджав губы. Эмбер строго посмотрела на него. Ника подняла бровь. Что это они? Что-то от нее скрывают?

– Так что, Ника, – отщипнула и положила себе в рот виноградину Эмбер, – как ты сюда добралась?

Стряпуха положила на стол очередную порцию печенья и, перекинув через плечо кухонное полотенце, удалилась из кухни – возможно пошла за какими-то ингредиентами. Она мимоходом улыбнулась Нике, слушая что-то через наушники. Музыку? Как только она ушла, Ника наклонилась вперед, опираясь на локти, и прошептала:

– Чед вовсе не Чед. Он самозванец.

Интеграл снова нахмурился.

– Самозванец?

Ника понизила голос.

– Это ситуация как с «Тристаном», – намекнула она, имея в виду Квинна, изображавшего Тристана Блейка, богатого мальчика из целевого фонда, с которым он поменялся местами, чтобы получить возможность учиться в Вилдвуде вместо него.

Квинн бросил виноватый взгляд на Эмбер и прочистил горло. Тристан Блейк был тем, кто должен был получить украденный талант Эмбер, но по ошибке он достался Квинну. Ника сразу же пожалела, что сослалась на него.

– Чед выдавал себя за друга моего отца, но это точно не он. У меня есть фото, которое подтверждает это.

– Значит, Чед – или «не Чед» – работает на Вилдвуд? – спросила Эмбер.

Интеграл поморщился.

– Это бессмысленно, он ведь убил тех охранников из Вилдвуда.

Возвращение кухарки из кладовой заставило их замолчать.

Ника была голодна. Она взялась за печенье, от удовольствия закрыв глаза, так что даже не заметила, когда Квинн положил ладонь на ее плечо.

– Ты действительно неважно выглядишь, – сказала Эмбер.

Интеграл одарил ее суровым взглядом, смысл которого остался Нике непонятен.

– Это правда, – согласился с ней Квинн. – Может, тебе стоит обратиться к врачу?

– К врачу? О чем ты?

– В этом доме есть доктор. Мы с Эмбер собираемся показаться ему, – сказал Квинн.

– Что? Нет! – взволнованно запротестовала Ника.

– Тс-с, поверь мне, я тоже не в восторге, – прошептал Квинн, поднимая руки и делая знак, чтобы та замолчала. – Но я сильно обжег ногу выхлопом мотоцикла, а у Эмбер странный кашель, который все усиливается.

Он поднял штанину и показал ей ожог.

– Ой, – сочувственно поморщилась Ника при виде раны. – Но, Квинн, кем бы ни были эти люди, они заботятся о нас не по доброте сердечной. Они чего-то от нас хотят.

Глаза Ники устремились на ее рюкзак, а затем, инстинктивно, на камеру под потолком. Маленькая красная книжечка. Она не могла им ее показать – не сейчас, когда за ними наблюдают.

– Я знаю, Ника. Поверь мне, я знаю, – сказал Квинн.

Он встретился взглядом с Интегралом.

Тот поднял вилку с кусочком блинчика.

– Один из моих приемных родителей говаривал: «Бесплатный сыр мы получаем только в мышеловке».

Бастиан вернулся.

– Доктор готов вас принять, – сказал он, обращаясь к Эмбер и Квинну.

Когда Квинн встал, Ника схватила его за запястье и крепко стиснула в объятиях.

Всей кожей она ощутила тепло его тела. Квинн немного напрягся от ее неожиданного жеста.

– Встретимся во внутреннем дворике самого большого дома, когда вы закончите, – прошептала Ника.

Квинн отстранился и кивнул ей.

– Хефе хочет увидеться с тобой позже, сейчас он занят. Возможно, он освободится после завтрака, – сказал Бастиан Нике.

Он вышел из кухни, за ним последовали Эмбер и Квинн. Интеграл и Ника остались одни.

– Я беспокоюсь об Эмбер, – поделился Интеграл; его глаза с тоской смотрели на дверь, через которую она только что вышла. – Она только вчера узнала, что ее талант украден. Я не представляю себе, как такое влияет на человека психологически. И теперь она вовлечена во всю эту историю с побегом и прочим. А еще… – Интеграл сделал паузу. – В пути она упала в обморок, Ника. Сразу после пересечения границы. Может быть, дело в истощении, я не знаю. Она избегает отвечать на мои расспросы.

Ника с беспокойством посмотрела на дверь, вспоминая странный кашель Эмбер. И то, как это не удивило ее. Как легко она отмахнулась от признаков болезни у Эмбер, несмотря на то, насколько явно они проявились.

– Так что ты думаешь? Чего они хотят от нас? – прервал ее размышления Интеграл.

– Снаружи вооруженные охранники. Они наставили на меня оружие. Меня усыпили, чтобы доставить сюда. Вот почему я спала. Я не хотела ничего говорить в присутствии Бастиана, чтобы они не думали, будто мы беспомощны, будто у нас нет плана.

Интеграл поморщился.

– У нас нет плана.

– Пока что нет, но мы должны выбраться отсюда.

Интеграл кивнул.

– Я подумал, что эти люди нам не друзья, когда, проснувшись, обнаружил, что у меня пропало зарядное устройство.

Значит, они обыскали всех, поняла Ника. Просто ее – недостаточно тщательно.

– Камеры, врачи и охранники. Как будто мы снова в Вилдвудской академии, – прошептала она.

– Ника, – хрипловато прошептал в ответ Интеграл, – что-то мне подсказывает, что эти люди намного хуже.

Глава 4
Ника

– Мне нужно кое-что тебе показать, – серьезным тоном пробормотал Интеграл, прежде чем они достигли внутреннего дворика. После того как они вдвоем закончили завтрак, никто не пытался их остановить, и они пошли к месту назначенной встречи.

Интеграл повел ее через черный ход. Ника сосредоточилась, запоминая помещения и проходы гасиенды. Позже визуальная карта может им пригодиться, рассудила она. Тем временем они поравнялись с рядом гаражей. Большинство из них были закрыты металлическими роллетными воротами, но вне гаражей были припаркованы четыре роскошных автомобиля с тонированными стеклами. Они напоминали черных жуков, чернильно сияющих под жарким солнцем.

Интеграл поднял роллетные ворота последнего гаража, который оказался полон картонных коробок.

– Вчера, когда мы только приехали, я видел, как они разгружали коробки. Кажется, их не особенно заботило, что мы это увидели.

Голос Интеграла доносился будто бы откуда-то издалека. Ее разум уже напряженно работал, Ника прищурила глаза. Она потянулась за незапечатанной коробкой и раскрыла ее.

Девушка провела пальцами по маленьким белым коробочкам с таблетками. Они были такими же, как безымянные таблетки, которые она видела на столе у Хефе. Те же, что Бастиан предложил ей на кухне. В этом гараже, должно быть, сотни и сотни упаковок, сообразила она. Даже тысячи, складированные до самого потолка. Кто знает, сколько еще спрятано в других местах?

– Я же тебе говорил… – прошептал Интеграл.

Но она не ответила ему. От вида лекарств у нее все похолодело внутри. Хефе торговал нелегальными препаратами? Может, эти таблетки – какая-то форма успокоительного? Поэтому Бастиан предложил ей это средство вместо «Адвила»?

Ника велела Квинну встретиться с ней во внутреннем дворике после посещения врача, потому что дворик легко было найти, легко было в него попасть и, по ее мнению, там могло быть меньше камер, чем в помещениях. В ожидании друзей Интеграл и Ника уселись в нише, где стояла огромная свеча. Ника рассказала ему о встрече с Хефе, ничего не утаив, кроме красной книжечки.

Интеграл нервно почесал затылок.

– Выглядит пугающе, – признал он. – Как думаешь, чего он хочет?

– Я думаю, что он ищет информацию, – предположила Ника, хотя не была в этом уверена.

Но красная книжечка содержит зашифрованный текст; значит, информация в ней представляет какую-то ценность.

Квинн появился в арке, его синие глаза напряженно искали их. Увидев друзей, он поспешил к ним, расплываясь в улыбке.

Ника почувствовала, как напрягся Интеграл.

– Где Эмбер?

– Все еще у доктора, – ответил Квинн.

Ника подняла бровь.

– Почему ты улыбаешься?

Квинн раскрыл ладонь, показывая маленький мобильник.

– Стащил у медсестры.

Ника выхватила сотовый у него из руки. Телефон! У них был телефон! Надежда вспыхнула в ней ярким и теплым огнем.

Квинн понизил тон.

– Нам не стоит вызвать полицию?

– Ты имеешь в виду местную «полисия»? – скептически поправил его Интеграл.

Ника покачала головой.

– Мы должны подождать, пока вернется Эмбер. Нужно решить, что сказать полиции. Не похоже, что у нас есть весомые доказательства… Мы даже не знаем, ни кто такой этот Хефе, ни местоположения гасиенды. Нам нужен план.

Ника выжидательно посмотрела на Интеграла, и точно так же смотрел на него Квинн.

– Что вы на меня уставились?

– Ты же гений, – отозвалась Ника. – Какой план действий наилучший?

Интеграл потер глаза ладонями.

– Ладно, давайте проанализируем факты, – начал он научным тоном. – Чед или «не Чед», кем бы он ни был, спас нам жизнь. Это факт.

Он провозгласил это так, будто сей факт был для него наивысшей ценностью.

– Те люди из Вилдвуда собирались нас прикончить. Факт. Мы знаем, что они не убивали Зака; они забрали его и, по-видимому, отвезли домой, в усадьбу Уэйкфилд.

– Куда? – переспросил Квинн.

– Дом его детства, – уточнил Интеграл.

Ника стиснула зубы.

– Мы этого не знаем.

– Интеграл верно говорит. Все ловушки нам расставил Сильвио, личный помощник его дяди, – подтвердил Квинн, в глазах которого вспыхнул гнев.

Ника крепче стиснула зубы.

– Это не вина Зака.

– Это означает, что, вероятнее всего, за всем этим стоял его дядя, – сказал Интеграл, сочувственно глядя на Нику. – Поэтому можно с уверенностью предположить, что Зак не подвергается непосредственной физической опасности.

Ника неуверенно покачала головой. Ей было недостаточно просто предположить, что Зак не пострадает благодаря своему статусу. Той ночью в лесу, когда он поцеловал ее, Зак говорил, что дядя его недолюбливает. Он говорил, что Митчем – злой человек. Так что Зак может быть в серьезной опасности. Он, возможно, нуждается в них.

Нике нужно было услышать его голос и почувствовать биение его сердца. Только тогда она сможет убедиться наверняка, что он в порядке. Желание попытаться пересечь пустыню снова охватило ее, но девушка чувствовала, что ей не разрешат во второй раз так просто выйти за пределы гасиенды.

Интеграл продолжал свои рассуждения:

– Мы также знаем, что фальшивый Чед мог легко нас убить, но он этого не сделал. А это означает, что мы нужнее здесь живыми. Мы знаем, что Вилдвуд опасен и жаждет нашей смерти. У них есть наши паспорта и телефоны, и, по словам Ники, вокруг нас нет ничего, кроме пустыни. Нам нужна информация и тщательно продуманный план побега.

Интеграл взял ее за руку.

– Ник, пообещай мне, что не сделаешь ничего опрометчивого.

Она отпрянула.

– Что это, черт возьми, должно означать?

– Просто ты импульсивная, – осторожно заметил он.

Ника собралась было спорить и возмущаться, но ее остановила молчаливая мольба в его огромных круглых глазах-блюдцах, исполненных надежды. Ника внезапно осознала, что Интеграл моложе ее. Во многих отношениях он был еще ребенком. Его не должно быть здесь. Он должен быть в безопасности.

– Хорошо, – проворчала она. – Я обещаю.

– Больше всего нам нужна информация, – продолжил он. – У нас пока нет достаточных доказательств, чтобы уничтожить Вилдвуд. Мы даже не знаем, чего хотят от нас эти люди. Без информации мы остаемся легкой мишенью…

Ника оглядела пустой дворик.

– Я знаю, с чего можно начать, – прошептала она и вытащила красную книжечку из-под подкладки рюкзака. – Вот.

Она сунула книжечку Интегралу в руки. Тот, выпучив глаза, повертел и пролистал ее страницы. Он узнал эту красную кожаную обложку: они видели ее в кабинете директора, когда проникли туда втроем.

– Ты украла ее, – восхищенно произнес Квинн. – Вот ведь злостная преступница!

Хотя оба парня были с ней в ту ночь, Ника держала свою добычу в тайне и не расставалась с ней во время побега. Она не хотела, чтобы они знали, какой опасности она их подвергла из-за своего любопытства и вечной потребности в ответах.

– Там записи зашифрованы, но я уверена, что ты можешь взломать шифр. И это именно то, за чем охотится Хефе, – объяснила Ника.

Квинн широко раскрыл глаза.

– Возможно, там даже есть доказательства похищений Вилдвудом талантов, доказательства, которые нам нужны для победы над Академией, – добавила Ника, хватаясь за идею, как ребенок, тянущий ниточку свитера, от чего все вязание распускается. – Если у нас будут доказательства, мы сможем обратиться в посольство США, как только сбежим отсюда. Они могут привлечь к делу ФБР.

В атриуме раздались аплодисменты. У Ники напряглась спина и, казалось, волосы зашевелились на затылке. Бастиан элегантно выскользнул из-за колоннады. Широко усмехаясь, он хлопал в ладоши.

– Какой замечательный план! – саркастически воскликнул он.

Ника вскочила на ноги, но вокруг уже появились охранники, влетевшие во дворик, словно пчелы в улей.

Интеграл попытался спрятать красную записную книжку за спину, но это было бесполезно. Охранник схватил парня, и Бастиан выхватил книжечку из его рук. Квинн увернулся от охранника и ударил Бастиана в челюсть. Ирландца тут же схватили и оттащили от него.

– Это была очень большая ошибка, – процедил Бастиан, массируя челюсть свободной рукой.

Так же изящно, как появился, он вышел через арочные проходы с красной книжечкой в руке. Зелень внутреннего дворика расплылась у Ники в глазах, она почувствовала, что ее куда-то тянут.

Глава 5
Зак

Зак сидел на операционном столе и осматривался в секретной лаборатории дяди. В голове не укладывалось, что все это время он заперт в подвале дома своего детства. Что ж… в поместье Уэйкфилд было все, что предоставляла фармацевтическая империя, включая обслуживающий персонал и предметы роскоши: редкие картины, современная система безопасности… ну и тайная подземная комната, полная зловещего оборудования.

Зак ежился, когда его взгляд скользил по гладкому металлу, украшенному логотипом «Уэйкфилд Фармасьютикалс». Он слишком ясно помнил, почему в этом роскошном особняке никогда не чувствовал себя дома.

Этот дом был полон тайн и боли.

Он проспал долгое время, пока снотворное оставалось у него в организме. От долгого сна ныли конечности, затекла шея. Он провел узкой ладонью по нижней челюсти, затем нашел место инъекции на шее. Ранка болела при надавливании. Несмотря на действие успокоительного, он чувствовал себя виноватым за долгий сон без сновидений. И это ощущение шевелилось в его животе ленточным червем.

Он вообще не должен был спать. Всего два дня назад он наблюдал, как четверых мужчин убили на парковке. Видел, как Нику разлучили с ним. Квинн небось не спал все это время, находясь рядом с ней. Такие мысли усилили чувство вины, а затем вызвали острое чувство стыда. Горечь? Соперничество? Зак стряхнул это все с себя. Не время для таких вещей. Он отругал себя за мелочность.

Неожиданный звук заставил его вздрогнуть. Стена снова отодвинулась. Он мог выйти. Неужели дядя решил освободить его? Должно быть, он думает, что Зак достаточно наказан за разрушения в его кабинете. Или у него есть другая причина?

Зак осмотрел комнату в поисках камер. Не нашел ни одной. Понятное дело – Митчем не хотел, чтобы в этой комнате что-то записывалось. Зак вышел из подвала.

«Слишком легко», – подумал он. Слишком это было просто.

Он взбежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки, затем остановился и нахмурился. Пробежка вызвала головную боль – побочное действие успокоительного. Зак несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, прислонившись к дверному проему. Он пытался подавить надвигающееся чувство страха. Его дядя был связан с Вилдвудом в течение многих лет. Он построил странную тайную комнату. Для чего все это? Чего хотел Митчем?

Зак мысленно сложил все свои открытия в ящик, как если бы они были предметами, – прием, которому научил его один из психотерапевтов. Окончательно успокоившись, он толкнул дверь и вышел в холл. Там никого не было.

Зак прошел по мраморному коридору, ведущему в столовую на первом этаже. Белый, предутренний свет лос-анджелесского солнца лился через большие окна, сообщая ему, что он проспал часть предыдущего дня и всю ночь.

Он начал анализировать свое состояние. Тяжесть, тошнота, мигрень, усиливающаяся при движении. Зак был склонен к мигреням, и это не первый случай, когда дядя накачал его успокоительным.

После самоубийства матери Зака, дядя населил поместье множеством медсестер. Все они пытались унять приступы Зака любыми способами, которые считали полезными, – лишь бы было тихо. А чего еще можно ожидать от фармацевтического магната? Любви и обнимашек? Пения хором у костра под гитару?

Нет, какие-либо эмоции в доме Митчема строго дозировались, и кто-то всегда следил за их дозировкой. Зак прикусил губу так, что пошла кровь. Ее металлический вкус наполнил рот.

Не следовало доверять Сильвио. Личный помощник хранил секреты Зака в прошлом, когда речь шла о вечеринках, легкомысленных выходках и побегах с его подружкой, Вайолет. Взамен Зак предоставлял Сильвио щедрые бонусы и доступ к эксклюзивному членству в клубе «Море». Эти взятки могли купить молчание Сильвио в отношении мелких шалостей Зака, но он не осмелился бы нарушить волю Митчема в серьезном вопросе. Зак должен был бы это понимать. А он повел себя как дурак.

Зак вошел в большую столовую, примерно представляя себе, что он там застанет. Несмотря на то что он этого и ожидал, удивительно было, как мало его заключение в подвале повлияло на утреннюю рутину Митчема. Тот был, как всегда, в идеально отутюженном официальном костюме; в одной руке сложенная газета, в другой – фарфоровая чайная чашка. Его неестественного красно-каштанового цвета волосы тщательно зачесаны «переплюйчиком», тонкие губы поджаты, а холодный взгляд пробегал текст в «Файнэншл Таймс».

Митчем даже не оторвал глаз от газеты, чтобы отреагировать на прибытие племянника. Его невозмутимость бесила Зака. После того как тот запер его в подземном бункере на всю ночь, он просто игнорировал его? После того как он заказал похитить для него чужой талант, он молчит? После всего этого он даже не удостоит его взглядом?

Повседневность сцены этого завтрака обрушилась на Зака, и вспыхнувший внутри него гнев покатился, разрастаясь, как огненный шар. Он посмотрел на трехсотлетнюю китайскую вазу на соседнем торцевом столе, представляя, как разбивает ее на мелкие кусочки. Зак вообразил, как мечется по комнате, слышит, как ломается слоновая кость и звенят осколки фарфора, слышит пронзительные крики персонала. Он мог бы вызвать хаос, если бы захотел; но мгновение спустя почувствовал усталость – усталость от одной лишь мысли обо всем этом. Он не ел больше суток.

Кроме того, Зак знал, что гнев дяди никоим образом не даст ему ответов, которых он жаждал. Поэтому он просто занял место на другом конце огромного стола. Повинуясь его жесту, приятная на вид дама поставила перед ним корзину с хлебом и кофе латте. Он посмотрел на сосредоточенное лицо женщины, и что-то в нем такое шевельнулось… Голод, грусть и воспоминания о любимой няне из детства… С тех пор как Зак, после смерти матери, привязался к одной из своих нянюшек, штат поместья постоянно менялся.

«Привязанность заставляет нас испытывать лишнее горе», – объяснил Митчем, когда неожиданно уволил няню. Зак вспомнил ее, когда увидел новую прислугу. С непроницаемым выражением лица женщина поставила перед ним фарфоровую тарелку с маленькими таблетками и ушла.

– Что это? – проворчал Зак.

– Обычное средство, чтобы успокоить твои нервы после недавних событий.

Зак взял таблетки и бросил их в дядю. Митчем даже не вздрогнул.

Парень внимательно изучал его лицо, ища знаки того, что должно было произойти, – нервное подергивание, хмурый взгляд, хоть какое-нибудь мимическое движение, – но ничего такого не было. Ноль эмоций. Впрочем, как всегда.

Основав фармацевтическую империю с оборотом в несколько миллиардов долларов, которая унесла столько же жизней, сколько якобы спасла, Митчем освоил способность в любой ситуации сохранять каменное выражение лица, как заправский игрок в покер. Его «Фарма» выпускала неиссякаемым потоком лекарства по завышенной цене и с побочными эффектами, которые, в свою очередь, требовали специального лечения. Таким образом пациенты попадали в ад замкнутого медикаментозного цикла. Некоторые из лекарств были попросту неэффективными. Чтобы колеса бизнеса продолжали вращаться, дядя Митчем «подмазывал» чиновников FDA^[7] и отправлял отдыхать на Мальдивы столько сенаторов с семьями, что и не сосчитать.

Из Митчема не так-то легко было бы извлечь хотя бы крупицу информации. Если Зак намеревался что-нибудь узнать о Нике и каким-то образом выторговать для нее безопасность, ему следовало применить более утонченную стратегию, чем битье китайских ваз.

Зак отпил кофе из чашки. Он пытался изобразить полное спокойствие, но не мог сдержать дрожь в руках.

– Мои одноклассники мертвы? – спросил он с напускным безразличием.

– Нет, они в полной безопасности, – снисходительным тоном ответил Митчем и, сделав большой глоток чая, добавил соли в душевную рану Зака: – Она будет оставаться в безопасности до дальнейших указаний.

«Она… Он в курсе, что я именно о Нике забочусь». У Зака мороз пробежал по позвоночнику. Но он не показал этого.

– «До дальнейших указаний»? – лениво ухмыльнулся он.

– Брось, сынок, ты знаешь, как это устроено. У меня есть то, что нужно тебе, а у тебя есть то, что нужно мне, – заявил Митчем покровительственным, но вполне доброжелательным тоном.

Зак поморщился от слова «сынок».

– А от меня чего ты хочешь, дядя? – поинтересовался он, проклиная себя за то, что голос его звучит скорее устало и вкрадчиво, чем небрежно.

– Всего лишь твоего сотрудничества, – ответил Митчем. – Сотрудничай со мной, и со временем твоя неудачно выбранная игрушка будет возвращена тебе в полностью рабочем состоянии.

В ту же секунду Зак швырнул своей чашкой об стену. Она взорвалась фейерверком брызг и осколков, оставив коричневую кляксу на дорогих обоях.

– Все разрушения в этом доме будут компенсированы из твоего трастового фонда, – сказал Митчем.

Он послюнил палец и перевернул страницу своей газеты.

– В чем конкретно ты ожидаешь моего сотрудничества? – прорычал Зак.

– Веронику Мейсон подыскали специально для тебя, потому что она была идеальным донором для трансплантации. Чтобы подавить болезнетворный ген, который ты унаследовал. Мне нужно твое сотрудничество в виде согласия на пересадку от Вероники. Так, чтобы это доставило мне минимальное количество проблем.

Зак не был уверен, чем он больше ошарашен: тем, что услышал правду из уст своего дяди, или тем, что прозвучало имя Ники. Он подумал об Эмбер и о том, что они узнали о людях, перенесших пересадку в Академии Вилдвуда. Некоторые из них умерли. Он не рискнул бы Никой.

– Это не вариант, – твердо заявил он. – Не с ней.

– Тогда я найду кого-нибудь еще, – сухо произнес Митчем. – Ты подвергнешься пересадке. Добровольно. После чего возобновишь свое пребывание в этом имении и будешь мне подчиняться. В обмен я могу пообещать тебе ее безопасность.

– Кто-то другой тоже не вариант, – упорствовал Зак. – И я не твой миньон, найди кого-нибудь другого, кто бы подчинялся тебе.

Ни за что не останется он в этом доме, не станет повиноваться этому монстру.

– Тогда, боюсь, у тебя нет выбора, – сказал Митчем.

– Я уйду и найду ее сам. И я не вернусь, – прошипел Зак нерешительно угрозу, которая повисла в воздухе, как воздушный шар.

– Ты обладаешь разнообразными качествами, Зак, но самоотверженность не в их числе, – изрек Митчем, по-прежнему глядя в газету. – Особенно с учетом твоей патологии.

– Нет у меня никакой патологии, – процедил Зак сквозь зубы.

Митчем отложил газету.

– Тебе никогда не приходило в голову, что все произошедшее в Вилдвуде было сделано ради того, чтобы защитить тебя?

Он нахмурился. Небольшой проблеск раздражения пробежал по его бесчувственному фасаду, словно жук промчался по тротуару, убегая от приближающихся шагов.

– Каким образом ты мог пытаться защитить меня?

– Используя Веронику, мы могли бы устранить твою патологию. Мы могли бы вылечить тебя. – Повторное использование Митчемом ее имени погрузило Зака в ярость. Его дядя не имел на это права.

У матери Зака рано обнаружили болезнь Альцгеймера. Это был редкий ген, который она, вероятно, передала и сыну. Она покончила с собой, когда симптомы стали слишком выраженными, чтобы справиться с ними.

Зак уставился на дядю, сидевшего на другом конце стола. Под столом его кулаки сжались до боли, вонзая ногти в ладони. Они были влажными от пота. Услышать подтверждение дядиных планов, сделанное вслух, было тяжелее, чем он предполагал.

– Значит, ты думаешь, – рассуждал Зак, – что, украв фотографическую память Ники и пересадив ее мне, вы сможете как-то подавить плохой ген?

– Я не думаю. Я знаю, – отрезал Митчем.

Зак не разбирался в науке, но он понимал ее суть: Митчем не смог спасти свою сестру, но мог использовать Зака в качестве лабораторной крысы, чтобы преуспеть там, где однажды потерпел неудачу.

– У меня нет этой патологии, – непроизвольно повысил Зак голос, который при этом предательски задрожал.

Это невозможно. Он слишком молод. Самый ранний случай в истории произошел у кого-то в возрасте двадцати семи лет. Пройдут годы, пока Зак должен будет этим обеспокоиться. Его дыхание участилось, а сердце сильно защемило там, за ребрами. Встретив холодный взгляд Митчема, он пожалел, что позволил себе проявить столько эмоций. Позволил своему разуму это брожение, а своему дыханию участиться. Показывать свою слабость дяде не было правильной тактикой. Зак чувствовал себя газелью, демонстрирующей льву сломанную лодыжку.

Митчем скривил губы в победоносной ухмылке.

– Никто не застрахован от плохих генов.

С этими словами он встал, отряхнул свой и без того безупречный костюм и пошел к двери.

– Из других новостей, – протянул он, останавливаясь у двери, – дочь Паскаля ждет тебя в холле. Гораздо более подходящая компания, чем эта девушка-донор, если тебе интересно мое мнение, – снова ухмыльнулся он и вышел из столовой. – И ради бога, съешь что-нибудь.

Зак зарычал в пустоте большой столовой. Его голова все еще гудела. Он был зол и чувствовал себя смертельно уставшим, несмотря на болезненный сон после снотворного. Зак нерешительно откусил кусочек круассана и направился в холл, где его ждала Вайолет.

Глава 6
Ника

Охранники втащили Нику в кабинет Хефе. Тот встретил ее теплым и любопытным взглядом – как будто бы ничего не произошло и трех подростков не приволокли насильно и не бросили в его кабинет, как мешки с картошкой. Ника почувствовала, как рука охранника грубо сжала ее плечо, удерживая на месте.

Бастиан прошептал что-то Хефе на ухо.

– Дай-ка сюда, – велел тот, остановив при этом свой взгляд на Интеграле.

Бастиан протянул ему красную книжечку, и Хефе пролистал ее, всматриваясь в непонятный текст. Через несколько мгновений он поднял голову.

– Почему вы не обнаружили ее во время обыска? – спросил он, уставившись на Бастиана.

Тот неловко переминался с ноги на ногу.

– Она, должно быть, спрятала ее на теле, – наконец ответил он.

Хефе закатил глаза.

– Это не должно было вас остановить, – холодно сказал он.

Бастиан как будто хотел поспорить, но вместо этого указал на книжечку.

– Кажется, они думают, что Интеграл способен это расшифровать, – наябедничал он, стремясь оправдаться и сменить тему. – Я слышал, как они обсуждали это.

– Я бы не смог, даже если бы попытался, – вмешался Интеграл.

Ника знала, что он лжет. Хефе, казалось, тоже это знал. Он поднял густую бровь.

– Ты уверен?

Интеграл пожал плечами.

– Уверен. Я ведь не знаю ключа или принципа шифрования. Без этого невозможно.

Стоя рядом с ним, Ника видела, как Квинн покачал головой, словно о чем-то предупреждая. У Квинна было больше опыта общения с такими опасными людьми. Похоже, что он пытался что-то сказать Интегралу.

– Хм, ну что ж… Хорошо, – улыбнулся Хефе одними губами, глаза его оставались холодными. – По моему опыту, нет ничего невозможного при наличии достаточной мотивации.

Хефе жестом велел Бастиану принести ему кубический предмет, накрытый черной тканью, который Ника заметила еще во время предыдущей встречи. Изящными пальцами Бастиан откинул ткань, словно потянул последнюю завязку на платье любовницы. Под тканью оказалась длинная черная змея, свернувшаяся в клетке.

У Ники напряглись все мышцы тела.

– Я могу создать хорошую мотивацию, – сказал Хефе.

Ника почувствовала, как охранники крепче сжали ее руки. Квинна, стоявшего рядом с ней, они тоже схватили покрепче, оставив без присмотра только Интеграла.

– Вы же не собираетесь?.. – в ужасе залепетал Интеграл, увидев змею.

Но он уже знал ответ на свой вопрос.

Хефе осторожно открыл дверь клетки и достал змею. Узнав своего хозяина, та заскользила вверх по его руке. Маслянисто блестящая, гладкая черная змея извивалась на загорелой коже Хефе. Она зашипела.

Охранник подтолкнул Интеграла вперед.

– Это мексиканская черная гадюка, – произнес Хефе назидательным тоном, как учитель дошкольнику в день открытых дверей, – но я зову ее просто Бонита.

– Пожалуйста, не надо…

Недосказанная мольба Интеграла повисла в воздухе.

– …позволять ей укусить тебя? – ласково глядя на ползущую по его руке змею, закончил за него Хефе. – Конечно, нет. Это бы помешало тебе взломать код.

Все случилось быстро. Так быстро, что Ника едва успела осознать происходящее. Сначала Бастиан бросил Интегралу красную книжечку и тот ее поймал. Затем Хефе положил змею Квинну на руку. Тот резко вздрогнул. Змее это не понравилось, и она впилась клыками Квинну в руку.

Ника закричала и бросилась вперед, но ей заломили руки. Змея упала на пол и скользнула прочь, но Бастиан подхватил ее.

Квинн ошеломленно уставился на рану. На коже выступили две капли крови. Он зажмурил глаза, тяжело дыша и съежившись. Прошло с полминуты. Квинн открыл один глаз. Ничего не происходило. Он моргнул.

– У змеи, конечно, удалены железы, вырабатывающие яд, – засмеялся Хефе. – Иначе я не стал бы с ней играться. Я не сумасшедший.

Бастиан захихикал вслед за ним.

Затем Хефе вытащил шприц из своего мини-холодильника. У Ники екнуло сердце, хотя она и не знала, что в шприце. Квинн зажимал ладонью ранку на руке, из-под его пальцев текла струйка крови.

– Змея, – продолжал тем временем Хефе, постучав по шприцу пальцем, – для драматического эффекта. Мне нравится разыгрывать сцены. Конечно, в прежние времена я бы использовал именно змею. Ах, старые добрые времена, – ностальгически протянул он, направляясь к Квинну.

Кровотечение из ранки от змеиного укуса не прекращалось.

– А вот это, – показал Хефе шприц Квинну, – синтезированный яд, который мы сами производим. ЦРУ его охотно закупает. Он очень быстро парализует жертву.

Хефе всадил шприц Квинну в шею и выпустил яд.

Квинн, широко раскрыв глаза, попытался сделать шаг назад и не смог. Мгновение спустя охранники отпустили его, и он упал на колени.

Ника кричала, пока ее голосовые связки не дрогнули, пока не заболело в горле и она смогла только выдавить имя: «Квинн». Слезы текли у нее по лицу.

Квинн начал задыхаться. Он больше не мог стоять на коленях и резко упал вперед.

– Есть противоядие, – небрежно заметил Хефе, глядя на Интеграла.

Он вытащил другой шприц из холодильника.

– Но ввести его нужно в течение пяти минут. Вот сколько времени у тебя есть, чтобы взломать этот код.

От Квинна исходили отчаянные булькающие звуки.

– Интеграл, – всхлипывала Ника, – сделай, что они хотят. Сделай скорее.

Чья-то сухая рука зажала ей рот.

Интеграл больше не слушал. Он начал писать, бессвязно бормоча что-то о ключе, наборе принципов и последовательностей. Он так сильно сжал карандаш, что грифель выглядел как черный коготь.

– Четыре минуты, – сказал Хефе.

Ника плохо видела сквозь слезы. Она ничего не могла сделать, и ей оставалось только молча ждать, предоставив Интегралу минуту тишины, в которой он нуждался. Квинн неподвижно лежал на полу.

Прошла еще одна минута, и он не шевелился. У Ники разрывалось сердце. Не в силах сдержаться, она закричала в ладонь, зажимавшую ей рот. Она начала считать секунды. Сколько времени прошло с тех пор, как Квинн шевельнулся в последний раз?

– Полторы минуты, – сообщил Хефе, сверяясь со своими часами. Интеграл выругался громко и злобно. Он отбрасывал страницы и строчил так быстро, что Ника была уверена, ему сводит ладонь от боли.

– Вот! – крикнул Интеграл. – У меня готово. Есть первая строка, это адрес.

Бастиан посмотрел на него и кивнул Хефе.

– Чего вы ждете? Я взломал! – закричал Интеграл на Хефе, когда тот не шелохнулся. – Дайте ему противоядие!

Хефе выжидал. Ника завопила.

– Давай, – сказал он наконец, после казавшегося бесконечным мгновения.

Бастиан взял у него шприц и сделал укол.

Ника почувствовала, как расслабился каждый нерв в ее теле, пока он впрыскивал противоядие в руку Квинна. Через минуту Квинн снова начал дышать. Он захрипел, вдыхая воздух. Его лицо исказилось, зрачки расширились – словно затмение солнца в глазах.

– Давайте проясним кое-что. Ты можешь бежать и сражаться, но все твои друзья умрут, – сказал Хефе, глядя на Нику. – Ты тоже умрешь, если не скажешь мне того, что я хочу знать. Это ясно? С этой минуты впредь ты будешь более уступчивой.

На этот раз Ника не возражала.

Интеграла оставили переводить оставшуюся часть зашифрованного текста, Нику же заперли в комнате, в которой она спала. Дверь за ней захлопнулась. Послышался металлический лязг запираемого замка. Девушка уставилась на дверь.

Интеграл был прав, эти люди похуже любого Вилдвуда. Опасные. Кровожадные. Змеиная нора.

Ника вздрогнула от воспоминания о змее, о клыках, впивающихся в плоть Квинна. Квинн. Как он побледнел… Она должна вытащить их из этой западни, немедленно.

Ника вытащила украденный телефон из заднего кармана и посмотрела на экран. «Не обслуживается». Она выругалась. Долго и сильно нажимала кнопку SOS, пока та не сработала. Ей ответила аварийная линия. Автоматизированное сообщение: «Ждите ответа оператора». Она снова выругалась и пнула огромный вазон с растением, возбужденно расхаживая по комнате. Оператор ответила по-испански.

– Английский! Вы говорите по-английски? – задыхаясь прокричала Ника.

– Да, мисс, что у вас случилось? – ответил женский голос.

– Меня удерживают против моей воли. Я гражданка США, меня зовут Вероника Мейсон. Вам нужно позвонить в посольство США и…

Снаружи в замок вставили ключ. У Ники заныло в желудке. Дверная ручка поворачивалась.

– Вы должны отследить звонок и приехать сюда, – успела она прошипеть в трубку, прежде чем дверь распахнулась.

Бастиан уставился на нее с порога, с одеждой в руках. Она смерила его яростным взглядом. Бастиан невозмутимо прошел мимо нее и положил все на кровать. Потом обернулся к Нике и протянул руку. Она не двигалась.

– Не вынуждай меня отнимать силой, – попросил он очень серьезным тоном, как будто действительно не хотел делать ей больно.

Ника взвесила свои шансы, оценила расстояние до двери. Может ли она одолеть Бастиана? Посмотрела на его мускулистые руки. Сомнительно. Ника шлепнула телефон ему в ладонь. Бастиан улыбнулся и указал на кровать.

– Чистая одежда.

Ника ответила ему грубым, вульгарным жестом.

– И полотенца, – добавил он, похоже, забавляясь ее гневом, и демонстративно понюхал воздух. – Тебе душ не помешает.

Ника почувствовала, как вспыхнули щеки. Она с размаху ударила его по лицу. Резкий звук пощечины, и на его загорелом лице вспух красный след ладони.

На мгновение Нику охватил ужас. Она сжалась и приготовилась к ответу. Ничего не произошло.

– У тебя удар посильнее, чем у твоего друга Квинна, – улыбнувшись во все зубы, кинул ей Бастиан.

Нику бесило его высокомерие.

– Где мои друзья? – строго спросила она.

– Заперты в своих комнатах, как и ты. Хефе решил, стоит остудить ваш пыл.

Ника отвернулась от него. Но он чего-то ждал. Ника многозначительно посмотрела на дверь. Бастиан, однако, не спешил уходить. Он изучал ее и словно чего-то хотел. Поболтать?

– Какого черта тебе нужно? – удивилась девушка.

Бастиан расправил плечи, словно выходя из ступора.

– Ничего, – сухо ответил он и оставил комнату, заперев за собой дверь.

На короткое мгновение, глядя на спину Бастиана, когда он выходил, Ника будто бы поняла что-то важное. Казалось, он хотел поговорить. Он одинок? Насколько Ника могла судить, он единственный молодой человек на гасиенде. Это было нечто такое, что Ника могла использовать, хотя ей самой не нравилась эта новая часть ее личности, которая каталогизировала слабости людей для последующего использования. Это больше походило на то, как поступает Зак. Она сделала мысленную заметку об этом. Потом подумала о телефоне. По крайней мере, она сделала звонок. Может быть, этого окажется достаточно. Будучи маленькой, она однажды позвонила в полицию и повесила трубку. Они появились через пятнадцать минут, несмотря на то что она ничего не сказала. Может быть, это сработает и в Мексике.

Ника пошла в душ.

Душ представлял собой отдельную комнату, выложенную мозаикой и оснащенную муссонной насадкой для душа. Имелась даже небольшая скамеечка. Это был красивый душ. В следующее мгновение после того, как подумала об этом, Ника почувствовала отвращение к своему восторгу. Это снова напомнило ей о том, как она чувствовала себя в Вилдвуде, особенно после того периода, когда кредиторы забрали ее вещи и они с матерью жили у тети Сони. А ведь каждый элемент роскоши в Вилдвуде восхищал ее.

Тогда она не знала, что всякая роскошь – это золотая обшивка клетки. Точно так сейчас было с этим модным душем.

Ника смотрела, как вода становится коричневой, очищая кожу от грязи. Вода сбегала в сток по спирали, очерчивая завиток, подобный раковине улитки. Ника всегда видела в воде символ решения всех проблем. В ее хаотичной, неприкаянной жизни купание было единственным постоянным элементом. Единственное легко и мгновенно осуществляемое исправление положения. Ей нравилось, что можно так просто справиться с грязью, – мгновение, и грязь исчезла. В отличие от всех других проблем.

Горячая вода облегчила ее боль, но другого рода давление нарастало в глазах. Ника села на скамеечку в ванной. Она больше не могла этого вынести и позволила слезам прорваться наружу. Рыдая, она непроизвольно повторяла имена тех, кого так отчаянно хотела удержать, так отчаянно хотела спасти. Зак, мама, Квинн, Интеграл, Эмбер. Если бы ей было дано задумать желание, она бы хотела, чтобы они были в безопасности. Ника провела большим пальцем по струе воды, сбегающей по отцовскому жетону и заплакала чуть сильнее по тем, кого уже нельзя было спасти. Отец, Магда, Стелла…

Ника вышла из душа; пар тянулся за ней, как белая тень. Она вытерлась и посмотрела на одежду, которую ей выдали. Желтый сарафан до колен. Ника была немного удивлена и раздражена тем, что Бастиан принес ей такое «миленькое». Что она ему, кукла, чтобы в это наряжаться?! Она бы, пожалуй, разодрала это платьице и швырнула ему в физиономию, когда он вернется. Знал бы тогда… Но ее собственная одежда была грязной и, он был прав, неприятно пахла.

Ника неохотно переоделась в сарафан и провела пальцами по волосам.

Она прошлась по комнате. Посмотрела в окно. Снова прошлась. Еще раз посмотрела. Окидывая взглядом огромную территорию комплекса, она вдруг заметила неожиданное движение. Сначала она увидела Хефе, идущего вдоль построек, а затем – его верного пса Бастиана. Навстречу им шли двое полицейских.

Ника почувствовала тупое сопротивление толстого стекла, бросившись всем телом на окно. Она заколотила по нему кулаками и закричала:

– Смотри сюда!.. Посмотрите вверх!

Она била, махала руками и бессмысленно металась перед окном. Она была движущейся фигурой, темным маяком. Она привлечет их взгляды. В любую минуту они могут заметить движение. Движущаяся тень наверху. Их взгляды будут обращены на нее.

Глаза офицера постарше на мгновение уставились на нее и широко раскрылись. Он обернулся к Хефе.

Видел ли он ее? Что он подумал? Не слишком ли она далеко, чтобы он мог понять, в чем дело? Просто девушка в окне? Ника бросилась к растению в большом горшке, обхватила вазон двумя руками и потащила его через комнату к окну.

Потом побежала в ванную, выполоскала мыльницу и набрала в нее воды. Она принесла воду к растению и наполнила мыльницу землей. Как раз настолько, чтобы получилась густая липкая грязь. Взяла щепоть этой массы и провела ею по стеклу. Ей понадобилось несколько попыток, чтобы получилось правильно. Чтобы линия была четкой и жирной. Ника торопилась. Об аккуратности речи не было. Грязь капала ей на платье. Она отступила на шаг. На окне было четко написано «SOS». Они не могли это прозевать.

Ника подбежала к выключателю, включила и выключила свет, а затем – быстрее, с десяток раз для надежности. На улице было солнечно, но они наверняка заметят мерцание и прочитают сообщение.

Она посмотрела в окно. Хефе все еще говорил, а Бастиан стоял позади него, бдительный и молчаливый.

Полицейские нахмурились, разговаривая с Хефе. Это правильно, подумала Ника, не верьте ему. Смотрите по сторонам. Посмотрите вверх.

Ника мысленно наставляла полицейских. Умоляла их.

Наконец один из них поднял голову. Его глаза встретились с ее глазами. Все возликовало внутри Ники в это мгновение.

Хефе взял полицейского за плечо, снова привлекая его внимание к беседе. Тот кивнул и улыбнулся. Оба полицейских продолжали кивать как болванчики.

Слишком много согласия. Слишком явное подчинение.

Грязь у Ники на руках начала высыхать, стягивая кожу. Двое полицейских повернулись и пошли вон. Ее взгляд следовал за ними всю дорогу до самой стены, а затем – за пределы комплекса к небольшой автомобильной стоянке.

Куда они идут?

Полицейская машина выехала с территории комплекса, и плечи Ники бессильно опали. Ее дыхание выровнялось не от расслабления, а от сдерживаемого напряжения.

Она подняла свои грязные руки и посмотрела на них. Надпись на окне была ясна как день. Офицер встретился с ней глазами. Очевидно, что он видел ее знаки – ее руки тогда лихорадочно, отчаянно жестикулировали.

У Ники неприятно сосало под ложечкой. Она словно поплыла в этом чужом враждебном пространстве, когда на нее нахлынуло осознание происшедшего: полицейские видели ее. Им просто не было до нее дела.

Глава 7
Зак

Зак с решительным видом прошел по коридору до гостиной. Гнев пульсировал, пробегая через все его тело, как электрический ток. Зака соблазняла перспектива разрядиться на ком-то. И вот, пожалуйста, подходящий объект: жеманная и ухоженная миниатюрная брюнетка – полная противоположность Нике.

Фигурка Вайолет вырисовывалась темным силуэтом на фоне бархата дивана и гобеленов. Она была красива и знакома, как сама комната. Зак терпеть не мог ни то, ни другое.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он ледяным тоном.

Обида отразилась на ее лице, и Зак почувствовал удовлетворение, несмотря на слабые упреки совести.

Вайолет откинула черные волосы за плечо и приподняла подбородок.

– Ты исчез, – с вызовом сказала она, щуря синие кошачьи глаза. – Я звонила в общежитие, расспрашивала твою домоправительницу, но никто не знал, где ты. Ты пропал. Ты пропустил несколько дней в школе. Я хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

Слои льда, сковывавшие сердце Зака, дали трещину под действием отчаяния, которое он уловил в ее голосе. Кто-то, кто не знал Вайолет, не смог бы этого уловить, но Зак услышал в ее словах искреннее беспокойство. Он был единственным человеком, знавшим эту ее сторону – потерянная девчонка за фасадом чопорной юной леди, безнадежно к нему привязанная, искавшая утешения в нем и в их общих воспоминаниях.

Пальцы Вайолет перебирали кончики волос. Она слегка потянула за прядь. Она всегда так делала, когда нервничала.

Его взгляд смягчился.

– Спасибо, что проведала меня. Как видишь, я в порядке, – демонстративно развел он руками.

Ее глаза снова прищурились:

– Когда ты вернешься в Вилдвуд?

– Слушай, Вайолет, – вздохнул Зак, – я не могу тебе всего объяснить, но я не вернусь в Академию. Ни сейчас, ни когда-либо еще. – Он беспокойно обернулся и посмотрел в коридор. – Ты должна уйти.

Очередная волна обиды пробежала по почти непроницаемым и совершенным чертам Вайолет. Только когда она встала, Зак осознал, что все это время он стоял. Теперь расстояние между ними сократилось. Она тоже посмотрела в сторону коридора. Тень догадки скользнула в ее глазах.

– Тебе он не позволяет вернуться?

Зак был на добрых пятнадцать сантиметров выше нее. Глядя в знакомые синие глаза, он слышал легкую дрожь в ее голосе.

Конечно, Вайолет знала, что за монстр Митчем. Она знала большинство секретов Зака. Она знала, какие демоны бродят по залам поместья Уэйкфилд, и она все понимала. То есть она понимала, каково это – жить с демонами.

Ее семейная история и обстановка в доме были столь же отвратительны, как у него. Все время, что они были знакомы, Вайолет идеально соответствовала его внутреннему надлому, его темным сторонам, как отражение в зеркале.

Пухлые губки Вайолет нерешительно изогнулись в горькой улыбке. Она протянула руку и уверенно провела своим ухоженным пальчиком по рукаву его рубашки, скользнула им по бицепсу, а затем – ниже.

– Будешь притворяться, будто не скучаешь по мне? – произнесла она своим хрипловатым бархатным голосом.

Глядя на нее сверху вниз, Зак подумал, а не приходило ли ей в голову, чем на самом деле занимаются в Вилдвуде? Должен ли он предупредить ее? Или ей вообще нет до этого дела?

Возможно, Вайолет уже обладала чужим талантом; возможно, именно таким образом она преуспела в своем искусстве? Зак почувствовал, как яд паранойи медленно разливается по его организму. Он отряхнулся от этих подозрений. Они совершенно бессмысленны. Склонность к искусству проявлялась у Вайолет еще с тех пор, как они оба были детьми.

Он хотел рассказать ей все об Академии, но как можно рассказать кому-то подобную дичь? После стольких лет знакомства она подумает, что он сошел с ума. Когда Зак не отреагировал на ее блуждающее прикосновение, решимость Вайолет, кажется, немного ослабла. Она безвольно опустила руки, взгляд ее сделался растерянным, а затем злым.

– Зак, почему так быстро все изменилось? – прошептала она голосом, в котором он уловил что-то для нее нехарактерное – сожаление. – Ты должен вернуться. Все должно вернуться к тому, как было прежде. Пора покончить с играми.

Его охватило раздражение. Все далеко не так просто. Она не понимает. Вайолет считает, что все лишь игра: их разрыв, Ника, его побег. Она думает, у него просто была вспышка подросткового своеволия.

– Ты не понимаешь, Вайолет. Я не могу вернуться. Тебе лучше держаться от меня подальше, так будет безопаснее.

Голова у Зака все еще была тяжела от снотворного, и он чувствовал холодный пот на шее. Ему нужно было подумать. Нужно было составить план. Каким-то образом перехитрить Митчема.

Зака немного качнуло, и он сел на диван. Глаза Вайолет снова прищурились в молчаливом вопросе – в точности как бывало в их детстве. Она все еще пыталась определить, не играет ли он с ней в одну из их извращенных игр.

– А помнишь, когда мы были маленькими, твоя мать заплетала мне волосы в корону? – вдруг сказала она, садясь рядом с ним.

Зак не ответил. Настала его очередь задаться вопросом, не играет ли она в какую-нибудь игру. Зачем она завела речь о его матери?

– Не говори о ней, – прорычал он предостерегающе.

– Я лишь пытаюсь сказать, Зак… что знаю тебя так долго… – прошептала она. – Избегать тебя всегда было безопаснее, но я никогда не выбирала такой вариант. Ты знаешь ведь, что можешь говорить со мной о чем угодно. Неважно, насколько это мрачно. Неважно, насколько опасно.

Вайолет провела пальцами там, где его рука была обнажена. Он забыл, как действительно долго ее знал. Она была единственной из его ровесников, кто все еще помнил его мать, Мюриэль.

В Вилдвуде он так быстро забыл Вайолет ради Ники. Он хотел излить свою тьму ради обещанного света. Вина за резкий и неожиданный разрыв с ней отпечаталась на нем. Даже когда он пытается сделать правильный выбор, он все равно причиняет людям боль.

Зак вдруг перенесся памятью в прошлое. Он вспомнил крошечную Вайолет, ее мать, командующую и недавно разбогатевшую от второго брака. Она переехала со своим отчимом и матерью в особняк по соседству. Летом они ныряли в бассейне, а его мама приносила им фруктовое мороженое. Вайолет заставила родителей отправить ее в Вилдвудскую академию, когда Митчем сказал Заку, что его отошлют из имения. Вайолет не могла остаться дома одна, без него.

Он наклонился, чтобы коснуться ее. На мгновение Заку захотелось спрятаться в этих воспоминаниях. Погрузиться в дни, предшествовавшие времени, когда он встретил Нику. Легкие, свободные дни. Вайолет тоже склонилась навстречу ему, и он ощутил, какой холодной была ее светлая кожа. Так было всегда, даже когда они были детьми.

Зак готов был полностью поддаться памяти прошлого, вернуться к своей прежней сущности, но тут что-то привлекло его внимание. Что-то серое, большое и внушительное на дальней стене, что-то, казавшееся единственно значимым в этой бессмысленной комнате. Красивая батальная сцена. Первая выставленная Никой картина, которую он, с ее разрешения, купил в художественной галерее Вилдвуда. Он увидел тогда в галерее, как она переживала, стоя у своего произведения. Отсветы солнца образовывали ореол вокруг золотистых локонов. Она была преисполнена чистоты – в ее лице, в душевной теплоте ее глаз. Именно благодаря этой невинной доброте казалась она такой непреклонной.

Он захотел стать частью ее мира – пусть даже в ничтожно малой степени. Поэтому и купил картину. Он не мог предложить ей ничего большего, чем свою способность покупать вещи, которые он находил красивыми.

Зак совсем позабыл, что приобретенную картину сразу же отправили в усадьбу Уэйкфилд. Последовавшее Рождество он провел в горах – как всегда, подальше от Митчема, – именно поэтому еще не видел картины. Он моргнул удивленно, не находя объяснения, почему Митчем решил выставить картину на самом видном месте дома. Несомненно, это какая-то очередная извращенная игра.

Зак резко оттолкнул руки Вайолет. Картина напомнила ему о том, кем он хотел стать для Ники, и это не шло в сравнение с мрачным воспоминанием о том, кем он был до нее. Зак хотел поступать правильно. Быть правильным человеком. Нет, он не поставит Вайолет под угрозу. Он не станет использовать ее ради того, чтобы почувствовать себя лучше. У него есть миссия, есть план.

– Вайолет, я думаю, тебе следует уйти. Не возвращайся сюда.

Вайолет вздрогнула, открыла было рот, но ничего не сказала.

– Мне жаль, – проронил Зак, уходя.

Он выразился не фигурально. Проходя мимо знакомой картины, он осознал, что лгал себе, считая, будто был свободен до того, как встретил Нику. Ни одного дня в этом страшном заброшенном доме, в этой жизни, не был он свободен. Именно Ника сделала его свободным. Она привнесла смысл в его жизнь, она помогла ему справиться с безумием.

Взамен теперь он ее найдет и освободит.

Одна из безымянных горничных молча подала Заку ланч в его комнату. Парень не сомневался, что ей строго велено избегать зрительного контакта с ним. Он съел сэндвич, не ощутив его вкуса, не отрывая глаз от портрета своей матери на тумбочке. Зак поймал себя на мысли, что ее улыбка напоминает «о волшебных крепостях из подушек и матрасов, о таинственных огнях летней ночью на террасе».

Зак нахмурился. Ему не понравился такой ход мыслей. Он не хотел вспоминать о ее жизнелюбии, о ее способности вносить лучик света в любой, самый непроглядный мрак.

У его матери Мюриэль не было денег. Вероятно, она была единственной из Уэйкфилдов, которая могла этим похвастать. Ее лишили доступа к семейному состоянию за подростковую беременность и последующее непослушание. За вечный бунт и нежелание подчиняться семья отреклась от нее. Несколько лет они с Заком как-то перебивались. Он не мог вспомнить, что был беден, но мог вспомнить запах плесени в крошечных квартирках; магазины «Все по 99 центов» с неоновым освещением; арендодателей, сердито стучащих в двери, пока они с матерью прятались в темноте. Но его мать как-то справлялась со всем этим. Пока однажды не смогла справиться.

В тот день она привела Зака в поместье Уэйкфилд, прося о милосердии. Митчем принял их. Зак узнал, как одиноко в огромных комнатах и залах дядиного поместья. Митчем выставил множество требований к их пребыванию здесь: в частности, Заку больше нельзя было спать в одной постели с матерью, ему назначили репетиторов и преподавателей языка и уроки этикета.

Через некоторое время Мюриэль сказала, что чувствует холод этого дома на щеках сына и прохладу мрамора на его коже. Она пыталась поднять ему настроение. Она хороша была в изобретении игр и тайных языков.

– Дядя Митчем заботится о лучшей жизни для нас, – говорила Мюриэль, улыбаясь, и это всегда почему-то звучало как попытка оправдаться.

Однажды она купила Заку секретного хомяка. Мальчик назвал его Ролексом в честь предпочитаемого Митчемом бренда часов. Ему показалось забавным назвать секретного хомячка в честь вещи человека, от которого он должен был держать этого малыша в тайне. Дополнительным бонусом было то, что Ролекс любил кататься в пластиковом шаре, и это бесконечно забавляло Зака. Он любил играть с хомяком и подолгу возился с ним.

Несколько месяцев спустя Мюриель пришла в голову мысль отправиться с Заком в поход. Митчем был против, но Зак не мог вспомнить, почему именно. Мама сказала, что им придется уехать без Ролекса, но пообещала оставить ему достаточно еды и воды, чтобы тот смог спокойно дождаться их возвращения.

Зак волновался – а что, если Ролекс съест и выпьет все за один присест? Он рассказал о Ролексе горничной и попросил ее никому не говорить о нем, но поить и кормить хомяка.

Когда Зак вернулся из кемпинга на озере, Ролекс был таким же холодным и твердым, как гранулы его корма. Его неподвижные глаза смотрели из клетки так, словно он был чем-то потрясен. Горничную уволили. Как ни мал был Зак, он понял, что случилось: Митчем нарочно устроил так, чтобы Ролекс умер.

– Мы устроим ему хорошие похороны, – прошептала мама, сверкнув глазами, в которых стояли слезы, и сжала в ярости кулаки.

Она взяла Зака за руку и стиснула его маленькую ладонь, когда тот смотрел на застывший комочек меха, который так любил гладить и прижимать к себе. Он не плакал.

– Я не хочу, чтоб его съели черви, – сказал Зак.

– Тогда мы его кремируем, – предложила Мюриэль.

Мальчик кивнул.

Они потратили полчаса на приготовления – как бы невзначай срезали самые красивые розы из розария Митчема и стащили кружевную салфетку и длинные спички из кухни. Церемонию решили устроить у старого дуба на заднем дворе. Зак положил завернутого в кружевную салфетку Ролекса на землю возле корней.

Мюриэль достала бутылку янтарной жидкости – Зак узнал ее, бутылка была из дядиной гостиной. Мама налила немного жидкости на салфетку, а затем разложила розы вокруг белого свертка.

Когда она подожгла все это, первой сгорела салфетка. Зак не дрогнул. Выражение его лица не изменилось, когда он увидел крошечное тельце, пожираемое пламенем. Сначала мех, затем плоть, потом обуглились косточки.

Его мать пела. Он и сейчас еще помнил ее голос, как будто все это произошло вчера. Голос походил на красивое ночное небо, мрачное и темное, усеянное звездами, в форме сверкающих высоких нот. Она спела песню, но такую мрачную и извращенную, что Зак подумал, та сочинила ее экспромтом, прямо на месте:

Огонь дал Заку ощущение некоего завершения. Когда все догорело, Мюриель обернулась к нему со слезами в глазах.

– Я обещаю, мы скоро вырвемся отсюда, – промолвила она.

Но при жизни Мюриэль они так и не выбрались из Уэйкфилдского поместья.

Эта мысль вызволила Зака из власти воспоминаний, будто вырвав его из них парой холодных мокрых рук.

Он был готов уйти. Сейчас или никогда. Зак не проведет более ни одной лишней минуты в этом чертовом доме.

Медленно и мучительно, поскольку каждое движение вызывало пульсирующую или колющую боль, он вытащил из своего шкафа вещевой мешок. Начал собирать вещи. Футболки, штаны, кое-какие туалетные принадлежности и пачку стодолларовых купюр, которые он прятал в своем сейфе.

Своего телефона он не видел с момента прибытия в поместье. Все компьютеры здесь таинственным образом исчезли. В этом не было ничего нового – полная изоляция была любимым наказанием, применяемым Митчемом.

Зак взял в руки книгу о Калифорнии из своей небольшой библиотеки книг о путешествиях, которую он хранил в черном полированном бюро. Еще Мюриэль собрала ее, отмечая места, куда они с Заком планировали когда-нибудь попасть. После того как мать умерла, Митчем избавился от большинства ее вещей, но Зак сумел припрятать книги и ее фотографию. Он вытащил карту штата из книги о Калифорнии и спрятал ее в сумку.

Без каких бы то ни было чувств Зак осмотрел свою роскошную комнату. Наконец он взял с тумбочки маленькую рамку с фотографией матери, когда она была подростком: черные волосы украшены веночком, она смеется, стоя на крыльце.

Митчему не нравились фотографии вообще, а особенно – фотографии сестры, матери Зака, и, возможно из остатков милосердия, никто из прислуги никогда не наябедничал ему об этом снимке, иначе он бы давно выбросил его, как все остальные.

«Помнить – значит вновь переживать, – говаривал Митчем. – Забывать – значит освобождаться». Если бы Зак был осторожным, он бы получше спрятал фотографию, но видеть ее просыпаясь было едва ли не единственным приятным моментом пробуждения в Уэйкфилдском поместье.

Сунув крошечную рамку в сумку, Зак застегнул ее на молнию и, перекинув через плечо, в очередной раз вздрогнул от боли.

Он выскользнул в пустой коридор. У него был большой опыт побегов из поместья со времен, когда он, за бешеные деньги, арендовал квартиры на пару суток и устраивал там вечеринки с непременным участием своих ближайших друзей – Маркуса, Бобби и Вайолет. Зак спустился на первый этаж и незамеченным вышел через вход для прислуги. Проходя мимо модных машин Митчема, он споткнулся и выпрямился, почувствовав необъяснимую усталость в ногах, словно пробирался по колено в вязком болоте.

Зак шел дальше, пока его не остановила картина у ворот. Он быстро нырнул в тень при виде двух незнакомых охранников, которые там дежурили. В прошлом Митчем нанимал одного или двух телохранителей – в числе постоянно изменяющегося штата прислуги, садовников и поваров. Но настоящих вооруженных охранников у ворот Зак видел впервые. Он был раздосадован своим удивлением. Дядю он хорошо знал как садиста и опасного человека. Да, у него не всегда были вооруженные охранники, но у него также не было и лаборатории в подвале, и причастности к незаконному похищению генов. Зак даже предположить не мог, на какое коварство способен сейчас Митчем.

Оглядевшись, он обнаружил участок ограды, который невозможно было увидеть из дома. От охранников его заслонял густой кустарник и буйно разросшиеся вьющиеся растения.

Зак замер: наверху ограды торчал ряд шипов, чего раньше не было. Парень выругался – ему придется как-то перебираться через них.

Кряхтя, Зак схватил толстую лиану и подтянулся. Уперся в стену ногой, несмотря на боль в предательски задрожавшем правом бедре. Зак нахмурился и ухватился за лиану повыше. Он чувствовал, как вибрируют его уставшие мышцы, когда изо всех сил пытался поднять собственный вес.

Зак потянулся дальше, остановился, чтобы отдышаться, а затем повторил все снова. Ладони покрылись потом и от этого немного скользили. Толстые грубые ветви лиан оставляли на коже грязь.

Зак двигался вверх, но, когда поднял глаза, перед ним был еще долгий путь. Верх ограды, казалось, отодвигался, как горизонт. Он простирался над ним на какой-то головокружительной высоте, как будто Зак смотрел на небоскреб, грозящий обрушиться на него.

Эдак вся затея теряла смысл. Почему так сложно? Его глаза закрылись, он усилием воли снова широко раскрыл их. Почему же собственное тело его подводит? Действие успокоительных и снотворных средств никогда не ощущалось так долго. Зак так устал, что ему казалось, он тонет; он готов был прислониться головой к стене и немного вздремнуть.

Сопротивляясь сну, склеивавшему веки, Зак отчаянно вцепился в лианы. Внезапно те куда-то исчезли. Сон так неодолимо сковывал его, что Зак уже не мог бороться. Он отпустил руки.

И упал. Вниз, вниз, вниз, в черную пропасть.

* * *

Зак сидел на диване в салоне, прилегающем к столовой. Он сжал и разжал кулаки, задаваясь вопросом, что пошло не так. Почему он отпустил ветви? Зак оценил повреждение: левая лодыжка болела гораздо больше, чем ранее, возможно, он ее вывихнул. Одежда была в грязи. Вместо того чтобы перелезть через стену, он упал с нее, без всякой причины отпустив руки.

Он что… уснул? Как это могло случиться? Он проснулся в гостиной. Под ним было подстелено одеяло, чтобы он не испачкал диван в стиле барокко. Где его сумка? Зак запаниковал, вспомнив о фотографии матери.

Он услышал тихий перезвон столового серебра и фарфора из соседней комнаты. Оттуда доносился аромат жареного мяса. Желудок свело от голода. Разве он не ел недавно? Нет, на улице была ночь; со времени обеда миновали часы. Он… упал со стены, а затем потерял сознание? И проснулся несколько часов спустя?

Он недоверчиво покачал головой. Голодный приступ сопровождался тошнотой, от которой Зак скорчился. Он неохотно поднялся и направился в столовую. Та была освещена тусклым светом люстры и дюжины мерцающих свечей, капавших воском на серебряные подсвечники.

Митчем разрезал большой кусок мяса на изящной фарфоровой тарелке. Стейк с кровью был скорее сырым, чем жареным.

Дядя жестом пригласил Зака занять место напротив него. Ярость охватила племянника, как всегда, когда он видел стоическое, неестественное спокойствие Митчема. Тот стал бы отличным секретным агентом. У него было ноль эмоций. Он состоял из чистейшей силы воли и самоконтроля.

Как только Зак сел напротив дяди, его охватило отчетливое ощущение дежавю. Все это уже повторялось многократно, оставаясь совершенно абсурдным. Ничто в этом доме никогда не имело смысла, но в нем сохранялись свои правила. Свои собственные нездоровые повторяющиеся танец и ритм. Льет ли дождь, сияет ли солнце, жизнь или смерть, ужин всегда будет подан в семь часов.

Когда мать Зака умерла, его просто бесило, что горничная продолжает подавать ему еду в то же время, что и раньше. Это оскорбляло его горе – то, что жизнь проходит точно так же гладко, тем временем как часть его самого ушла безвозвратно.

В конце концов, размеренная рутина поместья сломала его; после того как он отправлял свой ужин обратно на кухню в течение целого месяца, Зак поддался внушительному ритму поместья и собственному голоду. Но не в этот раз. Он не позволит им снова сломить его.

Он оттолкнул тарелку.

– Как долго я был в отключке?

– Весь день, – отозвался Митчем. – Ты собираешься сделать еще много попыток побега? Если да, я должен предупредить охранников. Присмотр за тобой, на самом деле, не входит их обязанности.

– Как долго ты намерен держать меня в плену? – спросил устало Зак.

– Сколько потребуется.

– Ладно. Тогда я сделаю столько попыток, сколько потребуется.

– Убегая, ты ничего не выиграешь.

– Я ничего не получаю от пребывания здесь.

– Я скажу тебе, где Ника, – предложил дядя.

Зак закатил глаза. Не в правилах Митчема в чем бы то ни было уступать.

– Чего же ты хочешь за такую-то щедрость?

– Всего лишь твоего сотрудничества.

Зак фыркнул. За формулировкой «сотрудничество» может скрываться все что угодно. Но потом он подумал о Нике, о том, как она ему доверяла. Как она смотрела на него. Его решимость вспыхнула, как восковые свечи на столе.

– Я буду сотрудничать, – каркнул он хрипло.

Проклятое горло снова сжалось. Это была ложь, но, возможно, та, которая купит ему информацию. Ему нужно что-то конкретное, чтобы предложить газетчикам.

– Замечательно. Охрана! – позвал Митчем, обернувшись к двери.

Охранник заглянул в комнату. Зак не переставал удивляться. Охранники материализуются в столовой? Сколько их нанял дядя? Отчего вдруг он стал так остро нуждаться в защите?

– Приведи нашу гостью, – приказал Митчем.

Охранник кивнул и исчез. Через минуту он вернулся с маленькой женщиной. Она была в сарафане, руки сложены на животе. Ей было за сорок: «гусиные лапки» у глаз, проседь в волосах.

Она застенчиво улыбнулась Заку – как будто ждала от него одобрения.

Пока Зак смотрел на нее, гостья пересекла столовую и села за стол между ними.

– Это Кэтрин, – представил ее Митчем.

– Привет, рада познакомиться, – сказала Кэтрин.

Ее голос прозвучал как шепот в сравнении с сильным голосом Митчема.

– Хм… Привет, – отозвался Зак.

Он посмотрел на женщину, затем на Митчема, затем снова на нее. Что это за новая игра? Минуты тянулись медленно. Кэтрин, потупившись, молчала. Дядя продолжал есть.

У Зака неприятно сосало под ложечкой. О чем бы ни шла речь, это что-то точно нехорошее. Он взял нож и вилку и уставился на еду, которую ему подали.

– У Кэтрин фотографическая память, – сообщил дядя.

Зак окаменел. Женщина улыбнулась ему. У нее была зрительная память как у Ники – вид памяти, которая записывает события в фотографических деталях и сохраняет эти детали навсегда. Заку подумалось, что вот она и его лицо навсегда запомнит. Она смотрела на него как невинный ягненок, готовый к забою.

– После ужина вас обоих подготовят. Учитывая твою чувствительность, – сказал Митчем, указывая вилкой на Зака, – я подумал, что ты захочешь сперва познакомиться с ней.

– «Сперва»? Не понимаю, – отозвался Зак.

Но он понял. И это понимание жгло его изнутри.

Дядя вздохнул и отбросил в сторону свою кремовую салфетку.

– Ты вроде бы собирался сотрудничать?

Зак не ответил. Он не собирался делать эту ситуацию менее абсурдной, вступая в диалог.

– Зак, тебе известно, что я терпеть не могу, когда ты ведешь себя так глупо, – возмутился Митчем.

От раздражения у него пошли красными пятнами щеки; радужки его глаз были черными как обсидиан с отсветами танцующего пламени свечей.

– Кэтрин является добровольным донором. Она хочет этого и получит хорошую компенсацию, поэтому ты не должен предъявлять никаких возражений. Как только вы подготовитесь, можно делать пересадку.

Кэтрин ободряюще улыбнулась ему.

Зак закричал бы, если бы кто-нибудь снаружи мог услышать его.

Глава 8
Ника

Ника проснулась от слабого щелчка замка и повернула голову к двери, но там никого не было. Девушка посмотрела в окно: было темно, но она все еще могла разглядеть на стекле очертания своего мутного SOS.

Подушка была теплой. Должно быть, она крепко спала. Ника встала и попробовала дверь – открыто, хотя тот, кто открыл дверь, куда-то исчез.

Ника спустилась на кухню и нашла там Квинна, Эмбер и Саймона сидящими вокруг стола-острова. Она с облегчением выдохнула напряжение.

– Все в порядке? – спросила Ника, садясь.

Кухарка взбивала жидкое тесто в большой серебряной миске и что-то смотрела на своем телефоне, который прислонила к тостеру.

Трио мрачно кивнуло.

– Как твой кашель? – спросила она Эмбер.

Мрачный взгляд Эмбер свидетельствовал о том, что она уже в курсе происшествия со змеей.

– Получше, чем рука Квинна, – ответила Эмбер.

Ника вздрогнула при воспоминании о маслянисто-черной спирали и белых клыках. Рука Квинна была перевязана.

– Больно? – тихо спросила Ника.

– Только когда двигаюсь.

Его глаза вспыхнули. Ника погладила пальцами костяшки его кулака в знак утешения. Затем перенесла свое внимание на Саймона.

– Что ты расшифровал в той книжечке?

Интеграл пожал плечами.

– Просто адрес, как я уже сказал. Калифорнийский, насколько я могу судить. Я уверен, что вскоре они заставят меня расшифровать все остальное.

Его плечи опали, он постучал пальцем по красной книжечке, которая лежала рядом с ним. Ника удивилась – как это они позволили ему хранить ее у себя.

– Они отдали ее мне на расшифровку после краткого заключения, – ответил Интеграл на невысказанный вопрос Ники.

– И не боятся, что ты ее уничтожишь? – удивилась Эмбер.

– Чтобы стать змеиным кормом? – покачал головой Интеграл. – Пожалуй, нет.

Ника понизила голос:

– Значит, вас тоже запирают?

Троица дружно кивнула.

– Замки у них не особо… – пробормотал Квинн, оглядываясь на кухарку, чтобы убедиться, что та увлечена просмотром видео. – Легко взломать, – добавил он.

– Может быть, сейчас самое время позвонить в полицию, – предложил Интеграл. – Телефон, Ника.

Девушка дождалась, пока кухарка пошла за дополнительными ингредиентами в кладовку.

– Он у Бастиана, – прошептала она.

Квинн выругался себе под нос.

– Как насчет телефона Лупе? – прошептала Эмбер и кивнула в сторону кладовой.

Ника удивилась, когда они успели узнать имя кухарки? Как долго она спала?

– В любом случае, не нужно никому звонить – полиция у них в кармане, – произнесла она шепотом и рассказала о звонке, SOS на стекле и реакции полицейских.

Квинн вытаращил на нее глаза, осознав серьезность ситуации, но ничего не сказал.

Интеграл побледнел.

– Они подкупили полицию?

– Тс-с-с! – прошипела Ника.

Стряпуха Лупе вернулась, и за столом воцарилось неловкое молчание, прерывавшееся лишь короткими ничего не значащими фразами да иногда раскатистым кашлем Эмбер. Воспоминание о змее Хефе тяжелой тучей повисло над компанией.

– Ты с тех пор что-нибудь еще расшифровал? – спросила наконец Ника, обращаясь к Интегралу.

Тот почесал кудрявую макушку.

– Несколько страниц, но это все адреса, – сказал он, сдвинув похожие на пушистых гусениц светлые брови за очками.

Ника тоже нахмурилась. Зачем директору был нужен зашифрованный список адресов? Зачем он теперь так понадобился Хефе? И откуда тот вообще узнал, что Ника взяла красную книжечку? Вернее, Хефе и не знал, что именно она взяла; так почему это неизвестно что так остро ему понадобилось? У Ники голова раскалывалась от вопросов. Ей нужно было больше информации.

Кашель Эмбер сотряс комнату. Саймон обеспокоенно посмотрел в ее сторону.

– А что сказал тебе доктор? – спросила Ника Эмбер.

– Возможно, бронхит, – пожала плечами та. – Он дал мне флакон с микстурой, которая здорово помогла.

Эмбер, казалось, удивлена этим.

– Что за микстура? – спросил Квинн.

– Не знаю. Думаю, какой-то их фирменный препарат. Они еще дали мне кое-что, чтобы я лучше спала. Я пока это не принимала.

– А ты плохо спишь? – осведомился Интеграл.

– В последнее время плохо… Ну, с тех пор, как…

Она не закончила предложение, но Ника знала, что Эмбер имела в виду. С момента пересадки.

Квинн прочистил горло.

– Они перевязали мне ранку. У них там вроде как лаборатория, где они хранят свои лекарства. Все очень профессионально. Слишком профессионально для обычного дома, – мрачно пояснил он. – Обстановка мне напомнила о медсестре Смит.

– Где эта лаборатория? – спросила Ника.

– На втором этаже среднего дома, – ответила Эмбер.

На кухню зашел охранник. Он не обращал особого внимания на подростков. Спина Ники напряглась, пока Лупе наливала ему чашку кофе из большого стеклянного кувшина, какие бывают в закусочных. Охранник, здоровенный мужчина, поблагодарил Лупе и ушел со своей кружкой.

Кухарка повернулась к ним и сказала что-то по-испански. Квинн ответил ей. Друзья уставились на него в недоумении.

– Ты говоришь по-испански? – пораженно спросил Интеграл.

Квинн улыбнулся.

– Как-то летом, когда моя няня не оплатила счет за кабельное, я провозился с ее антенной, а потом почему-то получилось так, что некоторое время у нас шли сплошные латиноамериканские сериалы, – пожал он плечами. – Они довольно забавные. Вроде того, что она сейчас смотрит на своем телефоне, – кивнул он в сторону Лупе.

– Что она тебе сказала? – спросила Эмбер.

– Сказала, что вынуждена готовить много кофе, чтобы ночные охранники не спали, и что они ленивые.

Интеграл кивнул. Он открыл красную книжечку и принялся за дальнейшую расшифровку.

– Чем больше мы знаем о стиле жизни в этом доме, тем лучше, – пробормотал он себе под нос.

Все понимали, что Интеграл имеет в виду. Чем больше у них информации, тем больше шансов уйти отсюда целыми и невредимыми.

Квинн отнес грязную тарелку в раковину. На обратном пути он остановился позади Лупе и посмотрел через ее плечо на телефон. Одновременно с ней он разразился смехом. Квинн вздрогнул от боли при этом, но все еще улыбался, наблюдая за действием в сериале. Мгновение спустя они снова засмеялись вместе.

Эмбер о чем-то расспрашивала Интеграла, но Ника не слушала. Квинн подкинул ей идею, когда упомянул медсестру Смит. И эту идею она с тех пор обдумывала.

«Если тебе нужно добыть какие-то сведения об императоре, лучше всего обратиться к его подручным».

Слова Интеграла, произнесенные им на прошлой неделе возле дома медсестры Смит, прозвучали у Ники в голове. Если они ищут шанс вырваться с гасиенды, ей нужно больше информации. Она должна найти источник. И она знала кое о ком, кто был достаточно одинок, чтобы захотеть с ней общаться.

Она закончила ужин, извинилась перед остальными и пошла искать «подручного».

* * *

Была почти полночь, когда Ника наконец отыскала Бастиана. Она бродила по залам, распахивая двери, пока не нашла его в небольшом спортзале в саду. Ника наблюдала, как Бастиан без рубашки наносил удар за ударом по боксерской груше, свисавшей с потолка как дремлющая куколка насекомого. Каждый удар отзывался звуком, похожим на стон. Ника не могла отвести глаз от парня, словно загипнотизированная – нет, не мускулистым телом парня, а тридцатью или около того татуировками, которые переплетались на спине и руках Бастиана.

Там были кобра, демон, образующийся из дыма, девушка в стиле пин-ап и псалмы курсивом, бегущие по холсту плоти. Когда он напрягал мышцы, нанося удары руками и ногами, изображения словно двигались: девушка танцевала, демон извивался, змеи шипели. Внезапно Бастиан остановился. Словно почувствовав ее присутствие, он развернулся и ухмыльнулся.

– Buenas tardes, señorita^[8], – раскинул он руки в приветственном жесте. – Заходи.

– Я изучаю территорию, – объяснила Ника.

– Вот как? И что, есть уже открытия?

– Густо татуированный полуодетый молодой человек, – пожала она плечами и отвела взгляд, давая ему шанс натянуть рубашку.

Бастиан не двигался.

– Хочешь? – предложил он.

– Прошу прощения?

Ника проследила за его взглядом, указавшим на боксерскую грушу.

– Ах это…

Она согнула руку, вспоминая ощущение на ладони от пощечины, которую дала ему. С удивлением девушка заметила, что у него на щеке все еще оставалась небольшая красная отметина. Ника кивнула и встала рядом с ним. Она хотела, чтобы он расслабился. Если бы она сумела усыпить его бдительность, информация стала бы доступнее. Ей также очень хотелось что-нибудь ударить. Бастиан принес пару перчаток и помог надеть их.

Он продемонстрировал серию ударов: они были звонкими, точными и быстрыми.

– Давайте посмотрим, что получится у тебя, – сказал Бастиан, останавливая колебания груши двумя руками.

Собрать необходимую для удара ярость Нике было несложно. Немало ее гнездилось в сердце еще с момента посещения кабинета Хефе. Ника сжала кулаки и ударила. Один. Два. Три. Груша чуть-чуть качнулась.

Хм. Недостаточно.

– Еще, – скомандовал Бастиан.

Ника подчинилась.

Еще раз. Шмяк.

Еще раз. Хлоп.

Еще раз! Шмяк.

Ника тяжело дышала. Каждый удар, как выстрел из пистолета, высвобождал небольшую порцию ее ярости.

– Неплохо, – сказал Бастиан. – Видно, что гнев есть, но техники нет. Тебе нужно немного расслабиться. В твоем теле излишек напряжения. Держись на ногах легко.

Бастиан приобнял ее, поправляя стойку, и раздвинул ей ноги легким, но твердым пинком. Она сердито глянула на него через плечо.

– Я сама могу исправить стойку.

– Я не сомневаюсь, – засмеялся Бастиан. – Но гораздо веселее, когда я тебя настраиваю.

Он флиртует с ней, поняла Ника. Это было хорошо: она сможет это использовать.

Ее взгляд привлекла стеклянная барная тележка с бутылками – нетипичный для спортзала объект. Но если она правильно помнила уроки своей тети Сони, именно алкоголь лучше всего развязывает язык. Она не станет спрашивать у Бастиана, зачем здесь спиртное, если оно может выступить в роли ее союзника.

– Выпивка помогла бы мне расслабиться, – смущенно предположила она, кивая в сторону мини-бара.

Бастиан улыбнулся и налил ей маленькую порцию чистого напитка из прозрачной, необычной формы бутылки.

Ника пристально смотрела на жидкость, лихорадочно обдумывая свой план. «Если он будет пьян, больше шансов, что он выдаст информацию. Надо начать процесс!» Она опрокинула стопку и почувствовала, как жидкость прожгла себе путь к желудку и тепло разлилась в нем. Она вздрогнула, и Бастиан засмеялся.

– У тебя много татуировок, – заметила Ника. – Они выглядят очень дорогими.

Комментарий служил двум целям: разоружить его комплиментом – Бастиан производил впечатление тщеславного типа – и побудить его к разговору о финансах. У Ники не было собственных татуировок, но она была достаточно в теме, чтобы догадаться, сколько они стоят. Проработка деталей на спине и руках Бастиана должна была занять часы и стоила не одну тысячу долларов…

– Деньги не проблема, – заносчиво заявил он.

Бастиан был не просто одним из персонала гасиенды, убедилась Ника. Он был богат и – с учетом его поведения – выполнял какую-то важную роль. Но он молод, слишком молод, чтобы заслужить такое положение.

– Теперь попробуй еще раз, – прервал он ход ее мыслей.

Ника повернулась к груше. Ударила ее изо всех сил. Снаряд качнулся заметнее, чем в первый раз. Бастиан одобрительно кивнул; девушка била снова и снова. А потом еще раз и еще.

– Вкладывай в удар весь вес своего тела! – прорычал он.

Ника послушалась.

Бастиан подал ей еще одну стопку. Она проглотила порцию напитка – на этот раз он не так сильно обжег – и продолжила наносить удары. Ника остановилась, только когда ее стал заливать пот и футболка прилипла к телу.

– Откуда ты знаешь Хефе? – спросила она, останавливая грушу.

– Я знаю его, сколько себя помню.

– А чем он зарабатывает на жизнь?

– Он помогает людям, – был ответ Бастиана.

Ника фыркнула и закатила глаза.

– Ясное дело. Как именно он помогает людям?

Лицо Бастиана сделалось угрюмым.

– Помогает им найти лучшие версии самих себя.

Она ожидала, что он продолжит, но вместо этого получила только молчание. Ника заметила, что, когда Бастиан серьезен, его пухлые губы сжимаются в тонкую линию. В точности как у Хефе. На самом деле, у него был такой же цвет глаз… «Я знаю его, сколько себя помню».

– Хефе твой отец! – воскликнула она.

Теперь ей многое стало ясно. Его молодость, его богатство, его авторитарный тон. Но почему они с Хефе не ведут себя как отец и сын?

Бастиан проигнорировал ее догадку и начал колошматить соседнюю грушу: каждый удар его становился более точным и смертельным, чем предыдущий.

Ника налила ему из той же бутылки. Он выпил без возражений. Ника тоже возобновила удары. По этому вопросу она не получит больше ответов.

Шесть порций выпивки, сотни ударов, бесконечные вопросы, практически без ответов, и Ника по-прежнему почти ничего не знала. То ли Бастиан так искусно уклонялся, то ли она задавала неправильные вопросы, то ли он просто был недостаточно пьян.

В какой-то момент Бастиан прошел в угол зала и включил музыку. Громкий ритмичный реггетон ^[9] грянул из динамиков во всех четырех углах с силой, достаточной для того, чтобы заглушить все дальнейшие расспросы.

Ника нахмурилась. Бастиан улыбнулся ей и указал на свое ухо. Этот ублюдок решил попросту заткнуть ее.

Очевидно, что план ее не сработал. Ну и ладно, сдалась Ника. Она стянула с себя мокрую от пота футболку, словно змея старую кожу, и отбросила ее в сторону, оставшись в маечке. Она позволила разуму освободиться и теперь слышала только красивые испанские слова, смысла которых не понимала.

На самом деле Ника была чрезвычайно благодарна за ощущение небытия, которое пришло с музыкой. За последнюю неделю она, наверное, впервые расслабилась. Реггетон был заразителен, и она почувствовала, что ее тело непроизвольно подстраивается под ритм и ее бедра слегка покачиваются, в то время, как она продолжает наносить удар за ударом.

Ника остановилась, чтобы вытереть пот со лба. Она собрала свои влажные непослушные локоны в хвост. Возможно, под действием алкоголя в какой-то момент Ника бросила боксерскую грушу и начала танцевать.

Бастиан тоже оторвался от своей груши и присоединился к ней.

Он взял Нику за кончики пальцев и легчайшим касанием повернул ее. Затем отпустил и повторил прием – на этот раз более резко.

У Ники кружилась голова – но скорее восхитительно, чем мучительно. Она чувствовала, будто парит в воздухе.

Музыка пронзала сладко и остро, как соус чили на ломтике манго. Он привлек ее ближе, положив одну руку ей на плечо, а другой обхватив за спину, и повел в танце. Ника старалась изо всех сил повторять движения Бастиана. Они покачивались из стороны в сторону, а потом он дико вращал ее, снова и снова, так что у нее кружилась голова, она задыхалась и смеялась.

Вокруг все казалось размытым. Песня закончилась, но комната продолжала вращаться. Ника споткнулась, и Бастиан поддержал ее. Вдруг она оказалась в уютном коконе его рук, лицо Бастиана опасно приблизилось.

Она инстинктивно оттолкнула его, и что-то мелькнуло у него за плечом. В полуоткрытую дверь Ника увидела Квинна, который тут же ушел прочь.

Высвободившись из объятий Бастиана, она бросилась за Квинном. Во дворе гасиенды Ника схватила его за руку. Квинн отшатнулся – на лице его отразились ярость и отвращение. Ника почувствовала нелепое желание сесть на пол, чтобы передохнуть. Она сдержалась и взяла себя в руки, хоть это было не легко. Черт! Она позволила Бастиану обмануть себя. Она намеревалась отвлеченной беседой и спиртным вытащить из него ответы на вопросы, а в действительности он ее ловко провел. Очаровал так, что она и забыла, о чем хотела спросить.

– Что тебе нужно? – плюнул Квинн.

– Я просто пыталась добыть больше информации, – прошептала она, а потом хихикнула. На самом деле хихикнула.

Квинн прищурился.

– Чем добыть, танцами?

– Ну, это совсем не так начиналось, – заикаясь произнесла Ника.

Она неуверенно стояла на ногах, но пошла вперед. Она не могла вынести того, как он смотрит на нее – это вызывало тошноту. Квинн понюхал воздух перед собой.

– Господи, Ника, от тебя несет текилой.

Снова споткнувшись, она протянула к нему руку. Квинн отшатнулся.

– Он заставил тебя пить? – зло спросил Квинн.

– Нет, это была моя идея, – призналась Ника.

– Ты напилась со своим похитителем. У тебя нет чувства самосохранения?

– Я решила пойти на это, чтобы получить ответы. Никто ничего же не пред… предпринимает!

Ника старалась, чтобы ее голос звучал уверенно, но у нее не особо получилось.

– Ладно. Сделай мне одолжение, – сказал Квинн.

– Какое?

– В следующий раз, принимая «решение», попробуй также включить в этот процесс остальных.

– О! А вы меня включили? – огрызнулась Ника. – Вы позволили мне пойти в тот туннель в одиночку! А потом я нахожу вас втроем на кухне. Никто не удосужился прийти проверить, все ли у меня в порядке. Я чуть не убежала в пустыню за тобой, потому что понятия не имела, что ты в этом доме!

Ника смутно осознавала, что перешла на крик. Квинн смотрел на нее с разочарованием.

– Поговорим, когда ты протрезвеешь, – отрезал он.

Квинн отвернулся и исчез в доме. Ника нахмурилась. Она хотела последовать за ним, но резко подбежала к большому кусту алоэ, и там ее вырвало. Вот так просто: все теплые чувства, которые она ощущала в спортзале, исчезли, сменившись тревогой и стыдом.

Глава 9
Зак

На следующее утро Зак ходил по своей спальне взад и вперед, обдумывая доступные варианты своих дальнейших действий. Он не мог пойти на пересадку. Где Митчем вообще откопал эту женщину-донора?

Заку делалось тошно от воспоминания о ее лице и о том, что Кэтрин выглядела так, будто ей прям… не терпится. Будто она стремилась угодить ему. Предлагала себя на тарелочке. Заку было противно от того, что Митчем представлял человеческое существо как ценный скот. На самом деле парень очень боялся того, что произойдет с ней, если он согласится.

Кэтрин может умереть. Она может сойти с ума.

Почему Митчем так спешит с этой чертовой пересадкой? Насчет этого обстоятельства у Зака не было даже предположений. Еще более бессмысленным было то, что как Зак ни копался в своем сердце в поисках гнева и ярости, эти чувства ускользали от него, убегали, словно песок между пальцами. Ни капли ярости. Он не мог получить к ней доступа.

Это пугало его больше всего.

Когда он шел на завтрак, в коридорах царила тишина, густая и туманная. Дом Митчема всегда был слишком тихим для дома с таким большим количеством персонала.

Зак выглянул в окно. Он увидел высоченную стену – ограду усадьбы Уэйкфилд и ее черные шипы. «Чтобы отпугивать птиц», – вероятно, объяснит Митчем соседу или любопытному гостю. Но Зак знал, что настоящей причиной было сведение к минимуму его попыток сбежать из поместья.

Зак вынужден был признать, что шансы выбраться из Уэйкфилда стали ничтожными.

Накануне он решительно заявил о своем отказе и вихрем вылетел из столовой, швырнув на пол свою тарелку и столовые приборы до смерти напугав Кэтрин. Теперь же чувствовал стыд за происшедшее, стыд за то, что не мог сделать ничего лучшего, чем устроить сцену. И теперь он не мог даже отыскать свою ярость. Что с ним случилось?

Бредя по коридору, он подумал о смерти матери. Пребывание в поместье Уэйкфилд часто выталкивало горькие воспоминания на передний план в его сознании, поэтому Зак старался проводить там поменьше времени.

У Мюриэль не было похорон как таковых. Зак предположил, это оттого, что Митчем хотел сохранить ее смерть в тайне от прессы. Чтобы не появились заголовки: «Сестра фармацевтического магната убивает себя из отчаяния: лекарства не помогали?».

Митчем сообщил ему новость за завтраком. Яйца Бенедикт. Зак вспомнил острый вкус на языке, потому что еда смешалась с солью его внезапных слез. Он начал рыдать; затем его увели: руки горничной порхали над ним, как испуганные стрекозы. Еда вывалилась у него изо рта, когда Зака волокли в комнату. Горничные и няня утешали его как умели, но его крики не смолкали, разрывая тишину поместья, как кошачьи когти шелк. За несколькими неделями истерических рыданий последовали недели на седативных препаратах. Зак стряхнул с себя ползущее змеей воспоминание, но оно сжалось у него в животе.

Митчем уже был в столовой и пил свой любимый кофе – черный с одним пакетиком подсластителя. Зак не поприветствовал его, что, как он знал, дяде досаждало. Ничто так не раздражало Митчема, как грубость.

Зак надкусил круассан, но тот рассыпался хлопьями во рту, как рисовая бумага.

– Донор готова, – начал Митчем.

Но прежде чем он успел закончить фразу, племянник бросил в него своим круассаном через стол.

– Называй ее по имени! – прозвучал возглас Зака.

– Ладно. Кэтрин готова в скором времени пройти процедуру, поэтому мы можем попробовать еще раз, – спокойно сказал Митчем. – Садись, тебе нужно беречь силы.

Зак нахмурился в ответ на это высказывание. Он способен стоять на ногах! Но, к великому огорчению, сейчас должен был признать, что Митчем прав: он уже устал, его колени подгибались.

Зак сел и откинулся на спинку стула. Почему он так устает? Он не принимал лекарства, что ему назначил дядя, и бросал все доставляемые в его комнату таблетки в щель между ящиком тумбочки и рамой. Надежное укрытие.

– Я сказал еще вчера вечером, что не собираюсь этого делать, – сказал Зак, придавая своему голосу столько уверенности, сколько мог найти в себе.

– Я уже сейчас вижу признаки наступающего у тебя патологического состояния, – заявил Митчем, и его черные глаза сузились от чего-то похожего на беспокойство.

– У меня нет никакого «состояния», – возразил племянник, но голос его прозвучал неубедительно.

Он чувствовал тошноту, а живот казался будто наполненным сырым тестом.

Зак с трудом сглотнул, борясь с неутолимой сухостью в горле. Затем глубоко вздохнул.

– Я не хочу! – прорычал он. – Мне все равно, что ты со мной сделаешь. Я уже ничего не боюсь.

В облике наблюдавшего за племянником Митчема проглядывало коварство: этот человек был лисом, а Зак – фазаном.

– Мой мальчик, зачем бы я стал угрожать твоей жизни, если я пытаюсь спасти ее?

Зак на это презрительно фыркнул.

– Жизнь Ники, с другой стороны, – рассуждал вслух Митчем, – для меня немного значит.

Из последних сил Зак ударил кулаками по столу.

– Нет! Умоляю… – прохрипел он, проклиная себя за эту слабость: мольбы и просьбы на таких людей, как Митчем, никогда не действуют.

– Ты даешь согласие на пересадку, или Вероника умирает. Таково условие. Я прекращаю играть в игры. Я всегда учил тебя этому: ни одна сделка не идеальна; условия соглашения тебе разъяснены, теперь ты должен принять обоснованное решение.

– Представь мне доказательства, что Ника все еще жива, – в отчаянии потребовал Зак.

– Тебе придется поверить мне на слово. – Митчем мило улыбнулся, вытер рот накрахмаленной салфеткой, сложил газету и, сунув ее себе под мышку, вышел из столовой, оставив в одиночестве безмолвного и сломленного Зака.

* * *

Вернувшись в свою комнату, Зак с удивлением обнаружил там сидящую на кровати Вайолет.

– Что ты здесь делаешь? – ошеломленно спросил он, пытаясь отдышаться после ходьбы.

Он попытался сесть на кровать, но споткнулся.

– С тобой все в порядке?

Вайолет встала навстречу ему. Но вплотную не подошла.

– Со мной все будет хорошо.

Зак увидел свое отражение в зеркале в полный рост и понял, что его ложь бесполезна. Он ссутулился, под глазами темные круги. Его кожа была болезненно бледной, челюсти и скулы выделялись на лице неровными острыми краями, как у скелета. Он выглядел плохо как никогда.

Зак убедил себя, что это сказывается недостаток сна, стресс во время побега и действие седативного препарата. Это наиболее простое объяснение ему легче было переварить. Оно более приемлемо, чем мысль о том, что дядя всетаки скармливает ему какие-то препараты или что он действительно… болен.

Вайолет обняла его и подвела к кровати. Зак был благодарен ей за помощь. Он улегся поверх одеяла и положил голову на подушку.

Вайолет свернулась рядом с ним калачиком, как кошка. Ее взгляд тоже походил на кошачий. И линия ее талии была кошачьей, а длинные заостренные ногти блестели золотистым лаком.

Зак смотрел на нее из-под полуопущенных век. Вайолет была ему так знакома, но в то же время казалась чужой. Похожее ощущение люди испытывают, проезжая мимо дома, в котором раньше жили, – он больше не их, но никогда не будет и по-настоящему чужим. Возможно, до некоторой степени Вайолет всегда будет как такой дом.

– Ви, зачем ты снова сюда пришла? – повторил он вопрос, обращаясь к ней по детскому прозвищу и заметно смягчая тон.

Он посмотрел в ее голубые глаза, напоминавшие осколки синего стекла, отполированные морем.

– Я дома на «длинные выходные»; вот заехала к тебе, прежде чем возвращаться в Академию, – сказала она осторожно, как будто догадываясь, что Зак потерял счет времени.

Ему казалось странным, что Вилдвуд все еще существует, что Вайолет все еще ходит туда. Занятия продолжались, дни сменялись днями, и он почти завидовал тому, что они там продолжают заниматься, как будто ничего не произошло.

– Что они вам рассказали, в Академии? О том, куда мы подевались? – сквозь полудрему спросил он.

Что-то омрачило лицо Вайолет.

– Ну, они рассказали нам обычную историю: немедленное отчисление за употребление запрещенных веществ, – ответила она.

Вилдвуд полон лжи. Что будет, если он скажет ей правду? Уйдет она из Академии, чтобы оказаться в опасности? Или останется, несмотря на знание о том, что они сделали? Он не был уверен, что хуже. Правда лишь подвергнет ее большей опасности, решил наконец Зак.

– Митчем сказал мне, что ты неважно себя чувствуешь и не вернешься в Вилдвуд, – сказала Вайолет.

Зак проигнорировал ее слова. Конечно, Митчем охотно вовлек бы и Вайолет. Он был не из тех, кто оставит какое-либо средство без внимания. Если бы он думал, что Вайолет можно эффективно использовать, чтобы повлиять на него, то без колебаний сделал бы это. Или он уже это сделал?..

– Он сказал, тебе нужна какая-то процедура… операция… а ты отказываешься ее делать?

– Со мной все будет хорошо, – заверил он ее. – Тебе не нужно беспокоиться ни о чем таком.

В качестве демонстрации он приподнялся на локтях. Движение вызвало вращение комнаты. Он хмыкнул и коснулся лба. Липкий холодный пот.

– Я не знаю, что со мной происходит. Но точно что-то не то… – признался Зак.

Он никогда не ощущал такого недомогания после применения седативного препарата. Возможно, это само поместье так на него действует? Побочные эффекты пребывания в Уэйкфилде включают головную боль, тошноту и полную потерю воли к жизни.

Встревоженная Вайолет исчезла в ванной и тут же появилась с холодным полотенцем. Зак не сопротивлялся, когда она обернула полотенце вокруг его головы.

Прохлада и впрямь принесла некоторое облегчение. Вайолет осторожно поместила его голову себе на колени и начала поглаживать его волосы. Она уже делала так однажды, когда скончалась Мюриэль.

Митчем позволил ей навестить его; его крошечной подружке из соседнего особняка. Тогда ей было всего семь лет, но она достаточно разбиралась в жизни, чтобы позволить маленькому Заку плакать, уткнувшись лицом в ее юбку, и гладить при этом его волосы.

Зак отдался ритму этого поглаживания, его утешающей предсказуемости. Прикосновение Вайолет было знакомой колыбельной, как повторяющийся сон, желанный уже потому, что он означал отсутствие кошмаров.

Зак вздохнул. Он почувствовал, как боль ушла из него, словно выдох. Он закрыл глаза.

– Вайолет, если бы тебе пришлось кому-то причинить зло, что-то жестокое, ради себя или спасения того, кого любишь. Ты бы это сделала?

– Да, – мгновенно ответила Вайолет.

Он всегда ценил то, насколько она честна относительно своей несовершенной сущности.

– А как насчет человека или людей, которые пострадают при этом? – сонно спросил Зак.

Кэтрин потеряет свою фотографическую память при пересадке. Неважно, сколько Митчем ей заплатит. Последствия для ее здоровья могут оказаться очень серьезными.

Вайолет задумалась надолго. Наконец она заговорила.

– Когда я была маленькой, мама взяла меня на свою косметическую фабрику. Там была комната, которую она не хотела мне показывать, но я настояла и увидела клетки, полные кроликов, лис и всяческих грызунов. У многих из них были кровоточащие раны, признаки заражения, болезни. Многие покрылись гноем. Они были подопытными животными. Мама думала, что я расстроюсь, но она ошиблась. Да, кроликам было больно, но мы вынуждены были причинить им вред, чтобы делать косметику. Косметика давала нам деньги, дом и жизнь. Даже тогда я понимала, что цель оправдывает средства.

Зак чувствовал, как ее слова убаюкивают его, несмотря на их жестокость. Ритмичные поглаживания по волосам успокаивали. Вайолет опустила голову и прошептала ему на ухо слова, которые он услышал, уже погружаясь в сон:

– Я убила бы, покалечила и освежевала каждого кролика в мире, если бы это потребовалось для твоего спасения.

Глава 10
Ника

Из окна игровой комнаты Ника смотрела, как влажными пятнами акварели – розово-синими и серыми – разливается в небе мексиканский закат. Она посмотрела на часы на стене и отметила время – 20:10.

Саймон, стоя на четвереньках, что-то химичил с игровой системой. Он был еще более нервным, чем обычно, – главным образом потому, что Эмбер целый день держали в лаборатории под наблюдением.

Ника обнаружила игровую комнату накануне, когда разыскивала Бастиана. Это было ярко обставленное пространство с самым большим плоским экраном, какой ей приходилось когда-либо видеть, бильярдным столом и полками, провисавшими под весом десятков настольных игр. Превосходное место встреч – получше кухни, во всяком случае, – тихое, уединенное и, как показалось Нике при беглом осмотре, без камер слежения.

Разбирая любимые настольные игры, Ника не могла отделаться от ощущения причудливости здешней обстановки: это был красивый дом, но одновременно он все же был тюрьмой. Она не могла себе представить, чтобы Хефе и Бастиан уселись вечерком за испанский скрэббл.

Квинн торжествующе вскрикнул над бильярдным столом и принялся натирать мелом кий. Он улыбнулся Интегралу, но не удостоил взглядом Нику, так как все еще дулся на нее за танцы с Бастианом. Ника нахмурилась. С ее точки зрения, Квинн выбрал самое неудачное время для капризов. Единственное, что сейчас имело значение, – выбраться из дома-тюрьмы.

– Ребята, вам больше нечем заняться, кроме видеоигр и бильярда? – возмутилась Ника.

Она перевернула листочек с наброском сада перед домом. Ника нашла бумагу в игровой комнате и стала зарисовывать план местности по памяти. План, который поможет им с побегом. Ника постучала пальцем по своему наброску, привлекая внимание.

– Что бывает актуальнее бильярда? – проворчал Квинн.

– Я не в видеоигры играю, если хочешь знать, – обиделся Интеграл и добавил, понизив голос: – Я выясняю, как получить доступ к их Wi-Fi. Тогда, может быть, мы сумеем отправить сообщение, используя Smart TV или какое-нибудь приложение для обмена информацией на консоли.

– Ой, прости! – виновато потянула себя за локон Ника.

– Как дела с красной книжечкой? – спросил Квинн.

– Я закончил, – тихо ответил Интеграл, склонившись над отделенной от телевизора консолью и осматривая ее. – Я закончил расшифровывать ее прошлой ночью. Как только они это поймут, они больше не будут во мне нуждаться.

Он нервно сглотнул и еще немного поковырялся в стереосистеме.

Ника перевернула набросок и начала чертить на другой стороне.

– Нам нужно уйти отсюда до того, как это произойдет, – сказала она.

– Что в остальной части книжки? – спросил Квинн.

Интеграл отложил консоль.

– Другие адреса.

– Что ты узнала от Бастиана? – спросил Квинн, обращаясь к Нике в подчеркнуто формальном тоне. – Помимо правильного баланса движений рук и бедер в исполнении сальсы, я имею в виду, – съязвил он, не удержавшись.

Ника проигнорировала сарказм. Интеграл переводил недоуменный взгляд с одного на другую и обратно.

– Согласно моим общим наблюдениям, – процедила Ника сквозь стиснутые зубы, – мы находимся на расстоянии одного дня езды до границы, поблизости нет городов и территория охраняется 24 часа в сутки. Ночью охранников столько же, сколько днем. Я зарисовываю их позиции. – Она снова постучала пальцем по своим наброскам.

Этим утром Ника проснулась на рассвете и, несмотря на похмелье, проследила из окна за сменой охраны. Она записала время ротации и весь день провела за составлением чертежей. Сейчас Ника была близка к завершению работы. Когда она закончит, у них будет полный план территории.

В дверях раздался какой-то шорох, и в игровую комнату вошла Эмбер. Она села, скрестив ноги, возле Интеграла; выглядела Эмбер уставшей.

– Привет команде Скуби-Ду, – поприветствовала их Эмбер. – Что нового?

Ника заметила, что у ее подруги новые повязки-наклейки на предплечье – ей делали очередные анализы.

Ее состояние все больше беспокоило Нику.

– Ты уверена, что они тебе не причиняют вред? – спросила она.

Эмбер покачала головой.

– Думаю, им любопытно, что случилось в Вилдвуде. Я думаю, именно это они пытаются выяснить. Но они также делают все, чтобы я чувствовала себя лучше; на данный момент, мое лечение – это самое интересное для них.

– А что произойдет, когда они потеряют интерес к твоему лечению? – риторически поинтересовался Квинн.

– Мы не будем ждать, пока это произойдет, – отрезала Ника, указывая на свои эскизы. – Мои наброски именно для этого.

Пальцы Интеграла пробежали по детальному плану гасиенды: парк и окружающие его каменные стены. Ника подписала все объекты и тонкой линией нанесла на карту наилучший из возможных маршрутов побега. Интеграл дважды осмотрел чертежи и, стиснув зубы, быстро передал их Квинну.

Тот провел большим пальцем по жирным точкам, которые образовывали круг вокруг здания.

– Что это? – спросил он.

– Это охранники и их посты. Я сделала набросок территории, а затем наблюдала в окно и отмечала места их дислокации. Я отмечала местоположение охранника всякий раз, как видела его.

Квинн одарил Нику мимолетным взглядом, выражавшим признательность за ее разведывательную работу. Ника расправила карту так, чтобы все могли ее видеть.

– Здесь вот скамейка, с которой мы сможем взобраться на секвойю, что растет у стены. Подъем несложный, а для спуска мы используем веревку…

– Где мы возьмем веревку? – прервал ее Интеграл.

– Об этом позаботится Квинн, с его талантами, – пообещала Ника.

Квинн ухмыльнулся. Интеграл сжал губы в ниточку.

– А когда мы окажемся на другой стороне, что тогда? – спросила Эмбер.

Ника указала на место с другой стороны ограды.

– Прямо здесь парковка служебных машин.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Интеграл.

– В первый день, убегая от Бастиана, я выскочила через служебные ворота как раз здесь.

Ника указала на ворота, где охранники тогда нацелили на нее оружие. Она постучала пальцем по отметке чуть дальше от стены.

– Здесь есть служебные машины. Если Квинн сможет завести одну из них… Рядом автострада…

– Еще бы я не мог машину завести! – раздраженно буркнул Квинн.

Ника написала на карте: «Квинн (?)».

– А как мы собираемся отвлечь охранников? В частности – тех, что дежурят буквально под деревом? – спросил Интеграл.

Ника знала, что участок стены, где им предстояло через нее перелезть, постоянно в поле зрения двух охранников. Но ее насторожил тон, которым Интеграл задал свой вполне резонный вопрос. Он что, в принципе не хочет бежать?

– Мы могли бы воспользоваться телефоном Лупе, чтобы отправить сообщение… – предложил Интеграл свои рассуждения.

– У нее на телефоне нет интернета, – покачал головой Квинн и почесал затылок.

– Откуда ты знаешь? – прищурил глаза Интеграл.

Квинн смущенно пожал плечами:

– У нас… закончились серии мыльной оперы, а она больше не могла скачать.

– Поверить не могу, что ты смотришь это дерьмо, – фыркнул Интеграл.

– Никакое не дерьмо. Классное шоу! – возразил Квинн.

Он хохотнул, вспомнив какой-то смешной эпизод. Затем наклонился вперед, возбужденно сверкая глазами.

– Там Эмануэль застукал свою жену, Татьяну, с дружком; но она заперла дверь и врубила на полную телевизор, по которому шел фильм с любовной сценой. Пока муж выбивал дверь, сердечный друг вылез в окно. Муж врывается и видит только включенный телевизор.

– Это же… – начал Интеграл.

– …самое глупое, что ты когда-либо слышал? – закончила за него Ника.

– Нет… – покачал головой Интеграл. – Нет, на самом деле это блестяще.

– А я что говорил! – обрадовался Квинн. – Сериалы – это отличное шоу.

– Интеграл, в чем именно блеск? – перебила его Ника, заметив, что друг напряженно что-то обдумывает.

– Вот эта стереосеть, – объяснил Интеграл. – Она охватывает весь комплекс, каждую комнату в каждом здании. Управляется по беспроводному каналу…

Голос его дрогнул, выражение лица оставалось напряженным, словно он занят сложными подсчетами.

Эмбер и Ника обменялись взглядами.

– Это круто, – признал Квинн с благоговением на лице.

– Изложи это так, чтобы все могли понять, – потребовала Ника.

– Какое отношение стереосеть имеет к отвлечению охранников? Я что-то не соображу, – сказала Эмбер, указывая на план местности.

– Мы можем что-нибудь загрузить на консоль, а затем громко проиграть прямо отсюда, – коснулся Квинн пальцем определенного места на карте. – Охранники прибегут в поисках источника звука. Ну, в точности как в телесериале!

– Лучше даже будет проиграть в разных местах, чтобы запутать их, – провел пальцем по карте Интеграл.

– Мы запрем двери и вылезем из этих трех окон. Это дает нам дополнительное время – пока охранники будут пытаться войти, – предложил Квинн.

– Только вот охранников здесь много. Что, если они пообщаются друг с другом по рации и все поймут? – рассуждал тем временем Интеграл. – Они не настолько тупые или медлительные.

– Не настолько, – согласилась Эмбер, блеснув усталыми глазами. – Мы можем сделать их сонными и медлительными.

Она покопалась у себя в кармане и, достав руку, раскрыла ладонь. Там были таблетки.

– Снотворное, – объяснила она. – Мне давали эти таблетки, а я их собирала. Этого недостаточно, чтобы вырубить охранников, но достаточно, чтобы понизить их реакцию.

– Это очень круто, – сказал Квинн, – но как ты собираешься заставить их принять таблетки?

– С кофе, – объяснила Эмбер. – Ночная смена пьет кофе из одного кофейника.

– Ты великолепна! – пробормотал Интеграл, восхищенно глядя на Эмбер.

Веснушчатые щеки Эмбер слегка зарделись.

– До тебя мне далеко, – отозвалась девушка, и они с Интегралом на мгновение одновременно закрыли глаза во взаимном умилении.

– Ах! Какие вы сладкие! – хихикнул Квинн.

Интеграл показал ему язык.

– Похоже, у нас есть план, – подытожила Ника, вновь просматривая свои наброски.

– Да, но что произойдет, когда мы доберемся до границы? – нервно заерзал Интеграл.

– На границе мы обратимся к пограничному патрулю и все им расскажем. Мы таким образом привлечем к нашей проблеме посольство. А они, вероятно, передадут дело в ФБР, – сказала Ника.

– Я думаю, ты слишком большие надежды возлагаешь на сообразительность людей, контролирующих границы США. Кроме того, Эмбер нужна медицинская помощь. Которую она получает здесь, – возразил Интеграл.

Ника стиснула зубы.

– ФБР сможет обеспечить Эмбер всей необходимой помощью и распространить на всех нас, включая мою маму, программу защиты свидетелей.

– Свидетелей чего? – засомневался Квинн.

– Похищения человека… А как насчет кражи генов? Я уверена, что правительство этим заинтересуется, – заявила Ника.

– У нас нет никаких доказательств, которые могли бы предполагать применение к нам программы защиты свидетелей, – покачал головой Интеграл.

– А как же красная книжечка? – возразила ему Ника. – Может, это и есть какое-то доказательство.

– Я не знаю, Ника. Может, нам нужно все это спланировать получше. Что, если они там не смогут обеспечить Эмбер полноценной помощью?

– Сдаться на милость картеля – это тоже не вариант, – настаивала Ника.

– Ого, – саркастично воскликнул Интеграл. – Откуда пошел слух о картеле?

– Посмотри вокруг, приятель, – возбужденно взмахнул обеими руками Квинн. – Роскошный дом, вооруженная охрана… посреди мексиканской пустыни? Здесь же не ракетостроение.

Интеграл нахмурился и наморщил лоб.

– Какой может быть интерес картеля к делам Вилдвуда и к похищению генов? – спросил он.

– Ну, если картели занимаются нелегальной торговлей органами, почему им не заниматься похищением генов? – ответил Квинн.

Ника вздрогнула.

– Итак, нам предстоит сначала украсть из кладовой продовольствие и бутылки с водой, – твердо произнесла она. – Три часа утра – лучшее время для старта. Уже достаточно поздно, чтобы всем хотелось спать, но еще достаточно далеко до восхода солнца.

– Это дает нам пять часов форы для того, чтобы максимально отдалиться отсюда, прежде чем они проверят наши комнаты и обнаружат, что мы сбежали, – добавил Квинн. – Один из охранников обычно заглядывает к нам в восемь утра.

– Это если охранники не разбудят Бастиана сразу после того, как купятся на твой дешевый трюк, – скривился Интеграл. – От снотворного они будут заторможенными, но могут оказаться среди них такие, кто не пьет кофе и сохранит нормальную реакцию. В этом случае у нас будет всего около двадцати минут, чтобы смыться отсюда.

– Я подозреваю, им будет неловко будить его из-за неисправной стереосистемы, – сказала Ника.

Она видела, как охранники смотрели на Бастиана. Они явно боялись его, хотя Ника и не была уверена, почему именно.

– Разве другие охранники не услышат шум и не прибегут? – подала голос Эмбер.

– Нет, другие охранники слишком далеко, вот в чем наше преимущество. Этот участок наименее охраняемый на всей территории. Только эти двое дурачков услышат шум, – объяснила Ника, указывая точку на карте.

– Все еще под вопросом то, как мы выберемся из запертых комнат, – продолжала Эмбер.

– Я научу тебя отпирать замок, – сказал Квинн, оборачиваясь к Нике. – Замки тут примитивные. А комнаты Эмбер и Интеграла рядом с моей, так что я могу сам взломать их замки или тоже научу их, как это делать.

Интеграл, однако, все еще сомневался.

– Я не уверен.

Ника нахмурилась.

– По-твоему, Эмбер еще недостаточно поправилась?

– Не обсуждайте меня так, будто меня здесь нет, – мягко напомнила Эмбер. – Я чувствую себя хорошо. На самом деле, немного лучше, чем раньше. Если Ника считает, что сейчас самое подходящее время, давайте решаться.

Как нарочно, у Эмбер случился приступ сухого кашля. Он звучал не так угрожающе, как раньше, но все же тревожно. Интеграл многозначительно посмотрел на Нику.

– Она недостаточно здорова, нам следует подождать, – произнес он, сопровождая слова своим кобальтово-твердым взглядом.

Ника отвела глаза. Но себе повторила мысленно, что Эмбер сможет получить необходимую помощь именно после того, как они улизнут от этих людей.

– Пойдемте, – сказал, вставая, Квинн.

– Куда? – спросила Ника, удивляясь, что он больше не злится на нее.

Квинн уже выходил за дверь.

– Твой первый раз должен быть особенным – с кем-то, кому ты доверяешь.

Ника не двигалась. Она перевела взгляд на Интеграла и Эмбер.

– Первый раз, когда ты взломаешь замок, – ухмыльнулся Квинн.

Ника нахмурилась и пошла за ним, не обращая внимания на смешки, которыми ее провожали Интеграл и Эмбер.

* * *

– Вот так, – приговаривал Квинн, взяв ее руку в свою и потихоньку двигая ее ладонь вправо.

Они стояли на коленях перед случайно избранной запертой дверью. Насколько Ника могла судить, это было наименее посещаемое строение, поэтому вероятность, что их поймают, была здесь минимальной. Ника сжимала в руках два инструмента. Она только что выучила их названия: динамометрический ключ и – более понятное – отмычка. Квинн каким-то чудом сохранил свой набор инструментов из Вилдвудской академии.

– Как это Хефе и Бастиан не конфисковали их у тебя? – удивилась Ника.

– Скажем, я хранил их близко к телу, – поднял он бровь.

Ведя ее руку вперед, Квинн вставил инструмент в нижнюю часть замочной скважины.

– Осторожно так его вводишь, а потом раскачиваешь туда-сюда.

Ника закатила глаза.

– Я поняла. Можешь обойтись без своих намеков.

– Ни в коем случае! – воскликнул Квинн насмешливо. – Как раз намеки на пятьдесят процентов увеличивают удовольствие от взлома замков.

Он ухмыльнулся, но выражение его лица тут же стало более серьезным. Ника сглотнула и сосредоточила внимание на замке.

Оттого, что Квинн рядом, у нее было горячо в груди. В последний раз они были так близко, когда он поцеловал ее на зимнем балу. Сейчас кажется, что это случилось в незапамятные времена.

– Ты прикладываешь слишком много силы, – заметил Квинн. Его руки накрыли ее ладони, ослабив напряжение пальцев, и они потянули инструмент вверх.

– Вот так, – промурлыкал он, сосредоточенно прищуриваясь. – Вставляешь отмычку прямо сюда, – направил Квинн ее другую руку.

Ника затаила дыхание, и наконец раздался требуемый щелчок. Она вздохнула с облегчением и обернулась к Квинну. Его лицо было в двух сантиметрах от ее глаз.

– Ты в этом дока, – похвалила она его.

Квинн улыбнулся.

Ника игриво оттолкнула его. Он вернулся в прежнюю позицию, даже еще ближе, чем прежде, не сводя с нее глаз.

Снаружи вскрикнула птица, выведя их из ступора. Квинн вздохнул и отстранился. Затем заставил Нику повторить упражнение пять раз, пока не убедился, что ее успех не случаен.

– Хорошо, – одобрительно кивнул он. – Теперь нам нужно выяснить, где найти веревку.

Ника уже думала об этом.

– Я знаю, где мы можем ее достать, – заявила она. – Но тебе это место не понравится.

Дверь в спортзал Бастиана была заперта, поэтому Квинн предложил Нике применить ее новый навык. Она достаточно легко отперла дверь и снова заперла ее изнутри. В зале Ника указала на дальний угол. Квинн прошел туда и стал изучать коллекцию скакалок Бастиана. Их было шесть.

– Вопрос в том, – заметил Квинн, – что именно пытается Бастиан компенсировать своими тренировками?

– Я заметила скакалки, когда была здесь. – Ника пропустила мимо ушей его едкое замечание. – Они выдержат нагрузку?

Квинн не успел ответить, поскольку кто-то стал поворачивать ключ в замке. Он сгреб Нику и оттащил за кресло. У Ники перехватило дыхание, когда она услышала шаги.

Вошедший в зал человек начал говорить. Ника поняла, что это Бастиан и что он говорит по телефону. Он стоял в полуметре от них. Она закрыла глаза и попыталась успокоиться.

– Он прибывает сегодня вечером, – сказал Бастиан.

Последовала пауза. Бастиан чем-то зашуршал, Ника ощущала каждый звук, как предупреждающий удар, который пронизывал ее насквозь. Она чувствовала себя уязвимой за этим креслом. Что он сделает, если поймает их на преступлении в этом «святилище»? Ника подумала о змее Хефе и затаила дыхание.

– Что с ними сделать, зависит от его решения, – отвечал Бастиан своему телефонному собеседнику. – Чего хочет Хефе, я тоже знаю, но в соглашении четко сказано, что их судьбу решаем не мы, а он.

С кем он разговаривает? Кто чью судьбу решит? Ника посмотрела на Квинна, который молча приложил палец к губам.

Ника почувствовала, что ее колени не выдерживают. Она должна сесть, иначе опрокинется и выдаст их. Бастиан все копался в чем-то и приблизился вплотную к креслу.

После того, что казалось целой вечностью, Бастиан наконец что-то взял и покинул зал.

– Он прибывает на гасиенду сегодня вечером. Завтра он решит, что с ними делать, – говорил Бастиан, выходя за дверь.

Затем щелкнул замок. Они снова были одни. Ника шумно вдохнула.

– Кто приедет сегодня вечером? – прошипела она. – Кто решает нашу судьбу?

Квинн покачал головой.

– Я понятия не имею, но не улыбается мне идея ждать, пока кто-то что-то решит.

– Ты знаешь, что это значит, – сказала Ника.

Квинн кивнул.

– Мы должны бежать. Этой ночью.

Глава 11
Ника

Ника лежала в своей постели одетая. Холодное спокойствие полностью владело ею, после того как осознание необходимости побега заглушило всякий страх. Они должны бежать, и они должны бежать немедленно, прежде чем кто-то распорядится их судьбой.

Для сомнений теперь не оставалось места.

Она проверила время по украденному у Лупе телефону. 2:50. Помимо похищения веревки, остаток вечера прошел, как планировалось. Они рассказали друзьям о том, что подслушали в спортзале. Все по очереди тащили продукты из кладовой, но в минимальном количестве, чтобы не вызвать подозрения. Главное, у каждого было по бутылке воды. Во время позднего ужина Эмбер подбросила несколько таблеток в кофейник, они стянули телефон Лупе и легли спать, как будто ничего не случилось.

В 2:57 Ника успешно взломала замок, и напряжение под ложечкой ослабло после щелчка. Затем она вышла за дверь. Никто ее не остановил.

Затаив дыхание, Ника тихо, на цыпочках, спустилась по лестнице. В фойе она обнаружила Интеграла и Эмбер, затаившихся в тени, с сумками в руках. Она кивнула им в знак приветствия и повернулась к Квинну.

– Веревку не забыл?

Он чем-то поболтал перед ней.

– Никогда не говори, что я не делаю тебе миленьких подарков, – улыбнулся он, сверкнув во тьме белыми зубами.

Девушка кивнула в направлении холла. Друзья тихо последовали за ней.

Ника кралась по слабо освещенному внутреннему двору гасиенды, держась в тени колоннады, пока они не вышли наружу. Все четверо тихо пересекли открытое пространство и добрались до самого маленького здания на краю комплекса. Ника нырнула в этот дом и направилась в игровую комнату. Оказавшись внутри, она посмотрела на Интеграла.

– Твоя очередь, – прошептала она.

Интегралу потребовалось несколько минут, чтобы настроить стерео, после чего Квинн открыл окно.

– Большинство других дверей в здании заперты, – сообщил он.

– Отлично. Я запрограммировал стерео на изменение уровня звука в каждой комнате по очереди – то есть проигрываться будет в разных комнатах в разные моменты. Это должно сбить их с толку.

Они по очереди вылезали из окна, пока внутри не остался только Интеграл.

– Готовы? – спросил он.

Как только Ника кивнула, он нажал кнопку воспроизведения и вылез.

Снаружи они присели за большим кустом бугенвиллии и увидели двух охранников, которые расположились метрах в десяти друг от друга. Ближайший к ним страж тупо смотрел в пространство. Судя по тому, как медленно он моргал, он выпил приправленного снотворным кофе.

Сработал таймер на телефоне Лупе.

Ника услышала голоса – все более громкие – из игровой комнаты. Ссорились два персонажа сериала, и этот диалог звучал как реальный спор на повышенных тонах внутри здания.

Ника наблюдала реакцию первого охранника. Он озирался в замешательстве. Жестом обратился к своему коллеге, стоявшему чуть дальше. Другой охранник пожал плечами. Даже с того места, где она сидела, Ника заметила его медлительность, нерешительность, растерянность. Первый покачивался вперед-назад. Он провел ладонью по лбу, затем наконец двинулся в направлении звуков.

К ужасу Ники, второй охранник остался, с радостью позволив своему коллеге выполнить работу. Или, может быть, он был слишком сонным, чтобы следовать за ним. Интеграл с Никой встревоженно переглянулись. Если второй охранник не уйдет, весь их план провалится. Пытаясь нейтрализовать этого сторожа, они поднимут слишком много шума.

Вдруг ботинки громко застучали по земле: второй охранник все-таки поддался любопытству и поспешил к зданию. Путь был свободен.

Эмбер уткнулась в рукав своей фуфайки, пытаясь заглушить несвоевременный приступ кашля. В этот самый момент охранники стали дергать дверь. Еще один яростный приступ кашля сотряс Эмбер, и Интеграл осуждающе глянул на Нику: «Я же тебе говорил!»

– Вперед, – хрипло прошептал Квинн.

Перебежками от дерева к дереву группа достигла скамейки у каменной стены. Кашель Эмбер усиливался, ее хрупкое тело содрогалось во время бега. Она приглушала шум от кашля, уткнувшись ртом в локоть согнутой руки, но это не особо помогало.

Квинн вскочил на скамейку и забрался на нижнюю ветку дерева. Он обвязал веревку вокруг еще одной ветви и перебросил другой конец через стену. Это поможет им спуститься на ту сторону без риска падения.

Ника услышала, как выбивают дверь. Она тревожно обернулась на дом. Теперь был слышен блуждающий звук диалога, перемещающийся в разных частях здания. Идея Интеграла, похоже, неплохо сработала.

Ника взяла у Эмбер сумку, чтобы той легче было взобраться на дерево. Обеими руками она подсадила все еще кашляющую Эмбер к Интегралу, который уже стоял одной ногой на ветке.

Эмбер начала взбираться на стену, к Квинну. Ника стала подниматься вслед за ней, но что-то привлекло ее внимание: зажегся свет в комнате рядом с ними, в небольшом гостевом доме.

Свет желтой дорожкой падал на газон. С места, где стояла, Ника ясно видела освещенную комнату. И это означало, что оттуда ее саму тоже могли видеть. Она оказалась на виду, ничем не защищенная.

Группа людей вошла в комнату, пока Ника взбиралась на дерево. Еще одна минута, и они будут в безопасности, за стеной. И тут она окаменела. Квинн что-то ей прошипел откуда-то сверху, но она не могла его расслышать.

Ника уж никак не ожидала снова увидеть этого человека. Она смотрела вдоль луча света, сквозь стекло, ошеломленная, оцепеневшая.

Все бесполезно.

Несмотря на ночной мрак, его взгляд сфокусировался на ней. Стамос, правая рука директора, улыбнулся.

Через мгновение Бастиан и Хефе, явно увлеченные встречей с гостем, тоже заметили ее. Ника вышла из ступора и стала быстро карабкаться вверх. Охранники уже мчались через лужайку в их сторону, как немного сонные торпеды.

Через несколько секунд Ника оказалась наверху стены. Она уцепилась за веревку и спустилась, раскачиваясь и отталкиваясь ногами. На земле Квинн помог ей устоять на ногах. На стоянке всего шесть машин. В слепой панике Квинн попытался открыть двери одной, другой… Ника дернула дверь старой «хонды», и та поддалась.

– Сюда! – позвала она, забравшись на место водителя.

Квинн оказался рядом с ней. В следующее мгновение у него в руках проводки от блока зажигания: все, как показывают в фильмах экшн. Раздался гул включенного двигателя, который затем снова выключился. Квинн, ругаясь, начинал все сначала.

– Они уже здесь! – крикнул Интеграл с заднего сиденья, крепко обнимая кашляющую Эмбер.

Двигатель взревел.

Краем глаза Ника что-то увидела. Квинн дернул рычаг переключения передач, но в этот момент дверь распахнулась и сильные руки вытащили Нику из машины.

Она завопила. Ее колени проехались по грязному бетонному покрытию парковки.

Охранники бросились на них со всех сторон. Они заблокировали машину. Свет фары выхватил из темноты множество фигур. Ника слышала, как Квинн выкрикивает ее имя, когда его вытаскивали. Эмбер рухнула на землю, но Интеграла оттащили, прежде чем он успел броситься к ней. Все, что Ника могла видеть в этот момент, это ухмылка Стамоса, к которому ее волокли.

Глава 12
Зак

С лестничной площадки второго этажа Зак наблюдал за тем, как официанты кейтеринга и прислуга поместья сновали взад и вперед по мраморному вестибюлю, готовясь к очередному деловому ужину Митчема. Вечеринка, призванная побудить богачей к инвестированию в фармацевтические препараты «Уэйкфилд Фармасьютикалс». Мероприятие из тех, на которых Заку всегда строго запрещалось присутствовать. Нельзя сказать, что ему когда-нибудь очень хотелось там побывать.

До сегодняшнего дня.

Он все еще был полон решимости найти тайную связь между «Уэйкфилд Фарма» и Вилдвудом, хотя решимость эта опиралась лишь на страстное желание и смутные предположения, но никак не на твердую уверенность и обоснованные подозрения. Стакан самого старого виски из коллекции Митчема едва держался в лениво лежащей на перилах руке. Зак забавлялся идеей отпустить хрусталь и полюбоваться на то, как он взорвется тысячью мелких осколков внизу.

Он наблюдал, как прислуга установила роскошную цветочную витрину внизу, у лестницы. Ухмыльнулся, борясь с желанием закричать, обращаясь ко всем этим людям, сказать им правду. Этот дом вовсе не красив, вопреки тому, каким он может казаться; он гнилой, мрачный и зловещий. Но рассказывать что-либо незнакомцам не было никакого смысла – всякого сотрудника, с которым Зак когда-либо пытался общаться, вскоре увольняли.

Он сжал и разжал свои липкие ладони – его давняя привычка, – почти отпустив украшенный причудливой резьбой стакан. Полюбовался, как плещется темная жидкость в хрустальной тюрьме, горючие волны в каштановом море.

Зак спустился по широкой лестнице. Поморщил нос от доносящегося с кухни запаха жареного ягненка. Остановился у цветочной композиции.

– Вы это серьезно? Лилии? – обратился он к женщине-флористу. – Необычный выбор для формального ужина, аромат уж очень сильный.

Та сразу же занервничала, щеки ее зарделись.

«Вот и хорошо, – подумал Зак. – Если я ничего не могу им сказать, то, по крайней мере, лишу их спокойствия».

– Неужели у тебя нет лучшего занятия? – раздался сухой голос от входа в столовую.

Зак встретил ледяной взгляд дяди. И продолжил:

– …чем донимать твою прислугу? Да как-то вот нету. Люди нестерпимо скучают, когда их держат в неволе.

Митчем скосил глаза в сторону флориста, но та уже исчезла. Он перевел взгляд на племянника, нисколько не впечатленный его дерзостью.

– Зак, не будь таким мелодраматичным. Этот ужин важен для меня. Не мешай.

Зака всегда поражало то, как Митчем умудрялся угрожать совершенно нейтральным тоном. Угроза всегда содержалась не в голосе Митчема, а в его глазах. Черные глаза дяди вспыхнули обещанием изощренных мучений. Того, на что, как знал Зак, дядя не поскупится.

Зак подумал о тайной комнате в подвале, и у него засосало под ложечкой. Митчем развернулся и ушел.

Зак смотрел ему вслед. Раздражение, гнев и безумие бушевали внутри него и стремились наружу – горячие и живые. И все же он смотрел на свои эмоции как будто со стороны, сквозь мутное стекло. Он ощущал свои чувства далекими, словно он не может к ним пробиться сквозь слои онемения, окутавшие его снаружи, похожие на плотную рубцовую ткань, покрывающую старую рану, которая все еще гноится, вызывая пульсирующую боль под кожей. Каждый день он боролся с мраком, угрожающим поглотить его.

Еще несколько часов Зак бродил по комнате, как призрак, совершенно один в небольшом, но шумном море суеты.

* * *

Той ночью Зак не мог найти себе места. Шум из банкетного зала доносился до его комнаты, отравляя его, как ядовитый дым, которым выкуривают зверя из норы. Он отчетливо слышал звуки ужина для избранных: звон хрусталя и аплодисменты в ответ на изящно сформулированные застольные речи, шепот в коридорах, короткие возгласы в ознаменование совершаемых сделок. Зак швырнул подушкой о стену и зарычал, по-настоящему зарычал от досады. Сколько жизней там сегодня погубили? Сколько судеб обрекли на трагичный финал? Сколько людей пострадает в результате того, что магнаты фармацевтической промышленности играют в богов за бокалом шампанского? Компания Митчема ответственна за обезболивающие, свойство которых вызывать зависимость скрываются от общественности. Лекарства, увеличивающие риск сердечного приступа у пациентов. А теперь дядя замешан еще и в краже у одаренных людей их талантов.

Взгляд Зака упал на очередные две таблетки, появившиеся на его тумбочке. Казалось, их регулярно приносят сюда крошечные невидимые слуги Митчема. Зак выдвинул ящик тумбочки и выбросил таблетки.

В это мгновение Зака пронзил настолько острый, настолько взрывной гнев, что он вскочил с кровати и тут же оказался за дверью. Зак быстро спустился по широкой лестнице и поспешил по направлению к звукам.

Он словно не сам шел, а пространство его заглатывало. Он решительно продвигался дальше, пока не остановился у открытой двери. Здесь Зак стал слушать, не обратив внимания на проходившего мимо слугу, который с любопытством посмотрел на него, заходя с подносом в руке в зал.

Там, внутри, кто-то произносил речь. Зак успел заметить дядю, наблюдавшего за тем, как один из его приближенных представляет гостям новинку компании.

– …этот революционный продукт будет готов к выходу на рынок уже в начале следующего года, – заключил тот.

В комнате раздались бурные аплодисменты, предназначавшиеся, собственно, Митчему. Он заулыбался и стал картинно отмахиваться, показывая, что он слишком скромен, чтобы принять эти восторги. Зак фыркнул.

– С вашей помощью мы спасем бесчисленное количество жизней, – вскинул бокалом шампанского, словно победным клинком, сияющий Митчем.

Еще больше аплодисментов. Еще более звонких. Зак вошел и направился к дяде, тоже громко хлопая в ладоши. Присутствующие, заметив его, смотрели выжидающе, как будто он был частью презентации – еще одна танцующая обезьяна. Зак немного споткнулся и рассердился на себя за это. У сидевшего поблизости господина в костюме он выхватил бокал с шампанским и поднес его дяде. Во взгляде Митчема читались обещания смерти и забвения.

– Поприветствуем же Митчема Уэйкфилда, – взревел Зак, – спасителя человеков!

Смущенные аплодисменты раздались там и сям.

– О да! – вскричал Зак, с энтузиазмом пожимая дядину руку, словно один из тех известных пасторов мегацерквей.

Пролив часть шампанского, он осушил бокал и легким движением руки небрежно швырнул его в стену.

Раздался общий вздох, а затем зал умолк. Кто-то нервно рассмеялся. У Митчема дернулась щека от чего-то наиболее похожего на страх из всего, что Заку доводилось – к своему удовольствию – у него наблюдать.

– Не вкладывайте деньги в компанию этого человека, – громогласно заявил Зак, – если сколько-нибудь цените человеческую жизнь!

Он почувствовал, как крепкие руки сомкнулись на нем и потащили вон из зала.

– Если в вас есть хоть немного человечности… – продолжил было он, но не смог закончить свое последнее обвинение; Зак почувствовал, что слова застряли у него в горле, как сухое печенье: он не мог ни выплюнуть их, ни проглотить, встретившись глазами с директором Вилдвуда. С суровым выражением лица тот сидел за длинным столом. Он перевел взгляд на Митчема.

Охранник резко выставил Зака за дверь, где парень вывернулся из его объятий и убежал.

Несмотря на то что физически его удалили, Зак испытывал гордость: он сумел шокировать Митчема, и это единственное имело значение. Но какого черта делал директор на званом ужине его дяди?

Митчем, вероятно, уже превратил всю эту катавасию в шутку. Рассказывает коллегам слезливую историю неуравновешенного племянника-сироты. Зак знал, что сегодня вечером его накажут за дерзкое поведение, но удовольствие того стоило. Он резко остановился, натолкнувшись взглядом на картину Ники.

Зак уставился на полотно. «Война» в оттенках серого и бежевого изрезана сырыми красными прожилками смерти. Ему не верилось, что Вилдвуд планировал похитить не творческую одаренность Ники, а ее фотографическую память.

Живопись словно немного расплывалась у него перед глазами. Зак моргнул и тряхнул головой. Тяжело. Ему нужен отдых. Он повернулся и оперся спиной о стену. Понюхал воздух, пытаясь ощутить запах красок, почувствовать какое-то ее присутствие. Он снова ощутил слабость и головокружение. Позволил своим коленям ослабнуть и, скользя спиной по стене, опустился на пол.

Зак услышал шаги и поднял голову. Над ним возвышалась женская фигура. Даме с добрым пухлым лицом и заостренным носом было за сорок. Коричневое платье до пола, а на плечах – накидка из лисьего меха. Очевидно, одна из гостей на ужине Митчема.

– Ты в порядке, дружок? – протянула она с южным выговором.

Зак подтянул под себя ногу. Он не ожидал, что кто-нибудь последует за ним из зала. Женщина повернулась и сползла по стене в точности как он минуту назад. Жемчужное ожерелье тихонько тарахтело, цепляясь за обои.

Зак был ошеломлен. Такого поведения не ожидаешь от одного из гостей Митчема. Она протянула ему украшенную бриллиантами руку.

– Лиза. «Рейтер Медисинал».

Она говорила с отчетливым техасским акцентом. Зак знал, что в промышленных кругах, где вращается Митчем, принято представляться, называя свою компанию. Он пожал даме руку.

– Зак, без большой фармкомпании при этом имени.

– Счастливчик, – заговорщическим тоном прошептала женщина.

Помолчав, она продолжила.

– Так что это было? – и острым подбородком указала она в направлении столовой.

Зак ответил не сразу. Он позволил тишине разрастаться, как надуваемому воздушному шару, пока ему уж некуда было деваться.

– Мне не понравилось то, что он сказал там о спасении жизней. Я думаю, он разрушил столько же, если не больше жизней, чем когда-либо спас, – вздохнул парень.

Ему самому странно было так откровенничать с совершенно незнакомым человеком. Его голова снова отяжелела, в глазах затуманилось, мраморный пол наклонился, и если бы Зак не уперся в него руками, то, кажется, покатился бы, как шахматный слон по наклоненной доске.

– Ах, дружочек, ты знаешь американскую фарминдустрию: мы ломаем людей так, чтобы им понадобилась починка, а когда исправляем, то так, чтобы снова сломались. Исцеленный пациент – потерянный пациент, – остроумно подытожила дама.

– Это неправильно.

– Конечно, нет, солнышко, но так устроен мир. В противном случае нам бы не сходило с рук то, что мы делаем. Плохо не лекарство, а люди, его продающие, – похлопала она Зака по коленке. – Знаешь, как говорится: хочешь видеть добро в этом мире – попытайся сам его делать.

– Я хочу делать добро, – признался Зак.

– И будешь. Тебе только нужно время, – прошептала она.

Зак снова моргнул, чтобы прийти в себя. Женщина исчезла. Она оставила его. Должно быть, он задремал на мгновение. Он выпрямил спину, пытаясь успокоить свое яростно бьющееся сердце. Услышал в глубине коридора знакомые голоса. Напрягая все оставшиеся силы, он встал и пошел в направлении голосов. Остановился, чтобы его не заметили. В холле спорили двое. Один из них явно был Миттчем, а другого Зак не мог идентифицировать.

– У меня время на исходе, – говорил Митчем. – Я не для того годами вкладывал деньги в твое предприятие, чтобы ты подвел меня в самый решающий момент.

В голосе его звучала угроза – Зак способен был ее расслышать, как никто другой.

– Эти вещи нельзя торопить; наука – вещь хрупкая. Объект должен подходить идеально, – холодно отвечал ему собеседник; Зак узнал голос директора. – Мальчик нестабилен, Митчем, – продолжал тот. – Помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты надавил?

– Еще бы я не помнил, – отозвался Митчем рычанием.

– Даже если ты нашел идеального донора для мальчика (хотя на самом деле и не нашел), тебе все равно придется найти другого для себя. Фотографическая память – это не то, что людям записывают в их медицинские карты.

– Я работаю над его стабилизацией, – настаивал Митчем.

– Его тело должно быть готово к процедуре.

– Он будет сам просить о ней, когда я закончу.

– Хорошо, – согласился директор. – Только не позволяй, чтоб история повторилась. Я не уверен, что даже ты сумеешь скрыть такой кавардак во второй раз.

Закончив разговор, они оба вернулись в банкетный зал.

Зак отошел, анализируя только что услышанное.

* * *

Когда Митчем ворвался в его комнату, Зак уже раздевался и укладывался спать. На мгновение оба молча уставились друг на друга. Парень был озадачен необычностью этой ситуации – Митчем никогда раньше не входил в его комнату.

Лицо дяди было багровым от ярости, что, возможно, доставило бы Заку несказанное удовольствие, не будь он так удивлен.

Дяде небось нелегко было притворяться спокойным все время, пока его гости наконец не разошлись.

– Что, черт возьми, должен был означать твой спич?! – взревел Митчем.

Зак театрально поклонился.

– Это было вечернее представление для вас, сир, – наивно посмотрел он на дядю большими глазами с длинными ресницами. – Заблудший племянник, охваченный безумием, пришел сюда, дабы исцелиться. И вот: «Михромазин!» «Хлороксепозин!» «Дроперинол!» – драматично выкрикивал он названия самых прибыльных препаратов Митчема. – Придите на помощь!

– Ты унизил себя самого и мой дом…

– Кажется, твоя подруга в мехах согласилась со мной, – заметил Зак.

Последовала долгая пауза, Митчем нахмурился.

– Моя подруга в мехах?

– Дама в лисьей накидке.

– Дама?

– Вот именно, – усмехнулся Зак, удивленный неожиданным тугодумием дяди. – И она была согласна со мной в том, что все вы – зло.

Последовала еще одна долгая пауза. Зак был на грани; он до крови укусил внутреннюю часть щеки.

– Сегодня вечером не было женщин, сынок, – проговорил Митчем осторожно, как жокей, уговаривающий разгоряченную лошадь.

Он намекал, что у племянника галлюцинации? «Невозможно! Она касалась меня, – рассуждал Зак. – Это очередная дядина грязная уловка».

Митчем посмотрел на него с демонстративным беспокойством:

– Тебе нужно обуздать себя, иначе тебя запрут навечно.

Зак моргнул. В дядином голосе прозвучала даже не угроза, а, скорее, мольба. И лицо Митчема исказило уже не беспокойство, а что-то иное, что Зак видел у него лишь один раз, после того как умерла его мать. Печаль.

Ни во что из этого Зак не верил.

– Собираешься запереть меня точно так же, как запер мою маму?

Митчем открыл было рот, но запнулся и замолчал. Зак понял бы смысл его реакции, если бы не был так зол. Молчание мучительно растянулось.

– Твою мать заперли ради ее же безопасности, – проговорил наконец Митчем.

– «Безопасности»?! – взревел Зак. – Она убила себя в чертовом дурдоме! Ей там незачем было находиться. Ты запер ее там, и это заставило ее переступить через край. Ты убил ее!

Митчем, казалось, что-то взвешивает. Парень уставился на него. Неуверенность не была типичной для его дяди чертой.

– Что такое? – спросил Зак.

Дядя не ответил.

– Что, черт возьми, происходит? – прорычал Зак.

– Есть вещи, о которых ты не знаешь, – начал серьезным тоном Митчем и снова замолчал.

Тишина тянулась бесконечно. Зак больше не мог этого вынести. Какую бы игру ни затеял дядя, племянник готов был поддаться. Он говорил себе, что Митчем лжет, но тело не верило ему. Дрожание началось в его пальцах и распространилось до плеч.

Наконец Митчем заговорил едва слышным шепотом.

– Твоя мать не умерла в больнице.

– Что? – Дыхание Зака сделалось прерывистым. – Тогда где она умерла?

– Она вообще не умерла, не в прямом смысле слова.

– Перестань, – оборвал его Зак. – Черт возьми, прекрати это.

Дядя лгал ему все это время. Всю его жизнь. Он не станет слушать.

Парень попятился, стоило Митчему двинуться к нему. Дядя поднял руки вверх, словно приближался к испуганному оленю.

– Она еще жива, если это можно так назвать. Но она не в здравом рассудке, – продолжил Митчем с тем же подчеркнуто серьезным выражением лица. – Она далека от той, которую ты помнишь, поэтому вполне можно считать, что она мертва.

– Заткнись! – прохрипел Зак.

Он сделал шаг назад и еще один. Но Митчем все напирал на него, как будто готовился последним ударом избавить от страданий раненого оленя.

– Я сделал это, чтобы защитить тебя, – прошептал он.

– Лжец!

Выкрик Зака прозвучал боевым кличем, который он подтвердил, швырнув прикроватной лампой в дядю.

– Успокойся и послушай, что я тебе говорю, – не сдавался Митчем, немного отступая.

Парень бросил в него пепельницей, затем фоторамкой, изрыгая при этом проклятия и саму грубую брань.

– Зак, твое поведение не может оставаться безнаказанным! – взвизгнул Митчем, увертываясь от летящих в его голову предметов. – Я отберу твое наследство! Твои сберегательные счета! И ценные бумаги!

Зак засмеялся и швырнул в него вазой. Она разбилась о стену.

– Думаешь, мне не плевать? Надеюсь, ты подавишься всем этим во сне.

– Тебе на все плевать, – буркнул Митчем.

Зак мысленно прошептал их имена, чтобы доказать, что дядя неправ. Его разум сказал: «Ника, Ника, Ника… и Вайолет, и мама». Но пока губы оставались сомкнутыми, глаза предали его. Когда он вспомнил имя своей матери, его взгляд упал на пол у ног Митчема.

В горячке он бросил рамку с фотографией матери. Митчем мгновенно проследил за его взглядом. После неудачной попытки побега Зак вытащил фото из дорожной сумки, которая, к счастью, была ему в целости возвращена. Он тогда вернул портрет на его законное место. Зак поднял глаза на дядю.

«Нет! – умолял его взгляд. – Пожалуйста, не надо!» Но мольба только показывает, что действительно дорого тебе. «Отчаявшийся всегда покажет свою слабость», – сказал бы Митчем.

Протесты только подогрели Митчема. Дядя схватил маленькую рамку и сунул себе в карман – его движения были быстрыми, в то время как у Зака – вялыми и замедленными. Он все еще чувствовал себя заторможенным.

Зак бросился на Митчема. Он промахнулся, а тот выбежал за дверь, зовя кого-то. Зак погнался за ним.

У него словно шоры были на глазах. В сознании – только этот кадр в рамке. Ничто другое во всем мире не имело значения.

Он побежал по коридору за Митчемом и натолкнулся на стену из плоти, прежде чем успел настигнуть его. Это были те же люди, что удерживали его в ту, первую ночь в поместье. Зак завопил. Они поволокли его спиной вперед по старинным коврам. Зак разразился хохотом. Он так истерически смеялся, что это можно было принять за крики.

– Ночь в подвале пойдет тебе на пользу, мой мальчик, – послышались слова Митчема.

В другом конце коридора дядя поправил воротник и похлопал по нагрудному карману с рамкой, словно говоря: «Теперь это мое, это всегда будет моим».

Зак снова отчаянно закричал. Обращаясь к флористу. К дядиным гостям. К даме в лисьих мехах.

Но, как обычно в поместье Уэйкфилд, его никто не слышал.

Никто не пришел.

Глава 13
Ника

В следующие несколько минут все смешалось в сознании Ники в круговорот криков и цвета. Она отчаянно пинала охранников, тащивших ее через влажный двор; затем они бросили ее, как тряпичную куклу, в главной гостиной. Она подняла голову, моргая, пока глаза привыкали к яркому свету. Смерила презрительным взглядом Хефе, Бастиана и Стамоса, которые вошли следом.

Трое мужчин остановились над Никой и уставились на нее – каждый со своей степенью бесчувственности.

Стамос улыбался во всю элегантность своих манер. Нике хотелось бы когтями содрать улыбку с его лица.

Она услышала, как втащили в комнату упирающихся Интеграла и Квинна, за которыми следовал охранник с Эмбер на руках. Он бесцеремонно бросил ее на ближайший диван. Эмбер жалобно захныкала.

– Поосторожнее с ней! – вскричал Интеграл.

Ника избегала обвиняющего, пристального взгляда Квинна. Она их подвела. Она оцепенела в самый важный момент, уставившись на окно, на освещенную комнату, вместо того чтобы взбираться на дерево. Из-за этого они потеряли драгоценное время, из-за этого их заметили.

Квинн огляделся, и его синие глаза сузились, остановившись на Стамосе. Он понял.

– Какого лешего ты здесь делаешь? – прорычала Ника, указывая пальцем на Стамоса.

Тот не ответил.

Прибежали, тяжело дыша, те двое охранников, которых неудавшиеся беглецы отвлекли с поста. Один из них доложил что-то по-испански, и Ника предположила, что речь идет об их маленьком трюке со стереосистемой. Или о снотворном.

Бастиан накричал на своих людей. Охранники ушли, опустив плечи. Хефе смотрел на сына недовольно, нахмурив свои черные брови. Бастиан злобно поджал губы.

– Остроумный трюк, – бросил он, обернувшись к Нике.

Он сказал что-то по-испански оставшимся охранникам, и те обыскали подростков. За считаные секунды они нашли и конфисковали план территории, провизию, красную записную книжку и оставшиеся таблетки Эмбер.

Ника отметила, что Квинн умудрился утаить от них свои отмычки. Возможно, спрятал их где-нибудь в подкладке одежды.

Хефе удовлетворенно кивнул охраннику, державшему Нику, и тот сразу же отпустил ее.

Хозяин гасиенды заговорил первым.

– Усаживайтесь все, и поговорим спокойно, – пригласил он сдержанно, хотя в глазах его поблескивала смертельная угроза.

– Стамос, так какого лешего ты здесь? – повторила Ника так яростно, что Интеграл рядом с ней вздрогнул.

Стамос на этот раз отреагировал. Цвет его лица и одежда были как всегда безупречны. Он расстегнул пиджак и вздохнул.

– А я-то думал, ты будешь рада со мной увидеться, – проворковал он, приятно улыбаясь и ничуть не смущаясь ее гнева.

Ника бросилась вперед, но сильные руки вновь стиснули ее запястья, словно живые наручники.

– Единственный раз я буду рада увидеться с тобой на твоих похоронах! – выкрикнула она ему в лицо.

Это Стамос привел ее в Вилдвудскую академию. Ника и без того догадывалась, что он, будучи правой рукой директора, вовлечен в зловещие планы Академии; но то, что он сейчас оказался на гасиенде, показывало, насколько глубоко его участие.

Ледяной взгляд Хефе заставил Квинна шепнуть Нике, чтобы она прекратила бунтовать. Интеграл рядом с ней тяжело дышал, его взгляд устремлялся от двери на Нику, на Хефе и становился отчаянным, задерживаясь на Эмбер. Ее глаза были закрыты, рыжие пряди прилипли к влажному лбу. Она тяжело дышала и периодически разражалась глубоким, надрывным кашлем. Интеграл дергался в руках державшего его охранника.

– Прошу вас, – умолял он, – ей нужна медицинская помощь.

– Тебе стоило подумать об этом раньше, – сказал Хефе. – Ее здесь лечили, а ты потащил ее за собой.

Он сказал еще что-то по-испански, и охранник, стоявший слева от Ники, подхватил Эмбер и унес ее прочь.

– Куда вы ее забираете?! – воскликнул Интеграл и, к его чести, чуть не вырвался из лап охранника, пытаясь последовать за Эмбер.

– Успокойся, – осадил его Хефе. – Она получит внимание, в котором нуждается.

Интеграл облегченно опустил плечи.

А Ника все сверяла взглядом Стамоса. Догадка, мелькнувшая в ее голове в ту долю секунды, когда она заметила его в окне, кристаллизовалась в более четкую мысль: он был причиной того, что они оказались здесь. И это было единственное объяснение.

Они убежали от директора. Сбежали, несмотря на все усилия, которые он приложил к тому, чтобы этого не случилось. Никоим образом он не мог отправить Стамоса на эту гасиенду. Никоим образом директор не мог непосредственно сотрудничать с Хефе – это не имело бы никакого смысла. Никакого, если только Стамос не был свободным агентом, работающим на свои собственные интересы.

– Ты чудовище, – низким голосом проговорила Ника. – Ты продал нас этим людям.

– Чудовище? – изобразил легкое возмущение Стамос. – Я спас тебя. У Вилдвуда были на тебя планы похуже.

Она вспомнила человека, который привез их сюда, поддельного Чеда, который знал их имена и очень личные подробности о них. Информация, к которой имел доступ Стамос.

– Тот фальшивый Чед, – прищурилась Ника, – он ведь работает на тебя?

– Умная девчонка, – щелкнул пальцами Стамос.

Квинн шагнул вперед настолько, насколько позволил удерживающий его охранник.

– По-твоему, продав нас картелю, ты нас спасаешь?

При этих словах Бастиан, Хефе и Стамос обменялись взглядом и, запрокинув головы, расхохотались.

– «Картель»? – повторил Хефе, все еще смеясь. – Не сравнивайте нас с этими грязными тварями.

– Если вы не картель, то кто вы? – не унимался Квинн.

Кто они такие? Вопрос поразил Нику своей простотой и глубиной. То есть они злодеи какого рода? Как будто они ответят.

– Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы, – презрительно ответил Квинну Бастиан.

Он больше не смеялся, в его низком голосе звучало рычащее предостережение.

Стамос прочистил горло.

– Хефе – мой деловой партнер. У нас есть, назовем это так… – Его взгляд встретился с взглядом Хефе. – Общие интересы. Он заботится о вас, пока мы не придем к взаимному решению.

– Что эта чушь собачья должна означать? – возмутился Интеграл.

– «Заботится о нас»? Мы здесь заключенные! – присоединилась Ника.

– У меня сложилось впечатление, что с вами обращаются как с гостями, – невозмутимо заметил элегантный Стамос.

– Но ясно, что вы не цените комфорт, который вам предоставили, – добавил Хефе.

– Бред! – сказал Квинн. – Чего вы хотите от нас?

Стамос вздохнул и посмотрел на часы.

– Нам нужно еще многое обсудить. Давай продолжим в твоем кабинете. – Взгляд его блуждал по комнате и остановился на конфискованной красной книжечке. – Захватите это, – добавил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Стамос попрощался с ребятами сердечной улыбкой, как будто уходил после обычной деловой встречи, а не оставлял подростков в плену.

– Не смей вот так уходить! – предупредила Ника. – Мы еще не закончили. Где Зак? Что случилось со Стеллой и Магдой? В Академии знают, что мы пропали без вести?

Теперь она понимала, что Стамос работает как самостоятельный агент. Это была ценная информация. Он нуждался в них или чего-то хотел от них. Но чего? Если бы он остался здесь и поразглагольствовал немного дольше, мог бы проговориться.

– Что подумает директор, когда узнает, что ты предал его? – спросила она, хватаясь за полуправду, не придумав ничего лучшего, чтобы удержать его, чтобы спровоцировать его на разговор.

Расслабленная поза Стамоса стала немного напряженнее. Некоторая нервозность просочилась в его карие глаза, когда он уставился на Нику.

Та продолжала:

– Я не думаю, что он будет любезен с лакеем, предавшим его. Что он сделает с тобой, когда узнает?

Это была пустая угроза. Она это знала. Они все это знали. Ника не могла ничего рассказать директору. Да она и не хотела бы. Стамос, нисколько не смущенный, пошел прочь.

– Извините, – мягко сказал он, остановившись у двери, – но вам нужно приспосабливаться к данным обстоятельствам. Иначе вы их не переживете.

– Почему ты делаешь это с нами? – прохрипела Ника.

Стамос еще раз обернулся к ней.

– Вероника, я ничего против вас не имею. Мы все пешки в гораздо большей игре. Я делаю только то, что должен делать, чтобы победить. Это не личное.

У него хватило наглости подмигнуть ей, а затем он ушел. Остались только Бастиан, Хефе и горстка охранников.

– А теперь вы должны заплатить за свою неблагодарность, – сказал Хефе.

– Пропади ты пропадом, старый психопат. – Квинн плюнул Хефе под ноги.

Ника напряглась, почувствовав холодный взгляд Хефе на своем позвоночнике. Образ лежащего на полу Квинна, парализованного укусом змеи, был еще свеж в ее памяти.

Хефе встретился взглядом с сыном. Бастиан выпрямился и пошел на Квинна, как атакующий лев. У ирландца не было шансов. Он уклонился от первого удара, но Бастиан достал его с другой стороны. Его кулак столкнулся с лицом Квинна, как с боксерской грушей. Он с точностью попал Квинну в правую бровь и рассек ее. Брызнула кровь. Последовал хук левой в губу, еще один – в челюсть. Квинн упал.

Ника испустила пронзительный крик, пытаясь вырваться из рук своих тюремщиков, но это было бесполезно – охранники сдерживали ее баррикадой мускулов.

Интегралу же вдруг удалось освободиться, и он прыгнул вперед, чтобы встать между Бастианом и Квинном, в результате чего получил удар в глаз. Он в шоке отшатнулся назад, закрывая лицо руками. Два охранника немедленно схватили его. Бастиан отступил на шаг, и верзила-охранник встал на его место.

Ника беспомощно смотрела, как охранники избивают Квинна.

С каждым ударом и стоном, когда нога палача врезалась в тело ирландца, каждый раз, когда оно содрогалось от удара, Ника внутренне ломалась. Ее вывернутый наизнанку дух был беспомощен, связан.

Крики, вырывавшиеся из ее рта, были незначительны и бесполезны, как дым.

* * *

Простыни прилипли к ее потному телу, и она сбросила их на пол. Ника не могла спать после всего, что случилось. Ей нужно было что-то делать.

Пару отмычек, которые Квинн оставил ей тогда, охранники не обнаружили в ее комнате в ходе обыска. Отмычки все еще были спрятаны в поясе ее джинсов. Она использовала их, чтобы отпереть замок. Ника побаивалась, что у двери в ее комнату дежурит охранник, но коридор был пуст.

Она прошла сквозь тьму гасиенды. Все вокруг казалось погруженным в сон. Никто не собирался ее останавливать.

Ей нужно было увидеть Квинна. Ника чувствовала себя ребенком, тянущимся к теплым рукам посреди ночи, чтобы ей сказали, что ее кошмары – игра воображения.

Но больше всего на свете хотела она помочь ему сдержать его собственные кошмары. Его кошмары, которые, несомненно, мучили его и виновата в которых была она.

Ника отперла отмычкой его дверь, и та со скрипом отворилась. Девушка пересекла широкую комнату и села на кровать. Квинн спал, но его дыхание было беспокойным. Его грудь поднималась и опадала в неровном ритме, как тогда, когда его избивали.

Его темные кудри прилипли к лицу, делая похожим на юного лорда с картины эпохи Возрождения. Ника нежно провела пальцами по изгибу его скулы. Ее распирало от обилия всего, что она хотела ему сказать.

«Мне жаль. Это все моя вина. Я должна была прислушаться к Интегралу. Пожалуйста, прости меня».

Он шевельнулся и тут же застонал от боли. Затем тяжело кряхтя, сел в постели, позволяя глазам привыкнуть к темноте.

– Ника, – простонал он, прижимая ладонь к ребру. – Который сейчас час? Что ты здесь делаешь?

Ника не двигалась.

– Я вскрыла твой замок, – сказала она.

Квинн сонно взглянул на дверь.

– Это самое интимное, что ты когда-либо говорила мне.

Он, как всегда, подтрунивал. Но Ника была не в настроении шутить. Она хотела рассказать ему, как испугалась, когда его избивали. Как у нее разрывалось сердце. Она поискала слова, которые позволили бы ей высказать это, и ничего не придумала. Квинн смотрел на нее расширившимися от беспокойства глазами.

– Ника, ты меня пугаешь. Что случилось?

Ника подалась вперед. С нежностью крыла колибри она поцеловала его. Девушка не была уверена, абсурдно ли то, что она делает, смешно или глупо, но продолжала. Еще один, легкий как перышко, поцелуй, на этот раз – в краешек его рта. И еще один, со всей нежностью, которую она чувствовала в себе. Ника порывисто схватила его лицо ладонями и поцеловала подбородок, щеки, лоб.

Она провела руками по его стройной груди в корсете легких мышц – не мускулов атлета или воина, а стройного сложения вора. Квинн весь был физическим олицетворением хитрости и скорости, с ногами, предназначенными для быстрого бега. Его синие глаза сверкнули в темноте, утонув в ее пристальном взгляде.

– Извинения приняты, – промурлыкал он, прижимаясь лицом к ее затылку.

Ника усмехнулась. Она готовила остроумный ответ, но почувствовала, что его дыхание становится тяжелым – сон настиг его. Она держала его руки, соединившиеся на ее теле морским узлом, и позволила сну одолеть себя, зная, что, по крайней мере, заставила Квинна чувствовать себя немного лучше. Чуть менее одиноким.

Что-то резко разбудило Нику. Яркая вспышка света пронзила тьму ее сна. Она почувствовала, как щеки наполнились теплом, когда поняла, что заснула в комнате Квинна.

Солнце скоро взойдет. Она соскользнула с кровати и укрыла Квинна одеялом.

Когда Ника шла обратно в свою комнату, она на какое-то мгновение задумалась над тем, что именно пробудило ее от глубокого сна.

Это было что-то странное. Нечто похожее на… фотовспышку. Ника убедила себя, что это, должно быть, молния. Молния летней ночью. Ведь бывает, правда?

Глава 14
Зак

На этот раз Митчем даже не удосужился усыпить его, а это означало, что у Зака не было другой компании, кроме холодных стен лаборатории, пока он боролся со своей бессонницей. Что ж, по крайней мере, стены стояли неподвижно, в то время как мысли в его голове беспорядочно метались, заставляя его во всем сомневаться.

Какое имело значение, была ли реальным лицом та женщина, с которой он встречался на званом обеде, или плодом его воображения, или актрисой, которую подослал великий стратег Митчем, чтобы заставить Зака поверить, будто он сходит с ума? Ни один из этих вариантов не имел смысла. Ни один из этих сценариев не принадлежал миру, частью которого он действительно хотел быть.

Когда на следующее утро его выпустили из лаборатории, Зак ушел к себе с мыслями по-прежнему спутанными и чувствуя себя, как и прежде, загнанным в угол.

Митчем утверждал, будто его мать все еще жива. Это была ужасная, жестокая ложь. Слишком уж низкая, даже для такого циника, как дядя. Зак отказывался размышлять на эту тему.

Он пошел прямо в столовую, задержавшись у картины Ники. Живопись словно окликнула его, отразившись эхом в бушующей внутри него военной зоне.

Зак вспомнил, как смешно выглядела Ника в тот первый день, когда в поисках телефонного сигнала упала с дерева и приземлилась прямо перед ним. С самого начала он оценил ее красоту, но не это привлекало его в ней. Не ради этого искал он ее на следующий день, чтобы дать работающий телефон. И не из-за этого так ликовал всякий раз, оставаясь с ней наедине.

Ему нравилось, как эмоции пробегали по ее лицу, быстро вспыхивая, словно падающие звезды. Она не умела скрывать свои чувства. Как в тот раз, когда она упала с дерева: шок, смущение, негодование танцевали, быстро сменяясь, на ее лице.

В мире, где все выглядело фальшивым, блестящим и пустым, только она одна казалась настоящей.

Как его мать.

Зак вошел в безупречную столовую и занял свое обычное место в конце того же длинного стола, где он устроил скандал каких-нибудь восемь часов назад. С удивлением он осознал, что ему стало стыдно, когда он проходил мимо людей из прислуги. Скорее всего, они слышали его приступ и крики прошлой ночью. Некоторые из них были свидетелями его выступления на званом ужине.

Он утешил себя тем, что все еще может чувствовать что-то естественное и нормальное, как стыд. Он еще не утратил ощущения реальности и социальной условности. Еще не совсем. Онемению еще не удалось проникнуть в его ядро; оно все еще зависало на внешних краях, ожидая момента, когда сможет поглотить все, что осталось.

Зак слегка улыбнулся ужасному воспоминанию – своей речи прошлой ночью. Что ж, он был рад, что по крайней мере разозлил Митчема. Разбил предсказуемую рутину обеда для всех присутствующих гостей. Эти люди не привыкли к нарушению их планов. Они, видите ли, не созданы для того, чтобы чувствовать себя неловко.

Между этими людьми и их потребителями слишком много буферов; слишком много торговых представителей, и секретарей, и бетонных стен. Зак ненавидел этих людей каждой частицей своего существа.

Как будто вызванный неприязненными мыслями племянника, в столовую прошествовал Митчем.

Как только он сел, вокруг него затрепетали руки слуг, словно птички, разносящие подарки: газета, черный кофе, белковый омлет.

– Ты все обдумал насчет Кэтрин? – первым нарушил молчание дядя. – После твоего вчерашнего нервного срыва, я думаю, лучше приступить к пересадке как можно скорее.

– Я тебе не лабораторная крыса, – заявил Зак.

– Никто не относится к тебе так.

– Со мной все в порядке, – настаивал Зак.

Он убеждал скорее себя, чем Митчема. У него не было никаких срывов или галлюцинаций. Он отказывался верить, что женщина в шубе не была реальной.

– Тем не менее тебе нужна помощь, – стоял на своем Митчем. – Я не хочу увидеть тебя в том состоянии, в котором оказалась твоя мать.

Слово «мать» пробудило в Заке множество эмоций, которые он сдерживал с тех пор, как проснулся этим утром.

Зак сглотнул.

– То, что ты сказал о моей матери…

«…Было слишком порочно даже для тебя», – хотел он сказать. Но какой смысл делать выговор монстру?!

– Это так, – отозвался Митчем. – Все, что я рассказал тебе о твоей матери прошлым вечером, правда.

«Ложь! – вскрикнул Зак мысленно. – Ложь, интриги, уловки. Вот что это».

– Я знаю, ты сейчас обескуражен, – продолжал тем временем Митчем. – Но я предлагаю тебе сделку. Ты делаешь пересадку с Кэтрин, а я расскажу тебе всю правду о твоей матери. Я расскажу тебе, что с ней случилось… и где она сейчас.

Это была ложь. Его мать давно умерла. Ему это подсказывало шестое чувство. Но был кое-кто еще, на кого он мог бы обменяться.

– Мне нужно знать, что с Никой все в порядке. Мне нужны доказательства того, что ты ее отпустишь, – потребовал Зак.

Митчем вздохнул и допил свой кофе.

– Ладно.

Зак узнал эту тактику ведения переговоров. Когда Митчем готовился нанести последний, убийственный удар, он делал вид, будто чему-то уступает, тогда как на самом деле ничего не терял.

– Если я соглашусь на эту пересадку, ты отпустишь Нику. Скажи мне, где она, и подтверди, что она в безопасности, – пытался укрепить свои позиции Зак.

Он не стал поддерживать разговор о маме. Он не позволит расцвести этой ложной надежде.

– Ты заключаешь выгодную сделку, сын мой, – изрек Митчем.

Зак почувствовал, как отвращение от этого обращения выкручивает ему душу.

Планшет рядом с Митчемом издал сигнал входящего сообщения. Дядины глаза переместились на экран и широко раскрылись. Уголки его рта скривились настолько близко к торжествующей улыбке, насколько он мог себе позволить. Тело Зака напряглось.

– Итак, – произнес Митчем, – вот та, за кого ты борешься.

В его голосе слышалось то ледяное веселье, которое дядя испытывал, ощущая себя предельно жестоким и побеждающим. Он еще раз взглянул на экран, наслаждаясь изображением, прежде чем развернуть устройство.

Зака злило, что ему нужно встать и пройти всю длину стола, чтобы лучше рассмотреть, но он все же сделал это. Пугающее любопытство тянуло его, словно леска пойманную рыбешку.

Он знал, что все, от чего Митчем получает подобное удовольствие, должно быть достаточно плохим и достаточно наглядным.

Несмотря на то что его предупредили о содержании фотографии, он никак не мог предать своему лицу идеальную маску безразличия. Сначала он почувствовал радость: Ника была жива и с ней… все хорошо. Ему вдруг свело спазмом желудок, и, казалось, все части тела заныли одновременно, когда он рассмотрел фотографию.

Она спала на большой кровати. Лицо спящего рядом Квинна уткнулось в ее плечо, а его руки обвивали тело девушки.

Зак не переставал спрашивать себя, как и кем была сделана фотография. Но какая-то небольшая частица внутри него уже сломалась, плотина раскололась, и вода хлынула потоком. Он позволил оцепенению излиться на него, как библейский потоп.

После завтрака Зак пошел в свою комнату. Вайолет сидела на кровати и ждала. Он посмотрел на девушку; его зеленые глаза были уставшими и пустыми, как сумеречное болото.

Зак понял, что Митчем, должно быть, дал распоряжение охранникам впускать ее беспрепятственно. Его немного удивило, что дядя не видел вреда в том, чтобы племянник общался с кем-то близким по духу.

– Я ждала тебя, – тихо сказала она.

– Я хочу, чтобы ты ушла, – холодно ответил он, хотя это была неправда.

Один только вид ее здесь, такой знакомой, облегчал ему боль в костях. Митчем эмоционально сгибал его, пока Зак не стал чем-то похожим на кнут, готовым щелкнуть в любой момент.

Было неправильно втягивать ее во все это. Не сейчас, когда ему известно, каковы ставки. Нельзя использовать Вайолет как человека, на котором он разрядится. Выпустит свой отрицательный заряд, свой гнев.

– Пожалуйста, уходи, – повторил он более мягко.

Вайолет выпрямила спину и покачала головой. Нет.

– Убирайся, – прорычал он. – Я не в настроении для твоих игр.

– Это не игра. Я никуда не уйду. Я хочу пройти это с тобой… что бы это ни было.

Вайолет подняла подбородок. Она встала и приблизилась к нему. Зак попятился. Своим длинным ногтем она провела по краю его скулы, взяла за подбородок и заставила встретиться с ней взглядом. Ее пухлые, подведенные фиолетовым губы были приоткрыты, а очерченные сине-черным глаза подобны кошачьим.

Она зло усмехнулась.

– С тех пор как мы были детьми, я всегда соответствовала твоей тьме. Ты всегда мог сравниться с моей. Дай мне почувствовать твою боль, – прошептала она.

Вайолет потянулась и поцеловала его. Зак вздрогнул. Он посмотрел на Вайолет и увидел свою темноту, отражающуюся в ее глазах. Вайолет была его зеркалом. Всегда была.

– Заставь меня почувствовать то, что чувствуешь ты, – проронила она.

Зак ощутил, что сгорает изнутри. Она была с ним, воплощение всего неправильного. Красивая и испорченная, идеальная и сломанная. Утешение, к которому он всегда обращался. Двое детей, живущих в больших особняках на противоположных концах бездушной улицы. На той улице, где тайны были разменной монетой, а любовь редкостью, они случайно нашли друг друга. И друг в друге они нашли и насилие, и утешение, и утверждение, и бегство.

Зак крепко обнял ее.

Огненный взгляд Вайолет сфокусировался на нем, ее синие глаза блестели голодом. Да, это были глаза голодной волчицы.

Она пугала его и волновала одновременно.

Зак хотел сгореть. Самоуничтожиться, почувствовать оцепенение, которое может принести только хаос. Она была хаосом в его прекраснейшей форме.

Зак понял, что делать. Оставив Вайолет, он пошел, чтобы сказать дяде, что готов пройти через процедуру.

Зак покончил со спасением кроликов. Он был готов спасти себя.

Глава 15
Ника

У входа на кухню Ника засомневалась. Она слышала шум за дверью: звуки передвигаемой посуды, шипение масла на сковороде, открывающаяся дверца холодильника. Запахи горячих блинов, тушеного лука и пряных бобов смешивались и проникали за дверь.

Она колебалась. Девушка не могла точно знать, завтракают сейчас ее друзья или еще сидят в своих комнатах в болезненной тишине, вызванной ужасными событиями прошлой ночи. Вообще, предполагалось ли им идти на завтрак после всего, что случилось? Ее дверь отперли наутро, после того как она пробралась обратно. Однако она не была уверена, станет ли Хефе продолжать игру «вы у меня в гостях» после их попытки побега.

Ника предпочла бы не желать ничего из их пищи для VIP-заключенных. Она предпочла бы, чтоб у нее не сосало под ложечкой при мысли о блинчиках.

Прошла еще одна неловкая минута подслушивания. Желудок у Ники начал ворчать. Она вошла на кухню и застала Лупе у плиты.

Квинн и Интеграл сидели на противоположных концах черного мраморного острова и ели в тишине. Левый глаз у Интеграла распух. Лицо раскраснелось, а светлые кудри растрепались больше, чем обычно. Выражение его лица разбило Нике сердце на тысячу осколков – оно выражало чистую и полную покорность.

Лицо Квинна выглядело еще хуже. У Ники перехватило дыхание, когда она увидела все оттенки черного, синего и желтого, уродующие его красивые черты. Прошлой ночью серьезность травм была скрыта темнотой его комнаты: опухшая, разорванная губа; опухшее веко; рассеченная бровь; рука защищает пострадавшие ребра.

Однако выражение лица Квинна, когда он увидел Нику, явило резкий контраст с его состоянием: он засиял, широко улыбаясь.

– Буэнос-диас, ребята, доброе утро, – вежливо сказала Ника, занимая место рядом с Квинном. Она не смотрела на Интеграла. Не могла заставить себя сделать это. Он не поздоровался с ней, не ответил на приветствие.

– Буэнос-диас, – сердито буркнула Лупе.

Вероятно, ей сообщили, что подростки украли у нее телефон, но Ника с облегчением увидела, что с ней ничего страшного не случилось. Ей не хотелось, чтобы кухарка заплатила за то, что они сделали. Не особо услужливо Лупе поставила тарелку перед Никой. Та пробормотала: «Грасиас» – и взялась за еду.

– Со мной все будет хорошо, – весело сказал Квинн, когда поймал ее взгляд на своих ранах.

Он тряхнул головой, так что несколько темных прядей упали на его опухшее веко.

– Очень болит? – спросила Ника.

Ей очень хотелось повернуться к Интегралу и спросить его о том же, но она боялась. Что-то в том, как он сидел, внутренне закипая в тихой ярости, подсказало ей, что лучше его не беспокоить.

– Только когда двигаюсь, – хитро улыбнулся Квинн.

Ника ответила вымученной улыбкой.

Он провел пальцем по ее плечу, а затем нежно сжал ее ладонь.

Ника аккуратно вплела свои пальцы в его. Он снова улыбнулся, на этот раз шире.

На мгновение Ника потерялась в его взгляде – настолько ясным и чистым он был среди хаоса, в котором они оказались. Ника снова обернулась к Интегралу, почувствовав себя смелее.

– Саймон, как ты? – решилась она.

Интеграл ошеломленно поднял голову, словно только сейчас заметил их. Его взгляд остановился на переплетенных руках, и выражение его лица мгновенно оживилось.

– Да просто замечательно, – процедил он злобно. – Ника, бывает что-нибудь, что ты не сумеешь исправить, строя глазки?

Ника опешила.

– Интеграл… – начала она было, но тот соскользнул с табурета и уставился на Квинна.

– Она взмахнула ресницами, и ты прощаешь ей тот факт, что тебя по ее вине избили до кровавого мяса?

Ника никогда не видела его таким злым. Она немного отстранилась. Слезы щипали ей глаза. Но ее сердце было переполнено сочувствием: она понимала, что его гнев уместен, для этого были основания.

– Это не ее вина, приятель. Остынь! – осадил его Квинн, не повышая голоса и не меняя выражения лица, но достаточно уверенно.

– Нет, ее это вина, – рычал Интеграл, – все это!

Ника почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Лупе выключила плиту и пробормотала что-то в духе «диос мио», а затем оставила подростков ссориться.

– Саймон, мне очень жаль, что ты пострадал, правда, – проговорила Ника голосом, ломающимся, как сухая кора. Слезы щипали ей глаза.

– Думаешь, меня волнует это? – Интеграл указал пальцем на отекшие веки. – Думаешь, меня заботит мой подбитый глаз? Оглянись вокруг, Ника – может, кого-то не хватает?

С ужасом Ника оглядела комнату и поняла, что она совсем забыла об Эмбер. Она была настолько ошеломлена, настолько сосредоточена на Квинне и своих собственных переживаниях, что просто предположила: Эмбер вот-вот войдет в кухню – ну, опоздала на завтрак, вот и все.

– Эмбер у доктора, в лаборатории, – объяснил Квинн.

– Они не позволят мне увидеть ее, а лаборатория под замком. Туда никак не проникнуть. Я попробовал трижды с утра. Я должен был следовать своему инстинкту прошлой ночью, – терзался Интеграл, – мы не были готовы бежать. Нам нужен план получше. Эмбер слишком больна. Ты не слушала меня. Так же, как когда ты заставила нас покинуть Вилдвуд.

– Если бы мы не сбежали из Вилдвуда, со мной было бы то же, что с Эмбер сейчас, – оборонялась Ника. – Этого ты хотел бы?

– Если бы мы не покинули Вилдвуд, возможно, Магда и Стелла все еще были бы живы, – отрезал он.

Хотя Интеграл, казалось, сразу же пожалел о своей жесткости, он не отвел глаза.

Ника опешила. Его слова пробили брешь в остатках плотины, и слезы хлынули ручьями.

– Ну ты сволочь, – в голосе Квинна прозвучало предостережение.

– Нет, он прав, – обращаясь к Квинну, посмотрела Ника на Интеграла сквозь влажные ресницы. – Мне жаль, Саймон. Мне очень жаль, что все это произошло.

Ее плечи начали дрожать.

– Нет, Ника. Прости меня, прошу… – Он тоже плакал. – Я просто хочу, чтобы она поправилась. Больше всего на свете я хочу, чтобы она поправилась.

– Я обещаю, я сделаю все правильно, – пообещала Ника.

Квинн отпустил ее ладонь и обошел вокруг стола, чтобы положить руку на плечо Интеграла, успокаивая его и заверяя в поддержке. В этот момент Ника искренне любила его – ведь он делал то, на что у нее не было сил.

* * *

После завтрака Ника, извинившись, вернулась в свою комнату, чтобы вздремнуть.

Она чувствовала себя опустошенной. Было еще только утро, но она уже устала – она ощущала слабость глубоко внутри. Ей срочно нужна большая кровать и темнота под пуховым одеялом, свободная от дурных мыслей и чувств.

Бастиан стоял, небрежно прислонясь к двери в ее комнату. Его янтарные глаза светились удовольствием.

– Убирайся вон от моей комнаты, – прорычала Ника, – подлая, отвратительная тварь…

– Я стоял бы здесь и слушал твои оскорбления хоть целый день, но Хефе хочет тебя видеть, – прервал ее Бастиан.

Ника набросилась на него с кулаками, но он увернулся от первого удара. Она сумела лишь раз влепить ему пощечину. Бастиан, выглядя несколько удивленным, поймал ее другое запястье в полете.

– Как ты спишь ночью? – воскликнула она.

Это был не вопрос. Да Бастиан и не собирался отвечать. Он повернулся и жестом велел ей следовать за ним.

– Знаешь, тебе не обязательно быть похожим на него. У тебя есть выбор. Тебе не обязательно быть таким, как твой отец.

Бастиан остановился. Он обернулся и уставился на Нику, словно впервые принимая ее всерьез или как будто он впервые по-настоящему увидел ее.

– Рыба не может быть птицей, – ответил он просто. – Мы все рождены, чтобы быть чем-то заранее определенным.

– Чушь. Твой отец социопат.

Глаза Бастиана хищно сузились.

– Хефе, – медленно произнес он, как будто слово «отец» ему чуждо, – ожидает, и его терпение иссякло.

Он крутнулся на пятках своих безупречных мокасин, четко показывая, что их разговор окончен, и пошел по коридору с Никой словно на буксире.

* * *

Хефе ждал их с серьезным выражением лица за своим широким столом.

– Садись, – велел он Нике.

Ей не хотелось спорить, поэтому она села напротив седовласого мужчины.

Бастиан остался стоять у двери. Хефе потер виски, затем пристально посмотрел на нее.

– Тебе известно, в какой отрасли я работаю? – спокойно спросил он.

– Индустрия похищения людей? – предположила Ника.

Взгляд его чуть более темных, чем у сына, глаз был явно убийственным.

– Знаешь, чего хотят туристы, когда приезжают в Мексику?

– Нет, не знаю, – ответила Ника осторожно. – Пляжный отдых?

– Медицинский туризм. Они покидают свои страны и приезжают сюда, чтобы получить лекарства, процедуры и таблетки. Все для того, чтобы улучшить или изменить себя таким образом, какой недоступен им дома. Я поставщик этих услуг.

– Тогда вы торговец наркотиками, – заключила Ника, возвращаясь мысленно к гаражу, полному флакончиков с таблетками.

Гнев затопил глубокие, мудрые глаза Хефе, и Ника затылком почувствовала, как Бастиан двинулся к ней сзади. Угроза проникла ей под кожу и пробежала мурашками по спине – до самых кончиков пальцев на руках.

– Стамос дал мне обещание. Он должен был передать мне что-то ценное. Вместо этого он навязал мне тебя с твоими друзьями. Можешь представить себе мое разочарование?

Она почувствовала, как ее ненависть к Стамосу становится всепоглощающей. Когда-нибудь она найдет его снова и покажет, насколько эта ненависть глубока.

– Извините за разочарование, – процедила Ника.

– Представь, что кто-то пообещал тебе лекарство от ожирения, но вместо этого предложил кого-то толстого, кого-то худого и кого-то промежуточного, а затем просит тебя сделать собственные выводы.

– Вместо того чтобы предоставить вам инструкцию по похищению генов, они дали Эмбер и Квинна, – прошептала Ника.

Последние элементы головоломки встали на свои места.

Неужели Стамос не знал, как проводятся процедуры в Вилдвуде?

– И вот это. – Хефе постучал пальцем по красной записной книжечке на столе. – И еще есть ты.

– Я не прошла пересадку. У меня ничего не взяли.

Голос Ники немного поник, когда она поняла, что указывает на очевидное. Хефе не нуждается в ней.

– Да, это так, но была какая-то причина, по которой ты так ценна для Вилдвуда. Я хочу знать, что это за причина.

Итак, Хефе не знает о ее фотографической памяти. Стамос не поделился этим лакомым кусочком. Интересно.

– А для чего вам нужен Саймон? – спросила Ника, пытаясь отвести разговор от себя.

– Теперь, когда он взломал код… – Хефе выдержал паузу. – …Ни для чего.

Прежде чем продолжить, он дал этим словам некоторое время, чтобы они проникли в голову Ники.

– Ты чего-то стоишь для Стамоса, меня убедительно просили ни в коем случае не причинять тебе вред. Твой друг бесполезен и для него, и для нас. Очевидно, ты это знаешь. Вот почему я склонен полагать, что ты будешь сотрудничать.

– Чего вы от меня хотите? – спросила Ника.

– Я хочу знать, почему эта книжечка и эти адреса так важны.

– Ну так проверьте их в Интернете, – предложила она.

Хефе выглядел раздраженным.

– Простой онлайн-поиск не даст нужную мне информацию.

– Так почему бы не расспросить Стамоса? – сказала Ника.

– Стамос не знал о существовании этой книжечки и о ее важности, пока вы не украли ее у директора. Его реакция на утрату привела Стамоса к мысли, что в ней есть что-то ценное. Сначала он даже не знал, что именно вы украли, – директор сказал ему только, что вы взяли что-то ценное. Однако теперь, когда ваш друг расшифровал этот список адресов, нам нужно знать, почему они так важны.

– Пошлите по этим адресам своих наемников, – пожала плечами Ника.

– Мои люди, разъезжающие по всей стране и стучащие в двери, обязательно привлекут нежелательное внимание.

Хефе выдвинул ящичек в своем бюро, вытащил несколько прозрачных пузырьков и поставил их на своем столе.

– Твоя подруга Эмбер умирает от побочных эффектов пересадки.

То, каким небрежным тоном он огласил информацию, потрясло Нику. Она почувствовала, как почва уходит у нее из-под ног. Эмбер действительно умирает? Можно ли доверять всему, что говорит этот человек?

– Изучая Квинна и Эмбер, мой доктор разработал способ временного лечения ее состояния. Если бы вам удалось сбежать, вы бы этим убили ее за несколько дней, недель, самое большее. – Он поболтал перед ней одним из флакончиков.

Ника готова была бы просто вырвать его из рук Хефе.

– Итак, если ты что-нибудь знаешь об этих адресах, то самое время сказать мне.

– Я ничего не знаю об адресах, – покачала головой Ника. – Я даже не знала, что было в этой книжечке, пока Интеграл не расшифровал ее содержимое. Я взяла ее просто потому, что она выглядела как нечто важное.

– Как жаль, – произнес Хефе абсолютно ровным голосом.

Какое-то мгновение он смотрел на нее. Глаза в глаза.

– Мы еще поговорим об этом позже, – пообещал он и переключил свое внимание на стопку документов на столе.

Когда Бастиан вывел ее из кабинета, Ника знала, что делать. Ей нужны эти флаконы – для будущего побега.

* * *

Ника копалась на кухонных полках, пока не нашла то, что искала, – красный и синий пищевые красители и кукурузный сироп с высоким содержанием фруктозы.

Ее научил этому трюку дружелюбный визажист на съемочной площадке во время короткого пребывания Дарьи в должности костюмера. Ника наполнила ингредиентами пакет для замораживания на замочке и встряхнула его. Результат был настолько близок к профессиональной поддельной крови, насколько можно мечтать. Ника приклеила пакет под одежду.

Она сжала острый нож в руке и пошла в лабораторию. Прежде чем постучать в дверь, пронзила пакет с «кровью» ножом и выбросила его в декоративный терракотовый горшок. К тому времени, когда появилась медсестра, на ее белой футболке стало появляться красное пятно.

– Я упала, – простонала Ника, схватившись за «рану». – Помогите, мне больно!

Медсестра недоверчиво посмотрела на нее, затем обвела взглядом коридор.

– Вы должны найти мистера Бастиана, он знает, как поступить.

– Ах, как больно! – простонала Ника и качнулась в сторону.

Медсестра подхватила ее и ахнула, когда увидела, что ее рука красная от «крови». Она выругалась себе под нос и прижала большой палец к датчику отпечатков. Затем потащила реалистично теряющую сознание Нику в одну из комнат лаборатории.

– Что случилось? – спросила медсестра, тяжело дыша и укладывая Нику на больничную койку.

– Я поскользнулась на лестнице, упала и напоролась на железный шип.

Женщина повернулась, чтобы что-то взять с ближайшего столика; Ника же дотянулась до металлического предмета – серебряного подноса – и ударила им медсестру по затылку. Раздался громкий стук, и у той подкосились ноги.

Ника перешагнула через ее бесчувственное тело, вышла в холл и проверяла палаты, пока не нашла Эмбер, присоединенную ко множеству мониторов с мерцающими огоньками. К ней была также подключена капельница. Ника села рядом с подругой и коснулась ладонью ее лба. У Эмбер был жар. Девушка медленно открыла глаза.

– Эмбер, – выдохнула Ника. – Как ты?

Эмбер выглядела так, будто видит сон. Она улыбнулась неуверенно, в тумане сонливости и боли.

– Я в порядке.

Она кашлянула и указала на ящики позади Ники. Та обернулась и увидела, что ящики набиты флаконами.

– Они не знают, как меня вылечить, но выяснили, как сдерживать симптомы. Они называют это антидотом. Правда драматично? Как будто мы в фильме о чуме, а я терпеливый пациент номер ноль, тот, с кого все началось…

Эмбер слабо хихикнула. Ника улыбнулась в ответ.

– Хотела бы я сказать, что это самая странная история, которую я когда-либо слышала, – прошептала она успокаивающе.

Глаза Эмбер закрылись. Ника сжала ее ладонь.

– Саймон в порядке? – спросила Эмбер.

– С ним все нормально, – утешила ее Ника, окидывая взглядом палату; она слышала, как завозилась медсестра в соседней комнате. – Он беспокоится о тебе.

Легкая улыбка заиграла на губах Эмбер, прежде чем она снова погрузилась в сон.

Ника встала, открыла шкаф и спрятала к себе в карманы несколько флакончиков – достаточно мало, чтобы пропажу заметили, но достаточно много, чтобы дать им шанс на успех, когда они снова сбегут.

Ника в последний раз посмотрела на Эмбер, мысленно пообещала ей, что сделает все правильно, а затем ушла.

Глава 16
Зак

Голова медсестры Смит склонилась над Заком. Он посмотрел в ее жабьи глаза.

– Будет немного больно, – предупредила она, казалось, смакуя этот факт.

– Держу пари, вы говорите это всем мальчикам, – откликнулся Зак.

Он умудрялся сохранять нагловатый вид, несмотря на то что лежал в больничной рубашке на голое тело на металлическом операционном столе в подвальной лаборатории – во многих отношениях более уязвимый, чем когда-либо бывал.

Зак не особенно удивился тому, что его школьная медсестра, бывшая одновременно тайным генетиком, появилась в поместье Уэйкфилд после того, как он согласился на пересадку. В конце концов, она была экспертом по пересадкам в Вилдвуде. Зак воочию убедился в связи между директором Вилдвудской академии и своим дядей. Было совершенно очевидно, что на грязную работу отправят именно миссис Смит.

– Хотя, – продолжил он, – я вас скорее представляю себе в кожаном пальто, выкрикивающую приказы по-немецки.

Она проигнорировала его слова, подготавливая шприц.

Зак все же прикусил язык, когда она приблизилась.

– Почему-то, – рассуждала она вслух, словно сама с собой, – именно умники всегда кричат громче всех.

Медсестра Смит слегка улыбнулась, вонзая шприц в его руку.

Она не солгала. Было реально больно, очень больно. Гораздо больнее, чем, казалось ему, он может вынести. Зак сжал пальцы, его ногти уперлись в холодный металл.

Потом было еще больше боли.

А потом не было ничего вообще.

* * *

Зак провел весь день в постели с незнакомым ему спутником – оптимизмом.

Он чувствовал себя странным образом… лучше, как будто кто-то надел на него парашют и столкнул из нормальности в безумие.

Впрочем, он чувствовал себя также виноватым при мысли о том, что было сделано с Кэтрин от его имени. Он гнал от себя эти эмоции. Он спас себя от неизбежности состояния своей мамы. Он сделал то, что ему нужно было сделать. Он должен гордиться собой. Возможно, Митчем действительно пытался спасти его.

И он торговался за безопасность Ники. Даже если она не чувствовала к нему того, что он чувствовал к ней. Он не мог перестать думать о том, что Квинн спал с ней в одной кровати.

К середине дня Зак начал задаваться вопросом, почему никто не присматривает за ним.

Неужели никто не собирается следить за его состоянием? Придет ли миссис Смит проверить его жизненно важные показатели? Мысль о миссис Смит в его спальне заставила Зака вздрогнуть. Хотя он не чувствовал боли и не ощущал никаких специфических явлений, что казалось странным после операции, неужели вообще никто не придет к нему? Он не помнил кровавых подробностей операции – только счет до десяти и знакомый седативный эффект. Затем он проснулся в своей постели.

Зак поиграл в видеоигру, чтобы отвлечься, и сообщил свои пожелания насчет еды шеф-повару имения, чего не делал уже целую вечность. А ближе к вечеру Зак начал паниковать. Он ходил по дому и искал Митчема, но не нашел его. Через несколько часов он вынужден был прибегнуть к откупориванию бутылки старого виски в гостиной, чтобы успокоиться.

Неожиданно Митчем вошел в гостиную. Зак выжидающе посмотрел на него. Дядя приготовил себе напиток у бара, посмотрел на откупоренную бутылку на стойке и бросил неодобрительный взгляд в сторону племянника.

– Это пятидесятилетний скотч.

– Я праздную, – мрачно отозвался Зак, качнув стакан в направлении Митчема в знак тоста в его честь.

– А что ты празднуешь, позволь поинтересоваться?

Эта реплика ошарашила Зака. Он знал, что Митчем не ценит его мрачное чувство юмора, но дядя никогда не изображал дурачка. Ни под каким соусом.

– Я… я чувствую себя лучше, – сообщил Зак, заикаясь и, несмотря на все усилия, почти… весело. – По крайней мере, я так думаю. Как-то легче стало.

Митчем вдохнул аромат своего скотча и отвел взгляд вдаль.

– Ах, это…

Зак ошеломленно уставился на него. Как может дядя притворяться, будто им нечего обсуждать? Или что, пересадка была неактуальной?

– Почему ты ведешь себя так, будто ничего особенного не случилось?

Руки Зака предательски задрожали, когда он смотрел, как меняется дядино лицо.

Ясно. Что-то пошло не так.

Митчем поставил свой стакан.

– Потому, Зак, что я вижу надежду на твоем лице. Ты все еще тот маленький ребенок, который думал, что все станет лучше за одну ночь. Ты все еще тот ребенок, который думает, что все дается легко. В жизни это не так работает; и не так это работает в бизнесе. Я думал, что по крайней мере этому я тебя научил. Твоя наивность утомляет меня.

Зак открыл было рот. Потом сглотнул.

– Ты не мог бы просто сказать, что имеешь в виду? Пожалуйста, дядя, не нужно больше этих дурацких загадок, – умолял Зак, сжимая в руке хрустальный стакан так, что, казалось, он расколется в его ладони.

Митчем вздохнул и сдался.

– Не получилось, понял? Материал не подошел. Кэтрин не была для тебя идеальным донором. Мы попробуем еще раз на следующей неделе, как только найдем более подходящего донора.

Зак немного расслабился, откинувшись назад на роскошном кожаном диване. Да, было досадно осознать, что все было напрасно, и все же какая-то маленькая часть его почувствовала облегчение. Он не навредил Кэтрин. Он еще не сделал ничего, что нельзя отменить, ничего непоправимого.

Возможно, он поступил опрометчиво, решившись пройти через это. Может быть, есть иной способ. Теперь у него было время, чтобы выяснить это. Выражение лица Митчема было восхитительно мрачным. Это порадовало Зака; не упускать же возможности насладиться дядиной досадой.

Он допил остатки скотча из стакана и с глухим стуком поставил его на соседний стол.

– Дядя, почему же такое кислое лицо? – весело спросил Зак. – Я не знал, что тебя так вышибает из колеи, когда дела идут не по плану. По крайней мере, эта бедная женщина не стала еще одной из твоих жертв.

Митчем терпеть не мог неудачи ни в чем. Тонкая линия его рта едва заметно изогнулась.

– В отличие от тебя, я не приемлю концепцию жертв. Я не верю, что могу сам быть жертвой, и не верю, что кто-то является моей жертвой. Их просто нет в моем понимании. Как и большинство успешных людей, я твердо верю в неизбежность побочного ущерба, – изрек Митчем, допивая свой янтарный напиток.

Слова смешались в голове Зака с эффектом от горячительного. Он пытался понять, что имел в виду Митчем, но в то же время боялся ответа. Это было все равно что ответить на телефонный звонок и понять по голосу собеседника, что грядут плохие новости. Появляется отчаянное желание положить трубку, уйти, поскольку то, чего еще не знаешь, не может тебе навредить.

– Мы найдем нового донора на следующей неделе. А пока предлагаю тебе понаблюдать в окно. В качестве обучающего опыта.

Митчем улыбнулся и вышел.

Все поплыло перед взором Зака, когда смысл последних слов стал доходить до него. Покачиваясь, он подошел к окну. Стекло запотело от его дыхания, он смотрел в ночь, и глаза его медленно приспосабливались к темноте. Он узнал то, на что смотрел, прежде чем окончательно осознал, что это. Во дворе был припаркован черный фургон без номеров – ближе к главному входу, чем любая служебная машина. Фигуры, одетые в черное, бесшумно шли по тропинке. Лакеи Митчема. Их было четверо, и они все вместе держали что-то гладкое и черное.

Зак внимательно смотрел на черные фигуры, удивляясь тому, как много могут значить фигуры в темноте. Его глаза сузились при виде того, что они несли. Парашют, который он чувствовал ранее в тот день, замедлявший его падение в пропасть, лопнул, как натянутая резинка. А потом Зак падал, падал, падал…

Он смотрел, как мужчины упаковывают пластиковый мешок с телом в фургон. Смотрел, как они уезжают. Затем упал на колени. Тихие рыдания без слез сотрясали его. Он молча оплакивал женщину по имени Кэтрин, которую ни он, ни кто-либо другой никогда больше не увидит.

Глава 17
Ника

Выйдя из лаборатории, Ника обнаружила Квинна сидящим на диване в игровой комнате. Она села рядом с ним.

Квинн повернул голову и поцеловал ее. Но вдруг резко замер.

– Что за фигня?! – отпрянул он. – Ника, ты истекаешь кровью!

Прежде чем она успела остановить его, Квинн уже стягивал с нее рубашку в поисках источника кровотечения.

– Мать моя! Что случилось?!

Затем он замер. Раны не было. Он коснулся липкой красной кляксы у нее под ребрами и снова осмотрел свои пальцы. Ника рассмеялась.

Его густые брови нахмурились.

– Почему ты вся в какой-то фальшивой крови?

Ника рассмеялась еще громче. Квинн раздраженно ущипнул ее за руку.

– Странная ты девушка, Ника Мейсон.

Успокоившись, Ника объяснила:

– Я подделала рану, чтобы получить шанс увидеть Эмбер в лаборатории и убедиться, что с ней все относительно в порядке. – Ника вытащила четыре флакончика. – И чтобы добыть вот это.

– Как она? – раздался отчаянный голос от двери.

Неизвестно почему, услышав голос Интеграла, Ника отстранилась от Квинна.

– Она в порядке, просто устала. Спрашивала о тебе.

Интеграл выдохнул и устроился рядом с ними на диване. Его опухший глаз выглядел еще хуже, чем прежде.

– Что это? – кивнул Интеграл в направлении баночек у нее в руке.

– Хефе и его доктора думают, что Эмбер очень пострадала от пересадки, – сказала Ника; она услышала как при этом Квинн нервно сглотнул. – Они в лаборатории создали этот препарат, и называют его антидотом. Он нейтрализует симптомы.

Ника положила хрупкие стеклянные пузырьки в карман.

Она не сказала им, что, по словам Хефе, их подруга умирает. Но у Интеграла нашлось достаточно проницательности, чтобы все понять.

– А что будет, если она перестанет получать препарат?

Ника мужественно встретила его взгляд и позволила ответу проявиться в ее глазах: «Эмбер не выживет».

– Я стащила эти флаконы, чтобы антидота хватило на случай побега, – сказала она вслух. – Пока мы не найдем врачей, которые смогут помочь. Пока не доставим ее в больницу по ту сторону границы. Я взяла не так много, чтобы они не заметили.

– Разве они не поймут, что ради этого ты пробралась в лабораторию? – возразил Квинн.

– Я надеюсь, они решат, что я пошла на это, чтобы увидеться с Эмбер.

– Еще одна попытка побега совершенно исключена, – заявил Интеграл.

Его единственный здоровый глаз смотрел на Нику почти угрожающе. Троица услышала приближающиеся шаги и замолчала. Когда, появившись в дверях, Бастиан с характерным звуком прочистил горло, Ника раздраженно обернулась, ее лицо выразило отвращение.

– Я думаю, у тебя какой-то горловой тик. Тебе стоит обследоваться у врача.

Бастиан проигнорировал ее замечание. Он вошел в комнату; его движения были сильными и легкими, как у тренированного бойца.

Ника задавалась вопросом, был ли он также тренированным убийцей, и сразу же вспомнила звуки костяшек его кулаков, когда он избивал Квинна.

Тот заметно напрягся.

– Какой приятный день, – любезно начал Бастиан. – Как все себя чувствуют?

Он оценил взглядом состояние Квинна и Интеграла и сдержал довольно очевидную ухмылку.

Ника подозревала, что злобность, которую так охотно демонстрирует Бастиан, скорее показная – та сторона личности, которую он создал в угоду отцу. Но Ника не находила в себе ни капли сочувствия к нему. Особенно после того, что он сделал с Квинном и Саймоном.

Бастиан со скучающим видом прислонился к бильярдному столу, на его красивом лице была маска насмешливого безразличия. Интеграл смотрел на Бастиана с дикой ненавистью, какой Ника никогда раньше не видала на его обычно добром лице.

– Ты здесь, чтобы сказать нам что-то конкретное? – спросил Интеграл. – Или ты пришел ради дружеской беседы? Если так, то избавь себя от неловкости. Я сомневаюсь в твоей способности поддерживать разговор с нами, учитывая, что у тебя мышцы заменяют мозги.

Интеграл смерил Бастиана ледяным взглядом и добавил напоследок:

– Пообщайся с другими собаками Хефе. Или со своими друзьями, если они у тебя есть.

Волна раздражения пробежала по лицу Бастиана, и сердце у Ники замерло, а затем бешено заколотилось. Интеграл ударил его в самое, возможно, больное место.

– А ты не слабак, – процедил Бастиан. – Это я за тобой признаю.

Он помолчал и продолжил:

– Хефе хочет вас видеть. Вас всех, – обернулся Бастиан и встал у порога. – Сейчас же.

Спорить было бы бесполезно – охранники уже ждали у двери.

Волоча ноги, все трое последовали за Бастианом.

Медсестра, которую оглушила Ника, стояла рядом с Хефе, рукой прижимая пакет со льдом к затылку. Ее карие глаза сузились на Нике, затем она что-то сказала Хефе по-испански.

– Вероника, – протянул он. – Ты полагаешь, что можешь так просто нападать на моих сотрудников и тебе это сойдет с рук?

Его глаза пылали гневом. Вопрос был риторическим. Да Ника и не собиралась отвечать ему в любом случае.

Хефе откинулся в кресле и осмотрел их так, будто они были загадкой, которую он находил скорее раздражающей, чем интригующей.

– Кажется, вы плохо понимаете связь поступков и их последствий, – рассуждал он. – И события прошлой ночи, кажется, ничему вас не научили.

Ника напряглась, когда страх пронзил ее. Тем не менее она агрессивно выдвинула подбородок. Она не покажет этому монстру, что боится его.

Квинн рядом с ней вел себя точно так же. Интеграл, однако, заметно дрожал.

– Видите ли, детей очень важно учить пониманию неизбежности последствий, – продолжал Хефе, выдвигая ящик стола и вытаскивая кинжал.

Ника ахнула. Рука Квинна взметнулась перед ней, защищая.

Хефе не спеша протер кинжал куском ткани, затем отложил ее в сторону.

Медсестра удовлетворенно наблюдала за его действиями, убеждаясь, что напавшая на нее будет наказана.

– Послушайте… извините, – залепетала, заикаясь Ника. – Я только хотела убедиться, что с моей подругой все в порядке.

Глаза Хефе сузились.

– Хотите узнать лучший способ обучения детей неизбежности последствий?

Снова никто не удостоил его ответом. Ника прильнула к друзьям. Ее глаза бегали по комнате, разум бешено метался в поисках какого-то неожиданного решения.

– Этого больше не повторится, – прошептала она.

– Я знаю, что нет, – улыбнулся Хефе.

С кинжалом в руке он молниеносно обернулся. Клинок вспыхнул серебром, перерезая горло медсестры.

Кровь, горячая и легкая, брызнула Нике в лицо. Глаза медсестры расширились до размера блюдца; ее крик перешел в бульканье хлещущей из горла крови. Хефе крепко обнял ее. Он позволил ей истечь кровью, которую она выплескивала, дергаясь всем телом. Когда глаза медсестры наконец потускнели, он опустил ее. Женщина упала на пол с глухим стуком.

Ника застыла в шоке, уставившись на темную лужу у своих ног.

Хефе указал на кровь кинжалом, глядя на Нику.

– Для этого нужно наглядно продемонстрировать последствия, – изрек он поучительно. – Затем я убью твоего друга, а потом и твоего любимого.

Ника широко развела руки, загораживая друзей, как будто это могло их спасти.

– Нет, пожалуйста, не надо, – умоляла она, – я все исполню, все…

Она делала над собой усилие, чтобы не замечать мертвую женщину на полу. Ту, которую она убила.

Которую убили ее действия.

– Дай мне какую-то ценную информацию о том, как Вилдвуд делает то, что он делает, и я пощажу твоего друга, – сказал Хефе.

Ника поспешила мысленно вернуться в Вилдвуд, пытаясь вспомнить все, что она знала. В ее знании не было ничего ценного. Ничего такого, что Стамос не сообщил бы Хефе.

– Я ничего важного не знаю, – призналась она.

Выдержав паузу, Хефе дернул головой, и охранник подтолкнул вперед Интеграла.

Хефе приставил нож к его горлу. Глаза Ники, отчаянно обыскав кабинет, остановились на чем-то красном.

– Записная книжка! – воскликнула она.

– Что насчет нее? – нетерпеливо потребовал Хефе.

Его хладнокровие испарилось, теперь остался только гнев, штурмующий его янтарно-карие глаза.

– Адреса, – лихорадочно соображала Ника, – они должны привести к чему-то важному, иначе директор не прятал бы их в своем сейфе. Они должны иметь отношение к пересадкам генов.

Кровь Ники бешено бурлила в сосудах, все ее существо было наполнено электричеством и адреналином. Ей казалось, что она кожей ощущает холод ножа, касающегося горла Интеграла. Тот смотрел на нее умоляющим взглядом.

– Переходи к сути, – резко бросил ей Хефе.

– Когда мы были в Вилдвуде, мы сумели добраться до совершенно секретной информации и выяснили, чем и кто там занимается, не прибегая к какой-либо внешней помощи, – указала Ника на Квинна, Интеграла и себя. – Вор, математический гений и я; у меня тоже есть кое-какие таланты; мы довольно изобретательная команда, и…

Она говорила слишком быстро, и у нее кончилось дыхание. Ника набрала воздуха.

– Вы сказали, что не можете послать своих людей на проверку этих адресов, потому что это вызывает подозрения. Ну а как насчет группы студентов? Группа подростков, собирающих данные для дипломной работы.

Хефе моргнул. Он посмотрел на Бастиана. Ника почувствовала, что сумела разбудить его любопытство.

– Ты ожидаешь, я просто отпущу вас?

– Я ожидаю, что вы позволите нам принести вам то, что вы хотите. Отправьте с нами вооруженных сопровождающих, если так нужно. Все что угодно. Зато мы добудем вам эту информацию.

Хефе немного поразмыслил.

– Должен признать, что за несколько месяцев вы сумели собрать больше информации о внутренней работе Вилдвуда, чем мои шпионы за два года.

Ника не смела произнести ни слова. Не смела беспокоить сеть, которую она, кажется, только что удачно забросила. Сейчас имело значение, только чтобы он отнял клинок от горла ее лучшего друга.

– Стамос хочет, чтобы я подождал, – рассуждал Хефе, ослабляя хватку, – просит проявить терпение. Но я устал ждать.

Он отпустил Интеграла, и тот шагнул вперед, задыхаясь. Ника обняла его.

– Бастиан организует план вашей поездки, – продолжал Хефе все более уверенно. – Вы посетите все адреса и доложите мне. Эмбер может ехать с вами, ей уже лучше.

Интеграл выпучил здоровый глаз. Ника тоже опешила: она предполагала, что Эмбер останется в качестве заложницы, гарантируя их возвращение.

– В лучшем случае, – рассуждал Хефе, – вы добудете информацию, которую я ищу. В худшем – умрете, пытаясь ее добыть, и я вернусь к тому, с чего начинал. В любом случае я не так много теряю.

Ника даже не вздрогнула от невзначай высказанной им оценки их жизней.

– Прежде чем начнете обмозговывать очередной блестящий план побега, – вступил Бастиан, – учтите, что будут приняты обширные меры предосторожности, которые отсекут любые варианты, кроме озвученных.

Он заговорил впервые за все это время. Ника заметила, что взгляд его постоянно возвращается к трупу у ее ног.

Квинн и Ника переглянулись, и ей показалось, что она прочитала его мысли.

Все, что им было нужно, это некоторое, более или менее значительное, расстояние между ними и Хефе, и они больше никогда его не увидят. Они могут забрать маму Ники и бежать в Канаду, чтобы Эмбер получила лечение, в котором нуждалась.

Несмотря на предостережение, в голове у Ники уже формировался план. Она только что заработала для них какой-никакой шанс.

Хефе полез в ящик и вытащил упаковку флаконов с прозрачной жидкостью. Он поднял один, демонстрируя.

– Это лекарство Эмбер. Мы сами разработали его; ничего подобного нет ни в одной больнице мира. Она без этого умрет.

Вот оно. Страховой полис Хефе.

Ника услышала, как сглотнул Интеграл.

– Эти пузырьки не излечат ее, – продолжал Хефе, – но они будут сохранять ей жизнь. По одному на каждый день, всего пять недель – тридцать пять флаконов.

Его пухлые губы сжались. Ника представила, как их пронзает рыболовный крючок, и он повисает на нем, как пойманная на спиннинг форель.

Если лекарство не может быть воспроизведено, им придется вернуться к нему. У них не будет выбора. Это он, а не она, удачно забросил удочку…

Хефе подтвердил свой расчет.

– Если вы не вернетесь, она умрет. Бастиан… – обернулся он к сыну. – Ты сопроводишь их и устроишь все, что касается плана поездки.

Бастиан не выглядел слишком воодушевленным, но покорно склонил голову.

– Теперь идите, – велел Хефе, махнув рукой.

Бастиан взял флаконы.

Ника с содроганием прошла мимо тела.

Не было никакого прощания.

Ника и ее друзья быстро собрались. Она почувствовала облегчение, когда увидела Эмбер внизу лестницы. Ее подруга прижалась к Интегралу, слабо улыбавшемуся ей. Квинн перекинул сумку через плечо, фирменная плоская кепка вернулась к нему на голову.

Через несколько минут появился Бастиан, на бедре у которого красовалась кобура, демонстративно приоткрытая.

Ника, Квинн, Интеграл и Эмбер втиснулись в черный фургон с тонированными стеклами, который ожидал их снаружи, Бастиан сел за руль, и они тронулись, быстро отдаляясь от гасиенды. Впервые в жизни Ника не сказала «до свидания» месту, которое оставляла позади.

Часть 2
Птицы одного полета друг от друга недалеко падают

Глава 18
Ника

Пять часов спустя они прибыли в грязный мотель на окраине Тихуаны.

Ника смотрела на полуразрушенную постройку, зажатую между покрытыми граффити стенами, на крошащиеся тротуары и покосившиеся дома, выстроившиеся на склонах кварталов городских трущоб. В воздухе стоял запах проперченного дыма от костров, разводимых в старых металлических бочках, на которых уличные торговцы жарили мясо.

– Я думал, вы богатые, – заметил Квинн, выходя с остальными из фургона.

– В таком месте дешевле и проще гарантировать лояльность, – пояснил Бастиан, демонстративно хрустнув костяшками пальцев.

Он прошел в убогий вестибюль, где служитель без лишних слов протянул ему связку ключей. Бастиан принял их и повел ребят вверх по лестнице, такой же ветхой, как все здание.

– Отдыхайте. Ужин можно заказать в номер, – проинструктировал он их, прежде чем исчезнуть в своем номере в конце коридора.

* * *

Ника вышла из ванной в облаке пара, все еще цепляющегося за нее, как туман. Их убогую комнату явно не пощадило время, и в ней пахло нафталином. Девушка придерживала одной рукой чалму из полотенца, а другой – слишком маленькое полотенце для тела. На ее кровати сидел Квинн, задумчиво разминающий пальцы. Рука Ники рефлекторно крепче сжала ткань. Квинн демонстративно поднял голову и издал нахальный свист.

Ника строго глянула на него.

– Тебе известно, что я была в душе, и не изображай удивление.

Она повернулась к нему спиной, доставая свежую одежду из сумки.

– Я не могу ни подтвердить это, ни опровергнуть, – отозвался он игриво.

– Где Эмбер?

– Она вошла в нашу с Саймоном комнату, пока ты принимала душ, и сказала, что ей нужно поговорить с ним наедине. Затем наш Ромео одарил меня взглядом, типа «убирайся, пока я тебя не задушил», ну и я подумал, что лучше подчиниться.

Она услышала, как Квинн поднялся с кровати, и ее сердце ускорило ритм. Когда она обернулась, ее волосы выпали из чалмы и свободно рассыпались по плечам.

– Ника, – протянул Квинн. – Я хотел бы официально пригласить тебя на наше первое свидание.

– А как насчет зимнего бала? – возразила Ника.

– Не в счет. Любая ночь, когда ты танцуешь с другим мужчиной, не является свиданием.

Зак… Зак. Она вытолкнула его имя в подсознание, как будто это был сон.

– Ну, мы могли бы что-нибудь посмотреть, – предложила она. – Заказать ужин в номер…

– Я имел в виду нечто другое. Просто доверься мне, – попросил он, прежде чем уйти.

Одевшись, Ника вышла и застала Квинна прислонившмся к перилам у ее номера.

Ника вздохнула.

– Квинн, мы не можем никуда отсюда уйти.

Он сверкнул своей озорной усмешкой и схватил ее за руку.

– С Бастианом я уже договорился, – заверил он, ведя ее по коридору.

Они уже выходили из мотеля, когда услышали его.

– Далеко собрались? – медленно, почти по слогам спросил жесткий голос.

Ника услышала, как Квинн выругался себе под нос, и выразительно посмотрела на него. Лжец.

Квинн обернулся к Бастиану. Тот стоял, склонившись на стойку дежурного портье.

– Мы на свидание, – спокойно ответил Квинн.

Бастиан усмехнулся.

– А если вы не вернетесь?

– Ты переломаешь нам ноги, уничтожишь наши семьи и так далее… Мы правильно поняли суть? – все так же спокойно отвечал Квинн.

Холодок пробежал по позвоночнику Ники. Бастиан, казалось, оценивал Квинна.

– Ладно, – проговорил он лениво.

Не дожидаясь дальнейших указаний, Квинн направился прямо к двери вестибюля.

– Это было впечатляюще, – признала Ника, как только они вышли на улицу и Квинн остановил такси.

Квинн переговорил с водителем по-испански, и тот высадил их на ночном рынке. Ника решила не спрашивать, где Квинн раздобыл пачку местных купюр, из которой он сейчас расплачивался за проезд. Она только надеялась, что он не стащил деньги у Бастиана.

– Ночь зовет нас, моя леди, – шутовски поклонился Квинн, когда они вышли из такси.

– Мы не должны задерживаться допоздна. Бастиан будет…

Квинн не дал ей договорить:

– Дай мне одну ночь. Только одну ночь, когда ты не боишься, не испытываешь боли, не чувствуешь себя виноватой.

Ника кивнула:

– Но я…

Квинн молниеносно поцеловал ее.

– Всего одну ночь.

– Хорошо, – покорилась Ника с улыбкой. – Одну ночь.

* * *

Они прошли через ночной рынок, как нетерпеливые туристы с широко раскрытыми глазами. Ника позволила ритмичной музыке, неоновым огням и манящим окликам поглотить ее. Она покачивалась в ритме улицы, когда Квинн тащил ее от палатки к палатке.

Они попробовали все – такос «Манта Рей», ломтики пикантной чори^’зо, запеченные устрицы, рыбный севи^’че в чашечках и лепешки всех размеров и форм. Ника уже чувствовала, что ее разорвет, когда Квинн принес две порции засахаренного печенья чу^’ррос.

– О чем ты думаешь? – спросил он, радостно сверкая синими глазами.

– Ну, ты запретил мне страх, боль и… что было последним?

Квинн взял ее под руку.

– Чувство вины, – тихо произнес он.

Ника удивилась, откуда он узнал, что чувство вины – это то, с чем ей приходится больше всего бороться. Чувство вины за то, что она не знает, все ли в порядке с мамой, или за то, где теперь Зак, или за то, что она каким-то образом обрушила всю эту череду злосчастий на себя и своих друзей. Болезнь Эмбер, синяки на теле Квинна, их потерянные друзья, мертвая медсестра – все это и еще многое другое.

– Ты не представляешь себе, насколько виноватой я себя чувствую, – призналась она.

– Это все не твоя вина. Мне жаль, если я когда-нибудь заставил тебя почувствовать, будто это так.

Ему было жаль! Квинну, которому меньше, чем кому-либо, было о чем жалеть.

Ника потянула его за рубашку, и он медленно приблизился. Они прижались друг к другу, в то время как толпа неслась мимо них, подобно волне в замедленном воспроизведении на экране.

– Спасибо за сегодняшний вечер, – прошептала Ника.

Она положила голову Квинну на грудь и крепко обняла. Она удивлялась тому, как он ее окутал, словно вместе они стали валуном, перед которым волна людей и звуков разбивается и никогда не подходит настолько близко, чтобы прикоснуться. Вот кем был Квинн – камнем, драгоценным камнем, алмазом, выплавленным временем и давлением. Он был нерушимой силой, рядом с которой она могла чувствовать себя всегда в безопасности; Квинн был ярким утром дня – надеждой, светом и игрой. А Зак?.. Зак был задумчивой тишиной ночи.

– Ты светишься, – с удовлетворением констатировал Квинн. – Я говорил тебе. Что касается женщин, то еда может исправить буквально все, все что угодно, – поддразнил он ее.

Ника ухмыльнулась, вспомнив первый момент, когда они встретились и он угостил ее шоколадом и рассказал о своей матери и сестрах.

– Ты скучаешь по ним? По своим сестрам, – спросила она, стараясь, чтобы в голосе не прозвучала никакая моральная оценка.

За все время, что она знала Квинна, он никогда больше не вспоминал о них вслух, никогда не звонил им, никогда не беспокоился о них.

– Неважно, сколько времени проходит, – я люблю их всегда, и они всегда будут любить меня. Любовь не нуждается в напоминаниях, – сказал он, слегка нахмурившись. – И… конечно, хочу когда-нибудь снова увидеться с ними.

В его взгляде было что-то, чего Ника не могла определить. Некое отстраненное сожаление.

Но его настроение вмиг изменилось, и он добавил, хохотнув:

– Они разорвут тебя на части только за то, что ты со мной, но потом они научатся любить тебя.

Ника улыбнулась ему, радуясь тому, что с ними происходит здесь и сейчас.

Ведь они могли позволить себе пообещать друг другу кусочек будущего, чтобы противодействовать ужасной вероятности, что могут вообще не иметь его.

– Ладно, пора нам отработать всю эту еду, – сказал Квинн.

Он снова обнял ее и повел по улице, словно знал, куда идет.

– Такое ощущение, что ты бывал здесь раньше, – высказала Ника свое подозрение под гул толпы, музыку, сигналы машин, окрики и шум улицы.

– Я городская крыса и могу найти дорогу где угодно и куда угодно, – ухмыльнулся Квинн в ответ.

Он искусно обходил пьяных американских туристов, одетых в рубашки с гавайским принтом, и детей, которые вместо того, чтобы спать, торговали маршмеллоу. Он быстро проскальзывал мимо мужчин и женщин, предлагавших другие, более взрослые товары и услуги из темноты переулков.

– У меня есть два правила, – поделился Квинн. – «Следуй за едой», – указал он на тележки с дымящейся едой впереди них, – а также… – Он повернул во двор, освещенный бумажными фонарями, переполненный людьми, танцующими сальсу. – «Следуй за музыкой», – заключил он, прежде чем раскрутить ее в страстном танцевальном па.

Желтое платье Ники вспыхнуло, как яркий цветок, и она снова оказалась к нему лицом. Ее рука легла на его затылок, а другая встретила его руку, и они начали танцевать сальсу.

Несколько минут назад Квинн заставил ее чувствовать себя в безопасности и убаюкал ощущением спокойствия, а теперь он вернул Нику к жизни.

Он держал ее руки кончиками пальцев; они двигались в одном ритме с музыкой и биением своих сердец – сначала медленно, как бы проверяя пределы дозволенного. Затем он нагло положил руку ей на бедро и резко притянул ближе к себе – достаточно близко, чтобы чувствовать ее дыхание.

Квинн переместился, качнулся и двинулся с ней в танце. Ника почувствовала бешеный ритм, незнакомые слова пронзали ее. Она ощутила, как уходит онемение, тяготившее ее несколько недель, а его место занимает жар жизни.

– Ты не так плох, – похвалила она Квинна, перекрикивая музыку.

– Ты думала, только Бастиан умеет танцевать?

Ника отогнала вспыхнувший стыд. Это было неподходящее время для неловкости или смущения – не на этом танцполе, не в эту теплую, сухую мексиканскую ночь.

В воздухе витал аромат уличной еды, приправленный пьянящими парами напитков. Пот сбегал по коже. Ника раскраснелась.

Со злодейским выражением лица Квинн вращал ее, и Ника, крутясь, откидывалась назад и улыбалась ему в момент, когда его нога обвивала ее колено. Ника пила горячий ночной воздух, как нектар, и позволяла себе забыть обо всем на свете.

Они крутились, пока луна не превратилась в белое веретено, вращающееся в небе. Они танцевали, пока у нее не заболели легкие, а волосы на шее не стали влажными.

Песня закончилась, и Квинн нежно поцеловал ее в лоб. В молчаливом согласии они сошли с танцпола и, взявшись за руки, направились к мотелю.

По возвращении Ника сказала Квинну:

– Знаешь, когда мы пересечем границу, ты сможешь получить новый паспорт в ирландском посольстве. Ты сможешь уехать домой.

– Я ни за что не оставлю тебя, – уставился на нее Квинн.

Он выглядел так, как будто хотел сказать больше, но у стойки регистрации стоял, подбоченившись, Бастиан и наблюдал за ними.

– Какие вы, дети, милые, – усмехнулся он.

– Иди подглядывай в другом месте, – презрительно кинул ему Квинн.

– Берегись. Поломанные ребра заживают гораздо дольше, чем ушибленные, – пригрозил Бастиан.

Ника напряглась. Она буквально видела, как ненависть закипает внутри Квинна, готовая прорваться наружу. Инстинктивно она обняла его за плечо и оттащила от края ярости.

Он сопротивлялся, и Ника, потянув сильнее, поцеловала его, чтобы отвлечь от грозящей перепалки.

– Спокойной ночи! – мягко пожелала она Квинну, когда тот остыл.

На его лице мелькнуло удивление, затем последовало понимание и благодарность.

– Спокойной ночи, – так же мягко ответил он.

Бросив последний, исполненный ненависти взгляд на Бастиана, он повернулся и ушел.

– Сладких снов, – пожелал Бастиан. – Пусть они помогут вам противостоять кошмарам завтрашнего дня, – добавил он загадочно.

– Ты больной, – ответила ему Ника.

Она слышала, как хихикнул Квинн, когда за ней закрывалась дверь.

* * *

Бастиан не лгал, обещая им кошмар. Во-первых, он разбудил их в пять часов утра, распахнув жалюзи, за которыми оказалась лишь тоненькая полоска восходящего солнца на горизонте.

– У вас пять минут! – рявкнул он.

Выйдя на улицу, четверо подростков погрузились в фургон, как сонные сардины, молчаливые и не особенно подвижные.

Ника чувствовала себя примерно как перед ранним рейсом или в первый день учебы после каникул: своего рода сонливый, тревожный транс. Нервное ожидание не покидало ее в фургоне. Она прекрасно понимала, что, возможно, ей не удастся пересечь границу легально, поскольку фальшивый Чед говорил, что она занесена в какой-то список.

Возможно, впрочем, как и все, что он сказал, это тоже было ложью. Она пыталась не думать о том ужасном сыром туннеле, когда они выехали из Тихуаны и фургон понесся по залитой рассветным солнцем пустыне.

Кактусы самой невероятной формы, разбросанные повсюду вокруг, словно вздымали руки к небу в приветствии. Ника все более утверждалась в ощущении, что она что-то упустила. Что-то пошло не так. Они ехали в никуда.

Возможно, вход в туннель был посреди пустыни? В прошлый раз ее накачали снотворным, поэтому она никак не могла бы узнать, была ли здесь. Но все же что-то было не так. На сердце у нее было неспокойно.

Бастиан свернул на грунтовую дорогу без опознавательных знаков, что заставило Нику подумать о безымянных могилах. Лицо Квинна отражало явно те же сомнения, что беспокоили ее. Куда они направляются? Может, их казнят в пустыне? Ника не могла определить, порождены ее мысли логикой, истощением или паранойей. Казалось, Квинн переживает ту же дилемму. Его взгляд метался по пустыне, как будто он надеялся раскрыть ее секреты и понять, куда их везут.

Интеграл, пребывавший в полусне большую часть поездки, вдруг заинтересованно выглянул в окно. Процесс напряженного анализа отразился на его покрасневшем лице. Ника поняла, что ее друзья тоже не здесь переходили границу. Куда Бастиан везет их? Фургон остановился у чего-то, похожего на заброшенную стройку. Большое здание песочного цвета стояло без дверей и окон.

Они последовали за Бастианом через пустынный двор и направились туда, где собралась небольшая толпа. Белый грузовичок был припаркован у какой-то грязной ямы; задний борт его кузова опущен.

Ника присмотрелась к собравшимся. Их было девять человек: водитель грузовичка, который курил у открытой двери с водительской стороны; четверо мужчин с рюкзаками, сидевших в углу, истрепанные долгим путешествием; женщина на сносях, ее муж и их маленький ребенок – мальчик лет примерно шести. Никто из них не обратил внимания на вновь прибывших.

Девятый, мужчина в балаклаве, стоял, присматривая за двумя десятками промышленных стиральных машин.

Ника слышала, как Квинн прошептал: «О нет». Страх проник к ней в живот с тембром его голоса.

– Это очень неудачная шутка! – воскликнул Интеграл, с ужасом глядя на Бастиана.

Ника смотрела на стиральные машины, начиная соображать, когда что-то щелкнуло и замкнулось на ее лодыжке. Она ошарашено посмотрела вниз, на свою ногу. Бастиан улыбнулся ей с выражением полуугрозы, полуобольщения.

– Электронный браслет, – объяснил он.

Он бросил еще один браслет Квинну и два Интегралу. После некоторых колебаний Саймон встал на колени, чтобы надеть браслет на ногу Эмбер.

– Я также оставляю у себя ваши паспорта… да, у меня есть ваши паспорта, – добавил Бастиан.

Из своей сумки он вытащил пакет с пузырьками.

– У вас тридцать пять дней, – сказал он.

Квинн больше не в силах был сдерживаться.

– Я убью тебя, – прорычал он, и Нику охватил ужас – она осознавала, что добрый, нежный, покровительственный Квинн говорит вполне серьезно; Бастиан довел его до этого.

Бастиан лишь улыбнулся и полез в пакет с пузырьками. Он вытащил один и разбил его о землю.

Интеграл ахнул.

– Тридцать четыре дня, – сказал Бастиан.

Квинн уставился на мокрые брызги на земле, отмеченные осколками стекла. Образовавшийся узор выглядел как огромная снежинка.

– Ты конченый урод, – сказал он, сжав кулаки, и шагнул вперед.

Бам! Еще один флакон разбит. Интеграл вскрикнул, протестуя.

Бастиан усмехнулся.

– Тридцать три дня.

Ошеломленный, потерявший дар речи, Квинн оцепенел. Он виновато посмотрел на Эмбер, проверяя, насколько она расстроена потерей жизненно необходимого лекарства на два дня из-за его выходки. Если Эмбер была расстроена, то не показала этого – она лишь пожала плечами.

Удовлетворенный, Бастиан жестом подозвал мужчину в балаклаве, и тот немедленно подошел.

– Это Хавьер, он переправит вас.

Хавьер кивнул.

– Ты «койот», – тихо произнес Интеграл.

Ника уже слышала этот термин раньше – прозвище контрабандистов.

Мужчина расплылся в частично беззубой улыбке.

– Похоже, мы здесь закончили, – сказал Бастиан и повернулся, чтобы уйти.

– Ты оставляешь нас без денег и паспортов? Как, по-твоему, мы должны справиться? – окликнула его Ника.

– Вы довольно изобретательная команда, – повторил ей Бастиан ранее произнесенные Никой слова. – У вашего сопровождающего будут все необходимые средства.

Интеграл нервным взглядом осматривал стиральные машины.

Ника хотела бы прочитать мысли, пробегавшие в его гениальном уме. Внезапно она догадалась – однако на тот момент Бастиан уже был на другом конце недостроенного здания. В следующее мгновение его фургон взревел и тронулся.

– Выродок, – вслед ему выругался Квинн.

Ника словно впервые посмотрела на других людей.

– Мы должны сесть в грузовик? – спросила Эмбер мужчину в балаклаве.

Квинн с тревогой покачал головой, словно предвидя ответ.

– Лавадорас, – ответил «койот».

Эмбер вопросительно подняла бровь.

– Стиральные машины, – объяснил Интеграл. – Мы должны залезть в стиральные машины.

Бастиан обещал им кошмар, и он сдержал обещание.

* * *

Ника пыталась убедить себя, что вовсе не испытывает нехватки воздуха. Она пыталась напомнить себе, что их спутникам, мексиканской семье, гораздо хуже. У них ребенок, и они рискуют своими жизнями в надежде на лучшее завтра.

Это могло длиться минуты или часы – как в туннеле, время перестало существовать, и оставался только страх. Ника переживала за других, особенно за Эмбер.

Была только тьма в течение минут, часов, дней, вечности. Пока они внезапно не остановились.

Она чувствовала, что ее двигают, толкают, опускают вниз. Крышка стиральной машины была поднята, и солнечный свет проник сквозь расширяющуюся щель, ослепляя ее, словно кислота. Когда глаза привыкли и она жадно наполнила свои легкие воздухом, Ника подняла голову.

Ее встретило знакомое лицо. Поддельный Чед с беспощадным хладнокровием смотрел на нее сверху вниз. Его байкерские темные очки отражали ужас на ее пыльном лице и гриву свалявшихся кудрей, развевающихся, как волосы-змеи Медузы. Он улыбнулся и стал еще страшнее, демонстрируя каждый зуб.

Он не был человеком, который спас их. Он был убийцей. Самозванцем. Лжецом. Тем не менее она протянула ему руку.

– Привет, принцесса, – прохрипел он, помогая ей выбраться. – Добро пожаловать в Америку.

Глава 19
Зак

Зак откинулся на стену в кабинете Митчема, оценивая нанесенный ущерб. Минимальный. Он снова все перевернул вверх дном, пытаясь больше разузнать о Кэтрин. Зак съежился, вспомнив ее имя.

Она умерла из-за него.

Он отбросил очередное досье и взял другую папку, побольше размером.

Если повторять одно и то же снова и снова в ожидании другого результата и есть безумие, то Зак, скорее всего, сходил с ума. Возможно, оплакивать кого-то, кого встречал один-единственный раз в жизни, тоже безумие, но горе Зака было неподдельным. Груз вины был почти невыносимым.

Он хотел – нет, он должен был узнать больше о Кэтрин. Ее смерть на его совести, и ничего не знать о ней казалось ему неуважением к ее памяти. Он согласился на пересадку. Он сделал выбор. Он мог лгать самому себе и говорить: Митчем принудил его к этому. Но правда состояла в том, что он этого хотел. Он хотел спасти Нику. Но он также хотел спасти себя.

Никогда более, обещал он себе. Никогда более он не позволит себе опуститься до мерзостного уровня своего дяди. Он попытался подобрать другую папку, но ему пришлось на минуту остановиться. Он чувствовал головокружение и истощение.

«Я постоянно уставший», – мысленно сетовал он, ненавидя себя за слабость.

Он хотел уснуть и никогда не просыпаться. «Причудливый способ высказать свое желание умереть», – печально подумал Зак. Во многих отношениях он уже чувствовал себя мертвым. Он хотел ударить себя, сбить выражение ступора с пустого лица, но это было бы слишком мелодраматично и бессмысленно. На самом деле он хотел, чтобы что-то пришло и вернуло его к жизни. «Ты решай, хочешь ты жить или хочешь умереть, глупый, бесполезный…»

– Я вижу, ты снова позволил истеричности взять над тобой верх, – холодный глухой голос прервал его мысленную самоуничижительную тираду.

Зак разозлился было на дядю, но невидимая сила отогнала ненависть. Словно какой-то голос сказал, успокаивая его: «Позже, не сейчас. Возьми себя в руки». Этот голос был как целебный бальзам, нанесенный на ожоги. Он погасил его ярость.

– Мне нужно больше знать о Кэтрин.

– Для чего? – лениво спросил дядя.

– Может быть, я отправил бы семье Кэтрин немного денег на похороны, в качестве компенсации.

Руки Зака дрожали, в глазах стояли слезы, но все та же невидимая сила вернулась и сказала: «Успокойся. Расслабься».

– О похоронах уже позаботились.

– Ну тогда, может быть, что-то еще, – настаивал Зак.

«Дом для ее детей, средства на колледж – все что угодно, лишь бы успокоить мое чувство вины». Но есть ли сумма, достаточная, чтобы восполнить потерянную жизнь?

– Легко быть щедрым, растрачивая чужое, – сказал Митчем презрительно. – Ступай, отдохни. Выспись, чтобы избавиться от чрезмерных эмоций.

– Если я пойду, ты скажешь мне, где Ника? – сделал Зак отчаянную последнюю попытку.

Это выглядело жалко. Как последнее «помогите» из уст умирающего. Его дядя выполнил обещание, доказав, что она все еще жива, – показал ее фото в постели с Квинном. Это было все, о чем Зак просил в обмен на пересадку. Почему он потребовал так мало? Он должен был добиться свидания с ней.

В ониксовых глазах Митчема сверкнула ярость. Но он тут же мастерски усмирил ее – словно взял на поводок собаку-убийцу.

– Спустя годы, – тихо сказал дядя, – девушка, которую, как тебе кажется, ты любишь, исчезнет из памяти, как приятная лыжная прогулка или славная вечеринка в баре. Но эта идея, моя империя, станет твоей. Мои секреты станут твоими секретами, мои преступления – твоими преступлениями; и когда ты станешь частью силы, способной изменять мир и контролировать будущее нашей цивилизации, ты не вспомнишь ни о какой-то девушке, ни о мертвой женщине. Величие требует жертв, но воздает за них сторицей, сынок.

И снова было это слово, снова «сынок». Оно слетало как проклятие с тонких губ Митчема.

– Знаешь, дядя, – злобно огрызнулся Зак, – очень часто ты звучишь как дешевое печенье с предсказаниями.

Уходя, он демонстративно хлопнул дверью.

* * *

Зак сидел в своей комнате, пил виски и небрежно листал старинное издание «Принца и нищего».

«Почему бы кому-то не занять мое место? – размышлял он. – Приди и займи мое место, а я стану бедным и свободным».

А ведь, подумал он, именно это сделал Тристан с Квинном. Он поменял свою жизнь на жизнь другого. Раздраженный сравнением, Зак отбросил книгу в сторону.

«Может, мне сбежать и найти отца?» – бестолково фантазировал он, зная, что это невозможно: его мать забеременела во время однодневного бунтарского побега и не удосужилась узнать даже номер телефона того парня или его полное имя.

– Это девяностые, – вслух сказал Зак с усмешкой.

Не было социальных сетей, которые могли бы нарушить анонимность однодневного увлечения. Неожиданная беременность мамы была еще одной из многих причин, по которым она смущала свою семью «белых англо-саксонских протестантов» и дорогого старшего брата. А то, что она сохранила ребенка – сохранила его, – было бесконечно хуже.

Зак был пьян, в стельку пьян. Это было единственное альтернативное усталости ощущение, на которое он был способен. Он хотел бы бороться, сделать что-то, чтобы не чувствовать себя таким жалким, но на это он чувствовал себя неспособным.

Время от времени в его голове появлялись образы Ники и Квинна. Это было похоже на гадкую оплеуху, тогда как воспоминания о маме больше походили на нож в живот.

Он сделал по глотку за каждое болезненное воспоминание – за каждое имя. Ника, мама и Кэтрин. В каком-то смысле он ненавидел всех этих женщин, потому что никто из них не мог с ним поговорить. Был только он, оставленный общаться с их призраками.

Зак резко сел, мгновенно получив за это головную боль. Он попытался покачать головой, как будто мог таким образом избавиться от дребезжащих в ней темных мыслей, преследовавших его, как камешки в туфлях. Уловка не сработала.

В дверь тихо постучали, и через мгновение вошла Вайолет. На ней было коротенькое синее платье. Вся состоящая из притягательных изгибов и темных уголков, Вайолет скользнула по комнате и уселась рядом с ним.

– Привет, незнакомец, – поздоровалась она.

– Доброе утро, – хрипло, как шлифовальные камни, прозвучал его голос.

– Сейчас два часа дня, – сообщила она.

Легкая улыбка играла на ее пухлых губах.

– Я возвращаюсь в Академию, – продолжала Вайолет. – Мама говорит, я уже слишком много дней пропустила.

Она оставалась дольше, чем на «длинные выходные». Чтобы быть с ним.

«Я не заслуживаю тебя». Это была его единственная мысль, когда она наклонилась и поцеловала его.

– У тебя вкус виски, – прошептала она.

В ее голосе не было осуждения.

Вайолет замолчала и прижалась к Заку.

Он почувствовал, как ее сердце бьется, тикает. Она и была как старинный часовой механизм – хрупкая, холодная и красивая. Он отстранился от нее.

– Дома все в порядке? – спросил он.

Ее кошачьи глаза расширились. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз спрашивал ее о таком.

– Да, у них там все хорошо, – мягко ответила Вайолет.

Он знал, что это ложь.

– Ты всегда можешь прийти сюда, ты ведь знаешь. Если что-то не так, ты можешь поделиться со мной. Ты должна рассказывать мне об этом, Ви, – убеждал он ее нежно.

– У тебя больше нет тайного доступа к моим секретам. Ты расстался со мной, помнишь?

Вайолет пыталась перевести разговор в шутку, как всегда, когда ее семья бывала жестока к ней.

После долгих лет дружбы Зак легко разгадывал такую шараду. Он чувствовал себя виноватым оттого, что даже не подумал о том, как справится Вайолет без него, когда он уйдет из Вилдвуда. Изначально Вайолет поехала в Вилдвуд, чтобы быть с Заком, но она быстро поняла, что это идеальный способ круглый год избегать своего ненавистного отчима Паскаля и держаться подальше от своей небрежной матери, которая заботилась только о массе тела Вайолет.

Вайолет скоро поняла, что, проводя выходные в школе, а каникулы с Заком, она обеспечивает себе минимальный контакт с собственной семьей. Ее страх быть исключенной и стал причиной того, как ужасно она поступила с подозреваемыми в крысятничестве. Она преследовала людей, которые угрожали ее собственному пребыванию в Вилдвуде.

Зак винил себя за слова, которые он сказал ей, когда они расставались. Он не хотел причинять ей боль, но слишком устал на тот момент от человека, которым она стала, – от человека, которым он стал рядом с ней, – ожесточенного болью, корыстолюбивого и безразличного.

По сравнению с ней Ника казалась доброй. Он захотел узнать, каков вкус добра и возможно ли впитать часть его в себя. Это было эгоистично и бессмысленно. Все добро мира больше не сможет изменить его.

Конечно, Ника в итоге выберет Квинна – добрые с хорошими, злые с испорченными, так и должно всегда быть. Посмотрев в кошачьи глаза Вайолет, Зак решил, что ошибался. Его взгляд скользнул по ее бледной коже и румяным щекам.

Вайолет не была злой или испорченной, и ее он тоже не заслуживал.

– Паскаль разозлился на меня, бросил стул через всю комнату и разбил стеклянный стол в гостиной, – сообщила она и пожала плечами.

– Я убью его, – пообещал Зак.

Отчим Вайолет был таким же жестоким, как Митчем, и Зак ненавидел его.

– Точно, убей его, столкни с обрыва, что ли, – закатила глаза Вайолет.

Они рассмеялись, обнялись и так и сидели до заката, как два раненых вороненка. С надеждой когда-нибудь отомстить своим обидчикам.

Вайолет заночевала в доме у Зака, и когда он проснулся, девушка сидела у комода и делала макияж. Это было слишком знакомое зрелище. Черные локоны, спадая на спину, были похожи на струи дыма.

Зак потер виски; слабая головная боль уже пожелала ему доброго утра. Вайолет услышала, как он пошевелился, и обернулась. Зак увидел на тумбочке таблетки. Он выбросил их в обычное укрытие. Ее глаза сузились.

– Немного странно, что они доставляют их, пока ты спишь, скажи?

– Домашние эльфы «Фармы», – улыбнулся Зак.

Вайолет нахмурилась и обернулась к зеркалу. Он наблюдал за ней дальше.

– Ты заслуживаешь кого-то лучшего, чем я, – сказал Зак серьезным тоном.

Вайолет посмотрела на него, склонив голову набок.

– Это почему же?

– Ты заслуживаешь кого-то хорошего. Кого-то, кто сможет спасти тебя от хаоса… Кого-то светлого, – добавил он, не подыскав более точного слова.

Вайолет все смотрела на него.

– Мне этого не нужно. Я могу сама себя спасти.

Девушка наклонилась над ним и поцеловала, положив ладонь на его лицо.

– Достаточно легко найти человека, который будет любить тебя за твой свет, – тихо произнесла она, – однако иногда нам нужен кто-то, кто будет любить нас, несмотря на нашу тьму.

Зак изогнул брови.

– С каких это пор ты такая мудрая?

Вайолет скинула халат и оказалась в бикини.

– Встретимся у бассейна, – улыбнулась она и вышла из комнаты.

Глава 20
Ника

– Ты?.. – поморщилась Ника, когда ее глаза привыкли к свету.

Она посмотрела на ложного Чеда с нескрываемым презрением. Он выглядел точно так же, как и в тот день, когда провез ее контрабандой в Мексику: потрескавшаяся кожанка, натянутая на крупный торс, длинные жирные волосы и грязная красная бандана. Стандартный пыльный наряд байкера.

– А я-то думал, ты скучаешь по мне, – усмехнулся Чед.

Он открыл другие стиральные машины. Ника наблюдала, и узел в ее животе затягивался. Крышки открывались с характерным звуком откупориваемой бутылки.

Постепенно узел в животе Ники ослабевал, пока она смотрела, как появляются один за другим невредимые Квинн, Интеграл и Эмбер. Семьи и тех молодых мужчин нигде не было видно. Ника, наконец, огляделась вокруг. Солнце стояло низко, и они были в тени заброшенного склада, на большой парковке. Чед похлопал по кузову грузовика, и тот тронулся, со стиральными машинами в кузове. Где же семья? Их уже высадили? Или они все еще в стиральных машинах? Ника не успела задать эти вопросы, как Интеграла вырвало.

Ника посмотрела на Чеда.

– Вы с твоими боссами не могли найти другой способ перевозить людей, получше?

– Для людей, которых мы перевозим, комфорт не является приоритетом. Для них важнее не попасться, – объяснил Чед, как будто Ника был полной идиоткой.

Интеграл вытер рот тыльной стороной ладони.

– Если бы нам вернули наши паспорта, мы могли бы перебраться обычным путем, – посетовал он.

Эмбер начала гладить ему спину круговыми движениями, а Интеграл выглядел смущенным: ему приятно было проявление заботы, но стыдно от того, что она видела, как его тошнило.

– Пограничный контроль слишком жесткий – слишком много вопросов и слишком много шансов для ошибки. Я не могу контролировать всех вас одновременно, – заявил Чед.

– Так почему мы не воспользовались туннелем? – спросила Ника.

Там было ужасно, но, по крайней мере, лучше, чем в стиральных машинах.

– В настоящее время у туннеля некоторые технические трудности, – недовольно нахмурился Чед, оглядывая группу. – Есть еще какие-нибудь вопросы?

Квинн был занят, отряхивая пыль со своей одежды.

– Я так рад, что ты можешь добавить опыт «койота» в свое и без того блестящее резюме. «Ключевые навыки: убийства, похищение и контрабанда людей», – съязвил он.

Байкер выпрямился, ничуть не смущенный его сарказмом. Воспоминание о Чеде, убивающем охранников Вилдвуда, снова встало перед мысленным взором Ники, напомнив, что Квинну не стоило насмехаться над ним.

– Я, например, никогда больше не смогу смотреть на стиральную машину прежними глазами, – сказал Интеграл.

– Хватит жаловаться, избалованные дети! – проревел Чед. – Те мужчины, которых вы видели на той стороне, совершают такую поездку по нескольку раз в год, просто чтобы поддержать свои семьи. Их всякий раз депортируют, и затем они вынуждены делать это снова и снова. Некоторые люди умирают на этом пути!

Подростки, под впечатлением его монолога, на некоторое время притихли. Чед жестом велел им следовать за собой, и они двинулись нестройной цепочкой.

– Ну и что, давно ты работаешь на Стамоса? – поинтересовалась Ника с брезгливостью, как о чем-то грязном.

– Я не уверен, что это относится к делу, принцесса.

Это прозвище вызывало у Ники желание вырвать ему кадык.

– Лучше и не отвечай. Все равно соврешь, как соврал насчет знакомства с моим отцом, – огрызнулась она.

Ника чувствовала, что ей причитаются объяснения, даже если никто не хотел предоставить их ей. Чед использовал против нее самую драгоценную, секретную часть ее прошлого. Она так сильно сжала медальоны на шее, что ее ладонь пульсировала.

– Ты мог бы солгать о чем-то еще, о другом, но это… это было неправильно, – тихо произнесла она.

Ника прекрасно понимала, насколько бесполезно укорять прожженного преступника; но то, что он использовал память о ее покойном отце, чтобы обмануть ее, казалось почти бессмысленной жестокостью.

– Я вижу, что месяц, проведенный в де Лос Сантос, не повлиял на твой моральный компас, малышка. Во взрослом мире нет ничего правильного или неправильного. Ты делаешь то, что нужно сделать, чтобы выжить в пути. Лучше усвой это сейчас, прежде чем тебе преподадут жестокий урок, – угрожающе усмехнулся Чед.

Ника остановилась возле белого фургона, припаркованного рядом с площадкой.

– Скажи нам, куда забрали Зака, или я никуда не поеду, – потребовала она.

Чед лишь засмеялся в ответ.

– Ты не в том положении, чтобы предъявлять требования. Ты поедешь так или иначе. Вопрос только в том, будешь ли ты в сознании во время поездки.

– Ника, не начинай, – укоризненно прошептал Квинн. – У нас есть более неотложные вопросы.

Ника почувствовала, как ее щеки зарделись, словно угли на ветру. Она хотела «начинать». Она больше всего на свете хотела знать, где находится Зак. Ей нужно было знать, в безопасности ли он.

Она перехватила укоризненный взгляд Интеграла. Эмбер обессиленно прислонилась к нему, позволяя поддерживать ее. Ника поняла, что она была единственной, кого сейчас заботила судьба Зака.

– Ладно! – проворчала она.

Чед хмыкнул и открыл дверь фургона. Группа послушно заняла в нем места. Байкер сел за руль и закурил ванильную сигарилью. Тошнотно-сладкий дым пополз по всему салону.

– Куда для начала? – весело спросил он, и Ника представила, как задушит его своим ремнем безопасности, обхватив им подголовник, как это делают киллеры в фильмах.

Девушка удивилась жестокости своих мыслей. Даже если бы она была в состоянии атаковать его, какой смысл? Куда они поедут? Не было места, куда Хефе и Стамос не смогли бы последовать за ними. Во всяком случае, пока у них проклятые маячки на лодыжках.

Ника украдкой потянула браслет, проверяя, насколько он крепкий. Ее мизинец с трудом втиснулся в пространство между металлом и плотью.

Интеграл просматривал свои расшифровки записей из красной книжечки.

– Полагаю, мы в центре Лос-Анджелеса? – спросил он.

– Мы в Комптоне, – проворчала Эмбер с переднего сиденья, которое они ей уступили. – Некоторые знакомые мне художники используют эти склады для секретных иммерсивных перформансов ^[10].

Чед посмотрел ей в глаза так, как будто она только что сказала что-то на инопланетном языке. Ему, наверное, казалось странным, что заброшенные склады, которые он использовал для контрабанды людей, служили одновременно в качестве художественного пространства для богемной публики.

– Хипстеры, блин, – буркнул Чед, заводя мотор.

Интеграл перелистывал страницы.

– А Комптон далеко от Марина-дель-Рей?

Фургон вздрогнул и вырвался из лабиринта складских помещений.

– Минут сорок, – прикинул Чед.

– Давайте сначала поедем по адресу, указанному в центре города, – попыталась схитрить Ника. – Пересечение Девятой и Бродвея.

Адрес ее мамы.

Темные глаза Чеда уставились на нее в зеркале заднего вида, давая понять, что ее трюк не сработает.

– Ты, наверное, принимаешь меня за дурачка, – процедил он.

– Пожалуйста, только на пять минут! Просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке…

Ника ненавидела этого человека, но не стеснялась умолять его. Не в этом случае.

– Я не буду ни с кем разговаривать, правда! – не унималась она. – Обещаю. Мне просто нужно убедиться, что она там и жива. С этого момента я сделаю все, что ты скажешь.

– Ладно, только никаких штучек, – согласился Чед. – Или я стреляю толстяку в лицо.

Машина выехала на оживленную автостраду.

Ника беззвучно проартикулировала «Прости!» Интегралу.

– Замечательно. Просто офигевательно мило, – проворчал Саймон и уставился в окно.

* * *

Они пересекли раскаленный город, проезжая мимо одинаковых торговых центров, каждый из которых, казалось, содержал один и тот же ассортимент морожено-йогуртовых баров, маникюрных салонов, китайских закусочных и заправок. Квинн обнял Нику за плечи.

Глаза Чеда сузились в зеркале заднего вида, и Ника колебалась в желании отмахнуться от Квинна: она не хотела, чтобы монстр видел какую-то интимную часть ее жизни, приобретая над ней больше власти, чем он уже имел.

Окно было открыто, и ветер растрепал жирные черные волосы Чеда. Пряди выбились из-под его банданы, разворачиваясь, как мерзкие крысиные хвосты.

Эмбер свернулась калачиком на пассажирском сиденье спереди и наклонилась к потоку воздуха. Ветер вовсю гулял в машине, делая разговор невозможным.

Двадцать минут спустя они свернули в знакомый городской квартал и проехали мимо фургончика с тако. Чед припарковался и открыл бардачок. Вытащил ручку и бумагу и бросил их Нике.

– Вот, напиши ей записку; она узнает твой почерк.

– Разве я не могу пойти сама и…

– Нет! – стальным голосом отрезал Чед.

Ника нахмурилась.

– И постарайся в будущем не забывать, как щедр я был с тобой! – добавил он.

Сквозь стиснутые зубы Ника выдавила из себя «спасибо» и начала писать. Она почти закончила, когда вдруг заметила знакомый силуэт на улице.

Ее мать вышла из дома тети Сони. Выражение ее лица было усталым и измученным. Она держала дешевый букет магазинных цветов, куда-то спешила и была одета во все черное, вплоть до шляпы в форме церковного колокола. Это было странно и тревожно. «Моя мама никогда не покупает срезанные цветы, – подумала Ника. – Она никогда не носит все черное».

Ника потянулась к двери, но Чед щелкнул замком.

– Какого лешего! – бушевала Ника.

Она со всей силы дергала ручку, но все было бесполезно. Она беспомощно наблюдала, как Дарья вскочила в такси и уехала.

– В чем проблема?! Ты – чудовище! Монстр! – взвизгнула Ника, пиная ногой водительское кресло. – Почему ты не позволил мне увидеться с ней!

– Тебя не должны с ней видеть, – сказал Чед.

– Да почему нет-то?!

– Какой сегодня день? – спросил он.

– Суббота, – сказал Интеграл.

– Она, вероятно, меняет цветы на твоей могиле.

Воцарилась тишина.

Ника наморщила лоб.

– На моей… что?

Мысли пронеслись в ее сознании – образы матери, рассказывающей, что ее дочь умерла, забирающей ее вещи из Вилдвуда, устраивающей похороны, ее глаза, опухшие и красные от слез. Все это время она думала, что Ника мертва?

Она вообразила себе, как мать сидит одна в своей комнате, ее сердце разрывается, она оплакивает смерть единственного ребенка. А Ника ведь жива.

– Она притворяется, что ты мертва, – объяснил Чед. – Так безопаснее. Стамос посоветовал ей так сделать.

Ника почувствовала, как ее тело расслабилось. «Притворяется». Это уже получше.

Затем ее осенило.

– Стамос? Это как раз тот, от кого не нужно обезопасить! – запротестовала она.

– Этот разговор перенесем на другой день. Поверь мне, это именно ради ее безопасности.

Ника не могла пошевелиться. Не могла дышать. Рука Квинна обнимала ее. Интеграл и Эмбер смотрели на нее, но ничего не говорили.

– Ты закончила с запиской? – спросил Чед.

Ника быстро дописала. С выражением явной ненависти на лице, она отдала листочек Чеду.

– Оставайтесь внутри, – приказал он, словно оставлял в машине четырех лабрадоров.

Чед не забыл вынуть ключи из замка зажигания и пошел бросить письмо.

Ника смотрела ему вслед. Так у нее была фальшивая могила? У нее были фальшивые похороны? Ника взвешивала эти мрачные факты, наблюдая, как громоздкая фигура Чеда исчезает в доме тети Сони.

– Итак, ребята, – быстро начал Квинн, – какой теперь план?

– План состоит в том, чтобы посетить как можно больше мест из книжки и попытаться получить для Хефе ценную информацию, которую я ему пообещала, – немедленно ответила Ника, лишь наполовину веря в возможность всего этого.

Никто из них не думал, что список адресов может дать сведения, которые Хефе посчитает достаточно ценными, чтобы отпустить их. Задание – это просто отсрочка неизбежного.

– Или, – осторожно предположил Квинн, – мы могли бы сбежать. Исчезнуть. Их можно срезать, – прошептал он, проводя пальцем по браслету на лодыжке.

– Наш приоритет – здоровье Эмбер, – сердито заявил Интеграл; его голубые глаза были полны ярости. – Мы получаем флаконы только под задание.

– Все еще говоришь обо мне так, будто меня здесь нет? – спросила Эмбер.

– Нет, прости, – поспешно извинился Интеграл и бросил злобный взгляд на Квинна. – Просто до этого толстолобого никак не дойдет!

Квинн поднял руки, словно защищаясь.

– Ладно тебе! Я всего лишь рассматриваю варианты.

– У нас нет вариантов, – отрезал Саймон.

Несмотря на свои собственные соображения, Ника была склонна согласиться с Интегралом. Квинн, однако, не сдавался.

– Мы могли бы отдать антидот в лабораторию, чтобы там его воспроизвели, – рассуждал он. – Затем – исчезнуть, подать документы на восстановление потерянных паспортов и…

– Нас поймают. И что это означало бы для Эмбер? Не вариант, – ледяным тоном прервал его Интеграл.

Ника сжала руку Квинна.

– Он прав. Пока что.

Квинн раздраженно откинулся на спинку сиденья и заткнулся. Ника смотрела, как Чед возвращается к машине.

– Готово, – проворчал он, садясь за руль.

Квинн обнял Нику.

– Смотри на положительную сторону вещей. Ты сможешь теперь говорить, что подделала свою собственную смерть! Ника, да это прекрасная тема для разговора, – сказал он.

– В какого рода разговоре можно использовать такую тему? – засомневался Интеграл.

– Ну не знаю, – пожал плечами Квинн. – На вечеринке?

Ника проигнорировала их болтовню. Она смотрела, как дом тети Сони исчезает из поля зрения. Точно так она наблюдала за этим, когда лимузин вез ее в Вилдвуд. Ника убеждала себя, что по крайней мере мама поймет из записки, что с ней все в порядке и что, хотя Ника пока еще вернуться не может, они все же скоро будут вместе.

Слово «скоро» отдавало ложью.

Глава 21
Ника

Первые два адреса были тупиковыми. Строительная площадка и выставленный на продажу дуплекс. Удрученная невезением группа поужинала бургерами в придорожном кафе и провела ночь в грязном мотеле.

На следующее утро Интеграл выбрал третий адрес в Калифорнии, который был записан в самом конце красной записной книжки. Это место находилось в Вентуре, примерно в двух часах езды. После быстрого завтрака в номере – бесплатный кофе с крекерами – и как только Эмбер приняла антидот, они отправились в путь.

Пока они ехали по побережью, Ника смотрела на сверкающий океан. Огромные волны обрушивались друг на друга, исчезая и возрождаясь вновь и вновь. Ника любовалась, как они увядают в нежной пене, и поражалась их эпически короткой жизни. Время от времени она видела похожие на кончики черных стрел плавники дельфинов, прорезавших бурные воды.

– Разве не очаровывает такое зрелище? – спросила Эмбер. – Раньше я здесь занималась серфингом. Давным-давно.

– Ты занималась серфингом? – переспросил Квинн, не скрывая удивления.

– Да, по утрам, рано-рано, с отцом, – подтвердила она мягко и мечтательно. – Мы иногда встречали тюленей. Они действительно очень игривые.

– Я никогда не занимался серфингом, – заявил Интеграл так, словно сообщал что-то важное.

Эмбер ухмыльнулась.

– Я научу тебя.

– Не думаю, что буду в этом особенно хорош, – нервно рассмеялся Интеграл.

– Ты можешь научиться всему, стоит только захотеть, – возразила Эмбер.

– Особенно с твоим блестящим интеллектом, – поддержала ее Ника.

– Сомневаюсь, что умение решать сложные уравнения поможет мне балансировать на деревянной доске посреди океана, – закатил глаза Саймон.

– Плюс, если наденешь гидрокостюм, акулы наверняка примут тебя за тюленя, – пошутил Чед и сам засмеялся своей шутке.

– А ты, Чед, занимаешься серфингом? – весело спросил Квинн. – Я имею в виду между убийствами и похищениями людей, находится ли время и для хобби?

Чед так резко свернул в следующий переулок, что голова Квинна стукнулась о стекло.

– Ой, – проворчал он, потирая ушиб. – Придурок…

Остальная часть поездки прошла в полном молчании.

* * *

Они остановились у «Невода Нептуна», байкерского дайв-бара у шоссе на тихоокеанском побережье. «Невод Нептуна» был местом, где можно взять жареной рыбы, холодного пива и продемонстрировать свой любимый «Харлей». Байкеры, толпившиеся у входа, походили на летучих мышей на фоне яркого полуденного света. Ника уставилась на море черной кожи, длинных седых бород клинышком, лысых голов и обветренных щек. Мотоциклы были красивыми, по-кошачьи элегантными и блестели на солнце, как черные пантеры, разомлевшие от тепла, лениво потягивающиеся от удовольствия.

Байкеры наблюдали, как останавливается белый фургон, в точности как старушки в пригороде наблюдают за въезжающей в их квартал новой семьей – участливо и оценивающе.

Чед припарковался далеко от входа.

– Не хочешь, чтоб твои друзья увидели, как ты разъезжаешь на минивэне? – протянул Квинн.

– На минивэне, полном подростков, – добавила Эмбер.

– Заткнитесь, – проворчал Чед, пристраивая машину в тесном пространстве. – Оставайтесь в фургоне!

Для убедительности он хлопнул дверью, выходя.

Квинн опустил стекло и, подражая южному акценту, завопил:

– Но, папочка, ты уже неделю нас не кормишь! Мы проголодались!

Чед в ужасе обернулся.

– Заткнись, – прошипел он.

– Папочка, оставь нам хотя бы рыбьи хвостики, как в прошлый раз! – снова закричал Квинн, как только Чед повернулся к ним спиной.

– Я действительно очень голоден, – поддержал его Интеграл, выглядывая из-за головы Квинна.

Чед снова притормозил; он выглядел так, словно готов был накормить их, только бы они заткнулись. Или, возможно, он рассматривал другие варианты.

– Ладно. Но только попробуйте заговорить с кем-нибудь, и я накормлю вас рыбьими костями, – прорычал он, пристально глядя Квинну в глаза.

– О нет, папочка, не говори так… – начал было Квинн, но убийственный взгляд Чеда заставил его замолчать.

Байкер неохотно направился к дайв-бару с четырьмя голодными подростками на буксире.

Они заняли стол на террасе с видом на океан, и Чед пошел к стойке, не спросив их, чего они хотят. Через несколько минут он вернулся с двумя большими красными пластиковыми корзинами, полными жареных кальмаров и долек лимона, и с чем-то вроде пластикового ведра, полного пива, сугубо для себя. От кальмаров не осталось ни крошки уже через две минуты.

Квинн провел пальцами по клетчатой бумаге на дне корзины и жадно уставился на пиво Чеда.

– Кто хорошо поел, может рассчитывать на десерт? – спросил он.

– Нет, – моментально ответил Чед.

Квинн посмотрел на него из-под длинных ресниц.

– А с волшебным словом, и с вишенкой сверху?

– Ты несовершеннолетний.

– Мне девятнадцать! – воскликнул Квинн.

– Не пивной возраст, – отрезал Чед.

Он сделал еще несколько больших глотков. Квинн смотрел, как ходит вверх-вниз его кадык.

– Да ладно тебе! Это явно размер на компанию! – возмутился он.

– Что, вот этот пластиковый стаканчик? – критично осмотрел Чед ведро.

Затем поднес его к губам и начал с пыхтением заливать в себя пиво. Буль-буль-бульк. Буль-буль-бульк. Глаза Квинна расширились, когда пиво начало стекать по черной бороде Чеда и по шее. Чед смахнул капли, вытер рот тыльной стороной ладони и отрыгнул.

– Нет ничего лучше, чем ледяное пиво в жаркий летний день, – удовлетворенно проворчал он.

– Семейный девиз? – сердито бросил Квинн; он был здорово не в настроении.

– Полегче на поворотах, парень, – предостерегающе рыкнул байкер.

– Кстати, как тебя зовут? – с любопытством спросила Эмбер. – Потому что мы знаем: ты не Чед. Мне просто интересно.

– Ну, это если предположить, что у тебя было какое-то имя до того, как ты стал выдавать себя за одного из друзей моего покойного отца, – холодно добавила Ника.

Байкер пожал плечами.

– На самом деле мое настоящее имя Чед, именно так мне пришла в голову та идея, когда мне поручили тебя.

Ника на это поморщилась, но промолчала.

– В любом случае Чед – дурацкое имя, – заявил Квинн, ведя себя как капризный ребенок, которому отказали в угощении в торговом центре.

– Правильно. Не то что у тысячи ублюдков с именем О’Мэлли, гуляющих по Ирландии, – криво усмехнулся Чед.

Лицо Квинна побагровело до самых ушей.

– Это известное имя ирландского клана, – пробасил он, – гордое и благородное.

Чед лишь хмыкнул.

– Я горжусь тем, что я клансмен! ^[11] – гремел Квинн, возмущенный насмешкой Чеда.

Несколько человек повернулись, чтобы присмотреться к ним.

– В Америке лучше не говорить такие вещи, – тихо пролепетал Интеграл, прячась за пластиковым меню.

– Квинн, угомонись, – велела Ника.

Люди начали смотреть на них. Меньше всего их группа нуждалась в этом нежелательном внимании.

– Что? – не обращая внимания на посторонние взгляды, не унимался Квинн. – Знаешь что? Это чушь собачья: в этой стране я могу служить в армии, убивать на войне, владеть полуавтоматическим оружием и водить машину, но я не могу выпить пинту?

– Я не устанавливаю правила, я просто нарушаю их, – отрезал Чед, явно наслаждаясь затруднением Квинна.

– Совершенно очевидно, что вождение в нетрезвом виде и есть одно из таких правил, – проворчал Интеграл, с глубоким неодобрением глядя на пустое пивное ведро Чеда.

Чед больше не слушал. Его темный взгляд был устремлен на кого-то, кого он, кажется, узнал на другом конце террасы. Громила, весь одетый в кожу, кивнул Чеду. Между ними произошел безмолвный диалог, и они о чем-то условились. Чед встал, чтобы встретиться с ним, и оба вышли через задний выход к стоянке.

– Кто это может быть? – спросил Интеграл.

– Школьный друг из академии Ангелов Ада, – предложила вариант Эмбер.

Интеграл засмеялся, но выражение его лица было тревожным. Он делал в уме какие-то расчеты.

Ника взглянула на Квинна, который внимательно разглядывал большие пивные холодильники в ресторане. Она перехватила его взгляд.

– Квинн, даже думать не смей о краже алкоголя из бара.

– Кайфолом, – буркнул в ответ Квинн и, надувшись, скрестил руки и нахмурился на океан, как будто тот его тоже раздражал.

Через пять минут Чед вернулся.

– Здесь мы закончили. Пойдемте, – приказал он.

Четверо подростков последовали за ним на стоянку. Квинн все еще не мог забыть ситуацию с пивом, и его глаза, сузившись, сверлили обтянутую кожанкой спину Чеда.

– Так что, зачем ты встречался со своим приятелем? – поинтересовался он нахально.

– Не твое дело.

– «Койоты» встретились за кофейком? – не отставал от него Квинн.

Молчание.

– Анонимная встреча киллеров? – продолжал Квинн.

Молчание.

Ника уже собиралась дать ему тычка под ребра, чтоб не нарывался на неприятности, но прежде, чем она успела это сделать, Квинн успел еще раз ткнуть медведя пикой:

– Интрижка в придорожном туалете?

Чед резко обернулся, оказавшись лицом к лицу с Квинном. Парень немного отшатнулся от громады противника.

– Что, если так и было? – гаркнул Чед; Квинн почувствовал на лице его горячий пивной дух. – Что бы ты тогда сказал, умник?

Глаза Квинна сверкнули озорством.

– Я бы сказал, не отдавай ему свое сердце.

Чед обхватил ладонью шею Квинна, и рывком прижал его к фургону. Ника готова была бы напрыгнуть на Чеда, в лучших традициях паукообразной обезьяны, если бы он не выхватил пистолет и не приставил его к виску парня.

– Он продал мне нечто красивое и блестящее, если тебе нужно знать, – процедил Чед, вдавливая холодный металл Квинну в кожу на виске.

К чести Квинна, он не дрожал, хотя и попридержал свою наглость.

– Просто чтобы между нами все было ясно, – рычал Чед. – Я не твой друг, не твой опекун и не одноклассник. Не донимай меня замечаниями и вопросами насчет моих дел и жизненного выбора. Это ясно?

Наступило жуткое мгновение тишины, от которой Ника вздрогнула. Наконец Квинн кивнул. Чед отбросил его в сторону.

– Мне надоели твои выходки, пацан. Встань еще раз у меня на пути, и ты об этом пожалеешь.

Квинн обиженно потер шею, когда Чед забрался на водительское сиденье.

Он пробормотал что-то невнятное, как только дверь захлопнулась.

– Что это значит? – уставилась на него Ника.

Квинн колебался.

– Ну… это не очень приличное ругательство на гаэльском.

Он посмотрел на нее полными озорства синими глазами и, несмотря на то что минуту назад возле его головы был пистолет, дерзко ухмыльнулся.

* * *

Полтора часа спустя они прибыли к простому, бежевого цвета дому на окраине Санта-Барбары, окруженному щедрым, хотя и недостаточно ухоженным газоном. Путь к входной двери был усеян увядшими от жары, склонившимися цветами. Сидя в раскаленном душном салоне фургона, группа пыталась разработать план. Квинн скептически посмотрел на дом.

– Так мы что, просто будем ездить по стране и стучать во все двери, перечисленные в этой книжонке?

Интеграл покачал головой.

– Наша задача – обнаружить закономерность между тем, что мы находим. Есть какая-то причина, по которой директор записал и закодировал эти адреса и сохранил их. Нам просто нужно установить алгоритм.

– Ты так уверен, что у него была причина? – возразил Квинн.

– Такие люди, как он, ничего не делают без причины, – веско заявил Интеграл.

– Какова наша история? – вмешалась Эмбер.

– Как насчет опроса выпускников, который поможет подобраться к некоторым важным вопросам? – предложила Ника.

– Я пойду с вами, – крякнул Чед. – Прослежу, чтоб вы не спалились.

Через несколько секунд Ника постучала в дверь. Им открыла блондинка лет сорока. Она устало посмотрела на них. В ее облике было что-то знакомое, что не давало Нике покоя. Однако она сказала себе, что со своей фотографической памятью вспомнила бы любую женщину, с которой когда-либо встречалась.

– Чем я могу вам помочь? Если речь идет о проекте районного сквера, то мы уже сказали другим студентам, что в этом году не можем позволить себе пожертвований, – проговорила она немного печально.

Квинн шагнул вперед.

– Здравствуйте, нам было бы интересно, если бы мы могли поговорить с вами о Вилдвудской академии. Мы проводим опрос на эту тему.

Его ирландский акцент и обаяние немного сгладили бессмысленность этой жалкой выдумки. В первый момент Нике показалось, что хозяйка дома сейчас скажет им попросту, что ничего не знает о Вилдвуде. Но затем рука женщины сжала дверь так сильно, что костяшки пальцев побелели.

– Я… не хочу говорить о Вилдвудской академии, – вежливо сказала она.

Интеграл, внимательно наблюдая за ней, несколько раз нервно моргнул, как он делал, решая сложные задачи.

– Вы мама Элоизы, – сказал он.

Элоиза была их одноклассницей в Вилдвуде. Она была талантливой певицей и хорошо относилась к Нике, пока ее не исключили за то, что поймали на городской вечеринке.

Теперь Ника смотрела на женщину, узнавая знакомые черты – та же округлая линия челюсти, тот же носик пуговкой.

– Элоиза здесь? – спросила она, вглядываясь мимо женщины внутрь дома.

– Мы ее друзья из Вилдвуда, – объяснила Эмбер.

Глаза женщины с сомнением остановились на Чеде.

– Это наш наставник, – сказал Квинн, склонив голову набок. – Репетитор по танцам, – пренебрежительно махнул он рукой в сторону Чеда.

Чед топтался на месте, как неуклюжий медведь. Женщина ничего не сказала и не открыла дверь шире.

– Элоиза провела для меня первую экскурсию по школе. Мы все были так расстроены, когда она… ушла, – сказала Ника, вспоминая изгнание Элоизы.

Нахлынули воспоминания. То, как Элоиза пригласила ее на вечеринку, а Ника передала приглашение Стелле. Потом Стелла донесла на Элоизу.

Стелла. Воспоминания о погибшей подруге заставили Нику вздрогнуть, и улыбка у нее на губах как бы запнулась. Горе грозило вырваться в виде слез.

– Можем мы ее увидеть? Она дома? – спросила Ника.

Взгляд женщины потемнел. Смотреть в глаза матери Элоизы было все равно что смотреть на озеро – они были спокойны на поверхности, но что-то шевелилось в глубине. Ника не знала что.

Тишина длилась слишком долго. Что-то было не так. Ника предположила самое страшное.

Но женщина слегка улыбнулась и широко открыла им дверь.

– Что ж, разок-другой какая-нибудь компания ей, возможно, не повредит, – сказала она. – Называйте меня Гейл.

Ника вошла в дом Элоизы. Здесь было просто и красиво. Семейные портреты и небрежные коллажи висели на всех стенах, демонстрируя различные цвета волос Элоизы на протяжении разных лет – фиолетовый, зеленый, синий и оранжевый.

– Ее отец сейчас на работе, двойная смена. Конечно, нам очень нужны дополнительные деньги, с тех пор как все это… ну, вы знаете… – Гейл махнула рукой на окружающую обстановку, на опущенные жалюзи. – Это было тяжело.

Гейл говорила так, будто они должны были знать, на какие обстоятельства она ссылается. «Имела ли она в виду исключение? Может, Вилдвуд вынудил их заплатить за школу после исключения?» – подумала Ника. Директор угрожал Нике, что заставит ее мать оплатить весь год, если Нику исключат.

Углубляясь в неестественно тихий дом, Ника поняла: дело не в плате за обучение. С тех пор как они узнали, что Вилдвуд похищает таланты, с тех пор как увидели фотографии в мрачной коллекции медсестры Смит, Ника подозревала, что одной из жертв Академии могла быть Элоиза. Тогда Ника все же надеялась, что ошибается. Однако сейчас эта надежда испарилась.

Гейл остановилась у двери и постучала, но никто не ответил.

– Привычка, просто привычка, – с грустной улыбкой пожала она плечами и толкнула дверь.

Ника заблаговременно расплылась в улыбке, входя в комнату, но выражение ее лица быстро изменилось. Комната была именно таким торжеством эклектики, какое она могла себе представить, зная Элоизу, – там были плакаты эмо-групп эпохи Миллениума, настоящие маски кабуки, атрибутика комиксов и множество наград с вокальных конкурсов.

Посреди комнаты в инвалидной коляске сидела Элоиза. Она не обернулась, чтобы поприветствовать посетителей.

Нике потребовалось все ее самообладание, чтобы не вскрикнуть от вида подруги. Слезы навернулись ей на глаза. «Держи себя в руках», – мысленно одернула себя Ника. Она не должна была раскиснуть здесь, перед матерью Элоизы.

Гейл без особых усилий развернула кресло Элоизы так, чтобы она могла смотреть друзьям в лицо. Элоиза выглядела очень худой. Бледной, как молоко. Веки были полуопущены; глаза тусклые, пустые, белки – с красными прожилками. Единственное движение можно было заметить в ее пальцах, которые слегка терлись друг о друга.

– Дорогая, к тебе пришли твои друзья, – сказала ее мать.

Не наблюдалось никаких признаков того, что Элоиза ее услышала. Впрочем, Гейл, кажется, и не ждала никакой реакции.

– Она не очень хорошо себя чувствует, как вы, конечно, знаете.

Чед задержался в коридоре. Здесь была не его территория. Его сюда не приглашали и здесь его не желали. Ему хватило здравого смысла извиниться и спросить, где туалет.

– Врачи говорят, что мы должны говорить с ней, хоть она и… не отвечает, – голос Гейл дрогнул.

– Привет, Элоиза, – тихо сказал Квинн.

Ника чувствовала, что сердце ее сейчас разорвется.

Квинн повернулся к Гейл.

– Что еще говорят врачи?

– Они полагают, это неврологическое расстройство, но не вполне уверены. Они никогда не видели ничего подобного. Врачи сказали, что в настоящее время в Канаде проводятся какие-то многообещающие исследования в области нейробиологии, которые могут помочь в будущем… – поведала Гейл делано бодрым голосом, теребя пальцами блузку.

Интеграл инстинктивно прижался к Нике, ему явно стало нехорошо. Эмбер убрала прядь волос, упавшую Элоизе на глаза. Волосы у нее были ярко-зеленые.

– Я все еще крашу ей волосы раз в неделю. Она бы так хотела. Я имею в виду, она так хочет, – мгновенно исправилась Гейл, испугавшись того, что использовала прошедшее время.

По-видимому, боясь не сдержать слезы, она поспешила к двери.

– Я пойду приготовлю чай. Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне, когда закончите, – пригласила она.

Ника заколебалась, стоя у двери, то порываясь выйти из комнаты вслед за матерью подруги, то оборачиваясь к девушке в инвалидном кресле. Она ненавидела себя за колебания. Но и не могла заставить себя пойти и сесть рядом с Элоизой, как это сделали Квинн и Эмбер.

Ее потрясло то, насколько ее чувства оказались эгоистичными.

– Речь не о тебе, – прошипела она сама себе.

Речь шла о женщине, которая плакала в гробовой тишине кухни. О яркой девушке с фотографий, запертой в этом едва движущемся теле. О том, что отец работает в две смены, чтобы оплачивать медицинские счета за болезнь, которой у Элоизы на самом деле не было.

Гейл не знает, что Элоиза не больна никакой невиданной хворью. Это сделали с ней преступники. Директор, Стамос и медсестра Смит похитили ее талант.

Они сделали то же самое с Эмбер, и теперь она тоже умирала.

Ника подумала, что если бы она была на месте Эмбер, то уже вышла бы из этой комнаты и никогда не оглядывалась назад. Она не смогла бы смотреть в глаза этой версии своего будущего. Но Эмбер выглядела спокойной.

Она была как полевой цветок: мягкий и трепещущий на ветру – но с корнями, которые уходят глубоко под землю. У Эмбер железный стержень, тихая заземляющая сила, которой не мог похвастать ни один из них. Стиснув зубы, она взяла шарящую ладонь Элоизы в свою. Элоиза не отреагировала на этот жест.

– Элоиза, помнишь, однажды у нас была математика и мистер Лоуренс подавился своим кренделем? – спросила Эмбер. – Когда поправишься, ты должна научить меня, как ты делала тот маникюр с бабочками. А то я так и не смогла повторить…

Она заправила Элоизе за ухо прядь ее серебристых с зеленым волос.

– Или как вы спели полностью весь национальный гимн в столовке, когда буфетчица сказала, что ваше веганство – это не по-американски, – вспомнил Квинн, и Эмбер слегка хихикнула.

– Она не слышит никого из вас, – выпалил Интеграл и тут же пожалел об этом. Ника не знала, отчего он так дрожит всем телом – от ярости, страха или жалости.

– Говорят, люди в коме способны воспринимать голоса своих близких, – примирительно сказала Эмбер.

– Она не в коме, – возразил Интеграл – Она в… она в том состоянии, в которое ее ввели.

– Ты же знаешь, что я имею в виду, – покачала головой Эмбер. – Однажды они все просыпаются.

Эмбер посмотрела на Квинна.

– Могу я поговорить с тобой в коридоре? На секундочку? – попросила она его.

Удивленно подняв брови, Квинн кивнул и последовал за ней. Они оба тихо прошептали «пока» Элоизе. Эмбер поцеловала ее в щеку.

Ника и Интеграл так и стояли у порога.

– Мы выглядим такими бесхребетными рядом с ней, – вздохнула Ника.

– Я не могу, – прошептал Интеграл. – Я просто не могу. Что, если… что, если то же самое случится с…

Его пальцы дрожали, и он нервно потянул воротник рубашки, как если бы тот душил его.

– Я знаю, что должен думать об Элоизе, но я не могу отделаться от мысли, что я… я не могу допустить, чтобы это случилось… с ней.

Ника кивнула понимающе. Интеграл неловко шагнул из комнаты; стыд окрасил его круглые щеки.

Ника повернулась к подруге. Она больше не могла сдерживать горячие слезы, и они побежали по ее лицу. Ника сердито вытерла их, чтобы не оставили следов, которые могла бы заметить мама Элоизы.

Она подошла к Элоизе и взяла ее за руку. Ладонь была теплой, от чего Нику бросило в дрожь. Где-то там, внутри этого тела, жила Элоиза. А значит, была надежда.

– Я обещаю, что они заплатят за все, – пообещала Ника.

Она сильно сжала руку однокурсницы, надеясь, что таким образом подруга почувствует силу ее чувств и ее решимость сделать все правильно.

Вернувшись в коридор, Ника услышала грохот и визг и поспешила на шум. В гостиной она обнаружила Чеда и Квинна развалившимися на полу.

– Смотри, куда прешь, парень, – взревел Чед.

Квинн поднял руки.

– Это был несчастный случай!

– Несчастных случаев не бывает, – проворчал байкер.

– Твоя мама вряд ли с тобой согласилась бы, – парировал Квинн.

Чед бросил на него убийственный взгляд – напоминание об инциденте на парковке у «Невода Нептуна». Он встал и отряхнулся.

– Фургон. Пять минут, – прорычал байкер, выходя из дома.

Мама Элоизы наблюдала за всем этим с порога кухни, сжимая поднос дрожащими руками.

– Ваш репетитор по танцам очень странный, – решительно сказала она, ставя на стол тарелку с печеньем и чай.

– Он безвредный, – успокоил ее Квинн.

– Тебе не следует так его испытывать, – обеспокоенно заметила Ника.

– Ладно тебе! Я споткнулся.

Квинн подмигнул Эмбер.

Интеграл и Квинн впились зубами в черствое шоколадное печенье. Ника прихлебывала зеленый чай, не чувствуя его вкуса, и старалась не смотреть на стены комнаты, где было так много, слишком много фотографий счастливой Элоизы.

– Кто это? – спросила Эмбер, указав на семейные фотографии.

Ника посмотрела и впервые заметила на фотографиях девушку, которую принимала за Элоизу. Черты лица были похожи, но эта девушка была старше, взрослее.

– Это моя дочь Вив. Она оперная певица в Нью-Йорке, – с гордостью сказала Гейл. – Она очень хороша, как и Элоиза была… и есть. Обе мои девочки.

Ну вот, снова. Это так естественно – соскальзывать в прошедшее время, когда человек, которого вы любили, стал тенью самого себя. В глазах Ники снова были слезы; она не удосужилась смахнуть их.

Квинн достал что-то из заднего кармана и передал Эмбер. Интеграл ахнул. Эмбер наклонилась к Гейл.

– Слушайте меня внимательно. Пожалуйста. И не спрашивайте меня как, – сказала она. – У меня есть лекарство, которое может помочь Элоизе. Вот десять флаконов, по одному на каждое утро перед едой. Вот мой домашний номер телефона. Если это сработает, позвоните по этому номеру и оставьте сообщение, в котором просто скажите: «Это сработало». Больше ничего не говорите. Мы постараемся раздобыть больше доз. У меня такая же болезнь, как у Элоизы. Это должно помочь ей, но, если вы кому-нибудь расскажете об этом, я больше не смогу ничего достать.

Она вложила флаконы в руку женщине, которая крепко сжала их. Гейл ничего не сказала, будучи слишком потрясенной, чтобы говорить.

– Если вы расскажете кому-нибудь об этом, мы не сможем больше получить лекарство. Вы меня понимаете, Гейл? – повторила Эмбер голосом все еще мягким, но строгим.

Ника потеряла дар речи. Интеграл разинул рот.

– Нет, нет, Эмбер, нет. Тебе самой они нужны, – произнес он тихо, почти шепотом.

Эмбер бросила на него пристальный взгляд.

Гейл смотрела на их спор в замешательстве, но после протестов Интеграла ее пальцы крепче сжались на флаконах – она никогда не выпустит их из рук. Отчаяние делает людей склонными легко верить во что угодно.

– Спасибо, – промолвила женщина.

Эмбер обняла ее и что-то прошептала на ухо.

– Нам нужно идти, – поторопил Квинн.

Они поднялись и тихо вышли из дома, пробормотав прощальные слова и слова ободрения маме Элоизы.

Женщина поспешно закрыла за ними дверь. Ника могла поклясться, что слышит, как та бежит в заднюю комнату.

Интеграл обернулся к Квинну.

– Как ты мог? – завопил он. – Эмбер нуждается в каждом из этих флаконов, а ты отдал ей больше половины. Ты что, тупой? Ты недостаточно уже всего натворил?

Квинн вздрогнул.

Ника уставилась на него.

– Ты украл их у Чеда, когда вы грохнулись?

– Карманник всегда карманник, – пожал плечами Квинн.

– Как ты мог? – не унимался Интеграл.

– Это было ее решение. – Квинн указал на Эмбер; Интеграл выглядел так, будто собирался ударить его. – Я бы не принял такое решение за кого-то. Я не ее опекун.

– Ты не имел права! – заорал Интеграл.

Эмбер взяла лицо Интеграла в свои ладони. Гнев на его лице отступил, как спадающая лихорадка.

– Это мое решение. Ты не можешь решать за меня. Не сейчас, и никогда. Так уж устроено, милый.

Холодные слова были согреты ее нежным голосом и нежными руками. Интеграл вздохнул и поплелся за ней к машине.

Ника улыбаясь потянулась к Квинну и с благодарностью поцеловала его: у него хватило сил действовать, когда ей недоставало уверенности.

Он подмигнул ей и пошел к машине.

– Клансмен, – пробормотала Ника, следуя за ним.

У них осталось всего 15 дней.

Глава 22
Зак

Поместье Уэйкфилд обладало способностью размывать время, превращая дни в одну бесконечную неопределенность полузабвения. Зак не мог понять, каким образом это происходит, но это было именно так. Он пытался вспомнить, сколько чего съел, но в памяти все было размыто.

Его ребра выпирали как никогда прежде и торчали даже сквозь футболку. Это должно было беспокоить его. Он ничему не находил объяснения; ведь он не принимал таблеток Митчема, а его чувства все же были притуплены. Он полностью потерял аппетит. Единственное, чего он все еще хотел, был кофе.

Всю прошлую неделю он спал целыми днями, а по ночам бродил по дому, преследуемый воспоминаниями о матери. Зак беспрестанно думал о том, кем был тогда и кем мог бы стать, если бы в какой-то момент его жизнь не изменилась.

Ему являлись миражи менее злых версий самого себя, и невозможность всего этого лишала его сна.

Было раннее утро, когда он столкнулся с дядей в коридоре.

– Мне есть что показать тебе, – сообщил ему Митчем и кивнул в направлении столовой.

Следовать за этим человеком никогда не было хорошей идеей, но Зак был сейчас ночным мотыльком, трепещущим на лампочке, чувствующим запах дыма от своих крыльев, хруст подгорающей кожи. Он молча последовал за Митчемом.

Тот сел за обеденный стол, и ему, по его сигналу, подали кофе.

– Ты рано проснулся этим утром, молодец, – сухо сказал дядя.

Служанка наполнила также чашку Зака и с помощью пары длинных щипцов перенесла горячую булочку из корзинки на его тарелку. Зак решил не упоминать, что он просто еще не ложился спать.

– Спасибо, – пробормотал он.

Женщина не ответила.

– Есть какая-то особая причина, по которой твоя прислуга никогда со мной не разговаривает? – спросил Зак.

– Я предпочитаю, чтобы моя прислуга молчала. Если бы существовало агентство, занимающееся устройством на работу исключительно немого персонала, я стал бы их постоянным клиентом, – поведал Митчем.

Этот человек действительно был худшим из худших.

– Кроме того, никто не мешает тебе изучать литовский язык, – добавил он.

Зак фыркнул.

– Если бы я удосужился выучить литовский, ты бы нанял кого-нибудь из Эстонии.

– О да, если бы ты удосужился. Ты мог бы многого добиться, если бы только удосужился, – поддел его дядя.

Зак впился в него взглядом, но это было бесполезно. Холодные глаза Митчема уже просматривали «Файнэншл Таймс».

– Ты собирался мне что-то показать? – напомнил Зак.

– Я рад, что ты вновь стал более похожим на себя; Вайолет гораздо более подходящая для тебя подруга, чем та девушка. По крайней мере, она из респектабельной семьи, – проигнорировал его вопрос Митчем.

– Она из дерьмовой, жестокой семьи, и это одна из причин, по которой мы так хорошо ладим, – раздраженно возразил Зак.

Зачем он продолжает делать это с собой? Зачем продолжает спускаться сюда, в столовую, чтобы видеть Митчема, просить его об одной и той же боли день за днем?

Он знал зачем. Митчем обладает информацией о его матери и Нике. Если бы Митчем хотел, он мог дать Заку ответы на все вопросы, из-за которых он не спал по ночам и бродил по залам.

– Мне кажется забавным, что в то время, как большинство людей просто хотят, чтобы их семьям доставало еды, а некоторые просто хотят иметь семью, вы с Вайолет непрерывно стонете о своем якобы неблагополучии и о том, как ваши богатые родственники недостаточно о вас заботятся, – насмешливо сказал Митчем; «избалованные глупые дети», говорил его тон.

– Не нужно было говорить, будто Мюриэль жива, – упрекнул его Зак; он назвал ее по имени, чтобы голос не споткнулся на слове «мама», и тем не менее голос зацепился за слово «жива», как цепляются мозолистые пальцы за узелки ткани. – Это было непомерно жестоко даже для тебя.

Какое-то мгновение Митчем обдумывал его слова. Он повернул свой планшет экраном к Заку.

– Мне есть что показать тебе, – повторил он серьезно.

Несмотря на то что он слишком хорошо знал дядю, Зак не смог сдержать любопытства. Он немного наклонился, когда Митчем тронул дисплей.

– Пожалуйста, постарайся сохранять спокойствие, – предупредил его дядя.

Он выбрал видео и запустил воспроизведение.

Комнату наполнил голос, который Зак узнал бы где угодно. Голос, который определял его мечты и его кошмары.

Голос Мюриэль. Голос его матери.

Он узнал ее голос, прежде чем ее лицо.

Лицо его матери.

Ее слова поначалу звучали неуверенно, затем речь становилась все громче.

– Привет, это Мюриэль. Я в порядке и чувствую себя хорошо… я имею в виду, по большей части… Но я скучаю по Заку. Если бы я могла, я сказала бы ему, что люблю его и что со мной все нормально. Я бы сказала ему: мне жаль, что я так долго отсутствовала, но это было к лучшему.

– Какое сегодня число? – спросил мягкий безликий голос.

Мюриэль колебалась, прежде чем ответить. Когда она назвала мужчине дату, что-то словно взорвалось у Зака в голове. Его сердце екнуло в груди.

Запись была вчерашняя. Зак не смел дышать.

– Спасибо. Какой твой любимый цвет и почему? – спросил другой канцелярский голос. Кто-то расспрашивал ее. Кто-то интервьюировал его мать.

– Зеленый, – грустно отвечала Мюриэль, глядя в камеру, – как глаза моего сына.

Видео стало черным. Невозможно, это было невозможно, уверял себя Зак. Должно быть, органы чувств обманывают его.

Как она могла быть живой? Он оплакивал ее. Он похоронил с ней свое сердце и с тех пор обходился без него. Он носил в себе ее смерть в течение последних десяти лет. Невозможно.

Зак поднялся со стула. Он попятился и оступился.

– Это трюк, – выдохнул он.

Время прекратило свой ход, поскольку Зак снова оказался в подвешенном состоянии. Он падал в никуда.

Невозможно. Невозможно. Невозможно.

Он свел брови так сильно, что в голове что-то пульсировало, по левой стороне лица текла слеза.

Митчем закрыл планшет.

– Ты неправильно рассуждаешь, – возразил он. – Это не трюк.

У Зака потемнело в глазах. Он все пятился, спотыкаясь. Он едва держался на ногах, но, повернувшись, побежал. Зак едва успел добраться до ванной внизу, и его начало рвать.

«Невозможно», это слово застряло у него в горле.

Его рвало снова, и снова, и снова. Ему сводило конвульсиями конечности, грудь содрогалась. Он прикрыл рот рукой, посмотрел вниз, моргая, сквозь слезы. Он снова сломлен.

Слово лежало на холодном мраморе. Невозможно.

Глава 23
Ника

После посещения Элоизы все долго молчали. Наверное, каждый по-своему перерабатывал в голове впечатление. За исключением Чеда, который ничего не обрабатывал, а только добавлял газу, ускоряясь, и яростно подпевал Зимнему концерту Вивальди, беспощадно гремевшему из стереосистемы.

Они оставили позади границу Вентуры и направились на север через города-сателлиты. Эти придорожные местечки, переполненные наркотиками, усеяли Калифорнию, как зараза, соединяя друг с другом большие, более приятные места, как зараженные вены, ведущие к жизненно важным органам. Именно в одном из таких городков они остановились на заправке.

– Каждый из вас получает лимит на расходы в пять долларов, что включает в себя ужин! – рявкнул Чед.

Ника заметила, как среднеамериканская пара пришвартовалась к ближайшей к ним колонке и наблюдала за ними, от любопытства разинув рты, набитые чипсами «Принглс». На бампере их полноприводного джипа красовался стикер «Труби за Канзас».

Чед хмыкнул, бросив взгляд на них, и они быстро переключили внимание на колонку.

«Мы должны производить впечатление очень странной семьи, – подумала Ника, – высокий, грязный байкер, его четверо детей-подростков и лимит в пять долларов на нос, чтобы поужинать на заправке».

Через несколько секунд Ника поняла, что чувство голода одержало победу над ее гордостью и желанием ничего не брать у мерзкого типа, поэтому она получила свои мятые пять баксов. Ребята направились на станцию.

Ника сразу встала в очередь. Она взяла банку кока-колы, две плитки шоколада и банан. Квинн набирал полные руки батончиков, чипсов и крекеров; поймав ее взгляд, он улыбнулся, и от этого его приобретенные под мексиканским солнцем веснушки поползли вверх по носу.

Он вручил ей десятидолларовую купюру.

– Нужны дополнительные фонды?

Ника покачала головой и посмотрела на него с порицанием.

– Я надеюсь, ты не у Чеда их вытащил.

– Я бы никогда не посмел! – распахнул Квинн свои синие глаза с притворной детской невинностью.

Она обратила внимание на проход с конфетами. Интеграл нависал над журнальной стойкой, в которой имелась небольшая секция комиксов. Ника заглянула через его плечо.

– Я пытаюсь решить, накормить ли мне свое тело или душу, – поведал он с такой глубокой тоской, что Ника рассмеялась.

– Ничего смешного, – проворчал он.

Ника похлопала его по плечу.

– Я думаю, тело будет лучшим выбором на данный момент.

Что-то блестящее над головой Интеграла привлекло внимание Ники, и она, взволнованно вскрикнув, потянулась к искрящемуся предмету.

– Снежный шар! У меня их целая коллекция была.

Ника встряхнула стеклянную луковичку и с удовлетворением наблюдала, как снег кружится и оседает на пластиковой горной цепи. Основание снежного шара гласило: Big Bear – название горнолыжного курорта. Здесь были также снежные шары, посвященные Лос-Анджелесу, Сан-Диего и Голливуду. Ника положила сувенир на место.

– Раньше я покупала по одному в каждом городе, где мы останавливались или жили, – объяснила она. Интеграл слушал ее, не отрывая глаз от комиксов.

– Так коллекция все еще у тебя?

– Нет, мы слишком часто переезжали для такой тяжеловесной коллекции. Я перешла на магнитики, а затем – на открытки.

Ее коллекция открыток, вероятно, все еще в сумке на молнии, пылится у тети Сони.

– Возьми настоящую еду, – через плечо проинструктировала Ника Интеграла, направляясь к кассе.

Эмбер уже платила. Она взяла йогурт, пачку орехов и бутылку апельсинового сока.

– Ты выставляешь нас безответственными едоками, – поддела ее Ника.

– «Мое тело – мой храм», – сказала Эмбер с улыбкой и в этот момент разразилась сильным кашлем.

Эмбер прикрыла рот рукой. Она выглядела особенно хрупкой и бледной под люминесцентными светильниками заправки. «Как же она похудела», – подумала Ника с беспокойством, потянувшись к костлявому плечу подруги.

Когда конвульсии прекратились, Эмбер взяла свои продукты и с надеждой улыбнулась Нике.

– Мне бы не помешали дополнительные «очки здоровья», как в компьютерной игре, – пошутила она чуть слышным голосом. Сердце у Ники заколотилось.

Десять минут спустя, когда уже и Чед набрал себе провизии – пива и пирожных «Твинкиз», – все ждали только Интеграла.

Наконец он ввалился в фургон с небольшим бумажным пакетом сладостей в одной руке и зажатым между двумя пальцами корн-догом – в другой. Выражение его лица было кислым, как у ребенка, которому отказали в мороженом на кассе, а теперь он несет к машине мамины лук и морковь. Ника игриво ткнула его в бок, когда фургон отъехал от заправки.

– Не унывай, читатель, – подбодрила она его.

Квинн, демонстративно прочистив горло, полез в коричневый бумажный пакет, который был у него заметно больше, чем у всех. Он вытащил из него ту самую книгу комиксов, которую присматривал для себя Интеграл. Тот, засияв, тут же выхватил комиксы у Квинна из рук.

– Для тебя, приятель, – подтвердил Квинн.

Интеграл пробормотал «спасибо» глухим от потрясения голосом и в следующее мгновение уже погрузился в чтение. Квинн тем временем запустил руку в пакет и вытащил маленькую бутылочку.

– И для тебя, – протянул он подарок Эмбер.

– Эфирное масло? Ой, спасибо, Квинн! – пискнула она благодарно. – Мятное, мое любимое…

Квинн в последний раз порылся в пакете.

– И для миледи.

Ника покраснела, как зрелый помидор, когда ее назвали «миледи», хотя знала, что Квинн считает это шуткой. Он протянул ей круглый предмет, завернутый в коричневую папиросную бумагу. Она осторожно развернула: снежный шар. На нем была надпись «Санта-Барбара», а внутри изображена небольшая группа людей, которые катались на волнах. Когда она встряхнула шар, внутри него зажглись радужные блики – мерцающие пылинки, напоминающие звездопад, опускались на пластиковый пляж.

– Как прекрасно, – пролепетала она ошеломленно.

Квинн выглядел довольным.

– Чед, тебе я ничего не купил, – громко объявил он. – В основном потому, что у меня кончились деньги, а также потому, что я ненавижу тебя и хочу, чтобы ты умер.

Чед прищурился в зеркало заднего вида.

– Лучше пусть не окажется, что ты соришь моими деньгами, пацан. Потому что, если это так, я тебе сломаю палец за каждый доллар, – холодно пообещал он.

Квинн сглотнул.

– И не думайте, что я не знаю об украденных флаконах, – продолжал Чед.

У Ники екнуло сердце.

– Но это уже ваша проблема. Мне только на несколько дней меньше убивать, присматривая за вами.

Напряжение в машине немного ослабло, и через мгновение возобновилась непринужденная болтовня, за которой последовали чавканье и бульканье, сопровождавшие жадное потребление закусок и напитков.

Интеграл пересказывал лучшие отрывки из прочитанной части комиксов; в фургоне появился стойкий запах мяты; Ника время от времени встряхивала свой снежный шар и смотрела, как радужный дождь падает за стеклом.

Через несколько часов они остановились на стоянке для отдыха дальнобойщиков, чтобы поспать. Ника устроилась на сиденьях заднего ряда с Квинном.

Она подняла снежный шар против лунного света и в последний раз встряхнула его, наблюдая мерцание блесток. Квинн обнял ее и прижался к ее плечу.

– Это напоминание, – сонным голосом сказал он.

Ника удивленно оторвала взгляд от шара.

– О чем?

Квинн улыбнулся с закрытыми глазами.

– О том, что когда-нибудь, когда все это закончится, мы увидим, как Эмбер обучает Интеграла серфингу.

* * *

На следующий день они снова рано отправились в путь. Обратившись к расшифровкам из красной записной книжки, Интеграл выбрал три ближайших места – два в Сан-Хосе и Сан-Франциско и еще одно, чуть дальше на север, в Медфорде, штат Орегон. Общий километраж получался довольно внушительным.

Интеграл бόльшую часть пути провел на заднем ряду, уткнувшись носом в записную книжку директора. Он классифицировал адреса по расстоянию. Паника от потери десяти флаконов довела его сосредоточенность до максимума.

– Все, что мы до сих пор выяснили, – резюмировал Интеграл, – это то, что адрес Элоизы был в списке.

Элоиза стала жертвой пересадки. Может ли это означать, что записная книжка содержит список всех людей, у которых Академия похитила их таланты?

– А я там есть? – мрачно поинтересовалась Эмбер.

– Я еще не закончил проверять, – ответил Интеграл. – Но я не видел твоего адреса.

Он неловко поерзал.

– Если содержимое записной книжки представляет собой список людей, которым сделали пересадку, то, возможно, этого может быть достаточно для Хефе, – предположил Квинн. – Список всех жертв. Он сможет использовать его для шантажа, чтобы вытащить информацию из директора и выяснить, как выполняются трансплантации.

– Он ожидает чего-то большего, чем просто имя Элоизы, – возразила Ника. – Тем более что Стамос – правая рука директора, и он, вероятно, знает все об Элоизе и мог бы рассказать это все Хефе. Мы не принесем ему ничего нового или стоящего.

– Я заметил кое-что еще. Здесь, – Интеграл указал на колонку в книжечке, – адреса пронумерованы.

– Как ты думаешь, что это значит? – спросила Эмбер.

– Может быть, нумерация – это еще один код? – предложил версию Квинн.

– Или, может быть, – предложил свою Интеграл, – это порядок, в котором проводили трансплантации.

В тот вечер они объездили кругами горный район Сан-Франциско, пытаясь найти два адреса в районе залива. Оба оказались тупиковыми – один дом пустовал, а другой был переоборудован в ресторан тако.

Настроение в фургоне угасло вместе с дневным светом, когда они двинулись в путь. На следующее утро им придется отправиться дальше на север, в Орегон.

Они ехали в поисках мотеля со светящимся табло «Свободные места», но все места во всех мотелях были заняты. Чед, ругнувшись, свернул на грунтовку, а затем – на извилистую лесную дорогу.

Через час он остановил машину на площадке у небольшого моста в лесу.

– Мы опять ночуем в машине? – простонал Интеграл.

– Нет, – проворчал Чед. – Мне надоело спать в замкнутых пространствах.

– Что… ты имеешь в виду… «надоело в… замкнутых пространствах»? – заикаясь переспросил Интеграл и недоверчиво выглянул в окно.

– Мы будем спать под звездным небом. Тебе это будет на пользу, неженка, – заверил его Чед.

Все четверо уставились в темную лесную бездну. Ника любила леса, но после Вилдвуда они стали ей казаться зловещими, полными тайн и охранников в масках.

– Здесь сухо, свежо. Вы можете полюбоваться на звезды, – убеждал их Чед, роясь в багажнике; впрочем, его тон не предполагал обсуждения.

– Ах, прекрати флиртовать, – стал поддевать его Квинн.

– Заткнись, – отрезал Чед и захлопнул багажник. – Тебе, красавчик, сон на свежем воздухе тоже не повредит.

– Мне под открытым небом спать не впервой, – возмутился Квинн. – Я просто предпочитаю настоящую кровать, вот и все.

Ника помалкивала.

Ее больше всего беспокоило, не прячутся ли под мостом летучие мыши. Интеграл рядом с ней выглядел удрученным, но Эмбер в каком-нибудь метре от нее сияла от восторга.

– Я целую вечность не бывала в кемпинге! – воскликнула она, когда Чед достал из багажника не один, а четыре спальных мешка (по-видимому, ему частенько приходилось спать не в «замкнутых пространствах»).

Ника не стала спорить – ради того чтобы увидеть Эмбер такой счастливой, стоило встретиться с целой стаей летучих мышей. Рядом с ней Саймон надел маску бывалого туриста и вынес из машины их с Эмбер припасы.

Группа последовала за Чедом под мост. Он бросил спальные мешки на сухую утрамбованную землю, собрал охапку валежника, сложил его в высокую кучу, по бокам привалив это импровизированное подобие кельтского чучела для жертвоприношений четырьмя большими камнями.

Чед удовлетворенно осмотрел свое кострище.

Ника нахмурилась.

– А как насчет лесных пожаров?

Всякого уроженца Калифорнии пугает мысль о зеленых холмах, поглощаемых красным пламенем, вызванным всего лишь одним брошенным окурком.

Он посмотрел на нее с выражением, типа «Я, по-твоему, выгляжу беспечным?».

– Здесь дерево слишком влажное. Принеси сушняка на растопку, – распорядился он, обращаясь к Квинну.

– А волшебное слово? – не спешил тот выполнять распоряжение.

Нике свело желудок, как и всякий раз, когда Квинн донимал Чеда. Она опасалась, что однажды Квинн обнаружит свои зубы разбросанными по земле.

Чед впился в него взглядом, жестокость которого была такой же явной, как морщины на его лице.

– Волшебное слово – это «па-жа-а-лу-ста-а», – поучал его Квинн. – Удивительно, какими невоспитанными стали в наши дни преступники.

Квинн повернулся и исчез в лесу, прежде чем успел получить выговор или пинка за свою наглость.

– Твоему парню стоит изменить свое поведение. Потому что если я вырву ему язык, это может повлиять на ваши отношения, – поделился Чед с Никой доверительным тоном.

Девушка покраснела от грубого замечания и ответила Чеду грубым жестом. Она услышала, как Эмбер хихикнула, когда Ника последовала за Квинном в лес.

Ника нашла его в нескольких шагах, неохотно собирающим сухой валежник.

– Ты не должен так с ним разговаривать. Ты же сам видел, на что он способен.

– Я ничего не могу с собой поделать, – признался Квинн.

Его ирландский акцент становился сочнее и привлекательнее, когда он злился. Ника удивлялась тому, как быстро она к этому привыкла.

Он отбросил назад свои рыжие волосы, его синие глаза блестели, и в них отражались крошечные луны.

– Он сказал, что вырвет тебе язык.

Ника собрала несколько веток, которые выглядели достаточно сухими. Но что она знала о собирании дров? Ее первый и единственный походный опыт относился к случаю, когда они с Дарьей переезжали из штата в штат и их машина сломалась на дороге, очень похожей на эту.

– Было бы очень жаль, – промолвил Квинн, внезапно оказавшийся прямо перед ней, и притянул ее к себе.

Она сделала было слабую попытку вырваться из его рук, но только засмеялась вместе с ним.

Квинн прижал ее к себе, зарывшись лицом в ее волосы. Она чувствовала на своей коже его горячее дыхание, запах корицы от его любимой жевательной резинки….

Когда они вернулись, костер уже полыхал и гудел. Кажется, Чеду нравился большой огонь – пламя так и танцевало в его глазах, когда он смотрел на него с удовлетворением пиромана.

Он что-то жарил над огнем на палочке, которую осторожно вращал против часовой стрелки. На конце ее плавилась, слегка темнея, белая масса. Ника была потрясена, обнаружив, что Чед поджаривает маршмеллоу. Он осторожно стянул клейкую массу с палочки, заправив ее между двумя крекерами, а затем вдавил в этот сэндвич кусочек шоколада. Полученную кулинарную композицию он тут же сунул в рот и аппетитно захрустел. Ника рот разинула от удивления^[12].

– Что ты, блин, таращишься? Ну да, я люблю «сморы», и что? – проворчал он, как голодный великан.

Саймон удивленно посмотрел на Нику, как бы говоря: «Ни фига себе! Он действительно ест маршмеллоу!»

Чед бросил ей пачку ингредиентов для приготовления. Ника собрала свой собственный «смор», и передала набор дальше – Интегралу, который выглядел крайне взволнованным этим странным развитием событий.

– Итак, – вновь вступил Квинн, потянув губами липкую нить расплавленного маршмеллоу, – что вовлекло тебя в преступную жизнь? Ника, Интеграл и Эмбер, затаив дыхание, перевели взгляд на Чеда, к которому Квинн обращался. У Ники сжалось сердце. Она предпочла бы, чтоб Квинн просто прекратил донимать байкера. Его поведение было не на пользу никому из них. Но вновь обернувшись в сторону Квинна, увидев, как отблески танцуют на его лице, увидев его выражение, она поняла, что он спрашивает не ради того, чтобы подразнить Чеда. Квинном руководило искреннее любопытство. На самом деле, возможно, Квинн относился к Чеду иначе, чем остальная часть группы, испытывавшая к нему обычное отвращение.

Как преступнику, вору, думала Ника, ему должно быть любопытно, что сформировало Чеда. И что заставило его переступить черту. Что превратило преступника в монстра?

Возможно, Чед был призраком будущего Квинна – Эбенезера Скруджа^[13], демонстрировавшим ему образ бездушности, одиночества и упадка. Возможно, именно поэтому он так едко насмехался над ним.

Чед прочистил горло.

– Как сказать по-гаэльски: «Не твое собачье дело»?

– Ладно, – сказал Квинн. – Тогда я начну первым. Мой папа научил меня воровать, когда мне было восемь лет. Мы были бедны, и у меня были изящные детские ручки, потому что, знаете… я на самом деле и был ребенком… Остальное уже история. Мы приезжали автобусом в оживленный Корк, и эти изящные ручки быстро становились чумой главной улицы города.

Чед ничего не сказал.

– Ладно тебе, Чедди! Не будь книгой за семью печатями!

Чед хищно посмотрел на Квинна. Ника была уверена, что Квинну сейчас предстоит путешествие в мир боли, но тот был слишком занят всасыванием тающей пряди маршмеллоу, чтобы заметить реальность угрозы.

– Мы знаем, что ты не родился в рабстве у Хефе, – добавил Квинн с полным ртом.

– Я скажу тебе, – решился вдруг Чед. – Но если только мне больше не придется выслушивать истории об ирландском Оливере Твисте.

Квинн выглядел немного обиженным, но кивнул.

– Я служил в морской пехоте, – начал Чед, сам, кажется, немного смущенный тем фактом, что делится этим с подростками.

Все молчали. Никто не осмеливался нарушить неосторожным звуком то заклинание, которым Квинн склонил Чеда раскрыться.

– Позже, после ранения, безработный ветеран, я начал получать деньги в другом месте; сначала в Кали ^[14], потом – по ту сторону границы. В конце концов судьба привела меня к Хефе.

Ника не видела очевидных следов инвалидности у этого человека, но прекрасно знала, что худшие травмы могут скрываться глубоко.

– Но как ты можешь работать на этого удава? – спросил Интеграл.

– Я видел достаточно, чтобы знать, что удавы и люди не больно отличаются, – ответил Чед, и воцарилась минутная тишина. – У моей племянницы редкое заболевание. Компания Хефе производит экспериментальные лекарства и разрабатывает всякие методы лечения, которые здесь слишком дороги.

– Но можно получить аналогичное лечение в другом месте? – спросила Эмбер.

Чед пристально посмотрел на нее.

– Не в твоем случае, – сухо сказал он. – А в случае моей незастрахованной племянницы я мог бы работать «с девяти до пяти» в течение следующих двадцати лет и все еще не в состоянии был бы оплатить лечение, в котором она нуждается. Хефе предоставляет мне его в качестве награды за хорошо выполненную работу.

– Твоя племянница и сестра должны быть очень благодарны тебе, – заметила Эмбер, сердце которой, как всегда, переполнялось сочувствием.

Чед хмыкнул.

– Они не знают, что лекарства приходят от меня.

– Почему нет? – решилась на реплику Ника.

– Потому что, если бы моя сестра об этом знала, она бы его не приняла.

– Стоит того такая жизнь? – спросил Квинн почти шепотом, как будто он боялся спросить.

Чед задумался.

– Иногда приходится стать тем, кого боишься, чтобы спасти то, что любишь.

Голос его прозвучал мягко, смиренно.

Это заявление наложило печать молчания на тему признаний, и никто больше не решился давить на Чеда. Тот стиль жизни, который помогал ему спасать племянницу, был, вероятно, также и причиной, по которой сестра не хотела принимать от него помощь. Несправедливость положения не ускользнула от Ники.

Она наблюдала за Чедом поверх беспокойного пламени. Грязный и грубый великан, жестокий преступник теперь все же виделся ей человеком. Он пытался спасти кого-то, кого любит. Она боялась его не меньше прежнего, и он ей по-прежнему не нравился, но, по крайней мере, теперь возникла какая-то безмолвная форма понимания. Через некоторое время их молчание исчерпало себя, и они, сидя вокруг костра и лакомясь «сморами», стали обмениваться историями.

Чед поведал о своих приключениях в качестве морского пехотинца, а Квинн рассказал, как в возрасте шести лет продавал доверчивым землякам морские камушки под видом волшебных бобов. Эмбер вспомнила свою первую поездку в художественный летний лагерь, а Интеграл насмешил всех историей о том, как пытался делать «сморы» в городских домашних условиях и в итоге сжег козлиную бородку своего приемного отца. Когда настала ее очередь, Ника рассказала о том, как ее мать устраивала «кемпинг» в квартире, когда им отключали электричество за неуплату. Дарья зажигала свечи, раскладывала шахматную доску, и они готовили закуски «на огне». Это было приятное воспоминание.

Поздно вечером Ника рискнула уйти в лес, вооружившись фонариком. Неожиданно она услышала отдаленный звук грохочущей воды и пошла на него, углубившись еще метров на пятьдесят в лес. Девушка вышла на поляну и, споткнувшись, едва не угодила в большой бассейн с водой.

Тоненький водопад наполнял огромную чашу, выдолбленную в черной каменной плите. Облако мельчайших брызг стояло над сверкающей поверхностью воды, размывая отражение луны. Расплывшись в радостной улыбке, она побежала назад, в лагерь, чтобы привести сюда друзей.

* * *

– Ух ты! Лесные источники! – в восторге завизжала Эмбер.

Это была та реакция, на которую надеялась Ника. Она также надеялась, что Чед не станет ни присоединяться к ним, ни наблюдать за ними. К счастью, он так и поступил. Лишь кинул им вдогонку, мол, смотрите, не вздумайте меня одурачить! У бассейна Эмбер, не смущаясь, сбросила с себя одежду, вследствие чего Интеграл споткнулся и зарылся носом в землю.

Эмбер первой отважилась и нырнуть в холодную воду, подняв фонтан сверкающих брызг.

– Уф-ф! Великолепно! – вынырнув, бодро сообщила она.

Ника отвела взгляд от Квинна, уже стоявшего в одних боксерах. Подобно Интегралу, она из застенчивости разделась за деревом. Спустя секунду Ника была в воде, и на ней не было ничего, кроме нижнего белья. Интеграл скукожился, погрузившись в холодную воду и вскоре застучал зубами, но при этом во весь рот улыбался Эмбер. Ника плеснула Квинну в лицо, а он затащил ее с головой под воду.

– Эй! – возмущенно вскрикнула Ника; вода стекала по ее грязным локонам. – Я думала, что заслуживаю большего уважения!

– Равенство в любви и в плавании! – подмигнул ей Квинн и обрызгал ее.

В ответ Ника окунула парня с головой в воду. Ощущение было – как от порыва арктического ветра. Девушка стиснула зубы.

Они плескались, резвились и визжали; девушки наперебой рассказывали парням о том, как они вместе со Стеллой посетили горячие источники в Вилдвуде.

Ника вспомнила об исцеляющем ритуале, который они провели с ней, чтобы помочь ей преодолеть отравление на Хеллоуин. Она рассказала ребятам о том, какие там были живописные места. Но упоминание о Стелле привело всю компанию в мрачное расположение духа – их словно накрыло темным плотным одеялом.

* * *

Эмбер плыла на спине, лениво гребя руками и любуясь на звезды. Ника дрожала все сильнее.

– Нужно выходить из воды. Я не хочу, чтобы ты совсем разболелась, – стал уговаривать Эмбер Интеграл.

Он тоже дрожал как осиновый лист.

– Ну-ка, кто первый добежит до лагеря! – позвала Эмбер, уже наполовину выйдя из воды.

Интеграл стал выкарабкиваться на берег, чтобы последовать за ней. Ночной воздух окатил его холодом по мокрому телу, и он взвизгнул, как банши ^[15], а потом собрал в охапку одежду и помчался за Эмбер.

У Ники щеки болели от смеха. Она снова обернулась к Квинну.

Квинн ухмыльнулся в ответ, но его глаза уже не были игривыми. Мокрые ресницы казались черными. Он смотрел на нее из-под них серьезно, проникновенно, и во взгляде его читалось обещание.

Он кружил вокруг нее снова и снова, как будто они играли в водные салочки.

– У меня от тебя кружится голова, – хихикнула Ника.

Квинн подплыл немного ближе и посмотрел на нее с усмешкой.

– Я приму это как комплимент, – тихо ответил он.

Ника не сводила с него глаз, восхищаясь им. Квинн умел быть удивительно привлекательным; все в нем было как в герое романтической комедии в стиле восьмидесятых – озорство и восторг.

– Ты вообще все принимаешь как комплимент, – хохотнула она.

– Это более разумный подход, чем воспринимать все как оскорбление.

Ника ничего на это не ответила. Она потеряла дар речи, потому что вдруг вспомнила о Заке.

Квинн был так не похож на него. Такой нежный и теплый.

Содрогнувшись, Ника поняла, что ей не следует думать о другом, когда она с Квинном. Но стоило один раз выпустить мысль из подсознания, и ее уже невозможно было сдерживать. Она побежала, завладевая ею, растрескивая лед в ее венах.

Зак. Зак. Зак. Его имя словно отчаянный стук крыльев о стеклянную дверь, и как только эта дверь распахнулась, в нее ворвались чувство вины и страха. Почему она думает о нем сейчас? Ника отстранилась от Квинна.

– Нам пора, – промолвила она хрипловато.

Квинн мастерски скрыл разочарование.

– Да, конечно, нам пора.

Он помог ей выйти из воды и, когда они оделись, обнял ее, чтобы согреть.

– Мне хочется поскорее выбраться из этих лесов. Они слишком явно напоминают мне Вилдвуд, – пожаловалась Ника.

– «Назад, в леса, во власть злодея», – рассуждал Квинн. – Звучит как хорошее начало баллады.

– Квинн, – схватила его за руку Ника. – Ты не похож на него, и ты это знаешь. – Ей не было нужды кивать в направлении костра, чтобы Квинн понял, о ком она говорит.

– Я знаю, – пожал он плечами. – Но я делал нехорошие вещи, неважно, по какой причине.

– Тебя приобщили к воровству в детском возрасте… Ты не виноват, что тебя заставили быть преступником, – добавила она тихо.

– Я сделал кое-что похуже воровства, – признался Квинн; что-то темное мелькнуло в его глазах.

Ника вздрогнула.

– Если «нужда – мать изобретательности», то она также и отец преступности. Ты вынужден был красть из нужды.

– Я вышел далеко за рамки своих потребностей, – усмехнулся Квинн и посмотрел вперед, в сторону костра. – Все-таки проще думать, что он воплощение зла в чистом виде.

– Я не знаю, что собой представляет он, но тебя я знаю, и ты хороший. И это главное.

– Спасибо, – прошептал Квинн.

Они оба деликатно обошли дыру в рассуждениях Ники, умолчав о том, что Квинн все еще крал и обманывал, даже после того, как это перестало быть необходимостью.

Чед спал на дальнем краю поляны. Саймон и Эмбер приютились у огня, обернув спальные мешки вокруг плеч.

Квинн посмотрел на единственный оставшийся спальник.

– Вот та сцена, в которой я проявлю галантность и уступлю тебе весь спальный мешок, – сказал Квинн.

– Не будь глупым.

Ника ни за что не смирилась бы с тем, чтобы он спал на сырой земле, на холоде из соображений бесполезного приличия. Она расстегнула молнию в мешке, устроилась в нем и сжалась так, чтобы Квинн мог уместиться рядом. Тот нерешительно втиснулся в мешок и обнял ее. Ника погрузилась в его тепло.

Обретя уверенность, он прижал ее к себе сильнее. Она чувствовала его мышцы под влажной рубашкой. Ощущала его запах – мускус, влажная кожа и корица. Ей было тепло и безопасно в его объятиях. Квинн еще теснее прижался к ней и через несколько мгновений он крепко спал.

Ника смотрела на круглую белую луну, яркое сияние которой скрыло миллионы звезд вокруг.

Она задавалась вопросом, смотрит ли Зак на это же небо в этот самый момент. Где он? Был ли он ранен? Скучает ли по ней? Что он подумал бы о ней – целующей Квинна?

С этими мыслями Ника уснула.

* * *

Зак стоял у бассейна спиной к ней. Ника подошла и положила руку ему на плечо, чтобы сообщить, что она здесь. Ему было холодно. Он обернулся к ней. Зак был так бледен в лунном свете. Его угловатые черты лица заострились, напоминая колючую проволоку, а изумрудные глаза были грустными. Туман вился у их ног. Ника обратила внимание на прозрачно-белое платье, в которое была одета.

– Больно, – произнес Зак.

– Почему ты смотришь в воду?

– Там кто-то есть, – ответил Зак.

Его глаза и голос были пустыми, мертвенными. Он отвернулся.

– Я нырну за ней, – сказал Зак.

Ника попыталась повернуть его к себе, но ей не удалось. Он был как мрамор – холодный и неподвижный.

– Зак, все будет хорошо.

– Нет, отнюдь. В том-то и дело, Ника, – больше ничего уже не будет хорошо. И это больно, – сказал он; кончиками скрюченных пальцев он поскреб себе виски. – Это так больно… – повторил Зак.

Ника вскрикнула, когда его ногти процарапали кровавые следы в его бледной коже. Алая жидкость накапливалась в бороздках. Кровь стекала по его рукам и шее.

– Пожалуйста, останови это, – прошептал он.

Ника попыталась схватить его руки, но не смогла. Она не могла дотронуться до них. Ее руки прошли прямо сквозь него.

– Остановить что?

Зак начал раздирать грудь, как будто намеревался вырвать собственное сердце. Он опустился на колени.

– Останови иллюзию, ты не настоящая.

Ника опустилась на пол рядом с ним.

– Зак, я здесь! – почти кричала она. – Я настоящая!

– Я не могу различить, – всхлипнул он. – Я просто не могу больше различить, Ника.

Зак начал исчезать, сливаясь с туманом.

– Зак! – закричала Ника.

Она пыталась схватить его, чтобы спасти хоть какую-то его часть.

Зак.

* * *

Ника проснулась как от толчка и потянулась к Квинну, но его не оказалось рядом. Не понимая, в чем дело, она стряхнула с себя остатки сна. Ее волосы были влажными, спина болела. Эмбер и Интеграл спали присыпанные золой вчерашнего костра.

Чеда нигде не было видно.

Квинн лежал на боку, дрожа мелкой дрожью, в нескольких шагах от нее, завернувшись в куртку. Ника выскользнула из спального мешка и подошла к нему.

– Со мной вроде теплее, – сказала она, но ответа не последовало.

Она слегка тронула его.

– Эй, я не кусаюсь. Что ты здесь делаешь?

Квинн быстро встал, отряхнул с рук землю и сосновые иголки и посмотрел на нее.

Его глаза были темно-синими и смотрели с упреком. Ника отступила на шаг.

– В какой-то момент мне надоело слушать, как ты шепчешь имя Зака, и я выбрал холод, – сказал он.

– Квинн, – пробормотала она встревоженно. – Это же было во сне.

– Скажи мне, что сон не в счет. Скажи мне, что ты не продолжаешь думать о нем все время?

Ника ничего не сказала.

Квинн прошел мимо нее к фургону.

Глава 24
Зак

Зак застегнул свою белоснежную рубашку и натянул пиджак. Поправил галстук, ощущавшийся петлей на шее. Заку потребовалось два дня, чтобы прийти в себя после новости о том, что его мать жива. Впрочем, называть это новостью было бы неправильно. Это было что-то другое – что-то слишком большое, чтобы переварить, слишком большое, чтобы это можно было обдумать. Слишком невозможное на вкус.

Зак ненавидел надежду, которая просочилась сквозь его панцирь и осела в трещинах, склеивая осколки давно разбитого. Надежда была связующей и удушающей.

Ему следовало бы радоваться, но он не доверял этому счастью. Он исследовал его понемногу, сантиметр за сантиметром. Оно было незнакомым.

Его мать жива, и ему нужно добраться до нее. Он не мог добраться до нее без Митчема. А Митчем вряд ли сдаст столь крупный козырь, не получив ничего взамен. Зак должен был согласиться на следующую попытку пересадки. Вероятно, ему придется сделать даже больше.

Митчем заявил, что Зак унаследует его империю. Такого рода заинтересованность его дядя высказал впервые.

Зак всегда считал, что Митчем воспринимает его как нежелательное пятно на идеальной ткани. Как постыдную тайну. Но ему вдруг стало ясно, чего может желать Митчем, этот бездетный нарцисс.

Наследника.

И вот он станет таковым. Об этом думал Зак, надевая кожаные туфли. Если Зак хочет получить ответы, то вынужден будет согласиться. Так ли это плохо? У него возникло мимолетное видение: умирающий Митчем, затем следуют похороны, тысячи цветов и тысячи рукопожатий. Он представил, как унаследует «Уэйкфилд Фармасьютикалс» – тогда он мог бы исправить дядины ошибки. Он смог бы позаботиться о себе и своей матери, расплатиться с семьями, которые пострадали от дядиных злодеяний. Помог бы семье Кэтрин…

Он смог бы тогда закрыть Вилдвудскую академию.

Стоп. Он очень торопит события. Зак поправил галстук, убедившись, что тот идеально отцентрирован. То есть лежит именно так, как нравится Митчему.

* * *

В течение следующей недели Зак сделался идеальным племянником, о котором мог бы мечтать любой социопат из фармацевтических магнатов. Он тенью следовал за Митчемом на мероприятиях, присоединился к нему на корпоративных обедах и молча сидел рядом с ним на собраниях. Он улыбался, уговаривал и оказывал влияние, где только мог – в основном в общении с партнерами, авторитетными господами и дамами.

Зак подыгрывал Митчему, когда тот шутил, и помогал дяде расправляться с кем надо. Он впитывал все как губка. Он был вежлив, обаятелен и хорошо осведомлен – не зря же Митчем нанимал ему в прошлом репетиторов. Зак обнаружил, что, благодаря своим талантам, внешности и очарованию, он легко обезоруживает людей.

Зак был ценным приобретением. Он был украшением, игрушкой. Иногда Заку казалось, что он чувствует фантомные боли в ниточках, за которые Митчем постоянно тянет его, как марионетку, и которые вот-вот лопнут от перенапряжения.

С бόльшим или меньшим успехом Зак заставлял замолчать свои внутренние голоса, которых теперь стало больше, чем прежде, и делал все, что от него ожидалось, с той ледяной сосредоточенностью, которой Митчем обучал его в течение многих лет.

Митчем выглядел довольным, как будто наконец выдрессировал его, как собачку.

* * *

В то утро они собрались на верхней веранде усадьбы Уэйкфилд и завершили серию сложных переговоров с японской компанией, которую Митчем хотел приобрести.

– Спасибо, что показали свой дом, – сказал мужчина, сидящий напротив Зака.

– Мне было приятно, – проскрипел Митчем. – Я думал, что завтрак на террасе с живописным видом предпочтительнее, чем беседа в офисе.

Конечно, у Митчема был офис, но Зак знал, что он предпочитает вести дела здесь, у себя в доме – приглашение людей к себе домой было еще одним способом разоружить их. Здесь пространство не такое нейтральное, как в офисе, – здесь оно всецело принадлежит ему. Здесь просторно. И душно.

Зак пожал руку нескольким джентльменам, чьи имена задерживались в его памяти не дольше, чем тепло их рук на его ладони. Он толкнул на прощание шутку о текущем состоянии фондового рынка, а затем проводил их до двери. Проводил и вернулся к Митчему, как пес, которым теперь и был.

Прислуга убирала со стола, а Митчем смотрел на Зака глазами, поблескивающими в лучах утреннего солнца.

– Ты хорошо справился сегодня, – похвалил он племянника. – Я рад видеть, что ты чувствуешь себя лучше.

Да, он чувствовал себя более спокойным.

– Спасибо, дядя, – протянул Зак, подражая тому, как говорил в прежние годы. – Возможно, я заслужил небольшую награду?

Митчем пристально смотрел на него.

– Вернуться к своим корням. Повстречать старых друзей… – продолжал Зак.

– Да, пойди сегодня вечером куда-нибудь со своей подружкой. Ты безусловно заслужил, – кивнул ему Митчем.

Его телефон зазвонил.

Зак мастерски придал нейтральное выражение своему лицу, демонстрируя показное безразличие к предложению – «хорошая кость хорошей собаке». Он кивнул дяде, но тот уже сосредоточился на телефонном разговоре.

Что-то зашевелилось в мрачном оцепенении Зака, подобно чудовищу, просыпающемуся в пещере, – это было именно то, чего он хотел. Ему нужно было получить одобрение и доверие Митчема, чтобы тот позволил племяннику отлучиться из поместья в заслуженное увольнение. Во время которого он сможет привести в действие план по выяснению того, где находится его мать.

И когда он это выяснит, он предпримет все возможное, чтобы вернуть ее.

* * *

Лимузин доставил их в «Море», клуб высокого класса в Санта-Монике.

Зак обнял не слишком одетую Вайолет, на которой было платье из блестящей черной ткани с глубоким вырезом, подчеркивающим линии ее груди.

– VIP-сервис, – сказал Зак вышибале при входе.

Зак похлопал себя по нагрудному карману, где спрятал десять тысяч долларов наличными. Митчем будет раздражен, когда поймет, сколько денег Зак снял со своего счета, но ему будет достаточно легко поверить, что племянник спустил эти деньги в ночном клубе. Дядя никогда не узнает, для чего деньги предназначались на самом деле.

Именно в этом самое привлекательное свойство наличных денег: их нельзя отследить. И это идеально подходит для частного детектива.

Оживленный промоутер выбежал, чтобы поприветствовать их в холле, и повел к столику. Интерьер клуба имел форму амфитеатра, в котором уровни VIP-секций спускались каскадом к главному танцполу. В тускло освещенных многочисленных барах привлекательные бармены энергично взмахивали шейкерами, зажигали огненные коктейли и наливали ряды разноцветных стопок на один шот. С потолка свисала широченная рыбацкая сеть с моделями, переодетыми в морских дев. Они метались и извивались в сети, изображая в соблазнительном танце попытку высвободиться из плена.

Зак уже неоднократно бывал в «Море», но на этот раз он поймал себя на том, что изучает территорию и наблюдает за обстановкой, когда они устраивались в отдельной кабинке.

Он отметил движение толпы и выделил для себя отдельные уголки и ярусы – места, где мог пообщаться с кем-то наедине.

Вскоре прибыла остальная часть их компании. Его давний друг Маркус Дженкинс, а с ним – две девушки, подруги Вайолет, Джордан и Лорен; и человек, которого Зак особенно рассчитывал увидеть, – Бобби Джефрис. Бобби Джефрис был их единственным лосанджелесским другом – Маркус и другие богатые парни, такие как он, ценили его за особую «полезность». Зак знал, что, если он предложит Вайолет пригласить Маркуса, там же непременно появится и Бобби.

Бобби был универсальным поставщиком. Что бы кому ни потребовалось, будь то поддельное удостоверение личности, аренда дома для вечеринки или что-то более мрачное, он все мог раздобыть – за соответствующую плату. Команда Зака держала его под рукой на протяжении многих лет. Он был чем-то средним между другом и прислугой.

– Зак! Тот самый Зак! – воскликнул Маркус. – Я уж думал, мы никогда не увидимся. Где тебя леший носил?

Зак встал, чтобы поприветствовать его.

– А что, Дженкинс, ты скучал по мне?

Маркус улыбнулся.

– Мне просто нужно было отдохнуть от Вилдвуда, – небрежно бросил Зак. Он пожал руку Маркусу, затем – Бобби, приветливо улыбаясь девушкам. Глупого взгляда Джордан он при этом избегал. У них была короткая интрижка в Вилдвуде, и теперь она демонстративно цеплялась за руку Маркуса, чтобы показать Заку, что они вместе. Взгляд Лорен был еще менее дружелюбным, чем взгляд Джордан.

Появилась официантка с набором бутылок, наполовину погруженных в лед.

Она разлила напитки.

– Так где же ты был все это время? – поинтересовалась Джордан, перекрикивая музыку; Вайолет бросила на нее уничтожающий взгляд.

Краем глаза Зак заметил, что Бобби пристально смотрит на него, словно лавочник, прикидывающий, вошел ли клиент с глубокими карманами в его магазин.

– Я съездил в Кабо, а потом вернулся домой, – сухо доложил Зак. – Как я уже говорил, мне нужны были каникулы.

Маркус поднял брови.

– А у тебя не будет неприятностей за то, что ты начал каникулы задолго до конца семестра?

– Нет, у нас есть договоренность, – ответил Зак.

Маркус заговорщически улыбнулся другу и поднял бокал.

– За договоренности! – произнес он тост.

Он понимал, что такое привилегии. Закулисные договоренности, исключения из правил, дополнительные карманные деньги. Даже тот факт, что все они смогли посреди учебной недели выехать из Вилдвуда, чтобы пойти в клуб с Заком, объяснялся их глубокими привилегиями, позволявшими им нарушать правила.

– За договоренности, – повторил Зак.

Все они выпили, что, казалось, временно приостановило допрос.

– Я рад, что ты вернулся, брат! – хлопнул Маркус Зака по плечу, имитируя братские узы, на которые они претендовали все эти годы.

Зак изобразил идеальную улыбку. Его друзья больше не казались ему действительно его друзьями. Зак не был уверен даже, что они когда-либо таковыми были. Он воспринимал их как декорации, тонкие бумажные фасады. Только Вайолет сейчас казалась ему настоящей, и он чувствовал ее тепло, когда она прижималась к нему.

Мгновение спустя Маркус потащил Джордан танцевать, и все вопросы отпали. Зак поймал над заставленным бокалами столом любопытный и выжидательный взгляд Бобби. Вайолет отвлеклась на телефон и ничего не замечала.

Зак кивнул ему и вышел из кабинки. Бобби с хищной улыбкой последовал за ним.

Зак бродил по рядам, пока не нашел достаточно темный, с его точки зрения, угол.

– Чем я могу тебе помочь? – спросил Бобби. – Кажется, ты немного… хандришь? – добавил он, намекая, что может легко найти для Зака способ восстановления бодрости.

– Не смотри на меня так тревожно, – отрезал Зак.

– Ладно тебе! Я просто рад, что ты вернулся, – оправдывался Бобби. – Я слышал, тебе несладко пришлось…

– Стервятник, – пробормотал Зак; его глаза сканировали толпу. – Слушай, ты ведь знаешь каких-то плохих людей?

Бобби кивнул.

– Мне ли таких не знать.

– Насколько плохих?

Бобби усмехнулся.

– Как из жутких снов.

Зак вытащил маленький свернутый листок бумаги из своего внутреннего кармана. На нем было имя отчима Вайолет. Он вложил его в ладонь Бобби.

– Я хочу, чтобы он пострадал – без необратимых последствий, но так, чтобы вывести его из строя на все лето. Чтоб набрался страху.

В злобных карих глазах Бобби вспыхнуло любопытство. Он развернул листочек, и его глаза расширились. Бобби положил его в карман, оглянувшись с привычной осмотрительностью.

– Это будет чего-то стоить, – предупредил он.

Зак полез в нагрудный карман и сунул в руку Бобби конверт с наличными. Ловкие пальцы Бобби скользнули по краешкам купюр, оценивая сумму. Его улыбка расползлась до ушей.

– Заметано, – сказал он.

– У тебя есть незарегистрированный телефон? – спросил Зак.

– Ты считаешь меня любителем?

Бобби вытащил «одноразовый» телефон и дал его Заку.

– Мне нужно отправить сообщение, – объяснил Зак.

Бобби кивнул. Зак набрал номер частного детектива Ланса, который запомнил в дядином офисе, а затем добавил текст: «Это Зак Уэйкфилд. Есть большой проект для вас. Хорошо оплачивается. Встретимся в клубе „Море”, Санта-Моника, бар на первом уровне, через два часа». Зак нажал кнопку, отправил сообщение, удалил текст и номер и вернул телефон.

– Приятно иметь с тобой дело, – заметил Бобби, возвращаясь к их кабинке.

Зак задержался на минуту, чтобы полнее отдать себе отчет в том, что только что сделал. Он чувствовал себя свободным и опасным. Это было приятно.

Когда он вернулся к столу, Вайолет плюхнулась к нему на колени и поцеловала его.

Зак выжидал, зная, что каждая песня приближает его к истечению двухчасового строка. Достаточно времени для частного детектива, чтобы добраться из любого места в Лос-Анджелесе до клуба «Море». Наконец он извинился и вышел. Его друзья едва заметили, как он выскользнул. Ланса он обнаружил за стойкой бара.

На сыщике была клубная (в его представлении) одежда – вполне приемлемая, но выглядящая немного странно в сочетании с его морщинистым лицом и лысеющей головой. Он пил пенный бочковой эль и скользящим взглядом изучал окружение. Зак склонился на медную стойку и жестом заказал выпивку.

– Я больше не работаю на твоего дядю, – сообщил ему Ланс; на губах детектива играла непринужденная улыбка, он старательно покачивался в такт музыке, по профессиональной привычке стараясь слиться со средой. – Мы с ним плохо расстались.

– Знаю. Именно поэтому я нуждаюсь в твоих услугах, – обернулся к нему Зак, взяв свой скотч.

– Твой дядя – тот еще кусок… счастья, – процедил Ланс; желваки играли на его челюсти.

«Ничего себе! – подумал Зак. – Чем же Митчем умудрился досадить ко всему привычному толстокожему Лансу?.. Что ж, тем лучше: чем больше он ненавидит дядю, тем выше будет отдача от его работы».

– Не могу не согласиться, – произнес он вслух и, сунув руку в карман, достал другой свернутый листок бумаги. – Тут имя. Женщина, которую я считал мертвой. Мне нужно все, что ты сможешь найти о ней, – история, настоящее местонахождение и все остальное. Я думаю, что она в сейчас в каком-то доме по уходу – в пределах досягаемости, но, возможно, и за пределами штата.

Ланс кивнул.

– Ну, было приятно тебя видеть, – произнес Зак чуть громче.

Он деликатно сунул сложенный листок в один из карманов Ланса и пачку наличных – в другой.

– Остальное по доставке, – добавил он.

Ланс кивнул и быстро отдал салют двумя пальцами. Зак оставил его в баре.

* * *

Зак вернулся к столику и снова потянул Вайолет к себе на колени. От его внимания не ускользнуло то, что с его появлением застольная беседа заглохла. Ему это было безразлично.

В тот момент, когда он вернулся в их компанию, ему уже было скучно.

– Мы говорили о Нике, – осторожно объяснила Лорен.

Зак почувствовал, как напряглась Вайолет.

– Вот как? – равнодушно отреагировал он.

– Ну, ты должен признать, что это странно, как вы, ребята, все исчезаете в один и тот же день? Тристан, тот математик, Ника… и ты. Всех турнули из Академии? Но за что? – допытывалась Лорен.

Она всегда раздражала Зака больше, чем кто-либо в их компании.

– Я устал от Вилдвуда, и мне нужно было немного отдохнуть. А насчет остальных я ничего сказать не могу, – заявил Зак. – С Никой у нас была мимолетная история, но теперь все кончено.

Вайолет поморщилась.

– Вот и хорошо. Она была та еще стерва. – Лорен сунула себе в рот оливку, полагая, наверное, что так она выглядит очень взрослой и соблазнительной.

– Я имею в виду, вы помните, как она держала Вайолет над этой скалой, как какая-то психопатка? – не прекращала она разглагольствовать.

Вайолет бросила на нее предупреждающий взгляд.

Зак почувствовал, как раздражение, электрически потрескивая, охватывает его, распространяется по венам и вспыхивает маленькими петардами гнева в конечностях. Огонь медленно приближался к взрывному ядру. И он выдал.

– Лорен, – сказал он самым что ни на есть бархатным голосом; ее голова обернулась к нему, как у птицы, почуявшей угрозу, – я слышал, «Леди Бёрд» выставлена на продажу…

Речь шла о пришвартованной в Монако яхте семьи Лорен.

Лорен побледнела.

– И, говорят, вы свой самолет тоже продали несколько месяцев назад.

– Как ты… – начала она, но Зак оборвал ее.

Он откинулся на спинку стула.

– А еще и дом в долине Напа, и шале в Куршевеле. Я подозреваю, что слухи правдивы. Страсть твоего отца к азартным играм наконец победила его окончательно.

Не было никаких слухов. Как и дядя, Зак держал на зарплате частных агентов. Этим он не доверял настолько, чтобы поручить им поиски Мюриэль, но они были достаточно хороши, чтобы следить за его друзьями. Чтобы вооружить его их секретами.

Зак прекрасно знал, что его слова ранят Лорен, как самый острый кинжал. Конечно, она тут же сникла, из глаз хлынули слезы; Лорен резко всхлипнула и убежала, драматично спрятав лицо в сложенных лодочкой ладонях.

Нормальная подруга побежала бы за ней или защищала ее, но Вайолет просто сидела и улыбалась. Она переглянулась с Маркусом, и они оба посмотрели на Зака с одобрением и трепетом.

Тогда Зак осознал, что они уважают его не за его внешность и деньги, а за то, как больно и охотно он способен ранить своими словами. За то, как он, без колебаний, готов растерзать кого-то. Да, на них производила впечатление жестокость.

Он был альфа-самцом их кровожадной стаи волков из высшего общества. С ним во главе они становились беспощадной стаей. Без него они были просто мелочными и злыми. Он посмотрел на восхищенные лица вокруг. Раньше он наслаждался бы их реакцией, но теперь ему было противно. Что подумала бы Ника о его словах? О том, как он унизил Лорен? Маркус приблизился к нему так, чтобы никто его не услышал.

– Она, по крайней мере, дала?

– Что? – вспыхнули возмущением глаза Зака.

Он немного отшатнулся от Маркуса, но тут же взял себя в руки и успел принять безразличный вид.

– Ну, Ника… Она тебе дала?

Восхищение в глазах Маркуса было отвратительным. Зак ненавидел того человека, которым он был в Академии. Один из них. Он обманывал, он был жестоким, он брал, что хотел.

Желчь поднялась у него к самому горлу.

– Нет, – сухо ответил он.

– В любом случае, – провозгласил Маркус, на этот раз громко, – она и этот Тристан стоили друг друга. Если вы спросите меня, чего он стоит, то я не знаю – мне все равно, он низший класс. Идеальная пара.

Зак кивнул, и его скучающий взгляд упал на танцпол. Вкручен новый предохранитель, но Зак чувствовал, как он перегорает. Каждый раз, моргнув, он видел эту фотографию: белизна простыней, спокойное выражение ее прекрасного лица во сне и Квинн.

Это тот спокойный сон, которого с ним она бы никогда не имела.

Но она жива, и она в безопасности. Для хорошего человека этого было бы достаточно.

Однако упоминание ненавистного имени – Тристан, Квинн, как бы там его ни звали – бесило Зака. Слова Маркуса, «идеальная пара», тоже задевали его за живое. Они жгли его изнутри. Квинн был виновен в обмане точно так же, как он. Почему же он должен считаться идеальной парой для Ники?

Зак жестом дал знать Вайолет, что идет за сигаретой. Выйдя из кабинки, он вернулся на первый уровень.

Он нашел сыщика там, где оставил. Зак знал наперед, что Ланс еще там. Детектив был пьющим, а пьющие не выходят из бара в день зарплаты, не опрокинув несколько рюмок. Не говоря ни слова, Зак потянулся через стойку и взял ручку и салфетку, не обращая внимания на возражения бармена. С сердцем, полным ненависти, он написал на салфетке имя и передал записку Лансу. «Квинн О’Мэлли».

– Все плохое, что сможешь о нем накопать. Двойная оплата, – сказал он.

Независимо от того, какой образ Квинн для себя создал, в действительности он был не лучше Зака. И если есть способ доказать обратное, Зак это сделает.

Ника не может принадлежать Заку. Но он может доказать, что Квинн ее тоже не заслуживает. Подобный эгоизм, говорил он себе, возвращаясь к столику, и был тем, из-за чего она никогда не смогла бы его полюбить.

Глава 25
Ника

– Я никогда не путешествовал за пределами Калифорнии или Аризоны, – признался Интеграл по дороге в Орегон. – Мои приемные родители были людьми не очень… светскими.

Интеграл подышал на окно, а затем на запотевшем стекле стал чертить уравнение кончиком указательного пальца.

– Я, правда, много путешествовал в видеоиграх. Я был в виртуальном Риме, Лондоне, Париже. Вообще-то, я однажды взорвал Париж!

Эмбер уставилась на него.

– Но почти сразу я пожалел об этом, – быстро добавил Интеграл.

Квинн хмыкнул с заднего сиденья.

Они ехали по пыльным автострадам и грунтовым дорогам через луга и поля, мимо маленьких городов. Мимо вереницы красных гор, вершины которых мерцали сквозь туман, как сахарные навершия на сочных ягодах клубники.

Ника наблюдала, как проносятся рощи синих дубов и желтых сосен.

* * *

Через три с половиной часа они стояли перед пунктом назначения, уставившись на дом, словно сошедший с картинки, изображающей идеальное ранчо.

Квинн восхищенно свистнул: «Смотрите-ка!»

Большая бревенчатая хижина стояла на вершине небольшого холма. Французские окна – до пола – с каждой стороны должны были обеспечивать жильцам прекрасный вид на жемчужно-голубую реку, журчащую внизу. Ближайший сосед расположился в нескольких минутах ходьбы вверх по ее течению. Чед припарковал фургон на обочине, на приличном расстоянии от дома. Случайным свидетелям должно было бы показаться, что владельцы белого фургона устроились рыбачить где-то на берегу.

Цветущие кизиловые кусты вдоль подъездной аллеи сгибались под тяжестью густых кистей цвета слоновой кости. Очаровательный дом в живописной долине. И тем не менее он вызывал у Ники ощущение тревоги. Что они найдут здесь?

– Готов поспорить, это дом реципиента, а не донора. Слишком уж здесь все по-богатому, – заметил Интеграл, используя технические термины, услышанные от Стамоса.

Ника посмотрела на дом с подозрением.

– Ничто не указывало на то, что в книжечке с адресами есть получатели трансплантатов, – возразила она.

Квинн приглядывался к лакированной входной двери.

– Тот, кто здесь живет, богат, а у богатых гораздо сложнее похитить талант.

– Так что, Общество Вилдвудских выпускников, – вернула их к действительности Эмбер, – каков план действий?

– Я не вижу вариантов, – отозвался Интеграл. – В книжечке только адреса – нет даже имен, которые бы подсказали, с кем мы имеем дело.

– Спроси, и тебе откроется, – нашелся Квинн: он запустил свои тонкие пальцы в хромированный почтовый ящик у входной двери и выудил из него стопку конвертов. – Адресовано Кассандре Симпсон, К. Симпсон, К. Х. Симпсон, – читал он, просматривая адреса на конвертах. – Очевидно, она живет одна.

– И я не думаю, что она дома, – указала Эмбер на подъездную аллею. – Для такого дома и в таком месте нужна машина. А ее у дома нет, и нет гаража.

Интеграл задумчиво протянул:

– Ее имя звучит знакомо. А рядом с адресом стоит номер «2».

Ника снова посмотрела на подъездную аллею.

– Так что, мы должны вернуться к фургону и ждать ее?

Чед, прислонясь к стене дома, выковыривал ножом-бабочкой грязь из-под ногтей.

– У нас время на исходе, – протянул он. – Пора рассмотреть другие методы сбора информации.

– Имеешь в виду взлом двери? – спросил Квинн, и глаза его вспыхнули азартом. – Тут, вероятно, есть сигнализация.

Мгновенно взгляд его остановился на Саймоне. Тот напрягся.

– Как думаешь, приятель? Мы справимся? – ухмыльнулся Квинн.

Голова Интеграла уже качнулась в энергичном «нет», но Эмбер вмешалась прежде, чем он успел ответить.

– Конечно, справитесь! Интеграл может что угодно сделать!

При виде ее убежденности решительное «нет» Интеграла растворилось в уверенном «да».

– Я попробую, – произнес он вслух, рассматривая дверь. – Я посмотрю, какая здесь система; но, если это что-то иное, чем беспроводная сигнализация, я ничего не смогу поделать.

Сложив ладони козырьком, чтобы не мешал свет, он посмотрел внутрь дома сквозь встроенную в дверь стеклянную панель.

– Я прочитаю ее письма! – объявила Эмбер.

Друзья обескураженно посмотрели на нее.

– А что? – пожала она плечами. – Она потеряла право на личную жизнь в тот момент, когда украла чужой талант!

– Если она это сделала, – уточнила Ника.

Интеграл оторвался от стекла.

– Я не вижу, какой здесь тип сигнализации.

Квинн постучал в дверь и стал ждать. Когда ответа не последовало, он опустился на колени и атаковал замок с помощью своей любимой отмычки. Провозившись какое-то время, он начал ругаться себе под нос.

Наконец наблюдавший за ним Чед потерял терпение, и перевоплотился в домашнего дебошира: сняв свою фланелевую рубашку, он обернул ее вокруг кулака и мощным ударом пробил толстое декоративное стекло.

Квинн вздрогнул, когда крошечные осколки посыпались ему на плечи.

– Эй! У меня уже почти получилось! – завопил он.

Подпрыгивая на одной ноге, Квинн стряхивал с себя осколки, как будто они были насекомыми, насыпавшимися ему за воротник.

– «Почти» не считается, – отрезал Чед.

Он тоже стряхнул стекло с фланелевого кулака, просунул руку сквозь дыру в стекле и отпер дверь изнутри.

Дверь открылась, и сигнализация сработала. Не обращая внимания на ее вой, Чед подтолкнул Интеграла к панели управления. Тот, покрывшись испариной, лихорадочно соображал, осматривая систему. Тем временем Чед прошел мимо него и исчез в коридоре, ведшем из прихожей вглубь дома. Минуту спустя шум прервался. Наступившая вскоре после этого тишина оглушила больше, чем завывание сигнализации.

Чед вернулся.

– Я отключил телефон и электричество. Старая школа. Это даст нам немного времени, прежде чем появится полиция.

– Чед, я плохо работаю под давлением, – простонал Интеграл.

– Под давлением все работают хорошо, – осклабился Чед в ответ.

Он снова углубился в дом.

– Вот эти вот жемчужины мудрости, что ты рожаешь каждые пять секунд, – последовал за ним Квинн, – они реально раздражают. Тебе об этом раньше никто не говорил?

Чед демонстративно пропустил его замечание мимо ушей.

– Весь смысл того, что Хефе послал нас на это задание, состоял в том, чтобы не привлекать внимания, – громко сетовала Ника. – Как мы должны не привлекать внимания, разбивая в щепки двери?

– Извините, если я думаю, что методы старой школы более эффективны, чем подростковая возня, – огрызнулся Чед, шагая дальше.

Интерьеры дома напоминали охотничью усадьбу: на стенах оленьи головы, удобные вельветовые кушетки, сводчатые потолки. Гостиную украшал впечатляющий бронзовый камин, обложенный булыжным камнем.

Из окон до пола открывался великолепный вид на изумрудно-зеленый лес и огибающую его реку. Вдоль стены гостиной расположились обычные стеллажи, заполненные рядами аккуратных переплетов. Рядом с элитной развлекательной системой стоял витринный шкаф, полный наград и сертификатов.

– Что именно мы ищем? – пролистала Эмбер стопку распечатанной почты на кухонном столе.

– Признаки любого таланта, который она могла обрести или потерять, или просто информацию о том, как она связана с Вилдвудом, – проинструктировал ее Интеграл; он указал на рамки с дипломами в шкафу. – Она никогда не была студенткой Вилдвуда, это точно. Она получила степень магистра по английской филологии задолго до открытия Академии.

– Может, у нее ребенок, который учился в Вилдвуде? – предположила Ника.

Квинн появился из соседнего коридора. Ника даже не заметила, как он отлучился.

– Детей нет. Есть главная спальня, кабинет и две безупречные комнаты для гостей. Я проверил.

– Она могла быть и донором. Не все доноры бедны, – сказала Ника, украдкой бросив виноватый взгляд в сторону Эмбер.

Эмбер жила в достатке, и все же у нее похитили талант.

– Не все, – подтвердила Эмбер. – Но мы становимся бездарными, как только нас обкрадывают. Она не получила бы все эти награды, – указала Эмбер на витрину, – если только не до пересадки. Что было бы нереально, раз трансплантаты берут у школьников…

– Откуда нам знать, что Вилдвуд не делает этого с другими людьми? Это не обязательно должны быть ученики старших классов в Академии, – рассуждал Интеграл, осматривая стеллажи. – Возможно, они это проделывали и со взрослыми.

Интеграл провел пальцем по блестящим корешкам ряда книг. Вдруг он резко остановился.

– Си Шедоуз! – воскликнул Интеграл, хватая книгу с полки. – Первое издание!

На полке над его головой было еще с дюжину книг, идентичных той, что он держал в руках. Интеграл осознал, что все смотрят на него, и его пухлые щеки зарделись.

– Она замечательная писательница-фантаст! Пишет об одной далекой планете, где разумные существа имеют вид ящериц, и они способны путешествовать во времени… Вы… думаете, я мог бы… может быть… взять одну?

– Возьми в подарок от фирмы, – весело предложил Квинн, подходя к Интегралу. – Только не спрашивай Чеда, он очень чувствителен к вопросам грамотности.

Чед нахмурился.

– Хефе приказал мне оставить тебя в живых, пацан. Но он не запрещал мне что-нибудь отрезать от тебя.

– Мне нравится, как озаряется твое лицо, когда ты говоришь о своих увлечениях, – отозвался Квинн с насмешливой нежностью.

Ника предостерегающе посмотрела на Квинна: «Не дразни спящую собаку. Не забывай, кто он».

Впрочем, если Чед был действительно зол, он этого не показывал. Он взял себе пива из большого холодильника и направился к двери.

– Я буду на стреме. У вас есть десять минут, чтобы найти ценную информацию, – окинул он их своим фирменным взглядом киллера и задержал его на Интеграле. – Твои литературные увлечения не в счет.

Он исчез в коридоре, натягивая на ходу свою грязную фланелевую рубашку.

– Это ее дом! – взмахнула Эмбер листком из почты. – Смотрите! Документ о выплате роялти!

– Я же говорил, знакомое имя! – воскликнул Интеграл. – Си Шедоуз – это псевдоним Кассандры Симпсон. – Саймон с благоговением оглянулся на полку. – Посмотрите! Специальные выпуски ее саги «Друиды Марса».

– Видишь! – сказал Квинн. – Я же обещал тебе, что мы пополним твою коллекцию.

Интеграл никогда не переставал жаловаться на то, что вынужден был оставить все свое имущество, когда они сбежали из Вилдвуда. Ника знала, что он так и не смирился с потерей своих драгоценных комиксов.

Интеграл отложил для себя еще одну книгу – похоже, он начинал привыкать к идее «подарка от фирмы».

– Ну, теперь мы знаем, что это дом писательницы и что зовут ее Кассандра Симпсон. Толку от этого немного, – признала Ника, просматривая счета и квитанции на кухне.

– Судя по ее многочисленным бестселлерам, она довольно талантлива, – заметил Квинн.

– А также – судя по ее огромным роялти, – помахала Эмбер квитанцией. – Рядовые писатели столько не зарабатывают.

– Да, она талантлива, но это не значит, что ее талант украден, – раздраженно сказал Интеграл.

– Интеграл, сохраняй объективность, – одернул его Квинн. – Только потому, что тебе нравятся ее роботы на Марсе…

– Друиды! – нахмурился Интеграл.

– Ладно, друиды. Это не значит, что она хороший че ловек.

Ника продолжала обследовать дом. Ничто не указывало на то, что у женщины была семья. Ее фотографии были во многом похожи на фотографии директора Вилдвуда – достижения и памятные даты, встречи с важными людьми. Ника держала в руках очередную серебряную рамку.

– Нич-чего с-себе, – прошипела она, переворачивая рамку, чтобы показать фотографию Интегралу. – Мы в доме Кэрол Хем!

– В чьем? – переспросила Эмбер.

– Кэрол Хем, ученая, которая возглавляла команду исследователей, среди которых был директор! Я запомнила ее лицо на фото из той газетной вырезки, которую обнаружил Интеграл.

– Я думал, что Кэрол Хем мертва, – напомнил Квинн.

– Да, я наткнулся на ее свидетельство о смерти, когда проводил исследования в Вилдвуде, – подтвердил Интеграл.

– Что делают фотографии мертвой ученой в доме этой писательницы? – спросил Квинн, слегка отвлекшись на дорогую развлекательную систему.

Интеграл неуверенно раскрыл первое издание, которое отложил для себя, и нашел на последней странице портрет автора. Он поднял книгу, чтобы друзья увидели.

– Кэрол Хем – это Си Шедоуз, – признал он грустно.

– Но в любом случае она мертва, – уточнил Квинн. – Так, что ли, выходит?

Из прихожей донесся шум и женский визг.

– Как по мне, она мертвой не выглядит, – проворчал Чед, таща пожилую женщину за темные с проседью волосы и прижимая к ее виску пистолет.

Байкер рывком вытянул стул из-за обеденного стола и бросил на него худощавую женщину. Кэрол Хем от ужаса таращила синие холодные глаза. Ее серебристые волосы были пострижены у дорогого мастера строгим коком.

– Кто вы? – спросила она. – Чего вы хотите от меня?

Чед хмыкнул в сторону Ники.

– М-м… – Ника сделала нерешительный шаг вперед.

Единственным человеком, которого она когда-либо допрашивала, была медсестра Смит, и тогда к голове допрашиваемой не приставляли пистолет.

– Вы Кэрол Хем? – заикаясь, начала Ника.

Изумление непроизвольно отразилось на холеном лице дамы. Она моментально взяла себя в руки, но было слишком поздно.

– Я не знаю никого с таким именем. Меня зовут Кассандра Симпсон.

– Вы уверены? – спросил Квинн. – Вы очень похожи на нее.

– Мой псевдоним Cи Шедоуз. Я известная писательница. Возможно, вы слышали обо мне? Я автор бестселлеров, у меня… у меня есть деньги. Я могу заплатить, если это то, что вам нужно.

Чед опустил пистолет и сильно ударил Кэрол в лицо основанием кулака с зажатой в нем рукоятью. Ее голова отскочила назад, как на резинке. Ника ахнула в ужасе. Эмбер сделала шаг вперед, как будто бы могла остановить его.

– Зачем ты ударил ее? – прошипел Интеграл.

– Затем, что я могу определить, когда мне врут.

Чед сжал подбородок женщины и повернул ее лицо к себе. Ее губы были в крови.

– Больше не врать, – сухо велел он. Затем кивнул Нике: – Еще раз.

От ужаса и стыда Нике свело желудок, но она сделала следующий шаг.

– Кэрол, – мягко попросила она, – вы должны нам рассказать, что вы знаете о Вилдвудской академии и об исследованиях, которые вы проводили с директором – я имею в виду Стивена Эдисона.

При упоминании этого имени в глазах Кэрол снова мелькнуло мимолетное – словно скоростной поезд – удивление, которое она попыталась скрыть.

– Я не знаю, о чем ты…

Кэрол не успела закончить свою ложь, как Чед снова ударил ее – на этот раз левой. Раздался хруст: кровь хлынула из носа Кэрол.

– Чед, не будь таким дикарем! – в ужасе воскликнул Квинн.

Стыд горячей волной накрыл Нику – но стыд не столько из-за того, что делал Чед, а из-за того, что она не хотела, чтобы он прекращал – она хотела услышать правду.

Чед снова потянул женщину за подбородок.

– Как тебя зовут? – прорычал он.

Она не отвечала.

– Этот толстяк – твой большой поклонник, – указал Чед на Интеграла. – И он хочет что-нибудь на память о встрече с тобой.

– Конечно, бери все что захочешь, – заикаясь, промолвила женщина, глядя на Интеграла.

Тот пристыженно отвел глаза – он знал, что это уловка.

И был прав. Вспышка серебра, а затем большая прядь волос Кэрол повисла на пальцах Чеда. Он срезал волосы своим ножом-бабочкой. Кэрол закричала, чем заработала зуботычину, заставившую ее замолчать.

– Я думаю, клок твоих волос пока сойдет, – проворно крутил Чед свой нож между пальцами; острый металл опасно вспыхивал у него в руках. – Но, может быть, палец будет лучше в качестве сувенира?

Чед потянулся к руке Кэрол.

– Пожалуйста… не надо… пожалуйста, – взмолился Интеграл.

Чед на мгновение направил на него пистолет, напоминая: чья сила, того и власть; и парень замолчал.

– Итак, твои пальцы, все десять. – Чед наклонился над Кэрол, голос его был низким. – Нет, девять. Я буду великодушным. Ты напишешь свой следующий роман мизинцем.

– Кэрол, – тихо начала Ника.

Женщина инстинктивно обратила на нее свой взгляд в ответ на имя, которое она, вероятно, не слышала много лет.

– Мы знаем, что это вы. Давайте перейдем к той части, где вы ответите на наши вопросы, и на этом все будет закончено.

Ника попыталась произнести все это твердым и уверенным голосом. Женщина с быстро опухшим глазом не шелохнулась, как бы не воспринимая слова Ники.

– Вы были ведущим ученым в команде, которая обнаружила, что гены таланта можно извлечь, да или нет?

Никакого ответа.

Молчанием женщина заработала еще одну увесистую зуботычину. Кэрол кашлянула и сплюнула кровью на роскошный ковер.

– Что произошло потом? После того, как исследование было закрыто? – попытал счастья Квинн.

На мгновение показалось, что ему Кэрол тоже не ответит; потом она взглянула на косточки кулака своего мучителя и, кажется, наконец пересмотрела свое поведение.

– Эксперимент остановили. Исследование провалилось, – сказала она.

– Вскоре после этого вас объявили мертвой, – вступил Интеграл. – Почему?

– Так было лучше.

Губы Кэрол дрогнули. Чед хрустнул суставами, разминая ладони.

– Еще один расплывчатый ответ, и я действительно отрежу тебе пальцы. Прекращаем игры, Кэрол.

Чед схватил ее за руку и подложил нож под ее указательный палец. Кэрол взвизгнула.

– Ладно! Я все скажу! Только прекрати!

Чед ослабил хватку, но не отпустил ее.

– Все в команде умерли, так или иначе. Загадочные происшествия, болезни, исчезновения. У меня было два варианта – умереть понарошку или быть убитой по-настоящему… Вы бы что выбрали?!

– Так значит, вы имитировали свою смерть? – спросил Интеграл.

Кэрол кивнула сквозь слезы.

– Почему? – нахмурился Квинн.

– Потому что иначе Стивен убил бы меня.

Стивен. Директор.

– Почему он желал вашей смерти? – спросила Эмбер.

– По той же причине, по какой пришлось умереть остальным. Он хотел, чтобы все замолчали. Он завладел результатами исследований и открыл эту ужасную школу.

– Но директор… Стивен… Он, очевидно, знает, что вы живы, – вслух рассуждал Интеграл; шестерни его блестящего ума быстро вращались. – Вы в его списке. Так почему он позволил вам жить? У него не было гарантии, что вы будете молчать… если только… – Он замолчал, а синие глаза его остановились на полке первых изданий. – Если только вы не были соучастницей.

На этот раз Кэрол выглядела по-настоящему испуганной, наблюдая, как Интеграл складывает кусочки пазла в картинку.

– Он дал вам литературный талант, – сказал Интеграл. – Чтобы вы молчали.

– А вы бы выбрали смерть? – вызывающе спросила Кэрол, уставившись на Интеграла. – Он убил всех из нашей команды. Все умерли. Хотя нет, один ученый сбежал – немец по имени Ганс, который отправился в Европу и там исчез.

– Вы решили имитировать собственную смерть, а он позволил вам, потому что знал, что вы будете молчать, чтобы скрыть свою причастность, – подытожил Интеграл.

Кэрол отвела глаза, не выдержав стыда, что обрушился на нее. Ника больше не чувствовала ни ужаса, ни вины за то, что они с ней делали. Она чувствовала только ненависть, холод и железную твердость.

– Вы бы что выбрали, – спросила Кэрол, – умереть праведно или жить со славой и талантом? Любой бы так поступил. Мне дали талант, и было бы неправильно не использовать его.

– Он был не ваш, – отрезала Эмбер.

Кэрол посмотрела на нее так, словно заметила девушку в первый раз.

– Любой бы выбрал то, что и я, – настаивала Кэрол.

Она пыталась держать спину прямо, колеблясь под взглядом оценивающих ее пяти пар глаз.

– Нет, не любой. Я бы не стала, – твердо заявила Эмбер.

Ника заметила, как Квинн неловко топчется, пытаясь смотреть куда угодно – только бы не в полные тоски и отвращения глаза Эмбер, уставившейся на Кэрол.

– Почему вы оказались на втором месте в записной книжке Стивена? – спросил Интеграл; он показал ей красную записную книжку.

– Он ее сохранил? Вот дурак! – воскликнула Кэрол.

Снова Чед захрустел костяшками, и она поспешила объяснить:

– Я была второй в истории трансплантации.

– А кто был первым? – поинтересовался Интеграл.

– У Стивена был богатый покровитель, готовый финансировать его планы относительно открытия Академии. Этот инвестор предложил первый объект для пересадки – свою родственницу, которая была очень серьезно больна. Но процедура ухудшила ее состояние, и она умерла от этого через год: у нее, очень скоро после процедуры, развились побочные эффекты. Именно тогда они проверили технику на мне. Я стала первым случаем успешной трансплантации. Я знала, что это рискованно – но все же лучше, чем гарантированно умереть.

Инвесторы? У Академии были инвесторы, как в каком-нибудь законном бизнесе?

Ника закипала.

– Что случилось с вашим донором?

– Я… я не знаю, – пробормотала Кэрол; но ответ был очевиден – ничего хорошего.

Ника задавалась вопросом, кто он был, тот бедный человек, который потерял свой талант, свою душу и, вероятно, свою жизнь. Бестселлеры на полках внезапно представились зловещей добычей, как реликвии, украденные из чужой земли, или кости из святого могильника, выставленного в музее.

– Вам это не принадлежало, – быстро заговорила Эмбер, – и вы не имели права на это! Вы не должны были принимать чужой талант. Где человек, которому он принадлежал? Он мертв? Мертв?

Ее голос перерос в крик, но затем дрогнул. Ее крик был последним криком умирающей птицы. Ее тело дрожало, а затем ее охватили рыдания, и она рухнула.

– Убери ее отсюда, – проворчал Чед в направлении Квинна.

Тот осторожно взял Эмбер за руку, помог ей встать и вывел, успокаивая и утешая. Интеграл провожал их взглядом, искренне сопереживая.

– Заканчивай допрашивать ее, – вернул Чед Нику к поставленной задаче.

– Этот другой ученый, который сбежал, Ганс… Вы знаете, куда он отправился?

– Нет, он… – начала было Кэрол.

Допрос прервал внезапный вой полицейской сирены. Резкий и быстро приближающийся. Чед переглянулся с Никой, а Кэрол попыталась подняться со стула. Чед толкнул ее вниз.

– Сидеть! – рявкнул он и повернулся к Нике и Интегралу. – Возвращайтесь к машине. Пройдите назад вдоль речки и ждите меня в фургоне. Я разберусь тут с Кэрол.

Женщина умоляюще посмотрела на Нику.

Ника встретилась глазами с Интегралом.

– Беги! – прошипела она.

Интеграл бросился к черному ходу. Он нащупал замок раздвижной двери.

– Не поддается, – прохрипел он, яростно дергая защелку. – Замок заело!

Ника дернула дверную ручку – бесполезно. Пнула дверь ногой. Ничего.

– Сюда! – позвал Интеграл, перебежав к другой двери, ведущей на террасу. Ника поспешила за ним. Саймон рванул дверь, как раз когда сирена доносилась уже со стороны подъездной аллеи. Интеграл пошел первым, но, когда его тело было уже наполовину за дверью, повернул обратно.

– Ника, книжечка, мы забыли записную книжку!

Ника быстро вернулась в гостиную и схватила красную книжечку с журнального столика. Кэрол и Чеда здесь уже не было. Она бросилась обратно на террасу, но почувствовала чье-то присутствие за спиной.

– Стой! – рявкнул кто-то, и раздался металлический щелчок.

Она обернулась и посмотрела на полицейского. Его пистолет был нацелен ей в сердце.

Ника подняла дрожащие руки и сдалась.

Глава 26
Зак

Ожидание хоть какой-нибудь информации от Ланса о матери было мучительным. Зак пытался убеждать себя, что это может занять несколько дней. Что ему не следует раньше времени давать волю призрачной надежде. Надежда – это птица, и, если он впустит ее, она будет бить кровавыми крыльями внутри клетки.

Если он впустит надежду, она может убить его.

Зак поднял взгляд от своего идеального круассана на Митчема. Его дядя читал газету с той же бесчувственной прохладой, которую выказывал ко всему на свете. Зак попытался собрать внутри себя немного огня, немного ярости против человека, который так ее заслуживает. Он заглянул глубоко в себя в поисках гнева и обнаружил себя пустым. Это стало обычным явлением. Он чувствовал, как все тот же успокаивающий бальзам накрывает его, словно мед, струится, заполняя черные дыры липкой сладкой массой. Успокойся, не сейчас, казалось, шептал ему завораживающий голос.

– Пришло время вернуться к теме твоей трансплантации, – объявил Митчем.

Зак стиснул зубы.

– Да, дядя, – послушно отозвался он. – Когда это произойдет?

– Скоро. Мы сейчас подыскиваем кандидатов.

Кэтрин. Кэтрин. Кэтрин. Призрак, посягающий на онемение его души, не отступал. Как долго призрак может преследовать его? Год? Десять лет? Вечно? В конце концов у призраков больше времени, чем у смертных. Впрочем, несмотря на это преследование, Зак был благодарен призраку Вайолет, что не дает ему забыть о Кэтрин. Ведь это означало – не все человеческое в нем выгорело. Что-то осталось.

– Я рад, что ты стал сговорчивей, мой мальчик, – сказал Митчем, вставая. – В твоей комнате тебя ждет подарок. Общение с друзьями – это награда за твои успехи в работе над собой.

Митчем вышел из столовой, а Зак остался сидеть, рассматривая роскошные обои.

Затем он прошел в свою спальню, мимо картины Ники.

– Привет, незнакомец, – раздался знакомый голос из ванной комнаты.

Оттуда вышла Вайолет в красивом красном платье. Ее черные волосы были распущены, а пухлые губы подведены рубиново-красной помадой.

Зак на мгновение нахмурился. Так это о ней говорил Митчем как о подарке? Почему-то ему представлялся кто-то другой… Ну как он посмел? Монстр. Но тут его взгляд упал на кровать, где он заметил небольшую кожаную коробочку.

Вайолет снова вступила в его поле зрения.

– Тебя больше волнует твой подарок? – укоризненно спросила девушка; уголки ее глянцевых губ растянулись в улыбке.

Зак покачал головой и прислонился к стене, наблюдая за Вайолет. Она была темной стороной луны. Зеркалом его собственной тьмы. Он мог забыться и утонуть в ней.

– Ты приоделась, однако, – протянул он.

– Я праздную, – отозвалась Вайолет.

Она вытащила из-за спины бутылку шампанского и подошла к нему, пританцовывая.

– Что за повод?

Что-то шевелилось внутри Зака. Вайолет провела пальцем по отвороту его пиджака, и он вопросительно посмотрел на нее.

– На моего отчима напали, – сообщила она.

– Мне жаль это слышать, – посочувствовал Зак, надевая маску безразличия.

– Но не мне, – заметила девушка, и в ее глазах вспыхнули огненные льдинки. – Три сломанных ребра и сломанная рука.

Она обняла Зака за шею и привлекла его к себе. Он задержал дыхание. Это было так приятно: чувствовать и быть живым! Пусть даже все это неправильно.

– Сломанная нога, обширные кровоподтеки, – прошептала Вайолет, словно читая меню в кафе.

Зак вздрогнул.

– Врачи уложили его в постель, – прошептала она.

– Надолго?

Вайолет отстранилась и посмотрела на него. Ее глаза горели. Странный образ пришел в голову Зака. Она была тундрой. Ее глаза были зимним пожаром в тундре.

– Скажем так, у меня будет приятное лето.

– Какой неожиданный поворот событий, – тихо промолвил Зак.

– Так ты посмотришь подарок? – немного капризно протянула Вайолет.

Зак открыл коробочку и вытащил из нее часы. Очень дорогие часы. Он нежно поцеловал Вайолет, та звонко рассмеялась и выскользнула из его объятий.

* * *

Зак сидел в гостиной и пил виски – постарше, возможно, его отца. Возможно. Кем бы ни был тот ублюдок.

На скамеечке у ног Зака ожидал идеальный сэндвич, приготовленный для него каким-то призраком прислуги, но Зак в эти дни не испытывал голода. Тем не менее он заставил себя съесть сэндвич. Странное послевкусие задержалось надолго после еды. Его рот сделался словно бумажным внутри.

Он мог бы пойти на кухню и попросить что-нибудь получше. В детстве ему хотелось видеть людей, узнать их имена; он вертелся на кухне, слушая их разговоры. Такое его поведение не одобрялось тогда, и сейчас определенно не вызовет восторга.

– Не якшайся с прислугой, – выговаривал ему Митчем.

Мальчик, правда, в те времена не понимал, что значит «якшаться».

Зак решил связаться с частным детективом и потребовать отчет о проделанной работе. Митчем был доволен племянником и удлинил поводок – ему разрешено было покинуть территорию имения. Зак купил одноразовый телефон, написал Лансу сообщение, а затем выбросил телефон.

Через несколько часов прибыл курьер с небольшой посылкой. Зак расписался в получении. В усадьбу приходило много писем, и Митчем или его сотрудники не придали бы значения тому, что Зак расписался за какую-то почту, даже если бы увидели, как он это делает.

Зак спрятался в своем шкафу. Хотя шкаф был размером со спальню обычного человека, он все равно чувствовал себя глупо, прячась в нем. Зак не прятался в шкафу с тех времен, когда умерла его мать. С тех времен, когда его выдергивали из-за рядов одежды и доставляли к медсестре или врачу.

И вот теперь он сел между костюмами и осмотрел свою посылку. Он распечатал конверты и с нетерпением копался в содержимом.

Зак был разочарован. Почти вся папка была посвящена Квинну. Впрочем, несмотря на его разочарование, некоторые находки Ланса заставили Зака удовлетворенно улыбнуться. Всегда и у всех есть тайны – нужно лишь копать достаточно глубоко, сказал бы Митчем. У дяди всегда и в любое время были под рукой два частных сыщика. Митчем любил использовать секреты своих партнеров в качестве аргументов при сделках.

Сейчас Заку стало понятно, почему его дядя так поступал. Знание правды о Квинне было опьяняющим. Это знание дало Заку силу, которая отчасти заполнила пустоту в нем самом.

Квинн был ничем не лучше его, и как только Ника узнает правду, она совсем другими глазами посмотрит на ирландского парня. Когда она узнает, что в Ирландии его разыскивают не за долги, как он утверждал, а за убийство, она больше не сможет его любить. Таким образом, она не будет любить ни одного из них.

Досье матери Зака было очень тонким и не раскрывало никаких особых тайн. Многие детали были Заку известны: имена ее врачей, несколько медицинских карт, название учреждения, в котором, как он считал, она умерла. Ланс утверждал, что она там не находилась, – он проверил. Сыщик не сумел отследить свидетельство о смерти или детали покупки места на кладбище или кремации, однако у Зака были слабые воспоминания о каких-то похоронах.

Он не присутствовал на погребении, но помнил, что был одет во все черное. Сидел в фойе, скрестив руки, молча скорбя. На каминной полке стоял ее черно-белый портрет в обрамлении цветочной гирлянды. Портрет простоял там, лишь пока не увяли цветы. Как только начали опадать лепестки, портрет исчез. Зак достал лепестки из мусора и разбросал их на могиле хомячка Ролекса. Ему и тогда казалось странным оплакивать мать в том месте, где почил его грызун, но это была единственная могила в его распоряжении.

В прилагаемой записке сыщик настаивал на том, что ему нужно больше времени для ознакомления с источниками. Зак так остро нуждался в информации о ее фальшивой смерти, что ему начала скрести горло отвратительная жажда. Гортань пересохла так, что он не мог вымолвить ни слова.

Вдруг Зака осенило. Он сообразил, что есть один человек, который должен знать больше о предполагаемой смерти Мюриэль и о неделях после этого события.

* * *

Зак дождался, когда Митчем выйдет из дома, и лишь тогда пробрался в его кабинет. Дядя был достаточно высокомерен, чтобы оставить кабинет незапертым, несмотря на многочисленные прежде рейды племянника, не раз учинявшего здесь разгром. Первым делом, пропустив отчет Ланса через измельчитель, Зак стал просматривать старую дядину картотеку наемного персонала.

Он нашел контактные данные личности, которая его интересовала, и поставил картотеку на место. Это были данные одной из его беспрестанно сменяющихся нянек, Хелены, которая была с Заком, когда умерла его мать.

Уже повернувшись, чтобы уйти, он заметил на столе Митчема папку, которую раньше не видел. Она лежал прямо на середине стола, словно маня к себе.

Зак не в силах был сопротивляться. Он отодвинул верхний слой документов, под которым виднелось что-то глянцевое. Фотография девочки. На вид ей можно было дать около семи лет.

– Я устал от того, как ты постоянно приводишь мой кабинет в беспорядок, – послышался бесчувственный голос из-за двери.

Незадача… Подняв голову, Зак встретился взглядом с дядей.

– Я вижу, ты ознакомился с объектом номер два, – кивнул Митчем на фотографию в руке Зака.

Зак даже не сразу понял, что он держит в руках. Он выпустил фотографию. Та медленно спикировала на пол, как мертвая бабочка, лицевой стороной на роскошный ковер.

– Но… она еще совсем ребенок, – пролепетал Зак; его глаза недоверчиво искали какие-нибудь признаки человечности в облике Митчема, знак того, что он лжет.

– Как ты думаешь, легко ли подобрать идеального донора? – раздраженно спросил Митчем. – Оба пациента должны быть совместимы; донор должен иметь фотографическую память; мы должны провести сложную подготовительную работу. Мы прошли через все это, я полагал, что ты согласился.

– Пусть кто-нибудь другой… кто угодно, – прохрипел Зак; голос его сломался на этой мольбе.

– Ты предпочел бы, чтобы это была Ника?

Это был не вопрос – Митчем хорошо знал ответ.

– Нет… но… это не означает, что я хочу забрать жизнь у ребенка! – сорвался Зак.

Он проклинал себя за то, что сломал всю свою коварную игру.

– Я не буду говорить с тобой, когда ты в состоянии помешательства, – нахмурился Митчем.

Зак выбежал из кабинета, миновав стоящего в дверях дядю.

– Ты сделаешь пересадку, – крикнул вслед ему Митчем; в голосе дяди ясно слышна была самая черная угроза. – Мне это необходимо. Или Ника умрет; и ты больше никогда не увидишь свою мать.

Зак остановился.

– Я ненавижу тебя, – произнес он совершенно ровным голосом. – И я молю Бога, чтобы в какие-то моменты, глухой ночью, ты тоже себя ненавидел. Я надеюсь, что в эти мгновения ты узнаешь, кто ты на самом деле. Монстр.

Тщательно продуманный план Зака развалился. Блестящую идею смыло волной. Он неспособен был разыграть свою партию по правилам монстров. Зак не мог опуститься так низко.

Он найдет мать самостоятельно. Зак шел, спрятав в руке, словно спасательный круг, листок с похищенной информацией – личные данные няни.

Глава 27
Ника

Ника сжимала и разжимала руки на решетке камеры. Она смотрела на обстановку крошечного, скорее деревенского полицейского участка. Здесь было… странно. Дежурили всего лишь два полицейских. Один полный, с густыми, неровно подстриженными усами. Другой долговязый, тощий, с висящими вдоль тела длинными руками, напоминавшими Нике плакучую иву у дома Кэрол Хем. Кстати, где сама Кэрол Хем? Удалось ли ей сбежать от Чеда?

Кроме Ники и Интеграла в заточении здесь находился только один задержанный – растрепанный подросток в соседней камере. Вид у него был скучающий.

Полный полицейский осматривал и фотографировал нечто, выглядевшее как башня из сыра. Между делом он сурово поглядывал на мальчишку-растрепу. Ника изогнула бровь и отвернулась от решетки.

– Я думаю, что мальчик по соседству украл кучу сыра, – прокомментировала она, встретившись взглядом с Интегралом.

– Задержаны на месте преступления, в чужом доме, – пробормотал тот, пряча лицо в ладонях.

Ника едва сдержала смех. Он снова посмотрел ей в глаза.

– Как ты сохраняешь такое спокойствие? Ника, ты знаешь, что делают с такими, как я, в центре заключения для несовершеннолетних? По сравнению с этим издевательства в Вилдвуде покажутся приятным свиданием!

– Все будет хорошо, просто дыши ровно, – утешила его Ника; но она знала, что лжет Интегралу.

Она снова осмотрела обстановку в участке, заваленном бумажными документами и заставленном странными кофейными кружками.

Интеграл, понизив голос до шепота, озвучил ее собственные сомнения:

– Как ты думаешь, стоит сказать им правду?

Ника пожала плечами. Более крупный полицейский теперь взвешивал сыры и записывал результаты в блокнот. Она не была уверена, что они достаточно вооружены для оглашения правды.

– Надеюсь, ты доволен, – проревел полицейский, обращаясь через весь участок к парню в соседней камере. – Вход в «Мир еды» тебе закрыт пожизненно из-за этого трюка с сыром.

Он произнес эти слова так зловеще, словно исключение из сети магазинов органических продуктов – это самое суровое из возможных наказаний.

Мальчик закатил глаза. Офицер нахмурился.

До Ники наконец дошел смысл сказанного Интегралом. Насколько вероятно, что их на самом деле отправят в тюрьму для несовершеннолетних? Нет! Их выпустят под залог до судебного заседания. А кто внесет залог? И возможно ли освобождение под залог, если у них нет паспортов? И если они несовершеннолетние? Ника лихорадочно вспоминала все, что она когда-либо видела по телевизору о таких ситуациях. Будут ли вызывать их родителей? И насколько вообще обеспокоятся приемные родители Интеграла его судьбой?

У Ники защемило сердце, когда она подумала о своей маме. «Надеюсь, она получила записку».

– Мы ничего не можем им сказать, – прошептала Ника. – Не в этой ситуации, когда Квинн и Эмбер в руках у Чеда.

– Думаешь, они продолжат миссию без нас? Если мы не сможем выбраться отсюда? – спросил Интеграл.

– Может быть, они заплатят за нас залог, хотя это рискованно. Кэрол могла выдвинуть обвинения – если ей удалось сбежать от Чеда.

– Ну, я не думаю, что они просто бросят нас здесь на произвол судьбы, – сказал Интеграл с надеждой.

Усатый полицейский сверился с какой-то бумажкой.

– Я разберусь с тобой позже, любитель бри, – пошутил он и сам расхохотался своей шутке; напарник поддержал его смехом. – А вы… – Взгляд его остановился на Нике и Интеграле, глаза прищурились. – «Взлом и проникновение в жилище»…

Ника не могла определить, это утверждение или вопрос.

– Мы все еще пытаемся найти хозяйку дома… – продолжал офицер.

Куда делась Кэрол Хем? Интеграл вопросительно посмотрел на Нику.

– Я имею право на телефонный звонок? – спросил Ника.

– Нет необходимости, – покачал головой сержант. – Поскольку вы оба несовершеннолетние, мы освободим вас под опеку вашего отца.

Рука Ники инстинктивно потянулась к ее личным жетонам. У нее словно пол под ногами качнулся.

– Мой отец… – начала она и запнулась. – Мой отец мертв…

Она оглянулась на Интеграла, выглядевшего столь же ошеломленным, сколь и она.

– Его отец тоже умер…

Офицер сверился со своим листочком бумаги.

– Так… твой отец – мистер Стамос Ледерман. Вы Вероника и Саймон Ледерманы, верно? Мы отследили ваши данные по отпечаткам пальцев. А ты небось думала, что очень умная, давая нам ложные имена?

Сержант расхохотался, и напарник вновь охотно поддержал его. Они были достаточно близко, чтобы Ника почувствовала запах сыра в их дыхании. Похоже, они основательно приложились к вещественным доказательствам.

– Не сомневайся, мистер Пармезан тоже испытал свою удачу. Но в эпоху цифровых технологий такие уловки не срабатывают, – многозначительно сказал полицейский и постучал себя пальцем по виску, словно цифровой век был продуктом именно его блестящего ума.

Ника не ответила. Она была слишком обескуражена. Как он назвал ее отца? Стамос Ледерман? Каким же образом…

Полицейский, гордясь своими неуклюжими остротами, самодовольно заулыбался и вернулся к столу.

– Саймон, почему случайный полицейский в совершенно случайном месте вдруг решил, что наш отец Стамос Ледерман? – прошептала она.

Какое-то мгновение ее друг молчал.

– Хакер может взломать правительственные файлы и изменить чью-нибудь биометрическую информацию. Это недешево. А если они изменили наши данные в базе данных отпечатков пальцев, это стоило им немалых денег.

Ника на самом деле не очень следила за его рассуждениями. В голубых глазах Интеграла страх соединился с восхищением, как будто он и боялся этого странного поворота в развитии событий, и в то же время был очарован им.

– Может быть, они так подстраховались на случай, если мы убежим…

Нике не довелось услышать остаток теории Интеграла, поскольку раздался треск, за которым последовал грохот. Оба окна в участке открылись. Ника успела увидеть чьи-то руки в перчатках, бросившие в помещение нечто, похожее на баллончик с краской, без каких-либо этикеток.

Баллончик вращался как волчок, обильно извергая густой зеленый дым, который в считаные мгновения заполнил комнату. Ника закашлялась и почувствовала во рту кисловатый привкус.

Она посмотрела на полицейских, полностью лишившихся остроумия. Они оцепенели, уставившись выпученными глазами на вращающийся баллончик. Затем, как по команде, оба вскочили со своих мест, выглядя как испуганное стадо крупных и неуклюжих животных.

Толстый полицейский потянулся к пистолету, а «плакучая ива» бросился к рычагу пожарной сигнализации, но это было уже бесполезно – дым был слишком густым.

Интегралу хватило смекалки, чтобы натянуть рубашку себе на рот и нос. Он бросил Нике свой кардиган, который она тут же обернула вокруг шеи и нижней части лица. Ей сводило горло кашлем. Она внезапно почувствовала себя уставшей, смертельно уставшей. Если бы только она могла лечь на скамейку и вздремнуть. Ника встряхнулась, пытаясь избавиться от этого ощущения. Она чувствовала себя так, словно ее тянуло в водоворот, в бурный поток темной волны. Вдалеке она услышала стук падения, затем еще один: это оба полицейских упали на пол.

Сквозь дым она увидела два силуэта: один большой, широкоплечий, другой поменьше, но шустрый…

Квинн и Чед появились сквозь мутную зелень, оба в противогазах. Квинн помахал ей, затем наклонился, чтобы отцепить связку ключей от пояса долговязого сержанта. Ника едва видела, что происходит, ее одолевал сон, веки слипались.

Дверь в камеру открылась, и Чед подал ей и Интегралу по противогазу. Квинн помог Нике справиться с этим средством защиты. Она медленно вдохнула профильтрованный воздух, и в голове у нее немного прояснилось. Квинн жестом позвал ее выходить из камеры.

Используя ключи из связки, Чед открыл другую камеру, в которой находился сырный вор. Мальчик лежал без сознания на полу.

С помощью Квинна Чед поднял его и прислонил к стене. Он вытащил другой маленький баллончик из своего рюкзака и брызнул мальчику в лицо чем-то светлым. Затем запер камеру и снова прикрепил ключи к поясу долговязого сержанта. Опять же с помощью Квинна, Чед поднял и усадил на стул одного, а затем другого полицейского. Интеграл и Ника смотрели на все это, слабо понимая смысл происходящего.

Чед устроил первого полицейского за столом, с головой, опущенной на сложенные руки. С его напарником он проделал то же самое. Наконец он напрыскал в лицо каждому из них все тем же светлым аэрозолем из баллончика.

Затем спрятал в карман пустые баллончики. Далее вставил USB-флешку в компьютер на столе. Чед собрал часть бумаг со стола офицера, затем сверил их с компьютером и вынул флешку. Он отступил на шаг, размышляя над своим произведением, словно режиссер, не торопясь обдумывающий выстроенную сцену.

Довольный собой, он дал знак ошеломленным Нике и Интегралу следовать за ним. Дым почти рассеялся, полицейские пребывали, как казалось, в глубоком и спокойном сне.

Все спешно вышли из участка.

* * *

– Это было реально круто! – воскликнул Квинн, как только они вернулись в фургон.

Ника ошарашенно уставилась на него.

– Я никогда раньше не вызволял никого из тюряги! – не смог сдержать дикую усмешку Квинн. – Хоть в книге описывай!

Ника снова попыталась стряхнуть с себя смесь усталости и опьянения.

– Где Эмбер? – немедленно спросил Интеграл.

– Спит на заднем сидении, – ответил Квинн.

Интеграл оглянулся.

– Почему она спит? – всполошился он.

Воцарилась неловкая тишина.

– У нее случился приступ после всего, – объяснил наконец Чед.

– Приступ?! Что, судорожный?

Улыбка сошла с лица Квинна.

– Она очень сильно дрожала.

Интеграл нахмурился. У Ники свело желудок. Эмбер становилось все хуже.

– Что было на флешке? – поинтересовался тем временем Интеграл.

Голос его звучал сонно и сердито. Чед встретился с ним взглядом через зеркало заднего вида.

– Серьезно, Интеграл, это то, что тебя волнует? – проворчала Ника. – Не снотворный спрей или не тот факт, что через несколько минут нас будет преследовать вся полиция штата Орегон? Мы официально задержаны за взлом и проникновение в жилище.

– Нет, нет, – вмешался Чед. – На той флешке программа, которая стирает их систему, восстанавливая ее в таком виде, какой она была три часа назад. Все последние данные удалены. Программу спроектировали в Вилдвуде, – добавил он, взглянув на Интеграла.

– Это впечатляет, – признал тот, хотя выглядел скорее испуганным, чем впечатленным.

– Мы все еще задержанные, – возразила Ника. – Они вспомнят, что мы были там и про эти дымовые шашки… Когда они проснутся, то заметят, что у них не хватает двух заключенных. Они объявят нас в розыск.

Квинн снова усмехнулся. Это действовало Нике на нервы.

– Чему ты улыбаешься? – сердито спросила она.

– Смотри. Сначала мы купили противогазы в «Волмарте», а затем Чед собрал эти дымовые шашки. Я наблюдал за всем, – начал увлеченно рассказывать Квинн.

Заметив отсутствие энтузиазма на лице Ники, он слегка приуныл.

– Прости. Не обращайте внимания на мою болтовню. Вы, должно быть, испугались, – извинился он.

– Информация будет стерта; но Ника права – они все равно помнят о нас, – заметил Интеграл.

– Они даже не будут помнить тебя, – загадочно хмыкнул Чед.

– И это самая интересная часть. – Квинн словно дошел до самого увлекательного поворота в сюжете любимого фильма. – Скажи им, Чед!

Ника почувствовала, что ее утомляют восторги Квинна.

– Я опрыскивал их мемори-газом. Компания Хефе разработала препарат, действующий на краткосрочную память. Он предназначен для пациентов с травмой. Полицейские не будут помнить последние несколько часов и проснутся с ощущением усталости. Провал в памяти заставит их думать, будто они все это время проспали.

– А поскольку они будут считать, что заснули на работе, им будет слишком стыдно обсуждать этот факт, – провозгласил сияющий Квинн.

– Спрей, стирающий память? Это невозможно, – возразил Интеграл.

– Это один из многих экспериментальных методов лечения, которые разрабатывает Хефе, – сказал Чед.

«Это не лечение… это оружие…» – подумала Ника. Переглянувшись с перепуганным Интегралом, она поняла, что он думает точно так же.

«Они использовали этот препарат на мне после туннеля», – осознала Ника, ужаснувшись, но не удивившись.

– Ты использовал это на мне, когда ввез меня контрабандой в Мексику, – сказала она Чеду.

Тот даже не пытался отрицать.

– Да, и ты пиналась и верещала, когда тебя вытащили из туннеля. Ты как раз сообразила, что я не тот, за кого себя выдавал, а им нужно было, чтобы ты забыла об этом, и они могли отвезти тебя на гасиенду. Но с тобой это не сработало так хорошо, как с другими. Ты все еще могла вспомнить некоторые вещи. Наверное, твоя фотографическая память оказывает более сильное сопротивление.

– Ладно… Но ведь Кэрол все еще помнит нас. Она все еще может выдвинуть обвинение, – настаивала Ника.

– Кэрол некоторое время не даст о себе знать, – сказал Чед с такой уверенностью, что Ника вздрогнула.

Что он с ней сделал?

– Ника, что нам оставалось делать? Просто бросить вас в тюрьме? Признай, это все просто удивительно, – провел Квинн ладонью по костяшкам ее пальцев.

Она пыталась успокаивающе улыбнуться ему, но все произошедшее в тот день было слишком большим испытанием для нее.

– А еще мы зарегистрированы в системе как дети Стамоса. Ты можешь это объяснить? – обратилась Ника к Чеду.

Квинн посмотрел на нее с удивлением.

– Это самое элементарное, – пожал плечами Чед. – Вас зарегистрировали как его детей, когда вы сбежали. Мера предосторожности на случай, если бы вы обратились в полицию.

Предосторожность. Так он назвал факт изменения ее личных данных.

– Таким образом, даже если мы обратимся к властям, никто нам не поверит, а они будут уведомлены о проблемах. Гениально, – признал Интеграл, вновь столь же испуганный, сколь очарованный.

Ника свернулась и прижалась лбом к прохладному стеклу своего окна. Она нуждалась в тишине. Ей нужно было поразмышлять.

Суматоха и хаос, так взволновавшие Квинна и привычные для Чеда, казались интригующими Интегралу. Что же до Ники, она не была уверена, сколько еще сможет выдержать.

Глава 28
Зак

Зак принял все возможные меры предосторожности.

Кто-то назвал бы его поведение паранойей, но мысль о Митчеме определяла необходимость крайней осторожности. Зак ни за что не рискнул бы привлечь внимание дяди к этой особе.

Он взял такси до дома Вайолет, затем позаимствовал ее машину, на которой доехал до ресторана в Долине. Там он доверил машину парковщику. В баре ресторана он выпил, оплатил счет и вышел через черный ход. По «одноразовому» телефону и на вымышленное имя заказал такси у местной компании. На такси добрался до ничем не примечательного дома в Нортридже. Расплатился наличными.

Никаких автомобильных приложений. Никаких кредитных карт. Никаких цифровых следов.

Зак стоял на широкой улице, окруженной пальмами. Коричневые и желтые горы окружали знойную долину, расчертив ее, как линии жизни ладонь.

Было невыносимо жарко. Льняная рубашка на Заке насквозь промокла от пота, который лил с него как из-за жары, так и от нервов. Снова вернулась головная боль, слабая, пульсирующая, поджидающая удобного момента, чтобы разгореться. Она была как механические часы – хотя он не мог точно определить ее местоположение, Зак всегда чувствовал, как боль ритмично тикает, где-то в пустоте.

Здесь, в долине, одинаковые одноэтажные дома расположились вдоль широких улиц, которые в Европе считались бы шоссейными дорогами. Ряды домиков прерывались только жилыми комплексами с названиями слишком причудливыми для их убогих, обветшалых фасадов. Все здесь резко отличалось от роскошного, хорошо поливаемого мира, из которого Зак приехал, при том что дорога занимала полчаса езды.

Зак подошел к двери небольшого бежевого дома, отметив облупившуюся краску на входной арке. Он позвонил, и маленький мальчик открыл ему.

– Мне Хелену, пожалуйста, – сказал он мальчику.

Зак не особо умел обращаться с детьми.

Мальчик долго смотрел на него, покачиваясь взад-вперед на пятках. Он определенно решал, можно ли доверять незнакомцу. Затем повернулся и оставил дверь открытой для Зака.

Дом Хелены был полон запахов и звуков – запах специй распространялся через неприбранную гостиную, а с заднего двора доносился разговор, приглушаемый тонкой дверью. В гостиной на полу валялось множество игрушек, а весь дом был заполнен рисунками, поделками, обертками, подушками, выглядевшими как пестрые заплаты на рваных джинсах.

У Зака возникло странное, неприятное ощущение того, что он вступил в сцену из чужой жизни. Как призрак, посещающий живых, – не очень желанный и не вполне настоящий.

Мальчик вернулся, ведя за руку пожилую женщину. Зак почувствовал прилив тепла в своем призрачном сердце. Ее волосы были зачесаны назад, у глаз «гусиные лапки», а у рта – морщинки-смешинки, которых Зак у нее не помнил. Но он сразу ее узнал. Няня из его детства остановилась в дверях, и в ее глазах тоже была радость узнавания.

– Зак! – воскликнула она.

– Привет, Хелена.

Зак немного качнулся на ногах. Встреча вызвала сладкое чувство ностальгии, согревавшей и столь же сильно пугавшей его.

– Я надеялся, ты сможешь мне уделить несколько минут своего времени?

Как формально. Он выражался непростительно формально.

– Зак, – снова произнесла она.

Зак собиралась что-то ответить, но она обняла его, заставив промолчать.

Он попытался обнять ее в ответ, но сподобился только на то, чтобы слегка похлопать по спине. Зак хотел бы стиснуть ее в объятиях и никогда не отпускать. Он хотел, но не мог заставить себя сделать это.

Женщина отстранилась и осмотрела его таким типичным взглядом «мой-то как вырос!».

– Зак уже не мальчик, а молодой человек, – ласково отметила она.

Наступило долгое молчание, когда они оба смотрели друг на друга, замечая все мелкие и большие изменения. Зак ухмыльнулся, и Хелена ответила ему улыбкой.

– Иди поиграй на улице, ми-амор, – сказала она маленькому мальчику.

Она говорила с ним и нежно, и строго. Зак жаждал услышать этот тон затвердевшего меда.

– Твой ребенок? – спросил он, когда мальчик ушел.

– Мой внук, – уточнила Хелена весело. – Я не так молода.

Зак понял, что у Хелены должен был быть ребенок, когда он сам был маленьким, когда она нянчила его. Ребенок, о котором он никогда не знал. Он чувствовал себя глупо из-за того, что не думал о ком-то, к кому она возвращалась домой. Или, возможно, ему было безразлично. Он считал себя единственным ребенком в ее жизни. Он помнил не одну ночь, когда Хелена тайно от дяди ночевала в его комнате, оберегая Зака от его ночных кошмаров.

– Что привело тебя сюда? – спросила она, склонив голову набок.

Хелена подвела его к дивану, и они уселись лицом к лицу среди игрушек и пледов.

Зак чувствовал себя несоразмерно большим в этой гостиной, как будто он спал на слишком маленькой кроватке и не знал, куда деть свои ноги.

– Я хотел задать тебе несколько вопросов, – начал он. – О моей маме.

Женщина широко раскрыла глаза. Она мельком взглянула на висевшее на стене распятие.

Затем потянулась и взяла Зака за руку. У него возникло желание убрать свою руку. Чтобы сохранить дистанцию, чтобы держать плотно закрытыми двери. Он больше не знал эту женщину. К великому ужасу Зака, его ладонь дрожала в ее руке. Хелена любовно накрыла ее другой ладонью.

– Ее смерть стала трагедией, – сказала Хелена.

– А похороны были?

– Да, – выдохнула Хелена.

– И ты ходила на них?

Хелена покачала головой.

– Я осталась с тобой.

Снова наступило молчание. Хелена успокаивающе поглаживала его руку.

– Но церемония была прекрасной, и она выглядела умиротворенной, – добавила она.

Зак моргнул.

– Что?

– Домашний повар, он обслуживал поминки. Он сказал, было красиво. Очень достойно.

– Нет, – тряхнул головой Зак, пытаясь понять услышанное. – Что ты имеешь в виду, «она выглядела умиротворенной»?

Хелена, кажется, сожалела о том, что затронула эту тему.

– Ее хоронили в открытом гробу, и я только имела в виду… повар сказал, что все было очень красиво.

Воцарилась тишина.

– Она очень любила тебя, – подала голос Хелена, неправильно понимая его молчание.

Знак знал, что эти слова произносились ему в утешение, они погрузились в его сердце, как острый крюк и мучительно вытягивали его горе. Он вдруг почувствовал тошноту. Его будто разрывало на части. Митчем, должно быть, обманул гостей, заставив их поверить, что мать Зака умерла. Так, как он обманывал всех и всегда.

– Хочешь есть? – спросила Хелена, выводя его из оцепенения.

Зак кивнул.

* * *

Они еще довольно долго разговаривали после этого. Зак рассказал ей, в каком классе учится, Хелена рассказала ему о своих детях и внуках.

Зак никак не мог отвлечься от ее руки, которая ласково постукивала по его колену, в то время как он лгал ей о том, что планирует учиться в университете, и говорил, что у него есть девушка и что они счастливы вместе.

В какой-то момент они перебрались на кухню, где Хелена занялась разогревом остатков пищи, которых у нее оказалось довольно много.

За газовой плитой стояло множество детских бутылочек, пустышек и красочных наборов детской посуды.

– Вы все вместе здесь живете? – спросил Зак.

Хелена улыбнулась.

– Тут не так много места. Но мы все ладим.

Зак ругал себя за бестактность: он не хотел, чтобы его вопрос прозвучал так, будто он пытается судить об их стиле жизни. Ему просто было интересно узнать, каково это – нескольким людям, которые любят друг друга, жить вместе, под одной крышей.

– Да, славно, – сказал он, и это снова прозвучало жутко формально.

Хелена подала ему тарелки с едой. Она не приняла бы отказа, накладывая ему побольше.

Несмотря на то что пища превращалась в безвкусную золу у него во рту, Заку по душе была идея, что кто-то готовит ему еду только из желания накормить его, а не выполняя свои должностные обязанности. Он улыбнулся ей.

Дети вбегали и выбегали из кухни. Хелена делала им замечания тем самым особенным тоном затвердевшего меда. Они хихикали в ответ и воровали сладости с потрескавшейся столешницы, а Хелена делала вид, что не замечает.

Они вспомнили качели, которые тайно повесили за домом. Митчем велел убрать их с территории поместья, как только обнаружил, но Зак и Хелена все же успели вдоволь повеселиться.

Зак вспомнил, как Хелена тайком подкармливала его леденцами на палочке, дешевыми маффинами из продуктовой лавки и другими «брендовыми» продуктами на тему супергероев, запрещенными в пятизвездочной кухне Митчема. Она также приносила ему конструкторы, похожие на «Лего», и пиратские костюмы для Хеллоуина.

– Почему… – начал он; голос прозвучал хрипловато, надломленно. – Хелена, почему ты покинула Уэйкфилд?

«Почему ты оставила меня?» – имел он в виду.

Пространство между ними было заполнено прошлым и болезненными воспоминаниями. Как будто он все еще был тот обманутый маленький мальчик, который прятался от медсестер после ухода Хелены.

– Он вынудил меня.

Это все, что она сказала. И это все, что ему нужно было услышать. Он знал, что это правда. Он знал правду до того, как она произнесла эти слова, но услышать их произнесенными вслух было особенно важно.

Она не хотела оставлять Зака – Митчем вынудил ее.

– У тебя было трудное детство. Этот человек, он… нехороший, – сказала Хелена.

Зак готов был поклясться, что Хелена осмотрелась, произнося эту фразу, немного испуганно. Он мог бы поклясться, что ее взгляд снова устремился на распятие на шероховатой голой стене. Она все еще боялась, даже десять лет спустя.

– Я должен идти, – извинился Зак. – Прости за это вторжение.

– Ты не побеспокоил меня, – заверила она его серьезным тоном.

Зак поднялся, но она схватила его за запястье.

– Ты можешь приходить в любое время.

Зак ничего не ответил.

– Зак, ты счастлив? У тебя хорошая жизнь?

Вернулся маленький мальчик, внук Хелены. Тот, что цеплялся за ее ногу, как будто это был ствол дерева, его надежный якорь на земле.

– Да, я… я счастлив, – солгал Зак, сверкнув ослепительной улыбкой.

Он чувствовал ее облегчение. Эта женщина не была тем, с кем ему следовало бы разделить свою боль; Зак не должен был признаваться ей, что его жизнь – это черная яма скорби и изоляции, что он сейчас сломлен в большей степени, чем когда она знала его.

Он не будет нарушать ее покой. Она не принадлежала к его разгромленному миру льда, величия и разложения. Ее место здесь, она должна оставаться счастливой и цельной ради своей семьи.

Когда он выходил из ее дома с двумя лотками «Таппервер», полными домашней выпечки, тепло и доброта, полученные от Хелены, оставались на его коже, как что-то липкое. Что-то чужое. Что-то, что он хотел стереть, ведь оно напомнило ему обо всем, чего он лишен.

О том, чего ему никогда уже не иметь.

Глава 29
Ника

Чед отвез их обратно в Калифорнию. Интеграл утверждал, что в Орегоне есть еще немало адресов, но Чед возразил, что Хефе не рекомендовал им надолго отдаляться от границы. Ника задавалась вопросом, не связано ли это с тем, что они обнаружили Кэрол Хем. Может, их миссия прервана?

Ника посмотрела через окно машины на большую усадьбу в георгианском стиле, в самом сердце Палос-Вердес, – очередной адрес из красной записной книжки. Она смотрела и чувствовала все более глубокую усталость: она устала от бегства, устала от секретов. Все, чего ей сейчас хотелось, – это свернуться калачиком рядом с мамой, на диване, с альбомом в руках; и чтобы штрихи ее карандаша ложились на бумагу сообразно ритму музыки. Но этот мир сейчас недостижимо далек, хотя она была всего в получасе езды от дома Сони. Мир без загадок, бегства и опасности казался совершенно вне досягаемости.

«Я скоро буду дома. Я скоро буду рисовать. Все вернется на свои места», – говорила она себе, но все это было слишком похоже на самообман. Ничто уже не станет прежним. Интеграл никогда больше не будет ведущим вундеркиндом Вилдвуда; Эмбер никогда не сможет снова рисовать; Чед никогда не перестанет быть рабом Хефе; и она не знала, сможет ли Квинн вернуть свою старую жизнь. Все они узники своей судьбы. Все они пожертвовали и потеряли часть своей идентичности, все они так или иначе оказались не на своем месте, сидя в темном фургоне, связанные надеждой выжить в этой передряге.

Чед вытащил бинокль и осмотрел дом.

– Итак, это была одиннадцатая пересадка, согласно записям директора, – объявил Интеграл, отрывая взгляд от красной записной книжки.

– Донор или реципиент? – спросила Эмбер.

Голос ее звучал глухо: после приступа она очень ослабла. Кожа вокруг ее глаз покрылась паутинкой морщинок.

– Реципиент, – уверенно заявил Квинн.

– Нам нужно осмотреться непосредственно на месте, – сказал Чед. – Интеграл и Ника пойдут со мной. Квинн и Эмбер, вы останетесь в машине; будьте начеку.

– Почему я должен оставаться? – возмутился Квинн почти по-детски. – Я хорош в разведке!

– Нам нужны мозги, – отрезал Чед, кивая в направлении Ники и Саймона.

– Так у меня есть мозги, – кисло ныл Квинн. – У меня хорошие мозги.

Он проводил укоризненным взглядом Чеда и своих друзей, когда те направились к впечатляющему зданию.

Они обогнули угол строения, прячась за высокими кустами на краю большого сада. Скрываясь за живой изгородью, они хорошо видели дом. В большие окна просматривался интерьер шикарной гостиной.

Чед вытащил бинокль и стал наблюдать. В течение нескольких минут ничего не происходило. Затем в окне появилась маленькая фигура. Она подпрыгивала и что-то делала со своим сотовым телефоном. Ника нахмурилась, когда поняла, кто это. Джордан выглядела точно так же, как и в прошлый раз, когда Ника ее видела, – ухоженной, богатой и бодрой.

Джордан положила телефон, и в поле зрения появилось еще несколько персонажей: оператор – добродушный парень с камерой и микрофоном на штанге – и визажист с набором кисточек. Еще один тип, в очках, неистово жестикулировал – режиссер.

Они снимают музыкальное видео, поняла Ника, когда Джордан начала танцевать и петь перед камерой. К ее удивлению, Джордан справлялась очень хорошо.

Ника слышала музыку, доносившуюся из дома.

– Это же Джордан! – узнал ее ошеломленный Интеграл.

– Что за Джордан? – спросил Чед.

– Девушка из Вилдвуда, – ответила Ника.

– Похоже, они там снимают клип, – скривился Чед с отвращением.

– Кажется довольно очевидным, почему список адресов привел нас сюда, – заметила Ника.

У Джордан украденный талант. Не приходится удивляться.

Ненависть росла в Нике, когда она смотрела, как Джордан танцует перед камерой.

Воровка. Воровка. Воровка.

– Нет, это не согласуется с… – начал было Интеграл, но не успел уточнить, что с чем не согласуется.

Появилась другая фигура, тоже подпрыгивавшая в такт песни. Ее шоколадные глаза широко раскрывались, когда она с благоговением смотрела на Джордан. Интеграл вцепился Нике в руку.

Та вырвала бинокль из рук Чеда, не обращая внимания на его возмущение, и сосредоточилась на второй девушке.

Никино сердце едва не выскакивало из груди.

Стелла жива. Стелла жива. Стелла жива.

* * *

Троица выжидала, пока съемочная группа не начала упаковывать оборудование и, наконец собравшись, не ушла. Пока они были в доме, нельзя было ничего предпринять.

Сияющая Джордан вышла из дома в сад. Стелла последовала за ней с коктейлем в руке. Тело Ники отреагировало непроизвольно: прежде чем она успела это осознать, девушка выкрикнула имя Стеллы. Ее подруга с удивлением огляделась по сторонам. И прежде чем Чед успел ее остановить, Ника бросилась через весь сад к ней навстречу, снова и снова выкрикивая ее имя, пока их тела не столкнулись. Она стиснула Стеллу в объятиях.

Ника почувствовала, как ее подруга напряглась.

– Ты жива, – прошептала Ника, и ее голос был полон облегчения. – Ты жива…

– Ни-ника… – заикаясь, пролепетала Стелла. – Как ты здесь оказалась?

Джордан удивленно оглянулась:

– Интеграл?

– Привет, – коротко отозвался Интеграл, приближаясь.

Его голубые глаза сузились, остановившись на Стелле, и Ника, к своему удивлению, не заметила в них особого счастья – радости от того, что их подруга, считавшаяся мертвой, оказалась жива.

– А это что еще за громила? – обратила внимание Джордан на крупную фигуру, выросшую рядом с Интегралом.

Чед сверкнул ей своей волчьей усмешкой, и Джордан испуганно отпрянула.

– Я Чед, – представился он.

– Стелла, мы думали, ты мертва, – обратилась Ника к подруге; та смотрела на нее смущенно, нахмурив брови. – Мы видели сообщение в новостях.

Ее голос едва смолк, а кусочки головоломки уже начали собираться в ее сознании. Она обернулась к Чеду.

– А. Ну да. Я сам поставил это видео на заправке, – подтвердил он, пожав плечами.

– Тогда, значит… Магда… она тоже жива! – вскрикнула Ника.

Интеграл печально покачал головой. Как обычно, он успел все понять прежде, чем она. Он протянул руку, чтобы коснуться ее плеча, но она отмахнулась от него.

– Стелла, где Магда? Что случилось после того, как ты убежала? – потребовала она объяснений.

Воцарилась долгая пауза. Ника требовательно всматривалась в карие глаза своей соседки по комнате.

– М-м-м… Ну… Директор все мне простил. Он позволил мне вернуться, – тихо сообщила Стелла, отводя глаза.

Ее голос был тихим, и она нервно уставилась на Джордан. Со всей очевидностью она не хотела раскрывать свои секреты.

– С какой стати он это сделал? – допытывалась Ника.

– Ты ему все рассказала, так? – произнес Интеграл тоном, более похожим на утверждение, чем на вопрос.

Ника заморгала.

– Ты продала нас?

Стелла ей не ответила.

– Ты предала Магду? – требовала Ника ответа; голос ее становился все более напряженным.

Стелла открыла и снова закрыла рот.

Директор убил Магду из-за предательства Стеллы…

Нике будто ведро льда на голову вывернули. Ее рука словно сама взмахнула и ударила Стеллу по лицу. Стелла захныкала.

– Как ты могла? – все, что сказала Ника.

– Я звоню в полицию! – взвизгнула Джордан.

– Ты… – уставилась на нее Ника.

Она схватила Джордан и ударила о стену патио. Тело врезалось в кирпичи георгианского особняка.

– У кого ты украла? – прорычала Ника.

– Да что украла-то? – возмущенно завопила Джордан.

– С каких это пор ты умеешь петь?

– Ты бешеная корова, – выкрикнула Джордан; ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела, в каком состоянии Ника. – Я с детства пою. Что с тобой не так? Психопатка!

Ника отпустила ее и отступила на шаг. Посмотрела на свои руки. Они дрожали. Она и впрямь вела себя как сумасшедшая. Джордан тяжело дышала, стоя у стены, вытянув ладони перед собой, как бы защищаясь. Даже Интеграл выглядел шокированным действиями Ники.

– Стелла, мы думали, ты мертва, – тихо произнесла Ника.

Стелла не ответила.

– Я звоню в полицию, – решительно повторила Джордан; но, когда она повернулась к дому, путь ей перекрыла крупная фигура.

Чед прочистил горло, и Джордан пронзительно завопила. Чед закатил глаза, быстрыми движениями обрызгал ей лицо спреем забвения и подхватил ее, когда она начала падать. Он усадил Джордан на землю. Стелла закричала и бросилась бежать, но это было бесполезно. Чед догнал ее, сжал ей рот и тоже распылил ей в лицо спрей. Она рухнула в его объятиях.

– Ну и плаксивые же ваши девчонки, – пожаловался Чед.

Интеграл и Ника способны были только наблюдать, как Байкер поднял Джордан и бросил ее на шезлонг в саду, а затем проделал то же самое со Стеллой. Через час они проснутся и ничего не вспомнят об этом инциденте.

Возможно, это было к лучшему. Ника наблюдала за бесчувственной Стеллой и пыталась успокоить себя тем фактом, что ее подруга на самом деле не умерла. Хотя ее предательство стоило жизни Магде.

– Давайте быстренько обыщем дом на случай, что там окажется что-то полезное, – предложил Чед.

Ника не стала спорить.

* * *

Втроем они шагали из комнаты в комнату роскошного особняка мимо бархатных кушеток и расписанной золотом мебели в мраморных залах. Дом Джордан был столь же богатым, сколь безвкусным.

Ника старалась не думать о том, что за исчадие этот Чед, или о том, как она приняла его за человека в какой-то момент из-за его грустной истории. Она подумала тогда, что добро, которое он совершил для своей племянницы, делает его самого добрым. Добрые люди не стреляют в других людей, напомнила она себе, добрые люди не бьют женщин. Добрые люди не создают поддельные видео, чтобы заставить вас думать, будто ваши друзья погибли. Чед чудовище. Он опасен, и они должны убежать от него. Если бы только им не приходилось оставаться на стороне Хефе ради лекарства для Эмбер.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Я знаю, что ты чувствуешь, – говорил Интеграл, ловя ее взгляд (Чед не мог их слышать, так как был на несколько шагов впереди). – Но мы должны идти дальше, у нас нет другого выбора.

Ради Эмбер – это он имел в виду.

Ника заглянула в несколько больших пустующих спален, но, похоже, они не содержали никакой ценной информации. Она пропустила отвратительную фиолетовую комнату, которая явно была приютом Джордан. Почему-то ей показалось, что в ее комнате вряд ли есть что-нибудь интересное.

Ника чувствовала себя грязной и неуместной среди всей этой роскоши – она не принимала душ несколько дней. Когда она увидела себя в зеркале в полный рост, то быстро отвела взгляд. Ника попыталась открыть комнату в конце коридора на втором этаже, но, в отличие от остальных, дверная ручка не поддавалась.

– Бинго! – воскликнула Ника, резко надавливая на ручку двери.

Саймон тоже попробовал; затем вытащил пару булавок и взломал замок. Ника подняла бровь.

– Квинн научил меня… на элементарном уровне, – объяснил он.

Как только замок сдался, Ника с Интегралом вошли в шикарный кабинет и огляделись. Несколько минут они молча шуршали бумагами на столе. Затем Интеграл поднял фоторамку.

– Отец Джордан – бывший мэр Лос-Анджелеса, – объявил он, держа в руках фотографию коренастого человека, вступающего в должность под американским флагом.

– Ты думаешь, он купил для Джордан талант? – спросила Ника, продолжая обыскивать стол.

– Нелогично, – покачал головой Интеграл. – Трансплантации пронумерованы в хронологическом порядке. Пересадка, соответствующая этому адресу, должна была произойти много лет назад, задолго до поступления Джордан в Академию.

– Может быть, речь идет о его жене. Может, она рисует или что-то в этом роде, – предположила Ника нерешительно. Она листала пухлую адресную книгу в кожаном переплете, полную адресов и телефонных номеров. Интеграл посмотрел на Нику.

– Почему богатые так любят бумажную канцелярию? – раздраженно спросил он. – Они ведь знают о существовании компьютеров?

– Компьютеры можно взломать, – ответила Ника.

Интеграл показал на фоторамки.

– Я читал о прошлом его семьи – голубая кровь; старинные капиталы, в роду несколько сенаторов. Возможно, он планирует когда-нибудь баллотироваться на пост президента.

Интеграл просматривал газетные вырезки на стенах в рамках и фотографии мэра, пожимающего руки представителям вашингтонской элиты. Ника изучала адресную книгу.

– Ну нет такого понятия, как политический талант, так что это должна быть Джордан или ее мать. Или родной брат?

– Стратегия! – воскликнул внезапно Интеграл. – Ника, политикам нужен стратегический талант! Способность мыслить, опережая на шаг своих противников.

Ника подняла голову. Сердце екнуло.

– У кого бывают выдающиеся стратегические способности? – продолжал Интеграл.

– У шахматистов, – тихо промолвила Ника.

Алексис, бедняга Алексис. Нике до сих пор казалось странным, что сестра Алекса, местного жителя, с которым она подружилась в Вилдвуде, умерла оттого, что у нее похитили шахматистский талант. Казалось бессмысленным, что Академия позарилась на такое специфическое дарование. Она посмотрела на портрет политика. Теперь история обретала смысл.

С фотографии на нее смотрел коренастый мужчина. Убийца, вор, подонок. Он был причиной смерти сестры Алекса, а также причиной того, что ее дядя, журналист, пытавшийся раскрыть тайны Вилдвуда, впал в безумие.

Причиной, по которой сам Алекс будет до конца жизни нести груз этой боли. Причиной, по которой он продал свой дом и уехал.

– Ну, я думаю, мы знаем, почему мы здесь, – подытожила Ника. – Давайте посмотрим, сможем ли мы добыть что-нибудь полезное для Хефе, прежде чем уйдем отсюда. У нас не так много времени, пока девочки очнутся.

Совладав с яростью и гневом, Ника затолкнула эти чувства в темную яму внутри себя.

– Я мог бы попытаться взломать его банковские счета, – предложил Интеграл. – Мог бы проследить, делал ли он когда-нибудь очень крупный перевод в Вилдвуд или самому директору. Что-то в этом роде могло бы считаться доказательством.

Но Ника больше не слушала.

Ее пальцы добрались до буквы «М» в адресной книге. Одна из записей ошарашила ее. «Митчем Уэйкфилд, Уэйкфилд Фармасьютикалс». В скобках имелась приписка: «Отец Зака, друга Джордан». Затем шел адрес и номер телефона. Недолго думая, Ника вырвала страницу из книжки и сунула ее в карман, хотя и без того сразу запомнила адрес.

– Пойдем! – поторопила она Интеграла.

Тот удивленно глянул на нее.

– Так что же ты… – начал он, но не смог закончить свой вопрос, так как Ника схватила его за руку и вытащила из кабинета, не забыв запереть за собой дверь.

Она промчалась через роскошный коридор и сбежала вниз по лестнице, не выпуская руку едва поспевающего за ней тяжело дышащего Интеграла. Краем глаза Ника увидела, как Чед выскочил из другой комнаты и поспешил за ними. Она добежала до самого фургона. Увидев такую спешку, взволнованный Квинн вышел ей навстречу.

– Ника, что случилось? – спросил он.

Ника обернулась и увидела, что Чед уже приближается.

– Ключи, – прошипела Ника, – он оставил ключи?

– Нет, – отвечал Квинн, – он их забрал. А что?

– Спрей, – шепнула Ника. – Когда он отвернется, укради спрей.

Чед уже догнал ее. Ника увидела, как он тянется к ней, словно пытаясь поймать.

– Какого лешего ты бежала? – прохрипел он.

В руке у него был пистолет, наведенный прямо на нее.

– Чед, мы уходим, – объявила Ника.

– Ну конечно! – прорычал он.

Ника сделала шаг влево, и он повернулся к ней с пистолетом. Квинн, оказавшись у него за спиной, мгновенно выхватил спрей из заднего кармана Чеда, кажется, сам удивляясь своему успеху.

Чед повернулся к нему.

– Сейчас! – крикнула Ника.

Квинн распылил аэрозоль ему в лицо. Байкер согнулся пополам, размахивая руками в попытке за что-нибудь ухватиться. Ника резко распахнула дверь фургона, ударив ею Чеда по голове. Тот тяжело грохнулся на землю.

Интеграл оцепенел от ужаса. Эмбер вышла из машины и посмотрела на недвижимое тело Чеда.

– Зачем вы это сделали? – простонал Интеграл. – Вы пытаетесь нас погубить?

Квинн посмотрел на баллончик в своей руке, а затем на Чеда, как будто не мог поверить, что он это сделал.

– Он монстр, – заявила Ника в качестве объяснения.

– Монстр, в котором мы нуждаемся, – возразил Интеграл. – Монстр, который выследит нас, убьет и позволит Эмбер умереть, чтобы отомстить за это.

– Теперь он не сможет.

Ника сунула руку в карман Чеда и вытащила нож-бабочку. С некоторым усилием она разрезала свой браслет на лодыжке, затем бросила нож Квинну, который сделал то же самое, а затем наклонился, чтобы помочь удалить браслет Эмбер. Ника вытащила пакет с флаконами из другого кармана Чед и бросила их в машину.

– Ника! Объясни! – рявкнул Интеграл так сердито, что Ника на мгновение остановилась. – Мы не можем просто оставить его здесь. Куда мы поедем? Нам нужны флаконы от Хефе.

– Интеграл, что тут объяснять? Он подделал то видео о Магде и Стелле. Он монстр. Он наверняка убьет нас, как только мы получим ценную информацию для Хефе. Мы не можем ему доверять.

– А у нас есть альтернатива? – не унимался Интеграл.

– Я нашла адрес Зака. Мы заберем Зака от его дяди. И тогда мы все выясним.

Квинн нахмурился. Интеграл фыркнул.

Глаза Ники встретились с суровым взглядом Саймона. Но это был бой, в котором она не собиралась отступать. Зак нуждался в их помощи, и она не оставит его на произвол судьбы. Квинн выглядел таким же удивленным этой новостью, как и Интеграл.

– Что будет, когда закончится антидот? – спросил Интеграл.

– Со мной все будет в порядке, – заверила Интеграла Эмбер, кладя руку ему на плечо.

– Ответь мне, – настаивал Интеграл.

Ника обернулась к нему.

– Мы сможем вернуться в Мексику после того, как заберем Зака. Хефе волнует лишь то, какую информацию мы сможем ему принести. Готова спорить, что в доме Зака ее больше. Хефе забудет, как мы поступили с Чедом.

Она бросила нож Интегралу, который все еще с недоверием относился к ее плану, затем жестом попросила Квинна помочь ей перенести Чеда на тротуар.

Когда они сели в фургон, Интеграл обиженно уселся на заднее сиденье.

Сердце Ники бешено колотилось, когда она ввела адрес в GPS. Она снова увидит его. Она позаботится о том, чтобы с ним все было хорошо.

Зак. Зак. Зак.

* * *

Последние несколько месяцев показали Нике, что такое настоящая роскошь. От гасиенды де Лос Сантос до ранчо Керол Хем и георгианского особняка мэра. Но ничто из виденного не сравнилось бы с домом Зака. Усадьба Уэйкфилд была олицетворением богатства и власти. Импозантная. Величественная. Она воплощала то эпичное богатство, которое представляют на страницах журнала «Форбс». Ника догадывалась, что Квинну должно быть неловко из-за этой роскоши.

Они прождали двадцать минут, прежде чем им представился удобный случай, и прокрались за фургоном поставщика продуктов, медленно въезжавшим в главные ворота. Гравий хрустел под их ногами. Они едва избежали встречи с охранником, свернули круто влево и, обогнув дом, проскользнули на задний двор.

Тогда-то Ника увидела его.

Ей потребовалась вся сила воли, чтобы сдержаться и не броситься к нему бегом. Его волосы были такими же черными, как его солнцезащитные очки, черты лица – бритвенно острыми. Он с царственным видом возлежал в шезлонге. Рядом с ним, в соседнем шезлонге, тоже кто-то лежал.

Зак провел пальцем по плоскому животу Вайолет, затем наклонился и поцеловал ее.

Сердце Ники разбилось на миллион острых кровоточащих осколков из-за того, как элегантно они сочетались друг с другом в этих шезлонгах.

Вайолет что-то сказала Заку, встала, натянула топик поверх своего бикини и исчезла в доме. Зак лениво посмотрел ей вслед, затем взгляд его скользнул по газону и… остановился на Нике.

Когда он посмотрел на нее, Ника внезапно почувствовала себя грязной, словно пятно в этом безупречном саду. Ее ноги задрожали.

Зак все смотрел на нее. Он не двигался. Выражение его лица было далеким и мечтательным, как будто он принимал ее за плод своего воображения, галлюцинацию. Он снял солнцезащитные очки.

– Ника, – произнес он ее имя как молитву.

Зак медленно встал, немного пошатываясь. Ника пересекла разделявшую их лужайку.

Подойдя достаточно близко, Ника влепила ему пощечину.

Глава 30
Зак

Меньше всего Зака заботила жгучая боль в области скулы. Она лишь подтверждала реальность Ники, словно материализовавшейся из сна. Ее лицо, которое являлось ему в полусне-полубодрствовании, когда он застревал между этими состояниями. Он хотел рассказать ей, как скучал по ней, но сейчас у них были зрители, а ее красивое лицо было искажено яростью.

– Я не ожидал тебя увидеть, – ледяной тон дяди просочился в его голосе как защитный механизм.

– Понятно, – отозвалась Ника с гневом, пронзившим его измученное сердце.

Она обратила свои синие глаза в сторону дома. Зак понял, что ее так разозлило. Вайолет. Ника только что видела, как он ее целовал. Он проклинал ту часть себя, которая радовалась ревности Ники.

– Я надеялся, что с тобой все в порядке, – произнес Зак и мгновенно понял, как неубедительно это прозвучало.

– Мы пришли, чтобы спасти тебя, – сердито сказала Ника. – Я вытащила их всех сюда ради тебя, но… – Она покачала головой. – Похоже, тебя спасать нет необходимости.

Зак обратил внимание на ее спутников: злой Квинн, смущенный Интеграл, болезненно выглядящая Эмбер. Щеки Ники покраснели, глаза сделались влажными. Больше всего Зак хотел бы дотронуться до нее.

Интеграл шагнул вперед.

– Мы рады, что ты в порядке, Зак, правда; просто мы столько всего… – Он замялся, виновато взглянув на Эмбер. – Пережили…

– И видеть тебя здесь целехоньким, когда ты нежишься у своего олимпийского бассейна, это немного как… пощечина, – добавил Квинн.

«Целехонький» – это слово почти развеселило Зака. «Я получил свою долю тумаков», – хотел он сказать, но понял, насколько глупо это прозвучит, учитывая, что у него действительно бассейн и особняк за спиной, а рядом с ним на столике – бутылка шампанского в ведерке со льдом.

Его взгляд устремился на Нику: Зак надеялся, она видит глубже, достигая взглядом той боли, что терзала его изнутри. Но Ника выглядела смущенной, обиженной и – хуже всего – разочарованной.

Квинн наблюдал за ней, взвешивая ее реакцию на происходящее. Идиот. Ударив его, Зак почувствовал бы себя немного лучше, но Квинн и без того выглядел здорово потрепанным. Они все были покрыты грязью, одежда в жирных пятнах и траве. «Что вообще за фигня с ними произошла?» – спрашивал себя Зак.

– Куда пошла Вайолет? – спросила Эмбер.

– Она пошла домой.

Зак не отрывал взгляда от Ники.

«Посмотри на меня, – хотелось ему сказать. – Пожалуйста, посмотри на меня».

– Давайте обсудим все в доме… Я принесу вам свежую одежду и что-нибудь поесть, – пригласил их Зак.

Это предложение, наверное, было слишком хорошим, чтобы отказаться от него, поскольку, несмотря на их обиду, все последовали за ним. Митчем был на конференции, и его возвращение ожидалось через несколько часов.

Мокасины Зака шлепали по мрамору – шлеп, шлеп, шлеп.

Его спутники следовали молчаливо – немного обиженные, немного напуганные, как и большинство посетителей не-богачей, впервые попавших в Уэйкфилд. Интеграл благодарно вздохнул, когда они проходили мимо большой кухни.

В тишине Зак задумался о том, что значит пребывание Ники в его доме. Она была в опасности. Если Митчем вернется раньше, чем ожидалось, и увидит ее, он будет настаивать на пересадке. И все же Зак продолжал идти.

Зак подумал о девочке-доноре, с ее прядями золотых волос и детской невинностью. Это была цена, которую он должен был заплатить, чтобы спасти Нику, спасти себя и снова увидеть свою мать.

Она умрет, как Кэтрин? Заболеет, как – по всей видимости – Эмбер? Или сойдет с ума?

Он представил себе, как эта крошечная девочка царапает себе голову, пытаясь выяснить, что у нее украли. Качает головой из стороны в сторону, пытаясь почувствовать знакомую погремушку воспоминаний и обнаруживая, что голова пуста.

Зак не был уверен, что сможет сделать это с ребенком. И все же такова была цена, которую он должен заплатить, чтобы снова увидеться с матерью, если только частный сыщик не обнаружил ее местонахождение.

Он должен был снова увидеть свою маму.

Он не мог потерять ее во второй раз.

Зак повернулся к лестнице.

– Я должен вам кое-что показать, – сказал он.

Он повел их вниз по лестнице, в подвал. Он услышал кашель Эмбер – ужасный лающий кашель. Он слышал, как становились все тяжелее шаги Интеграла, поддерживавшего ее. Зак набрал код, который, как он видел, набирала миссис Смит, когда он добровольно пошел на пересадку. Стена отодвинулась, открывая лабораторию.

– Что это? – зачарованно спросил Интеграл.

– Я слонялся по дому и набрел на это место. Я думаю, оно связано с делами Вилдвуда, – объяснил Зак.

Его четверо одноклассников бродили по лаборатории, осматривая и трогая все, как детективы. Зак набрал код во второй раз.

– Извините, – промолвил он голосом, совершенно безжизненным.

Четыре пары глаз с любопытством уставились на него, но он смотрел только на Нику.

Зак нажал последнюю кнопку, и стеклянная дверь закрылась, заключив их в тюрьму.

Он не задержался, чтобы увидеть возмущение предательством на ее лице. Ему достаточно было осознания, что оно там было.

Глава 31
Ника

– Я так и знал, что это произойдет! – взревел Квинн, грохнув кулаком по хирургическому столу. – Я знал, что это ошибка, что не нужно ехать сюда!

Звук его голоса эхом разносился по стерильной комнате. Ника неспособна была думать – как будто жалюзи опустились внутри ее мозга. Она могла сейчас только сидеть в темноте, ничего не чувствуя. Притворяться, что ничего не случилось.

Она целую минуту смотрела на стеклянную стену, пока не поняла, что он не вернется. Что он намеренно запер их. Один этот факт был словно ураган – всепоглощающий и смертельный.

– Что это за место? – спросила Эмбер; ее голос прозвучал заметно слабее.

– Похоже на комнату страха, – буркнул Квинн.

– Больше похоже на лабораторию, – возразил Интеграл, усердно вытягивая ящички под стойками.

Его академическое любопытство превзошло ярость или шок, которые он иначе мог бы испытать.

– Этот урод нас обманул, – заявил Квинн.

Ника почти ненавидела его за то, что он озвучил, о чем все думали.

– Может, он этим сделал нам одолжение, – сказала Эмбер, усаживаясь на пол. – Мне надоело убегать.

Интеграл снял куртку и накрыл ею Эмбер. Затем возобновил свои поиски. Ника задавалась вопросом, что он ищет. Улики? Выход?

– Как вы думаете, для чего используют эту лабораторию? – спросила Ника.

– Вероятно, у них закончились обычные идеи для комнат после первых двухсот, – скривился Квинн. – Комната для упаковки подарков, комната Зумбы, секретная лаборатория зла?

– У меня никогда не было бы недостатка в идеях для комнат, – неуверенно вступила Эмбер; ее лоб был в испарине, кожа – голубовато-бледной. – Консерватория бабочек, комната рэйки…

– Вот это да… – отозвался Интеграл. – Это интересно.

– Что интересно? – подбежала к нему Ника; голос у нее был хрипловатый.

– Да, Интеграл, внеси, пожалуйста, некоторую напряженность в сюжет, а то мне здесь довольно скучно, – проворчал Квинн; он водил руками по стеклянной стене, пытаясь понять, имеется ли в ней какой-нибудь механизм. Ничего такого не было.

Интеграл проигнорировал сарказм Квинна и прочистил горло. Он повернулся к друзьям, и в руках его был маленький флакон. Глаза его искрились, а позади него было еще много пузырьков. Все они с виду были идентичны тем, что дал им Хефе – вплоть до цвета содержимого.

– Это не имеет никакого смысла. – Казалось, Ника пытается убедить этими словами себя саму больше, чем кого-либо. – Зачем здесь быть флаконам Хефе?

Интеграл подошел к Эмбер и вскрыл для нее флакончик. Она понюхала.

– Тот самый запах, – подтвердила она.

– Для тебя это не имеет смысла, потому что ты не хочешь видеть правду, – тихо сказал Квинн Нике.

– В чем правда-то? – спросила Ника.

– Хефе, Стамос и Зак – одна Семья. Они все связаны, – твердо произнес Квинн.

– Я знаю, что Хефе связан со Стамосом и Чедом. Но разве ты не помнишь, как было, когда мы попали в засаду и Зака похитили? Чед убил людей, которых навел на нас Сильвио, помощник дяди. Мы видели, как они истекают кровью… – От волнения у Ники задрожал голос. – Если семья Зака связана с Хефе и Стамосом, то зачем Чеду стрелять в их людей?

– Я не знаю, Ника, но Зак явно пленил нас, – пожал плечами Квинн.

Интеграл продолжил после небольшого молчания:

– М-м, ребята, есть еще одно обстоятельство… Этот дом был указан в записной книжке как первая трансплантация.

– Что? – обернулась к нему Ника. – Откуда ты взял это? Почему ты раньше ничего не сказал?

– Сегодня утром я просмотрел еще несколько адресов, и этот был среди них. Я это понял, только когда взглянул на GPS – уже когда мы приехали.

– Ты думаешь, дядя Зака получил таким образом чей-то талант? – спросила Эмбер.

– Звучит логично, – согласился Квинн.

– Нет, я так не думаю, – возразил Интеграл. – Я все пытаюсь анализировать то, что сказала Кэрол Хем. О том, как была проведена первая в истории пересадка – родственнице главного инвестора директора.

У Интеграла было такое выражение лица, словно он решал уравнение: морщины на лбу, изогнутые брови, прищуренные глаза.

– Я думаю… мать Зака, возможно, была первым реципиентом? Может быть… может, что-то пошло не так, – заключил он. – Ведь она умерла, когда он был ребенком?

Все уставились на Интеграла.

– Ты думаешь, дядя Зака был одним из первых инвесторов Вилдвуда и он отдал свою сестру директору для экспериментов? – спросила Ника.

Интеграл кивнул.

– Я хочу знать правду так же, как и любой из вас, но наш приоритет сейчас – выбраться отсюда, – прервал их Квинн, и Ника чуть ли не кожей почувствовала его взгляд, обвиняющий: «Не заводи больше разговоров о Заке. История его семьи неуместна, поскольку он просто запер нас в подвале».

Чувство вины нахлынула на Нику, как шторм. Она завела их в эту клетку. Ей и вытаскивать их.

Глава 32
Зак

Пакет для Зака пришел с курьером, когда он сидел в столовой и ждал возвращения дяди. Он уже позвонил Митчему и сообщил, что Ника у него.

Зак распечатал конверт. Еще один отчет Ланса. В нем было больше информации о семейной истории Квинна. Зак пролистал его без особого интереса, пока его внимание не привлекла последняя страница.

Ланс обнаружил, что Митчем купил участок для захоронения за месяц до дня смерти Мюриэль. Предварительная покупка могилы представлялась логичной теперь, когда Зак знал, что дядя планировал инсценировать смерть его матери; что ее смерть вообще не была самоубийством.

Таким был сюжет, по которому было захоронено нечто, официально зарегистрированное как тело Мюриэль – чье бы оно ни было на самом деле. Об этих похоронах говорила ему Хелена.

В отчете уточнялось, что Митчем купил участок на три места. Зак нахмурился. Ему оставалось лишь предположить, что эти три места предназначены для Митчема, его самого и его матери. У Митчема не было другой ближайшей родни. Но зачем это Митчему? Что за странное желание быть похороненным рядом с ними, при том что одна могила уже поддельная? Или он купил три места ради совершенства обмана?

Зак уничтожил отчет в измельчителе и стал дожидаться дяди. Им следовало многое обсудить.

Митчем не заставил себя долго ждать.

– Они в подвале? – уточнил он.

Зак молча кивнул.

Митчем усмехнулся. Зак внезапно осознал тот факт, что вручает Нику этому монстру. Но сейчас в его сердце не было места для сожаления.

Он снова увидит мать. Он спасет ребенка, несчастную девочку, от фатальной процедуры, спасет ее жизнь. Он положит конец самодурству Митчема и своему собственному зарождающемуся безумию.

Если Ника должна стать ценой за это все, он заплатит. Даже если от этого остатки его сердца наконец разорвутся на тысячу кусочков.

– Ты молодец, мой мальчик, – похвалил дядя племянника, глядя на него сверху вниз. – Теперь давай подготовим тебя к процедуре, сынок; мои доктора уже внизу, – холодно сказал он и повернулся, чтобы уйти.

Резко выбросив реку вперед, Зак схватил его, чтобы остановить.

– Сначала я хочу увидеть маму, – заявил он, усиливая хватку. – Такова моя цена.

Митчем на мгновение нахмурился, но сразу же вернул свою невозмутимость.

– Всему свое время. Процедура – наша первоочередная задача. Закончим ее, тогда и поговорим.

– Мой приоритет – увидеть маму. Время для разговоров давно прошло.

Митчем пристально посмотрел на него.

– Нет, – возразил он пренебрежительно, а затем повернулся и вышел из столовой.

Зак поспешил за ним, ослепленный внезапной яростью. Он вцепился в дядю и потянул его назад, обхватив его шею руками.

Митчем ошарашенно выкатил глаза, когда Зак крепко сжал его горло ладонями. Заку показалось, что он сможет выдавить из него правду, как пасту из тюбика.

Все его тело протестовало, грозя неудачей, но мгновенный припадок безумия взял верх. На лице Митчема отразилось чувство, которого Зак никогда раньше не наблюдал, – страх.

Митчем попытался оттолкнуть племянника, оказать сопротивление, но не сумел. Зак вдруг с удивлением понял, что физически сильнее дяди. Он возвышался над ним; он больше не был ребенком, скрывающимся в другой комнате от слов, резавших как нож. Он больше не будет жертвой. Наслаждаясь этим новым ощущением, Зак ударил дядю о ближайшую стену.

– Где моя мама? – прорычал он.

Митчем застонал, и Зак снова ударил его.

– Где она?

– Это сложно, – выдавил Митчем.

Зак сдавил ему горло и снова ударил о стену. Бух! Голова Митчема беспомощно дернулась.

– Попробуй сосредоточиться, – велел Зак.

– Если ты прекратишь, я…

Бух! Бух! Бух! Зак был беспощаден.

– Мертва! Твоя мать мертва, – прохрипел Митчем.

Зак отпустил его. Митчем, спотыкаясь, попятился от него, держась руками за горло.

– Я пытался спасти ее. Я почти преуспел. Пересадка должна была сработать на ней! Но было слишком поздно.

– Пересадка? – недоверчиво повторил Зак. – Какая пересадка?

Митчем шумно вдохнул.

– Первая операция по трансплантации таланта была проведена с целью спасти твою мать. Я платил за исследования. Я все сделал. Все наши результаты показали, что люди с фотографической памятью наименее подвержены раннему началу болезни Альцгеймера. Я пытался получить это средство для нее.

Зак восстановил самообладание; голос его прозвучал сдавленно:

– Вы экспериментировали на ней?

– Я сделал все, чтобы спасти ее от ее же генов. Чтобы спасти ее от симптомов, прежде чем они развились.

У Зака внутри словно что-то сдвинулось; тошнота подступила к горлу.

– Ты сделал это до того, как у нее появились симптомы?!

Митчем, кажется, пожалел о том, что проговорился.

– Я… – Он запнулся. – Я хотел убедиться, что мы сможем остановить болезнь до того, как она разовьется.

– Это бред какой-то! – В отчаянии Зак схватился за голову. – Видео! Я же видел ее на том видео! Ты врешь!

– То было старое видео – с тех времен, когда мы проводили исследование. Моя команда, которая разрабатывает имитационные моделирования для пациентов с деменцией, обработала запись и изменила дату.

Заку следовало догадаться. На видео его мать почти не отличалась от того, какой он ее запомнил.

Он непроизвольно всхлипнул – резко и гортанно.

– Я подумал, если ты поверишь, что она жива, то с большей готовностью пойдешь на пересадку в обмен на встречу с ней. Было бы легче, если бы ты этого желал. В этом случае гораздо меньше риск отторжения. Как ты не видишь! Я делал все это для тебя. Я должен был обеспечить твою готовность, сделать тебя податливым. Я сделал то, что было необходимо сделать.

Заку вспомнился не так давно подслушанный разговор. Подслушанный в том самом помещении, где они сейчас стояли, в ночь корпоративной вечеринки Митчема.

– У меня время на исходе, – говорил Митчем. – Я не для того годами вкладывал деньги в твое предприятие, чтобы ты подвел меня в самый решающий момент.

В голосе его звучала угроза – Зак способен был ее расслышать, как никто другой.

– Эти вещи нельзя торопить; наука – вещь хрупкая. Объект должен подходить идеально, – холодно отвечал ему собеседник; Зак узнал голос директора. – Мальчик нестабилен, Митчем, – продолжал тот. – Помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты надавил?

– Еще бы я не помнил, – отозвался Митчем рычанием.

– Даже если ты нашел идеального донора для мальчика (хотя на самом деле и не нашел), тебе все равно придется найти другого для себя. Фотографическая память – это не то, что людям записывают в их медицинские карты.

– Я работаю над его стабилизацией, – настаивал Митчем.

– Его тело должно быть готово к процедуре.

– Он будет сам просить о ней, когда я закончу.

– Хорошо, – согласился директор. – Только не позволяй, чтоб история повторилась. Я не уверен, что даже ты сумеешь скрыть такой кавардак во второй раз.

Митчем с директором экспериментировали на Мюриэль. Вот почему дядя был партнером Вилдвудского предприятия. Вот почему он был им задолго до того, как Зак поступил в Академию.

«Помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты надавил?»

Его дядя настаивал на пересадке Мюриэль. Он хотел пройти через это до того, как у нее появятся симптомы, потому что он очень хотел найти решение. Для себя.

Каждое следующее открытие, каждое новое осознание было страшнее предыдущего.

«У меня время на исходе».

– Ты… – прищурился Зак. – Ты все время думал, как спасти себя. У тебя есть этот ген, так же как и у нас. Ты был готов поэкспериментировать на моей маме и мне, чтобы найти упреждающее средство для себя. Потому что ты боишься!

– Мой мальчик. – Уверенность Митчема заметно ослабла. – Поскольку ты не понимаешь смысл жертвы… ты не способен понять смысл сопутствующего ущерба. Ты никогда не понимал. Я сделал то, что вынужден был сделать для нас обоих. Я думал, лекарство ускорит твои симптомы и заставит тебя яснее увидеть, насколько тебе необходима процедура…

«Я думал, лекарство ускорит твои симптомы».

Но ведь Зак не принимал никаких лекарств. Он прятал все таблетки, которые дядя пытался ему навязать. Однако… Однако он потерял сознание во время побега. У него были галлюцинации.

«Я работаю над его стабилизацией».

«Его тело должно быть готово к процедуре».

«Он будет сам просить о ней, когда я закончу».

У Зака перехватило дыхание. Он напрасно пытался втянуть воздух в легкие, когда на него сошло окончательное осознание. Его словно сотрясло ударной волной.

Кофе. Еда. У всего было послевкусие.

– Ты накачал меня препаратами, – гневно произнес он.

Митчем потирал шею и наблюдал за ним.

– Ты в конце концов сам придешь, чтобы просить меня. Особенно после того, как увидишь преимущества процедуры.

Зак посмотрел на дядю. В нем снова проснулась ярость. Настолько пламенная, что сжигала его тоску. Он позволил себе пылать.

Он подал Нику на серебряном блюде этому монстру. Тому самому монстру, который убил его мать.

Митчем выпрямился, вздохнул и повернулся, чтобы уйти, считая, по-видимому, разговор законченным. Как будто они могли просто жить дальше.

Зак потянулся к массивному серебряному подсвечнику на комоде в коридоре. Изо всех сил, которые у него еще оставались, он ударил дядю по затылку. Глухо охнув, Митчем рухнул на пол. Зак посмотрел на него и добавил еще удар.

Кровь растеклась лужицей вокруг головы Митчема красным ореолом. Зак не задавался вопросом, мертв дядя или нет. Потому что ему было все равно. Он перешагнул через тело.

Зак подумал, что вряд ли когда-нибудь снова почувствует что бы то ни было после этой ярости.

Не спеша, он направился в их пятидверный гараж.

Зак бросил окровавленный подсвечник и взял канистру с бензином. Затем прошелся по дому. Он обрызгал резко пахнущей жидкостью гостиную; любимую комнату Митчема. Обрызгал обеденный стол. Вытряхнул остатки на тонкие занавески, обои, подушки и ворсистые персидские ковры. Блестящий маслянистый след тянулся за ним, как след адского слизняка.

Когда в канистре не осталось ни капли, Зак оглянулся на свою работу.

Ему вспомнилась детская считалочка, которую мать напевала ему в детстве:

Глава 33
Ника

Охранники удерживали Нику, не позволяя ей подняться. Она кричала и слышала, как кричат Квинн и Интеграл. Она била во все стороны ногами, и стол откатился: раздался оглушительный лязг металла о металл.

Две медсестры во главе с сестрой Смит взяли штурмом лабораторию и с помощью нескольких крепких охранников легко одолели Нику и ее друзей.

Медсестра Смит толкнула Нику на операционный стол и заткнула ей рот.

Охранники приковали ее за запястья к металлическим ножкам с помощью стяжек. Слишком туго. Ника кричала от боли. Фиолетовые кольца выступили на коже, пока она упиралась и билась.

– Не волнуйся, – приговаривала медсестра Смит, склонившись над ней; ее тонкие губы сжались от восторга. – Я как следует позабочусь о тебе.

От беспомощности и злости Ника завыла в кляп.

* * *

Медсестра Смит и охранники ждали. Ника не знала, чего или кого. Интеграл, Квинн и Эмбер сидели в углу, связанные, с кляпами во рту.

Квинн смотрел Нике в глаза, подбадривая взглядом, посылая ей силы. Но сам он тоже был напуган.

А эти все чего-то ждали и ждали.

Пока не потянуло дымом.

Сперва был только запах гари. Затем легкое облако дыма заполнило комнату. Ступенька за ступенькой, дым спускался по лестнице в подвал, стекая прядью седых волос и заполнял комнату.

Медсестры, еще недавно казавшиеся такими уверенными в себе, теперь переглядывались в панике. С операционного стола Ника посмотрела на друзей. Не Чед ли явился, чтобы спасти их?

Нет, это маловероятно. Он не знал, куда они подались. Вдобавок он их ненавидел. Не осталось никого, кто мог бы прийти им на помощь.

– Что происходит? Пойди проверь! – рявкнула медсестра Смит.

Ее помощница открыла стеклянную дверь и выскочила из лаборатории. Дым повалил огромными клубами.

Медсестра Смит намочила тряпку в раковине и ею закрыла себе рот и нос, но ничего не предложила никому из подростков. Ноздри Ники наполнились едким дымом. Глаза наполнились слезами. Им суждено здесь умереть?

Что до медсестры Смит, она колебалась. Она не знала, что делать с подростками. В конце концов ее низшие инстинкты победили, и она выбежала из лаборатории и понеслась вверх по лестнице. Вверх, туда, откуда доносились крики «Пожар!», «Бегите из дома!».

Ника кашляла, глаза жгло. Дым облизывал стены и поднимался все выше и выше, к потолку.

– Постарайся высвободиться из стяжек! – крикнул Квинн Нике. Сам он, как мог, выпутывался из своих.

Интеграл выкрикивал имя Эмбер, которая словно таяла в облаке дыма. Ее глаза закрывались. Ника извивалась, пытаясь разорвать узы, но это было бесполезно. Пластик глубоко врезался ей в кожу. Они оказались в смертельной западне.

На мгновение до Ники дошло: «Вот как я умру. Я никогда больше не увижу маму». Она задержала дыхание, чтобы не вдыхать дым.

Гарь немилосердно выедала ей глаза. Тем не менее Ника увидела, как из плотной пелены выплыла высокая фигура. Внезапно перед ней возник Зак. Чем-то острым он несколькими рывками разрезал пластиковые стяжки, затем поднял ее на ноги.

– Помоги им, – прохрипела Ника.

Зак опустился на колени перед Эмбер и освободил ее. Затем перешел к Интегралу и закончил Квинном.

– Надо спешить! – призвал Интеграл, зажимая себе рот рукавом. – Помоги мне с Эмбер.

Зак и Квинн немедленно бросились к Эмбер. С двух сторон они взяли ее – каждый ее руку себе на плечо – и повели из подвала, сопровождаемые Никой и Интегралом.

В тот самый момент, как они оказались на улице, Квинн отпустил Эмбер, развернулся и врезал Заку прямо в челюсть.

Зак не шелохнулся, не ударил в ответ. Квинн снова замахнулся, его кулак угодил Заку в бровь. Зак пошатнулся, но даже не вытер кровь.

– Ублюдок, ты нас предал! – выкрикнул Квинн.

Было что-то грустное в том, как Зак принял избиение, не сопротивляясь, как будто он хотел наказания и боли. Казалось, он был рад этому. Ника оттащила от него Квинна.

– Ты сволочь, ты знаешь это? – не унимался Квинн.

– По крайней мере, меня не разыскивают за убийство в Ирландии, – холодно отозвался Зак.

Квинн побледнел и бросился на него.

– Стоп! – прорычала Ника. – Не видишь, он помогает нам!

– Он нас запер там! – крикнул Квинн.

Затем скрючился и начал кашлять. Густой дым валил из главного входа в особняк. Ника оглянулась на дом. Он весь был охвачен огнем. Пламя бушевало, пожирая поместье. Из окон вырывались рыжие языки, словно цветы, бурно расцветающие в оттенках черного, синего и оранжевого.

– Вот дерьмо! – выругался Зак и бросился в дом.

Ника закричала ему вслед.

* * *

Зак исчез внутри особняка на одну минуту, показавшуюся Нике самой долгой в ее жизни. Наконец он вышел из дыма, надсадно кашляя. В одной руке у него было фото в рамке, а в другой – картина. Ника узнала свою работу с выставки.

Зак молча прошел мимо них.

– Давайте доберемся до моей машины, – промолвил он бесстрастно, не оборачиваясь. – Я отвезу вас в аэропорт. Нужно убираться отсюда подальше, и как можно скорее.

– У нас нет паспортов, – кашляя возразил Интеграл.

– Они вам не понадобятся, – заверил его Зак.

Все последовали за ним в гараж. Зак положил картину и фото в багажник роскошной машины, и все они забрались в нее, не прекращая кашлять и отплевываться.

Внедорожник тронулся и проехал по гравийной дорожке. Вдалеке Ника увидела небольшую толпу, на расстоянии наблюдавшую за пожаром. Там была и сестра Смит и, как догадалась Ника по передникам горничных и униформе, прислуга Уэйкфилда.

На полпути Зак вдруг притормозил и посмотрел на дом в зеркало заднего вида. Затем резко развернул машину так, что они оказались лицом к поместью.

– Что ты делаешь? – вскричал Интеграл.

– Давай сматываться отсюда, – поддержал его Квинн.

Какое-то время было тихо; все смотрели на пожар. В доме было множество картин. Столько дерева, гобеленов и обоев, что огонь разрастался без особых усилий. Пламя как будто радовалось возможности поглотить богатый дом целиком, оставив только кучу щебня и кирпичей.

Ника удивлялась, почему в таком роскошном доме не оказалось пожарной сигнализации. Да нет же, она наверняка была. И как вообще начался пожар? Она почувствовала резкий запах бензина в замкнутом пространстве машины.

Ника резко обернулась к Заку. Теперь она по-настоящему рассмотрела его. В свете пожара его черты стали более четкими. Похоже, он почти ничего не ел в течение нескольких недель. Он был все еще красив, но выглядел плохо: темнее, призрачнее, растрепаннее, чем когда-либо.

Он чувствовал себя ангелом мщения. Карающим орудием.

Зак был загипнотизирован зрелищем пожара. Он наслаждается им, с ужасом осознала Ника. Она потянулась к нему, но знала, что не сможет до него дотянуться – он ушел куда-то, куда она не могла последовать за ним.

– Зак, нам нужно ехать, – напомнила она мягко.

– Еще нет.

Голос его прозвучал настолько безжизненно, что Нику ознобом проняло до костей.

– Еще нет, – повторил он. – Я должен посмотреть, как он сгорит.

Часть 3
Птичка из клетки в небо летит

Глава 34
Ника

Ника осматривалась как завороженная – это здание еще раз напомнило ей о богатстве Зака. Квинн у нее за спиной явно чувствовал то же самое – его глаза широко раскрылись при виде ангара частного аэропорта и вспыхнули недолгой обидой.

По дороге сюда Зак вел машину как самоубийца: он едва обращал внимание на разделительные полосы, чудом не задевал другие машины, обгоняя их, и практически не отпускал педаль газа.

На протяжении всей поездки Ника чувствовала, что не может сказать или сделать ничего, кроме как смотреть на его окаменевший профиль.

Ее голова разрывалась от невысказанных вопросов. «Зак, что случилось с тобой? Что они с тобой сделали?»

В глубине души она знала, у него что-то пошло не так. Это читалось в его глазах и в том, как он двигался. В том, как он вел машину.

Он больше не был парнем, которого она помнила. Он казался опустошенным. Мертвым. Не говоря уже о том, что Ника была почти уверена: только что она видела, как он умышленно сжег дотла дом своего детства.

Она так хотела достучаться до него! Но боялась, что, если только тронет Зака, он осыплется и исчезнет от ее прикосновения, как замок из песка. Кроме того, она не хотела давать Квинну лишний повод для агрессии.

Небрежно припарковавшись возле ангара, Зак вышел из машины. Остальные последовали его примеру; Интеграл проявил особую осторожность, помогая Эмбер. Она опиралась на него при ходьбе; ее кашель усилился от дыма и превратился в скрипучий лай.

Какое-то время все они глазели на внушительный ангар, металлической громадой возвышавшийся перед ними на фоне темного безбрежного неба. Никто не спрашивал, зачем они здесь.

План Зака был достаточно очевиден.

«Наш следующий пункт назначения», – подумала Ника, с недоверием глядя на иссиня-черное ночное небо.

– У тебя есть собственный самолет. Ну конечно, почему бы и нет, – недоверчиво покачал головой Интеграл.

Зак фыркнул.

– Как и все, что у меня есть, он доставляет мне огромную радость.

Он почесал шею, и Ника заметила дрожь в его тонких пальцах. Трещины в изящном фарфоре. Она знала, он прилагает все усилия, чтобы выглядеть менее сломленным, чем на самом деле.

Она поймала взгляд Квинна, исподтишка наблюдающего за ней. Губы его сжались.

– У нас забрали паспорта, – напомнил тот.

– Это не имеет значения, – покачал головой Зак.

Квинн закатил глаза.

– А как мы полетим за границу без паспортов?

– Зависит только от конкретной заграницы. Я подкуплю кого нужно в аэропорту.

– Белиз. Я всегда хотела побывать в Белизе, – неуверенно отозвалась Эмбер.

– И никакой экстрадиции, – добавил Квинн.

Интеграл молчал. Он посмотрел на ангар с презрением и сжал губы.

Ника знала, о чем он думает: улететь означало оставить надежду на получение антидота. Они отказывались от любого шанса на лечение Эмбер.

У них, конечно, все еще оставалось несколько флаконов, но они в конце концов закончатся, и что тогда?

Ника спрашивала себя, что лучше – быть свободной и обреченной погибнуть на собственных условиях или остаться в клетке с надеждой на спасение жизни? Она не чувствовала себя уверенной в собственном выборе, но ей было ясно, что Интеграл предпочитал последнее, особенно если речь шла о здоровье Эмбер.

Для Ники бегство было естественным выбором. Оно воспринималось как волевое решение. Уж лучше, чем зависеть от Стамоса, Чеда или Хефе.

Оставалась одна проблема.

– Я должна забрать свою маму, – сказала Ника.

Все остановились, и четыре лица вопросительно повернулись к ней.

– Нет времени. – Зак избегал ее взгляда, и его голос был холодным.

Ника стиснула зубы.

– Тогда мы найдем время.

– Нам нужно исчезнуть, прежде чем за нами придут. Я куплю билет на коммерческий рейс для твоей мамы, с борта своего самолета.

Теперь Зак посмотрел ей прямо в глаза. Он был серьезен. Ника не была уверена, что сможет когда-нибудь снова ему доверять.

Однако Зак настаивал.

– Из LAX ^[16] в Белиз, сегодня же, обещаю. Все, что тебе нужно сделать, это убедить ее. Но сейчас мы должны поспешить, пока никто за нами не пришел.

Кто за ними придет? Чего так боится Зак?

Ника знала, почему он торопится, ведь только что сгорел дом его дяди. Наверняка будут последствия. Как только Митчем увидит, что Зак натворил, то станет разыскивать племянника.

– Обещаю, – повторил Зак. – Первым же сегодняшним рейсом.

На рубашке у Зака кровь, высохшая до хрустящей коричневой корки на белом фоне, как кофейное пятно на мятом листе бумаги. Чья это кровь?

Ника кивнула в знак согласия.

– Хорошо. Пилот уже здесь, – показал Зак на другую машину, аккуратно припаркованную у ангара. – Белиз так Белиз.

Ника потянулась к его руке, и ее пальцы коснулись его ладони, прежде чем он отшатнулся от нее.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Спасибо за билет.

– Белиз, Океания, Атлантида, мне плевать. Давайте только «делать ноги из Техаса», как у вас говорят, – вмешался Квинн.

Зак сосредоточился и двинулся дальше.

Нике нестерпимо хотелось взять его за руку, сесть в самолет и забыть обо всем, что случилось. Забыть, что он закрыл ее в подвале, позволив незнакомцам связать ее. Хотя Зак же вскоре и спас их, но в момент, когда он запер Нику с друзьями, его лицо было решительным, холодным и бесчувственным. Этот образ запечатлелся в ее сознании, и она сомневалась, что когда-нибудь забудет его.

Никогда раньше Ника не видела ни частного самолета, ни даже частного ангара. Ангар представлял собой ячеистую стальную конструкцию с ослепительным люминесцентным освещением и бетонным полом, покрытым чем-то блестящим. Мембрана из сварных металлических балок образовывала арочный потолок и служила каркасным основанием для внешней поверхности из листового металла.

Они прошли через огромную площадку к самолету, наверное, напоминая группу «золотой молодежи» из какого-нибудь фильма. Ника подумала, что при других обстоятельствах, в другой жизни этот опыт был бы положительным. В альтернативной реальности Зак показывал бы ей свой самолет, чтобы предложить воздушную прогулку в какое-нибудь захватывающее новое место, а не потому, что они вынуждены спасаться бегством.

Ника задалась вопросом, летал ли когда-нибудь Зак с Вайолет, а потом упрекнула себя. Какая глупая, мелкая мысль в такой драматичный момент. В хаосе, образовавшемся вокруг них, как могла она потворствовать таким ничтожным эмоциям? Стыдно.

Ей хотелось также дотянуться до Квинна, ее якоря в штормовое время, но она знала, что не может рассчитывать на него сейчас. Не после того, как она привела их всех в дом Зака и подвергла такому риску ради него. Показала свою истинную сущность.

Интеграл даже не смотрит на нее.

Как она сумела так быстро все испортить? Ника размышляла над фразой, которую произнес Зак, – о том, что Квинна разыскивают за убийство в Ирландии.

Неужели правда? Оставшиеся без ответа вопросы пульсировали в ее голове.

Эмбер была единственной, кто улыбнулся ей. Несмотря ни на что, ее подруга все еще предлагала ей частичку своей доброты.

В ангаре было тихо, как в склепе, – слышались только звуки их шагов.

Когда они подошли к самолету, из кабины выскочил человек в форме пилота и улыбнулся. Он весело помахал планшетом.

– Я так и знал, что «мистер Уэйкфилд» – это вы, сэр. Я почти готов: все, что мне нужно, это пункт назначения.

– Белиз, – отозвался Зак.

Маска беспечности и бездумной радости исчезла с его лица. Пилот побледнел.

– Белиз? Сэр, это немного дальше, чем наши обычные маршруты. Мистер Уэйкфилд это одобрил?

Пилот выглядел взволнованным, расспрашивая своего клиента.

– Я думал, вы позвали меня ради одной из ваших обычных прогулок в Палм-Спрингс.

– Конечно, Митчем одобрил. Собственно, это была его идея. Подарок на мой день рождения, о котором он, как обычно, забыл, но на этот раз вспомнил в последнюю минуту.

Небрежное вранье и барская снисходительность Зака выглядели более чем естественно.

Ника уставилась на него и заметила, что Квинн делает то же самое. Она спрашивала себя: если когда-нибудь Зак сбросит все свои многочисленные маски, останется ли под ними что-нибудь от Зака настоящего? Казалось не вполне нормальным, что человек так легко надевает на себя различные личины.

– О, с днем рождения! – радостно поздравил его пилот. – Я не знал. Тем не менее… Белиз.

Пилот почесал затылок, с сомнением глядя на свою тень.

– Ну же, Ричард. Немного спонтанного безрассудства – это всегда весело, – уговаривал его Зак. – В качестве благодарности я попрошу Митчема отправить вам ваш ежегодный рождественский бонус в начале этого года.

Он подмигнул ему. На самом деле подмигнул. Не как мальчик, обращающийся к мужчине, а как магнат, обращающийся к одному из своих многочисленных слуг.

Пилот улыбнулся, соблазненный как обещанием приключений, так и ранним получением бонуса.

– Ладно, босс. Но с предупреждением за тридцать минут до вылета я никак не мог обеспечить стюардессу – я предполагал, мы летим в Палм-Спрингс или на Гавайи, но никогда не думал… – У Ричарда порозовели щеки. – Белиз… – повторил он про себя, словно смакуя манящее расстояние в звучании слова.

– Обойдемся без стюардессы, – поспешно сказал Зак, прежде чем Ричард успел пересмотреть свое решение.

Ника надеялась, что пилоту не покажется странным отсутствие у них чемоданов, которые полагались бы, собирайся они в Белиз. Она надеялась, он воспримет это как одну из причуд богачей, предполагая, что они купят на месте все необходимое. Богатые славятся такими причудами.

– Я приведу все в порядок, – сказал Ричард.

Ника почувствовала, как чья-то рука обняла ее за талию.

Она обернулась и увидела перед собой лицо Квинна. Он выглядел страдающим и уязвленным.

– Ника, пожалуйста, мы можем поговорить, прежде чем взлетим? Две секунды? Только ты и я?

Ника открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент в ангаре раздался резкий, взрывной свист. Ричард, только что стоявший на трапе, грохнулся на колени. Красное пятно растеклось на его форменном кителе, добрые глаза широко распахнулись, как черная дыра в космосе, расширяющаяся наружу и поглощающая окружающие звезды. Он упал. Мертвый.

Ника едва успела заметить происшедшее, как тело Зака внезапно накрыло ее сзади, толкая вниз, на землю, и они еще не коснулись бетонного покрытия, как на них обрушился дождь пуль.

Глава 35
Зак

Перед тем как началась стрельба, Зак смотрел на руку Квинна, обнимающую Нику.

После адского лета, которое Зак пережил, он был приятно удивлен и даже вздохнул с облегчением, обнаружив, что все еще может чувствовать ревность и соперничество.

Он был счастлив, что, несмотря на заполнивший его бесконечный темный туман, несмотря на онемение души, он все еще способен что-то вообще чувствовать.

Ника, кажется, немного отстранилась от Квинна, и это порадовало Зака. Он скучал по ее лицу, чистоте ее духа, незапятнанного, в отличие от всего остального в его мире. Если бы он все еще мог любить, он бы любил ее. Любил бы, если бы чувство потери не было настолько сильным, что сделало любовь невозможной.

Среди всего прочего, присутствовало также и чувство вины. Он снова оставил Вайолет. Она этого не заслуживала, как, впрочем, многого из всего, что испытала в своей жизни. Он найдет возможность извиниться перед ней… когда-нибудь.

Зак пристально смотрел, как рука Квинна обвивает талию Ники, касаясь ее так, как ему самому хотелось бы ее коснуться. Он был совершенно уверен, что после инцидента в лаборатории она никогда больше не позволит ему снова приблизиться к ней.

Его мысли прервал какой-то хлопок: что-то ударило пилота, которого он знал с детства.

Тело Ричарда рухнуло с глухим стуком. Затем Зак услышал звуки рикошетящих шальных пуль, падающих на бетон вокруг них, как мраморные шарики. Он бросился вперед.

Через несколько мгновений или веков все было кончено. Зак осознал, что Ника под ним; он инстинктивно толкнул и подмял ее под себя, защищая от пуль своим телом.

Он ошеломленно смотрел, как в их сторону хромает окровавленный злой байкер с оружием в руке. Сейчас он был уже очень близко.

Понятно, что байкер не собирался убивать кого-либо из них, кроме Ричарда, поскольку легко мог бы уже это сделать. Бедняга, бедняга Ричард. Зак посмотрел на безжизненное тело, выпавшее из кабины, но не особо что-то почувствовал при виде его. Это был просто еще один кусочек прошлого, который только что от него оторвали, как отрываются последние корки засохшего струпа, обнаруживая очередной шрам. Еще одно напоминание о ранах, которые никогда не исчезнут.

«Я должен отправить его жене цветы, – сформулировалась в его безумной голове бредовая мысль. – Одну из тех изысканных дорогих инсталляций в стеклянных напольных вазах, которые посылают богатые люди, чтобы сказать, я сожалею о вашей утрате, но не настолько, чтобы лично приехать на похороны. Интересно, так ли Митчем понимает смерть? – спросил себя Зак. – В контексте цветочных композиций и предоплаченных похорон. Точнее… понимал», – поправил он себя. Митчем, вероятно, мертв. Митчем мертв.

Зак осознавал это.

Так же, как он, без сомнения, знал, что Ричард мертв. Было так много крови. Она капала вниз по трапу, на пальцы и одежду Ники.

Зак понимал, что нормальный человек, вероятно, заплакал бы, если бы кого-то, кого он знал годами, застрелили вот так, у него на глазах. Но планка нормальности Зака опустилась слишком низко, и смерть Ричарда не задела его обмороженную душу. Он почувствовал, как маленькая рука Ники тянет его за рубашку – не из страха, а чтобы убедиться, что он в порядке. Мгновение спустя она схватила его за плечи, руки и грудь, осматривая.

– Чед, ты свихнулся? – закричал Квинн.

Он казался испуганным, и его голос многократно прозвучал в ангаре, повторенный эхом.

– Пилот был предупреждением! – рявкнул байкер; он держал пистолет наизготовку. – Теперь никому не двигаться!

Зак удивленно моргнул, глядя, как в ангар лениво въезжает лимузин, следуя за окровавленным и хромающим Чедом. Это было жуткое зрелище. Карие глаза Чеда выжидающе посмотрели на машину. Похоже, байкер нервничал.

Сверкающая черная машина медленно остановилась, и из нее вышли двое мужчин, которых Зак никогда раньше не видел и каждый из них держал в руках пистолет.

Незнакомцы сразу же направили оружие на Зака с друзьями.

Глава 36
Ника

УНики приоткрылся рот. Ее пальцы были в крови пилота. Похожий на серный запах от стрельбы наполнил нос.

Первоначальный шок постепенно отступал, Ника приходила в чувство. Зак прижимал ее к земле. Она зажала в кулаке край его рубашки. Ника поверить не могла, что он бросился защищать ее от пуль своим телом. Сначала удивление от неожиданного появления Чеда, а теперь вот это…

Ника боялась, что ее сердце не выдержит бешеного ритма, в котором билось, но замедлить его она тоже не могла. По крайней мере – не в момент, когда она увидела выходящих из машины Хефе и Бастиана.

Ее взгляд остановился на Бастиане. Желудок сжался, как при самом резком спуске на американских горках. Хефе поймал ее взгляд и усмехнулся. Бастиан, прекрасный и жестокий Бастиан, захлопнул дверь лимузина и тоже усмехнулся. У него хватило наглости еще и подмигнуть ей.

Как эти твари их выследили?

– Привет, малыши, – пряный, насыщенный голос Хефе был полон угрозы. – Я вижу, вы наигрались, – добавил он, бросив взгляд на труп пилота.

– Как… как вы нас нашли? – спросила Ника прерывающимся голосом – от паники у нее клокотало в горле.

– Мне пришлось взять хренов Uber, когда я понял, что случилось. Потому что я не мог ни фига вспомнить, – пожаловался Чед.

То есть он догадался, что его опрыскали спреем забвения и бросили лежать на тротуаре.

– Как ты узнал, где мы? – настаивал Квинн.

– Вот, деточка, – отозвался Бастиан. – Лови!

Он вытащил что-то блестящее из кармана пальто и бросил в воздух. Это блестящее что-то в полете вертелось и сверкало, как сосулька, и, несмотря ни на что, Интеграл поймал этот предмет обеими ладонями.

Это была упаковка флаконов.

– Верных собак подкармливают, – прокомментировал Хефе.

Ника уставилась на Интеграла.

Ее друг не шелохнулся, чтобы что-то скрыть или возразить, когда Ника склонилась рядом и задрала ему штанину. Квинн резко вздохнул, увидев, что электронный браслет на лодыжке Интеграла по-прежнему на своем месте, целехонький.

В голосе Ники не было эмоций:

– Ты предал нас?

Эмбер сделала шаг в его сторону.

– Интеграл, почему?

Ника не спрашивала почему. Она уже знала причину.

– Кто-нибудь, объясните, пожалуйста, что вообще происходит? – процедил Зак сквозь зубы; он не сводил глаз с двух нацеленных на них пистолетов.

– Это твоя вина, – резко бросил Интеграл Нике. – Что я должен был делать? Просто согласиться с твоим планом и дать Эмбер умереть, чтобы ты смогла найти Зака? Твоя одержимость им могла всех нас убить, – добавил он, укоризненно глянув в сторону Зака. – По сути, так почти и случилось. А тебе было все равно.

Ника почувствовала жар, от стыда на глаза ей навернулись слезы. Она поморгала, пытаясь избавиться от них. Квинн напрягся рядом с ней.

Интеграл покорно покачал головой.

– Я не сожалею о том, что сделал, – тихо сказал он.

Ника смотрела на него, широко распахнув глаза. Тысяча мыслей и чувств накопились в ее душе как назревающая буря. Предательство, понимание, принятие.

– Ты должен был что-то сказать, – все, что выдавила из себя Ника.

Интеграл выглядел так, будто собирается ответить ей, но Хефе прервал их диалог.

– Меня не интересует ваша семейная ссора, – сухо промолвил он.

Как по приказу, Чед поднял руку и направил пистолет прямо на Нику. Ника не могла заставить себя сосредоточиться на этой угрозе. Нож, который Интеграл воткнул ей в спину, доставлял нестерпимую боль, но она понимала, почему он так поступил. Его предательство ничем не отличалось от ее: она подбила всех бежать от Чеда и отказаться от следующих флаконов для Эмбер только для того, чтобы снова увидеть Зака.

Ника спокойно встретила полный черной ненависти взгляд Чеда. Он выглядел взбешенным – и тоже из-за предательства.

Внезапно раздался визг шин. Все замерли; казалось, напряжение электричеством потрескивает в воздухе. Все уставились на другой лимузин, въезжавший в ангар.

Зловещая эмблема Вилдвудской академии растянулась на обоих его крыльях.

Глава 37
Зак

«Лимузины такие бесклассовые…» Зак был немного озадачен собственной мыслью. Он знал, что ему следует опасаться лимузина «Вилдвуд», похожего на скользкую змею, которая с шипением вползла в ангар. Но он ничего не чувствовал. Даже когда смотрел, как директор и его помощник Стамос Ледерман следуют из машины. Даже когда наблюдал, как четверо вооруженных людей выходят за ними и двое направляют свое оружие на подростков, а двое других – на людей, которым продал их Интеграл, – Хефе, Чеда и Бастиана. Но Зак ничего не чувствовал. Он лишь с любопытством отметил, что молодого, загорелого Бастиана, казалось, ничуть не тронула угроза смертельной стычки; хотя он и выглядел слегка смущенным прибытием неожиданных гостей.

Директор, как и Бастиан, несколько смутился, увидев этих людей в ангаре. Затем он перенес свое внимание на подростков. Его взгляд остановился на Нике.

– Вы доставили мне много проблем, юная леди, – обратился он к ней.

– Не так много, как вы, – огрызнулась та.

Этот ответ напомнил Заку, почему она всегда так нравилась ему. Быстрые реплики. Храбрость. Непоколебимая доброта. Он пытался дотянуться до теплых чувств, которые испытывал к ней, но остался с пустыми руками. Он ощущал себя не плотью, а воздухом. Струящимся, пустым и бесчувственным.

Теперь он был только местью.

Его взгляд остановился на Квинне. Гарцующий ублюдок. Зак хотел бы рассказать Нике все, что узнал о нем. Только для того, чтобы удовлетворить свою ненависть.

Подчеркнуто медлительная, холодная речь директора вернула Зака к реальности.

– Как вам удалось имитировать свою смерть? – Его взгляд скользнул по потрепанным подросткам, изучая их с клинической точностью. – Как вы устроили автомобильную аварию? Где вы взяли тела?

Зак нахмурился. Какие тела? Почему директор думает, будто они подделали свои смерти?

Если только… Если только кто-нибудь не убедил директора, что они мертвы. Зак посмотрел на Стамоса.

– Ну, – гулко раздался в ангаре голос Квинна, – здесь, должно быть, какое-то недоразумение. Как видите, все мы ничуть не мертвы.

Директор игнорировал его реплику, как если бы это было жужжание мухи.

– Где моя записная книжка? – потребовал он.

– Почему бы вам не спросить у них? – качнула Ника головой в направлении Хефе и Бастиана. Голова директора медленно повернулась, и его глаза злобно прищурились, остановившись на отце и сыне.

– А это что за личности? – спросил он сердито.

Он снова посмотрел на Интеграла, Эмбер и Нику, а потом уставился на Зака.

– Зак, а ты что здесь делаешь? Я полагал, ты с Митчемом.

Директор выказывал все больше признаков замешательства.

Зак не ответил. Взгляд его оставался спокойным. Директор обернулся на Хефе.

– Я серьезно спрашиваю, вы кто такие? Что вообще происходит?

– Они мои сообщники, – ответил ему Стамос.

В первое мгновение директор не осознал смысла того, что сказал его доверенный сотрудник.

– Стамос, что ты мелешь? – вытаращился он на него.

Стамос не шелохнулся – только на губах его играла легкая улыбка.

– Отвечай, ты, дебил! – рявкнул на него директор.

Так же резко, как вспылил, директор вдруг сломался пополам, словно подрезанный острым ножом.

Стамос выхватил пистолет из внутреннего кармана и в упор выстрелил начальнику в голову. Тот выключился, словно перегоревшая лампочка, и рухнул на землю. Стамос элегантно вытащил платочек из переднего кармана своего изысканного костюма и стер кровь с лица и часов. Затем вытер пистолет и бросил его одному из своих приближенных. С каменным выражением лица тот поймал оружие, как будто был готов именно к такому развитию событий.

По-прежнему никто не двигался.

Подобного Зак не ожидал, но снова задумался, почему он ничего не чувствует.

– Наконец-то, – промолвил Хефе. – А то я уже устал от него.

– Зачем ты притащил его сюда? – спросил Бастиан, кивнув на тело.

– И каким образом вы так быстро сюда добрались? – подал голос Интеграл.

– Я занимался делами в Лос-Анджелесе вместе с директором, когда мне позвонили, – объяснил Стамос, скорее Хефе, чем Интегралу. – Чед дал мне знать, что отслеживает сигнал с электронного браслета; поэтому я приехал в ангар вместе со Стивеном. Из-за недавних событий он все равно жил как в кредит. – Он посмотрел на тело и усмехнулся. – Как говорится, одним ударом двух зайцев.

Стамос отряхнул костюм и объявил:

– Дамы и господа! – Он поклонился, затем улыбнулся идеальной жемчужной улыбкой. – Без дальнейших церемоний представляю вам нового директора Вилдвудской академии.

– Почему ты это сделал именно сейчас? – спросил Хефе.

Стамос глянул на Чеда.

– Потому что со вчерашнего дня и благодаря всем вашим усилиям, – указал он рукой на подростков, – в нашем распоряжении Кэрол Хем и формула Вилдвуда. В директоре больше нет необходимости. Совет признает меня новым руководителем. Разумеется, с одобрения Митчема. – Его взгляд остановился на Заке.

«Удачи тебе в получении одобрения от покойника», – подумал Зак.

– Произошел захват власти, – подытожил Интеграл.

– Мы предпочитаем термин «смена владельца», – широко улыбнулся Стамос.

«Мы». Они все в этом участвовали.

Наступило молчание.

– Зачем вы это делаете? – ясно прозвучал в тишине голос Квинна.

Стамос взглянул на него.

– Затем, что я могу.

– Что вы имеете в виду, говоря про смену владельца? Какой совет? – спросил Зак.

Стамос выглядел довольным, как будто только и ждал, чтобы кто-нибудь поинтересовался его блестящим планом.

– Уже в течение долгого времени я хотел завладеть Академией, но мне нужны были три вещи, чтобы это произошло. Информация о всех перечисленных в красной книжечке пересадках и донорах Вилдвуда – данные, которые я теперь могу использовать для шантажа совета Академии, чтобы меня сделали новым директором. Кэрол Хем, – продолжал он перечислять, – которая мне нужна, чтобы продвигать дальше науку о трансплантации генов.

– Вы могли использовать для этого медсестру Смит, – заметил Квинн.

– Медсестра Смит была слишком предана Стивену, – посмотрел на мертвое тело Стамос. – Но больше это не проблема, – снова улыбнулся он. – Смит понимает технологию, лежащую в основе трансплантации, но она не новаторская. Я хочу продвинуть ее дальше – туда, куда не посмел Стивен. – Он глубоко вздохнул. – Вилдвуд скоро станет совсем другим местом.

Зак посмотрел на безжизненное тело директора, затем на труп своего пилота. Он чувствовал запах смерти, сгущавшийся вокруг, как черный туман. Он знал наверняка – если в преисподней пусто, все ее слуги сейчас здесь…

Стамос теперь стал их хозяином.

Глава 38
Ника

Ника посмотрела на тело директора. Невероятно, но это было реальностью. Девушку замутило.

– Ника, с тобой все хорошо? – по-джентльменски осведомился Стамос.

Интеграл встал перед девушкой, заслонив ее.

– Иди ты!

Усмехнувшись, Стамос поцокал языком.

– Саймон, следи, пожалуйста, за языком. Здесь дети.

– Что вам от нас нужно? – отозвался Интеграл. – У вас был миллион шансов убить нас всех.

Ника предпочла бы, чтобы Интеграл не напомнил этому человеку о маленьком, но столь важном обстоятельстве.

Стамос наморщил свой идеальный лоб.

– Зачем нам убивать вас, когда вы оказались настолько нам полезными?

– Я хочу знать, как мой дядя связан со всем этим, – потребовал Зак.

Стамос повел плечами, как будто они у него заболели.

– В семидесятых Стивен, – указал он на тело, – входил в команду ученых, которые обнаружили, что некоторые таланты могут быть извлечены из наследственного аппарата и перенесены другим объектам. Эксперимент был остановлен, и с учеными стали происходить загадочные вещи. Многие из них очень плохо закончили.

– Это все мы уже знаем, – перебил его Интеграл.

– Да, конечно, умные малыши, – улыбнулся Стамос. – Кэрол Хем не хотела участвовать в планах Стивена, предполагавших построить бизнес на результатах открытия, но, поскольку она была ведущим ученым в команде, он нуждался в ней. В обмен на ее сотрудничество ей разрешено было остаться в живых. Чтобы сохранить ее лояльность, он сделал ее вторым пациентом, получившим пересадку таланта. Первой…

– …была моя мама, – прервал его Зак.

Стамос был явно удивлен, что Заку это известно.

– Да, Митчем был одним из первых инвесторов Стивена. Он увидел большой потенциал в переносе талантов, особенно в его использовании для борьбы с определенными заболеваниями и состояниями. Он инициировал первую в истории трансплантацию. Твоя мать была пациентом. Как тебе известно, все пошло не так.

Зак не отреагировал на его слова. Он стоял в оцепенении. Ника с трудом сопротивлялась желанию встряхнуть его.

– Когда я познакомился со Стивеном, я вел своего рода… деятельность по поиску талантов, – продолжал Стамос загадочным тоном. – Я тогда жил в Токио, и он нанял меня для поиска талантов для Вилдвуда. Спустя годы я стал его правой рукой. Митчема я встретил на званом обеде. С ним у нас были схожие амбиции – желание выйти за рамки простой пересадки талантов. Но Стивен ограничивал наше движение. Он не был в этом заинтересован. Он был медлительным и хотел делать считаные процедуры в год. Он хотел лишь оставаться вне поля видимости налоговых служб и зарабатывать свои деньги. Я не мог расширяться самостоятельно, потому что исследование было строго засекречено. Кроме того, у меня было недостаточно средств… Я знал, что Митчем ищет человека с фотографической памятью. Он искал не один год. Поэтому, когда я нашел тебя, – посмотрел Стамос на Нику, – мы с Митчемом заключили сделку. Если бы мне удалось провести исследование, он поддержал бы меня в моих планах по расширению… Однако я не мог предвидеть, что вы, дети, раскопаете для меня все тайны Вилдвуда. Что вы украдете записную книжку и взломаете код директора, что приведете меня к Кэрол Хем. В некотором смысле вы дали все, что мне было нужно.

– Какое во всем этом место Хефе? – спросила Эмбер; она едва могла говорить.

– Хефе был моим другим спонсором, но я, скажем так, опаздывал с предоставлением своей лепты. Я отдал вас Хефе, чтобы он мог провести собственное исследование и побудить вас отказаться от того, что вы украли у директора. Я инсценировал вашу смерть, чтобы Стивен не слишком нервничал. Митчем знал о моих планах и попросил вернуть ему Зака.

– Но как же те охранники, которых убил Чед? – спросила Ника.

– Они были людьми директора. Они должны были умереть, чтобы не осталось свидетелей, – объяснил Стамос.

– А что Хефе от этого получает? – не унимался Интеграл.

– Я заинтересован в том же исследовании, что Стамос – но в моей компании, в Мексике, – ответил ему сам Хефе. – Вот почему Стамос решил навестить мои лаборатории.

– Если у вас есть все, что вам нужно, почему мы все еще живы? – спросил Саймон.

– А вот это и приводит нас к лучшей части истории, – почти радостно отозвался Стамос. – Потому что у нас все еще большие планы на вас.

Он одарил подростков широкой победной улыбкой.

– Думаю, вам пора возобновить свое образование. Дети не должны слишком долго болтаться вне школы. Вам так не кажется?

Глава 39
Зак

Зак не был уверен, перестанет ли он когда-нибудь чувствовать запах дыма от Уэйкфилдского поместья. Сейчас, по крайней мере, он все еще чувствовал его на себе. Может, это навсегда? Даже когда одежда будет выброшена, а тело вымыто, все равно останется этот запах? Он смутно воспринимал происходящее вокруг него: Нику, Стамоса, пересказывающего историю Вилдвуда. А еще было подтверждение того, что он знал, – дядя экспериментировал с его матерью, и она от этого умерла.

Стамос все это устроил, чтобы с помощью Митчема захватить Академию. У Стамоса, похоже, действительно есть на них какие-то планы. Правда была ножом, режущим и рассекающим жизненно важные артерии. Голова Зака взметнулась вверх в ответ на слова: «Пора вам возобновить свое образование»…

– Я не собираюсь возвращаться в Вилдвуд, – заявил он; в голосе его не было эмоций.

– Забудь о Вилдвуде. Там вы нам не нужны, – заверил его Стамос.

Вот оно, это слово, «нужны». «Мы все еще нужны им», – понял Зак словно сквозь туман. И это означало, что имелся рычаг воздействия.

К Заку вернулись уроки Митчема – основные принципы бизнеса и инвестирования. У каждого есть свои мотивы и желания. По тем или иным причинам эти люди нуждаются в них. Что означало возможность вести с ними переговоры.

– Вы будете учиться в другой школе, – подхватил Хефе рассуждения Стамоса, – и вести тайное расследование так же, как вы это делали в Вилдвуде.

– Чего вы ожидаете от нас в этой новой школе? – спросил Зак ровным тоном, вступая в переговоры.

– Эта школа находится в Исландии и называется «Институт Сколина», – пояснил Стамос. – Основан Гансом Мюллером. Благодаря вашему небольшому интервью с Кэрол Хем, мы узнали, что он был единственным выжившим ученым из ее команды. После наведения определенных справок, мы также раскопали, что он открыл школу. Думаю, вы согласитесь, это не случайно.

– Мы полагаем, что в настоящее время там проводят исследования, подобные исследованиям Вилдвуда, – вмешался Бастиан.

– Или же, – снова вступил Хефе, – исследование, которое мы находим еще более интересным.

Он бросил проницательный взгляд в сторону Стамоса.

«Мы». Они определяли себя как «мы». Единый фронт с общим интересом. Зак быстро анализировал информацию.

– Нам нужно, чтобы вы проникли в их среду, – сказал Стамос.

– Почему мы? – спросил Зак; он оценивал потребности противника, как научил его делать Митчем.

Стамос окинул взглядом всю компанию.

– Девушка с фотографической памятью, вор и хакер. В некотором смысле вы идеальная команда. Имеет значение также то, что вы сойдете за студентов, а мы нет.

Зак отметил, что Стамос не включил в список его.

– Плюс у вас уже есть послужной список, – продолжал Стамос. – Даже при всех неудобствах, которые вы нам доставили, вам удалось получить большую часть информации, в которой я нуждался. Надеюсь, вы сможете повторить это во второй раз.

«Мы чего-то стоим для них. Пока что, – продолжал анализировать Зак. – Это означает, я могу вести переговоры».

– Я больше не буду выполнять ваши приказы, – яростно бросила им Ника.

Зак закатил глаза на столь наивное заявление. Как будто у нее был выбор. «Рычаг, Ника. У них явно есть рычаг давления», – предостерегающе взглянул он на нее.

Хефе, кажется, рассуждал точно так же. Его взгляд устремился на Нику:

– У нас есть способы заставить вас повиноваться. Я думал, вы уже убедились в этом.

Он кивнул одному из охранников, и те полезли в лимузин. У Зака похолодело внутри, когда он увидел, что охранники вытаскивают из машины мать Ники, Дарью, с кляпом во рту.

– По дороге сюда мы сделали короткую остановку, – сказал Бастиан.

Заку этот тип очень не нравился.

Ника закричала и бросилась вперед, но Квинн удержал ее. На этот раз Зак был благодарен ирландскому парню за расторопность, поскольку к виску Дарьи был плотно прижат пистолет. Зак слышал, как Ника всхлипывает.

– Ты подлый ублюдок! – закричала она Стамосу.

– Уф… подростки, – нахмурил брови новый директор Академии. – Сколько драматизма. Вы все думаете, что вы центр Вселенной, думаете, что вы непременно кому-то необходимы. На самом деле вы инструменты, подлежащие использованию и утилизации, если только я не решу проявить некоторое нехарактерное для меня милосердие. Мир принадлежит беспощадным, Ника. Когда-нибудь ты усвоишь это, если до сих пор не поняла.

Он стянул клейкую ленту со рта Дарьи, и та выплюнула кляп.

– Я выверну тебя через рот и вырву твои внутренности, – прорычала Дарья, оскалив на него зубы.

Зак понял, от кого Ника унаследовала свой задор.

– С кляпом во рту было определенно лучше, – вздохнул Стамос, но дал знак охранникам освободить женщину.

С королевским негодованием, все еще со связанными руками, Дарья подошла к Нике, и та обняла ее. Зак отметил, что Дарья не вела себя как женщина, которую похитили, заткнули рот и связали.

После коротких объятий с дочерью, она резко обернулась, и глаза ее остановились на Стамосе.

– Я сделаю из твоей кожи шляпу, – пригрозила она ему.

Стамос закатил глаза.

– Чед, – позвал Хефе байкера.

С видимой неохотой Чед направил свой пистолет в голову Дарьи.

– В отличие от моего партнера Стамоса, мне нравится делать вещи по-старомодному. Итак, вот наша сделка, – сказал Хефе. – Выполняй то, что мы велим, или твоя мать умрет.

Он повернулся к Нике.

– Со всей очевидностью, Эмбер тоже умирает, но этот маленький факт не остановил вас, поэтому нам пришлось позаботиться о дополнительной страховке, – добавил Бастиан.

Ника вздрогнула. Она виновато посмотрела на Эмбер.

– Мы согласимся, если вы выполните наши условия, – послышался совершенно ровный голос Зака.

– Ты с ума сошел? – прошипел Квинн. – Они угрожают убить маму Ники!

Стамоса явно развлекло заявление Зака. Он оценивающе посмотрел на него, как шахматист, присматривающийся к своему оппоненту по ту сторону клеточной доски.

– Разве что эти условия включают твое возвращение домой, – сказал он. – Митчем ожидает этого от меня.

– Митчем мертв, – спокойно сообщил Зак, как будто говорил об изменении прогноза погоды. – Он мертв, и когда я вернусь с нашей миссии, я буду претендовать на свое законное место наследника «Уэйкфилд Фармасьютикалс».

Все деловые мужчины оказались озадачены этой новостью.

– Поместье Уэйкфилд сгорело дотла. Митчем был внутри, – объяснил Зак. – Мне нужно, чтобы вы и ваши люди позаботились о месте происшествия, чтобы все было похоже на несчастный случай. В обмен я продолжу сотрудничество между «Уэйкфилд Фармасьютикалс» и Вилдвудской академией. И я буду щедрым.

Ника уставилась на него, но он игнорировал ее взгляд. Ему нужно сосредоточиться. Если заставить их поверить, что он на их стороне и что он полезный игрок, то и он, и его друзья смогут выжить. Нужно быть полезным игроком, иначе ты не более чем пешка.

– Это… меняет дело, – признал Стамос; его глаза выражали легкое восхищение – он будто впервые видел Зака.

– Вот наши условия, – уверенно начал Зак. – Мы сейчас уходим и добываем необходимую информацию в Институте Сколина. А тем временем вы освободите мать Ники и предоставите Эмбер полноценное лечение. Вы гарантируете всем нам иммунитет по возвращении, без каких-либо исключений.

Неожиданно Ника вздрогнула. Она все еще держала свою мать за талию.

– И Элоизе – ей вы тоже обеспечите лечение. И племяннице Чеда – она будет получать пожизненно то, что ей необходимо, – добавила она к списку требований.

Племянница Чеда? Ника беспокоилась о родне человека, держащего пистолет нацеленным на голову ее матери? Зачем?

Глаза байкера расширились: он избегал взгляда Стамоса, который обернулся и с любопытством смотрел на своего приспешника. Он был явно заинтригован новым поворотом в развитии событий.

– Элоиза… девушка с ангельским голосом, – рассуждал Стамос в воцарившейся тишине. – Хорошо, мы согласны с вашими условиями.

На этот раз не будет никакой бутылки шампанского, графина старого скотча или игры в гольф, чтобы отпраздновать закрытое соглашение. Зак лишь кивнул в знак подтверждения.

– Мать побудет с нами в Мексике, – сказал Бастиан. – В Академии не удастся надежно спрятать ее. А оставить ее на свободе – слишком рискованно.

– Девушка тоже будет у нас. Ей нужно срочное лечение, иначе она умрет, – добавил Хефе. – Кроме того, ей нужен отдых. Иначе мы не сможем ее лечить.

– Через мой труп! – закричал Интеграл.

– Она не выживет без стационарного лечения, – заявил Хефе, скорее констатируя факт, чем призывая к благоразумию.

Эмбер положила руку Интегралу на плечо.

– Интеграл, все в порядке. Я слишком слаба для путешествий, – слабым голосом прохрипела она. – Здесь заканчивается наша с тобой глава.

– Я не пойду без тебя, – скрестил руки на груди Интеграл.

– Ты должен идти и делать, что нужно, – напутствовала его Эмбер. – Они не справятся без тебя. Иди. Чтобы в конце концов покончить с этим.

Зак понял, что этих двоих связало нечто неразрывное. Когда это успело произойти?

У Интеграла стояли слезы в глазах, а его кулаки были сжаты, словно он готовился к бою. Зак видел, что парень не собирается уступать, но Эмбер нежно поцеловала его.

Глава 40
Ника

Ника отвела взгляд, хотя на душе у нее стало немного светлее от того, что она увидела. Было странно смотреть, как целуются ее лучшие друзья. Особенно странно, учитывая, что находились они в ангаре аэропорта в окружении вооруженных убийц и трупов.

Она случайно встретилась взглядом с Заком и тут же отвернулась. Интеграл, оправившись от удивления, поцеловал Эмбер в ответ. Краем глаза Ника заметила, как руки Эмбер обвились вокруг его шеи. Ника могла понять, что Интеграл нашел в Эмбер. Ее сила и неизменный оптимизм были маяком, на который можно ориентироваться, когда в твоем мире погас свет. Через несколько мгновений Эмбер отпустила его, и Интеграл уставился на нее, словно пытаясь отделить мечту от реальности. Его тело все еще было обращено к ней, не готовое отпустить. Щеки Интеграла зарделись, как созревшая клубника.

– Когда-нибудь я увижу, как ты снова рисуешь – что бы для этого ни потребовалось, – хрипловато промолвил Интеграл, не сводя глаз с Эмбер.

Как бы Ника хотела верить, что она может дать такое же обещание, но его исполнение казалось маловероятным.

– Я знаю, – уверенно, хотя и немного напряженно ответила Эмбер.

Ее дыхание было поверхностным и учащенным – и вряд ли от поцелуя.

Интеграл начал плакать. Огромные слезы текли по его щекам, как весенний дождь, растопивший лежалый снег. Он обнял ее. Эмбер выглядела маленькой и хрупкой. Ника не могла смотреть на нее без комка в горле и отвела взгляд.

– Достаточно, – прервал их Бастиан.

Он был неожиданно деликатен, когда взял Эмбер под руку.

– Пора уходить, – раздраженно поторопил сына Хефе, явно недовольный его человечностью.

– Он прав, – поддержал Стамос, – пришло время попрощаться.

Ника развернулась лицом к маме. Глаза Дарьи были мокрыми, но выражение лица – вполне решительным.

– Ты справишься, мы и худшее переживали, – заверила она Нику стоически. – Я присмотрю за Эмбер.

Чед оттащил Дарью, и Ника разрыдалась.

– Остается микроскопическая проблема: кто сядет за штурвал самолета, – подал голос Квинн. – Одноклеточный Чед застрелил нашего пилота.

– Я сам буду за пилота, – прорычал Чед, ведя Дарью обратно в лимузин.

– О, ради всего попкорна в мире! – возмутился Квинн.

– Думаешь, мне так улыбается и дальше быть тебе за мамочку? – проворчал Чед.

– Я не могу передать тебе, как жутко мне думать о тебе как о мамочке, – отозвался Квинн. – Это какой-то совершенно новый уровень фрейдизма.

– Вы же не думаете действительно доверить мой самолет этому психопату? – сурово посмотрел Зак на Стамоса.

– Уверяю тебя, он отличный пилот, – ответил Стамос.

Чед демонстративно всех игнорировал. Все еще хромая, он поднялся по металлическим ступенькам и исчез в кабине.

– В любом случае, я человек занятой, у меня уйма дел в Вилдвуде. Так что поторапливаемся! – бросил Стамос остальным.

Интеграл глянул на Нику, потом его взгляд забегал по ангару, словно он лихорадочно составлял план побега. Бесполезно: они были окружены со всех сторон, отсюда выхода не было.

– Бастиан пойдет с ними, – внезапно заявил Хефе.

Стамос этим решением был захвачен врасплох.

– Такого не было в наших планах!

– Но я… – хотел было возразить удивленный Бастиан.

Хефе прервал его строгим взглядом. Затем повернулся к Стамосу.

– Я понятия не имел, что вы так тесно сотрудничаете с Митчемом Уэйкфилдом. Я не знаю, сколько еще сюрпризов у тебя в рукаве. Мне нужен свой доверенный представитель в этой исландской миссии, который проследит за моими интересами. Бастиан подросток, он легко впишется в группу.

– Это опасная миссия, – рискнул возразить Стамос.

Хефе поднял бровь.

– Вот как?

Стамос открыл было рот, но Бастиан опередил его:

– Отец, я не пойду.

Взгляд Хефе был реально убийственным, когда он повернулся к сыну. Его голос понизился на октаву, он произнес несколько фраз на испанском. Ника не знала, что он сказал, но общий тон был понятен. Бастиан немного сник, но быстро оправился от удара.

Дело было улажено. Он пойдет с ними.

* * *

Группа попрощалась с Дарьей и Эмбер и поднялась по металлическому трапу в самолет. Зак и Квинн вошли внутрь первыми, затем Интеграл и Ника остановились у входа, чтобы посмотреть свысока на своих близких и своих врагов. Хефе, Бастиан, Эмбер, Дарья и Стамос глядели на них снизу вверх. Вероятно, это было самое странное прощание в истории аэропортов мира.

Слезы катились по лицу Ники, когда она бросила последний взгляд на мать. Затем она вошла в салон.

Ника никогда не видела ничего более гламурного и роскошного, чем интерьер этого самолета. Когда Чед запер дверь, она вздрогнула от резкого звука.

При любых других обстоятельствах ей бы понравилось обилие технологий и роскошь: большие телевизоры, кожаные диваны, изысканные ковровые покрытия. Возможно, она восхищалась бы деталями из красного дерева и кожаными креслами, в которых можно было полностью откинуться.

При других обстоятельствах она была бы рада вот так впервые покинуть континент. Но это не были «другие обстоятельства».

Они все оставались в западне.

Ника устроилась в кресле и пристегнула ремень. Она наблюдала, как там, снаружи, внизу, Эмбер и Дарью отвели в лимузин.

Раздраженный Бастиан опустился в соседнее с ней кресло, скрестив ноги. Он не смотрел в окно на своего отца.

Глава 41
Зак

Зак молча уселся на место, которое всегда занимал, пользуясь своим самолетом. Он откинулся так, чтобы не видеть остальных.

Он подводил в уме итоги того, что ему стало известно. Его мать была определенно, на сто процентов мертва. Хотя он знал это на протяжении многих лет, в последние недели Митчем предательски разбередил старую рану и вселил в него надежду. Давать кому-то ложную надежду – одна из худших вещей, какие можно совершить, поэтому когда Ника оглянулась на него, чтобы понять, все ли в порядке, Зак не ответил на ее взгляд. Митчем, вероятно, тоже умер, и, технически, Зак убил его. Его могут разыскивать за убийство, если он останется в США. Он может попасть в тюрьму. Он посмотрел на Квинна, занявшего место напротив Ники.

«Теперь мы оба разыскиваемые убийцы», – размышлял Зак.

Его не встревожил резкий, неровный взлет – для маленьких самолетов это типично и он к этому привык.

Зак слышал, как Интеграл ойкает рядом с ним, но не сподобился протянуть руку, успокоить его, объяснить, что это просто турбулентность.

Ему придется сообщить Вайолет, что он переводится в другую школу на семестр. Он надеялся, что она не воспримет это как бегство от нее.

Надежда была трепетом крылышек в отдалении, когда он глядел на русую львиную гриву Ники. Девушка положила одну ладонь на край иллюминатора. Зак потянулся к этой трепещущей бабочке и раздавил ее в ладони. В его сердце не было места надежде.

Теперь уже не было.

Глава 42
Ника

В течение полета были порывы, толчки, провалы и погружения – как будто небо сопротивлялось, когда самолет врезался в него. Ника не знала, связано ли с размерами самолета то, что она так остро чувствует каждый толчок, или с тем, что ее жизнь опять перевернута с ног на голову.

Она снова была в пути. Снова у нее не было дома. Снова она не смогла отомстить.

Если она не принесет им то, за чем ее послали, она потеряет маму.

Она потеряет Эмбер.

Ника посмотрела в овальный иллюминатор, по которому, словно слезы, сбегали струи дождя. Она наблюдала, как тускнеет внизу паутинка городских огней. Она клялась себе, что заставит Стамоса заплатить за все. Часть ее существа была уверена в себе, как лев, предвкушающий победу перед решающей битвой.

Но другая часть сомневалась теперь в обещании, которое она уже столько раз давала прежде. Темнота вокруг каждого из ее друзей стала ощутимой. Квинн. Интеграл. Зак. Надежда ее потускнела, как огни мегаполиса под дождевыми тучами.

Она собирала в себе силы, летя навстречу тусклому свету. С трудом, но неутомимо.

Все будет хорошо. Все будет хорошо. Все будет хорошо.

Но внутренний голос возражал, потому что после многих лет в пути, в бегах, она знала… там может не быть… клея для того, что разбито, покоя для обезумевших, убежища для гонимых…

От автора

Написание «Поместья Уэйкфилд» оказалось одной из самых сложных задач, которые я когда-либо выполняла. Я потеряла своего отца в середине этой работы, а вместе с ним я потеряла часть самой себя. Я хочу поблагодарить не только тех, кто помог мне написать эту книгу, но и тех, кто помог мне восстановиться после, несомненно, самого тяжелого года моей жизни.

Я благодарна папе и маме за мою семью. Если бы они не решились бежать из Советского Союза и я не родилась бы у них в шведском лагере для беженцев, я бы, вероятно, не зарабатывала себе на жизнь, сидя в кофейне, в Европе, придумывая персонажей для своих книг.

У меня не было бы моих историй. Я не была бы собой. Так что спасибо за это!

Спасибо, мама, что всегда побуждаешь меня следовать своим мечтам. А без тебя, папа, просто не было бы «Вундеркидз».

Отдельное спасибо моим младшим братьям Ники и Мише. Я часто шучу, что вы даны мне как компенсация за все невзгоды. Это правда! Вы освещаете мне путь в этом мире. Дэвид, ты осветил мой мир с шестнадцати лет. Спасибо тебе, что поддержал меня в моей самой сырой форме. Я люблю тебя больше, чем Лайка любит попкорн. Спасибо моей Лайке, моему пушистому другу; ты наполняешь радостью каждый день моей жизни.

Моей мачехе Нино спасибо за то, что она была так терпелива со мной и Мишей. Моим многочисленным бабушкам и дедушкам: Ире, Вере, Валере, Виктору, Лене, Лейле и дорогому Руди, который умер, когда я писала эту книгу. Особая любовь Ире и Вере, которые часами читали мне, когда я была ребенком. Я не стала бы писательницей, если бы не вы. Глупым братьям и сестрам Сильвестр – моя огромная любовь с шоколадным рулетом «Гусеница Колин»; спасибо, что всегда поддерживаете меня. Дайен Сильвестр, спасибо, что помогла мне воплотить «Вундеркидз» в реальность. Трише – за то, что одолжила мне свой дом и поддержала меня. Моей невестке Сукури – за ее любовь и отличную выпечку.

Спасибо друзьям, которые нашли на меня время. Спасибо Кристине Силиверстовой за мотивацию #motivationnation. Спасибо Брайони Вудгейт за тысячу ванных бомб и добрых слов, а также за то, что она первой стала читать «Вундеркидз». Спасибо Дженн Фонан (Дженнили) за то, что предоставила мне убежище в Уэльсе и за то, что была там со мной, когда мне это было нужно больше всего; я тебя обожаю. Спасибо Татьяне Эскобар Рестрепо за множество советов. Анастасии Бендукидзе (она же Стейс Фейс) спасибо за то, что она сестра, которой у меня никогда не было, и за любовь.

Спасибо людям в сообществе YA, которые дают мне чувствовать, что я с ними. Н. Дж. Симмондз за ее бесконечную поддержку. Аймоджин Грей за редактирование и товарищество. Джозефине Бойс за все добрые слова. Ребятам из Writing Cadre – особенно Рэйчел Гудсан-Хилл. Огромная любовь всем блогерам YA, которые так или иначе были добры ко мне в этом сумасшедшем путешествии: Стивену Хаскинсу, Оливии Гака, Эми-Луизе Уильямс, Шарлотте (@Charlottesomewhere), Николе (@Fantasticbookdragon), Мелиссе (@Princessofreading), и всем замечательным блогерам, которые были частью моего первого блогового тура. Вы не представляете, как сильно вы мне помогли!

Спасибо, Хлоя Коулз, за твою поддержку и за то, какая ты удивительная.

Спасибо, Кэтрин Уэббер, за твою кипучую доброту. Спасибо, Нина New World, за поддержку в России.

Гарриет Рейтер Хэпгуд, твои отзывы полностью изменили меня как писательницу. Спасибо за болезненный всплеск роста, я бесконечно благодарна за твою честность. Спасибо моему редактору Лорен Джеймс, твоя нежная мудрость, проницательность и научный ум поражают меня. Спасибо за поддержку и доброту.

Спасибо всем моим читателям, пользователям Instagram; каждое доброе слово, каждый ваш комментарий в поддержку помогли мне собраться с силами и писать. Особая любовь моим украинским читателям, которые обеспечили мне лучший дебют, какой может быть у автора. И всем другим моим замечательным читателям, большое спасибо за доброту и за то, что читаете мои книги. Я вечно благодарна вам.

Примечания

1

 Вернись! (Исп.) – Здесь и далее примеч. ред.

(обратно)

2

 Шевелись! Вернись в дом! Сейчас же! (Исп.)

(обратно)

3

 Молчать! Отпустите ее! (Исп.)

(обратно)

4

 Привет (исп.).

(обратно)

5

 Войдите (исп.).

(обратно)

6

 Адви^’л (Advil) – брендовое название препарата ибупрофен, заменившего в Америке популярный прежде аспирин. (Примеч. перев.)

(обратно)

7

 FDA – управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов в США. (Примеч. перев.)

(обратно)

8

 Добрый вечер, сеньорита (исп.).

(обратно)

9

 Реггетóн – музыкальный стиль, зародившийся в Панаме под влиянием регги.

(обратно)

10

 Иммерси^ʹвный перфо^ʹрманс – представление с эффектом «полного погружения» зрителя.

(обратно)

11

 Клáнсмен – член клана.

(обратно)

12

 Удивление Ники объясняется тем, что описанное лакомство, «смор» (s’more), изобретенное, как считается, в 1920-х годах в среде девочек-скаутов, слишком явно ассоциируется в Америке с детскими пикниками и уж никак не с байкерами. (Примеч. перев.)

(обратно)

13

 Э^ʹбенезер Скру^’дж (Ebenezer Scrooge) – персонаж рассказа Ч. Диккенса «Рождественская песнь». (Примеч. перев.)

(обратно)

14

 Чед использует сленговое название штата Калифорния. (Примеч. перев.)

(обратно)

15

 Бáнши – у кельтов: дух, чьи вопли предвещают смерть. (Примеч. перев.)

(обратно)

16

 LAX – распространенное обозначение главного аэропорта Лос-Анджелеса. (Примеч. перев.)

(обратно)

Оглавление

Часть I О золотых клетках и подрезанных крыльях

  Глава 1 Ника

  Глава 2 Зак

  Глава 3 Ника

  Глава 4 Ника

  Глава 5 Зак

  Глава 6 Ника

  Глава 7 Зак

  Глава 8 Ника

  Глава 9 Зак

  Глава 10 Ника

  Глава 11 Ника

  Глава 12 Зак

  Глава 13 Ника

  Глава 14 Зак

  Глава 15 Ника

  Глава 16 Зак

  Глава 17 Ника

Часть 2 Птицы одного полета друг от друга недалеко падают

  Глава 18 Ника

  Глава 19 Зак

  Глава 20 Ника

  Глава 21 Ника

  Глава 22 Зак

  Глава 23 Ника

  Глава 24 Зак

  Глава 25 Ника

  Глава 26 Зак

  Глава 27 Ника

  Глава 28 Зак

  Глава 29 Ника

  Глава 30 Зак

  Глава 31 Ника

  Глава 32 Зак

  Глава 33 Ника

Часть 3 Птичка из клетки в небо летит

  Глава 34 Ника

  Глава 35 Зак

  Глава 36 Ника

  Глава 37 Зак

  Глава 38 Ника

  Глава 39 Зак

  Глава 40 Ника

  Глава 41 Зак

  Глава 42 Ника

От автора